"Фантастика 2023-165", Компиляция. Книги 1-21 [Антон Орлов Ирина Коблова] (fb2) читать онлайн

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский ИДУ НА «ТЫ»

СПИСОК

личного состава отряда коррекции реальности

Комитета Глобальной Безопасности

Демократической Империи Руси

Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник.

Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон.

Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда.

Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности.

Баранов Александр Сергеевич – заместитель по высокому моральному духу (заммордух).

Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник.

Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки.

Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр ^[1], бек ^[2].

Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант.

Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопе-раций.

Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спец-операций.

Разин Степан Тимофеевич – сотрудник отдела спецопераций.

Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан.

Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца.

Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик.

Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения.

Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда.

Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед.

Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь.

Дранников Добрыня Никитич – богатырь.

Попович Алексей Вакулович – младший богатырь.

Филиппов Петр Трофимович – стажер.

Глава 1 ДВОЕ С КАРУСЕЛИ

Весело скрипнув напоследок, карусель остановилась. Из старенького репродуктора, закрепленного на столбе, вокруг которого вращались деревянные животные, автомобильчики, ракеты и прочий транспорт, послышалась популярная некогда песенка: «Здравствуй, страна героев!..» Первые слова ее, впрочем, прозвучали как-то неуверенно, если не сказать вопросительно. Но затем голос карусели окреп, и оборвался он на вполне жизнеутверждающей ноте.

С карусели по деревянному крылечку, покрытому шелушащейся оранжевой краской, сошли двое. Отличали их уверенный шаг, легкая настороженность и спокойная готовность ко всему одновременно.

Этой готовностью, пожалуй, особенно выделялся высокий, белокурый представительный мужчина плакатной арийской внешности, в новенькой форме пехотного офицера вермахта со знаком тридцати штурмовых атак и двумя новенькими кожаными чемоданами в крепких руках. Слез он с деревянной модели танка «Т-34». Спутник его, чертыхаясь и отдуваясь, в свою очередь сполз с огромного желтого верблюда. Краска на плешивом «корабле пустыни» облупилась. Его пассажир придерживал объемистый солдатский вещмешок. Поверх поклажи был привязан семилитровый чайник.

Слегка замешкавшись – парень в гимнастерке, слезая с верблюда, зацепился за гвоздь и порвал галифе,– они подошли к калитке в разноцветном низеньком частоколе ограды, опоясывающей карусель, и огляделись. С трех сторон песчаный холмик, на котором они стояли, окружало море и маленькая пристань, с четвертой отчетливо выделялась узкая и довольно короткая песчаная коса, вымощенная желтым кирпичом. Дорожка вела к утопающему в зелени острову. За зарослями вдали угадывались аккуратные строения.

– Похоже, нас не ждали,– заметил парень в гимнастерке и галифе, распахивая калитку, опуская поклажу на песок и усаживаясь на стоящую у входа скамейку.

Обер-лейтенант бросил на спутника спокойный взгляд и пожал плечами.

– Петруха,– смущенно представился офицеру его собеседник и уточнил: – Петя Филиппов, стажер.

– Николай.– Обер-лейтенант подсел рядом и достал из платинового, под алюминий, портсигара две сигареты.

– Не курю,– жизнерадостно отозвался Петруха и поинтересовался: – Слышь, дядь Коля, вы как думаете, нам сидеть ждать или того…

– Сказали, слезешь – встретят по прибытии. Так что давайте, юноша, не дергаться, а следовать инструкции.

– Ну мне тоже сказали, что встретят. Не сказали вот только где… Вы как знаете, а я гимнастерку сниму.

Кузнецов смолчал.

– А вы бы китель скинули, не то сопреете. Эх-ха-ха, сейчас бы пивка «Жигулевского»…

Обер-лейтенант снова пожал плечами, но китель все-таки расстегнул.

Минут через сорок бесполезного ожидания Петруха решительно встал, накинул на плечи гимнастерку и, подхватив вещмешок, обернулся к Николаю:

– Пойдем, а?

Обер-лейтенант поправил надвинутую на глаза от солнца фуражку, стрельнул на попутчика голубой эмалью внимательных глаз и неожиданно весело кивнул.

Идти по дорожке было приятно.

Ласковые и тихие волны мягко накатывали на косу почти у самых ног. Ветерок, совсем незаметный на холме, тут был посвежее. До дощатой сторожки на берегу они добрались минут за десять.

Сторожка оказалась довольно хлипкой, с полуото-дранной, покосившейся дверью сбоку и небольшим окошком-бойницей с видом на карусель спереди. Крыша сторожки представляла собой небрежно прибитый рейками по стенам кусок дырявой толи.

Рядом со сторожкой ножками в песок был прочно вкопан широкий дубовый стол с явными следами многократных пиршеств – шрамами от ножей, в подсохших круглых пятнах и подтеках. Рядом стояла пара деревянных скамеек на чугунных ножках. Скамейки были относительно новенькими и явно притащенными сюда из какого-то парка.

– Вещи к осмотру,– грустно посоветовали за спиной. Потом подумали и добавили: – И документы. На стол.

Недавние пассажиры карусели молча взгромоздили на стол вещи и только тогда обернулись.

Опираясь руками на тяжелый двуручный меч, стоял так же основательно, как и стол, невысокий, кряжистый бородатый мужчина в вылинявших, перевязанных вервием портах и белой полотняной косоворотке. Голову его украшала широкополая соломенная шляпа.

Был мужик совершенно бос и, по некоторым неуловимым для сознания признакам, слегка нетрезв. Со вздохом вытащил он из песка меч, слегка покачиваясь, но с достоинством подошел к столу и, подмигнув обер-лейтенанту, отрекомендовался:

– Муромский Илья Тимофеевич, старший богатырь.– Затем, отгоняя муху, поморщился и, кивнув куда-то вдаль, небрежно добавил: – Начальник здешней заставы. И этой вот таможни, разумеется. Ферштейн, камрады?

Округливший глаза Петруха оторопело моргнул, обер-лейтенант прищурился, молча кивнул безупречным пробором.

Богатырь присел на край стола, извлек из кармана портков измятый, весь в масляных пятнах кусок пергамента, благодушно кивнул и тут же нахмурил брови:

– В соответствии с пояснениями командира отряда к приказу Главка от 14 липня лета 4178 на территорию постоянной дислокации отряда категорически…– С этими словами Илья поднял в небо средний палец левой руки.– Категорически запрещается проносить наркотики, пор… пар… но… граф… хи… че… ску литературу, ишь, чего навыдумали, а также спиртосодержащие жидкости. И далее по тексту. Садитесь.

С этими словами Илья небрежно свернул пергамент в кулек, достал из кармана и швырнул в рот пригоршню тыквенных семечек. Аккуратно сплюнув шелуху в пергаментный кулечек, богатырь внимательно оглядел так и не присевших на лавки карусельщиков и, враз утратив интерес к обер-лейтенанту, остановил лукавый взгляд на Петрухе.

– Спирт, водка? – поинтересовался он, прищурив голубые, как небо, глаза.

– Коньяк,– растерянно, но четко отрапортовал Петруха.

– Грузинский? – насторожился богатырь. Глаза его обрели стальной оттенок.

– Армянский,– с легкой обидой поправил его Петруха и добавил: – «Ахтамар».

– Надо сдать, Петр Трофимович,– твердо посоветовал Илья.– Непорядок. Если комиссар узнает, сам понимаешь. Отчислит, как пить дать. А пить, оно того… вредно.

Петруха понимающе закивал, извлек из чемодана и поставил на стол три бутылки. Илья аккуратно положил на стол кулечек, вытряхнул какой-то мусор из карманов и распихал по ним две бутылки. С некоторым сомнением посмотрел на третью, потом решительно взвалил на плечо меч и со словами «теперь вот акт об уничтожении еще писать» понуро побрел в прибрежные заросли.

Петруха, глядя ему вслед, растерянно и безуспешно пытался закрыть чемодан. На песок высыпались застиранная голубая блуза с трафаретной надписью «Все в ОСОАВИАХИМ!», связка тараньки, кляссер с марками и пионерский горн.

Обер-лейтенант пришел в себя быстрее.

– Илья Тимофеевич! – громко окликнул он богатыря.– Товарищ старший богатырь! Нам-то куда?

Ответа не было.

– Илья Тимофеевич, нам о незаконной попытке провоза коньяка докладывать, или как?

Илья недовольно оглянулся и неспешно почесал в затылке. Хмуро покосился на оставленную им сиротливую бутылку на столе и явно через силу посоветовал:

– Вы это, вот что… Если стаканы есть – до вечера оную того… А пока через рощицу и… Найдете дежурного, доложите о прибытии. Нынче, кроме него, в отряде ни души. Устроит он вас – так валите купаться. Вечером командир с полигона вернется – вызовет на беседу. И не суетитесь, хлопцы.

Богатырь, небрежно и начальственно козырнув, удалился, загребая белый как сахар песок босыми ногами. Петруха принялся собирать рассыпанные под ногами вещи.

– Вы готовы? – обернулся он к обер-лейтенанту минуту спустя.

– Готов,– ответил Николай, разворачивая и разглаживая забытый на столе пергаментный кулечек, вытряхнув из него шелуху семечек.

– Что там написано? – поинтересовался Петруха.

– Ничего,– переворачивая пергамент, ответил обер-лейтенант.– Совсем ничего.

Сразу за рощицей начинался аккуратный, недавно окрашенный невысокий штакетник с узеньким проходом. За штакетником четырьмя стройными шеренгами на просторной лужайке располагался лагерь: штук двадцать деревянных теремков с резными наличниками и уютными террасками. Один из домиков подозрительно напомнил Филиппову юрту кочевников. Между строениями желтели щедро посыпанные песком ровные дорожки, убегавшие к белокаменным палатам с небольшим плацем перед ними.

Неподалеку виднелся спортгородок с полем для мини-футбола, волейбольной площадкой и городошницей. Вдали, за увитой плющом оградой, стояли две-три постройки; одна из них, судя по запаху, явно была конюшней или зверинцем.

Обер-лейтенант Николай Кузнецов и стажер, рядовой красноармеец Петр Филиппов, остановились перед палатами и переглянулись. Петруха нетерпеливо переступил с ноги на ногу и вдруг пронзительно свистнул. Из открытой настежь дубовой двери послышалось негромкое ворчание, и на пороге под резным козырьком появился патлатый, заспанный парнище в английских бриджах, щеголеватых лакированных сапогах и застиранной тельняшке. Перепоясанный лакированной портупеей, он приветственно махнул гостям браунингом, приглашая подняться по лестнице.

Вновь прибывшие коротко представились.

– Задов,– весело отрекомендовался хозяин.– Можно просто Лева. Дежурный по отряду. Проходите.

Просторная полупустая прихожая узенькой дверцей переходила в довольно широкий коридор, устланный цветастой персидской ковровой дорожкой. По стенам коридора висели плакаты военного, революционного и рекламно-пищевого содержания. Были там еще портреты известных и неуловимо знакомых лиц в военной форме и почему-то расписание графика движения поездов по КВЖД ^[3]. В правом нижнем углу расписания черной тушью каллиграфическим почерком было выведено: «От Чан Кайши на добрую память».

– Значит, так,– остановился Задов у дверцы с лаконичной надписью «дежурная смена».– На этом этаже у нас кабинеты начальства, штабная палата для совещаний, буфет, библиотека и эта, как ее… да, комната психологической разгрузки. Ну и дежурка, разумеется. Вопросы?

Обер-лейтенант явно заинтересовался психоразгрузкой, но, глянув на безмятежного Петруху, промолчал, продемонстрировав щегольски безупречный пробор. Задов одобрительно кивнул и пинком распахнул дверь дежурки. Обстановка ее располагала к покою. Два роскошных дивана стояли вдоль противоположных стен по левую и правую руку от входа. Над занавешенным тюлем небольшим окном висел яркий плакат: «Родина-мать зовет!»

– Это подлинник, товарищи экскурсанты,– прокомментировал любопытствующие взгляды Задов,– самый что ни на есть оригинал.

У окна стоял просторный, практически чистый стол и гнутый венский стул. Еще один столик – с чайным сервизом из гжели, бутербродами, зеленью и бурлящим самоваром – стоял в углу между двумя креслами. В другом углу располагался книжный шкаф. Дополняли вполне домашнюю картину торшер, ковер и чучело лохматого полосатого медведя.

– Трофей. Располагайтесь,– последовательно кивнул Задов на чучело и на диван справа.– Вас Илья встретил?

– Да, на берегу.

– Странно. Он вообще-то сейчас в увольнении со своими парнями. Энергии кот наплакал, так они на Белых песках у шлагбаума околачиваются. Там микроклимат – благодать, и рыбалочка имеется. Имейте в виду. Остальные – на полигоне. Ну-с, ладненько, ребята, докладывать пора.

Задов потрогал самовар, хмыкнул, выбрал одну из тарелочек, плюнул, протер рукавом и присел к столу. Затем, открыв нижний его ящик, достал румяное спелое яблоко и небрежно катнул его по тарелке. Секунд двадцать яблочко, переваливаясь с бока на бок, вяло каталось вдоль васильковой каемочки. Затем дно блюдца посветлело.

– Ну? – раздался требовательный бас.

– Прибыли Филиппов и Кузнецов. Досмотр прошли благополучно. В лагере порядок.

– Филиппову дай акт на ознакомление. Кузнецова в тир.

– А пожрать и умыться с дороги им можно? Или как?

Блюдечко взяло паузу. Затем последовало невнятное бурчание, и связь прервалась.

– Душа-человек,– осклабился Задов.– Слуга царю, отец солдатам. До утра оба свободны. Ладно, пора и перекусить чего-нибудь. А ты, Петюнь, акт все ж таки глянь. Все равно он на тебе повиснет…

– Это что, серьезно? – поинтересовался Петруха у Задова спустя пару минут, дочитывая поданную ему бумагу.

– А что вас, собственно, не устраивает, товарищ стажер?

– Все.

Немногословный доселе Кузнецов, прихлебывая чай, вальяжно раскинулся в кресле и поинтересовался:

– Зачитаешь?

– Запросто, дядь Коль.

«АКТ

приема-передачи арсенала и техсредств

Пушка-самопал – 2 штуки. Пулемет «максим» – 1 штука. Наган-самовзвод – 54 штуки. Мечи-кладенцы – 18 штук. Топоры-ледорубы – 1 штука. Ножи засапожные – 15 штук. Змей Горыныч – 3 пасти, 1 штука. Патроны наганные – 8.903 ведра (прилагаются коромысла – 2 штуки). Патроны наганные наговоренные – 9 котелков ^[4] (посеребренные). Патроны наганные изуверские (со смещенным центром тяжести) – две пригоршни. Ядра каменные – несчетно. Спецядро-бумеранг – 1 штука (в комплекте с аптечкой-исповедальней). Телефоны внутренней связи «КС» – 6 штук (Пермский СНХ 1961 года). Яблочки на блюдечке (8 блюдечек, 7 с половиной яблочек). Свет-зеркальца «Мачеха» походные – 1 штука. Свет-зеркальца «Трюмо» штабные – 3 штуки. Скатерть-самобранка – 3 и 3 четвертинки.

Инвентарь по акту

Сдал: Л. Задов.

Принял: П. Филиппов».

– Подпишешь? – полюбопытствовал Кузнецов.

– Нет,– решительно ответил Петруха, откладывая бумагу в сторону.

– А я бы подписал,– посоветовал Лева, нехорошо улыбаясь.

– А я вот – нет,– вежливо улыбнулся Николай Задову.– Сначала следует проверить наличие, слышишь, Петруха?

Они лучезарно поулыбались друг другу еще минут пять, однако Петруха явно не спешил разделить их веселое настроение.

– Не подпишу,– твердо подтвердил он.

– Лимон, райские яблочки к чаю? – поинтересовался Задов.

– Не подпишу.

– А я тебе календарь подарю. С девочками восточными, м-м-м,– понизив голос, пообещал Лева, и глазки его подернулись многообещающей поволокой.

Петруха улыбнулся, а Задов продолжал соблазнять:

– И скатерть-самобранку в личное пользование. Срок гарантии не ограничен…

Петруха усмехнулся и протянул руку за авторучкой:

– Ладно. Подписываю. Только без девок восточных, добро?

– Ну вот и славно, коллега. А насчет самобранки я пошутил. Тем более что одна из ее четвертинок у Ильи Тимофеевича, а требовать ее вернуть для сверки на склад лично я бы не советовал.

– Суров Тимофеич? – поинтересовался Кузнецов, доливая в свою кружку чай.

– Да нет, скорее прижимист. Он эту скатерку самолично у печенегов умыкнул. Уверяет, что это не трофей, а реституция. Вроде как невеста ему ткала и вышивала, а печенеги реквизировали при набеге. Вместе с семьей, кстати. Теперь Тимофеевич требует ее списать, а на худой конец согласен приватизировать. Выкупить, стало быть.

– А что начальство?

– Рвет и мечет. Но Илья грозится ее потерять.

– Ну так пусть выкупает.

– Илья-то? – Задов с веселым удивлением глянул на увлеченно допивающего чай Кузнецова.– Илья гроша медного не даст.

– Так зачем же он предлагает ее выкупить? – всерьез заинтересовался наконец Кузнецов.

– Это он Хохела и Баранова достает, заммордуха нашего.

– Тот, что по моральной части?

– Ну да, заместитель командира нашего и Фурманова сподвижник по партийной части. Митька, кстати, мужик ничего, но на почве частной собственности слегка поехал. Впрочем, я тоже за экспроприацию. Мир – хижинам, война – дворцам и так далее. Помню, мы в Одессе в семнадцатом году…

Глаза Левы слегка затуманились, однако в этот момент медведь в углу тихо рыкнул. Из-за рощи донесся задорный одесский мотивчик – «В семь сорок он приедет». Кузнецов машинально глянул на часы. Было значительно позже.

Петруха перевел свои невинные голубые глаза на Задова. Во взгляде его читался невысказанный Николаем вопрос.

– Это Ваня,– неожиданно ласково пояснил Лева,– Сусанин Ванька, сын Иванович. «Жизнь за царя» слышали? Это про него. Парень в командировке восемьдесят четыре года промаялся. Эх, и как же кстати я баньку истопил! Верхнее чутье, одним словом, интуиция…

– Издалека он? – поинтересовался Кузнецов, протягивая руку за бутербродом.

– Дальше некуда. Великое переселение народов из Индии. Культивировал рассаду индоевропейских языков в Евро-Азиатском регионе. Особая миссия, проект века. Восемьдесят четыре года культивировал.

– Долго,– поежился Петруха.

– Раба надобно выдавливать из себя всю жизнь, и по капле.

– Кстати, о капле… – оживился Петруха, потянулся к вещмешку.– Не пора ли нам по капле?

В этот момент на пороге показался изможденный старец в изодранной, выцветшей тигровой шкуре с грубо оструганным посохом в правой руке. Длинные льняные волосы его были спутаны, деревянные сандалии сточены до стелек, и только синие печальные очи светились неземной мудростью.

– Я дома? – грустно поинтересовался он у Задова, не обращая ни малейшего внимания на остальных присутствующих.– Чтобы ты так жил, как я скучал за тебя, Лева, гой ты еси, добрый молодец.

Лева порывисто вскочил навстречу старцу и, трижды облобызав, усадил на диван.

Петруха тем временем достал бутылку коньяка и поставил ее в центр стола.

Сусанин ответным жестом сунул руку за пазуху и извлек из-под шкуры грязный граненый стакан, обмотанный куском плохо выделанной кожи.

– Чтобы не разбился,– устало пояснил он, перехватив взгляд Кузнецова.– Со знакомством!

Глава 2 С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

Совещание подходило к концу, но утомленный Владимиров продолжал свою речь по-прежнему на высоких тонах:

– Для вновь прибывших и тех, кто успел ненароком забыть о своем высоком долге перед имперской короной, напоминаю, что наш отряд создан для оптимизации и коррекции вероятностных реальностей. Аналогичные группы действуют под патронажем североамериканской диктатуры – кодовое название «Коровьи джедаи», Островного графства – «Рыцари Колченогого Стола» и японо-полинезийской олигархии – «Пасынки солнца». Остальные аналогичные формирования или наши союзники, или откровенно оппозиционны. Противодействуя нашим противникам как в основной, так и в вероятностных реальностях, мы обязаны неукоснительно исполнять все поставленные нам задачи. Вы все в некотором смысле добровольцы, и не мне вам объяснять, что враг до сих пор не дремлет.

Задремавший было в штабной палате народ проснулся и обиженно зашумел. Владимиров раздраженно оборвал шум взмахом руки:

– В связи с осложнением обстановки я временно категорически запрещаю увольнения в Лукоморье. Частичная консервация моим предшественником данной реальности была проведена не для того, чтобы вы крутили шашни с тамошними берегиньками и дрались в кабаках с провинциальными лешими. Энергетический потенциал Лукоморья изрядно потрепан, а нам необходима поставляемая оттуда лукоморская прана, и мана тоже нужна не меньше небесной. Без нее карусель остановится. И мы застрянем в текущем континууме лет на сто. Короче, дайте местным отдохнуть от вашего отдыха…

Дмитрий Евгеньевич смахнул с высокого лба капельки пота, недовольно покосился на лениво вращающиеся под потолком лопасти вентилятора и продолжил:

– Последний инцидент с Кощеем… Товарищи-господа Попович и Нестеров, не опускайте голову, у меня на столе петиция от мэра Лукоморья. Зарубите себе на носу, Алеша: Кощей бессмертен, но у него тоже есть нервы. Илья Тимофеевич, извините, пожалуйста, но и вас это касается. Не в смысле нервов, разумеется. Что за мода отрабатывать приемы русской сечи и рукопашного боя на несчастном обывателе. Меня совершенно не касаются ваши старые счеты. Так. Теперь этот случай на петушиных боях! Кому из вас пришло в голову устроить четырехсторонний поединок несчастных двухглавых орлов, воплощенных с гербов известных нам всем держав. Имейте в виду, вам сошло это с рук только потому, что товарищу Хохелу пришло в голову сделать весьма патриотичную ставку на местном тотализаторе. Выигранная прана-мана прошла по статье «пожертвования олигархов Лукоморья» и значительно пополнила наши казенные ресурсы. Хохел Остапович, вам трое суток отпуска при части.

В зале раздались громкие аплодисменты Батырбека и Дзержинского. Все остальные хмуро переглядывались, поскольку ставили на польского пернатого, пленившись его шляхетским задором.

– Ладно, на сегодня все. Свободны. Товарищи Муромец, Попович, Кузнецов, Задов и Ермак, прошу вас задержаться…

* * *

– Ну и сколько мы тут торчать будем, Илья Тимофеевич?

Илья задумчиво пожевал травинку, поморщился, выглянул из окопа и сочно сплюнул:

– Сидим покуда… Али неймется тебе? Не каплет, не дует, командировочные идут. Сидим.

Кузнецов согласно кивнул, хотя в глазах его читалось сомнение – от реки явно дуло, накрапывал мелкий дождик, а командировочные, как его мрачно предупредил Задов перед выходом на операцию, были из категории «кот наплакал».

Сама операция тоже не впечатляла. Час назад им зачитали косноязычный приказ, суть которого сводилась к задаче закрепиться в какой-то второстепенной реальности. Там, в дозоре у Калинова моста, они должны были не допустить прорыва превосходящих сил противника через местную пограничную речку Смородину.

– Скукоти-шша,– выходя из штабной палаты, прокомментировал полученное задание Попович.– Размаху нет. Ни славы богатырской, ни трофеев. Одно слово – рутина.

– Это как глянуть,– заметил Ерофей Павлович Ермак.– Хороший человек завсегда пользу и в таком деле сыщет.

– Верно,– не столько уверенно, а скорее с надеждой поддержал Задов атамана.– Заодно и Колю поднатаскаем. Так, Илюш?

Муромец, назначенный старшим отряда, безразлично пожал могучими плечами, за которыми стояла добрая сотня подобных дозоров. Высказывать свое мнение относительно предстоящей командировки он – то ли из предусмотрительности, то ли по равнодушию – явно не торопился.

– Мне одно непонятно,– заметил Задов, когда, позвякивая амуницией, они уже занимали места на карусели.– Превосходящие силы противника – это на сколько? И еще – каковы ожидаемые последствия нашего потенциального вмешательства?

Последний вопрос был чисто риторическим, поскольку начальство редко снисходило до детализации цепи событий, приводящих к нужному ему, начальству, результату. Кроме того, злые языки поговаривали, что последние пятнадцать лет поступающие сверху директивы отличались невиданной доселе непредсказуемостью и полностью противоречили здравому смыслу.

Наплевательское отношение к разведке, впрочем, не мешало теоретикам оперативного вмешательства предполагать, что исполнение конкретной порученной задачи, вызывая цепную реакцию изменений, приводит реальность в оптимальное состояние. Что именно понималось под словом «оптимальное», отряду не объясняли. Учитывая, что вмешательство, как правило, проводилось в крайне тяжелых для реальности ситуациях, любые изменения действительно оказывались лучшим выходом.

Хрестоматийным примером успешной операции издавна считалась битва на Чудском озере на «Земле-987», где, по словам единственного участника того легендарного десанта Ильи Муромца, пришлось всю ночь долбить лунки на льду предполагаемого места побоища, поскольку накануне сражения в Новгородской области ударил сильнейший мороз и гениальный план местного князя оказался под угрозой.

«Толковый был мужик,– тепло отзывался о нем Илья.– Человек десять мне прислал с ломами, а еще и пять саней с брагой. Даже уговаривать его не пришлось: с лету все понял, государственного ума деятель, понимаешь!»

Насчет чего именно – ломов или браги – оказался толковым местный князь, Илья никогда не уточнял.

– Превосходящие силы – это когда отступать бессмысленно, потому как некуда,– все же ответил Задову богатырь, удобно располагаясь на именной деревянной лошадке.– Превосходящие силы – это завсегда залог нашего беспримерного героизма и былинных подвигов. А сколь именно их, этих превосходящих нас сил, и насколько они превосходят, мне, Лева, извини, начхать. По-е-ха-ли!

Карусель, натужно просев под Муромцем, мерзко скрипнула и тяжело вздохнула. «Э-э-эх, ухнем! Еще раз ухнем, эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет»,– раздалось над притихшим побережьем.

* * *

– Вона – еще три часа спустя лениво процедил сквозь зубы Илья, кивая на ту сторону реки,– ползет кто-то.

По проселочной дороге на противоположной стороне реки к мосту уверенно двигалась группа закованных в сверкающие латы всадников.

– Наждаком драили,– с завистью шепнул Ермак.

– Четыре, пять, девять… Ерунда,– облегченно пересчитал ладные литые фигурки Задов.– На полчаса работы.

– Ой не скажи, Лева,– недовольно пробурчал Попович, обмениваясь озабоченным взглядом с Ильей.– Мне эти разгулы еще по делу мерина-Мерлина знакомы.

– Да неужто «затрапезники»? – восторженно ахнул Ермак, неосторожно высовываясь из окопа по пояс.

– Они самые, будь они неладны.– Алеша бодро мотнул кудрявой шевелюрой.

Рыцари Колченогого Стола, в просторечии «затрапезники» или «разгулы», на пространственно-временной карте живой и мертвой реальности представляли интересы Островного графства.

Учитывая, что мертвая реальность для Лукоморской дружины интереса практически не представляла, прямые столкновения между двумя отрядами боевиков случались довольно редко.

– Ну и зачем им эта реальность сдалась? – горестно вздохнул Илья.– Народишко здесь мирный, благообразный, живет чинно, все больше по заповедям.

– Бремя просвещенной расы,– догадливо прояснил ситуацию Кузнецов.– Несут культуру в массы, цивилизуют.

– В гробу видал я их культуру,– с некоторой завистью вступил в разговор Задов.– Полмира ограбили, музеи от наворованного добра ломятся. Пирамиду Хеопсову и ту к себе на острова утянули. И все руками чужими; стравят народы малые и тешатся.

– Точно,– поддержал его Кузнецов.– У них любимый герой знаете кто? Дворецкий, рабская душонка, лакей дворовый – символ преданности.

– А простой люд у них как? – полюбопытствовал Ермак.– Нешто не противно другими народами помыкать?

– Привыкли,– авторитетно пояснил Задов.– На ворованном оно живется не в пример легче, чем своим трудом хлеб насущный добывать. Да и что с них взять, с простых-то? У них оно как было: ребенок кусок хлеба на рынке стянул – ручонку ему и оттяпают, стянул еще раз – и вторую поминай как звали. А про дома их работные слыхивал? Наши остроги против тех домов – курорты крымские.

– И впрямь малым дитяткам ручонки секли? – занервничал Ермак.

– Завсегда! – глухо отрезал Задов.– Говорю, рабский народец. Был у них один вольнолюб – Гудов Робин с Шервудщины, так извели лучника. Свои же и сдали господам.

– Кончай комиссарить, Лева, ясно нам все.– Илья смачно сплюнул.– Не хрен им тут делать. Короче, так: велика реальность, а отступать некуда, позади… это самое…

Группа оглянулась. За спиной чернел мрачного вида бор, весьма неприветливый, если не сказать страшноватый. С опушки доносился тоскливый и голодный волчий вой. Правее бора, на одном из семи крутых косогоров, расположилась милая каждому православному убогая деревенька, на околице которой три добротно одетых дружинника самозабвенно и смачно секли истошно вопящего селянина. Еще правее виднелись заплатками убранные поля чахлой ржи и пастбища с худосочными, грустными буренками.

– За недоимки, видать, секут,– мечтательно осклабился Алеша Попович.– Святое дело!.. Экономика переходного периода эпохи раннего феодализма.

– Эврика, Илюша! – встрепенулся до глубины сердца тронутый открывшейся пасторальной картинкой Ермак.– Переходим на ту сторону и сжигаем мост.

– Ну да,– скептическим эхом отозвался Илья,– мертвые сраму не имут. Проходили. А оно тебе надо? В иную реальность лезть себе дороже. А как ежели она мертвая? Нет, друзья мои. Чужого акра не хочу ни фута, а своего вершка и пяди не отдам. Чакру свою тут положу, карму попорчу, а с места не сдвинусь.

– Гомер! – восхищенно глянул на побратима Алеша Попович.– Боян вещий! Твои бы слова да каликам в эпос!

Илья смущенно потупил орлиный взор, и на покрасневшем курносом его носу выступили веснушки.

– Стало быть, прошвырнемся к мосту? – торопливо подытожил ревнивый до чужой авторской славы Задов.

– Вы прошвырнетесь! – уточнил Илья.– Что до меня, то я уже все сказал. С места, блин, не сдвинусь. Богатырское слово верное.

– Понятно,– недоумевающе процедил Задов.– Поделишься, стало быть, на всех своей долей подвига. Ну что ж, нам больше славы достанется.

– Старшим в наряд у моста назначаю товарища Ермака,– одернул одессита враз насупившийся Муромец.– Приказываю: группе выдвинуться к переправе, вступить в переговоры, предупредить противника о недопустимости нарушения равновесия данной реальности. Она, как помните, от дедов нам дадена, а потому священна и неприкосновенна. Далее – по обстановке. Толмачить будет Задов.

– Да начхать им на наши предупреждения,– занервничал уже и Ермак.– Вона у них подкрепление идет-едет.

– Ох, маму их! Доннер веттер,– невесело присвистнул Кузнецов, вглядываясь во вновь прибывающих.– Нечисть…

Картинка и впрямь впечатляла.

К группе разгулов с двух сторон направлялось весьма колоритное подкрепление. Из-за излучины справа на огромных, резвых волколаках вытрусили два десятка здоровенных орков и еще десяток отборных гоблинов-альбиносов.

Легкая поступь и зеленые прорезиненные плащи следовавшего за ними пешего отряда выдавали в нем группу эльфов. Некоторые из них что-то пели – печальная, заунывная походная баллада нагоняла на окрестность дикую тоску, от которой увядали даже осины.

Можно было, однако, уверенно сказать, что шли эльфы навеселе, поскольку то там, то тут в их таборе мелькали фляги эля. Изредка из этой группы доносился леденящий душу выкрик типа «Сверлистендрель!» или «Полундрагивольт!» При этих выкриках уши эльфов начинали мелко подрагивать. Куцые рысьи кисточки на них мотались из стороны в сторону, длинные мелированные волосы развевались, как конские хвосты, и цеплялись за репейник. «А хороши скальпики!» – профессионально отметил коллекционер Ерофей Павлович, но тут же осекся и виновато потупился под насмешливым взглядом Поповича.

Чуть поодаль эльфов, на почтительном расстоянии, грузно и мерно топал горный тролль средних размеров. Время от времени он с недоверием и опаской поглядывал на своих нетрезвых и шальных соседей. При особо душераздирающих выкриках тролль отворачивался в сторону и мелко крестился слева направо.

Между тем из подлеска, построившись в боевой порядок «порося», ломились через кустарник и шаркали своими подкованными кожаными сапогами патлатые бородатые гномы. В бородах – даже на таком приличном расстоянии – угадывались объедки вчерашнего ужина.

В мефриловых шлемах, коротких клетчатых юбках, плотно укутанные шалями, гномы шли молча, отчего производили вполне достойное впечатление, которое портило лишь непомерно громоздкое оружие. Казалось, что на вооружение отряда ушли топоры двух десятков опытных средневековых палачей. Футляры от топоров, надрываясь от тяжести, тащили за гномами два мохноногих маленьких орка. Рядом с ними мелькали подбитые красным войлоком элегантные черные плащи вампиров-мутантов, способных безболезненно переносить солнечный свет.

– А может, передумаешь, Илюша? – поинтересовался Задов, нервно облизывая пухлые губы.– Видишь, сколько их привалило, прогрессоров-цивилизаторов. Пошли с нами.

– Не могу, Лева,– с раздумчивой улыбкой шепнул коллеге Илья.– Видит Бог, не могу. Слово богатырское крепче стали булатной. Ступай, добрый молодец, стяжать славу ратную. Славу ратную да былинную, исконную да непреходящую, гордую да вековечную, вековечную и так далее.

С этими проникновенными словами доброго дружеского напутствия Илья ухватил Задова за пояс, легко приподнял и выпихнул из окопа. Для убедительности он пару раз ласково ткнул пудовыми ножнами товарищу пониже спины, и тот невольно выпрямился.

Один он оставался недолго. Следом за Задовым через бруствер легко перемахнул прошедший лубянскую, а главное, дворовую школу взаимовыручки Николай Кузнецов. После равнодушно и сноровисто перелез Алеша, лениво, но спокойно перевалился Ерофей Ермак.

Отряженная на переговоры четверка, чертыхаясь, продралась калиновыми кустами уже к самому мосту, когда на вражеском берегу ее наконец заметили. Один из девяти сверкающих латами разгулов негромко окликнул кого-то из товарищей и, не спешиваясь, направил коня на бревенчатый мост. Остальные рыцари с явным удовольствием покинули седла, разминая затекшие ноги. Нечисть форсировать реку не спешила.

Приободренный таким неспешным развитием событий, Задов нетерпеливо дернул Ермака за рукав:

– Двинули, Ерофей, ты гуторить будешь, а я переведу слово в слово. Отбрешемся, авось и обойдется.

Ермак с сомнением покосился на новоиспеченного переводчика. Он, похоже, оптимизма боевого товарища не разделял и на языковые способности Левы полагаться не собирался.

– Колян со мной за толмача пойдет,– глухо буркнул Ермак, тяжело вздохнул и насупился.

– Обижаешь, начальник,– оскорбился Задов.– Перед бугром ответишь за нарушение приказа.

– Я тут бугор,– опять вздохнул, перепоясываясь, Ермак.– И пойдет со мной Кузнецов.

Кузнецов с готовностью вскинул гордый арийский профиль:

– Яволь, господин Ермак! То есть – всегда готов. Почту за честь.

Алеша одобрительно кивнул и придержал Задова, на устах которого трепыхалось то ли «пионер сопливый», то ли «гитлерюгенд недоношенный», то ли «скаут недобитый». Впрочем, в глубине души такой поворот дела Леву более чем устраивал. Он презрительно хмыкнул и, демонстрируя несогласие с линией командования, решительно присел на бугорок. Попович, краем глаза поймав внимательный взгляд Ильи, остался стоять.

Высокие договаривающиеся стороны встретились для переговоров аккурат посередке Калинова моста. Внизу мягко плескалась Смородина и, обхватив руками одну из бревенчатых опор, высунулась по пояс заинтригованная происходящим бесстыжая русалка. Дождик тоже поутих, и даже солнышко, собираясь закатиться за горизонт, с нездоровым для здешних мест любопытством на минуту выглянуло радугой из-за редеющих туч. Переговоры открылись без церемоний.

– Слышь, мужик,– решительно начал Ермак,– ты тавой… Сюдысь не ходи, а мала-мала тудысь ходи. Андерсен?

С этими словами Ерофей Павлович небрежно кивнул в сторону, где правее моста угадывался неглубокий брод.

– Переводи, Колян,– утомленный переговорами Ермак облегченно перевел дух.

Обескураженный Кузнецов молчал. В предложении форсировать реку вброд, сделанном Ермаком противнику, ему попеременно виделось то явное предательство, то тонкий расчет на обстоятельства ему, новобранцу, неясные. Кроме того, его всерьез разобрало любопытство: являлось ли слово «андерсен» фамилией рыцаря или это изрядно искаженное английское «understand»?

Рыцари в латах тоже молчали, и молчали довольно долго, явно ожидая или продолжения или, на худой конец, перевода. Неловкая пауза затягивалась.

Пять минут спустя один из разгулов утомился. Сняв шлем, он подставил мокрый лоб налетевшему ветерку и, вежливо наклонив голову, представился на вполне сносном русском языке:

– Сэр Артур Камелотский. Господа, имею честь сообщить вам, что данная мнимая реальность входит в зону жизненно важных интересов Островного графства. По праву первооткрывателей этот запущенный континуум принадлежит нам. Наши ирреальные соплеменники проявили к новым жизненным пространствам понятный живой интерес. Завтра, в канун Хеллоуина, ровно в полдень, темпорально-пространственный барьер будет снят, и мы вступим во владение своей законной собственностью. Надеюсь, что конфликта мы избежим. Dixi.

– Дикси – это, кажется, остров такой,– тихо пояснил Ермаку Кузнецов.– А еще «я все сказал» по-латыни.

– С нечистью дружбу водите,– нехорошо прищурился Ермак.– Вампирчиков приваживаете, волколаков пасете, гномов подпаиваете?

Сэр Камелотский сокрушенно вздохнул:

– Права нечисти в нашем графстве столь же уважаемы, как и рыцарские и любые другие. Свобода совести и бытия, если вам угодно.Они разделяют наши взгляды на круговорот праны и маны, и мы к ним лояльны. Насколько мне известно, ваше Лукоморье тоже процветает, и энергию вы качаете именно оттуда.

При этих словах в устах разгула скользнуло что-то змеиное – то ли раздвоенный язык, то ли гадкая ухмылка.

– Наша нечисть кровь по ночам у детишек не сосет. И Лукоморье наше не шабаш, а заповедник, законом хранимый.– От патриотических аргументов Ерофея Павловича явно попахивало кваском, но сдаваться он не торопился.– И потом, какие вы, чеширский кот, первооткрыватели, ежели тут люди спокон веков живут.

– Быдло это, а не люди! – свой шлем снял наконец и второй рыцарь.– Нам папа на отстрел аборигенов лицензию дал. И индульгенцию лет на двести. Будь спокоен, почистим эти конюшни, как в Австралии и Новом Свете. А те, что уцелеют,– пущай себе плодятся. Вампирам и оркам тоже жрать надо. Регулируемая рождаемость, храни нас королева! Опять же, надо приобщать этих язычников к свету истинной веры и идеалам демократии. Омен, пардон, аминь.

Рыцарь коротко хохотнул. Пахло от него довольно мерзко, потому как едкий запах нестираного исподнего, смешавшись с «шанелью», заглушал даже терпкий аромат придорожной полыни. По сведениям краткого курса истории диалектических реальностей, в проточной воде жители Островного графства научились умываться только в начале ХХ века любой реальности.

– Мой верный Ланселот, господа, несколько прямолинеен,– слегка поморщился сэр Артур,– но в целом недалек от истины. Надеюсь, что вы, как истинные джентльмены, уступите нам завтра дорогу. Эскьюз ми плиз, но, право, мне не хотелось бы омрачать наше знакомство столь мелким конфликтом. В конце концов, нам, урожденным дворянам духа, дважды избранным, делить нечего, не так ли, господа?

Сэр Артур Камелотский смачно сплюнул в реку и аккуратно отер губы платочком, извлеченным из приваренного на латах нагрудного кармана. Русалка внизу, плененная было блестящей никелированной упаковкой рыцарей и галантной речью сэра Артура, брезгливо поморщилась.

Кузнецов молча переваривал услышанное, да и насупившийся Ермак мозолистой пятерней задумчиво чесал в затылке, подыскивая ответ подипломатичнее.

«Шо хошь, сволота, делай, а политеса мне не нарушай» – эту старую заповедь в его спинной мозг прочно вколотил розгами Петр Великий на регулярно проводимых им политзанятиях. Те двухнедельные дипломатические государевы экстернат-курсы в Навигационной школе в свое время очень пригодились юному атаману, командированному позже на освоение Сибири.

– Шел бы ты, верблюд ^[5]… – Ермак грязно, но от души выругался, развернулся и, насвистывая «Гей, славяне!», пошел прочь. По мнению Ерофея Павловича, великий государь остался бы вполне доволен столь лаконичным завершением переговоров…

Так и промолчавший всю встречу переводчик Николай Кузнецов, молча и с достоинством поклонившись, решил сгладить неловкость коллеги тонким русским юмором.

– Вы знаете, господа, а это неправда, что у Нельсона не было одного глаза. У адмирала был один глаз.

Еще раз вежливо поклонившись вконец оторопевшим сэрам, Кузнецов последовал за Ермаком.

«Странный они народ, островные. И с юмором у них что-то не того. Кутузов Михайло Илларионыч полчаса хохотал…» – уже на ходу припомнил Николай свою историческую встречу с ветераном в отделе кадров и выбросил разгулов из головы. Сейчас его больше заботила предстоящая оценка переговоров сначала Ильей, а затем и руководством старшего ранга.

Разгулы, постояв на мосту еще пару минут, обменялись презрительными для дружинников оценками «варваров в портах», потом по-военному слаженно развернули лошадей и, поскрипывая ржавеющими на глазах латами, двинулись к своему отряду.

А белокурая русалка оставила облюбованную сваю, бесшумно нырнула и серебристой молнией понеслась под водой к Коровьему омуту; услышанные вести вполне могли заинтересовать ее троюродного деда Водяного.

* * *

Выслушав доклад, Илья с яростью ухватил себя за ворот полотняной рубахи и безмалейшей натуги рванул его вниз. Рубаха разодралась с задорным металлическим скрипом – увлекшись, богатырь прихватил могучими руками и кольчугу, которая теперь, весело позвякивая коваными колечками, сыпалась с его могучего торса. На плече у Ильи обнаружилась яркая темно-синяя пороховая татуировка – пятиугольник знака качества и четыре буковки «СССР».

– Я тебе что говорил, Ерофей! На кой ляд ты, скажи мне, Кольку на мост потащил? У него опыта – с гулькин нос. А ежели бы Хеллоуин этот треклятый сегодня был? Посекли бы они вас двоих как котят.

– Так ведь переговоры ж, Илюша.– Ерофей Павлович, оправдываясь, походил на впервые выпившего подростка.– Честь рыцарская опять же. Не казачья, конечно. Но ведь честь.

– Какие переговоры, какая честь, Ероша? У них на эту честь мораторий пожизненный. Ты вон у Коли спроси, сколь лет они второй фронт открывали? Тьфу на вас, интеллигенция казачья.

Илья бушевал недолго. Замена Левы на переговорах Кузнецовым была единственной претензией богатыря к понурому Ерофею. Сам ход исторической встречи на мосту он оценил очень высоко, особо упирая на добытые данные.

– Учитесь, парни,– комментировал Илья, поднимая к небу толстый, как сарделька, указательный палец.– Во-первых, Ероша узнал, когда противник предпримет наступление. Во-вторых, мы знаем имена главных их застрельщиков. И наконец, последнее. Своим предложением форсировать реку вброд Ерофей Павлович, полагаю, посеял в рядах агрессора хаос и смятение. Теперь они до утра будут думать, нет ли тут какой хитрости, а утром все они, кроме тролля, через мост попрут, потому как тролль глуп и потому как мост его веса не выдержит. Вам это на руку: в тине тролль увязнет, а речка здешняя илистая, и дно топкое, некачественное.

– Илья Тимофеевич, извините,– суховато-официальным тоном перебил Муромца Задов,– вы сказали «вам» или «нам»?

– Вам, Лева, вам. Я отсель, как сказано, шага не ступлю. А потому предлагаю товарищу Поповичу представить мне к девяти часам утра план вашей обороны. Как там, кстати, супостат, Николай?

Кузнецов навел подзорную трубу на вечерний стан противника. Лагерь, разбитый у дороги перед мостом, выглядел вполне невинно. Эльфы распивали и распевали, гномы попыхивали трубочками и точили свои топоры. Два маленьких мохноногих орка, аккуратно сложив футляры, неустанно подтаскивали хворост для разгоревшегося костра; орки покрупнее то и дело подгоняли их увесистыми тумаками и оплеухами. Тролль любовался у реки своим отражением, а трое гоблинов о чем-то ожесточенно спорили, облокотившись на перила мостика. Остальные гоблины уже спали.

Отдельно кучковались вампиры, озабоченно копошась вокруг сборно-разборных походных гробиков. Собирались ко сну и разгулы; лишь один из них, отряженный, видимо, в караул, еще был на ногах. Остальные поснимали доспехи и, укрывшись попонами, ворочались на охапках реквизированного крестьянского сена.

– Стога два разорили,– заметил Задов.

– Ответят, не боись,– беспечно ответил Илья.– Товарищ Задов, заступить в караул у моста.

– Когда будет смена? – неохотно приподнимаясь и с трудом глотая обиду, поинтересовался Лева.

– Я тебя, сынок, сам разбужу,– ухмыльнулся богатырь.– Мне все одно завтра тут без дела торчать. Ступай себе с Богом от греха и от меня подальше.

– А почему, собственно, вы именно меня в караул, Илья Тимофеевич? – собирая амуницию, упавшим голосом полюбопытствовал Лева.

– Некому больше, Левушка. Ерофей с Николаем вон какое дело вынесли, а у Алеши ночь долгая, бессонная. Думу он думать будет, верно, Лешенька?

Алеша согласно и серьезно кивнул, ласково улыбнулся Леве, отвернулся, присел на камень, закинул ногу за ногу, подпер подбородок рукой и изобразил тягостные раздумья. Задов негромко выругался и поплелся к мосту.

* * *

– Интере-э-эсный план,– оглядывая коллег, с сомнением протянул Илья, выслушав Поповича в десять часов сорок две минуты следующего утра.– Главное, лаконичный. Обмозгуем…

– Хрена ли тут мозговать? – взвился на дыбы Задов. Ночью Леву так никто и не сменил, а тревожить Илью и отходить от моста он, хорошенько подумав, не решился – богатырь славился равной суровостью как к нарушителям своего ночного покоя, так и к дезертирам из караула. Теперь злой, невыспавшийся и продрогший за ночь Задов был вынужден выслушать еще и гениальный «план» Поповича, который сводился к трем-четырем фразам, ключевой из которых была «А тут мы выскакиваем и по мордам их, по мордам!» Как понял Задов, на обдумывание своей стратегии Алеша не потратил и минуты драгоценного сна. Кстати, условленный срок не проспал только Кузнецов, присоединившийся к Леве в девять утра из товарищеской солидарности.

Здесь, на импровизированном вече, Николай в полном недоумении переводил задумчивый взгляд с Поповича на Илью и обратно. От Ерофея Павловича проку было мало – Ермак от обсуждения предусмотрительно самоустранился. Истово крестясь и поминутно поминая царя небесного, он с тоской мечтал о добрых старых временах покорения Сибири и добром старом своем враге хане Кучуме.

– Хрена ли тут мозговать? – вторично возопил закусивший удила Задов.– Это не план, это форменный контрреволюционный саботаж. Да батька Махно за такие планы самолично саблей от сих до сих вот рубал…

– Ты мне ручонкой не тряси, мал ишшо, чтобы мне перечить.– Илья слегка повысил голос, но тут же, сменив тон на более мирный, ласково глянул на Алешу.– Согласен, в плане есть некоторые, скажем так, недоработки, но заглавная идея мне вполне, понимаешь, импонирует.

– Это насчет «по мордам»? – ехидно уточнил Задов.

– А что? – обиделся за свой план Алеша.– Ласкать их, что ли?

– Ан и приласкать могем, ежели Родина-мать позовет,– раздался за спиной у пятерки отважных дружинников чей-то незнакомый голос с приятной испитой и прокуренной хрипотцой.

– Та-ак,– не оборачиваясь, процедил сквозь зубы Илья, обшаривая траву рукой в поисках меча.– Я, кажется, кого-то умного да надежного вчера на ночь в караул ставил?

– Брось, Илья. У тебя, похоже, проблемы,– продолжал все тот же спокойный голос.

– Проблемы будут у тебя,– едва нащупав меч, заверил незваного гостя Муромец и развернулся к нему.– И мало тебе, козел, не покажется.

– А ведь ответишь за козла когда-нибудь, Илья Тимофеевич, ох и ответишь.

Илья вскочил на ноги. Алеша и Ермак, навалившись на разъяренного богатыря, едва удерживали его.

– Посеку гада! – орал Муромец.– Под трибунал пойду, а посеку вусмерть!

Гость стоял спокойно, иронично улыбаясь и явно наслаждаясь ситуацией.

– А правов у табе таких нетути, деревенщина ты лимитная, простофилина. И реальность здешняя ничейная, и я тут по официальному приглашению братвы местной,– откровенно подначивая Илью, посмеивался гость, небрежно протягивая Задову внушительного вида паспорт с гербом Лукоморья – мрачного вида черно-бело-полосатым котом, разрывающим цепи под раскидистым дубом.

– В порядке документ, Илья Тимофеевич,– хмыкнул Задов.– Виза вчерашним днем открыта.

– Кто такой? – тихонько поинтересовался у Задова Кузнецов.

– Барыга лукоморский, разбойник бывший, Соловей. У Ильи к нему счетец неоплаченный, да с поличным его не возьмешь, юрок больно,– шепнул Николаю Задов и повысил голос: – Да угомонись ты, Тимофеич, говорю же, в порядке бумаги, все чин по чину, командирован по обмену опытом.

– Знаю я его опыт, людишек безвинных изводить,– слегка остывая, стряхнул с плеч руки друзей Илья.– Он тут нам таких делов понаделает за неделю – год не расхлебаем.

– Оно и так, а выбирать не из чего, авось и впрямь чем сгодится,– рассудительно заметил Ермак.– План у Алешки, мягко говоря, невелик, и места в нем всем хватит. Али нет?

– А толку с него? – заметно успокаиваясь, внезапно ухмыльнулся Илья.– Он у меня в прошлый раз полгода зубами плевался. Чем свистеть-то будешь, урод?

Соловей широко улыбнулся, обнажив прокуренные золотые фиксы:

– Чудеса заморской стоматологии, Илюша. Сотня дублонов, и всех делов. Я тебе еще «Прощание славянки» на похоронах насвищу.

И Соловей, демонстративно сложив губы трубочкой, издал пару известных трелей.

– Тоже мне, золотые губы Лукоморья,– снова, но уже без прежнего энтузиазма, буркнул Илья.

Кузнецов поймал себя на мысли, что отношение Ильи к явлению Соловья вдруг изменилось.

– Слышь, мил человек, дела твои с Ильей того… дела приватные, и нам до них и дела-то нет,– проникновенно обратился к Соловью Ермак.– А с каких таких пор, скажи, ты о наших заботах печалишься, злыдень. Али не твои сродственники, нечисть поганая, по ту сторону кордона на нас зубы точат? Отвечай как на духу!

– Отвечаю, казачок.– Соловей недовольно пощупал еще влажную от утреннего тумана землю, скривился и без спросу расположился на вещмешке Кузнецова.– По первости, мы не нечисть, а нелюдь, а это, как говорят у господина Задова на Дерибасовской, две большие разницы. Второе. Нелюдь мы местная, тихая, и нам лишней крови по понятиям не треба. А забулдыги закордонные на нашу территорию лапу наложить хотят. Это нам надо?

– Таки на вашу территорию? – выделяя голосом «вашу», поинтересовался ехидный Задов.

– Это частности, господин-товарищ Задов,– развел руками Соловей.– Нашу-вашу, шолом-салам, шашлык-машлык. Я эту реальность, между нами, земляки, лет пятьсот знаю. Захолустье, конечно, но свой гешефт мы имели, имеем и иметь будем. Если, конечно, вы ее разгулам не уступите. Наше дело небольшое, но верное. Ну сами посудите:, кабы мы тут куролесили, то вы бы сюда давно добрались. А так мы сидели рядком да гуляли тишком. И все в ажуре. Местные нас, конечно, не больно жалуют, а кому охота дань платить? Кузнецов глянул на Илью. Муромец буквально смотрел Соловью в рот. На губах богатыря мелькала какая-то нехорошая многообещающая ухмылка, которую заметил наконец и сам Соловей.

– Але, земеля, ты на слуху или в астрале? – раздраженно рявкнул разбойник.– И че ты на меня пялишься, как Каспаров на домино? Мы с тобой тыщу лет знакомы, дотошный ты мой. Прикид у меня не от Версаче, покрой местный, домотканый. Блюдем-с интересы отечественного производителя.

– Ась? – встрепенулся Илья, отрываясь от каких-то своих сладких мыслей.

– Двась… Чо скажешь, говорю, бугор? Берешь в дело?

Илья окинул Соловья смурным взором. Перед ним стоял уверенный в себе мужичок, кругленький, коротконогий, с кривыми ножками. Во рту у мужичка блестели вставные зубы, в глазах светился недюжинный ум. Одет он был и впрямь исключительно в отечественное: отутюженные порты из крепкой дерюги, алая косоворотка с перламутровыми пуговками, шитый бисером и серебром пояс. Из лайковой кожи сапоги последней лукоморской моды изящно сминались гармошками. Лысый череп барыги украшал лихо сдвинутый на затылок картуз, подбитый соболем.

Илья усмехнулся и доверительно изрек:

– А неправду ты баешь, свет-Соловушка. И начхал бы ты с высокого терема своего на доходы местные, гроша и впрямь едва стоящие, кабы не интерес личный. Колись, вражинушка, тут все свои.

Соловей досадливо мотнул головой и ответил Илье в тон:

– Ай и правду ты баешь, сокол ясный. Есть у меня тут свой интерес. Мне, земеля, за державу обидно. Да и батюшка мой из местной нелюди. Чай, не чужие меня сюда позвали, мог бы и сам додумать, стоеросовый ты мой.

– Вот и ладно,– подытожил Илья, вставая с покоса.– Зови своих отморозков. Уж верно, ты сюда не один явился.

Соловей благодушно кивнул и щелкнул пальцами. В ближайших кустах послышался шорох, и на белый свет вылезла ватага его сподвижников…

* * *

Над всей равниной, доступной с холма взору Ильи, стояло на редкость безоблачное небо. Майский полдень был уже по-летнему ясным и теплым. Налетавший с юга ветерок ерошил богатырские кудри, а сам Илья крепкой своей дланью ерошил гриву коня. Верный Сивка, вызванный изрядно надоевшим ему «Встань передо мной, как лист перед травой», угрюмо щипал эту самую траву, время от времени всхрапывая и отгоняя хвостом кусачих слепней.

Чуть правее и ниже Ильи на том же холме уютно расположились зеваки из числа местных крестьян и парочка давешних дружинников – то ли откомандированных в село своим князьком для сбора недоимок, то ли пребывающих в очередном отпуске. К Илье крестьяне пришли с челобитной, упрашивая немедля выдать им Соловья, уже успевшего чем-то напакостить местной общине. К грядущему вторжению они отнеслись, однако, довольно равнодушно. «А нам все едино. Что так от голоду подыхать, что эдак»,– добродушно заверил Илью местный староста Кучок, даже не оглядываясь на насупленных дружинников. Те сидели отдельно, но явно более патриотически настроенные, поскольку оказались при мечах и белых тряпках. У моста между тем должна была вот-вот решиться как минимум лет на восемьсот пятьдесят вперед судьба местной реальности.

Реку объединенные силы разгулов и Островной нечисти форсировали без малейших усилий. Проблемы возникли только у тролля, по пояс увязшего, как и полагал Илья, в речном иле. Остальные отряды переправились через мост и, выстроившись в ложбинке ухватом, дисциплинированно ждали команды.

Алеша решительно управлял тройкой дружинников и ополчением из нелюди, в строгом соответствии с выбранной им стратегией. Сам он гордо стоял по центру, поставив по левую руку от себя весьма поганого вида Идолище, Кузнецова, Лукоморское Лихо Одноглазое, местного лешего и неунывающего Соловья, который, разминая губы, глумливо насвистывал «Интернационал». По правую руку стояли Задов, Ермак, два домовых и банник; все трое последних – местные. Войска были выстроены строго по алфавиту, и этот факт почему-то особо грел просвещенную Алешину душу.

– Дорогу! – властно распорядился сэр Артур, слегка выступая вперед и обнажая свой легендарный меч.

Алеша неторопливо снял левую перчатку и, сложив увесистый кукиш, ткнул им в сторону сэра.

Зеваки на холме одобрительно загудели – Алешин жест им был явно знаком. Особо бурно реагировал селянин, высеченный намедни за недоимки.

– Дорогу, холопы! – чуть тише, но еще строже приказал сэр Артур, стиснув не чищенные с утра зубы.

– Поединщиков на поле! Заводил высылай! – донеслось до противников с холма.

Сэр Артур дальновидно решил местным традициям уступить. По его небрежному кивку из группы вампиров выдвинулся щеголь средних лет. Небрежно стряхнув с чахлых плеч плащ и отвратительно оскалившись, он легкой походкой преодолел свою половину пути между противниками и остановился, поблескивая двухдюймовыми клыками.

Попович развернулся лицом к своей дружине и оглядел строй. Поймав вопросительный взгляд Алексея, Соловей едва заметно кивнул на Лихо. Попович отрицательно мотнул головой.

– Давай, Лева,– проникновенно кивнул он Задову.– Уделай кровососа.

Задов от неожиданности неприлично громко икнул.

– Лех, ну ты что, в самом деле? – Даже Ерофей по такому случаю слегка нарушил дисциплину строя.– У них категории разные. Выставь нелюди нелюдево. Ты Писание-то читал?

Попович метнул на Ермака твердый, как кулак Ильи, взгляд и снова повернулся к Задову. Лева покорно вздохнул. Выйдя из строя, он перекрестился и склонился в земном поклоне перед всем честным народом и нечистой нелюдью.

– На убой пойдет, болезный,– уверенно прокомментировал походку Задова староста села и туманно добавил: – А кровосос – он и на княжьем дворе кровосос.

Поединок действительно закончился быстро. Вампир под одобрительные выкрики сородичей вечерней тенью метнулся к Задову, легко увернулся от выпущенной ему в голову револьверной пули и вонзил клыки аккурат под правым ухом. Лева заорал, вампир сочно причмокнул, сладко сглотнул и, забившись в конвульсиях, издох.

– Говорил же, на убой идет,– авторитетно напомнил о себе односельчанам староста Кучок и вздохнул:– Пришибли болезного.

Между тем Левин выстрел даром не пропал. Пуля-дура срикошетила от щита одного из гномов, ворвалась в их непобедимый строй и минуты две металась там, как озверевший шарик в пинболе. В результате единственный оставшийся неубитым гном по имени Гримли стал пацифистом и, по слухам, месяц спустя по протекции знакомого джинна устроился евнухом в гареме в далекой южной стране. Говорят также, что именно ему принадлежит известное печальное изречение: «Лучше любить, чем воевать»…

Вампиров смерть собрата потрясла значительно меньше. Они просто развернулись и ушли. С холма было хорошо заметно, как к ретирующимся кровососам поскакал один из разгулов. Вожак вампиров, однако, обладал, по всей видимости, и невербальной магией, поскольку сотворил средним пальцем левой руки какой-то непонятный жест, после чего рыцарь еще быстрее поскакал обратно.

Кузнецов облегченно перевел дух, однако тут ситуация резко изменилась. Перемазанный илом и тиной горный тролль, вопреки ожиданиям, все-таки выбрался на оперативный простор и, размахивая руками, понесся к ристалищу. Кроме того, протрезвевшие эльфы, отложив мечи, принялись осыпать противника стрелами. Оба домовых и сварливый банник, сраженные меткими выстрелами, пали, так и не вступив в бой. Некоторые из стрел на излете, но все же достигали подножия холма, что вместе с внезапной атакой орков смутно напомнило Алеше что-то из лекций Маннергейма.

– Атас, ребятушки! – вспомнились Алеше золотые денечки детства в залитых солнцем докоммунальных двориках Киева, матери городов русских.– Атанде! ^[6] Все – на гору!

Строго говоря, это неожиданное для самого Алеши решение было явным отступлением от плана, но импровизацию на поле брани Попович любил не меньше, чем на поле любви.

Повторять этот гениальный приказ не пришлось: дисциплинированное ополчение во главе с Задовым уже неслось в горку. А спустя пару минут холм, на котором стоял Илья и сидели селяне, был окружен. На штурм новоявленной Шипки громыхающий горный тролль, орки и гоблины пошли под прикрытием легких эльфийских стрел. Разгулы предусмотрительно остались у подножия.

Едва отдышавшийся Попович радостно передал командование Илье.

– Ну что, други моя,– зычно воззвал Илюша к соратникам,– не пора ли перейти к заключительной части плана?

– По мордам? – догадливо осведомился Задов, болезненно морщась и озабоченно потирая место укуса.

– По им, по им самым, по вражеским по мор-р-р-дасам! И ур-р-ра!..

С этими словами Илья отбросил в сторону ножны меча-кладенца, сорвал с себя остатки кольчуги и, по пояс голый, поигрывая мечом в руке, ринулся вниз. Пяток шагов спустя богатырь споткнулся и дальше спускался кубарем, оставляя за собой фарш из раздавленных гоблинов, орков и волколаков. Казалось, что с холма внезапно сорвалась и понеслась вниз бронированная сенокосилка.

Первым за Ильей с внезапной пеной у рта – в траве попался мухомор – и победно развевающимся хвостом последовал так и неоседланный Сивка. Но и однополчане ненадолго оставили Илью в одиночестве, скатившись следом кто с традиционным «ура!», кто со ставшим внезапно весьма популярным «по мордам!».

Ставшие невольными заложниками своего любопытства, не выдержали и аборигены. Похватав припрятанные загодя колья и рогатины, они окончательно определились в политических симпатиях и решительно присоединились к битве. На холме остались только старцы да отроки.

Произошло и еще одно, совершенно неожиданное для всех участников завязавшейся свалки событие. Из-за реки на мосту внезапно появилась пара рыжеволосых мужиков, одетых в зеленые гольфы, порты и рубахи. Вооружены они были бейсбольными битами и, ударив разгулам в тыл, совершенно запутали ситуацию. То были ирландские подпольщики.

Совместная атака дружинников, русской нелюди, деревни и неожиданного подкрепления была воистину страшной. Семь английских и шотландских баллад, три ирландские саги, одна былина и восемнадцать анекдотов, посвященных этому бою, до сих пор пылятся в местных библиотеках всех смежных реальностей.

Великолепен был Соловей, глушивший молодецким посвистом своих и чужих без разбора. Героями себя выказали крестьяне, поднявшие на вилы и рогатины полтора десятка растерявшихся волколаков, неустрашимы оказались местные княжеские дружинники, которые на пару добыли девятнадцать эльфийских ушей – с сережками и без.

Отличился и Сивка. Двести сорок семь разящих ударов полновесным копытом нанес он врагам хозяина, тридцать один из них – с летальным исходом.

Кузнецов, Попович, Ермак… Что за имена! Что за люди! Великолепная тройка семь с половиной минут перекрывала отступление на мост разрозненным подразделениям супостата, вынуждая его вновь и вновь бросать свой авангард в гибельные атаки.

Не обошлось и без потерь. Героической смертью пало на поле брани Одноглазое Лихо-старшее, оставив круглыми сиротками дочурок своих – Лихоимку и Лихоманку.

Загнав к реке и обхватив пятиаршинными дистрофичными руками обезумевших от ужаса ушастых и уже безухих эльфов, Лихо глоток за глотком сосало их неизбывную перворожденную тоску. И усосалось до смерти. Но ушла тоска из мутных душ эльфов, а с ней ушла и их вечная злоба на смертных. С той поры нет на свете существа душой чище эльфа. Веселый и беззаботный, шныряет лесной народец в заповедных лесах. В Лукоморье в годовщину битвы, правда, их иногда давят – в память о Лихе.

Были и другие утраты, скорее даже не утраты, а повреждения. На двести сорок восьмом ударе подвернул заднее копыто Сивка. Легко ранили поганое Идолище. А еще сломал палец, ковыряя в носу, пятилетний внучок старосты. Да местного деревенского стукача Гнуса-правдолюба извели. Свои же и прибили. «Семь бед – один ответ»,– только и заявили местные, когда Илья прибежал на крики Гнуса о помощи. Само собою, были многочисленные синяки и ссадины, да кровоточащий укус на шее у Левы.

Что касается личного вклада в победу самого Задова, то он оказался ограничен лишь гибелью вампира, потому как в бою от Левы, как от прокаженного, шарахались все – даже свои. Впрочем, единственный знаковый триумф Задова стоил многого и был дороже десятка других успехов дня. Ах да, мы же совсем позабыли об удачном выстреле Задова!

Кстати, Муромец до разгулов всерьез так и не добрался. Помял, потрепал, вмятин им на латах понаделал, но не добрался. Одному титановый гульфик отсек, с другого молодецким ударом сбил шлем, однако ушли бродом конные разгулы. Бросился Илья к Сивке, а тот виновато копытами разводит, а на левое заднее ступить не может – подвернул. Вправил Илья ногу Сивке и пошел искать тролля.

О горном тролле, с трудом добравшемся до вершины холма, в пылу схватки все как-то и позабыли. Но нашел Муромец его именно на холме. В неприметной просевшей ложбинке, поросшей лопухами, тролль сидел у ног какой-то покосившейся каменной бабы и горько рыдал. Рядом с троллем, сердобольно похлопывая его по плечам, стоял довольный староста.

– Матушка это его,– пояснил Кучок Илье.– Узнал, болезный. Сердце подсказало. Оно и впрямь что-то фамильное в рожах есть. Отвратные рожи, тьфу… А ты поплачь, детинушка, поплачь. Чай, и у тебя сердце есть. А то и оставайся с нами, за могилкой родимой походишь. Ей присмотр нужон. Нам-то, сам видишь, недосуг, вот град городить округ деревни будем. И нам ты поможешь. Все одно ты, чурка каменная, без толку валунами швыряешься, а тут и при деле будешь, и при почете. Грамотку тебе справим чин по чину, зарегистрируем. Перепланировку я удумал,– опять пояснил Илье староста.– Надоть бы нам таперича вокруг меня кучковаться, ежели врага теперь ждать неоткуда. Нам с парнем этим теперь и князь наш не страшен. Сам, глядишь, в бояре выбьюсь да пчел разведу. Городом станем, вона.

У холма послышался возбужденный гул – уставшие победители тяжело поднимались в гору.

Илья собрался было уточнить у старосты будущий статус спустившегося с гор тролля-приемыша, но в этот момент за его спиной раздалась сочная оплеуха, а затем и еще одна – куда звонче и сочнее. Николай обернулся – между Алешей и Идолищем явно назревала потасовка.

– Чего не поделили, союзнички?

– Да вот, Илья, трофею я взял. А эта гада поганая, сиречь Идолище, отнять норовит.

В левой руке у Алеши трепыхались два донельзя субтильных орка-оруженосца с мохнатыми ногами.

– Что за недоноски?

– Мы не недоноски, мы полурослики,– истерично взвизгнул недоносок повыше.

– При каких обстоятельствах задержаны? – поинтересовался Илья у Поповича.

– В бою не участвовали. Этот вот, правда, с перепугу на Идолище полез. А опосля уже сцепились меж собой, друг у друга кольцо вот это выдирали. Аж клочья летели.– Алеша небрежно перекинул Илье кольцо.– И все что-то про всевластье трепались. Я их к тебе потащил, а тут и идол этот прихромал. Кольцо ему мое трофейное, что ли, приглянулось?

Потирая посиневшую левую щеку, Алеша негодующе кивнул на стоящее подле Идолище, на правой скуле которого проступал здоровый синяк.

Идолище возмущенно всплеснуло руками:

– Да подавись ты кольцом этим! Ты мне гаденыша отдай. Он мне в задницу ножиком своим перочинным ткнул, щенок. Кабы в грудь, то все по-честному, а то в это, в спину, понимаешь. И ведь чешется-то как, зудит не по-нашенски.

Поганое Идолище предъявило небольшой клинок, сиявший ровным голубым светом.

– Эльфийский! – со знанием дела констатировал Соловей, перекидывая клинок Илье.

Тот согласно кивнул и, понимающе переглянувшись с Соловьем, с печалью глянул на Идолище, нервно почесывающее левую ягодицу.

– Ты вот что, Идолище, того, будь мужиком…

Идолище побледнело и замерло.

– Никак заговоренный клинок-то?

Алеша испуганно перекрестился, Соловей понурился, Ермак тяжело вздохнул, а Илья сокрушенно кивнул головой:

– Две недели из кустов не вылезешь. Все симптомы дизентерии. Противоядия нет. Даже спать на клозете будешь. Полмесяца – это как пить дать.

– Пить нельзя,– поправил Илью Ермак.– От спиртного он на весь месяц там застрянет.

Идолище пошатнулось, прислушалось к утробно и требовательно забурчавшему желудку, нервно сглотнуло, но устояло.

– За оплеуху ответишь,– требовательно кинуло оно взгляд на Алешу.– Через две недели. Здесь, у моста. Без секундантов.

Попович ухмыльнулся. Искорки невольного сочувствия в глазах его сменились ироничным бешенством, вполне обыкновенным в ситуации, когда дело касалось тонких вопросов богатырского дуэльного кодекса:

– Я тебе на пипифаксе свой картель ^[7] пришлю. Наизусть выучишь, пока поправишься.

В ответ на грубый солдафонский каламбур Идолище свирепо оскалилось, но тысячелетняя отрава премудрых эльфов взяла свое – поддерживая живот, поганец устремился в ближайшие кусты.

– Теперь с союзниками нежданными поговорим. Угу, с междоусобицей разобрались,– довольно хмыкнул, потирая руки, Илья.

Два рыжеволосых мужика, одетых во все зеленое, уверенно выступили вперед.

– Ирландцы мы,– пояснил первый.– За нашу и вашу свободу. Прослышали о походе, решили размяться. Обмен опытом и интернациональная помощь, стало быть.

– Толково,– понимающе кивнул Илья.– Вы ежели что, только свистните. В долгу не останемся. Свифту низкий поклон.

Мужики степенно откланялись и удалились.

– Так, отвечайте теперь, что это за кольцо такое всевластное?

Полурослики молчали, как мальчиши-кибальчиши на допросе у буржуинов.

– Илюша! – неожиданно завопил, срывая голос, Кузнецов, сам слегка опешив от своего мерзкого фальцета.– Сивку убили, Сивку, друга моего единственного, насмерть убили!

Грустно разглядывавший свое левое заднее копыто Сивка с неприязнью покосился на Кузнецова, потом покорно вздохнул, опрокинулся на круп, раскинув ноги в стороны, и тяжело и часто задышал, с ненавистью имитируя близкую агонию.

– Держи его, Илья – не трогаясь с места, вяло включился в игру Задов.– Не пускай, он припадочный, прибьет ведь недоносков.

Кузнецов вырвал из рук Алеши мохнатоногого орка поупитаннее, повалил на землю и, выпрямившись, спустил тетиву трофейного арбалета. Стрела обожгла полурослику щеку, и тот сразу поплыл. Полурослик горько и безутешно заплакал. Всем – и даже Соловью-разбойнику, притворно державшему Кузнецова,– почему-то стало неловко.

– Слышь, карла, ты того, не плачь.– Илья, порывшись в своей полотняной сумке, вытащил из нее золотистое яблоко, вздохнул, секунду помедлил и под осуждающим взглядом Кузнецова протянул недоноску.– На вот, погрызи покуда. Звать-то тебя как, болезный?

– Сэм,– глотая сочную мякоть пополам со слезами, пролепетал недоносок.

– А меня – дядя Илья. Ты, сынок, не ерепенься, сказывай мне про кольцо все чин по чину. А то, вишь, дядя Коля у нас на голову оглоушенный. Не скажешь – сдаст тебя он в этот, как его там у вас, дом работный.

Сэм вздохнул, грустно глянул на второго недоноска и коротко пересказал Илье свою историю ^[8]…

– С тех пор вот и шатаемся по свету, не знаем, кому это кольцо сбагрить. Ноги шерстью обросли, у Фродо уже крыша поехала, подсел так капитально, что «моей прелестью» всех подряд называет, даже дядю Оскара Уайльда. Гэндальф от нас на темную сторону свалил, вулкан потух давно, эльфы как от чумных шарахаются. Гоблины и те вслед плюют. Сунулись было к Тому Бомбандилу, а он на нас волкодавов спустил. Что делать-то нам, дядя Илья?

– Да брось ты этого Фродо, паренек. Пусть себе шастает один, коли так приспичило. У тебя что, дел дома мало? Девка твоя небось все глаза выплакала дожидаючись.

– Не могу, дядя Илья, бросить. Я хоббит, я честное слово сдуру дал.

Соловей удивленно поднял мохнатые брови, а Попович впервые за весь допрос глянул на недоноска вполне доброжелательно.

– Ишь ты,– процедил он в редкие рыжие усы.– Нечисть нечистью, а понимание имеет.

Илья вздохнул.

– Ладно, малыш, не скули. От честного слова я тебя освобождаю. Как старший по званию и возрасту. А Гэндальфу этому хитросерому передай, чтобы народец ваш в покое оставил и детей из дома больше не уводил. А я кольцо на склад нашему дяде Хохелу отдам, там его никакой ваш Самурай ^[9] не сыщет.

– Там его никто не сыщет,– проворчал в сторону Задов.– Шандец колечку… На Привозе толкнуть – тоже надежно было бы.

Попович с легким подзатыльником отпустил обмякшего Фродо, и тот, привычно причитая «моя прелесть», горестно побрел к мосту, поддерживаемый под руки заботливым Сэмом.

– Прощайте, дядя Илья. Спасибо вам за доброту вашу, за ласку…

– Говорил же, лакейский народишко,– резюмировал Задов.– Хозяин еще тот кадр, с комплексом искупителя грехов человечества, а слуга – явный мазохист, если не хуже.

Илья недовольно пожал плечами и, с трудом втиснув мизинец левой руки в полученное кольцо, скептически его осмотрел.

– Ну и как ощущение? – поинтересовался Задов.

– Жмет,– с трудом стаскивая колечко, поморщился Муромец.– Лады, сворачиваемся, вызывай карусель.

Илья еще минутку в нерешительности помедлил, потом, нахмурившись, шагнул к Соловью и, глядя в сторону села, небрежным и вялым аристократическим взмахом протянул ему руку:

– Благодарствую, однако, землячок…

Соловей так же свысока сунул Илье свою лапищу, развернулся и зашагал в лес. По его спине, однако, было хорошо заметно, что внимание Ильи ему польстило. Местные сельчане и дружинники минуту-две оторопело глядели ему вслед, затем спохватились и, похватав дубье и колья, бросились следом.

– Уйдет,– хмыкнул Алеша.– Не впервой гаду.

Кузнецов небрежно бросил вещмешок на дощатую платформу карусели и слегка просел на правую ногу– на плечо его легла тяжелая рука Ильи.

– Слышь, Колян, не обижайся, ты, конечно, мужик свойский, но, если ты еще хоть раз Сивку в свои оперативные игры втянешь, я тебе ноги выдерну. У Бурки моего тридцать девять задержаний на девяти пространственно-временных порубежьях. Он у меня таких гоблинов… гм-м, топтал, что тебе еще двести лет до него ветеранить… Понял?

Кузнецов молча кивнул и кинул взгляд на безмятежно пасущегося поодаль Бурку. Конь недовольно фыркнул, коротко и ехидно заржал, нагловато подмигнул Кузнецову лиловым глазом и растворился в репейнике.

– А вообще-то ты, Колян, молоток, есть хватка. Будет из тебя толк. Научу я тебя рубить супостата по-македонски, поднаберешься опыта, и цены тебе не будет. Реальность эта заштатная нам вообще-то и не нужна была, да только комиссар наш просил тебя в деле пощупать. Таперича, однако, мы тут – будь покоен – закрепимся, да и разгулов-затрапезников осадить стоило. Опять же над ушкуйниками нашими лукоморскими контроль тут надобен.

Карусель скрипнула, и над безмятежной речкой Смородиной поплыли знакомые слова песни «То не грозное небо хмурится, не сверкают в степи клинки…». Илья довольно хмыкнул. Выпрыгнувшая из реки русалка легко сделала над Калиновым мостом в воздухе безукоризненный кульбит, махнула дружинникам рукой и без всплеска вошла в воду.

«Десять баллов!» – вздохнул Попович, оценивая опытным взглядом то ли прыжок блондинки, то ли ее бюст, и привычно прикрыл глаза. Ярмарочные карусели он ненавидел с детства. От монотонного кружения на одном месте и пестрой лубочной росписи Алешу, как правило, тошнило.

Глава 3 ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ

– …А потом они поймали господина Соловья в мэрии, где товарищи Попович и Никитич держали его за руки, а товарищ Муромец прилюдно выбил ему вставные золотые зубы. Счет от дантиста нам уже поступил. Так что товарищеский суд гражданину Муромцу на этот раз обеспечен. И никакие прежние заслуги, Илья Тимофеевич, вам не помогут… Трое суток домашнего ареста всем троим. Так. Закончу хорошей новостью.– Командир резко повеселел и, ласково прищурившись, обвел взглядом враз насторожившиеся лица.

В штабной палате, расписанной суровыми ликами ветеранов а-ля палех, моментально установилась кладбищенская тишина.

– Ну-с, орлы… Или никому не интересно, что за праздник пришел на нашу улицу?

Ответом было злобное молчание. Наученные горьким опытом предыдущих совещаний, все знали, что хорошие новости были глобальным и законченным свинством, которое им обычно пытались преподнести в наиболее удобоваримом виде.

– Итак, господа и товарищи, нам ввели новую штатную единицу – командующий военно-морскими силами.

– Бегущий по волнам,– донеслось из угла палаты.

– Кто-то хочет дать развернутый комментарий на гауптвахте? – поинтересовался начальник отряда.

Желающих не нашлось.

– Какие будут предложения? Естественно, конструктивные,– уточнил командир.– Или вы сговорились в молчанку играть? Я же не с потолка взял эту должность. Это приказ.

С этими словами начальник отряда выразительно кивнул на потолок, а потом зачем-то заглянул под стол.

– А зачем нам отдел военно-речных сил? – спросил вольный сын казахского народа Батырбек.

– Военно-морских сил,– поправил командир.– И я очень рад, что хоть кто-то радеет за общее дело. Будем считать вашу кандидатуру утвержденной. Спасибо, Батыр, что вызвались добровольцем. Начальника штаба попрошу оформить приказ по отряду и довести до всего личного состава.

– Православные! Что творится-то? – неожиданно для всех истошно запричитал вольный сын степей.– Грех на душу берете! Не простится вам…

После этих необдуманных слов неотвратимо, как цены на горючее,из-за стола стал подниматься насупленный Малюта.

– Воздержитесь, товарищ Скуратов,– строго осадил командир маэстро заплечных дел.– Не надо братоубийства.

– Не брат он мне… – хрипло выдохнул Скуратов.

– Я не умею плавать, не умею эта… ходить под парусом,– канючил Батыр.– Я в степи вырос, кумысом вспоен, верблюжьей колючкой вскормлен.

– Жизнь научит. Да и мы поможем, не так ли, товарищи? Навалимся всем миром,– приободрил новоиспеченного флотоводца Задов.

– Не надо наваливаться, лучше отправьте на передовую,– выл Батыр.– Знаем мы вашу помощь. Костей потом не соберешь.

– Отправим, отправим. Даже не сомневайтесь. Всему свое время. Кстати о парусе… Он вам, пожалуй, не понадобится, как и прочий такелаж. Отдел снабжения подберет что-нибудь понадежнее. На дне достаточно раритетов.

– «Титаник» сгодится,– донесся из дальнего угла озвученный знакомым голосом доброжелательный совет.

– Да кто ж там не угомонится-то! – в сердцах бросил командир.– Все. От имени и по поручению поздравляю нашего начвоенмора с высоким назначением. Даже не сомневаюсь, что он справится. Свободны, орлы. А вас, товарищ Скуратов, я попрошу остаться.

Первым из штабного зала вышел Батырбек. Он демонстративно попытался хлопнуть дверью.

Но во всем нужна практика. А так как в юртах вместо дверей только полог, то для Батыра демонстрация обернулась унижением.Он пребольно прищемил себе пальцы и теперь остервенело дул на них, раздумывая, не взять ли больничный лист. За обозленным военмором, весело переговариваясь, потянулись остальные. Более всего народ недоумевал по поводу будущего нового транспортного средства. В конце концов все решили, что карусель собираются поставить на давно обещанную профилактику.

* * *

– Докладывайте!

Малюта Скуратов вытащил из планшета карту океана, испещренную крестами и знаками вопроса, и расстелил ее перед командиром. Начальник контрразведки не отличался особым красноречием, справедливо полагая, что специфика службы придает его словам особый вес.

– Так что подобрали для нашего Батыра-морехода?– обеспокоился командир и внимательно посмотрел на Малюту.– Имейте в виду, пока нам ни черта не ясно. Задание на острове Буян из серии «поди туда, не знаю куда». Точных координат мы не знаем. Остров видели те, кто в четверг после дождя двигался курсом на свист раков. Упоминают еще какие-то Стеклянные рифы.

– Что от нас-то надо? – мрачно поинтересовался Малюта, с младых ногтей не выносивший туманные намеки.

– Задача-миниум – высадить десант. Он будет действовать на месте по обстановке. Более конкретного ничего нет. Реальность эта нетронутая. Видели остров считаные единицы. Единственным, кто осмелился высадиться на нем, был какой-то поморский рыбак Ивашко Дуйдоветру. Он-то и оставил известный вам берестяной мемуар о Стеклянных рифах.

– До рифов еще добраться надо,– веско заметил Малюта.

– Ситуация с каруселью вам известна. Я, кстати, жду доклада уже завтра. У нас подобного ЧП с транспортом не было лет триста.

– Занимаемся, Дмитрий Евгеньевич…

– Ладно, замнем пока. Итак, для высадки нам ввели военно-морские силы. Это раз. Товарищ Батырбек – отныне опытный мореход, это два. Шаман у него в друзьях ходит – это три. Я ничего не упустил?

– Может быть, Латын Игаркович и впрямь на амулет расщедрится,– согласно кивнул Малюта.

Прижимистость отрядного религиоведа была всем прекрасно известна, хотя, надо отдать молодящемуся старику должное, его регулярные камлания и проповеди вызывали нездоровый интерес даже у местных атеистов.

Выпросить что-либо из предметов культа сверх лимита у отрядного священнослужителя было невозможно. В ответ на любую просьбу Латын Игаркович тут же демонстративно забывал русский язык и начинал задумчиво постукивать по бубну. Острословы утверждали, что это полюбившаяся ему мелодия старого шлягера «Мы едем, едем, едем…» После исполнения Латыном «…в далекие края» все обратившиеся к нему спешили уйти, поскольку было замечено, что прослушавшие весь мотив целиком в ближайшие же дни отправлялись Владимировым во внеплановую командировку.

Один раз Латын Игаркович, несмотря на свой преклонный возраст и высокий сан, позабыл о смирении и настучал по бубну пьяному Задову, потребовавшему у Латына гарантий будущей реинкарнации. После этой некрасивой истории Лева стал самым воинствующим атеистом в отряде.

– Аналитиками Главка прогнозируется, что разведдесант благополучно доберется до точки назначения.– Командир начал ходить по кабинету взад-вперед.– Дальнейшее туманно, но лично я думаю, что они выполнят все, что потребуется. Есть мнение, что это очень важно для будущего данной реальности. Или для прошлого – без разницы нам, сам понимаешь.

– Я подобрал несколько вариантов морскoй доставки боевой группы. Все, на мой взгляд, достаточно подходящие.

Малюта положил руку на карту сплошного синего, без единого клочка суши, цвета и продолжил:

– Так как подготовленных кадров, за исключением нашего товарища Батырбека, у нас нет, то придется использовать транспорт и персонал из ближайшей реальности. Дело, конечно, мутное, нам непривычное, но добро получено. Итак, мои предложения…

Первое. Юго-западнее Исландии к востоку от Ньюфаундленда в начале сороковых немцы потопили эскадренный миноносец «Рубен Джеймс». Второе. Немецкая подводная лодка U-1277. Потоплена в Северной Атлантике англичанами. Третье. Русский броненосец «Петропавловск» подорвался на мине 31 марта 1904 года в Желтом море. Есть еще варианты, но это самые оптимальные.

– Не знаю, не знаю.– Командир потер ладонью небритый подбородок.– Наших с «Петропавловска» тревожить ни в коем случае не будем. Американцы моряки еще те… А вот по подводникам попрошу доложить подробнее.

– Можно и подробнее,– согласно кивнул головой Малюта и достал из планшета справку.– Докладываю. Подводная лодка U-1277, тип: VII-с/41. Заложена 6 августа 1943 года. Спущена на воду 6 апреля 1944 года, командир капитан-лейтенант Отто Вендт. Один безуспешный боевой поход, потоплена 20 февраля 1945 года в Северной Атлантике британским сторожевиком «Аметист». Сорок девять погибших, весь экипаж.

– Н-да-с,– процедил Владимиров,– походец, прямо скажем, так себе. Хилый походец. Плохая подготовка команды? Нет ли других экипажей?

– На грунте подлодок много, но у U-1277 на экипаже нет крови. Когда выхватим парней из глубин, ими будет легче управлять. А профессионализм у них на уровне. Архивы свидетельствуют: боевая подготовка флотилии «Веддичен», в состав которой они входили, осуществлялась по принципу «в море – дома». Потом, насколько я понял, торпедировать никого не надо, только доставить разведдесант на Буян, или я что-то упустил? – Малюта с надеждой глянул на командира.

– Нет, нет и еще раз нет! Никаких судов с невольниками из Африки топить не надо, ни американских, ни английских,– выставив перед собой руки, неожиданно засуетился командир.– Хватит самодеятельности.

Малюта незаметно и недовольно пожал плечами. Как и Задов, он был убежденным англофобом еще со времен возмутительного британского шпионажа в родной реальности эпохи правления Иоанна Грозного.

– Ну коли так – как скажете. А то, если есть какие-то дополнительные указания, мы завсегда, только намекните. Лодка-то лежит на грунте с полным боекомплектом.– Малюта мечтательнозакатил глаза.– Есть даже пара «крапивников», то есть, извините, акустических торпед. Можно и по надводным целям использовать.

Командир недовольно поморщился:

– Я, кажется, уже все сказал, Малюта Лукьянович, – никаких инцидентов в переходе. Взяли на борт, доставили, отвалили. Все. Меня интересует, кстати, ваши прогнозы насчет отношения экипажа к новому руководителю операции, нашему военмору.

– Уважаемый Батыр не тянет на чистокровного арийца в немецко-фашистском понимании. Но, к счастью, расовая политика на борту лодки не играла той роли, какая была ей отведена пропагандистами. И это я тоже учел,– закончил доклад явно довольный собой Малюта.

– И все-таки… Согласятся ли они сотрудничать с ним? Они в этом тысячелетнем рейхе отличались особым гонором. К ним подход нужен.

– У Батыра папа – чистый казах, мама – чистая узбечка, один дедушка – финн, другой из рода Тимуридов,– без запинки отчеканил контрразведчик.– Феликс Эдмундович за данные головой ручается.

– Чьей головой? – с понятным любопытством поинтересовался командир.

– Батырбековской, разумеется…

«Стильно работают,– уважительно оценил труд коллег командир.– Может, и мне уточнить, кто у меня был прапрапрадедушка… Впрочем, стоит ли? И так хорошего в жизни мало».

– Продолжайте, Малюта Лукьянович, продолжайте, прошу вас. Вас приятно слушать.

Скуратов откашлялся и монотонным голосом забубнил дальше:

– Замом у Батыра пойдет обер-лейтенант Пауль Зиберт. Виноват, Кузнецов. У него два железных креста, в авторитете будет. Да и жетон гестаповский жуть и под водой наводит.

– С корабля на бал? Не рано ли парню? Может, еще на полигоне обкатаем?

– С бала на корабль,– вежливо поправил командира Малюта.– Да и надо ли его обкатывать? Все когда-то начинали. К тому же у Калинова моста он преотлично проявил себя. И прошлая биография у него – ой-ей!

– Слышал уже. Неделю назад получили ноту из Островного графства. Кстати, может быть, усилим группу богатырями?

– Илья наотрез отказывается плыть с потенциальными утопленниками по суеверным соображениям. Попович, сами знаете, кроме Ильи, никого уже не слушает. А Добрыню при одной мысли о море травит после его последней кругосветки с Магелланом.

– Ладно, Малюта Лукьянович, в целом я вами доволен. Ходовые испытания, торжественное поднятие флага назначаю на завтра. Доукомплектуйте группу и обеспечьте всем необходимым. Тут нам нужны такие, чтобы без глупых вопросов типа: «А зачем мне это, собственно, надо?» Инициативные нам нужны, волевые, решительные.– Командир разошелся не на шутку и опять начал размахивать руками.– Такие, кто может принять решение на месте.

– То есть взять ответственность на себя? – скептически уточнил Малюта.

– Вот-вот. Да, и подбодрите Батыра, а то настроение у него паническое. Пусть Баранов найдет хоть раз за всю свою жизнь пару теплых слов. Настрой должен быть на уровне, боевой. Торжественный митинг на причале организуйте, что ли?

– Все сделаем в лучшем виде,– уклончиво процедил Малюта, про себя подумав: «А зачем мне это, собственно, надо?» – Батыра подбодрим. Митинг проведем. После отбытия лодки для оставшихся на пристани – ужин с жареными поросятами.

Относительно Батыра Малюта Лукьянович не комплексовал. По богатому личному опыту он знал, что штык под задницу весьма эффективно действует на ипохондриков. От острого штыка настроение всегда поднимается. Оставалось только уточнить у Батыра, ипохондрик ли он. А Коля Кузнецов в качестве заместителя не подведет уж точно: немцы ему как родные, ближе многих своих.

Надо признать, что, протежируя Кузнецова, Скуратов охотно доверился чутью своего личного консультанта – Феликса Эдмундовича, к авторитетному мнению которого он всегда внимательно прислушивался. Да и самому ему невольно импонировала в Николае решительность, твердая хватка, осторожная наглость и расчетливое безрассудство. Этих качеств лично за собой он никогда не замечал, но в других, как старый, но честный циник, всегда ценил.

– Хорошо,– подвел черту командир отряда.– Последний вопрос. Кого конкретно имел в виду Илья, когда говорил об утопленниках,– экипаж лодки или наш десант? Экипаж ведь в некотором роде уже того… Надо ему пояснить.

– Поясним,– понимающе кивнул Малюта, делая пометку в блокноте.

Час спустя в офицерской трапезной царило особое оживление. Народ кучковался за столиками, бурно обсуждая вчерашнее назначение и предстоящее задание, о котором ровным счетом никто ничего не знал.

Понятно было только одно: на острове придется выполнять непонятно что и неизвестно как. Даже по прежним меркам штабной безалаберности эта ситуация была из ряда вон выходящей. Буян был местом даже не легендарным, а, скорее, мифическим.

У стойки заколоченного сегодня из предусмотрительности бара царило особое оживление: заместитель по высокому моральному духу Баранов только что заявил, что впервые видел Батыра в библиотеке.

Утверждалось, что бек взял «Книгу будущих адмиралов», памятку ОСВОДа ^[10] «Спасение на водах» и журнал свободных вакансий «Срочно требуются» и «Согласен на любую работу».

– Надо ему подсказать, как общаться с иноземцами,– послышался голос от столика, где сидели Нестеров, Дуров и Сусанин.– Это же проще пареной репы. Дык дави ему на глаз большим пальцем, пока по-нашенски не загутарит. Гы-гы-гы!

Когда в дверях трапезной показался Батырбек, народ как по команде примолк. В гробовой тишине, под издевательски участливыми взглядами, Батыр неуверенно проследовал к своему столику, где уже сидели Латын Игаркович и Хохел Остапович.

– Садись, сын мой… гм-м, заморенный,– небрежно двинув ногой резной табурет, прогудел Латын.– В ногах правды нет.

Подскочивший к столику дежурный по столовой услужливо скрипнул лаптями и протянул меню.

– Что закажем, Батыр Бекович? Борщик по-флотски? Гуляш потемкинский? Солонинки? Сей моментик оформим, ваш сиясь, не сомневайтесь. Все высшего качества. Эксклюзив. Только для вас.

В глубине зала кто-то откровенно заржал, но тут же осекся. В подавляющем своем большинстве народ Батыру не сочувствовал, но открытые проявления общих чувств отдельными выскочками пресекались сразу.

От гуляша батыр отказался. Стойко давясь борщом с заплесневевшими флотскими сухарями, Батырбек молча слушал напутствия Хохела.

—Против ветра не плюй,– поучал бека Хохел.– Следи за крысами, они свое дело знают. Как побегут – значит, хана. Будешь травить – трави с подветренной стороны. Спасательный жилет носи с собой постоянно. Баб на корабль не води – у них, моряков, не принято. Только английской королеве можно, хотя какая она баба…

– Все? – отставляя в сторону недоеденный борщ, поинтересовался батыр.

– Все,– секунду помедлив, твердо заверил бека Хохел.

Батыр не спеша допил компот, лениво встал, поднял тарелку с остатками борща и аккуратно, чтобы не облить Латына, надел ее на голову Хохелу. Провожаемый мысленным одобрением окружающих, Батыр выскочил за дверь с гордо поднятой головой, хотя в глазах его читалось полное отчаяние.

– Наш человек,– одобрительно заметил Илья приятелям, разливая по кружкам контрабандную медовуху из квасного жбана.– Вишь, как за честь бабскую заступился.

* * *

Подводная лодка стояла у пристани в десяти метрах от карусели, и ласковые волны с тихим плеском бились о ее камуфлированные борта. Поднявшись по сходням на борт, малочисленный отряд остановился перед строем подводников. Моряки тупо пялились на солнце, не обращая внимание на вновь прибывших. Пауза затягивалась.

– Не робейте, хлопцы,– прогудел Илья с пирса.– Пособим, ежели чаво…

Вообще говоря, настроение на пристани царило вполне подобающее случаю. Добрыня салютовал героям вполне уместным Рот Фронтом, Задов приветственно махал экипажу дружественной субмарины первомайским флажком, а сентиментальный Дуров даже всплакнул.

Остальные тоже хотя сдержанно, но выражали свои теплые чувства. Исключение составлял вечно чем-то недовольный Феликс, поджавший узкие губы, мрачный Малюта, умиротворенный Латын Игаркович и мстительный Хохел Остапович. Последний накануне наотрез отказался выдать десанту калорийный морской паек, сымитировав внезапную ревизию. Сейчас его слегка терзало запоздалое раскаяние – на эту пропащую и потенциально пропавшую экспедицию он мог списать кучу разворованных продуктов и утерянного ранее барахла.

Тут случилось то, чего от Батыра никто не ожидал. Он молча стоял у рубки, но внезапно, повинуясь нахлынувшему чувству, военмор по приваренным скобам даже не влез, а взлетел на самый верх. Там, вцепившись в леерное ограждение, он окинул решительным взглядом свою новую команду. И без какого-либо перехода двинул речь, привести которую следует дословно.

– Камрады! – пронеслось над морем.– Драген нах ост!

Капитан субмарины резко потянулся к форменному ремню, где висеть должен был не то кортик, не то кобура с парабеллумом. Выступление Батыра подействовало: экипаж подводной лодки смотрел уже не на солнце, а на пухлого бека.

– Впереди нас ждет путь, полный невзгод и опасностей. За горизонтом лежат земли, которые я брошу к вашим ногам. Враг коварен, но слаб. Он будет разбит и разграблен нашим молниеносным броском. Очистим остров от инородцев!

Подводники перевели взгляды на провожающих, оцепенело застывших на пирсе.

– Запорю суку! Ремни из спины нарежу,– взвился Малюта.

– Следует поучиться,– раздался голос Киже, но, когда Скуратов обернулся, никого рядом не было.

– Прозит! – в гудящей толпе разлил Илья медовуху по стаканам приятелей.

– Не этот остров, камрады,– быстро поправился Батыр.– И только вам, людям чести, эта задача по силам. Неприятель будет разбит, и победа будет. Вы наследники тевтонских рыцарей. Будьте достойны славы ваших предков при Грюнвальде и Новгороде. Ура! С нами наши боги!

На пирсе пронесся вздох разочарования. Дело в том, что по ходу бековского выступления в толпе провожающих уже появились яростные спорщики, торопливо заключавшие экспресс-пари. Большинство полагало, что в конце речи Батыр непременно крикнет «зиг хайль». Немногочисленные оппоненты возражали, что, имея в тылу часть командного состава отряда во главе с Владимировым, Батыр – при всей своей первозданной дури – на это не решится.

– Курс – тудысь! – буднично, но несколько неопределенно подвел черту вышесказанному Батыр, вскидывая вперед руку.

Затем бек зачем-то постучал скрещенными пальцами по металлу рубки и полез в люк.

Кузнецов подошел к командиру субмарины, расстегнул планшетку и наугад ткнул пальцем в карту. Отто только кивнул и повернулся к своему экипажу.

– По местам стоять, с якоря сниматься! – разнеслась из люка над морем команда-заклинание Батыра.

В толпе на пирсе завязались ожесточенные локальные разборки: народ спорил, считать ли давешнее целеуказание Батыра нацистским приветствием, или нет.

– Тю, ну шо це за дурный хлопче,– крякнул Хохел, проспоривший Латыну полумесячный продпаек.

– Дурный-то дурный, однако… – усомнился было, но смолчал религиовед, торопливо благословляя отваливавшую от пирса лодку и переводя плотоядный взгляд на расставленные вдоль пирса и заваленные снедью столы.

Два часа спустя захмелевший командир отряда уже доедал на прощальном ужине последний кусок жареной свинины, когда неслышно подошедший со спины Малюта тихо шепнул ему на ухо: «Всех».

– Что «всех»? – подавился и закашлялся подполковник.

– Илья имел в виду всех: и экипаж, и десант,– уточнил Малюта, хлопая начальство по широкой спине.

* * *

Событийно Буян был островом неучтенным, фигурировавшим, однако, в фольклоре доброго десятка смежных реальностей. Открыл его в приснопамятные времена некий поморский рыбак Ивашко Дуйдоветру, который спьяну в небывалое даже для своих мест северное сияние вышел на хлипком баркасе поохотиться на моржей. Моржей Ивашко не добыл, но зато провалился в пространственно-временной колодец.

Как отважному рыбаку и охотнику удалось воротиться домой – это покрыто мраком. Ивашко, однако, вернулся и увиденное даже изложил на берестяной грамоте, которую год назад случайно обнаружили в монастырских подвалах Архангельска. Ничего путного из грамотки, впрочем, извлечь не удалось – излагал свои мысли Ивашко так же плохо, как и добывал моржей. Упоминал он, правда, Стеклянные рифы и дракона. Прилагался к грамотке еще и кусок странной кожи.

Прочим мореходам посчастливилось и того меньше. На остров натыкались раз десять, однако исследовать не решались. Ничего необычного в этом не было – слава о Буяне ходила дурная. Даже то, что он не был отмечен на картах и лоциях, никого особенно не удивляло. И не такое случалось в жизни с мореходами – народом смелым, тертым и бывалым. Дурная слава же была в том, что когда иной капитан корабля все-таки собирался высаживаться на остров, то, как правило, тут же бесследно исчезал.

И все эти галеры, ладьи, эсминцы, минные заградители и прочие посудины на всех парах, под всеми парусами и на всех веслах отваливали в сторону и ложились на курс подальше от острова. Худая слава и название острова закрепились за этим клочком суши накрепко.

Лет сорок назад Скуратов, всерьез заинтересовавшись островом, вызвал из Лукоморья на профилактическую беседу в родные подвалы Кощея, чье имя подозрительно часто фигурировало в связи с Буяном. После десятиминутного душевного разговора обе стороны достигли полного взаимопонимания. Малюта, аккуратно поддерживая Бессмертного под локти, вывел его на белый свет, где тот уважительно и подобострастно попрощался со Скуратовым и, прижимая к разбитому носу платок, торопливо ушел.

А Малюта с чистой совестью доложил начальству о полной и абсолютной непричастности Кощея к дурной славе Буяна. Злобный старик, оказывается, об острове не имел ни малейшего понятия, а версию о хранимой там своей смерти распространял исключительно для прополки рядов потенциальных киллеров из числа придурковатых соискателей богатырской славы.

* * *

– …Пакет! Пакет! Где этот чертов пакет? – причитал Батыр, шаря по карманам и за отворотами сапог.

– За пазухой посмотри,– меланхолично заметил Лева, продолжая внимательно изучать горизонт.

– Точно, вот он,– успокоился бек, вытащил из-за пазухи пакет с двумя сургучными кляксами и поднял его, разглядывая на свет.– Печать командира на месте… А это чья будет – с бараном? Не поймешь даже: то ли баран на ней, то ли кошка. Рога есть, а зубы у него слишком большие, как клыки.

– Это личная печать заммордуха,– встрял Петька.– Чем выше должность, тем рога и зубы больше и острее. Вот у нашего комиссара в дивизии на печати должен был быть баран, а присмотришься – форменный тигр, только с рогами.

– Тут только листочек и кусок кожи. Так, читаем,– вскрыв пакет, зашевелил губами Батыр.– Цель операции – высадка на острове Буяне. Остров узнаете по двум камням, указывающим проход в бухту. Камни похожи на надгробные плиты, поставленные вертикально. Иногда на них появляются надписи на неизвестных языках. Это единственное место, через которое можно попасть на остров. Со всех остальных сторон он окружен отвесными скалами и коралловыми рифами. Вход в бухту изображен на карте. Постскриптум: возможно прибытие группы поддержки.

– Немного,– подвел черту Кузнецов.– Но и то хлеб, хотя и эрзац.

– Покажи пергамент,– потребовал Лева, в глубине своей черноморской души оскорбленный новым назначением Батыра.– Действительно два надгробия и проход между ними. Кожа странная, никогда такой не видел. У дядьки моего, кожевника, я всяких сортов повидал – такой не было. А вот чешуйки какие-то. Драконья кожица.

– Охота на драконов запрещена,– печально заметил Батыр.– Потому как предпоследнего Алеша пришиб. Вымерли они, ящеры, кроме нашего Горыныча. Странно все это. Нехорошо как-то.

– А что это за поддержка такая в боевом походе?– встрял Петька.

– Не припомню я никаких поддержек, кроме мата по блюдцу,– ответил Задов.– Зябко тут. Пошли в каюту.

Небо затянуло набежавшими тучами. Собирался дождь.

Кузнецов отправился на командный пост познакомить Отто с последними новостями и уточнить курс. Командование отряда предусмотрительно рекомендовало не называть морякам пункт назначения: экипаж должен был узнать о нем уже в море. По мнению военных психологов, томительное ожидание всегда поднимает боевой дух.

Остальные отправились темными переходами в каюту. Тусклые лампочки, как водится, горели через одну. Поминутно стукаясь о переборки и цепляясь за койки, Петька догнал Батырбека и Задова только у входа в отдельную каюту. Побратимы стояли перед дверью, внимательно изучая нацарапанный на ней непонятный знак. По почерку было заметно, что пакостили тут впопыхах.

– Это руна «оме», означает смерть,– нарушил молчание Батыр.– Плохой знак. Кто-то нам зла желает. Сейчас враз поправим.

С этими словами Батыр вытащил из-за голенища сапожный нож и, пыхтя от удовольствия, начал что-то усердно вырезать поверх руны.

– Полезная вещь,– одобрительно посматривая на ножик, заметил Задов.– Не лишний аргумент в споре. Оппоненты редко к нему готовы.

– И вот так! Теперь все в порядке,– сказал Батыр, любуясь на два замысловатых знака, вырезанных поверх руны смерти.

– Не сочтите за труд объяснить.– Петруха, когда волновался, переходил на высокий стиль.

– Вот эта руна «хагал» обозначает разрушение, а эта, похожая на зигзаг молнии, «сис» – победу,– охотно пояснил бек, отступая назад и сочно стукаясь головой о переборку.– Они нейтрализуют символ мелких неудач и смерти. А все три вкупе предрекают обитателям каюты только успех в будущем и настоящем.

Задов навострил уши, и довольный бек продолжил:

– Арийцы балуются тем, в чем практически ничего не смыслят. Мнят, неучи, из себя потомков гиперборейцев. А вообще-то все эти древние германцы в шкурах бегали, когда мои прямые предки из рода Тимуридов благосклонно поощряли строительство обсерваторий. А от рун, хоть это, спору нет, и сильная вещь, мы таки отказались. Арабская вязь лучше передает поэзию слова. Руны для косноязычных дикарей.– Батыр осекся под пристальным взглядом Задова.– Ну типа того, слышал краем уха…

– А ты не так прост, бек. Если не ошибаюсь, династия Тимуридов идет от самого Тамерлана? Но у тебя разве не казахско-финские корни? Или я ошибаюсь?

– Не ошибаешься! Курляндские мы,– буркнул Батыр.

– Кузнецов говорил, что руны в третьем рейхе изучали только эсэсовцы,– непринужденно обронил Петька, продолжая разглядывать наддверные узоры.– Среди моряков таких быть в принципе не должно.

– Да, похоже, не все мы знаем об этом экипаже. То, что лодка в боевых действиях не участвовала или просто не успела, еще ничего не значит. Могли быть у нее и другие задачи,– озабоченно произнес бек.

Они зашли в каюту.

– Плевать,– прогудел Лева.– Пора устраиваться спать. Давайте обживать эту каморку. Никто не возражает, если я на верхнюю койку? Петька, хватит стучать ногой.

– Я в гальюн хочу,– блеснул познанием морских терминов Петька.

– Во втором отсеке от нас, справа, дверь зеленая,– авторитетно посоветовал Батыр.

– Иди на запах. Не ошибешься,– посоветовал Задов.– Туалеты, или гальюны, пахнут во всех армиях одинаково.

Последних слов Петруха не услышал. Он уже был за дверью. Вернулся он, правда, так же быстро, как и ушел. Одной рукой осторожно прикрыл дверь, другой прикрывал лицо. Под правым глазом у парня наливался классический синяк.

– Что случилось? Кто тебя так? – вскочил Лева.

– Понятия не имею. Рожа кра-а-асная, закурить попросил, а потом спросил: «Почему без шляпы?» – Я рта не открыл, а он хрясть по морде и убежал.

– Догнал?

– А найди его, гада, в потемках…

– Рогов не было?

– Да вроде нет.

– Значит, не заммордух.

Батыр, внимательно выслушавший этот абсурдный диалог, счел необходимым, зевая, уточнить:

– Объясните, при чем здесь рога…

Задов улыбнулся:

– Ты что, не замечал разве, что Баранов всегда ходит в фуражке? А на совещаниях в штабе садится только в темный угол, где не видно, есть рога или нет. Только пара красных глаз горит.

– Может быть, это и есть поддержка в походе, о которой написано в пакете? – поинтересовался Петруха.

– Ага, моральная. Для поднятия боевого духа. Мол, не забыли, помним о вас,– заржал бек.– Теперь будешь смотреть в зеркало и вспоминать отцов-командиров.

– А если серьезно, то я полагаю, что это из Лукоморья нечисть безобидная просочилась,– высказал оригинальную догадку Задов.– Вчера на шлагбауме Дуров дежурил, а у него к нелюдям сердце доброе.

– Да-а, безобидная! Вам бы так.– Петькин глаз заплыл уже окончательно.

– Спи давай,– лениво потянулся Задов, отворачиваясь к переборке.

– Не могу найти выключатель,– сказал Петька, шаря рукой по стенке рядом с дверью.– Товарищ бек уже спит, ему все нипочем. Вы внизу, а мне прямо в глаза, то есть в глаз светит.

– Да угомонись наконец, беспокойный ты мой. Нет здесь никаких выключателей, дежурное освещение постоянно горит,– вздохнул Задов, усаживаясь в койке, снимая и аккуратно вешая на раскладную походную вешалку свою тельняшку.– Отбой!

* * *

– К всплытию! – раздался крик Батыра.– Комендоры, к бою! Ютовые – на бак, баковые – на ют, остальные – по шлюпкам.

– Огонь! – вполголоса резюмировал Кузнецов.– Всем доброе утро.

– Нашему адмиралу приснились морские страшилки,– весело пояснил он ничего не понимающим спросонья Задову и Петьке.

Кузнецов выглядел как свеженький огурчик с утренней августовской подмосковной грядки, хотя за версту от него разило смесью дешевого шнапса и французского коньяка.

Николай вернулся в гостевую каюту только под утро. Всю ночь, распевая боевые песни и марши, они вместе с Отто не покладая рук прокладывали курс в неизвестность. Особой популярностью в германо-славянском дуэте пользовались «Дойчен зольдатен унд официрен» и «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин».

Хитом бессонной трудовой ночи стала же, конечно, «Катюша». Этой ночью «бойцу на дальнем пограничье» привет от Катюши был передан ровно семьдесят три раза. Передан с чувством, притопываньем и прихлопываньем, передан доходчиво, хотя не всегда внятно.

Теперь Николая мутило только при одном этом женском имени. Он никогда раньше даже не подозревал, насколько оно ему антипатично.

Впрочем, ночное братание имело и свои положительные стороны. Во-первых, в час ночи Кузнецов выяснил, что экипаж к резкому повороту в своей судьбе отнесся философски, полагая, что плыть неизвестно куда под командованием жирного красноречивого казаха гораздо лучше, чем гнить на дне. Из речи Батыра при отплытии нижние чины уяснили, что основные приоритеты их служебно-боевой деятельности не меняются.

Во-вторых, в два часа ночи Отто признался, что всем авторам сказок в мире он предпочитает братьев Гримм и Пушкина, а теория расового превосходства претит его прусскому аристократизму своей банальностью.

В-третьих, в полпятого утра прусский аристократ согласился наконец, что Берлин стоит на месте славянской деревушки, о чем неоспоримо свидетельствуют археологические находки.

Была, правда, одна мутная клякса на чистом листе наладившихся взаимоотношений. Отто явно порывался высказать что-то наболевшее на своей совести и, наверное, все-таки высказал бы, но тут у заработавшихся офицеров очень несвоевременно кончился даже спирт.

* * *

Толкаясь и задевая друг друга локтями в тесном кубрике, десантная группа оделась и в полном составе вывалилась в коридор. До трапа, ведущего на палубу, добрались без происшествий, только замыкавший колонну Петруха, озираясь в особенно темных местах, несколько раз душевно наступил Задову на пятки. Тот сопел, но пока молчал.

Стрелка глубиномера стояла на нуле. Кузнецов рывком приподнял крышку люка, и в глаза его брызнуло ласковое солнышко. Головы товарищей слегка закружились от свежего воздуха.

На мостике всплывшей лодки стояла пара матросов и офицер дежурной вахты. По палубе прокатывались волны. Был на мостике и Отто. Обхватив голову руками, он слегка постанывал, но, заметив Николая, выпрямился. Ясно было, что спать он в эту ночь так и не прилег. Кузнецов сочувственно кивнул и незаметно сунул подводнику флягу, к которой Отто приложился незамедлительно и основательно.

– На месте мы,– икнул Отто, кивком благодаря Николая и возвращая ополовиненную флягу.– Вон та черточка на горизонте и есть ваш остров.

– А где же рифы? – удивился Кузнецов.– По оперативным данным, тут рифы есть стеклянные.

– Может быть, это не тот остров? – с надеждой поинтересовался Петруха.

– Тот,– мрачно заверил Отто, с сомнением поглядывая на флягу, которую Николай продолжал держать в руках.– А рифы твои я прошел пару часов назад в подводном положении. Ты глянь на лодку, лейтенант.

Расплющенный нос субмарины и впрямь заслуживал внимания. Кузнецов с невольным уважением посмотрел на профессионала подводных трасс и опять протянул ему флягу: «Пейте, мой скромный товарищ…»

Отто благодарно икнул, деликатно отпил еще четверть фляги и, уже не возвращая ее, коротко пояснил дальнейшие действия:

– В дрейф ложиться не буду. На малом ходу пойду. Курс мне ясен, а там уже ваша очередь.

– Стоит отвлечься – стервятники над тобой уже кружат,– через губу процедил Батыр, брезгливо счищая с рукава халата желто-белое пятно – привет от залетной чайки. В качестве щеточки он использовал заячью лапку – подарок религиоведа Латына.

– А горизонт вот чист,– злорадно доложил Лева, переводя бинокль с бека вдаль.

Солнце выкатилось на небосклон; ирреальная красота утра захватывала дух, но и подчеркивала величавую угрозу, таившуюся в громаде пламенеющих облаков.

Постепенно выяснилось, что в это время года в этом полушарии особенно свирепы циклоны. Но опасности они не представляют ни малейшей, как гордо заверил Отто, которого постепенно окончательно развезло и пробило на словоохотливость. Подстегивал его и тот факт, что Батыр, стоявший, как и подобает каждому начинающему адмиралу, чуть в стороне, тщательно конспектировал каждое слово немецкого подводника.

– Если циклон нас захватит, наполним балластные цистерны забортной водой и уйдем на глубину. Там тихо, очень тихо. Главное в циклоне – не прозевать его начало и вовремя закрыть люк. Если люк не закрыть – будут неприятности. Но если люк закрыть, то неприятностей не будет, потому как закрытый люк – лучшая гарантия от всех неприятностей… Ну а если люк открыт настежь… Эй, салага, открой люк и дуй вниз!

Дежурный матрос уже трижды сбегал на камбуз за шнапсом для господ офицеров Николая и Отто, Задов давно ушел досыпать в каюту, а Батырбек исписал пятый лист, когда над длинными волнами с небольшими гребнями поплыл легкий, постепенно сгущающийся туман, в котором остров потерялся.

Время, пространство, информация, долг, даже шнапс – все внезапно потеряло смысл. Подводная лодка, казалось, растворилась в абсолютном невесомом ничто. В сиреневом тумане невидимым стал даже покореженный корпус субмарины. Умолк печальный плеск волн, растворилось в пелене смутное пятнышко солнца. Очарование, тягучее, как патока, овладело всеми на мостике, когда в полной тишине волшебство нарушил гнусавый голос Петрухи:

– Если со мной что-то случится, похороните меня в море. Пожалуйста.

– Зачем? – даже поежился Отто, невольно вздрагивая и застегивая бушлат.

– Ну развлечетесь заодно… Выйдете в море, возьмете водки и бросите тело в волны.

Все присутствующие на мостике смотрели на Петруху изумленными глазами, но тот, не замечая этих взглядов, печально, словно про себя, продолжал:

– Вот все вокруг думают, что знают меня хорошо. Думают, что уж Петька-то нас ничем не удивит. А тут скажут – похоронил себя в пучине… Это он совсем того…

– Боюсь, что так и скажут,– согласился Отто.

– Лишь бы говорили…

На этой жизнеутверждающей ноте невидимые чары развеялись. Время вздрогнуло и побежало вприпрыжку. На мостике снова появился Задов, который тут же принялся рассматривать изрядно подросший остров в цейссовский бинокль.

Когда подошедший вахтенный офицер особенно пристально начинал присматриваться к чуду отечественной оптики, Лева поспешно отворачивался в противоположную сторону.

День клонился к закату. Солнце садилось как раз за остров, и расквашенный рифами нос подлодки начал слегка рыскать, ориентируясь на близлежащее светило, как стрелка компаса – на север.

Об ошибке Отто теперь уже окончательно не могло быть и речи. Даже с расстояния в эти несколько морских миль Задов легко рассмотрел в бинокль две огромные, действительно похожие на надгробные плиты скалы и бледную полосу белых бурунов между ними.

Подлодка по команде пруссака резко прибавила ходу и теперь уверенно шла к цели.

– Проскочим! – азартно заверил Кузнецова вусмерть пьяный Отто, когда стало отчетливо видно, что по курсу между лодкой и островом находится вторая гряда рифов. Набегавшие с моря валы то обнажали их, то вновь накрывали кипящей и бурлящей пеной.

Они действительно проскочили. С противным жестяным скрежетом разогнавшаяся субмарина, пропарывая себе брюхо в направлении кормы и агонизируя, проползла по скалам, теряя свои механические кишки и истекая мазутной кровью.

Стоявших на мостике швырнуло вперед, потом назад, потом опять вперед. На Отто нельзя было смотреть без слез. Добросердечный Петруха даже протянул было ему свой наган, но подводник отрицательно махнул головой.

– Успеется,– брезгливо хмыкнул он.– Сначала дело.

Через несколько минут на палубе началось оживление. Матросы сновали взад и вперед, как муравьи в развороченном юным натуралистом муравейнике. Одни муравьи надували резиновый штормбот, подсоединив резиновым шлангом его клапаны к баллонам со сжатым воздухом, другие и третьи, поминутно заглядывая вниз, истово молились.

Со стороны острова явственно доносился рев бурунов, разбивавшихся о последнюю, уже третью по счету гряду рифов. План Кузнецова состоял в том, чтобы перемахнуть через них на гребне подходящей волны.

Ознакомленный с этим планом Отто только равнодушно пожал плечами; ему было некогда, он размышлял, когда ему следует застрелиться: сразу же по высадке десанта или после завтрака. Петрухе план не показали, Задов же вполне одобрительно хмыкнул – так, для видимости. На самом деле ему было не до плана, он тоже был занят, суетливо затягивая свой вещмешок.

Что до Батыра, то эта импровизация Николая, предложенная на окончательное утверждение, ему не понравилась категорически, однако, обреченно кивнув, спорить он не стал. Честный перед собой бек смутно понимал, что в подобной ситуации плана, который его устроил бы, в природе просто нет и быть не может.

Надутый до звона футбольного мяча штормбот с экипировкой ошалевшие матросы спустили на воду под командованием Отто ловко, перевернув лишь дважды.

– Готовы? – спросил Кузнецов коллег на мостике.

В повисшей тишине молча кивнули все, кроме бека.

– Пошли!

Заминка возникла, когда пришлось палец за пальцем отрывать руки Батыра от лееров. Командир похода впал в полный ступор. Он ненавидел открытую воду и все водные и подводные виды транспорта – от плота до эсминца.

Все это Батыр громко и внятно сообщал сослуживцам по отряду и изумленному экипажу субмарины. Брыкающегося командира под руки пересадили в маленькую резиновую скорлупку. Лодчонка эта на фоне стальной громадины – умирающей гордости флота уже вымершего рейха – казалась совсем крошечной. Последней пуповиной, связывающей Батырбека с надеждой на жизнь, оставался тоненький пеньковый трос, постепенно стравливаемый матросами. Вцепившись в него руками, Батыр монументально сидел на дне лодки и ждал неминуемого скорого и единственно возможного окончания операции.

На корме у руля расположился Задов. По лицу его – вопреки всей сложности обстановки – блуждала довольная ехидная улыбка: одессит ситуацией наслаждался.

Он вел штормбот извилистым курсом, пытаясь удержаться от рифов на таком расстоянии, чтобы лодку не затянуло в водоворот. Страховочный фал в сведенных судорогой руках Батыра пока не давал подойти близко к грохотавшим бурунам, но всякий раз, когда на очередной волне лодочка приближалась к рифам, у всех сидевших в ней замирало сердце.

В конце концов очередной гребень прихватил бот настолько основательно, что трос не выдержал. Наступил решающий момент высадки. Веревка лопнула, тренькнув напоследок гитарной струной. На округлившихся глазах Батыра Задов безмятежно бросил руль и дико захохотал – управление потеряло смысл. Однако, вопреки ожиданиям бека, лодку без малейших проблем течение перенесло через гряду камней и, степенно протащив по мелководью, вынесло на берег.

Факт остается фактом: остров Буян лежал у отважной четверки под ногами. Измотанные однополчане разом повалились на песок, только один Батыр с обрывком троса в руках сначала отбежал от кромки прибоя шагов на двадцать и лишь потом упал без сил.

Вечернее солнце палило немилосердно. Вернувшийся на берег Батыр носком сапога с опаской потрогал набегавшую волну, презрительно скривился, показал океану увесистый кукиш и противным командным голосом распорядился ставить палатки.

Палатки ставили долго, едва ли не до полной темноты, наталкиваясь друг на друга и попутно потоптав все продукты в вещмешках. Россыпи мелких далеких звезд света не давали, а луна то ли куда-то подевалась, то ли в данной реальности просто отсутствовала. Петрухе, которому доверили вбивать колышки, отдавили руки, Батыр, запутавшись в многочисленных шнурах, едва не удавился, а Задов переругался с Кузнецовым относительно расположения частей света – педантичный Николай требовал установить палатки входом на восток.

В конце концов, устроившись в спальных мешках, голодные разведчики стали выяснять, следует ли выставить караул. Батыр, решивший проявить заботу о подчиненных, в порыве великодушия амбициозно заявил, что сигнал тревоги в случае опасности подаст его амулет – грязная заячья лапка.

Каким именно образом она это сделает, бек не уточнил, потому что тотчас забылся тревожным сном. В этом сне художник Айвазовский просил его часок попозировать натурщиком с голым торсом на капитанском мостике «Титаника», а грустный Малюта с увесистыми клещами в руках проникновенно шептал: «Соглашайся, неудобно ж, такой человек просит…»

* * *

– Батыр Бекович… Товарищ Батырбек, проснитесь… Ну проснитесь же.– Петруха нетерпеливо тряс Батыра за сапог верблюжьей кожи, выделанной в Коканде за год до его оккупации татаро-монголами.

– Отвали, салага,– недовольно буркнул Батыр, переворачиваясь на другой бок.– Когда человек спит, его даже змея не кусает.

– А это точно? – усомнился Петруха.

Оскорбленный сомнениями в своем степном опыте, Батырбек тяжело вздохнул и сел, зло глядя на новобранца.

Петруха смущенно потупился, потом собрался и прояснил ситуацию:

– Там у Левы тельняшка задралась, а на животе змея лежит.

– А что Лева? – зевнув, проявил интерес батыр.

– Тоже лежит.

– Буди,– решительно распорядился бек, почесав в затылке.– Спасай товарища. Тут надо действовать решительно. Пока змея не уползла. То есть пока она не просекла, что позавтракать и в постели можно. И, кстати, стажер, сообрази там насчет пожрать.

Петруха понимающе кивнул и выполз из палатки. Минуту спустя над берегом разнесся хриплый вопль Задова. Батырбек откинул полог и вылез из палатки.

Стояло прекрасное солнечное утро. Легкий океанский бриз налетал на берег и, не встречая сопротивления, мчался к мрачным отвесным скалам, обступившим пляж. Перед скалами бриз стихал совершенно, редкая растительность у подножия даже не вздрагивала. У линии прибоя, прикрыв глаза ладонью, спиной к импровизированному лагерю стоял Кузнецов. По песку перед палатками, вопя и брызгая слюной, катался Лева. Возле него на корточках сидел перепуганныйПетруха.

Батырбек неторопливо приблизился.

– Разбудил? – поинтересовался он, не обращая внимания на Левины крики.

– Так точно!

– Змею или Леву? – уточнил бек.

– Леву.

– Надо было змею, стажер,– с мягкой укоризной заметил Батыр.– Не усвоил приказ – переспроси. Я же по-русски тебе объяснял: спящего змея не укусит… Ладно, какая она из себя была – коротенькая серая или длинная в пятнышках?

– Коротенькая серая,– секунду поколебавшись, выбрал Петруха наименьшее зло.

– Эфа,– хладнокровно констатировал бек.– Неси антидот ^[11]. Пара минут еще есть.

– Зато субмарины нет,– сообщил начальнику подошедший Кузнецов, протягивая Батырбеку подобранную на берегу черную фуражку Отто и кивая на Леву.– Чего это с Левой?

– Змея укусила,– равнодушно пояснил бек, отложил фуражку в сторону и, взяв у Петрухи шприц, начал вводить Задову порцию противоядия.– Потопли, стало быть, ребята. Зря я руны-то давеча резал. Только нож тупил. Вставай, Левчик, помоги Петьке завтрак приготовить.

Лева с ненавистью глянул на испуганного Петруху, который спрятал фуражку Отто в вещмешок, и, морщась, сел.

Завтракали они на скорую руку, поэтому уже через полтора часа бек довольно откинулся на прибрежный валун, незаметно вытирая жирные от плова пальцы о Левину тельняшку. Допив из термоса остатки кумыса, Батыр, не вставая с места, приступил к рекогносцировке.

Место высадки со всех сторон окружали отвесные скалы. Неприступность их кому-то предстояло проверить опытным путем.

– Обер-лейтенант, вы в девятнадцатой горнострелковой бригаде «Эдельвейс», случаем, не служили? – официально-казенным тоном обратился Батыр к Кузнецову.

– Не имел чести, герр адмирал! Егеря не мой профиль,– также по уставу отчеканил Николай, незаметно скручивая с лацкана мундира досаафовский значок мастера-альпиниста.

Петруха с Левой деловито сворачивали палатки, старательно пряча взгляды от командира. Все – и даже Петька – уже поняли, куда дует ветер степной мысли военмора.

– Добровольцы, ко мне!

Отряд шарахнулся от Батыра как от прокаженного. Бек презрительно усмехнулся:

– Ну раз так, я сам пойду. Вперед и вверх. А там грудью встречу свирепого врага. И вырву ему очко.

– Что вырвете? – уточнил Задов, перешедший от ехидного любопытства на «вы».

– Очко,– пояснил бек.– Я на днях репортаж по связь-блюдцу с поля битвы слышал. Там мой Салават Юлаев в неравной борьбе вырвал очко у какого-то Спартака. По-моему, очень образно, и лично меня вдохновляет. Так что поднимусь на скалу, встречу и тотчас вырву!

– Ну-ну,– саркастически усмехнулся себе под нос Задов и пошел осматривать берег. Сам он болел исключительно за «Динамо».

Батыр реплики не расслышал или сделал вид, что не слышит. Вероятнее всего, его действительно охватил порыв кочевой отваги, подавивший чувство самосохранения. Петька услужливо подал Батыру стальную кошку с веревкой и отошел подальше.

Вопреки тайным надеждам команды, кошка зацепилась с первой же попытки. Петруха и Кузнецов, поплевав на ладони, подергали за веревку. Крючья сидели крепко. Батыр, глядя на них, тоже поплевал на ладони, громко сказал сам себе «вперед, герой» и с натугой пополз по скале вверх.

– Идиот,– вполголоса констатировал, обращаясь к коллегам, вернувшийся от скал Лева.– Там в кустах проход есть. Затем Задов голос слегка повысил: «Вандерфул! Эпохально лезет. Снежный барс, а не человек!»

Все хорошее кончается гораздо раньше, чем плохое, и на высоте пяти-шести метров лапы снежного барса не выдержали и медленно разжались.

Надо отдать должное, падал Батыр молча. Во время полета бек видел на небе удивительные облака.

Одно из них напоминало знакомого слепого аксакала из его аула. В далеком детстве они частенько подсыпали ему в зеленый чай козьи «орешки». «Гад я был»,– подумал бек, и облако ему ехидно улыбнулось. Другое облако – кривоногий и горбатый от рождения верблюжонок – тоже улыбалось, но криво. Последнее облако было вылитый Хохел Остапович, и оно уже не улыбалось, а откровенно скалилось.

Сочно приложившись к каменной плите, Батыр неподвижно застыл в позе заспиртованной лягушки. Остекленевшие глаза бека печально глядели в небо.

– Отмучился, болезный,– прошелестел Петька и незаметно перекрестился.

– Теряем товарищей. Причем лучших.– Задов склонился над скалолазом.– Как ты себя чувствуешь, Батыр? Не молчи, гад!

Батыр моргнул, потянулся и сел.

– Спасибо, цел. Камень смягчил падение.

– Компресс нужен,– посоветовал Задову из-за спины ледяной голос.

– Перебьется. Петруччо, у нас антидот остался? – ответил Лева, оборачиваясь. Кузнецов, массировавший беку затылок, тоже поднял глаза.

За спиной Левы стоял индеец – голый по пояс, в кожаных штанах, расшитых бисером, и в мокасинах. В волосах краснокожего торчало длинное страусиное перо. Лицо и плечи покрывала затейливая татуировка, напоминающая чертежи из учебника геометрии. На правом предплечье сквозь загар проступало доказательство теоремы Пифагора. Похоже, местные аборигены тянулись к знаниям на свой своеобразный манер. На поясе индейца висела связка пованивающих лысых скальпов, а у его ног лежал обмотанный кожаным лассо Петруха, с кляпом во рту и отчаянием в глазах.

Батыр еще собирался с силами отползти в сторону к кустам,Кузнецов мысленно нащупывал застежку кобуры, а Задов уже действовал. Широко расставив руки, он воскликнул: «О, отец мой, великий и могучий Маниту!» – и, упав индейцу в ноги, с силой дернул его за щиколотки.

Открывший от изумления рот краснокожий опрокинулся навзничь, сильно ударился головой и потерял сознание.

– Это правда ваш папа? – поинтересовался Петруха у Задова, когда Кузнецов освободил его от пут.

– Моего папу в Одессе белые расстреляли,– хмуро заметил Лева.– Слышь, мужики, кажись, оклемался. Он сюда через ложбинку в кустах пролез, я ее еще давеча приметил. Кто ты такой? Отвечай, морда!

– Не так! Предоставьте это мне.– Кузнецов неторопливо подошел к пленнику и, пристально глядя в глаза, процедил: – Сначала, сын жены потомка Маниту, я выколю тебе глаза. Потом вырежу сердце. Потом нарежу из спины десяток ремней. Имя, часть, звание?!!

Каждое слово Николая тянуло как минимум на снаряд к зенитному орудию.

– А вы за кого воевали? За фашистов или все-таки за партизан? – робко уточнил Петруха.

– За партизан,– успокоил Кузнецов, не отрывая стальноговзгляда от побледневшего краснокожего.

– За чьих партизан, извините? – опять уточнил дотошный Петька.

– Господа! Позвольте я ему с ноги засажу! – встрял Задов, недовольный второй ролью в этом перспективном и многообещающем спектакле.

– А вот бусы… Бусы-бусы… Хочешь? А хоро-о-ошие-то какие,– неожиданно подал голос и Батыр.– И губную гармошку!..

Батыр извлек и продемонстрировал музыкальный товар в действии, издав пару мерзких звуков.

Петька, глядя на губную гармошку, начал недоуменно и судорожно шарить по своим карманам.

– Кровавое Пьеро, моя готов служить тебе! – представился индеец, потянулся к Батыру, но, крепко получив по ладошке, руку поспешно отдернул.

– С людями надо уметь работать. И любить их! – Батыр наставительно поднял вверх указательный палец с обгрызенным ногтем.– Бусы, краснорожий ты мой, потом. Тебе все потом будет, а пока веди, милок, показывай путь-дороженьку.

Кровавое Пьеро скрестил руки на груди:

– Бусы, зеркало, пищалку и рубашку в полоску.—Индеец твердо показал пальцем на Левину тельняшку, с которой тот не расставался даже в бане.– Знаю я это «потом» белых людей.

Задов, багровея на глазах, достал из-за пазухи кинжал трупповской ^[12] стали с военно-морской символикой Третьего рейха на рукояти и несколько раз выразительно провел им по горлу подвернувшегося под руку Петрухи.

– Не-э,– отказался индеец,– я не бреюсь.

Навьючив поклажу на индейца, десантники двинулись в путь. Узкий проход в загромождении скал они преодолели легко и без происшествий. Ущелье вывело их на проселочную дорогу, направлявшуюся в глубь острова. Дорогу обступали джунгли, впрочем довольно жидкие. Местами они были вырублены, а в разбитых на земле грядках виднелись тонкие побеги с плодами, отдаленно напоминавшими тыквы.

На очередной плантации за поворотом из земли виднелись уже не побеги, а макушки чьих-то голов, измазанных навозом. Кузнецов готов был поклясться, что ближайшая к ним голова подмигнула.

– Репка,– буднично объяснил индеец.

За последним изгибом дороги взглядам разведчиков предстал огромный валун с самой настоящей дверью, выделяющейся на сером фоне белым чужеродном пятном.

– Вас туда,– сказал Кровавое Пьеро.– Гони бакшиш! Бусы давай, да? Ферштейн?!

– Шагай, шагай, до дома нас проводишь,– добродушно пихнул сапогом проводника под копчик Задов.

– Моя без вызова нельзя! – возразил индеец, сохраняя невозмутимость и болезненно морщась.

– С нами везде можно.– Лева показал выразительными жестами на отбрыкивающемся Петрухе, что белые люди знают толк не только в бритье, но и в скальпах.

Близлежащие репки провожали их откровенно недоброжелательными взглядами. Видимо, их плохо поливали. До двери, однако, дружинники добрались все-таки без происшествий, и загадочные грядки со странными глазастыми и ушастыми овощами остались позади.

– А вас вообще-то ждут? – уточнил Кровавое Пьеро, чье хмурое настроение не улучшилось из-за отсутствия обещанных ценностей.– Незваный гость хуже бешеного баклажана.

Дверь они открывали, навалившись сообща. Пятисантиметровой толщины бронелист, снаружи отделанный под дерево, поддался не сразу.

– Теперь скоро,– многозначительно сообщил путникам Кровавое Пьеро.

И верно, за поворотом тоннеля им открылся приличных габаритов, ярко освещенный куполообразный зал, под сводом которого висела громадная люстра, дававшая мягкий, но в то же время довольно яркий свет. Вдоль стен по всему залу стояли столы с горшками, кадками и ящиками, наполненными растениями. По разнообразию флоры оранжерея могла бы легко конкурировать с хорошим ботаническим садом. В центре помещения возвышался квадратный каменный помост с провалом в центре. Над помостом висело густое голубое марево.

– О, да у нас гости! Рад, очень рад! – раздался голос.

От зарослей неспелого винограда отделился сутулый старичок в подбитой овчиной жилетке поверх драного белого халата и зашарканных тапочках на босу ногу. Его морщинистое лицо, покрытое пигментными пятнами и непонятными наростами, украшали очки в золотой оправе с мощными линзами. Сзади из-под полы упомянутой жилетки торчал зеленый хвостик, сильно напоминающий фасолевый стручок.

– Чем обязан? Хотите сделать заказ? Или будете выбирать из имеющегося товара? Много новых предложений! Любопытные вещички получились, доложу я вам,– заметил незнакомец.

Пауза несколько затягивалась.

– Герр офицер?! – недоуменно-выжидательно воззрился старик на Кузнецова, которого, видимо, в этой разношерстной компании принял за старшего.

– Обер-лейтенант Зиберт. Пауль Зиберт,– наклонив голову и щелкнув каблуками, галантно представился Кузнецов.

– Приятная неожиданность. Мы с вами земляки. Доктор Швайнкомпф,– представился незнакомец.– Чем могу быть полезен?

– Вы говорили о новинках? – Кузнецов немедленно подстроился под собеседника и решил вытащить из доктора самые свежие сведения.

– Да-да, конечно, пойдемте, прошу вас. Только не заденьте моих питомцев. Некоторые еще не вступили в фазу очеловечения и могут быть небезопасны. Здесь, правда, только опытные образцы. Так сказать, промышленное производство уже на плантациях.

Ловко лавируя между кадками и горшками, доктор повел гостей к центру зала. У помоста стоял простой тесаный стол, уставленный пузырьками разных цветов и размеров. На них были наклеены этикетки с надписями, сделанными красными чернилами и явно от руки.

– Прошу вас, выбирайте,– доктор сделал приглашающий жест.– Ассортимент отменный. Давненько жду истинных ценителей.

– Чудесная работа! – громко восхитился Задов и, поворотясь к беку, скривил губы.– Что за хрень?

– Рецептура производства та же? – строго поинтересовался Кузнецов.

– Ну конечно. Берете семена, сажаете в землю, поливаете и… – Доктор выдержал эффектную паузу.– Получаете пучок людей, в смысле человекообразных, с заданным набором качеств.

– Если можно, с этого места подробнее,– доверительно попросил Кузнецов.– У нас тут есть непосвященные. Финансисты… гм.

– Извольте,– легко согласился ученый, по всей видимости истосковавшийся по более благодарной аудитории, нежели Кровавое Пьеро, который тем временем сосредоточенно чистил ухо оттопыренным мизинцем.– Из настурции получаются смуглые люди в красных фесках, замечательно варят кофе на песке и торгуют кожаными куртками. Из бегонии выходят хорошие курьеры. Кукуруза дает лысых толстячков, которых можно использовать на руководящей работе, а кормить только салом. Розы хорошо поют. Из анютиных глазок выходят веселые девушки в кожаных костюмчиках, норовящие отшлепать непослушных. Если нужны слуги, то рекомендую вот эти горшочки – хороших дворецких можно получить только из плюща. Правда, в гастрономическом плане, кроме овсянки, от них ничего не добьешься. Из красного перца и морковки получаются индейцы, вот как Кровавое Пьеро. Я, впрочем, от него не в восторге: язык понимает плохо, работать не желает. Но надежда есть, пытаюсь научить его читать.

– Хотите сделать цивилизованного человека при помощи каких-то книжек? – всерьез заинтересовался Батыр.

– Нет, для кого-то, конечно, и кумыс – вершина эволюции,– задумчиво потер подбородок доктор.– А чем расплачиваться-то будете за такой «прогресс», милейшие?

– Мы заплатим золотом! – внушительно и к месту сказал Задов, встряхнув своим вещмешком в котором громко звякнули боеприпасы.

– Герр доктор, если не секрет, как вы достигли таких впечатляющих результатов? – спросил Кузнецов.– Ваша карьера изумительна и достойна подходящего биографа, не так ли, дон Педро?

Задов локтем ткнул Петруху под бок, и новоявленный дон, оторвав вожделеющий взгляд от аленького цветочка, скромно скучавшего в разбитом горшке на полу, с готовностью кивнул.

– Да, пожалуй,– самодовольно согласился старик.– В глазах коллег я всегда выглядел в лучшем случае чужаком. Эти адепты научных догм считали мои теории полным идиотизмом. Ах, как они жестоко просчитались, как потом, полагаю, жалели. После провала одного моего неудачного эксперимента один приятный молодой человек с английским акцентом вывез меня сюда. Я бы в общем-то мог и остаться, но два местных брата-писателя наклепали на меня публичный донос. Иносказательно, правда, но их сказочку все поняли, и моя карьера едва не закончилась гибелью. Ну ладно, все к лучшему. В конце концов мой меценат дал мне не только денег, но и предоставил этот остров. Здесь, у подножия вулкана, я нашел источник мутации клеток – недостающее звено моей общей теории. Достаточно поместить семена под местное излучение на несколько часов, и прорастание их в существ, внешне неотличимых от людей, начинается в ста случаях из ста! Да-с! Для начала я облучил десяток картофелин и гибрид моркови с чилийским перцем. Что получилось из гибрида, вы видите перед собой.

Профессор кивнул на Кровавое Пьеро, который перестал копаться в ухе и стал чесать в затылке.

– А картошка? – поинтересовался Задов.

– Из нее получился выводок бородатых рыжеволосых мужиков со вздорным характером. Они сразу же и вполне самостоятельно научились делать брагу из мухоморов. Я подумал было, что создал виноделов. Но они перепились и принялись бить друг другу, пардон, морды. Я обрадовался, что вышли великолепные воины, но эти варвары выкрали мои книги по плотничеству и вдруг занялись строительством хижин. Кстати, не без успеха. Потом они опять запили, опять передрались и опять занялись новым ремеслом. Потом что-то опять строили, потом опять перепились. Снова пьянки, драки…

– Правильные пацаны были,– невежливо прервав ученого, буркнул себе под нос Кровавое Пьеро, но буркнул достаточно громко и так, чтобы слышно было всем.

Короткий хук под дых свалил несчастного индейца на пол. Профессор не сильно утруждал себя поисками воспитательных методов. Индеец громко и обиженно засопел: «Расист… А еще под интеллигента косит!»

– На чем я остановился? Ах да! – радикально успокоив Пьеро, продолжил ученый.– В конце концов ночью, когда я крепко спал, они украли всю мою коллекцию средневекового оружия, соорудили дракар и уплыли открывать Америку. Теперь обедать я вынужден без картошки. Нонсенс, но ничего не поделаешь. Семенного материала не оставил, был охвачен, так сказать, азартом вдохновения! А месяц назад грядка морковок в лес сбежала. Издержки.

– Пардон,– помрачнел Кузнецов,– они что, съедобны?

Профессор довольно захихикал, потирая сухие ручонки:

– А как же, господа. Извольте убедиться. Эй, Пьеро, к ноге!

Индеец покорно шагнул к своему создателю ипротянул руку, на которой только теперь изумленные разведчики заметили несколько десятков длинных шрамов от порезов.

Профессор, наслаждаясь паузой, которую он, по простоте душевной, принимал за восхищенную, ловким движением полоснул индейца по запястью. Фонтанчиком брызнула из вены густая красная кровь. Профессор, причмокивая, присосался к руке.

– Нечисть,– тихо и изумленно ахнул дон Педро.

– Вампир,– тихо и облегченно вздохнул Батыр, и рука его потянулась в сапог за ножом, однако Задов слегка придержал бека за руку.

– Чистый морковный сок,– выпрямился профессор, вытирая рукавом халата красные губы.– Весь перец ушел в задницу. Не волнуйтесь, господа, Пьеро несъедобен в принципе, как первый образец. Я, знаете, сентиментален. К тому же он превосходная живая походная чернильница. Все мои труды написаны, с позволения сказать, кровью.

– Побочные эффекты плодоовощного питания? – деловито поинтересовался Кузнецов, показывая на зеленый хвостик профессора и желтый грибковый нарост возле уха.

Профессор недовольно поморщился и разозлился:

– Поставок давно не было, ем, что есть. Я раб науки, а рабы не выбирают. Рабы жрут, что дают. Лучше сытый с хвостом и рогами, чем голодный на небесах.

– Скажите, герр профессор, а в своих изысканиях вы не создавали более функциональные творения? – высокомерно поинтересовался Кузнецов.

– Кадрового офицера сразу видно,– искательно залебезил старик.– Из пакета крапивы получается батальон карателей полного штата. Опробовано. Из рассады чертополоха – отличные олигархи. Из горсти репейника – великолепные адвокаты. Из баобабов – сами понимаете. Могу продолжить…

– А вот это вот что? – поинтересовался дон Педро, кивая на аленький цветочек.

– Понятия не имею,– небрежно пнул горшок профессор, и цветок вывалился из рассыпавшейся земли.– Сорняк.

Мучимый скукой Батыр споткнулся о ножку деревянного стола и заехал локтем по ближайшей кадушке, обвитой резиновым жгутом.

– Вы что, припадочный? – истошно завопил профессор.– Прекратите дергаться, здесь не дискотека! Вы порвете мне поливочный шланг. Как вы думаете, на необитаемом острове легко достать новый?

Кузнецов решительно шагнул вперед и встряхнул старика, мигом оборвав истерику:

– И все же, профессор, я настоятельно попросил бы предложить мне что-нибудь действительно стоящее. Вы меня понимаете?Сто-я-ще-е!

Профессор моментально успокоился. Сняв очки и протирая их замызганным платком, он печально пробормотал:

– А ведь я вас недооценил, молодые люди. Годы… Глаз не тот… Ну-с, хорошо. Есть у меня одна разработочка. Мой меценат сделал специальный заказ. Думаю, вреда не будет, если я кое-что сверх заказа обнародую, так сказать. А то и впрямь закисну я здесь. Да, Пьеро? Одну минуту…

Профессор вышел из зала во внутренний дворик и скрылся в зарослях бамбука.

– Кабинет у него там,– гордо сообщил индеец, вылизывая порез.

– Больно? – с жалостью спросил Петька тезку.

– Я люблю боль,– признался Пьеро, и в глазах его мелькнула ненависть.– Но насчет перца – это перебор.

– Будем брать? – деловито поинтересовался у Батыра Кузнецов.

– Ясен перец,– согласился Задов, оглянувшись на вздрогнувшего Пьеро.– Все просто, как морковка.

Пьеро шарахнулся от него в сторону.

– Подведем итоги,– сжал зубы бек.– Незаконные эксперименты по генной инженерии в закрытой реальности – это раз. Жестокое обращение с растениями – это два.

– Трупоедство – это три,– обиженно добавил Кровавое Пьеро, печально подметая у стола гниющие остатки каких-то крупных овощей.

– Может быть, сразу в расход? – почесал подбородок Задов.– Чего церемониться-то?

– Нельзя,– засомневался бек.– Он не нелюдь, а гомо сапиенс.

– Сапинс не сапинс, а спишем на вампиризм, и всех делов,– стоял на своем Задов.– У нас и жертва есть как вещдок. А что там знали мы или не знали, кому какое дело…

– Нет,– отрезал Батырбек.– У нас Малюта два месяца без дела сидит. Ему тоже работать хочется. Короче, так. Я валю лабораторию. Колян, Лева, берете очкарика. Петрусь присмотрит за этим перцем.

– Моя до фени,– благожелательно заметил Кровавое Пьеро.

Кузнецов и Задов, выхватив пистолеты, метнулись в заросли, откуда тотчас послышался душераздирающий крик: Лева, оправдывая фамилию, с ходу сел на поросль молодого бамбука.

Петруха, убедившись, что его красномордый тезка боевые действия напрочь игнорирует, аккуратно подобрал и поставил в чистую пробирку аленький цветочек.

Батырбек подобранной на полу тяпкой с наслаждением перебил злополучный шланг в нескольких местах и приступил к планомерной ликвидации оранжереи. Он уже дошел до горшков с геранью, когда в зал вернулись Лева и Николай.

– Ушел, стервец,– злобно отрапортовал Лева.– Кинул нас, как лохов на Малой Арнаутской, и ушел. Жди теперь неприятностей.

Ждать не пришлось. Из кустов, за которыми угадывались наплывы вулканической лавы, донесся легкий свист, похожий на тот, который слышит дачник, проверяя весной застоявшийся за зиму газовый баллон.

– Амулет! – подсказал Кузнецов беку, и тот тотчас достал и бросил Николаю заветную грязную заячью лапку. Амулет молчал. Сам бек, сжимая тяпку, направился к зарослям бамбука в надежде отыскать кабинет профессора.

– Протух кролик,– шепнул Николай Задову.

– Ой, не скажи,– усмехнулся в ответ Лева.– Если бы протух, бек всю лодку с экипажем на дно отправил бы. Он там половину навигационного отсека на сувениры начальству раскрутил.

Из вещмешка Кузнецова послышались звуки шарманки. Сеанс связи по блюдцу начался в самый неподходящий момент. Шарманка сменилась песней «Вы рождены, чтоб сказку сделать пылью…», и по дну блюдца побежала мелкая рябь.

Кузнецов рывком распахнул вещмешок, метнул на стол блюдце и кинул на него заливное яблочко. Неловко повернувшись к столу, Лева крепко приложился коленом о парапет и невольно громко выругался.

Блюдце отреагировало немедля.

– Трое суток ареста, Задов. За сволочь,– обрадовал Леву комиссар заставы.– Срочно соедините с Батыром. Где он?

Кузнецов направил блюдце в сторону зарослей, где скрылся бек и где журчала жидкая струйка воды из водопроводного крана.

По блюдцу шли помехи, но голос Фурманова был хорошо слышен:

– Что за хамство, Задов? Могли бы просто сказать, что человеку приспичило. Ладно, я рад, что у вас все в порядке. Напомните беку о моей просьбе. Он знает. И прекратите свистеть, Лева, вы не в Одессе.

Затем гнусавый мужской голос продекламировал: «Вот и сказочке конец, а кто слышал – молодец», и все, кроме свиста, затихло. Примолк даже журчащий ручеек. Долгожданный сеанс связи закончился так же неожиданно, как и начался. Выскочивший из бамбука Батыр застал товарищей уже полностью собранными и готовыми к действию.

Очумело озираясь по сторонам, бек сфокусировал безумный взгляд на товарищах и выдохнул: «Тикаем, хлопцы, я все сделал». Повторять два раза ему не пришлось.

Разведчики, тяжело дыша, пробирались через переломанные и перекрученные беком груды веток. Ядовитые цветы на некоторых клумбах еще шевелились и тянули к ним свои длинные шипастые листья. Пробираясь мимо хризантем, они услышали в свой адрес и в адрес родни до пятого колена не совсем приличные домыслы. Что до лексикона нежных анютиных глазок, то от их забористой брани покраснел даже коренной одессит.

Чудом уцелевшая в этом хаосе незабудка пообещала поотрывать дружинникам ноги сразу же, как у нее вырастут руки. Предусмотрительный Батыр не пожалел пары драгоценных секунд и основательно втоптал потенциальную нимфетку в грунт, приговаривая: «Флораты набоковская».

Впереди замаячила заветная дверь. Где-то сзади раздался утробный визг. Это профессор-генетик призывал на головы десанта все известные ему небесные кары.

– Злобный старикашка,– крякнул Батыр.– Нервный.

– Ага! Ему бы в Кисловодск, на воды,– согласился Кузнецов.

Не оглядываясь, разведчики резко прибавили скорость, ловко преодолевая импровизированную полосу препятствий.

Грохоча каблуками, лязгая амуницией и тяжело отдуваясь, отряд лавиной выкатился на дорогу и с усилием закрыл за собой бронированную дверь.

– Припрем? – крикнул Батыр, у которого заметно тряслись руки.

– Не получится! Она вовнутрь открывается,– скрипнул зубами наблюдательный Задов, не отпуская ручку двери.

– Тогда на берег. Этот стальной гроб с потенциальными мертвяками сейчас самое безопасное для нас место! – орал, бросив напрасный труд, бек уже на бегу.

– Потонул гроб, я же вам докладывал,– рапортовал бежавший легкой прогулочной трусцой Кузнецов.– Кто видел, куда делся Кровавое Пьеро?

– Когда Батыр Бекович взялись за шланг, товарищ Пьеро нырнул в кусты. Наверное, умываться не любит,– поделился свежими воспоминаниями Петруха, отдуваясь на ходу.– Товарищ бек, а что это вы там в кабинете делали?

– Пустил воду из трубы водопровода прямо в жерло вулкана,– выдохнул вспотевший Батырбек.

«Радикально, однако»,– подумал Кузнецов и, обогнав бека, перешел с трусцы на рысь. Но за очередным поворотом его ждал неприятный сюрприз.

У ущелья, ведущего к проходу на берег, суетилась толпа здоровенных лысых мужиков, наспех вооруженных сучковатыми дубинами. Старший из них, раздавая тычки и затрещины, руководил постройкой баррикады из поваленных стволов деревьев поперек единственной дороги. Работа репок была в самом начале.

Разведчики, не дожидаясь команды бека, рухнули в траву у дороги как подкошенные. Прежде чем действовать дальше, требовалось оценить обстановку.

– Зачем понадобилось их выращивать? Таких гопников и отморозков везде полно,– пробормотал Задов, разглядывая мужиков.– Ну да пулемет даже конную лаву останавливает, не то что этих питекантропов с дрекольем.

– А лаву красногвардейскую или золотопогонную?– попытался уточнить Петька.

– Пулемету без разницы. Любую,– туманно ответил Задов, не вдаваясь в подробности автобиографии.

– У нас что, и пулемет есть? – встрепенулся Батыр.

– Все свое ношу с собой,– похлопал Задов по вещмешку.– Прикажете собрать, зарядить?

– Собирай, Левушка, заряжай, родной, и скоренько-скоренько иди в атаку.– Батыр опасливо махнул рукой, указывая направление.– А мы уж тебя прикроем!

– Как это вы меня прикроете? – возмутился Задов.– Пулемет же у меня!

– Вот ты и иди! – Отказать в логике Батыру было невозможно.

– Под командованием фельдмаршала Роммеля в африканской армии служил подполковник Бааде в пятнадцатой мотопехотной дивизии. Очень способный офицер, хотя и не без странностей. При прорыве из «котла» он повел своих автоматчиков в бой, надев килт ^[13] и держа в руке меч. Победа осталась за ним,– очень кстати припомнил Кузнецов.

– Юбку не надену. Западло это у нас на флоте,– обиженно надулся Батыр, припомнив совет Хохела.– Думай еще, Колян.

– И что тут думать, если вон там, дальше, еще один проход есть,– посоветовал Кузнецову Красное Пьеро, неожиданно появившийся из придорожного кустарника.– Валите, ребята, тут наши разборки, местные. Извините, парни, но губную гармошку я себе на память оставлю.

Индеец скрылся в зарослях так же быстро, как и появился, однако Николай успел заметить, что в кустах скрывается по меньшей мере десяток его родичей, вооруженных копьями.

«Коллега,– тепло подумал о Пьеро Кузнецов.– Чего только не перенес у врага в лапах…»

Проход в скалах они проползли на карачках и на одном дыхании. Но на пляже лагуны десант ожидали еще два сюрприза. На этот раз приятных. Удача, до сих пор их не баловавшая, явно повернулась к ним лицом, а не своим обычным местом.

Во-первых, аккурат промеж надгробных плит, выступавших из заштиленной глади, маячил латаный-перелатаный, но все еще хищный абрис ставшей за сутки родной субмарины. Очевидно, стреляться Отто передумал.

Во-вторых, у берега легко колыхалась берестяная пирога, у которой стоял краснокожий паренек, безошибочно протянувший два весла беку – как старшему по званию. Батыр хмыкнул, тотчас же распределил гребную мощь между Левой и Петрухой, недовольно ткнул пальцем в берестяную обшивку и, тяжело вздохнув, полез в пирогу.

– Тебя как зовут, малыш? – ласково спросил Кузнецов у гордого собой мальчугана.

От оказанной чести – обращения великого белого воина – мальчик окончательно зарделся, и на его курносом носу проступили мелкие веснушки.

– Иваш – Моржовый Клык. Моржа – это зубастый зверя такая, страшны-ы-ый. Его один воин бил, к нам давно плавал, наш вождь Кровавое Пьеро сказывал. Теперь он тама.– Мальчуган гордо ткнул в небо.– Огненную воду пьет, сладкую моржу кушает. Бегу я.

– Постой, Клык Моржовый! Передай вождю, чтобы все крепко за деревья держались, ваш остров мала-мала трястись будет. Понял? Главное – держитесь.

Иваш кивнул и, осчастливленный судьбоносным поручением, унесся с берега.

«Хороший мальчик,– думал Кузнецов, осторожно устраиваясь на корме утлой пироги.– Воспитанный». Батырбек, сидевший на носу, обреченно махнул рукой, и Задов с Петрухой дружно навалились на весла.

Пирога была уже на полпути к подводной лодке, когда остров и прибрежное дно основательно вздрогнули. Из-за скал донесся ровный гул, где-то далеко загромыхало. Секунду спустя вода рядом с лодкой вспенилась под шрапнелью мелкой щебенки. Глыбы побольше, к счастью, падали со значительным недолетом. Одна из них оказалась, судя по всему, объемистой, но легкой, поэтому, опередив пирогу, упала метрах в десяти перед ее носом.

– Профессор! – распознав в бесчувственном теле специалиста генной инженерии, ахнул Батыр.

– Акула,– безмятежно возразил обернувшийся на всплеск Петруха.

Правы были оба. Полосатая тигровая акула явно заинтересовалась плавучестью глыбы и теперь на всех плавниках неслась к оглушенному профессору, начинающему медленно уходить под воду.

Батыр, не видевший акул даже на картинках, упал на дно лодки и затаил дыхание. Прирожденный мастер маскировки, в детстве бек таким образом не раз оставлял с носом приезжавших в аул делать прививки санитаров. Петруха заорал и помахал хищнице веслом. Акула оказалась невосприимчивой к жестам и не остановилась. Задов стал грести в утроенном темпе, и пирога завертелась на одном месте. Привел в чувство команду лодки Кузнецов.

– Суши весла, Лева. Стоп, машина. Петруха, на место. Правым табань. Весла на воду. Отставить. Суши весла. Весла на воду. Полный вперед.

Далекий взрыв вулкана между тем привлек внимание экипажа субмарины. Офицеры и матросы сгрудились у левого борта, заключая пари о том, кто из соперников доберется к призу первым. Большинство ставило на акулу, но Отто, боцман и еще несколько человек подальновиднее решительно отдавали предпочтение пироге. Кроме того, экипаж был очень заинтригован поведением бека.

Лодка успела первой, но и акула не подвела ожидания зрителей. Вцепившись в полы профессорского халата, она предприняла последнюю попытку разнообразить свой рацион. С акульими притязаниями не согласился Кузнецов, разрядивший в зубастую тварь всю обойму «люгера». Акула еще агонизировала и разевала пасть, когда отважный офицер, нырнув в воду, перекинул профессора в пирогу, где его крепко связал и пинками тотчас же привел в чувство Задов. Кляп для профессора он соорудил из куска замасленного халата бека, который тут же и отхватил острым ножом. Бек даже не шевельнулся – правила маскировки он соблюдал свято.

Храбрости и благородству обер-лейтенанта аплодировал не только экипаж подводной лодки, но и высыпавший на берег клан Морковного Перца, явно только что одержавший победу над репками. Побежденного клана Репок не было видно. Скорее всего, Перцы пленных не брали.

Нос пироги уткнулся в борт субмарины, раскрашенной свежими маскировочными разводами. С палубы десанту сбросили хлипкую веревочную лестницу, почему-то гордо именуемую штормтрапом. Пришедший в себя бек под приветственные крики поднялся последним самостоятельно, но со второго раза. В первый раз он сорвался вниз и утопил пирогу и свои сапоги. Поднявшись на палубу, он тотчас же бросился к подветренному борту. Его успело укачать. Матросы деликатно отвернулись, приветствуя остальных членов разведгруппы.

– Принимаю командование кораблем на себя! – разнеслось над океаном. Батыр понемногу приходил в себя и осваивался. Он становился человеком дела, то есть тем, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не думает о последствиях.

«Откуда что берется»,– одобрительно подумал Кузнецов, отжимая фуражку.

Отто вежливо откозырял Батыру и оценивающе оглядел пленного.

– Держи, Отто.– Кузнецов великодушно подтолкнул связанного профессора к капитану.– Дарю. Какое-никакое, а развлечение в походе. Ты с ним о литературе поговори, он, гад, братьев Гримм не любит.

Отто нехорошо прищурился и, придержав мычавшего профессора за плечо, велел всем покинуть мостик. Ныряя в люк, Батырбек услышал волчий рык Отто и овечье блеянье профессора.

Десант спустился по трапу в стальное нутро субмарины. Размеренно застучали дизеля. Гул винтов нарастал, и мелкая дрожь корпуса исчезла; подводная лодка двинулась в океан.

Капитан присоединился к героям рейда пять минут спустя. Нервно пихая в кобуру непослушный парабеллум, он виновато вытянулся перед беком и, старательно отводя глаза, отрапортовал:

– Виноват, герр батыр, не уследил. Пленный прыгнул за борт и поплыл к острову. Готов понести наказание за преступную оплошность.

Бек недоуменно пожевал губами:

– Как уплыл?

– Кролем.

Сердобольный Петруха торопливо вскочил на ноги:

– Товарищ бек, спасать надо пленного. Там акулы ходят.

В ответ старший батыр вальяжно прикрыл свои раскосые хитрые глазенки и лениво скомандовал: «Погружение!» А потом быстро и тревожно добавил: «Неглубокое».

Отто недоуменно глянул на флегматичного Кузнецова, но перечить не стал. На перископной глубине лодка медленно, но верно потащилась на восток.

Уже под вечер, и всего в пяти милях от точки предполагаемого стыка реальностей, на борту субмарины случились волнения. Причиной их послужила цепь нелепых случайностей.

Один из младших офицеров случайно заметил в перископ неизвестное судно прямо по курсу. В судне заглянувший в рубку боцман тут же опознал «Летучий голландец». Дежурный офицер не нашел ничего умнее, как оповестить об этом капитана по общей связи, и через пять минут экипаж бурлил.

– Я не ручаюсь за своих людей.– Бледный от стыда и перепоя Отто нервно теребил на шее серебряный крест, оправдываясь перед Батыром и его спутниками.– Я их даже в чем-то понимаю. Еще ни один корабль не возвращался в свою гавань после встречи с «Летучим голландцем». Единственный шанс – получить у капитана корабля-призрака его почту и доставить по адресу. И то сказать, есть ли у них еще эта почта?..

Боцман, лихорадочно перелистывавший «Сборник морских былей», согласно кивал. В запертый изнутри командный отсек уже стучали ломами запаниковавшие матросы. В этот исторический момент, оторвав от перископа отсутствующий взгляд, с истеричным «А-а-а!» к присутствовавшим в рубке повернулся Батыр.

– Ненавижу! – кричал бек ломающимся басом.– Как же я ненавижу это ваше грязное, в нефтяных пятнах, море, эти ваши латаные паруса, эту вашу заплесневелую романтику ветров и камбузов. Ненавижу вашу солонину, ненавижу акул и утопленников. «Титаник» ненавижу отдельно – у меня там дядя кочегаром служил. Галеры ненавижу, паромы и плоты ненавижу, пароходы и теплоходы ненавижу, ледоколы, катера, яхты…

– И доски для виндсерфинга,– испуганно подсказал Петруха разбушевавшемуся беку.

– И доски для виндсерфинга,– подумав, тихо согласился Батырбек и выпрямился. В глазах его действительно сверкала рафинированная ненависть. Толстые пухлые ручонки сжимались до белых пятен в суставах жирных пальцев, а наэлектризованные волосы встали задорным панковским гребнем.

– Торпедные аппараты к бою!

Опешивший Отто попытался было что-то возразить, но Батыр полыхнул таким испепеляющим взглядом, что подводник сник и обреченно махнул рукой. Батыр продолжал командовать:

– Расстояние пять кабельтовых!

– Есть пять кабельтовых,– решительно заявил Петруха, подвигая в сторону парализованного ужасом торпедиста и мучительно вспоминая, что такое кабельтовые.

– Цель прямо по курсу!

– Есть прямо по курсу,– облегченно отозвался Петька, радуясь, что вопрос с кабельтовыми снят.

– Огонь!

– Есть огонь! – сладострастно откликнулся стажер, нажимая на все кнопки и отжимая все рычаги подряд.

Субмарина вздрогнула. Ломиться в дверь перестали.

– К всплытию, крысы сухопутные! – заорал Батыр, настежь распахивая дверь отсека.– Пошевеливайтесь! Приготовиться к абордажу, багор вам в седалище.

Подлодка пулей выскочила из воды, и бек, легко раскидывая в стороны испуганных матросов, решительно проследовал на мостик. Остальные потянулись за ним: оставлять Батыра одного в этот момент и в таком состоянии было бы жестоко по отношению к любой реальности.

Выскочив на свежий воздух из люка с багром в руках и собачьей преданностью в глазах, Петруха замер.

Абордаж был уже не нужен. «Летучий голландец» разваливался на глазах. В его развороченный торпедой борт хлестала соленая океанская вода.

Один за другим в вечернем сумраке гасли голубые светлячки на мачтах, а сами мачты раскачивались все сильнее и сильнее, пока весь такелаж со скрипом и треском не полетел в воду. Рухнул капитанский мостик, крякнул и отвалился бушприт. В конце концов, дрогнув, переломился надвое и весь корпус. Истошный вопль разнесся над океанской гладью, и грешные души вечных морских скитальцев унеслись по назначению. История «Летучего голландца» закончилась ^[14].

Бледный Отто, Лева, группа немецких офицеров и даже Кузнецов замерли в ожидании неминуемого и ужасного возмездия. Картина напоминала плохую копию неизвестного полотна Саврасова «Ткачи прилетели», на которой кучка испуганных мещан провинциального городка с изумлением разглядывает десяток рассевшихся на березах ткачей в рабочей одежде.

Возмездие, однако, не наступало;через полчаса всем стало ясно, что оно и вовсе откладывается на неопределенный срок.

– Домой! – хрипло выдохнул Батырбек и, что-то вспомнив, обратился к капитану подлодки:– Люк закрой плотнее.

* * *

У пристани субмарину восторженным гулом приветствовала толпа встречающих. На новеньких транспарантах аршинными буквами аккуратным почерком Хохела были выведены актуальные лозунги дня: «Знай наших!», «Мы верили!» и «Я все помню!»

Встав навытяжку, стройная шеренга экипажа буквально пожирала своего недавнего начальника восторженными глазами, когда пошатывающийся от приступов тошноты бек по скрипящему трапу первым спускался на долгожданную землю. В глазах Батыра стояли слезы умиления. Пнув напоследок ненавистный трап голой пяткой, он повалился на колени и,зачерпнув горсть песка пополам с ракушками и водорослями, мечтательно прошептал: «Степью пахнет».

Над пирсом и лодкой разнеслось раскатистое разноголосое «Ура!». Скуратов облегченно вздохнул и, начертав размашистой славянской руницей короткое «в архив» на обложке дела о «Летучем голландце», сунул папку под мышку. Поискав глазами, Скуратов нашел в толпе Задова и обрадованно двинулся к нему. Сияющий Малюта положил на левое плечо одессита тяжелую руку и громко объявил его арестованным…

Глава 4 ОШИБКА РЕЗИДЕНТА

– А я говорю, ерунда все это.

– А ты помнишь, как Лева хотел блюдце разобрать и посмотреть, кто там внутри говорит и показывает?

– А я говорю, чепуха.

– Да Лева сам виноват. Зачем он Митьку по блюдцу сволочью назвал?

Илья, Добрыня и Алеша сидели на скамейке за врытым столом у шлагбаума своей именной заставы. Застава – маленький домик, крытый черепицей, с чудным палисадником, невысоким заборчиком и собачьей будкой – стояла на самом узком перешейке песчаной косы, соединяющей в основном равнинный, покрытый лесом остров Лукоморье и холмистый островок Аркаим-Лукоморский, на котором и был расположен лагерь отряда.

Сделаем небольшое отступление и посвятим читателя в тонкости лукоморо-аркаимских политических отношений.

Статус островного Лукоморья был довольно запутанным. Восемьдесят процентов его населяла нелюдь, значительная часть которой была еще и нечистью. Люди на острове попадались не часто, в основном на отдаленных хуторах за несколько верст от местной столицы. Впрочем, и сам остров был не особенно велик – верст сорок в меньшем поперечнике и верст шестьдесят – в большем.

Столицу острова с незапамятных времен по традиции тоже называли Лукоморьем. Усилиями местного мэра за последние годы Лукоморье-столичное стало относительно чистым и вполне благоустроенным городком. Городок был провинциальным: с мощенными булыжником мостовыми на трех центральных улицах, городской площадью с двухэтажными административными зданиями, фонтаном, двумя памятниками в центре и домиками попроще и поплоше на окраинах.

Лет девятьсот с хвостиком назад, ввиду поголовного истребления нелюди в доброй сотне смежных реальностей, у тогдашнего руководства отряда неожиданно возникли серьезные проблемы. Расплодившиеся как тараканы церковники и атеисты общими усилиями едва не свели на нет некогда весьма крупную популяцию классической нечисти. Свое светлое дело сделали и богатыри, едва ли не каждый из которых почитал за честь изрубить в капусту Змея Горыныча, выдернуть костяную ногу из задницы местной Бабы-яги или, на худой конец, пришибить ножнами меча нерасторопного бедолагу-домового.

В результате неожиданно выяснилось, что естественные запасы солнечной праны и лунной маны, накопленные за миллионы лет и составляющие энергетический потенциал Аркаима-Уральского, исчерпаемы. Более того, оказалось, что нечисть с ее допотопной магией сама по себе генерирует искомое энергетическое поле, не нуждаясь ни в амулетах, ни в солнечно-лунном свете.

Руководство запсиховало. Истребление ходячих генераторов оказалось делом самоубийственным, хотя долгое время было целью аркаимской жизни. И тут, как всегда очень кстати, поменялись некоторые приоритеты внешней политики. Выяснилось, что конкуренты по коррекции реальностей свою доморощенную нечисть давно уже пестуют и прикармливают. В том числе – в ущерб и за счет национальных интересов Империи.

Руководство задумалось, а потом за три дня сотворило резервацию.

Это были еще те дни. Домовых, поляниц, леших, русалок, берегинь, анчуток, водяных, асилков, банников, виев, злыдней, китоврасов и ночниц вывозили в лукоморскую реальность вагонами и обозами. Их хватали по лесам и болотам, полям и оврагам, норам и дуплам, морям и озерам. Нечисть брали из-под земли, сшибали на лету, хватали с поличным или умыкали по малейшему подозрению. Одну несчастную староверческую деревню из сибирской тайги какой-то вполне мирной реальности замели по навету местного священника, возмущенного нежеланием деревенской общины обратиться в нововерие.

«Лес рубят – щепки летят»,– поглядывая в трюмо и закручивая на раскаленном кинжале свой поседевший в эти дни чуб, меланхолично заметил по этому поводу тогдашний начальник отряда Святослав Игоревич, когда ему позвонили из Главка с очередным выговором за очередную оплошность и перегибы на местах.

Самым интересным в этой истории было то, что староверы, прибыв в Лукоморье и вникнув в обстановку, возвращаться отказались наотрез.

«Господу нашему оно завсегда виднее»,– резонно заметил деревенский староста. Деревня поплевала на ладони, засучила рукава, взялась за топоры и отстроила себе на окраинах Лукоморья премилую деревеньку – в дальнейшем один из трех оплотов лукоморских представителей человечества. А оставшегося в опустевшем сибирском селе священника первой же зимой задрал шатун.

Короче говоря, в те три дня карусель носилась по реальностям как угорелая, исполнив едва ли не треть своего тюремного репертуара.

Большинству богатырей подобная переквалификация пришлась даже по вкусу. Взять живьем нечисть было гораздо труднее, чем истребить, а стало быть, и цена такого подвига на рынке русского богатырства резко возросла.

В некоторых реальностях нечисть выметали едва ли не подчистую. Брали, правда, в основном относительно безобидных, хотя отдельные представители славного богатырского ордена гребли всех подряд – вплоть до мар, Горынычей и даже божков, правда невысокого ранга.

Ходили слухи, что великолепная тройка нападения Илья—Добрыня—Алеша по азартной жадности к подвигам и по юности приволокла на Лукоморье даже десяток весьма именитых божеств, но слухи эти не комментировали ни сама тройка, ни божки, ни руководство отряда.

Так или иначе, но за пару месяцев лукоморскую реальность набили энергоресурсом под завязку и тут же прикрыли на карантин. На всякий случай на соседний с Лукоморьем остров перенесли из Аркаима-Уральского на Аркаим-Лукоморский дислокацию отряда, установили заставу, неосмотрительно присвоили ей имя трех богатырей и вкопали шлагбаум.

Решение оказалось верным: первое время даже в наглухо закрытую реальность непрестанно ломились с крестовыми походами злобно брызгающие слюной инквизиторы, мечтающие обессмертить свое имя сожжением настоящего домового; иноземные рыцари, охочие до подвигов за счет чужой праны-маны; а также изуверы-атеисты, одно присутствие которых вызывало у мелкой нечисти микроинфаркты или хронический насморк.

Лет двести нелюдь адаптировалась и зализывала раны. Осмотревшись и пообвыкшись, нечистые неожиданно для руководства потребовали самоопределения. Тогда еще довольно молодой и симпатичный Кощей, престарелая Недоля и кот Баюн наскоро склепали декларацию прав нечисти и, возглавив группу ненасильственного сопротивления, вывели ее на перешеек к заставе. Нелюдь с солидарной «людью», некогда вывезенной в Лукоморье по ошибке, демонстративно расселась на косе с наглыми плакатами «Рабы не мы!», «Хватит сосать нашу прану и жрать нашу ману!» и «Свободу сексу!». В случае непринятия декларации Лукоморье грозило сорвать регулярные поставки праны-маны и объявить голодовку.

Голодовки Главк не боялся ^[15], но опять задумался и в конце концов пошел на уступки. Статус резервации был заменен статусом заповедника. Под контролем богатырской общественности прошли первые в истории Лукоморья выборы мэра. Кроме того, нелюдь получила охранные грамотки-паспорта и свободу совести. Совести у большинства населения Лукоморья отродясь не было, но дополнительных свобод хотелось очень.

Дальше – больше. Сто лет спустя волнения повторились по какому-то пустячному поводу, и под давлением международной общественности лукоморскую реальность пришлось расконсервировать. Были опасения, что этот вынужденный шаг приведет к массовому отъезду, однако аналитики Главка ошиблись. Напротив, патриархальные нравы и неспешный уклад жизни заповедника-доминиона вызвали массовый приток иммигрантов. В Лукоморье устремились недобитые диссиденты из числа, казалось бы, окончательно вымершей нечисти всех сортов, сословий и рангов.

За иммигрантами поперли оккупанты. Отвыкшая за годы мирной жизни от вооруженного сопротивления нелюдь едва ли устояла бы перед теми же разгулами, высадившимися как-то вечером на окраине Лукоморья. Поэтому встревоженный мэр Лукоморья перед угрозой полного истребления был вынужден не только бить набат и созывать ополчение, но и бежать на поклон к заставе.

Карательный отряд из Аркаима успел со своей интернациональной помощью вовремя, и разгулы, не вступая в бой, ретировались. Заодно разгулявшиеся богатыри слегка прошерстили и Лукоморье, повесив десяток наиболее одиозных оборотней и вурдалаков под предлогом борьбы с пятой колонной. Руководство отряда получило на рукипрекрасные карты и, пока интернациональный отряд развлекался с берегинями, не преминуло своими козырями воспользоваться. Результатами политических торгов стали:

1. Гарантии вооруженной защиты суверенитета и неприкосновенности границ Лукоморья со стороны Аркаима.

2. Провозглашение Лукоморской демонической республики во главе с мэром.

3. Неограниченный контракт на прямые бесперебойные поставки праны-маны в Аркаим.

4. Свобода внешнеэкономической торговли Лукоморья.

5. Конституция Лукоморья.

Надо заметить, что конституция эта была лаконична и состояла из одной статьи. Она гласила: «Отлезь, урод!» Тем не менее из ее трактовки местными юристами в лице почтенной Мокоши ^[16] следовало, что данная конституция, при условии ее безукоризненного соблюдения, гарантирует все необходимые права и свободы как превалирующей нелюди, так и видового меньшинства Лукоморья. И в самом деле, своих человеческих соотечественников лукоморская нечисть практически не трогала. Этому равноправию в немалой степени способствовал тот признаваемый всеми факт, что местные человеки при случае и сами были способны перегрызть глотку любой нечисти, воткнуть в ее могилу осиновый кол, тут же справить поминальную тризну, а напоследок еще и поплясать на холмике, утрамбовывая его поплотнее.

Кроме того, Лукоморье обрело свой герб работы Васнецова: гордого вида полосатый кот Баюн, а-ля цирковой атлет, разрывает у подножия величавого дуба сковывающие его цепи. Все это на голубом с зеленой полоской фоне рыцарского щита. Баюн своим изображением остался доволен и до самой кончины великого художника регулярно пересылал ему через Добрыню крынку молока местного разлива, горлышко которой было неизменно прочно перевязано темно-синей шелковой тряпицей. Злыдни поговаривали, что в крынке было далеко не молоко, но проверить багаж Добрыни никто не решался.

Дальнейшие шестьсот лет Лукоморье процветало, причем последний век смело можно было назвать золотым.

Во-первых, местным мэром эти сто лет бессменно трудился на благо общества старинный побратим и в некотором роде наставник Ильи некто Святогор, личность несколько загадочная, но твердо стоявшая на страже национальных интересов Лукоморья, вполне лояльная к Аркаиму и свято следовавшая букве и духу конституции.

Во-вторых, гарантии вооруженной защиты суверенитета и неприкосновенности границ Лукоморья со стороны Аркаима означали, что прибытие и убытие иноземцев полностью подконтрольно Империи в лице отряда, а точнее, в физиономии дежурного по пограничной заставе, выставленной на перешейке. Местная же нелюдь, выезжая на свой шкодный промысел, ограничивалась отметкой Святогора в личных охранных грамотах.

В-третьих, прана-мана текла в Аркаим молочной рекой с кисельными берегами – полноводной и чистой.

Все вместе это означало, что дежурство на выносной заставе уже несколько веков считалось работенкой почетной, нервной, но непыльной. На любителя.

Закончив краткое отступление, вернемся в тот день, когда, сменив поутру Нестерова, у шлагбаума скучал Алеша, а Илья с Добрыней, по старой традиции, присоединились к нему сразу после завтрака – приятели разлучались редко.

Как уже было замечено, неистовая тройка удобно расположилась под раскидистой березой, усевшись на скамейках вокруг крепкого стола.

Побратимы прихватили для Алеши из столовой туесок с горячей кашей, термос с чаем и пучок шампуров шашлыка: по причине хронического гастрита Попович всухомятку питался исключительно в командировках.

– Благодать,– отодвинул пустую миску Алеша и, выбрав шампур посолиднее, протянул товарищам остальные.– Так о чем это мы?

– Сам жри,– добродушно отказался Илья, сидевший по случаю тридцатиградусной жары, как и Добрыня, в одних коротких шортах-портах и невозмутимо попивавший квасок.– Темное это дело с Левой, да и не нашего ума. Начальству виднее.

– Не понял! – Догрызая последний кусочек мяса, Алеша развернулся и лихим кистевым броском вогнал шампур метров с десяти в деревянный щит с мишенью.– Нашего товарища невесть за что в темницу, а мы молчать должны! Слышь, Добрынь, что он гуторит? В непротивленцы потянуло?

Справедливости ради заметим, что причины возмущения Алеши были значительно глубже, нежели те, которые он только что озвучил. Дежурил он сегодня вне очереди, отбывая вполне справедливое наказание за недельной давности самоволку в Лукоморье. И теперь, в отличие от свободных от службы приятелей, собиравшихся на рыбалку, вынужден был торчать на солнцепеке в одних только шортах, но при оружии, которое, впрочем, заступив на пост, он немедленно снял.

Добавим, что рыбалить Илья с Добрыней собирались тут же на косе, в двух шагах от заставы, и Алеше никто не мешал к ним присоединиться: интуристы в Лукоморье прибывали и отбывали только по четвергам, а на дворе стоял канун вторника. Но неприятие малейшей несвободы, присущее вольному воину эпохи Владимира Красно Солнышко, да еще и избалованному поповскому сыну, портило нрав Алеши уже с вечера вчерашнего дня.

– Заткнись, дурилка ты берестяная,– лениво посоветовал Добрыня Алексею.– Сказано – арест за превышение служебных полномочий и периодическую грубость, значит, так оно и есть.

– Ну-ну,– невнятно ворчал Алеша, методично перемалывая безукоризненными и никогда не знавшими «Пепсидента» зубами шашлык со второго шампура.– Попомните мое слово: они с Левы три шкуры сдерут и недублеными на стену в столовой повесят. А потом и за нас примутся.

– Кто это там? – вглядываясь в сторону расположения отряда, поинтересовался, прикрывая глаза от солнца ладонью, Добрыня.

– Где? – обернулся Алеша, попутно вгоняя в мишень второй шампур и протягивая руку за последним.

– На спортплощадке.

Илья, отставив квас, довольно потянулся и усмехнулся в усы:

– А то Николай Петруху на турникете парит.

– На турнике, невежа,– высокомерно поправил Илью образованный Попович, утирая полотняной салфеткой губы.

– Нехай на турнике,– лениво согласился Муромец.– Только Петрухе это без разницы. Он, бедолага, у Владимирова вчера просился на дот какой-нибудь прыгнуть. Чтоб, говорит, и для пользы дела, и не мучиться – все разом.

– Что такое дот? – спросил Добрыня Алешу.

– Погреб летний во дворе,– неуверенно поразмыслил Алеша.– С бойницей. Из бетона.

– Вона! – удивленно вскинул выцветшие брови Илья.– А у Петрухи-то губа не дура! В погребе-то небось не так жарко, не сопреешь. Ты пожрал, Лешенька?

– Ну? – вопросительно глянул на Илью Попович.

– Не запрягал, касатик. Иди себе к шлагбауму, проверь, не облупилась ли краска?

Алеша скрипнул зубами, нарочито шумно поднялся, не оборачиваясь, метнул в мишень через плечо последний шампур, подобрал меч и, демонстративно волоча его по земле, потащился к шлагбауму. Спорить с начальником заставы он не стал, потому как оставаться дежурным еще на сутки богатырю не хотелось.

– Дедуешь, Тимофеич? – понимающе улыбнулся Добрыня.

– Это ему токмо на пользу. Разомнется. Ишь, брюшко отъел. А заставу-то ему когда-нибудь принимать.

– А пошто не мне? – равнодушно удивился Добрыня.

– Имя у тебя неподходящее,– щелкнул языком Илья.– С таким именем тебе одна карьера – у Дурова. Или у Малюты.

Добрыня хохотнул, но тут же примолк: к скамейке строевым шагом с мечом наперевес приближался Алеша.

– Разрешите доложить, товарищ начальник заставы?

– Докладай уж, востроглазый, что углядел…

– На шлагбауме требуется перекраска черных полосок.

– Почему не белых? – всерьез изумился Илья, едва не подавившись квасом.

– Белый цвет отражает, черный поглощает, товарищ старший богатырь,– громко отрапортовал Попович.– А потому и изнашивается быстрее.

– Во как! – удовлетворенно и уважительно кивнул Муромец Добрыне.– Учиться надо нам, Никитич. Учиться, учиться и учиться.

Добрыня вяло кивнул, а Илья между тем продолжал поучать стоявшего навытяжку Алешу:

– Вот ты, Лешенька, думаешь, что я совсем спятил. Гоняю тебя почем зря, тереблю попусту. И того ты, милок, не знаешь, что Баранов, заммордух наш единственный, ровнехонько в десять утра на балкон свой выходит и в трубочку поднадзорную заставку мою единственную на вшивость проверяет. Ежели дежурный у шлагбаума околачивается, стало быть, все в порядке, блюдет Муромец дисциплину воинску. А вот ежели о тот час не видать ему Красной армии день, другой и третий, то мне выговор устный. И не выговор мне, побратимушка, в тягость, а морда заммордуха нашего, когда он, крохобор, меня уму-разуму учит. А теперь определи мне время по солнышку, родной.

– Десять ноль пять,– бодро отчитался Алеша.

– Понятно ли, молодец?

Алексей глубокомысленно кивнул и безукоризненно отсалютовал Илье мечом в римско-испанском стиле с элементами фехтовальной школы дружественных янычаров.

– Ну а раз понятно, двигай в дежурку. Там за шкафчиком, ну ты знаешь где… Жбанчик там имеется, если Нестеров его не нашел. Бери три кружки, помидорчиков – и назад.

Илья, явно вдохновленный своей непривычно длинной речью, отодвинулся на скамейке в тень березы и довольно вздохнул. Алеша понимающе хмыкнул, воткнул меч в траву под дерево и ушел на заставу.

Дверь за ним захлопнулась, и тотчас из открытого окна раздалась трель звонящего телефона.

– Илья! – спустя десять секунд заорал Попович, высунувшись на улицу.– Скуратов звонил, тебя к себе требует.

Добрыня вопросительно поднял на Илью свои голубые глаза, которые на глазах же приобрели оттенок дамасской стали.

– Не нравится мне это, Илюш,– твердо заявил он вяло засобиравшемуся Муромцу.– Может, прав Лешка-то? Никак укрепление дисциплины очередное намечается.

– Не робей, братва. Отобьемся! – донеслось с крыльца, на котором появился Попович в кольчуге на голое тело и явно не в своих сапогах. Чувствовалось, что, отыскав жбанчик, он успел основательно к нему приложиться.

Илья тяжело вздохнул, выразительно постучал согнутым указательным пальцем по виску и, оставив друзей в недоумении, поплелся по жаре к лагерю.

* * *

В скуратовских подвалах Муромец, как всегда, заблудился, так что в кабинет Малюты вошел сильно раздраженным.

– Садитесь, товарищ Муромский,– хмуро пригласил начальник отдела контрразведки, небрежно кивая на прикрученный к полу табурет со спинкой.

Илья грузно рухнул на предложенный стул, тут же закинул ногу за ногу и зевнул, вызывающе скучая.

Малюта привычно включил черную эбонитовую лампу и с тайной надеждой аккуратно направил ее в глаза богатыря. Из богатого арсенала своих предшественников и последователей прием с лампой был единственным, который Скуратов осваивал несколько лет подряд, неизменно восхищаясь его простотой и действенностью. К сожалению, коллеги его этих взглядов не разделяли, что в очередной раз продемонстрировал Илья.

Муромец неспешно поднялся, аккуратно вырвал железный табурет из каменного пола и, стараясь не греметь, переставил его в сторону. В прошлый раз ту же процедуру он проделал со столом Малюты.

Скуратов недовольно пожевал губами, хмыкнул и направил свет лампы на зеленое сукно. Затем он достал из ящика картонную папку и небрежно кинул ее на стол. Потом медленно нацепил очки, опять пожевал губами, снова тяжело вздохнул и открыл дело.

– Муромский Илья Тимофеевич,– скороговоркой забормотал он.– Национальность: славянин, русский… не был… был… посещал неоднократно… не был. Так, вот это поинтереснее будет. Отбывал двухнедельное наказание за демонстративное сшибание маковок церквей и боярских теремов в городе Киеве в девятьсот восемьдесят девятом году в княжение Владимира Красно Солнышко. Совместно с княжеским дядей Добрыней и поповским сыном Алексеем подбивал местную голытьбу начистить рыло княжескому советнику за повышение цен на брагу и проезд на общественных клячах. Рыло начистил. Реабилитирован и выпущен в чисто поле в связи с нашествием печенегов искупить вину кровью. Подтверждаете?

– Что приказано, то и сделано,– лениво согласился Илья, безмятежно разглядывая потолок.– Искупил кровушкой.

– Насчет советника приказа не было,– ехидно заметил Малюта.

– Полезная инициатива завсегда наказуема,– отпарировал Илья.– Дык и не сказано было, чьей кровушкой искупать… Чай, зажила морда-то? Не зря ж он ее отъедал на костях крестьянских. Печенеги тож не жаловались.

– Ладно, проехали,– вновь уперся взглядом в дело Скуратов.– Не был… был… не был… был… Находясь в долгосрочной командировке, состоял в КПСС, вероисповедание – культ Перуна.

– Брехня,– зевнул Илья.– С Крещения Руси – православный, вот те крест.

Скуратов согласно кивнул, аккуратно внес в документы необходимые поправки и продолжил:

– В порочащих его связях замечен не был.

– Брехня,– лениво повторил Илья, но тут же оживился: – Забыл, что ли, козел старый, как мы с тобой в Париже в тысяча девятьсот двенадцатом отрывались? А с теми гетерочками в Риме? Помнишь рыженькую твою? Во стерва-то была, не приведи господи!

Малюта отложил перо в сторону, наморщил лоб и чему-то задумчиво улыбнулся. Потом в очередной раз тяжело вздохнул, взял перо, но правок вносить не стал – очевидно, по его понятиям подобные связи порочащими не были.

– Продолжим,– сухим скрипучим голосом вернулся к делу Малюта.– Не был… был… не был… был… Семейное положение: вдовец. Сын: Сокольник Ильич Муромский-Печенежский, находится в оперативном розыске службы собственной безопасности.

Малюта вопросительно глянул на Илью, но тот отрицательно мотнул головой, и Скуратов в который уже раз вздохнул.

В глазах контрразведчика мелькнуло непривычное для него выражение соболезнования. Последние двадцать три года Илья с Алешей и Добрыней каждый отпуск, украдкой от командования, неутомимо искал своего сына, в младенчестве угнанного печенегами. Единственным результатом его негласных поисков было полное уничтожение печенегов в двадцати трех близлежащих реальностях.

Скуратов по долгу службы неоднократно и вполне официально намекал Илье, что тотальное истребление поголовья несчастных кочевников рано или поздно обратит на себя внимание Главка или местных историков со всеми вытекающими оргвыводами. Но намекал тщетно.

Более того, с целью неформального контроля Малюта трижды лично сопровождал Илью в его поисках по трем реальностям. По странному совпадению, именно в них – пятой, десятой и двадцатой – истребление печенегов шло особенно интенсивно.

Скуратов между тем продолжил:

– Выезды за границу – неоднократно. Правительственных наград не имеет. За выдающиеся заслуги в охране государственной границы пяти реальностей удостоен высокого звания святого. Первоначально по ходатайству и в пределах юрисдикции князя Александра Невского, далее – в пределах юрисдикции Патриарха православной церкви смежных реальностей. Покровитель местных пограничников. Так?

Илья пожал плечами:

– По охране шести реальностей, Малютушка, шести. Недочет у тебя.

Скуратов усмехнулся и, сделав поправку, толкнул дело Илье:

– С вышеприведенными данными согласен, с моих слов записано верно, Родину-мать люблю, ответственность несу. Дата. Подпись.

Муромец обмакнул протянутое ему гусиное перо в чернильницу, сделанную из желтого черепа какого-то печенега, и аккуратно поставил в углу жирный крестик.

– Свободны, товарищ Муромский.– Малюта сунул дело в стол, выключил лампу, оставив одно лишь верхнее освещение, и уставился на Муромца своими выпученными водянистыми глазами.

– Брехня.– Илья даже не шевельнулся.– Ты меня не за этими писульками вызывал.

Скуратов молча пожевал губами и словно нехотя выдавил:

– Что говорят об аресте Задова?

– Брехня,– привычно ответил Илья.

– Других слов, что ли, не знаешь? – недовольно поинтересовался Малюта, поворачиваясь на стуле и доставая тоненькую пластиковую папочку из мощного сейфа. К папке была приклеена тоненькая полоска бумаги, на которой аккуратным почерком было выведено: «Операция „Резидент почти не виден“.

– На, читай, заступник.

Писать Илья принципиально не писал или просто умело скрывал свои способности, но чтение полагал делом нелишним. Пересев на диван, он устроился поудобнее, с интересом раскрыл папочку и, постепенно мрачнея, углубился в ее содержимое.

Скуратов тем временем, стараясь не стукнуть засовом, прикрыл дверь изнутри и вытащил из сейфа бутылочку «Столичной» и банку малосольных огурчиков. Разговор предстоял долгий.

– Феликс Эдмундович, вам налить? – повысил голос Малюта.

В боковой стене кабинета приоткрылась дверь, и в клубах табачного дыма показалась голова Дзержинского:

– Увольте, батенька. Дел много. Реальность в опасности. А-а, Илья Тимофеевич. Мое почтение.

Железный некогда Феликс кивнул, зашелся в кашле и скрылся в своей конурке. Дверь захлопнулась. Он долгие годы скрывался от царских сатрапов за границей и успел там пристраститься к немецкому пиву. Жестокая реальность подпольной работы.

– Сдает старик,– доверительно пожаловался Илье Малюта.– Прочитал?

– Ирод,– решительно заявил Муромец, возвращая папку.– Прибил бы своими руками.

– Успеешь,– отмахнулся Скуратов, разливая водку по граненым стаканам и подвигая один из них Илье.– Самое главное, что ему уже дважды удавалось прерывать поставки праны-маны. А с позавчерашнего дня карусель и вовсе встала. Я объявил, что идет плановая профилактика, но слухи уже поползли. И если Баранов узнает правду, он такую телегу в Главк накатает, что не только Фурманов, но и Владимиров полетит. И разгонят нас, стариков, по реальностям курировать золотых рыбок.

Они опрокинули по стаканчику, похрустели малосольными огурчиками и опять разлили.

– Короче, так,– решительно объявил Скуратов.– Ввиду неимоверной тяжести преступлений Задова ты назначаешься в ночной караул на гауптвахте. Теперь слушай дальше…

* * *

Строй дружинников оцепенел перед Владимировым, который, потрясая руками, расхаживал по песчаному плацу. Подобных разносов, как, впрочем, и подобных ЧП, в отряде не было давно…

– И вот товарищ Муромец, которого еще вчера товарищ Скуратов лично предупредил об ответственности за арестованного… Товарищ Скуратов, вы предупреждали?

Скуратов хмуро кивнул. Владимиров гневно обратился к Илье:

– Товарищ Муромец, вас предупреждали?

Необычно понурый Илья тяжко вздохнул и виновато потупился. Владимиров продолжал орать:

– А товарищ Муромец, игнорируя всю важность порученного ему дела, уснул на посту. В результате его преступного небрежения арестованный, который, между прочим, подозревался еще и в государственной измене, сбежал. Конечно, этим побегом он окончательно раскрыл свое гнусное лицо, но нам от этого не легче.

Владимиров остановился и ковырнул в песке носком сапога. Ему показалось, что на солнце блеснул серебряный полтинник, но это оказалась лишь пивная пробка, и командир разозлился еще сильнее:

– Мало того, той же ночью подлый наймит Задов беспрепятственно пересек аркаимо-лукоморскую границу и теперь фактически находится вне нашей юрисдикции. К вашему сведению, товарищ Попович за утрату бдительности оставлен мною дежурным еще на сутки. Он, кстати, Илья Тимофеевич, ваш непосредственный подчиненный?

Муромец, наклонив голову, сокрушенно молчал, всем своим печальным видом демонстрируя безмерный стыд. Владимиров, так и не дождавшись ответа, опять остановился перед строем и продолжал уже спокойнее:

– Тут некоторыми политически незрелыми товарищами в лице товарища Баранова предлагалось направить в Лукоморье карательный отряд для поиска преступника. Я, товарищ Баранов, удивляюсь вам и подобной близорукости. Нам еще не хватало настроить против себя местное население. А решение я уже принял. Во-первых, отряд объявляется на карантине, и покидать его расположение даже в пределах Аркаима запрещено. Во-вторых, сегодня после обеда кросс на пятьдесят километров. Ответственный – товарищ Баранов. В-третьих, товарищ Муромец командируется в Лукоморье сроком на сутки, чтобы найти и вернуть изменника Задова. Целым и невредимым!

Илья покорно вздохнул и вышел было из строя, но Владимиров еще не закончил:

– Можете взять в помощники пару коллег, Илья Тимофеевич. Слушаю вас по кандидатурам.

– Добрыню возьму, – почесал затылок Илья.– И Алешку, сукина сына.

Добрыня легко вышел из строя.

– Попович наказан,– напомнил командир, выковыривая из песка очередную пробку.

– Тады и вдвоем управимся.

– Разрешите мне, Дмитрий Евгеньевич? – неожиданно вякнул из строя Хохел.– У меня там связи какие-никакие, а имеются.

Пронырливый Хохел не врал. В поисках артефактов он частенько шатался по лавкам лукоморской столицы. Раритеты попадались редко, но все-таки попадались. А между делом Хохел вполне удачно толкал на местном черном рынке им же списанное имущество и излишки консервированной свинины Санкт-Петербургского завода. Тушенку эту все равно никто не ел – мяса в ней почти не было, а есть кожу, жилы и жир дружинники отказывались, предпочитая консервы из стратегических запасов двадцатилетней давности.

Владимиров удивленно поднял брови и едва заметно глянул на Скуратова. Тот так же почти незаметно пожал плечами: Хохел инициативу проявлял редко, но отказать ему в дотошности и пронырливости было невозможно. Официально числясь по административно-хозяйственной линии, в боевых операциях участие он принимал нечасто и только на вторых ролях. Однако в бою не отступал и однажды даже проявил чудеса героизма, отбив у отступающих из Москвы французов два воза ворованного сала.

– Что скажете, Илья Тимофеевич? – повернулся Владимиров к богатырю.

Тот насупился, но только махнул рукой:

– Нехай себе. Только под ногами не путайся, браток.

Хохел гордо вышел из шеренги и занял место рядом с Добрыней.

А спустя полчаса он вместе с Ильей, Добрыней и примкнувшим к ним Скуратовым уже подходил к заставе.

У шлагбаума навытяжку стоял мрачный, насупленный Попович. Стоял он при полном параде – в зеленой фуражке, надвинутой поверх легкого кожаного подшлемника, с мечом на перевязи и щитом в левой руке. На щите, расправив крылья, красовался двуглавый византийский орел. В одной лапе орла торчал букет живых реальностей, в другой – пучок расцветающих реальностей мертвых. Вид у орла был очумелый и слегка взъерошенный, а у Алеши совсем неприступный.

– Пропуск.– Алексей мрачно уставился оловянным невидящим взглядом в Хохела, который подошел к шлагбауму первым.

Хохел Остапович победоносно улыбнулся и протянул стражу границы подписанную Владимировым увольнительную.

Алексей аккуратно воткнул меч между ног Хохела и, взяв в руки бумажку, минут пять ее внимательно изучал, периодически поглядывая на Хохела. Потом с неохотой вернул и потребовал предъявить к осмотру вещи.

Остап возмутился, но, поймав доброжелательный взгляд Добрыни и равнодушный взор Ильи, подчинился и скинул с плеча свой импортный рюкзачок. Что касается Скуратова, провожавшего их до шлагбаума, то тот делал вид, что происходящее его совершенно не касается.

Алеша брезгливо попинал вещмешок ногой, но развязывать его не стал и выдвинул последнее требование:

– Страховой полис!

Хохел побледнел от злости. Страхового полиса у него не было. Страхового полиса никогда вообще ни у кого не было, но Алешу, похоже, это ничуть не смущало. Он извлек из кармана потрепанную брошюрку трехсотлетней давности и назидательно сунул ее под нос Хохелу:

– Документацию изучать надо. Было такое требование: оформлять полис. Есть полис – давай, нет – вертай обратно.

– Ну-ка, ну-ка,– заинтересовался Малюта, бережно принимая в руки и перелистывая книжечку.– Ишь ты, а ведь и верно. Лет триста назад в Лукоморье эпидемия свинки две недели гуляла, и был приказ оформлять страхование у Дурова.

– Но свинка давно кончилась,– слабо возразил Хохел.

– Зато приказ остался,– отпарировал Алеша.

– Ладно-ладно,– поднял руки Скуратов.– Товарищ Попович, под мою ответственность. Приказ завтра же отменим.

Алеша недовольно буркнул себе что-то под нос и нехотя поднял шлагбаум.

Хохел с ненавистью поглядел на Поповича, хотел было сказать ему что-то умное, но потом передумал. В конце концов, Алексей вполне мог упереться и формально остаться правым даже под чрезвычайным трибуналом: с письменными приказами в отряде не шутили. Учитывая, что в этом месяце в «тройку-чрезвычайку» входил Железный Феликс, рассчитывать на взятку в виде бутылки самогона не приходилось. К тому же Алеша находился при шлагбауме и любое нелестное замечание в свой адрес мог истолковать как словесное нападение при исполнении. А значит, с полным на то основанием и большой долей вероятности мог огреть щитом.

Поэтому Хохел только мельком, змеиным молниеносным выбросом показал Алеше язык и благополучно пошагал по песчаной косе к видневшемуся за дюнами Лукоморью.

Илья и Добрыня миновали пост беспрепятственно, чуть задержавшись, чтобы попрощаться с Малютой и пожать Леше руку.

– Поаккуратнее там,– тихо напутствовал их Скуратов, едва богатыри сделали десяток шагов. Потом Малюта и Попович молча опустили шлагбаум и зашли на заставу.

Богатыри молча и неторопливо шагали в ногу около четверти часа, пока не перевалили песчаные холмики.

– В кабак? – поинтересовался Добрыня, когда они вышли на центральную улицу, ведущую к городской площади.

– Успеется,– откликнулся Муромец, расстегивая верхнюю пуговицу косоворотки.– Оно, конечно, жарко, но сначала надо дело сделать.

Добрыня хотел было напомнить, что все крупные победоносные дела в подобных командировках они неизменно начинали с кабака, но передумал. Своему побратиму он доверял безоговорочно.

На улице, по случаю тридцатиградусной жары, было тихо, и прохожие попадались редко. Правда, у некоторых домов чинно сидели на скамейках под липами степенные домовые, провожавшие их заинтересованными взглядами, но были они Добрыне и Илье незнакомы, а потому в расспросы богатыри не пускались. Один раз стрельнула из окна на Добрыню призывным взглядом молоденькая берегинька, но Добрыня в ответ только развел руками, и девица разочарованно отвернулась, мотнув длинной льняной косой.

Миновав залитую знойным солнцем площадь так, чтобы большая часть дороги пролегла в тени раскидистого дуба, они подошли к двухэтажному зданию, перед которым в мраморном бассейне бил фонтан. Высокая рассыпающаяся брызгами струя навевала приятную свежесть. У фонтана стояли и сидели истомленные жарой туристы – пара почтенных джиннов в ватных халатах, пяток фей в просвечивающих, как паутина, платьицах, несколько гномов в плащах и какое-то африканское божество в набедренной повязке. В здании располагалась мэрия, и Добрыня слегка подтянулся. Он уже понял, к кому направлял свои богатырские стопы Илья.

Они поднялись на второй этаж. Приемная у Святогора была, но секретарша отсутствовала, так что в прохладный кабинет мэра они вошли без доклада.

– Приперлись, опричники,– делано мрачно приветствовал их Святогор, вставая из-за стола и направляясь навстречу.– А я уж заждался.

Илья удивленно поднял брови, но Святогор, облапив Илью, продолжал своим сочным веселым басом:

– Да все Лукоморье уже в курсе, что Задов от вас сбег. Садитесь ужо, потолкуем, ратники.

С Добрынею Святогор поздоровался тоже радушно, но без объятий.

Высокий, плотный и плечистый мэр Лукоморья излучал уверенность. Чувствовалось, что с рождения ни обаянием, ни юмором, ни характером он не обделен. Одежка местного покроя тоже очень шла к его сияющей здоровым русским румянцем харизме. Белая парусиновая тройка удачно скрывала легкую природную мешковатость, импортные белые же дорогие штиблеты вкупе с черными носками подчеркивали элегантный вкус. Рубашка и галстук были также безукоризненны.

Как мы уже говорили, Святогор считался личностью несколько таинственной. Дело в том, что его происхождение так и оставалось тайной даже для Ильи, не говоря уже о других его знакомых. В свое время Скуратов пытался – правда, пытался довольно вяло – даже подать в отставку, расписавшись перед Владимировым в своем бессилии выяснить социальные корни ^[17] мэра Лукоморья.

Доподлинно было известно лишь следующее. По молодости Святогор исступленно и неустанно истреблял нечисть, нежить и отдельных представителей богидолов, раз десять оказав при этом отряду неоценимые услуги. Прилюдье и олюдье он никогда не трогал или трогал лишь по крайней надобности.

С крещением Руси Святогор не то чтобы затосковал, скорее, принял случившееся как факт, с которым ничего нельзя поделать; решение Ильи окреститься он одобрил, но сам оставался язычником, тем паче что в паре реальностей сам почитался мелким богом.

Развернутую церковью поголовную охоту на язычников Святогор неожиданно принял в штыки. А когда на Брянщине на его глазах разорили гнездо предпоследней Жар-птицы и сожгли местное святилище, Святогор окончательно рассвирепел: разорителей избил прилюдно до полусмерти и, пользуясь старыми связями в Главке, эмигрировал в Лукоморье-столичное. Там он скоренько основал партию «зеленых» и с ходу успешно вмешался в конфликт на улице своего имени между местными людьми и бандой оборотней-отморозков, угомонить которых отчаялся даже местный авторитет Соловей.

Политическая жизнь Лукоморья с появлением Святогора резко оживилась. Местное кладбище пополнилось тремя свежими склепами оборотней-отморозков, а местная оппозиция в лице Соловья-барыги, бывшего разбойника, отнеслась к появлению конкурента добродушно – для серьезных претензий на власть у Соловья не было оснований, поскольку актив оппозиции составляли личности известные, но одиозные и электоратом недолюбливаемые. Так что три-четыре места в местном парламенте Соловья вполне устраивали.

Правящая партия Кощея, конечно, истошно завопила о человеческой экспансии в Лукоморье в лице Святогора, но подавляющее большинство олюдья и прилюдья отвернулось от давно наскучившего Бессмертного. Во-первых, глубокомысленное молчание Святогора относительно своего происхождения сыграло роль: у многих появились серьезные сомнения в его человеческой сущности. А во-вторых – и это главное,– Кощей на своих набитых златом-серебром сундуках откровенно зажрался.

Последней каплей был демонстративный переход к Святогору местной знаменитости – кота Баюна. Национальный герой Великого лукоморского противостояния, изображенный на гербе и воспетый в фольклоре, потребовал от Кощея повысить всему прилюдью социальные дотации, а себе лично пытался исхлопотать персональную пенсию в виде ежедневного блюдца сметаны.

Кощей унизанными перстнями перстами с трудом показал бывшему сподвижнику бриллиантовый кукиш и указал на дверь. Это было глупо, но жадность губила политиков и покрупнее рангом. Баюн высказал Кощею весь свой богатый запас изощренных ругательств, хлопнул дверью, нажрался жидкой валерианы и, с трудом вскарабкавшись на родные цепи, обвивавшие дуб, в тот же вечер толкнул горожанам обличительную речь.

Дело было как раз перед очередными выборами, и послушать пьяного вусмерть Баюна пришли многие. Той хренотени, которую понес неистовый кот, могли позавидовать все ораторы, вместе взятые. Толпа пришла в экстаз. А когда Баюн в очередной раз отвлекся, чтобы хлебнуть валерианы, ему подали запечатанную богатырским перстнем цидулку ^[18] от Святогора, который в самых изысканных выражениях восхищался былыми подвигами революционера и возмущался отсутствием у оного персональной пенсии.

Баюн допил валериану, зажевал ее запиской и без всякого перехода призвал всю честную нелюдь голосовать за Святогора. Людей Баюн в своей речи попусту проигнорировал, верно рассудив спьяну, что они и так в своих симпатиях определились давно. Закончил Баюн свой спич, поворотившись к зданию мэрии. Потрясая лапой в сторону резиденции Кощея, он пожелал Бессмертному поскорее сдохнуть, обозвал тираном с подростковыми комплексами ^[19] и обвинил в сексуальных домогательствах к представительнице рода людского Василисе Прекрасной, что действительно имело место лет двести назад и тщательно Кощеем скрывалось, поскольку серьезно портило лелеемый им имидж непримиримого человеконенавистника.

Толпа разинула рот, и когда это осознала, то ей оставалось либо кричать «ура!», либо прилюдно признаться в том, что и ее, нелюдь, можно чем-то удивить. Не желая признаваться, большинство тут же выбрало «ура!», а на следующий день выбрало Святогора.

Надо сказать, что электорат практически не прогадал. Святогор, в отличие от Кощея, не воровал, ближний круг не подкармливал и протекцию составлял исключительно за личные заслуги перед Лукоморьем. Кроме того, он упорядочил налоги, отвел дачные участки всем желающим и занялся благоустройством города и окрестностей. Главным же его достижением стали многочисленные льготы и послабления для местной нелюди и большей части местных человеков. Льготы он выбил через Главк, а большей частью – неформально у руководства Аркаима.

Не забыл Святогор и Баюна, который, протрезвев под дубом к обеду следующего дня после своей пламенной речи, схватился лапами за голову. Что ни говори, а фортель он выкинул знатный и воздух былой цветной революции подпортил изрядно.

Однако, опохмелившись, наглый котяра толкнул вечером вторую речь. Ее суть сводилась к тому, что революция продолжается и ее новые кадры в лице того же Святогора творчески развивают богатое наследие основателей, к коим с полным на то основанием кот причислил себя и впавшую в маразм Недолю.

Такая трактовка исторического материализма популярности Бессмертному явно не добавила и окончательно легитимировала Святогора в качестве преемника вождей-освободителей, из которых Кощей был исключен Баюном как ренегат. Далее Баюн вновь, и уже вполне сознательно, вернулся к истории межличностных отношений бывшего мэра и Василисы и на этот раз просмаковал ее с такими подробностями, что у мужской части аудитории потекли слюнки, а у женской – слезы. Судьба несчастной, пусть и человековой Василиски, претерпевшей столь ужасные домогательства, глубоко тронула домовых, русалочек, берегинь, Баб-яг и прочую слабую половину нелюди. Сама Недоля горько рыдала над озвученной Баюном «лав стори» и в тот же вечер побежала к Василисе с утешениями. Василиса про себя поклялась Баюна утопить, но дело было уже сделано. К тому же Прекрасная быстро вошла во вкус скандальной славы и в тот же год укатила с Соловьем в отпуск на Тамбовщину.

В дальнейшем Святогора переизбирали еще дважды, и оба раза – со значительным перевесом…

* * *

Святогор слушал Илью внимательно, но было заметно, что проблемы Аркаима его трогают, как шерифа-куклусклановца зубная боль негра.

– Понятно,– подытожил он, в очередной раз разливая по граненым стаканам медовуху.– Теперь меня послушай, мой юный друг ^[20]. Мне головной боли хватает и без этого твоего, как там его, Задова. Поймаете – вывозите. Но только ночью и нелегально. Официально же, если этот придурок ко мне явится, я воленс-неволенс выдам ему вид на жительство. Мы хоть и доминион, но доминион вольный. К прилюдью и олюдью он, пожалуй, не пойдет, не дурак, чай. Богидолы вашего брата не жалуют – ни верного, ни неверного. Так что ищите его у нечисти или нежити. Они его, несчастного, вполне могут приютить, тем более что после Калинового моста у нас тут стали поговаривать, что он и сам не из простых. Правда ли, что он разгульного вампира так укусил, что тот издох?

– Чепуха,– вздохнул Илья, протягивая руку за густо пересыпанными сахарной пудрой оладьями.– Это вампир его за выю тяпнул.

– И что? – полюбопытствовал Святогор, двигая миску с печеностями поближе к Илье.

– Издох вампир.

– А Задов?

– А что ему сделается…

– Ну вот видишь,– заржал Святогор, невольно напомнив Илье, что Сивку-Бурку пора отвести на прививку от сапа к Дурову.– Он теперь у местных кровососов в авторитете, а ваши с ним «контры» ему в ба-а-льшой зачет пойдут, зуб даю. Так, Добрыня?

Добрыня согласно кивнул. В разговор он не встревал не по природной отсталости, как полагали некоторые идиоты, а исключительно из врожденной белорусской скромности и философского взгляда на жизнь. Его свободолюбивая натура была замешана на терпении и понимании того, что для хорошего человека любые изменения – к худшему. Похоже, что Святогор, до сих пор знакомый с Добрыней лишь шапочно, наконец-то это прочувствовал, потому что он неожиданно расщедрился и полез в стол за второй бутылкой.

– Разливай, хлопче, люб ты мне нынче,– загромыхал Святогор.– Не зря бают, что от тебя даже злыдни не шарахаются. Не то что от Ильи с Лешкой. Где он, кстати, побратим ваш закадычный?

– В наряде,– нетерпеливо отмахнулся Илья.– Послушай, чем это ты так озабочен, друже, что наши дела тебе по ударным инструментам?

Святогор помрачнел, минуту помолчал, сжимая в руках стакан, а потом все же решился:

– Баюн пропал.

Илья недоуменно переглянулся с Добрыней, залпом опустошил свою емкость и осторожно уточнил:

– Это сказитель твой местный, что ли?

Святогор согласно моргнул, и Илья все так же осторожно продолжил:

– Ну и какого лешего ты переживаешь? Нагуляется – придет. Он тут у вас популярен вроде.

– Не то слово,– вздохнул Святогор.– Все Лукоморье на ушах, да и ваше начальство тоже психует.

– Мы-то с какого бока?

Святогор мрачно усмехнулся, бросил взгляд на дверь и понизил голос:

– У вас с прана-маной перебои?

Илья окаменел было от богатырской прямоты, но обманывать старого приятеля не стал:

– Со вчерашней ночи как отрезало. Карусель на профилактике. Я, собственно…

– То-то,– вздохнул, оборвав Илью, мэр.– В Баюне все дело. Пока он по цепям вокруг дуба своего шлялся – прана и качалась. Дуб – генератор, кот – проводник. Даром, что ли, Сергеич с него начинал. Забыл, чай?

– У Лукоморья дуб зеленый… Златая цепь на дубе том,– напомнил Илье Добрыня.

– С цепью перебор,– поморщился Святогор.– Это он зря загнул, пришлось Кощеевы сундуки реприватизировать, чтобы туристы на обман не жаловались. Пудов двадцать переплавили на цепи. Но по сути все верно.

Илья задумчиво отставил стакан в сторону и решительно поглядел в глаза Святогору:

– А ежели исчезновение Баюна и побег Задова связаны? Ты об этом не думал?

– Думал,– неожиданно засмеялся Святогор.– Сидел, ждал тебя и думал. И верхним чутьем чую, что бифштексы отдельно, а мухи отдельно. Не те продукты, чтобы мухи на них садились. Но если вы в поисках Задова и кота мне отыщете, то бо-о-ольшущую Лукоморью службу сослужите. А я уж в долгу не останусь.

– Навоз вопрос, Святогорушка,– решительно покачиваясь, поднялся из-за стола Илья.– Но и ты имей в виду, что Задов с котом очень даже связаны.

– Полосатые оба,– понимающе кивнул Святогор, провожая богатырей к двери.

– Постой,– притормозил у выхода Илья.– Тебе кот нужон для нас, для города али лично?

– Во всех трех смыслах, Илюш, в трех. И живым. У меня перевыборы на носу, а тут такой конфуз. Кощей меня с потрохами сожрет в своем «Лукоморском пергаменте», если я Баюна не найду. И так уже слухи поползли, что я соратника своего утопил за компромат финансовый какой-то.

– Найдем,– пообещал Илья, крепко пожимая дружескую руку Святогора.

– К отцу Ивану зайдите, может, что дельное присоветует,– уже сверху крикнул Святогор спускавшимся по лестнице богатырям.

На улице Илья встряхнул патлатой головой, прогоняя хмель, и решительно двинулся к дубу. Под восхищенными взглядами туристов, щелкавших фотоаппаратами развесистое дерево, Илья, тяжело кряхтя, поднырнул под ограждение, подошел к обвивающим ствол цепям и провел ладонью по блестящим звеньям. Добрыня остался снаружи.

– Золото-золото,– раздалось за плечом Ильи, и он обернулся. Рядом с ним с метлой в руках и тлеющей самокруткой в зубах стоял невысокий, пожилой, но крепкий леший, иронично посмеиваясь над незадачливым туристом:

– А ходить сюда не треба. На то и ограда, мил чело… Вот те раз. Звиняйте, пан. Не признал зараз, очки дома оставил.

Леший отвесил Илье поясной поклон. Илья приветственно хмыкнул. Сам он лешего узнал тотчас еще по выговору. Лешак Онуч происходил из старинной и славной традициями семьи лесовиков западной Руси. Последние пятьсот лет он обитал где-то в районе Беловежской Пущи, прекрасно владел белорусским, украинским, русским, польским, литовским и немецким языками, которых (языков) брал лично в многочисленных войнах и нашествиях.

Особо славен был Онуч своей изумительной, вызывающей зависть даже у Сусанина, коллекцией шлемов и касок. Вот и сейчас на голове его красовался фашистский головной убор времен гитлеровской Германии. Каска отлично дополняла русские кирзачи, хлопчатобумажные галифе и гимнастерку с одинокой медалью «Партизану-ветерану». Коллекцию свою Онуч собирал проверенным веками способом: стоило зазевавшимся вооруженным пришельцам забрести к нему в лес, как Онуч был тут как тут. Два-три дня блуждания по бору, подходящее болотце со знакомым водяным, и Онуч плелся в свою хижину, нагруженный звенящими железяками, которые он надраивал до блеска.

В последнюю войну Онуч свою коллекцию пополнял раз сорок. Местных партизан он поначалу не трогал исключительно потому, что одеты те были в ушанки и картузы. А позже, совершив с ними несколько совместных операций и укомплектовав оккупантами все близлежащие болота, Онуч как-то привык к таким же бородатым и основательным белорусским мужикам, как и он сам. К тому же, проведав о вполне безобидной мании своего пожилого лесного приятеля, партизаны завалили его касками не только немецкими, но и дефицитными итальянскими.

Командир местного партизанского отряда специально включил в очередную шифрограмму в Москву запрос на пяток английских и американских касок.

На Большой земле пожали плечами, но, здраво рассудив, что партизанам на месте виднее, странную просьбу выполнили, и очередной борт доставил из Москвы не только взрывчатку, медикаменты и продовольствие, но и ящик с касками союзников, а заодно и касками отечественными. Так что к началу 1944 года надобность топить вернувшихся в Белоруссию советских солдат у Онуча отпала в принципе, и конец войны он встретил счастливым обладателем нескольких тонн железных горшков – наголовников разных стран и конфигураций.

После войны Онуч благополучно и успешно разводилзубров, топил, чтобы не потерять квалификацию, браконьеров, охотящихся безо всяких лицензий и правил; в Лукоморье же уехал на должность местного лесничего и смотрителя дуба только по настоятельной и пятой по счету просьбе Святогора.

– Никак Добрыня там? – близоруко прищурился Онуч, вглядываясь за ограждение.

– Он самый,– усмехнулся Илья.– Позвать?

Добрыня легко перемахнул ограду и тотчас попал в объятия старика, который неожиданно пустил слезу умиления.

– Заеди тебя комар, землячок, ети его коромыслом,– всхлипнул Онуч, но, заметив, что за Добрыней следом потянулась стайка туристов, вспомнил о должности и погрозил зевакам метлой. Те тотчас к штурму ограды интерес потеряли и перешли к фонтану.

– Брось, дедок,– засмеялся Добрыня, не без труда освобождаясь из крепких рук лесничего.– И так про меня бают невесть что. Да и помню я, как ты меня три дня по лесу мотал.

– Шлемчик твой приглянулся,– откровенно признался Онуч.– Кабы не доброта твоя, что ты стрелу пана польского из ноги зубренка вытянул, то плавал бы ты у меня и по сей день в Черных гатях.

– Ну то еще бабушка надвое сказала,– усмехнулся Добрыня.– Слышь, дед, мы по делу. Скажи как земляк земляку, по старому знакомству, кто вашего Баюна уходил?

Онуч отступил назад и нахмурился:

– Язык что помело у тебя. Треплешь попусту. Уехал Баюн, сказано, по делам уехал.

– Брось, старик,– вступил в разговор Илья, которому на жаре хмель снова слегка ударил в голову.– Ты мне-то зубы не заговаривай. А то я твои посчитаю и не погляжу, что ты при исполнении.

Добрыня решительно отстранил Илью плечом в сторону и, слегка понизив голос, вновь обратился к Онучу:

– Дедок, слушай меня внимательно. Мы от Святогора, и он в курсе наших дел, а мы – его. Баюна живым хочешь увидеть – говори, что ведаешь. У нас дело общее, сам знаешь, если знаешь…

Добрыня ничем не рисковал. Онуч и верно был доверенным лицом, крепким активистом партии Святогора и, что еще важнее, надежным его собутыльником. Про дубовый генератор и роль Баюна в поставках прана-маны он мог, конечно, ни лешего и не знать, но мог и знать. А еще мог не знать, но догадываться. В любом случае Онуч явно относился к олюдью, а не к нечисти.

Лесничий слегка расслабился и сумрачно проворчал:

– Ладно, слухай, Добрынька. Вчерась Баюн свое тут отгулял до девяти и двинул к Василиске. На нее, подлую, грешу. Эта шалава еще лет сто назад извести его клялась прилюдно. Котик мой письмо давеча от нее получил, разволновался что-то, вот и двинул в Человечий квартал. Мне-то к ней хода нет, но ежели к завтрему хвостатый мой не вернется, я не я буду, если дом Василискин не попалю.

– Сам попалишь? – вполне серьезно поинтересовался Добрыня.

– Сам-то стар я на такое дело. А вот нечисть кой-какую подобью. Эвона сколько молодежи по кабакам околачивается. А тебе, милок,– обратился Онуч к Илье,– так скажу… Ты задницей в седле сиди, да головой думай, а не наоборот. Ну пришиб бы ты меня, и что? Не совесть бы, так Святогор замучил упреками. Дурак вы, батенька, хучь и богатырь.

Багровый то ли от стыда, то ли от злости Илья смолчал и только плюнул на мостовую.

– И плевать тут неча. Чай, не Лондон. Мы хотя и нелюдь, да не нечисть и чистоту блюдем-с.– Онуч ловко провел метлой, и след богатырского плевка сгинул бесследно.

Илья резко развернулся и резво пошел с площади в ближайший переулок.

К дому Василисы они дошли без приключений. Илья всю дорогу молчал, а Добрыня, редко когда выбиравшийся в Лукоморье дальше ближайшего кабака, с удивлением отмечал, что центр города и впрямь стал почище.

Дом Василисы с розовыми занавесочками и резным крылечком они в Человечьем квартале нашли легко. Изящный дворик в розочках и гладиолусах миновали тоже без труда. Натасканная на нечисть собака высунулась из будки, вяло тявкнула, признав в них людей, и забралась обратно. Проблемы возникли у двери. На трезвон Ильи им открыли только спустя пять минут. Василиса вышла в легкомысленном халатике на голое тело, сладко зевнула и сонно поинтересовалась, чем обязана столь раннему визиту. На расположенных во дворике солнечных часах время было между тем далеко за полдень.

– Не признала, красавица? – поинтересовался Илья, замечая, что приглашать их в дом не торопятся, и присаживаясь на скамейку.

Василиса вяло кивнула и села прямо на крыльцо, вытянув и подставив солнцу безукоризненно стройные ноги, которые Илья и Добрыня оглядели с откровенным восхищением.

«Хорошо, что Алешки нет»,– мысленно похвалил себя Илья за то, что не стал давеча настаивать на своем и оставил поповского сына на заставе. В одной из реальностей у юного тогда Поповича завязался с Василисой весьма бурный и, увы, горький для Леши роман. Стервозная Василиска обобрала юношу до последней деньги, научила всем премудростям любви, в которой разбиралась получше чем «Камасутра» и «Камасвечера», вместе взятые, и сбежала. Итогом неудавшегося союза двух сердец стал двухнедельный запой Поповича и «Алешкина любовь» – шлягер 60-х годов двадцатого века в пяти реальностях. Впрочем, Алексей и сам дал повод Василиске, буквально накануне разрыва поймавшей юного богатыря в компании очаровательной шестнадцатилетней торговки пирожками в ситуации, совершенно исключающей платоническую любовь.

Илья отогнал воспоминания и, чтобы не спугнуть красавицу, приступил к делу издалека:

– Баюна ты укокошила, чувырла крашеная?

Василиса, оторопев, выпучила глаза, но Илья, не давая опомниться, продолжал нападать:

– Пошто киску до смерти любовью замучила? Али совсем стыд потеряла? Письмами забросала, телеграммами.

– А может, она любит мохнатеньких? – искренне заступился за Василиску добрый Добрыня.

И тут Прекрасную прорвало. Господи, как же она орала, как орала! Говорят, что банда залетных орков-гастролеров, намечавших в эту ночь обчистить в соседнем квартале дом, внезапно отказалась от своих намерений и спешно убыла восвояси.

Между тем от Василисы Илья и Добрыня узнали много нового о себе, своем друге Алеше и человечестве в целом. Кроме того, выяснилось, что «этот кретин Баюн» действительно вчера прискакал к ней по ее вызову, чтобы утрясти свои амурные дела со знатной чеширской иностраночкой, которая неосторожно понесла от «этого молью траченного ублюдка». Она же, Прекрасная Василиса, как последняя дура, забыла, что «хвостатый репродуктор» в свое время ославил ее на весь честной народ, и только желание помочь несчастной кошечке, еще ребенком смотревшей на королеву, впутало ее в эту постельную историю.

Василиса еще продолжала голосить, когда Добрыня и Илья были уже на другом конце квартала у старенькой, чистой и ухоженной церквушки отца Ивана.

Зашли они туда по двум причинам. Во-первых, в данной реальности это была единственная православная церковь, да и единственная церковь вообще, а во-вторых, Илья советами Святогора не пренебрегал никогда.

Отец Иван был священником, выдающимся во всех отношениях. Сыскать таковых сегодня трудно, разве что в провинциальной реальности поглуше. Три сотни лет назад он вполне успешно обращал в православие индейцев на Русской Аляске, пережив не одно нападение и вытащив из своих ран добрый десяток стрел. Потом поп внезапно заболел, был отозван в Москву и где-то под Тобольском, прямо в санях, с ямщиком и тройкой в придачу, провалился в Лукоморье.

Очухавшись на окраинах местной столицы, он обнаружил, что его крупозное воспаление легких куда-то испарилось, что ямщик валяется на коленях перед кучкой гогочущей нечисти и что рядом лежит сломанная оглобля.

Закаленный суровой аляскинской реальностью поп спокойно перекрестился сам, со словами «изыдите, поганые» осенил крестным знамением злыдней и поднял оглоблю. После минутной потасовки слово Божье возымело свое действие, и нечисть, оставив пару своих коллег на земле, позорно ретировалась, а когда вернулась с подкреплением, было уже поздно. Отец Иван привел в чувство перетрусившего ямщика и с его помощью успел поставить наскоро срубленный крест прямо на пустыре.

Пришедшему посмотреть на опасную диковинку тогдашнему мэру Переплуту отец Иван пригрозил флягой святой воды, и тот почел за лучшее в прямой конфликт с батюшкой не вступать. Он наскоро разъяснил ему ситуацию, втайне надеясь, что дерзкий поп покинет Лукоморье тем же путем, что прибыл, или, на худой конец, забьется в староверческую деревню. В те времена человеки в столице «держали» не квартал и даже не улицу, а маленький глухой тупичок.

Отец Иван выслушал Переплута внимательно, а на следующий день с утра уже возил с ямщиком и тремя отчаянными человеками из бывших ушкуйников лес на постройку церкви. Церковь трижды пытались сжечь. Но тертые ушкуйники в отместку спалили треть квартала злыдней, и стройку оставили в покое.

Мэр бросился в Аркаим и потребовал у руководства отряда эвакуировать батюшку куда подальше. Руководство резонно возразило, что поп прибыл по личному межреальностному каналу и обладает свободой воли как естественный мигрант, а посему под юрисдикцию Аркаима не подпадает. Вместе с тем руководство Аркаима поблагодарило Переплута за предоставленную информацию и намекнуло, что судьба священника представляет серьезный личный интерес как для православного контингента отряда, так и для отдельных соотечественников-атеистов.

По сути, это был ультиматум. Переплут проклял свою торопливость, сожалея, что заявил о проблеме официально, а не убрал несговорчивого священника раньше. Пришлось оставить его до поры в покое, надеясь на русский авось.

Братья-близнецы Авось да Небось, проживавшие на стыке Человечьего квартала и Богоидоловского тупика, оказались, однако, на стороне русского попа.

Батюшка внес колоссальный вклад в изменение видовой структуры города и смягчение местных нравов. Прознав о твердом в вере соотечественнике, многие забившиеся по хатам на окраинах острова местные человеки потянулись в Лукоморье-столичное. Приезжали даже староверы. Менять веру они, правда, отказались, но заслуги отца Ивана признали и от души помогали, чем могли.

С нелюдью дело обстояло иначе. Мелкая нечисть от Иоанна шарахалась, крупная скрежетала зубами, но на прямое нападение решилась лишь трижды. Последний раз отца Ивана спасла лишь чудом группа сдружившейся пьяной молодежи из человеков, банников и поддатых берегинь.

Избитого до полусмерти попа они приволокли к заставе и положили под шлагбаум. Едва придя в себя, отец Иван настоятельно потребовал немедленно отвести его под руки обратно. Проводить показательно-карательную экспедицию, которую вынужденно готов был разрешить мэр, он строго-настрого запретил.

Это был перелом. Отца Ивана нелюдь не только оставила в покое, но и в большинстве своем признала полноправным и авторитетным местным. Да, грязным людишкой, да, поганым человечком, но местным, своим.

И дело было даже не в том, что обозленные покушением на батюшку немногочисленные прихожане готовы были устроить внутреннюю религиозную войну,– войну эту человеки однозначно бы проиграли. И не в том было дело, что Алеша и Задов по своим каналам жестко предупредили Кощея о грядущем возмездии – межостровного конфликта Главк просто бы не допустил. Просто отец Иван был первой личностью, одинаково признаваемой людьми и нелюдью Лукоморья.

До посещения церкви нелюдью дело, конечно, не дошло, но побеседовать с попом на скамейку у его домика приходило теперь не только олюдье, но и вполне авторитетная нечисть. А когда залетная птица Сирин свила на стоявшей в церковном дворе березке свое гнездо и высидела прекрасное здоровое потомство, леший Онуч пообещал оторвать ноги всякому, кто тронет попа хотя бы пальцем. Учитывая, что Онуч приходился весьма дальней, но все-таки родней Соловью-барыге, его предостережение запомнили.

Впрочем, отец Иоанн и сам вполне мог постоять за себя. При этом верой он не поступался ни на йоту, освящать безмены ^[21] и лошадей торговцам и разбойникам отказывался наотрез, содержимое церковной кружки тратил исключительно на приход, жиром не заплыл, тайну исповеди хранил свято, а отрядного священника Латына Игарковича с его универсальным многоверием признавал за человека многомудрого, эрудированного, душевного, но несчастного – как экумениста.

Три неразрешимых дилеммы стояли перед отцом Иваном. Церковный календарь, крещение нелюди и происхождение земной власти.

Первую он худо-бедно разрешил с помощью того же Латына Игарковича.

На опытное решение второй задачи поп так и не решился, хотя кое-кто из добропорядочного олюдья был готов рискнуть не только своим здоровьем, но и жизнью. Кроме того, само наличие бессмертной души у нелюди было вопросом, мягко говоря, спорным. У Латына Игарковича, к слову, таких проблем не возникало – он в боевых условиях крестил нечисть налево и направо и, как правило, с летальным для оной исходом. Правда, и согласия нечисти он на то не спрашивал.

Что касается последней проблемы, то заявить, что всякая власть от Бога, при одном лишь взгляде на Кощея у него не поворачивался язык. К счастью, экуменист Латын Игаркович подсказал ему вполне иезуитский выход – полагать про себя истинной властью не мэра, а Имперскую корону, свободным доминионом которой формально до сих пор можно было полагать Лукоморье. Отец Иван на этот внутренний компромисс, скрепя сердце, согласился, но только лишь по приходу к власти Святогора.

В настоящее время отец Иван проживал в ладах и со своей совестью, и с соседями. Единственными, кто обходили его церковь стороной и ни разу за триста лет не попались ему на глаза, оказались представители редкой даже для Лукоморья нежити, которая кучковалась где-то в дебрях лукоморского бора и вела исключительно ночной образ жизни.

В церковь Илья с Добрыней зашли к окончанию службы, поэтому, получив благословение и испросив аудиенции, богатыри вышли в церковный дворик и присели на скамейку. Ждать отца Ивана им предстояло недолго.

Солнце давно перевалило зенит, но жара не спадала. Правда, под церковными липами и рябинами было прохладно, и уходить отсюда никуда не хотелось.

– А растет паства-то у батюшки, медленно, но верно растет,– заметил Добрыня, прикрывая глаза и нежась на пробивающемся сквозь листву солнце.

– Праздник души,– вздохнул Илья, откидываясь на спинку скамейки.– Именины сердца.

– Истинно так, чада мои, истинно так,– подытожил душеспасительный диалог неслышно подступивший к ним отец Иван.

Они с минуту помолчали, наслаждаясь тишиной и покоем, прежде чем Илья приступил к делу.

Выслушав Муромца, отец Иоанн первым делом поинтересовался, действуют ли ратники с ведома Святогора или прибыли инкогнито. Успокоенный на этот счет заверениями Добрыни, батюшка смущенно кашлянул и признался, что Баюна он и впрямь видел только вчера:

– Примчался ко мне домой взмыленный, шерсть дыбом. Говорит, совет нужен в деле личном, а поговорить по душам ему и не с кем…

– По душам? – скептически заметил Илья.

– Ну да, то есть нет, ну вы поняли,– окончательно смутился отец Иван.

Надо сказать, что батюшка особо стеснительным и смутительным никогда не был, и тут дело было совсем в другом. Поп прибыл в Лукоморье из реальности, в которой Илья давно и прочно имел статус святого. Сей факт и приводил батюшку во вполне объяснимый трепет.

– Ясно-ясно,– подбодрил отца Ивана улыбающийся Добрыня.– Так что за проблемы у Баюна?

– Увольте, судари. Это его личное.

– Да вообще-то мы его мартовские заморочки знаем,– успокоил попа усмехнувшийся Илья.– Нам бы проведать, во сколько он ушел и куда побег.

Батюшка задумался.

– Точно не скажу, чада мои, а только около одиннадцати вечера точно было. А побег он к Онучу – это я наверное знаю, потому как он сам сказал. Бегу, мол, к Онучу, поскольку влип, мол, я по самые уши.

Илья и Добрыня сердечно распрощались с попом и вышли за ограду.

– И что теперь? – поинтересовался у Ильи Добрыня.

– А я знаю? – вопросом на вопрос ответил Илья.– Думать надо.

Они остановились у какого-то кабака и присели в тени каштана на декоративный валун.

– Был я как-то в одной реальности,– решительно начал Добрыня.– Познакомился с одним пареньком. Неказистый мужичок, но умничка редкостный. По сыскному делу работал в Москве на Трубной площади. Так он, стервец, целую науку придумал следственную. Дудукция называется.

– Какая такая дудукция? – заинтересовался Муромец, переводя загоревшийся надеждой взгляд с вывески кабака на приятеля.

– Это он сам так ее назвал, потому как размышлял он над преступлениями, на трубе играючи.

– Трубы-то у нас и нет,– мрачно пожаловался Илья.

– Да труба тут ни при чем, тут дело в деталях.

– Ну так не томи, сказывай, ирод, за твою дудукцию.

– Значит, так. Надо, говаривал он, деталей тех понабрать до кучи, изучить их внимательно, а там и ответ сам придет.

Илья разочарованно почесал в затылке:

– Не понял ни рожна. По-русски давай.

Добрыня рассердился так, что даже вскочил на ноги:

– Что тут понимать! Тут главное дудуктивный талант иметь. У меня его, правда, нет, это проверено, а за тебя сейчас выясним. Вот смотри. Пустая кружка– это раз, бочка – это два, похмелье – это три. О чем думаешь?

– О медовухе,– автоматически ответствовал Илья, почесав переносицу.

– Молоток! Я именно ее, сердешную, в виду и имел.

– Давай еще.– Глаза Ильи вспыхнули. Свои многочисленные таланты он лелеял и холил.

– Пустая кружка – это раз, пивная бочка – это два, похмелье – это три. О чем думаешь?

– О медовухе,– решительно и моментально ответствовал Илья.

– Почему о медовухе? – грустно опустил руки Добрыня.– Бочка-то пивная, балда.

– А-а, ну да,– задумался Илья.– Ежели так, то оно, стало быть, эвон как. Занятно. Давай еще.

– Пустая кружка – это раз,– медленно чеканил Добрыня.– Квасная бочка – это два, нет похмелья – это три. О чем думаешь?

Илья напряженно задумался, потом тяжело вздохнул, встал на ноги и ласково обнял Добрыню за плечи:

– Ты, Добрынюшка, на меня, милый, не гневайся, но опять же она самая и выходит.

Добрыня проследил за взглядом Ильи и печально кивнул:

– Не переживай, Илюша, у меня те же выводы.

Друзья решительно перешли улицу и спустились в подвал.

В подвале было прохладно. За дубовыми столами сидели немногочисленные посетители.

В центре зала сидела группа злыдней, на богатырей пьяно и неприязненно покосившихся, но от комментариев разумно воздержавшихся. В дальнем углу в полумраке расположилась о чем-то шепчущаяся небольшая компания залетных леших и водяных разного возраста и масти. Тройка гномов-туристов, довольно покряхтывая у стойки бара, дегустировала экзотические лукоморские напитки. Судя по количеству пустых кружек, гномы были азартными экспертами.

Остальные посетители расположились поодиночке или парами. Друзья выбрали столик у стены почище. Стратегически они расположились удачно: ближайший клиент – молодой торговец с сабельным шрамом на щеке – сидел аж за два стола до них, и слышать их разговор было некому.

Хозяин подвала, хмурый, седой и горбатый див, небрежно швырнул им на стол две кружки и поставил две крынки с холодной медовухой. Потом посетителей узнал и сразу сходил за третьей крынкой.

– От заведения,– буркнул он, дополняя сервировку стола тарелкой с фисташками.

Друзья залпом опорожнили по первой кружке и уже без спешки налили по второй.

– Уйду я,– много позже изливал душу Илья соратнику.– Вот допью – и тут же рапорт на стол. Стар я стал, не та хватка. Да и что за жизнь собачья, служишь-служишь, а спасибо не скажут. Звание зажали, наградой обошли. Баранов вона всю грудь себе побрякушками увешал. Так вот помрешь ненароком, а что по себе оставишь? Ни семьи, ни дачи. Изба и то служебная. Так что ли, Добрынька?

Добрыня пожал могучими плечами:

– А кто мне всю жизнь про честь богатырскую пургу гнал? Про Русь вековечную, про службу за идею? Али лукавил?

Илья горько усмехнулся:

– Кабы люди честью чинились, нам бы разгулов не пришлось укорачивать. Не честь ноне в чести, а власть да золото. А главное удовольствие – в душу кому-нибудь плюнуть да сапогами коваными плевок тот в душе и растереть. Гедонизм, ети его глобализацию. Слышь, Добрынь, набью-ка я морду торговцу этому со шрамом на роже.

– Пошто? – вяло удивился Добрыня, оглядываясь.

– Да он, сволочь, от медовухи нос воротит, одной горилкой питается.

Свое намерение мизантропично настроенный Илья осуществил бы скоро и в точности, но тут в подвал резво спустился трезвый Хохел. Оглядев помещение маленькими поросячьими глазками, он приветственно кивнул юному торговцу со свежей царапиной на щеке, отыскал взглядом богатырей, облегченно хмыкнул, подошел и, цепко ухватив седьмую уже по счету на столе крынку, сделал несколько громких, жадных глотков.

Настроение Ильи резко изменилось.

– Пей, дурашка, пей, милый. Последний пьющий платит.

Хохел подавился и закашлялся, испуганно отставляя крынку в сторону.

– Шутит он,– мрачно заметил Добрыня.– Он сегодня весь день шутит. Пей, дружище.

– Какой день! – возмутился Хохел.– Вечер на дворе. В отряд пора.

– Пошли,– легко согласился Илья и, бросив на стол пару золотых червонцев с молотобойцем на фоне восходящего солнца, встал.– Воздуха хочу!

Они вышли на улицу. Вечер действительно наступил – ранний, свежий и приятный русскому сердцу.

У обочины мостовой стояла привязанная к едва ли не двухметровому чертополоху лошадь, запряженная в груженный снедью воз.

– Садись, побратимы,– царственным жестом пригласил богатырей Хохел.

– Квасок,– хмельно обрадовался Добрыня, вытягивая из повозки бочонок, вышибая затычку и оглядывая поклажу в поисках подходящего сосуда.

Хохел недовольно поморщился, но, придушив жабу, посоветовал:

– Так пей, чай, не барин.

– Не барин,– согласился Добрыня, примеряясь и ухватывая бочонок поудобнее.– Княжеского рода я.

– Стоять! – неожиданно взревел Илья. Добрыня покорно застыл. Подобные команды Ильи, да еще произнесенные столь вежливым тоном, слишком часто спасали ему жизнь, чтобы их игнорировать. Квас тоненькой струйкой бежал на мостовую.

– Ставь!

Добрыня подчинился и аккуратно поставил бочонок на мостовую. Илья медленно обошел повозку.

– Откель воз с товаром?

Хохел гордо поднял голову:

– Наторговал.

– Что отдал?

Хохел ничуть не смутился.

– По мелочи. Артефакты старые. Все списанное, Баранов лично акт подмахнул. Законно.

– Прибыль?

– Абсолютная. Тот торгашик-человечек, что в подвале сидит, задарма мне все оптом спустил, когда узнал, что не себе торгую, а коллективу.

Илья присел на бочонок, поднял глаза на Добрыню и начал загибать пальцы на правой руке.

– Кот пропал, это раз. Лева не объявился, это два. Хохел – рожа жадная, это три. Купец из кабака Хохела в чем-то нагрел, это четыре. Рожа эта торгашеская поцарапанная мне уже три часа как не нравится, это пять.

Добрыня завороженно следил за собиравшимися в увесистый кулак пальцами Ильи. Потом проникновенно протянул:

– Талантище вы, батенька, если, конечно, ошибочка не вышла. Но последний довод – просто блеск. Дудукция.

Илья подобрал пальцем каплю кваса со стенки бочки, понюхал и авторитетно прогудел:

– Цианид. Лизнуть – и конец котенку.

– Прибьем гада? – поинтересовался возмущенный до глубины души Хохел.

– Живьем,– оценил ситуацию Добрыня.– Только ты поаккуратнее, Илюша. Паренек-то непростой, видать.

– Хохел, на атас! Добрыня – за мной.

Богатыри вновь спустились в подвал.

– Мусор за собой не убрали,– пояснил Добрыня диву в ответ на вопросительно поднятые брови и протянул хозяину еще один червонец.

Илья между тем неспешно подошел к столу, за которым сидел торговец, оперся левым кулаком о столешницу, а дудуктивный правый кулак мягко опустил на затылок торговцу.

Подхватив обмякшее тело на плечо, Илья мимо стойки направился к выходу. Див ему хмуро улыбнулся, невнятно проворчав: «Бери-бери, дорогой. Худой клиент. Весь вечер одын бутылка пьет».

Однако далеко не все обитатели подвала были настроены столь же миролюбиво. С истошным воплем «Наших бьют!» на Илью и Добрыню набросились злыдни, к которым тотчас присоединились гномы и другая нечисть.

Илья, однако, даже не успел изготовиться к драке, как из дальнего угла перед злыднями выросла стена водяных и леших.

– Никак на след вышли? – поинтересовался у Добрыни Онуч, возглавлявший внезапных заступников.– Пошли отсель, знаю я, где торгаш этот остановился.

Илья нерешительно двинулся к двери, то и дело оглядываясь.

– Ступайте себе,– легонько подтолкнул Добрыню лесничий.– Тут все ясно.

Драка и в самом деле уже подходила к концу, не успев толком начаться. Городские злыдни из нечисти против провинциальных лешаков-олюдьев оказались слабы и теперь расползались по углам. Кое-какое сопротивление еще оказали гномы, но двоих из них, прижав к стене и сладострастно хакая, обрабатывали пудовыми кулаками родичи Онуча. Но тем еще повезло. А вот последний гном достался водяным, которые, ухватив несчастного за ноги, топили его под возмущенные крики дива в бочке с импортным пивом. Гном брыкался и торопливо пил – а куда деваться при таких обстоятельствах…

* * *

– Приехали! – объявил Онуч возле ничем не примечательного домика на окраине города и соскочил с воза.

Илья оставил Добрыню сторожить оглушенного пленника и поспешил с Хохелом за лешим. Тот уже выбил двери и ждал на пороге.

В чисто прибранных комнатах оказалось пусто, однако, прислушавшись, лешак объявил, что в подвале кто-то жалобно мяучит. Откинув половицу в кухне, они обнаружили деревянный люк с железным колечком, а за ним спуск в подпол. Запасливый Хохел зажег извлеченный из кармана фонарик и, вежливо пропустив Илью и Онуча, полез за ними следом.

Картина, представшая перед глазами освободителей, была печальной. За стальными прутьями в железной клетке посреди подвала сидели двое полосатых.

Первый – в надорванной тельняшке с безумными глазами и азартно высунутым языком – бешено пилил решетку пилочкой для ногтей и не обращал никакого внимания на вошедших. Один титановый прут был уже перепилен.

Второй – огромный полосатый кот с роскошной шкурой и при очках – испуганно жался в угол и жалобно мяукал. Заметив вошедших, он метнулся к ним и, прижавшись к решетке, начал судорожно умолять выпустить из клетки хотя бы одного из двоих. Судя по всему, коту было решительно наплевать, кто из клетки выйдет, а кто останется. Онуч отобрал у Хохела фонарик и, пошарив лучом света по стенам, легко обнаружил висящий на гвозде ключ.

Замок тихо щелкнул, и Баюн, а в этом уже не было никаких сомнений, проворно переступая лапами и посекундно оглядываясь, покинул клетку. Оставшийся в ней Задов продолжал пилить решетку.

– Он псих,– доверительно пожаловался Баюн, принимая из рук Онуча фляжку валерианы.– Он редкий псих. Он мог меня укусить?

– Мог,– подтвердил Добрыня, пользуясь редким случаем и почесывая ошеломленного Баюна за ушами.– Только что ж вы, батенька, не воспользовались своим уникальным талантом? Пара подходящих сказаний или анекдотов, и всех делов. Убаюкали бы коллегу по несчастью.

– Я пробовал,– апатично признался кот, прикладываясь к фляге.– Ему все было по барабану. Он только орал, царапался и кусал решетку. Я, вероятно, от стресса стал полностью недееспособен. Такую речь задвинул, а он пообещал мне хвост оторвать и на нем же повесить, чтобы я врагу не достался.

– У Левы иммунитет на речи,– успокоил пригорюнившегося котяру Илья.– Он у нас Троцкого живьем слушал.

– В самом деле? – оживился Баюн и резво повернулся к Добрыне.– Вы не могли бы, сударь, оставить мои уши в покое? Очки спадают.

– Лева,– тихо позвал Илья Задова.– Все кончено, Лева. Мы пришли, родной.

Задов замер. Илья продолжал:

– Домой пора, дружище. В отряд. Ты прекрасно справился с поставленной задачей.

Задов молча встал и повернулся к Илье. Баюн спрятался за Онуча.

– Я справился? – нерешительно переспросил Задов, продолжая судорожно сжимать в руке пилочку.

– Абсолютно! – подтвердил Илья.

– Безусловно! – заметил Добрыня.

– Конечно! – констатировал Онуч.

– Собственно говоря, ситуация возникла патовая,– признал Баюн.– Когда тот гад недальновидно поместил вашего коллегу в мою клетку, извлечь меня из нее он уже не мог. Ваш приятель вошел в экстаз, и никакие заклинания противника на него не действовали. Более того, ваш Лева ему своей пилочкой щеку распорол. Так что, сударь мой, примите мою искреннюю благодарность и, пожалуйста, ближе чем на десять шагов не приближайтесь ко мне никогда.

Задов кивнул и медленно двинулся к выходу из клетки. Когда он ее покинул, Баюн и Онуч уже выходили из дома.

* * *

– Итак, подведем итоги,– азартно потер руки Скуратов три часа спустя, когда в его кабинете собрались Владимиров, Муромец, Дзержинский, Баранов, Фурманов и пришедший в себя пленник.– Разрешите, Дмитрий Евгеньевич?

Владимиров благосклонно кивнул, продолжая внимательно изучать украшенное глубокой царапиной лицо захваченного диверсанта. Развязанный юноша сидел гордо и прямо, сохраняя полное спокойствие и выдержку. Скуратов с наслаждением сдвинул на долю миллиметра направленную прямо в глаза пленника эбонитовую лампу и самодовольно улыбнулся.

– Итак. В Лукоморье вы прибыли под видом торговца, зарегистрировались в мэрии и сняли дом. Подкупив Кощея, вы оценили политическую ситуацию и, обманув Василису, подложным письмом от иностранной любовницы Баюна поздним вечером заманили кота в Человечий квартал. Тут ваши планы едва не сорвались. Вы предполагали, что Баюн сразу поспешит к своему единственному приятелю Онучу в ближайший лес, однако кот зашел сначала к отцу Ивану. Тогда вы изменили план и перехватили бедное животное уже у церкви, и значительно позже. Наш агент товарищ Задов, слухи о побеге которого уже распространились по городу, был направлен к вам Кощеем как предатель Империи и потенциальный соратник. Вы предоставили Задову убежище, но заподозрили в неискренности и подсыпали ему снотворного, когда Лев неосторожно высказал недоумение по поводу вашего повышенного… гм… интереса к коту.

Пленник высокомерно усмехнулся:

– Возможности вашего кота давно уже не были секретом ни в Лукоморье, ни у нас. Я и предположить не мог, что своим коллегам вы не доверяете того, о чем давно открыто говорят все ваши оппоненты.

Скуратов слегка поморщился и продолжил:

– Вторая, и главная, ваша ошибка – это то, что вы поместили товарища Задова в ту же клетку, что и Баюна.

Пленник с достоинством кивнул:

– Господин Задов – достойный противник, и к тому же скрытый берсерк. Я не мог ни убить его, ни забрать кота. Мне оставалось только ждать, кто из них сдохнет первым. Я ставил на господина Задова, как на более худого в пересчете на кошачьи пропорции.

Скуратов еще раз с наслаждением поправил лампу и словно невзначай звякнул клещами, лежавшими на столе. Клещи были никелированные и с гравировкой– подарок от коллег-инквизиторов на день ангела.

– Вы честно проигрываете, сударь. Надеюсь, что вы будете столь же откровенны, когда я задам вам несколько вопросов. На кого работаете? Явки? Пароли? Адреса?

Пленник широко и вполне искренне улыбнулся:

– Ваши методы нам хорошо известны, господин Скуратов, однако на этот раз вы прогадали. Я не скажу ни слова, вернее, не больше пары слов.

Пленник широко распахнул ворот. Глазам присутствовавших предстала тонкая светлая стальная полоса, обвившая шею юноши.

– Последняя модель. Если я не выдержу насилия и буду близок к порогу откровенности, несовместимому с моими представлениями о чести, то обруч примет сигнал моей совести и поможет мне не нарушить присягу. Я умру незапятнанным. Самоудушусь.

– Эк тебя угораздило,– сочувственно хмыкнул Фурманов.– Как раба окольцевали.

Юноша впервые слегка потерял самообладание:

– Почему раба? Кольцо чести – признак высшей касты. Быдло,– пленник с усмешкой повел глазами вокруг и повторил отчетливее,– быдло может носить эти кольца безо всякой опасности. Они приводятся в действие честью и совестью офицера. Слеза стыда, господин Муромец? Однако… Это нонсенс какой-то – плачущий от стыда варвар! Поистине загадочен край Лукоморский. Говорящие коты, плачущие богатыри… Бред, бред…

Все без исключения посмотрели на Илью. Муромец действительно плакал, молча глотая огромные, как белая смородина, слезы. Он смотрел не на собачий ошейник, а на нательный крестик, болтавшийся на шее юноши.

Илья распахнул свою косоворотку и извлек на божий свет свой крест. Шпион впился в него глазами. Деревянные кресты были одинаковы, вырезаны одной рукой из одного куска твердого светлого дерева.

– Отец? Если это, конечно, ваш крест… Вот незадача,– пробормотал пленник чести.– Мне сообщили перед заброской, что семью мою извели до последнего человека мерзавец Задов и иезуит Дзержинский в подвалах люблянских…

– Лубянских,– поправил Дзержинский.

– Кто говорил? – глухо выдавил Илья, вставая на дрожащих от волнения ногах со стула.– Какая мразь?

– Молчать,– заревел Владимиров, обрушивая кулак на стол.

Клещи попрыгали и свалились на пол, лампа ярко вспыхнула и погасла. Под мертвенным светом дежурного неонового освещения бледность на лицах Ильи и опомнившегося пленника была не так заметна.

– Молчать,– выдохнул Владимиров уже свистящим сорванным голосом.– Жить надоело, господин диверсант?

Владимиров торопливо поднял трубку, дунул в нее по привычке и повышенным тоном потребовал:

– Дурова и Шаманова ко мне.

До прихода ветеринара и отрядного священника все молчали, то и дело переводя изумленные взгляды с Ильи на его сына.

Шаманов и Дуров вошли вместе.

– Ну-с, это больной? – приступил к делу Дуров, с ходу открывая рот юноше и заглядывая ему в зубы.– Патологии не вижу.

Вновь прибывших коротко посвятили в курс дела, и Дуров, виновато глянув на Илью, тут же развел руками:

– Медицина бессильна. Если бы нейролингвистическое программирование или психозомбирование, то без проблем, коллеги. Но тут чистая техномагия.

Место Дурова занял Латын Игаркович. Поставив табурет перед юношей, он присел поудобнее, расправив рясу, вышитую северными шаманскими узорами из бисера и пропитанную индийскими благовониями. С минуту Латын молчал, а потом вкрадчиво осведомился:

– Христианин, стало быть?

Юноша, не открывая рта, с достоинством кивнул. Латын передал бубен Дурову, с сомнением извлек из саквояжа, повертел в руках и отложил в сторону африканский тамтам, потом достал и тут же положил на место куколку вуду.

– Звать как? Имя свое настоящее знаешь?

Пленник вопросительно глянул на Илью.

– Сокольник,– зычно ответил Илья, обращаясь к сыну.

– А по батюшке? Ах да.– Латын оглянулся на Илью.– Католик, православный?

– Православный,– спокойно, без былого вызова в голосе ответил Сокольник Ильич Муромский.

– Значит, присягу принял, отвечать не можешь, удушишься?

Сокольник кивнул. Латын успокаивающе похлопал парня по плечу.

– Илья Тимофеевич, узелок на веревочке крестика вы завязывали?

Илья кивнул в свой черед.

– Уже хорошо. Ну-с, молодой человек, теперь скажите, Родину-мать помните?

– Смутно. Купола золотые помню, поле, колосья над головой. Меч игрушечный помню. Деревья тогда ба-а-альшими были.

– Маму-папу помните?

– С трудом. У мамы руки такие были, знаете… И голос такой – до сих пор эхо во сне. А отец такой, знаете, широкий, я от ветра за ним…

Муромец молча плакал, закрыв лицо огромными ладонями.

– Крестик все при себе носили, Сокольник Ильич? – продолжал пытать юношу Латын.

– Да. И в плену, и после бегства, и в кадетском корпусе в Укляндии.

– Целовал небось крестик-то в детстве, мамку-папку вспоминая?

– Было.

– И кто ж тебя к нам заслал?

– Правительство свободной Укляндии. Только премьер-министр может отдавать приказы командиру специального разведывательного…

Илья умоляюще всплеснул руками, общий крик ужаса заглушил слова юноши, но было уже поздно. Сокольник наговорил не на одну смерть. Однако Латын, еще раз похлопав парня по плечу, встал с табурета спокойно.

– Целование креста при любви к Родине и родителям есть присяга высшая, неотменяемая. Оная на служение и народу, и Отечеству, и царю небесному нашему. Аминь,– нравоучительно поднял Латын перст к небу.– А вообще-то повезло тебе просто, паря. Крепкий, видно, тебе батя узелок завязал. Я-то, грешным делом, думал: придушит тебя ошейник, как кутенка.

– Мы думаем об одном и том же? – обвел глазами присутствующих Владимиров, когда Дуров и Шаманов, вежливо оставив тайное заседание, покинули подвал. Все молча кивнули, старательно отводя глаза от Ильи. Однако тот тоже кивнул и бросил гордый взгляд на сына.

– Контроперация «Трест»,– предложил Скуратов.

– Контроперация «Трест, который лопнул»,– возразил Феликс.

– Принято,– подвел черту Владимиров.– Теперь псевдоним.

– Партийная кличка,– поправил Дзержинский.

– Агентурное имя,– уточнил Сокольник.

– Сокол! – гордо встрял Баранов.

Владимиров недовольно поморщился, сожалея, что такое подходящее предложение исходило не от него, но, к его радости, Скуратов тут же одернул заммордуха:

– Агентурное имя не должно содержать часть имени или имя агента.

– Беркут! – торопливо и решительно заявил Владимиров, победоносно глядя на Баранова.– Беркут! А? Бер-кут!

– Отличное имя! – сжалился Скуратов.

– Сойдет,– прогудел Илья.

– Главное, оригинальное,– вздохнул Феликс.

* * *

Месяц спустя в дверь деревянной хижины Онуча на опушке леса постучали. Растрепанная кикимора на тощих ногах в стоптанных английских ботинках и пыльных обмотках протянула лешаку фанерный ящик с печатями почтовых служб Аркаима и Лукоморья. Онуч приложил палец, подтвердив получение посылки, сорвал сургуч, топором вскрыл крышку и первым делом достал свернутую в трубочку и лежавшую сразу под крышкой берестяную грамотку.

«Бонжур!

Великая у меня радость: сынка сыскал.

Месяц погуляли по-семейному, да только нонче уехал он за тридевять земель по делам.

Дело молодое.

А по случаю посылаю тебе, нехристю старому, ночной горшок. Полагаю, тебе, по старческой твоей немощи, он полезнее будет.

Илья

P. S. А депешку пожги, про то, что мне грамотка писчая знакома, никому не ведомо. Так тому и впредь быть, а то отчетами до смерти умучают…»

Онуч дрожащими руками развернул упаковочную бумагу и достал из посылки взятый с боем у Калинового моста шлем разгула. Один из девяти сущих во всех известных реальностях.

Далеко у горизонта, над центром города Лукоморье, торчала плотной огромной шапкой крона тысячелетнего дуба. Из нее в вечернее небо били два невидимых глазу смертного радужных эфирных потока – прана и мана – и, скручиваясь и переливаясь, превращались в звездную пыль.

Кот знал свое дело и мерно ходил вокруг дуба, меняя направление движения и соответственно форму волшебных заклинаний: направо – песнь, налево – сказку, направо – прану, налево – ману…

Со стороны заставы доносился ускоряющийся скрип отремонтированной карусели. Одинокий репродуктор в пестром смерче лошадок, оленей и людей в военной форме великолепным нестареющим голосом заводил задорный припев:

Глава 5 КАК РАЗВОДЯТСЯ ЛЯМУРЫ

Дзынь-дзынь-дзынь…

Потом пауза, а потом опять: «Дзынь-дзынь-дзынь!»

Звонок телефона в кабинете директора зверинца и по совместительству начальника отдела зооподдержки Леонида Дурова врасплох его не застал. Он вообще никого не застал: Леонид Владимирович в кабинете не появлялся месяцами. По своему обыкновению, великий дрессировщик и генерал-полковник в отставке возился со своими питомцами в вольерах, где, нарушая все мыслимые и немыслимые режимы секретности, частенько даже оставался ночевать.

На злобное треньканье телефонов в конце концов заглянул снежный человек. Был это Эскимо или это была Снежинка – определить мог только Дуров. Он один был способен различать своих любимцев, не прибегая к излюбленному способу Левки, который с Эскимо частенько напивался среди вольеров до поросячьего визга возмущенных свинок Леонида Владимировича. Снежинка пока не пила. Так или иначе, для всех, кроме Дурова, снежная пара была на одну морду.

Снежный человек скривился и, оглянувшись по сторонам, брезгливо поднял телефонную трубку двумя пальцами и осторожно подул в мембрану.

– Леонид Владимирович! Это дежурный по заставе беспокоит вас,– вежливо представилась трубка.– Тут такое дело. На карусели прибыла какая-то мерзкая обезьянка с папкой под мышкой и сейчас ходит по штабу, ищет командира. Это, верно, по вашей части?

Снежный человек буркнул что-то невразумительное.

– Ну да,– согласилась трубка.– Вот и мы в недоумении. Вас просят в штаб. И захватите, пожалуйста, с собой сетку или хлыст какой-нибудь. Мне кажется, она кусается, дрянь такая.

На последних словах Эскимо или Снежинка – никакой, в сущности, разницы! – сердито бросил – или бросила? – трубку на рычаги телефонного аппарата и, продолжая бурчать под нос, побрел – или побрела? – разыскивать Дурова на территории зверинца.

Когда запыхавшийся Леонид Владимирович с большим сачком ворвался в кабинет командира, там уже собрались почти все начальники штатных подразделений – дежурный по отряду зря времени не терял.

Рядом с командирским столом в кожаном кресле на корточках сидело существо, сильно напоминающее орангутана, но с более короткой рыжей шерстью и огромными глазами. Морда его была белого цвета в три черные полоски. Кончик хвоста заканчивался пушистой кисточкой, игриво заплетенной в косичку. Одежда гостя ограничивалась изящной набедренной повязкой.

Задов и необычный пришелец исподтишка разглядывали друг друга, словно старались вспомнить, не встречались ли раньше.

– Присаживайтесь, Леонид Владимирович. Не хотелось без вас начинать,– вместо приветствия буркнул командир, недовольный опозданием генерала.– Кстати, к чему сачок такого размера?

Дуров слегка растерялся, однако тут же нашелся Лева:

– Моя вина, Евгений Дмитриевич. Тут какая-то бабочка летает ночная, необычной раскраски. Жуть какая шустрая и приставучая.

Лева уважал Дурова с детства и в обиду старика принципиально не давал никому, даже начальству. Леонид Владимирович благодарно и печально улыбнулся близорукими глазами Леве, виновато – командиру и попытался спрятать сачок за спиной. Тот, однако, торчал из-за спины упрямо и косо, как штык трехлинейки на плече новобранца.

Озадаченный Владимиров недоуменно выглянул в окно, хотя Лева недвусмысленно намекал, что бабочка именно ночная, и недовольно пожал плечами.

– Отличительная черта людей – лишать других свободы. Это заложено в подлой сущности агрессивной человеческой природы: созидать, угнетая других,– вроде бы в сторону, но достаточно громко и менторским тоном неожиданно заявила обезьяна, мягко растягивая гласные и слегка шепелявя.

Заслуженный дрессировщик смутился окончательно. От облыжного заявления сачок жег его ласковые к зверюшкам руки, покрытые многочисленными укусами ответной страсти. В кабинете повисла нехорошая тишина. Лева презрительно фыркнул и возненавидел примата окончательно и бесповоротно. Остальные неловко молчали, пока паузу не решился нарушить сам Владимиров, который, то и дело заглядывая в бумажку, без запинки, отчеканил:

– Господа и товарищи, разрешите представить вам действительного члена Верховного Совета вождей Лямурии, лауреата Гнобелевской (командир удивленно хмыкнул) премии, доктора информалогии и парапсихологических наук, почетного академика Великой Академии наук Лямурии, кавалера ордена Банановой пальмы, уважаемого месье Ашта. Он прочтет вам, то есть нам, короткую поучительную лекцию и посвятит вас, то есть нас, в суть возникших у него, то есть у нас, проблем.

Лева тихо застонал, но лямуриец ^[22], ревниво вслушиваясь в каждое слово командира, точным перечислением своих заслуг перед родиной остался доволен и Левин стон оставил без внимания.

Четырьмя часами позже даже Задову пришлось признать, что элемент познавательности в занудной лекции хвостатого пропагандиста все-таки был.

Как оказалось, Лямурия была расположена в неприметном пучке весьма удаленных реальностей, поэтому исторические расхождения с нулевой реальностью ^[23] у нее были колоссальные. Сами лямуры, впрочем, считали иначе, полагая иные миры доступного континуума провинцией, а свой мир – метрополией, максимально приближенной к нулевому уровню.

Изначально в истории Лямурии все материки составляли единый континент, стоявший посреди громадного океана – Панею. Затем он распался на Лаврузию (включавшую что-то вроде южной Европы, Африки и большей части Азии), Котловану (в которую вошли аналоги Гренландии, острова Пасхи и Антарктида) и Коалию (Северная Америка и Австралия). За долгие века Лаврузия и Котлована заросли бескрайними лесами, а Коалия, напротив, грязью.

Лямурийская раса издавна и прочно обосновалась на континенте, широко известном среди немногочисленных народов уже как Лямурия. Континент этот простирался на север до Гималаев, а на юге великий макачий континент омывался великим внутренним ^[24] Мурляндским.

За миллионы лет пралямурийцы эволюционировали в весьма высокоразвитых существ, достигших небывалых высот в науке и технике. Они были знаменитыми мореходами, основав свои поселения по всей местной Земле и по краям пометив их, то есть поселения, монументальными циклопическими строениями из бетона.

Колесо изобрели поздно: некто Гнобель, провинциальный изобретатель нейтронной бомбы, взглянув на небо, гениально предположил, что скорость солнца, ежедневно прокатывающегося по небосклону, зависит от его формы. После своего открытия Гнобель в одночасье стал самым известным механиком планеты.

Глубокие знания драгоценных камней как-то сразу открыли пралямурийцам удивительные свойства полупроводников, лазерных лучей и ядерного синтеза. Особо гордились они своим знаменитым «холодным светом», столетиями заливавшим с высоченных хрустальных колон широкие площади лиановых городов-гнезд. Из камня они высекали исключительно собственные изображения и поклонялись им несколько тысячелетий, пока на смену языческому культу самолюбования не пришел единственно верный культ самообожания.

Трагедия столкновения этих культов привела к катастрофе. Ученые Пралямурии все больше погружались в оккультные науки, пока обладавшие сокрушительным оружием адепты двух вер в борьбе друг с другом не уничтожили свою уникальную цивилизацию.

Нейтронные бомбы сделали закат эры пралямурийцев более политкорректным, но факт остается фактом – Пралямурии пришел конец. Туда, хвостатым ^[25], им и дорога.

Пожираемый холодным огнем континент раскололся и затонул, оставив после себя лишь горные пики в виде гирлянды островов Мурляндского моря.

Избранные остатки некогда великой расы, спасаясь, эмигрировали в Коалию, где возродили свою культуру в относительно короткий срок. Память о страшных событиях осталась лишь в глухих преданиях, немногочисленных рукописях и появившемся в результате мутаций хвосте.

Отныне лямурийцы технический прогресс строго ограничили и навсегда выбрали исключительно мирную и гуманную дорогу развития своей цивилизации. Немногочисленных адептов иных путей развития лямурийские власти в напоминание о трагедии предков гуманно вешали за хвост и оставляли умирать от голода: быструю смертную казнь общественное мнение бурно осуждало.

Незначительную часть беженцев в итоге немыслимого катаклизма занесло даже в иные реальности. В Америке и Японии до сих пор находятся уцелевшие после бедствия довольно крупные лямурийские колонии потомков великой расы. Они избежали гибели, но быстро деградировали, успев, однако, стать предками многих современных молчащих и говорящих обезьян.

Некоторые исполинские дворцы и храмы, сложенные из прочного камня и не поддавшиеся разрушительному действию времени, до сих пор остаются прямым свидетельством лямурийской мощи ^[26].

Последние столетия Лямурия в своей непоколебимой стабильности и стагнации успешно процветала. Плановый застой технического прогресса и невиданные успехи в производстве клонированных бананов позволили резко повысить уровень контроля над рождаемостью ^[27]. Лямурийцы уверенно шли по пути самосовершенствования и самопознания.

Однако в последние годы из невинной секты поклонников настоя на медовых пряниках в низших слоях общества набрало силу некое протестное движение. «Протестанты» требовали воссоединения со своими ирреальными братьями, о существовании которых в Лямурии было известно довольно давно. В своей наглости они доходили до того, что обвиняли собственное правительство в том, что оставленным в забвении соотечественникам гражданство Лямурии надо предоставлять автоматически и даже – вдумайтесь! – защищать их интересы путем высадки вооруженного десанта.

Так, узнав, что в соседней реальности у местных аборигенов есть обычай по большим праздникам забивать камнями десяток-другой вынужденных эмигрантов из Лямурии, сектанты в знак протеста собрались в укромном уголке джунглей и долго там о чем-то шептались, попивая свой настой. Это был возмутительный афронт.

Пагубная ересь, впрочем, была ликвидирована быстро и гуманно: подвешенные за хвосты лямуры болтались на пальмах, как елочные игрушки. Совет старейшин всегда был категорически против любых контактов с вырожденцами и отщепенцами.

Немногочисленные остатки руководства секты сделали свой выбор. Втайне от всех несколько «чердачников» ^[28] снарядили аварийно-спасательную экспедицию и, используя единственный известный им разрыв реальностей, бежали в ночь предполагаемого ареста.

Всего их было четверо. Совет поручил многоуважаемому г-ну Ашту мятежных изгоев найти и в Лямурию вернуть. Он – первый, единственный и последний официальный посланец Лямурии. Что касается известного прохода между реальностями, то он – после исполнения законной и справедливой просьбы Лямурии – будет заштопан раз и навсегда, о чем с руководством Комитета Глобальной Безопасности уже достигнута взаимная договоренность.

На этом стенограмма Задова обрывается.

Обратную сторону последнего листа его пестрящих ошибками записей занимает изящный рисунок, выполненный в классической манере иллюстраций Глазунова к «Преступлению и наказанию».

На рисунке – фонарный столб и мрачная мостовая одной из улиц революционного Петрограда. На столбе болтается привязанный за хвост лямур. На шее лямура двухпудовая гиря. Особое впечатление на зрителя производят огромные и выразительные глаза несчастного. Подписи под рисунком нет.

* * *

Той же ночью в скуратовских подвалах в условиях абсолютной секретности состоялось второе совещание, протокол которого, ввиду особой его важности, вел лично начальник штаба отряда барон Карл Маннергейм.

Совершенно секретно

Из подвала не выносить

Экземпляр единственный

Филиппову не показывать

ПРОТОКОЛ

Филиппов Петр (засовывает ногу в испанский сапожок ). Я не понял, мы что, от обезьян произошли?

Муромский Илья (размашисто крестится ). Человек создан по образу и подобию Божьему. Но некоторые, вроде тебя, Петрушка, действительно, происходят от мартышек.

Владимиров Дмитрий, командир отряда (раздраженно ). Кстати, кто пустил этого… гм… этого примата на совещание?

Муромский Илья (извиняющимся голосом ). Моя оплошность, думал – потребен он вам.

Командир отряда (остывая ). Ладно, пусть сидит. Когда он на глазах – как-то на душе спокойнее. Все на месте?

Задов Лев (дважды пересчитывая собравшихся ). Все.

Командир отряда (твердо ). Довожу до вашего сведения, что на время пребывания представителя Лямурии в нашем пучке реальностей объявлен абсолютный мораторий на боевые действия всех отрядов корректировки. Есть оперативные данные, что оставшихся после катастрофы на Лямурии запасов оружия вполне достаточно, чтобы устроить нам, мягко говоря, локальный апокалипсис.Наши коллеги из параллельных структур отслеживают ситуацию на предмет неожиданной атаки извне. Нам же поручено найти затерявшихся у нас диссидентов и выдать их Ашту.

Разин Степан Тимофеевич (гневно ). С Дону выдачи нет! Беглецов сдавать – дело последнее.

Командир отряда (проникновенно ). Степан Тимофеевич, я понимаю и где-то разделяю ваши чувства, но речь идет о судьбе нашей цивилизации. Лямурийцы, похоже, невоинственны и действительно стремятся к единению с природой, но в страхе за свое благополучие и в своем самомнении способны развязать любой конфликт. Уничтожить они нас не уничтожат, но проблем наделают. Так что проход, о котором говорил господин Ашт, действительно надо закрыть с двух сторон и навсегда. Это отвечает нашим интересам. Во всяком случае, на ближайшие полвека.

Задов Лев (раздумчиво ). Дмитрий Евгеньевич, а может, нам того, подправить маленько их реальность? На кой нам с ними лямуры разводить? Чик-чик, и в дамках.

Скуратов Малюта (бесстрастно ). Аналогичное предложение поступило вчера от Островного графства на объединенном форуме руководства отрядов коррекции. Наше руководство и хитайские коллеги наложили вето.

Командир отряда (обиженно ). Вы мне не докладывали, Малюта Лукьянович.

Скуратов Малюта (гнусаво ). Шифровка от Беркута личного характера для товарища Муромского пришла пять минут назад. Илья Тимофеевич, извольте получить.

Муромский Илья (читая письмо и задумчиво кивая ). Все верно, Дмитрий Евгеньевич, «а на том вече нашими говорено, что всяку тварь Божью зазря изводить грех смертный, а хитайские товарищи бают, что в одночасье гутарить по-альбионски разучились, а потому и вето на них клали, кладут и класть впредь будут».

Командир отряда (успокоенно ). Спасибо, Илья Тимофеевич. Начальство право. Гуманизм, гуманизм и еще раз гуманизм! Никаких самостоятельных коррекций, никакого самовольного вмешательства. Арест незаконных эмигрантов и их высылка. Все. Выехали – взяли, привезли – сдали. И довольно.

Кузнецов Николай (флегматично ). Нужны какие-нибудь зацепки.

Командир отряда (пододвигает папку, украшенную перьями ). С зацепками полный порядок. Дежурные, раздайте копии.

Лист первый дела – подборка статей под общей рубрикой «Шокирующая находка» из «Вестника антрополога», издающегося в Новом Орлеане, об открытии учеными неизвестного вида обезьян, названных лесными бананобеями.

Вид описан независимо друг от друга двумя группами исследователей в Америке и Австралии. Лесные бананобеи покрыты густой рыжей шерстью, за исключением живота и хвоста. Этот феномен ученые объяснить не смогли. У обезьян на морде три черные полосы и непропорционально большие печальные глаза.

Группа биологов из Акапулько обнаружила этих обезьян на склонах вулкана Бунгвье. Обитали они в стае павианов. Еще одного представителя нового вида нашли биологи в австралийских лесах.

Ученые, поймавшие обезьян, поражены своим открытием. Считалось, что упомянутые области Америки и Австралии в зоологическом отношении исследованы наиболее полно. Устные рассказы местных жителей, по мнению ученых, наполнены смесью реальных и мифических образов обитателей лесов. Аборигены утверждали, что после появления новых вожаков охотники стали попадать в ловушки и западни, которых сами не ставили. Остается вопрос, откуда взялись эти приматы. Оба экземпляра «бананобея лесного» переданы в Научно-исследовательский центр природы в Новом Орлеане, США, «Земля-783».

Лист второй дела – рекламка, раздаваемая на улице. В ней сообщалось, что проездом в заштатном городе находится передвижной цирк шапито. Гвоздь программы – обезьяна, отвечающая на любые вопросы. Там же – рисунок примата, очень похожего на лямура. Судя по типографским данным агитки, цирк гастролировал по городам Румынии.

Лист последний дела – цветная фотография «десять на двенадцать». Миловидная темноволосая девушка обнимает лямура в тени кипарисов. Снимок сделан на фоне моря и белых пароходов. В нижнем правом углу белая надпись «Сухуми. 2006 год». На обратной стороне прыгающим корявым почерком написано: «Наташе Шахназаровой на память», ниже чернильный оттиск лапы, похожей на кошачью.

Командир отряда (с невольной симпатией ).Это руководитель повстанцев. По словам Ашта, он собирался установить контакт с обитателями сухумского обезьянника и попал в лапы к местным. Теперь фотографируется на набережной с туристами. На пару с крокодильчиком и тигренком. Питается мандаринами.

Щирый Хохел (с азартом, очнувшись ). Га… и почем там мандарины?

Командир отряда (игнорируя Хохела ). Итак, с местонахождением объектов примерно определились. Теперь о составе спасательных команд. Задов с Батыром отправляются в Сухуми, Кузнецов с Филипповым– в Новый Орлеан. Кстати, возьмите с собой резиновые сапоги, там сейчас наводнение. Так, самое важное… Уважаемые господа-товарищи Скуратов и Дуров разбираются с ходячим цирком. С вами отправляется господин Ашт, поэтому к вам внимание особое. Илья Тимофеевич, а вы с коллегами останетесь в резерве. Задачи вам я поставлю позже. Сбор у карусели в 16:00. Попрошу не опаздывать. Вопросы есть?

Филиппов Петр (болезненно морщась ). Простите, Дмитрий Евгеньевич, а как мне из этого сапожка ногу вытащить?

Протокол вел барон К. Маннергейм.

Дата. Реальность «Земля-000/3» ^[29]

по шкале Московии.

Подпись

* * *

За несколько минут до условленного срока все убывающие были в сборе. Опоздать на запуск карусели– себе дороже, тем более если предполагаемое дело находится на личном контроле Главка. Впрочем, иных дел не бывало.

Кузнецов и Петька были в белых халатах, из-под которых торчали черные хромовые сапоги. Видимо, именно так, в их представлении, должны были выглядеть ученые.

На Малюте была длинная походная серая ряса с остроконечным капюшоном. На ногах кроссовки «Кимры», в руках газета «Советский спорт».

Все остальные выглядели как обычно. Только Дуров сжимал в руках пакет с орешками и ошейник с длинным поводком. «Исключительно для маскировки, коллега»,– виновато улыбаясь, пояснил он Ашту. Тот только махнул лапой и демонстративно брезгливо отвернулся.

– По местам! – скомандовал Владимиров.

– Чур, моя коняшка! – резво рванул Батыр к желтому в цветочках пони. Бек мигом залез на лошадку и ласково погладил ее по деревянной гриве. Злые языки шептались, что видели бека, подкармливающего своего любимца сеном, но это, безусловно, была завистливая клевета, поскольку прокатиться на пони в отсутствие его постоянного клиента – бека – почиталось за честь. Считалось, что пони обладает изумительно ровным ходом.

Лева тем временем неторопливо оседлал загривок Кинг-Конга и теперь весело улюлюкал, делая вид, что пришпоривает примата-переростка. Остальные разбрелись по карусели, выбирая места сообразно вкусу. Один Петруха ошалело метался по карусели, интересуясь у коллег, с какой стороны по пути будет тень.

Оскорбленный поведением Задова, Ашт сухо обратился к командиру:

– Как я заметил, этот лямурообразный в полосатой майке также включен в состав поисковых групп?

– Совершенно верно,– предупредительно ответил Владимиров.– Вас что-то не устраивает, господин Ашт?

– Я обратил внимание на его крайнюю невнимательность во время моей лекции. Полагаю, что уровень его интеллекта чрезвычайно низок даже по вашим скромным меркам…

Командир оценивающе оглядел Леву, который, поймав взгляд Ашта, со словами: «Ссоскучился, ретивый мой…» – покровительственно похлопывал Кинг-Конга по пухлой деревянной щеке.

– Вы тоже так думаете? – с интересом глянул Владимиров на Ашта, но тотчас посерьезнел.– Господин Ашт, абсолютное невмешательство в дела соседей – наша первая и главная заповедь. Где именно, как именно и с кем именно я буду извлекать ваших изгоев из наших реальностей – дело исключительно мое. Напоминаю, что мы не приглашали к себе ни вас, ни ваших соотечественников.

Ашт впервые за эти сутки несколько смутился, но тут же легко взял себя в руки. Слегка поклонившись командиру, он повернулся к карусели и делано-удивленным тоном осведомился:

– А фигурки гомо сапиенса у вас тут нет? Я бы на нем с удовольствием проехался.

Владимиров в ответ только развел руками.

– Кстати,– поинтересовался он у гостя, кивая на набедренную повязку,– вы в таком виде и собираетесь ехать?

– Вам не нравится мой парадный мундир? – оскорбился Ашт.

– Чудесный костюм,– дипломатично улыбнулся Владимиров.– Но у нас, пардон, обезьяны в костюмах не ходят.

– Это как сказать,– проворчал Лева, но всегда элегантный Владимиров предусмотрительно сделал вид, что ничего не расслышал.

Насильственно обнаженному и обозленному члену Верховного Совета Лямурии пришлось в итоге довольствоваться маленьким красным автомобильчиком, втиснуться в который он смог только наполовину.

– Карусель вас будет забирать из места выброски,– махнул рукой Владимиров.– Пароль – «частный вызов». Скатертью дорога.

Карусель, громко поскрипывая и стремительно набирая скорость, начала вращаться. Тренькнули колокольчики, и зазвучала ария летучих обезьян из оперы Чайковского «Волшебник страны Оз».

Шерсть на загривке у Ашта встала дыбом, а хвост выгнулся дугой. Скоро карусель стала напоминать смазанный скоростью гигантский волчок в цветастых разводах. Затем, постепенно сбавляя обороты, карусель стала останавливаться. Когда она окончательно встала, никого на ней уже не было. Командир отряда, оглянувшись, торопливо поднялся на помост, с минуту посидел на Кинг-Конге, чему-то мечтательно улыбнулся, слез и пошел скучать в штаб. Теперь ему оставалось только ждать, раскачиваясь на двух задних ножках стула – так, как учили еще новобранцем на инструктаже по прыжкам с парашютом.

* * *

Команду, в которую командир включил Ашта, карусель забросила на окраину Тырговиште, небольшого, небогатого, но ухоженного и вполне благопристойного румынского городка, в котором, правда, почему-то не любят цыган.

Живут в Тырговиште простые и доверчивые люди, искренне верящие в чудеса невиданные, зато совершенно равнодушные к чудесам повседневным, вроде вампиров и драконов. Были у горожан на то вполне веские основания в лице местного уроженца графа Влада Дракулы. По молодости юноша слегка накуролесил в тогдашней Бессарабии. Но с возрастом то ли свой аппетит умерил, то ли окончательно одумался и стал вегетарианцем… Во всяком случае, последние десятилетия слышно о нем ничего не было. Местные жители великим земляком в душе гордились, но вслух незлобно осуждали.

В предместье именно этого городка и остановился гастролировавший по Европе небольшой цирк шапито, в труппе которого было всего несколько человек: пара акробатов, клоун, жонглер, тучная, но шустрая наездница и дрессировщик с кучей мартышек. Был еще фокусник – законченный алкоголик и по совместительству водитель грузовика и рабочий манежа.

Сам хозяин цирка, некто Евгенио Врабий, кроме всего прочего работал за билетера и выходил на арену как конферансье.

В качестве VIP-персоны в труппу входила еще одна обезьяна. Поймал ее именно фокусник, когда она (обезьяна) пыталась открыть клетку с мартышками. Откуда обезьяна взялась, так и осталось загадкой.

Возить цирк по Европе в любой реальности дело не особенно прибыльное. Но Врабию всегда удавалось сколачивать труппу так, чтобы каждый из артистов мог удержать внимание хотя бы части местной публики. К примеру, добропорядочным провинциалам ужасно нравилась наездница в обтягивающем трико, а номера с проворными обезьянками, пародирующими заседание парламента, почему-то неизменно приходились по вкусу местным пожарным и врачам. Жонглера любили адвокаты; сильные и ловкие акробаты пользовались особой популярностью у жен нотариусов; а вот на клоуна традиционно «западали» дети и военные.

Но ничто так не захватывает дух, как возможность увидеть чудо. Поэтому гвоздем программы Врабий всегда и везде старался сделать фокусы.

С иллюзионистом, однако, на этот раз вышла незадача. Фокусник, как упоминалось, оказался банальным пьяницей, у которого все валилось из рук в самом прямом смысле слова – даже бутылка жгучей местной перцовки, к которой он традиционно прикладывался перед сном. Но другого мага под рукой не было, и Евгенио довольствовался этим.

Пьянчужку приходилось терпеть. До конца сезона оставалось от силы месяца полтора, и на представления иногда не набиралось уже и половины зала. Впереди маячила перспектива полуголодной зимы…

И тут Евгенио Врабию наконец-то улыбнулась удача. Обезьянка, пойманная при попытке проникнуть в клетки с мартышками – очевидно, за дармовым кормом,– отличалась не только необычным видом, но и странным поведением.

Однажды после вечернего представления пьяница-фокусник уснул рядом с ее клеткой. Из его кармана торчала колода карт. Обезьяна с тремя полосками на морде вытащила их и, развлекаясь, раскладывала в ряд. Проходивший мимо Врабий заметил, что буквы на картах сложены в слова. Первым словом оказались «свобода», другие – непечатными.

Остолбеневший директор цирка задумчиво почесал голову, аккуратно растолкал фокусника и решительно заявил подчиненному:

– Вот это номер так номер! Зрители задают обезьяне вопросы, а она отвечает, выкладывая карточки с буквами. Публика в шоке, а тут выхожу я, весь в белом, и говорю: «Приходите завтра!»

Фокусник ошалело кивнул и пробурчал что-то нечленораздельное, а рыжая обезьяна внимательно посмотрела директору в глаза и внятно ответила: «Согласен».

Директор покинул трейлер, пятясь задом от клетки. Гвоздь программы был у него в кармане, а давно забытый аншлаг обеспечен. Этой ночью он впервые за полгода уснул спокойно.

На следующий день тщательно отрепетированная программа проходила как обычно. Сначала – чтобы завести публику – появился жонглер; булавы и разноцветные шарики так и мелькали у него в руках, падая в опилки не чаще обычного. Затем по арене гарцевала на старой кляче полуобнаженная пышная наездница. Затем с трапеции на страховочную сетку и – для разнообразия – на противоположную трапецию летали акробаты. Потом гонял своих несчастных мартышек дрессировщик, а паузы между номерами заполнял постоянно падающий клоун-мизантроп. Особого веселья он не вызывал, хотя его шутки о скором воссоединении Румынии с Молдавией неизменно встречались бурными патриотическими аплодисментами и одобрительным свистом.

Объявив последнее выступление, конферансье внушительно произнес, что заключительный номер можно увидеть только в одном кочевом месте планеты, а именно в их цирке:

– Волшебная обезьяна ответит на любые вопросы, поэтому от зрителей требуется только естественная любознательность и тишина… Прошу!

Врабий с достоинством удалился с манежа, на который тотчас, почти не шатаясь, вышел фокусник с рыжей обезьяной. Обезьяна держала в руках стопку больших карточек из плотного картона, на которых были крупно выведены тушью буквы алфавита.

– Задавайте вопросы! – громко обратился к залу маг. Публика ответила свистом и громким смехом. Наконец самый решительный выкрикнул:

– Слышь ты, хвостатый, кто я?

Обезьяна недолго думая выложила на манеже из карточек короткое слово «скотина».

От неожиданности зал затих, но тут же вскочил и взорвался аплодисментами: в любопытном узнали местного сплетника-парикмахера.

И тут зрителей прорвало. Перебивая друг друга и вскакивая с места, они выкрикивали вполне актуальные и вполне человеческие вопросы о росте цен на бензин, конце света и супружеских изменах.

Обезьяна по-прежнему отвечала карточками, хотя пару раз ее явно так и подмывало перейти на ненормативную румынскую лексику. В конце концов, утомившись, она повернулась и, опустив голову, длинными прыжками умчалась с манежа. Поклонившись зрителям, со сцены ушел и фокусник.

Покидая шатер, зрители не свистели, в ладоши не хлопали и вообще эмоций своих никак почти не выражали. Хозяин шапито подобной реакции публики никогда раньше не наблюдал и теперь задумчиво размышлял: успех это или провал?

Все опасения его были беспочвенны. На следующий день в цирк людей стремилось попасть больше, чем он мог вместить. Чтобы обуздать возникший ажиотаж, директор через местную газету официально объявил, что выступления будут проводиться до тех пор, пока номер с разумной обезьяной не увидят все желающие.

Слух о необыкновенных гастролях разнесся за пределами городка. Желающие увидеть чудо приезжали из соседних деревень и поселков. Аншлаг, как и восторг труппы, был полным, а директор только потирал руки, подсчитывая барыши. Грядущая зима виделась сытой, уютной и милой рождественской сказкой…

* * *

Осмотревшись по сторонам, разведчики двинулись в сторону города. На окраине, рядом с миниатюрными домиками под коричневой черепицей, поднимался ярко-красный купол цирка.

Когда большая часть пути осталась позади, Дуров произнес: «Простите, коллега» – и надел на Ашта клепаный ошейник с тонким кожаным поводком. Член Верховного Совета перенес унижение стоически.

В цирк они зашли со служебного входа и среди пустых клеток и ящиков с реквизитом проход на манеж нашли не сразу. На арене был только один жонглер, самозабвенно репетировавший номер с булавами, из экономии замененными пустыми бутылками из-под местного портвейна. Увидев Ашта, жонглер слегка удивился, однако, как и все цирковые любой реальности, в грязь лицом не ударил и промолчал, делая вид, что пришедших не замечает в упор. «Может быть, это поклонники»,– с безумной надеждой подумал жонглер.

– Такого видел? – Выступив вперед, Малюта хмуро ткнул большим пальцем правой руки за спину.

– На Дурова похож,– весело скалясь, ответил жонглер, не переставая подбрасывать бутылки.– Был такой великий русский дрессировщик.

– Смешно,– ровным голосом произнес Малюта.– Но я тебя про макаку на поводке спрашиваю.

Ашт злобно прошипел:

– Я уже привык к унижению, но не до такой же степени.

Он начал дергать ошейник, тщетно пытаясь его сорвать. Дуров несколько раз для видимости и порядка хлестнул его свободным концом поводка по спине, но случайно попал по носу. Ашт завопил, и булавы-бутылки, звеня, попадали на опилки манежа.

– Такая же есть в синем вагончике директора. Он с ней не расстается,– сложил на груди руки жонглер.

Он не терял лица, но шутить с бородатым незнакомцем, одетым в длинную серую рясу с остроконечным капюшоном, ему почему-то уже не хотелось. Странная троица повернулась и медленно двинулась на выход – искать синий вагончик.

– Товарищ! – окликнул жонглер уходящих.

Дуров обернулся.

– Передайте Евгенио, товарищ, что он редкая сволочь!

Жонглер продолжил свои упражнения с бутылками, пытаясь припомнить, где он мог видеть последнего из несостоявшихся поклонников.

Директор цирка степенно сидел за столом в своем кабинете на колесах. Он был занят любимым делом: раскладывал деньги по стопкам, соответствующим местным номиналам. Рядом с его койкой стояла клетка с обезьяной.

Мохнатое чудо, приносившее в равной степени и прибыль, и успех, доверить он не мог никому. Клетка была закрыта на большой никелированный замок, специально заказанный у местного слесаря, преданного и неизменного поклонника номера со смышленым приматом, после того как тот раскрыл слесарю глаза на многообразие форм совокупления у амеб.

Дверь без стука резко распахнулась. В вагончик ввалилась пара незнакомцев. Их спутником была обезьяна, как две капли воды похожая на цирковую приму. Директор в испуге глянул на клетку, но его питомец был на месте, и Евгенио облегченно вздохнул.

Успокоился он рано, потому что бородатый мужик, одетый в серую рясу, шагнул к клетке и хмуро потыкал в замок мизинцем. Лямур, сидящий в клетке, приветственно помахал Ашту лапой. Директору стало ясно, что гости пришли именно за золотоносным приматом.

В ответ на приветствие заключенного Ашт показал ему кулак.

– Ключ! – Бородатый протянул мозолистую ладонь. Он был немногословен.

– Какой такой ключ?! Это моя собственность, я заплатил за нее целое состояние,– всполошился Врабий.

– Еще слово лжи… – не меняя выражения лица, заметил Малюта, поигрывая поясом своей рясы,– и ты, скоморох, получишь контрамарку на галерку мира боли. А экскурсоводом там буду я.

Вокруг талии Малюты была обернута пеньковая веревка с увесистыми свинцовыми гирьками-пряжками на перевязанных скифскими узлами концах.

– Обезьянки – мое хобби. У меня им хорошо,– запричитал Врабий и на всякий случай прикрыл рукой темечко.

По рассказам деда, вольнолюбивого виноградаря-молдаванина, он хорошо представлял себе, как румынские паны лупцуют по темечку своих крестьян за своеволие. Впрочем, своего происхождения Евгенио стыдился даже в мыслях.

– Отдайте ключ, пан директор. Вы и не представляете, какое хобби у моего коллеги,– вежливый Дуров кивнул на Малюту.– К счастью для вас, даже не представляете.

– Тоже зверюшек любите? – Директор подобострастно пытался затянуть разговор, надеясь на чудо.

– Нет! Я люблю выжигать.– Малюта осклабился и сделал грузный шаг к столу.

– По деревянным тросточкам? – еще не теряя надежды, уточнил Евгенио.

– По стоеросовым дубинам! – свирепея, заорал Малюта.– Каленым железом! И узоры всегда разные.

– Как занимательно… Всегда мечтал приобщиться, так сказать…– Трясущимися руками директор цирка открыл клетку.

Лямур выскочил из клетки и, виновато опустив голову, подошел к Ашту. Было видно, что свободе он рад, а своему соплеменнику не очень.

Ашт, уже научившийся обращаться с ошейником, торжественно снял его с себя и туго застегнул на соплеменнике. Тот только тяжело, но покорно вздохнул.

Несчастного Врабия постигла иная участь. Найденной в вагоне веревкой Дуров крепко связал ему руки за спиной, к рукам привязал ноги, а конец веревки захлестнул петлей вокруг шеи.

«Лежите спокойно, иначе удавитесь»,– уже проверяя узлы, ласково посоветовал Дуров связанному Евгенио, и компания, оставив директора на диване, гурьбой двинулась на выход.

– Признаюсь, даже не ожидал, Леонид Владимирович,– тихо сказал Малюта, слегка наклонившись к плечу Дурова,– извиняйте уж. От вас, интеллигентов, оказывается, и в полевых условиях тоже прок бывает. Только что ж вы, коллега, так на него взъелись? Что до меня, так я бы постращал, но и отпустил, пожалуй. Но вы!

– Антисанитария в клетках. Животные болеют. Жонглер полуголодный, директор зарплату зажимает. Ворье,– отчеканил Дуров.– Как у нас в цирке при царе-батюшке. Антрепренеры и директора – первое ворье. Это было действительно жестко…

Малюта понимающе кивнул. При его Иоанне антрепренеров было не меньше.

– На кол пробовали? – профессионально и деловито поинтересовался он у Дурова, но, заметив, как из-под пенсне напарника сверкнули возмущенные искорки, только тяжело вздохнул про себя.– Понятно… А ведь этот еще из лучших.

Пробираясь между тяжелыми грузовиками и артистическими вагончиками, они спешили убраться с территории, на которой располагался цирк шапито.

Малюта, достав из-под серой рясы яблоко и связь-блюдце, на ходу запрашивал базу для вызова карусели:

– Груз получен. Все теплые. Забирайте.

Следом за Скуратовым, с непривычки задыхаясь, шел Дуров, а за Дуровым бывший прима местного цирка на поводке в лапах Ашта. Ашт и замыкал колонну, выражая свое неодобрение поведением соплеменника периодическими пинками в его тощий зад. Соплеменник, втянув голову в плечи, даже не оглядывался и только безуспешно пытался прикрыться лапками. Похоже, в отдаленной Лямурии, как и в большинстве цивилизованных реальностей, личные отношения власти и оппозиции строились на завидном взаимопонимании.

– Может, хватит? – неодобрительно оглянулся Дуров.

– Наш великий дрессировщик хочет посоветовать что-то новенькое? – язвительно ответил Ашт.– Ведь это вы, если мне не изменяет память, знаменитый укротитель самых непокорных тигров, львов и коал. Ваши звериные методы, сударь, нам хорошо известны.

– Ошибки молодости. Поверьте, это все в прошлом. Уже через неделю заблуждений я понял, что к каждому нужен свой подход,– с жаром начал оправдываться тотчас вспотевший Дуров, всегда со стыдом вспоминавший свои первые шаги на арене цирка.

– Верю! – проникновенно сказал Ашт.– Я тоже за индивидуальный подход.– И, отставив лапу далеко назад, пнул собрата особенно сильно, норовя попасть туда, где у людей находится копчик. Впереди закружился легкий смерч – карусель прибыла за ними секунда в секунду.

«Куда уехал цирк? Куда ушли слоны?» – печально интересовалась она у безответного серого осеннего неба, пока группа рассаживалась по местам.

Дождь прошел над пустошью, и на окраине маленького румынского городка исчезли следы обутых человеческих ног и легкие отпечатки обезьяньих босых лапок. В целом вторжение прошло практически незаметно для обывателей. Один только граф Дракула с усмешкой махнул им вслед, выглянув из подвала местной забегаловки.

* * *

…Кузнецов и Петька были высажены посреди огромного двора, окруженного со всех сторон желтыми и серыми громадами небоскребов. Рядом возвышался штабель стальных контейнеров, на каждом из которых красовалась красная надпись: «Оборудование. Собственность Научно-исследовательского центра природы». Кузнецов по привычке попытался одернуть китель, но, наткнувшись на еще влажную от стирки ткань халата, засунул руки в карманы:

– Поздравляю, Петр Трофимович, мы в Америке. Внутренний двор.

– Эвона! – выдохнул Петька, задрав голову и с восхищением рассматривая многоэтажные коробки корпусов. Потом задумался и лихо запел: «Негр Томми саженного роста…»

– Отставить вокал. Зарубите себе на носу,– оборвал коллегу Кузнецов,– а лучше просто запомните, товарищ Петро ибн Трофим, что в Америке негров больше нет.

Петруха с явным недоверием ухмыльнулся:

– А куда они делись? В Африку уехали?

– Точнее будет сказать – уплыли. Но это вряд ли. Негров больше нет, потому что их и не было. Есть афроамериканцы.

– Из песни слов не выкинешь, Николай Иванович,– возразил Петька, радостно сославшись на народную мудрость.– И наш Максимка ^[30], помнится, завсегда негром был.

– Еще как выкинешь, товарищ Филиппов. Вот, к примеру, в одном мультфильме черный кентавр прислуживал за обедом белому человеку-пони. Так эту сценку вырезали. Политкорректность требует,– пояснил Кузнецов и с легкой завистью добавил: – Нам бы таких ребят, как эти цензоры… Мы бы всю Америку в паре реальностей прикрыли и открыли заново.

– Как-как? Поллитр… помполит… полкур… – запнулся Петька, пытаясь выговорить незнакомое слово знакомым языком.

– Политкорректность. Все, гордый сын славян, хватит болтать. Пошли.

Далеко им идти не пришлось. Сразу за контейнерами с оборудованиемобнаружилась лестница, а за ней – стеклянный проем под никелированным козырьком.

Подскочив к дверям, Петька озадаченно, но радостно объявил:

– А и вовсе никаких ручек не видать. Запад – дело тонкое. Рехнулись на экономии, как наш товарищ Хохел.

Открывая проход, стеклянная створка двинулась в сторону. В противоположном направлении шарахнулся Петруха. Кузнецов улыбнулся и спокойно пояснил:

– Обыкновенные фотоэлементы, как на турникетах в метро. Ты в метро-то был? Впрочем, да, не был.

Потом, немного поразмыслив, Николай снял фуражку, зажав ее под мышкой так, чтобы немецкий орел, вышитый на тулье тульскими кружевницами, был не так заметен. И, наклеив на уста гуттаперчевую голливудскую улыбку, первым шагнул внутрь.

За дверью оказался просторный холл. У стены стоял стол, поверхность которого была покрыта множеством кнопок и переключателей. Там же стоял прибор со слабо мерцающим экраном. На стене красовалась надпись: «Пост № 19». Из холла в разные стороны расходились три коридора с множеством однообразных дверей. Слышался шум гудящего лифта и слабые отголоски умирающего настенного фена.

Кузнецов непринужденно и споро зашарил по ящикам брошенного, неохраняемого поста, а Петька остался у стола, завороженно разглядывая мерцающие огоньки. По экрану прошла рябь, и из пластиковой коробки раздался громкий голос: «Хочешь власти? Безграничной? Повелевать всеми?! Всеми! Людишки будут трепетать при твоем имени… Назови имя твое».

Петька судорожно сглотнул и, кивнув, сделал неуверенный шаг к столу. Голос продолжал: «Верь мне! Служи мне! В награду получишь весь мир! Да или нет? Имя!»

Петька кивнул головой еще раз и осипшим от волнения голоском пропищал:

– По рукам. Филиппов Петр Трофимович. Что надо сделать и где расписаться?

Кузнецов, недоуменно глянув на Петьку, на мгновение отвлекся, а потом шепнул себе под аристократический римский нос:«Слаб человек. Ты от него всегда чего-то ждешь, ждешь… Надеешься, веришь. М-да».

За ближайшей дверью раздался шум спускаемой воды. Дверь открылась, и в коридор вышел охранник с квадратной челюстью героя, прикрепленной к физиономии потомственного дауна. На ходу он поправлял широкий черный ремень портупеи с закрепленными на ней дубинкой и никелированными наручниками.

Заметив посторонних – Кузнецов со скучающим видом уже давно изучал настенные комиксы с мерами противопожарной безопасности,– охранник без тени смущения пояснил:

– Понос. Эти желтые мартышки совсем достали своими проклятыми суши. Мало им Хиросимы.

При слове «мартышки» Петька вздрогнул и, сделав над собой немалое усилие, пришел в себя. Кузнецов одобрительно хмыкнул.

– Барахло этот телик, изображения нет, но звук работает,– довольно кивнул Петрухе охранник.– Для настоящего поклонника «Звездных войн» достаточно, верно, брат? – Секьюрити, видимо, принял Петьку за своего люк-френда по секте поклонников известной космической саги.

Неминуемого вопроса Петрухи, а следовательно, провала, Кузнецов ждать не стал. Приоткрыв кожаное портмоне с пришпиленной внутри бляхой «Инспектор ГАИ», он деловито – как своему! – сунул охраннику руку и тихо осведомился:

– Отдел с обезьянами?

– А, так это вы те парни из Пентагона! – слегка оживился секьюрити.– Вас ждали ближе к вечеру.

– Утро вечера мудренее.– К Петрухе неожиданно вовремя вернулся дар речи.

Кузнецов невольно подумал, что если бы Петька всегда изъяснялся исключительно народными поговорками и пословицами, то был бы не столь опасен в своем неуемном юношеском энтузиазме.

– По коридору через холл. Там красный коридор, прямо до упора. Лаборатория доктора Моро по изучению приматов, второй уровень секретности. А вообще-то,– охранник доверительно понизил голос,– все они, яйцеголовые, тут обезьяны.

Довольный своим утонченным американским юмором, земляк Марка Твена оглушительно расхохотался до слез. Кузнецов тотчас присоединился к дружелюбному янки, и добрых пять минут они хохотали вместе.

– А он чего не смеется? – сквозь слезы поинтересовался охранник, кивая на Петьку.

– А он поляк,– хохотнув, нашелся Кузнецов.

– Славяне те же обезьяны,– интимно шепнул охранник Николаю и, утирая глаза, зашелся в новом приступе смеха.

А когда проклинающий свою тупость Петруха, чтобы окончательно не приняли за идиота, начал искательно улыбаться, секьюрити окончательно повалился на стол и задрыгал ногами.

Оставлять его в таком состоянии было опасно, но Николай и Петруха очень спешили и, прощально проржав, Николай углубился в коридор. Петруха, подобострастно хихикая, последовал за ним, а охранник, вволю насмеявшись, немедленно прильнул к телевизору.

Документов у Петрухи он не спросил. Видимо, выказывать профессиональное недоверие к фанам «Звездных войн» тут было не принято. Сыграл свою роль к тому же и тот факт, что в холл они – что было очевидно даже для янки – вошли из внутреннего двора.

Коридор почти не петлял. Только один раз он повернул под прямым углом в сторону и вывел в просторный зал. Несколько раз им навстречу попадались озабоченные сотрудники центра, одетые в белые или светло-зеленые халаты. Внимания на них никто не обращал, и Кузнецов еще раз мысленно оценил рекомендованную всезнающим Хохелом маскировку.

Итак, коридор закончился вторым холлом, где телевизор у местногоохранника не только говорил, но и показывал. Видимо, именно поэтому Николаю с Петрухой представитель местной службы безопасности даже не кивнул.

Красный коридор, а точнее, коридор с синтетической красной ковровой дорожкой, в конце концов уперся в дверь из толстого белесого стекла, обрамленного черной каймой прочной резины. Справа у двери висел пластиковый треугольник – черный силуэт обезьяны на красном фоне. Никаких раздвижных фокусов не обнаружилось. Кузнецов слегка толкнул дверь, и та, повернувшись вдоль невидимой оси у левого края, открыла долгожданный проход в лабораторию.

– Нам сюда,– подтолкнул Кузнецов оробевшего Петруху.– Не робейте, Петр Трофимович. Смерти нет!

В помещении лаборатории было явно теплее, чем в здании. Везде стояли клетки, некоторые смело можно было назвать настоящими вольерами.

В вольерах и клетках рождались, прыгали и умирали обезьяны самых разных размеров и видов: от маленького капуцина размером с ладонь ребенка до огромной черной гориллы, меланхолично ловившей блох у себя в шерсти. В лаборатории стоял тяжелый животный запах. Ряды зарешеченных камер уходили в глубь помещения, которое казалось бесконечным.

Недалеко от входа стояла медицинская каталка и два хромированных стола с аккуратно разложенными на них хирургическими инструментами: скальпелями, зажимами, какими-то пилами и прочей атрибутикой, название которой было известно только посвященным.

На каталке бесформенной грудой лежало нечто, полностью укрытое белой простыней. В нескольких местах на простыне, однако, проступали красные пятна. Ближе всех к каталке стояла клетка с двумя зелеными от ужаса мартышками, которые, обнявшись, молча забились в дальний угол. Та, что поменьше, пыталась спрятаться за ту, что побольше. Большая не возражала.

Растроганный до глубины сердца Петька подошел к клетке и, охваченныйвнезапным приступом животнолюбия, решил вернуть братьям меньшим веру в свои личные идеалы доброты и человечности.

Сначала Петруха строил веселые гримасы, потом начал азартно агукать и, в конце концов, просунул правую руку между прутьев.

Зачем он это сделал, Петруха так и не смог потом объяснить даже Скуратову. Работа его мозга осталась загадкой и для Дурова с его колоссальным опытом психолога, дрессировщика и ветеринара.

Лично Феликс Эдмундович трижды вызывал к себе Петруху, поил чаем с сухарями и вежливо расспрашивал о плохой наследственности. Петька чай пил, сухарики грыз, о реальности отзывался здраво, но на вопрос: «Ну а руку-то, батенька вы мой, зачем протянули?» – жалобно моргал васильковыми глазами и, в конце концов, уходил.

Командир же, прочитав рапорт Малюты, резко озаботился своим душевным спокойствием и обсуждать эту тему с кем-либо, а тем более с Петрухой, отказался наотрез.

Что уж говорить о Кузнецове, который лично наблюдал все происходящее.Позже Николай признался, что поступок Петрухи впервые в жизни заставил его усомниться в высшем предназначении человека. «Он подарил мне глубокое и полное понимание эстетики невозможного»,– печально заверил Кузнецов тем же вечером Илью, и с тех пор стал с Филипповым особенно предупредительным и внимательным. А, разминувшись при встрече, неизменно оглядывался, останавливался и долго курил, провожая его прищуренным задумчивым взглядом.

Дальнейшие события в лаборатории доктора Моро показывают, что у Николая были на то вполне веские основания.

Петрухины ужимки и прыжки обезьяны, скрипя зубами, как-то терпели. Но, увидев тянущуюся к ним руку с хищно растопыренными указательным и средним пальцами, ситуацию они оценили вполне адекватно. Старшая обезьяна бросилась вперед и всей своей хищно разинутой пастью вцепилась в тонкое Петькино запястье. Незаслуженное заключение в клетке расшатывает нервы у всех, даже у обезьян.

Девяносто девять человек из ста в подобной ситуации, вытащив руку, отпрянули бы от клетки инстинктивно. Еще один из сотни сделал бы это вполне сознательно.

Петруха оказался сто первым. Он сдержанно заорал и торопливо просунул в клетку другую руку, на этот раз уже левую. Цели стажера были просты и ясны как день: оторвать мохнатого мучителя, вцепившегося в него мертвой хваткой МВФ ^[31].

Вполне возможно, что этот неожиданный план в конце концов и сработал бы, но тут на помощь товарке подоспела вторая мартышка, один в один повторившая действия первой. Похоже, что игра «оторви человеку кисть» среди обитателей лаборатории была очень популярна. Столкнувшись с превосходящими силами противника, Петька не растерялся. Следующий ход был за ним, и сделал он его обдуманно.

Петруха, продолжая орать уже во весь голос, подхватил с пола из-под носа обозленных мартышек дочиста вылизанные ими круглые никелированные миски и стал истошно стучать одной о другую, очевидно рассчитывая нанести противнику серьезный акустический удар.

Кузнецов схватился сначала за уши, а потом и за виски. Затем медленно и с достоинством руки опустил, устало прислонился к стене и обреченно стал ждать развития событий.

События ждать себя не заставили. Мартышки, в отличие от Петрухи, оказались приматами вполне нормальными. Оторопев, они инстинктивно отпрянули и разбежались по углам, подальше от решетки.

Торжествующий Петруха с ехидным «врешь, не возьмешь» мисок из руки не выпустил, но наконец-то подался назад.

Многоразовая посуда сквозь частую решетку, естественно, не прошла. Товарищ Филиппов ошалело повторил свою попытку еще дважды, прежде чем недоуменно переглянувшиеся обезьянки верно оценили уровень интеллекта агрессора.

Оценив, медлить они не стали. Разинув пасти, усеянные мелкими зубенками, они с истошным воплем самураев бросились в контратаку.

– Брось миски или разверни ребром. Брось или разверни, брось, ну пожалуйста, брось или разверни,– помертвевшими губами еле слышно умолял Кузнецов Петруху, даже не делая попытки оторваться от стены. Непонятная и ранее неизвестная слабость в коленях так и не отпускала.

Несчастный Петруха безумным взглядом и дикими воплями безуспешно призывал товарища на помощь. Он опять предпринял попытку отпугнуть обезьян стуком, но мартышки на этот раз не повели и ухом. Если первоначально они вступили в бой, в трагическом исходе которого для себя не сомневались, то теперь поняли, что у них есть вполне приличные шансы.

Заключительный и также обреченный на провал тактический ход Петрухи был прологом к полной капитуляции. Отчаявшийся безумец попытался отпугнуть мартышек, в последних конвульсиях неукротимо колотясь головой о решетку. Петруха, что, безусловно, делает ему честь, решил умереть, но не сдаться.

Николай все-таки пришел в себя и, ругаясь, бросился на помощь, но его опередили. Из-за ближайшей внутренней двери к клетке подскочил мужчина в белом халате. Не останавливаясь, он на ходу достал из кармана короткий щуп и, подскочив к клетке, ткнул им ближайшую мартышку. Потом раздался повторный треск электрического разряда, и над всполошившимися вольерами поплыл запах паленой шерсти.

Электрошок подействовал безотказно. Громко визжа, обезьяны отлетели в сторону. Аккуратно освободив руки Петрухи от мисок и усадив несчастного на пол, незнакомец спрятал электрошок в карман и нравоучительно заметил:

– Не стоит верить Дарвину и «Вашингтон пост», что обезьяны так уж близки человеку. Большинство из них, в отличие от нас, хищники злобные. Задняя стенка их клыка как лезвие скальпеля. Даже если осторожно провести по клыку, легко заработать весьма глубокий порез. Лично мне обезьяны разодрали на руке мышцу, а моей ассистентке Маргарет прокусили насквозь ягодицу.

При этих словах он кивком указал на миловидную женщину в очках и халате, застегнутом не на те пуговицы. Маргарет торопливо поправила прическу и сдержанно наклонила голову в выжидательном приветствии.

– Извините, но что вы здесь делаете?

Петька не ответил, то ли делая вид, то ли действительно разглядывая искусанные руки.

– Мы из Пентагона, с инспекцией. Вы – доктор Моро? – поинтересовался Кузнецов, со злостью и сочувствием одновременно испепеляя взглядом Петруху.

– Ес, оф кос… ^[32]– небрежно подтвердил Петрухин спаситель.– Письменный отчет о возможностях использования высших приматов в проекте «Иранову – ураново» у меня готов. А практический опыт имплантации соответствующих электродов в мозг мы вам еще продемонстрируем. Последние опыты с лесными бананобеями очень обнадеживают. В тестах они показали лучшие результаты среди всех видов обезьян. Если бы я не был ученым, то мог бы, пожалуй, решить, что их разум не уступает нашему.

– Разуму некоторых точно не уступает,– охотно согласился Кузнецов, оглядываясь на Петруху.– Но что, собственно, сенсационного в вашем открытии?

– Суть эксперимента – вживленные электроды, которые отвечают за сокращение мышц при движении обезьяньих лап. Приматами уже освоена передача команд двум парам закрепленных на теле механических рук. Феноменально, но факт – нашим подопечным потребовалось не более получаса, чтобы сопоставить особенности движения своих новых конечностей и собственные двигательные импульсы. Теперь они владеют искусственными руками не хуже чем настоящими. Абсолютно ясно, что обезьяны воспринимают наши механические манипуляторы не как замену собственным конечностям, но как дополнение, которым могут орудовать одновременно со своими настоящими лапами.

– Манипуляторы, естественно, японские? – печально поинтересовался Кузнецов.

– Они значительно лучше наших.– Профессор комплексами на почве лжепатриотизма не страдал, а потому без заминки продолжил: – Мозг животных продемонстрировал замечательный потенциал к усвоению новых возможностей. Мартышек научили играть в простенькую видеоигру-стрелялку «Лучший красный – мертвый красный», управляемую несколькими джойстиками. Каждый джойстик – это свой вид оружия. Успех полный.

– Ничего себе исследование природы! Да зачем все это? – возмущенно прервал ученого Петруха, искусанные руки которого уже были искусно перебинтованы ассистенткой, строящей теперь прелестные близорукие глазки своему новому пациенту.– Вы им еще гранаты к хвостам привяжите. Как возможность избежать позорного плена.

Моро покровительственно глянул на Петруху.

– Для гранат есть место понадежнее. А на хвосте я планирую закрепить боевое жало. А-ля скорпион. Что же касается сугубо практической стороны вопроса, то ответ очевиден. Мы получаем идеального солдата для ведения боевых действий в джунглях. Остальное– в рабочем порядке. Вы, кажется, направлены забрать на полигон наших бананобеев? – недовольно нахмурившись, спросил Моро, поворачиваясь к Николаю.

– Ес, оф кос… ^[33]– выпятив челюсть и едва не прикусив язык, надменно подтвердил Кузнецов.– А что это тут на каталке? Под простынкой.

– Не все операции по имплантации проходят успешно. У этого павиана оказалось слабое сердце,– пренебрежительно махнул рукой Моро.– Давайте ваши сопроводительные документы.

– Не могу,– весело подмигнув Петрухе, добродушно развел руками Кузнецов и, сделав несколько шагов вбок, предусмотрительно загородил выход из лаборатории.– Потерял. Но завтра будут, папой клянусь.

– После испытаний доставим ваших солдатиков в целости и сохранности. А заодно и документы привезем,– вставил свои пять копеек Петька.

– Военные еще нигде, никогда и ничего не возвращали в целости,– резонно возразил Моро.– Прошу вас, кстати, предъявить личные документы и жетоны.

– Именем Добра и Света…– гнусаво завыл Петька.

– Петруха, без пафоса! Нам нужны лямурийцы. То есть, пардон, ваши горные бананобеи,– поправился Кузнецов, вежливо поклонившись в сторону Моро.– В противном случае я осуществлю мечту своей юности.

– Интересно, о чем может мечтать тупой солдафон? – злобно прошипел местный завлаб, уже не скрывая своей неприязни к армейской действительности.

Кузнецов оставался спокоен:

– Я сделаю вам предложение, от которого вы не откажетесь. Мне, представьте, давно не дают покоя лавры военного хирурга Пирогова. Провести трепанацию черепа в полевых условиях штык-ножом и без наркоза – это, знаете, что-то… Меня, во всяком случае, всегда впечатляло. Вы, кстати, знакомы с боевым опытом Пирогова?

– Славянская дикость! Идите во второй сектор. Мы их там содержим,– тут же пояснила ассистентка, стрельнув влюбленными глазами в унылого Петруху и придерживая его за халат.

Доктор злобно зыркнул на любвеобильную ассистентку, но благоразумно промолчал. К тому же боевой опыт русской хирургии примерять на себя ему не хотелось.

Несмотря на желание остаться с Петькой наедине, Маргарет была вынуждена последовать за настырными гостями из Пентагона.

Лямуры содержались в вольере, достаточно просторном и светлом. Головы у них были забинтованы, а натруженные лапки смазаны вонючей болеутоляющей мазью. Лямуры были заняты: они тщательно выкладывали из разноцветных стеклышек изящную мозаику. В пестрой картинке можно было различить, как шестирукие хвостатые существа разрывают на части фигурку человека в белой одежде.

– Открывайте,– коротко посоветовал Кузнецов.

Моро вовремя вспомнил, что успел застраховать приматов на вполне приличную сумму, и теперь без лишних возражений достал связку ключей на цепочке. Отыскав подходящий, он открыл дверцу вольера и даже вяло улыбнулся Кузнецову.

– С вещами на выход,– поторопил лямуров Николай. Петька неожиданно благоразумно спрятался за его спиной.

Лямуры, бряцая и позвякивая закрепленными на них манипуляторами, торопливо выбрались наружу.

Минуя замешкавшегося Моро, один из его недавних пациентов внезапно запустил железную змейку манипулятора в карман халата доктора и ловко вытащил электрошок. Было очевидно, что лямуру прибор знаком достаточно хорошо.

Моро непроизвольно дернулся и рефлексивно потянулся к лямурийцу за шокером.

– Руки прочь от ценного меха,– встрепенулся бдительный Петька, попутно отмахиваясь от Маргарет, запустившей руку под его халат.– А теперь оба в клетку. И без глупостей.

Тем временем Николай пытался ввести освобожденных приматов в курс дела.

– Ашт требует теперь вашей выдачи,– грустно заметил Кузнецов, обращаясь к лямурам, которые все еще с опаской разглядывали своего спасителя.

Усилия местных ученых не пропали втуне: вера в человечество у лямурийцев была утеряна напрочь. Кузнецов тем временем продолжал:

– Сожалею, но даже формально ваше нахождение в данной реальности незаконно. Примите мои извинения за действия этих вивисекторов. Они не первые и не последние. И… Словом, нам пора.

Лямур, у которого в лапе был зажат электрошок, задумчиво разглядывал прибор и нажимал на кнопку. Между контактами проскакивала и гасла мощная искра разряда. Электрическая дуга изгибалась и трещала, как рассерженная гремучая змея. Лямурийцы переглянулись. На их обычно ничего не выражающих мордах промелькнуло страшное подобие улыбки.

И тут лямур с шокером одним прыжком подскочил к вольеру и, прижав контакты к железному полу, нажал кнопку разряда. Раздался треск электросварки. Моро и Маргарет «колбасило» не по-детски. Доктор ходил ходуном и махал руками. Ассистентка часто и мелко кивала головой, как будто с кем-то соглашалась. А рот ее был растянут в широкой улыбке, как будто бы этот «кто-то» ее сильно веселил.

– Сразу видно – тоже ученые. Хоть и мартышки,– умилился Петруха, который с должным уважением относился к науке во всех ее теоретических и прикладных проявлениях.

Двинулись к выходу. Николай и Петруха шли неспешно, но уверенно. Так честно отработавшие часть дня ученые идут на заслуженный ленч. Лямуры, в отличие от них, то забегали вперед, то слегка отставали. По дороге они решительно распахивали клетки и вольеры. Через минуту лаборатория напоминала муравейник, в который воткнули горящую сосновую ветку. Муравьи, правда, были с шерстью, клыками и хвостами.

Возникшим бедламом лямуры руководили довольно умело. Издавая пугающие звуки и повизгивая, они направляли рычащий поток на выход.

У холла Кузнецов с Петькой предусмотрительно прижались к пластиковой стенке. Мимо них проносились человекоподобные всех видов, расцветок и размеров. Проковыляли, опираясь на передние лапы, гориллы, за ними на сером гамадриле промчались капуцины. Дальше все сливалось в сплошной живой поток. Колонну приматов замыкал почему-то медвежонок коала, который, с интересом глянув на двух лямуров, лихо показал им большой палец правой лапы и тут же на ходу задремал.

Обезьяны не просто вырвались на свободу. Прежде чем выскочить в коридор, они похватали с хромированных столов хирургические инструменты. Так, какой-то павиан с забинтованным хвостом, прежде чем устремиться к выходу, секунд семь задумчиво вертел в лапах длинный скальпель. Кузнецов мог даже поклясться, что, покидая лабораторию, этот павиан криво улыбнулся.

Вся эта орава, размахивающая устрашающего вида никелем и сталью, победно ворвалась в зал, из которого тотчас раздались пронзительные визги и крики. На этот раз уже человеческие.

– Мне неприятно отвлекать вас от ваших личных дел,– вежливо обратился Кузнецов к лямуру,– но нам следует поторопиться. Скоро сюда стянут всех свободных охранников.

Петруха задрал полу халата, вытащил из просторного кармана галифе связь-блюдце и, уткнувшись в него, тихо забубнил.

В холле никого уже не было. Волосатая орда, разделившись на три группы, разбежалась по коридорам, устроив в них импровизированную корриду. Дети джунглей оттягивались на славу. Меньшие братья долги старшеньким возвращали с немыслимыми в цивилизованном обществе процентами.

Литературное наследие Экзюпери вряд ли входило в образовательный ценз сотрудников института, воспитанных на комиксах. В противном случае они бы знали, что приличный человек всегда в ответе за тех, кого приручил. Даже если приручил случайно и без согласия прирученного.

На полу холла валялись секретные документы, опрокинутые стаканчики кофе, пакеты с попкорном и картошкой фри, женская туфля со сломанным каблуком, противогаз, визитные карточки, халаты, а также масса других, как выяснилось, не так уж и нужных бегущему человеку предметов.

Босые лямуры старались не пораниться и далеко обходили обломки вражьего быта. Кузнецов и Петька решительно давили рухнувший старый мир военными подошвами. Их триумфальное отступление, которому мог бы позавидовать даже Спартак, проходило слаженно. Никто не мешал. Выбранный ими коридор был пуст, поскольку недавние пациенты Центра природы не были лишены благодарности к своим спасителям.

Крики и шум были уже еле слышными, когда неожиданно громко заревела сирена общей тревоги. Еще несколько десятков метров, и они выскочили в уже знакомый холл с постом охраны № 19.

За столом сидел другой охранник. В такой же форме и амуниции, только смуглолицый и в большом синем тюрбане на голове. Он судорожно жал двумя руками на кнопки пульта, одновременно пытаясь связаться с кем-то по рации. Испуганно переведя взгляд с людей на огромных шестируких лямуров, охранник резво рухнул на колени и, сложив перед грудью ладони лодочкой, воскликнул:

– Так вот ты какой, дедушка Шива! Прости недостойного, но я и запамятовал, что у тебя есть братья-близнецы.

Охранник лбом уткнулся в пол и, благоговейно прикрыв глаза, замер.

Не обращая на него внимания, эвакуационная команда подлетела к двери, но знакомая створка перед ними в сторону не отошла.

– Двери заблокированы,– не открывая глаз и не поднимая головы от пола, прокомментировал неприятную неожиданность охранник-индус.

– Открыть! – рявкнул Кузнецов, срывая ненавистный халат.– Нам некогда!

– Да,– бодро поддержал его Петруха.– Немедленно открыть! Мы на концерт опаздываем.

За стеклом уже метался по двору вихрь карусели. В глубине коридора слышался топот подкованных ботинок и лязг оружия. Охрана опомнилась и спешила перекрыть все выходы.

– Не могу открыть. Уволят, а у меня шестеро детей. Чем кормить буду? – резонно возразил охранник. От пола отрываться он не спешил.

– Открывай, парень. Детей шесть, а жизнь одна!

– Не говорите за других! – философски заметил многодетный индус.

Топот приближался.

Лямур с седыми волосками на груди подошел к столу, обхватил его четырьмя манипуляторами механических рук и рывком поднял над головой. Потом он с видимой натугой отвел руки немного в сторону и назад и бросил стол в дверной проем. Массивные створки не выдержали и рассыпались стеклянным дождем. Осколки еще прыгали по полу, а троица – двое людей и исключительно крупный лямур – уже сбегали по ступенькам, торопясь к карусели. Сообразительный лямуриец с седыми волосками замешкался: ему в ногу мертвой хваткой вцепился и завывал во весь голос охранник: «Благослови меня, шестирукий владыка. Возложи все длани свои на меня, недостойного!» Раздался знакомый треск точечной электросварки, и просьбы тотчас оборвались. Благословение было дано.

Теперь, обгоняя друг друга, беглецы неслись к карусели уже вчетвером. Желанный транспорт, предусмотрительно не останавливаясь, расположился в самом центре двора, но беглецам пришлось еще обогнуть группу военных во главе с четырехзвездным генералом. По всей видимости, это и была комиссия из Пентагона, с которой они так удачно разминулись. Кузнецов рефлекторно приложил руку к фуражке: генерал везде генерал. Группа офицеров браво козырнула в ответ и уверенно проследовала дальше.

Лямурам заскочить на вращающуюся карусель труда не составило. Кузнецов особых затруднений тоже не испытал, а вот Петьку им пришлось затаскивать, ухватив за ворот в добрый десяток рук, лап и манипуляторов.

«Он у меня жить на спортплощадке будет, а нормы ГТО к концу стажировки сдаст»,– мстительно подумал Кузнецов, рухнув в расписные деревянные сани.

Карусель под задорное есенинское «Я московский озорной гуляка» ускорила вращение. Пропали набегающие охранники, пропали штабеля ящиков с аппаратурой, смазались и пропали в мелькающей пелене серые громады корпусов института. Пропало все.

«Каждому здесь кобелю на шею я готов отдать свой лучший галстук»,– донесся откуда-то сверху голос певца, весьма отдаленно, но все-таки похожий на голос Петрухи.

* * *

Жаловаться на свое место высадки Леве и Батыру было бы просто грешно.

Товарищи неторопливо спустились с карусели в безлюдном чистеньком дворе небольшого белого, начисто выжженного солнцем приморского городка солнечной Абхазии.

Ах Абхазия, Абхазия! Земля гостеприимных, терпеливых пахарей, добрых, но гордых людей, ароматного вина и сочных мандаринов. Во всех известных нам реальностях Абхазия всегда остается самой собой. Ведь даже и нечисть здешняя настолько прокалена знойным абхазским солнцем, что ждать от нее серьезной гадости бесполезно: законы гостеприимства стоят выше прочих интересов.

Итак, друзья десантировались на милый безлюдный дворик. Между домами были натянуты веревки, на которых сушилось детское белье. А единственным свидетелем появления из внезапно возникшего вихря двух необычно одетых мужчин стал большой дворовый кот.

Котяра черно-белого колера с пятном-бабочкой на шее ленивым взглядом проводил визитеров до самой арки выхода из двора. Он не сделал даже малейшей попытки подойти или хотя бы мурлыкнуть. Размеренность, философский взгляд на жизнь и чувство причастности к вечности органически присущи всем обитателям приморских городков этой светлой земли от рождения и до смерти. Впрочем, не Кузнецов ли любил повторять Петрухе, что смерти нет?

Выйдя из-под арки, Лева решительно заправил выбившуюся из бриджей тельняшку, принюхался, неопределенно махнул рукой и авторитетно заявил: «Море там!» Батыр лениво зевнул и двинулся за коллегой по узкой улочке. Теплый ветерок легко дул им в спины, то ли одобряя сделанный выбор, то ли предостерегая.

Улица петляла мимо двух– и трехэтажных домиков старой постройки. Стены были выбелены известкой, прохожих навстречу попадалось мало. Некоторые приветливо здоровались. За очередным поворотом где-то вдали между домами мелькнуло что-то голубое и ласковое. Лева торжествующе развел руки в стороны, словно пытался обнять грядущую морскую даль, и торжествующе заявил:

– Я море за версту чую! Скоро на набережную выйдем.

Он подтянулся, довольно потер руки и бодро зашагал вперед.

Батыр молчал. По его мнению, в приморском городе все дороги должны вести к морю. Или от моря. Короче, пятьдесят на пятьдесят, как в той героической киноленте.

Два часа сорок три с половиной минуты спустя они все еще продолжали идти. Если быть абсолютно точными – идти продолжал Лева, а потный и злой Батыр сидел на обочине поселковой дороги и злобно ругался на языке великих предков своего жуза.

Мокрый от жары Задов обернулся к беку и умоляюще просипел пересохшим голосом:

– Батыр, заклинаю тебя молоком степной кобылицы, еще парочка километров. Нюхом чую – море за теми горами.

Батыр зашарил руками по горячему асфальту в поисках подходящего булыжника, но не нашел, поэтому тяжело вздохнул, молча поднялся, перешел дорогу и тут же поймал попутный грузовичок, на бортах которого чьей-то твердой рукой было написано «Свободу Абхазии!»

– К морю, на набережную! – решительно скомандовал бек, вальяжно разваливаясь на кожаном сиденье и ни секунду не сомневаясь, что выбранное им направление единственно верное.– Двойной тариф!

– Зачем обижаешь, дарагой! Так езжай. Турыст, да? – Грузовичок обдал опоздавшего Задова облачком пыли и умчался.

Еще час спустя Задов обнаружил бека на набережной за столиком уютного летнего кафе в окружении двух местных стариков. Компания кушала шашлык и степенно обсуждала достоинства местной и степной кухни. Недостатков, как догадался Лева, обе кулинарные школы были лишены по определению. На столе стояло вино и бутылка «Смирновской».

Задов осуждающе глянул на захмелевшего бека, рухнул на свободный стул и хрипло потребовал боржоми. Старики глянули на Леву как на врага абхазского народа и, покивав беку, распрощались.

Утолив за неимением боржоми жажду местным прохладным вином, Лева повеселел. Рядом шумело вечернее море. Волны разбивались о галечный пляж, стараясь дотянуться резвыми белыми языками пены до каменных плит набережной.

Лева достал из кармана бриджей фотографию, посмотрел на нее и подумал вслух:

– Налево пойдешь – без портов останешься, направо – голову сложишь. Вопрос – куда идти?

– Может, прямо? – нерешительно предложил Батыр, чувствуя перед Левой хотя и очень легкую, но все же вину за бегство и оставление товарища на дороге. Русские присказки он знал неважно, а Левины слова частенько принимал всерьез, особенно если тот говорил сам с собой.

– Если прямо, ты утонешь, адмирал. А мне берег турецкий не нужен.

Они присели на парапет набережной, протянули руки и стали разглядывать отдыхающих. Толпа загорелых до черноты или чуть-чуть тронутым солнцем курортников размеренно фланировала по набережной, наслаждаясь беззаботным и бездумным отдыхом. Милостыню подавали им плохо, и в основном Леве, потому что жирный бек на оборванца похож не был, да и Левину легенду в глубине души считал полным идиотизмом.

Сидеть на теплых, нагретых солнцем плитах было приятно. Напарники умиротворенно, но внимательно разглядывали людей, стараясь найти среди них фотографа и его живые декорации. Прошел час. Пока им удалось собрать лишь горстку мелочи и присмотреть с полдюжины субъектов с висящими на груди фотоаппаратами и видеокамерами. Но ни один из них под описание не подходил.

Настроение начинало серьезно портиться, когда внимание их привлек вихрастый малыш, повисший на руке молодой мамы – явно не местной худенькой блондинки с отчаявшимся взглядом и авоськой, полной мандаринов. Хорошо поставленным голосом малыш упрямо и, судя по поведению мамаши, очень давно канючил:

– Ма-а, купи домой обезьянку… Купи-купи-купи-купи! Ну ма-а!

– Никаких обезьян,– устало отвечала мать, буксируя за собой упирающегося сына.– Мне тебя с твоим отцом хватает. Обойдешься фотографией. И так уже не дом у нас, а зоопарк. Осталось табличку на дверь повесить.

– За-а мной! – бодро протянул Лева и двинулся в сторону, откуда появились мать и юный натуралист.– Он рядом, спинным мозгом чую!

– У меня тоже волосы на спине зашевелились,– вяло отозвался Батыр и поплелся вслед за ним.

Идти за Левой было удобно. Широкими, обтянутыми тельняшкой плечами он рассекал толпу, как ледокол – весенний припай. Гомонящая людская масса легко и дружелюбно расступалась перед улыбчивым Задовым.

Там, где с набережной уходил вниз выложенный неровным камнем спуск на пляж, и обосновался разыскиваемый ими фотограф. Под низкой пальмой стоял столик из белого пластика. Рядом – пара таких же пластиковых стульев. Чуть поодаль расположилась тренога с фотоаппаратом.

На столе неподвижно лежал маленький крокодильчик, пасть которого была завязана прочным кожаным ремешком. Рептилия лежала неподвижно. Если бы глаза ее время от времени не моргали, можно было бы подумать, что это чучело. Глазки у зеленой твари оказались злые, и смотрела она внимательно и нехорошо, словно прикидывая минимум необходимых действий, когда челюсти вдруг освободятся. Из левого глаза у крокодильчика сочилась маленькая слезинка.

На одном из стульев сидел человек, увешанный фотоаппаратами. Короткая майка обтягивала объемистое брюшко. Был фотограф безнадежно лыс, но отсутствие волос на голове успешно компенсировалось густой растительностью на руках. В районе плеч волосы свивались в настоящие шерстяные эполеты. Фотограф напоминал пирата, списанного на берег за профнепригодность.

За одну из ножек его стула был привязан поводок, застегнутый на шее у маленького тигренка. Тигренок лежал в тени пальмы и печально грыз желтый теннисный мячик. На другом стуле сидел, поджав под себя ноги, лямуриец собственной персоной.

Несмотря на жару, на голове у него красовалась каракулевая папаха. Талия была туго перетянута черным ремнем с серебряными накладками и длинным кинжалом в ножнах. Жара лямура не смущала. Он просто сидел и, не обращая ни на кого внимания, любовно поглаживал рукоять клинка.

Задов с Батыром остановились напротив стола. Лева задумчиво уставился на фотографа. Батыр разглядывал крокодильчика.

Лева любил действовать кавалерийским наскоком. Принцип «ввяжемся в бой, а там разберемся» он исповедовал истово. Однако сейчас никакого подходящего повода ввязаться в бой он, как назло, не находил. Мысли носились где-то над морем, наперегонки с чайками, поэтому Лева продолжал свой гипноз, но фотограф расценил это по-своему.

– Желаете сфотографироваться на память? – предложил он, легко поднявшись со стула.– С кем будет угодно? Выбор на любой вкус.

Фотограф широким жестом обвел своих питомцев.

– Желаю! Вот с этим обезьянышем,– грубо сказал Лева, неинтеллигентно ткнув пальцем в лямура.

Лямуриец рукоятку кинжала поглаживать перестал, но судорожно сжал ее своей когтистой серой лапкой. Из-под надвинутой на глаза папахи он уставился на стоящего перед ним курортника в тельняшке и широких штанах. Глаза у лямура стали как у крокодильчика.

– Э-э-э, нэ гавары так! Нэ абижай его, он все панымает. Он мине, панымаешь, как брат,– сказал фотограф, тотчас согнав с лица улыбку.

– Не брат он тебе,– сказал Батыр, все так же не отрывая взгляда от крокодила, который пустил уже третью слезу подряд.– Нет у него родственников-преступников.

– Какой такой преступник! Зачем обидные слова гаварыш, дарагой? – заклекотал фотограф, давясь слюной от обиды.

– Уссурийский тигр и твой так называемый брат – животные редкие, в Красную книгу занесены,– сурово произнес Батыр и, покопавшись в карманах, достал и протянул маленькое зеленое удостоверение юного натуралиста, выписанное ему в поселковой средней школе №1 железнодорожной станции Сары-Шаган Джезказганской области.

Удостоверение было выписано на казахском языке много лет назад, но фотография юного пухленького Батырки была вполне узнаваема.

– От двух до шести лет, с полной конфискацией,– радостно поддержал товарища Лева.– Да и то по минимуму дадут, если судье понравишься. Но тебе это не грозит.

– Милицию вызову,– неуверенно пообещал фотограф.– Рэкетыры, да?

– Вызывать он собрался! Ты что, медиум? Знал я одного медиума в Одессе,– без перехода ударился в воспоминания Лева, присаживаясь на свободный стул.– Так тот, стало быть, вызывал как-то дух государя-императора. Но, рисуя пентаграмму, перепутал цветные мелки, и в дверь ворвались бесы в кожаных тужурках. Уволокли они его с собой и уже в ЧК популярно этому дальтонику объяснили железным табуретом, что бывает за ложный вызов. С тех пор на дом он вызывал только врача.

– Давай вызывай! Заодно и протокол составим,– равнодушно подтвердил Батыр. Он снова внимательно изучал крокодильчика, внезапно потеряв интерес к своему собеседнику.

– Какая милиция! Совсем шюток нэ панымаэшь, да? Давай пагаварым, шашлык-машлык, хачапури поедим, домашнее вино попьем, зелень-мелень похрустим. Заодно познакомимся, миня зовут Анзор,– на одном дыхании выпалил фотограф и прижал волосатую руку к сердцу.

– Уполномоченный Задов, мой коллега – товарищ Батырбек,– отрекомендовался Лева и, подумав, добавил: – Можно и без шуток. Не возражаю.

Анзор притащил из ближайшего кафе еще один стул и стряхнул со стола крокодильчика, который по-прежнему плакал. Через пару минут перед уполномоченными появилось большое блюдо, на котором возвышалась гора сочных кусков шашлыка. Рядом Анзор поставил тарелку с зеленью, помидорами и хлебом. В центре стола появились две бутылки. Одна была с чачей, другая – с темно-красным вином. Рядом примостились миски с аджикой и соусом.

– Стаканы не забудь,– сказал Лева.

– Ни в коем случае,– пробормотал фотограф.

Анзор взял бутылку с чачей и уточнил:

– Чача домашняя, можно разливать?

– Домашняя!? Можно,– утвердил Лева.

Лямуру тоже налили. Но вина. Выпив по стакану, они принялись за шашлык. Один лишь лямур закусывал вино зеленью. Кинзу он ловко скручивал в пучок и отправлял в пасть.

– Он у меня вегетарианец, но вино уважает,– покровительственно заметил Анзор и добавил: – Между первой и второй должна быть еще одна!

– Вестимо,– туманно отозвался Лева. Они выпили еще по стакану, потом повторили, а потом добавили.

Контакт налаживался. Так, во всяком случае, полагал Анзор, лихорадочно отыскивая выход из неприятной ситуации. Бутылка вот-вот обещала показать дно. Однако уполномоченные пили много, но хмелеть, похоже, не собирались. На длинные красивые и витиеватые тосты Анзора они реагировали вяло, только кивали и подставляли стаканы.

– Может, договоримся? – набравшись храбрости, робко предложил фотограф, умоляюще глядя на Задова. Право Левиного старшинства и авторитета он принял безоговорочно.

– При исполнении! – оборвал его Задов и провел по боку, где он привык носить браунинг в кобуре. Но ничего не обнаружил.

– Не зарывайся! Это открытая реальность,– непонятно для Анзора осадил Леву Батыр.

– А сфотографироваться надо! – без всякого перехода успокоился Лева и неопределенно помахал рукой в воздухе.

– Зачем? – удивился батыр.

– Отошлю фото дяде Ашту. Пусть полюбуется на племянничка,– ответил Лева и захохотал.

Лямур-вегетарианец, глушивший вино стакан за стаканом, резко дернулся и облился от папахи до кинжала.

– Не нервничай! – сочувственно обратился Батыр к лямуру.– Ваш Ашт собрал уже всех. Тебя не хватает. Домой пора, кацо.

Лямур перестал отряхивать капли ароматного вина с шерсти, помрачнел и, внезапно цапнув за горлышко бутылку со стола, примерился разбить ее «под розочку».

– Но-но. Без глупостей.– Лева даже не шелохнулся.– Ты-то лично мне, браток, симпатичен. Сам не знаю, и чего это я в тебя такой влюбленный, но ежели рыпнешься, то извини. Понимать надо. На службе мы.

Лямур никакого внимания на Левину любовь не обратил, а, запрокинув голову, начал пить большими глотками прямо из горлышка. Допив бутылку, он попытался поставить ее рядом со стаканом, но промахнулся и уронил под стол. Полез за ней, но, не рассчитав сил, рухнул на землю и тут же захрапел.

– Вай, вай, вай! Кацо, закусывать надо! – запричитал Анзор.– Вот тебе и раз! Никогда такого прежде не было. Клянусь честью! Такой приличный абизян, кто бы мог подумать.

– Вот тебе и два,– подвел итог Лева и почему-то показал Анзору три пальца.– Ты хороший человек! Ты добрый человек. Поэтому тигренка мы тебе оставляем, а это чудо природы забираем. Сам понимаешь, редкий вид, надо вернуть на место.

Про крокодильчика Лева почему-то даже не вспомнил.

– Если ви его у меня заберете, я не смогу без него жить,– глядя на пьяно ухмыляющегося Задова, занудил Анзор плаксивым голосом.– Нэ улыбайся. Я наложу на себя руки. И это будет на твоей совести.

– Но-но, не трогай мою совесть. Ты даже представить себе не можешь, сколько всего она может выдержать… Кстати, а как ты собираешься покончить с собой? Обольешься аджикой и сгоришь? – полюбопытствовал Задов и отправил в рот ломтик помидора.

– Да, хороша аджика, рот горит, аж полыхает,– поддержал разговор Батыр и, проигнорировав вилку, отправил в рот очередной кусок шашлыка. Потом, продолжая жевать, склонился над обезьяной, мирно спавшей на земле.

Бек натянул лямуру папаху поглубже на голову и взял его под мышку. Лапы и хвост безвольно болтались в воздухе.

– Эй, папаху с кинжалом отдай, да? Папа-мама мне дарил! – Анзор уже смирился с потерей и хотел хотя бы минимизировать ущерб. Тот факт, что этот реквизит он спер в местном театре драмы, пока его соотечественники отстаивали независимость Абхазии, его не смущал.

Задов нерешительно глянул на Батыра.

– Нэ магу! – передразнил фотографа Лева.– Это вещественное доказательство жестокого обращения с животными.

После чего он тяжело встал и, не оглядываясь, зашагал по набережной.

– И что минэ тэпэр дэлат? – запричитал Анзор, обхватив руками многострадальную голову.

– Ремешок не развязывать,– ответил Батыр, указав рукой на крокодильчика.– Этот вид растет до четырех метров. Отличается злопамятством. Ничего, ровным счетом ни-че-го не забывает.– Бек поднялся из-за стола и зашагал следом за Левой. Отяжелевшим от еды и выпивки коллегам подъем в горку давался с трудом. А до прибытия карусели оставалось не больше получаса…

* * *

Ранним утром следующего дня в курилке рядом со штабом отряда было оживленно, весело и шумно. Там собрались практически все участники операции, за исключением лямурийцев, которых на ночь временно разместили в зверинце под присмотром Дурова. Веселый шум перекрывал задорный голос Задова:

– Бабуины слева, грузины справа. Я вперед, и даешь прорыв!

Бек меланхолично кивал.

Лева красовался в лихо сдвинутой на затылок новенькой папахе с красным верхом, из-под которой выбивался длинный чуб. К лицу Леве был и ремень, украшенный серебряными бляшками, на котором висел кинжал в ножнах. На типовые вопросы, откуда барахлишко, Задов гордо отвечал:

– Трофеи, дар побежденных в знак уважения.

В курилку, увитую диким плющом, вошел довольный начальник отряда в сопровождении Ашта. Одного взгляда на лямурийца было достаточно, чтобы понять, что профессор находится в растрепанных чувствах. Шерсть у него на загривке стояла дыбом, хвост то свивался в кольцо, то распрямлялся как стрела. Разговоры и смех стихли.

– Подведем итоги,– без обиняков двинул речь командир.– Поздравляю всех с успешным и бескровным выполнением задачи. Ничего другого от вас, в том числе и от Задова, не ожидал.– Командир пристально посмотрел на Левины обновки.

Задов, ничуть не стесняясь, сдвинул папаху еще дальше на затылок и начал играть с командиром в привычные гляделки.

Владимиров сдался первым. Он продолжил речь:

– Несчастные повстанцы, пардон, месье Ашт, местные диссиденты найдены и собраны. Главк подтвердил решение запломбировать известный вам коридор между нашими реальностями. Впредь проникновение лямурийцев к нам должно быть полностью исключено. Если попытаются агитировать при помощи Всеобщей декларации прав приматов, наш служебный долг – засунуть ее им… скажем так, в карманы. Короче, никак не реагировать. Илья Тимофеевич, вас и ваших подчиненных лично попрошу проконтролировать посадку репатриантов на карусель. Для остальных операция закончена. Всех благодарю за службу. Отдыхайте. Бар в столовой открыт с 19.00.

Стараясь не задеть члена Верховного Совета Лямурии, командир развернулся и вышел из курилки. За ним покинули беседку возбужденный Ашт и опечаленный Дуров. Остальные остались обмениваться впечатлениями.

…Человек и лямур молча шли к карусели, загребая пыль ногами. Говорить им было не о чем.

Рядом с каруселью под присмотром Ильи, Добрыни и Алеши стояло четверо лямуров. Двое держали под лапы безвольно висевшее тело третьего – дегустатора-любителя абхазского вина.

– Метаболизм не тот,– благодушно пояснил Муромец величавому Ашту, когда тот, проходя мимо, бросил на пьяного до сих пор отщепенца уничтожающий взгляд.

Четвертый репатриант немного в стороне что-то горячо втолковывал то ли Снежинке, то ли Эскимо. Лямуриец оживленно жестикулировал, показывая по очереди то на людей, то на соотечественников и тыкал пальцем в грудь брата (или сестры?) по биологической классификации. Тот – или та? – смущенно отворачивался (или отворачивалась?), стараясь отодвинуть потную лапу подальше от своей груди, заросшей густой шерстью. Взгляд снежного человека был устремлен за голову оратора.

Увидев приближающихся к ним Дурова и Ашта, болтливый лямуриец, впрочем, тут же замолчал.

– Вы твердо обещали мне, что мои подопечные не пострадают,– напомнил Дуров довольному Ашту. Леонид Владимирович успел за эти несколько часов привязаться к своим хвостатым гостям.

– Можете не волноваться,– высокомерно успокоил дрессировщика Ашт.– Ввиду особой тяжести их преступления и слабости хвостов, они будут не повешены, а немедленно выброшены на необитаемом острове на севере нашего архипелага.

Высылаемые лямурийцы молча и с достоинством занимали места на карусели. Бесчувственную жертву курортного гостеприимства Добрыня с Алешей загрузили в милицейскую машину с желтой «мигалкой» на крыше. Тот еще не оклемался, но уже что-то мычал. Получалось у него это плохо.

Последним на карусель залез Ашт.Затем неожиданно вернулся и царственным жестом протянул Дурову слабо светящийся хрустальный шарик.

– Мы верны принятым на себя обязательствам,– покровительственно пояснил он недоумевающему Леониду Владимировичу.– Это ключ от нашей двери канала перехода. Для вас он, естественно, бесполезен: проход после моего возвращения закроется автоматически. Ну а для наших отщепенцев он отныне будет недоступен.

Ашт вернулся на помост карусели и, почтительно поклонившись Кинг-Конгу, с достоинством разместился на спине деревянного полосатого льва с оранжевой гривой.

Карусель дернулась и плавно начала свой бег по вечному кругу времен и пространств. «Считай по-нашему, мы выпили немного»,– хриплым голосом вежливо пожаловался Высоцкий. Впрочем, в закружившемся вихре карусель тут же пропала, и музыка песни стихла.

– Это он ключ вам отдал, Леонид Владимирович? – поинтересовался у Дурова из-за спины неслышно подошедший командир отряда.

Дуров молча протянул шарик командиру.

– А ведь вы оказались правы, месье Лафер,– задумчиво глянул на стекляшку Владимиров и передал ее элегантному стройному лямуру в очках, светлом костюме, белой шляпе, красных носках и черных остроконечных туфлях.– Ключ он отдал. Это и есть ваш холодный огонь?

– Да,– без удивления согласился лямур, поигрывая шариком и равнодушно возвращая его обратно.– Для меня он, увы, бесполезен.

– Вы твердо уверены, месье Лафер, что нашему внештатному сотруднику, которого мы подсунули вместо вас, ничего не угрожает? – сверкая молодыми глазами из-под пенсне, уточнил Дуров.– Учтите, что я полагался исключительно на ваше слово.

– Уверен. Они уже на острове,– вздохнул лямуриец.– В противном случае на ваше предложение остаться не согласился бы уже я. У меня тоже есть честь, коллега.

Было заметно, что, хотя лямуриец старался держаться подчеркнуто прямо, его серьезно покачивало. Всю прошедшую ночь он резался с Алешей, Добрыней и Ильей в преферанс, и теперь его карманы были переполнены червонцами, которыми он, засунув лапы в брюки, изредка позвякивал для удовольствия.

– И все-таки я думаю, что… – опять занудно начал бормотать Дуров.

– Бросьте вы, Леонид Владимирович,– устало усаживаясь на скамейку, закурил командир.– Иных вариантов у нас все равно не было. К тому же наше начальство упрямо желает знать, кто же все-таки завез на Лямурию медовые пряники, с настоя на которых началась эта темная история.

– Дмитрий Евгеньевич,– смущенно икнув, искательно улыбнулся лямуриец,– полагаю, я могу рассчитывать, что меня переправят в Абхазию и вернут папаху с кинжалом?

Владимиров перевел недоуменный взгляд на эмигранта, потом спохватился и нерешительно кивнул:

– Кинжал в Абхазии обещаю точно. А с папахой будут проблемы.

* * *

…В самом дальнем углу зверинца безутешно и горько рыдала между клеток Снежинка, пять минут назад проводившая своего Эскимо в далекую и страшную Лямурию. Зверюшки вокруг сочувственно молчали.

Глава 6 УЖАС ИЗ ГЛУБИНЫ

Владимиров стоял навытяжку перед стационарным свет-зеркальцем «Мачеха», задвинутым в самый угол его просторного кабинета. Сеанс связи с Главком был внеплановым, поэтому Дмитрий Евгеньевич ужасно переживал за толстый слой пыли, который он так и не успел смахнуть с зеркальной глади экрана.

Внимательно прислушиваясь к монотонному бу-бу-бу, доносившемуся из свет-зеркальца связи, он недоуменно переспросил:

– Виноват, не понял? Чьи именно «голые ноги» мы должны найти? Повторите! Алло! – Он низко склонился над трюмо, напряженно вслушиваясь в рвущийся расстоянием и помехами голос.

Голос из трюмо стал громче и раздражительнее:

– Головоногий моллюск. Точнее, гигантский осьминог. Сбежал из океанариума. «Земля-456», открытая реальность. Подробности – пневмопочтой. Что еще неясно, бесстрашный брат?

– Я понял вас, товарищ куратор. Но при чем тут мы? Пропавшими животными пусть занимается служба поиска пропавших зверей. Они же поймали в конце концов эту Несси в Шотландии. И вообще, это не наш профиль, товарищ куратор.

Голос из зеркала стал тише, но злее, продолжая что-то монотонно втолковывать командиру. Потом по зеркалу забегала мохнатая белая рябь, мелькнули титры, и экран погас. Новости были неприятные. Владимиров присел за стол и, обхватив голову руками и запустив пальцы в волосы, стал нервно раскачиваться из стороны в сторону.

Покачавшись несколько минут, командир задумался: «Если хорошо повыть, то, возможно, мне полегчает?» Он четверть часа старательно повыл на люстру, и его действительно немного отпустило. За дверями и в лагере стояла полная тишина. Тогда он с наслаждением повыл еще – на стоявший в углу торшер.

Стало совсем хорошо, но тут раздался стук сапога в дверь, и в образовавшуюся щель засунул голову любопытствующий дежурный по штабу. Дежурным сегодня был Задов.

Ветераны отряда успели повидать начальника в любом виде, поэтому новые неожиданности старались воспринимать адекватно. Вручая пневмопочту из Главка, Лева с соболезнующим выражением вечно наглой физиономии осведомился:

– Вам чая принести или лучше кровушки стаканчик? Могу спросить у вашего заместителя по высокому моральному духу…

– Он что, у нас кровь пьет? – опешил Владимиров.

– Разное говорят,– туманно ответил Лева, изящно уходя в сторону от прямого ответа.

– Фурманов в курсе?

– Всякое болтают,– уклончиво, но уже с раздражением повторил Задов. Повторяться он не любил.

– Ничего не надо. Занимайтесь службой,– выпроводил дежурного в коридор Владимиров и задумался. Выть ему надоело.

Обиженно пожав плечами, Лева небрежным пинком закрыл за собой дверь и ушел готовить чай. Командир с надеждой покосился на трюмо, но оно молчало. Задача была поставлена, отмены ее не предвиделось, и оставалось задачу лишь выполнять.

Владимиров вздохнул и раскупорил берестяной туесок с донесением от Беркута.

Картина складывалась гнусная. Оказывается, в этой заурядной реальности Вторая мировая война закончилась не как обычно, а значительно позже. Там весной 45-го Адольф Шикльгрубер с группой магов и ученых под охраной отборных офицеров-эсэсовцев был переправлен на подводной лодке в Антарктиду. В ледяном безмолвии пустынного континента маги Третьего рейха, скрупулезно конспектируя Блаватскую и Нострадамуса, готовились к последней победоносной атаке на астральном фронте.

Планируемого удара возмездия у заползших в ледяную щель беглецов не получилось. Магов погубила случайность, а значит, судьба. Один из зимовщиков полярной станции «Рузская» ^[34] зацепил и свернул трактором сначала дверь запасного, а потом и основного выхода из гитлеровского бункера, когда возвращался от соседей с американской полярной базы «Клаус Санта».

Зачем именно выехал русский метеоролог на исходе полярной ночи к американским коллегам, выяснить не удалось даже специальной комиссии из Москвы, возглавляемой ветераном ледяного континента и почетным нефтяником Чингизом Саттаровым.

Кое-какие соображения на этот счет у товарища Саттарова, конечно, были, но озвучивать он их не стал, тем более что ледовая трасса «Рузская» – «Клаус Санта» была ему отлично знакома. Про себя Чингиз только удивлялся, каким образом его коллега мог сбиться с девяностошестикилометровой трассы, полной приметных торосов и пропастей, достаточно хорошо изученных за долгие годы постоянных падений в них.

В конце концов, прозаседав три – не полярных, а обыкновенных – ночи подряд, комиссия пришла к единственно верному выводу. Было установлено, что полярник выехал к американцам за дровами для запасного дизеля, но на обратном пути сбился с дороги из-за внезапного нападения стаи императорских пингвинов.

Москву подобный вывод вполне устроил, тем более что «Рузскую», как, впрочем, и все другие станции, за недостатком финансирования как раз собирались прикрыть: у правительства периодически не хватало денег на образование своих детей.

Начальник экспедиции получил очередной выговор за слабое обеспечение зимовки, куратор по снабжению– орден за экономию финансовых средств, а метеоролог – заведомо просроченную путевку по местам боевой славы Подмосковья.

Станцию спустя три дня законсервировали, установив на подступах к ней несколько тысяч противопехотных и противотанковых мин. Попутно, и очень кстати, была подписана конвенция об их неприменении. Так или иначе, но в местной отечественной историографии официально бункер Гитлера погубило отсутствие дров.

Когда в Москве спохватились, что неплохо было бы выяснить, куда именно вели сорванные с петель двери бункера, было уже поздно: ржавый пароход полярного ведомства, возвращаясь домой, уже пересек экватор.

Американцы оказались мобильнее. Прослышав об инциденте, они направили к месту ДТП своих полярников, которые и обнаружили ледяные глыбы фашистов во главе со своим вождем. В американской, а следовательно, и мировой историографии, приоритет окончательной победы над фашизмом, естественно, остался за янки. Именно они, рискуя порвать свои куртки и комбинезоны на гагачьем пуху, проникли в развороченный бункер, где в «ночь сорванных дверей» за семнадцать минут вымерзла вся верхушка рейха.

К чести американских историков надо признать, что участие русских в победоносной войне все-таки не осталось незамеченным. Так, в седьмом томе истории Второй мировой войны упоминается Сталинград ^[35], а в девятнадцатом – поставки дров в замерзающую Россию.

Останки Гитлера и его последних сподвижников случайно обнаружили американские полярники при взятии проб льда. Янки не медлили. Уже на следующий день в Нью-Йорке очень кстати упала вывеска «Макдональда» на Пятой авеню, и под законным предлогом уничтожения террористов американский президент высадил в Антарктиде десант и танковый корпус. Впрочем, с первого раза высадка не удалась: десант спецназа был сброшен в океан морскими котиками, возмущенными вторжением на их лежбище.

Вторая попытка, десятью километрами западнее, была проведена уже на пустынном материковом льду. Совместная группировка, преодолевая ожесточенное сопротивление стаи песцов, оголодавших после ухода из Антарктиды русских, с победоносными боями совершила рейд к станции «Клаус Санта» и там застряла. Последним очагом сопротивления были пингвины Адели, защищавшие свои кладки яиц.

Отсутствие свежих хот-догов, замерзшая в банках кока-кола и теснота на «Клаусе Санте» оказали на антитеррористический корпус мощное деморализующее влияние, и войска вынуждены были победоносно вернуться домой.

Из секретного отчета командования операции следовало, что найденный янки бункер дочиста выжжен напалмом. Но задача американских разведчиков в форме морских пехотинцев была иной.

Вырубленный ими из куска льда фюрер был не сожжен, а препарирован. Мозг первого и последнего «сверхчеловека» Третьего рейха был заморожен в криокапсуле, замаскированной под китайскую вазу династии Дзинь, и переправлен в научно-исследовательский центр штата Калифорния имени Стивена Кинга.

Что американцы хотели найти в немногочисленных извилинах окончательно спятившего к концу войны Шикльгрубера, на какие общие с Адольфом вопросы искали там ответ, осталось неясно. Факт, что в конце концов исследователи плюнули и засунули вазу в спецхран.

Уже в начале XXI века на базе Центра имени Стивена Кинга был создан небольшой океанариум, в числе немногих сотрудников которого в рамках программы по обмену научными диссидентами трудился Сакэ-сан, аспирант из Японии.

Был Сакэ-сан трудоголиком, большим любителем бейсбола, американской демократии и императорского саке. Именно после очередной дозы теплой рисовой водки аспиранту и пришла идея попробовать имплантировать осьминогу что-нибудь инородное. Аспирант хотел понаблюдать за скоростью отторжения организмом головоногого чуждого тела. Как полагал Сакэ-сан, действовал он исключительно в интересах науки и прогресса человечества.

Досмотрев матч по бейсболу и добавив еще пару бутылочек, Сакэ-сан спустился в подвал в поисках подходящего предмета для имплантации. Отказавшись от коллекции куколок Барби и других не менее полезных вещей, Сакэ-сан, покачиваясь от волнения, остановился перед полкой, на которой под инвентарным номером 666 стояла миниатюрная китайская ваза изысканного черного фарфора.

Жизненное кредо «задумано – сделано» аспирант претворил в одиночестве, поскольку великий день пришелся на поздний вечер субботы.

В понедельник утром, проснувшись от своего протяжного стона в кабинете, Сакэ-сан удивленно обнаружил, что лежит под пристальным взглядом осьминога в окружении многочисленных бутылочек из-под сакэ, двух платиновых блондинок из пластика и латекса. Рядом валялись осколки восточной керамики и маленький колокольчик от донки, которым Сакэ-сан развлекал себя в минуты редкой ностальгии по Японии.

Осьминог на дне отдельного аквариума притаился среди камней и периодически менял окраску тела. Цветовая гамма менялась от красного до фиолетового, но видно было, что головоногому более всего приходятся по душе черные и коричневые цвета. В душе Сакэ-сана расцвела сакура. Душа горела и требовала общения. Сакэ-сан нашел полную бутылочку сакэ, с поклоном повесил блондинок в шкаф, еще вчера белый халат– на вешалку в прихожей и отправился в ближайший суши-бар. Прием морепродуктов растянулся еще на сутки.

Во вторник Сакэ-сам ^[36] появился в институте в числе первых. Он смутно помнил, что именно вшил в голову несчастного осьминога, но справедливо полагал, что при благоприятном исходе ему светит Нобелевская премия. Природная скромность потомственного самурая не позволяла ему рассчитывать на большее.

Дождаться лифта ему не хватило терпения. Перепрыгивая через ступеньку, распевая национальный гимн и размахивая бутылочкой сакэ, аспирант лихо взлетел на свой этаж. Сакэ-сан с удовольствием перепрыгивал бы сразу даже через две или три ступеньки, но ему мешали короткие ножки и степенность будущего лауреата.

Открыв дверь, аспирант замер. Первой мыслью было, что в отдельно взятом кабинете произошло землетрясение, аналогичное токийскому. Все, что могло быть сломано, разбито и разорвано, было разорвано, разбито и сломано. В помещении был представлен даже не образец, а эталон первозданного хаоса.

Уцелел только аквариум. Все камни со дна были собраны пирамидкой в одном месте у бокового стекла. Очевидно, обломком коралла, как рычагом, спрут своротил крышу своей стеклянной камеры. Щели между корпусом аквариума и прикрывающей его пластиковой панелью головоногому оказалось вполне достаточно, чтобы покинуть свою комфортабельную тюрьму.

На стеклянной стенке аквариума красовалась корявая свастика и надпись готическими буквами на немецком: «Я вернулся!» Полученный через месяц из ФБР лабораторный анализ краски показал, что неизвестный использовал чернила, которыми осьминоги отпугивают нападающих и маскируют отступление.

Сакэ-сан разминулся с беглецом ненамного. Свежий мокрый след вел через открытую дверь на террасу, окаймляющую корпус института по периметру, заворачивал за угол, где лежало тело замдиректора Центра по безопасности, и тянулся к пандусу.

Пандусом дальний конец здания практически упирался в линию прибоя, но между институтом и волнами была узкая полоса, шириной всего в пару десятков метров. Мокрый след тянулся в сторону океана и под лучами калифорнийского солнца высыхал прямо на глазах.

Делать харакири Сакэ-сан не стал. Вероятнее всего, у несчастного аспиранта случился приступ амнезии, и на время он забыл о своих великих предках, свято чтивших священный кодекс бусидо. Память потомка самурая была избирательна.

Развернувшись на каблуках, он рысью бросился в подвал, где начал торопливо рыться в документации в поисках сведений о содержимом вазы. Сакэ-сан торопился: ему по-прежнему светило многое, но уже далеко не премия.

К тому времени как он поднялся из подвала, на террасе у останков замдиректора уже собралась небольшая толпа – несмотря на День независимости, энтузиасты изучения морского мира тянулись в институт.

Сакэ-сан с почтительным поклоном подполз на коленях к директору Центра и, посыпая голову пеплом от директорской сигары, в двух словах рассказал о случившемся. Стоявшие рядом сотрудники ФБР записали рассказ Сакэ-сана на диктофон, зачитали безутешному аспиранту его гражданские права и увезли, пустив слух, что Сакэ-сан будет расстрелян сразу после допроса в комиссии Конгресса.

Прежде чем в Белом доме стало известно об осьминоге с мозгами бесноватого арийца, успели без следа исчезнуть несколько групп аквалангистов и два любителя виндсерфинга. Кроме того, упал за борт авианосца любимый фокстерьер супруги президента, которая, как на грех, в этот же день присутствовала на открытии благотворительного фонда любителей подводного плавания среди детей кубинских эмигрантов.

Чтобы не вызывать лишней паники, сотрудники ФБР разрешили детям еще пару часов поплескаться в теплой прибрежной водичке и только потом пустили к журналистам представителей пресс-службы городской мэрии.

Опытными имиджмейкерами, спичрайтерами и пиарщиками была проведена блестящая операция прикрытия. Дезинформация о гигантской белой акуле-людоеде, нападающей на людей и президентских фокстерьеров, тут же вышла на первых полосах всех уважающих себя газет и на экранах большинства телеканалов вплоть до «Плейбоя».

Купание в океане мэрия запретила, однако, делая уступку свободе совести, загорать разрешила в полное удовольствие, вплоть до рака кожи. Эффект превзошел все ожидания – уже через пару часов все Калифорнийское побережье было усеяно зеваками, а прилегающая акватория – лодками, катамаранами и шлюпками. Цены в гостиницах подскочили до небес, туристические агентства по всей Америке ломились от желающих посетить Калифорнию, а доходы прибрежных городков выросли втрое.

Гигантский осьминог Дофлейна с мозгом Шикльгрубера оказался джинном, вырвавшимся из многолетнего заточения. Роль запечатанного кувшина выполнила криокапсула. Что передумал за эти десятилетия «холодный» мозг Адольфа, какие планы выпестовал, никто не мог и предположить.

Ученые сделали однозначный вывод, что личность, долго пробывшая в изоляции, первые дни должна панически бояться темноты. Из этого следовало только одно: на глубину по своей воле осьминог пока не уйдет, и сейчас искать его следует в прибрежных водах, куда солнечный свет проникает без особого труда.

* * *

Владимиров читал документы и заметно нервничал.

В фольклоре скандинавских народов с незапамятных времен была известна легенда о Кракене – огромном чудовище, живущем в море и держащем в своих щупальцах всю Землю. Разбудит его спрут.

Возможность существования Кракена на больших глубинах запрошенные Главком ихтиологи в принципе не отрицали, особенно в районе глубоких каньонов, исследование которых оставалось делом проблематичным и накладным.

Последним гвоздем в крышку гроба, приготовленного для Владимирова, стал свиток из архива святой инквизиции…

«…Под громоподобными волнами Бездонного моря, на дне морском, спит Кракен, не потревоженный снами. Спит древним, как море, сном, день ото дня жирея на жирных червях морских. И разбудит его человек, проклятый народами, в обличии спрута. И проснется ужас глубин, и опалит огонь небесный глубины, и всколыхнутся воды. Тогда и восстанет он, и мир перевернется…»

Святым инквизиторам Владимиров доверял: отцы скрупулезно подходили к отбору документов в свой архив, недоступный простым смертным.

Дмитрий Евгеньевич затолкал смятые листы в туесок, бросил его в пепельницу и щелкнул зажигалкой. Береста вспыхнула с легким треском. Привычка сжигать прочитанные документы еще ни разу его не подводила, кроме того случая, который он тщетно старался забыть. Его супруга была очень недовольна, когда он, по своему обыкновению, прочитал и сжег ордер на получение квартиры, приватизировать которую без этой бумажки так и не смог.

Впрочем, думал командир отряда о другом. Он думал о своей коллекции. Больше всего на свете ему сейчас хотелось бы закрыть дверь на засов, извлечь из потайного ящика фигурку русского гренадера и в конце-то концов докрасить злосчастный кивер. Владимиров уже встал из-за стола и направился к двери, как та внезапно распахнулась.

На пороге стоял Фурманов.

– Привет, гражданин начальник,– хмуро поздоровался Фурманов, усаживаясь на диван.

– Привет,– с тоской отозвался Владимиров и посмотрел на комиссара глазами быка на бойне. По пустякам Фурманов никогда его не беспокоил, а потому ждать хороших новостей не приходилось. Так оно и оказалось.

– Вы, товарищ Владимиров, это дело бросьте,– взял быка за рога комиссар.– Это дело так не пройдет, ведь верно?

Владимиров согласно кивнул.

– Вы за прошлое задание поощрять подчиненных собираетесь или нет? Нехорошо, командир.

«А ведь и верно»,– мысленно скривился Владимиров, но терять авторитет заботливого начальника не захотел, молча снял трубку и набрал номер Хохела. На другом конце послышалось вальяжное: «Кто там еще?», и Владимиров завелся с полуоборота:

– Какого черта я не могу до вас третий день дозвониться? Что значит «кто там еще»? Вам передали мой приказ о награждении отличившихся? Что значит – мною не подписан? Вам подписи товарища Фурманова мало? Какой еще визы не хватает? Вашей визы?! На хрена мне ваша виза на моем приказе? Вы там окончательно зажрались на своем складе! Я вас научу нашу реальность любить, Хохел Остапович! Вы у меня помазком всю гауптвахту выкрасите в горчичный цвет, а потом акварельной кисточкой в лазурь перекрасите!

Щирый привычно бормотал что-то оправдательное и жалобное. Владимиров передохнул, слегка скосив правый глаз на Фурманова. Фурманов слушал и одобрительно кивал.

– Так, Хохел Остапович,– оборвал замснаба командир,– ближе к делу. Какими ценными подарками мы можем наградить отличившихся в деле с лямурами?

На другом конце провода замолчали и молчали долго. Наконец Хохел через силу выдавил:

– Могу предложить майки с воротником из ценного меха неизвестного зверя. Можно гулять в мороз.– Хохел подумал и тихо добавил: – Но недолго.

– Если через сутки не будет других предложений– сгною,– обреченно вздохнул Владимиров и бросил трубку.

Фурманов довольно крякнул:

– Вот, товарищ Владимиров, узнаю боевого командира. Надо и впредь больше упирать на сознательность.

– У нас проблемы, комиссар,– устало отмахнулся Владимиров.– Тут такая задачка нарисовалась – не сотрешь.

Фурманов подобрался. В отличие от своего зама по пропаганде Баранова, свято исповедовавшего принцип «делай, как я сказал», Фурманов проблем не боялся и работал по устаревшему правилу «делай, как я».

– На, читай,– зашарил Владимиров по столу руками в поисках туеска пневмопочты.– Вот черт, ладно, слушай…

Выслушав командира, Фурманов с минуту любовался своим отражением в лакированных сапогах, а потом грустно вздохнул:

– Недооцениваешь, ты, Евгеньевич, социальной ответственности широких кругов нашей общественности, не веришь в порыв и творчество классово подкованных масс.

– Вече, что ли, созывать? – изумился Владимиров.– А кто мне про единоначалие все уши прожужжал, когда я места на карусели распределял?

– Революционная этика суть ситуативна,– глубокомысленно пояснил комиссар, снимая и протягивая начальнику телефонную трубку.– Суть диалектична.

– Дежурный! – громко крикнул в трубку Владимиров.

Дверь тут же приоткрылась, и непривычно вежливый Задов, лихо откозыряв, поинтересовался:

– Вызывали?

– Всех свободных ко мне. В обязательном порядке обеспечить присутствие командующего военно-морскими силами товарища Батырбека. Моря-окияны по его части.

Лева кивнул и вышел.

– Кстати,– мстительно поинтересовался командир у комиссара,– говорят, коллега твой кровь пьет.

– Кто сказал? – выдохнул побледневший Фурманов.

– Так, болтают,– туманно заметил Владимиров и ехидно улыбнулся.

* * *

Командир обвел присутствующих невидящим взглядом и, остановившись на дежурном, тихо спросил Леву:

– Где военмор?

– Я успел сказать только про море-океан,– привычно начал оправдываться Задов,– а он заперся у себя в домике и изнутри начал заколачивать досками двери и окна. Еще он сказал, что думает о вечности и просит не беспокоить.

– Так! – Командир прихлопнул на столе невидимую муху.– Двери-окна расколотить! Батыра сюда!

– Алеша! – Задов окликнул Поповича и, подмигнув, скорчил гримасу.– Поможешь?

Алексей легко поднялся и пружинистым шагом вышел вслед за Левой.

Ждать пришлось недолго. Деревянная юрта батыра находилась практически рядом со штабом. Через несколько минут в проеме дверей кабинета появился взъерошенный Батыр. За ним, посмеиваясь, шли Попович и Задов. Судя по их довольным физиономиям, поручение они выполнили с удовольствием.

Батыр строевой походкой вразвалочку подошел к командирскому столу и, дерзко глядя в глаза Владимирову, протянул ему листок с рапортом об увольнении.

Некоторые документы по старой привычке Владимиров жег, даже не читая. Убедившись, что его рапорт постигла именно эта участь, Батыр отправился к свободному стулу. На ходу он сипло и тихо ворчал:

– Где бы спрятаться от вас, чтобы вы меня долго искали и никогда не нашли?

– В преисподней,– ласково посоветовал беку Скуратов и подставил лицо под струю воздуха от вентилятора.– Но там очень жарко.

– Зато спокойно,– огрызнулся на Малюту озлобленный Батырбек. Это был уже десятый, юбилейный, его рапорт.

– Заткнитесь оба,– посоветовал командир и набрал в широкую грудь воздуха побольше. Задачу подчиненным, по совету комиссара, он решил поставить быстро и решительно: – Так, парни. Делов-то – с гулькин нос. Надо по-быстрому смотаться в Калифорнию и поймать беглого осьминога. Вопросы есть? Вопросов нет. Приступаем к отбору кандидатур.

– Погодь, Евгеньевич,– зевнул Илья.– Споймать – дело нехитрое. Ты хоть вразуми, старшой, что за зверь такой – восьминог.

– Вроде медузки? – с надеждой поинтересовался Батырбек.

Фурманов неторопливо подошел к плакату, висевшему на стене лицевой стороной внутрь, и неторопливо его развернул.

– Медузка,– облегченно вздохнул бек.– А что это за игрушечный кораблик у нее в лапках?

– Крейсер «Аврора»,– деликатно кашлянул Дзержинский, узнав знакомые очертания судна.

– Наш зверек чуть поменьше,– успокоил присутствующих Фурманов, показывая за спиной кулак Баранову, отвечавшему за подбор наглядной агитации.

Когда бека привели в чувство, он понял, что часть разговора пропустил.

– Длина с лапками всего около шести метров, вес в пределе двух центнеров,– небрежно комментировал рекламный плакат фильма ужасов «Щупальцы-17» комиссар, стараясь не поворачиваться к беку спиной.

– Ничего себе! Двести кило подводной ярости,– присвистнул кто-то в заднем ряду. Похоже, это был Садко Новгородский.

– Тихо! У нас на Полтавщине сомы больше весят. А ребятишки их ловят, и ничего,– сурово оборвал загалдевших подчиненных командир.

– Это все? – с интересом прищурился Илья, глядя не на Фурманова, а на Владимирова.

Владимиров опять набрал воздуха побольше.

– Не все,– весело признался он.– Есть тонкость. Нюансик, я бы сказал. Перед побегом из океанариума несчастному животному по ошибке всадили мозг Гитлера.

– Дмитрий Евгеньевич,– встал подтянутый Кузнецов,– если я вас правильно понял, сейчас по мировому океану реальности околачивается головоногий психопат, имеющий практически неограниченный доступ к потерянным и затопленным биологическим, химическим, ядерным и обычным боеприпасам.

«Ах как хреново! – мысленно поморщился Владимиров.– Об этом-то я и не подумал. А все Фурманов с его мозговым штурмом».

– Ну конечно! – жизнерадостно подтвердил Владимиров, излучая непоколебимую уверенность.– Разве иначе нас бы пригласили?

– Спасибо,– вежливо поблагодарил Кузнецов и тихо сел, тактично стараясь не глядеть на батыра, который все уже понял и теперь беззвучно плакал, низко опустив голову и вытирая хлюпающий нос носовым платком Добрыни.

Сидевшие рядом с батыром товарищи деликатно отводили глаза в сторону.

– Старшим в группе будет наш эксперт по морским делам товарищ Батырбек. С ним – товарищ Кузнецов, который лучше любого из нас знает психологию немцев.

– Гитлер – австриец,– возразил Кузнецов, привыкший расставлять все точки над «i».

– Спасибо за уточнение, но ваше участие не отменяется. Хрен, как известно, редьки не слаще.

Кузнецов пожал плечами. Его уточнение было вызвано исключительно педантичностью. Ни осьминога, ни Гитлера по отдельности он не боялся, а о сумме их гадать не было смысла.

– Мне под воду нельзя. Нашкодил я там слегка по купеческой части,– раздался упреждающе звонкий от обиды голос Садко.– Мне сразу каюк будет! Я к пруду нашему и то подойти боюсь. Предъява на меня у царя морского.

– Третьим будет товарищ Садко,– спокойно продолжал Владимиров.– У него есть оперативная смекалка, опыт работы водолазом, гусли и всего три командировки за этот год. Еще двое добровольцев, товарищ Батырбек, на ваше усмотрение.

Батыр благодарно вернул Добрыне мокрый платок и мстительно оглядел присутствующих. Все как-то сразу притихли, внезапно заинтересовавшись цветом обоев и меблировкой знакомого до мельчайших деталей кабинета. Батыр остановил горящий ненавистью взгляд на Алеше.

Алеша, Илья и мгновение колебавшийся Добрыня незаметно показали беку по пудовому кулачищу каждый, и первым добровольцем неожиданно для Батыра оказался Петруха, в которого бек торопливо ткнул пальцем. Кузнецов сжал руками седые с некоторых пор виски, но остальные продолжали изучать обои молча.

Бек, наслаждаясь ситуацией, минут пять внимательно искал взглядом Задова, но, к своему удивлению, никак не мог его обнаружить.

– Я готов, Батыр Бекович,– спокойно встал Дуров, смущенно теребя в руках пенсне.– Полагаю, животные – это мой профиль, не так ли, Дмитрий Евгеньевич?

Владимиров вопросительно глянул на бека, но тот отрицательно махнул головой. Дуров тихо присел на место под беззвучные аплодисменты Кузнецова, Ильи, Нестерова и Ермака.

Пользуясь паузой, Латын Игаркович, доселе смирно сидевший в углу и перебиравший разноцветные перья и камушки, вопросительно глянул на командира и, получив согласие, обратился к насупленному батыру:

– Дорогой мой бек,– выдержав драматическую паузу, Шаманов продолжал: – Я обеспечу всех участников рейда защитными амулетами из высушенных жабр золотых рыбок. Есть одно серьезное «но»: мочить их нельзя. Ты понял? А тебе лично вот… О неприятеле они тебя предупредят.

Латын Игаркович протянул Батыру пластиковую коробочку с зубочистками.

Бек мрачно кивнул и сунул зубочистки в карман, продолжая взглядом искать последнего добровольца.

Тем временем Илья протянул Петрухе руку. На мозолистой ладони его лежал потемневший от времени деревянный нательный крестик. Илья тихо прогудел:

– На, Петруша, надень!

– Зачем, Илья Тимофеевич?

– На всякий случай, касатик. Чтобы ангелы тебя при случае опознали, не дай бог, конечно.

Петька бережно поцеловал и спрятал крестик в нагрудный карман.

– Да что тут за упаднические настроения! – взвился Владимиров.– В первый раз, что ли? Вас там встретят, разместят, выделят помощников для охоты под водой…

– Вы же гуторили, шо все умные люди у них на берегу остались и в воду их калачом не заманишь? – зажав пальцами нос, иронично загнусавил Задов, прятавшийся где-то за широкими спинами тройки богатырей.

– Во-первых, я говорил про умных людей. Во-вторых, это и не люди вовсе,– глядя исподлобья в зал, размеренно отвечал Владимиров.– В-третьих, обращаясь к командиру, интеллигентные люди по уставу встают.

Задов встал, переминаясь с ноги на ногу.

– Лева! – радостно воскликнул бек.

Командир облегченно вздохнул: отряд был сформирован.

– На сборы час. Экипировка, снаряжение и все необходимое – на месте прибытия.

* * *

Карусель, давая возможность насладиться открывшимся видом, покрутилась чуть дольше обычного и остановилась на залитом солнцем песчаном пляже. Калифорнийское побережье встретило одуряющим зноем.

Плескались волны. Метрах в тридцати от кромки прибоя расположился внушительного вида сборный дом-модуль. Рядом стоял мужчина и приветственно махал им рукой.

Батыр спрыгнул на песок первым. Его примеру последовали остальные. Карусель за спиной напоследок непринужденно проиграла «Море, море, плещут волны». Батыр сквозь зубы ругнулся, не оглядываясь, скомандовал: «За мной!» Увязая в песке, группа двинулась в сторону встречающего. Тот терпеливо ждал. Рядом с ним стояли два чемодана.

Незнакомец по очереди пожал всем руки и отрекомендовался: «Смит, просто Смит». Был он молод, подтянут и лучился энергией успеха. И при этом заметно нервничал, хотя его широкой улыбке мог позавидовать и Бонд. Джеймс Бонд.

«Неплохо их тут дрессируют»,– с неприязнью подумал Задов о своем американском коллеге, но вслух только представился и вежливо сплюнул в песок.

Экскурсия была короткой. Жилой модуль был разделен на несколько комнат, в углу одной из них валялось не новое, но вполне добротное снаряжение для подводного плавания: ласты, маски, трубки, гидрокостюмы, пояса с грузами и мощные подводные ружья для охоты на акул.

Там же стоял и компрессор для зарядки баллонов. Сами баллоны стояли у стены в два ряда. Рядом лежала свернутая в рулон сеть с коническими грузами по периметру. Заглянув в эту комнату, Батыр с радостным криком бросился именно к сети, однако, повертев ее в руках, почему-то разочаровался и в дальнейшем осмотре участие принимал чисто номинальное.

Что до жилых комнат и кухни, то они не отличались особой роскошью. Приятно удивил – даже взыскательного Леву – морозильный шкаф, под завязку забитый полуфабрикатами. Судя по количеству продуктов, успеха в их предприятии ждали явно не в тот же день. Крышу домика покрывали пластины солнечных батарей, а резервный источник питания – дизель-генератор – стоял на улице.

Завершая ознакомительную экскурсию, Смит подвел гостей к небольшому навесу у берега, под которым хранилась надувная моторная лодка с многообещающим названием «Звезда Бермуд».

– Вам никто не помешает. Даже наших наблюдателей не будет,– ласково улыбнулся Смит.– Пляж в собственности Центра, и местным вход сюда запрещен. Все инструкции по использованию снаряжения и оборудования лежат под спутниковым телефоном в гостиной. Выход на связь только в экстренном случае. Связь, кстати, за счет вызывающего.

Еще Смит выразил абсолютную уверенность, что каждый из прибывших отдает себе отчет, чем чреваты глубоководные погружения, и несет полную ответственность за свою безопасность. При этих словах его проницательный взгляд задержался на фигуре военмора чуть дольше, чем на остальных участниках экспедиции.

– Вам выделены два дельфина: Клайд и Бонни. Способны на многое. Даже жаль их. Познакомьтесь, пообщайтесь. Живут они в стае сородичей, но примчатся к вам по первому свисту. Техническая документация на них тоже в гостиной.

– Один вопрос, коллега,– хмуро поинтересовался Кузнецов.– Насколько мне известно, в истории наших контактов это всего второй случай, когда вы обращаетесь к нам за помощью. Если не секрет – почему вы не действуете самостоятельно? Ваши приоритеты в данной реальности общеизвестны.

– Секрет? – Смит весело расхохотался.– Со вчерашнего дня в этой реальности я даже не куратор, господин Кузнецов. Наши аналитики редко ошибаются в своих прогнозах. К тому же у нас аврал. В соседней реальности президент, возглавив поход против террористов, перепутал Афганистан с Амстердамом. Половина Европы в руинах, необходимо вмешаться.

– Иссечение времени? – с профессиональным любопытством осведомился Кузнецов.– Хотите выправить реальность?

– Бог с вами, коллега,– пожал плечами Смит.– Тратить прану-ману на такие пустяки? Под этот инцидент мы спишем наши расходы за последние десять лет, а заодно избавимся от партии гнилых консервированных бобов, которые направим им в качестве гуманитарной помощи.

– Вы там что-то говорили про аналитиков? – искательно заулыбался Батыр.– И каковы их прогнозы на текущий континуум?

Смит ласково улыбнулся в ответ, перекинул в машину чемоданы и одним прыжком через борт открытого «линкольна» уселся за руль. Он включил зажигание и поднял руку в прощальном жесте:

– Простите, опаздываю.

– Кто-то умер? – с пониманием произнес участливый Задов.

– Ну зачем же так сразу? – довольно туманно ответил Смит.– В конце концов, ошибаются и аналитики. Так что отдохните, позагорайте, гм… искупайтесь.

Смит, не переставая улыбаться, пустил машину с места в галоп и, обдав окружающих песком из-под шин, умчался.

Задов проводил удаляющуюся машину тяжелым взглядом и дал короткую оценку единственному представителю комитета по встречам: «Сволочь!» Потом подумал и добавил: «Все сволочи».

Народ разбрелся по лагерю. Разобраться с новым хозяйством следовало побыстрее. Петруха недоверчиво пинал сапогами ближайший к нему бок «Звезды Бермуд», проверяя, как надуты борта. Батыр изучал холодильник в поисках джина; тоник и лед он уже нашел. Задов медитировал в шезлонге под тентом, а Садко, задумчиво уставившись в бетонные плиты, стоял на пирсе. Близко к его краю он неподходил.

Что касается Кузнецова, то он, перекинувшись парой фраз с Левой, неторопливо прошел в гостиную, где из-под спутникового телефона достал увесистую папку. Как он и ожидал, документы по дельфинам лежали сверху.

для служебного пользования

СПРАВКА-ОБЪЕКТИВКА №567

Дельфин Клайд, порода афалина, самец.

Прошел дрессировку в Центре подводных исследований Военно-морских сил США в океанологическом институте на Гавайских островах (остров Оаху).

Проходил службу на морском ракетном полигоне США в Поинт-Магу.

Принимал участие в операциях «Человек в океане», «Подводный пастух».

Основная специальность: защита аквалангиста от акул, поиск подводных ракетных установок, минных полей, затонувших судов, ракет и торпед.

Особые приметы: на бравом боку серпообразный шрам от укуса акулы.

Отправлен в отставку. Выпущен в море.

для служебного пользования

СПРАВКА-ОБЪЕКТИВКА №781

Дельфин Бонни, порода афалина, самка.

Прошла дрессировку в учебном центре ВМС США в Форт Уэлтон Бич (Мексиканский залив).

Проходила службу на подводной базе «СИЛЕП-4».

Принимала участие в операциях «Буря на дне», «Потопим всех».

Основная специальность: поиск и оказание помощи заблудившимся аквалангистам, экстренное гидроакустическое патрулирование, оказание помощи при морских авариях.

Особые приметы: на спине белое пятно в форме звезды.

Отправлена в отставку. Выпущена в море.

Оба листочка со справками на дельфинов были аккуратно помечены красным штемпелем «В утиль». Кузнецов поднес объективки к тонкому арийскому носу. Краска на оттисках была свежей.

Далее в папке следовала инструкция с описанием изящного гидроакустического прибора в виде наручных часов для вызова дельфинов.

Остальные документы интереса у Кузнецова не вызвали, однако по привычке он еще час добросовестно их переснимал своим стареньким «ФЭДом».

* * *

«Звезда Бермуд» осторожно отошла от берега на веслах, обмотанных тряпками, и вскоре встала на рейд в виду их временной базы. За борт были сброшены двулапый якорь и пустая бутылка из-под джина, обнаруженная у Батыра под байковым халатом. Идея с тряпками принадлежала именно ему.

На открытом светлом зелено-голубом просторе молодыми и жизнерадостными курчавыми барашками резвились волны. Лодку ощутимо покачивало. Под днищем виднелась отмель, которая, подсвечивая воду, выглядела довольно привлекательно.

На лодке их было только четверо, поскольку Садко еще час назад приковал себя обрывками якорной цепи к бетонной плите пирса и, подкрепляя свою просьбу именным топором, запретил приближаться к нему ближе чем на десять метров. Теперь он трогательно махал друзьям с берега.

Каждый из троих смелых подводников был одет в изящный черный гидрокостюм – влюбленный в идеальную фигуру Кузнецова, равнодушный к Задову и готовый лопнуть от злости на жирном беке. Все трое были вооружены подводными ружьями и закрепленными на голенях ножами в пластиковых чехлах. Четвертый смелый – Петруха – был предусмотрительно оставлен в лодке.

Батыр надел маску первым, со словами «майна помалу!» упал за борт и поразительно легко для своего объема ушел под воду. Кузнецов тотчас последовал за беком и таки успел открыть вентиль подачи кислорода на акваланге начальника, прежде чем тот достиг дна.

Задов же неторопливо включил маячок вызова дельфинов, взял с Петрухи честное красноармейское слово ни к чему, и особенно к мотору, не прикасаться и скользнул в воду так неслышно, что его погружение сделало бы честь даже и Жаку Кусто. Уже опускаясь вниз, Лева увидел, как лопасти мотора вздрогнули и завертелись. Он хотел было со злости сплюнуть, но, пожевав загубник, передумал.

Удивительная прозрачность воды позволила аквалангистам еще издалека увидеть очертания рифа, к которому они приближались, бесшумно скользя над белым песчаным дном. Только бульканье пузырей, время от времени вырывающихся из загубников, нарушало это красочное безмолвие.

Ни малейших следов осьминога не было, но впечатлений от великолепия подводного мира хватало и без него.

Сначала в таинственном голубом покое им стали попадаться разноцветные пустые банки из-под коки, пепси и пива. Банки вскоре сменили брошенные автомобили. Порой, печально покачиваясь, их встречали какие-то полуразложившиеся типы, ноги которых были прочно замурованы в тазы с цементом. Очень редко попадались чахлые рыбки. Короче говоря, тройка аквалангистов плыла среди уникального и радужного многообразия подводного мира.

В одном из гротов Задов наткнулся наконец и на осьминога. Был он, правда, размером с ладонь ребенка и никому не мешал, а, напротив, отдыхал за обломком коралла. Когда они подплыли поближе, два нижних сторожевых щупальцаего слегка зашевелились, но других признаков агрессии он не выказывал.

Батыр опасливо пихнул малыша левым ластом, и тот, почувствовав реальную опасность, тотчас выпустил струю краски. Струя немедленно образовала пятно, принявшее очертание головоногого. Затем пятно растеклось в густое чернильное облако, и в этом облаке осьминог немедленно ретировался.

Банки, автомобили, рыбки и воздух в баллонах закончились практически одновременно. Дальше шло дно значительно более суровое, и Задов, глянув на индикатор давления в баллонах, призывно махнул рукой Николаю. Кузнецов, бросив взгляд на водонепроницаемые часы, изумленно поднял брови и утвердительно показал большим пальцем вверх, по направлению движения пузырей из загубника. Подхватив под руки Батыра, который последние пять минут собирал на дне морские цветочки и водоросли, они направились к поверхности.

В момент подъема Кузнецову показалось, что по его спине скользнул чей-то тяжелый взгляд. Николай дернулся, едва не выпустив бека, обернулся, но тут же успокоился – вокруг, насколько он мог видеть, никого не было.

Не было никого и на поверхности. Только вдалеке у пирса виднелась отчаянно жестикулирующая фигурка Петрухи и монументально застывший Садко.

Час спустя изнемогающие подводники добрались до берега и молча сняли акваланги.

– Это был он? – когда они чуть перевели дух, поинтересовался у Кузнецова Батыр, от которого на милю несло джином.

– Кто? – удивился Николай, оглядываясь в поисках Петрухи.

– Тот в гроте, кто с щупальцами и чернилами плевался.

– Нет,– коротко ответил за Николая Задов и, обреченно разглядывая лодку с распоротым о пирс боком, в свою очередь поинтересовался у Садко:

– Где Петруха?

– Спрятался на кухне.

Садко, сняв сафьяновые сапоги с загнутыми вверх носками, подвернул штанины до колен и, вытащив лодку на берег, резал и клеил на нее заплаты.

– Я так и думал,– печально вздохнул бек, задумчиво разглядывая собранный им букет и постепенно трезвея.

Задов неторопливо положил акваланг на песок, достал из закрепленного на голени чехла нож и вопросительно глянул на Николая. Тот отрицательно качнул головой.

Задов вернул нож на место и, взвесив в руке пластиковое весло, снова вопросительно глянул на Кузнецова. Тот махнул головой утвердительно.

Лева не успел сделать и двух шагов к модулю, в котором скрывался Петька, как сзади раздалось требовательно-визгливое: «Стоять!» Лева оглянулся.

Кряхтя и отдуваясь, бек поднялся на ноги и теперь шел к нему по песку с мягкой грацией бегемота:

– Забыли, кто тут главный?! Самосуд решили устроить? Сам разберусь. К людям подход нужен. Ласка. Уфф!

Задов в нерешительности остановился. Вполне возможно, что он бы еще полчасика поспорил с Батыром в свое удовольствие, но в этот момент Садко, прикрыв глаза от солнца ладонью, оторвался от работы и глянул в море:

– А вот и они, ваши проводники-помощники.

К пирсу быстро приближались два веселых белых буруна. Подплыв поближе, дельфины высунули головы, и над океаном разнесся каскад звуков. Свистом, щебетом, курлыканьем и пощелкиванием Бонни и Клайд весело приветствовали своих сухопутных братьев.

Кузнецов поднял со дна распоротой лодки свою полевую сумку, с которой не пожелал расстаться и в океане. Из планшетки он достал обернутую в пленку фотографию осьминога Дофлейна, которую поднес к самим рылам дельфинов. Те разразились новым взрывом трелей.

Бонни, у которой на спине виднелось пятно, выпрыгнула из воды и, рухнув в воду, обдала новых друзей ливнем искрящихся брызг. Клайд, поворачивая голову из стороны в сторону, внимательно рассматривал фото то одним, то другим глазом.

– Будем надеяться, что контакт установлен,– удовлетворенно заключил Кузнецов и убрал фотографию.– Лева, свистни им отбой.

– Кушать готово,– раздался с пирса голос Петрухи.– Три блюда и компот. На десерт взбитая клубника со сливками.

Петруха очумелыми глазами смотрел на дельфинов, и было видно, что только присутствие старших товарищей удерживает его на берегу.

Бонни с любопытством глянула на взъерошенного Петьку, изящно вильнула хвостом и унеслась в океан. Клайд чуть помедлил, неожиданно взлетел в воздух на пару метров и тяжело рухнул в воду. Стоявших у пирса брызгами едва задело, но Петруха вымок с ног до головы.

– Раньше поверье было,– тихо заметил Садко,– кого поцелует дельфин, тот обретет бессмертие.

– А кого обольет? – Петька обиженно проводил взглядом Бонни.

– Тот будет мокрый,– усмехнулся Садко, завершив ремонт лодки и энергично стирая песком остатки клея с пальцев.

* * *

Еще до вечера, наскоро перекусив и слегка отдохнув, они вновь вышли в море. На этот раз Задов включил маячок еще на пирсе, привязав его к бечевке и опустив воду. Добравшись до рифа, команда еще не успела подогнать снаряжение, а веселая парочка была уже тут как тут. Дельфины синхронно выпрыгнули из воды и плашмя ухнули в воду рядом с лодкой, подняв тучу брызг. Петруха тотчас перегнулся через борт к высунувшим головы из воды озорным афалинам:

– Смешно, да? Смешно? Обхохочешься!

Те в ответ радостно чирикали и согласно кивали головами. Бонни сильным гребком подплыла к лодке и тихонько ткнулась Петьке мордочкой в мокрую щеку.

– Понравился ты ей, Петя,– флегматично констатировал Кузнецов.– Как-никак, вы ровесники.

– Между прочим, тебя только что поцеловали,– ехидно заржал Задов,– бессмертный ты наш!

За шикарный обед с любимым десертом Лева уже простил Петрухе утренний инцидент с лодкой, но бек готов был поклясться, что, кроме ехидства, в словах Задова скользнула еще и легкая зависть. Впрочем, ради возможного бессмертия Батыр сейчас и сам с удовольствием перецеловал бы весь московский дельфинарий вместе с дрессировщиками.

– Это мальчик был или девочка? – уточнил покрасневший на глазах Петруха.

– Девочка,– успокоил его Кузнецов.– Точнее, девушка, если на наш возраст.

В этот раз погружение было недолгим, но содержательным. Не успев выйти на глубину, аквалангисты обнаружили непрошеную гостью. Рядом с ними кружила четырехметровая акула с поперечными, как у тигра, полосами на коже. Она описывала вокруг них круг за кругом, и круги эти становились все меньше и меньше. Расстояние между хищницей и аквалангистами неумолимо сокращалось.

Пловцы сбились в кучу, стараясь постоянно держать акулу в поле зрения. Бек исступленно рычал и брыкался. Задов размахивал ножом и, в отсутствие тельняшки, рвал на себе гидрокостюм. Кузнецов мучительно решал, как правильно стрелять из подводного ружья, если твой оставшийся в лодке помощник забыл зарядить гарпунами доверенные ему ружья.

И тут во всей своей красе показали себя афалины. С интересом понаблюдав за действиями своих подопечных, они для начала слаженно и решительно отогнали хищницу болезненными тычками в бок. Потом дельфины стали настойчиво выжимать ее из воды, заставляя выпрыгивать в воздух. А затем наступил финал. За какую-то минуту тело акулы покрылось множеством ран, и вскоре, окровавленная и неподвижная, она мирно покачивалась на волнах.

О дальнейших погружениях не могло быть и речи. Выскочив на поверхность, они вцепились руками в борт лодки, в которой сидел Петруха, и, сорвав с себя маски и вынув загубники, пытались отдышаться.

– А у меня тут акула дохлая всплыла,– доверительно и гордо сообщил беку Петруха и веслом оттолкнул труп хищницы подальше. На волнах качалось бездыханное тело акулы, нескромно показывающей небу белое брюхо.

– Скоро тут этих тварей наберется, и не сосчитаешь,– забираясь в лодку, предположил Задов.– Сваливаем? Они, как заммордух наш, кровушку за версту чуют.

– Давайте у нее зубы повыбиваем,– предложил возбужденный миновавшей опасностью Петька.– Сувениры на память будут. Хохел от зависти треснет.

Бек, ввалившись в лодку, молча завел мотор. Ему было не до сувениров.

На закате, когда жара окончательно спала, они вытащили стулья из домика и устроились на пляже. Сидели молча, пили холодный чай, глядя на океан под остывающим небом. На душе лежала неясная грусть.

– Слышь, Садко, сыграл бы на гуслях, что ли? Развей хандру,– печально попросил Задов.

– Не умею! – так же печально и в тон приятелю ответствовал Садко.

– Не понял,– заинтересованно привстал в шезлонге Задов.– А кто нам сказки баял про то, как владыку морского потешил и на землю свалил?

– А кто тебе сказал, что я гуслями тешил?

– А чем же?

– В три наперсточка гоняли,– неохотно пояснил Садко.

– Ну а гусли тебе тогда на что?

– Легенда. Да и кто я без них? – хмуро поинтересовался Садко:.– Спекулянт из Новгорода, торгаш. Гвоздики, смола жевательная, то да се не желаете… А с инструментом, сам понимаешь, имидж. Другой коленкор, уважение, внимание. Да мне только под одни гусли такие кредиты отваливали… Психология.

– Костерок бы развести, да дровишек нету,– мечтательно протянул Петруха и стал внимательно разглядывать деревянные ступеньки крыльца.

– Замерз, милок? А здесь ведь как в парилке,– уточнил Задов и, повернувшись к Батыру, поинтересовался: – Слышь, командир? У подчиненных странные мысли в голове шляются. Какие ценные указания нам сообщит ви-и-сокое начальство? Мы здесь несколько часов, а на связь с нами не выходят, отчета о проделанной работе не требуют. Не похоже на наших…

– Никаких указаний нет,– хмуро бухнул Батыр,– и не будет.

– Почему не будет? – лениво повернул к нему голову Кузнецов.

– Я связь-блюдце разбил, когда с карусели прыгнул. Вещмешок разбирал, а там только две половинки ровные. Давеча склеил – все одно не работает. Джаляп.

– Это Хохел, зараза, блюдце с трещинкой подсунул,– философски заметил Садко.– На него это похоже. Потом под битую посуду полсклада спишет.

– Из-за блюдца карусель ни запускать, ни останавливать не будут. Считайте, что действуем автономно,– резонно заметил Кузнецов.– Пошли спать, что ли?

– Утро вечера мудренее,– подтвердил Садко.– Завтра новое погружение, надо выспаться.

– Главное, чтобы количество погружений равнялось количеству всплытий,– подвел черту дискуссии Батыр и, внезапно разозлившись, без перехода накинулся на Садко: – А вы, гражданин, страдающий водобоязнью, завтра к обеду приготовьте свои предложения по поимке осьминога. У нас скоро между пальцев перепонки вырастут от этих погружений. Моему имиджу это может сильно повредить.

Спать они расходились в молчании.

* * *

Затонувший корабль Лева, Николай и Батыр обнаружили в двух кабельтовых севернее точки первого погружения.

Наткнулись на него аквалангисты случайно. Плыли себе вдоль стены кораллового рифа, как вдруг уперлись в обросшие мидиями глыбы. За глыбами торчали во все стороны ребра нагромождений ржавого железа, спускающегося террасами по обе стороны к очертаниям бортов неведомого судна.

Террасы образовали подобие города с башенками, площадками, крепостными стенами и голубятнями. По улице из обломков палубы неторопливо «прогуливались» медузы. Стая мелких рыбешек в погоне друг за другом резвилась среди фонтанов люков.

Заплывать внутрь заброшенного корабля друзья не решились, однако в чрево судна заглянули. Трубы, металлические конструкции, решетки, тросы – все было завязано прочными морскими узлами и покрыто слоем мидий.

Размеренно работая ластами, отряд продвинулся к левому борту носовой части корабля и мостику. Мимо величаво проплыла большая, размером с человека, морская черепаха с рыбой-прилипалой на брюхе. Из пробоины высунула пятнистую голову мурена.

Ниже мостика находилась рубка корабля. Лева ухватился руками за самый большой кусок железа и легко отогнул проржавевший лист. Образовался достаточно широкий проход, в который трое исследователей и проскользнули один за другим. Дельфины остались снаружи. Последним в провале исчез бек, тоскливо оглянувшись по сторонам и постучав скрещенными пальцами по ржавому металлу.

Кузнецов включил фонарик. Рубка, в которой они оказались, была небольшой, но высокой. Николай выпрямился в полный рост и обнаружил, что воды оказалось ему не больше чем по грудь. Остальное место занимал спертый, но вполне пригодный для дыхания воздух. Воздушная подушка позволила аквалангистам вынуть изо рта загубники аквалангов и осмотреться.

Фонарик света давал мало, но кое-что рассмотреть им удалось. Посередине рубки возвышалась рулевая машина без штурвала. Приборы на стенах были покрыты толстым ковром зеленой плесени. От приборов змеились пучки давно уже обесточенных кабелей. В углу находился раструб переговорной трубы. Рядом с трубой стоял черный, покрытый слизью телефонный аппарат.

И все было бы ничего, за одним маленьким неприятным исключением. Телефон внезапно зазвонил. Громко и настойчиво.

Задов нерешительно протянул руку и, сняв трубку, осторожно приложил к уху:

– На проводе.

Из трубки донеслось ответное кваканье. Лева протянул ее Батыру и недоуменно произнес:

– Это тебя! Сильно ругается.

– Слушаю,– опасливо ответил Батыр, принимая трубку.

– Нет, это я тебя слушаю,– проквакала трубка голосом Баранова.– Почему не докладываете о ходе операции?

Батыр пожал плечами:

– Связь-блюдце выработало технологический ресурс, товарищ заммордух. Да и докладывать пока не о чем. Ищем-с, ваш-сиясь.

Кваканье в трубке усилилось:

– Какой я вам «ваш-сиясь»? Что за лексикон? Это саботаж, а не работа! Форсируйте события. Я еще свяжусь с вами.

В трубке послышались сигналы отбоя, и связь прервалась.

– Фа-а-арсируйте со-о-обытия,– передразнил Батыр Баранова.– Саботаж… По-русски сначала научись разговаривать.

Бек внезапно отбросил трубку древнего телефонного аппарата, словно испугавшись, что она его укусит.

– Как-то на меня пытались «повесить» золото Колчака,– неожиданно ударился в воспоминания Задов.– И Баранов обещал, что на дне моря меня достанет, если узнает, что я к нему руку приложил.

Лева посмотрел на ладони и вздохнул:

– А я думал, шутит.

– Так что там насчет золотишка? – подмигнул беку Кузнецов.

– Да в тайге у белых обоз отбили. Картины какие-то в ящиках, барахлишко всякое. Камушков горсточка, а «рыжья» и вовсе кот наплакал,– внезапно заскучав, ответил Лева.

– Кончай базар,– хмыкнул Батыр.– На таком корабле осьминог годами может отсиживаться, как Садко на пирсе. И никто его здесь не найдет. А у рифа таких посудин уйма. Надо думать, как его выманить.

– Кстати о Садко. Вы ему, кажется, соответствующую задачу поставили,– напомнил Кузнецов.

– Что Садко? Сидит себе на берегу, в океан поплевывает. Дать бы по башке ему крепко гуслями, чтобы соображал быстрее, гость заморский,– не удержался Задов.

– Разберемся, Лева. Ладно, пора всплывать,– решил Батыр, натягивая на лицо маску.

Когда потревоженная аквалангистами вода в рубке успокоилась, из стены показалось несколько тоненьких змеек, находящихся в непрерывном движении. Змейки стремительно поползли по стене рубки, превращаясь в толстые канаты. Щупальца находились в непрерывном движении, свивались в кольца и тут же резко распрямлялись, ощупывая вокруг пространство. За щупальцами из воды медленно появилась сферическая голова с круглыми, размером с чайные блюдца, глазами, под которыми виднелся устрашающих размеров клюв, отдаленно напоминающий клюв попугая.

Вокруг головы всплывшего осьминога тянулся широкий рубец, стянутый неряшливыми крестообразными стежками. Глубокая рана затянулась практически полностью, и лишь кое-где по ее краям из кожи торчали кончики медицинской нитки.

Оглядевшись в кромешной темноте, спрут протянул щупальца к валяющейся на тумбе телефонной трубке и приложил ее к своей голове, там, где у человека должно находиться ухо. С минуту послушав, осьминог аккуратно положил трубку на рычаги телефонного аппарата. Затем, без единого всплеска, осьминог ушел под воду.

* * *

– Ты мне это брось – вдохновения нет,– бесновался у кабинки туалета Задов.– Я тебя, родной, в океан с лодки сброшу. Акулам на смех! Посмотрим, что ты тогда запоешь и как заиграешь!

Дверь немного приоткрылась, из-за нее показался кончик бороды Садко.

– К вечеру придумаю, как извести врага лютого. Слово мое верное, слово купеческое.– Когда Садко волновался, то переходил на язык перехожих калик-сказителей.

– Смотри у меня,– показал кулак Задов. Звонок из штаба отряда подействовал на нервы тонкой натуры Левки почему-то сильнее, чем на всех остальных.

Вечером Садко разжег у домика костерок из досок, покрашенных зеленой в разводах краской. Откуда он их взял, Садко, как настоящий русский купец, не признавался. Дотошному Петрухе Садко в конце концов заявил, что дрова он нашел за забором, а на настырный вопрос «где?» попросту ответил отборным новгородским матом.

Нашел человек доски и нашел. Нельзя его облыжно унижать всякими подозрениями. Эту точку зрения Левы в конце концов принял даже Кузнецов.

Мерно тарахтел движок дизель-генератора. Петька, подсоединив компрессор к магистрали, забивал баллоны аквалангов воздухом. Лева внимательно изучал свежий номер «Плейбоя», найденный в туалете. Кузнецов и бек играли в нарды.

Огонек разведенного новгородским купцом костра притягивал к себе не только ночных мотыльков. К полуночи, подтащив шезлонги, коллеги у огня сидели уже тесной командой.

– Песик жены президента исчез именно в этом районе,– заметил Батыр.

– Я тут кой-какую литературу пролистал на досуге,– зевнул Лева.– Там долгосрочный прогноз погоды был. Скоро начнется сезон штормов и дождей, и под водой делать будет нечего. Пишут, что волны взбаламутят донные отложения и прибрежный ил, а дождь смоет в океан береговую грязь. Как следствие, видимость – ноль.

– Может, все обойдется? – спросил Петька, вспоминая поцелуй Бонни и поглаживая рукой нагрудный карман, где хранил крестик Ильи, вешать который на шею при всех он стеснялся.

– Ты когда фантазируешь, ни в чем себе не отказывай,– недовольно забурчал Задов.– Скажи еще, что спрут местными собачками обожрался и сдох.

– Нет, эти твари живучие,– тяжело вздохнул Батыр.– И осьминог этот всех нас переживет, если мы его не поторопим. Между прочим, рядом с левым бортом корабля все дно усеяно панцирями крабов и раковинами моллюсков. Лакомство для головоногих.

– Здесь он где-то,– уверенно подытожил Задов.– Гидра империализма опять тянет свои хищные лапы.

– Подманить его надо бы,– взял слово Садко, степенно оглаживая рукой кудрявую бороду.– Вы, товарищ Кузнецов, кажется, служили в армии этого осьми… Головастого… Так какие у него слабости? Что он любит делать больше всего?

Николай пожал плечами:

– Еву Браун любит. Вагнера любит. Выступать очень любит. Очень…

– Любопытно,– заинтересовался Садко.

– Часами с трибуны говорит, без перерыва. Звук его голоса завораживал многих, в том числе и его самого.

Садко подбросил в костер пару сухих досок:

– Надо достать записи выступлений Гитлера и прокрутить под водой.

– Голова! – восхитился Петруха, пока Кузнецов направлялся за спутниковым телефоном.

– Что есть, то есть,– скромно потупился Садко, ковыряя сапожком песок.

– Раньше надо было тобой заняться! – глухо проворчал вполголоса Задов, постукивая кулаком в раскрытую ладонь.

Кузнецов вернулся с телефоном и протянул его беку. Тот аккуратно взял трубку, повертел в руках и начал осторожно нажимать кнопки. Игрушка ему понравилась. Неожиданно из трубки донеслось удивленное:

– Вы еще живы, коллеги?

– Живы-живы,– раздраженно буркнул бек.

– Удивительно. Впрочем, всегда к вашим услугам.

– Нам срочно нужны гидрофоны, сотня метров кабеля к ним, магнитофон. Записи речей фюрера.

В трубке озадаченно помолчали, затем раздалось жизнерадостное:

– О’кей, утром я за вами заеду. У меня появилась идея. Прокатимся в город вместе.

После завтрака открытый джип Смита подъехал к лагерю. Встречали хозяина у крыльца Петруха и Кузнецов.

Китель сидел на Николае без единой складки, как будто его только что отгладили.Начищенные до блеска хромовые сапоги сверкали, пуская по сторонам солнечные зайчики. Петруха же стоял голый по пояс, в заштопанных галифе и цветастых шлепанцах на босу ногу.

– Образец прусского офицерства. Гордость рейха. Поедете в город в таком виде? – восхитился Смит Николаем.

– Могу надеть гидрокостюм,– ничуть не смутившись, ответил Кузнецов.

– Южане – народ терпимый, в отличие от северян, но до Хеллоуина еще далеко! – сказал Смит и пояснил в ответ на недоумевающий взгляд Петрухи: – Это праздник такой местный, когда люди переодеваются во всякую нечисть. Считается, что в этот день грань между миром живых и миром мертвых становится призрачной и они могут проникать к нам.

– У нас такой праздник круглый год,– почему-то грустно произнес Кузнецов.

– О! Как весело вы живете!

– Да, скучать не приходится.

– Терпимые, нетерпимые… Что вы, в самом деле! – встрял в разговор вышедший из домика Задов.– Возьми с собой пистолет, Колян, и запасных обойм побольше.

– Не надо пистолет,– забеспокоился Смит.– Я подниму в машине верх, а там по ходу разберемся.

Уверенно порыкивая двигателем, джип перевалил через песчаные дюны и выехал на ровную бетонку. Через полчаса они въехали в пригород. Коттеджи окраин сменились типовой городской застройкой из стекла и бетона. Поплутав по переулкам, джип остановился у магазинчика, вывеска на котором гласила: «Военный антиквариат».

Смит и Кузнецов прошли в магазин, с натугой открыв монументальную дверь из мореного дуба. Такая дверка вполне могла бы украсить любой средневековый замок. За спиной тренькнул звонок колокольчика, и перед ними во всем великолепии раскинулся настоящий рай для любителей военной старины.

За стеклом витрин стояли манекены, облаченные в мундиры разных армий и эпох. В углу слева громоздились пустые рыцарские доспехи, вооруженные устрашающими мечами и копьями. На полках были выложены рядами фуражки вперемешку с треуголками и киверами, расшитыми золотой нитью. Отдельно лежали каски, некоторые с дырками от пуль и осколков. На черных бархатных стендах висели ордена, медали, нагрудные знаки и шевроны. По стенам было развешано разнообразное колющее и режущее оружие.

На специальных резных подставках были выставлены мушкеты, пистолеты, карабины и автоматы. В правом углу на небольшом флагштоке висел полуистлевший пиратский черный флаг с белым черепом и костями. В магазине флагу было скучно. Ему явно не хватало соленого морского бриза и веселой абордажной команды.

Под потолком на прозрачных, почти невидимых лесках висели модели боевых самолетов. Один из них, краснозвездный ЯК-3, казалось, только что вышел из боя. В крыле зияла дыра, хвостовое оперение было изрешечено маленькими дырочками. За стеклом кабины виднелась маленькая фигурка летчика, который сидел, уткнувшись головой в приборную доску. «Ястребку» изрядно досталось в воздушном бою. За ним, немного повыше, висели две модели «мессершмиттов», выкрашенных в черный цвет,– с бубновыми тузами в белых кругах на крыльях. Один летчик показывал другому руку с поднятым вверх большим пальцем. Казалось, летчик улыбается. Точно сказать было трудно: самолеты висели высоко.

– Реалистично,– оценил Кузнецов, кивая Смиту на сценку воздушного боя. Тот согласно кивнул.

Слева от входа также стояло несколько огромных стеллажей, от пола до потолка заполненных книгами, подшивками газет и журналов, посвященных войнам всех времен и народов. На стенах висели картины и фотографии в рамках. Центральное место занимало монументальное полотно два на полтора метра. На картине, высполненной в духе Верещагина и с его же подписью, изображалась битва японского авианосца «Фудзияма» и алеутских китобоев на кожаном каяке.

Художнику особенно удалось передать азартные лица атакующих стального гиганта алеутов, вооруженных одними деревянно-костяными гарпунами. А на палубе авианосца шла во всех мельчайших подробностях будничная повседневная служба японских моряков. Впередсмотрящие смотрят далеко вперед и в упор не замечают отважное суденышко, подобравшееся вплотную.

Выражение лица старшего алеута не оставляет сомнений: авианосец будет потоплен, что, возможно, и соответствовало действительности, поскольку из своего последнего похода к Алеутским островам авианосец так и не вернулся. Японское правительство это событие прокомментировало невнятно. Официальные власти сообщили только, что экспедиция носила чисто научный характер – нанесение на карты морских течений.

Напротив входа, в самой глубине зала, терялась между стендами стойка, за которой расположился хозяин магазина. Он был одет в серую форму и такого же цвета кепи. Аналогичное обмундирование носили солдаты и офицеры конфедератов времен Войны Севера и Юга. На боку хозяина магазинчика висела пристегнутая к кожаному ремню кавалерийская сабля в серебряных ножнах. На флаге за спиной хозяина был изображен синий крест на красном фоне. Флаг проигравшей армии южан.

– Добрый день. Чем могу быть вам полезен? У нас большой выбор,– энергично завязал разговор хозяин.– О, настоящих ценителей старины видно издалека!

Он без остановки продолжал тараторить, с завистью разглядывая Кузнецова, одетого в форму офицера вермахта Второй мировой войны. От избытка эмоций владелец лавки даже перегнулся через прилавок.

– У нас срочный заказ. Мы ищем кое-что из раритетов,– пыхнул в нос хозяину сигаретным дымом Смит.

– Понимаю! Если нужно что-то особенное, то вы пришли по правильному адресу,– с чувством произнес продавец и бесцеремонно ткнул Кузнецова пальцем в грудь, указывая на железные кресты и нагрудный знак «За борьбу с партизанами».

– Где вы достали такие роскошные новоделы. Не отличить от настоящих!

– Это не новоделы,– оскорбился Кузнецов.– И я их не доставал, а лично снял с пленного.

– Да, понимаю! – закивал любитель истории.– Кто же добровольно расстанется с такими шедеврами. Так, и все же, господа, чем я могу вам помочь? Я вас внимательно слушаю.

Смит вперил в хозяина убийственно холодный взгляд:

– У нас не совсем обычный заказ. Нам нужны выступления Гитлера. Не стенограммы, а аудиозаписи или документальные хроники. Желательно, не отрывки, а в полном объеме. Вам ясно?

– Я же сказал, вы пришли куда надо,– гордо ответил хозяин магазинчика.– Я вас покину на миг, не более.

С этими словами он вышел в неприметную дверь за прилавком. Минутка растянулась на четверть часа. За неплотно прикрытой дверью что-то рухнуло и прокатилось с железным грохотом. Затем раздался негромкий хлопок, и в зал пополз едкий запах хлора. Послышалась тихая ругань. Наконец появился продавец. Сияя от гордости, он нес на вытянутых руках стопку больших запыленных конвертов из пожелтевшей от времени плотной бумаги. Сдув густую пыль, торговец редкостями аккуратно выложил конверты на прилавки:

– Настоящий винил. Вот дюссельдорфская речь – первое из записанных выступлений Гитлера. Январь тысяча девятьсот тридцать второго года, встреча с германскими промышленными магнатами. Вот речь на совещании командующих составных частей вермахта. А это настоящий раритет – спич перед пчеловодами, членами национал-социалистической партии. А вот это секретная речь перед англо-американскими товарищами.

– Хватит! – резко оборвал его Смит.– Последнее не нужно. Остальное берем.

Продавец выжидательно прищурился:

– Проигрывать на чем будете? В CD-проигрыватель пластинка не влезет. Могу предложить патефон. Родной, сделан в Гамбурге.

С этими словами хозяин магазина достал из-под прилавка черный чемоданчик.

– Заверните,– сказал Смит.

Одновременно с Кузнецовым он сунул руку в карман. Смит достал кредитную карточку. Николай – черный бумажник. Из бумажника Кузнецов вынул стопку синих купюр и поинтересовался:

– Рейхсмарки принимаете?

Хозяин магазина в явном восхищении прижал руки к груди и закатил глаза:

– Не передать словами, как я рад, что есть еще настоящие ценители истории. Снимаю перед вами шляпу!

С этими словами он снял с головы свое серое кепи, обнажив блестящую лысину.

– Рейхсмарки возьму. Тем более в таком хорошем состоянии. На каждый товар рано или поздно найдется свой покупатель.

Вежливо попрощавшись, Смит и Николай забрали покупки и направились к выходу. По пути Кузнецов обратил внимание на крошечных пилотов черных «мессершмиттов». Ему показалось, что теперь они повернули головы и, прижав лица к стеклу кабин, разглядывают людей под ними. Кроме того, было ощущение, что пилот, который прежде показывал товарищу большой палец, теперь руку опустил. «Ерунда какая-то мерещится после погружений,– подумал про себя Кузнецов.– Надо будет лечь спать пораньше».

Пластинки и патефон Смит небрежно засунул в багажник, где уже лежали две небольшие бухты кабеля и металлические кофры с аппаратурой. Обратный путь до домика в дюнах тоже прошел относительно спокойно. Смит даже не стал поднимать верх у джипа. На Кузнецова в его экстравагантной форме внимания никто не обращал. Правда, один старик, заметив Николая, на миг остолбенел, но, опомнившись, кинул им в салон букет пионов. Смит недовольно дернул щекой, но смолчал. Кузнецов расспрашивать не стал.

Самый большой интерес к привезенному оборудованию проявил Петруха.

– А это что за сбруя? На морского конька? – Петруха разглядывал непонятную конструкцию из прорезиненных ремней, скрепленных между собой металлическими кольцами. Задов в это время, широко растопырив большой и указательный пальцы, зачем-то измерял джип Смита.

– Это сбруя, как вы точно заметили, для дельфинов, а здесь… – Смит похлопал ладонью по боку серебристого кофра,– … здесь находятся экспериментальные образцы гидрофонов, которые работают под водой без кабелей. Последняя разработка. Гидрофоны снабжены маячками. На электронном планшете будет видно их местонахождение с привязкой к карте морского дна. Разбросать их по дну смогут дельфины, они этому обучены. Правда, до этого они ставили только магнитные мины на корабли. Но какая разница? Если вы обещаете вернуть гидрофоны в целости и сохранности – они в вашем распоряжении.

– Конечно, обещаем. О чем речь? – проникновенным голосом произнес Задов, оторвавшись от джипа.

Одну руку Лева приложил к животу, где, по его мнению, находилось сердце, вторую с раскрытой ладонью поднял вверх, как под присягой. Это наводило на мысль, что Лева с американской Фемидой знаком не понаслышке:

– Клянусь!

– Обещаем, обещаем! – скороговоркой поддержал Задова Садко.– Ежели нужно, то и расписаться не грех. Куда ставить подпись? Показывай, мил человек. Или хочешь, ударим по рукам. Слово купеческое крепче железа.– Садко протянул правую руку Смиту, а левую спрятал за спиной и скрестил указательный и средний пальцы.

Кузнецов отвернулся в сторону и тактично промолчал.

– Еще нам нужна машина. Позарез,– безапелляционно заявил Задов.– Забыли давеча сказать! Закрутились, сам понимаешь, с этими делами. Вдруг приспичит, а тебя лишний раз тревожить не хочется. Время– деньги.

– О, приятно иметь дело с деловыми людьми. Честного человека сразу видно. О’кей. Только ударять никуда не надо. Оформлю документы и к вечеру пригоню машину посолиднее, чтобы не так тесно было. «Хаммер» подойдет? – поинтересовался Смит.

– Подойдет! – легко согласился Лева.

– Держите гидрофоны. Ничего сложного в обращении нет.– Смит открыл кофр, в ячейках которого лежала дюжина гидрофонов. Внешним видом они напоминали морских ежей – черные полусферы, утыканные длинными колючками антенн.

– Вот тут включается планшет,– объяснял Смит, показывая на кнопки.– Гидрофон активируется автоматически, а это выносной микрофон. Подносите его к патефону и транслируете речь на дно океана. Если переключить тумблер в обратное положение, то услышите все звуки под водой. О’кей?

– О’кей! – Задов похлопал Смита по плечу.– Не дрейфь, братишка, разберемся.

– Это еще не все.– Смит открыл небольшой пенал, в котором лежали цилиндры с кольцами на боку.– Парализующие шашки-гранаты. Выдергиваете кольцо, и в воду поступает концентрированный яд, растворяющийся в воде. В организме любого морского существа надолго блокирует мышечную систему. Вы будете в гидрокостюмах, и вам опасаться нечего. Тем более что на нервно-мышечную систему человека он, кажется, вообще не действует. Но на всякий случай не забудьте про перчатки и капюшоны. Радиус поражения до пятисот метров.

– Давненько не брал я в руки шашек,– заметил Задов, жонглируя гранатами.

– А это не опасно? – хлопая глазами, насторожился Петька и пояснил: – Для дельфинов.

– Если они попадут в зону поражения, то их следует поднять на поверхность не позднее пяти минут. Иначе захлебнутся,– спокойно заметил Смит.– Но в вашей ситуации два дельфина – это допустимые потери. Вопросы еще есть? Нет. Тогда мне пора.

– Гуманитарная операция в Европе? – понимающе кивнул Кузнецов.

– Нет. Играю в гольф с боссом.

Усевшись в джип, Смит на прощание посигналил коллегам. Клаксон проиграл «Боже, храни Америку».

Глядя вслед отъезжающей машине, Задов сплюнул и процедил сквозь зубы:

– Ишь ты, патриот!

– Это слово ругательное? – поинтересовался Петруха.

– У них – нет,– ответил Кузнецов.– Лева, зачем тебе машина? Как ты ее на карусель закатишь?

– Ну ты спросил! – с ходу вызверился Задов.– Надо только из пола доски выломать. По ним и заеду.

– Тебе Владимиров ребра выломает за карусель,– меланхолично заметил Батыр,– и будет прав. Да я не против, закатывай.

– Я все промерил! Между жирафом и корабликом как раз поместится. Тютелька в тютельку,– доверительно сообщил Лева Садко.

– Ну и на кой ляд тебе джип на острове? – завистливо поинтересовался Садко.– От дома до штаба две минуты хода.

– На рыбалку сгоняю,– упорствовал Лева.

– На острове до моря рукой подать. В какую сторону ни пойдешь – уже берег,– съязвил Кузнецов.

– В Лукоморье съездим, да, Петруха? Знай наших!

Когда дело пахло экспроприацией, Задов был непоколебим, и никакие Барановы ему были не указ. В отличнейшем настроении Лева подхватил кофр с гидрофонами и направился к лодке, насвистывая про шаланды, полные кефали.

– Хорош лясы точить,– проводил Батыр взглядом Задова.– На сборы полчаса! Пора закругляться.

Были сборы недолги. К привычной уже амуниции разведчики добавили парализующие гранаты, закрепив их на поясах. Петька, как и все, натянул гидрокостюм, каковой факт Садко тут же и прокомментировал:

– Дурак, что ли?

Но тут Садко заметил Левин кулак у себя под носом, сразу же вспомнил, что вчера десантники забыли извлечь на берег авоську баночного пива, и в одиночку ринулся ее вытаскивать.

Кузнецов еще на мелководье включил маячок вызова. Клайд и Бонни ждать себя долго не заставили, поскольку последнее время держались вблизи пирса.

Батыр, чертыхаясь и извиняясь, долго натягивал на дельфинов сбрую, на которой закрепил контейнеры, наполненные гидрофонами. Один конец сбруи проходил через пасть афалин. Прикусывая эти удила, они и должны были сбрасывать на дно своих искусственных морских ежей. Ласково погладив дельфинов по бокам, Батыр с напутствием «сейте разумное, доброе, вечное» отправил своих «лошадок» в океан.Пересвистываясь, Клайд и Бонни умчались. Оставшиеся гидрофоны Кузнецов с Петькой разбросали с лодки вокруг корабля, затонувшего на коралловом рифе.

На мелководье остался лежать свернутый в рулон невод из полимерной нити. К рулону крепились два небольших обруча, которые при необходимости дельфины самостоятельно могли нацепить на свои смышленые мордочки. Сеть предназначалась для осьминога.

Спустя полчаса вернулись дельфины – довольные и счастливые. Следом причалила к берегу и лодка с Кузнецовым и Петрухой. Охотники сгрудились в гостиной вокруг электронного планшета.

На экране ярко горели красные точки, обозначающие место расположения гидрофонов на дне. Батыр поставил на стол стаканчик с зубочистками шамана.

– Приступим! Семь раз отмерь – один раз подожги,– припомнил Кузнецов любимую поговорку своего наставника, инструктора по минно-взрывной подготовке, мастера «рельсовой войны», в прошлом прораба-строителя.

Он выдвинул микрофон из панели управления и установил рядом с патефоном. Несколько раз осторожно прокрутил ручку, заводя пружину древнего проигрывателя. Затем осторожно достал из верхнего бумажного пакета пластинку и опустил ее на диск.

Пластинка завертелась вокруг блестящей оси. Неожиданно из динамика донесся голос. Голос вещал со страстью и напором. Голос завораживал, томил, проникал до самых темных глубин души. Голос звенел. Голос воспарял и возносил, заклинал и увещевал, баюкал и хлестал внезапным окриком.

– Глянь-ка,– легко толкнул бек Кузнецова локтем, указывая глазами на Садко, Петруху и Задова.

Задов, развалившись в кресле, упивался музыкой голоса, блаженно закатив глаза и забыв про недопитую банку пива. Петруха открыл рот и что-то бешено строчил в блокноте. Садко, вслушиваясь в речь, настраивал гусли.

На самого бека черная магия вождя Третьего рейха почему-то не действовала, как, впрочем, и на Кузнецова. Николай прошел отличную школу контрпропаганды Коминтерна, а бек то ли не понимал смысла половины слов, то ли обладал врожденным иммунитетом к демагогии любого пошиба.

Красные огоньки на экране продолжали спокойно гореть. Ничего не происходило. Кузнецов переключил гидрофоны в режим прослушивания, и в комнату ворвались звуки моря. Немые доселе обитатели глубины приобрели голос. Стрекотание, щелканье, мяуканье, вой, рев, визг, шепот. Эта какофония привела в чувство дрогнувшие было души некоторых слушателей. Садко смущенно отложил гусли, Петруха захлопнул блокнот, и один Лева слегка нахмурился, словно оставшись недовольным перерывом в трансляции. Впрочем, к его удовольствию, минуту спустя гидрофоны снова переключили в режим передачи.

Медленно текло время. Охотники слегка расслабились. Садко задремал, бек то и дело ходил на кухню за пивом, а Кузнецов, которому быстро наскучило менять пластинки, перепоручил эту работу Петрухе и, отозвав Задова, принялся обсуждать с ним какие-то технические вопросы.

– Смотрите! Они пропадают! – внезапно заорал Петруха, указывая на экран. Огоньки гидрофонов у рифа гасли один за другим. На крик вбежал бек и, прислушавшись к патефону, деловито поинтересовался:

– Что за пластинка?

– Я их по очереди ставил. Как лежали, так и ставил,– испуганно и виновато залепетал Петруха.

Кузнецов глянул на пыльный серый конверт. На нем от руки было написано: «Речь премьер-министра Черчилля „О необходимости авиационных бомбардировок Германии“.

На экране потух еще один огонек. Кто-то методично и неутомимо уничтожал гидрофоны.

– Мать честная! – вскочил Садко.– Глядите, люди добрые! Лева, смотри же тоже!

На столе, норовя выпрыгнуть из стаканчика, подпрыгивали зубочистки.

– Он,– торжествующе заорал бек и сунул одну зубочистку в зубы.

– По коням! – возбужденно воскликнул Задов и, от избытка эмоций стулом высадив раму со стеклом, выскочил в окно. Следом за ним попытался сигануть Петька, и Садко едва поймал его за пояс:

– Порежешься. Давай в дверь.

Команда подводников неслась к лодке сворой гончих, почуявших след. Изрезанный осколками стекла Задов успел стащить лодку в воду, уже сидел в ней и судорожно дергал шнур стартера.

«Может быть, не заведется,– мелькнула в голове у бека предпоследняя надежда, но тут же сменилась последней: – А вдруг без нас уплывет?»

Но мотор завелся, и один Лева уплывать не стал.

«Звезда Бермуд», взревев мотором, устремилась в открытый океан. Дельфины, просунув смеющиеся рыльца в обручи, прихватили сеть и понеслись следом. Они изо всех сил старались не отставать, но это не получалось: мешал груз.

Задов выжимал из двигателя последние лошадиные силы. Остальные торопливо надевали акваланги. Когда лодка поравнялась с желтым буем, установленным над рифом, Задов заглушил мотор.

Лодка по инерции еще плыла, а пловцы уже прыгали в воду. Первыми исчезли под водой Батыр и Кузнецов, за ними Петруха и Задов. Охота началась.

Днище лодки выглядело снизу как огромный жук, распластавшийся на воде. Солнце пробивало океан насквозь, заливая светом коралловые деревья. Стая разноцветных рыбешек вилась между ветвей, тускло искрясь в приглушенных толщей воды лучах. По песчаному дну, оставляя за собой тонкий след, ползали перламутровые моллюски. Охотники проплыли над группой суетливых скатов, и как-то вдруг и сразу из голубой дымки впереди показалась темная громада затонувшего корабля. Пловцы заработали ластами еще энергичнее, но тут же судорожно замахали руками, притормаживая.

Немного в стороне, метрах в шести ниже группы аквалангистов, сидел на дне огромный осьминог. Зажав в щупальцах камень, спрут осмысленно долбил по очередному гидрофону.

Батыр, не размышляя, спикировал вниз и выстрелил в головоногого из подводного ружья. Он хотел поскорее вернуться на берег.

Бек промахнулся. Гарпун, разматывая линь, пролетел мимо цели и воткнулся в коралл, застряв в нем намертво. Задов застонал. Осьминог недоуменно поднял голову и, похоже, неожиданной встрече даже обрадовался.

Такая добыча ему не попадалась давно. Неуклюжие людишки решили дать ему бой? На его собственной территории, под водой? Спрут со шрамом на голове одной половиной щупалец закрепился за обломок скалы, а другой молниеносно спеленал Батыра по рукам и ногам. Бек сделал попытку дотянуться до ножа, но не смог пошевелить даже кистью. Задов и Кузнецов не стреляли, опасаясь попасть в товарища. Петруха нервно озирался в поисках припозднившихся дельфинов.

Кончиком одного щупальца осьминог обвил Батыра за шею и, явно растягивая удовольствие, начал ее медленно сдавливать. Глаза бека стали почти квадратными и уже с трудом помещались в маске. Тем не менее отважный Батыр сохранял на искаженном лице подобие беззаботной усмешки. Мол, ничего страшного, мало ли кто там прицепился. Смесь выпученных глаз и беззаботной усмешки бека привела Петруху в ужас.

Кузнецов и Задов, обнажив ножи, подплыли поближе. Осьминог в ответ поднял со дна зазубренный железный и весь поросший ракушками обломок борта. Угрожающе размахивая им, он стал отступать вместе с Батыром к кораблю.

Сверху мелькнули тени, и пронеслись дельфины, буксирующие сеть. По дуге они поднялись к самой поверхности и только там сбросили с рыл надоевшие им обручи. Невод медленноразворачивался в воде, опускаясь сверху на осьминога.

Поднявшись над местом схватки, Кузнецов снял с пояса парализующую гранату и, разжав усики, выдернул чеку. Потом Николай просто разжал пальцы, выпуская гранату из руки. Металлический цилиндр, уходя на дно, разделился на две половинки, и яд попал в воду.

Вокруг начался настоящий рыбопад. Проплывавшая рядом стая рыб-попугаев остановилась, словно налетев на невидимую стену. Рыбки, беспомощно шевеля плавниками, опускались на дно. Полутораметровая барракуда, дергая хвостом, уткнулась в песок. Укоризненными глазами глядя на своих новых друзей, медленно и печально брюхом вверх падали-парили Бонни и Клайд.

Мгновение назад кипевший жизнью коралловый риф теперь напоминал безжизненную мертвую пустыню. Дно покрывал разноцветный ковер из неподвижных рыб. Единственным, кто еще сопротивлялся действию яда, был осьминог. Судороги корежили его тело. Отшвырнув недодушенного бека, спрут продолжал ползти к кораблю. Щупальца его хаотично извивались, тело беспорядочно меняло окраску, а сверху неумолимо опускалась прочная сеть.

И все-таки он ушел бы. Даже то немногое, что было в этом животном от человека, спасло бы его. Он разорвал бы невод и не подпустил бы к себе охотников. Спрятавшись в недрах мертвого корабля, отсиделся бы, передохнул, позвонил бы кому-нибудь… Но гибели Бонни не смог перенести Петруха.

Петька не думал. Бешено работая ластами, он молнией устремился к осьминогу, крепкими юношескими руками вцепился в клюв и с натугой его раздвинул. Потом, набрав полные легкие воздуха, с усилием впихнул в глотку спрута сорванный со спины баллон, накачанный воздухом под максимальным давлением.

В этот день под воду Петруха уходил впервые. Как всякий новичок, экипировался он по полной программе и не забыл прихватить положенный по инструкции фальшфейер ^[37]. Рванув кольцо, он воспламенил его и прижег тушу головоногого. От изумления и боли спрут защелкал клювом, а Петруха, улучив подходящий момент, отправил фальшфейер вслед за баллоном в глотку подводной твари.

Взрыв был глухим, но мощным. И тут осьминог сделал последнее, что он мог еще сделать. Он издох.

Батыр стоял на дне на четвереньках, очумело поворачивая голову из стороны в сторону. Одной рукой он ощупывал шею, другой держался за черный коралл. Рядом с ним лежали дельфины. Батыр обхватил Бонни поперек туловища и, сильно оттолкнувшись от песчаного дна, начал всплывать.

На поверхности дельфин шумно вздохнул. Из дыхала ^[38] вылетел сноп брызг. Несколько секунд спустя на поверхности показался Кузнецов. В его руках вяло трепыхался Клайд. Последним – с безвольным телом Петрухи в руках и невысказанными ругательствами под загубником – всплыл озабоченный Задов. Из носа и ушей контуженного взрывом подводного Самсона текла алая кровь.

Лодка пошла к берегу. Вместе с едва очухавшимися дельфинами и так и не пришедшим в себя Петрухой она оказалась перегружена. Края бортов почти черпали воду. Акваланги, баллоны, снаряжение, даже гидрокостюмы – все полетело за борт во имя скорости.

Днище лодки еще не скрипнуло о песок, когда метрах в десяти от берега бек заметил размашистые саженки Садко. Встревоженный купец плыл с топором в зубах чуть медленнее здорового дельфина и проскочил мимо лодки. Заметив промах, он тотчас развернулся и, удвоив усилия, легко обогнал резиновую шаланду.

Выскочив на берег, разведчики первым делом занялись отравленными дельфинами и контуженым товарищем, хотя Задов сгоряча предлагал сначала отметить победу и закусить.

Под палящим солнцем кожа афалин быстро высыхала. Бонни и Клайда, а заодно и Петруху аккуратно вытащили из лодки и опустили в воду рядом с берегом. Так, чтобы всем троим дыхало не залило. Дельфины в знак благодарности за спасение слабо шевелили хвостами. Петруха из солидарности с дельфинами шевелил изодранными ластами. Окончательно очнулся он, когда Бонни нежно коснулась его перемазанной кровью щеки.

– Вставай, Петро,– цинично посоветовал багровому Петрухе Задов.– Кентавр и русалка не пара. Плохо кончишь, родной.

Петька неуверенно встал на ноги, затравленно оглянулся и поковылял к дому.

– Пожрать что-нибудь сготовь! – крикнул ему вдогонку Задов, поворачиваясь к дельфинам.– Яичницу пожарь с беконом.

С афалинами расставались тепло. Кузнецов, зашвырнув подальше в море свисток вызова, молча протянул Бонни и Клайду обмазанные шпротами справки-объективки, которые они тут же благодарно и проглотили. Садко добродушно салютовал дельфинам с приличного расстояния, Батыр ласково гладил мокрые носы, а Задов отталкивал дельфинов подальше от опасной линии прибоя.

Еще минут пять они наблюдали за двумя вертикальными плавниками, идущими поперек накатывающих на сушу волн. Над плавающими у рифа ошметками спрута вилась туча чаек. Вдруг Лева недовольно повел носом и обернулся. Через мгновение недавние аквалангисты наперегонки бежали от моря.

Домик на дюнах горел.

Судя по всему, очаг пожара находился на кухне. Впрочем, огонь уже весело бегал по всем стенам и ласково лизал крышу. В безветренном небе дым поднимался столбом, унося в небо снопы искр.

– Горим, братишки! – завопил Лева и ломанулся к пожару.

Когда они добежали, тушить было уже нечего. Метрах в десяти от ревущего огня на песке сидел чумазый Петруха. У ног его лежали головные уборы соратников: фуражка Николая, папаха Задова, панамка бека и картуз Садко.

С безопасного расстояния друзья молча смотрели на догорающий домик. Из всех пятерых более-менее прилично одетым выглядел Садко, который бросился в воду, не сняв ни кафтана, ни сапог.

Огонь, рассыпая искры,последний раз вырвался из окон и дверного проема с ревом и гудением. Подняв тучу искр, с грохотом обвалилась внутрь прогоревшая крыша. Где-то в глубине дома, не выдержав жара, одна за другой рванули две бочки с дизельным топливом.

Тоненькие язычки пламени медленно поползли по сухой траве к далеким корпусам Центра-океанариума.

Садко аккуратно рвал себе бороду и громко убивался:

– Гусли! Гусли мои, гусельки… Самогуды драгоценные!

– Брось,– попробовал утешить его Задов, надев папаху и выжимая снятые плавки.– На кой тебе эти деревяшки?

– Перстеньки там заветные, камешки на черный день хранились. Дороги как память,– продолжал драть бороду Садко.

– Дорогие на пальцах носить надо,– нравоучительным тоном сказал Задов. Возможно, он был немного не в себе, поскольку тотчас добавил: – Дровишек бы подбросить.

Внезапно у них за спинами раздались переборы гитары, и хриплый голос решительно заявил: «Если друг оказался вдруг…»

Стоящие у догорающего дома победители обернулись. На прибрежном песке останавливалась карусель, с которой деловито спрыгивали их боевые товарищи по отряду. Первыми на берег слетели с помоста Илья и Малюта. Илья был в отутюженных портах, заштопанной льняной рубахе с чугунными наплечниками и в кожаных выходных сапогах. Малюта – в походной инквизиторской рясе и сандалиях. В руках у Скуратова был окованный железом посох, Илья же держал под мышкой меч-кладенец. Руки его были заняты крынкой молока. За ними последовали другие. Все были при оружии и очень возбуждены. Было очевидно, что отряд собрался по тревоге.

—Вот и подмога поспела,– громко буркнул себе под нос Задов и снова повернулся к полыхающему дому, походя пришлепнув на спине муху влажными плавками.– Очень вовремя!

Подмога, однако, вела себя странно. Вновь прибывшие десантники рассыпались цепью и теперь широким полумесяцем окружали группу батыра, постепенно замыкая кольцо.

– Гуд дэй! – крикнул Кузнецов Ермаку и приветственно помахал рукой.

В ответ не последовало никакой реакции. Кольцо окружения замкнулось в молчании.

– Не нравится мне все это! – мрачно заметил Садко, оставляя в покое бороду и тихонько двигаясь к валявшемуся неподалеку топору.

Скуратов упер железный конец посоха в прочную новгородскую сталь и глухо сказал:

– Не балуй, купчина! Огрею – пожалеешь!

– Гравировку не поцарапай,– хмуро процедил сквозь зубы Садко,– не расплатишься.

К Малюте подошел Батыр. Он благоразумно остановился от Скуратова на расстоянии, намного превышающем длину посоха, и, безошибочно определив в Малюте старшего группы, коротко отрапортовал:

– Докладываю: задание выполнено! В ходе операции подлинные чудеса идио… то есть, тьфу, героизма проявил товарищ Филиппов. С нашей стороны потерь нет.

Скуратов недоуменно почесал посохом затылок и, покосившись на догорающие руины, чуть сбавил обороты:

– А это зачем?

– Во избежание недоразумений останки противника преданы кремации. Все следы нашего пребывания в данной реальности уничтожены, чтобы избежать пространственно-временных коллизий. Командир группы – старший батыр Батырбеков.

– Подтверждаете? – спросил Малюта у Кузнецова.

– Да, подтверждаю,– коротко ответил Кузнецов, прекращая разминать голень, на которой ремнями был закреплен подводный нож.– Уничтожено все. Что надо уничтожено и что не надо.

– Отбой, ребята! – зычно крикнул Малюта, обнимая бека, на глазах которого внезапно выступили слезы.– Ложная тревога!

– А я что говорил,– орал так и не обнаживший меча Муромец, поставив крынку на песок и дружески тиская Кузнецова, у которого тотчас перехватило дух.– Кому поверили? Баранову поверили!

– Прости, друже.– Малюта чуть отступил от бека и отвесил ему земной поклон.– Поклеп, сам вижу. Заммордух доносами Владимирова извел. Дескать, на связь не выходите, картинки пакостные разглядываете, брагу местную пьете, взятки выпрашиваете. Эх, люди-людишки! Не переживай, я с ним еще разберусь за донос облыжный.

– Связь-блюдце не работало,– виновато пробормотал под нос Батыр,– да и сгорело оно вообще-то.

– Что значит – сгорело? Я требую служебного расследования,– занервничал Хохел, перекладывая громоздкую пищаль с плеча на плечо.

– Будет тебе служебное расследование. С завтрашнего дня начнем инвентаризацию вверенного тебе имущества. Под моим личным контролем.– Вновь ставший самим собой Малюта сухо цедил слова сквозь зубы, внимательно разглядывая Хохела так, словно видел в первый раз. – По коням! – скомандовал наконец он, отпуская взглядом бледного как смерть Хохела.– Что-то тут паленым пахнет. Все на карусель! Не задерживаться!

– Подождите,– заволновался Задов, все это время продолжавший машинально отжимать плавки.– Нельзя мне по коням. Сейчас ко мне должны приехать. Очень важная встреча. Мне надо расписаться.

К голому Задову тихо подошел Дуров. Бросив на песок именной ППШ, он указательным пальцем приспустил пенсне на нос и, развернув Леву лицом к солнцу, внимательно оглядел его зрачки. Потом ласково приобнял товарища за плечи и начал нежно уговаривать:

– Голубчик, а вам ведь отдохнуть надо. Столько переживаний, такой подвиг. Будьте паинькой – домой пора. А я вам капелек травяных накапаю. Ага?

Лева упирался, мотал головой и вяло отмахивался плавками. При всем уважении к Дурову ни домой, ни куда-нибудь еще идти он не хотел. На помощь дрессировщику подоспел Илья. Подхватив несчастного Леву под руки, они довольно легко дотащили его до карусели, оставив, правда, при этом за собой две глубокие борозды – идти сам Задов отказывался.

– Ничего! На рыбалку ножками сходишь. Как все! Топ-топ,– сказал вслед довольный Садко.

– Вы о чем, коллега? – спросил Садко интеллигентный Нестеров, подбирая с песка ППШ Дурова.

– Это так,– смутился Садко,– не обращай внимания. Посттравматический бред.

– Понятно,– улыбнулся Нестеров, передергивая затвор, и, дико хохотнув, выпустил от бедра длинную очередь по пепелищу.– Хорошо-то как! – Психологическая травма, полученная при таране австрийского аэроплана, иногда давала о себе знать.

Вокруг и впрямь была благодать. Фонтанчики пепла, выбитые пулями Нестерова, разбрасывали по сторонам веселые брызги. Пожарище еще тлело, но едкий запах жженого пластика ветерок уносил в сторону океана. Туда же опускалось солнце. В видневшемся поодаль институте ревел сигнал пожарной тревоги. В дюнах стрекотали местные кузнечики, а обожравшиеся осьминожиной чайки, сыто курлыкая, улетели красить пометом ближайший авианосец.

– Давай на карусель,– поторопил Нестерова Малюта. Доверяя своему нюху, он по-прежнему все еще ждал неприятностей.– На полигоне не настрелялся?

– Уже уходим? – грустно оглядывал окрестности Сусанин, обиженно опуская вилы, на рукоятке которых темнели восемьдесят четыре насечки. Судя по всему, он рвался в бой.

Погрузка на карусель заканчивалась. Задова, как тот ни сопротивлялся, усадили в расписные сани между Ильей и Дуровым. Дрессировщик продолжал шептать ему на ухо что-то ласковое, только что не кормил с руки сахаром.

Все окончательно расселись, Малюта облегченно вздохнул, а карусель начала свой пока еще неторопливый бег, как вдруг издалека послышался гул моторов. Судя по звуку, к бывшему лагерю подводных охотников, от которого осталось едва дымящееся пепелище, двигались по меньшей мере две машины с мощными двигателями.

Задов глухо зарычал и сделал последнюю попытку вырваться из дружеских объятий. Он даже попытался укусить Муромца за бронированное плечо. Зубы скользнули по чугунному наплечнику, и Задов больно прикусил собственную губу.

Хохел, торопливо усевшийся на ракету с надписью «На Луну!», спросил что-то насчет психиатрической помощи Леве. Муромец в ответ спросил что-то насчет того, чтобы заткнуться. Над калифорнийским побережьем зазвучала знакомая до слез песенка: «Друг в беде не бросит, лишнего не спросит…» Карусель исчезла.

– Фашиста в форме в плен не брать! – донеслось из-за дюн, откуда выползли два огромных армейских «Хаммера» с «зелеными беретами». Задову джипы пришлись бы по сердцу. Полновластный куратор местной реальности Смит держал свое слово.

На востоке небо затягивали темные тучи. На западе огонь подбирался уже к главному корпусу Центра. Где-то в вышине слышались раскаты грома. Начинался сезон штормов.

Глава 7 ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

– Да, и еще,– окликнул, поднимаясь из-за стола, Малюта Кузнецова, когда тот уже встал со стула.– Из Главка было указание в любых командировках повышенное внимание уделять христианским святыням. Так что учтите.

– Это в Индии-то? – скептически уточнил Николай, но спорить не стал и, пожав руку Скуратову, вышел.

* * *

…Карусель уже сутки как простилась с десантом, сыграв напоследок «Арию индийского гостя» в похоронном темпе, а толком освоить походного слона они так еще и не успели.

Забраться на это монументальное животное, пусть даже опустившееся на колени, оказывается, не так-то просто. В совершенстве, наверное, это умеют делать лишь опытные погонщики.

Искусством этим они овладевают с раннего детства и до тех пор, пока однажды не разбивают себе голову. Погонщиком же, а заодно и проводником был индус из касты «найду-найду» по имени Хирли. За плату в виде латунной пуговицы со звездой Задов нанял эту падшую родственную душу в ближайшей к месту высадки деревушке, где Хирли били за воровство кур и двойную беременность близняшек – Зиты и Гиты, дочек местного старосты.

Еще пяток пуговиц ушел на взятку односельчанам Хирли, которые только из уважения к русским братьям (хинди – руси, пхай-пхай!) согласились убить Хирли позже. Взятый же на неделю в аренду слон Хатхи обошелся десанту значительно дороже.

Отбитый у соседей Хирли без раздумий согласился проводить Задова, Кузнецова и Батыра через дикие индийские джунгли к хижине старого отшельника. Старшим в группе в этот раз пошел Кузнецов. Джунгли или белорусские чащобы – разницы нет, решило командование, и было абсолютно право. Лес, он и в Африке лес.

Хирли, залезая на слона, использовал для этого дерево. Уже с пятой попытки он не промахнулся и спрыгнул точно на спину терпеливого животного. Погонщик-проводник спустил вниз канат, и Кузнецов с Задовым не без труда вскарабкались наверх и удобно устроились на лавочках в широких носилках-корзинах.

У Батыра посадка прошла ярко, с неким даже шиком. Забравшись на слона, он тут же поскользнулся и «ласточкой» устремился к земле. Ни испугаться, ни тем более помочь акробату товарищи не успели. Зато слон поймал Батыра в воздухе хоботом, на минуту поднес к своим умным внимательным глазам, запомнил, а потом, держа его поперек тела, грациозно поднял и опустил на носилки.

– Вперед! – закричал погонщик и ткнул своего питомца острым концом короткого медного жезла.

Слон поднял хобот, затрубил и послушно пустился в путь. Батыру почудилось, что под ним не серый гигант, а плывущий по волнам корабль. Ненавидящий море, как настоящий моряк, он, однако, всегда начинал немного скучать по нему, когда был на берегу. Сухопутным крысам этого не понять.

Несмотря на то что солнце стояло в зените, в джунглях царил полумрак. Слон, слегка покачиваясь, шел через заболоченную местность. На болотах цвели белые лотосы. Над головами летали разноцветные попугаи и огромные, размером с суповую тарелку, бабочки. Переплетенные ветки вековых деревьев образовывали над бойцами непроницаемый зеленый шатер.

Сразу за болотом начались сплошные заросли бамбука. Высокие, тонкие суставчатые стволы поднимались выше человеческого роста. Слон терпеливо продирался сквозь них, высоко поднимая ноги и стараясь не повредить нежные ступни.

Кузнецов развязал вещмешок и достал из него глиняную табличку. Перед отправкой на задание Владимиров вручил ему этот черепок, по которому шли ряды значков, похожих на отпечатки куриных лапок. И объяснил, что это не просто кусочек черепицы с крыши, а верительная грамота, по которой десант опознает местный связной отшельник и прояснит суть возникшей проблемы. Дмитрий Евгеньевич авторитетно заверил Кузнецова, что надпись на табличке – это клинопись, которой пользовались несколько тысячелетий назад при дворе царя Гильгамеша.

Кузнецов продолжал бесцельно вертеть в руках куриные письмена. Кое-что его уже порадовало. Выяснилось, что в районе высадки есть только один отшельник. Местные жители, как рассказали в деревне Хирли, почитали его за святого, но предпочитали держаться подальше. Хижину старика обходили стороной.

Погонщик обернулся к друзьям, сидевшим в носилках, и протянул руку. На ладони лежали четыре свернутые в трубочку листочка бетеля. Один из них он демонстративно засунул в рот и начал жевать, периодически сплевывая тягучую красную слюну. Кузнецов отказался. Задов, надвинув на глаза папаху, кемарил. Зато Батыра упрашивать не пришлось. Он засунул за щеку сразу три порции и, натужно двигая челюстями, охотно принялся жевать. Хирли одобрительно кивнул.

Слон резко остановился, и сладко дремавший Задов чуть не выпал из носилок. Они едва не наступили на хвост королевской кобры, огромной черной змеи, укус которой, говорят, убивает на месте даже носорога.

Судя по хвосту, это была настоящая королева, которая мирно спала на тропе, протянувшись поперек, как толстая черная труба.

Залов недовольно потянулся и осведомился у погонщика:

– Кому стоим, алиментщик? Чего ждем?

– Ждем, пока проснется и уползет,– вежливо ответил Хирли, особо благодарный Леве за своевременное спасение из рук односельчан..

– А объехать? – осведомился Кузнецов.

– Не стоит. Если ее разбудить, она может страшно рассердиться.

Между тем у Батыра накопился полный рот слюны из-за размятого зубами бетеля. Терпеть он больше не мог и потому деликатно и смачно сплюнул в кусты, росшие рядом с тропой. По хвосту змеи прошли судороги, а из кустов, куда плюнул Батыр, стремительно поднялась черная молния. Прямо перед своими лицами путешественники увидели огромный раздутый капюшон и многообещающий взгляд свирепых глазок. С морды гигантской змеи стекала красная жижа пережеванного бетеля. Она покачивалась из стороны в сторону, едва ли не возвышаясь над слоном.

– Это наг-мар! Слуга смерти! Мне о ней дедушка рассказывал,– простонал проводник и закрыл лицо руками. Сквозь ладони слышалось глухое бормотание. Хирли призывал Кришну то ли защитить их, то ли покарать Батыра.

– Говорила мне мама, не води дружбу с некультурными людьми,– шептал Задов, сползая со скамеечки.– Доплевался, зараза!

Батыр громко икал и качался из стороны в сторону в такт с разъяренной гигантской коброй. Королева змей, однако, с нападением медлила. Слуга смерти никак не могла выбрать, с кого именно ей следует начать. Наконец с громким шипением кобра подалась вперед, приподнявшись на хвосте. Кузнецов зажмурился и инстинктивно выставил перед собой руки с зажатой в них табличкой.

Кобра резко отпрянула, как от удара, и теперь не сводила взгляда с древнего глиняного черепка. Капюшон опал, шипение затихло. Змея свернулась в огромный клубок и замерла, прикрыв глаза. Слон затрубил и помчался напролом, ломая бамбук и толстые деревья, как спички. Ни животные, ни люди не любят смерть и ее слуг.

Слон еще долго носился по джунглям, резко меняя направление. Он петлял среди деревьев, пробегал по ручьям, шел задом наперед и заметал следы зажатой в хоботе пальмой, вырванной по дороге. Погонщик попытался приструнить животное своим жезлом, но слон вырвал палку у Хирли и зашвырнул ее далеко в заросли какого-то колючего кустарника.

После этого он еще несколько часов беспрепятственно продолжал петлять по джунглям, так что любая погоня была обречена на провал. «Нам бы в Полесье десяток таких,– восхищенно оценил его возможности Кузнецов.– Настоящий партизанский слон! Такой бы карателей на отряд ни в жизнь бы не навел». Николай размечтался не на шутку, однако табличку, спасшую им жизнь, не забыл бережно спрятать в вещмешок, замотав в чистые портянки. Задов вновь задремал, Хирли делал вид, что все идет по плану, а вошедший во вкус бек потихоньку таскал из кармана сидящего впереди погонщика все новые и новые трубочки бетеля.

Темнело. Безмолвные весь день джунгли начали оживать. В кронах деревьев слышалось хлопанье крыльев. Для ночных птиц и зверей наступал их «день». Первыми появились шакалы, они осторожно крались вдоль тропы, периодически припадая мордами к земле.

Внезапно из высокой травы выскочила антилопа и помчалась прочь, словно по пятам за ней гнался заммордух Баранов. Потом повстречалось стадо диких кабанов с поросятами.

Свиньи слону дорогу уступили неохотно. Сойдя с тропы, они еще долго хрюкали вслед, оскорбляя серого гиганта, служившего людям. Они перехрюкивались так мерзко, что разозлился даже внезапно проснувшийся Задов. «Вернуться бы и начистить им рыла!» – злобно подумал Лева, вновь погружаясь в дремоту.

Был момент, когда отважные путешественники были на поросячий хвостик от смерти, но узнать об этом им так и не довелось.

Когда они проходили особо узкий участок тропы в маленькой ложбинке, то не заметили, что, замерев на месте, за ними настороженно наблюдает стая волков во главе с мальчиком, на груди которого висел кинжал, украшенный крупным рубином. На пришлых мальчик смотрел исподлобья. Он не любил белых людей и еженедельно обновлял экспозицию их черепов в белых пробковых шлемах.

Однако на этот раз у него было по меньшей мере три причины, чтобы оставить колонизаторов в покое.

Во-первых, с Хатхи он был одной крови – слон и он.

Во-вторых, ему позарез нужно было по-скорому смотаться в соседнюю деревню за огненной водой и огненным цветком, чтобы показать оборзевшему вконец Шер-Хану, кто в джунглях настоящий хозяин.

В-третьих, хотя мальчик себе в этом никогда бы не признался, его смутил запах дешевой армейской ваксы на сапогах высокого блондина и его черный головной убор с козырьком. Сладкий, дурманящий аромат, забивающий благоухание цветов, вызвал ранние младенческие воспоминания – высокого сильного мужчину, который вырвал малыша из лап стаи шакалов, неделю лечил водичкой, обжигающей нутро и раны, и все приговаривал: «Заберу тебя, бедолага, к ядреной матери, и усыновлю. Будешь мне под старость груши да каштаны в саду обрывать». Через неделю, впрочем, малыш от мужика сбежал, но вкус странной воды, запах сапог и вид головного убор – правда, зеленого, а не черного – бережно хранил в своем сердце как единственное в жизни светлое воспоминание.

Так что волчью засаду слон и путешественники миновали беспрепятственно и спустя еще пару часов заметили среди деревьев слабо мерцающий огонек. Слон, помахивая хоботом, зашагал бодрее. Где огонь, там всегда пища, ночлег и отдых, если это, конечно, не лесной пожар. Хотя и там некоторые отогреваются душой.

Тропа, по которой они ехали, медленно забиралась в горы. За очередным поворотом между деревьями показалась поляна, на которой стояла убогая хижина, крытая пальмовыми листьями и листами влажного от сезонных дождей картона. Сквозь открытую дверь виднелся очаг, в котором ласково плескался замеченный ими огонь. А рядом с лачугой в набедренной повязке и в тюрбане на голове стоял человек, который кормил обезьяну и что-то ей настойчиво втолковывал. Он был худ до такой степени, что кости его, казалось, вот-вот прорвут черную кожу. Обезьяна между тем с важным видом набивала свои защечные мешки орехами и степенно кивала, как будто соглашаясь. Она заметила гостей первой, схватила хозяина одной лапой за повязку, другой указала на появившегося слона и опрометью скрылась в лесу.

Незнакомец, близоруко щурясь, рассматривал сползающих со слона людей и настороженно прислушивался к стонам бека, руки и ноги которого изрядно затекли.

– Мир вам! – гостеприимно приветствовал он небольшой отряд, вежливо дождавшись, когда бек, последний из покинувших корзину, сочно шмякнулся на землю.

Проводник Хирли часто и суетливо кланялся, сложив перед грудью ладони рук в индусском приветствии.

– Слышь, доходяга! Ты, случаем, не отшельник?– спросил старика в лоб Задов, почти не сомневаясь в ответе.

– Некоторые и так меня называют,– задумчиво согласился незнакомец и прихлопнул пяткой комара на шее.– А родители нарекли Радживом.

– Значит, мы к вам, просвещенный,– вежливо улыбнулся Радживу Кузнецов и, склонив голову в приветствии, протянул ему глиняную табличку.– Это нас просили передать именно вам.

– Заждался я вас,– с недоумением разглядывая черепок, отозвался отшельник.– Хотя, сами понимаете, понятие времени относительно, и тут, в горах, почти ничего не значит. Зайдите в дом, дорогие гости.

Вслед за хозяином они вошли в хижину, которую он гордо именовал домом. Только Хирли, заметно робевший перед отшельником, предпочел разделить ночлег и вечернюю трапезу со слоном.

В центре земляного пола лачуги находился простой очаг, сложенный из крупных камней. Над ним висел закопченный снизу котелок, в никелированных боках которого отражался красный огонь. Рядом лежала циновка, еще с десяток подстилок были свалены кучей в углу. Там же стояла пара кувшинов свежей дождевой воды.

Старый отшельник с благородными чертами лица склонился над котлом, что-то там, зажимая нос, помешал, а потом выложил на чистый банановый лист перед каждым гостем небольшую горку вонючего риса и по три банана.

Сам есть не стал, объяснив, что от риса его тошнит, на бананы ему смотреть уже просто невмоготу и что вообще у него в принципе внеочередной пост.

Запасливый бек молча достал из кармана своего длинного халата банку армейской тушенки и под завистливым взглядом Задова со вздохом протянул ее хозяину.

– Говядина? – как от чумного, отстранился от батыра отшельник.

– Свинина! – грустно вздохнул бек, стараясь не глядеть на Задова.

Гости еще не приступили и к первому банану, а отшельник, припрятав вылизанную до блеска пустую банку в угол лачуги, уже молча сидел, прикрыв глаза и перебирая четки, которые вытащил из складок набедренной повязки.

Управившись с бананами и украдкой выкинув рис за дверь, путешественники полчаса вежливо и терпеливо ждали, когда старец откроет глаза. Кузнецов играл сам с собой в крестики-нолики, а Батыр, чтобы скоротать время, плевал в огонь. Слюна весело шипела на камнях.

– Доплюешься ведь когда-нибудь, сволочь! – с тоской произнес Лева.– Мало тебе змеюки, ирод.

– Кто плюет в огонь, может попасть в лапы к демону Чучхе – повелителю раскаленных углей. Тоскливо будет его карме,– тихо произнес отшельник, не открывая глаз.

– А я что ему, гаду, толкую,– взвился Лева, обрадованный, что отшельник прервал свою медитацию.

Батыр испуганно прикрыл рукой рот и сквозь пальцы прогнусавил:

– Это все из-за жвачки. Никак не остановиться.

– С бетелем, как с кредитами, завязывать надо. Втянуться легко,– остановиться трудно. Вход – пенни, выход – фунт. Себе вред, другим искушение,– нравоучительно произнес отшельник.

– Вы не введете нас в курс дела, товарищ, зачем нас к вам прислали,– нетерпеливо оборвал его Кузнецов. Поучительные беседы его быстро утомляли еще с детского сада.

– Введу,– охотно кивнул отшельник.– С благоговейным трепетом начну. Давным-давно, когда боги были, как и люди, смертными, эликсир бессмертия – амрита – лежал под гигантской горой на дне молочного океана. Боги и демоны, подобно тому как в ваших деревнях взбивают сливки, взбивали горой океан. Наконец гора опрокинулась, океан забурлил, и на поверхность всплыл эликсир. Но боги оказались вероломнее демонов. Забыв о своих обещаниях, они присвоили всю амриту себе. И началась война. Чаша с эликсиром бессмертия переходила из рук в руки. Чем такие междусобойчики заканчиваются, известно: в суматохе чашу разлили. Там, где вылился эликсир, забил источник. Боги и духи искупались в нем и обрели бессмертие. Омыли тела погибших и оживили их. Быль то или небыль, судите сами, но сразу за Вонючим болотом в диком ущелье якобы действительно бил когда-то целебный родничок.

– А почему болото называется Вонючим? – спросил Батыр, умевший с ходу ухватить самое важное.

– Потому что пахнет плохо,– поморщился отшельник и бесстрастно продолжил: – Это было очень давно. Владыка местных земель магараджа Шиваджи очень любил охоту. Он и нашел этот чудесный родник. Одни говорят, что раненный им на охоте олень, окунувшись в воду, восстановил силы и умчался в горы. Другие же сказывали, что сам магараджа, смертельно пропоротый рогом носорога, заполз в непролазную чащу и там увидел тоненький ручеек, который исчезал в расщелине. Раджа испил и исцелился. Раны затянулись, шрамы сошли, даже зубы стали молочными. Как бы там ни было, но за ущельем Шиваджи построил дворец-крепость и долго жил в нем со своей семьей, доверенными слугами и личной гвардией из родственников. Всем остальным вход в ущелье был запрещен под страхом смерти. А высушенные трупы тех, кто смел ослушаться магараджу, можно было увидеть в клетках, развешанных вдоль дороги, ведущей в горное ущелье. Красивые были клетки! Двух одинаковых не найти, все с завитушками, дно шипами утыкано. Умели раньше делать. Не то что нынешний ширпотреб.

– Продолжайте, почтенный,– подбодрил Раджива Кузнецов, заметив, что старик готов удариться в сравнительный анализ местного кустарного промысла двух эпох.

– Да-да,– очнулся отшельник.– Так вот, люди в долине рождались и умирали, а магараджа все не старел. Раз в год, во время праздника Мухаррама, все трепещущие подданные могли видеть его на белом слоне, украшенном лентами, которые были отделаны жемчугом, золотом и драгоценными камнями. Бивни украшали золотые наконечники. Он ехал впереди праздничной процессии в золоченом паланкине, а за ним скакали всадники. Один всадник, два всадника, четыре всадника, восемь всадников, шестнадцать всадников, тридцать два всадника, шестьдесят четыре всадника… Кстати, друзья мои, готов побиться о заклад, что вы не знаете, сколько потребуется банок тушенки, если на первую клетку шахматной доски положить одну банку, на вторую – две, на третью – четыре, на четвертую – восемь банок, на пятую…

– У нас только говяжья,– грубо оборвал Раджива Задов.– А коров вы не едите.

– Жаль,– пожевал губами отшельник и тяжело вздохнул.– В смысле, что говяжья… Короче, магараджа был той еще чванливой свиньей.

– У нас тоже полно всяких сказок о живой воде!– встрял Задов. Он был человек дела, и народный эпос мог вдохновить Леву лишь на сон. Исключение он делал только для былин о любовных подвигах Алеши Поповича, пикантные подробности которых в изложении богатыря доставляли Леве немало приятных минут.

– Ваши сказки – наша реальность,– осадил Задова Раджив.– Так вот, прослышав о неприличном долголетии магараджи, на его княжество напали с юга его соседи маратхи. Царь маратхов, после того как его послов развесили вдоль дороги в приличествующих их высокому рангу золотых клетках, ночью перешел границу у реки, посадил легкую пехоту на колесницы и мощными слоновьими клиньями прорвал оборону магараджи и осадил дворец Шиваджи.

– Блицкриг,– понимающе кивнул Кузнецов.

– Не знаю, что такое блиц, но крику было много,– согласился отшельник.– Царь маратхов отправил парламентера с просьбой о махоньком таком кувшинчике эликсира. В обмен он обещал снять осаду и подарить трех слонов, груженных золотом. Ответ отправили из-за крепостной стены катапультой. Под ноги царя упала голова парламентера, а на окровавленной чалме его было написано: «Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам испить воды моей, старый козел».

– Логично,– одобрил Задов, тут же делая отшельнику извиняющий знак, чтобы тот продолжал.

– И тогда войска царя пошли на приступ. Тучи стрел затмили солнце. Ряды защитников таяли. Слоны в доспехах высадили кованые ворота. Охрана повисла на копьях врагов. Магараджа поджег замок и в последнюю атаку остатки своей гвардии повел лично. Отбросив врага от ворот, они вырвались навстречу гибели, а впереди шел Шиваджи с мечом в левой руке и головой в правой.

– Левша, значит,– в походном блокноте что-то пометил Задов.

– Он шел и сражался, пока его не растоптали в кровавую кашу боевые слоны.

– Чушь все это! – меланхолично заметил Батыр, засовывая в рот очередную порцию бетеля.– Если есть такой источник, то мы бы о нем знали. По сводкам.

Отшельник начал заметно раздражаться, но медитировать было некогда:

– Слушайте дальше. Когда враги вошли во дворец, началось землетрясение. При таком раскладе все рухнуло. Кто погиб, кого покалечило. Источника не нашли. Царь маратхов ушел несолоно хлебавши. По пути домой в честь своей сомнительной победы он развешивал немногочисленных пленных и подданных магараджи вдоль дороги вместо флагов. За шею. А развалины заросли джунглями, и живут там теперь только змеи, обезьяны и хранитель.

– Так ведь источник завалило при землетрясении,– вкрадчиво уточнил Задов, облизнув враз пересохшие губы.– И что же тогда он там хранит, хранитель ваш? Золото?

– Незадолго до штурма магараджа отправил однорукого сотника своей гвардии с поручением. Когда тот вернулся, развалины уже не дымились. Сотник искал в подземельях дворца спасшихся, но отыскал лишь трещину, из которой капала вода. Сотник изнывал от жажды и, подставив первый попавшийся сосуд, наполнил его и испил. Усталость прошла, рука отросла, а он помолодел. Так сотник стал хранителем. Теперь он собирает воду по капельке и хранит в тайных закоулках подземелья. А капли падают в золотую чашу все реже и реже.

– А кому он собирает живую воду? – спросил Батыр.

– Кому, кому… – сварливо проворчал отшельник.– Кому надо, тому и собирает!

– Мы-то вам на кой ляд сдались? – не выдержал наконец всегда вежливый Кузнецов.

– Каждое полнолуние хранитель присылал ко мне одноногого попугая, единственного своего друга, которого воспитал еще птенцом. Это условный знак, что все в порядке. Иногда мы обменивались через пернатого небольшими весточками. Так вот, уже несколько лун птичка не прилетала.

– Может быть, погода нелетная,– небрежно заметил Задов.– И, кстати, чаша, в которую собирают эликсир, она действительно золотая или вы это образно?

– Это ноги у попугая нет, а крылья все на месте. Он всепогодный. Летает, как стрела Кришны, и днем и ночью. И нужны вы мне, потому как уж очень странные вещи вокруг происходят. Хранитель на связь не выходит, это раз. Мертвые среди живых появились, это два. Бананы мне надоели, это три. Какой вывод?

– Перебить, и всех делов,– безапелляционно предложил воинственный после последнего падения со слона Батыр.

– Кого перебить? Они же мертвые! – удивился Задов и растопырил пальцы и руки в стороны. Именно так, по его мнению, должен был выглядеть мертвец.

– Нам бы детали всех этих странностей,– попросил педантичный Кузнецов, озабоченно потирая лоб.

– Сами увидите,– заверил отшельник.– Вот только сходим на речку. Здесь, кстати, недалеко.

От очага они зажгли переносные самодельные лампы. В скорлупе кокосового ореха фитиль плавал в масле и света давал немного, но его было вполне достаточно, чтобы видеть и под ногами, и в пяти-шести метрах вокруг. Николай шагнул за порог и удивленно поднял брови: у лачуги было пусто – ни слона, ни погонщика.

– Слинял, зараза,– обозлился Задов,– и слоника спер.

Надо сказать, что Лева за время путешествия почему-то очень к Хатхи привязался, но сознаваться в этом не стал бы даже в подвалах Скуратова. Сознаваться вообще дурной тон…

– Вернется,– убежденно произнес отшельник, поглаживая голову.– Устанет ходить по кругу и вернется.

Когда они подошли к реке, уже почти стемнело. В черной воде отражались огни зажженных в хижине светильников. Зверье шло утолить жажду непрерывным потоком, как болельщики на финальный матч чемпионата мира по футболу. К воде следом за вожаком как раз приближалось стадо буйволов, ведомое кряжистым самцом.

Крупные животные не понравились Кузнецову с первого взгляда. Внешность их была просто отталкивающей. Заметны были ребра, выпирающие сквозь дыры в коже, плешивые шкуры грязно-серого цвета. А когда буйволы начали пить, стало видно, что у некоторых вода тут же выливается из гниющих дыр в брюхе.

Бек брезгливо отвернулся. Задов же разглядывал стадо с нездоровым любопытством.

– Это еще не все,– скорбным голосом произнес отшельник.– Обычно мы сжигаем покойников на погребальных кострах, но выше по течению есть деревня рыбаков, в которой умерших по традиции оборачивают в саван, сносят к реке на носилках и отправляют на волю волн. Теперь представьте себе ужас и возмущение общественности, когда один такой покойник через три дня вернулся в деревню. Все его имущество, лодки и сети давно поделили, вдова с новым хахалем, а он приперся. В волосах тина, плечи подергиваются, под глазом синяк, все руки в пиявках. Хахаля-то он выгнал, жену отлупил, но это ему не помогло, потому как на деревенском сходе порешили: умер – значит, умер, и точка. Мотыгами его в дом загнали и спалили с женой заодно. Оно, конечно, не исключено, что мужик прежде-то и не умер, а просто спал беспробудно спьяну. Только на этот раз все прошло как по маслу. Зола и пепел только и остались.

– Значит, с «воскресенцами» можно бороться исключительно огнем? – уточнил Кузнецов.

– Как вариант, можно нашинковать,– успокоил Николая отшельник.– В джунглях за рекой видели обезьян, у которых лапы держатся на одних сухожилиях, а с голов кожа вся слезла. Голые черепа. Мрак. Там, впрочем, законы волчьи, а за вожака у тех волков мальчуган какой-то. Не по годам развитой. Он свою территорию периодически зачищает, а потому обезьян тех больше не встречали. А еще есть вести о крокодиле, который развалился на глазах у женщин, стиравших на речке белье.

– Выходит, нам за дохлым скотом по лесу рыскать и в капусту его рубать? – насупился Задов.– Ни хрена себе сафари!

– А давайте лес подпалим,– простодушно предложил Батыр.– Эффективно. Я в степи этот способ опробовал, когда там геологи нефть искали.

– Я тебе подпалю! – аж затрясся от понятного возмущения Раджив.– И выходит, кстати, совсем другое. Полагаю я, что кто-то все-таки добрался до хранителя и теперь тешится, оживляя мертвых. Надо сбегать до разрушенного дворца и разобраться, кто этот кто-то, а главное, что ему нужно…

– Кто-то все-таки добрался,– задумчиво повторил Кузнецов.– Значит, подобные попытки уже были?

– А то! Ходоков всегда хватало. Кто по удали, а кто корысти ради,– ударился в приятные воспоминания отшельник.– Много кого перевидал. И все у меня дорогу спрашивали, мимо-то не пройдешь. Конкистадоры, те сразу в Вонючем болоте завязли. Были потом рыцари-храмовники, мечом перед носом мне махали, вентиляторы ходячие. Далеко прошли и эти, как их бишь, отцы святые из инквизиции ватиканской. Ну эти-то ребята добрые, все мне к пяткам угли горящие прикладывали да в мешок с гвоздями засовывали. Я уж было за такое внимание чуть не помог им, но тут они меня живьем прикопали. Чудно я тогда помедитировал, а как выбрался – их и след простыл.

– А наших тут не было? – заинтересовался Кузнецов.

– С Руси двое захаживало. Один – Ивашко-дурак, сам так, извините, представился. Дурак я, говорит, что с этой Василиской связался. Шалава, говорит, она еще та. Разговорчивый такой паренек. Уж и не упомню, сказал я ему дорогу али нет, потому как утром проснулся, а голова трещит, рассолу просит. Только какой тут рассол. Одни бананы. Нет, он так ничего был, компанейский паренек. А другой по одежде вроде из ваших, в фуражке зеленой. Карабин на одном плече, сапоги, веревочкой перевязанные, на другом. Экономный, жлобина. Да только вода ему была без надобности: у него в рюкзаке своя была. Прижимистый, не поделился.– Отшельник бросил взгляд на свой увесистый посох, на котором виднелись глубокие отпечатки чьих-то клыков.– Демона мохнатого он на цепи вел. Кличка Ингус. Имя наше, да нравом больно непочтенный.

– А этот чего тут шукал? – полюбопытствовал Задов.– «Рыжье», в смысле золото?

– Паренька искал какого-то и Шамбалу. Даже я тут удивился. Туда ищут путь все больше просветленные духом, те, кому позарез нужен свет истины. А он сияет аурой своего ручного демона, и третий глаз водой его горючей залит. Говорю, зачем тебе Шамбала, дорогой, иди проспись… А он говорит, что письмо ^[39] у него от отца народов к угнетенным трудящимся Востока. Я порекомендовал ему поискать путь в своем сердце, так он начал ругаться и ушел. Этот путник последним был. А всего человек сорок наберется.

– И никто не вернулся? – нежно улыбнулся Лева.

– Никто.

– Нам шандец! – невесело прокомментировал Задов, поворачиваясь к батыру.– Хана нам, бек. Кранты.

– Я буду с вами, друзья,– степенно успокоил гостей отшельник.– Пошли домой, отдохнем перед дорогой.

– Сколько же вамгодков? – апатично поинтересовался Задов уже в хижине.– Наверное, прикладываетесь к водичке-то?

– Мои года – мое богатство,– мрачно ответствовал отшельник, гостеприимно указывая на грязные тростниковые циновки, сваленные в углу лачуги на земляном полу.– А кто не пьет?

– Я про источник,– уточнил Лева минуту спустя, но старец уже громко храпел.

Друзья приспособили вещмешки вместо подушек и последовали его примеру. Измотанные дорогой, они уснули практически мгновенно и спокойно.

Один только Батыр еще долго ворочался и протяжно стонал. Ему снилось, что гигантская полосатая в звездочках кобра, обвившая землю, и красный демон Чучхе, витающий в воздухе, схватили его и тянут в разные стороны. При этом каждый кричал: «Он мой! Мой!»– и все сильнее тащил к себе. Но тут появился какой-то голубоглазый, напоминающий Петруху паренек с посохом и украшенным рубином кинжалом и, отрубив беку обе руки, завыл по-волчьи. Освобожденный бек вскрикнул, но тут же заметил, что у него отросли новые руки, и успокоился. Дальше Батыр спал тихо, причмокивая во сне губами и пуская сладкие бетелевые слюни. Теперь ему снилось, что геологов в его степи давно нет, а он, бек, пьет кумыс, приготовленный мамой. Это был его любимый сон.

Рано утром отшельник бесцеремонно растолкал своих гостей. Очевидно, пора было собираться в дорогу.

– Когда выдвигаемся? – по-военному спросил Кузнецов, ополаскивая лицо дождевой водой из кувшина.

– Сейчас пойдем, братья! Поедим досыта, и вперед,– ответил отшельник, черпая из котелка и разливая по чашкам сложенными ковшиком ладонями мутную жижу. Расставленные чашки ему заменяла скорлупа кокосов.

– Далеко идти? – уточнил бек. При виде завтрака его потянуло на свежий воздух.

– Все относительно,– вздохнул отшельник, залпом опустошил свою скорлупу, вытер краем тюрбана рот и неожиданно легко вскочил на ноги. В руке у него был походный посох, на плече висела сума.

– Пошли,– согласился Батыр, внимательно разглядывая посох. Точно такой же был у мальчика в его сне. Сын степей закатал рукава. Повыше локтей в складках жира намечались две глубокие поперечные морщины. «Отлежал»,– успокоил себя бек и пошел к выходу, догоняя коллег по несчастью.

Солнце еще не встало, но уже было достаточно светло, чтобы отправляться в путь. Переживания вчерашнего дня улетучились, как утренний туман. Путники двинулись по звериной тропе, поросшей редкой травой. Слева и справа от тропы виднелись пальмы, пальмы, пальмы – и ничего больше. К Вонючему болоту отряд вышел только к полудню. Болото действительно воняло, а кольцо мангрового леса вокруг него было изрыто ямами. Как объяснил старец, при магарадже местные жители тут добывали торф.

– Смотрите, там кто-то есть! – указал в сторону остроглазый Батыр.

У дерева рядом с одной из ям неподвижно стояли два рыцаря в полном боевом облачении. По всей видимости, они провалились в трясину в незапамятные времена, и на тела их крестьяне наткнулись уже при добыче торфа.

Подданные магараджи вытащили несчастных и прислонили к деревьям. Один из рыцарей держал в руках двуручный меч, другой – булаву. Погружаясь в трясину, ни один из них оружия не бросил, и Кузнецов, вытянувшись, молча отдал им честь, хотя и ему было не совсем понятно, почему эти два идиота полезли через болото в тяжелых доспехах.

Торф забальзамировал тела и выдубил их кожу. Что-то или кто-то помешал торфодобытчикам снять с них латы, стоящие целое состояние, и за них это попытался сделать Задов. Двигала им, правда, в этот раз не природная скаредность, а естественное желание определить национальность мумий по клейму на латах. Однако попытка разжать пальцы на мече успехом не увенчалась. Рыцарь держал рукоять мертвой хваткой.

Кузнецов нахмурился, а отшельник только покачал головой. Задов обиженно засопел, отошел и долго делал вид, что разглядывает пятна на солнце. Успокоился он, только получив легкий ожог роговицы левого глаза.

Под руководством отшельника путники вырубили по двухметровой слеге из бамбука и начали усердно форсировать болото. Шли след в след, и поначалу мох лишь хлюпал под ногами, но чем дальше, тем глубже погружались их ноги, и вскоре они вымокли уже до колен.

Старец, впрочем, шагал впереди бодро, высматривая только ему ведомые ориентиры и бормоча мантры. Шли они спокойно часа два, пока Батыр не шарахнулся в сторону от большой жабы, прыгнувшей ему на грудь, и не угодил в услужливо распахнутое «окно» – участок болота, напрочь лишенный мха.

Бек слабо пискнул и пудовой гирей ушел в вонючую жижу с головой, пару раз возмущенно булькнув. Из черной лужи торчала только рука с вяло подрагивающей палкой. За нее отплевывающегося Батыра и вытащили. Жаба же, довольно квакнув, ускакала по своим земноводным делам дальше. Пришлось сделать привал на относительно сухом островке, места на котором не хватило только батыру. Все без сил повалились на чистый мох, а бек чистил пальцем рот и палочкой брезгливо счищал с себя тину и грязь, стоя по колено в вонючей жиже.

На следующем островке места хватило уже всем. Более того, обогнавший всех бек обнаружил на берегу истлевший старый плот с парой трухлявых весел. Видимо, раньше болото было озером. Рядом с плотом лежал скелет, сквозь ребра которого успело прорасти и засохнуть малое голое деревце. «Давно лежит»,– прокомментировал находку Задов. Череп скелета украшал чудной головной убор из золотистых пластинок, покрытых белой и синей эмалью.

– Я такие видел в учебнике истории,– сказал Кузнецов.– Их носили в Древнем Египте советники фараона.

– Может быть,– меланхолично согласился отшельник.– Всех не упомнишь. Искали приключения на свою… голову, а нашли смерть на чужбине.

– Тут крокодилы, часом, не водятся? Змеи там, лягушки ядовитые? – неожиданно озаботился богатством местной фауны Батыр, тревожно оглядываясь по сторонам. После встречи со слугой смерти и жабой любви к земноводным и пресмыкающимся у него не прибавилось.

– Нет, бояться нечего. Мбем-бе всех пожрал,– печально отозвался отшельник.

После трехминутной паузы бек слегка вытянул шею и осторожно уточнил:

– Мбем-бе? Это вы время так называете? Образно, да?

Отшельник впервые за все время знакомства взглянул на бека с изумлением:

– Ваша карма заслуживает лучшего обращения, мой друг. У вас интересное мышление, и мы об этом еще поговорим. Но Мбем-бе – это не время, это демон. Он покрыт волосами, отличается непомерно длинной шеей и рогом, как у носорога. Еще у него чешуйчатый хвост, как у гигантской ящерицы. Правда, сейчас у него сезон спячки, если я ничего не путаю.– Отшельник кротко взглянул на ошеломленного бека и успокоил его: – Не переживайте, брат мой, если вы его встретите, то не ошибетесь и опознаете без труда. Если успеете.

Неожиданно под упругим ковром мха пробежала едва заметная волна. Всех слегка качнуло, как в плоскодонке на легкой волне. Во всяком случае, бека привычно замутило. Корявые остовы деревьев медленно поднимались вверх, росли и трепыхались. Налетел ветер, набежали тучи, в небе показались стервятники.

– Полундра, братцы! – заорал Задов, тревожно глядя под ноги.

Слой почвы, еще мгновение назад казавшийся достаточно прочным, прогибался над ними в заметную воронку, которая по центру продолжала вдавливаться вниз. Сквозь дерн сочилась грязная жижа. Она покрывала ноги уже выше щиколоток, а подо мхом что-то отвратительно чавкало, с тихим шипением пробиваясь наружу. Батыр, очнувшись от своих морских грез, протяжно завыл по-волчьи, и всех охватил первобытный страх – по большей части от этого воя. Какое-то мгновение никто не знал, что делать, а между тем мох и жидкая трава под ногами продавливались все больше и больше. Казалось, земля вот-вот разорвется, и болото поглотит незваных пришельцев.

– За мной, почтенные собратья мои! – крикнул отшельник, и тройка дружинников отчаянно рванула за Радживом в глубь острова. Главное было уйти из ловушки, где непонятное землетрясение грозило уже задышавшей в лицо смертью. Они перевели дух только на противоположной стороне острова. Пот застилал им глаза, а от пережитой опасности всех, кроме старца, Кузнецова и Задова, била нервная дрожь.

За эти минуты небо успело затянуться полностью тяжелыми тучами, а на болото невесть откуда опустился густой туман. Над лежащим вокруг мхом поднимались струйки желтоватого пара, и в вонючем воздухе появился запах горького миндаля. Где-то за пеленой тумана послышались протяжные и злобные стоны, перемежаемые рычанием. Стоны и рычание раздались уже совсем близко. Можно было различить, что душераздирающие звуки издает не животное, а женщина.

Из тумана плавно выплыла массивная тень, принявшая очертания женщины с красивым лицом, слепыми глазами и загадочной улыбкой на губах. У нее было шесть рук: две сложены на груди, две согнуты в локтях и подняты вверх, а еще две угрожающе вытянуты вперед. В вытянутых и поднятых руках великанша сжимала изогнутые мечи, похожие на косы. На шее болталось ожерелье из человеческих черепов.

– Это не Мбем-бе! – возмутился бек, болезненно переживавший любой обман.

– Однако я не так как-то представлял свою смерть,– мрачно оценил обстановку Кузнецов, расстегивая кобуру без энтузиазма и уверенности.

Батыр тем временем лихо сбросил с плеч вещмешок и, отстегнув саперную лопатку, начала торопливо окапываться. До воды он докопался быстро, поэтому тут же остановился и, твердо сжав шанцевый инструмент в руках, решил продать свою жизнь подороже.

– Что делать-то будем, старый? – обреченно спросил бледный Задов, обернувшись к отшельнику и трясущимися руками пытаясь прикурить папироску.

Раджив стоял с посохом в руке, и на лице его отражалось спокойное ожидание.

– Время реинкарнации, брат мой. Лично над моей жизнью волен только Шива,– ответил он.– Не противься злу насилием. И не кури: вредно. Впрочем, всем нам свойственно ошибаться.

Чудовище перевело взгляд на отшельника, подняло одну из опущенных рук и крючковатым мизинцем поманило старца к себе. Глаза шестирукой были не человеческие и не звериные – сплошные белки! Они были неестественно выпучены и часто мигали. А в довершение ко всему женщина сладострастно улыбалась. Это была застывшая мертвая улыбка хищно оскаленными острыми зубами. Продолжая манить Раджива пальцем, женщина запрокинула голову, глухо зарычала и сделала пару шагов вперед.

То, что случилось дальше, еще долго впоследствии обсуждалось в курилках отряда. Вещмешок Батыра начал дергаться и несколько раз высоко подпрыгнул на месте. С громким треском прочный брезент лопнул, и из него вылез белый грязноватый кролик с длинными ушами. Он сел на задние лапки и, щуря красные гнойные глазки, начал оглядываться вокруг. Кролик был как кролик, ничего особенного. Только очень длинные передние желтые зубы его чуть не достигали пояса. А еще у него не было передней лапки, и культю кролик бережно прижимал к своей волосатой грудке.

Чудовище изумилось, резко остановилось и опустило руки. Кролик женщине не понравился. Она неестественно покачала угловатой головой и сделала шаг назад к трясине, откуда появилась. Кролик длинными прыжками на трех лапках заскакал к ней и без лишних разговоров сразу же вцепился в ногу. Молниеносным движением великанша попыталась поразить его мечом, но промахнулась и насквозь пронзила себе ногу. Кролик высоко подпрыгнул и, вцепившись в нижний череп ожерелья, ловко полез наверх. Карабкаясь, он не забывал работать своими резцами, подбираясь поближе к горлу. Из рваных ран на груди женщины тугой струей хлестала темная жидкость. Попадая на мох, жидкость шипела, испаряясь густым желтым паром. Мох словно выгорал.

Шестирукая тщетно пыталась стряхнуть с себя длинноухого монстра. Кролик успевал увернуться, уверенно и целенаправленно подбираясь к горлу великанши. Резцы его удлинялись прямо на глазах, и без того красные глаза налились кровью, а задние лапы, раздиравшие грудь женщины, работали как шатуны. Было в исступленном кролике что-то от бормашины, бензопилы, рубанка и обезумевшей крысы одновременно. В конце концов нервы у чудовища сдали, и оно, чавкая жижей, бесследно растворилось в неподвижном тумане. Где-то далеко раздался чудовищный всплеск, тучи стали расходиться, а выглянувшее солнце подняло тяжелую завесу желтого тумана над болотом. Все произошедшее показалось бы дурным сном, если бы не выжженные пятна и развороченный мох на месте схватки. Глубокие следы огромных ступней быстро заполнялись темной водой.

Кузнецов, отшельник и Задов повернулись к беку. Тот сидел на корточках у разорванного вещмешка, суетливо перебирал лохмотья брезента и что-то нервно искал в своей небогатой рухляди.

– Ты в порядке, бек? – поинтересовался Кузнецов.

Батыр молча кивнул, продолжая копаться в обрывках, и поднял печальные глаза на Николая:

– Лапка моя куда-то пропала заячья. Латын за нее меня со света сживет.

– Малюта как-то обмолвился, что до призыва в отряд шаман был ведущим специалистом в каком-то закрытом НИИ, где занимались кролиководством,– припомнил Кузнецов, переводя взгляд на Леву. Тот кивнул:

– Я про нетрадиционное биологическое оружие тоже слышал.

Распихав вещи батыра по своим мешкам, они двинулись дальше уже по пояс в вонючей жиже, пока отшельник не свернул в едва заметный просвет между камышами. Темные стены из полированного камня выросли совершенно неожиданно. Крыша у стен отсутствовала, а сквозь огромные провалы окон просвечивало ясное небо.

– Опаньки,– тихо удивился Раджив, останавливаясь.– Гнездо Ганеши снова поднялось! Любопытно.

– В самом деле? – иронично переспросил его озлобленный Задов.– Как же это оно так, не предупредив? И кто такой Ганеша?

Бек предусмотрительно отошел в сторону, чтобы не портить себе нервы. Раджив, не обращая внимания на неуместную иронию и повышая голос, чтобы слышали все, пояснил:

– У истоков времен здесь стоял дом гиганта со слоновьей головой. Ганеша был одним из древнейших владык этого мира, и после битвы богов за эликсир бессмертия пропал. А дом ушел в болото. Все затянуло,– пояснил отшельник, благоговейно прикоснувшись к ступеньке крыльца в человеческий рост.– Но когда дом великана Ганеши поднимается – это не к добру.

– Кто бы сомневался, что не к добру,– продолжал злиться Задов.– Тут у вас вообще что-нибудь к добру случается?

Нащупывая палками дорогу под мутной водой, отряд продолжал путь. Край болота уже был виден невооруженным глазом. Внезапно отшельник остановился: внимание старика привлек кокон из тины и намотанных стеблей камыша. Старец поворошил кокон посохом, и из зеленого клубка показалась человеческая рука. Задов и бек, брезгливо морщась, освободили безжизненное тело из зеленого плена.

Незнакомец был одет в черную куртку свободного покроя и штаны, на которых были нашиты всевозможные карманы и кармашки. На голове у него был капюшон с маской, в которой были предусмотрены вырезы для раскосых глаз. На ногах – небольшие водные лыжи-плотики. Очевидно, на этих лыжах искатель приключений и хотел пересечь болото.

– Мбем-бе,– констатировал отшельник, указывая посохом на разбитую голову несчастного,– хвостом пришиб.

– Сытый Мбем-бе,– уточнил Задов, и Раджив согласно кивнул – на теле не было ни одного укуса.

– А я знаю, кто это,– надувшись от гордости, небрежно и высокомерно заметил Батыр, указывая на тело.– Баранов полгода назад читал лекцию «Наши невероятные противники» и диафильм крутил. Ниндзя это. Используются «Пасынками солнца» как наемные разведчики и диверсанты. Они особо зверски пытают пленных, читая им стихи начинающих самураев.

– Видал я таких, правда, тоже только мертвых,– задумчиво произнес Кузнецов.– На Халхин-Голе, помнится. По нашим тылам в таких балахонах пятеро шастало. Еще пружины на ноги цепляли. Допрыгались, правда, быстро. Особист наш один за водкой в аул пошел да с испугу и перестрелял всех пятерых из нагана. Его, правда, под трибунал отдали за то, что живьем их не взял. Он потом в СМЕРШе ^[40] кровью вину до самого Берлина искупал. Много крови пролил…

– Коля, а ты того, ничего не путаешь? – воровато оглянулся Задов.– В балахонах да на пружинах… Это же «попрыгунчики» в Питере в 1918 году прохожих так шмонали.

– Я никогда ничего не путаю. Точно. А «попрыгунчиков» еще в том же восемнадцатом чекисты постреляли.

– Вот и не всех,– насупился Задов, но уточнять, до кого именно не дотянулась ЧК, не стал.

– Мужики, да тут их целая рассада,– азартно крикнул из камышей ушедший поискать грибы бек, указывая еще на четыре кокона, лежавших неподалеку.

– Уходим,– подытожил Раджив,– у Мбем-бе запасы не залеживаются. Да и недалеко тут уже.

* * *

Какамура Тосикаге, один из лучших воинов сегуна Набонаги Покемоно, уже несколько часов тупо отрабатывал приемы кен-до – искусства владения мечом, занудно гундося любимую мантру: «Один самурай – пять ниндзя – по харе, один самурай – пять ниндзя– по харе, один самурай…»

Отряд под командованием Тагунаки давно ушел по ущелью к развалинам, где должен был находиться священный источник.

Да, первоначально глава организации «Пасынки солнца» действительно хотел нанять три пятерки ниндзя для выполнения этого важного задания. Но эти парии, стоящие все закона и совести, заломили такую дикую цену, что дешевле оказалось отправить самураев. И это верно: кто такой ниндзя и кто такой самурай! Но теперь эти псы хотят сами наложить свои грязные лапы на бессмертие и продиктовать «пасынкам» свои условия. Куда катится этот бездуховный мир? «Один самурай – пять ниндзя – по харе». Уах!

Нет, многоопытный командир не зря оставил его на бессменном дежурстве в самом узком месте прохода между скал. Командиры не ошибаются. Если ниндзя пойдут тут, он должен отправить их в Великую Пустоту. А они пойдут тут – обходной дороги нет. А мимо него не проскользнет никто. Вау! Крутанувшись на месте, Какамура сделал особенно красивый выпад и застыл в восхищении от собственной ловкости.

Да, старый учитель остался бы им доволен. Он всегда любил его, даже слишком любил. И не зря же, вручая им мечи, почтенный наставник порезался и тихо сказал: «Как мне все это обрыдло, бараны вы». Какамура стоял рядом и все слушал. Тот еще знак. А великую мудрость простых слов учителя Какамура осознал только здесь, в этом проходе между скал. Уах! Ас-са!

Да, Какамура с полным правом мог быть довольным собой. В самурайской школе на способного паренька положили глаз сразу несколько учителей, но он верно служил лишь одному. Какамура частенько сопровождал своего престарелого наставника по местам, где особенно быстро воспитывался дух терпения и выдержки. А однажды вечером ему случилось наблюдать в окно совершенно возмутительную картину, перевернувшую всю его жизнь.

Молодая сопливая гейша отказалась подать его благородному учителю тапочки, за что тут же и была справедливо разрублена пополам. Но наглость подлой девчонки была так возмутительна, что ночью юный Какамура долго-долго плакал, а наутро принес и подарил наставнику свои первые в жизни танка:

С той поры дружба учителя и ученика стала взаимной.

Некоторые самураи старой школы по поводу этих танка отзывались, правда, весьма неодобрительно, справедливо замечая в них серьезные отступления от классического стихосложения. Однако, по совету учителя, Какамура частенько почтительно навещал таких старых самураев, и в конце концов в определенных кругах самурайской богемы все признали его основоположником новой школы стихосложения.

Почтенный Тагунака, нынешний командир Какамуры, тоже рано или поздно должен был обратить внимание на жгучую личную преданность своего нового солдата, и Какамура не сомневался, что его опыт стихосложения…

Из густого кустарника вылетела тонкая стальная игла. Выпущенная из духовой трубки, она прервала раздумья подающего надежды юного японского воина, вонзившись ему в правый глаз. Самурай помер. А пять ниндзя один за другим, гуськом вылезли из кустов и решительно подошли к лежащему телу.

– Что это он там плел, Такеши?

– А я слышал?

– Уши не моешь, потому и не слышишь.

– Да я слышу, как сакура растет!

– Ерунду какую-то он плел.

– Не скажи, они иной раз такие стишки выдают – закачаешься.

– Ты смотри, Токугава, прямо в глаз!

– Раз в жизни, и то случайно…

– А катана-то – блеск. Одна рукоять на пару сотен иен.

– Совсем не случайно.

– Это не катана, это одати.

– Заткнись, Мусаси! Я лучше знаю!

– Извини, Тукова, но ты не прав, это настоящий одати.

– Вы что, не видите, это катана.

– Без сопливых разберемся!

– Ладно, хватит спорить! Заткнитесь!

– А я говорю – не случайно…

– Молчи, салага, когда старшие разговаривают!

– Козел ты, Мусаси!

– Сам козел ты, Ноги!

Последнего оскорбления Ноги не вынес. Он небрежно мотнул кистенем, и голова Мусаси ушла глубоко в плечи, забрызгав мозгами и кровью все вокруг.

– Урод, ты испачкал мою новую одежду!

– Кто-то еще думает, что это катана? Ай!

– Ну ничего себе! Прямо в глаз! Второй раз за пять минут! А ты говорил – раз в жизни, раз в жизни…

– А я говорю – случайно.

В ход уже пошли кастеты, ножи, велосипедные цепи и бутылки. Но скоро все стихло. Лужайка посреди ущелья была залита кровью, а победителем остался Такеши, который, зажимая рваную рану на груди, сделал несколько неуверенных шагов. Вскоре силы оставили его и, падая, он ударился виском об обломок скалы, торчащий из земли.

Дух самурая мог быть спокоен: ни один из врагов через ущелье не прошел.

* * *

Выбравшись из болота на твердую землю, отряд, не останавливаясь, двинулся дальше. Низину вновь сменила холмистая равнина, заросшая густыми джунглями. Из-за высоких зарослей никто из путников сразу и не понял, что они находятся уже в предгорье. Вдруг за одним из поворотов резко вильнувшей в сторону тропы перед ними внезапно раскинулась долина. Под ними как на ладони лежал склон холма, вдали виднелся вход в ущелье. Склон был усеян разбросанными обломками скал.

Отшельник обернулся к спутникам и, указывая на обломки, со значением поинтересовался:

– А знаете ли, друзья мои, что это за валуны?

– Мы не местные! – буркнул заинтригованный Задов, вытирая пот и останавливаясь в ожидании пояснений.

– Это камни, упавшие вон с тех вот скал.

Пока Левка соображал, кто из них двоих больший идиот, мудрый отшельник ушел далеко вперед.

Отряд, спускаясь вниз, двинулся по склону. Помогая друг другу, они перелезли через завал из груды камней, продрались через густой кустарник и выбрались из зарослей в небольшой долине. Среди обломков скал лежало шесть бездыханных тел. Пятеро были одеты в черные балахоны, аналогичные тем, что были на ниндзя из болота. Шестой – с выбритым лбом – лежал в шелковом кимоно и одной деревянной сандалии.

– Интересно, что они не поделили? – полюбопытствовал Задов, обходя место схватки и переворачивая тела.– Это ж форменная мясорубка. И фарш свежий.

– «Пасынок солнца»,– торжественно произнес Кузнецов, осматривая самурая.– Хороший выстрел. Жаль, мертвый, а то потолковать бы не мешало.

– Чует мое сердце, такая возможность у нас еще будет.– Лева крутил в руке самурайский меч и восхищенно цокал языком.– Хороший клинок! Славная шашка, была у меня такая, только полегче.

Потом Лева еще долго сопел, пока надежно не закрепил меч на поясном ремне, подогнав кожаные ремешки.

На тихое «ой-ей-ей» они обернулись разом. Лева даже выхватил меч и, к удивлению Кузнецова, как-то умудрился не пораниться.

А Батыр между тем медленно оседал на землю, матерясь по-казахски и держась руками за затылок. Между пальцев его проглядывала крупная шишка. Оказывается, пока Лева примерялся к стальному оружию, бек осваивал деревянное.

С нунчаками ему как-то не повезло. Но не повезло не сразу. Поначалу он несколько раз очень даже удачно крутил одну палку, в то время как вторая чертила смазанные в воздухе круги. Нунчака со свистом рассекала воздух. Раджив шарахнулся от батыра подальше, и бек удовлетворенно улыбнулся.

Первый шаг на пути воина, свободного от суетных земных свобод, налогов и автопробок, был пройден. И это был важный шаг в познании Великой Пустоты.

Сделав его, бек шагнул еще дальше. Он остановился, передохнул и крутанул деревяшку с удвоенной силой. А вот это была уже крупная ошибка. Вторая нунчака тут же врезала гордому сыну степей по затылку, и если бы по пути она не задела за ветку дерева, то познание беком Великой Пустоты было бы радикальным и окончательным.

Задов, сторонник радикальных методов традиционного лечения, наотмашь хлестал батыра по щекам и, войдя в раж, не остановился, даже когда тот пришел в себя. Кузнецову пришлось обхватить Леву сзади и не отпускать, пока Задов не перестал тянуть руки к Батыру. Бек молча открыл глаза и обвел окружающих потерянным взглядом:

– Кто я и кто вы?

– Ты – должник, я – кредитор. Ты мне кучу денег должен! – быстро сориентировался Задов и широко развел руки, показав размеры кучи.

– Врешь, зараза! – с ненавистью сказал Батыр и сложил из пальцев знак, отгоняющий демонов алчности. Вечерние посиделки с шаманом за рюмкой кумыса не прошли даром, и Бек успел поднабраться опыта у своего почтенного друга.

Задов поперхнулся воздухом и начел сипеть, схватившись за горло. Теперь уже Кузнецов колотил Леву по спине. К счастью, обошлось без потерь.

– Опять вы? Когда же закончится эта боль? – тоскливо произнес Батыр и с натугой поднялся с земли.

– А я уже отмечал, кажется, что у вас большой потенциал,– великодушно признал отшельник, пристально вглядываясь в Батыра.– С удовольствием возьму вас к себе в ученики.

– Я уже ученый,– ответил Батыр, осторожно трогая шишку на затылке.– Лесной техникум закончил. С отличием. Могу диплом показать.

– Буратин в общежитии строгал,– понимающе кивнул Задов, делая невинное лицо.

– Батыр, а какую специальность вы получили? – как бы мимоходом поинтересовался Кузнецов.

– Астрофизик дальнего поиска,– автоматически ответил Батыр и тут же скривился, как от зубной боли.– До сих пор не могу понять, что это значит.

Кузнецов только хмыкнул и покрутил головой.

– Поспешим, ищущие истину! Мы почти пришли,– прервал беседу Раджив, возвращаясь на тропу.

«Почти пришли» оказалось длинной дорогой по острым осколкам скал. Ущелье петляло и изгибалось.Наконец взорам уставших путников открылись развалины дворца. Величия своего они не потеряли и по сей день. Тонкая резьба рухнувших дворцовых порталов работы безвестных мастеров давала возможность представить, каким красивым было это величавое здание до падения. Повсюду валялись разбитые стихией и врагами фигуры забытых богов и героев. Невредимой оставалась лишь одна замечательная статуя – каменный бык Нанди, неразлучный спутник Шивы.

Его мощный загривок переходил на спине в крутой горб. Копыта твердо упирались в почву. Но особо поражали широко поставленные рога и остекленевший, но одновременно живой взгляд, прикованный к выходу из ущелья. А еще уцелела стела. Среди нагромождения глыб, поросших деревьями и мхом, белый, узкий, стремительно взлетающий к небу конус стелы поражал причудливыми орнаментами и совершенством линий.

Растянувшись в небольшую колонну, путешественники двинулись вдоль развалин стены, разглядывая руины павших бастионов и многочисленные изразцовые плитки. За остатками крепостного вала бек в очередной раз оступился и, ойкая, скатился по крутым ступенькам обшарпанной лестницы во внутренний двор крепости. Двор был выложен гранитными и мраморными плитами, между которыми росли пучки травы и даже деревья. Джунгли упорно отвоевывали у людей обратно то, что принадлежало им по праву.

– Что-то не то,– внезапно остановился Задов, протягивая руку по направлению к непонятному элементу внутреннего дизайна, резко выпадавшему из окружающего ландшафта.

На чисто-белом песке нездешнего происхождения лежали черные необработанные камни. Песок был аккуратно разровнен самодельными бамбуковыми граблями, которые стояли тут же, прислоненные к обломку статуи.

—Что за дребедень? – повернулся к отшельнику Задов, но тот ответить ему не успел, поскольку в разговор влез бек.

– Примитивный сад камней,– пренебрежительно заметил он, то аккуратно наступая, то убирая носок с зубьев граблей.– А вот грабельки и в самом деле изящные. Классные грабельки.

Грабли угрожающе покачивались, но батыр пока еще соизмерял силу своей ноги с их равномерным колебанием.

– Сад камней? Зачем? – поинтересовался Лева.

Бек слегка замялся, но потом своими энциклопедическими познаниями все-таки решил поделиться:

– Одни говорят, что для созерцания. Тут их, камней, штук пятнадцать, но как ни ходи вокруг, а видно всегда на один меньше. Другие полагают, что сад этот нужен, чтобы не потерять навыки работы с граблями. Вторая версия убедительнее. Ай! Вот сволочь!

Бек озабоченно потер покрасневший лоб и приложил к нему плашмя лезвие перочинного ножа. Рукоятка граблей все-таки дорвалась до его лба.

—Чудны дела твои… – пожал плечами Задов.– Чу-до.

– Вы справедливо заметили: сад камней – настоящее чудо,– раздался откуда-то сбоку вежливый голос.– Правда, мудрый монах Салями, создав его столетия назад, вложил в него десятки толкований, а не два. Кстати, воин, не скажешь ли ты мне, откуда у тебя меч Какамуры. Он никогда не расставался с ним, пока был жив.

Перед Левой, Кузнецовым и Радживом стоял низенький человек в розовом шелковом бабском халате, перевязанном изящным черным поясом. За поясом торчали два меча: длинный и короткий. Человек обмахивался веером, разрисованным розами, и ласково улыбался Леве.

– А он и не живой вовсе, Какамака ваш,– огрызнулся Задов и повернулся боком так, чтобы меч был менее заметен.– Он очень-очень даже мертвый.

– Вы взяли меч в поединке? – все так же ласково осведомился вежливый мужик с веером.

– Мы его не трогали! Это ваш Какамука укокошил пятерых. Ну и того, перенапрягся.

– Пя-а-терых? – Было видно, что невозмутимость дается незнакомцу с трудом.– Пятерых «демонов ночи»? Нет, конечно, Какамура был очень, очень способным юношей, но не настолько же… Да-а-а, кто бы мог подумать! Кстати, меч верните. Это теперь фамильная реликвия в некотором роде.

Задов не ответил. Он сосредоточенно рассматривал резьбу на обломке какой-то плиты.

– С кем, простите, имеем честь? – сказал Кузнецов, сделав несколько шагов в сторону.

Самурай оказался в полукольце. Сзади у него громоздились обломки дворца, слева был Николай, прямо– Лева, а справа – Раджив. Бек с перочинным ножом в одной руке и граблями в другой продолжал околачиваться у сада камней, пытаясь их пересчитать.

– Тагунака,– представился самурай и поклонился.

– «Пасынок солнца»,– констатировал Кузнецов.

Мужик с веером молча и с достоинством поклонился еще раз.

– Любезный,– просительно поклонился самураю в свою очередь Раджив,– нам нужен местный хранитель.

– Бессмертный, что ли? Так он того, в горном ручье утонул.– И, после короткой паузы, самурай добавил неожиданно грубо: – Несчастный случай. Слышь, ты, полосатый, меч отдай!

Старец сжал рукоять посоха так, что у него побелели костяшки пальцев. Бек у сада камней слегка насторожился – несчастные случаи на воде он не любил. Кузнецов незаметно расстегнул кобуру, и один только Задов так погрузился в созерцание каменной резьбы, что ничего не слышал. Мир для него как-то перестал существовать, как и всякие глупые вопросы.

– Значит, живая вода у вас? – грустно спросил отшельник.

– Да! – кивнул самурай.– Мы теперь хранители источника. И мы никому его не отдадим.

– Источник практически иссяк… А вы тратите драгоценные запасы, оживляя трупы. Зачем?

Самурай покровительственно глянул на несчастного Раджива:

– Проба тростника на пергаменте. Надо проверить качество эликсира. Мы намерены оживить императора Микоюши, прямого потомка богини Аматерасы. В древних преданиях сказано: во время его царствования страна будет править миром. А он, бедолага, взял и помер от поноса, то есть, извините, от дизентерии. Непорядок, надо вернуть его в мир живых. Тем более что тело прекрасно забальзамировано и надежно хранится в усыпальнице, высоко в горах среди снегов Фудзиямы. И не разложилось оно вовсе, так, лицо немного посинело. А потом мы его запустим по реальностям, и все будет, как вы говорите, тип-топ.

– Вы так подробно все нам излагаете, что ваша откровенность меня пугает,– спокойно признался Кузнецов.– Нас вы, похоже, в расчет уже не принимаете?

– В расчет или в расход? – в свою очередь уточнил самурай, стирая с лица остатки улыбки.– Не забывайте, вы – наши гости, и мы вам еще подземелье не показывали. Так что вас ждут незабываемые впечатления, обещаю.

– Вот это наглость! – возмущенному Задову надоело прикидываться глухонемым.– Один к четырем – считать учись, дядя.

«Пасынок солнца» хмыкнул и щелкнул пальцами. Из груды камней за его спиной выскочило несколько насупленных самураев при мечах – похожих как братья. Они неподвижно замерли, положив руки на рукояти своего смертоносного оружия.

Тревожную паузу нарушил глухой стук камней. Батыру надоело считать камни, и он попытался осторожно отодвинуть один булыжник в сторону. Бек не рассчитал совсем немного, но этого вполне хватило, чтобы камень повалился на соседний, тот – на следующий и так далее. Гармоничный хаос превратился просто в хаос.

– Без паники! Я все исправлю! – запричитал Батыр и схватился за грабли.

– Хватит! – заорал Тагунака и с треском захлопнул веер. Знаменитая самурайская невозмутимость дала трещину.– Приперлись без приглашения, все поломали! И так вокруг одни развалины, взгляду не на чем отдохнуть!

– Это еще надо разобраться, кто тут приперся! Мы тут по приглашению местной власти! – рявкнул Задов, стараясь переорать «пасынка солнца», что, к слову, ему вполне удалось.– Тоже мне, реаниматоры средневековые. Тухлятину коронованную оживлять собрались? Снова готовите царский трон трудящимся?

– Мое терпение лопнуло. Такое оскорбление покойного императора можно смыть только кровью! – Тагунака разошелся не на шутку и тряс в воздухе сухими, но крепкими кулачками.– Дуэль! Сражаться по самурайскому кодексу. Тем более что у вас катана покойного Какамуры.

– Что за правила? – спросил Кузнецов.

– Бойцы приветствуют друг друга поклоном, потом переходят к изысканным оскорблениям,– сквозь зубы процедил самурай.– Затем сам поединок.

– Будет справедливо, если мы добавим условие,– заметил отшельник, до этого хранивший молчание.– Если наш представитель одолеет вашего, то вы тотчас отсюда уйдете, а эликсир оставите нам. Это справедливо?

– Это чепуха,– надменно возразил Тагунака.– Но я согласен. У вашего любителя чужих мечей нет ни одного шанса. Впрочем, подлому мародеру выпала незаслуженная честь погибнуть от руки великого воина Накамуши, не изведавшего ни одного поражения. Его любимый удар – «монашеский плащ» – рассекает врага надвое от левого плеча до правого бока. Скоро ваш друг уподобится опадающим лепесткам сакуры. Его голова поникнет, как завядшая лилия. Его руки опустятся, как…

– Только без патетики,– попросил, устало морщась, Кузнецов и поправил фуражку. Кобуру, как уже упоминалось, он успел расстегнуть раньше.

– Может быть, ограничимся изысканными оскорблениями,– предложил Задов, слегка остывая и озираясь по сторонам.

– Нет! – сухо отрезал Тагунака.– Пройдемте на площадь. Красотой поединка должны насладиться все.

Самураи в кимоно засновали среди развалин, как разноцветные тараканы. Отступать было поздно, да и нельзя: Левины понятия о чести в принципе не исключали побег, но бежать ему было сейчас некуда. Он гордо поднял голову и возглавил цепочку десантников, замыкал которую бек с граблями в руках.

Центр площади, выложенный плитами, от развалин был свободен. Правда, там же стояло несколько клеток из бамбуковых прутьев, в которых сидели обезьяны и верещали, требуя свободу. Увидев самураев, они как по команде испуганно утихли.

– Зачем вам обезьянки? Вы что их, есть собрались? – поинтересовался отшельник.

– Ты спятил, старик. Мы люди цивилизованные.– Тагунака поджал губы.– На макаках мы тренируемся. Это узаконено в известном эдикте о праве на пробу меча. Истинный самурай может отрабатывать удары клинка на преступниках в тюрьмах, бродягах и нищих крестьянах. Все по закону, бродяги, и, следовательно, справедливо.

– Отпусти мартышей! – начал заводиться Задов, не терпевший никакого насилия над беззащитными тварями, если только это насилие не исходило непосредственно от него.

– Отпустим,– милостиво кивнул Тагунака.– Сначала с тобой разберемся и сразу начнем их отпускать.

Одна из плит на площади внезапно со скрежетом отошла в сторону, и из темного провала высунулась голова с выбритым скошенным лбом. Самурай выжидательно уставился на командира, открыл рот, но тот нахмурился и жестом остановил его. Наполовину вылезший из-под земли боец замер. Дисциплина была железная.

– Это один из тайных лазов в подземелье,– шепнул отшельник Кузнецову.

Тот в ответ еле заметно кивнул: Николая заботили более актуальные проблемы.

Против Левы «пасынки» выставили самурая небольшого роста, но крепкого телосложения в камуфлированном кимоно и красном поясе. Противники обменялись взглядами. По выражению лица и узких глаз бойца понять было ничего нельзя. Неясно было, даже куда именно он смотрит.

Задов снял с плеч вещмешок и, переминаясь, продолжал держать его в руках, словно не зная, куда его сунуть. Тагунака тихо прочел какое-то четверостишие. Окончание стихотворения служило сигналом к поединку.

Камуфлированный самурай сделал шаг вперед и, склонившись в церемониальном поясном поклоне, на мгновение замер. В ответ на поклон Задов нехорошо улыбнулся и опустил вещмешок на затылок противнику со всей своей пролетарской ненавистью. Самурай рухнул на плиты.

– Чистая работа,– зааплодировал Кузнецов,– считай до десяти.

Возбужденные самураи вокруг загалдели, возмущаясь кощунственным нарушением правил поединка и культуры убийства. Они, однако, согласились считать до десяти, надеясь, что их коллега очухается и встанет. Но Лева ждать начала счета не стал и, злобно оскалившись, еще раз опустил мешок на голову противника так сильно, что брезент едва не треснул.

– Осторожней! – крикнул Николай, внезапно вспомнив, что, собираясь в Индию, Задов намеревался порыбачить. Удочку, спиннинг и даже сеть Левка не признавал принципиально, поэтому Николай не исключал, что в командировочном вещмешке, помимо обычной Левиной поклажи, можно отыскать пару динамитных шашек.

Лева обернулся к Кузнецову, знаком показал ему, что держит ситуацию под полным контролем, и для верности зафиксировал победу еще одним молодецким ударом.

– Банзай! – заверещал Тагунака, оскорбленный кощунственным поединком до всей глубины своей нежной самурайской души.

Раджив попытался дотянуться до него посохом, но «пасынок солнца» ловко парировал удар веером. Веер оказался железным. Бек тем временем ухватил обеими руками грабли посередине и, работая ими как веслами каноэ, успешно проплыл сквозь группу опешивших противников.

Еще одному самураю к этому времени уже успели выбить левый глаз. Это Кузнецов, сорвав с шеи наградной крест, точным щелчком отправил его в лицо своего противника. На этом Николай не остановился и точным броском фуражки в переносицу вернул обратно самурая, который неосмотрительно выглянул из подземелья посмотреть, кто там шумит. Стрелять Николай пока не хотел, поскольку полагал, что у десанта есть все шансы обойтись без лишней траты боеприпасов.

«Пасынки солнца» поначалу опешили от такого неспортивного поведения гостей, но пришли в себя быстро. Они резво перегруппировались, прочитали скороговоркой по стишку и почти было окружили четверых друзей, но тут в бой вступила еще одна сила…

На площадь с неба опустился гигантский бумажный змей с каркасом из молодого бамбука. На змее была закреплена подвеска, в которую вцепился человек в знакомой уже путешественникам черной одежде. Хвост змея еще не успел коснуться земли, а залетный ниндзя уже метался по двору, вступив в бой. Следом за первым змеем по площади метнулись тени еще четырех бумажных конструкций.

На ведущем змее черной тушью было крупно написано: «Убить самурая – посадить сакуру! Озеленяйте двор! Все на субботник!» – и в два неполных ряда через трафарет нарисовано несколько одинаковых фигурок в траурных кимоно. Летающий боец, похоже, скрупулезно вел учет своим многочисленным победам.

Ведомые змеи были даже поярче, к тому же разрисованы бубновыми тузами, драконами и скрипичными ключами, но не столь имениты: черных трафаретиков на них было поменьше.

Слаженно и молча черная пятерка прошлась по самураям как картофелеуборочный комбайн. Руки и ноги людей в черном метались по сторонам, и у бека слегка зарябило в глазах. Батыр удобно расположился на каком-то валуне, пожирая глазами развернувшееся побоище.

Ниндзя показали поистине доблестную атаку и прорвались вперед, оставляя за собой одни лишь неподвижные тела в кимоно, на которых расцветали красные цветы крови.

Тагунака между тем отдавал резкие визгливые команды, пытаясь организовать подобие обороны. Самураи перевели дух и, пользуясь малочисленностью противника, несмотря на потери, стали уже сами теснить его, прижимая ниндзя к развалинам крепостной стены. Один из ниндзя уже неподвижно лежал между клеток с визжащими от ужаса обезьянами, остальные оказались в мешке.

Остатки крепостной стены, сложенные из отесанных глыб, на первый взгляд выглядели неприступными из-за своей высоты и крутизны. Однако двое ниндзя тут же стали быстро взбираться по вертикальной стене, и бек озадаченно присвистнул. Несколько раз, впрочем, ниндзя падали вниз, где получали очередные раны от раздосадованных самураев, но, в конце концов, парни в черном трико устроились на стене все. Бек восхищенно показал акробатам большой палец. Восточный цирк он любил самозабвенно. Особенно канатоходцев.

Во всей этой суматохе про отшельника и его спутников как-то позабыли. Вокруг летали стрелы и звонко цокали о камниотравленные стальные иглы, но были они шальными, а, стало быть, защиты от них не было, и беспокоиться было бессмысленно.

– В подземелье, мои терпеливые друзья,– вежливо пригласил отшельник своих спутников с глубоким поклоном, и те согласно кивнули. Бек, впрочем, присоединился к Леве и Кузнецову с некоторой неохотой, поскольку уходить до конца представления было не в его правилах.

Уплачено так уплачено, мудро полагал он, сиди себе и смотри. Однако очередная стрела, едва не вонзившаяся ему в пятку, заставила его резко изменить свое мнение, тем более что платить ему, как он вспомнил, за этот цирк не пришлось.

Они без потерь преодолели прыжками простреливаемое пространство до открытого лаза. Кузнецов, рискуя переломать ноги, первым спрыгнул в темный провал и приземлился на что-то мягкое, которое в свою очередь громко ойкнуло и попыталось отползти в сторону. Следом попрыгали остальные.

Каждое последующее приземление сопровождалось ойканьем и криками предыдущего прыгуна. Первым же ойкнувшим оказался самурай, которого Николай, оказывается, своей летающей фуражкой так до конца и не успокоил.

– Теряешь квалификацию,– укоризненно заметил Николаю Задов, оглушая многострадального самурая неизменным вещмешком.

Последним покинул поле боя батыр. Перед тем как шагнуть в темноту, он оглянулся. Очередная атака самураев захлебнулась. «Пасынки солнца» беспорядочно откатывались назад, а ниндзя метали длинные цепи с гирьками на концах. Одна из них удачно обвилась вокруг ног седого самурая в синем кимоно с розочками, и теперь «пасынок солнца» тщетно пытался вырваться. Ниндзя, подсекая улов, сильно дернул цепь, и самурай опрокинулся наземь. На помощь удачливому рыбаку подоспели его коллеги и стали подтягивать врага наверх. «Пасынок солнца» обреченно кричал и цеплялся за каменные плиты. Пальцы скользили. Самурай изворачивался и размахивал руками. Он висел вниз головой со стены и пронзительно визжал. Ниндзя громко ржали, оживленно обсуждая добычу. Один из них, отпуская цепь, даже широко развел руки, показывая, какой улов ему попадался в детстве, и несчастный самурай ринулся вниз, крепко приложившись выбритым лбом о плиты. После этого его вытащили наверх уже без труда.

Отшельник, очутившись в кромешной темноте, шарил руками по стене, пока не нашел рычаг, приводивший в действие мощную плиту потайной двери. Отыскав, с усилием дернул, и плита со скрежетом поползла, закрывая проход.

Единственным, кто заметил их бегство, оказался неутомимый Тагунака. Он отбросил веер и, доставая меч, отчаянно бросился к закрывающейся плите. Деревянные сандалии звонко процокали по плитам, но он не успел. Камень надежно встал на место.

– Куда же вы, гости дорогие? Там темно и сыро,– предупредил десант Тагунака и осторожно постучал по плите. В голосе его звучало искреннее недоумение.– Выходите, чаю попьем, суши поедим, за жизнь поболтаем.

– Нам и здесь сухо,– мрачно ответил Задов и зажег спичку. В мерцающем свете он пересчитал товарищей. На месте были все, даже батыр, который так и не выпустил из рук грабли.

На поверхности бесновался Тагунака:

– Приходят без приглашения, когда вздумается… Уходят, когда хотят… Все поломали, все испортили!

На вопли и шум из-за плиты десантники внимания не обращали. Хватало и своих акустических проблем, каковые начались, как только у бека отобрали и разломали грабли. На бамбуковые щепки они мгновенно намотали тряпки, соорудив импровизированные факелы. На ветошь пустили майку того же батыра. Отшельник на этом этапе экспроприации только виновато развел руками: кроме набедренной повязки, он предложить ничего не мог, поскольку тюрбан потерял во время бегства с площади. Факелы из майки вечно потного бека сильно коптили, но горели и светили исправно.

Самурая, лежавшего без сознания, Раджив с Задовым связали его же длинным поясом и оставили лежать у входа, после чего направились под каменные своды.

Путники уже давно потеряли счет времени и пройденного расстояния, когда, изрядно поплутав, добрались-таки до просторной пещеры с высокими сводами. Свет факелов терялся в темноте, не достигая потолка. Одна из стен пещеры была отвесной, и гладкая ее поверхность наискось пересекалась глубокой трещиной. Пещера была практически пуста, но там, где у пола заканчивался разлом, стояла роскошная золотая чаша, украшенная крупными и мелкими драгоценными камнями.

Раджив осторожно поднял обеими руками чашу и внимательно взглянул на своих соратников. Против его ожидания, в глазах дружинников при виде эликсира читалось лишь естественное любопытство, и не было ни малейшего следа той алчности, к которой он давно привык за века своего отшельничества.

Отшельник поднес чашу к губам, сделал небольшой глоток и протянул сосуд Задову. Тот руку отшельника брезгливо отстранил:

– Другим дай. А я не буду пить. Антисанитария – залог тифа. Плакаты читать надо. Но чашу потом заберу, приятель, не обессудь. Тебе один хрен, во что воду лить. Вон сколько тут скорлупы.

Пол пещеры и впрямь был усыпан кокосовой скорлупой и шкурками бананов. Рацион сгинувшего хранителя, очевидно, был скуден.

Раджив, который молодел буквально на глазах, протянул сосуд беку, но тот, горячо переживая за утраченные грабельки, только злобно фыркнул и демонстративно цыкнул сквозь зубы красной жижицей бетеля под ноги отшельнику:

– Что мне, вечность, что ли, с этими идиотами по всем реальностям лямку тянуть? Нашел дурака. У меня через пару тысячелетий пенсия, поеду в степь, да там и помру, когда срок придет.– Бек мысленно представил себе траурную юрту, толпы рыдающих вдов-наложниц, печального конька, огромный некролог и вытер навернувшиеся слезы умиления. Ему было хорошо.

– А вы? – Отшельник протянул чашу Николаю, но тот отрицательно покачал головой и усмехнулся:

– У меня аллергия на лекарства.

Помолодевший Раджив на миг задумался, а потом медленно вылил воду на пол пещеры:

– Да будет так. Хватит. Ее время не пришло.

– Либо всем, либо никому,– радостно подтвердил Лева, выхватывая из рук отшельника драгоценный сосуд и засовывая его в вещмешок.

Кузнецов вопросительно глянул на Раджива и, прочитав в его глазах ответ, повернулся к Задову:

– Лева, дорогой, будь другом, сделай так, чтобы эту пещеру искали очень долго и не нашли.

Задов, еще не успевший завязать мешок, замер, понимающе улыбнулся, что-то извлек из недр своей поклажи и посерьезнел. Бас Задова заметался под сводами:

– Па-а-апрошу очистить помещение! С этим не шутят. Теперь малейший удар – и в дамках.

– Вот этот штрек ведет к вентиляционному отверстию.– Раджив указал на неширокий проход.

– Догоню,– отмахнулся Задов, роясь в вещмешке и доставая оттуда динамитные шашки и детонаторы с огнепроводным шнуром.– Все будет в лучшем виде!

– Вот этого я и боюсь,– заметил Кузнецов, утягивая за собой бека.

Помолодевший до тридцати лет старец хотел сказать что-то проникновенное, но только махнул рукой и последовал за Кузнецовым, воткнув свой факел в расщелину. Метрах в десяти от выхода – узкого лаза, в котором светилось ласковое индийское солнце,– Раджив, Кузнецов и бек остановились, ожидая своего новоявленного подрывника.

– У Левки опыт богатый,– успокаивая скорее себя, чем коллег, дал свой прогноз батыр.– Он с рыбалки всегда при рыбе приходит.

Спустя пять минут мимо них пронесся Задов. Выскочив наружу, он опустил в лаз голову и заорал:

– И кому стоим, идиоты? Это ж нитроглицерин, а не простокваша!

Они успели отбежать от замка еще с полкилометра, когда за оставшейся позади чащобой гулко ухнуло, и вверх взмыли куски скал и изразцовых плит.

– Шабаш! Пора домой! – сказал Лева, счищая с ушей паутину и пыль.

– Что будете делать дальше, Раджив? – по имени обратился Кузнецов к отшельнику. Он уже успел вызвать по связь-блюдцу карусель и теперь вежливой беседой пытался скоротать время перед неумолимым печальным расставанием.

– Пойду к людям. Пришло время искать учеников. Политикой займусь, что ли… – Раджив широко и доверчиво улыбнулся.– Наш род Ганди вообще-то чертовски талантлив.

– О людях простых не забывай.– Задов неожиданно протянул отшельнику свою папаху с малиновым верхом.– Но того гада со слоном накажи примерно. Нечего девчонок портить. С такими нравами до перенаселения дело дойдет, не приведи господь.

Раджив отрицательно мотнул головой, оценивая на руке увесистость посоха:

– Я его прощу. Я его так прощу, что он у меня триста лет чакру не отмоет.

Закрутился вихрь, поднятый прибывающей каруселью. Друзья, с грустью помахав надежному, мудрому товарищу рукой, расселись по местам, причем Лева на этот раз занял место на печальном, сером в яблоках слонике. Над джунглями зазвучала песня «И летели наземь самураи под напором стали и огня!..»

Помолодевший отшельник, философски наблюдая за каруселью, подумал: «Волчок – это символично! Если у меня будет знамя, то на нем я изображу именно волчок или, на худой конец, веретено. Лучшего символа для круговерти мироздания не придумать».

И еще раз улыбнувшись своим мыслям застенчивой улыбкой, он двинулся в обратный путь.

– Ах, черт,– внезапно вспомнил Раджив,– я ведь так и не спросил, что за кусок глины они мне сунули при знакомстве.

На плечо Раджива сел крупный попугай. Одной лапы у него не было, а на второй болтался обрывок веревки. Сложив крылья, он повернул голову к уху отшельника и доверительно сообщил: «Харакири! Всем харакири, болваны!» Потом взлетел и, набрав высоту, уже во весь голос оповестил о харакири джунгли.

На толстом суку мангового дерева сидел павиан в надвинутой на глаза фуражке Кузнецова. Он задумчиво проводил взглядом улетающего в сторону заката попугая, раскрыл в руке веер, разрисованный розовыми цветами, и начал им лениво обмахиваться. На джунгли опускались сумерки. Звери выходили на водопой. И где-то далеко, одолев половину пути, все еще неутомимо шел по кругу мудрый Хатхи, а голодный Хирли, проклиная свою несчастную карму, задумчиво жевал у него на спине бетель и думал о вечном.

* * *

Карусель опустилась на песок, и великолепная тройка разом облегченно вздохнула.

В Аркаиме стоял тихий безветренный вечер. Мягко плескалась вода у пристани, вдалеке, на спортивной площадке, играли в волейбол дружинники. Цвела сирень. Озабоченный Хохел трудолюбиво что-то пропалывал в огороде, а Владимиров истошно орал из окна своего кабинета, второй час разыскивая дежурного Петруху.

Солнышко неспешно катилось на запад, чтобы привычно взойти поутру на востоке; Малюта и Илья почти бежали к разведчикам по желтой кирпичной дорожке, а они спокойно сидели себе, сидели и наслаждались покоем.

– Странная какая-то чаша,– недоуменно обратился Лева, поворачиваясь к Кузнецову и протягивая руки. В левой руке у него был богатый, усыпанный каменьями золотой оклад-подставка, а в правой – вынутый из оклада сосуд из грубо обожженной глины, каких и сейчас полно по русским деревням.

– Чаша Грааля,– пояснил Скуратов, взобравшись на карусель, крестясь и бережно принимая сосуд.– Везет тебе, Левка. Премия из Главка обеспечена.

Скуратов, поддерживаемый Ильей под руку, осторожно слез с помоста на песок и медленно, стараясь не оступиться, пошел к расположению отряда.

– Привет, мужики,– прогудел Илья, оглядываясь на удаляющегося Скуратова и доставая из широких карманов фляжку и пригоршню граненых стаканчиков.– А я письмо от сына получил!

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский НА СУШЕ И НА МОРЕ

Моим сыновьям – Федору, Олегу – и советскому разведчику Александру Васильевичу Зобкову.

Игорь Подгурский

Л. С. Соколову, крестному.

Дмитрий Романтовский

СПИСОК

личного состава отряда коррекции реальности Комитета Глобальной Безопасности Демократической Империи Руси

Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник.

Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон.

Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда.

Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности.

Баранов Александр Сергеевич – заместитель по высокому моральному духу (заммордух).

Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник.

Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки.

Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр ^[41], бек ^[42].

Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант.

Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопераций.

Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спецопераций.

Разин Степан Тимофеевич – сотрудник отдела спецопераций.

Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан.

Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца.

Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик.

Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения.

Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда.

Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед.

Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь.

Дранников Добрыня Никитич – богатырь.

Попович Алексей Вакулович – младший богатырь.

Филиппов Петр Трофимович – стажер.

Вендт Отто Фридрихович – командир подводной лодки «U-1277», вместе с экипажем временно прикомандированный в распоряжение командира отряда.

Глава 1 ПРИДАНОЕ КНЯЖНЫ

– Товарищи! – решительно оборвал жидкие аплодисменты Владимиров. – И господа, разумеется… Торжественное заседание, посвященное годовщине образования Аркаимского отряда Комитета галактической безопасности Звездной Руси разрешаю считать открытым. Встать, бездельники!

В зале загремели и фальшиво запели фанфары, а сводный отряд знаменосцев в составе конопатого Петрухи внес на сцену отрядный стяг – алое полотнище с вышитой золотом двуглавой птицей. Орел был немножко кривобок. На правое крыло ниток, похоже, не хватило. Навершие древка было увито пучком двух лент – красно-бело-синей и черно-желтой.

Сбивая от понятного волнения и высокого доверия свой гусиный шаг, Петруха продефилировал со стягом на вытянутых руках по сцене из конца в конец два раза. Потом с облегчением воткнул алое полотно под портретом основателя империи – наголо стриженного добродушного вида бородача с глубоким шрамом поперек лица, детской улыбкой на устах и безмятежно голубым левым глазом. Правый глаз основателя скрывала черная повязка.

Укрепить стяг в просверленной в полу под портретом дырке Петрухе удалось, правда, лишь со второго раза. Первый раз он нервно ткнул слегка заостренным основанием древка в ногу Баранова, который суетливо и неосторожно бросился ему помогать.

Баранов, несмотря на торжественность обстановки и коллективно взятые обязательства не материться в служебных помещениях, хотел было взвыть на весь зал, но в этот момент грянул гимн. Все, даже орел на стяге, вытянулись по стройке «смирно».

За последние тысячелетия слова гимна менялись добрый десяток раз, поэтому из импровизированного хора доносились самые разные варианты:

– Союз нерушимый, – заливался курским соловьем Кузнецов.

– Сильный, державный, – надрывался Сусанин, утирающий слезы.

– Сплотила в реальность, – скулил Петруха.

– Звездная Русь, – шмыгнул носом некстати простудившийся Хохел.

Что ревело своими богатырскими глотками трио Илья—Добрыня—Алеша расслышать было невозможно, поскольку сидели они на самой галерке, как раз под мощным патефоном, из которого и доносилась музыка имперского гимна. Музыка, в отличие от слов, уже несколько веков не менялась ни на ноту.

Что бы ни пели подчиненные Владимирова – все вместе звучало достаточно внушительно. Да что там внушительно – холодок по коже бежал от рева одного только Ильи. Не портил общего впечатления даже тот факт, что Маннергейм пел по-фински, Дзержинский – по-польски, а Батыр орал, как верблюд, укушенный скорпионом, на казахском.

«Все равно ничего не разберешь», – мстительно и ехидно подумал Владимиров, поскольку только недавно получил из главка указиловку с очередным вариантом гимна. А у Дмитрия Евгеньевича в последние дни были более насущные дела: тут как раз Батыр, принимая после очередного капремонта сокол-корабль, утопил его вблизи пирса на радость экипажу немецкой субмарины. Владимиров сразу отписать документ по назначению забыл и теперь, к огорчению безутешного заместителя по высокому моральному духу Баранова, вторую неделю не мог этот текст найти.

Между тем многоопытный комиссар Фурманов, узнав от Владимирова о пропаже ужасно важного документа с текстом нового гимна, ничуть не расстроился, а, напротив, развеселился и последовательно посоветовал командиру «начхать» и «забыть». «Когда коту нечего делать, – мудро, но непонятно заметил тезка Владимирова, – он что делает?.. Так что лучше давай решим, кому внеочередной отпуск к празднику выписать. А Баранову скажи, что текст я забрал. В коллекцию. Хотя мне лично по душе „Боже, меня храни!“

Гимн отгремел…

Народ в штабной палате радостно рухнул на лавки. Петруха, запутавшийся в лентах, с трудом оторвался от стяга и присоединился к народу, а Владимиров продолжил:

– Слово для доклада имеет мой заместитель по высокому моральному духу господин Баранов.

Народ обреченно опустил головы долу и привычно начал похрапывать. А Баранов, заняв свое привычное место на трибуне, вальяжно высморкался и, спрятав платок, бодро загундосил:

– Господа-товарищи. За истекшие тысячелетия наш отряд от дружины по охране рубежей нашей нулевой реальности от внешней нечисти и группы ликвидации нечисти внутренней прошел славный боевой путь до оперативного отряда коррекции открытых и даже закрытых (вялые аплодисменты) реальностей. На нашем боевом счету шестьсот шестьдесят шесть голов Змеев Горынычей, сто сорок, как оказалось, не таких уж и бессмертных Кощеев, восемьдесят семь Идолищ Поганых, семнадцать Одноглазых Лих, сто двенадцать тысяч злыдней и так далее, так далее, так далее. Перечислять нечисть иноземную: джинны там всякие, васивиски (одобрительные аплодисменты), пардон, василиски, пивы (одобрительные аплодисменты), нет, как их – дивы, а также воблины (завистливый стон в зале), то есть, извините, гоблины и прочее – я даже не буду, не хватит никакого регламента. Важно, что мы славно поработали в этом направлении, да и сейчас, несмотря на новые задачи, не оставляем этот аспект нашей деятельности без должного внимания.

Заммордух плеснул из графина в стакан воды, но пить пока не стал и продолжил:

– Поставленные перед нами новые цели обязали нас ко многому. Да, нам пришлось перестроиться, углубить и развить. Как вы все уже хорошо знаете, сегодня главным источником энергии для коррекции реальностей является не только традиционная солнечная прана и лунная мана, но и наши ходячие генераторы, отечественная нечисть: лешие, домовые, анчутки, китавросы, водяные. Созданная по указанию главка в островном Лукоморье резервация-поселение помогла нам не только найти приемлемую форму взаимоотношений с нашими, гм-гм, некогда непримиримыми противниками, но и наладить бесперебойную поставку праны-маны не только в наш родной Аркаим, но и в ряд дружественных нам иноземельных, то есть, скажем прямо, иностранных отрядов коррекции реальности. Прошу приветствовать приглашенного на наши торжества нынешнего мэра Лукоморья столичного товарища Святогора.

Народ в зале захлопал.

Святогор, сидевший рядом с богатырями в последнем ряду, с достоинством встал и приветственно помахал рукой завертевшим головой дружинникам отряда. Баранов ревниво оборвал овации:

– Вместе с тем, заканчивая тему взаимоотношений между Лукоморьем и Аркаимом, я должен признать и ряд наших недоработок. Так, несколько месяцев назад товарищи Муромский, Попович и примкнувший к ним Добрыня, поймав в Лукоморье господина Соловья-барыгу, нанесли ему существенный, но уже привычный ущерб. Поступивший счет от дантиста нами оплачен, но сама конфликтная ситуация должна заставить нас задуматься о многом. Тем более что произошла она как раз после того, как господин Соловей в реальности «Земля-850» по своей личной инициативе оказал нашему отряду некоторые услуги в деле у Калинова моста. И этот случай, увы, не единичен. Товарищ Задов, к примеру… Где у нас товарищ Задов?

– Дежурный по отряду! – выкрикнул из зала Садко. – Бдит.

– Благодарю, товарищ Новогородский. Так вот, товарищ Лев Задов, пользуясь попустительством и дружескими отношениями с руководством нашей единственной заставы в лице уважаемого всеми нами ветерана – товарища Муромского – периодически бегает в самоволку в Лукоморье, где устраивает пьяные дебоши. Ходят слухи, что он крутит там шашни с какой-то берегиней ^[43] и бражничает с лешим Онучем. Слухи, товарищи, не наш метод, если, конечно, мы их сами не распускаем, но прислушаться к тревожному сигналу, я полагаю, следует.

Элегантно застучав Левку, а заодно и Илью, Баранов выразительно покосился на сидевшего в президиуме Владимирова, но тот предусмотрительно отвернулся к Малюте и Фурманову и сделал вид, что доноса не заметил. Баранов горько вздохнул и продолжил:

– Хочу напомнить, что не на высоте у нас и сбережение вверенного нам имущества. Так, товарищ Батыр Бекович Батырбеков, руководивший локальной операцией в реальности «Земля-456», при невыясненных до сих пор обстоятельствах утратил средства полевой связи. Товарищ Батырбеков, мы все еще ждем от вас рапорт.

По залу прокатился легкий шелест ехидного хихиканья. Откровенно и в глаза Баранову рассмеялся один лишь сидевший в партере штабс-капитан Нестеров, дико недолюбливавший заммордуха и явно не понимавший значения должности по поднятию морального духа.

– Сща-ас, – сквозь зубы мрачно напророчил воздушный ас сидевшему рядом Ване Сусанину, – сща-ас бек все бросит и пойдет писать рапорт.

Сусанин повернулся назад, нашел взглядом вольного сына степей и согласно усмехнулся: как обычно, при звуках голоса Баранова Батыр впал в легкую кому. Вот и сейчас, откинувшись на резной скамье, он блаженно сопел, изредка сладко причмокивая и ворочаясь во сне. К слову сказать, за всю свою службу он писал рапорты только на одну тему – об увольнении. Зато писал их с удовольствием и часто.

– Другой случай, – продолжал Баранов. – Приобретение товарищем Задовым новой папахи и ее последующая утрата. Встаньте, Лев Николаевич, пусть на вас коллеги осуждающе посмотрят. Где товарищ Задов?

– Дежурный по отряду, – напомнил Садко. – Бдит.

– Да, спасибо. Тут, товарищи, такое дело. Во-первых, весьма подозрительны обстоятельства приобретения товарищем Задовым этой самой папахи. Есть основания полагать, что имел место недоказанный мной факт прижизненного мародерства. Ну, это, сами понимаете, еще куда ни шло. А вот пройти мимо утраты вещевого имущества мы не должны. Не так ли, Хохел Остапович?

Начальник отрядного тыла Щирый с готовностью вскочил, ожесточенно закивал головой и замахал загребущими руками. Слов от возмущения у него давно не было.

– Садитесь, товарищ Хохел. Я понял, о чем вы. Мы еще разберемся с этим вопиющим случаем. Да, и хотел бы напомнить товарищу Муромскому, что взятая девять веков назад со склада четвертинка скатерти-самобранки им до сих пор не возвращена.

Хохел, обнажив в улыбке белые зубы запасливого суслика, радостно обернулся к Илье и одобрительно затряс головой, зато Баранов быстро уткнул глаза в текст доклада, чтобы случайно не увидеть, как Илья встал с последнего ряда и показал ему, Баранову, а заодно и оторопевшему Хохелу ловко сложенный кукиш величиной с мелкую дыню.

– Господа, – невозмутимо продолжал заммордух свой доклад, – приступаю к особо важному вопросу. Напоминаю, что бдительность, бдительность и еще раз бдительность остается главным оружием против наших заклятых друзей по коррекции реальности. Разгулы-рыцари Колченогого стола по-прежнему не дремлют. «Коровьи джедаи» тоже не спят. Смешно говорить, даже японо-полинезийские «Пасынки солнца» постоянно страдают бессонницей. А товарищ Задов в это время спит… Где у нас товарищ Задов?

– Дежурный по отряду, – не удержался в зале Садко. – Бдит.

– Да? Очень сомневаюсь. Товарищ Задов в это время, наверное, листает контрабандный «Плейгерл» из какой-нибудь зачиханной реальности и в ус себе не дует. Теперь об экономии праны-маны…

Пока Баранов занудно распинался о необходимости пресечь факты межреальностного пустопорожнего прогона карусели за пивом ^[44], обстановка в зале слегка изменилась.

Дело в том, что в штабную палату тихонько вошел и осторожно двинулся вдоль ее стены Лева Задов. Из заднего кармана его галифе торчал свежий номер какого-то красочно иллюстрированного журнала, но в руках его однополчане узрели до боли знакомый берестяной туесок пневмопочты из главка. Народ в палате подобрался и насторожился.

Скользнув позади трибуны с Барановым, который продолжал бубнить о том, что экономия праны-маны должна быть экономной, Лева подошел к президиуму, протянул туесок Владимирову, а папку – сидевшему рядом Скуратову. Потом, небрежно отдав честь знамени отряда, Задов развернулся и, поскрипывая сапогами, прошел к спуску в зал за спиной Баранова, не преминув высунуть розовый от малины язык, скорчить мерзкую рожу и оттопырить уши.

Народ в зале оживился. Лева явно хотел было на сцене задержаться, но, поймав гневный взгляд Малюты, вытянул руки по швам и ретировался с подиума, да и из штабной палаты заодно.

Впившись глазами в начальника, народ безуспешно гадал, какие новости он так быстро и безмятежно читает. Однако монотонное бормотание заммордуха и спокойствие, с которым Владимиров дочитал, положил в пепельницу и подпалил бересту, быстро успокоило даже самых мнительных. Большинство решило, что телеграмма была действительно из главка – с поздравлениями к юбилею, а то и с объявлением выплаты премиальных.

Что касается папки Скуратова, то она никого не заинтересовала – Малюта, как и все творческие личности, на совещаниях, пленумах и съездах предпочитал тратить время не на выслушивание банальностей, а на работу с документами.

– Что у нас есть по делу зеленого аметиста? – вполголоса осведомился Владимиров, прикрывая рот рукой.

– Все в ажуре, – тихо, но недовольно пробурчал Малюта, раскрывая папку.

Пропустив несколько страниц с фотографиями изумрудного кристалла, экспертным заключением Латына Игарковича, берестяной грамоткой Ивашки, отчетом Ильи, челобитной Сусанина, докладной Нестерова и доносом Хохела, он нашел нужный лист и свистящим шепотом приступил к пояснениям:

– Так. Камень с историей, Дмитрий Евгеньевич. Сам по себе невзрачен, но любопытен. Последний жрец Этрурии ^[45] Митродрит вовремя выковырял сей аметист из шлема несчастного царя и отослал в Восточную Европу с нарочным и своей дочкой двоюродному брату, ведуну Дритомиру. Дочка его, Евдолия, доехала, а камень нет – нарочный перепился в дороге, и его обокрали где-то в Риме. Потом камешек всплыл у пиктов. Местные друиды его секрет едва не разгадали, но вовремя перемерли от свинки. Кристалл провалялся несколько лет у северного конунга Гунтара Рогатого, но потом его жена подарила камешек своему любовнику Олафу.

– Олаф Рыжая Борода? – тихо уточнил Дмитрий Евгеньевич, одновременно благосклонно кивая Баранову, продолжавшему монотонно читать свой праздничный доклад.

– Да, – подтвердил Скуратов. – Олаф впаял аметист в свой шлем и даже один раз случайно им воспользовался.

– Это когда его занесло в «Надежду Валгаллы»? – уточнил Владимиров.

– Точно, – согласился Малюта, – там еще был большой скандал и дикий шухер. Руководитель скандинавов потребовал служебного расследования: как простого смертного занесло в закрытую реальность. Они еще…

– Дальше, и по сути, – сухо потребовал Владимиров.

– А я что, былины пою? – обиделся Скуратов, но, собравшись с мыслями, продолжил: – Да… Расследование объективных причин пространственно-временного разрыва не выявило, Олаф во время перехода и шлем потерял, и меч.

– Не повезло мужику…

– Пожалуй, да. Но сбруя ^[46] была найдена спустя несколько веков и переплавлена на орала каким-то кузнецом. А камень продан купцам. Они его обменяли на двух рабов у пьяного визиря при дворе крымского хана.

– Уже ближе.

– Так точно. Дальше – лучше. Василь Михалыч Долгоруков-Крымский, а предков его задиристых я лично знавал, нашел сей камешек на развалинах ханского дворца.

– Развалины – его рук дело?

– Уточню, но не сомневаюсь.

– Не надо, это я так, к слову. Дальше.

– Да, собственно, и все. Привез его как сувенир дешевенький да позабыл. А супруга его благоверная, урожденная княжна Настасья Волынская, по карманам шарила, да и нашла ненароком. Еще скандал учинила – каким, дескать, девкам презенты возишь? А он ей – тебе, мол. А она ему скалкой. Решительная женщина, в пращура свого, героя Куликовской битвы Митьку Боброк-Волынского.

– Вот ведь бабы, а, Малюта! – возмутился Владимиров. – Ну вечно им любопытно… Я вот тоже так: заныкал десятку как-то, а моя…

– Дальше докладывать? – прищурился Скуратов.

На этот раз слегка обиделся Владимиров. Потом тихо рассмеялся и кивнул. А сравнявший счет Скуратов подвел итоги:

– Волынская вставила камешек в старинный кокошник и подарила дочке, Евдокии. А та на городском балу кокошник тот в благотворительную лотерею пустила. Кокошник выиграл местный отставной чиновник – фанат старины и большой, скажу, оригинал. Он там в городке местном кунсткамеру организовал, по-новому – музей. Поначалу на общественных началах, а потом и от губернатора субсидии вытребовал. Активный такой старикан, бойкий. Начнет говорить – не остановишь. Но местами интересно излагает. Я год назад там был с негласной плановой проверкой – кокошник на месте, и камень в нем торчит.

– Значит, о свойствах аметиста никому точно не известно? – уточнил начальник отряда.

– Абсолютно, – заверил Скуратов, захлопывая папку. – Даже Олафу. Он полагал, что залетел в Валгаллу, нажравшись вареных мухоморов. Эта версия у норвежцев и прошла как единственно возможная.

– Не понимаю, – искренне удивился Владимиров, разглядывая пепел от туеска. – Аналитики делают прогноз несанкционированного использования этого артефакта в ближайшие дни. Главк беспокоится о судьбе камня и просит взять дело на контроль.

– Ничего они не знают, аналитики ваши, – злобно зашипел встрявший в разговор Фурманов. – Я им недавно заказал прогноз на футбольный матч. Пять – ноль, говорят. Я всю зарплату поставил. Коэффициент – один к десяти.

– Ну и?.. – заинтересовался Владимиров.

– Ну и все, – скривился Фурманов. – Скуратик, займи до получки голодному комиссару.

– По делу говори, – потребовал Владимиров. – Что с аметистом делать?

– Забрать да Хохелу на хранение сдать, – поморщился комиссар. – Бесхозный артефакт страшнее Задова в увольнении.

– Нельзя, – возразил Малюта, доставая из папки какую-то грамотку. – Главк давал указание – не изымать целевые артефакты из родной реальности без крайней необходимости.

– Какой же он целевой? – здраво возмутился Фурманов и тут же снизил голос. – Его еще этруск твой кому-то высылал. Это когда еще было.

– Дело темное, – извлекая еще один документ и показывая Фурманову, заметил Скуратов. – Евдолия, дочь того жреца этрусского, до места, как я говорил, все-таки доехала, хоть и без аметиста. Так вот Евдокия Долгорукова-Крымская – ее прапрапра…внучка.

– Дошел, стало быть, камешек, – невольно присвистнул Владимиров и, глянув на прикусившего язык Баранова, сделал ему знак продолжать доклад.

– Это другой коленкор, товарищ, – тихо согласился Фурманов. – Стало быть, у кристалла судьба еще в будущем. Любопытно.

– Подведем итоги, – еле слышно предложил командир отряда. – Исторической и финансовой ценности камешек не представляет. Никому он, кроме директора музея, не нужен. Секрет его – способность перемещать владельца по реальности, если он вправлен в головной убор, – никому не известен. А вывод?

– Пусть в витрине пылится. Проверить сохранность и выставить караул дня на три, – заключил Фурманов, теряя интерес к теме разговора и вновь уткнувшись в таблицу предстоящих игр футбольного чемпионата и бланк тотализатора. – Пока аналитики наши не уймутся.

– Согласен, – подтвердил Скуратов. – Я сам съезжу. Сегодня под вечер и вылечу.

– Садко возьми, – посоветовал комиссар, не отрываясь от изучения служебных документов. – Изнылся весь, бедолага. По Руси соскучился. Ностальгия, говорит. Мало ему зверинца Дурова и березок в саду за штабом.

– Надо бы еще одного, – задумался Владимиров. – Может, Петруху?

– Дмитрий Евге-э-эньевич, – умоляюще сказал Скуратов. – Избавьте, христа ради прошу.

– Ладно, – решил Владимиров, – сыграем в рулетку. Добровольца вызовем.

– Ставлю пайковые на Петруху, – оживился Фурманов.

В зале послышался неясный шум – народ просыпался и кое-где для разминки даже флегматично хлопал в ладоши. Закончивший доклад Баранов, довольный собой и жизнью, бодрым аллюром возвращался в президиум.

– Господа, – вернул бразды правления в свои руки Владимиров, – доклад окончен. Надеюсь, что все мы, включая Задова, извлечем из него что-нибудь полезное и сделаем правильные выводы.

– Ага, – себе под нос подтвердил Фурманов, пока заммордух шагал к столу, – регламент в следующий раз ограничим вдвое.

– Втрое, – насупился Скуратов.

Фурманов мгновение посомневался, но здраво рассудил, что ссориться с потенциальным кредитором ему ни к чему. Комиссар с контрразведчиком обменялись крепким рукопожатием.

А Владимиров между тем продолжал:

– Торжественная часть закончена. Далее по распорядку дня и по случаю юбилея – банкет. Но есть еще один открытый вопрос. В реальность «Земля-812» убывает опергруппа в составе господ Скуратова и Новогородского. Работа профилактическая – эксцессы не ожидаются. Нужен еще один, но опытный товарищ. Желающие?

Народ еще сомневался, стоит ли менять банкет в руках на командировочные в небе, а Сусанин, сидевший у прохода в своем неизменном армяке, уже действовал. Сорвавшись с места и едва не споткнувшись, он метнулся к двери и уже оттуда убедительно потребовал:

– Меня пиши.

Убедившись, что искомый доброволец нашелся, Владимиров с чистой совестью закрыл собрание. Дружинники, принюхиваясь к доносившимся из отрядной столовой ароматам, разбрелись по теремкам и избам за фраками. В штабной палате остались только Владимиров, Скуратов и Садко.

Сусанин обернулся быстро. За пару минут – а терем его стоял как раз напротив штаба, – он успел из повседневного армяка переодеться в армяк походный. Отличались они, впрочем, только количеством заплат. Кроме того, свои валенки Сусанин сменил на онучи с лаптями, а в правой руке сжимал именные вилы с длинным рядом глубоких зарубок.

– Иван, – поморщился Садко, – тебе же по-русски сказали: на профилактику летим.

– Ничего, – хмыкнул ничуть не смущенный Сусанин, втыкая вилы в пол на глубину мизинца. – Авось сгодятся.

– Предусмотрительно, – заметил довольный Скуратов, одобрительно поглядывая на вилы. – Профилактика профилактикой, а бдительность утрачивать негоже. Вы, товарищ Садко, доклад плохо слушали.

– У меня слух музыкальный, – возмутился купец.

– В таком случае слушайте меня внимательно, – отчеканил сквозь зубы Скуратов, – Вылет через час. Форма одежды – согласно реальности места назначения. Рандеву у карусели. Свободны.

Садко презрительно усмехнулся и, зацепившись кафтаном за лавку, встал по стойке «смирно».

– Во-во, – чуть успокоился Малюта, разжимая зубы, – продолжайте в том же духе.

* * *

– Это что такое? – глядя на Садко, орал Скуратов спустя час у карусели. – Вы на маскарад собрались или на боевую операцию? Где вы видели в начале XIX века вязаные шапочки? И зачем вам лыжи, скажите на милость?

– Так там зима на носу, – вяло оправдывался гуслярствующий купец, неловко поворачиваясь и едва не выкалывая Малюте глаза лыжными палками. – Я же по вашей просьбе специально в метеослужбу главка звонил. Аналитики прогнозируют – завтра там от минус пяти до минус семи. Снежный покров до полутора локтей. Солнечно, ясно. Давление…

– Будет тебе давление, – пообещал Скуратов, забрасывая походный вещмешок на спину крупной расписной белой с желтым лебедушке. – Как вернемся, так сразу. За мной не заржавеет.

Карусель, набирая обороты, заскрипела шестернями и тихонько пошла по кругу. Сусанин сидел на огромном добродушном медведе, Скуратов – на персональной жирафе, которую побаивались занимать даже в его отсутствие, а облаченный в спортивный костюм с подогревом Садко Новогородский с журналом «Слалом сегодня» развалился в расписных санях.

Море и остров, сменяя друг друга, замелькали перед глазами десанта все чаще. Наконец карусель сочла, что набранная ею скорость вполне приемлема, и аккуратно начала перемещение. Уже исчезая, она спохватилась и все-таки включила громкую связь. Из старенького громкоговорителя послышалось патефонное шипение, и Александр Вертинский проникновенно пожаловался:

Суеверный Садко сплюнул на голову несчастного Петрухи, который до последнего упрашивал Скуратова поменять его на Сусанина, и сейчас был единственным на берегу провожающим и слушателем. Садко в Петруху не попал, и настроение у него почему-то испортилось. Десять минут спустя он понял почему…

– Ну и где твой снег, турыст? – ехидно осведомился мрачный Скуратов, когда карусель замерла на полянке посреди березовой рощицы, деревья которой еще были покрыты золотой листвой.

– Завтра, – неуверенно пообещал Садко, с сомнением поглядывая на лыжи.

– Ну-ну, – нехорошо прищурился Скуратов. – Слезай, Ваня, приехали.

Сусанин, охая и придерживаясь за поясницу левой рукой, сполз с медведя, ласково потрепав его ладонью по загривку.

– Радикулит, – пожаловался он. – Проклятые шляхтичи.

– Вернемся – нацеди яда из Задова, – серьезно посоветовал Скуратов, – и разотрись. Скажи, что я разрешил… Так, городок у нас вон там, за Лысой горкой.

– Милый городок, – искательно улыбнулся Садко, желая подлизаться к начальству и снять легкую напряженность, возникшую в отношениях с первых же минут командировки.

– Тебя не спросили, – огрызнулся Малюта, но слегка отмяк и, повернувшись спиной к проштрафившемуся гусляру-купцу, вздохнул: – Городок древний, столице ровня, ежели не старше. Рузой кличут. Швейцария подмосковная. Юрка Долгорукий в эти края как-то приехал, поглядел на вотчину свою, поохал и молвил: лепота, мол, писаная. Нет, глаголет, неча тут грязь разводить. И основал стольный град на сто верст восточнее.

– Это надо же, – умилился Садко, всплескивая руками и ища глазами, куда бы засунуть лыжи, чтобы они опять не попались на глаза Малюте.

– Стоять! – не поворачиваясь, заревел Скуратов. – Лыжи с собой потащишь. Будешь знать, как прогнозы слушать. И вот еще что… на тебе, переоденься.

Малюта извлек из вещмешка какое-то тряпье и небрежно швырнул его Садко. Тот брезгливо развернул сверток и застонал – штаны из дерюги, драная цигейка и старые лапти франтоватому купцу пришлись хотя и впору, но явно не по душе.

Ворча и стеная, он все-таки облачился в лохмотья и лишь свою спортивную шапочку с эмблемой мадридского «Реала» отказался снимать наотрез. Скуратов досадливо махнул на Новогородского рукой и переоблачился сам. В форме гвардейского капитана при рыжей бороде и сабле он смотрелся достаточно внушительно, поэтому жаловаться на вшей в своем новом прикиде Садко остерегся.

– Легенда такая, – оглаживая бороду, грозно сверкнул очами Малюта. – Я направлен за фуражом. Вы – мобилизованные мне в подмогу крепостные. На людях шапку передо мной почаще ломайте. И особливо ты, господин Великий Новгород.

Скуратов ни за что бы себе не признался, что его неприязнь к Садко вызвана тривиальной черной завистью к новгородским вольностям, которые, к слову, по повелению Ивана Грозного он же, Скуратов, в свое время у новгородцев огнем и мечом и отнял. Впрочем, отрядному священнику Шаманову и комиссару Фурманову в своем грехе Малюта признавался.

Латын Игаркович за черную зависть наложил на Скуратова епитимью – выучить наизусть былину «Садко и Царь подводный». А комиссар провел с Малютой дружескую беседу по поводу расизма, из которой чего-то, видимо, недопонявший контрразведчик неожиданно вынес:

во-первых, интернационализм – это равная ненависть или равная любовь ко всем инородцам без исключения;

во-вторых, от любви до ненависти – один шаг;

в-третьих, Фурманову было наплевать на происхождение Садко, а вот тот факт, что товарищ Новогородский за собой посуду в столовой не всегда выносит, действительно возмутителен.

Былину Скуратов за полгода вызубрил, но с тех пор невзлюбил Новогородского еще больше, хотя, впрочем, и отдавал ему должное в делах, связанных с внешнеторговыми операциями Аркаима, и ценил как опытного водолаза…

– Воз с сеном надобен, – выслушав легенду прикрытия, резонно заметил обстоятельный Сусанин, на ходу выправляя оселком зубья вил. – Фуражир без сена – как баба срамная в притоне. Кто ж ей, гулящей, поверит, что она туда за томиком Ахматовой зашла?

– Зачем сено? – запротестовал Садко. – Вовсе не надо никакого сена! От него головная боль одна. Мы, может, только едем еще за ним, за сеном твоим, будь оно неладно.

Скуратова сено, как, впрочем, и солома, интересовали не больше прошлогоднего снега, но он не упустил случая лишний разок погнобить Садко.

– Товарищу Сусанину за проявленное внимание к достоверности легенды прикрытия – трое суток к отпуску. Господину Новогородскому за пренебрежительное отношение к вопросам маскировки – трое сутокгауптвахты.

Озлобленный и впрямь непомерно суровым наказанием Садко чуть было не объявил сидячую забастовку, но, скрипнув зубами, смолчал, поскольку они как раз форсировали очередную лужу по разбитой вдрызг поселковой дороге.

– Воз с сеном реквизируем ближе к городу, где-нибудь на окраине, – привел подчиненных к общему знаменателю Скуратов – и не удержался: – В боевой обстановке все разрешено. Мы завсегда в Новгороде так делали. И никто, заметьте, не жаловался.

– Не надо реквизировать, – вздохнул Сусанин, по доброте душевной жалевший бедных обывателей любой отечественной реальности. – Вона повозка стоит. Брошенная чавой-то. Правда, лошади нет.

– Есть лошадь, есть! – облегченно и радостно заорал Садко Новогородский, указывая куда-то в сторону. – Вон она, пасется, милая.

Зная характер Скуратова, Садко не сомневался, что в случае отсутствия одной лошадиной силы гужевого транспорта Малюта, не задумываясь, впряжет в телегу именно его.

– Жидковатая какая-то, – оценивающе поглядывая то на кобылу, то на Садко, подтвердил Малюта худшие опасения подчиненного.

– И вовсе нет, – возмущенно запротестовал купец. – Это только вид такой, порода такая. А сама выносливая, по копытам видно. И хвост у ней знатный. Добрая лошадка! Правда, Ванюша?

– А и то, – подтвердил Сусанин, втыкая вилы в землю и направляясь к кобыле. – Сойдет.

Миновав деревянный мост, отделявший центр города от заречья, они направились по чрезвычайно крутой булыжной мостовой вверх. По правую руку от них высился довольно высокий холм, слева же стояли кривоватые бревенчатые дома. Садко, держа клячу в поводу, месил осеннюю грязь пехом, Сусанин с вилами на плече шагал позади телеги, Малюта же, удобно устроившись на сене, победно осматривал окрестности.

– Ничего не изменилось, – с удовлетворением заметил он, снимая головной убор и осеняя себя крестным знамением на купол постепенно открывающейся за холмом в ранних осенних сумерках церкви. – Тпру, залетная. Слышь, Садко, тебе сказано – тпру. Вишь, дома каменные пошли. Нам теперь направо.

Холм кончился, крутой подъем и поворот направо вывел десант к базарной площади. Торговые ряды по причине позднего часа были, естественно, пусты, да и не особенно обширны: с два десятка крытых дощатым навесом прилавков, за которыми еще копошились убиравшие свой товар – картошку и лук – заезжие торговцы.

– Туды, – распорядился Малюта, спрыгивая и разминая ноги. – Шевели копытами.

Они пересекли площадь и, оставив телегу на углу у трехэтажного домика, постучались в дверь соседнего здания.

– У-езд-но-е каз-на-чей-ство, – по слогам вслух прочитал Сусанин, водя пальцем по бронзовой табличке и недоуменно оборачиваясь к Скуратову. – Валютный банк, что ли?

– У них вход со двора, – чему-то улыбаясь, пояснил Малюта, продолжая колотить сапогом в дубовую дверь. – За кредитами – всегда со двора. Ниже читай.

– Рузская краеведческая кунсткамера, – перешел ко второй табличке ветеран русско-польских баталий. – Режим работы… Короче, ясно. Закрыто уже.

– Откроют, – заверил бородатый капитан Скуратов. – Я слово секретное знаю. У хранителя здешнего квартирка при музее.

– Ну кто там еще на ночь глядя? – раздался из-за двери старческий голос, и удерживаемая колодезной цепью дверь приоткрылась на ширину ладони. Мерцающий огонек свечи осветил добродушное пожилое лицо грузного и явно подслеповатого хранителя провинциальной кунсткамеры.

Скуратов, воровато оглянувшись, сунул в щель какую-то серебряную монету.

– Батенька мой! – ахнул, поднося монету к носу, хранитель. – Это ж целковый Святослава. Его ж, поди, и в Ермитаже нет. Вы его в фонд музея жертвуете?

– Нет, – уточнил Скуратов. – Но на экспертизу вам дам.

– Это одно и то же, – заверил хранитель, пристроив на приступок подсвечник. – Погодите, господа, погодите. Тотчас и открою.

Дверь прикрылась, что-то загремело, защелкало, зазвякало, и дверь – на этот раз настежь – открылась вновь.

– Проходите, господа…

Десантники вознамерились было тихонько просочиться в дом, но в этот момент сзади раздался суровый голос:

– В столь поздний час и в столь грозное для Отечества время шляться после десяти по городу возбраняется! Па-апрошу документы, судари!

Скуратов обернулся.

– Полицмейстер здешний, – представился суровый обладатель баса, – Бушин.

– Гвардии капитан Бельский, – выступая под свет чахлого площадного фонаря, отрекомендовался Малюта ^[47]. С фуражом и крепостными следую в полк.

– Виноват-с, форму не приметил. – Полицмейстер чуть смутился. – Странная она какая-то. Извините…Так ежели заночевать надобно, то, значит, ко мне милости прошу. Без церемоний, сударь. Самоварчик раздуем.

– Не надо, Андрюшенька, – замахал хранитель руками. – У меня они останутся. И мне спокойней, при офицере-то.

– Оно и верно, – задумался полицмейстер. – Пойду я. Честь имею!

Довольный, что все обошлось, Садко сделал было попытку сунуть полицмейстеру ассигнацию за беспокойство, но тот при виде оборванца с бумажкой в руке только махнул рукой:

– В управе, холоп, подорожную выправишь. Утром. И ежели от господина офицера хоть на полверсты отобьешься – собственноручно на съезжую сволоку.

Благосклонно глянув на опрятного Сусанина, стоявшего по стойке «смирно» с вилами к правой ноге, полицмейстер еще раз откозырял Скуратову и пошел гонять припозднившихся горожан.

– Отрадно видеть столь ревностное отношение к делу, – заметил Малюта хранителю музея, поднимаясь по скрипучей лестнице. – Надобно поощрять таких преданных слуг царя и Отечества.

– Старый мой знакомец, – поделился приятными воспоминаниями хранитель. – Мальчонкой еще мне черепки таскал. Трипольская культура, знаете ли, у нас широко представлена и…

– Ша, батяня, – оборвал его Скуратов. – Меня-то помнишь?

– Как же, ваш сиясь, – понизил голос до шепота хранитель. – Нонешний год вы с тайным поручением-с от канцелярии графа Н-ского наведывались. Только вот, что проверяли, не сказывали. Обидно-с даже. А у меня тут все чин по чину, порядок армейский. Сами извольте убедиться, если пожелаете.

– Знаю я этот порядок, – нахмурился Скуратов, входя в комнату и спотыкаясь о какой-то хлам. – В прошлом году я у тебя в фондах госномер триумфальной колесницы Юлия Цезаря видел. «РИМ 00-01», если не ошибаюсь. Под кучей гербариев пылился. Почему не в экспозиции?

– Ну да! – возмутился и прямо затрясся старик. – Сейчас все брошу и выставлю. Сопрут! Сопрут как пить дать. Я вот давеча телегу выставил: ХV век, а как новенькая. В пятницу музей закрыл, а в субботу утром иду от Дмитровской, а мне пареньки навстречу. Шапки ломают, а коня с повозкой, гляжу, гонят шибко. В кунсткамеру пришел, а телеги и нет. Поминай как звали. И как они ее в окно вынесли – ума не приложу.

– Изворовался народ, – согласился Скуратов, извлекая из мешка и ставя на инкрустированный стол бутылку ликера. – Поймать да высечь.

– Секли, – вздохнул старик. – А толку? Они, стервецы, телегу цыганам продали. Ищи теперь ветра в поле.

– Короче так, батя, – разливая ликер по фаянсовым чашкам, предупредил Скуратов. – Я у тебя два-три денька поживу, дела у меня в городе.

– И слава богу, – согласился хранитель. – В такие времена за музеем присмотр нужен. Я губернатору так и докладывал нонче. У нас одних черепков трипольских…

– Не надо черепков, – взмолился Скуратов. – Давай самовар, что ли?

Для дорогого гостя любитель древности пошел искать среди экспонатов самовар поавантажнее, поэтому у Скуратова нашлось время, чтобы посвятить коллег в некоторые частности:

– Значит, так: старика не обижать, он, бедолага, над каждой рухлядью трясется. Звать его Волокос Сергей Львович. Чиновник из отставных. Пенсион хилый, да и тот он тратит на блажь свою музейную. Теперь вот что… Я на ночь в зале устроюсь, к кокошнику поближе. Ты, Вань, переночуй на лестнице… Ну, где ниша, видел, наверное? Там тепло у печки.

– А я? – поинтересовался Садко в наступившей паузе.

– Хотел тебя в резерв поселить, – насупился Скуратов. – На кушетке в чулане. Но коль такое воровство – сегодня на ночь в караул пойдешь.

– Сено охранять? – возмутился Садко.

– Легенду, – невозмутимо поправил его Скуратов. – И не выходи из образа, холоп. Давно батогов не пробовал?

Садко забился в угол комнаты и обиженно заворчал:

– Ничего-ничего… Недолго ждать осталось. Прихлопнут твое право крепостное – вот ужо подпущу я тебе петуха красного в палаты белокаменны…

– Чего-чего? – переспросил Скуратов, невольно протягивая руку к сабле.

– Это он в образ входит, – успокоил коллегу Сусанин. – По Станиславскому.

– Ну-ну, – несколько успокоился Скуратов, но про себя поклялся по возвращении в Аркаим прикупить в свой терем пару огнетушителей.

Сергей Львович между тем принес заварной чайник, три треснутые чашки из фаянса, фарфора и глины, а еще одну – чашку Петри – для себя.

Выдув из своей посудинки какие-то реактивы в сторону невезучего Садко, хранитель разлил чай с ликером и начал жаловаться на скудость средств, коих не хватает для раскопок на местном городище с целью изучения трипольской культуры.

Убаюканные речью неуемного энтузиаста, Сусанин и Садко дремали, лишь изредка просыпаясь и невпопад кивая. Вежливый Скуратов крепился долго. В конце концов он не выдержал и грубо поинтересовался, нет ли для светской беседы темы поинтереснее.

– Есть, – понизил голос хранитель. – Я сейчас.

Сергей Львович вышел в коридор и начал копаться в своих завалах. Загремев, рухнули на пол рыцарские доспехи, покатился по полу уникальный детский горшок из бронзы, посыпалось что-то с полок со склянками и керамикой.

– Вот, – сияя улыбкой, торжественно провозгласил хранитель, появляясь в дверях.

– Что это? – брезгливо взял двумя пальцами замусоленный листок Скуратов.

– Осторожнее! – завопил возмущенный директор музея. – Уникальный же документ!

– Что, – внятно повторил бородатый капитан, – это ?

Сергей Львович выдержал многозначительную паузу и только затем торжественно признался:

– Это писанный собственноручно Малютой Скуратовым-Бельским своему господину Иоанну Васильевичу Грозному отчет о проделанной работе в первом квартале лета такого-то! Представляете? Бумага без подписи, но уникальна!

– Чем? – нахмурился Скуратов.

– Последний абзац, – зашептал музейщик, поднося свечу поближе к тексту исторического документа. – Вот тут…

– А еще доношу тебе, пресветлый государь мой, что гнида ползучая, сиречь изменник князь Курбский, по повелению твоему топором в голову в Ливонской земле настигнут и урублен не на жизнь, а на смерть. А завместо его под личину татя посажен мною ушкуйник Торопка, ибо зело он на князя похож и брехлив так же. Доносы тайные от Торопки кажинный месяц ждать нам след, – прочитал Малюта вслух. – И что?

– Как вы не понимаете! – всплеснул руками любитель древностей. – Это же в корне меняет наши взгляды на историческую роль князя Курбского в последующих событиях. Ах, если бы я мог доказать, что этот документ был подписан именно Скуратовым…

– Ничего это не меняет, – возвращая раритет, равнодушно зевнул Скуратов. – Для Курбского, во всяком случае. Разве что Торопку попомнят. Дай-ка перо, кстати.

Музейщик принес и гусиное перо, и полную мух чернильницу. Разогнав гусиным оперением мух по углам, Скуратов обмакнул стило и на глазах опешившего Сергея Львовича небрежно подмахнул раритет. Потом, подув на документ, вернул его энтузиасту:

– Губернатору подсунь. Авось и даст денег на культуру твою трибемольскую. Только, чур, с денег тех свечку поставь. На помин души Торопки. Смелый мужичонка был, царствие ему небесное. Пять языков знал, собака брехливая.

– Ваш сиясь! – схватился за сердце отставной чиновник. – Вы ж документ исторический извели.

– Неужели? – небрежно отмахнулся Малюта. – А ежели не нравится – так оторви. Я там от текста отступил и расписался с запасом.

Сергей Львович впился близорукими глазами в бумажку. Потом глаза поднял и очумело открыл рот:

– Если бы своими глазами не видел… Мистика прямо… Почерк-то идентичный.

– Ну и?.. – полюбопытствовал Скуратов. – Отрежешь?

– Вообще-то музею деньги бы не помешали, – вздохнул и задумался любитель старины. – С другой стороны, документ-то подлинный. С третьей – подпись. Подпись-то того… Хоть и не отличишь.

– Ни один эксперт не распознает, – заверил Сусанин.

– Есть еще одна сторона, – усмехнулся проснувшийся Садко.

– Да? – заинтересовался мнением оборванца хранитель уездной старины. – Какая, позвольте узнать?

– Историческая правда, – сладко потянулся Садко. – Кому какое дело до подписи, если документ подлинный? А?

– Пусть полежит, – отложил историческое решение Сергей Львович. – Ваш сиясь, вы где нынче почивать изволите? Как давешний год, в зале крестьянского быта? Или вам в раннем неолите постелить?

* * *

…Предварительно убедившись, что заветный стенд с россыпью пуговиц, прялиц, катушек, иголок, веретенец и прочей бабской атрибутикой кройки и шитья по-прежнему венчает кружевной кокошник с невзрачным зеленым камешком, Скуратов поворочался на диванчике еще минут пять. В углу приятно гудела струя теплого воздуха, поднимающегося из печки по трубе дымохода, а в деревянных панелях стен ласково зудел сверчок. К покою располагало все – а особенно мысль о том, что в холодной осенней ночи, то прячась от холода в кучу сена, то выскакивая и хлопая себя по цигейке, мерз потомственный купец Садко Новогородский.

«Не люблю купцовское отродье, – подумал потомственный дворянин Скуратов-Бельский. – Чехов прав: такие, волю им дай, и вишневый сад в родовом дворянском поместье вырубят, и Отечество родное за фунт стерляди продадут. Только шиш им, а не сад».

С этой сладкой мыслью Малюта и уснул. Снился ему Садко на дыбе в родных скуратовских застенках.

Проснулся бородатый капитан около восьми утра от истошного крика на базарной площади.

Орал, естественно, Садко, поэтому поначалу Малюта лишь ухмыльнулся. Затем ухмылка постепенно сползла с его сурового лица: к воплям Садко присоединился тревожный крик Сусанина. Натянув мундир и прихватив саблю, Малюта распахнул окно.

В углу площади его сослуживцы оборонялись от полусотни солдат и двух офицеров регулярной части.

– Странные какие-то мундиры, – успел подумать Скуратов, выскакивая в окно. – На французские похожи…

Сражение за воз сена в 1812 году вошло в историю Рузы как крупнейшая баталия регулярных частей в пределах уездного городка. Виновником его, естественно, стал Садко.

Дело было так.

Накануне командир французского корпуса генерал Богарне зашел к Наполеону за очередными указаниями, но неожиданно попал в немилость. Наполеон, озабоченный своим ночным проигрышем в очко маршалу Мюрату, указал Богарне на дверь. Глуховатый Богарне, перепутав глухие и звонкие согласные, добросовестно попер на Тверь, но в пути, как водится, заблудился.

Следуя транзитом через населенный пункт Дубки, француз напоролся на русского генерала Милорадовича, который, по традиции и обыкновению всех русских генералов, потерял связь с Кутузовым и в свою очередь метался по Подмосковью в поисках хоть какого-нибудь применения сил своих озверевших от скуки драгунов.

Столкнувшись под вечер нос к носу, Богарне и Милорадович очень обрадовались: у француза появилась реальная отговорка от вояжа в Тверь, а у русского – шанс поймать и пленить достойного собутыльника. Дело в том, что в русских войсках исключительно высоко отзывались о способности пленных французов пить не только классические вина, но и банальный самогон.

Оба командующих были высококлассными специалистами, поэтому авангард Богарне зашел в тыл Милорадовича, а авангард Милорадовича сел на хвост замыкающему отряду корпуса Богарне.

Всю ночь передовые части французов гонялись за арьергардом русских, в то время как передовые части русских неутомимо преследовали арьергард Богарне. Основные силы, послушно следуя за своими авангардами, в бой не вступали – им вполне хватало проблем с перетаскиванием пушек и ядер с места на место.

Хождение по кругу продолжалось всю ночь, так что к утру противники совершенно выдохлись. Вспотевший Богарне первым решил, что на сегодня ему войны достаточно, и, отослав в ставку реляцию о своей полной победе, дал корпусу команду рассеяться по окрестным лесам. Точкой рандеву он объявил Звенигород. Более последовательный Милорадович походил вокруг Дубков еще час, отослал не менее победоносную реляцию и, вдохновленный победой, перекрыл дорогу на Тверь не только французам, но и беженцам из окрестных деревень и городков. Но оставим Милорадовича и вернемся к Богарне.

Один из отрядов его рассеявшегося корпуса вместо Звенигорода попал в Рузу ^[48]. Ворвавшись в город, французы, как истинные европейцы, первым делом занялись мародерством. Начитавшиеся галантных французских романов обыватели с изумлением наблюдали, как из их перин полетели пух и перья, а из сундуков и шкафов – отрезы сукна и прочее тряпье.

Все шло просто замечательно, пока один из офицеров корпуса не обнаружил на окраине площади ничейный воз с сеном.

Француз несколько раз обошел вокруг воза, вытянул пучок сухой травы, попробовал его на вкус и счел фураж вполне пригодным. Двое солдат его команды уже было взяли лошадь под уздцы, намереваясь увести несчастную в полон, как вдруг сено зашевелилось и на свет показалась взъерошенная голова промерзшего до костей Садко.

– Отвали, – хмуро посоветовал Новогородский гренадерам, отрясая голову от мусора.

– Мон шер ами, – приближаясь, приветствовал хозяина повозки элегантный французский офицер. – Моя мала-мала тебе платить и сухая трава забирать. Твоя купить водка и танцевать камаринскую. Уи?

Офицер был человеком воспитанным, на досуге почитывал книжки своего полкового товарища Анри Бейля ^[49] и вообще в глубине души был человеком чести. Поэтому он тут же извлек из кошелька стопку фальшивых ассигнаций и выразительно ими захрустел.

Предприимчивый Садко прикинул толщину стопки, здраво рассудил, что ему лично сено ни к чему, и резво спрыгнул с воза.

Акт купли-продажи партнеры скрепили крепким рукопожатием, после чего офицер поднял было руку, давая отмашку подчиненным, но тут, проверив одну из ассигнаций на свет, Садко обиженно завопил и, отшвырнув гренадеров в стороны, вернулся в родной воз и приготовился к обороне.

Офицер, как уже упоминалось, был человеком европейской чести. Коль скоро сделка была расторгнута, он предложил Садко вернуть деньги. Садко, руководствуясь принципом «что с воза упало, то пропало», возразил в том духе, что подделка государственных казначейских билетов преследуется по закону и что он, Садко, выражая этого закона интересы, лично отдаст банкноты на экспертизу. Купец-гусляр извлек из стога лыжную палку и, нервно тыча ею в харю самого наглого гренадера, отогнал его от повозки.

Офицер, улыбаясь, бросил на штурм воза десяток солдат. Садко истошно завопил. Ему пришлось бы совсем плохо, но тут на площадь из двери выглянул Сусанин.

– Только никуда не уходите, – проникновенно попросил он оккупантов. – Я быстро.

Он метнулся наверх за вилами и тотчас присоединился к приятелю. На пару дело у них пошло веселее. Садко – пока безуспешно, но азартно – норовил выколоть мародерам их завидущие очи, а Сусанин, цепляя вилами гренадеров за амуницию, только натужно покряхтывал, перекидывая их себе за спину, как тюки сена на сеновале. Учитывая, что за спиной его была каменная стена, большинство французов – даже из тех, кто сознание не терял – вступать в бой повторно остерегались.

Не исключено, что вошедший во вкус знакомой с детства крестьянской работы Сусанин перекидал бы в кирпич всех супостатов, но тут на помощь оккупантам пришла еще пара десятков французов.

В этот момент на поле битвы и объявился Скуратов. Глаза его горели, борода развевалась на ветру, сапоги, начищенные еще с вечера, сияли, а сабля, естественно, сверкала.

Короче, силы противников вмиг уравнялись.

А тут подоспела и вовсе неожиданная помощь: патриотично настроенные дамы, с горящими глазами азартно наблюдавшие за схваткой со второго этажа близлежащего дома, обрушили на ошалевших гренадеров град горшков с геранью и фикусами. В довершение всего директор местного музея, сопя от натуги, выставил на подоконник свой любимый экспонат – чугунную пушечку эпохи Ивана Грозного. Прикрыв левое ухо ладонью, он подпалил фитиль и тут же заткнул и правое ухо. Пушка, ахнув, с подоконника улетела в глубь залы, но картечь из крупной поваренной соли улетела по назначению – на площадь. Больше всего досталось несчастным торговцам, но перепало и гренадерам.

Однако важен был не реальный урон, а психологический эффект. Завоеватели дрогнули. В сей же час на площади объявился полицмейстер с десятком сослуживцев и, с удовольствием обнаружив беспорядок, стал его устранять единственно доступными полиции методами.

Взбешенные своей порцией соли торговцы из Азии утруждаться поиском истинного виновника тоже не стали. Обнаружив, что под прикрытием полиции можно безнаказанно почистить рыла каким-то пришлым шаромыжникам ^[50], они, похватав тесаки и ножи, споро ввязались в драку. Кто-то из них бросил уходящий в глубины веков национальный боевой клич: «Нет переделу рынка», и после этого судьба французского нашествия в пределах уездного городка была решена. Оккупанты покинули город стеная и ахая, под торжествующий набат церковной колокольни.

Увлекшиеся преследованием супостата Сусанин, Садко и Малюта, утирая пот, вернулись на площадь только спустя час. Трем группкам рассеявшихся французов удалось ускользнуть, и Сусанин недовольно ворчал по этому поводу – его вилы мало поработали.

Возвращение их было бы триумфальным, если бы не одно «но». Музей горел. Собственно говоря, сам пожар уже был потушен, но струившийся из окон дымок явственно указывал, что без потерь дело не обошлось.

Скуратов широкими прыжками взлетел по лестнице в комнату. Хранитель с перевязанной головой горестно сидел у разбитой витрины и безутешно плакал.

– Разорили, ироды! – сокрушался отставной чиновник. – По миру музей пустили. Обокрали, нехристи парижские!

– Что? – холодея от нехорошего предчувствия, замер Скуратов.

– Кокошничек сперли, гады, – ткнул толстым пальцем в витрину Сергей Львович.

– И все? – осведомился недоумевающий Садко.

– Вам мало? – обозлился хранитель. – А вы знаете, что если каждый из Эрмитажа по крупинке перекупщикам вынесет, то следующему поколению выносить уже нечего будет? Э, да что с вами говорить…

– Не переживай, папаша. – Сусанин понял, что для его вил еще не все потеряно. – Кто спер?

– Офицерик, должно быть, – с внезапно загоревшейся надеждой историк повернулся лицом, но не к Сусанину, а к Малюте. – У меня тут огонь занялся от залпа, а он как раз и забежал – за пушку поквитаться. На меня сабелькой махнул, но тут его полицмейстер наш спугнул. Офицерик руку в витрину сунул, схватил кокошник, и деру. Сувенир, дескать. Только где ж вы его теперь сыщете?

– Сыщем, – объявил свое решение Скуратов, теребя бороду. – Мне все одно тут, в городе, задержаться следует. Инспекцию богоугодных заведений надо провести. За мной!

* * *

– Разделимся, – напившись из ковша колодезной воды, вытер рот Скуратов. – Рассыплемся и пойдем цепью. Сдается мне, они по старой Смоленской дороге пойдут, так что общее направление ясное.

– Почему по старой, а не по новой? – заинтересовался Садко.

– Ты, кроме устава, какие-нибудь книжки читаешь, купчина? Или комиксами кругозор расширяешь?

– Моя коллекция комиксов лучшая в Евразии, – обиделся Садко. – Вот только про Микки-Мауса одного номера нет.

– Ясно, – нахмурился Малюта. – Короче, имей в виду, что война тут Отечественная. Одна тысяча восемьсот двенадцатого года. Не слышал про такую?

– Как же! – вспомнил Садко. – Давеча в клубе «Гусарскую балладу» крутили. Там, правда, снег был.

– Во-во. Угадали аналитики, ядри их коромыслом, – будет снег. Словом, обстановка такая: три группки вражьи из городка утекли, и нас трое. Ясно?

– Ясно, – подтвердил Сусанин. – Только как-то неловко на троих соображать, пока дело не сделано.

– Да нет, – прояснил ситуацию Садко. – Это значит, каждому по группе и – в погоню. Я верно кругозорю, товарищ Скуратов?

Скуратов недовольно кивнул.

– Мудро, – нехорошо обрадовался Сусанин, ласково поглаживая вилы. – Стало быть, поодиночке будем сено заготавливать.

– Без смертоубийств, – напомнил Скуратов. – Реальность тутошняя на переломе, никаких явных вмешательств.

– Что ищем-то? – уточнил Садко. – Кокошник?

– Кокошник, – подтвердил Скуратов. – А в нем камешек зеленый, аметист. Сам по себе безвреден, но если его в какой головной убор влепить да стишок прочесть, то камешек тот в соответствующую реальность и закинет.

– А что за стишок? – уточнил Садко.

– Любой, – неохотно пояснил Малюта. – Главное, чтобы название там было географическое.

– Понятно, – взваливая на плечо лыжи, улыбнулся Садко. – Я пошел.

– Сбор у карусели через неделю. Это крайний срок. И из образа не выходи, холоп. Если поймают, сказывай, дескать, ты князя Бельского крепостной, от эвакуационного обоза отстал, – напомнил Скуратов. – Ваня, и ты, друг мой, не увлекайся…

Сусанин обиженно развел руками, показывая, что увлекаться он ни в коем случае не будет. Но бесхитростная крестьянская душа его звенела, как зубья вил…

* * *

Шесть дней спустя ситуация с кокошником была столь же непонятной, как и в день его пропажи. Таинственный офицер был неуловим. Трижды неутомимый Малюта почти настигал его, и трижды француз уходил у него из-под красного от мороза носа.

Мокрый от пота Малюта пробирался к деревне по снежной целине, глубоко увязая в снегу и чертыхаясь. Выбравшись на большак, он отломил свисающую под носом сосульку и раздраженно втоптал ее в снег.

– Лягушатник проклятый, – отдирая ледяную корку с губ, выдохнул Скуратов. – Акклиматизировался он тут, что ли? Господи, холодно-то как! Нет, в деревню зайти надо. Отогреюсь хоть.

Глухая деревушка Накипелово встретила его прохладно. Сторожевые псы атаковали промерзшего капитана тотчас, как он миновал околицу. Отмахиваясь от своры саблей, Скуратов отступал, пока не уперся спиной в овин.

– Сюда, сюда, милок, – краем уха услышал он чей-то ласковый голос.

Дверь в овин распахнулась, Скуратов нырнул в нее, облегченно выдохнул, и тут в голове его разорвался фугас.

– Ошибочка вышла-с, ваш сиясь, – услышал Скуратов, со стоном протирая глаза чем-то мокрым, заботливо сунутым ему в руки. – Мундирчики я попутал. Не взыщите уж, ваш сиясь!

Малюта открыл глаза. На корточках перед ним сидел банник. У его ног стояла деревянная кадка с водой.

– Встать! – заревел Скуратов и болезненно сморщился – его голова раскалывалась.

Банник покорно встал и обреченно тряхнул непокорной шевелюрой:

– Повинную голову и меч, барин, не сечет.

– Сейчас проверим, – успокоил банника Скуратов, вытягивая саблю из ножен. – Докладывай, кто такой?

– Банник здешний, Прокопка. Не берите греха, Малюта Лукьяныч, все как на духу скажу!

– Откуда меня знаешь?

– Братец мой двоюродный у Задова в бане живет, много про вас сказывал, все зазывает погостить в Лукоморье.

– Ну, раз меня знаешь, то что ж не трепещешь, нечисть?

– Ой, трепещу, Малюта Лукьяныч, и не поверите даже, как трепещу! Да все одно – от судьбы не уйдешь.

Скуратов умиротворенно кивнул:

– Это верно. Ладно, живи пока. Некогда мне нынче тебя изводить. Сказывай, немцы в деревне есть?

– Кто?

– Тьфу ты, леший! Французы есть в деревне?

– Были, Малюта Лукьяныч, как есть были. Только бабы их извели. Зашло тут пятеро, а бабенки молодые их покормили и по сеновалам растащили.

– Срам!

– И не говорите, Малюта Лукьяныч, – чистый срам. Хранцузы, они на женское дело падкие: за бабами шасть, а их на сеновале уже и встретили.

– Бабы?

– Да не, мужья ихние. С кольями. Так всех пятерых и порешили.

– И никто не сбег?

– Один только. Добег аж до дверей. А на пороге и его кончили. Срам! И это называется традиционное русское хлебосольство…

– Ясно. Ладно, ступай себе. Пойду я с мужиками потолкую.

Банник махнул рукой:

– И не думайте. Нет мужиков – в леса ушли. Вчерась тут один пришел в деревню и разагитировал общество. Говорит, раз такое дело – будем всех подряд палить. Мы, дескать, не холопы нынче, а вольные. И пошли наши мужики петуха пускать красного по усадебкам барским. Вчера за рекой такой дым стоял – ужасть! Три усадьбы спалили. Дела-а…

– И что, – поинтересовался Скуратов, – все как один за ним пошли?

– Не-э, – замахал руками банник, – как можно! Половина только. А вторая половина уже нонче с утра в леса ушла. Другой мужик приходил, с вилами. Вставай, говорит, страна огромная. Вставай, дескать, на смертный бой. И увел оставшихся по французские души. Только я думаю, все к лучшему.

– Что «к лучшему»? – оцепенел Скуратов. – Что мужичье усадьбы палит да французов без приказа мутузит?

– Лучше так, чем эдак, – разъяснил банник.

– Чем как «эдак»? – затряс бородой возмущенный Скуратов.

– Я так думаю, – важно поднял палец банник. – Покуда господ иноземных и наших доморощенных накипеловцы порознь изводят – шансов у них нет. А вот ежели гуртом набросятся – пиши пропало. Народ на площадь попрет – конституцию потребует. Революция будет. Это как пить дать… Кстати, кваску не откушаете?

Ошарашенный Скуратов хлебнул перебродившего кваса и чуть не подавился:

– Ты где слов-то таких нахватался?

– В ссылке я тут, – печально пояснил Прокопка. – Раньше в Петербурге жил. Знатный город. Авантажный. А баньку мою один очкарик держал, все книжки почитывал. В баньке и читал, чтобы, значит, от чужого глаза подалее. Ну и оставлял там же книжки свои. А я, дурак, втянулся.

– Декабрист, наверное, – поразмыслил Скуратов. – Будущий.

– Ась? – заинтересовался банник. – То есть, пардон?..

– Проехали, – встал на ноги Скуратов. – Бывай. Будешь в Лукоморье – зайдешь ко мне лично. А здесь пока за народишком местным приглядывай. Ежели что – отпиши. Понял ли?

– Как не понять, – вздохнул банник. – Чай, и в Питере с местным полицмейстером дружбу водил-с. Они меня Азефом кликали. Для коншпирации.

– Во-во, – усмехнулся Малюта, – просекаешь. А, кстати, нечисть местная как себя ведет? Народишко русский не прижимает?

– И-и-и! – заверещал Прокопка. – Какая нечисть, батюшка? Церковники под корень извели. На десять верст в округе, почитай, нас трое и осталось. Я, водяной на Озерне да леший – свояк мой.

– Ладно, служи, – подытожил удачную вербовку Скуратов. – Глядишь, премиальных тебе подброшу.

– Упаси господи! – возмутился Прокопка. – Я за идею. По зову, так сказать, сердца.

Скуратов, притворив дверь, вышел на улицу.

Он еще полчаса пошатался по деревне от избы к избе, но новостей о французском офицере с кокошником не раздобыл. Правда, одна дряхлая старуха, также перепутав, видимо, мундиры, гостеприимно пригласила его на сеновал. Скуратов гордо отказался.

– Ну, так водички испей колодезной, – предложила старуха. – Чай, запарился на таком-то морозе. Погоди, принесу.

Малюта хмыкнул и патриотично настроенную деревню поспешил покинуть.

…На вороватого француза он совершенно случайно наткнулся два часа спустя в перелеске за рекой. Об ошибке не могло быть и речи. Офицер в окружении трех солдат грелся у костерка. Заметив приближающего к ним промерзшего военного, оккупанты вяло зашевелились.

– Нет места, нет, – заорал один из гренадеров, прикрывая телом кусок жаренной на костре конины. – Ступай себе, бог подаст!

Второй солдат оказался лаконичнее: наведя на Малюту ружье, он выразительно махнул рукой куда-то в сторону.

Третий, окоченевший и лязгающий зубами, смотрел на Скуратова безумными глазами так нехорошо, что впервые за последние сорок девять лет Малюта почувствовал себя неуютно.

Было очевидно, что его – и в который уже раз – по ошибке приняли за парижанина. Разочаровывать французов он не торопился.

В отличие от своих приятелей по несчастью офицер оказался настоящим дворянином из бывших.

– Садитесь, камрад, – приветствовал он покрытого инеем Малюту. – Даже в годину несчастья надо оставаться людьми. Ешьте. И накиньте шинельку трофейную.

Скуратов с отвращением посмотрел на конину и вежливо отказался. Покопавшись в вещмешке, он достал бутылку самогона и пустил ее по кругу, начиная с офицера.

Французы оживились, и даже в глазах полубезумного гренадера появилась радость.

– Куда идете? – поинтересовался Скуратов, когда, описав круг, ополовиненная бутылка вновь оказалась в его руках.

– Понятия не имею, – пожал плечами офицер, подбрасывая в костер ельник. – Мне лично все равно. Мы заблудились.

– Да-а, – протянул Малюта, – без компаса сейчас туго. А может быть, на Дон махнем, к Деникину?

– Запросто, – согласился француз, поливая свою порцию конины кетчупом, извлеченным из кожаного чемодана. – А что такое Дон? И кто такой Деникин?

– Старый приятель, – задумчиво пояснил Скуратов, исподволь поглядывая на собеседника. Тот, как ни странно, производил вполне приличное впечатление: соусом не обляпался, форму носил аккуратно, даже сапоги как-то умудрился сильно не испачкать.

– Приятель – это хорошо, – элегантно вытирая губы тонким батистовым платочком, кивнул офицер. – Ведите нас, дружище. Я с вами. Напоминаете вы мне кого-то. Мы, случаем, на брудершафт на Монмартре не пили?

– Вряд ли, – усомнился Скуратов, поднимаясь на ноги. – Я вообще-то не пью. Так, для сугрева.

Строго говоря, Малюта не сомневался, что при необходимости мог бы на месте положить рожами в снег всех четверых окруженцев. Но торопиться не стал. «Доведу до городка, а там уже и решу, что с ними делать», – подумал Скуратов.

И они пошли.

Где-то через час Малюта вывел своих подопечных к какому-то запущенному парку у реки. По его заснеженным аллеям они подошли было к высокому особняку, как вдруг раздавшийся где-то рядом радостный вопль заставил их рухнуть в сугроб.

– Огня тащи, огня! – неслось от особняка. – Поспешай, Пафнутий! Надо засветло управиться.

Малюта выглянул из-за слабо укрывающего его куста акации и присвистнул. Вокруг особняка носились какие-то нечесаные мужики. Дом был окружен, а намерения мужиков недвусмысленны: в руках появившегося Пафнутия чадил смоляной факел.

«Усадьбу жгут, – мысленно констатировал Скуратов. – Накипеловцы, должно быть».

Он уже было хотел увести своих подопечных стороной, как вдруг из окна особняка выглянула прелестная – даже на расстоянии – девушка.

– Господа, – нежным, тонким голоском обратилась она к мужикам. – Господа, вы звери.

– Небось, крест носим, – всерьез обиделся Пафнутий. – А ты, барышня, не лайся, не лайся. Атаман сказывал: мы нынче не холопы, а люди вольные. Нам Наполеошка волю дал.

– Он же враг Отечеству нашему, – возмутилась девушка.

– Враг, – согласился Пафнутий. – Мы и его пожжем опосля. А жену егойную, Конституцию, – на трон. И волю не отдадим. Так, братцы?

Братцы восторженно взревели.

– А ты, барышня, из дому вылазь и беги, куды знаешь, – миролюбиво закончил Пафнутий. – Мы, чай, сами христиане, с понятием. Мы авось кого не душегубим. Жаль, батюшки твово нет. Ну да ладно – свидимся.

– Никуда не уйду, – всхлипнула барышня и разрыдалась.

– Ну, как знаешь, – развел руками Пафнутий. – Только ты, милая, потом не обижайся, если оно что. Было бы предложено. Поджигать, что ли, мужики?

Скуратов еще мучительно размышлял, что именно он может предпринять в этой явно нестандартной ситуации, а французский офицер уже действовал.

– Примкнуть штыки, – скомандовал он гренадерам. – За Родину, за Бурбонов! То есть за императора нашего Бонапарта! Ур-ра!

Французы бросились в атаку.

Мужики у особняка сначала слегка опешили, а потом нехорошо обрадовались и с кольем наперевес устремились во встречный бой.

– За Конституцию, мамку нашу! – ревел Пафнутий.

Скуратов с досады сплюнул в снег. На сугроб упала ледышка – морозило все сильней. «Что же делать-то?» – задумался было Малюта, а ноги уже несли его впереди французов.

– Стоять! – загромыхал он, вырываясь посередь двух линий атакующих и выхватывая саблю наголо. – Стоять, тля продажная! Ядрит вашу разъядрит!

Далее следовал лексикон абсолютно нецензурный, а потому знакомый накипеловцам с детства.

– Во дает! – притормозил и встал как вкопанный Пафнутий. – Никак, барин?

– Если что – вы мои пленные, – успел шепнуть французскому коллеге Скуратов, прежде чем снова заорать на мятежных мужиков.

– А вы великолепно владеете местным языком, приятель, – шепнул в ответ француз. – Любопытный диалект… Поволжский?

Но Скуратов уже орал:

– Вы мне это что? Это куда? Бунтовать? Канальи! А вот я вас в кандалы! В Сибирь! На Сахалин! В острог! Вы у меня, лапотники, всей деревней Беломорканал детскими совочками выкопаете. Я вам покажу, быдло, самую гуманную в мире конституцию! Я вам устрою социальное государство! Я вам такую монетаризацию в ваши гнусные конопатые рожи законопачу, что вы «Боже, царя храни!» хором взвоете.

Мужики, опустив колья, потупились, но каждому слову Скуратова внимали с почтительным благоговением и жадным вниманием.

– Свободы хотите? – не снижал пыла Скуратов. – А по морде ваучером не хотите? По скотским харям по вашим?

Мужики, побросав дубье, рухнули на колени в снег и горько заплакали:

– Не вели казнить, родимый. Прости нас, батюшка, – скулил какой-то старичок. – Чисто затмение нашло! Все конкретно через атамана нашего, будь он неладен. И Пафнутий этот еще… У-у, зараза… демократ!

Старик изловчился и ловко ткнул в нос стоявшего тут же на коленях с покаянным видом Пафнутия.

– Это помощник атаманский, – пояснил старик, и все вокруг дружно закивали. – Они, аспиды, нас с пути праведного и сбили. Говорят, воля дадена, а бояре да господа ее от нас скрывают. Али не врут?

– Врут. Но воля будет, – твердо пообещал Скуратов, слегка остывая. – Лет через пятьдесят дадут вам и волю… Будет вам такая воля, что взвоете. От радости. А пока срок не вышел. Ждите.

Мужики, утирая слезы умиления, поднялись и стадом баранов, лишенных присматривающего за ними пса, сгрудились вокруг Скуратова. Он едва успел шепнуть французу, чтобы тот поспешил успокоить невольную заложницу в ее брошенном дворянском гнезде.

– А вот я извиняюсь, – указал старик на вошедших в дом французов, – это, стало быть, наши?

– Пленные, – успокоил бдительного старикашку Малюта. – Цыц у меня. Дело тайное. По указу императорскому. Да вы встаньте.

Мужики тем временем опять успели верноподданнически распластаться на снегу.

– Встаньте, говорю. Где атаман?

– В соседний партизанский отряд ушел, – охотно и добросовестно доложил старик, вставая и отряхивая порты. – Сказал, что надо бы вместе действовать. И в другие отряды гонцов послал – к Василисе Кожиной, к Петрухе Молоту, к Ерошке Дубу и к Маньке Облигации. Чтобы, значит, на Москву гуртом идтить – Наполеона с Кутузовым вышибать, а Конституцию – на трон.

– Ясно, – помрачнел Скуратов. – Так, где Пафнутий?

Два рослых мужика пошарили промеж толпы и швырнули под ноги Малюты плачущего от страха мятежника.

– Знаешь, что с тобой будет за бунт?

– Вестимо, – шмыгнул носом Пафнутий, – петля.

– Могу и в Сибирь отправить, – уточнил Скуратов. – Но тогда – всю деревню. А если петлю выберешь – тебя одного повесят, а остальным послабление сделаю. Два года – двойной оброк. Выбирай.

– А чо тут выбирать? – грустно вздохнул бунтовщик. – Что тут повесят, что свои же на этапе и придушат. Вешайте, люди добрые, не стесняйтесь. Пострадаю за общество, за народ честной, православный. Не поминайте лихом раба божьего! Один в поле не воин. Баба с возу – кобыле легче. Где наша не пропадала… Назвался груздем – полезай в кузов. На миру и смерть красна!

Мужики подхватили Пафнутия под руки и весело, с прибаутками и шутками, поволокли к ближайшей осине.

– Погодь, барин, – осторожно затеребил давешний старик Скуратова за полу шинели, когда капитан направился было в дом.

– Чего еще? – повернулся к неформальному лидеру накипеловцев Малюта. – Опять бунтовать?

– Боже упаси, господин хороший! – замахал старик. – Поперек власти переть – что с колокольни прыгать. Только тут такое дело… Пафнутий-то кузнец у нас.

– И что? – невольно вспомнил Скуратов бородатый, как он сам, анекдот.

– Один он кузнец на всю округу. Плохо нам без него будет.

– Простить? – невольно улыбнулся Малюта.

– На все воля барская, а только вот пастухов у нас двое – Прохор и Емеля.

– И кого из них ты предлагаешь? – уже всерьез заинтересовался Скуратов. – По алфавиту? Или жребий кинем?

– Святое дело жребий не решит, – важно поднял палец старик. – Негоже христианину на случай полагаться. Мы, православные, в рок не верим. Грех это языческий.

– Ну, короче, – нетерпеливо потребовал Скуратов, уже мечтавший убраться подальше от просвещенного и словоохотливого старичка.

– А вот что, барин. Ты по делам своим государевым ступай себе с богом и французами своими. Пленные они али как – мое дело сторона. А я, вот те крест, дело до конца и доведу.

– Обманешь, старик? – засмеялся Скуратов, искренне надеясь, что дело все-таки обойдется без душегубства.

– Ни-ни, – лукаво усмехнулся старик и двинулся к осине, там уже перекидывали через сук пеньковую петлю. – А за барышню не боись. Не тронем. Мы волю, почитай, со времен Святослава ждем. Обождем и еще полвека.

Покинуть усадьбу Скуратов убедил офицера-парижанина не без труда.

– Мон шер ами, – возражал ему француз, плененный красотой русской дворянки. – Оставлять юную даму в такой час? Это моветон, дружище.

– Пустое, – усмехнулся Малюта. – Я изучал психологию русского народа по мемуарам шевалье Ля Гуша. Они сущие дети, эти русские. Они до сих пор путают свободу с волей и верят в социальную справедливость. Но если на них прикрикнуть – они служат преданно и честно. Девочка теперь в полной безопасности. К тому же я тотчас отправлю ее в уездный городок.

– Ля Гуш? – задумчиво переспросил французский офицер. – Нечитал. Не люблю журналистов. Когда я читаю «Парижский вестник», рука моя тянется…

– Это понятно, – вздохнул Скуратов. – Но нам пора, мой друг.

– На Дон! – слегка воспрянул парижанин. – На Дон! К Деникину! Вы правы, мон шер, хотя, признаюсь вам, наши перспективы в России безрадостны. Народ не с нами, народ против нас. Да и Россия, в сущности, мне по душе. А Наполеон – редкостная, между нами, сволочь и выскочка. Я ведь из «бывших». Ну ты понял?

– Жертва репрессий? – понимающе уточнил Скуратов.

– Да, именно. Когда чернь громила Бастилию, моего папа гильотинировали за верность присяге и королю. Маман не перенесла горя и эмигрировала в Лондон. Потом, правда, выяснилось, что папа в тюрьме подсунул Дантону вместо себя кого-то другого и сбежал с любовницей в Америку, но мне от этого было не легче. Клеймо сына врага народа преследовало меня всю жизнь. Аристократов у нас не любят до сих пор, хотя мой папахен просадил свое состояние в карты еще в пору моего младенчества, а моим воспитанием занимался отставной солдат-инвалид с улицы Фуке. Но хватит о грустном. Итак, на Дон?

– Именно, – улыбнулся Скуратов.

Они отыскали в конюшне забившегося в угол престарелого кучера, снарядили сани и усадили в них укутанную меховой дохой юную хозяйку поместья. Проводив драгоценный груз до большака и убедившись, что сани скрылись в поземке, продолжили свой путь. Отогревшиеся в доме гренадеры приняли еще по кружке самогона и теперь в просохшей обуви уверенно шли в авангарде. Шел третий час пути.

Внезапно – а в подобных случаях все и всегда происходит внезапно – над головами разговорившихся офицеров свистнуло несколько пуль. Скуратов, оборвав фразу на полуслове, поднял глаза на авангард. Авангард драпал. А следом за резво отступающими гренадерами из рощицы неслась толпа в полушубках, армяках и тулупах.

«Накипеловцы, – понял Скуратов. – Первый набор. Из тех, что пошли не дворян, а французов бить. Это серьезнее. Это патриоты. Эти за Отечество и Отчизны не пощадят».

Мужики, несущиеся на них, и впрямь отличались от давешних статью, ростом и уверенностью в себе. В отличие от накипеловцев-2 накипеловцы-1 и вооружены были получше – не дрекольем, а саблями, палашами, вилами и тонкими пиками. У некоторых, судя по пуле, сорвавшей с Малюты головной убор, было и огнестрельное оружие.

– А ведь убьют, – понял смышленый Скуратов, задыхаясь на ходу. – Убьют и не чихнут… Потом по крестику и самогону выяснят, что православный. Похоронят по-христиански… Может, даже попа позовут. Помянут моим же самогоном… Но сначала убьют. Менталитет, едри его…

Малюта, увлекая за собой француза, бросился под горку. На ходу он оглянулся три раза.

В первый раз, когда Скуратов оглянулся, партизаны с вилами настигли гренадера-оккупанта с безумными глазами.

Во второй раз, когда Малюта оглянулся, истошно кричал уже второй гренадер – тот, кто не пожелал поделиться кониной.

– Это партизаны! К реке! – заорал Скуратов, толкая в спину французского офицера. – Видишь, на той стороне? Беги, сдавайся, я следом!

На противоположном берегу с интересом и некоторой опаской следил за развивающимися событиями конный казачий разъезд регулярных русских частей во главе с каким-то офицером.

Француз, а следом и Скуратов вылетели на зеркальный лед спасительной речки и тут же забуксовали.

Впрочем, забуксовали не только они. Последний из гренадеров, скатившись на лед, тотчас поскользнулся и упал. Трое мужиков с ломами тут же занялись расширением лунки для подледного лова.

И когда Малюта оглянулся в третий, и последний, раз, гренадера уже не было, а рукотворная полынья подернулась тонким льдом.

– Я есть французский капитан Артаньян. Сдаемся! – упал под ноги конного разъезда парижанин. – Возьмите меня в плен, сударь! Вот моя шпага.

– Я есть русский капитан Бельский. Сдаемся! – подтвердил Скуратов, в изнеможении падая на снег. – Саблю не дам, казенная.

Конный офицер с сомнением покосился на мундир Малюты, а потом резво развернул и пришпорил коня.

– Я есть гвардии поручик Ржевский, – откозырял всадник. – Я что, действительно так похож на идиота, как меня всегда рекомендует генерал Тучков?

Разъезд, поднимая из-под копыт снежную пыль, умчался к уже видневшемуся за холмами городку.

– Где кокошник? – просипел Скуратов, обнажая саблю и намереваясь продать жизнь подороже.

– Какой кокошник? – изумился Артаньян, вытаскивая шпагу. – Что есть «ко-ко-шник»?

Скуратов, вставая лицом к неминуемо надвигающейся по льду смерти, приставил растопыренную пятерню ко лбу и вильнул бедрами.

Француз осторожно отодвинулся от сошедшего с ума приятеля по несчастью, но тут же все понял и просиял:

– Ко-ко-шник… Эта та белая на голову? С камешком? А откуда вы…

– Где кокошник, мон шер? – умоляюще застонал Скуратов. – Чисто из спортивного интереса! И это, к слову, наш последний шанс!

– В музее, – пожал плечами Артаньян, пожимая плечами. – Я зашел отдать честь отважному старику, пальнувшему в нас на площади из своей пушечки. А он сослепу решил, что я не салютую, а хочу его зарубить… И он стукнулся головой и расколотил витрину. А я вытер ему лоб этим, как его, ко-ко-шником. А он пришел в себя и заорал. А я выскочил в окно. А он… Впрочем, не знаю. Надеюсь, жив. Славный старикан. Патриот. Вешать таких надо.

– И где же кокошник? – обреченно повторил Скуратов.

– Бросил в воз, – засмеялся французский офицер. – Воз там стоял какой-то. И я… Пардон, сударь, я вспомнил, где вас видел… Вы дрались, как лев.

– Капитан Бельский, – с шиком отсалютовал саблей Скуратов французу и набегающим партизанам.

– Капитан Артаньян, – представился в свою очередь недавний противник, поворачиваясь лицом к настигшей их толпе.

Первый натиск они отразили успешно – ватага партизан накатила и схлынула. Повторная волна нанесла им, однако, куда более существенный урон: Артаньяну распороли саблей правый рукав, а Скуратову отдавили ногу.

– Стойте! – возмущенно завопил Малюта. – Свой я! Нашенский!

– Ишь ты, вражина! – возмутился, орудуя вырванным с корнем дубком, какой-то здоровяк, напоминающий Поддубного в лучшие годы его спортивной карьеры. – Язык выучил, ехидна шпионская.

– Я ехидна? – возмутился Скуратов, оскорбленный в лучших чувствах. – Ну, погоди же…

Скуратов со злостью перехватил саблю другой рукой и вытащил из кармана свое любимое оружие – парочку свинцовых гирек на тонкой пеньковой веревке.

– Кажись, и впрямь свой, – удивился партизан, продолжая методично охаживать француза. – У меня свояк с такой вот штукой на тракте промышлял, пока не повесили. Тонкая работа – ба-альшого мастерства требует.

– Ну так стой, если я свой! – заорал Малюта.

– Не могу без приказа, – виновато признался мужик. – Мы, чай, порядок знаем. Вот старшой придет – тады шабаш.

– Зови старшого, – с трудом уворачиваясь от выпада в упор, отразил саблей чей-то палаш Малюта. – Зови, мать твою!

– Маменька дома остались, – с нежностью ответствовал двойник Поддубного, мощным ударом опрокидывая француза на землю. – Водичкой шаромыжников поит. Мышьячку от крыс разведет в ковшике и поит. Добить, что ли?

– Не надо, – раздался громовой голос, и в расступившемся проходе показался высокий статный мужчина в новом овчинном тулупе. – Личность, кажись, мне знакомая. Садко Акимыч, гляньте-ка!

Сквозь толпу к поверженному на землю французу с лыжной палкой в руках протиснулся вспотевший Новогородский. Для холопа – что требовалось от него легендой прикрытия – одет он был, прямо скажем, неподобающе. Можно даже сказать роскошно, в дорогое дворянское платье.

– Точно он, – без энтузиазма удивился Садко. – А второй где? Я ж три раза стрелял, шапку сшиб.

Предводитель партизан, холоп Новогородский и все остальные подняли глаза на Скуратова.

– Этот наш, – благодушно представил противника двойник Поддубного. – У него крутилка с гирьками, как у моего свояка. Свояк на тракте…

– Слышали уже, – грубо оборвал сослуживца Сусанин. – Ну, здравствуй, что ли, Малюта Лукьяныч… Не чаял уж и свидеться.

Герой Смутного времени неожиданно расчувствовался, промокнул толстым рукавом крокодильи слезы, отшвырнул в сторону вилы и полез обниматься. Скуратов объятия принял достойно, но сдержанно. Торопливость, с которой Сусанин расстался с вилами, ему пришлась очень не по душе.

Малюта слегка повел бровью, и схватывающий все на лету Сусанин мгновенно очистил поле битвы от посторонних. По всему чувствовалось, что дисциплина в его отряде была на высоте. К оглушенному Артаньяну подскочил партизанский лекарь, остальные, почтительно сняв шапки, откланялись и направились в лес.

– Будет жить, – с некоторым сожалением констатировал мужичий доктор. – Наверное. Я бы сделал на всякий случай трепанацию, но, думаю, и так очухается, если не помрет. Я могу идти?

– Ступай, – приказал Сусанин. – Кудеяру передай, чтобы подводу подослал и командование принял. Я – в город. И напомни всем нашим: вход к нам ворогу – рубль, а выход…

– Заказан, – заученно, но исключительно бодрым басом закончил лекарь. – На том стояла и стоять будет земля рузская!

– Молодец! – похвалил Сусанин подручного и повернулся к Скуратову. – За неточность цитаты извиняюсь, Малюта Лукьянович. Что-то с памятью моей стало…

– Это я заметил, – сурово процедил сквозь зубы Скуратов. – Ты вилы свои не потерял?

– Ой! – всплеснул и сокрушенно захлопал себя по ляжкам руками Сусанин. – Да неужели? Вот беда-то, беда…

– Не кудыхтай, – пресек стенания приятеля матерый контрразведчик. – Тащи сюда.

Сусанин молча отошел в сторону, достал, отряхнул от снега и виновато протянул начальству вилы, как положено, рукояткой вперед.

– Так-с, – скрупулезно пересчитывая зарубки и сбиваясь со счета, хмыкнул Скуратов. – Двести сорок шесть. А вот эта длинная – это кто?

– Генеральчик какой-то, – вздохнул Сусанин. – Говорят, любимец Бонапарта еще с Египта.

– Фамилия? – потребовал Скуратов, мысленно скривившись от неизбежного.

– Счас, – заторопился Сусанин, – извлекая из внутреннего кармана записную книжку. – Я пометил тут. Сейчас, одну минутку… Тут где-то…

– Дай сюда. – Скуратов выхватил блокнотик, облил его самогоном, поджег и бросил на снег. – В сущности, это непринципиально. Мало ли генералов под Москвой сгинуло. Да, смени рукоять от вил перед возвращением.

– Точно, – преданно поддакнул стоявший до сих пор в тени Садко. – Я ему то же говорил, Малюта Лукьянович.

– А ты молчи, холоп, – презрительно оборвал контрразведчик купца. – За демаскировку легенды – пять суток гауптвахты. И досрочный медосмотр у дантиста.

– За что к дантисту? – нервно, но искренне возмутился Садко, предусмотрительно не протестуя против «губы». – Я все строго по легенде…

– Да? – ехидно вопросил Скуратов, кивая Сусанину на подъехавшие дровни, отпуская возчика и кулем перекидывая тело француза на сено. – Холоп во главе повстанцев?

– А были прецеденты, – запротестовал Садко, обнаруживая познания, слегка выходящие за пределы комиксов. – И потом, я холоп беглый, раз мы разделились. Мстил господам за многовековое рабство и отмену Юрьева дня ^[51].

Скуратов скептически покосился на Сусанина, но тот только развел руками, признавая, что, в сущности, Садко прав.

– Беглый холоп в шитом золотом платье? – опять съехидничал Малюта.

– Пфе!.. – делано удивился Садко. – Да сплошь и рядом. Где вы видели бывшего холопа не в золоте? Да на любой тусовке…

– Хватит! – заорал Скуратов, смутно чувствуя, что победа в полемике от него ускользает. – Гауптвахта отменяется. Визит к дантисту остается. В город!

* * *

…Они втащили Артаньяна в комнату директора музея. Старик, охая и причитая, гостеприимно расстелил одеяло на антикварной кушетке и захлопотал у постели раненого. Между тем Садко, задержавшийся у воза, где лошадка питалась сеном из своей же подводы, перерыл всю повозку, но кокошника не обнаружил. Поднявшись наверх, он сокрушенно развел руками.

Скуратов кивнул – в дотошности новгородского купчины он не сомневался. Малюта встал у окна и, нервно барабаня пальцами по стеклу, задумался.

В дверь постучали.

– Мое почтение, – приветствовал их полицмейстер, с подозрением косясь на Садко. – Бушин моя фамилия. Рад вашему возвращению, господин капитан. Ваш подвиг на базарной площади войдет в историю города.

– Это точно, – заверил директор музея, обрабатывая марганцовкой ссадину на лбу француза. – Гарантирую-с.

Полицмейстер тем временем еще раз выразительно покосился на Садко.

– Не обращайте внимания, сударь, – уважительно здороваясь с полицмейстером, улыбнулся Скуратов. – Мой холоп при особо важном поручении. Тайная инспекция богоугодных учреждений. Мы, собственно, уже заканчиваем и отбываем в столицу. Не премину сообщить там о ваших личных заслугах перед боссом. Пардон, перед его величеством.

– Давно пора! – вытянулся по стойке «смирно» полицмейстер и чуть смутился. – Я в смысле учреждений. Воруют-с! Предлагаю учредить отдел исключительно по экономическим делам-с.

– Пишите рапорт, – посоветовал Скуратов, поворачиваясь к раненому. – Поспособствую лично. Вот, рекомендую – шевалье Артаньян, капитан. Француз, конечно, но человек чести и… Короче, обращаться как следует.

– Не извольте сомневаться, – заверил Бушин. – Поместим к обывателям. Расходы оплачу лично, раз по вашей рекомендации, ваше… Простите, не знаю титула-с.

– Просто граф, – кивнул Скуратов. – Но между нами – без церемоний. Значит, я могу быть спокоен?

– Да, граф, – раздался у двери нежный, мелодичный голос, при первых звуках которого Артаньян очнулся и широко распахнул глаза. – Я заберу шевалье в усадьбу нынче же к вечеру. Ручаюсь за его здоровье.

Все, включая француза, повернулись к двери.

Ничуть не смущаясь, в комнату, шелестя шелками, вошла давешняя пленница загородного дворянского дома.

– Евдокия Васильевна Долгорукова-Крымская, – гордо представил девушку хранитель музея с таким видом, словно та была лучшим экспонатом его музея. – Только ее заботами в уезде дело сохранения истории и процветает.

– Сударыня, – шевельнул губами потрясенный француз, – ваша чуткость… Ваша красота… Я потрясен, сударыня. Русская душа – это так загадочно. Господа, я…

– Довольно, месье, – нетерпеливо оборвала офицера девушка, приложив изящный пальчик к его губам и оборачиваясь к полицмейстеру. – Вы распорядитесь? Экипаж ждет внизу.

Скуратов согласно кивнул, и Садко с Сусаниным под строгим присмотром Бушина аккуратно вынесли раненого.

– Да, Сергей Львович, – слегка, но, впрочем, лишь слегка, смутившись, остановилась в дверях юная княжна. – Помнится, на аукционе вы выиграли в лотерею одну мою безделушку…

– Да-да, – оживился, нервно оглядываясь на Скуратова, хранитель уездной кунсткамеры. – Не утруждайтесь, помню-с.

– Так вот, – нежно, но выразительно улыбнулась девушка, – извольте привезти ее мне к четвергу следующей недели. Полагаю, вы догадываетесь зачем, и сохраните дело в приватности. Вас, граф, я тоже приглашаю…

Хранитель открыл было рот, но, сглотнув воздух, промолчал.

– Благослови вас Бог, княжна, – усмехнулся в бороду Скуратов. – Я полагаю, что вы не ошиблись с выбором. Шевалье – достойный человек. Но считаю своим долгом вас предупредить…

– О чем же, граф? – надменно нахмурилась княжна, сдвигая тонкие, как стрелочки Амура, брови.

– Шевалье, как и все подданные Франции голубых кровей, любит лягушек, – с прискорбной лукавинкой заметил Скуратов.

– Лягушек у нас до черта-с. Словом, много, – возмутился обиженный хранитель музея, который, как и положено патриотическому краеведу-любителю, одинаково безапелляционно судил и об археологии, и о флоре, и о фауне родного края. А потом добавил: – И с трипольской культурой у нас проблем нет.

Княжна оказалось прозорливее:

– Граф, – укоризненно заметила она, – вы меня, однако, удивляете. Надо быть снисходительнее к человеческим слабостям. И, в конце концов, мой батюшка в Крымском походе научил курить медведя. Или я не дочь своего отца?

Девушка победоносно глянула на почтительно склонившего голову в капитуляции графа и, слегка приподняв подол, вздернула и без того курносый нос и шагнула за порог.

– Прощай, холостые привычки шевалье, – хмыкнул про себя Скуратов, поворачиваясь к директору музея. – Итак?

– Вы правы, ваше сиясь. Отучит она его лягушатину переводить.

– Итак? – жестче, но без злости повторил Малюта Скуратов, он же капитан Бельский, он же граф-инкогнито из Петербурга, он же старый и прожженный самогоном контрразведчик из Аркаима. – Где кокошник?

Глаза старика забегали, он снял и протер треснувшее пенсне, а потом что-то смущенно забормотал про трипольскую культуру.

– Старик, – тихо пообещал Малюта, – мне не нужен кокошник. Тем более что, как я понимаю, княжна намерена венчаться именно в нем…

– Семейная традиция, – прошелестел потрясенный проницательностью собеседника хранитель. – Тогда что вам нужно?

– В кокошнике – аметист, – напомнил Скуратов. – У него свое предназначение и своя судьба. Замените его вот этим изумрудом.

Скуратов небрежно опустил на стол кулак, выпустил из разжатой ладони драгоценный камень и катнул его старику.

– Это «Око Света». Его держал в руках Будда, если верить Конан Дойлу…

– Кому? – уточнил отставной чиновник.

– Неважно, – поморщился Скуратов. – Все неважно. Но обмен равноценен.

Почтенный Сергей Львович Волокос решительно встал из-за стола и вышел в коридор. Вернулся он быстро, сжимая в подрагивающих руках вожделенный кокошник.

– Я нашел его в возу с сеном, когда таскал вашей лошадке воду, – вздохнул старик. – Я не знаю и не хочу знать ваших дел, но обмен равноценен. Про «Око Света» я читал в жизнеописаниях Будды. Берите камень, ваше сиясь, берите, пока я не передумал.

Скуратов ловко подковырнул камешек, и аметист тотчас выпал из оправы в его широкую ладонь.

– Прощай, отец, – Малюта дружески расцеловал директора музея в мясистые щеки. – Что-то подсказывает мне, что мы больше не увидимся.

Старик всхлипнул и, перекрестив Скуратова, отвернулся и начал судорожно протирать пенсне. Потом проводил до двери и долго махал ему вслед влажным от слез платком. Глаза его были печальны, близоруки и мудры.

Выезжая час спустя из города на отъевшейся за неделю кобыле, Скуратов встретил полицмейстера.

– Граф, – смущенно склонил голову Бушин. – Вот рапорт, о котором вы изволили говорить. Полагаю в нем, что экономические преступления есть государству сугубо вреднющие, а потому следовало бы учредить и должности по их пресечению соответственные. И фонды не урезать. Ежели крестьянин от голодухи какой мешок картошки спер – оно, конечно, плохо. А вот ежели заводчик какой заказ на сапоги получил, да сырье спер, а сапоги те из гнилья стачал? Это ж не в пример трагедия… А вор – он в тюрьме сидеть должен, а не в сенате.

– Вор должен сидеть в тюрьме, – подтвердил Скуратов, пожимая руку полицмейстеру.

Тот слегка поморщился и через силу улыбнулся.

– Я сделал вам больно? – удивился Малюта.

– Пустое, – успокоил капитана Бушин. – В Накипелове следствие проводил.

– А что там? – слегка заинтересовался Скуратов, делая знак Садко, чтобы тот придержал баловавшую лошадь.

– Мужики местные повесили пастуха. За попытку подстрекательства к бунту, мятежное поведение и за то, что в поле у коров молоко сцеживал.

– Похвально, – почесал в затылке Скуратов. – Вы, в сущности, хорошо воспитываете окрестное население, сударь. С таким народом бунту не бывать. Суд Линча, конечно, не наш метод, но верноподданнические настроения поощрять следует. Да-с… Трогай!

– Так-то оно так, – почесал затылок полицмейстер, провожая отъезжающего графа-инкогнито грустным взглядом и разворачивая коня. – Только и был-то у меня один информатор на весь уезд. И того лишился… На рыбалочку сходить, что ли?

* * *

– Как же-с, как же-с, – проводив Скуратова до двери, по крутой лестнице, тяжело отдуваясь, вернулся в свою заваленную рухлядью комнатку отставной чиновник и пламенный любитель древностей Сергей Львович Волокос.

Старик грустил и печально вздыхал.

– Хитрец!.. Учрежденья он инспектировал! Шалишь. За камешком, стало быть, приезжал. Думает, я не видел, как вы на него заглядывались…

Хранитель музея зашарил по столу, нашел и поднес к глазам изумруд и лупу.

– Так и есть, – тяжело вздохнул он, – «Око Света». Музею уездному – уникум. Народ вам еще спасибо скажет, батенька. Шутка ли – в каталогах нет, а у нас – пожалте, господа хорошие…

Хранитель опустил лупу на стол, устало потер близорукие глаза и опять зашарил по столу. Отыскав потертую табакерку, он щелкнул замочком, открыл крышку, поднес к носу и заворошился в ней толстыми пальцами:

– И на что ему аметистик этот дешевенький? Ни вида тебе, ни огранки. Разве что зеленый да старый очень…

Почтенный старик извлек из табака и подбросил на ладони подмененный им еще позавчера аметист.

– Ишь ты, стервец эдакий, еще светится, как я стихи читаю… Чудны дела твои, господи!

* * *

За несколько верст от уездного городка занесенная сугробами по платформу карусель обиженно скрипнула, когда на нее взобрались трое.

– Господа, – слегка высокопарно обратился к коллегам Малюта. – События минувшей недели убедили меня в том, что физической подготовке мы уделяем явно недостаточное внимание… Садко Акимович, где ваши лыжи, кстати?

Садко виновато показал чудом сохранившуюся лыжную палку.

– Неважно, – махнул рукой Малюта. – Спишем.

Садко и Сусанин, удивленные безразличием начальства, удивленно переглянулись.

– Да, о чем это я? – замялся Скуратов. – Ага… Неминуемая утечка артефакта из реальности предотвращена. И по случаю успешного выполнения задания – всем амнистия. Рапорт напишу лично. Вас ознакомлю. В курилке рекомендую придерживаться его содержания неукоснительно.

Скуратов поднял глаза на Садко и внезапно обозлился.

– А если какая-нибудь сволочь… Повторяю, если какая-нибудь новгородская сволочь будет трепать языком – сгною в своих подвалах.

Сусанин и Садко переглянулись вторично и на этот раз облегченно: начальство пришло в себя.

– По местам! – заорал Скуратов, досадуя на себя за минутную слабость. – Поехали, милая.

Карусель, поднимая столб снежной пыли, завертелась. Необычный для этих широт смерч наблюдался обывателями не только уездного городка и окрестных сел, но даже и в Можайске. Однако лишь трое бывалых вояк на карусели могли слышать, как репродуктор исторг лирические слова древней песни про опытного партизана-моряка. Впрочем, налетевшая вьюга быстро стерла не только следы от карусели, но и развеяла грустное эхо:

– Это она про Богарне, – услышал Скуратов пояснения Садко.

…Пелена, белая пелена, сплошь сотканная из маленьких колючих снежинок…

– Ах ты, тройка-Русь, – шептал Малюта. – Вот зараза!

Глава 2 ДИМА И ВОЛК

– На гауптвахту! – тихо просипел Владимиров, откидываясь на спинку своего антикварного кресла. – Обоих на гауптвахту! И гноить до особых указаний.

Громко говорить командир уже не мог, потому что сорвал голос, когда узнал, что виновниками переполоха оказались Хохел и примкнувший к нему Задов. Шкодливый тандем сработал на славу.

Но все по порядку.

– …Какие еще будут распоряжения? – уточнил Скуратов, кладя перед Владимировым на стол бланки записок об аресте Задова и Хохела. На них командир отряда должен был расписаться и проставить в пустых графах количество суток ареста.

Владимиров уже не мог даже шептать, а только зло сипел. Голос пропал. На бланке с фамилией Задова, рядом со своей подписью, он нарисовал виселицу.

– Повесить, а потом на гауптвахту? Зачем? – удивился обычно невозмутимый Малюта.

Владимиров скрипнул зубами и перечеркнул виселицу крест-накрест. Такому суровому командирскому решению предшествовал ряд событий.

Штабс-капитан Нестеров без устали заваливал командира заявками на аэроплан, ссылаясь на отсутствие авиасредств, жизненно необходимых отряду. Владимиров, никогда не любивший бумажной волокиты, после очередной заявки на аэроплан не выдержал и наложил резолюцию. Резолюция перекладывала решение вопроса на отрядного комиссара. Фурманов был ничуть не глупее своего непосредственного начальника и предусмотрительно отписал документ на начальника штаба барона Маннергейма. Но педантичный Карл Густавович для начала решил заручиться визой Скуратова. Контрразведчик, разгневанный тем, что его беспокоят по очевидным пустякам, в свою очередь почему-то затребовал заключение Дурова, а потом ехидно перенаправил заветную бумажку Батыру, как командующему военно-морскими силами.

У бека документ застрял месяца на два. Батыр тщательно изучил этот серьезный вопрос и пришел к выводу, что лично ему хватает головной боли и без палубной авиации. С чистой совестью он так и написал, но почему-то китайскими иероглифами.

Откуда и зачем на заявке Нестерова появились визы Сусанина, священника Латына Игарковича, начальника отрядной заставы Ильи Муромца и в заключение даже подпись неуловимого Киже – выяснить не помогло даже служебное расследование, которое назначил Владимиров, когда три месяца спустя заявка по немыслимой прихоти судьбы опять легла на его стол.

Из всех виз, резолюций, согласований, прикрепленных справок и заверенных заключений внимание начальника отряда привлекла размашистая надпись в правом нижнем углу заявки.

Надпись гласила: «А на хрена оно нам, собственно, надо?! Отказать!» Ни даты, ни подписи под этой резолюцией не было, но вызванный на ковер Скуратов, побожившись на икону в красном углу кабинета – подарок Рублева к какой-то круглой дате, – заверил начальника, что «это дело рук подлеца Задова».

Лева отпирался долго и успешно. От графологической экспертизы он отказался наотрез, сославшись на внезапное онемение правой кисти. А свое дежурство в приемной Владимирова в день вторичного появления бумаги на столе начальства трактовал как банальное совпадение.

– На понт берешь, начальничек, – ехидно отпирался он в подвале Скуратова на очной ставке с Киже, который, впрочем, на оную очную ставку не явился. – Нашел вредителя… Мое дело маленькое. Мне самолеты без надобности. Зря дело шьешь. Нехорошо это, не по-товарищески!

Задов демонстративно баюкал им же небрежно загипсованную руку, и даже угроза Малюты сломать ему вторую конечность так и не смогла заставить дрогнуть сердце одессита.

Все это время несчастный Нестеров ежедневно встречал утром Владимирова у дверей кабинета и с надеждой заглядывал тому в глаза. Командир глаза смущенно отводил, и понурый Нестеров покидал штаб.

В конце концов каменное сердце Владимирова не выдержало, и он пригласил просиявшего летчика в свой кабинет. Нестеров под диктовку Владимирова написал еще одну заявку, и Дмитрий Евгеньевич, наложив на нее единственную, но неумолимую резолюцию, отдал драгоценную бумажку летчику из рук в руки лично. Резолюция гласила: «Тов. Хохелу. Лично. Два дня! Обеспечить! Без возражений!!!» Далее стояла дата и подпись. На всякий случай Владимиров поставил еще и печать.

Прижимая удовлетворенную заявку к груди и нервно оглядываясь на окружающих, воспрянувший духом ас пошел, нет, побежал к заму Владимирова по тыловому обеспечению. Неуемная энергия Нестерова, желавшего побыстрее подняться в небо, переключилась на Хохела Остаповича.

Товарищ Щирый, как обычно, был на своем рабочем месте. Он всегда был на нем. Он даже ночевал порой на складе, опасаясь внезапной и внеплановой ревизии.

– Комиссия? – встрепенулся Хохел Остапович, снимая ноги со стола, отодвигая в сторону кроссворд и хватая бутылку с зажигательной смесью. Вызывай пожарную команду!

– Нет, – успокоил летчик опытного складского работника, который уже успел зажечь спичку и поднести к горлышку бутылки с коктейлем Молотова. – Заявка.

Хохел спрятал коктейль, перекрестился и бросил спичку в стеклянную банку из-под тушенки.

– Ну чего там? – брезгливо протянул руку Хохел, опять водружая ноги в войлочных тапочках на захламленный стол. – У меня вообще-то обед.

– В десять часов утра? – наивно удивился Нестеров.

Хохел презрительно хмыкнул.

Поданную бумагу он, впрочем, прочитал недовольно, но внимательно, а затем, недоуменно обшарив глазами фигуру Нестерова, поднял глаза к потолку и раздумчиво сказал: «Да-а. Тут проставиться бы не мешало».

– Потом, – уклончиво ответил Нестеров.

Хохел знал: «потом» у господ офицеров означает «никогда». Вздохнул и накарябал на заявке свою подпись, подумал немного и еще что-то дописал. Переминавшемуся на месте штабс-капитану предложил зайти через пару дней. Когда Хохел хотел, он умел работать быстро и выбивал из главка все необходимое.

Ровно через два дня снабженец вручил Нестерову небольшой сверток промасленной бумаги, небрежно перевязанный бечевкой. Обалдевший летчик не стал развязывать веревку, а просто разорвал бумагу. Там был новенький редуктор от авиадвигателя к французскому биплану «Ньюпорт».

– А где все остальное? Где аппарат? – потрясенно спросил Нестеров, заглядывая Хохелу через плечо в темные глубины склада, надеясь увидеть знакомые очертания летательного аппарата.

– Потом, – равнодушно ответил Хохел и занялся любимым делом: перелистыванием страниц книги учета имущества. Нестеров развернулся на каблуках и понуро ушел, бережно прижимая к груди редуктор.

Достоинств у Нестерова-летчика и Нестерова-офицера было множество. Но имелся у него, к сожалению, и один недостаток. Он был упрям. Тем более, до того как попасть в отряд, Нестеров служил в армии, где офицеры прапорщиков замечали только в пределах устава, а уж о том, чтобы проставляться, не было и речи. Даже если прапорщики играли важную роль в обеспечении всем необходимым для военной службы.

Летчик выбрал другой путь. Еще в гимназии и в юнкерском училище на уроках Закона Божьего он уяснил для себя, что у любого человека есть совесть. И, значит, чисто теоретически у Хохела она тоже должна быть. К ней он и решил воззвать. Тем более что бегать к командиру отряда с жалобами на Хохела – он считал ниже своего достоинства. Настоящий летчик не может жить без неба, и отступиться от своего желания получить аэроплан пилот Нестеров никак не мог.

Ежедневно с утра Нестеров приходил на склад и интересовался у Хохела: не доставили еще аэроплан? Получив отрицательный ответ, пилот выходил наружу. Напротив входа он ставил прихваченный с собой складной стульчик, садился на него, расстилал на земле клеенку, доставал из сумки редуктор, из специального чехла вынимал разводной ключ, отвертку, ветошь и масленку. Затем он разбирал механизм, без которого аэроплан не поднимется в воздух, протирал, смазывал, собирал, щелкал деталями и винтиками.

Постепенно Нестеров усложнил процесс сборки-разборки редуктора, стремясь добиться экстра-класса. Штабс-капитан собирал его на время, с закрытыми глазами и даже одной левой рукой.

Хохел, человек психологически стабильный, через несколько дней возненавидел и Нестерова, и редуктор. Натура у него была цельная, а значит, не менее упрямая, чем у штабс-капитана. Коса нашла на камень. Сначала он только посмеивался. Затем неотлучно находившийся напротив двери склада летчик начал его нервировать. Черного хода не было, а чужие глаза так же вредны для тыловика, как для восточной целомудренной невесты.

Нестеров продолжал любовно чистить свой редуктор. За неделю, проведенную напротив входа на склад, он втянулся в это дело. И начал получать от своего мастерского владения редуктором немалое удовольствие.

Выходя на крыльцо покурить, Хохел смотрел на редуктор с откровенной ненавистью. «Черт его принес! Гм, гм… Тьфу!» – И Хохел, длинно сплюнув, возвращался в прохладу никчемного поднадзорного склада. Ему очень хотелось стащить какую-нибудь деталь и посмотреть, как Нестеров чокнется прямо возле своей клееночки, пытаясь собрать свою железяку.

В офицерском кафе в ответ на подначки соседей по столу он пообещал прирезать бесстрашного авиатора собственными зубами.

У выхода Хохела догнал Задов. Они долго шептались за углом. В конце разговора пожали друг другу руки и, довольные собой, разошлись. Цена вопроса осталась неизвестна. На следствии оба утверждали, что это была шутка. Просто шутка. Хотя в альтруизм Задова никто не смог поверить, доказать наличие мзды за злодеяние было невозможно. На следующее утро, когда Нестеров, как обычно, легко и играючи разобрал механизм у склада Хохела, к нему подошел расхлябанной походкой Задов. Он спросил у него какой-то пустяк – который час или прикурить – и втихаря подбросил на клеенку болтик, открученный из настенных часов штабной палаты. И сразу же быстро ушел. Наблюдавший за этим из глубины склада Хохел радостно потер руки. Уже через сутки воздушный ас сделался не в себе. Мягко говоря, он был удивлен, когда, собрав редуктор от «Ньюпорта», он нашел болтик, который не завинтил. Он медленно разобрал блестящий механизм, снова собрал, но болт все равно остался лишним.

Все сутки авиатор провел за сборкой-разборкой редуктора, чувствуя, как душевный покой оставляет его. На следующее утро он не пошел к складу и не пошел на обед. Все время он проводил у себя в домике. В сумеречном состоянии разума Нестеров собирал и разбирал редуктор разными способами. Он разбирал его в темноте, задернув шторы и выключив свет, собирал его на счет. Из-за двери домика доносилась громкая ругань и металлическое щелканье. У Нестерова под глазами залегли темные круги. На следующий день к нему пришел Дуров и накатил ему в стакан с вермутом успокоительных капелек. Не помогло. Ночью летчик долго стучал головой о стол. Тоже не помогло. Леонид Владимирович переживал. Его беспокоила травма головы, которую авиатор получил при таране австрийского аэроплана. По его наблюдениям, она иногда давала о себе знать, как, например, беспричинная стрельба на пожарище по догорающим доскам.

На второй день Задов сжалился и уже поздно вечером постучал в дверь домика Нестерова. Летчик сидел в расстегнутом кителе перед столом, покрытым клеенкой. Его руки бесцельно перебирали детали редуктора, разложенные перед ним. Запавшие глаза блуждали. Он что-то бормотал себе под нос.

– Петр Николаевич, – сказал Задов, криво улыбаясь и поправляя папаху, сдвинутую набекрень. – Не надо так переживать. Это мы так с Хохелом пошутили. – Он молча взял с клеенки свой болтик и ушел, осторожно закрыв за собой дверь.

В вечерней тишине над отрядом разнесся рев, напоминающий гудок парохода в тумане.

Вахтенный офицер на подводной лодке на всякий случай скомандовал срочное погружение, приняв рев Нестерова за сигнал тревоги. Субмарина легла на грунт рядом с причалом.

Этой же ночью дежурный по отряду поймал Нестерова при попытке вскрыть оружейную комнату. Ему на десять минут срочно понадобился ручной пулемет и пара гранат.

Утром все в отряде хохотали. Задов и Хохел заперлись на гауптвахте и через окошечко в бронированной двери уныло просили прощения. Нестеров в ответ скрежетал зубами и маленькой отверткой безуспешно пытался отогнуть бронелист. Его увел к себе Дуров, взяв под локоток: пить чай с травками. Летчик пару раз обернулся и погрозил кулаком железной двери гауптвахты. Из окошка внимательно смотрели две пары глаз. Выходить Задов и Хохел не спешили. Они остались в камере еще на десять суток, но уже на официальном основании.

Нестеров после перенесенного стресса перестал ждать аэроплан. На редуктор он даже смотреть не мог без содрогания – сразу начинала дергаться щека.

* * *

Владимиров спал, и ему снился сон.

Взлетная полоса, вылитая из бетона, была раскалена палящим афганским солнцем. Вылет из кабульского аэропорта задерживался. Погрузка в транспортный самолет откладывалась. Он с сослуживцами, срок командировки которых закончился, томился в ожидании отправки в Термез. В плавящемся мареве, как мираж, появилось лицо начальника штаба полка и глумливо сообщило сквозь зубы: «В горах Гиндукуша еще много работы для товарищей десантников. А посадка в транспортник будет, обязательно будет, но не для них». Лицо медленно растаяло в воздухе вместе с остатками сна.

Владимиров проснулся в холодном поту. О своей «работе» в Афгане вспоминать не хотелось. Это была его первая командировка.

«Кто у нас в отряде умеет толковать сны? – спросил сам себя командир и тут же сделал пометку в памяти: – Надо сходить при случае к отрядному священнику».

Командир проснулся в своем кабинете, потому что накануне решил разобраться с накопившимися документами. Дмитрий Евгеньевич не любил бумажной работы. Даже, можно сказать, чурался ее и отлынивал. Предыдущая служба в воздушно-десантных войсках наложила на Владимирова свой неизгладимый отпечаток. Его стихия – свалиться с неба, головой об землю, и в бой. А тут эти бумажки, будь они неладны.

На столе скопилась внушительная стопка документов, по которым надо было принять решение или хотя бы наложить резолюцию. Он снял сверху несколько страничек, скрепленных кованой медной скрепкой. Это была заявка барона Маннергейма. В ней обстоятельно расписывалась необходимость доставки на остров нескольких сотен тонн цемента. К заявке барон приложил чертежи будущего укрепрайона береговой линии по периметру острова.

Замысел был прост. После возведения многоуровневых, глубоко уходящих под землю дотов из бетона небольшой клочок суши посреди океана должен будет стать неприступной крепостью. Карл Густавович скромно предлагал назвать будущую цитадель Линия Маннергейма.

«Хороший офицер. Упорный! – подумал про себя командир. – Никак не успокоится. В который раз подсовывает этот бред».

Владимиров размашисто написал в верхнем правом углу: «Срочно посетить лазарет. Врачу: доложить о результатах медосмотра мне лично».

Следующей бумажкой оказался рапорт командира подводной лодки. Капитан-лейтенант казенным языком скупо извещал, что после боевого похода к острову Безымянный у него пропал наградной кортик, который ему лично вручил гросс-адмирал Денниц. Он особо упирал на то, что клинок особой ценности не представляет, но лично ему дорог как память. Также исчез последний исправный цейссовский бинокль, необходимый для несения службы дежурной вахтой.

В связи с этим капитан субмарины ставил под сомнение целесообразность проведения вечера дружбы между моряками и членами отряда, запланированного заместителем по высокому моральному духу на ближайшее полнолуние. Осторожный Отто не исключал эксцессов. Особенно если будет присутствовать герр Задов. Дальше шел небольшой список пропавших вещей, уместившийся на странице. Командир, поморщившись, вспомнил, что некоторые из них видел то ли у Задова, то ли у кого-то из его приятелей.

На рапорте он написал непривычно подробно и членораздельно: «Командира подводной лодки наградить именным щитом. Баранову в полнолуние никаких мероприятий не проводить. Морякам с субмарины сход на берег под любым предлогом запрещен. Скуратову провести с Задовым профилактическую беседу».

Командир довольно ухмыльнулся. Огромный щит высотой в человеческий рост, работы неизвестного грузинского мастера, давно стоял в его приемной, прислоненный к стене. Откуда он взялся – никто уже не помнил. Многопудовая железяка периодически падала со страшным грохотом цинкового корыта, пугая дежурного по отряду. До сих пор Владимиров втайне надеялся, что особенно часто дежуривший в приемной Лева когда-нибудь замешкается и увернуться не успеет. И таким образом добрая половина отрядных проблем решится сама собой. Но неутомимый Задов по штабным коридорам бегал быстро, и до сих пор щит падал вхолостую.

Забегая вперед, скажем, что Владимиров своим волевым решением чрезвычайно польстил прусскому самолюбию Отто. Капитан подлодки наградой остался доволен и о кортике больше не вспоминал. Щит, из-за его гигантского размера, затащить в лодку не смогли. Боцман долго не думал и приварил его к рубке. Субмарина сразу же приобрела вид дикий и лихой. Чайки перестали на нее садиться и облетали далеко стороной. Сразу стало меньше хлопот по наведению чистоты на палубе.

Вместо бинокля выдали старинную подзорную трубу из меди. В нее все равно ничего не было видно. С обратной стороны на треснувшую линзу была приклеена вырезанная из древней гравюры картинка с пышногрудой русалкой. Моряки бартером остались довольны.

Следующим документом был запрос Батыра на экстренное введение штатной должности его заместителя. Командующему военно-морскими силами срочно потребовался зам, чтобы тот таскал в командировках хурджин бека, а в послеобеденный сон Батыра под липой обмахивал его липовой ветвью, отгоняя мух. Владимиров, впрочем, подлинных мотивов рапорта не знал, а потому написал излюбленную резолюцию: «Подумаю».

Четвертая бумага, вытянутая Владимировым совершенно наугад, была рапортом его комиссара, брызжущим слюной и желчью. Фурманов слезно молил отпустить его в отпуск по семейным обстоятельствам в реальность «Земля-478», где он якобы забыл попрощаться с какой-то знакомой пулеметчицей и старым приятелем, которого обещал, да так и не научил плавать.

Владимиров скрипнул зубами, но резолюцию наложил положительную. Покончив с четвертой бумажкой, Дмитрий Евгеньевич посчитал свой долг исполненным и устало откинулся в кресле. Было уже 9.30 утра.

К бумагам на столе Владимиров больше не прикасался и, закрыв дверь на ключ, хмурясь, разделся и опять прилег на диване, обитом потрескавшейся кожей.

Все было бы ничего, но сон не шел. Жесткая пружина упиралась сквозь кожаную обшивку в бок. Солнце било в глаза из-за штор. За окном что-то до боли знакомое орал Латын Игаркович, которому Петруха уронил на ногу полученный со склада радиатор. Утро началось явно на минорной ноте.

Неожиданно по стационарному свет-трюмо связи прошла рябь, и послышалось деликатное покашливание куратора. Начинался внеплановый сеанс связи с главком. Владимиров запрыгал на одной ноге, стараясь попасть в штанину. К началу разговора он был готов через сорок пять секунд. Он не успел надеть только китель. Перед зеркалом он стоял в тельняшке в голубую полоску, без рукавов.

На мускулистом предплечье красоваласьтатуировка: парашютист и надпись: «Кто служил в ВДВ – тому не страшен ад». Правда, Дмитрий Евгеньевич собирался свести ее по совету Малюты. Скуратов однажды вскользь обронил: «В том месте, которое не страшит десантника, персонал относится к такой росписи на теле с явным предубеждением».

Монолог куратора был краток: «В белорусских лесах 1943 года для десанта есть работа». Экран погас. Сон был в руку. Ночной кошмар стал явью.

Берестяной туесок с пневмопочтой весело пометался по пластиковым трубам под потолком и, насладившись мучительным ожиданием начальника отряда, вывалился на стол. Владимиров опасливо потыкал бересту шваброй, убедился, что она, во всяком случае на первый взгляд, не опасна, и осторожно взял в руки.

Суть задания сводилась к следующему. Как поведала аналитическая справка, где-то у истоков времен реальности «Земля-611» на нее упал метеорит, каковых, как известно, в темных просторах Вселенной носится превеликое множество. Тут аналитики зачем-то глумливо процитировали Михайло Ломоносова: «Открылась бездна, звезд полна, звездам числа нет, бездне – дна!»

Владимиров оскалил безупречные белые зубы и тихо зарычал. Он обожал Ломоносова-физика, Ломоносова-химика, Ломоносова-математика, Ломоносова-геометра, но со школы не переваривал Ломоносова-поэта и его вирши. Аналитики это, похоже, знали.

Дальше. Этот космический странник нес споры, ожившие в земной атмосфере. Неизвестная на планете инфекция попала в окружающую среду. Паразит развивался естественным путем, особенно сильно – в месте падения метеорита. Он заражал людей, вызывал симптомы, подобные бешенству, пробуждая зверя в своих жертвах в прямом и переносном смысле. Как только зверь высвобождался, тело менялось в полном соответствии с переменами в душе.

Время шло. Паразит адаптировался. Переносчик оборотничества уменьшал интенсивность звериной ярости, которую он вызывал. Это позволяло жертве сохранять часть своего рассудка, или, скорее, звериной хитрости. В тот период жертвы паразита начали формировать маленькие сообщества себе подобных, наподобие звериных стай или охотничьих групп.

И если вначале паразит передавался через слюну оборотня, попавшую в кровь жертвы, то теперь появился новый вектор распространения: инфицированные жертвы стали способны скрещиваться.

В конечном счете паразит потерял способность существовать отдельно от носителя в своем истинном облике – как микроорганизм. Вирус исчез, превратившись в часть генетического кода хозяев, передаваемую из поколения в поколение.

Именно на этом этапе истинные оборотни выделились из человеческой расы. Они, несмотря на их способность принимать человеческую и получеловеческую форму, не люди. Оборотни стали самостоятельной расой. Некоторые ученые Главка считают их другим видом. На практике, конечно, не так уж и важно, как появились оборотни. Они существуют, и это единственное, что волнует людей.

Далее следовали более приземленные, а следовательно, и более любопытные для Владимирова данные…

В реальности «Земля-611» немецкие вервольфы заключили договор с имперской службой безопасности и поступили на службу Третьему рейху. Чем они занимались, неизвестно. Но если командование СС во главе с Гиммлером думало, что управляет ими, то глубоко ошибалось. Оборотни никогда никому не служили, а только делали вид. Вервольфы отличались особым высокомерием. Они считали себя сверхсуществами даже среди других перевертышей. К иным зверолюдям они относились с плохо скрываемым презрением, считая их низшей кастой, недооборотнями. При любом удобном случае они безжалостно расправлялись с ними, но предпочитали это не афишировать, списывая гибель себе подобных на людей, охотников за нечистью.

Договорам с людьми вервольфы следовали лишь до тех пор, пока им было выгодно. Потом разрывали их в одностороннем порядке. От Третьего рейха вервольфам нужен был доступ в Полесье, туда, где, по легендам и преданиям, лежал метеорит, породивший расу нелюди. Что надеялись сотворить вервольфы, найдя метеорит? Найти ответ на этот вопрос командование предложило Владимирову и его подчиненным.

Командир отряда отправил бересту в пепельницу, чиркнул спичкой и задумался. Потом внезапно просиял.

– Шиш тебе, а не отпуск! – приплясывая на месте, мелко захлопал Владимиров в ладоши. – В декабре пойдешь.

Он вернулся за стол, с ехидным наслаждением перечеркнул свою резолюцию на рапорте Фурманова и наложил новую: «Срочно вылетаю по приказу главка. Остаешься за меня».

Выйдя в приемную, Владимиров швырнул пачку отработанных документов на стол дежурного, который, как всегда, где-то шатался; затем вернулся, трепетно вздохнул и открыл шкаф.

В нем на вешалках висела форма разных армий и разных времен. Начиная от прыжковых комбинезонов и полевого камуфляжа и заканчивая парадными мундирами. Объединяло их одно: на всех были знаки различия воздушно-десантных войск и погоны подполковника. Об этой слабости командира никто не знал. Ну, может, только Скуратов. Владимиров закрыл шкаф и вызвал дежурного.

– Вызовите ко мне Кузнецова! И вот еще: эти двое шутников еще сидят на гауптвахте?

– А куда им деваться! Скуратов им каждый день еще по нескольку суток добавляет, – ответил Петька. Сегодня он был дежурным по отряду.

– Пусть Кузнецов возьмет с собой все необходимое для командировки, – подумав, добавил командир.

– Без инструктажа? Один? – удивился Филиппов.

– Выполнять! – коротко скомандовал Владимиров.

Когда за Филипповым закрылась дверь, командир подошел к шкафу и снова открыл створку.

* * *

Кузнецов, держа в левой руке вещмешок, постучал и вошел в кабинет командира отряда. Там стоял перед зеркалом мужчина в полевой форме парашютиста-десантника Люфтваффе с погонами подполковника. Он поправлял перед зеркалом защитного цвета кепи, норовившее сползти на глаза.

Неожиданно для самого себя Кузнецов щелкнул каблуками и вскинул правую руку вверх в фашистском приветствии: «Хайль!..» – и осекся, не закончив фразу. Из-под козырька на него смотрел улыбающийся Владимиров.

– Зиг хайль, зиг хайль, Николай Иванович. Сейчас забираем наших штрафников – и на карусель. Вы что-нибудь слышали по своим каналам о вервольфах времен Великой Отечественной войны? – спросил командир, перекидывая через плечо ремень автомата МП-40, его десантный вариант со складывающимся прикладом. На спину командир надел немецкий ранец из оленьей кожи.

– Лично сталкиваться не приходилось. Но приходила шифрограмма с Большой земли, что немцы планируют создать мобильное подразделение из вервольфов для борьбы партизанами. А так они использовались для охраны спецобъектов.

– Любопытно, – заинтересовался Владимиров. – И где?

– «Вольфшлюкт», или «Волчье ущелье», было на франко-бельгийской границе, «Вервольф», или «Оборотень», где-то в районе Винницы, и «Вольфманце» – «Волчье логово» – в Восточной Пруссии, – отчеканил Кузнецов. – А доверяли им всерьез – в «Вольфманце» даже находилась ставка Гитлера.

– А почему не разбомбили? Если Центр знал его местонахождение? – удивился Владимиров, подтягивая плечевые ремни ранца.

– «Волчье логово» ни разу не смогла обнаружить авиационная разведка – ни наша, ни союзников; по нему не было нанесено ни одного авиаудара. Наши посылали парашютистов офицерского спецотряда из пограничников и энкаведешников. Самолеты вернулись обратно, так и не сбросив десант, – без запинки ответил Кузнецов. – По мнению аналитиков, место расположения «Волчьего логова» было выбрано не случайно. Здесь находится участок так называемого трансформированного пространства. Строения определенного типа как бы сливаются с местностью и со стороны не видны. А контуры бункеров «логова» точно повторяют строение тибетских монастырей, обладающих такими же свойствами. Больше о них мне ничего не известно, – закончил Кузнецов на одном дыхании.

– Скоро представится возможность узнать побольше, – сказал Владимиров, не вдаваясь в подробности. – А пока пойдем, заберем охламонов, пока Скуратов из них душу не вытряс.

На гауптвахте все сияло. Стены, двери, крыша, резные наличники и крыльцо были выкрашены свежей краской. Когда красить стало нечего, Малюта начал отрабатывать с Задовым и Хохелом упражнение по скрытному преодолению дворика миниатюрной военной тюрьмы. Скуратов был рад арестантам. Обычно гауптвахта пустовала, ветшая на глазах, как любой дом без постояльцев.

Задов и Хохел в очередной раз по-пластунски переползали дворик, окруженный высоким забором, специально выложенным битыми камнями с острыми краями.

– Вы что, из публичного дома сбежали? – орал Скуратов, наблюдая за очередным переползанием двора. – Чего зады отклячиваете? Прижимайтесь к матушке-земле, она не выдаст! Незачет! Попробуем еще раз.

– Тут земли и в помине нет! Один кирпич и камень, – подал голос снизу Лева. Последние метры он преодолел на четвереньках.

– Как нет земли? – делано изумился Скуратов. – Сейчас еще поползаем, а вместо обеда начнем копать. Я вам покажу и землю, и ее недра.

– Грустно все это! – пробормотал Хохел, тяжело дыша на старте новой дистанции.

– А ну, смейтесь! Громче, не слышу! – заревел Скуратов. Происходящее его забавляло.

Арестанты медленно ползли, плотно прижимаясь к земле. Они громко смеялись. Смех напоминал плач потерявшихся в дремучем лесу детей.

– Весело вам! Завидую, – пробасил Малюта, прикидывая, на сколько метров надо зарыться в землю, чтобы откопать окоп для стрельбы стоя с бегущего верблюда.

Владимиров и Кузнецов вошли на территорию гауптвахты, закрыв за собой железную дверь в высоком заборе. Николай сразу вспомнил Моабитскую тюрьму и поэта Мусу Джалиля. Ему нравились стихи, от которых щемило сердце.

– Так и будете лежать? Отдыхаем? – поинтересовался командир отряда, подойдя поближе.

– Подъем, лежебоки! – отозвался на его пожелание Скуратов.

Кряхтя и отряхиваясь, Задов и Хохел поднялись и выжидательно уставились на вошедших. Дни, проведенные ими на гауптвахте, похоже, были срежиссированы человеком со специфическим чувством юмора. Или не человеком…

– Вам не кажется, что не стоит делать то, что не нравится? Жизнь слишком коротка, – пояснил Владимиров и, не дождавшись ответа, продолжил: – Требуются добровольцы.

Не сговариваясь, без раздумий и колебаний Задов и Хохел сделали большой шаг вперед.

– …Задание очень специфическое…

Еще шаг вперед.

– …Я еще не все сказал. Командировка сопряжена с особыми трудностями, – пытался закончить свою речь командир. С таким единодушным порывом он давно не сталкивался. Особенно со стороны Левы, парня бесшабашного, но осторожного.

Арестанты сделали одновременно третий шаг.

– Согласны! – выдохнул Задов.

– Кого надо убить? – деловито поинтересовался Хохел, облизнув потрескавшиеся губы.

– Через пятнадцать минут встречаемся у карусели. С собой взять все необходимое для действий в лесу. Свободны!

Оба, не оглядываясь, рванули со двора. Путешествие к центру земли откладывалось. Скуратов огорченно махнул рукой – у него было еще много всяких задумок. Не так часто на гауптвахту попадали арестанты, особенно такие колоритные, как эта сладкая парочка.

– А после командировки этих голубей сизокрылых снова под арест? – вкрадчиво поинтересовался Скуратов. Его глаза вспыхнули надеждой.

Командир отряда посмотрел на него взглядом, которым можно было бы остановить танк, и молча вышел со двора гауптвахты. Следом за ним поспешил Кузнецов.

Двое в немецкой форме шли в сторону карусели, провожаемые взглядом Филиппова, дежурного по отряду. В такую рань больше никто их не мог увидеть. Все еще спали.

Задов и Хохел уже были на карусели. Расстелив на капоте деревянной пожарной машины газету, Хохел кромсал ножом на большие ломти шмат сала с розовыми мясными прожилками. Рядом лежала небольшая плоская фляжка.

Владимиров удивленно хмыкнул. Такой прыти от подчиненных он не ожидал.

– Вам что, есть не давали? – спросил командир, осторожно усаживаясь в кабину самолета, выкрашенного в легкомысленный желтый цвет. – Не кормили вас, спрашиваю?

– Кормили, но с диетическим уклоном, – невнятно ответил Хохел, поспешно запихивая еду в вещмешок.

Кузнецов устроился на деревянной броне зеленого танка. Задов и Хохел сели в двухместную римскую галеру.

– А где тут цепи? Неужели нет? – ненатурально удивился Задов, шаря по дну. – Я без них чувствую себя голым.

Его голос заглушила песня из репродуктора: «Идет охота на волков! Идет охота! На серых хищников, матерых и щенков». Карусель раскручивалась, начиная свой стремительный бег. Владимиров сглотнул, вспомнив упражнения для вестибулярного аппарата в десантной учебке, и поспешно закрыл глаза.

* * *

Карусель остановилась на околице небольшой деревеньки, затерявшейся посреди белорусских лесов. Точнее сказать, рядом с тем местом, где раньше была деревенька. Взору десантников предстали закопченные печки с остовами полуразвалившихся труб. Все дома были сожжены. Сгорели они давно. На пепелище успели вырасти высоченные сорняки и крапива. Огненный вал войны прокатился и по этому глухому уголку. Задов, имевший скверную привычку высказывать свое мнение по любому поводу вслух, на этот раз промолчал. Не было видно ни единой живой души: ни людей, ни домашней скотины. Никого. Тихо, как на погосте.

– Надо искать партизан, – нарушил молчание Владимиров. – Николай! Нам куда?

– Надо двигаться поглубже в лес и поближе к болотам. Где легче спрятаться, там и партизаны. Во всяком случае, я бы так выбирал базу для лагеря.

Узкая дорога, проходившая через деревню, за околицей быстро исчезла, уткнувшись в лес.

Четверо людей тяжело шагали по высокой траве, наклоняясь под упругими ветвями елей и огибая топкие ямы, наполненные черной водой. Но еще труднее было обходить громадные завалы, нагроможденные осенними бурями. Они на целые километры преграждали путь по лесу – не продраться сквозь буреломы поваленных стволов, вывороченных пней и перебитых суков, торчащих, как острые копья.

Стояло жаркое лето. В воздухе пахло нагретой хвоей. Между деревьев изредка пролетали лесные пичуги, жужжали и гудели насекомые. Кусты и жесткая трава были затканы свежей сверкающей паутиной.

Пройдя несколько километров, путники вышли к извилистой речке, которая пряталась под склоненными деревьями. Еле-еле нашли тропу, проложенную животными вдоль воды. Судя по следам, кабаны, причем очень крупные. К самой воде подойти было нельзя: крутой берег сплошь зарос кустарником. Тропа вела к холму; там уже не было болот, все вокруг заросло дубами. Под ногами захрустели крупные желуди. Наконец тропинка вывела спутников к подножию холма, тоже покрытому шапкой необхватных дубов. На самом верху они увидели небольшой деревянный дом. Тихо, стараясь не шуметь, десантники направились к избушке, срубленной из цельных бревен.

Особенно хорошо это получалось у Задова и Хохела. Они даже не ползли, а скользили в густой траве, как две крупные ловкие ящерицы. Инквизиторские тренировки Скуратова неожиданно пригодились. Владимиров с Кузнецовым, громко сопя, заметно отставали.

Входная дверь внезапно распахнулась, и в проеме показалась человеческая фигура. Это был краснолицый старик неопределенного возраста. Он был приземист и мускулист, как молотобоец, а его лицо, покрытое длинной седой щетиной, походило на обветренное лицо охотника-промысловика. Пониже маленьких круглых глазок красовался курносый нос с дырочками ноздрей. Он остановил свой взгляд на десантниках, скрытно подбиравшихся к его дому, запрокинул голову и расхохотался.

– Заходите, заходите! – зашумел он. – Не нужно подкрадываться к дому, который всегда открыт. Оставьте лес за порогом.

Не дожидаясь повторного приглашения, десантники поднялись с земли. Четверка смущенно переминалась с ноги на ногу и отряхивала с одежды траву и листья. Незнакомец повторил приглашение широким жестом, и они вошли в дом. Владимиров повесил автомат на шею по немецкой моде и вошел последним, остановившись возле окна.

Лицо хозяина расплывалось в непрерывной улыбке – это начинало казаться странным. Даже непробиваемый командир почувствовал себя неуютно. Что скрывалось за этой улыбкой? Какая-то она странная… Хорошо скрываемое напряжение? Однако мысли эти стремительно унесло потоком болтовни гостеприимного хозяина.

– Ух, сразу двое немцев! И не надо искать, сами пришли! Офицеры, ну повезло! – тараторил он, потирая широкие ладони, и, переведя взгляд на Задова в неизменной тельняшке и бриджах, продолжал без малейшего промежутка: – А что, у нового режима нет средств одеть полицаев во что-то поприличнее?

Тут вышла промашка. Назвать Леву полицейским знающий человек никогда бы не рискнул. Тяжелее оскорбления для босяка, выросшего на Молдаванке, было трудно придумать.

– Я тебе покажу, старый хрыч, полицая! – заорал Задов и, подхватив с пола тяжелую табуретку, кинулся на обидчика.

Чрезмерная ярость и самоуверенность Левы подвели его, а заодно и ускорили ход событий.

Сцена, представшая затем перед десантниками, повергла всех в ступор. Хозяин дома отскочил в дальний угол горницы, сбросил свою одежду и начал изменяться. Его кости смещались, увеличивались и изгибались. Его череп менялся, как будто был сделан из глины. Рот и нос стали похожи на большое свиное рыло, лоб увеличился и навис над глазами, маленькие глазки налились кровью. Мышцы изменялись вместе с кожей. Это было бы отвратительно и без звукового сопровождения, но при этом был слышен звук, похожий на то, будто на жаровне жарили мясо…

Волосы, до этого бывшие средней длины, укоротились и стали похожи на густую щетину, спускающуюся по его позвоночнику. Грязно-бурая шкура заменила человеческую кожу.

Обращение заняло несколько секунд, хотя всем показалось, что это длилось много больше. Перед ними стояло чудовище. Улыбающийся получеловек-полукабан. С двух желтых острых клыков стекала слюна. Только сейчас они поняли, зачем он их пригласил в дом. Задов застыл на месте с поднятой табуреткой в руке, напоминая скульптуру комбата, увлекающего за собой в атаку бойцов. Кабан-оборотень мерзко хрюкнул и затопал по полу ногами, на которых выросли копыта. Получилась лихая чечетка.

Первым сориентировался Владимиров. Не говоря ни слова, он высадил оконную раму автоматом и ласточкой сиганул в проем. Еще в воздухе он сгруппировался и, перекатившись на земле через голову, встал на ноги. Сразу было видно – настоящий десантник. Любо-дорого смотреть! Остальные выпрыгнули следом – без десантного шика, но не менее стремительно. Они давно усвоили: где командир – там победа.

Очень скоро сидели все вместе, рядком, на остром коньке крыши, стараясь не шевелиться. Один Хохел нервно ерзал, стараясь устроиться поудобнее. Мысленно он крыл себя последними словами за то, что постеснялся сходить в медпункт подлечить у Дурова свой геморрой.

Внизу безостановочно нарезал круги вокруг дома здоровенный полусекач-получеловек. Когда ему надоедало носиться на задних копытах, он вставал на четвереньки и начинал бегать с удвоенной скоростью, периодически задирая рыло вверх. Наконец он остановился и помахал передним копытом, предлагая спуститься. Командир отрицательно помотал головой. Задов плюнул – и попал. Оскорбленный до глубины души оборотень пронзительно завизжал. На этом переговоры закончились.

Задов периодически сплевывал вниз, целясь в пятачок. Хохел старался от него не отставать. Командир поначалу хмурился, но не выдержал и вскоре присоединился к ним. Он сразу попал не в бровь, а в глаз. Один Кузнецов не принимал участия в общей забаве. Он курил папиросы и щелчком отправлял горящие окурки в оборотня, внося таким образом свой посильный вклад. Задов весело хохотал. Ситуация его откровенно забавляла.

Оплеванная лесная свинья, возмущенно хрюкая, отбежала на безопасное расстояние с наветренной стороны и села на пригорке. Плевать против ветра после нескольких попыток стало неинтересно. Злобно повизгивая, оборотень неуклюже счищал копытами плевки с щетины. Получалось плохо. Потом он порылся клыками в земле и, аккуратно зажав что-то в копытах, осторожно приблизился к дому. Здесь кабан поднял лапу и коротко хрюкнул. На копытце лежал спелый желудь. Видимо, разум зверя сейчас преобладал в нем над человеческим. Такой примитивный уловкой он надеялся заманить врагов на землю с крыши.

Задов, сделав поправку на ветер, собирался послать ответ. Кузнецов погрозил ему пальцем и, сложив руки в рупор, громко крикнул:

– Товарищ! Товарищ свинья! Вы нас не за тех приняли! Мы не фашисты, и даже не немцы. Мы свои. Советские!

Задов что-то пробурчал под нос. Кабан навострил уши и пошевелил пятачком. Он внимательно разглядывал непрошеных гостей, чинно восседавших на крыше. Желудь он отправил в пасть и с хрустом его разжевал. Особого дружелюбия оборотень по-прежнему не выказывал. Глазки у него были налиты кровью.

Владимиров засунул руку под пятнистую плащ-накидку, наброшенную поверх немецкой парашютно-десантной формы. Он вытащил из-под отворота маленькую тоненькую книжечку темно-красного цвета и, вздохнув, без размаха бросил оборотню под копыта. Кабан шарахнулся в сторону, заподозрив подвох, потом встал на четвереньки и осторожно обнюхал ее, с шумом втягивая воздух.

Он уткнулся в книжечку пятачком и, послюнявив копыто, аккуратно перелистал все странички, подслеповато щуря и без того маленькие глазки. После этого он задрал голову вверх и уже немного доброжелательнее похрюкал. Во всяком случае, без прежней злобы.

Обратное изменение из полукабана в человека много времени не заняло. Оборотень перекинулся быстро. Внизу стоял человек, только голый и сильно заплеванный. Прикрывая спереди ладонями стыд, он пошел к крыльцу. Красную книжечку он не оставил на земле, а бережно зажал между пальцами. Сверху это выглядело несколько двусмысленно. Поднимаясь по ступенькам, он зычно крикнул: «Слазьте! Поди, ноги уже затекли! Сразу надо было сказать, что свои, а то ишь, вырядились!..» Старик хозяйственно поправил босой ногой половичок и шагнул в дверь.

Помогая друг другу, десантники осторожно слезли с крыши. На этот раз первым в дом вошел Владимиров с автоматом на изготовку.

Хозяин дома умывался, стоя у бадьи с водой, и с шумом отфыркивался. Оглянувшись на вошедших, он стыдливо повернулся к ним спиной и быстро оделся. Затем пригладил пятерней растрепанные волосы и представился: «Митрич, лесник».

– Неласково гостей встречаете, – проворчал Задов, державшийся от хозяина на безопасном расстоянии.

– А я вас в гости не звал, – окрысился хозяин. – Тем более думал, что каратели от своих отбились. Месяц назад немцы деревеньку и летний пионерский лагерь сожгли на дальнем озере. Тех, кого догнал, всех в клочья… порвал… и снова пор-рвал… – Кабана Митрича подзаклинило, но он справился.

– …И съел? – уточнил Хохел. Он чувствовал себя особенно неуютно: в его вещмешке лежал шмат сала, и он опасался, что лесник его учует. Дальнейшее было трудно предсказать.

– Я предпочитаю желуди. А какие роскошные помои были в пионерском лагере! – пустился в воспоминания лесничий и всхрюкнул от умиления. – Мы людей не едим. Но если достанут – мало не покажется. Грибников не люблю, охотников не люблю, егерей тоже не люблю…

– Кто-нибудь поблизости живет из ваших? – вкрадчиво поинтересовался Кузнецов.

– За холмами, поближе к малинникам, живет вербер (оборотень-медведь), дальше в лесу обитает верджер (оборотень-барсук). Иногда захаживает верлис. А где его нора, знает только он, на то и лис. Хитрюга еще тот. Ви-и-и…

– Как вы стали?.. – не закончил вопрос Хохел, ему хотелось поделикатнее узнать историю лесного оборотня Митрича.

– Дела давно минувших дней, – недовольно махнул рукой хозяин и замолчал. Но не удержался, вздохнул и начал рассказ.

– Это случилось давно, очень давно… Мои друзья и я поехали осенью на охоту. У нас были прекрасные лошади, опытные загонщики, крепкие копья и надежные штуцеры…

Рассказ оборотистого кабана

…У нас были прекрасные лошади, опытные загонщики, крепкие копья и надежные штуцеры. Мои верные друзья – граф Н-ский, барон М-ский и виконт Б-ский – еще крепко держались в седлах, хотя шел уже третий день охоты. Держался и я. А надо сказать, что я в те годы был молод и великолепен. И вся округа дрожала, когда я выезжал за дичью: лесники прятались по оврагам, дети с ревом разбегались по домам, а девушки – ах какие в ту пору были девушки! – под страхом потери чести зарекались выходить за околицу своих деревень.

Итак, мы ехали.

Погода стояла чудесная, да и охотничья удача, казалось, была с нами – во всяком случае, мы несколько раз стреляли на подозрительные шорохи в кустах, и раздававшиеся оттуда крики свидетельствовали о том, что ни одна пуля не пропала даром. В тот день мы добыли славную дичь: одну косулю, пять коров, несколько браконьеров, двух загонщиков и какого-то несчастного королевского глашатая, заблудившегося в моем лесу. Теперь уже так не поохотишься, хоть год по лесу блуждай.

Но мы неутомимо ехали дальше. И вот в густом диком бору мои оставшиеся на ногах загонщики заметили огромного кабана. Впрочем, его трудно было не заметить: он сам нас нашел.

Мои компаньоны и я опустошили кубки и приготовились.

Внезапно мы услышали треск кустов. Лохматый неукротимый вепрь влетел прямо на поляну, где мы разбили бивак. Это был прекрасный мускулистый зверь, много больше, чем я когда-либо видел. Он опустил голову, злобно взрыл копытом землю и помчался прямо под брюхо моей лошади. Я взял копье на изготовку.

Это был прекрасный удар, я это чувствовал.

Острие должно было вонзиться в тело зверя чуть позади лопатки – действительно смертельный удар. Но копье только скользнуло по шкуре вепря и вылетело из моих рук, а матерый (если бы вы только слышали, как я его обматерил!) секач одним ударом распорол брюхо моей несчастной лошади и разорвал мне мышцы на бедре. А потом, прорвав кольцо охотников и загонщиков, он скрылся в чаще.

Меня перебинтовали, и мы опять вернулись под дерево, где расположились на привал.

А вечером мы вернулись в замок, у стен которого мои верные друзья меня и оставили, страшась встречи с моей женой. Я пролежал в лихорадке неделю. Рана на ноге зажила, но я… Я уже был не тот. Я стал… Ну, словом, я стал тем, кем стал… Редкостной свиньей. Я третировал жену, лупил, впрочем исключительно по делу, своих детей, тех еще, между нами, поросят; я разорял деревни своих вассалов. Затем развелся и долго жил один, пропивая деньги. Потом я заложил замок. Когда кончились и эти деньги, мне пришлось жить в долг. А потом я ушел от людей подальше и с тех пор обосновался в этих местах. Поначалу меня даже искали мои друзья и кредиторы. Кредиторов я подкарауливал в полнолуние, а друзей… Друзья тоже были кредиторами.

А потом я поумнел и стал терпимее к людям. Устроился в лесничество, завел хозяйство. Вот так и живу. Оборачиваюсь, как могу…

* * *

– Как вервольф? – уточнил Владимиров. Автомат он уже не держал на изготовку, а положил на широкую дубовую столешницу.

– Не-э-эт, шалишь! – затряс головой лесник. – Мы – люди, которые могут превращаться в зверей, а вервольфы – это звери, которые маскируются под людей. Один тут приходил ко мне в черной форме, еще до приезда карателей. Тоже все про наших оборотней выспрашивал. Назвался Нагелем. Ну, в смысле, имя у него такое – Нагель.

– Может, про партизан выспрашивал? – спросил Кузнецов.

– Да нет, что-то другое он здесь искал. А ко мне так заскочил, когда мимо проходил. Мы же друг друга издалека чувствуем. Он открыто по лесу рыскал. Партизан не боялся. Никого не боялся.

– А вервольф твой, он как? – поинтересовался Задов, присаживаясь на лавку. – Он в законе или, может, фраерится только?

– Не-э, – почесал в затылке лесник-кабан. – Ему человека подрезать, как тебе на меня с крыши плюнуть. Он в авторитете будет, это точно. Вервольфы, они вообще все любят свое превосходство над людьми показывать, бахвалятся. Но этот – чистый отморозок.

– Он больше не появлялся с тех пор? – уточнил Хохел. – Может, гастролер какой залетный?

– Пару раз еще заходил, – ответил лесник, выливая бадью с водой в разбитое окно. – Любит поболтать. Наши беседы в основном крутились вокруг темы, что за кровь струится по нашим венам, что подразумевает родство. Проклята ли эта кровь? Или благословлена силой, превосходящей человеческую? Нагель пытался убедить меня в том, что оборотни превосходят людей, как те превосходят скот, забиваемый в пищу. Он-то, может, и прав, да только мне это до лампочки Ильича. Я на расовую пропаганду не клюну. Я – интернационалист, я всех ненавижу. Или почти всех.

Конечно, когда со мной в лесу встречаются охотники и грибники, они, наверное, считают меня чудовищем. Иногда мне кажется, что они правы. Раз с партизанами столкнулся, так сразу палить стали.

– И что, никто не попал? – изумился Кузнецов.

– Попали. У нас народ целкий, – скривился лесник и остервенело почесал спину пониже поясницы. – Туда и попали… На каждого оборотня нужно свое оружие. Вербер уязвим для холодного железа, вервольф и вербат, летучая мышь, боятся оружия, покрытого серебром или зачарованного каменного клинка, на верджера – барсука – клинки должны быть костяные.

– Болит? – с состраданием поинтересовался Хохел, страдавший геморроем, кивая на задницу лесника.

– Чтобы вылечить рану от пули или простого оружия, достаточно перекинуться. Даже шрама не остается.

– Для кабана, наверное, тоже нужно что-то особое? – ляпнул Задов.

Ответом был здоровенный кукиш, который лесник с чувством покрутил у Левы под самым носом.

– Так вы из дворянского сословия будете? – уточнил Владимиров.

– Да уж не из лапотников, – гордо ответил лесник и громко рыгнул. – Чуть не забыл, – с этими словами он протянул командиру темно-красную книжечку, которую тот бросил оборотню с крыши.

В ответ на вопросительные взгляды товарищей Владимиров сказал, пряча книжечку за пазуху: «Не ломайте голову. Это водительские права. Еще в ДОСААФе получил. Никак не соберусь поменять на новые».

– Из наших бесед я понял одно: большинство вервольфов основной целью считает причинение страха, боли и страданий, – продолжил свой рассказ Митрич. – Они получают удовольствие от человеческих мучений. Пока одни вервольфы поступают просто – вызывают волну ужаса, в которой погибают невинные люди, другие предпочитают более тонкие махинации. Путем тщательно выверенных действий, начиная от незначительных событий и заканчивая глобальными злодеяниями, они создают атмосферу страха и паранойи, парализуя и разрушая любое общество. Мне кажется, что оборотни, избравшие такой вид террора, считают его высшей формой «искусства». Из-за этого мы вдрызг разругались. Мои потомки еще живы, они нормальные люди. А он обозвал меня полукровкой и помоеедом, а потом ушел. Я несколько раз натыкался на его следы. Везде он шныряет да вынюхивает! Партизаны недавно ушли к Старому логу, там недалеко логово оборотня-барсука. Последний раз рядом со следами Нагеля я видел еще пару, но поменьше. С ним шли еще двое. А волки это или вервольфы – мне неведомо.

– К партизанам не проводите? Так сказать, за компанию, – подал голос командир. – Вы в лесу каждую тропинку знаете.

– Это с какой стати? – опешил лесник, державший в руках глиняное блюдо с желудями и мучившийся дилеммой: предложить лакомство непрошеным гостям или не стоит. – Меня людские дела уже давно не волнуют. Царский режим или коммунисты – мне без разницы. Люди отдельно, а желуди отдельно. – Митрич наконец решил дилемму и крепко прижал блюдо к груди.

– Э-э, нет, уважаемый. Вы в своей дубраве не отсидитесь. Вервольфы начали борьбу за чистоту крови. Неистинных оборотней, всех неполноценных, на их взгляд, они попросту уничтожают. Раньше или позже. Если с ними не разобраться, они вас в покое не оставят. Вопрос времени. Проверить легко. Но стоит ли? Двинем к партизанам, хотя я сомневаюсь, что они смогут помочь. Заодно проведаем верджера, если жив еще. Сами убедитесь в нашей правоте. Вам здесь еще жить.

– А вдруг с вервольфами столкнемся? Их, может, трое, а вы, людишки, мне не помощники. Точно освежуют, – упорствовал Митрич. Ему очень не хотелось общаться с собратьями, а особенно – покидать дубовую рощу.

– Как знать! Может, поможем и отвадим навсегда от здешних мест. Нам, в сущности, родная нечисть по духу ближе.

Владимиров расстегнул свой ранец из оленьей кожи и вывалил на стол его содержимое. Помимо вещей, необходимых каждому походнику, на столе лежали, тускло поблескивая, несколько серебряных ошейников, к которым крепились длинные цепочки. По внутренней стороне они были утыканы острыми шипами. Не позавидуешь тому, на чьей шее такой сомкнется. Была еще аккуратно перевязанная связка из четырех плеток с короткими черенками. От черенков шли серебристые шнуры, на концах которых висели маленькие серебряные шарики, утыканными иглами. Еще там был нож из синего обсидиана; судя по сколам, в неолите уже были свои охотники на вервольфов.

Командир каждому раздал по ошейнику и плетке. Синий каменный нож без чехла подвесил себе на пояс за плетеный кожаный ремешок. Владимиров и Кузнецов аккуратно закрепили новое снаряжение на портупеях. Только Задов легкомысленно сунул плетку за голенище сапога, а серебряный ошейник засунул в вещмешок, украдкой попробовав его на зуб. Хохел тоже все упаковал в свой сидор.

Митрич молча наблюдал за сборами. Свое слово он не спешил сказать. Лесник продолжал маяться, но ему надо было принять решение сейчас.

– Никакого оружия из дуба у вас с собой нет? – уточнил он.

– Нет, – усмехнулся командир. – Наша цель – вервольфы.

– Ладно, провожу вас к Старому логу. Заодно и Тимоху проведаю. Давно собирался, – без воодушевления произнес лесник и пояснил: – Это верджер, барсук-оборотень. Я о нем говорил.

– Есть желающие познакомиться с барсуком Тимохой? Так сказать, расширить кругозор? – Владимиров откровенно веселился. В отряде давно заметили: чем страшнее ситуация, тем лучше настроение у командира. Хотя самые проницательные считали это напускной бравадой с легким налетом безумия.

Ответом было гробовое молчание. Кузнецов неопределенно пожал плечами, а Задов мысленно составлял план – где и при каких обстоятельствах потерять серебряный ошейник.

Хохел не выдержал, подошел к леснику и взял из глиняной миски желудь. С громким хрустом надкусил его и, скривившись, хотел сплюнуть на пол, но, столкнувшись взглядом с Митричем, аккуратно выплюнул кабанье лакомство в ладошку.

– Учтите, барсук ненавидит общество. Он очень застенчивый, – уточнил хозяин дома, пряча желуди в буфет.

– Ну и что? – нагловато заметил Задов. – Нам везде рады. И мы со всем уважением.

При этих словах у лесника глазки стали наливаться кровью. Он не забыл своего главного оплевывателя.

После пробы желудя на зуб Хохел громко икнул.

– Фу, какой невоспитанный поросенок, – прокомментировал Лева.

Митрич заскрипел зубами так, что стало слышно всем в избе, и сжал кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Кузнецов посмотрел Леве в глаза и, незаметно для других, постучал себе пальцем по лбу.

* * *

Поначалу, когда они тесной группой вошли в лес, их никто не тревожил. Сухие сучки потрескивали под ногами, поваленные деревья перегораживали путь. Лесная глубь потихоньку притупляла бдительность. Они шли сумрачным лесом, деревья подкрадывались к ним все ближе, их черные дупла кривились, как рты. Игра теней начинала действовать на нервы.

Вечерело. Сумерки надвигались неуклонно и быстро, сгущаясь вокруг десантников.

Свет впитывался в землю, как вода в песок.

Путники давно сошли с кабаньей тропы и шли вслед за лесником по нехоженому лесу. Митрич уверенно двигался среди деревьев, ориентируясь по одному ему известным приметам.

Неожиданно они услышали за спиной волчий вой, пронзительный, но далекий. Лесник ничего не сказал, но зашагал быстрее. Такой же леденящий сердце, но приглушенный расстоянием вой прозвучал далеко впереди, вызывая одно желание – вернуться. Когда путники в нерешительности остановились, вой вдруг возник сразу справа и слева. Казалось, что кто-то этот вой передает дальше через весь лес, до самого отдаленного уголка. Те, которые передавали вой как эстафету, чудилось, были бодры, сильны и ко всему готовы.

Вдалеке послышался топот. Постепенно он приобрел свой ритм, и стало понятно, что это дробный «топ-топ-топ» сильных ног на мягких подушечках, бегущих пока что очень далеко. Сначала казалось, что впереди, потом – сзади, потом… Потом топот рос и умножался, пока не стал слышен отовсюду и везде. Он, казалось, надвигался и окружал их. Десантники неподвижно застыли и прислушались. Лесник, возглавлявший маленькую колонну, увидел несущегося прямо на них огромного, ярко-рыжего лиса. Он ожидал, что оборотень остановится или, наоборот, кинется от них в сторону. Вместо этого лис мазнул по нему боком, пробегая мимо. Морда его была перекошена, глаза выпучены.

– Спасайтесь, идиоты, спасайтесь! – услышали все его возглас, и тут лис скрылся за широкой березой и будто сквозь землю провалился. В просвете между деревьями мелькнул и исчез серый силуэт огромного волка.

Митрич сразу все понял. Хитрый лис, за которым шла погоня, навел вервольфов на них. Те, естественно, переключатся на более крупную добычу. А рыжий оборотень, используя суматоху, как всегда, всех перехитрил.

Лесник коротко махнул рукой, призывая за собой, и быстро побежал вперед. Цель была одна – добраться до логова барсука, тем более оно было где-то рядом. Все мчались за ним, не отставая. Митрич не стал перекидываться в кабана. Он знал: единственный шанс оторваться от погони – уходить через бурелом. Острые сучья легко прокололи бы волчьи лапы. Десантники с трудом пробирались через поваленные деревья, на что-то натыкались, пролезали под стволами, проваливались в ямы, наполненные зеленой водой. Потом долго шли по холодному ручью. Тоскливый вой становился тише и вскоре затих далеко за спиной. Десантники слишком устали, чтобы бежать дальше. У них едва хватало сил просто переставлять ноги, медленно двигаясь по щиколотку в воде.

Митрич, как и положено настоящему леснику, знал лес как свои копыта. Выбравшись из ручья, они подошли к входу в низкую пещеру. Со всех сторон его укрывали густые кусты бузины. Без труда его смог бы найти только тот, кто уже был здесь, или опытный следопыт со звериным нюхом.

Обстановка в барсучьем логове была незатейлива. Включив фонарики, разведчики осматривались по сторонам. Никаких излишеств, никаких следов человеческого комфорта. Здесь царили беспорядок и разруха. Небольшая пещера лишь отдаленно напоминала человеческое жилье.

Ковры, сотканные из травы, были изодраны в клочья, лежанка из листьев разворочена, чурбаки, заменяющие стулья, опрокинуты, съестные припасы – ягоды, грибы и сушеные лягушки – валялись вперемешку, раздавленные, на полу.

– Мы опоздали, – произнес Кузнецов, поднимая с пола маленький блестящий кружок и протягивая его Владимирову.

Алюминиевая пуговица с изображением адамовой головы – черепа с двумя скрещенными под ним костями – лежала на ладони командира жестоким приговором хозяину логова. Такую эмблему ни с чем спутать было невозможно – ее изображали на кокардах и других знаках различия военнослужащих войск СС, в которых служили и вервольфы.

– Опоздали, – пригорюнился Митрич.

Было видно, что он переживает за лесного приятеля. Хотя до конца судьба того была неясна. В логове везде были видны следы жестокой борьбы, но ни тела, ни следов крови не было видно.

– Лес большой. Мы не можем тут долго рассиживаться. Надо идти к партизанам! Может, они что-то знают, – произнес Владимиров, потирая подбородок, на котором проступила щетина.

– Здесь недалеко, – глухо произнес Митрич и, наклонившись, шагнул к низкому выходу. Он чувствовал себя неуютно в разгромленном доме без хозяина. Друзьями с барсуком они не были, но редким встречам оба были рады. Родственные одинокие души, как ни крути. С этим соглашался даже верлис, большой любитель понасмешничать и поиздеваться.

Себя он считал истинным оборотнем, у которого оба родителя тоже были оборотни. К кабану и барсуку лис относился ровно. Изредка забегал поболтать, обсудить лесные новости. Его никто не видел в человеческом облике, не знали ни его имени, ни где он живет. На то он и лис. И погоню на них навел, отвел от себя беду, хитрец. Оно и понятно: своя шкура ближе к тушке.

Выходя, Митрич поднял с пола порванный браслет из шиповника. Сухие ягоды были нанизаны на толстую нитку, а теперь темно-красными сморщенными комочками рассыпались по земляному полу. Барсук очень дорожил этой безделушкой и никогда бы с ней не расстался по доброй воле. Видно, дело было совсем худо.

За стенами пещеры стоял серенький обыкновенный день; небо низко нависло над головами. Владимиров поймал себя на том, что мысли его неотступно вертятся вокруг барсука, который жил своей, непонятной жизнью совершенно один в своем логове в самой глуши дремучего леса.

Маленький отряд разделился на две группы. Они шли по обе стороны ручья, тщательно обследуя поверхность земли, надеясь найти следы партизан. Без воды они никак не могли обойтись. Следы, конечно, отыскались. Сапоги были старые, армейского образца: двух гвоздиков в правом не хватало, каблуки были стоптаны внутрь. Их владелец сильно косолапил. Он набирал воду из ручья дня два назад. Так сказал Митрич, потрогав пальцами землю. Следы обнаружил Хохел. Теперь он горделиво посматривал на лесника. Вид у того был мрачный. Рядом с отпечатками человеческих ног, ведущих в сторону Старого лога, Митрич обнаружил следы больших волчьих лап. Минуту-другую следопыты постояли в задумчивости, затем быстрым шагом двинулись по следам человека и зверя.

Волчьего воя, который они слышали по дороге к барсучьей норе, не было слышно. Было очень тихо, только деревья качали кронами. Разведчики шли за Митричем, который выбирал направление.

Дальше четверо людей и лесник едва брели через бурелом, с трудом переставляя ноги, а деревья стояли все чаще и гуще и были уже совсем неотличимы одно от другого. Казалось, этому лесу нет конца и начала, и, что самое худшее, выхода из леса тоже нет. Несколько часов спустя путники совсем утратили ощущение времени. У них все ныло и болело от усталости. Они несколько раз проваливались в ямы с водой и вымокли насквозь.Наконец измотанные поисковики остановились и сели на поваленный ствол перевести дух и прикинуть, как им быть.

– Мы не можем здесь долго рассиживаться, – нарочито бодрым голосом сказал Кузнецов. Он огляделся вокруг. – Послушайте, вот что пришло мне в голову. Видите, вон там, где лощина, земля какая-то кочковатая, вроде изрытая. Если бы я выбирал место для базового лагеря, то остановился бы здесь. Предлагаю спуститься туда и поискать следы партизан.

Владимиров кивнул и молча махнул рукой в направлении, указанном Николаем. Группа двинулась в сторону лощины. Разведчики как раз осматривались на кочковатом участке, покрытом толстым слоем прошлогодних листьев, о котором говорил Кузнецов, когда Задов, матюгнувшись, упал на землю ничком.

– Ой, нога! Моя нога!

Он уселся прямо на землю, обхватив ногу руками.

– Бедненький! – притворно посочувствовал Митрич. – Скажи, как тебе не везет! Ну-ка, покажи лапу… то есть ногу. Конечно, – продолжал он, опускаясь на колени, чтобы рассмотреть, – сапог порезан, никаких сомнений. Нога только поцарапана, без перевязки можно обойтись.

– Я, должно быть, споткнулся о сучок, – печально сказал Задов и подвигал ногой. – Ой как болит!

– Уж очень ровный порез, – заметил Владимиров, внимательно рассматривая сапог. – Никакой это не сучок. Это разрезано острым краем чего-то металлического. Странно! – Он задумался и начал исследовать близлежащие рытвины и кочки.

– Какая разница, обо что я порезался? – скривился Лева.

Лесник, не обращая на него внимания, присоединился к командиру и стал изо всех сил разгребать ковер слежавшихся листьев. Он расшвыривал его руками и ногами. Вдруг Митрич резко выпрямился и воскликнул:

– Нашел!

– Что там такое? – спросил Лева, все еще держась за ногу обеими руками.

– Подойди и посмотри! – сказал Кузнецов. Все сгрудились вокруг лесника. Задов дохромал до них и внимательно осмотрел находку.

– Ну и что, – сказал он с расстановкой. – Я видел такие железки и раньше. Знакомый предмет, цинк из-под патронов. Что из этого?

– Неужели ты не понимаешь, что это значит для нас? – даже непрошибаемый Хохел удивился.

– Я понимаю, что это значит, – ответил Лева. – Какой-то рассеянный тип швырнул посреди леса железяку, где об нее обязательно споткнется любой прохожий. Довольно бездумный поступок, я бы сказал.

– О господи! – воскликнул Владимиров в отчаянии от такой тупости. – Хватит разглагольствовать! Ищите!

Командир безостановочно прочесывал лощину, листья летели во все стороны. Его старания увенчались успехом. На свет появилась потертая кожаная офицерская сумка-планшет. В ней обнаружили тряпичный сверток и тетрадь со слипшимися от сырости страницами в синем ледериновом переплете. В холщовой тряпице оказались орден Красной Звезды, медаль «20 лет Рабоче-крестьянской Красной армии» и две тоненькие наградные книжечки, выписанные на капитана Д. Г. Рябоконя, начальника штаба батальона 255-го стрелкового полка. Тетрадь оказалась дневником командира небольшого партизанского отряда, состоявшего в основном из попавших в окружение бойцов.

Страницы тетради слиплись, строчки, написанные синим химическим карандашом, расплылись. Можно было с трудом прочитать только несколько последних записей.

Из дневника командира партизанского отряда капитана РККА Д. Г. Рябоконя.

26 апреля. Организовали засаду на опушке леса у железнодорожной насыпи. Пустили под откос эшелон с цистернами питьевого спирта. Все – вдребезги. В отряде очень недовольны.

29 апреля. На дороге в деревню подстерегли автоколонну. Уничтожили грузовик и легковую машину. Отправили на тот свет 16 немецких солдат, двух унтер-офицеров и лейтенанта. Все оружие фашистов, захваченное нами, оказалось в полной исправности.

30 апреля. Целый день вели перестрелку с крупным отрядом немцев, прочесывающих лес. Вечером похоронили своих героев: товарища Топольского и товарища Витоля. Вечная слава боевым товарищам!

1 мая. В четыре часа утра зашли в деревню, пороли полицаев. Забрали винтовки. Раздали собранный противником хлеб населению. В отряде после митинга в торжественной и теплой обстановке отметили 1 мая – Праздник солидарности всех трудящихся.

3 мая. Ночью часовой рядовой Макаров видел Гитлера с хвостом… Все! Пора заканчивать отмечать Праздник трудящихся. Макаров поклялся именем вождя товарища И. В. Сталина, что больше никогда ни капли не возьмет в рот.

4 мая. Клятвопреступник отправлен обезвреживать немецкое минное поле, поставленное вокруг леса. Прощай, Макаров!

9 мая. Рядовой Чукчанов утром бил в бубен и впадал в транс. Потом попросил меня объявить выходной. Сказал, большой праздник в этот день когда-нибудь будет. Со слезами на глазах. Я разрешил – жалко, что ли?

14 мая. Взорвали мост. У немцев будет много хлопот. Вброд не проехать: грязь непролазная. К вечеру у реки скопилась сотня машин. Радировали на Большую землю. Пусть прилетают в гости.

15 мая. Под утро наши бомбили немцев у реки.

Автомобильная пробка ликвидирована. Смертью храбрых пал наш корректировщик налета товарищ Белогруд – ушел собирать оглушенную взрывами рыбу и утонул. Собрал отряд и еще раз зачитал меры безопасности при купании в отведенных для этого местах.

18 мая. Взорвали два эшелона. Один точно немецкий. Ефрейтор Самарев сделал татуировку на указательном пальце «На Запад!». Теперь разведчики путаются с определением сторон света. Ефрейтору один наряд на кухню.

27 мая. Немцы построили новую комендатуру. Разведчики ходили поздравлять с новосельем. По традиции пустили в дом кота со связкой гранат. Здание снова сгорело. Плохо строят, плохо.

2 июня. Сержант Мохов сказал, что этот год – високосный. Значит, воевать придется на один день больше. Клятвопреступник Макаров совсем оглох от взрывов мин, ничего не слышит. Анекдоты у костра рассказывает громко, на весь лес. И сам смеется.

3 июня. Сержант Мохов вышел на большую дорогу и натянул поперек нее проволоку. Проезжавшему мотоциклисту срезало голову. Фашист поехал дальше без головы. Колея глубокая – докатился до своих, это уж точно.

4 июня. Ночная засада видела мотоциклиста без головы. Обстреляли в упор. Мотоциклист уехал.

5 июня. На утреннем осмотре у комсомольцев и сержанта Мохова обнаружил на груди самодельные крестики. Один отобрал и повесил себе на шею.

6 июня. Сам ходил в ночную засаду. Видел мотоциклиста без головы. Стреляли по нему из ручного пулемета в упор – безрезультатно. Интересно, когда у него закончится бензин?

8 июня. Сержант Мохов опять натянул проволоку поперек дороги. Сказал, для проверки. Действует безотказно. По дорогам и проселкам носятся уже несколько мотоциклистов без головы. Немцы боятся покидать населенные пункты даже днем. Воевать не с кем. Затишье.

14 июня. Спросил у рядового Мохова – откуда проволока. Говорит, нашел на старом кладбище. Отобрал моток и забросил в болото.

18 июня. Болото бурлит и кипит. Ночью трясина светилась. Отряд передислоцировался на новое место, в Старый лог, подальше от болота.

23 июня. Впервые после появления мотоциклиста без головы немцы появились в лесу. Разведдозор видел на озере Круглом недалеко от болот трех немцев. Фашисты в черной форме ловили рыбу. Впервые на моей памяти они так глубоко забрались в лес. Следопыты докладывают: вокруг лагеря появились следы гигантских волков. Макаров утверждал, что видел барсука размером с теленка. Наверное, это последствие нового метода скоростного разминирования на велосипеде. Усилил группу разведчиков четырьмя автоматчиками и послал на озеро, где видели фашистов. Язык нам не помешает.

25 июня. Разведчики не вернулись. Послал на их поиски следопытов из местных.

30 июня. До сих пор никто не вернулся. Всю ночь вокруг лагеря выли волки. Утренняя смена не нашла часового. От него осталась винтовка, висящая высоко на дереве. Все вокруг было испещрено волчьими следами. Ничего подозрительного, кроме воя, ночью не было слышно.

12 июля. Сержант Мохов пошел за водой и не вернулся. Поиски ничего не дали. Нашли только пустые ведра и множество волчьих следов вокруг. С серыми пора кончать. Завтра устраиваем охоту. Все, кроме раненых и часовых, участвуют в облаве. Часовой Макаров стрелял и кричал. Говорит, что утром в тумане видел три человеческих фигуры, идущих со стороны болота. Верится с трудом. В караул его больше не ставить.

13 июля. Сегодня устраиваем облаву на волков. Всю ночь накануне жгли большие костры. Рядовой Чукчанов понял ситуацию неверно: вырезал копье, вымазался сажей и полчаса скакал вокруг огня голым. Я хотел пресечь суеверия, но другие дали ему доплясать. Рядовой Чукчанов сказал, что пятница 13-е – не самый удачный день для такого мероприятия.

14 июля. Облава ничего не дала. Почти все погибли. В отряде осталось семь человек. На охоту все вышли на всякий случай вооруженные до зубов. Не успели мы отойти от лагеря, как партизаны начали гибнуть. Люди, с которыми я воевал плечом к плечу, которых любил и уважал. Более того, поначалу их убивали не волки, – так или иначе, ни один из них не был убит когтями или зубами.

На них падали огромные камни, некоторые попадали в ямы – ловушки с острыми кольями. Головная группа попала в засаду и была вырезана. Правда, от флангов цепи к центру партизаны были загрызены, им разорвали горло. Я начинаю понимать, что мы охотимся не только на глупых животных… Их кто-то дрессирует.

15 июля. Сегодня вырыли и замаскировали в лагере несколько волчьих ям. Думаю, сегодня ночью придут за оставшимися в живых. Я согласился с Чукчановым, и сегодня мы будем плясать у костра все вместе… У меня нехорошие предчувствия – он шептался с Макаровым насчет какой-то ритуальной жертвы… Но живым я не дамся. Никому.

* * *

Далее следовало нечто невнятное и написанное красным. Что-то вроде: «Они пришли… Один патрон… Чукчанов был прав…»

На этом записки мертвого капитана закончились. Владимиров закрыл дневник и бережно убрал его в сумку. В том, что командир отряда мертв, как и все остальные, никто не сомневался.

Появился лесник и сказал: «Нашел. Они все здесь».

Пошли за Митричем. Он остановился у края глубокой ямы, искусно замаскированной палаточным брезентом и листьями. На дне лежало восемь тел вперемешку с оружием и амуницией. Сверху лежало тело мужчины в выцветшей гимнастерке с капитанскими шпалами на петлицах. В правой руке был зажат вороненый ТТ. Затвор пистолета был отведен в заднее положение. Командир партизанского отряда вел огонь до последнего патрона, так и не выпустив оружия из рук. Ему перегрызли горло, точнее, попросту вырвали его. Отчетливо были видны белые шейные позвонки.

– Кто-то хотел скрыть, что здесь был партизанский лагерь. Он был уверен, что их будут искать, – размышлял вслух Кузнецов. – Тела проложены еловым лапником и пересыпаны землей, чтобы запах разложения не так был слышен.

– Господин обер-лейтенант из Абвера? Или от другого ведомства? – громко поинтересовались сзади.

Следопыты обернулись на голос. Рядом с густым кустом орешника стоял, опираясь на длинное деревянное копье, эсэсовец в черном мундире и такого же цвета фуражке. На поясном ремне висел кинжал, на рукоятке была выгравирована эмблема – орел, держащий в когтях круг со свастикой.

На обшлаге правого рукава красовалась нашивка, свидетельствующая о принадлежности владельца к подразделению дивизии «Мертвая голова». У незнакомца были чрезвычайно густые брови, сросшиеся на переносице, и запавшие глаза. Кузнецов отметил, что указательный и средний пальцы на руке, державшей копье, одинаковый длины. Хромовые сапоги со вставками, чтобы не мялись голенища, были измазаны глиной.

– Тут везде грязь! Никак не привыкну, – произнес немец, проследив за взглядом Николая, и непринужденно представился: – Штандартенфюрер Нагель.

– Обер-лейтенант Пауль Зиберт, – козырнул Николай. – Вермахт.

– Подполковник Владимирофф, – отрекомендовался командир. – Парашютно-десантные войска Люфтваффе.

Задов и Хохел промолчали.

– Это вервольф, о котором я рассказывал, – глухо выдавил лесник.

– Людям служишь, полукровка. Я тут для тебя кол дубовый вытесал. Хотя по уму сгодился бы осиновый, – ощерился Нагель, показав острые зубы, смахивающие на клыки, и между делом пояснил: – На оборотня-кабана надо идти с оружием, сделанным из дуба. Если договоримся, то приглашаю на отбивные с кровью. На партизан вы не похожи. Дымом от вас не пахнет. – Он повел носом, широко раздувая ноздри.

Митрич тихонько всхрюкнул и сделал попытку спрятаться за широкую спину Владимирова.

– Нас четверо, ты один, – встрял в беседу Задов. – Ваши здесь не пляшут.

Штандартенфюрер вместо ответа наклонил вперед свое копье из дуба. Скорей всего, это был условный знак. С разных сторон из-за деревьев крадущейся походкой вышли еще двое эсэсовцев помоложе. Если между вервольфами провести воображаемые линии, то получился бы треугольник, в центре которого находились десантники.

– Партизан было семьдесят два человека, в лесу они чувствовали себя как дома. Волчьих ям нарыли, охотнички! Могилы себе вырыли. Ирония судьбы! – Вервольфа сложившаяся ситуация откровенно забавляла.

– С ними расправились из-за того, что они уничтожили болото с протокультурой истинных оборотней? Звериным мечтам вервольфов о мировом господстве конец! – спросил, а скорее уточнил, Владимиров.

Оборотень перестал ухмыляться.

– Ты называешь нас зверьми, – сказал вервольф, поглаживая свое человеческое лицо свободной рукой. Ты, наверное, думаешь, что мы злые, искаженные отражения вас, людей. Или это не так?

Владимиров кивнул, соглашаясь с ним.

– Мы видим вещи по-разному, – задумчиво продолжал оборотень. – Мы считаем себя следующей ступенью в человеческом развитии, идущей после человека. Обойдемся и без протокультуры, хотя с ней дело пошло бы быстрее. Скажи мне, – произнес Нагель, подавшись вперед, – в тебе есть зверь, в твоей душе есть ярость? – Вервольф не ждал ответа подполковника-парашютиста. – Конечно же есть, – продолжил он. – Ошеломляющая ярость! Разве это не человеческие слова? Я – зверь, и зверь – это я. Все происходит по моей воле, а не по желанию кого-то. Присоединяйся вместе с обер-лейтенантом к нам. Поверь, я редко делаю такие предложения, – улыбнулся он, закончив свой монолог.

– Почему бы и нет. У меня в Афгане позывной был «Вольф», – начал размышлять Владимиров вслух и передвинул автомат с бока на грудь. До этого шмайссер закрывал висевший на боку каменный нож из синего обсидиана. – Может, это знак судьбы?

– Чарующий кинжал! – вперился в оружие взглядом штандартенфюрер. – Отдайте его мне! Это будет подтверждением договора между нами. Только медленно. Очень медленно.

Зачарованный синим блеском кинжала, приблизился молодой вервольф в пилотке, лихо сдвинутой набок. Видимо, в серых кругах клинок был хорошо известен.

Больше наблюдать этот сговор, творящийся у всех на виду, Хохел не мог. Как ни шевелил он мозгами, в альянсе, зарождавшемся на глазах, ему, Леве и Митричу места не было.

Воспользовавшись моментом, Щирый бросился к лесу, не разбирая дороги. За ним черной тенью метнулся третий эсэсовец-вервольф. Гонка по лесу с препятствиями, встречающимися на каждом шагу, измотала бравого труженика тыла метров через пятьдесят. Он уже чувствовал жаркое дыхание в затылок. Из последних сил Хохел вскарабкался на широкую березу и застыл на суку, обхватив ствол руками. Вниз он смотреть не хотел: боялся.

В голове билась одна мысль: «Хорош наш командир! Приход-расход на складе ему не нравится. А с врагом общий язык сразу нашел. Главное – добраться до своих и все рассказать. Вывести на чистую воду оборотня в погонах. Раскрыть черную измену. Но для этого – спастись!»

Щирый с опаской посмотрел вниз.

Внизу под деревом стоял молодой эсэсовец и внимательно разглядывал ерзающего на ветке Хохела. Его светло-голубые глаза равнодушно смотрели на зампотыла. Такой взгляд Щирый уже где-то видел. Память услужливо подсказала: с такой же брезгливой ленцой Скуратов разглядывал меню в офицерской трапезной.

– Слезай, венец природы, – не повышая голоса, посоветовал вервольф. – На дереве больнее будет.

– Это вы в лесу выли? – попытался завязать разговор Щирый.

– Мы не воем, мы поем. Вам, людям, не понять, – процедил оборотень.

Беседа не клеилась.

Хохел, балансируя на ветке, развязал горловину вещмешка и вытащил наружу плетку с серебряным хлыстом и ошейник с шипами. Он погрозил сверху оборотню, в слабой надежде напугать его. Рукоятка, после второго взмаха, выскользнула из потной от страха руки и полетела вниз. Вервольф шарахнулся от нее в сторону, как черт от ладана.

– А, так вы приготовились к нашей встрече! – Эсэсовец обозлился не на шутку. Он снял пилотку и начал быстро раздеваться.

– Э-э-э, ты чего задумал? – заволновался Хохел. – Волкам по деревьям лазить не положено.

– Истинный вервольф даже воды не боится, – произнес оборотень, гордо задрав подбородок, и зачем-то пояснил: – Это чтобы форму не порвать, когда перекидываться буду. И так партизаны дырок понаделали. – Эсэсовец просунул пальцы в прорехи кителя. – Решето. Кучно стреляют. Пулю к пуле кладут. Когда оборачиваешься, то становишься больше, и все расползается по швам. Вещевики сильно ругаются.

– Мне это знакомо, потом уже форма никуда не годится – не продашь, не сменяешь, – посочувствовал неизвестным коллегам Хохел. – Вы так подробно все рассказываете, ничего не опасаетесь?

– А кому ты расскажешь? – заржал оборотень, прыгая на ноге и стаскивая носок с другой. – Можешь помолиться напоследок.

– Аллилуия! Аминь!

– Немного, но сказано от души, – подвел итог вервольф и облизнулся.

После этих слов Щирый сделал попытку залезть повыше. Сук, на котором он сидел, не выдержал возни и обломился. Хохел не удержался и полетел вниз, навстречу судьбе, земле и вервольфу.

Оборотень, занятый носком, не успел ничего предпринять. Военное счастье сделало свой выбор. Оно улыбнулось Хохелу и повернулось спиной к серому. Щирый упал прямо на него. Серебряный ошейник с шипами по внутренней поверхности он так и не выпустил из руки. Раздался громкий щелчок и сдавленное хрипение вервольфа. Хохел быстро откатился в сторону. В момент падения ошейник защелкнулся на шее оборотня.

Эсэсовец изгибался всем телом и полосовал когтями землю. Во все стороны летели ошметки дерна и комья земли. Острые когти то вытягивались, то опять становились ногтями. Начавшая вытягиваться морда с серым подшерстком превратилась снова в человеческое лицо. Процесс перехода в зверя затягивался. Из-под ошейника струились алые ручейки. Вервольф пытался сорвать его с себя, но было видно, что это приносит ему лишь новые страдания.

– Ой-ой-ой! Сильно колет? Наверное, больно? – елейным голосом посочувствовал Щирый.

Вервольф попытался отрастить когти и с рычанием потянулся к Хохелу. Тот попятился, не решаясь повернуться к врагу спиной. Потом все же повернулся и изо всех сил помчался обратно. К своим. Об измене он уже не думал. Хотелось к людям.

Бежать назад было легче. Удирая от оборотня, Щирый проложил в лесу настоящую просеку, словно здесь прошел трактор лесозаготовителей.

В отсутствие Щирого произошло вот что…

На просьбу Нагеля отдать зачарованный кинжал Владимиров согласился без колебаний. Медленно, очень медленно, рукояткой вперед он протянул нож штандартенфюреру. Эсэсовец, ни на секунду не отрывая от него взгляд, протянул свободную руку и одобрительно произнес: «Будем считать, договор заключен. Приятно иметь дело с разумными людьми. Таких почти не осталось».

Когда Хохел бросился бежать, а в погоню за ним устремился молодой вервольф, Нагель на мгновение отвлекся. Это все и решило. Командир резко развернул синий каменный клинок острием вперед и с хрустом, ломая ребра, вогнал его в грудь штандартенфюреру. Для верности Владимиров довернул кисть руки, поворачивая лезвие в ране по часовой стрелке.

Последнее, что почувствовал вервольф, – как по телу пронеслась ослепительно белая волна боли.

– Вы же офицер! Как вы могли?! – успел удивиться оборотень, падая на землю.

– Офицер, – подтвердил командир, изо всей силы опуская ногу в подкованном ботинке на шею Нагелю. Под подошвой громко хрустнуло. – Десантник. Только не Люфтваффе. – Он одним рывком достал нож из тела оборотня. Помедлил… и вытер его о черный китель.

К нему подскочил последний оставшийся в живых эсэсовец. Владимиров встретил его мощным ударом кулака в челюсть слева. Черная пилотка полетела в одну сторону, а оборотень – в другую. Вервольф быстро, по-собачьи, на четвереньках, отполз в сторону, поднялся и опрометью бросился в лес.

– Хорошо бьете, – льстиво сказал Задов. – Боксом занимались?

– Второй разряд, – ответил командир и подул на кулак.

– А бьете как мастер, – оценил Лева.

Сзади раздался треск разрываемой ткани и пронзительный визг. Не выпуская ножа из руки, Владимиров обернулся. Лесник перекинулся в кабана, не снимая одежды. С загривка огромного вепря свисали ошметки рубахи и штанов. Митрич (или кто он там теперь был) громко всхрюкнул и, наклонив лобастую морду с двумя желтыми клыками, бросился в погоню. По лесу разнесся громкий топот свинячьих копыт. Скоро из чащобы послушался громкий вой, резко оборвавшийся на восходящей ноте, и торжествующий визг. Потом разом все стихло.

Хохел и Митрич вернулись на прогалину лога одновременно. У вепря на правый клык был насажен витой немецкий погон. Участь, постигшая беглеца, ни у кого не вызывала сомнения. Погоня Митрича удалась. Хохел же пребывал в растрепанных чувствах.

– Там… Там еще один лежит, – сбивчивой скороговоркой зачастил Щирый, показывая направление рукой. – Еще живой. На нем ошейник!

Вепрь, с налитыми кровью глазками, взрыл копытами землю и резво помчался в ту сторону. Пересекая лог, кабан по большой дуге обежал дубовое копье, выпавшее из руки сраженного вервольфа и скрылся среди деревьев.

– Надо наших похоронить, – тихо сказал командир.

– Клыкастого ждать будем? – спросил Лева, поднимая с земли лоскут рубахи лесника.

– Он не вернется, – убежденно ответил Кузнецов. – Теперь ему с нами не по пути.

– Разошлись пути-дорожки, – согласился Владимиров, поправляя сбившееся набок кепи.

Разведчики забросали братскую могилу землей. Сверху могильный холм покрыли аккуратно нарезанными кусками дерна. Тело штандартенфюрера и останки истинных вервольфов сбросили в лесную яму, наполненную темной водой. На Старый лог стал опускаться густой туман, укутывая все вокруг в белый саван. Разрывая зыбкую дымку, закружился стремительный вихрь. Лязгнув шестеренками, остановилась карусель. Десантники молча забирались на транспорт. Последним на круглый помост ступил Владимиров, сжимая в руке холщовый сверток – все, что осталось от безымянного партизанского отряда. Напоследок он задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: «Не только люди мастера себя обманывать и тешить».

Карусель начала вращение, стремительно набирая обороты. В сгущавшемся на глазах тумане глухо прозвучали слова из репродуктора, закрепленного на центральной оси:

Карусель исчезла. Туман теперь уже полностью скрыл Старый лог непроницаемой завесой. Остались только звуки: хруст веток, шорохи, вздохи и редкие тяжелые шаги большого осторожного животного.

В тумане мелькнул и пропал силуэт барсука. Громадная зверюга осторожно ковыляла на трех ногах. Переднюю, изувеченную лапу барсук бережно прижимал к груди. Вдалеке послышалось тарахтение мотоциклетного мотора.

* * *

Спрыгнув с карусели, разведчики разделились. Владимиров с Кузнецовым пошли к своим домикам приводить себя в порядок. Задов и Хохел ломанулись кратчайшим путем в офицерское кафе. Поднявшись на высокое крыльцо по крутым ступенькам, они вошли в зал. В кафе было малолюдно.

В дальнем конце зала один за столиком сидел штабс-капитан Нестеров и уныло ковырялся вилкой в тарелке, иногда делая несколько глотков из большой глиняной кружки. Товарищи скромно уселись в уголке у входа и жадно уткнулись в меню. В животах у обоих громко урчало.

– С прибытием! – вежливо поприветствовал их Дуров, остановившийся у столика. – Приятного аппетита!

– Спасибо, – буркнул Хохел.

Вежливый Задов даже не оторвал взгляда от меню и пробурчал в ответ что-то невнятное.

– Между прочим, у Нестерова после психологического стресса отказали вкусовые рецепторы, – продолжил беседу дрессировщик.

– Чё у него отказало? – переспросил Лева, оторвавшись от списка блюд.

– Он теперь не чувствует вкуса еды и напитков и запахов не различает. Для него теперь все едино: что вату жевать, что осетринку. Абсолютно никакой разницы, – пояснил Дуров. – Нехорошо-с, молодые люди! – Дрессировщик коротко кивнул каждому и вышел.

Приятели переглянулись. Хохел покопался в своем вещмешке, стоящем на полу рядом со столом. Он достал из него флягу и, воровато оглянувшись, передал ее Леве под столом. Задов ухмыльнулся, встал со стула и двинулся к барной стойке. Время, проведенное на гауптвахте, сближает людей. Теперь они понимали друг друга без слов.

Сбоку от столика штабс-капитана раздалось деликатное покашливание. Нестеров повернулся вполоборота и увидел стоящего перед собой виновато улыбающегося Хохела. Щирый протягивал ему руку со словами:

– Вы уж нас, дураков, извиняйте, ваше благородие, а на аэроплан я заявку сегодня же отправлю. Все будет в лучшем виде, сам у командира отряда заявку подпишу.

Штабс-капитан по-детски улыбнулся и пожал протянутую руку. Щирый крепко стиснул тонкие аристократические пальцы и мстительно добавил:

– Сразу же и отправлю, как проставитесь!

Улыбка погасла. Нестеров отдернул руку, отвернулся от зампотыла и брезгливо вытер руку о салфетку. Пока они жали друг другу руки, из-за спины авиатора высунулась рука в тельняшке и быстро поменяла стоящую перед ним пузатую глиняную кружку с квасом. Нестеров снова уткнулся в свою тарелку. За своим столиком весело переговаривались Лева и Хохел, с волчьим аппетитом поглощая еду. Официант только успевал подносить тарелки с новыми блюдами. Сидящие за соседними столиками начали принюхиваться. В воздухе ощутимо запахло спиртом-ректификатом.

Штабс-капитан доел обед, запивая из кружки. Он расплатился по счету и через весь зал направился к выходу, забыв фуражку на столе. За ним внимательно следили две пары глаз. Каждый шаг давался авиатору все труднее; около дверей его уже заметно покачивало из стороны в сторону. На выходе он столкнулся с Фурмановым и чуть не сбил его с ног.

– Аккуратнее! – злым голосом сделал замечание штабс-капитану комиссар. Ко всем золотопогонникам он относился с явным предубежденьем, а сейчас, изрядно испугавшись, даже не пытался этого скрывать.

– От вин-та-а-а, краснопузый! – рявкнул Нестеров и вывалился на крыльцо. Тут он споткнулся: нога заплелась за ногу, и пилот кубарем полетел со ступенек, расставив в стороны руки, как крылья. Небо манило и звало к себе. Подъемная сила на этот раз подвела, и вместо воздушной стихии авиатора приняла в свои объятия земная твердь. Немного пролетев, он рухнул с высоты крыльца на клумбу, засаженную ромашками.

Он красиво лежал, раскинувшись в своей синей летной форме на белом фоне цветов, только витой желтый шнур аксельбанта немного сбился набок.

– Здравствуй, русское поле! Я твой тонкий колосок, – прошептал Нестеров, ощущая во рту ядовитый привкус сивухи. Такой дрянью они согревались в ледяных окопах на германском фронте. Пилот закрыл глаза и сладко уснул.

– …Смотри у меня, Щирый, ох смотри! Он же дите крылатое, с душою льва да мозгами птичьими! Его благородие любой обидеть может.

Мимо клумбы шли двое. Один из них ворчал, другой оправдывался:

– Да отослал я заявку, Лева, отослал! Ну завтра отошлю… вот проставлюсь, если вру. Ну, Лева!.. Ну ты же меня знаешь!

– То-то и оно, что знаю! Куда двинем? Давай на танцверанду в Лукоморье – а там поглядим, как карты лягут…

– А сверху лягут короли! Вот за что я тебя уважаю, Лева, так это за правильное направление естественной миграции твоих гениальных мыслей!

– Ты сам понял, что сказал?

Огонек сигареты описал в темноте большую параболу и брызнул мелкими искрами внутри урны.

Шаги и голоса затихли.

Налетевший с моря ветерок пригнул ромашки к земле. Белые лепестки ласково гладили лицо летчика и тихо шелестели колыбельную.

– «И запах клевера с полынью милее аромата роз», – бормотал во сне пилот Нестеров и улыбался. Впервые за долгие годы он был счастлив.

Глава 3 ГЕНЕРАЛЫ ПЕСОЧНИЦ

В отряде появился вор. Стали пропадать бритвы: электрические, опасные, безопасные, дешевые одноразовые пластмассовые станочки – всякие. Похититель не делал исключения; все начали обрастать щетиной. Те, кто никогда не брился, посмеивались себе в бороды и приговаривали: «Нашего полку прибыло. Хватит ходить с голыми лицами! Совсем обабились витязи».

Последней каплей, переполнившей чашу командирского терпения, стала пропажа командирской же бритвы. Ее подарил Владимирову дедушка, на присягу. С тех пор хищная полоска стали была с ним и в курсантской казарме, и в горах Афганистана – везде, куда забрасывала его служба-судьба. Владимирову нравилось править опасное лезвие о ремень и рассматривать тусклый блеск клиновидного лезвия.

Итак, привычно взбив помазком пену в серебряном стаканчике, командир обильно намазал себе щеки и сразу стал похож на Деда Мороза в тельняшке. Когда же он протянул руку к полке за бритвой, то ничего не обнаружил. Затем было лазанье по шкафчикам, ползание на четвереньках по полу… На всякий случай Владимиров заглянул даже в мыльницу. Бритвы не было и там.

Немедленно, волевым командирским решением, был назначен ответственный за поимку злоумышленника. Выбор пал на заместителя по высокому моральному духу, как на самого не загруженного службой. Баранов поскреб трехдневную щетину на подбородке и с ходу выдал решение, что было ему несвойственно.

Он под любым предлогом избегал инициативы, тем более не любил принимать решение и брать ответственность на себя, но в сложившейся ситуации жесткая матрица приспособленца и лодыря дала сбой. Баранов выдал решение моментально. Оказывается, Дуров выписывал через библиотеку научные журналы, чтобы быть в курсе последних научных достижений. В одном из них рассказывалось, что совсем недавно ученые открыли четвертое отличие человека от животного.

До сих пор известно было три: прямохождение, приспособленность к очень сложным движениям рук, а также чрезвычайно развитый мозг. Новым существенным отличием оказалась кожа. Лишенная шерсти, кожа стала гигантским рецепторным полем, приносящим в мозг массу дополнительной информации. Это и послужило, по мнению исследователей, фактором интенсивного развития мозга. Они считали, что «полысение» – последняя биологическая предпосылка для становления человека как творческого социального существа.

«Возможно, подобное можно проделать со снежным человеком», – решил директор зверинца и неутомимый экспериментатор Дуров. Оставалось только обрить его шерсть во имя торжества научной истины.

У Дурова, надо сказать, была привычка рассуждать вслух. Скорее всего, рассуждения об окончательном очеловечивании снежного человека услышала Снежинка, всегда крутившаяся неподалеку от доброго дрессировщика. Говорить она не умела, но все понимала превосходно. Снежная женщина своей шкурой была довольна и даже в глубине души по-женски гордилась ей. У нее был специальный гребень с редкими зубьями, которым она расчесывала свою густую шерсть. Снежинка обладала также даром «отводить глаза». Скромность Снежинки граничила с патологической робостью и стеснительностью. Она в совершенстве развила свои способности к маскировке и оставалась незаметной среди людей, когда хотела и сколько хотела. В нужный ей момент она снимала чары, и ее сразу замечали и давали требуемое лакомство или симпатичную вещицу.

Снежная женщина совершенно не желала идти по пути прогресса, особенно голой до неприличия. Вот и вся причина загадочных исчезновений бритвенных принадлежностей, да-с…

Владимиров проникновенно обратился к Баранову: «Поговорите с ней по душам и лично от меня передайте, что никто ее брить не будет. Под мои гарантии! Да, если хочет, пусть побреет Дурова налысо. Да хоть всего с ног до головы, только пусть бритвы вернет!»

История умалчивает о том, что из командирских слов передал Баранов снежной даме. Достучался ли он до снежного сознания путем длинных уговоров или выбрал более короткий и эффективный путь через удары по печени, но результат был налицо. Все бритвы вернулись к своим хозяевам. Как их подбросили, осталось загадкой. Снежный человек очень стеснительное существо. И умеет быть невидимым. Осторожно оглянитесь: может быть, он где-то рядом?

История с бритвами быстро забылась. В отряде обсуждалась теперь одна новость: начальник штаба барон Маннергейм пригласил всех желающих на торжественное открытие дота (долговременной огневой точки). Он многозначительно подчеркивал в приватных беседах: «Это только первый шаг. Но он уже сделан!»

Барон давно перестал засыпать командира отряда рапортами и чертежами будущего укрепрайона, и случилась эта перемена сразу после принудительного визита к доктору. Барон решил зайти с другой стороны, справедливо рассудив, что путь в обход будет короче. Промежуточной целью Маннергейм выбрал Муромца: все знали о его давней богатырской дружбе с мэром Лукоморья Святогором. Безграничное упорство барона, переходящее в занудство, мог выдержать только командир отряда, и очень скоро Илья начал избегать Карла Густавовича. Долгие и нудные лекции по военно-инженерному делу вызывали у него откровенную скуку, а от рассматривания бледных чертежей начиналась мигрень. После очередного разговора, когда Маннергейм с пеной у рта доказывал жизненную необходимость заглубленной позиции, Муромец сдался и побрел к Святогору в гости. Итогом его капитуляции стал договор о шефской помощи Лукоморья по возведению одной долговременной огневой точки на берегу.

Было выделено несколько десятков мешков с цементом, который привезли на телегах, запряженных огромными гривастыми быками. Дерево для опалубки притащили лешие, используя медведей как грузчиков. На земляные работы определили бригаду гномов. Накануне они повредили городскую канализацию – прорубали подземную штольню в поисках золота. От золотарей-золотоискателей ужасно смердело. Пользуясь случаем, их отправили из города на берег, в надежде что запах побыстрее выветрится. Месить бетон в добровольно-принудительном порядке отправили городских дебоширов из числа мелкой и вредной нечисти. Тачки для них оборудовали пристежными кандалами.

Владимиров радовался, что его оставили в покое, и строительству не препятствовал. Первый кирпичик в стену будущего берегового укрепрайона был положен.

Всяк входящий в кабинет Маннергейма мог увидеть его склонившимся над топографической картой берега и набрасывающим на ней знаки разноцветными карандашами. Барон был так увлечен, что не замечал, как летело время, и даже забывал ходить в столовую. Еду приносили в кабинет и, как правило, уносили нетронутой под тихий шепот старого офицера: «Сектор обстрела… мертвая зона… а вот и место для наблюдательного пункта».

Воодушевленный поддержкой Святогора, военный инженер тут же предложил: на случай отхода в глубь острова необходимо заминировать дорогу от причала к штабу, а по обе стороны от обочин вырыть танковые ловушки. На месте беседки-курилки оборудовать закрытую позицию для орудийной батареи.

Вот тут барон допустил промах. Отряд зароптал. Начальник штаба покусился на святое. Мысль Маннергейма залетела слишком далеко, и рикошет мог быть непредсказуемым. В курилке, обвитой диким виноградом, военный народ любил обсудить последние новости, позубоскалить и поточить лясы. Курилка – это одна из немногих вещей, которых нельзя лишать военных ни под каким видом.

Командир случайно оказался в курсе зреющего конфликта и коротко, но доходчиво убедил барона ограничиться только огневой точкой на берегу, определив ему участок подальше от мест отдыха. Тот сник, но ненадолго.

Первый день строительства выдался особенно знойным и безветренным. Но уже к полудню на пляже вырыли котлован-язву под фундамент. Главным подрядчиком от Лукоморья неожиданно для всех, в том числе и для Святогора, оказался Соловей-разбойник. Во главе строительных бригад он поставил специалистов из своей бригады. Гномы и нечисть поначалу зароптали, но быстро смолкли. Соловушка обладал даром убеждать.

Работы развернулись быстро. С такой же быстротой возникли и проблемы. Стояла несусветная жара, и первой из проблем стала питьевая вода, второй – взаимоотношения между рабочими. Гномы недолюбливали леших. Те отвечали лютой взаимностью. Мелкая нечисть ненавидела всех и старательно и упорно выливала бетон на головы рудокопов, работающих в котловане. В ответ на их вопли шпанята демонстративно морщили носы и говорили, что от них воняет. Потом эта шушера, прикованная к тачкам с бетоном, вообще отказалась работать. На угрозы узники плевали в прямом смысле слова. То тут, то там стали возникать ссоры, переходящие в стычки. Назревала буза, готовая перерасти в откровенный бунт.

Маннергейм в растерянности озирал гудящую стройку. Технология бетонных работ должна быть соблюдена, а без дисциплины об этом можно было забыть. Ситуацию с ходу разрулил Соловей. Проблему с водой он решил, организовав подвоз вина; вторую решил не менее радикально. Бригадирам раздали трехвершковые кнуты из кожи бешеных бегемотов, и работа закипела в ускоренном темпе, а главное, слаженно. Теперь тяжелая земляная работа под палящими лучами солнца вызывала у мобилизованной нечисти только трудовой энтузиазм. Периодически был слышен свист бичей и громкие вопли. Один гном-рудокоп был в восторге от плетки. Он кричал бригадиру: «Бей меня! Я плохой гном! Хлещи сильней, начальник!» В конце концов бригадир махнул на него рукой и перестал обращать внимание. Гном стал работать как все.

Бетонирование фундамента и стен шло полным ходом. Отсутствие квалификации бетонщиков с лихвой восполнялось бдительностью надсмотрщиков-бригадиров. Через несколько дней уже можно было видеть могучие стены крошечной крепости.

Дот строили почти у самого уреза воды. По замыслу Маннергейма, кинжальный пулеметный огонь должен был вестись как непосредственно по водной поверхности, прилегающей к береговой линии, так и по самому пляжу.

Барон попытался заложить в смету строительства устройство коллективной противохимической защиты, отопление и искусственную вентиляцию. Аппетит великого военного инженера рос пропорционально масштабу стройки. Святогор, однако, возразил, что бой с морским десантом двухамбразурный дот долго вести не сможет, и закупку оборудования не утвердил. Маннергейм скрепя сердце был вынужден согласиться.

Командир отряда на стройке появился лишь однажды. При этом Владимиров молча обошел будущую позицию, а на обратном пути негромко произнес: «Неплохо! Совсем неплохо!»

Все проблемы, возникающие в процессе строительства, барон решал с генеральным подрядчиком. Соловей записывал его просьбы в блокнот и тотчас принимал все необходимые меры. Дело спорилось. Святогор только успевал подписывать счета. Он уже был не рад, что поддался на уговоры Ильи Муромца. Стройка проделала ощутимую брешь в городской казне.

На амбразуры поставили защитные противопульные заслонки. Сталь для них Соловей выписал из далекого заморского государства, о котором никто раньше не слышал. Это тоже влетело бюджету Лукоморья в копеечку. Илья старался реже попадаться на глаза Святогору.

Построенный дот замаскировали под рыбачью избушку, но только с двумя дверьми, скрывавшими за собою амбразуры.

Из бункера было отлично видно море и пляж. Внутри были установлены два пулемета. Патронов к ним принесли столько, что хватило бы на небольшую войну. В специальную нишу уложили неприкосновенный запас: ящик тушенки, канистру спирта и флягу с водой. Маннергейм запер клепаную броневую дверь на замок, ключ бережно повесил на шею и громогласно объявил, что приглашает завтра всех желающих на торжественное открытие и фуршет. А также добавил, что столы для гномов будут накрыты отдельно.

Народу на торжественное мероприятие в честь открытия дота собралось не очень много. Стоять на солнцепеке – удовольствие не из приятных. Мало кто верил, что бережливый финн расщедрится на застолье, и как в воду глядели. Про фуршет барон попросту забыл. Накануне он всю ночь ворочался в кровати и никак не мог уснуть, пытаясь придумать имя своему творению.

В собравшейся на пляже толпе присутствовали практически все члены отряда, праздные зеваки из Лукоморья и кое-кто из строителей. Гномы-золотари стояли отдельной группой. Запах от них так до конца и не выветрился. Расконвоированная же нечисть исчезла сразу после того, как их освободили от тачек.

Рядом с дотом стоял Маннергейм с кавалерийской шашкой на боку и бутылкой якутского шампанского в руке. По старой традиции он собирался разбить ее о бетонную стену. На счастье.

Барон произнес короткую речь. Изрядно волнуясь, он объявил, что худшие времена позади, средств пока не хватает, но прогресс не остановить, и что эта огневая точка – залог уверенности в будущем. Последовали жидкие аплодисменты. Маннергейм поискал в толпе Святогора и командира отряда, но не обнаружил. Они предусмотрительно не пришли, потому что опасались, что гениальный инженер, используя настроения толпы и величие момента, уговорит их продолжить строительство. Отсутствовал и генеральный подрядчик Соловей со своими подручными бригадирами.

– Хорошо бы рабочим дать премию! – выкрикнул кто-то из гномов. Эти слова вызвали оживление среди собратьев по запаху.

– Обратитесь к Соловью, – сухо ответил барон и поджал губы. В такой момент думать о деньгах! Дикость. Гномы заметно приуныли при упоминании о Соловье.

Барон перевел дух, еще раз гордо оглядел собравшихся и, громко выкрикнув: «Нарекаю тебя „Упорным!“ – запустил в открытую дверь якобы рыбачьегодомика бутылку полусладкого. Бутылка темного стекла, вращаясь в воздухе, попала точно в амбразуру. Не останавливаясь ни на миг, она легко пробила стальную противопульную заслонку и с громким хлопком разбилась внутри каземата.

Толпа ахнула и подалась вперед. Один из строителей подбежал к амбразуре и потрогал броневой лист. «Кора! Натуральная липовая кора!» – громко объявил он собравшимся.

Народ загудел и начал расходиться. На Маннергейма было жалко смотреть; его плечи поникли, усы обвисли. Триумф не состоялся из-за ворюги Соловья. Святогор немедленно распорядился установить броню попроще, отечественную так сказать. Праздник был безнадежно испорчен. Гости расходились. Барона под ручку увел Дуров, уговаривая так не убиваться. Соловья объявили во вселукоморский розыск.

После торжественного открытия Маннергейма часто стали видеть в Лукоморье. Отправляясь в пешие прогулки по городу, он всегда вешал на поясную портупею кобуру с наганом. Барон ходил по городу, пристально вглядываясь в лица прохожих. Все знали, кого он ищет, и деликатно сочувствовали ему про себя.

После этих событий жизнь в отряде пошла как-то очень уж буднично и размеренно. Давно замечено, что такие затишья предвещают серьезные и бурные события. Именно об этом рассуждали в курилке свободные от дежурства Батыр, Нестеров, Кузнецов и примкнувший к ним Задов, когда вихрем вдруг завертелась карусель, снижая обороты. Грянула песня:

Голос замолк, последний слог отозвался троекратным отрывистым эхом: «На!.. на!.. на!..»

Из крашенного серебрянкой макета летающей тарелки выбрались двое мужчин в черных костюмах. Черна была и кожа одного из прибывших. Второй был белокожим. Спрыгнувшие с карусели одеты были до мелочей одинаково. Разговоры в курилке разом смолкли. Все с интересом разглядывали визитеров. Прибывшие твердым шагом направились к штабу отряда, причем так уверенно и непринужденно, как будто все им было здесь знакомо.

Когда люди в черном проходили мимо курилки, Задов громко спросил: «Вы из главка?»

Белый быстро глянул на него через непрозрачные черные очки: «Из библиотеки». Батыр моментально спрятался за спины. Давным-давно он взял в библиотеке памятку ОСВОДа «Спасение на водах» и подшивку газеты «Ищу работу», да так и не вернул. Пару раз ему напомнили, но он только пожимал плечами. В конце концов на него махнули рукой и больше не беспокоили, а тут объявились сразу двое. Стоило карусель заводить из-за килограмма макулатуры…

Незнакомцы вошли в здание и плотно закрыли дверь. Так люди в черном появились на территории отряда.

Никто толком не успел переварить увиденное, как карусель заработала вновь. На этот раз неуверенный детский голос с дрожью пропел: «Умножать и вычитать учат в школе, учат в школе, у-у-учат в школе». На этот раз с карусели слезла женщина бальзаковского возраста. Под мышкой она держала объемистую кожаную папку, в руке сжимала длинную указку из дерева. Женщина, в отличие от людей в черном, не знала, куда идти. Она растерянно озиралась по сторонам. Несмотря на удивленное выражение лица, ее глаза за толстыми линзами очков в золотой оправе смотрели твердо и зло, волосы были забраны сзади в тугой пучок.

– Какой-то слет у нас сегодня, – удивленно произнес Кузнецов.

Штабс-капитан Нестеров пристально рассматривал незнакомку. Она как две капли воды походила на его учительницу, преподававшую в гимназии латынь и немилосердно терзавшую школяров. За неправильное склонение имени императора Нерона легко можно было схлопотать единицу.

Любопытный Задов мигом оказался рядом с дамой и галантно предложил: «Вам в штаб? Позвольте я вас провожу!» Держа ее под локоток, Лева вместе с дамой прошел в здание штаба, куда недавно вошли люди в черном.

Никто не расходился; народ в отряде был тертый, и все ждали продолжения. Ни для кого не стало неожиданностью, когда на крыльцо выскочил дежурный по отряду и громко проорал общий сбор в штабной палате. Всех без исключения, кроме прикомандированных подводников. Стало понятно, что задание предстояло экстраординарное: сбор был объявлен не через хриплые громкоговорители – на прогрев лампового усилителя просто не было времени.

Когда все расселись и перестали двигать стульями, командир откашлялся и предоставил слово одному из людей в черном: «Товарищ, э-э-э… введет вас в курс дела». Троица новоприбывших сидела в первом ряду. Белый встал, одернул пиджак и повернулся лицом к собравшимся.

– Когда все началось? Намного раньше, чем вы думаете. Мы ждали удара откуда угодно и от кого угодно… даже из космоса. Но только не отсюда… – Он выдержал паузу и продолжил: – Мы создали школу-интернат для одаренных детей. Своеобразный садок для гениев. Была разработана специальная система по выявлению таких детей. Спектр одаренности ребятишек распространялся на все области: начиная от спорта и литературы до квантовой физики с астрономией. Был создан и военный класс. В нем собирались выращивать будущих стратегов и полководцев. Цель этой закрытой школы – воспитание будущей элиты. За несколько лет существования интерната учащиеся совершили множество открытий, и с некоторыми мы до сих пор не можем разобраться. В процессе обучения упор делался на развитие пространственного воображения.

За истекшие десять лет на нашей Земле стали рождаться люди, обладающие принципиально иными способностями по сравнению с обычными. Это зафиксировано на всех континентах. Наши ученые называют таких малышей «дети индиго». У них изменена спираль ДНК, что дает их организму иммунитет невероятной силы. У них обостренная чувствительность к фальши. Мы считаем, что они обладают «глубинной памятью». Эти уникумы черпают информацию из единого информационного поля Вселенной. Мы хотели нащупать эту связь и при помощи детей изменить будущее цивилизации. Но они решили построить свой мир, без взрослых.

– Но ведь и они когда-нибудь вырастут? – робко спросил Петька.

– Да! Но без нас! – обиженно ответил человек в черном. – Философская секция подготовила и передала нам «Хартию детей». В ней черным по белому написано, что «взрослый мир» прозябает в грехе, и «младший мир» должен развиваться без его влияния. У кого детство не кончается, у того и творчество длится вечно. Взрослые придумывают все новые и новые ухищрения, чтобы отравить жизнь детям. Зло накапливается в человеке в течение прожитых лет. Они допускают, что могут встречаться «хорошие» взрослые и «плохие» дети. Но это только гипотеза.

– Что значит «передали хартию?» – удивился штабс-капитан Нестеров.

– За одну ночь члены детского военно-спортивного клуба «Зарница» депортировали учителей и обслуживающий персонал из учебного городка и жилой зоны. Всех взрослых. Потом они отгородились силовым полем. Мастерская «Золотые ручки» не теряла времени даром. Невидимое поле пропускает детей и задерживает взрослых. В переговоры, после передачи хартии, они больше не вступают.

– Пороть надо было больше! Пороть! – поделился педагогическим опытом Баранов, всегда отличавшийся скудостью сострадания.

Владимиров сделал страшные глаза, и его заместитель по высокому моральному духу умолк, недосказав, что еще нужно было сотворить с детишками.

– Долго они собираются сидеть за силовым полем? – поинтересовался Дуров.

– У них за науку отвечает десятилетний Бориска. Он самостоятельно доказал существование других реальностей, в том числе и потерянной, а также вычислил способы проникновения. Сейчас они пытаются открыть проход в потерянную реальность и уйти. Другие их не интересуют, потому что в них есть взрослые.

– Потерянная реальность, или, как ее еще называют здравомыслящие люди, «несуществующая», – это миф. Ее нет и быть не может! – безапелляционно заявил Дзержинский и задрал бородку. Немного подумал и добавил: – Это верно, потому что вечно!

– А как быть с силовым полем? – осторожно заметил Кузнецов. – Это миф или уже реальность?

– Ты сказал, у них есть правительство? Кто у них министр обороны? – в свою очередь поинтересовался Скуратов. – Имеет смысл внести раскол. Присвойте ему звание генерала или произведите в князья. Чтобы все было чин чином. С формой, грамотой с печатями.

– Не ему, а ей! – вступил в разговор второй. – Командует военно-спортивным клубом девчонка, изучавшая лингвистику животных. На наше подобное, и, поверьте, более чем щедрое, предложение она ответила очень грубо. Некоторые ругательства мы даже не поняли, а многие слова услышали впервые.

– Мы-то вам чем можем помочь? Там же силовое поле! – в сердцах сказал командир. С детьми он связываться не хотел.

– Есть лазейка в их обороне. В лабораторию, где ведутся исследования по открытию прохода в потерянную реальность, можно проникнуть. Правда, они учитывают такую возможность. В этом здании они создали лабиринт. Дети никого убивать не хотят. Пока не доросли до нас. Мы послали в лабораторию крыс-киборгов. Животным вшивали в мозг микрочипы, их обучили поиску людей под завалами и в запутанных переходах зданий. Предварительно крыс научили определять запах ребенка. Микрочип отслеживает работу частей мозга, отвечающих за запах, ориентацию и поощрение. Сигналы с прибора поступают на компьютер. При обнаружении человека в мозгу натренированной крысы происходит «особый эмоциональный всплеск», что и регистрируется. При этом операторы посылают киборгу «поощрительный» сигнал, который еще больше стимулирует животных на поиск. Мы надеялись, что небольшие размеры крыс, их способность передвигаться в любых по сложности пространствах, а также великолепный нюх помогут выполнить такую сложную задачу, как выход из лабиринта и поиск детей. Было отправлено несколько команд киборгов. Приборы показывают: все крысы живы, здоровы и испытывают максимально возможное удовольствие. Операторы не могут ими управлять. Ни одна крыса не вернулась с задания. Очередь за вами.

Командир отряда громко хмыкнул, но сдержался. В штабной палате недовольно зашумели. Если крысы не справились, то что о людях говорить!..

– Прямо в мозг вшивали! Надо же! – заволновался Дуров, поглаживая рукой обритую наголо голову.

Его бесцеремонно перебил Скуратов, любивший ясность:

– Если их цель – построить свой мир в потерянной реальности, то они могут спокойно туда уйти, когда откроют проход. Но что или кто спровоцировал бунт? Проясните обстановку.

– Слово предоставляется заслуженному педагогу континента Седовой Елене Викторовне, – официально произнес Владимиров.

Женщина встала со стула. Папку и указку она не выпускала из рук.

– Я директор школы для особо одаренных детей. По специальности учитель немецкого, – коротко представилась она.

– Ага. Так я и знал, – еле слышно прошептал Нестеров. Авиатор потер левую сторону груди. От нахлынувших воспоминаний заныло сердце.

– Тихо, когда я говорю! – рявкнула директриса и с неженской силой грохнула указкой по столу. – Я вижу, дисциплина у вас хромает! – Учительница остервенело смотрела на вжавшего голову в плечи штабс-капитана. Тот старался стать незаметным и лихорадочно вспоминал латинские спряжения имен собственных. В штабной палатке установилась гробовая тишина.

– Только в нашем учебном заведении одаренные дети могли достичь настоящего расцвета. Их развитию мы посвятили лучшие методические разработки. Незадолго до бунта Педагогический Совет страны выразил озабоченность тем, что у наших самых младших детей основные игрушки – батальоны оловянных солдатиков, игрушечные артиллерийские батареи, танки, эскадры кораблей, макеты крепостей и даже действующие модели боевых звездолетов. – Тут она сделала паузу и посмотрела в сторону людей в черном. – Мальчики по своей природе любят сражения и все военное… и некоторые девочки. Совет выступил против укрепления природной агрессии. Итак, старые игрушки я у них отобрала. Точнее, заменила их на «игрушки мира». Это миниатюрные оловянные человечки не с ружьями, а с метлами, лопатами и портфелями.

В полной тишине она достала из папки несколько маленьких фигурок.

– Этот, – пояснила она, по очереди указывая на игрушки, – выдающийся гражданин Совета страны, это менеджер страховой компании, это работник коммунальной службы, это вот судья…

– Вы думали, что вот это может заменить оловянных солдатиков? Что дети будут в них играть? – удивленно вытаращил глаза на директора школы командир отряда.

– Конечно, – твердо ответила учительница. – Это же игрушки, и они предназначены для того, чтобы с ними играли.

– А наследственность? – с жаром возразил командир. – Наследственность! Ее учитывать надо… – в этом месте он запнулся. Один его дедушка весьма решительно начал воевать под Москвой и остановился только в Берлине; прадед командовал казачьей сотней в ограниченном Туркестанском контингенте генерала Петрачкова; прапрадед в шеренгах суворовских чудо-богатырей принимал на штык янычаров среди пылающих домов Измаила. – Как вы могли поднять руку на оловянных солдатиков? Я могу еще понять, что звездолеты не нужны… – продолжал возмущаться командир отряда.

– А чем вам звездолетики не нравятся? Их тоже можно прекрасно разрисовывать! – взвился чернолицый, перебивая Владимирова, но осекся и замолк на полуфразе, наткнувшись взглядом на указку, поднявшуюся в воздухе.

В зале откровенно заржали. Все знали о тайном хобби Владимирова раскрашивать миниатюрные фигурки военных. А теперь выходило, что об этом известно далеко за пределами отряда.

– Тихо! – Указка с треском сломалась от удара по столу. – Я не закончила. Мы им предложили еще много других восхитительных игрушек. – Седова вытащила из бездонной папки лист плотной бумаги с нарисованным серым, невыразительным сооружением.

– Это форт! – воскликнул Маннергейм.

– Нет, не форт, это дворец Педагогического Совета страны, – сказала директор школы. – Видите, здесь нет окон, чтобы дети не могли бросать в них камни.

Следующий рисунок изображал игрушечный мусорный ящик для отходов. Потом шла картинка избирательной урны, куда надо опускать бюллетени во время игры в выборы. Она достала последний рисунок и сказала:

– Это еще один вариант городского ящика для мусора. Хотя нет, это здание милиции… Видите, здесь тоже нет окон. Еще мы разработали новый курс истории, – с жаром продолжала она. – В нем не будет места сражениям с кровавой резней. Тем более хроники военных лет ненадежны. Тогда не было никаких военных журналистов. Полководцы, особенно победители, могли раздувать любые незначительные перестрелки, в которых принимали участие, пока эти стычки не достигали в пересказе размеров решающих сражений. Как бы вы закончили в новом учебнике главу об убийстве послов в Византии? – обратилась она с вопросом к сидевшим.

– Очень просто, – произнес Малюта Скуратов и сжал пудовые кулаки. – Солдаты мчатся в город и мстят за смерть послов с предельной жестокостью. Все убиты. Город горит, подожженный с четырех сторон. Попавшие в плен завидуют мертвым…

– Все ясно, – произнес командир. – Эксперимент провалился.

– Да, провалился, – тяжело вздохнув, согласилась Седова. – …Провалился. Мы начали слишком поздно.

– Вы хотели обмануть детей! – с грустью сказал отрядный священник. – Прискорбно.

– Я не могу ждать, пока они вырастут! – огрызнулась учительница.

– Есть желающие пообщаться с ребятишками? Вспомнить детство золотое? – спросил командир отряда.

– Я согласен! – вызвался Баранов и выпятил грудь вперед. Раньше он всегда избегал предложений поучаствовать в командировках. Сейчас заместитель по высокому моральному духу был готов сразиться с учениками спецшколы и усмирить взбунтовавшихся детишек. Если будет необходимо для общего блага, готов рвать их на куски.

Кандидатуру Баранова отклонили сразу.

Командир раздумывал долго – секунд пять-шесть. На задание к вундеркиндам он определил Дурова, Батыра, Задова, Петьку и Ермака. Отправлялись они без оружия. Леву на всякий случай обыскали. При личном досмотре у него отобрали дамский браунинг и засапожный нож. С шеи сняли цепочку с кастетом. Задов кипятился и с жаром доказывал, что это вовсе не оружие, а талисманы-обереги, не раз его спасавшие. А кастет вообще папенька подарил ему во младенчестве. С оберегами нельзя расставаться, тем более что предстоит встреча с детишками. Многим последний аргумент показался весомым, но оружие все равно не вернули. Отрядный священник Латын Игаркович взамен вручил ему гнутую пивную пробку и сказал, что это будет покруче любого кастета. Главное в любом деле – вера. Задов громко выругался, но пробку спрятал в задний карман бриджей.

Карусель тормозила в огромном холле учебного корпуса. В поисках выхода, а заодно и детей десантники пошли бродить по зданию. Дом представлял из себя лабиринт с коридорами, переходами, стенами, лестницами и потайными дверьми. Одну такую случайно обнаружил Задов, облокотившись о стену. Еще попадались ложные двери, которые не вели никуда, стены, бывшие входом в пустые комнаты и двери, которые не открывались. Все это предназначалось для непрошеных гостей, вторгшихся на территорию детей. Молодые строители постарались на славу. Руки у них росли откуда надо.

Поисковая группа долго и безрезультатно бродила по закоулкам, пока не вышла в небольшой зал. В нем были три пронумерованные закрытые двери. На полу детским почерком было написано большими буквами «СТАРТ». Из стены торчал рычаг, выкрашенный в красный цвет, с табличкой «Не трогать». Пока все пытались отыскать секрет дверей, Петька, предоставленный самому себе, потянул рычаг вниз. Сверху на разведчиков обрушилась груда пуха пополам с перьями. Когда белая метель улеглась, Задов, отплевываясь и стряхивая с головы и плеч перышки, зло сказал:

– Дурак ты, Петька!

– Я знаю, что дурак, – понурившись, согласился Филиппов.

– Теперь об этом знают все, – философски заметил Батыр, подбрасывая в воздух белые охапки. Веселое происшествие его откровенно забавляло.

Дуров только подмигнул Петрухе. Рычаг выполнял еще одну функцию: он был запором, открывающим двери и замки. Перестав отряхиваться, разведчики обнаружили, что двери открылись.

Поисковая группа разделилась. В дверь под номером один вошли Задов и Батыр, во вторую – Петя и Ермак, в третью – Дуров. За спинами громко щелкнуло. Двери в придачу оказались самозапирающимися. Путь назад был отрезан. У поисковиков остался один путь – вперед.

Задов и Батыр за очередным поворотом направо оказались в огромной комнате. Они застыли на пороге в немом восхищении. На полу раскинулась во всем великолепии фантастическая игрушечная железная дорога. Там были маленькие города и станции, между ними змеились железнодорожные пути, через реки были переброшены ажурные арки мостов. В горе, покрытой деревьями высотой не больше карандаша, зиял провал туннеля. По этой маленькой игрушечной стране из конца в конец сновали игрушечные поезда, стуча по рельсам крошечными колесиками. Но что поражало больше всего, так их пассажиры и машинисты. В вагонах сидели крысы разного окраса: белые, серые, с пятнышками и без них. У грызунов была одна общая деталь: у всех из головы торчали тоненькие усики антенн. Машинисты, управляющие паровозиками, тоже были крысы. Было видно, что быстрая езда им по душе. Сбоку от огромного макета игрушечной страны стоял на треноге хромированный пульт с перемигивающимися разноцветными кнопками. Батыр, не отрывая взгляда от поезда с вагонами, выкрашенного в красный цвет, подошел поближе и наугад ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. Громко щелкнув, маленькая стрелка перевела рельсы на развилке. Поезд резко свернул и умчался в туннель под красный знак семафора. В туннель с другой стороны медленно втягивался товарный эшелон, груженный маленькими бревнами. В глубине горы из папье-маше раздался глухой удар, скрежет металла и возмущенный писк.

К пульту, за которым стоял Батыр, немедленно подъехала дрезина с двумя белыми крысами. Одна соскочила с нее и, перебирая розовыми лапками, засеменила к беку. Требовательно попискивая, она слегка прикусила передними резцами палец. Он отдернул руки и спрятал их за спину. Крыса встала столбиком на задние лапки и, не останавливаясь, продолжала пищать; антенны на голове качались в такт писку из стороны в сторону. Батыр вытащил из кармана огрызок сухаря и протянул ей. Крыса внимательно посмотрела красными бусинками глаз, взяла сухарь в зубы и вернулась на дрезину. Через минуту маленький экипаж скрылся в туннеле. Остальные поезда двигались по рельсам в объезд горы. Батыр стоял как загипнотизированный, не в силах оторваться от волшебного зрелища. В далеком детстве бек любил ускакать далеко в степь и смотреть на проносящиеся мимо поезда. Он всегда был падок на чудеса. На окрики Задова и похлопывание по плечу он никак не реагировал, а только улыбался.

Из-за горы вертикально взлетел серебристый звездолет.

Под прозрачным сферическим блистером за пультом управления сидели две крысы: одна белая, другая черная. Антенны на головах скрывались под защитными пилотными шлемами. Вытянутые мордочки украшали большие черные очки.

Миниатюрный звездолет был размером с кастрюлю. Внешне труженик космических трасс напоминал холодильник «Мир» с антенной на носу и четырьмя крыльями-стабилизаторами по бокам и на корме. На хромированном корпусе не светился ни один навигационный или габаритный огонек.

Крысиный воздушный патруль бесшумно парил в воздухе. Видимо, гравитационная тяга тоже плавно перешла из разряда мифов в реальность. Батыр протянул вверх, к звездолету, сухарик, зажатый в руке. Серебристый кораблик, жужжа двигателем, отлетел назад и отрицательно покачал короткими крылышками. Бек пожал плечами и смачно захрустел сухарем. Продолжая жевать, он потянулся к пульту.

Из боков звездолетика резко выдвинулись обтекаемые кассеты пусковых установок, из которых торчали острые головки реактивных ракет. Ракетная установка правого борта кашлянула огнем. Крошечная ракета, оставляя дымный след, пролетела между рукой и пультом; на месте ее падения, в углу, полыхнуло бесшумное синее пламя. Бек намек понял. Он спрятал руки за спину и сделал несколько шагов назад. Звездолет по плавной траектории ушел за гору с туннелем.

Лева любоваться игрушечной дорогой и ландшафтом не стал. Он сказал напарнику:

– Жди здесь! – и зашагал к двери в противоположной стене комнаты. Это оказался выход на улицу.

Лева шагнул вперед и очутился в скверике со скамейками, окружавшими пятачок детской площадки с парочкой качелей и большой металлической горкой с отполированным до серебряного блеска изогнутым спуском. Рядом с ней стояло чудо плотницкого искусства – песочница в виде небольшого сруба, а рядом торчал непропорционально большой грибок, обитый зачем-то оцинкованной жестью.

Все скамейки пустовали. Зато в песочнице играл ребенок. Не переставая оглядываться по сторонам, Лева двинулся к нему. Поравнявшись с качелями, Задов замедлил шаг. В песочнице возился с игрушечным танком мальчик лет семи в синей футболочке и красных шортиках. Сразу бросалось в глаза – танк был самодельный. В деревянный кубик вместо ствола был вбит гвоздь, по бокам были нарисованы черным колеса и гусеницы.

«Совсем один, – подумал Лева. – Интересно, где остальные».

– У-у-у! У-у-у! – гудел мальчик, ползая с танком зигзагами по песочнице.

Лева подошел ближе. Малыш обернулся и посмотрел на него. Светлые волосики, ямочки на щеках, рука поцарапана. Мальчик как мальчик, только глаза у него были внимательные. Обыкновенные мальчики никогда не смотрят таким цепким, оценивающим взглядом.

– Здравствуй! Не скучно одному играть?

– Не-а.

– А как тебя зовут?

– Адольф. Можно просто Адик.

Задов развеселился. Но тут же взял себя в руки: мало ли детей с такими именами?

– Ты живешь тут?

– Да.

– А где?

– Там, – мальчик показал рукой себе за спину, на ряд одноэтажных коттеджей.

Неожиданно у Левы по спине пробежали мурашки. У него так бывало, когда над головой сгущались тучи. Интуиция подсказывала, что нужно немедленно уходить, бежать отсюда. Еще немного, и случится непоправимое.

– Давай поиграем! – предложил Адольф и поднял игрушку, лежащую рядом на песке. Он протягивал Леве куклу. Куклу в темно-зеленом костюме. Военный френч, галифе, хромовые сапоги с крошечными шпорами, фуражка с длинным лакированным козырьком от солнца… Так любил одеваться его старый командир батька Махно. Лева глянул кукле в лицо и обомлел: на него смотрели глаза Нестора Ивановича, а вот и родинка на подбородке…

– Откуда у тебя такая куколка? – через силу выдавил Задов и шагнул в песочницу.

Адик засмеялся и пулей выскочил из нее, не забыв прихватить игрушечный танк.

Лева сделал шаг к мальчику, ноги с трудом передвигались по рассыпчатому песку. Он сделал еще один шаг. Неожиданно песок поехал вниз под сапогами, и разведчик провалился по пояс, продолжая медленно погружаться глубже и глубже.

– Адик, помоги! – со слезой в голосе взмолился Задов.

Мальчик засунул руку в карман шорт и вытащил часы со сломанным ремешком. Взглянул на циферблат и ответил: «Извиняйте, дядечка взрослый, я опаздываю. Скоро тренировка, фехтование пропускать нельзя». Показал язык и убежал, прижимая игрушки к груди.

– Погоди! Постой! – крикнул вдогонку Лева. Он попытался ухватиться руками за поверхность, но в ладонях оставались лишь горсти песка. Зыбун затягивал все глубже и глубже. Справа раздалось цоканье каблуков. Задов, стараясь не делать резких движений, повернул голову. Мимо песочницы шла стройная девочка-подросток, почти уже девушка, в белом летнем костюме. На плечах красовались нарисованные от руки большие красные звезды. Сбоку штанин тянулись такого же цвета лампасы.

– Девушка! Можно вас на минутку! – жалобно позвал Лева.

Она остановилась и, глядя на него, с улыбкой спросила, с подчеркнуто правильной артикуляцией растягивая буквы: «Мужчина-а-а, а вы успеете за минутку?»

«Лингвистка!» – зло подумал Задов и полностью погрузился в песок, успев набрать в грудь воздуха, закрыть глаза и раздуть щеки. Зыбун сомкнулся над героической макушкой.

Разведчики группы, вошедшей в дверь номер два – Ермак с Петрухой, – дошли до перекрестка, где их коридор пересекался с другим. Из бокового прохода вышел здоровенный черный котище, перешел следопытам все пути, кроме обратного, и исчез с негромким противным мяуканием.

– Ермак Тимофеевич, вы верите в приметы? – спросил осторожный Петька.

– Нет! – без тени сомнения ответил покоритель Сибири и шагнул вперед.

Жаль, любого другого человека должно было насторожить нехорошее предзнаменование. Но люди, которые на двух стругах отправились незнамо куда и умудрились поставить на колени огромный край, не относятся к категории «любых других». Чем выше риск, тем быстрее идешь к цели, тем больше преимущество перед другими. Ермак шагнул, наступив на замаскированную крышку глубокого колодца. Опора ушла из-под ног – и разведчик ухнул вниз. Единственное, что он успел, – уже в полете громко крикнуть всего одно нехорошее слово. Эхо, живущее в узкой длинной трубе, радостно отозвалось, и из черной круглой дыры донеслось: «Ля! Ля-а!.. Ля-а-а!..» Крышка вернулась в исходное положение. Щелкнуло запирающее устройство. Петька вспотел от ужаса и осторожненько, впритирку к стене, двинулся дальше, обходя замаскированный колодец, но после первого же касания к стене спина прилипла. В результате попыток освободиться прилипли ладони, брюки и волосы, сапоги тоже намертво приклеились к полу. Липкая ловушка, о которой Петька и не слыхивал, довершила провал задания второй группой.

Дуров, вошедший в третью дверь, стоял в помещении, стены которого были увешаны картинами, рисунками, расписаны цитатами, поражающими воображение; здесь царил беспорядок и буйство красок, за которыми угадывалась стройная система. Те, кто все это обустроил, были необузданны и отважны и не знали оков и правил.

Окна в галерее отсутствовали, дверей в обычном понимании тоже не было, кроме той, через которую Дуров вошел. Узкий проход открывал слабо мерцающую перспективу. Освещение было довольно сносным, особенно если учесть, что его источник двигался вместе с Дуровым, словно невидимая свеча в его руке. Дуров пошел вперед. Ничего не происходило, но постепенно свет стал более тусклым. Сначала он подумал, что попал в подвал, но никаких канализационных сооружений тут не обнаружилось. Проход не кончался и не расширялся, а только сворачивал поочередно то вправо, то влево, словно его проложил огромный шахматный конь. Дуров сразу вспомнил статью из журнала, где рассказывалось о гроссмейстере в памперсах, у которого никто так ни разу и не выиграл. Была одна ничья, да и та с военным компьютером, предназначенным для расчета траекторий баллистических ракет.

Дуров шагал и шагал. В какой-то момент перед ним оказался не очередной поворот, а маленькая полутемная комната. В дальнем ее конце ожил и подкатился к дрессировщику огромный шар, гремящий костяными пластинами и утыканный полуметровыми иглами. Секунду спустя на этом уродливом бугре сферической формы открылись два глаза с вертикальными зрачками, до этого прикрытые костяными наростами-веками.

Страх словно зацементировал ноги Леонида Владимировича. Он осторожно отступил в сторону, запнувшись обо что-то. Под ногами лежал толстый железный прут. Пока колюче-костяной шар приближался, Дуров успел поднять свою находку. Сразу же захотелось ткнуть им приближающегося монстра в глаз. Вместо этого добрый дрессировщик отступил в сторону, обошел страшное существо и двинулся к дальнему проему в стене, за которым виднелось синее небо. Сзади раздалось разочарованное причмокивание. Дуров ускорил шаг. Он буквально выскочил в тепло летнего дня из сумрака здания. Небо скрывала однородная непрозрачная пелена силового поля светло-молочного цвета. Небольшие темные облака быстро пробегали ниже него, подгоняемые ветром, летящим там, в вышине.

Здесь, где стоял дрессировщик, было спокойно и тепло. Как-то уж слишком спокойно. Улица, на которой он находился, состояла из маленьких одноэтажных коттеджей и напоминала жилую зону студенческого городка. Впечатление оказалось обманчивым. Как только Дуров начинал вглядываться более пристально, контуры зданий искажались, прямые углы становились волнистыми линиями, темные прямоугольники окон расплывались. Здание, из глубины которого Дуров только что вышел, казалось единственным реальным предметом, и отходить от него не хотелось.

Дуров догадался о причине царящего вокруг спокойствия: здесь не было людей – ни детей, ни взрослых. Двигаясь вдоль стены, разведчик повернул за угол, за которым находился сквер с детской площадкой в центре. Внезапно он увидел, что там кто-то есть, и двинулся к ним. На площадке находились двое – маленький мальчик в шортах и девочка лет четырнадцати. Мальчик как мальчик… А вот девочка одета была странно: в белый костюм со звездами на плечах и красными полосами на белых штанах. Дрессировщик в званиях разбирался плохо и поэтому просто не обратил на эту мелочь внимания. Дети заметили Дурова, но не сделали ни одного движения в его сторону.

Мальчик даже не пытался сделать вид, что играет, неподвижно сидя на краешке песочницы. Когда Дуров подошел, он расплылся в улыбке, но глаза остались злыми и холодными.

– Давай поиграем? – сразу предложил он Леониду Владимировичу.

– Адольф, угомонись! – обронила девушка со звездами.

– Здравствуйте, дети! – улыбнулся Дуров. – Меня зовут дядя Леня.

– А я – смерть! – четко и твердо, по-военному, ответила красавица. – В смысле, министр обороны детской коммуны «Ладошки к солнцу».

– Давай в куличики поиграем? – заканючил Адольф. Представляться он не стал, справедливо считая, что о нем должны все знать. Девочка поморщилась:

– Ты прошел стража лабиринта? – спросила она голосом, в котором чувствовалась уверенность, сила и некоторое удивление. – Почему ты не сражался?

Дуров переступил с ноги на ногу, глядя на грозную девочку. Что ответить? Он не знал. Вот если бы объяснили, какого стража он умудрился пройти…

– Он вообще не сражался, – обратилась министр местной обороны к мальчику.

– Странно, – удивился мальчик. – Взрослые всегда нападают на то, что им непонятно. Это проще.

Девочка пожала плечами.

– Что у тебя в руках? – продолжила она допрос.

– Прутик, – признался дядя Леня и спрятал увесистую железку за спину. Девочка криво усмехнулась, услышав его растерянный голос.

– И тебе не хотелось его стукнуть?

– Кого?

– Стража лабиринта. Того, кто встречает!

Дурова осенило: та здоровенная туша, закованная в костяные пластины и утыканная иглами! С ним он и должен был сражаться.

– Почему ты его не ударил?

– Я люблю животных, – улыбнулся дрессировщик. – А надо было ударить? Зачем?

– В любом случае тебе единственному удалось пройти тест. Ты можешь говорить с нами, – заметила она. – Ну, зачем ты пришел?

– Все волнуются. Вы же совсем одни, без взрослых. Мамы и папы все глаза выплакали. Ночью не спят, все о своих детках думают. Вы бы хоть родителей пожалели.

– Какие родители? – Мальчик с девочкой непонимающе переглянулись. – Все дети – собственность государства.

– Ни мам, ни пап? – Удивлению Дурова не было предела.

– Ребенок с момента рождения сразу становится собственностью государства. У его биологических родителей нет никаких прав, – отчеканила девочка. – А ты откуда такой взялся? Не знаешь прописных истин!

– Сами мы не местные, отстали от туристической группы. Но наши знают, где я! – растерянно попытался пошутить Дуров, пародируя известную в отряде комедию.

– А сам-то знаешь, где «ваши»? – Маленький Адольф засмеялся весело и звонко. – Ученики из группы тестирования сейчас вашу туристическую группу вылавливают из мазута, отклеивают от стенки да из песка вытряхивают. Тем, кто вас послал, передайте, что мы нашли потерянную реальность. Ушли почти все. Мы последние. Всё закроем и уйдем. Передайте взрослым: к нам проникнуть нельзя. Все, дяденька, свободны!

– Куда идти, не подскажете? – Дуров оглянулся.

Девочка подошла к стене здания лабораторного корпуса и нажала на кирпич, по цвету ничуть не отличавшийся от других кирпичей. Образовалась арка-проход. В открывшемся проеме замаячило несколько фигур.

– Надо было нажать рычаг два раза, тогда намного сократили бы себе путь! – нравоучительно пояснил Адольф. – Почаще играйте на компьютере.

– На чем? – переспросил Дуров.

– Идите, дяденька турист…

Дуров шагнул в открывшийся проем. Кусок стены плавно скользнул на место, отделив его от странных детей. Он очутился в помещении, где на полу из-под слоя перьев проглядывала надпись «Старт». Туристическая группа была в сборе.

Десантники пребывали в крайне растрепанных чувствах. Зрелище все они, кроме Батыра, представляли довольно жалкое. Бек улыбался и прижимал шевелящийся карман своего халата, из которого раздавался громкий хруст и повизгивание.

В измазанной черной пахучей жидкостью личности Леонид Владимирович с трудом узнал Ермака. Судя по запаху, Ермак Тимофеевич провалился в колодец, наполненный мазутом. Опознание затрудняли перья, облепившие мощную фигуру. Ермак смачно высказывал свое мнение о юных цветах жизни и о мазуте. Задов был занят тем, что высыпал песок из папахи, затем из вывернутых карманов. После Лева вытащил тельняшку, заправленную в бриджи. Посыпался песок. Повернувшись к Дурову, он свистящим шепотом поведал: «Живым закопать хотели! Прямо латышские стрелки, а не дети». Снял сапог и зачарованно смотрел, как струя песка хлынула на пол. Дрессировщик бросился к затравленно смотревшему из угла Филлипову: «Петенька, вас мучали?»

– Ну-у… Да! – ответил понурившийся Петька. – Особенно когда отодрали, то есть вырезали.

– Звезды на спине вырезали! – ахнул Задов и замер, стягивая второй сапог – его аж перекосило от неприятных воспоминаний.

– Да нет, у них там клей размазан по стенам и полу. Моментально затвердевает при соприкосновении… Жуть! Склеили по рукам и ногам, а потом вырезали… одежду, – хлюпнул носом Петька. От сапог его остались голенища, собранные кокетливой гармошкой и теперь напоминавшие кожаные гетры. Изрезанная гимнастерка и галифе только отдаленно напоминали военный покрой. Затылок Петрухи был неаккуратно выстрижен до белой кожи от уха до уха, и казалось, что у него два лица: безносое и без подбородка сзади, и Петрухино хнычущее – спереди.

– Теперь все в сборе. – Ермак вытащил из-за пазухи черного кафтана связь-блюдце, покрытое мазутной пленкой. – Чем бы протереть?

Задов притопнул, загоняя ногу в сапог, и оторвал широкий лоскут от Петькиной недорезанной гимнастерки. Филлипов не возражал. Задов подошел к Ермаку и брезгливо взял связь-блюдце, используя тряпицу как прихватку и как протирку одновременно. Лева, морща нос от резкого запаха, громкой скороговоркой произнес несколько раз: «База, заберите нас отсюда!»

Затем, после недолгой трагической паузы, шепнул: «Пожалуйста!» Последнего слова в исполнении Задова никто из десантников до тех пор не слышал. В отряде, видимо, это «пожалуйста» тоже было отмечено как факт вопиющий, и карусель появилась без обычных задержек. Разведчики полезли на круглый помост. Дуров подсадил Петьку, стыдливо придерживающего обеими руками расползающиеся галифе а-ля тропикано. Шкодливые детские ручонки срезали одежду с юморком. Карусель закрутилась, набирая скорость.

– Кстати, ты мальчика не видел? Там мальчик был… такой, в красных шортах и синей футболке, – спросил Задов дрессировщика.

– Он вам очень нужен? – тихо спросил Дуров.

– Нет. Просто поговорить по душам хочу.

– Извечный вопрос: «А был ли мальчик?»

Карусель торопливо исполнила: «Пора нам, пора! Туда, где за морем синеет гора!»

В смазанном вихре исчезли измазанные, растрепанные и обескураженные десантники, оседлавшие детских карусельных лошадок.

Первым на площадку спрыгнул Ермак и без разговоров двинулся в сторону моря, оттираться песочком. Задов углядел в толпе встречающих отрядного священника и еще с карусели начал громко высказывать претензии. Лева орал, показывая Латыну гнутую пивную пробку:

– Мы горели! Мы тонули! Мы влипли! Ты что подсунул?

Лева совал пробку под нос отрядному священнику и продолжал обвинять и обличать.

– Я сто раз тебе говорил: нет у тебя настоящей веры! – Латын бережно забрал у него пробку, сдул с нее невидимую пылинку, а затем точным щелчком узловатых пальцев отправил ее в полет через клумбу, в урну у штабного крыльца. – Представь на минуту, что могло с вами случиться, если бы ее с вами не было, маловер! – Он махнул рукой и умолк. Вернулись – и хорошо.

Петька, придерживая спадающие лохмотья, попытался незаметно улизнуть, двигаясь бочком от карусели, но столкнулся нос к носу с людьми в черном.

– Вы нашли их? Они живы, наши малыши? – в один голос спросили чернокожий с бледнолицым.

– С детьми все в порядке! – ответил Дуров, оглаживая бритую голову. С недавних пор у него появилась эта новая привычка, которую он про себя называл неврозом. – Они нашли потерянную реальность, открыли проход и ушли. Все. Очень просили не беспокоить. Очень убедительно просили их больше не беспокоить. Серьезные детишки.

– Да я не о них спрашиваю! – с досадой сказал белый человек в черном костюме. – Вы нашли наших крыс-киборгов? – В голосе его звучало неподдельное волнение.

Дуров вопросительно посмотрел на Батыра. Бек еле заметно отрицательно качнул головой. Кстати, сейчас его карман не шевелился и звуков не издавал.

– Ни одного хвоста не встретили по дороге! – Дрессировщик виновато развел руками. – Сгинули ваши питомцы. Пластинчатого страшилу с иголками видел. Вот напасть – с ума сойти можно.

– Крысы-киборги прошли спецподготовку! – взревел черный в черном костюме. – Как они могли пропасть? Да очень просто! Недоработки, а все из-за урезанных ассигнований на новые проекты!

Человека в черном переклинило, он задавал себе вопросы, и сам на них отвечал. Его товарищ, белый человек в черном, сильно дернул черного за рукав. Чернокожий остановился на полувопросе-полуответе, поправил галстук, и оба тяжело зашагали к карусели. Больше их ничего не интересовало. Проходя мимо Батыра, бледнолицый взглянул на него через черные непрозрачные очки и сказал: «А долги в библиотеку надо сдать! Нехорошо!» Бек стремительно повернулся к ним тем боком, где кармана не было. Он заулыбался и, кивая без остановки на манер китайского болванчика, громко сказал: «Сегодня все верну. В целости и сохранности! Всенепременно!» И уже тише добавил вслед удаляющимся черным спинам: «Шагай, джаляпка! Звездный ветер тебе в седло!»

Директриса школы-интерната разжала тонкие змеиные губки и громко сказала: «От меня не уйдут! Я их везде достану! В любой реальности!» У нее под мышкой была зажата объемистая черная папка. Обломок указки она так и не выпустила из руки. В этот раз галантный Задов не предложил помощи. Она с трудом залезла на помост карусели – мешала узкая юбка. Люди в черном уже сидели в макете серебристой летающей тарелки. Заслуженная учительница континента взгромоздилась на черную курицу, усевшись на ней боком, как великосветская дама на конной прогулке. Карусель, поскрипывая, набирала обороты. Женский баритон радостно пропел: «Улетай, туча, улетай!» Недурные ножки директрисы с округлыми коленями слились в сплошную полосу.

– Какие же все-таки гады… – шмыгая носом, сказал Петька, придерживая располосованную одежду.

– Не убивайтесь так, Петенька! С детьми все будет в порядке. Они сумеют постоять за себя, – ласково-успокаивающе произнес Дуров.

– Гады они, а не дети! – выдохнул Филлипов. По его щеке скатилась скупая слезинка.

– Вот и вы, Петя, стали взрослым! – грустно вздохнув, сказал дрессировщик.

Ни к кому конкретно не обращаясь, Задов с чувством произнес: «Чудом ушли! Чудом!»

* * *

Ночью дежурный по отряду вышел покурить на крыльцо. Его внимание привлекло непонятное шуршание и возня около мусорной урны. «Кто здесь?» – громко спросил он и поднял в руке горящую спичку. Урна с грохотом упала и покатилась. В темноте мелькнула полосатая тень. «Енот, в мусоре копался. Наверное, искал вкусненького, – подумал вслух дежурный. – Крупный какой! Отожрались у Дурова!»

«Сам ты енот!» – обиженно подумал убегающий Задов, крепко сжимая в кулаке гнутуюпивную пробку.

Глава 4 АКУКАРАЧА – ВОЖДЬ АПАЧЕЙ

– Кушать хочу, – жалобно пожаловался Задов беку и покосился на фургон. – Очень-очень! Двенадцатый час на диете. Буди Тимофеевича!

Муромец, устроившись на вещмешках с провизией, безмятежно храпел в крытой повозке, которая неспешно катилась по прерии на закат. Накануне он провел бурную бессонную ночь, отмечая свое убытие в очередной отпуск, и только под утро узнал, что отпуск откладывается.

Теперь он спал.

– Сам буди, – огрызнулся бек. – А я и потерпеть могу. Себе дороже.

Будить Илью Лева не стал. Спросонок, с похмелья, да еще в чужой реальности, Илья был, как правило, неадекватен. Прецеденты были. Поэтому Задов, сглотнув слюну и глухо ворча, начал озираться по сторонам.

Солнце под вечер палило нещадно. Насмотревшись на прерию до тошноты, Лева с завистью поглядел на черный зонтик, которым бек прикрывался от зноя, и сделал попытку пристроиться под его тень. Бек немедленно вытянул зонт в сторону так, чтобы его лошадке стало идти полегче, а Задову тени не досталось.

– Ты что, гад? – обиделся Задов. – Тебе жалко, да?

Батыр пожал плечами, сплюнул в выжженную траву и ехидно осведомился:

– Я тебя, Лева, про зонтик предупреждал? Предупреждал. Ты интересовался – на хрена ксендзу аккордеон?.. Интересовался. Вот и парься в папахе.

Задов обиделся крепко, но ненадолго. Минут пять спустя он как ни в чем не бывало опять подъехал к беку на своей кляче и, скрутив колпачок с фляги, демонстративно ее перевернул. Из фляги не пролилось ни капли – свою воду Задов допил еще два часа назад.

– Бек, – трагическим шепотом просипел Лева, – я пить хочу.

– А я – нет, – подумав, серьезно ответил Батыр.

Задов проехал чуть вперед, достал браунинг, угрожающе дунул в ствол, лихо развернулся в седле к беку и обреченно вздохнул – на него внимательно и строго глядело дуло двустволки-вертикалки бека. Тульские винтовки Лева уважал.

Задов уже решил было упасть с лошади и симулировать солнечный удар, но потом передумал – бек запросто мог не заметить трагедии и проехать дальше. А валяться в пыли и потом догонять свою – пусть и ледащую, лошадь пешком Задову по такой жаре не очень-то хотелось.

– О-ох! – раздался из повозки протяжный стон Ильи. – Добрынюшка, будь человеком, дай рассолу.

Муромец высунул голову из повозки, с изумлением и омерзением оглядел окрестности и, поймав соболезнующий взгляд Батыра, тихо спросил:

– Где Добрыня?

Бек аккуратно кинул поводья на гриву своей тупорылой коротконогой лошадки и широко развел руками. Илья насупился:

– Где рассол?

Бек развел руки еще шире. Муромец разозлился окончательно:

– А мы где?

Разводить руками дальше было некуда, поэтому бек просто виновато потупил глаза.

– Тпру, мешок травяной! – злобно прикрикнул Илья на верного Сивку. – Стой, волчья сыть!

Бурка иронично оглянулся на хозяина, но встал как вкопанный. Илья остервенело закопошился в фургоне. На свет божий, а точнее на выгоревшую прерию, полетел вещмешок Левы, за ним кастрюли, сковородка, мешок с древесным углем, пластиковые пакеты с мясом, хурджин бека, рулон розовой туалетной бумаги, сабля Задова и складной мангал из легированной стали. Потом последовательно раздались хлопок, бульканье, удовлетворенное хмыканье, и из повозки вылетела пустая бутылка из-под шампанского «Советское». Затем раздался повторный хлопок и, раздвинув полы пыльной холщевины, из фургона со второй – уже открытой – бутылкой в руках появился мрачный Илья. Задов судорожно сглотнул, спрыгнул с коня и уставился на Илью умоляющими глазами.

Твердо встретив Левкин взгляд, Илья спрятал бутылку за спину, грозно нахмурился и приступил к допросу:

– Где мы?

Задов вытер папахой потный лоб и вяло отрапортовал:

– Северная Америка, реальность «Земля-067».

– Кто старший опергруппы?

– Вы, Илья Тимофеевич.

– Задание?

– Задание вам лично командир отряда ставил. У карусели. Перед вылетом и под подписку о неразглашении.

Илья прислонился к фургону, машинально сделал еще пару глотков, протянул бутыль Задову и задумчиво признался:

– С секретностью все в порядке. Ни черта не помню. Бек, дружище, я вчера много выпил?

Бек, так и торчавший в седле с разведенными в стороны верхними конечностями, поднатужился до хруста в суставах и все-таки развел руки еще сильнее.

– Ясно, – успокоился Илья. – Как всегда, стало быть. Опусти клешни – смотреть мутит. Привал. Лева, на шампусик не налегай – больше не дам.

Задов благодарно глянул на Муромца и с сожалением оторвался от горлышка. Ему полегчало.

– Мы жрать-то сегодня будем? Солнце уже садится, – забеспокоился Илья. – Если я старший, то почему ужин не готов? Левка, ты дневальный по привалу. Приступай.

Задов согласно закивал, подобрал раскиданные на земле продукты и занялся мангалом.

* * *

Ароматный запах жареного мяса привлек внимание тощих койотов. Они предприняли попытку ограбить лагерь дружинников, но, напоровшись на богатырский рык Ильи «Самим мало!» – получили легкий акустический удар по ушам, трусливо поджали хвосты и скрылись в сумерках.

– Ладно, – весело заметил Муромец, снимая кольчугу и пуская по кругу очередную бутылку. – Начнем сначала. Кто должен был идти старшим? Ермак?

– Ермак, – подтвердил Задов, подбрасывая левой рукой в костер очередной обломок доски от фургона. – Но он заболел. Корью.

– Уже что-то… Ерофей Палыч у нас по кому специалист? А, бек?

– По аборигенам, – икнул Батыр, возвращая бутылку Илье. – Не люблю с пузырьками. В нос шибает.

– Тебе не угодишь… Так. Значица, аборигены. Аборигены тут кто? Англо-янки?

– Индейцы, – хохотнул Задов.

– Сам помню, – слегка обиделся Илья. – Дети Винниту.

– Маниту, – поправил Муромца бек. – Наши люди. Добрые.

– Добрые – это плохо, – задумался Илья. – Если бы злые, то все ясно. Раззудись, плечо, размахнись, рука, и так далее. А коли добрые, следовательно, что?

– Что? – поинтересовался Задов, подкармливая костер очередной деревяшкой.

– А то, – победно вскинул палец в прозрачное звездное небо Муромец. – То, что мы им должны помочь.

– И в чем? – осведомился бек.

– Что «и в чем»?

– В чем помочь?

– А я знаю? – обиделся Илья и даже чуть было не передумал передавать бутылку дальше.

Минут пять они сидели молча, потом богатырь начал решительно копаться в вещмешке.

– Вот! – торжествующе провозгласил он, извлекая блюдечко. – Я так и думал. Опыт не пропьешь. Сейчас яблочко найду, и связь наладим. Уточню задачу.

– Ну-ну, – скептически заметил себе под нос бек, расправляя полу халата. – Ищи.

Илья еще минут пять копался в вещмешке, а потом растерянно вытащил из него уже потемневший огрызок с коричневым хвостиком. Муромец осторожно положил огрызок на блюдце и несмело ткнул его пальцем. Огрызок дернулся, дно блюдца подернулось рябью, вспыхнуло, но тотчас погасло.

– Когда это я… – голос богатыря упал до шепота, – успел?

– После высадки, – бодро отрапортовал Задов, подкидывая в костер очередную доску от повозки. – Когда фургон у переселенцев отобрал.

– Фургон? – почесал затылок Илья. – Не помню. То-то у меня плечо саднит! Бек, давай ты. И по порядку.

Батыр лениво поерзал, устраиваясь поудобнее, и монотонным нравоучительным голосом начал знакомить Илью с событиями минувшего утра.

– Карусель встала у рощицы с озером. Сыграла «Прощание славянки». В рощице сидела семья переселенцев. Они спрятались в хижине. Ты вошел в хижину, избил мужиков, подмигнул бабам и раздарил детишкам горсть червонцев. Потом ты сказал мужикам, что нас принесло смерчем и что нам надо в Питс-таун. Они сказали, что идти надо на запад. Ты попросил повозку. Они не давали. Ты взял оглоблю и долго за ними бегал. Они подарили фургон. Лева в нагрузку забрал у них сковородку и овечку. Ты сел в фургон, достал фляжку, пару раз глотнул и закусил яблоком. И мы поехали.

– Пару раз, – уточнил Илья.

Бек неуверенно кивнул.

– Тогда должно остаться, – заключил богатырь, доставая и встряхивая фляжку.

Задов суетливо, как муха, потер руки и завороженно уставился на НЗ Ильи. Бек задумчиво ковырнул палкой в костре. Искры полетели на Левку, прожигая тельняшку, но тот даже не дрогнул, гипнотизируя сосуд в руках Муромца. Бек философски вздохнул:

– У хорошего солдата во фляге спирт, а на худой конец – вода.

– А у офицера? – поинтересовался Задов, пристально наблюдая, как Илья осторожно свинчивает крышку.

– У хорошего – коньяк. В худшем случае – спирт.

– Медовуха! – восторженно ахнул Задов, когда сладковатый запах поплыл над ночной прерией.

Где-то вдали завистливо взвыли и тотчас заткнулись голодные койоты.

– За Питсдаун ^[52]! – не вставая, произнес импровизированный тост Илья.

– Гип-гип, ура! – подхватил Задов, принимая флягу.

– Утро с вечера мудренеет, – меланхолично согласился бек в ожидании своей очереди.

Спустя полчаса бек с Левой устроились у костра в палатке, а выспавшийся за день Илья ушел в степь гонять несчастных койотов.

* * *

Утро было ясным.

– А где фургон? – поинтересовался бек у Ильи, выползая из палатки и потягиваясь.

Илья махнул рукой в сторону тлеющего костра. Батыр понимающе кивнул, пихнул все еще дремлющего Задова в бок и, наполнив миску водой из фляги, начал умываться. Лева свел утренние водные процедуры к почесыванию тельняшки в районе живота.

– Тимофеич, – заискивающе глянул Задов на Илью. – У нас шампанского не осталось?

– Нет, – коротко отрезал Илья, делая последний глоток. Подтянутый и отдохнувший, он лучился энергией. Харизма его сияла, глаза задорно блестели, руки подрагивали от нетерпения взяться за дело.

– Вперед, коллеги! Питсдаун лучше всего осматривать на рассвете. Пока все спят. Это, оказывается, недалеко. Во-он, за тем холмиком.

Десантники собрали нехитрую поклажу, оседлали лошадей и направились к холму.

– Странное животное, – заметил бек. – Восемь лап и две морды. Даже у Брема не встречается.

– А вон еще одно. И еще, – разделил удивление батыра Лева. – Илья Тимофеевич, ваша работа?

Муромец самодовольно усмехнулся. Койотов он ловил всю ночь, а поймав, связывал их хвостами и отпускал на волю.

– Новый вид! – заботливо пояснил он. – Продукт местной эволюции. Обратите внимание, в каждом паракойоте есть самец и самка. Дуров бы одобрил.

– А вон бракованный! – ехидно заметил Задов.

Последний зверь и впрямь был неуклюжим, поскольку состоял из пумы и молодого буйвола.

– Койоты кончились, – пояснил Илья и помрачнел. – Р-разговорчики в конном строю. Левка, прими правее, затопчу.

– Все когда-нибудь кончается, – согласился бек, слегка пришпоривая свою тупорылую коротконогую лошадь, на которую с недоумением косился не только Илья, но и Сивка-Бурка.

– Бек, – нерешительно осведомился Илья, – слышь, бек… Ты откуда эту образину взял?

Батыр недоуменно покосился на свой транспорт, словно видел его первый раз в жизни:

– Эту, что ли?

– Эту, эту.

– Пржевальский подарил. Я у него проводником прошлым летом подрабатывал.

– Морда у нее тупая, – заметил Задов. – Смех, а не лошадь.

– Чья бы мычала, Левка, – разозлился бек. – Твоя кляча вообще еле ноги передвигает. Барахло.

Услышав свое имя, кобыла Задова даже споткнулась.

– Барахло, – легко согласился Задов. – Я ее у переселенцев за гроши купил. Зато не пришлось карусель гонять. Вот возьму и накатаю рапорт Баранову, что ты, пользуясь… гм-м… задумчивостью Ильи Тимофеевича, в личных целях использовал общественный транспорт.

– Это когда? – насторожился Илья.

– Вчера, Илюшенька, – заторопился доложить Задов. – Давеча, когда мы в карусель сели, вы уснули, а бек говорит: «Давай ко мне в аул заглянем, кумыса попьем. А сам загнал на помост свою лошадь и сказал: „Поехали!“ И взмахнул рукой.Так кумыса и не попили.

Муромец осуждающе глянул на бека:

– Как же вы так, Батыр Бекович? Сейчас бы кумысика – самое то было бы. Заместо шампанского.

Батыр виновато потупился:

– Спешил я очень.

– А я Баранову все расскажу, – заверил бека Задов. – Извиняйся, гад, за «барахло», или кирдык тебе.

Батыру извиняться очень не хотелось, но связываться с Левой не хотелось еще больше:

– Пардон, – хмуро буркнул он. – У тебя замечательный скакун, Лева. Мустанг-ахалтекинец чистых кровей. Племенная лошадка. Завидую.

– Мне-то твои извинения на кой? – удивился мстительный Задов. – Ты перед Барахлом повинись. И на коленях. Тпру, залетная!

Левина кобыла недоуменно оглянулась, не понимая, чего от нее хотят, и на всякий случай замерла, изредка подрагивая шкурой.

– Отставить неуставщину, – недовольно повысил голос Илья. – Нашли время счеты сводить. А ты, Левка, имей в виду, что ты прямой соучастник порожнякового прогона карусели. Ты беку препятствовал? Нет? Ну то-то. Пшел вон, сволочь вшивая!

Последние слова Ильи относились не к Задову, а к какому-то бомжеватого вида пьяному мужику в грязном котелке, вцепившемуся в стремена Муромца.

Илья беззлобно пихнул кованым сапожищем в рожу алкоголика, и тот отлетел к коновязи у салуна. Аркаимские ратники уже ехали по Питсдауну.

Городок был пыльным, небольшим. Всего в нем было три улицы. Центральный проспект – Даун-стрит – начинался декоративной фанерной аркой с выцветшим на солнце баннером «Велкам ту Питсдаун».

По правую сторону улицы располагались последовательно официальные и коммерческие заведения: водонапорная башня, салун «Дикий запах», цирюльня, похоронное бюро, аптека, публичный дом, банк, полузвездочный отель с заваленной навозом парковкой– коновязью, станция дилижансов, офис шерифа и салун «У пана в шопе».

По левую сторону ровным рядом вытянулись жилые дома, в основном в три этажа. Некоторые из строений, на взгляд Задова, выглядели вполне прилично.

Пыльная, в редких кучках навоза Даун-стрит заканчивалась небольшой площадью, где располагались мэрия, заколоченная брусьями крест-накрест библиотека, общественный туалет и церковь. В центре площади одиноким зубом торчала виселица на помосте. За церковью в хиленькой рощице угадывалось городское кладбище. А вообще деревьев было мало.

– Стоять, незнакомцы! – донесся до десанта невнятный, но требовательный окрик от офиса шерифа.

Насупленный мэн ^[53] с двухдневной щетиной, в сапогах со шпорами-колесиками и замызганных потертых штанах с бахромой решительно встал с плетеного кресла-качалки, стоявшего на широком низком крыльце, и вышел на дорогу. На черной рубахе мэна блестели две серебряные звезды – соответственно на правом и на левом нагрудных карманах. Голову венчала франтоватая шляпа.

– Стоять, – повторил шериф, перегораживая им путь и засовывая большие пальцы рук за кожаный пояс в стальных заклепках. На бедрах шерифа болтались два кольта в расстегнутых кобурах.

Сивка с явным сомнением покосился на хозяина, намереваясь проехать дальше, но Илья, заинтересовавшись значками на груди представителя власти, слегка натянул повод.

Удовлетворенный послушанием визитеров, шериф слегка расслабился.

– Сдайте оружие, – мрачно потребовал он, жуя крепкими челюстями кусок смолы. Глаза блюстителя закона были холодными и колючими.

Задов криво усмехнулся. Илья не сводил глаз со значков. Батыр вздохнул, откинул назад правую полу своего стеганого халата, молниеносно извлек из-за седла «тулку» и протянул ее шерифу так, что дула двух стволов уперлись властному мэну в лоб.

– Ша! – развел руками шериф, демонстрируя неподдельное американское дружелюбие и врожденную способность к взаимопониманию. – Мое дело предложить.

Илья отпустил повод, и всадники тронулись дальше.

– Левка, – поинтересовался Муромец, когда они, не сговариваясь, спешились у салуна и накинули поводья на жердь коновязи. – Забыл я что-то: кто у нас значки собирает? Нестеров или Кузнецов?

– Оба, – радостно откликнулся Задов, щелкая предохранителем на браунинге. – Вернуться?

– Потом, – тяжко вздохнул Илья. – Сначала дело.

Батыр с сомнением поджал губы:

– В салуне?

– Ну не в церкви же, – резонно возразил Илья, заинтересовавшись распахивающими в обе стороны створками входной двери. – Хлипкая конструкция, но занятная. Оп-ля! Нет, ну надо же, что придумали, курвины внуки!

Пока заинтригованный Муромец пинал дверки, наслаждаясь их синхронным и несинхронным распахиванием, бек и Задов прошли в зал. Салун был практически пуст. В одном из углов спал, уткнувшись в стол, широкоплечий бородатый оборванец в соломенном сомбреро. В другом сидели и почему-то нервничали двое элегантных мужчин, судя по костюмам и лисьим мордам коммивояжеров. Еще парочка завсегдатаев в шляпах и со смит-вессонами нетерпеливо переминалась у стойки.

Бек уселся за свободный столик. Задов, непринужденно распихав завсегдатаев, влез между ними и швырнул на стойку золотой червонец.

– Три раза три по сто! – вежливо попросил Лева, изобразив самую умилительную улыбку из своего небогатого арсенала любезностей. – И еще три шницеля по-венски, жареной картошечки и… Бек, тебе как всегда?.. И полкило бастурмы.

Хозяин, крепкий, пожилой бармен, презрительно цыкнул слюной сквозь зубы на стойку, аккуратно протер ее замусоленной сальной тряпкой и переключился на стаканы.

– Любезный, – постукивая пальцами по дереву, вежливо попытался привлечь внимание Лева. – Я, кажется, сделал заказ.

Бармен зашарил под стойкой, извлек и положил у правой руки бейсбольную биту.

– Сегодня церковный праздник, – тихо дохнул перегаром в Левино ухо один из завсегдатаев салуна. – С девяти утра отпускают. Не раньше.

– Я атеист, – гордо заметил чистоплотный Лева, брезгливо отстраняясь от коллеги по несчастью и поворачиваясь к бармену. – И я два раза не повторяю!

В ответ на Левино признание бармен опять зашарил под прилавком и поменял биту на винчестер.

Лева призадумался, но в этот момент за столиком бека шарахнул выстрел. Над головой бармена что-то громыхнуло, посыпались осколки, и стоявших у стойки забрызгало дешевым, вонючим виски. Завсегдатаи шарахнулись в сторону, коммивояжеры нервно вздрогнули, а спящий в дальнем углу забулдыга даже не шелохнулся.

– Пся крев! ^[54] – заорал бармен, щелкая затвором винчестера. – Матка боска! ^[55]

– Звиняйте, пан, – приблизился к стойке бек, не выпуская из рук двуствольную «тулочку»-вертикалку, из нижнего ствола которой вился дымок. – Ласково просимо, звиняйте. Пше прошу пана. Не надо злиться ^[56].

Бармен от неожиданности забыл про взведенный винчестер и выпучил изумленные глаза:

– Земляки, что ли?

Батыр прищурил и без того узенькие глазки и, не опуская ружье, несколько раз приветственно махнул левой полой халата. Потом вежливо, но с достоинством представился:

– Пан Батырбековски. Не земляк, врать не стану, но шляхтич. Мой кореш лепший, пан Дзержинский, утверждает, что я шляхтич околичный, но ужас какой родовитый. Мой герб – верблюжье копыто на золотом поле, попирающее сломанную нагайку. Вверху, на лазоревом поле, два рога. Крест-накрест. Герб обвит венком из лавровых листьев пополам с перекати-поле.

– Пан Пшимановски. Из рода Драгомиров, – представился бармен, озадаченно потирая подбородок. – Это какой Дзержински? Воевода из Лодзи или лекарь из Кракова?

– Лекарь? – всерьез обиделся бек, со значением, но в то же время небрежно делая рукой какой-то знак. – Пан Дзержинский – чекист. Из иезуитов.

– Иезус Мария! – шарахнул крепким кулаком по стойке Пшимановский. – Влада, дочура, выйди к нам! Наши в городе!

Из-за боковой двери за стойкой в зал выглянула, а потом и выпорхнула белокурая девушка лет восемнадцати. Одета она была довольно скромно, но со вкусом. Пышные волосы выбивались из-под изящной черной ковбойской шляпы, украшенной серебряной брошью. Обтягивающие темные замшевые брюки были заправлены в новенькие сверкающие полусапожки с отворотами, расшитыми индейскими узорами. Поверх тончайшей белой батистовой рубашки была небрежно накинута тонкая кожаная куртка-безрукавка. Рукава заменяли тоненькие ленточки кожаной бахромы. Изящный костюм дополнял шитый серебром пояс с кольтом.

– Пан Батырбековски, – протягивая руку под стойку, представил Батыра бармен дочери. Богемский хрусталь, выставленный им на дубовый прилавок, выгодно отличался от мутных стаканов аптекарской чистотой и сверкающими в лучах солнца гранями.

– Влада, – просто и скромно представилась пани, сделала чуть ироничный, но безукоризненный книксен и выжидательно посмотрела на Задова.

Лева был сражен наповал. В глазах закоренелого холостяка застыл благоговейный восторг, нижняя челюсть слегка отвисла, руки вспотели. Впервые в жизни ему почему-то стало стыдно за неряшливую после ночлега и вечерней трапезы тельняшку.

Бармен извлек из сейфа бутылку темно-коричневой и тягучей на вид жидкости и ловко откупорил пробку. Три фужера он наполнил до краев, в четвертый едва плеснул. Потом, вопросительно кивнув на Задова, поднял глаза на Бека.

– Этот полосатый пан с тобой?

– Задов, – представил приятеля невозмутимый бек. – То есть, пардон, пан Леон Джоповски. Не то чтобы наш , но со мной. Герб его утерян, если не врет, но все равно пан Дзержински за него ручается.

– А тот, что двери ломает?

– Пан Муромски. Этот свой в доску. Когда трезвый. А это у вас коньяк или самогон, пан Пшимановски?

– Обижаете, пан Батырбековски. Чистейший мед. Вековой. Еще прапрадед варил в Рамоти ^[57]. Скажите пану Муромски, чтобы оставил двери в покое и шел до нас. Если они ему так пришлись по душе, я их подарю ему. Шляхта шляхте глаза не выклюет, не так ли, пан?

Пан Батыр согласно кивнул, но звать Илью не стал и тут же пояснил бармену:

– Ежели мед вековой, то пана звать не надо. И лучше убрать бутылку подальше, очень прошу. Пока не поздно. Поверьте.

Бармен недоуменно поднял брови, но бутылку, предварительно наполнив еще один бокал, спрятал. Оба ясновельможных пана уставились на Илью.

Тем временем Задов, преодолев предательскую слабость в коленях, почтительно взял в свою мозолистую лапу нежную руку панночки и с поклоном нежно коснулся шершавыми губами бархатистой кожи ее изящной кисти.

Запах вековых польских медов поплыл по салуну и, в конце концов, достиг Ильи. Ноздри его вздрогнули и напряглись. Глаза прояснились. Забыв про двери, широкими шагами он пересек зал, почтительно поклонился Владе и вперился взглядом в янтарный бокал.

– Вековой? – полувопросительно-полуутвердительно сказал он. – Да нет, ему лет сто двадцать—сто тридцать, не меньше…

– Сто двадцать семь, – с гордостью выпрямился пан Пшимановский, втайне радуясь, что послушался бека. – Из родовых подвалов.

Илья осторожно поднес к курносому носу бокал и принюхался. Вересковый мед – до 15%, липовый – до 25%, вишня – до 40%, остальное – груша и малина в равных долях. Напиток эксклюзивный. Технология производства почти утрачена. Снимаю шляпу, то есть шлем. То есть, короче, ясно…

– Будьмо! ^[58] – поднял свой бокал польщенный Пшимановский и тихо поинтересовался у бека: – Пан Илья – эксперт виноделия?

– Пан Илья – эксперт винопития, – твердо заверил нового приятеля бек, смакуя напиток следом за барменом и Ильей.

Что касается Влады, то она свою порцию едва пригубила. Задов же, не сводивший ошалелого взора с прекрасной девушки, к неудовольствию Ильи опрокинул бокал залпом.

– Лох, – констатировал бек и толкнул Задова в бок. – То есть плох. Эй! Пан Джоповски! Пан Леон, примите заказ. Надо бы поесть. Так, Илья Тимофеевич?

Илья повел бровями, продолжая тщательно цедить свой медовый нектар. Задов, с трудом приходя в себя, с недоумением перевел взгляд на бека, но тот уже направился к облюбованному столику.

– Не затрудняйтесь, – дружески ткнул в плечо Задова бармен. – Сервируем знатно. Ступайте. Пару минут обождите. Да, вот вам пока. За счет заведения.

Бармен всучил Задову поднос с фужерами, три бутылки виски и подтолкнул к столику с беком. Потом сделал какие-то свистящие, пришепетывающие распоряжения Владе, и та упорхнула, стрельнув глазами в сторону Задова.

Илья, чуть склонившись над стойкой, многозначительно поманил указательным пальцем бармена к себе и заговорщицки поинтересовался:

– Насчет медовушки как? Не рановато?

Бармен нерешительно покосился на часы (было без двадцати девять) и решительно кивнул. Илья полез за флягой.

– Это кто Жоповский? – рухнул за стол с подносом в руках бледный от ненависти Задов. – Ты что, гад, наделал? Это я – Жоповский?

– Нет, – успокоил Батыр товарища. – Ты – Лева Задов. В местной американской реальности – Леон Джоповски. Литературный перевод, Левка, уймись. И спрячь браунинг, неудобно. Люди смотрят.

Салун действительно постепенно заполнялся. К заветному часу в зал стали подтягиваться страждущие. Некоторые, заметив бутылки на столе бека и Задова, сразу же устремлялись к стойке. Достигнув цели, они разочарованно замирали – насупленный бармен, похлопывая по бите, кивал на напольные часы за спиной. Один раздраженный ковбой начал качать права особо настойчиво и был успокоен спортивным инвентарем. Раздраженный тем, что его беседу с паном Пшимановским прервали на самом интересном месте (речь шла о недоказуемой сравнительной древности меда и пива), пан Муромский ухватил оглушенного ковбоя за шиворот и пояс и, не раскачивая, пустил по проходу к дверям. Удовлетворенно хмыкнув, когда обе половинки двери под ударом головы распахнулись, Илья извинился перед собеседником и привел еще пару аргументов в защиту своей теории о возрасте меда.

Двери пропустили ковбоя наружу и закрылись. Так в реальности «Земля-067» был изобретен боулинг.

Под завистливые взгляды обывателей Влада уже трижды проносила дымящиеся подносы с едой за стол бека и каждый раз стреляла озорными глазами в сторону пана Джоповски, который моментально терял речь и начинал стесняться пить. В последний раз девушка поставила на их столик жареного поросенка и деревянную табличку с пришпиленным листком, на котором округлым девичьим почерком было написано: «спецобслуживание». После этого завистники слегка утихомирились.

От бдительного бармена не ускользнуло ни обоюдное внимание полосатого пана и дочери, ни нововведение с табличкой. Нововведение он оценил высоко, а вот оценку вспыхнувшего и явно взаимного чувства пана и панночки отложил до лучших времен.

«Бам! – стукнули напольные часы. – Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам! Бам!.. БАМ!»

– Девять ноль-ноль! – провозгласил бармен, с сожалением прерывая беседу. – Джентльмены напиваются и закусывают. Прошу, господа, прошу!

Илья понимающе улыбнулся и, насвистывая, присоединился к товарищам, которые уже успели заморить червячка. Последнее, впрочем, в основном касалось только бека.

– Лева, ты не заболел? – отрывая заднюю ногу поросенка и обильно поливая ее хреном, осведомился Муромец. – Ты на работе, дорогой, так что кушай как следует. Иначе к Дурову направлю. Он тебя быстро вылечит.

Методы отрядного эскулапа иногда были весьма радикальны, но страшная угроза действия не возымела: Задов в салате вилкой ковырялся все так же вяло.

– Пан Джоповски влюблен, – меланхолично заметил бек, передавая Муромцу стакан с виски. – Пан страдает.

Задов затравленно глянул на безмятежно жующего бека и впервые в жизни зарделся.

– Илья Тимофеевич, – непривычно тихо и застенчиво обратился он к старшему десантной группы. – Можно я буду не Джоповски, а хотя бы Поповский? Ну пожалуйста…

Илья чуть не подавился, но бек добил приятеля хладнокровно и беспощадно:

– Поздно, дружище. Раньше надо было думать. Мог и сам представиться…

Лева мрачно отодвинул тарелку и глухо простонал:

– Пришибу гада… Дома.

От безнадежных мечтаний и черных мыслей его отвлекло появление у столика нового действующего лица. Давешний бородатый забулдыга, которого разбудил галдеж и звон стаканов, степенно приблизился из угла салуна к столику спецобслуживания и, прижав к широкой груди шляпу, вежливо предложил:

– Убийство, угон скота, киднеппинг – за наличные. Ограбление банка – на паях. Еще могу пахать как вол и грести.

– Греби, – хмыкнул Задов, внезапно озлобляясь. – Свободен, как вол в банке.

Бородач вспыхнул было, но сдержался, отступил и, меланхолично надев шляпу, развернулся спиной.

– Олаф? – так изумился, что даже привстал Илья, задевая загремевший посудой стол.

Бородач замер. Затем он медленно обернулся и впился глазами в Муромца.

– Илюшка, – недоверчиво уточнил он, – братушка… Век Валгаллы не видать – Илья! Слава те, Тор! Спасен!..

* * *

Расправившись со своей, а заодно и с Левиной долей поросенка, Олаф блаженно вытер рот рукавом, откинулся на стуле, опустошил стакан виски и достал трубку. Пока оголодавший знакомец Ильи насыщался, остальные хранили вежливое, но чуть настороженное молчание. И тому свои причины были.

Олаф Рыжая Борода был в далеком прошлом весьма известным в узких кругах оперативником норвежского отряда коррекции реальностей «Надежда Валгаллы». Официально отряд этот не был Аркаиму ни союзным, ни враждебным: интересы их пересекались во времена, памятные лишь немногим, в том числе Илье.

Муромец тогда пару раз сходился с Олафом в честном бою на море и пару раз – в чистом поле. Но каждый раз от взаимного истребления их уберегало появление общего врага – какой-нибудь настырной и злобной нечисти, хотя похвастаться рубцами от мечей своего соперника могли оба. В конце концов эти схватки, так и не выявившие победителя, Олафу, да и Илье, изрядно надоели. Озлобленные богатыри решили определить сильнейшего за совместной трапезой.

Пили они долго – пять дней. Стол был завален пустой тарой, а из закуски на нем стояли лишь маринованные мухоморчики от Олафа и малосольные помидорчики с нитратами от Ильи. Проснувшись утром шестого дня, воины мрачно переглянулись, безуспешно попытались вспомнить события последнего вечера, почесали в затылках и с досады побратались…

Более того, во время Второй мировой в одной из реальностей Олаф активно сотрудничал с Аркаимом, организовав по просьбе Ильи глубокое норвежское подполье Сопротивления. Подполье было настолько глубоким, что немцы его так и не заметили, но свой вклад в разгром оккупантов оно честно внесло, и Муромец через главк попытался выбить для старого друга медаль или орден. Но наградной лист где-то затерялся.

Тем не менее официально они продолжали оставаться если не врагами, то конкурентами, о чем памятливый Муромец с присущей ему осторожностью Олафу и намекнул.

– Ты какого рожна сюда приперся, грибник рыжий? Задание? Адреса, явки, пароли?

– Кого пороли? – не понял Олаф, с достоинством раскуривая трубку.

– Пароли! – поправился Илья. – В смысле, слово петушиное.

– Обижаешь, братушка, – пыхнул дымом сытый и довольный Олаф. – Нашел петуха! Я – орел!

Илья заскрипел зубами, потом тяжело вздохнул, плеснул виски сотрапезникам, хмуро выпил сам и уже тогда спокойно и вежливо попросил:

– Олаф, радость моя рогатая, объясни толком, как ты сюда попал и что тебе в этой реальности надо?

Мудрый Муромец решил, что задача Олафа (а в случайность встречи он верил слабо) заключалась в том, чтобы сорвать выполнение его, Ильи, задания. Таким образом, проблема с вопросом, зачем, собственно, он, Илья, приперся в Питсдаун, могла быть снята в одночасье.

– Ностальгия подвела, – тяжело вздохнул Олаф, откладывая трубку и ковыряясь в зубах вилкой.

– Бабы – они все такие, – сочувственно кивнул Илья. – Им от нас, кроме прописки и денег, ничего не надо. Ты давай по делу.

– Какая еще баба, – досадливо отмахнулся Олаф, возвращаясь к трубке. – Скажешь тоже. Тоска меня умучила. Воспоминания. Я как Америку открыл, так, почитай, веков десять тут не был.

Илья исподволь выразительно и вопросительно глянул на бека. Тот пожал плечами и утвердительно кивнул – шлявшиеся по всему свету и почти всегда полупьяные викинги в свое время доплывали и до пустыни Гоби ^[59].

Олаф между тем продолжал:

– Ну вот… Взял отпуск, решил помотаться по местам боевой славы. Приплыл, отметил на радостях, а утром на берег вышел, а дракар мой – того…

– Привязывать надо, – авторитетно заметил Батыр, вежливо подвигая Олафу свою порцию запеканки. – Швартовать. Я вот лично та-акой один узел знаю…

Олаф благодарно кивнул и глянул на бека с уважением, но Муромец пихнул бека под столом так, что тот ойкнул и заткнулся.

– Дальше, – потребовал Илья, подливая виски норвежскому побратиму.

– Угнали, бритты подлые, волки позорные, – сокрушенно крякнул Олаф, залпом опустошая фужер, – и я застрял.

Илья с сомнением покосился на бородатого викинга.

– А связь?

Олаф поднял печальные глаза на богатыря и ехидно осведомился:

– Я что, дурнее братьев Черепановых?

Илья неопределенно причмокнул, и успокоенный Олаф пояснил:

– Мухоморы кончились ^[60]. У меня оператор – скряга. Я, как доплыл, проверил: на балансе – ни шляпки. А местные грибки организм не принимает. Аллергия.

Муромец задумался:

– А ты, брат мой названый, часом, не того?.. Не врешь?

Олаф оскорбленно выпрямился, ощерился и большим пальцем правой руки ткнул себе в правый резец:

– Зуб даю. Век Валгаллы не видать!

Клятва была страшной и ничем не уступала присяге на верность. Илья удовлетворенно хмыкнул и неожиданно захохотал на весь салун.

Опешивший Олаф, чуть было не подавившийся бек и даже печальный Задов с испугом глянули на Муромца, но тот, давясь от смеха, только протестующе замахал руками, давая понять, что с головой у него пока все в порядке.

– Это я своим мыслям, – пояснил богатырь, насмеявшись вдоволь, до надсадного кашля.

– А я думал – надо мной, – уныло протянул Олаф, доедая запеканку.

– Над тобой тоже, – успокоил его Илья. – Но в основном над собой. Короче, так, Олаф. Давай к нам в группу. Доставку домой гарантирую. За госсчет. Как ветерана Сопротивления.

– А у меня есть выбор? – меланхолично поинтересовался Олаф.

– Есть, – подтвердил бек. – Века через два сюда подвезут мухоморчики из Скандинавии.

– Не-а, – поразмыслив, решился Олаф. – Я тут от тоски сдохну. Или от голода. Работы нет. Жара. Апачи достали. И вообще депрессняк. Я бы тут давно помер, если бы не Владка, дочка хозяина местного. Добрая душа, подкармливает. А то и квотер ^[61] сунет втихаря от папаши. Впрочем, тот тоже ничего мужик. Не гонит. Он тут магазинчик открыл в подвале, шмотками торгует, так пару раз я ему ящики таскал. Нормально платил.

– Влада, она как? – тихо подал голос доселе молчавший Задов. – Она с пониманием? Не высокомерная?

– Втюрился, дружок? – захохотал довольный Олаф. – Ладно, не журись. Девчонка не без гонора – в папаню, видать. Но серьезная. За ней шериф местный ухлестывает, но пока без толку. Хотя, если серьезно, то Пшимановскому такой зятек был бы нелишним. У шерифа тут все схвачено: и в мэрии, и в Ку-клукс-клане. Оборотистый, гад. Два раза подкатывал: плати, мол, за регистрацию. Сука!

– Это тот, что со значком? – притворно равнодушным голосом уточнил Задов.

Олаф кивнул.

– Значит, решено? – подытожил Илья. – Ты с нами, дружище?

– Заметано, друг. Тряхнем стариной! Что за дела у тебя в этом гадюшнике?

– Понятия не имею, – усмехнулся Илья, вставая из-за стола.

– Не доверяешь? – обиделся Олаф, презрительно скривив рот.

– Бек, введите товарища Олафа в курс дела, – попросил богатырь, направляясь к выходу. – А мне Сивку развязать надо, пусть побегает… на воле.

Когда Илья вернулся за стол, Рыжая Борода добродушно хлопнул его по плечу и раскатисто захохотал:

– Ничего, брат. Не такие дела крутили. Разберемся.

В этот момент дверь салуна распахнулась, и на пороге появился шериф в сопровождении двух помощников в белых балахонах с капюшонами на головах. Судя по всему, питсдаунцы свою исполнительную власть уважали: шум поутих, и большинство, расступаясь, почтительно прикладывали пару пальцев к полам шляп, а то и вовсе их снимали.

Проигнорировали появление звезды только наши герои и еще пара каких-то мрачных личностей в углу. Да, к радости Левки, Влада, которая презрительно фыркнула при виде плотоядной улыбки шерифа и ушла на кухню.

Шериф не спеша проследовал к центру зала, достал кольт и пару раз пальнул в потолок. Сверху посыпались опилки и щепки. Шум окончательно стих.

– Господа! – с небрежной уверенностью поприветствовал посетителей салуна и целлулоидно улыбнулся шериф. – Напоминаю, что жители и гости города приглашаются сегодня в полдень на центральную площадь на праздничные мероприятия по случаю церковного праздника и Дня города. Явка всех, в том числе и детей, строго обязательна. За неявку – штраф. Форма одежды праздничная. Билли, огласите программу.

Долговязый Билли, не снимая балахона, задрал полу, обнажив короткие штаны на кривых ногах, и извлек из кармана отпечатанную типографским способом бледную афишку.

– Программа праздничных мероприятий, – торжественно провозгласил кривоногий Билли и, откашлявшись, огласил весь список:

«12.40 – повешение грязного ниггера по прозвищу дядюшка Том.

12.41 – повешение краснокожего индейца Акуки.

12.45 – праздничная проповедь преподобного Муна: «Почему белые – соль земли».

13.00 – хоровое исполнение гимна «Боже, храни Америку!»

14.00 – прием у мэра именитых питсдаунцев (список на дверях мэрии).

23.00 – факельное шествие членов ордена Рыцарей Белой Камелии ^[62].

Для остальных с 14.00 до 24.00 массовые гулянья по городу с национальным флагом. Пьянка, угон лошадей, пальба и драки без ограничений».

В зале раздались бурные аплодисменты. Не хлопали немногие. Шериф добродушно переждал овации и вновь выстрелил вверх. Обыватели опять покорно притихли.

– Слово имеет мистер Рокстон VII.

Салун навострил уши: Джеймс Рокстон VII был в Питсдауне личностью известной и одним из отцов города.

Происходил Джеймс из славного рода Рокстонов Кембриджских. Основатель династии, Генри Рокстон I, в двенадцать лет сбежал из дома в Лондон. Там он устроился юнгой на фрегат флота Его Величества и пустился в плавание.

В Карибском море свободолюбивая морская натура мальчика взяла верх над палочной дисциплиной, и паренек, зарезав ночью своего наставника, капитана Уайта, сбежал к пиратам. Надо признать, что Уайт и сам был не сахар и частенько приказывал сечь юного Генри линьками за мелкое воровство у товарищей.

– Этот малыш кончит свою жизнь на виселице, – частенько говаривал Уайт, попивая поданный юнгой горячий грог с пенкой. В кружку Генри неизменно плевал по пути из камбуза в каюту капитана.

Но Уайт ошибся.

Сбежав к пиратам, Генри образумился. Более того, он стал любимцем и едва ли не талисманом своего жестокого тезки, Генри Моргана, грозы южных морей и окрестностей.

Морган так привязался к мальчику, что даже научил умению обращаться с секстантом и, кроме того, массе других морских штучек.

В результате под покровительством старого пирата Генри Рокстон I получил прекрасное образование. Он отправил на дно десятки пассажиров и членов экипажа голландских, испанских, французских и иных судов.

Особенно Генри Морган ценил в тезке Рокстоне богатое воображение и недюжинную изобретательность: придумывая развлечения для команды, паренек никогда не повторялся. Захваченные матросы и офицеры, натуралисты и географы, старики и дети, женщины и даже домашние животные отправлялись им на дно под музыку и без, отправлялись с путами на руках и с ядрами на ногах, связанные попарно, трио и даже квартетом. Прогулка по доске ^[63] тоже была изобретением юнги. Пираты, попивая ром, веселились от души.

– Этот малыш кончит свою жизнь в палате лордов, – довольно хохотал Генри Морган, когда Генри Рокстон I раскаленными щипцами щелкал перед лицом капитана испанского корвета.

В отличие от капитана Уайта капитан Морган был прав.

За свою жестокость, дикий нрав и любовь к морю крови Генри Морган получил патент на адмиральский чин, был произведен в лорды и лично обласкан королем.

В качестве бонуса Морган вытребовал титул и своему ученику. Так Генри Рокстон I следом за своим наставником стал одним из самых уважаемых граждан Туманного Альбиона.

Потомки его были личностями не столь выдающимися, но честь рода они поддерживали истово.

Рокстон VII (нынешний) обосновался в Питсдауне, создал сеть публичных домов в городках и фортах штата Аризона, субсидировал местное отделение Ку-клукс– клана, возглавил Лигу любителей орхидей.

– Господа! – с облегчением снял колпак низенький куклуксклановец и вытер потный лоб. – Господа! По случаю праздника все вверенные мне заведения сегодня работают бесплатно. Девочки в курсе.

Толпа радостно заревела. Часы в углу пробили полдень.

– Пора! – гостеприимно пригласил горожан на выход шериф и позволил себе тонкую шутку: – Нельзя заставлять главных героев ждать.

Толпа радостно загоготала и вывалила на улицу за шерифом, который, покидая салун, послал Владе воздушный поцелуй.

В зале осталось лишь несколько человек, то ли не боявшихся штрафа, то ли демонстративно плевавших на шерифа.

– Пойдем, что ли, поглядим? – равнодушно зевнул бек. – Проветриться надо бы…

Задов возмущенно вскочил на ноги.

– Вот еще! Никуда не пойду!

Лева с детства не любил, когда кого-нибудь вешают за шею. Сам он своих врагов вешал исключительно за ноги. Его праведное возмущение было искренним и глубоким:

– Свободу афронеграм!

В зале мгновенно стало тихо, но неожиданно из угла, где сидели двое пьяных в попону рыжих ковбоев-ирландцев, послышались аплодисменты.

– Сядь, Лева, – поморщившись, одернул Илья Задова так, что тот рухнул на жалобно скрипнувший стул. – Нашелся, понимаешь, аболиционист ^[64]-любитель! И заткнись, пожалуйста.

Задов на неизвестное слово обиделся, но, продолжая невнятно ворчать, повиновался.

– Бек, – тихо позвал Муромец Батыра. – Ты «тулочку» пристреливал?

Бек утвердительно кивнул.

– Рандеву в пятом номере, – напомнил богатырь.

Батыр опять кивнул, уже поднимаясь и на ходу допивая виски.

– Ты куда? – не сдержался Задов ему вслед. – Нашелразвлечение? Э-эх, батыр, батыр… Я думал ты – ого! А ты…

Задова слегка развезло, и он, пустив пьяную слезу, начал утирать ее тельняшкой.

– Олаф, праздник уже начался? – уточнил Муромец, делая Владе знак, чтобы та принесла Леве кофе.

Рыжая Борода утвердительно кивнул. Илья продолжал:

– Одолжи, дружище, у местных лошадку порысистее и подведи к помосту. Да заплатить не забудь, без экспроприаций.

Илья небрежно вынул и протянул викингу пару золотых червонцев.

Олаф бережно взял деньги и вышел следом за беком. Илья между тем задумчиво поглядывал на Задова.

– Лева, ты как?

Хлебнувший черного горячего напитка Задов трезвел на глазах: было видно, что Влада кофейных зерен не пожалела.

– Нормально, – буркнул он. – Но я что-то не того…

– Это точно, Левка. Ладно, спишем на амуров. Кстати, тебе не кажется, что твоей девушке не надо бы глядеть на это представление, а? Взял бы ее, да и погуляли бы часок-другой. Степь тут живописная.

Лева покраснел и решительно встал.

– Верно! И как я сам не догадался?

– Ну и давай! Найдешь нас в гостинице. И за завтрак расплатись, кстати.

Илья не спеша пошел к двери, уже предвкушая, каким молодецким пинком распахнет обе ее створки одновременно.

Задов подошел к стойке. Пан Пшимановский, подсчитывающий деньги, вырученные за утро, поднял глаза на Леву.

– Вот! – Лева гордо высыпал на прилавок пригоршню золотых червонцев и иной валюты: дублонов, пиастров, долларов и иен. – Благодарствуем.

Хозяин салуна с уважением вытащил один десятирублевик, проверил его на зуб и опустил в кассу, довольно прислушиваясь к мелодичному звяканью. Остальное он пододвинул Леве:

– За эти деньги пан Джоповски может купить Питсдаун вместе с шерифом. Прецеденты были.

Лева неловко сгреб сдачу, но продолжал топтаться на месте.

– У пана есть еще вопросы? – иронично поинтересовался поляк.

– Пан Пшимановски, – несмело начал Задов, краснея. – Пан Пшимановски, я вот что хотел спросить… Тут такое дело… Ваша дочка… Одним словом, не треба ей на площадь ходить, да?.. Подумаешь, вешают. Что тут интересного? И я бы очень хотел…

– Влада! – решительно позвал хозяин.

Девушка выглянула в зал и подошла к отцу.

– Дочура, – Пшимановский протянул дочке запасную обойму, – пан Джоповски (Задов страдальчески поморщился) хочет погулять за городом. Присмотри за паном – он человек в наших краях новый.

Девушка деловито продула ствол своего кольта, мило улыбнулась отцу и, подхватив Задова под руку, потащила к дверям.

Пшимановский, покручивая усы, добродушно поглядел им вслед и, прихватив биту, начал выгонять посетителей.

* * *

Муромец уже стоял в первых рядах зевак, когда хозяин салуна пробился к нему и встал рядом. Илья потеснился, давая место новому знакомцу, и продолжил с любопытством обозревать разношерстную толпу. Вдруг толпа восторженно заревела в предвкушении бесплатного развлечения.

– Ведут, – азартно прокомментировал происходящее куклуксклановец, стоявший слева от Ильи.

Илья проследил за взглядом соседа по партеру и обернулся.

По центральной улице к площади направлялись трое всадников. К луке седла шерифа были привязаны двое: пожилой негр и юный индеец. На последней паре десятков метров шериф слегка ускорился, и приговоренные вынуждены были с шага перейти на мелкую рысь. Краснокожий на ногах удержался, а вот престарелый представитель негроидной расы споткнулся, упал и проделал остаток пути лежа. Толпа зевак с одобрительными аплодисментами расступилась, пропуская главных участников представления.

– За что его? – равнодушно поинтересовался Илья у Пшимановского, кивая на отплевывающегося пылью негра.

– За шею, – удивленно пояснил Пшимановский. – Это дядюшка Том. Оказался не в том месте и не в тот час. В прошлое воскресенье сел в церкви во время проповеди отца Муна на скамейку для белых. Там табличка была, а он подслеповат стал, да и, между нами, вообще читать не умеет. Вдобавок сильно пьяный был. Он бедный, на закуску денег не хватает.

– А автохтона за что? ^[65]

– Прошу пана? – недоуменно переспросил хозяин салуна.

– Ну этого, что в тату…

– Дикарь местный, – пояснил куклуксклановец, вмешиваясь в разговор. – Пан Пшимановский неосторожно отпустил ему ящик виски при свидетелях ^[66].

– Чья бы корова мычала, – ехидно заметил Пшимановский. – Пан мото… вело… авто… Тьфу! Пан автохтон, в отличие от некоторых других панов, платил наличными, а не нажирался по-свински в кредит.

Куклуксклановец обиделся и затерялся в толпе.

Церемония торжества законности между тем подходила к концу. На шеи осужденных накинули петли. И после получасовой речи преподобного Муна на тему: «Возлюби ближнего своего» – шериф дал знак кому-то из своих подручных в капюшоне, и тот дернул за рычаг. Доски под помостом разошлись, и нарушители порядка, хрипя, задергались на пеньковых веревках.

– Мылом смазывать надо, – авторитетно заметил Илья Пшимановскому. – Что-то бек тормозит…

Два выстрела, слившиеся в один, позвучали с водонапорной башни на противоположном конце проспекта.

Ошарашенная толпа отпрянула в стороны. Индеец, срывая с себя кусок перебитой пулей веревки, подхватил обмякшее тело негра, огляделся по сторонам, заметил стоявшую рядом с помостом бесхозную лошадь, закинул на нее брата по петле, вскочил в седло, пришпорил – и был таков. Шериф с двумя конными кукулуксклановцами устремился в погоню.

– Пять к одному, что не догонят, – прокомментировал Олаф из-за спины Ильи, предлагая беспроигрышное пари. – Лошадка-то у мэра холеная. Орловских кровей лошадка.

– Ты расплатился? – грозно насупил брови Муромец, пунктуальный в вопросах платежеспособности и аркаимской чести.

– А то! – возмутился Олаф, потирая руки. – Твоими червонцами. Как положено. Хао!

– А почему у мэра глаз заплыл? – подозрительно осведомился Илья, приметив мэра, суетящегося возле помоста.

– Так он сдачи давать не хотел, – пояснил Олаф.

Илья успокоился.

К чести властей, мелкие накладки в торжествах они замяли быстро. На площади появились бочонки дешевого самогона, загремели банджо, полуголые девицы открыли свою танцевальную программу зажигательным канканом, и празднество, набирая обороты, понеслось вскачь…

– В гостиницу! – скомандовал Олафу Илья, дружески прощаясь с паном Пшимановским, который не скрывал удовольствия по поводу бегства своего постоянного и платежеспособного клиента-индейца.

В двухэтажном отеле Муромец потребовал у одноглазого портье ключ от пятого номера, но тот только вежливо улыбнулся: «Хозяин номера у себя».

– Обед в номер, – вальяжно распорядился Илья, – закажете в салоне «У пана в шопе». Скажете – для панов земляков.

Портье черканул заказ в книге регистрации и кивнул.

По узкой и дощатой скрипучей лестнице, давя не успевших уступить дорогу тараканов, богатырь и викинг поднялись на второй этаж. Олаф решительно ухватился за ручку двери пятого номера, но Илья, придержав викинга, простучал по двери нечто в ритме «Ма-асков-ский „Спар-так“… иг-ра-ет кое-как…» – и только после этого позволил Рыжей Бороде войти внутрь.

Обстановка в номере располагала к медитации. В углу ровной стопкой лежал десяток матрасов, две кровати были сдвинуты в угол и поставлены друг на друга, а вокруг стола стоял десяток табуретов и стульев.

На столе лежала колода карт – сидящий лицом к двери бек от безделья раскладывал пасьянс «гробница Тутанхамона». У правой руки Батыра лежала неизменная «тулка».

Илья и Олаф грузно опустились на скрипнувшие табуреты.

– Тимофеич, – спустя пять минут молчания безмятежно осведомился Батыр, не отрывая взгляда от карт, – у нас остались сутки. Ты задание не вспомнил?

Илья сокрушенно и отрицательно мотнул головой. Потом несмело глянул на бека:

– Есть варианты, бек?

– Два, – оценивая расклад карт, так же спокойно заметил батыр.

Илья, а за ним и Олаф впились глазами в бека.

– Вариант первый, – выкладывая карты, приступил к делу сын степей. – Ты в точности повторяешь основные события перед отлетом из Лукоморья. И, как результат, вспоминаешь поставленную задачу. Называется – аутентичная реставрация психомоторных реакций с последующей инерционной поведенческой моделью.

– Напиться, что ли, вусмерть? – уточнил богатырь. В глазах его блеснул огонек надежды.

– Второй вариант – устроить в городе дебош, – равнодушно продолжал бек, зябко кутаясь в халат. – И чем громче будет скандал, тем меньше шансов, что начальство будет придираться к мелочам типа официального задания. На пожаре не до зажженной сигареты.

– Точно, – встрепенулся Олаф. – Помню, как мы для вашего Владимира ^[67] Киев брали. Так мы там такую бучу учинили, что я два года в константинопольской тюрьме срок мотал. А конунг ^[68] посылал нас в Киев всего лишь за спичками.

– Не хочу пить, – признался Илья. – Зарок дал.

– Зашился, что ли? – завистливо ахнул Олаф. – Когда успел?

– Зарок, – вздохнул, уточняя, Илья. – Это типа клятвы на мече… Нет, правда не хочу.

– Надо, Илюша, – решительно потребовал бек. – Для пользы дела надо.

– А-а-а! – с досадой махнул рукой богатырь. – Делайте, что хотите. В смысле тащите виски.

– Надо же, – печально удивился бек, смахивая карты на пол, – сошелся! А Левка говорил, что этот пасьянс неразрешим, как теорема Ферма… Ну, насчет Ферма – это явное преувеличение, конечно. Но пасьянс и впрямь серьезный…

– А как же дебош? – обеспокоенно осведомился Олаф, когда, притворив дверь, они с Батыром спускались к портье за горячительным. – Дебош! Отличная идея!

– Не переживай, Олаф, – печально и мудро усмехнулся бек. – Первый вариант предполагает второй, как иголка нитку.

– Голова! – восхитился прямодушный викинг. – Ты что заканчивал? Университет дружбы народов или МГИМО?

– Лесной техникум по специальности астронавигатор дальнего поиска, – совсем развеселился бек. – А ты молодец, викинг Олаф! Не дурак подраться…

– А то! – довольно засмеялся Олаф, отправляя по ступенькам вниз головой ковбоя, не пожелавшего уступить им дорогу.

Непринужденно болтая, они спустились и потребовали у хозяина ящик спиртного.

– Хозяину проблем не нужно, – честно предупредил портье, отодвигая колокольчик и выставляя на гостиничную стойку картонный ящик «Белой лошади». – Но лично мне – хоть потоп, хоть пожар. Лишь бы какое-то развлечение. Скучно, когда без проблем.

– Проблемы будут, – заверил Олаф просиявшего портье и, подхватив ящик, пошел в номер, пока бек отсчитывал парню деньги.

* * *

Два часа спустя, когда Илья был еще только на подступах к сияющим вершинам невменяемости, в дверь номера сильно ударили каблуком.

– Кто? – ревниво осведомился Олаф, переживавший, что виски не хватит и за ним придется спускаться опять.

– Паны жрать заказывали? – донеслось из-за двери добродушное ворчание Пшимановского, и бек, успокоившись, отложил ружье и направился к двери.

Хозяин салуна, отдуваясь, спиной вперед втиснулся в номер. Руки его были заняты винчестером, каким-то подозрительно знакомым ящиком с нарисованной тощей лошадкой белого цвета и двумя огромными холщовыми баулами на плечах. Из баулов аппетитно пахло.

Замерший от неожиданности бек всплеснул руками и восхищенно втянул носом божественные запахи. Ноздри его раздувались, как мехи.

– Пан Пшимановский, вы – гений! – торжественно заверил он кормильца, перехватывая кладь потяжелее. – А бастурма есть?

Пшимановский высокомерно усмехнулся с типично шляхетским гонором:

– Бастурма есть, виски пить. Впрочем, до виски можно попробовать кое-что и поавантажнее.

С этими словами он извлек из куртки и поставил на стол бутылку «Столичной».

– Оба-на! – не удержал в руках и уронил сумку бек, недоуменно переглядываясь с Ильей и Олафом.

– В чем дело? – нахмурился поляк. – Качество гарантирую. Не паленая.

– Откуда это? – поинтересовался мгновенно протрезвевший Илья, вертя в руках бутылку в поисках даты выпуска.

– Ага, оценили! – успокоился шляхтич. – Раритет. Был тут у нас лет десять назад некто Ваня или Веня, я уж и не помню. Библиотеку открыл, с апачами по прериям шлялся. Потом исчез. Говорят, его шериф пристрелил, но это, думаю, чепуха. Веня этот или Ваня накануне исчезновения и презентовал мне пару бутылок. Дескать, на память. Мы с ним друзья не друзья были, но общий язык нашли. На вид странные они какие-то, бутылочки, но хороши… Ничего не скажу, хороши. А в чем дело-то?

– Да нет, – успокаиваясь, вздохнул Илья. – Все в порядке. Просто уж очень далеконько отсюда мы такое пробовали… Разливай! Начнем сначала!

– Пробовали? – огорчился шляхтич и уважительно вздохнул. – А вы, часом, не из таможни?..

Сервировав стол, друзья отдали должное умелой стряпне Пшимановского. После третьей бек поинтересовался:

– А кто в салуне остался? Пани Влада?

– Владка с вашим полосатым паном любовь крутит, – охотно пояснил хозяин салуна. – Скрутила пана – ужас. А все без толку. Голову задурит и бросит. Не он первый… В мать пошла. Кровь-то цыганская. А благоверная моя такая раскрасавица была!

Олаф выразительно кивнул на винчестер гостя.

– Хорошо бьет?

Пшимановский недоуменно уставился на оружие, а потом, хлопнув себя по лбу, тихонько выругался:

– Пся крев! Забыл. Совсем забыл!

– Что забыли? – насторожился бек, больше всего в жизни (после моря) ненавидевший неожиданности. – Салун запереть?

Шляхтич зашарил по карманам.

– Вот, – торжественно заключил он, вынимая помятый листок. – Изменения в расписании торжеств. В 19.00 – штурм гостиницы «Пятое копыто» и суд Линча над «подлыми аболиционистами». То есть над вами. Похоже, кто-то засек ваш выстрел, пан Батырбековский.

Быстро восполнявший потери от внепланового протрезвления Илья мимоходом глянул на песочные часы, одиноко стоявшие на полке у шкафа.

– Время есть. Продолжаем эксперимент, бек.

Бек с готовностью наполнил кружку командира, не забыв и никого из присутствующих. Только после этого он вполголоса осведомился у шляхтича:

– Вы с нами, пан Пшимановский?

– Денег нет, но честь имею, – надменно прищурился хозяин салуна. – Лейте до краев, пан Батырбековский.

За дверью послышалась пьяная ругань. Бек и шляхтич неуверенно взялись за оружие, и даже Олаф вынул из-за пояса свой топор, но Илья, снова метнув слегка помутневший взгляд на песочные часы, успокоенно кивнул: «Рано!» – и тут же повысил голос до легкого рыка:

– Не заперто!

Дверь распахнулась.

Двое рыжеволосых ковбоев с бутылками в правой руке и холщовыми сумками в левой, пьяно пересмеиваясь, ввалились в номер и замерли у шкафа. На шее у обоих болтались небрежно повязанные ирландские зеленые платки.

Ковбой постарше небрежно опустил свою сумку на пол, приложил пару пальцев к полам шляпы и хрипло отрапортовал:

– П-п-патрик!

Второй ковбой, пьяный до изнеможения, представиться не смог, поэтому, держась за шкаф, только улыбнулся – искренне и широко.

– Мы к вам, – пояснил Патрик, придерживая приятеля за пояс. – З-з-за нашу и вашу свободу!

Патрик слегка икнул, показывая, что сказал все, и двинулся к столу. Бек и Олаф нерешительно поглядывали на Илью, но тот молчал, задумчиво потирая виски. Наконец Муромец собрался с мыслями и задумчиво припомнил:

– Мне кажется, я это где-то уже слышал. Вы кто?

– Ирландцы! – как о само собой разумеющемся гордо сообщил Патрик, опускаясь на табурет, в то время как его сияющий приятель стащил с горы перин верхнюю и, ухватив за угол, поволок к окну устраиваться на послеобеденный отдых.

– Он проспится, – успокоил присутствующих Патрик. – Пару часов, и он будет как стеклышко. Время есть. А что это вы на меня так уставились?

– Ничего, – усмехнулся Илья. – Дежавю. Пей, приятель.

Патрик благодарно улыбнулся.

В дверь постучали.

– Войдите! – громыхнул Илья.

Дверь распахнулась.

На пороге стоял ладный невысокий мужчина – смуглый, с римским носом и колючими глазами. За правым плечом его торчала старая берданка. На левом плече висел кожаный мешок.

– Сильвио, – удивился Пшимановский, – а ты зачем тут? Тебе нужны неприятности?

– Сильвио Корлеоне, – вежливо приподнял шляпу итальянец. – Торговля оливками.

– Майонез должен быть оливковый, – согласился Илья, окидывая стол мутным взглядом. Для чистоты эксперимента бек наливал ему в три раза чаще, чем остальным, поэтому не будем судить пана Муромского слишком строго. Тем более что он, по сути, мог быть уже в отпуске, если бы не подвернулся под руку командиру отряда.

Сильвио аккуратно поставил на стол бумажный пакетик майонеза, извлеченный из мешка. Потом вывалил и остальное содержимое: несколько пачек спагетти, десяток апельсинов и еще какую-то снедь. В заключение появилась и бутылка мартини.

– Неприятности мне не нужны, – пояснил итальянец Пшимановскому. – Мне нужен скальп шерифа. Или хотя бы уши – эта сволочь душит мой бизнес. Сегодня вечером я сделаю ему такое предложение, от которого он не сможет отказаться.

С этими словами Сильвио уселся за стол, поставив берданку у правой ноги.

– А вы это хорошо придумали, – заметил он, внимательно оглядывая комнату.

– В смысле? – поинтересовался бек, откупоривая мартини и наливая первый стакан кивнувшему Илье.

– В смысле матрасов, – пояснил свою мысль Сильвио. – Можно залечь, передохнуть, пока время есть. Учту на будущее.

– Пожалуйста, – легко согласился щедрый бек. – Пять процентов валового дохода с каждой реализации моей идеи.

Они уже сошлись на двух с половиной, когда в дверь осторожно поскреблись.

– Мое почтение, – в проходе появился местный гробовщик. – Кацман. Старый Кацман. Гробовщик.

– Нет, ну какая прелесть! – искренне восхитился Олаф, огладив бороду и между делом залпом проглотив стакан мартини. – Никогда бы не подумал, что в Питсдауне столько порядочных людей. Вы так сильно любите индейцев и негров, папаша?

– Ша, молодой человек, – оборвал Олафа Кацман. – Только не надо этих нежностей. Никаких соплей, чистая коммерция.

Олаф изумленно замолк, а гробовщик тем временем печально продолжал:

– Этот пацак ^[69] Брейк – полный идиот. Вы спросите, есть ли у меня мозги? Так успокойтесь, их есть у меня! Поэтому я уйду. Но еще у меня есть сын Давид, а у Давида есть голова и есть штуцер ^[70]. Давид стреляет мало, но стреляет точно. Когда он стреляет, хочется, чтобы он стрелял еще и еще. В мальчике пропадает талант, но ему таки негде развернуться. Мальчик хотел открыть маленький-маленький банк, но этот пацак Брейк сказал: городу хватит банка его папаши Брейка-старшего. И это здоровая конкуренция? Спрашивается, куда я приехал и где я возьму деньги на обратный билет?

– Короче! – оборвал старика Олаф, который совершенно потерял ход мысли гробовщика.

– Ай, не надо так кричать на бедного старика! – поморщился Кацман. – Вы не слышали, как кричит моя жена. Она хочет, чтобы я оглох. Короче, мой мальчик имеет желание открыть банк, и если этот пацак ему мешает, то тем хуже для него. Америка – свободная страна. И еще: я хочу клиентов-апачей и клиентов-негров. Они славные ребята, они мрут не хуже других и дадут большой доход. Так пусть они все живут себе долго, пока я их не похороню. И дай им Бог побольше детей. А если их всех перевешают эти головорезы, то кто, я вас спрашиваю, будет платить за их похороны? А кто будет следующим? Вы таки сомневались? Так вам я скажу: следующим буду я. А оно мне надо?.. Вот вы спросите – Акукарача или Брейк? И я выберу Брейка. И я даже похороню его со скидкой за счет фирмы… Давидик!

На пороге появился молодой курчавый широкоплечий верзила в брюках, заправленных в сапоги, элегантной замшевой куртке и ермолке на голове. В руках он действительно держал штуцер.

– Входи, Давид, и тихо закрой дверь – люди простудятся, – ласково посоветовал Кацман сыну.

Парень, сняв с макушки ермолку, застенчиво и не без труда протиснулся в комнату.

– Здрасьте на все четыре ветра, – отвесил земной поклон меткий стрелок и, выпрямляясь, едва не свалил шкаф.

– Мальчик из интеллигентной семьи, – гордо пояснил Кацман. – Мальчик родился в Бердичеве и знает ваши обычаи… Давид, штуцер в порядке?

– Стоп, – устало вздохнул Илья. – Кто такой Брейк и кто такой Акукарача?

– И кто такой Штуцер? – нахмурился Олаф.

– Шолом, то есть привет, – удивился Кацман. – Вы хотите поменять шерифа и вы не знаете-таки его фамилию?

– Штуцер! – восторженно догадался Олаф.

– Почему Штуцер? – почему-то обиделся Кацман.

– Вы же сами сказали! – возмутился Олаф.

– Брейк! – заорал взбешенный этим диалогом Илья. – По углам! Рефери все ясно.

Он минуту помолчал, переводя взгляд с Кацмана на его сына.

– А вам не страшно за вашего мальчика, папаша?

– Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, – гордо поделился свежей мыслью Кацман. – Давид, сядь себе в угол и не мешай людям делать маленькое вече. Люди опытные. Люди знают, куда тебя поставить. И почисть штуцер.

Олаф хотел было все-таки внести ясность по поводу Штуцера, но, перехватив взгляд Ильи, решил с этим вопросом повременить.

Кацман вежливо попрощался, бросил строгий взгляд на сына и удалился так деликатно, что не скрипнула ни одна половица.

– Олаф, приглядишь за пареньком, – скомандовал Илья.

В дверь снова стучали.

– Можно? – осведомился юноша-портье, аккуратно притворяя за собой двери и втаскивая за собой еще один ящик с виски.

– Можно, – подтвердил Олаф, пока Илья собирался с мыслями, – если виски качественное.

– Хозяин побежал в страховую фирму, – проинформировал собравшихся парень, раскупоривая презент и подсаживаясь. – А потом к шерифу. Он ветеран Ку-клукс-клана и старый осведомитель Брейка. Гостиницу он застрахует, а вас в семь вечера или линчуют, или сожгут живьем. В здании. Можно выпить?

– Можно, – собрался в конце концов с мыслями Илья.

– А ты зачем тут, если нас сожгут? – вкрадчиво осведомился итальянец, кидая одну дольку апельсина себе в рот, а вторую протягивая ирландцу. – У тебя комплекс Джордано Бруно?

Честный парень недоуменно пожал плечами.

– Без понятия. Я гляжу, вы ребята простые, к вам хорошие люди тянутся, вот и пришел. Ящик прихватил и пошел. Все равно сгорит.

– Оружие есть? – поинтересовался бек, обильно поливая майонезом кусок бастурмы и попутно собственный халат.

Портье достал кольт.

– В преферанс играешь? – осведомился Сильвио.

Парень достал запечатанную колоду.

– В Бога веруешь? – прищурился Патрик.

Портье перекрестился.

– Водку пьешь? – нахмурился Пшимановский.

Парень недоуменно заморгал глазами.

Пшимановский плеснул в его стакан остатки «Столичной». Под прицельными взглядами окружающих юноша лихо опрокинул стакан в рот, крякнул и закусил оливкой, чем немедленно заслужил расположение Сильвио.

– Наш человек, – подвел итог Олаф, переглянувшись с Ильей, который утвердительно кивнул, встал и, стащив сразу два матраса, улегся в углу на один и прикрылся другим.

– Все правильно, – успокоил встревоженного Олафа бек. – Он вчера тоже на пару часов ложился. Точно по графику. Пульку?

Батыр, Олаф и Сильвио распечатали новенькую колоду. Патрик и Пшимановский последовали примеру Ильи, а юный портье уселся на подоконнике, поглядывая то в окно, то на играющих. Что касается застенчивого Давида, то он, прихватив съестное и бутылку, присел у открытой двери приглядывать за коридором.

* * *

– Вставай, Илья, – озабоченно толкал бек своего старшого левой рукой. В правой Батыр крепко сжимал жестяную кружку с виски.

– Враги? – болезненно морщась, но с надеждой осведомился Илья, принимая лекарство.

Бек отрицательно мотнул головой.

– Лева вернулся? – удивился Муромец, опустошив кружку и довольно крякнув.

Бек опять покачал головой.

– Так какого же ты ляха… – Илья виновато покосился на храпящего на соседнем матрасе Пшимановского и унял голос до шепота: – На кой шиш ты меня будишь?

– График, – злобно засопел бек, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по песочным часам. – Проснись и пей. Еще три литра, потом чай, потом еще литр. Я точно помню. Я позавчера почти не пил.

Илья застонал и, с ненавистью отстранив бека, пошел к столу, аккуратно переступая через спящих.

– Сколько времени? – поинтересовался Илья, когда спустя полчаса слегка пришел в норму.

– Без пяти семь, – с сомнением переворачивая песочные часы, предположил бек. – Сволочь Сильвио. Передергивает. Или карты крапленые.

– Опаздывают, сучьи дети, – потирая руки, заметил Илья.

– Идут, – откликнулся портье.

Разношерстная компания пятого номера центральной гостиницы Питсдауна проснулась, зашевелилась и потянулась к окну. Спать продолжал лишь один из ирландцев – приятель Патрика.

От площади к гостинице, поднимая пыль, с факелами в руках маршировала по Даун-стрит толпа Рыцарей Белой Камелии. Куклуксклановцы были вооружены и очень-очень обижены. Чуть поодаль за ними следовали обыватели, внимательно наблюдавшие за происходящим. Кое-кто из них явно был не прочь присоединиться к вершителям суда Линча, но большинство предусмотрительно держало приличную дистанцию.

Из толпы в белом доносились нестройные выкрики – демонстранты уже почти приблизились вплотную к дому. Однако тут возникла маленькая заминка: расстояние от площади до дома было слишком маленьким, чтобы рыцари Белой Камелии пришли в необходимый раж. Наверное, именно поэтому магистр ордена в балахоне с шелковой бахромой на отворотах воротника вынужденно провел толпу мимо.

Добравшись до фанерной арки, куклуксклановцы развернулись и пошли обратно. Поравнявшись с гостиницей, они сбились с ноги, решили поднабраться задора еще и бойко прошли к площади. Там, поднимая пыль, лихо развернулись и вновь направились к арке.

Так они дефилировали минут двадцать, и горожане постарше, плюнув, просто встали у гостиницы на противоположной стороне улицы и терпеливо ждали.

Все происходящее стало напоминать коллективную демонстрацию коллекции модной одежды – капюшонов, балахонов, вышитых розовыми цветочками и голубыми драконами, а также торчащих из-под них сапог, ботинок и мокасин. Факелы в руках придавали действу непередаваемый колорит.

В конце концов процессия вдоволь набралась боевого азарта и, сгрудившись напротив гостиницы, приступила к решительным действиям.

По команде магистра возбужденные рыцари Белой Камелии бросились к двери гостиницы. Олаф выкинул из окна шкаф, и ряды нападающих сразу поредели. За шкафом последовал дубовый стол, стулья, табуреты и, к огорчению Сильвио, даже матрасы.

Успевший за время демонстрации дойти до нужной кондиции Илья категорически запретил стрелять в сторону улицы, то ли опасаясь за жизнь зевак, то ли по своей крестьянской бережливости и из экономии боеприпасов.

Именно по этой причине основная масса штурмующих беспрепятственно ворвалась в гостиницу и бросилась вверх по узкой лестнице, где их уже ждали.

Это была вторая – после решения навести в городе порядок – крупная ошибка ордена.

Первый залп – исключительно по ногам, чтобы потом не возиться с трупами, – вывел из строя по меньшей мере пятерых обладателей балахонов.

Куклуксклановцы предприняли повторную атаку. Второй залп оказался еще эффективнее: сразу шестеро в балахонах со стонами скатились вниз по лестнице. Третий залп, как и третья атака, был слабоват, но еще двое любителей камелий покатились вниз.

Магистр ордена принял единственно верное тактическое решение, протрубив отбой.

Бросив скулящих и постанывающих раненых, которых Олаф обухом своего топора привел в бесчувственное молчаливое состояние, нападавшие выскочили на улицу и, подперев дверь уже упомянутым дубовым шкафом, устроили выездную сессию заочного суда Линча. Большинством голосов при одном воздержавшемся идея с повешением была провалена. Также подавляющим большинством – при трех воздержавшихся и двух «против» – прошла идея со сжиганием гостиницы. Альтернативный вариант утопления подсудимых поддержали лишь двое: до ближайшего крупного водоема было не меньше ста миль.

– Идем на прорыв? – поинтересовался у Ильи Сильвио, перезаряжая берданку и подбирая с пола апельсин. – Виски кончается.

Муромец грустно сидел на единственном оставшемся в номере табурете и обреченно продолжал напиваться – педантичный бек, соблюдая его позавчерашний график, к схватке богатыря не допустил. Илья с сомнением покосился на заставленный пустыми бутылками пол и перевел умоляющий взгляд на бека.

Батыр утвердительно кивнул головой.

Богатырь обреченно вздохнул и подошел к окну. Едва его монументальная фигура в кольчуге появилась в проеме, как в толпе зевак послышались несмелые аплодисменты, – авторитет ордена среди горожан явно упал.

Илья с любопытством оглядел окрестности. Бек налил последнюю порцию алкоголя и передал Олафу. Тот грубо ткнул Илью в спину кулаком и протянул кружку. Богатырь недовольно обернулся, но бек выразительно постучал пальцем по часам.

Задумчиво потягивая виски пополам с мартини и пивом, Муромец не обращал внимания на редкие свистящие пули и лишь изредка слегка морщился, когда они плющились о кольчугу.

Тем временем куклуксклановцы начали таскать хворост, обкладывая им гостиницу и обливая вонючим жиром. Богатырь оценил расторопность противника и, отступив от окна, повернулся к товарищам.

На него смотрело несколько пар глаз: узенькие и хитрые Батыра, усталые, но веселые Пшимановского, бешеные и наглые Олафа, черные колючие Сильвио, доверчивые, но смелые юноши-портье, печальные Давида и, наконец, зеленые кошачьи Патрика.

– Разбуди земляка, – решительно приказал Илья. Пока Патрик тормошил своего свернувшегося калачиком и пускающего слюни друга, богатырь пытался почесать пятерней грудь через кольчугу, расхаживая перед маленьким строем.

Сонный ирландец, виновато улыбаясь, присоединился к ним.

– Поправиться бы, – виновато попросил он, но под добрым пристальным взглядом Ильи потупился.

– Пан Пшимановский, – поинтересовался Илья, – другие гостиницы в городе есть?

Шляхтич утвердительно кивнул:

– «У гарцующего пони». На отшибе стоит.

– Чистенькая?

Пан Пшимановский неопределенно пожал плечами.

Илья с негодованием оглядывал исшарканный сапогами, усыпанный объедками и залитый виски пол.

– Это хорошо, что на отшибе и что чистенькая. А то тут того… нагажено изрядно. Богатырям чистые места выбирать пристало. Полагаю, спиртное там найдется?

Заспанный ковбой с надеждой выпрямился и с вызовом сделал нетвердый шаг из строя:

– Первым пойду, – глухо предложил он, судорожно хватаясь за кольт. Кровью искуплю.

– Крови не надо, – усмехнулся Олаф. – В смысле, нашей крови. А что с пленными делать?

Оглушенных куклуксклановцев, возвращаясь в номер, они прихватили с собой и аккуратно уложили в штабель у окна.

– Барбекю? – нерешительно предложил Сильвио, замечая, что с улицы потянуло дымком.

– Жаль их мучить, – застенчиво протянул мягкосердечный Давид. – Может, бритвой по горлу?

– Только бритву тупить! – возмутился Олаф, перехватывая топор поудобнее.

– Пленных не бросим, – решительно оборвал прения Илья. – В смысле, тут не бросим. Олаф! Займешься ими по команде «вперед». Остальные – за мной.

Обитатели пятого номера сосредоточились у запертого снаружи выхода.

– Стрелять только по ногам, – строго предупредил Илья.

– Папа будет недоволен, – заметил Давид, не поднимая своих застенчивых глаз.

– Давид, ты умный человек, – флегматично заметил бек. – Я же видел, как ты штуцер чистил. Так ты сам прикинь: при переизбытке товара спрос на него падает. Зачем твоему папе толпа покойников за один раз? При состоянии современной медицины он получит своих клиентов в течение недели-другой. И мелкими партиями. Лучше меньше, да лучше. Классиков надо читать. Улавливаешь мысль?

– Да. – Давид с почтением глянул на бека и в ходе последующих событий держался исключительно возле Батыра.

– Все готовы? – поинтересовался Илья и, подавая условный знак Олафу, оставшемуся на втором этаже, пронзительно свистнул.

Десант изготовился к прорыву.

– Еще минутку, – придержал рвущихся в бой коллег богатырь, ухватив за пояс Патрика и его земляка.

– Выходим из графика, – занервничал бек, переворачивая прихваченные из номера песочные часы.

– Вперед! – заорал Муромец, вышибая пинком дверь и выскакивая на улицу.

Уворачиваясь от сбрасываемых Олафом пленных, десант вырвался из пылающего здания и бросился на растерявшихся Рыцарей Белой Камелии.

В завязавшейся рукопашной схватке стрельбы почти не было. Орудуя прикладами и рукоятками кольтов, сподвижники Ильи оттеснили противника от горящего здания, давая оперативный простор своему командиру, который, вырвав бревно коновязи, от души развлекался, гоняя несчастных сторонников расовых предрассудков по проспекту.

Окончательно сломал у мужиков в балахонах волю к жизни Олаф, который добросовестно перекидал штабель пленников в окно. Он появился в горящем проеме с котенком в левой руке и топором в правой. Толпа зевак ахнула.

Весь в копоти и саже, с подпаленной бородой и горящими глазами, Олаф спрыгнул на плечи какого-то замешкавшегося балахонщика, выпустил котенка, пришпорил несчастного (борца, а не котенка, хотя тот тоже развил вполне приличную скорость) и обухом топора начал пополнять счет потенциальных клиентов Кацмана.

Они еще полчаса гоняли любителей цветов по городу. Кое-где к побоищу присоединялись азартно веселящиеся горожане, принимая происходящее за часть праздничных мероприятий, так что количество мужиков в белых нарядах резко пошло на убыль.

Беку с большим трудом удалось напомнить Илье о необходимости соблюдать намеченный режим и увести богатыря в гостиницу «У гарцующего пони», где им отвели вполне приличный номер, тоже пятый. Под контролем бека Илья мужественно и последовательно принялся уничтожать зеленого змия в компании неунывающего Олафа.

Остальные их недавние приятели периодически заскакивали в номер, торопливо докладывая о новых успехах, и, перехватив стопарик-другой, исчезали в уже наступивших сумерках.

Торжества на улицах Питсдауна закончились далеко за полночь.

* * *

Светало.

Олаф в обнимку с топором безмятежно храпел на кровати, а на груди его, пригревшись и успокоившись от пережитых волнений, сладко сопел персидский котенок.

Последние два часа Илья опустошал подвалы гостиницы в гордом одиночестве. Бек не пил. Он сидел рядом и не сводил воспаленных от бессонницы глаз с песочных часов.

– Хорош! – хрипло буркнул он, придерживая руку Ильи, потянувшегося за очередной кружкой. – Приехали.

– Ну? – азартно поинтересовался Муромец, безуспешно пытаясь перехватить кружку другой рукой. – И что?

Бек тяжело вздохнул.

– Ты забыл, зачем пил?

– Победу отмечали? – после минутного размышления предположил Илья.

– Нет, – подпер голову правой рукой бек. – Ровно сорок восемь часов назад Владимиров тебе ставил задание. Ты был, скажем так, в аналогичном состоянии.

– Да ну? – заинтересовался Илья. – И что?

– Вспоминай. Командир отряда подошел к тебе и сказал… Ну?

– Сейчас не об этом нужно думать, – заверил Муромец сослуживца, хватая очередную бутылку. – А где Добрыня? Добрынюшка, брат мой названый, ты где?

– В отряде остался, – злобно прошипел бек. – Вспоминай, Тимофеич, вспоминай, что было с тобой в это же время. Давай!

– Мы пили? – честно напрягся и полуутвердительно спросил Илья.

– Так-так! – оживился бек. – Дальше.

– А потом пошли маковки сшибать с теремов с Алешей. Алеша!..

– Нет Алеши! И про маковки забудь. Это давно было. Вспоминай, что еще было.

– А, – захохотал Илья, – помню! Мы пили. А потом пошли в мэрию и барыге Соловью зубы выбили!

– Не то, – скривился бек. – Это в прошлом году было. А недавно? Ну же?..

Илья зажмурил глаза, внезапно просиял и решительно встал из-за стола. Батыр с загоревшейся в сердце надеждой встал следом.

– Шампанского! – потребовал богатырь, цепляя меч к поясу. – Позавчера я пил шампанское с утра. Точно помню. Буди Олафа, в двенадцать ноль-ноль отъезд. Надо приготовиться. Идем к Пшимановскому.

Батыр вздохнул и пошел будить викинга…

– Не переживай, бек, – успокаивал Олаф Батыра, когда они следом за подтянутым и бодрым Ильей тащились в салун пана Пшимановского. – В конце концов, вполне может сработать и второй вариант. Глянь-ка…

Пейзаж и впрямь заслуживал внимания.

Правая сторона проспекта, за исключением салуна Пшимановского, у которого сиротливо стояли Сивка и лошадь Пржевальского из публичного дома, выгорела дотла. В развалинах на пепелище копошились бродяги и мародеры в окружении лысых грифов.

– Прекрасный вид открывается, – почесывая за ушами котенка, заметил Олаф.

Сквозь зияющие провалы в обуглившихся остовах сгоревших зданий виднелась залитая солнцем прерия. Бек слегка повеселел.

– Да, может сработать! Нота нам точно обеспечена.

– Можно подстраховаться, – заметил Олаф, переводя взгляд на противоположную, не тронутую огнем жилую сторону улицы и хлопая по карманам в поисках спичек.

– Не надо, – попросил Батыр, – на карусель опоздаем.

Пшимановский встретил их на крыльце. С молотком в руках и пригоршней гвоздей во рту он деловито приколачивал к стене деревянную табличку. Илья стоял рядом и придирчиво советовал опустить правый угол объявления.

– Добрый день, панове, – бодро приветствовал шляхтича бек, читая про себя текст: «Эта сторона Даун-стрит при массовых гуляниях особенно опасна».

Пшимановский отступил назад, полюбовался творением своих рук и гостеприимно распахнул дверь салуна перед друзьями. Следом вошел сам и повесил на стекло табличку: «спецобслуживание».

* * *

– Шерифа так и не нашли, – развлекал Пшимановский застолье свежими новостями, стреляя пробкой шампанского в потолок и заливая пеной белоснежную скатерть. – В офисе, пока его не сожгли ночью, сказали: дескать, уехал на рыбалку. Врут, конечно. Сильвио с Давидом со всех пойманных куклуксклановцев сорвали капюшоны – его не было. Корлеоне, бедняга, сильно переживал. Теперь под Брейка не подкопаешься. Он, пся крев, объявится, да только теперь не та у него сила, точно не та. Так… Ага, салун конкурента моего Давидик по своей инициативе тоже сжег. Смышленый паренек! У него вечером презентация нового банка… А вот Патрик библиотеку открыл. Еще ночью… Там мы и пили. Что еще?.. Ага, девчонки Рокстона избили хозяина до полусмерти, вымазали дегтем и обваляли в перьях. Да, чуть не забыл. Еще заходил час назад Кацман-старший, говорил, что вашего пана Джоповски и мою Владку вчера вечером в камышах апачи захватили. Я его оставлял посидеть, но он торопился: работы, говорит, таки много, народ-то вчера разгулялся. Низкий поклон передавал.

– Левка у апачей? – ахнул и поперхнулся шампанским бек. – И ваша дочь там? Илья, ты слышал?

Муромец сосредоточенно кивнул, рассматривая бокал на свет и скрупулезно пересчитывая пузырьки, отрывающиеся от стенок.

– Надо ехать. – Бек понял ситуацию и принял командование на себя: – Олаф, поедешь на Сивке. Пан Пшимановский, у вас лишней телеги не найдется?

Они запрягли недовольного Бурку ^[71] и меланхоличную Пржевалку ^[72] в повозку, напихали туда сена и вернулись в салун за Ильей.

– Пан Пшимановский, вы с нами? – не сомневаясь в ответе, поинтересовался Олаф, извлекая вцепившегося в бутылку Илью из-за стола.

– Нет, – решительно ответил шляхтич, поглядывая в окно. – В городе остался только один салун. И он должен работать. Я не могу подвести людей. Народ в меня верит.

Несмотря на ранний час, а было около семи утра, у дверей салуна действительно начали собираться завсегдатаи «У пана в шопе», бурно обсуждавшие события вчерашней ночи.

– У пани Влады проблемы, а пан будут торговать? – удивился бек.

– Проблемы? – захохотал шляхтич. – Вот в прошлом году, когда ее украли залетные гуроны ^[73], действительно были проблемы! У гуронов.

Отсмеявшись, пан Пшимановский стал серьезным.

– А вот пана Джоповски, и верно, могут прирезать. Привет ему, если он будет еще при скальпе, когда вы его найдете. А Владке скажите, чтобы к субботе как штык была дома.

Устроившись на сене, Илья болезненно вздохнул и властно указал направление вон из города. Провожаемая приветственными возгласами горожан повозка тронулась, но в этот торжественный момент со стороны площади раздался властный окрик:

– Повернись лицом, если не хочешь, чтобы я выстрелил тебе в спину.

– Ну что еще, – застонал Илья от этого истошного крика, хватаясь за виски и оборачиваясь. Олаф и бек тоже спешились.

На площади, аккурат под городскими часами на мэрии, стоял шериф. Широко расставив ноги, он глядел на Илью с ненавистью. Кисть правой руки лежала на расстегнутой кобуре. Звезды на груди шерифа запылились и потускнели, а из левого кармана брюк торчал кусок испачканного сажей капюшона.

– Докажи, что ты мужчина, – потребовал Брейк, сплевывая пережеванный кусок смолы в пыль и расставляя ноги еще шире. Народ на проспекте привычно рассыпался вдоль стен.

– Погоди, Илья! – схватил бек за руку Муромца, который начал было расстегивать ширинку. – Он не это имеет в виду.

– А что? – напрягся богатырь.

Юноша-портье, боевой соратник по недавним событиям, смело приблизился к Илье и почтительно протянул ему свой кольт.

– Вот, сэр, – улыбнулся он, – ручаюсь. Я сам ночью пристреливал.

– А-а-а, – догадался Илья. – К-куда наж-мать?

– Вот, – показал портье и громко предупредил дуэлянтов, отступая немного в сторону. – Стреляться по команде «три».

Илья удивился, но очередной вопрос проглотил, тщетно пытаясь найти у кольта предохранитель.

– Один… Два… Три!

Со стороны мэрии прилетели и заскакали по пыли первые пули.

– Стреляй, Илья! – истошно сорвался на фальцет насмерть перепуганный бек. При мысли, что с ним сделают Добрыня и Алеша, если он привезет труп богатыря, ему стало нехорошо.

– Стреляй, дубина! – поддержал его бас Олафа. – Ты мне еще за норвежское подполье не проставился!

– Не могу! –обиженно пожаловался Илья. – Их двое.

– Так и мушек на кольте должно быть две, – нашелся сообразительный Батыр.

– Точно! – обрадовался Муромец, судорожно нажимая на спусковой курок и опуская кольт.

Стрелка часов на мэрии, перебитая пулей, выпущенной Ильей, надломилась и спланировала к площади. Перезаряжающего свой кольт шерифа она едва задела, но этого оказалось достаточно, чтобы тот, схватившись за затылок, рухнул в пыль.

– Несите его сюда, – печально потребовал Илья и вернул кольт юноше. – Ты хороший начальник столовой, то есть нет… Ты хороший шериф, малыш.

– Сэр, – осмелился возразить оробевший парень. – Я Гарри, местный портье.

– Ты хороший шериф, Гарри, – зевнул Илья, возвращаясь в повозку. – Парни, вот ваш новый шериф.

Толпа зевак восторженно взвыла.

– Йэс, сэр, – согласился Гарри, преданно вытирая носовым платком холку вспотевшего от скуки Сивки. – Я приложу все усилия и стану хорошим шерифом. А почем в вашей стране подковы?

Брейка принесли и положили на землю у колес повозки. Старый Кацман извлек из кармана рулетку и принялся его обмеривать. Потом обиженно выпрямился:

– Таки дышит!

– Добить? – поинтересовался у Ильи Олаф, передавая котенка беку и поигрывая топором.

– Нет, не позволю творить беззаконие, – твердо отодвинул Рыжую Бороду в сторону новый шериф. – Мы его повесим. Сильвио! Давид! В подвал его.

Бек сорвал с рубашки шерифа звезды и сунул в карман халата. Итальянец с берданкой и еврейский богатырь со штуцером подхватили Брейка под руки и поволокли прочь. Следом, снова разворачивая рулетку, засеменил Кацман-старший.

– А основания? – с сомнением покосился бек на Гарри.

– Превышение должностных полномочий и неправильный переход улицы, – отчеканил новый шериф.

Батыр одобрительно хлопнул Гарри по плечу, порылся в бездонном кармане и вручил звезду новому представителю закона в городе.

* * *

…Они уже покинули Питсдаун, когда на взмыленной Левиной кляче их догнал Патрик с авоськой в руке.

– Тпру, ледащая, – притормозил он, настигая повозку. – Вы лошадь забыли!

– Барахло? – скептически заметил Олаф.

– Ну, все-таки, – засмеялся Патрик, протягивая просиявшему Илье авоську, в которой со стеклянным звоном гремели бутылки «Столичной». – Вот, на память. Мы ночью в хранилище залезли. Искали что-нибудь почитать. Странные какие-то бутылки…

– Лошадь оставь себе, – растроганно приступил к делу Илья, отвинчивая пробку. – Леве она теперь ни к чему, думаю.

Патрик молча развернул лошадь и, теперь уже никуда не торопясь, направился к городу. Бек, переглянувшись с Олафом, слегка хлестнул Пржевалку сухой веточкой, и они опять тронулись в путь. Илья, распугивая койотов, долго распевал хриплым басом «Если бы парни всей Земли…» и уснул только за полчаса до прибытия в индейский лагерь.

Встреча была жесткой и недружелюбной.

Два десятка стрел, просвистев оперением, вонзились в землю перед ногами лошадей, как только они миновали голубую табличку с лаконичной белой надписью: «Апачьевск. Белозадым братьям проход и проезд воспрещен».

– Олаф, – вполголоса попросил бек, наблюдая, как к остановившейся повозке приближается пяток индейцев. – Ты не обидишься, если я тебя попрошу полчасика побыть моим… как тебе помягче сказать… Ну, словом, слугой.

– На Задова поменять хочешь? – понимающе, но чуточку обиженно уточнил Олаф, печально усмехаясь. – А я думал, ты мне теперь друг…

– Да нет, – чуть смутился Батыр. – Для солидности. Да и какой дурак отдал бы тебя, богатыря, за какого-то Леву? Одна борода твоя чего стоит.

– Это так, – успокоившись на свой счет, согласился Олаф, довольно оглаживая рыжую поросль на волевом подбородке. – Топор в повозку спрятать?

– Ни в коем случае! – распорядился бек. – Сунь за пазуху, но так, чтобы на виду был. И молчи. Что бы я ни говорил – молчи себе в тряпочку.

Олаф сначала стал искать по карманам замусоленный платок, но потом до него дошло, и он приготовился терпеливо молчать.

– Моя – большой апачьевский вождь Чагука Бизоний Рык, – приближаясь, хмуро проинформировал бека статный индеец, не уступавший габаритами Олафу. – Бледнозадый брат мой нарушил границу своей резервации. Бледнозадый брат умрет. Хао!

– Бизон – крупный зверь, – уважительно, но с достоинством согласился бек. – Мой краснорылый брат имеет силу бизона и сердце пумы. Я не врублюсь вот только, чьи глаза у моего брата – глаза совы или глаза выхухоли?

– Чагуке плевать, – высокомерно заметил индеец, не опуская лук. – Чагука не знает выхухоль.

– Моя Чагуке объяснит, – хладнокровно обронил бек, не обращая внимания на направленную ему в лоб стрелу. – Выхухоль – это подвид из рода хухолей. Есть еще три представителя этой породы: нахухоль, похухоль и дохухоль. Нахухоль – злобен и агрессивен. Похухоль – равнодушен и сонлив. Дохухоль – толстопуз и жирен. Все они живут в норах и очень плохо видят.

– Чагука не из рода хухолей, – обиженно сверкнул глазами индеец. – У него острый взгляд.

– Я так и думал, – громко заметил бек, поворачиваясь к Олафу и вновь переводя спокойный взгляд на индейца. – У Чагуки глаза ночной совы. Он видит на сотню миль.

Чагука удовлетворенно кивнул, гордо окидывая совиным взором соотечественников.

– Но сейчас день, – печально продолжал Батыр. – Солнце ярости обожгло взгляд мудрой птицы. Мой краснорылый брат не видит цвет моей кожи?

Чагука внимательно уставился в лицо Батыра и чуть растерянно опустил лук.

– Мой брат смугл и узкоглаз, – почесав лоб, признал Чагука. – Мой брат прокоптился в больших вигвамах?

– Моя – большой вождь Батыр Верблюжий Рог из племени азахов, – гордо сообщил бек, распахивая халат. На груди бека синела изящная татуировка, сделанная Батыру Верещагиным по дружбе и по пьяни в окрестностях Тадж-Махала.

– Ешкин кот! – не удержался Чагука, с завистью разглядывая батальную сцену: степь и топчущего геологов боевого верблюда, меж горбами которого сидел индифферентный ко всему происходящему маленький, но узнаваемый бек.

– Моя хочет видеть главного вождя, – нахмурился Батыр, в глубине души искренне довольный произведенным эффектом. – Моя несет добрые вести.

Чагука выразительно щелкнул пальцами, и индейцы, окружив повозку, неспешно направились к рощице, на опушке которой и был разбит лагерь апачей. Сам Чагука поспешил к начальству с докладом, опередив отряд.

Приветствовать бека вышел сам Рача Орлиный Коготь.

– Моя рад приветствовать достойного сына Верблюда. Мой вигвам – твой вигвам, – заметил вождь апачьевских вождей Рача. – Покажи мне свой тотем, мой смуглый брат.

Бек с достоинством распахнул халат и повертелся на месте, предусмотрительно давая возможность насладиться мастерством художника всем присутствующим.

Дипломатический ход бека, подарившего лицезрение прекрасного всем социальным слоям племени, был замечен вождем. Рача прогнал от своего вигвама всех, кроме Чагуки, предложил беку присесть на циновку под деревом и продолжил допрос, ловко закамуфлированный под радушие.

– Мой брат выбрал сильный тотем, – завистливо заметил вождь, наливая в пиалу чай и подвигая ее беку. – И он пришел издалека, из страны двугорбых мустангов. Что нужно сыну Смуглого Верблюда в стране Дохлых Бизонов?

Бек тем временем не спеша и с удовольствием дегустировал крепкий зеленый чай.

– Горе моего брата велико, – соболезнующе ответил Батыр, уводя разговор в сторону. – Бледнозадые собаки перебили в твоей земле всех бизонов, а в моей земле понатыкали нефтяных вышек. Моя лично сжег восемь буровых, но они плодятся, как тараканы. Скоро верблюда пасти будет негде. Хао!

Рача не совсем понял про нефтяные вышки, но, не желая терять лица, переспрашивать не стал. Главное он уловил: высокий гость недолюбливал бледнозадых.

– Пожар в прерии – дело хорошее, – вежливо согласился Рача, возвращаясь к сути вопроса. – Но что мой храбрый брат делает на земле детей Маниту? В его земле перевелись буровые и он сменил равнину для охоты?

– Переведутся они, как же! – искренне возмутился бек. – Это дело долгое. Буровые еще жечь и жечь. Надо заботиться об экологии.

– Экология важна, – опять согласился Рача. – Но все-таки… Что мой горячий брат делает на земле апачей?

– Мой краснорылый брат заваривает чай, как опытный аксакал, – вспомнил о вежливости и отвесил дипломатичный комплимент Батыр, сам наливая себе чай в пиалу из кипящего на костре чайника.

– Орлиный Коготь отсыплет своему смуглому брату полный мешок заварки, – успокоил Рача бека. – Но моя хочет наконец знать, зачем ты сюда приперся, сын Смуглого Верблюда?

Батыр с достоинством допил пиалу, поставил на циновку и перевернул ее вверх дном.

– Твоя мала-мала ходи за мной, – вежливо пригласил он Рачу к повозке.

Вождь с достоинством последовал за беком, узрел спящего Илью и, недоумевая, вернулся к вигваму.

– И что? – поинтересовался Рача, наблюдая за тем, как наглый бек приступает ко второму чайнику.

– Мне было видение, – заговорщицким шепотом сообщил бек. – Мне явился Маниту и сказал, чтобы я нашел и привез в ближайший каньон Зилиуса. Там за ним явится крытый разукрашенным брезентом смерч и унесет нас в страну предков, на поля доброй охоты. Зилиуса я нашел. Тут у вас где поблизости каньон?

Рача перевел ошарашенный взгляд на Чагуку. Тот озабоченно потер ладонью затылок и напомнил шефу:

– Есть каньон, в миле отсюда. Мы там еще зо… кирпичи храним. Только смерчей там не бывает. Чагука знает.

– Замечательно, – улыбнулся бек, делая попытку встать. – Значит, мне с моим рабом и с Зилиусом нужно туда.

– Сидеть! – рявкнул Рача, но, пересилив гнев, делано улыбнулся. – Пей чай, смуглый брат мой. И скажи мне еще: я правильно понял: у тебя в повозке сам Зилиус? ^[74]

– Зилиус, – обреченно подтвердил бек. – Самый что ни на есть. Вон и раб мой, Олаф, подтвердит.

Олаф, обрадованный, что о нем все-таки вспомнили, закивал так, что голова его чуть не оторвалась. Но рта дисциплинированный викинг так и не раскрыл.

– У моего смуглого брата храбрость верблюда, но доверчивость ягненка, – обрадовал бека Рача. – Я позову шамана, и мы вместе посмотрим на Зилиуса. Если это он, то мы побыстрее проводим моего брата вместе с его рабом Олафом и повозкой к чертовой матери. То есть, пардон, туда, куда захочет мой брат.

– Проверяйте, – улыбнулся бек, устраиваясь на циновке поудобнее, наливая чай и подмигивая насторожившемуся Олафу.

– Но если Зилиус – не Зилиус, то мы вместе с моим смуглым братом пустим шкуру этого лжедуха на тамтамы. А раба Олафа и еще одного бледнозадого полосатого янки сожжем на костре. Мой брат доволен?

– Без проблем, – заверил Рачу бек. – Мой красноликий брат мудр, как скорпион. Зови шамана, брат мой.

Спешно разбуженный шаман явился пять минут спустя, злой и страдающий от похмелья.

– Ну, – мрачно и требовательно сказал он, присаживаясь на циновку.

Рача кратко посвятил его в курс дела.

– Брехня, – лаконично заметил шаман, напомнив беку своим проницательным умом и атеистическими взглядами его приятеля – отрядного священнослужителя Латына Игарковича. – Надо есть меньше мухоморов, смуглый наш брат. Сейчас я разбужу твоего Зилиуса, и мы вместе посмеемся над ним и твоими снами…

– Я бы не стал будить, – вкрадчиво заметил Батыр, пожимая плечами. – А смеяться не стал бы тем более… Ваше племя и так на грани вымирания. Но это дело ваше. Некто Понтий Пилат в таких случаях требовал таз с водой и умывал руки. Чистоплотный был и воды не жалел, однако.

В этот момент к Раче и шаману юркнул и, почтительно присев на корточки, начал что-то шептать молодой пронырливый индеец. До бека доносились лишь отдельные слова: «большой пожар», «зверюга в железной шкуре», «виски кончилось» и «конец питсдаунцам»…

Шаман, внимательно выслушав лазутчика, молча встал и пошел к повозке. Задержался он там недолго. Был момент, когда бек даже пожалел о выбранной тактике: шаман склонился над беспомощным Ильей, с сомнением вглядываясь в его безмятежную детскую улыбку. Но все обошлось: с наслаждением несколько раз вдохнув запах сивушного перегара, шаман вернулся к вождю явно обескураженный.

– Пардон, – встал с циновки Батыр, – одну минуту.

Он тоже сходил к повозке и вернулся к костру с бутылкой «Столичной».

– Вот, – поставил он презент на циновку. – От меня, то есть от Зилиуса. И это единственное, что удержит его в повозке, если он будет неосторожно разбужен.

Бек разлил водку по пиалам, крякнув, опустошил свою и выжидательно глянул на Рачу, шамана и Чагуку.

Первым решился шаман. Медленно, но с откровенным удовольствием он переместил содержимое пиалы в свой желудок и с достоинством занюхал рукавом.

– Вообще-то знамения были, – нерешительно заметил служитель культа. – Вчера разведчики видели в прерии восьминогих двухголовых койотов.

Между тем следом за шаманом дегустацию неземного напитка сшедшего с небес Зилиуса провели Рача и Чагука.

– Вот что, – отдышавшись, решил вождь апачей. – Смуглый брат мой отдохнет в благостной тени. А моя берет тайм-аут. Пусть мой брат погуляет по лагерю и развлечется. Вигвам с разведенными скво на той стороне рощи. А если мой брат захочет – может покидать топорик в пленного белозадого. А моя пока проведет с шаманом совет. Чагука, принеси жаркое и проводи гостя.

Бек, запахнув халат, жестом подозвал Олафа и неторопливо побрел по лагерю.

Леву он обнаружил привязанным к столбу пыток. Ноги его до колен были завалены сухим хворостом. Несчастный пан Джоповски стоял гордо и прямо. Упасть не давали веревки.

Вокруг Задова сверкали ножи и томагавки – молодые воины, красуясь, демонстрировали друг другу и восторженным индейским девушкам свое боевое искусство. Столб был весь в рубцах и засечках.

– Бледнозадый – хороший воин, – мрачно признал Чагука, недовольный тем, что его не допустили на совет вождя и шамана. – Он ни разу не застонал от страха. И даже не вспотел.

– Где вы его отловили? – осведомился бек, внимательно вглядываясь в бледное лицо друга.

– Целовался с пани Владой в тростнике, – надменно засмеялся Чагука. – А у пани Влады жених есть. Акука, сын Рачи. Надежда племени. Мой племянник. Его вчера хотели повесить, но он порвал веревки из воловьей кожи, разметал белозадых без числа голыми руками и ускакал на добытом в бою вороном мустанге.

Почтительно расступаясь перед гостем из далекой страны двугорбых мустангов, индейцы дали беку дорогу до самого огневого рубежа.

– Мой смуглый брат – великий воин, – пристально глядя в глаза беку, процедил Чагука. – Народ апачей хочет поучиться у своего брата из страны буровых умению владеть томагавком.

С этими словами индеец всучил беку пять топориков и почтительно отступил назад шагов на пять.

Растерявшийся батыр дернулся было назад, но было поздно: внимание всех присутствующих обратилось теперь исключительно на него.

– У-у-у! – протяжно завыл у столба Лева, заметив, что бек решил все-таки принять участие в племенных развлечениях.

– Мой смуглый брат – вождь вождей, – донесся до бека восхищенный шепот Чагуки. – Бледнолицая собака застонала только при виде сына Верблюда.

– У-у-у! – выл Лева сквозь наклеенный на рот пластырь из шкурки ящерицы. Он прекрасно знал, как умело обращается с топором бек, отрубивший мизинец левой ноги Баранова во время плановой заготовки дров на зиму.

Первый томагавк улетел в кусты.

– Так кидают сиу, – прокомментировал этот бросок Батыр под понимающие аплодисменты апачей, недолюбливающих соседнее племя.

Три последующих – столь же неудачных – попытки бек последовательно посвятил могиканам, гуронам и квакиутлям.

Назревал скандал.

Лева продолжал выть, когда последний топорик, просвистев совсем рядом с его головой, улетел все в те же злополучные кусты.

– Так кидают делавары, – презрительно улыбнулся Батыр, и в наступившей недоуменной тишине сделал знак Олафу.

Уступая место Олафу, Батыр высокомерно оглядел собравшихся и представил им Рыжую Бороду:

– Мой слуга и ученик. Он покажет вам, как кидает топоры мой народ азахов и…

Бек сделал драматическую паузу и закончил:

– И ваш народ апачи!!!

Над поляной повисла напряженная тишина.

– Олаф, – широко улыбаясь, тихо шепнул бек, – если ты промахнешься, нас удушат растянутым мокрым кожаным ремешком, обвязанным вокруг шеи, на солнцепеке. Меня первого, Илью последнего, а тебя – посередине.

– А Леву? – усмехаясь, протянул беку котенка Олаф.

– Задов, зараза, вывернется.

Олаф встал спиной к Задову, извлек из-за пояса топор, раскрутил его в воздухе и, не глядя на цель, метнул его лезвием в плоскости, параллельной земле.

Топор обрубил часть богатой шевелюры Задова и снес столб выше его головы.

Под гром оваций бек изящно поклонился и тут заметил в толпе встревоженное лицо Рачи.

Главный вождь апачей подчеркнуто прямой походкой приблизился к беку и вежливо осведомился:

– Я, кажется, слышал стон бледнозадой собаки?

– Да, вождь, – не скрывал своего восторженного благоговения Чагука. – Собака стонала громко.

– Это хорошо, смуглый мой брат, – отмахнулся Рача. – Но я пришел сказать, что совет слегка затягивается, и хотел узнать, нет ли у моего смуглого брата еще жидких пут для его подопечного Зилиуса. Запасных.

– Пусть мой вдумчивый краснолицый брат скажет шаману, чтобы тот взял еще одну бутылочку, – разрешил бек. – Но только осторожно, и только одну. Иначе Зилиус будет недоволен. И еще: мне только что было видение, что вождь Чагука тоже должен участвовать в вашем совете.

Рача без слов увлек за собой Чагуку, который бросил на бека исполненный благодарности взгляд и скрылся за вигвамами. Бек и Олаф, убедившись, что Леве временно ничего не грозит, продолжили экскурсию.

Обследовав ряд вигвамов и даже наскоро перекусив в одном из них, бек в конце концов неосмотрительно смело полез в самое нарядное жилище, где тут же схлопотал по физиономии.

Отскочив от входа, Батыр с изумлением заметил, как из домика вылезла сладко потягивающаяся Влада, а следом молодой индеец, голый по пояс, но решительный, как лев.

– Ой, – восторженно захлопала глазами девушка, – это же пан Батырбековский! Вот радость! Акука, поздоровайся, этот пан – земляк моего папы. А где пан Муромский?

– Пан Муромский – это пан Зилиус, – внушительно глядя в глаза девушке, заметил бек. – Он спит. И не надо пана будить. У него головка бо-бо.

– Ой, Олаф! – засмеялась Влада, бросаясь к Рыжей Бороде. – У меня такая радость! У меня свадьба в следующее воскресенье. Ой, какой котенок!

Бек и Акука, сын Рачи, внимательно глядели друг другу в глаза.

– Значит, пан Зилиус – это пан Муромский, – усмехнулся Акука Рача.

– Значит, разорвал кожаные веревки и сбежал, – отпарировал бек.

Дитя степи и сын прерий друг друга поняли.

– Что папахен? – поинтересовался Акука, натягивая на ходу футболку и сопровождая бека.

– Пьет, – осведомил нового приятеля бек.

– Разберемся, – заверил Батыра юный вождь апачей.

Спустя час повозка с Ильей, связанным Левой (эта обещанная Зилиусу потенциальная жертва обошлась беку еще в одну бутылку), сам Батыр, Олаф, котенок, Акука и Влада достигли каньона.

Акука с удивлением оглядел карусель, но расспрашивать гостей не стал и только помог Олафу устроить Илью в расписных деревянных санях.

Илья проснулся, удивленно оглядел окрестности, обещал Владе обязательно быть назавтра к свадьбе, посоветовал беку завернуть по пути в родной аул за кумысом (а заодно и выпустить там в вольное стадо измученную Пржевалку), хлопком в ладоши отпустил Сивку погулять по не тронутым цивилизацией реальностям с сочными полями и лугами, приказал Олафу развязать Леву, похмелился, заказал карусели мелодию «Кукарачи» на отлет, очень утомился и снова уснул.

Владка перецеловала всех отлетающих, в том числе и пока еще связанного Леву, и унеслась на персональной лошадке примерять подвенечный наряд.

Акука задержался, прощаясь с беком.

– Учиться тебе надо, сынок, – напутствовал жениха бек. – Учиться, учиться и учиться.

– В этой-то стране? – скептически усмехнулся Акука Рача.

– Поезжай в Европу, – посоветовал Батыр. – У меня в этой реальности в одном заведении блат есть. Приятель там дворником работает. Черкануть пару строк?

Про реальность Акука ничего не понял, но, как индеец новой формации, от протекции не отказался.

– На, – Батыр снял и протянул индейцу песочные часы, привязанные кожаным ремешком к его левому запястью. – Тут камней пара тысяч. Мелких, но точных. Прощай. Владку береги. Поезжай, не надо тут на нас смотреть. Зилиус чужих глаз не терпит.

Акука засмеялся, вскочил на коня и скрылся за поворотом дороги из каньона.

Гигантский пыльный смерч, поднятый каруселью над каньоном, был виден за много миль.

– Зилиус улетел, – флегматично заметил шаман, бережно откупоривая выкуп за Задова.

– Невестка говорила, что он обещал вернуться, – с надеждой возразил Рача, протягивая оловянную кружку.

* * *

Несколько слов о дальнейшей судьбе героев реальности «Земля-067»…

Пани Влада расписалась в мэрии с Акукой Рачей ровно через неделю, в тот же день, когда Гарри торжественно повесил Брейка. На интернациональной свадьбе гулял весь город. Польские, ирландские, итальянские, еврейские, немецкие и прочие песни не смолкали до утра. Какой-то неизвестный заезжий мужик даже сплясал камаринскую, но пока Пшимановский пытался пробиться к танцору сквозь толпу, тот уже исчез.

Зять Пшимановского Акука тайком от горожан и своего папаши припер тестю мешок золотых самородков Маккены из каньона Смерча Зилиуса, и хмурый шляхтич наконец осуществил свою Великую американскую мечту: вернулся с семьей в родную Польшу. Предъявив фамильные документы с гербом и выкупив за гроши свое родовое поместье у русского генерал-губернатора, пан Пшимановский зажил скромной жизнью околичного шляхтича, держал пасеку, гнал самогон, варил меды и до конца жизни рассылал по тамошней Российской империи запросы о поисках пана Муромского, пана Батырбековского и пана Джоповски.

Положительного ответа от имперской бюрократии он не дождался, но за три года до смерти получил посылку: фанерный ящик, набитый корчагами с медовухой, бутылками неизвестной водки и завернутым в хрустящую серебристую бумагу фунтом вяленой конины. Письма в посылке не было, но пан Пшимановский был счастлив, что старые друзья его не забыли.

Акука – по письменной протекции Батыра – поступил в Московский государственный университет имени Михайлы Ломоносова и закончил его, прослушав курс лекций по истории человечества, естествознанию и политической разведке. По распределению он попал в Вену, где дослужился до первого заместителя российского консула, а по выходе на пенсию обосновался в Варшаве, где основал Музей истории вымирающих народов. Влада сделала неплохую карьеру модели и позировала лучшим художникам. С Акукой она развелась. Детей у них не было.

Патрик на общественных началах работал скромным библиотекарем несколько месяцев, пока его единственная лошадь Барахло не разродилась двумя прекрасными жеребятами неизвестной породы. Ирландец распродал библиотеку, занялся разведением лошадей и через несколько лет стал миллионером.

В семье не без урода: деньги Патрика не испортили, тем более что большую часть доходов он переводил в Европу на валютный счет ИРА – Ирландской республиканской армии. Приятель Патрика оставался с земляком до конца жизни, имя его так и осталось неизвестным.

Сильвио Корлеоне под крышей шерифа Гарри выбился в крупнейшие поставщики оливок в штате. Позднее Сильвио переехал в Чикаго, где его след потерялся. Славный итальянец принес своей новой родине немалую пользу.

Юный Давид Кацман, открыв банк, через год прогорел, открыл еще один, опять прогорел, но, в конце концов, вспомнив завет бека: «лучше меньше, да лучше», переехал в Новый Орлеан, добился своего и разбогател. Спустя пятнадцать лет после вышеописанных событий богоугодные учреждения города Бердичева получили и успешно разворовали крупные пожертвования от неизвестного дарителя.

Гарри переизбирался шерифом еще два раза, затем переехал в Вашингтон, где и осел, зарабатывая на жизнь журналистикой. От скуки он занялся политикой, баллотировался в мэры, но не преуспел.

Что касается всех остальных питсдаунцев, то, переименовав свой город после пожара в Нью-Питс-таун, они жили счастливо и умерли в один день, а именно 4 июля 1843 года, когда от непотушенной Рокстоном VIII сигареты взорвался его завод нитроглицерина, работавший по правительственному заказу.

Судьба городского священника преподобного Муна и подслеповатого пьяницы дядюшки Тома неизвестна.

* * *

Заскочив в аул к беку, Илья, Батыр, Олаф и Лева долго там не задержались. Выставленное радушной родней бека угощение осталось практически нетронутым: настроение у соратников было тяжелое.

Лева Задов никак не мог простить неожиданной, как он полагал, измены своей возлюбленной. Он хныкал, жаловался, что никто его не любит, и даже пару раз симулировал суицид: вскрывал вены палкой вяленой конской колбасы, которую незаметно для себя и съедал.

Мрачный Олаф, утешавший Леву сакраментальной частушкой «Все бабы – бабы, мир – чудак, болейте, братцы, за „Спартак“, не был услышан: одессит, еще в детстве изменивший родному „Черноморцу“, последние полвека болел за „Динамо“.

– Не грусти, берсерк, – успокаивающе хлопал Левку по плечу Рыжая Борода. – Все устаканится.

– Может быть, – покорно соглашался Лева, но с наслаждением продолжал бередить и выставлять напоказ свои глубокие душевные раны, пока вышедший из себя Илья не посоветовал ему заткнуться.

Бек тоже едва ковырялся в плове. Во-первых, он от пуза наелся в гостях у апачей. Во-вторых, несмотря на свое восточное спокойствие и природную меланхолию, он глубоко переживал за Илью и загадочное невыполненное задание, порученное его другу.

Плохой аппетит был и у Муромца, поэтому, запив бурдюком кумыса обглоданную до костей баранью тушу, он уже через два часа вяло скомандовал «Подъем!» – и, придерживая треснувшую на животе кольчугу, тяжело побрел к карусели.

Карусель грустно сыграла «Сагу о степном аксакале», и легкий смерч, промчавшийся над долиной, унес четверку друзей к уже близкому и неотвратимому разбору полетов.

– Влипли, – заметил бек, когда карусель в непривычной тишине заметалась над островом, примеряясь к посадочной площадке. Во время торможения Батыр сумел разглядеть, что на пирсе собралась внушительного вида толпа, а на плацу перед лагерем стоит деревянное сооружение, напоминающее эшафот.

– Секир-башка, – вздохнул бек.

– А может, того, – мрачно предложил Лева, – спрячемся где-нибудь в кустах, отсидимся часок-другой? Я вам недорассказал, как со мной Владка обошлась…

– Нет, – твердо возразил Илья. – Семь бед – один ответ. Пристегнуть ремни… То есть, эта… Держись крепче.

Карусель заскрипела шестеренками, стремительно понеслась и, мягко погрузившись в песок, начала сбавлять обороты.

И грянул марш.

Из репродуктора полились хватающие за сердце, сначала тихие, а потом все более твердые и решительные слова:

От толпы встречающих отделился Баранов в форме, при кортике и полном параде, а также сияющий Хохел в неуставных вышитых погонах прапорщика. Запрыгнув на помост еще не остановившейся толком карусели, они подхватили под руки Олафа, тут же увлекли его на землю и в окружении гомонящих коллег повели в отряд. На Илью Баранов даже не глянул.

У карусели остался один лишь Скуратов.

– Пять секунд опоздания, – весело заметил Малюта, пожимая руку Илье и приветствуя Батыра с Левой. – Встречный ветер?

– Разница в часовых поясах, – уточнил осторожный бек. Там у них до двенадцати ноль-ноль еще о-го-го!..

– Хорошая версия, – покладисто одобрил Скуратов, принюхиваясь. – Советую вам и придерживаться ее, когда Баранов начнет ныть. Он тут испереживался весь, несчастный.

Карусель продолжала греметь:

– Чего переживать-то? – соскакивая со слоника, гнусаво заныл Задов. – Вот у меня, товарищ Скуратов, действительно трагедия…

– Это верно, – согласился Малюта. – Чего переживать? Я так ему и сказал: не переживай, Баранов. Найдет Илья вашего Олафа и аккурат к митингу и привезет…

– К митингу? – уточнил Батыр, приглядываясь к расцветающим над лесом праздничным фейерверкам.

– Ну да, – усмехнулся Скуратов. – Сюрприз. Тут у нас гости из главка и Норвегии. Сам председатель имперского комитета ветеранов прилетел. Речугу толкнет! Будет на плацу вручать Олафу орден. Награда нашла героя, называется. Следопыты в главке отыскали эту челобитную наградную. Сколь лет пропылилась челобитная, а нашлась, родная. Так-то! Никто не забыт и ничто не забыто! Вас это, кстати, тоже касается…

– В смысле наград? – оживился Лева.

– В смысле дебоша, – пояснил Малюта и одобрительно хмыкнул. – «Коровьи джедаи» полчаса назад прислали официальный протест. Говорят, что вы в какой-то там местной реальности полгорода у них спалили. Владимиров по случаю праздника даже разбираться не стал, а ноту под сукно сунул, в долгий ящик. А может, и сжег ненароком, по привычке. Короче, дело закрыто, спите спокойно. Только вот что, Илюша: с бека и Задова за опоздание спроса нет, а ты… того. У тебя же отпуск, кажись. Так вот, на тебе отпускной и вали отсюда на недельку-другую. Есть где отсидеться?

– Есть, – секунду подумав, согласился Илья. – Меня тут на свадьбу пригласили.

Он протянул руку за пергаментом с печатями и гербом, но Малюта вцепился в отпускной лист крепко.

– А ты, часом, ничего не забыл?

Илья помедлил, затем протянул Скуратову звякнувшую авоську и проворчал:

– Последнее даже Хохел не берет, жмот ты старый.

– Да я вообще-то не об этом, – засмеялся Малюта, но авоську не отдал. – Ладно, будем считать, что проставился. Слушай, Тимофеевич, тебя Владимиров разве не просил значок какой-нибудь эксклюзивный привезти? Для ветерана из главка. Дедок – коллекционер страстный.

– У бека, – хмуро буркнул Илья, возвращаясь в расписные сани, и тихо cказал карусели: – Побыстрее, милая. Душа горит.

И карусель заиграла свадебный марш Мендельсона, кружась в стремительном вихре.

Глава 5 НОЧНОЙ ДЕСАНТ

Задов скучал, облокотившись на шлагбаум заставы. В наряд по контрольно-пропускному пункту он заступил на пару с Хохелом. До полуденной жары было еще далеко, со стороны моря налетал свежий ветерок, ласково шевеля роскошный чуб, торчавший из-под каракулевой кубанки с малиновым верхом. Этот чуб, почти полностью прикрывавший правый глаз, был предметом особой гордости Задова и придавал ему лихой и бесшабашный вид. Хохел же отпросился у Левы, как у старшего по КПП, смотаться на пару часов в Лукоморье по своим делишкам. Лева согласился с легким сердцем и одним условием: у него закончилось курево, и Щирый должен был прикупить кисет табачку. О папиросах Лева даже не мечтал: до ярмарки оставалось еще два месяца. При определенной доле везения можно было разжиться куревом по сносной цене у заезжих купцов из Укляндии. Хохел клятвенно обещал приложить все силы. Неожиданных проверок по службе на заставе давно не опасались, и Задов безмятежно ждал напарника.

На тот день заместитель командира по высокому моральному духу объявил коллективный поход на рыбалку в целях сплочения коллектива. Больше всех радовался штабс-капитан Нестеров. Он взял напрокат у подводников острогу для охоты на акул.

Задова и Хохела немедленно определили во внеочередной наряд по заставе. Несмотря на вредный и скандальный характер, оба не возражали, а в душе были даже рады: дети земли, они несколько опасались и сторонились авиатора.

Задов вывернул карманы бриджей. Жалких табачных крошек не хватило бы на затяжку и карлику. Лева вздохнул и вслух сказал: «Эх, курнуть бы!» В ответ послышалось: «Налетай! Покупай! Не проходи мимо, честной народ!» Задов осторожно посмотрел на небо. Солнце только карабкалось по небосводу, до полудня было еще далеко. Огляделся вокруг: никакого народа вблизи не наблюдалось, а уж честного тем более.

Голос не унимался: «Минздрав реальности не врет – отечественные сорта табака полезны круглый год». Лева заглянул за будку. Перед ним стоял коробейник с огромным лотком, с широким кожаным ремнем через плечо. Задов ахнул и даже не поинтересовался, откуда взялся офеня. На лотке лежали открытые пачки с папиросами, ровными рядками стояли разномастные баночки с табаком, лежали листы разноцветной бумаги для самокруток. На откинутой крышке были закреплены проволокой трубки и мундштуки на любой вкус из дерева, кости и морской пенки.

Задов сунул руку в карман и тяжко вздохнул. Ничего, кроме гнутой пивной пробки, пальцы не нащупали. На днях он отмечал день ангела в офицерском кафе, а прослыть жлобом в отряде страшились все, кроме Хохела.

– У вас сегодня счастливый день, – не унимался коробейник, выставив вперед ногу в щегольском новом лапте. – Наш приказчик проводит бесплатную акцию: можно взять по одной штуке товара бесплатно, а то, что придется по вкусу, потом можно будет купить со скидкой, – он поднял указательный палец. – Не лаптем щи хлебаем, идем в ногу с цивилизованным миром.

«Вот свезло так свезло», – пронеслись мысли в голове под каракулевой кубанкой.

Лева достал пустой портсигар и, щелкнув крышкой, произнес через губу, напуская равнодушный вид:

– Показывай товар, купчина.

Было видно, что такое обращение польстило простому коробейнику, и он с жаром начал расхваливать товар.

– Папиросы «Беломорканал».

– Боже упаси! – Леву аж передернуло от нахлынувших воспоминаний. На стройке века ему пришлось изрядно потрудиться: валить лобзиком вековые ели.

– «Герцеговина Флор»? – ничуть не смутившись, продолжил коробейник.

Первые папиросы легли в портсигар. Лева зацепил ногтем парочку, вслед за ними отправилась коричневая англицкая пахитоса «Питер».

– Рекомендую сигаретку без фильтра «Аврора», – доверительно произнес продавец. – Не забудьте душистый турецкий табачок попробовать – «Грезы Востока».

Леву долго упрашивать не пришлось. Последней в портсигар еле влезла папироса с нарисованным на бумаге синим парашютом. Такую татуировку он видел у командира на плече, когда парились в бане. Задов с сожалением захлопнул портсигар, полный под завязку.

– Настоящего ценителя сразу видно. – Коробейник чуть заметно усмехнулся в бороду. – Походный кальян не нужен? О-ч-чень скрашивает одиночество в пустыне, – и указал на маленькую стеклянную колбу с коротким шлангом, в которой клубился ядовитый зеленый дымок.

Но Лева не отводил горящих глаз от трубок. Ему очень хотелось наладить контакт с командиром немецкой субмарины капитан-лейтенантом Отто Вендтом, утерянный после совместного похода к острову Безымянный. У Левы было хобби – коллекционировать чужие вещи повышенной ценности. Он справедливо полагал, что дорогое и ценное нормальный человек без присмотра не оставит. Поэтому именной кортик и цейссовский бинокль возвращать не собирался, а законтачить было нужно. Морякам появляться на берегу было строго запрещено, что не мешало им, однако, постоянно находиться под градусом. Задову тоже хотелось припасть к таинственному источнику огненной воды. Нужен был повод для примирения.

– А трубочки для настоящего моряка не найдется? – осведомился он.

– Морские волки предпочитают короткие трубки-носогрейки. – Коробейник снял с фиксатора темную короткую трубочку из верескового корня и протянул Задову вместе с маленькой железной коробочкой. – Это табак «Тропик Козерога». Специально для тех, кто бороздит моря и океаны. А это – лично от меня. Так сказать, презент! – Он протянул Леве внушительного размера сигару в алюминиевом футляре. – Настоящая кубинская. Свернута по спецзаказу.

Задов все засунул в бездонные карманы бриджей. С чувством произнес:

– Ну удружил. Спасибо! Как с табачком определюсь, сразу у тебя отоварюсь. Как найти тебя?

– Я сам приду. Не ищи. Волка ноги кормят, под лежачий камень вода не течет… Надо как-то товар продвигать, – с этими словами коробейник захлопнул крышку и зашагал в сторону Лукоморья, увязая лаптями в песке.

Проводив взглядом удаляющуюся фигуру, Задов щелкнул портсигаром и наугад выбрал аглицкую душистую пахитоску «Питер». Чиркнув спичкой, он прикурил и глубоко затянулся. Измученный никотиновым голодом организм отозвался приятным головокружением. Благодушное умиротворение охватило Леву, захотелось с кем-нибудь пообщаться. Вокруг были только песчаные дюны, сторожка и опостылевший шлагбаум. Выпустив дым через ноздри, Лева пожаловался своей тени: «Скучно мне здесь». Неожиданно тень ответила:

– Наконец-то на меня обратили внимание! А мне, думаешь, с тобой не скучно? Только ночью от тебя отдыхаю. Думаешь, в том мои мечты, чтоб меня ногами топтали день-деньской?

Задов поперхнулся дымом и надсадно закашлялся. От кашля и удивления глаза у него поползли на лоб. Разговор из любопытства он решил поддержать.

– И кем бы вы хотели быть, су-су-сударыня? – С тенью, даже собственной, он разговаривал впервые и решил быть вежливым.

– Мне кажется, мое предназначение – быть художником. Черный цвет такой насыщенный! Оттенки его безграничны.

– А тебя никто не держит! Лети отсюда. – Задов надулся и отвернулся от скандальной собеседницы, задетый тем, что его неотъемлемая с рождения часть выражает недовольство хозяином.

Через минуту, скосив глаза, он обнаружил, что его тень исчезла. Он прикурил от почти скуренной папиросы вторую. Английский табак был действительно хорош. Сделав пару затяжек, Лева услышал за спиной деликатное покашливание. Он обернулся на звук и чуть не выронил от удивления папиросу. Тень вернулась, она была намного больше. На голове у нее красовалась широкополая шляпа, в одной руке она держала малярную кисть, в другой – бутылку. Лева потрогал голову. На голове он нащупал неизменную кубанку, но отбрасываемая тень была в шляпе. Возвращенка без тени раскаяния начала ныть и жаловаться:

– Эти подмастерья никогда не поймут настоящего мастера. Не нравятся им мои черные картины! Жизни в них, говорят, нет. А кто сказал, что я рисую жизнь?

Беседу Задов не поддержал. Повертел в руках недокуренную папиросу и щелчком отбросил в сторону. «Пришло время бросить курить», – подумал Лева и вышел на солнце, оно уже было в зените. Задов стал к солнцу так, что отбрасываемая тень стала поменьше. Непризнанная художница без устали продолжала ныть и жаловаться. Лева стал напевать песенку, тень стала подпевать. Задов перестал петь и, насупившись, начал считать песчинки в ближайшем бархане.

За этим занятием его застал Хохел, вернувшийся из Лукоморья. По его лицу блуждала довольная улыбка. Все намеченные делишки он успел провернуть. На подходе он заорал:

– Лева! Я тебе настоящей моршанской махорочки прикупил. Папирос в городе днем с огнем не сыщешь. Надо ждать ярмарку.

– Не курю! – буркнул Задов и, сославшись на какие-то пяточные колики, двинулся в отряд, оставив на заставе Хохела за старшего.

Щирый проводил его недоумевающим взглядом. Какой-то Лева был не такой, да и тень у него была странная: она скользила по песку то слева, то справа от него, иногда забегала вперед. А, это же от больных пяток походка такая… В конце концов Хохел перестал ломать голову, сел на скамеечку у шлагбаума и достал кулек с семечками.

В отряде уже все вернулись с рыбалки, так ничего и не поймав, и разбрелись по своим делам. Задов нашел в курилке одного Батыра. Лева протянул ему портсигар, на крышке которого красовался вензель в виде буквы «N» с императорской короной из разноцветной эмали сверху.

Бек вообще-то не курил, но любую халяву считал благосклонностью степных богов. И в этот раз Батыр не посмел отказаться от дара небес. Задов же, поминутно оглядываясь на присмиревшую тень, отправился к берегу, на ходу извлекая из кармана кубинскую сигару. По пути он заскочил на почту. Вложив алюминиевый цилиндр в березовый туесок, он надолго задумался над адресом. В конце концов Лева написал: «Америка. Научно-исследовательский центр имени Стивена Кинга. Агенту Смиту». Зачеркнул слово «агенту» и дописал: «Просто Смиту». Удовлетворенный точностью и лаконичностью адреса, Лева двинулся в сторону берега, где у причала ошвартовалась громадина субмарины.

Увидев Задова, вахтенный матрос молча заступил ему дорогу на сходни. Вызвать капитана, а тем более пропустить Леву на подводную лодку матрос категорически отказался, ссылаясь на приказ. Трубку и табак, впрочем, взял и пообещал передать, как только его сменят на посту. Лева хотел вручить презент командиру лично, но топтаться у трапа не позволяла гордость. Вахтенный угрюмым взглядом проводил Леву, пока тот не скрылся из виду, и на всякий случай пересчитал многопудовые швартовые тумбы. Обе были на месте. После совместного морского похода немецкие подводники от герра Задова ничего хорошего не ждали.

К этому времени Батыр уже сумел открыть портсигар. Человеческий разум одержал верх над хитрой коробочкой – надо было поднять ногтем крышку. Бек выбрал из разнокалиберных папирос одну, покрытую загадочной арабской вязью. Плавные линии сложились в название «Грезы Востока», затем, хитро свиваясь, изображали всадника с пикой в руке. Бек огляделся в поисках огонька. В курилке всегда лежало громоздкое огниво. Из-за размеров, точнее безразмерности, его не умыкнули. Чиркнув рашпилем по кремню, Бек с первого раза зажег веревку-фитиль, раздул и прикурил от него папиросу.

После первой затяжки Беку пахнуло в лицо степным ветром, наполненным запахом разнотравья с терпкой нотой табуна. Он затянулся поглубже. Ближайшая к курилке самодельная клумба была обложена для декора булыжниками. Сквозь табачный дым со стороны клумбы послышались знакомые голоса. Небо! Камни звали Батыра к себе. Он в несколько прыжков подскочил к клумбе и опустился на колени. Бек выворачивал булыжники из земли, и подносил к лицу, и говорил с ними. Он узнавал воинов своего джуза, с которыми по молодости и дури увязался в походна Бухару. Назад он вернулся один, потому что проспал сигнал атаки. Он поднимал камни и говорил с ними, и камни отвечали ему.

Мимо проходил Дзержинский и, поглядев на Бека, подумал: «Молодец! Хоть кто-то следит за цветами, облагораживает клумбы». Феликс любил цветы и равноправие, больше ничто не трогало его горячее сердце в этой реальности. Он зашел в курилку, увитую диким плющом. Хоть какая-то защита от палящего солнца… Узрев блестящий портсигар, Феликс быстро вытащил наугад папиросу и прикурил, чиркнув спичкой о полустертую грань коробка, извлеченного из кармана галифе. Вдоль белого бумажного мундштука шла красная надпись «Аврора».

Приятный полумрак курилки расслаблял, пытаясь притупить бдительность. На столик с портсигаром упала зыбкая тень. Отодвинув стебли плюща, в проеме арки встал человек в кепочке и жилетке, застегнутой на все пуговицы. Он лукаво улыбнулся в бородку и, прищурив глазки и знакомо грассируя, произнес:

– Здравствуйте, батенька! Архижарко сегодня!

Железный Феликс окаменел, но, будучи человеком вежливым, ответил:

– Добрый день вам! Наденьке низкий поклон передавайте. – Сидя на скамейке, Дзержинский склонился и рукой коснулся земли.

– Непременно.

Разогнулся Дзержинский только тогда, когда окурок прижег пальцы.

Воровато оглядевшись по сторонам, он перевел дух. Никого не было, только Батыр продолжал выдергивать из земли камни и складывать в пирамидку, вытирая рукавом халата. Дрожащими пальцами Феликс нащупал в портсигаре новую папиросу и закурил. На ней – уже черным шрифтом – было написано: «Герцеговина Флор». Находясь в полном сознании, он быстро сделал несколько глубоких затяжек. «Действительно, архижарко, – смущаясь неизвестно чего, подумал он. – Надо почаще выбираться из подвала на свежий воздух».

В дальнем углу курилки раздалось тихое покашливание, и голос с грузинским акцентом произнес: «Слышь, чахоточный! Ты бы поаккуратней баловался с анархистским табачком, так и до левого уклона недалеко. Да и до беды тоже!»

Дзержинский даже не повернул голову на голос. В мозгу пронеслось: «Коба! Они иногда возвращаются!» Скомкав горящую папиросу в кулаке и не обращая внимания на боль, Феликс помчался к штабу. Перепрыгивая через ступеньки и грохоча сапогами, он, как революционный вихрь, ворвался в кабинет командира отряда с криком: «Я видел Ленина!»

– Тише! – зло процедил Владимиров. В руке у него была тоненькая кисточка с каплей краски. Оловянного солдатика он успел спрятать в потайное отделение стола. Кивер драгуна опять не удалось докрасить.

– Я видел Ленина! – еще громче проорал Дзержинский.

– Тихо! – теперь орал командир. – Я тоже видел Ленина! Нас курсантами выводили почтить память вождя в эту… пирамиду… гробницу. – Владимиров досадливо щелкнул пальцами. – Во! В Мавзолее, в хрустальном гробу, я его видел!

– Он сейчас был в курилке! Живее всех живых!

Владимиров подскочил к окну и рывком раздернул тяжелые бархатные шторы. В беседке сидел человек в полувоенном френче, с вислыми рыжими усами и дымил изогнутой трубкой. Почувствовав на себе взгляд, он поднял изрытое оспинами лицо и с прищуром посмотрел на командира. Желтые рысьи глаза заглянули Владимирову прямо в сердце. По лицу человека в курилке мелькнуло подобие усмешки. Он выпустил несколько колечек дыма.

Владимиров резко задернул шторы и шепотом сказал:

– Ленина там нет! – Потом осторожно отодвинул край шторы и посмотрел одним глазом. В беседке-курилке было пусто. – Там никого нет!

Владимиров подскочил к другому окну и протер глаза. По плацу шел Батыр, сгибаясь под тяжестью камней, зажатых в руках. Он горячо в чем-то оправдывался перед ними. Следом за беком брела группа прозрачных узкоглазых воинов в изрубленных доспехах. Даже издалека было видно, что они костерили Батыра почем зря. С каждым шагом они становились все призрачнее. На глазах истончались, превращаясь в клубы дыма.

Потрясенный Владимиров обернулся и, оглядев Дзержинского, спросил, принюхиваясь:

– Паленым пахнет! Что это у вас из кулака дым идет? Натерли чем-то?

– А-а-а! – страшно закричал Дзержинский, разжав кулак. На пол упал смятый, еще дымящийся окурок. Феликс тряс рукой и всей пятерней пытался подержаться за мочку уха. Получалось плохо.

Командир склонился над тлеющим бычком и, широко раздувая ноздри, принюхался. Сладковатый запах напомнил Владимирову афганские дуканы. Там в ходу был такой же дурман-табак, но к этому примешивались посторонние, ни на что не похожие запахи. Командир поспешно затоптал окурок и скомандовал:

– Скуратова ко мне!

* * *

В кабинет командира в резко распахнувшуюся дверь влетел Задов. За ним прошел Скуратов, препроводивший Леву к столу ласковым тычком кулака. Вошли они без Дзержинского. Тот заперся в своей отдельной каморке подземелья, объявив, что свежий воздух вреден для его здоровья. Замыкал шествие Кузнецов. Сегодня он был дежурным по отряду. Раскрыв портсигар, Малюта положил его на стол Владимирову со словами:

– Вещественные доказательства! Раньше на Руси за табакокурение рвали ноздри раскаленными щипцами и били батогами.

Лева закрыл нос руками и горячо сообщил:

– Я больше не курю. Бросил.

– Как выглядел коробейник? Приметы? Думай быстрее, – отрывисто бросил Николай и прибавил несколько шипящих немецких слов.

Все уставились на Леву.

– Я не могу думать, когда на меня так смотрят, – прогундосил Задов, не отрывая ладони от лица. К словам Скуратова все относились серьезно, даже если он выражался иносказательно и шутливо…

– Обычный торгаш! На щеке синяя родинка под глазом, в виде слезинки, – вспомнил Задов.

– Акакий! – захохотал Малюта и пояснил: – Вредитель-любитель. Творческая личность, пакостит исключительно из любви к искусству. Почетный председатель жюри запрещенного конкурса Подлянок. В нескольких реальностях объявлен в розыск. Как перемещается – неизвестно. Самородок! – уважительно продолжил Скуратов. – Потолковать бы с ним накоротке, только теперь ищи-свищи!..

– Кого еще облагодетельствовать задарма успел? – спросил Леву командир, выуживая из портсигара папиросу с голубой эмблемой воздушно-десантных войск.

– Капитану подлодки трубочку с табачком «Тропик Козерога» через вахтенного матроса передал, – четко, без запинки, отрапортовал Задов, наконец отняв руки от лица. О сигаре, отправленной в Америку, он благоразумно решил умолчать. Все равно почта работала из рук вон плохо. Авось скурят по дороге…

Владимиров в раздумье произнес:

– Баранов докладывает, что все подводники постоянно находятся в подпитии. На берег им сход запрещен? Запрещен, в том числе и капитану, а тут еще табачок подвалил. Откуда спиртное только берут?!

– В трезвом состоянии тяжело командовать мертвым экипажем. Даже если это твои боевые товарищи, – произнес Кузнецов.

– Субординация на субмарине не нарушается, – доложил Скуратов. – Офицеры пьют в кают-компании, нижние чины – отдельно. – Малюта как всегда был в курсе.

– Да самогонку они гонят! Собрали аппарат и гонят, – завистливо ляпнул Задов и прикусил язык. Стукачество атеист Лева считал смертным грехом.

Кузнецов только хмыкнул. Малюта одобрительно кивнул. Владимиров снял телефонную трубку и, подув в мембрану, сказал:

– Соедините с капитаном подлодки.

– Капитан-лейтенант Вендт! Слушаю! – тотчас раздался голос немца, как будто он находился рядом с телефоном.

– Э-э-э, что вы можете сказать, капитан… – спросил Владимиров и замолчал. Словесные экспромты получались у него хуже, чем действия в боевой обстановке.

– Как-то раз в Карибском море захватили мы фрегат! – без паузы раздалось из телефонной трубки.

«Логично, – проникся уважением к подводнику командир отряда. – Какой вопрос, такой ответ».

– По-моему, он уже пыхнул трубочкой! – объявил Владимиров.

– Бека и Баранова ко мне! Идем на подводную лодку. Проведаем камрадов, заодно и проинспектируем.

Скуратов кивнул и указал Леве глазами на дверь. Задов опрометью бросился вызывать заместителя командира отряда по высокому моральному духу.

* * *

Инспекция по проверке субмарины во главе с командиром отряда вышла из штаба и двинулась в сторону берега. Скоро показался причал с пришвартованной к нему бронированной громадой субмарины, похожей на спящего кашалота. Дорогу им перебежал большой краб, кативший перед собой кокосовый орех. Пальмовый воришка боком двигался в сторону моря, где прибой безостановочно набегал на прибрежный песок. Когда инспекция подошла к подлодке, вахтенный уже успел вызвать капитана. Отто Вендт поправил фуражку и собирался отдать рапорт, когда все поднимутся на борт.

Последним по сходням поднимался Баранов. Неожиданно конец сходней, закрепленных на борту субмарины, сорвался и рухнул в воду – вместе с заммордухом. Баранов попытался уцепиться за проклепанный борт и вскарабкаться на подлодку, но руки его скользили по броне беспомощными движениями щенка, скребущегося в дверь. Баранов судорожно дергался в морской воде среди окурков и радужных пятен солярки. Компанию ему составляла пара дохлых рыб. Они лениво толкались белыми вздувшимися брюхами о борт и лицо Александра Михайловича.

– Человек за бортом! – рявкнул капитан-лейтенант и, ухмыльнувшись, доверительно сообщил командиру отряда: – С нашим наблюдателем от национал-социалистической партии приключилась такая же история.

– Утонул? – с надеждой спросил Батыр.

– Нет, мой адмирал. Оно не тонут, – ответил подводник с сильным акцентом на неожиданно испортившемся русском языке.

Вахтенный матрос притащил багор и попытался протянуть его барахтающемуся за бортом Баранову. Бек вырвал древко из рук моряка и, хищно прищурившись, проверил остроту крюка. Затем резкими тычками Батыр приступил к спасению заместителя по высокому моральному духу. Баранов отчаянно уворачивался от багра. Операция помощи на водах затягивалась. Острый багор мелькал все ближе к голове спасаемого. Заммордух вспомнил: «Спасение утопающих зависит исключительно от них». Он глубоко вздохнул, набрав в легкие побольше воздуха, и длинным чемпионским нырком отправился под сваи причала. Через минуту его можно было видеть плывущим к берегу.

– Я же говорил: оно не тонут, – сказал немец, стараясь говорить в сторону. От него ощутимо несло перегаром.

Батыр разочарованно отдал багор вахтенному.

– Показывай давай, веди! – На подлодке он чувствовал себя уже намного уверенней. – Посмотрим, как ты мою каюту оборудовал.

Капитан лихо козырнул, и все вместе они двинулись по палубному обрешетнику к прямоугольнику рубки. На подлодке кипела работа. На корме сидел боцман и вязал шарфы для команды из длинных бурых водорослей. Спицы так и мелькали в его руках. Черный сто миллиметровый ствол орудия чистили огромным ершиком трое матросов. Перед этим они густо смазали машинным маслом его станину. Комендоры скользили, падали, матерились, но упорно продолжали работу. Флотское безумие было в полном разгаре. Батыр ткнул в их сторону оттопыренным мизинцем и одобрительно буркнул, обращаясь к капитану:

– Поощрить, короче!

– Докладываю голосом! – собравшись с духом, начал капитан подлодки. – Ночью акустик слышал слабые шумы винтов субмарины класса «малютка» на траверзе. Прослушивались нечетко и недолго, быстро стихли.

– Почему сразу не доложили? – Командир отряда начал закипать. – В этом море только ваше судно имеет двигатель.

– Сход на берег команде запрещен. Телефон, который нам выдал герр Хохел, лишен наборного диска. Связь односторонняя, герр командир. Как в походе.

Владимиров скрипнул зубами и спросил:

– А ваш акустик закусывает? Ему ничего не померещилось?

Отто Вендт с обидой в голосе ответил:

– Он по шуму винтов определяет тип любого судна. Образование у нашего гидроакустика не ахти какое, всего восемь классов – во время войны призывали всех подряд, – но терпения и сообразительности у него хватит на троих. Ганс сутками сидит у приборов и буквально влюблен в свое дело. Надо отдать ему должное: добился многого, виртуозный слухач. Обычный, нетренированный слух мало чего различит в шуме моря. Для него все сливается: шелест, треск, свист разных тонов, глухие и звонкие удары – будто настраивается духовой оркестр. У Ганса все шумы разложены по полочкам. Услышит в наушниках, будто бумага рвется, сразу определит: это волна ложится на песок берега, а если словно кто-то раздирает лист картона – это волна бьется о борт корабля. На близком расстоянии наш слухач может услышать топот ног по палубе чужого судна, звон упавшей на камбузе тарелки. Я не преувеличиваю: наш гидроакустик – один из самых популярных и уважаемых матросов на корабле… – Тут капитан перевел дух и пригласил гостей в кают-компанию.

Внутрь подлодки вел трап. Внизу на первый взгляд было не развернуться. Все инстинктивно пригнулись, пробираясь в стальное нутро. Тусклые лампочки освещали трубы, переборки, пучки проводов. Первым, нащупывая ногой стальные перекладины, спустился капитан. За ним осторожно последовали остальные.

Скоро они стояли в узком, тесном, забитом трубами, маховиками и разными механизмами отсеке. В носовой части отсека были установлены три стальных цилиндра. Затворы торпедных аппаратов напоминали величиной и формой огромные крышки от кастрюль. Над полом на стальных направляющих рельсах покоились две торпеды. Направляющие блестели свежей смазкой. На стальных боках торпед белой краской готическим шрифтом шли надписи: «Привет от великого Батыра – властелина морской бездны» и «За Лукоморье!»

Бек благосклонно хмыкнул. Владимиров и Малюта переглянулись. Капитан субмарины ласково погладил одну из стальных хищниц и задумчиво произнес:

– Это «крапивник», самонаводящийся на цель. От этой торпеды нет спасения на море и на суше – в пределах полосы прибоя.

Узкий проход вел в недра лодки. По бокам на цепях висели койки матросов; внизу, в специальных креплениях, размещались знакомые торпеды. Над тюфяками виднелись фотографии – все более чем откровенные. Воздух в подлодке был спертым, но его перебивал запах, который ни с чем нельзя было перепутать. Устойчивый запах самогона, настоящего первача. То ли лодка проветривалась недостаточно, то ли самогонный перегонный заводик работал на полную мощность.

– Где остальная команда? – поинтересовался Скуратов.

– Полдничают на камбузе, согласно распорядку дня, – помявшись, ответил капитан.

Владимиров посмотрел на часы и удивленно поднял брови: стрелки показывали час дня.

– Не рановато?

Капитан-лейтенант сделал вид, что не расслышал. Пригибаясь, они осторожно двинулись дальше, то и дело ныряя под какие-то трубы. Люди словно вползали в глотку громадного стального зверя. Казалось, переборки медленно смыкаются вокруг них. Наконец они дошли до отсека гидроакустика. Под потолком переплетались трубы, шланги, торчали разные рычаги и ручки. Мерцали датчики и циферблаты. Посреди рубки, окруженный механизмами и приборами с двигающимися стрелками, стоял стол. Оборудованием было забито все вокруг, бесчисленные ряды кнопок весело мигали. Владимиров вспомнил детство, елочные гирлянды, далекий город – и вдруг почему-то призывной пункт и стриженных под машинку сверстников. Почему призывной пункт?.. Ах да, запах самогона, сивуха!

Кроме оборудования в отсеке был матрос. Гидроакустик – гордость капитана и один из лучших членов экипажа субмарины – нес бессменную вахту. На металлическом столе стоял громоздкий прибор, от него шли проводки, с которых свисали наушники. Рядом лежал опрокинутый стул. Слухач стоял рядом со столом на коленях, положив голову на стол, и громко храпел. Рядом с ним на полу находилась огромная бутылка, наполовину полная мутной жидкости.

– Может, у него терпения и сообразительности действительно на троих, – сказал уважительно Скуратов и поднял с пола бутыль, – но пьет он за пятерых, да к тому же и не закусывает. Это уже ни в какие ворота не лезет!

– Ганс не железный, он тоже должен отдыхать! – начал оправдываться капитан-лейтенант. – А закусывать нечем. Герр Хохел поставил нам просроченные консервы. Банки так вздулись, что их опасно открывать. Одну проткнули – весь камбуз потом сутки драили. Кусок в горло не лезет – пусть сам их жрет. Еще он привез несколько мешков сахара и бочонок бараньего жира. Наш кок – на все руки мастер, но из сахара у него получается всего два блюда: леденцы и вот это… – капитан субмарины рукой указал на бутылку.

Владимиров посмотрел на Скуратова.

– Все съест! До последней баночки! – заверил командира Малюта, нехорошо улыбнувшись. – Еще и добавки просить станет.

Пригласительный билет на банкет в скуратовский подвал Хохелу был обеспечен.

Все молчали – каждый о своем, но дружно. Обстановку разрядил скрежет железа. В металлической переборке открылся люк, и в гидроакустический отсек вошел кок в белом колпаке с подносом, уставленным вместительными железными кружками.

– Господин капитан-лейтенант, – обратился повелитель сковородок, кастрюль и змеевиков, – обед готов!

– Обедать! – не без удовольствия проговорил Батыр и потер ладошки. При этих словах акустик храпеть перестал, но не проснулся.

– Чем богаты! – развел руками Отто.

Обедали стоя, не сходя со своих мест. Кок с подносом обошел всех присутствующих; все замерли с кружками в руках, выжидательно смотря на командира отряда.

– Приятного аппетита! – наконец выдавил из себя Владимиров и первым осушил свою кружку залпом. Его примеру последовали остальные.

– Настоящий боевой обед! – крякнул Скуратов и занюхал его кончиком бороды.

Кок расцвел и скромно спросил:

– Вам понравилось?

– Действительно вкусно! – согласился Малюта.

– Добавки?! – встрепенулся кок.

– А-атс-тавить! – скомандовал Владимиров. Его начинало штормить.

– По-моему, обед обычный, – подал голос акустик, не открывая глаз. – В приличном ресторане его бы постеснялись подавать… – Он снова захрапел.

– Там варят не из сахара, – возразил капитан, немало обрадованный новым направлением разговора. Он почувствовал, что сгущавшиеся над его головой тучи рассеялись.

– И без болтов. – Батыр вытащил из своей кружки стальной болт. Он облизал его и скривился. – Что это такое? – Вид у бека был суровый.

Владимиров засмеялся. Ему стало хорошо на душе и легко на сердце.

– Почему обед варите с болтами? – строго спросил капитан кока.

– Во-от он где! – расплылся в улыбке кок. – Это же от компрессора. Вот боцман обрадуется! Он его искал, искал… Когда мы на проклятый риф наскочили, тот, который нас чуть не утопил. Как шибануло! Мы искали, искали, а он, оказывается, в кастрюле валялся… Вот хорошо, а то компрессор водорослями подвязали, работает, но… А болт чистый был, господин капитан-лейтенант! Боцман сам во время приборок все машинным маслом смазывает. От него в обед грязь попасть не могла… ну, если смазка там.

– В следующий раз все болты смазывать бараньим жиром, – приказал Батыр. – Кока тоже в приказ. Поощрить.

– Какой компрессор? Какой болт? А где запасные части? Компрессор – это же важный механизм, а они… водорослями! – завелся Владимиров. Он вопрошал уже двух капитан-лейтенантов, стоящих перед ним.

Близнецы, синхронно открывая рты, ответили, что рапорт на запчасти зампотылу они подали сразу же по возвращении из похода.

Тут кок принес добавки: повторение обеда и леденцы – сахарные черепа на палочках. Потом командир отряда посетил камбуз и за минуту демонтировал маленький перегонный заводик при помощи большой кувалды. На этом инспекция субмарины и личного состава экипажа закончилась. Поддерживаемый Скуратовым командир сошел на берег по восстановленным сходням. Остров качался под ногами. Бек остался на субмарине со словами: «Пока в море слышен шум чужих винтов, Батыр не оставит камрадов». Сочно облобызав по очереди всех троих капитан-лейтенантов, бек рухнул рядом с акустиком. Его отнесли в персональную каюту.

Капитан лодки после проводов заглянул в отсек и сказал акустику, свернувшемуся калачиком под столом:

– Ганс! Как услышишь что-то подозрительное, сразу же с докладом ко мне.

– Есть, командир! – ответил акустик, не открывая глаз, и поудобнее устроился на стальном полу.

Отто побрел к себе в каюту. Его швыряло от переборки к переборке. На море стоял полный штиль. До ужина было далеко.

* * *

По круглому диску луны – волчьего солнышка – плыли облака. Они кружились вокруг нее в безумном хороводе и складывались в картины одна страшнее другой. Наступило полнолуние.

На берегу, в комнате дежурного по отряду, одиноко горел огонек. По боку субмарины мерно шлепали волны. Вахтенный офицер стоял, опираясь на леерное ограждение, подставляя лицо лунному светилу. Неожиданно из переговорной трубы раздался голос:

– Докладывает гидроакустический пост: четко прослушиваются шумы винтов, предположительно десантных барж.

– Ты поужинал, Ганс? – скептически спросил вахтенный офицер.

– Виноват! Проспал я ужин! – грустно отозвался болезненный трезвый голос из переговорного отверстия.

Выпучив глаза, офицер скатился кубарем по трапу и, едва достигнув сердца подлодки – центрального отсека – припечатал ладонью кнопку тревоги. По субмарине заметались звуки сирены.

По лодке засновали подводники, занимая посты в отсеках согласно боевому расписанию. Капитан ворвался в каюту к Батыру, на ходу застегивая пуговицы черного кителя. Он бесцеремонно начал трясти командующего военно-морскими силами.

Бек, не открывая глаза, поднялся в койке и спросил:

– Завтрак?

Батырбек был человеком великой страсти, особой принципиальности. Он горячо любил жизнь и потому презирал смерть, но только на полный желудок. За все эти качества подводники Батыра любили, верили в него. За беком они готовы были идти в огонь и под воду, потому что знали: победа неразлучна с именем этого непредсказуемого воина.

Бек открыл один глаз и скомандовал:

– К черту тревогу! Кока ко мне!

Капитан козырнул и опрометью помчался в центральный отсек. Из переговорных труб доносились слова команд:

– Отдать швартовы! Срочное погружение! Право на борт! Полный ход!..

Застучали дизели. Корпус подлодки дрогнул, и стальная громадина устремилась в открытое море. На прощанье громко тренькнув, лопнул бесполезный телефонный провод, тянувшийся на берег. Акустик Ганс доложил, что приближаются шумы каравана. Отто прильнул к перископу, но ничего не было видно. Шумы винтов приближались и стали различимы даже без специальной аппаратуры. Нарушители были рядом, но из-за множества шумов выйти в торпедную атаку по определенному судну было невозможно. Ганс не мог остановиться на какой-то одной цели; судя по всему, несколько судов выписывали зигзаги. Шумы сходились и расходились. Отто никогда не уклонялся от боя.

– Боевая тревога! Торпедные аппараты приготовить к бою!

Сзади лязгнул люк. В отсек ввалился Бек в халате, надетом задом наперед. В одной руке он держал эмалированную кружку с отколотым краем, в другой – обгрызенный леденец.

– Где враг? – спросил он и приложился в кружке.

– Слышим, но не видим! – Отто развел руками.

– Типа того… Тудысь! – Бек ткнул леденцом вверх.

Капитан субмарины продублировал команду, чтобы подводникам стал понятен приказ:

– Продуть баластные цистерны. Всплыть в позиционное положение.

Боцман переложил рули на всплытие. Вода забурлила и вспенилась. «U-1277» поднялась из глубины. Палуба субмарины находилась в воде. Над водой торчал небольшой островок – мостик, ограждение рубки и тумба перископа, возвышающаяся над крышей мостика.

Вахтенный выглянул из люка и поднес подзорную трубу к лицу. Но ничего, кроме приклеенной к стеклу пышногрудой русалки, не увидел. Тихо выругавшись, офицер начал вглядываться в темноту. Потянул ветерок и разогнал тучи, закрывающие полную луну. На морскую гладь легла лунная дорожка. Каждую секунду вражеские суда могли вынырнуть из темноты. Неожиданно прямо по носу на фоне берега нарисовались три силуэта транспортов. Корабли шли без огней, соблюдая светомаскировку, и последние сомнения отпали. Так красться вдоль берега мог только враг. Люк захлопнулся.

Отто прильнул к окуляру перископа и скомандовал:

– По пеленгу шестьсот шестьдесят шесть три больших десантных корабля. Приготовить торпедные аппараты! Ход четыре узла! Караван в прямой видимости.

Батыр сделал большой глоток и скомандовал в пустую кружку:

– Аппараты, товсь!

Напряжение достигло предела. Бек хрустел леденцом.

– Аппараты, пли!

В ответ из переговорной трубы раздался вопль торпедиста:

– Какие аппараты? Носовые или кормовые?!

Бек задумчиво жевал.

– Пли! – рявкнул Отто, схватившись за голову.

Торпеды, как разъяренные звери, вырвавшиеся из клеток, помчались к целям, оставляя за собой светлый след из пузырьков сжатого воздуха.

Веерный залп из всех аппаратов накрыл две цели из трех. Прильнув к окуляру перископа, Отто наблюдал, как два огромных десантных транспорта, низко сидевших в воде, почти одновременно были приподняты кверху, а затем с грохотом, треском и пламенем рухнули в воду. Темные тени взлетали над огнем, а потом падали, поднимая фонтаны воды. Это были обломки мачт, мостиков, труб. Капитан субмарины не отрывал глаз от перископа. Ему казалось, будто он смотрит в раскаленную бездну. На поверхности плавали доски и обломки. Один транспорт раскололся и лежал у самого берега на мели. Вся кормовая часть, оборванная торпедой, находилась под водой. Носовая часть, мостик и горящая надстройка возвышались над водой. Из накренившейся к берегу трубы валил густой дым. Третий десантный корабль полным ходом шел к берегу. Под всеми парами он проскочил прибрежную мель и уткнулся носом в песчаный берег. Через борт прыгали едва различимые на фоне темного берега силуэты.

– Артиллерийский расчет наверх! – скомандовал капитан-лейтенант.

Толкаясь у трапа, матросы полезли на палубу, за ними выскочили Отто и Бек. Через минуту командир орудия доложил:

– К бою готовы!

– Огонь! – скомандовал Бек.

Через секунду прогремел выстрел. Яркое пламя ослепило артрасчет и всех стоящих на мостике. Второй выстрел был произведен с задержкой: ствол орудия откатился не полностью из-за густого бараньего жира, затвердевшего от воды. Матрос вручную открыл орудийный замок и вытащил пустую гильзу. После третьего выстрела замок окончательно заклинило.

Подлодку качало волной. Наводчику было трудно удерживать цель. Первые два снаряда упали с недолетом и перелетом; последний, третий снаряд попал в десантный корабль. В лунном свете подводники увидели черный дым, но живучее судно не загорелось.

С корабля потянулось световое щупальце прожектора, рыская по поверхности. Луч приближался к ним, но, к счастью, прошел над головами, не осветив субмарину. Прожектор шарил по морю. Враг понял, откуда исходит опасность. Яркий луч бегал по волнам в поисках подводной лодки. С корабля открыли беглый винтовочный огонь наугад. Над мостиком рубки засвистели пули.

– Открыть огонь из пулемета по кораблю! – приказал подводникам Отто.

Батыр судорожно вцепился в леерное ограждение. До него дошло, что они в открытом море. Пулемет выпустил длинную очередь, трассирующие пули белыми светлячками умчались в сторону вражеского корабля. Прожектор погас, но второй очереди не последовало. Пулемет заклинило. Бараний жир действовал безотказно. Дисциплинированный боцман выполнил приказ бека. К счастью, жира на смазку дизелей не хватило.

– Слева след торпеды! – Сигнальщик чудом увидел пузырящийся след железной смерти.

Появилась новая опасность: дала о себе знать неизвестная подлодка, охотившаяся за немецкой субмариной или просто сопровождавшая караван десантных кораблей.

Рулевой, не дожидаясь команды, успел развернуть «U-1277», как раздался новый крик:

– Вижу следы двух торпед!

В эту критическую минуту всегда хладнокровный капитан субмарины окончательно ополоумел и крикнул: «Мама!» Рулевой принял это за команду и дал малый ход. Субмарина снова удачно уклонилась от торпед – они пронеслись всего лишь в десятке метров. Большая волна ткнулась в борт, и всех окатило ледяными брызгами.

Старший помощник, не дожидаясь команды, приказал:

– «Крапивниками» – пли!

Самонаводящиеся акустические торпеды умчались в темную глубину. Они рыскали своими тупыми головками, идя на шум винтов неизвестной подлодки. Акустик Ганс доложил: «Зафиксировано два подводных взрыва с интервалом в три секунды». С неизвестной подлодкой было покончено.

Пришедший в себя Отто рявкнул в переговорную трубу:

– Передайте старпому, что он остается еще на сто лет сверхсрочной службы на флоте! Молодец!

Над мостиком опять засвистели пули.

– Все вниз! Срочное погружение! – скомандовал капитан-лейтенант.

Артиллерийский расчет выбросил за борт стреляные гильзы, ящик от снарядов и спустился в субмарину. Последними скатились по трапу Отто и Батыр. Бека пришлось насильно отрывать от лееров, отдирая палец за пальцем. Он совершенно не реагировал на свист пуль. Не в его обычае было кланяться смерти, когда тело попросту не повиновалось.

– Срочное погружение! – скомандовал капитан.

Боцман переложил рули на погружение. Зашипел компрессор, закачивая забортную воду в балластную цистерну. Подлодка получила отрицательную плавучесть, пошла на погружение и скоро легла на грунт. Мягкая подушка донного ила ласково обняла стальной корпус субмарины.

– Всем обедать! – сказал пришедший в себя Батыр и двинулся по узкому коридору в кают-компанию. За ним следом двинулся Отто, трясущимися руками вытирая холодный пот со лба.

В камбузе слышался лязг и удары по металлу: в авральном порядке собирали запасной самогонный аппарат. На подводных лодках все узлы и агрегаты дублированы – борьба за живучесть корабля. Скоро должен быть готов горячий «завтрак». Удовлетворенно оглядев свою работу, боцман хлопнул кока по плечу, оставив на белой тужурке отпечаток жирной пятерни.

* * *

В своем домике, находящемся в жилой зоне отряда, барон Маннергейм всхрапнул и открыл глаза. Он лежал в кровати, прислушиваясь к шелесту листьев за открытым окном. Барон перевернулся на бок, стараясь вспомнить убежавший сон. Рядом на кровати лежала его сабля, которую ему вручил лично император при производстве в кавалергарды. Очень осторожно барон погладил потертые ножны. Прожитые годы сделали сентиментального Карла Густавовича несколько грубее и циничнее, но к своей сабле он относился по-прежнему нежно и бережно. Барон ласково поцеловал эфес и осторожно укрыл саблю одеялом. Он спал очень чутко и теперь гадал, что могло его разбудить. Барон прислушался… Ничего, только шелест листвы. Карл Густавович поправил подушку и закрыл глаза. Вдалеке громыхнул гром. Потом еще два раза прозвучали глухие раскаты, похожие на далекую канонаду. Барон откинул одеяло и подбежал к окну. В стороне берега по морю рыскал луч прожектора. Послышалась длинная пулеметная очередь, свет над морем погас. Только полная луна висела на небе. «Занять оборону!» – скомандовал сам себе Маннергейм. Рука потянулась к нательному кресту и наткнулась на ключ от бронированной двери прибрежной крепости.

Одеваться времени не было. Карл Густавович, как был в нательном белье с завязками на щиколотках, только натянул на ноги хромовые сапоги.

– Пора за дело, малышка! – с этим криком он вытащил саблю из-под одеяла и, выскочив из домика, помчался к своему доту.

Пробегая мимо штаба, барон краем глаза увидел в освещенном окне дежурного по отряду. Кузнецов что-то кричал в телефонную трубку. В некоторых домиках зажегся свет. «Некогда ждать! Дорога каждая минута!» – подумал барон и старческой рысью потрусил к берегу, где полыхнуло еще несколько раз. Звук разрывов донесся через несколько секунд. «Значит, до места боя больше километра. Успею!» Барон прибавил скорости.

Сапоги увязали в песке, но Карл Густавович не замечал этого. Наконец он добежал до деревянного «Домика рыбака» и открыл обе двери, закрывающие пулеметные амбразуры. Затем он боком протиснулся между деревянной и бетонной стенами. Боком, как краб, барон добрался до железной бронедвери, снял с шеи ключ и с трудом открыл замок. Войдя внутрь, он зажег керосиновую лампу, подвешенную на вмурованный в потолок крюк. Рука предательски мелко подрагивала. «Только спокойствие!» – громко сказал сам себе барон и закрыл дверь изнутри на засов, а затем отодвинул бронезаслонки амбразур. Оба станковых пулемета были заправлены лентами. В углу громоздились заранее открытые цинковые коробки с боеприпасами, отдельно стояла канистра со спиртом, фляга с водой и ящик консервов. Барон удовлетворительно хмыкнул и доложил сам себе: «Утес готов к обороне».

Со стороны берега донеслась приглушенная барабанная дробь. Маннергейм прильнул к амбразуре и тихо ахнул. По сходням уцелевшей десантной баржи спускались солдаты и строились в шеренги на берегу. Последними на берег скатили батарею старинных орудий на деревянных лафетах. Эти пережитки старины могли стрелять только ядрами. Барабанная дробь изменилась, солдаты в красных мундирах, перепоясанные крест-накрест белыми ремнями, начали перестраиваться в походную колонну; на кремневых ружьях поблескивали длинные штыки.

Облака пропали, и полная луна ярко освещала берег. Впереди колонны стоял знаменосец. На ветхом полотнище стяга было вышито изображение оскалившегося бульдога. Маннергейм протер глаза, но видение не исчезло. Перед ним стоял пропавший батальон, уже давно ставший легендой.

Несколько столетий назад при дворе английской королевы Елизаветы появился монах, вернувшийся из миссионерского похода. Он пробился на прием к королеве, используя третью книгу Царств, в которой описывались сокровища царя Соломона. Источником богатств считались мифические копи, местоположение которых было окутано пеленой тайн и недомолвок. Монах предъявил Ее Величеству карту и предложил сделку: все сокровища достаются английской короне, взамен ему был нужен хрустальный череп. Золото и драгоценные камни его не интересовали. Зачем ему был нужен хрупкий хрустальный череп, монах не говорил.

Археологическими исследованиями и путешествиями в Англии в то время ведало министерство обороны. На поиски копей царя Соломона в египетскую пустыню отправился батальон королевских гвардейцев, прозванных бульдогами за изображение собачьей морды на флаге. Монах дорогу знал отменно. В хирамских хрониках говорится: «…и отправились люди в красной одежде за чужим, не принадлежащим им». И нашли. Копи охраняли пигмеи – люди маленькие, однако большие кудесники. Археолого-грабительской экспедиции предложили или смерть, или очень-очень долгую жизнь. Королевские стрелки должны были вечно нести службу по охране сокровищ. Хроники хрониками, но в Англию никто не вернулся. Батальон был объявлен пропавшим без вести.

Теперь же батальон, построившись в походную колонну, двигался в сторону расположения отряда. Шеренга за шеренгой шли королевские гвардейцы, печатая шаг по прибрежному песку в полном молчании. В арьергарде пушкари катили орудия.

Медлить было нельзя. Маннергейм вытер вспотевшие ладони об исподнее и крепко взялся за рукоятки станкового пулемета. Барон бил с близкого расстояния, почти в упор. В лунном свете красные мундиры были как на ладони, гвардейцы метались по пляжу в поисках укрытия и вскоре стали отходить. Через некоторое время раздалась барабанная дробь. Солдаты перестраивались, занимая места павших. Через некоторое время батальон пошел в атаку. Впереди шел офицер с саблей в руках. Барон срезал его короткой очередью и перенес кинжальный огонь на первые шеренги. Противник избрал новую тактику: теперь они двигались группами по десять—пятнадцать человек с остановками для того, чтобы выстрелить залпом из ружей. Вражеские ряды заметно редели, но продолжали двигаться вперед. Барон не отпускал пулеметную гашетку. Стальная метла пулеметного огня гуляла по берегу. Англичане наконец отошли под прикрытие песчаной дюны. Пушкари-гвардейцы выкатили орудия на прямую наводку и открыли беглый огонь по маленькому деревянному домику, ставшему у них на пути.

Ядра рвались на крыше и рядом с деревянными стенами. Бревна разлетелись в сторону, и наконец взору противника предстал бетонный короб. Ядра отскакивали от его стен и взрывались в воздухе или на песке, не причиняя поначалу никаких особых повреждений. В конце концов пороховые заряды пробили брешь в крыше, железная кровля клочьями разлетелась в разные стороны. Дот окутался черным пороховым дымом.

Пулемет барона нагрелся до предела: в ребристом кожухе клокотала вода, из пароотводной трубки с шипением вырывался пар. Маннергейм перебежал ко второму пулемету. Пороховой дым застилал барону глаза, сдавливал дыхание.

Сразу после артобстрела англичане предприняли новую атаку. Выскочив из-за песчаной дюны, они бросились прямо на «Упорный», выставив перед собой ружья со штыками. Открыв беспорядочный огонь, гвардейцы короткими перебежками двигались вперед. Их группы надвигались на маленькую крепость волнами – они бежали, шли, ползли. Маннергейм стрелял без устали, останавливаясь только для того, чтобы поменять пулеметную ленту. Несмотря на огромные потери, враг не отступал.

Второй пулемет тоже перегрелся, от него валил пар, и к кожуху невозможно было прикоснуться. Барон схватил флягу и, отвинтив пробку, залил в кожух воду до последней капли. Страшно хотелось пить, а воды уже не осталось. Пыльный воздух, наполненный пороховой гарью, сушил горло.

Перед глазами поплыли радужные круги. Барон схватил канистру и, припав к горловине, сделал несколько судорожных глотков. Спирт обжег горло. Барон крякнул и утер подбородок. На вдохе глаза вылезли из орбит и полезли на лоб. Зрение сразу обострилось. Барон прилип к пулемету и открыл безостановочный огонь.

Англичане были уже совсем близко. Напряжение боя достигло предела. Маннергейм уже различал их перекошенные от злобы лица, затянутые у подбородков ремешками высоких черных шапок из свалявшего медвежьего меха. Черты одних еще можно было различить, а неестественно белую кожу других покрывал толстый слой плесени. У многих бегущих в атаку солдат были видны лицевые кости черепа, кожа свисала пергаментными ошметками. Вместо глаз темнели провалы глазниц. Остатки пропавшего батальона живых мертвецов шли в последнюю безудержную атаку.

Красные ветхие мундиры наступали со всех сторон. Барону было трудно стрелять в упор, перебегая от одного пулемета к другому. Наконец англичане подступили к доту вплотную. Карл Густавович прекратил огонь. Остатки вражеских солдат находились в мертвом пространстве. Артиллерия замолчала. Последними очередями Карл Густавович перестрелял орудийную прислугу. Аккуратные пирамидки ядер пушкари не успели использовать – в песке догорали запальные фитили.

В бронедверь послышались глухие удары. Мертвые гвардейцы пытались добраться до бесстрашного пулеметчика. Барон надолго присосался к канистре со спиртом, затем выпрямился во весь рост, обнажил саблю и, отбросив ножны в сторону, открыл дверь. В проеме стоял рослый гвардеец с отведенным для удара ружьем. На его когда-то человеческом, а теперь жутком, истлевшем лице виднелась короста зеленой плесени; высохший глаз болтался на сморщенном нерве. После неразведенного спирта зрелище показалось барону смешным. Он захихикал, а потом, воя от натуги, навалился всем телом на железную дверь и захлопнул ее перед самым носом у опешившего мертвеца. Лязгнул засов, Маннергейм опрометью бросился к амбразурам и опустил на них бронезаслонки. Подергав для верности засов, он схватил канистру. Удары в дверь посыпались с новой силой.

Из дота раздалась задорная финская песня хулительного содержания. В свое время еще Калевала спел ее конунгу викингов Рагнару Кожаная Юбочка, спровоцировав опустошительные набеги мужиков в рогатых шлемах на родное побережье. Карл Густавович пел от души, вставив в песню куплет об английской королеве и периодически прикладываясь к канистре. Во времена экспедиции батальона финский язык был гораздо более распространен, чем теперь. Гвардейцы по-прежнему любили своего монарха и поэтому злобствовали все сильнее. Удары в дверь сыпались безостановочно, слившись в один сплошной гул. Потом разом все стихло: и песня, и удары. В доте стало тихо, как в каменном склепе. Неподалеку были слышны выстрелы, лязг холодного оружия, ругань и одинокое Петькино «Ур-а-а!».

Отряд спешил на подмогу товарищу.

* * *

Из-за излучины берега показались первые бойцы отряда, полуодетые, кто в чем, но все при оружии.

Англичане истощили запасы в подсумках на огонь по одинокой крепости, и сражение перешло в рукопашную схватку. Люди бились с королевскими гвардейцами, живыми мертвецами Ее Величества. Штыки и приклады не могли противостоять богатырскому оружию.

Богатыри, как всегда, бились вместе. На троих у них было три меча, кольчуга, шлем, щит и две пары портов. Алеша Попович примчался в бой последним, непонятно откуда и в чем мать родила, но с мечом и щитом. Богатыри быстро сориентировались и встали боевой тройкой. Алеша стоял спереди, прикрывая себя и грудь Муромца щитом. Илья же, с мечом в одной руке и подобранным офицерским палашом в другой, разил врагов налево и направо. Добрыня в кольчуге до колен и с двуручным мечом прикрывал им тыл. Шестирукая легкобронированная боевая единица совершила круг почета вокруг дота. После этой солдатокосилки делать уже было нечего.

Подходы к бетонной огневой точке были завалены телами сраженных врагов. Мечи богатырей и вилы подоспевшего Сусанина работали неутомимо.

Командира отряда нападение, как и всех остальных, тоже застало врасплох. Он примчался на берег в голубой десантной тельняшке, одном носке и трусах, о которых потом долго говорили в офицерском кафе. На командирских трусах была вышита одноглазая крыса с черной повязкой через всю морду. Она стояла на скейтборде с бутылкой водки в лапе. Когда Владимиров сломя голову прибежал к месту сражения, то у бегущих за ним создавалось впечатление, что двигается не ткань нижнего белья с искусным рисунком, а крыса мчится на скейтборде, периодически прикладываясь к бутылке, высоко запрокидывая острую мордочку. В руках командир сжимал немецкий автомат. На бегу он расстрелял единственный магазин, и теперь орудовал шмайссером, как железной дубинкой, держа его за ствол. ЗаВладимировым приглядывал Скуратов, ловко орудуя надежным боевым посохом, окованным железом. Малюта парировал выпад рослого гвардейца, когда тот попытался размозжить прикладом ружья голову командиру. Приклад скользнул по посоху и зацепил по касательной бравого десантника. В голове, приученной колоть кирпичи, загудело, зашумело с новой силой. «Когда же меня отпустит!» – с досадой подумал Владимиров, сразу вспомнив обед у подводников.

Английский барабанщик бил отход, яростно колотя в барабан, словно заколачивая гвозди. Оставляя поверженных, англичане отступали под барабанную дробь. Но было поздно отступать, да и некуда. Ощетинившись ежиком штыков, разрозненные группы гвардейцев строились в каре вокруг знаменосца и барабанщика. Собираясь принять свой последний бой, англичане занимали позицию для обороны.

На песчаную дюну, возвышавшуюся над берегом, вскарабкался Задов с пулеметом наперевес. От него не отставал второй номер расчета – Петька с запасными дисками. Лева раздвинул сошки на конце ствола, устанавливая пулемет. Вжав приклад в плечо, он, примериваясь, повел стволом и открыл огонь, не дожидаясь, пока враг перегруппируется. Свинец обильно поливал остатки неприятеля. Лева расстреливал пулеметный диск одной длинной очередью. Во вражеских шеренгах выкашивало целые ряды, но они только теснее смыкались вокруг развернутого знамени с оскалившимся бульдогом. Скоро от вражеского десанта осталась лишь жалкая кучка. Бойцы отряда не спешили к ним приближаться. Они видели, что Лева вошел в раж, и обоснованно опасались попасть под его огонь. Петруха еле успевал подавать новые диски. Наконец среди груды тел одиноко остались стоять высоченный знаменосец и маленький барабанщик, выбивающий дробь.

– Может, вступим в переговоры? – робко спросил Петруха.

– Один момент, – раздраженно отозвался Задов. Он никак не мог попасть новым диском в защелку затвора.

Петька истолковал ответ по-своему. Он достал из кармана галифе скомканный носовой платок, имевший в лучшие времена белый цвет, и попытался разгладить его на коленке.

«Клац!» – щелкнул пулеметный диск, вставая на место. Лева передернул затвор и короткой очередью скосил двух последних королевских гвардейцев. Барабанщик плашмя упал на песок. На него рухнул знаменосец, так и не выпустив стяга из рук. Казалось, он хотел закрыть маленького товарища своим телом. Барабан откатился в сторону и остановился, наткнувшись на лежащее рядом тело.

– О чем переговорить с ними хотел? Они же интервенты! Я их еще по Одессе помню. Антанта! Ничего путного не скажут, а если есть какие-то вопросы – спроси у Скуратова. Малюта все знает! – сказал Задов и, подхватив пулемет, начал спускаться вниз с песчаной дюны. Петька молча спрятал платок обратно в карман.

Под шумок Алеша Попович пятился с пляжа, прикрываясь щитом. Спиной к товарищам он не собирался поворачиваться ни за какие коврижки, опасаясь услышать: «Смотрите! Вот почему Алеша наш – Попович!» Битва битвой, а позубоскалить момента не упустят. Хорошо, Задов как прирос к пулемету – строчит с песчаной дюны, не оборачивается.

Берег моря сплошь краснел солдатскими и офицерскими мундирами пропавшего и так неожиданно объявившегося батальона. Небо становилось утренним, светлым и чистым, хотя солнце еще только поднималось из-за горизонта. Когда первые лучи осторожно коснулись берега, тела вражеских солдат на глазах начали истлевать, обращаясь в прах. Над ними закурились призрачные дымки, смешиваясь с мягким туманом, уползающим в море. Скоро на берегу остались только клочки формы, исковерканное оружие, пушки на допотопных лафетах, знамя и барабан. Еще о ночной атаке в полнолуние напоминала десантная баржа, уцелевшая после торпедной атаки подводников. Она сиротливо стояла на мелководье, уткнувшись носом в берег.

На песчаном пляже стояла тишина. Ее нарушил громкий крик: «Товарищи! Начинаем субботник по очистке берега от мусора!» На уцелевшей балке дота стоял заместитель командира по высокому моральному духу. В отличие от остальных, Баранов был полностью одет. Он успел сложить из тел вражеских солдат кучу у бетонной стены и, шагая по головам, пока они не рассыпались в прах, залез на огневую точку. Приложив ладонь козырьком к глазам, он осматривал загаженный пляж. Сусанин делал зарубки на черенке вил подобранным с песка обломком штыка. Остальные тоже слонялись без дела. Личный состав срочно надо было занять чем-то полезным.

Далеко от берега из воды высунулась труба перископа. Металлический изгиб медленно поворачивался, высматривая, что творится на берегу. Когда перископ развернулся в сторону бункера с Барановым наверху, то тотчас же испуганно исчез в море, оставив на поверхности стайку пузырьков.

– А где Маннергейм? – громко спросил Ермак, озираясь по сторонам. – Что-то я не вижу нашего барона.

Все бросились к доту, бетонные стены которого пестрели свежими выбоинами от пуль и осколков ядер. Бронезаслонки на амбразурах были плотно опущены. Дверь заперта изнутри.

Садко, переложив топор в левую руку, нажал на бронедверь плечом. Бесполезно, она ни на миллиметр не приоткрылась. Гусляр произнес:

– Закрыто изнутри. Маннергейм должен быть там.

– По-о-сторонись! – прогудел Илья. Он вместе с Добрыней уперся плечами в бронированную дверь, закрывающую проход в бетонную крепость.

С обратной стороны, как черви из земли, поползли крепежные болты. Мгновение – и засов с грохотом упал. Богатыри ввалились внутрь. Илья медленно снял шлем и, широко перекрестившись, произнес:

– Погиб наш герой!

– Помер, как и хотел: с неразлучной саблей в руках, – вторил ему Добрыня.

На ковре из желтых гильз, полностью устлавшем пол крепости, лежал барон. Голова его была неестественно вывернута. В руке он по-прежнему крепко сжимал саблю. Рядом валялась пустая канистра.

– Позвольте! Дайте пройти! – проговорил Дуров, протискиваясь в маленькую крепость.

Он склонился над Маннергеймом и, подняв его безвольную руку, пощупал пульс… Затем выпрямился, снял фуражку и скорбно сказал:

– Если его завтра не опохмелить, точно помрет! Раз, два-а… Взяли!

Богатыри осторожно подняли Маннергейма и понесли в расположение отряда. Они несли его аккуратно, но быстро. Субботники они не любили. За ними поспешил Дуров. Пострадавшему был нужен квалифицированный уход, а за богатырями нужен глаз да глаз. К реанимационным процедурам они могли приступить немедленно.

Автомат Дурова, прислоненный к стене бункера, тут же сцапал Нестеров. Авиатор питал нездоровую тягу к автоматическому оружию. Из-за этого в отряде был постоянный и ничем не обоснованный перерасход боеприпасов. Естественно, кроме нагана и шашки, летчику больше ничего не доверяли. Нестерову же приходилось использовать любую возможность, чтобы удовлетворить свою страсть к скорострельному оружию.

Пляж убрали быстро. Красные мундиры, высокие медвежьи шапки, прочую форму и оружие побросали в десантную баржу. Последними в нее закатили по сходням пушки. Уборкой берега руководил Баранов, покрикивая с крыши.

Штабс-капитан Нестеров поджег деревянное судно без спичек. Он выпустил в деревянный борт весь автоматный магазин с трассирующими зажигательными пулями. Пламя быстро распространилось по всему кораблю. Веселые язычки быстро перебежали на корму. В гудящее пламя бросили древко со стягом. Как и положено, знамя было вместе со своим батальоном. Полотнище корчилось в огне, обугливаясь на глазах. Казалось, бульдог скалится со знамени, последний раз показывая черные клыки белому свету.

Солнце поднялось из-за горизонта, пламя весело гудело, словно радуясь наступлению нового дня. «Ради таких мгновений стоит жить!» – подумал штабс-капитан, восторженно любуясь окружающим миром.

* * *

В командном отсеке подводной лодки царило шумное оживление. Подводники весело чокались алюминиевыми кружками, отмечая первую победу, а заодно и завтракали. Капитан открыл святая святых – вахтенный журнал, чтобы сделать ежедневную запись, и застыл на месте, выпучив глаза. Отто сдвинул на затылок фуражку и начал с трудом разбирать свежую запись, сделанную незнакомым почерком. Строчки наползали друг на друга, корявыми буквами шел текст: «Вот еще один выход в море, не принесший мне особой славы. По одному кораблю врага не попали. Мазилы! Правда, вроде потопили чью-то подводную лодку… Не факт! А вдруг враг рыщет в глубине? Пойду к акустику, послушаю глубину. Все, все приходится делать самому!»

– Где он? – заорал оскорбленный до глубины души капитан субмарины и ломанулся в акустический отсек. – Задушу! Своими руками шею сверну!

Капитан-лейтенант вихрем ворвался в акустический отсек, по дороге потеряв фуражку и пару раз крепко приложившись лбом о переборки.

В отсеке весело перемигивались огоньки аппаратуры. Акустик Ганс валялся под столом. Рядом лежала пустая кружка. Место акустика на боевом посту занимал Батыр. Он спал, стоя на коленях, положив голову на стол. Рядом лежали наушники. Бек громко посапывал носом, периодически выдавая замысловатые трели. Из наушников доносились в ответ не менее удивительные звуки: протяжный свист и похрюкивание. С адмиралом разговаривало из глубины стадо китов, принимая его то ли за брата по разуму, то ли за потерявшегося в море маленького китенка-несмышленыша. Морские гиганты звали его к себе.

Капитан с умилением наблюдал трогательную картину, прислушиваясь к звукам моря. Черствое офицерское сердце отходчиво. На смену греховному гневу пришла святая забота о ближнем своем.

– Завтракать будете?

Из-под стола появилась рука в черном флотском бушлате и на ощупь поставила кружку на столешницу.

* * *

Командир отряда вошел в свой кабинет и плюхнулся на стул за столом. Тяжелое утро выдалось сегодня. Закинув ногу на ногу, он разглядывал носок, полностью разорванный на берегу. Владимиров переводил взгляд с остатков носка на погнутый ствол автомата и обратно. Философски думал: «Если бы надел второй, то сейчас у меня была бы пара футбольных гетр. Может быть, чуть-чуть штыком подровнять? А ствол автомата Муромец выпрямит…» Взгляд командира зацепился о папиросу с нарисованным голубым парашютиком на боку. Она одиноко белела на зеленом сукне стола. Дмитрий Евгеньевич потянулся, взял ее и задумчиво покрутил в пальцах. Потом он сплюснул кончик папиросной гильзы и сунул в уголок рта. Вообще-то командир отряда давно бросил курить, но тут нахлынуло. Порывшись в ящиках стола, он нашел среди разного ненужного хлама коробок, чиркнул спичкой и прикурил от маленького огонька.

Владимиров глубоко затянулся и выдохнул дым к потолку. Струя дыма расплылась причудливым облаком в воздухе. Облако, остывая и опускаясь вдоль стены, приняло формы афганских гор, которые Владимиров узнает всегда. Вон она, в воздухе дрожит и змеится горная тропа к перевалу. Много лет назад десантно-штурмовой взвод под его командованием оседлал этот перевал. У них была одна задача: задержать душманов до подхода основных сил. Из-за снегопада к ним на помощь так никто и не смог пробиться. Оставшихся в живых снял со скального уступа экипаж простреленного в нескольких местах вертолета. Летуны действовали на свой страх и риск, вопреки приказу, здравому смыслу и метеосводке…

Владимиров затянулся второй раз, и картина горных вершин стала еще четче.

– Салям алейкум! – раздался голос с дивана.

– Алейкум ассалям, – автоматически ответил Владимиров на приветствие. Его рука дрогнула, и столбик пепла упал на зеленое сукно. Он точно знал, что в кабинете один. Точнее, был один, когда зашел в него пять минут назад. Командир отряда осторожно скосил глаза на голос.

На диване сидел Вовка-пулеметчик в разорванном камуфляже. Точнее, от формы остались одни лохмотья. Он тоже сидел забросив ногу на ногу, в одном ботинке с высоким берцем и альпийской кошкой, закрепленной ремнями на подошве. На другой ноге красовался рваный носок. Вовка шевелил пальцами и весело улыбался командиру после долгой разлуки. Сквозь фигуру десантника просвечивала кожаная обивка дивана.

– А где второй ботинок? – не нашел ничего лучшего спросить Владимиров.

– Потерял! – развел руками Вовка. – Уж извини, командир! Когда духи влупили из гранатомета, меня лавиной накрыло. Почти до самой долины дотащило.

– Мы потом, когда с пехотой вернулись, почти всех собрали.

– Да знаю! – махнул рукой пулеметчик. Он не переставал улыбаться, было видно, что он рад встрече. – До меня теперь только бульдозером добраться можно.

– Как ты там? – спросил Владимиров, лихорадочно соображая, как доставить бульдозер на Гиндукуш.

– Нормально! Там весной тюльпаны растут и маки. Вся долина становится красной, как будто кровью выкрасили. – Вовка и при жизни славился покладистым характером. Никто никогда не слышал от него ни одной жалобы. Командир скрипнул зубами, затянулся вновь и часто заморгал: острая струйка дыма попала в глаз.

– А вот у меня все очень даже ненормально! – новый голос принадлежал стоящему в углу сержанту в полной парадной форме и синем берете на голове – Юрке. Во взводе он был штатным снайпером. В том бою его отрезали от остальных, когда он прикрывал погрузку товарищей в вертушку. Расстреляв все патроны, он подорвал себя гранатой. Юрка был известным на весь полк занудой. На том свете он остался точно таким же ворчливым букой, надежным и безотказным другом, как калаш советской сборки. – Руку мою так в цинк и не положили. Вот, полюбуйтесь! Думаете, приятно в гробу без руки лежать? – Юрка показал обоим по очереди пустой рукав.

– От тебя вообще мало что осталось! – выдавил ответ командир на справедливый упрек. – Мы весь перевал на пузе излазили, пока тебя по кусочкам собрали.

– Плохо искали! – не успокаивался бывший снайпер. – Ее лиса в расщелину между валунов затащила всего в двух шагах от окопа. А в Ташкенте на пересыльном пункте гробы перепутали. Мой цинк вместо Вологды в Фергану отправили, и чужие люди, как своего сына, похоронили. Нормально, да? – Юра вошел в раж и не собирался успокаиваться. – Вон у Вовки тюльпаны цветут, маки разные. А у меня над могилой мулла несколько раз в день с минарета орет. Покоя нет никакого.

– Я все улажу! – горячо заверил его бывший командир, судорожно глотая дым. – Все будет в лучшем виде! Обещаю!

Володя тактично молчал, задумчиво рассматривая свои пальцы в рваном носке.

– Перезахороните на берегу реки! Место покрасивее выберите! – продолжал капризничать Юрка. – Но не очень близко к воде, чтобы весной в половодье могилку не подмывало. А на памятнике напишите…

Снайпер не успел договорить. Заработало штабное связь-зеркало. По пыльному стеклу пошла рябь. Изображения не было, но голос куратора был слышен хорошо:

– Срочное сообщение! В главк поступила нота протеста из штаб-квартиры наших оппонентов «Коровьих джедаев». Неизвестный прислал им бандерольку с кубинской сигарой. Обратный адрес: Лукоморье, почтамт. Когда агент Смит закурил ее на рабочем месте, случился конфуз. Из дыма материализовался Че Гевара со своей бан… – куратор на этом месте запнулся, но моментально продолжил: – Команданте Че с группой единомышленников разнесли все на… в клочья. Офисным помещениям, оборудованию и сотрудникам нанесен вещественный, физический и моральный ущерб. Здание восстановлению не подлежит.

– Я получил ноту протеста, – без эмоций отозвался Владимиров.

– Да? И, наверное, сразу же сожгли? – не без ехидства спросил куратор.

Всем была известна привычка командира отряда жечь все документы сразу же по прочтении.

В углу на диване засмеялись.

– Голос такой же противный, как у нашего начштаба полка в Герате! – тихо пробурчал под нос снайпер.

– На пляже догорает. Такая большая нота протеста… долго будет гореть! – легко согласился со словами начальства Владимиров.

– Все подробности – письменно и немедленно. – Голос куратора стал серьезным. – Отчет отправьте мне пневмопочтой. Нашей связи я последнее время не доверяю. Удачи!

По зеркалу прошла последняя волна ряби. Поверхность потухла. Куратор отключился, и сеанс связи был закончен.

Владимиров посмотрел на папиросу, зажатую в руке. Огонек испустил последний дымок и потух. Табачный туман в кабинете начал рассеиваться. Горные вершины под потолком смазались, стали нечеткими и исчезли. Силуэты боевых товарищей на глазах истончились и пропали друг за другом. Последним растаял в воздухе Вовка-пулеметчик, махнув на прощанье рукой.

– Я для вас, братцы, все сделаю. Вы ведь это знаете! – тихо сказал печальный Владимиров.

Дверь распахнулась. В кабинет без стука ввалился Скуратов. По его лицу было видно, что ему не терпится поделиться новостью. Не выдержав обычную многозначительную паузу, он с ходу начал доклад:

– Я узнал по своим каналам следующее: монах, который был проводником в пропавшем батальоне, на самом деле обменял англичан на хрустальный череп. Хранителям копей царя Соломона была нужна новая стража. Старая гвардия совсем обветшала и разваливалась на глазах. Теперь – самое главное! – Малюта торжественно поднял вверх указательный палец. – Монах этот прибыл из Нового Света.

– Теперь ясно! Все сразу стало на свои места! – сказал командир отряда и взял в руки чернильную ручку. – Нота протеста от американцев, а десант высадился английский. Сейчас изобразим!

Владимиров пододвинул к себе лист бумаги и принялся писать отчет в главк об отражении вражеского десанта, печальной судьбе сынов Туманного Альбиона и перерасходе боеприпасов при обороне побережья.

Глава 6 ДОЛГАЯ ДОРОГА В БАРХАНАХ

Владимиров раскачивался, балансируя на задних ножках стула. Это означало, что командир находится в прекрасном расположении духа. Лева заглянул в кабинет и почтительно заметил:

– Осторожно, Дмитрий Евгеньевич, паркет только вчера воском натирали.

– Ерунда! Нас еще в учебке учили падать.

В тот же миг ножки стула скользнули под стол, и голова Владимирова с треском встретилась с натертым до блеска паркетом, и слог последнего командирского слова лязгнул однократным эхом: «ать!»

Задов стремительно захлопнул дверь и буквально растворился в прохладном мраке коридора. Владимиров единым движением поднялся с пола.

– Учили, учили…с-с-с-с… – Он осторожно пощупал стремительно растущую на затылке шишку и зашипел. От благодушия не осталось и следа. Вот уже в который раз после чьего-нибудь предупреждения об опасности качания на стуле затылок Владимирова неотвратимо сталкивался с твердой паркетной доской. Командир начал подозревать предупреждавших в колдовстве и наличии черного глаза. Трижды сплюнув через плечо, Дмитрий Евгеньевич устыдился своего внезапного суеверия и затер плевки ногой. Наконец он решительно перешагнул валяющийся стул и подошел к связь-зеркалу. Вытащив из кармана расческу, Владимиров сделал несколько привычных движений по растрепавшимся волосам и снова зашипел: ушибленная голова болела порядочно. Затем, поморщившись, осторожно водрузил на голову фуражку, сдвинув ее несколько на глаза, чтоб не давила на больное место. Получилось даже угрожающе и с вызовом. Из темной поверхности связь-зеркала смотрело отражение насупленного, сурового и непреклонного офицера, готового к выполнению любых задач любой ценой.

Связь-зеркало вспыхнуло внезапно, без предварительного прогрева, шипения и треска. Ослепленный командир не сразу понял, кто с такой непривычной быстротой возник в ярком зазеркалье. С первыми словами из динамиков пришло осознание, и Владимиров автоматически щелкнул каблуками и вытянулся перед говорящим изображением во фрунт. Так он и простоял до тех пор, пока по штабному зеркальцу не прошла прощальная рябь.

Командир гибкой кошкой прыгнул к письменному столу и начал торопливо записывать все, что запомнил из речи куратора. Затем Владимиров поднял стул, сел на него к спинке лицом и начал перечитывать записи вслух:

– Молодец, что по форме встречаешь, я думал, у вас бардак, как обыч… – Владимиров запнулся и сглотнул часть текста, – гм, гм… с-с-с-с… Командир отложил блокнот, протянул палец к кнопке древнего селектора и на весь городок громыхнул жестью из репродукторов:

– Кузнецов, Задов, Батырбеков – ко мне!

* * *

– Равняйсь! Смирно! Вольно! Разойдись! Становись! Равняйсь! Смирно! Вольно! Разойдись!

Кузнецов и Задов реагировали на команды небрежными и одновременно точными движениями корпуса и головы, принимая в считаные доли мгновения соответствующие командам положения. «Расходился» и «становился» один бек. Он путался в длинной музейной сабле, спотыкался, ломал строй, пристраиваясь третьим к двум классическим строевым изваяниям, и не понимал, чего от него хотят. Гармония была недостижима.

– Садитесь. – Владимиров с явным усилием вспоминал, зачем вызвал подчиненных. Взгляд его зацепился за блокнот, лежавший на столе. Задов уже заглядывал в перевернутый текст, и командир поспешно забрал блокнот и начал зачитывать собравшимся отрывки торопливых записей.

Он решил подсластить пилюлю и начал издалека, намеками и иносказаниями…

– Вы отправитесь на родину мифов и легенд. Нет, Греция тоже родина… Сокровищница древних памятников и руин. Учтите, развалин там хватает. Новых не нужно, и старые приказано сберечь по возможности… В Страну восходящего солнца – о небо, это уже Япония! Вам путь предстоит в страну незаходящего солнца, в которой лето круглый год, там не бывает зимы… Вы отправляетесь в страну – мечту любого ученого, изучающего историю древнего мира. – Командир отряда повнимательней пригляделся к заскучавшим подчиненным. Из них никто даже отдаленно не напоминал ученого. Их физиономии не дотягивали до абитуриента, не то чтобы до аспиранта. Владимиров начал потихоньку закипать. – Короче! Отправляетесь в Египет, а точнее в Мертвую пустыню.

– А что за название такое жизнеутверждающее? – осторожно спросил Кузнецов.

– Там ничто живое прожить не может, – лаконично пояснил командир отряда. – Климатические условия тяжелые, располагают к вечности.

– Что сделать надо? Не томите! – заволновался Задов. Он считал, что с вечностью встречаться рано в любом возрасте.

Владимиров неопределенно пожал плечами и переставил пресс-папье на столе. После затянувшейся паузы ответил:

– По неизвестным мне причинам в главке последнее время не доверяют пневмопочте! – Командир многозначительно поднял вверх указательный палец и продолжил: – А сейчас и секретность передач по связь-зеркалу под бо-о-ольшущим вопросом. Цель задания установлена в общих чертах. В Египте, точнее – в Мертвой пустыне, что-то упало с неба. Никакой ясности нет. Все остальное просто, как квантовая метафизика. Обнаружить, распознать, обезвредить, далее действовать по обстановке. То, что вы должны найти, лежит в стороне от караванных путей. Единственный ориентир – развалины Старой крепости. Кто ее строил и зачем – неизвестно. Не факт, что это были люди! – попытался внести ясность в задание командир отряда. Ситуация была запутана окончательно и бесповоротно…

Ничего экстраординарного в этом задании я не вижу. В группе бойцы как на подбор. Любо-дорого глядеть!

С этими словами Дмитрий Евгеньевич строго посмотрел на сидящих перед ним Кузнецова, Задова и Батыра и с трудом поборол вернувшийся некстати – нервный тик щекой, выдававший его истинное отношение к грустным обстоятельствам.

– Какие еще будут указания? – для проформы спросил Кузнецов, исподтишка пуская солнечные зайчики в глаза Батыру начищенным до блеска сапогом.

Бек щурился и тряс головой.

Командир отряда выдвинул верхний ящик стола и вынул из него маленькую книжечку в дорогом кожаном переплете с золотым тиснением в виде замысловатых восточных узоров. Он положил ее на стол и с чувством сказал:

– Возьмите с собой. Это разговорник для общения в пустыне с местными аборигенами. Составлен лично товарищем Сусаниным во время одной многолетней командировки. Надеюсь, вам пригодится. Прихватите с собой побольше воды. Не на прогулку отправляетесь! – Владимиров нахмурился, подчеркивая важность задания и многозначительно добавил: – Сегодняшнее грядущее станет завтрашним настоящим той реальности.

Задов хищно подобрался, молниеносно сграбастал с командирского стола разговорник и тотчас спрятал в бездонный карман бриджей. После слов о настоящем и грядущем у разведчиков отпало последнее желание задавать какие-либо вопросы командиру. Переглянувшись, десантники молча встали и вышли из кабинета в колонну по одному, идя нога в ногу. Короткое занятие по строевой подготовке оставило после себя долгую память.

Выйдя из штабного здания, они разошлись по своим домикам, чтобы подготовиться к командировке. Собрались у карусели. Кузнецову достался то ли крокодил, то ли ящерица-переросток. Задов с трудом взгромоздился на огромного пони о двух головах. Батыр вальяжно разлегся на фанерном ковре-самолете со страховочными поручнями.

Карусель закружилась, завертелась, стремительно набирая обороты. Мужской красивый голос с легким акцентом запел:

Когда карусель, замедляя скорость, остановилась, на ней уже никого не было. С круглой платформы скатился колючий шар перекати-поля. Медленно, словно упираясь и противясь судьбе, шар прокатился от карусели через плац, подгоняемый упругим ветерком, налетевшим со стороны моря.

* * *

Уже несколько дней разведчики шли по Мертвой пустыне. С восходом солнца температура стремительно росла. К полудню песок прожигал даже через подошвы казенных сапог. Но не этот жар и не сухость воздуха были причиной мучений разведчиков. С утра поднимался сухой колючий ветер. Он нес тучи песка, такие густые, что днем солнце казалось в тумане. Раскаленный песок сек лицо и руки, набивался в глаза, в уши – всюду, куда можно. Он вызывал зуд на коже, и без того воспалившейся от сухого, горячего ветра.

Разведчики давно потеряли счет километрам, пройденным по пустыне. Вдруг неожиданно и зримо их глазам открылась фантастическая картина. С вершины каменной гряды, на которую они взобрались, во все стороны виднелась сплошная волнистая равнина сыпучего песка, совершенно лишенная всяких следов растительности. Высокие барханы – вечные волны песчаного моря – рядами уходили вдаль, насколько хватало глаз. Кузнецов взглянул в бинокль, взятый у Задова, и не смог увидеть ничего, кроме мертвого сухого песчаного моря. Однообразная желтая равнина уходила за горизонт. «Хоть бы мираж какой появился! Одно и то же! Действительно, жизнь здесь невозможна», – подумал он.

Гибель всему живому, не только людям, сулили эти голые сыпучие пески, переносимые ветром. Единственными признаками жизни в море подвижного нагретого песка были ленточки следов на барханах. Это были следы мелких животных и крупных насекомых. Рассказы командира о караванах, засыпанных песком в Мертвой пустыне, не казались теперь преувеличением. Вода заканчивалась; фляги отзывались на тряску громким полупорожним всплеском. Погода стояла тихая и ясная, курортная. Солнце пекло немилосердно.

Вдалеке, почти у зыбкой дрожащей линии горизонта, появилось небольшое облачко. Кузнецов опять посмотрел в бинокль. Мощная оптика приблизила картинку. Раскаленный песок месил караван верблюдов, навьюченных тюками. Нет, тючищами! Верблюды неторопливо двигались в такт медленному, неясному дыханию пустыни. Время отсчитывалось огромными песочными часами барханов: так было, так есть, так будет…

– Караван! – объявил спутникам Кузнецов.

Задов с Беком, понурившись, сидели на вещмешках. Батыр в своем стеганом бухарском халате чувствовал себя неплохо. Задов ерзал и сдувал с кончика носа капли пота: сверху жгло солнце, снизу – песок.

– Почудилось тебе! Мираж все это, – тихо просипел Лева. Пересохшее горло саднило. Говорить было больно. Он поднял голову и прищурился на Николая Ивановича. – Ты тоже мираж. Откуда фрицу взяться в пустыне?

Ни слова не говоря, Кузнецов шагнул к Задову и со всей силы ущипнул его за плечо.

– Ай! – Лева подскочил с камня. – Больно же! Шуток юмора не понимаете! В пустыне без юмора нельзя. Откуда здесь взяться каравану?

– Посмотри сам. На! – Кузнецов протянул Леве бинокль.

– Ничего не вижу. Сплошная тьма египетская! – заволновался Задов, водя биноклем из стороны в сторону.

Кузнецов досадливо поморщился и аккуратно отвел от окуляров длинный Левин чуб.

– О-о-о! Роскошный вид! – обрадовался Задов, вглядываясь в даль.

Когда густое облако пыли в направлении, указанном Кузнецовым, оседало, в бинокль был виден большой караван. Раскаленные мозги десантников додумывали и услужливо воспроизводили звуки: колокольчики верблюдов, крики погонщиков.

– Эге-гей! Мы здесь! – закричал Задов и для верности выстрелил пару раз в воздух из браунинга.

К нему присоединился Кузнецов. Он размахивал фуражкой и тоже кричал. Невозмутимый бек экономно поднял руку в индейском приветствии. Батыр знал: пустыня – дело тонкое. Восторга товарищей он пока не разделял и экономил силы. «Посмотрим, что будет дальше», – думал он.

В караване их заметили. От густого облака пыли отделилось несколько всадников и поскакало к разведчикам.

Когда всадники подскакали ближе, стала различима сбруя коней, украшенная серебряными бляшками и развевающимися красными султанами над точеными головами породистых скакунов. Сами всадники были одеты, несмотря на жару, в легкие кольчуги. У каждого на боку висела кривая сабля с костяной рукоятью. Белоснежные тюрбаны были надвинуты низко на лоб.

Задов достал из кармана разговорник, составленный Сусаниным для блуждающих по пустыне. Лева раскрыл кожаную книжечку и громко прочел первую фразу:

– Шолом, братья!

В ответ на приветствие всадники выхватили сабли из ножен и, пришпорив коней, помчались к разведчикам во весь опор. Огненное солнце издевательским ледяным блеском сверкало на обнаженном оружии.

Задов безуспешно пытался послюнявить палец сухим языком и лихорадочно комкал страницы книжечки, пытаясь найти приличествующие случаю слова. Наездники подскакали вплотную и теперь гарцевали внизу бархана, коротко взмахивая саблями.

– Лехаим! – выкрикнул Лева, изо всех сил стараясь наладить контакт с воинственными аборигенами.

Один из всадников завизжал, остальные стали горячить коней, выбирая самый легкий и безопасный путь к вершине бархана. Лева хотел было зачитать еще пару фраз, но его опередил Кузнецов.

– Хватит! – Николай Иванович отобрал у Задова разговорник и убрал в офицерскую планшетку.

Один из всадников, в богато украшенном золотом кафтане поверх кольчуги, повелительным жестом приказал спускаться, убедительно показав длинное ружье, до этого лежавшее поперек седла. Кузнецов показал пустые руки и спустился ниже. За ним последовали остальные.

Начальник стражи подъехал к незнакомцам поближе и внимательно рассмотрел великолепную тройку. Ослепительно белый тюрбан, надвинутый низко на глаза, мрачный взгляд из-под нахмуренных бровей, – все это придавало ему вид воинственный и угрожающий. Но заметно было, что всадник изумлен: странно было встретить посреди Мертвой пустыни путников, путешествующих пешком.

– Мир вам! – проникновенно сказал Кузнецов и прижал руку к сердцу. – Да пребудет удача с вами.

Батыр почтительно поклонился. Задов лег на песок, но тут же вскочил, обливаясь потом. Сам себе одессит казался рыбой, пляшущей посреди раскаленной сковородки.

– И вам мир, странники! – неожиданно улыбнулся начальник стражи и сделал своим воинам знак рукой. Всадники вложили сабли в ножны.

– Кто командует караваном? – спросил Николай Иванович.

– У каравана нет начальника, – ответил всадник. – Несколько купцов возвращаются домой из паломничества по святым местам. А мы сопровождали их через пустыню, потому что в этих опасных местах всякий сброд частенько тревожит почтенных паломников, – говоря последние слова, он выразительно оглядел разведчиков, стоящих и лежащих перед ним.

– Проводите нас к купцам, – попросил Кузнецов.

– Хорошо. Скоро обеденный привал, мы вас проводим. – Начальник стражи лукаво улыбнулся и спросил: – Предпочитаете пешком? Может, есть желающие побыстрее и с ветерком?

Задов, лежащий на песке, во всеуслышание капризно объявил:

– Побыстрее! И с ветерком! Я сейчас закрою глаза и открою уже только на месте. А когда открою, то надеюсь никого не увидеть. Мне уже порядком надоели эти болтливые миражи.

Похоже, Лева перегрелся.

– Полосатого доставить с ветерком, – приказал старший.

Один из воинов соскочил с коня и с веревкой в руках подошел к Задову. Он быстро связал ему ноги, а другой конец привязал к седлу. Стражник одним движением запрыгнул на коня и, пришпорив его, с гиканьем помчался к каравану. Лева рассекал пространство быстро, с ветерком. Судя по крикам и проклятиям, Задов изменил своим желаниям и открыл глаза до прибытия на стоянку каравана.

– Славный ход у этого вороного! – сказал Кузнецов, провожая взглядом уносящегося вдаль всадника и его пассажира, перелетающего с бархана на бархан.

– Да! – с гордостью согласился главный стражник. – У настоящего правоверного воина должен быть чистокровный арабский скакун. – Ваш спутник не знает цену словам, – сказал начальник стражи, задумчиво провожая взглядом быстро уносящегося Задова.

– Будем считать это новым жизненным опытом, – ответил Кузнецов.

– Думаете, пригодится?

– Вряд ли, но давайте будем мыслить позитивно…

Крики Задова: «А-а-а!!! Хотите белого мяса?! Подходи по одному!» – затихли вдали.

Николаю Ивановичу и Беку предложили сесть на лошадей позади двух охранников. Маленькая кавалькада рысью поехала к каравану. Через пять минут, не более, они достигли места, предназначенного для отдыха. Начальник охраны привычно расставил стражу из своих воинов, а сам вместе с незнакомцами стал поджидать караван. Задов давно был на месте. Вопреки ожиданиям, он не скандалил, а вместе с кавалеристом, домчавшим его с ветерком, дымил по очереди длинной изогнутой трубкой. Курильщики оживленно обсуждали достоинства вороного скакуна. Конь стоял рядом, шумно всхрапывая, когда ветер сносил клубы табачного дыма в его сторону.

Скоро пара дюжин верблюдов, груженных товарами, и с погонщиками, вооруженными длинными пиками, прошли мимо первого кольца оцепления. За ними на тонконогих великолепных скакунах проследовали четверо купцов, которым принадлежал караван. Это были люди уже в возрасте, важные, толстые и вальяжные. За ними следовали цепочкой верблюды с поклажей и вьючные ослики, замыкавшие караван.

На стоянке кипела работа. Были разбиты шатры. Освобожденные от груза верблюды, лошади и ослики были определены на отдых вблизи лагеря. Посередине становища стоял большой шатер красного шелка с золотыми звездами. Туда начальник стражи и отвел незнакомцев, найденных в пустыне. Путники вошли под звездный купол. Четыре купца восседали на подушках. Слуги внесли подносы с едой и напитками.

– Кто такие? – спросил один из купцов.

Батыр заговорил первым:

– Меня зовут Батырбек, я – хан из восточных степей. По дороге в Мекку я и мои спутники-паломники были схвачены шайкой разбойников Черного Али. Несколько дней назад мы бежали из плена. По милости Великого Того, в чьих руках наши малые жизни, мы повстречали ваш караван в этом гиблом месте. Позвольте нам путешествовать вместе с вами, почтенные. Ваше покровительство будет оказано достойным. Мы – воины великого стратега. Нам надо выполнить обет – посетить Мекку и найти Старую крепость в Мертвой пустыне.

После долгого перешептывания между собой ответил старший из четверки купцов:

– Почтенный Батырбек, – важно сказал он, – мы с радостью берем тебя и твоих набожных спутников под свое покровительство и защиту. Старая крепость находится в самом сердце этого забытого аллахом места – Мертвой пустыне. Страшен ваш обет, многие не смогли его исполнить, да позаботится Аллах об их отважных душах. Мы поможем вам. А пока садитесь с нами, разделите скромную трапезу.

– Наш повелитель – Дмитрий-паша. Безгранична его мудрость и щедрость. Единственное, чего он не умеет, – это прощать. Поэтому мы должны выполнять невыполнимые задания, то есть брать обеты, – скрипуче пожаловался Задов.

Разведчики уселись рядом с купцами, и усердные слуги уже не успевали подносить еду. Задов в один присест осушил кувшин с водой, подслащенной медом. В конце трапезы слуги подали шербет и – о чудо! – воду в глубоких пиалах для омовения рук и лица.

Купцы сидели в солидном молчании и курили кальян, передавая по кругу длинный шланг. У каждого был свой мундштук, который очередной курильщик надевал на кончик шланга, перед тем как сделать несколько глубоких затяжек. Вода в прозрачной колбе громко бурлила. Разведчики от кальяна вежливо отказались: своих мундштуков у них не было. Десантники закурили из Левиного портсигара с замысловатым вензелем. Все сидели молча, выпуская сизые облачка табачного дыма, медленно уплывающие под своды шатра.

Послеобеденную тишину нарушил купец в тюрбане, украшенном сияющим алмазами пером.

– Вот так мы проводим все наше время, – тоскливо сказал он, – и в походе, и на привалах. Мы не знаем, как бороться с черной змеей хандры, обвивающей наши сердца. В городе или караван-сарае обычно после трапезы мы взираем на танец живота или услаждаем наш слух сладким пением кастратов. Как же это скучно! О путники, вы многое повидали и многое пережили. Подскажите нам, как прогнать тоску, чем развеять нашу скуку?

Остальные купцы с постными лицами продолжали курить, соревнуясь, кто выпустит больше колечек из дыма. Было видно, что это не приносит им радости.

Разведчики переглянулись. Батыр вздохнул и развязал кушак. Следом он снял халат и остался в заношенной майке с надписью «Пахтакор» на груди. Футболка висела на узких, слабых плечах, зато туго обтягивала выпирающий живот. Купцы заулыбались и перестали курить кальян.

– Отставить! – тихо скомандовал Кузнецов. – Танцы – на десерт! – Он посмотрел в глаза разомлевшему от еды и напитков Леве и коротко кивнул. Все знали непревзойденный талант Задова мгновенно ориентироваться в любой обстановке и времени. И на этот раз он не подкачал.

– Позвольте мне сделать вам предложение, от которого никто не сможет отказаться. Всем будет весело и хорошо, если на каждом привале я буду рассказывать остальным сказку. Мне кажется, это поможет скоротать время.

– Твоя правда, о незнакомец из пустыни! – с чувством сказал купец, начавший разговор о борьбе со скукой. – Мы принимаем твое предложение. Но с одним условием: ты должен рассказывать только интересные сказки и те, которые мы никогда не слышали.

– А перед сном сказки должны быть соответствующие! – нарушил молчание самый старый из купцов, с длинной седой бородой и сморщенным, как чернослив, лицом.

– Я очень рад, что моя идея пришлась вам по вкусу, – произнес Задов. – Чтобы показать, что мое предложение не пустой звук, я сейчас расскажу вам сказку, которую вы точно никогда не слышали. Зуб даю, – и, показав пальцем на Батыра, добавил: – Его зуб!

Бек широко улыбнулся, сверкнув золотой фиксой.

Купцы придвинулись поближе, а Задова усадили посередине на большую подушку, расшитую золотом. Слуги принесли чаши с подслащенной водой, наполнили кальян свежей табачной смесью и достали из костра горящих углей, чтобы разжечь его. Задов громко прополоскал горло, сдвинул набекрень каракулевую кубанку с малиновым верхом и произнес:

– Слушайте сказку-рассказку о двух братьях, Дюке и Люке.

«В стародавние времена, когда мир был плоским и покоился на трех верблюдах, а боги бродили среди людей, в одной досточтимой царской семье гномов родились два мальчика. Назвали их Дюк и Люк. Братья выросли, возмужали и, как и подобает достойным правителям, заботились о своем народе. Королевство в результате землетрясения ушло под воду. Дюк и Люк странствовали со своим народом по всей земле, неся людям культуру и просвещение, освобождая племена от тьмы невежества, обучая народ великому искусству торговли.

На берегу теплого моря, на пересечении сухопутных и морских торговых путей, братья основали город. Город назвали Одесса. Так возник один из самых загадочных городов северного побережья великого Черного моря. В ближайших землях еще царили примитивные охотничьи обычаи, а древние одесситы уже построили красавец порт; древние одесские математики научились рассчитывать сумму пошлин с въезжающих в город и размер налога с выезжающих; древние одесские кузнецы научились чеканить из благородного тяжелого свинца монеты других стран, неотличимые от настоящих золотых.

Город процветал. В самом его центре, на самой красивой площади, благодарные потомки установили памятник братьям-основателям: Дюк стоит на Люке и держит в руке свиток, на котором записана величина взимаемого налога со всех проплывающих и проезжающих, пеших и конных. Деньги текли в казну города и в карманы жителей полноводной рекой… – На этом месте Задов умолк и объявил купцам, что продолжение они услышат на вечернем привале.

Под испепеляющим солнцем караван продолжил свой путь. Теперь разведчики ехали на верблюдах, зажатые между мохнатыми верблюжьими горбами. Пустыня сменила свое однообразие: песок и барханы запестрели разноцветными оттенками – от желтого охряного до светло-апельсинового, название которому есть только в языке кочевников и купцов. Купцы же с нетерпением ждали привала и продолжения рассказа. Наконец наступил вечер, а с ним и долгожданная прохлада.

Слуги установили походный шатер. После вечерней молитвы и трапезы все уселись кружком возле костра, разведенного рядом с шатром. Задов продолжил свой рассказ.

«Пришла в те благодатные земли большая смута. Были забыты великие заветы Дюка и Люка. Гном пошел на гнома. Началась большая страшная война. Рухнули все правила и устои. Несколько лет шла затяжная битва в землях, где стоял на берегу моря город Одесса. Реки крови пролились, и великое Черное море бурлило кровавой пеной.

Славным гномам, населявшим Одессу, удалось выжить и устоять в кровавой смуте. Гномы показали себя подлинными великанами ума и сердца. Несмотря на все удары судьбы, выпавшие на ее долю, Одесса не исчезла с лица земли и процветает. Именно это остается самой великой тайной одесситов.

Вернемся ко временам смуты. Один мрачный гном, белый генерал, собрал могучую армиютаких же неприкаянных, как и он сам. В этой войне он не смог победить, но успел собрать большую казну. Остатки его войска отступали, чтобы переплыть море и спастись от полного разгрома.

Жители города тактично напомнили белому генералу о заветах великих братьев Дюка и Люка, гласивших, что каждый, даже просто проезжающий, должен заплатить налог, переводя на обычный язык – делиться. Мрачный гном в лампасах ответил горожанам коротко и очень грубо. Особо непочтительно он отозвался об отцах-основателях и их заветах. Охрана обоза с казной была сильна и непобедима.

На городском собрании одесситы решили, что нельзя нарушать заветы, данные горожанам отцами-основателями. Принципиальные гномы постановили: идти, сражаться и забрать свое!

Быстро оседлав своих коротконогих пони, все поскакали вдогонку за вражеским караваном. Повозки с золотом не успели уйти. Завязалась кровавая битва. Охранники оказались действительно бесстрашными воинами. Белый генерал отрядил в охрану золотого каравана самых отчаянных солдат. Много славных одесситов полегло в том бою! Смерть собрала очередную страшную жатву среди горожан. На какой-то миг могло показаться, что славные потомки Дюка и Люка погибнут в бою за золото, но тут им пришли на помощь братишки-анархисты, гномы с железных кораблей. Мореходы поклонялись учению Хаоса и учителю Буки. Они высадились на твердую землю, чтобы нести свет учения в обмен на еду, вещи, огненную воду и деньги. Они тоже любили золото и ненавидели белого генерала, который любой хаос превращал в порядок. Братишки-матросики в полосатых одеждах примчались на тачанках, запряженных боевыми скакунами, и с ходу вступили в бой. Лихо развернув могучих пони, они открывали огонь прямо с колесниц, ставя огневой заслон.

Много погибло славных гномов, но и стражи, охранявшие золото, были уничтожены. Караван был захвачен, а богатства поделены честно, почти поровну. Всех погибших похоронили с почестями. Никого не оставили на поле боя, даже маленького Яшку-пулеметчика». – В этом месте Задов незаметно смахнул с ресницы набежавшую слезу. Как все эгоисты, Лева был сентиментален. Шулер Яшка так и не отдал ему карточный долг. И никогда не отдаст, уж будьте уверены…

– Хорошая сказка. Жизненная, – промолвил с гражданским пафосом один из купцов, оглаживая бороду. – Золото – вот истинный движитель прогресса и истории человечества. Богатыри, а не гномы!

– На том стоим, – скромно потупился Задов. – И стоять будем.

Долго еще сидели у костра путники, глядя в мерцающие угли. Потом все пошли спать. Надо было отдохнуть, ведь завтра предстоял очередной день тяжких скитаний по пустыне.

– Вот что бывает с теми, кто не хочет платить налоги, – задумчиво сказал другой купец, потирая шею. – Наш султан вешает или сажает на кол любого, кто пытается обойти государственную казну. Да будет благословен его род, да ничто не омрачит его мудрого царствования!

На рассвете караван продолжил свой путь. Поднявшееся из-за горизонта солнце быстро раскалило поверхность пустыни. Верблюды взобрались на вершину очередного огромного бархана. К разведчикам, сидящим на флегматичных кораблях пустыни, подскакал начальник стражи. Он указал рукой на точку, темнеющую у самого горизонта, и сказал:

– В той стороне находятся развалины Старой крепости. Здесь наши пути расходятся. Ваши фляги наполнены. Да поможет вам Всемогущий выполнить обет!

Пришпорив коня, сын пустыни ускакал вперед.

– Не очень они тут разговорчивые! – бурчал Задов, слезая с верблюда. За ним спустились на песок Кузнецов и Батыр. Щурясь от солнца, Лева посмотрел в бинокль, но точка так и осталась размытым пятнышком, несмотря на мощную оптику.

Мимо них один за другим проходили вьючные лошади и верблюды. Замыкали караван купцы на арабских скакунах. Разведчики проводили караван задумчивым взглядом и самостоятельно двинулись через раскаленные пески к далекой Старой крепости.

Вода, как обычно, закончилась сначала у Задова, а потом и у остальных фляги показали дно. Жажда мучила десантников, и теперь не осталось ничего важнее, чем просто переставлять ноги: левая – правая… левая – правая… Развалины Старой крепости приближались очень медленно, потихоньку.

В пустыне тень материальна. В ней можно полежать, ненадолго получить иллюзию прохлады, искупавшись в тени, как в воде. Разведчики шли, загребая ногами песок, к Старой крепости, надеясь найти тень и отдых. О задании никто давно не вспоминал, тем более что действовать предстояло по обстановке. Главное – добраться до развалин и укрыться в тени. Удушливый жар заполнил все вокруг. Тело человеческое в таких условиях бессильно; только воля и упрямство заставляет переставлять ноги и двигаться к цели.

Кузнецов взглянул в бинокль. Между двумя большими барханами было хорошо видно изломанную линию светло-коричневого цвета – контуры остатков крепостных стен. Как далеко! Неизвестно, сколько еще времени предстояло идти, а все уже совсем выбились из сил.

– Жа-а-арко! – тяжело процедил сквозь зубы Задов.

– Разве это жарко, – невозмутимо отозвался Кузнецов, щурясь из-под козырька фуражки. – Помню, зимой сорок второго каратели загнали нас в болото под Ровно. Пришлось прорываться с боем. Вот тогда действительно было жарко. – Из-под фуражки покатилась по шее капля пота, но, не достигнув воротника, испарилась, не оставив после себя даже небольшого пятнышка соли. Это был самый главный и страшный признак обезвоживания… Заветная цель, казалось, отодвигалась от утомленных десантников.

Еле волоча ноги, разведчики в конце концов преодолели расстояние до развалин. Перед ними раскинулись занесенные песком остатки разрушенных стен и бастионов со сглаженными ветром углами.

Наступила долгожданная передышка. Разведчики рухнули в благословенную тень под обломком стены. Они лежали в тени, они купались в ее блаженной прохладе.

Задов подложил под голову вещмешок, устраиваясь поудобнее. Он всегда ценил личный комфорт и не собирался отказываться от своих привычек. Что-то мешало вытянуть правую ногу. Лева попробовал отпихнуть ногой узкий камешек, выступающий из песка. Задов несколько раз толкнул его ногой. Песок с легким шумом осыпался. Из него торчало узкое горлышко медного кувшина, позеленевшего от времени. С громким хлопком из кувшина выскочила пробка, и следом за ней потянулся густой черный дым.

«В следующий раз возьму в командировку противогаз, – подумал Кузнецов. – Бесхозное оружие массового поражения валяется на каждом шагу». Черный дым образовал облако, которое сгущалось и уплотнялось на глазах. Через мгновение оно превратилось в железного человека с парой горящих красных глаз. Третий глаз человека светился на лбу зеленым огоньком свободного такси.

Чудище с грохотом несколько раз подпрыгнуло, пошевелило руками, разминая суставы, и помахало обрубком чешуйчатого хвоста, утыканного шипами.

Разведчики с ужасом и трепетом смотрели на это гимнастическое выступление посреди пустыни.

Железный человек в свою очередь изумленно разглядывал незнакомцев.

Закончив разминку, чудище проревело страшным голосом: «О благороднейшие спасители мои! О брильянты очей моих! Тысячу или две тысячи лет провел я в заточении, пока вы, о изумруды моей души, не вызволили меня из плена. О почтеннейшие, перед вами – могущественный Джинн войны, плененный две тысячи лет тому назад».

Закончив речь, он гордо отставил ногу в сторону и замер, придав своей фигуре максимум величия и мощи.

– Та-ак! Значит, ты – джинн? – уточнил Кузнецов, сдвинув на затылок фуражку. – Нам, насколько я помню фольклор, полагается загадать три желания!

– Просите у меня, о достойнейшие, все, что будет угодно вашим драгоценнейшим душам. Согласно правилам Ассоциации боевых джиннов, я обязан служить верой и правдой тем, кто меня вызволит из кувшина, – ответил буднично-казенным голосом джинн.

– Освободит, – поправил его Бек.

– Солдат спит, служба идет. Еще три тысячи лет, и я стану полноправным членом Ассоциации джиннов-ветеранов, участников боевых действий в пустыне. У меня будут только привилегии и никаких исполнений желаний, – в голосе джинна проскользнули злые нотки.

– Так ты все можешь? Дворцы строить можешь? – затараторил Задов, пришедший в себя. – Учти, у меня желаний до… – тут он запнулся и начал мысленно перебирать свои желания, примеряя к телу по высоте ребром ладони.

– Я могу извергать молнии, превращаться в воина-невидимку. Могу разить конного и пешего, могу видеть лазутчиков в темноте. Глаз ночного видения! – Джинн показал пальцем на светящийся зеленым светом глаз на лбу и доверительно продолжил: – У меня лучше получается разрушать дворцы, чем строить. Да, я боевой джинн, а не зодчий! Сами знаете, как военные строят. Если вам нужны каменщики, то надо было откапывать кувшин с джинном-строителем. Видите? – с этими словами джинн поскреб железным когтем по кувшину. – Здесь эмблема – копье и меч. Значит, джинн боевой, а если бы было клеймо – мастерок и циркуль, то в кувшине вы нашли бы джинна-строителя. Он вам все, что душе угодно, построит: хоть дворец, хоть новое общество. Вот так, молодые люди.

– А что здесь произошло? Какой горький катаклизм? – спросил Кузнецов, обводя рукой развалины.

– На нас напали! Враги выпустили против нас десятки джиннов. Я сражался, но что может один против сотен? Гарнизон пал. Крепость разрушена. Меня заточили. Увы! У каждого воина есть хотя бы одно поражение! – Джинн разошелся не на шутку. Было видно, что он умел и любил воевать. Единственное, чего он точно не умел, – так это врать.

– Хватит заливать. Говори правду! – перебил его Задов, эксперт в части правды и обмана. – Как было на самом деле?

– О добрейший владыка! Смилуйся над своим смиренным рабом! – Плечи джинна поникли, и смотрел он уже исподлобья. – Не хочется омрачать твои уши банальной и печальной повестью.

– Давай, давай, здесь все свои! – подбодрил боевое чудище Бек.

– Давно это было. Шла по пустыне маленькая злая волшебница, именем Шахра из Ада. Попросила воды. Не хотела, значит, тратить запасы магии на мелочи. Вежливо так попросила, а часовой у ворот оказался острословом. Ну и начал изгаляться над именем, вместо того чтобы позвать начальника караула. Никто же не знал, что это ее больное место. Наверное, в детстве волшебнице пришлось наслушаться шуток от сверстников. Может быть, она была хорошая в принципе волшебница, только сильно несчастная. Посудите сами – Шахра из Ада. Не рахат из лукума! Короче, пошло-поехало веселье! Молнии, смерчи, полчища скорпионов, огонь с неба. Все разрушила, всех перебила. Мне хвостик наполовину сожгла и в кувшин запечатала. Меня ведь убить нельзя, я бессмертный! – плаксиво закончил джинн, поглаживая заживший обрубок хвоста. – А хотите, я по пустыне напалм разолью и подожгу? В небе радуга будет красивая, всем станет весело!

– Ненадежный ты джинн, хоть и боевой, – обронил Батыр.

– Люди еще ненадежнее, хамы через одного. Могли бы и повежливее, хотя бы с женщиной, – злым голосом начал оправдываться джинн. – Джинн выполняет то, что вы приказываете ему делать, а не то, что бы вы хотели, чтобы он делал. А то носятся в расплавленных доспехах. «Ой-ой-ой! Спаси-и-ите! Помоги-и-ите!» – передразнил защитников крепости джинн. – Конкретнее ставить задачи надо. Мы в армии, а не на гражданке. Тем более что я – опытный образец, недоработанный, и был здесь на полевых испытаниях. Меня даже в серийное производство не успели запустить, – плаксиво закончило речь изделие пустынного военно-промышленного комплекса.

Задов перестал перебирать и сортировать свои желания и сказал:

– Сделай так, чтобы у нас было много, много воды.

Джинн усмехнулся и сложил за спиной фигу. Над разведчиками громыхнуло. Подняв головы, они увидели сгущавшуюся черную грозовую тучу. В ней что-то страшно ворочалось, громыхало и сверкало. Намечавшийся грозовой ливень обещал действительно много воды. Очень много! И началось!.. Небеса разверзлись, и на друзей обрушился сплошной поток воды. Еще секунду назад они изнывали от жажды и страдали от зноя. Сейчас поток воды с небес смывал все вокруг. Разведчики, отплевываясь от воды пополам с песком, цеплялись за все, что подворачивалось под руку, чтобы их не смыло. Вокруг сверкали молнии, вонзаясь в землю все ближе и ближе к людям. Отмахать столько по пустыне, чтобы утонуть или поджариться от молнии, было бы совсем обидно. Мощи у джинна было больше, чем сноровки. А может быть, желание Задова было сформулировано не совсем корректно?

Сквозь шум воды и грохот грома еле-еле пробивался крик Задова, больше похожий на писк:

– Прекрати-и-и-и! Ос-та-но-ви-и-и-и! – Лева старался перекричать стихию, и это ему удалось.

Джинн услышал жалобное поросячье «ви-и-и-и!», задумался, вслушался еше раз… Молнии перестали сверкать. Грозовая черная туча развалилась на безобидные клочья, и на небе по-прежнему засияло жаркое солнце. Песок, как губка, моментально впитал в себя пролитую грозой воду. О потопе напоминало только легкое марево над барханами, сильный запах озона и влажная, темная форма на разведчиках.

– Быстро вы уложились в три желания! – хихикая, сообщил джинн, потирая ладони с противным железным скрежетом. – Пока, мужики! – с этими словами он сделал шаг к своему кувшину.

– Стоять! – рявкнул Задов и вскочил с песка. – Это когда ты успел выполнить три желания? Чуть нас не угробил и слинять решил?

Боевой джинн был существом дисциплинированным. После окрика он застыл с поднятой ногой и ответил, загибая пальцы:

– Хватит врать – первое желание, много воды – второе и, наконец, последнее – «ос-та-но-ви-и-и-и-и!». Все как положено: что пожелали, то и получили.

После этих слов раздался громкий хлопок, и джинн, превратившись в черное облако, стал втягиваться в кувшин. Задов лихорадочно соображал, что делать, но на ум, кроме ругани, ничего не шло.

– Жулье! Кругом одно жулье! – вопил Лева. Он сорвал с головы папаху и в сердцах бросил ее на песок. – Нас же трое! Значит, на всех получается девять желаний! – продолжал он бесноваться.

– Поосторожнее со словами, – сварливо отозвался гулкий голос из кувшина. – Согласно своду правил Ассоциации джиннов, пункт номер тридцать восемь, группа, нашедшая кувшин, имеет три желания независимо от ее численности.

Лева подскочил к кувшину и с досады размахнулся, намереваясь пнуть пузатый кувшин. С небес грянул голос. Он громогласно ревел, цитируя свод правил Ассоциации джиннов:

– Пункт номер восемь: джинн имеет право защищать себя и свое жилище всеми возможными способами.

В небе громыхнуло, солнце стало затягивать тучами, вокруг резко потемнело.

– Ша! Мы уже уходим. Нас уже нет!

Задов втянул голову в плечи, резво подобрал с песка мокрую папаху и сырой вещмешок и бочком засеменил прочь от кувшина. За ним последовали Бек и невозмутимый Кузнецов. Вслед раздалось злорадное хихиканье.

Отойдя на безопасное расстояние от кувшина, они остановились посовещаться.

– Командир говорил, что развалины Старой крепости – основной ориентир! – открыл совет Кузнецов. – Значит, то, что мы ищем, должно находиться рядом.

– Рядом – это в какой стороне света? – язвительно отозвался Задов.

– Надо идти дальше, в пустыню, – флегматично подытожил Бек и неожиданно для всех, в том числе и для себя, добавил: – Северный флот – только вперед!

Далеко идти не пришлось. Сразу за остатками крепостного вала открывалась грандиозная, пугающая картина… На волнистой песчаной равнине лежала на боку огромная пирамида. Нет, это была не гробница, не последнее пристанище одного из местных фараонов. Зарывшись в песчаные барханы, лежало нечто исполинских размеров. Сине-кобальтовая окалина покрывала поверхность. Сквозь трещины в окалине проглядывал светлый металл.

Было видно, что циклопическая пирамида завязла в песке основательно. Там, где исполинское сооружение соприкасалось с песком, образовалось стекло. Оно растеклось в стороны по всему периметру.

– Сколько же на эту дуру керосина надо, если она летает! Вот бы штабс-капитана Нестерова сюда! – присвистнул Лева.

– Скорей всего, это именно то, что мы ищем! – согласился Кузнецов. – Пошли посмотрим. Может, найдем кого из живых.

– Кто ищет, тот всегда находит… приключения на свою голову и все части тела подряд, – пробурчал под нос Бек.

Разведчики двинулись вдоль завалившейся на бок пирамиды в поисках входа или люка. Спутники не нашли никаких отверстий, пока не дошли до края пирамиды. Осторожно зайдя за угол стены, уходящей вверх почти отвесно, разведчики обнаружили на следующей грани то, что искали.

В стене зиял большой проход овальной формы. Из глубины он был подсвечен зеленоватым свечением. Ни дать ни взять – пещера дракона.

– Что дальше? – спросил Батыр. Старшим в группе был Кузнецов, и решать было ему.

– Давайте камешек туда кинем, – простодушно предложил Задов. Он всегда был за простые решения, баловень шальной удачи.

– Может, лучше тебя туда отправить? – отозвался Кузнецов. Николай Иванович предпочитал не действовать кавалерийским наскоком и всегда осаживал нетерпеливых.

На спорщиков упала тень. Тот, кто отбрасывал эту тень, находился у них за спиной и пока хранил молчание, не предпринимая никаких действий. Стало слышно, как осыпается песок с вершины ближайшего бархана.

– Левушка! Посмотри, кто это за нами стоит! – жалобно попросил Батыр.

– Не хочу! Тебе надо – ты и смотри, – тихо огрызнулся Задов.

– Оборачиваемся на счет три, – скомандовал Кузнецов. – Раз. Два-а. Три!!!

Разведчики разом обернулись кругом – и замерли.

Перед ними стояла мечта любого милитариста, реальное воплощение грез фанатика наяву – трехметровый гигант из сверкающей полированной стали. Ноги его заканчивались широкими платформами на гусеничном ходу. На корпусе монстра располагались многочисленные пушки разных калибров. Самый большой калибр крепился на правом манипуляторе, левый манипулятор заканчивался дискообразной пилой. Над черными фасеточными глазами лихо нависал козырек бронезаслонки. На макушке торчал изогнутый локатор, находящийся в непрерывном вращении. Хамоватый боевой джинн из кувшина смотрелся бы на его фоне призывником-первогодком рядом с седым ветераном.

Стальной ранец на спине с торчащими из него хищными головками ракет наводил на мысль, что существо, стоящее перед ними, легко отразит любое нападение как с земли, так и с воздуха. Отразит, а потом атакует и победит!

– Ку… Ку! – издал непонятный звук Задов.

Бек подумал, что Лева хочет замаскироваться под известную лесную птицу, случайно оказавшуюся в пустыне. Подражать крикам птиц Батыр не умел, но помнил противные крики павлина. Это Бек смог бы изобразить легко. Он уже приготовился имитировать крики красивой бездарности, но не успел.

– Ку-у? – переспросил гигант, повернув голову к Задову.

– Ку-уда путь держите? – наконец разродился вопросом Лева.

– Ни-ку-да… Я у цели. Моя цель – Земля, планета Солнечной системы. Я преодолел долгий путь, оставив позади тысячи парсеков и световых лет. Я – полномочный представитель цивилизации, известной как «Покорители Вселенной». Посадка была неудачной: в последний момент отказал бортовой навигатор.

– Осмелюсь спросить, какова цель вашего визита? – почтительно осведомился Николай Иванович. – Вы хотите поработить Землю?!

– Мы предпочитаем термин «звездная экспансия», – поправил его покоритель Вселенной и без всякого перехода предложил: – Когда начнем сражаться? Предлагаю здесь и сейчас. Вы можете выбрать противника. Все палубы звездолета забиты боевыми роботами, автоматическими танками, беспилотными самолетами. Только управляемая техника уничтожения! На любой вкус! – милостиво предложил он с горделивыми нотками в металлическом голосе.

– Впечатляет! Сразу видно – хорошо подготовились! – сказал Кузнецов, лихорадочно соображая, что предпринять.

– Я – один из лучших выпускников Межгалактической военной академии. Меня учили форсировать моря раскаленной лавы. Могу в одиночку сражаться в вакууме. Умею стрелять ракетами с минутной задержкой, с подрывом через пять секунд! – похвалился стальной гигант.

– Трудно вам пришлось во время учебы, – невольно посочувствовал Николай Иванович.

– Вы не представляете себе, что может выдержать разумное существо, когда у него нет выбора, – доверительно сообщил космический захватчик. – Меня подолгу заставляли сидеть в баке с кислотой. Прививали лютую ненависть к врагу. Это для того, чтобы я боялся противника меньше, чем своих.

– Почему же! Представляю, – ответил Кузнецов, вспоминая экзамены в разведывательно-диверсионной школе, затерявшейся в глухом сосновом бору. Трудно забыть полосу препятствий, где по твоему следу идут овчарки-людоеды, а по всей трассе буравят оловянные глаза инструкторов-наставников с Лубянки. – Очень даже могу представить.

– Сражаться мы не будем! – Задов прервал разговор двух профессиональных военных: земного и космического.

– Это почему не будете? Учтите, мы пленных не берем. У нас свои правила! – опешил от такого решения пришелец. – Вы не хотите защищать свою планету?

– Мы – лунатики! С какой стати мы должны сражаться за чужую планету? – горячо затараторил Лева, для правдоподобия выпучив глаза. Он показал рукой на небо. – Земля – там, а вы – на Луне. Спутник! Совсем немного промахнулись, где-то на четверть парсека.

– Да, да, мы – чистокровные луняне! – закивал Бек, соображая, каким животным можно прикинуться, если ложь не сработает.

– Вот незадача! Луна мне не нужна, нет. Я должен захватить Землю, – от растерянности отличник Межгалактической военной академии начал рассуждать вслух. Его локатор на голове перестал вращаться от огорчения. – У бортового навигатора позитронные мозги враскорячку, но кому это интересно? Теперь трибунал. Переплавка.

– Волею судеб среди нас есть дипломированный астронавигатор дальнего поиска, – вкрадчиво сообщил Кузнецов, показывая рукой на Батыра и незаметно подмигивая ему. Со стороны это походило на нервный тик.

– Сотрудничать с оккупационной властью – разумно и похвально, – обрадовался покоритель планет. – Одобряю! Поспешим. Я и так выбился из графика захвата! – приободрился гигант. Сетка локатора снова завращалась на его голове.

Батыр, изображавший неприметный столбик в халате и тюбетейке, ничего не успел сказать. Пришелец схватил его манипулятором за руку и потащил за собой. Бек еле поспевал трусцой за гусеничным бегом оккупанта. Через пару мгновений они скрылись в зеленом мерцании входа в космический корабль.

– Ноги в руки! – предложил Задов, ничуть не смущаясь отсутствием товарища.

– Подождем, – отрезал Николай Иванович и положил руку на кобуру с пистолетом. – Чтобы победить такого дурака, нужен дурак в квадрате, – задумчиво продолжил Кузнецов. – Выпускник военной академии! С отличием! – передразнил он пришельца. В свое время разведчику направление в академию «зарубили». Сказали, что еще зеленый, и забросили во вражеский тыл дозревать.

Лева обиженно пробурчал что-то себе под нос, но с места не посмел сдвинуться ни на шаг.

Через некоторое время из корабля выскочил взъерошенный Батыр и, махнув рукой товарищам, во всю прыть помчался от звездолета. Кузнецов с Задовым еле догнали его. У них за спиной оглушительно загрохотало. Разведчики рухнули на песок, схоронившись за барханом. Звездолет, с натугой преодолевая земное притяжение, поднимался в воздух, унося на себе гигантскую корку наплавленного при неудачной посадке стекла. Чудовищные двигатели взметнули и завихрили тучи песка. Вокруг стало темно и страшно. Окрестности озарила яркая вспышка, за ней зрителей догнал оглушительный хлопок, больно ударивший по барабанным перепонкам. Космический корабль перешел звуковой барьер и исчез из виду.

– Тотальный улет! – прокомментировал события Задов и спросил Бека, отряхивая с плеч песок. – Ты его куда отправил?

– Туда! – Батыр неопределенно махнул рукой вверх. – Ракеты у него интересные. Минутная задержка, подрыв через пять секунд. Ага. Пятьдесят шесть… Пятьдесят семь… Пятьдесят восемь…

На вечернем небе появились первые звездочки. Их холодный мерцающий свет, казалось, манил к себе гордого сына степей.

Кузнецов уже успел по связь-блюдцу вызвать карусель. Ее верхушка с расписным деревянным петушком торчала из-за ближайшей песчаной дюны. Разведчики быстро расселись по местам. Батыр направился к макету летающей тарелки, но его опередил Задов. Лева разлегся на сиденьях, показал Беку язык и высунул ноги в круглый деревянный иллюминатор. Батыр со вздохом залез на деревянного ослика и щелкнул его между ушами.

Карусель завертелась, подняв в воздух тучу песка почти наравне с оккупационным звездолетом. Над пустыней взревела музыка. Сочный баритон громко и жизнеутверждающе пропел:

* * *

Тридцатого июня 1908 года в семь пятнадцать утра по местному времени в районе реки Подкаменная Тунгуска произошло необъяснимое явление, названное впоследствии Тунгусским метеоритом. Хотя правильнее было бы – Тунгусской аномалией или феноменом, потому что вина безымянного космического булыжника или «корабля» не доказана до сих пор, равно как не определена природа грозного явления, уложившего веером гектары и гектары тайги.

По свидетельствам очевидцев, в то летнее утро в направлении с юго-востока на северо-запад небосвод прочертил ослепительный шар. Некоторые свидетели утверждали, что несся он рывками и менял направление. При этом это «нечто» тащило за собой плотный дымный шлейф, повисший в воздухе на несколько часов. После небесной свистопляски раздался оглушительный взрыв, слышимый в радиусе тысячи километров. Жители окрестных деревень ощутили колебание почвы под ногами, как при землетрясении. В некоторых избах с полок падали крынки и чугунки. Ударная волна была такой силы, что с некоторых домов сорвало крыши, а в каком-то селе ветхого дедушку, сидевшего на завалинке, забросило в курятник. Взрывная и сейсмическая волны были зафиксированы наблюдателями Петербурга и Великобритании. В течение нескольких ночей после случившегося небо было таким светлым, что даже в Лондоне можно было читать «Таймс», не зажигая света.

Эвенкийский браконьер Чучанча рассказывал, что он видел летящего по небу черта. «Поднял голову, вижу – летит. Светлая гора, впереди два глаза, сзади огонь. Испугался я, закрылся одежонкой, стал молиться новому богу Иисусу Христу и Деве Марии. А демон все летел и говорил: „Хур-хур“.

Огненное небо и великий дым, извергаемый демоном, горячий ветер, поваленные и подожженные деревья были знамением бед и несчастий.

Эвенки-охотники рассказывали о бьющем из-под земли фонтане воды и бездонном болоте, о появлении новых родников с «водой, обжигающей лицо», о светящихся камнях и других чудесах.

Так и закончилась экспансия отличника Межгалактической военной академии на планету Земля, реальность пятьсот восемьдесят шесть.

Глава 7 ЧЕСТЬ ОФИЦЕРА

– Голимый городишко, – высокомерно озираясь, слез со своего плешивого верблюда Петруха. – Отстой полный. Чухлома-таун.

Карусель на мгновение задумалась и откликнулась исполнением песни:

Петруха уже неделю как вернулся из своей первой самостоятельной командировки в какой-то завалящий мирок, где успешно закупил для отряда партию бракованных мобильных телефонов с западающими клавишами. Заодно он нахватался молодежного сленга, от которого всех его коллег уже тошнило.

Кстати говоря, Филиппова в состав командированной на симпозиум группы Владимиров включил именно после того, как на очередном подведении итогов предложил подчиненным заняться делом и прекратить колбаситься. Под издевательский хохот присутствующих Дмитрий Евгеньевич покраснел второй раз в жизни и тут же приказал Баранову доукомплектовать возглавляемую им делегацию Петрухой – за успешное выполнение задания. Его категоричный приказ сопровождался восторженным и одобрительным ревом дружинников. Баранов, полгода трепетно мечтавший о загранпоездке, затрясся от понятного возмущения, но возражать не рискнул. Так Филиппов и попал в Амстердам, городок, надо признать, местами и впрямь голимый.

Нельзя сказать, чтобы Баранов пустил дело на самотек. Скорее напротив. Своими ежедневными инструктажами перед командировкой он довел Петруху до полного отупения. Заметим, что в стажере он нашел исключительно благодарного слушателя, во всяком случае в отличие от Батыра, который на обязательных беседах при первых же звуках голоса заммордуха впадал в неглубокую, но явную кому.

Не отличился особым прилежанием и Нестеров, являвшийся в кабинет Баранова с плеером на груди. После обычного вступительного слова заместителя по высокому моральному духу о глубине предстоящей ответственности штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров врубал плеер на всю катушку, напяливал наушники и два часа кряду прослушивал личную фонотеку, начиная с неизменного авиахита «Если б ты знала (два раза), как тоскуют руки по штурвалу». Один раз обозленный Баранов даже задержал Нестерова в кабинете и, багровый от гнева, сделал ему внушение.

Однако Нестеров в ответ цыкнул зубом, весело сделал двумя пальцами заммордуху козу и со словами «От винта!» небрежно отодвинул Баранова рукой в сторону. А последнее совещание перед убытием так и просто проигнорировал. Баранов побежал было к Владимирову, но потом здраво рассудил, что его авторитет под угрозой, и спустил все на тормозах.

Петруха единственный радовал его своим завидным прилежанием. Восторженный стажер смотрел заммордуху буквально в рот, записывал каждое его слово, засыпал градом вопросом на тему: «Что такое хорошо и что такое плохо?» – в контексте предстоящего забугорья и вообще, как уже говорилось, исправно тупел прямо на глазах, что, как известно, в конечном счете и является целью всякого успешного инструктажа. Как ни крути, но тут Баранов мог быть спокоен: Петруха ответственностью явно проникся.

А ответственность была немалой. Раз в четыре года в одной из столиц «Земли-711» проходила плановая межреальностная конференция со всеми неизменными атрибутами подобных мероприятий: обменом опытом, сувенирами и докладами, банкетом, а также довольно внушительными командировочными. Валюта на представительские расходы тоже приятно грела карман руководителя делегации. А коль скоро в составлении сметы о расходах Баранов мог дать фору даже Хохелу, то он был вправе рассчитывать на сэкономленные средства прикупить видеотройку ^[75] и пару кассетных магнитофонов.

Мудрствовать с местом прибытия устроители конференции в этом году не стали. Карусель лихо тормознула на окраине столичного аэропорта – заасфальтированной ВИП-площадке, отделенной от взлетно-посадочных полос высоким забором, густыми тополями и троллями-встречающими с тюльпанами в руках у калитки. Над калиткой висел голубенький транспарант с розовыми буквами приветствия: «Добро пожаловать в город-сад!», а сама площадка пестрела транспортом уже прибывших делегатов.

В дальнем ее углу меланхолично обрывал молодые побеги тополя привязанный к бетонной стойке изумительный красный дракон хитайских коллег, дальняя родня Лукоморского Горыныча. Дракон глянул на карусель с уважением, а на ее седоков надменно, с явным пренебрежением.

Кроме огнедышащего ящера на парковке присутствовали пяток развешенных для просушки восточных ковров-самолетов различных реальностей и расцветок; пара десятков импортных метел ^[76]; табунок разномастных гривастых лошадей; тростниковый плот «Кон-Тики»; какой-то обшарпанный клипер, поставленный на колеса; несколько американских «фордов» первого выпуска; выводок «упорожцев»; два единорога у кучки навоза; две самоходные голландские печи в изразцах на фривольную тему; самоходный же камин; несколько пар нечищеных греческих сандалий с крылышками, а также болотные сапоги-скороходы. Было и еще много другого магического шмотья и зверья с единственным предназначением – доставить хозяина в иную реальность.

Отдельно от этой барахолки стоял старый чернокожий кентавр, чьи ноги были спутаны, подковы сбиты, а вспотевшие бока исполосованы плетью. Очевидно, в некоторых реальностях местные отряды пересечения времени и пространства еще не отказались от рабовладения, вовсю используя прилюдье в качестве личного транспорта.

Кентавр явно страдал от жары и цепи в носу.

– Невольник чести, – с состраданием заметил Петруха, роясь в вещмешке и торопливо протягивая кентавру горбушку хлеба, густо посыпанную крупной солью. Кентавр злобно лязгнул зубами, едва не отхватив Петрухе полруки.

– Идиот, – злобно прошипел Баранов, испуганно озираясь по сторонам. – Я чему тебя учил, сопляк?

– Высоко нести звание подданного короны Звездной Руси, – твердо отчеканил Петруха, лучась невинным синеоким взором. – Блюсти кодекс Демократической империи, не щадя жизни защищать униженных и оскорбленных, а особливо угнетенные народы, занесенные в Красную книгу. И слушаться старших.

Батыр, плотнее запахнувшись в стеганый ватный халат, отвернувшись, протяжно зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Нестеров, сняв наушники, слушал Петруху с неподдельным интересом, а Баранов слегка растерялся.

– Молодец, – пришел наконец он в себя. – Но учти, что некоторые рабы вполне довольны своей участью. Есть такие, что за хозяина готовы папу с мамой продать. Тем более что тут у нас не народ, а чей-то транспорт.

– Как вы можете! – искренне возмутился Петруха. – Кентавры, по-нашенски китоврасы ^[77], испокон века были древнейшей цивилизацией с великой культурой и историей. Мне Илья рассказывал, как они с Гераклом у кентавров гостили.

Батыр цокнул языком, Нестеров ехидно улыбнулся, а Баранов и чернокожий кентавр распахнули рты, чем тут же не преминул воспользоваться Петруха, засунув свой немудреный бутерброд стреноженному полуконю-получеловеку в оскаленную пасть.

Кентавр от растерянности пару раз машинально жевнул, потом хмуро выплюнул бесплатный сэндвич на горячий асфальт под ноги Баранова. Видно было по всему, что угнетенному народу есть что сказать, но, покосившись на Петруху, народ смолчал и только демонстративно повернулся к ним мощным крупом. Но чувствовалось, что внутренне кентавр ржал над ситуацией. Туристы во главе с прикусившим губу Барановым молча двинулись дальше.

Надо сказать, что «Земля-711» была всеми отрядами официально признана реальностью нейтральной, а посему активные действия на ее суверенной территории возбранялись категорически. Правда, Баранов на сей счет имел свое особое мнение и пуще всего опасался провокаций, о чем еще раз вполголоса, но твердо и дважды напомнил коллегам, когда, получив свою долю цветов, они прошли за забор и направились по бетонке к зданию аэропорта.

Вспотевший от быстрого шага Батыр едва не впал в кому прямо на ходу. Напевающий что-то себе под нос Нестеров не расслышал важного предупреждения из-за неизменного плеера, но Петруха, к радости заммордуха, настороженно поджал губы и мелко закивал. Глаза Филиппова светились пониманием и осознанием.

«Жвачки ему куплю», – растроганно подумал Баранов, когда, спокойно миновав аэровокзал, группа делегатов из Аркаима Лукоморского вышла на заставленную машинами стоянку.

– Стой, молокосос, ты куда?

Петруха виновато пожал плечами. Опередив коллег, он остановил такси и предупредительно распахнул дверцу перед опешившим главой аркаимской делегации.

– Автобусом проедем, – каблуком форменного ботинка смачно наступая на ногу Петрухе, подобострастно заулыбался Баранов водителю машины с шашечками. – Дорога, пардон, известная.

– Нельзя, – тихо, но решительно возразил шепотом Петруха, – никак нельзя. На нас за бугром, как вы говорили, весь мир смотрит. А вдруг кто скажет, что подданные империи бедны как церковные крысы? Нашей, родной церкви крысы! Двойной позор – светский и духовный. Надо блюсти честь, нам оказанную, ведь правда?

– Верно, Петруха, – подобрав полу своего рваного, в заплатах, но любимого халата, заметил бек, влезая в распахнутую товарищем дверь и опуская походный хурджин себе под ноги. – Без кондиционера в этом пекле через город не попрусь. Я еще Родине нужен – я за прошлую командировку не рассчитался.

Баранов перевел возмущенный взгляд на Нестерова, но штабс-капитан уже лез в такси. Судя по тому, как он прищелкивал пальцами и дергался, воздушный ас-меломан слушал исповедь юной красавицы: «Мама, я летчика люблю».

Последним, захлопнув дверь, в машину влез Петруха.

– За свои поедете, – предупредил его оставшийся на улице обозленный заммордух. – За командировочные. Скромнее надо быть!

Вежливый Петруха, показывая на уши, дал понять, что ничего не слышит и даже собрался было приоткрыть дверцу, но тут Нестеров сквозь зубы скомандовал водителю привычное «От винта!» – и машина унеслась, обдав Баранова вонючим запахом неотработанного до конца бензина.

– Куда только экологическая полиция у них смотрит? – пробурчал смирившийся с поражением Баранов и поплелся по плавящемуся асфальту к остановке общественного транспорта, ждать который ему предстояло часа два.

– Ваш товарищ не обидится? – поинтересовался вежливый водитель у бека, который блаженно нежился под струей холодного воздуха из кондиционера.

– Жмото туристо, – пояснил с заднего сиденья штабс-капитан, не снимая наушников. – Облик аморале, верно, бек?

– Угу, – пробурчал Батыр, извлекая из кармана халата какую-то книжонку и углубляясь в чтение. – Нам в «Асторию», шеф…

Водитель понимающе кивнул.

Бек читал, Нестеров, прикрыв глаза, слушал музыку, а сияющий Петруха восторженно приник к стеклу.

Кто не был в Амстердаме, тот многое потерял. Амстердамцы, как правило, вежливы, амстердамы ласковы и предупредительны. В Амстердаме можно встретить все и всех, и даже многочисленных потомков Петра Великого, который, как известно, только в родных пенатах был гневлив и скуп, а за границей обычно был любвеобилен и щедр. Но об этом в следующий раз.

Подкатив к гостинице, Петруха под удивленными взглядами переглянувшихся бека и Нестерова щедро расплатился с таксистом.

– Шикуешь? – улыбнулся Нестеров.

Петруха довольно помахал под носом коллег кредитной карточкой.

Бек удивленно поджал губы.

– Кстати, – ехидно осведомился он, – тебе не кажется, что в отношении начальства ты недостаточно вежлив и предупредителен?

Петруха с готовностью подхватил хурджин бека.

– Да нет, – усмехнулся Нестеров и пояснил: – Он Баранова имеет в виду, а не себя. К начальству с почтением надо! А ты его в аэропорту бросил. Нехорошо!

Петруха растерянно захлопал глазами и задумался.

* * *

В вестибюле гостиницы, куда измочаленный и выжатый как лимон Баранов попал только под вечер, его уже ждали. Навстречу потному руководителю аркаимской делегации устремился лично хозяин отеля во главе табора цыган, одетых в платья немыслимой расцветки и рубахи всех цветов радуги.

Хозяин, седовласый прилизанный мужчина лет пятидесяти – пятидесяти пяти, широко распахнул руки в объятиях, но обниматься не стал, а только всплеснул ими. И грянул веселый и незабываемый цыганский хор.

Цыган нельзя не любить. Цыгане – молодость нашего многотысячелетнего мира, его рассвет. В самом замухрышистом таборе глубина причастности к дарованной человеку вечности больше, чем у ста философов вместе взятых.

Не потому ли их так любили русские ухари-купцы? И А.С. Пушкин их любил, поэмы о них писал. И автор «Денискиных рассказов» Денис Давыдов цыган любил ^[78]. Максим Пешков обожал. Семен Буденный души в них не чаял.

А Тургенев с Достоевским целый цыганский хор от «Яра» даже в Баден-Баден телеграммами выписывали, если в рулетку выигрывали.

И ромалы в ответ и Ивана Сергеевича, и Федора Михайловича за широту души любили, хотя у них из-за этих вызовов вечно проблемы с полицией были. Потому как приедут цыгане на последние деньги в Баден-Баден, а эти двое в рулетку все выигранное уже назад просадили. Но ромалы все равно всегда ехали, всегда пели и долго верили, что им когда-нибудь кто-нибудь да заплатит. Сущие дети, ей-богу!

Так что спроси человека, как он относится к цыганам, и душа его окажется на твоей ладони, если он не соврет.

Один знакомый цыганский барон частенько говаривал, что цыган без лошади что без крыльев птица, а потому не след обижаться на ромала, если он позаимствует у плохого человека хорошую лошадь.

А еще цыгане говорят, что воровать лошадушек им уже потому дозволено, что они, ромалы, стащили гвоздь на Голгофе перед самым распятием Искупителя. И даже показывают этот гвоздь – почти в каждом таборе он свой, и все действительно кованые, прямые, кровью не обагренные и очень старые.

Итак, хор цыган грянул. Это были не просто цыгане, это были суперромалы театра «Ромэн», гастролировавшие в ту пору по Европе и собиравшие зрителей больше, чем труппы Мариинского и Большого театров вместе взятые.

Цыгане лихо отпели все, что положено, вплоть до «…К нам приехал наш любимый Сан Михалыч дорогой!». Потом, под неизменное «Пей до дна, пей до дна» и т.д. они поднесли изумленному и растроганному заместителю по высокому моральному духу чарку русской водки и бутерброд с черной икрой на чеканном серебряном этрусской работы подносе.

Поднос этот, между нами говоря, находился во всероссийском розыске местной реальности как утерянный экспонат Эрмитажа. К чести директора гостиницы, об истинной ценности изделия этрусков он не подозревал – эту подставку под посуду гостинице подсунули в одном из номеров вместо спертого втихаря мельхиорового ширпотреба.

В ВИП-номере, где подмену обнаружили в свое время далеко не сразу, успели последовательно пожить: сицилийский мафиози, наемный убийца из Гонконга, лорд из Англии, царек-людоед из Центральной Африки. Сам товарищ Жеглов спасовал бы перед такой загадкой: кто именно из вышеперечисленных и уважаемых в своих странах персон оказался нечист на руку, как к нему попал антиквариат и до какой степени надо было, пардон, насвинячиться водкой, чтобы перепутать подносы?

Теперь утраченный раритет пылился в гостиничном баре под стойкой и извлекался в исключительных случаях, подобно нынешнему.

«Жаль, что бека с Нестеровым нет, – ухмыльнулся про себя Баранов, опустошая чарку и нерешительно оглядываясь на хозяина гостиницы. – Такая встреча дорогого стоит. И авторитет бы вырос, и вообще…»

– Бросайте, бросайте, – поощрительно улыбнулся, хотя и слегка поморщился хозяин гостиницы. – Традиции надо уважать.

Баранов залихватски тряхнул жиденькой прядью на лысеющей голове и решительно разбил рюмку о мраморный пол холла. Потом вальяжно, но с дикой болью в душе метнул на поднос тощенькую пачку местной валюты и порадовался, что предусмотрительно разменял ее на самые мелкие купюры. Хозяина гостиницы Баранов, пожалуй, и обманул, но цыгане, хотя вида и не показали, мысленно усмехнулись и быстро рассосались.

– Ваш багаж? – сияя лучезарной улыбкой, осведомился хозяин «Астории», щелчком пальцев подзывая паренька в униформе.

Исполнительный тинейджер ухватился за ручку увесистого портфеля в левой руке Баранова и еле заметно потянул к себе. Баранов с портфелем расставаться не пожелал. Мальчик повторил свою попытку, однако глава делегации вцепился в портфель второй рукой и тихо буркнул посыльному: «Брысь!»

Паренек оказался настырным и, не теряя надежды на щедрые чаевые от столь высокого гостя, продолжал тянуть портфель в сторону лифта. «Отвали, заморыш!» – злобно окрысился на него заммордух, и посыльный, признав свое поражение, растерянно перевел взгляд на хозяина.

– Ваши апартаменты с прекрасным видом на канал. – Хозяин сделал вид, что поведение гостя доставило ему огромное удовольствие. – Мальчик вас проводит. Он, я и моя гостиница к вашим услугам в любой час дня и ночи.

Шустрый паренек проводил Баранова к резным дверям единственного номера на всем третьем этаже и требовательно протянул руку. Заммордух выяснил у посыльного, где расположились его подчиненные, отвесил наглому мальчишке оплеуху вместо ожидаемых чаевых, вошел в номер и огляделся. Обстановка в номере была шикарная. «Подсуетились организаторы», – довольно подумал он, открывая портфель и извлекая кипятильник, два вареных яйца, колотый рафинад, кулечек чайной заварки, пачку армейских галет и банку просроченного консервированного болгарского горошка.

Наскоро перекусив горошком с галетами, Баранов наполнил опустошенную банку водой из графина и сунул в нее кипятильник. В ожидании кипятка заммордух несколько раз тренькнул клавишами на огромном белом рояле и внезапно встревожился. Ему неожиданно пришло в голову, что простодушный Петруха и индифферентный бек, несомненно, уже попали под тлетворное влияние взбалмошного Нестерова и сейчас, пользуясь редким случаем, морально разлагаются. Баранов поспешил в номер вверенных ему под начальство коллег.

Надо признать, что заммордух на дух не переносил начальника отдела воздухоплавания. Воздушный ас с высоты своего птичьего полета Баранова не ставил ни в грош ни в цент. Он вообще не понимал его высокой педагогической роли в отрядной жизни и, когда Баранов появлялся в столовой, частенько на всю залу демонстративно и громко интересовался у Латына Игарковича: «Кто этот хам и почему он в ресторации в фуражке?»

Впрочем, и у штабс-капитана характер был не мед. Обозленный отсутствием летной практики, Петр Николаевич в последние месяцы стал раздражительным, вспыльчивым и плохо управляемым, как «боинг» на взлете.

Удивительно, но факт: высокомерно игнорируя заммордуха, Нестеров подчеркнуто покладисто реагировал на замечания и советы Фурманова, с которым во внеслужебное время частенько сваливал на рыбалку с ночевкой и спиртом. Когда же Баранов заискивающе предложил Фурманову свою кандидатуру в качестве рыболова-напарника, тот недоуменно покосился на коллегу и вежливо отказал, сославшись отчего-то на плохие поставки в отряд горючего.

Еще одной чертой Нестерова, которая особо выводила из себя Баранова, было едва заметное пренебрежение, которое сквозило в тоне штабс-капитана, когда он общался с полковником. Казалось, что именно при взгляде на заммордуха у Петра Николаевича в жилах начинала струиться голубая кровь потомственного дворянина, вынужденного общаться с плебсом. С остальными же коллегами ас оставался добрым товарищем, своим в доску рубахой-парнем, поддерживающим лишь традиционную, чуть покровительственную дистанцию между прирожденным небожителем и несчастными, лишенными крыльев.

Учитывая все вышесказанное, нетрудно понять, почему обеспокоенный Баранов тут же спустился тремя этажами ниже и, отыскав номер, в котором остановились его подчиненные, громко постучал. Эту процедуру повторить ему пришлось трижды, прежде чем из-за двери донеслось знакомое и неизменно бесящее его «От винта!», после чего Баранов решительно дернул за ручку и шагнул в номер.

– Где бек с Петрухой? – строго и требовательно осведомился у Нестерова руководитель высокой делегации, бегло осматривая трехместный номерок и с удовольствием отмечая незамысловатость обстановки.

Наступила мучительная пауза, столь неприятная для начальника любого ранга, вопрос которого к подчиненному вольно или невольно игнорируется. Штабс-капитан лежал в сверкающих сапогах на застеленной постели, мечтательно закрыв глаза и слушая неизменный плеер.

– Где бек с Петрухой? – сорвался на крик Баранов, приближаясь к безмятежному Нестерову.

Ас недоуменно вздрогнул, словно в музыку вкралась откровенно фальшивая нота, открыл затуманенные сладкими грезами глаза и недоуменно всмотрелся в беснующееся начальство. Потом он лениво щелкнул кнопочкой музыкальной машинки, снял наушники и вопросительно поднял брови.

– Где Петруха с беком? – уже спокойнее поинтересовался Баранов у Нестерова ледяным голосом, буравя автора одноименной петли пронзительным взглядом. Взгляд этот Баранов еще курсантом регулярно тренировал перед сном много лет, уставившись в нарисованную на потолке черную точку, в результате чего заработал легкое косоглазие и явное лупоглазие.

– Петруха? – недоуменно переспросил штабс-капитан, даже не имитируя попытки подняться с кровати. – Ах да, Петр Трофимович!.. Петр Трофимович с Батыром Бековичем в ресторане на первом этаже вас ждут-с. Петр Трофимович взял на себя смелость заказать ужин и на вас, коллега.

Фамильярное «коллега» по ранимому сердцу заммордуха скрежетнуло куском острой жести. Однако Баранов сдержался, вспомнив, что, в отличие от оперативных командировок, в командировках творческих, согласно уставу отряда, его начальствующая роль была весьма условна. Даже на повседневной службе его статус был несоизмеримо выше нынешнего. К тому же ему очень кстати пришло в голову, что коль скоро Петруха заказал ужин, то и расплачиваться будет именно он.

– А вы почему остались? – немного успокаиваясь, подозрительно покосился раздосадованный Баранов на Нестерова, хотя в душе был рад, что его подопечные временно разлучены.

– Экономлю. Валюта нужна, – хладнокровно пояснил штабс-капитан. – В публичный дом сходить надо. А еще товар сбросить на сторону, пока не сгнил.

С этими словами воздушный ас небрежно подтянул к себе планшетку, порылся в ней, извлек и развернул газетный сверток. На пол посыпались ядовитые красные мухоморы в ярко-белых проплешинах. Нестеров принюхался, удовлетворенно кивнул и резюмировал:

– Через часок жара спадет, сбегаю. Мне и адресок подсказали. Тут рядом.

Баранов на миг остолбенел и едва не задохнулся от праведного возмущения.

– Да вы сами-то понимаете, что вытворяете, штабс-капитан? Какой публичный дом, какой товар?! Это же чистый отстой, тьфу, чистая аморалка! Это трибунал! И не просто трибунал, а показательный процесс! Вы у меня с «губы» до конца года не вылезете!

Нестеров молча засунул сверток в планшетку, планшетку положил под подушку, надел наушники, включил плеер и повернулся к заммордуху своей прямой аристократической спиной и тем дворянским, что было ниже.

Кипя от возмущения и мысленно составляя расстрельный рапорт на Нестерова, а заодно и на Илью, допустившего вывоз из Лукоморья «партии высокотоксичного наркосырца растительного происхождения», Баранов спустился в ресторан, где его ждал очередной – но на этот раз приятный – сюрприз.

Едва заммордух вошел в зал, как оркестр грянул бравурный марш. Удивленные клиенты ресторана стали невольными свидетелями сцены, как к Баранову прытко подскочил расторопный Петруха и, бережно придерживая заммордуха под локоток, проводил его к столику. В глазах Петрухи светилась преданность.

«Растет паренек, – умиленно подумал Баранов, степенно усаживаясь за стол. – Нет, жвачкой тут не отделаешься. Куплю ему джинсы с барского плеча. Где наша не пропадала…»

Пока Петруха суетился вокруг товарища заммордуха, бек с интересом наблюдал за своими коллегами, подперев подбородок правой рукой и вяло ковыряя салат левой. Подхалимов в отряде не любили, но Петруха был настолько органичен в своем желании выслужиться, что бек даже причмокнул от восхищения.

Стол был накрыт роскошно. Одно вино, поданное высоким гостям лично шеф-поваром, обошлось бы в годовой бюджет какой-нибудь банановой республики. Под стать вину были и поданные блюда. Петруха, плохо знакомый с западноевропейским стилем питания, сделал заказ чисто в русском духе. В результате стол был завален снедью, а его точеные ножки так и норовили расползтись в стороны. Сам Петька, впрочем, налегал на спецзаказ – жареные пирожки с ливером и требухой, которые он азартно поглощал, запивая коллекционным портвейном из подвалов Людовика XIV.

Делегаты конференции уже перешли к десерту, когда к столику, за которым они сидели, мелкими шажками приблизился слегка напряженный хозяин гостиницы. Вежливо извинившись, он трагическим шепотом сообщил захмелевшему Баранову о том, что в его номере – по невыясненным пока обстоятельствам – случился пожар, но лично у него, хозяина, есть все основания полагать, что виной всему…

Заметив, что из кармана брюк докучливого владельца отеля торчат обгоревшие провода кипятильника, Баранов оборвал его вялым взмахом руки и, икнув, вальяжно кивнул Петрухе:

– Разберись, стажер!..

Петруха с готовностью вскочил из-за стола и, дружески подхватив хозяина под руку, увлек к выходу.

Вернулся Филиппов минут через десять, сияющий и довольный. По его конопатой физиономии было видно, что желанный консенсус достигнут. Усевшись, Петруха первым делом занялся недоеденным пирожком и только потом преданно глянул в глаза руководству:

– Все ништяк. Номер сгорел. Убытки возмещены, личные вещи не пострадали. Без базара. Других номеров нет, но на две ночи вам предоставлено уютное помещение. Сейчас там прикид заменят, и все будет в полном порядке. Хозяин сказал, что такими гостями, как вы, не кидаются.

Баранов ласково потрепал Петруху по щеке потной ладонью и высокомерно глянул на невозмутимого бека. Батыр это взгляд проигнорировал – он был занят извлечением кокосовых стружек из тающего на глазах мороженого. Пломбир бек любил с детства, а кокосы ненавидел чуть меньше моря.

«Нет совершенства в этом мире», – печально подумал Батыр, встал и, слегка покачиваясь, направился к оркестру, где, сунув в карман одному из музыкантов пару монет, попросил слабать на заказ последний хит своей далекой исторической Родины.

Под сводами западноевропейского ресторана поплыли протяжные заунывные ноты «Саги о степном аксакале». Гитара не домра, но какой-то особо чувствительной женщине, пожилому джентльмену в очках и одному официанту плохо стало сразу. Остальные посетители пока держались.

Кто не был в не тронутой цивилизацией казахской степи, тому не стоит слушать эту великую сагу. Ее герой – умудренный феодализмом, социализмом и капитализмом аксакал – степенно трусит на флегматичной лошадке по бескрайней осенней равнине и поет о том, как он жил, живет и будет жить.

Две минуты он поет о том, что жизнь его подобна тюльпану, который цветет три дня в году, когда необъятная степь бурлит весенними соками и покрывается цветами, как ковром. Еще пятьдесят восемь минут песни аксакала посвящены остальным тремстам шестидесяти двум дням в году – равнине, выжженной дотла солнцем; равнине, залитой хмурой осенней грязью, и равнине, покрытой трехметровым пластом снега.

Надо сказать, что это была самая веселая и жизнерадостная из классических саг, любимых батыром, поэтому нет ничего удивительного, что, выслушав ее до конца, бек приободрился, хватанул стакан русской водки и пошел к оркестру через изрядно поредевший зал повторить свой музыкальной привет белому свету.

Бек сделал бы и третий заход, но Петруха придержал его за полу халата, заметив, что к столику приближается метрдотель.

Служитель чревоугодия молитвенно сложил руки перед грудью и первым делом проинформировал бека, что сам он лично в восторге от восточной классики, но вынужден попросить уважаемого гостя сменить репертуар, поскольку ресторан теряет посетителей со средней скоростью до пятнадцати душ в час. С этими словами метрдотель неловко сунул в карман халата бека толстую пачку крупных купюр. Бек недовольно вздохнул и отпустил взяткодателя с миром, вытребовав в качестве бонуса еще пару бутылок «Посольской». Петруха добавил к этому заказу бутылочку кумыса и попросил бека переписать ему слова саги. Бек пообещал, но честно предупредил, что в гостинице «Пекин» в Москве этот номер не пройдет, потому что там сага уже стала брендом ресторана наряду с песней «Моя морячка».

Потом они разбудили Баранова, выпили напоследок, выпили на посошок, выпили стремянную и наконец-то перешли в отдельный кабинет, куда заммордух тут же заказал жареного поросенка с хреном. Петруха из уважения к начальству перечить оному не стал, а из почтения к беку потребовал нафаршировать несчастного домашнего кабанчика яблоками из Алма-Аты. Лично для себя он ограничился заказом хрена и пирожков.

Потом они вяло перекочевали в бар, потом в кафе, потом в бистро, потом зачем-то вернулись в ресторан, где посидели еще часок и, прихватив с собой палку колбасы, упаковку сыра, пакет сока и метрдотеля, пошли обмывать переезд Баранова в его новый номер.

* * *

С утра Баранову его новое пристанище понравилось не так сильно, как с вечера.

Нет, номер сиял чистотой. Белые кафельные плиты на полу и стенах сияли, искрились и переливались в ярком неоновом свете прикрытых плафонами длинных ламп. Никелированный потолок создавал необходимую иллюзию свободы совести. Огромные зеркала на одной из стен расширяли горизонты. На полочке над раковиной умывальника стояла куча пузырьков и других емкостей с дезодорантами, пенами, жидким мылом и прочими атрибутами. Ватерклозет и писсуар, так те вообще лучились от гордости за свое высокое предназначение. Работал даже настенный фен, что в иных обстоятельствах умилило бы…

Но что-то было не так. Во-первых, в номере не было душа. Во-вторых, туалетные агрегаты и сооружения размещались прямо у кровати. В-третьих, и кровать, и кресло, и журнальный столик, и шкаф-купе, и тумбочка, и рояль, и даже телефон пахли то ли еще свежим белым нитролаком, то ли еще какой-то химией. Короче, запах был знакомый. Кроме того, всю ночь в номер, как смутно припомнил Баранов, кто-то периодически ломился.

Вот и сейчас в дверь настойчиво постучали. Баранов недовольно сполз с кровати и щелкнул никелированной задвижкой. На пороге стоял Петруха с подносом в руках, а на подносе стояли три бутылки любимого Барановым чешского «Злато козел» и хрустальный бокал.

– Садись, – кивнул заммордух Петрухе на кресло и, по очереди прикладывая одну бутылку к вискам, открыл вторую зубами. Руки его, очевидно от утренней прохлады, мелко дрожали, поэтому пачкать бокал он не стал.

Он повторил процедуру с бутылками еще дважды, прежде чем ему слегка полегчало.

– А ты чего ж? – благодушно поинтересовался он у Петрухи, протягивая ему последнюю бутылку, на дне которой еще оставалась пена, похожая на мыльную.

– Я не пью по утрам, товарищ заместитель по высокому моральному духу! – молодцевато отрапортовал Петька, пожирая начальника глазами. – Мне Илья не советовал. Говорит, что это первый признак.

Баранов подозрительно покосился на Петруху, но, успокоенный его простодушным видом и неумело заштопанной гимнастеркой, только усмехнулся.

– Много он понимает, твой Илья. Ты, стажер, меня держись, я тебя в люди выведу, понял? Я тобой покамест доволен.

Петруха вытянулся по стойке «смирно».

– Ну-ну, не надо, – благодушно усмехнулся заммордух. – Мы же не на задании, а в творческой командировке. Без чинов, Петрушка, без чинов! Садись. Но бдительность бди! Мы, кстати, не опаздываем?

– Бду! Никак нет! В смысле слушаюсь и не опаздываем.

– А где бек с этим белогвардейцем летучим?

– На скамейке ждут-с.

– Ладно, идем… Нечего тут мне болтать.

Петруха почтительно пропустил вперед Баранова, и они неторопливо направились на улицу. Бек и Нестеров действительно сидели на скамейке в зеленом, несмотря на раннюю осень, сквере перед гостиницей, беззаботно глазея на прохожих и обмениваясь ничего не значащими фразами. Заметив приближающихся Петруху с Барановым, штабс-капитан толкнул батыра в бок и, криво усмехнувшись, что-то шепнул. Бек откровенно заржал.

Начальство не переносит подчиненных, которые при его появлении смеются, а тем более криво усмехаются. Это начальство нервирует, поэтому Баранов, хмуро остановившись перед скамейкой, битых четверть часа читал беку, Нестерову и, для профилактики, Петрухе нотацию на тему сознательности и дисциплины.

Реакция его подопечных была предсказуема: бек зевал, деликатно прикрываясь полой халата, Петруха подобострастно кивал, а Нестеров включил плеер. Но особо раздражал Баранова какой-то бомж, остановившийся в пяти шагах и с вожделением поглядывавший на бутылку недопитого пива в руках у бека.

Наконец Баранову и самому ужасно захотелось пива, и, еще раз предупредив о необходимости держаться вместе, он закончил речь своей обычной угрозой: «Не забывайте, что по итогам командировки я обязан представить рапорт».

Затем Баранов поискал глазами какой-нибудь подходящий булыжник, но не нашел и, ограничившись презрительным «брысь!» в адрес оборванца-бомжа, ласково кивнул любимчику Петрухе и с решительным видом пошел через сквер к видневшемуся за каналом зданию конференц-центра, в котором намечалось проведение традиционной встречи.

В сквере было оживленно и весело. Над парком царило если не празднество, то, во всяком случае, его предвкушение. Ставились какие-то пестрые палатки, размещались многочисленные аттракционы, вешались гирлянды. Баранов с удивлением в очередной раз отметил про себя, что коллеги из Амстердама на организацию симпозиума явно не поскупились. «Жируют, гады», – завистливо подумал заммордух.

Двухэтажное старинное здание конференц-зала украшал красочный баннер, для маскировки гласивший об открытии съезда стоматологов-любителей. Транспарант был наглядно проиллюстрирован: устрашающего размера кариесный зуб огромными клещами в несколько пар рук тащили люди в белых халатах. Рисованная агитка была исполнена качественно – немногочисленные в этот ранний утренний час прохожие, минуя здание, ускоряли шаг. При виде клещей поморщился даже Баранов: они напомнили ему Малюту, который, помимо своих основных обязанностей, в качестве хобби открыл в своих подвалах практику дантиста. Учитывая, что первые дни Скуратова консультировал Дуров, пациентов у контрразведчика было немного.

Рылоконтроль на входе в здание они миновали без особых проблем. Лишь один из охранников – явно вольнонаемный из местных жителей – подозрительно принюхался к планшетке Нестерова, но, принюхавшись, удовлетворенно причмокнул, уважительно кивнул и распахнул перед асом массивные двери особо предупредительно.

За порогом их уже встречали. Три полуголые феи шустро подскочили к аркаимской делегации и безошибочно пришпилили на грудь каждому пластиковую визит-карту с фамилией и гербом реальности. Нестеров радостно обнял ближайшую девчонку и что-то шепнул ей на ушко, отчего та мгновенно зарделась, весело захихикала, а потом кивнула.

Баранов уже собирался было сделать летуну очередной строгий выговор, но тут к ним на роликовых коньках подкатил грациозный двухметровый тролль-подросток с подносом в руках, и заммордух отвлекся на пиво. Нестеров предпочел шампанское, бек ухватил с подноса бокал с пузырящимся кумысом, а Петруха, растерявшись от многолюдья, разноголосья и сутолоки, только прошлепал губами.

Просторное фойе кипело. Вдоль стен за колоннами успешно выполняли план несколько буфетов; в двух дальних углах по бокам широкой лестницы, ведущей на второй этаж, напряженно работали бары. Несколько сотен людей, в основном представителей сильного пола, дефилировали, бродили и слонялись из угла в угол. Мелькали элегантные фраки, строгие набедренные повязки, цветастые восточные халаты, шелковые кимоно, полотняные тоги, шотландские килты, мексиканские пончо, ковбойки и джинсы. Представлен был и практически весь военный гардероб всех эпох и реальностей. Женщин в зале оказалось не так много, но их вечерние платья, деловые костюмы и мини-юбки были кочующими магнитными полюсами, вокруг которых раздавался особо веселый смех, рассыпались самые неотразимые комплименты, точились притупленные остроты и благоухали свежайшие анекдоты.

Впрочем, не скучали и те, кому у этих полюсов элементарно не хватило места. Бары и буфеты, как уже отмечалось, функционировали безостановочно: общих тем у делегатов симпозиума хватало с избытком, а потому то тут, то там завязывались какие-то профессиональные споры, припоминались – правда, пока еще вполне корректно – старые обиды, завязывались новые знакомства и обсуждались последние новости суровой жизни отрядов коррекции реальностей.

Аркаим-лукоморская делегация во главе с чопорным заммордухом неторопливо шествовала по залу. Бек лениво кивал в ответ на приветствия, Петруха испуганно жался к беку, а Нестеров слегка скучал и даже подумывал завести свою электронную шарманку…

– Пьер, дружище! Ты, что ли?

Веселый картавый голос с французским прононсом заставил Нестерова резко оглянуться и расплыться в улыбке.

– Антоша, кот древесный!

Распахнув взаимные дружеские объятия, Нестеров и Экзюпери, не обращая внимания на окружающих, смотрели друг на друга глазами друзей детства, внезапно обретших, казалось бы, навсегда утраченное прошлое.

– А я ведь подозревал, – чуть отстранился от небесного коллеги Нестеров, – еще когда ты водку стаканами хлестал и пикантные анекдоты про … травил, я тебя, дружище, на карандаш взял. Тесны реальности!

– Ну и ты, Пьер, положим, тоже слишком чисто на французском Сирано ^[79] цитировал. Для выпускника Оренбургского летного, разумеется… Ши-илока стлана моя лодная, уи?

– Уи, уи, мазила…

– Это я-то мазила?

Это была вторая встреча прославленных асов. Первая состоялась в марте 1945 года, когда Петр Петрович Петров, выпускник Оренбургского летного училища, летал в реальности «Земля-095» в паре с Антуаном Антуановичем Антуано – бравым французским офицером эскадрильи «Нормандия – Неман».

Оба, кстати, лукавили. Ни тот, ни другой друг друга ни в чем не подозревали, а между тем оба авиатора, направленные в командировку руководством соответственно Аркаима и Парижа, выправляя кривобокую реальность, решали одну и ту же задачу: месяц гонялись по небу Европы за опытным образцом реактивного фашистского истребителя.

Реактивный «мессер» они догнали и завалили на пару, чем обеспечили столь необходимый упомянутой реальности последний приступ депрессии Адольфа Шикльгрубера, лишенного надежды на последнее из «чудо-оружий». При этом каждый уверял однополчан, что успех был достигнут исключительно благодаря его мастерству.

Этот принципиальный спор – пока, убедившись в успешности предприятия, их не отозвали из окончательно выправленной реальности – не мешал им, однако, дружно бегать по польским панночкам (авиаполк к тому времени стоял под Краковом), гонять в футбол и пить вонючий самогон.

Справедливости ради отметим, что реактивный истребитель с черными крестами, который рухнул в конце апреля где-то у Бранденбургских ворот, разрешить их спор не дал бы возможности и опытнейшим криминалистам. От аса, сидевшего за штурвалом, не осталось ни рожек ни ножек с копытцами в кожаных летных ботиночках…

– Это я-то мазила?

– А кто петлю недотянул – я, что ли? Квазимодо ты, а не ас!

– Да ты достал своей петлей, висельник. Над твоей «бочкой» ^[80] от Нормандии до Немана вся эскадрилья хохотала.

Судя по всему, былые разборки грозили разгореться с новой силой. Штабс-капитан решительно всучил свой пустой бокал из-под шампанского подвернувшемуся под руку и опешившему Тагунаке из японских «Пасынков солнца». Избавившись от балласта, Нестеров обхватил Сент-Экзюпери за плечи, и боевые друзья устремились за колонны к ближайшей кафешке, где два красноносых гнома щедро разливали за стойкой рижский бальзам пополам с русской водкой.

По пути коллеги мимоходом, но уважительно откозыряли престарелому Икару. Подслеповатый ветеран воздушных трасс в кожаной тунике, узрев черные летные куртки, благодушно кивнул в ответ и, секунду поразмыслив, присоединился к своим коллегам. Старый грек ценил талантливую поросль любой реальности – у летунов свои традиции. К тому же более благодарной аудитории для вечных жалоб на своего отца и первого в мире авиаконструктора Икар бы не нашел.

Возмущенный злостным нарушением недавних инструкций, Баранов намеревался было Нестерова одернуть, но, представив, как унизительно для него прозвучит неизменное «От винта!», зажмурился, поежился и смолчал.

Строго говоря, неслужебные контакты в отряде не одобрялись, хотя, с другой стороны, обычно поощрялись. Тонкость эту Баранов уже уловил, но еще не прочувствовал. Поэтому он мысленно плюнул, быстро спохватился и раскрыл глаза пошире.

Но было уже поздно. Нестеров с коллегами разливали по второй. Петруха между делом нечаянно, но сильно наступил на ногу Олафу Рыжей Бороде и теперь, пользуясь подходящим случаем, вежливо передавал ему привет и какой-то сверток от Муромца. Что-то в лице Петрухи Олафу, видимо, понравилось, потому что шведский викинг тут же утащил Филиппова за те же колонны, на ходу разворачивая сверток.

Что касается меланхоличного бека, то он исчез. Батыр испарился на глазах. Вот только что он лениво зевал и чесался в двух шагах от Баранова, а вот его уже нет. Вот он был, степной батыр, а вот вам хрен, а не товарищ Батырбеков. Теперь на его месте стоял какой-то бородатый забулдыга в доспехах и азартно снимал окружающую кутерьму на портативную видеокамеру.

«Новичок», – решил Баранов и предусмотрительно отказался от предложенного подкатившим троллем стакана виски. Попадать в кадр в непрезентабельном виде он не желал, а потому отвернулся, слегка причесал жиденькие волосенки на лысину, расправил плечи и только тогда счел себя достойным любительской видеосъемки.

К его сожалению, оператор уже куда-то пропал. Баранов нахмурился и задумался. За Петруху он в целом был спокоен: Олаф, по оперативным ориентировкам, был мужиком основательным, положительным и, главное, названым братом Муромца. Обижать или устраивать грязную провокацию воспитаннику своего пусть и названого, но все же братца викинг счел бы ниже своего достоинства. К тому же Петруха тщательно законспектировал все лекции Баранова, проявил себя пока почти образцово, и за его мораль можно было особо не волноваться. «Пусть себе пообтешется стажер», – мудро решил заммордух и слегка покраснел от своего благородного решения.

С Нестеровым все тоже было ясно: публичный дом, мухоморы в планшетке и постоянные пререкания вкупе с демонстративной русско-французско-греческой пьянкой тянули как минимум на трибунал. Оставалось только настрочить соответствующий рапорт, но, памятуя, что впереди еще почти сутки командировки, Баранов решил подождать.

Оставался бек, за кочевую душу которого, несомненно, следовало побороться. Баранов тяжело вздохнул о нелегкой доле штатного моралиста, украдкой перехватил стаканчик виски и пошел искать Батыра.

Руководитель расползшейся по углам делегации искал своего самого степного из блудных сыновей почти полчаса, до тех пор, пока хмельной голос из динамика не пригласил делегатов на второй этаж в конференц-зал. Баранов в очередной раз мысленно плюнул на бека и был прав. Бека в зале давно не было.

Более того, Батыра давно не было и в городе. Он был в пригороде, где сидел за ломящимся от яств дастарханом в маленькой рощице в компании двух очаровательных дам и старого приятеля Насреддина из иранского отряда коррекции реальностей «Зеленый минарет», где тот числился штатным ходжой. Все четверо были навеселе и в прекраснейшем расположении духа.

Ходжа Насреддин был личностью в Аркаиме-Лукоморском популярной. Более того, некогда – еще в Аркаиме-Уральском – он даже проходил сверхсрочную службу. Однако юный тогда ходжа, которого прочили на вакантное место отрядного священника, как-то сразу не сработался с тогдашним заммордухом товарищем Мехлисом. Мехлиса из отряда убрали очень-очень быстро, но Насреддина убрали еще быстрее.

Ходжу уволили сразу после его успешного обеспечения в реальности «Земля-942» встречи Большой тройки в Тегеране. Встречи, едва не сорванной немецкими террористами.

Повод для почетной отставки, признаем, был: ходжа являлся неизменным, хотя и неизвестным автором шестидесяти пяти процентов всех цензурных и восьмидесяти процентов всех нецензурных анекдотов, когда-либо кочевавших и кочующих поныне по всем реальностям. Даже из Тегерана он только за три дня направил в отряд в качестве донесения восемнадцать ехидств.

В главке донесения проанализировали, подшили, поулыбались, ходжу наградили и… уволили за использование нецензурных выражений. Месяц спустя его судьбу разделил и товарищ комиссар – за злоупотребление служебным положением и разбазаривание ценных кадров.

Насреддин вышел на пенсию и устроился в реальности «Земля-777» в том же полюбившемся Иране на работу внештатным ходжой в страшно далекий от народа кружок по интересам «Зеленый минарет» при каком-то ЖЭКе. Потом в стране произошла заварушка, сменилась власть, и узкий кружок из организации общественной стал широким государственным кругом.

С товарищем Батырбеком товарищ Насреддин познакомился в совместной командировке, где впервые поработал ходжой, а бек действовал под псевдонимом Алдар Косе. Тогда в Средней Азии они на пару и всего за три месяца загнали дюжину ишаков и довели до инфаркта тринадцать шахов, семь падишахов, а также пять пресветлых эмиров, двух султанов и сто сорок четыре визиря. Мимоходом им удалось разоблачить перед трудовым народом несколько десятков астрологов-дервишей и мулл.

Короче говоря, однополчанам было за что и было с кем поднять очередной тост.

* * *

…После краткого, горячего и несколько косноязычного приветствия представителя хозяев симпозиума на трибуну конференции, предварительно сочно наплевав на регламент и очередность, выскочил Гуго Гавес, руководитель венесуэльского отряда имени Вана Серемоса.

Красноречивый и порывистый Гуго решительно потребовал остановить ползучую экспансию чизбургеров в окрестных реальностях, обозвал руководителя отряда «Коровьи джедаи» потомственной сволочью и обвинил их в тайном сговоре со вселенской нечистью на самом высшем уровне, вплоть до Сатаны.

В левом крыле и на галерке зала раздались громкие аплодисменты, переходящие в бурные продолжительные овации. Левое крыло и галерка до глубины души ненавидели «Коровьих джедаев», а потому по всем доступным реальностям пакостили им как могли: отказывались – даже под дулом кольта – есть гамбургеры, лобызать джедаям руку при встрече и делать глубокое троекратное «ку» ^[81].

В правом углу раздавалось глухое и обиженное ворчание. Там в широкополых ковбойских шляпах сидели представители от джедаев, а также их вечные союзники – разгулы из рыцарей Колченогого стола, данди из «Розового кенгуру» и прочие вассалы из отрядов помельче.

В зале между тем назревал скандал. Неистовый Гавес, сотворив традиционный магический жест средним пальцем левой руки в сторону правого крыла конференции, покинул трибуну, и к ней тотчас устремились представители «Зеленого минарета» и «Розового кенгуру».

Зеленому бежать к трибуне было дольше, чем розовому, но розовый неосмотрительно побежал мимо сидевших в первом ряду по центру зала хитайских «краснодракош». Кто-то из последних, разминая ноги, неловко вытянул левую, и данди-кенгуреныш, подлетев к трибуне на карачках, врезался в нее головой.

Трибуна треснула, но устояла. Розовый от стыда данди поплелся на место под улюлюканье левого крыла и галерки. Надо сказать, что его хитайский коллега – виновник случившегося – немедленно встал с места, сложил руки перед грудью и, кивая как китайский болванчик, вежливо извинился за свою неловкость двадцать четыре с половиной раза. Некоторые ему даже поверили.

Уважительно поклонившись высокому собранию, зеленый представитель поднял весьма животрепещущую и больную для всех тему истощающихся энергоресурсов праны-маны.

Свое выступление докладчик закончил неожиданной фразой: «Пусти козла в огород, а он и ноги на стол» – поэтому сорвавшийся с низкого старта «кенгуреныш» к трибуне опять не успел, поскольку ему пришлось предусмотрительно огибать места, занятые хитайцами.

Все это время Баранов благополучно дремал в десятом ряду по центру зала. Лишь изредка он приоткрывал глаза, вяло имитировал внимание и косился на Петруху. Тот, изумленно распахнув глаза настежь, сидел рядом с прямой спиной и прилежно конспектировал все подряд в клетчатой школьной тетрадке с прописями, положенной на откидной столик. Информация лилась в Филиппова Ниагарским водопадом.

Места бека и Нестерова рядом с Барановым пустовали, но, всякий раз настороженно оглянувшись, заммордух успокаивался: на последнем ряду, периодически пригибаясь за спинами сидящих впереди депутатов, сидели Нестеров, Икар, Экзюпери, какой-то чопорный, но веселый барон-летун из Люфтваффе, японский ас-камикадзе из «Пасынков солнца» и еще парочка незнакомых летчиков.

Настораживало Баранова то, что летчики как по команде наклонялись, а разогнувшись, что-то жевали. Успокаивало, что пригибались они по команде Икара, а не Нестерова и закусывали, судя по всему, плотно. В конце концов Баранов смирился и уставился на трибуну.

А там ситуация изменилась кардинально. Розовый «кенгуреныш», трижды делавший фальстарт, наконец-то дорвался до свободы слова.

Данди решительно плеснул в стакан воды из графина и жадно выпил его залпом. Вода оказалась текилой. Данди поперхнулся, но, мужественно справившись с приступом понятной тошноты, для начала рассказал о своем личном вкладе в борьбу с крокодилами-оборотнями. В качестве доказательства докладчик распахнул на загорелом пузе куртку, приспустил джинсы и представил слегка ошарашенным делегатам шрам от аппендицита.

Закончил свою речь данди лозунгами: «Да здравствует джедаизм-дарвинизм! Да победит сильнейший! Смерть слабому! Пятилетке свободы совести – джедайскую гарантию! Осям зла и Гуго лично – нет, нет, нет! Подлунному миру – да, да, да! Подкуем загнанную клячу истории! Свобода нам или смерть вам! Омен!»

Зал, особенно правое крыло, неистовствовал.

Баранов от громких хлопков и топота проснулся, с недоумением оглядел зал и умиротворенно прикрыл веки. Все шло как обычно.

– Слово предоставляется следующему докладчику, – объявил председатель конференции. – Господин Гарри Портер, орден рыцарей Колченогого стола, молодежное отделение.

При слове «портер» половина зала всех крыльев и вероисповеданий от партера до галерки оживилась. С последних рядов некоторые даже потянулись к выходу из зала занимать места за фуршетными столами, уже накрытыми для банкета на первом этаже. Впрочем, подавляющее большинство осталось на месте. О юном даровании разгулов уже ходили легенды.

– Учись, юноша, – толкнул Петруху локтем в бок Баранов. – Вот это карьера! Окончил магоакадемию, палочкой своей владеет лучше, чем ты ложкой. Пропиарил себя как следует. А ты у нас только в бане паришься и все еще в стажерах ходишь. У тебя хоть ПТУ-то за плечами имеется?

Петруха виновато потупился и отрицательно мотнул головой.

– Ладно, – великодушно оставил паренька в покое заммордух, – конспектируй давай, учись. А то сгинешь дураком. Как Иванушка наш.

* * *

Вспомнив Ивана-дурака, заммордух искренне заскучал. В отряде Иван-дурак был любим всеми, даже Барановым. Безотказный и работящий, терпеливый и сносящий любые прихоти начальства, Иван работал и успевал всюду: от конюшен Поповича до зверинца Дурова. Мастер на все руки, он мало спал, чинил печи-самоходы и штопал ковры-самолеты. Он по дружбе чистил сапоги Задову и сутками напролет ковырялся отверткой в испустивших дух свет-зеркальцах, которые после этого ковыряния работали еще по два-три века сверх гарантии. Он добровольно подметал плац перед штабной палатой и всегда первым вызывался в самые опасные командировки – отдохнуть от такой легкой жизни. А еще Иван со всеми соглашался, никуда не лез, а у своего домика на клумбе сажал не цветочки, а рожь.

– Так ежели оно чаво, то завсегда при хлебушке будем, – виновато бубнил он Владимирову, когда тот по анонимному доносу за подписью Хохела пришел осматривать приусадебное хозяйство Иванушки.

Справедливости ради отметим, что донос свой (дескать, на вверенном ему участке Иван нагло растит коноплю) Хохел подписал не по злобе, а исключительно из обиды. Знал он, что на клумбе рожь, но полагал – и полагал, поверьте, с полным на то основанием, – что кормит он личный состав отменно и без крестьянских довесков. Владимиров, выслушав несвязные лепетания Ивана-дурака, трижды обошел клумбу, пристально вглядываясь в колосящиеся растения.

Рожь, которую он за всю жизнь видел только в виде буханки бородинского, командир бы не отличил от конопли даже под расстрелом. В его школьном гербарии конопли не было. В гербарии было пять страниц с засушенными веточками: ясень, осина, дуб, береза, липа.

Убедившись, что на клумбе растет что угодно, но только не конопля, начальник отряда пошел чистить хитрую рыжую физиономию Хохела от гадливой улыбки, с которой тот вручил ему свою анонимку, гордо объявив «Слово и дело». Но Дмитрий Евгеньевич опоздал: Хохел заперся на складе. Владимиров хотел было выломать дверь, но хитрый Хохел через Алешу Поповича намекнул, что в результате санкций может сорваться приготовление на обед воловьей туши, запеченной в тесте и шпигованной перепелами в сметане и рыжиками.

Интересы голодного коллектива Владимиров ставил выше, чем верность полузабытым традициям, а потому обеденное «дело» предпочел мести за облыжное «слово». К тому же Владимиров, как и все в отряде, знал, что Иван-дурак на доносы не обижается и в обыденной жизни – чисто гипотетически, конечно, – его можно сколь угодно долго хлестать по физиономии. Наивный Иванушка только бы подставлял свои щеки, поскольку был правильным христианином.

Напрасно Латын Игаркович, рискуя своим статусом отрядного священника, убеждал его не воспринимать все так буквально – Иван стоял на своем. Он прощал всем и все. Он освобождал в командировках от нечисти целые народы, и освобожденные через полгода в него уже плевали, а он утирался и прощал. Он сходился с ворогом в смертельном поединке, одолевал его – и опять-таки прощал.

Имелся у Ивана, правда, один серьезный недостаток. Был он в свете всего вышесказанного полный и законченный дурак. А потому в один прекрасный день сгинул. Куда – бог его ведает.

Кособокая избушка его и посейчас стояла на отшибе пустой – ломать ее Владимиров, на что-то надеясь, строго-настрого запретил. Скотинку (корову и теленка) забрал под свою опеку добрый Дуров, иконку Богоматери унес в свой дом Илья, а опечаленный чем-то Нестеров тряхнул стариной и как-то в сентябре написал душещипательный стишок, как последняя институтка:

Тем же вечером за очередной партией преферанса Нестеров зачитал свои вирши Илье, Алеше и Добрыне, а наутро крамольные стихи ходили в списках по всему отряду. Железный Феликс Эдмундович втихаря ронял над своим экземпляром старческие слезы. Впечатлительный бек перевел стихи на казахский, хинди, этрусский и майя. А Малюта Скуратов втихаря переписал свой список и «забыл» его в родной средневековщине под видом «Голубиной книги».

Триумф был полный. Не портил его даже тот факт, что рачительный Хохел на самом деле регулярно выкашивал клумбу, жал рожь и пек замечательный, быстро черствеющий, но натуральный хлеб без сои. Исторической правды ради упомянем, что Хохел каждую весну рожь на клумбе сам же и сеял. Он по-своему, но любил Ивана-дурака.

Испортил триумф сам Нестеров. Он в какой-то командировке загнал свои вирши одному знакомому помещику-вольнодуму. Помещик писал жалостливые стихи, ужасно любил крепостных крестьян и крестьянок и даже плакал, проигрывая их в карты. Помещик стишки подправил, публикнулся и часть гонорара, как порядочный дворянин, вернул штабс-капитану.

Баранов, озабоченный падением морального духа Нестерова и его неучтенной подработкой на стороне, направил, минуя Фурманова и Владимирова, донесение в главк – исключительно по своей линии, а потому в рамках субординации.

Из главка сей же час в Аркаим прибыла литературная комиссия, обшарила весь отряд, крамольных стихов, естественно, не нашла, но зато нашла неучтенный самогон на складе Хохела и пустующую служебную площадь сгинувшего Ивана-дурака (на балансе того же Хохела).

Комиссия распорядилась избу дурака сжечь до ее (комиссии) окончательного убытия и временно убыла на ужин в столовую. Владимиров вызвал Хохела в штаб и полчаса с ним о чем-то шушукался.

Владимиров знал, кого вызывать. Обозленный реквизицией давно списанного самогона, Хохел Остапович за отрядное добро в виде пустующей служебной хаты готов был на все. Жечь что-либо общественное на его балансе (то есть, по сути,личное) он полагал святотатством. Хохел перепоручил прием высоких гостей Садко и убыл на карусели в неизвестном направлении.

Уничтожив и составив акт на реквизированный самогон под жареного поросенка в трюфелях, комиссия направилась в баню, посетила Лукоморье на предмет проверки нравов местных берегинь (проверкой осталась довольна) и легла спать.

Первое, что увидели утром, едва похмелившись, члены литературной комиссии, – это был домик Ивана-дурака. Не веря своим глазам, проверяющие подходили к избушке и замирали: фасад был увешан бронзовыми, берестяными, никелированными, чугунными, золотыми и прочими табличками.

Основной текст табличек, в отличие от подписей, был стандартен. Он гласил: «Памятник архитектуры. Охраняется».

А подписи были разными: от «ЮНЕСКО» и «ООН» до «Министерство здравоохранения отечественной реальности» и «Наркомат мясо-молочной промышленности» .

Трудно сказать, какая именно из двух сотен табличек привлекла особое внимание проверяющих, но они, переглянувшись, дружно плюнули, позавтракали и на десерт принялись за Нестерова.

Само по себе виршеплетение было литературной комиссии глубоко до премии Букера. Но пройти мимо факта несанкционированного распространения стихов в иных пространственно-временных реальностях они не могли.

Особенно зверствовал председатель группы литераторов-контролеров, некто Лукьян. Он особо напирал на то, что свои стихи Нестеров не провел через цензуру, и все допытывался, не писал ли Петр Николаевич каких иных стихов и в какую реальность их сбагрил.

Нестеров ушел в полную несознанку и даже поклялся, что за свою бытность в отряде отдался музе лишь один раз ^[82]. Лукьян поорал, поворчал, но смирился: Нестеров не производил впечатления клятвопреступника.

Нестерову поставили на вид. Владимиров, Скуратов, а заодно почему-то и Баранов (что последнего особенно задело) получили по выговору. Хохел огреб неожиданную благодарность за сбережение памятника архитектуры и сэкономленный самогон.

Комиссия убыла, и Нестеров, тотчас выпросив у Владимирова карусель, убыл в какую-то популярную реальность. Там он за кружкой пунша сошелся накоротке с каким-то местным поэтом, продиктовал ему две строфы своего нового творения и, честно отказавшись от гонорара, попросил творчески развить вложенные мысли.

Так увидела свет легендарная поэма «Лукьян Мудищев».

* * *

Баранов сладко зажмурился, раскрыл глаза, потряс головой и окончательно очнулся.

«Где-то теперь Иван-дурак? Да, были времена, были люди! Богатыри не вы, – с жалостью поглядывая на Петруху, подумал заммордух. – Хотя, если поднатаскать как следует, то из него тоже толк выйдет. Старательный, дурашка. В хороших руках за троих лямку потянет. Не дурак, но глуповат».

Руководитель аркаимской делегации перевел взгляд на трибуну. Там уже заканчивал свою речь Гарри Портер:

– Таким образом, все здесь присутствующие, а также наши гордые боевые коллеги во всех отрядах без исключения в той или иной степени обладают паранормальными способностями, позволяющими им корректировать реальность. И неважно – за счет внутренних сил или магических артефактов. Важно, что нам нет альтернативы! И не пора ли нам (хотя бы чисто теоретически) пересмотреть наши отношения с маглами, простите с человеками? Мы – не просто элита гомо сапиенс, мы – гомо магикус. Новые времена – новые люди. Давайте наконец посмотрим правде в глаза: так называемая нечисть нам порою ближе глупых, тупых, жадных и расплодившихся человечков. Да, они нам нужны, как те, кто способен воспроизводить человечество и все необходимое для нашего, подчеркну, нашего прогресса.

«А ведь в этом что-то есть, – задумался Баранов, покосившись на Петруху, перевернувшего очередной лист тетради. – Надо Владимирову в рапорте указать на положительные аспекты служебных контактов с коллегами. И съездить в этот, как там его…»

Г. Портер, размахивая палочкой, тем временем авторитетно продолжал:

– Нас обвиняют в преступных контактах с сатанинскими силами. Но где грань между светом и тьмой? Где, я вас спрашиваю?! Ведь даже в сумраке, как доказали последние исследования, нет спасения несчастным душам служителей исправления реальности, бедной нечисти и тому подобным несчастным. И так ли важно, чему служить, если служишь честно и преданно, не теряя солдатского достоинства и чести? Да, сегодня у нас с вами могут быть разные цели, но кто мешает нам выработать единый подход? Нас, в сущности, ведь так мало! Тысяча магов на многомиллионный мир! Избавьтесь же от иллюзий и комплексов, откажитесь от национальностей и религий, обрубите корни гнилых обычаев и обрядов, воспарите к небесам обетованным, забудьте прошлое, встаньте под знамена прогресса и походным шагом вступите под сень подлинно цивилизованных преобразователей человечества. Мы освободим вас от химер! Мы приобщим вас к полету нашей мысли! Вы хотите роскоши – вы утонете в ней, вы хотите борьбы – мы дадим вам борьбу! Вы хотите власти – мы дадим вам власть! Вам надо звезд – так их у нас есть! Каждому магу – счастья, и пусть никто не уйдет обиженным! Да здравствует «золотая тысяча»! Омен!

В зале раздался гром восторженных аплодисментов. Хлопало не только правое крыло зала, но и кое-кто слева, в середине партера и даже на галерке.

– А как же простой народ? – возмущенно заорал какой-то делегат от отряда коррекции «Братская крепость». – Кто о нем подумает?

– Мы подумали, – успокоил зал Портер. – Для начала каждому из нас – по сто тысяч человечков. Маглов ^[83] хватит на всех! Каждому – свое! Магу – магово, маглу – маглово!

Зал задумался, но зааплодировал уже потише – видимо, ста тысяч на каждого было маловато.

– Ну, мы еще подумаем, – нашелся Гарри и двинулся в зал.

В этот момент Баранов тихо, но протяжно взвыл: у него прихватило коренной зуб, залечить который, как и все настоящие мужчины, он мог бы за пять минут, но оттягивал уже полгода.

Петруха расценил этот взвыв по-своему. Он решил, что очередной докладчик чем-то начальству не угодил, и насторожился, как спаниель на утиной охоте.

Баранов застонал громко и неприлично. Зуб прихватило так, что усидеть на месте не было сил. Извиняюще махнув рукой, он устремился по ковровому проходу к выходу. У последнего ряда несчастный заммордух слегка притормозил. Ряд был пустым – Нестеров со товарищи удрали в фойе еще при слове «портер».

Дальновидно приняв взмах руки начальника за команду, Петруха медлить не стал. Демонстративно спокойно поднявшись, он скорчил на конопатой роже мину, призванную изображать глубокое презрение, и, наступая на ноги соседям по ряду, последовал за Барановым.

Следом за Петрухой зал из солидарности немедленно покинули викинг Олаф, делегаты «Братской крепости», киргизские джигиты из отряда «Джихад джиннам и джину» (в обиходе «Три-джи-три») и самураи из «Пасынков солнца», спешившие подлечиться после неумеренного потребления саке накануне.

Далее произошло невероятное. В зале поднялся и устремился к выходу весь первый и значительная часть второго и третьего ряда: коровьи джедаи, хитайцы, «зеленые», разгулы, «розовые» и даже невозмутимые (впавшие в нирвану на время официальной части) индусы.

Ларчик открывался просто. Очередной выступающий заплевал всех близсидящих так, что эти делегаты озаботились личной гигиеной и поспешили ретироваться. Середина зала, решив, что так и надо, последовала за своими лидерами. Последние ряды – и без того полупустые – проснулись от топота и мудро решили, что научная часть конференции закончилась.

…Баранов спустился вниз в залитое светом фойе, подскочил к ближайшему сервированному столику и опрокинул стакан чего-то крепкого. Боль отступила. Заммордуху похорошело.

В этот момент на лестнице в обнимку с Олафом появился гордый собой Петруха, а за ним широким потоком пролилась, растекаясь за столы, толпа делегатов.

Баранову поплохело. «Сорвал я конференцию, – горестно подумал заммордух. – Уходом своим сорвал. Скандал межреальностный. Убьют ведь в главке. Нет, не я сорвал, видит бог, не я. Петруха, засранец, напакостил. Его грязных рук дело! Он за меня в зале оставался – он за все и ответит. Утоплю в рапорте дрянь курносую!»

Баранов плеснул в стакан той же водки и еще раз опрокинул ее в рот. Мимо проходили коллеги-депутаты. Некоторые, к удивлению заммордуха, подходили вплотную, уважительно жали руку, обнимали, совали визитки и даже просили сфотографироваться вместе. Многие пили на брудершафт. Баранову опять похорошело. «Обошлось!» – решил он.

Когда поток коллег на лестнице иссяк и в зале раздался долгожданный звон бокалов, сопровождаемый скрежетом сотен вилок по тарелкам, Баранов извинился перед особо настырными коллегами и для разнообразия пошел поискать Нестерова.

Как и ожидалось, тот с приятелями уже давно и успешно дегустировал местное горячительное. Оценив груду бутылок перед летунами, Баранов хотел было проскользнуть незамеченным, но ему это не удалось.

– Мой коллега! – неестественно громко и горячо даже для третьей бутылки представил штабс-капитан заммордуха пьяным асам. – Ба-альшой ч-ловек, скажу я вам! Матерая глы-ик-бища! Зеркало нашей штабной эволюции!

Собутыльники Нестерова в восторге заревели и полезли целоваться. Судя по всему, в определенных кругах штабс-капитан пользовался серьезным авторитетом. Баранов взял это на заметку и подчинился неизбежному…

Дальнейшее он помнил смутно.

* * *

Баранов тяжело застонал и очнулся. Саднило спину. Заммордух пошарил вокруг руками в поисках стакана с чем-нибудь холодным и жидким, но ничего не обнаружил и осторожно открыл левый глаз.

Если заммордуху и стало легче, то не намного. Он был в своем номере, лежал в постели, был даже не в туфлях, но что-то… что-то было не так.

Итак, дальнейшее он помнил смутно. Но что-то помнил.

Он помнил, что полный зал депутатов, проголодавшихся от речей и набившихся в фойе за столики, упился за считаные полчаса – от негров преклонных годов до юных разгулов. Он помнил, что целовался с пьяной председательшей трибунала, танцевал с ней едьку-еньку и утешал ее, зазывая в номера. Он помнил, что братался с сэром Камелотским и обещал ему партию «красной мути» за полцены. Цены он не помнил, но помнил, что не продешевил. Еще Баранов помнил, что восемь вполне обычных для подобных конференций драк он благополучно избежал, но в девятой ему разбили нос, а он разбил кому-то очки в толстой оправе то ли из моржовой, то ли из магловской кости. Смутно вспоминался еще номер художественной самодеятельности, сабли в зубах, повязка на глазах, разбег на мысочках кожаных сапог и длинный-длинный проезд на коленях к ногам Джона Смита, который весело смеялся и отпихивал особо настырных «самодеятелей» носком лакированного ботинка.

Еще он помнил, как Олаф лупил какого-то беспомощного разгула, как разгул громко звал на помощь, как ему на помощь побежали и как Олаф, взяв разгула на ноги, успешно отмахивался от всех, кто на помощь неосмотрительно прибежал.

Еще Баранов помнил устроенный феями на столе стриптиз, после которого фойе опустело ровно наполовину, и юного самурая, декламирующего свои танки, после чего фойе опустело еще на четверть.

Последнее, что он помнил, – изумленные васильковые глаза Петрухи, выволакивающего его из очередной потасовки, в которую перерос научный спор Баранова с каким-то злобным пигмеем из Центральной Африки по поводу местонахождения нулевой реальности. Драка состоялась уже у выхода из здания.

Дальше была пустота.

И в этой пустоте в дверь постучали.

Баранов испуганно вздрогнул, закутался в одеяло, подтянул ноги и хотел было сказать «никого нет!», но было поздно. Веселый Петруха, позвякивая бутылками и бокалом на подносе, ворвался в номер, напевая «Утро красит нежным цветом…». У постели он куплет оборвал, неловко щелкнул каблуками и застыл, ожидая возможных указаний.

Баранов трясущимися руками открыл бутылку, вылил ее содержимое в рот и немного пришел в себя.

– Ну! – грозно начал он, хотя голос его предательски дрогнул. – Докладывай, что ты вчера натворил?

Петруха непонимающе мялся.

Заммордух приложился ко второй бутылке:

– Молчишь?!

Петька виновато пожал плечами, явно не понимая, о чем идет речь. Баранов откупорил последнюю.

– Тогда так. Рассказывай по порядку, что ты делал с того момента, как ты меня… То есть как я от провокатора отбился. Садись пока.

Петруха, нерешительно потрогав сиденье пальцем, покорно опустился в кресло, на миг наморщил лоб и тут же бойко и послушно затараторил:

– Вы отбились от провокатора. Потом мы пошли гулять по набережной. Потом вы сказали, что я – молодец, купили мне жвачки, и мы пошли дальше. Потом вы в киоске купили какую-то важную литературу для отрядной библиотеки… Вы ее под подушку ночью спрятали. Для сохранности.

Баранов сунул руку под подушку, достал и извлек свежий номер «Плейбоя», матюгнулся, запустил журнал в угол, но тут же взял себя в руки.

– Не та литература. Киоскер обманул, гад. Давай дальше.

Петруха с готовностью продолжил отчет о проделанной накануне работе.

– Потом вы сказали, что надо замести следы, и мы зашли в паб. Ну тот, на углу, с семилучевым листиком на вывеске. Там вы купили местные сигареты и долго курили. Потом вы спросили, не хочу ли я полетать? Я сказал – нет, потому что я летать боюсь, а вы засмеялись.

– Дальше, – мрачно потребовал Баранов.

– Вы очень долго смеялись. Минут двадцать пять. Я засек. Я не знал, что можно так долго смеяться.

– Дальше, – потребовал Баранов тихо.

– Дальше мы ели там пирожки с местной начинкой. Я сказал, что наелся на конференции, а вы велели мне заткнуться и стали кормить пирожками. Я делал вид, что жую, но все сплевывал под стол. А вы съели восемь пирожков, потом сходили в туалет, вышли, вытерли рот и съели еще пять. И выпили чуток.

– Дальше, – безучастно попросил Баранов.

– Ну, потом мы опять пошли гулять. А там был какой-то карнавал. А вы сказали, что с детства любите маскарад. А я сказал, что не очень, потому что шумно. А вы сказали, что я дурак и ничегошеньки не понимаю. И что я плохой подчиненный, если не могу угодить шефу. Вы заплакали даже. Тогда я пошел к евойному, карнавала то есть, руководителю и сказал, что мой начальник очень плачет и на карнавал очень хочет.

– Дальше, – обреченно вздохнул Баранов.

– Вас записали и дали реквизит. К вам подошел огромный негр и схватил за руку со словами: «Я знаю, что ты хочешь!» И утащил вас на сцену. Вы очень хорошо выступали. Сначала вы упирались – стеснялись, наверное, но он оказался сильнее. Все вам так хлопали, так хлопали… Даже Нестеров.

– Дальше, – просипел Баранов, хватаясь за горло и разрывая на шее душащий его галстук.

– Потом сцена поплыла по каналу, и долго плавала. А шоу все продолжалось. Постановка была, правда, хиленькая, сюжетец так себе, но играли вы очень натурально. По Станиславскому. Вы лучше всех играли, нет, правда. И я вам хлопал и вдоль берега шел, пока все не закончилось. А потом вы назад переоделись, и мы в гостиницу пришли.

– И это все? – с надеждой и недоверием хрипло уточнил Баранов, слегка воспрянув духом.

– Нет вообще-то, – замялся слегка Петруха, и заммордух снова насторожился. – Мы еще в три паба по пути заходили. А так все. Вы пришли, легли и уснули. К вам, правда, какая-то мадама приходила, буянила… Ну та, из трибунала. Но я ее того… в полицию сдал. Ну очень пьяна была, буянила даже. Я хозяину гостиницы выговор сделал, что таких в порядочное заведение пускает. Он извинялся долго, а утром вот пива вам прислал. За свой счет.

Баранов облегченно перевел дух. Все, оказывается, было не так плохо, как он предполагал с похмелья. Синдром вины, то ли от Петькиного подробного рассказа, то ли от пива, улетучивался в потолок.

– Ладно, – насупив брови, подвел черту Баранов. – Вижу, что ты ни в чем не виноват. А что потрафил маленькой прихоти начальства, так это просто молодец, хвалю. Так держать. Я ведь того, грешен чуток, люблю маски-шоу. А вот с трибунальшей ты это того, зря… Может, баба по делу приходила важному, межреальностному. Понимать надо! Да ты не красней, нормально все. Она как там на рожу?

Петруха, высунув на бок язык, изобразил на своей роже что-то невероятное и застыл, тихо рыча. Баранов пару минут внимательно разглядывал физиономию Петрухи и прислушивался к его утробному реву. Потом вздохнул и отрицательно мотнул головой.

– Нет, столько не выпью…

Петруха мелко закивал головой.

Баранов громко захохотал.

Петруха подобострастно подхихикнул.

Баранов нахмурил брови.

Петруха осекся.

Баранов сел в постели поудобнее и потянулся.

– Так, Петюнь. Гони еще за пивом, обсудим отъезд и сувениры. Пива побольше возьми, не экономь валюту на начальнике.

Петруха обиженно шмыгнул носом.

– Ну-ну… Я тобой доволен. В целом. А частности подрихтуем.

Петруха обернулся быстро. Дождавшись кивка Баранова, в кресло он сел уже уверенно, раскрыл неизменную тетрадку и приготовился конспектировать задачи на день.

– Убери, – поморщился заммордух. – Настоящий боец за чистоту реальности все запоминает. Где бек?

Петруха вскочил на ноги и четко отрапортовал:

– Товарищ Батыр Бекович вернулись рано и сразу легли спать. Еще спят-с.

– А на конференции почему его не было? Да сядь ты, неваляшка, сядь, угомонись. В глазах рябит.

– Никак нет. Был он. Он чуток подальше ^[84] сидел. Со старым знакомым по Азии. А на банкет он вообще не пошел – у него живот разболелся. Я ему цитрамона дал. И полотенце мокрое на лоб.

– От живота?

– От живота! Очень помогает, он сказал.

– Ладно, проехали. Где Нестеров?

– Товарищ Нестеров вернулись поздно и сразу легли спать. С утра пораньше ходили в публичный дом и куда-то с мухоморами. Пришли довольные, сейчас опять спят-с.

– Та-ак! – процедил сквозь зубы Баранов. – Понятно. Хорошо. С ним у меня разговор отдельный будет. В отряде. У Владимирова в кабинете или у товарища Скуратова в подвале – как настроение у меня будет. Что с сувенирами?

– Я с утра сбегал – купил по вашему списку.

– Все купил? – с недоверием переспросил Баранов. – И видеотройку?

Петруха гордо кивнул.

– Молоток! – восхитился Баранов. – Не ожидал. Приплюсуй к расходам, в отряде рассчитаемся. Когда вылет карусели?

Петруха потупил голову.

– Что еще не так? – вяло удивился Баранов. – Угнали, что ли? Учти – ты в ответе. Я тебе, помнится, проследить приказывал. Или нет?

Петруха отрицательно мотнул головой.

– Да нет. Товарищ Скуратов с утра звонили-с. ЧП на «Земле-114». Трубу у них прорвало.

– Какую трубу? Пьян ты, что ли? Что за ахинея?

– Ким… Киберл… – Петруха лихорадочно листал тетрадку. – Ага, вот, кимберлитовую. Алмазы там поперли, аборигены на радостях отделяться решили и уже половину трубы разгулам продали. Таперича вот второй половиной торгуют.

– Кто вылетел?

– Задов, Хохел, Попович за старшего…

– Не видать разгулам трубы! Эти трое ни своего, ни чужого даже брату родному не отдадут, – успокоился Баранов, но тут же опять встрепенулся. – А мы-то как?

– Велено рейсовым самолетом вылететь. Маршрут: Нью-Йорк – Амстердам – Владивосток – Токио. Билеты я уже купил. Товарищей Батыра и Нестерова предупредил – они сказали, что к самому отлету подъедут.

– Плевать, пусть едут как хотят. Так ты и билеты купил?

– А как же! Вам – бизнес-класс. Нам – экономическим, то есть экономным, то есть… ну вы поняли. Мы народ маленький.

– Расторопен ты, брат, однако. Вылет когда? – Довольный Баранов, одеваясь, потрепал Петруху по щеке.

Петруха заулыбался.

– Через час!

Рука Баранова замерла.

– Да ты в своем уме, идиот? Это же не карусель, это самолет. Авиалайнер. Мы же на регистрацию опоздаем.

Баранов заметался по номеру в поисках брюк, одеваясь и матерясь. Петруха испуганно вжался в кресло.

– Я вас будить не хотел… А у вас спина вся…

– Отвяжись! Нашел время для шуток! Такси вызывай. За твой счет поедем, в назидание. Гостиницу-то оплатил?

Филиппов виновато кивнул.

* * *

В самолет их пустили, но со страшным скандалом. Пока злобный Баранов с пивной пеной у рта доказывал длинноногой изящной девушке в летной форме, что у него во Владивостоке умирает от укуса энцефалитного клеща младший брат, Петруха глазел по сторонам. Петруху трясло от ужаса. Он панически боялся летать.

От ужасных мыслей чуточку отвлекла его странная картина у соседней стойки, за которой оформлялись билеты на «Боинг-666» рейса «Амстердам – Вашингтон».

Таможенный, паспортный и прочие контроли пассажиры этого рейса проходили сквозь строй «зеленых беретов», вооруженных дубинками. Пассажиры были абсолютно голыми, не считая билета в левой руке и документов с чековой книжкой в правой. Один из пассажиров от волнения выронил свой дипломатический паспорт, но документ еще не успел коснуться пола, как на незадачливого дипломата обрушился град ударов.

Миновав «зеленых беретов», пассажиры облегченно вздыхали, но рано. Дальше начиналось самое интересное. За матовой белой стеклянной перегородкой их встречали проктолог, дантист, уролог и полостной хирург со скальпелем в руке. Первые трое проверяли всех подряд, последний – выборочно.

– Это что? – разинув рот, поинтересовался Баранов, проследив за изумленным взглядом Петрухи. – Порнографию снимают? «Аэропорт-10», да?

– Это новые правила безопасности полетов, – пролепетала тоже ошарашенная происходящим жрица стратосферы. – Знаете что? Вы проходите, что ли, быстрее… Все равно автобус за пассажирами еще не пришел. Счастливого полета.

– Нас это тоже ждет? – лязгая зубами от страха, поинтересовался Петруха у Баранова.

Ответила ему, однако, жрица. И почему-то шепотом.

– Не знаю. Теперь такое правило: в какую страну самолет летит, представители той и проверяют. У вас куда билет?

Баранов молча и в какой уже раз показал посадочный талон.

– Ну да, точно. Владивосток – это Рoссия, – девушка в ужасе прикрыла рот ладошкой. – У них для досмотра отдельная комнатка выделена. Мимо не пройдете. Их за стойку к нам не выпускают. И никто еще из их комнаты не возвращался. В смысле из пассажиров.

– У нас транзит. Самолет из Нью-Йорка.

– В Нью-Йорке на контроле теперь тоже «зеленые береты». Они там никому не доверяют.

Баранов хмуро кивнул и решительно двинулся к пункту проверки. Петруха машинально поцеловал девушке руку и зачем-то протянул свой талисман – высохший аленький цветочек, вывезенный контрабандой.

Девушка изумленно подняла густые длинные ресницы и глянула на Филиппова. Цветочек в ее ладошке затрепетал и расцвел. Глаза их встретились, сердца забились в едином ритме, но…

Но Баранов окликнул подчиненного. Петруха вздохнул и пошел навстречу смерти. Баранов хмуро остановился перед дверью в комнатку, подождал Петруху, постучал и твердо шагнул внутрь. Дверь захлопнулась с противным металлическим лязгом.

Обстановка была аскетичной. Поперек комнаты, от стены до стены, последовательно, друг за другом, стояли три прилавка. Через них от двери к двери вел узкий проход.

За первым прилавком сидела дородная баба лет пятидесяти. Табличка у локтя гласила: «Контроль таможенный». В прилавке торчал мощный нож, более уместный в руках мясника с рынка. Баба прищурила поросячьи глазки и вяло поинтересовалась:

– Наркотики, оружие, контрабанда?

– Спасибо, не надо, – пролепетал опешивший Петруха, косясь на нож.

– А я что, предлагаю, что ли? – тупо удивилась контролерша.

Наступила неловкая пауза.

Контролерша мучительно соображала: а то ли она спросила?

Петруха испуганно перебирал несостоявшиеся варианты своего ответа: «Спасибо, не стоит; спасибо, не затрудняйтесь; спасибо, я сыт».

Баранов решительно отодвинул ошалевшего Филиппова в сторону, легко поставил свой баул на прилавок и расстегнул его.

Баба за прилавком оживилась. Запустив руки в баул, она долго там ковырялась, пока не извлекла батон вареной колбасы. Выразительно поглядев на Баранова, она цокнула языком.

Баранов усмехнулся, перехватил батон, уложил на прилавок, выдрал нож из дощатого прилавка и решительно рассек несчастную колбаску на две части. Большую – девять десятых – он оставил на прилавке, меньшую – одну десятую – положил в сумку, застегнул ее и, не обращая внимания на таможню, пошел дальше.

– Мне за державу обидно! – пояснила баба Петрухе. – Шагай себе, турист.

За вторым прилавком сидела не менее полная, но куда более элегантная женщина лет тридцати пяти-сорока. Табличка гласила: «Контроль санитарный», а остатки макияжа на грустном лице контролерши предполагали достаточно высокий уровень интеллекта, каковое предположение тотчас и подтвердилось.

– Инфлюэнцей болели? – строго вопросила она Баранова.

– Нет, – сказал Баранов, раскрыл баул и достал набор парфюмерии.

– Здоров, – констатировала контролерша, доставая из-под прилавка зеркальце и открывая набор.

Петруха шагнул к ней, и контролерша, нахмурившись, отвлеклась от дела.

– Инфлюэнцей болели? – строго вопросила она Филиппова.

– Болел, – решительно ответил Петруха. Что такое «инфлюэнцей» он не знал, но надеялся, что в самолет его не пустят.

– Свинкой, корью, пневмонией, куриным гриппом, переломами, насморком? – заинтересовалась санконтролерша.

– Болел, болел, болел, болел, болел, болел, – отрапортовал Филиппов.

– Дурак, что ли? – Контролерша повернулась к стоявшему за ее спиной Баранову. Тот неопределенно пожал плечами. Зная теперь точно, что самолет без него никуда не улетит, заммордух тоже на борт уже не торопился. В авиалайнере все не как у людей: там позже сядешь – раньше выйдешь.

– Нет, с головой у меня все в порядке, – не рискнул возводить на себя напраслину Петруха.

– Чем еще болели? – раздражаясь, поинтересовалась дама в макияже.

Лучше бы она не спрашивала.

Семь с половиной минут Петруха перечислял свои болезни, начиная с писания в штаны в ясельном возрасте и кончая штыковой раной в живот, которую он скромно и лаконично назвал открытым проникающим ранением, нанесенным колющим предметом конусообразной формы с четырьмя гранями в верхнюю долю брюшной полости с последующим выходом через правую полупопу, минуя (тут Петруха перечислил все виды своих кишок и иных внутренних органов), с последующим обильным кровотечением и экстренными реанимационными мероприятиями. Уф!

Санконтролерша, давно забыв свой вопрос, бешено стенографировала особо понравившиеся ей термины. Баба с таможенного контроля, отхватив от реквизированной колбасы порядочный кус, со слезами на глазах пихала этот кус и свой собственный хлеб в карман Петрухиных галифе со словами: «В дороге покушай, касатик. Чай, тебе далеко лететь-то, милок. Покушай, не обижай старую».

Последней была табличка «Контроль пограничный».

Стройная невысокая девушка лет двадцати пяти, с длинными волосами под зеленой фуражкой, в форменной рубашке, весело, но внимательно изучила документы, чему-то криво усмехнулась, проставила в липовых паспортах печать и вернула бумаги.

Баранов положил на стойку шоколадку и покинул страшную комнату, увлекая за собой Петруху, пославшего контролершам один воздушный поцелуй на всех.

Когда дверь за ними захлопнулась, девушка сняла фуражку и набрала какой-то номер на черном эбонитовом телефонном аппарате.

– Слушаю, – заинтересованно спросили на том конце линии.

– Контроль миновали Баранов и Филиппов. Все благополучно.

– Взятки?

– Баранов: колбаса докторская – один килограмм двести граммов; косметика «Кристиан Диор», польская, один комплект, цена – пять злотых и семь грошей; шоколадка швейцарская, соевая, сделано в Укляндии. Филиппов: воздушный поцелуй. Да, товарищ полковник, гражданин Филиппов очень нервничает. Не исключена аэрофобия.

– Вас понял. Так, теперь по контрабанде. Шоколадку употребить, парфюмерию – на ваше усмотрение. А колбасу – в урну. Слышите, девчонки? В урну! Гнилая она. По оперативным данным, Баранов ее еще пять лет назад купил.

Контролерши закрыли двери на мощные чугунные засовы, извлекли самовар и уселись жаловаться друг другу на мизерную зарплату, бездельников-мужей и шалопаев-детишек.

* * *

Самолет авиакомпании «Боинг», следовавший из Нью-Йорка в Токио транзитом через Амстердам и Владивосток, оказался допотопным Ту. Натужный рев двигателей, давно уже выработавших свой ресурс, располагал к покою. Пассажиры, в основном западные туристы, мирно дремали в просторных креслах антикварного салона, обшитого карельской березой. Бек, укрывшись полой халата, безмятежно спал, Нестеров щелкал плеером, а Баранов, так и не купивший ничего из запланированных обновок, подсчитывал на калькуляторе сэкономленные средства, мысленно составляя смету расходов.

Что касается Петрухи, то он боялся. Петруха ненавидел самолеты. Он летел впервые в жизни, но уже ненавидел гражданскую авиацию сильнее, чем всю нечисть мира, вместе взятую. При одной только мысли, что под тонким слоем алюминия и пластика под ним уютно располагаются десять тысяч метров высоты, с которой ему – а в этом он не сомневался – предстоит упасть, Петрухе становилось все хуже и хуже.

Наконец Петруха не выдержал. Он нервно ткнул локтем в бок сидевшего рядом Нестерова:

– Товарищ штабс-капитан!

Нестеров благосклонно перевел затуманенный взор на коллегу.

– Товарищ штабс-капитан! Вот вы ас…

Нестеров самодовольно ухмыльнулся. Петруха продолжал:

– Вот скажите, почему самолет летит? Он же железный и стеклянный, он упасть должен обязательно!

Нестеров с интересом огляделся по сторонам, постучал по иллюминатору, кивнул и задумался. Думал он недолго, но Петруха успел вспотеть. Наконец Нестеров покровительственно улыбнулся:

– Аэропланы, Петруха, летят, пока большинство пассажиров верит, что они не упадут. Так что спи спокойно, парень: дураков на свете хватает.

Петруха минуту молчал, переваривая услышанное. Потом робко поинтересовался:

– А вы?

– Что «вы»? – удивился ас.

– Ну вот вы… Вы сами верите, что он не упадет?

Нестеров ядовито осведомился:

– Я похож на идиота?

Петруха хотел было машинально кивнуть, но вовремя спохватился.

– То-то! – усмехнулся ас и все-таки сжалился над несчастным товарищем. – Не боись, дружище! Во-первых, если мы будем падать, то у тебя будет возможность поорать от души. А во-вторых, если в последний момент падения ты сильно-сильно подпрыгнешь, то у тебя будет шанс. Еще коньяк помогает.

Петруха мысленно прорепетировал свое подпрыгивание, слегка успокоился, глотнул коньяку из фляжки Нестерова и, на всякий случай, разбудил бека.

Батыр спросонья грязно выругался по-казахски с финским акцентом и непонимающе уставился на Филиппова.

– …Во что верю?

– В то, что мы не упадем, верите? – с трогательной надеждой уточнил Петруха, преданно заглядывая в осоловевшие со сна раскосые глазки батыра.

– Нет, – отрезал бек, повернулся на другой бок и захрапел.

Петруха снова заскучал, но тут события в самолете стали развиваться с немыслимой скоростью.

Для начала стюардессы забегали по салону в ускоренном темпе, принявшись ни с того ни с сего успокаивать насторожившихся пассажиров.

Потом из кабины летчиков донеслось два сухих, приглушенных дверью, выстрела. Спустя минуту дверь открылась, и на пороге показался высокий блондин в форме авиакомпании «Боинг» с одним пистолетом в правой руке и двумя – в левой.

– Самолет захвачен, – спокойно прокомментировал он ситуацию. – Всем оставаться на своих местах.

Блондин тут же протянул пистолеты двум здоровякам в первом ряду, и те, передернув затворы, вскочили на ноги и развернулись лицом к салону.

– Пардон, – осведомился у главаря террористов какой-то старикашка-француз в канотье. – Можно ли ознакомиться с вашими требованиями?

– Одну минуту. – Летчик заглянул в кабину и, убедившись, что автопилот со скрипом, но работает, вернулся в салон. – Мы, представители единственно свободной страны мира, требуем, чтобы все остальные государства признали наше право решать за них, что такое настоящая свобода. Вы удовлетворены?

Старичок попытался было вступить в дискуссию, но дуло пистолета под носом заставило его замолчать.

– Еще вопросы есть? – поинтересовался главный любитель свободы.

– А куда мы летим? – не вставая с места, поднял руку Нестеров.

– Идем на юг. А потом на север. И так далее. Мы уже передали свои требования правительствам всех стран. Будем дозаправляться и летать, пока наши права не признают. Вы удовлетворены?

Нестеров радостно развел руками, показывая, как именно он удовлетворен, но, усаживаясь в кресло, саркастически хмыкнул и тут же пристегнулся.

– Что? Что такое? – насторожился Петруха, поворачиваясь к штабс-капитану.

– Да так, – туманно пояснил ас, озабоченно вглядываясь через иллюминатор в расстилавшуюся под крылом землю. – Эти идиоты нашли самое неподходящее место, чтобы заявить по радио о своих претензиях на мировое господство.

– Почему? – хлопал глазами Петруха, безуспешно пытаясь заглянуть в иллюминатор через плечо товарища.

– Почему-почему? – злобно зашипел внезапно проснувшийся бек, нервно пристегиваясь для верности и своим, и Петрухиным ремнем. – Сводки читать надо, юноша! Над Укляндией летим!

Петруха похолодел. Укляндия в реальности «Земля-711» была местом страшным. Нет-нет, местные человеки тут были людьми вполне приличными, добрыми и душевными, но вот власть в стране давно уже принадлежала не им, а местной нечисти. Глава ее для долголетия и косметических процедур уже откровенно и прилюдно сосал по утрам кровь несчастных младенцев, которых ему доставляли из местных деревень.

А вторым хобби президентствующего вампира была охота за пролетающими самолетами. Охотником вампир был страстным и удачливым.

Первая ракета весело рванула под левым крылом Ту. Один из двигателей замолк. Самолет обиженно крякнул, но выровнялся и тут же заметался из стороны в сторону – в отличие от террористов, автопилот в ситуации разобрался быстро.

– Процесс пошел, – громко и непонятно для Петрухи заметил бек, шаря руками по спинке впереди стоящего кресла в безуспешных поисках бумажного пакета.

Его туманные слова оказались, видимо, понятными для сидевшего поблизости пожилого профессора-физика, который, схватившись руками за голову, протяжно застонал. Он возвращался из Швеции, где неожиданно для себя получил премию за полунепроводниковое открытие, сделанное им сто лет назад, и теперь проклинал себя за то, что не поехал поездом.

Впрочем, профессор был мужественным человеком и своими принципами не поступался. А потому, простонав ровно семь секунд, он вытянул из внутреннего кармана пиджака фляжку с прозрачной жидкостью, наполнил два стакана, протянул один из них беку, чокнулся, нюхнул рукав затертого пиджака, достал ноутбук и углубился в расчеты. В оперативной памяти его компьютера валялось по углам и файлам еще десятка два открытий, каждое из которых тянуло еще на одну премию.

…Вторая ракета взорвалась где-то под багажным отсеком. Во всяком случае, именно такой вывод сделал Нестеров, наблюдая за разлетающимися внизу чемоданами, сумками и авиазайцами.

– Так и будем сидеть? – тихо, но ядовито осведомился бек у штабс-капитана. – Собьют ведь к чертовой матери!

– Террористы, – безмятежно напомнил Нестеров Батыру.

– Я сам партизан! – неожиданно заорал на весь салон взбесившийся бек. – Я двадцать три буровые вышки в степи сжег! В детстве. Меня милиция полгода искала и не нашла.

Батыр своими нежными пухлыми ручками разорвал на себе пластиковые ремни безопасности – свой и заодно Петрухин – и выскочил в проход.

Один из террористов открыл было по нему стрельбу, но внезапно обиженно всхлипнул и застыл – в горле у него торчал самурайский меч. Бек недоуменно обернулся.

В противоположном конце салона с неизменной улыбкой на желтом лице чуть склонился в вежливом японском поклоне Тагунака – старый и матерый враг из «Пасынков солнца». Он, как выяснилось, решил после симпозиума залететь в Токио и навестить маму.

В завязавшейся потасовке второй террорист успел напугать еще пятерых пассажиров и пробить выстрелами обшивку в нескольких местах, прежде чем какой-то испанец выкинул его за борт. Добрый Петруха при этом успел всучить негодяю отобранный у какой-то старухи зонтик и посоветовал перед приземлением высоко подпрыгнуть. Петруха очень близко к сердцу принимал любое падение с высоты.

Что до главаря неудачливых захватчиков авиалайнера, то его забили пластиковыми подносами женщины. Вопреки устоявшимся штампам они, очевидно, блондинов не любят.

…Последняя ракета ударила в хвост самолета уже на излете. Отдадим должное автопилоту – он сделал все, что мог. Но именно этот последний удар оказался для него роковым. Автопилот вынес лайнер за пределы негостеприимной страны, прощально скрипнул и умер. Самолет тут же кувыркнулся, завалился набок и свалился в плавный, но безнадежный штопор. Как осенний лист, сорванный с клена пронизывающим ноябрьским ветром, несчастная «тушка», кружась, неумолимо устремилась к земле.

Первым – громко и требовательно – заорал неожиданным басом Петруха. К нему тотчас присоединилось сопрано молоденькой стюардессы и тенор доселе невозмутимого дородного канадского дипломата.

– Иди! – Бек рывком приподнял штабс-капитана и подтолкнул его к кабине. – Иди, дружище, на тебя теперь вся надежда, милый!

Нестеров изумленно воззрился на батыра и тут же вновь уселся в кресло.

– Ты одурел, бек? Да я понятия не имею, как этой тушей управлять. Так что отвали, приятель. Хочешь, коньячку плесну? Помогает.

– Товарищи! – Бек выпрямился и с трогательной надеждой оглядел пассажиров. – Среди вас летчики есть?

…

Теперь уже орали все, даже бек.

Бледный от ужаса Баранов с трудом подавил в себе панику и, заикаясь от ярости, начал приказывать штабс-капитану немедленно принять управление самолетом. Потом унизился до банальной просьбы и даже встал на колени. Но все было напрасно.

Нестеров презрительно пожимал плечами. Во-первых, он действительно не верил, что такие большие самолеты могут летать. Во-вторых, он падал сто сорок восемь раз и всегда ограничивался единственной травмой – сотрясением правого полушария мозга ^[85]. В-третьих, при одной мысли, что он должен спасать Баранова, его мутило.

Но в кабину он все-таки пошел. Он пошел исключительно из-за Петрухи. Петруха орал так протяжно, что заглушал музыку из наушников плеера. А в кабине пилотов было тише.

Бек, подхватив под руку первую попавшуюся стюардессу, устремился за штабс-капитаном. Он справедливо полагал, что профессиональный азарт аса за штурвалом возьмет свое.

Мудрый батыр не ошибся. Недовольно покосившись на бека, Нестеров кивнул ему и стюардессе на соседнее кресло. Потом подключил плеер к системе внутренней связи и с интересом пробормотал про себя: «И где тут газ, где тормоз, спрашивается?»

Стюардесса обмякла и потеряла сознание на руках у бека. Нестеров пожал плечами и начал щелкать тумблерами слева направо, а дергать рычаги справа налево. Потом нахмурился и поменял направление своих решительных действий на противоположное.

Между тем по салону разносилась любимейшая из любимых песен аса. Эдита Пьеха с томным придыханием неподражаемым тембром хмуро обратилась к потрясенным пассажирам авиалайнера:

Гениальное исполнение делало свое дело. На глаза недавних заложников то тут, то там стали наворачиваться непрошеные слезы. Абсолютное большинство испанских, голландских, японских и прочих иностранных туристов слушало советский патриохит впервые, но сразу прочувствовало, что дело тут неладно… Что касается соотечественников, то они тут же начали подтягивать. Песня обрела стереоэффект.

Нестеров несколько раз часто сморгнул и пару раз тихонько всхлипнул, заворочавшись в кресле. Одновременно с ним пару раз всхлипнул и замолк второй двигатель. Наступила тишина…

Голос Эдиты рос, наливался внутренней силой, метался от борта до борта самолета, переворачивал нутро слушателей.

Петруха глянул в иллюминатор и испуганно вздрогнул. Под крылом раскинулось зеленое море тайги. Потом он оглянулся. Спиной к нему стоял Тагунака и величественно дирижировал хором пассажиров своим кривым мечом.

– Соринка в глаз попала, – вытирая глаза промасленным рукавом летной куртки, поделился с беком своими искренними переживаниями Нестеров. – Но какие ребята, а? Какие ребята!..

– Ты рули давай, рули, не отвлекайся! За баранку держись крепче, чтобы плакать не пришлось моей любимой, – нервно заелозил в кресле второго пилота Батыр, в очередной раз делая искусственное дыхание рот в рот уже пришедшей в себя стюардессе.

– Бек, – оторвал его от первой медицинской помощи штабс-капитан. – Ты не заметил случайно, какую хренотень я коленом задел после второго куплета?

Батыр, не глядя и не отрываясь от стюардессы, которую била то ли нервная, то ли любовная дрожь, нащупал и щелкнул каким-то тумблером. Заглохший двигатель надсадно закашлялся, но тут же победно взревел. Нестеров решительно взял штурвал на себя, а потом в сторону разворота. Он резко повторил свои противоречащие всем инструкциям манипуляции несколько раз. Потом совершил еще пяток загадочных пассов и непоследовательных действий. Самолет затрясло от негодования, как сварливого мустанга-иноходца, на которого набрасывает лассо ковбой-первогодок.

Однако Нестеров к страданиям несчастной машины остался глух. Он то пришпоривал своего израненного Пегаса, то круто осаживал, то рвал ему удилами-штурвалом губы, но в седле не дрогнул.

И железный Пегас сдался. Хрипнул, скрипнул своим измученным корпусом, встал на дыбы в последний рази… успокоился. Рев двигателя внезапно приобрел осмысленность и обычную монотонность, падение прекратилось, крен сошел на нет.

Заключительный, торжествующий куплет своей песни Эдита Пьеха исполнила во внезапно наступившей тишине.

В дверях пилотской кабины показался Тагунака. Миновав покрасневшую стюардессу, самурай поймал ревнивый взгляд бека и выразительно провел ладонью по горлу. Тагунака до сих пор не мог простить Батыру разграбленный сад камней, свое поражение в Индии, а особенно исчезнувшие грабли. Бек презрительно хмыкнул.

В конце концов Тагунака сделал то, ради чего пришел. Он аккуратно коснулся плеча Нестерова, и, когда русский ас оглянулся, самурай сложил ладошки перед грудью и молча поклонился. В глазах его читался благоговейный трепет.

Тагунака не кривил душой. В юности он ушел добровольцем на фронт Второй мировой, записался в камикадзе и имел на своем счету три удачных боевых вылета…

Нестеров в ответ интеллигентно кивнул и молча развел руками. Самолет тут же провалился вниз, но ненадолго: переключив плеер на наушники, штабс-капитан поплевал на ладони и снова ухватился за штурвал, который так больше из рук и не выпустил до самой посадки.

А посадка была жесткой, как, впрочем, и абсолютное большинство посадок Нестерова в его лихой авиажизни.

Шасси штабс-капитан высокомерно проигнорировал, и они приземлились на брюхо на сельском аэродроме в десяти километрах от бывшего районного центра, а ныне вымирающей деревеньки.

Печальное зрелище представлял собой этот заброшенный приуральский аэропорт. Отключенный за неуплату долгов свет, заросшее полынью поле, драный полосатый сачок на шесте, указывающий направление ветра, остов старенького «По-2», некогда принадлежавший местному отделению ДОСААФ. И серое, грязное, в лохмотьях туч небо – с моросящим дождем и резкими порывами осеннего ветра.

Местный сторож – он же авиадиспетчер и начальник аэропорта – едва не подавился самогоном, когда, распугивая коров, на летное поле плюхнулась серебристая громада продукта отечественного авиапрома. Единственный уцелевший двигатель Нестеров отключил еще на подлете, чтобы не нарушить надсадным ревом кладбищенскую тишину вымирающей глубинки.

«Тушка» проползла на брюхе, уткнулась носом в скирду гнилого прошлогоднего сена и замерла. Нестеров благодарно похлопал самолет по штурвалу, печально снял летный шлем, обнажил голову перед остывающим автопилотом и под оглушительные аплодисменты покинул кабину, которую бек тут же аккуратно прикрыл на щеколду изнутри.

– Сели? – недоверчиво и испуганно повернул голову Петруха к Баранову.

Тот мрачным кивком подтвердил несомненный, хотя и невероятный факт.

– Ой, – вспомнил Петруха. – Я совсем забыл. Вот. Вы выронили, когда мы еще в Амстердам прилетели.

С этими словами Филиппов протянул Баранову его персональную кредитную карточку.

* * *

Разбор полетов в подвалах Малюты был пристрастным, суровым и беспощадным.

Секретарствовал Феликс Эдмундович. Остудив голову под кондиционером и привычно убедившись в повышенной температуре сердца, он удовлетворенно хмыкнул. Потом с пристрастием оглядел руки, вздохнул, встал, подошел к ржавому умывальнику и тщательно отмыл чернильные пятна на ладонях. Затем вытер руки полотенцем с петухами, больше напоминающими птеродактилей, и сел на табурет у стены с блокнотом в руках.

В углу мрачного застенка стоял новенький телевизор с видеомагнитофоном, а на столе кроме привычных никелированных клещей и эбонитовой лампы лежали кипы фото– и прочих документов. В камеру вошли и расположились за столом трое мрачных и насупленных офицеров: по центру – Владимиров, по бокам от него – Скуратов и Фурманов.

– Сесть. Трибунал пришел. Приступим! – скомандовал Владимиров и тихо уточнил: – С кого начнем, Малюта Лукьянович?

– Филиппов Петр Трофимович! – хмуро провозгласил Скуратов, бросая испепеляющий взгляд на лавку с испуганным Петрухой, безмятежным Нестеровым, сонным беком и азартно потирающим руки Барановым.

Филиппов вскочил, вытянул руки по швам и преданно уставился в очи Владимирова. Тот хмыкнул и прикрыл глаза ладонью. Петруха растерянно перевел взгляд на Фурманова. Тот усмехнулся, достал пилочку и занялся маникюром. Петруха с надеждой глянул на Скуратова, но тот внимательно изучал документы, и тогда несчастный Филиппов обратил свой уже потухший взор к Дзержинскому.

Железный Феликс неожиданно весело подмигнул Петрухе, и тот слегка воспрянул духом.

– У меня претензий нет! – отодвинул от себя документы Скуратов, обращаясь к Владимирову и Фурманову. – А как у вас, Дмитрий Андреевич?

Фурманов недовольно оторвался от полировки ногтей и уточнил:

– По Филиппову? Ни малейших. Отмечаю высокую сознательность нашего стажера. Из Этрускии пришла благодарность на его имя за подписью замначальника отряда «Серебряное копыто». Товарищ Филиппов накормил его персонального кентавра бутербродом.

– Понятно, – усмехнулся Владимиров. – Филиппову – благодарность. Вы что-то имеете против, товарищ Баранов?

Баранов хотел было высказаться насчет кредитки, но решил дождаться более подходящего момента и обреченно махнул рукой.

– Филиппов свободен, – подытожил Владимиров. – Кто следующий?

– Батырбек Батыр Бекович! – Скуратов призвал к ответу сына степей.

Бек недовольно встал и важно надул щеки.

– У меня претензий нет, – нахмурился Скуратов и непонятно пояснил: – Чистая работа.

– Товарищ Батыр привез важную информацию от товарища Насреддина, – негромко заметил Фурманов, возвращаясь к своим ногтям.

Владимиров утомленно поморщился.

– О делах потом, благодарю за службу, вы свободны. Следующий?

– Нестеров Петр Николаевич, – вздохнул Скуратов, подвигая к себе очередной лист документов. – Вопросов нет.

– Как это нет? – не выдержал Баранов, вскакивая с места. – Он мухоморами торговал и в публичный дом ходил.

– Какие мухоморы? – удивился Владимиров.

– Какой публичный дом? – насторожился Фурманов. – На площади Дам или на улице Роз?

– Гм-м, – хмыкнул Малюта. – Тут вот какое дело… Про мухоморы то есть. Я, Дмитрий Евгеньевич, своему коллеге обещал, пардон, парочку – в порядке культурного обмена. Гербарий он собирает. А насчет публичного дома – не знаю. Право слово, ни ухом ни духом.

Фурманов озабоченно повернулся к Нестерову.

– Уточните по публичному дому, Петр Николаевич. Где, когда, зачем? И цены на вход, пожалуйста.

Штабс-капитан неторопливо достал из планшетки записную книжку, перелистал ее и, обнаружив нужную страницу, доложил:

– Амстердам, второго числа, за подшивкой «Авиация – в массы!» от 1912 года. Вход – бесплатный.

– То есть как бесплатный? – растерялся Фурманов. – Раньше платили. Да, Малюта?

Малюта согласно затряс бородой.

– Бесплатно, – заверил Нестеров. – Библиотека у них теперь бесплатно.

– Какая библиотека? – взвился Баранов. – Вы в публичный дом ходили!

Владимиров тяжело вздохнул:

– «Public house» – это переводится как библиотека, Александр Михайлович. Петр Николаевич, до свидания.

Нестеров покинул каморку, мимоходом сунув в руку железного Феликса презент – пачку импортной жвачки. Старик под старость всерьез увлекся коллекционированием фантиков.

– Та-ак! – нехорошо усмехнулся Владимиров. – Кажется, пора заняться делом.

– Баранов Александр Михайлович! – потребовал на ковер заммордуха Скуратов и плотоядно осклабился.

Баранов, демонстрируя независимость, гордо выпрямился.

– Докладывайте, – приказал Владимиров. Скуратов кошачьим движением пододвинул к себе документы и, периодически протягивая коллегам по трибуналу соответствующие фотографии, начал излагать свои претензии.

– Гражданин Баранов, находясь в творческой командировке, проявил себя исключительно с негативной стороны. Будучи руководителем делегации, он еще в аэропорту проявил потрясающую личную скаредность, чем поставил под угрозу авторитет Империи.

Трибунала Баранов не боялся. Малюту побаивался, а трибунала – нет. В свое время на партсобраниях ему приходилось выслушивать и не такие обвинения от коллег, но опыт профессионального демагога не раз спасал его и от взысканий, и от оргвыводов.

– Я хотел ознакомиться с работой общественного транспорта, – усмехнулся Баранов. Вот докладная, товарищ Владимиров. Плохо работает у них общественный транспорт. И экологическая полиция бездействует.

Владимиров мельком глянул на донос и передал его Фурманову.

– Ненаказуемо, – кивнул комиссар.

Скуратов продолжил:

– Бил посуду в холле в компании табора цыган…

– Национальный обычай, – усмехнулся Баранов.

– Ударил мальчика-посыльного…

– Против совести. Исключительно по легенде и в рамках образа большого босса. Я, представьте, потом полночи переживал, не спал. Такой смышленый паренек, знаете…

– Устроил пожар в гостинице.

– Легкая диверсия. Чтобы квалификацию не потерять. Ущерб возмещен.

– Самоустранился от активного участия в прениях на симпозиуме.

– Молчание – золото.

– Сорвал конференцию…

– Вышел в туалет.

– Напился на банкете и участвовал в ряде пьяных драк.

Баранов презрительно и высокомерно смолчал. На предыдущем симпозиуме Илья, Добрыня и Алеша, заключив дружественный пакт с «Пасынками солнца», Олафом и его викингами, устроили из неофициальной части конференции корриду. В роли быков выступали все, кто отказывался выпить за здоровье императора. Большинство, в том числе и джедаи, охотно пили. Трезвенников же потом развозили по реальностям на санитарных каретах. Так что правил игры он, Баранов, не нарушил.

– Я действовал исключительно в интересах дела.

Скуратов нахмурился. Владимиров в нетерпении постукивал пальцами по столу:

– У вас все Малюта Лукьянович? Скоро обед.

– Нет! Пожалуйста, видеозапись. – Скуратов на секунду повернулся к Дзержинскому, а затем вперил пронзительный взгляд в Баранова. – А что вы на это скажете, гражданин?

Экран мигнул и засветился.

– Живьем кожу сдеру! – оцепенел на мгновение Баранов. – Петруха, сволочь паршивая! То-то у меня сзади… спина болела.

На экране по усыпанному цветами каналу плыла вереница ярко размалеванных лодок с полуобнаженными и обнаженными пассажирами. В центре этой флотилии неспешно двигалась увитая гирляндами баржа. В центре баржи стоял высокий столб, у которого под ударами бичей в руках двух обнаженных мускулистых негров извивался от боли какой-то пузатый и лысоватый обнаженный человек. Из одежды на нем было несколько кожаных ремешков и фуражка с заклепками. Из-за кляпа во рту было не разобрать, что он мычал.

– Ух ты, гей еси, добрый молодец! – разинув рот, пробормотал изумленный железный Феликс, переводя взгляд с экрана на Баранова и обратно. – Ничего себе!

Потом престарелый чекист спохватился и смущенно потупился.

– Совершенно верно, – добродушно поддержал Скуратов нарушившего дисциплину секретаря трибунала. – «Земля-711». Гей-парад в Амстердаме. Эти пикантные кадры обошли телеэкраны всей тамошней реальности. Я уже получаю телеграммы от коллег с поздравлениями за достигнутые успехи в толерантности, терпимости и политкорректности. Все изумлены.

Скуратов торжествовал. Фурманов озадаченно чесал пятерней в затылке и вполголоса с надеждой вопрошал у Дзержинского: «А может, фотомонтаж, да? Провокация, да?» Феликс Эдмундович сокрушенно мотал головой и отодвигал табурет подальше от несчастного заммордуха. Один Владимиров хранил удивительное хладнокровие, с интересом поглядывая то на стоп-кадр экрана, то на Баранова.

– Ваши комментарии? – ехидно осведомился Малюта у заммордуха.

Баранов возмутился. Баранов принял позу оскорбленной невинности и разразился гневной речью.

Он говорил о подлой провокации Петрухи, о беспробудном пьянстве Нестерова, о равнодушной философской самоустраненности бека. Он говорил об изменившихся временах. Он цитировал Оскара Уайльда и Чайковского. Он взывал к неприкосновенности личной жизни вообще и его, Баранова, в частности. Он обличал и обличался. Даже станцевал несколько балетных па из партии умирающего лебедя. А под конец горько заплакал и вспомнил вслух свою неудавшуюся детскую мечту о большой сцене и поклонниках с букетами.

– Не верю! – оборвал его Скуратов бессмертной рецензией Станиславского. – Не ве-рю! Вы сознательно дискредитировали нашу высокую делегацию. И вообще про вас говорят, что вы кровь пьете. Хотя это пока и не задокументировано. Вы, батенька, часом, не вампир? Признайтесь, вам же легче будет.

Баранов молчал.

– Да-а-а, – возмущенно протянул в наступившей тишине Фурманов, пряча пилочку для ногтей. – Вы, коллега, не обижайтесь, конечно, но я бы на вашем месте застрелился. Ваша личная жизнь нас действительно не касается, но вот ваше отношение к коллегам… Зачем же вы товарища Петруху в провокации обвиняете? Он искренне хотел как лучше. И с мальчиком-посыльным вы как-то того… Жестоко. Не ожидал я от вас. Ужасно. А потом этот случай в столовой… Помните, товарищ Дуров соль вас передать попросил, а вы сделали вид, что не слышите? Да-а… Феликс Эдмундович, вы-то что скажете?

Железный Феликс виновато развел руками. Как секретарь, он был вправе лишь стенографировать ход процесса. Однако, поймав поощрительный взгляд Владимирова, старик собрался с силами, бросил на заммордуха презрительно-опасливый взгляд, сжал кулак, выставил большой палец и ткнул им вниз, к каменным плитам, залитым чем-то красным. Накануне дежурный так и не удосужился вытереть разлитый томатный сок.

– И это еще не все, Дмитрий Евгеньевич! – торжествующе вытянул Малюта из стопки листов еще один документ. – Полюбуйтесь! Час назад получил от Хохела. Не поверите, вынул беднягу буквально из петли.

Владимиров положил листок перед глазами и углубился в чтение. Потом вежливо протянул листок Баранову.

– И кто все это оплатит?

Баранов опасливо взял в руки акт. Это был официальный счет с пришпиленными квитанциями и чеками. Там было перечислено все: взятое Петрухой такси, выпитое пиво, ресторан, прокат цыганского табора, авиабилеты, пятилетний абонемент на участие в гей-параде в качестве примы и многое, многое другое. Там были упомянуты даже пирожки с марихуаной, съеденные Барановым в кафе с листиком на вывеске. Даже шариковая авторучка, замыленная Барановым у хозяина гостиницы, фигурировала в этом убийственном списке.

– Кто все это оплатит? – требовательно повторил Владимиров.

Баранов трясущимися руками извлек из портмоне кредитную карту, на которой были выданная ему валюта на делегацию и личные сбережения за последние пять лет. Фурманов, не сводя с коллеги глаз, подтолкнул к заммордуху портативный определитель кредитоспособности «Импербанк-ХVI».

Прибор гудел недолго. Монотонный гнусавый голос оповестил присутствующих, что на текущем счете осталось два с половиной рубля и пять евро.

– Последний платеж? – поинтересовался Скуратов.

– Последний платеж – оплата клиентом ущерба за повреждения от пожара, вызванного неосторожным обращением с нагревательными приборами, – сухо информировал «Импербанк» и отключился.

– У-у-у! – взвыл Баранов, обреченно опускаясь на лавку и хватаясь за щеку.

– Так стыдно? – вежливо полюбопытствовал Фурманов, заложив руки за спину, чтобы не были видны холеные ногти.

– Зу-уб, – с трудом выдавил из себя заммордух, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону.

Владимиров молча встал и пошел к выходу, увлекая за собой двумя мимолетными взглядами комиссара и секретаря. Пропустив их у порога вперед, начальник отряда остановился, с явным состраданием глянул на Баранова и тихо кивнул Скуратову:

– Позаботьтесь о товарище, коллега. Вы, кажется, практикующий дантист?

Дождавшись, пока за Владимировым закроется дверь, Скуратов аккуратно направил в лицо Баранова абажур эбонитовой лампы, лязгнул клещами и вкрадчиво осведомился:

– Ну-с? Приступим, больной…

* * *

Полчаса спустя Нестеров и Батыр нашли Петруху у карусели, куда добросердечный стажер пришел с удочкой и баночкой дождевых червей провожать только что убывшего в главк полуобморочного Баранова с перевязанной опухшей щекой и едва шепелявящего сквозь оставшиеся зубы. Сопровождали заммордуха конвойные Хохел и Ермак.

Карусель отыграла похоронный марш и исчезла в вихре.

– Проводил? – поинтересовался штабс-капитан у Филиппова.

– Как положено! – гордо отрапортовал Петруха, тряхнув чубом цвета соломы.

– В последний путь? – уточнил бек.

– Почему в последний? – удивился Петруха, безмятежно выкатив голубые наивные глаза.

– Уже есть приказ, – хмуро проинформировал Филиппова Нестеров. – Товарищ Баранов убыл в главк в связи с переводом на вышестоящую работу. Премирован в размере нанесенного им ущерба. Премия ушла на оплату счетов.

– Ой, – воскликнул Петруха, – а я и не поздравил! Вот беда-то! Вот незадача! И как же это я?..

Нестеров и бек с подозрением впились взглядами в лицо Петрухи. Простодушная конопатая физиономия Филиппова сияла искренним сожалением и раскаянием.

– Ты мне брось, Петруха, – разозлился ас. – Это же ты по кредитке Баранова катком прошелся. Или папа римский?

– Я, – с достоинством подтвердил Петруха, – конечно, я. Вы же сами сказали, что к начальству с почтением надо. Правда, товарищ Батыр? И товарищ Баранов был мной очень доволен. И Илья доволен. И Скуратов. И товарищ бек. Все довольны. Вот про вас не знаю… Но я исправлюсь.

Бек затрясся в приступе ехидного смеха и, обхватив рукой Нестерова, увлек его на желтую дорожку, ведущую в расположение отряда. Нестеров с досадой плюнул, покосился на безмятежного Филиппова, криво усмехнулся и включил плеер.

Петруха проводил их синеоким взглядом, потом вздохнул, пожал плечами, перехватил удочку и пошел к пирсу.

– Мне его будет не хватать, – отсмеявшись, пожаловался бек Нестерову.

– Кого? – не снимая наушников, уточнил Нестеров. – Баранова или стажера?

– Петрухи, конечно, – фыркнул Батыр, вытирая слезы. – Кончилось его стажерство. Фурманов по рекомендации Ильи и Дурова подал рапорт о зачислении товарища Филиппова в основной состав. Скуратов согласен. Владимирову отряд очень жалко, но против коллектива он не попрет.

Нестеров встал как вкопанный, озабоченно прищурился, но потом облегченно вздохнул:

– Нет, бек, авиатора из Петрухи не выйдет. Так что это ты встречай подчиненного. Ты, кажется, писал запрос на расширение штатов? Или нет?

Бек мысленно представил себе Петруху на месте своего зама, сел на песок и тихо застонал…

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РЕАЛЬНОСТИ

ПОСВЯЩАЕТСЯ СУВОРОВЦАМ И КАДЕТАМ ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ

СПИСОК

личного состава отряда коррекции реальности Комитета Глобальной Безопасности Демократической Империи Руси

Владимиров Дмитрий Евгеньевич– командир отряда, подполковник

Маннергейм Карл Густавович – начальник штаба, барон

Фурманов Дмитрий Андреевич – комиссар отряда

Киже Евлампий Кажиевич – генерал-майор, заместитель по виртуальности

Скуратов Малюта Лукьянович – начальник отдела контрразведки, опричник

Дзержинский Феликс Эдмундович – внештатный консультант отдела контрразведки

Батырбек Батыр Бекович – командующий военно-морскими силами, старший батыр, бек

Кузнецов Николай Иванович – врио начальника отдела спецопераций, обер-лейтенант

Задов Лев Николаевич – сотрудник отдела спецопераций

Сусанин Иван Иванович – сотрудник отдела спецопераций

Нестеров Петр Николаевич – начальник отдела воздухоплавания, штабс-капитан

Дуров Леонид Владимирович – начальник отдела зооподдержки, директор зверинца

Щирый Хохел Остапович – начальник отдела тылового обеспечения, прапорщик

Новогородский Садко Акимович – сотрудник отдела тылового обеспечения

Ермак Ерофей Павлович – переговорщик отряда

Шаманов Латын Игаркович – отрядный священник, религиовед

Муромский Илья Тимофеевич – начальник отрядной заставы, старший богатырь

Дранников Добрыня Никитич – богатырь

Попович Алексей Вакулович – младший богатырь

Филиппов Петр Трофимович – стажер

Вендт Отто Фридрихович – командир подводной лодки «U-1277», вместе с экипажем временно прикомандированный в распоряжение командира отряда, капитан-лейтенант

Глава 1 ДВА КАПИТАНА

Подводная лодка бесшумно кралась в глубине. Она плавно парила на коротких крыльях носовых и кормовых рулей над океанской бездной. Вымытые течениями склоны подводных гор неровными каменными ступенями спускались ко дну. Внизу, на мягкой перине ила, лежали, врастая в дно, останки древних и не очень кораблей. Изъеденная морскими червями корма древнеримской галеры покоилась рядом с бушпритом испанской каравеллы времен Колумба и Магеллана. Палубный самолет-торпедоносец почти вертикально воткнулся в дно, растопырив в стороны изломанные крылья, словно пытаясь укрыть от времени полусгнившую ладью и останки минного тральщика. На плоскостях, покрытых черными наростами мидий, висели две невзорвавшиеся торпеды. За мутным стеклом блистера кабины весело скалились черепами скелеты, одетые в лохмотья летных комбинезонов. Казалось, летчики никак не могут сообразить, как они здесь оказались.

Подводное кладбище проплывало под килем субмарины, пересекавшей последнюю пристань мертвых кораблей.

Моряки столетия промеряли этот капризный участок океана, наносили на карты найденные скалы. Но морские лоции пестрят названиями кораблей, давших свои имена банкам и рифам, которые они открыли своими бортами в тех местах, где промер не обнаруживал никакого повышения дна. Здесь под водой поднимались со дна огромные конические скалы, и по скатам их скользил грузик лота, которым промеряли глубину.

Подводная лодка маневрировала, управляемая «шестым» чувством штурмана, угадывающего проход между встающими по курсу скалами или появление подводной горы. Плавание в таких условиях напоминало слепой полет. Оно велось только по приборам да по особому чутью морского волка, колдующего над картами в командном отсеке субмарины. Точность требовалась предельная. Малейшая ошибка в расчетах могла навести подлодку на камни. В лучшем случае это могло сорвать операцию, в худшем – стальной корпус стал бы братской могилой не только для экипажа, но и для всех десантников, еле-еле разместившихся среди тесных переборок.

Напротив подводной горы Морской Конь, обводами напоминающей лошадь с пышной гривой, подлодка застопорила ход. Она, словно принюхиваясь, повела носом, поворачиваясь в толще воды из стороны в сторону. Потом субмарина повернула на восток, двигаясь все более сложным и запутанным курсом, изобилующим еще более резкими поворотами и зигзагами. Ювелирное искусство штурмана вело подлодку в сторону острова Аркаим – месту постоянной дислокации специального отряда коррекции реальностей…

В свое время субмарина была потоплена 20 февраля 1945 года в Северной Атлантике британским сторожевиком «Аметист» и пошла ко дну со всем экипажем, включая капитан-лейтенанта Отто Вендта. Под водой нельзя было увидеть размытые камуфлированные разводы краски на корпусе лодки и бортовой номер «U-1277». Но это была, несомненно, она.

Стальной монстр мчал на себе длинный ствол орудия, самонаводящиеся акустические торпеды – всю возможную военную мощь, расчетливо и органично вписанную в организм дизелей и приборов.

Идеальные обводы ее корпуса вспарывали толщу воды, подтверждая ту скорость, с которой мчалась в океане эта воплощенная в металле жестокая воля к победе. Краса и гордость сгинувшего в прошлом Тысячелетнего рейха, подлодка нацелилась на остров и больше не сворачивала с курса.

Погибший экипаж нес службу на постах согласно боевому расписанию. Субмарина, специально подготовленная для плавания в океане, должна была высадить штурмовую группу на побережье. Задача: уничтожить весь личный состав специального отряда Звездной Руси, его базу на острове по соседству с Лукоморьем и захватить штабные документы. Капитан подлодки никогда бы не согласился на эту авантюру, но выбор у него был небольшой: или обратно на дно, где их потопили, или принять на борт экзотический десант – и в путь. Однажды волею судьбы «U-1277» уже была вынуждена временно исчезнуть из надводного, а заодно и подводного мира нулевой реальности Земли на некоторый неназываемый, но весьма длительный срок. Навсегда.

Капитан-лейтенант скрепя сердце подчинился. Возвращаться в темноту морской пучины не хотелось. Там тихо, очень тихо, но совсем нет солнца. Экипаж не понял бы своего командира. Да и Отто был в ответе за подчиненных. Считай, почти два столетия вместе. Безумное предприятие – почти через весь океан в тесном масляном чреве подлодки, где температура не опускалась ниже сорока градусов по Цельсию, в подводном положении выйти точно к крошечному острову в строго определенный день и час – это безумное предприятие подходило к концу.

Последние сутки похода в лодке не спала только дежурная вахта.

Чтобы отвлечься, Отто пошел по отсекам. Парадокс времени: на субмарине минуты тянутся как вечность, а сутки пролетают секундами.

Вендт шел медленно и осторожно, стараясь ни за что не зацепиться чистой форменной тужуркой. Он двигался между спящих тел, поправляя руки и ноги, свесившиеся с коек. Торпедный отсек – самое большое помещение лодки. Здесь спали на запасных стеллажных торпедах три богатыря. Бойцы десанта были напрочь лишены сантиментов. Их не тревожили несколько десятков метров водной толщи над головой.

Витязи спали беспробудным сном, не сняв кольчуг. Сапоги их попросили тоже не снимать – кислорода и так на всех не хватало. Шлемы, составленные остроносой пирамидкой, стояли в углу у переборки вместе с мечами и луками с колчанами, под завязку набитыми стрелами. Сладко спящая в обнимку с цилиндрическими телами торпед троица была основной ударной силой десанта. На них была главная ставка.

Капитан остановился у спящих богатырей и заботливо подсунул под голову Илье Муромцу свернутый красный пробковый спасательный жилет. Добрыня невнятно пробормотал что-то во сне, заворочался, пристраиваясь поудобнее на обтекаемой торпеде. Остальные спали молча и неподвижно. В начале похода то один, то другой со страшным грохотом и руганью соскальзывали на железный пол, но теперь приноровились. А экипаж перестал пугаться, каждый раз прощаясь с жизнью, принимая грохот за удар о риф.

Ерофей коротал время, затачивая лезвие алебарды карманным оселком. Изредка он делал перерыв на то, чтобы проверить остроту заточки, ковыряя пол под ногами. Железное днище пока не поддавалось. Ерофей надежды не терял и снова принимался наводить остроту на лезвие. «Плохая примета – пробовать обшивку на прочность. Так можно накликать беду»,– философски подумал Отто.

Вендт от кого-то слышал, что приметы сбываются у тех, кто в них верит, и наоборот – все идет своим чередом, если не обращать внимания на плохие предзнаменования. Капитан решил проигнорировать Ермака, продолжавшего методично ковырять обшивку острым кончиком алебарды с упорством, достойным лучшего применения. Он не мог отвести глаз от зрелища, кощунственного для любого моряка. Кулаки сжимались и разжимались в такт скрипу железа о железо. Борозда на броневом листе становилась все глубже.

В отсек заглянул Кузнецов. Внимательно посмотрев на слесарные художества товарища, он спросил:

– Тебе не страшно?

– Страшно? Ты чё, Колюня! Просто скучно тут, как в склепе.

– Какой склеп? Тут же везде люди,– натянуто удивился командир десантников.– Хочешь, сказку расскажу?

– Давай! Только, чур, страшную! Клин клином вышибают. В смысле хандру,– легко согласился Ерофей.– А склепы разные бывают,– еле слышно добавил покоритель Сибири. Он прекратил терзать пол и приготовился слушать.

– Давным-давно… – Кузнецов сделал серьезное лицо и перешел на замогильный голос: – В одном партизанском отряде служили парень и девушка с зелеными ногами. Как-то раз их отправили вдвоем на задание: проверить лесной «почтовый ящик». В нем связной из города оставлял весточки. Пошли они ночью. Идут, бредут и наконец вышли на опушку леса. Дальше им пришлось идти через старое деревенское кладбище. А парень все ждет, когда она платьем за оградку могильную зацепится, чтобы посмотреть, какого цвета у нее ноги. Подол у юбки длинный, ничего не видно…

– Они же ночью шли, он бы все равно ничего не смог разглядеть! – не выдержал педантичный Отто. Немец любил порядок во всем. Даже в сказках.

– Пошли на задание в полнолуние,– терпеливо пояснил рассказчик.– При ясной луне можно спокойно читать карту, не напрягаясь. Идут они дальше. Вокруг кресты покосившиеся, могилки просевшие…

– Да знаю я, что дальше с ними приключилось. Жили они долго, счастливо и умерли в один день,– закончил страшилку за Николая Ерофей.

– А вот и нет! Жили они не долго, хотя умерли действительно вместе,– Николай обрадовался, что его сюжет не смогли полностью предугадать.– Парочка наскочила на мину. Страшно?!

– Не-а, грустно.– Ермак сплюнул на пол, но, спохватившись, растер плевок подошвой сапога.

– Так какого цвета у девушки были ноги? Зеленые или нет? – поинтересовался капитан подлодки. Все у русских запутано, ничего не понять. Не сказка, а кроссворд, завернутый в ребус.

– Корпус у мины был зеленый! – догадался Ерофей.

Оба десантника весело заржали. Страшные сказки всегда заканчиваются смехом или слезами.

– Именно! – с готовностью подтвердил разведчик, желая показать слушателям, что его сказка скорее смахивает на притчу.– С тем отрядом вообще дело было нечисто.

–Ты, наверное, хорошо знал тех двоих? – заинтересовался Вендт. Он успел забыть про оскверненный пол субмарины: Кузнецов умел отвлекать людей от тяжелых мыслей, особенно когда это мешало выполнению задания.

– Так себе,– уклончиво ответил Николай.

– Я слышал, у вас целые отряды «зеленых» воевали? – спросил Отто.– Местное выражение, да? Фигура речи?

– Не более того. Так называют людей, воюющих в лесах сами за себя. Против всех.

– Мы таких называли хунхузами,– ударился в воспоминания Ерофей. От хандры, вызванной замкнутым пространством, не осталось и следа.

Вендт пожал плечами. Перестали портить днище – и ладно.

– Заболтался я с вами, господа. У вас, наверное, забот по горло. До свидания у трапа. До скорого! – Капитан притронулся рукой к фуражке и ушел своей бесшумной походкой в сторону центрального отсека.

Вендт дошел до отсека акустиков. Ганс, главный «слухач» экипажа, сидел в операторском кресле с наушниками на голове. Капитан положил руку на плечо матросу. Акустик поднял глаза и вяло доложил, не вставая:

– Господин капитан-лейтенант, горизонт в носовом секторе чист. Шума винтов по пеленгу не обнаружено.

Не вставать перед офицером – привилегия дежурной смены. Служба на первом месте, субординация на втором, а на субмарине, может, и на пятом.

Отто коротко кивнул, присел рядом на запасное кресло и надел пару свободных наушников. Командир любил заглядывать сюда – «послушать музыку моря для успокоения нервов, основательно расшатанных службой».

Ганс сдвинулся вбок, вжавшись плечом в переборку. Подводники слушали океан, как слушают симфонию, забыв на время о тесноте, жаре и недостатке кислорода. Система регенерации воздуха не была рассчитана на такое количество людей на борту. Она работала с полной нагрузкой, но все равно не справлялась. Одни богатыри потребляли кислорода больше, чем дюжина обычных людей.

Мощная песня океана ударила по перепонкам. Музыка глубин заполнила сознание, как струя воды заполняет пустой кувшин. На сердце сразу стало легче. В ушах звучали пересвисты тропических рыб, ворчание и трели тунцов, щелчки крабов, чьи-то упыриные стоны, чавканье, шипение, чириканье – сотни звуков сплетались в узор какофонии подводной жизни. Десятки музыкальных инструментов бесновались, повинуясь невидимому дирижеру.

Отто слышал, как курс подлодки пересекла стая кальмаров, с шумом выбрасывая воду из мышечных воронок. Живые реактивные снаряды затихли слева по борту. Мерный шум винтов заглушило на минуту гуканье сардин. Огромный косяк шел одним курсом с субмариной, немного выше. Хорошая звукомаскировка, если подумать. В голос водной стихии вклинились шорохи водорослевых лугов, стеклянный звон волн, налетавших на коралловые рифы, и скрипы полусгнившего такелажа затонувших кораблей.

Отто снял наушники и потер затекшие уши. В узком коридоре сновали матросы: новая смена готовилась заступить на вахту.

– Господин капитан, через десять минут закат солнца,– прохрипел динамик внутренней связи голосом дежурного офицера.

– Хорошо,– отозвался Вендт в переговорное устройство.– Не возражаю.

Акустик сидел неподвижно, как статуя, с остекленевшим взглядом.

– Чего притих? – Капитан наклонился к матросу, принюхиваясь. На время похода он приказал демонтировать самогонный аппарат на камбузе. Канистры с девяностоградусным пойлом Отто лично запер в баталерке боцмана, а ключ оставил себе. Но он прекрасно знал по собственному опыту, что на борту судна концентрация умельцев на все руки зашкаливает за все мыслимые пределы. От матроса перегаром не пахло.– Живой?

– Пока не закопали,– грустно отозвался «слухач».

– Смотри у меня. Без выкрутасов!

Перед самым выходом в поход акустик, слушая крики дельфинов, набрался первачом по самые брови. Когда самогона в крови стало больше, чем кровяных телец, Ганс осознал себя посланцем матушки Земли и решил установить контакт с цивилизацией дельфинов. Покоритель гидрокосмоса переключил акустическую аппаратуру в режим передачи и поставил дельфинам патефонную пластинку с вагнеровским «Полетом валькирий». На этом жесте доброй воли он не остановился и по внутренней громкоговорящей связи объявил всему экипажу, что отныне «Полет валькирий» считается официальным гимном германского подводного флота дальнего радиуса действия. Пока капитан-лейтенант успел домчаться до отсека «слухача», Ганс хлопнул еще полкружки самогона и обрадовал команду новым сообщением: великий композитор камрад Вагнер навечно зачислен в список личного состава подлодки. По дороге Отто крепко приложился командирским лбом о стальную переборку и потерял фуражку, что не способствовало появлению ростков доброты и милосердия. От подчеркнутой невозмутимости командира не осталось и следа. Ее место занял всепожирающий гнев. С подчиненным Отто обошелся без церемоний: музыкальная пластинка разлетелась веером черных осколков от удара по голове Ганса. Капитан потом долго жалел о своей несдержанности. Вагнера он тоже любил, а что такое настоящий винил, в этой реальности слыхом не слыхивали. На оставшихся пластинках были записаны строевые барабанные марши, от которых воротило с души.

Оставшиеся дни до выхода в плавание Ганс драил палубу с утра до вечера. К подлодке, пришвартовавшейся у пирса, постоянно приплывали дельфины. Они высовывали головы из воды и весело чирикали, переговариваясь с акустиком. Матрос в ответ насвистывал мелодии Вагнера. Иногда дружелюбные млекопитающие приносили ему свежей рыбки. Контакт между разумными существами разных стихий был установлен. Но какой ценой! Валькирии, валькирии, сколько солдатских судеб на вашем счету…

Ганс с детства хотел стать ихтиологом и посвятить жизнь изучению живности, населяющей моря и океаны, в первую очередь дельфинов. В Небесной канцелярии приняли к рассмотрению мечту маленького мальчика, но слегка подправили на свой лад. Мальчик вырос и теперь навечно был связан с водной стихией. Одна неувязка: между исследователем гидрокосмоса и предметом его научных исследований, дельфинами, постоянно стояла непреодолимая преграда в несколько сантиметров превосходной крупповской стали.

Это еще что! Никто в экипаже не догадывался, о чем мечтает боцман. У старого моряка тоже была мечта. Он постоянно грезил наяву, представляя себя акулой. Огромной белой акулой, на всех плавниках мчащейся к жертве. И первым бы боцман сожрал командующего военно-морскими силами той реальности, куда их забросила судьба. Последний приказ адмирала, любившего корабли на картинках, а море издалека, гласил: «Все агрегаты и механизмы смазывать бараньим жиром. Все, без исключения!»

Неважно, где ты служишь: на флоте или в сухопутных войсках. Главное, чтобы у тебя была мечта! Какой бы она ни казалась уродливой, страшной или убогой – мечта должна быть у каждого. И каждый имеет право мечтать, ни в чем себе не отказывая.

Ганс, тяжело вздыхая, продолжал дальше драить палубу. От уборки палубы акустика оторвала команда старпома: «По местам стоять! Отдать швартовы! Корабль к походу!» Матрос выбросил за борт опостылевшую швабру, вскарабкался по скобам рубки и проворно нырнул в зев люка. Гребные винты начали свой бесконечный бег…

…Капитан направился в сторону командного отсека. Ганс с облегчением перевел дух. Он впервые так долго задерживал дыхание, чтобы от него не учуяли запах свежего перегара. После прослушивания шумов океана акустику приходили в голову странные мысли. Иногда померещится, что подлодка далеко заплыла от берега и так глубоко затерялась в океанской бездне, что уже никогда не найдет пути в родной порт, что все они так и будут вечно жить в своих отсеках, неся бессменную вахту, что вместо солнца до конца дней им будут светить тусклые лампы. Матрос смотрел в удаляющуюся широкую спину капитана, который один точно знает день возвращения и который обязательно найдет дорогу домой – по звездам или флотскому чутью, неважно. Но найдет! От этой новой мысли в душе акустика поднялась теплая волна благодарности, почти обожания…

Капитан-лейтенант вошел в командный отсек и автоматически посмотрел на счетчик лага и циферблат глубиномера. Он поймал себя на том, что, глядя на приборы, пытается понять, сколько же сейчас времени. Отто перевел взгляд на часы, висевшие на противоположной переборке. Стрелки показывали, что от конечной точки их маршрута лодку отделяло еще несколько часов хода. Время замедлило спринтерский бег и тянулось со скоростью курьерской черепахи. Капитан подумал, что последние часы перед боем самые томительные. Захотелось вопреки собственной воле и рассудку продуть балластные цистерны с водой и всплыть на поверхность. От раздумий его отвлекли возбужденные голоса.

На штурманском столе лежала, занимая всю поверхность, морская карта и целый ворох лоций. Над всем этим склонился командующий военно-морскими силами реальности Батыр Батырбек в цветастом стеганом халате. Невзирая на жару, у него на голове красовался ярко-красный малахай, отороченный ценным мехом неизвестного науке зверя. Он то и дело прикладывал обломок прозрачной пластиковой линейки к карте, поминутно листая метеорологическую сводку погоды для надводных судов, и одновременно продолжал чертить непонятные кривые линии синим карандашом. Бек смотрел на них, что-то прикидывал, сверяясь с лоцией, и продолжал дальше прокладывать курс подводной лодки.

Старпом деликатно откашлялся и протянул беку циркуль со словами:

– Мой адмирал, может, с ним вам будет удобнее?

Батыр резко отодвинул в сторону толстый том метеосводок и недовольно буркнул, недоуменно вертя в руках хромированную загогулинку:

– От него мне легче будет? Я уже все за вас сделал.– Он обвел задумчивым взглядом стоящих вокруг стола полукругом морских офицеров и обер-лейтенанта вермахта в зеленой полевой форме, одиноко подпирающего переборку в стороне от остальных.

Бек нашел более достойное применение циркулю: он начал острой иглой осторожно выковыривать грязь из-под ногтей. Старший помощник отвернулся от стола и начал подчеркнуто внимательно сверять показания приборов. На карту, прижатую по краям алюминиевыми кружками с прозрачной жидкостью, офицер старался не смотреть.

Капитан заглянул через плечо сухопутного адмирала и почувствовал, как у него зашевелились на голове волосы. Изломанный курс подлодки в нескольких местах пересекал сушу. Старпом встретился с ним глазами и виновато развел руками. Он попытался что-то сказать в свое оправдание, но Отто приложил палец к губам и сделал страшные глаза.

На их счастье, вошел кок и спросил разрешения подавать завтрак, хотя по времени это мог быть и очень поздний ужин. По лодке потянуло вкусным запахом кофе, смешанным с самогоном.

– Господин бек, вам накрыли в персональной каюте,– доложил командующему вахтенный офицер.

– Вот и чудненько. Когда понадобится помощь, зовите! – Батырбек жестом заправского подводника отдраил люк и нырнул в отверстие прохода. В этот раз, закрывая крышку люка, он не прищемил себе пальцы, как обычно, а только зажал полу роскошного халата. Из-за стальной заслонки послышались степные проклятия и пожелания прокисания кумыса неведомым врагам. Бек прекрасно помнил те времена, когда лучшим другом человека считался конь, а женщина знала свое место.

Капитан оглядел офицеров, подолгу задерживая взгляд, как бы оценивая каждого заново. Когда голос командующего затих в глубине стального нутра, Отто негромко сказал:

– Задрайте двери, чтобы не ходили тут всякие…

Когда последний барашек водонепроницаемой двери был довернут до упора, он так же тихо приказал:

– Старший помощник, доложите обстановку!

Старпом всем телом нависал над столом и торопливо вычищал ластиком оскверненную карту. Он перечертил курс и, сделав пометку у маленького клочка суши, затерявшегося на сплошном синем фоне с цифрами промеров мелей, отрапортовал:

– Идем, строго придерживаясь расчетного времени. К рассвету будем у цели.

– Николай, десант готов? – Вендт обращался к обер-лейтенанту запросто. У него было полное право на панибратство с разведчиком Кузнецовым после нескольких совместных операций.

– Все в полной боевой готовности, как обычно. За полчаса до операции разбудим богатырей – и в бой,– невозмутимо ответил Николай.

Они обменялись ещенесколькими ничего не значащими фразами.

– Идем на глубине сто сорок метров,– настала очередь доклада дежурного офицера.

– Добро,– принял к сведению капитан-лейтенант.– Продуть среднюю. Поднимемся повыше, на шестьдесят метров.

Трюмный матрос открыл вентиль воздуха. Между бортов зажурчала вода, вытесняемая из цистерны. Стрелка глубиномера дрогнула и медленно поползла к указанному делению. Палуба покосилась под ногами. Матрос, не спускавший глаз с прибора, перекрыл подачу воздуха. Подлодка медленно выпрямилась на ровный киль.

– Глубина шестьдесят,– доложил вахтенный.

Боцман – проверенный рулевой – плавно сдвинул рычаги. Субмарина уверенно продолжила движение. Служба в центральном отсеке вернулась в привычную колею. Люди, винтики армейского механизма, снова действовали в режиме, доведенном до автоматизма. Железный подводный монстр жил, повинуясь их командам…

«U-1277», подвсплыв на новую глубину, пересекла подводную впадину Неспасенных Душ. Округлое лобастое тело с горбом рубки пронесло в своем чреве экипаж и десантников над пропастью бездонного провала, над вершинами подводных гор, в водном пространстве которых не вращались винты ни одной подлодки. Во мраке бездны горные пики, невидимые взорам живых, жадно тянулись к поверхности. С каждым новым оборотом лопастей винтов заветное побережье становилось все ближе.

…Покачивая бортами на небольшой волне, в море болталась пара рыбацких шхун. Рыбаки, караулившие сети, поставленные на пути сезонной миграции косяков макрели, увидели, как под днищами их скорлупок проплыло гигантское веретенообразное чудовище в зеленовато-призрачном сиянии. За подводным исполином тянулся светящийся фосфоресцирующий след. «U-1277» выходила на исходную позицию.

Внутриотсечные динамики прохрипели голосом капитана: «Десанту – пятнадцатиминутная готовность. Группе усиления из личного состава экипажа получить в арсенале оружие и боеприпасы. Всем офицерам прибыть в центральный отсек». Сухо щелкнул выключатель связи. Вендт отключил переговорник и продолжил отдавать команды:

– Боцман, всплыть на перископную глубину.

Прозвенел звонок к всплытию. Подлодка плавно пошла вверх, продувая цистерны – легкие железного организма. Стрелка глубиномера задергалась и двинулась к нулевой отметке на циферблате.

Подняли перископ. Капитан-лейтенант вжал лицо в обрезиненный окуляр. Отто не отрывался от перископа. В линзах оптики сначала ничего не было видно. Сплошная темнота. Затем появилась тоненькая белая полоска утренней зари. Солнце еще не встало, стыдливо прячась за горизонтом. Над водной гладью начинался рассвет. В перископ стал виден берег. Пейзаж производил впечатление черно-белой фотографии: темная вода, серое небо и на их фоне белые песчаные дюны берега. Капитан повернул голову:

– Штурман, отметьте: «Четыре часа двенадцать минут. Вышли в заданный район». Лодка к всплытию!

Над морем пронесся тяжелый вздох. Две волны разбежались в стороны от того места, где из глубины вынырнула обтекаемая рубка субмарины с обводами леерного ограждения по верхнему краю. Одинокий баклан, ранняя пташка, кружил в вышине, примериваясь к огромной рыбине.

Подлодка бесшумно развернулась и двинулась вперед, подкрадываясь к берегу. На субмаринах серии «U» дополнительно стояли так называемые «электромоторы подкрадывания». Они позволяли с минимальной затратой энергии и почти беззвучно маневрировать. «U-1277» всплыла точно в запланированной точке.

Капитан-лейтенант тихо ликовал. Командующий военно-морскими силами Батырбек, пожалуй, не так уж безнадежен, как о нем думали все моряки. Бек, выросший в степи и видевший воду только в арыках, панически боялся морских просторов, но не переставал удивлять и преподносить сюрпризы. Одна прокладка курса вслепую чего стоила!

По коридору загрохотали ботинки матросов палубной команды. Они таскали тяжелые штормботы, свернутые в коконы, и чехлы с разборными веслами с энергией людей, понявших смысл жизни. За ними по полу зазмеился резиновый шланг, подсоединенный к баллону со сжатым воздухом. Им надуют резиновые лодки – и вперед, на штурм побережья. Берег будет наш!

Лязгнул открываемый люк. Первые матросы выбрались по трубе рубочной шахты на мостик и спустились на деревянный обрешетник палубы. Предутреннее море лениво колыхалось низкими волнами. Штормботы раскатывали на палубе и по очереди подсоединяли к их клапанам шланг с воздухом. Одинокая волна ударилась в борт и обрушилась водопадом на согнутые спины, обтянутые черными морскими бушлатами. Порезвившись с людьми, она тут же отступила, попытавшись напоследок обхватить ноги стоявшего с краю матроса. Растеряв силу натиска, волна с тихим ворчанием скатилась обратно и растворилась в океане. На прощание она успела погладить каблуки ботинок, примериваясь к следующему броску.

«U-1277» появилась там, где ее никто не мог ожидать. На часах было начало пятого. Промежуток времени с трех до пяти часов утра сухопутные военные называют «часом быка», а моряки – «собачья вахта». Организм человека так устроен, что в это время суток самый крепкий сон, бдительность притупляется. Более подходящего момента, когда легче всего резать часовых и застать врага врасплох, не придумать. На это и рассчитывали, собираясь высаживаться в предрассветный час. Если все пойдет по намеченному плану, гарнизон отряда падет минут за двадцать, не успев организовать оборону. А дальше можно молниеносным броском рвануть в Лукоморье. «Пощупать» жителей, мирно спящих в кроватках и досматривающих последние сны. Образцово-показательный блицкриг! Примерно такие мысли сменяли друг друга в голове капитана субмарины.

Подлодка бесшумно – на электромоторах – вошла в широкий залив и уверенно направилась к побережью. Вендт хотел спустить десантные штормботы как можно ближе к берегу. «U-1277» проплывала и проползала через такие места, которых нет ни на карте, ни в лоции. Приходилось искать путь на ощупь. Отто дал лодке дифферент на нос. Немного водяного балласта – и ее нос опустился чуть ниже кормы, а винты приподнялись. Из торпедного отсека послышались грохот, словно упала груда оцинкованных ведер, и богатырская ругань.

Субмарина теперь шла, как овчарка по следу, опустив обтекаемый нос и принюхиваясь ко дну. Так командир избегал опасности зацепить днищем грунт и поломать винты.

Крадучись миновали несколько поворотов по запутанному фарватеру. Неожиданно заскрежетало по правому борту. Застопорили винты. В центральном отсеке внимательно прислушивались. Акустик коротко доложил:

– Напоролись на песчаную мель.

На самом малом ходу медленно поползли дальше. Опущенный нос действовал безотказно, как палочка слепца: когда натыкались на препятствия, то капитан-лейтенант либо обходил их, либо подвсплывал и переползал через отмель.

Все это время на палубе кипела работа, не затихая ни на минуту. Матросы обвязались веревками вокруг пояса и между собой, как альпинисты в связке, страхуя друг друга. Пока спасало то, что на море стоял штиль. Но, когда нос лодки зарывался вниз, свистопляска волн начиналась с новой силой.

Черные муравьи упрямо копошились на деревянном обрешетнике палубы, надувая лодки иногда по грудь в воде. Матросы в очередной раз показали свой многолетний боевой опыт, опыт людей, привыкших преодолевать любые преграды, встающие на пути. Этому их учили на флоте: не обращать внимания на личное – боль, страх, смерть…

Капитан-лейтенант затянул под подбородком жесткий ремешок армейской каски. Под стальной шлем он предусмотрительно подложил пилотку. Необмятые амортизационные ремни неприятно врезались в голову. Сквозь обшивку корпуса стало слышно невооруженным ухом, как клокотала за бортом вода, словно подлодка попала в кипящий котел. Изредка снаружи что-то царапало днище. Скрежещущие звуки разносились по затихшим отсекам. Экипаж понимал: одна ошибка капитана – и подводный корабль станет огромным стальным гробом.

Отто по скобам взобрался на мостик рубки. Перед этим он дважды повторил приказ: «Ни в коем случае не будить командующего военно-морскими силами. Поставить у двери каюты Батыра кока наготове, с полной кружкой и легкой закуской. Очень легкой, чтобы сразу с ног валило!»

Капитан-лейтенант не стал брать автомат, ограничившись кобурой с пистолетом. Командир должен руководить боем, а не стрелять. Подлодка яростно пенила кильватерный след и резала волны. Пальцы Отто лежали на холодном мокром железе комингса – крае люка. Под ладонью он чувствовал равномерную дрожь, передаваемую двигателями всему корпусу подлодки. Дрожь от пальцев перекинулась телу, подбираясь к сердцу. Но это был не страх. Это было волнение и беспокойство: как лучше выполнить то, что доверено?

– Ну, как там у вас? – крикнул Отто матросам сверху, с сухого пятачка.

– Порядок… почти все готово… еще одну минутку, герр капитан,– отплевывался с палубы боцман.

– Шевелитесь быстрее, вареные медузы! Копошитесь, как полудохлые крабы!

Боцман никогда не признавал подобных выражений. Он был мрачным практиком и питал слабость к более соленым словечкам. Старый моряк проревел несколько крепких фраз, переведя пожелание капитана на более понятный морякам язык. Чтобы понять силу настоящего моряцкого сленга и его шокирующую прелесть, нужно быть настоящим боцманом.

Матросы засновали по палубе с удвоенной скоростью. Отто всматривался в берег. Среди песчаных дюн показался островерхий конек крыши «Избушки рыбака» с двумя дверьми. Нехорошая улыбочка искривила губы капитана. Он знал, что за бревенчатыми стенами скрывается замаскированный под избушку дот. Единственная долговременная огневая точка с двумя пулеметными амбразурами, притаившимися за дверьми,– ключевое место обороны защитников побережья. Охрипшим голосом он передал по переговорной трубе в центральный пост новый пеленг. Подлодка рыскнула носом на новый курс. Теперь будущее место высадки десанта надежно закрывали высокие дюны, вздымавшиеся между лодкой и дотом. Последний рывок на финишной прямой. Впереди – славный приз. Готовься, сонный городишко!

Подлодка шла уверенно, с каждым мигом приближаясь к берегу. Штурман отметил жирным красным крестом место высадки. Сбавлен ход до малого. Стоп, машина! Лодка остановилась, проплыв по инерции с десяток метров.

На трапе показались ноги капитана. Он поправил сползшую на глаза каску, к которой еще не успел привыкнуть, и скомандовал:

– Готовность «ноль»! Десант на палубу! Приготовиться к высадке!

Вахтенный продублировал приказ по внутренней сети. Во всех отсеках из динамиков проскрежетали слова команды. Притихшие отсеки ожили.

Из узкого коридора послышался громкий лязг металла. В проеме люка показался Кузнецов со шмайссером в руке и подсумком с магазинами к автомату на боку. Следом за ним в центральный отсек бочком пролезли богатыри, звеня доспехами и оружием. Ермак осторожно держал на отлете алебарду, стараясь никого не поранить лезвием, наточенным до остроты бритвы. Сзади толпились матросы с автоматами и в касках. Концы стволов заканчивались прикрученными к ним короткими толстыми цилиндрами, похожими на приборы бесшумно-беспламенной стрельбы. В тесных коридорах пару раз случился затор. Дизелисты, электрики и торпедисты, включенные в состав десанта и не успевшие привыкнуть к сухопутному оружию, умудрялись цепляться за все, что попало, в том числе и друг за друга. Окрики и команды быстро ликвидировали толчею в проходе. Экипаж «U-1277» был сплаванным, испытанным в штормах, но еще ни разу не принимал участия в сухопутной операции. Человеческий ручеек потек дальше, плавно перетекая на палубу. Вместе с моряками в десант вошли и офицеры-подводники.

Почти все члены экипажа входили в штурмовую группу. Богатыри могли справиться и собственными силами, но ставки были слишком высоки. Командир не мог рисковать. В состав десанта включили всех членов экипажа субмарины, свободных от вахты. Победу решили вырвать любой ценой.

– Был у нас в Сибири случай: маленький островок ночью за берег приняли. Высадились, пошли, а дальше – вода. Навтыкали тому, кто ладьей правил,– порадовал воспоминаниями Ермак.

– Да ладно! – ухмыльнулся Добрыня.– Все равно, лучше на берегу. Как ни крути, землица. Глядишь, куда надо дойдем.

Муромец покосился на алебарду Ермака.

– Не лень было точить?

– Привычка,– коротко ответил Ерофей.

– Все готовы? – для проформы уточнил Кузнецов. Он командовал десантом.

– Всегда готовы! – ответил за всех Алеша Попович и шутливо отсалютовал рукой в булатной перчатке, попутно своротив мерно жужжавший гирокомпас.

Капитан-лейтенант скривился, как от зубной боли. Он отметил про себя, что его корабль «ослеп», но вслух ничего не стал говорить. На место они приплыли. А потом… потом можно будет попытаться починить хрупкий навигационный прибор. Если выполнят боевое задание.

Плавать без гирокомпаса – все равно, что канатоходцу с завязанными глазами идти по канату без страховки. Неразумно, и нет даже призрачной надежды на благоприятный исход. Не мог молодой богатырь раньше раскурочить прибор?! Тогда подводники имели бы законное право не выходить в боевой поход. Все у них происходит не вовремя…

Матросы спускали штормботы на воду. Лодка подработала винтами. Теперь стальная туша прикрывала резиновые лодки своим корпусом от волн, набегавших со стороны океана.

По веревочному трапу десантники спускались вниз, в маленькие суденышки, казавшиеся на фоне громадной «U-1277» еще меньше.

«Зря мы сюда заявились,– подумал Отто, вспомнив Ермака, ковырявшего алебардой пол отсека. Он подозрительно разглядывал безлюдный берег, раскинувшийся перед ним.– Чужие мы здесь».

Десантники погрузились в штормботы. Пора! От субмарины отвалили резиновые скорлупки, вздрагивая на гребешках волн. Гребцы ударили веслами, и лодки устремились к ослепительно-белому песчаному пляжу. Весла синхронно пенили воду. Загребные выкрикивали счет, задавая ритм. Матросы с напряженными лицами мерно сгибались и разгибались.

Лодки удалялись от субмарины, приближаясь к берегу. В первых лучах рассветного солнца сверкали доспехи богатырей, черным глянцем блестели автоматы, качались в такт каски с эмблемой немецких крингсмарин на правой стороне: морской конек с кинжалом, зажатым свернутым в кольцо кончиком хвоста.

Как бы ни были хороши три богатыря, совершенными боевыми машинами они станут только после того, как выберутся на сушу и ощутят под ногами твердую почву. До этого момента витязи всего лишь люди, заключенные в груду железа с отрицательной плавучестью. Их боевые возможности напрямую зависят от того, насколько быстро они покинут палубу подлодки и окажутся на земле.

Мореходность трех штормботов, в каждом из которых сидело по богатырю, оказалась значительно хуже тех, в которых сидели обыкновенные десантники без доспехов. Тяжело осевшие на воде лодки грозили зачерпнуть бортами воду.

К берегу двигалось шесть лодок с бойцами штурмового отряда. Первая волна десанта почти достигла берега. «Плавучие чемоданы» с дружинниками заметно отставали. Матросы, выбиваясь из сил, налегали на весла. Еще надо было вернуться за оставшимися на палубе. Богатырей можно было высадить и во второй группе, но «перестановка слагаемых» могла серьезно повлиять на сумму.

В сложившейся ситуации задача состояла в том, чтобы подойти к самому берегу, уловить момент, когда штормботы уткнутся в грунт, и этим облегчить всем высадку. В этом месте к побережью подходили впервые, глубина была неизвестна. Расчет был на удачу. Хотелось, чтобы десантники не оказались даже по пояс в воде и по возможности сухими выбрались на берег. Идеальным мог быть случай, когда они с носа лодок выберутся на берег. Подход к самой кромке прибоя грозил риском пропороть резиновое днище и борта о камни, поросшие ракушками, и острые веточки кораллов.

Раздалась команда офицера: «Десант на берег!» Кто-то прыгнул – глухо плюхнула вода. Лодки с каждой секундой пустели. Было слышно, как тихо ругается Ермак, пытаясь отделить от голенища сапога маленького осьминога. Головоногий молниеносно менял окраску тела, но отцеплять щупальца не спешил. Победил человек. Сброшенный в воду осьминожка быстро погрузился, оставив после себя расплывающееся чернильное пятно.

К огорчению капитана, идеальной высадки не получилась, но все равно к пляжу удалось подойти так, что десантники только набрали воды в сапоги и ботинки.

Солнце вставало из океана за подлодкой. Отто удовлетворенно отметил: светить оно будет в глаза обороняющимся. Если, конечно, кто-то сможет оказать им сопротивление. Звезда по имени Солнце сегодня была у них в союзниках.

По корпусу подлодки пробежала широкая тень. «Ну и птички здесь водятся!» – удивленно подумал Отто и, подняв вверх голову, остолбенел. Высоко в небе парил дельтаплан, раскрашенный в триколор: синий, белый, красный. По бокам сверкали двуглавые орлы, вышитые золотой нитью на дешевой парусине. Ткань была натянута на хлипкий самодельный каркас из бамбука. Под куцыми крылышками, в подвеске ремней и веревок смешно болтался человек в синем мундире с тоненькой ниточкой витого аксельбанта. На груди воздухоплавателя, парившего в вышине, блеснул искоркой четырехлучевой Георгиевский крест. Штабс-капитан Нестеров справедливо считал, что можно летать и на воротах от дома, если потоки воздуха обладают достаточной мощностью и к створкам приделаны рули.

Фигурка судорожно дергалась из стороны в сторону, пытаясь развернуть дельтаплан в обратную сторону. Первый заход на подлодку не получился.

Капитан-лейтенант злорадно оскалился. Но радовался он, как оказалось, рано. Бесшабашному летуну удалось справиться с хлипкой конструкцией из палочек и лоскутов. Трехцветный треугольник медленно, по крутой дуге развернулся, опираясь крыльями на поднимающийся от океана тугой, спрессованный воздух. Он нацелился на субмарину и начал рывками снижаться. Да, это вам не аэроплан или истребитель, где управление не зависит от прихотей воздушных потоков.

Это был второй вылет Нестерова на самоделке. До этого он примечал, где летал одинокий альбатрос. В первом взлете, там, где линия полета дельтаплана точно совпадала с линией полета птицы, он набирал высоту. Сейчас ас потерял воздушную дорогу буревестника, и машина сразу же стала плохо слушаться управления. Планер неудержимо затягивало в спираль штопора. Он судорожно дергался, скрипел, как будто хотел развалиться на части.

Вендт не отрываясь смотрел на неумолимо приближающееся воздушное чудо, одновременно вытаскивая из кобуры пистолет. Вот досада: он забыл прикрутить на ствол парабеллума специальную насадку. Стрелять по воздушной цели было нельзя. Капитан погрозил покорителю неба кулаком с зажатым в нем пистолетом.

– И вам доброго утра, Отто Фридрихович! – донеслось в ответ с небес. Нестерову сверху показалось, что маленькая фигурка моряка приветливо машет ему рукой. Интеллигентного офицера с любой высоты видно.

Штабс-капитан выровнял маленький дельтаплан, больше похожий на большого воздушного змея. Он заходил на второй боевой заход. Подводная лодка была как на ладони. Промахнуться нельзя было никак. Нырнет в глубину, затеряется в океане – попробуй ее потом найди. Второго шанса не представится. «Надо было начинать разворот раньше и взять больше угол упреждения,– огорченно подумал Нестеров.– Кто же знал, что ветер будет попутно-боковым?»

Летчик судорожно дергал на себя тугую ручку бомбосбрасывателя. Рычаг наконец поддался. Человек в очередной раз одержал верх над техникой. Планер дернулся, освободившись от лишнего веса, и рванул вверх, поближе к облакам. Авиабомба, закрепленная под телом летчика, вырвалась из объятий скоб держателей и ринулась вниз. Она падала точно в цель, на субмарину.

Ветер громко засвистел оперением стабилизатора, радуясь новой игрушке. Но тут подвела подъемная тяга. Дельтаплан клюнул носом и, сорвавшись в штопор, понесся вниз, догонять подружку. Летчик отчаянно пытался выровнять полет хрупкого воздушного судна, но нисходящий воздушный поток пересилил потуги отважного летуна. Всему рано или поздно приходит конец. Пришел он и полету человека, возжелавшему летать, аки птица. Неуправляемая конструкция камнем рухнула в волны недалеко от субмарины.

До этого момента капитан лодки, замерев от ужаса и невозможности повлиять на ход событий, наблюдал, как от дельтаплана отделилась темная точка и стала стремительно приближаться, увеличиваясь в размерах. Она падала точно на голову офицеру. Смерть летела, развернувшись головкой с взрывателем вниз. Нарастающий свист перерастал в вой, памятный моряку со времен бомбардировок Гамбурга. Такое не скоро забудешь. Отто обреченно зажмурился. Приплыли!

Гулкий удар исполинского молота по корпусу сотряс субмарину от носа до кормы. Палуба завибрировала, отозвавшись глухим стоном на удар, нанесенный из поднебесья с нечеловеческой точностью. И тишина. Больше ничего не происходило. Только волны хлюпали, лениво толкаясь в борт, и слышалась громкая ругань за бортом. Выпутавшийся из ремней подвески летун оттолкнулся от дна и всплыл к поверхности, догоняя последние пузырьки воздуха.

Золотопогонник нецензурно комментировал особенности конструкции и систему управления дельтаплана. Словарный запас штабс-капитана был богат, как у биндюжника в третьем поколении.

Отто осторожно открыл глаза, хлопая ресницами. Потопление корабля отменялось. На палубе между стомиллиметровым орудием и рубкой лежал расколовшийся от удара самодельный корпус авиабомбы. Разлом шел по свежим сварным швам, блестевшим синей окалиной. Смертоносная начинка – белый песок – высыпалась на палубу. Образовалась идеально правильная пирамидка. Набежавшая волна лизнула кучку десятикилограммового эквивалента тротила и разочарованно вернулась обратно в океан. Песка на дне и так хватало. На боку авиабомбы шла белая надпись старославянской руницей «За Лукоморье». Летучая смерть на поверку оказалась фальшивой болванкой. Она вызвала гомерический хохот у всех сгрудившихся возле рубки десантников, готовившихся к посадке на подходившие за ними пустые штормботы. Приближалась высадка второго отряда. Напряжение последней минуты требовало выхода. Смех – естественная реакция людей на пережитое. Долго сдерживаемое возбуждение прорвалось наружу, снимая непомерную нагрузку с нервов. После страшного душевного напряжения жизнь кажется вдвойне прекрасней.

Капитан перегнулся через ограждение и злорадно прокричал пускающему пузыри летчику:

– Ваши Кулибины не могли придумать «оружия возмездия» получше? Это все, на что вы способны?! – Вендт повернулся к матросам палубной команды.– Выловите из воды этого камикадзе, пока он не отправился на корм акулам.

Перед мысленным взором боцмана появилась картина. Он стремительной тенью с косым плавником поднимается из глубины к человеческому силуэту, распятому на поверхности и подсвеченному солнечными лучами. Раскрывается пасть с зубами в несколько рядов. Ближе, еще ближе… Моряк тряхнул головой, прогоняя наваждение, и бросился выполнять приказ капитана.

Через минуту штабс-капитан сидел на поручне ограждения, нахохлившись, как мокрая курица. Он весело скалился, ничуть не смущаясь компании, в которой оказался. Попадать в передряги и авиакатастрофы ему было не впервой.

– Мягкой посадки не желаю. Поздно! Загубил машину и радуешься, небесный тихоход?! – Ехидству капитан-лейтенанта не было предела.– Теперь комиссар с тебя три шкуры сдерет. Он хоть и атеист, но душу из тебя вынет. Фурманов на тебя давно зуб точит. А тут такой повод: единственная боевая единица военно-воздушных сил Аркаима – и почему-то под водой! – Отто еще раз глянул за борт.– На глубине… метров эдак пятнадцати—двадцати. Странно, правда?

– Не-а! Руки коротки! – Нестеров аккуратно снял с золотого погона морскую звезду и бросил обратно в океан.– Я сам построил «Стремительный зигзаг». На свои кровные в свободное от службы время. Дельтаплан так называется,– пояснил летчик и, смутившись, поправился: – Точнее, назывался.

Воздушная этажерка сейчас покоилась на дне. По ней ползали крабы, обживая новый дом. По песку медленно двигались перламутровые моллюски, оставляя за собой извилистый след. Величаво и не спеша проплыл широкий, как шкаф, скат хвостокол, отбрасывая тень на светлое песчаное дно. Не везло Нестерову на воздушные аппараты. Ну, не везло – и все тут.

– «Стремительный зиг… заг». Хорошее название. В нем что-то есть,– мечтательно произнес морской офицер, словно пробуя слово на вкус.– А вы не безнадежны,– продолжил капитан после недолгого раздумья.– Вы придумали на редкость значимое название. Зиг… заг. Можете не гордиться, у контуженых такое бывает сплошь и рядом. Кофе хотите? Настоящего адмиральского, очень крепкого! – Капитан подлодки подмигнул штабс-капитану.

– А т-т-то! – утвердительно пролязгал зубами замерзший Нестеров.– На камбузе, у кока?

– Как обычно,– подтвердил Вендт.

Летчик тихо засмеялся. Он слез с бортового ограждения и зашлепал к открытому люку рубки, хлюпая водой в сапогах.

Матросы очистили палубу от обломков авиабомбы, столкнув их за борт. Вторая, она же последняя, часть десанта грузилась в штормботы. Лодки одна за другой отваливали от борта в сторону берега. Скоро на палубе остались только капитан и дежурная вахта у зачехленного орудия. Комендоров артиллерийского расчета тоже зачислили в штурмовую группу.

Один за другим десантники высаживались из штормботов на берег. Нервы у всех были напряжены до предела, особенно когда лодки второй волны десанта подошли к песчаному пляжу. Капитан подлодки разглядывал сушу в бинокль. Он был почти уверен, что противник, несмотря на все принятые меры обеспечения скрытности, заметит приближение десанта с океана. Интуиция подсказывала: там, в прибрежных дюнах, уже давно наблюдают за ними, но пока не спешат себя обнаружить. Каждая секунда казалась вечностью.

Штормботы высадили последних матросов с субмарины. Все десантники оказались на берегу и двумя нестройными колоннами зашагали в глубь острова. Кузнецов шел во главе второй. Он вел свой отряд несколько позади, параллельно первой колонне штурмовиков.

Отто, внимательно наблюдавший за ними в цейссовскую оптику, облегченно вздохнул и опустил бинокль. Впереди шли три витязя. Им предстояло первыми вступить в бой, стяжать славу богатырскую.

Под ногой Алеши Поповича громко щелкнуло. Он не успел посмотреть, на что умудрился наступить. На пляже раздался глухой взрыв. Когда песчаное облако, поднятое взорвавшейся миной, развеялось, стало видно, что доспехи дружинников и идущих за ними моряков испятнаны кровавыми кляксами. Мина зацепила всех, находившихся рядом с Алешей.

Один за другим люди валились кеглями на белый песок.

Идущие следом испуганно шарахнулись в разные стороны. Взрывы гремели один за другим. Десант угодил на минное поле. Авангард – первая колонна десантников – был почти полностью уничтожен в считаные секунды. На ногах остался стоять один Муромец. Он удивленно провел рукой по кольчуге, поднес к лицу булатную рукавицу, окрасившуюся в красный цвет:

– Шалишь! Нас так просто не взять!

Шаг… еще шаг… с легким шелестом он вытащил из ножен меч-кладенец. Вытертая рукоять привычно легла в ладонь. Муромец оглянулся. Ермак и побратимы лежали вперемежку с моряками в черных бушлатах, припорошенные белым песком.

Муромец упрямо шагнул вперед. Взрыв мины опрокинул бронированного исполина на берег. Богатырь завалился на спину, широко раскинув руки в стороны. Солнце светило в лицо, выжимая слезы. Илья глубоко вздохнул и закрыл глаза.

Одновременно с первыми взрывами мин прибрежные дюны ожили. Противник открыл шквальный пулеметный и автоматный огонь. Неприятная неожиданность: враг ждал десантников, держа палец на спусковом крючке. Первый штурмовой отряд был полностью уничтожен, второй рассыпался цепью у полосы прибоя и лихорадочно окапывался, зарываясь в песок. Кругом все кипело от огня. Среди дюн замелькали фигурки в защитной форме. Обороняющиеся, вдохновленные первым успехом, решили контратаковать и сбросить остатки десанта в море. Атакующие и обороняющиеся поменялись ролями. Кузнецов лающим голосом отдавал команды, руководя обороной. Матросы стреляли плохо. Но стена автоматного огня остановила наступавших. Фигурки атакующих, нелепо взмахивая руками и роняя оружие, валились на песок. Между двух дюн, напоминавших очертание седла, запульсировал огонек пулемета.

…Оцепенение навалилось на капитана субмарины. Ему показалось, будто все его чувства внезапно отключились. Пропали звуки. Пропал шум боя. Отто не чувствовал бинокля в руках. Осталась только картинка в окулярах, прижатых к глазам. Вендт отчетливо видел, как невидимый пулеметчик косит остатки его экипажа. Он перечеркивал короткими очередями одного матроса за другим. На черной форме распускались красные цветы попаданий.

Вендт опустил бинокль и прокричал команду в переговорную трубу: «Малый вперед!» Операция с треском провалилась. Шансы на успех таяли, как лед под солнцем. Оставалась слабая надежда: подойти поближе к берегу и спасти остатки десанта. Моряки, теснимые со стороны берега, несли огромные потери. Еще один матрос ткнулся черной каской в песок.

Заработали двигатели, вода вспенилась за кормой. Полускрытое водой тело подлодки, как проснувшийся аллигатор, лениво поплыло к берегу. До суши оставалось метров сто пятьдесят, когда капитан ощутил сильный толчок – субмарина налетела на установленный на малой глубине исполинский стальной еж.

– Карамба! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – бесновался Отто, разглядывая стальную конструкцию, тянущую со дна иглы сваренных двутавровых балок.– Они что, с ума посходили на этом острове?!

Вода с шумом поступала в пробоину. Внутри лодки погас свет, посыпалось стекло разбившихся лампочек. Казалось, неодолимая сила раздирает подлодку на части. Горизонтальные рули заклинило. Лодка уткнулась носом в грунт.

Переговорная трубка прокаркала голосом вахтенного: «В отсеке камбуза пробоина!» Потом из раструба переговорника хлынула морская вода. Вокруг лодки на поверхности моря расплывалось огромное радужное пятно. Потекла поврежденная цистерна с соляркой. У капитана мелькнула мысль: «Ну, все, конец! Приплыли!»

…Кок лечил штабс-капитана Нестерова от насморка. Потом к ним присоединился командующий военно-морскими силами, бек, заглянувший на огонек камбуза и запах свежего первача. Дальнейшее лечение продолжилось под его чутким руководством. Следующим в череде профилактики простудных заболеваний стал страшный удар лодки о подводное инженерное заграждение. Вода журчащим фонтаном забила из пробитого корпуса.

Не отдавая себе отчета во всем происшедшем, не успев даже толком закусить, герои сразу же начали спасать субмарину. Действительно, замешкайся они, начни выяснять подробности, вода, жадно рвущаяся в отсеки и на камбуз, затопила бы подлодку. Они задраили переборочную дверь и начали заделывать пробоину.

Трое отважных изолировали себя ото всех и вся: от остальной лодки, от внешнего мира, от оставшихся на борту членов экипажа. Подводник-повар, сын степей и воздушный ас остались в кромешной тьме, один на один с пробоиной, в холодной соленой воде.

Началась отчаянная борьба с океаном, решившим вернуть в свою коллекцию беглое судно. Храбрецы начали на ощупь заделывать пробоину. Сначала попытались заткнуть пробоину пухлым телом Батырбека. Но бек хотел жить не меньше других и моментально угрем выскользнул из мокрых рук. В ход пошли сковородки, бачки и кастрюли. Все без следа исчезало в пучине. Затем настала очередь штатных средств борьбы за живучесть. К пробоине подвели просмоленный брезентовый пластырь и перекрыли доступ воды в отсек. Немедленно запустили помпы на осушение камбуза.

Вслед за ними заработал и турбонасос. Великолепная тройка не просчиталась ни в чем. Они вовремя задраили дверь, вовремя заделали пробоину. Вот только бек оказался сильнее, чем они думали. А может, он любил жизнь больше всех, одновременно слишком презирая смерть, чтобы отдать себя в ее лапы на голодный желудок? Наверное, это и спасло субмарину, а вместе с ней маленький подводный самогонный заводик. Вода перестала поступать внутрь лодки, насаженной на стальные балки, как огромная рыбина на гарпун. Беды преследовали экипаж лодки одна за другой, как волны. А так хорошо все начиналось!

На поверхности океана было пустынно и грязно. О недавней пробоине напоминало растекшееся радужное пятно солярки. Посреди него плавали куски пробковой крошки от спасательных жилетов, обрывки газет, красный малахай адмирала и картофельные очистки. Багром на длинной палке вахтенный матрос подцепил отороченную мехом шапку степняка и втащил на борт. Матрос осторожно выжал головной убор и аккуратно положил его на затвор орудия высыхать. Лучи дымчато-красного шара солнца, выкатившегося из-за горизонта, начинали ощутимо припекать.

Из открытого люка высунулась голова. Густав, повелитель сковородок и змеевиков, он же кок субмарины, надевая на ходу белоснежный поварской колпак, слез с рубки на палубу, балансируя с большим никелированным термосом и алюминиевой кружкой в руках. Протанцевав по наклонившейся палубе, он стал перед капитаном, промокший до нитки. Только накрахмаленный головной убор кок умудрился сохранить сухим.

– Господин капитан-лейтенант! Стаканчик не желаете выкушать? С утра не ели, не пили.

– Кофе? – задумчиво взглянул на него Вендт.– Горячий?

– Холодный, герр командир, и не кофе. Есть напитки получше! Этот термос хорошо температуру держит.

– Сам-то небось уже пробовал?

Густав промолчал, ловко отвинтил крышку, широко расставив ноги на палубе, зарывшейся носом в океан.

– Ладно, налей кружечку,– решительно сказал Отто.– А потом всех на борту угости. Когда еще свободная минутка выпадет…

– Что вы тут делаете, а? Пьете? Без меня? – прогремел вопль из люка.

Кружка выпала из рук капитана. Кок подхватил ее на лету, расплескивая самогон из термоса. Отто вздрогнул, кровь отлила от сердца и прилила к пяткам. Из люка показалась голова адмирала в фашистской каске, натянутой задом наперед. Он с трудом пролез в отверстие. Мешали два спасательных жилета, надетые поверх бухарского халата. Следом за ним полезли матросы. Последними на палубу выбрались штабс-капитан Нестеров и акустик Ганс, так и не снявший наушников. Все были мокрые с ног до головы. Скоро на палубе собралась небольшая угрюмая толпа. Собравшиеся выжидательно смотрели на термос в руках кока.

Вендт ковырял носком ботинка настил палубы, искоса разглядывая профиль командующего военно-морскими силами. Странное выражение было на этом обветренном степью лице с зеленоватым оттенком. Не выражение разочарования в провале операции, нет! А такое выражение, будто бек удержался на краю пропасти, избежал страшной опасности, еще не вполне веря в свое спасение. Батыр не сводил глаз с кружки в руках капитан-лейтенанта. Кадык дернулся на шее. Он судорожно сглотнул слюну и сказал:

– Вы чудовище!

– Нет, я командир «U-1277»,– попытался внести ясность капитан-лейтенант. Он всегда плохо понимал намеки.

– Тебе надо вырвать сердце и скормить акулам! – настаивал адмирал, снимая каску. Первые признаки похмелья неудержимо разгорались в организме. Терпение у Батыра лопнуло.– Наливай!

Кок наклонил термос над кружкой. Прозрачная жидкость, булькая, полилась из горловины. Аромат свежего первача перебил все запахи вокруг, даже безбрежный океан спасовал. Отто повеселел. Разнос за бездарный провал задания откладывался. Набежавшие тучи трибунала над офицером развеялись.

– Стакан по кругу! – простуженно шмыгнул носом Нестеров.

Матросы на палубе одобрительно загудели. Всем понравилось предложение неунывающего летчика.

Батыр крякнул, оторвавшись от кружки, и вытер засаленным рукавом роскошного халата рот:

– Кока поощрить своей властью! Молодец! – Бек вцепился обеими руками в леера и обвел мутным взглядом океан.– Опять вокруг одни волны. Кто бы знал, как мне все это надоело! – Он прислушался к внутренним ощущениям. Похмельный синдром исчез без следа, растворившись в хорошей дозе алкоголя. Остались только легкая грусть и небольшая трясучка рук. Если специально не приглядываться, то и не заметишь.

Батыр навсегда запомнит картину последних событий: узкий, как гроб, отсек камбуза, темная холодная вода, серый брезент пластыря, вздувшийся нарывом на пробоине в борту. «Буду помирать, строго накажу всем в ауле: близко к открытой воде не подходить. Никогда! Арыки обходить стороной».– Так думал бек, стараясь не смотреть на волны.

– Жизнь налаживается. Надо только не делать дело и не думать о последствиях.– Батырбек поднял непросохший малахай и тут же нахлобучил его на голову. Провонявший соляркой головной убор сполз бесформенным комом на глаза. Ничего не стало видно: ни берега, ни проклятого океана. На душе сразу полегчало.

Еще несколько раз десантники пытались прорваться в дюны. Но каждый раз их останавливал, пригвождая к песку, скупой, но точный огонь пулемета. Между дюн виднелся зеленый щиток «максима». «Близок локоток, да не укусишь,– думал Кузнецов.– Далеко засел. Гранату не добросить, нет».

Моряки пытались окопаться. Неглубокие окопы сразу наполнялись мутной водой. Из командиров остались двое: обер-лейтенант и боцман. Именно они объединили вокруг себя разрозненные группы уцелевших моряков.

Пулеметчик теперь стрелял непрерывно. Песочные фонтанчики пуль надвигались кипящей завесой. Шум прибоя потонул в сплошном грохоте. Лежащий рядом с Кузнецовым моряк отстреливался короткими очередями. Он экономил патроны, в десант им выделили мало боеприпасов. Специальные патроны всегда были в дефиците.

Штурмовой группе под командованием боцмана удалось нащупать слабое место в обороне защитников побережья на левом фланге. Короткими перебежками моряки стали обходить позицию пулеметчика. Залегшие на берегу, у кромки прибоя, автоматным огнем прикрывали отчаянный бросок моряков, рванувших на прорыв обороны. Нескольким матросам, ведомым битым морским волком, удалось добраться до дальней дюны. Теперь они были под прикрытием пологого песчаного бархана, в мертвой зоне пулемета. Неизвестно, что именно послужило причиной решения прорываться в глубь вражеской территории: стремление выполнить поставленную задачу либо просто желание вырваться из-под шквального огня.

Факт остается фактом: нескольким десантникам удалось добраться до песчаной горы. Их путь до укрытия можно было проследить по черным бушлатам менее удачливых моряков. Пятна попаданий красными язвами выделялись на черной форме…

Защитников дота внутри «Избушки рыбака» было мало. Строго говоря, он был один. Внутри бетонной коробки форта сидел на ящике с патронами красноармеец Филиппов – стажер отряда, кандидат в сотрудники отдела спецопераций. За ночь Петруха не сомкнул глаз ни на секунду. В предрассветной мгле он видел в квадратик амбразуры, как в залив бесшумно скользнул хищный силуэт вражеской субмарины, но ничего сделать не мог. Немецкий капитан рассчитал все точно. Стволы двух станковых пулеметов бесполезно торчали из бойниц. Враг находился в мертвой зоне дота, надежно укрытый высокими прибрежными дюнами.

Наступил рассвет. Громыхнул взрыв, за ним другой, третий… Петруха замер у амбразуры, напряженно вслушиваясь. Глухие хлопки разрывов потревожили безмолвие раннего утра. «На минное поле наскочили,– обрадовался Петруха. В отряде орудий отродясь не было, кроме карманной артиллерии – гранат.– Не зря мы весь берег накануне перекопали. А потом еще граблями разравнивали, чтобы незаметно было».

Застучали автоматы. Противник надолго замолчал: минное поле серьезно проредило боевые порядки. Но десантники не оставляли надежды пробиться из огненного мешка засады в глубь острова.

Стажер мерил шагами помещение маленькой крепости. От турели центрального пулемета до бронедвери ровно семь шагов. У него был строгий приказ командира: сидеть в доте и не покидать его ни под каким предлогом.

За дюнами грохотал бой. Товарищи там, а он отсиживается за метровыми бетонными стенами. Внутреннее противоречие раздирало Филиппова: с одной стороны – приказ, а с другой – душевные терзания. Дисциплина в очередной раз не устояла перед натиском совести.

Петруха прикрутил на винтовку черный цилиндрический набалдашник. На инструктаже всех предупредили: если кто-то будет стрелять без насадки, то до трибунала не доживет. Это стажер усвоил крепко. Приказ, подкрепленный обещанием немедленной кары, быстро добирается до подкорки мозга, минуя сознание.

Он с трудом открыл, а потом закрыл бронированную дверь дота, навалившись на нее всем телом. Сухо щелкнул ключ в замке. Петруха быстро написал записку: «Ушел за патронами. Скоро буду» и повесил замусоленный клочок бумаги на гвоздик, торчащий из двери избушки. Деревянную дверь он закрывать не стал, а ключ от бронедвери дота спрятал под первую ступеньку крыльца. Стажер рассудил здраво: свои знают, где тайник, а чужому никогда в голову не придет искать ключ от секретного объекта.

Посчитав, что теперь его совесть чиста, Петруха с трехлинейкой наперевес помчался туда, где стрелял «максим» и коротко огрызались автоматы.

Филиппов с трудом поднимался на высокую дюну. Худые ноги в ботинках и обмотках почти до колен вязли в сыпучем песке. Вот и верхушка гребня. Ах, как вовремя! Правильно говорил товарищ Задов: «Плюнь, Петро, на эти приказы. Отцы-командиры все равно ничего путного не придумают».

Внизу короткой цепью шла группа автоматчиков в черной форме. Враги были как на ладони. Цель – лучше не придумать. «Сейчас я вас расщелкаю, как в тире»,– подумал Петруха, вскидывая приклад тяжелой винтовки к плечу.

Мало того, что грань между жизнью и смертью тонка, так она еще зачастую проходит совсем близко. Елки-палки!.. Песок предательски оплыл под ногой. Ботинок зацепился за ботинок, и стажер кубарем полетел вниз, чудом не пропоров себе бок длинным четырехгранным штыком. Он скатился прямо под ноги коренастому моряку, похожему на огромного краба, напялившего на панцирь черный бушлат с золотыми боцманскими нашивками на рукаве и повесившего на грудь серебряную дудку.

На Петруху сверху вниз угрюмо смотрел моряк. У него было скуластое квадратное лицо с острым подбородком. Козырек каски с нарисованным морским коньком нависал над глубоко сидящими глазами. Воттолько глаза у него были не крабьи, а акульи, такие же холодные и ничего не выражающие. Стажер попытался подняться с песка, опираясь на винтовку.

Подводник резко выбросил вперед руку и ухватил винтовку за цевье. Петька дернул трехлинейку к себе обеими руками. Безрезультатно. Винтовка не поддалась ни на сантиметр. Хватка у немца с акульими глазами была железная. Остальные подводники обидно заржали. Их откровенно забавляла необычная ситуация, в которую угодил стажер.

Немец легко вырвал винтовку у Филиппова и одним движением вытащил из нее затвор. Он взял оружие за ствол и легко перебросил через соседнюю дюну. Затвор полетел в противоположную сторону. Из-за дюны, куда улетела винтовка, раздался вскрик.

Немцы перестали смеяться и схватились за автоматы с такими же цилиндрическими насадками, как у красноармейца.

Боцман вытянул в сторону стажера указательный палец и издевательски согнул его несколько раз, словно нажал на спусковой крючок. Чтобы развеять сомнения, сказал вслух: «Пух-пух!» Напоследок он хлопнул Петьку по плечу. После этого группа подводников с автоматами на изготовку стала подниматься на дюну, вслед за улетевшей винтовкой.

Петька сел на песок. От обиды на самого себя и на весь белый свет на глаза навернулись злые слезы. Стажер глядел морякам в спины, обтянутые черными бушлатами. Но, когда он увидел, куда идут десантники, настроение у него сразу улучшилось. Филиппов бормотнул себе под нос:

– Сейчас, гады, будет вам «пух-пух» вместе с «бабахом»! Как я всех подвел! Нет мне прощения. Никогда не стать мне настоящим разведчиком, как Кузнецов. Жаль, что он не с нами.

С гребня дюны боцман увидел позицию пулеметчика, доставившего им столько неприятностей. Он лежал рядом с «максимом», уткнувшись лицом в песок, так и не выпустив гашетку пулемета из рук. Винтовка, переброшенная через дюну, попала ему точно по голове. Осталось надеяться, что каска на голове смягчила удар трехлинейки.

Боцман увиденной картине не успел ни обрадоваться, ни удивиться, потому что сзади него закричали:

– Мины!

Он успел обернуться, чтобы увидеть столб песка, поднятый взрывом. Упругая волна воздуха толкнула его вперед, и он покатился вниз, загребая руками песок.

…Матросы под командованием боцмана скрылись из глаз за дюной. Прорвались? Заходят в тыл обороняющимся или ударят им с фланга? Николай не отрываясь смотрел на гребень песчаного горба: не прозевать атаку моряков, поддержать их огнем из всех стволов. Рядом несколько подводников усердно работали саперными лопатками. Пусть окопы будут с водой, но хоть какое-то укрытие от огня. Кузнецов осторожно, стараясь не делать резких движений, чтобы не привлечь внимание пулеметчика, раскрыл планшетку. Под зеленоватым пластиком просвечивала карта.

– Как же мы так попались? – спросил сам себя вслух Кузнецов. Топографические знаки показывали: рельеф местности идеален для обороны и губителен для наступающих.

– Что, господин обер-лейтенант? – Лежащий рядом моряк перестал вычерпывать каской воду из окопчика. Океан упрямо заливал неглубокие канавки, соединяя их ходами, в которых хотели спрятаться люди.

– Копайте глубже, так будет лучше для всех.– Николай продолжал изучать карту.

– Ясен пень! – грустно отозвался подводник.– А на кой? – добавил он совсем тихо.

– Пень-ясень! Это уже почти генная инженерия.– Как всегда, в минуты затишья Кузнецову в голову приходили мысли совсем о другом.

Николай вспомнил о друге Косте, с которым подружился, когда они вместе участвовали в операции по перехвату германской дипломатической почты. Потом встретились в 41-м на курсах повышения квалификации в разведывательно-диверсионной школе. Попросились, чтобы вместе. Но начальству виднее. Опять разошлись пути-дорожки…

Звук взрыва прервал воспоминания. За дюной, куда прорвалась группа боцмана, взлетел вверх фонтан песка. Мина!

Короткие очереди из автоматов по лежащим. Еще! Последняя надежда на прорыв растаяла вместе с облаком взрыва. Со стороны океана еле слышно рокотнул двигатель. Его заглушил скрипучий визг раздираемого металла. Кузнецов оглянулся. Ах, как неудачно все складывается! Стальная туша субмарины медленно заваливалась набок. Надо было спасать остатки десанта.

– За мной! Все на лодку! – громко скомандовал обер-лейтенант и, взяв автомат, бросился в воду.

Последние слова офицера потонули в грохоте выстрелов. До команды «Рубай их, братцы!» дело так и не дошло. Минные поля и автоматический огонь сжевали и перемололи почти весь личный состав морского десанта. Арьергард, жалкие остатки штурмовых групп, не принял бой. Он возвращался, откуда пришел,– обратно в океан.

Команду передали по редкой цепи. Пригнувшись, моряки последовали за офицером. Ноги скользили по мокрым камням, покрытым водорослями. Веточки кораллов цеплялись за сапоги. Все было против них, даже природа. Рядом и сзади раздавалась ругань не отстававших от офицера подводников. Винтовочные выстрелы, автоматные очереди с берега подстегивали: «Скорей, скорей!»

«Пулемет не стреляет»,– автоматически отметил Кузнецов. В первый миг вода даже не показалась прохладной, но по затылку пробежали мурашки, когда он зашел по грудь. Разведчик поднял шмайссер над головой, боясь провалиться в какую-нибудь подводную яму. Едва удерживаясь на ногах под напором течения, увязая ногами в илистом дне, старался добраться до штормботов. Лодки отнесло ветром от берега. Они лениво дрейфовали в глубь залива. Громада субмарины в пятнах маскировочной окраски все больше кренилась набок.

Кузнецов размахнулся и выбросил автомат на берег. Следом полетела фуражка с вышитым орлом на высокой тулье. Вплавь до подлодки не добраться: перестреляют, как котят. Николай несколько раз глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом. Последний вдох – и разведчик нырнул в набежавшую волну. Он плыл под водой брассом, самым выгодным для дальнего нырка стилем. Плыл размеренно, экономя силы. Раз, два-а, гребок – пауза. Раз, два-а, гребок – пауза. Форма, облепившая тело, сковывала движения. Набухшие сапоги тянули вниз, на дно. Перед глазами поплыли круги, течение сносило в океан.

Николай плыл вдоль берега. На поверхность он выныривал, только чтобы сделать глоток воздуха, и тут же снова уходил под воду. Он с усилием двигал руками и ногами, чувствуя, что выдыхается. Кузнецов вряд ли смог бы ответить на вопрос: сколько он плывет? Упорно, на одной лишь силе воли офицер выгребал в заданном себе темпе.

Вынырнув в очередной раз, он отметил, что почти доплыл до гряды скал, спускавшихся с берега в воду. Место высадки осталось далеко позади.

Николай рывком выбросил плечи из воды, стараясь нащупать ногами дно. Есть! Под прикрытием камней он выбирался на берег. Набежавшая волна протащила его грудью по песку вперемешку с ракушечником.

Обер-лейтенант шел вдоль берега, все больше удаляясь от места высадки. Под ногами хрустела галька, отмечая каждый шаг. Иногда она сменялась песком, плотно накатанным волнами. Тогда идти становилось легче, ноги отталкивались от него, но затем снова вязли в сыпучей гальке. Несколько раз попались огромные камни, больше похожие на скалы. Их пришлось обойти, чтобы снова не лезть в воду. Потом берег стал обрывистым. Кузнецов остановился. Считай, километра четыре с гаком отмахал. По его прикидкам, переход вдоль берега пора заканчивать. Разведчик, пробравшийся в глубь суши по большой дуге, возвращался, заходя в тыл тем, кто устроил им такую горячую встречу.

Николай издалека заметил командно-наблюдательный пункт, закрытый по старинке маскировочными сетями. Блиндаж был вырыт на скорую руку в склоне холма. Раструбы стереоскопических труб торчали из пропилов в крыше. Широкие окна-амбразуры смотрели в сторону океана. На ячейки сетей были нашиты лоскутки ткани. Они так выгорели на солнце, что делали КНП неразличимым на местности. Обнаружить его мог только наметанный взгляд опытного военного. Возбужденный гул голосов в блиндаже свидетельствовал о том, что защитники побережья собирались праздновать победу. Одинокий часовой в профессорской блузе ловил в выгоревшей траве кузнечиков. Винтовка с примкнутым штыком одиноко стояла, прислоненная у входного проема, затянутого противомоскитной сеткой.

Кузнечики прыгали далеко, пролетая несколько метров на куцых крылышках. Гоняясь за ними, часовой все дальше удалялся от поста и оружия. Кузнецов достал из нагрудного кармана расческу и аккуратно расчесал волосы на прямой пробор. Сдув волоски, застрявшие между зубьев, он не скрываясь зашагал к командно-наблюдательному пункту.

Дрессировщик Дуров стоял на четвереньках и подслеповато щурился сквозь стекла пенсне, стараясь отыскать кузнечика, за которым так долго и безуспешно охотился. Энтомология стала его страстью, которой он отдался со всем пылом старости. Шутка сказать, его новое увлечение стояло на втором месте после любимых зверюшек.

Дурова отрядили охранять вход, потому что всё, кроме дрессировки хвостатых, зубастых, парнокопытных и чешуйчатых, у него получалось из рук вон плохо. Он осторожно отвел в сторону траву, в которой скрылся попрыгунчик. Кузнечик необычной клетчатой окраски мог стать настоящим украшением его коллекции.

Раздвинув траву, Леонид Владимирович вместо членистоногого создания уткнулся носом в два черных сапога. Он медленно поднял голову. Над ним склонился офицер в мокрой зеленой полевой форме. С рукава кителя срывались капельки воды.

– Вы случайно не его ловите? – Николай протянул начинающему коллекционеру руку. Между двух пальцев он аккуратно держал за крылышки стрекочущее насекомое.

– Э-э-э… спасибо, голубчик. Даже не знаю, как вас благодарить,– расплылся в счастливой улыбке Дуров, осторожно пряча добычу в спичечный коробок.– Так мило с вашей стороны. Что значит молодые глаза!

– Не стоит! – улыбнулся Николай и зашагал к штабному блиндажу. Кузнецов собрался откозырять на прощание, но, вспомнив, что он без фуражки, просто вежливо откланялся. Дальше к командно-наблюдательному пункту он шел беспрепятственно…

Внутри блиндажа в полном составе находилось все командование спецотряда Звездной Руси. Командир и его заместители сгрудились вокруг стола, на котором была расстелена крупномасштабная карта, испещренная синими и красными отметками рубежей и позиций. На ней даже стоял крошечный макет подводной лодки с бортовым номером «U-1277». Защитники Лукоморья заранее подготовились к обороне. Судя по нанесенной на карту тактической обстановке, они зря времени не теряли. Все было готово для контратаки и победы над десантниками, попавшими в огневой мешок.

– Скоро отлив. Подлодка застряла намертво. Полноценный ремонт возможен только в сухом доте. Десант разгромлен и отступает. Оставшихся в живых возьмем «тепленькими»,– начальник контрразведки Скуратов достал из кармана красного кафтана карманные песочные часы.– Через сорок минут после отлива доберемся до морячков, аки посуху. Возьмем в штыки. Никуда от нас не денутся!

– Уничтожим морскую гидру в своем логове! – внештатный консультант отдела контрразведки Дзержинский почти приплясывал от возбуждения.– В плен никого не брать.

Командир отряда неодобрительно покосился на Феликса:

– Мы с минами не переборщили? Богатырям ничего не будет, они в доспехах, но у остальных только форма.

– Заметьте, казенная! – встрял в разговор Хохел.

Заместитель по тыловому обеспечению очень переживал, что во время боя будет безнадежно испорчена форменная одежда. Без разницы, своя или чужая. За любым имуществом нужны пригляд и учет. Прапорщик всегда радел за казенное добро, как за личное, считая все вокруг своей собственностью.

– В минах заложен минимальный пороховой заряд,– доложил начальник штаба барон Маннергейм. Маршал поправил широкую белую повязку на рукаве с черной буквой «П».– Тютелька в тютельку. Отмеряли на аптекарских весах. Хватает ровно настолько, чтобы поражающе-убойные элементы разлетались на два десятка метров. Больше нельзя по конвенции.– Старый финн откашлялся.– Может, вы им предложите сдаться? Если они капитулируют, будем считать все законченным.

– Да чего их жалеть! Они и так утопленники. Никаких парламентеров,– взвился Железный Феликс.– Хватит о людях думать. Главное – победа. Любой ценой!

Со стороны берега донесся грохот длинной пулеметной очереди. «Максим» захлебнулся и умолк. Командира отряда потихоньку стала раздражать перепалка в блиндаже. Она мешала ему любоваться картой, с таким старанием расчерченной им накануне сражения. Оперативная обстановка была нанесена с любовью, без единой помарочки. Разноцветные линии сплетались и расходились, образуя замысловатые узоры, смысл которых понятен только взгляду посвященных. Владимиров зло поинтересовался у контрразведчиков:

– А почему, собственно, вы не в боевых порядках?

– Мы готовились к приему пленных,– ответил, подбоченившись, Дзержинский.– К допросам надо готовиться тщательно.

Связной Садко, недавно вернувшийся с передовой, негромко заметил:

– Пленных нет и не предвидится. Дерутся, как черти! Упорные, гады, хоть и моряки!

– Плохо! Очень плохо работаете! – разволновался Феликс.

– Мы не работаем, а служим родине,– огрызнулся новгородец.– Работают половые в трактире.

– По нашим данным, Нестеров попал в плен к немцам,– вкрадчиво уточнил Скуратов.

– Господин штабс-капитан считается условно пропавшим без вести,– бесцветным голосом заметил барон.

Маннергейм предпочитал не принимать участия в перепалках. Он считал это ниже своего достоинства, но тут счел нужным внести ясность. Героический полет летчика он наблюдал до самой последней секунды.

– Господа кормят рыбу в Черном море,– оживился комиссар отряда, вспомнив Крымский поход.

– Хватит! – окоротил всех Владимиров.– Мне здесь еще здесь классовой борьбы не хватает, да…

Чего еще не хватает командиру отряда, он не успел сообщить присутствующим. Наверное, как и всем людям, ему хотелось покоя, тихого счастья и возможности поспать лишний часок в выходной день.

У входа в блиндаж раздалось деликатное покашливание.

Позабыв о распрях, все повернулись к вошедшему без доклада часового.

Перед ними стоял обер-лейтенант в раскисших сапогах. Предплечья кителя успели просохнуть. На зеленой ткани проступили белые соляные разводы от морской воды. Несмотря на неприглядный вид, молодой офицер был аккуратно причесан. Обе руки он непочтительно держал в карманах галифе и, похоже, доставать не собирался, демонстративно игнорируя все правила армейской субординации.

– Что вас сюда привело? – без удивления поинтересовался маршал Маннергейм.

Остальные в гробовом молчании разглядывали Кузнецова.

– Наверное, как и всех,– дело государственной важности.

Николай неуловимо переместился, сразу оказавшись у стола. Он взглядом профессионально пробежался по карте и, хмыкнув, громко произнес:

– Я так и знал, нас ждали! Интересный замысел… Грязная игра!

Командир торопливо попытался перевернуть карту лицевой стороной вниз, но только рассыпал стаканчик с разноцветными карандашами по столу.

– Сам пришел! Один есть! – радостно потер ладони Дзержинский. Контрразведчику не терпелось заняться любимым делом – приступить к допросам. (Осторожный и дальновидный Скуратов радости коллеги пока не разделял.) – Вот и славненько. Руки вверх! Настала пора!

– Пора! – легко согласился разведчик.

Кузнецов достал одну руку из кармана. В кулаке он сжимал зеленый шар гранаты с заранее выдернутой чекой. Взрыва не было, пока он прижимал пальцами скобу взрывателя к корпусу. Офицер положил руку на карту, но ладонь разжимать не спешил. Пока.

– Не надо, Коля! – громко попросил командир и уже совсем тихо спросил зампотыла: – Хохел, ты много пороха снарядил в гранаты?

– Не помню,– шепотом отозвался труженик тыла из-под стола. Он никогда не терял зря времени.

– Господин обер-лейтенант, это не наш метод,– подал голос комиссар.

Владимиров сделал незаметный шаг вдоль столешницы. Во всяком случае, ему так хотелось думать. Он мысленно прикидывал: успеет закрыть гранату телом или нет.

Кузнецов предусмотрительно встал так, чтобы между ним и остальными был широкий стол. Барона, стоявшего у него за спиной, он в расчет не брал. На разбор операции это никак повлиять не могло. Но Карл Густавович оценил тактичный жест разведчика.

Остальные в блиндаже молчали, стараясь не делать резких движений. Один Малюта со вздохом потер плечо. Неожиданно заныл наконечник монгольской стрелы, застрявший в ключице. Вечная память о стародавней командировке в ставку Батыя.

Николай заметил движение подполковника в пятнистом десантном комбинезоне. С глумливой улыбочкой он достал из кармана вторую руку. Сейчас офицер упирался о стол обеими широко расставленными руками. В каждой по гранате. Детина в камуфлированной форме больше не двигался.

Фурманов собрался картинно закатить глаза, схватиться за сердце и поднять крик о бескультурье молодых офицеров, не умеющих проигрывать. Но, заметив, что на него не обращают внимания, начал потихоньку бочком подкрадываться к окну блиндажа, не закрытому пологом маскировочной сети. Шаг. Еще шажок. Прыжок рыбкой. Щелчок отлетевших скоб, удерживающих жало взрывателей, совпал с появлением центральной части туловища комиссара отряда в окошке. Верхняя часть тела была на улице, нижняя – в штабном блиндаже. Фурманову не хватило долей секунды, чтобы спасти недавно сшитые драгоценные галифе из английского шевиота. К островному государству комиссар относился с подозрением, но ткань с ровным рубчиком уважал. Мануфактуру Антанта ткала знатную. Фурманов взвыл раненым зубром, чувствуя, что застрял и не успевает. Остальные офицеры на командно-наблюдательном пункте собрались встретить героическую выходку Кузнецова лицом к лицу.

– Зараза-а-а! – обреченно выдохнул Садко и прикрыл обшлагом зипуна лицо.

– Зараза у нас в тылу служит,– раздался тихий голос из самого темного угла.

Кто это сказал, разобрать толком не успели. Голос, похоже, принадлежал заместителю по виртуальности. Кузнецов разжал руки и катанул от себя по столу гранаты…

…Дуров закончил гоняться за кузнечиками. Ему не то чтобы наскучило общение с фауной, просто спичечный коробок был забит под завязку стрекочущими и скребущимися созданиями. Взять с собой запасной коробок или жестяную баночку из-под чая он не догадался. Дуров поднес к уху коробок с шуршащими насекомыми, и мир неожиданно взорвался вокруг него красками. «Тепловой удар. Голову напекло. Где моя панамка?» – подумал старый дрессировщик. Все вокруг закружилось искристыми сполохами. Впереди, сквозь вдруг ставший прозрачным степной курган, он разглядел огромный силуэт динозавра и гигантские пирамиды. Эти два видения должны были разделять целые геологические эпохи. На небе хороводом заплясали несколько солнц и одинокий месяц. Под ногами распахнулась и захлопнулась бездна. Дуров в недоумении оглянулся. Ему показалось, что все вокруг потеряло реальность, задрожало и стало прозрачным. Мир распадался на куски. «Нет, скорее всего это галлюцинация»,– облегченно вздохнул Леонид Владимирович и осторожно посмотрел вверх. Одинокое солнце равнодушно светило на грешную землю. Небесная свистопляска прекратилась. Ветер лениво играл головками полевых цветов. Все вокруг пришло в норму. Начальник зооподдержки побрел на пост у командного пункта, где оставил свою панаму, мешавшую ловить кузнечиков.

В штабном блиндаже два раза глухо ухнуло. Старый дрессировщик прислушался. Кто-то со слезой в голосе костерил нерадивых часовых, вермахт, а заодно и всю Вселенную.

Дуров робко заглянул в блиндаж. Стены, потолок, люди – все внутри было заляпано свежей краской. Кисло пахло пороховой гарью. По углам валялись клочья бычьих пузырей, из оболочки которых были сделаны корпуса имитаторов гранат. Неокрашенным оказался один офицер – старый барон. Кузнецов встал так, чтобы прикрыть телом посредника.

Маршал спрятал довольную улыбку в пышных усах и казенным скрипучим голосом официально объявил:

– Командно-штабные учения по отработке действий в наступлении и обороне считаю оконченными. Хочу отметить: обе противоборствующие стороны проявили себя во всей красе. Подробный и тщательный разбор итогов подведем позже. Всем твердая двойка! Ничья! Поздравляю, господа и, разумеется, товарищи! – Беспристрастный посредник снял с руки белую повязку с буквой «П» и осторожно, чтобы не испачкать пальцы, положил на край стола. Барон лихо козырнул и, круто развернувшись на каблуках, вышел из блиндажа.

Снаружи донесся удаляющийся голос маршала: «Э-эх, молодежь пошла! Одно слово – молодо-зелено. Я в их годы…»

Командир поднес перепачканную руку к носу и принюхался:

– Что это за краска?

– Масляная,– прошелестело из-под стола. Осторожный зампотыл не спешил вылезать из меблированного укрытия.

– Я же приказал снаряжать боеприпасы пищевыми красителями. Разноцветными, чтоб повеселее было! – начал заводиться Владимиров.– Масляную никогда до конца не отмыть. Сколько формы перепортили! Ее теперь не отчистить! Не отстирать!

– Вся пищевая краска ушла на яйца и куличи,– оправдывался прапорщик.

– Какие яйца? Какие куличи? – вопрошал гневно Владимиров. Он схватился за голову, оставляя на волосах красные потеки. Командир сразу стал похож на вождя племени ирокезов, вышедшего на тропу войны.

– Пасхальные,– напомнил Хохел.– Людям и так не сладко жить. Как их оставить на праздник без подарков? Я вам заявку подавал, а вы с ней даже не соизволили ознакомиться. Всех дел-то было – подписать. Хорошие куличики получились. Несколько я припря… сохранил на черный день. Их можно подарить на Рождество или, скажем, на Хануку, а можно поощрить отличившихся на учениях. Еще их можно использовать в целях самообороны. Зачерствели малость…

– Я тебе покажу заявку. Я тебе устрою персональную Хануку! Завтра проведем внеплановую ревизию на складе. Мышей вывести не можешь! – взвился Владимиров. Ничья его не устраивала. Командир срывал злость на подчиненных. Такая близкая победа и лавры главного стратега побережья уплыли из рук в последний момент. Внимание, а заодно и гнев переключились на контрразведчиков.– А товарищам особистам отдельная задача – отремонтировать служебные помещения и починить трубы. К вам в подвалы приличных людей стыдно привести. Везде сырость, вода капает. Плесень на стенах развели!

– Мышь – мелкий скот, а я специалист по крупному рогатому, –проинформировал командира Хохел. До поступления в школу прапорщиков он успел послужить в родной деревне пастушком.

…Боцман после подрыва на мине все время неподвижно лежал на песке, дисциплинированно изображая убитого. На ласковом солнышке его разморило, и он незаметно для себя крепко уснул. Он был такой не один. Рядом громко храпели и посапывали в несколько глоток. Многодневный морской поход выдался не из легких. Лежать на песке было тепло и приятно. Монотонный шум прибоя тихо шелестел мелкой галькой колыбельную. Волна за волной, танцуя, набегали на берег.

Его сон потревожил кто-то из живых. Ловкие пальцы осторожно шарили по груди. Подводник до икоты боялся щекотки, но пока терпел. Крепился изо всех сил. Стараясь не шелохнуться, он потихоньку попробовал приоткрыть глаза. С большим трудом ему удалось чуть-чуть приоткрыть веки. Краска на солнце засохла, покрыв лицо жесткой коростой. В приоткрывшуюся щелочку боцману удалось разглядеть склонившуюся над ним медсестру в белом сарафане и жемчужном кокошнике, украшенном красным крестом из кумачовых ленточек. Небритый подбородок медички показался боцману смутно знакомым. Точнее разобрать было трудно. Разглядеть мужеподобную незнакомку мешала проклятая краска. Медсестра времени не теряла. Воровато озираясь по сторонам, она расстегивала у него на груди бушлат. Пальцы зашарили по груди, и этого моряк стерпеть не смог. Он сцапал мародерку за подол. Медсестра задергалась, словно пташка, попавшая в силки. Хватка у подводника была железная. Раздался треск ткани и лопнувших застежек. В руках у моряка остался сарафан. Алчная женщина выскользнула из одежды, как змея из старой кожи. Она легко пожертвовала сарафаном в обмен на свободу.

Подводник вскочил на ноги, по привычке пригнувшись, чтобы не удариться о верхнюю койку. Шипя от боли, он сдирал с лица лоскуты краски. С корнем выдирая ресницы, он пальцами поднял себе веки. Вместо полуголой женщины он увидел мужика в полосатой тельняшке и бриджах, закатанных до колен. Тот кубарем летел вниз с песчаной дюны. Глядя ему вслед, боцман на всякий случай похлопал себя по груди. В душе шевельнулось предчувствие беды. Чего-то не хватало, до боли привычного и дорогого. Еще не веря в беду, моряк посмотрел на бушлат. Пропал предмет его тайной гордости и страсти – серебряная боцманская дудка на цепочке. Боцман был неразлучен с дудкой со дня спуска подлодки на воду; он даже в душ с ней ходил, не расставаясь ни на минуту.

– А-а-а! – Подводника проняло до самых темных глубин души. Он за ремень выдернул из песка полузасыпанный автомат.– Задов! Гадина-а-а!

Клацнул металлом передернутый затвор. Моряк поймал на мушку полосатую спину и, как на стрельбище, плавно выбрал свободный ход спускового крючка. Короткая очередь толкнула отдачей в плечо. Похититель упал, словно подкошенный. Прокатившись по песку несколько метров, он вскочил и помчался еще быстрее. Страх расплаты придавал силы. На тельняшке проступили пятна попаданий шариков с краской в оболочке из прессованной коры. Мародер категорически не желал пополнять собою мартиролог. Он оставался живее всех живых, уже считаясь условно мертвым.

Лицо боцмана перекосила страшная гримаса. Ощерившийся рот стал похож на акулий оскал:

– Врешь! Не уйдешь! – Матерый подводник запустил руку под бушлат и вытащил новый магазин. Он отщелкнул от шмайссера рожок с имитационной пиротехникой и пристегнул новый, с боевыми патронами. Стальные головки пуль тускло блеснули в латунных гильзах. Ровные ряды как шеренги оловянных солдатиков в картонной коробке. Шутки закончились одновременно с учениями.

Боцман плотно вжал приклад в плечо. Удаляющаяся фигурка беглеца предусмотрительно выписывала на бегу зигзаги. Учебные пули оставляют после себя на теле не только отметки краски, но и болезненные кровоподтеки. Беглец сделал стайерский рывок и скрылся за дальней дюной.

Подводник швырнул автомат наземь и завыл, топая ногами, взывая к небесам, а заодно ко всем демонам глубин, призывая кары на голову вора, покусившегося на святое. Его глас перекрыл вой ревуна с субмарины. «U-1277» сзывала экипаж на борт. Поднимались с песка и подходили к нему мертвые товарищи. Один поднял автомат. Другие осторожно, но решительно взяли его под локотки и повели в сторону океана. Боцман упирался и без дудки идти не хотел.

Группа моряков медленно двигалась, оставляя за собой две параллельные борозды, пропаханные его ногами. Подводник, несший шмайссер боцмана, отстегнул магазин и неодобрительно покачал головой. Он поспешно закопал длинный черный рожок у основания дюны, обрушив на него большой пласт песка. За одно ношение боевых патронов на учениях можно легко угодить под трибунал. Как два пальца об приклад. А там разговор короткий, у контрразведчиков с этим делом быстро. Тем более сегодня они в полном составе воюют на стороне условного противника.

Все это время за людьми внимательно наблюдали два глаза, размером с пятикопеечные монетки. Они медленно поворачивались из стороны в сторону на телескопических отростках-стебельках. Периодически глазки с вертикальными зрачками втягивались в песок, чтобы снова осторожно выдвинуться из него, но уже ближе к людям.

Взрывы и беготня разбудили песчаника – тварь, обитавшую в прибрежных дюнах. Большую часть жизни он проводил в спячке, время от времени пробуждаясь, чтобы перекусить и пополнить жировой запас. У него было короткое мускулистое тело конусообразной формы, покрытое короткой щетиной. Оно начиналось пастью с тремя челюстями, усыпанными множеством мелких загнутых клыков. По бокам головы, покрытой пластинами ороговевшей кожи, располагались мощные широкие лапы с когтями, как у крота. Они позволяли плотоядному хищнику без помех перемещаться в толщах песка, словно рыбе в воде. Туша заканчивалась коротким лопатообразным вертикальным хвостом. Песчаник использовал его как руль при движении в прибрежных дюнах.

Дрожь земли и человеческая поступь потревожили его сладкую дрему в гнезде. Обычно песчаники не нападают на людей в одиночку, предпочитая охотиться стаями во время миграции или сезона брачных игр.

Потревоженный песчаник был старым и осторожным самцом, многое повидавшим на своем веку. Куска хвоста он лишился в молодости, много спячек тому назад. По неопытности и от голода он решил полакомиться двумя рыбаками, проверявшими краболовки после отлива.

На память дюнная нечисть не жаловалась. Сегодня у людей багров в руках не было, но песчаник решил не рисковать. Он втянул отростки глаз в голову и зарылся поглубже в дюну, погружаясь в песок и сладкие сны-грезы, где много вкусного мяса, покойно и тепло.

…Борцы за живучесть подлодки разливали по новой. Чистый первач лился из термоса в кружку. Субординация на подлодке соблюдалась строго. Матросы из остатков экипажа и прочие нижние чины пили отдельно, на носу, за щитком орудия. Капитан злоупотреблял в компании сухопутных камрадов и воздушного аса. Нестеров, возбужденно блестя глазами, спросил у Вендта:

– На вас лица нет! Стоит ли так убиваться? Скоро отлив, заварим пробоину, закрасим борт. Будет как новенькая.

Подводник пьяно мотнул головой:

– Спросите меня, счастлив ли я?

– Вы счастливы? – послушно спросил летчик.

– Не-эт!!!

– Черная змея печали обвила твое сердце? – спросил бек, меланхолично плюя за борт в набегавшую волну.

– Да, от чего такая хандра? – обеспокоился Петр Николаевич.

– Богатыри гирокомпас сломали,– тихо ответил кок за капитана, незаметно подливая офицеру в кружку самогон.

Вендт неотрывно смотрел на бека. В офицерском мозгу пульсировала мысль: плохая примета – плевать с палубы в море. Он сам себя уговаривал, что не верит в приметы, но рука тянулась к кобуре.

– Отто Фридрихович, хотите, я вам сделаю петлю? – Нестерову захотелось сделать приятное моряку.

– Не надо петлю! Боже упаси! – Вендт дернулся, расплескивая самогон. Неприятные ассоциации отвлекли от грустных мыслей. Он потер рукой шею, натертую накрахмаленным подворотничком.

– В смысле высшего пилотажа,– пояснил штабс-капитан.– Только новый дельтаплан смастерю – и в полет. А компас я сейчас починю. Пять минут!

Воздушный ас вскарабкался по скобам рубки и нырнул в люк. В темном провале громко булькнуло.

– Все будет хорошо! Нестеров – мастер на все руки. Он все умеет,– не поворачиваясь, подтвердил Батырбек.– Только летать у него плохо получается!

Выпили еще по одной, не по маленькой. Из люка показались мокрая голова и золотые погоны с четырьмя звездочками. Нестеров достал изо рта отвертку, которую держал в зубах. Довольный собой, он радостно сообщил:

– Починил! Хорошие приборы, почти вечные. Не ругайтесь, если сломаются. Кстати, вы часто плаваете, господин капитан-лейтенант?

– Плыву, когда пошлют. А посылают часто! – Моряк протянул кружку летчику.– Чаще, чем хотелось бы.– Подводник встрепенулся, вспомнив о службе.– Господин штабс-капитан, у вас справа под рукой рычаг. Не сочтите за труд, потяните на себя.

Завыла сирена, заглушив голоса двух капитанов. Бек от акустического удара и неожиданности чуть не упал за борт, в последний момент успев вцепиться мертвой хваткой в тоненький леер…

На берегу собирались моряки с подлодки. Красные пятна краски на черной форме делали их похожими на божьих коровок наоборот. Божьи создания громко матерились, пытаясь оттереть масляную краску песком и водой.

Сирена снова проревела общий сбор. Красный шар солнца закатывался за горизонт. Заканчивался еще один прекрасный день…

Глава 2 ХРУСТАЛЬНЫЙ ЧЕРЕП

Весь личный состав отряда коррекций реальности Звездной Руси собрался в штабной палате, расписанной суровыми ликами ветеранов а-ля Палех. Отсутствовали дежурный, Лева и экипаж субмарины «U-1277» в полном составе. Моряки с подводной лодки занимались ремонтом пропоротого днища корабля. Матросы вместе с офицерами варили, клепали и лудили пробоину в броневом листе обшивки. Может, оно и к лучшему: неизвестно, чем могла закончиться встреча боцмана, лишившегося заветной дудки, и неисправимого трофейщика Левы Задова. Одессит заперся в кабинке туалета, сославшись на желудочные колики. Лева передал командиру боцманскую дудку через Кузнецова. Николай меланхолично пообещал замолвить за него словечко перед начальством, но в успех не верил. Ему не впервой приходилось выступать в роли посредника. Комиссар был зол на весь белый свет за испорченный френч из тонкого английского сукна и жаждал крови, все равно чьей. Николай молча отдал серебряную свистульку командиру. Тот так же молча сграбастал ее широкой ладонью. Вот и все переговоры.

Разбор командно-тактических учений давно закончился. Барон Маннергейм с указкой в руках у карты побережья, занявшей почти всю стену, коротко подвел итоги. Синими стрелками были отмечены действия наступающих десантников, красными – обороняющихся. Старый маршал по-военному сухо разобрал тактические ошибки и просчеты обеих сторон. Победителей не было, значит, судить тоже некого. Все остались при пиковом интересе. Никого не отметив в лучшую сторону, Карл Густавович мимоходом обронил скупую похвалу в адрес Кузнецова: «Молодец! Хоть один действовал не по шаблону, а по совести. Совсем как я много-много лет назад. Э-э-эх, время калечит всех…»

После него слово взял комиссар отряда. Фурманов близко к карте подходить не стал, побоялся. В топографических значках он не разбирался. Больше сказать, он их побаивался, считая разноцветные закорючки и отметки оккультными символами, предназначенными для вызова духов войны и призраков неупокоенных солдат. А вдруг хлынут прямо из карты, со штыками наперевес?

Однажды на апрельском субботнике под видом мусора и старых бумаг Фурманов принялся жечь всю топографию, а особенно крупномасштабные цветные карты. Он был обезврежен в последний момент ударом по затылку сзади. Неизвестный благодетель скромно пожелал остаться неизвестным. Общественное мнение было склонно отдать лавры спасителя карт заместителю по виртуальности. Он ли спас штабное имущество от огня, кто-то ли другой – не видел никто. Киже всегда работал без свидетелей.

Спасенные от огненного погребения карты были надежно спрятаны начальником штаба за железной дверью оружейной комнаты. Карл Густавович хранил ключ при себе и никому его отдавать не собирался.

Однажды Фурманов решил рискнуть и совершить то, что давно не давало ему покоя. Он долго ждал подходящего момента и наконец дождался. Во время полнолуния, ровно в полночь пятницы тринадцатого, он отправился в рощу Слез.

Этот участок леса пользовался недоброй славой. Люди, да и нелюдь тоже старались обходить его стороной, особенно ночью. По непроверенным слухам, здесь пошаливала особенно пакостная и зловредная нечисть. В дневное время самые бесстрашные ходили в рощу по грибы да ягоды. Досужие сплетни и измышления обывателей не пугали чапаевца, поскольку он их не слышал. В самом центре рощи Слез комиссар расстелил карту-трехверстку на широком трухлявом пне, поросшем бледными поганками. Подсказал ли ему кто, озарение снизошло или сам додумался, об этом история умалчивает. Хотя о чем-то подобном рассказывал Задов, травя в курилке очередную байку-потешку из своего бесконечного запаса.

По углам он расставил белые семнадцатисантиметровые свечки. В городской скобяной лавке красных, а тем паче черных свечей не оказалось. Пришлось довольствоваться обыкновенными. На робкий вопрос Фурманова о черных свечах: «Может, где-нибудь есть на складе? Я отблагодарю, вы не подумайте!» – приказчик сухо ответил, растягивая слова и постукивая пальцами по зеркальной стойке: «Такой товар не держим. Да-с!» За странным покупателем дверь захлопнули так энергично, что жалобно звякнули стекла.

Потом Фурманов все-таки признался, чей дух он хотел вызвать, двигая железный транспортир и партбилет по нарисованной на карте красной звезде-пентаграмме. Комиссар, оправдываясь, рассказал, что хотел вызвать дух давнего сослуживца, которого обещал научить плавать, да все руки не доходили. Из-за этого накладочка вышла, утонул товарищ. Фурманову очень хотелось принести запоздалые извинения: лучше поздно, чем никогда…

Результат спиритического сеанса превзошел все ожидания. Тучи затянули полнеба, и только полная луна – волчье солнышко – ярко светила на землю. Мертвенным синим светом замерцали гнилушки. Призрачная фигура в истлевшем саване выступила из сгустившегося сумрака под вековыми деревьями. Сиплый бас поинтересовался: «На какой ляд ты, смертный, потревожил покой генерала Каппеля?» Комиссар, превратившийся в каменную статую, был так потрясен тем, что у него впервые в жизни что-то получилось, что даже не обратил внимания на тельняшку, проглядывающую в прорехи грязной серо-белой ткани.

– По вашему приказанию прибыл! – по-военному коротко доложило привидение.

– А?!

– Вызывали, говорю?

– Мы же тебя закопали! – еле-еле смог выдавить из себя Фурманов.

– Значит, неглубоко,– невозмутимо пояснил призрак и почесался.– Заждались мы тебя, Митька. Многие там ждут не дождутся свидеться с тобой. Ну, пошли!

Комиссара переклинило. Он не мог вымолвить ни слова, только отрицательно мотал головой из стороны в сторону, как китайский болванчик.

– Пошли, кому говорю! – настаивал призрак генерала в простыне поверх тельняшки и неуставных бриджей, заправленных в щегольские сапоги.– Некогда мне с тобой лясы точить.– Теряя терпение, белогвардеец сердито прихлопнул комара на шее.

– И-и-извините, ошибочка вышла,– лепетал Фурманов, пятясь назад.– Вот уж вас, ваше благородие, я ни в коем случае не хотел тревожить. Мне другой был нужон!

– Ха! Ошибочка! Щас я тебе покажу ошибочку.– Привидение шагнуло вперед, протягивая руки и гася свечи носком сапога.

– А-а-а! – Бесстрашный Дмитрий Алексеевич не стал ждать, что ему сейчас покажут в темноте, и запетлял между деревьями, стремительно улепетывая подальше от проклятой поляны рощи Слез.

На его беду призрак попался настырный, как все белогвардейцы. Он долго гонялся за медиумом-любителем, ломясь сквозь кусты и завывая во всю луженую офицерскую глотку: «Взво-од, рассыпаться цепью! Обходи слева! По „товарищам“ картечью! Беглый о-о-огонь!..»

Каппель и после смерти остался педантичным воякой. Призрак громко улюлюкал и залихватским свистом гонял свою жертву через редкий лес, не давая роздыху. Комиссар метался, спасая душу, до самого рассвета. Вся роща Слез была истоптана сапогами. От зеленого дерна остались ошметки травы да растоптанные грибы, перемешанные с землей.

…Утром Фурманова нашли на верхушке старого дуба. У него заметно прибавилось седых волос на голове и в ушах. Он сидел на сучковатой ветке, крепко зажмурившись и мертвой хваткой обхватив ствол.

Слезть с дерева Фурманов отказался. Вековое дерево, укрывшее в листве комиссара, пришлось рубить. Лесной великан пережил не одну бурю и два нашествия хохлатых дятлов, но за то, что приютил комиссара, поплатился своей жизнью.

Обезумевший от страха атеист и богоборец громко каялся в мелких пакостях и почему-то собирался умирать. Когда топоры застучали по стволу, слова отходной молитвы комиссар уже не произносил, а почти выкрикивал, брызгая слюной на лесорубов.

Владимиров был удивлен: его тезка любил бравировать своим невежеством в делах религии и проповедовать дарвинизм. Он искренне считал английского ученого мужем Клары Цеткин. И даже немного огорчился, когда узнал, что это не так.

Заподозрить Фурманова в способности произносить слова молитвы и покаяния командир не смог бы ни за что.

С тех пор за комиссаром отряда закрепилось прозвище «краснокнижник». Так его называли исключительно за глаза, потому что связываться с ним никто не хотел.

…Комиссар проводил затуманившимся взглядом Маннергейма. Закончив разбор учений, маршал бережно свернул карту и теперь держал длинный бумажный рулон между коленей, не собираясь выпускать его из рук ни на минуту. Фурманову для выступления карта была без надобности. Он привычно взгромоздился на трибуну и задвинул речь.

Командир отряда подполковник Владимиров подпер щеку кулаком и неприязненно покосился на оратора. Его заместитель не отличался краткостью, а после снятия его с дуба начал говорить вообще пространно и слезливо.

Если бы командира спросили, какого мнения он о Дмитрии Андреевиче, то он бы честно сказал: «Всегда представлял себе комиссаров плечистыми, высокими, чуткими к людям. Наш – округлый, мягкотелый, чернявенький. Агроном или колхозный счетовод, а не комиссар. Знает, перед кем дверь открыть, а у кого перед носом захлопнуть. Все деньги, выделенные по статье „поощрение личного состава“, потратил на оформление наглядной агитации: образцы стрижек, правильное ношение доспехов. В Главк постоянно отправляет справки-объективки о состоянии высокого морального духа бойцов и командиров. Зачем, скажите, начальству знать о таких мелочах, как выходки Задова? Лева, отмечая возвращение из командировки, босиком танцевал на осколках разбитых бутылок из-под медовухи и при этом орал: „Я дипломированный йог, только что из Индии! Смотрите, любуйтесь, я здесь проездом!“ Когда той же ночью патруль остановил Задова, несущего горящий факел, он, вместо того чтобы предъявить документы, предложил патрульным продолжить праздник и по полной программе „позажигать“ в библиотеке. Долго потом над Владимировым глумилось начальство по связь-трюмо. Смех лощеных штабных дураков из Главка давно не задевал офицера. Привык. Но все равно, когда после комиссарских докладных-закладных куратор устраивал нагоняй, было обидно. Хуже и гаже бывало только от начальственной похвалы. А уж как говорит комиссар – умом тронуться можно: „Головы в тарелки не ложить!“, „В конспектах цитаты в красные рамочки обводить. И не от руки, а по линеечке или по пальцу!“ Любимое занятие – торговаться на рынке с торговками семечками. И такой человек имеет право служить вместе с нами! За отряд обидно!»

Командир флегматичнораскручивал и закручивал вокруг указательного пальца цепочку с боцманской дудкой. Серебристый пропеллер с сердитым свистом нарезал круги в воздухе. Дмитрий Евгеньевич пробежал взглядом по залу. От командирского ока не укрылось, что половина собравшихся откровенно дрыхнет, развалившись на стульях, убаюканные монотонным «бу-бу-бу» с трибуны. Другие пока только впадали в ступор, собираясь последовать за товарищами в страну снов. Не собирался спать один Муромец, флегматично отколупывавший мелким гвоздиком засохшие пятна краски от кольчуги. Краска забила мелкие кольца и не поддавалась. Илья сердито сопел, упорно продолжая очищать доспехи.

Пора было заканчивать эту бесцельную тягомотину. Перед самым собранием из Главка поступило новое задание. На внеочередном сеансе связи куратор подчеркнул, что выполнение приказа очень важно для будущего или для прошлого – без разницы, сами понимать должны. Аналитики Главка рассчитали, что если разведгруппа благополучно доберется до точки назначения, то успех будет зависеть только от выучки и сообразительности десантников. Если что пойдет не по плану, то есть наперекосяк, то всегда можно послать вторую группу. Бойцов в отряде специального назначения Звездной Руси хватало, а в случае чего Главк обещал подбросить новичков.

В сознание командира просочился писклявый голосок выступающего: «…до каких пор будут вытаптывать газон перед штабом? Кто на плакатах подрисовал рога и закрасил усы былинным конникам?..» Не дождавшись ответа от бесстрастного зала, Фурманов продолжил:

– Стоящие перед нами цели и задачи обязывают нас ко многому. Да, нам приходится перестраиваться, совершенствоваться и углубляться. Время не стоит на месте. И мы не можем отставать от него. На этот счет поступило указание с самого верха! – Комиссар пристально посмотрел в потолок, плеснул из графина воды в стакан и жадно забулькал, элегантно отставив в сторону мизинец.

В зале громко всхрапнул Сусанин, мотнув забинтованной головой. На учениях он был пулеметчиком. С «максимом» он управлялся не менее ловко, чем с вилами, за что получил благодарность от начальства, а немцы пока только пообещали сказать отдельное горячее «спасибо» при личной встрече.

Комиссар, промочив пересохшее горло, уткнулся в лежащие перед ним листки бумаги и продолжил монотонное бубнение, как заезженная пластинка.

Командира неожиданно поразил приступ тоски от бессмысленности происходящего: время действительно не стоит на месте, а этот вот… талдычит об одном и том же день за днем, неделя за неделей. Неожиданно для самого себя командир бесцеремонно оборвал выступление:

– Никто не видел моего подчиненного в полосатой маечке, в ближайшем будущем – покойного? – Вращение цепочки вокруг пальца ускорилось. Маленький пропеллер без остановки резал воздух.

– Сидит в туалете! – выкрикнул из коридора в приоткрытую дверь дежурный Хохел. Опасаясь расправы за испорченную форму и доспехи, он благоразумно держался подальше от однополчан.– Не выходит!

– Позвольте продолжить? – недовольно спросил Фурманов, оторвавшись от бумажек. Он только-только вошел в демагогический раж и собирался вскрыть еще многие недостатки, пользуясь подвернувшимся случаем. Когда-то еще представится такая возможность!

– Не позволю! – Командир ударил кулаком по столу.– Тут нарисовалась интересная командировка для особо одаренных. Враг любит неподготовленных и трусливых. Поэтому направим самых отморо… лучших из лучших! На задание отправляются Кузнецов, Задов и… Садко. Командиром группы назначен обер-лейтенант… тьфу ты! Николай старший.– Владимиров обвел тяжелым взглядом проснувшийся зал.– Запомните хорошенько: мы – главный калибр для точечного исправления реальностей. Всегда кто-то должен сдохнуть, чтобы остальные жили. Диалектика!

Владимиров быстро расставил точки над «i» и облегченно вздохнул: совещание закончилось, группа сформирована.

– На сборы – два часа. Экипировку и снаряжение получите на складе. Инструктаж и подробности задания – у карусели. Разойдись!

Он хотел еще кое-что сказать, очень важное, но в последний момент передумал. У командира отряда Звездной Руси не шел из головы разговор со старым приятелем, служившим в Главке. Друг поздравил его второго августа с профессиональным праздником, а заодно и слил все сплетни для служебного пользования.

Оказывается, офицеры оперативного отдела уже давно забрасывают начальство рапортами о невозможности попасть в некоторые реальности. Они попросту пропали из времени. Связаться с агентами по связь-блюдцам стало невозможно. Берестяные туески с шифрограммами возвращаются с пометкой «Такой адресат не значится». Командование все справки-объективки добросовестно кладет под сукно до лучших времен.

Следом за оперативниками заволновались аналитики из научного отдела полевых исследований. Они в один голос стали предупреждать об опасности. Раньше никто не думал о беде, хотя риск был необычайно велик из-за невероятного количества солнечной маны и лунной праны, составляющих энергетический потенциал Аркаима-Лукоморского, который требовался для успешной переброски разведывательно-десантных групп. Оказалось, нельзя безнаказанно манипулировать силами, способными нарушить стабильное равновесие времени и пространства.

По правде говоря, на аналитиков всегда смотрели как на специалистов широкого профиля. Попросту говоря, свысока.

В конце концов, некоторые аналитики договорились до полной ереси. Объясняя в приватной беседе складывающуюся ситуацию начальству Главка, они прибегли к аналогии. «Представьте себе,– говорили ученые,– Мироздание в виде воздушного шарика. Мы находимся в некой точке на его внутренней поверхности. Приложив значительную энергию праны-маны в определенном направлении, мы можем проткнуть в шарике крохотное отверстие и выбраться наружу к следующему шару. Если отверстие недостаточно, есть риск застрять в стенке. При избыточной деформации в шарике может возникнуть постоянное отверстие. В этом случае он либо лопнет, либо медленно опадет. Из прокола медленно вытекут пространство, материя, время. Коррекция реальностей может внести глобальное искажение пространства и времени, изменяя цепь причин и следствий Вселенной. Ветер времени от исправленных реальностей может превратиться в бурю, стирающую следы вмешательства. Мироздание будет защищаться, „закукливая“ измененные миры». Выбор у генералов оказался невелик – лопнувший или опавший детский шарик. Одна только мысль не сулила ничего приятного.

Постоянная опасность была их непременным спутником на протяжении всей службы. На нее попросту перестали обращать внимание. У людей с лампасами на штанах всегда было извращенное понятие о времени и ученых. Они мыслили линейно. А время – вещь сложная, это живая ткань, и ее, оказывается, легко порвать. Начальство никогда не вникало в долгосрочные прогнозы. Оно привыкло, не вдаваясь в подробности, указывать, какие операции следует проводить. А парни из разведки всегда считали себя всезнайками, и в половине случаев ошибались.

Руководство психануло. Уничтожение реальностей показалось делом самоубийственным. И тут, как всегда очень кстати, выяснилось, что конкуренты по коррекции реальностей сталкиваются с подобными явлениями. Начальство задумалось, а потом отправило яйцеголовых паникеров в Богом забытую реальность следить за миграциями гигантских акул-людоедов.

«Пространство исправлять – реальности терять»,– разглядывая свое отражение в штабном зеркале трюмо-связи, мрачно заметил после беседы с приятелем командир отряда. Праздничное настроение незаметно улетучилось, уступив место настороженности. Самым интересным в этой истории было то, что Владимиров никак не мог повлиять на складывающуюся ситуацию. Об этом разговоре он решил никому пока не говорить, даже Скуратову.

Садко вместе с Задовым скучали, облокотясь о помост карусели. Приятели коротали время, лузгая семечки и сплевывая шелуху на чистый асфальт плаца. Кузнецов стоял немного в стороне, чтобы не испачкать китель о пыльные доски отрядного транспорта.

Николай аккуратно набивал папиросами платиновый под алюминий портсигар. Он собирался подцепить ногтем очередную папиросу из открытой пачки, когда его внимание привлекло хлопанье крыльев. Командир группы поднял голову. На крыше карусели сидел попугай. Перья пернатого красавца переливались всеми цветами радуги. Звали попугая Пафнутием, попросту – Пашей. Паша попал в отряд случайно. Его подарили еще птенцом мэру Лукоморья Святогору на День города. Позже выяснилось, что у него аллергия на городской воздух. Попугайчик чах и хирел на глазах: оперение потускнело, хвост полинял. Птичку было жалко, и мэр передал подарок начальнику отдела боевой зооподдержки Дурову. Старый дрессировщик птенца выходил, выкармливая с ложечки. Паша пошел на поправку и незаметно вырос в здоровенного попугая с твердым черным клювом. Свой прокорм и человеческую заботу он отрабатывал на все сто процентов. Пафнутий днем облетал территорию отряда. Заметив посторонних, он на всех парусах летел к дежурному и голосом командира ядовито осведомлялся: «Спишь, зараза? А враг не дре-э-млет!» Мало того что он знал множество слов, он еще ловко складывал целые фразы. Паша научился подражать интонациям людей. Некоторым словам его никто специально не учил, хотя было сразу понятно, откуда он взял тот или иной перл.

Ночью Пашу меняли на боевом посту соседи по живому уголку. На патрулирование периметра базы выпускали стаю боевых енотов-полоскунов. Если они в темноте обнаруживали постороннего, то накидывались всем скопом, срывали с несчастного всю одежду, кроме обуви и носков, и убегали в отрядную душевую замачивать. Животные в темноте видели плохо и своих от чужих не отличали. Когда кто-то из отрядников решал привести форму в порядок, то просто шел ночью прогуляться у забора, а утром развешивал одежду на просушку.

…Пафнутий переступил когтистыми лапами по краю крыши и елейным голосом начальника склада спросил Кузнецова: «Што, шоколадку кушаешь?» Воспитанный интеллигентным дрессировщиком дореволюционной школы, попугай никогда не опускался до банального выклянчивания сладостей, до которых был большим охотником. Он внимательно смотрел на обер-лейтенанта умными глазами сверху вниз.

Николай широко улыбнулся и, отрицательно покачав головой, показал птице открытый портсигар с папиросами. Попугай прикрыл глаза и менторским голосом проинформировал: «Минздрав реальности предупреждает: курение не приносит пользы вашему здоровью».

– Семечки будешь? – спросил командир отправляемой разведгруппы.

Паша нахохлился и сделал вид, что в упор не замечает собеседника. Дулся он недолго. Птичья гордость быстро дала трещину. Семечки так семечки!

Захлопав крыльями, птица слетела на плечо офицеру, аккуратно приземлившись на витой серебристый погон обер-лейтенанта. Кузнецов отсыпал у Задова семечек из свернутого бумажного кулечка. Скоро весь плац был заплеван шелухой. Стоит отметить, что Паша в отличие от людей аккуратно сплевывал лузгу в подставленную Николаем ладонь. Мощный изогнутый клюв щелкал семечки с пулеметной скоростью, и скоро бумажный кулек показал дно. Попугай недовольно заглянул внутрь сначала одним глазом, потом другим. Убедившись, что семечки кончились, Паша осторожно почистил клюв о лакированный козырек фуражки, потом повернул голову к уху разведчика и доверительно сообщил голосом Фурманова: «Грязная фашистская свинья!» Садко от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Задов присвистнул и покачал головой. Кузнецов, опешивший от такого обвинения, вслух сказал: «Да я, честно говоря, даже и не немец». Он на всякий случай осмотрел форму. Все было в полном порядке, никакого свинства. Сапоги, начищенные до зеркального блеска, пускали в разные стороны солнечных зайчиков. Новый, с иголочки, мундир, полученный взамен просоленного океаном и испачканного масляной краской, отутюжен.

– Никак ему неймется, матерому человечищу,– заметил Лева, имея в виду заместителя по политчасти и, мстительно ухмыльнувшись, добавил: – Запомни, Паша: «комиссар». Повтори!

– Комиссар-р-р,– исполнительно повторил попугай, смешно раскрывая клюв. Учеником он был способным. Все схватывал на лету.

Лева подошел вплотную и начал что-то нашептывать Пафнутию. Николай криво улыбался, прислушиваясь к тихому говорку Задова, а потом и сам подключился к созданию ответного звукового послания. Птица смешно кивала клювом в такт человеческим голосам. Закончив, разведчики весело перемигнулись.

– Молодец! – похвалил одессит смышленого ученика.– Лети, птичка. Тебя, поди, уже заждались.

Попугай расправил широкие крылья и, подпрыгнув, взлетел. Набрав высоту, он начал кружить над зданием штаба. Без остановки нарезая в вышине круги, Пафнутий оповестил окрестности, пропев неузнаваемым чужим хриплым тенором: «Не ушел комиссар-р-р, не ушел! Окунали его в пр-р-рорубь нагишом!» Окно в кабинете Фурманова распахнулось одним рывком. Зазвенела разбитая форточка. В распахнутое настежь окно высунулась рука с наганом. Хлопнул револьверный выстрел, следом второй. Паша сложил крылья и теперь летел низко, противоракетным зигзагом у самой земли в сторону теремков жилой зоны. Он отчаянно хлопал крыльями, громко крича: «Свободу попугаям!»

За спиной разведчиков раздался голос:

– Плохо стреляет! Сгною на стрельбище! Однажды, когда он попал в окружение, так даже застрелиться не смог. Не попал! Пришлось выкупать.

Командир отряда задумчиво провожал взглядом улетающего попугая, потирая ладонью квадратный подбородок.

Разведчики подобрались в ожидании инструктажа.

– Нда-а-с,– процедил Владимиров, скептически оглядывая подобравшихся разведчиков,– намусорили. Прямо скажем, культур-мультур хромает.

Разведчики уже стояли навытяжку, боясь лишний раз вздохнуть.

– Задание проще пареной репы. Надо найти племя в джунглях. Ничем не примечательное племя. Но! – Командир многозначительно поднял вверх указательный палец.– У них находится артефакт, представляющий для нас интерес. Это Череп Рока.

– Да мало ли черепов разбросано по реальностям? – удивился Задов.

– Еще раз перебьешь, я из твоей черепушки чернильницу для Дзержинского сделаю. Или у Скуратова на столе стоять будешь. А если у кого-то есть вопросы, читайте устав или Библию. В этих великих книгах есть ответы на все или почти на все.– Командир поморщился, вспоминая о главном.– Так вот, череп сделан из горного хрусталя в натуральную величину. Изделие обладает уникальной оптической системой. В глазницах концентрируется такое количество света, что череп буквально сияет изнутри. Когда он находится в определенном положении, из его приоткрытых челюстей вырывается ослепляющий луч. Название «Череп Рока» артефакт получил благодаря древнему преданию. Оно гласит, что череп якобы является воплощением вселенского зла и с его помощью можно уничтожить любого человека. По собранным разведданным считается, что с Черепом Рока связан ряд смертей, в том числе и в других реальностях. Скорее всего их распускает сам вождь племени, чтобы отвадить посторонних от своих джунглей. Это вам и предстоит проверить. Единства мнений среди аналитиков не существует. Одни предполагают, что этот «сувенир» оставлен пришельцами, другие видят в нем наследство ушедшей на дно Атлантиды. Имеется и третья версия: хрусталь способен каким-то образом хранить информацию о других временах и пространствах. Возможно, когда-нибудь она станет доступной и для нас.– Предваряя возникшие вопросы, командир продолжил: – Череп изымать не надо. Есть мнение, что он должен остаться на своем месте. Единственная задача – помочь племени разобраться с теми, кто мешает им жить. Это вы выясните на месте. Есть жесткое ограничение по времени: на все не больше полутора суток. День простоять, ночь продержаться, а потом еще один денек. Такое вот указание. В добрый путь! Скатертью дорожка!

Разведчики взобрались на круглый помост. Карусель, набирая обороты, заскрипела шестернями. Задов сидел на огромном, добродушно оскалившемся динозавре, Кузнецов – на деревянной модели танка «Т-34», который побаивались занимать даже в его отсутствие. Новгородский гость Садко развалился в расписной ладье.

– Кстати, товарищ Задов, это не ты довел в полнолуние нашего ворошиловского стрелка до икоты? Он теперь только с включенным светом спать может. Бесплотный дух в роще Слез оставил вполне материальные следы сапог сорок пятого размера.– Командир подчеркнуто внимательно посмотрел на обувь подчиненного.– Точь-в-точь твои.

– Откуда мне знать, кто его до икоты напугал? – вспыхнул Лева.– Все против меня!

Владимиров разозлился и сказал, что Лева – болван, что спеси у анархиста больше, чем мозгов, и что у него заканчивается терпение командовать мелкими склочниками, только формой напоминающими бойцов спецотряда.

– Ах так! – Лева надулся, как индюк и больше не проронил ни слова.

Никто так и не узнал, что это за «так». Карусель вертелась волчком, и в смазанном вихре детали были уже неразличимы. Над плацем взревела музыка. Сочный бас громко и с надрывом пропел: «Джунгли – негатив сплошной. Днем и ночью – визг и вой. Песни громкие звучат, звери дикие рычат». Наконец карусель сочла, что набранная ею скорость достаточна, и начала перемещение. Разноцветный вихрь пропал, растворившись в этой реальности, чтобы появиться в другой.

К командиру подбежал дежурный по отряду. Хохел протянул ему березовый туесок, запечатанный кляксой сургучной печати на шнурах:

– Срочная депеша из Главка!

Владимиров сорвал печать и бережно вынул берестяную грамотку из туеска. Быстро пробежав глазами текст послания, он досадливо поморщился и подумал: «Ах, как хреново. Все у нас не вовремя: разведчики убыли на задание, а задача успела измениться. Начинаем готовить новую группу». Размышляя, что делать дальше, он чиркнул спичкой и поднес маленький огонек к краю бересты. Все документы по старой привычке командир отряда жег, даже не читая. Убедившись, что шифрограмму из Главка постигла та же участь, Владимиров размашисто зашагал в сторону штаба. Надо было срочно переговорить с маршалом Маннергеймом и прикинуть, что делать дальше. Старый стратег присоветует что-нибудь дельное, это уж наверняка.

…Карусель уже несколько часов как простилась с десантом, сыграв напоследок «Арию Тарзана. Смерть среди джунглей» в грустном похоронном темпе. Слова народные, музыка Вивальди.

Кузнецов шел впереди, поглядывая на обелиск, возвышающийся среди деревьев. Что он изображал, уже было невозможно понять. Ветер, время и джунгли сгладили до неузнаваемости творение древних каменотесов. Разведгруппа шла несколько часов по древней дороге, мощенной камнем и уже давно пришедшей в упадок. Глядя на остатки парапета, стоящего по обеим сторонам, становилось понятно, что она сооружена в очень отдаленном прошлом. На равных расстояниях друг от друга стояли цоколи постаментов, на которых когда-то возвышались гигантские скульптуры. Огромные мраморные части тел валялись вокруг в живописном беспорядке. Ветерок легко подталкивал в спину, словно ненавязчиво предлагая идти дальше.

Николай справедливо рассудил, что все дороги куда-то ведут и каменная дорога выведет к людям с большей вероятностью, чем тропа через дикие джунгли. Прорубаться сквозь сплошную стену лиан и кустов не хотелось.

– Идем по дороге. Вперед! – скомандовал он спутникам.

Группа двинулась вперед, обходя глубокие выбоины, заполненные стоячей зеленой водой. Дорогой точно давно не пользовались.

Через полтора часа ходьбы из-за поворота показались верхушки хижин, крытых пальмовыми листьями. Из придорожного кустарника бесшумно выступили рослые чернокожие воины с копьями в руках. Лесные призраки молча преградили путь десантникам. Кузнецов тоже молча, стараясь не делать резких движений, показал пустые руки. Затем он снял с плеча вещмешок, развязал горловину и достал из него сухую лапку с когтями. Перед отправкой на задание Владимиров вручил ему эту мумифицированную птичью конечность и объяснил, что это не просто кусок курицы второй свежести, а верительная грамота, по которой вождь племени признает разведчиков и пояснит суть возникшей проблемы. Черные воины недоуменно покрутили в руках скукожившуюся от времени лапку и жестами предложили чужакам следовать за собой.

На скрюченных ветвях дерева, напоминающего обыкновенную вишню, были развешаны непонятные для цивилизованного человека предметы. Верхушку венчала куриная лапка, торжественно врученная предводителю аборигенов. Сын вождя, сидевший неподалеку, ударами острого камня пытался расколоть большую кость.

Вождь дал понять, что не хочет знать, как зовут незнакомцев. Свое имя, а также имена своих соплеменников вождь также отказался назвать. Скромность аборигенов объяснялась просто: по местным поверьям, если знаешь имя человека, то при желании можешь повелевать им, как вздумается.

Желание чужаков помочь в любой беде вождь воспринял благожелательно и по-своему приветливо.

– Зачем все это? Для красоты? – заинтересованно спросил Кузнецов, кивнув на дерево.

– Предметы помогают нам быть настоящими охотниками,– уклончиво ответил вождь.

– А как помогают? – упорствовал Николай, пытаясь понять уклад людей, которым начальство приказало помочь.– Просвети нас, мудрейший.

Вождь заглотил наживку. Он задрал подбородок, гордо выпятил грудь и оглянулся по сторонам. Убедившись, что большинство соплеменников заняты азартным обменом с Садко, вождь подвел офицера поближе к дереву.

– Это желудок броненосной бабочки.– Вождь тронул узловатым пальцем синий сморщенный шарик.– Тот, кто его съест, может легко обходиться без воды и ходить по пустыне много дней. А чтобы мужчины быстро бегали, а не ползали по-черепашьи, я даю им вот эти заячьи сухожилия. Их не едят, а кладут вот сюда,– сказал старик, показывая большой шрам на лодыжке.– Если охотник плохо бегает, надо сделать вот такой надрез и втереть туда порошок, приготовленный из сухожилий.

– Когда ты был молодой, ты плохо бегал? – натурально удивился разведчик, чтобы польстить самолюбию аборигена.

– О, я бегал всегда хорошо. У нас есть обычай: когда юноша становится мужчиной и получает право делать все, что взбредет в голову, ему перед началом настоящей охоты втирают такой порошок. Я им сначала втираю заячьи сухожилия, а потом они должны есть кашу с порошком из костей того животного, которое добудут первым. После этого они станут сильными и выносливыми.

– А вот эта змея? – задал вопрос Задов, указывая пальцем на высушенную гадюку с небольшими крылышками, как у летучей мыши.

– Из летающей смерти мы добываем яд для стрел и копий,– охотно ответил вождь.– А теперь она висит просто так. Пустыня растет очень быстро. Наши земли захватывают люди в одежде из железа. Убивать их тяжело. Но все тело в панцирь не спрячешь. Даже у броненосца есть уязвимые места. Отравленные стрелы – наше надежное оружие. Ну, еще ловушки и западни в лесу. Лучше нас в лесу не ориентируется никто, но на открытом пространстве мы уступаем железным людям. Мы уходим все дальше с обжитых мест, а враги отнимают у нас земли и реки, принадлежащие нам с древних времен. Скоро они нас выживут в бесплодные земли. Две луны назад наши охотники видели большой отряд железных людей. Они направлялись в сторону единственного на весь лес озера и катили огромную повозку, прорубая дорогу через лес. В повозке ревел кто-то сильный и злой. Обратно железные люди не проходили. Мы думаем,– вождь понизил голос до зловещего шепота,– мы думаем, что в повозке они везли пленного духа джунглей, а он вырвался на свободу и расправился с железнобокими.

– Мы посланы нашим вождем помочь вашему племени. Он не любит ни железных людей, ни злых духов. Он вообще никого не любит. Мы самые сильные и умелые охотники в отря… в нашем племени,– расправив плечи, сообщил Кузнецов.

– Ай, как хорошо! – захлопал в ладоши предводитель индейцев.– Вечером проведем обряд. У меня есть кончик клыка озерного духа. Клык обломился и застрял в позвоночнике водяной коровы. К хижине без окон даже близко не подходите, мы там храним запасы яда для стрел и копий. Духи леса будут недовольны, если вы умрете быстрой смертью,– закончил разговор вождь и зашел в хижину. Оттуда донеслось громыхание глиняной посуды.

Кузнецов пожал плечами.

– Со своим уставом в чужое племя никто лезть не собирается. Вечером посмотрим, что это за обряд,– бормотал разведчик, направляясь вслед за Левой к выделенной им гостевой хижине.– С кем же нужно разбираться? С железнобокими? С духами? Хижина без окон – это сарай, господа аборигены.

Время до вечера тянулось медленно. Кузнецов возился с автоматом, чистя и смазывая детали оружия. Задов кемарил в тени пальмы, сдвинув папаху на глаза. Садко вот уже который час занимался любимым делом: обирал местное население. Грабеж, в смысле товарообмен, шел полным ходом.

Купец расстелил на земле запасные чистые портянки и разложил на них походный набор коробейника. На байковой ткани лежали копеечные пластмассовые бусы, аппетитные комочки жевательной смолы, блестящие шурупы, колокольчики для донки, осколки мелко наколотого зеркала. К нему сразу же выстроилась очередь. Бесхитростные дети природы неотрывно смотрели на сверкающее великолепие. Поначалу товарообмен не шел. Новгородец категорически отказывался менять товар на связки копченых лягушек и костяные наконечники для стрел. Он упорствовал до тех пор, пока ему не принесли разноцветные камушки, которые местная детвора находила, копаясь в земле. В хозяйстве они были без надобности, так, игрушки для малышни. Консенсус был найден. Камушек за гвоздик. Два камушка за ожерелье. Горсть – за колокольчик с чудным малиновым звоном. Обе стороны были чрезвычайно довольны друг другом. Один Кузнецов не разделял общей радости. Боевое задание на глазах превращалось в выездную торговую ярмарку. Офицерская душа восставала против беспардонного надувательства. Люди с нравственностью комбайнов и душой пылесосов не нравились офицеру категорически. За один сверкающий самоцвет размером с ноготок можно было купить склад Хохела и всю базу в придачу.

– По прибытии в отряд все сдать по описи! – хмуро буркнул Николай румяному Садко.

– Ась?! – ошарашенно переспросил новгородец, бледнея на глазах.

– Два-сь! – передразнил Кузнецов.– Мы не на торжище посланы, а с миссией. Любой доход, полученный военнослужащим в служебное время, поступает в казну отряда.– Николая прорвало.– Если вы не считаете, что находитесь здесь за счет казны, а следовательно, на службе, можете сдать командировочные и вернуться для получения окончательного расчета!

Садко сник, махнул рукой и убрал остатки товара обратно в вещмешок. Толпа аборигенов, возбужденно щебеча, разбрелась по деревне. Чужеземные новинки переходили из рук в руки. Оборотистый новгородец долго не расстраивался, хотя в сторону командира смотрел волком. Если забыть в подкладке парочку самоцветов, о старости можно не беспокоиться. Вслед Николаю он негромко, но так, чтобы быть услышанным, пробормотал: «Фашист недобитый!»

Кузнецов сделал вид, что не услышал, но зарубочку в памяти сделал. Он всегда старался возвращать долги и не откладывать их в долгий ящик.

Противостояние набирало обороты.

Через некоторое время Кузнецов, проходя мимо, сделал купцу замечание: «Сапоги надо чистить со всех сторон, а не только спереди». Новгородец уловил подвох, не поняв смысла. В строю все равно не видно, есть сзади грязь или нет. Рано или поздно обувь все равно испачкается. Настоящему следопыту чистота противопоказана. Грязная обувь болот не боится. Брошенное вскользь замечание окончательно вывело самодеятельного гусляра из душевного равновесия. Нутром он понимал: правда на его стороне, но достойных аргументов для спора найти не мог. Выходило, что зануда Николай опять прав. Задов, прячущийся в негустой тени дерева, рассмеялся. Садко принял смех товарища на свой счет. Жгучая обида захлестнула душу. Он решил прибегнуть к проверенному средству, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Щас по сопатке схлопочешь! – срывающимся голосом сообщил он Кузнецову, медленно подходя к обер-лейтенанту.

– Давно в рыло получал? – ровным тоном, не повышая голоса, поинтересовался Николай. Он незаметно выставил вперед правую ногу и развернулся к новгородцу боком. Так труднее попасть по торсу.

– Рыла у свиней! – багровея на глазах, проревел Садко.

– Я в курсе,– холодно подтвердил Кузнецов и сдвинулся вбок. Теперь яркое солнце светило упрямому купчине в глаза, заставляя щуриться.

Очередной издевки Николая меняла стерпеть не мог. Вроде и не обозвал, а словно в лицо плюнул. В глазах стало темно, кровь застучала в висках звонкими молоточками. Садко быстро достиг пика бешенства. По-бычьи нагнув голову, он ринулся на интеллигента немецкого разлива.

Николай все рассчитал точно. Он мгновенно перенес тяжесть тела на выставленную вперед ногу и коротким ударом справа встретил бравого рыночника. Удар, отточенный длительными тренировками, угодил в солнечное сплетение. Глухо ухнув, новгородец шлепнулся широкой спиной на землю. Кузнецов стоял неподвижно и больше ничего не собирался предпринимать. Глядя сверху вниз, он сообщил купчине:

– Серебряный призер Московского военного округа по боксу. Рабоче-Крестьянская Красная армия.– В подтверждение своих слов Николай стукнул кулаком в раскрытую ладонь.

Лежа на земле, Садко смотрел на синее небо без единого облачка и грустно размышлял: «Какая же все-таки редкостная сука этот Коля! Все у него получается». Он медленно встал, похлопал по кафтану ладонями, стряхивая красную пыль. Потом резко шагнул к Кузнецову и наугад ткнул в его сторону пудовым кулачищем. В последний момент экс-серебряный призер попытался увернуться, но не успел. Тычок попал в плечо. Гусляр, продолжая отряхиваться, сказал в сторону подкованных подошв, торчащих из густого кустарника:

– Кулачные бои стенка на стенку,– и немного подумав, добавил,– Новгород Великий.

Желание выяснять отношения на кулаках пропало. Тем более что к месту боя спешил Задов. Он отлучался с вождем осмотреть становище, но после визита в святилище духов леса внезапно потерял интерес к прогулке и отправился искать товарищей.

– Вы что творите, злыдни?! – зычно пророкотал Задов, обращаясь к отряхивающемуся Садко и выдирающемуся из кустов взъерошенному Кузнецову.– Ай-яй-яй, плохо комиссар воспитывает у нас личный состав! – Лева укоризненно зацокал языком.

Он умышленно напомнил товарищам про беспорядочную стрельбу Фурманова и заполошные крики попугая, справедливо полагая, что сослуживцев лучше всего сплачивает общее отношение к начальнику. Одессит оказался прав. Еще пять минут назад офицер и купец были готовы пришибить друг друга на месте, а сейчас уже весело смеялись и шутили, обустраиваясь в гостевой хижине. Солнце жарило немилосердно. Дневной зной лучше всего пережидать под крышей из пальмовых листьев, и желательно лежа.

Ближе к вечеру разведчики вылезли из домика и уселись на бревне у костерка рядом с порогом. Огонь развел Лева, сказав, что так будет веселее. Пальмовый сушняк горел ровно, почти не давая дыма. Потихоньку тени от деревьев начали удлиняться. Солнце скоро должно было опуститься за верхушки деревьев. К разведчикам подошел один из охотников. Он тоже посмотрел в костер, не обнаружил там ничего интересного и внушительно сказал, показывая на маленькую пальму:

– Когда солнце будет у ее ветвей, идите к хижине вождя.

Мысли десантников лениво ворочались сытыми сонными рыбами в стоячей воде. Языки огня завораживали, настраивали на мирный лад. Ничего не хотелось, кроме как неподвижно сидеть и смотреть в костер. Из оцепенения их вывели ритмичные удары и гортанные вопли, заменяющие в этой реальности песни. Кузнецов поднял голову. Солнце находилось рядом с ветвями пальмы. «Точно у них тут со временем. Можно часы проверять»,– медленно покатилась в голове ленивая мысль.

Десантники двинулись к хижине вождя. Все взрослое мужское население было в сборе. Не было видно женщин и вечно путающихся под ногами любопытных детишек. Все верно: охота – дело серьезное, и подготовка к ней не любит посторонних глаз.

Десантников ждали. При приближении разведчиков барабан смолк. Завораживающая музыка джунглей стихла. По виду вождя было видно, что он доволен приходу гостей. Не мешкая предводитель сразу же приступил к делу. Вождь по очереди обнюхал разведчиков и отдал несколько распоряжений мужчинам. Двое притащили несколько больших глиняных горшков с водой, остальные принесли из леса охапки сочных стеблей, перемешали их с водой и стали месить ногами. Один из стариков, бормоча что-то скороговоркой, начал сыпать в горшки коричневатую массу. Иногда он замирал и издавал низкое горловое завывание, переходящее в рык.

– Он сыплет в воду помет духа,– шепотом объяснил вождь.– Когда идешь на охоту, лучше всего намазать сети, оружие и тела охотников пометом того зверя, какого хочешь убить. Называть его нельзя. Можно только думать о духе и говорить его голосом.

Трое с карусели переглянулась. Мазаться пометом никто не испытывал особого желания. Запах собственного пота и оружейной смазки был намного приятнее и роднее.

– А почему же ты сам называешь озерного духа? – удивился Виктор.

– Но ведь я же не пойду на охоту. Я останусь здесь и буду просить лес послать нам удачу. На озере всякое может случиться, а племени без вождя не выжить. Некому будет сушить заячьи сухожилия. Беда будет,– теперь настал черед вождя удивляться. Незнакомцы по внешнему виду давно перешагнули возраст, когда становятся охотниками и настоящими мужчинами, а прописных истин не знают.

– Совсем как у нас,– громко сказал Задов и уже тише добавил: – Вылитый комиссар.

Николай подумал, что аборигены наконец занялись разумным делом. Надо отбить человеческий запах, чтобы это не могло помешать успешной охоте. Садко с грустью размышлял о том, сколько раз потом придется стирать одежду, чтобы отбить вонь. Лева вообще ни о чем не думал, а просто с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Все напоминало цирковое представление из далекого детства. Озерное чудовище его не пугало. Хватит одной гранаты. Ну, максимум двух.

Начав с нужного дела, охотники вскоре его оставили и занялись каким-то таинством. Старик продолжал бормотать и рычать. Было видно, что это доставляет ему неподдельное удовольствие.

Вождь достал из костра пару красных угольков и положил на них обломок чудовищного клыка. Как только появился запах горелой кости, вождь сложил угольки и клык на глиняный черепок и начал поочередно обносить им каждого из присутствующих. Мужчины осторожно плевали в его шипящее содержимое. Последними настала очередь разведчиков. Никто не подкачал в трудном обряде подготовки к опасному мероприятию, кроме Задова. Лева элегантно цыкнул через передние зубы, не разжимая челюстей. На родной Молдаванке в этом ему не было равных. В соревнованиях по плевкам на точность и дальность одессит всегда выходил победителем. Он не стал дожидаться, когда к нему поднесут черепок, и от души плюнул скопившейся слюной. Глазомер не подкачал, губы не дрогнули. Тягучий плевок точно попал на угольки и раскаленный клык. Тут всех ждал сюрприз. Устрашающе изогнутый клык лопнул, а остатки богатырского плевка отскочили от глиняного черепка и залепили вождю левый глаз. Наступила гробовая тишина. Стало слышно, как в костре шипят поленья. Оплеванный вождь медленно поднял руку и дрожащим пальцем показал на Леву. Тишину разорвали гортанные вопли и крики охотников. Громче всех, перекрывая шум, завыл старик, готовивший маскировочную жижу из помета. Охотники потрясали поднятыми над головой копьями, некоторые выхватили из-за пояса ножи, сделанные из кости. Они в мгновение ока окружили растерянных разведчиков живым кольцом. Крики усиливались, переходя в сплошной вой. Мужчины-охотники неистовствовали. Кольцо сжималось. Широкие наконечники мелькали уже почти у самых лиц.

Первым сориентировался Кузнецов. Командир группы выхватил из кобуры парабеллум и выстрелил в воздух. Перекрывая крики, хорошо поставленным командирским голосом рявкнул: «Копья воткнуть в землю! Руки вверх! – Пистолет он направил вождю в лоб.– Ферштейн, товарищ?»

После выстрела шум разом стих. В наступившей тишине каждое слово вождя было отчетливо слышно всем собравшимся:

– Давно не было такого удачного предзнаменования. О таком я слышал только от своего деда. Думал, врет старый! Наша радость не знает границ. Я даже боюсь просить великого воина повторить это чудо.

Задова, готового к гораздо худшему развитию событий, два раза просить не пришлось. Второй плевок повторил траекторию первого. Теперь вождю залепило второй глаз. Крики начались с новой силой. Вождь, счастливо улыбаясь, произнес:

– Славная будет охота! Мы убьем духа. Я видел чудо, и при мне родилась новая легенда. Жаль тех, кто этого не видел. Когда я буду умирать, вспомню об этом.

Когда гомон и перешептывания стихли, старик вылил на землю содержимое горшков, размазал ногами и сплюнул. Охотники, помогая друг другу, начали обмазывать себя и оружие жижей, которая должна была отбить человеческий дух. Тела покрылись мутными коричнево-зелеными разводами. Все вымазались с головы до ног и теперь стояли, взяв в руки копья, луки и разместив за спинами легкие плетеные щиты. Вековые деревья нависали над убогими домиками из хвороста. Десантники категорически отказались от предложенной чести – мазаться первыми, сославшись на строгий запрет своего вождя.

Выступать решили на рассвете. Боевая группа разместились на ночлег в отведенной для них хижине. Спать легли на тонкие циновки, положенные на голую землю. Сверху укрылись широкими листьями гигантского лопуха, которые Николай срезал рядом с домиком. Лес давал людям все, что нужно для жизни. Под импровизированными одеялами спали без сновидений.

Кузнецова осторожно потрясли за плечо. Ему показалось, что он только успел закрыть глаза, а уже пора вставать. Над ним, склонившись, стоял вождь. «Пора»,– шепнул он и тихо вышел. В плетеных домиках не было замков или засовов, впрочем, двери тоже отсутствовали.

Десантники проверили автоматы и запасные диски. Гранаты из вещмешков рассовали по карманам и подсумкам. Задов передвинул планку прицела ППШ на трехсотметровую отметку. Ну крокодил, ну большой… Рассказать кому в отряде – не поверят. Засмеют. Сафари, а не командировка. Надо будет пару зубов прихватить на память. Трофей! Лева с сухим щелчком пристегнул круглый блин диска к автомату и передернул затвор. Надо быть готовым ко всему, особенно в незнакомом лесу чужого мира.

– Асфальт в этой реальности еще не придумали! – почесал затылок Задов, разглядывая еле заметный намек на тропинку.

Из деревни вышли, растянувшись длинной цепочкой: впереди – старик краевед, за ним – самые рослые охотники, в центре – трое десантников. Замыкали шествие необстрелянные и неопытные воины племени. Кузнецов пытался отказаться от оружия, которое ему всучил вождь, ссылаясь на то, что у них есть свое. Вождь скептически хмыкнул, осмотрев автомат, и настоял на своем. Все охотники, внимательно прислушивающиеся к вежливому спору, дружно поддержали вождя. Наверное, появление на охотничьей тропе без настоящего оружия подрывало их нравственные устои. Кузнецов не стал сопротивляться и взял тяжелое копье, с удовольствием взвесив его в руке. Садко тоже согласился и взял лук. Задову достался колчан, под завязку набитый стрелами. Уже через пару минут ходьбы капитан услышал звонкий мат: при ходьбе колчан, болтаясь на узком кожаном ремешке, постоянно попадал Леве между ног.

Вождь на прощание помахал им широким пальмовым листом и пошел досыпать в свою хибарку под деревом, увешанным местными диковинками.

Шли по звериной тропе – об этом говорили и следы, и множество навозных куч. Вместо того чтобы обойти их стороной, шедшие первыми, а за ними и все остальные аборигены принялись месить помет. Оказалось, это один из способов замести собственные следы и не оставить на тропе своего запаха. Казавшиеся разведчикам ничем не примечательными места старик старательно обходил, сворачивая в лес. За ним с тропы уходили и все остальные. Вначале Кузнецов решил, что это случайность, и уверенно пошел прямо, но сильные руки схватили его сзади и мгновенно оттащили в сторону. Старик недовольно покачал головой и молча указал вверх. На толстой ветви, нависшей метрах в десяти над тропой, было подвешено бревно с копьем. От него вниз спускалась тонкая лиана, ничем не отличавшаяся от других таких же лиан. Она пересекала дорогу и была привязана к дереву, росшему на другой стороне тропы. Стоило тронуть лиану, и копье вместе с бревном теряло равновесие и стремительно падало на жертву.

Не всякий раз, когда они сходили с тропы, можно было обнаружить силки и ловушки. Если судить по тому, как часто это делали, ходить здесь без провожатого было равносильно самоубийству. Старик на ходу поведал, что насыщенность леса смертоносными сооружениями постоянно увеличивается. Благодаря этому люди в железной одежде редко отваживаются забираться вглубь.

Тропа стала спускаться вниз. Лес сделался светлее, появился подлесок, и вскоре обвешанные синими мхами исполинские деревья сменились высокой травой в человеческий рост. Из-под ног впереди идущего взлетела змея с широкими перепончатыми крыльями. Один из охотников мгновенно натянул лук и выстрелил навскидку. Стрела настигла летающую смерть. Колонна прошла мимо судорожно свивающейся в кольца и громко шипящей крылатой змеи. Никто даже не взглянул на нее. Дело сделано. Опасность миновала.

Колонна прошла еще пару километров. Старик остановился, издав радостный возглас. Ему вторили радостным улюлюканьем остальные охотники. Они громко стучали древками копий по щитам, выражая радость. Никто и не думал соблюдать тишину. Бесхитростные дети леса не сдерживали эмоций, всецело уповая на великую силу вонючего состава.

В яму-ловушку, вырытую прямо на тропе, провалился один из железных людей. Несчастного воина в легкой куртке, обшитой на спине и на груди редкими железными пластинами, насквозь проткнули острые деревянные колья. Когда один из воинов спрыгнул в яму, чтобы забрать его оружие и снять с головы металлический шлем с алым плюмажем, оттуда с недовольным жужжанием вырвался целый рой насекомых. Сняв с трупа все, что можно,мужчины укрыли яму листьями и слегка припорошили их землей. Настоящая охота на чудовище еще не началась, а одним врагом племени стало меньше.

На берегу озера было спокойно. Старик указал рукой на медленно дрейфующее в отдалении широкое темное бревно и, наклонившись к уху Кузнецова, шепотом, как будто с такого расстояния его можно было услышать, произнес:

– Он еще спит. Сейчас выманим его на берег. В воде он непобедим, там его не одолеть.

Николай равнодушно кивнул и пожалел, что не взял с собой бинокль. Издалека озерное чудовище не выглядело ни огромным, ни опасным. Командир группы по привычке начал проводить рекогносцировку местности.

Рядом с берегом на поверхности воды болтались раздувшиеся туши мертвых животных. То ли ветер, то ли прибрежное течение, то ли невидимая работа подводных любителей падали заставляла их вяло колыхаться. Одно из мертвых животных окраской напоминало зебру, если бы не одно «но»: полоски шли вдоль шкуры, а не поперек. Когда ветер дул с озера, ощутимо тянуло сладковатым трупным запахом.

У озерной твари была скверная привычка, объединяющая монстров всех времен и народов,– стремление убивать вне зависимости от аппетита и необходимости. Был живым, стал мертвым. Хорошо.

Гремучая смесь охоты и рыбалки начиналась.

Вдоль берега озера рос тростник вперемежку с кустарником и редкими деревьями с подмытыми корнями. Прибрежная полоса была завалена перекрученным плавником, выбеленным солнцем и ветром. По озерной поверхности медленно дрейфовало бревно, похожее на длинный островок.

Охотники поползли к берегу. Некоторые из них двигались на четвереньках, высоко поднимая зады, задрапированные листьями. Пока все двигались с максимальной осторожностью.

Островок прекратил дрейф и замер на месте, медленно разворачиваясь в сторону, где возились мужчины. Озерная тварь четко ориентировалась, откуда исходит угроза, и готовилась к нападению. Островок стал приближаться к берегу, увеличиваясь на глазах. За ним появился небольшой бурун, и скорость заметно увеличивалась.

Старик скороговоркой, глотая окончания, давал последние советы. Толстую шкуру, покрытую костяной чешуей, не пробить даже копьем с железным наконечником. Уязвимое место у него там, откуда расходятся челюсти. Охотники называют его «конец улыбки». Во всяком случае, так гласит легенда. До сих пор проверить ее не получалось. Вот туда, в конец улыбки, и надо было бить.

Кузнецов по-прежнему слушал вполуха. Глядя на приближающуюся колоду, он не мог понять, из-за чего сыр-бор. Стоило переться в такую даль, карусель гонять! Сейчас подплывет ближе, и расстреляем в упор из трех стволов. С ППШ на мамонта можно ходить. Задов уже лег, заняв огневую позицию за небольшой кочкой. Садко снял с плеча автомат и устроился между двумя валунами.

Кузнецов пристроил ППШ в широкую развилку высохшего дерева и повел стволом из стороны в сторону, примериваясь к сектору обстрела. Он выбрал себе позицию немного в стороне от товарищей, на небольшой возвышенности. Какая-никакая, а господствующая высота.

Принято думать, что крокодилы глупы и неразвиты. Может, это и так. В Африке никто из десантников не был. Из всего экипажа за границей на родной Земле бывал только Кузнецов. Оба раза в одной и той же стране. От черного континента ее отделяли тысячи километров, и крокодилы в ней не водились. Там хватало двуногой нечисти. Природа справедливо решила, что переизбыток людоедов на квадратный метр будет перебором.

Если бы озерный монстр мог говорить, он бы сказал, что ему грех жаловаться на обоняние, зрение и тонкий слух. Со всем этим у него был полный порядок. Были проблемы с мозгом из-за его крошечного размера, но такая мелочь, как разум, с избытком компенсировалась набором древних могучих инстинктов. Для выживания этого хватало с лихвой.

Кузнецов прижал щеку к прикладу и приготовился к стрельбе. Сколько, сколько еще можно ждать? Задов зачарованно смотрел сбоку на плавно двигающийся ствол командирского автомата.

– Огонь открывать по моей команде! – сказал командир.

В засаде главное – хладнокровие и выдержка.

Над головой парили оранжевые птицы с широкими перепончатыми кожаными крыльями. В душе у командира группы зашевелилось беспокойство, что-то шло не так. Обыкновенный человек подавил бы это чувство простым усилием воли, но Николай привык доверять интуиции – своему неосознанному опыту.

Из воды, шумно отфыркиваясь и издавая скрипучие звуки, вынырнул хозяин озера. Сначала над поверхностью показалась голова. То, что они видели раньше, было кончиком морды с ноздрями. И вот он выходил из воды – все больше и больше… Казалось, телу зверя нет конца.

Над водой вздыбилась огромная туша и теперь выбиралась на берег. Хорошо были видны маленькие злые блестящие глазки и полуметровые клыки, торчащие из пасти. Крупные костяные чешуйки на теле примыкали друг к другу без малейшего зазора. Совершенная броня, созданная природой, выглядела устрашающе. Вода стекала с тела зеленоватыми потоками. На шее зверя болтался ком бурых водорослей, зацепившийся за один из костяных шипов.

Он еще не полностью вышел на берег, а двигался по отмели, шустро перебирая могучими лапами. Все тело, от загривка и до кончика хвоста, было утыкано широкими костяными шипами. Перед ними во всей красе стоял ископаемый ящер. Таких красавцев Николай раньше видел только в книжках по палеонтологии.

Ящер выбирался на берег, почти все тело уже показалось из воды. Поворачивая бугристой головой на короткой шее, он осматривался, выискивая шустрых двуногов с нежным мясом. Наконец с громогласным ревом он полностью вылез из воды на берег.

Бесстрашные охотники разбегались от него в разные стороны. Они на ходу бросали оружие, чтобы ничего не мешало бегу. На землю летели копья, луки, колчаны со стрелами. Все колющее и режущее было брошено. Один даже сорвал набедренную повязку и теперь мчался впереди всех в чем мать родила. В этом забеге, где призом была возможность уцелеть, он лидировал. Вождь не зря втирал охотникам в ноги снадобье из заячьих сухожилий. Отступление мужчин племени было блистательным и быстрым. Ящер замер. Маленький мозг не мог решить, за кем погнаться. Слишком сложно, слишком…

Кузнецов проводил аборигенов обескураженным взглядом. Стало ясно, что ждать от них подмоги смысла не было. Охотники уже исчезли в лесу, лишь на опушке качались ветки, подтверждая их недавнее присутствие.

Ящер, разбрызгивая жидкую грязь и ил, ринулся по следам, горя желанием расправиться со всеми, а заодно и перекусить.

Командир группы перевел предохранитель на автоматический огонь и прицелился.

– Огонь! – рявкнул Николай, одновременно нажимая на спусковой крючок. Автомат послушно отозвался в его руках громкой очередью.

Стрелять начали с дистанции прямого выстрела. Пули рикошетили от чешуи под немыслимыми углами.

Чудище оглушительно ревело. Пули все-таки причиняли ему сильное беспокойство, но сильнее всего досаждали необычные звуки. Пасть, усаженная кинжаловидными зубами, судорожно раскрывалась и закрывалась. Голова поворачивалась из стороны в сторону, выискивая врага.

Одна из автоматных очередей наконец угодила в цель.

– Попа-ал! – радостно завопил новгородец.

Садко был абсолютно уверен в успехе. Автомат командира молчал: перекосило патрон в магазине, а Задов менял опустевший диск к ППШ, получалось, что стрелял один купец.

Монстр замер, словно натолкнувшись на преграду. Он потер лапой пустую глазницу с выбитым пулей глазом и обиженно заревел. Боль еще больше разъярила его, и он рванул вперед. Нагромождения плавника и большой ствол подмытого водой дерева не задержали его ни на мгновение. Окривевший на один глаз и озверевший от боли ящер даже не заметил преграды.

– Гранаты к бою! – крикнул Кузнецов, вытаскивая из подсумка ребристый стальной шар.

Командиры для того и нужны, чтобы правильно оценивать обстановку и руководить боем. О том, что они собирались на легкую охоту, никто уже не вспоминал. Шло самое настоящее сражение за жизнь. Кто кого.

Гранаты бросили одновременно. Мощный строенный взрыв опрокинул зверя на бок. Ящер неловко ворочался в грязи, пытаясь встать.

Тварь лежала, изогнувшись костяным хребтом. Николай видел белое беззащитное брюхо. Сердце билось злыми толчками, гоня кровь по артериям. Жаль, автомат переклинило. Ну да ладно, есть копье!

Оставив ППШ в развилке дерева, командир схватил тяжелое копье с широким наконечником и побежал вперед. Еще каких-то сорок метров, и он будет рядом с духом озера. Разведчики перестали стрелять, боясь попасть в Кузнецова. Пули монстра не брали, а запас патронов был совсем не бесконечен.

Не останавливаясь, Кузнецов с разбега ударил копьем в нежное белое, как у утопленника, брюхо. Он действовал автоматически, будто на занятиях по штыковому бою: выпад, укол, на себя. Еще укол. Копье попало в рану. Наконечник, разрывая плоть, погрузился глубже. Еще удар в широкую рану. Копье погрузилось глубже. Стиснув зубы, Николай без остановки колол и колол.

Тут, на свое счастье, он поскользнулся. В жидком месиве опора ушла из-под ног, и офицер ухнул в грязь. Судорожно дергающаяся от боли тварь задела копье передней лапой. Древко, громко хрустнув, переломилось, и обломок с наконечником вонзился еще глубже в тело. Громкий рев, полный боли и удивления, ударил по ушам. Обломок копья, войдя в незащищенное брюхо, попал в сердце и вызвал мгновенную смерть. У всех есть слабое место. Только надо его найти.

Все закончилось. Стало слышно громкое жужжание насекомых, слетевшихся на запах крови. В кустарнике кто-то шуршал. В небе пронзительно кричали оранжевые птицы с перепончатыми крыльями.

Из раны в животе торчал кончик обломанного копья. Кузнецова трясло. Непослушными пальцами он начал расстегивать портупею и пуговицы кителя. Затем Кузнецов снял остальную форму, оставшись в чем мать родила.

Раздевшись догола, он вплотную подошел к туше. Кровь перестала хлестать и теперь еле сочилась. Запустив руки в рану, командир группы нащупал обломанное древко и с натугой вытащил сломанное копье из раны. Кровь темной струей окатила Николая с ног до головы. Он глубоко втянул воздух через зубы и начал растирать темно-красную жидкость по телу, стараясь не пропустить ни одного сантиметра кожи. Не забыл Кузнецов ни про пятки, ни про подошвы ног. Подставил под струю сложенные лодочкой ладони и промыл уши.

Пока Николай принимал душ на свежем воздухе к нему подошли товарищи.

– Сдох суслик! – сказал Задов с автоматом наперевес. Палец со спускового крючка он не убрал, готовый ко всему. Ближе одессит не подходил. Громко хмыкнув, глядя на голого офицера, Лева пропел: – «Я старый серый волк, в охоте знаю толк».

– У тебя листик на спине прилип, Зигфрид ты наш,– пряча улыбку в бороде, серьезно сказал Садко.

– Где?! – Голый Кузнецов закрутился на месте, пытаясь заглянуть за спину. Он начал ощупывать спину ладонями, насколько мог дотянуться, стараясь нащупать листочек. Проклятая флора, никуда от нее не деться!..

– Шутка юмора. Не дергайся! – пожалел его Лева.

От купания в крови доисторического ящера у Николая начала чесаться кожа. Но самое интересное произошло со слухом: на мгновение ему показалось, что он услышал весь мир. Нет, всю Вселенную! Даже движение планет на орбитах. Высоко в небе с легким треском сгорел метеорит в плотных слоях атмосферы. Глубоко под землей, шурша песчинками, слепые черви рыли бесконечные ходы. Бабочки оглушительно сосали цветочный нектар крошечными хоботками. Командир группы резко встряхнул головой. Удивительное наваждение прошло.

Иссякла и струя крови. По брюху ящера скатывались последние капли. Гемоглобиновые процедуры подошли к концу. Николай, подхватив с земли форму и сапоги, побрел на твердую землю одеваться, потеряв интерес к поверженному противнику. За ним двинулись остальные. На суше все чувствовали себя спокойнее.

Удивительное дело, но кровь рептилии, в которой искупался Коля, не оставила после себя и следа засохшей корки. Об омовении напоминали затихающий веселый зуд и незнакомая легкость в теле.

На кровь налетели тучи мух. Конечно, ярко-желтые насекомые с крылышками только отдаленно их напоминали, но совершенно точно были мухами по своей сути.

За спиной глухо простучала очередь. Стреляли рядом. Никто толком не успел испугаться. Мимо них просвистели, втыкаясь в землю, пули, срикошетившие от бронированной шкуры реликтового пережитка эволюции. Чудом никого не зацепило.

Оказывается, Задов решил подстраховаться. Когда они отошли на безопасное, по мнению одессита, расстояние, Лева выпустил контрольную очередь в полдиска по всей длине туши ящера.

– Идиот! – с чувством выругался Садко.

– Теперь стопроцентная гарантия, что дохлый! – гордясь своей предусмотрительностью, сообщил одессит. Автомат он нес, закинув на плечо.

– Левушка! Когда же ты наконец поумнеешь? – с тоской спросил Николай подчиненного.– Ведешь себя как деревенский дурачок.

– Между прочим, это не я с копьем бегал. И в крови не я мылся. Надо еще разобраться, кто из присутствующих дурак! – попытался перевести стрелки Задов. Не дождавшись ответа, он демонстративно отвернулся и обиженно бурчал себе под нос что-то про нибелунгов.

– Ругаешься? – поинтересовался Кузнецов, прыгая на одной ноге и пытаясь другой попасть в штанину галифе. На запах крови начинали слетаться новые полчища местных насекомых.

– Нет, проклинаю! – буркнул в ответ Лева.

Из леса осторожно выходили отважные охотники. Свои чувства они пока никак не выражали. У них в головах не укладывалось, что злой дух, так долго наводивший ужас на все живое, мертв. Чужаки сдержали свое слово – пришли и убили. А один даже взял и умылся его кровью, выразив свое презрение к поверженному врагу. Или он чистоту сильно любит, как маленькая птичка така. Она постоянно чистит длинным клювом свои перышки.

Николай потуже затянул ремень портупеи с висящей на ней кобурой парабеллума, проверил, застегнуты ли крючки воротника на мундире, притопнул, загоняя ногу в сапог. Предусмотрительный Садко уже успел вызвать по связь-блюдцу карусель. Ее верхушка с расписным деревянным петушком торчала на опушке пальмовой рощи. Задание выполнено. Делать в этой Богом забытой реальности больше было нечего. Разведчики, не теряя времени, быстро расселись по местам. В смазанном вихре исчезли трое десантников, оседлавшие детские карусельные фигурки.

Карусель торопливо исполнила: «Нрав мой дикий, бесшабашный, озорной, и мне не страшно в джунглях время коротать!»

Легкий торнадо, промчавшийся над джунглями, унес троих друзей к неотвратимому докладу о выполнении задания.

– Прибываем! – Кузнецов старался перекричать свист ветра, когда карусель заметалась над островом, примериваясь к посадочной площадке на плацу.

Во время приземления Кузнецов сумел разглядеть, что их собралась встречать внушительного вида толпа. Многие бойцы отряда были при оружии и в полной боевой экипировке. Три богатыря, как всегда, стояли особняком, сверкая новыми начищенными доспехами. Было очевидно, что отряд собрался по тревоге.

– Не понял! – мрачно выдохнул Садко.– Не нравится мне все это!

– У меня есть предложение,– вкрадчиво предложил Лева,– после посадки спрячемся где-нибудь в кустиках, отсидимся часок-другой, то да се… Осторожно разузнаем, что к чему. Я вам забыл одну вещь рассказать…

– Сейчас все сразу и узнаем,– твердо ответил Николай.– Стоп машина… То есть это… Отставить! Держитесь крепче!

Карусель заскрежетала шестеренками, стремительно понеслась вниз и, мягко приземлившись на плац, начала сбавлять обороты. В Аркаиме стояло тихое безветренное утро. Волны шумно плескались у пристани. Красный шар солнца медленно всходил на востоке.

Собравшиеся выжидательно смотрели на разведчиков. Командир отряда и начальник отдела контрразведки почти взлетели на круглый помост.

– Вещмешки к досмотру,– громко объявил Скуратов.

Взобравшиеся на карусель с двух сторон подходили к съежившемуся Задову. Остальных они проигнорировали. Лева, казалось, стал меньше ростом. Он, обреченно вздохнув, начал развязывать узел лямок на горловине вещмешка. Запустив руку в походный баул, Задов с обреченным видом выудил из него хрустальный череп. Он буквально сиял изнутри. Когда на него упал солнечный отсвет, из его приоткрытых челюстей вырвался ослепительный луч. Собравшиеся дружно ахнули. Фурманов суетливо перекрестился. По толпе прошелестел невнятный говорок.

– Череп Рока,– пояснил Владимиров, бесцеремонно забирая хрустальную диковинку.– Не успели отправить вас на задание, как поступила новая вводная: артефакт изъять до лучших времен. Уже собрались посылать вторую боевую группу усиленного состава.

– Повезло тебе, Задов. Премия из Главка обеспечена,– процедил Скуратов.

– Я предпочитаю называть это «находчивостью и смекалкой при исполнении».– Лева гордо расправил плечи и поправил сползшую на глаза папаху.

– Хорошая версия,– неожиданно легко согласился контрразведчик, но на всякий случай добавил: – Смотри у меня! И учти на будущее: ты у Феликса «под колпаком»…

Скуратов и Владимиров осторожно слезли с помоста на плац и медленно пошли в сторону здания штаба отряда. Командир бережно нес в вытянутых руках бесценный Череп Рока. Хрупкая вещь, однако.

– Здорово, мужики! – весело закричал Лева, оглядываясь на удаляющееся начальство.– С меня причитается. Вечером общий сбор в офицерском кафе!

Толпа собравшихся бойцов спецотряда у карусели одобрительно загудела. Предложение Задова всем пришлось по душе, найдя живой отклик в мужественных сердцах.

– Разве можно винить ангела за то, что у него есть крылья?! – продолжил Лева, вошедший в раж.

– Не-э-эт!!! – последние слова потонули в единогласном реве дружинников.

Садко тоже старался изо всех сил и орал, раздувая щеки, чтобы не отстать от других. Его голос выделялся пароходным ревуном на фоне луженых глоток товарищей. Самоцветные камушки под стелькой в сапоге больно врезались в ногу и придавали его голосу особую проникновенность.

Глава 3 ЦАРЬ-РЫБА

Из трубы баньки-теремка шел легкий белый дым, убегая в небо причудливыми узорными колечками. Печку топили сухими березовыми дровами. Задумчиво глядя на поднимающийся дым, командир отряда подумал: «Интересно, кто это спозаранку решил помыться? Не припомню я в отряде патологических чистюль. И не лень с ранья каменку топить?!»

Вместе с начальником отдела контрразведки Скуратовым командир совершал обход территории базы. Из Главка пришла депеша, в которой строго напоминалось о плановой проверке с целью обнаружения брешей в противодиверсионной обороне «объекта». Под «объектом» скорее всего подразумевалось расположение комплекса зданий отряда. Прочитав документ, командир вместе со своим заместителем переглянулись, пожали плечами и отправились осматривать военный городок. Никаких брешей они не обнаружили, потому что никакой противодиверсионной обороны никогда не было и в помине. Они узнали о ней только из берестяного послания от начальства. Особенно командование упирало на целостность сетей, которые должны быть правильно закреплены на морских бонах заграждения и способны выдержать шторм в восемь баллов. Если они сгнили, то их следует заменить на стальные, из нержавеющей проволоки.

Стоя на берегу пруда рядом с банькой, Владимиров мотал душу Малюте очередным вопросом о бонах и сетях. Контрразведчик силился понять, что от него хотят, и в ответ спрашивал, что такое боны и как они приблизительно выглядят. Командир ответа не давал и настаивал на своем:

– Где у нас боны?

– Первый раз слышу! – открещивался контрразведчик. Он решил использовать проверенный временем способ ухода в несознанку. Проще говоря, прикидывался не то круглым дураком, не то дубиной стоеросовой.

– Хотя бы пятибалльный шторм выдержат? – решил зайти с другой стороны Дмитрий Евгеньевич.

– Не знаю. Вряд ли,– уклончиво ответил Скуратов, сообразив, куда клонит командир. Брать на себя ответственность он не собирался. Береженого, сами знаете, кто бережет.

– А шестибалльный сдюжат? – не сдавался дотошный Владимиров.

– Без проблем! Играючи. Все выдержат! Любую непогоду,– без запинки согласился контрразведчик, задумчиво озирая спокойную гладь пруда – на стоячей воде даже ряби от ветерка не было,– но, спохватившись, быстро добавил.– Конечно, если сети не сгнили и эти…гм-м… бонны .

– Смотрите у меня. Все шутки шутите! – зло процедил командир. Простая душа и храброе сердце, он быстро начинал закипать, когда не понимал, чего от него хотят и что надо в связи с этим делать. К «иди туда, не знаю куда» Владимиров уже успел привыкнуть, а делать «то, не знаю что» все еще выводило его из себя.– Под вашу ответственность. От семибалльного шторма еще как-нибудь отмажемся. Тем более, таких волнений у нас отродясь не бывало. А если что приключится в шестибалльный шторм, уж не взыщите! Спрошу строго, по полной программе.

Малюта в ответ только развел руками – мол, что тут поделаешь – и пробурчал:

– Отвечу. Не впервой!

В воздухе повисла неловкая пауза. Оба прекрасно понимали никчемность всего разговора, да и самой инспекционной прогулки. С Главком никто из них связываться не хотел и своим будущим рисковать не собирался.

Стараясь сгладить возникшую неловкость, Скуратов проследил за взглядом командира на дымок из трубы и ответил на не высказанный вслух вопрос:

– Это Задов в баньке парится. Уже заходов шесть в парилку сделал. Пять из них с веничком под парок. По дыму видать.

– С каких пор Лева записался в поборники чистоты? – охотно поддержал новую тему разговора Владимиров. Он тоже был рад переменить направление беседы.– Черного коня добела не отмыть. Проще негра певца отбелить. Хлоркой!

Оба весело захохотали незамысловатой шутке. Отсмеявшись, Малюта прояснил ситуацию:

– Кощей на днях легализовал в Лукоморье игорный бизнес. Святогор дал слабину и выдал ему лицензию на право проведения азартных игрищ. Бессмертный тут же открыл притончик-подвальчик под названием «На острие иглы». В нем установили несколько рядов деревянных игральных коробов, собранных умельцами из заморского сандалового дерева. Сбоку ручка, опускаешь монету в прорезь, дергаешь за нее, внутри механизм крутится, шарабан вращается. За цветным стеклом каббалистические знаки и чудные буковки огненные вращаются. Если они складываются во фразы «конец света», «апокалипсис», «огненный дождь на ваши головы», то, считай, повезло. Выиграл, значит: получи червонец за гривенник.

– Туфта все это! Только круглый дурак на это купится! – развеселился командир.– В наперстки сыграть – и то шанс есть. Только самому надо переворачивать, да чтобы тебе спину прикрывали. Желательно богатырь, а лучше все трое. Тогда верняк дело! – поделился личным опытом Дмитрий Евгеньевич и мечтательно улыбнулся приятным воспоминаниям.

Во время открытия казино «На острие иглы» Кощей толкнул проникновенную речь. В самом конце выступления он прижал костлявые руки к груди и с придыханием произнес в гробовой тишине: «Дорогие и любимые игроки! Когда выпадет джекпот, никому в нашей реальности мало не покажется. Даже не сомневайтесь». На вопрос: «Как об этом узнают?» – Кощей сообщил, что все будет обставлено по законам жанра с соответствующими спецэффектами и знамениями, такими, как огонь с небес, мор и дождь из камней. Ждать осталось недолго. Надо набраться сил и еще чуть-чуть потерпеть. Прошлое перемешается с будущим, породив ужа… прекрасное настоящее, в котором все мы будем жить-поживать и добро наживать. Оратором Кощей был никудышным, но с харизмой. Толпа, собравшаяся на открытие, восторженно зааплодировала и заулюлюкала. Сжав руку в кулак, Бессмертный продемонстрировал зрителям размер капель обещанного дождя. С этими словами он торжественно перерезал кроваво-красную ленточку золотыми ножницами. Нелюдь и человеки опомнились и единым потоком ринулись по ступенькам в подвал, сметая всех и вся на своем пути.

– Задов ночью у Кощея все деньги просадил подчистую. Потом его видели в круглосуточном ломбарде. Он там свой браунинг закладывал,– доложил Малюта.

– Казенное оружие разбазаривать?! Не позволю! Под арест мерзавца! На гауптвахту! – процедил Владимиров, хищно прищурившись.

– Не выйдет. Пистолет именной. Махно лично вручал,– злорадно возразил Скуратов и по памяти процитировал именную гравировку на браунинге: – «Активному саботажнику за правое дело и лучшему гармонисту народной армии Гуляй-Поля» . Вот такой коленкор выходит. Вещица личная, никаких прав у нас нет.

– Батька очень любил художественную самодеятельность,– раздался голос с крыльца.

В дверном проеме бани стоял Задов в чистой тельняшке и начищенных до самоварного блеска лакированных сапогах. На раскрасневшемся после парной лице выступали бисеринки пота. Лева всем своим видом излучал умиротворение и благожелательность. Наверное, поэтому он решил поделиться воспоминаниями. А может, что-то нахлынуло на сердце. Порой так бывает. Задов обычно не любил рассказывать о своей службе в банде Махно, впрочем, как и о любых других эпизодах своего героического туманного прошлого. Событий было много, а рассказать нечего.

– …Однажды хлопцы сняли с поезда скрипача. Пока в ставку везли, где-то смычок потеряли. Нестор Иванович говорит ему вежливо: «Играй, дорогой. Играй и пой!» А этот музыкант оказался без понимания революционного и жизненного момента. Заупрямился и в ответ блеет, что никак не может пиликать без смычка. Мы дали ему палочку от полкового барабана. Тот ни в какую не соглашается. Не могу, и все тут! Хоть тресни! Батька достал из кобуры маузер и элегантно так помахал дулом у скрипача под носом. Со стороны посмотреть – настоящий дирижер…

– А что дальше было? – полюбопытствовал командир отряда у бывшего анархиста.

Лева пожал плечами:

– Скрипач схватил скрипочку и начал играть. Ах, как он играл! Виртуоз! Играл и пел, а хлопцы рыдали, как дети. Даже я всплакнул. Показалось, душа свернулась, а потом развернулась, воспарила и улетела далеко в небеса, и летела в вышине вместе с ангелами,– закончил Лева рассказ и шагнул с крыльца.

Прочная на вид ступенька подломилась, и экс-махновец кубарем полетел вниз. Полет прервался в небольшой, но глубокой луже. Свежевымытый и постиранный Задов поднялся на ноги и двинулся назад в баню, грязно ругаясь. Ругань ненадолго стихла, когда Лева на ходу принялся стаскивать через голову испачканную тельняшку.

Когда за ним с треском захлопнулась дверь в предбанник, Скуратов продолжил свой рассказ:

– Так вот. Задов проигрался у Кощея в пух и прах. На деньги, вырученные в ломбарде за пистолет, взять реванш не удалось. Словом, не отыгрался. На прощание устроил безобразный дебош с битьем посуды после того, как Бессмертный отказался открыть ему бессрочный и беспроцентный кредит. Кощей сказал, что клиентов уважает, но себя ценит еще больше. Интересная вещь! Лева в запале перевернул несколько игровых автоматов. Когда он кантовал деревянные ящики, внутри них кто-то верещал и орал благим матом.– Малюта многозначительно поднял вверх указательный палец.

– Тонкая работа! Заморская! Искусные механики-кудесники сделали эти автоматы,– задумчиво протянул Владимиров. Было непонятно, иронизирует он или восхищается новомодными методами Кощея по отъему денег у населения Лукоморья.

Скуратов только крякнул и, собрав бороду в кулак, закончил рассказ о ночных похождениях сослуживца:

– И последнее. Когда тролли-охранники, вышибалы по совместительству, турнули нашего мерзавца взашей, Кощей сказал, что Задов насквозь пропитался неудачей. Вот Лева, недолго думая, решил отмыться в бане от невезения. Трется, скребется веничком, бока охаживает. Думает, это ему поможет.

– А почему так рано?

– Так он спать и не ложился.

Из бани донесся протяжный вопль, приглушенный дверью. Похоже, кто-то много плеснул на каменку или пролил на себя кипятку.

– Пусть сходит к отрядному священнику. Латын любую порчу враз снимет,– предложил Владимиров.– А пока пойдем накатаем ответ начальству в Главк о проделанной работе.

Две мощные фигуры неспешно направились в сторону здания штаба. Из бани ругань лилась сплошным потоком. Лева не делал остановок и даже не переводил дыхание. Видать, его припекло не на шутку. Русская баня всегда славилась жаром и паром.

– Я уже разговаривал с Шамановым. Он сказал, что у Задова рваная карма, а он не швея-мотористка, чтобы штопать такие дыры. Тем более Латын не видит в этом никакого смысла: Лева все равно все порвет и испоганит. Не по злобе, просто натура у него такая.

– Это все отговорки. Латын просто дуется на него, никак простить не может.

Скуратов, соглашаясь, кивнул головой. Лева долго и методично изводил отрядного священника вопросом: «С какой стороны груди взяли ребро у Адама для создания женщины? Слева или справа?» Шаманов обиженно поджимал губы и отвечал, что не намерен метать бисер знаний перед… Левой. Задов хрюкал и задорно визжал озорным подсвинком ему вслед. Потом он поспорил с начальником склада Хохелом на единственный на складе ящик усиленного высококалорийного морского пайка, что сможет вызвать духов стихии. Лето стояло жаркое. В теремках личного состава окна и двери были открыты настежь, создавая иллюзию сквозняка. Задов перегнулся через подоконник и осторожно снял со специальной подставки из красного дерева личный бубен отрядного священника Латына Игарковича. Свидетели, которых была полная курилка рядом со штабом, потом в один голос утверждали, что Лева только пару раз стукнул в бубен, томно закатил глаза и пропел, жеманно грассируя: «Вих-и, в-аждеб-ны-е веют над нами…» Небо сразу затянуло клубящимися тучами. Налетел шквалистый ветер. Пошел дождь, а затем и град размером с голубиное яйцо. В отряде обошлось без особых потерь и разрушений, за исключением пары шишек на головах осмелившихся выглянуть из-под крыши курилки. Но это не в счет. Основной удар стихии пришелся на город. В Лукоморье сорвало крыши со многих домов, причем в первую очередь пострадало толстопузое купечество. Пара каменных дворцов с колоннами была разрушена до основания. Ураганный ветер, местами переходящий в смерч, погулял на славу. Удивительно, но факт: ни одна хижина в районе, где проживала мелкая нечисть и горькая пьянь, даже не покосилась.

Чаша терпения переполнилась. Шаманов пересчитал Задову ребра сначала слева, потом справа. А потом повторил в обратном порядке еще пару раз. Боги не обделили отрядного священника силушкой. В приватных беседах Латын Игаркович назвал это профилактическим мероприятием будущих хулиганских выходок бесшабашного и зачастую не управляемого одессита. Он пояснил любопытным: «Слово материально. Познав слово, овладеваешь материей. Некоторые, особенно одаренные и наглые, по наитию способны повелевать стихиями, ни капельки не задумываясь о последствиях. Такие таланты надо давить в колыбели, пока не подросли. Задов тому яркий пример».

Лева чудом избежал гауптвахты и командирского гнева, укрывшись в лазарете у Дурова. Лежа на больничной койке, он смачно хрустел обертками от шоколадок из морских пайков. Фольгу от фантиков Задов скручивал в колечки и дарил благодарному снежному человеку-женщине. Дрессировщик отрядил свою помощницу ухаживать за пострадавшим. Эскимо души не чаяла в единственном пациенте и не отходила от его кровати ни на минуту. Снежный человек научила играть Леву в шашки, а Задов ее – в подкидного. Оба остались довольны друг другом и крепко подружились.

В лазарете одессита навестили только один раз. Приходил грустный Хохел. Он примчался в лазарет сразу же после визита разъяренных подводников на продсклад. Щирый слезно просил вернуть хотя бы часть морского пайка, стыдливо прикрывая ладонью наливающийся синяк под правым глазом. Бил левша.

Задов прикинулся спящим и, натянув одеяло на голову, громко храпел до тех пор, пока Хохел не ушел, тяжело вздыхая.

Через несколько дней Леву выписали и в авральном порядке отправили в командировку. Никто из командования не обратил внимания на его стенания и жалобы, что он не может дышать полной грудью. От сеанса иглоукалывания у Скуратова он категорически отказался, хотя слава о Малюте как о классном рефлексотерапевте шла далеко за границами отряда. Добровольно за медицинской помощью к заплечных дел мастеру Задов обращаться не собирался.

С тех пор отношения между Задовым и отрядным священником назвать прохладными мог только неисправимый оптимист.

Уже в штабе Владимиров со Скуратовым, посовещавшись, составили отчет о проведенной проверке противодиверсионной обороны объекта.

Никаких брешей нет. Сети не сгнили. А боны… боны выдержат любой шторм, даже девятибалльный. Запечатав донесение, написанное на бересте, в туесок пневмопочты, они остались довольны собой, а заодно и проделанной работой. Командир и его заместитель посчитали свой долг выполненным сполна и немедленно отправились в офицерское кафе отдохнуть от дел праведных. Заодно и червячка заморить не помешает.

Куратор отряда из Главка долго ломал голову над их отчетом о проделанной работе. Он даже попытался рассматривать берестяное послание на свет, надеясь увидеть что-нибудь между строк. Ясности от этого не прибавилось. Куратор испытал яркую гамму чувств, ощущая, как у него начинает кипеть кровь и плавиться мозг. Запрос о проверке противодиверсионной обороны он посылал капитану аэропланонесущей ладьи «Скрытень» подводного базирования. Ответ же неожиданно пришел от сухопутчиков за подписью Владимирова и Скуратова. В нем они бодро рапортовали о проделанной ими титанической работе на суше и на море. Еще они просили выделить дополнительные средства для создания новых пунктов раннего обнаружения низколетящих ковров-самолетов и скрытно стелющихся скатертей-самобранок недружественных, а то и откровенно враждебных государств. Куратор, скрипя зубами от возмущения, сделал для себя пометку на последнем листке настольного перекидного календаря.

А в канун Нового года в праздничном приказе вместо премии и благодарностей, написанных на глянцевых грамотах с золотым обрезом, командир отряда и его заместитель получили по выговору за очковтирательство и головотяпство.

…Скуратов вышел из здания штаба и двинулся наискосок через плац в жилую зону. Теремки бойцов отряда стояли за узким палисадником, огороженным низким забором. На мгновение задумавшись, Малюта зашагал к домику отрядного священника. В том, что Шаманов у себя, Малюта не сомневался: из открытого окна доносились душераздирающие звуки. Тонкий визг на высокой ноте перемежался пронзительным скрипом заостренного гвоздя по стеклу. «Кошечку мучает или проводит особый ритуал с жертвоприношением. Раньше за ним особой жестокости не замечалось, кроме как по отношению к Задову. Да и работу брать на дом не в его правилах. Все в этом мире меняется в худшую сторону: погода, цены, а в первую очередь – люди. Дуров узнает, потом греха не оберешься. Старый интеллигент непредсказуем, особенно когда дело касается живых тварей. Вряд ли он простит, что скотину тиранят без его ведома»,– с грустью подумал Скуратов, передернув плечами. Он поднялся на крыльцо, стукнул согнутыми костяшками пальцев в дверь и, не дождавшись ответа, шагнул внутрь, бубня под нос скороговорку-оберег: «Пускай творят над ним обряд. Поют за упокой!»

Внутри царил полумрак. Малюта поморгал, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте после яркого солнца. К нему шагнула фигура в темном балахоне. До этого она сливалась с черным квадратом ковра, висевшего на стене.

– Мое почтение, гражданин Скуратов,– сухо молвил Латын. Он не любил, когда назойливые человечки к нему врываются без приглашения и отрывают от дел. Правую руку Шаманов держал за спиной и до рукопожатия не снизошел. На античной эллинской подставке из белого мрамора стояла коряга-гнилушка, отдаленно напоминающая дракончика с короткими крыльями. Она слабо мерцала синими переливающимися огоньками, но света не давала.

– И тебе не болеть,– ответил на приветствие контрразведчик. Он подошел к окну и рывком отдернул тяжелую портьеру, расшитую серебряными звездами. В комнату ворвался свет летнего дня. Полумрак и зловещую атмосферу он справедливо считал непременными атрибутами своей профессии и с ревностью относился, когда их использовали другие, даже очень уважаемые люди.– Забавный у тебя ночник. Ни электричества, ни керосина тратить не надо. Над кем сегодня измываешься?

Латын с явной неохотой вытащил руку из-за спины и показал Скуратову тонкую желтую трубку с несколькими отверстиями в ряд. Немного помявшись, объяснил:

– Учусь на флейте играть, разучиваю гаммы друидов. Это один из способов оживления мертвой материи и овладения левитацией. Извини, если кого потревожил. Вреда от этого никому не будет. Только польза.

– Странный у тебя музыкальный инструмент…

– Флейта как флейта,– пожал плечами Шаманов, ухмыльнулся и с гордостью добавил: – Только материал, из которого она сделана, особенный. Она сделана из берцовой кости первого воздухоплавателя.

– Икар вроде жив еще! Наши его в Амстердаме на конференции видели. Он в баре всех летунов споил домашним виноградным вином, а потом знатный дебош устроил, требуя повесить табличку «Ветераны обслуживаются без очереди». Зеркальную витрину амфорой разбил. Старый перечник живее всех живых,– удивился Малюта.– Или у него протез? Я бы знал.

– Нет у него никаких протезов. С ногами все в порядке.– Латын пробежал узловатыми пальцами по отверстиям флейты, повторяя только ему одному известный порядок загадочной мелодии, заставляющей в жаркий день бегать мурашки по спине.– Никакой он не первый покоритель воздушной стихии. Даже и не второй. Старый враль совсем из ума выжил…

За окном послышались веселые трели. Кто-то беззаботно насвистывал зажигательный мотивчик «семь сорок». Малюта перевел взгляд на окошко. По плацу со стороны моря шел Лева собственной персоной с удочкой в одной руке и эмалированным ведром в другой. Он возвращался с рыбалки довольный собой, уловом и всем белым светом. После баньки Задов успел смотаться на берег порыбачить, а заодно проверить свою удачу. Рыбалка удалась на славу! Ведро с уловом приятно оттягивало руку. Жизнь налаживалась. О проигрыше в казино Лева успел забыть, как о страшном сне.

Контрразведчик Малюта повернулся к отрядному священнику и, глядя ему в глаза, с нажимом произнес:

– Командир велел тебе передать: даже Кащей знает, что удача отвернулась от Задова. На нем порча. Надо снять.

Шаманов в ответ неопределенно хмыкнул и сделал вид, что полностью поглощен разглядыванием своего жутковатого инструмента.

– Учти! Это не просьба, а приказ,– начал закипать Малюта. Он не привык повторять дважды.

Латын поднял брови домиком и осторожно положил флейту из берцовой кости рядом с корягой-драконом на подставку. Шаманов подошел к широкому столу, заваленному свитками, папирусами, стопками древних фолиантов в кожаных обложках. За макулатурой были выстроены в ряд склянки с мутной жидкостью. В них плавали заспиртованные существа диковинного и жуткого вида. На банки с их перекореженными обитателями Скуратов старался не глядеть. Малюта не был впечатлительным человеком, но некоторые из подопытных неприветливого хозяина теремка выглядели уж очень отталкивающе, если не сказать омерзительно.

Латын выдвинул верхний ящик стола и вынул из него соломенную куколку размером с ладонь. На игрушке была бумажная майка в черную полоску, на голову нахлобучена стилизованная папаха из пивной пробки. Вместо лица красовался тряпичный лоскут.

– Сейчас мы Задову карму подлатаем! Сеанс начинается! – Глаза Шаманова хищно сверкнули. Он вытащил из отворота мантии длинную иголку и осторожно ткнул куклу в то место, откуда у людей растут ноги.– На!

Левин мотивчик за окном резко оборвался на полусвисте, и без перехода раздались грохот ведра об асфальт и протяжный то ли крик, то ли стон: «А-а-а!» Латын широко, по-детски улыбнулся, показав ровные белые зубы, и еще раз ткнул иголкой, на этот раз сильнее и глубже. Синхронно с уколом за окном послышались новый вопль и крик: «Зараза-а-а! Когда же все это кончится?! Ой-ей-ей!»

Шаманов веселился от души. Он взял соломенную фигурку за голову и резко крутанул вокруг оси. Вопли возобновились с новой силой. Латын перестал крутить куклу. За окном раздавались подвывания, переходящие в тихий скулеж. Сил на ругань у Левы уже не осталось.

– Сеанс латания кармы прошел успешно! – весело доложил Латын, осторожно втыкая иголку обратно в обшлаг мантии.– Еще раз десять повторим, а лучше – двадцать, и будет как новенькая. Приказ есть приказ. Выполним, как бы трудно ни пришлось!

– Твои методы напомнили мне славные Темные века,– осклабился Малюта.

– Тогда тоже были светлые деньки,– согласился с коллегой Шаманов.– Признаться, скучаю по тем временам.

– Еще бы! Прекрасные были денечки. Не чета нынешним серым будням! – улыбнулся Скуратов. Улыбка контрразведчика напоминала волчий оскал.– Спасибо за службу! Мне пора.

Малюта двинулся к выходу, нечаянно смахнул рукой со стола соломенную куклу в полосатой майке и случайно сунул ее в карман. Шаманов не проронил по поводу куклы ни слова и проводил широкоплечую фигуру лукавой змеиной ухмылочкой. Латын Игаркович поправил рясу, вышитую северными шаманскими узорами из бисера и пропитанную индийскими благовониями. Взгляд упал на кожаный фолиант с золотыми иероглифами на обложке. Отрядный священник, улыбнувшись, вспомнил коллегу из отряда коррекции «Краснодракош». Что-то давно от него нет вестей. И на письмо с поздравлением по случаю дня рождения Великого Лодочника Империи не ответил. На приторно-вежливого китайца это было не похоже. Он всегда трепетно относился ко всем мелочам, связанным с этикетом. Не случилось ли чего?

Шаманов очистил свое сознание от суетных мыслей и поднес свирель к губам. Надо было продолжать дальше разучивать гаммы.

Выйдя из теремка на свежий воздух, контрразведчик наткнулся на Задова. Тот сидел на корточках и собирал рыб, прыгающих по асфальту, в ведро. Получалось плохо. Лева поминутно отвлекался от сухопутной рыбалки на то, чтобы потереть рукой тощий зад, туго обтянутый английскими бриджами. При этом Лева болезненно морщился и шипел ругательства сквозь зубы.

Проходя мимо рыбака, Скуратов с издевкой спросил:

– Как дела, Левушка? – и весело заржал в полный голос.

Длячеловека с обновленной кармой бывший анархист выглядел слишком бледным и помятым. Не останавливаясь, опричник зашагал дальше. За спиной раздался сердитый, скулящий от боли голос:

– И тебя туда же!

После кармической профилактики обновленец остался верен себе. Да, такого надо «ставить» на капремонт.

«Заботишься о нем, печешься денно и нощно, а он огрызается. Прав был командир: черную овцу не перекрасить. Или не отмыть? А, какая разница!» – рассудил Скуратов, со вздохом вытащил из кармана куклу и положил на ладонь. Примерившись, Малюта вполсилы щелкнул по лбу соломенного человечка.

Сзади раздались грохот и глухой вопль. По плацу, лязгая дужкой, покатилось ведро. Рыбы снова забились на асфальте, звонко шлепая хвостами. «Куклу надо будет подальше в сейф убрать. Карма целее будет»,– подумал Малюта и зашагал дальше, даже не оглянувшись. Надо было заскочить к богатырям, обсудить пару вопросов. Что-то они зачастили в Лукоморье, может, знают последние новости. Третьего дня Соловей-разбойник в авральном порядке бросил все дела и укатил во внеочередной отпуск на родную Тамбовщину, на лечебные минеральные воды – якобы поправлять резко пошатнувшееся здоровье. С собой он почему-то взял только мешочек лукоморской земли. Странно все это…

…Сегодня особенно парило. Солнышко старалось на славу и вовсю жарило землю лучами. Командир отряда вышел из-за стола и подошел к распахнутому настежь окну. Ветер лениво шевелил тяжелые шторы. Владимиров оперся ладонями о подоконник. Взгляд упал на курилку-беседку, густо увитую диким плющом, листья которого начали желтеть от жары. Из-за плюща доносился громкий разговор. Беседовали двое. Точнее, болтал один, а второй изредка огрызался.

Первый голос принадлежал Леве Задову, второй – одному из богатырской троицы, Алеше Поповичу. Начало разговора командир пропустил, но к беседе неожиданно для себя стал прислушиваться с нарастающим любопытством.

– На днях ходил в Лукоморье. Хотел сделать рентген, ребра проверить да мазей или каких-нибудь притирок обезболивающих попросить. Бока ноют перед каждым дождем. Ан не вышло,– злым голосом вещал Задов.

– Почему? – наивно удивился богатырь, никогда ничем не страдавший, кроме легкого бодуна с утра, а уж от этого он знал верное богатырское средство.– У них в городе что, лекарств нету? Или врачи с тобой связываться не хотят?

– Врачей там нет, а не лекарств. Только медсестрица Аленушка и медбратец Иванушка. Все у них есть, кроме совести. Бесплатно одну нечисть пользуют, а люди должны платить. Сказали, что человеков слишком много развелось, на всех лекарств не напасешься. За один осмотр два целковых содрали.

– Они что, не люди?

– Да нет, вроде человеки. Сестрица Аленушка с виду баба справная, все при ней. А вот у медбратца Иванушки копытца козлиные из-под халата выглядывали, врать не буду. Но повадки у обоих волчьи. Так и норовят последнюю шкуру содрать!

– Гм-м, а ты к Дурову в лазарет сходить не пробовал?

– Совсем обалдел! Хочешь, чтобы у меня шерсть или чешуя на теле выросла? У нашего Айболита все микстуры для животных. Алеша! Клянусь твоей славной родиной, городом Козельском, ты прям дите малое! – Задов резко перешел от жалоб на жизнь к ехидству – своему любимому коньку в любом разговоре. По части подколок в отряде не было равных Леве-анархисту.

– Я вовсе не из Козельска родом,– буркнул Попович.

– А откуда? Стой, не говори. Знаю! Ты, Алешенька, родом из…– Неугомонный Задов не закончил фразу.

– У тебя, Лева, фамилия тоже не подарок,– вяло отбивался Попович. Он уже понял, куда дует ветер намеков, и начинал потихоньку заводиться, сжимая и разжимая кулаки.

– Я из Одессы! – С пафосом сообщил Лева.– Илья Муромец – из Мурома. А ты, Алеша Попович, из…

Победно закончить фразу одесситу не дал командир, не одобрявший бессмысленного членовредительства и бесцельного братоубийства среди личного состава. Владимиров перегнулся через подоконник и скомандовал во всю мощь луженой командирской глотки:

– Ты, который из Одессы, и второй, из… м-м-м, Алексей! Оба – ко мне в кабинет! Шире ша-аг!

– Командир не даст нам умереть своей смертью,– недовольно пробурчал себе под нос Задов и первым вышел из беседки.

Вежливый Попович пропустил его, хотя на скамейке сидел ближе к выходу. Идя вслед за Левой, он со всей силой наступил ему сзади на пятку. Каблук оторвался от щеголеватого сапога с собранными в гармошку голенищами с противным треском ломающейся кости. Мелкие пакости любят делать все, даже богатыри. Задов охнул и, досадливо морщась, поднял каблук с мягкого от жары асфальта. Грустно произнес:

– Злой ты, Леша!

– Ты злых не видел,– весело осклабился Попович и дружески ткнул кулаком Леву в спину.– Шагай веселей. Командир ждать не любит. Узнаем, зачем кличет.

– Ищущий да обрящет! – Неунывающий одессит продекламировал священное Писание на свой лад. Он любил цитировать первоисточники и к месту, и просто так.

Беззлобно переругиваясь на ходу, приятели поднялись на крыльцо и вошли в здание штаба. Через минуту оба стояли перед командиром и внимательно наблюдали, как Владимиров, перекатываясь с пяток на носки и обратно, пытается им втолковать задачу.

– Как докладывает наша городская агентура…– Командир взял со стола мятый лист бумаги и начал читать вслух:– «Жил да был простой деревенский парень Емеля. И вот однажды пошел он за водой. Вытаскивает из проруби ведро, а там щука. Высовывает голову из воды и молвит человеческим голосом: „Отпусти меня, Емеля, а я тебе что хочешь сделаю, желания твои исполнять буду. Скажи только: „По щучьему велению, по моему хотению, пусть будет то-то и то-то, оно и исполнится“. Знаем мы, какие у этого лоботряса желания могут быть. Столько лет на печи бока отлеживал… „Отпустил Емеля рыбу, попробовал произнести волшебные слова – тут-то все и началось… Ведра сами домой пошли, печка к царю поехала. Многих по дороге подавил и покалечил… Катастрофически не хватает денег на оплату информаторов…“ Гм-м, это мы пропустим. Так! Вот это уже интереснее… «Происхождение волшебной щуки неизвестно. Возможно, она произошла от обыкновенной щуки, после того как несчастная рыбина попала в руки к какому-то колдуну-недоучке. Возможен еще один вариант, что щука – это сам колдун, опять же недоучка. В рыбу превратился, а обратно – никак. К колдунам-коллегам на глаза показаться стыдно было, а потом поздно оказалось“. О-о-о!.. Вот это особенно интересно!

«Скорее всего щука в состоянии выполнять чужие желания, но они сбываются только тогда, когда рыба находится на свободе. „Емеля, отпусти меня, я тогда тебе помогу, желания твои исполнять буду…“ Записано дословно в ресторане со слов самого… В состоянии неволи щука желаний не выполняет. Хотя, может быть, дело здесь в том, что, если бы она хоть раз согласилась выполнить желание ДО ТОГО, как ее отпустили, ее бы не отпустили ВООБЩЕ. Значит, рыбка свободолюбивая и умная. Особенно стоит отметить способность щуки воспринимать желания на расстоянии. Судя по рассказам Емели, она выполняет его приказы, находясь в своем озере. Этот факт говорит о телепатических способностях щуки. Небольшая нестыковка: Емеля утверждает, что поймал ее зимой, в проруби. Деньги у него появились недавно. На дворе лето. До этого он зарабатывал на жизнь разнорабочим. Налицо попытка скрыть правду с неизвестной целью. Необходимо провести проверку сообщения агента».– Владимиров закончил читать донесение и теперь гипнотизировал взглядом подчиненных.

«Лучше бы я тогда ушел за кордон с Махно,– тоскливо думал Задов, вполуха слушая монотонный бубнеж командира.– Что они могли мне сделать? Что? Ну, расстрелять, так что, я первый такой? Всегда есть шанс отбрехаться. Ушел бы огородами, не впервой. Никакой Летучий отряд чекистов не догнал бы. Если бы я только знал, чем все это закончится, пошел бы на все. Так нет, теперь стой, Лева, да слушай всякую дребедень. Зачем мы толкаемся на этом шарике под названием Земля-417?»

Из философско-меланхолического состояния Задова выдернули в реальность последние слова командира: «Вот вам золотой червонец на представительские расходы. Учтите, один на двоих».

– Не уверен, что хватит! – пытаясь сообразить, что к чему, сразу начал канючить Лева.

– За глаза хватит! – отчеканил командир.– Руки в ноги, и бегом в Лукоморье. Найдете там Емелю…

– На кой ляд он нам сдался? – перебил Задов, держа руку с червонцем в кармане.

– Емеля ударился в загул. Сорит деньгами налево и направо. Всем собутыльникам рассказывает, что поймал чудо-рыбу, щуку волшебную, и что она теперь у него на посылках. Достаточно сказать: «По щучьему велению, по моему хотению», и кошель на поясе опять полон золота. Это во-первых.– Командир загнул один палец, подумал и загнул для верности еще один.– Во-вторых, по оперативным данным из Главка, наши враждебно настроенные оппоненты задумали, а быть может, уже и отправили поисково-хватательную экспедицию для отлова этой рыбки. Какие у них могут быть желания, не мне вам объяснять. Сами прекрасно знаете. По некоторым косвенным архивным сведениям, действительно существует Царь-рыба. Она – хранитель целого края. Не будет ее, и все в округе придет в упадок и запустение. Станет хуже, чем сейчас, если, конечно, такое возможно. Задание очень простое, в самый раз для вас. Узнаете, как все обстоит на самом деле у нашего рыбака. Найдете его и выясните, где это чудо природы обитает. Постарайтесь никого не калечить и воздержитесь от особых разрушений. Мне надоело тратить казенные деньги на оплату счетов от мэра Лукоморья. Деньги можно использовать по другому назначению. Хулиганье, а не отряд специального назначения! Будьте пототальнее, тьфу!.. пототалитарнее… – Командир сбился с мысли, стараясь подобрать точное слово, какими бы он хотел видеть подчиненных. Он сжал руку в кулак и по очереди сунул его им под нос. (Задов скосил глаза и прочитал на запястье Владимирова сизую пороховую татуировку «ВДВ НАВСЕГДА!».) Наконец, поднатужившись, командир ухватил мысль за хвостик и закончил отеческое напутствие: – Ведите себя в городе то-ле-рант-но! Проявите военную смекалку! Свободны!

Два раза повторять не пришлось. Оба пожелали быстрее покинуть кабинет начальника, и в итоге столкнулись в дверях. Никто не хотел уступать, а потому победила богатырская силушка. Алеша оттер Леву назад, попутно оторвав ему второй каблук. Со счетом два – ноль лидировал дружинник.

Громко зубоскаля, товарищи отправились в Лукоморье. Миновав домик контрольно-пропускного пункта, они вышли на дорогу, ведущую в город. На заставе их никто не остановил. Сегодня в наряде был Дуров. Его желтая соломенная шляпа мелькала вдалеке, среди цветущих кустов азалий. Заслуженный дрессировщик, забыв обо всем на свете, самозабвенно гонялся за разноцветными бабочками с сачком на длинной ручке. Одним словом, сачковал.

Солнце стояло в зените и немилосердно пекло. Густо разросшийся по обочинам орешник тени почти не давал. Крупные рыжие муравьи сплошной вереницей двигались взад и вперед поперек дороги. Приятели осторожно перешагнули мурашей, стараясь не потревожить живой поток. Дорога привела их на вершину пологого холма. На западе гордо вздымалась Яшмовая гора с одинокими соснами, напоминающими мачты кораблей. Над скалистой вершиной медленными кругами парили грифоны. Расстояние скрадывало истинные размеры грозных тварей, но даже издали они внушали опасность. На Яшмовой горе грифоны вили гнезда и выводили потомство. Смерть ждала любого, имевшего неосторожность приблизиться к неприступным кручам.

На севере в солнечном мареве расстилалась широкая долина с фруктовыми садами и прямоугольниками полей. Из-за высоких пирамидальных тополей выглядывали красные черепичные крыши белых домов предместья, черный шпиль приворотно-отворотной башни, указывающий в небо, золотые купола единственной церкви Лукоморья и извилистые улицы, берущие начало от широкой площади перед мэрией.

Над головами стремительно пронеслась стая безобразных крылатых существ. Что делают здесь гарпии средь бела дня? Загадка. Свои налеты они предпочитали проводить в сумерках. Гарпии темной тучкой унеслись за горизонт, громко горланя и хлопая крыльями. В длинных когтях они несли сломанные ветви, усыпанные спелыми яблоками.

Гарпии были женщинами, точнее полуженщинами. Вместо рук у них были крылья, да и нижние части тела были устроены на птичий манер. Ноги, правда, были намного толще, чем у обычной индюшки, и значительно волосатее. Еще у гарпий были точеные белые шеи, длинные рыжие волосы, спадающие по обе стороны лица, и весьма склочный нрав.

Пройдя по мостику, перекинутому через говорливый ручей, журчавший среди больших зеленых валунов, Лева Задов и Алеша Попович по узкой каменистой дороге спустились к окраине города. В город, залитый зноем, путники проникли по самой захудалой и кривой улочке.

Над головами снова потемнело: за гарпиями гнался воздушный патруль летучих обезьян в кожаных шлемах и очках-консервах. Обезьяны летели боевыми звеньями, по пять штук в каждом. Правильные треугольники не нарушали выверенного строя. Чувствовались многочасовые тренировки. Впереди на огромной черной горилле летела стройная золотоволосая девушка со злым лицом. Это была командир воздушного патруля капитан Элли. Раньше она была простой звеньевой, но после трагической гибели предыдущего командира, капитана Гингемы, заняла ее место. Катастрофа произошла во время рядового тренировочного полета при невыясненных обстоятельствах. Экспертная комиссия, назначенная расследовать чрезвычайное происшествие, установила: обезьяна – носитель Гингемы перед полетом обожралась просроченными консервированными бананами. Из-за этого на большой высоте у нее отказала подъемная тяга, а земное притяжение в очередной раз доказало, что оно существует. По странному стечению обстоятельств в тот день дежурными по столовой летного состава были Элли и ее верный друг, песик Тотошка. Стоит сказать, к настоящему времени он успел вымахать в здоровенного кобеля.

О гибели Гингемы никто особенно не горевал. Поговаривали, что она была ведьмой со стажем и даже возглавляла подпольный лукоморский филиал запрещенной секты «Лысые в гору». Проверяющие ничего не накопали – ни в прямом, ни в переносном смысле.

На банкете, посвященном назначению на должность нового командира воздушного патруля, экспертная комиссия была в полном составе…

Сегодня Тотошка, впрочем, как и всегда, управлял летучей гориллой, сидя по правую руку от Элли. Сверху командирское звено прикрывали более маневренные шимпанзе. Ими управляли девушки с мужеподобными лицами. Злые языки поговаривали, что они записались в воздушный патруль в надежде обрести призрачное и недостижимое женское счастье. Армия из всех делает настоящих мужчин, без разбора. Как бы то ни было, никто не смел сказать им это в лицо. Нрав пилоты имели горячий и были скоры на расправу.

Над этой армадой, разделившейся на два эшелона, в вышине летел беспилотный высотно-атмосферный летучий обезьян павиан Иннокентий. Он единственный обходился без наездницы. Кроме него, никто не мог летать так высоко. Как краснофюзеляжный павиан мог выдерживать на такой высоте холод разреженной атмосферы – известно одному Икару. Павиан парил в вышине в гордом одиночестве, выполняя в воздухе замысловатые кренделя фигур высшего пилотажа. Из поднебесья Иннокентий посверкивал своим ярко-красным опознавательным знаком, который есть только у павианов, семафоря всем тварям земным об их месте, а заодно показывая свое истинное лицо. Беспилотник слыл отъявленным воздушным хулиганом, причем хулиганом злопамятным. С этим мирились по причине его незаменимости. Вот и сейчас он гортанными криками корректировал погоню за гарпиями, указывая курс преследователям из воздушного патруля.

Попович задрал голову вверх, сжал кулаки и с душевным надрывом процедил:

– Э-эх! Мне бы лук тугой с тетивой шелковой в рученьки мои молодецкие. Снял бы вражину первой стрелой каленой.

Задов понимающе хмыкнул, но от комментариев воздержался. Он прекрасно понимал: чтобы осуществить мечту товарища, нужен хороший карабин с оптическим прицелом. На такой высоте сбить павиана из лука мог только Илья Муромец.

Алешина ненависть к воздушному корректировщику имела веские причины. На прошлой весенней ярмарке Попович столкнулся в торговых рядах нос к носу с воздушным патрулем. Летучие обезьяны были в увольнении и покупали свое любимое лакомство – каленые орешки в сахаре. Девушек-наездниц с ними не было. Пилотам до конца контрактной службы запрещалось покидать казармы, расположенные на вершине труднодоступной Орлиной скалы. Свободный выход в город имела только командир. Впрочем, пилоты особенно и не рвались в увольнение в Лукоморье, поскольку давно привыкли обходиться своим обществом. Общение с гражданскими расслабляет, а девушки пришли в армию, чтобы стать настоящими мужчинами, в смысле – воинами…

Воздушный патруль напрямую подчинялся Святогору, мэру Лукоморья. В случае опасности авиакрыло должно было осуществлять противовоздушное прикрытие города. Но так как никто на заповедную зону с неба не нападал, их служебные обязанности сводились к борьбе с бандами гарпий, периодически обчищавших яблоневые сады. Когда поспевал урожай, состязания в скорости в воздушных догонялках повторялись с завидной регулярностью.

В свое время Святогор предложил гарпиям централизованно и бесплатно получать яблоки, чтобы те не ломали веток и не пугали садоводов. Воздушные пираты вежливо отказались: «Так будет никому не интересно. Кому будет нужен ваш воздушный патруль? Куда девушек-пилотов с такими страшными лицами пристроите? В „Лукоморские авиалинии“? Замуж выдадите?» С их доводами согласились, посчитав разумными на все сто процентов.

Догонялки на крыльях оставили. Хотя пойманных с поличным отпускали на следующий день, азарта это не убавляло…

Так вот, столкнувшись с летучими обезьянами на ярмарке, Алеша не смог с ними разойтись в нешироком проходе между лотками коробейников. Он столкнулся с павианом. История умалчивает, кто кого толкнул первым. В тот день Алешенька по случаю праздника напился браги по самые десны. После этого в нем со страшной силой забродил квасной патриотизм. Он не придумал ничего более умного, как сказать: «Понаехало в наше Лукоморье гамадрилов краснозадых. Пройти по городу спокойно нельзя!»

Иннокентий сделал вид, что это к нему не относится, тем более что считал себя чистокровным павианом. Кому охота связываться с пьяным богатырем? Себе дороже! Но Поповича павиан запомнил. По неписаному богатырскому кодексу, настоящему витязю полагалось толкать всех встречных и поперечных, пробуя силушку, показывая удаль молодецкую да дурь неизбывную. Неизвестно, на что больше обиделся Иннокентий: на «гамадрила» или «краснозадого».

До банального мордобоя не дошло. Любое рукоприкладство на ярмарке было запрещено и строго каралось лично Святогором, невзирая на ранги, сословия, социальный статус и принадлежность к людям или нечисти. Исключений он ни для кого не делал. Ярмарка – прибыль в казну города, а значит, святое.

Накалившуюся обстановку элегантно разрядила подошедшая к ним капитан Элли. Она со всей силы осторожно постучала командирским жезлом со звездочкой на конце по медному рыцарскому шлему на голове богатыря. Только и сказала: «Эх ты!.. Алешенька!» Эта фраза и звонкий гул в голове привели Поповича в полное ошеломление, чего раньше за ним не наблюдалось. Стараясь сгладить неловкость, звезданутый по голове витязь гаркнул во все богатырское горло: «Да здравствуют равенство, пьянство и братство!», но было уже поздно. Командир воздушного патруля затерялась в галдящей праздничной толпе вместе с подчиненными. Попович давно хотел поближе познакомиться с золотоволосой красавицей. Он трепетал перед женщинами со строгими лицами, находя в них своеобразный шарм, но сойтись поближе с подобной королевной не было случая. В этот раз шанс выпал, но из рук уплыл. Конечно, во всем виноваты гамадрилы, будь им трижды неладно, краснозадым…

Когда Попович заступил на дежурство по заставе, на него неожиданно спикировал из поднебесья павиан. Воздушная бестия с блистательной точностью оскорбила богатыря, изгадив начищенные до самоварного блеска доспехи. Летучий обезьян с завидным упорством, достойным лучшего применения, прилетал на контрольно-пропускной пункт и кружил в небе, наматывая бесконечные круги. Богатырь не мог носа высунуть из здания, чтобы не подвергнуться унизительной бомбардировке.

По совету опытного Кузнецова Алеша раскрасил кольчугу и латы в зелено-коричневые камуфляжные пятна и воткнул в шлем и наплечники пучки травы. Зелень на солнце быстро вяла, и ее часто приходилось менять. После принятия экстренных мер по маскировке богатырь полностью слился с земным ландшафтом. Теоретически он должен был стать незаметен с воздуха, но воздушный ас небесных трасс все равно не знал промахов. Как он обнаруживал полностью слившегося с окружающим миром Поповича? Подсказывало обезьянье сердце-вещун? Говорят, у обезьян анатомия неотличима от человеческой, всего пара хромосом разницы. Может быть, эти две хромосомы и выводили павиана на цель?

Проблема решилась просто и незамысловато. На заставу пришел Муромец. Илья с земли показал воздушному хулигану двухметровый лук с тетивой из бычьих жил и стрелу с широким наконечником. Павиан намек понял, и с той поры высотника-безобразника в воздушном пространстве отряда не видели. Алеша перестал таскать с собой шампунь «Яичный. Для удальцов!», которым отмывался после гадких воздушных налетов. Шампунь хорошо отбивал вонь авиаударов и обладал стойким запахом, так что Попович еще долго благоухал, распространяя вокруг аромат свежего гоголь-моголя.

Попович повесил у себя в теремке календарь и каждое утро отмечал, сколько дней осталось до осенней ярмарки. Богатырь в злопамятности ничуть не уступал павиану…

Приятели вошли в город. Самое обширное и шумное из предместий Лукоморья западное. Там главная улица, торговые ряды и лучшие каменные дома.

Из калитки широких деревянных ворот вышел единственный на весь город лепрекон по имени Густав. Лепрекон был малорослым существом, похожим на гнома. Родиной Густава была Ирландия. Никто не мог бы объяснить, каким ветром странствий его занесло в Лукоморье. Поговаривали, что у лепрекона есть бездонный горшочек золота, который он постоянно перепрятывает. Если получится проследить за ним, то можно найти место, где спрятана заветная кубышка. Сделать это нелегко: Густав славился хитростью и умением отводить глаза. Стоит вам только мигнуть, и он сразу исчезнет. Поэтому ни в коем случае не смотрите в глаза лепрекону!

Щурясь от яркого солнечного света, Густав подозрительно оглядел улицу и надвинул на лоб высокую зеленую шляпу. Он стоял рядом с воротами и держал в руках окованный красной медью тяжелый ларец.

Задов хищно подобрался и громко поздоровался через всю улицу, не сводя глаз с сундучка:

– Приветствую, уважаемый!

Лепрекон судорожно прижал ларец к груди, но в ответ вежливо кивнул, а затем весело подмигнул Леве. Тот автоматически подмигнул в ответ Густаву, для чего был вынужден посмотреть ему в глаза. Лепрекон исчез…

Задов с досады плюнул. Не задерживаясь, товарищи двинулись дальше. Им еще предстояло найти непутевого Емелю.

На улице стало уже не так жарко. Выступы балконов каменных домов закрывали свет. В воздухе пахло дымом: где-то неподалеку жарили мясо. Лева потянул носом и авторитетно заявил:

– Недомариновали шашлычок.

У порога гадального салона сидела на колченогом табурете старая ведьма. Она раскладывала на низеньком столике пасьянс из карт Таро.

– Дай погадаю, бриллиантовый ты мой! – прокаркала она Задову и перевернула две карты.– Ждет тебя дорога дальняя!

– Хорошо, что не казенный дом! – произнес Лева и сплюнул с облегчением через левое плечо.

– Позолоти ручку.

– Потом. Все потом.

В пыли возились малыши. Человеческие дети играли вместе с мелкой нечистью. В юном возрасте социальные предрассудки еще не имеют силы закона.

Из дворов и домов доносилось постукивание молотков по железу, сип кузнечных мехов, гулкие удары молотов, поскрипывание гончарных кругов. Над дверями и калитками висели на массивных крюках железные вывески с изображением молотков, наковален, подков и мечей. В основном ремесленный квартал был заселен гномами – горным народом, известным своими мастерами по металлу.

Улица, ведущая к центру города, поворачивала то в одну, то в другую сторону. В Лукоморье все кривые улицы сходились к центральной площади.

Задов и Попович проходили мимо дома, над дверью которого висела вывеска с изображением глиняного кувшина и кружки. В глубине крошечного дворика под навесом сидел у гончарного круга маленький мужичонка, по самые глаза заросший густой сивой шерстью. По виду обыкновенный домовой или банник, получивший вольную.

Лева толкнул богатыря в бок и шепотом произнес:

– Знатный гончар! Во всех питейных заведениях города его продукция нарасхват. В кружку входит ровно пол-литра, ни больше, ни меньше. Посуда часто бьется, поэтому он постоянно завозит в кабаки новые кружки. Гончар точно должен знать про нашего рыбака!

Мужичонка левой рукой флегматично вертел горизонтальный круг, а правой формовал кружку, накладывая спиралью жгуты глиняного теста и обтачивая поверхность изделия деревянным ножом.

Задов на цыпочках подкрался к нему со спины и гаркнул:

– А шо это вы здесь делаете?!

Гончар от неожиданности вжал голову в плечи и вцепился в почти законченное творение. Готовая кружка превратилась в бесформенный ком глины. Он обернулся к смеющимся приятелям и заверещал тонким голоском:

– Черти проклятые! Вы что творите, ироды! Чуть душа от тела не отлетела!

– Тихо! У тебя души отродясь не было,– жестко сказал Попович, напуская на себя строгий вид.– Криком нас не возьмешь. Лучше сказывай, видел Емелю? Говорят, сгинул мужик?

– Да что ему сделается? Второй день из «Копченого голландца» не вылезает. Крепко там завис с друзьями-приятелями,– с досадой ответил домовой, снимая глину с пальцев.– Ну, что глаза вытаращили?! Это в двух кварталах отсюда. Там на закуску подают морские блюда. В «Копченом голландце» собираются моряки и рыбаки. Всё байки друг другу травят, никак не наврутся. У них соревнование: кто кого переврет.

– Знаем мы эту рюмочную.– Лева хлопнул богатыря по плечу, и они зашагали в указанном направлении.– У нас по дороге ломбард будет. Заскочим на минутку…

Из здания ломбарда с коваными решетками на окнах Задов выскочил как ошпаренный. Спускаясь по ступенькам высокого крыльца, он рассуждал вслух:

– Ничего себе процентики накапали! Суток не прошло!.. С такими кровососами мы никогда не построим цивилизованное общество.

Хозяином ломбарда был старый вампир по прозвищу Кровопуз. Упырь решил на старости лет открыть маленький бизнес. Как он витиевато выражался, «для поддержания штанов и детишкам на… гм-м… молочишко». Предприятие процветало. Кровопуз лелеял тайную мечту: открыть банк донорской крови. Не надо по ночам ни за кем бегать. Сами принесут! Денежки всем и всегда нужны. Надо жить полнокровной жизнью. Пониженный гемоглобин в крови – это очень плохо для здоровья.

Лева повертел в руках именной никелированный дамский браунинг и сдунул с него невидимые пылинки.

– Ободрал как липку! Кол осиновый тебе в сердце! Дождешься у меня,– исходила злобой жертва азартных игр.

– Ругаешься?! – уточнил богатырь у разбушевавшегося товарища. Он во всем любил ясность.

– Нет, благословляю! – Лева почесал пятерней затылок.– Без денег в кабаке делать нечего. Есть идеи?

– Командир же нам червонец выделил! – насупился витязь.– Один на двоих.

– А-а! Как пришло, так и ушло,– отмахнулся одессит.

– В какой глаз хочешь? В левый или правый? – поинтересовался Попович и уже жалобнее напомнил: – Если задание провалим, Владимиров нас в нарядах сгноит. Из внеочередных караулов и патрулей вылезать не будем!

– Гениально! Почти эврика! – обрадовался Задов.– Я называю это «мозговой штурм». Алешка, ну почему я в тебя такой влюбленный! – Он закатал тельняшку на левой руке и вытащил из кармана бриджей синий химический карандаш, старательно послюнявил обломанный грифель и корявыми буквами написал на плече: «ПАТРУЛЬ КОЧЕСТВА».

– Правильно писать через «а»,– сделал замечание Алеша, наблюдая за пыхтевшим товарищем, от усердия высунувшим язык в синих разводах.

– Откуда такой грамотный выискался? – не отрываясь от росписи по коже, уточнил Лева.

– Проверочное слово – качок,– раздулся от гордости Попович. Он согнул руку в локте. Под звякнувшей кольчугой перекатились бугры мышц.– Не забывай, я ж поповский сын. Папенька с малолетства грамоте обучал.

– Готово.– Задов осмотрел косую надпись с исправленной буквой, подумал и в конце надписи поставил жирный восклицательный знак.– Теперь никто не отвертится.

Направляясь в таверну «Копченый голландец», Задов и Попович прошли мимо кряжистого неохватного дуба, обвитого золотыми пудовыми цепями. Вокруг сновали стайки туристов, щелкали фотоаппаратами у развесистого дерева. На широкой ветке вальяжно лежал кот Баюн – местная достопримечательность, национальный герой Лукоморья, изображенный на гербе и воспетый в фольклоре. Увидев оперативников, наглый котяра изогнулся дугой и, вздыбив шерсть на загривке, истошно провыл:

– Покайтесь, грешники!

Отрядники недоуменно переглянулись. Когда Баюн нажирался жидкой валерьянки, его начинало нести по делу и без дела. Неистовому коту могли позавидовать все ораторы и прорицатели, вместе взятые. Вот и на этот раз, с трудом удерживая равновесие, Баюн отхлебнул валерьяны из невесть откуда взявшегося пузырька. Указывая на Леву и Алешу трясущейся лапкой, он продолжил:

– Почернеет малина и осыплется кора!

Толпа вокруг дуба разинула рот и испуганно притихла. К пророчествам мохнатого сказителя относились всерьез. Правда, не всегда его правильно понимали.

– Деформированное время будет мстить за непочтительное обращение с ним. Манипулируя реальностями, вы подкладываете мину под фундамент Вселенной! Беда не за горами! – тут Баюн испуганно прикрыл лапой рот.

Он был в курсе, что к его речам окружающие относятся всерьез. Но в этот раз смысла некоторых произнесенных слов он сам не понимал. Баюн предпочитал мурлыкать только хорошие пророчества. О плохих событиях он не любил распространяться. Никому не нравятся горестные новости и те, кто их приносит. А вот сейчас прорвало. «Закусывать надо. И что это на меня нашло? – с запоздалым раскаянием подумал кот, с трудом сползая с дуба.– Авось обойдется».

Отрядники не стали выяснять отношения со спивающейся в ускоренном темпе знаменитостью на глазах у туристов. Потом. Все потом. Не оглядываясь, они зашагали дальше по своим делам.

Завернув за очередной угол, новоиспеченные патрульные уперлись в дом, на фасаде которого висела вывеска «Копченый голландец». Рядом красовалось изображение одноглазого капитана с трубкой в руке. Изображение было выполнено в нежно-коричневых тонах, навевая ассоциации с аппетитной корочкой курицы-гриль, вынутой из жаровни и поданной сразу на праздничный стол.

– За мной! – безапелляционно заявил Лева и толкнул дверь харчевни. Весело тренькнул колокольчик, висевший над входом.– Не забыл, что нам сказал командир? Будьте по-то-та-ли-тар-не-е.

– Это чё такое? – озадачился богатырь. Свое образование он закончил на правописании, которое домучил перед побегом из родительского дома. Поповский сын справедливо рассудил, что для совершения подвигов этого должно хватить за глаза. Смышленый мальчуган оказался прав.

Задов долго не раздумывал и сразу выдал ответ:

– Тоталитарный – значит сильный, жестокий, нахрапистый! То же самое, что и авторитарный!

– Ага,– озадачился богатырь. Переспрашивать не позволяла гордость.– Понятно.

Громко топая по скрипучим половицам, они поднялись в зал.

Моряки и рыбаки любили заходить в «Копченого голландца», пить брагу, пиво и закусывать морскими разносолами, просиживая до самого вечера. Всякие новости распространялись по Лукоморью с молниеносной быстротой, и их надежными источниками и проводниками часто были посетители таверны.

За стойкой рядом с винными бочками стояли хозяин заведения Тритон и его закадычный приятель Водяной, смотритель городского водопровода. Они вели беседу, неспешно потягивая медовуху из высоких глиняных кружек.

На двоих вошедших никто не обратил внимания, и они начали оглядываться по сторонам. Стены зала были задрапированы рыбачьими сетями и канатами, завязанными хитроумными морскими узлами. В ячейках сетей висели раковины моллюсков, морские коньки, причудливые ветви кораллов и засушенные морские звезды. Окнами служили иллюминаторы, снятые с затонувших кораблей. На почетном месте возвышался изъеденный донными червями деревянный штурвал с позеленевшей медной табличкой, на которой было выгравировано «Мария Целеста». Под потолком на цепях висело внушительных размеров чучело не то акулы, не то русалки-убийцы с облезшим хвостом. Чучело было старое и сильно завяленное, к тому же покрытое толстым слоем пыли. В углу приткнулся тяжелый скафандр водолаза со следами зубов. Везде стояли, лежали и висели подводные диковинки. Их название точно мог знать только настоящий ихтиолог. На столах вместо пепельниц стояли глубокие устричные раковины. Стулья заменяли бочонки, сильно вонявшие ромом.

Официантки-берегини сновали между столами. Они разносили кружки и тарелки с рыбой и хлебом из водорослей. Сегодня в харчевне было людно. В дальнем углу гуляла шумная компания. Потрескивающее пламя высокого камина бросало пятна света на сидящих в зале посетителей. Корявые тени плясали по стенам и сводам потолка, пахло жареной рыбой и заморскими приправами.

– Что заказывать будете? – Тритон обратил внимание на вошедших в заведение приятелей.

– Будем разговаривать! – нагло заявил Задов, плюхаясь на бочонок. Он положил руки на стойку, старательно выпятив плечо с надписью.– Мы при исполнении. Наливай! Как дела в финансовом плане? В патруль качества поступил острый сигнал. Говорят, у тебя рыбу подают второй свежести. Народ жалуется.

Пуча глаза от возмущения, Тритон потерял дар речи и начал булькать что-то невразумительное. На свободный бочонок взгромоздился Алеша. Богатырь решил сразу вести себя, как наказывали,– тоталитарно. Он вытащил из сапога булатный кинжал и начал кромсать деревянную стойку. Во все стороны летели щепа и стружки. Со стороны могло показаться, что работает переносной токарный станок. Водяной схватил перепончатой рукой кружку и поспешно отошел от стойки.

– Хорошо идут дела,– промямлил владелец «Копченого голландца».– Настолько хорошо, что я даже предположить не мог, пока вас не увидел.

Богатырь поднапрягся и удвоил тоталитарные усилия. Пол рядом с ним покрывал толстый слой стружек. Стойка еще держалась, но было видно, что это ненадолго.

Хлопнула входная дверь, радостно тренькнул колокольчик. По лестнице в зал поднялся гончар, указавший, где искать Емелю. У него за спиной висела объемистая корзина, наполненная глиняной посудой. Завидев у стойки патрульных, ремесленник испуганно остановился и, пользуясь тем, что гости сидели к нему спиной, начал делать знаки Тритону. Он указал рукой на дружинников, а потом выразительно покрутил пальцем у виска. После этого гончар поставил корзину на край одного из столов и вытащил глиняную кружку с нарисованной пышногрудой сиреной. Продукция народного промысла своей глянцевой новизной вызвала восторг одного из матросов в синей робе, сидящего за столом. Он ласково погладил рукой изделие гончара, любуясь и восторженно прищелкивая языком, протянул мастеру монету и перелил медовуху в новую кружку. Незамысловатый рисунок повторялся на всех кружках, отличаясь только размерами бюста морских чаровниц. Товар шел нарасхват. Моряки никогда не были избалованы женским вниманием в многомесячных походах к мысу Доброй Надежды и платили не торгуясь.

Домовой переносил корзину с товаром от стола к столу. Дошла очередь и до шумной компании. Там у него сразу купили все оставшиеся кружки. Глиняных дел мастер поспешил покинуть таверну, косясь на сидевших у стойки.

Все это не укрылось от внимательного Тритона. Хозяин заведения был тертым малым. Он успел побывать во всех морях-океанах и насмотрелся на всякое. Тритон наполнил кружки янтарной медовухой и аккуратно поставил перед необычными посетителями, злобно зыркнув на Леву.

Задов сразу припал к кружке. Сделав пару мощных глотков, он сказал, смешно шевеля пенными усами:

– Еще раз так на меня посмотришь – и кабак закрыт на санобработку.

При этих словах из-под стойки выскочили несколько откормленных крыс. Они наперегонки, толкаясь и обгоняя друг друга, устремились к выходу. Крысы покидали «Копченого голландца».

Тритон в приметы верил. Он со вздохом вытащил из-под стойки звякнувший кошель и положил перед Задовым. Тот мгновенно накрыл его рукой. Мешочек с монетами перекочевал в бездонный карман бриджей. Лева осторожно скосил глаза в сторону богатыря. Тот так увлекся резьбой по дереву, что ничего не замечал вокруг, даже стоящую перед ним кружку с опавшей пеной проигнорировал. Почти вся столешница была покрыта картинами на морскую тематику: обстановка навеяла сюжеты. Алеша заканчивал вырезать спрута, утягивающего под воду корабль. Моряки спасались бегством, спуская с противоположного борта шлюпки на воду. Тоталитаризм дал необычный побочный эффект с уклоном в настольное искусство. Леве любоваться было недосуг. Он любил маринистику, а перед Айвазовским готов был снять папаху, но сейчас задумчиво крутил пустую кружку.

– Вы пьете? – осторожно поинтересовался хозяин, подвигая к нему новую порцию.

– Постоянно.– Задов поднес кружку ко рту.– Что за дрянь ты мешаешь в это пойло? Кислоту?!

– Это для цвета,– смутился Тритон.

Еще один кошель перекочевал из перепончатых рук в Левин карман.

– Говорят, у тебя Емеля ошивается? – вспомнил о задании Задов.

Тритон многозначительно посмотрел в дальний угол, где гуляла шумная компания. Оттуда донесся новый взрыв хохота. Громкий сиплый голос, перекрывая шум, продолжал байку: «…по щучьему велению, по моему хотению, стань, дева, крабом! Так лев стал козерогом…» Чем закончилась история про астрологические знаки зодиака, Лева не расслышал. Все заглушил новый взрыв смеха. Хохот рос. К нему прибавились возгласы моряков и рыбаков, перешедшие в гиканье и свист.

Тритон продолжал пучить глаза в том направлении, рискуя заработать косоглазие. Открыто «стучать» ему не позволяло воспитание, но доложить представителю власти он был обязан. Как ни крути, а гражданский долг надо выполнять. Убегающие крысы произвели на него очень сильное впечатление.

Лева хлопнул богатыря по бронированному плечу. Алеша досадливо стряхнул руку. Он не успел вырезать хвост дельфину, выпрыгивающему из воды. На поверхности стойки оставалось еще много свободного места для художества. Попович с тяжелым вздохом встал и поплелся за Левой, поигрывая кинжалом в руке. Задов пробирался к весельчакам, обходя столы. Он выпятил грудь, обтянутую тельняшкой и для важности надул щеки. На него не обращали внимания, принимая за своего. Лева шел с кружкой в руке, как флагман Черноморского флота. В установившейся тишине доспехи Поповича лязгали особенно громко. Он полностью соответствовал тоталитарному имиджу – краса и гордость Звездной Руси! На богатыря, прущего буром напролом с кинжалом в руке, косились и замолкали, когда он проходил рядом.

Попович задержался у столика, за которым сидели прудовые лобасты и шишиги. Перед ними стояло блюдо со свежими лягушатами. Богатырь лягушатников откровенно недолюбливал. Во время последнего купания в пруду кто-то засунул ему в порты бородавчатую жабу. Визгу было на весь отряд, а смеха – на неделю. Он подозревал, что без участия водяной братии не обошлось. Один из шишиг, глядя исподлобья, спросил богатыря: «Чаво уставился? Иди, куда шел».

Щелк. Щелк. Ой! Щелк. Попович не скупясь отвесил каждому по полновесному щелбану. Каждой сестре по серьге. Никого не обделил. Закончив профилактику будущих пакостей, витязь двинулся дальше. В спину, сквозь кряхтенье и оханье донеслось: «В следующий раз жабой не отделаешься. Защекочем до икоты и на дно уволочем». Алеша сделал зарубку на память: «Купаться только в длинной кольчуге. Пускай коготки пообломают».

Они подошли к самому дальнему столу, за которым сидела захмелевшая компания с красными рожами. При приближении дружинников и за этим столом многоголосица и смех сменились тихим шепотом. Но быстро и шепот затих.

Стол был заставлен тарелками с обглоданными рыбьими костями и кусками осетрины; горками высились пустые раковины мидий и панцири омаров, освобожденные от мяса. Отдельно стояло блюдо с копчеными угрями, дымились ароматным паром миски с супом из акульих плавников.

В компании выделялся ражий белобрысый детина с веснушками на конопатом носу. Из разодранного рукава дорогой красной шелковой рубахи торчал мосластый грязный локоть.

Судя по засохшим пятнам и подтекам на груди, он гулял давно, наглядно демонстрируя народную мудрость «неправильное похмелье ведет к запою». Под глазами запали глубокие черные тени, пшеничная челка прилипла к потному лбу. Рядом сидел моряк с боцманской дудкой на груди. Странник морских дорог положил локти на стол и, опустив голову, дремал, периодически макая вислые усы в кружку с пивом. Не открывая глаз, он время от времени отфыркивал белую пену, как морж в полосе прибоя.

Лева нацелил палец в сторону белобрысого и угрюмо поинтересовался:

– Это ты льва козерогом сделал? Твое счастье, что товарища Троцкого рядом нет! Он бы всем показал козью рожу! Что вы тут делаете в рабочее время? А?

– Гуляем! – с вызовом ответил детинушка и высыпал на стол пригоршню золотых монет.– Всех угощаю! Пущай знают, Емеля умеет культурно отдыхать!

– А-а-а! Попался! – Дружинник со всей силы воткнул кинжал в центр стола. От дрожащего лезвия зазмеилась трещина.– Долго мы по твоему следу шли. С самого утра!

Тоталитаризм набирал обороты со страшной силой, торопя события и вовлекая окружающих в свою орбиту.

Раздалось невнятное бормотание. От удара кинжалом в стол проснулся боцман и захлопал заспанными полуоткрытыми глазами. Он никак не мог понять, где находится.Опираясь руками о стол, моряк старался подняться. Тут его взгляд сфокусировался на все еще вибрирующем лезвии кинжала, а потом на перекошенном от приступа тоталитаризма лице богатыря.

Переход от сна к действиям был стремителен. Боцман засвистел в дудку, выдувая пронзительные трели команды «свистать всех наверх». С криком «Полундра, братишки! Открыть кингстоны! Задраить люки!» он опрокинул стол, заставленный закусками и выпивкой, и рванул к выходу. Все выполнили команду, повинуясь рефлексам, выработанным в долгих плаваниях. У дверей образовалась куча-мала. Таверна стремительно пустела. Только из-за стойки выглядывала зеленая макушка Тритона. Он на ощупь убирал со стойки кружки и бутылки, в слабой надежде минимизировать ущерб.

В зале остались патрульные и застрявший между ними Емеля. Он слабо трепыхался, как древнегреческая галера, зажатая между Сциллой и Харибдой. Попович усадил его одной рукой на бочонок, другой перевернул опрокинутый стол.

– Рассказывай, браконьер, как чудо-щуку ловил! И про главное не забудь: где, чем, когда и с кем? – Задов вытащил из кармана замусоленный блокнот и огрызок химического карандаша. Он всем своим видом изображал официальное лицо и грозно хмурил брови.

Попович сел напротив них и, выдернув кинжал из стола, начал вырезать на столешнице зубастую акулу с высоким плавником.

– Вы из налоговой инспекции? – заискивающе спросил Емеля. Он судорожно сжимал в кулаке красную тряпку. В суматохе ему оторвали рукав рубахи.– Бить будете?

– Хуже! – рявкнул Задов и оторвал ему второй рукав. Получилась майка в спортивно-революционном стиле. Лева во всем любил симметрию.

Алеша, услышав треск рвущейся ткани, отвлекся от резьбы. Богатырь перегнулся через стол и одним движением разорвал на груди Емели рубаху. Майка превратилась в игривую блузу с вырезом до пупа.

– Мы – стилисты! – продолжил Задов.– Щас мы тебя красавчиком делать будем.– Он оборвал фразу и начал игриво наматывать свой роскошный чуб на мизинец.

Алеша подыграл товарищу и послал Емеле воздушный поцелуй. Для верности глумливо подмигнул пару раз.

В Лукоморье о стилистах шла дурная слава. Хуже не придумаешь. После воздушного поцелуя Емеля сразу «раскололся» до самого бочонка, на котором нервно ерзал. Он заканючил, размазывая слезы по щекам:

– Не трогайте меня дяденьки! Я еще к этому не готов… Все расскажу-у-у!

– У-у-у! Чух-чух! – передразнил Задов, одновременно изображая паровоз.– Ту-ту-у-у!

Емеля воспринял эту какофонию, как прелюдию перед глумлением страшных незнакомцев. Он стыдливо запахнул на груди остатки рубахи и частой скороговоркой начал исповедоваться во всем:

– Не ловил я никакую щуку. К Заповедному озеру даже близко не подходил. Нет никакого щучьего веления и моего хотения! Ее вообще поймать никому не под силу. Наврал я с три короба, чтобы налог на азартные игры не платить. А деньги у Ивана-дурака в карты выиграл. Ему на днях очередное полцарство обломилось. Не то он кого-то спас, не то избавил. Я толком не разобрал. Короче, подвиг совершил в тридевятом королевстве. Местный королек его золотом и осыпал. Сначала играли на интерес, потом – по маленькой. Мне сразу масть пошла, а он только ставки повышал, чтобы отыграться. Продулся в пух и прах. Сами, наверное, знаете, как бывает…

– Знаю не понаслышке. Цыган сына бил не за то, что в карты играл, а за то, что отыгрывался.– Леву передернуло от неприятных воспоминаний. Последний раз он пытался отыграться в казино у Кощея этой ночью. Хорошо хоть браунинг смог вернуть.– Во что играли? В очко?

– Ну, что вы? Как могли такое подумать? Мы ж приличные люди! В подкидного.– Емеля отодвинулся с бочонком подальше от Левы, вплотную к стене.

– Получается, никакой щуки нет? – Задов спрятал блокнот в карман. Задание оказалось пустышкой. «Так и доложим командиру, а по дороге в отряд можно будет заскочить в казино „На острие иглы“. Отыграться, ну хоть чуточку…»

– Почему же нет? Еще как есть! – встрепенулся Емеля.– За горячими ключами находится Заповедное озеро. В нем и живет Царь-рыба. Только дураков туда ходить нету! Даже Ивану не под силу.

– Почему озеро Заповедное? – вяло поинтересовался Лева.

– Старики заповедовали туда нос совать. Ни один ходок оттуда еще не возвращался. Всяких тварей богопротивных в тех лесах хватает. Тайга густая – ни пройти, ни проехать. Местные жители из кочующего племени Волков-без-имени рассказывали, как она выглядит.– Емеля ткнул пальцем в очередное художество богатыря, вырезавшего акулу.– Похожа. Только плавник поболе будет. Как парус. А вот тут Медные горы.

Попович немедленно вырезал рядом с акулой несколько горных пиков.

– Тута горячие ключи.– Емеля сдвинул палец немного в сторону.

Алеша несколькими точными штрихами лезвия нанес на дерево бьющие из-под земли фонтаны.

– Ключи, а не гейзеры! Здесь – лес и болота.

Вокруг изображения морской хищницы появились новые картинки. Особенно Поповичу удались три дуба, обозначающие лес.

– Подходы к озеру стерегут хранители: трое братьев. Не люди и не звери, чудь непонятная. Про них геологи рассказывали. Они на вертолете к озеру прилетели. И так же быстро улетели. Те твари им машину из обрезов раскурочили. Пришлось на вынужденную посадку садиться в тайге. На их счастье, пилотам попалась поляна, где древний курган с каменной бабой наверху. Рядом с курганом племя стойбищем стоит. Курган – святилище. Геологи им про трех незнакомцев вредителей и Царь-рыбу рассказали. Так байка дальше пошла.

Алеша тщательно вырезал рассказ на столе. Не забыл он изобразить и курган с каменной бабой. У него она получилась как живая, притягивала взгляд, вызывая душевный трепет и неясное томление. У Задова глаза подернулись поволокой. В голове зашевелилась мысль: «Давно я к Василисе не захаживал. Надо навестить, а то обидится».

Деревянная карта получилась просто замечательная. Можно прямо сейчас – в раму и на стену повесить. Только кому она нужна в кабаке? Осталось определиться со сторонами света: где север, а где юг. С этой задачкой пусть начальство голову ломает или те, кого в командировку отправят. А так любой топограф обзавидуется. У них на картах – убогие значочки и закорючки непонятные. А здесь настоящее произведение народного богатырского промысла. Любой столяр-краснодеревщик от зависти лопнет.

– Щука – это что! Мы ее не видели, только слухи про нее идут. А в нашей речке завелся крокодил! Да-да, весь такой из себя зеленый-презеленый! – Емеля разволновался, боясь, что ему не поверят.– Наша речка из Заповедного озера вытекает. Слухи о таинственной зверюге давно ходили, но в нашей деревеньке мы слухам не верим. Прошлой осенью мой кум купался в речке около колхозного утятника, колхоз «Виктория», слыхали, может? Кум услышал, как утки зашумели, да и поплыл назад. Недалеко от берега кто-то схватил кума за ногу и потащил вниз. Чудом ему удалось вырваться, а нога оказалась у него прокушенной до кости. И были на ней отпечатки зубов, вроде собачьих, только гораздо больше. Мой крестник играл на берегу с собакой, кидал ей палку в воду и смотрел, как псина тащит ее на берег. Был там и мой кум. Вместе с крестником они видели, как из воды появилось зеленое бревно с зубами, схватило собаку и утянуло на дно. А потом на поверхности реки кровь показалась. Нашего барбоса мы больше не видели. Работницы утятника, которым мы об этом рассказали, сказывают, что у них часто пропадают утки. А потом на воде – следы крови да перья утиные. Иногда птицы начинают вроде бы беспричинно крякать и выскакивать на берег, словно в воде за ними кто-то гонится. Соседский мальчик Дима Мамонтовский, нырнув в речку, увидел под водой такое, что чуть не утонул от страха, а потом начал заикаться. Нашим рассказам о крокодиле никто в деревне не поверил, а зря: вскоре тварь утащила на дно еще двух собак и одного инвалида. Наверное, сильно отожрался крокодил на колхозных утках-то. Что дальше было, не знаю. Я подался в город на заработки.– Емеля громко шмыгнул носом. Плакать он перестал и теперь выжидательно смотрел на Задова.

– Ты с кумом хоть закусывал? Знаю я эти посиделки на пленэре. Водка рекой течет, свежий воздух голову кружит,– вяло уточнил Задов. Командир про крокодила ничего не говорил. Этот представитель местной фауны Леву мало волновал.

– Огурчик малосольный был,– повинился Емеля.– Правда, один, но большой и в пупырышках.

– Ничего больше не хочешь сказать в свое оправдание? – Задов окончательно утратил интерес к лжерыбаку и спрашивал скорее для проформы. Сейчас его терзал другой вопрос: какой дорогой возвращаться в отряд? Мимо казино или через дом Василисы? Победила великая сила искусства, и Лева мысленно проложил маршрут через терем премудрой красавицы.

– Все, все рассказал! Ничего не забыл! Как на духу! – Емеля проникновенно прижимал руки к груди.

– Запомни на будущее: врать нехорошо,– расщедрился на совет Лева.– Но если надо, то можно. Алеша, двинули! Карту не забудь.

Богатырь убрал кинжал за голенище сапога и ухватился руками за столешницу. Один рывок – и деревянная карта перекочевала витязю под мышку. Патрульные двинулись на выход, пинками раскидывая стулья-бочонки.

Тритон громко пробулькал из-за стойки:

– У осетров тоже есть свой «царь». Его жилище убрано самоцветами и жемчугом и находится в глубоком омуте на самом дне реки. Там он живет со своей женой-русалкой. В ясные лунные ночи она выходит на берег, садится на камень и чешет золотым гребнем свои зеленые, как тина, волосы. Царь-осетр плещется возле нее и трется о ее белую ногу. Если кто-нибудь увидит ночью эту картину, то ни одного осетра ему больше не поймать.

– Осетры, говоришь. Ха! Самоцветы-жемчуга! Эт-то хорошо,– Задов забрал со стойки глиняную кружку с нарисованной сиреной.– Сувенир на память.

Тритон так и не соизволил вылезти из-за стойки и проводить дорогих гостей. Попович набычился: богатырь трепетно относился к таким мелочам. В двери он вышел первым, выставив перед собой широкую столешницу и своротив с петель обе створки. По ним они сошли на улицу, как по сходням. Этим Алеша лишний раз подтвердил прописную истину: если ты герой, то тебе все дозволено.

Приятели отправились в обратный путь. По просьбе Левы они сделали небольшой крюк. Пройдя мимо фруктовых садов, отрядники остановились у симпатичного теремка, спрятавшегося за красным забором в глубине небольшого дворика. Здесь жила Василиса Премудрая, привыкшая ходить по осколкам разбитых сердец. А ведь это были сердца настоящих героев…

Алеша остался у калитки, а Задов прямиком двинулся через двор по дорожке, обсаженной по обе стороны яркими цветами. Поднявшись на крыльцо, он постучал в дверь. За дверью послышались шаги, и заспанный женский голос спросил:

– Кто там?

– Открой, Василисушка! Это я, Левушка, по делу важному, неотложному! – почти пропел Задов, пританцовывая на месте от нетерпения.

– У меня сегодня нет приема. Приходи завтра,– ответила из-за двери красавица.– А сейчас, Задов, иди, куда шел, со своим важным делом! Кто мне семечку под перину подложил? До утра промаялась, глаз сомкнуть не смогла. Шутник! Скатертью дорожка! – Теперь из-за двери донеслось шлепанье босых ступней по половицам, затихшее в глубине терема.

Задов вышел со двора на улицу. Попович ничего не стал спрашивать, глянув на понурившегося товарища. Без слов было ясно: полный облом. Лева сам внес ясность в ситуацию:

– Меня, Алеша терзают сомнения, это… типа… скатертью… Надо побыстрее доложить о выполнении задания! Некогда рассусоливать!

Богатырь понимающе хмыкнул, но смолчал. Он поудобнее перехватил рукой столешницу. Действительно, пора было возвращаться. Приятели запылили по дороге в обратный путь.

– На Заповедное озеро отправим спецгруппу. Задача – найти чудо-рыбу.– Командир отряда ткнул указкой в столешницу, прислоненную к стене. В самом центре деревянной карты весело раскрывала пасть с несколькими рядами зубов матерая тигровая акула. У сидевших на экстренном совещании в штабной палате, расписанной суровыми ликами ветеранов отряда а-ля-Палех, по спинам пробежали холодок. Природа в исполнении богатыря была слишком реалистична. В Поповиче пропадал талантливый дереворез (не путать с головорезом).

– Необходимо предотвратить поимку щуки вражеской поисковой экспедицией. Надо их опередить, перехватить и вломить. Вламывать будем от души.– Владимиров сжал руку в кулак и внимательно осмотрел со всех сторон. Сбитые костяшки пальцев после последней командировки успели зажить, но все еще ныли. Командир взял со стола стопку фотографий и передал дежурному, который раздал снимки членам отряда.– Есть определенные нюансы. Я сейчас введу вас в курс предстоящей операции.

Глянцевые снимки оказались аэрофотосъемкой. На отснятой пленке было хорошо видно, как неизвестное существо пересекает Заповедное озеро. Эксперты единодушно утверждали, что это животное. Принимая в расчет чисто технические соображения, специалисты отметили следующее: в результате движения объекта съемки на поверхности озера возникала волна, но без пузырьков, пены или барашков. Моторные суда такого же размера и выполнявшие те же самые маневры оставляют за собой подобную волну, но со множеством видимой пены.

Вспомнили любопытный случай. После Гражданской войны, один из местных жителей, Витька Гагара, занимался сбором кедровых орехов. Заплутав, он вышел к озеру. С берега Витька заметил громадную рыбину, всплывшую из воды. «Она была метров двадцать в длину,– рассказывал промысловик в сельсовете.– Темно-зеленого цвета, с конусообразным телом. У нее был огромный спинной плавник, а глаза сверкали, как серебряные доллары». Очень скоро его забрали крепкие парни в кожаных тужурках, подпоясанных портупеями. Чекисты забрали гражданина Гагару для выяснения, откуда простой таежник мог знать, как выглядят доллары. Витька, проживший всю жизнь в лесу, оказался американским шпионом. Больше о нем не было ни слуху ни духу. Наверное, обменяли на нашего разведчика-нелегала.

– Филиппов, что вы строчите? – ядовито поинтересовался командир.

Пока все внимательно разглядывали фотографии, Петруха что-то старательно записывал в школьной тетради, положив ее на коленку. Иногда он мечтательно смотрел в потолок. Среди коллектива сосредоточенных сослуживцев Филиппов выглядел инородным телом, как березка в дубовой роще. Вопрос застал красноармейца врасплох. Петруха вскочил по стойке «смирно» и, одергивая гимнастерку, смущенно доложил:

– Стихи пишу.

– Наверное, про любовь? – Командир уже не спрашивал, а почти шипел.

– Нет, про конников,– еле слышно пролепетал начинающий поэт.

На помощь пунцовому от стыда юноше поспешил на выручку Дуров. Он всегда старался сглаживать неловкие ситуации:

– Я тоже балуюсь пером, правда, только на досуге. Замечательная книжечка, доложу вам, получается!

– О чем, если не секрет? – На командира было страшно смотреть. Казалось, Владимирова вот-вот хватит удар.

– Пока только название придумал: «Мой отряд и другие животные»,– гордо ответил дрессировщик.– Поверьте, это немало. Хорошее название – половина дела.

– Лучше пиши былины. Там конников завались,– посоветовал Муромец. Стишата – баловство.

– Не скажите! – вскинулся штабс-капитан Нестеров.– Это не каждому дано. Скажу больше: это дар свыше!

– И ты туда же! – оживился Хохел. Начальник склада недолюбливал авиатора и не мог упустить случая подковырнуть его.– С Петрухой все понятно. Кто не строчит в восемнадцать лет? Но ты уже давно вышел из его возраста!

– Конечно-о-о! У вас на уме одна тушенка.

– Поглядите на него, люди добрые! – завелся Щирый.– Да шо вы без моей тушеночки делать будете? Ноги с голоду протянете!

Совещание стремительно превращалось в свару. Про щуку успели забыть.

– Тихо! – гаркнул командир – Стоять! Бояться!

Личный состав, с грохотом отодвигая стулья, застыл навытяжку. Лишь Задов нагнулся, делая вид, что завязывает шнурки на сапогах.

– Вольно! Садись!

Все сели. Только Лева с грохотом упал на пол. Пока он возился с обувью, Добрыня носком сапога тихонько отодвинул его стул назад. Задов оглянулся. Три богатыря одновременно показали ему кулаки с оттопыренными вверх большими пальцами. Лева покривился, но смолчал, не рискуя сыграть в богатырскую «угадайку». Пододвинув к себе стул и придерживая его обеими руками, Лева осторожно сел, выказывая спиной презрение к вульгарным шуткам.

– О службе думать надо! – Командир обвел тяжелым взглядом сидящих перед ним сотрудников.

Он не переставал удивляться разношерстности личного состава. Кадровая политика Главка оставалась тайной за семью печатями. Владимиров с тоской смотрел перед собой. Кем приходится командовать?! Любое серьезное дело превращают в балаган. Вздохнув, он подумал, что подчиненные всегда найдут дюжину веских причин, почему нельзя добиться никаких результатов, а тебе обычно надо привести дюжину столь же неопровержимых аргументов, из которых следует, что победа неизбежна. Хорошо еще, что у служивых гораздо больше храбрости, чем ума, а то так можно любое задание провалить. Всё! Его беспредельное терпение иссякло!

Владимиров пространно объяснил, что у слова «чудовище» есть два вполне конкретных значения. Первое намекает на престрашный облик, второе – на преогромную величину. Дуров не удержался, уточнив, что есть третье значение, определяющее уже не само чудовище, но свойственные ему поступки. С этими словами он выразительно посмотрел на Задова. Старый дрессировщик никак не мог простить Леве его чудовищную выходку. На Старый Новый год тот напился до поросячьего визга и выпустил из вольера стадо морских свинок. Поймать удалось далеко не всех. Несколько неуловимых особей на воле одичали и периодически совершали набеги на огороды селян. Те завалили жалобами командира, который потом безжалостно упрекал Дурова за небрежное обращение с прожорливыми грызунами.

Староста деревни, из которой родом был Емеля, признался, что про щуку и крокодила не стал докладывать начальству в район. «Наши жители очень религиозные, тихие люди, и они не желают, чтобы их обвинили в пьянстве»,– говорил он в свое оправдание.

Тот факт, что большая часть необъяснимых событий происходила прямо у начальства под носом, лишил дознавателей дара речи. Старосту больше не стали допрашивать. А зря! Он мог много чего рассказать о чудесах и диковинках родного края.

Земли вокруг озера принадлежат трем братьям, личностям загадочным и неадекватным. С ними никто связываться не хотел, и в те края предпочитали не ходить.

Местный пастух утверждал, что неизвестных науке зеленых существ видел неоднократно: они постоянно его преследовали, угрожали, пакостили и пинали острыми копытцами. На днях украли из клозета рулон туалетной бумаги. На вопрос, где он ее взял в таежной деревушке, пастух промычал что-то невразумительное.

В Главке нашлось много информации о чудовищах, живущих именно в озерах. Стоит отметить, что факт их существования в одних реальностях подтвержден документально, а в других – предмет мифологии и смелых гипотез. Дыма без огня не бывает, если это только не дымовая шашка. В латышских озерах живут то ли змеи, то ли драконы кукисы. Англичане опасаются грампов, которые время от времени шумно плещутся в теплой воде у берега и похожи на длинных и блестящих тупорылых дельфинов. Очень красивы французские тараски, те, что время от времени употребляют в пищу рыбаков. Мерзким и склочным характером славится китайский ю-лун: он рвет сети и ворует из них рыбу. Этот полузверь-полурыба похож на дракона с маленькой красной головой на длинной изогнутой шее. Говорящие рыбы, исполняющие любые желания, ни в одной реальности не зафиксированы. Там, куда планировалось отправить спецгруппу, чудовища встречались только как сказочные персонажи. Но вот что интересно: почти во всех историях речь идет об озерах, имеющих древнее ледниковое или метеоритное происхождение. При этом величина зеркала водоема значения не имела, роль играла исключительно глубина. Косвенным подтверждением того, что Заповедное озеро образовалось благодаря падению метеорита, может служить форма водоема – правильный круг, а также большая глубина и наличие камней в окрестностях. Кстати, о камнях. На одной из фотографий был виден довольно четкий и глубокий рисунок на скале, изображающий падающую звезду. Отрядный священник Шаманов заявил, что на снимках отчетливо виден полосатый энергетический столб, невидимый обычным зрением. Такие видения называют тонким планом, четвертым измерением. Только видящие, просветленные люди допущены к его созерцанию. Судя по общему смеху в штабной палатке, просветленным был один. Латын надулся и замолчал, демонстративно скрестив руки на груди. Командир предложил вниманию собравшихся точку зрения аналитиков из Главка о происхождении волшебной щуки.

Во-первых, чудо-щука могла появляться через «аномальное окно». Возможно, образовалась хроноаномалия, или червоточина, пространства. Быть может, разумная щука на самом деле живет в далеком прошлом или в будущем, а к нам перемещается через пространственно-временную воронку-дыру. Отсюда легко объяснить ее таинственную неуловимость: сегодня она здесь, в озере, а завтра – там, «вчера»… Однако по этой же причине практически невозможно проверить эту гипотезу.

Во-вторых, щука могла быть плодом фальсификаций с целью создания в деревне Верхние Сопелки разветвленной туристической инфраструктуры. Всего за год туристический бизнес смог бы принести фантастический доход, превратив жителей деревни в миллионеров, а хитроумного старосту – в олигарха. Емеля по этой версии – простой агент влияния.

В-третьих, была версия, что щука – выжившая благодаря спонтанному долголетию кистеперая рыба. Как она научилась избегать смерти – это как раз и предстояло у нее узнать. Для этого было нужно, считали аналитики, изловить монстра живьем. Как? Это дело оперативных сотрудников.

Стало понятно, что яйцеголовые из Главка выдохлись и несли первое, что пришло им на ум.

В-четвертых, щука могла быть посланцем пришельцев. Во время аэрофотосъемки рядом с самолетом кружил НЛО в форме «утюга». Нам, людям, трудно представить себе рыбу в роли пилота звездолета… Впрочем, соседство щуки и НЛО могло оказаться вообще случайным.

В-пятых, волшебная рыба могла быть побочным продуктом эксперимента неизвестных Внешних Сил…

И, в-шестых, последняя и, возможно, единственная версия, позволяющая объяснить феномен волшебной щуки. Чудовище в озере – мираж, проекция давно вымершего животного. Действительно, в небе время от времени наблюдают видения давно прошедших событий, в основном – кровопролитные сражения. Изображение устойчивое, с хорошим объемным звуком.

На этой версии начальство истощило полет своей фантазии и в простой, незамысловатой форме приказывало разобраться на месте.

Информацию Емели о крокодиле специалисты тоже не пропустили мимо ушей и восприняли всерьез. В тридцатом томе Полного собрания русских летописей нашли удивительную запись от 1582 года: «В лето изыдоша коркодили лютии звери из реки и путь затвориша, людей многих поядоша, и ужасашася людие, и молиша Бога по всей земли, и паки спряташася, а иных избиша. Того же году преставился царевич Иван, в Слободе, декабря в 14 день». Что это за «коркодили» вышли из реки и напали на людей? Дело происходило недалеко от тех мест, куда намечается командировка. Может, летописец преувеличил происшествие для красного словца? Но вот еще одна запись того времени, выуженная из архива. Она сделана агентом Английской торговой компании Джеромом Гарсеем Джеромовичем. В 1589 году он в очередной раз ехал в Россию и стал свидетелем невероятного: «Я вечером переехал через реку, где на берегу лежал ядовитый мертвый крокодил, которому мои люди разорвали брюхо копьями. При этом распространилось такое зловоние, что я был им отравлен и пролежал неделю больной в ближайшей деревне, где встретил такое сочувствие и христианскую помощь, какую нечасто встретишь и в цивилизованных странах».

Нечто напоминающее крокодилов нашли и в воспоминаниях посла Папы Римского в России Сигизмунда Герберштейна, приезжавшего в те края в 1526 году нести свет католической веры. Вот запись из его дневника: «Эта область изобилует лесами и болотами, в которых можно наблюдать страшные явления. Именно там и поныне много идолопоклонников, которые кормят у себя дома змей с четырьмя короткими ногами, наподобие ящериц, с черно-зеленым жирным телом… с благоговейным страхом поклоняются им, выползающим из воды к поставленной пище». Дневник, рясу и остальные вещи папского посланника нашли на берегу. Видимо, Сигизмунд решил искупаться. В воду вошел, а на берег не вышел. Что с ним приключилось, так и осталось невыясненным…

Итак, три независимых исторических источника повествуют об очень похожих феноменах. Хоть они и не вписываются в привычную картину таежного края, отмахиваться от них не стоит. Уже не раз убеждались, что информация не возникает на пустом месте. Нет ничего удивительного в возможном существовании отечественных «крокодилов» на Земле-347. Холода им не страшны – как и все гады, они скорее всего впадают в зимнюю спячку. Зато главные условия для жизни: защищенный ареал обитания, наличие пищи и отсутствие естественных врагов – налицо. А раз так, то в один прекрасный день ящеры могут размножиться и выползут на свет божий: «…изыдоша коркодили лютии звери из реки…» Крокодилов живьем брать не предлагали.

От геологов ничего путного узнать не удалось. Приземлялись они совсем в другом месте, у другого озера, за пару сотен километров от Заповедного. Начальник геологической партии лежал в больнице. Он увидел в воде необычное существо и начал кидать в него булыжниками. Монстр выскочил на берег, догнал бедолагу и сломал ему челюсть. Не надо бросать тяжелые предметы в водолазов, они этого не любят.

Командиру группы должны были выдать карту, где отмечены особенно опасные места, которые следует обходить стороной. Это Медвежья гряда недалеко от Медных гор – там ежедневно летают шаровые молнии по одним и тем же маршрутам. На северо-востоке от гор находится «проклятое место», куда местные мужики боятся ходить и о котором предпочитают даже не говорить. Рядом с деревней Верхние Сопелки находятся болото и прилегающий к нему лес. Местные прозвали его «наш треугольник». Здесь без вести пропадают туристы. Призраки пропавших иногда появляются на окраине деревни, где покупают в продуктовой лавке водку. Потом из леса слышны крики, вопли и другие звуки… Почему у деревни такое название? Вы не поверите, но рядом есть деревня Нижние Сопелки. Чем они в ней сопят, вслух говорить не принято. Среди болот затерялось «чертово кладбище» – поляна, покрытая выгоревшей травой и обугленными костями животных. Видимо, испарения из-под земли убивают все живое. В центре находится конструкция непонятного происхождения – идеально гладкая каменная сфера. К этим местам, закрашенным на карте серым цветом, приближаться запрещено.

– Верхним чутьем чую: никакой волшебной щуки там нет и быть не может,– пробормотал Задов. Ему не терпелось найти применение деньгам, «заработанным» в «Копченом голландце».– Только зря карусель гонять будем. Зуб даю!

– Когда судьба столкнет тебя нос к носу с чудищем, не вздумай говорить ему, что его нет.– Латын громко щелкнул пальцами.

– Задов, хватит зубоскалить! – раздраженно сказал командир.

– Да я сама серьезность! Даже когда смотрюсь утром в зеркало, никогда не улыбаюсь.– Лева за словом в карман не лез. Он умел одновременно отвечать за все и ни за что.

– Вы куда-то спешите? – Было плохим признаком, когда командир обращался к Задову на вы.

– Вообще-то да,– насторожился Лева.– Есть планы на вечер.

– Уже нет! В вашей полосе серых будней наметился просвет.

В прошлый раз, определяя состав группы, командир поинтересовался, «если ли добровольцы». В памяти сразу всплыла шумная свара, возникшая на совещании. Принцип единоначалия никто не отменял. Пора припасть к истокам.

– Старшим пойдет Кузнецов.– Владимиров протянул Николаю карту с серыми отметками «гиблых» мест.– Вместе с ним Задов, Ермак и Филиппов. На сборы два часа. Экипировку, снаряжение, боеприпасы и все необходимое получить на складе у товарища Хохела. Все свободны.

Первым из штабной палаты выскочил Задов. Из коридора донеслось: «Злой мир! Чужой я в этой реальности!» За обозленным одесситом, перекидываясь шуточками о том, сожрет ли неведомое чудовище всех или кто-то вернется, потянулись остальные.

Командир проводил взглядом мелькнувшую в дверях спину в тельняшке и с грустью подумал: «Не умеем мы к войне готовиться: сапоги не начищены, рожа небритая. Ей-богу, перед врагом неудобно».

У карусели в полном составе стояла спецгруппа во главе с Кузнецовым. Все убывающие были в сборе. Опоздать на запуск карусели себе дороже. Командир за такой проступок три шкуры сдерет. Кузнецов курил папиросу. Ермак правил оселком хромированную алебарду. Филиппов переминался с ноги на ногу. Лева хлопнул его по плечу и весело сказал:

– Не дрейфь, стажер! Мы с тобой парни ураган!

– Да я и не дрей… не дрейфую. Не дрейфю, товарищ Задов.

– Зови меня Лева Лютый! – Одессит гордо расправил плечи и подкрутил чуб, спадающий на лоб.

Кузнецов хмыкнул, но ничего не сказал. А вот Владимиров, незаметно подошедший сзади, громыхнул:

– Скромнее надо быть в присутствии командира! По возвращении из командировки подстричься. На строевом смотре лично проверю. Вот еще что… – Владимиров замолчал. Мысль вылетела из головы.

– О чем бы ни шла речь, я тут ни при чем,– по привычке начал заранее оправдываться Лева. На складе, получая экипировку, он втихаря прихватил пару «бесхозных» гранат. Больше в карманы не влезло.

– Карусель вас заберет после выполнения задания. Вызовете по связь-блюдцу. Надо пароль позаковыристее придумать,– наморщил лоб Дмитрий Евгеньевич.

– Здесь продается славянский шкаф? – равнодушно предложил Кузнецов.

– Про шкаф в прошлый раз было,– отмахнулся командир отряда.– В этот раз спросите про комод ручной работы. По местам! – скомандовал Владимиров.

Спецгруппа влезла на карусель и разбрелась по круглому помосту, занимая места. Последним поднялся Задов, громко буркнув:

– Кома-а-ндир! На лбу написано: восьмилетка и ускоренные курсы младших командиров.

Владимиров сделал широкий шаг к не в меру болтливому подчиненному. Он уже протянул руку, но тут карусель, скрипнув, начала вращаться, стремительно набирая скорость. Над плечом зазвучала музыка. Мужской баритон с иронией многозначительно пропел: «А рыбы подлые, как лошади, смеялись, что наши ведра к вечеру пусты». Вместо карусели закружился свистящий вихрь в смазанных цветных пятнах фигурок. Напором ветра с Владимирова сорвало фуражку, и он бросился ее ловить.

…Первые тридцать километров от места высадки с карусели прошли легко. По пути искали ориентиры, обозначенные на карте. Несколько раз сворачивали не туда: просека, сосновая роща,– вроде все совпадает, а все равно попадали не туда. Вернулись на полянку с примятой травой в форме правильного круга от карусели и снова искали дорогу к Верхним Сопелкам. Несколько раз Петруха взбирался на высоченные кедры, смотрел в бинокль, мечтая увидеть деревню или, если повезет, озеро.

Кузнецов начал сначала тихо, а потом громко материться, поминая родителей и всех родственников военных топографов – творцов карты. Заночевать пришлось в тайге. Палатку установили под раскидистой пихтой.

Наступила ночь. Темнота укутала лес. В палатке разведчики улеглись вповалку. На разговоры сил не осталось, заснули почти мгновенно. С дерева несколько раз явственно раздался чей-то громкий нечеловеческий смех. Петька перебудил всех, вылезая наружу.

Осмотр местности не дал ничего. Вылетевший из палатки котелок попал Петьке по лбу… Стажер успокоился только после того, как ему объяснили, что вся суматоха из-за филина, ночного пересмешника. А он, Филиппов,– самый натуральный дятел.

…Забрезжил мутный рассвет. Утро было теплое и сырое. В такую погоду весь мир кажется огромной отсыревшей тряпкой. Остатки тумана ползли по лесу, на глазах истончаясь под робкими лучами солнца.

Разведчики свернули палатку и на скорую руку перекусили остатками бутербродов. После завтрака наконец-то увидели, а точнее сказать, услышали речку, обозначенную на карте. Совсем близко, за кустами, рядом с которыми они обустроили лагерь, громко журчала вода, шумя на перекатах.

…Вот и найден спуск к воде с крутого берега. Резиновая лодка накачана. В путь!

Плыли медленно – речка хоть и широкая, но мелкая. В этой реальности стояло жаркое лето, и река сильно пересохла и обмелела. По небу медленно ползли редкие лохматые облака. Берега были еще затянуты утренней туманной кисеей, исчезающей на глазах. Течение было медленное, вода текла тихо и размеренно. Мимо берега лениво проплывали потемневшие от воды коряги, крупная щепа и комки спутанных водорослей. Иногда волна, всплескивая, ударялась в резиновый борт. Пару раз мелькнули и пропали протоки, укрытые ветвями плакучих ив, склонившихся над водой. Кончики ветвей робко касались поверхности реки. Несколько раз налетали резкие порывы ветра, старавшегося сорвать фуражку с головы Кузнецова. Николай только потуже натянул на макушку головной убор, взявшись пальцами за козырек. Ветер через минуту налетел с новой силой и, убедившись, что ему не завладеть новой игрушкой, больше не беспокоил. Справа мимо лодки проплыл островок, открывая желтую песчаную отмель, тянувшуюся вдоль берега. Волны лениво наползали на нее, оставляя после себя небольшие клочья пены и мелкий мусор. У зарослей камыша разведчиков атаковали полчища гнуса. Воздушные эскадры комаров на мгновение зависали над лодкой, выбирая себе жертву, и пикировали на людей волна за волной. Кровопийцы отстали только тогда, когда зеленая стена камышей осталась далеко за кормой.

Постепенно речка становилась более узкой, извилистой. За очередным поворотом реки Кузнецову почудилось, что завтра уже не надо будет нигде пробираться, выполняя очередное задание командования. Ему вдруг стало жаль офицерской жизни перекати-поля. Всю свою службу Николай верил, что наступит заветный завтрашний день, в котором его будет ждать что-то очень хорошее. Вера в этот день провела Кузнецова через белорусские болота, окружения в украинских лесах и бесконечные рейды по вражеским тылам. Он мог бы еще долгие годы брести, голодный и оборванный, почти без боеприпасов, с одним штык-ножом, веря, что когда-нибудь оно наступит, это «завтра»… Но оно никак не наступало.

Если верить карте, до Заповедного озера было полтора часа хода. Уже через полчаса плавания впереди показалась плотина бобров. Пришлось обходить. Десантники насилу перетащили лодку по берегу. Продвижение вперед давалось все труднее. Где-то отталкивались от дна веслами, где-то тащили волоком. Развелось бобров! Понастроили!

Серые утки вылетели из прибрежных кустов. Они с громким кряканьем покружились над лодкой и взяли курс на восток, синхронно хлопая крыльями. Петька вскинул автомат и повел стволом вслед за стаей птиц. У него и в мыслях не было стрелять по пернатым, он просто хотел отработать прицеливание и сопровождение летящей воздушной цели. Наткнувшись на внимательный взгляд голубых глаз командира группы, стажер смутился. Быстро опустив ППШ, Петруха сделал вид, что проверяет, не сбита ли мушка прицела; протер ствол рукавом гимнастерки, который тут же залоснился от оружейной смазки. Николай только хмыкнул и снова уткнулся в карту.

Речка извилистая, берега высокие. Нет возможности заглянуть вперед. За каждым поворотом видится разлив озера. Через три часа мытарств энтузиазма поубавилось даже у оптимиста Кузнецова.

– Если верить карте, осталось максимум полтора часа хода, даже с нашей скоростью! – Николай вертел в руках топографический листок, обернутый в целлофан. Он старался сориентировать его по сторонам света при помощи наручного компаса.

– Так мы уже проплыли все три! – сплюнул за борт сидевший на веслах Задов.

– Если плыть до упора, мы все-таки найдем озеро? – робко уточнил Петруха.

– Должны! – Ермак отличался краткостью и доходчивостью речи.

– А может, озеро всего лишь сказка, и нас заслали, чтобы это проверить? – не унимался стажер.– Держитесь, Лютый! Скоро откроется второе дыхание.

– Уже смешно. Ша! Бензин кончился.– Лева поднял весла над водой, намекая на то, что его пора сменить.

Ответить ему не успели, да и сменить тоже. Резиновая лодка, надутая до волейбольного звона, налетела на острый сук топляка. Она стравливала воздух через пробитый борт, шипя, как рассерженная гадюка.

– Ну, в добрый час,– выплюнул воду изо рта Кузнецов и двинулся в сторону ближайшего берега. Фуражка держалась на его голове, как приклеенная.

Разведчики, держа вещмешки над головами, выбрались за ним на песчаный береговой откос. Теперь никто не огорчался, что речка обмелела. Резиновую лодку бросили в воде. Подкачивать ее не было смысла, ремонтировать – нечем. Кроме того, все помнили, что именно в этой речке может обитать крокодил.

На берегу выжали одежду и развесили сушиться на ветках деревьев. Гранаты Лева положил рядом – так, на всякий случай. Десантники разлеглись на бережку, подставляя белые тела ласковому солнышку. Никто не возражал против незапланированного привала.

Не принимал солнечные ванны один Петруха. Он с ног до головы обмазался голубой глиной. Грязниться стажер стал после того, как Задов глубокомысленно изрек, рассматривая вымазанные сапоги: «Грязью исцеляют заболевания суставов, нервной системы, болезни кожи и многие другие недуги. Свиньи не дураки, а умнейшие животные». Правда, сам мазаться не стал. На шутку в стиле «я из Одессы, здрасьте» купился только стажер.

Филиппов, пока возился в глине, нашел челюсть животного с клыками. Кость была устрашающих размеров. Если ее поставить вертикально, то под ней мог свободно проехать всадник на лошади. Разведчики в гробовом молчании разглядывали находку. Задов не удержался и ударился в воспоминания:

– Помню, купались мы в детстве на Марьином лимане. Там еще мой дед резвился в молодости. Вода в нем грязная, почти черная. Место гиблое, сколько там народа потонуло. Мне дедушка говорил: «Там водяной живет. Под вечер выползает он оттуда и загулявшие парочки утаскивает. Поутру начнут искать людей – нет их, только трава помятая, бутылки, окурки, банки, бумажки»… Некоторые говорили – вранье это, а я вот верил, что водяной там живет. Родители наказывали: «Не гуляй, Лютый, у Марьиного лимана, а тем более не купайся, а то затянет тебя нечисть под воду»… – Задов замолчал, приглядываясь к здоровенному бревну, лежащему в воде у противоположного берега. Он приложил ладонь козырьком над глазами, чтобы солнце не слепило.– Слышь, Петя! Ты бы ополоснулся в речке. Глина засохнет, потом не отдерешь. А водичка – парное молочко.

Кузнецов пристально посмотрел на Задова. Разведчики не сразу отогрелись на берегу после вынужденного купания, и Лева определенно что-то затевал. Предприимчивый одессит ничего не делал просто так.

Петруха послушно зашел по пояс в воду и начал смывать глиняную корку с тела. Бревно медленно развернулось и теперь дрейфовало в сторону стажера.

– Бог ты мой! Гляньте! – заголосил Ермак и бросился за алебардой.

Бревно стремительно набирало скорость и приближалось к любителю грязевых ванн. По обе стороны от зеленой торпеды вскипели буруны. Расстояние между хищником и его обедом сокращалось.

– На берег! Быстро! – закричал Кузнецов, хватаясь за бок. Вот досада! Вместо привычной кобуры пистолета пальцы нащупали резинку от трусов.

– Ась? Чего? Не слышу, говорите громче! – Филиппов повернулся к товарищам.

Одну руку он приставил к уху, чтобы лучше слышать. Мизинцем другой он выковыривал глину из уха. Услышав от Левы про целебные свойства грязи, он решил заодно улучшить свой слух. Настоящий разведчик должен хорошо слышать.

За его спиной крокодил уже начал раскрывать широкую пасть, полную клиновидных зубов. Задов впал в ступор и только моргал, глядя из-под ладони. События развивались гораздо быстрее, чем он предполагал.

Кузнецов прикинул расстояние до оружия. До кобуры с пистолетом он не успевал добежать. Николай схватил с берега гранату и выдернул кольцо чеки. Ребристый стальной шар полетел в крокодила.

У обычного человека скорее всего ничего бы не получилось, а Николай на фронте играючи забрасывал гранату в амбразуру дота, размером не больше форточки. Пасть крокодила больше напоминала распахнутое настежь окно. Лимонка точно угодила в зубастый рот. Крокодил захлопнул челюсти.

Бу-у-ум!.. Над рекой гулко пронеслось эхо взрыва. Из камышей взлетели перепуганные утки. Зеленую тварь разнесло в клочья. Останки речного монстра с бульканьем погрузились в воду.

Взрывной волной Петруху, чистого и отмытого, выбросило на берег, под ноги к Кузнецову. Он очумело стоял на четвереньках и по-собачьи тряс головой, вытряхивая из ушей воду и остатки глины.

– Николай Иванович, что вы сказали? Ничего не слышу! – взывал стажер к ступням командира группы. Теперь, после легкой контузии, он действительно слегка оглох.

– Одевайся! – Кузнецов сложил ладони в рупор и проорал еще раз в стриженый затылок.– Оде-вай-ся!

– Ты что наделал! Надо было подождать, пока на берег вылезет,– пришел в себя Лева.– Из него можно было сделать два роскошных чемодана! Я, промежду прочим, в отпуск собирался!

Прибежал Ермак с алебардой в руках. Он хмуро спросил:

– Задов! Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

– Я знаю, что такое любовь,– набычился Лева.– У меня аллергия на мед. От него сердце колотится как бешеное.

Кузнецов молча поднял с песка зеленый лоскут кожи.

– На, держи! Портмоне себе сделаешь! – в голосе слышалась неприкрытая издевка.

Все пошли одеваться. Загорать на берегу расхотелось. Пора было отправляться дальше. Время не ждет.

– Э-эх! Понимал бы чего! – Лева размахнулся и забросил кусок кожи с остатками мяса на середину реки. Шкуру крокодила сильно посекло осколками. Из этого лоскута кожи не то что портмоне – обложку для записной книжки не сшить.

К небу тянулись огромными ветвями редкие кедры на песчаном берегу. Вдали стоял темной стеной густой еловый бор.

Все оделись и теперь прилаживали на плечи лямки вещмешков. Кузнецов повертел в руках карту и произнес: «Напрямик через лес до озера рукой подать. Правда, иногда путь в обход короче». Он первым начал взбиратьсяна пологий берег. Вслед за ним цепочкой двинулись остальные. На ходу спугнули в прибрежной траве какую-то большую птицу. Она вспорхнула и, шумно хлопая крыльями, влетела в лес, задевая густые ветви и сбивая шишки.

– Тетерев,– авторитетно заявил Петька.

– Дятел! – донеслось сзади. Колонну замыкал хмурый Задов. Он никак не мог смириться с потерей чемоданов.

Разведчики вошли в чащобу. В тайге стояла влажная духота, пропитанная лесной прелью. Переход из яркого солнечного дня в сумерки был резок, как щелчок невидимым выключателем. Переплетенные ветви деревьев пропускали мало света. Под лесным пологом царил полумрак. Деревья росли близко друг к другу. Из буйной поросли папоротников и колючих кустарников вздымались острые сучья бурелома.

Петруха перевесил автомат с плеча на шею. Так он чувствовал себя намного увереннее. Стажеру за каждым кустом мерещился крокодил, а за некоторыми деревьями – по два. Он шел след в след за Кузнецовым. Командир группы настороженно прислушался. В лесу стояла необычайная тишина. До этого десантников на всем пути сопровождал густой шум тайги: голоса птиц, мелких зверюшек, шорохи веток, гул ветра. Сейчас не было ни звука. Когда Николай резко остановился, Петька со всего маху ткнулся стволом ППШ ему в спину. Кузнецов обернулся и удивленно поднял брови. Автомат у Филиппова был снят с предохранителя, а палец лежал на спусковом крючке. Николай хорошо помнил, что может сделать с человеком выпущенная в упор автоматная очередь. Он осторожно отвел руку стажера вниз, а потом аккуратно поставил автомат на предохранитель. Только после этого он рискнул повернуться к Петрухе спиной.

Остановка движения произошла из-за того, что командир группы наткнулся на гнилой пенек, изъеденный муравьями. Пенек был разворочен в труху медвежьими лапами: на ближайших деревьях зияли свежие отметины когтистых лап хозяина тайги. Дальше пошли с предельной осторожностью.

Неожиданно разведгруппа вышла на поляну. Даже не поляну, а так, аккуратный пятачок посреди зеленого моря тайги.

На большом камне посреди лесной проплешины сидела женщина. Хоть и шли разведчики «волчьим шагом», а не заметить их было трудно.

Женщина, скорее девушка, разговаривала сама с собой, оживленно жестикулируя. То на ноги вскочит, руками помашет, а потом обратно на камень усядется. Огонь, а не девка!

На деревенскую непохожа. Да и одежда на ней не для прогулок по дремучему лесу. Девушка была одета в сарафан из шелковой зеленой ткани в малахитовых разводах, такой переливающийся и гладкий, что его хотелось погладить рукой. Длинная коса словно приклеена к спине, не шелохнется.

– Чем дальше в лес, тем интереснее становится наш поход! – присвистнул Задов, поправляя сползшую на глаза папаху.

Услышав посвист, девушка от неожиданности подпрыгнула и стремительно обернулась. Увидев нескольких здоровых мужиков, красавица не испугалась. На ее лице появилась широкая улыбка. Посмотрела девка весело и говорит:

– Здравствуйте, добры молодцы! Подходите поближе. Поговорим.

– Некогда нам разговаривать! – Задову не нравилось, когда слабая половина действует нахрапом. Таких особ он опасался.

– Идите, дело есть! Авось пригожусь вам… или вы мне.– В голосе незнакомки прорезались командирские нотки.

Петруха сразу вспомнил ротного старшину товарища Сухова, а Задов – батьку Махно. Ермак никого не вспомнил из командиров, только жену, и сразу же пригорюнился.

– Не бойтесь! Плохого вам не сделаю! – Неуловимое движение, и девушка оказалась рядом. Мгновение назад она стояла у камня, а теперь подступила почти вплотную. Юркая, как ящерица. Зеленые глаза. Платье точно в тон, такое же изумрудно-зеленое. Встала, подбоченясь.

– Кого нам бояться? Мы хлопцы из заград… спецотряда,– за всех ответил Задов.

– Вот и славненько,– усмехнулась незнакомка.– Мне как раз такие мужчины и нужны, которые никого не боятся. А то все шарахаются, как увидят. Что у меня, шрамы на лице али морщины? Может, кожа лягушачья?

Кузнецов щелкнул каблуками и, коротко наклонив голову, представился:

– Пауль… Николай Кузнецов. Можно просто Коля. А вас, фрау?..

– Фройляйн! – кокетливо поправила девушка, теребя кончик косы.– Можно просто: Хозяйка Медных гор. Меня можно как угодно… звать-величать, добры молодцы! Один вообще Настенькой зовет.– Незнакомка понурилась.

– Мать честная! Хозяйка полезных ископаемых! Нелюдь, ящерка, каменна девка! – ахнул Ермак и поднес сложенные пальцы ко лбу, собираясь перекреститься.

– Только попробуй, старый хрыч! В камень обращу, мало не покажется! – Девушка зло зыркнула из-под бровей и сказала, внезапно сменив гнев на милость, воркующим голосом: – Ничто человеческое мне не чуждо.

– Малышка полна сюрпризов! – опешил Задов.

Кузнецов уже понял, о чем дальше пойдет речь. Он устало спросил:

– Настенька, что ты хочешь? Точнее, что тебе от нас надо? Говори быстрее, не томи.

– Колечек обручальных у вас на пальцах я не вижу,– затараторила девушка.– Приданое у меня царское: алмазные трубки, рубины, топазы, медь, никель, алюминий…

Перечисляла она долго. Кузнецов успел вспомнить всю таблицу Менделеева, благополучно забытую сразу после школы.

– Ну, так как насчет женитьбы? – Она безостановочно строила глазки всем по очереди, игнорируя Ермака. Было видно, что Петруха ей глянулся особо.

– А лицензия на вывоз слитков есть? – поинтересовался Лева, с тоской оглядываясь по сторонам. Ежу понятно: кроме драгметаллов, у Хозяйки за душой ничего нет.

– Вы прямо говорите, не юлите. Берете меня замуж или нет? – Лицо девушки стало мрачнее грозовой тучи.

– Кто тебя Настенькой зовет? Друг сердечный? – полюбопытствовал дотошный Кузнецов.

– Он! – совсем спала с лица Хозяйка.– Он, Данило-мастер.

– Не люб? – встрял Ермак.

– Еще как люб! – топнула ножкой Хозяйка.– Да только он с утра до вечера и с ночи до утра от станка не отходит. В горе сидит, каменную чашу, дурман-цветок режет. Весь малахит извел. То ему стебелечек не нравится, то листочки кривые вышли. В последний раз узор не понравился. Все красоту в камне ищет, ничего и никого вокруг не замечает. Все пещеры каменными чашами заставлены. В спальню бочком протискиваюсь.– При упоминании о спальне она расплакалась. Слезы так и закапали. Словно камешки зеленые прозрачные на землю падают. Дзинь-дзинь!..

– Нашла из-за чего реветь! – Задов начал успокаивать истомившуюся плаксу, благоразумно не подходя на расстояние вытянутой руки.– Все понятно. Чувства притупились, быт засосал. Надо всколыхнуть сердце. Чтоб как в первый раз!

– Легко сказать! А как сделать? – Девчушка хлюпнула носом. Лицом молода, а сколько лет, не угадаешь. Может, без года вечность? Глаза на мокром месте, как у обыкновенной девки.

Тут Лева удивил всех: и незнакомку, и товарищей по оружию.

– Чтобы оживить чувства,– он назидательно поднял вверх палец,– тебе, красавица, вместе с Данилой-мастером надо попробовать сыграть в ролевые игры.

– А-а?..– не поняла потенциальная невеста.

– Ролевая игра – это когда все участники принимают и исполняют определенную роль в воображаемой ситуации. Действуют соответственно своим фантазиям в рамках отведенной роли.

– О-о-о! – Красавица томно закатила глаза.– У меня много потаенных задумок.

– Каждый участник ведет себя как хочет, играя за своего персонажа. Например, тебя зовут Хозяйка. Статус соответствующий. А в игре ты будешь госпожой. Властной и доминирующей!

– Дом… домна? Сталь варить? – захлопала длинными ресницами красотка.– Не-а, я не сталевар. Не подходит!

– Лучше! Намного лучше! Закачаешься! Доминировать – значит повелевать и унижать!

– Ну-ка, ну-ка! – Она хищно подалась всем телом к Леве.– С этого места поподробнее.

– Можно и даже нужно обижать, связывать, хлестать, переодевать в девчонку…

– А березовыми розгами, вымоченными в соляном растворе, можно?! – на белых, как мрамор, щеках Хозяйки, а может, уже Госпожи, выступили красные пятна румянца.

– Можно хоть плеткой-семихвосткой! Можно в кандалы! Все можно! Имена себе новые придумайте, позвучнее.– Разошелся не на шутку Задов. Спохватившись, добавил: – Сильно не увлекайтесь. Делайте перерывы. А то до членовредительства дело может дойти.

– Подходит! – О женитьбе девушка уже не вспоминала.– Это по мне.

Не попрощавшись, она ломанулась в лес, не разбирая дороги. Из чащобы донесся срывающийся звонкий голос, затихающий в тайге: «На цепь! В железо! В девчонку-у-у!»

– Лева! Вы открылись для меня с неожиданной стороны.– Кузнецов не скрывал удивления, что было необычно. Непроницаемая маска невозмутимости давно стала единственным лицом профессионального разведчика с довоенным стажем.

– Приговорил мужика! – Ермак сплюнул под ноги одесситу.– Ты представляешь, какие тараканы у нее в голове водятся? Во-о! – Он развел руки широко в стороны, показывая размер предполагаемых насекомых.

– Лютый – это ваше роле-роликовое имя? – к Петрухе вернулся дар речи.

– Нет. Василиса меня по-другому кличет… Лютиком.– Лева, потупившись, смотрел в землю.– В отряде никому не рассказывайте. Ладно? – еле слышно попросил он.

– Смотри, доиграешься.– Ермак переложил алебарду с плеча на плечо.– Лю-у-утик!

Разведчики наискосок пересекли поляну и скрылась в лесу. На камне сидела, провожая их взглядом, большая изумрудная ящерица с оторванным хвостом, больше похожая на малолетнего варана. В темных глазах-бусинках плясали веселые искорки.

Далеко путешественники не ушли. Выдерживая направление по стрелке компаса, группа уткнулась в стену бурелома. Поваленные деревья лежали сплошной стеной, ощетинившись обломками острых, как пики, сучьев.

Кузнецов сдвинул фуражку на затылок. Он задрал голову, рассматривая верхний край возникшей перед ними естественной преграды… Или засады? Очень грамотно повалены деревья, но переплетены силой нечеловеческой.

– Пойдем в обход? – подал голос Петруха.

– Уже пришли! – раздался бас.– Стоять, зорька!

Бурелом напротив них вспух бугром хвороста. Сучья зашевелись и раздвинулись в стороны. На свет божий вылезли три угрюмых мужика на одно лицо. Они представляли собой диковатое зрелище. Длинные спутанные волосы спадали на плечи. Лица заросли бородами до самых глаз. Из волос торчали засохшие травинки, сучки и клочья сухого мха. Одеты они были в кафтаны, латаные-перелатаные. Дыры зашиты неровными мужскими стежками. С первого взгляда было ясно: незнакомцы давно привыкли обходиться без женского пригляда. Дремучий таежный люд.

Мужики сжимали в узловатых руках корявые, под стать их владельцам, дубины. Концы дубин щетинились ржавыми гвоздями. Явно военно-инженерная мысль давно не посещала эти глухие места. Смотрелись мужички не лихими разбойниками, а бомжами, заблудившимися в лесу. Один флегматично жевал кисть кислой рябины. Лицо перекашивало судорогой так, что глаза съезжались к переносице. Но мужик продолжал упрямо двигать челюстями и громко чавкать. Видать, оголодал в лесу.

Тот, что постарше, шагнул вперед и повторил:

– Приехали, говорю! – и обернулся назад, проверяя, на месте ли подельники. Группа поддержки хранила молчание.

Разведчики скептически рассматривали троицу. Они привыкли к достойным противникам. Незнакомцы своим внешним видом вызывали не страх, а скорее жалость пополам с брезгливостью.

– Эва, убогие! Как вас звать-величать? – насмешливо спросил Задов.– Учтите, я сегодня милостыню не подаю.

– Ишь ты, какие любопытные попались,– удивился главарь. На «убогих» он не обиделся, пропустив обидный эпитет мимо ушей. Видать, так их называли не в первый раз, а может, главарь был согласен с таким обращением.– Зачем вам знать? Порчу навести удумали, ироды?

– Не-а! Мы не колдуны. Вы, товарищи, совсем здесь одичали,– встрял стажер.

Ермак снял с плеча алебарду и тихо, спокойно пояснил:

– Когда вас похороним, надо что-то на могилках написать. Типа «лежит раб Божий Пупкин»! Чтоб все по-людски, чин-чином.

– А-а-а! – Главный оперся на дубину, степенно оправил бороду и представился: – Наф Фаня! – потом ткнул рукой по очереди в остальных.– Средний брательник Нуф Фаня и наш младшенький Ниф Фаня.

– Братья! – удивился Ермак и спросил: – Хунхузы? Больно имена у вас чудные.

– Когда маманя нам метрики выправляла, писарь пьяный был. Мы привыкли.

– Путники, кого хоронить-то собрались? – полюбопытствовал средненький. Он доел рябину и теперь вытирал пятерню о волосы. Даже в лесу надо соблюдать гигиену.

Ответить ему не успели. По тайге пошел гул. Сквозь деревья ломился кто-то огромный и сильный, только треск стоял. Невидимый нарушитель тишины приближался. Петруха снял автомат с предохранителя и спрятался за спину Кузнецова. Николай отточенным движением расстегнул кобуру. Ермак поплевал на ладони и половчее перехватил алебарду. Задов сжал в правой руке никелированный дамский браунинг, в левой – последнюю гранату. Треск приближался. Уже слышно было тяжелое дыхание, а временами – рычание с подвыванием. Братья-разбойники пятились к деревьям. Кого собирались хоронить, было уже неинтересно.

Из кустов вывалился детина ростом с каланчу, косая сажень в плечах. Светлые волосы перехвачены на голове тонким кожаным ремешком, на ногах новые лапти из свежего лыка. Одет он был в зеленый сарафан. Женское платье было явно с чужого плеча: подол даже не доставал до коленей волосатых ног. Рукава топорщились, не прикрывая предплечий. На лодыжках и запястьях гремели остатки порванных цепей. На шее переливалось всеми цветами радуги ожерелье из крупных самоцветов. В кулаках Данило-мастер сжимал зубило и внушительных размеров молот, более годный кузнецу, чем камнерезу. На оголенных руках вспухли свежие красные полосы от ударов розгой или плеткой. Свежие следы на глазах багровели, отдавая в синеву. Значит, били недавно. Только что. На щеке подсыхали царапины от когтей ли, ногтей – не разобрать. Видно было, что досталось от души.

Пребывал он явно в растрепанных чувствах. Тяжело дыша, детина переводил взор с одного на другого стоящих перед ним людей. Лихорадочно блуждающий взгляд стал наконец осмысленным. Он заревел на весь лес, вопрошая:

– Кто надоумил? Твари! Кто-о-о?!

Задов не мог оторвать глаз от многопудового молота. Он лихорадочно соображал, что предпринять. Кувалдой его пока еще ни разу в жизни не били, и особого желания это испробовать Лева не испытывал. Выход из ситуации тут же нашелся. Он вытянул руку в сторону вжавших головы в плечи братьев:

– Они!!!

– Мы?! – возмущенно переспросил старший.

Правильно, а главное, вовремя заданный вопрос может спасти, а может, наоборот, погубить. Разбойничек туго разбирался в семантических особенностях родной речи. Учите русский язык! Пополняйте словарный запас, если решили выйти на широкую и скользкую дорогу лесного бандитизма. Гоп-стоп – это не одно и то же, что гопак.

– А-а-а! Су-уки! – рванулся к ним детина в зеленом сарафане. Вопросительное «мы» он принял за утверждение. На интонации он не обратил внимания. Душа бурлила и клокотала.– Сволочи! Порешу!..

На их счастье, он бил кулаками, а не зажатыми в них инструментами. Несколько ударов, пара пинков – и разбойнички валялись на истоптанной земле. О своих дубинах они и вспомнить не успели.

– Хорошо-о-о! – Мужик, зло улыбаясь, разглядывал поверженных.– Три новых игрока. Вот пойдет потеха! – Он осторожно подул на предплечья. Ссадины болели и ныли.

– Вы так из-за платья расстроились? – осторожно поинтересовался Задов. Пистолет и гранату он предусмотрительно не убирал.

– Нормальный сарафан! Перешить малость придется. В плечах тесноват, в бедрах широк. Ничего, приталим! – Данило-мастер поправил ожерелье на шее и подозрительно спросил: – Вы с этими?

– Первый раз видим! – горячо заверил Лева.– Вылезли из бурелома. В засаде сидели. Ни «здрасьте», ни «как поживаете», сразу стали предлагать всякие гадости. Давайте поиграем, то да се, подмигивают. Срамно слушать! Они тут в лесу совсем одичали. Оторвались от заповедей. Может, больные, сбежали из госпиталя?

Один из лежащих на земле шевельнулся и слабо застонал.

– Ничего! Подлечим! Я буду доктором! – Данило подбросил молот в воздух и легко поймал. Немного подумав, камнерез бросил и молот, и зубило на землю. Затем сгреб в охапку бесчувственные тела. На прощание он коротко бросил разведчикам: – Инструмент не трогайте. Потом вернусь, заберу… Ходят тут всякие, а потом вещи пропадают!

С этими словами и разбойниками на руках он скрылся в густом кустарнике, там же, откуда появился с таким шумом.

– Дела! – Кузнецов поправил фуражку.– Не лес, а проходной двор. Шагу ступить нельзя, чтобы на кого-нибудь не наткнуться.

Шли гуськом, стараясь двигаться бесшумно. Все, что могло греметь, тщательно подвязали и подогнали. Особой стала и походка: ступня ставилась перекатом с пятки на носок, чтобы не хрустели ветки под ногами.

Кузнецов разбил группу на пары. Если верить карте, они должны быть на подходе к озеру. Мелкие группы наименее уязвимы для обнаружения. В том, что лес полон сюрпризов, десантники уже успели убедиться.

Себе в напарники Николай выбрал стажера, за которым надо было постоянно присматривать, чтобы тот не попал в очередной переплет. Задов и Ермак составили вторую пару. Ерофей Павлович от назначенного напарника оказался не в восторге, но смолчал, только пригорюнился и сжал ни в чем не повинную бороду в кулак. Лева только хмыкнул, не рискуя обсуждать приказы командира.

Кузнецов вполголоса сообщил товарищам: дальнейшее передвижение по двое может происходить в произвольном порядке: как в колонну, так и шеренгой. Главное – не терять из виду своего напарника и хотя бы одного человека из другой двойки. При движении обязательно делать остановки через три-четыре минуты, чтобы оглядеться и послушать лес.

Закончив короткий инструктаж, Николай указал направление движения. Разведчики безмолвными тенями шагнули в зеленый сумрак леса.

Через несколько километров во время очередной остановки Николай заметил, что Ермак призывно машет им рукой, схоронившись за пышным кустом боярышника. Рядом с ним на земле лежал Лева, замаскировавшийся под кочку. Маскировка заключалась в том, что он воткнул себе в папаху несколько сорванных по пути развесистых веточек клюквы с ягодами. Кузнецов жестами подозвал Петруху. Они, пригнувшись, подошли ко второй двойке, распластавшейся на земле, и залегли за кустом. Кузнецов вопросительно посмотрел на Ермака.

– Глянь-ка! – Ерофей осторожно наклонил ветку боярышника.

В просвете между веток стал виден берег. Двойка Ермака первой обнаружила Заповедное озеро. Они добрались до конечной точки маршрута, обозначенного на карте. Хорошая новость, если бы не одно «но»: их опередили, причем намного. На песчаном пляже было установлено несколько больших палаток. Между ними в берег были врыты грубо сколоченные столы из неоструганных досок. Рядом горел костер, над которым висел большой пузатый котел с закопченными боками. За кашевара был тролль в грязном засаленном фартуке. Он флегматично помешивал боевой шипастой палицей пахучее варево.

На столах были составлены в стопки немытые алюминиевые тарелки, свалены в кучу ложки и несколько разделочных ножей. Все это было похоже на рыбацкий лагерь с той лишь разницей, что вокруг было полно мусора, как на помойке. Да и тролли – настоящие сухопутные крысы. Дети суши всегда стараются держаться подальше от любого водоема и никогда по доброй воле не подойдут даже к луже. Значит, кто-то смог их заставить находиться рядом с озером? Кто-то грозный и влиятельный, кому отморозки не посмели отказать?

Палатки не представляли собой ничего интересного. Обыкновенные брезентовые тенты на веревочных растяжках, привязанных к колышкам, почти белая ткань, выгоревшая на солнце. Вдалеке по озеру лениво плыла цепочка лодок, низко сидящих в воде. Между ними тянулся невод. На поверхности была отчетливо видна его верхняя граница, обозначенная белыми буйками. Они плыли над водой, как чайки, изредка резво ныряя в глубину, но тотчас всплывая на поверхность.

У обреза воды на шестах из срубленных тонких стволов березок сушились сети, образуя причудливый лабиринт, колышущийся на ветру. Колья втыкали без всякого порядка, как бог на душу положит, а потом натягивали между ними сети. Рядом с сетями лежала перевернутая вверх дном шестивесельная лодка с большой пробоиной по центру днища.

Тем временем тролль вытащил из котла импровизированную поварешку. Он решил снять пробу с еды, осторожно облизав острые шипы. Налетевший порыв ветра донес до разведчиков тошнотворный запах пахучего варева. Сразу же захотелось зажать нос и бежать без оглядки. Задов уткнулся носом в траву и начал дышать ртом. Остальные разведчики терпели, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не выдать себя. Ветер поменял направление, и дышать стало легче, только в горле немного першило. Лева поднял лицо из травы. Он перевернулся на бок и вальяжно лежал, опершись на локоть и жуя травинку. Петруха протянул к нему руку. Стажер хотел сорвать ягоду клюквы с веточки, воткнутой в папаху, но, наткнувшись на Левин принципиальный взгляд, передумал.

Кузнецов с удивлением рассматривал открывшуюся взору картину. Он привык, что во вражеском тылу десант работает бесшумно и скрытно, не оставляя после себя следов. Его вообще как бы не существует в природе. Никаких костров, пустых консервных банок, сломанных веток, сорванной паутины. О том, чтобы закурить, не могло быть и речи. Об этом можно было только помечтать, но не вслух, а про себя. Чужаки же орудовали на берегу как у себя дома, без оглядки или намека на осторожность. Разведгруппа Кузнецова, наоборот, была вынуждена вести себя на своей территории как в глубоком вражеском тылу. Английская поисковая экспедиция чувствовала себя вольготно и обустроилась на берегу с незамысловатым намеком на комфорт. То, что это были англичане, не вызывало сомнения. Тролли были исконными обитателями Туманного Альбиона.

Увиденное вызвало у Николая легкую оторопь и глухое раздражение. Расклад не устраивал разведчиков, и надо было срочно менять обстановку в свою пользу.

Заросший густой шерстью повар снял с головы давно не чищенный шлем и зачерпнул им густое варево. Шумно отфыркиваясь, он начал хлебать тошнотворную похлебку, запрокинув голову. Было хорошо видно, как двигается кадык на мохнатой шее. В несколько мощных глотков импровизированная посуда была опорожнена. Грязные миски на столе тролль проигнорировал, наверное, побрезговал. Удовлетворенно рыгнув, кашевар водрузил шлем обратно на макушку. Склонив голову набок, он с блаженной улыбкой прислушивался к своим ощущениям, ласково поглаживая широкой пятерней пузо, выпирающее из-под фартука. Тролль, похоже, собрался опять снять шлем, чтобы побаловать себя очередной порцией добавки, но его планы нарушил высунувшийся из ближайшей палатки рыцарь в полном боевом облачении. Доспехи сверкали, как хорошо начищенный самовар у хозяйки, ожидающей гостей.

Лагерь не был безлюден, как могло показаться со стороны. Тролль заметил рыцаря и поспешно отдернул лапу от шлема. Он схватил палицу, которой мешал варево и попытался браво отсалютовать. Приветствие чуть не закончилось увечьем. Повар чудом не выколол себе правый глаз острым шипом, отделавшись громким гулом в ушах от молодецкого удара палицей по шлему.

Рыцарь собрался что-то сказать и даже успел открыть рот, но тут шаловливый ветерок шибанул в лицо благородного воина ядреным запахом полевой кухни. Бронированный командир поспешно опустил лязгнувшее забрало и, зажимая прорези шлема латными перчатками, поспешно скрылся в палатке. Судя по звукам, доносившимся изнутри брезентового домика, его тошнило. Успел он снять шлем или нет, неизвестно.

Лагерь поражал безлюдьем. Не было видно ни часовых, ни патрулей. Похоже, вражеская экспедиция была уверена в своей безнаказанности. А может, остальных, свободных от лова чудо-рыбы, разогнал запах стряпни? Сомнений в том, кого ловили конкуренты в Заповедном озере, у разведчиков не было. Судя по всему, волшебную щуку поймать пока не удалось.

Взгляд Кузнецова зацепился за необычное сооружение. Из песка торчала выложенная из небольших валунов двойная спираль, около десяти метров в диаметре, образуя примитивный лабиринт. Со стороны было хорошо видно, что, если двигаться между извивами каменного серпантина, идущий пройдет почти полный, но так и не замыкающийся круг и попадет в центр лабиринта – в тупик, откуда уже нет выхода, кроме как повернуть обратно. Точно посередине возвышалась подкова из пяти черных камней высотой в человеческий рост, стоящих вертикально. Черные монолиты да и все остальные валуны густо поросли цветущим вереском и медовым лишайником. Такая растительность никогда не водилась в местных широтах и была характерна скорее для Англии или Шотландии. Камни и облюбовавшая их флора были чужеродным вкраплением в природу Заповедного озера, внося своим присутствием диссонанс в красоту таежного края. Незамысловатая конструкция из булыжников как бы вбирала, втягивала в себя взгляд. Кузнецов тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он заметил, что Ермак и Задов тоже стараются не смотреть в сторону лабиринта. Для чего он был устроен? Какую задачу ставили перед собой неведомые военные архитекторы? Вопросов накопилось много. Осталось найти того, кто все объяснит.

Подробные ответы на остальные вопросы им мог дать только «язык». Кузнецов лихорадочно прокручивал в голове варианты захвата. Полевой лагерь только на первый взгляд выглядел пустым. В обманчивости безлюдья они успели убедиться, когда из палатки выглянул рыцарь в полном латном облачении. Чтобы вступить в бой, ему достаточно вытащить меч из ножен. А хорошая броня легко выдержит очередь из автомата. С такими ввязываться в ближний бой – себе дороже. Еще не факт, что тролль, готовивший вонючую баланду, не являлся приманкой. Не стоило сбрасывать со счетов возможность замаскированных «секретов» в густых зарослях, окружавших лагерь со стороны леса. Чтобы импровизировать, Николаю был нужен шаг со стороны врага. Ну, хотя бы шажок. И этот шаг сделал незадачливый повар. Тролль уже собрался зачерпнуть снятым с головы шлемом вторую порцию, как его скрутило в три погибели. Выпавший из лап шлем, заменявший посуду, откатился по песку в сторону от котла. До разведчиков, схоронившихся за кустом боярышника, донесся печальный звук «у-урр». Определить, урчит ли это похлебка в животе у тролля или это стон сквозь стиснутые клыки, было нельзя. Наблюдая картину переваривания, Задов вполголоса прокомментировал: «Посолить забыл. Так всегда с Хохелом бывает, когда он еду в офицерской столовой готовит. Главное в этом деле – специй и перца побольше сыпануть, тогда есть можно. Во-о-от, сейчас в сортир побежит».

Николай приложил палец к губам. Он не мог позволить Леве нарушить маскировку группы. В голове обер-лейтенанта созрел план. Осталось только воплотить его в жизнь, но это уже было делом техники и сноровки.

В подтверждение Левиных слов жертва собственной стряпни и обжорства метнулась в сторону леса. Тролль быстро ковылял на трех лапах, четвертой бережно придерживая живот. Потом он выпрямился и перешел на неровный бег, срывая по пути широкие лопухи. Не сбавляя скорости, повар вломился в кусты, над которыми виднелась остроконечная крыша шалаша, служившего походным туалетом.

Командир группы махнул рукой товарищам, подавая условный сигнал «за мной», и пополз в сторону шалаша, где уединился незадачливый повар.

– Будем резать? – деловито осведомился Задов, вытаскивая из кармана бриджей маленький перочинный ножик. Вместо лезвия Лева выдвинул штопор. Иногда руки у него действовали самостоятельно, повинуясь глубинным сигналам мозга. Дрессировщик Дуров называл это условным рефлексом.

– Будем брать! – прошипел Кузнецов, недовольный излишней болтливостью подчиненного.

Командиру группы часто приходилось брать «языка» еще во время войны. Он выполнял эту важнейшую для разведчика работу и самостоятельно, и вместе с партизанами. Самыми урожайными местами были мусорники и отхожие места. Несмотря на строгие предупреждения, записанные в инструкциях и изучаемые во всех армиях мира, военнослужащие постоянно повторяют одну и ту же ошибку: об этих самых местах вспоминают по мере возникновения потребности в них, забывая немедленно после использования. Невозможно подсчитать, сколько вояк было похищено при посещении мест общего пользования. Служивый человек отлучался на пять минут и исчезал навсегда.

«Языка» брали в плен бесшумно, живым и по возможности невредимым, то есть не сильно покалеченным. Захват можно было проводить не обязательно методом непосредственного нападения. Во все времена в ходу были чисто охотничьи способы: петли, капканы, волчьи ямы и другие изощренные ловушки – всех не перечислить. На берегу озера на ловушки не было времени.

Разведчики бесшумно ползли в сторону шалаша, сливаясь с травой. Если хрустнет под ними хоть одна хворостинка, то вся операция пойдет прахом. Главное в работе разведчика – бесшумность и расторопность. Напасть на тролля надо было внезапно, действуя наверняка. Замешкается один – подведет всех.

Десантники затаились недалеко от шалашика. Потянулись томительные минуты ожидания. Тяжело ждать, когда в душе горит охотничий азарт. Общались друг с другом при помощи мимики. Задов корчил страшные рожи, соответствующие, по его разумению, обстановке. Петруха сводил глаза к переносице, стараясь увидеть собственный нос и рискуя заработать косоглазие. Это ему быстро наскучило, и он высунул язык, пытаясь им достать кончик носа. В руке он сжимал носовой платок, будущий кляп для затыкания рта, точнее, пасти. Ермак вытащил из вещмешка моток веревки для связывания пленного. Все были наготове.

Наконец томительное ожидание закончилось. Повар, тяжело отдуваясь, вылез из шалашика. По выражению его морды стало понятно, что тролль находится в гармонии с окружающим миром. Жертва обеда собственного приготовления, блаженно пофыркивая, вломилась в заросли малинника. Тролль начал объедать красные ягоды, стряхивая их в широкую лапу. Несколько крупных малинок упало мимо, на землю. Тролль не поленился нагнуться за ними. Его усердие было вознаграждено: он увидел перед своим носом две огромные синие ягоды голубики. Тролль потянулся к лесному лакомству.

Ягоды мигнули. Кузнецов, спрятавшийся в кустах малины, не удержался и еще раз моргнул. Любой на его месте не выдержал бы, когда к лицу тянется мохнатая грязная лапа, измазанная красным соком.

Тролль замер, натужно сопя. Ему еще ни разу в жизни не попадались моргающие ягоды… Но это были цветочки, все самое интересное было впереди…

Николай не собирался долго играть с поваром в гляделки. Тот мог опомниться в любую минуту и заголосить, поднимая тревогу.

Можно было ударить противника лбом в морду, но на нем был шлем, о грязный край которого легко рассечь собственную голову. Николай захватом руками под колени сшиб тролля на спину. Бросая, он поддернул ноги врага вверх, чтобы тот крепче приложился затылком о землю, но шлем смягчил удар. Повар тут же перевернулся на живот и попытался лягнуть командира группы. Пятка попала в пустоту. Кузнецов в последний момент увернулся. Тролль попытался подняться. Николай ударил его сапогом в подколенный сгиб, заставив осесть обратно на землю, одновременно прижав противника к себе. Затем он обхватил его корпус ногами и соединил обе стопы у тролля на животе, зацепив их друг за друга. В это же время командир перехватил мохнатое горло правой рукой так, что локоть оказался под подбородком, и начал душить. Для усиления приема свою левую руку он наложил на запястье правой. Примерно через пятнадцать секунд тролль должен был потерять сознание. Секунды истекли, но мохнатая туша продолжала упрямо ворочаться под разведчиком, норовя стряхнуть его с себя, игнорируя приемы и захваты. Повар снова попытался встать на лапы, но был опрокинут ударом лезвия алебарды плашмя по голове. Ермак приемов не знал, поэтому действовал, как обычно,– просто и наверняка.

На этот раз шлем незадачливому кашевару не помог.

Разведчики заткнули открытую пасть кляпом из Петькиного платка, причем не очень глубоко, чтобы не задохнулся. Пленного прижали лицом к земле, сидя на нем верхом, загнули ему за спину руку и затянули на ней петлю, обмотав веревку пару раз вокруг запястья. После этого подтянули вторую руку, наложили ее сверху на связанную и обмотали разъединенные концы петли вокруг обеих рук. Чтобы не рисковать, ноги тоже связали, стянув петлей «набросом». «Языка» подхватили под мышки и поволокли в глубь леса. Замыкающим в группе захвата шел Кузнецов. Он поднял с земли сбитую во время схватки фуражку и настороженно огляделся по сторонам. Вокруг было тихо.

Лева и Ермак волокли связанного. Следом бесшумно двигались Кузнецов и Филиппов, заметая следы. Они аккуратно распрямляли примятую растительность. Петруха отдавал предпочтение цветочкам. Кузнецов, недовольно косясь на стажера, отличавшегося тягой к прекрасному, поднимал примятую траву. Разведчики с троллем в руках оставляли после себя настоящую просеку, сразу же бросающуюся в глаза. Кузнецов незаметно поморщился. Впрочем, была надежда, что у англичан, оставшихся на берегу, нет опытного следопыта. Да и горе-повара, наверное, хватятся не сразу. До обеда, который он готовил, было еще далеко. У разведчиков должна была быть хорошая фора. Оставалось оттащить пленного подальше от лагеря и допросить.

Когда за спиной остался почти километр бурелома, Кузнецов подал команду остановиться. Это расстояние он посчитал достаточным, да и возиться с примятой травой и ромашками уже не было сил.

Связанного тролля посадили спиной к широкому, в два охвата, дубу. Задов и Ермак тяжело дышали. Пот тек с них ручьями.

– У-у, боров! Отожрался на казенных харчах,– с ненавистью произнес Лева, вытирая рукавом тельняшки пот со лба.

– Пудов девять весит вражина, не меньше! – подтвердил Ермак.

Тролль ворочался на земле под деревом, невразумительно мыча с кляпом во рту. Ермак на всякий случай подергал веревки, проверяя узлы. Удовлетворенно хмыкнув, сунул повару под нос пудовый кулак. Тролль перестал дергаться и затих. Ему оставалось только злобно зыркать из-под сросшихся над переносицей бровей. Он по очереди переводил недобрый взгляд с одного разведчика на другого, силясь понять, кто это и что от него хотят.

Кузнецов сорвал травинку и теперь задумчиво жевал ее, пристально глядя на пленного. Он вспоминал все, что ему было известно о троллях. Всегда надо знать, с кем предстоит иметь дело, чтобы не совершить ошибок во время допроса и не добавить себе лишней работы. Знание особенностей психологии врага ускоряет оперативный процесс и делает его результативным. Вот Петруха стоит рядом, забыв от усердия закрыть рот. Его тоже надо поднатаскать. Стажеру пока не довелось сталкиваться с грязью жизни, которая присутствует всегда и везде, практически на каждом задании.

Пленного надо было допросить немедленно, пока тот не опомнился от стресса. Троллю надо дать понять, что его задача – уцелеть вот здесь и сейчас, пока его не пришибли на месте. На войне нет запрещенных приемов. Как показывал жизненный опыт командира группы, практически все пленные, за очень редким исключением, начинают говорить. Стучат, как дятлы, только успевай задавать нужные вопросы. Главное – запустить диалог.

Память услужливо подсказала основные характеристики пленного – типичного представителя троллей, низшего класса нечисти Островного графства. Николай вспомнил занятие по оперативной подготовке, когда внимание слушателей обращали на особенности психологического портрета представителей потенциального противника в смежных реальностях.

Тролли не так примитивны, как остальная нечисть. Они скрытны, изворотливы и хитры. Главная задача тролля любой разновидности – это выжить. Выжить любой ценой при самом неблагоприятном раскладе. Все заварушки рано или поздно заканчиваются, а тролли – нет, если, конечно, остаются целыми и невредимыми, а главное – живыми. Они инстинктивно собирают абсолютно всю информацию, попавшую в поле их внимания. Из нее эти мохнатые существа делают быстрые и безошибочные выводы. Тролли наблюдательны от природы, несмотря на маленький размер мозга, обладают способностью быстро сопоставлять факты и мигом просчитывать ситуацию. Их память феноменальна.

Пленный располагает информацией, полезной десантникам, но говорить правду скорее всего начнет только после применения к нему неспортивных методов, известных всем разведчикам. С троллем нельзя играть в психологические игры, особенно если он почувствует хоть малейший намек на то, что инициатива находится на его стороне. Психологически переиграть тролля невозможно – его мышление происходит не столько на логическом, сколько на интуитивном уровне. Его можно обмануть, но провести – никогда. Это особенно подчеркнул преподаватель с механическим протезом вместо правой руки. Когда лектор доверительно сообщил слушателям, что слабое место тролля, как и любого пленного, страх, он так шарахнул по столу, что столешница треснула. Видимо, в протез был вмонтирован мышечный усилитель, а сам педагог имел веские причины для личной неприязни к троллям. Именно страх перед равнодушной жестокостью обстоятельств делает всех сговорчивыми. Чем больше бравады у тролля снаружи, тем больше животного страха внутри. Эти создания не прочь повоевать, но только не с равным противником, и ни в коем случае – с более сильным. В любое время они готовы пограбить и поразбойничать, если чувствуют свою безнаказанность. Заскорузлое мышление жадного от рождения тролля определяется текущим моментом – выгодно ему или нет. В случае выгоды он всегда пойдет на сотрудничество. Еще можно сыграть на его обидчивости, мелочности и обычной пакостности, присущих не только нечисти, но и большинству людей. Слабые места и недостатки есть у всех. Они найдутся всегда и везде. Их надо только поискать. А вот эта задача как раз по плечу подготовленному оперативнику. Кузнецов больше ничего про троллей вспомнить на смог. Настало время переходить от размышлений к делу. Прорубаться сквозь чащу воспоминаний, признаться, надоело.

Пауза затянулась. Пришла пора приступать к «потрошению» пленного. Остальные члены разведгруппы были того же мнения. Николай выплюнул изжеванную травинку под ноги связанному троллю. Это было воспринято десантниками как сигнал к началу допроса.

– Ты боишься смерти, тварь? – спросил «языка» Ермак и смачно прихлопнул комара на шее. Не обращая внимания на сдавленное мычание тролля сквозь кляп, он продолжил размышлять вслух, одновременно снимая шлем с лохматой головы: – Отличная походная кастрюлька. Тебе уже без надобности, а нам в хозяйстве пригодится.

Тролль заворочался на земле, напрягая бугристые мышцы рук. Веревки держали крепко, только еще сильнее впились в тело.

В увлекательную игру включился Задов. Лева не любил оставаться на вторых ролях. Он вплотную подошел к троллю, приставил к выпирающему из-под засаленного фартука брюху штопор, выдвинутый из перочинного ножика, и внушительно произнес:

– Не трепыхайся, рыбка. Ты знаком с моим другом? – Штопор замаячил перед глазами пленника.– Нет?! Сейчас познакомишься поближе!

– Предлагаю договориться. Здесь и немедленно! – встрял Петруха, для важности выпятив грудь колесом.

Командир группы одобрительно кивнул. Стажер на глазах матерел. Взрослел юный волчонок, впитывая жизненный опыт.

Задов распалялся, специально доводя себя до состояния исступления:

– Никаких гарантий! Только мое слово держит тебя на земле. Соглашайся. Альтернативы нет! Ты наш со всеми потрохами и съеденным обедом. Рассказывай все как на духу. Ты с нами в одной лодке. Потонем вместе! Ты первый пойдешь ко дну… – На этом месте Лева осекся и удивленно замолк, размышляя, почему его занесло на морскую тему.

На помощь товарищу пришел Ерофей Павлович. Он проникновенно спросил тролля:

– Тебе приятно напоследок смотреть на наши рожи? («Язык» отрицательно затряс головой.) – То-то! Перспективы у тебя мрачные,– кивок в сторону Задова, угрожающе размахивающего штопором.– Мой ученый коллега обычно засверливает врагов насмерть. Эта маленькая слабость доставляет ему большое удовольствие!

– Вот и нет! – опешил Лева и спрятал перочинный ножик за спину.

– Вот и да! – Ермак выразительно подмигнул.– Все знают об этом.

– Клевета и ложь! – Лева уже успел позабыть о пленном. Ему никогда не нравилось, когда его обвиняли в военных преступлениях.– Мне доставляет маленькое удовольствие рыбалка, а большое – Василиса.

Ермак начал подмигивать одновременно двумя глазами. Со стороны это напоминало нервный тик. Кузнецов с возрастающим интересом наблюдал за подчиненными, флегматично жуя очередную травинку. Наконец до Левы дошло…

– Я просто следовал традициям, а заодно проверял «правило буравчика» из физики.– Добавив пафоса в голос, он процитировал: – Как гласит кодекс партизана, если враг молчит – его можно засверлить! И вообще, жестокость – понятие относительное!

– Неужели?! – Всегда непрошибаемый командир слегка опешил.

– Как здоровье вашей мамы? – встрял Петруха, давя на потаенные жалостные струнки.

Тролль горько заплакал, громко хлюпая носом. Слезинки успевали скатываться только до середины щеки, впитываясь в густую шерсть. Кузнецов доброжелательно кивнул. Клиент дозревал на глазах. Пришло время приступать к заключительной фазе допроса. Одним движением командир вынул кинжал из ножен, висящих на поясе. Николай в два шага оказался рядом с троллем. Пленный попытался отползти от разведчика, извиваясь связанным телом, как угорь на берегу. Не получилось, ему мешало дерево. Он уперся спиной в ствол, дальше хода не было. «Язык» замер, зажмурив глаза и втянув голову в плечи, полностью покорившись судьбе. Николай поднес кинжал к лицу тролля и неуловимым движением перерезал кожаный ремешок, фиксирующий кляп в пасти, чтобы его нельзя было выплюнуть или на крайний случай сжевать. Это зависело от фантазии или сытости пленного.

Тролль осторожно открыл один глаз. Убедившись, что встреча с вечностью откладывается, он с облегчением выплюнул изжеванный носовой платок Петрухи. Глубоко вздохнув, пленный набрал полную грудь воздуха и затараторил без остановки:

– Не брал, не участвовал, не ловил, не видел, не слышал, не знаю, не помню, не привлекался…

Он замолчал, после того как Задов вытащил из-за спиныруку и показал ему штопор. Заткнувшийся тролль умоляюще смотрел на Петруху, безошибочно определив в нем самого доброго. Молчаливый Кузнецов интуитивно внушал ему безотчетный страх. Остальных он просто опасался. Особенно ученого в полосатой майке и с маленьким ножичком в руках. Зачем нормальному человеку таскать с собой ненужную вещь? Такая игрушка ни в бою, ни в плотницком деле не пригодится. Этой штукой можно причинять исключительно боль и страдания.

– Рассказывай по порядку. Начни с того, как вы здесь очутились,– наметил русло беседы Кузнецов.

Он пока не спешил убирать кинжал обратно в ножны, ободряюще поигрывая лезвием у лица связанного. Хищная полоска стали, весело сверкая на солнце, перепрыгивала из одной руки в другую. Со стороны могло показаться, что она живая, а человек в зеленой немецкой форме безуспешно пытается поймать ее ладонями.

Тролль не смог устоять перед обаянием ловкого собеседника, напомнившего ему вертлявого циркового фокусника из далекого детства.

Информация лилась из пленного без остановки. Кузнецов с трудом успевал вставлять уточняющие вопросы. Надо уметь отсекать ненужное. У «языка» в прямом смысле слова развязался язык. Он говорил и говорил, словно боясь, что его перебьют, не дав выболтать главное. Тролль тараторил, глотая окончания и перепрыгивая с одного на другое. Из всего услышанного у разведчиков сложилась ясная картина происходящего, украшенная всевозможными ненужными подробностями.

Оказывается, сооружение из камней на берегу является аналогом карусели. Проще говоря, это средство перемещения вражеского отряда коррекции реальностей Островного графства.

Давным-давно в Англии нашли каменный лабиринт, оставленный древним народом. После него в истории ничего не сохранилось, кроме этого полуразрушенного сооружения и нескольких невнятных мифов и легенд. Каменный серпантин был вкопан в земляной пол древнего святилища, посвященного миру мертвых. По этим спиралям, приближаясь к центру и совершая все новые и новые повороты, должны были проходить не люди, а души умерших, чтобы потерять ориентировку и уже никогда не найти выхода назад, в мир живых. Проще говоря, каменный лабиринт являлся жертвенником, открывавшим душам вход в иной, потусторонний мир (так мы привыкли говорить, понимая его как мир иных пространств и измерений). Это проход в другие реальности. Чтобы переместиться, достаточно пропеть старинную балладу. Для каждого мира – своя песня. Их определяли методом «научного тыка», то есть подбора. Раньше не обходилось без накладок. То ледяные великаны попрут из лабиринта, то хлынут полчища людоедов. Сейчас составлен официально утвержденный список баллад, открывающих проходы. Во время перемещения все держатся за руки, а поет один из шести разгулов, начальников английского отряда. Кто из них главный – непонятно. Они сами постоянно ругаются между собой, выясняя старшинство.

Чтобы попасть сюда, пели сагу о Джонни Кровавом Помидоре. Запевал разгул, остальные подпевали. Все имущество перли на себе, лодки в том числе. На берегу уже четвертый день. Не поход, а почти отдых. «Почти» – потому что с утра до вечера ловят рыбу. Надо поймать самую большую щуку в озере. На мелководье соорудили загон для пойманных рыбин. С ними занимается прикомандированный к экспедиции практикующий ученый маг. Чего он хочет добиться от щук – непонятно. Ходит по колено в воде, бормочет какую-то ахинею, трясет головой. И больше ничего. Сегодня с утра он даже из палатки не вышел. Говорят, мается желудочными коликами. Ученый слабак, не привык к походной еде. Работенка не пыльная: поставил сети, потом проверил их, пойманных щук определил в загон. И так целый день. На случай нештатной ситуации или опасности предусмотрен план экстренной эвакуации. У каждого члена экспедиции есть амулет на шее, начиная с командиров-рыцарей и заканчивая последним троллем-рыбаком. Достаточно повалить один из пяти камней в центре лабиринта, как сразу же откроется проход и всех, у кого есть амулеты, перебросит обратно в то место, откуда прибыли.

Половина личного состава на лодках рыбачат. Оставшиеся на берегу тролли под присмотром разгулов сидят в палатках. Их них составлена группа быстрого реагирования. В ее состав входят лучники, арбалетчики и легкобронированная пехота на случай неожиданного нападения. Повар не рыбачит вместе с остальными, потому что его сразу же укачивает, как только он садится в лодку. Поваром его назначили из-за врожденного косоглазия, что очень опасно в бою, в первую очередь для соплеменников.

Дальнейшие расспросы ничего нового не прояснили. Все ответы сводились к занудному скулежу тролля, что он больше ничего не знает, но готов сказать все, что ему прикажут. Допрос закончился, уткнувшись в логический тупик.

Пока Кузнецов размышлял над тем, как поступить дальше, Лева Задов, уворачиваясь от клыков рычащего тролля, нащупал у него под засаленным фартуком амулет в виде спирали из золотистого металла. Он уже собрался сорвать шнурок с шеи, но в последний момент передумал, встретившись с тяжелым взглядом командира. Кузнецов не одобрял мелкого мародерства. Задов сорвал веточку и начал, как ни в чем не бывало, отгонять от себя комаров, безошибочно летевших на запах теплого тела.

Разведчики переглянулись. Если бы они рискнули, то непременно попали бы в ловушку. Безлюдный на первый взгляд лагерь оказался хорошо подготовленной засадой. Одинокий повар у костра был приманкой.

Десантники отошли посовещаться в сторону от дерева, под которым лежал связанный пленник.

– Командир, что дальше делать будем? – Нетерпеливому Задову хотелось побыстрее выполнить задание и отправиться в законный отпуск.– Куда будем бить?

Кузнецов пожал плечами:

– В жизни главное не то, как ты можешь ударить, а какой силы удар сможешь выдержать. Все остальное намного проще, чем я думал. Втроем выдвигаемся к берегу. Петруха остается недалеко от тролля, но скрытно. Так, чтобы его не было видно…

– Зачем? – перебил Задов. Казалось, еще немного, и он начнет подпрыгивать на месте от нетерпения.

Николай поднял бровь. Он не любил, когда перебивают, не дослушав. Лева демонстративно прикрыл рот ладонью и замычал, изображая немого. Кузнецов продолжил:

– Товарищ Филиппов будет пугать из кустов тролля до тех пор, пока тот не начнет кричать от страха и звать на помощь. Группа быстрого реагирования услышит вопли и поспешит на выручку. По дороге она напорется на засаду, в которой будете вы оба. Задача простая – задержать англичан. Главное, выманить их из лагеря. Я тем временем сверну камни-перемещалки лабиринта. Откроется проход, и всю эту свору автоматически вышвырнет из нашей реальности. Победа будет за нами. Я очень на это надеюсь. Вопросы есть? – Командир группы обвел взглядом товарищей.

Лева открыл рот, собираясь задать вопрос, но Николай его опередил:

– Если вопросов нет, пошли, объявим приговор троллю. Петр, будете сидеть рядышком в кустиках и рычать, изображая хищное животное, когда мы уйдем. И чтоб понатуральнее, с душой. Справитесь, Филиппов?

Стажер, смущенно помявшись, ответил:

– Я очень хорошо мяукаю. В деревне никто меня не мог отличить от настоящего кота. Один раз чуть поленом не зашибли.

Командир мысленно выругался. Ставить в засаду необстрелянного стажера не входило в его планы. Оставалась слабая надежда, что тролли панически боятся кошек.

Четверка остановилась напротив тролля. Для нагнетания трагизма паузу держали почти по Станиславскому. Нужно было, чтобы грубый, низменный тролль проникся всем трагизмом ситуации, в которую попал, сунувшись мохнатым рылом на чужую территорию. Десантники разглядывали «языка» с некоторым удивлением, словно видели в первый раз.

Кладбищенскую тишину первым нарушил тролль. Он шкурой почувствовал, что сейчас решится его судьба, и жалобно заныл:

– Мои лапы чисты. Я простой повар,– заискивающе продолжал лепетать пленник.

По сценарию ответом должно было быть презрительное молчание, но торопыга и болтун Задов не выдержал и немедленно возразил:

– Видали мы таких поварят, в шлемах и с шипованными булавами. Между варкой и жаркой подрабатываешь гоп-стопом. А если в рану от твоей дубинки попадут остатки стряпни? Ты об этом подумал? Между прочим, отравленное оружие запрещено в этой реальности специальной конвенцией отрядов коррекции…

– Это во-первых,– прервал Леву Кузнецов.– Во-вторых, ловля рыбы без лицензии – государственное преступление. И, в-третьих, за нарушение двух перечисленных законов вы приговариваетесь к растерзанию дикими зверями под этим чудесным раскидистым дубом. Без права на помилование и подачу апелляции. Всего доброго, желаем напоследок насладиться острыми ощущениями.

– Смиренно и покорно прошу пощады,– завыл тролль.– Я больше не буду-у-у! Если развяжете, могу побожиться по-вашему, по-людски.

– Верим, что сможешь,– проникновенно согласился Ермак и, притворно вздохнув, развел руки в стороны,– но развязывать не будем. И вообще, как ты смеешь тратить наше время, заставляя слушать твой гнусный голос? Нытик! – фыркнул Ермак.

Разведчики повернулись и, не оглядываясь, зашагали в сторону лагеря на берегу. Пришло время вплотную заняться рыболовами. Напоследок тролль крикнул им в спину:

– Вы еще пожалеете!

– Да, да! Мы уже жалеем,– весело отозвался Задов, не оборачиваясь.

– Чтоб тебе учиться на одни двойки! – Тролль проклял напоследок стажера как самого молодого.

Петруха вздрогнул и втихаря перекрестился. На следующей неделе у него предстоял зачет по высокому моральному духу. Экзамен принимал комиссар отряда, известный зануда, славившийся мелочными придирками и отменным злопамятством.

Прежде чем скрыться в густых зарослях, разведчики услышали приглушенные расстоянием стенания пленника: «Моя жизнь и судьба постоянно в чужих лапах!»

Когда пленный уже не мог их видеть, разведчики разделились. Кузнецов приказал Петьке поменяться с Ермаком оружием. Для запугивания тролля автомат был не нужен, а алебарда годилась в самый раз. Стажер с тяжелой алебардой скрылся в кустах. Тимофеевич перекинул ремень ППШ через плечо, а подсумок с запасными дисками повесил на поясной ремень. Командир определил сигнал для сбора разведгруппы – два дымных столба на берегу.

Петруха шел назад, забирая в сторону по дуге. Он подбирался к троллю с тыла – так, чтобы тот ничего не заподозрил. Задов театрально хлопнул себя по лбу рукой и с возгласом: «Чуть не забыл свой ножик! Я на минутку»,– тоже повернул назад. Действительно, очень скоро он нагнал товарищей. Кузнецов ничего не сказал, хотя хорошо помнил, что Лева сунул перочинный ножик в карман бриджей, когда они уходили от дуба, под которым оставили пленника. Потом он корил себя за эту небрежность. За одесситом надо было присматривать не меньше, чем за неопытным стажером. Но это было потом, а сейчас нельзя было терять ни минуты драгоценного времени. Пропавшего повара могли хватиться в любой момент.

Разведчики не успели далеко уйти от места допроса, как до них донеслось пронзительное мяуканье с подвывом. Оно раздавалось на высокой ноте, недоступной нормальному человеку. Петруху, конечно, нельзя было считать обыкновенным, раз он был в отряде. Кошачий мяв жаловался на горькую долю и одновременно взывал к небесам, требуя не то парного молочка, не то теплой крови. Лева машинально подхватил с земли суковатую палку, но, опомнившись, разжал пальцы. Котов Задов не то чтобы не жаловал, просто недолюбливал. Животные мешали спокойно спать весной и постоянно воровали у Левы улов, который заядлый рыбак развешивал вялиться над крыльцом.

– Надо беречь психику окружающих,– дал оценку деревенскому самородку-имитатору Задов.

– Котик мартовский мяучит, взгляда вашего канючит,– промурлыкал под нос Кузнецов, с улыбкой сдвигая на глаза козырек фуражки.

Кошачьи крики сменили тональность и стали более требовательными и сердитыми. Тролль пока голоса не подавал, не реагируя на Петькину какофонию.

На подходе к вражескому лагерю разведчики обнаружили место, идеально подходящее для засады, рядом со старой звериной тропой.

Засаду готовили быстро, но тщательно. Место для нее выбрали так, чтобы английская группа быстрого реагирования была «зажата» рельефом местности. С одной стороны врага ограничивали колючие заросли облепихи, с другой – неглубокий овраг с крутыми скатами. После нападения англичане не смогут быстро рассредоточиться и тем более развернуться в боевой порядок.

Засаду приготовили с правой стороны по ходу предполагаемого движения противника. Разведчикам предстояло вести огонь с правого плеча, не мешая друг другу. Классика военного жанра. Представьте себе стрелка, чья позиция находится по левую сторону от колонны: как неудобно ему будет стрелять с правого плеча с разворотом вправо. Десантники выбрали место, где тропа сворачивает по ходу движения влево. Еще не вступив в бой, Задов и Ермак обеспечили себе большую свободу маневра при отходе. При этом меньше вероятность выйти на открытое место и попасть под обстрел вражеских лучников и арбалетчиков. Задача «двойки» Ермака заключалась не в том, чтобы победить, а в том, чтобы сковать и отвлечь основные силы врага и выиграть время для Кузнецова. Командир аккуратно срезал охапку папоротника и кинул Леве.

– Прикройся! Лежишь, как зебра на пляже. За километр видать.

– Пусть смотрят. Будут знать, что столкнулись с черноморцами,– бурчал Задов, неохотно превращаясь в часть лесного ландшафта.

Николай убедился, что разведчики хорошо замаскировались на своих огневых точках. Теперь их можно было обнаружить, только подойдя вплотную.

Наконец из глубины леса донеслись долгожданные вопли тролля: «А-а-а, спасите! Помогите!» Слова он менял местами, но смысл от этого не менялся.

Николай удовлетворенно кивнул. С небольшой задержкой план начал разыгрываться как по нотам. Жаль, что засаду пришлось расположить не так далеко от лагеря, как хотелось. Но тогда не было бы слышно криков тролля. Небольшие издержки есть в любом деле. На всякий случай он назначил запасное место сбора на поляне, где они встретились с Хозяйкой. Закончив последний инструктаж, командир группы направился к берегу, хоронясь за деревьями и стараясь не наступать на сушняк под ногами…

Николай не стал искать новое место для наблюдательного пункта. Время было дорого. Вместо этого он прополз по-пластунски на старую лежку разведчиков под пышным кустом боярышника. В просвете между веток лагерь рыболовной артели был как на ладони. Сейчас он был похож на муравейник, в который сунули горящий факел. Роль факела играл котел над костром и чадный смрад от сгоревшей похлебки. Все искали повара-вредителя. Между палаток сновали тролли, вооруженные арбалетами, луками и копьями с широкими наконечниками. Особняком стояли разгулы в сверкающих доспехах. Они в шесть голосов отдавали разные приказы, еще больше запутывая ситуацию. Из леса доносился крик, приглушенный расстоянием и деревьями: «Помоги-и-и-те-э-э! Живьем сжира-а-а-ют!»

Один из рыцарей подошел к костру и пинком кованого сапога опрокинул котел. Остатки варева вылились на угли. Вонь на берегу стал невыносима даже для армейского обоняния, которое, поверьте на слово, может выдержать многое. Англичане, подгоняемые командами и ужасным смрадом, быстро построились в походную колонну. Отряд под командованием разгулов двинулся в лес, ориентируясь на безостановочные вопли тролля.

На берегу осталось двое копейщиков для охраны лагеря. Когда последняя шеренга отряда скрылась в лесу, копейщики поспешили убраться подальше от палаток и тлеющего костра, распространяющего вокруг удушливый запах горелой стряпни. Тролли встали с подветренной стороны, не отрывая глаз от того места, где скрылся отряд. По их скудному разумению, потенциальная опасность может исходить с той стороны, откуда раздаются крики. Другая часть экспедиции продолжала выбирать сети, поставленные на середине Заповедного озера. Те тролли, что были на лодках, не обратили никого внимания на переполох, происшедший на берегу. Рыбаки, наверное, подумали, что повара наконец решили наказать, а изворотливый поганец пустился в бега. Все давно шло к этому. Судя по запаху сегодняшнего обеда, слышимого даже на середине Заповедного озера, это стало последней каплей, переполнившей чашу солдатского терпения.

Все это было на руку Кузнецову.

Лежать неподвижно, сливаясь с ландшафтом, уже не было сил. Выдержка разведчика дала трещину. Лежа в прибрежных кустах, Кузнецов подвергся нападению врага номер один для каждого десантника, действующего в лесу. Это были не усталость, не голод и даже не вражеские солдаты, а комары. Николай, стараясь не шевелиться, поднял воротник кителя, чтобы прикрыть зудящую от укусов шею. Рядом с озером носились мириады мелкого гнуса с остренькими хоботками. Кузнецов тоскливо вспоминал: немецким диверсантам выдавали гвоздичное масло – лучшее на то время средство против кровососущих насекомых, у американцев во Вьетнаме тоже что-то было. Русским спецгруппам не выдавали никогда и ничего. Терпеть укусы голодных полчищ больше не было сил.

Кузнецов ужом выскользнул из кустов и по-пластунски пополз в сторону камней, возвышающихся на берегу. Николай двигался, стараясь плотнее вжиматься в песок. Правая рука вперед, оттолкнулся левой ногой. Правая – левая, правая – левая…

Черные монолиты, тянущиеся верхушками к небу, стали на несколько метров ближе. Командир группы порезал ладонь об осколок раковины, торчащей из песка, и даже не заметил этого. Он полз дальше, оставляя за собой красные кляксы.

Тролли-стражники неотрывно смотрели в сторону леса, находясь по другую сторону лабиринта. Скоро охрана при всем желании не смогла бы увидеть разведчика, даже глядя в его сторону: Николай находился в мертвой зоне, надежно скрытый от копьеносцев невысокой стенкой каменной спирали. Когда командир подобрался к валунам вплотную, он осторожно выглянул из-за края. Все оставалось по-прежнему. Николай перевалился через стенку и оказался внутри первого круга.

Внутри был все тот же прибрежный песок. Теперь командира группы нельзя было увидеть, пока он не выпрямится во весь рост.

Со стороны леса донесся взрыв гранаты, следом за ним, с интервалом в пару секунд – второй. Тут же раздалась дробь автоматной стрельбы. Один ППШ бил короткими очередями в три-четыре выстрела, второй – одной безостановочной очередью. Кто-то из десантников для создания большей плотности и результативности огня применил пулеметный способ стрельбы из автомата. Чтобы оружие при стрельбе очередями не трясло и не разбрасывало пули, автомат ремнем прихватывают за ствол дерева. Просто и эффективно. Обычно расстреливают один магазин, не больше. И в этот раз огневой налет на колонну длился секунд двадцать. Теперь задача «двойки» Ермака – мгновенно исчезнуть, отступив в чащу леса.

Кузнецов с низкого старта помчался на четвереньках со всей возможной скоростью по спирали лабиринта. Короткий спринт по-собачьи закончился у подножия подковы из пяти черных плоских камней. Он встал спиной к поверхности одного из монолитов – так, чтобы не видели охранники. Плита неприятно холодила тело сквозь ткань кителя. Спину стало ощутимо примораживать, хотя стоял жаркий солнечный день.

Николай уперся ногой в ближайший камень и, поднатужившись, начал жать на преграду за спиной. Камень шевельнулся. Кузнецов поднажал изо всех сил. Казалось, сейчас порвутся от натуги мышцы, а вместе с ними и сухожилия. Монолит поддался еще на несколько сантиметров и начал медленно заваливаться на песок. Он упал с глухим шумом, вывернув холмик песка и глины.

Сверху на нем распластался Кузнецов. Он прислушался к внутренним ощущениям: вроде все цело. Ничего не происходило, только приближающиеся крики охранников становились все громче с каждой секундой. В голове устало шевельнулась мысль: «Если „язык“ наврал, то все напрасно».

Над лежащим Кузнецовым в воздухе возник черный шар, размером не больше теннисного. Он на глазах стал расти, увеличиваясь в размерах.

Небо, ярко синевшее над каменным лабиринтом мгновение назад, сразу стало серым. Кузнецов понял: ему надо как можно быстрее делать ноги. Он с трудом поднялся и начал перелезать через невысокие стенки из валунов. Пришло время убираться из цента лабиринта. Когда Николай преодолел последнюю преграду, у него над головой просвистело копье. Тролли заметили разведчика и спешили к нему, неуклюже и косолапо перебирая ногами. Охранник, метнувший копье, вытаскивал короткий меч из ножен, висевших на поясе. Встреча представителей враждующих отрядов коррекции обещала быть горячей.

Командир группы встал к ним боком, расстегивая кобуру с парабеллумом. Так в него будет труднее попасть, если бросят второе копье. До схватки дело не дошло…

На том месте, где раньше стояли подковой пять монолитов, а теперь – четыре, бешено клубилась темно-бурая масса пыли, из которой выпирала черная воронка. Воздух вокруг нее уплотнялся, становясь похожим на прозрачную патоку. Из черной воронки во все стороны потянулись по земле мощные воздушные струи-щупальца. Энергетические потоки других измерений искали амулеты и тех, кто их носит. Два полупрозрачных отростка обвили троллей, мчавшихся на всех парах к разведчику. Мгновение – и охранников затянуло в пульсирующий черный провал-проход.

Потоки извивались, подобно клубку змей. Тонкие их концы поворачивались из стороны в сторону, выискивая цель. Определив направление, они начали вытягиваться и потекли из центра воронки в две стороны: в лес, где скрылась колонна, возглавляемая шестеркой разгулов, и к озеру, к маленькой флотилии, качающейся на волнах. Кузнецова, стоящего рядом, с парабеллумом в руке, потоки игнорировали. Человек без амулета не представлял для них интереса. Одно из щупалец равнодушно обтекло его сбоку и устремилось к рыбацким лодкам.

Следующими после охранников лабиринта, до кого дотянулась воронка, стали рыболовы. Воды Заповедного озера не стали для энергетических потоков преградой. Они втягивались обратно в воронку уже с трепыхающимися троллями. Один из щуколовов несся по воздуху с веслом, зажатым в руках. Пролетая мимо Кузнецова, он попытался огреть его по голове, но не рассчитал замаха и попал по соплеменнику, болтавшемуся рядом вниз головой. Удар пришелся по мохнатой спине. Тролли с криком и руганью один за другим исчезли в открывшемся проходе. Николай погрозил кулаком вслед агрессивно настроенному рыбаку.

Через несколько минут появились щупальца, рыскавшие по лесу. Они тоже не остались без добычи, уловив троллей-солдат, так и не пожелавших расстаться с оружием. На всякий случай Николай отбежал в сторону, от греха подальше. Он не спешил убирать пистолет в кобуру. Воздушный строй замыкала шестерка разгулов, ранее составлявших авангард боевой колонны. У троих доспехи были посечены взрывами гранат. Мефриловая броня держала удар. «Вот бы нам заказать из такого сплава бронежилеты у гномов,– размечтался Николай.– Так нет, опять скажут: дорого. Нет денег!»

Одинокое щупальце, шарившее в палатке, выдернуло из-под брезентового полога старичка в синем халате с золотыми звездами и пергаментно-желтым лицом. Старичок последовал вслед за остальными в клубящийся черный провал.

На берегу колыхался последний энергетический поток, протянувшийся в лес. Из чащи раздалась беспорядочная стрельба. Грохотали частые автоматные очереди, перемежаемые одиночными пистолетными выстрелами. «Браунинг Задова,– определил на слух командир группы.– Интересно, во что вляпался Лева на этот раз?»

Вдоль поверхности потока пробежала рябь. Утолщаясь на глазах, он стал втягиваться в воронку. Пыль потихоньку оседала. Кузнецов с возрастающим беспокойством ждал, что будет дальше. Худшие опасения подтвердились. На конце энергетического щупальца болтался Задов с браунингом в одной руке и перочинным ножиком в другой. Ермак держал одессита за ноги мертвой хваткой. Он никак не мог помочь товарищу, но рук не разжимал. Дополнительный пассажир никак не отразился на скорости щупальца. За собой они оставляли борозды на песке от сапог Ерофея Павловича.

Командир сообразил, в чем дело и рванул наперерез. Надо срочно выручать вороватого подчиненного! Лева свое мародерство гордо называл реституцией или трофеями, добытыми в неравном бою.

Николай успел. Он в последний момент сорвал у одессита с шеи золотистую искорку спирали-амулета. Щупальце отпустило Леву и молниеносно сцапало блеснувший кусочек металла, оставив Кузнецову на память ожог на ладони от выдернутого обрывка шнура, на котором висела золотая спираль.

Воронка вспухла, резко увеличилась в размерах и полностью накрыла лабиринт. С громким хлопком явление исчезло, оставив после себя пустой берег.

От вражеской экспедиции остались лодки на озере, палатки на берегу и кучи мусора, как после нашествия туристов. Да неподалеку сушились сети и из воды торчали жерди загона для пойманных щук.

– Как погода, летная?! – вкрадчиво поинтересовался у Задова Николай, дуя на ладонь. Он всегда предпочитал начинать разнос с ничего не значащих вопросов. Издалека.

– Темно, как у негра… в могиле! – Лева привычно приукрашивал действительность. До воронки он не успел долететь метров двадцать. Задов вмиг сообразил, куда дует ветер командирской мысли и торопливо добавил: – Я взял загогулинку не для себя. Собирался сдать в спецхран. Скуратов на совещании сказал: «Все необычное несите мне». Ему, в смысле, Малюте. Еще он говорил, что надо быть безжалостным ко всем. Не только к врагам.

Кузнецов осекся и больше ничего спрашивать не стал. С контрразведкой ему связываться не хотелось. Талант Левы выходить сухим из воды при самых невыгодных для него обстоятельствах вызывал чувство, отдаленно напоминающее восхищение. Размышления командира на тему: «Кто виноват? И при чем здесь дороги?» – прервал Ермак. Он хлопнул Задова по плечу так, что того перекосило.

– Пошли искать автомат, шляпа! Иначе всю душу вымотают расследованиями и объяснительными.

В лес идти не пришлось. Из кустов на берег выскочил, как ошпаренный, Петруха. Лицо у него было расцарапано об ветки. Буденовка сползла набок. В руках он держал ППШ без диска и алебарду.

– Наш пострел везде поспел! – съязвил Лева вместо благодарности, забирая у стажера автомат.– Здорово мяукаешь. Сделай нам красиво: мявкни пару раз на бис!

– Не-а! – Филиппов оглянулся в сторону леса.– А вдруг она услышит и сюда прибежит?

– Кто придет? Кого услышат? – вяло поинтересовался Ермак. После всего пережитого тело и разум расслабились и не желали работать в прежнем режиме.

Продолжая всматриваться в заросли, подступающие вплотную к берегу, Петруха пояснил:

– Как я начал мяукать, тролль ноль внимания, фунт презрения.

– Кто тогда звал на помощь? Ты? – наивно предположил Задов.

– Слушайте дальше. Потом появилась она. Пришла на мой голос, серая такая, в пятнышках, с кисточками на ушах. Меня, слава Богу, не заметила, сразу к троллю бросилась. Тут он и начал орать благим матом, как вы и приказали.– Петруха повернулся к командиру группы и неловко козырнул.

– Вольно! Кто «она»? – не выдержал Кузнецов.

– Я же говорю: серая, с кисточками на ушах. Рысь! – в свою очередь, удивился непонятливости товарищей стажер.– Только у рысей есть кисточки на ушах.

– У некоторых есть лапша на ушах,– отозвался неугомонный Задов.– У тебя алебарда в руках, а ты драпака задал. Пленного бросил. Непорядок!

– Рысь трогать нельзя. Она занесена в «Красную книгу». А насчет пленного приказ был один: должен орать, да погромче.

– Все правильно,– поддержал Петьку Ермак.– Визжал грязнуля – будь здоров! Тем более, тролли в «Красную книгу» не занесены. У них никаких охранных грамот в помине не было.

– А что будем делать с чудо-рыбой? Искать? Ловить? – робко поинтересовался стажер.– Нам же надо будет докладывать о выполнении задания.

В воздухе повисла неловкая пауза. Ермак залюбовался ровной гладью озера. Задов, щурясь от солнца, рассеянно разглядывал облака на небе.

Кузнецов ответил, как припечатал, чеканя каждое слово:

– Тролли протралили тралами на тросах весь тростник вдоль траверса. Короче, все озеро перепахали своими сетями вдоль и поперек. Если бы здесь обитала гигантская щука или любое другое крупное существо, то его давно бы поймали. Что из этого следует? – Командир обвел взглядом примолкших подчиненных и продолжил: – Делаем вполне логичный вывод: ничего необычного и экстраординарного в озере нет. Не может же водоем быть бездонным! Так и доложим.

– Вот это по-нашему! – обрадовался Задов. Отпуск становился ближе.

– Товарищам Филиппову и Ермаку объявляю благодарность! – громко сказал Кузнецов, встав по стойке «смирно». Леву он демонстративно игнорировал. Боль в порезанной и обожженной ладони не утихала.

Лева обиженно отвернулся и стал бросать камешки в набегавшие на берег волны.

Он попытался спиной, обтянутой тельняшкой, изобразить всю глубину справедливого негодования. Получалось неубедительно. Тельняшка давно требовала стирки. Сливающиеся в один серый фон белые и черные полоски показывали только то, что их владелец был равнодушен к гигиене и заодно всем прочим гиенам.

– Остался последний штрих – выпустить пойманных щук из загона.– Кузнецов двинулся в сторону жердей, торчащих из воды на мелководье с натянутой между ними металлической крупноячеистой сеткой. Он на ходу снял с себя портупею с кобурой и теперь расстегивал китель.– Все за мной!

Разведчики пошли вслед за командиром, загребая ногами песок. Один стажер старался идти след в след. Задов сразу же отстал и со словами: «Я на минуточку» – юркнул в ближайшую палатку. Через минуту стало слышно, как он там чем-то гремит и разочарованно возмущается: «Тоже мне, оккупанты. Цыгане и те с собой больше полезных вещей таскают. Называется, в поход собрались!»

– Палатки после осмотра сжечь! – не оглядываясь, приказал Кузнецов.

– Слушаюсь, мой генерал! – отозвался повеселевшим голосом Лева. Значит, он таки нашел что-то интересное и поднимающее настроение.

Командир группы поморщился. Он не любил грубую лесть.

Пока трое разведчиков возились в иле, вытаскивая из дна жерди загона, одессит успел обшмонать весь лагерь. После этого он соорудил самодельный факел из древка копья и теперь возбужденно метался между палатками, поджигая брезентовые стенки. Ткань, просушенная летним солнцем, занималась сразу. Дольше всех не хотел загораться длинный обеденный стол, стоящий на открытом воздухе. Факел капнул горящей смолой на руку Задову. Сперва зашипела смола, а потом и сам Лева, болтая пальцами в воздухе. Прыгающий, вопящий во все горло и размахивающий руками одессит казался со стороны огнепоклонником в костюме зебры, исполняющим ритуальный танец.

Разведчики одевались на песке. На берегу гудело пламя, пожирая остатки полевого лагеря английской экспедиции. Петруха забыл застегнуть ширинку на галифе; дикая сила играющего перед ним огня остановила его, приковывая внимание. Позабыв о форме, стажер зачарованно глядел на грандиозный костер. Черные клубы дыма вздымались к небу, как пена на пивной кружке, срывались, опадали, и тогда вихрь пламени вырывался вверх. На фоне стены огня стоял весь в копоти Задов с полыхающим факелом в руке. Он радостно улыбался, а карманы знаменитых бриджей грозили лопнуть от трофеев. Тельняшка подозрительно оттопыривалась спереди. К Левиному несказанному сожалению, вместительность карманов была ограничена нерадивым портным, у которого он шил на заказ чудо-бриджи.

– Закурим, что ли? Махорочки не найдется? – спросил профессиональный трофейщик и экспроприатор.

Кузнецов удивленно посмотрел на него своими синими глазами. Лицо Задова сияло таким заразительным весельем, что обер-лейтенант невольно усмехнулся и полез в нагрудный карман кителя за портсигаром.

– Спички нужны?

– Не-а,– пробурчал Лева, осторожно чмокая губами и прикуривая от факела.– Благодать-то какая!

Под песню «Мы рождены, чтоб сказку сделать пылью…» на берегу появился песчаный вихрь, сквозь который проступали контуры карусели. Четверка разведчиков двинулась в сторону круглого настила. Задов, шедший последним, решил подразнить Петруху. Он начал противно мяукать с подвывом, подражая помоечному коту. Не дождавшись аплодисментов, Лева собрался закончить концерт, но его бесцеремонно прервали. Из леса донеслось ответное мяуканье, перемежаемое грозным рыком. Дальнейшая посадка прошла в ускоренном темпе. Одессит, шедший последним, на карусели очутился первым. За ним последовали остальные. Никому из разведчиков не хотелось связываться с серым хищником семейства кошачьих, тем более занесенным в «Красную книгу».

Карусель закружилась, набирая обороты, и растаяла в летнем мареве. Центральный столб последней палатки, обнажившийся в последний момент в капризном метании дыма, рухнул. Шипящий столб искр взлетел фейерверком. И теперь только сваи пустого загона, торчащие из воды, да черное пожарище напоминали о пребывании враждующих отрядов коррекции в этой реальности.

Все стихло. Даже легкий ветерок улегся, уснул.

И вот тогда тихая гладь бездонного озера внезапно вспенилась, по ровной воде пробежала одинокая волна. Из глубины показался огромный плавник и начал чертить зигзаг по поверхности озера. В его движении было столько неукротимой свирепой ярости и силы, что Кузнецов, несомненно, взял бы свои слова обратно и отменил вызов карусели. Плавник исчез в глубине так же внезапно, как и появился.

На берегу недовольно втягивал ноздрями воздух зверь с пушистыми кисточками на ушах. Запах гари ему не нравился и неприятно щекотал ноздри. Серая тень мелькнула среди стволов деревьев и исчезла в чаще…

Глава 4 НАД ОБЛАКАМИ

Командир отряда решил заглянуть к внештатному консультанту отдела контрразведки Дзержинскому. Его маленький кабинет больше походил на большую конуру, забытую кем-то в обширных подвалах Скуратова.

Осторожно спускаясь по ступенькам, Владимиров не забывал смотреть по сторонам. Каменные стены и своды покрывал зеленый ковер плесени. Из темного закоулка доносилось монотонное капанье. Водяной метроном отсчитывал вечность. Ничто так не выводит подследственных из душевного равновесия, как методичное «кап-кап», особенно когда капает на выбритое темечко.

Неделю назад Хохел закончил ремонт подземелий, о чем незамедлительно отрапортовал. Владимиров прекрасно помнил астрономические счета сметы, которые подписывал. Смешанные бригады гномов и лесовиков-шабашников трудились в две смены не покладая рук. И к чему все безумные траты? Командира опять встречает выщербленный кирпич в зеленых разводах. Фурманов докладывал: «Малюта мажет стены кефиром. Специально разводит плесень. На молочных продуктах она, голубушка, растет как на дрожжах». Выходит, комиссар говорил правду. Малюту тоже понять можно: тяжело отказываться от старых привычек. Привычка – вторая натура, да и специфика службы требует соответствующего антуража. Спрашивается, зачем ремонт было затевать?

Так думал Владимиров, отыскивая дверь в кабинет Феликса. Тусклые лампочки горели через одну и света почти не давали. Вход в кабинет был обшит железом с косо приваренным щитом и кривым ятаганом. Попробуй привари ровно в таких потемках! Командир отряда с натугой открыл тяжелую дверь. Дзержинский сидел за столом и увлеченно рассматривал толстый журнал. Послюнявив палец, он аккуратно перевернул страницу. Крохотный кабинет был ярко освещен лампой, висевшей под железным абажуром на длинном черном шнуре.

Дзержинский, застигнутый врасплох, успел захлопнуть журнал и попытался спрятать его в верхний ящик стола, но не успел. Командир вежливо, но твердо ухватил железными пальцами выцветшую от времени обложку. Дима не любил, когда у подчиненных были тайны.

Дзержинский затравленно смотрел снизу вверх на командира, но рук не разжимал и журнал держал цепко. Обложка затрещала, грозя порваться. Глядя в глаза Владимирову, Феликс сказал:

– Журнал «Красный ворон». Только для служебного пользования.

– Мне все можно! – осклабился командир.– У меня нулевой допуск во всех реальностях. Я даже ядерное оружие имею право применять по собственному усмотрению. Только у меня его пока нет. Пока!

Феликс обреченно разжал пальцы. Дмитрий Евгеньевич профессионально быстро начал перелистывать страницы. С удивлением он обнаружил, что в середине не хватает несколько листов. Их выдрали с мясом, оставив только тоненькую вкладку с потускневшими фотографиями. («Красный ворон», ведомственный журнал ОГПУ, издавался до 1926 г.)

Владимиров давно считал, что его трудно, почти невозможно чем-то удивить. По долгу службы ему частенько приходилось сталкиваться с явлениями иррациональными и необъяснимыми. Внимательно вглядываясь в фотографии «Красного ворона», он присвистнул от удивления. На них были изображены мужчины в длинных, до пят, кожаных плащах. Вся одежда: перчатки, фуражки, штаны – все было из лакированной черной кожи. Даже галстуки и рубашки, выглядывающие из-под отворотов плащей. На других картинках плащ трансформировался в перепончатые крылья с металлическими проволочными вставками для жесткости. Стрелочками был аккуратно указан их размах: пять метров двадцать сантиметров. На последнем снимке был виден четкий черный клин, летящий на бреющем полете над лесом. Крепкие мужики в кожанках летели, внимательно всматриваясь вниз, словно выискивали кого-то среди деревьев. У каждого в руках было зажато по паре наганов, впрочем, некоторые из бойцов отдавали предпочтение маузерам.

Действительно, люди в черной коже напоминали огромных летучих мышей. Владимиров вспомнил, что видел похожее в комиксе про Бэтмена, изъятом комиссаром у Петрухи. Фурманов еще долго стыдил стажера за попытку морального разложения. Владимиров, в свою очередь, отобрал глянцевый журнал у комиссара. Если разлагаться, то уж всем и по очереди. В комиксе главный герой Бэтмен был без нагана, зато в таинственной маске, подчеркивавшей волевой подбородок. На этом принципиальные различия заканчивались. Тот тоже боролся со злом, определяя его по собственной шкале ценностей.

Фотографу удалось «оставить мгновение». Строгий треугольник грозно резал воздух. Суровые лица из поднебесья мрачно взирали на грешную землю. Среди деревьев не было видно ни одной души. Видимо, вся контра драпанула без оглядки. Все живое затаилось и разбежалось. Даже лесной храбрец – крошка Енот не показывал носа из норы у озера. Вдруг запишут во врагов революции? К классу трудящихся звери не относились, впрочем, как и многие другие живые существа.

«Однако! Стрелять по-македонски умеет далеко не каждый даже у нас в отряде,– подумал Владимиров, разглядывая фотографии.– А тут – все как на подбор». Вслух он спросил:

– Это что за дельтапланеристы? Новый вид военно-прикладного спорта?

– Летучий отряд Всероссийской Чрезвычайной Комиссии! – сухо, но с плохо скрываемыми нотками гордости в голосе ответил Дзержинский.

– Почему я о них ничего не слышал? Чем они занимались?

– Летучий отряд был создан для выполнения спецзаданий. В него отбирали чекистов из бывших спортсменов-авиаторов, проявивших лютую ненависть к врагам трудового народа. В их задачи входила зачистка труднодоступных районов: борьба с белыми партизанами в Сибири и на Дальнем Востоке, уничтожение басмачей в Туркестане, точечные ликвидации главарей подполья. Их форма в доли секунды превращалась в планер. Они разбегались и ловили кожаным крылом восходящий воздушный поток, бесшумно взлетая в небо. Настоящие соколы революции! Ни жалости, ни снисхождения к врагам! В союзниках только небо и ветер. Чекистам выдавали подробные карты ветров той местности, где приходилось выполнять задания. Если грамотно использовать восходящие и нисходящие воздушные потоки, можно планировать на расстояние до двадцати километров, не касаясь земли. Никто не мог от них укрыться. Ни одной потери, ни одного тяжелораненого в Летучем отряде за все время его существования! Для них не было невыполнимых задач. Потом чекистов-планеристов в авральном порядке передислоцировали в один очень отдаленный район, что практически соответствовало расформированию. Всю документацию о Летучем отряде уничтожили или засекретили.– Дзержинский удрученно замолчал, глубоко задумавшись.

– В чем причина такой кадровый расточительности? – заинтересовался Владимиров. Он прекрасно знал по своему опыту: высококлассными проверенными бойцами просто так разбрасываться не станут.

Было видно, что тема Феликсу неприятна, но он ответил:

– Бойцы Летучего отряда вкалывали от рассвета до заката и от заката до рассвета. Особенно много работы выпало на их долю в Туркестанском походе. Храбрецам нужна была душевная анестезия от ярких видений Гражданской войны, преследовавших их в ночных кошмарах.

Местный проводник-афганец, составлявший для них карты ветров, посоветовал принимать лекарственное зелье, чтобы грусть отступила и печаль прошла. Белый порошок по виду ничем не отличался от зубного, разве что запахом. Так в жизнь Летучего отряда вошел «добрый доктор Кокаин». Элитные бойцы, чтобы усилить действие наркотика, мешали его с привычной водкой.

Переброска Летучего отряда была не напрасна. Волнения в Фергане, начавшиеся при активном участии английских эмиссаров, не переросли в крупное восстание. Бунт был подавлен в зародыше, а потом началось воздушное сафари за басмачами. С тех пор много воды утекло в арыках, а матери до сих пор пугают непослушных детишек: «Не будешь спать – прилетит ночной человек-птица, схватит тебя за бочок и унесет навеки в свое гнездо».

Когда соколы покончили с бандитизмом в Средней Азии, они уже балансировали между алкоголизмом и наркоманией. Об этом пришлось доложить в Центр. Проштрафившихся в полном составе вызвали в Москву. Там их отчитали и пригрозили отправить в резерв, а то и уволить, но потом решили не обижать. Заслуженных воинов наградили и отправили в командировку в Африку – на исправление.

Геройских соколов наградили репродукциями картин художника Верещагина из цикла «Грезы пулеметчицы». Они были выполнены в карманном формате и удобно умещались под плащами-трансформерами. Военные психологи сочли, что картинки смогут скрасить суровые будни спецотряда. Пусть соколы верят, что где-то есть нормальная жизнь, не регламентируемая рамками приказов и уставов.

Бойцы Летучего отряда остались довольны. Суровые чекисты радовалиськак подростки, сразу уговорившись время от времени меняться репродукциями, не обращая внимания на то, что каждая картинка была именной, а на обороте стояла красная гербовая печать. К чему все эти условности? Впереди ждала Африка – неизвестная, и от того более притягательная и манящая. Британских колонизаторов в расчет не принимали: после каппелевских атак буржуи в пробковых шлемах вызывали усмешку. Африканской операции было присвоено кодовое название…

– «Трест»?! – перебил старого чекиста Владимиров. Щегольнуть знаниями не получилось.

Феликс Эдмундович досадливо поморщился: одиозное название давно успело набить оскомину.

– Нет же, нет! Назвали операцию «Из России с морковью». Летучий отряд должен был оказать интернациональную помощь племени Полосатых бегемотов… или Волосатых гиппопотамов? Не помню. Соколы блистательно помогли аборигенам побороть английских интервентов. После прибытия интернационалистов о колонизаторах больше никто не слышал. Ни слуху ни духа, без пыли и шума!

– Я читал про это племя в «Вестнике белого человека» Национального географического кружка. Вы отправили их к людоедам! – укоризненно заметил командир отряда.– Там аборигены зубы напильником подтачивают, чтобы были похожи на клыки. Местный обычай.

– Отдельные перегибы на местах! Клевета! – с жаром возразил Феликс.– Вражеская пропаганда раздувает единичные случаи до небес. Любят они из мухи делать цейлонского слона. Там их приучили пить кровь. Исключительно в медицинских целях. Местный знахарь прописал.

– А рецепт выписал на банановом листе,– подковырнул командир отряда.– Говорю же: людоеды. Из-за этого их расформировали? Вот так пасынки революции стали сыновьями темной ночи?

– Чью кровь они пили – неизвестно. Может, животных или… еще чью? – уклонился от прямого ответа контрразведчик.– Ни один из связников не вернулся обратно. Официально бойцы Летучего отряда числятся в отставке. Писать, печатать, даже говорить о них запрещено,– понуро сказал Феликс. Было видно, что ему жаль соратников, сгинувших на необъятных просторах Черного континента. А может, и не особо жаль? У каждого настоящего контрразведчика найдется пара тузов в рукавах гимнастерки и колода за пазухой.– Если бы вы слышали, как они пели на фоне кроваво-красного заката, на два голоса «Полет нетопыря-а-а в ночном лесу-у-у…» Неофициальный гимн Летучего отряда. Когда песня гремела с небес, за душу брало почище «Интернационала».

– Душа в пятках,– веселился Владимиров, заслышав в исполнении железного чекиста интонации великого Вертинского. Глянув на сумрачного Дзержинского, Дмитрий Евгеньевич долго кашлял, прикладывая к губам белоснежный платочек, а затем уже серьезно сказал: – Сегодня наша группа отправилась в «Обитель снегов». В Тибет реальности Земля-2876.

– Еще точнее? – дотошный Феликс старался не упускать ни одной мелочи. Всю жизнь он собирал факты, разгадывал загадки, баловался кроссвордами в газете «Юная коммунарка».

– Разведгруппа отправлена на Тибет. Их задача – перехватить немецкую экспедицию, отправившуюся на поиски земной оси. Возглавляют ее эсэсовцы-альпинисты из археологического отдела института Ананербе. Цель экзотического мероприятия – добраться до легендарного места. Партийная верхушка Германии состоит из завзятых мистиков. Они, эти мистики, искренне полагают, что если ось мира раскрутить в обратном направлении и повернуть время вспять, то Германия может вернуться в 1939 год. Она сможет начать войну снова, учтя все ошибки и промахи, и выиграть ее настоящим, сокрушительным «блицкригом». Согласно одной из легенд о Шамбале, в оси Земли заключена огромная энергия, и просто так к ней приблизиться невозможно, именно поэтому она считается центром, управляющим всем миром. Тот, кто прикоснется к ней, сможет не только распоряжаться временем, но станет бессмертным обладателем магических свойств. Веривший в это рейхсфюрер СС Гиммлер в случае обнаружения оси мира готовился перебросить в Тибет тысячи десантников-эсэсовцев, чтобы сформировать непобедимый «Легион бессмертных». Правда это или нет, но у немцев был электролит, и начальство решило подстраховаться. Командованию сверху виднее. Высоко сидят, далеко глядят. Не дай Бог, немцы откроют проход… Внештатные консультанты – ламы с Востока – уверяют, что Шамбала существует, но не в том понимании, как ее могут представить европейцы. В нее нельзя зайти и тем более потрогать ее руками. Шамбала находится в другом измерении, и увидеть ось мира могут только те, кто обладает доступом к высшим уровням сознания. К счастью, гитлеровцы такими способностями не обладали.

В реальности Земля-2876 в начале двадцатых годов из Тибета в Россию и Европу неизвестные Учителя человечества отправили два таинственных осколка метеорита – электролиты. На их поверхности проступают буквы, пророчащие суть будущих событий и политические перспективы. Камни распространяют мощное космическое излучение, а излучение может оказывать влияние на целые народы в момент принятия серьезных решений. Самое главное: электролит – ключ, открывающий проход к земной оси. Знания погибших цивилизаций, как полагали ученые в черной форме, должны были возродиться в обновленном мире. Обновление – это война, истинная гигиена мира.

Один осколок махатмы предлагали через Николая Рериха Лиге Наций, но организация почему-то отказалась от обладания сакральным предметом.

– Не отказывались они от метеорита,– усмехнулся Дзержинский, сжав кулак.– От греха подальше мы изъяли камень у Николая и поместили в спецхран. На нем такие буквы проступали, что никому показывать нельзя! Владимир Ильич прочитал всего пару фраз, так ему сразу сделалось не по себе. Следуя инструкциям просветленных старцев, камень надо было вернуть в Тибет. Электролит должен был быть водружен на башне Шамбалы, что Рерих и собирался сделать собственноручно… После изъятия камня Коля на нас сильно обозлился и в Россию больше не вернулся, предпочел в Индии свои пейзажики рисовать. Искупить кровью свою ошибку смелости не каждому достанет! Второй камень мы не нашли, хотя Ильич получал сигналы от немецких товарищей, что камушек где-то у них.

Владимиров покривился и продолжил:

– Теперь эти товарищи, которые нам давно уже даже и не камрады, прут по горам, как танки по равнине. Они столковались с черными ламами, те у них в проводниках. Экзотический караван охраняют егеря из девятнадцатой горно-пехотной бригады «Эдельвейс». Противник серьезный. У наших задача одна: «изъять», как вы любите выражаться, электролит любыми способами. Командует разведгруппой Николай Кузнецов. Вместе с ним отправились на задание Шаманов и Задов. Латын до службы в отряде одно время жил на Тибете, совершал паломничество. Места для него знакомые. Группа небольшая, в глаза бросаться не будет. Еще он сказал, что у Левы подходящие родинки…

– А что сказал Лева, когда узнал о совместном задании с Шамановым? – вяло поинтересовался Дзержинский.

– Все как обычно. Он сказал: «Я гор не видел, но люблю их больше, чем бильярд и карты, вместе взятые. Протестую против невыполнимых заданий. И вообще. Я всех видел, то есть видал». Ничего нового от него не дождешься. Надеюсь, совместный поход примирит Шаманова и Задова. Конечно, если вернутся.

– Командует группой Николай, как и в прошлый раз. Символично!

Феликс выжидательно смотрел на командира отряда. Владимиров рассказывал пространно и во всех деталях, дивясь самому себе. Впрочем, чему удивляться? Атмосфера располагала к подробностям, особенно если учесть, что Дмитрий Евгеньевич был редким гостем в подвалах отдела контрразведки. Ну, не любил он подвалы, что тут поделаешь?

– Я вот что подумал: надо связаться по вашим каналам с Летучим отрядом и прикрыть наших с воздуха. Задание очень важное для целого пучка реальностей. Если надо, перебросим соколов на нашей карусели, без лимита праны-маны.– Владимиров замолчал, ожидая ответа.

– Туда и обратно?! – уточнил Феликс.

– Конечно! Как же иначе? – удивленно развел руками Владимиров.– А-а! Понятно. Вы им в прошлый раз билет в один конец выписали. Конечная точка маршрута – Африка. С глаз долой – из сердца вон. Понима-а-аю!

Дзержинский промолчал. Он сосредоточенно ковырял пальцем темное пятно на зеленом сукне стола. Наконец, словно очнувшись, Железный Феликс кивнул.

Владимиров крепко пожал на прощание руку Эдмундовичу и вышел из крохотного кабинета, аккуратно прикрыв за собой железную дверь. Феликс скривился и остервенело подул на ладонь. Ручкаться с командиром было почти то же самое, что с гидравлическим прессом.

Из коридора подземелья донеслось громкое «…а-ать!» и удаляющаяся ругань. Контрразведчик улыбнулся. Сам он привык к низким сводам. Мелькнула мысль: «Надо выкрутить еще пару лампочек – вообще заходить перестанет».

Продолжая улыбаться, Дзержинский достал из сейфа старый эбонитовый телефон, покрытый толстым слоем пыли. Оттуда же он вытащил и надел толстые резиновые перчатки с раструбами до локтей. Феликс осторожно подсоединил витой телефонный шнур к проводу, на котором висела лампа. Лампочка под железным абажуром пару раз мигнула и стала гореть вполнакала. Кабинет погрузился в сумрак. На перчатках замерцали зеленоватым светом причудливые руны и каббалистические знаки, складывающиеся в причудливый узор. Ярче всех зловеще светился прямоугольный штамп «Завод Резинмаш Красмаг. Изделие №2». От качающейся лампы по углам заплясали причудливые, страшные тени. Казалось, они о чем-то совещаются, собираясь в самом темном углу на митинг. Феликс, воровато оглядываясь за спину, снял трубку и набрал четырехзначный номер. В мембране громко щелкнуло.

– Лабрид, товарищ Думпис. Сколько лет, сколько зим! – осторожно поздоровался Дзержинский с далеким собеседником.– Кокосы в этом году уродились? Погода стоит летная? Уверен, старых навыков не растеряли. (Лабрид – «здравствуйте» по-латышски.)

В ответ трубка громко заквакала. Слов было не разобрать, но интонации были злые. Феликс непроизвольно дернулся и с опаской немного отодвинул трубку от головы. Хорошо стал заметен круглый пыльный оттиск на ухе. Когда собеседник замолчал, контрразведчик осуждающе и строго сказал:

– Фу… как грубо. Говорите, зимы не бывает?! Вот и славно. Есть дело. Заодно и ваши горячие головы остудим. Перегрелись вы там, на солнышке. Слушай меня внимательно. Да не перебивай, когда начальник говорит! Я тебе покажу «в отставке». Я тебя так отставлю…

Горизонта не было: вершины гор незаметно сливались с белесым пасмурным небом. Ничего в этом пейзаже не было приметного или яркого, хотя он завораживал не хуже, чем пламя костра или текущая вода.

Морозило. Искрящийся снег скрипел под горными ботинками с высокой шнуровкой. Вся походная экипировка: боеприпасы, продукты, палатка, альпинистское снаряжение – все это было уложено в два неподъемных рюкзака из белого брезента, притороченных на спины терпеливых горных ишаков. Сегодня ишаками были Кузнецов и Задов, одетые в зимнее обмундирование немецких горных стрелков. Поверх чужой формы они надели широкие белые маскировочные халаты. Через плечо под правой рукой висели автоматы с откидывающимися прикладами. Головы согревали вязаные шапочки, а уже поверх красовались облегченные стальные каски, тоже белые. Сбоку на касках был нарисован эдельвейс в ромбике – эмблема горных егерей.

Хохел выдал каски в последний момент перед отправкой карусели. Он долго лазил в бездонных недрах склада, пока отыскал их. Стальные зеленые шлемы пришлось перекрашивать в последнюю минуту. Все очень просто: надеваешь каску – забегаешь в сказку!

Задов поначалу вообще заартачился, отказавшись переодеваться в фашистскую форму. Командир отряда проявил неожиданное понимание и благосклонно заметил: «Ради тебя Лева, я с удовольствием изменю „легенду“ вашей группы. Ты будешь красноармейцем, попавшим в плен к немцам. Егерям не знакомо чувство жалости к слабым духом. Уважения достоин сильный противник. Сильные редко попадают в плен. Поэтому с пленными горные стрелки обходились без особых церемоний. Весь путь в горах пройдешь босиком, без пуховика и связанным вот этим».– Владимиров показал строптивому подчиненному моток колючей проволоки.

Лева мигом схватил каску и помчался перекрашивать ее в белый цвет. Вопрос, надевать вражескую форму или нет, решился однозначно и больше на повестке сборов не возникал.

Как выглядит эдельвейс, похожий на ромашку с узкими и редкими лепестками, Лева не знал. Поэтому он нарисовал на своей каске цветок, похожий на гибрид лютика и колокольчика. Время поджимало, перерисовывать было некогда. С такой эмблемой подразделения, неизвестного ни в одной армии мира, одессит оказался в Тибете. При погрузке на карусель Кузнецов, обычно невозмутимый, не выдержал и застегнул на шее у Левы крючки воротничка с такой силой, что больно прищемил кадык, чтобы не было видно верхнего края тельняшки. Напоследок обер-лейтенат загнул их железными пальцами, чтобы труднее было расстегнуть.

Шаманов вышагивал в расшитом золотом красном китайского шелка халате, подбитом мехом. Под ним был не менее роскошный желтый халат, на ногах – новые уйгурские сапоги ручной работы с загнутыми носками. Голову украшала высокая желтая парадная шапка ламы с красной кистью. Вся одежда на нем была до неприличия новой; ручная кладь состояла из объемистой кожаной сумки и длинного посоха в руке. Навершие посоха было костяным и изображало крысу с длинными передними резцами и красными глазами-бусинками из ярких рубинов.

Глаза путников закрывали специальные черные альпинистские очки с завязками, но снежная белизна раздражала и тревожила. Темп задавал отрядный священник, попутно посвящая своих навьюченных спутников в особенности Земли-2876, куда их забросили приказ и судьба.

Разведчики только что благополучно преодолели опасную зону, где на протяжении нескольких столетий под землей выгорали залежи каменного угля. По трещинам углекислый газ поднимался к поверхности земли. Когда дул ветер, газ рассеивался и не представлял никакой опасности, но в отсутствие сквозняка концентрация газа быстро достигала смертельной величины, и долина превращалась в газовую камеру. Люди и животные теряли сознание раньше, чем осознавали необходимость спасаться бегством, задержав дыхание. Десантники ошеломленно смотрели по сторонам. Вся долина была усеяна скелетами. Одни костяки были выбелены временем до блеска, с других, более свежих, ошметками свисали остатки плоти. В природную душегубку попал не один караван. Рядом с остатками огромного вьючного яка с позолоченными рогами лежали седельные сумки. В прореху истлевшей ткани поблескивали желтые кругляшки, высыпавшиеся на землю соблазнительной кучкой. Задов остановился, завороженный, и сделал несколько шагов в сторону. Лева никогда не мог устоять против притягательной силы любого желтого металла. Даже начищенная медь могла сыграть с ним злую шутку. На прошлой ярмарке заезжие гномы продали ему кольцо из самоварного золота по дешевке.

– У меня чуть глаза из орбит не выскочили от соблазнительного видения! Вряд ли караванщики везли дешевую медь! – завывал Лева.– Жизнь несправедлива! Все происходит не вовремя!

В себя Лева пришел после громкого окрика Кузнецова: «Ко мне!» Десантники на максимальной скорости, которую им позволило развить тяжелое снаряжение, покинули опасное место.

Путь разведчиков лежал в Ладакх, страну призраков. Там больше верили астрологам и гадальщикам, чем политикам, а наука сложила полномочия и отреклась от престола в пользу черной магии. Чумазые жители сурового края находились во власти многочисленных примет. В своих жилищах аборигены старательно закрашивали красной охрой углы и щели, дабы в них не поселились привидения, доводящие до бессонницы. Отшельники-ламы, искушенные в тантрах и способные подчинять себе демонов ночи, обладали в Ладакхе верховным авторитетом. Здесь верят, что черепа баранов, собак и альпинистов, водруженные над входом в жилище, отгоняют привидения, что черная стрела с серебряным наконечником, воткнутая в крышу, отпугивает злых духов. Верят в то, что нам всем угрожают тридцать три опасности от шести тысяч демонов. За сходную плату в ненастье любой лама прочтет вам мантру об усмирении стихии и выплеснет в прямом смысле на ветер брагу из молока горного яка, чтобы усмирить духов. Духи повсюду, духи везде, весь мир пронизан невидимыми злобными сущностями. Существование местных жителей – это непрерывная борьба за право жить в бесплодных горах, где зимняя погода так же сурова, как в Заполярье; это томительные страдания среди демонов и ледников Малого Тибета, или Крыши мира, как иногда называют эти горы. Удивительно, но долгожители, перевалившие за сто лет, здесь не редкость.

Разведгруппе предстояло выйти к местечку под названием Шара-Суме – Желтая часовня.

По склону горы вверх вел след, отмеченный клоками рыжей шерсти на колючках кустарника. Стоило свернуть чуть в сторону, и становилось ясно, что неизвестный зверь выбрал оптимальный путь. Некоторые кусты, под которыми рыжий зверь проползал, разведчикам приходилось обходить – мешали огромные рюкзаки на спинах.

За троицей, не отставая, полз туман. Он был настолько плотен, что граница его была видна абсолютно четко; например, возле куста, на котором остался лоскут маскхалата Задова. Туман выдерживал дистанцию, не приближался и не отставал. Если оглянуться, создавалось впечатление, что все за спиной затопил белый пушистый океан.

Шаманову белесая мгла не понравилась, но он ничего не сказал спутникам, а только прибавил шагу по тропе, петляющей между огромных скал. Вершина горы, на которую поднимались разведчики, блестела перед ними. Казалось, протяни руку – и дотронешься пальцами до ее трехрогой макушки в короне из облаков, с царственной небрежностью надетой чуть-чуть набекрень.

Солнце еще не успело спрятаться за горы, когда Кузнецов понял, что больше не может идти. Заумный краеведческий монолог Шаманова убаюкивал. Ноги заплетались, будто скованные кандалами; рюкзак, тяжесть которого удесятерилась, пригибал к земле. Остановка была неизбежна.

Задов, шедший в хвосте маленького отряда, с тоской смотрел вслед товарищам, скрывшимся за исполинским обломком скалы. Он потихоньку отставал, пока не поскользнулся и не рухнул плашмя. Рюкзак, съехавший с плеч на загривок, вдавил голову в снег. Сил не было не то чтобы подняться, даже пошевелить пальцами. Лева хотел позвать на помощь, но открытый рот забило снегом. Сразу заломило зубы от холода. Сзади из долины осторожно наползала молочно-белая пелена. Захотелось спать. В голове лениво шевельнулась мысль: «Немножко посплю, отдохну – и силы появятся». Лева медленно закрыл глаза.

Из приятной неги его выдернул голос. Глас с небес не вещал, а гремел: «Встать, скотина!» Лева резко открыл глаза. Этот голос с ярко выраженным прибалтийским акцентом он уже определенно когда-то слышал.

Невидимый помощник с неба не унимался: «Именем революции, встать!» Вслед за последней фразой раздался сухой металлический щелчок. Лева ни с чем не мог спутать звук взводимого курка. Кровь забурлила от адреналина и понеслась по венам. Чересчур реалистично даже для галлюцинации. Задов рывком вскочил на ноги и затрусил вдогонку за товарищами. Ему вслед послышался короткий смешок, и голос неба сказал, уже обращаясь к самому себе: «Так бы сразу. С первого раза никто не понимает».

Лева устало подумал: «Галлюцинация. Кузнецов говорит, такое бывает в горах от недостатка кислорода». Место, на котором минуту назад лежал Задов, затягивал медленно ползущий туман.

Кузнецов с удивлением смотрел на догонявшего их бодрой рысью Задова. Тяжело дыша, Лева поминутно задирал голову и смотрел в небо. О гласе с небес он решил не рассказывать. Мало ли!

Палатку поставили быстро. Отгудел примус. Концентрат горохового супа с ленинградской тушенкой из жил и кожи пришелся бы по вкусу любому гурману. Щирый вместо горного пайка подсунул консервы, которые в обычной обстановке нормальный человек отказался бы есть, будь он хоть трижды военный.

Латын сказал, что ему не нравится подкрадывающийся туман. Он достал из своей бездонной сумки кожаный мешочек, похожий на колбаску. Отрядный священник осторожно отсыпал из него вокруг палатки светло-синий порошок, почти незаметный на снегу. Поземка набирала силу. Ветер швырял снежные заряды в лицо. Вопреки всему порошок не сдуло, а только присыпало. Латын пояснил:

– Береженого, сам знаешь, кто бережет. Может, просто туман, а может, и наведенный морок. Нацистов ведут черные ламы. Могли понаставить ловушек. Охранный круг любую нечисть отпугнет.

Он покопался в сумке и достал посеребренный капкан. Латын разомкнул стальные челюсти и осторожно установил его в снегу.

– Волчий капкан? – поинтересовался Кузнецов.

– На медведя.

Задов лежал в палатке, неудобно уткнувшись в свернутый спальный мешок, не сняв каску. Лева не откликался даже на бодрое предложение добавки. Многочасовой переход лишил его интереса к еде. Разведчики слишком резво набрали высоту, желая максимально сократить время на подход к Желтой часовне.

Кузнецов назначил Задова первым в караул охранять палатку, показав, где замаскирован капкан. Себе он оставил «собачью», самую тяжелую, смену. Отдых после тяжелого дня расслабляет, и после гораздо труднее собраться. Задов перевесил автомат на грудь и на четвереньках выбрался из палатки. Сил ругаться у него уже не было.

Очень скоро до сидевших внутри дошло, что палатку поставили на самом продуваемом месте. Полотняный домик разведчиков проверяли на крепость резкие воздушные потоки, бьющие из долины. Но уже не могло быть и речи о том, чтобы сниматься и устраиваться заново.

Тяжелые порывы ветра со снегом обрушивались на сферический купол палатки. Удары передавались внутреннему каркасу, состоящему из восьми изогнутых трубочек-лучей. Они сходились в звезду, в центре которой висели для большей устойчивости самые тяжелые вещи – рюкзаки и автомат Кузнецова. Ветер так молотил по палатке, что снег пробивал толстую брезентовую стенку и холодной искрящейся пылью оседал на втором, внутреннем капроновом слое. Казалось, чья-то могучая рука трясла палатку, отрывала от снега или вдруг с хрустом снова втискивала в него. Под дикую какофонию пурги Николай вкрадчиво спросил Шаманова, застегивавшего на себе спальный мешок:

– Насколько я понял, нацисты хотят проникнуть в Шамбалу и открыть проход к земной оси? Разве стоит лезть под пули из-за непроверенных слухов?

Латын перестал возиться в теплом коконе и, немного поколебавшись, ответил:

– Коллега, во-первых, осколок метеорита, именуемый электролитом,– вещь вполне реальная. Один кусок уже лежит в спецхране. Надо поскорее и второй отправить к нему в сейф, пока эти интриганы от науки из Ананербе не накуролесили. Равновесие мироздания – вещь тонкая, к нему нельзя подходить «методом тыка». Во-вторых, земная ось – реальность. Ты, наверное, видел глобус земного шара? Сквозь него проходит тонкий железный штырь. Это и есть земная ось, и ее магических свойств мы не знаем. Похоже, она действительно может дать бессмертие и много что еще. Современная физика может объяснить только четыре процента окружающих нас явлений мироздания. Разве это значит, что остальные девяносто шесть процентов – вымысел? В-третьих, Шамбала… Считается, что в глубине Тибета расположена недоступная страна, населенная политическими телепатами и магическими вождями, способными с помощью заклинаний и силой мысли влиять на жизнь планеты. Эти могущественные существа обитают в подземных пещерах и время от времени высылают своих эмиссаров… – Шаманов умолк не договорив.

– В отряде поговаривают, что вы здесь бывали. В прошлый раз, случайно, не Шамбалу искали?

– Прошла информация о загадочной пещере под Чистым ледником, которая якобы открывает ворота в Шамбалу. Три независимых экспедиции пытались пробраться туда. Нашу разведгруппу возглавлял Святогор. Внезапная перемена погоды в последний момент всегда разворачивала искателей обратно. Наша группа прошла дальше всех. Когда до предполагаемого входа в пещеру осталось несколько десятков метров, разыгралась метель, хотя буквально минуту назад ярко светило солнце. Мы быстро установили палатки и не вылезали из них несколько дней. Сильный ветер и непроницаемая мгла не давали двигаться ни вперед, ни назад. Наконец мы решились и с большим трудом вырвались из снежного плена обратно. Было ощущение, словно кто-то размешивал ложкой манную кашу, а мы с товарищами вместо сливочного масла болтались в центре кастрюльки. Как только мы отошли на несколько метров, небо снова прояснилось, пурга стихла.

– Почему вы об этом никогда не рассказывали?

– У нас были потери,– ответил коротко Шаманов и повернулся на бок, показывая, что разговор окончен. Память о трагических неудачах живет подолгу, иногда дольше непосредственных участников и очевидцев тяжелых событий. Иногда величина потерь целиком определяет отношение к событию, с лихвой перекрывая радость победы.

Кузнецов прислушался: ветер уже не так бушевал. В хлопках и треске ткани он уже слышал нечто убаюкивающее и провалился в сладкий сон.

…Николай проснулся. Исчезло гудение пурги. Ветер больше не барабанил в тент палатки. Он вытащил руку из спального мешка и поднес циферблат командирских часов к глазам. Фосфоресцирующие стрелки показывали, что Задов должен был уже пару часов назад разбудить его для смены на посту. Левино человеколюбие пришло бы в голову последним в ряду многих причин его неявки. Кузнецов сунул ноги в горные ботинки и перепоясался ремнем с кобурой. Зашнуровываться он не стал, на ощупь расстегнул кобуру и достал пистолет. В углу всхрапнул Шаманов. Николай осторожно отогнул полог и выглянул в тамбур палатки. Рядом с расстегнутым входом спал, свернувшись калачиком, Задов. Ни холод, ни наметенный ветром снег его не тревожили. Ему все было нипочем. Пуховое обмундирование и альпийская штормовка надежно защищали от холода. Только ресницы покрылись инеем. Спящий красавец снежного царства громко сопел и видел десятый сон. Переохлаждение или обморожение Леве не грозило.

Кузнецов одним прыжком выскочил из палатки и, перекатившись по снегу в сторону, занял позицию для стрельбы лежа. Вокруг не было ни души. Ярко светило солнце на искрящемся насте. В вышине слышался рыскающий посвист ветра. Николай встал, отряхивая прилипший к форме снег. Внимательно огляделся. Вокруг палатки шел след, образуя правильный круг. До ближайших скал было метров сто. По веревке неизвестный не мог спуститься. Слишком далеко были ближайшие скалы. Судя по следам, ночной гость спустился с неба, походил вокруг палатки и опять улетел.

Николай присел на корточки, разглядывая свежие отметины на снегу. Гость с неба оставил их недавно. Вчерашние следы десантников замела ночная поземка. На снегу четко отпечатались следы сапог с острым носком. Такие шитые хромачи носил и сам Кузнецов, но в другой обстановке. В горах предпочтение отдают альпийским ботинкам на широкой толстой подошве. Здесь нужна обувь со специальными шипами, а на крутых снежных и ледяных склонах требуются еще и специальные «кошки», которые можно укрепить только на ботинки. Но главное достоинство горных ботинок не в этом. Благодаря тому, что они сделаны из толстой кожи со специальными прокладками в наиболее уязвимых местах стопы, эта обувь спасает ноги от травм, неизбежных при ударах о камни, выступы скал и неровности льда, встречающиеся в горах на каждом шагу.

Капкан исчез. В этом Кузнецов убедился, осторожно разгребая снег на месте его установки. На профессиональную память матерый разведчик никогда не жаловался.

Ничего и никого. Только гигантская дуга горных вершин, царящих в небе. Ледовые конусы пиков сверкали в лучах солнца высоко над черными глыбами горного массива.

Кузнецов вернулся в тамбур палатки и склонился над Задовым. Его ждал еще один сюрприз. Неизвестный гость оставил издевательское послание. На каске горе-часового красовалась процарапанная надпись АНАРХИСТЫ КОЗЛЫ!!! Нацарапали ее чем-то острым и твердым. Любитель гравировок, по-видимому, хорошо знал о прошлых политических убеждения одессита.

Николай постучал стволом парабеллума по каске спящего. Лева заворочался и, не раскрыв глаз, сонно пробормотал:

– Мама, открой дверь. Если это Яша пришел за деньгами, скажи, что меня нет дома. Когда буду, не знаешь.

Кузнецов улыбнулся и, сложив губы трубочкой, пропел, одновременно стукнув по каске сильнее:

– Лю-ютик! Пора вставать!

– Чаровница! – по Левиным губам скользнула улыбка, и он открыл глаза.

Прямо в лоб ему смотрело дуло пистолета. Он осторожно перевел взгляд на Кузнецова. Синие арийские глаза со стальным отливом были едва ли дружелюбнее девятимиллиметрового дула. Командир группы не спешил отводить пистолет, направленный на проштрафившегося подчиненного. Задов зажмурился и робко спросил:

– Может, сначала-таки под трибунал?

– Можно и под трибунал! – легко согласился командир.

Лева осторожно открыл один глаз. Николай убрал пистолет в кобуру и застегнул ремешок. Лева открыл второй глаз.

Поколебавшись, Кузнецов взял ледоруб, лежавший в предбаннике, перехватил его поудобнее за рукоять и вылез из палатки со словами: «За мной, Задов. Пора. Твой час настал…»

Лева выполнять команду не спешил, начав громко причитать:

– Лучше уж пулю, чем киркой по башке. Надо избавляться от дурных привычек. Если я тоже Лев, что из этого? Не по-людски вы поступаете, Николай Ивано-ви-и-ич…

Договорить Лева не успел. В палатку просунулась рука, сграбастала одессита за грудки и одним махом выдернула его из тамбура наружу, как штопор выдергивает пробку из бутылки.

Шаманов вылез из палатки и сразу зачерпнул снега, чтобы умыться, да так и застыл, не донеся пригоршню до лица. По крутому склону на спине скользил на бешеной скорости Задов. По громкому хлопку Кузнецова Лева резко перевернулся и всадил клюв ледоруба в склон. Они в сотый, а может, уже и двухсотый раз за это утро отрабатывали прием самозадержания при срыве на снежном скате.

Шаманов громко и одобрительно прокомментировал увиденное вместо пожелания доброго утра: «Ледоруб дает умному человеку страховку на склоне, а дураку – возможность чем-то занять руки!»

Кузнецов рассказал Латыну о необычных следах, появившихся из ниоткуда, и о пропавшем капкане. Латын растер лицо снегом и весело пропел: «Густеет мгла, и в этой мгле я появляюсь на скале. Не зря зовусь я черным альпинистом!»

Задову надоело ждать очередного хлопка. Он выдернул ледоруб из склона. Лева лихо мчался по спуску, подправляя направление спуска и притормаживая железным клювом, как человек, родившийся в горах. Со стороны он был неотличим от егеря из «Эдельвейса». Одессит скатился товарищам под ноги, никого не задев, и радостно заявил: «Я теперь знаю, для чего человеку нужны брови! Чтобы пот не заливал глаза!»

Продолжая коситься на жизнерадостного Леву, Латын пояснил смысл спетого куплета:

– Черный альпинист бродит по ночам, поднимает пологи палаток и заглядывает в лица спящим. Он ищет тех, кто бросил его погибать в горах, после того как провалился в припорошенную трещину на леднике…

– Еще он пишет на касках спящим часовым,– продолжил Кузнецов и постучал кулаком по стальному шлему на голове Левы.

Металл гулко отозвался на удары. Лева не возражал, а только заискивающе улыбался. Он уже понял своим чутким сердцем, что трибунал откладывается.

Шаманов зачитал вслух надпись на каске и развел руками. Горы безлюдны только на первый взгляд. Здесь шляются все, кому не лень. Свернув палатку, разведчики постояли, попрыгали, встряхиваясь, чтобы удобнее прилегли к плечам лямки рюкзаков.

Десантники двинулись на штурм внутреннего горного хребта Тибета. Окруженный цепями высоких гор и подпертый приподнятыми на большую высоту долинами хребет напоминал остров льда в океане гор. Многочисленные отроги были так же высоки, как и сама извилистая центральная цепь, что делало обходной путь бессмысленным. Только вперед и вверх. С этого белого спрута, щупальцами отрогов вцепившегося в плоскогорья, ледяные реки стекали во все стороны света. Его короткие, но широкие долины пропускали вдоль гребней медленные потоки льда, исполосованные зияющими лентами разломов.

Идти вверх было тяжело. Лямки рюкзаков резали плечи и гнули разведчиков к липкому снегу. Буквально на четвереньках, сглатывая тошнотворные комки, подкатывающие к горлу, десантники забрались на первый перевал.

Глазам открылась новая панорама обледенелых гребней, венчавших затененные ледниковые цирки. Под ногами ледник, весь в буграх и ямах, вспученный и пересеченный трещинами. Переход на следующий гребень отыскать удалось, и теперь оставалась самая малость – дойти. Широкой дугой десантники обошли вертикали стен, сбросивших на ледник блестящие сахарные обломки. Сверкающие грани ледопада подошли к крутому ледяному подъему.

Ледорубы оставляли в крутом монолите крошечные отметины—опоры для ног. Острые зубья кошек рисовали на поверхности ледника все более короткие зигзаги. Выглянуло солнце, до этого прятавшееся за дальним отрогом. От его лучей лед вспыхнул сине-красным пламенем, и казалось, что скалолазы поднимаются по стене огня.

Несмотря на постоянную работу, стало холодно. Чтобы хоть немного согреться, Кузнецов воскресил в памяти давнюю командировку в Мертвую пустыню к развалинам Старой крепости. Тогда его группа пробиралась в безводных песках, изнывая от невыносимого зноя. Стояла чудовищная жара, и людям казалось, что конца пути не будет. От воспоминаний о раскаленных песках Николая бросило в жар, и холод отступил. Аутотренинг – штука полезная.

– Работай лицом к леднику, не вертись,– сказал Кузнецов Леве.– Не дай Бог, сорвешься. Чем будешь хвататься? Фамилия у тебя подходящая, но не до такой же степени.

Сверху упал конец веревки, сброшенной Шамановым. Латын преодолевал стенки порхая, почти танцуя, словно там была приготовлена для него невидимая лестница.

У Кузнецова и Задова было одно неоспоримое преимущество перед отрядным священником и перед любым мастером-верхолазом: у них все еще впереди.

Выступ, за которым просматривалась отличная щель, казался непреодолимой преградой. Нужно пробовать еще и еще, стараясь залезть на него. Сделать рывок и, если понадобится, дойти «на зубах», но дойти.

Лева «играл на пианино», похлопывая над собой пальцами в поисках зацепки. Кузнецов крикнул снизу:

– Ну, чего ты там? Гнездо решил свить?

Наконец Задов зацепился за выступ и забрался наверх, опасно цепляясь автоматом за камни. Перегнувшись через край, он показал товарищам язык и гордо сообщил: «Я выше всех!» Все новички – дети, вечные первопроходцы.

– Есть старые альпинисты, а есть бесстрашные. Я пока ни разу не встречал старых бесстрашных альпинистов,– поделился жизненным опытом Латын.

С разломанного гребня соскользнула и поползла каменная плита, срезая ледяные выступы. Набирая скорость, она рвалась к подножию, увлекаемая силой тяжести, и прошуршала в какой-то сотне метров от замерших разведчиков, обдав их фонтанами снега и ледяной крошки. Холодный ветерок почему-то принес запах сырой земли.

…Выбравшись на горную тропу, разведчики сделали привал. Когда Лева достал из рюкзака несколько консервных банок, из-за поворота тропы появился настоящий лама с копьем в руке и вопросом: не желают ли путники за умеренную плату прослушать санскритские тексты, положенные на мелодическую основу, а также колдовские молитвы дурдалги? Аккомпанировать себе лама собирался на копье, на которое успел незаметно натянуть две струны. Получив усталое согласие, служитель культа тут же нацепил на лицо маску из конского волоса, превратившись в подобие коричневого волка, разгуливающего на задних лапах и в халате. Лама начал концерт с пожелания доброго пути, а закончил горловым пением, звучавшим особенно сильно благодаря особой горной акустике. В какой-то момент слушателям стало даже страшно, а потом смешно.

В награду певец-горловик получил банку тушенки. То, что она свиная, говорить не стали. Зачем? Все равно разносолов в рюкзаках не было. Чем богаты, как говорится…

Лама давно исчез и ужин подходил к концу, когда разведчики услышали вверху необычные звуки: барабанный бой и чеканную поступь марширующих солдат. Задрав головы, они замерли, пораженные увиденным зрелищем. В небе появилась целая армия. Развевались знамена, ржали кони, солдаты в красных мундирах палили из мушкетов и пушек. Баталия длилась несколько минут. Затем видение исчезло. Ему на смену пришел новый мираж. Несколько десятков израненных шотландских стрелков в старинной военной форме отступали через каменное плато под натиском двухголовых исполинов, закованных в пятнистую зеленую броню. Воины в клетчатых юбках еле брели, спотыкаясь о камни. Призрачное отступление шотландцев сменилось морской баталией, более близкой к современным дням. Небесный экран показал полярные широты. Десантники с трепетом наблюдали, как двухмоторные самолеты и подводные лодки атаковали морской караван. Сейчас картина была словно перевернута. Тонущие суда плыли мачтами вниз и погружались не в море, а в небо. Туда же, вверх, падали сбитые торпедоносцы. Изображение боя внезапно подернулось рябью и пропало. Невидимая рука выключила гигантский телевизор. По небу плыли обычные перистые облака.

– Миражи! – пояснил Шаманов, махнув рукой.– В горах и не такое можно увидеть и услышать.

Следующими из-за скального поворота вывалила пестрая компания японских археологов с необъятными баулами «мечта челнока» и громоздкими фотоаппаратами на треногах. Получив лаконичные ответы «да» и «нет» на все свои вопросы, общительные археологи так и не поняли, зачем военные лезут по отвесной скале, а не идут по горной тропе. Еще они не смогли понять: какая польза армейскому альпинисту с голубым цветочком на каске от того, что он сфотографировался в их компании их же аппаратом – ведь снимки ему все равно не достанутся. Впрочем, японцы остались вполне довольны встречей и поспешили дальше по тропе.

Снизу раздался горловой вой, полный злости и разочарования. Это певец-монах решил перекусить тем, что ему послали благодарные слушатели. Голос печально вопрошал скалы, что делать с консервами из свинины, и ответом ему было только эхо.

Привал нужно было заканчивать. Все это прекрасно понимали и наслаждались последними минутами. Лева решил потренироваться в завязывании узлов.

– Хорошо держит только красивый узел,– глубокомысленно заявил Лева.– В нем сила гармонии переплетается с гармонией силы.

Задов взялся за тонкую крепкую веревку и начал с закрытыми глазами вязать первый прекрасный узел, копируя опытного Шаманова. Очень скоро неугомонный одессит стал похож на гигантский кокон шелкопряда.

Когда Леву распутали, он прислонился к ребристой скале и вяло пробормотал:

– В жизни мало смысла, в смерти – нет совсем.

– Невозможно разорвать замкнутый круг бытия с его неожиданными и коварными тупиками,– изрек Шаманов, сматывая веревку на согнутую в локте руку.

Командир группы насторожился: если соратники ударились в философию, значит, дело скверно. Все умные мысли ведут к поражению и срыву задания. Они обессиливают, останавливают военный механизм и разрушают его изнутри. Спасти от умствований мог только изматывающий монотонный физический труд. Кузнецов с усилием поднялся на ноги и рявкнул:

– Подъем! Латын, показывай куда дальше!

Шаманов перекинул сумку через плечо и невразумительно ткнул пальцем вверх.

– Задов, вперед! Пошел! – скомандовал командир группы.

Разведгруппа двинулась на штурм вершины. Снежный наст поначалу держал не хуже бетонного шоссе, потом начали проваливаться. Сначала по колено, потом запоролись по грудь,– припекающее солнце превращало наст в подобие манной каши. Пришлось вбивать крючья и лезть на отвесную стену.

Старая скала изобиловала трещинами. После каждого удара молотком вниз щедро летели обломки, а над головами зловеще потрескивало. Скалолазы приняли влево.

Задов поначалу вырвался далеко вперед. Кузнецов заметил, что Лева долго копается, слишком часто повисает на веревке. «Еще немного, и придется его тащить на себе. Ударник!» – Кузнецов понимал, что Леву образумить не удастся.

К удивлению Кузнецова, Лева выдержал взятый темп и перевалился за последний карниз. Распластавшись на горизонтальной поверхности, он недолго полежал, переводя дух. Теперь следовало закрепить веревку за надежную опору и сбросить товарищам. Лева поднялся на ноги и накинул самозатягивающуюся петлю шнура на многотонный камень – шпингалет.

На высоте гулял ветер. Холод проникал под пуховку и брюки, воровски ощупывая тело под тельняшкой стылыми руками. Утомленный Лева закрыл глаза и прислушивался к ощущениям, переводя дыхание. Холодные прикосновения ветра стали теплыми и более настойчивыми. Задов открыл глаза и замер. На нижнем уступе карниза стоял незнакомец в шелковом халате ламы и в лисьей маске. Он смотрел на Леву снизу вверх и цепко держал его за ноги руками в перчатках, имитирующих лапы: рыжая шерсть и черные коготки. Одессит осторожно поинтересовался:

– Может, помочь тебе подняться?

– Может, наоборот, помочь тебе спуститься? – У ламы оказался приятный женский голос и железная хватка.

Она одним рывком сдернула Леву на нижний уступ карниза. Громыхнув каской и автоматом об стенку, Лева шмякнулся на каменную полку. Теперь незнакомка смотрела на него сверху вниз. Она оперлась рукой о скалу и, выставив правую ногу вперед, спросила:

—Твое?

На изящном сапожке, расшитом разноцветным бисером, красовался посеребренный капкан Шаманова.

Лева поправил каску, сползшую на глаза, и осторожно поинтересовался:

– Бить будете, тетенька?

– Все будет намного проще и страшнее… – Незнакомка повернула голову, словно принюхиваясь. Неожиданно она вызверилась с новой силой: – Я тебе покажу «тетенька»! Твое, спрашиваю? – Она притопнула ногой со звякнувшим на ней капканом.

– Наше,– попытался улыбнуться Лева.

– Снимай! Понаставили ловушек! Прогуляться ночью спокойно нельзя!

Задов на четвереньках подполз к ноге. Вниз он старался не смотреть. Лева вставил в стальные челюсти ствол автомата и, орудуя им как рычагом, разомкнул зубья. Незнакомка наклонилась и помассировала ногу. На сапоге осталось несколько дырочек. Следов крови не было.

– Разулыбался! Сейчася тебе зубки-то подправлю!

– Не ожидал здесь встретить стоматолога!

На Задова из прорезей маски внимательно смотрели чудные глаза. Один был ярко-синий, второй – зеленый, в золотистых точечках. Цвет у глаз был разный, а зрачки одинаковые, бездонные. Они манили и растворяли в себе без остатка. Лева схватил руками маску за рыжие остроконечные ушки с черными кончиками и со всей силы потянул на себя. Незнакомка от неожиданности заверещала и с неженской силой освободилась от захвата.

– А-а-а! Больно! Ты что делаешь, дурак?!

В ответ она выпустила из рыжих перчаток-лапок коготки и попыталась схватить Леву за уши. Когти только заскребли по стальному шлему, оставив тоненькие царапины на белой краске.

– Ах ты, пес железноголовый! – Рыженькая замахнулась когтистой пятерней, норовя заехать по обветренному лицу, целя в нос.

У зверей, да и у людей тоже, это одно из самых уязвимых мест на лице.

– Какие глаза! Душу бы за такие отдал! – завороженно прошептал Лева, не отводя глаз от вытянутой рыжей мордочки.

– Значит, не одна я такая дура на белом свете.– Незнакомка пригорюнилась и опустила руку, не ударив. Коготки втянулись в подушечки лап.

– Открой личико, красавица,– попросил Лева.

Лисья мордочка оскалилась в улыбке. Незнакомка промурлыкала в ответ:

– А ты тоже ничего, красавчик! – Пушистый рыжий хвост вынырнул из-за спины незнакомки, пощекотал Леву под подбородком и мягко закрыл его отвисшую челюсть.– Через два дня полнолуние. Приходи сюда, если не передумаешь, шалунишка!

Разноглазка юркнула по узкому каменному карнизу и растворилась среди скальных нагромождений. Лева сбросил вниз бухту шнура. Когда товарищи, пыхтя и отдуваясь, забрались на каменный уступ, он так и сидел с зажатым в руках капканом. Шаманов помахал у Задова перед глазами растопыренной ладонью. Лева протянул ему железную ловушку со словами:

– Вам просили передать, чтобы больше не ставили, где попало!

– По ночам надо спать, а не шляться, где попало! – Латын убрал посеребренную ловушку в сумку.

Кузнецов протянул руку и провел кончиками пальцев по Левиной каске. На перчатке остались тоненькие стружки белой краски. Задов дернулся и гулко треснулся каской о скалу.

– Ухи не трогай! У меня было трудное детство. Да и юность не удалась. Я сразу начинаю нервничать.

Горное эхо с готовностью подхватило Левин вопль: «Нервничать, нервничать!..»

– Задов, Задов, успел и здесь накуролесить? – устало спросил Кузнецов, внимательно разглядывая свежие отметины на каске.

– А я что? Ничего! Мне только скажите: Лева, закрой глаза и сделай это для России,– невпопад бормотал одессит, думая о своем.

– Задов, у тебя несколько извращенное представление о Родине,– отрядный священник снял с острого обломка скалы клок рыжей шерсти и подул на него. Красноватое пятнышко взмыло в воздух и улетело в ту сторону, где скрылась загадочная незнакомка.

– Осталось немного,– Кузнецов смотрел на перевал.– Перейдем через хребет и спускаемся в долину.

Разведчики начали спуск. Двигались неплохо. Первым вызвался идти Задов. Казалось, он совсем не устал и был в прекрасной форме. После двух пятидесятиметровых бросков вниз по скале он выдохся, но из упрямства не подал виду. Проницательный Латын заметил, что Лева постоянно озирался, как бы ища невидимых зрителей для своих отважных подвигов. Сойдя со снега, разведгруппа по леднику добралась до ровной на первый взгляд стены. Тут-то и наступил переломный момент спуска.

Трещина, которую десантники обнаружили в стене и по которой прошли двадцать метров, внезапно сошла на нет. Пристегнув веревку к крюку, забитому в трещину, Кузнецов спустил Леву метров на тридцать, чтобы он мог перейти маятником по стене к какой-нибудь другой трещине. Лева раскачивался из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду и как бы галопируя по скале, пока не достиг подходящей трещины.

Задов уже почти вбил крюк, когда его ноги соскользнули, и он с грохотом полетел вниз, нещадно ударяясь ребрами о стену. Кузнецов удержал веревку. «Прогалопировав» еще немного, одессит дотянулся до трещины, укрепил в ней крюк, пристегнул к нему стремя и встал в него обеими ногами. Лева подтянул веревку и помог товарищам спуститься по трещине.

Оставалось немного. Разведчики прошли вниз по хребту, покрытому мягким снегом, и остановились у скального блока. Кузнецов и Задов накинули на него петлю, закрепили две веревки, сбросили их концы вниз к подножию стены. Спускаясь по веревке, Задов сильно отклонился влево. В конце концов, когда оставались считаные метры сдвоенной веревки, Лева уперся ногами в стену и наклонился, чтобы пристегнуться к кольцу крюка. Задов нетерпеливо переступил левой ногой, но нечаянно попал на лед. Подошва соскользнула, и его стало болтать на веревке из стороны в сторону. Внезапно маятник замер: Задов с размаху налетел на склон. Разлетелись черные очки, хрустнули ребра.

Кузнецов одним ударом забил крюк в трещину, укрепил на крюке катушку с тросом, отстегнулся от основной веревки и быстро спустился к Задову.

– Ну, как ты? – спросил он бодрым голосом.

– Сдох суслик! – прошептал Лева, ощупывая шею.

– Но-но! Держись, помирать будем только по приказу!

К ним присоединился спустившийся сверху Шаманов. Разведчики продолжили спуск, по очереди страхуя Задова. На пути вниз случилось еще одно происшествие: сорвалась одна из сдвоенных веревок. К счастью, другая веревка удержала скалолазов на склоне. Черно-белая вершина осталась позади.

Передохнув и подождав, пока Лева восстановится после встречи с гранитом, разведгруппа двинулась по долине. На пологих боковых террасах зазеленели альпийские луга, источавшие медовый аромат. Кузнецов сначала хотел показать Леве, как выглядят эдельвейсы, но они уже отцвели. Окружающие склоны были исчерчены складками и осыпями горных пород разных оттенков – от палевого до яркой киновари.

Несмотря на тяжелый рюкзак и автомат на шее, Задов наклонялся и срывал фиалки. В руках у последнего романтика отряда специального назначения уже собрался маленький букетик.

Шаманов, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал:

– В горах растет цветок смерти, кто его сорвет – умрет…

Лева поспешно отбросил от себя подальше букетик, словно цветы превратились в пучок змей, и еще долго вытирал руки о штормовку. Латын уже тише добавил, чтобы его мог услышать только Кузнецов:

– Легенды часто имеют прикладное значение, хотя бы с точки зрения экологии.

…Через несколько часов ходьбы по долине разведчики наткнулись на черные камни, сложенные в кособокие пирамиды. Между ними были воткнуты палки с белыми лоскутами.

– Кладбище,– коротко пояснил Латын.

– Ничего себе надгробия отгрохали! – Задов задрал голову, разглядывая верхушки камней.– И не лень было надрываться!

– Забытые мертвые умирают дважды,– грустно пояснил Кузнецов, думая о своем.

– Как это «дважды»? – озадачился Лева.

– Сначала человек уходит из жизни, а потом из памяти,– вздохнул командир группы.

Шаманов оперся на посох и пояснил спутникам:

– Это черные балбалы.– Он указал рукой на пирамиды.– Они указывают душам путь на Восток. Белые ленты символизируют путь праведников.

– Всего делов! – Задов поудобнее перекинул автомат на бок.– И я могу ленточками!

– Даются эти ленты не просто так…

Шаманов не договорил. Из-за камней появился абориген в рваном халате и желтой шапке с бубенчиками. В руке он сжимал длинное копье с широким наконечником. Его лицо было измазано смесью крови и жира. Следом за ним показался второй, точно такой же. Скоро дорогу разведчикам преградила целая толпа желтошапочников. Некоторые сжимали в руках луки с наложенными на тетивы стрелами. Среди них выделялись несколько человек, вооруженных кремневыми, высотой с человека, ружьями. Это допотопное оружие могло сделать в человеческом теле дыру размером с кулак.

– Есть на этом кладбище хоть один мертвец? – тихо спросил Задов.

Кузнецов, двигаясь боком, как краб, втиснулся между черными камнями ближайшего надгробия. Огневая позиция получилась на славу. Николай вытащил из подсумка запасные магазины с патронами и аккуратно положил на камень справа от себя. Он тихо промурлыкал себе под нос: «И летели наземь папуасы под напором стали и огня». Из-за надгробий появлялись все новые и новые местные жители. Кузнецов перестал напевать песенку и начал быстро доставать гранаты, сразу же разгибая проволочные усики. Теперь можно было выдергивать кольца моментально. Николай подтянул ремешок каски под подбородком и крикнул товарищам: «Отходите, я прикрою!»

К удивлению Кузнецова, Шаманов сделал несколько шагов навстречу вооруженной толпе. Несколько человек тотчас наставили на Латына ружья и луки. Кроме того, спина отрядного священника попадала точно в центр сектора обстрела Кузнецова.

Из толпы вышел молодой человек в таком же халате, как и у Шаманова. Его желтая шапка была оторочена мехом. О высоком положении говорила чистая одежда без дыр и серьга с огромным рубином в ухе. Он крепко обнял Латына. После приветствий между ними завязалась беседа.

Прислушиваясь к их разговору, Кузнецов и Задов узнали много интересного. Оказывается, души умерших с завидным постоянством переселяются в тела живых. По крайней мере, часть населения реальности Земля-2876, исповедовавшая ламаизм, была убеждена в этом. Они всегда возвращаются из безвременья, и никто не способен прервать их путь. Отрядный священник неспроста проложил маршрут разведгруппы к местечку Шара-Суме, Желтая часовня, через район, подконтрольный желтым шапкам. Здесь жил святой Раши-лама.

Считалось, что в Раши-ламу воплотилась душа святого Кунь-ламы. Кунь-лама когда-то был настоятелем горного монастыря. Его отказ признать власть китайского императора стал известен наместнику в Лхасе. Светский суд приговорил святого к утоплению в реке. Приговор был дополнен еще более страшным пунктом обвинения – запретом на переселение души. Перед казнью святой напророчил, что, несмотря ни на какие китайские пакости, он обязательно перевоплотится, а отличительным знаком перевоплощения станет деформированная коленная чашечка, по которой узнают возродившегося святого. Войдя в раж, он заодно предсказал, перевоплощение Далай-ламы Пятого. Великий лама, умерший триста лет назад, родится на берегу теплого моря и будет иметь на щеке родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Реинкарнацию Пятого, божественного существа, давно ждали, чтобы восстановить прервавшуюся цепочку воплощения Будды Милосердия. Местные не знали, что такое «море» и как оно хотя бы приблизительно выглядит, но предсказание помнили и передавали из поколения в поколение.

Вопрос с перерождением решился при самом активном участии Шаманова. У отрядного священника был яшмовый булыжник, который он использовал как пресс-папье для бумаг. Его коллега из китайского отряда «Краснодракош» давно и безуспешно пытался выклянчить булыжник, ссылаясь на то, что эта реликвия принадлежит его трудовому народу. Выкупать не хотел. Представитель трудового народа рассчитывал получить пресс-папье за «спасибо». Латын к камню привык и отдавать не собирался, тем более за просто так. Краснодракоша куксился, обижался, надувал губы и при каждой новой встрече начинал ныть с новой силой. В конце концов, терпение отрядного священника кончилось. Это событие совпало с известием о казни и запретом на перерождение. Одним из условий возврата трудовому народу булыжника – его оружия в классовых битвах – Латын выдвинул официальную отмену запрета на реинкарнацию Кунь-ламы. Скрепя сердце китайцы согласились. Через несколько дней в горах Карашара был обнаружен младенец, новая оболочка святого, с деформированным коленным суставом. Так явился миру Раши-лама. Его признательность и уважение к Шаманову были поистине безграничны, равно как и радость встречи со старым другом на горном кладбище.

Лама рассказал разведчикам любопытную историю. Из Кветты в Дуздану прибыл поезд. В двух вагонах ехала этнографическая экспедиция из Германии, целью которой была запись фольклора горных народов. На вокзале в Дуздане у них проверили документы, которые оказались на немецком языке и с кучей печатей военного министерства Рейха. Членам экспедиции велели отправляться восвояси обратным поездом через полчаса. Немцы вежливо ответили, что им вполне хватит и пяти минут. Они зашли в вагоны, переоделись в форму, вскрыли ящики с надписью «консервы» и, достав из них оружие и амуницию, начали строиться на перроне. У них с собой оказались даже минометы и безоткатные горные орудия. Собиратели фольклора подготовились основательно.

Железнодорожная станция была оборудована как стратегический узел – даже кассы были бронированы и устроены как пулеметные гнезда. Но ни огневые точки, ни блокгаузы с постоянным гарнизоном не смогли остановить любознательных «этнографов». Тем более денег на обратные билеты у них все равно не было. Экспедиция под огневым прикрытием артиллеристов легко прорвалась к озеру за городом. Там ждали своего часа гидропланы, предназначенные для десантных операций на водоемах. На берегу озера были расположены крепкие склады филиала немецкого акционерного общества «Шерсть». Коммивояжеры оказались асами Люфтваффе. Эллинги, стоящие у самого края воды, распахнулись, и гидропланы начали разбег. Летчики благополучно перебросили экспедицию с бесценным грузом на высокогорное озеро Кашмира.

Руководил экспедицией неприметный человек в очках. Одетый в форму без знаков различия, он выглядел вольнонаемным, весьма и весьма далеким от армии. Тем не менее окружающие его головорезы – археологи из СС и егеря из «Эдельвейса» подчинялись ему беспрекословно. И еще: человек в очках ни на минуту не расставался с полевой сумкой. Откуда все это известно Раши-ламе? После долгой задержки с реинкарнацией вождь желтошапочников очень серьезно стал относиться к свежей информации. Он опутал Тибет сетью осведомителей. Старые ошибки Раши-лама повторять не собирался. Всех китайцев, появлявшихся в подконтрольных районах, он без рассуждений отправлял на реинкарнацию, даже если среди них попадались атеисты.

Немцы искали остатки старой двухколейной дороги, построенной неизвестными таджиками в незапамятные времена. Из-за постоянных внезапных камнепадов дорогой толком не пользовались. Те, кто отваживался пойти по старой дороге, исчезали без следа. Про таких говорили: «Ушел прогуляться в Шамбалу».

Проводниками у немецкой экспедиции были колдуны забытого культа, которых невежды называют черными ламами, забывая, что лама переводится как «святой». С ними связываться себе дороже, и Раши-лама никому не советует, даже Шаманову, известному стороннику «непротивления злу насилием». О цели отрядного священника лама не знал, но догадывался, предположив, что разведчикам втроем не справиться, даже если желтошапочники помогут проводниками и бойцами-ополченцами.

Еще Раши-лама поведал, что парни из «Эдельвейса» шли по горам, как по равнине, расчищая путь экспедиции. Они играючи сметали регулярные части непальских гурков, бригады потанов и газаров, специально обученных для ведения боевых действий на перевалах. Дикие отряды стихийных ополченцев, целиком состоящие из аборигенов Памира и Гиндукуша, арийцы в целях экономии боеприпасов и поддержания физической формы разгоняли ледорубами. Объединенные усилия разных группировок, заинтересованных в провале немецкой экспедиции, не увенчались успехом. Посланцы Третьего рейха, как нож сквозь масло, продвигались к заброшенной дороге. Их маршрут должен пройти недалеко от этих мест. От возможной точки встречи с германской экспедицией разведчиков отделяет один дневной переход. Правда, если Латын и его спутники – разумные люди, эта информация им не пригодится.

В этом месте Шаманов прервал Раши-ламу:

– В горах есть свои правила. Одни можно нарушать время от времени, другие – никогда. Мы нарушим все правила, и электролит будет наш. С нами идет Великий… – Латын выдержал паузу и показал желтошапочникам растопыренную пятерню с пятью пальцами.

Глава желтошапочников медленно подошел к Леве, зашел сбоку и пристально всмотрелся в румяную физиономию. Глаза у одессита бегали из стороны в сторону. Кожа на лице обветрилась, покраснела и начала шелушиться. Лама вежливо спросил его:

– Как вас зовут?

– Господин-товарищ Задов,– отрапортовал Лева.

– Предыдущих звали иначе: Там-лама, Таши-лама, Паичен-лама, Пачен-Богдо… – Он бы и дальше продолжил задумчиво перечислять титулы и имена иерархов духовного олимпа. Раши-лама на память не жаловался. Но его тактично прервал Шаманов:

– У Бога столько имен, сколько он захочет!

– Это не он!

– Это не я! – с готовностью подтвердил Задов. Луч солнца выскользнул из-за облаков и мазнул Леву по щеке. На лице высветились родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Все, кроме разведчиков, пали ниц. В потоках золотого света стояло потерянное звено великой цепочки. Будда Милосердия вернулся.

Кузнецов начал собирать аккуратно разложенные на камнях боеприпасы, рассовывая по подсумкам магазины и гранаты. Шаманов выразительно подмигнул Задову.

Далай-лама Пятый оглядел простершихся перед ним на земле аборигенов, громко шмыгнул простуженным носом и гаркнул:

– Мои смертные дети, я вернулся! – Лева вопросительно посмотрел на Шаманова. Тот в ответ доброжелательно кивнул, прикрыв глаза и показал большой палец: «Так держать!» – Подъем, подъем, вставайте, пока не застудились!

Набор древней мистики Тибета и патологическая склонность разведчиков к авантюрам переплелись в один клубок, став основой для умопомрачительной интриги.

Желтошапочники поднялись с земли и стояли, боясь пошевелиться. Раши-лама сложил руки лодочкой и с поклоном спросил:

– Вас так долго не было! Вы исследовали другие далекие миры?

– Да, мир торговли! – Лева гордо задрал подбородок и выставил ногу вперед.

Шаманов сделал страшные глаза и судорожно вцепился в походный посох.

– Может, вы что-то хотите? – еще тише спросил святой.

– Пиво и гору сырных чипсов.– Чувство меры и такта у Левы было свое, отличное от общепринятого. На отрядного священника было страшно смотреть. Казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.

Задов спохватился и уже строже добавил, ткнув пальцем в сережку с крупным рубином, украшавшую ухо Раши:

– Не по чину украшение носишь. Скромнее надо быть. Ты бы еще кольцо в нос вставил!

Раши-лама быстро вытащил серьгу из уха и с поклоном протянул ее Леве. Задов сурово поджал губы и спрятал украшение в нагрудный карман штормовки. Он обвел взглядом застывшую толпу. Никаких других украшений, кроме жестяных бубенчиков на шапках, Лева не заметил. Горцы жили без излишеств, скудно.

– Где здесь можно повеселиться за правильную цену? А лучше бесплатно? – Задов вошел во вкус.

Раши-лама перестал разглядывать свои сапоги и пристально посмотрел на Леву. Вместо ответа на вопрос он обвел рукой вокруг. Везде, куда ни падал взгляд, были горные вершины, покрытые льдом и снегом. Между ними вилась долина с черными надгробиями могил.

– Отговорки! Оправдание! – Задов начал заводиться. Немой ответ ему не понравился.

Отрядный священник незаметно сделал Леве знак: оглаживая бороду, он провел ребром ладони по горлу и закатил глаза. Задов немедленно набрал в грудь побольше воздуха и заголосил:

– Душевная боль пожирает меня изнутри! Не оставляет ни днем, ни ночью!

– О-о-о! – Всем стало его жалко.

– Чужаки пришли в наши горы! Кто за это ответит, а?

– А-а-а?! – заволновалась толпа.

– Враги хотят захватить наши камни, наш снег!

– У-о-а-а! – с новой силой заревели желтошапочники. Снега и камней им было не жалко. Этого добра здесь было навалом, хоть бульдозером греби. Обидно другое: хапают без спроса.

– Они используют символ наших гор и носят на шапках изображения наших цветов! Кто заплатит за использование раскрученного бренда?

– Кто-о? – Все не на шутку разволновались.

– Они! Незваный гость хуже… – Лева запнулся, глядя на раскосые глаза почтительных слушателей.– Правильно! Хуже марсианина-а!

– А-а-а! – Толпа, стоящая перед ним, превратилась в живой организм, покорный воле бывшего анархиста.

Лева сжал руку в кулак и вскинул ее вверх.

– Нам – туда!

Крики разом стихли. Задние ряды дрогнули. Некоторые, слабые духом, начали пятиться. К вознесению на небо были готовы не все.

Шаманов незаметно указал в сторону далекого, занесенного снегом перевала.

– Туда то есть! – Задов быстро скорректировал положение руки и зашагал в направлении, указанном Латыном, увлекая за собой аборигенов на бой с фашистами, а заодно и с марсианами, буде таковые по неосторожности подвернутся под горячую руку.

Крошечная разведгруппа из трех человек превратилась в полнокровный отряд. Со стороны он напоминал галдящую орду, впереди которой вышагивали Задов и Раши-лама. В арьергарде шествовали отрядный священник и командир разведгруппы обер-лейтенант Пауль Зиберт, он же Николай Кузнецов. Офицер удобно повесил руки на автомат и делился с духовником впечатлением от увиденного и услышанного:

– Качественно комиссар проканифолил Задову мозги на политинформациях. Шпарил Лева как по писаному!

– Кипит их разум возмущенный,– вздохнул отрядный священник.– У них специально буденовки заканчиваются острым носиком, как у чайника. Наподобие пароотводной трубки, чтобы крышку у котелка не сорвало…

Плывущее за отрядом облако на глазах превращалось в тяжелую тучу. Рваными клешнями она цеплялась за покатые отроги. Борцы за снег и родные камни наддали ходу. Туча не отставала. Из нее повалил снег вперемешку с мелкой колючей крупой. Камни, трава, редкие цветы на склоне – все в считаные минуты покрылось толстой коркой мокрого льда. Восхождение из прогулки превратилось в настоящее испытание. Видимость почти все время не превышала расстояния вытянутой руки. Люди ориентировались лишь по направлению северо-восточного ветра, который устойчив здесь в любое время года. Если идешь правильно, ветер должен дуть в левую щеку. Такой ориентир в непогоду надежнее компаса.

Высоко в горах слышались громкие удары, похожие на глухие пушечные выстрелы,– это лопался от мороза ледяной панцирь.

Ветер прижимал к телу промокшую одежду. Ощущение такое, будто поднимаешься по льду под напором снежного вихря голым. Кузнецов приказал остановиться. Пришлось срочно ставить палатку.

Желтошапочники под командованием Раши-ламы быстро нарезали кривыми кинжалами из плотного снега кирпичи кубической формы. Из них они быстро сложили домики-полусферы, где устроились на ночлег, заложив выходы снежными плитами. Непогода осталась снаружи. Было решено обойтись без часовых. Шаманов по этому поводу туманно высказался в том смысле, что со всеми, кого стоило опасаться, Задов уже успел познакомиться и даже назначить свидание. Тем более, когда рядом Великий Пятый, опасаться нечего и некого…

– Встаем с первыми лучами солнца и проводим рекогносцировку на местности,– сказал Кузнецов, раскатывая спальный мешок.

– Да я их всех взглядом разгоню! – лениво произнес Лева, взвешивая на ладонях две банки консервов. Он мучился вопросом: сгущенка или тушенка? Свой выбор он остановил на сладком. Ложиться спать голодным Задов не любил. Свежеприобретенное чувство всемогущества, помноженное на врожденную безответственность, уже пустило побеги.

– Над вашим цирком только шатра не хватает,– проворчал Латын.

– Приукрашивая правду, мы становимся сильнее.– Лева высасывал последние капли сгущенки из пробитой в двух местах банки.– И богаче. М-м, вкусно!

– Да здравствует вранье! – подытожил Кузнецов.

Все легли спать. На сон времени оставалось мало.

…Первым проснулся командир. Он приподнялся на локте. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали 4.00. Пора. В горах светает рано, ведь горы ближе к солнцу. Кузнецов наклонился над спящим рядом Левой и проорал ему в ухо:

– Привет миру! И всем, кто его населяет!

– Почему меня никто не любит? Чтоб вы все сдохли, гады! – Задов заворочался в спальнике, стараясь натянуть капюшон на лицо.– Хватит орать! И вообще, я тут проездом.

Кузнецов быстро оделся и по привычке проверил оружие. Он отстегнул, а затем снова подсоединил магазин с патронами к шмайссеру и резко передернул затвор. «Клац!» – громко лязгнуло в тишине палатки. Оружие было готово к бою. Задов истолковал это превратно и в свой адрес. «Уже, уже! Я почти готов!» – донесся обиженный возглас из спального мешка.

Ночная гроза давно отгромыхала, засыпав окрестные горы толстым слоем свежего снега. В далях, откуда она пришла, уже синело небо, светились гребни гор, окрасились алым редкие облака. Склоны внизу наливались густой синью. Начиналась красочная феерия, которую можно увидеть только высоко в горах. Чернеют провалы ущелий, наливается темно-синим зенит, и только яркая полоса, сигнал о рождении нового дня, светится малиновым накалом над частоколом поднебесных горных цепей.

К несказанному удивлению ополченцев, сопровождающие Великого Пятого, выйдя из палатки, начали растирать лица снегом. Простодушные аборигены облегченно вздохнули, когда увидели, что Задов Пятый не собирается подвергать себя самоистязаниям. Лева с пониманием отнесся к косым взглядам аборигенов, высокомерно поясняя:

– Храпели, мешали спать! Оба наказаны.

Желтошапочники понимающе закивали. Строг и справедлив Учитель. Кто же будет по доброй воле тереть лицо снегом?

Оказывается, ночью Раши-лама высылал лазутчиков. Вернувшиеся из разведки сообщили, что нижняя тропа – единственный проход к Старой дороге. Она идет к перевалу по узкой лощине с крутыми травянистыми склонами. Укрыться в лощине негде – ни скал, ни холмов. На дальнем перевале была замечена группа людей в такой же белой одежде, как у Далай-ламы Пятого и его спутников. Основные силы, очевидно, были на подходе.

– Нам надо задержать их на ночь,– сказал Шаманов.

– Ночной бой с превосходящими силами противника в горах… – Даже невозмутимого Кузнецова открывающаяся перспектива сильно обеспокоила.

– Замечательно! Кроме идиотских приказов, вы еще чем-нибудь развлекаетесь? – взвился Задов, но сник под тяжелым взглядом обер-лейтенанта.

Нижний участок одного из склонов ущелья обрывался сорокаметровой отвесной стеной. Выше склон был покрыт густым лесом. По дну ущелья протекала неширокая бурная река с пологим левым берегом. От нее и уходила через навесной мост дорога, ведущая к цели немецкой экспедиции.

Кузнецов отправил к мосту группу ополченцев с ружьями. Они мигом разрушили мост, перерезав канаты, натянутые между берегами. Желтошапочники залегли в прибрежном нагромождении скал. Быстрое течение тут же унесло доски настила и перекрученные канаты, разбивая бревна в мелкую щепу об острые клыки порогов.

Кузнецов собрал все гранаты и осторожно связал из них две грозди. Он перевязал ребристые зеленые стальные шары обрезком альпшнура. На каждую связку Николай выделил две катушки с тросами. Задов незаметно заначил одну лимонку – так, на всякий случай. В прижимистости он порой не уступал начальнику склада Хохелу, причем оба предпочитали называть это общее качество предусмотрительностью. Наблюдая за манипуляциями командира группы, Раши-лама полюбопытствовал:

– Как ее можно разобрать, чтобы посмотреть устройство?

– Дергаешь за кольцо, и она разбирается сама, причем очень быстро,– философски объяснил Николай, показывая на чеку.– Но учти, что граната без чеки очень опасна, и лучше дарить ее врагам без промедления.

Он послал две группы желтошапочников заложить заряды, чтобы взорвать скалы и обрушить каменную лавину на тропу, по которой пойдет караван. Замысел был в том, чтобы накрыть немцев в каменном капкане. Сигналом к подрыву зарядов и общему наступлению была назначена очередь трассирующими пулями.

Отправляя группу, Кузнецов подробно объяснил, как осуществить подрыв из безопасного укрытия.

Потом он выбрал огневые позиции для ополченцев с ружьями, учитывая возможность камнепадов и схода снежных лавин. Остальные, вооруженные копьями и луками, были вместе с Раши-ламой отправлены в тыл, за каменную гряду. На исход боя они повлиять не могли, а бессмысленных жертв Николай не признавал. Теперь оставалось одно – ждать.

– Зря вы думаете, что мы будем отсиживаться за вашими спинами! – возмущенно произнес Раши-лама.

Задов картинно пошевелил бровями. Этого оказалось достаточно, и нестройная толпа понуро двинулась в тыл. Ни у кого не хватило духа перечить Великому Пятому, неустанно заботившемуся о своих учениках.

Через несколько часов ожидания даже горцы, привычные к стуже, начали замерзать. Разведчики, одетые в пуховики под белыми маскхалатами, давно лязгали зубами, выбивая морзянку. Одному Латыну все было нипочем. Шаманов зорко осматривал дорогу в бинокль, иногда давая глазам отдых. Неудивительно, что отрядный священник первым заметил егеря из головного дозора, разведывавшего дорогу впереди каравана.

На дальнем склоне лощины среди сугробов были разбросаны переплетенные стволы держи-дерева. Из леса, искусно лавируя среди стволов, вылетел лыжник. За спиной – автомат, за поясом – гранаты на длинных рукоятках. Каска была лихо сдвинута на затылок, и Латын хорошо видел в бинокль сосредоточенное обветренное лицо в темных очках. Мчащаяся фигура была воплощением воли и силы. Стремительный поворот у обрыва окутал лыжника облаком снежной пыли. Притормозив и внимательно оглядевшись, он снова помчался вдоль крутого склона. Казалось, не было такой силы, которая могла бы его остановить…

Вслед за ним появились еще три «эдельвейса». Пушистый снег вихрем вился за лыжниками. Пройдя склон, дозорные замелькали среди деревьев и скрылись в лесу.

Именно в этот момент разведчики заметили в верховьях ущелья, в том месте, где тропа выходила прямо к леднику, большой караван навьюченных животных и цепочки немецких солдат, направлявшихся к перевалу. Среди тюков хорошо были видны короткие трубы минометов и безоткатных горных орудий.

Кузнецов наблюдал в бинокль за приближающейся колонной и с раздражением понимал, что пока бессилен что-либо предпринять. Николай продолжал наблюдение за вражеским отрядом. Вызывала восхищение блестящая экипировка эсэсовцев. Каждый боец имел все необходимое для боевых действий в горах: ледорубы, десятизубые «кошки», белые штормовые костюмы, спальные мешки, лыжи с жестким креплением, снегоступы, рюкзаки, мотки лавинных шнуров, защитные черные очки, и это не считая автоматов, карабинов с оптическими прицелами и ручных пулеметов.

Колонна, извиваясь змеей, втянулась в ущелье. Теперь медлить было нельзя: разведчиков могли обнаружить, и фактор внезапности был бы безвозвратно потерян. Кузнецов выпустил по каравану очередь из автомата. Огненно-желтые огоньки полетели к цели.

Вслед за очередью прогремел первый взрыв. Второго взрыва, который должен был закупорить выход из ущелья, не последовало.

Подрывом гранат сорвало множество камней и снежных глыб. Они двинулись вниз, увлекая за собой снег и камни, и вот уже грозная лавина неслась на колонну фашистов, сметая все на своем пути. Вот лавина достигла дороги, и склон окутался густым облаком снега. Когда облако осело, разведчики увидели жуткую картину. Стихия смела весь авангард каравана. Уцелевшие лошади метались, обезумев от страха, не в силах оборвать упряжь, топча при этом солдат, чудом оставшихся в живых. Среди скальных обломков лежали исковерканные тела, валялось оружие, альпинистское снаряжение, ящики с боеприпасами. Если бы удался второй подрыв, победа была бы полной.

Оставшиеся в живых начали беспорядочно отстреливаться. Огонь велся наугад. Паника, поначалу охватившая караван, стихла, и ветер доносил до разведчиков резкие выкрики команд. В бинокль хорошо было видно: егеря быстро и сноровисто строили из каменных обломков и кусков льда огневые точки и укрытия, в то время как солдаты артиллерийских расчетов собирали и устанавливали минометы и орудия.

В синем небе над перевалом стали появляться облачка разрывов. Гитлеровцы обстреливали из ущелья предполагаемые позиции неизвестного противника. Беглый огонь велся поочередно, по «квадратам». На противоположном склоне у реки рвались снаряды и мины.

Горнострелковые подразделения имели на вооружении специальные орудия, приспособленные для ведения огня в горах, с прицелом, рассчитанным для стрельбы под большим углом к горизонту. Это повышало его эффективность, потому что в горах приходится вести огонь вдоль крутых склонов. Ориентирование, ведение разведки, применение оружия, правила ведения огня – все в горах имеет свои особенности.

Егеря вскоре прекратили огонь, не обнаружив никакого сопротивления. К счастью, ни разведгруппе, ни ополченцам обстрел не причинил вреда.

Группа автоматчиков короткими перебежками добралась до разрушенного моста. Часть штурмовой группы, используя для спуска веревки, ринулась отвесно вниз и вскоре залегла на берегу. Несколько автоматчиков с мотками альпшнуров бросились к реке. Перекинув на противоположный берег веревки с трехлапыми кошками на концах и убедившись, что железные крючья прочно зацепились за камни, бойцы-альпинисты пристегнулись к веревкам карабинами и заскользили через реку.

Желтошапочники открыли огонь практически в упор. Убитые «эдельвейсы» повисли на веревках, нелепо раскинув руки в стороны. Каска, сорванная выстрелом с головы висящего эсэсовца, одиноким белым корабликом плыла в бурном потоке, а потом без всплеска утонула, затянутая водоворотом.

Егеря, укрывшиеся за камнями, открыли ответный огонь, и остатки штурмовой группы отступили. Немцам не удалось наладить переправу. Сверху появились новые группы автоматчиков, но под метким огнем ополченцев им пришлось залечь. Старые ружья не знали промаха. Теперь путь вперед по горной тропе был надежно закрыт.

Немцы быстро сориентировались. Они поняли, что в лоб успеха не добьются и только зря положат людей.

Кузнецов наблюдал в бинокль, как высокий офицер в черной фуражке, стоя лицом к перевалу, отдает приказы подбежавшим к нему командирам. Фуражка с высокой тульей резко выделялась на голове человека, одетого в белый маскхалат. «Пижон! – с раздражением подумал Николай.– А я тут в каске лежу, дурак…» Он передал бинокль лежащему рядом желтошапочнику и показал пальцем, как будто нажимает на спусковой курок. С такого расстояния автомат был бесполезен. «Снять» военного модника можно было только из карабина. Ополченец посмотрел в бинокль, прицелился, плотно вжав приклад в плечо, и выстрелил. Пуля сбила черную фуражку с головы немца.

– Нужно делать поправку на ветер,– зло процедил Николай стрелку.

Офицер нагнулся и быстро поднял со снега пробитую фуражку. Отряхнул о ногу и потуже натянул на голову. Потом он погрозил кулаком в их сторону и спрятался за обломок скалы.

Солдаты тем временем распаковывали вьюки и под руководством людей в темных балахонах собирали конструкцию, напоминающую огромный черный барабан с двумя вертикальными бубнами по бокам. Этот диковинный музыкальный инструмент с огромными «ушами», стоящий среди камней, казался неведомым существом, жившим в древности на нашей планете и чутко прислушивающимся к неспокойному шуму в горах.

Немцы решили пройти к перевалу по верху ущелья. Егеря начали с кошачьей сноровкой карабкаться по скалам, на секунду прилипая к острым карнизам и бесследно исчезая в темных расселинах.

Поднявшись на оба склона ущелья, немцы начали наступать несколькими группами. Для тирольцев и баварцев горы были родным домом. Быстро преодолев каменные склоны, горные стрелки обходили позиции разведчиков с флангов.

С левого фланга прибежал связной. Он сбивчиво сообщил, что отряд гитлеровцев численностью около взвода наступает двумя цепями. Срочно нужна подмога.

– Ни шагу назад! – глубокомысленно изрек Задов, подражая комиссару отряда, и нахмурил брови. Больше ничего дельного ему в голову не приходило.

– Да, да, мы знаем, Великий! Сзади пропасть,– ответил посыльный. По его лицу было видно, что он глубоко тронут проявленной заботой Пятого о них, простых смертных.

Кузнецов отправил со связным несколько человек, сняв их с центра обороны. Оголять позицию ему не хотелось, но выбора не было. Задов, деликатно отвернувшись, сковыривал с носа сосульку. Ополченцы, пятясь и безостановочно кланяясь, двинулись на помощь товарищам: никто не смел поворачиваться спиной к живому Богу.

В воздухе прошелестела мина. Позади разведчиков грохнул взрыв. Второй ударил уже ближе. Третья мина разорвалась прямо перед разведчиками. Пронзительно взвыли осколки и полетели куски отбитого взрывом гранита. Для обороняющихся они были не опасны: склон отразил их в противоположную сторону, но десантников накрыло взрывной волной, с силой швырнув на камни.

Кузнецов перевернулся на спину и, ощупывая лицо руками, глухо сказал:

– Та-а-ак! Я сломал переносицу.

Рядом с ним на боку лежал Задов. Моргая глазами, Лева рассматривал указательный палец, которым ковырялся в носу.

– Кажется, я достал пальцем до мозга,– трагическим шепотом сообщил Лева.

На правом фланге началась ожесточенная перестрелка. На широком гребне ущелья показалась густая цепь «эдельвейсов». Солдаты поначалу шли во весь рост. Ружейные залпы заставили их залечь. Началась перестрелка, и через некоторое время егеря поднялись и перебежками, от камня к камню, медленно двинулись вперед.

Кузнецов окликнул Леву, потихоньку отходившего от шока. Оказывается, к ним вернулась одна из групп, отправленных на подрыв скал. О второй команде минеров не было ни слуху ни духу.

Кузнецов решил вместе с Левой и вернувшимися подрывниками усилить самый опасный участок – правый фланг.

Наспех сформированная группа шла очень осторожно: немного впереди – четверо желтошапочников, за ними – Кузнецов, а чуть ниже прикрывал Задов.

Ополченцы, шагавшие впереди, начали обходить огромный обломок скалы. Едва они скрылись, раздались выстрелы. Разведчики обогнули гранитный обломок и оказались на пологом склоне, окруженном выступами скал. Желтошапочники лежали за камнями. Пули свистели рядом и плющились о гранит. Николай упал на землю и укрылся за небольшим валуном. Он стал осторожно оглядываться, чтобы хоть немного сориентироваться в обстановке. Ополченцы лежали не отстреливаясь. «Неужели все убиты?» – мелькнула мысль у Кузнецова. Задов успел укрыться за гранитным монолитом. Из-за камня виднелся край ободранной каски с нарисованным лютиком.

Немцы вели огонь по неподвижным желтошапочникам. Надо было немедленно отходить.

– Коля, ты жив? – крикнул Задов.

– Жив, жив. Стреляй! Прикроешь меня! Будем отходить.

Наметив скалу метрах в пятнадцати позади, Кузнецов вскочил и помчался к скале, каждую секунду ожидая пули в спину. Стрелял Задов длинными очередями, стреляли в ответ немцы. Командир группы мчался к скале.

Лева продолжал бить, но короткими очередями, экономно расходуя боеприпасы. Он уже успел опустошить один магазин. Егеря засели метрах в восьмидесяти от них. Четверо ополченцев продолжали лежать без движения. Чтобы дать им возможность отойти, Кузнецов начал обстреливать точки, откуда вели огонь «эдельвейсы». Трое желтошапочников получили передышку и начали отползать к скалам. Один так и остался лежать на склоне. Немного в стороне лежал его карабин с прикладом, расщепленным пулей.

Обстрел почти прекратился. Немцы вяло постреливали. Разведчики были для них в мертвой зоне. Кузнецов подполз к Леве. «Эдельвейсов» заинтересовали люди, одетые в их форму и сражавшиеся против них. К обстрелу с правого фланга добавился снайперский огонь с дальнего хребта. Николай и Задов находились в небольшом углублении за скалой и пули снайперов не доставали до них. Ударяясь, пули откалывали куски гранита и обозначали уровень, выше которого подниматься не стоило.

Лежа в каменной выемке, Лева впервые испытал «моральную силу» снайперского огня: каждая пуля предназначалась ему и Кузнецову. Заодно Лева постиг и одну из особенностей боя в горах. Здесь недостаточно представления о фронте и тыле. Решающую роль начинает играть и то, что происходит над тобой и под тобой.

Из-за скалы, со стороны непроходимого отвесного обрыва появилась рука и стала ощупывать выступы на крутой стенке, обращенной в сторону разведчиков. Потом высунулась по пояс фигура бойца-верхолаза. Он в два удара забил в трещину крюк, нацепил альпинистский карабин, вставил в него веревку и, немного спустившись, полностью вышел на обращенную к разведчикам сторону скалы. Противников разделяло не более ста метров. Из-за камня возник ополченец, прицелился из длинноствольного ружья и выстрелил. Солдат повис, раскачиваясь на веревке.

Так вот что задумали егеря! Они решили взобраться на вершину и ударить сверху. Немцы хотели любой ценой добраться до двух разведчиков. В такой ситуации нельзя было терять ни одной минуты. Кузнецов лихорадочно соображал, что делать, пока их не взяли в «огневой мешок».

Егеря пошли ва-банк. На заснеженной вершине склона показались немецкие лыжники. Ловко лавируя, они скатились к каменной осыпи, сбросили лыжи и залегли. Появилась еще одна группа, за ней – следующая. Егеря мастерски владели лыжами. Расчертив склон узорами лыжных следов, они быстро спустились к товарищам и заняли огневые позиции.

– Отходим! Прикрой! – скомандовал Николай Леве. Командир группы начал спускаться туда, откуда они пришли.

На склоне лежал внушительных размеров обломок гранита. Сверху на нем возвышалась пышная шапка снега. Высота скальной стены, обращенной в сторону десантников, равнялась примерно четырем метрам. Это оценил на глаз Николай. Он умышленно мчался к обломку скалы, оттолкнулся от него, кубарем полетел вниз, в противоположную от немцев сторону, и по пояс погрузился в снег. Быстро выбравшись из сугроба, командир группы поднял сорвавшийся с плеча автомат и прокричал: «Лева, давай!», стреляя по залегшим лыжникам короткими очередями.

И Лева дал. Да так, что досталось всем. Он вытащил последнюю гранату, выдернул чеку и метнул в егерей. Лимонка не долетела до немцев и жахнула среди камней.

На крутых высоких склонах лежали толстые снежные козырьки. Один из козырьков давно уже сползал к краю. Взрывная волна Левиной лимонки стала последней каплей. Снежный вал накрыл егерей, а на излете белый язык поглотил и Кузнецова. Там, где только чтоотстреливался командир, прикрывая отход Левы, теперь громоздились сугробы. Больше никто не стрелял. Всех, кроме Задова, укутало толстым холодным саваном.

Задов отстегнул от пояса ледоруб, лег на спину и, оттолкнувшись, понесся вниз по склону. Домчавшись до свежего снежного могильника, он резко перевернулся и всадил железный клюв ледоруба в снег. Тренировки не прошли даром, и Лева по-собачьи начал откапывать Кузнецова. Пальцы вязли в ледяном крошеве. Задов снял каску и начал откидывать снег, действуя шлемом вместо совка. Дело пошло быстрее. Неожиданно показалась рука, скрюченными пальцами сжимавшая шмайссер. Лева отбросил каску в сторону и начал осторожно отгребать в стороны снег руками. Наконец показалась голова. Он схватил командира за наплечные ремни амуниции и, поднатужившись, вытащил из снежного плена. У Николая из носа и ушей капала кровь. Красные кляксы быстро испятнали маскхалат и снег рядом с бесчувственным телом.

Лева только-только собрался делать искусственное дыхание, как командир открыл глаза и вяло поинтересовался, поднесся близко к лицу ладонь с горстью снега.

– Товарищ, Новый год уже наступил? Я ничего не пропустил?!

– Нет, самое интересное еще впереди,– обрадовался Лева. Главное, что Коля жив, хотя и не в себе.– Ты в порядке?

– Нет,– мотнул головой Кузнецов.– Что здесь происходит?

– Оккупанты того, гранату бросили, вас и контузило,– на одном дыхании отрапортовал Задов, помогая командиру сесть.

– Интересно, кто пригласил таких идиотов на праздник? – оглядываясь вокруг, проговорил Николай. Он гундосил, но говорил внятно.

– Что вы помните?

Кузнецов закашлялся:

– Последнее, что помню – как иду в первый класс с букетом цветов.

– Вам лучше?

Блуждающий взгляд командира остановился на Левиной руке и стал осмысленным. На указательном пальце одессита темнело кольцо чеки с торчащими усиками. Память возвращалась к Кузнецову быстрее, чем надеялся Лева.

– Мне было намного лучше, пока ты не бросил гранату. Уходим отсюда.

– Извините. Я больше не буду,– потупился Задов.

– А мне больше и не надо!

Они продолжили спуск. Немецкие лыжники им не мешали, погребенные под многометровым слоем снега.

– Эх! Сейчас туман нам бы не помешал,– снайперы не шли у Левы из головы.

Пятый Далай-лама был услышан. Ритмично забухал бубен Латына. Желание Задова исполнялось немедленно и в полном объеме. Облако, похожее на косматую лапу, стало медленно опускаться и вскоре накрыло немецкие позиции густой серой кисеей. Набежало очередное облако, теперь уже снизу. На дне ущелья сгущался туман. Волны тумана, подгоняемые звуками бубна, поднимались вверх и собирались воедино, закрывая хребты, вершины и весь горный массив сплошной пеленой.

И двух разведчиков облака тумана надежно укрыли от чужих глаз.

Из глубины ущелья вдруг заухал сборно-походный бубен черных лам. Он звучал с бо льшими интервалами, чем у Латына, но громче и злее.

В облаках появился рваный просвет. Неподалеку от разведчиков на гребне показался немец. Егерь стоял в профиль и негромко подавал команды, вглядываясь в тающие клочья тумана. Жахнул миномет. Вероятно, он был установлен совсем близко.

Бубен Шаманова зазвучал чаще, и его звуки уже сливались в непрерывный гул…

Облака снова сгустились, затягивая разрыв. Фигура «эдельвейса» исчезла. Звуки со стороны каравана тоже стали громче, а тональность выше. Музыкальная дуэль служителей культа набирала обороты. «Кто кого перебубнит, тот того и победит!» – бормотал зачарованный Задов. Кузнецов сидел и ждал молча, ловя разреженный воздух открытым ртом. Перебубнил Шаманов. Просветов в сплошной пелене облаков больше не было. Если не считать небольших окон, затягивающихся на глазах.

Бубен все равно продолжал звенеть, указывая разведчикам дорогу.

В одном месте, чтобы не ползти по кручам, десантники пошли через снежный грот – длинный туннель, образовавшийся в снежных завалах. Внутри это был настоящий лабиринт со множеством боковых ответвлений. Разведчики двинулись по центральному, самому большому проходу. В его конце призрачно маячило светлое пятно выхода.

Они миновали подснежное царство без помех и выбрались наружу. Выстрел прогремел так близко, что Кузнецову сначала показалось, будто это Лева пальнул по врагу, но выстрел был винтовочный. Мгновение спустя Николай сообразил, что рядом лежит немецкий снайпер.

Разведчики попятились в лабиринт. Кузнецов замер возле выхода, а Лева отступал, держась за ледяную стену, пока не завернул в боковое ответвление, откуда и выглядывал, настороженно сжимая в руке автомат.

Николай увидел цепочку следов, которую они оставили, выходя из грота. Снег, правда, сыпал крупными хлопьями и должен был скоро уничтожить следы, но кому известно, что собирается делать стрелок в ближайшие минуты?

Послышались голоса. Снайпер окликнул соседа, тот ответил. Они совещались, не пора ли возвращаться к своим, поскольку все равно ничего не видно. Как они пойдут? Вместе, врозь? Заглянут в грот или пройдут мимо?

На всякий случай Кузнецов проверил автомат и стал осторожно наблюдать из снежного проема. Убедившись, что егеря ушли, он оглянулся. Задова не было видно…

…Боковое ответвление успокаивало Леву иллюзией покоя. Он перевел дух и вслух подумал, подбадривая сам себя:

– Лучшую часть мужества составляет осторожность.

– Кто это сказал?

– Я… или Наполеон. Точно не помню,– машинально ответил Задов и облился горячим потом. В холодном снежном гроте он был не один. Неизвестный собеседник находился за спиной. Разум требовал немедленно обернуться. Подсознание, наоборот, горячо убеждало: замри и не дергайся, авось рассосется само собой. Над головой глухо громыхнуло. Немцы стреляли в тумане наугад.

– Твою дивизию… – Задов витиевато выругался. Агрессивные егеря ему нравились все меньше и меньше.

– Это мантры? Почему я раньше таких не слышал? – не унимались сзади.

– Да, это маты,– подтвердил Задов, слушавший вполуха. Наконец он соизволил обернуться к настырному почемучке. Подсознание лениво шепнуло: «Я же тебе говорило: не напрягайся, все будет хорошо».

В центре овальной пещеры возвышалась глыба льда в форме идеально ровного куба. На ней сидел худенький, сморщенный старичок в позе лотоса. Про таких людей говорят: «кожа да кости». Даже сумрак не мог скрыть, что он очень стар. На абсолютно лысой голове не было не единого волоска. Он был одет, точнее, замотан в серую грубую ткань. Она свисала с острых плеч наподобие греческой туники. Ни обуви и ничего иного на старце не было. В сморщенном кулаке, напоминающем обезьянью лапку, были зажаты простые костяные четки, желтые от времени.

От взгляда на незнакомца, одетого не по сезону, чувствительному Леве стало холодно. У Задова вихрем пронеслась мысль: «Так и дуба врезать можно». Он мигом подскочил к старичку и сорвал с себя вязаную шапочку-маску, предохранявшую лицо от обморожения. Он аккуратно заправил под шерстяную ткань оттопыренные уши старичка.

Ирония, блеснувшая в не по-стариковски молодых глазах деда, требовала каких-то слов, и Задов начал без обиняков:

– Кто это тебя раздел, дедуля? Ограбили лихие люди? Без шапочки здесь никак нельзя, это я тебе авторитетно заявляю! Застудишь голову – совсем дурачком станешь. Будешь по горам ходить да в дудочку свистеть,– поучал Задов, расстегивая ремни амуниции и пуговицы на маскхалате и штормовой куртке под ним. Старичка надо было срочно одевать, спасая от обморожения и переохлаждения. Пергаментная кожа на голове на ощупь ничем не отличалась от куска льда. Старикан совсем промерз.

– И песенки под дудочку буду петь? – уточнил замерзающий, с интересом разглядывая Леву, выпутывавшегося из портупеи.

– Можно и песенки,– милостиво разрешил Лева, расстегивая последнюю пуговицу. Над головой опять громыхнуло. Ледяной потолок, ощетинившийся редкими сосульками, угрожающе затрещал. Разведчик смазанной тенью метнулся к выходу в центральный туннель. Пока все было в порядке.

– Дедуля, пора делать ноги! – Задов оглянулся и застыл.

В гроте Лева был один. Старичок бесследно исчез. Он осторожно приблизился к кубу льда и пощупал рукой гладкую, как стекло, поверхность. Никого. Только холод, пощипывающий ладонь сквозь перчатки. Пальцы нащупали связку четок. Одессит снял перчатку. Костяные шарики были теплые, как кожа ребенка.

– Приспичило? – раздалось за плечом.

– Ай! – взвизгнул Задов и подпрыгнул на месте, едва не достав макушкой до кончика сосульки, свисавшей из-под потолка.

Кузнецов умудрялся ходить бесшумно даже в тяжелых горных ботинках. Он с неподдельным любопытством разглядывал расхристанного подчиненного.

– Шо я сегодня такой нервный?! – Лева затравленно озирался по сторонам, не выпуская из рук четок. На всякий случай проверил кошелек за пазухой. На месте.

– Совсем невтерпеж, Лева? Или как? – повторил вопрос Николай.

– Или как! – огрызнулся одессит. В подробности он вдаваться не собирался.

Кузнецов увидел четки. Он раньше не видел такой вещицы у Задова. Неодобрительно хмыкнув, командир спросил:

– Ты знаешь от чего все беды человечества? – и, не дождавшись ответа, продолжил: – От того, что хотят присвоить чужое.

– Ага, щас, присвоить! А шапочка вязаная? – Лева начал застегивать форму и продел руки в петли амуниции. На голову пришлось накинуть капюшон куртки. В ледяном подземелье начали мерзнуть уши, готовясь свернуться в трубочку от холода.

Они осторожно выбрались из грота на свежий воздух. Никого. С неба сыпался снег. В наступавших сумерках местность была неузнаваема. Поминутно оглядываясь, разведчики продолжили спуск к перевалу. На краю каменной площадки они наткнулись на замаскированное гнездо снайпера. Вокруг валялись стреляные гильзы. Снег не успел засыпать отпечатки тела и ног. Десантники чудом разминулись со стрелком в сгущавшейся на глазах темноте и тумане, скрадывающем звук шагов.

До своих разведчики добрались без приключений. Звук бубна указывал путь надежнее любой путеводной звезды. Тем более, на небе все равно ничего невозможно было увидеть из-за сплошной серой мглы. Перестрелка давно стихла. Сражаться, когда ничего не видно, никому не интересно.

– Заждался я вас,– только и сказал Латын товарищам, вынырнувшим из тумана в двух шагах от него.

– Шо дальше будем делать, хлопцы? – Когда Задов начинал нервничать, его одесский говор становился заметнее. На горы опускалась чернильная ночь, и морозило не на шутку.– Завтра егеря попрут, шо ваш пароход «Товарищ Нетте».

– Хорошо воюют. Упорные,– устало согласился Кузнецов.– Ничего не боятся.

– Когда во что-то веришь, смерть не страшит.– Шаманов положил бубен на камень и начал копаться в своем бездонном бауле.– Скоро будет совсем темно, тогда и начнем.

Оставалось ждать. Разведчики втроем сидели на длинном обломке гранита. Палатку еще днем разнесло в клочья шальной миной. Чудом уцелел походный примус. Задов хотел его разжечь и хоть немного погреться. Кузнецов запретил, сославшись на светомаскировку. Но Лева не сдавался, сделав вид, что не слышит; достал коробок спичек. Ему очень хотелось погреться у примуса, на котором еще вчера варили обед. Сидеть без движения, даже в таком огромном и экзотическом холодильнике, как Тибет, Задову было некомфортно.

Командиру группы пришлось выдирать горелку из цепких рук одессита, отдирая палец за пальцем. У Николая руки были как стальные клещи. Наконец Задов уступил. Свои длинные холеные пальцы он берег и любил. В далеком беззаботном детстве Лева мечтал стать скрипачом, заглядываясь на мальчиков с бабочками и черными футлярами в руках. Мечта так и осталась мечтой. Стоит сказать, что ловкие пальцы не раз пригодились в карьере экспроприатора и последовательного борца за чужую собственность. Ни один музыкант-виртуоз не смог бы сравниться с Левой по части ловкости рук. Мелочь по карманам тырить – это вам не на скрипочке пиликать!

Чтобы хоть немного согреться, разведчики накинули на себя лохмотья палатки – рваные обрывки из прорезиненного брезента, подложив под себя мотки альпийских веревок. Так и сидели, выбивая зубами мелкую дробь. Было холодно и скучно. Лева достал из кармана четки и стал перебирать костяные шарики. На душе полегчало, но теплее не стало.

Ночь была трудной, сплошной холод без единой минуты сна. Облака потихоньку осыпались колючим инеем, над головами появилось звездное небо. Большая Медведица начала свой путь по небосводу. Ее ковш почти касался вершины горы, под которой сидели десантники. Полная луна выкатилась из-за отрога, похожего на голову богатыря. В ее мертвенном свете беспокойно зашевелились тени в расселинах скал.

– Пора! – Отрядный священник достал из сумки корягу, напоминающую дракончика, и костяную свирель. Он набрал в грудь побольше воздуха и поднес свирель к губам.

Над горами поплыли визгливые, скрежещущие звуки. Николая передернуло. Мелодия задевала даже его слух, привычный к взрывам и канонаде. Музыка холодила душу, и от заунывных трелей щемило сердце.

– Он хочет немцев свести с ума,– поделился догадкой Лева.– Через пять минут они все застрелятся от тоски.

– Наглядный пример изуверских методов психологической войны в действии. Куда катится наш мир?! – согласился Кузнецов.

– Ой! Глянь-ка! – Задов показывал командиру за спину.

Николай без особого желания обернулся. У коряжки зажглись тусклым огнем два красных глаза. Глаза смотрели злобно, время от времени помаргивая. Деревяшка осторожно пошевелила головой на изогнутой шее и встряхнулась. По изогнутым обрубкам корней прошла дрожь.

Шаманов сильнее раздул щеки и взял нотой выше. Коряга замахала сучьями, похожими на крылья – сначала медленно, а потом все быстрее, ускоряя темп. Николай отвернулся и незаметно сплюнул три раза через плечо. Сейчас смотреть в темноту ему было намного спокойнее и даже интереснее.

Кузнецов глядел прямо перед собой и вспоминал. Один гестаповец рассказывал, что можно достигнуть состояния, когда сидишь с открытыми глазами и ни о чем не думаешь. Он говорил, что это считалось высшим шиком во всех армиях мира, но достичь такого самоуглубления дано не многим. Николай поймал себя на том, что последние минуты пялится в темноту, а в голове ни одной мысли. Если не считать мысли о том, что в голове ни одной мысли, он достиг заветной цели! Неужели легендарное армейское просветление снизошло на него? То, о чем он слышал в офицерском кафе далекого города Ровно, свершилось! Николай почувствовал, что темнота начинает к нему пристально приглядываться. И об этом побочном эффекте рассказывал краснолицый Хартман. Опасен он или нет – об этом не было сказано ни слова, но пустота словно расступалась перед Кузнецовым. Темнота и ледяное «нигде» снежной лавины, из-под которой его откопал Задов, не прошли бесследно – Николай обрел способность ни о чем не думать. Шикарно! Теперь можно тянуть армейскую лямку, не терзаясь разными мыслями о том, например, что ты – безликая статистическая единица, болтающаяся на краю тридевятого света по прихоти равнодушных кадровиков, засунувших тебя в отряд особого назначения. Проще говоря, расходный материал.

Пустота расступалась, а сам Николай белесым туманом растекался по мирозданию и окружающим горам. Очень даже ничего быть туманом! Вообще-то Кузнецов не любил реальность – ни эту, ни какую угодно другую. Везде одно и то же. В сердце кольнуло. Перед глазами побежали строчки автобиографии из личного дела… Коля рос обыкновенным мальчиком. Учился в простой школе, занимался стендовой стрельбой. Музыкальную школу по классу фортепиано проигнорировал, но зато очень хорошо рисовал и любил это дело. Мама часто говорила подружкам: «Всем бы таких детей, как Коля: всегда чистенький, аккуратный. Почти отличник». Родители не могли нарадоваться на свое чадо, уже в детстве решившее стать великим художником. Отец немного упрямился и мечтал воспитать Николая филологом-переводчиком. Однажды он подарил сыну на день рождения русско-немецкий словарь в обложке из кожи с золотым тиснением. Эх, папа, если бы ты только знал, к чему это приведет, то вряд ли купил бы этот словарь! Конечно, ты бы купил набор красок и раскладной мольберт. Когда Николай подрос, он рисовал уже на топографических картах, нанося на них оперативно-тактическую обстановку, а в лучшем случае зарисовывал по памяти физиономии тех, кто подлежал ликвидации. Вот сколько разных дорог открывает перед нами судьба… Выбирай не хочу.

Командир разведчиков осознал, что все-таки думает, а точнее, вспоминает детство. Эксперимент по достижению армейского просветления провалился. А удача была так близко. Николай с грустью подумал: «Наверное, мне пока нельзя на волю – не имею права». Он тряхнул головой, прогоняя остатки наваждения…

Зато Лева не мог отвести глаз от бесплатного ночного представления. Повинуясь мелодии свирели, коряга стала подниматься над землей. Сантиметр за сантиметром она набирала высоту, разворачиваясь в сторону ущелья, где затаились остатки разгромленного, но все еще смертельно опасного каравана. Оттуда загремели удары вражеского бубна, и ночной летун словно наткнулся на невидимую преграду. С каждым новым ударом деревяшка «проседала» в воздухе, теряя высоту.

Латын поднатужился и выдал новую замысловатую трель. В ответ бубен зачастил. Коряга-дракон еще пару раз вяло взмахнула обрубками-крыльями и тяжело рухнула вниз на землю, ворочаясь среди камней и яростно сверкая красными глазками. Шаманов убрал свирель от губ. Отрядный священник был весь мокрый от пота. Шелковый халат, подбитый мехом, прилип к телу. Руки Латына заметно тряслись, глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит.

Коряга замерла, судорожно дернувшись напоследок. Рубиновые глазки медленно погасли. Так гаснут угольки в забытом костре. Гул бубна в долине тоже смолк.

На Шаманова было жалко смотреть: плечи поникли, шапка свалилась, длинные волосы торчали мокрыми клоками. Не разжимая губ, он еле выдохнул:

– Немного дух переведу, и снова попробуем.

Лева отвернулся и продолжил перебирать четки. Поерзав на мотках веревки, он оперся о камень. Под ладонью оказался забытый Латыном бубен. Он машинально постучал по упруго натянутой коже. Бубен послушно отозвался звоном, вибрируя под пальцами. Задов вполголоса пропел, отстукивая ритм: «Ночь, полночь. По ко-о-оням. Вылезайте, братцы, из могил…» Незамысловатая песенка, любимая босяками с Привоза, впервые произвела такой эффект на слушателей.

Со стороны старого кладбища, оттуда, где они встретились с желтошапочниками, донесся вой, полный тоски и ярости.

Шаманов из последних сил подковылял к Задову и вырвал бубен, раздраженно прошипев:

– Ты нас всех угробить хочешь? У немчуры не получилось, так теперь ты за это дело решил взяться?

– Еще одного Задова в отряд, и никаких врагов не надо,– поддакнул Кузнецов.

– Ты дурак, да? – не унимался Латын. Похоже, силы понемногу возвращались к старику.

– Он дурак! Он и убить может! Это минус,– ответил за Леву Николай, сразу вспомнив ледяной холод снежной могилы, в которую днем его определил подчиненный.– Но потом извинится. Это плюс.

– Шо я такого вам сделал?! – вяло отбрехивался одессит.– Подавись ты своим барабаном! – И совсем тихо добавил, чтобы не услышали: – Жлобье столичное!

Завывания, переходящие в рев, донеслись из темноты с новой силой и заметно ближе.

– Представь на минуту: ты крепко спишь, без снов, тревог и боли. А тебя бесцеремонно, наглым образом будят. Тебе это понравится? – горестно вопрошал отрядный священник.

– Я уже привык. И почти не обижаюсь, когда меня каждое утро бесцеремонно и самым наглым образом будят. И еще при этом пугают,– пробурчал в ответ Лева, косясь на командира группы.– Может, самую малость обидно.

Кузнецов выпад в свой адрес проигнорировал. Он аккуратно сплюнул, точно попав Леве на ботинок. Темнота настоящему разведчику не помеха, а друг и надежный помощник.

Снизу, где шла тропа, донесся цокот копыт и тяжелый топот, перемежаемый воем и злым визгом.

– Их что, вместе с конями хоронили? – шепотом спросил Кузнецов.

– Местный обычай,– коротко ответил Шаманов, не вдаваясь в подробности.

Задов в разговор не встревал, опасаясь нарваться на очередную грубость. Его товарищи избегали называть тех, кого он разбудил и вызвал.

Цокот затих в стороне, где окопались остатки немецкого каравана. Оттуда послышались испуганные голоса, сменившиеся воплями и выкриками команд. Вражеский лагерь охватила паника. Трассирующие очереди пулеметов и автоматов секли склоны ущелья в разных направлениях.

Яркая вспышка в вершине ущелья над лагерем осветила склоны с белыми вкраплениями пластов снега на темных скалах. Вторая группа подрывников, которых считали пропавшими без вести, наконец увидела трассирующую очередь. Все это время команда слабовидящих дисциплинированно ждала сигнала. Вот и дождались! Лучше поздно, чем никогда…

Зарница на мгновение вырвала громаду гор из темноты, и тут же все исчезло вновь. Тьма после яркой вспышки взрыва стала еще непрогляднее. Раздался грохот обвала. Эхо усилило его и повторило много раз. В ночной тишине разведчикам показалось, что горы раскололись. Выбивая снопы искр, в ущелье посыпались камни, образуя сплошной грохочущий поток.

Грохот затих так же внезапно, как и начался. Из вражеского стана доносились крики и беспорядочная стрельба. В том месте, где находились егеря, замелькали огоньки фонарей. Глухо заухал бубен черных лам. Немцы отбивались от тех, кого разбудил Лева своей незатейливой песенкой. Взлетела ракета и повисла на парашютике, заливая ущелье мертвенным светом. Десантники прижались к земле. Эсэсовцы палили из всех стволов.

Латын схватил свирель и засвистел с новой силой. Грех было не воспользоваться таким моментом. С соседней вершины ему тоненько вторила пастушья дудочка незамысловатым мотивом из двух нот. Две мелодии сплелись в одну. Неизвестный музыкант поддержал Латына, и коряга-дракончик начал оживать. В темноте замерцали красные глазки. С новой силой замолотили по воздуху обрубки-крылья. Дракончик стремительно набрал высоту и черной тенью унесся в сторону ночного боя.

Шаманов сменил тональность и теперь наигрывал уже другую мелодию. Пастушья дудочка вторила ему, насколько хватало мастерства. В темноте показались две красные точки, словно габаритные огни маленького воздушного судна. Ночной летун возвращался. Он летел с натугой, понемногу теряя высоту. В лапках-сучьях у него был зажат ремень офицерской полевой сумки. Не долетев несколько метров до Латына, деревянный дракончик тяжело спикировал на землю. Посадка получилась жесткой. Во все стороны от коряги полетели щепки, но кожаную планшетку она так и не выпустила из лапок. Шаманов перестал играть на свирели, смолкла и свирель невидимого помощника.

Трясущимися руками отрядный священник отстегнул защелку и открыл сумку. Он осторожно заглянул вовнутрь и тут же закрыл ее. На мгновение, пока планшетка была открыта, из нее вырвался яркий фиолетовый луч, осветив пятачок за скалой, служившей укрытием для разведчиков. Щелкнул металл замочка, свет потух. Ослепленные десантники часто моргали, снова привыкая к темноте. Кузнецов с силой нажал указательными пальцами на закрытые веки, чтобы быстрее восстановить ночное зрение.

Отрядный священник повернулся к спутникам и срывающимся голосом сообщил:

– Электролит наш!

– Аминь! – не удержался от ехидной реплики Задов.

Наградой ему стала звонкая затрещина от командира группы. Кузнецов никогда не опускался до банальной ругани и мордобоя, но в отдельных случаях физические методы воспитания зарвавшихся подчиненных были единственным средством. Хотя в этой командировке поводов было больше, чем нужно. Единственное, что останавливало Кузнецова – стальная каска на крепкой голове одессита.

– Надо будет в голову гвоздик вбить. Поостережетесь граблями размахивать,– обиженно засопел Лева и отодвинулся подальше от командира.– Какие-то нервные все сегодня. На войне без шуток нельзя, так недолго и в солдафона превратиться.

Пастушья дудочка выдала на прощание заунывную трель и замолкла. Далекий голос фальцетом пропел под занавес: «Ла-ла! Труля-ля! Оп-па!»

– Голос хороший. А вот слуха нет совсем! – с видом знатока заметил Задов, с грустью вспоминая свою теплую вязаную шапочку. Уши черноморца ощутимо мерзли. Он посильнее затянул шнур капюшона. Теплее не стало, а дышать оказалось труднее. Обламывая ногти, Лева попытался развязать самозатягивающийся узел шнура. Сделал только хуже. Специалист по вязке узлов завалился на спину, держась руками за горло и сипло хрипя.

– Когда же это наконец закончится?! – зло прошипел Кузнецов.

Он резким движением выхватил кинжал из ножен, пристегнутых к поясу, и одним прыжком подскочил к дергавшемуся среди камней Леве. Николай свободной рукой отжал подбородок брыкавшегося подчиненного. Как на образцово-показательных занятиях по снятию часового, он одним вращательным движением от себя резанул клинком Задову по шее. Лезвие, заточенное до остроты бритвы, распороло шнур, а заодно и ткань капюшона.

Лева перестал брыкаться и тяжело дышал, с шумом вдыхая воздух. В груди у него булькало и сипело. Над полузадохшимся одесситом стоял командир группы. В одной руке он держал капюшон с остатками шнуровки, в другой – кинжал.

– Клоун ты, Лева,– без всякого раздражения произнес Николай, бросив Задову на грудь остатки капюшона.

Одессит помассировал шею и натянул ровно обрезанный капюшон на голову.

– Коротковато обрезали, герр обер-лейтенант. У меня теперь ушки мерзнуть будут, ваше благородие,– плаксиво просипел Задов. Громко говорить он не мог, саднило горло.

Кузнецов только махнул рукой и убрал кинжал в ножны. Острое лезвие хищно блеснуло, прячась в чехол до лучших времен и настоящей работы, для которой его ковал мастер.

Кузнецов пошел искать желтошапочников. Первого попавшегося под руку он назначил посыльным и передал ему приказ для всех от имени Великого Пятого: «Немедленно сниматься с позиций и уходить отсюда. Главное – быстрее и дальше. Если кто-то останется, то в своей следующей реинкарнации будет стриптизером». Кто такие стриптизеры, аборигены не знали, но угроза сразу подействовала. Ополченцы послушно оставляли позиции с брустверами, выложенными из камней. Тени людей бесшумно исчезали в темноте среди скал. Своих убитых и раненых, которых удалось вынести из-под огня егерей, они успели переправить в тыл.

Остались только двое. Смущенно перешептываясь, они подошли к Николаю и сообщили свое решение: «Да! Они согласны быть в следующей жизни стриптизерами, лишь бы служить Великому и Милосердному!» Кузнецов вздохнул и в двух словах объяснил, чем им придется заниматься. Упрямцы моментально исчезли. Великий он, конечно, Великий, но не такой же ценой в самом деле.

В горах становилось светлее. Близился рассвет. Командир выждал двадцать минут и твердо скомандовал товарищам: «Подъем! Пора, братцы».

Кузнецов шел первым. Обладая фотографической памятью, он прекрасно запомнил путь. По дороге сюда он примечал любой причудливый скальный обломок в качестве будущего ориентира. Сразу после обер-лейтенанта брел Шаманов. Он бодрился, но было видно, с каким трудом ему дается каждый шаг. Маленькую колонну замыкал Задов с автоматом на шее. Коротко обрезанный капюшон был лихо сдвинут набок. Лева рассудил, что если уж головной убор не закрывает оба уха, то хотя бы одно пусть находится в тепле.

Егеря со дна ущелья пока не могли видеть разведчиков. Троица, соблюдая осторожность, перебиралась от камня к камню. Нужно было поскорее выбираться на горное плато: вызывать карусель в скалы было опасно.

К плоскогорью вел узкий проход – прекрасное место для засады. Отвесные стены почти смыкались над головами. Командир группы внимательно осмотрел скалы в бинокль. Он предусмотрительно отодвинулся в тень, чтобы стеклянные линзы не блеснули под первыми лучами солнца. Такой блик заметен за несколько сотен метров, и по нему их легко можно обнаружить.

И ниже, и выше разведгруппы не было заметно признаков врага. «Эдельвейсы» легко могли укрыться среди камней. В их подготовку входили тренировки по многочасовому неподвижному лежанию на любой местности, будь то снег, камни или болото. Шевельнувшийся новобранец легко мог схлопотать дополнительное время, часов этак десять сверх лимита, под чуткой опекой унтер-офицера, заботливо поливающего егозу из шланга. Правда, если занятие проходило в болоте, то даже пытливый сержантский ум был бессилен и не мог ухудшить условия испытания. В трясине с избытком хватало других тварей – змей и пиявок. Безвозвратные потери среди личного состава во время подготовки егерей были делом обыденным.

Время поджимало, но спешить не стоило. Николай решил понаблюдать еще. Береженого Бог бережет.

Справа в кустах вдруг кто-то зашевелился. На склон выскочил тур. Это был крупный самец с мощными рогами, величаво изогнутыми над головой. Он спускался с ночной лежки на пастбище и наткнулся на десантников. Затаив дыхание, люди следили за туром, когда он большими прыжками помчался вверх по склону. Сейчас все выяснится: если бык пойдет на гребень,– значит, там никого нет. Это осторожное животное никогда не ходит ниже человека. Великолепное чутье и зрение позволяют дикому зверю уловить малейшую опасность и уйти наверх, в неприступные скалы.

Красавец бык помчался вверх. Прошло несколько мгновений, и могучее тело скрылось среди камней.

Проход на горное плато свободен! Скорее туда! Разведчики почти бегом прошли узкую горловину и вышли на плато.

Кузнецов осторожно подошел к краю и отпрянул. Увиденная картина ему не понравилась.

По заснеженным камням к проходу на плато поднимались немцы. Егеря шли плотной цепочкой, примерно шесть десятков бойцов. Подсчитать точнее не было времени. Расстояние до них по прямой, если сгладить повороты змеящейся тропы, было метров четыреста. Немцы спешили. Кроме автоматов и пулеметов, у всех было при себе стандартное горное снаряжение. Оглядываясь, Николай заметил еще одну группу фашистов, поднимавшихся на плато по дальней тропе. Второй отряд состоял из сорока солдат. Впереди шел офицер в дырявой черной фуражке. Несколько егерей, разбившись на пары, несли стволы и станины разобранных горных орудий.

Дело принимало серьезный оборот. Гранат, чтобы устроить обвал или самую захудалую лавину, не было. Через несколько минут немцы поднимутся на плато, и разведчики окажутся у них как на ладони. Заснеженное плоскогорье уходило за горизонт. Ни кустика, ни обломка скалы. Белая равнина. Крыша мира.

На троих осталось два неполных магазина к шмайссерам, несколько обойм к парабеллуму Николая и шестизарядный дамский браунинг Задова. Еще ночью Кузнецов скрупулезно подсчитал боеприпасы, до последнего патрона. Отрядного священника в расчет не брали. Сейчас он не смог бы отбиться своим посохом даже от маленького пуделька. Последняя ночь высосала из Латына все силы до дна. Хорошо еще, что сам ноги передвигает. Исхудал Шаманов, не лицо – череп, обтянутый кожей. Смотреть страшно.

Кузнецов поудобнее перекинул автомат через плечо и начал лихорадочно расстегивать куртку, чтобы достать связь-блюдце. Но его успел опередить Лева. В деле спасения шкуры – своей и товарищей – Задов был чемпионом. Он успел вызвать на связь отряд, требуя у тыловых крыс карусель, или всем каюк! Последнее слово он повторил несколько раз. Лева ухитрился пообщаться с Фурмановым. Что делал комиссар отряда у стационарного связь-трюмо, одному Скуратову ведомо.

Время замедлилось, удары сердца отсчитывали секунды.

– Может, в бубен постучать? Облака там, туман вызовем! А?! – предложил Задов Шаманову.– Если устали, я могу!

– В бубен? Легко, Лева, подходи! – вяло отозвался Латын.

Одессит больше не стал затрагивать музыкальную тему.

Впереди закружился снежный вихрь. От него в разные стороны потянулась змейками поземка. Карусель прибывала. До места ее приземления было метров сто. Их еще надо было пройти. Преодолеть. Проползти…

Карусель потихоньку замедляла обороты. Уже можно было различить разноцветного петушка на покатой крыше. Сквозь снежную круговерть мужской голос сочно пропел: «Свернувшись в калачик по-детски… лежит под кокосом Чека… Не нужен нам берег турецкий… и Африка нам не нужна…»

Карусель еще не успела остановиться, а с нее начали спрыгивать на снег люди в фуражках и длиннополых черных плащах. Кузнецов сразу вспомнил эсэсовцев-карателей, с которыми воевал в белорусских лесах. Чудом тогда ушли через болота, чудом! Везение – дама капризная. Два раза подряд лицом не поворачивается, постоянно подставляя при случае разные части тела. Одним словом, переменчивая особа…

Егеря двумя колоннами выдвигались на плато. Немцы стрелять не спешили, оценивая невиданное зрелище. Разведчики замерли. Задов завопил:

– Засада! Продал нас комиссар! Гадский папа…

Весь круглый помост карусели занимали неохватные бочкообразные туши. Люди в черной коже деловито устанавливали сходни. Туши неохотно шевельнулись и одна за другой начали осторожно спускаться на землю. Громадины выстраивались в ровную шеренгу.

Разведчики оказались между двух огней. Кузнецов затравленно оглянулся. То, что он увидел, заронило в нем тень надежды. Удача потихоньку вальсировала и уже находилась к разведчикам в профиль. Эсэсовец в черной дырявой фуражке, размахивая руками, отдавал команды, поторапливая егерей. Артиллеристы устанавливали ствол орудия на собранные станины лафета. Похоже, прибывшие на карусели не были для них союзниками. Немецкий командир без церемоний сбросил на снег черную фуражку и поспешно надевал каску, застегивая ремень под подбородком.

Поземка улеглась. Перед каруселью стояла шеренга бегемотов. Огромные пузатые животные осторожно нюхали снег. Было видно, что они видят его впервые.

Николая больше всего поразили не гиппопотамы со шкурами в черно-белую полоску, а их наездники. На каждом животном сверху сидело по негру с копьем в руке. Из одежды всадники отдавали предпочтение набедренным повязкам и зеленым буденовкам из пальмовых листьев со звездочками, выложенными из острых желтых клыков. У каждого в руке было зажато копье с широким зазубренным наконечником.

Впереди, на самом крупном бегемоте, тяжело гарцевал предводитель черного племени. В отличие от рядовых соплеменников у него на голове красовался сильно помятый дырявый пробковый шлем. Вместо копья он сжимал толстый посох, увенчанный человеческим черепом с остатками волос.

Вождь нагнулся и зачерпнул свободной рукой пригоршню снега. Широкие ноздри втянули холодный порошок широкими ноздрями. Покачнувшись на спине своего тяжеловоза, главарь с блаженной улыбкой прислушался к внутренним ощущениям.

– Морозная свежесть! – проникновенно выдохнул негр.– До самых пяток пробирает!

Примеру вождя последовали остальные экзотические наездники.

Предводитель перестал раскачиваться на бегемоте из стороны в сторону и визгливо заголосил:

– Братья негры и дорогие мои бегемотики! То, что нам давно говорил товарищ Думпис, свершилось! Мы при жизни попали в рай на Земле! – Он обвел перед собой рукой снежную равнину.– А маловеров мы скормили крокодилам поделом! Без хлюпиков пальмы выше, ландшафт красивее, а бананы вкуснее.– Оратор еще разок зачерпнул и вынюхал горсть снега.– Вперед! За Африку! За кокс… косовую рощу!

Вождь указал скалящимся с посоха черепом на суетящихся немцев и с гиканьем пришпорил мозолистыми пятками полосатого гиганта. Бегемот утробно заревел и медленно двинулся вперед.

«У-у-а-а-а!» – завыли остальные, потрясая копьями. Под ногами разведчиков задрожала, вибрируя, земля. Со стороны горных вершин налетел сильный порыв ветра. Люди в черном распахнули полы кожаных плащей. Они взлетали в небо, подхваченные воздушным потоком, гордо рея над землей.

Раздалось громкое «бум!» – выстрелило немецкое орудие. Облако разрыва взбухло за каруселью. «Перелет»,– подумал Кузнецов. Громадные туши стремительно приближались. Можно было пересчитать клыки в распахнутых сундуками пастях. «Растопчут, гады. Как пить дать, в блины раскатают!» Негры, ловко управляя своими рысаками при помощи коленей и пяток, объезжали разведчиков стороной. Широкие тумбообразные лапы гиппопотамов обдавали разведчиков комьями снега.

Снова громыхнуло. «Недолет,– мелькнула мысль у Николая.– Взяли в вилку. Следующий снаряд наш. Все, капут, камрады!»

В небе началась стрельба. Бойцы Летучего отряда занялись любимым делом. В первую очередь разобравшись с орудийной прислугой, соколы методично выбивали командиров и пулеметчиков. «Эдельвейсы» беспорядочно отстреливались, паля в небо. С таким противником егерям сталкиваться не доводилось.

…Увязая в снегу, разведчики добрели до карусели. Помост был пуст. Игрушечных лошадок, гусей и верблюдов демонтировали, чтобы загрузить интернациональный десант из Африки. На помосте зияли дыры: крепежные шурупы не отвинчивали, а выдирали из пола вместе с кусками досок.

Кузнецов и Задов по сходням завели под руки отрядного священника на карусель. Его аккуратно уложили на выщербленные доски. Неожиданно сквозь шум боя донесся жалобно-призывный вой. Лева завороженно прислушался и спрыгнул с карусели.

– Ты куда собрался? – крикнул командир, заботливо укладывая Латыну под голову его дорожный кожаный баул. Трофейную сумку отрядный священник цепко сжимал в руках.

– Чуть не забыл! У меня сегодня назначено свидание. Тут рядом,– ответил Задов, стараясь не смотреть на Кузнецова.

– Задов, ко мне! – сказал Николай бесцветным голосом и отстегнул от пояса ледоруб.– Залезай! Живо!

Лева такие интонации уже слышал. Таким голосом батька Махно отдавал свои самые изуверские приказы. Потом каялся, винился и просил прощения перед всем честным народом. Но это было потом… Мертвым свидания ни к чему. Лева через силу подчинился, залезая на карусель. Сердце и вой звали его в прямо противоположном направлении. Кузнецов со всей силы вонзил острый клюв ледоруба в дощатый настил и привязал к нему Латына. Конец веревки он пропустил под ремнем Задова и обвязал себя вокруг пояса.

– Держись крепче! – прокричал он Леве, усаживая его рядом с собой на помост.

Карусель, поскрипывая, начала набирать обороты.

– Боишься упасть? – Задов с детства не любил сидеть на плохо оструганных и не ошкуренных досках, опасаясь заноз.

– Нет. Боюсь разбиться,– серьезно ответил командир.

Сквозь смазанный вихрь донесся обиженный вой, приглушенный расстоянием. Последнее, что они успели увидеть в этой реальности, как с тыла на немецкие позиции заходила крылатая черная фигурка с двумя наганами в руках. Красуясь перед товарищами, летун сделал в воздухе мертвую петлю и чуть не сорвался в штопор. Леве силуэт фигуры показался смутно знакомым, но рассмотреть лицо он не успел: крылатый чекист смешался с темной стаей, кружившей над немцами.

Бегемотчики противоартиллерийским зигзагом обошли егерей с флангов, утюжа тяжеловесными скакунами неглубокие окопы немцев. Разрыв гранаты опрокинул одного бегемота на бок. Тот, протяжно ревя, ворочался в снегу, пытаясь подняться. Ноги у него подламывались, и бегемот опять заваливался в розовую кашу. Другой бегемот сидел на задних лапах и оскорбленно ревел, подняв квадратную морду к небу. Из гущи схватки ему съездили по носу прикладом пулемета. Немец не успевал перезарядить оружие и схватил МГ-34 за раскаленный ствол, действуя пулеметом как дубиной. От ожога пулеметчика спасли перчатки, а вот гиппопотаму не повезло. Черный наездник прикладывал снег к морде своего рысака, но тот не унимался, продолжая обиженно реветь. Негр яростно орал на немца, размахивая копьем. Егерь невнятно оправдывался, стараясь быстрее вставить новую пулеметную ленту. Чекисты на бреющем полете поливали огнем немцев сверху. Одного сокола подстрелили, он свалился на крыло и рухнул вниз. Зловещая черная стая в ответ усилила огонь.

…Немецкий офицер, сидя на корточках в снегу, обрезком веревки связывал три гранаты вместе. Перчатки он снял, и они валялись здесь же, под ногами. Затягивая зубами узел, немец невнятно ругался сквозь зубы. Смысл бормотания сводился к тому, что в следующий раз командир егерей и шага в горы не сделает без противотанковых мин. Глаза фашиста сверкали из-под каски холодно и зло. Проверив узел, он по-пластунски пополз к бегемоту, на котором сидел вождь. Офицера прикрывал мордатый фельдфебель с обожженным лицом. Унтер поставил пулемет на плечи солдату и методично посылал в небо очередь за очередью. Трассирующие строчки сошлись на черной фигурке – и еще один боец Летучего отряда сложил крылья и камнем рухнул вниз.

Вождь руководил соплеменниками, размахивая жезлом с человеческим черепом на конце. Он был охвачен горячкой боя и не замечал подползающего к нему немца. Офицер в белом маскхалате почти полностью сливался со снегом. Расстояние до броска гранаты неумолимо сокращалось.

Первое оцепенение и растерянность прошли. Уцелевшие «эдельвейсы» быстро перегруппировывались. Человеческие ручейки стекались поближе к командиру. Несколько солдат, следуя примеру командира, начали связывать гранаты. В ход пошли обрезки веревок, ремни и бинты из индивидуальных медицинских пакетов. Раненые подождут. В первую очередь надо завалить бегемотов, а потом разобраться с их погонщиками.

Атакующие немцев бойцы Летучего отряда и бегемотчики утратили свое основное преимущество – внезапность. Оставшиеся в живых егеря были готовы перейти от обороны к контратаке. Вторые номера пулеметных расчетов стали первыми, заменив убитых товарищей. Они установили сошки пулеметов на плечи солдат, используя их как живые станины. Те, в свою очередь, послушно поворачивались из стороны в сторону, повинуясь командам пулеметчиков. Черные стволы МГ-34, хищно задранные вверх, ловили в небе чекистов. Летуны, затянутые в черную кожу, были отлично видны на фоне синего неба. Бойцы Летучего отряда почти не стреляли: все силы у них уходили на противозенитные виражи. Они еле успевали уклоняться от трассирующих пулеметных очередей.

Как всегда, уцелели самые опытные, обстрелянные солдаты, обкатанные во многих боях. Несколько «эдельвейсов» со связками гранат в руках поползли вслед за командиром навстречу разворачивающимся для новой атаки бегемотам. Чернокожие погонщики собирались сделать второй заход и еще раз проутюжить немецкие позиции.

Исход схватки не был предрешен, каждый точныйвыстрел шел в зачет. Разведгруппа уже никак не могла повлиять на результат боя. Свою задачу она выполнили. Сейчас главное – доставить опасный для человечества электролит в отряд.

Все вокруг затянуло снежной мутью, поднятой каруселью. Тот же голос из репродуктора, закрепленного на центральном столбе аттракциона, пропел, но уже намного мягче: «Помнишь, товарищ, белые снега?.. Ты пришел усталый из разведки. Много пил и столько же молчал…»

Карусель ощутимо трясло. Помост сильно вибрировал, иногда кренясь набок. Видимо, после варварского демонтажа нарушилась балансировка. Командир одной рукой держал Латына, другой ухватил Задова за плечо. Между делом он вкрадчиво поинтересовался, внимательно разглядывая ковш Большой Медведицы на щеке одессита:

– Лева, у тебя эти родинки с самого рождения?

– Не-а,– вяло отозвался Задов. Его потихоньку начинало укачивать.– С восьми лет появились. Аккурат под Новый год.

– Появились? По одной или одновременно? – уточнил Николай.– Я слышал, знаки проступают по-разному. В Новый год часто происходят знамения.

– Ага! Все сразу и проступили,– подтвердил Лева догадку командира.– Я хлопушку разбирал, хотел посмотреть, что в ней бахает. Она, подлюка, возьми и взорвись. Рожа стала, как у тех негров. Ресницы только через два месяца отросли. С тех пор родинки у меня и появились.

Тяжело вздохнув, Задов грустно замолчал. Глядя на скуксившегося подчиненного, командир группы решил его отвлечь от грустных мыслей и спросил:

– Левушка, чего тебе хочется?

– Хочу веселья, пьяного и тупого,– без запинки поделился тот сокровенным желанием.

– Все будет. Обещаю! – проникновенно сказал командир.– Но потом. У меня есть превосходное красное вино. Все запахи лета в одной бутылке!

Лева захлюпал носом и уронил слезу. Она тут же застыла на щеке стеклянной бусинкой. Задов прекрасно знал, что у Кузнецова есть настоящий французский коньяк для особых случаев, еще довоенной выдержки. До какой именно войны его разлили, анархист догадывался смутно, но душа Левы жаждала коньяка, а на вино категорически не соглашалась. Тоже мне, запахи лета! Лева с детства любил осень… До слез обидно, когда командует походом такой жадный человек, как господин обер-лейтенант…

Скрипя шестеренками и качаясь из стороны в сторону, карусель замедляла ход. Прекратив вращение, она медленно завалилась набок. Разведчики вернулись домой. Конечно, если домом можно назвать отряд специального назначения. Хотя для кого как. Дело вкуса и привычки.

В этот раз в группе встречающих был почти весь личный состав.

Сильные руки стащили связанных между собой разведчиков с наклонного настила. Пряно пахло медовухой. Последнее время у Муромца вошло в привычку таскать с собой пузатую глиняную крынку. Так, на всякий случай, вдруг в горле пересохнет. Через минуту блаженное тепло охватило иззябшие тела вернувшихся разведчиков. Приятно вернуться из снежных гор в жаркий день на берегу океана. Акклиматизация шла быстро и правильно.

Задов перестал ныть, а Латын потихоньку приходил в себя, оживая на глазах. Отрядный священник крепко прижимал свою сумку к груди и не собирался расставаться с бесценным грузом. Кутерьму встречи и радость возвращения нарушил истошный крик Сусанина: «Пожа-а-ар! Горим, православные!» Иван показывал хромированными вилами, сделанными гномами по спецзаказу, в сторону карусели. Владимиров выпустил из объятий Кузнецова и, принюхиваясь, подтвердил: «Палево. Пахнет жареным!»

Все как по команде повернули головы и увидели ужасную картину. Резной петушок на покатой крыше карусели горел синим пламенем. Пожар, начавшийся в горах Тибета, теперь разгорался в другой реальности. Все-таки егеря успели вдогонку зацепить разведгруппу! Зажигательная очередь из пулемета подожгла спецсредство перемещения. Начинка пуль разгоралась в деревянной кровле.

Глухо загудел набат: Петруха колотил железным прутом по подвешенному на цепи обрезку рельса. Со всех сторон сбегались бойцы.

Сухое дерево полыхнуло. Ветер, налетевший со стороны океана, то перебрасывал огонь со стороны на сторону, то свирепо кружил вокруг обугленного петушка. На глазах людей он перемахнул с крыши на помост, и как будто невидимая рука метнула в дырявый пол огромный сгусток огня.

Бойцы выстроились в цепочку от небольшого прудика. Они передавали из рук в руки ведра, богатырские шлемы и кастрюли. Среди всего прочего мелькала и каска Кузнецова.

Воду выплескивали на горящую карусель, но от сильного жара она не долетала до горящих досок, сразу превращаясь в пар. Огонь жадно доедал деревянную постройку. В дым превращалась яркая лубочная роспись, резные узоры центрального столба. Прогоревшая крыша с головешкой вместо петушка косо рухнула на помост. Тушить стало нечего: красавица карусель сгорела дотла. Оплавленный репродуктор напоследок выкрикнул: «Я, конечно, вернусь… не пройдет и полгода…» – и умолк. Радовало одно: уцелели фигурки зверей, сваленные в пыльном полумраке на необъятном складе Хохела.

Десантникам было до слез жаль карусель, на которой они мотались по реальностям. Сколько раз она забирала их в последнюю минуту, выхватывая из-под носа у врага! У судьбы довольно мрачное чувство юмора…

Кладбищенскую тишину на пожарище нарушил срывающийся голос Дзержинского. Он ужом пробрался сквозь толпу и сейчас тыкал Кузнецову в грудь указательным пальцем, размазывая хлопья сажи на белой альпийской куртке. Он брызгал слюной, обличал и выводил на чистую воду:

– Почему ты вместе с каруселью не сгорел? А? Кто ответит за саботаж и вредительство?

Николай задрал подбородок и выдвинул вперед нижнюю челюсть. На его лице появилось выражение безмерного презрения. Брезгливо опустив уголки губ, Кузнецов лающим голосом произнес:

– Простите ради Бога. В следующий раз обязательно сгорю!

Холодом веяло от офицера, вернувшегося со снежных вершин. Стоявшие рядом физически ощутили расстояние, на которое разведчик отодвинул от себя внештатного консультанта отдела контрразведки.

– Бога нет! – Атеиста с дореволюционным стажем затрясло в припадке.– Бабушкины сказки! Нет и быть не может! Точка! – На него было жалко смотреть.

Кузнецов умел ткнуть в больное место. Дзержинский не мог успокоиться и продолжал невнятно вопить, размахивая сухонькими кулачками перед медальным лицом Николая. Он так разошелся, что слов было не разобрать.

– Не трогай бабулю! Твое существование – вот неопровержимое подтверждение, что ОН есть,– поддержал товарища Задов.– Глядя на тебя, Богова ошибка, у меня в голове родился тост: «За зло!»

Малюта втихаря показал Леве кулак.

Николай поправил ремень автомата на плече, но руку с оружия опускать не спешил.

Вперед шагнул Шаманов, заслоняя собой Кузнецова. Он уже успел оклематься. Ни слова не говоря, отрядный священник резко замахнулся походным посохом, собираясь крепко перекрестить богоборца.

Эдмундович никогда не терял бдительности. Извернувшись в толпе, он юркнул за широкую спину Скуратова. Начальник контрразведки широко развел руки в стороны и густым басом перекрыл ропот толпы: «Брейк, господа-товарищи!» Латын неохотно опустил посох. Малюта поджал губы и заложил руку за спину, нащупывая Феликса. Раздалось сдавленное ойканье. На проверку Феликс оказался не железный, а как все: из плоти, крови и нервов, чутко реагирующих на боль.

Толпа закопченных людей глухо зароптала. Гемоглобина и справедливости жаждали все. Назревала крепкая буза, готовая перерасти в братоубийство, хотя Феликса вряд ли кто смог бы назвать братом. Исключения не составлял и Муромец, успевший побрататься почти со всем отрядом за время совместных застолий в офицерском кафе. Стоит сказать: в специальном отряде Звездной Руси без повода не пили. А поводов хватало – кто-то возвращался из командировки, кто-то убывал на задание, кого-то награждали или лишали очередного звания. Одних дней ангела не перечесть, только успевай перелистывать святцы.

На сей раз чутье изменило вздорному старику. Эдмундович высунулся из-за плеча Малюты – бородка клинышком, фуражка на затылке. Он уже открыл рот, собираясь выплюнуть очередную порцию обвинений, но грозный голос подполковника Владимирова перекрыл все. Десантник привык держать за горло не только врагов, но и подчиненных.

– Молча-а-ать! Такого базара я не слышал со времен эвакуации из Кабула! – Командир отряда сначала обратился к прокопченной толпе вокруг пожарища, а потом нашел слова персонально для контрразведчика: – У тебя что, мозги вместе с фуражкой съехали?

Феликс поправил головной убор и снова шмыгнул за широкую спину Скуратова.

Владимиров продолжил:

– Без преувеличения скажу… – Дальше он крепко задумался. А после затянувшейся паузы начал без запинки выдавать распоряжения. Сейчас дефицита в умных мыслях не было.– Приказываю! Заместителю по тыловому обеспечению – выбить из Главка все необходимое для восстановления карусели. Чтобы стала краше прежней, да такая же надежная.– (Хохел схватил пилоткой, как прихваткой, покоробившийся от огня громкоговоритель и опрометью помчался в сторону штаба.) Командир продолжил: – Разведгруппе – сдать электролит в спецхран и отдохнуть с дороги. Вечером в торжественной обстановке отметим успешное выполнение задания.

Усталая троица последних пассажиров карусели двинулась вслед за тружеником тыла.

Владимиров продолжил без запинки:

– Ввиду невозможности перемещаться по реальностям, всему личному составу объявляю внеочередной отпуск при части.

– Ур-ра-а-а!

Командира подхватили на руки и начали качать, высоко подбрасывая в воздух. Особенно старались три богатыря. Они еще ни разу не отдыхали вместе, всегда по очереди.

Дмитрий Евгеньевич успел в полете сообщить, что в отпуск пойдут только те, кто сдаст начальнику штаба зачет по «Правилам обращения с примусами улучшенной конструкции».

Барон Маннергейм не успел улизнуть. Его тоже подхватили на руки и начали качать. В воздух попеременно взлетали две фигуры. Старик хмурил брови, стараясь скрыть улыбку. Начштаба в отряде любили. На радостях даже подбросили неуемного Железного Феликса. Высоко-высоко! Жалко, что ли? Силушка богатырская позволяет! А ловить уж не стали, недосуг: пора было готовиться к зачету. Впереди всех ждал отпуск!..

Куратор стоял перед стационарным свет-зеркальцем «Мачеха», выдвинутым в самый центр его просторного кабинета. Он уже битый час пытался связаться хоть с кем-нибудь из отряда коррекции реальностей Звездной Руси. Зеркальная гладь экрана ничего не показывала, кроме мельтешения белой мохнатой ряби. «Чем они там занимаются? Не могли же все сразу уйти в отпуск?» – мелькнула дикая мысль в голове офицера Главка.

За окном шел проливной дождь. Вода струилась по стеклу окна, как струится время, оставляя на всем свой отпечаток. Ничто и никто не может ни остановить, ни замедлить поток. Его можно отклонить, но он вернется в свое русло, разрушив преграду…

Куратор одернул перед зеркалом китель, внимательно пригляделся к своему лицу, на всякий случай высунул язык. Выглядел он совершенно здоровым, реакции имел нормальные и вполне контролировал движения глазных яблок. Все было в полном порядке… пока.

Антон Орлов Пепел Марнейи

Глава 1 Морская Госпожа

Предметом дележки стал трясоног, выбравшийся на большой плоский валун возле кромки прибоя. Трясоноги иногда выползают из своих расщелин погреться на солнышке. Желтоватый, под цвет здешнего песка, он распластался на каменном ложе и замер – только хлипкие суставчатые конечности мелко подрагивают, а из-за соседних валунов на него уставились две пары голодных глаз.

Оранжевые глаза с вертикальными щелками зрачков принадлежали хурмунгу – поджарой узкомордой рептилии величиной с теленка. Полная треугольных зубов пасть, мощный и подвижный чешуйчатый хвост. Шкура расцвечена коричневыми, желтыми, терракотовыми пятнами, издали не поймешь, зверь это или куча гниющих водорослей.

Сощуренные серые глаза принадлежали человеку – худому, обросшему, смуглому, одетому в рваную тунику с кое-как нашитыми оберегами и холщовые штаны с заплатами на коленях. На голове бандана, когда-то черная, теперь порыжелая. На поясе, в невзрачных потертых ножнах, кинжал с обмотанной ремешком рукояткой.

Хурмунги испокон веков охотятся на трясоногов. Пищевая цепочка, даже в учебниках для школяров так написано. Этот ящер учебников не читал, но не собирался уступать добычу двуногому разбойнику, вторгшемуся на чужую территорию.

У человека ныло в желудке, моментами кружилась голова, так что башни и крыши видневшегося в отдалении города размазывались в знойное мутноватое марево, вроде рисунка на выцветшем гобелене. Третий день не жравши. Он во что бы то ни стало должен добыть этот кусок мяса.

Вытащив кинжал с черным, в муаровых переливах, клинком, он рванулся вперед. Хурмунг, разъяренный такой наглостью, тоже прыгнул. Только теперь трясоног беспокойно засучил конечностями, но было поздно. В кущах мелководья, среди осклизлых камней и водорослей, его сородичи шныряют так, что нипочем не поймаешь, а на суше это создания – из самых неповоротливых.

Чудом избежав клацнувших в воздухе зубов хищной рептилии, оборванец левой рукой схватил добычу, а правой начал остервенело кромсать воздух перед чешуйчатой мордой. От ударов страшного хвоста его прикрывал валун.

Такой оборот хурмунга озадачил, хотя и не настолько, чтобы забыть о главном. Ящер заревел, раздул шейные мешки, пугая врага, и вцепился когтистой трехпалой лапой в голову трясонога.

Каждый тянул трепыхающуюся жертву к себе. Человек думал о том, что, если он опять останется несолоно хлебавши, это будет начало развязки, постепенный околеванец. Отчаянная мысль придавала ему сил. Рассвирепевшая рептилия тоже не собиралась отдавать свое, пусть ее и приводило в замешательство гипнотическое мельтешение тускло взблескивающей черной штуковины. Сунулась ближе, но сразу пришлось отдернуть рассеченную до крови лапу. И хвост в ход не пустишь: им сейчас можно только шлепать по воде, баламутить ил да ударять о нагретые бока валунов, оставляя мокрые пятна, а противника из такой позиции не достать.

Кончилось тем, что трясоног с хрустом и пронзительным писком порвался напополам. Конкурентов отбросило друг от дружки. Потом у хурмунга включились рефлексы: добыча – вот она, охота завершена! Ухватив свой кусок зубами, он заковылял прочь, злобно урча и роняя капли крови из порезанной лапы.

Оборванец двинулся в другую сторону. Его шатало, на схватку ушли последние остатки сил, однако бдительности он не терял. В окрестностях найдется немало желающих отобрать еду: другие такие же нищеброды, хурмунги, чайки, одичавшие псы. Говорят, иногда здесь слоняются даже неприкаянные утопленники.

Он озирался и держал наготове нож, хотя вокруг было пусто. Посреди ровного тусклого пляжа громоздилась куча камней. Когда солнце поднимется выше, все тут как следует раскалится, хоть яичницу жарь, но он не мог столько ждать. Смахнув песчинки, разложил тушку, приступил к разделке – осторожно, чтобы не выщербить лезвие о поверхность камня. Черный муаровый клинок стоил изрядно, однако расставаться с ним человек не хотел. До того как застрять на голодном острове Ивархо, он мотался по всему свету, побывал даже в Подлунной пустыне на руинах Марнейи, там и нашел этот кинжал. А может, наоборот, – кинжал его нашел и попросился в руки.

Один восторженный песнопевец из далекого рийского города Улжето, с благоговением рассмотрев «настоящее марнейское оружие эпохи войн Тейзурга и Унбарха», даже высказал предположение, что это, наверное, нож Хальнора Проклятого. Тот самый. Подавив усмешку – чтобы не задеть ненароком чувствительную творческую натуру, – хозяин раритета возразил, что сего никак не может быть. Хальнор, пусть и прожил на тот момент, в текущей инкарнации, всего семнадцать человеческих лет, все-таки был магом немереной силы и в придачу кем-то вроде бога. Он хорошо разбирался в таких вещах. На беду для себя и всего мира Сонхи – слишком хорошо. Он засадил себе в сердце ритуальный клинок, на котором мертвенным огнем пылали руны Смерти, Забвения, Потери и Проклятия. Ну хоть бы одна сволочь догадалась его остановить! Если бы догадалась, многое сейчас было бы иначе.

Кинжал, с помощью которого оборванец в выгоревшей бандане торопливо разделывал отбитую у хурмунга добычу, был обыкновенным боевым оружием. Отменно сработанным – это да. Под оплетающим рукоятку ремешком пряталось миниатюрное клеймо в виде причудливого змеистого узора: сделано в мастерской, принадлежавшей Тейзургу Золотоглазому – и рядом личное клеймо оружейника.

Мясо у трясонога нежное, сладковатое и немного студенистое. Охотник съел все, что годилось для человеческого желудка, даже мягкие хрящи разжевал. Теперь можно вернуться в город и поискать какую ни на есть работу, за которую сколько ни на есть заплатят. Теперь у него хватит на это сил.

Дорога петляла среди прошлогодних мусорных куч и заброшенных огородов, заросших чахлундой, голенастым сорняком с колючими сизыми листьями. Выпалывать чахлунду себе дороже: и руки, и лицо враз покроются кровоточащими ранками – невидимый народец, обитающий в иззелена-желтых бутонах, похожих на миниатюрные вилки капусты, набросится на вредителя, как осиный рой. Маги, способные найти управу на эту напасть, заламывают такие цены, что дешевле собрать свой скарб и перебраться на жительство в другое место. Большая часть ивархийских крестьян так и поступила.

Из зарослей всепожирающего сорняка выглядывали обветшалые домишки. Была здесь и часовня Камышового Кота – небольшое строение с вырезанной из дерева рысьей головой на коньке двускатной крыши. Краска облезла, голова потемнела, но до сих пор видно, что неизвестный мастер работал с любовью: и глаза раскосые, и кисточки на ушах, все как полагается. Если б еще от его стараний был какой-нибудь толк…

Оборванец отворил заскрипевшую дверь. Раньше, до нашествия чахлунды, здесь обычно стоял кувшин с водой для прохожих людей. Жители деревни считали, что Стражу Сонхийскому это должно понравиться.

Пусто. А на что он надеялся, если по соседству давно никто не живет, кроме птиц, ящериц и насекомых?

По стенам часовни висели расписные дощечки: история про Хальнора, Унбарха и Тейзурга, изображенная в картинках, чтобы даже неграмотный все понял. На горящую Марнейю не пожалели киновари – пылает маковым цветом. Душно, пахнет нагретой древесиной, зато тень. Человек дождался, чтобы солнце миновало зенит, даже немного подремал, растянувшись на прелых циновках, потом отправился дальше.

В городе его первым делом попытались ограбить. Подскочили в пыльном переулке на задворках Рыбного рынка, между благоухающим селедкой забором и многоэтажным стеклянным кошмаром, выросшим здесь полгода назад.

С него нечего было взять, кроме ценного ножа – и этим ножом он прирезал обоих грабителей. На правах победителя обшарил трупы, но с них тоже нечего было взять, не считая нескольких медяков.

Сонный дом злорадно сверкал своими стеклами, словно заходился в беззвучном хохоте. Когда он появился, Хамфут Дождевик обещал недурную награду добровольцам, которые согласятся побывать внутри, однако после двух-трех смертей новых желающих не нашлось. Что характерно, маги избегают лезть первыми в сонные дома. Посылают наперед какого-нибудь дурня, а уж потом, если тот вернется живым и внятно отчитается о своих впечатлениях, отправляются на разведку сами. Там можно пропасть ни за грош. Работу такого сорта найти недолго, да что-то не хочется.

За рынком начинались жилые кварталы: здания из светлого ракушечника, с тронутыми ржавчиной железными балконами и выщербленными карнизами, напоминающими скорее лишай, чем декоративную лепнину. Тоже многоэтажные, но построенные людьми. Не из тех, что вырастают в одночасье сами собой.

Нельзя сказать, чтобы тут царило запустение, а все же было далеко не так оживленно, как в пору процветания острова Ивархо.

– Джунго, немытая свиная задница, если ты еще раз поставишь свою колымагу у меня под балконом, услышь меня Хальнор, я на нее помои вылью и все дерьмо из ночных горшков, потому что не хрен ее тут ставить! Понял меня или нет?!

– Я тебе самому все это на репу вылью, услышь меня Хальнор, а моя колымага где стояла, там и будет стоять, хоть ты у себя на балконе весь на ор изойди!

– Думаешь, я на тебя, поганца, управы не найду? Я дойду до кого надо, потому что имел я твою колымагу вместе с одром, услышь меня Хальнор, а ты с незаконного извоза налогов не платишь и экипаж ежедневно не моешь, как по закону положено! Не хочешь уступить по-хорошему, ответишь по всем статьям!

– Ах ты дохлая крыса, чтоб тебе демоны задницу порвали! Сам у себя на четвертом этаже развел подпольный курятник и тоже налогов не платишь, услышь меня Хальнор, твои куры уже весь дом задрали, особенно по утрам!

Пробиравшийся мимо прохожий в линялой бандане подумал: если бы сгинувший Страж Мира и впрямь их услышал, он заткнул бы уши и поспешил убраться отсюда подальше. Да только никого он не слышит, вот уже без малого тысячу лет. Ловит мышей и зайцев, подстерегает в камышах болотных птиц, отлеживается в темной норе, и ничего ему больше не надо.

Трактир Груве прятался в глубине гулких грязных дворов, пропахших псиной и тухлятиной. Кому надо, тот найдет. Дома стояли вперемежку, сонные и рукотворные – и те и другие одинаково обшарпанные. Большинство здешних сонных домов принадлежало к категории неопасных, железной нежити там не водилось, поэтому их давно уже окультурили и заселили.

Говорят, жильцы-освоители неплохо зашибают, но работа рискованная: вдруг хоромина окажется хищной? Впрочем, он готов был согласиться даже на это.

Пришлось дожидаться, когда Груве до него снизойдет. Иерархия. Он бесполезный неудачник, последний из последних. Спасибо, что не гонят.

Посетителей в заведении было не много и не мало. Люди такой наружности, что совсем не хочется оказаться у них на дороге. Задубевшие, под стать своим шхунам, тролли-моряки. Существа из тех, кого называют демонами – одно тигровой окраски, другое мучнисто-белое, с длинными голубыми ресницами, эта парочка сидела особняком и платила золотом.

Оборванец выпил полтора стакана холодного темного чаю без сахара. Добытых в закоулке за Рыбным рынком медяков хватило ровно на это. Наконец к нему подошла разбитная соплячка с глазами многоопытной мошенницы и сообщила, что хозяин с ним потолкует: две минуты, не больше, если речь о ерунде – пеняй на себя.

– Я ищу работу, – тон не должен быть ни просительным, ни заносчивым. – С поденной оплатой или с авансом. Не будет чего-нибудь?

– Кое-что есть, – похожий на добрую пухлощекую старушку Груве кивнул и заговорщически прищурился. – Демонов в зале видел? Им нужны люди, парень и девка. Ну, сам понимаешь, зачем… Добровольцы, это ихнее обязательное условие. Шлюшку уже нашли, а парня пока нет. Заплатят, сколько за пять лет не заработаешь.

– И на всю оставшуюся жизнь покалечат.

– Каждое увечье будет оплачено отдельно, по хорошей таксе. Эти не поскупятся.

– Ага, конечно. Что-нибудь другое.

– Ну, если тебя интересные предложения не интересуют, можешь сходить в стеклянную домовину за Рыбным рынком. Там шестнадцать этажей, план каждого с описанием – полторы тысячи в герцогской валюте, и в придачу я куплю все, чего оттуда вынесешь. Устраивает, а?

– Груве, я знаю, почему эту стеклянную хрень прозвали домовиной. Там же никто не прошел дальше вестибюля! Мне нужна нормальная работа – чтобы сделать, что скажут, остаться в живых и получить деньги. Я еще не готов отправиться на тот свет.

– Привередливый ты, Гаян, – Груве по-старушечьи вздохнул и покачал головой: – Жуть какой привередливый, сам себе враг. Оно-то и довело тебя до жизни такой.

На дверь, однако, не показал. Значит, есть еще варианты, по меньшей мере один. Тот, кого называли Гаяном, терпеливо ждал.

– Продай нож.

– Не могу, он заклятый. И мне будет беда, и тому, кто его купит или отнимет. Иначе давно бы уже загнал.

Это была ложь, но до того привычная, что Гаян произносил ее, как правду, и собеседники не сомневались в его искренности. Такой же ложью было его степняцкое имя. Он два с лишним года прожил среди кажлыцких кочевников, тогда и стал Гаяном. Внешность вполне себе подходящая: смугловатая кожа, темные волосы, резко очерченные скулы, а что глаза светло-серые – от матери достались, кажлыки откуда только не тащат к себе в юрты женщин. Их языком Гаян владел в достаточной степени, чтобы любой встречный, не принадлежащий к их народу, принимал его за кажлыка-изгнанника, нахватавшегося вершков цивилизации.

– Ну, вот тебе последняя работенка, ежели не посчитаешь ее слишком грязной для своего незамаранного сиятельства, – Груве сделал многозначительную паузу, но так и не дождался от Гаяна никакой эмоциональной реакции. – Дело для нетрусливых ребят. Хамфут Дождевик в конце того месяца продал мне окультуренную сонную хоромину на Свиной горке. Может, слыхал об этом?

– Меня здесь не было.

С середины прошлого месяца он жил дикарем – собирал моллюсков, ловил трясоногов и крабов, спал под открытым небом или в заброшенных хибарах. Не сказать, чтобы это было более сытое существование, чем в городе. Почти весь Ивархо пришел в упадок, а зажиточные приморские деревни, промышляющие рыболовством, добычей съедобных водорослей и ловлей жемчуга, бродяг на свою территорию не пускают. Неподалеку от Костяной косы Гаяна чуть не затравили собаками, пришлось спасаться вплавь.

– Дом-то хорош, с волшебным освещением и холодным шкафом, то да се, и Дождевик уступил его по сходной цене, а я собирался побелить-покрасить да перепродать, уже и с покупателем сторговался… – Рассказчик снова сделал паузу. – Прощелыга этот Хамфут. Люди говорят, в Ругарде его исключили из Гильдии Магов за шельмовство, и я теперь не думаю, что это поклеп. Дом-то оказался с лифтом! Всего три этажа, откуда бы взяться этой пакости? Однако же взялась. До поры себя не проявляла, а потом слопала служанку из моих, которые там чистоту наводили. Я к Хамфуту: раз так – расторгаем сделку, а он якобы в первый раз слышит, что за дом, и чего мне надо, и какие деньги… Вот уж подложил мне свинью на Свиной горке!

«Ага, ага, а то ты сразу не просек, что дом с лифтом! Дождевик уступил его за полцены, и ты никак не мог взять в толк, с чего такая щедрость – что-то в этом роде? Ты с самого начала все понял и рассчитывал, что проканает, но служанка пропустила мимо ушей твои предостерегающие намеки и сунулась куда не надо, а ее товарки растрезвонили об этом раньше, чем ты успел их припугнуть. Теперь обличаешь подельника, рассказываешь эту историю всем подряд – даже таким, как я! – чтобы поскорее разошлись нужные тебе сплетни. Хорошо, мы это выслушали, и что дальше?»

Вслух Гаян заметил:

– Досадный случай.

– Досадней всего то, что Хамфут не хочет возместить ущерб. Он маг, он должен был изучить и окультурить сонный дом, убедиться, что там ничего опасного, и уж после продавать. Я верно говорю, так ведь, Гаян?

Гаян кивнул:

– Верно.

– То-то и оно. Теперь я собираю парней, которые внушат Дождевику, что он не прав, и уломают его вернуть мои деньжата. Я хочу получить назад свое, это будет по-честному. Оплата посредникам – десять процентов от той суммы, которую он отдаст. Чем больше стрясете, тем больше вам достанется. На время переговоров харчи, выпивка, амулеты, оружие – за мой счет. Согласен?

«Интересно, много ли посредников ты уже навербовал? Для того чтобы подрядиться терроризировать мага, пусть даже такого завалящего, как Хамфут Дождевик, надо проиграть в карты последние мозги».

– Подумаю. До завтрашнего утра, ладно? Он же все-таки колдун какой-никакой… Не угостишь куском хлеба? Я так или иначе отработаю – пол подмету, помои вынесу.

– Не угощу, – голос Груве стал жестким. – Вот надумаешь что-нибудь завтра утром, тогда посмотрим насчет куска.

Гаяну ничего не оставалось, кроме как кивнуть и выйти вон. Так и не научился попрошайничать. Может, если бы сумел взять верный тон, подъехать так или эдак, подпольный воротила расщедрился бы на миску позавчерашней баланды?

Демоны, тигровый и белый с хищно шевелящимися лазоревыми ресницами, проводили его до дверей зала задумчивыми взглядами. От этого стало совсем тошно.

Длинная пыльная улица с вымирающими лавчонками на первых этажах шла под уклон. Местами из разбитого тротуара выпирали, словно ребра, марши ступенек, до того истертых, что лучше бы их тут вовсе не было. Гаян подумал: будь он по-настоящему, до полуобморока, голоден, легко бы на этих лесенках навернулся. Спасибо утренней охоте.

Предвечернее солнце золотило окна и тусклые витрины, булыжники изношенной мостовой, дверные ручки, дешевую бижутерию на прохожих (только сумасшедший или демон будет разгуливать по этим улочкам, нацепив дорогие украшения).

Из-за поворота пахнуло сыростью. Проулок, залитый ошеломляющим медовым сиянием – словно врата в блаженную страну, где все живут долго и безбедно – вывел к скопищу ветхих глинобитных сараев с черными дырами вместо окон и дверей. Среди них затесалось несколько добротных построек, увешанных амбарными замками, как новогоднее Древо Изобилия монетами на ленточках.

За развалюхами простирался топкий пустырь, заросший осокой. Обычная картина. Если природные условия позволяют, без трех-четырех заболоченных участков по окраинам города никак не обойдется, но чего и ждать, если за Стража в этом мире – камышовый кот? Наверное, Он считает, что болото – самое безопасное на свете место.

Пройдя по расхлябанным дощатым мосткам, проложенным через царство лягушек, тритонов и стрекоз, Гаян выбрался на дорогу, ведущую к пакгаузам.

Берег моря скрывали олеандровые заросли. С другой стороны, за тихим камышовым раем, виднелся город – блеклый, неряшливый, неприветливый. Давно пора уносить отсюда ноги. Это следовало сделать еще в позапрошлом году, но сначала Гаяна держал здесь мучительный и бестолковый роман с Фианой Элжено, субреткой Ивархийского театра Драмы и Пристойной Комедии (она давно уже смылась, кто-то из поклонников ее увез), потом он страдал по поводу разлуки, отринув презренные житейские проблемы, потом, пока еще водились деньги, всячески оттягивал тот момент, когда надо будет взойти на борт корабля… Вот и дооттягивал. Теперь ему с Ивархо не выбраться. Он мог бы уплыть на материк пассажиром: всю дорогу лежать пластом, и чтобы кто-нибудь из обслуги уносил-приносил тазик, но этакая роскошь стоит недешево. Из-за патологической подверженности морской болезни ему не светит наняться на судно матросом. Даже если возьмут вдругорядь, после скормят акулам или продадут работорговцам, и поделом.

Надо раздобыть денег. Игры демонов. Участие в войне Груве против Хамфута Дождевика. Посещение смертельно опасного сонного дома. Варианты один краше другого.

Стеклянная хоромина царственно торчала над крышами, ловя отблески сползающего за пакгаузы светила. Все идет к тому, что очень скоро Гаян там побывает. Он для этого почти созрел. Во всяком случае, против двух альтернативных вариантов бунтовали остатки его гордости, никчемной, истерзанной, но все еще живой.

Выторговать у заказчика приличествующую заданию экипировку и полный набор защитных амулетов. В конце-то концов, это в его интересах, чтобы домопроходец вернулся живым! Что будет внутри, в общих чертах известно: лифты, железная нежить, цветные призраки, зубастые лестницы-каталки, воздушные ловушки… Как утверждают бывалые домопроходцы, главное – не забывать о том, что все это, по крупному счету, ненастоящее. Обман реальности. То, чего здесь и сейчас быть не должно. На самом деле все это просто-напросто снится в нескончаемых кошмарах камышовому коту, который когда-то был человеком по имени Хальнор, а еще раньше, говорят, богом-хранителем мира Сонхи.

Если сумеешь поверить в то, что в этих осколках инородной реальности нет ничего ужасного, напасти сонного дома тебя не тронут. Только верить надо по-настоящему, ни на полушку не сомневаясь. Гаян не знал, правда это или нет, но по-любому не принадлежал к числу тех полоумных счастливчиков, которым что сонный дом, что портовый кабак – никакой принципиальной разницы.

Не сразу обратил внимание на мокрые следы. Точнее, заметить-то заметил, но вначале не уловил, что с ними что-то не так.

Справа, за гущей олеандровых зарослей, склон обрывался, ниже тянулись узкие каменистые пляжи, заваленные обломками размокших досок, плетями пахучих водорослей, раковинами в известковых фестонах, рыбьими скелетами и прочими дарами прилива. Кое-где за кручу цеплялись старые каменные лесенки без перил – грезы самоубийцы. Ими редко кто пользовался. Невелики шансы найти внизу что-нибудь стоящее, а свернуть себе шею – запросто. По слухам, эти лестницы сохранились еще с тех времен, когда Унбарх с Тейзургом воевали, будь оба неладны.

Неширокий просвет в ядовитой зелени – проход к ступенькам. Следы вели оттуда, их сопровождали мокрые кляксы: словно кто-то искупался прямо в обуви и одежде, а после поднялся наверх и пошел по дороге к пакгаузам, причем с него в три ручья бежала вода. Или с нее. Судя по размеру ноги, это скорее женщина или ребенок, чем взрослый мужчина.

Теперь Гаян припомнил, что видел издали одинокую фигурку, бредущую в ту сторону. Она уже скрылась за первой из длинных построек с налепленными под застрехой птичьими гнездами, похожими на комья бурой глины.

Сам не зная почему, он ускорил шаги. Слишком медленно высыхают эти следы, вот что странно. И воды столько, словно их обладательницу несколько раз окатили из ведра. В лужицах копошилось что-то мелкое, едва различимое.

Склонившись над мокрым пятном, Гаян сощурился: крохотные стеклянистые рачки, но их становится все меньше – исчезают, как будто превращаются в капли влаги. Защита от пересыхания. Одно из двух: или какое-то морское чудище пошло гулять по берегу, или… Он выпрямился и бросился бегом, огибая пакгауз. Если первое «или» – ничего страшного, он успеет сбежать, обитатели моря, исключая амфибий, на суше медлительны и неловки, а если второе – ему несказанно повезло. Лишь бы никто не опередил.

Заброшенная часть пришедшего в упадок ивархийского порта. Двери складов заколочены крест-накрест гнилыми досками. Ни одного прохожего, только птицы на загаженных крышах да плетется вдоль стены старая худая собака, похожая на гиену – она шарахнулась от выскочившего из-за угла человека и зарычала, показав пожелтелые клыки.

Вялый шум порта доносился издалека, с той стороны, где небо постепенно окрашивалось в миндально-розовый.

Обогнув строение из серого кирпича, которое в придачу к ласточкиным гнездам могло похвастаться пучками колосящейся травы на крыше, Гаян спугнул еще двух собак, чуть не запнулся о гниющую посреди мостовой овечью голову, миновал шаткий штабель грязных пустых ящиков, снова повернул – и наконец-то увидел ее. Свой счастливый билет на материк.

Она была невысокая, полная и широкобедрая, в насквозь мокром платье, облепившем бесформенную расплывшуюся фигуру. Влажные длинные волосы цвета слоновой кости. Округлое лицо, светлые брови и ресницы, прямой носик, маленький рот. Молочно-белая кожа. Слезящиеся от непривычной сухости голубые глаза смотрят по-детски бесхитростно и в то же время непримиримо. Ясно, что она хочет крови. И ясно, чьей. И наверняка не постоит за ценой.

Пониже уха воспаленный розовый рубец длиной в полпальца, такой же должен быть с другой стороны: это зарастают жаберные щели. Позже на их месте останутся неприметные белесые шрамы.

Увидев Гаяна, она несколько раз моргнула, взмахнула руками, отчего с широких рукавов, расшитых по краям жемчугом и кораллами, закапала вода, и неуклюже попятилась.

– Госпожа, я хочу предложить вам помощь.

– А-а-а… Иы-ы-ы…

Вырвавшиеся из горла звуки напоминали мычание глухонемого. Замолчав, она испуганно прижала к щекам ладони.

– Не волнуйтесь, это пройдет, – снова заговорил Гаян, обливаясь пóтом и от недавнего бега, и от страха упустить инициативу. – Просто вы отвыкли пользоваться человеческой речью. Вы провели под водой десять лет?

Она кивнула. Все понимает, умом не тронулась. Уже хорошо.

– Идемте, я провожу вас в гостиницу. Вам надо снять номер с ванной и привыкать к жизни на суше постепенно. Скоро вы опять научитесь говорить. Я сейчас нахожусь в стесненных обстоятельствах, полудохлый от голода, но, если меня хорошо кормить, гожусь в охранники. Прошу вас, возьмите меня на службу. Я не замышляю ничего плохого, океан свидетель, и пусть меня растерзают ваши дети, если это не так.

Мокрая женщина с волосами цвета слоновой кости снова кивнула и протянула ему мягкую, как тесто, руку. Она разучилась не только членораздельно разговаривать, но и ходить по твердой земле. Ковыляла по-утиному, вперевалку, приволакивая ноги. К тому же на поясе из золотых звеньев с перламутровыми вставками висел тяжелый, заскорузлый от морской воды кошель. Как еще по лестнице вскарабкалась… Впрочем, ее, наверное, проводил до дороги кто-нибудь из детей. Гаян слыхал, что в воде эти бестии плавают, как рыбы, а на суше скачут и дерутся, как лучшие из воинов. Самая опасная разновидность амфибий. Что им какая-то лестница!

Обитаемая территория. Поддерживая одной рукой нетвердо ступающую спутницу, он расстегнул ножны, чтобы в случае чего сразу вытащить кинжал. Встречные глазели на странную пару, однако никто не лез. Насчет своего грозного вида Гаян не обольщался. Скорее, жители Ивархо и моряки с чужих кораблей быстро догадывались, что за женщина идет с ним рядом, еле переставляя отвыкшие от ходьбы ноги, и не было желающих связываться с ее выводками.

Кое-как дотащились до площадки для экипажей. Три-четыре отощавших клячи, остальная тягловая сила – ишаки: они, в отличие от лошадей, охотно едят чахлунду, и невидимый народец их не трогает. Гаян подсадил свою даму в коляску с откидным верхом.

Гостиница «Островная корона» – самая дорогая и респектабельная из ивархийских заведений такого рода. Правда, в последнее время ее респектабельность дала трещину, поскольку из-за вышеупомянутой дороговизны селятся там главным образом демоны. Та еще публика, особенно по части приличий. Но только в «Короне» можно снять апартаменты с ванной, а для Лиум это сейчас насущная необходимость.

Она все-таки сумела представиться. Когда ехали в коляске, потянула Гаяна за край грязной туники, показала на себя и, выкатив от напряжения круглые глаза, с трудом выдавила:

– Л-л-и-и-у… Л-и-и-уммм…

– Лиум, да? Это ваше имя?

Кивнула.

– Я понял. Но вы, госпожа Лиум, лучше не пытайтесь разговаривать через силу, а то можете порвать голосовые связки. Потерпите немного.

На этот раз замотала головой, протестующее колыхнулась всем телом. В тесном пространстве коляски с поднятым верхом от нее разило рыбой и морем, как от только что вытащенного невода с уловом. Возвращение человеческого запаха – тоже вопрос времени.

Вестибюль «Островной короны» украшали инкрустации из перламутра и дерева, изображающие битвы кораблей с морскими змеями. Под потолком переливалась хрустальная многоярусная люстра на сотню свечей. Лиум уставилась на это, как на чудо. Девчонка из рыбацкой деревни – кем еще она может быть? – вряд ли видела раньше что-нибудь подобное.

Гаян держался уверенно и люстрам не удивлялся. Пусть он в своей бандане и залатанных портках выглядел оборванцем из оборванцев, зато успел насмотреться на роскошь во всех ее проявлениях.

– Приготовьте для госпожи ванну с подогретой водой и морской солью. И пошлите за знахарем. Для меня тоже ванну, хороший кусок мыла, чистую одежду – штаны и рубашку. Но сначала обед, все, что есть: суп, жареное мясо под соусом с тушеными кабачками, омлет, пиво, десерт, холодные закуски… В общем, давайте все!

Гостиничный приказчик выслушал распоряжения с самым невозмутимым видом. Вышколенный попался.

Лохматый тощий подросток, сидевший в одиночестве возле беленой стены, знал о себе наверняка только две вещи. Во-первых, он совсем пропащий. Во-вторых, если он найдет дорогу в город Танцующих Огней, дальше все будет в порядке.

Банда его сверстников, расположившаяся напротив, знала о нем гораздо больше.

Он обитает в той части Эонхо, куда человеку лучше не соваться – в сонных кварталах, и чувствует себя там, как дома. То, что для других смертельно, ему хоть бы хны. Откликается на имя Рис. Шесть лет назад его выкинули из Школы Магов, где он проучился три года. Как неспособного, дураки потому что. Этот Рис – нехилый маг-провидец из тех, кто заранее чует беду и может сказать, выгорит дело или нет, еще до того, как за это дело возьмешься. После школы его пристроили приемышем в семью из приличных, но через полгода он оттуда сбежал и с тех пор вел жизнь беспризорника. Он вообще мастер смываться, его даже кургузы ни разу не ловили. Пацаны из банды расселись полукругом, чтобы отрезать ему путь к отступлению, а то вдруг еще драпанет до окончания разговора.

– Рис, мы тебе новую обувку принесли и всякой жратвы. Во, полная сумка, – дипломатично шмыгнув носом, заговорил Ференц Берда, внук и наследник главаря Нижнереченской группировки. – Дед наказал по-любому тебе это отдать, тока ты сперва меня выслушай. Дельце одно будет, хапанцы такие, что все разбогатеем, и тебя, значит, в долю зовем…

– Чего надо? – блеснув из-под волос темными глазищами, спросил Рис.

Голос у него по жизни сорванный, что случись – даже заорать как следует не сумеет.

– Фартовое дельце наклюнулось – подтибрить одну бабскую тряпку, которая стоит, как целый дом с балконами и статуями.

– Что за тряпка?

– Ну, эта самая, плева… плевери… Моднющая такая… Труди, как ее там?

– Пелерина, – подсказал вожаку Труди, который лучше всех запоминал культурные словечки.

– Ага, пелерина! Мы ее свистанем, а ты уведешь нас от погони своими путями, через сонные кварталы. Туда за нами ни один дурак не полезет. Потом, когда загоним хапанцы, получишь свою долю. Но это как бы вторая половина, а наперво надо, чтобы ты на месте расчухал насчет будущего – стоит связываться или затея тухлая и дешевле пройти мимо.

– Даже так? – пробормотал Рис.

Нечесаные волосы занавешивали его мордаху почти до середины носа. Как он только что-то видит сквозь эти космы… Или, может, ему и не надо, раз у него магическое зрение? Во всяком случае, на фонарные столбы он неналетал и кургузов замечал вовремя. А на фамильярные попытки отвести челку, чтобы хорошенько рассмотреть физиономию, реагировал, как на самые пошлые поползновения – или кулаком саданет, или даже зубами за руку до крови цапнет. Лучше не трогать. Ференцу однажды повезло: он находился рядом в тот момент, когда порывом ветра длинные патлы Риса отбросило назад – и не заметил ничего из ряда вон выходящего. Никакого уродства, никаких особых примет. Разве что гляделки казались слишком большими для этого узкого бледного лица, а в остальном все как у людей. Возможно, у Риса была причина опасаться, что его опознает кто не надо.

– Эта пелерина вся в брильянтах, если загнать их по отдельности – заживем, как лорды, но можно погореть, вот и просим тебя разведать, не выйдет ли боком, если ее хапнем.

– Чья пелерина?

– Принцессы Лормы, – выложил после заминки Ференц.

В течение некоторого времени Рис сидел неподвижно и молчал, непроницаемый за своей буйной челкой. Потом пробормотал:

– Ничего себе, у вас аппетиты.

– Мы все обмозговали. Принцесса два раза в месяц ездит к одной бабке-ведьме, жрице Лухинь Двуликой. Тейзург знает, что у них за ведьмовские дела, но это у нас в Заречье, мы следили. В дом заходит в пелерине, а возле окна стоит без нее – значит, скидывает в прихожей. А через квартал оттуда есть сонные дома, рукой подать. Ты нас там дождешься, мы рванем через дворы, мигом проскочим. Что скажешь?

– Я подумаю.

– Возьми, чего мы тебе притаранили.

Ференц положил перед ним пару новых добротных ботинок и холщовую сумку со снедью. Это немного смахивало на приношение божеству. Рис прямо на месте переобулся, его прежние башмаки вконец изодрались, вот-вот подметки отвалятся. Обувка на нем все равно что горела.

– Впору?

– Ага, – он тряхнул челкой. – Спасибо.

Еще бы не впору! На заказ изготовили, как для аристократа. В конце осени он как-то раз заночевал на хазе у нижнереченских, и с его узкой грязной ступни сняли мерку (даже не заметил, дрых, как убитый), с тех пор уже третью пару справили, чтоб носил на здоровье. Все по велению хитрого и дальновидного старого Берды. Тот считал, что этого Риса угрозами принуждать к соучастию бесполезно и обманывать тоже нельзя – прогадаешь, его надо приручить, как собаку или кошку.

Ференц не всегда понимал своего деда, но тот неизменно оказывался прав, а кто его не слушал, потом локти кусали. Однажды Рис уже отплатил за добро: на исходе зимы предупредил о грядущем рейде городской стражи, так что не зря его прикармливали и зазывали погреться, ничего не спрашивая взамен. Кабы не то предостережение, всем нижнереченским пришлось бы худо. Старый Берда – самый башковитый из главарей городских банд, он знает, что делает.

Рис поднялся на ноги, пацаны тоже повставали и расступились. Мгновение – и его след простыл.

Вокруг теснились многоэтажные дома с растрескавшейся штукатуркой и мелкими окошками. Мутные коричневые лужи, кучи мусора, нахватавшиеся крысиных повадок эонхийские голуби. Недоброе, словно пеплом присыпанное небо. Пограничная территория между Заречьем и Шестигоркой, если нарваться тут на шестигорских – будет сшибка.

– Валим домой, – скомандовал Ференц.

Им пришлось побегать, выслеживая Риса. Он с виду тщедушный и хрупкий, словно не жилец на этом свете, но именно что с виду, а на деле носится, лазает и прыгает – будь здоров. Если прижмет, может с крыши на крышу сигануть, и ни разу еще не сорвался. Эх, какой бы знатный вор из него вышел! Но Рис говорит, что ему нельзя: на нем то ли заклятие, то ли порча, и если от его воровства кому-то станет плохо, он на другой же день помрет страшной смертью. Так что стянуть он может разве что какую-нибудь съестную мелочовку вроде булки или яблока, и то не у всякого. Ференц от всей души его жалел: талант есть, а пользоваться не моги.

Берда велел нижнереченским в случае чего за него заступаться, хотя обычно он успевал улепетнуть раньше, чем начинались неприятности. Правда, один раз не успел. Его тогда скрутили и затащили в подвал трое отморозков самого дрянного пошиба. Что произошло после, никто не видел, но их всех нашли в этом подвале мертвых, с растерзанными глотками. Рваные раны, следы клыков, как будто напала собака. Или что-то похуже собаки. Рис ничего толком объяснить не мог: вроде он каким-то образом вырвался и убежал, но что за существо атаковало его мучителей – не понял, не рассмотрел. Он потом еще долго ходил перепуганный, шарахался от каждого встречного.

– Гля! – Труди пихнул Ференца в бок, показывая на грязную арку подворотни. – Чего там?

Ференц уже и сам заметил: толпа народу, стоят, галдят, словно что-то стряслось.

Держась ватагой, настороженно зыркая по сторонам, пацаны вошли во двор – вдруг тут можно чем-нибудь поживиться?

Распахнутое окно на первом этаже. В темной полости комнаты гудят мухи. Запах, как в лавке мясника, где рубили сырое мясо. Много сырого мяса.

Внутри кто-то надсадно рыдал, и у всех, топтавшихся во дворе, лица были бледные, как скисшее молоко. Разговаривали вполголоса, как будто боялись, что ветер подхватит их слова и унесет, куда не надо. Среди этих тревожно шелестящих реплик Ференц разобрал: «…ждали в гости дочь с ребятенком, еще вчера были такие веселые, улыбались, собирались лепешек напечь…», – а потом еще имя – Гонбер.

Ну, если Гонбер, все понятно.

От страшного запаха и оглушительного жужжания мух Ференца Берду слегка мутило. Самый младший в банде, Петруш, и вовсе позеленел, того и гляди с завтраком попрощается – он совсем шкет, одиннадцатилетка, да и страшилок о Гонбере Живодере наслушался по самое не хочу. Как, впрочем, и все остальные.

Никто не знал, кто такой Гонбер по видовой принадлежности – демон или человек, но все были в курсе, что он убийца-живодер, и счет его жертв идет на тысячи, и с ним не раз пытались разделаться, и за его голову обещана не одна зашибенная награда, прикончи его – озолотишься. Откуда он появился, дело темное, но произошло это около тридцати лет назад. Герцог Эонхийский сначала собирался с ним расправиться, а потом неожиданно сменил гнев на милость и взял его под защиту. Неофициально – но этого было достаточно, чтобы за Гонбером с тех пор в открытую не охотились.

Минувшей ночью он убил двух стариков, ждавших в гости «дочь с ребятенком». Наверное, это она сейчас плачет – приехала с утра пораньше, отперла дверь своим ключом и увидела… Ференц мог представить, что она там увидела: лужи крови, по всей комнате внутренности, кишки… А ребятенка, должно быть, увели к соседям.

– Хальнор, да услышь нас, наконец! – запрокинув лицо к холодному пепельному небу, выкрикнула костлявая тетка в заношенном халате и тапках на босу ногу. – Ты же бог, ты Страж Сонхийский! Почему ты все это позволяешь?! Убей изувера, чтоб он подох!

Одни поспешили отойти в сторону, другие предупреждающе зашикали: проклятый Страж Мира в своем нынешнем состоянии вряд ли услышит ее вопли, зато герцогские шпики или сам Живодер – вполне даже могут, и быть тогда глупой старухе следующей жертвой.

Петруша все-таки вырвало. Не его первого, под ногами у понурых зевак уже пестрело несколько растоптанных пятен свежей блевотины.

– Пошли, – сипло позвал Ференц. – Че мы тут забыли… Время задарма тратим.

Когда вышли на улицу, он, сам не зная почему, поглядел вверх – и вздрогнул: неподалеку высился необитаемый сонный дом, и на последнем поднебесном этаже маячила в лоджии, выделяясь на фоне светлой стены, человеческая фигурка. Кто там – Рис, успевший забраться на самую верхотуру? Или Гонбер, который, как рассказывают, тоже может беспрепятственно гулять по опасным хороминам?

Ференц поежился – так, чтобы пацаны не заметили. Ему очень хотелось верить, что сверху за ними наблюдает Рис, а не Гонбер.

Ивархо – большой остров, но это всего-навсего остров, сиречь кусок суши, со всех сторон окруженный водой. Отсюда никуда не денешься. На протяжении последних полутора лет Гаян считал это обстоятельство недостатком, но теперь переменил свое мнение. Тем, кого он подрядился убить, затеряться негде.

Обавия Клаха, старосту деревни Верхние Перлы, он выследил в городе. Тот приехал с товаром: копченая рыба и редкие лекарственные водоросли, все отборное, отменнейшего качества. Каким образом Верхние Перлы десять лет назад расплатились за это качество, Клах, наверное, предпочитал не вспоминать. Меньше помнишь – крепче спишь. Главное, что торговцы с материка такой товар с руками оторвут, а что было десять лет назад, давно уже быльем поросло.

Зажиточный рыбак, степенный и осанистый, глаза табачного цвета прячутся за дряблыми обвисшими веками, словно в засаде. Смоляные, с сединой волосы он заплетал на пиратский манер, брился так, что на щеках и подбородке оставались порезы – не результат криворукости, а дань странноватой местной моде. По ивархийским поверьям, если исполосовать себе физиономию во время бритья, тем самым отведешь более серьезную беду, откупившись от нее малой кровью.

Гаян к этим суевериям относился скептически. Скоро и сам Обавий Клах обнаружит, что ни от чего он своими царапинами не откупился.

Его сопровождал нескладный парень с луково-рыжей косицей и выпирающими лошадиными зубами, судя по ругардийскому выговору – еще одна залетная птица вроде самого Гаяна. При Клахе он выполнял обязанности толмача и советчика по заморским торговым уловкам. Прижимистый ивархиец не хотел продешевить.

Ни тот, ни другой не обратили внимания на смуглого темноволосого мужчину лет тридцати с небольшим, с аккуратно подстриженной бородкой и безразлично прищуренными глазами. Черная шелковая рубашка с красной вышивкой по вороту, шаровары из добротного сукна, на поясе кинжал и кошель. Видно, что не рвань, и на прощелыгу не похож. Клаху бы задуматься, а не похож ли этот прилично одетый господин на наемного убийцу, но он решительно не желал вспоминать о том обстоятельстве, которое могло стать поводом для такой напасти. Перспектива грабежа его покамест не пугала: торг еще не завершен, и деньги не переданы из рук в руки, а товар хранится в надежном месте – в пакгаузе под замком.

Гаян, украдкой за ним следивший в переполненном зале гостиничной ресторации, отметил, что староста Верхних Перлов – мужик крепкий и должен неплохо владеть ножом. Очень может быть, что в молодости пиратствовал, у островитян это своего рода отхожий промысел. Зато второго можно в расчет не брать, это не охранник, а цивильный грамотей, к тому же он не заказан.

Ресторация оглушала многоголосой болтовней, женскими взвизгами, пиликаньем скрипки, слепила зеркалами в простенках и золотозубыми улыбками ругардийских торговцев. «Сытая камбала» – заведение не настолько роскошное, как «Островная корона», зато обстановка здесь куда более непринужденная. Самое главное, демоны тут нечастые гости. Из «Короны» Гаян с Лиузамой уже три дня как съехали – после того, как им подали на завтрак свиные отбивные.

Сами по себе котлеты нареканий не вызывали: свежие, неплохо приготовленные, в меру сдобренные приправами. Если бы только Лиузаме не взбрело в голову поинтересоваться, откуда взялось это мясо!

– Свинину, что ль, из-за моря привезли? – справилась она у слуги, принесшего в номер завтрак. – А то болтали, тут, на острове, все, что было, уже подъели…

И кто заставлял этого балбеса, расторопного, но недалекого, с ходу выкладывать правду?

– Никак нет, госпожа, то есть, истинно так, подъели, но свинку эту, с позволения сказать, держали не для кухни. Господа из демонов ее это самое… С вашего позволения, телесным утехам предавались, а нынче ночью свинья померла, не выдержамши, вот мы и решили, пользуясь оказией, господ постояльцев отбивными котлетками порадовать… Кушайте на здоровье!

Гаян понял, что он это есть не будет. Прошли те времена, когда он с голодухи готов был слопать все, что хотя бы отдаленно походило на еду, и дрался с береговым зверьем за моллюсков и трясоногов.

Лиузама свела к переносице белесые брови и решительным тоном, словно отодвигая от себя что-то невидимое, произнесла:

– Благодарствуем, но мы тогда покушаем чего-нибудь другое. Заберите свою гадость и дайте нам рыбные фрикадельки!

Слуга слегка обиделся, но спорить не стал, подчинился безропотно. Работа в «Островной короне» приучила его к тому, что пререкания с постояльцами иной раз чреваты самым плачевным исходом.

– Гаян, не хочу я больше тут жить, – объявила Лиузама после завтрака. – Они свиней трахают, и свиньи, видишь, от этого умирают… Давай куда-нибудь переселимся? Хоть в халупу, но подальше, а то здесь тошно.

– Как скажешь, – согласился Гаян.

Его тоже нервировало соседство демонов, а Лиум за прошедшие дни более-менее освоилась и в целебных ваннах по нескольку раз в день больше не нуждалась.

Она не хотела, чтобы он обращался к ней на «вы» и называл ее «госпожа», или «моя леди», или «сударыня». «Я тогда чувствую себя странно, словно все вокруг стеклянное», – что она под этим подразумевала, он так и не понял, но на общение без формальностей согласился сразу. Гаян и Лиузама, два потерянных существа с исковерканным прошлым и неопределенным будущим – к чему им разводить между собой церемонии?

Он почти допил свое пиво, когда по залу «Сытой камбалы» пробежала волна ропота:

– Айвар!.. Айвар идет!

Началась суматоха, часть публики потянулась к выходу. Нескладный ругардиец что-то говорил Клаху – вероятно, объяснял, кто такой Айвар и почему его надо бояться – потом оба встали. Немного выждав, Гаян тоже поднялся. Пока все складывается благоприятно.

Клиент и его спутник повернули к лестнице. Следуя за ними с рассеянным видом, Гаян мимоходом бросил взгляд в сторону распахнутой двери. Розовато-лиловая сумеречная улица казалась опасной, как бездонный омут. У края узкого тротуара стояла запряженная ишаком замызганная коляска. Напротив, возле освещенной масляными фонарями фиолетово-белой стены, выстроились девицы в сетчатых мантильях. По середине мостовой неспешно вышагивал дородный черноволосый детина в темном балахоне вроде монашеского, подпоясанный широким узорчатым кушаком, с футляром за спиной. Звали детину Айвар, а в футляре у него была лютня.

Обавий Клах и его толмач уже скрылись за изгибом лестницы. Деревянные ступеньки на каждом шагу скрипели. Кто-то из поднимавшихся впереди уронил бутылку: ругань, хруст стекла, шибающий в нос винный запах, сверху падают тяжелые сладкие капли. Проще всего догнать и ударить в толкучке, но Клах должен напоследок узнать, за что его убивают – это обязательное условие.

Когда Гаян вместе с несколькими пьяными постояльцами добрался до четвертого этажа, снизу донесся приглушенный перекрытиями громовой возглас:

– Здравия вам, люди добрые!

Иной раз говорят, что нет ничего хуже безголосого песнопевца. Как же тогда насчет песнопевца голосистого, но начисто лишенного музыкального слуха? Айвара природа одарила мощным богатым басом, зато на ухо ему тролль наступил – не иначе, из зависти. Нимало не смущаясь сим обстоятельством, он избрал стезю странствующего барда и уже с полгода изводил жителей острова Ивархо своими концертами. Те согласны были заплатить вскладчину, лишь бы отослать эту луженую глотку на материк, но никто не соглашался брать его на корабль: он же во время путешествия будет петь! Злые языки поговаривали, что с таким голосиной ему бы податься в некроманты – поднимал бы мертвецов безо всякой волшбы, одним своим трубным ревом, но, к несчастью, способностей к магии у него было столько же, сколько к вокалу. А брать на душу грех и убивать песнопевца, взывающего к Стражу Сонхийскому, желающих не находилось.

Тускло освещенный коридор с дверями по обе стороны и затоптанной ковровой дорожкой. Завернув в тупичок, Гаян коротко постучал в предпоследнюю дверь. Представился торговцем, справился насчет лекарственных водорослей, называемых «рыбьим ожерельем» и «волосами Каривы»: он-де готов дать за товар настоящую цену, не то что другие. Обавий Клах заинтересовался, а его советчик, которого звали Закер, забеспокоился – видимо, ругардийские купцы посулили этому парню приплату, и пока он оправдывал их надежды, но появление конкурента грозило похерить все его старания.

Не вдаваться в разговоры на рыночную тему, иначе поймут, что гость в этом ни бельмеса… Гаян выложил на стол кошель с золотом – «задаток» – и предложил обмыть сделку. Попробовав на зуб одну монету, другую – никакого обмана! – Клах ударил ладонью по засаленной столешнице и азартно провозгласил:

– Эх, по рукам! Наливай!

– Климьярейское, на травах, – Гаян вытащил из кармана шаровар плоскую серебряную фляжку. – Чай, не в первый раз сторговались…

Староста Верхних Перлов после намека на дальнейшее сотрудничество засиял, как восхитившая Лиузаму люстра в вестибюле «Островной короны», а Закер окончательно скис, но от дорогого вина не отказался. У его нанимателей уводят дойную корову, и он ничего не может сделать, только глазами хлопает – так хотя бы выпить с горя за счет победителя.

Гость разлил ароматное содержимое фляги по кружкам. Для него тоже нашлась посудина, но он пить это не собирался.

– За прибыток! – предложил староста, после чего оприходовал свою порцию и смачно крякнул.

Закер, с покорной миной записного неудачника, выцедил вино медленно, смакуя каждый глоток. А Гаян даже не пригубил, только вдохнул дурманящий букет и поставил кружку на стол.

Снизу доносились обрывки громового немузыкального пения, из-за стен – нетрезвые голоса сбежавших от Айвара гуляк. Гаян дождался, когда в табачных глазах Клаха и в жидковато-голубых глазах Закера появится тревожное недоумение и оба на своих стульях обмякнут, как набитые соломой куклы, и только после этого задал вопрос. Уже совсем другим тоном:

– Десять лет назад вы у себя в деревне так же пили за прибыток?

После затянувшейся паузы у старосты Верхних Перлов кровь отлила от изрезанных бритвой обветренных щек, но он продолжал молчать. Вместо него заговорил Закер, тихо и сдавленно:

– Вы нас отравили? За что, услышь меня Хальнор, какая нелепость…

– Это не яд. Зелье, называемое тиркаце, оно временно лишает человека способности двигаться и кричать. Через два часа оклемаетесь.

– Вы меня не убьете? – стуча зубами с риском изувечить себе язык, вымолвил ругардиец.

– За вашу жизнь мне ни гроша не заплатили, – равнодушно бросил Гаян.

Можно бы презирать этого размазню с несуразной луковой шевелюрой, однако… Сам-то он разве показал себя с лучшей стороны? Не сейчас, не вчера и не год назад, а в то время, когда еще не был бродягой Гаяном… Наверное, так же непрезентабельно выглядел. А что трясся точно так же – это без всяких «наверное».

Испытывая не столько презрение, сколько досаду, он повернулся от белого, как известка, Закера к своему клиенту.

– Это тебе гостинец от Лиузамы. Помнишь такую?

– Она… Она вернулась?..

– Родила три выводка Морскому Владыке и вернулась. Большая редкость, верно? Обычно девушки, которых отдают Хозяину Океана, умирают при первых же родах. Или, если все-таки доживают до истечения срока, теряют человеческий разум и навсегда остаются подводными жительницами. А Лиузама выжила, не сошла с ума и попросилась домой. Трижды произведя на свет потомство, она заработала свободу выбора, и Морской Владыка выполнил ее просьбу.

– Откуда ты столько об этом знаешь? – затравленно прохрипел Обавий.

– Было время, я кое-что читал на эту тему.

– Владыка ее богато одарил, ведь так? И у нее теперь есть дети – лютые морские твари, которые выполнят все, что она велит, если то в их силах и не поперек воли Владыки. В деревне она была никому не нужной приблудой, а теперь заживет, как госпожа! В шелках будет ходить, на серебре кушать… За что же меня убивать, а?..

– Перед тем как утопить, ее избили до потери сознания. Помнишь?

– Так она убежать хотела! Кусалась, лягалась, бранилась… Вот наши бабы и осерчали…

– Зачем вы это с ней сделали?

– Не со зла, – пытливо и отчаянно глядя на убийцу, заверил староста. – Без жертвы Морской Хозяин ни рыбы, ни жемчуга, ни водорослей ценных не давал… Ради достатка деревни, истинно так, не со зла…

– То есть из-за денег, – подытожил Гаян. – Вот и я тебя убью из-за денег, потому что Лиузама мне за это хорошо заплатила. Оно будет справедливо.

– Да глухой ты, что ли, услышь меня Хальнор, нам же деваться было некуда!

– Не тебе поминать Хальнора, он бы ваши обычаи не одобрил. Было вам куда деваться. Могли перебраться на материк, заняться вместо рыбного промысла разведением виноградников или чем-нибудь еще в этом роде.

– Сняться с насиженного места из-за одной девки? Да ты в своем уме?!

– Ей было больно вынашивать и рожать морских тварей. Не случайно большинство девушек от этого умирает. Ее тело изуродовано, ни грудей, ни талии, ни зада – выглядит, как растянутый кожаный мешок, словно ей девяносто лет, а не двадцать шесть. И она никогда не сможет родить ребенка, у нее внутри что-то истощилось и повредилось, лекарь сказал, это непоправимо. Короче, за все за это.

– Нет, ты меня выслушай…

– Постойте, – подал голос Закер. – Извините, не знаю, как вас зовут, но сначала надо рассмотреть проблему с разных сторон. Мы имеем благополучие целой деревни и судьбу отдельной девушки, принесенной в жертву общему благу, поэтому, разбирая вопрос о правоте, давайте взвесим все за и против…

«О Хальнор, только этого не хватало!» – мысленно взвыл Гаян.

Судя по всему, Закер принадлежал к числу тех любителей диспутов, которых хлебом не корми, только дай порассуждать и поспорить о чем угодно. Когда-то – сто лет назад или всего лишь тринадцать? – Гаян и сам таким был, но с тех пор много воды утекло, так неужели этот болтун угадал в нем родственную душу? Хотя, скорее, просто решился на рискованный финт – заморочить головореза словопрениями, протянуть время, вдруг так или иначе повезет, потому что в карманах ни гроша, и если Клаха убьют, Закеру за хлопоты никто не заплатит.

– Я согласен, ваша точка зрения имеет право на существование, но прошу вас, давайте посмотрим на ситуацию с точки зрения Верхних Перлов…

– У меня нет точки зрения. Я наемник.

Приподняв грузного старосту за шиворот, он ударил точно в печень. Клах негромко завыл, оседая на пол. Тяжелый деревянный стул опрокинулся, грохот на мгновение заглушил стоны.

– За Лиузаму и Кевриса, – сказал Гаян.

Его нанимательница велела произнести эти слова, когда Клах будет умирать.

Ивархиец затих, а Закер дышал громко и неровно, словно ему не хватало воздуха в этой полутемной комнатенке с дешевой матерчатой обивкой по стенам и трупом на полу.

– Это тебе, – Гаян достал из кошеля и положил перед ним две золотых монеты. – За упущенный гонорар.

– Я не запомнил, как ты выглядишь, – пробормотал Закер.

– Не имеет значения.

Действительно, не имеет. На Ивархо давно нет закона, воротилы вроде Груве никого не боятся, и уж тем более никто не захочет связываться с Морской Госпожой и ее наемником.

Айвар в зале ресторации вовсю драл глотку, заглушая нестройные звуки собственной лютни. Наконец он замолчал, и неторопливо спускавшийся по лестнице Гаян испустил вздох облегчения, но через минуту снова зазвучал гулкий голос:

– А теперь послушайте песнь о том, как Хальнор Страж Мира и Тейзург, прозванный Золотоглазым, приняли под стенами Марнейи неравный бой, и что из этого получилось!

Не задерживаясь, Гаян шагнул в душные тропические сумерки. Нечего там слушать. И так каждому ребенку известно, что из этого не получилось ничего хорошего.

Ференц Берда решил сделать, как лучше.

Если Рис не может слимонить ничего стоящего из-за какого-то там проклятия или сглаза, надо его от этой колдовской мерзопакости избавить. По гроб будет благодарен. И дед останется доволен: он учил Ференца, что добрые дела могут быть таким же полезным орудием, как отмычка или подложная расписка, иной раз вместо грубого принуждения куда лучше подстроить, чтобы человек был тебе обязан, не прогадаешь. Старый Берда знал, о чем говорил, он все Нижнеречье держал в руках, и все его душевно уважали, никто не хотел другого главаря.

Ференц старался во всем подражать деду. Тот советовал подружиться с Рисом: мол, если сумеешь его к себе привязать, много выгоды через то получишь.

Утром двадцать восьмого дня месяца Талых Вод перед дверью тетки Хии на улице Босых Гадалок остановились два молодых человека старшего школярского возраста. Да, оба выглядели, как молодые люди, а не как беспризорная шваль. Специально помылись с душистым мылом и надели одежку, приличествующую юнцам из порядочных семей, будущим труженикам и налогоплательщикам.

Выслеживать Риса по второму разу не пришлось, тот сам пришел на хату и сказал, что согласен.

Когда проходили мимо разубранных бумажными пионами и зазывно пестреющими тканями витрин Галантерейки, Ференц мечтательно заметил:

– Уж хапнем так хапнем, а потом с девками загуляем! Вина всякого перепробуем, хоть залейся, закусывать будем колбасой и конфетами, во житуха мечтательная пойдет, ага?

Рис, о чем-то задумавшийся, ответил рассеянным междометием, словно ему толкуют о позавчерашнем дожде или о количестве ворон на окрестных деревьях. Ну, как с таким подружишься? Дружбаны – это те, с кем есть о чем поговорить: о шалавах, о выпивке, о том, кто чего хапнул и как ушел от кургузов… А с этим непонятным существом какая может быть дружба?

Ветер морщил коричневую воду в лужах, раздувал женские юбки, расшатывал плохо закрепленные водосточные трубы. Этот сырой весенний ветер душу трепал и баламутил так же, как все остальное в грязном после недавно сошедшего снега Эонхо, и Ференц, чтобы не поддаваться ему, снова попытался завязать разговор:

– Ты чего себе наперво купишь, когда деньгу зашибем?

– Я не куплю, – на этот раз Рис поддержал общение – наверное, пронизывающий ветер и ему выворачивал душу, как болтающуюся на бельевой веревке рубашку. – Я учиться пойду.

– На мага?

– Не-а, какой я тебе маг… На убийцу.

От неожиданности Ференц Берда наступил в лужу.

– Рис, ты че, псих? Маг ты фартовый, не прибедняйся, а убийца из тебя – положи, где лежало. Ты же мухи обидеть не можешь, кого ты убьешь?

– Гонбера.

– А-а-а…

Такую мечту Берда Младший понимал. Кто же не хочет грохнуть Гонбера и получить все обещанные за него награды? Еще и героем станешь, девочки будут на тебе гроздями виснуть – выбирай любую или всех скопом. Это мечта что надо!

– Когда мне заплатят за Живодера, я отправлюсь искать город Танцующих Огней. Где-то же он есть, и я обязательно должен туда попасть, – конец фразы Рис произнес затихающим голосом, почти шепотом.

О таком городе Ференц никогда не слыхал. Или, вернее, слыхал, но только от самого же Риса, и больше ни от кого. Тот у всех спрашивал, не знают ли они что-нибудь о городе Танцующих Огней. Не иначе, это его заморская родина.

В Школу Магов он попал с нузобийского невольничьего рынка: один из достопочтенных мэтров Гильдии ездил по делам в Нузобию и заодно прикупил у работорговцев мальчишку, в котором разглядел крупицу магического дара. А откуда Рис взялся в Нузобии – неизвестно, он тогда был совсем малолеткой, и того, что случилось с ним раньше, не помнит. Наверное, пираты украли. Город Танцующих Огней ему часто снится, и он хочет туда вернуться, да только разве можно вернуться в место, о котором ни одна живая душа не слышала и ни в одной книжке не написано? Насчет книжек проверено, старший Берда нарочно посылал одного грамотея в Герцогскую библиотеку, но тот о городе с таким названием ни полслова не нашел. Может, его и не существует, может, Риса просто-напросто преследует наваждение?

Тоже, кстати, повод сводить его к тетке Хие, та мерекает и в порчах, и в наваждениях.

– Так зачем столько хлопотни? Глянь, как у тебя лепится: получил деньги – потратил их на учебу – прикончил Гонбера – опять получил деньги – пошел искать свой город. Не проще ли вот так: получил деньжата – и сразу ищи на здоровье хоть по всему свету?

Ференц осекся и мысленно обозвал себя дурнем: зачем его надоумил, и вправду ведь после дельца умотает на поиски… Но беспокоился он напрасно, Рис не внял здравому совету.

– Сначала я убью Живодера, после этого буду искать город Танцующих Огней.

– Думаешь, там лучше, чем в Эонхо?

– Там хорошо, – в негромком голосе Риса промелькнул тоскливый надрыв. – Рано или поздно я туда все равно попаду, но хотелось бы поскорее.

Теперь уже Ференц не придумал, что ответить, и издал невнятное междометие. Если бы произнес те слова, какие Рису надо было услышать, наверняка бы что-то сдвинулось, и они бы хоть на чуть-чуть стали друзьями, но поди сообрази, что сказать такому, как он!

Для того чтобы не понимать друг друга, совсем не обязательно говорить на разных языках. Эта мысль Ференца удивила, и в течение некоторого времени он пробовал ее на вкус, словно экзотический леденец. Ему редко приходили в голову отвлеченные мысли.

– Тако говорит, видел тебя двадцать третьего дня около храма Кадаха Радеющего. Перед пожаром. Слышь, люди болтают, что жрецы Кадаха всяко честили Гонбера, поэтому он спалил ихний храм. Тако там хапнул скатертку для ритуалов, шитую золотом, и большущий пирог с капустой из корзинки для бедных. Ну, подсуетился, когда все добро наружу вытаскивать начали… Он Радеющему уже две свечки в другом храме поставил, по отдельности за пирог и за скатертку, чтобы тот его простил. Кадах добрый бог. А ты хоть чем-нибудь поживился или просто глазел, как оно горит?

– Я не успел их предупредить. Я понял, что у них случится беда, хотел сказать и опоздал. Если б я раньше это почувствовал…

– А потом куда делся? Мы всей бандой пришкондыбали, а тебя уже нет. Где был?

– Не знаю.

– Как так – не знаешь, где был и что делал?

Ференц решил, что он заливает.

– Иногда не знаю.

После этого признания Рис закусил губу, словно сразу пожалел о своей откровенности.

Улица Босых Гадалок встретила их желтизной и слякотью. Старинные двухэтажные дома с мутноватыми окошками-сотами. Грязные потеки на стенах. Крыши с загнутыми краями, крытые лакированной черепицей цвета осенних листьев. Никогда не просыхающие лужи в углублениях дряхлой мостовой, расползающейся на отдельные булыжные островки.

Здесь было людно: рослая зеленщица, бормоча под нос ругательства, маневрировала со своей расхлябанной тележкой среди колдобин, несколько горожан и горожанок шли мимо по своим делам, иные из них останавливались, присматривались к вывескам. Впереди маячило двое кургузов в коротких форменных плащах, ярко-синих с белой каймой. Завидев их, Берда-младший напрягся, но напомнил себе, что он сейчас не шпана нижнереченская, а цивильный мальчик, и на всякий случай шепнул своему спутнику:

– Не беги. Они нам тута ниче не сделают.

Прикид – не прикопаешься, сам он похож на купеческого сынка, а Рис, со своей свежевымытой гривой и темными глазищами в пол-лица, смахивает на одно из тех бледных юных дарований, которые с утра до ночи прилежно пиликают на скрипке или сочиняют трогательные стишки на радость господам меценатам. Если кургузы все-таки привяжутся – ныть и твердить плаксивым голосом, что сбегать с уроков больше не будем, это он еще перед выходом подельнику растолковал.

С теткой Хией дед Ференца когда-то любился. Давным-давно, когда у нее был всего один подбородок, и не было жирной черной бородавки на лбу, и щеки не свисали до воротника. Старый Берда утверждал, что она была красавицей хоть куда, и он на нее кучу денег в охотку потратил и дважды дрался на ножах за ее честь, но потом они все равно разлаялись и расстались, потому что Хия, как и другие ведьмы, норовила командовать полюбовником, который не из магов, а Берда разве такое стерпит?

На ней был засаленный капот из малахитового атласа, голова обмотана, как чалмой, застиранным цветастым платком. Отворив дверь, Ференца в образе пай-мальчика она в первый момент не узнала, и тот про себя радостно ухмыльнулся: богатым буду, дельце с пелериной выгорит!

Дальше следовало проявить смекалку, чтобы все обстряпать в наилучшем виде, и тут он показал себя достойным внуком Берды Нижнереченского. Когда Хия провела их в свою приемную, тесно заставленную пыльной плюшевой мебелью, Ференц украдкой подмигнул, состроил рожу и мотнул головой в сторону двери, перед этим кивнув на Риса, который изумленно уставился на громадное, в полстены, панно из засушенных цветов.

Вдвоем они выбрались в полутемный коридор, где пахло валерианой, мятой, канфой, и сквозь эти запахи пробивалась слабая вонь отхожего места.

– С чем пришли? – осведомилась старуха, не спуская подозрительных глаз с Риса, оставленного в приемной.

Ференц попытался прикрыть дверь, но она не позволила, опасаясь, что незнакомый парнишка втихаря что-нибудь стырит.

– Тетушка, проверьте его на порчу и сглаз. Он воровать не может. Сказал, от этого помрет.

– Так вас, бедокуров, – одобрительно ухмыльнулась старая ведьма.

– Тетушка, мы расплатимся по-честному, падлами будем!

– Вы и есть падлы, – резонно заметила Хия.

– Тетушка, ну, пожалуйста, вы же добрая волшебница, а он для вас потом сворует что-нибудь хорошее или деньгами отдаст.

Шептал еле слышно, чтобы Рис не услышал – кто знает, как он отнесется к такой инициативе? Вдруг сразу задаст стрекача… Насчет своего смелого обещания Ференц рассудил, что никакой недоштопки тут нет: избавленный от злых чар, Рис, конечно же, не откажется отблагодарить свою спасительницу. А пока то да се, в гости к хозяйке дома через дорогу пожалует принцесса Лорма, и тогда он сможет расчухать, велики ли шансы на благополучный исход затеи с пелериной. Одной стрелой двух уток, дед будет гордиться Ференцевой изобретательностью! Ференц решил, что похвастает перед дедом после, когда все будет в сахаре.

– Ладно, погляжу, – ворчливо согласилась тетка Хия. – А если ты, пока я буду с ним возиться, что-нибудь хапнешь – чирей на задницу наведу, понял? Пока вы здесь, лучше забудь о том, что у тебя есть руки.

Когда она вернулась в комнату, Рис все так же рассматривал старое осыпающееся панно из полевых цветов и крашеной соломы.

– Подойди сюда, – властно окликнула его Хия. – Головушка не болит?

– Немного, моя госпожа.

Ишь ты, умеет воспитанного корчить. Ференц слегка удивился неожиданной обходительности этого городского дикаря, а потом смекнул, что дает о себе знать трехлетнее пребывание в Школе Магов: там малолетки живо приучаются вести себя вежливо с взрослыми чародеями и чародейками.

– Непосвященный заработает мигрень, если будет долго пялиться на эти цветочки, – Ференц знал, что ведьма напропалую колпачит, сама же только что оделила его этой мигренью, на такие подходы она мастерица. – Сядь в кресло и расслабься, я избавлю тебя от недомогания…

Рис подчинился. Теперь дело на мази.

Ференц тихо, как изнывающая от скуки тень, слонялся туда-сюда по приемной, лавируя между лоснящимися плюшевыми креслами. Руки демонстративно держал в карманах: чирей на заднице ему без необходимости. Наконец услышал голос Хии, усталый и немного печальный:

– Теперь не болит?

– Нет.

– С тобой когда-то случилось что-то очень плохое. Что это было?

– Не знаю.

– Сиди пока здесь. А ты, Берда, пошли со мной, кое-чего поможешь.

Снова оставив Риса в приемной, они вышли в коридор, а потом еще и в прихожую.

– Дурачок ты, Ференц, – вздохнув, заговорила вполголоса бывшая дедова полюбовница. – Никакой он не вор, ни на полногтя, и вора из него не выйдет, хоть ты тресни. Пусть займется чем-нибудь другим, пока не поздно. Магической силы в нем всего ничего, на чайной ложке уместится, но есть что-то еще, и мне это «что-то» не нравится. Проклятие или порча, да, и оно спрятано за семью печатями. Ох, бедный мальчик, кого же он настолько разозлил?

Ференц хотел спросить, нельзя ли что-нибудь сделать для того, чтобы Рис все-таки стал фартовым вором, а все остальное побоку, но тут затрезвонил дверной колокольчик.

Еще одна старушенция в теплом черном платье, с массой тонких, словно крысиные хвостики, седых косичек, свисающих до лопаток. Разглядев, кто это – жрица Лухинь Двуликой, та самая, с которой знается принцесса Лорма! – Берда-младший малость струхнул.

– О ком это вы говорили, Хия? – любезно поинтересовалась престарелая жрица.

– О странном мальчике, который сидит у меня в приемной. Любопытный случай, не хотите посмотреть?

– Конечно-конечно!

Испытывая усиливающийся тревожный зуд, Ференц потащился за ведьмами.

При их появлении Рис испуганно встрепенулся и вскочил с кресла.

– Как вас зовут, юноша? – обратилась к нему жрица.

– Рис, моя госпожа.

– Просто Рис? У вас нет другого имени?

– Если и было, я его не помню.

– Откуда вы родом?

– Из города Танцующих Огней. Может быть, вы что-нибудь о нем слышали?

– Нет, Рис, не слышала. Но если ты позволишь, я попробую разобраться, в чем дело. Сядь.

Он послушно уселся в кресло, и старуха прикоснулась к его вискам тонкими пергаментно-белыми пальцами. Тетка Хия и Ференц стояли в нескольких шагах от них, не смея громко дышать. Жрица Лухинь то растягивала подкрашенные кармином сухие губы в блаженной улыбке, то страдальчески хмурилась. Тихонько пробормотала:

– И кто же с тобой такое сотворил…

– Проклятие? – со знанием дела осведомилась тетка Хия, в то же время больно съездив по затылку Берде-младшему, без всякой задней мысли потянувшемуся к фарфоровому слонику с отбитым хоботом.

– Оно самое, – неодобрительно подтвердила старшая чародейка. – Все кому не лень проклинают ближних и дальних из-за любого пустяка, да еще оправдываются: если сам Страж нашего мира проклят, почему нельзя проклясть моих недоброхотов? Словно злые дети. Сколько проклятий вы снимаете каждый приемный день со своих клиентов?

– По пять-шесть – это уж точно, только не любое проклятие можно снять, как загаженную одежку, вы же знаете. Иной раз бьюсь-бьюсь – и без толку, а иногда сразу говорю, что я тут не помогу, пусть кого посильнее поищут.

– Этому мальчику не смогу помочь даже я, – жрица с сокрушенным вздохом тронула за плечо Риса, который глядел на нее из-под своих волосяных зарослей удивленно и доверчиво. – Аура у тебя чудесная, как будто гуляешь в сумерках по цветущему весеннему саду, и мне бы хотелось тебя выручить, но это не в моих силах. Какая жестокость… Прости, если я тебя расстроила.

– Ничего. Я даже не знал, что проклят, и мне оно, вообще-то, все равно. Скажите, пожалуйста, как можно добраться из Эонхо до города Танцующих Огней?

– Мальчик, этот город еще не построили.

– Не может быть! Я же его помню…

– У Лухинь два лика, один смотрит в прошлое, другой в будущее. Тот лик, что смотрит в прошлое, не видит там города Танцующих Огней.

Глаза у Риса заблестели сильнее. Неужели сейчас расплачется, изумился про себя Ференц, прямо при этих тетках, при мне… Ну, с него станется, он же странный.

По мостовой загрохотали копыта, мягко зашуршали колеса, и за окном, совсем близко, проплыла бело-золотым кораблем громадная карета.

– Это ее высочество, мне пора! Хия, дорогая, я хотела бы у вас одолжить Книгу Вереска, чтобы кое-что показать ее высочеству. Если вас не затруднит…

Рис вдруг сорвался с кресла и, ни с кем не прощаясь, метнулся к выходу. Ференц вначале опешил, потом бросился за ним.

Они проскочили мимо белого экипажа с золотыми гербами на дверцах, мимо стайки зевак, мимо кургузов, что-то заоравших им вслед, миновали несколько переулков, и лишь тогда он наконец-то Риса догнал. Точнее, тот позволил себя догнать, остановился и выпалил прежде, чем Ференц успел открыть рот:

– Это смерть! Забудьте о пелерине, принцесса Лорма – это смерть!

И умчался, как ветер, словно у него на пятках выросли крылья.

Берда-Младший тоже заторопился прочь, подальше от кишащего кургузами квартала. Все накрылось! И на задуманном дельце можно поставить крест, и вокруг Риса какие-то непонятки, и старая ведьма-жрица вполне могла раскумекать, зачем они на самом деле туда приходили… Он подозревал, что дед его за это как пить дать выпорет.

Сбросив щегольскую приказчичью жилетку и повязав бандану, Гаян снова превратился в самого себя. Пока он выполнял заказы такого рода, главная часть его души как будто была скомкана и заперта в темной кладовке.

Вторым после Обавия Клаха стал некто Семгер, житель Верхних Перлов, также принимавший деятельное участие в том эпизоде десятилетней давности. Нож Гаяна настиг его в Шилванде, не то городишке, не то деревне на юге Ивархо. Те, кого кормило море, устраивали в этом местечке ярмарки – междусобойные, для своих, потому что судам к тому берегу не подойти.

Под водой прячутся Клыки Тейзурга – несметная рать острых рифов, готовых вспороть любое днище, а суша вздымается отвесной стеной – иссеченные трещинами и облепленные птичьими гнездами Унбарховы скалы. Имена древних магов, сделавших мир Сонхи тем, чем он ныне стал, намертво прилипли к этому гиблому берегу, а легенда утверждала, что именно Тейзург с Унбархом разворотили южную оконечность острова.

Вполне может быть. За время своих войн, растянувшихся на несколько сотен лет, эти двое много чего разнесли вдребезги.

Стерли с лица земли несколько десятков больших и малых человеческих поселений, оставили на месте бескрайнего Аркайского леса бескрайний бурелом, обрушили Подоблачную гору. Впрочем, похожие подвиги числились и за другими им подобными, хотя и не в таких масштабах.

Расколотили на куски ледяной панцирь Белого Окраинного материка, из-за чего прибрежные глыбы сползли в океан, и случился потоп, после которого Рийская земля превратилась в Рийские острова, но клянут их сейчас не за это.

Наплодили великое множество чудищ и мороков, да кто ж из могущественных этим не баловался?

Сонхи залечил бы раны, не в первый раз, последствия катастроф растеклись бы и постепенно сошли на нет, как круги от брошенного в воду камня, однако в ходе своих разборок Унбарх с Тейзургом угробили Стража Мира.

До тех пор считалось, что это невозможно, но мало ли, что там считалось. Существа, называемые Стражами Миров, неуничтожимы. Их сила безмерна. Что ж, Унбарх нашел способ с помощью второго постулата свести на нет первый, а Тейзург, как это и раньше случалось, был главным виновником той злосчастной заварушки.

Что правда, то правда: это была самая смертоносная за всю историю Сонхи пара недругов, способная перевернуть вверх дном, изничтожить, порушить и загубить все, чтоугодно.

К подножию Унбарховой кручи Гаян спустился по железным лестницам, кое-как прилаженным в расщелинах. В ушах завывал теплый ветер, пахло йодом, пометом, птичьими гнездами, гниющей рыбой. Старые лестницы скрипели и опасно пошатывались. Под конец спуска его ладони были густо испачканы кровью и ржавчиной. Сполоснув руки в набежавшей волне, Гаян зашипел от боли. Поглядел на море, где едва виднелись в кипящей пене острия каменных клыков, на подавляющую одним своим видом скалу, снова на море. Ему пришло на ум, что здешние достопримечательности неспроста назвали так, а не наоборот: Тейзург, говорят, был коварен, а Унбарх – преисполнен величия.

Этот берег выглядел бы мрачно, если бы не тропическое солнце, заливающее золотым блеском и небо, и воду, и камни, и скопища гнезд, и черно-белые потеки помета на отвесной скале. Зато в пасмурную погоду здесь, наверное, до того тоскливо – хоть зубами скрипи.

Заселившие скалу птицы возились, беспокойно перекликались, и Гаян после короткого отдыха заторопился прочь, а то еще нагадят на голову или заклюют.

Он до полудня пробирался по кромке между волнующейся водяной прорвой в малахитовых переливах и нелюдимыми скалами, нагревшимися, как печка. До нитки вымок, но это было кстати, спасало от зноя, только ссадины жгло морской солью. Видел в полосе прибоя исклеванного чайками дохлого трясонога (спасибо, больше не интересуемся), размокший ботинок (заученным жестом прикоснулся к оберегу на шее), спаривающихся хурмунгов (пришлось дожидаться, когда сладострастные ящеры кончат и уберутся с дороги). Наконец морщинистую каменную твердыню сменил кустарник. Отсюда несколько часов ходьбы до Мизы – большого ремесленного поселка, где мастерят лодки, бочки, всякую снасть и утварь.

Пыльная розовато-бежевая дорога забирала в сторону от берега, к лысым холмам, о которых ходила дурная слава. По слухам, там пропадали средь бела дня и люди, и животные – нечасто, но бывало, а потом у подножия глинистых склонов, среди пожухлой травы и молочая, находили выеденные оболочки из тончайшей высохшей кожи. То, что их убивало, охотилось при свете палящего солнца. Рассказывали о «полуденниках», о «солнечных тенетах», но все это были домыслы, на самом деле никто ничего не знал.

Гаян не стал туда заворачивать. К Унбарху ее, эту дорогу. Вдоль кромки прибоя безопасней – по крайней мере, для того, кто состоит на службе у Морской Госпожи. Лиум не могла приказать своим выводкам разорить Верхние Перлы и убить тех, кто десять лет назад совершил жертвоприношение. Все, что ей оставалось, это нанять для расправы с жителями деревни постороннего головореза, согласного действовать на свой страх и риск. Зато она могла попросить детей Владыки Океана не трогать Гаяна.

Морской Хозяин в обмен на жертву обещал Верхним Перлам полные неводы рыбы, жемчуг, изобилие съедобных и лекарственных водорослей, и лодки не будут тонуть, и страшные волны высотой до небес не будут разбивать в щепы дома на берегу, и никакие твари и гады из моря не станут губить верхнеперловцев. Водяное божество соблюдало свою часть договора, но оно не принимало на себя обязательств защищать деревню от вернувшейся из пучины жертвы, чем и воспользовалась Лиузама. Положеньице, сравнимое с каким-нибудь юридическим казусом. То есть для жителей деревни положеньице, а для Гаяна заработок.

Дальше пойдет сложнее. Еще два-три убийства, и рыбаки догадаются, кто за этим стоит. И днем и ночью будут настороже, перестанут путешествовать поодиночке, наймут охрану. На Ивархо хватает голодных молодчиков вроде Гаяна, готовых работать за кормежку. Те не рискнут поднять руку на Морскую Госпожу, зато ее наемника прикончат за милую душу. Надо объяснить Лиузаме, что придется навербовать еще людей. Она ведь хочет извести всех взрослых мужчин из Верхних Перлов, принимавших участие в ритуале, и в придачу нескольких женщин, поймавших и избивших ее при попытке сбежать.

Гаяну подумалось, что это будет самая настоящая война, мелкомасштабная, но жестокая. Хотя все лучше, чем добывать на обед моллюсков и трясоногов.

Заброшенная вилла неподалеку от Мизы. Обветшалый кирпичный дом, задушенный цепкой хваткой корней и побегов, темным пятном маячил в зеленых сумерках. Там жили нетопыри, змеи, ящерицы, жуки, птицы, крысы и еще что-то бесплотное, не имеющее названия, а Гаян с Лиузамой соорудили себе шалаш из досок на краю галечного пляжа.

Возле шалаша горел костер, в котелке доваривалась уха: пусть Лиум превратилась из деревенской девчонки в Морскую Госпожу, стряпней она не брезговала и считала, что мужчину, особенно занятого таким важным делом, как охота на себе подобных, надо кормить досыта.

– Ну? – Круглые глаза, бесхитростные и печальные, уставились на него снизу вверх, как два бледных светлячка.

– Семгера больше нет.

– А я ужин сготовила. Дети принесли мне шмат осетрины, а лепешек и вина я купила в Мизе.

– Ты ходила в Мизу?

– Чего ж не сходить-то? Пройду чуток – сяду, отдохну, еще пройду – еще отдохну. Я же телом здоровая, только отвыкшая. Ты покушай. Небось нагулял аппетит. А после расскажешь, как убил его.

Уха была наваристая, нежные белые куски осетрины в перламутровом бульоне, а лепешки, слегка отдающие водорослями, свежие и поджаристые. Умяв честно заработанный ужин, Гаян рассказал, как было дело. Хотя чего там рассказывать: перехватил Семгера на рассвете за глинобитными сараями, когда тот возвращался на постоялый двор от гулящей шилвандийской вдовы, нанес два удара, убедился, что насмерть – и к Унбарховой круче, а то на дороге могли бы догнать.

– Ты не забыл сказать ему, что это за Лиузаму и Кевриса?

– Сказал.

– А он чего?

– Начал просить, чтобы я подождал, что мы должны выпить и поговорить, он-де угостит меня выпивкой.

– Какие у него были глаза?

– Испуганные, растерянные… Как будто он так до конца и не понял, в чем дело. Или не захотел понять.

– Следующие поймут, никуда не денутся. Иди отдохни, а если тебе надобно чего-то постирать, давай сюда, понял?

Всю стирку она взяла на себя, хотя могла бы нанять служанку, голодных девчонок на Ивархо не меньше, чем голодных мужчин.

Гаян заполз в шалаш, устроился на сложенном вдвое стеганом одеяле. После пешего путешествия спать бы ему, как убитому, но через некоторое время он проснулся. Разбудил его женский плач – в голос, с горестными причитаниями.

– …Кровиночка моя роди-и-имая!.. Убили тебя, не пожалели тебя… А-а-а… Да я бы всякого добра тебе накупила и надарила, а дарить-то некому-у-у… Кеви, братик мой Кеви… Ох, извели тебя, никого-то у меня больше не-е-ету-у-у…

Поспишь тут. Лиум всхлипывала и подвывала, в иные моменты ее голос становился душераздирающе тонким, на зависть цикадам из одичавшего парка вокруг виллы, зато Гаян уяснил, что Кеврис – это не влюбленный в нее мальчишка, убитый рыбаками при попытке сорвать жертвоприношение (Тейзург знает, с чего ему вначале пришла в голову такая театрально-романтическая версия), а младший брат, для которого, судя по монологу Лиузамы, тоже все закончилось плохо.

«Все понимаю, но зачем так вопить? Или ей просто прокричаться надо после десяти лет рыбьего молчания? До сих пор у нее не было истерик, а теперь наконец-то прорвало… Сама она не уймется».

Сколько-то времени Гаян все-таки проспал, потому что стояла глубокая ночь. Восковая луна заливала белым сиянием россыпи гальки, натянутую меж двух кустов веревку с мокрой одеждой, светлые волосы Лиузамы, которая уткнулась лицом в ладони и раскачивалась в такт своим стенаниям, блестящую ширь океана, неясные черные фигуры возле пенной кромки. Множество черных фигур. Одни по-лягушачьи сидели на берегу, другие плескались на мелководье, их была целая армия. Гаян чувствовал взгляды – внимательные, прохладные, не звериные, но и не человеческие.

«Бог ты мой, да это же ее дети! Наверное, пришли все три выводка… Хотят ее утешить, но не знают как? Или думают, раз она плачет – значит, нуждается в защите?»

Медленно, чтобы не спровоцировать амфибий на агрессию, он подошел к Лиум, присел в двух шагах от нее. Дождавшись паузы, спросил:

– Так у тебя был брат?

– Младшенький… Извел его Обавий, шестилетнего убили, не пожалели… Ну, так и я нынче не успокоюсь, покуда всех душегубов не изведу!

– Его тоже принесли кому-то в жертву?

– Нет, – зареванная Лиузама помотала головой. – Просто убили. По злобе. Мы ведь там были пришлые, никому не нужные. Мы из Кунотая. Слыхал про кунотайский травяной народ? Это мы. Отец мой рано помер, и мама во второй раз вышла замуж, тогда и родился Кеви, а ее второго убили супостаты, когда Эонхийский герцог пришел на нашу землю. Наши мужики да парни воевать не умели, мы же всегда были мирные, никого не трогали, и до нас никому не было дела. Раньше не было, пока герцогу речка с нашей долиной не понадобилась. После войны мы подались в Набужду и маялись там, как беженцы, потом мама встретила своего третьего. Тот был с Ивархо, приплыл жемчуга ювелирам продавать, а мама у нас была красивая… – Лиузама уже не заходилась в истерике, а рассказывала связно, всхлипывая и шмыгая носом. – Взял он ее за себя вместе с нами, привез сюда, только здесь она сразу начала болеть – то желудком маялась, то от жары, и года не прошло, как зачахла. Надо было мне, дуре, сразу уйти с Кеви в город, хоть куда бы пристроилась в услужение, а мы остались в Верхних Перлах, в доме у того человека, Пейчохта. Я всякую работу делала, ничем не брезговала, а все равно смотрели, как на лишние рты. Хотя знаешь, Гаян, когда б за ту работу деньгами брать, совсем не мало бы вышло, если по совести, но они каждый день ругали нас дармоедами. Нешто не понимали?

– Все понимали, но им так было удобней, – Гаян обнял ее за мягкие дрожащие плечи. – Обычная история…

– Потом у них рыба ловиться перестала, а по ночам утопленники приходили, то по одному, то стаями, в окна заглядывали – это Хозяин Океана жертву себе требовал. Ну, и сговорились насчет меня. Я-то поначалу не поняла, еще обрадовалась – какие все вдруг ласковые стали, не бранятся, не попрекают. А Кеви то ли что-то подслушал и смекнул, то ли сердцем почуял, что они замышляют недоброе. Ему же было шесть лет, и взрослые не таились от него так, как от меня – мол, дите несмышленое, все равно ничего не поймет. А он понял. Староста Клах пришел к Пейчохту в дом, смотрит на меня, и Кеви тут как тут, на него смотрит, а потом вдруг схватил со стола нож, которым я лук резала, кинулся и ударил Обавия в живот! Только сверху поранил, силенки не те… Он вообще был слабенький, потому что родился недоноском, на седьмом месяце, в ту ночь, когда мы на заповедном болоте от супостатов прятались. Понятное дело, Обавий, здоровый мужик, отшвырнул его, как котенка, и он шибанулся о стенку, но опять потянулся к ножу. Пейчохт поймал его, не пускает, а Кеви кусается, вырывается и кричит: «Не трогайте мою сестру! Лиум, беги отсюда!» Староста сказал тогда: «Щенок одержимый, ты, Пейчохт, демоненка у себя под крышей приютил, убить такого выблядка надо!» Я в рев, меня заперли в чулане, и после Пейчохтова свояченица рассказала, что меня отдадут Морскому Владыке в обмен на его благоволение, а Кеви, братика моего, Обавий с Семгером посадили на телегу, со связанными руками, с веревкой на шее, и куда-то увезли, только на другой день к вечеру воротились. Не пожалели, душегубы, что ему всего шесть годочков… Ну, потом я однажды оттолкнула суку эту, Пейчохтову свояченицу, когда она мне поесть принесла, выскочила – и бежать, а бабы, которые близко случились, за мной кинулись, как стая гончих. Я их всех до единой запомнила, и всех этих сучек ты убьешь, как мы договорились. А когда меня раздели догола, и сделали мне на шее надрезы осколком раковины, чтобы выросли жабры, и посадили в дырявую лодку, я думала только о том, что не сдохну в их проклятом океане, пусть не надеются. Нарожаю Морскому Владыке морских тваренышей сколько надо и вернусь отомстить за Кеви. Братик мой младшеньки-и-ий…

Она прижалась к Гаяну теплым вздрагивающим телом и снова жалостно завыла.

– Погоди… Лиум, погоди, остановись на минутку! Ты сказала, твоего брата увезли на телеге и вернулись на другой день к вечеру? Тут что-то не так. Смотри, если предположить, что его удавили или утопили с камнем на шее, то получается, что слишком долго они ездили.

– Не утопили, – ее опухшее от слез лицо в потемках было таким же белым, как печальная восковая луна. – Я потом, когда освоилась, порасспрашивала у подводного народа, среди утопленников Кеви не нашли. Разве скинули в какой-нибудь колодец, где нет проточной воды, изверги окаянные…

– Да ты уверена, что его убили?

– Обавий сам же сказал, что его надо убить, и после куда-то увез… С веревкой на шее, а шейка то-о-оненька-а-ая…

– Сказать – еще не значит сделать. Обавий был дельцом, а судя по тому, сколько времени ушло на поездку, прошвырнулись они до города и обратно. Есть вероятность, что твоего Кевриса продали. Мне надо выспаться, а завтра я доберусь до Перлов и побеседую с Пейчохтом.

– Ты думаешь, Кеви живой? – прошептала Лиузама.

– Возможно. Прежде всего надо выяснить, куда его дели десять лет назад. Если бы ты рассказала раньше, я бы допросил их, перед тем как прирезать. Почему ты до сих пор молчала?

– Потому что дура, – кротко вздохнула Лиум, вытирая слезы.

Ее глаза казались огромными и смотрели на Гаяна с такой надеждой, что ему стало страшновато и захотелось очутиться подальше отсюда. Чего уж там, не умел он оправдывать ожидания, еще тринадцать лет назад в этом убедился.

Два дня спустя, на закате, он вернулся к шалашу усталый, но удовлетворенный, уселся на охапку высушенных водорослей и сообщил:

– Пейчохт утверждает, что Кеви продали кому-то в порту. Клах тогда сказал, что вырученных денег в аккурат хватило на лечение, поэтому он проявит добросердечие и не станет требовать с Пейчохта откупа за полученное в его доме увечье. Судя по всему, это самое увечье было ерундовой царапиной, однако он повсюду растрепал о ране на животе. Заметь, пресловутая рана не помешала ему назавтра после происшествия с ветерком прокатиться на телеге через пол-острова, но верхнеперловцы из уважения к своему старосте не усмотрели тут никакой неувязки. Ясно, им же хотелось чувствовать себя правыми, а версия насчет раны на брюхе у Клаха делала их пострадавшей стороной: приютили чужаков, и те вон как отплатили за добро.

– Ты убил Пейчохта?

– Пока нет. В этот раз он откупился. Отдал мне вот это, посмотри.

Гаян вытащил из кармана замшевый мешочек, распустил завязки, вытряхнул на ладонь два вырезанных из дерева амулета на плетеных шнурках.

– Это же наши! – ахнула Лиум. – Мой и Кевриса… У травяного народа есть обычай: когда рождается ребенок, шаман делает амулет, для каждого свой. Видишь, на моем бутон? По-нашему называется лиузама, это плавающая речная кувшинка, ее носит туда-сюда, и она повсюду нездешняя гостья. Угадал шаман с моим именем, правда же? Мама говорила, он три раза ворожил, не хотел давать несчастливое имя, но всяко выходило одно и то же. А когда к нему братика принесли, сразу сказал: «Это родился Кеврис!» У нас у всех травяные, древесные да цветочные имена, а кеврис – то же самое, что кошкина травка. Ты, наверное, знаешь, из нее плетут обереги, потому что она любую беду отведет, и готовят лечебные отвары, но братика имя не уберегло, все равно его не пожалели…

– Мы его найдем, – опасаясь, что она опять начнет причитать, перебил Гаян. – Если он жив, обязательно найдем. Этот амулет он носил на шее, так?

Лиум затрясла головой, подтверждая, со всхлипом выдавила:

– До самого того дня, когда он на Клаха с ножом бросился. Видать, амулет забрали перед тем, как свезти его на продажу. С веревкой на шее, как скотину, а не человеческого ребенка… Ну, недолго им жить на этом свете!

– Лиум, надо решить, что мы делаем в первую очередь: доканываем деревню или разыскиваем Кеви?

Громко и протяжно всхлипнув, она сказала сдавленным голосом:

– Сначала – братика. Ох, как он жил без меня все эти годы, пока я подневольно гостила на дне морском… Небось хлебнул горя, он же маленький, слабенький… Шестилетний…

– По-твоему, он так и остался шестилетним? Ему сейчас шестнадцать.

– И то правда, только мне не верится, что он уже не такой, каким я его помню, – бесхитростно согласилась Лиум. – Как будем искать?

– Для начала поедем в город, к гадателю, который по амулету определит, жив ли Кеврис, в какой стороне находится и светит ли нам его найти. Там есть один гадатель из настоящих. Древний старик, почти никого не принимает, но ты ведь можешь хорошо заплатить.

Свой амулет Лиузама надела на шею, второй убрала в замшевый мешочек и спрятала в застегивающийся на пуговицу внутренний карман безрукавки из темно-розового атласа, которую носила поверх платья.

Новой истерики не будет. Отвернувшись к морю, Гаян устало ухмыльнулся: хоть и вымотался до изнеможения, дело того стоило.

В город отправились спозаранку. Нанятая в Мизе повозка с плетеным кузовом катила, дребезжа, мимо усыпанного цветами кустарника, оранжевых холмов, сверкающих в отдалении осколков моря, вырубленных из красноватого камня зверовидных идолов, которые стояли на Ивархо с незапамятных времен. Порой это пестроцветье сменяла сизая пелена чахлунды – на плодородных землях, где раньше были рисовые, чайные или банановые плантации. Возница, лениво погонявший мула, сидел на грубо сколоченных козлах на расстоянии вытянутой руки, поэтому Гаян и Лиум за все путешествие перекинулись едва ли десятком слов.

Лишь бы оказалось, что братик Кеви жив, что его, паршивца, увезли на материк… Тогда Гаян очень скоро отсюда выберется. Иначе – дальнейшее прозябание в этом голодном солнечном раю, война с Верхними Перлами до победного конца, в перспективе нож под ребра или арбалетный болт в глаз.

Дважды на них нападали разбойники, но Лиум достаточно было выглянуть из повозки и пригрозить, что она позовет свои выводки, чтобы этих доходяг как ветром сдуло. По острову уже расползлись слухи о том, что на берег вышла Морская Госпожа.

– Худющие какие, – с сочувствием заметила Лиузама после второго инцидента. – А попросили бы по-людски, я бы им, бедняжкам, денег дала.

Трактир «Золотой финик» на окраине города – заведение более-менее чистое, с недавно побеленными стенами и комнатами внаем на втором этаже. Неподалеку жили родственники возницы, вот он и завернул сюда с согласия пассажиров.

Гаян с Лиузамой устроились у окна. В ожидании обеда можно было любоваться глинобитными хибарами, коричневой, словно из черепашьих панцирей, мостовой, сиреневыми, розовыми и красными в блестках юбками на бельевой веревке возле борделя напротив. И в придачу – вздымающейся над приплюснутыми крышами причудливой сонной хороминой, сплошь зеркальной, которая с месяц назад вылезла посреди пустыря, разворотив сухой суглинок.

Она сверкала, будто громадная синеватая драгоценность, и, по словам трактирщика, кишмя кишела железной нежитью, но эта пакость, как известно, наружу не выползает, а внутрь сунется только дурак или отпетый домопроходец, которому хорошо заплатили за риск. Издали на это переливающееся нездешнее чудо смотреть даже приятно… До того приятно, что Гаян не сразу отследил появление в зале знакомой физиономии. Заметив, ругнул себя последними словами: убийца, называется, рыцарь плаща и кинжала! Стыдобище, да и только.

Пришелец, впрочем, был не опасен. Закер, толмач покойного Обавия Клаха, с уныло свисающей луковой косицей и усталыми покрасневшими глазами. Когда он встретил взгляд Гаяна, в этих глазах забрезжила робкая затравленная надежда.

Гаян хорошо знал это чувство по собственному опыту, поэтому без долгих раздумий кивнул Закеру и сделал приглашающий жест.

Вежливо поклонившись даме, ругардиец примостился на свободном стуле.

– Если мне позволено будет с вами пообедать, я постараюсь быть полезным.

– Быстро вы потратились, – обронил Гаян.

– Так я, знаете ли, не одного себя кормлю. Последние городские сплетни и новости, интересуетесь?

– Хозяин, все то же самое еще на одну персону!

Дебелый трактирщик одобрительно кивнул. Ему от таких, как Закер, чистый прибыток.

Новости были ожидаемые. С дюжину дней назад кто-то подпалил дом Хамфута Дождевика, а в трактире у Груве завелась неведомая дрянь – зубастые черные головастики на тараканьих ножках, они закусали до полусмерти самого Груве, всю прислугу и нескольких посетителей. Куда-то запропастилась уличная певичка Томи Шелковый Голосок, а потом в одной из подворотен Пустоозерной улицы нашли ее правую руку с медным перстеньком на безымянном пальце. На площади Соцветий случилась драка между демонами: бахромчато-полосатые выясняли отношения с корнеротыми сумеречниками, и в это же время на тех и других напали рабы лиловых кувшинов. На площади остались оторванные конечности демонов и трупы случайных прохожих. Торговая компания «Бананы и всячина» объявила о своем долгожданном банкротстве. Софрохен, новый староста Верхних Перлов, приехал в город нанимать крутых парней для охраны деревни. От преподобного Маженхия, жреца Кадаха Радеющего, все три наложницы ушли к заезжему ругардийскому богачу, а Маженхий, вместо того чтобы воззвать к своему богу и послать вдогон кораблю бурю, напился с горя и валялся пьяный под стеной храма, опозорив тем самым и себя, и Кадаха. Другой ругардийский богач приплыл на Ивархо позавчера, загнанный, с безумными глазами. Матросы в кабаке рассказывали, что его преследует Неподкупный Судья Когг, из-за какой-то давней истории, и беглец рассчитывает спастись хотя бы за морем. Еще они рассказали, что герцог Эонхийский наконец-то взял мятежную Солфесу и для устрашения послал туда Гонбера Живодера. Говорят, человеческие кишки висели по заборам, как праздничные гирлянды, и теперь обезлюдевший городок оккупирован полчищами мух.

Выложив новости, Закер схватил ложку и набросился на приправленную луком рыбную похлебку. Он был слишком голоден, чтобы думать о чужих кишках.

– Герцог – собака, – сказала, словно выплюнула, Лиум. – Нет, хуже стократно. Негоже так честить собак. Страшные болотные псы нас не тронули, когда мы спасались от супостатов на заповедном болоте, а он науськивает на всех своего Живодера… Чтоб ему когда-нибудь подавиться!

– Он не подавится, – возразил Закер. – Никогда и ничем. Говорят, вместо души у него бездна, которую невозможно насытить. Я слышал это от одного мага, рискнувшего с ним повздорить. Кстати, тот маг давно уже покойник, – он делал перерывы между фразами, чтобы что-нибудь запихнуть в рот и торопливо прожевать. – Наш мир, брошенный на произвол судьбы невменяемым богом-самоубийцей, похож на выгребную яму, в которой кишит всякая нечисть: демоны, упыри, Гонбер… А людей остается все меньше. Ругарда считается благословенным краем, потому что герцог о своих подданных как-никак заботится.

– Что же вы туда не вернетесь? – спросил Гаян, которого эта болтовня вперемежку с чавканьем уже начинала раздражать.

– У меня тут больная матушка, две сестрицы, одна из которых разумом тронутая, а у другой муж парализован, и четверо племянников от трех до десяти лет. Буду благодарен за любую помощь.

– Вот, – Лиузама деловито выложила на стол перед ним туго набитый кошелек. – Возьмите на здоровье.

В общем-то, она отзывчивая и добрая – ко всем, кто не из деревни Верхние Перлы. Гаян тут же подумал, что ей ничего не стоит быть щедрой: в ее распоряжении сокровища всех затонувших кораблей, рассыпанные по дну морскому. Стоит моргнуть, и кто-нибудь из выводка мигом притащит мокрый кошель, полный золота и серебра.

Закер, не ожидавший такого подарка, по-девичьи покраснел, обескураженно и подобострастно заулыбался, рассыпался в благодарностях. Лиум, не оставаясь в долгу, твердила в ответ что-то простодушно-утешительное. Гаян доедал жареных анчоусов с кукурузной кашей. Остальные тоже ели, выпивали, болтали, всем тут сиделось весьма неплохо, и никто не заметил приближения стихийного бедствия, а когда в дверном проеме возник рослый черногривый детина в заношенном балахоне, подпоясанном узорчатым кушаком, было уже поздно. Не иначе Айвар со своей лютней в этот раз подобрался к трактиру задворками, чтобы слушатели не успели разбежаться.

– А не желаете, люди добрые, я потешу вас песенкой про колдунью Варлих и обманувших ее любовников-близнецов?

– Нет! – хором запротестовали посетители «Золотого финика». – Не желаем, ступай себе, куда шел!

– Шел-то я к вам, честные горожане, – Айвар перешагнул через порог, – чтобы спеть вам о «Злом альбатросе», корабле без капитана.

– Не надо!

– Вали отсюда!

– Ну, тогда могу поведать о ратных и любовных подвигах знаменитой воительницы Ренарны по прозванию Тигровая Челка, бесстрашной в бою и любвеобильной под пологом походного шатра.

Все опять заорали «Не надо!», застучали по столам кулаками и ложками, а Гаян невольно усмехнулся. С упомянутой Ренарной он был знаком достаточно хорошо и знал, что образ из любимых народом песенок не имеет ничего общего с живым прототипом. Кроме, разве что, описания внешности: она действительно бронзовая и мускулистая, волосы цвета воронова крыла заплетает в косу (только не до колен, как утверждают авторы баллад, а едва ли до середины лопаток) и пряди челки осветляет особым зельем, а потом красит хной, так что получается черно-рыжая чересполосица. Глаза у нее не «зеленые, словно море-океан», а зеленовато-карие. Рен родом из Набужды, из третьеразрядной купеческой семьи, и когда песнопевцы сообщают, что она незаконнорожденная принцесса, сбежавшая из эонхийского дворца, это еще одна художественная вольность.

Однажды Рен было предсказано, что рано или поздно ей суждено стать сестрой бога. Она тогда стиснула загорелые кулаки и прошипела сквозь зубы площадное ругательство. «Сестрами бога» называют увечных монахинь, посвятивших себя Семанху Безногому, который делится с адептами силой в обмен на добровольно отрезанный и отданный в храм кусок собственной плоти. Сила отмеряется порциями в зависимости от величины пожертвования: за мочку уха или фалангу пальца получишь чуть-чуть, за кисть руки – уже побольше, и так далее. Искалеченные монахини ходят по дорогам, славят Семанха и ко всем пристают с рассказами о том, какая это замечательная жизнь. Ничего удивительного, что Рен от такого пророчества взбеленилась и с тех пор готова без долгих разговоров пристукнуть любого Семанхова служителя, лишь бы не угодить в их тенета.

В куплетах и балладах не было ни слова о «сестре бога», а вот Гаян об этом знал, по очень простой причине – к сумасшедшему тажебскому оракулу они ходили вместе.

Вот с кем надо бы познакомить Лиузаму! Трудно сказать… или, скорее, страшно сказать, каким был бы сейчас он сам, не сведи его судьба с Рен тринадцать лет назад. Спасибо Вышивальщику Судеб за то, что порой попадаются люди, рядом с которыми невидимые раны начинают потихоньку затягиваться, а выбитые мозги мало-помалу встают на место.

Пока Гаян предавался теплым воспоминаниям, Айвар продолжал препираться с неблагодарной публикой, и в конце концов, исчерпав весь прочий репертуар, с хитрым прищуром выложил свой главный козырь:

– А не хотите ли, добрые люди, услышать правдивую песнь о Хальноре Камышовом Коте?

Бывают предложения, от которых невозможно отказаться. Например – послушать песню о Хальноре, каким бы неважнецким ни было исполнение. В тех городах и весях, где жизнь налаженная, на этот счет существуют законы, а в дырах вроде Ивархо – давний обычай, обладающий силой закона.

Айвар расположился на стуле посреди зала, извлек из футляра покрытую рыжим лаком лютню, попросил у хозяина пива промочить горло. Тем временем кое-кто из посетителей шмыгнул за дверь. Закер тоже сбежал, а Лиузама с интересом уставилась на песнопевца своими печальными круглыми глазами, и Гаян понял, что в этот раз ему концерта не миновать. Ничего, в жизни бывают вещи и похуже.

– К тебе взываю, Хальнор Страж Сонхийский! – сокрушительным басом завел Айвар, ударив по струнам. – Хальнор Проклятый, Хальнор узник рысьей шкуры, Хальнор оклеветанный, Хальнор, сам себя проклявший, Хальнор, из-за бесчестного навета отказавшийся от своей силы, Хальнор, сам себя осудивший за то, чего не было! Где бы ты ни обретался – услышь мою песнь и узнай, кто прав, а кто виноват! Услышь меня, Хальнор!

Проревев обязательный зачин, бард перешел к повествованию, а его слушатели, сраженные звуковым шквалом, сидели кто слегка побледневший, кто совсем бледный, и с нетерпением дожидались завершения этой пытки.

Когда Айвар дойдет до конца, трактирщик угостит его обедом за счет заведения, а в Вазебре, в Йефте или на Рийских островах он получал бы еще и небольшое регулярное пособие из городской казны. Великое множество песнопевцев кормится этим по всему свету. Если же кто-то из них сумеет пробиться сквозь все слои бреда, наваждений, самоубийственного проклятия и разбудить Стража Мира, он стяжает почет и всеобщую благодарность, вдобавок ему достанется главная награда – Сокровищница Тейзурга: россыпи золотых и серебряных монет древней чеканки, драгоценные камни, кубки и украшения, оружие дивной работы. Есть, ради чего стараться. Покидая мир Сонхи, Тейзург, натворивший здесь немало такого, что не к ночи будь помянуто, напоследок решил оставить по себе память если не светлую, то хотя бы противоречивую, и завещал свои несметные богатства тому, кто вернет Хальнора во вменяемое состояние. Никто, правда, не знает, где пресловутая сокровищница спрятана, однако предполагается, что в случае благополучного пробуждения Стража Мира она в два счета найдется.

Громовой голос барда заполнял трактирный зал от пола до потолка, свивался в могучие кольца, как удав в тесной клетке. Гаян подумал: если у кого и есть шансы докричаться до Проклятого Стража, то это, безусловно, Айвар… При условии, что результат зависит от громкости.

А Лиузама сидела, не шевелясь, поставив локти на стол, сцепив и стиснув пальцы, по ее щекам катились слезы, голубые глаза блестели, как дождливое весеннее небо. Катарсис. Когда он на нее взглянул, слово само пришло на ум. Она следила за развитием сюжета, сопереживала изо всех сил, и не было ей дела до того, что исполнитель напрочь лишен слуха.

Когда этот кошмар закончился, она велела Гаяну достать кошель и щедро вознаградила песнопевца. Остальную публику это повергло в шок, да и самого Айвара, кажется, тоже: не привык он к такой реакции на свое горлодерство.

Тем же вечером коляска, запряженная парой костлявых белых кляч, завезла их в глубину старинных кварталов, благоухающего специями и собачьей мочой, и высадила на полпути до цели. Дальше начиналась такая теснота, что экипаж в лучшем случае не проедет, в худшем – намертво застрянет между заплесневелыми стенами противостоящих домов.

Пешее путешествие по узким улочкам, словно по коридорам необъятного трущобного дворца. Наверху – полоска лиловеющего неба, захваченный с собой фонарь озаряет трещины на волглой штукатурке и дощатый настил под ногами. В заброшенных домах что-то шуршит, поскрипывает, копошится, вокруг фонаря вьются мотыльки – слетелось целое облако. Местами что-нибудь преграждает дорогу: прислоненная наискось доска, груда глиняных черепков или костей, нарисованный углем знак дурного пути, через который лучше не переступать.

Когда начался массовый исход с острова Ивархо, большинство здешних обитателей перебралось в дома получше, а гадатель остался жить в опустевшем квартале. Он был очень стар и худ, ходячие мощи. Взяв деревянный амулет Кевриса, ушел с ним за ширму, увешанную амулетами. Лиузама сидела серьезная, сложив руки на коленях, с тревогой смотрела на сплетенные из травы фигурки и дырявые плоские камушки, подвешенные на нитках.

– Жив твой братец, – сообщил старик, вернувшись, и она не то застонала, не то коротко засмеялась от облегчения. – Он на земле, которая лежит за морем, в той стороне, где заходит солнце, в большом недобром городе с серебряными куполами и крышами.

– Я его найду?

– Или найдешь, или нет. Если будешь хорошо искать, повстречаетесь. Не печалься, самое главное ты для него сделаешь.

– Самое главное – это что?

– То, что для него важнее всего остального, важнее жизни и смерти.

Обеспокоенно нахмурившись, она медленно повторила:

– Важнее жизни и смерти… Ему что-то грозит?

– Каждому что-нибудь угрожает. Твоему брату не суждена долгая жизнь. Больше ничего не открылось, не обессудь, госпожа.

Когда вышли в пахучую лиловую путаницу необитаемых улочек, Лиузама разревелась и, пока пробирались обратно, никак не могла успокоиться. Гаян тоже пребывал в кислом расположении духа. Ага, «большой недобрый город с серебряными куполами и крышами»… Он знал только один город, подходящий под это описание. Ему, конечно, хотелось убраться с Ивархо, позарез хотелось, но если бы его поставили перед выбором: Ивархо или Эонхо, – еще неизвестно, что бы он выбрал.

– Что дальше? – поинтересовался он, когда его нанимательница перестала всхлипывать. – Плывем на материк или остаемся тут?

– Плывем, чего же еще, – Лиум решительно утерла рукавом заплаканное лицо. – Разве непонятно? Мы должны поскорее найти Кеви и сделать для него самое главное.

Глава 2 Охота в Эонхо

Этой ночью Рису опять приснился Мост-через-Бесконечность.

Ажурное творение из звенящего звездного серебра, пронзающее пространства и бездны, которые не с чем сравнивать и почти невозможно вообразить. Как и в прошлые два раза, эмоции, сопутствующие этой картинке, по своей силе не уступали жерновам, способным стереть в порошок и не такую мелочь, как сознание мальчишки, заблудившегося в лабиринте сновидений. Сначала – бешеное торжество: он все-таки это сделал, прорвался, ушел (от чего или от кого?), потом – беспредельная цепенящая тоска: это навсегда, обратного пути нет. Как только истерзанный кусок плоти, который совсем недавно был его телом, умрет окончательно, последняя ниточка оборвется, и он останется здесь навечно, вмороженный в пустоты Бесконечности. Он тонул в беспросветных водах этой тоски, и когда его наконец-то выбрасывало в явь, в холодную комнату с переливчатыми стенами, тюфяком в углу и пасмурным небом за окном, всхлипывал от облегчения.

Вначале это серебряное диво ему понравилось: во-первых, красотища, во-вторых, во сне он уходил по Мосту оттуда, где с ним должно было произойти что-то нехорошее, и по этому поводу радовался. А потом осознал – уже ничего не переиграть, тогда и нахлынула душераздирающая тоска.

В следующий раз Рис понял, что Мост всецело принадлежит ему: он его не то построил, не то сплел из звездных лучей и зачарованных нитей звездного серебра. Высшая магия, между прочим, и ему бы возгордиться, а он опять сорвался в омут леденящей тоски.

А сегодня он увидел у подножия Моста хрустальный гроб.

Рис помотал головой, надеясь вытряхнуть клочья приснившегося серебряного кошмара. Нашарив под тюфяком обломок гребня, расчесал волосы. Если убрать их назад, он чувствовал себя до противного уязвимым, а так – словно залег в траве, между тобой и врагами – путаница стеблей… Он понимал, что это иллюзия, и все равно падающие на лицо космы обеспечивали ему толику уверенности в себе.

Надо выйти в город и раздобыть что-нибудь съестное. В крайнем случае завернуть на хазу к нижнереченским, только не затягивать с кормежкой, пока не накатило. После прошлого «наката» он очнулся в незнакомом грязном подвале, возле кучки окровавленных перьев и косточек. Похоже, при жизни это было голубем. Рис боялся, что однажды таким же образом сожрет человека, он ведь во время «накатов» себя не контролирует.

Несмотря на три года учебы в Школе Магов (а он усвоил там гораздо больше, чем думали преподаватели – по крайней мере, из теории, это практика ему не давалась хоть убей), Рис никак не мог определить, что с ним творится.

По телу проходит короткая мощная судорога, и вслед за этим окружающий мир выцветает, звуки и запахи усиливаются, расслаиваясь на множество оттенков, поле зрения сужается, зато все удивительно резкое и отчетливое. В голове не держится больше одной мысли, да и та бьется на периферии, но при этом он всегда точно знает, что надо сделать: убежать, догнать, затаиться, схватить – и все в этом роде.

Рис понятия не имел, как он в такие моменты выглядит. Надо бы хоть однажды посмотреться в зеркало, но беда в том, что думать об этом он мог до или после, а во время «наката» зеркала его не интересовали. Только еда или спасение шкуры, все остальное побоку.

Первая догадка – оборотень, но концы не сходятся: у оборотней жесткая привязка к фазам луны, времени суток, определенному сигналу либо к чему-нибудь еще в этом роде, а у него «накаты» случаются в результате затянувшейся голодовки или с очень большого перепуга. Кроме того, оборотень после возвращения в человеческий облик остается нагишом, а Рис за собой такого не наблюдал. Правда, есть ведь чародеи-перевертыши, те перекидываются туда и обратно вместе со всем, что на них надето, но это высочайший уровень, и они полностью контролируют процесс.

Впервые это случилось шесть лет назад, когда наставники в школе поняли, что толку из Риса не выйдет, и, пожалев выбросить на улицу, отдали его Сарабтенам.

Лучше бы сразу на улицу. В конечном счете он все равно там оказался, но перед этим его едва не замучили до смерти.

Сарабтены принадлежали к числу тех обеспеченных и респектабельных горожан, которых принято называть «фундаментом, на коем зиждется нерушимое благосостояние ругардийского общества». Глава семейства – работник банка «Златотвердь», образцовый исполнитель на службе и суровый домашний деспот, но до второй его ипостаси никому нет дела: мой дом – моя крепость. Госпожа Сарабтен – добродетельная хозяйка, умеющая и властному супругу угодить, и произвести впечатление приятной дамы. Трое детишек, сызмальства приучаемых к беспрекословному послушанию.

Зачем же Сарабтенам понадобился приемыш непонятного роду-племени, хотя с двумя дочками и младшим сыном хлопот по горло (несмотря на строгое воспитание, те нет-нет да и огорчали родителей шалостями)?

Прежде всего, это одобрялось общественным мнением. Мода на сироток, охватившая столицу примерно два десятилетия тому назад, оказалась такой же стойкой, как на полезный для здоровья шоколадный напиток или на рийских певчих птиц. Усыновители предпочитали маленьких чужестранцев: тут и экзотика, и вдобавок оно безопасней, чем тащить к себе домой кого-нибудь вроде шпанят из Ференцевой банды. Тех сперва еще надо поймать, а когда поймаешь, сам не рад будешь.

Кастелян Школы Магов продал Сарабтенам десятилетнего Риса в качестве «ребенка, привезенного из-за моря, тихого и трогательно большеглазого, как маленький эльф» – самое то. Ну, не сказать, чтобы официально продал, по ругардийским законам ребенок не может быть предметом купли-продажи, однако получил за свое посредничество кругленькую сумму.

После этой удовлетворившей обе стороны сделки Рис превратился в Ристобия Сарабтена. Ненадолго.

На новом месте ему сразу не понравилось.

Вторая причина, почему Сарабтены взяли приемыша – им хотелось отучить своих детей от выкрутасов, и для этого требовался живой пример. Усыновленный мальчик. Если он будет послушным, прилежным, почтительным, наследников можно припугнуть: вас, поросят неблагодарных, на улицу выгоним, живите там, как хотите, а его будем любить, как родного. Если он окажется негодником – нещадно наказывать, опять же для демонстрации: вот что вас ждет в следующий раз, если не возьметесь за ум.

С первых минут своего пребывания в этом доме Рис как будто провалился в ледяную прорубь. Он дрожал и не мог успокоиться, не верил ласковым словам, не делал, что говорили, испуганно огрызался, так что дальше события развивались по второму сценарию. Ради устрашения юных Сарабтенов глава семейства заставлял его часами стоять на коленях на рассыпанном по полу горохе и загонял ему под ногти тупые иголки, а потом начал мастерить в подвале дыбу, но довести дело до конца не успел. На Риса, уже почти свихнувшегося от боли и страха, в первый раз «накатило».

Близился вечер, он сидел взаперти в своей коморке и мог думать только о том, что скоро вернется домой его палач, как вдруг тело скрутило судорогой, стены поплыли, приглушенные сумерками цвета еще сильнее поблекли, но очертания предметов стали более резкими, а звуки – непривычно богатыми, он начал различать малейшие шорохи. Дальнейшее Рис помнил смутно. Когда щелкнул в замке ключ и дверь открылась – рванулся с места, оттолкнул Сарабтена, скатился по лестнице, выпрыгнул в открытое окно на первом этаже и бросился бежать.

Где его носило после этого, он не знал. Пришел в себя только ночью, в пыльной бело-голубой комнате на восьмом этаже необитаемой сонной хоромины в незнакомой части города. С момента его бегства из дома Сарабтенов прошло несколько часов.

Одно он помнил точно: в школе за ним ничего похожего не водилось. Уж наставники бы заметили, и тогда бы его не продали кому попало, а оставили для изучения.

Видимо, эти «накаты» и есть то самое проклятие, о котором говорила жрица Лухинь Двуликой. Уж не из-за них ли Риса увезли из города Танцующих Огней? Убивать пожалели, просто взяли и отправили подальше, вполне себе правдоподобно.

Порой его беспокоила мысль: а что, если город Танцующих Огней находится вовсе не в Сонхи? Ну, то есть, в другом мире, которых бесчисленное множество… И его сюда запихнули, чтобы он наверняка не нашел дороги обратно?

Рис давно бы уже решил, что так оно и есть, если бы не знал то, что известно и каждому дураку, и каждому умнику: Сонхи никаким образом не сообщается с другими мирами. Абсолютно и безнадежно. Ни единой щелки не осталось. С тех пор как Страж Сонхийский покончил с собой, в самом мироздании что-то заклинило, и Врата Перехода больше не открываются. Можно отворить Врата Хаоса, однако это для кого угодно верная гибель.

За последнюю тысячу лет вырваться отсюда сумел только Тейзург, но это, во-первых, был Тейзург, получеловек-полудемон, один из могущественнейших чародеев, каких можно по пальцам перечесть, а во-вторых, он ведь во время той роковой заварушки пытался спасти Хальнора. Быть может, это был его единственный за всю жизнь добропорядочный поступок, но факт остается фактом, и Тейзургу это зачлось – обреченный на медленное угасание мир Сонхи выпустил его на свободу. Рису такая милость не светит.

Как обычно, утро он начал с упражнений. Прыжки, кувырки, отжимания, боевые движения. Кидание ножа в рассохшийся деревянный щит высотой вчеловеческий рост – приволок с улицы, еле затащил, надрываясь, на восьмой этаж, да еще и ладонь занозил.

Топот и звуки ударов отзывались эхом в гулкой пустоте просторного пыльного помещения. Рис не делал себе поблажек, даже если накануне выматывался или в животе урчало от голода. Чтобы убить Гонбера, надо тренироваться. До него многие пробовали, и где они теперь? Наверное, тренировались недостаточно… Внутренний голос порой принимался нашептывать, что для убийства ему вполне хватит когтей и клыков, но Рис заставлял его заткнуться и продолжал свои занятия.

В кармане со вчерашнего дня лежал ломтик черствого хлеба. Можно сгрызть на ходу. Он зашнуровал башмаки, набросил курку, взлохматил волосы, чтобы погуще падали на лицо, и вышел на лестницу. Обычно он съезжал вниз по перилам – они широкие и гладкие, непонятно из чего: похоже и на полированное дерево, и на крашеное стекло, но ни то, ни другое. В сонных домах многое сделано из материалов, каких в природе не существует. Впрочем, «сделано» – не то слово. Все это появилось в готовом виде. Прорвалось в реальность Сонхи из Страны Сновидений, пробилось на свет, словно ростки городской травы, взламывающие мостовую.

Сонные дома на Риса не покушались, как будто соблюдали неписаный договор. Ни лифты, ни железная нежить ни разу не пытались его убить, не говоря о менее агрессивных предметах. Возможно, причина крылась в том, что они ему нравились – вызывали не страх и не оторопь, а теплое чувство с примесью щемящей тоски? В этих причудливых хороминах он чувствовал себя, как дома – ну, и они вели себя с ним, как нормальное человеческое жилье.

Они напоминали ему дома в городе Танцующих Огней. Там тоже все это есть, но там все хорошее, правильное. Лифты, например, не подстерегают добычу, коварно притаившись в толще стен, а перевозят с этажа на этаж тех, кому лень ходить по лестницам, и худшее, что может случиться с пассажирами – это если лифт застрянет. Железная нежить – не хищники, а прислуга, что-то вроде механических часов или заводных кукол, только гораздо сложнее.

Когда он рассказал об этом Ференцу, тот сощурился, вдумчиво помолчал и авторитетным тоном заявил, что Рис плетет небылицы, в жизни так не бывает. Где ж это видано, чтобы железная нежить кому-то служила, если ее даже маги не могут подчинить? Или чтобы лифты не охотились на людей? Эти плотоядные монстры только и ждут случая кем-нибудь закусить, а то Рис никогда не видел останки тех, из кого они высосали все соки, а после выплюнули ненужное, словно косточку от вишни!

Первым делом он отправился на площадь Потерянных Зонтиков. Иногда там можно подзаработать. Эонхо – город громадный, хаотичный и неприветливый к чужакам, заблудиться в нем проще, чем в дремучем лесу, поэтому приезжие нередко нанимают провожатых, а тех можно найти на этой самой площади, расположенной неподалеку от порта и Львиных ворот. Суета, всплески и колючие клубки чужих эмоций, многоязыкий галдеж, здесь не то что зонтик – голову потеряешь.

Рис остановился под одной из арок щербатой каменной галереи, отгораживающей это столпотворение от улицы Менял. Позиция такая, что при необходимости легко можно исчезнуть – так он и делал, если замечал, что к нему кто-нибудь направляется, а потом появлялся под другой аркой. Он сам выберет, к кому подойти.

Толкущийся тут народ делился на несколько категорий. Приезжие, которым надо снять недорогое жилье. Те, кто хочет нанять провожатого для прогулки по Эонхо. Небогатые горожане, пришедшие сюда в поисках квартирантов. Предлагающие свои услуги провожатые разной степени потрепанности, от опустившихся выпивох до обходительных и напористых ловкачей. Лоточники. Воры. Проповедники, зазывающие в свои храмы. Кургузы, сиречь городская стража.

Риса интересовали те, кому нужен провожатый, но таких сегодня было немного, и среди них не нашлось никого подходящего, поэтому он побрел прочь по улице Рыбьих Костей, мимо обветшалых контор, снаружи похожих на притоны, и лавок с грязными вывесками. Нет так нет, не очень-то и надеялся.

Город он знал лучше многих коренных эонхийцев и вдобавок мог предложить кое-что особенное, для искателей острых ощущений: посещение сонных хоромин, которые считаются смертельно опасными – в его присутствии те вели себя, как самая заурядная недвижимость. Он мог бы на этом неплохо зарабатывать – если бы только потенциальные клиенты правильно его понимали!

Один Безглазый Вышивальщик знает, почему у этих господ что-то в мозгах безнадежно переклинивает, когда к ним подходит хрупкое длинноволосое существо и предлагает негромким голосом ознакомительную прогулку по Эонхо. Во всяком случае, слышится им совсем не то, что Рис имеет в виду. Если б не его способность мгновенно улавливать намерения окружающих и так же мгновенно смываться при наличии угрозы, он бы в первый же раз угодил в неприятности.

Убедившись после нескольких эпизодов, что это не случайность, а закономерность, он начал выбирать клиентов крайне придирчиво. Какое-нибудь семейство с детишками или чета пожилых фермеров – то, что надо, однако сегодня таких не было, а связываться с теми, кто может усмотреть в его предложении несуществующие намеки, Рис не собирался.

Череда закопченных кирпичных строений, за арками подворотен громоздятся пестрые кучи. Квартал выгорел еще два года назад, отстраивать его не стали, и с тех пор сюда тащат мусор со всей округи, в особенности с находящегося по соседству Имбирного рынка. Крыс там, наверное, видимо-невидимо. Интересно, тысячи две наберется или все-таки меньше?.. И с какой радости ему понадобилось забивать себе голову такими дурацкими вопросами… Хотя он ведь отлично понимал, с какой: чтобы не думать о хрустальном гробе.

Сплетенный из серебряных кружев Мост-через-Бесконечность выходил из этого гроба. Тот стоял в комнате, которую Рис как следует не рассмотрел (она приснилась нечетко, без подробностей), и сразу было видно, что с ним все неправильно.

Во-первых, хрустальный гроб должен иметь форму кристалла особой огранки, иначе какой от него толк? А здесь и пропорции не соблюдены, и углы скругленные… Впрочем, взгляд едва зацепился за эти несуразности – настолько страшным было то, что находилось внутри.

В хрустальном гробу должен лежать человек, не живой и не мертвый, погруженный в зачарованный сон. А в этой штуке… Человек там и лежал, но что с ним творилось! Кроме него, там было кое-что еще: кошмарная паутина оплетала его с головы до ног, наполовину металлическая, наполовину стеклянная, тонюсенькие прозрачные трубки полны крови, ярко-алой либо темной, венозной, и вся эта жуть пульсирует, поблескивает… Вдобавок на лице сидит какая-то дрянь, похожая на паука, ее спинка вздымается и опускается, как будто дышит. Она причем еще и на привязи… Или нет, это не привязь, что-то вовсе непонятное: два гибких гофрированных щупальца соединяют мерно вздыхающую пакость с утолщением в стенке неправильного гроба.

Человек весь в кровоподтеках, местами из пор сочатся капельки крови, вокруг закрытых глаз чернеют фингалы (дышащий паук вцепился в нижнюю часть лица, так что глаза остались на виду, и потемневшие веки время от времени подрагивают). На груди, поверх сердца, устроилась еще одна неведомая тварь, вонзившая под кожу тонкие лапки. И последняя ужасающая деталь: в голову вросло множество стеклянистых корешков, одни кровавые, другие бесцветные – если приглядеться, видно, что по ним тоже циркулируют жидкости. Спутанные, слипшиеся от крови волосы по сравнению с этими плотоядными побегами выглядят совсем безжизненно.

Видимо, это жертвоприношение. Человека принесли в жертву, чтобы появился Мост-через-Бесконечность. И не имеет значения, что лица не рассмотреть. Рис и так понял, кто лежит в хрустальном гробу. Сразу понял, незачем делать вид, будто для него это загадка… Ладно, хватит, это же всего-навсего страшный сон, а Имбирный рынок – за следующим поворотом.

Несколько рядов двухэтажных галерей под черепичными крышами всех оттенков коричневого, на карнизах сидят голуби. Пряности, канфа, сушеные травы, шоколад, амулеты, зелья, ликеры, украшения из бронзы и серебра. Это старая часть рынка, а дальше начинаются дощатые ряды со всем вперемежку. Там можно разжиться чем-нибудь съестным. Лишь бы за шкирку не сцапали.

Смех смехом, но у Риса это самое уязвимое место. Если схватят за руку, он вывернется. Если за волосы – лягнет каблуком или врежет локтем. А когда хватали за шиворот, он в первый момент цепенел. Потом приходил в себя и начинал вырываться, но в иных переделках счет идет на секунды, и он боялся, что однажды из-за этого по-крупному влипнет. Причем с ним так было всегда, сколько себя помнил. Наверное, тоже какое-то заклятие или сглаз.

Под ногами хлюпала грязная жижа. Вокруг толкались, ругались, торговались, зазывали. Гибкий и быстрый, Рис привычно маневрировал в рыночной давке, озираясь в поисках пищи. Уязвимый загривок прикрывают волосы – это хорошо, и на глаза падают волосы – тоже хорошо, как будто крадешься в травяных зарослях.

На дощатом прилавке пироги с капустой. Нельзя. У женщины, которая их продает, каждый грош на счету: купить младшему молока, справить старшему башмаки – прежние стали маловаты, да еще заплатить домовладельцу… Рис проскользнул мимо, как тень, ничего не тронув.

Копченые колбасы. Тоже нельзя. Продает их наемная работница, которой придется расплачиваться за потерю из своего кармана, и она это примет, как еще один удар, как повод для новой горькой обиды. Рис не хотел быть причиной таких переживаний и опять прошел мимо.

А здесь – пироги с рыбой. Можно! Мужику, который их привез, на все наплевать с высокой башни. Он не считал их, ему бы поскорей сбыть товар с рук – не важно, с прибылью или в убыток, а после засесть в трактире, и пусть жена ругается, сколько влезет. А нечего было посылать человека на рынок, в то время как человек собирался выпить с приятелями! Не для того он на этой скопидомке женился.

Схватив большой румяный пирог, Рис юркнул в толпу. На ходу завернул добычу в припасенную тряпку, сунул за пазуху. На сегодня он жратвой обеспечен.

Он бессовестно врал, когда говорил нижнереченским, что умрет страшной смертью, как только от его воровства кому-то станет плохо. Это была отмазка. Не объяснять же правду, если заранее ясно, что тебя не поймут. Он не хотел, чтобы из-за него кто-то страдал, но разве растолкуешь это Ференцу Берде и другим пацанам из банды? Ференц и так считает его психом, а после такого откровения сразу побежит за смирительной рубашкой.

Общаясь с нижнереченскими, Рис держал дистанцию и пользовался их гостеприимством, только если голодал или замерзал и больше деваться было некуда. Они его принимали почти как своего… Точнее, им очень хотелось сделать его своим и извлечь из этого побольше выгоды, но он же видел, сколько мелких и крупных бед они причиняют тем, кого обкрадывают.

Все дело в магическом зрении. Ему достаточно сосредоточиться на человеке или на любой вещи, чтобы возникла призрачная цепочка вероятностей, и он забирал у других только то, что никаких плохих цепочек за собой не потянет.

Пропажа, которой не заметят. Или пропажа, о которой не пожалеют. Такие варианты всегда можно найти, хоть и приходится ради этого побегать по городу, погруженному в холодное серое марево сумасшедших снов и недобрых страстей.

За рынком – Веселая площадь в хороводе трактиров, цирюлен и чайных, размалеванных во все цвета радуги. Пусть штукатурка грязноватая, в потеках и пятнах, и краски выцвели, а настроение все равно карнавальное. Здесь выступают кукольники, жонглеры, песнопевцы, плясуньи, акробаты, но для них еще рано, и пока никого не видно, кроме старика с лютней.

Устроившись на перевернутом ящике под линяло-голубой стеной, тот перебирал струны и слегка простуженным баритоном пел о Хальноре Проклятом. Прохожие кидали монетки в поставленную рядом жестяную миску. Даже если накидают мало, барда все равно ждет тарелка бесплатного супа в любом из окрестных трактиров, как велит закон и обычай.

Рис уселся на другой ящик, отдохнуть и послушать. Это была не самая драматичная часть истории, до Марнейи еще не дошло. В песне рассказывалось о том, как родители отдали Хальнора к Унбарху в ученики, и он всех поражал своими способностями, а Тейзург однажды увидел его и решил украсть и напал в демоническом облике на школу Унбарха, но после грандиозной драки убрался ни с чем.

Завершалась песня зазывным куплетом, не имеющим отношения к древней трагедии:

Видимо, упомянутый Хрива за это приплачивал исполнителю.

– Хочешь есть?

Рис, проникшийся грустным настроением, не сразу понял, что вопрос адресован ему.

– Ага. Спасибо.

Старик нашарил в облезлой суме и протянул ему сваренную в мундире картофелину, потом начал звать в помощники:

– Голос у меня уж не тот, того и гляди весь выйдет, пора кого-нибудь взять. Я буду играть, а ты петь. Потихоньку и сам научишься, пальцы у тебя тонкие, в самый раз для лютни. С пустым брюхом не останешься!

– Я не могу петь. Совсем. У меня для этого голоса нет.

– А ну-ка, попробуй! Прибедняешься небось, потому что не уверен в себе, с молодыми оно часто бывает.

Рис продемонстрировал, как он поет, и бард вынужден был признать, что это и впрямь не голос, а хрип полузадушенной кошки.

– Эх, жалко… Лицо-то у тебя выразительное, поэтическое, если б еще и петь умел, никто не прошел бы мимо.

Рис об этом не жалел: у него другое предназначение, он должен стать не песнопевцем, а убийцей.

Убить Живодера. Если закрыть глаза, в бездонном и грязном городском лабиринте тот будет выглядеть, как черная клякса, подвижная, хищная, жадная до телесной и душевной боли. «Клякса» не испытывает ни злости, ни ненависти, ни обиды, только постоянный голод. Насытившись, она ненадолго становится равнодушной, а потом ей опять хочется есть. Тут все ясно, примитивная цепочка «голод – насыщение – голод», Рис не мог разобраться в другом: от «кляксы» отходит в разные стороны множество пульсирующих канатов, цепочек и нитей, соединяющих ее с другими обитателями Эонхо, причем с течением времени этих связок все больше и больше. Похоже на какой-то непонятный обмен. Что это значит?

Знаний, полученных за три года в Школе Магов, для решения задачи не хватало, но вполне может оказаться, что для окончательного уничтожения «кляксы» понадобится оборвать все нити до единой. Говорят, охотники за наградами уже несколько раз убивали Гонбера, а тот после оживал и убивал их. Рис собирался прикончить его наверняка.

Старик отхлебнул из помятой фляжки в матерчатом чехле, прочистил горло и снова запел. Ему не терпелось пообедать по-настоящему, в натопленном трактирном зале, поэтому он пропустил несколько эпизодов и сразу перешел к развязке. Рис поднялся с ящика. Дальше будет про Марнейю, он не хотел об этом слушать.

О том, как обреченный город охватило пламя, как стекленел от нещадного жара песок, занесенный на улицы из Подлунной пустыни, раскалывались каменные колонны, сгорали заживо люди и животные… На этом месте Рис всегда ревел, как маленький. Самым страшным и несправедливым было то, что Хальнор так и не смог их защитить. Да, он дрался за Марнейю, пока не упал, израненный и оглушенный, на мокрую от крови землю, но это никого не спасло.

Рис сглотнул горький комок и зашагал быстрее, вскоре голос старого барда рассеялся в уличном шуме. Чавканье слякоти под ногами, скрип экипажей, цоканье копыт, хлопанье дверей, ругань… У него зато есть пирог с рыбой! И Марнейя сгорела не вчера, а тысячу лет назад, эта история давным-давно превратилась в грустную сказку, и если он будет каждый раз, услышав эту сказку, хлюпать носом и смаргивать слезинки, убийцы из него не получится. Профессиональные убийцы не плачут.

Это соображение помогло успокоиться: если Рис собирается сделать то, что не под силу опытным головорезам, прежде всего он должен научиться держать себя в руках.

Впереди, за незатейливыми кирпичными постройками мещанского квартала, переливался под пасмурным небом красивый и опасный мираж. То есть для кого опасный, а для кого самое лучшее на свете убежище.

Через жилой квартал надо проскочить побыстрее, для бродяг-одиночек вроде него это гиблое местечко.

На узких тротуарах валялись гниющие овощные очистки, за мутноватыми кухонными стеклами топорщились зеленые перья лука, на вторых и третьих этажах под оконными карнизами болтались исклеванные птицами колбаски – приношения Харнанве, Псу Весенней Бури. Ветер их слегка покачивал, на зависть выбравшимся на крыши кошкам. Не в пример давно и безнадежно спятившему Псу Зимней Бури, Харнанва охотно принимал дары и не кружил с сумасшедшим тоскливым воем над человеческими городами, не сдирал своими страшными когтями черепицу с крыш, чтобы после гонять и швырять ее вместе с вихрями колючего снега. Это безумного Дохрау задабривать бесполезно, хоть целый кабаний окорок за окошко повесь, а с его братцами поладить можно.

Ага, все-таки нарвался. Трое юношей пятнадцати-шестнадцати лет – сверстники Риса, в отличие от него на зависть откормленные.

Так и свербит кому-нибудь навалять, но в глубине души каждый трусит: или, не ровен час, тебя самого отдубасят, или придется после развлекухи откупаться от кургузов и судей – родители, скрепя сердце, деньги выложат, а по возвращении домой выпорют, как еще никогда не пороли, деньги-то кровные, нажитые… Поэтому к кому попало цепляться нельзя, однако сейчас подвернулось то, что надо: худющий парнишка, бедно одетый, однозначно из городской голытьбы. Напинать такому, пока ничего не стащил – святое дело.

Они стояли поперек мостовой и ухмылялись.

– Эй, ты! Чего здесь понадобилось?

Ну и придурки. Кто сказал, что он станет с ними разговаривать?

Рис ринулся вперед и, очутившись перед противниками, первому сделал подсечку, тут же крутанулся на месте, ударил второго локтем под дых и, продолжая движение, кулаком в подбородок. Спасибо, нижнереченские научили. Сразу отскочил, пнул по заднице третьего, нагнувшегося за гнилой картофелиной, тот упал на четвереньки в помойно-снежную кашу.

А теперь – рвать когти. Он не настолько силен, чтобы вырубить одним ударом здорового парня. Сейчас растерявшиеся от молниеносного нападения враги опомнятся и погонятся. Мимо просвистел камень, но до убежища рукой подать: впереди пасмурно сверкает, отражая облачное небо, сонная хоромина в несколько этажей.

Перебравшись через кучи мусора и обломки деревянной беседки, снесенной на исходе зимы прорвавшимся в реальность миражом, Рис взбежал по ступенькам. Две половинки двери из голубовато-сизого, как речная вода, стекла разошлись в стороны, открывая проход.

– Стой, дурак! – завопил позади кто-то из троицы, неожиданно для самого себя пожалев улизнувшую жертву. – Не лезь туда!

Рис шагнул внутрь, в зал с ковровым полом, створки за спиной закрылись. Тепло, вот здорово. Хорошо бы тут еще и вода нашлась.

Пятна засохшей крови, поначалу он принял их за части коричневого узора из кругов и треугольников. Значит, кто-то из домопроходцев здесь уже побывал, но наружу так и не выбрался.

Скоро Рис понял, что ему сказочно повезло. На последнем этаже он увидел ящик с горящими цветными бусинками и картинкой: чашка посреди россыпи блестящих коричневых зерен. Это даже лучше, чем такой же ящик с горячей и холодной водой. Вспомнить бы только, до какой надписи нужно дотронуться, чтобы получить канфу с молоком и сахаром. В своих снах про город Танцующих Огней он запросто читал все эти надписи, а наяву не умел, но, кажется, четвертая сверху… Ага, угадал. В нише появилась белая квадратная чашка с маленькой ручкой, из трубки сверху полился ароматный напиток. Чашку можно унести с собой и продать, они ценятся: с виду как фарфоровые, но не бьются, и хвататься за них не горячо – даже если налить кипятка, сама посудина останется чуть тепленькой.

Ференц однажды спросил, не хочет ли Рис стать домопроходцем. Нет, не хочет. Во-первых, придется иметь дело с магами, а он не собирается с ними связываться. Нечего было продавать его Сарабтенам. И к тому же «накаты»: если маги об этом узнают, его песенка спета – сцапают и начнут исследовать, это будет не лучше, чем попасть в руки к Гонберу.

Во-вторых, кто знает: вдруг, если Рис согласится превратить это в ремесло, волшебство закончится, и он больше не сможет заходить в любую сонную хоромину, словно к себе домой? В сказках сплошь и рядом так бывает, и не зря же говорят, что сказка ложь, да в ней намек.

Когда ему снился город Танцующих Огней, там нередко попадались похожие зеркальные дома. И там было столько всего интересного… В этих снах Рис видел себя то трусливым пацаненком, то подростком, как сейчас, то взрослым – крутющим воином-чародеем. А самое главное, он там был не одинок. Живые мама с папой. И друзья – настоящие, которые не бросят и не подведут. И самая лучшая на свете девушка. Да, если свести все воедино, это была целая жизнь, долгая, хорошая, с множеством событий, и Рису снились ее отдельные кусочки вразброс.

Может быть, эта жизнь должна была ему достаться, если бы его не увезли из города Танцующих Огней?

Два связующих звена между снами и явью.

Первое, там присутствовал человек, с которым Рис совершенно точно был знаком. Где и при каких обстоятельствах они сталкивались раньше – это он забыл, да и вспоминать не хотел. Тогда случилось что-то ужасное. Такое, что лучше умереть, чем пережить это еще раз, пусть даже мысленно. Во сне Рис не мог рассмотреть лицо того человека, отчетливыми были только глаза. Или даже не сами глаза, а взгляд. Если они когда-нибудь встретятся, этот взгляд он узнает сразу.

Впечатление, упорно цепляющееся за край, где заканчивается память и начинаются туманные дали неопределенности: человек из снов пытался его убить. Этот самый взгляд, усмешка, издевательское прощальное подмигивание – и короткий взблеск брошенного ножа. Убийце что-то помешало, клинок не долетел до цели, поэтому Рис остался жив. Где?.. И когда?.. Беда в том, что он себя помнил, начиная со Школы Магов в Эонхо, а что с ним было раньше – это спросите у кого-нибудь другого.

А второе связующее звено – Ренарна из легендарной дюжины, защитившей Темхейский перевал от полчищ ухмыров из ущелий Западной Явады.

Ренарна была самым горьким его разочарованием. Когда он впервые о ней услышал, сердце екнуло: это же наверняка воительница из города Танцующих Огней, одна из самых близких его друзей в той, снящейся жизни. С чего он взял? Вообще-то, оно само собой взялось, и он с ходу поверил, как маленький, а потом, опять же как маленький, чуть не разревелся, словно ему подсунули пустую обертку вместо конфеты.

Эта история произошла на второй год его пребывания в школе. Вместе с двумя старшими учениками его отрядили на хозяйственные работы к одной из столичных магичек. Тех, за чье обучение никто не платил, сплошь и рядом использовали в качестве домашней прислуги.

Благородная госпожа Венуста Лурлемот не была злой фурией, но ее педантичность, аккуратность и привычка к систематизации смахивала на легкое помешательство, поэтому загоняла она их так, что у всех троих ум заплетался за разум. Госпожа Венуста ждала в гости подругу детства – госпожу Ренарну, да-да, ту самую, поэтому чтобы все тут блестело, и чтобы коврики лежали по линеечке, и чтобы шторы висели складочка к складочке, и обувь в прихожей стояла не кое-как, а красиво, иначе хозяйке дома будет стыдно перед гостьей, и она оставит малолетних магов-прислужников без сладкого на ужин.

Школярам к этому времени было наплевать на сладкое, лишь бы поскорее унести отсюда ноги, один Рис потрясенно распахнул глаза: Ренарна придет сюда, он увидит ее не во сне, а наяву? Она ведь тоже из города Танцующих Огней! По крайней мере, она там бывала, и можно будет спросить, где этот город находится, как туда попасть… Он с удвоенным рвением принялся за работу, не обращая внимания на подтрунивания старших учеников, а потом наступил вечер, он наконец-то ее увидел – и отшатнулся, как от оплеухи, ошеломленный и обманутый.

Она же выглядит не так, как в его снах! В отличие от обладателя взгляда, которого нипочем не рассмотришь, она ему снилась, как настоящая. Неужели он с самого начала ошибался? Да, в городе Танцующих Огней ее зовут вовсе не Ренарна, как-то иначе, но можно ведь называться другими именами, однако что касается внешности… Рис стоял столбом посреди прихожей и глядел на знаменитую воительницу, глотая слезы. Не такая, совсем не такая! У нее должны быть другие черты лица, другие волосы, глаза другого цвета… Сам виноват. Он ведь много раз слышал песни и баллады, посвященные Рен по прозвищу Тигровая Челка, там описано в подробностях, как она выглядит. Слышал, но пропускал мимо ушей. Сам себя заморочил, и обижаться не на кого.

Едва удостоив взглядом вытаращившихся мальчишек, воительница обнялась с Венустой, и они прошли во внутренние покои, из-за тяжелых бархатных пологов доносились затихающие голоса:

– Мне бы первым делом пожрать. Я прямо из порта, сошла на берег – сразу мордобой, как на заказ. Аппетит зверский.

– Сначала примешь ванну. Ты потная и грязная после драки, а на корабле наверняка с матросами обжималась… В таком виде за стол не садятся.

– Не с матросами, а с помощником капитана. И после драки я грязнее не стала, не меня же били, это я их. Вен, не будь занудой, дай хоть чего-нибудь перекусить перед ванной!

– Перед купанием не едят, это не полезно для организма…

Тем же вечером учеников отослали обратно в школу. Не оправдали доверия: и складки на шторах оказались несимметричными, и расстояние между стульями в столовой неодинаковое, с погрешностью почти в дюйм, да еще в коридоре на изразцовом подоконнике валялась дохлая муха! Госпоже Венусте больше не нужны такие помощники.

Уже после, став старше, Рис понял, что дал маху. Подумаешь, не та внешность… Сам он в этих снах тоже выглядит не так, как на самом деле. Мало ли, кто в каком виде снится? Тем вечером в прихожей у Венусты он допустил непростительную ошибку: перепутал видимость и суть. Поделом его все-таки исключили из Школы Магов.

Рыбный пирог и сладкая канфа с молоком – королевский обед. Дожевывая последний кусок, Рис неожиданно вспомнил о жрице Лухинь Двуликой с улицы Босых Гадалок. Старушка сказала, что он проклят. Стоит поговорить с ней еще, чтобы узнать об этом побольше.

Лухинь не злая, не из тех, кому нужны кровавые жертвы. Это богиня перемен, богиня прошлого и будущего, богиня времени. От проклятия неплохо бы избавиться, иначе «накаты» рано или поздно доведут его до беды. Достаточно, чтобы кто-нибудь подсмотрел, что с ним в это время творится, и неприятностей не миновать.

Может, заодно удастся и о принцессе что-нибудь выспросить? Рис не мог разобраться, почему она внушила ему такой панический ужас. Или, возможно, сработали охранные чары, которые берегут ее от всего на свете, в том числе от поползновений мелких воришек вроде них с Ференцем?

Сонный дом он покинул, когда за окнами начало темнеть. Отогревшийся, сытый, с чашкой в кармане. Те придурки, которые за ним погнались, давно ушли, но он все равно сразу бросился бежать, чтобы не нарваться на других таких же.

Лавка диковинок на улице Масок все еще не закрылась. За чашку заплатили вполовину меньше, чем Рис рассчитывал, но все равно выручка.

До улицы Босых Гадалок он добрался уже в потемках. Чем ближе подходил, тем больше становилось не по себе. Свет масляных фонарей казался тоскливым, как вой потерявшейся собаки, а черные в золотых бликах лужи смахивали на ловушки: наступишь в эту водицу – сразу провалишься с головой и больше не вынырнешь.

Фонари и лужи тут ни при чем. Что-то не в порядке там, куда он идет.

Вот и дом, в котором он побывал в прошлый раз вместе с Ференцем. Ни одно окно не светится. Напротив, немного наискось, дом старой жрицы, тоже кромешная темнота.

Рис долго стучал и в ту, и в другую дверь, хотя и понимал, что это бесполезно. И дрожь его колотила вовсе не от холода.

– Померли они, – объяснила выглянувшая на шум соседка. – Сначала Леркавия, за ней Хия. Чего тебе надо?

– Кто их убил?

Пришлось повторить вопрос, женщина с первого раза не расслышала.

– Да не было никакого разбоя, мертвых нашли – Хию на кухне возле плиты, Леркавию на лестнице. А с чего они вдруг преставились, одному Вышивальщику Судеб ведомо… Ступай отсюда.

Словно испугавшись, что невзначай сболтнула лишнее, она попятилась и захлопнула дверь.

Неподалеку находился целый квартал сонных хоромин. Проверенное убежище, там до тебя никто не доберется. Рис долго не мог сомкнуть глаз и мелко дрожал, свернувшись на матрасе, похожем на громадный пласт белой пастилы.

Он знал: Леркавия и Хия умерли из-за него.

К обеду плотники перестали стучать молотками и начали конопатить щели. Густой приторно-терпкий запах смолы дерева лиджи растекался над берегом, впитывался в одежду и волосы.

Зря старались. Не потому зря, что ничего не получится, а потому, что незачем. Лиузама могла бы пуститься в плавание по морю хоть в дырявом корыте, все равно не утонет.

Нанятые в Мизе мастера о таком дорогом заказе даже мечтать не смели, но причина их усердия крылась не только в этом: за время упадка Ивархо руки истосковались по работе.

Гаян и Лиум сидели в тени наспех сколоченного навеса, под тентом из куска парусины. В стороне, над костром, жарилась на вертеле обвалянная в специях рыбина.

– Я решила, как поступлю с Верхними Перлами. Я их прокляну, чтоб вовек не было там ни счастья, ни достатка. Ты слыхал о Башне Проклятий в Кариштоме? Если кого-то проклясть с той башни, все сполна сбудется, и ни один маг ничего супротив не сможет. Только сперва надо принести магам-сторожам богатые дары, но я-то не поскуплюсь, возьму с собой полный сундук золотых монет и драгоценных каменьев! Небось довольны останутся.

Ни о чем не может думать, кроме своей мести. Если б Гаян был таким, как она… сейчас он был бы не Гаяном – неприхотливым бродягой без прошлого, а совсем другим человеком. Или, вероятнее, не человеком, а трупом.

В Лизуаме угадывался стальной стержень, спрятанный под рыхлой и неуклюжей оболочкой. Цель – найти пропавшего брата, расквитаться с Верхними Перлами, и она будет пробиваться к своим целям сквозь любые преграды, как бы наивно и печально ни смотрели на мир ее небесно-голубые глаза. А у Гаяна давным-давно нет стержня. Когда-то был, но его разломали на мелкие кусочки.

– Расскажи о себе. Кто такой, из каких мест… Я же ничего про тебя не знаю.

Вопрос настолько впопад, что Гаян вздрогнул.

– В моей жизни не было ничего такого, о чем стоит говорить.

Чуть не произнес «ничего интересного», но что-то помешало соврать. Постороннему слушателю его история показалась бы весьма интересной, хоть за деньги перед публикой выступай, отбивая хлеб у сказителей.

– Это нехорошо. Ты обо мне много всего знаешь, а я о тебе – нет. Или, может, ты беглый каторжник, вор?

– Хуже вора. Говорят же, что простота хуже воровства.

– Ты похож не на простака, а на мужчину, который себе на уме. Я тебя немного боюсь.

«Я тебя тоже немного боюсь, Морская Госпожа».

После недолгих размышлений Гаян капитулировал. Ознакомить ее со своей биографией в общих чертах, без имен и подробностей, это снимет лишние вопросы, а то еще неизвестно, к чему приведет недосказанность. К тому, например, что в Эонхо с Лиузамы станется кого-нибудь нанять, чтобы установить его личность. И ведь установят, что самое смешное!

– Когда-то я был восемнадцатилетним идеалистом. Родители рано умерли, и я остался один на один с прабабкой…

– Кем-кем ты был?

– Наивным щенком. Прабабка относилась ко мне прохладно, хотя я в то время ее любил. Она была моей опекуншей. Имущество нашей семьи, связи, влияние, обязательства – все это у нее под контролем, причем при жизни родителей картина была та же самая. Прабабка давно все прибрала к рукам и держится, как за свое, но я по ряду причин не захотел с этим смириться.

– Ты из благородных, верно?

– Вроде того. Как ты догадалась?

– Закер так думает, – простодушно объяснила Лиузама.

«Вот как… Пожалуй, в Эонхо лучше не отрицать, что я принадлежу к дворянскому сословию. Из захудалого рода, все распродано с молотка за долги, славное имя вслух не называю, чтобы лишний раз не позорить. В Ругарде таких индивидов пруд пруди».

– Во мне взыграла гордость, я начал совать нос в прабабкины дела и настаивать на своих правах, поскольку формально все принадлежало мне. Решил отстранить ее от дел, чтобы самостоятельно разобраться со всем хозяйством, но плетью обуха не перешибешь, и в результате разобрались со мной.

– Эта злая старушка выгнала тебя из дома? – с сочувствием предположила Лиум.

«Если б я только намекнул, кто такая «злая старушка», и кем был твой покорный слуга, и на что он замахнулся… Наверное, тогда бы ты смотрела на меня не с жалостью, а с одобрением. Но хоть я и ринулся в бой с азартом щенка, атакующего груженную дровами подводу, изменить ничего не смог. С изъявлениями признательности, пожалуйста, не ко мне».

– Не просто выгнала. Меня заставили подписать официальный отказ от любых притязаний. На тот момент убивать меня прабабке было не с руки, но она позаботилась о том, чтобы я не захотел вернуться домой и повторить попытку. По ее приказу меня спровадили подальше, до границы с Саргафом, и всю дорогу угрожали, что я покойник, если вернусь в Эонхо и примусь за старое.

– И ты уступил?

– Иначе меня бы прикончили.

«Как прикончили моих друзей и тех, кто так или иначе нас поддерживал. Все, на что меня хватило – это гордо швырнуть прабабкин кошель под ноги ее доверенному мерзавцу, который отвечал за мое выдворение из Ругарды. Тоже дурацкий жест: никому, кроме меня, от этого хуже не стало».

– А что случилось дальше?

– Я болтался по приграничному краю и с переменным успехом пытался зарабатывать на жизнь. Выяснилось, что оружием я владею не ахти как, и никто не горел желанием взять меня в охрану, зато умение писать и считать оказалось востребованным, я стал писарем у зажиточного скотовода. Так прошло около года, а потом в те края занесло одну воительницу…

«Неловко вспоминать, но познакомились мы при еще каких романтических обстоятельствах: Рен отбила меня вкупе с хозяйским добром у шайки разбойников на большой дороге. Она завалила двоих. Еще одного, самого хилого, худо-бедно вырубил я, иначе впору бы сквозь землю от стыда провалиться. Четвертый удрал. После чего благородная героиня и спасенный юноша отправились в усадьбу, и хозяин на радостях нанял Ренарну разобраться со скотокрадами. Я начал набиваться в помощники, она неожиданно согласилась, и когда заказ был выполнен – мое участие заключалось в том, что я путался у Рен под ногами, – в Саргаф мы поехали вместе. Это, пожалуй, самый светлый отрезок моей жизни… Лучше детства, лучше всего остального».

– Ей нужен был оруженосец, и на эту роль я годился: содержать в порядке оружие умел с отроческих лет, ухаживать за лошадьми научился, пока батрачил у скотовода. За то время, что мы с ней были вместе, я освоил множество полезных вещей, стал неплохим бойцом… Потом мы расстались.

«Рен сказала, что я больше не мальчик, и мне пора отправляться в самостоятельное плавание. Я не хотел прощаться, но она была непреклонна. Ни за что не потерпит рядом с собой мужчину, который будет претендовать на главенствующую роль. Повернется и уйдет. И опять подберет какого-нибудь жалкого юнца, будет о нем заботиться, поможет стать сильным, а после все повторится по новому кругу. Идеальная старшая сестра… Быть мужней женой она категорически не хочет и всегда уходит вовремя. Вначале меня, брошенного, поедом ела обида, но со временем я оценил то, что сделала Рен: вернула мне веру в собственные силы. Это по крупному счету важнее, чем выяснение отношений между мальчиками и девочками, хотя в ту пору я так не думал».

– После школы у той воительницы я подался в наемные охранники. Бродяжил по свету, побывал в кажлыцких степях, там и получил нынешнее имя. На Ивархо приплыл за своей любовью. Певичка из театра. Она уверяла, что любит меня, и на тот момент говорила правду, но моменты меняются, и чувства, соответственно, тоже, а я, как обычно, поумнел слишком поздно.

– А мне бы Кеви найти… – вздохнула Лиузама после паузы, умиротворенной и затяжной, как растекшийся над берегом смолистый аромат, смешанный с запахом специй и шкворчащей над огнем рыбы.

Можно надеяться, услышанного ей хватит, и больше она не будет приставать с расспросами.

Со второй попытки поднявшись на ноги, Лиум вперевалку подошла к костру, перевернула вертел и снова грузно уселась на охапку высохших водорослей. С движениями у нее все еще обстояло неважно, в особенности с координацией. Удивляться нечему, ведь последние десять лет она прожила, то ли прилепившись к рифу, словно морской анемон, то ли ползая по темному илистому дну, как морская звезда.

– Скажи-ка, ты много повидал страшного? По-настоящему, чтобы все поджилки затряслись?

– Случалось.

– Я вот однажды видела истинный ужас, и совсем близко. Сама не знаю, как не обмочилась и не поседела, но вовек того страха не забуду.

Сейчас Лиум наконец-то расскажет о своей подводной жизни! Гаян весь превратился во внимание – пусть он давно уже не страдал излишним любопытством, мимо такой редкости не пройдешь – однако продолжение его разочаровало.

– Мама тогда скинула с перепугу. Если б они нам на глаза не показались, небось доносила бы до девяти месяцев, и он бы рос не таким тощеньким и слабеньким, кровиночка бедная…

– Кто – они? – перебил Гаян, заопасавшись новой истерики.

– Болотные псы Тейзурга. Вот уж страх так страх!

Любопытство, пренебрежительно махнув пушистым хвостом, направилось было к своей норе, но при упоминании о легендарных тварях развернулось и замерло в охотничьей стойке.

– Ты их видела?

– О чем и толкую. Мы тогда бежали от солдат герцога в Лежеду, на заповедное зачарованное болото, где всегда стоит теплынь. Зачем супостаты за нами погнались, никому не ведомо. Небось Вышивальщик сослепу ткнул своей иголкой не туда, куда нужно. Право слово, не было у нас ничего ценного, ни золота, ни волшебных вещей, за какими стоит гоняться в охотку. Нас пугнули – мы похватали свои пожитки и пошли, а они давай нас преследовать. Может, все потому, что вел их Гонбер Живодер, и ему было мало чужую землю захватить, хотелось еще поубивать прежних хозяев да кишки на заборах развесить. Герцог Эонхийский, толкуют, сам мараться не любит, только с воинами сражается, но по мне, ежели подлые дела творят по указке твои подручные, все одно будешь замаранный. В глаза бы ему плюнула… Идем мы, значит, идем, бабы с ребятишками, девки, мальчишки, старики, а мужики да парни оборонять наш побег остались и все полегли. Впереди будто гора туманная выше леса – это заповедное болото, полог из зачарованного тумана от любой непогоды его укрывает. Говорят, сам Дохрау помогал Тейзургу соткать тот полог, еще до того как умом рехнулся, поэтому зимние бури то место обходят стороной.

Лиузама успокоилась и заговорила нараспев, словно рассказывала сказку:

– Нам было не убежать, еще чуть-чуть – и настигнут. Шаман тогда сказал: пошли на болото, у Стража защиты попросим. Для паломников, что приходят камышовым котам песни петь, гать настелена, вот по ней мы и потащились из последних сил. И все поем, как велел шаман. Вразнобой, зато от души. Даже, знаешь, как-то весело стало. Смеркается, направо-налево топи, черные деревья, как будто мохнатые, верхушками в туман уходят, блудячие огоньки мерцают… А мы поем, кто чего помнит про Хальнора Проклятого, все равно что рыночный ор или кошачий концерт по весне, да молим о помощи, чтобы спас нас от Живодера. И ведь казалось, еще чуть-чуть – и он услышит, очнется от своих кошмарных снов, сбросит рысью шкуру и выйдет нам навстречу в человеческом облике. Мальцы друг перед другом храбрились: мол, если их поведет в бой Страж Мира – все за ним пойдут, и тогда врагам несдобровать. А девки наши, дуры, чуть между собой не передрались, потому что заспорили, какая из них Хальнору приглянется. Он же, говорят, был очень пригож собой, вот они и давай загодя его делить, пока шаман не осерчал и не сказал им петь, а не собачиться. Я-то еще маленькая была, десяти лет, шла рядом с мамой, помогала тащить узел с добром и звала Хальнора на выручку. Сколько ни старались, не услышал нас Камышовый Кот, а позади поднялся переполох – супостаты следом полезли, настигают. Безусые парни, которых староста с нами для охраны отрядил, остановились поперек гати, да какие из них вояки… Выкосили, как траву, но тут из темени вышли болотные псы Тейзурга. Ох, какой страх, от одного вида кровь мертвеет…

Она поежилась, словно леденящее дуновение того страха догнало ее даже здесь, на затерянном в тропиках острове.

– И в толк не возьму, с чего их называют псами? На собак-то они похожи не больше, чем морские коньки на лошадь. Ростом велики, в холке повыше человека, тощие, как скелеты, изгибистые, как змеи, а шерсть навроде серого клочковатого тумана. Глаза горят зелеными гнилушками, на лапах когти, словно загнутые ножи, морды отвратные, зубы – вот такущие белые иглы. Я пытаюсь тебе рассказать, какие они, но это все не то, их надо увидеть. И запах страшный. Или это на самом деле был не запах, а ужас, до того густой и текучий, словно бы он был мерзким запахом? Я запуталась, да? Я же не сказительница… Про некоторые вещи говорят – словами не описать, вот и про них то же самое. Кто их однажды узрел, навсегда останется словно укушенный этим ужасом. Они охраняют камышовых котов, один из которых – забывший себя Страж Мира, и от людей хоронятся, но тогда на священном болоте пролилась кровь, учинили раздрай, это их рассердило. Мы сбились в кучу, повалились на колени, голосим, плачем. Шаман крикнул, чтобы все молились Хальнору, тогда нас не тронут. Ну, понимаешь, сам-то он, может, и не услышит, зато чудища услышат. Тейзург ведь их оставил здесь для того, чтобы они Хальнора от недобрых гостей оберегали – так пусть увидят, что мы не разбойники. Гаян, я догадалась: они сторожат заповедное место, а если сторожевой – значит, пес, потому и зовут их псами, верно? Солдаты герцога давай из арбалетов лупить, а им нипочем. Гонбер тогда скомандовал отступать, да перед этим гать и торф поджечь, и сам кидал огненные шары – в нас, в деревья, в болотных псов. Он, говорят, когда напитается досыта человеческой болью, становится вроде мага. Я-то его зачужими спинами не видела, а те, кто разглядел, сказывали потом, что с виду ни дать ни взять обыкновенный человек. Слушай дальше, начался пожар, да только оказалось, что твари Тейзурга в своих владениях с чем угодно сладят. Как завыли хором – и тогда все пламя собралось, закрутилось вихрем и пошло на супостатов, а вода по сторонам от гати начала бурлить и выплескиваться, ровно кто ее снизу баламутил. Нас тоже окатило вонючей грязью, и это было в самую пору, а то у иных и одежка, и волосы загорелись. От этих выплесков все скорехонько погасло, но вокруг была сущая жуть: все перемазаны, кто раненый, кто обожженный, пахнет гарью и болотным нутром, ночная темнотища, только у псов, которые совсем и не псы, бледные глаза светятся. А на гати, уже далеко от нас, трещит и пляшет рыжий вихрь, выметает с заповедного болота захватчиков. Говорят, Гонбер от огня тиканул, как мальчишка-пакостник с чужого огорода, а из его солдатни мало кто ушел, почти всех спалило, не добежали. Об этом я уж потом услыхала, в Набужде, а тогда, на горелой гати, ничегошеньки не думала, только дрожала, ревела и звала Хальнора. Мама упала, я давай ее поднимать, но поднять не могу, мне сперва было невдомек, что у нее схватки начались. И только когда псы перестали выть и ушли с глаз долой и наши бабы с девками утомились голосить, я заметила, что у мамы под юбкой что-то шевельнулось и тоненько-претоненько пищит, как слепой котенок. Повитуху кликнули, то да се… Мы на том месте просидели, пока светать не начало, потом побрели до поляны, где часовня и хижины для паломников, поблагодарили за свое избавление. Тех чудищ мы больше не видели, и камышовых котов ни одного не видели. Шаман наш на братика посмотрел, нарек именем Кеврис, вырезал ему из дерева амулет и сказал, что возьмет в ученье, когда тот подрастет. Эх, вот было бы хорошо, кабы так и сложилось… Погиб наш шаман вскорости. В поединке погиб. Мы ушли из Лежеды по другой гати, и снаружи, на большой дороге, нас поджидал Живодер. Он не прощает, если кто пытался его убить, но ужасным псам Тейзурга не отомстишь, другое дело мы. Шаман тогда вышел ему навстречу, нам всем велел убегать. На прощанье особливо наказал Кевриса беречь, а мы не уберегли…

Гаян стиснул зубы, готовясь к новой порции слезных причитаний, но в это время из-за сверкающих малахитовых зарослей вышли два человека, две знакомых физиономии, и Лиузама, заметив их, озабоченно пробормотала:

– Рыбы-то нашей хватит ли на всех? Чай, должно хватить, большая…

Закер и Айвар. Они набрали по охапке водорослей, похожих на ленты высохшей кожи, и устроились напротив.

– Разделите с нами трапезу? – предложил Гаян.

Без промедления, пока Айвар не решил, что угощение надо заработать, и не начал драть глотку.

Нежная мякоть под хрустящей солоноватой корочкой. Костей немного, отходят от хребтины толстыми отростками. Пшеничные лепешки из дорогой привозной муки. Легкое вино из ивархийского фрукта сохьюло, похожего на глянцевое лимонно-желтое сердце.

Как будто всего этого мало – нет же, Закеру для полноты удовольствия понадобился еще и диспут на вечную тему: прав ли был Хальнор Проклятый, взявшись защищать обреченный город? Все равно ведь Марнейю вместе со всем населением стерли с лица земли, одни обугленные руины в пустыне остались, и даже если забыть о том, что мир Сонхи в результате лишился Стража, это была ненужная жертва, а вы как считаете? И все в этом духе.

Гаян на провокацию не повелся, а песнопевец, к вящей радости оппонента, начал подыскивать возражения. Закер набрасывался на его аргументы с восторгом кота, перед которым таскают по полу бумажку на веревочке.

– …Решение Хальнора было бессмысленным даже с точки зрения милосердия. Что дал его поступок жителям Марнейи? Незначительную отсрочку, только и всего, так какая им разница, защищал их кто или нет, если все равно всех убили?

– Неправда. Была им разница.

Возразил не Айвар, в тот момент откусивший от лепешки, а Лиузама, прежде молчавшая.

– П-почему? – от неожиданности Закер поперхнулся.

– Потому что кто-то пришел им на помощь. Они были никому не нужны, даже своему правителю, а Хальнор стал их защищать, разве непонятно? Да если б за меня хоть кто-нибудь заступился, когда Верхние Перлы задумали принести жертву, для меня бы все было по-другому… Да я б этого человека сейчас нашла и озолотила! Не понимаете? А еще умные… За меня тогда никто не вступился, кроме Кеви, который с ножом кинулся на Обавия, но я сейчас не о нем, потому что мы родная кровь, а со стороны – никто, ни единый человек. Словно весь мир вокруг был пустой, и это, право слово, похуже воя тех болотных псов, о которых я тебе, Гаян, рассказывала. А к ним в Марнейю пришел Хальнор, и для них мир был не пустой, несмотря на огонь и смерть. До сих пор, что ли, не поняли?

Гаян кивнул. Кажется, уловил, что она хочет сказать: мир пустой, когда народу вокруг полно, а в беде рассчитывать не на кого.

Гости отобедали и ушли. На закате старший мастер доложил, что корабль готов. Ага, корабль… Плоскодонная посудина с фальшбортом по пояс и просторным приземистым домиком посередине. Ни паруса, ни весел, зато в носовой части сияет множество начищенных металлических скоб: к ним будет привязана упряжь, потому что лоханка эта – гужевой транспорт. Гаяна передернуло, когда он подумал о том, кто повезет их по морю. Зато шторма и туманы будут обходить их стороной, и Лиум обещала волшебное питье, ослабляющее морскую болезнь. Такую прогулку можно вытерпеть. Бывали прогулки и похуже. К тому же еды и пресной воды вдоволь, с изрядным запасом.

– Думаешь, мы вдвоем все это съедим?

– Втроем, – поправила Лиузама.

– А третий кто?

– Один хороший человек. Если я поплыву, как Морская Госпожа, с подводными тварями в упряжке, мне дозволено взять с собой родни сколько наберется, а чужих людей только двоих. Вот я и подумала, чего ж не позвать доброго попутчика? Он давно хочет перебраться в Ругарду.

Она не сказала, о ком речь, а Гаян не спросил. И напрасно.

Утром, когда он продрал глаза и выполз из шалаша, посудина уже покачивалась на волнах прибоя. Вокруг, поблескивая черной чешуей, возились амфибии из выводка Лиузамы: одни придерживали деревянную махину, другие прилаживали к скобам длинные ремни с уздечками.

В стороне толпились провожающие. Плотники из Мизы, которым хотелось увидеть, как их детище поплывет. Закер со своими хворыми родственниками. Кто-то еще, кого Лиум успела облагодетельствовать. Айвар с лютней в футляре и потрепанным мешком за спиной. Особняком, в неопрятной серой мантии – Хамфут Дождевик, явившийся посмотреть на из ряда вон выходящее событие. Несколько любопытствующих жрецов. Зеваки из города, среди них наверняка затесался нанятый Перлами соглядатай.

– И где наш третий? Опаздывает?

– Да вот же он! Спозаранку пришел, наперед всех.

Айвар?.. Что ж, если она поставила условие, что он будет нем, как рыба, иначе сам пойдет на корм рыбам…

– Он нам всю дорогу будет петь, – счастливо сообщила Лиузама.

– Какого… Зачем?

– Хочется мне очень еще про Хальнора послушать. Все-все, от начала до конца, и по многу раз за день, чтобы слово в слово запомнилось. Запала мне в душу эта история. Если б такой, как Хальнор, был в деревне Верхние Перлы, он бы не позволил ни меня утопить, ни Кеви в рабство продать. Айвар знает много песен и поет славно, громко… Повезло нам с попутчиком, правда же, Гаян?

Значит, у нее абсолютно нет слуха. Гаян с тоской посмотрел на блистающий океан. Плавание обещало быть нескучным.

Пегое предместье встретило Тибора заунывными криками лудильщиков, галдежом малолетних попрошаек и собачьим лаем взахлеб. Попрошайки клянчили у доброго господина монетку, собаки облаивали троллей. Обычный аккомпанемент.

Пестрые дома лепились вдоль широкой, но не мощеной улицы вкривь и вкось, уводящие вглубь извилистые переулки наводили на мысли о засадах и непотребных приключениях. Приличному человеку тут ловить нечего, но Тибор с оравой своих троллей не принадлежал к категории приличных людей.

Он повернул в закоулок, к линяло-красному двухэтажному строению под вывеской «Червонный замок». На вывеске намалевано что-то зубчатое с башнями, рядом любовно изображен таких же размеров окорок. Как хочешь, так и понимай.

В полутемном зале пахло мясной похлебкой. За окнами в мелкий переплет сквозили какие-то очертания – больше ничего не скажешь, до того грязные стекла.

Из недр заведения вышел худой старик в стеганом кажлыцком халате с торчащей из прорех пожелтелой ватой.

– Здравствуй, дед Гужда.

– И ты здравствуй, Тибор. Опять с оглоедами своими пожаловал? Где ж на них всего напасешься…

– Не вопрос.

Тибор бросил на стойку увесистый кошелек, дед тут же схватил его цепкой сморщенной лапкой.

Немногочисленные утренние посетители друг за дружкой потянулись к выходу, дожевывая на ходу и стараясь держаться на расстоянии от оглоедов, ввалившихся в «Червонный замок» следом за Тибором. Старый Гужда, наблюдая эту картину, осуждающе покачал головой. Внакладе он не останется – после отбытия опасных гостей завсегдатаи вернутся, а доход за ближайшее время будет втрое больше, чем при обычном раскладе, даже с учетом сволочной привычки Тибора проверять счета, – но все равно не мог сдержать неодобрения.

Внутренняя комната, обитая кажлыцкими коврами, изъеденными молью до белесых залысин, за минувшие полгода ничуть не изменилась. Окно еще мутнее, чем в общем зале. Из стены выпирает раскаленный бок чугунной печки.

Служанка принесла подогретого вина с пряностями, перечных колбасок, лепешек с толченым орехом и сыром.

– Стало быть, жди беды? – отхлебнув вина, прищурился дед Гужда.

– Какой беды? – флегматично отозвался Тибор.

– Раз ты приехал – значит, кому-нибудь несдобровать.

– Не тебе ведь, – хмыкнул гость. – Тебя, дед, никто не трогает. Главное, ребят моих хорошо корми.

– Это уж да, твоих ребят не покорми, так они самоуправно кого хошь слопают без соли. Вели им не безобразить, чтобы люди не обижались, а то мне с соседями ссориться не с руки. Это тебе хоть бы что – сегодня здесь, завтра там… Дворянином-то еще не заделался?

Тибор молча усмехнулся. Дворянское звание для не шибко любимого младшего родственника было заветной мечтой деда Гужды. Наверное, чтобы после хвастать перед теми же соседями.

– А чего так? Неужто не сподобился за свою бесчестную службу?

– Дед, я никому не служу. Я работаю по найму.

– Нанимает-то тебя не абы кто. И слыхал я, что платят тебе поболе, чем всякому другому такому же.

– От кого слыхал? Хороши у тебя колбаски…

– Так людской болтовней земля полнится. Слышь, если бы ты присягнул кому надо, из тех, то есть у кого до тебя нужда, и получил бы за это благородное звание… Разве так нельзя?

– Можно. Но не нужно.

– Кому не нужно?

– Мне. Имел я их всех. Они платят, я выполняю оплаченную работу, и пусть радуются, а служить я согласился бы разве что самому Хальнору.

– Куда загнул… Не боишься, что Вышивальщик тебя услышит? Он ведь безглазый, но не глухой. Как поймает на слове, и тогда придется тебе, Тибор, лоток с кошачьим дерьмом выносить да водицу в миске менять, потому что Хальнору Проклятому никакая другая служба нынче не требуется.

– Ничего не имею против, – ухмыльнулся Тибор.

Вполне может статься, что для выполнения очередного щекотливого поручения ему придется влезть в шкуру прислуги при каком-нибудь зверинце. Камышовых котов если содержат в неволе, то в королевских условиях, хотя что бы звери болотные понимали в серебряной посуде и бархатной обивке, которую они когтями дерут без зазрения совести.

Кстати, о поручениях. Пора на встречу с персоной, соизволившей пригласить его в Эонхо по конфиденциальному делу. Боги, тошно-то как… И напиться категорически возбраняется, не тот случай.

Мунсырех, старый шаман, задремал, еле уместившись в огромном кресле в углу. Остальные тролли, разбившись на четыре компании, резались в шагды, залихватски щелкая по столам узорчатыми деревянными плитками. Чем бы ни тешились, лишь бы не пошли по округе колобродить. Тибор поступил практично, приохотив их к несложным интеллектуальным играм.

Окликнув Онгтарба, вожака, он попросил, чтобы до его возвращения или до пробуждения шамана никто из трактира носа не высовывал, и отправился на встречу.

Столица за время его отсутствия не изменилась, да и куда ей меняться? Все так же холодно блестят под пасмурной облачной пеленой серебристые кровли и шпили в центре города, все те же толпищи народа на улицах и загаженные голубями статуи на перекрестках, все та же грязь. Среди многоэтажных доходных домов и вычурных дворцов даже сонные хоромины не особенно выделяются.

Тибор остановил наемную коляску, доехал до Денежной площади и оттуда, мимо обнесенного неприступной стеной Монетного двора, мимо аляповатых, как театральные декорации, купеческих особняков – до белого аристократического квартала с изысканным названием Ландышевый Вертоград.

Слуга сказал, что о нем будет доложено, а пока господин может принять ванну, отужинать, посидеть в библиотеке. Как обычно. Ванна и библиотека – это хорошо. В ущельях Явады, где он с середины осени рыскал со своими троллями, выслеживая и истребляя ухмыров, ни того, ни другого не было.

Когда стемнело и заплясали огоньки свечей, отражаясь в сусальном золоте потолочных карнизов, в душу заползла тоска. Тоже как обычно.

Тоска бывает разная. Тибору досталась грязновато-зеленая, липкая, холодная, с омерзительным привкусом. От нее только одно спасение – напиться до невменяемого состояния, но для этого не время и не место.

Впрочем, Тибор давно уже с ней свыкся.

На следующее утро за ним прислали закрытый экипаж. К средству передвижения прилагался длинный плащ с капюшоном, в этом одеянии его можно было принять за монаха или за палача.

Типичный эонхийский двор-колодец, стены до того обшарпанные, что приходит на ум «мерзость запустения» и прочее в этом роде. Добела выцветшая, в потеках, штукатурка местами обвалилась, открывая темную кирпичную кладку – словно прорехи на застиранном исподнем белье. Под стеной шеренга помойных баков, возле остановилась длинная телега. Мусорщик с подмастерьем орудуют лопатами, за ними присматривают четверо стражников и некто в ливрее. Улицы не видно, внешние ворота наглухо закрыты, внутренние настежь, в полумраке под аркой поблескивают алебарды.

Если не иметь представления, где находишься, впечатление о здании с такими задворками сложится самое неважнецкое, но Тибор этот дворик узнал сразу, он бывал здесь раньше.

Надвинув капюшон, чтобы мусорщики и тот, в ливрее, не разглядели физиономии, он нырнул следом за провожатым в низкую дверцу. Черная лестница. Потом лестница попригляднее, с лакированными перилами. Потом совсем роскошная: белый мрамор, пузатые фигурные балясины.

Кабинет на третьем этаже, окно во двор – не туда, где помойка, а в другой, с фонтаном. Этих внутренних двориков здесь, что дырок в сыре. Фонтан, до краев полный мутной талой воды, не работает, не сезон.

Ждать пришлось недолго. Скрипнула дверь, и в кабинет вошла вечно юная принцесса Лорма.

Теперь Тибор окончательно уверился в том, что дело дрянь. Не для него, впрочем, для кого-то другого. Из разряда «как обычно»: принцесса вспоминает о нем, когда возникает нужда в жестокой и грязной работе. Для более-менее чистой работы у нее есть придворные, гвардия, тайный сыск… А для всякой несусветной дряни – Тибор.

По древнему закону, прялка не наследует ругардийскую корону, поэтому Лорма была регентом. Стоит добавить, бессменным регентом. Герцог Эонхийский, ее союзник и любовник, проявил себя не только умным советником, но еще и магом незаурядной силы. Сколько ему лет, один Унбарх в курсе. Это не красное словцо, герцог и впрямь когда-то был его учеником, ради чего добрался до подземной твердыни в далеких знойных краях, где Унбарх укрылся от бешеного Пса Зимней Бури. Тот, как известно, поклялся порвать ему глотку, на чем и спятил, ввиду недосягаемости поставленной цели. Многое постигнувши, герцог оттуда сбежал, захватив с собой кое-какие артефакты. Мало находилось таких, кто его за это осуждал и сочувствовал Унбарху: палач Стража Сонхийского еще не того заслуживает. Другие адепты время от времени начинали охотиться за вероломным отступником, но заканчивалась игра каждый раз не в их пользу. Принцессе Лорме, любимой ученице герцога, сейчас сто тринадцать лет, и регентом она стала примерно полвека назад.

Тибор смотрел на нее без желания, но с долей восхищения: разящая красота, которая никого не оставит равнодушным.

– Я хочу, чтобы ты убил одно вредоносное существо.

Боги свидетели, что он в ней безусловно ценит, так это способность говорить о важном без экивоков.

Склонил голову: будет исполнено. О цене заикаться незачем, специфические услуги Тибора ее высочество всегда оплачивает щедро.

– Его надо уничтожить, не оставив ни малейшей лазейки для возвращения в мир живых. Действуй так, словно имеешь дело с магом высшего уровня или с демоном особо опасной разновидности. Вот задаток.

Тонкие фарфоровые пальчики извлекли из вышитой золотом бархатной сумки для рукоделия туго набитый мешочек.

– А это его досье и портрет. Посмотри.

На стол рядом с тяжело звякнувшим мешочком легла сафьяновая папка. Исписанный бисерным почерком лист бумаги – тощенькое досье. Две пластинки, похожие на матовое стекло: одно и то же лицо анфас и в профиль, на заднем плане крикливо пестрая мещанская комната с претензией на достаток.

Тибор уставился на запечатленное лицо, как на ребус. Можно поручиться, никогда раньше не видел, потому что если б увидел, наверняка бы запомнил. Что-то непонятное, с первого же мгновения… Сразу цепляет и не отпускает.

Удержавшись от дурацкого вопроса «это кто?», начал читать эпистолу. С нарастающим удивлением. Перечитал во второй раз, поднял глаза на Лорму, усевшуюся в кресло у окна.

– Что скажешь?

– Ваше высочество, вы бы меня еще наняли, чтобы комара прихлопнуть!

– Речь идет о личинке, из которой должен вылупиться ядовитый комар, – невозмутимо ответила принцесса. – И прихлопнуть ее надо вовремя, пока не стало поздно. Вас будет четверо. Задаток получил каждый, вторая часть гонорара достанется тому, кто выполнит задание. Самое сложное – выследить и захватить врасплох.

Это Тибор уже уразумел из досье.

– Ваше высочество, если мне подскажут, где и когда его запечатлели, это, возможно, облегчит мою задачу.

– Он побывал в доме, где есть магическое зеркало, запоминающее отражения. Это тебе не поможет. Дом недавно сменил хозяев, так что он вряд ли придет туда еще раз. Если ты его просто убьешь, получишь тысячу золотых рафлингов. Если принесешь мне его сердце – десять тысяч, в придачу прощение всех прошлых преступлений и трех будущих, независимо от их тяжести, за исключением измены короне.

Тибор склонился в низком поклоне, главным образом для того, чтобы скрыть изумление, буде оно выползет наружу, несмотря на давно выработанную привычку к самоконтролю. Насчет сердца – это не варварство из страшных сказок, вернее, не просто варварство. Это способ пленить сущность, чтобы та не смогла родиться во плоти заново, не стала призраком или не ускользнула туда, где ее никакой волшбой не достанешь. Извлечь сердце нужно сразу после смертельного удара, чтобы дух не успел уйти. Так поступают с теми, кто представляет серьезную угрозу. Тибору уже случалось выполнять задания такого рода, хотя и нечасто.

– Понадобится шкатулка с запечатывающими рунами, ваше высочество.

Принцесса вынула из сумки коробочку, покрытую вязью гравировки – в самый раз под человеческое сердце.

– Простите, ваше высочество, последний вопрос. Речь идет не о Гонбере?

– Речь о том, кто изображен на портрете и о ком написано в досье. Ты окажешь мне большую личную услугу, если принесешь назад не пустую шкатулку.

Еще один низкий поклон. Провожатый ждал за дверью.

Уже отойдя от дворца, снаружи столь великолепного, что воспоминание о спрятанном за этими стенами грязном хозяйственном дворике казалось оскорбительным наваждением, Тибор наконец-то определил, чем его озадачило пойманное магическим зеркалом лицо жертвы. Невозможно сказать, красивое оно или некрасивое. А с другой стороны, какая, к Унбарху с Тейзургом, разница… Троллям, пока он будет охотиться, предстоит париться в «Червонном замке», они в таком деле не подмога.

– Рис! Ри-и-ис!

Ференц метался по сонному кварталу, как подраненный заяц. Поскорее найти Риса, он же все-таки маг, пусть недоученный и неправильный, но маг, вдруг что-нибудь сможет… Одни хоромины были похожи на увеличенные в тысячу раз стеклянные безделушки, другие поражали громадными куполами в лепных узорах и каменными колоннами, покрытыми ветвящейся резьбой, третьи вообще ни то ни се, причудливые дома-головоломки сплошь в мозаиках – такое нарочно не придумаешь, даже если мозги соскочат с петель. И все выглядят одинаково необитаемыми.

– Ри-и-и-ис!..

– Чего кричишь?

Ференц обернулся.

Он стоял возле угла. Тонкий, настороженный, глаза выжидающе блестят из-под темных прядей.

– Рис, колотилово у нас! Короче, шмыранулись, Живодер утащил Хенека Манжетку. Я не знаю, что делать…

Последняя фраза прозвучала не по-взрослому жалобно. Манжетка был для Ференца вроде младшего брата, о котором надо заботиться. Чтобы именно с ним приключилась такая жуть – это как удар под дых в тот момент, когда ничего подлого не ждешь.

– Идем. Показывай дорогу.

Они бегом домчались до закоулка, где топталось еще несколько нижнереченских. Пацаны выглядели жалкими и растерянными, как пойманные крысята.

– Там, – Ференц ткнул пальцем в сторону нежилого купеческого особняка, который прошлым летом затеяли перестраивать, но после банкротства купчины забросили, не доделав. – Живодер пришел, будто покупатель, а Манжетка к нему подкатился, типа местный, все показать, хотел втихаря кошелек из кармана вытянуть.

– Он не кричит, – испуганным шепотом добавил кто-то из мелкоты.

– Придурки… – со злостью процедил Рис. – «Ведьмина пастила» у кого-нибудь есть?

– У меня, кажись, была.

– И у меня…

Разом снеслись, хотя «ведьмина пастила» – это не что-нибудь, это вещь! Ведьмы и прочие маги ее жуют, чтобы видеть и чувствовать, что происходит на расстоянии, а обычные ребята – для простого человеческого удовольствия. Интересно, словно смотришь цветные сны, хотя картинки наплывают друг на друга, наматываются в дикий клубок, который становится все больше и больше, да после тебя еще и ломает.

– Давай сюда.

Рис выхватил из грязных пальцев у Джоги Гвоздя ноздреватую пастилку, отломил кусочек, сунул в рот и энергично задвигал челюстями, усевшись на землю возле ржавого рыла водосточной трубы. Сесть – это обязательно, после этой штуки все равно не устоишь на ногах.

Выплюнул изжеванный комок, прикрыл глаза. Прислонился затылком к серой штукатурке. Побледневший, губы зло сжаты, длинные каштановые ресницы подрагивают.

Все уставились на него и непонятно чего ждали. Особняк, ощетинившийся прогнившими лесами, казался страшным, как выкопанный прошлогодний гроб.

Соседние дома тоже выглядели вымершими. То ли там никто не живет, то ли здешние обитатели сообразили, что рядом творится что-то скверное, и решили не подавать признаков жизни, пока все не закончится.

– Нашел! – хрипло произнес Рис, и его узкое, наполовину занавешенное челкой лицо скривилось, как будто он собирался разреветься. – Ференц, извини, Хенеку уже не помочь. Надо, чтобы он поскорее умер. У него больное сердце, но эта гадина не дает ему умереть.

Ференц уже не стоял, а сидел на мостовой напротив Риса, но башка, несмотря на дрожь и тошноту, соображала, и он предложил:

– Забраться туда и бросить ножик? А потом сразу тикать… Хоть это сделаем!

– Подожди, – не открывая глаз, остановил Рис. – Я сам.

По его напряженному худому телу прошла судорога, лохматая голова запрокинулась. Он по-звериному оскалил зубы, обнажив десны, и сделал движение челюстями, как будто перекусывал что-то невидимое.

После этого обмяк, прислонился к стене и открыл глаза. Мутновато посмотрел на Ференца.

– Хенек умер. Я… вроде как разорвал привязь… и он смог уйти на ту сторону.

– Не разорвал, а перегрыз, – уважительно возразил Петруш-малолетка. – Мы видели.

– Мотаем куда-нибудь. Гонбер сейчас оттуда выйдет.

Они всей шарагой забились в ближайшую подворотню. И Риса, и Ференца шатало, как пьяных. Повытаскивали ножи, только сунься Живодер – утыкали бы его сплошняком, как подушечку для иголок.

– Он отправился в другую сторону, – нарушил отчаянную, хуже крика, тишину негромкий голос Риса. – Не хочет нарваться.

– Испугался нас? – пискнул кто-то из младших.

– Он не знает, что это мы. Ему помешало что-то непонятное, и он решил не связываться. Он осторожный. Подумал, наверное, что имеет дело с магом.

– Так ты и есть маг! Ослы они, если такого, как ты, выпнули из своей школы.

– Я не маг. Я колдовать не умею.

– Ну а что ты сейчас сделал?

– Это не магия.

– А что тогда?!

– Не знаю.

Ференцу хотелось заплакать, выругаться, кого-нибудь пырнуть ножом – Гонбера или другую такую же суку. Остальным в общем-то все равно, еще один пропал, бывает: то кургузы заметут, то в драке зашибут, а еще есть демоны, чокнутые маги, упыри… Смерть может подстерегать тебя за каждым углом, Хенек Манжетка не первый и не последний, но для Ференца он был закадычным другом.

– Идите без меня, – выдавил Берда-младший. – Я потом.

Нижнереченские гурьбой повалили прочь. Всем хотелось поскорее отсюда смыться.

Ференц медленно, делая каждый шаг через силу, направился к особняку. Серые от въевшейся грязи леса, брошенные строительной артелью, пошатывались и поскрипывали, поэтому он не сразу уловил звук шагов за спиной. Развернулся, мгновенно вспотев и нашаривая в кармане нож – и с неимоверным облегчением выдохнул, увидев Риса.

– Я тоже туда.

Ференц молча потащился дальше. Вдруг все это окажется ошибкой, и Хенек там живой, раненый, но живой, и его еще можно вылечить… Толкнул ногой тяжелую дверь. Ага, замок сломан. Выстуженная пыльная зала без мебели. Где-то наверху жужжат мухи.

– На втором этаже, – тихо прошелестело позади.

Острый запах крови и кала. Полутемная комната, блеклые журавли на обоях, заляпанный пол. То, что привязано к вбитым в стенку скобам, выглядит, как частью выпотрошенный труп. И хорошо, что Хенек уже труп, Живодер привык растягивать удовольствие.

Отведя взгляд, Ференц пробормотал заупокойную молитву, обращенную к богу смерти Акетису, Кадаху Радеющему и богине милосердия Тавше. Сделать для друга что-то еще он был не в силах.

– Все теперича, пошли.

Его опять начало пошатывать.

– Подожди!

Рис присел, обмакнул кончики пальцев в кровь.

– Я убью Живодера. Слышишь меня, Хенек… И все остальные. Я его убью, – встал, взглянул на Ференца. – Теперь идем.

На улицу вышли молча. Добрели до поворота.

– Тут недалеко есть винная лавка, – сипло вымолвил Берда Младший. – Возьмем чего-нибудь, а? Иначе худо станет.

– Ага, – согласился Рис, морщась.

У него сейчас башка должна болеть. Употребил он немного, не то что те, кто эту дурь жует и жует и остановиться не может, но все равно сколько-то времени будет маяться.

Лавка находилась около Механического двора, где мастерят всякие заводные штуковины вроде музыкальных шкатулок величиной с орех или железных рыцарей в человеческий рост. Из-за высокой кирпичной стены доносился металлический перестук, скрежет, лязг, мелодичный перезвон колокольцев, поэтому Ференц не сразу обратил внимание на шум позади. Оглянулся, приготовившись драпануть, да так и прирос к битой брусчатке: такое шикарное представление не каждый день увидишь!

Сшиблись двое крутых парней. Сразу видно, птицы высокого полета, и в то же время не из благородных. Один лысый, зато с форсистыми усиками, шея вроде не короткая, но толстенная, как бревно, в один охват с головой. У второго морда бритая, жесткая, резкие складки от носа к углам рта, длинные черные волосы с такой густой проседью, что выглядят грязными, хотя он еще не старый.

Оба в клепаной коже, в первостатейных штанах с накладными карманами и чешуйчатых «драконьих» сапогах. Двигаются – засмотришься: не дешевка, бойцы! Скользят по кругу, не сближаясь, изучают друг друга перед атакой. У Лысого в одной руке нож, в другой удавка, у Грязноволосого – тоже нож и кастет с торчащими крючьями. Натуральный поединок посреди улицы. Ференц даже о случившейся беде забыл.

– Идем отсюда, – позвал Рис тревожным надтреснутым голосом.

– Давай до конца доглядим. На кого ставишь?

– Линяем скорее, пока они не закончили.

– Да им же нет до нас дела!

– Есть, – он произнес это таким тоном, что Ференца пробрало. – Победитель нас убьет.

Точняк, если набегут кургузы – начнут трясти свидетелей, поэтому тот, кто уцелеет, постарается замести следы. Хоть Рис и странный, котелок у него варит.

– Линяем, – с сожалением согласился Ференц.

У поворота оглянулся через плечо: схватка продолжалась, Лысый попытался накинуть на врага удавку, но Грязноволосый подставил крючья кастета, крутанул и вырвал шнурок. Эх, жаль, нельзя досмотреть… Но Рис прав, таким парням досужие зрители не нужны.

– Пошли сюда.

Обнаружив, что его ведут к одуряющее красивой сонной хоромине с выпуклыми, как стрекозиные глаза, громадными окнами, Ференц оторопело мотнул головой и уперся на месте.

– Ты чего, это же могила, там четверо то ли пятеро домопроходцев подохло!

– Со мной не подохнешь. Надо где-нибудь переждать, те двое нас видели.

Берде Младшему стало досадно: сдрейфил, как малолетка из хорошей семьи. Все же знают, что для Риса эти многоэтажные ловушки – все равно что дом родной.

– Ладно, заметано, пошли, – он независимо шмыгнул носом и выпятил грудь.

Хоромы по всем статьям оказались хоромами: белые лестницы, синие и бирюзовые потолки, по стенам удивительные цветы из волшебного светящегося стекла, на гнутых серебряных стеблях. Поднялись на четвертый, кажется, этаж, в зал с широченным окном-фонарем, за которым громоздились неказистые серые крыши и дымили трубы. А напротив окна словно бы нет никакой стены: выход в сад, незнакомые деревья окутаны пеной бахромчатых нежно-розовых соцветий, сияет ласковое солнышко…

Ференц шагнул туда – и уткнулся в невидимую преграду.

– Это не настоящее, – сказал позади Рис. – Не то магическая фреска, не то вовсе наваждение. Разве ты никогда о них не слышал?

Слышать-то слышал, но ни разу не видел. Сконфуженно ухмыльнувшись, Ференц извлек из кармана добытую в лавке бутылку портвейна «Багряный кулак». «Багряный» – потому что цвет такой, а «кулак» – потому что вырубает. Ему хотелось вырубиться, чтобы хоть на время забыть о том, что висело на стенке в купеческой развалине.

Выковырял ножом пробку, отхлебнул из горлышка, сунул выпивку Рису. Тот слыл таким трезвенником, что смех один, однако сейчас отказываться не стал, тоже отхлебнул. Небось развезет его. Но что бы он по пьяни ни отколол, Ференц не дурак, чтобы потешаться над парнем, который способен зубами перегрызть незримую нить, соединяющую дух с бренным телом.

Рис поставил «Багряный кулак» на пол, разжал перемазанные засохшей кровью пальцы. Ага, он же поклялся на крови, что убьет Гонбера… Такими обещаниями не бросаются. Ференц схватил бутылку и снова отхлебнул, чтобы прогнать жуть, и тут его осенило:

– Рис, послушай… Разве ты не можешь Живодера так же прикончить? Ну, жевануть «пастилы» – и отправить его в небеса, как воздушный шарик, и пусть его сучью душу демоны слопают!

– Думаешь, я не пробовал? Помнишь, я зимой выпросил у вас «пастилу», полторы плитки? Я с нее не просто так торчал, а пытался достать Живодера. Насмотрелся тогда, что он делает… Научился освобождать тех, кого он мучает, но его самого таким способом не убьешь. Его держит не нить, а много канатов, которые уходят в разные стороны.

– А-а… – отозвался Ференц, снова протягивая бутылку, и, дождавшись, когда Рис выпьет, спросил: – Не боишься его?

Пожатие плечами.

– Боюсь, но не больше, чем других таких же уродов.

– Не брешешь? – Берда Младший решил, что он хорохорится.

– Не-а… Знаешь… – еще один затяжной глоток. – Я по-настоящему боюсь только одного человека. И это не Гонбер.

– А кто?

– Хотел бы я знать, кто. Помню только его взгляд, и еще то, что он швырнул в меня ножом, но промазал.

– Здесь, в Эонхо? Так чего нам не сказал, мы бы его, подлюку…

– Не здесь, раньше. Там было солнце – слепящее, жаркое, злое, нож еще блеснул, как зеркало. И вокруг стояли какие-то люди. Больше ничего не помню.

– Ты же тогда совсем мелким был, точно? И у этого долбанутого на такую детишку рука поднялась, во гад…

– Н-нет, – с пьяной запинкой возразил Рис. – Я был, как сейчас… Вз-з-рослый…

– Тогда я чего-то не прорубаю…

– Я тоже не прорубаю, но все это было взаправду – солнце, взгляд, нож. Не помню, какое у него лицо и глаза, но этот взгляд я бы узнал где угодно. Он меня долго искал. В лесу… Хороший такой был лес – уютный, теплый, еды навалом. Он остановился, как будто чувствует, что я рядом, а я на него из кустов смотрел, через траву. Замер, почти не дышал, хотя сильно злился, что он меня ловит, и боялся по-страшному. А он тоже был очень зол, что меня никак не поймать. Пробормотал что-то вроде: «Ну, ты мне только попадись, наконец!» – и отправился дальше. Потом я на дерево залез, а он внизу прошел. Хотелось прыгнуть сверху ему на загривок и вцепиться в горло или хоть глаза выцарапать, но я побоялся. Он бы со мной справился. Д-долго меня искал, н-но н-не наш-ш-шел… – язык у Риса все сильнее заплетался.

– Тебя н-нипочем не па-ма-ешь!.. – с пьяной сердечностью подбодрил приятеля Ференц, успевший завладеть бутылкой и выдуть все, что там оставалось. – И выцара… выцеце… цепе… бы… Пра-а-ильно, еси он гад… А че он такой гад, а?..

– А он про мя знает… что эт-та я… их всех… Я там всех убил… и его тож-же убил… Вооще всех…

Рис вдруг разрыдался, глухо и надрывно, уткнувшись лицом в ладони.

– Н-не плачь, т-ты же крутой… – утешал его Берда Младший. – Усе будет в сахаре… П-падлами будем…

Они уснули в обнимку на полу, под чудесной фреской, где тоже наступила ночь, взошли сразу две луны, и в бархатной темноте вспыхнули звезды, светлячки, желтые звериные глаза – словно там настоящий сад, а не обманка. Это Ференцу запало в душу, а о чем разговаривали, пока пили, он на другой день припомнить не мог.

Его скрутило жестокое похмелье. Рису было еще хуже, тот ведь перед портвейном жевал «ведьмину пастилу», а это смешивать нельзя, каждый знает, что нельзя, но кто бы вчера об этом вспомнил! Бледный, как мертвец, щеки ввалились, под глазами синяки, всего трясет. Нажрались, как два остолопа, но после того, что случилось с Хенеком, лучше нажраться, чем съехать с ума.

Сортир в этой хоромине оказался таким же роскошным, как все остальное: нарядные изразцы, толчок из белоснежного фаянса, золоченый рукомойник с теплой водицей, которая, правда, скоро закончилась. Ференцу даже неловко стало, когда они там все заблевали – такую-то красотищу!

Для опохмелки ничего не нашлось, зато на другом этаже был ящик с канфой, которая сама собой наливалась в чашки – и черная, и с молоком, и со сливочной пеной. Чашку Ференц втихаря запихнул в карман, да Рис и не возражал.

– Ты не помнишь, что я тебе вчера рассказывал?

– Да мы чего-то за жизнь трепались. Ты говорил про какого-то хмыря с ножом, про лес… Разве сам-то забыл?

– Про нож и про лес – это да… Но мне сейчас кажется, что я после той гремучей смеси багряного пойла с «пастилой» вспомнил что-то важное, а теперь опять забыл, – Рис глядел затравленно и в то же время решительно. – Мне надо знать, что это было.

Отупевший с похмелья Ференц честно попытался выловить из омута вчерашней пьянки что-нибудь еще, но не преуспел, а потом его осенило:

– Да тебя просто вышибло, с гремучей-то смеси! Хоть кого бы вышибло. Бред какой-нибудь в башке заварился, вот и все. А страшное мы с тобой видели по правде, – на душе стало тягостно, как будто потянуло гнилью из вонючего стылого погреба. – Хенек. Не забыл?

Рис кивнул и сжал пальцы в кулак, словно подумал о своем обещании перед растерзанным трупом Хенека.

Боги, он же всерьез… Он и впрямь собирается объявить войну Гонберу Живодеру! Ференцу стало жутковато и захотелось домой, под крыло к деду.

Рис был уверен: вчера ему вспомнилось что-то очень-очень страшное. Такое, что лучше умереть, чем об этом помнить. Потаенное воспоминание и ужасало, и притягивало, словно запретная картинка, но сейчас, на трезвую голову, до него никак не дотянешься. Разве что повторить эксперимент с портвейном и «ведьминой пастилой»… При одной мысли об этом Риса затошнило: желудок загодя известил хозяина о своем несогласии.

Взгляд. Нож, как зеркало. Солнце. Кажется, еще и песок. Что там было, и было ли оно вообще?

На третье утро он почувствовал голод. В таком состоянии на рынок лучше не ходить: поймают за шиворот и в лучшем случае отметелят на месте, в худшем – сдадут кургузам. Остается сидеть в сонном доме и ждать «наката». Когда накатит, он запросто разживется крысой или голубем… И неизвестно, что еще натворит.

Последний вариант – отправиться на хазу к нижнереченским. Там его всегда приютят и накормят, так велел старый Берда.

Дневной свет резал глаза, голова временами кружилась. День был ветреный – Харнанва резвился вовсю, прыгал с крыши на крышу, задирал юбки, срывал шляпы, крутился волчком на перекрестках. Никакого сравнения с его бешеным зимним братцем, и все равно пару раз Риса чуть не свалило с ног. Впрочем, Пес Весенней Бури тут ни при чем, просто он сейчас очень слаб. Точь-в-точь голодающий житель трущоб с крамольной листовки, призывающей прогнать богачей и поделить их добро поровну между бедными.

До нижнереченской хазы он добрался к полудню. На другом берегу свинцово-серой Аваны, за бревенчатым мостом, толпились приземистые дома из темного кирпича, всем своим видом словно предупреждающие: если ты чужой, сюда лучше не суйся. К Рису это не относилось, он находился под покровительством старого Берды, и вся местная шатия его знала. Без приключений доплелся до калитки в добротном заборе, караульщик впустил его внутрь.

– А, маленький маг… Давай, заходи.

Дальше был еще один такой же забор с калиткой, а потом еще. Тройной рубеж обороны, квартал-крепость. Это на случай войны между бандами или карательного рейда, чтобы за здорово живешь не вломились.

В доме было темновато, но убранство богатое, много всякого позолоченного. Даже хорошо, что полумрак: вся эта шикарная утварь, которая раньше где-то плохо лежала, а теперь украшает резиденцию Берды, мерцает красиво и таинственно, и не видно ни грязи в углах, ни шныряющих по стенам тараканов.

– Рис? Иди сюда. Спасибо, что упокоил по-божески нашего Хенека, он был славным парнишкой, – это Ваита, тетка Ференца, рослая, плотная, с театрально подкрашенным грубоватым лицом. – Ты, что ли, приболел? Дай-ка, лоб пощупаю… У тебя жар. Что-нибудь скушаешь?

Напоила его капустным рассолом, накормила куриным супом и дала микстуры от горячки. Потом уложила спать на топчане под ватным одеялом, в комнатушке, где он и раньше иногда ночевал.

– Не слушай наших пацанов, они все дурни, один другого дурнее, и Ференц тоже хорош, – журчал над ним осуждающий голос Ваиты. – Если тебе нельзя пить – значит, нельзя, и больше их не слушай, понял?

Рис что-то невнятно пробормотал, соглашаясь, и с головой провалился в сон.

Ему приснился Коридор.

Город Танцующих Огней в тысячу раз лучше Эонхо, но это не легендарное Безбедное королевство, там есть свои опасности и ловушки. Коридор – один из тамошних кошмаров, хотя и не настолько жуткий, как Мост-через-Бесконечность с хрустальным гробом у подножия.

Это был сон из повторяющихся. Рис увидел его впервые, когда учился в Школе Магов. Второстепенные детали менялись – одежда его спутницы, очертания темного окна в дальнем конце, потолок (то сводчатый, то плоский), пол (то паркетный, то плитчатый, то сплошной без единого стыка), лепные карнизы (то они есть, то их нет), форма дверных ручек – но содержание оставалось одно и то же.

Ночь. Широченный коридор, какие бывают во дворцах и в сонных хороминах. Они туда ворвались, спасаясь от погони. Они – это Рис и Ренарна, о которой поют баллады и рассказывают истории. Их вот-вот настигнет что-то ужасное, оно вломилось в дом следом за ними. Сгусток мрака с широко расставленными глазами величиной с блюдца – эти глаза светятся, заливая белым сиянием весь длинный коридор, и видна каждая царапина, каждая пылинка на полу, из-под ног у беглецов тянутся длинные тени. Чудовище плывет, как рыба в воде, не касаясь пола, но задевая боками стены. Рис больше надеется на свою спутницу, чем на себя: он в этом сновидении просто городской стражник, а она, как и наяву, прославленная воительница. То, что за ними пришло, внушает ему цепенящий ужас, потому что в глубине души он понимает, откуда оно взялось, но это беспощадное понимание мечется в подвале его сознания и никак не может пробиться наружу. Рис на бегу вытаскивает из кармана оружие – небольшой предмет, не похожий ни на лук, ни на арбалет, однако стреляющий чем-то смертоносным – и, зажмурившись от бьющего в лицо слепящего света, парой выстрелов навскидку поражает черную тварь в оба глаза. Звон, словно разбили стекло, спасительная темнота. Спутница выхватывает у него оружие и третьим выстрелом добивает чудовище. Потом они отскакивают с дороги, Ренарна одним ударом высаживает ближайшую дверь и втаскивает его, все еще ослепленного, в комнату, а мертвая туша, скрежеща боками о стены, проплывает мимо…

Сердце бешено колотилось – как всегда после Коридора. Надо, обязательно надо разыскать госпожу Ренарну и спросить у нее про город Танцующих Огней. Неспроста же она ему снится, и в этих снах они друзья… А что она иначе выглядит – какое это имеет значение, если тот же, к примеру, Коридор тоже может выглядеть по-разному? Важно главное, а не мелкие подробности.

Рис несколько раз моргнул, пораженный этим очевидным выводом. Вот бы это пришло ему в голову раньше, в доме у Венусты Лурлемот!

В горле дико пересохло, и надо поскорее отлить. Сначала второе, потом первое. Он добрел в потемках до уборной, а на обратном пути завернул в комнату рядом с кухней, где стоял большой бак с гравировкой на посеребренных боках ихитроумно сделанным краником. Нижнереченские его, против обыкновения, не сперли, а купили в позапрошлом году на Ярмарке Ремесел. Рис взял с накрытой клеенкой тумбы жестяную кружку, нацедил воды, с жадностью выпил.

– Что, маг, не спится?

На пороге стоял белобрысый Юшел. Личность из тех, от кого Рис старался держаться подальше. К поясу с пижонской фигурной пряжкой прицеплен короткий меч и дубинка – видимо, этой ночью он караулит.

– Сейчас пойду спать, – резковато, чтобы сразу отстал, отозвался Рис.

– Ты, говорят, перепил и болеешь? Ну, бывает, бывает… Пошли, я тебя провожу, чтобы не запнулся по дороге.

Рис вывернулся из теплых потных рук, отступил.

– Юшел, отвали. Я хоть и болею, но по рожу съездить могу, а потом Берде все расскажу.

– Да кто тебя трогает, – вздохнул белобрысый караульный, признавая свое поражение. – Нужны мне больные на голову маги… Я от чистого сердца, помочь хотел!

Ага, помочь… Рис побрел к своему закутку. Почему такие, как этот Юшел, к нему липнут, как мухи на мед? Не забывать о том, что этот тип опасен. Нападет вряд ли, но подсыпать какое-нибудь дурманное снадобье может запросто. Не брать у него ни еду, ни питье, особенно если рядом никого больше нет.

И вдруг Риса пронзило острое, как игла, чувство прощания: можно забыть о Юшеле, они больше не увидятся, и в этом доме он находится в последний раз. Это ощущение его накрыло, как тень от облака. Остановившись посреди коридора, освещенного тусклой масляной плошкой, он схватился за стенку, чтобы не упасть. Скоро что-то исчезнет – или нижнереченская хаза, или он сам.

Тибор дожидался известий в домишке на берегу Аваны, у бедной вдовы, которая обстирывала и обштопывала всех желающих и заодно приторговывала своим телом – дряблым, немытым, вонючим, в белесых оспинах. Перед тем как в очередной раз ее поиметь, он глотал возбуждающие пилюли, и все равно было противно, а вдовица попалась похотливая и любвеобильная. Если б она хоть изредка мылась с мылом… Но бережливая женщина мыло покупала только для стирки и на всякую блажь зазря не переводила. Тибор обитал у нее в качестве спившегося наемного солдата, найденного под забором: негоже вполне еще справному мужику на улице валяться.

За эти несколько дней он залатал дырявую крышу, один раз сломал и два раза починил входную дверь, разнес в щепки чью-то лодку, потому что запнулся и обиделся на мировую несправедливость. Ему полагалось пить и орать, и он вовсю бушевал, привлекая внимание огорченных таким соседством местных обывателей.

Только одну вещь он сделал тихо, практически бесшумно, хотя и с немалым удовольствием: заколол и утопил в мутных водах Аваны бродячего продавца дешевых благовоний. Небезызвестного Клаурехта, второго из своих конкурентов в нынешнем деле.

Первого, Ваку Траша, или Душителя Ваку, он еще раньше прирезал на улице. С какой же дрянью якшается ее высочество… Она сказала, однако, что их будет четверо. Значит, остался еще один. Как минимум. Вполне может оказаться, что убийц пятеро, шестеро… Чем же Лорме так досадил этот демоненок, на которого идет охота? Или чем он опасен? Или и то и другое? Или сформулируем вопрос иначе: почему она его боится?

Бастард изгнанного и безвестно сгинувшего принца Венсана? По возрасту подходит, но к чему тогда морока с сердцем? Претендента на корону достаточно просто порешить. Либо вечно юная ругардийская принцесса начинает незаметно для окружающих впадать в маразм, либо здесь кроется какая-то загадка.

Загадки Тибор любил. Занимают ум, отвлекают, знаете ли, от тоски. Поймав жертву, он сначала с ней побеседует, а потом уже вырежет затребованное Лормой сердце.

Стук в дверь. Шпион из местных. Запыхавшийся, сопливый, глаза вороватые.

– Он уходит… Через мост… Я бегом к вам… Серебряный рафлинг, помните?

Тибор бросил поганцу обещанную монету и выскочил наружу. Прощайте, немытые телеса, блохи, скрипучая кровать и нижнереченская сивуха, которую он на самом деле не пил, опасаясь травануться, только во рту полоскал для запаха, и то его каждый раз передергивало. Если с сердцем дело выгорит – вернуться сюда и прилюдно удавить паскуду-трактирщика, пусть это будет одно из трех дозволенных преступлений… Впрочем, Тибор подумал об этом не то чтобы всерьез: здесь все закончилось, и как только мерзкий запах выветрится, ему станет наплевать на здешнего барыгу с его неординарным пойлом.

А клиент уже далеко, тонкая фигурка на другом конце моста. Не хватало сейчас его упустить.

Тибор бросился за ним. Парень в прошлый раз его видел, но узнать не должен. Волосы заплетены в косу, трехдневная щетина, морда красная, живописно опухшая – утром и вечером втирал в кожу специальную мазь. Довершает картинку рваный и грязный плащ. Пьянчуга, очумевший от белой горячки.

На другой стороне Аваны он завернул в подворотню, чтобы избавиться от верхнего плаща и отвратительных мешковатых портков. Маскарад в духе сожителя вдовицы. Одежда у него была многослойная, теперь он остался в штанах вполне респектабельного вида и плаще покороче, из хорошего темного сукна.

Бросив рвань, Тибор вынырнул из-под осклизлых сводов и пошел за клиентом, сохраняя дистанцию. Амулеты на нем достаточно мощные, чтобы тот не почувствовал преследования, но кроме ощущений есть еще и глаза. Если не хочешь неприятностей, надо ими пользоваться и глядеть в оба.

Парнишка по сторонам не смотрел. Напрасно. Хотя, даже если бы смотрел, это бы его от Тибора не спасло.

Вокруг не видно никого, кто мог бы сойти за четвертого конкурента, но расслабляться не стоит. Четвертый может быть бестией похитрее, чем Клаурехт или Душитель Вака. Мысль о том, что он может оказаться хитрей самого Тибора, хорошего настроения не добавляла.

День выдался пасмурный, как будто с самого утра начался вечер. В воздухе колыхалась влажная серая кисея, мостовые превратились в каналы жидкой грязи. Надо отдать должное герцогу Эонхийскому, каналы мелкие: всего лишь блестящий слой бурой слякоти, а не трясина, в которой по колено увязнешь, но для того, чтобы изгваздать сапоги, этого хватало с лихвой.

Впрочем, если взглянуть на вещи философски, сегодня Тиброру не придется барахтаться в этой грязи ради поддержания своей репутации в глазах обитателей Нижнеречья, уже радость. Вдобавок, в такую скверную погоду каждому хочется поскорей оказаться дома, у камина, с чашкой горячей канфы или подогретого вина с пряностями, прогоняющими простуду, и если кто-то на кого-то на улице напал – это, право же, их личное дело, а то и вовсе померещилось.

Веселое красочное пятно посреди городской хмари – лоток с апельсинами под желто-голубым полосатым навесом. Скособоченная старушка с мутными слезящимися глазами и печатью смерти на морщинистом личике вытряхнула на прилавок несколько медяков из засаленного кошелька.

– Не хватит, – втолковывал ей румяный молодой продавец. – Даже на один не хватит. Приходи завтра. Если будут подгнившие, хозяин сбавит цену.

Бабка что-то прошамкала, собрала свои гроши и поковыляла прочь. Не доживет она до завтра, помрет ночью или под утро. Разглядеть на лице человека печать Акетиса дано не каждому, но Тибор это мог.

Клиент, тоже замешкавшийся возле лотка, уже не торопится вперед, а крадется следом за старушкой. Хочет вырвать кошелек? Дурак, видел же, что там всего ничего. Или решил вломиться к ней домой и поискать заначку, о которой выжившая из ума хозяйка давным-давно забыла? Тибор ухмыльнулся: тем проще будет тебя взять.

Старуха дотащилась до своей трущобы, начала взбираться на дощатое крыльцо.

– Бабушка! – окликнул ее остановившийся возле нижней ступеньки парень. – Это вам, возьмите.

В руке у него оранжево сверкнул апельсин.

– Храни тя Тавше, милок, – прошамкала бабка.

– Обязательно съешьте его сегодня. На завтра не оставляйте. Сегодня, хорошо?

«Правильно, ведь до завтра она не доживет», – машинально отметил Тибор, немало озадаченный этой сценкой.

Произошло не то, к чему он приготовился.

Мальчишка отправился дальше, ускоряя шаг. Заметил ли он слежку, непонятно. Скорее, нет, иначе драпанул бы со всех ног. Амулеты Тибора не дают ему почувствовать, что по пятам идет охотник.

Клубок закоулков, таких кривых, словно кто-то их сгреб великанской ручищей и скомкал, заодно помяв ветхие балкончики и крыши.

На булыжном горбу очередной, так сказать, улицы простоволосая женщина в грязновато-желтом пальто кормила голубей. Тех налетело несколько десятков, воркующий сизый ковер, обойти его разве что вдоль стеночки… Парень остановился.

– А ну, пшла отсюда! – визгливо крикнула женщина, махнув на него свободной рукой. – Ишь, гульку хочет украсть, кошатина бессовестная! Пшла, кому говорю!

– Я человек, и я вам не мешаю, – растерянно возразил клиент Тибора.

– Человек!.. – она повысила голос, передразнивая. – Думаешь, если тетка слепая, так ничего не видит? А ну, уходи, кошатина драная, не трожь моих гулек!

Он не стал спорить с умалишенной, осторожно пробрался мимо.

Появившийся из-за угла Тибор с усмешкой приблизился к птичьей благодетельнице, предполагая, что его сейчас тоже обзовут «кошатиной» и обругают почем зря, но к тетке неожиданно вернулся здравый смысл.

– Проходи потихоньку, добрый господин, гулек не распугай. Видишь, кушают… Краешком иди, чтоб не улетели.

Тибор так и сделал, а когда миновал голубиную толкучку, его окликнули:

– Эй, господин! Если увидишь тут близко большущую кошку, пугни ее, мерзавку, сделай одолжение, а то повадилась моих гулек таскать, уже второй или третий раз вокруг да около ходит. Еще человеческим голосом разговаривает, чтоб старую обмануть…

К нему повернулось испитое изжелта-бледное лицо. Вместо зрачков бельма. Да она слепая, как сам Вышивальщик Судеб!

Тибор заторопился, догоняя удаляющуюся добычу, хотя в груди екнуло: это похоже на знамение, невнятное и тревожное. Как будто занозу невзначай засадил.

В гущу домишек, смахивающих на вороньи гнезда, ухитрились воткнуть пожарную каланчу, новенькую и возведенную пока еще не до конца. Рабочих не видно, штабели кирпича и бруса укрыты дерюгами: знающие мастера в такую сырь не строят.

Парнишка направился туда. За каким демоном? С каланчи вроде бы можно перескочить на крышу потасканного розового дома в потеках, потом на другую… Надо перехватить его раньше.

С перехватом Тибор не успел, но оно оказалось и не к спеху. Клиент поднялся на самую верхотуру, на площадку с четырьмя арочными проемами и крюком для пожарного колокола.

Тибор последовал за ним, но остановился на предпоследнем этаже. Если у тебя нет крыльев, сверху никуда не денешься. Похоже, парень что-то улавливает, несмотря на хваленые амулеты, и решил оглядеть с высоты птичьего полета окрестные улицы. Только немного опоздал, его смерть уже здесь, рядом.

Спускается. В руке половинка очищенного апельсина. Видимо, стянул с того лотка сразу две штуки. В душе у Тибора что-то ныло, надсадно и протестующее – вот же не вовремя, это вполне можно вытерпеть после дела, за бутылкой хорошего вина, однако сейчас, когда подошло время взять добычу…

– Ты что здесь делаешь?

Спокойный хозяйский тон. Пусть парень подумает, что он из артели.

Большие сумрачно-карие очи настороженно сузились. А в следующий момент Тибор и сам зажмурился – в глаза брызнул едкий оранжевый сок. Паршивец воспользовался апельсином, как оружием, перед этим половину слопав… Ослепленный убийца загородил выход, ударил на звук. Парень отлетел в другой угол. Готов?..

Ожесточенно моргая, шагнул к нему, уловил неуверенное движение: не совсем оглушен, в сознании.

Глаза жгло, все виделось размытым и плывущим, но от метательного ножа Тибор уклонился. Так себе бросок.

Сквозь застилающие обзор слезы – блеск еще одного лезвия. Ага, сейчас попробует проскочить… Выставив перед собой нож, парень боком метнулся мимо противника к дверному проему, но получил по запястью и выронил оружие. Оплеуха опять отшвырнула его к стене.

Тощий и легкий, весу в тебе кот наплакал, с удовлетворением отметил Тибор, тем сподручней будет тебя тащить.

Кастет с иглой, смазанной парализующим снадобьем. Увидев его на руке у врага, мальчишка затравленно зарычал, словно сразу понял, что одно прикосновение этой штуки не оставит ему никаких шансов на побег. Темные глаза отчаянно блеснули. Вскочив – прыжком, из переката – он рванулся на этот раз не к двери, а к окну. Рассчитывал спрыгнуть на крышу? Возможно, и уцелел бы, а может, убился бы, поскользнувшись на мокрой черепице, не успей Тибор поймать его за шиворот.

Дальше все прошло как по маслу: он ожидал яростного сопротивления, но схваченная за шкирку жертва как будто оцепенела. Тибор нажал большим пальцем на боковой рычажок, из утолщения выдвинулась игла. Укол в шею – и готово.

Бросив обмякшее тело на пол, он убрал кастет, достал из кармана фляжку с водой, промыл глаза. Он всегда носил с собой две небольшие фляжки, с водой и с вином.

Прислушался: никаких признаков четвертого претендента на кучу золота и высочайшее всепрощение. Разве что поджидает снаружи… В этой игре самое сложное – уйти от конкурентов, не потеряв по дороге добычу.

Мысленно обругав ее высочество «сукой», Тибор снял плащ, четырехслойный и снабженный потайными шнурками, позволяющими превратить предмет одежды в объемистую суму для переноски тяжестей. Быстро и умело упаковал жертву.

Когда он с багажом за спиной вышел на грязную скособоченную улочку, хмарь успела сгуститься, и воздух напоминал размокший студень.

Глава 3 Кошка без зонтика

Для того чтобы заключить свой дом в Исторгающий защитный круг, Венусте пришлось прибегнуть к «дроблению сущности». Да-да, злоупотреблять «дроблением» нельзя, иначе в один прекрасный день от тебя ничего не останется, но Исторгающий круг не без причины называют также Сортирным, или Поносным, а малая сущность Венусты Лурлемот, обозначенная как «служанка Анфуса», исполнительна и не брезглива. Превратившись в Анфусу, чародейка выполнила неприятную подготовительную работу: раз за разом окуная кисточку в омерзительную субстанцию, обвела особняк по периметру цепочкой рун без единого разрыва. Потом, снова став собой, активировала заклятие. Рисунок с тихим шипением исчез, зловоние, хвала Милосердной Тавше, тоже.

Наконец-то можно в полной безопасности понежиться в ванне. Изобретатель Поносного круга был великим магом. Теперь каждого, кто явится сюда с недобрыми намерениями, постигнет то же самое, что бывает с селедкой и молоком, если первую запивать вторым. Венуста подобных глупостей не делала, но кто хоть раз пробовал, тот поймет.

Перевалило за полночь, всю прислугу она отпустила, но ванну приготовили заранее, и вода благодаря чарам до сих пор оставалась горячей и ароматной. Когда Венуста перекинула через край белую, как мрамор, худощавую ногу, розовые лепестки на поверхности сонно закачались. Будем надеяться, что никто, кроме ущербной луны, не видел, как она собственноручно рисовала Сортирный круг… Использованные чары не принадлежат к числу запретных, но благородная госпожа Лурлемот, Магия Красоты, безупречная, как логарифмическая линейка, репутация и, простите, экскременты – это вещи несовместимые. Измена себе.

Ничего другого ей не оставалось. Группа магов предприняла попытку уничтожить Гонбера. Чуть не преуспели, но все ж таки не преуспели, а потом одного из участников покушения нашли в фонтане парка Вечерних Грез, расчлененного на мелкие кусочки. Другой, выпотрошенный, с вылезшими из орбит глазами, был приколочен гвоздями к стене в заброшенном сарае на задворках Тряпичного рынка. Венуста к их авантюре имела косвенное отношение: одолжила древний свиток с любопытными сведениями из области обессиливающей магии, сплела для подготовленной ловушки изящное маскирующее заклятие. В случае успеха ей причиталась десятая доля от суммарного вознаграждения, обещанного за Гонбера заинтересованными персонами. Ну а в случае провала…

Придется теперь ежедневно и еженощно заботиться о защите. Незряче глядя на мозаику, изображающую прелестных рыбок в коралловых кущах, она не наслаждалась купанием, а перебирала в уме тех, кто мог бы спасти ее от Живодера.

Трое злополучных участников марнейской драмы, кто же еще.

Страж Мира вышвырнул бы зарвавшегося упыря за Врата Хаоса в мгновение ока. Это его работа, на то он и Страж.

Тейзург – безусловно. Этот могущественный, но стервозный чародей, по сохранившимся свидетельствам, не упускал случая с блеском продемонстрировать свое превосходство над всем, что движется и не движется.

Унбарх, провозглашавший себя мессией и защитником Сонхи, что не мешало ему направо и налево давить несогласных с этим постулатом, разделался бы с Гонбером ради своей вящей славы.

Только где они все?

Венуста с тяжелым вздохом начала расплетать намокшую косу.

Сколько бы ни надрывались в трактирах и на площадях песнопевцы, взывать к Хальнору бесполезно. Она это знала, потому что побывала в Кариштомской библиотеке и прочитала Свитки Тейзурга, заплатив золотом, заработанным за первые три года своей самостоятельной практики.

Свитки того стоили. Благодаря почерпнутым оттуда сведениям она довела до совершенства заклинание, позволяющие придавать коже золотое, серебряное или бриллиантовое мерцание, а также вплетать в запах человеческого пота экзотические возбуждающие ароматы. Хвала богам, среди ее коллег хотя бы изредка попадаются личности, не разделяющие расхожего мнения, что магу или магичке достаточно быть чуть-чуть привлекательнее кикиморы, остальное приложится. Тейзург был как раз из таких исключений, и за это она его безмерно уважала.

Что же до свитков, то Венуста прочитала их очень внимательно, с обычной своей скрупулезностью. В том числе о предпринятых поисках, о тщетных попытках связаться с Хальнором после Марнейи. Все усилия пропали впустую, потому что он больше не бог и даже не человек – всего лишь дикая кошка с полным набором звериных инстинктов, особь из популяции болотных рысей, запертых чарами Тейзурга на заповедном болоте в Лежеде.

Тейзург сделал под конец ужасную вещь. Если найти того самого кота, в теле которого заключен дух Хальнора Проклятого, и выдворить его за Врата Хаоса, в Сонхи через некоторое время народится новый Страж Мира. Пока прежний здесь, этого не произойдет, поэтому было бы целесообразно принести его в жертву всеобщему благополучию, тем более, он бы и сам все понял… Но Тейзург заявил, что этому не бывать. Симпатия и сочувствие к Хальнору-человеку перевесили для него соображения мировой пользы. Как заметил в свое время один из наставников Венусты, если такие, как Тейзург, начинают о ком-то заботиться, это воистину смертельно для всех остальных. Его стараниями с зачарованного болота ни одного котенка не вынесешь, а ведь еще неизвестно, которая из этих усатых-полосатых бестий с кисточками на ушах – бывший Страж Мира.

В песнях об этом не поют, подробности известны только посвященным. Зябко поежившись, хотя вода в ванне оставалась идеально теплой, Венуста начала намыливать волосы. Мыло благоухало розами и жасмином.

И самого Тейзурга в союзники не позовешь, он давно уже находится за пределами досягаемости. В одном из бесчисленных далеких миров, затерянных в океане Несотворенного Хаоса. Почему он ушел из Сонхи, Венуста не знала. Ходили слухи, что на то была вполне определенная причина – посетившее его пророческое видение, суть которого сводилась к тому, что отсюда надо убираться пока не поздно. Он и убрался. Венуста слышала, что в пресловутом Тайном Свитке как раз это видение и описано, однако хранители Кариштомской библиотеки за прочтение сего раритета, недоступного для копирования, заламывают чудовищную цену и каждого прочитавшего связывают клятвой о неразглашении, поэтому те загадочно молчат. Избранных, впрочем, считаные единицы, сие дорогое удовольствие даже Венусте Лурлемот не по карману.

Волосы вымыла на два раза, ополоснула «Сиянием небесного жемчуга».

На Унбарха тоже рассчитывать нечего. Будь у него такая возможность, он бы расправился с Гонбером ради возрождения своей загубленной репутации, но стоит ему высунуть нос из затерянной в джунглях подземной твердыни, как его растерзают Псы Бурь. Безумный Дохрау немедля примчится, чтобы вцепиться в глотку заклятого врага.

Разве что самой туда отправиться и попросить убежища? По крайней мере, в цитадель к Унбарху Живодер за ней не полезет… Гм, туда никто без большой нужды не полезет. Представив себе толпу угрюмых немытых аскетов, фанатично преданных своему архонту, чародейка передернула точеными плечиками.

Не обязательно просить убежища именно там, есть и другие варианты. Аунатиба, Вазебра, Йефт, просвещенные княжества архипелага Ри, Банташский халифат… Все те, кто обещал вознаграждение за голову Гонбера. Они достаточно сильны, чтобы эта кровавая дрянь не сунулась в их владения, и они охотно примут известную волшебницу Лурлемот с ее Магией Красоты.

Закутавшись в махровую простыню с вышитыми серебром вензелями, Венуста сделала выбор в пользу рийских островных княжеств: у них считается, что и дамам, и кавалерам приличествует изысканность, и спрос на ее специфическую магию там будет не хуже, чем в Эонхо. Вначале придется экономить, но она быстро наверстает упущенное. Другой вопрос, как туда добраться и не сгинуть по дороге.

Придирчиво оглядев флаконы на полках полуовальной ниши, облицованной яично-белым фаянсом, Венуста выровняла те, что стояли не в ряд, и пошла в спальню. Щелчок пальцами, и в воздухе перед ней поплыл световой шар. У себя дома она в безопасности, через охранные заклятия никто не прорвется. Двое погибших магов попались в городе, позволили захватить себя врасплох, она их ошибки не повторит… Но тогда почему ей так страшно?

Угол ковровой дорожки сморщен складками. Вспыхнувшее раздражение – ну, право же, нельзя так! – заставило ее ненадолго забыть о страхе, но потом противное ощущение вернулось.

Ренарна. Мысль о Рен сверкнула, как солнечный луч из-под приоткрытой двери в конце коридора. Во-первых, рядом с ней не так страшно. Во-вторых, она способна выбраться из самой безнадежной переделки. Главное, разыскать ее. Эту бесовку с тигровой челкой может носить где угодно.

Венуста отправилась не в спальню, а в кабинет. Написать письмо. Два письма. Десять писем. Тридцать! И разослать во все концы курьеров – пусть это обойдется недешево, ее жизнь стоит дороже.

Задела локтем хрустальную чернильницу в виде жабы с крышечкой на голове. Лилово-черная с золотым отливом жидкость выплеснулась на стол. Мгновенная вспышка паники – сейчас все тут будет заляпано! – быстро угасла. Есть вещи поважнее кляксы.

Рен была ее закадычной подругой, еще со школы. С чего их дружба началась, теперь и не вспомнишь. Кажется, кто-то Венусту толкнул, под смешки остальных, а решительная черноволосая девочка с яркими зеленовато-коричневыми глазами моментально съездила по уху обидчику. Хорошо так съездила, тот сразу скуксился, хотя только что хихикал и обзывал жертву «ревой-коровой». Им было тогда лет по восемь.

Благородная чародейка Лурлемот не всегда была элегантной особой с выверенно безукоризненными манерами, осанкой царственного гладиолуса и утонченным, как переливы перламутра, шармом. Ей нравилось сравнивать себя с изысканным цветком, выросшим на замусоренном заднем дворе. Захудалое аристократическое семейство. Отец пьет, играет и проигрывает, мать на всем экономит, скрипучая ветхая мебель, плохое питание, обноски старших сестер. Гордость: «Мы даже в рваных чулках должны оставаться знатью и пользоваться столовыми приборами, как требует этикет!»

Рано проявившийся магический дар привел Венусту в Школу Магов. Костлявая, угловатая, стеснительная, вдобавок плакса и ябеда, она к исходу первого же месяца оказалась отщепенкой. Ябедой она стала не из вредности, а потому, что пыталась искать защиты у взрослых, но это дела не меняло. В школьном котле кипело страшноватое варево из жажды самоутверждения, взаимных обид, ранних ростков похоти, тающей боли после прежних инкарнаций, затаенного желания быть лучше и любимей всех остальных, насущной потребности кого-нибудь помучить, боязни оказаться не как все, страха перед наказаниями и саднящих, как содранные волдыри, первых разочарований. Очень может быть, что Венуста захлебнулась бы этим адским зельем, если бы не подружилась с Ренарной Мушналиги из Набужды.

Кто-то из преподавателей однажды назвал Рен «пантерой в посудной лавке». В яблочко. От слона в аналогичной ситуации еще можно увернуться, но если столкнешься с пантерой, самое лучшее – это сидеть тихо-тихо и, уж конечно, не дразнить ее.

Вначале Венуста прибилась к ней из трусливого расчета: Рен запросто могла за раз навалять двоим-троим и никогда не сдавалась. Если подстраивали какую-нибудь магическую каверзу, непременно отлавливала оппонентов после, когда те не ждали нападения. Кулаки против магии. Дара в ней было всего ничего – искра, которую так и не удалось разжечь. Тут она проиграла бы любой завалящей ведьме из тех, что сводят бородавки и лепят дешевые привороты на одну ночь. Зато силы характера хватило бы на трех с половиной полководцев. Вдвоем с Венустой они составили классическую пару «воин-маг» и действовали весьма эффективно, учитель боевой магии даже ссылался на них, как на пример, за которым не нужно далеко ходить.

Когда им исполнилось по двенадцать лет, Рен из школы забрали. Набуждийские купцы не любят выбрасывать деньги на ветер, и если колдуньи, даже посредственной, из дочери не получится, лучше на это дело плюнуть, приучить ее к домоводству и выдать замуж за почтенного человека.

Венуста лишилась заступницы, но к тому времени она уже могла дать отпор обидчикам самостоятельно. Ей магического дара досталось через край, и она числилась среди первых учеников, с отличными оценками по защитным чарам.

Вскоре после своего шестнадцатого дня рождения она получила из Набужды приглашение на свадьбу Ренарны Мушналиги и господина Паржевухи, уважаемого торговца сукном. Денег на подарки и на дорогу не нашлось, но она приготовила по собственному рецепту зелье, придающее волосам блеск иссиня-черного атласа на солнце, а карету за ней прислали родственники Рен. Аристократка и чародейка в подружках у невесты – утерли нос соседям!

Как бы то ни было, они снова встретились. Увидев жениха, Венуста ощутила оторопь: важный сорокалетний толстяк с рыбьим взглядом и жестко поджатыми губами. Зато Рен почти не изменилась, все та же девчонка-сорванец, которой надо было родиться парнем или хотя бы кошкой, гуляющей где вздумается, без оглядки на человеческие обычаи и правила. Пантера в посудной лавке, и это не может не закончиться плохо – или для пантеры, или для хозяев посуды.

Замужем Рен не понравилось, и через год она сбежала. Опозоренный господин Паржевухи после этого ходил с фингалом и опухшей скулой: оступился на лестнице, пребывая в расстроенных чувствах, бывает. Венуста, услышав об этом, его объяснениям не поверила.

Спустя еще четыре года Рен разыскала ее в Эонхо и явилась в гости. Мешковатые мужские штаны вместо юбки, с кожаными заплатами на коленях. Меч на поясе. Мускулистые руки. Бронзовый загар. Впрочем, загар ей шел, а по поводу остального Венуста много чего могла бы сказать… Проглотив рвущиеся наружу критические замечания – ничего не поделаешь, они разные, и всегда были разными, надо с этим смириться, если не хочешь потерять друга – она деловито заявила:

– Челку надо выкрасить, чтобы черные и рыжие пряди чередовались. И насчет остального подумаем… Когда женщина подражает мужчинам или юноша подражает женщинам, это выглядит, как дурацкая пародия. Надо найти твой неповторимый стиль! Рен, пожалуйста, не отказывайся. Я только что начала самостоятельную практику, Магия Красоты, видела вывеску над дверью? Если можно будет на тебе поэкспериментировать, ты меня очень выручишь!

Воительниц не так уж много, и Ренарна считается среди них самой стильной. Вся клиентура госпожи Лурлемот знает, чья это заслуга.

Рука, выводящая каллиграфические буквы, временами начинала дрожать. Помарки, кляксы, несколько листков пришлось скомкать. Нельзя же отправлять письмо, написанное неаккуратно.

Подруга увезет ее из Эонхо в безопасное место. Она любит бросать вызов всем страхам мира… Венуста не понимала, как можно любить риск, а для Рен это такое же удовольствие, как хорошее вино, теплая ванна или флирт с приятным кавалером. Что она испытывает, когда рискует, Венуста даже представить не могла, но представлять и не надо, каждому свое. Главное, чтобы Рен нашлась и приехала.

Под утро на рабочем столе лежало три аккуратных стопки белоснежных конвертов, запечатанных розовым сургучом. Осталось дождаться, когда придет прислуга, и послать кого-нибудь в почтовую контору. Но сначала – прибраться. Засохшая чернильная лужица, мятые бумажки… В чернильнице муха, когда только успела, мерзавка… Еще и под стол что-то закатилось. Ужас, словно у нее в кабинете Унбарх с Тейзургом повоевали!

Кавардак царапал, как застрявшая в шелковом чулке колючка, и Венуста, несмотря на полный упадок сил, принялась наводить порядок. Нельзя оставить все в таком виде и пойти спать, порядок – прежде всего.

На одной чаше весов – куча денег, прощение всех прошлых преступлений и трех еще не совершенных. На другой… Тибор не знал, что там лежит на другой, кроме жизни никому не нужного паршивца, который забился в угол и замер, даже дыхание затаил.

– Хочешь вина?

Пленник молча сверкнул глазищами из полумрака. Надо полагать, не хочет. Видно, что до полусмерти перепуган, и в то же время полон обреченной непримиримости.

– Я тебе не враг. Я убийца. Мне за тебя заплатили. Согласишься со мной побеседовать – умрешь не больно. Если оное предложение тебя заинтересовало, выползай оттуда и садись, – Тибор кивнул на стул.

Интонация мягкая, но не настолько, чтобы парнишка еще больше испугался. С полминуты подумав, тот поднялся, доковылял до стула и уселся напротив. За металлическим кольцом на тощей лодыжке тянется длинная цепь, на руках кандалы. Судя по тому, как неловко он двигается, закован в первый раз. Узкое лицо, искусанные губы. Длинные спутанные волосы – это, похоже, своего рода доспех: нависают над глазами и прячут слишком тонкую шею, иначе он почувствует себя беззащитным. Тибор получил тому подтверждение, когда попытался отвести их в сторону – еле успел отдернуть руку от клацнувших зубов.

– Ты еще и кусаешься?

– Придержи лапы, – огрызнулся пленник.

Пока он был без сознания, Тибор успел хорошенько его рассмотреть, поэтому не стал повторять попытку.

Сейчас ему всего лишь хотелось выяснить, как это существо отреагирует на его жест. Выяснил: так можно и без пальцев остаться.

– Будешь вино?

– Я не пью, – с неприязнью буркнул парень.

– Предпочитаешь апельсины?.. Вино не крепкое, это гливайзи с рийскими пряностями, – говоря, он наполнил вторую кружку. – Тебе не так долго осталось жить, чтобы заботиться о здоровье. Почему ты один из украденных апельсинов отдал старухе?

– Ей очень хотелось, а видно было, что ночью она умрет. Наверное, уже умерла. Какая тебе разница?

– Хм, добрый поступок… Значит, ты способен увидеть на лице человека печать Акетиса?

– Не всегда.

Он закусил и без того пострадавшую нижнюю губу, словно подумал о чем-то безрадостном.

– Выпей, – Тибор подтолкнул к нему кружку. – Догадываешься, кто тебя заказал?

– Ага. Один тип, я не помню лица и как его зовут, но взгляд у него такой, что в могиле не забудешь. Кажется, он маг. Умеет швырять ножи, но не всегда попадает в цель. В меня не попал.

Эти неожиданные сведения Тибора слегка обескуражили. Словно открываешь дверцу буфета, рассчитывая увидеть стопки тарелок, а на полках вместо них лежат башмаки или камни.

– Ты с ним встречался, да? – мальчишка смотрел с напряженным любопытством. – Кто он вообще такой?

– Рис, ты не угадал. Наш заказчик под это описание не подходит. Кстати, Рис – это имя или кличка?

– Имя, наверное, – он пожал плечами. – Не важно.

– Видел когда-нибудь ее высочество Лорму?

Рука, потянувшаяся было к кружке, замерла, глаза сощурились, губы сжались. Отталкивание, даже, пожалуй, отвращение. Словно Тибор заговорил не о вечно юной ругардийской принцессе, а об уховертке или сколопендре.

– Один раз видел. Она выходила из кареты на улице Босых Гадалок, – в глазах, напоминающих темную яшму, мелькнуло понимание. – Это она приказала меня убить?

– Интересно, чем ты заслужил такую честь?

– Не знаю. От нее так и тянет смертью. Я приходил к одной ведьме, которая там жила. Ну, мне посоветовали провериться на сглаз, и я пошел, а тут как раз принцесса приехала.

– Жила? – уцепился за слово Тибор. – А теперь она где?

– Умерла. И та жрица Лухинь, к которой приезжала принцесса, тоже умерла. Их дома стоят напротив.

Мальчишка поежился, ухватил обеими руками тяжелую глиняную кружку, отпил вина. Зубы стукнули о край, звякнула цепь.

– Еще где-нибудь ее встречал?

– Нет.

– Уверен?

Кивнул. Кандалы для него слишком тяжелые, но Лорма предупреждала, что он опасен.

– Как звали ведьму?

– Хия.

– Ты в тот раз ничего не говорил в адрес ее высочества? Может быть, сделал неуважительный жест или скорчил рожу?

– Нет. И она в мою сторону даже не посмотрела.

Ребус не хотел разгадываться, только дразнил. Задумчиво глядя на пленника, Тибор решил, что убивать его пока рановато. Возможно, позже понадобится задать ему еще несколько вопросов… Эта мысль оказалась неожиданно приятной. Впрочем, все дело в том, что наконец-то можно отдохнуть после беготни по Эонхо и прозябания во всяких странных местечках вроде логовища нижнереченской вдовицы. Хорошо натопленная комната, кружка превосходного гливайзи, конкуренты остались в дураках, спешить некуда – что еще нужно для того, что принято называть счастьем?

Смертельную опасность Рис ощущал каждым нервом и каждой косточкой. Как будто ноют зубы, только сейчас не зубы, а все тело целиком, и ноющая боль – не физическая, но от этого не легче.

Обращались с ним не сказать, чтобы плохо. Не били. Топили чугунную печку. Принесли набитый соломой тюфяк и одеяло. Кормили три раза в день тем же, что ели сами – наваристой мясной похлебкой, копчеными колбасками, сырными лепешками. Правда, ел он чуть-чуть. Не хотелось.

Тибор сказал, перед тем как убить, ему дадут выпить настойку алаштырского дурмана. Это сильное снадобье, при достаточной концентрации – яд, от которого уснешь и не проснешься. Но если так, почему не ограничиться отравой? После трехлетней учебы в Школе Магов Рис кое-что знал и о дурманных зельях, и о ритуальных убийствах. Его не просто прикончат, дело обстоит гораздо хуже.

Он впервые увидел вблизи троллей. Чешуйчатые громилы с острыми зубами, когтями, которые можно выпускать и втягивать, подвижными кожистыми рожками длиной с человеческий палец и ушами, похожими на крылья летучей мыши. На нижних кромках ушей болтаются серьги, по нескольку штук. На лапищах грубовато выкованные перстни с агатом, нефритом, ониксом, кусочками горного хрусталя и невзрачными пестрыми камушками, названий которых он не знал.

Один из троллей был шаманом. Этот целый час просидел напротив, опустив тяжелые сизые веки, потом, грузно ступая, ушел – наверное, докладывать Тибору о своих выводах.

Рис догадывался, почему его хотят убить. Из-за «накатов». Видимо, в другой своей ипостаси он опасен для людей, и жрица Лухинь с улицы Босых Гадалок это поняла, рассказала принцессе, а та распорядилась его уничтожить – надежным способом, чтобы не вернулся с того света. Но тогда неясно, кто погубил Леркавию и Хию… Может быть, он сам? Ага, во время очередного «наката», которого даже не заметил. Или еще хуже: он убил их на расстоянии, таким же образом, как Хенека. Не соображая и не помня, что делает. Подумав об этом, Рис как будто замерз, хотя сидел на тюфяке в нескольких шагах от пышущей жаром печки, и сквозняков тут не было, в комнате ни одного окна, темноту рассеивали две тускловатые масляные лампы, подвешенные возле двери.

Если так, пусть его поскорее убьют. Люди вправе защищаться от таких, как он.

Клонило в сон, но он боялся опять увидеть Хрустальный Гроб и старался держать слипающиеся глаза открытыми. Этот кошмар совсем рядом, почти до него добрался – словно какой-нибудь страшный предмет, до поры до времени скрытый мутными волнами, которые плещутся возле ног. Когда-то в прошлом он видел море, это совершенно точно…

Рис вздрогнул и выпрямился. Чуть не уснул, потому что коварный сон притворился морем и попытался обнять его мягкой темной волной, чтобы уволочь туда, где ждет Хрустальный Гроб.

Попросить у троллей канфы покрепче? Тибор сказал, если чего-нибудь сильно захочется – в разумных пределах можно, вроде как последние желания приговоренного к смерти.

Бывают сны, в которых можно остаться навсегда. Или, во всяком случае, застрять надолго. Это произойдет, если во время такого сновидения умрешь: и возвращаться некуда, и на то, чтобы вырваться из приснившейся зыбучки, сил не хватает.

Рис боялся, что сон про Хрустальный Гроб с кровавым содержимым имеет как раз такую природу. Отлично понимал, что бояться нельзя: страх тут главный приклеивающий ингредиент и заодно – тот канал, через который морок питается твоей же силой, но ничего не мог с собой поделать. Это сильнее его, потому что… потому что… Он невольно съежился: словно сидишь в запертой комнате, а «потому что» похоже на черную гигантскую сороконожку, которая с шуршанием бегает вокруг дома, царапает дверь, скребется в стены.

Уткнувшись лбом в колени, он пропустил тот момент, когда вокруг него сомкнулась полость хрустального гроба.

…С ним пока все в порядке. Пока. Ни механических пауков, вцепившихся в лицо и в сердце, ни путаницы кровавых нитей. И боли нет, только дикое отчаяние. У него забрали амулеты, с которыми ни за что нельзя было расставаться: один – казенный амулет городского стражника, второй дал ему друг. С этими штуками его бы где угодно нашли… или почти где угодно, а теперь все пропало. Повернув голову, он смотрит сквозь прозрачную стенку гроба на вошедшего в комнату человека. Тот улыбается, а его чуть не наизнанку выворачивает от тошнотворного страха и бессильной ярости…

Поблизости что-то брякнуло, и Рис очнулся. Ошалело уселся на тюфяке, загремев цепью. Только что испытанные эмоции горели, как ожог, но это ощущение постепенно затухало.

Опять не разглядел его как следует. Только знакомый взгляд, да еще эта улыбка, за которую можно убить. Рис так и думал, что в истории с хрустальным гробом без главного врага не обошлось.

Внезапно почувствовав жажду, он взял кружку, стоявшую на дощатом полу возле изголовья, в несколько глотков допил травяной чай. На дне остались изломанные черные стебли, разбухшие и пахучие. Несколько мгновений Рис вдыхал влажный горьковато-сладкий аромат, напоминающий о родном лесе, о затянутых ряской водоемах, о торчащих из тихой воды цветах на пушистых ножках… Потом, понимая, что дальше бороться со сном невозможно, свернулся на тюфяке.

Хрустальный Гроб плавает где-то рядом. Если эта гадость все равно хочешь не хочешь приснится, надо по крайней мере оказаться не внутри, а снаружи.

Смотреть на такие вещи с дистанции намного легче. Это происходит не с ним. Он здесь посторонний. Это всего лишь одна-единственная вероятность из бесчисленного множества, и если сделать что-то, не особенно даже значительное, чуть раньше или чуть позже, открыть не ту дверь, повернуть не в тот переулок, оно никогда не сбудется.

С этими мыслями Рис глядел на истерзанное человеческое существо, оплетенное неживой и, тем не менее, пульсирующей кровеносной сетью. Из-за мерно вздыхающей штуковины – да это просто какой-то механизм, не так уж сильно похожий на паука – лица почти не видно, однако ему пришло в голову, что пленник хрустального гроба, если бы только смог, улыбнулся бы почерневшими окровавленными губами.

Потому что он все сделал правильно. Никакого жертвоприношения не было. То, во что он превратился – плата за Мост-через-Бесконечность, и он по собственной воле согласился на эту страшную цену. Надо было во что бы то ни стало что-то кому-то срочно сообщить?.. Похоже, да. Метаморфозы сущности на таком высочайшем уровне доступны единицам, самым-самым из магов, а он очень молод и даже не ученик. Бешеный поток энергии таонц, хлынувший через не приспособленное для этого человеческое тело, в считаные мгновения переломал кости, порвал в клочья сосуды, нервы и сухожилия, расплющил мышцы… Теперь Рис понимал: жутковатая начинка хрустального гроба, которая в первый раз показалась ему омерзительной, не мучает человека, а поддерживает в нем остатки жизни. «Паук» на лице вместо него дышит – он сам на это больше не способен, а тот, что сидит на груди, заменяет сердце – от его собственного остались одни ошметки. Поблескивающая паутина подменила кровеносную и лимфатическую систему, высасывает из тела продукты некроза, не позволяет травмированным тканям и органам умереть окончательно. И все это не волшебное: оно функционирует, как крайне сложный часовой механизм, без никаких чар. Рис не забывал о том, что он сейчас спит, и ему подумалось, что подобные чудеса возможны только во сне.

Впрочем, вывод насчет полного отсутствия магии оказался преждевременным. Обогнув гроб, он обнаружил, что за изголовьем, на расстоянии ладони от пола, к отполированной до стеклянного блеска стенке прикреплен небольшой листок бумаги с нарисованным аргнакхом. Ага, вот это уже серьезно! Удерживающий символ выведен кровью, линии изящные и четкие, все по правилам. Вот что на самом деле не отпускает лежащего в гробу человека из мира живых, иначе бы никакая механика не помогла, даже самая заумно сложная… Аргнакх прилепили так, чтобы не бросался в глаза, словно неизвестного мага что-то смущало – интересно, почему?

А сбоку на стене цветная вспышка, хотя только что ничего там не было… Магические зеркала с картинками и надписями. Одну из них Рис неожиданно для себя сумел прочитать – или, вернее, уловил ее смысл:

Идет зановооживление.

Прогноз: вероятность благоприятного исхода – 0,0000000000000000000000000001.

Продолжать зановооживление?

ДА? НЕТ?

И тут он проснулся. Полутемная комната, кандалы, две старинные медные лампы по обе стороны от двери, а перед глазами до сих пор светится длинная цепочка чужих знаков – много-много-много нулей. И во рту противный горьковатыйпривкус. Это ведь он будет умирать в хрустальном гробу. Наверное… Совсем не обязательно. Тропы будущего ветвятся, расходятся в разные стороны, и кто сказал, что он непременно придет именно туда?

Отыгрыш неудачи, такой досадной, что скулы сводит: взял клиента, но тот улизнул, и теперь надо выяснить, в какую щель он мог забиться. Плохая мина при хорошей игре. Это позволяло побольше узнать о Рисе, не подбрасывая ненужных выводов шпикам Лормы, и заодно сбить с толку оставшихся конкурентов, сколько бы их ни было. Если бы не скверное настроение, напоминающее взбаламученную речку, непонятно куда устремившуюся в обход прежнего русла, все было бы в сахаре.

Воришка из Нижнереченской банды, сдавший Риса Тибору, и еще один поганец оттуда же. Оба намекали, что знают, где прячется Рис, и помогут его выследить, если господин хороший не поскупится. Заодно выложили о заморском городе Танцующих Огней – Рис всех о нем расспрашивает, о его панибратских отношениях с сонными домами, о том, как он на расстоянии, с помощью каких-то нехилых чар, оборвал жизнь Хенека Манжетки, которого пытал Живодер, хотя твердит, что не маг.

Они говорили об этом и раньше, только тогда избыточные подробности его не заинтересовали, а сейчас он подавал поощрительные реплики, чтобы вытянуть побольше. Амулеты у него мощные, почти любые направленные чары перебивают, но насчет эпизода с Хенеком стоит держать в уме, пусть шаман и не учуял ничего опасного.

Денег поганцам Тибор дал, пообещав доплатить за наводку. В отличие от них, он знал, где спрятан Рис, но морочить головы вероятным наблюдателям надо со всем респектом, чтобы ни в чем не усомнились.

Поломойка из Школы Магов, кряжистая краснолицая тетка с заплывшими глазами-щелками. Из тех невезучих, кто наделен малой толикой магического дара, недостаточной даже для самой скромной колдовской практики. Из нее вышел толк по другой части: тайная надзирательница и наушница, с точки зрения преподавателей – бесценный помощник. Видимо, эти таланты проявились рано, и когда обнаружилась ее непригодность касательно волшебства, девчонку оставили при школе прислугой. Теперь ей было за сорок, она закладывала за воротник и не отказалась пропустить с Тибором по стаканчику полынной настойки в «Каменном башмаке».

Риса она помнила. Во-первых, тот никогда не пакостил. Огрызнуться мог, но исподтишка не гадил, таких она отличала и одаривала своим расположением, тусклым, как тень в облачную погоду. Во-вторых, господин кастелян из-за него вконец заел ее своими жалобами, не сейчас, а годочков шесть назад, потому что господина кастеляна заел в свою очередь господин Сарабтен, который после бегства мальчонки требовал неустойку за моральный ущерб.

– Я вам скажу, сударь, магия в нем была, – дыша на Тибора чесноком и полынью, доверительно сообщила поломойка. – Только наружу не выходила. Запертая магия, понимаете? Я это чувствовала, я же хоть на малость, но тоже ведьма. И вот что удивительно, сударь, все его любили. Или, можно сказать, почти все. Вы же знаете, в таких заведениях, как наша школа, дети друг дружке волчата, но его не мучили, хотя он был совсем не боевой. Если кто-то начинал его обижать, всегда находились заступники. Магия, которая в нем жила, привораживала, как чудесная музыка, понимаете, о чем я, сударь?

Тибор понимал, о чем она. К сожалению… Десять тысяч рафлингов, прощение всех прошлых и трех еще не совершенных, а он, как последний идиот, тянет время.

Расчувствовавшись, женщина шмыгнула носом и добавила:

– Даже я, бывало, угощала его конфетой или яблоком, без корысти, единственно по своей неистраченной доброте! Ох, жизнь наша тяжкая…

И протянула покрытую цыпками загрубевшую руку к бутыли с горькой настойкой.

Оставив ее наедине с выпивкой, Тибор выбрался из трактира на свежий воздух. День выдался ясный, подсохшие пыльные улицы выглядели удручающе серыми, пусть их и оживляли дрожащим блеском спицы экипажей, оконные стекла, посеребренные шпили, витрины богатых лавок, сверкающие грани сонных хоромин.

Некто в бесформенном болотном плаще тащился за ним, то исчезая в энергичной полуденной толкучке, то опять выныривая на мгновение-другое. Один из посетителей «Каменного башмака» вышел следом.

Тибор ускорил шаг, свернул за угол, потом в подворотню, загроможденную каким-то хламом, словно здешние жители готовились к осаде. Затаился у стены, за штабелем ящиков, воняющих гнилым луком. С тех пор как ввели «мусорную подать», горожане как только не изощряются, лишь бы не вывозить отбросы на свалку за Белой стеной, окружившей разросшуюся столицу полвека назад. Потихоньку подсунуть мусор в чужой двор – дежурная шутка, давно уже не смешная. Судя по количеству ящиков, на этот раз от протухшего товара избавилась солидная овощная лавка или перекупщик, придержавший лук до весны и обманувшийся в расчетах.

Преследователь топтался в просвете, изображая сомнения в номере дома. По характерным движениям, мнимо неуклюжим, и по выпирающему из-под нахлобученного капюшона расплывшемуся подбородку, покрытому неряшливой белесой щетиной, Тибор признал Шостаса Падальщика. Тот заработал свое прозвище, потому что отличался скверным обыкновением пристраиваться к напавшим на след собратьям по профессии: выжидал, когда коллега сделает дело, после чего наносил удар, присваивал добычу и получал с заказчика плату. Тибора он еще ни разу не оставлял в дураках, но теперь, видно, решил рискнуть – десять тысяч и так далее. Гм, Лорма и его тоже пригласила участвовать или он включился в игру по собственному почину?

В подворотню осторожный Падальщик не полез, а Тибор пересек проходной двор, вышел через противоположную арку и углубился в путаницу грохочущих, сверкающих, кишащих народом булыжных улиц. Было искушение прирезать Шостаса, но… Мало ли, как все повернется, вдруг и Падальщик окажется полезен?

Мунсырех, тролль-шаман, развеял его подозрения:

– На тебе нет приворота или других похожих чар. Твои амулеты не пропустили бы такие чары. И Рис не колдует, этого нет. А что есть, я не знаю, как назвать.

– В нем присутствует магия, так? – подсказал Тибор, вспомнив слова поломойки.

– И магия тоже. В нем бездна, – Мунсырех задумчиво покачал тяжелой чешуйчатой головой.

– Как у его светлости герцога Эонхийского?

– Иначе. Бездна герцога – это жадная пустота, а у него там звезды, деревья, озера, пение ветра над морем, цветы под дождем и еще много-много красивого. И спрятанная рана, из-за нее Рису нельзя стать шаманом.

– Что за рана?

– Плохая рана. От черного колдовства. Если он начнет шаманить, его сила скоро утечет, как через пробоину, и ему надо будет долго отдыхать, чтобы восстановить таонц. Он с этой раной родился. Может, сделал что-то очень скверное в прошлой жизни, и теперь ему воздается.

Часть этих соображений Тибор уже слышал, но тролли не любят, когда их перебивают. Дай высказаться и только потом, улучив момент, закругли разговор или переведи на другую тему. Команда из троллей по надежности ни в какое сравнение не идет с человеческой шайкой, но надо уметь с ними ладить.

Бывшая горничная из дома Сарабтенов. Она сменила хозяев четыре года назад и о своем прежнем месте рассказывала такое, что не всякий бы ей поверил. По ее словам выходило, что приемыша там регулярно истязали на глазах у детей, чтобы отвратить их от шалостей и склонить к послушанию.

– Господина Сарабтена за это боги покарали, – закончила девушка, серьезно глядя на Тибора. – Однажды что-то злое вцепилось ему в руку, крови было по всему коридору… Он так и остался криворуким, хотя сделал приношение Кадаху и заставлял всех нас молиться о своем исцелении.

Сам господин Сарабтен. Если остальным собеседникам Тибор платил за информацию, то сейчас отрекомендовался чиновником из Надзора за семейным добронравием – замшелой службы, о существовании которой мало кто знал, учрежденной кем-то из королей позапрошлого века. Служащие Надзора получали скромное, но твердое жалованье и ежегодно писали отчеты о том, как традиционные всенародные праздники способствуют укреплению семейных уз, больше с них ничего не требовалось, и отчетов тех никто не читал. Тем не менее предъявленный Тибором жетон произвел на Сарабтена впечатление.

Солидный преуспевающий эонхиец. Сама благопристойность в лице крупного, в меру обрюзгшего мужчины с честными глазами и твердым, самую малость настороженным ртом. Впечатление портила правая рука: движения неловкие, пальцы слегка скрючены, из-под накрахмаленной манжеты виднеется рваный рубец.

– Это бешеная кошка, сударь, – заметив взгляд собеседника, объяснил Сарабтен.

– У вас дома взбесилась кошка? – поинтересовался «чиновник», которому понадобились для переписи сведения о судьбе Ристобия Сарабтена, пасынка этого почтенного господина.

– Уличная кошка. Ее впустил по рассеянности кто-то из домочадцев. Возможно, сама забралась через окно на кухне. Выпрыгнула, откуда ни возьмись, повисла на руке и впилась зубами, а потом бежать. Я только успел разглядеть, что это рыжевато-серая кошка, а не собака и не обезьяна, дрянь этакая. Она порвала мне вену и перегрызла сухожилие. Видите, срослось криво. Приходится теперь повсюду водить с собой писца, я ведь не левша.

Тибор не позволил ему перевести разговор на шарлатанов-лекарей, которые ничего не смогли сделать, и на жуликоватых магов, которые заявили, что зверь его покусал не простой, а волшебный, и нужное зелье стоит баснословных денег. Вернул к насущному вопросу.

– Этот негодник сбежал под шумок, – пожаловался Сарабтен. – В то время, пока я болел. Ходили туда-сюда, то за лекарем, то в аптеку, двери не запирали, никто не присматривал… Потом я навел порядок, а тогда все отбились от рук.

Праведное негодование. Чудо, что за тип.

«Эх, кто бы мне тебя заказал…» – вздохнул про себя Тибор.

– Остроумный каламбур: кошка покалечила вам руку – и все отбились от рук, – выдал он вслух. – А что скажете про Ристобия?

Приятное разнообразие: Сарабтен был первым, кто отзывался о Рисе без явной или скрытой симпатии. Испорченный, нелюдимый негодник, дичился, вредничал и портил дорогие вещи, прислуга на него жаловалась… Прислуга, кстати, утверждала обратное, но об этом Тибор сообщать собеседнику не стал.

Сделал бессмысленную пометку в записной книжке, переплетенной в дешевую коричневую кожу, официально поблагодарил за содействие и попрощался. Шаман прав, привораживающими чарами Рис не владеет, иначе воспользовался бы ими, когда угодил к Сарабтену. Но за что его все-таки приговорили к смерти? Да еще к такому посмертию?

Ответ на второй вопрос: чтобы не мешал. Но тогда – кому и чем он может помешать?

Улицу Рваных Кружев перекрыли герцогские гвардейцы. Беспорядки. Молодцы стояли плечом к плечу, сомкнув щиты – волшебная кошка не прошмыгнет. Та самая, что покусала Сарабтена… Вместе с другими благонамеренными горожанами Тибор повернул обратно. Миновав несколько кварталов, напоминающих в этот час разоренные муравейники, вышел к Мятежному театру – зданию под тускло-серебристым куполом, увенчанным изваянием вздыбившегося коня.

Театр был мятежным исключительно в художественном смысле, его основатели выступали против косных традиций в искусстве. Никакого отношения к реальным мятежам он не имел и вдобавок находился под высочайшим покровительством принцессы Лормы, но несмотря на это его колоннада стала излюбленным местом расклейщиков листовок любого толка. Название, знаете ли, обязывает.

На бумажках, обезобразивших круглые каменные колонны, кривились рожи тех, кого надо бить: богатеев, кургузов, демонов, блохастых босяков, святош, продажных девок, иностранцев, магов, нечестных торговцев… Если суммировать содержащиеся здесь призывы, получается, что бить надо всех без разбору.

А это что?

«Орден Унбарха – Добротворца и Человекострадальца, сокрушившего Злоград в Подлунной пустыне, призывает человекорабов, позабывших о долге служения своего, опомниться и воспамятовать, кто есть над ними Истинный Господин всех господ…»

Высокий и неуклюжий штиль, похоронная серьезность, одержимость психа, гоняющегося с дубинкой за крысой у себя на кухне.

За прошедшее тысячелетие Унбарх, изобличенный в расправе над Стражем Мира, написал не один объемистый трактат на вечную тему «Почему я был прав и не мог поступить иначе», но его демагогию хотя бы можно читать: сыплет обличениями и угрозами, грубовато острит, зато не заговаривается. А подпольные последователи-человекострадальцы выпестовали такой слог, что за одно это хочется убить. Ага, оптом, с половинной скидкой…

«И возблагодарите же Господина всех господ Унбарха за то, что нещадно изгнал он за край Мира, населенного человекорабами, Тейзурга Золотоглазого, кознетворца ядозубого…»

Передергивание фактов. Тейзург, судя по сохранившимся свидетельствам, ушел сам – туда, где ему будет хорошо, но Унбарх, услышав об этом, разразился эпистолами, в которых приписал заслугу себе: это он-де изгнал «врага человекорабов» из мира Сонхи.

Кто-то из магов, получивших подметные письма, заметил по этому поводу: вот было бы славно, если бы Унбарх теперь еще и самое себя отсюда изгнал – тогда, глядишь, и жизнь бы наладилась к лучшему.

Но тот не спешил уходить из Сонхи вслед за своим давним противником. Скорее всего, просто не мог уйти, как бы ему этого ни хотелось.

Притворяясь, что читает наклеенную на колонны ерунду, Тибор краем глаза следил за юрким невысоким парнем, который, казалось, увлекся тем же самым. Ламус Хорь. Из подающих большие надежды новичков. И этот тоже!

Он подбирался к Тибору, огибая толстые серые колонны то с одной, то с другой стороны. Уже понял, что его заметили. Правый кулак сжат, меж сомкнутых пальцев торчат «рыбьи иглы». Хорь виртуозно ими владеет.

Расстегнув пряжку, Тибор накинул на руку сброшенный плащ. Молодой коллега будет целить в голову или в шею.

Их разделяло расстояние, достаточное для броска. Теперь – кто быстрее! Хорь выполнил несколько финтов, Тибор смотрел ему в глаза, одновременно следя за рукой с оружием. Главное – глаза, хищные и радостные, слегка сощуренные, окруженные белесыми ресницами. Ага, сейчас… Он стремительно отклонился, плащ тяжело хлопнул в воздухе, и тут же, не давая времени опомниться, Тибор хлестнул противника тканью по лицу.

Последовавший за этим удар под дых отбросил наполовину оглушенного Ламуса к стене. Тот полез за ножом, но Тибор успел достать свой кастет раньше. Со щелчком выскочила иголка, вонзилась в воспаленную угреватую щеку. Хорь готов.

Убрав кастет, Тибор натянул перчатки из толстой кожи, тщательно осмотрел плащ, вытащил две «рыбьих иглы». Третья куда-то улетела. Свидетелей нет – по крайней мере, таких, кого надо принимать в расчет. Немногочисленные честные горожане торопливо проходят мимо, глядя в другую сторону.

Превратив плащ в суму, он упаковал бесчувственного Ламуса, взвалил на спину и отправился ловить наемный экипаж по другую сторону Мятежного театра. При этом чувствовал себя конченым дураком – почти забытое ощущение. Боги и демоны, что же он вообще делает, куда тащит Хоря, которого надо было добить и оставить под стеной за колоннами, самое здравое решение… Но здравый смысл сказал ему «до свидания» еще несколько дней назад. Он делает то, что делает, и будь что будет.

Его до сих пор не убили, а Тибор выглядел мрачным, как демон, изловленный сумасшедшим магом-экспериментатором. Неувязка с оплатой? Из болтовни Ференцевых ребят Рис знал, что заставить наемного убийцу работать за просто так – последнее оскорбление, западло, и такому заказчику никакой веры больше не будет.

Сегодня показалось, что вот он, конец: освободили от оков, заставили раздеться догола, и тролль-шаман вначале осмотрел его, как лошадь на ярмарке, а после, обмакнув обгрызенную кисточку в едкое зелье, нарисовал на груди какой-то знак. Кожа зудела, вдобавок он весь покрылся мурашками, и зубы унизительно лязгали.

– Не упырь, не оборотень, не демоническое существо, – глубокомысленным тоном сообщил тролль.

– Так я и думал, но проверить стоило, – отозвался Тибор. – Для очистки отсутствующей совести…

И бросил Рису:

– Одевайся, чего ждешь?

Рис торопливо натянул свою худую одежку и, глянув на убийцу сквозь засаленные пряди, свисающие на лицо – между ним и врагом травяные стебли, самая надежная на свете преграда, – с вызовом поинтересовался:

– Что, прогадали, не спешат за меня раскошеливаться?

Все равно он здесь долго не выдержит. Раньше, если ему где-то было плохо, он оттуда уходил, даже от Сарабтенов сбежал, но из этого застенка не убежишь.

– Вот ты у меня уже где! – убийца чиркнул ребром ладони по горлу, в зрачках вспыхнули недобрые волчьи огоньки. – Я тебе ради собственного удовольствия мозги вышибу.

– За просто так? – ухмыльнулся Рис. – И не влом будет?

Он понимал, что таких, как этот, лучше не дразнить, но не мог больше терпеть неволю.

Тибор сгреб его одной рукой за рубашку. Рис не отводил взгляда от прищуренных светло-серых глаз, свирепых, усталых, непреклонных, с затаившейся на самом дне тоской. Это не те глаза, которых ему надо бояться.

Сбоку маячил пузатой громадой тролль-шаман, внимательно наблюдающий за их странным поединком.

Наконец Тибор отбросил его – но не шибанул со всей силы о кирпичную стенку, чтобы затылок вдребезги, а просто швырнул на тюфяк. Молча повернулся и вышел из комнаты.

Ломая голову, кто же из них победил, Рис принял сидячее положение, настороженно косясь из-под волос на троллей – шамана и сторожа. Рубашка порвалась. Грудь все невыносимей зудела, зато можно отдохнуть от цепей… Ага, так и дали отдохнуть. Сторож, бесцеремонно хватая пленника жесткими шершавыми лапами, снова надел на него кандалы, защелкнул замки. После того как он закончил, Рис скривился и потер нестерпимо зудящую кожу.

– Я дам тебе мазь от свербежа, если скажешь, как ты это делаешь, – глуховатым рокочущим голосом произнес шаман.

Он нависал над Рисом, словно чешуйчатая глыба, и тоже уставился в глаза сверху вниз. Охота им всем в гляделки играть… У тролля глаза были слишком маленькие для такой физиономии, с вертикальными зрачками и пурпурной в коричневых прожилках радужкой, под нависающими, как будто вырезанными из грубого камня веками.

– Как я делаю что? – рискнул уточнить Рис.

– Раз ты не понял вопроса – значит, сам не знаешь, тогда и говорить дальше не о чем, – шаркая по полу большими ступнями, шаман отошел к столу и начал собирать свои принадлежности.

Решив, что мази ему не видать, Рис принялся ожесточенно расчесывать грудь, стараясь не царапать до крови. Тролль повернулся, протянул склянку с желтым, как мед, содержимым.

– На, возьми немного и смажь там, где чешется.

Он зачерпнул пальцами чуть-чуть вязкой золотистой массы, осторожно размазал по коже. Никакого подвоха, зуд и впрямь быстро утих.

– Спасибо, – сказал он негромко.

– Я хочу знать, кто ты по своей сути и что сделал с Тибором, – пророкотал шаман, перед тем как уйти. – Я буду искать ответ.

– Может, по-вашему, это я напал на Тибора?

Вопрос, заданный в спину троллю, ударился, как брошенный вслед камешек, о закрывшуюся дверь.

Рис устроился на тюфяке и вскоре задремал. Теперь он уже не так сильно боялся Хрустального Гроба, и тот не стал ему сниться, зато приснилась Мусорная равнина. Тоже из повторяющихся кошмаров. Жуткое местечко, Рис даже сомневался насчет того, где оно в точности находится: на этом свете или на том. Пространство, до самого окоема заваленное всевозможными отбросами, и он там совершенно один – бредет непонятно куда, спотыкаясь и пошатываясь, в глазах рябит от россыпей пестрого мусора, лишь бы не упасть – можно напороться на что-нибудь острое… Наверное, это все-таки ад, куда он когда-нибудь попадет за грехи. Вряд ли может быть, чтобы такое место существовало в мире живых.

К счастью, его разбудили. За стеной гремели цепями и надрывно ругались: Тибор недавно приволок еще одного пленника – не иначе, опять заказчики затянули с оплатой – и тот протестовал против своей участи на весь околоток.

Королевский дворец напоминал Венусте улжетские настенные ковры. Величавые мифологические сцены и пейзажи, великолепие узоров, блеск золотых и серебряных нитей, а с изнанки – неряшливая путаница свалявшихся концов, клочья паутины, пыльные присохшие леденцы, хитиновые шкурки тараканов, острие забытой булавки. Она не любила бывать при дворе, но на прием в честь двухсотлетия «Хартии об упразднении рабства» пригласили всех известных столичных магов.

Как изволил выразиться один пожилой вельможа из числа ее клиентов, Хартия «спасла Ругарду от экономической задницы и кровавого поноса народных бунтов». На этом настоял герцог Эонхийский, в ту пору королевский советник. Он едва ли не силой напополам с интригами вынудил короля Эверерда согласиться на реформу, дикую с тогдашней точки зрения – и весьма разумную, как выяснилось немногим позже, на примере Баракосы и Малны, изошедших пресловутым «кровавым поносом».

В Ругарде после этого пошла в рост мануфактурная промышленность, и продовольствия стало вдоволь – крестьяне, дорвавшись до собственной землицы, работали втрое усердней, чем в бытность свою подневольниками. Здравомыслящая часть старой аристократии смирилась, поглядев на кавардак в Малне и Баракосе, и начала, скрепя сердце, сдавать остатки своих угодий в аренду новоявленным фермерам. Дело оказалось прибыточным, со временем и другие втянулись, кроме самых неуступчивых, прозябающих в обветшалых замках посреди заросших бурьяном полей. Появлялось все больше зажиточных деревень, и новое дворянство не бедствовало, и города росли, как тесто на дрожжах, и сошла на нет угроза внутренней войны. Ругарда процветала, насколько что-либо может процветать в мире Сонхи, и благодарить за это следовало герцога Эонхийского.

Он стоял возле трона ее высочества: мужчина могучего сложения, седой, но с моложавым лицом, одет в черное с оторочкой из дымчатого меха, на боку меч, на бычьей шее тяжелая золотая цепь.

Венуста находилась достаточно далеко от них, вместе с другими приглашенными на торжество магами. Но если бы она видела принцессу и герцога вблизи – властные, снисходительно-приветливые лица сильных мира сего – это вряд ли помогло бы ей понять, почему они поступают таким образом. Почему, сделав для Ругарды столько полезного, тот же герцог одарил своим покровительством Гонбера Живодера? Почему Лорма – красивая, остроумная, разносторонне одаренная – согласна скармливать своих подданных кровавому уроду? На кой им все это понадобилось?

Обратная сторона улжетского ковра. Засохшие бурые пятна, дохлые мухи, обломок ржавой иглы, раздавленная оса. И все делают вид, что знать не знают об изнанке.

Официальная церемония надолго не затянулась. Гостей ожидали накрытые столы в сплошь вызолоченном Трапезном зале, бал и выступления придворных артистов.

Госпожа Лурлемот не могла пожаловаться на заброшенность. С ней раскланивались и заговаривали, ей тепло улыбались. Если разобраться, все это мало что значило, ведь она это заслужила. Венуста давно уже решила: по-настоящему ценно только то, что получаешь в подарок, а внимание к своей персоне, ради которого приходится расшибаться в лепешку, не имеет другой цены, кроме рыночной.

Ее Магия Красоты пользовалась бешеным спросом. Дамы всех возрастов. Юнцы и юницы, одолеваемые прыщами. Изуродованные на дуэлях бретеры. Женственные молодые люди, стремящиеся подольше сохранить мальчишеское очарование. Стареющие повесы. Непрезентабельные нувориши и их вульгарные жены, желающие пролезть со свиным рылом в благородное общество. Все они нуждались в чудесах, которые творила с их внешностью Венуста Лурлемот. Она таким образом весьма недурно зарабатывала и заодно мстила своему некрасивому детству. Безобидная месть, от которой никому не становится больно.

Большинство присутствующих знало, кто она такая, и чародейке приятно было находиться в сфере их доброжелательного внимания, но… Ее взаимоотношения с ними укладывались в старую народную присказку: «Мы вам рыбу, вы нам деньги».

Другое дело Рен, отдавшая ей свою дружбу даром.

Подруга до сих пор не нашлась. Вернее, посыльным пока не удалось ее разыскать. Тот, кто до нее доберется, должен будет отправить почтового голубя в эонхийскую контору «Быстрее пса». Забавный казус: вначале предприятие, занимающееся доставкой корреспонденции, хотели назвать «Быстрее ветра», но побоялись прогневать Повелителей Бурь, и в конце концов остановились на компромиссном варианте – и намек есть, и не придерешься. На эмблеме изображен силуэт гончей собаки с конвертом в зубах. Ни Харнанва, ни Забагда, ни Анвахо не усмотрят в этом ничего личного, а безумный Дохрау и вовсе не в счет.

Венуста с неудовольствием отметила, что ее мысли мечутся, как ошалевшая кошка по незнакомому дому. Она изрядно нервничает, хотя это пустое. Во-первых, вокруг полно народу, Гонбер не посмеет напасть на нее во дворце у своих покровителей при таком количестве очевидцев. Во-вторых, он не маг. Когда он напитается чужой болью, словно раздувшийся от крови клоп, у него появляется подобие магического потенциала, но это не делает его настоящим магом. В-третьих, на своем поле она сильнее. Помимо Магии Красоты, она специализируется на защите – в силу, гм, личных особенностей… Сейчас ее окутывают охранные чары, настроенные непосредственно на Живодера: стоит ему оказаться рядом, и она об этом узнает.

В боевой магии Венусте тоже случалось практиковаться – изредка, но опыт есть. К тому же ей известны кое-какие запрещенные заклятия, которыми можно воспользоваться на самый худой конец, если дойдет до игры без правил. Даже из некромантии… Впрочем, для последнего нужна либо специфическая направленность дара, либо соответствующий голос, а у нее ни того, ни другого. Когда они с подругой в последний раз угощались ликером, чародейка похвасталась, что, достанься ей голос высокий и пронзительный или, наоборот, низкий и мощный – она смогла бы поднять из пепла хоть все население Марнейи. «Зачем? – удивилась Рен. – Приказывать им или отпустить их с миром мог бы только Золотоглазый и еще, возможно, Хальнор, а что бы делала с ними ты?» – «Я для примера, – возразила Венуста. – Я к тому, что у меня хватило бы на это знаний и силы». Голос у нее приятный, но негромкий и бесцветный, дохлую собаку из канавы не поднимешь. Жаль. А то бы посмотрела, как за Живодером гоняется армия его несчастных жертв.

– Прекрасная Венуста, безмерно счастлив вас видеть!

Маркиз Монреге. Ходят слухи, опасная персона, но не для нее. Безупречная кожа, ни намека на подглазные мешки, на светлых локонах переливаются алмазные искры – ее работа. Умные и цепкие глаза придворного интригана.

Монреге игриво обнял чародейку за талию, увлекая в боковой коридор и нашептывая комплименты. Несколько лет назад у них имело место интимное приключение. Мимолетная связь, ничего особенного. Маркиз соблазнил Венусту отчасти из любопытства, отчасти из вежливости, она ему отдалась тоже из вежливости и еще из-за жгучей жажды самоутверждения, до сих пор не утоленной. Что бы с ней в постели ни делали, она не испытывала ничего, кроме слабеньких приятных ощущений и морального удовлетворения – видимо, вся ее энергия без остатка уходила в магию. Монреге, как и многие, предпочитал страстных любовниц, но их отношения до сих пор сохраняли окраску флирта, а в большем Венуста и не нуждалась.

Кавалер тащит ее в укромный уголок не для любезностей, а для серьезного разговора, это она уловила сразу.

– Нам тут не помешают, моя бесценная?

– Думаю, нет, – улыбнулась чародейка.

Небольшая комната, на каждой стене по громадному зеркалу в позолоченной раме и по две начищенных мельхиоровых лампы. Венуста покосилась на отражение: изящная темноволосая дама с матово-молочной кожей, черты лица, суховатые и острые, смягчены лиловыми тенями и серебряной помадой – в тон лиловой с серебряной вышивкой парадной мантии.

Она шевельнула пальцами – из мерцания зеркал, позолоты и мельхиора соткалась вуаль, которая вызовет у стороннего наблюдателя рябь в глазах и не позволит разобрать ни единого слова.

– Надеюсь, вы позаботились о своей безопасности после того происшествия? – держа ее в объятиях, осведомился Монреге.

– Как видите, я в порядке.

– До меня дошли слухи, что Лорма вдруг забеспокоилась о самочувствии своей любимой зверушки и порекомендовала шаловливому питомцу соблюдать осторожность и не ввязываться в драки, даже если противник не выглядит внушительным. Это не все, она удостоила приватной беседой нескольких высокооплачиваемых головорезов, причем была так добра, что на прощание вручила каждому по шкатулке для сердечных сувениров.

– Гм, интересно… Вы первый, от кого я об этом слышу.

– Если кто-то выпустил стрелу, пусть она попадет в цель, – в глазах маркиза проплыла недобрая тень.

Два-три года назад он кого-то потерял. Пропал нужный человек из его окружения, или речь шла о случайном увлечении на стороне, или что-то другое – этого чародейка не знала, но Монреге нанесли удар, на который он до сих пор не смог ответить. И взывать к высочайшему правосудию бесполезно, принцесса не принимает претензий касательно своей «любимой зверушки»: кто стал жертвой – сам виноват.

– Если бы это зависело от меня, я бы помогла стреле попасть в цель. Что вы еще можете сказать о наемниках со шкатулками?

– К сожалению, больше ничего. Лорма вызывала каждого, соблюдая крайнюю конспирацию, я сам узнал об этом буквально вчера. Возможно, помогать стреле уже поздно.

Монреге на мгновение сжал зубы, так что на холеных скулах проступили желваки, а чародейка грустно приникла головой к его плечу.

Когда вернулись в бальный зал, где с топотом и атласным шуршанием носились под музыку пары танцующих, Венуста почувствовала себя посреди захмелевшей толпы одиноким гладиолусом в изысканной хрустальной вазе.

Придушить Риса. Схватить и стиснуть хрупкую шею, чтобы сломалась гортань, хрустнули позвонки, лопнула кожа, брызнула кровь из порванных сосудов… Тибора пугала свирепость этого время от времени возникающего желания, но еще сильнее пугало то, что возникает оно не всерьез, а на уровне «мечтать не вредно». На самом-то деле рука не поднимется, вот что по-настоящему страшно.

Как же он этого паршивца возненавидел… Потому что никому еще, никогда, ни при каких обстоятельствах не удавалось согнуть в дугу волю Тибора. Причем конец дуги направлен непонятно куда, и вместо того, чтобы отнести принцессе шкатулку с сердцем и получить честно заработанное вознаграждение, он полез за каким-то демоном в пасть к Дохрау.

Трущобы между Коровьим рынком и речным портом – деревянные, шаткие, не раз горевшие, местами на фоне почерневших старых остовов желтеют заплатки из свежих досок. Наглые крысы, злые собаки, наглые и злые люди. Двоим он походя переломал руки, сами напросились. Не затем сюда пришел, чтоб его еще и ограбили. И без того тошно.

Он щедро заплатил старейшине эонхийских нищих, и тот не подвел: ищейки в лохмотьях выследили дочку племянницы покойной госпожи Леркавии с улицы Босых Гадалок. Испуганная девушка с бледным пухлым лицом спряталась у спившейся прачки, которая в лучшие времена обстирывала их семейство.

– Я не враг, – заверил Тибор. – Я торговец амулетами, знакомый вашей почтенной бабушки.

Это прозвучало убедительно, и вид соответствовал: большие очки в роговой оправе, легкая кособокость, зализанные волосы заплетены в косицу. Одежда скромная и опрятная, если сделать скидку на уличную грязь. Не внушающая опасений блеклая физиономия, Мунсырех на такие фокусы мастак.

Девчонка не поверила. Чует подвох. Что-то ведь заставило ее удрать куда глаза глядят после вроде бы естественной смерти престарелой родственницы.

– Ничего плохого не будет, сударыня, если вы расскажете мне, что случилось, – мягко предложил Тибор. – Для меня было бы важно об этом узнать.

– Бабушка пришла во сне и велела мне поберечься.

– Не сомневаюсь, она обрела достойное посмертие. Незадолго до ее кончины вы у нее гостили, верно?

– Да… У нас дом в другом конце Эонхо, но я иногда по три-четыре дня жила у бабушки.

Асена немного успокоилась, присела боком на стул, хотя пальцы все равно дрожали. Спохватившись, предложила сесть Тибору. Он отстраненно подумал: хорошо, что у меня ни дочери, ни сестры, ни иных привязанностей, которые позволили бы кому-то взять меня за глотку… И если такая привязанность попытается возникнуть – лучше сразу убить. Еще ни одной сволочи не удавалось его привязать, он всегда вовремя рвал едва наметившиеся цепи. Кто-нибудь может возразить? Что ж, пусть рискнет… Впрочем, Тибор не позволил даже тени этих мыслей всплыть на поверхность, чтобы не напугать Асену, которая только-только начала раскрываться.

– Госпожа Леркавия ушла в осиянные поля Акетиса на другой день после визита ее высочества. Перед этим что-то ее беспокоило?

– Нет, что вы. Бабушка выглядела счастливой и бодрой и допоздна рылась в своей библиотеке. На следующее утро я поехала домой, а потом прибежала бабушкина служанка, вот и все…

– Что сделало ее счастливой – разговор с принцессой?

– Раньше… Она пришла такая от своей соседки, госпожи Хии. У нее даже глаза светились. Я слышала, как она рассказывала принцессе о каком-то мальчике, которого встретила у соседки. Сказала, что, заглянув к нему в душу, она как будто помолодела лет на десять, словно испила из источника вечной юности. Но не все так хорошо, потому что у него в душе есть отравленный колодец, черный и страшный, к которому лучше не приближаться. Это она говорила такими словами. Ей хотелось снова увидеть того мальчика. Бабушка надеялась, что он придет, и рылась в книгах, чтобы разобраться, что к чему, она мне так объяснила, и все улыбалась, как будто у нее в глазах сияло весеннее солнце. А вот принцесса почему-то испугалась.

– Чего именно?

– Она решила, что он убийца. Бабушке она об этом не сказала, наоборот, расспрашивала о подробностях и тоже улыбалась, а потом, в коридоре, прошептала… Там висит особенная волшебная штора, прозрачная только с одной стороны, и я принцессу видела, а она меня – нет. У нее лицо изменилось, как будто ей сообщили очень плохую новость, и она не знает, что теперь делать. Ненадолго, но мне стало страшно.

– И что же она прошептала?

– Этот убийца все-таки пришел. На самом деле у нее только губы чуть-чуть шевелились, но я умею читать по губам, бабушка научила. Меня тоже прочили в жрицы Лухинь Двуликой, только я не прошла испытаний, я трусиха.

– Благодарю вас, милая госпожа Асена, – Тибор услышал то, что нужно, задерживаться незачем. – Примите от старого друга вашей бабушки, – он выложил на стол кошелек. – И лучше всего уезжайте из Эонхо. Потихоньку, чтобы вас не выследили.

«Если сумеете», – добавил он мысленно.

Тут уж как ей повезет. Честно говоря, он бы не поставил на то, что девчонка уцелеет.

На обратном пути видел Шостаса, который третий день кряду на кого-то охотился среди хлипких прилавков Храмового рынка, скрываясь под личиной уродливого увечного монаха, смиренного служителя Семанха Безногого. Личина была так себе, Тибор его узнал. Итак, Падальщик в пределах досягаемости, это хорошо… Он стиснул зубы: ну сколько можно, не пора ли заканчивать эту дурацкую игру в кошки-мышки с самим собой? Он же не собирается претворять в жизнь свой бредовый план, придуманный вовсе не для реализации, а в качестве упражнения на тему: как я мог бы действовать, если бы ум бесповоротно зашел за разум.

На рынке торговали амулетами, старинными свитками, гравюрами и книгами, подержанной храмовой утварью, чучелами животных и птиц, высушенными черепашьими панцирями, якобы волшебными предметами, всякой загадочной рухлядью. Тибор купил в одной из линялых палаток бронзовую статуэтку Ланки, бога-покровителя торговцев, воров и шпионов. Ланки сидел, скрестив ноги, с хитрющими глазами-полумесяцами и ухмылкой до ушей. Сумасбродный план Тибора ему бы понра-вился.

Нынешняя штаб-квартира находилась в подвале обшарпанного каменного особняка, торчавшего на границе Пегого предместья и складского района, вдоль и поперек перегороженного заборами. Особняк сдавался внаем, о чем сообщали таблички на дверях и на заколоченных окнах первого этажа. Судя по виду табличек, давно уже сдавался, не одну сотню лет, и желающих не находилось: для обеспеченного съемщика местоположение малопривлекательное, для обитателей предместья – дороговатое удовольствие. Тибор не стал разыскивать хозяев, а захватил строение самочинно, как брошенную на произвол судьбы крепость. В самый раз, чтобы спрятать от глаз людских ораву троллей и двух пленников.

Над трубой днем и ночью вился дымок, но законные владельцы не давали о себе знать. Тибор собирался, если они объявятся, откупиться от них звонкой монетой.

Тролли отоваривались продуктами в «Червонном замке» и ходили с ведрами до колодца, в остальное время по окрестностям не шатались. Население Пегого предместья, сызмальства приученное уважать грубую силу, старалось держаться подальше и от них, и от их логовища.

Избавленный Мунсырехом от личины «старого знакомого Леркавии», Тибор расплел косу, расстегнул ворот, проглотил полстакана полынной настойки и поинтересовался:

– Сможешь применить к Рису «черпак истины», но так, чтобы не было вреда? Надо задать ему несколько вопросов.

– Поменьше вреда или вообще никакого?

– Вообще, – со злостью процедил Тибор.

– Тогда придумай заранее, о чем спросишь, – невозмутимо посоветовал тролль. – Чтобы не стало худо, я сниму чары сразу, как увижу, что он дошел до черты. Завтра сделаем, а перед тем вопрошаемый должен сутки поститься.

– Значит, не кормить мерзавца.

Допрос состоялся вечером, когда над зарослями окрестных заборов расцвел угрожающий темно-розовый закат. Не иначе, в Эонхо завтра опять примчится Пес Весенней Бури, чтобы рвать с веревок белье и бесноваться над крышами.

Спустившись в подвал, Тибор смерил недобрым взглядом сидевшего на стуле Риса и распорядился:

– Начинай, Мунсырех.

Шаман очертил в воздухе замкнутую линию вокруг головы мальчишки и прорычал заклинание.

В глиняной плошке, стоявшей на столе перед Рисом, замерцал зеленоватый огонек, отражаясь двумя звездочками в расширившихся зрачках. Можно спрашивать, пока он не погас. Шаман предупредил, что времени на это будет в обрез.

– Кого ты должен убить?

– Гонбера.

Голос прозвучал тихо и хрипло, Рис все равно что спал с открытыми глазами.

– В чем состоит твое предназначение?

– Убить Живодера.

– Почему ты должен это сделать?

– Я должен. Меня попросили. Мама с сестренкой и другие… Гонбера не должно быть. Я поклялся на крови Хенека.

– Кто ты?

– Предатель и убийца.

Он и в этот раз ответил без запинки, хотя бледное узкое лицо болезненно скривилось.

– Кого ты предал?

– Людей, которые мне доверились… Их было много… Я сначала обещал им помочь.

– В этой жизни?

– Нет. Какая разница…

– Кто такой парень, которого ты больше всех боишься?

– Его я тоже предал и убил. От него остался один взгляд, а он все равно смотрел на меня и хотел отомстить.

Огонек в плошке затрепетал, вот-вот угаснет.

– Он преследует тебя, как призрак?

– Нет. Его нет рядом, он где-то далеко… Но мы когда-нибудь встретимся.

На Риса было страшно смотреть. «Черпак истины» не причиняет боли – во всяком случае, не должен, – но мальчишку корчило, как будто ему иголки под ноги загоняли. Тибора это еще больше разозлило: тоже мне, лиходей выискался… Нельзя давать волю совести, особенно если речь идет о таких зыбких материях, как прошлые воплощения. Чтобы напоследок более-менее привести паршивца в чувство, он сменил тему:

– Где находится город Танцующих Огней?

– Далеко и не скоро.

– Гм… Далеко отсюда, это понятно. А что означает вторая часть твоего ответа?

– Не скоро от сейчас.

Огонек погас раньше, чем Тибор успел спросить, что он имеет в виду.

Сделал знак Мунсыреху – тот вскинул чешуйчатую лапищу, описал в воздухе круг в обратную сторону и ухватил за плечо обмякшего Риса, который чуть не свалился со стула.

Когда Тибор поднялся наверх и остановился возле пыльного окна, закат все еще был на месте. Времени прошло совсем немного, и за этот коротенький промежуток он успел убедиться в собственной вменяемости. Приятное открытие: на него не дурь напала, а сработало чутье на выгоду. Что такое десять тысяч рафлингов по сравнению с тем суммарным вознаграждением, которое сулят за голову Гонбера правители других стран и прочие влиятельные персоны, неподвластные герцогу Эонхийскому с принцессой Лормой? До сих пор никому не удалось расправиться с Живодером, однако… Неуязвимых нет. И в легендах, и в старых хрониках встречаются примеры, когда над кем-либо непобедимым одерживал верх слабейший, предназначенный для этой победы. Неспроста ведь Лорма засуетилась. Видимо, Рис представляет для Гонбера смертельную угрозу, и ее заботливое высочество ни перед чем не остановится, чтобы защитить своего любимчика.

Тибор ухмыльнулся: он в здравом уме и не испытывает никаких странных побуждений. Он всего лишь держит нос по ветру, как и полагается представителю его ремесла.

В подвале скрипнула дверь. По лестнице тяжело поднимался Мунсырех.

– Как он себя чувствует?

– Спит. Завтра будет в порядке.

– Тогда готовь на завтра все, что нужно для этой хренотени с сердцем.

Исторгающий круг дал о себе знать под утро, в час, когда тебя или добивает бессонница, или удерживают в дремотном плену омуты сновидений.

Венуста, накануне перепившая канфы двойной крепости, уснуть не могла и, уловив отголосок сработавшего заклинания, уселась на постели.

Тишина. Никого и ничего. Если кто-то и пытался пробраться в дом, он уже не здесь, а там, куда его отправил Сортирный круг.

Надеюсь, это был не почтальон, с тихой оторопью подумала Венуста, и тут же досадливо вздохнула. Дура. Умная, но дура. Курьер из «Быстрее пса» не пришел бы в такое время и тем более не полез бы в жилище волшебницы тихой сапой, как злоумышленник.

Остатки беспокойства по этому поводу сошли на нет после полудня, когда и впрямь появился служащий почтовой конторы с долгожданным ответом. Голубь с письмом прилетел с севера, из Вазебры. Рен все поняла и отправляется в путь на каботажной шхуне «Игривая рыба». Хвала Милосердной Тавше ивсем остальным!

Вечером она пошла на кухню удостовериться, что новая прислуга не вздумала оставить немытую посуду на утро, но, услышав болтовню девушек, затаилась, как тень, в полутемном изразцовом коридорчике.

– …У меня братец двоюродный служит золотарем, а обедает он обыкновенно в «Битом кувшине», я туда забежала, чтоб он матушке с тетушкой булочек с повидлом передал, и вот он рассказывал честному народу, что на свете-то делается… Повез он, значит, сегодня утром всяко-разное говно к выгребной яме за Белой стеной, а оттуда, глядь, кто-то лезет, с макушки до пят в говне, одни глаза белеют. Братец перепугался и давай орать, от ворот стражники набежали. Думали, пьянь какая или демон, а это Гонбер! Ничего не сказал, на речку пошел мыться, вот страсти-то какие творятся….

У Венусты перехватило дыхание, а потом она бесшумно удалилась, даже о ревизии немытых чашек забыла. Не зря старалась… И насчет отъезда решила правильно. Придется удвоить бдительность и постоянно держать в боевой готовности сторожевые и защитные чары, сколько бы сил это ни отнимало. Вряд ли Живодер стал добрее после купания в выгребной яме.

Опять было что-то важное… Точно, было, но теперь нипочем не вспомнить, что это. Словно детский кошмар, который выглядывает из темного угла только в те моменты, когда смотришь в другую сторону.

Осталось ощущение позорной катастрофы и смутная картинка: растрескавшиеся, покрытые копотью каменные колонны посреди серого марева. Их всего три или четыре, одна покосилась. Эти колонны казались Рису невыразимо страшными. Надо вспомнить, где он мог их видеть.

– Что я вчера вам сказал?

Тибор хмыкнул.

– Что ты собираешься убить Гонбера.

– А еще?

– Нес ерунду.

– Не может быть. Человек, к которому применили «черпак истины», не может нести ерунду.

– Далеко и не скоро – что это значит?

– Не знаю.

– Вот и я тоже не знаю. Пошли.

Пока они разговаривали, один из троллей отомкнул замки на кандалах, и Рис, наконец-то освобожденный от цепей, вышел, пошатываясь, в коридор. Тибор втолкнул его в другую дверь.

Здесь было светлее, по стенам висело не меньше дюжины масляных ламп. На стуле сидел голый по пояс парень – руки завернуты назад, голова свесилась на грудь, то ли спит, то ли без сознания. Риса усадили на соседний стул, но связывать не стали.

– Смотри сюда, – Мунсырех указал на низкий столик у стены, там стояли две статуэтки, глиняная плошка, украшенная гравировкой открытая шкатулка, и лежал мясницкий топорик. – Молись этим богам, проси у них милости и удачи.

– Что вы ходите сделать? – произнес Рис враз пересохшими губами.

– Твое дело не спрашивать, а молиться, – сумрачно отозвался Тибор.

Шаман затянул песню, низкое утробное рычание в заунывном ритме, и начал приплясывать на месте, тяжело топая, его сизое чешуйчатое пузо колыхалось в такт выкрикам, многочисленные сережки в ушах дрожали и поблескивали. Рис смотрел на бронзовые статуэтки – Акетис, бог смерти и круговорота, Ланки, бог ловких обманщиков, странная пара – но взгляд поневоле цеплялся за топорик. Что они затеяли?

Тибор взял его руку, завернул рукав и полоснул ножом, а тролль, не переставая завывать, поднес плошку. Боль была не сильная, но голова все сильнее кружилась, и кожа покрылась мурашками. Кто-то придерживал его сзади за плечи, не позволяя свалиться на пол – похоже, еще один тролль.

Наконец шаман осторожно поставил посудину, до краев полную темной венозной крови, на стол рядом со шкатулкой. Тибор тут же перетянул шнурком руку Риса выше локтя и ловко забинтовал рану, после чего ударил его по щеке.

– Ты нам нужен вменяемый, так что погоди с обмороком.

Его мутило то ли от потери крови, то ли от страха, то ли от рокочущего речитатива Мунсыреха. Желтый свет масляных ламп отражался в темно-красной жидкости и в лезвии топорика. Не умолкая, шаман обмакнул палец в плошку и кровью Риса начертил на груди у бесчувственного парня какой-то знак. Вслед за этим Тибор схватил пленника за волосы, отогнул голову назад и одним движением перерезал горло. Тот издал булькающий звук, но так и не очнулся.

Пение перешло в рев, от которого закладывало уши. С неожиданным для такой дородной туши проворством Мунсырех схватил со стола топорик. В этот момент ошалевший от ужаса Рис не выдержал и закричал, пытаясь вырваться из вцепившихся, словно клещи, тролльих лап.

Ланки, ухмыляющийся бог обманщиков, явил свою милость: когда Тибор завернул на Храмовый рынок, Шостас Падальщик был тут как тут. И, конечно, он сразу признал собрата по ремеслу, ведь на этот раз Тибор не прятался под личиной.

Падальщик не мог не заметить, что выглядит коллега весьма прилично: одет, как дворянин, отменно выбрит, длинные черные с проседью волосы пристойно расчесаны, «драконьи» сапоги начищены – в таком виде не зазорно нанести визит хотя бы самым высокопоставленным господам. Намотав это на ус, Шостас двинулся следом за Тибором.

Тот откровенно торопился, однако завернул в лавку Ханупа и приценился к старинному кинжалу с червленным по золотому фону узором на выщербленном клинке. Ритуальное это оружие или просто вычурная игрушка, никто не знал, но Тибор разглядывал антикварный нож с плохо скрываемым интересом, и обрадованный Хануп заломил цену вчетверо выше прежней.

– Хорошо, – невозмутимо отозвался Тибор. – По рукам. Придержите его до вечера, я зайду через несколько часов.

Судя по выражению одутловатой физиономии, Хануп призадумался: уж не продешевил ли? Похоже, вещица более ценная, чем он предполагал, покупатель наверняка разнюхал что-то любопытное… Зато у Падальщика исчезли последние сомнения: удачливый коллега выполнил заказ и направляется за гонораром – ага, нам только этого и надо!

Упырьи Норы. Несколько кварталов опасных развалин, давно уже необитаемых. Порой сюда наведывались маги, преследующие свои специфические цели, а бывало, кто-нибудь не шибко дружный с головой заворачивал на свой страх и риск, чтобы срезать путь. Под землей тут сплошные полости и промоины, и лет шестьдесят назад часть домов попросту провалилась. Те, кто уцелел, перебрались на жительство в другие районы, им даже выплатили из казны небольшое пособие от герцогских щедрот. Дурное место огородили забором, и забор этот стоял щербатый, как гребень, в котором половина зубьев выломана от долгого употребления.

Изображая крайнюю спешку, Тибор протиснулся в первый попавшийся лаз, подобрав плащ, чтобы не зацепился. Упадочно живописные городские буераки. Царство слякоти, ледяных луж, покосившихся строений и провалов – одни почти доверху завалены обломками, другие щерятся разверстыми прорвами, в их темноватой глубине виднеется что-то неразличимое. Кое-где над ямами сооружены мостики из мокрых серых досок. Все это выглядит, как негостеприимное морское дно, обнажившееся при отливе, и не хочется задерживаться здесь надолго – вдруг вода вернется и застигнет тебя врасплох?

Хлюпая по вязкому месиву, Тибор обогнул остатки дома с непримиримо торчащей кирпичной трубой и ступил на не внушающий доверия мостик. Снизу, из ямины, тянуло гнилью и сточными водами, за развалинами чавкали шаги преследователя. Хмурое небо с отвращением смотрело на затевающуюся среди грязных поломанных декораций человеческую драму.

Шостас держал взведенный арбалет – одна из тех миниатюрных штучек, которые так удобно прятать под полой или за пазухой.

– Погляди на это! – Тибор показал ему небольшую шкатулку из тусклого металла, испещренную гравированными рунами. – Выстрелишь – и дорогой товар полетит на дно. Здесь далеко, не достанешь.

– Кидай сюда, – Падальщик осклабился, наконец-то пробил его час. – Тебе некуда деваться.

– Ты же меня живьем не отпустишь.

– Уйдешь целый, если отдашь товар.

– Положи арбалет на землю и отойди подальше.

– Шутишь? – ухмыльнулся Шостас. – Я же тебя знаю.

– Оно здесь, – Тибор тоже ухмыльнулся и потряс шкатулкой, внутри влажно шлепнуло. – Стреляй – и награда пропала. Ты ведь даже труп предъявить не сможешь, ты не знаешь, где я его спрятал. Потратишь болт и ничего взамен не получишь, так не лучше ли нам разойтись по-хорошему? А я тебе потом бочонок доброго пива поставлю.

– Нет, – ухмылка Шостаса стала шире, даже массивный подбородок, покрытый грязновато-белесой щетиной, казалось, расплылся, внося свою лепту в ехидную гримасу. – Без тебя этот поганый мир будет чуток получше. Но если отдашь мне шкатулку с потрохами, так и быть, поживешь еще.

Он не собирался оставлять коллегу в живых, но тому полагалось ухватиться за последний шанс. Оправдывая ожидания Падальщика, Тибор ожесточенно скривился и процедил:

– Клади арбалет. Тогда я брошу тебе шкатулку, а дальше – кому из нас повезет. Поединок по правилам, согласен? Иначе выкину потроха в яму, чтоб никому не достались.

– Ладно, – с недобрым азартом прищурился Шостас. – Давай!

Не спуская глаз с конкурента, он пристроил свое оружие на обломке доски, с нарочитым кряхтением выпрямился. Тибор швырнул ему под ноги шкатулку, резко присел, словно собираясь выхватить из сапога метательный нож, но поскользнулся, потерял равновесие и свалился с мостика.

Извернувшись в падении, как площадной акробат, он ухватился за веревочную сетку, свисающую из отверстия в глинисто-щебневой стене ямы. Сразу же его сгребла за одежду могучая лапа и одним рывком втащила внутрь, а вниз полетела набитая соломой кукла в человеческий рост, состряпанная на скорую руку, но закутанная в такой же, как у Тибора, плащ и в дорогом черном парике, для верности приклеенном.

Глухой удар о далекое дно. Шостас, заглянув через край, остался доволен. Ощупал спрятанную за пазухой шкатулку, чтобы убедиться, что это не счастливый сон, и отправился во дворец за наградой.

После того как он ушел, Тибор и страховавший его тролль выбрались через подземный ход в подвал ближайшей развалины и оттуда наружу. Мокрые, непотребно перемазанные глиной, но тоже довольные. Тролль с непосредственностью дикаря радовался веселому приключению, а Тибор поздравил себя с тем, что теперь можно будет сорвать по-настоящему знатный куш, по сравнению с которым десять тысяч рафлингов ее высочества – ерунда на один зуб.

Речной порт бурлил, как закипевшая похлебка с бултыхающимися кусочками цветного перца, жареного лука, осетрины и зелени. В такой сутолоке охотнику проще поймать жертву, но и защищаться тоже проще – если ты маг, изучивший различные способы сокрытия и обороны. Венусту понесло в порт из опасения, что Рен могут перехватить по дороге. Пригласят под любым предлогом во дворец, и все будет честь по чести: герцог Эонхийский пожелал побеседовать с героиней Темхейского перевала, почему бы и нет? Аудиенция с выпивкой затянется до полуночи, а тем временем принцессин фаворит, утешенный, обласканный и отмытый от нечистот, попытается добраться до своей врагини… Нет уж, господа живодеры, не на дуру напали.

Отправив двух слуг на пристань, Венуста заняла стратегически выгодную позицию на втором этаже трактира «Чайкин домик». Из окна открывался вид, напоминающий полотна Тенардаля: зеленовато-серая ширь Анвы, корабли, лодки, люди, телеги, собаки, белые мазки облаков и птиц, толпа зевак у дальнего причала.

Поддавшись любопытству, она вынула из сумки сафьяновый футляр, достала черную с серебром подзорную трубу и навела на столпотворение. К причалу пришвартовано какое-то судно, похожее на плот с перилами и хижиной посередине, больше ничего не разберешь. Или утопленника вытащили, или чудо-рыбу поймали, а народ глазеет, как на явление Тейзурга в демоническом облике.

На сморщенной переливчатой воде покачивались серые утицы и речные чайки. Гребное суденышко тащило на буксире длинную баржу. Из-за излучины показался парусник с носовой фигурой в виде вставшего на задние лапы сурка.

Венуста с легким вздохом убрала оптическую игрушку в футляр. Из послания, доставленного вторым голубем, следовало, что шхуну надо ждать сегодня ближе к полудню. Подождем.

Заказав еще одну чашку канфы со сладкими специями, она принялась исподтишка разглядывать посетителей за соседними столиками. Тех было немного, на второй этаж «Чайкиного домика» пускают только благородную публику. Но до чего же все тут запущено, несмотря на неоспоримое благородство… Венуста оценивала их с профессиональной точки зрения: что бы она сотворила, пожелай эти господа обратиться к ней за помощью.

Худосочная дама неопределенных лет, похожая то ли на засушенный голенастый цветок, то ли на ученую цаплю. Тавше Милосердная, ведь сама она обладала всеми задатками, чтобы стать такой же… Худшая из вероятностей – к счастью, не состоявшаяся. Убрать с носа папиллому, сделать волосы погуще, согнать со щек желтизну, заодно объяснить, что бледно-зеленое – злейший враг, надо носить вишневое или коричневое.

Провинциальный папенька с двумя дочками на выданье. Бр-р… Мордашки у девиц миловидные, но кто же учил их делать макияж: в этом виде они похожи не на изысканных светских львиц, как, верно, думают, а на второсортных куртизанок. Шлюха первого сорта с такой размалевкой на людях не покажется, это сразу собьет ей цену. А папеньку избавить от излишков жира, а то глаз не видно, и щеки того и гляди лопнут. И побрить, свин с жиденькой бороденкой – это куда отвратительней, чем такой же свин без бороды. И всех троих научить вести себя за столом, вульгарнейшая семейка.

Кто у нас дальше? Малнийские дворяне в традиционных одеяниях: темное, строгое, прямого покроя, наглухо застегнутое. Изгнанники. В Малне после очередного переворота опять заправляет Великий Трибунал Равных, старая знать объявлена вне закона. Мужчину Венуста нашла привлекательным: крепкий, осанистый, лицо жесткое, но черты довольно правильные, и глаза с шальными искорками. И манеры пристойные, не то что у трех поросят.

Малниец уговаривал свою спутницу что-нибудь съесть, но его мягкий и властный голос, от которого у Венусты пробежали по спине приятные мурашки, на девчонку не действовал. Та ничего не хотела – ни мясного бульона, ни гречневых лепешек, ни бифштекса с кровью, ни свежевыжатого гранатового сока. Гм, вот ее самым первым делом надо бы откормить… Лет пятнадцать-семнадцать. Не красавица, хотя глаза чудо как хороши. Лоб прикрывает выступающая из-под платка туффа – головной убор незамужних малнийских дворянок: полоска твердой кожи, обтянутая черным бархатом и расшитая стеклярусом. Возле висков к туффе прикреплены парные подвески с красными и синими кристаллами. Волосы и шея упрятаны под темным платком. Бледные как мел впалые щеки, бескровные губы. Судя по ее виду и по ассортименту кушаний, которые с невознагражденным упорством предлагает ей кавалер, у девочки малокровие.

Венуста поймала себя на том, что до неприличия засмотрелась на эту болезненную дурнушку. Пожалуй, с ней было бы интересно поработать: это нечто, из которого можно сделать что-то. Есть в ней какой-то колдовской шарм… Но прежде всего пришлось бы объяснить бедняжке, что на свете существуют, хвала Тавше, такие полезные вещи, как губная помада.

Малниец вскользь взглянул на чародейку, без всякого выражения, как будто его притягивало окно с белесым небом и скупым на тепло солнцем, однако Венуста ощутила угрозу. Он засек ее внимание, и это ему не понравилось. Вот невежа – реагировать на даму, которая сочла тебя интригующим, как на разбойника с кистенем!

Потом ей подумалось: неизвестно, что этой паре пришлось пережить на родине, вдруг их преследуют «курьеры смерти», посланные Великим Трибуналом Равных, тогда подозрительность понятна и простительна. Она ведь и сама находится в похожем положении, и она, благодарение Тавше, волшебница, а эти двое – нет. Впрочем, подвески у малокровной дворяночки определенно зачарованные: обереги и что-то еще, что-то, сбивающее с толку.

Венуста перевела взгляд на богато одетых купцов за соседним столиком. Из того, что сидит слева, получился бы импозантный кавалер, если убрать оспины и подстричь бороду, а правый безнадежен. Разве что привести в порядок набрякший красный нос, за хороший гонорар, разумеется.

Немолодая супружеская чета. Его избавить от лысины, ее – от лишнего подбородка, растянутых мешков под глазами и розовых бантиков, превративших несчастную матрону в карикатуру на самое себя.

Папенька с хихикающими дочками-невестами снялись с места и повалили к выходу. Дверь за собой не придержали, и на столе осталась помойка: ошметки раздавленных яиц, шарики из хлебного мякиша, кучки тушеной капусты, сарделечьи шкурки, словно из всего этого сооружали миниатюрную модель арены боевых действий.

Неодобрительно прищурившись вслед невежам, Венуста выстроила в ряд три чашки из-под канфы, с удовольствием на это посмотрела, повесила на руку бархатную сумку с вышитыми лилиями и тоже плывущей походкой направилась к двери. Погода сегодня приятная, сначала она прогуляется по мощенному брусчаткой тротуару вдоль ярко раскрашенных купеческих контор, потом, чтобы скоротать время, спустится на причал, посмотрит, как мускулистые грузчики таскают по сходням бочонки и мешки…

– Стойте! Не уходите отсюда!

Удивленная, Венуста обернулась.

Девчонка из Малны привстала, мужчина грубо схватил ее за руку, заставляя сесть обратно.

– Не уходите, – простуженным голосом повторила малнийка, не обращая на него внимания. – Если вы пойдете сейчас, вы встретите свою смерть. Подождите здесь полосатую девушку с зеленым пером. Она позовет, куда надо. Если вы пойдете с ней к тем людям, смерть испугается и отступит.

Подвески покачивались, бросая красные и синие блики на бледные щеки.

На мгновение чародейку пробрал мороз. В любом случае, такими знамениями пренебрегать не стоит.

Малниец напоминал подобравшегося хищника.

– Хорошо, – подарив этому грубияну стервозную улыбочку самой высшей пробы, согласилась Венуста. – Я составлю вам компанию, но при одном условии: вы покушаете, даже если у вас нет аппетита. Надо заботиться о своем здоровье.

– Идет, ради вас покушаю, – девчонка ответила с легким смущением и в то же время с налетом кокетства, словно заигрывала с молодым человеком.

Чародейка присела на свободный стул, сохраняя светски невозмутимый вид, зато мужчина посмотрел на свою соотечественницу так, словно у него руки чесались влепить пощечину. Гм, действительно, такое поведение юной особы может шокировать, но, похоже, что девочка немного не в себе.

– Договорились. Бульон с лепешкой, потом бифштекс, потом сок. Вы должны съесть первое, второе и третье, – она перевела взгляд на неучтивого кавалера и, сменив теплую интонацию на сухую и строгую, представилась: – Венуста Лурлемот, Магия Красоты. С кем имею честь?

– Прошу прощения, госпожа, – тот наклонил голову. – Мартаци-Корнобти-Гжату сех Лажги, маншан феода Лажги, захваченного бунтовщиками. А это Лаута сеххи Натиби, моя невеста.

У Венусты сложилось впечатление, что этот Мартаци – язык сломаешь – сех Лажги, во-первых, слышал о ней и, во-вторых, как будто немного успокоился на ее счет, отнеся к разряду «не враг». Зато Лаута сеххи Натиби поперхнулась бульоном и дико закашлялась, а после выдавила:

– Я – твоя невеста?.. Ага, здрасьте… Ну давай, рискни, женись на мне!

В отличие от Мартаци, она говорила по-ругардийски без акцента.

– Мы изгнанники, госпожа, Лаута выросла в эмиграции и не получила того воспитания, которое приличествует малнийской дворянке.

Мягко говоря, хмыкнула про себя Венуста, но помогать ему не стала. Наоборот, подставила подножку:

– А вы, сударь, неужели до сих пор не поинтересовались, согласна ли девушка выйти за вас замуж?

– По малнийским обычаям решение о браке принимают старшие в роду, – учтиво, но твердо возразил благородный изгнанник, однако его невежливо перебили:

– Я не девушка.

– Милая, зачем же кричать об этом на весь трактир… – сконфуженно пробормотал Мартаци. – Прошу вас, госпожа, забудьте о том, что вы сейчас услышали. В Малне, если девица лишилась чести, ее запирают в покоях без еды и воды, пока не наступит смерть. Родственники Лауты не должны об этом узнать. Они основали в Ругарде собственное торговое предприятие и, в отличие от большинства наших соотечественников, не бедствуют, но в семейных делах придерживаются жестоких обычаев предков. Видите ли, Лаута попала в скверную историю, но если мы поженимся, она будет под защитой супруга, и тогда наказание ей не грозит.

«А ты урвешь богатое приданое», – добавила про себя Венуста. Что ж, для девчонки это и впрямь не худший вариант.

– Тогда позаботьтесь показать ее лекарю. У девочки малокровие. Мясо и гранатовый сок – это хорошо, но нужны еще и лекарства.

– Она не больна, – малниец понизил голос. – На нее напал упырь, с этого все и началось. Высосал изрядное количество крови и сделал остальное – вы понимаете, госпожа, что я имею в виду. Сех Натиби слишком закоснелые люди, чтобы счесть это смягчающим обстоятельством.

– Ужас, бедное дитя, – пожалела волшебница.

– Сказки надо рассказывать на ночь, а не за едой, – буркнула пострадавшая.

Она как раз принялась за бифштекс, и комментарий прозвучал невнятно.

– Лаута не помнит, что с ней случилось, – пояснил Мартаци. – Хотя, возможно, это и к лучшему.

Та дожевала кусок, взяла бокал с гранатовым соком и слегка улыбнулась бледными губами:

– Ваше здоровье, госпожа Венуста. Жаль, что это не вино, хотя ваше очарование опьяняет не хуже вина.

Смесь отчаянной застенчивости и неумелой развязности. Вряд ли упырь был первым… До него – какая-нибудь развратная подружка, начитавшаяся «Похождений Золотоглазого» или «Историй, рассказанных под шелест долгого дождя», стянутых из отцовской библиотеки. Самозваный жених влип в дурацкое положение, и поделом ему, но Венуста поддерживать эту рискованную игру не собиралась – репутации жалко.

– Дитя мое, запомните, не следует разговаривать с набитым ртом.

Узкая рука, затянутая в черную замшевую перчатку, прикоснулась к ее спрятанному под кружевами запястью.

– Вы гладиолус, да?

Венуста опешила. Ей нравилось думать о себе, как о гладиолусе, но вслух она говорила об этом разве что Рен, и то много лет назад, в детстве.

Синие и красные блики. Глаза цвета южных сумерек. Очень может быть, что Мартаци сех Лажги охотится не только за приданым, его манит волшебство, спрятанное в глазах у Лауты, а вот госпоже Лурлемот увлекаться противопоказано.

– Я польщена, но вы должны скушать бифштекс до конца, вам надо восстанавливать силы. И еще мне хотелось бы уточнить, откуда взялась эта смерть, которую я, по вашим словам, могла бы встретить, если бы вышла на улицу?

– Из выгребной ямы, – без запинки ответила малнийка, после чего, вопиющим образом нарушая правила хорошего тона, откусила от подцепленного вилкой бифштекса.

Венуста откинулась на спинку стула. Ей внезапно стало душно и тяжело. Стенные панели темного дерева, окна с видом на Анву и суетящийся порт, покрытые коричневым лаком столики, загадочная пара изгнанников, другие посетители, вычурный бронзовый якорь на стене – все это подернулось тошнотворной дымкой. Никаких чар, просто ее на мгновение одолела дурнота.

– Что-то серьезное? – поинтересовался Мартаци, глядевший на нее в упор.

– Пожалуй… На днях на меня было совершено покушение. Я это предвидела и оградила свой дом Исторгающим кругом, так что злоумышленник угодил в выгребные ямы за городом. Видимо, сейчас он где-то поблизости. Госпожа Лаута – волшебница?

– Она непонятно что такое.

Теперь малниец смотрел на чародейку с таким выражением, словно сложил в уме два и два – и получил четыре. Боги, и она, дура, только что призналась… Какой стыд… Хотя, непохоже, чтобы он осудил ее за применение столь вульгарного способа защиты. Скорее, наоборот, зауважал. Вероятно, слышал о последнем приключении Гонбера, сплетни в Эонхо расползаются быстро.

– Благодарю вас, – взяв себя в руки, выдавила улыбку Венуста (наверное, она сейчас такая же бледная, как обесчещенная кровососом Лаута). – Позвольте сделать вам маленький подарок.

Дотянувшись до своей сумки на соседнем стуле, она достала склянку с надписью выпуклыми буковками на посеребренной крышке: «Магия красоты».

– Это губная помада по моему собственному рецепту. Цвет гранатового сока, вам пойдет. Пока дарованные природой краски не вернутся на ваше лицо…

Малнийцу это не понравилось. Кажется, опять отколола глупость.

Девчонка, впрочем, подарок не взяла:

– Спасибо, но губная помада мне нужна, как кошке зонтик. Главное, что вы не пошли навстречу смерти. Обязательно дождитесь тут полосатую девушку с зеленым пером.

– Дождусь. А кошке во время дождя зонтик очень бы пригодился.

– В лапах его не удержишь, проще убежать и где-нибудь спряться. Я бывшая кошка, поэтому знаю, о чем говорю.

Венуста не смогла бы сказать, шутка это, или кокетство, или проявление душевного расстройства. Да, девчонка определенно не в себе – из-за эпизода с упырем или все дело в темно-синих и винно-красных стекляшках, наполненных неведомой магией? Спрашивать, что это за безделушки, не стоит. Она и так сделала ошибку, попытавшись вручить подарок: малнийца такой жест не мог не насторожить. Поди объясни ему, что у нее просто сил нет смотреть на эти обескровленные, еле-еле розоватые губы.

Чародейка улыбнулась:

– Кошка – это ваша внутренняя суть, как мой гладиолус, или вам кажется, что вы были кошкой в прошлой жизни? У некоторых людей звериная натура, у других звериная видимость, – она подумала о трех поросятах, убравшихся, к великому счастью, из «Чайкиного домика», и взглянула на сех Лажги. – По-моему, ваш достойный кавалер по сути своей одинокий хищник, сильный и опасный. А вы – о да, безусловно кошка.

Болтая что попало, она осторожно «прощупывала» подвески. Малниец этого не мог заметить, он ведь не маг.

– Видимость и суть перепутаны, – уставившись на Венусту завораживающими темными очами, ответила Лаута. – Возьмите как пример хотя бы нас. Он считает, что он меня похитил, но это одна видимость. На самом деле он имел неосторожность предложить мне свою службу, и теперь нам друг от друга не отделаться. Лучше ничего мне не предлагайте, иначе вам придется выполнять обещание.

– Но мне бы хотелось отблагодарить вас за своевременное предупреждение, – Венусте показалось, что это будет правильно. – Раз уж от помады вы отказались, и совершенно напрасно…

– Тогда вы откроете для меня дверь, – малнийка странно и грустно улыбнулась, словно о чем-то жалела. – Ладно?

Волшебница в недоумении посмотрела на дверь зала, снабженную потускневшим медным колокольчиком.

– Не эту, – проследив за ее взглядом, возразила девушка. – Дверь наружу. Когда я об этом попрошу. Мне понадобится чья-нибудь помощь, кошки не умеют открывать двери.

– Смотря какая дверь и какая кошка. Бывают такие сообразительные – просунет лапу и подденет, если не заперто, или как начнет кидаться и в конце концов откроет…

Венуста говорила с нарочитым оживлением, хотя обреченная улыбка Лауты перевернула ей душу. И, похоже, не только ей. Судя по тени, мелькнувшей в волчьих глазах Мартаци сех Лажги, ему тоже стало не по себе.

– Господин Лажги, – в зал, тренькнув колокольчиком, ворвался парень в заношенной куртке с разлохмаченными галунами. – Судно готово, они ждут только вас!

– Пойдем, милая, – малниец поднялся и подал руку дворяночке.

– На два слова, сударь, – Венуста тоже встала. – Отойдем, я скажу вам кое-что любопытное.

Он последовал за ней, не выпуская из поля зрения выход, посыльного и свою девчонку.

– Я вас слушаю, госпожа.

– Когда в следующий раз встретите умельца, который зачаровал эти подвески, настучите ему по голове. Красные – обереги, синие – искажающие чары, это уловить нетрудно, во всяком случае, для опытного мага. Но здесь присутствует какой-то неясный фактор, который входит в резонанс с магией синих кристаллов. Думаю, дело в самой госпоже Лауте. Пусть она не волшебница, в ней есть неопределенная примесь волшебства, и когда оно соединяется с чарами синих стекол, получается эффект приворота, захватывающего всех в ближайшем радиусе. Представляете, какое веселое путешествие вас ожидает?

Никаких сомнений, представил. Да наверное, уже и почувствовать успел, а теперь ему еще и разложили все по полочкам, словно школяру-тугодуму. Так мог бы посмотреть грузчик, которому в придачу к одному тяжелому мешку взвалили на плечи еще и второй такой же. После скупого проблеска эмоций малниец поинтересовался:

– Насколько велик этот радиус, госпожа?

– Три-четыре шага. Вы сильно рискуете, если она снимет эти побрякушки?

– Смертельно рискуем. Оскорбленные в святых чувствах родственники, ищейки Трибунала Равных, упырь…

– Что ж, тогда не снимайте, пока не окажетесь подальше отсюда. На корабле постарайтесь никого к ней не подпускать.

– Благодарю вас, госпожа.

Он снял со спинки стула и набросил на девушку панаву – ажурную серую накидку мелкого плетения, малнийские дворянки и зажиточные горожанки кутаются в них, закрывая лицо, поверх остальных одеяний, когда выходят на улицу. Венуста убрала в сумку свой отвергнутый подарок. Сех Лажги с похоронной миной и бывшая кошка поклонились ей.

– Прощайте, счастливого пути, – благосклонно кивнула чародейка.

– До свидания, – возразила Лаута. – Еще встретимся.

Ее глаза мерцали сквозь паутинчатую вуаль, словно две темных звезды.

Венуста подумала: будь я мужчиной, она бы вскружила мне голову, а будь она моей клиенткой, я бы сделала из этого некрасивого ребенка роковую женщину на зависть всем остальным, это был бы шедевр!

Вернувшись за столик, подозвала служанку, заказала четвертую чашку канфы и творожное печенье, посыпанное сахарной пудрой. Даже если «Игривая рыба» задерживается, она дождется здесь полосатую девушку с зеленым пером.

«Рыба» оказалась легка на помине – проглядела ее, пока общалась с малнийцами. Печенье еще не закончилось, когда с причала примчался слуга с известием: госпожа Ренарна приехала и сошла с корабля.

– Пригласи ее сюда, – велела чародейка.

Пока не появилась полосатая девушка, из «Чайкиного домика» ни ногой.

Хвала Милосердной Тавше, Рен в этот раз выглядела не так вульгарно, как можно было опасаться. Штаны и мужские шнурованные сапоги, без этого никак, но поверх штанов надета придуманная Венустой юбка длиной до середины голени, черная с золотой вышивкой по подолу, с боковыми разрезами – и махать ногами не мешает, и худо-бедно указывает на половую принадлежность. Куртка усеяна бронзовыми заклепками, кое-где нашиты заплаты. На поясе пара ножей, подлиннее и покороче. Волосы заплетены в косу, черно-рыжая тигровая челка. Глаза смеются.

Поставив у стены объемистый заплечный мешок с притороченным сбоку зачехленным мечом, она обняла шагнувшую навстречу Венусту. Молодой слуга пристроил рядом еще один такой же мешок и отступил, потрясенно разинув рот. Возле двери переминался с ноги на ногу второй, так и не сумевший отобрать у дамы багаж.

Расцепившись, подруги уселись за столик. Около них топтался курьер из «Быстрее пса», разыскавший Ренарну в Вазебре и вернувшийся в Эонхо вместе с ней. Чародейка вручила ему кошелек с сотней рафлингов – королевские чаевые. Своим слугам она тоже дала денег, чтобы пообедали в нижнем зале.

– Тут найдется что-нибудь съедобное? – поинтересовалась воительница.

– Бульон, рыбный суп, бифштексы, телячьи сардельки, балык, тушеные овощи и грибы, гречневые и пшеничные лепешки, – перечислила подскочившая служанка.

– Два бифштекса с гарниром и кружку пива.

Когда девушка отошла, Ренарна спросила:

– Вен, что стряслось?

Волшебница шевельнула пальцами – чары «плеск дождя», теперь никто не разберет, о чем идет речь.

– Гонбер. Была попытка с ним покончить, я тоже участвовала.

Изложив подробности, она виновато добавила:

– Прости, что я тебя выдернула. Я перепугалась, давно уже не знала такого страха.

– Правильно сделала. Если бы эта дрянь причинила тебе вред, – Рен начертила пальцем на деревянной столешнице отводящий знак, Венуста сделала то же самое, – я бы примчалась в Эонхо разбираться и мстить. А сейчас я, приехав сюда, застала тебя живой, так что все замечательно.

– Я опасалась, что тебя попытаются увести по дороге от причала. Ничего такого не было?

– Без приключений, не считая того, что какая-то сумасшедшая девчонка бросилась мне на шею. Чуть не ударила дурочку, у меня же рефлексы. Она бормотала, что мы с ней из одного города и обязательно должны туда вернуться. Потом ее злобный кавалер оторвал от меня свое зареванное счастье и поволок дальше. Она обозналась, я не встречала ее в Набужде. Тем более, это малнийцы, у нас их, кажется, отродясь не было.

– Малнийцы? Недурной собой мужчина лет сорока и бледная, как лежалый снег, тоненькая дворяночка?

– Да, кажется, бледная. Она была под вуалью – знаешь, вроде сетки. Кто это?

– Одна кошка без зонтика, – фыркнула Венуста.

– Кто-кто?!

– Если ты заметила, под вуалью у нее туффа с двумя подвесками, это не просто бижутерия. Искажающие чары, поэтому она ведет себя, как сумасшедшая, и болтает белиберду.

– Что за чары такие? Зачем?

Служанка водрузила перед ними поднос с тарелками и большой глиняной кружкой.

– Не помнишь? Мы это проходили.

– Значит, меня выгнали раньше, чем вы это проходили.

Рен не стала подражать дикарям из Ухмырьих гор и взялась за столовые приборы. Может, когда захочет… Еще раз мысленно возблагодарив богов, Венуста пустилась в объяснения:

– Эти чары – абсолютная защита от любой поисковой магии, даже самой мощной. Человек, находящийся под их покровом, словно исчезает из мира. Но используются они крайне редко, потому что дают малоприятный побочный эффект: на то время, пока они действуют, зачарованный становится буквально невменяемым. Как будто сама личность распадается на фрагменты, и они перемешиваются, что-то пропадает из поля зрения, что-то выплывает из омута прошлых рождений, иногда эти кусочки складываются в совершенно невероятные сочетания. Отсюда и безотказность искажающих чар: невозможно найти то, чего нет. Пока человек под их воздействием, за ним должен присматривать кто-нибудь находчивый и хладнокровный. Наша знакомая призналась перед всей честной публикой, что она уже не девушка и вообще бывшая кошка. Смех смехом, но такое поведение типично для тех, на кого навели эти чары. А тут еще и случай исключительный: девочка не волшебница, но обладает какой-то непонятной магией, и в результате наложения возникает эффект приворота.

– Мужику, который ее сопровождает, не позавидуешь.

– Я уже просветила его, по доброте душевной. По-моему, он остался не в восторге. Рен, не мужику, а кавалеру. Нахваталась у походного костра от наемников…

– Больше не буду, – Рен подмигнула. – Пока у тебя в гостях, не буду.

– И на том спасибо, – проворчала Венуста. – Ты сейчас без оруженосца?

– С последним рассталась три месяца назад, новый еще не появился.

– Давно хотела спросить, ты какую-нибудь отчаянную девицу взять под крыло не пробовала?

– Нет, – отрезала Рен. – И пробовать не собираюсь. Вдруг потом окажется, что девочка обманулась, и мне придется нянчиться с обиженным ребенком, который представлял себе все это по книжкам и балладам совсем не так? И хорошо, если нянчиться, а не хоронить. Вдобавок, особенности среды… Ты знаешь о моем наплевательском отношении к так называемой женской чести. Я давно решила, что моя личная честь находится выше пояса. И к тому же всем известно, что я берсерк, это снимает многие щекотливые вопросы. В общем, если я сманю на приключения какую-нибудь наивную девчонку и она плохо кончит, никогда себе этого не прощу.

– Хм, тебе можно так жить, а другим нельзя?

– Я сделала сознательный выбор, – пожала плечами воительница. – Если хочешь, я для такой жизни создана. А брать на себя ответственность за чужие ошибки не хочу, это слишком тяжелый груз. Мне в спутники нужен парень, но ничего подходящего пока не попалось.

– А потом пошлешь его на все четыре стороны. Тебе невозможно угодить, неужели все дожидаешься принца на белом коне и в пурпурном плаще?

– Принц, как ты знаешь, у меня уже был. Правда, не на белом коне, а на кляче, и не в пурпурном плаще, а в отрепьях с плеча хозяина фазенды, но это не суть: настоящий принц – он и на скотном дворе принц. Он был славным парнем, пока не начал ревновать меня к каждому дорожному столбу. Я давно о нем не слышала.

– А с тем старым оружейником из Окреша ты, по крайней мере, больше не встречаешься?

– В начале весны его навестила, перед Вазеброй. Потрясающе провели время.

– О, Тавше… – Венуста с сокрушенным вздохом закатила глаза. – Старый, уродливый, неотесанный кузнец, который согласился выполнить твой заказ вне очереди, если ты с ним переспишь! Рен, зачем тебе этот ужас?

– Это не ужас, а мужчина, которому не стыдно отдаться. Ага, неотесанный, грубый, но в его чувствах нет ничего оскорбительного. Мне попадалось до кучи субчиков самой разной сословной принадлежности, у которых плотские желания намертво склеены со всякой дрянью: унизить, показать свое превосходство, не отстать от приятелей, выместить на подвернувшейся девке обиду за то, что прежняя возлюбленная обманула, и прочее из того же отстойника. Такие кавалеры будят во мне берсерка. А у кузнеца из Окреша – чистейшая звериная похоть без никаких дерьмовых примесей. Так волк хочет волчицу или лось лосиху, в этом нет ничего позорного.

– Надеюсь, ты эту связь не афишируешь, – взяв двумя пальцами полумесяц творожного печенья, неодобрительно произнесла волшебница. – Впрочем, если послушать баллады, которые о тебе распевают по кабакам, все твои любовные тайны давно стали народным достоянием.

– И еще в десять раз сверх того, – подтвердила Ренарна. Она уже расправилась с обедом, которого Венусте хватило бы на два раза, и задумчиво теребила кончик толстой черной косы, переброшенной через плечо. – Вен, что значит «огонь не может сгореть в огне»? Какой в этом может быть смысл?

– Буквальный, я думаю… А в чем дело?

– Перед тем как до меня добрался твой курьер, мы – то есть команда лихих ребят, которым хорошо платят – разнесли на западе Вазебры гнездовье ухмыров. Потом подались на побережье, в Инсадаг, и там загуляли. С нами была одна вазебрийская ведьма, ее зовут Осуну. Мы послали оборзевших мужиков к демонам и шлюхам, а сами отправились к ней домой. Осуну угощала меня своими настойками на северных ягодах, потом стала ворожить на суженого в будущих жизнях. Мы хор-р-рошие были, она предложила: выбирай, на кого погадаем – на Унбарха или на Тейзурга? Естественно, я выбрала Золотоглазого, потому что он гадюка на три четверти, а Унбарх – с макушки до пят, со всеми потрохами. В общем, выпало, что быть мне рано или поздно любовницей Тейзурга. Осуну раскидывала при лунном свете гадальные пластинки, вырезанные из кости однорогого лунного демона, которые нашла в развалинах древнего храма Лухинь, и те сами собой мерцали зеленым, голубым, лиловым. Повеселились мы с этой ворожбой, а потом разложили во дворе костер из старой мебели, которую Осуну давно собиралась выкинуть, и начали вокруг него плясать – кто быстрей разденется во время пляски…

– И много выжрали, две дуры? – звенящим от злости голосом перебила Венуста.

– Мы были пьяные, но кто бы к нам сунулся – ведьма, которую весь город знает, и берсерк. Даже соседи Осуну, которых мы разбудили, ничего не швыряли в нас через забор.

– А надо было! Я бы швырнула чем-нибудь потяжелее, и в одну, и в другую. Везет мне сегодня на сбрендивших кошек… Разве сама не понимаешь, что вы сделали? Заякорили вероятность! Надо было додуматься – ворожить на пластинках из костей однорогого лунного демона, да еще при лунном свете… Будущее – бесконечное множество нитей, расходящихся в разные стороны, оно существует и в то же время не существует, и вы напоили силой одну из этих бесчисленных нитей – словно стебелек, который выделяют среди других и ставят в воду. Ужас, как, наверное, икалось в ту ночь Тейзургу, где бы он ни находился!

– Это была просто игра. Нам с Тейзургом никогда не встретиться, он же, по всем свидетельствам, ушел в какой-то немыслимо далекий мир. И не представляю, что бы мы с ним друг в друге нашли.

– Что нашла бы в нем ты – здесь и представлять нечего: показал бы он тебе издали какой-нибудь особенный меч, или арбалет, или мелкую метательную пакость, и ты бы сразу к нему побежала, на ходу задирая юбку. Тебя же только помани оружием, как ребенка новой игрушкой! А что нашел бы в тебе он, тоже можно не ломать голову. Рен, ты похожа на лес, на море, на цветущую степь… На ураган, когда тебя охватывает боевое безумие. Золотоглазый оценил бы. Он и впрямь был той еще гадюкой, я ведь читала в Кариштоме его мемуары, но он умел видеть и отличать то, что не имеет цены. Может быть, только поэтому он не стал гадюкой законченной, как Унбарх. Но вы с этой дурехой Осуну наварили каши… Хорошо, если растревоженные вами вероятности постепенно сойдут на нет, а если когда-нибудь придется расхлебывать?

– Расхлебаю. Подожди, я еще главного не рассказала. Пляшем мы у этого костра из поломанных комодов, пляшем, и вдруг она остановилась, закрыла глаза, и я тоже остановилась. Пламя трещит, вокруг холодная лунная тишина, Осуну поднимает зачерненные углем веки и печально так говорит: «Не плачь. Огонь не может сгореть в огне». Наутро, когда мы протрезвели, я так и не добилась, что она имела в виду, потому что она этого не помнила. А мне ее слова душу перевернули. Вен, я редко плачу, и никогда – из-за пустяков. Если это предсказание, мне придется кого-то оплакивать. Я перепугалась, когда появился твой курьер, и сразу рванула сюда, но ты не огонь, это не твоя стихия. Ты, скорее, вода. Значит, кто-то еще.

– Это не такое уж плохое предсказание, смотри: не плачь, не может сгореть – то есть дело обстоит не так плохо, как тебе показалось.

– Хотелось бы надеяться, – согласилась Рен, хотя видно было, что пророчество пьяной ведьмы запало ей в душу и не скоро отпустит.

Потом, ухмыльнувшись, привстала, протянула руку… Волосы Венусты, скрученные в аккуратный узел, шелковой волной скользнули по шее, рассыпались по плечам.

– Это еще что такое? – Рен вертела в пальцах стилет в серебряных ножнах, с меняющим цвет александритом на конце рукоятки.

– Это для самообороны. Ты мне прическу испортила!

– Вен, ты и вправду умеешь этим убивать?

– Нет, но в моем положении с кинжалом как-то спокойней.

– О Золотоглазый, мойсуженый…

– Не говори так, накличешь, – сердито оборвала ее Венуста. – Уже накликала, так хотя бы не усугубляй, а то либо он за тобой придет, либо тебя к нему рано или поздно зашвырнет.

– А ты не втыкай в свою прическу гостинцы для неприятеля. Вен, я говорю на полном серьезе. Никогда не носи с собой оружие, которое не сможешь пустить в ход. Во-первых, тебе от него никакого проку, во-вторых, его могут отобрать и использовать против тебя. Ты же чародейка, вот и применяй магию, а этот красивый стилет повесь дома на стенку или убери в шкаф.

– Ладно, только сейчас дай его сюда, мне нечем заколоть волосы.

– Тебе и так хорошо.

– Рен, отдай!

Звук открывающейся двери, короткое звяканье колокольчика и радостный девичий возглас:

– Добрый день, госпожа Венуста, здравствуйте! Как хорошо, что я вас застала…

Она сидела вполоборота к двери и не видела вошедшую, но по голосу узнала Марьесу, племянницу хозяина «Чайкиного домика».

Марьеса была ее протеже. Чародейка превратила скромный светло-русый ручеек ее волос в роскошный водопад, привела в идеальный вид кожу, зубы и ногти. Безвозмездно. Если судьба к тебе щедра, время от времени нужно что-то кому-то отдавать, ничего не требуя взамен, тогда легче будет балансировать посреди этой круговерти, называемой жизнью, – Венуста рано это поняла и занесла в список своих личных правил. Марьеса, впрочем, в долгу не оставалась: смышленая, жизнерадостная, общительная, она приносила госпоже Лурлемот последние городские известия и порой приводила богатых клиентов. Судя по тому, как она влетела в трактирный зал, опять что-то есть.

– Госпожа Венуста, вас это должно заинтересовать!

Чародейка развернулась на стуле – и нет, не ахнула, но на мгновение застыла в неловкой позе. Как будто время запнулось, а потом потекло дальше.

Марьеса всегда одевалась смело, но эта черно-белая пелерина в косую полоску и залихватски сдвинутый берет с зеленым пером…

Девушка подошла ближе и с таинственным видом сообщила:

– Сегодня приплыла Морская Госпожа, самая настоящая, с южных островов. Ее привезли водяные чудища в упряжке, народу сбежалось на них посмотреть! Она с двумя слугами остановилась в гостинице «Королева крабов», это здесь, недалеко от порта. Я туда пролезла и рассказала ей про Магию Красоты, она очень хочет с вами встретиться.

Слава тебе, Тавше, это же спасение! Перед теми, кто сильнее, Живодер поджимает хвост, он не посмеет бросить вызов Морской Госпоже с ее выводками.

От неимоверного облегчения Венуста смежила веки, и бывшая кошка Лаута сеххи Натиби улыбнулась ей сквозь сетчатую вуаль.

Глава 4 Дороги юга

Они опоздали. Морские чудища мчались, вздымая тучи брызг – только держись, и все равно не успели. За время путешествия Кеврис умер.

Чародейка, пригласившая их к себе, использовала несколько способов поисковой ворожбы и в конце концов вернула деревянный амулет Лиузаме.

– Одно и то же. Его нет среди живых.

– Может быть, госпожа, что-то еще попробуете? – Глаза, как два голубых озерца, до краев полны слез. – А то мало ли там чего… А уж я вам заплачу, не поскуплюсь!

– Мне жаль, но продолжать нет смысла.

С принципами, отметил Гаян. Могла бы заморочить голову и удвоить гонорар. Впрочем, Рен не стала бы дружить с хапугой.

– Совсем-совсем ничего? – Лиум цеплялась за соломинку. – Я же так и не успела сделать для Кеви самое главное! Надо было мне сразу подумать, а я спервоначалу Перлам стала мстить… Почему я такая дура?.. Госпожа, разве не может быть так, что мой братик все-таки жив и что-то мешает вам его найти?

– Может, – согласилась столичная волшебница, похожая на изящный искусственный цветок, сделанный из шелка и драгоценных камней. – Но вероятность мизерная. Если человека спрятали при помощи сильных скрывающих чар, эффект при поиске будет аналогичный.

– Например, если это искажающие чары, о которых ты мне рассказывала в «Чайкином домике»? – подхватила Рен, привыкшая в любой скверной ситуации искать прежде всего шансы, а не утешения.

– Да, они считаются самыми надежными. Поэтому при отрицательном результате рекомендуется через некоторое время повторить поисковую ворожбу, для полной уверенности.

Лиум хлопала мокрыми ресницами: половины слов она не поняла.

– Если твой брат укрыт колдовством, это сбивает с толку и мешает его найти, так что надо подождать и после опять попробовать, – объяснил Гаян. – Мы так и сделаем, погоди его оплакивать.

– Я на цену не поскуплюсь, лишь бы Кеви оказался живой. Мне нагадали, что век его будет недолгим, но я же должна сперва сделать для него самое главное!

Венуста строго и скорбно поджала губы: в те чудеса, на которые надеялась Лиузама, она не верила.

Лишь на четвертый день Гаян осмелился прогуляться по Эонхо. Желанный и враждебный город, похожий на женщину, которая не отвечает взаимностью, насмешливо смотрел на него сонмищем стеклянных глаз, обдавал его грязью из-под колес проезжающих экипажей, заманивал в забытые булыжные лабиринты, дразнил запахами ванили и корицы, пугал бряцанием оружия, когда мимо проходили наряды городской стражи. Хотя чего бояться, кто его здесь узнает через тринадцать лет… Он, тогдашний, и сам не узнал бы себя теперешнего, повзрослевшего и смирившегося.

Отдав сторожу рафлинг, Гаян поднялся на Обзорную башню, торчавшую вровень с самыми высокими сонными хороминами. Бесчисленные, до горизонта на все четыре стороны чешуйчатые крыши, переливающиеся пасмурными оттенками стеклянные монстры, мощные хребтины серых мостов, серебряные купола и шпили – на самом деле оцинкованные, настоящее серебро давно бы уже почернело. Нет здесь настоящего серебра. Город, похожий на недобрый холодный сон, город Лормы и Гонбера.

– Мы с Ренарной через несколько дней уезжаем, – сообщила вечером Венуста. – Времени хватит, чтобы закончить с нашими делами.

– Ой, не знаю, как и благодарить, госпожа волшебница, – Лиузама всплеснула руками. – Я уж и не думала, что опять стану как люди…

– Это не все, – чародейка смерила ее взглядом, как ваятель статую. – Работу нужно довести до совершенства, понадобится еще два-три сеанса.

Лиум не стала похожа ни на изысканную Венусту, ни на крепко сбитую Рен с ее дикарской статью и грацией, но зато и полупустой кожаный мешок больше не напоминала. Молодая женщина, каких много, в меру расплывшаяся после родов, вполне привлекательная для противоположного пола. Вернувшись со дна морского на Ивархо, она о такой наружности и мечтать не смела, но волшебница считала, что это еще не предел. Единственное, что оказалось не в ее силах – это вернуть Лиузаме способность к деторождению.

– Далеко ль собрались-то?

– На юг, в Кариштом.

– Так и мне туда надобно! Есть там, в чародейской обители, Башня Проклятий, уж я допеку оттуда Верхние Перлы за все добро, какого мы с Кеви от них нахлебались…

– Там есть и другие достойные внимания вещи, – темноволосая чародейка смотрела из-под мерцающих серебряных век невозмутимо, словно две дамы беседуют о погоде. – В прошлый раз я побывала там, чтобы продолжить образование после Школы Магов. Прочитала среди прочего знаменитые Свитки Тейзурга, в которых он рассказывает о своем знакомстве с Хальнором и об истории с Марнейей. Этот раритет еще с тех времен хранится в Кариштомской библиотеке.

– Что?.. – Если это была наживка, Лиум заглотила ее вместе с крючком, словно голодная щука. – Про Хальнора Камышового Кота, как в песнях, да?

– Не совсем. Песни – это поэзия, вольные интерпретации, мешающие кусочки правды с вымыслом, а здесь рассказ очевидца и непосредственного участника тех событий. Вряд ли можно поручиться, что Золотоглазый нигде не приврал и ничего не исказил, но он написал свои мемуары незадолго до того, как навсегда ушел из Сонхи, так что ему незачем было завираться. У меня сложилось впечатление, что в этом опусе он был достаточно откровенен.

– И много ль там про Хальнора сказано?

– Много. Библиотека берет солидную плату, но я об этих расходах не пожалела. Меня интересовали магические наработки Тейзурга, там нашлось немало полезного по моей специализации, однако прочесть его мемуары тоже было любопытно. Они доступны в урезанном виде, Евсетропид Умудренный кое-что оттуда вымарал из соображений добронравия и вставил на место уничтоженных абзацев свои притчи.

– Уж заплачу, сколько заломят! Чай, не нищая, – опухшие от слез глаза Лиузамы решительно вспыхнули. – Ежели мы поедем туда с вами, чтоб с дороги не сбиться, не зазорно ли вам будет в нашей простой компании путешествовать?

– Будем рады, если вы присоединитесь к нам, – церемонно и радушно заверила Венуста. – Доедем до Кариштома вместе.

Чего ты и добивалась, беззлобно усмехнулся про себя Гаян, для чего и напомнила Лиум о ее первейшем увлечении… Ладно, при таком составе все участники вояжа только выиграют.

Ему хотелось поскорее выбраться из Эонхо. Словно искупался в ледяном бассейне. Словно город скроил презрительную мину и сделал вид, что они незнакомы.

Лишь бы Айвар за ними не увязался, хотя с чего бы – в столице для него раздолье, горлань на любом перекрестке.

– Да я ж грамоте не научена! – сокрушенно охнула Лиузама. – Гаян, ты вслух-то читать умеешь?

На палубе фаханды, одномачтового суденышка с деревянной фигурой Жабьей Королевы на носу, пахло, как на скотобойне. По плотно пригнанным некрашеным доскам растеклись лужи крови, поверх вчерашних и позавчерашних алели свежие, еще не свернувшиеся.

Меж двух грубо сколоченных ящиков с коричневым речным песком застряла голова – губастая, с изумленно и обиженно выпученными глазами. На корме скулила корабельная собака, забившаяся в какую-то щель среди столпотворения пустых бочонков, за свернутым тралом в рыбьих чешуйках и нитях засохшей тины. На обратном пути, после того как зафрахтовавшие «Жабью Королеву» пассажиры сойдут на берег, капитан собирался наловить стерляди. Вот и наловил…

Расшвыряв пинками бочонки, Тибор схватил псину за ошейник и швырнул за борт. Если повезет – выплывет, не повезет – такая уж у нее собачья судьба. Он собирался сжечь фаханду вместе с трупами, и по-любому лучше утонуть, чем сгореть.

Побарахтавшись в спокойной зеленоватой воде, собачонка поплыла к берегу, выбралась на песчаную отмель, встряхнулась и рванула наутек. От «Жабьей Королевы» так и разило смертью. Чайки орали, как оглашенные, хотя это их не касалось.

Позавчера Тибор убил двоих зачинщиков, вчера еще четверых, в том числе капитана, и сегодня двух последних, самых смирных – оставил их на конец, чтобы было, кому довести фаханду до условленного места. После вчерашней резни парни понимали, что всего лишь получили отсрочку, опасный пассажир не дурак отпустить их живыми. Один попытался сопротивляться, это его голова таращилась на победителя белыми глазами с испачканной палубы.

Восемь человек. Восемь недоумков. Он их прикончил, ни полушки не заработав. Гм, это почти благотворительность… Если б за каждого ему заплатили по обычным расценкам, барыш был бы недурной.

Ернические размышления помогали держать себя в руках – то есть не срывать зло, пиная безответные трупы, не изрыгать безостановочную ругань в адрес Мунсыреха, напортачившего с «самыми надежными чарами», и не поддаваться искушению снять повязку. Левое предплечье болело, как будто приложили раскаленную железяку, но сейчас еще рано избавляться от этой пакости.

Кальенара, южный приток впадающей в Осьминожье море Анвы, несла свои воды мимо бурых холмов, поросших корявым кустарником в розовых и бело-фиолетовых бутонах. Берег напоминал вышивку по коричневому шелку. Уже не Ругарда, а Баракоса. Хорошо, что миновали пограничье до того, как на корабле начался бардак.

Тролли выскочили из-за ближайшего цветущего холма и наперегонки бросились к реке. Онук и Тахгры, самые молодые, поджарые и быстроногие – способны мчаться со скоростью скаковой лошади. Тибор приветственно помахал им, они в ответ разразились улюлюканьем. По-собачьи доплыли до «Жабьей Королевы», вскарабкались, отфыркиваясь, по трапу. С восторгом уставились на залитую кровью палубу.

Онук первым нарушил уважительное молчание:

– Брат Тибор, это ты всех тут порешил?

– Вроде того. Сейчас спустим лодку, перевезем на берег мое имущество, а после пошарим на предмет поживы. Этой посудине все равно гореть, так чтобы добро зазря не пропало.

Обрадовались, как дети.

– Ты сперва сказал, что отпустишь корабль по-хорошему, – напомнил Тахгры, про которого Мунсырех говорил, что быть ему когда-нибудь вожаком. – Значит, передумал. Почему?

– Они сделали плохой выбор. У человека или тролля всегда есть выбор, в чем я лишний раз убедился во время этого сумасшедшего путешествия, – он взглянул на свою забинтованную руку и наполовину поморщился от жгучей боли, наполовину усмехнулся. – Эти предпочли быть скотами, вот и умерли, как скотина на бойне. А были бы людьми, остались бы живы. За работу!

Имущество Тибора, запертое в тесной каюте с дощатыми стенками, состояло из двух баулов и спящего Риса. Когда он, интересно, очнется? Тахгры остался с ним на берегу, а убийца и Онук вернулись на приговоренную к смерти фаханду. Здесь Тибор первым делом вспорол и размотал бинт. Несколько неглубоких порезов, кожа покрасневшая, припухшая, но воспаления нет. Поливать вином не обязательно, он ведь посыпал раны солью – тоже убивает заразу. Хорошенько промыть пресной водой, смазать снадобьем, успокаивающим боль – и ничего больше не нужно для блаженства.

– Это кто тебя так, брат Тибор? Они? – тролль показал на застрявшую между ящиками отрубленную голову.

– Это я сам.

– Ты сам себя порезал? Зачем? – физиономия Онука застыла в потешной потрясенной гримасе.

– Затем, что не хотел быть скотом, как эта речная шваль. Короче, так было надо. Давай-ка займемся мародерством.

Они перетащили в лодку благоухающие рыбой мешочки с медяками и серебряными рафлингами, съестные припасы, понравившуюся троллю расписную шкатулку с зеркальцем на внутренней стороне крышки, найденную в капитанском сундуке. После этого Тибор вылил на палубу все вино, пиво и масло, какое нашлось на борту. Вытащил огниво, высек искру, поджег заранее приготовленную сухую ветошь и отшвырнул от себя подальше, а сам поскорее спустился в лодку. К тому моменту, как они с Онуком догребли до берега, «Жабья Королева» уже пылала с прощальным треском и на изумрудной воде Кальенары плясали рыжие блики. Толстая жаба в короне, сидевшая на носу фаханды, спиной к пожару, сперва оставалась невредимой, но потом до нее добрался огонь.

– Крысы плывут! – заметил Тахгры.

Мокрые зверьки с длинными розовыми хвостами выбирались на берег и усаживались сушиться в стороне от компании двуногих. Умей они разговаривать, они бы много чего сказали этим орясинам, оставившим их без корабля.

Онук открыл старую деревянную шкатулку, разрисованную вишневыми и оранжевыми узороми, вытряхнул никому больше не нужные пожелтелые счета и с тихим блаженством вперился в зеркальце. Чем бы тролль ни тешился…

Уловив позади шорох, Тибор повернулся. Оклемавшийся Рис, еще толком не понимая, где он и что происходит, попытался заползти в кусты. Уложили его на захваченное с фаханды одеяло, укрыв сверху другим одеялом, но в зарослях, пусть даже таких сквозистых, как здешние, он, видимо, чувствовал себя в большей безопасности.

Узнав Тибора, он замер. Окинул окрестности быстрым затравленным взглядом, словно прикидывая, в какую сторону бежать.

– Давай без фокусов, – спокойно предупредил Тибор, про себя добавив: «А то мало я с тобой намучился!»

Рис диковато поглядел на горящий корабль, на троллей, на стаю взъерошенных мокрых крыс, снова на Тибора и хрипло спросил:

– Почему вы меня не убили?

– Живой ты стоишь дороже, чем мертвый.

– А тот парень… – он запнулся. – Тот, которого вы с шаманом…

– Заменил тебя. Подробности потом.

Ему это не понравилось. По лицу читалось: думает, что влип еще хуже, чем до сих пор.

– Что это горит?

– Фаханда, на которой мы сюда приплыли.

– Тибор один всю команду порезал! – не отрываясь от зеркала, сообщил Онук, гордый за своего названого старшего брата. – Тебе повезло, что будешь теперь с нами. Круче Тибора никого нет.

Ага, «повезло». Он считает, ему повезет, если получится удрать. Научить маленького паршивца контролировать выражение физиономии, это будет одна из ближайших задач. Такая живая и откровенная мимика хороша для бездельника-песнопевца, а не для убийцы.

– Вы их убили, как свидетелей? – спросил Рис потерянным голосом.

– Они хотели добраться загребущими лапами до ценного багажа, который я намеревался довезти в целости и сохранности до места назначения.

На «Жабьей Королеве» что-то оглушительно затрещало, выбросив султан искр. С шипением и громким всплеском рухнула в воду мачта. Через силу оторвавшись от этого зрелища, Рис в недоумении оглядел свою одежду, добротную и дорогую – наверное, никогда раньше у него такой не было. Тибор решил пощадить самолюбие парня и перед тем, как снять с него треклятые Мунсыреховы побрякушки, заставил переодеться. Сейчас тот выглядел, как молодой дворянин, отправившийся посмотреть мир.

– Подъем, – негромко приказал Тибор.

Тролли вскочили, Рис остался сидеть, обхватив острые колени. Длинные волосы прикрывали бледное, как льдинка, лицо. Придется его муштровать, особенно первое время.

– Встать!

Он поднялся медленно, с отсутствующим видом, а когда выпрямился, Тибор с наслаждением влепил ему оплеуху.

«Это тебе за все прелести совместного путешествия…»

Голова мотнулась в сторону. Он пошатнулся, потерял равновесие, попятился в кустарник. Тибор сгреб его за кафтан и притянул к себе.

– Я не бью без особой необходимости тех, кого мне заказали. Зачем, если человеку и так умирать? Но ты теперь не клиент, а мой ученик, так что прими к сведению: не люблю повторять дважды одно и то же.

– Это даже мы знаем, – жизнерадостно встрял Онук, запихивая в мешок со спасенным продовольствием свое расписное сокровище.

– Почему?.. – Большие темные глаза смотрели с безмерным изумлением. – То есть почему вы решили взять меня в ученики?

– Ты же хотел пойти в ученье к убийце? Ты говорил об этом своим нижнереченским приятелям. Считай, Акетис тебя услышал.

Мальчишка еще несколько мгновений завороженно глядел на Тибора, потом кивнул.

– Понесешь поклажу, – с досадой смерил взглядом щуплую фигурку. – Сколько сможешь поднять, чтоб не надорвался, понял?

– Это и есть ценный багаж? – неумело взвалив на плечо мешок, поинтересовался Рис.

– Это галеты и копченые сардельки, мы их жрать будем. А с багажом покончено, никому не достался.

– Сгорел? – истолковав его слова по-своему, мальчишка оглянулся на охваченную пламенем фаханду. – Может, лучше б вы тогда это барахло тем людям отдали, чем всех резать?

– Да я теперь и сам так думаю, – пакостно ухмыльнулся Тибор.

Хвала всем богам и демонам, истинной причины его ехидства Рис не понял.

Идти пришлось недалеко. Тролли разбили лагерь за холмами, около нагромождения таких же бурых, как здешняя почва, камней. Руины до того древние, что даже Унбарх с Тейзургом вряд ли могли бы что-нибудь о них рассказать.

Шаман величественной чешуйчатой глыбой выплыл навстречу. Он выглядел довольным.

– Наш трюк удался, «хвоста» за вами не было. Тибор, разве что-то не так?

– Отойдем, – шепнул Тибор и, когда удалились на такое расстояние, что даже чуткие тролльи уши, похожие на крылья летучих мышей, ничего не смогли бы уловить, сообщил вполголоса: – Хотелось бы мне настучать по мудрой башке одному старому троллю!

– Зачем? – вдумчиво поинтересовался Мунсырех.

– Мне посоветовала это сделать волшебница из Эонхо, которую мы встретили в портовом кабаке. Забери свою гадость и спрячь подальше, – он вытащил из кармана замшевый мешочек, в котором лежала пара подвесок с красными и синими гранеными стекляшками.

– Что-то было не так?

– Из-за этих побрякушек нас на речном корыте чуть не растерзали. Мне пришлось отправить к Акетису всю команду, восьмерых дуралеев. Бесплатно. Кое-что мы оттуда прихватили, но это был пошлый грабеж. Я приличный убийца, а не грабитель.

– Тибор, это не бесплатно, – обдумав его слова, утешительно пророкотал Мунсырех. – Это вложение в дело ради будущего барыша, как в торговле. А что такое там случилось? Глупые люди решили, что это настоящие драгоценности, и захотели их отобрать?

– Нет, глупых людей подтолкнуло навстречу смерти вожделение другого рода. Та волшебница растолковала мне, что чары синих стекол, смешиваясь с собственной магией зачарованного объекта, действуют на окружающих, как приворот. Что тебе стоило предупредить меня об этой пакости?

– Я не знал, что так будет. У человеческих магов есть мудреное слово: аномалия. То, что необъяснимо и не подчиняется правилам известной магии. Существо по имени Рис – аномалия, я уже толковал тебе об этом. Тибор, мы украли из-под носа у противников того, кто должен убить Гонбера, и нужны были самые надежные чары, сбивающие со следа. Ты же убил тех глупых людей, так чем ты недоволен?

– Взгляни на это, – Тибор сдвинул закатанный рукав и показал порезы. – Хуже всего было, когда прекрасная дама начала со мной кокетничать. Я, конечно, всякое в этой жизни вытворял, но обойтись так с человеком, который находится, считай, в бессознательном состоянии и потом не простит, если узнает… Я же не скот, как эти, которых я прямо с корабля спровадил в серое царство Акетиса. Раскромсал себе руку, посыпал солью и забинтовал – эффективно оказалось.

– Значит, ты победил, – помолчав, подытожил Мунсырех. – Доказал, что ты не скот – это, Тибор, хорошо, так за что же стучать по башке старому троллю?

Тибор устало ухмыльнулся. Мог бы уже привыкнуть, шаман всегда оставит за собой последнее слово.

– Дай руку, – предложил тролль. – Залечу, чтоб не болело и поскорей зажило.

Накрыл громадной шершавой ладонью порезы, что-то пошептал. Остаточная боль стала затихать.

– Если облажаюсь, как убийца, наймусь курьером в «Быстрее пса», – буркнул Тибор. – Как показали последние события, я способен доставить в наилучшем виде что угодно, куда угодно и несмотря на какие угодно заморочки.

Тынаду, невысокий щуплый бард цвета разбавленной молоком канфы, что по тролльим меркам считалось неважнецкой окраской, достал свое банджо и затянул песню о черных скалах под тоскующими звездами. Эти звезды – осколки зеркала, разбившегося однажды на мириады кусочков, которые с тех пор, на протяжении целой вечности, разлетаются в разные стороны. Безумная, вообще-то, картинка… Впрочем, поэты, будь они хоть людьми, хоть троллями, еще и не такое выдумают, особенно если нарежутся до порхающих крокодилов или пожуют «ведьминой пастилы». Низкий минорный голос Тынаду растекался вместе с холодными густеющими тенями. Заслушались все, даже Рис, безусловно замысливший побег. Из-за холмов тянуло запахом реки и гарью.

– Пошли-ка, поговорим, – остановившись над парнем, с его появлением как будто оцепеневшим, позвал Тибор.

Рис молча поднялся и поплелся за ним. Он помнил о полученной на берегу пощечине и нарываться не хотел, но и покорившимся не выглядел. Удерет при первой возможности. И, похоже, не сомневается, что эта возможность у него будет.

– Ты еще не догадался, что за вожжа попала под шлейф ее высочеству? Почему тебя хотели убить?

Отрицательно мотнул головой.

– Нет? Хорошо, тогда объясню. Чтобы ты не убил Гонбера.

Реакция превзошла ожидания Тибора. Глазища сощурились, взгляд из-под небрежно подрезанной темной челки стал острым, как те сверкающие осколки вечности, о которых пел Тынаду, и парень хрипло бросил:

– Я все равно эту дрянь достану. Я на крови поклялся.

– Тогда забудь о побеге. Нам с шаманом стоило заслуживающего уважения труда обдурить заказчицу и вытащить тебя из Эонхо живым. Лорма наняла с полдюжины бандитов, и один из них отнес ей шкатулку с сердцем, которую, как он считает, отобрал у меня силой. Сердце того парня, тоже, кстати, моего коллеги, пропитанное твоей кровью и твоим смертным страхом. Убедившись, что тебя нет среди живых, Лорма, скорее всего, запрятала шкатулку подальше и открывать лишний раз не станет, чтобы ненароком не упустить плененную сущность. Если ударишься в бега и наделаешь глупостей, вся наша игра пойдет Дохрау под хвост.

– Зачем вам это нужно?

– Детский вопрос. Меня интересуют деньги, замки, привилегии и прочие блага, которые причитаются за мертвую голову Гонбера. Поделим выручку напополам, не возражаешь?

– Да нет, конечно, – пробормотал Рис, явно думая не о вознаграждении, о чем-то другом. – Лишь бы удалось… Вы считаете, у меня получится?

– Все сводится к тому, что это твое предназначение. Жрица Лухинь с улицы Босых Гадалок разглядела в тебе это и поделилась своей радостью с принцессой. Подозреваю, старуха выжила из ума, если допустила такую ошибку. Ее убили, на тебя объявили охоту. Так или иначе, мы встретились, и теперь будешь у меня учиться тонкостям нашего ремесла. Предназначение еще ничего не гарантирует, ты об этом знаешь? Вот, смотри, – Тибор отломил от куста засохшую веточку. – Представь, что это стрела, которая должна поразить цель. Но она может пролетать мимо, а может и вовсе сломаться до срока, – для наглядности он переломил ветку и бросил на землю. – Чтобы с тобой такого не произошло, мы должны хорошенько подготовиться. Предназначение – это возможность, вероятность, весомый шанс, а осуществится он или нет, зависит от тебя. Сами собой только перезревшие яблоки падают.

– Я знаю насчет вероятностей, – мальчишка смотрел на него без вызова, уже достижение. – Я все равно должен.

– Сначала – обучение. На берегу ты схлопотал за то, что считал крыс с погорелого корабля. На мои команды и окрики ты должен реагировать мгновенно. Может, в другой раз от этого будет зависеть твоя жизнь или успех нашего безумного предприятия. Все понял?

– Да. Понял.

– Теперь не удерешь?

– Нет, – немного подумав, Рис мотнул своей спутанной шевелюрой.

– Вот и ладно, а то сторожить тебя днем и ночью – это было бы то еще удовольствие. Хочешь о чем-то спросить?

Рис поглядел на троллей, в сумерках похожих на выползшие из развалин каменные изваяния, потом снова на собеседника, на мгновение задержал взгляд на его левой руке. Тибора охватила злость – еще об этом спросит! – и порезы опять заныли, словно проснувшись, но мальчишка перевел взгляд на троллей и поинтересовался:

– О чем он поет?

– О том, что звезды – это осколки разбитого зеркала вечности, разлетевшиеся в разные стороны. Тролли очень любят зеркала, знаешь об этом?

– Ага, слышал. Я ничего не помню о том, как мы сюда добирались. Я был заколдован?

– Мунсырех навел на тебя искажающие чары. Если Лорма ворожила, она должна была прийти к выводу, что тебя нигде нет.

– Искажающие?.. Ой-е… – Глаза Риса, и без того большие, стали раза в полтора больше. – И что я делал?!

– Ничего выдающегося. Ел, пил, болтал ерунду, волочился за женщинами. Иногда казалось, что ты не в своем уме, но на серьезное помешательство это не тянуло.

– За какими женщинами?

– Если точнее, за одной чародейкой, которую мы встретили в портовом трактире в Эонхо. Ты предупредил ее об опасности в ближайшем будущем. Насколько могу судить, опасность была реальная, и ты проинструктировал даму, как уберечься.

– А, это у меня иногда получается… Она была красивая?

– Не в моем вкусе и годилась тебе в матери, но, пожалуй, да, красивая. Пошли ужинать.

«Хорошее питание и постепенно возрастающие физические нагрузки, вот что тебе нужно в первую очередь, а то еще переломишься в самый неподходящий момент…»

Взять это в ученики – да скажи ему такое с полгода назад хотя бы даже Мунсырех, Тибор решил бы, что над ним смеются. Впрочем, он ведь не собирается делать из парня убийцу-профессионала. Рис будет заточен под одно-единственное убийство, а дальше, после дела, пусть занимается, чем хочет.

– Спасибо, – произнес тот негромко, поглядев на Тибора искоса, из-под падающих на глаза волос.

И тут же отошел, присел возле разложенного троллями костра, поближе к Онуку и Тахгры, которых уже знал.

А Тибор про себя выругался, запоздало осознав, что Рис, когда сказал «спасибо», смотрел на его порезанную руку.

Он же хоть и не маг, но вроде мага, и его знакомцы из щенячьей банды рассказывали, как он воровал пропитание на эонхийских рынках: выбирал то, что можно взять без драматических последствий для обворованных, еще и пытался учить этому немудрящую нижнереченскую шпану. Если он способен улавливать разветвленные вокруг любого события причинно-следственные связи, особенно те, которые имеют отношение лично к нему, тогда и насчет порезов все понял.

Тибора так и подмывало подойти и отвесить ему еще одну затрещину, чтобы не понимал, чего не надо, но вместо этого он обогнул костер с другой стороны, уселся рядом с Мунсырехом и неспешно вытащил фляжку с полынной настойкой. За что бить – за «спасибо»? Если это первая крупица доверия, радоваться нужно, а не оплеухи раздавать. Хотя бы малая толика взаимного доверия им понадобится. Им вместе Гонбера убивать.

– Ты уверена, что вся эта куча вещей пригодится нам в дороге?

– Да.

– И фикус тоже? В углу гостиной он, конечно, смотрелся неплохо…

Вольно же ей издеваться… Но сейчас она получит достойную отповедь.

– Это не просто фикус, а древесный страж – незаменимый защитник, если на нас нападут. Для этой цели можно использовать почти любое растение, но придется потратить время и силы на волшбу, а этот экземпляр уже подготовлен. Одно коротенькое заклинание, и он перейдет в активную фазу.

Посрамленная воительница не нашлась, что съязвить, а Венуста окинула озабоченным взглядом собранное в кладовой имущество. Еле-еле все необходимое уместилось. Круглое помещеньице без окон, сплошь разрисованное по стенам, полу и потолку специальными символами, будет заперто и запечатано, и после этого, отправься хозяйка хоть на другой конец света, она в любой момент сможет взять отсюда нужную вещь.

Книги. Мешочки, склянки и шкатулки с ингредиентами для волшбы. Одежда, белье, косметика, посуда. Свернутый шатер, тюфяки, одеяла. Набитые монетами кошельки. Оружие. Веревки и веревочные лестницы. Лодка. Фикус в кадке, накрытый зачарованным стеклянным колпаком, обеспечивающим локальный эффект безвременья – иначе растение зачахнет без ухода. Связки факелов. Ведра, посуда. Сундуки с бинтами, корпией, целебными мазями, микстурами и сушеными травами на все случаи жизни. Несколько больших бутылей в ременчатой оплетке – вода, вино, масло. Мешки с крупой и сухарями, соль, сахар, чай и канфа, пряности. Ничего не забыла?

– Ванна… – прошептала чародейка. – Она сюда не влезет, ни местечка свободного не осталось…

– Какая ванна? – спросила Рен.

– Моя серебряная переносная ванна. Ты ее видела.

– Зачем она тебе?

– Для омовений. Вдруг мы окажемся там, где не будет никаких удобств?

– А ночную вазу ты не забыла?

– Ох, и в самом деле ведь…

Рен закатила глаза к потолку. Она привыкла довольствоваться ледяными ручьями и придорожным кустарником. Подумав об этом, Венуста содрогнулась.

Сборы продолжались уже четвертый день. Рен веселилась, как девчонка, Лиузама с крестьянской практичностью давала советы, а мужчины старались быть тише воды, ниже травы и не путаться под ногами у волшебницы, одержимой боязнью забыть что-нибудь важное или оставить в доме беспорядок.

Рен была категорически против того, чтобы тащить с собой еще и прислугу. Лиум ее поддержала:

– Да я, что ль, неумеха какая, поесть на пятерых не сготовлю? Все у меня будете сытые.

– Можно стряпать по очереди, – согласилась воительница.

– Нет уж, я твою стряпню есть не стану, – Венусту снова передернуло. – Или пересолишь, или не дожаришь… Тейзурга этим корми, когда познакомитесь, тем скорее он от тебя сбежит.

Говоря эту ерунду, она, разумеется, сотворила отводящее заклятие.

– Госпожа! – донесся с лестничной площадки голос служанки. – К вам посетитель!

Надо сделать хотя бы небольшой перерыв, а потом опять спуститься в подвал и заново сверить по спискам, не забыта ли какая-нибудь важная мелочь. Путешествие еще и не начиналось, а она уже вымоталась, как… Сравнивать себя с водовозной лошадью не хотелось, а ничего другого на ум не шло.

– Кто пришел? – осведомилась Венуста, одолев лестницу.

– Господин Шостас, негоциант. Он не бывал у нас раньше, госпожа. Я ему толкую, что вы уезжаете по делам, а он трясет кошельком и твердит, что ему нужна Магия Красоты. Понятно, что нужна, уж больно этот господин Шостас собой отвратен…

– Где он?

– В приемной. Добром не уйдет, разве вытолкать.

Она служила у Венусты уже одиннадцатый год и в посетителях разбиралась.

– Ладно, посмотрю на него.

– Подстраховать? – предложила поднявшаяся следом Рен, уже не улыбаясь до ушей, а с деловитым прищуром.

– Незачем. Если он благополучно миновал охранный круг, о котором я тебе говорила, значит, действительно пришел сюда за Магией Красоты, а не с дурными намерениями. Лучше подумай, как бы там все передвинуть, чтобы ванна поместилась.

Посетитель с хозяйским видом расхаживал по приемной и разглядывал, презрительно выпятив нижнюю губу, рийские ночные пейзажи, выполненные серебристо-белой пастелью по черному фону.

– А, госпожа волшебница! – поприветствовал он появившуюся на пороге Венусту. – А я вам свой грошик заработанный принес, золотой да звонкий! Сделаете из меня прекрасного принца?

Крупный, грузный, оплывшая физиономия с гипертрофированным подбородком заросла грязновато-белесой щетиной. Нос похож на разбухший древесный гриб. Щербатый рот перекошен наводящей оторопь улыбкой. Свиные глазки светятся ликованием, но в их мутной глубине затаилась угроза – на случай, если откажут. Одет с иголочки. Сразу видно нувориша, набившего мошну и впервые в жизни озаботившегося тем, что отражается в зеркале.

– Присаживайтесь, сударь, – с царственным достоинством пригласила Венуста. – Что вам угодно?

– Так магии вашей завлекательной угодно испробовать! – господин Шостас подобострастно осклабился. – Честные труды мои были вознаграждены по заслугам, оторвал я жирный кусманец, собираюсь теперь на дворянской дочке жениться и зажить по-благородному. И надо бы для этого личность мою облагородить, сами-то как думаете? Вы ж от этого не откажетесь, а, госпожа волшебница? – Красная потная рука с мясистыми пальцами извлекла из наплечной сумы туго набитый мешочек, за ним еще один, третий, четвертый, самый последний подбросила, играючи. – По глазам вижу, что не откажетесь, у вас губа не дура, а тут тысяча рафлингов золотом. Давайте, делайте из меня красавца!

Клиент вызывал у нее гадливое чувство, но цена… Венуста, сполна хлебнувшая в детстве дрянного пойла нищеты, никогда не отказывалась от заработка. Хвала богам, что она чародейка, а не куртизанка, Тавше Милосердная, как же это хорошо… Холодным резковатым голосом, предназначенным для самых антипатичных индивидов, она приказала:

– Повернитесь к свету, чтобы я смогла получше вас рассмотреть. Так… Приведем в порядок нос, изменим очертания лица – чтобы у нас был не кусок закисшего теста, а правильный овал. Зубы взамен выбитых прорежутся и вырастут в сроки, сообразные природе. А вот побреетесь самостоятельно, здесь не цирюльня.

От ее тона нагловатый посетитель присмирел. Словно только теперь проникся должным почтением к известной на всю Ругарду чародейке.

– Ступайте за мной в лабораторию, – небрежно бросила Венуста. – Плащ оставьте на вешалке.

Два часа спустя донельзя довольный своей облагороженной наружностью клиент мешковато откланялся и на прощание посулил:

– Я вам, госпожа волшебница, куплю на рынке у мазил пару-тройку картин и пришлю презентом, чтоб на стенку себе повесили. С козочками там, с поселянками танцующими – выберу, какие покрасивей, чтоб душа любовалась и радовалась. А то у вас тут пачкотня нарисована – известкой по саже навозили, ничего не понять. Видно, не в обиду скажу, не понимаете вы толку в живописном искусстве… Поехал я свататься к бесприданной благородной девице, уж теперь-то от меня нос воротить не будут!

– Ужас какой… – пробормотала Венуста, когда прислуга проводила гостя за порог.

Для того чтобы прийти в себя, ей потребовалась канфа с сахаром, корицей и взбитыми сливками, кремовое пирожное и приятная компания. Рен. Лиум. Его высо… Нет, даже в мыслях не стоит его так называть, но хотелось бы Венусте, чтобы этот тихий вежливый мужчина был не безвестным бродягой Гаяном, слугой и телохранителем при Морской Госпоже с острова Ивархо, а Венсаном Шестым, королем ругардийским.

Тот самый принц со скотного двора, которого Рен когда-то подобрала, пригрела, обучила искусству выживания на больших дорогах, а потом сказала «до свидания». Золотоглазого ей, видите ли, подавай… И ведь они с той безмозглой ведьмочкой ворожили на суженого в будущем, за чертой смерти! Она же не будет помнить ни своих прошлых инкарнаций, ни того, что ее когда-то звали Ренарной, ни сегодняшних желаний, и когда наконец получит Тейзурга, глядишь, и не обрадуется такому подарку. Он был тем еще подарком, прочитанные Венустой мемуары позволяют составить представление… А возможно, ничего не случится, вероятность сама собой сойдет на нет, слишком это зыбкие области.

Пятый участник застолья мусолил пирожное, вздыхал и пожирал Венусту преданными глазами. Для Айвара она неземное существо, совершенное и недосягаемое. Спору нет, лестно, чародейка даже согласилась взять его с собой, хотя этот взрослый ребенок с громоподобным голосом не вызывал у нее никакого сладостного трепета и обмирания, только снисходительное сочувствие. Ее привлекали сильные, загадочные, с бесенятами в глазах, вроде того малнийца, с которым она познакомилась в «Чайкином домике». Впрочем, у малнийца есть его кошка без зонтика, с бескровными губами и нечеловечески прекрасными очами, а у Венусты – безнадежно влюбленный песнопевец. Она бы не отказалась произвести рокировку.

Вчера вечером Айвар вознамерился ее «воспеть» и перепугал соседей, решивших, что госпожа чародейка пленила демона, который теперь заходится воем, вырываясь из магических пут. Жуткий концерт продолжался недолго, Рен и Гаян заставили беднягу замолчать. Если бы Венуста могла одарить его музыкальным слухом… Но это, к сожалению, не в ее власти.

– Госпожа моя, – глядя на нее с благоговением, как на саму Тавше в нездешнем сиянии или Лухинь с фрактальным венцом на челе, нерешительно вымолвил Айвар. – Дозвольте спросить…

Она милостиво кивнула.

– Мы отправимся в Кариштом по обычным дорогам, как заведено у людей, или через Хиалу, Вратами Хаоса?

Вот уж спросил так спросил! Еще и сгреб что попало в одну кучу.

– Во-первых, да, по обычным дорогам. Странствия по серым тропам Хиалы требуют большой собранности от каждого из путешественников. Сильный и опытный маг может взять с собой одного непосвященного, в крайнем случае двух… И то, если они подготовлены к такому испытанию, и вдобавок ему придется постоянно держать их под своей ментальной опекой. В Хиале есть свои обитатели, чаще всего опасные для людей. Все те демоны, которые бесчинствуют в нашем мире, – это существа из Хиалы, так что можете составить представление, что там творится.

– Но как же они пролезают туда-сюда, если наш мир заперт? Через Врата Хаоса?

– Вы снова смешиваете разные понятия. Хиала – часть мира Сонхи. Потусторонние катакомбы, теневой мир, оборотная сторона, можете называть, как хотите, но это единое целое с тем миром, в котором мы с вами сидим и кушаем пирожные. Не следует путать Врата Хиалы и Врата Хаоса. На практике такая ошибка стала бы для вас роковой. Несотворенный Хаос – это бездна, которая находится вне пределов упорядоченных миров, безначальная, бесконечная и непостоянная. Не всякий из богов там уцелеет, не говоря о магах или просто людях. По сравнению с ним Хиала – всего лишь уютная гостиная. Теоретически, Врата Хаоса можно открыть где угодно, только это страшное и бессмысленное действие. А Врата Хиалы находятся в известных точках пространства, и знающий чародей может ими воспользоваться, чтобы попасть в изнаночные пределы или срезать путь. В определенные периоды они открываются, и тогда, если не сойдешь с тропы и не угодишь в какую-нибудь ловушку, можно добраться до других Врат Хиалы, сэкономив много дней пути.

– А Врата Перехода?

– Как и предполагает их название, это Врата, ведущие в другие миры. Уже тысячу лет никто не может их открыть. Последним, насколько известно, был Тейзург, однако в его свитках нет ни слова о том, как ему это удалось. Тайный Свиток я не читала, но там, говорят, тоже никаких разъяснений на эту тему, только рассказ о посетившем его видении, из-за которого он решил, что здесь оставаться нельзя.

Глаза у песнопевца сияли, как у дитяти, которому рассказывают сказку. Гаян и Лиузама тоже слушали с интересом, а Рен, которая все это уже знала, уписывала пирожные. Ей можно. Очередная разминка или, помилуй Тавше, драка – и ничего лишнего не останется.

К Венусте почти вернулось сносное расположение духа, когда Айвар задал вопрос, заставивший ее поежиться:

– А вы, моя госпожа, могли бы отворить Врата Хаоса?

– Наверное… – нахмурившись, вымолвила чародейка. – Теоретически, да. Моих знаний и магической силы для этого должно было бы хватить, но я, хвала Тавше, в своем уме, я никогда не стану делать такие вещи.

Это был ее самый главный кошмар. Впервые услышав о Вратах Хаоса, еще толком не зная, что это такое, Венуста начала бояться, что вот однажды они появятся, и тогда случится что-то ужасное. Она содержала в образцовом порядке свои вещи и рабочие записи, заправляла постель без единой складки и того же требовала от прислуги, следила за тем, чтобы все предметы в ее доме были расставлены, развешаны и разложены сообразно законам симметрии и гармонии. Ни одной щелки, через которую мог бы просочиться Хаос, ведь он только и ждет случая, чтобы до нее добраться. Никто не знал, что ее аккуратность и пунктуальность – обратная сторона ее страха.

Иногда ей снилось, что она стоит, вскинув руки в последнем пассе, перед разверзающимися Вратами Хаоса, и ветер рвет изодранную мантию, швыряет в лицо пригоршни колючих песчинок… Она просыпалась в холодном поту, зажигала свечи, придирчивоосматривала комнату – нет ли где-нибудь хоть малейшего намека на самозародившийся беспорядок. Бывает, что во сне нас преследует то, чего мы боимся, но пусть ей никогда не придется открывать Врата Хаоса наяву!

Рис честно пытался вспомнить, что происходило, пока он был под чарами, но ничего путного не получалось. Вместо воспоминаний плясала перед глазами красно-синяя рябь. Как будто смотришь сквозь стекло, покрытое такой рябью, и не разобрать, что находится с той стороны.

Больше всего ему хотелось вспомнить женщину, о которой сказал Тибор. Знать бы, как она выглядит… Однако сколько он ни мучился, всплывало всего лишь представление о гладиолусе с единственным бело-фиолетовым цветком на стебле, и было обидно, что цветок он запомнил, а женщину – нет.

Как же теперь ее узнать, когда они снова встретятся? Такое впечатление, что она ему что-то очень-очень важное обещала, но Рис должен будет сам об этом напомнить.

Они уходили все дальше на юго-запад, сначала мимо деревушек, обшарпанных замков и маячивших на пыльном горизонте городов, в которые никогда не заворачивали, потом по необитаемому порыжелому плоскогорью. Баракоса – небогатая страна: засушливый климат, глинистая почва, скудные поля, заросшие жесткими травами пастбища. Неподъемные подати. На дорогах промышляли разбойники, от хорошо вооруженных шаек до оголодавших крестьян, но связываться с двумя десятками троллей охотников не было – а то надвое, поживишься или сам станешь добычей.

– Еще три-четыре дня, и мы доберемся до ничейной глуши, где будем вовсю тренироваться, – сообщил на очередном привале Тибор. – Понадобится время, чтобы сделать из тебя настоящего убийцу, который прикончит Гонбера и останется в живых.

– Первое важнее, – отозвался Рис.

Наконец-то все сложилось, как надо, и его несет навстречу цели.

– Умирать при выполнении работы – непрофессионально.

Тибору хочется, чтобы он выжил. Не случайно за все время пленения у Риса не было ни одного «наката». Возможно, с самого начала чувствовал, не отдавая себе в том отчета, что от этих сбегать незачем?

– Я не собираюсь в профессионалы. В смысле, после Гонбера.

– Ты же вроде бы какой-то нездешний город собирался искать? Тоже повод уцелеть.

– Как получится.

Избавиться от Гонбера – это важнее его жизни. Может быть, тогда он хотя бы на крохотную частичку искупит… Непонятно что, но искупит. Несколько закопченных колонн, грубовато вытесанных из камня, посреди горячей пепельной мути. Что бы это ни было, оно произошло возле тех колонн.

– Похоронное настроение в нашем ремесле еще никому не помогало. Хоронить надо не себя, а клиента. Смотри на это, как на игру, в которой ты должен выиграть.

– Вы всегда так и смотрите?

– Почему бы нет? – Тибор хмыкнул и слегка сощурил правый глаз, а левую бровь изломил – как будто натянул приличествующую случаю маску.

– А если вам заказывают хорошего человека, которого не за что убивать… Как вы тогда выкручиваетесь?

– Выполняю заказ, а ты как думал? Видишь ли, если этого не сделаю я, заинтересованное лицо попросту наймет кого-нибудь другого, так что для жертвы никакой принципиальной разницы. Впрочем, иногда разница есть, и то в мою пользу: клиент испытает меньше страданий, если ему придется иметь дело со мной, а не с каким-нибудь малахольным оригиналом вроде Гонбера. Я честный ремесленник, работаю быстро и качественно, без лишней дури.

Рис кивнул, признавая, что возразить нечего. Даже того парня, который его заменил, они сперва опоили чем-то вырубающим… Хотя, для этого была и другая причина: заменщик не должен ничего чувствовать, чтобы на вырванном сердце запечатлелись, благодаря наведенным чарам, чувства того, кто находится рядом. Он уже успел выспросить это у Мунсыреха.

По словам Тибора, когда шаман наложил на него заклятие «черпака истины», он будто бы вспомнил, что у него были мать и сестра. Услышав об этом, Рис попытался добраться до тайников своей памяти, но никаких просветов – словно его жизнь началась среди стен с выцарапанными на штукатурке обрывками заклинаний и заляпанной чернилами школьной мебели, а раньше ничего не было.

Какие-то почти стертые впечатления об окриках, пинках, дурно пахнущей темноте – это понятно, ему рассказывали, что один эонхийский маг выкупил его у работорговцев в Нузобии и привез в школу.

Такие же смутные, сплошь в серых тонах, представления о чудесном лесе, о высокой, с головой спрячешься, траве, о маме: он свернулся у нее под боком, а она теплая, мягкая, ласковая, мурлычет ему колыбельную… Это скорее ощущение, чем картинка, поэтому нельзя сказать, что он помнит маму по-настоящему.

А еще глубже, словно кусочек первозданно яркой краски под несколькими облезающими слоями – блеск брошенного ножа, отразившего злой солнечный луч, и взгляд человека без лица, врага, с которым нельзя встречаться, хотя рано или поздно они все равно встретятся.

Город Танцующих Огней не в счет, Рис его не помнил. Время от времени видел во сне – радужное многоцветье, бессчетное множество деталей и подробностей, которые в одних и тех же эпизодах от раза к разу меняются – и после вспоминались эти сны, а не поблекшие обрывки странной, но неоспоримой яви. И все-таки город существует, в этом Рис не сомневался. Однажды он отправится его искать, только перед этим надо покончить с Гонбером.

Наконец-то настоящая глушь. Пограничные пустоши между Баракосой и Саргафом, населенные бедными кочевниками – не с чего им богатеть, здесь и грабить некого, и поросль такая, что не до жиру, лишь бы прокормиться. Местное население поневоле было миролюбивым. При встречах враждующие общины бродячих скотоводов швыряли друг в друга камнями и ругались на чем свет стоит, не отягощая свои души кровопролитием.

Холмы и долы, заросшие перепутанным кустарником, зеленоухом, выворотником, пучками неказистой травы. Зеленоух – причудливые сростки мясистых листьев, формой и впрямь напоминающих ушные раковины. Выворотник – бело-желтые цветы с чашечками, как будто наполовину вывернутыми наизнанку, его еще называют цветком оборотней. Считается, что отвар из этих соцветий поможет оборотню залечить любые раны, и Мунсырех насобирал их, чтобы высушить и держать про запас. На всякий случай.

Самый страшный здешний зверь – овца, сжирающая все на своем пути. С этим чудовищем не сравнятся даже мелкие дикие собаки, которые охотятся стаями и воют на восковую луну, пугая тех, кто не может уснуть, своими свирепыми хоровыми рыданиями.

Всеядные тролли трескали все подряд – краденых овец, собак, грызунов, змей, обрывали стручки несъедобного для людей тролльего горошка, выдирали из земли, если попадалась, степную репу.

Тибор до сих пор не разобрался, как надо обращаться с Рисом. И до сих пор не понял, человек ли он. Человеческое самолюбие у него, похоже, отсутствовало, зато с лихвой было кошачьей гордости. Именно кошачьей: пока я согласен на ваше общество, но если захочу – уйду. Он мог стерпеть затрещину или пощечину (хотя после того раза на берегу Тибор больше не бил его по лицу), и в то же время в нем не было ни приниженности, ни покорности.

Подчинялся он потому, что сам так решил. Другой вопрос, что будет, если он вдруг передумает. Пожалуй, Тибор не смог бы его сломать. Убить – запросто, одним мизинцем, но то, что скрывается под этой хрупкой и на первый взгляд жалкой оболочкой, недоступно для давления. Не каменная стенка, а, скорее, вода, по которой бей не бей, она все равно течет, куда ей надо.

По крайней мере, с его тренировками мороки оказалось меньше, чем можно было опасаться: на деле парнишка был не таким дохлым, как выглядел. Тощий – да, но при этом жилистый, ловкий и быстрый. Растущий организм приспособился к хроническому недоеданию и не увеличивал массу тела сверх необходимого, однако то, что имелось в наличии, использовалось целиком. Оставалось кормить его мясом краденых баранов, чтобы набрался сил, и обучать тонкостям боя на ножах, на мечах (легких, естественно), метанию дротиков, стрельбе из лука и арбалета, хитростям нападения из засады. Рис учился с мрачноватым упорством, но иногда после тренировки надолго задумывался, сцепив пальцы на остром колене и уставившись в однообразную и блеклую рыжевато-зеленую даль, как будто его взгляд прилипал к холмистому горизонту.

– О чем размышляешь? – поинтересовался однажды Тибор, присев рядом.

Такой вопрос мальчишка вполне мог проигнорировать, но в этот раз ответил:

– Не знаю, хватит всего этого или нет, чтобы наверняка его убить. Каждый день – чья-то мучительная и бессмысленная смерть. Мы должны его прикончить. Должны – то есть должны по-настоящему.

Последнюю фразу он произнес так, что мурашки по коже поползли. Тибор всегда утверждал, и вслух, и про себя, что он никому ничего не должен. А теперь это, выходит, в прошлом. Теперь должен, потому что связался с Рисом.

Почти машинально влепил подзатыльник – не сильный, чтобы не выбить невзначай его странные мозги – и, желая как-то оправдать это необязательное рукоприкладство, наставительно произнес:

– Если хочешь победить врага, не позволяй сомнениям сбивать тебя с пути.

– Гонбер не враг, – на мгновение Рис презрительно скривился под своим сквозистым волосяным занавесом. – Много для него чести. Враг у меня другой – тот, который бросил в меня ножом и не попал. С ним можно было разговаривать, но если мы встретимся, мы опять будем врагами. А Гонбер хуже любого врага, это просто вредный нарост, который надо уничтожить без остатка. Выжечь синим пламенем, выбросить туда, откуда не возвращаются, и я не знаю, что для этого надо сделать.

– Сходите к оракулу, – прогудел Мунсырех.

Он подошел сзади, тяжело ступая по сухой, как камень, глинистой земле, и остановился над ними, накрыв обоих своей тенью.

– К какому еще оракулу? – спросил Тибор, поглядев снизу вверх на увешанную амулетами чешуйчатую громадину.

– К тажебскому. Ты слыхал о нем.

– Тогда придется еще дальше на юг завернуть.

– А нам есть разница, в какую сторону кочевать? Прокорм везде найдем.

Тибор признал, что разницы никакой, а Рису и вовсе было все равно. На дорогу потратили две дюжины дней. Когда скудную поросль пустошей сменили поля, огороды и виноградники – яркие лоскутья всех оттенков зеленого на вздымающихся впереди холмах, – тролли встали лагерем в перелеске, а Тибор сходил до ближайшей деревни и сторговал двух лошадей. Потом они с Рисом искупались в речке и переоделись. Молодой дворянин из ругардийской провинции в сопровождении доверенного слуги. Рис загорел, от болезненной бледности следа не осталось. Шляп он не признавал, и его длинные патлы выгорели на солнце, почему-то чересполосицей – более светлые и более темные пряди вперемежку. Тибор велел ему стянуть эту красоту кожаным ремешком на затылке, объяснив:

– Характерная шевелюра тебя выдаст. Не стоит совать башку в петлю. Хоть и далеко от Ругарды забрались, у герцога с Лормой везде есть глаза и уши.

С новой прической Рис выглядел неброско. Невзрачное узкое лицо, тонкая шея, настороженный взгляд. Для пущей неузнаваемости челку он зачесал назад, закрепил маслом для волос, которое завалялось у Тибора, и теперь чувствовал себя не то чтобы очень уверенно.

– Постарайся держаться надменно. Ты захудалый аристократ, я – что-то вроде старого егеря, скорее телохранитель, чем камердинер. В Саргафе, Баракосе и Ругарде говорят на похожих языках, но различия есть, поэтому смело делай вид, что ни бельмеса не понимаешь. Общий смысл сказанного ты, скорее всего, будешь улавливать. Я саргафский знаю, если что, переведу.

Ездить верхом Рис не умел, да и где ему было научиться? Тибор мысленно обругал себя олухом, мог бы спохватиться и пораньше. Спасибо, крестьянская лошадь оказалась смирной, и приноровился парень достаточно быстро – сказалась его природная ловкость.

Тажеб – приплюснутые дома из обожженного и необожженного кирпича, огромный рынок, тенистые каменные дебри старых храмов, в одном из которых обитает знаменитый оракул. Резкие, острые, дразнящие запахи, совсем не те, что в Эонхо.

Юг всегда манил Тибора, как волшебная страна, однако по иронии Вышивальщика Судеб работать ему приходилось в Ругарде либо к северу от нее – в Малне, Вазебре, Овде. Впрочем, он лелеял мечту когда-нибудь, сколотив приличное состояние, отойти от дел и исчезнуть среди бледных от зноя роз, минеральных источников, облицованных узорчатыми изразцами общественных бань и плантаций канфейных деревьев, усыпанных тяжелыми пышными соцветиями, каждое величиной со свадебный букет. Еще и прикупить титул у кого-нибудь из здешних князьков, почему бы и нет? На радость деду Гужде… Тем больше оснований не напакостить в этих краях.

Его беспокоило, справится ли Рис со своей ролью, но когда подъехали к городским воротам, тот радикально преобразился: деревянная осанка значительной персоны, неуверенно сидящей в седле, но преисполненной спеси, вздернутый подбородок, капризно поджатые губы, высокомерно сощуренные глаза. Последнее особенно хорошо – не заметно, какие они большие.

– Вот и молодец, – удовлетворенно шепнул Тибор. – Продолжай в том же духе.

Его наградили презрительным взглядом и ничего не сказали.

Они сняли комнату в гостинице неподалеку от Тысячелетнего города – скопления древних храмов и руин в центре Тажеба.

Низкие лежанки застелены ворсистыми покрывалами, пыльными и кусачими. Деревянный пол усыпан засохшими розовыми лепестками. На потолке сидит ящерица из тех, что ловят насекомых, выбрасывая длинный клейкий язык – песочно-серая, вся в складках и бородавках. Рукомойник расписан полуголыми танцовщицами. Рис, даже наедине с Тибором не сбросивший личину, делил внимание между фривольными картинками и ящерицей: видно было, что и то, и другое вызывает у него одинаковый интерес.

Парень, подпоясанный хлопчатобумажным кушаком с написанным тушью заклинанием, отгоняющим злые силы, принес пряную кукурузную похлебку, жесткие лепешки, баранью печенку в сметане, глиняный кувшинчик с канфой.

– Ты еще утверждал, что не годишься в актеры, – хмыкнул Тибор, когда слуга ушел.

– Не гожусь, – пренебрежительно бросил «молодой аристократ». – Но если меня выкинули из Школы Магов, это еще не значит, что я ничему там не научился. Ты никогда не слышал о «дроблении сущности»?

– Лицедейство магов?

Тибор не знал, в чем тут суть, и не хотел сознаваться перед мальчишкой в своей неосведомленности, но тот как будто понял, что для него это лес темный, и объяснил:

– Это оборотничество духа, но не целиком, а малой его части. Остальная часть, включая твое главное «я», в это время отступает на задний план и ни во что не вмешивается.

– То есть ты не просто изображаешь кичливого балбеса благородных кровей – ты в него натурально превратился?

– Вот именно, – снова облив его презрением, процедил Рис.

Что ж, это полезно… В будущем может пригодиться. Глядя на высокомерного юнца с брезгливо перекошенными губами, никто не скажет, что видит перед собой вчерашнего уличного оборванца из Эонхо.

Ночь прошла беспокойно. В Тажебе, канувшем в душистую темноту, выли, кричали, визжали, хохотали – это резвились демоны Хиалы, которым в человеческих городах все равно что медом намазано. Тибор прицепил на окно амулет, изготовленный Мунсырехом из высушенного корневища отведи-травы и ржавчины, соскобленной с железа, полежавшего в проточной воде. Содержимое маленького мешочка из небеленой холстины защитило их с Рисом от ночных неприятностей.

Утром отправились к оракулу. Тысячелетний город тянулся к небесам обломанными каменными пальцами, что-то высматривал дремотными темными провалами, подставлял подножки перекошенными ступеньками, истертыми миллионами подошв. Дворы, заваленные обломками и населенные морщинистыми ящерицами вроде тех, что бегают по потолкам в гостинице. Попрошайки, монахи всякого толка, паломники, продавцы холодной подслащенной воды.

Оракул сидел на цепи, так ему полагалось. Обширное, с целую площадь, огороженное забором пространство с остатками развалившихся построек. Местами уцелели колонны, портики с огрызками лестниц, стены с мозаиками, изображающими быков, драконов, жриц в масках. Среди этих залитых солнцем руин восседал под балдахином на груде замызганных подушек лысый горбун в неопрятной тунике и серебряном ошейнике. Прикрепленная к ошейнику цепочка змейкой струилась по разбитым каменным плитам и исчезала за фрагментом ближайшей развалины, запечатлевшим исцарапанную, частично осыпавшуюся черепаху с дворцом на спине.

Оракул сардонически ухмылялся. Лысый, как колено, зато все зубы на месте. Тибору даже показалось, что их больше, чем должно быть у человека, и они вдобавок ненормально острые. Подпиленные, вероятно.

Тибор и Рис в белых плащах паломников (подразумевается, что белых, а на самом деле пятнисто-серых от многократного употребления) остановились перед балдахином.

– Преуспеет ли мой спутник в том, что мы задумали? – по-саргафски спросил Тибор.

– Кто ж ему запретит? – хихикнул оракул, ответ прозвучал по-ругардийски.

– Мы хотели бы услышать, что я должен сделать, чтобы добиться успеха? – вступил в разговор Рис.

– И сам знаешь, так зачем спрашиваешь?

Ехидная интонация горбуна сбила мальчишку с толку.

– Скажи, как именно я должен действовать, чтобы все получилось? – повторил он тот же вопрос другими словами.

– Токмо так, как уже говорил. Негоже мне наставлять такого, как ты. Деньги заплачены, а посему задавай другой вопрос заместо ненужного.

– Город Танцующих Огней, – выпалил Рис. – Где он находится?

– Это не город. Спрашивай правильно.

– Целое королевство, да? Я так и думал…

– Не королевство. Каков вопрос – таков ответ. Ступайте отсюда, раз умом не дозрели. Все, что угодно, где-то было, есть или будет – сухопутные рыбы, стеклянные леса, летающие кареты, каменные моря, небо цвета апельсина с тремя солнцами…

– Разве бывают каменные моря?

– Для тебя найдется, – хихикнул полоумный горбун, звякнув своей символической цепочкой.

– Пойдем, – поворчал Тибор, взяв ученика за плечо. – Выбросили деньги на ветер, и поделом…

– Эй, ты! – крикнул вслед оракул, когда они отошли на несколько шагов.

Рис оглянулся.

– Бойся утонуть в каменном море! – завопил позади лысый псих.

Ерунда полнейшая, но мальчишка побледнел, буквально кровь от щек отхлынула. Выругавшись, Тибор больно стиснул его худющее плечо и потащил впечатлительного паршивца прочь, пока вдогон еще что-нибудь столь же глубокомысленное не прилетело. На выходе молча сорвал и сунул благообразной старой мымре ритуальные плащи. Рис, все еще белый и пришибленный, молча шагал рядом – словно он здесь и в то же время не здесь – но, получив затрещину, вернулся в этот мир. Неизвестно, надолго ли.

– Ты убийца или барышня на выданье? Долго еще собираешься кваситься?

– У меня пройдет, – голос делано бодрый, и на том спасибо. – Он сказал, я сам все знаю, только я ничегошеньки не знаю. Надо пересказать Мунсыреху, слово в слово. Он шаман, так, может, разберется.

Резонно. Это старый тролль подбил их съездить к оракулу, вот пусть и разгадывает головоломку.

Напоследок, уже выехав за тажебские ворота, Тибор решил завернуть на постоялый двор. Во-первых, новости послушать. Во-вторых, раз они прибыли якобы из Ругарды, им и возвращаться надлежит в ту сторону, на север, по Бычьему тракту, а если рвануть у всех на глазах по бездорожью в восточные бесплодные пустоши – это наведет на подозрения. Тролли подождут. Этот народ ждать умеет.

Постоялый двор окружала глинобитная стена, однако деревянные створки ворот были распахнуты настежь. Должно быть, на ночь они запирались, а днем с веранды под вылинявшим матерчатым навесом открывался вид на тракт, уходящий вдаль мимо полей и виноградников. В окрестностях Эонхо только приступили к севу, а здесь уже первый урожай снимают.

Насчет новостей Тибор как в воду глядел: есть, да еще какие… Скверные или ни то ни се – непонятно. Ее высочество Лорма и герцог Эонхийский покинули столицу, взяв с собой несколько сот гвардейцев и кое-кого из приближенных, в том числе Гонбера, и направляются на юг. Ожидается, что они пройдут через Саргаф, о чем уже имеется договоренность с местными князьями и саргафским князем князей (фигурой не настолько влиятельной, как можно подумать, исходя из титула). Во время переговоров подчеркивалось, что сия экспедиция – не военная, а познавательная, ругардийцы будут за все платить серебром и не станут никого разорять. Здешних жителей об этом уже оповестили, чтобы готовились не воевать с гостями, а барышничать. Куда направляется эонхийская экспедиция, неизвестно. Ее цель находится южнее Саргафа. То ли в песках Подлунной пустыни, окропленных кровью Хальнора Проклятого, то ли еще дальше.

Это может быть и плохо, и хорошо. Плохо, если они ищут смошенничавшего убийцу и его находящуюся в добром здравии жертву. Хорошо, если у них другие дела: на незнакомой территории проще будет подловить Гонбера и осуществить задуманное.

С купцами из Тажеба, мелким феодалом и двумя служилыми грамотеями общался Тибор. Рис опять натянул личину высокомерного юнца, готового облить окружающих неразбавленным презрением или спрятаться за спину телохранителя, по обстоятельствам. Когда он встрепенулся и тревожно сощурился, уставившись на клубящееся над трактом облачко пыли, Тибор вначале не придал этому значения. Потом забеспокоился: неужели о них прознали и выслали людей для захвата? Потом, едва успел приказать, чтобы седлали лошадей, беспокойство схлынуло: всадник один, на взмыленном коне, встрепанный, физиономия творожисто-бледная. Это не преследователь, а беглец. Посидеть бы еще, но раз уж начал разыгрывать партию – не бросай на середине, а то прослывешь сомнительным субъектом.

– Поторопите конюха, почтенный, – миролюбиво, но веско обратился он к хозяину, добавляя мелкую серебряную монету. – Если молодой господин опоздает, виноват буду я.

– Оно всегда так, – поддакнул один из служилых, который постарше. – Весь спрос с нас, а то с кого же еще?

– Ваша правда.

Обращаясь к собеседнику, Тибор не сводил глаз с ошалевшего всадника и тракта, но дорога была пуста, никакого движения, разве что поднятая пыль медленно оседала. За беглецом никто не гнался.

Один из слуг схватил мокрого загнанного коня под уздцы. С удил капала кровавая пена, на боках ссадины от шпор. Мужчина средних лет, в криво застегнутом ругардийском кафтане, мешковато сполз на землю и, задыхаясь, выговорил:

– Помогите… Спрячьте меня, я заплачу, все отдам…

– Кто за вами гонится? – спросил Тибор.

– Судья…

– Какой судья? Погони не видно.

– Судья Когг… Где можно спрятаться?..

– И ты привел его сюда? – охнул хозяин заведения, творя отводящий знак. – Прочь со двора!

– Нет-нет… – дико замотал головой беглец, его губы тряслись. – Подождите, я заплачу…

К нему двинулся конюх и второй дюжий слуга – вытолкать и запереть ворота, пока не поздно, хотя разве защитят засовы от лиха, которое зовется Неподкупным Судьей Коггом?

Поздно. На дороге, в десятке шагов от ограды, сгустилась то ли из пыли, то ли из зыбкого потустороннего марева человеческая фигура. Обозначилось лицо, колыхнулись складки долгополого одеяния. Пожилой чиновник, на первый взгляд совсем не страшный, скорее забавный: надутые округлые щеки, нос пуговкой, глубоко посаженные глазки, на голову намотан поношенный судейский тюрбан. Пухлые руки сложены на брюшке, выступающем под старомодной мантией. Теперь он выглядел, как живой человек, вот только не шел, а плыл, едва касаясь земли подолом.

Что он такое, до сих пор никто не смог объяснить. Бытовало мнение, что это один из демонов Хиалы, но не склонный к бесчинствам, как большинство его собратьев, а избравший своей стезей неотвратимую кару и торжество справедливости. Другие утверждали, что это призрак некого праведного судьи, убитого недоброжелателями в давние времена, который даже после смерти продолжает вершить правосудие. Третьи предполагали, что это последнее создание безымянного мага, казненного по облыжному обвинению и решившего отомстить наветчикам. Некоторые почитали Когга вровень с богами. Единственное, в чем все сходились: встречу с Неподкупным Судьей переживет разве что младенец, по малолетству не успевший совершить ничего наказуемого.

– Аберт Лудадвен из Йонахты, – высокий дребезжащий голос хоть и звучал комично, вызывал не смех, а мороз по коже. – Обвиняешься в том, что семь лет назад ты подделал векселя своего покойного отца. На смертном одре понесший убытки заимодавец призвал Неподкупного Судью, и да свершится суд над тобой!

– Я не виноват… – Лудадвен стучал зубами и обливался пóтом. – Мы разорились, а мне понадобились деньги на лечение, услышь меня Хальнор, для ребенка моей содержанки. Она меня шантажировала, некуда было деваться…

– Шантажировала, так как знала о том, что ты и раньше подделывал долговые расписки! – Судья Когг с торжеством воздел вверх толстый восковой палец. – Ты замышлял ее убить! Я тебя приговариваю…

– Замышлял, но не убил ведь, – перебил негромкий мальчишеский голос. – У него был выбор – поступить совсем дерьмово или ограничиться мелким мошенничеством. Он выбрал второе – меньшее из зол, так что ты должен оставить его в покое.

– Кто ты такой?! – продребезжал призрак, повернувшись к Рису.

– Не знаю. Не имеет значения.

Тибор покрылся холодной испариной, а сердце бухало о ребра тяжко и с перебоями. Перед живым противником он бы не сплоховал, но Когг – нежить, и Риса теперь не выручить. Если бы парень держал язык за зубами, еще можно было надеяться, что праведный Судья, забрав свою добычу, не обратит внимания на остальных, а теперь пиши пропало.

– Ты… Ты… – Призрак двинулся было к мальчишке, но вдруг замер, а потом подался назад. – Ты неправильный! Если кто-то совершил преступление и не был осужден, я вершу над ним праведный суд, а с тобой почему-то все наоборот… Я не могу к тебе подойти!

Рису бы стушеваться и вознести благодарственные молитвы всем богам без разбору, а он вместо этого шагнул вперед и очутился между Судьей и обреченным фальсификатором.

– Тогда ты его не возьмешь. Я уже сказал, почему.

– Ты мне запрещаешь?

– А ты не сможешь нарушить мой запрет? – прицепился к словам мальчишка.

– Не смогу, – неохотно проворчал Когг.

– Значит, запрещаю.

Да он же маг, с облегчением вспомнил Тибор, магической братии наверняка известен какой-то сохраняемый в тайне способ защиты от Неподкупного Судьи из Хиалы. Иначе в Ругарде давно уже не осталось бы ни одной высокопоставленной персоны, и в сопредельных государствах то же самое… Мунсырех не знает такого способа, но он однозначно существует, и Рис то ли слышал о нем краем уха, то ли интуитивно угадал, что нужно сделать.

Облегчение оказалось преждевременным.

– Убийца! – Мутноватые, как протухший студень, гляделки призрака уставились на него. – Много раз убивал за деньги. Я свершу над тобой суд…

– Нет, – Рис шагнул вбок и теперь заслонил Тибора. – Он убийца, но не изувер, и он меня спас. Не трогай его, я запрещаю.

– Этот человек твой?

– Ага, мой, и я его тебе не отдам.

– Ты главнее меня, и с тобой все шиворот-навыворот, – недовольно констатировал Когг. – У тебя я ничего не смогу отнять. Может быть, дозволишь взять этого? Пятнадцать лет назад он был воином на службе у своего господина, участвовал в нападении на соседнее княжество и убил девушку, которая пыталась от него убежать.

Чувствуя, как трясутся колени, да и руки тоже – несколько мгновений назад он окаменел, а сейчас как будто рассыпался на множество мелких камешков, – Тибор попятился и привалился к стене. Готов побиться об заклад, в волосах прибавилось седых прядей… А саргафский феодал, на которого обратил свой студенистый взор праведный судья, превратился в живую статую с отяжелевшим и в то же время беспомощным лицом.

– Нет, – Рис опять встал между призраком и его жертвой. – Все эти пятнадцать лет он терзался, вспоминая ту девушку, и никогда больше не поступал плохо с другими девушками, даже со своими рабынями. Он сам себя судит, и я запрещаю тебе его забирать.

Рис заступался за каждого – за купцов, за трактирщика, за конюха, за крестьянина, привезшего на постоялый двор молоко и зелень. Со стороны это смахивало на фарс: Неподкупный Судья Когг с его короткими пухлыми ручками, носом-пуговкой, дребезжащим голосом – и тощий Рис, так и не сбросивший маску надменного молокососа из благородных. Можно подумать, два балаганных актера изображают пререкания между заносчивым принцем и сварливым пожилым чиновником.

– Этот, – Когг показал на младшего из служилых грамотеев, – терзает и убивает каждое существо, которое не может дать ему отпор. Кошек, собак, кроликов, кур. Год назад убил супружескую чету – двух престарелых рабов, которых купил по дешевке нарочно для этого. Одна небогатая женщина, живущая с ним по соседству, ударила его ножом за свою замученную собаку, тогда он пошел к мировому судье и добился, чтобы соседку бросили в тюрьму, как за разбой. Его тоже не отдашь?

– Я не собираюсь его защищать, – еще сильнее сузив глаза, так что одни щелки остались, процедил Рис.

И демонстративно отошел в сторону.

– А?.. Нет, нет… – растерянно выдавил доморощенный палач, ожидавший, что за него заступятся так же, как за всех остальных.

Призрак издал удовлетворенный смешок и увеличился в размерах, словно разбухающий столб дыма.

– Постой! – глядя на него с тревожным любопытством, произнес Рис. – Если ты называешь себя Неподкупным Судьей, почему до сих пор не разделался с Гонбером?

– Не могу, – проворчал Когг. – Сам попробуй.

– Я же человек, а человека нельзя с собакой равнять… – бормотал мужчина, которого Рис отказался защищать, мелкими тряскими шагами отступая к просвету меж двух обмазанных известкой сараев. – Людей я не трогал, услышь меня Хальнор, я же знаю, что за людей к ответу притянут, я всегда это помнил… А те старики воняли и не могли больше работать, я за них честно заплатил, это же рабы… Я не сделал ничего плохого!

– Да свершится праведное правосудие! – взвыл окончательно преобразившийся Когг.

Клубящимся облаком он надвинулся на свою жертву, вместе с ней выплыл за ворота и исчез – только пыль закрутилась, как от порыва ветра, но тут же улеглась.

Тибор четко понимал одно: отсюда надо немедленно уносить ноги. Лошади почти готовы, хорошо… Окружающие выглядели потерянными, пришибленными, избегали смотреть друг на друга. Трактирщик велел кому-то из слуг тащить вина. Сейчас все напьются вдрызг и постараются забыть, что здесь произошло, хотя бы частично забыть, насколько получится, чем не выход? А ему напиваться с ними за компанию не с руки, да он и не стал бы, даже при другом раскладе. Потом, у себя в лагере, он приложится к фляжке с полынной настойкой, это всенепременно.

– Почтеннейший, – хозяин вынес большую холщовую суму. – Не побрезгуйте, от чистого сердца…

Копченые колбасы, лепешки, сыр, вяленые персики, орехи с изюмом. Неплохое изъявление благодарности… Свой гостинец трактирщик вручил Тибору, хотя благодарить следовало Риса, но на парня даже не глядели в открытую – косились не то с благоговением, не то с тихим ужасом. Как и следовало ожидать, Рису от этого стало совсем неуютно, и он тоже был не против поскорее отсюда убраться.

Проехав по Бычьему тракту, пока постоялый двор не скрылся из виду, они повернули на восток – мимо виноградников, усадеб за глинобитными стенами, рощиц, пастбищ. Оба молчали. Когда сельскохозяйственные угодья остались позади, а простор впереди вздыбился громадными глинистыми холмами, расцвеченными неприхотливой растительностью, Рис растрепал зачесанную челку, чтобы слипшиеся от масла волосы упали на глаза. Истолковав это как готовность к общению, Тибор поинтересовался:

– Что ты сделал с бесовым призраком?

– Ничего.

– Эффективное у тебя «ничего».

– Я, правда, не знаю, как это получилось. Может быть, Мунсырех поймет, он ведь шаман.

«Насчет тебя Мунсырех понимает не больше моего».

– Ты угадывал те подробности, которые приводил в оправдание, или импровизировал? – спросил он вслух.

– Чувствовал. Ну, можно сказать, угадывал. Я делал то же самое в Эонхо, когда надо было решить, можно что-то украсть без большого вреда или нет. Я еще увидел, что происходит с теми, кого Судья Когг забирает.

– И что же?

– Это похоже на соты вроде пчелиных… Вместо меда они заполнены холодным серым студнем и находятся внутри Когга. В каждой ячейке заперт осужденный наедине с тем, что он сделал. – После паузы Рис добавил: – Мне было страшно.

Тибор вдыхал запах нагретой солнцем пустоши, чесночной колбасы – от притороченной к седлу сумы с провизией, лошадиного пота, расклеванной стервятниками дохлой собаки. Ощущал тряску, жар послеполуденного солнца, бьющий в лицо теплый ветерок. Он жил, и даже если они так и не доберутся до Гонбера и обещанные за упыря золотые горы так и останутся в сослагательной области, все равно его дикая непрофессиональная выходка с лихвой окупилась. Эти соображения успокаивали несказанно. Оправдавшийся расчет – это, простите за тавтологию, все оправдывает. Иначе придется считать, что он то ли спятил хуже Дохрау, то ли, как давешний праведный призрак, попал под действие чар непонятного существа, которое, как выяснилось, главнее Неподкупного Судьи Когга. Последнее, кстати, позволяло надеяться, что Рису и Гонбер окажется по зубам, так что золотые горы, скорее всего, тоже будут.

«Я корыстный авантюрист, и ничего больше», – подумал Тибор, впитывая эту мысль, как целебный бальзам.

Кариштом оказался таким, как Гаян и представлял себе по рассказам и книжным описаниям: страна черных скал, ущелий до того глубоких, что при взгляде вниз сердце замирает, быстрых речек в каменистых руслах и зачарованных тропок.

– Если бы мы замышляли недоброе против чародеев Кариштома, эти дорожки завели бы нас в тупик или сбросили в пропасть, – менторским тоном объяснила Венуста. – Нас пропускают, даже незаметно подстраховывают на опасных участках. Здесь все подвластно чародеям-хозяевам, так что Гонбер сюда не сунется.

Бурливые речки впадали в Кальенару, Кальенара – в Анву, Анва – в Осьминожье море, поэтому дети Лиузамы с драгоценным грузом добирались до места назначения под водой. Когда пути пересекались, лоснящиеся черные амфибии выныривали, чтобы показаться на глаза своей родительнице. Судя по всему, их тоже пропускали беспрепятственно.

– Еще б не пустили, с такими-то гостинцами! – прокомментировала это Лиум. – Чай, уже поняли, что мы чистый прибыток несем, и все будет честь по чести.

Путешествие протекало без неприятностей. До северной границы Кариштома доплыли на фаханде, за полцены – судовладельцы рады были услужить Морской Госпоже, находя в том свою выгоду, и чуть не передрались между собой за такую пассажирку. По их словам, на реке в последнее время «что-то творилось». Однажды купцы видели, как неведомое чудище, не иначе заплывшее из Осьминожьего моря, плескалось на излучине возле Баяга и мутило воду, загребая со дна ил. В другой раз девки-утопленницы средь бела дня плясали на отмели с хохотом и визгом, чуть не потопили проплывавших мимо рыбаков, те еле ушли на веслах, у каждого потом вместо ладоней – сплошная кровавая мозоль. А еще недавно сгинула «Жабья Королева», возившая по Кальенаре грузы и пассажиров, ее обгорелый остов после обнаружили возле берега, вдали от жилых мест, а о команде – ни слуху ни духу. Обычные речные байки.

Благодаря чарам Венусты дурнота Гаяна не мучила, и он впервые в жизни наслаждался плаванием.

Мелкая неурядица случилась в Сулфе, городке в верховьях Кальенары, дальше которого суда не ходили. В Сулфе был храм Семанха Безногого, и служители увечного бога предлагали всем новоприбывшим пожертвовать какую-нибудь ненужную часть своей плоти в обмен на великую силу. Две семанховых монашки, одноглазая и безгрудая, допустили крупный просчет: им не следовало подкатываться с этим к Рен.

Венуста выслушала изуродованных «сестер бога» с прохладцей и заметила, что намеренно губить красоту человеческую – серьезный грех, влекущий за собой незавидное посмертие, а магической силы ей и так хватает. От нее отстали.

Айвар предложил для них спеть. И запел во все горло, не слушая дальнейших доводов. Убогих сестер как ветром сдуло.

Лиум заявила, что только последний дурачина потопчет свой огород или покалечит свою скотину, и то же самое, знамо дело, насчет себя самого, поэтому вы, девоньки, с ума своротили, шли бы к какому доброму знахарю, покуда поздно не стало.

Гаян слушал увещевания служительниц Семанха терпеливо и безразлично, не возражая и не поддакивая.

Другое дело Рен. Ей ведь когда-то предсказали, что она станет «сестрой бога», поэтому таких, как эти, она готова была сразу вышвырнуть, в дверь или в окно – без разницы. И это еще в лучшем случае… Монашку, рискнувшую настаивать, она схватила одной рукой за горло и таким образом доволокла до выхода, едва не придушив по дороге. Дело было в трактире, другие посетители тоже чуть не полезли в драку, не особенно соображая, чего ради.

Утихомирила всех Венуста. Несмотря на свою утонченность, мелочную пунктуальность и нелюбовь к риску, чародейкой она и впрямь была сильной. Ренарна даже говорила, что она вполне могла бы стать незаурядным боевым магом.

– Зачем тебе понадобился скандал? – рассудительно поинтересовалась волшебница, когда страсти улеглись и вся компания поднялась в комнату на втором этаже.

– Они меня не получат, – процедила сквозь зубы Рен. – Я скорее сдохну, чем стану такой, как они. Насчет того, что быть мне сестрой бога, предсказал тажебский оракул, а он зря не сболтнет. Гаян тоже слышал этот бред собачий.

– Любой оракул иногда ошибается, хотя бы один раз на сотню. Молись Лухинь Двуликой, Госпоже Вероятностей, чтобы эта вероятность не осуществилась.

– А может, оракул тот не Семанха имел в виду, а кого другого? – подхватила Лиум. – Семанх этот, что ль, единственный на свете бог?

– Только его служительницы называют себя «сестрами бога», – пояснил Гаян.

В Сулфе наняли двух проводников с низкорослыми лошадками, и дальше началось безмятежное путешествие по мрачноватой, но красивой горной стране. Гм, для Гаяна оно было не таким уж безмятежным… Спарринги с Рен почти на каждой стоянке. Или, точнее, не совсем спарринги, потому что Гаян и Венуста нападали на воительницу вдвоем. Та должна была сражаться с Гаяном и одновременно рвать опутывающие чары, насылаемые Венустой.

– Давно мечтала о таких тренировках, и когда еще выпадет случай, чтобы под рукой были сразу воин и маг, которые не смогут мне отказать. Гаян, тоже попробуй, очень советую, а то мало ли, в какую кучу наступишь… В смысле, с какой заразой столкнешься, – поправилась Рен, когда Венуста неодобрительно поджала серебристо-фиолетовые губы. – Тот же Гонбер, я слышала, опутывает свои жертвы чарами, за счет чего может справиться с более сильным, чем он сам, противником.

Магичка охотно участвовала в этих разминках, чтобы спастись от серенад своего поклонника. Впрочем, Айвару довольно скоро наступили на горло. Когда он на очередном привале взялся за лютню и заревел песню, пожилой горец, подпоясанный грязноватым пятицветным кушаком, слегка похлопал его по плечу и, дождавшись паузы, негромко сказал:

– Друг, не надо, камень падать будет. Много, тяжко… По-вашему камнепад называется.

Это возымело действие, а потом Венуста по секрету просветила остальных, что ничего подобного, кариштомские чародеи все тут держат под контролем, без их воли ни один камешек не сорвется.

Гаян с Рен несколько раз переспали. Они относились друг к другу с теплотой, но без прежней страсти, давным-давно перегоревшей. Если бы они тогда не расстались… Да нет, расстались бы в любом случае. Рен не нужен ни главенствующий мужчина – супруг и повелитель, ни послушный подкаблучник. То, что ей нужно, неизвестно как называется, и не сыщешь его днем с огнем. Впрочем, она давно уже не ищет, довольствуясь случайными связями, а когда состарится, поселится, вероятно, при каком-нибудь из храмов Разанга – бога воинов, и будет доживать свои дни в почете, ни о чем не жалея. Но это будет еще очень не скоро. Рен старше Гаяна на несколько лет, а кажется, что моложе. Она из тех счастливых, кто несет в себе свой собственный источник молодости.

Из затяжных меланхолических размышлений Гаяна вырвало зрелище, открывшееся за витком горной дороги: черная твердыня на вершине скалы, стройные башни, величавые лестницы, блеск базальта. Гнездо кариштомских чародеев.

Навстречу вышли несколько человек. Высокий маг с подстриженной седой бородкой, в прошлом наставник Венусты, и его нынешние ученики. Молодежь отправили вместе с Лиузамой к протекавшей внизу речке, забрать у амфибий дары Морской Госпожи. Гаяну подумалось, что они намучаются тащить со дна ущелья, по вырубленным в скальной стене лесенкам, разбухшие от воды сундуки, но маги есть маги: груз переместили на круглую площадку из шероховатого камня с помощью волшебства.

Сундуков было три. Древние золотые монеты – круглые и четырехугольные, драгоценные кубки, ожерелья, диадемы, чаши, цепочки, неоправленные самоцветы, океанский жемчуг.

– Щедрые подарки, моя госпожа, – обратился к Лиузаме старший маг, которого звали Тривигис. – Что мы можем для вас сделать?

– Надобно мне Свитки Тейзурга прочесть, где он написал все про Хальнора, – она смутилась и начала теребить дорогой поясок, но голос звучал решительно. – Сама, извиняйте уж, неученая, поэтому вот он мне будет читать, он грамотный, и заплачу за нас двоих, как положено.

– Хорошо, как вам будет угодно, – учтиво улыбнулся маг. – Но стоимость ваших сокровищ намного превосходит ту плату, какую мы берем за чтение Свитков Тейзурга.

– Так это не все. Нам бы еще Тайный Свиток почитать, тот, где у Тейзурга было видение, если там тоже про Хальнора что-то сказано… Это можно?

– Безусловно, госпожа, ваших пожертвований на это хватит с лихвой.

– Ну, так я, ежели что, еще доплачу, – с облегчением переведя дух – видимо, она до последнего момента опасалась, что ей по какой-нибудь неведомой причине откажут в доступе к вожделенным свиткам, – заверила Лиум. – Еще у меня третья просьба к вам есть… Дозвольте проклясть с вашей башни деревню Верхние Перлы!

И Гаян понял, что, какой бы умиротворенной и похорошевшей она нивыглядела, от мести она не отказалась, с этим все по-прежнему.

Выступить навстречу эонхийской экспедиции и спрятаться в одной из сонных хоромин на пути ее следования, чтобы Рис смог провести ментальную разведку – Тибор ни за что не согласился бы на такую сумасбродную авантюру. Если бы только не видел Риса в деле на постоялом дворе около Тажеба. Вдобавок, нижнереченские болтуны, у которых он покупал сведения, единодушно утверждали, что побывать вместе с Рисом даже в самой хищной нерукотворной хоромине куда безопасней, чем прошвырнуться по Имбирному рынку или по площади Потерянных Зонтиков. Какой-то храбрец якобы даже за компанию с ним прокатился в лифте. Или, может, не прокатился, слабó оказалось, зато видел, как Рис вошел в лифт, а после оттуда вышел, живой и невредимый. Для успешного покушения дополнительная информация о Гонбере позарез необходима, так что Тибор решил рискнуть.

Отправились вшестером. Они с Рисом, Мунсырех и трое самых быстрых и вертких троллей-пластунов. Наперерез эонхийцам.

Восточная граница кажлыцких степей. Деревень тут не встретишь – кажлыки-кочевники разорят оседлое хозяйство даже без всякой корысти, из одной дурной удали, но среди пестрого разнотравья попадаются то идолы с вымазанными засохшей кровью звериными мордами, то здания нездешнего вида, из стекла и камня, без единой ведущей к ним тропки.

– Вон то подойдет, – Рис показал на далекий дворец, увенчанный массивным куполом. – До заката успеем?

– Если не будем жалеть ноги, успеем, – прикинув расстояние, ответил Тибор. – А почему не сюда?

Другой сонный дом, вытянутый сверкающий многогранник, находился заметно ближе.

– Тот хищнее… Ну, если они что-то почувствуют и захотят посмотреть, туда они не войдут, а в этот – запросто. Здесь только лифт опасный, а все остальное на людей и троллей не кидается.

– Ты чувствуешь это на расстоянии? – спросил шаман.

– Ага.

– А тот монстр под куполом нас не слопает? – осведомился Тибор.

– С вами я, так что не слопает.

Мунсырех задумчиво покачал большой сизой головой, но возражать не стал, и они пошли, раздвигая цветущую траву, к выбранной Рисом хоромине. Дворец из пасмурно-серого камня, купол и толстые колонны покрыты резьбой, в арочных проемах – громадные цельные стекла без намека на рамы, вделаны прямо в камень. Вокруг звенят цикады. Купол утыкан блестящими иглами в человеческий рост, направленными в небо и в разные стороны.

– Это чтобы дракон своей задницей на крышу не сел, – догадался один из молодых троллей.

– Нет, – возразил Рис. – Это магические артефакты, они улавливают картинки и звуки для волшебных зеркал, которые находятся в доме.

– А ты откуда знаешь? – спросил любознательный Тахгры.

– Мне это снилось.

Створки дверей распахнулись сами собой, как только Рис взбежал по лестнице. Он прошелся по мерцающему перламутровой белизной залу, остановился, словно к чему-то прислушиваясь, потом повернулся и махнул рукой остальным: заходите, можно.

Тибору случалось бывать в окультуренных сонных домах, и он не замечал принципиальной разницы между ними и этой дикой хороминой. Никаких плотоядных поползновений. Впрочем, с ними ведь Рис… Мраморные лестницы (или это все-таки не мрамор?), странные фрески на стенах, столики из цветного стекла. Громадные зеркала – на радость троллям. Кресла, напоминающие пласты дорогого многослойного мармелада, по-королевски удобные. Еще и аквариум? Нет, боги великие… Это похоже на магическое окно, а за ним – морское дно, населенное удивительными созданиями, которые плавают, ползают, струятся, колышутся, передний план освещен, будто сцена в театре, а дальше все тонет в подводной мгле. Когда Рис дотронулся до чудесной живой картины, она раскололась на две створки, скользнувшие в стороны, и дальше обнаружилась ванная, достойная графского особняка.

– Пока есть время, я собираюсь вымыть волосы, – обыденным тоном сообщил мальчишка, поколдовав с серебристыми рычагами и добившись, чтобы из крана полилась теплая вода. – А то голова уже чешется. Смотри, вот это мыло.

Он взял с полки большой флакон с изумрудной жидкостью. На флаконе было нарисовано зеленое яблоко – как настоящее, работа мастера – и что-то написано непонятными значками.

– Похоже на разведенную краску, – скептически заметил Тибор.

– Это мыло для волос, в городе Танцующих Огней такое продается в лавках, я точно знаю.

– Пока ты будешь принимать ванну, железная нежить нас не сожрет?

– Не-а, я велел ей не высовываться. Только скажи троллям, чтобы ничего не ломали. В этих домах некоторые вещи оживают, если до них определенным образом дотронешься. Главное, пусть не тычут пальцами в светящиеся стекляшки и всякие другие мелкие выпуклости, тогда ничего не оживет.

– Шаман за ними присмотрит.

Молодые тролли прилипли к зеркалам. Мунсырех бродил по залам и комнатам и задумчиво все рассматривал, ни к чему не прикасаясь. Тибор к нему присоединился. Потом появился Рис, его длинные волосы свисали мокрыми сосульками, с кончиков капала вода, а по пятам за ним ползло металлическое создание, смахивающее на безголовую черепаху, и досуха выпивало попавшую на пол влагу. Если эта тварь захочет не воды, а крови… Тибор рванул из ножен меч, Мунсырех забубнил заклинание. Рис в недоумении уставился на них. Тибор свободной рукой сделал условный жест, означающий: опасность за спиной. Рис отскочил, развернулся, но тут же расслабился и бросил:

– Да все в порядке!

Бесцеремонно толкнул ногой бронзовую нежить и велел:

– Пошла отсюда! Потом приберешься, когда мы уйдем.

Создание проворно подползло к стене, где раскрылась нора, и юркнуло внутрь. Отверстие мигом исчезло.

– Тут, наверное, все стены источены их потайными ходами, – севшим голосом произнес Тибор, вернув меч в ножны.

– Ага, так и есть, – беспечно подтвердил Рис. – Я пойду на верхний этаж – смотреть, когда эти появятся, а ты можешь помыться, вода еще течет.

После Тажеба они так и остались на «ты», и Тибор не возражал. В глубине души был даже рад.

Так называемое мыло, похожее на пенистое пиво изумрудного цвета и вдобавок благоухающее яблоками, доверия не внушало, но другого тут не нашлось. Он вымыл сальные волосы и успел ополоснуться до пояса, после чего вода иссякла. Известно, что в сонных хоромах ограниченные запасы воды, что косвенно подтверждает гипотезу магов: раз появившись из ниоткуда, дома после этого полностью находятся в мире Сонхи и с иными мирами не сообщаются.

Риса он обнаружил в залитой закатным светом комнате под куполом, со сплошным стеклянным полукружием вместо внешней стены. Северо-запад, север и северо-восток – как на ладони, и пока ничего там не видно, кроме степной травы и сверкающего в отдалении алмаза – другой сонной хоромины.

Мальчишка сидел на коврике, обманчиво похожем на толстую наледь, и пил из янтарно-желтой чашки канфу со сливочной пеной. В углу находился чудо-ящик с напитками. Тибор тоже не стал отказываться. Разжившись крепкой канфой без молока и сахара, уселся в кресло, одиноко стоявшее возле стены. Рис выглядел задумчивым и кислым.

– Беспокоишься о своей разведке?

– Не об этом. Оракул сказал, что город Танцующих Огней – это не город и не королевство…

– Значит, целая земля, – Тибора осенило именно сейчас, не раньше. – Видимо, лежит она за океаном, так далеко, что наши корабли туда не плавают. За редкими исключениями… Тебя же в Нузобию из-за моря привезли?

– Наверное, да.

– Значит, твой город надо искать за далекими морями. Или, вернее, не город, а большую землю с городами и королевствами. Когда получим плату за Гонбера, можно будет экспедицию снарядить.

– Ага… – Рис вздохнул, как будто немного утешенный этими соображениями.

– Что там есть такого, чего нет у нас? Кроме мыла из зеленого яблочного сока…

– Много разного. Там есть дома для путешествий, которые перемещаются, куда тебе надо. Заходишь в такой дом в одном месте, а выходишь в другом. Но они путешествуют только по ночам, если посмотреть в окно – всегда увидишь ночное звездное небо.

– Это, наверное, чтобы лошадей на дорогах не пугать, – попытался найти рациональное объяснение Тибор. – Либо же магия у них такая, что действует ночью.

– Наверное… – Рис сощурился и подался вперед. – Идут!

Всадники с высоты выглядели игрушечными. Конные гвардейцы в боевом построении – кажлыцкие степи рядом! – штандарты герцога Эонхийского и принцессы Лормы, ругардийский королевский штандарт, позади тащится обоз с припасами. Мунсырех не подвел со своей ворожбой. Бычий тракт, по которому ездят купцы, делает изрядный зигзаг, забирая далеко на восток, в обход опасной территории, а эонхийцы пошли напрямик.

Тибор и Рис сбежали по лестнице на нижний этаж, где ждал Мунсырех, разложивший свои травы и амулеты. Остальные тролли, которых шаман перед тем пинками отогнал от зеркала, заняли наблюдательные посты возле окон, хоронясь за частыми лаковыми полосками, которые заменяли шторы.

Рис навзничь улегся на пол внутри круга, образованного высушенными стеблями чародейных растений, дающих и сберегающих силу. Нельзя ему шаманить, но он сам настоял на этой ментальной разведке, будь она неладна. Глаза закрыты, черты побледневшего лица заострились, пальцы вначале судорожно сжались в кулаки, потом расслабились.

Шум проходящей мимо небольшой армии: конский топот, голоса, ржание, шорох травы, смех, скрип подвод и фургонов, щелканье бичей, заунывные звуки дудки, блеянье овцы, звяканье плохо привязанных крышек на кухонных котлах…

Наконец Рис распахнул глазищи и рывком сел, но тут же повалился на бок. Шаман бросился к нему и подхватил, бормоча что-то монотонное, Тибор поднес к обескровленным губам горлышко фляги с заранее приготовленным целебным отваром.

– Теперь я знаю, в чем дело… – Лицо мальчишки, до глубины души потрясенного очередным открытием из области «этот мир не такой, как я думал». – Раньше не мог понять, а сейчас они были рядом, Лорма и Гонбер, и я понял… Гонбер – порождение Лормы. Не сын, именно порождение, это произошло магическим способом, но само собой… – он обескураженно поморщился, не находя слов.

– Я понял, – бережно удерживая его за плечи своими громадными лапами, отозвался Мунсырех. – Среди сущностей встречаются Созидающие, Разрушители и Порождающие, из них только Созидающий может без вреда для себя пребывать в бушующей пучине Несотворенного Хаоса, ибо в его власти преобразить ее в упорядоченное пространство… Не проходил это в Школе Магов?

– Нет… Я не все проходил, меня же выгнали.

– Говорят, Созидающих в нашем мире больше не осталось – это одна из причин, почему Сонхи постепенно умирает. Эльфы ушли всем скопом без малого тысячу лет назад, остальные тоже поисчезали, а Разрушители и Порождающие никуда не делись. Герцог Эонхийский – Разрушитель, принцесса Лорма – Порождающая. Принцесса может дать жизнь тому, чего раньше на свете не было, но это будет не акт творения, а что-то вроде разрешения от бремени. Стало быть, Гонбер – ее детище…

– Да, теперь дошло, – Рис кивнул, хлопая ресницами, и Тибор заметил, что щеки у него за короткое время ментальной разведки успели немного ввалиться, а под глазами залегли синяки. – Это не все. Те черные канаты, которые тянутся от Гонбера во все стороны – они вроде корней, которые врастают в каждого попавшегося человека, их очень много, не сосчитать. Чтобы Гонбер становился сильнее, ему нужно побольше чужого страха. Это в придачу к тому, что он выпивает энергию таонц, когда кого-то убивает. Чтобы его наверняка уничтожить, надо или обрубить все эти корни, или прикончить его так, чтобы они сами разом оборвались, иначе он возродится. Судья Когг не смог бы удержать его в своих сотах.

– Н-да, задачка у нас… – подытожил Тибор, с тревогой глядя на осунувшееся, как в начале их знакомства, лицо Риса.

Глава 5 Свитки Тейзурга

«Премудрые мои наставники, арбитры и коллеги, почтеннейшие из почтенных, беспристрастнейшие из беспристрастных, дозвольте скромнейшему из ничтожных, прилежно подбирающему крохи мудрости вашей, слово молвить, не подымая глаз, и предложить на суд ваш высокий сей маловажный опус, написанный неумно и неказисто. И прочая, прочая, прочая в том же роде… Покуда не надоест.

Дань вежливости я отдал. И почему, интересно, повествование о событиях, в коих ты принимал личное участие, заведено начинать с этой дичайшей галиматьи? Какой извратник ввел сию моду? Безусловно, не я. Началось это с незапамятных времен – незапамятных, прошу заметить, даже для меня, хотя я помню свои инкарнации на много веков назад.

Перевожу вышесказанную благоглупость на общедоступный язык. Олухи несчастные, в своей хваленой премудрости не видящие дальше собственного носа, хотите – читайте, не хотите – не читайте, но если желаете и в дальнейшем наслаждаться отправлением естественных надобностей и пустословием, внемлите моему совету: не пытайтесь уничтожить сей маловажный опус, неказисто написанный. И скажите спасибо, мог бы не предупреждать. На мои свитки наложено заклятие, оберегающее их от любого ущерба. Право же, сами не обрадуетесь.

Те, кто не принадлежит к числу почтеннейших и беспристрастнейших, кто хочет узнать правду о проклятии, павшем по вине Унбарха на мир Сонхи – эта история написана для вас. Ваш покорный слуга собирается красиво уйти и напоследок хлопнуть дверью (почему – о том после, если не пропадет настроение), так что расскажу все, как было.

Во-первых, я обещал это Хальнору.

Во-вторых, я всегда считал себя истинным злом мира Сонхи, и вдруг, нате вам, Унбарх, праведник наш беспримерный, меня на этом поле перещеголял – не могу смолчать и не отдать ему должное! Хотя, надо заметить, мое молчание уже пытались купить. Предлагали, естественно, золото (а то у меня его мало), толпу выдрессированных девиц с восковыми улыбками, артефакты посредственной ценности. Добродетель готова приплатить злу, лишь бы оно не распространялось на каждом углу о грязных делишках добродетели. С ума сойти. Дохрау уже сошел, не выдержали собачьи мозги. Иногда я ему завидую.

В-третьих, такая тоска… Я сижу возле растопленного камина в башне своего замка на Овдейском полуострове, а снаружи носится с завываниями и плачем Пес Зимней Бури. Он тоже тоскует, о том же самом.

Дохрау находится в лучшем положении, чем я. Он запомнил Хальнора прежним, улыбающимся, а я видел его с разбитым до неузнаваемости лицом, в крови, в свисающих лохмотьях содранной кожи… Это было в Подлунной пустыне, на далеком юге, куда Псу Зимней Бури путь заказан, я же – на тот момент бесплотный дух – не мог ничего сделать. Единственное, в чем я виноват: я не сумел убить Хальнора, прежде чем его захватили. За все остальное спросите с Унбарха и с тех почтеннейших и беспристрастнейших, кто его в то время поддерживал.

Раньше мы с Дохрау относились друг к другу без приязни, но общая потеря нас сблизила. Гм, потеря… Найти-то мы его нашли, но в каком виде! Превращение человека в животное – весьма грустная вещь, особенно для тех, кто знал и любил это существо раньше.

Вот знать бы, по собственному хотению он растворился в зверином царстве или же это произошло случайно? Так или иначе, мы с Дохрау устроили для него в Лежеде зачарованный заповедник, постарались все предусмотреть… Надеюсь, ему там живется не слишком плохо.

Итак, дозвольте представить на суд ваш показания очевидца, свидетельствующего против Унбарха».

«Предисловие Евсетропида Умудренного, ценой собственной жизни подвергшего сии свитки цензурной правке во имя торжества невинности и всеобщего добронравия.

Стою одной ногой в могиле, сраженный заклятием Тейзурга, посему буду краток.

Не потерпел я распущенности словесной и недрогнувшей рукой вымарал отсюда все словоизвития охальные и смущающие, написавши на их месте поучительные притчи, в которых всяк разглядит и почерпнет умную мысль себе на пользу.

Заклятие коварное, защищающее сей опус от правки, сгноило мои зубы и кости, навело на меня струпья, лишай и чесотку, развеяло мою энергию таонц и увлекает меня в могилу, аки захлестнутая на вые петля, но я призываю: идите по моей стезе! Ибо успел я изничтожить лишь самое вопиющее, а работы остался край непочатый. Завещаю же вам на пороге смерти: смело беритесь за дело и переправьте сию нужную для истории, но возмутительную писанину в пристойный вид!

Всей душой с вами, Евсетропид, прозванный Умудренным».

Заметка на полях: «После похорон Евсетропида Умудренного не нашлось добровольцев исправлять Свитки Тейзурга, но мы, по решению Верховного Совета Магов, ограничили к ним доступ во избежание повторных инцидентов. Орнейла, Старшая Хранительница Кариштомской библиотеки».

Гаяну приходилось, пробегая глазами текст, сразу же переводить с древнего языка, поэтому чтение шло медленно. Лиум сидела напротив, чинно сложив руки на коленях, и очень внимательно слушала.

Их пустили в одну из библиотечных келий. Волшебная золотисто-оранжевая лампа, добротная деревянная мебель, на столе кувшинчик с холодным травяным чаем и две кружки. Свиток из шелковистого материала цвета слоновой кости исписан черной тушью. Изящный каллиграфический почерк принадлежит Тейзургу, размашистый, с неровными кривыми линиями – цензору-мученику Евсетропиду, мелкий и аккуратный – Старшей Хранительнице. Кожаный футляр, из которого извлекли первый свиток, украшен темными кабошонами, в глубине самоцветов мерцают злые огоньки.

Прервавшись, Гаян отпил из кружки и спросил:

– Вставки Евсетропида Умудренного читать или нет? Если хочешь, буду их пропускать.

– Читай подряд, – решила Лиузама. – Чай, деньги сполна за все уплочены… Пока все вокруг да около, скоро ль про Хальнора-то начнется?

– Да прямо со следующей строчки. Вот, слушай…

«В первый раз я увидел Хальнора за три года до марнейских событий, когда разнес школу Унбарха в Анжайваре. Что бы там ни болтали, это было не беспричинное злодеяние злобного злодея, а ответ на провокации, изрядно мне надоевшие. Унбарховых выкормышей следовало проучить. Да-да, дети, но если недоросли думают, что можно безнаказанно оскорблять могущественнейшего из сонхийских магов, пусть пеняют на тех, кто их этому научил.

Накануне в анжайварской школе был праздник: поставили во дворе чучело «Тейзурга Босомордого» с волосами из мочала, в шелковом женском платье и блестящих побрякушках, закидали всякой дрянью, какая нашлась в хозяйстве, потом сожгли – с воинственными плясками вокруг костра и прочим пристойным весельем.

Готовясь к войне, Унбарх исподволь внушал своим питомцам мысль, что враг не столь страшен, как может показаться. Я, в свою очередь, собирался наглядно продемонстрировать им, что это ошибочная идея. И вовсе я не ставил целью всех там поубивать, как утверждает Унбарх. Произвести как можно больше разрушений, напугать до икоты, чтобы после сниться в кошмарах, отбить охоту на будущее устраивать игрища с моим безответным чучелом – и довольно.

Сверху это гнездо подрастающих героев напоминало засохшую и растрескавшуюся на жаре коровью лепешку. Приземистые бурые постройки с плоскими крышами, закоулки, где двое еле разойдутся, тесные дворики. Вся обстановка ненавязчиво наводит на мысль об аскезе и похвальном единообразии. Снаружи, за воротами, площадь (на ней-то и сожгли «Тейзурга Босомордого»), по окружности – пустое пространство, обнесенное внешней стеной с четырьмя замечательно уродливыми башнями. Пейзаж во вкусе Унбарха: невзрачная, тусклая, нагая холмистая местность – нагота пожилой отшельницы, свидетельствующая об отсутствии желаний и умерщвлении плоти. Глядя на это изо дня в день, приучаешься к идее, что так и должно быть, всегда и везде.

Сторожевые башни начинены заклятиями, сверху эта унылая твердыня также накрыта недурным защитным куполом, поэтому я вышел из Хиалы в зените – и сразу спикировал вниз, на лету ударив по магической преграде и разорвав ее в клочья. Следующий удар – по омерзительным постройкам. Я пребывал в демоническом облике: шипастые крылья, клыки, огонь из пасти, иссиня-черная чешуя и все такое прочее. Когда стены пошли трещинами и потолки порушились, внизу началась беготня. Стрелы, камни, копья и заклятия соскальзывали с моей шкуры, не причиняя вреда, потом я ощутил чувствительный укол и в первый момент даже не разозлился, а удивился. Небольшая ранка под левым крылом, в общем-то пустяк, однако чтобы нанести мне эту ранку, надо было вложить в заклятие незаурядную силу!

Я как раз взмыл ввысь, но определил, откуда оно прилетело, и, мигом зарастив царапину, обрушился на противников. Я собирался размазать их по плитам убогого хозяйственного дворика «в назидание остальным», как любит выражаться Унбарх. Ибо оставить в его распоряжении адепта, способного достать меня даже в этом виде – сами понимаете, почтеннейшие и беспристрастнейшие, сие было бы недальновидно.

В этом дрянном дворике находилось трое учеников тринадцати-пятнадцати лет, два старых раба (один в обмороке) и обделавшийся с перепугу маг-наставник. Я использовал заклятие «воздушный камень» ради двоякого результата: чтобы одним махом раздавить всю компанию всмятку и защититься от увесистого фрагмента восточной башни, который летел в мою сторону, словно выпущенный из гигантской пращи. Насчет башни-снаряда – решение оригинальное, спору нет, но жертвовать в сиюминутных целях единством архитектурного ансамбля… Хотя было бы там, чем жертвовать!

Счет шел на мгновения, и весь этот эпизод занял куда меньше времени, чем ушло на описание тех же событий. До развязки оставалось всего ничего, когда я рассмотрел ученика, изготовившегося к бою. Подросток в коричневой форменной тунике и мешковатых штанах того же цвета, светловолосый и темноглазый, с золотисто-смуглой кожей. На плече кровоточащая ссадина. Плетет заклятие, вот-вот закончит.

В первый момент я удивился: Унбарх не любит красивых людей, что мужчин, что женщин, буквально терпеть их не может, это ни для кого не секрет. Вытерпеть чью-то красоту – для него это все равно что скушать свежий лимон, посыпанный жгучим перцем в придачу. Всего перекосит, с полчаса будет плеваться и произносить маловразумительные тирады. А за этого мальчишку на рынке рабов отвалили бы целое состояние, я бы определенно не поскупился.

Во второй момент дошло: вот кто меня ранил! Если Унбарх все же взял его в ученики, на то должна быть веская причина: магический потенциал, превосходящий средний уровень. Полезному смертоносному орудию можно простить все, даже красоту.

В следующий момент я осознал, что сейчас он будет раздавлен моим «воздушным камнем» в кровавый фарш.

А в последний момент понял, что не хочу его убивать.

На самом деле все эти моменты уместились в одно мгновение. Я не размышлял – когда бы я успел? Извернулся так, что всего скрутило от боли, заложил дикий вираж и неизящно врезался в ближайшую постройку, снеся оную вдребезги «воздушным камнем». Кусок башни промчался мимо и обрушился на содрогнувшуюся землю где-то за крепостной стеной – глупо, но эффектно.

Скрежеща зубами от боли, я выбрался из-под обломков, озираясь в поисках светловолосого ученика и заодно плетя «кокон шелкопряда», чтобы защитить его от потусторонних неожиданностей на время полета через Хиалу. Напрасно старался, захватить паршивца не удалось. Те, кто был в атакованном дворике, успели попрятаться. Сверху я их больше не видел, а крушить все подряд не хотел, опасаясь его убить.

В меня швырнули верхушкой еще одной башни, потом в небо взмыли трое старших магов в демоническом облике. На них-то я и сорвал злость, что не помешало двум выжившим заявить, будто они меня прогнали. Ага, с переломанными хвостами и порванными крыльями, обожженные, избитые… Третьему я вдобавок почти перекусил шею, и он вскоре умер, так и не рискнув напоследок превратиться в человека, настолько тяжела была его рана.

Унбарх после разглагольствовал, что Тейзург-де подло напал и разворотил половину его школы в Анжайваре, но получил достойную трепку и сбежал. Не сбежал, а покинул поле боя, когда мне надоело терзать малоинтересных противников и созерцать идиотские упражнения их более робких коллег в башнеметании.

Сейчас я думаю: возможно, в тот последний момент меня остановил дремучий глубинный инстинкт, гласящий, что Страж Мира Сонхи неприкосновенен? Меня остановил, а Унбарха – нет… Но не буду утверждать, что я знал, с кем имею дело. Я ведь, кажется, собирался быть честным… Если я и ощущал нечто в этом роде, то на неосознанном уровне, не отдавая себе в том отчета.

Проигнорировав, как обычно, приглашение явиться на Верховный Совет Магов и объяснить свои неприемлемые действия, якобы нарушающие какие-то заплесневелые священные соглашения, я занялся делом. Кое-кого подкупил, кое-кому напомнил о старых долгах, и в конце концов узнал следующее: светловолосого ученика зовут Хальнор Тозу-Атарге, ему четырнадцать лет, происходит он из весьма благочестивой семьи, живущей в Орраде, из рода прямых вассалов Унбарха. В школу был взят, когда ему исполнилось семь, так как магические способности проявились в раннем возрасте. Ожидается, что в скором времени он сдаст экзамен и станет одним из младших боевых магов своего господина.

Характеристика не обнадеживала. В самый раз, чтобы испортить мне настроение. Отсюда следовало, что Хальнор Тозу-Атарге должен оказаться юным фанатиком, безмерно преданным Унбарху и шарахающимся от всего, что не укладывается в рамки привитого сызмальства «благочестия». Что с таким существом можно сделать? Разве что держать в темнице, желательно в цепях, и разговаривать через решетку, сохраняя бдительность, иначе он плюнет тебе в лицо, швырнет миской или отколет что-нибудь еще столь же непримиримое. Но я решил, что все равно его украду, и будь что будет.

Плыли однажды по озеру три утки в поисках хлебушка, и спросила одна: «Почему мы голодные?» А вторая ответила: «Потому что вода родит рыбу, а не хлебные крошки». А третья молвила: «Давайте же, сестры, не будем лениться, а нырнем и добудем себе еду!» Отсюда мораль: если птица ты водоплавающая, ищи пропитание в воде, а не в воздухе».

– Он, что ли, с ума спятил? – спросила Лиузама.

– Кто?

– Да Тейзург! Только что рассуждал об одном и вдруг приплел каких-то уток…

– Судя по всему, Тейзург действительно был до некоторой степени сумасшедшим, но про уток – это уже Евсетропид Умудренный, – объяснил Гаян. – Его почерк. Здесь даже материал свитка другой, более грубый на ощупь и прозрачный, как стекло. Вот, посмотри. Видимо, просто так прежний текст было не соскоблить, и он применил колдовство.

«Я предпринял несколько попыток его похитить, но, увы, не преуспел. После экзамена Хальнор был зачислен в элитную Чистейшую Стражу, которая подчинялась лично Унбарху и повсюду его сопровождала. Думаю, в мирное время мои старания были бы вознаграждены, но, как вам известно, мы с Унбархом воевали и были взаимно готовы к любым пакостям.

Дважды удача мне издевательски ухмыльнулась: отчаянные вылазки, я ухожу с добычей в когтях – и оба раза добыча оказывается не та! Естественно, пленников я убивал, на что они мне сдались, а Унбарх по этому поводу рвал и метал – и то утешение.

Вы, почтеннейшие и беспристрастнейшие, вняли тогда речам Унбарха и досовещались до того, что, ежели истребить сообща зло, которое зовется Тейзургом, вскорости наступит Золотой век. Что ж, вот он и наступил… Нравится? Только не говорите, что вы хотели вовсе не этого, или что Унбарх ввел вас в заблуждение, или что того требовало некое Великое Равновесие – отмазка на все случаи, когда другие отмазки не выдерживают критики. Право же, это будет несерьезно для таких почтеннейших и беспристрастнейших.

Благодаря вашей неоценимой помощи Унбарх захватил мои земли и вытеснил меня в Подлунную пустыню. Я понимал, что мне, по всей вероятности, предстоит уйти на ту сторону, и был к этому готов. Не в первый раз. Умру, а потом вернусь, чтобы начать все сначала, в этой игре есть своя прелесть. К тому времени, как я снова достигну дееспособного возраста, отвоеванные у меня города созреют для мятежа.

Я ведь лучший правитель, чем Унбарх. Да, подати, казни, одиозные последствия магических опытов – а где, скажите на милость, этого нет? При всем том же самом я дозволял своим подданным устраивать праздники, ходить в театры и смотреть выступления бродячих артистов (лишь бы меня не честили, а там пусть вытворяют, что хотят), одеваться, кому как вздумается, развлекаться любовными интрижками. А Унбарх в своих владениях все, что можно, позапрещал, а что никак нельзя было запретить – регламентировал до такой степени, что народ всех сословий у него жил, словно в клетках, хотя были те клетки незримые и нематериальные. Благочестие, одним словом, хотя не вижу я в подобных вещах ни чести, ни блага.

В своей стране он насаждал такие нравы из поколения в поколение, но мои люди привыкли к другой жизни. Когда они увидят, что налогов меньше не стало, а прежние удовольствия недоступны – начнется брожение умов, и меня встретят не как «Тейзурга-от-которого-хорошо-бы-избавиться», а как героя-освободителя.

Забегая вперед, скажу, что сей расчет оправдался, и результат превзошел самые смелые ожидания. Да вы, впрочем, и сами об этом знаете. Грустно… Я бы предпочел более скромный результат и живого Хальнора. Или, точнее, Хальнора-человека, а не Хальнора – болотного кота, утратившего разум и память.

Вашими стараниями, почтеннейшие и беспристрастнейшие, я оказался заперт в Марнейе. Уму непостижимо, около сотни высших магов Сонхи, отринув свои склоки, объединили усилия в помощь Унбарху – и ради чего? Чтобы очутиться вместе со всем миром Сонхи в нынешней прискорбной ситуации? Надеюсь, вы и сами понимаете, что раньше я был о вас лучшего мнения».

Примечание на полях: Исправил вознегодовавший на сие слово Е. У.

«Марнейя не представляла собой ничего из ряда вон выходящего. Скучный глинобитный городишко в оазисе, примитивное земледелие, завалящее скотоводство, несколько тысяч жителей. Единственная достопримечательность – мой дворец, окруженный великолепной двойной колоннадой. Построили его демоны, хотя зодчим был человек – знаменитый Аклаху Сеор-Нан-Татрому из Халцедоновой Нанги, которой давно уже нет на свете.

Надо заметить, для Марнейи я был добрым правителем, так что местные жители меня любили и даже боготворили. Никаких податей, все равно с них нечего взять. Если случался неурожай или погибал скот, я отправлял туда караваны с продовольствием, так как мне было совсем не нужно, чтобы городишко вымер. Все, что требовалось от марнейцев – это чтобы они мне прислуживали, когда я туда наведываюсь, да в мое отсутствие сметали песок и соскребали птичий помет с дворцовых ступеней.

И не творилось в этой дыре никакого «распутства, от коего окрестные пески содрогались», это уже плод нездоровой фантазии Унбарха. Вернее сказать, мало ли, что там происходило, у меня во дворце, местных жителей оно не касалось. Ну, разве что они по собственному почину завели обычай приводить ко мне девушек, созревших для замужества, чтобы я лишал их невинности. Это, кстати, всем чрезвычайно нравилось, недовольных не было.

Вскапывал однажды некий трудолюбивый поселянин свое поле и нашел горшок золота. И обрадовался, и забросил честный труд, и все промотал, и пришел снова на то поле, оскудевшее и заросшее, и опять начал его возделывать, и лил слезы горькие. Отсюда мораль: лучше найди не горшок золота, а горшок медяков, дабы и достатку нежданному порадоваться, и от честных трудов не отвыкнуть».

– А тут он дело сказал, – одобрительно заметила Лиум. – Только все равно не к месту вылез. Лучше б свои свитки написал, чем у Тейзурга-то черкаться, тогда б, глядишь, и не помер. Ну, читай дальше.

– Может, сделаем перерыв и сходим в трапезную? – предложил Гаян.

– И то верно.

«Итак, я приготовился к обороне до разумных пределов и очередному уходу. Пояснение для тех, кто не принадлежит к числу моих малоуважаемых беспристрастнейших коллег: уход с помощью «клинка жизни» – это не самоубийство, хотя с точки зрения неискушенного наблюдателя разницы никакой. Это, скорее, можно сравнить с тем, как змея сбрасывает старую кожу или, если угодно, человек ради спасения срывает с себя загоревшийся плащ. Такой уход из физической оболочки позволяет сохранить ясный ум, здравую память и полную магическую дееспособность (при условии, что вам есть что сохранять). Несколько важных моментов. Любое оружие для этого не сойдет, нужен «клинок жизни» – ритуальный нож, особым образом заклятый. Бить надо точно в сердце или в печень, первое предпочтительнее. В момент удара не следует находиться в угнетенном состоянии, предаваться отчаянию или страху, чувствовать себя безнадежно проигравшим и т. п., иначе есть риск, что все пойдет насмарку. Я не раз пользовался этим способом, когда меня загоняли в угол, и в то же время для меня не секрет, что далеко не каждый из почтеннейших и беспристрастнейших на это способен. Тех же простых смертных, кто читает мои записи ради того, чтобы узнать правду о марнейской драме, на всякий случай предостерегаю: не пытайтесь это проделать, у вас не получится. Бесспорно, бывают ситуации, когда самоубийство – наиболее достойный или наименее болезненный выход из западни, но это будет всего-навсего смерть, а не уход высшего мага по тропе, начертанной «клинком жизни».

Осада длилась около месяца, Унбарх со своими адептами денно и нощно подтачивал мою защиту. Их было много, и они сменяли друг друга, а я один, и мне же надо было хоть изредка отдыхать! Незримые слои моих оборонительных заклятий постепенно истончались и слабели. Я смотрел на это философски: заставлю ораву унбарховых муравьев измотаться до полного одурения, в последний момент так или иначе ускользну, а потом вернусь и отыграюсь.

Солнце уже село, когда сторожевые заклятия сообщили о приближении чужака. Одного. В «плаще доброй воли». Потом с ворот прибежал стражник – свирепый и простоватый сын пустыни, вооруженный бронзовым фамильным мечом, искренне убежденный, что он охраняет своего господина, то есть меня, и от его усердия есть какой-то прок. Сообщил, что у ворот стоит человек, с головы до пят закутанный в черное, требует встречи со мной. Предполагая, что это либо парламентер почтеннейших и беспристрастнейших, надумавших предложить мне сомнительную сделку, либо провинившийся унбархов адепт, которого послали сюда в наказание, чтобы он исторг два-три заурядных оскорбления и был испепелен на месте, я пошел к воротам. Какое-никакое, а развлечение.

Остывающая пустыня дремотно шептала что-то неразборчивое, ей бы уснуть под звездным небом, но мои магические огоньки, плавающие вокруг оазиса, превращали ее сон в зыбкий разноцветный бред. Для стражников, наблюдавших за местностью с крепостной стены, это была всего лишь красивая иллюминация, но каждый, кто придет извне, при виде этого пляшущего мерцания почувствует смятение, головокружение и тошноту и вскорости начнет с воем кататься по песку, не в силах этого вытерпеть.

Ночной гость на мои шарики не смотрел. Он и впрямь наглухо укутался в покрывало из тяжелой черной материи и обходился, как я понял, магическим зрением. Это укрепило меня в мысли, что явился один из вас – представитель фракции, не поладившей с остальными и решившей сыграть в отдельную игру.

Я молчал, предоставив ему возможность сделать первый ход, но был начеку. «Плащ доброй воли» – настоящий, на фальшивку я бы не повелся – не позволит ему предпринять никакой агрессии, но, если имеешь дело с сильным магом, ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сколько раз я сам разносил вдребезги ваши представления о возможном и невозможном – уж об этом здесь промолчу.

– Ты Тейзург? – Его голос, приглушенный плотной тканью, показался мне напряженным. – Мне надо с тобой поговорить.

– Что ж, говори, я слушаю.

– Впусти меня в город. У тебя есть «звездная соль»?

Начало интригующее. Мне понравилось.

– Заходи. Что-нибудь выкинешь – поджарю на месте.

Я велел ему идти вперед и набросил поверх «плаща доброй воли» еще и «свинцовую паутину». Он пошатывался под ее тяжестью, три-четыре раза падал на колени и с трудом поднимался. В последний раз споткнулся на ступенях дворца и зашипел от боли под своим покрывалом. Повторяю, я же не знал, кто это, и вдобавок ожидал любого подвоха.

– Соль!.. – простонал он, когда мы оказались в комнате, озаренной магическими лампами в виде лилий. – Давай скорее, я уже горю…

Комната была не простая, она запирала силу любого мага, кроме меня, и я не побоялся его там оставить, чтобы сходить за солью. Когда вернулся, гость сидел на полу, скорчившись под своим черным балахоном.

Встрепенувшись, он выпростал из длинного рукава изящную узкую руку. Пальцы дрожали.

Я вытряхнул ему на ладонь из драгоценного флакона несколько серебристых крупинок и услышал бормотание – он читал задом наперед клятву, которую приносили своему господину адепты Унбарха. Содержание, мягко говоря, впечатляло, но «звездная соль», как вы знаете, позволяет освободиться от любой магической клятвы.

– Если б у тебя не оказалось соли, мне бы конец, – вымолвил он умирающим голосом.

– Ну, все еще впереди, – отозвался я вкрадчиво. – Кто ты такой?

– Бывший вассал Унбарха, как ты уже понял.

Он шатко поднялся и сбросил свою долгополую хламиду. Не остолбенел я только потому, что в первый момент, как это ни странно, не узнал его. Наверное, просто в голове не уложилось, что передо мной Хальнор, за которым я столько охотился. Слизнув с ладони крупицы «звездной соли», чтобы закрепить эффект освобождения, он пошатнулся и ухватился за колонну, иначе не устоял бы на ногах.

На госте была грязная туника, практичные шаровары с нашитыми поверх карманами и солдатские мокасины со шнуровкой. Среднего роста, худощавый, но не хрупкий. На поясе короткий меч и нож с рунами на рукоятке. Светлые волосы золотистого солнечного оттенка скручены в тяжелый узел, из которого торчит пара стилетов. Гладкие щеки – значит, еще очень молод, поскольку Унбарх сам не брился и другим не позволял, увязывая такого рода личные привычки с наболевшими нравственными вопросами.

Решив, что первым делом его стоит обезоружить, я изъял клинки из ножен и стилеты из прически, пока он в полуобморочном состоянии обнимался с колонной. Рассыпавшиеся волосы закрыли спину. Мне тогда подумалось: если б волосы не были необходимы нам для некоторых видов волшбы, Унбарх заставлял бы своих вассалов стричься налысо, как кухонных рабов, – а иначе гадко, потому что красиво.

Когда мой гость перестал хвататься за колонну, я увидел на белом мраморе следы размазанной крови. У него из пор сочился кровавый пот: нарушенная клятва уже начала убивать его, и хвала всем демонам, что «звездная соль» оказалась под рукой!

И тут я его узнал. От неожиданности выпустил из рук конфискованное оружие, загремевшее по полу, но он, кажется, не обратил на это внимания.

– Унбарх собирается сжечь Марнейю вместе со всеми жителями. Это уже решено. И у него еще есть план…

– Потом о планах, – перебил я, опомнившись. – Тебе сейчас нужна целебная ванна, ты весь в крови.

– Это ничего, у меня под конец кишки как будто узлом завязались и кости заледенели, а теперь отпустило…

Я кликнул слуг, чтобы скорее готовили ванну, потом, спохватившись, убрал «свинцовую паутину». Боюсь, поначалу я произвел на него странное впечатление. Я ведь продумал заранее, как буду вести себя с Хальнором, если удастся его захватить, что скажу в первом разговоре, что во втором, как буду менять стиль общения в зависимости от его реакций и различных нюансов. А тут он пришел сам, потребовал «звездной соли» – и я оказался совершенно не готов к нашей встрече. Не разочаровал ли я его в тот раз? Он ведь много всякого обо мне слышал, и вот увидел Тейзурга воочию – а пресловутый Тейзург, вместо того чтобы соответствовать своей репутации, что-то мямлит и растерянно улыбается, отпихивая прислугу, чтобы самолично позаботиться о дорогом госте. Не иначе, он тогда подумал, что на меня возвели много напраслины».

Заметка на полях: Так тебе и надо во посрамление, ибо всегда себя выпячивал и хвалил, как утка хвалит воду, да хоть единожды оконфузился! Сие рек Е. У.

«После целебной ванны Хальнор почувствовал себя лучше, а я как раз совладал со своим забавным замешательством. Снять «плащ доброй воли» он не пытался. Понимая, что после фокуса с освобождением от убийственной клятвы, требующего немалого расхода сил, он должен испытывать зверский голод, я велел принести самого лучшего вина, жареного мяса и фруктов. Шелковые одежды смотрелись на нем не в пример уместней, чем застиранное форменное тряпье унбархова мага.

– Ты не должен сдавать им Марнейю. Его сожгут и никого отсюда живым не выпустят, для устрашения других твоих городов, которые Унбарх уже захватил.

– Так уже было, – хмыкнул я. – Ничего, я потом какой-нибудь его город спалю, и даже не один.

Мой ответ его разозлил. Глаза Хальнора, цветом подобные манящей южной ночи, потемнели до грозовой черноты.

– Считаешь, из-за ваших дурацких амбиций должны умирать люди?

Не ведал я тогда, что разговариваю с самим Стражем Сонхийским, но я не хотел, чтобы эти глаза смотрели на меня с ненавистью, и сказал примирительно:

– В этой игре задействованы не только наши с Унбархом амбиции, но и великое множество других. Возможно, ты еще слишком юн, чтобы это заметить. А сдавать город за просто так я и сам не намерен, но ты же видел, какие силы против меня бросили?

Он кивнул.

– Скажи, чего ты хочешь? – продолжил я кротким тоном. – До сих пор я тебе ни в чем не отказал. Тебе нужна была «звездная соль» и лекарская помощь – ты получил и то, и другое. Что-нибудь еще?

– Надо остановить Унбарха, – он успокоился, грозовая тьма из его глаз ушла. – Пока я был связан клятвой, я не смог бы ни с кем об этом поговорить. Унбарх такое задумал, что мне, боюсь, могут не поверить.

– Допустим, я поверю. Итак?..

– Унбарху надоело быть одним из высших магов, он хочет стать богом. И если это случится, жителям Сонхи мало кто позавидует.

– Просто чудо, – хмыкнул я. – Опять он превзошел меня в своих скромных мечтах! И он уже придумал, как этого добиться?

– У него план, разбитый на этапы. Сначала он уничтожит всех высших магов, потом тех, кто помельче, чтобы уцелели только адепты, безоговорочно ему преданные. Его цель – стать единственным средоточием магии в Сонхи.Эльфов, троллей, ухмыров и других он собирается поставить перед выбором: или вон из нашего мира, или с ними будут воевать до полного истребления. После возьмется за Хиалу и за богов. С ними тоже можно справиться, боги ведь нуждаются в вере и поклонении, а если этого не будет, одни уснут, другие уйдут и не вернутся. Останется пустое место, которое займет Унбарх. Ему понадобится прорва силы, и пополнять ее запасы он будет за счет человеческих жертвоприношений, но называть это станут не жертвоприношениями, а борьбой со злом. Людей заставят поверить, что те, кого пытают и убивают по воле Унбарха – опасные пособники зла, и все это делается ради всеобщего блага. Цель этой мерзости – обеспечить ему двойную кормушку: таонц тех, кого будут мучить, и молитвы послушного большинства. Убивать, естественно, в первую очередь будут несогласных, вольнодумцев и тех, кто чем-нибудь помешает слугам Унбарха, но если таких не хватит, начнут брать, кого придется – по доносам соседей и все в этом роде.

– Потрясающе… – восхитился я. – Однако есть еще Страж Мира. Последняя инстанция. Обычно он не вмешивается без необходимости в дела смертных и бессмертных, но тут как раз его случай.

– Унбарх считает, его тоже можно поймать в ловушку, – во взгляде моего собеседника появился намек на тревогу. – Он, правда, ни разу не говорил, что имеет в виду…

Увы, Хальнор и сам не знал, кто он такой, и не догадывался о том, что его уже начали подталкивать к этой ловушке.

– Что ж, я разрушу планы Унбарха с превеликим удовольствием. Буду безмерно счастлив, если это тебя порадует. За успех? – я отсалютовал ему кубком.

– Я буду защищать этот город вместе с тобой, – проигнорировав мою игривую интонацию, отозвался Хальнор.

Словно заклинание произнес.

И вот что прошу заметить, почтеннейшие и беспристрастнейшие: за помощью против Унбарха Страж Мира пришел не к вам, а ко мне. Что бы вы о себе ни мнили, он-то понимал, чего вы все, вместе и по отдельности взятые, стоите».

Заметка на полях: Неправда твоя, клеветник злоязыкий! К тебе он пришел единственно за «звездной солью», ибо не ведал, есть ли сей раритет у прочих, кого ты поносишь, и как те рассудят, ежели попросит у них «звездной соли» чужой ученик и вассал. А уж ты возомнил о себе, хотя лучше бы самого себя устыдился! Е. У.

– Опять обломались грабли о камень, – покачала головой Лиузама. – Оно, конечно, Тейзург пижон и хвастун, я уж заметила, да только Евсетропид этот Умудренный тоже хорош – ровно какой старый ворчун, который высунется из окошка на улицу да обругает прохожих ни с того ни с сего, а то еще помоями на голову плеснет. И оба высшие маги, неужто им не зазорно было с такой стороны себя выпячивать? Чего уж тогда о простых людях говорить…

– Маги и короли на самом деле такие же люди, как мы с тобой, – Гаян слегка повел плечами, невесело усмехнувшись своим мыслям.

– А вот еще, в свитках-то у него написано не теми словами, как песнопевцы поют!

«Унбарх готовился к штурму, но некоторый запас времени у нас был. Хальнор не то чтобы удрал от своих – его послали как диверсанта: прикинуться перебежчиком, усыпить мою бдительность и спалить несчастный городишко – ни больше, ни меньше. Сознался он в этом только на следующий день.

– Значит, по этому плану ты должен был действовать в точности так, как сейчас: кое-как доползти до ворот, попросить «звездной соли»… А как насчет телесного недуга, возникающего из-за нарушения магической клятвы? Неужели я не распознал бы притворство?

– Мне дали яд, позволяющий имитировать такой недуг. Я не стал его принимать, и так был хороший… Как раз тогда я подумал: это ведь шанс от них уйти.

Он вздрогнул, ощутив на себе только что наброшенную «свинцовую паутину».

– Извини, – я невинно ухмыльнулся. – Почем знать, вдруг на самом деле ты следуешь вышеизложенному плану?

– Я же помог тебе усилить защиту города!

– Хм, для отвода глаз?

– Но если бы я следовал плану, я не стал бы об этом говорить.

– И потерял бы половину удовольствия? Смотри, перед какой дилеммой ты меня поставил: то, что ты враг, можно с равным успехом и доказать, и опровергнуть, и то, что ты союзник, также можно с равным успехом и доказать, и опровергнуть. Коварнейшая неопределенность… Не находишь?

Он призадумался.

– Полагаешь, ты сумел бы меня убить? – улыбнулся я с искренним сочувствием.

И тогда мальчишка со злостью выпалил:

– Цель диверсии – не ты, а Марнейя. Унбарх понимает, что мне тебя не убить, хотя, конечно, наказал бы за неудачу.

– А зачем ему сдалась Марнейя? Тот еще стратегический объект… Поверь на слово, здесь нет ничего важного и ценного, ты потратишь силы впустую.

Он помрачнел, как будто сказанное его задело, и произнес резким тоном:

– Я собираюсь драться на стороне жителей этого города, а не убивать их. А зачем это Унбарху… У тебя бывают неотвязные желания, когда чего-то хочется так сильно, что все остальное с этим не идет ни в какое сравнение, вроде жажды в сильную жару?

– Еще как! Одно такое желание меня уже три года мучает…

Он проигнорировал мою попытку перевести разговор на более интересную тему, словно переступил через камень на дороге, и теперь уже я почувствовал себя задетым, а Хальнор между тем продолжал:

– В прошлом году в Орраде случилась одна история… При дворе Унбарха служила девушка, внучка известного ваятеля Тартесага. О нем ты, думаю, точно слышал, нрав у него скверный, но скульптуры великолепные. Неосу он любил, насколько вообще способен кого-то любить. Она была тихая, покладистая, приветливая, ни с кем не ссорилась. Унбарх одно время хотел сделать ее своей наложницей, но Неоса застыдилась и не уступила. Тартесаг принадлежит к захудалому, но знатному роду, и позвать его внучку к себе в опочивальню, как рабыню, Унбарх не мог – это не в обычае.

Я фыркнул, представив, как, верно, выглядели Унбарховы ухаживания. Рассказчик хмуро сказал:

– Знаешь, все это закончилось совсем не смешно. Он заказал «Галерею Грешников», чтобы изваяния изображали носителей разных пороков, терзаемых демонами в загробном мире. Несколько статуй уже готово, они производят сильное и тяжелое впечатление, а в прошлом году Тартесаг работал над Светской Суетностью, которую душит гигантская змея. Дело продвигалось медленно, и Унбарх гневался на задержку, а старик в ответ жаловался, что он, мол, ни разу не видел, как гигантские змеи душат людей и ломают им кости. Дошло до того, что он попросил вызвать такую змею и отдать ей какую-нибудь рабыню, а он на это посмотрит, иначе ничего не получится. Унбарх еще сильнее прогневался, но потом неожиданно согласился. Собрали придворных, как на театральное представление. Во дворе, посреди очерченного круга, стоял человек под покрывалом, и в толпе шептались, что это приговоренная к смертной казни преступница, заслужившая такую участь. Унбарх произнес заклинание призыва, внутри круга появилась громадная рогатая змея. После второго заклинания покрывало с девушки слетело, и все увидели, что это Неоса. Когда змея обвилась вокруг нее, она сперва кричала, потом хрипела, а Тартесаг плакал и гримасничал. Он сошел с ума, ваяет теперь одних демонов и говорит, что на свете есть только демоны, а люди – это обман, их на самом деле не существует. Унбарх смотрел то на него, то на умирающую девушку – с таким, знаешь, жадным выражением на лице… А под конец изрек: неправы те, кто решил, будто он отомстил Неосе за отказ, у него была высокая цель – проучить ее деда, который за своей работой забыл о добре и зле. Вся Оррада восхищалась великой мудростью нашего господина… Ну а я тогда окончательно понял, что Унбарх – последнее дерьмо.

Это прозвучало, как приговор – и в то же время так неожиданно! Кстати, после его рассказа мне захотелось непременно увидеть работы Тартесага. Увы, большая часть их погибла, когда на Орраду налетел ураганом разъяренный Пес Зимней Бури и перевернул вверх дном весь дворец правителя. Но я забегаю вперед… Тогда же я спросил:

– Девушка тебе нравилась?

– Так же, как мог бы нравиться любой симпатичный человек. Я не был в нее влюблен, если ты об этом. Унбарх взаправду затаил на нее обиду и отомстил за отказ, но если бы она согласилась стать его наложницей, это бы ее не спасло, все бы закончилось точно так же. Потому что сделать что-нибудь в этом роде для него гораздо большее удовольствие, чем лечь на ложе с девушкой. И сжечь твою Марнейю он хочет из этих же побуждений. Он прекрасно понимает, что ты найдешь какую-нибудь лазейку – или прорвешься с боем, или заколешься «клинком жизни». Мне потом влепят за то, что я тебя упустил, и заодно я буду повязан мучениями и смертью жителей города – а то ведь Унбарх уже заметил, что мне все это не по нраву.

– Так или иначе, он просчитался, – улыбнулся я.

Произнесенное Хальнором оскорбление лучше всяких доводов подтверждало, что он и впрямь порвал с Унбархом. Не скрою, гора с плеч. Я убрал «свинцовую паутину» – нет в ней надобности, и сделал знак слуге, чтобы тот налил нам крепкого ларемайского.

Напоить боевого мага – скверная идея, никогда так не делайте, но я и не собирался поить его до того опасного состояния, когда он вовсе перестанет себя контролировать. Чуть-чуть, один кубок, чтобы немного расслабился и отвлекся от мрачных мыслей о горящих городах и задушенных змеями девушках.

Я начал болтать обо всяких занятных пустяках и постепенно привел его в более отрадное расположение духа, это я умею не хуже, чем исподволь испортить собеседнику настроение, и когда он в третий раз улыбнулся моей шутке, я наконец-то решился и сказал:

Поспорили однажды на зажиточном крестьянском дворе вилы, грабли, мотыга и лопата, кто из них нужнее для хозяйства, и такой подняли шум, что вся скотина и птица с того двора в страхе разбежались. А добрый трудолюбивый хозяин с утра уехал на ярмарку и посему не мог их урезонить. А мимо летели утки перелетные, и увидели они, что происходит внизу, и спустились, и сели в том дворе, и молвили так:

– О чем же вы спорите, вилы, грабли, мотыга и лопата, если все вы нужны в хозяйстве простого пахаря и процветание ему в дом равно приносите? Однако будет от вас толк для хозяина вашего рачительного, только ежели станете вы не спорить, а трудиться в согласии друг с другом, чтобы каждый исполнял свое дело, свыше предопределенное!

И устыдились тогда вилы, грабли, мотыга и лопата, и заплакали горькими слезами, и попросили прощения друг у друга, а потом пошли, разыскали и загнали обратно во двор сбежавшую скотину и птицу, не забыв поблагодарить добрых уток за науку.

И когда вернулся с ярмарки честный труженик, застал он у себя в доме примерный порядок и был премного тем доволен.

Отсюда мораль: не хвались, что ты лучше других, и не спорь с другими, кто из вас нужнее, а делай свое дело, тогда будет вокруг тебя прибыток и благоденствие!

Если куртуазная беседа плавно переходит в мордобитие, это всегда в некотором роде неожиданность. Фингал получился знатный, давно у меня такого не было. Не то чтобы я не мог в два счета его свести, но сама по себе развязка… Я, конечно же, знал, что Унбарх муштрует своих боевых магов как элитных солдат, и, глядя на Хальнора, подумал, что он способен дать отпор кому угодно, однако то, что он сумеет дать отпор даже мне… Не ожидал.

Опрокинутый стол и битая посуда – ерунда, слуги приберут. Куча поломанной мебели – дело наживное. Синяк вокруг левого глаза и неэстетично разбитая губа – тоже пройдет. Куда хуже было то, что он забаррикадировался от меня в одной из комнат и вдобавок сбросил «плащ доброй воли», чтобы окружить себя защитными заклятиями. Ну не мерзавец ли? Пришел, называется, в гости… Ломиться туда я не стал: и мне, и ему лучше поберечь силы для боя с Унбарховым воинством, а не расходовать их на драку между собой. Но до чего же было досадно… И если честно, до сих пор та досада не прошла».

– Ну, тут Тейзург сам виноват, – Лиузама с осуждением покачала головой. – Нечего было такие тягомотные небылицы плести про уток и лопаты. Хальнору, видать, наскучило это слушать, а перед тем они выпили – известно же, где трезвый слово молвит, там пьяный кулаком махнет.

– Так это опять Евсетропид Умудренный, – возразил Гаян. – Что сказал Тейзург и с чего пошла драка, теперь уже не узнать, Евсетропид довольно большой кусок отсюда вымарал.

– По пьяному делу недолго. У нас в деревне парни тоже, бывало, дрались выпивши, а после винились перед всем честным народом и глаз поднять не смели, – помолчав, она шмыгнула носом: – Дальше грустное начнется, да?

«На рассвете меня разбудило сторожевое заклятие, возвестившее о приближении неприятеля. Хальнор тоже выскочил из своей комнаты, живописно растрепанный спросонья. Значит, он не дрожал всю ночь в ожидании, что я вынесу дверь, а хотя бы под утро вздремнул, и то хорошо. Взбежав по спиральной лестнице из жемчужного мрамора на обзорную площадку на крыше дворца, мы увидели три силуэта в светлеющем небе. Высшие маги в демоническом облике.

– Агуран, Слохит и Чабнор, – с ходу определил мой союзник.

Я об этих троих был наслышан. До своего бесславного конца они принадлежали к числу самых сильных Унбарховых адептов и давно уже заслужили привилегию зваться просто по именам – любой сразу поймет, о ком речь. Нешуточные противники.

– Марнейя до сих пор цела, и ты назад не вернулся, – отозвался я. – Отсюда вывод, что ты либо попался, либо перешел на мою сторону, вот их и прислали разобраться.

– Слохит плюется «текучим огнем». Вон тот, серый, видишь? Надо предупредить твоих людей, чтобы побереглись и были готовы тушить пожары.

– Они знают, как действовать, и песка на такой случай запасено вдосталь. Извиняться за фингал будешь?

Я нарочно не стал избавляться от лилового украшения, чтобы он посмотрел и ощутил неловкость.

– Лучше сам извиняйся за свое поведение, – огрызнулся невоспитанный паршивец.

Достойно ответить я не успел, потому что в этот момент толпа сбежавшихся к дворцу воинов заорала боевой клич и заколотила по щитам.

– Идите защищать свои дома, – распорядился я, когда шум утих. – Все, кто достаточно проворен, – на крыши и во дворы, остальных спрячьте в подполье. Падающие огни забрасывайте песком!

Благодаря чарам мой голос для всех звучал громко и внятно. Ополчение ответило новой порцией воодушевленного грохота, потом площадь опустела.

– Пользы от дуралеев в нашей войне никакой, зато какофония кошмарная, – пожаловался я, потирая виски.

– Они тебя любят, – с упреком заметил Хальнор.

– Бывает, что те, кого мы любим, нас отвергают да еще бьют кулаком по лицу – нехорошо, не правда ли?

Невежливо игнорируя мой сарказм, он наблюдал за врагами в небе и вдруг заявил:

– Если ты свяжешь боем Агурана и Чабнора, Слохита я беру на себя.

– Он не станет снижаться настолько, чтобы ты смог его достать.

– Я его наверху достану.

– Отсюда? – Я скроил насмешливую гримасу, удержавшись, однако, от оскорбительного пренебрежения. – Разве ты уже научился принимать демонический облик?

А в следующий миг у меня дыхание перехватило, потому что вместо ответа он перекинулся. Над площадкой парило создание, напоминающее серебристого дракона с кошачьей головой, неописуемо красивое. Можно сказать, что в демоническом облике Хальнор был настолько же привлекателен, сколь и в человеческом, хотя и на другой лад. Тогда-то у меня и мелькнула впервые мысль, что не может он быть обыкновенным смертным мальчишкой семнадцати лет, пусть даже с выдающимися способностями к магии, тут что-то не так… Но времени, чтобы подумать об этом, не оставалось. Я тоже перекинулся и взлетел следом за Хальнором, потому что Агуран, Слохит и Чабнор уже пикировали на нас, и Слохит разинул свою мерзкую пасть, полную огненной слизи.

Победу мы одержали сокрушительную. Да вы и сами об этом знаете, Унбарх столько распространялся о том, что мы-де подло убили троих его верных сподвижников, что мне и прибавить нечего. Скажу только, что со Слохитом разделался Хальнор, а я – с Агураном, потом мы налетели на Чабнора и погнали его прочь, я догнал и прикончил. Мы с противником свалились на песок, и я успел налакаться теплой крови, пока его мертвая плоть не съежилась, вернувшись в изначальный человеческий вид. Изумительно прекрасное крылатое существо с кошачьей головой кружило над местом развязки, наблюдая за моим пиршеством с печальным неодобрением.

Положа руку на сердце, признаю: в одиночку, без Хальнора, я бы всех троих за раз не одолел.

Когда мы вернулись во дворец и перекинулись обратно, я забеспокоился о том, что последний эпизод оттолкнет его, и сказал, постаравшись, чтобы в голосе было побольше теплоты:

– Извини, ты ведь знал этих людей…

– Не надо об этом. Да, знал, да, ушел от них. Что было, то было, что есть, то есть.

Горожане взахлеб праздновали победу, а мы оба чувствовали, как стягивается вокруг Марнейи кольцо враждебной магии. Унбарх был в бешенстве и додумался бросить на нас ВСЕ силы, какими располагал.

Закат в тот вечер выдался тревожный, расцвеченный всеми оттенками крови, и устланная коврами комната, где мы сидели, была сплошь залита его багряным светом. Покрытые белой штукатуркой стены окрасились в розовый. Я подставил винно-красным прощальным лучам два сияющих клинка, наводя последние чары. Хальнор наблюдал за моими действиями, и я чувствовал, что его снедает беспокойство.

– Это что – «клинки жизни»? Для тебя и для меня?

– Оба для тебя, – отозвался я после паузы, завершив волшбу. – У меня уже есть, он всегда со мной.

– А почему два? И почему они разные?

– Стилет забирай, держи его под рукой. А метательный нож я оставлю у себя, так будет надежней. Я постараюсь тебя убить, если сам не справишься или не успеешь.

– Почему?

– Не хочу, чтобы тебя взяли живым. Ревность, знаешь ли… – я гадко ухмыльнулся, пытаясь хотя бы таким образом пробиться сквозь обволокшую его тревогу.

– Мне кажется, завтра нам не повезет, как сегодня, – он ответил безрадостно, но решительно. – Их слишком много, вся армия. Ты ведь тоже их чувствуешь?

Я кивнул.

– Возможно, завтра нам предстоит умереть. Ничего страшного, у нас есть «клинки жизни».

– А у остальных? Если мы не сможем их защитить, их сожгут.

– У них есть яд. Его добывают здешние змееловы, на продажу – яд бирюзовой песчаной змейки, быстродействующий. Кто не дурак, догадается принять его, перед тем потравив домочадцев, если увидит, что дела совсем плохи.

Я не был уверен, что горожанам хватит на это сообразительности и хладнокровия, но хотел успокоить Хальнора. Он выглядел таким беззащитным, и его так терзала мысль об участи всех людей и животных, находящихся в Марнейе… Ему представлялось несправедливым, что мы уйдем легко, по сути сбежим в потусторонний мир, а остальные погибнут мучительной смертью.

– Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом! – Я присел возле него и взял за руку.

В глаз в этот раз не получил.

– Мне сейчас ничего другого в голову не идет. Когда-нибудь потом, когда эта война закончится.

– Тогда мы с тобой встретимся в какой-нибудь чайной для благородной публики, в большом красивом городе, в уютном квартале с парками и дворцами. Вечером, как сейчас, только чтобы закат был не багровый, а спокойный и золотистый, с переходом в аквамарин. Договорились?

– Хорошо, – его чуть-чуть отпустило, он даже слабо улыбнулся.

А я добавил:

– Будем считать, что ты мне дал обещание, и теперь ты просто обязан выбраться отсюда живым или мертвым, но так, чтобы с тобой все было в порядке».

Лиузама начала потихоньку всхлипывать.

– Сделаем перерыв? – предложил Гаян, прервав чтение. – Как раз пора в трапезную. И не плачь, это же дела далекого прошлого.

– Да ведь я уже знаю, что будет дальше, а они еще не знали… И ни в какую чайную они так и не пошли.

«Несмотря на свою тревогу и тоску тем вечером, назавтра Хальнор был собран и решителен. Этакая бодрость смертника. Мне это не нравилось, но я, видите ли, думал, что все обойдется: умрем, невелика беда для таких, как мы. Каюсь, я допустил ряд ошибок, но что такое мои просчеты в сравнении с тем, что натворили вы – почтеннейшие и беспристрастнейшие помощники Унбарха!

Первый мой промах: я не убил Хальнора на рассвете, полусонного, когда он ничего такого от меня не ждал и не успел бы среагировать на удар. Как же я потом локти грыз, сожалея об упущенной возможности…

Собравшиеся перед дворцом горожане воинственно вопили: «Тейзург, мы с тобой!» Меня это даже немного тронуло, хотя не выношу такого гвалта. Сделав знак, чтобы все замолчали, я обратился к ним, положив руку на плечо стоявшего рядом союзника:

– Это Хальнор, он наш друг! Вы видели вчера, как он дрался в небе, защищая Марнейю! Сегодня мы опять вместе пойдем в бой!

Толпа воодушевленно заорала: «Тейзург и Хальнор, мы с вами!» Если бы речь шла об отражении набега кочевников, они бы, вполне вероятно, выстояли, но толку от простых смертных в войне магов… А приободрить Хальнора, как я того хотел, не удалось: он еще острее ощутил свою придуманную ответственность за этих людей и еще больше помрачнел. Мы ведь оба понимали, что вдвоем против целого войска нам Марнейю не спасти, но если я относился к летальной перспективе философски – был город, нет города – то он не желал с этим мириться.

– Запомни вот что, – сказал я, когда ополченцы разбежались по своим местам. – Если я брошу в тебя «клинок жизни», замри и не шарахайся. Так будет лучше и для тебя, и для них. На худой конец мы сможем помочь им с той стороны: хотя бы поскорее перетащим туда тех, кто будет умирать в агонии. А вот если тебя возьмут в плен, ты никого не выручишь. Самое правильное, если ты сам пустишь в ход свой «клинок жизни», а нет, так позволь это сделать мне. И не забывай о том, что мы с тобой друг другу обещали.

Он поглядел так, словно уже забыл, и я напомнил:

– Я тебе обещал угробить божественные планы Унбарха. А ты мне обещал долгую беседу в тихой уютной чайной при свете заката.

– Хорошо, – он все-таки улыбнулся.

Взлететь, как накануне, мы не смогли, за что спасибо почтеннейшим и беспристрастнейшим. Ваша «троекратная сеть» накрыла весь город и нависала над самой крышей дворца. Можете, гм, гордиться… Для тех, кто не из почтеннейших, поясняю: «троекратная сеть» плетется из незримых нитей убийственной силы, и на каждом конце должно стоять по магу, поддерживающему свой участок в активном состоянии. «Троекратной» ее называют, поскольку она простирается по всем трем протяженностям, и ячейки ее подобны не квадратам, а кубикам. Для нас с Хальнором это означало: не прорвешься.

Пока добровольные прислужники Унбарха, оставаясь в безопасном отдалении, держали сеть, сам он с оравой своих адептов подошел к воротам Марнейи.

Сотни полторы их было, не меньше. Мы вышли им навстречу, накрыв оставшийся позади город «нерушимым шатром». Хальнор это сделал, потому что хотел защитить жителей, а я – потому что лютая злость меня под конец разобрала: городишко неказистый, но все ж таки мой! Не люблю, когда ломают мои игрушки.

Прежде чем все закончилось, мы положили двух высших магов и семнадцать младших, не говоря о десятках раненых. Точные цифры я узнал уже после, а тогда было не до того, чтобы считать их. Сначала мы дрались в демоническом облике, потом перекинулись обратно – или, точнее, нас «перекинуло», так как силы были на исходе. Я заранее решил, что уйду вторым, и старался от Хальнора не отдаляться.

Одна из последних картинок: он стоит, пошатываясь, перемазанный своей и чужой кровью, завязанные на затылке волосы напоминают красно-бурую паклю, и лицо в крови, только белеют оскаленные зубы. Я понял, что о своем «клинке жизни» он забыл и вряд ли вспомнит, его мысли заняты одним-единственным: он защищает Марнейю. О себе он заботиться не станет – что ж, тогда я о нем позабочусь, в конце концов, я это предвидел.

Хлестнув заклятиями, как плетью, по окружившим меня мерзавцам – кто-то отшатнулся и завыл, кто-то повалился на кровавый песок, – я извлек из-за пазухи метательный нож с ослепительно сияющими на клинке рунами Освобождения, Памяти, Силы и Жизни.

– Хальнор! – заорал я не хуже, чем мои горе-ополченцы с позеленевшими от долгого бездействия бронзовыми мечами.

На миг наши взгляды намертво сцепились, и я метнул нож, моля всех, кто меня слышит, чтобы мальчишка не шелохнулся.

Я целил ему в сердце, и я бы не промазал – швырять ножи и прочее в этом роде я умею не хуже, чем плести чары. Но Унбарх приказал своим холуям взять Хальнора живым, и один из них, младший боевой маг Бречьятох Куду Этеква, ринулся наперерез сверкнувшему на солнце клинку. Его понятливости хватило, чтобы сообразить, что это значит, однако не хватило на то, чтобы просчитать отдаленные последствия своих действий. Двадцать шесть лет спустя после тех событий он исчез, и где он сейчас находится – знаю только я, но вам не скажу. А тогда он словил в плечо «клинок жизни», предназначенный Хальнору, и повалился на бок, потеряв равновесие – настолько силен был мой бросок. Неопасная рана. К несчастью для себя, Бречьятох Куду Этеква выжил.

Вокруг опять завертелось человеческое месиво, разящее пóтом и кровью, с переменным успехом исторгающее заклятия, и я потерял Хальнора из виду. Пора было уходить. Потратив остатки сил на то, чтобы нанести как можно больше ущерба всем, до кого дотянусь, я вытащил из-за пазухи теперь уже свой собственный «клинок жизни» и вогнал себе в сердце по самую рукоятку, улыбнувшись напоследок. О, какие у них были физиономии… Меня ведь Унбарх тоже приказал брать живьем, и, значит, примерно накажет виновных за оплошность, а виноваты у него, как водится, будут все те, кто находился поблизости. Безделица, а приятно.

В остальном же ничего приятного не было. Став бестелесным духом, я обнаружил, что из-за вашей треклятой сетки не могу ни перемещаться по окрестностям, ни действовать иными способами. Расстарались вы на славу – и было бы ради чего! Единственное, что мне удалось, это принять меры, чтобы не оказаться захваченным, но добраться до Стража Мира и защитить его я не мог, поблагодарите за это самих себя.

Зато я все видел.

Как израненного Хальнора приволокли к Унбарху и швырнули на колени. Он попытался подняться, а Унбарх величаво пнул его в лицо, выбив уцелевшие в драке зубы.

Как горела Марнейя и гибли в огне мои несчастные подданные. Воспользоваться ядом бирюзовой песчаной змейки, чтобы уйти без мучений, почти никто не додумался. Жизнь – величайшая из драгоценностей, но если ты не способен при определенных обстоятельствах от нее отказаться, это столь же величайшая беда. Впрочем, я-то никогда об этом не забывал, при всей моей любви к жизни.

Как пытали Хальнора. На спине у него начертали аргнакх, чтобы он не умер раньше времени, а потом взялись за дело Унбарховы палачи. Глядя на это, я сходил с ума от бессильной ярости и думал об отмщении – и Унбарху, и его верным холуям, и этому милосердному паршивцу, который пренебрег моим советом и «клинком жизни». Город он, видите ли, защищал! Когда встретимся в следующий раз, я с ним расквитаюсь за то, что мне пришлось мучиться, наблюдая за его мучениями, он у меня еще наплачется…

Так я думал тогда, теперь-то решено, что никакой следующей встречи не будет, ибо узнал я из пророческого видения, при каких обстоятельствах она может состояться – но об этом позже, если не пропадет охота рассказывать. А тогда я пытался осторожно, не задевая нитей силы, подобраться к нему, чтобы содрать со спины удерживающий знак, хотя бы вместе с живой плотью, и одним махом утащить его на ту сторону. Не знаю, удалось бы мне это сделать или нет, но я попросту не успел: через ячейки вашей сетки можно было просачиваться разве что со скоростью улитки. Почтеннейшие и беспристрастнейшие, в расправе со Стражем Мира вы оказали Унбарху воистину бесценную подмогу! Нимало не преувеличивая, можно сказать, сыграли решающую роль».

Заметка на полях: Не стал я сие злобное обвинение недрогнувшей рукой вымарывать и облился слезами горькими, ибо заслужили мы порицание, поддавшись на уговоры искусные. Обещал нам Унбарх, что покончит раз и навсегда с Тейзургом, который всем досаждает и никого не чтит – и что же мы за доверие наше получили? Тейзург охальный как гулял по свету, так и гуляет, и при силе остался, и злее прежнего сделался, а Страж Мира Сонхи погублен и проклят. Одно скажу: горе нам, горе!

Лиузама ревела в голос, утирая глаза рукавом и тут же снова всхлипывая. Убрав свиток в футляр, Гаян повел ее из кельи наружу, прогуляться по каменной галерее с глядящими в небо арками, которая опоясывала замок над вершинами черных скал.

«Я уловил, что на истерзанного Хальнора наводят какие-то крайне скверные чары, а после им занялись целители. Вправили вывихнутые суставы, смазали целебной дрянью ожоги, зарастили на скорую руку раздробленные кости, кое-как прилепили на место лохмотья содранной кожи. Убрали со спины аргнакх. Я понял, что сейчас его будут убивать, и с облегчением подумал: «Ага, хорошо, маленький мерзавец, скоро увидимся! Первым делом я выскажу тебе все, что у меня на уме, а потом окажу первую помощь. Или лучше наоборот? Ладно, там разберемся…» Не догадывался я о том, что произойдет дальше.

Мальчишку привели в чувство, и тут Унбарх давай его поздравлять и хвалить: он-де герой, превосходно справился с заданием – и Марнейю сжег, никого оттуда живым не выпустил, и Тейзурга убил! Недавние палачи стояли вокруг в почтительном молчании. Хальнору сообщили, что в схватке со мной ему жестоко досталось (надо же было как-то объяснить его плачевное состояние!), но диверсант из него получился отменный, оправдал ожидания.

– Я сжег город?.. – прошептал мальчишка, глядя на черное пепелище, простирающееся на месте Марнейи.

И, само собой, тут же об этом «вспомнил», ибо Унбарх своими чарами затуманил ему память и вложил ложные воспоминания.

Меня охватило такое бешенство, что нити силы вокруг начали подрагивать, и пришлось поскорее смирить эмоции, уподобившись индифферентному вздоху пустоты. К счастью, вы к тому времени изрядно выдохлись и ничего не заметили. В сердцевине моего бесплотного существа продолжала клокотать ярость. То, что Хальнор – якобы мой убийца, никак не могло добавить ему желания встретиться со мной в будущем: люди обычно избегают тех, кого когда-то убили, и правильно делают. И кроме того, меня давно уже никто не убивал – каждый раз, оказавшись в безвыходном положении, я пускал в ход «клинок жизни», оставляя врагов ни с чем, не считая трупа – и допустить, что меня мог бы укокошить семнадцатилетний ученик, пусть даже весьма способный к боевой магии… Да я бы за одно это все выстраданные планы Унбарха разнес вдребезги.

Хальнор долго бродил среди закопченных руин. Иногда садился на землю и всхлипывал. Он был совершенно раздавлен тем, что будто бы совершил. Ваша сетка все еще никуда не делась, и достать его я не мог, а когда пытался позвать – он или не слышал, или, возможно, что-то чувствовал, но думал, что к нему тянет бесплотные руки дух убитого врага. Не будь там вас, почтеннейших и беспристрастнейших, все бы вышло иначе.

Призраки превратившихся в пепел мужчин, женщин, детей, верблюдов, собак, овец, кошек, птиц невнятно бормотали что-то протестующее и утешительное – они-то знали, кто их в действительности убил, а кто пытался спасти, но если даже я не мог до него докричаться, что говорить об этих слабых сущностях?

А потом он достал нож – о, Унбарх позаботился о том, чтобы у него «случайно» оказался при себе ритуальный клинок! – и, стоя среди черных от жирной копоти развалин, начал волшбу. Я уловил, что он творит что-то страшное, небывалое, и наивно понадеялся: быть может, мальчишка все-таки опомнился, и эти чары направлены против Унбарха? Да нет, если бы… Он заклял «клинок погибели» – в противоположность «клинку жизни», навел на него руны Смерти, Забвения, Потери и Проклятия. В последний раз окинул мутным от душевной боли взглядом то, что осталось от Марнейи, и всадил нож себе в сердце – одним ударом, силы хватило.

Если б не ваша сетка, я бы попытался привести его в чувство. Вцепился бы и не отпускал, снова и снова рассказывая, как все было на самом деле. Не знаю, помогло бы это или нет… Если совсем-совсем честно, то вряд ли.

Унбарх, как никогда грозный и величественный, произнес перед своим стадом торжественную речь о воздаянии за непокорность. Уж на что я был бестелесный, и то затошнило.

Забегая вперед, скажу, что самые старательные из них не ушли от расплаты. Палачи, истязавшие Хальнора, позже разделили участь Бречьятоха Куду Этеквы. Унбарх не ведает, куда подевались его вернейшие адепты, и никто не ведает. Я так хорошо запрятал эту коллекцию из пяти мерзавцев, что у них ни на полушку нет шансов на избавление. Разве что сам Хальнор их пожалеет и отпустит – с него, между прочим, станется. Но для этого надо, чтобы он вернулся, и чтобы вся его магическая сила была при нем – иначе говоря, чтобы последствия их злодеяния без остатка сошли на нет. Очаровательно справедливая событийно-логическая конструкция, не правда ли?

Вдоволь упившись проповедями и нравоучениями, они сожгли тело отступника – дотла, чтобы даже горстки пепла не осталось, иначе я смог бы разыскать и призвать его. Клокочущая во мне злость опять начала приближаться к точке закипания, но я совладал с ней, поскольку, покончив с Хальнором, вся эта банда начала дружно искать Тейзурга, дабы сделать свою победу окончательной и бесповоротной.

Я приготовился ускользнуть в Хиалу раньше, чем до меня дотянутся их не мытые с позапрошлого года руки, и тут издали донесся вой – жуткий, тоскливый, беспросветно леденящий, раздирающий душу в клочья. Мне еще подумалось, что так могла бы выть собака по умершему хозяину, но каких же размеров должна быть эта собака… «Троекратная сеть» исчезла, словно сметенная ветром паутина: почтеннейшие и беспристрастнейшие увидели, кто надвигается с севера, и благоразумно сочли, что своя траченная молью шкура дороже Унбарховых грандиозных замыслов. Я наконец-то оказался на свободе, но убираться с арены не спешил, хотелось посмотреть, что случится дальше.

Унбарх и его адепты все как один уставились на северный горизонт, как будто обложенный клочьями шерсти черной овцы. Оттуда налетали порывы шквалистого холодного ветра, люди ежились и покрывались гусиной кожей, полоскались плащи, волосы и полы туник, кое-кого из раненых свалило с ног. А из подползающих все ближе свинцовых туч вылепилась огромная собачья морда с оскаленными клыками, в глазах-провалах бешено сверкали зеленоватые сполохи северного сияния. Дохрау, поправ издревле установленные запреты, вторгся в далекие от своих исконных владений южные края! И как страшно он при этом выл, с какой смертной тоской… С противоположной стороны уже доносились громовые раскаты и рычание Забагды, вскоре Пес Летней Бури ринулся в драку, и началось такое светопреставление, что Унбарх потерял без никакой вящей славы еще некоторое количество своих верных холуев.

Я же, полюбовавшись бушующим ненастьем, ушел в Хиалу: мне следовало поскорее родиться вновь и многое сделать».

– Это, что ли, все? – спросила зареванная Лиум.

– Еще нет. Свитки на этом не кончаются, Тейзург написал о том, что было дальше.

– Ага, остальное тоже читай, я все хочу знать. Теперь начнется про то, как они нашли Камышового Кота, да ведь?

«В этот раз я родился в Овде, у молоденькой ведьмы посредственных способностей, соблазненной сыном владетельного сахаарба. Роль бастарда меня вполне устраивала: и не простолюдин, и никакой официальной кабалы.

Перед забеременевшей девчонкой стоял выбор: или вытравить плод, или сбежать куда глаза глядят, или с обрыва в речку. Явившись ей во сне, я предложил свое покровительство, жизнь в достатке и некоторые полезные знания в обмен на материнские узы. Ранние годы жизни – период опасный даже для таких, как я, в эту пору поневоле приходится зависеть от окружающих больше, чем хотелось бы, поэтому при выборе родителей следует все хорошенько рассмотреть и взвесить.

Мы с будущей матерью добрались до моего замка на севере Овдейского полуострова и стали ждать разрешения от бремени, что не мешало мне бесплотно болтаться по свету и наведываться в Хиалу.

В Сонхи творилось неладное и непонятное. Назвать причину никто не мог, зато не сулящие ничего хорошего следствия были налицо. В одночасье пропали все Врата Перехода, и другие миры из реальности превратились в легенду. Обитатели Хиалы, растерявшие всякий страх, обнаглели до такой степени, что это даже мне показалось чересчур. Вдобавок в самой природе происходили изменения в худшую сторону, на первый взгляд незначительные, едва уловимые, но крайне досадные. Представьте себе картину в полутонах всех мыслимых оттенков, с великим множеством любовно выписанных деталей – и внезапно краски начинают выцветать, линии грубеют, кое-какие изящные мелочи бесследно исчезают. Пейзаж перед вами вроде бы тот же самый – и не тот: второсортная копия вместо прежнего несравненного великолепия. Добавьте сюда неслыханно лютые зимние бури и зарождающиеся в северных краях свирепые ураганы – Дохрау словно с цепи сорвался, и никакой управы на него не было. Как будто наш мир подменили.

Жрецы взывают к богам, шаманы и маги пытаются разобраться в происходящем своими способами, и все приходят к однозначному выводу: из мира что-то ушло. Адепты Унбарха взахлеб разглагольствуют о грозных знамениях, сулят конец прежнего миропорядка и нарождение нового, намекая на свою не последнюю в этом роль (тут они, конечно, в яблочко попали!), а сам Унбарх носа из тропиков не кажет, объясняя смену местожительства тем, что Дохрау пошел-де на службу к «силам зла» и подрядился его растерзать.

А потом кто-то из самых въедливых и нетривиально мыслящих докопался до огорошившего всех ответа: у мира Сонхи нет больше Стража.

Одни предполагали, что он попросту заскучал и ушел, другие возражали, что сие невозможно – Страж по определению не может предать или бросить на произвол судьбы свой мир, будет стоят за него насмерть. Вот тогда-то я и понял, кем был Хальнор. Доказательства я собирал исключительно для вас, мне и так все было ясно.

До сих пор с удовольствием вспоминаю тот Верховный Совет, на который я таки явился без приглашения. И какие вытянувшиеся, бледные, неаппетитно тряские у вас были физиономии, когда я вошел в похожий на древнюю гробницу зал и потребовал, чтобы меня выслушали, и какие после, когда я во всех подробностях рассказал о драме в Подлунной пустыне и изложил свои аргументы.

Страж Сонхийский никуда не делся, но он проклят – и заодно с ним проклят весь мир. Обратная связь. Помимо Унбарха с его благочестивой бандой в этом виновны все, кто держал над Марнейей «троекратную сеть». Вы ведь знаете, что способность Стражей к сопротивлению любым внушениям поистине безгранична. Можно было не тратить силы, избавляя Хальнора от наведенных Унбархом чар ложной памяти, а всего лишь связать его и посторожить – хватило бы двух-трех дней, чтобы наваждение рассеялось. То же самое, впрочем, произошло бы, соверши он обыкновенное самоубийство, без проклятия.

О, Унбарх отлично знал, что делал, пусть и настаивает в своих посланиях на обратном. Ничье проклятие не может навредить Стражу Мира, проклятие Стража Мира обладает необоримой силой. Вывод очевиден… И на вопрос «зачем?» есть ответ: Унбарх начал догадываться, кто такой Хальнор, вот и придумал, как избавиться от существа, способного помешать его грядущему обожествлению. Все его действия на это указывают, с чего бы иначе ему понадобилось подталкивать Хальнора к такому самоубийству?

Действия Стража также поддаются объяснению. Уловив гибельную для Сонхи тенденцию, он предпринял, если угодно, разведывательную вылазку: родился в семье верных вассалов Унбарха, проник в его ближайшее окружение, и после, узнав подробности омерзительного замысла, отправился туда, где рассчитывал с наибольшей вероятностью найти поддержку – то есть ко мне. Заметьте, ко мне, а не к вам.

Услыхав о том, что Унбарх вознамерился вас всех извести, дабы стать богом, вы орали, брызжа слюной друг дружке на засаленные мантии, кляли его на все корки, и каждый, срывая голос, уверял, что он-де помогал негодяю на чуть-чуть меньше, чем остальные. Отменная была срамота, я в душе обхохотался. А приди к вам Хальнор перед нападением на Марнейю, стали бы вы его слушать? Да выдали бы Унбарху без долгих раздумий, с заверениями в своей лояльности, а то я вас не знаю!

Я, Тейзург, прозванный Золотоглазым, перед всем миром Сонхи свидетельствую: Унбарх вознамерился уничтожить Стража Сонхийского и с начала до конца действовал по тщательно разработанному плану.

Совет принял мудрое, кто бы спорил, решение: Унбарха предать суду, а пострадавшего Стража разыскать, взять под опеку и расколдовать. Было очевидно, что его проклятие намертво закрепило чары ложной памяти, и почтеннейшие соревновались между собой, изобретая всевозможные способы исцеления: кто преуспеет, тот станет наимудрейшим, светочем из светочей, и воссядет во главе стола в знаменитом Осьмиугольном зале. Убиться, какая честь. Лично я никогда туда не рвался».

Заметка на полях: Да тебя туда бы и не пустили, сквернавца неуважительного и охальноязыкого, все бы как один костьми легли, но не пустили, истину глаголю, тебя бы с того места почетного метлой поганой погнали, и я бы первый огрел тебя той метлой во пример остальным! Е. У.

«Ворожба показала, что Хальнора нет ни в Хиале, ни среди людей: он счел, что после содеянного с Марнейей недостоин быть человеком, и искать его надлежало в животном царстве, а там затеряться куда проще, чем в наших сферах. Не случайно считается, что один из самых надежных способов кого-то спрятать – это превратить его в жабу, птицу, полевую мышь, мохнатую гусеницу или прочую бессловесную тварь. На счастье Хальнора, такие поиски – безнадежное предприятие.

Я не оговорился, на счастье, ибо почтеннейшие и беспристрастнейшие с самого начала держали в уме запасной вариант: выдворить бесполезного Проклятого Стража за Врата Хаоса, чтобы освободившееся место смог занять новый Страж.

Считайте меня, если угодно, всеобщим врагом и всякое в этом роде, но я не мог допустить, чтобы с Хальнором так поступили. Когда Верховный Совет решил обратиться за помощью к Псам Бурь, я, опередивши всех, пошел к Дохрау.

Вся четверка Псов чтит Стража Мира, как своего господина, но Дохрау в придачу любит его по-собачьи нежно и преданно. Когда Хальнор вонзил себе в сердце «клинок погибели», он издалека почуял, чтостряслась беда, и рванул на юг. И затосковал он тоже по-собачьи, безутешно, люто, смертельно. Пес Зимней Бури не может умереть, зато может, как выяснилось, сойти с ума от тоски.

Я разыскал его в стране вековых снегов и сверкающих ледяных скал, под печальным белесым небом с залипшим возле горизонта тусклым солнцем. Дохрау был огромен, не уступал величиной трехэтажному дворцу. Как известно, Псы могут менять свои размеры по собственному желанию, и он решил, что на мерзавца-мага следует смотреть сверху вниз. После гибели Хальнора для него все маги стали мерзавцами.

– Чего надо? – пролаял он, чуть не свалив меня с ног порывом обжигающе холодного ветра.

– Надо поговорить, – я кутался в большую мохнатую шубу, это не только спасало от стужи, но и помогало сохранить внешнее достоинство. – Я друг того, кого ты потерял, кого в последний раз звали Хальнором, кого зачаровали и убили в Подлунной пустыне.

– Разве ты был его другом?

Не советую вам лгать Повелителям Бурь. Вменяемые или не очень, ложь они распознают без труда. Пришлось ответить честно:

– Нет. Но я хотел, чтобы мы с ним стали друзьями, и готов был многое за это отдать. Там, в пустыне, мы вместе дрались против этой своры, и я умер раньше, чем он. Дохрау, надо разыскать его прежде, чем это сделает кто-нибудь другой, и защитить от остальных магов.

Как мы ворожили, рассказывать в подробностях не буду, не дождетесь. Довольно того, что мы и впрямь опередили всех почтеннейших и беспристрастнейших и узнали, что Хальнор находится в Лежеде, в шкуре зверя, называемого болотной рысью, или еще камышовым котом, и уже три-четыре раза рождался, умирал и снова рождался в этом облике. Меня не удивил его выбор. Сразу вспомнился тот серебристый дракон с кошачьей головой.

Опознать Хальнора среди других лежедских кошек не удалось. В этом-то и заключается коварство подобного превращения: найти человека среди людей нетрудно, зверя среди зверей – практически невозможно.

Зато мы с Дохрау оставили в дураках почтеннейших и беспристрастнейших с их спасительными намерениями. Превратили Лежеду в зачарованный заповедник. Надеюсь, Хальнору там хорошо. Пока он лесной кот с кисточками на ушах или бесплотный дух, ему не пересечь границу заповедника – ни по своей воле, ни с чьей-либо помощью. Покинуть Лежеду он сможет при одном-единственном условии: если опять станет человеком.

Беспристрастнейшие просто так от нас не отвязались».

– Вот чего я, Гаян, не понимаю: если Страж Мира был вроде бога, и даже Псы Бурь перед ним склонялись, как могло с ним такое получиться? Ведь если кто совсем могущественный, так быть не должно, разве нет?

– Когда дочитаем, спросим у Тривигиса. Он же обещал, что ответит на твои вопросы и объяснит непонятное. До конца осталось немного.

«Они явились целой делегацией к моей скромной хижине возле границы заповедника, укрытого пеленой зачарованного тумана. Разодетые в свои лучшие официальные обтрепки (кое-кто даже умылся, что само по себе было примечательным событием), они напоминали индюков, сбежавшихся к корытцу с зерном на птичьем дворе. Иные смахивали на ощипанных индюков, удравших из рук кухарки до завершения казни. Держались чинно, соблюдая промеж себя старшинство, на физиономиях выражалось сознание непомерной ответственности и скорбной необходимости. У Амрадонбия из Нижней Слакки хватило бестактности притащить с собой большую корзину, выстланную изнутри стеганым тюфячком. Он пытался до поры до времени спрятать ее за спиной, но корзинка была шире его непрельстительного тощего зада раза в полтора, и конспиративные потуги пропали втуне.

Я вышел им навстречу в рубашке с незашнурованным воротом, овдейских замшевых штанах с бахромой и болотных сапогах, длинные темные волосы распущены по плечам подобно дорогому плащу. Стоит добавить, что кожа у меня теперь не бронзово-смуглая, а белая и нежная, но глаза, как и раньше, черные с золотистым отливом, и в моменты сильного душевного волнения радужка начинает сверкать расплавленным золотом, из-за чего меня и прозвали некогда Золотоглазым.

На тот момент, в нынешней человеческой жизни, мне едва миновало двадцать лет.

Заметка на полях: Срамно себя выхвалять и словом написанным красоваться, глядючи в праздное письмоплетение, аки в зерцало, не за тем дана грамота людям и прочим, а для сохранения и приумножения премудростей, да ты все готов извратить, ни большой, ни малой скромности не разумея! Четырежды тьфу на твою похвальбу! Е. У.

Я воззрился на визитеров, они на меня, потом вперед выступил почтеннейший Саламп, Выразитель Воли Верховного Совета Магов, и непреклонно изрек:

– Тейзург, отдай нашего кота!

Боги свидетели, это меня сразило. Нашего кота! Как будто речь идет не о Страже Мира, погибшем из-за их глупости, а об украденном домашнем питомце.

– Саламп, это не твой кот. Я его первый нашел.

Вначале наш диалог напоминал перепалку двух повздоривших школяров, и Выразитель Воли Совета постепенно входил в раж, а я от души забавлялся. Потом к нам присоединились остальные почтеннейшие и беспристрастнейшие, и галдеж поднялся, как на том же птичнике.

Когда я напомнил визитерам о том, что Хальнора среди других болотных рысей не сыскать, это их не расхолодило: тогда, мол, переловим все поголовье до последнего слепого котенка и выкинем за Врата Хаоса, в результате чего в Сонхи народится новый Страж, и наступит счастье.

Что станется дальше с Хальнором, им было все равно. А мне – нет.

Разругались мы вдрызг. До сих пор приятно вспоминать, сколько я им всякого ехидного наговорил. Беспристрастнейший Амрадонбий из Нижней Слакки в полемическом угаре запустил в меня корзиной, но не попал. Пошловато цветастый тюфячок шмякнулся в грязь. Этот тюфячок меня, кстати, доконал: до Врат Хаоса обеспечить несчастному зверю относительный комфорт, включая мягкую подстилку, а после за шкирку и в горнило вечных мук, как будто мало ему здесь досталось! Созидающий способен слепить из материи и не-материи Несотворенного Хаоса все, что угодно, и если он возомнил себя преступником, заслуживающим самой страшной кары – можете вообразить, что у него получится в результате.

Почтеннейшие и беспристрастнейшие предприняли несколько разбойных попыток пробраться в Лежеду и устроить там охоту на кошек. После того как ни один из смельчаков не вернулся назад, до оставшихся дошло, что мои чары им не пересилить, и они скрепя сердце признали, что самое разумное – просто ждать, когда Хальнор опомнится.

Я знаю, ему бы моя затея с Лежедой не понравилась. Он бы согласился пожертвовать собой ради других и кануть в Хаос, но я решил за него. Можете негодовать на здоровье.

Смирившись с тем, что до кота не добраться, Верховный Совет Магов одобрил мое предложение насчет песнопевцев: пусть по всем городам и весям, на всех рынках и постоялых дворах поют о нашей с Унбархом войне, о Марнейе и о гибели Хальнора Проклятого. Быть может, рано или поздно он услышит.

Магия все же осталась при нем, это обнадеживает. Ему снятся странные дворцы, прорастающие из его снов в нашу явь. Очевидно, что он эти процессы не контролирует, но, коли у него сохранилась способность к созиданию, не прорежется ли также другая способность, в большей или меньшей степени присущая каждому магу – слышать, когда его зовут?

Песнопевцы и сказители, повествующие о Марнейе, выполняют еще и вторую задачу: разносят по всему свету правду об Унбархе. Не бывать моему проигравшему противнику божеством! Я победил в этой войне и заодно выполнил обещание, данное Хальнору.

До недавнего времени я не оставлял попыток найти его, излазил весь лежедский лес вдоль и поперек. Когда паломники рассказывают, будто видели чарующе прекрасный призрак Хальнора, который печально и неприкаянно бродит по болоту, это означает, что они, скорее всего, видели издали меня.

Порой возникало впечатление, словно он рядом, следит за мной, но, сколько я ни пытался его выманить, все было тщетно, мерзавец кот так и не дался в руки. Вылакать сливки из оставленной возле звериной тропы плошки, сожрать кусок сахара – это всегда пожалуйста, а на глаза мне он не показывался. Иногда я замечал, как шевельнутся травяные стебли, что-то мелькнет за кустами – и на большее не рассчитывай.

Меня то злость разбирала жуткая, словно я сам был лесным зверем, готовым кого-нибудь загрызть, то невыносимая тоска. Я чувствовал, что Хальнор поблизости, но это ничуть не было похоже на ощущение от присутствия человека. Из дремучих зарослей за мной наблюдала дикая болотная кошка, не ведающая ни чести, ни людских обязательств, с хищными огоньками в глубине настороженных звериных зрачков. Или, быть может, то были крохотные отражения охваченного пламенем города, давным-давно сгоревшего?

Вероломный мерзавец меня обманул! Я свое слово сдержал, а он свое – нет. Обещанный мне разговор в уютной чайной с наемными комнатами на втором этаже так и не состоялся. Иногда я представляю себе, как бы это могло быть: мы сидим вдвоем на веранде, залитой теплым янтарным светом, пахнет пряностями, розами, вином, со всех сторон нас окружает охваченный вечерним оживлением город, но мы находимся в тихой сердцевине этой суеты, и Хальнор слегка улыбается, его глаза цвета темной вишни дразняще мерцают.

И приносят нам на блюде долгожданную утку, обложенную печеными яблоками, и радуются сердца наши такому сытному угощению, ибо ничего нет краше утки, рачительно откормленной и отменно упитанной, а самых добрых уток выращивают в Алмашакоде, Ибдаре и Тоху, а самые пригодные для сей цели яблоки собирают в садах Кезы и Верхней Слакки.

Еще раз глаголю: если потребно вам от многих тяжких трудов по заслугам отдохнуть, нет радости пуще утки, особливо с печеными яблоками! Люблю ее кушать себе во угождение невинное, но только если не пересолена и не пережарена.

– Опять, что ль, Евсетропид затесался, куда не просили? – в этот раз Лиузама угадала сразу. – Видать, уважал он уток, если завсегда на них разговор сводит, только из-за него мы теперь не узнаем, что там Тейзургу мечталось. За то самое ведь и помер, а не хозяйничал бы в чужих свитках, так, небось, до сих пор бы уток жареных кушал на здоровье.

«Бывает, что снедающая меня тоска отступит – а потом снова нахлынет, подобно отливам и приливам. Дохрау сбежал от тоски в свое свирепое безумие, а я… Что ж, я, несказанно измученный, отважился на «иглу грядущего».

Могу всех утешить: рано или поздно Хальнор снова станет человеком. Я его видел. И мы могли бы встретиться… но не встретимся. Мироздание заломило непомерную цену, на которую я не согласен.

Почтеннейшие, беспристрастнейшие и все остальные, я с вами прощаюсь навеки. Далеко-далеко, за океаном Несотворенного Хаоса, есть некий причудливый мир, схожий с редкостной орхидеей, населенный странными с человеческой точки зрения существами, которых у нас, верно, приняли бы за демонов. Я никому о нем не рассказывал, хотя несколько раз его посещал, пока не сгинули Врата Перехода, а теперь решил перебраться туда насовсем. И не в качестве любопытного путешественника или осевшего на чужбине изгнанника – нет, я собираюсь там родиться, стать местным жителем. Так что радуйтесь: больше вы меня не увидите».

Заметка на полях: И впрямь велика радость, только была б она еще пуще, когда б ты столько пакостей великих и малых после себя не оставил! Е. У.

«Да, мой прощальный подарок всем почтеннейшим и беспристрастнейшим. Ниже изложены некоторые полезные заклинания и рецепты зелий, все это будет для вас весьма кстати. Я всегда говорил и напоследок еще раз повторяю: выглядите вы препакостно, не говоря об удручающей вони и лишенных лоска манерах, и потому милосердие, коего я, вопреки слухам, вовсе не чужд, побуждает меня поделиться с вами этими спасительными знаниями.

Засим позвольте откланяться. С превеликим непочтением, не ваш Тейзург».

Заметка на полях: Прочитавши сие приложение, ничего полезного не уразумел. Посулил и обманул насмешник подлый! Предвкушали мы, что сейчас он тайны откроет, а тут сплошные безделки: как вывести перхоть, да как приготовить лак для ногтей с наилучшим блеском, да как зубы уподобить жемчугам, да как сварить зелье для ног, чтоб от них не шибало скверным запахом… Тьфу! Посмотревши, долго плевался, покуда во рту не пересохло, потом испил водицы и опять плевался, подавая пример младым ученикам, ибо единственная краса мага в его силе и мудрости, и не стану я украшать себя внешне, но приукрашусь внутренне! И на том всегда буду стоять, аки столб на дороге, хоть ты об меня лоб расшиби!

Вельми прогневанный эскападами Тейзурга, преисполненный негодования, Евсетропид Умудренный.

– История здесь заканчивается, дальше сплошные рецепты, – предупредил Гаян. – Читать?

– Без нужды, я ведь не волшебница. Если что, у Венусты спрошу, она, чай, все об этом знает. К Тривигису теперь пойдем, пускай он мне растолкует непонятное, как обещал.

Тривигис пригласил их на вырубленную в скале террасу. Ярко-синее небо. Черный камень, испещренный складками, угольными тенями и лоснящимися солнечными пятнами. Шкуры ледников на дальних вершинах отсвечивают белесым сиянием. Ученик притащил на подносе тяжелые глазурованные кружки с подогретым вином из кариш– томских горных ягод.

Прав ли был Тейзург, утверждавший, что с гибелью Стража из Сонхи «что-то ушло», в самой природе убавилось красок и радующих душу деталей? Вот же какая красота вокруг… Или оно ушло только для Тейзурга, из его личного мира? Или все-таки он сказал о том, что есть, но Гаян этого заметить не может, потому что не видел, каким все было раньше, до Марнейи?

– Вот чего я не поняла-наперво, был ли страж Мира Богом или нет? Тейзург об этом ни слова, а люди всякое болтают.

– Он ведь писал мемуары, а не ученый трактат. Следует ли причислять Стражей Миров к богам – это на самом деле спорный вопрос. И да, и нет. Я склоняюсь к тому, что это все же существа иной природы, слишком велика разница. В отличие от богов, Страж не нуждается ни в вере, ни в жертвах, ни в поклонении, ни в молитвах, он черпает силу напрямую из своего мира, и при этом силы вокруг не убывает – он берет, не отбирая. Воля Стража перевешивает волю богов, но он не вмешивается в естественное течение событий без крайней необходимости. Он далеко не всегда сознает, кто он такой. Вернее сказать, в те периоды, когда он является сверхъестественным существом, он знает, что он Страж Мира, но забывает об этом, если рождается человеком или кем-то еще, и считает себя тогда простым смертным. Это делает его уязвимым. Понимай Хальнор, кто он на самом деле, он призвал бы на помощь Псов Бурь – одного Забагды хватило бы, чтобы все воинство Унбарха захлебнулось песком и ветром. На беду, он об этом не знал.

– Почему? Вы же сами сказали – на беду! Разве это правильно?

– Так уж все устроено. Страж Мира должен оставаться вечно юным, иначе нельзя. Его взаимодействие с миром – явление крайне сложное и непознанное, но если Страж в один прекрасный день превратится в существо непогрешимо благоразумное и всеведущее, мы получим царство мудрых старцев, идеальных правил, созревших колосьев, решенных задач… Состарившийся мир, в котором все наилучшим образом завершилось. Это не значит, что Страж в человеческом воплощении обязательно должен каждый раз умирать молодым, но это значит, что в душе он пленник бесконечной весны. Покинув телесную оболочку, он вспоминает, кто он такой – до следующего рождения. Если понадобится, Страж Мира может стать водой или ветром, огнем или камнем – чистым воплощением любой из четырех стихий. Когда он ветер, Псы Бурь летят за ним, как за своим вожаком. Дохрау в былые времена хвостом за ним таскался, словно самая настоящая собака, а сейчас каждую зиму носится с воем вокруг Лежеды. Хоть и безумный, но помнит, что это злополучное болото надо стеречь от магов. Тейзург расстарался с зачарованным заповедником, часть своей силы ради этого от себя оторвал. Сделать всем назло – это для него всегда было первостепенное удовольствие.

– А вы бы забрали оттуда Камышового Кота и выбросили за Врата Хаоса? – Круглые голубые глаза уставились на Тривигиса сердито и обвиняющее.

– Он бы сам так захотел, и ему бы не понравилось то, что сделал Тейзург. Если потребуется, Страж Мира пожертвует собой ради мира, это непреложная истина. Тейзург, раз уж его обуревали такие чувства, мог бы отправиться вместе с ним в Несотворенный Хаос, а вместо этого затянул узел намертво и сбежал бесы знают куда. Очень в его духе.

– Но ведь Несотворенный Хаос – это Хаос! – Лиузама протестующее всплеснула мягкими белыми руками. – Они бы там погибли, там же всему конец…

– Не для Созидающих.

– Простите, почтенный, но разве Тейзург был Созидающим? – не удержался Гаян, только что отхлебнувший теплого ягодного вина.

– Вам это кажется невероятным? Тем не менее был. Скорее всего, до сих пор им остался. Созидающий – совсем не обязательно носитель всех добродетелей, точно так же как Разрушитель – не всегда злобный агрессор. Бывает по-всякому. Хотя, Унбарх принадлежит к скверной разновидности Разрушителей, и дорвись он до власти над миром, начал бы постепенно все уничтожать – бродячих артистов, рийские расписные веера, книги развлекательного содержания, красивых девушек, пирожные с мармеладом, фривольные мозаики в общественных банях, тыквенные маски, любимые Тейзургом укромные чайные с наемными комнатами на втором этаже и любимых Евсетропидом уток с печеными яблоками. Принадлежащий ему мир стал бы похож на прополотую ретивым дурнем грядку. Ничего удивительного, что Хальнор и Тейзург против него объединились: двое Созидающих скорее найдут общий язык, чем Созидающий и Разрушитель такого пошиба.

– Так они бы в Хаосе остались живы? – робко уточнила Лиум.

– Безусловно. И если вспомнить, что Тейзург в конце концов ушел из Сонхи Вратами Хаоса, то получается, что он поступил вдвойне бессовестно.

– Разве Вратами Хаоса?.. – Она несколько раз хлопнула светлыми шелковистыми ресницами. – В песнях же поется, что для него открылись Врата Перехода, потому что наш мир его отпустил…

– Это сказки. Врата Перехода исчезли и с тех пор ни для кого не открывались, даже за особые заслуги. Но Тейзург, как Созидающий, запросто мог воспользоваться Вратами Хаоса. Как вы думаете, почему в Сонхи не осталось Созидающих? Все они ушли, причем Тейзург, судя по всему, убрался последним – после своего видения, описанного в Тайном Свитке. Это трудный путь, и вряд ли он дошел до цели с тем же запасом сил, какой был у него перед путешествием. Только Созидающий может пройти через Несотворенный Хаос, но даже ему придется там нелегко. Из бушующей вокруг неопределенности он будет создавать дороги, равнины, горы, моря и рано или поздно дойдет, добежит, доплывет, долетит, доползет, куда собирался. Сколько времени он на это потратит, зависит от его способностей и от везения.

– Ну, тогда ладно… А что это была за «звездная соль», которую Хальнор просил у Тейзурга?

– Редчайшее вещество. Бывает, что оно появляется в звездную ночь на камнях – несколько серебристых крупинок, и если кому-то посчастливится их собрать, он сможет выручить за свою находку целое состояние. Для некоторых чар и зелий «звездная соль» незаменимый ингредиент. В том числе она лишает силы любые магические клятвы. Унбарх связывал своих боевых магов заклятиями, из-за которых каждый, кто решится пойти против его воли, умирал в медленных муках. Оставаться преданными господину фанатиками – это для них был единственный способ выжить.

– Вот оно как… А чего ж господа из Верховного Совета были в ту пору такими бестолковыми и смешными? Ровно какие шуты в балагане!

– Да не были они настолько уж бестолковыми, – Тривигис сдержанно улыбнулся. – Это Тейзург в своих записках постарался вывести всех шутами. Обычная для него манера: себя представлять таким значительным, утонченным и загадочным, что где уж вам понять, а окружающих – толпой идиотов. Евсетропид Умудренный, который раньше всех дорвался, к собственному несчастью, до его свитков, действительно не блистал, гм, здравым смыслом, хотя и не был обделен магической силой, но что касается остальных – среди них были разные люди. Думаю, Тейзургу можно верить, когда он с симпатией изображает Хальнора, но когда дело доходит до Верховного Совета – не забывайте, что пером водил недоброжелатель. Не следует верить любому написанному слову.

– Вот оно что… – повторила Лиузама. – Надо мне теперь еще Тайный Свиток прочесть, чтобы узнать, чего такого ему привиделось и каким станет Хальнор, когда снова превратится из кота в человека.

Поздно вечером, на террасе под звездами, которые роняли крупицы своей серебряной соли на развалы далеких ледников, к Гаяну подошла крадучись закутанная в шаль Венуста.

– Прошу меня простить, сударь, у меня к вам просьба… Если это не имеет для вас существенного значения, иначе я просто извинюсь…

От таких речей ему становилось тягостно, и он готов был согласиться на что угодно, лишь бы это поскорее прекратилось.

– Что я могу для вас сделать, сударыня?

– Я уже читала Свитки Тейзурга, за исключением Тайного Свитка. Неловко признаваться, мне это до сих пор не по карману, – она попыталась улыбнуться небрежно и весело, неосознанно подражая Рен, но вышло испуганно, и Гаян ее пожалел. – Если для вас это не принципиально, как бы вы отнеслись к тому, чтобы я вместо вас прочитала госпоже Лиузаме Тайный Свиток? Я в перспективе не останусь в долгу… Конечно, если вы желаете сами, я беру свою просьбу назад…

Слова шелестели, словно изящно вырезанные лепестки бумажной хризантемы. Это было невыносимо. В своем роде не хуже, чем пение Айвара.

– Разумеется, читайте, – согласился Гаян и добавил, чтобы она не продолжила уговоры и извинения, усомнившись в его капитуляции: – Честно говоря, у меня сел голос, и это очень кстати, что вы согласны меня заменить.

Чародейка ушла, но стоило ему облокотиться о каменную балюстраду, как позади снова послышались шаги, шорох платья. В этот раз Лиум, тоже закутанная в теплую шаль.

– Гаян, какое ты знаешь большое число? – выпалила она деловитым шепотом.

– Сто. Миллион. Зачем тебе?

– Да видишь, я у Венусты спросила: что делают маги, ежели надо наколдовать то, что завтра или послезавтра никак не может сбыться? А то бывают же вещи, которых не бывает… Ну, по-дурацки спросила, сама знаю, а она поняла и сказала: делают поправку на время, чтобы то, что должно произойти, успело приготовиться. Вот я и подумала… Ну, не важно, об чем подумала, ты только скажи, что больше, миллион или сто?

– Миллион больше.

– Ага, тогда пускай будет миллион, чтобы наверняка все успелось. Гаян, вот чего, ты только не пугайся, когда я с Башни Проклятий кричать начну. Все будет хорошо.

Что она измыслила для деревни Верхние Перлы? И для кого это будет «хорошо»? Гаян смотрел в студеную ночную синеву за старой каменной балюстрадой, на отлитый из белого золота полумесяц, на стелющийся по неразличимым склонам туман и мечтал, чтобы ему позволили побыть в одиночестве.

– Да, я понял, – отозвался он невпопад.

– Вот-вот, знаешь, как деревенские говорят: клин клином вышибают. Поэтому не бойся, я тоже хочу одно другим вышибить. А сейчас пойду отсюда, а то холодно.

Затихающие в потемках шаги. Наконец-то Гаян остался наедине с плывущим в синеве полумесяцем.

«Я недалеко ушел от Дохрау. Чтобы воспользоваться «иглой грядущего», сперва надо тронуться умом, но я решил, что сделаю это, и сделал. Естественно, я имею в виду ворожбу, а не окончательное прощание со здравым рассудком.

Чем шире та область, которую вы пытаетесь охватить, гадая на будущее, тем больше там размытого и неопределенного. Чем она уже, тем больше вы получите такого, что может произойти с достаточно высокой степенью вероятности. «Игла», как отсюда следует, самый верный способ, но увидеть и постичь посредством иных ощущений вы сможете лишь то, что находится в точке, которую пронзит ее острие. Для меня это было в самый раз, меня ведь интересовало только одно – встреча с Хальнором.

Все бы ничего, но способ этот зверски болезненный. Я чуть не умер, вогнавши себе в сердце незримую ледяную иголку. Обладателям слабого здоровья не рекомендуется брать с меня пример. Лед начал таять – это, между прочим, тоже несказанно мучительно, зато пока он тает, можно рассмотреть крохотный фрагментик вероятного грядущего. Стоит добавить: если там есть, что рассматривать.

Более всего я боялся очутиться в пустоте – сие означало бы, что мы с Хальнором вовек не встретимся.

…Лестница, полого обвивающая толстую белую колонну, испещренную где погуще, где пореже разноцветными точками. Словно ее забрызгали краской, но выглядит прелестно и необычно. Рядом кто-то есть, мы держимся за руки… Или немного не так, я пытаюсь вырвать руку, а женщина в одежде служанки вцепилась мертвой хваткой и не отпускает. Еще кто-то поднимается нам навстречу. Внизу, на той ступеньке, что возле поворота, сидит кот неведомой породы, наяву я не видел таких пушистых. Глаза цвета светлого янтаря смотрят настороженно, с явственным неодобрением: умел бы говорить – сделал бы людям замечание.

Невзирая на пронизывающую боль в груди, я рассмеялся – и мигом вывалился оттуда в реальность. Какой же убогой показалась мне после этого видения сводчатая комната с потемневшей штукатуркой и масляной лампой в закопченной нише! Зато я видел Хальнора.

Да, в первый момент я подумал, что Хальнор – это кот: очевидно, я все-таки изловил его и забрал к себе во дворец, уже какая-никакая перемена к лучшему. Почему не похож на болотную рысь? Мало ли почему, помесь с другой разновидностью… И где еще могла бы находиться эта белая лестница, залитая хоть и не солнечным, но почти столь же ярким светом, исходящим из рассыпанных по лазурному потолку светильников, подобных прирученным звездам, если не у меня во дворце?

Прошу иметь в виду: «игла грядущего» причиняла мне сильную боль, поэтому некоторая замедленность мыслительного процесса в тот момент для меня извинительна.

Однако что-то было не так… Чувства, которые я там испытывал: бессильная ярость и оскорбленная любовь, осознание ужасающего проигрыша и нежелание сдаваться. Невещественный лед проколовшей мое сердце «иглы» пока еще не растаял до конца, и я снова зажмурился, проваливаясь туда. Мало узреть картинку из грядущего, надо еще и понять, что именно вы узрели.

Кот, сидевший на нижней ступеньке и глядевший на нас с царственным кошачьим укором, не имел никакого отношения к Хальнору. Это был просто-напросто домашний кот, сногсшибательно роскошный и в то же время самый что ни на есть обыкновенный. Я-то в первый раз сосредоточил внимание на нем, а надо было смотреть на юношу, который появился из-за изгиба лестницы.

Впрочем, там я поймал его присутствие краем глаза, потому что выяснял отношения с дамой. Или, вернее сказать, она со мной выясняла отношения. Тем не менее я его заметил и рассмотрел. Как вы уже, наверное, поняли, это был Хальнор. Или не был, а будет? Речь ведь о грядущем… Но с другой стороны, сам эпизод с ворожбой и видением принадлежит минувшему, поэтому не буду блуждать в дебрях глагольных времен, а расскажу суть.

Юноша лет семнадцати-восемнадцати, и сложением, и даже чертами лица напоминающий того Хальнора, вместе с которым мы дрались за Марнейю. Те же лучистые темные глаза, но при этом волосы, как у туземца с Орзунских островов – в этой дикой шевелюре не хватало только птичьих перьев и священных веточек с ягодами алой сайсабии. Полукровка? Несмотря на это, он занимал достойное положение в обществе: на нем были доспехи со сверкающей эмблемой городской стражи на груди, на поясе пара футляров с оружием, украшенных такими же эмблемами, под мышкой он держал круглый шлем, снабженный стеклянным забралом. Не раб, не нищий – сын зажиточных вольных горожан, юный воин на государственной службе.

Понимаю, кое-что в этом описании кажется странным, но я, раз уж взялся рассказывать о своем видении, стараюсь быть точным в деталях. Да, забрало стеклянное, но это стекло прочнее иной брони, а вместо меча и кинжала – изогнутые предметы относительно невеликих размеров, нечто вроде жезлов, мечущих молнии и заклятия, какими увлекаются некоторые маги. Возможно, в грядущем сия направленность возобладает? Так или иначе, там я знал, что стеклянное забрало – не ерунда, а превосходная защита, и в футлярах у него на поясе находится смертоносное оружие. Доспехи тоже, кстати, выглядели занятно: нигде ни завязок, ни пряжек – не латы, а куртка и штаны из сплошного текучего металла, который никаким клинком не разрубишь. Обычное обмундирование городской стражи, об этом я тоже был осведомлен. Впрочем, хватит подробностей, которые могут сойти за небылицы.

Еще там была девушка, вцепившаяся в меня, как разъяренная пантера в кусок мяса, который пытается от нее убежать. Красивая сероглазая северянка. Нечесаные волосы длиной почти до колен небрежно стянуты тесемкой на затылке. Это выглядело кощунственно, ведь за обладательницу таких волос – при условии, что они здоровые и ухоженные – на рынке рабов заплатят, как за две дюжины стриженых красоток.

Простая туника, длинные темно-синие штаны – одежда прислуги или поденщицы, выполняющей грязную работу. Но башмаки не те, что носят служанки: белоснежные с черной шнуровкой и узорчатыми прорезями, на блестящей черной подошве толщиной в два пальца – работа искусного ремесленника.

Она не прислуга. Принадлежит ли к знати, непонятно, что-то запутанное, но она сама себе госпожа. И я, видите ли, ее люблю, а эта демоница меня возненавидела и погубила мою репутацию, мое положение в обществе, мою будущность. Из-за нее меня могут казнить, а я все не теряю надежды достучаться до ее сердца, как несчастный влюбленный юнец… Но даже это не самое худшее. Там я не маг. Больше ничего о себе сказать не могу, так как мое внимание было направлено вовне, а повторить трюк с «иглой грядущего» невозможно. Где, когда, почему я лишился магической силы – это осталось загадкой, но одно знаю наверняка: если я не хочу все потерять, мне туда нельзя.

На мгновение наши с Хальнором взгляды встретились, и в первый момент в его темных глазах как будто мелькнула тень узнавания… В то же время он испугался – ничего удивительного, он же меня «убил»! Встретить убитого тобой – для иных людей это страшнее встречи со своим прежним убийцей.

Он отступил к стене, освобождая дорогу, а кот бросился от нас наутек. Я хотел оглянуться, но светловолосая мегера, тащившая меня вниз, обладала силой ожившей каменной статуи, и глаза у нее были бешеные, как у Дохрау, когда тот обещал, что все равно дорвется до глотки Унбарха.

Не знаю, что там было – будет? могло бы быть? – дальше. «Игла» растаяла без остатка, боль в сердце утихла, и всякая связь с этой зловещей сценкой прервалась.

Осталось ощущение, что там происходило много невообразимого, не поддающегося, за отсутствием подходящих понятий, никакому словесному изложению, но суть такова: я перестану быть магом, женщина, которую я полюблю, меня отвергнет и предаст, я потеряю все, что у меня есть – и вот тогда я наконец-то увижу Хальнора!

Искренне за него рад, однако платить такую цену за встречу с ним – слуга покорный. Впрочем, предупрежден – следовательно, вооружен.

Прощай, Хальнор, пусть твоя новая человеческая жизнь будет счастливее той, что оборвалась на пепелище Марнейи.

И ты, моя сероглазая негодяйка, тоже прощай. Чувствую, что я тебя уже люблю, но наяву мы с тобой никогда не увидимся, и ты не сможешь мне навредить. Если б я только мог, подарил бы тебе украшенные жемчугами гребни и умелую рабыню для ухода за волосами.

Я собираюсь в который раз всех переиграть. В моем видении присутствовали два человека и кот – что ж, я отправляюсь туда, где нет и быть не может ни людей, ни кошек.

Нижесказанное поймут немногие, но в избранном мной мире те мельчайшие частицы, кои образуют, соединяясь вместе, материальные вместилища для нашего духа, сцепляются друг с дружкой иным образом и в ином порядке, нежели в мире Сонхи и подобных ему мирах, вследствие чего конечный результат разительно отличается от того, который мы наблюдаем у себя. Кто сие рассуждение понял, тому честь и хвала, а кто не понял – невелика беда, не след вам над этим мудрствовать. Главное, что это позволит мне обмануть рок.

Засим еще раз прощайте!»

На том месте, где полагалось находиться монограмме, на шелковистую ткань свитка была налеплена зеленоватая сургучная клякса с оттиснутым на ней блокирующим символом-заклятием. Тривигис объяснил Венусте, в чем дело: Тейзург не удержался от последнего подвоха и в свою подпись под этим текстом вплел чары, из-за которых каждый, кто на нее глянет, провалится в омут извивающихся змеистых линий, терзающих пойманный дух, а потом, с трудом освободившись, несколько дней будет маяться головной болью.

– Все, что ли? – спросила Лиузама.

– Все, – Венуста скептически поджала губы.

Она ожидала от Тайного Свитка чего-то большего и теперь испытывала разочарование.

Погода выдалась под стать предстоящему действу: заволокшие небосвод облака плыли над горным замком медленной каруселью, сквозь эту круговерть пыталось продраться солнце, но его хватало только на тревожное светлое пятно, отливающее бледным золотом.

Цепляясь за железные перильца, Лиузама грузно поднималась по спиральной лестнице, оплетающей Башню Проклятий. На площадку она должна выйти одна, босиком, в черном ритуальном балахоне. Волосы цвета слоновой кости были распущены, как в тот день, когда Гаян впервые увидел ее на задворках ивархийского порта. Она то скрывалась за старой кладкой из тесаного камня, то опять появлялась на новом витке, упорно карабкаясь наверх.

Снизу на нее смотрели Тривигис с Венустой, Гаян, Ренарна, Айвар, десятка два кариштомских магов и учеников. Всем было ясно, что Верхние Перлы обречены. Бесполезно спорить о том, заслужила ли деревня грядущую кару, Лиум заплатила за свою месть золотом потонувших кораблей и теперь может прокричать с башни все, что взбредет в голову.

Наконец она добралась до верхушки. Встала на краю площадки, вскинула руки к небу, отчего широкие, будто крылья, рукава балахона съехали к плечам. Гаян подумал, что она, пожалуй, выглядела бы комично, если бы то, что сейчас произойдет, не было настолько страшным.

– Я проклинаю!..

Облачная карусель закрутилась быстрее, процеженный сквозь пасмурный наволок дневной свет померк, словно при солнечном затмении.

– Я проклинаю!..

Стало еще темнее, посередь небесной сумятицы беззвучно сверкнула молния.

– Я проклинаю Хальнора Камышового Кота!

Столпившиеся внизу зрители от неожиданности оцепенели, а сверху ударил целый каскад молний, окутав серебристой завесой вершину башни и приземистую фигурку с поднятыми руками.

Высокий голос Лиузамы прорывался сквозь сухой треск разрядов:

– Пусть то, что он с собой сотворил, убившись «клинком погибели», продолжается до тех пор, пока он не встретит снова Тейзурга с Унбархом и не узнает правду о том, что случилось с Марнейей и с ним самим, хоть даже это произойдет через миллион лет! Пусть так и будет!

Новый серебрящийся каскад и рокотание грома. Потом наступила тишина.

– Что она сделала… – потрясенно произнес Тривигис, первым решившийся заговорить вслух. – И почему же этого не сделали мы… И почему миллион лет, почему она ни с кем не посоветовалась?

– Дура, – заметил тощий, как жердь, чернявый маг в одеянии старшего ученика.

– Она поставила проклятию Хальнора ограничивающее условие и предопределила его исполнение, – сказала Венуста. – Вообще-то, остроумно – снять проклятие с помощью другого проклятия…

– Но почему через миллион лет?! – с нарочитой театральностью возопил еще один маг, обладатель потрепанной мантии с засохшей грязью на подоле и ухоженной волнистой бородки. – Она спятила – столько ждать?

– Она не умеет считать, – пояснил Гаян. – Наверное, решила, что этого времени Тейзургу хватит, чтобы вернуться в Сонхи. Она не представляет, что такое миллион, знает только, что это большое число.

Если бы он ей вчера все растолковал… Но он же не догадывался, что она задумала. Ему хотелось постоять в одиночестве на террасе и посмотреть на месяц, и он постарался поскорее отделаться от Лиум с ее миллионом.

– И что теперь будет? – нерешительным шепотом спросил Айвар.

– При нашей жизни, наверное, ничего интересного, – так же негромко отозвалась Венуста.

Не глядя на магов, Гаян направился к башне, ступил на дрогнувшую под ногой железную лестницу. Облака неторопливо растекались в разные стороны, проглянуло солнце. Этой лестницей редко пользовались – по ней ходили только те, кто собирался кого-то проклясть, и когда коснешься перил, под пальцами крошилась ржавчина. Гаян даже не знал, не нарушает ли, сунувшись сюда, какой-нибудь древний запрет… Но раз его не остановили, значит, не нарушает.

Огибая каменную стенку, он взбежал наверх. Лиум стояла посреди небольшой площадки, обессиленно опустив руки. Ее лицо казалось мокрым. Испарина или слезы? Дождя ведь не было, ни одной капли из этих вертящихся волчком облаков не упало.

– Почему ты не предупредила, что хочешь сделать?

– Так небось не разрешили бы… Я же тебе вчера говорила, клин клином вышибают, вот я и надумала… Проклятья, которые с этой башни, всегда сбываются, и то, что я сказала, тоже рано ли, поздно ли сбудется, тогда Хальнор себя вспомнит. А что я Тейзурга с Унбархом приплела, так от кого ж еще ему правду узнать, кроме как от них? И времени хватит, ежели миллион в десять раз поболе ста.

– Не в десять, но ты сказала – пусть хоть через миллион лет, не установила точный срок.

– Вот-вот, я и хотела, чтобы все само собой сложилось. Лучше поздно, чем никогда, правда же? А что до Верхних Перлов – шут с ними, я о них и думать-то больше не стану. Сами через свое жестокосердие и сквалыжничество так или иначе себя накажут.

Кариштом превратился в растревоженный улей, маги обсуждали событие и дискутировали о возможных последствиях, но Лиум никто не упрекал. Во-первых, бесполезно, во-вторых, небезопасно – пусть она незлая и отходчивая, но все ж таки Морская Госпожа, мать трех выводков, а маги в большинстве народ практичный. Это Евсетропид Умудренный был непрактичным – и где он теперь?

Задерживаться в Кариштоме было незачем, и вечером Гаян начал перебирать купленное в Эонхо дорожное снаряжение. Келью, где его поселили, озаряла неяркая магическая лампа в виде песочных часов. Он так привык бродяжить, что в уютной обстановке уже на третий-четвертый день всякий раз начинал испытывать тихую безотчетную тревогу. Разложив вещи на кровати, на облупленном лакированном столике и на широком подоконнике, он успокаивал себя тем, что вот же собирается в дорогу, когда дверь без стука распахнулась, и сияющая Лиузама выпалила:

– Он жив!

– Кто?..

– Да братик же мой, Кеви! Господин Тривигис и Венуста ворожили только что и нашли его, где-то он сейчас в западных от нас землях обретается. А раньше, верно, был под чарами спрятан, как она тогда и сказала. Вот хорошо-то, Гаян, теперь мы его найдем, и я для него сделаю самое главное! Я вот думаю, вдруг у него зазнобушка есть? Шестнадцать лет, самый тот возраст, чтобы в первый раз… Тогда мы его женим, чай, при таком-то богатстве за нас какую хочешь отдадут, и у них детишки появятся, вот радость-то будет! Сама родить не смогу, так хоть племянничков понянчу. Вот это, верно, и будет для Кеви самое главное… Ну, собирайся, завтра спозаранку поедем в западную сторону.

Глава 6 Чокнутый пес-демон

Эонхийская экспедиция уходила все дальше на юг. Саргафские плантации канфы и хлопка сменились рыжим плоскогорьем, похожим на разломанный засохший пирог из слоеного теста. Бездорожье, палящее солнце, забытые богами поселки с глинобитными и саманными хижинами – они ютились в укромных долинах, спрятанных в складках старой каменной страны. Интенданты реквизировали там продовольствие, расплачиваясь монетой ругардийской чеканки – без обмана, но местные жили натуральным хозяйством и в большой мир не выбирались, а серебром да медью сыт не будешь.

Отряд Тибора тайно следовал за войском. Тибор и Рис ехали на мулах, Мунсырех – на таком же массивном, как он сам, чешуйчатом звере, которого призвал невесть откуда еще в Саргафе. Остальные тролли трусили пешком, в выносливости они могли потягаться с мулами, а когда требовалось развить большую скорость, падали на четвереньки и мчались вприпрыжку, словно звери.

Если эонхийцы их обнаружат, примут за шайку мародеров, увязавшуюся следом в расчете на поживу, или за шпионов, поэтому они выдерживали дистанцию и старались не привлекать к себе внимания. Куда направляется экспедиция, неизвестно, однако на чужой территории Гонбера, возможно, проще будет поймать врасплох, и у его покровителей здесь не та власть, что в Ругарде.

Кормились охотой. Рис довольно быстро выучился стрелять из лука и метать дротики. Он по-прежнему был худым, но уже не страшно, что переломится, хоть немного мяса на костях наросло. И загорел, как юный дикарь, теперь он не напоминал ни бледное исчадие эонхийских подворотен, ни Лауту сеххи Натиби. Последнее было особенно отрадно.

На пути попадались сонные хоромины. К переливчатой громаде, мозаично сверкающей посреди непролазных буераков, так и не удалось подобраться, а в другие два раза переночевали под крышей, смыв дорожную пыль и угостившись напитками из волшебных ящиков.

Иногда Рис надолго задумывался, сумрачно уставившись в никуда, ничего вокруг не замечая, и Тибор с беспокойством на него посматривал, не решаясь ни отвесить подзатыльник, ни хотя бы поинтересоваться, в чем дело. В такие моменты он вспоминал о том, что Рис, как ни крути, главнее Неподкупного Судьи Когга.

В конце концов он не выдержал. Даже не то чтобы не выдержал, а пересилил себя из принципа – робеть перед собственным учеником, дожили! – и спросил:

– В каких облачных пределах витаешь?

– Не в облачных. Мне надо понять, зачем Лорме и герцогу нужен Гонбер.

– Чтобы людей убивать. Блажь у них такая.

Над складчатыми возвышенностями песочных, ржавых и бежевых оттенков разливался топазовый закат вполнеба. Тролли обустраивали стоянку. Онук и Мапалу препирались, выясняя, кто уронил в пыль тушку грызуна, похожего на раскормленного монаха. Тынаду, примостившись в сторонке, перебирал струны банджо. В вышине кружилипернатые хищники, как будто вырезанные из темной бумаги.

– Тогда не зачем, а почему им нужен Гонбер? Почему принцессе Лорме и герцогу Эонхийскому хочется, чтобы люди умирали именно таким образом, а не иначе?

– Какая разница? – хмыкнул Тибор. – С жиру бесятся. Другие охотники за головой Гонбера из-за этого не маялись.

– И чего они добились? – парировал Рис, дерзко щурясь из-под выгоревшей челки. – Чтоб его уничтожить, я сначала должен понять, в чем тут загвоздка.

– Чужая душа – лес ночной. Скажешь, если поймешь?

– Ага, – покладисто пообещал мальчишка, похожий сейчас на самого обыкновенного подмастерье, в меру своенравного. – Мне бы увидеть, что есть в их лесу, тогда, может, что-то станет ясно. Если бы у меня была «ведьмина пастила»…

Обрадовавшись законному поводу, Тибор оделил его подзатыльником.

– Выбрось из помыслов. Отрава та еще. Застукаю с «пастилой» – огребешь по первое число.

Около двух с половиной месяцев продолжался этот переход, а потом за пыльным тускло-оранжевым плато открылся вид на зеленую равнину, вдали призывно и величаво блеснула река. По прикидкам Тибора, это должна быть Ибдара.

Они решили переждать наверху, чтобы не спускаться следом за экспедицией у всех на виду, и тут выяснилось, что не все в этих краях медом намазано. Уступчатый склон, отделявший благодатную низменность от плоскогорья, был источен пещерами, и там кишмя кишели ухмыры.

Венуста сама не ожидала от себя такого сумасбродства. Сперва предполагалось, что поисками брата Лиузамы займется кто-нибудь из младших магов, а в качестве охраны их будут сопровождать Рен и Гаян, о лучших спутниках и мечтать нельзя. Неожиданно Тривигис сообщил, что поедет сам – после второй ворожбы, предпринятой, чтобы уточнить местонахождение Кевриса. Тех, кто несведущ в кариштомской иерархии, это не удивило, а Венусту ввергло в шок: чтобы маг такого ранга отправлялся на заработки, согласившись терпеть дорожные неудобства ради заурядного заказа… Если бы еще это был кто-то другой, с вечным шилом в седалище, однако своего наставника она знала. Высокий сухопарый господин преклонных лет, с аккуратно подстриженной бородкой, в опрятной мантии простого покроя, но из дорогого габардина, был не искателем приключений, а исследователем-домоседом – по крайней мере, в течение последней четверти века.

– Это «сломанный маг», и я хотел бы на него посмотреть, – ответил Тривигис на невысказанный вопрос Венусты.

– Кого вы имеете в виду?

– Брата Морской Госпожи, конечно. Я убедился в этом при повторной ворожбе. В первый раз фон был смутный, но что-то настораживало, а теперь никаких сомнений. Все, что уничтожает магию, должно быть описано и изучено. Следует выяснить, что с ним случилось, а если он таким родился – кем был в прошлой жизни и опять же что случилось. И можно ли это исправить. Надо будет сразу доставить его в Кариштом. Хорошо, если вы сумеете уговорить Лиузаму. Заинтересуйте ее чем-нибудь, чтобы она не потащила вновь обретенного младшего родственника проматывать подводные сокровища, а согласилась вместе с ним вернуться сюда.

– Я постараюсь. Что-нибудь придумаю.

Проблема «сломанных магов» – это важно. Очень важно. Явление редкое, однако если допустить, что это может произойти в том числе с тобой… Кариштомские чародеи ищут способы, которые позволили бы сделать этот недуг обратимым, но пока не преуспели, несмотря на множество экспериментов. Маг, по тем или иным причинам лишившийся способностей и силы – несчастное существо, вроде разорившегося подчистую богача или искалеченного солдата. Встречая таких в коридорах, в общей трапезной, на прогулочных террасах Кариштомской обители, Венуста вежливо здоровалась и деликатно отводила глаза.

Она согласилась сопровождать Тривигиса, взыграло чувство ответственности, а за ней потянулся Айвар, так что поехали вшестером. Наперерез Кеврису, который, как показала ворожба на деревянном амулете, не сидел на месте, а двигался на юг. Скорее всего, не в одиночку.

Новый шок Венуста испытала, когда в Ибдаре, где, казалось бы, должны обретаться одни ибдарийцы и другие южане, они чуть не напоролись на эонхийское войско. Благодарение Милосердной Тавше, на волосок разминулись.

Герцог и Лорма, несколько сотен всадников. Местные приготовились к обороне, хотя пришельцы заявляли, что это не вторжение, им всего-навсего надо пройти через территорию Ибдары.

– Вероятно, Кеврис там, – сказал Тривигис. – В армии герцога.

– Да как он может! – жалобно вскрикнула Лиузама.

– Если он забыл, кем был раньше и кто убил его близких… Да, впрочем, даже если помнит, люди имеют обыкновение приспосабливаться к обстоятельствам, особенно в незрелом возрасте. Постараемся найти его и выкрасть. Мы знаем, что ему шестнадцать лет, и не исключено, что сейчас его зовут не Кеврисом. Как он выглядит?

– Глазами и волосом темен, но не черняв, кожей светел, – Лиум угрожающе шмыгнула носом. – Мы с ним сводные, друг на дружку не шибко похожи. Худенький, шейка тонкая… Тонкая-претонкая, ровно стебелек…

Она тихонько и горестно завыла, а Рен, повернувшись к Гаяну, деловито заметила:

– Выкрасть – это, видимо, будет по нашей части.

Увидел ухмыра – жди неприятностей. То ли вазебрийское, то ли малнийское присловье.

Рук у них вдвое больше, чем у людей или троллей: пара длинных, а вторая пара вполовину короче, но тоже сильные и цепкие. Что ухмыр ухватил, назад не отнимешь. Мозгов, напротив, вдвое меньше, тут они уступают даже молодым троллям вроде Мапалу или Онука. Причем с троллями не все так безнадежно: те живут долго, при этом взрослеют, умнеют и накапливают словарный запас в год по чайной ложке, и вполне может оказаться, что лет через четыреста балбес Онук если и не станет таким, как Мунсырех, то, по крайности, перестанет быть балбесом. А ухмырам это не грозит, они по определению тупой народ. Во всяком случае, их затея устроить лихой набег на ругардийское войско, чтобы разграбить обоз, ни с человеческой, ни с тролльей точки зрения здравой критики не выдерживала.

На отряд Тибора четверорукие бестолочи не нападали. Видели, что эти путешествуют налегке, с тощими дорожными мешками, и в компании присутствует шаман – значит, взять с них нечего, кроме неприятностей на свою задницу, на такой вывод скудного соображения хватило. Зато у герцога несколько груженых подвод, которые при спуске с плато переправляли вниз с помощью магии. Жирная добыча.

Эонхийцы встали лагерем на берегу мутно-зеленой Ибды, поблизости от Апшана – небольшого княжества, обнесенного колоссальной каменной стеной. Внутри находился город, несколько деревень, поля и огороды. Чужаков туда не пускали, но снаружи к твердыне, сложенной из пегих тесаных плит, лепилось в достатке постоялых дворов, чайных, притонов, лавок. Мимо проходил торговый путь, здесь всегда было людно.

«Свирепая улитка» – подворье для всякой невоспитанной нелюди, какую от приличного заведения всеми правдами и неправдами постараются отвадить, будь она хоть трижды платежеспособна. Иные клиенты за несколько дней так насвинячат, что после них за месяц не разгребешь.

Грязный лабиринт из кирпича-сырца, что-то среднее между притоном и хлевом. С вывески дико таращилось фиолетово-зелено-коричневое чудище с улиточьими рожками и алой пастью, а хозяйничал здесь толстый тролль, без долгих разговоров пустивший на постой компанию своих сородичей с тугими кошельками и двумя пленниками человеческой расы.

Пленники – это Тибор и Рис. Безоружные (ножи рассованы по потайным карманам), связанные (таким образом, чтобы при необходимости мигом освободиться от веревок). Вожак доверительно сообщил хозяину, что рассчитывает взять за них выкуп. Толстяк понимающе цокнул языком: добрая была охота, и пожива пусть будет такая же добрая, – и отвел богатым гостям покои поукромней, с отдельным внутренним двориком.

Идея насчет «плена» принадлежала Тибору. Людей, которые братаются с троллями, не так уж много, и его, не ровен час, опознают, зато в захвате невольников не усмотрят ничего из ряда вон выходящего. В здешних краях работорговля – один из самых ходовых промыслов. Опять же, если путники, преследующие непонятную цель, вызывают досужее любопытство, то чужим двуногим имуществом вряд ли кто-нибудь заинтересуется.

Тролли были глазами и ушами Тибора. Сообщали они каждый день одно и то же: эонхийцы отдыхают, гуляют, закупают провизию перед новым переходом, а ухмырьи лазутчики следят издали за вожделенным обозом, прячась по кустам и сразу же удирая, когда на них обращают внимание.

Однажды к Онгтарбу подошел ибдарийский работорговец, «плешивый человек с золотым кольцом в ухе», и попытался сторговать пленников, хорошую цену предлагал, но вожак продемонстрировал истинно троллье упрямство: эта добыча не продается.

В вонючей комнате с набитыми соломой тюфяками было до одурения душно. По беленным известкой стенам ползали насекомые – от обыкновенных мух до мохнатых красно-черных сороконожек длиной в два пальца и сверкающих, как начищенные бронзовые безделушки, рогатых жуков. На них охотились белесые бородавчатые ящерицы, метко выстреливающие клейкими языками.

Остолоп Онук додумался бросить сороконожку за шиворот Рису. Тот в мгновение ока сорвал с себя тунику, разодравшуюся при этом, Онук же был нещадно бит Мунсырехом. Шаман относился к Рису то ли с грустной теплотой, как перед разлукой, то ли с изрядной долей осторожности, словно к неведомому существу, от которого неизвестно, чего ждать, и не позволял бестолковому молодняку его обижать. Хорошо, что он занял такую позицию, Тибор вряд ли сумел бы урезонивать их настолько же эффективно.

Сам он испытывал и то, и другое – и странную щемящую приязнь, и опаску. Перспектива, что Рис расплатится своей жизнью за смерть Гонбера, ему не нравилась, и он делал то единственное, что мог – старался побольше времени уделять тренировкам. Пока прятались в «Улитке», учил парня освобождаться от пут, наносить удары со связанными руками, выворачиваться из захватов.

За оконным проемом, занавешенным рваной кисейной тряпкой, сверкал крохотный, три на четыре шага, дворик, вымощенный обожженными кирпичами, на которых в полдень хоть яичницу жарь. Практичные тролли так и делали. Они сняли все прилегающие комнаты – в самый раз, чтобы разместиться без тесноты.

Стоял самый жаркий послеполуденный час, когда изнываешь на липком тюфяке, истекая пóтом, и про себя молишься о том, чтобы поскорее сгустились сумерки. Рис, как будто задремавший, рывком уселся. Его движение было таким внезапным и резким, что Тибор поневоле отреагировал, как на угрозу, и тоже вскочил, обшаривая взглядом окружающее пространство. Все спокойно, все залито вязкой солнечной смолой.

– Чтоб тебя… Опять сороконожка?

– Нет, – Рис выглядел ошеломленным. – Я уловил, куда они направляются.

– Кто – они?

– Герцог и Лорма с Гонбером. Они идут к Унбарху. Вот буквально сейчас дотянулся и поймал…

– И что это значит? – переведя дух, спросил Тибор.

– Для них – пока не знаю, а для Сонхи – ничего хорошего.

Пирушка была в разгаре. Герцог угощал избранное общество ратой – прозрачным как слеза «огненным напитком», крепостью превосходящим любое вино. С ним пили ее высочество Лорма, сотники, двое черноусых ибдарийцев в богатых халатах из набивного шелка и Рен.

Гаян примостился во дворе под окном, рядом со слугами ибдарийских витязей. Те болтали по-своему и удостоили его вниманием один-единственный раз, когда отобрали кусок жареного мяса (глиняную миску с угощением от господских щедрот вынес парнишка с кухни). Гаян принял удар судьбы безропотно, как ему и полагалось. Он ведь был немым кажлыком, выкупленным госпожой Ренарной у работорговцев. Загорелый, не хуже местных, до цвета канфы, заросший бородой, с подбитым глазом и опухшей скулой (простейший способ изменить до неузнаваемости породистые черты лица), он не производил мало-мальски внушительного впечатления.

Пусть его третировали чужие слуги, Рен приходилось хуже: она не любила рату. Всегда предпочитала сладкие вина, тут у нее вкусы были самые что ни на есть дамские. Вливать в себя милый сердцу герцога напиток она согласилась бы разве что из далеко идущего расчета – как сейчас, например. Сейчас они работают на заказ, охотятся за Кеврисом.

В отроческом возрасте Гаян был влюблен в принцессу Лорму – а как же без этого? Подстерегал ее в дворцовых коридорах, чтобы отвесить, обмирая, скованный поклон и потом вспоминать, с каким выражением лица она прошла мимо. Прекрасная, загадочная, царственная, обладающая острым, как лезвие кинжала, умом, она была для него истинной Госпожой, которую можно только боготворить. Герцогом Эонхийским он в ту пору тоже восхищался. Вилял перед ними хвостом не из раболепия, а от неуемного восторга.

Камнем преткновения стал Гонбер. Сдержанный молодой человек приятной наружности, не стремящийся привлекать к себе чрезмерного внимания. Наслушавшись, что о нем рассказывают, и убедившись, что это не оговоры, юный принц Венсан пошел к ее высочеству Лорме. За разъяснениями и не только. Он ведь тогда вообразил, что кто-то вынуждает ее терпеть Гонбера, и хотел предложить свою помощь, свой меч, свою жизнь – пусть она только скажет, что надо сделать… Что ж, она много чего сказала. Такого ужасающего разочарования он не испытывал ни до, ни после.

…Гонбер прекрасен, а в иные моменты еще и трогателен, Гонбер – ее любимый хищник, и она никому не позволит с ним расправиться. А что касается того, что он пытает и убивает горожан, так мало ли, кто и почему убивает горожан, и что вообще такое эти горожане, и зачем они нужны, если нельзя поступать с ними по своему усмотрению?..

До глубины души потрясенный, то и дело сглатывая слезы, Венсан отправился к магам – к одному, к другому, к третьему. Возможно, Лорма околдована и надо освободить ее от злых чар? Он надеялся на это, как приговоренный к смерти надеется на то, что к эшафоту в последний миг примчится гонец с указом о помиловании.

Оказалось, что принцесса ни на полстолько не под чарами, и все, что творит Гонбер, происходит с ее ведома. Любовь Венсана погибала медленно и мучительно, словно здание, в котором от подземных толчков раскалываются стены, обваливаются перекрытия, а потом оно рассыпается на куски, исчезает в разверзшихся трещинах… Потому что любовь и кишки методично выпотрошенных ионхийских имяреков – это вещи несовместимые. По крайней мере, так оно было для принца Венсана.

После этого он по уши увяз в своем заговоре против бессменной престолоблюстительницы. В первую очередь намеревался покончить с Гонбером, хотя один из поддержавших его молодых магов утверждал, ссылаясь на мнение своего учителя, что из этого ничего путного не получится. Наемные убийцы, прельстившиеся баснословными наградами, только время даром теряют, потому что, опять же по словам учителя, покончить с Гонбером сможет либо сама Лорма (ага, сейчас!), либо герцог Эонхийский (то же самое ага, сейчас), либо Камышовый Кот, все остальные обречены на провал. Тот маг заодно поведал, разоткровенничавшись, что недавняя военная экспансия на запад была инспирирована именно с этой целью: заманить Гонбера в Лежеду. Исходили из того, что кто-нибудь из травяного народа наверняка станет искать спасения на священном болоте. Поскольку Проклятый Страж не может покинуть заповедник, надо загнать врага в его логово. Живодер и впрямь туда полез, преследуя кунотайских беженцев, однако остался цел, не считая быстро заживших ожогов и опаленных волос на затылке. Немногим позже герцог Эонхийский, невесть каким образом узнавший о подставе, прогневался и выдал интриганов Гонберу на растерзание.

Гаян не стал рассказывать Лиузаме о подоплеке нападения на Кунотай. Зачем? Вряд ли ей от этого станет легче. И вины его здесь нет, он в этой затее не участвовал. А сейчас он сделает все, что сумеет, чтобы помочь ей найти пропавшего брата.

Из трактира донесся хмельной смех Рен. Та рассказывала о столичной модисточке, которая упросила ее взять с собой вышитый шарфик – подарок для милого, отправившегося с войском герцога в чужие края. Модисточка просила, если госпожа Ренарна где-нибудь его встретит, передать презент вместе с приветом от Мадлены.

Хохот вояк, насмешливое замечание Лормы, тонкие пьяные возгласы ибдарийцев – видимо, Рен продемонстрировала шарфик. Этот шедевр простодушной пошлости изготовила Венуста, убившая на вышивку несколько часов. Розовым по белому шелку: «Мадлена любит Кевриса и хочет пожениться», в уголках карамельные сердечки.

– Девчонка сказала, парня зовут Кеврис, это молоденький солдатик, больше она ровным счетом ничего о нем не знает.

– Сейчас найдем соблазнителя, – Лорма рассмеялась серебристым ручейком. – Сотники!

Послали за Кеврисами, чтобы все они, сколько есть, явились на постоялый двор, где пируют господа. Набралось их меньше десятка – имя редкое, не ругардийское.

– Кто из вас, подлецов, разбил сердце бедной Мадлены? – крикнул с крыльца, помахивая шарфиком, поджарый белоусый сотник.

Кеврисы зубоскалили, беззлобно пихали друг друга в бока. Самому молодому – лет двадцать шесть. Брата Лиум среди них нет.

– Придется задержаться в этом змеючнике, – процедила Рен после пьянки. – У него другое имя, будем искать по приметам.

Она только что накапала в кружку с водой протрезвляющего зелья из маленького граненого флакона, залпом выпила и теперь кривилась, как одержимая гримасничающим демоном. Горечь несусветная.

– Не снялись бы они отсюда раньше, чем мы его отыщем, – шепнул Гаян.

За стенкой резались в кости и гомонили ругардийские солдаты, под окном орал ишак, и шептаться можно было без риска, что их подслушают.

– Это займет несколько дней. Во-первых, мальчишек подходящего возраста здесь не так много. Во-вторых, блондинчики, рыжие шельмы и жгучие брюнеты сразу отпадают. В-третьих, у принцессы есть две служанки, Ардалия и Дифа, я рассчитываю на их содействие.

О каком содействии идет речь, Гаян узнал на следующее утро. Ему полагалось повсюду таскаться за своей хозяйкой, и он устроился на корточках в тени облупленной стены, пока Рен в открытой деревянной галерее болтала с камеристками Лормы.

– Мне бы кого помоложе, чтоб не больше осьмнадцати… Найдутся такие?

– О, какая прелесть… – донесся тихий возглас то ли Дифы, то ли Ардалии.

В ход пошел подкуп. Не презренные монеты, пусть даже золотые – девиц хорошего происхождения, прислуживающих ее высочеству, такой пассаж мог бы только оскорбить, – а пара сережек, браслет, колье… Лиузама вручила им перед засылкой в тыл врага целую горсть таких вещиц. Ей не жалко, лишь бы Кеви нашелся.

Камеристки щебетали, рассказывая, на кого стоит обратить внимание. Потом Рен ушла, а Гаян остался послушать. С галереи его не видели, да если б даже он был на виду – что им за дело до немого слуги-кажлыка, не разумеющего куртуазной ругардийской речи?

– Какое чудо! – завороженно выдохнула одна из камеристок. – Смотри, как играет! И у тебя тоже… Где она это взяла, если так запросто раздаривает направо и налево?

– Трофей какой-нибудь, – отозвалась другая. – Зарезала разбойника на большой дороге. Легко пришло – легко ушло. Нет, она мне даже понравилась, но я не думала, что она такая похотливая сука! Помоложе бы ей да понежнее… Ужас.

– Говорят, она мстит мужчинам за всех женщин, – со знанием дела сообщила первая. – Как они с нами, так она с ними. Я про нее что слышала… Ее вначале выдали замуж за какого-то купца, а она от него сбежала и стала воительницей, и вот через несколько лет они встретились в Хабре, как раз когда там были волнения из-за податей. Купцу этому, бывшему мужу, надо было срочно ехать и нанять охрану, а всех наемников уже расхватали, одна Ренарна осталась, потому что появилась позже других, но они делали вид, что незнакомы. Ходили мимо с таким надменным видом и молчали, хотя торговец мог понести убытки, если опоздает, а ей нужен был заработок. Это рассказывала Дорселина, она тоже там застряла и ждала, с кем бы уехать. Купчина, говорит, прямо так и лопался от важности, а сам весь такой плюгавый – ужас, и люди болтали: не удивительно, что такая роскошная женщина от такого сморчка сбежала. Все думали, что у них до скандала дойдет, даже до рукоприкладства, но они ограничились взаимным игнором, а потом Ренарну нанял какой-то жрец Кадаха Радеющего, и на этом спектакль закончился. А отставной муж не успел со своим товаром, куда собирался, и остался в прогаре.

Вторая хихикнула и позвала:

– Пойдем. Госпожа скоро проснется.

В следующие два-три дня Рен напропалую флиртовала со всеми безусыми мальчишками из эонхийского войска. По крайней мере, так оно выглядело со стороны. Гаян в свою очередь изображал одушевленный предмет, безгласный, безропотный, счастливый уже тем, что хозяйка не морит его голодом и не колотит. Когда он смирно сидел где-нибудь у стеночки, окружающие попросту его не замечали. Норовистый ишак разорившегося знатного ибдарийца, снявшего каморку на том же постоялом дворе, и то привлекал к себе больше внимания.

Вечером четвертого дня Рен сообщила:

– Всех перебрала. И у всех, кроме одного, есть родственники. Я вызывала их на разговоры, иногда нескольких фраз хватало, чтобы понять – не Кеврис. Осталась вроде бы единственная кандидатура. Ну, посмотрим…

– Кто?

– Помощник обозного кухаря. Худющий, глаза карие, волосы каштановые. И шейка, главное, тонкая – самое то. Круглый сирота, болтался на улице, попрошайничал около солдатской поварни, его пожалели и взяли туда скоблить котлы, с тех пор он при деле. Родителей не помнит, о своем происхождении ничего не знает.

В голосе Рен сквозило сомнение.

– Тогда что с ним не так? – спросил Гаян.

– Заурядный сопливый похабник, туповатый и трусоватый. Не верится мне, что этот парень в шестилетнем возрасте схватился за нож, чтобы защитить свою сестру от взрослых мерзавцев. Совсем не та фактура, как говорил один мой знакомый из бродячего театра. Вот хоть убей, но Кеврис, которого мы ищем, должен быть другим.

– Амулет, – напомнил Гаян. – Последняя проверка. Маги же сказали, что эта деревяшка узнает своего владельца. Главное, замани его, а там уж разберутся, он или нет.

Тривигис, Венуста, Лиум и Айвар под видом паломников, направляющихся в храм Кадаха Радеющего в Пахалте, остановились на другом постоялом дворе, который располагался ближе других к берегу Ибды. В случае чего мутная изумрудная речка с тростниковыми берегами защитит Лиузаму и ее спутников.

Что разбудило под утро Гаяна и Рен – рев осточертевшего всем ишака или смутное предощущение опасности? Едва начинало светать, за окном в слегка разбавленной сонной синеве мерцало Ожерелье Лухинь. Рен села на заскрипевшем топчане, мгновение прислушивалась, потом потянулась за оружием. Гаян, еще ничего не понимая, сделал то же самое.

В те моменты, когда окаянная серая скотина замолкала, тишина была не такая, какой должна быть.

Тревогу поднял Рис. Разбудил Тибора и сказал, что скоро что-то начнется. Они растолкали остальных и только собирались послать кого-нибудь на разведку, когда и впрямь началось – улюлюканье, топот, вопли. Ухмыры сочли, что подошло время добраться до обоза. Рано ли, поздно ли это должно было случиться.

– Будем драться? – спросил Рис со смесью азарта и испуга, едва не стуча зубами.

– Совсем наоборот, – ухмыльнулся Тибор. – Будем избегать драки, наше дело сторона.

Несмотря на аховую обстановку, реакция ученика бальзамом пролилась на его душу: обыкновенный мальчишка, ничего сверхъестественного, и мало ли, что там сболтнул Неподкупный Судья Когг.

Отсидеться не получилось. В окно зашвырнули горящий факел, и пришлось, спасаясь от чада и огня, выскочить наружу, а там вовсю шла резня. Ухмырами неприятности не ограничились. Апшанские воины в шлемах с плюмажами охряного цвета сражались с ругардийцами, а мохнатые четверорукие орясины с непропорционально маленькими головками, похожие на пауков, вставших на задние лапы, скакали в этой кровавой толкучке с наводящей оторопь грациозной увертливостью. Обитатели постоялых дворов – люди, тролли, гномы – дрались за себя, чтобы остаться в живых. В толчее метался, сшибая с ног кого ни попадя, взбесившийся ишак, забрызганный чьими-то мозгами. Запахи крови, кала и пота были настолько вязкими, что казалось, будто все залито омерзительной желейной массой, из которой никому не выбраться.

Тибор не любил такие побоища. Он убийца-виртуоз, высокооплачиваемый мастер, а то, что творится вокруг, опошляет и обесценивает его ремесло.

Видимо, апшанский князь, встревоженный присутствием чужого войска под стенами своей твердыни, решил напасть на пришельцев первым. Атака ухмыров – подходящий для этого момент. Или апшанцы с ухмырами сговорились заранее? То-то лавки некоторых местных торговцев со вчерашнего полудня были закрыты.

Все это Тибор отметил краем сознания, чтобы вернуться к теме после, а сейчас надо уцелеть. Прорываться – это они умели. Построение «кулак», Риса запихнули в середку. Тибор ведь готовит из него не солдата, который будет геройствовать в общей свалке, а себе подобного – штучное изделие, вроде перстня с отравленным шипом.

Апшанцы и ругардийцы больше интересовались друг другом, чем группой троллей, стремящихся сберечь свои чешуйчатые шкуры. Ухмыров прежде всего занимала пожива: главное – обоз пришлых людей, лавки, харчевни, и кто не мешает грабить, тот не в счет. Один выволок из охваченной огнем глинобитной хибары пыльный ковер, испачканный засохшим навозом, другой поймал за уздечку сдуревшего ишака. Тот, что разжился ковром, свалился под ноги сражающимся обезглавленный, и все четыре его мохнатых руки еще какое-то время царапали землю.

По небу на востоке разлилось пока еще прохладное золотое сияние, из-за холмов выдвинулся слепящий краешек солнца. К этому времени отряд Тибора уже находился на берегу Ибды, где собралось большинство беженцев. Рис цел, несколько троллей ранены, двоих недосчитались. Тибор тоже получил порез, рукав намок от крови.

Издали было видно, что воины с охряными плюмажами благодаря численному перевесу одерживают верх, а четверорукие, нахватав, сколько успели, удирают в сторону плоскогорья.

Могучий рыцарь в вороненых доспехах – это, безусловно, герцог Эонхийский. Охряные плюмажи не смеют к нему подойти, а он поднял свое оружие над головой, словно собирается вспороть небосвод – молится богам или колдует?

– Тибор, плохо дело, – в низком голосе Мунсыреха сквозила несвойственная старому шаману обреченность. – Он сейчас начнет пляску смерти.

Добежать до своих и вывести их наружу удалось до того, как на постоялый двор вломились ухмыры.

– К воде, живо! – крикнула Рен.

Ее меч и кинжал мелькали так, словно у нее тоже две пары рук, под стать заросшим черной шерстью противникам.

Маги соткали прикрывающую иллюзию, и ухмыры отвязались, увидев, что кучка бедно одетых слуг убегает налегке, без пожитков. Не в пример своим северным сородичам, которых медом не корми – дай кого-нибудь прибить, здешние оказались завзятыми барахольщиками.

Неподалеку от берега Ибды, где апшанская стена плавно заворачивала на юг, скопилось довольно много народу. Кто-то смотрел на разыгравшуюся катавасию с опустошенным спокойствием, кто-то цветисто бранился, кто-то причитал. Лиум, вспомнив о том, что среди солдат герцога находится Кеви, тоже завыла, все громче и громче, пока Рен не встряхнула ее и не велела:

– Замолчи. Ни к чему лишний раз показывать, что мы чужаки.

Тривигис бегло говорил по-ибдарийски, Венуста с Лиузамой изображали его жен, Айвар – слугу. Все четверо в шелковых халатах и шароварах, у женщин покрывала с вуалями из кружев мелкого плетения. Рен, с непокрытой головой, в штанах, мужской рубахе и кожаной безрукавке с нашитыми бронзовыми бляхами, производила на южан ошарашивающее впечатление. Впрочем, она уже успела кого-то порезать, кому-то что-то сломать, и с тех пор к ней не лезли. Решили, что она, верно, служит Зерл Неотступной, богине преследования, возмездия и завершения однажды начатого, и на том примирились с ее существованием.

– Интересно, скоро это закончится? – недовольно пробормотала Венуста. – Я даже умыться не успела… Кавардак устроили, хуже Унбарха с Тейзургом!

– Нет, у тех был другой кавардак, – утирая под вуалью заплаканное лицо, возразила Лиум. – Я ведь теперь ученая, тоже прочитавши евонные свитки, и все-все запомнила. Они в летучих демонов превращались, было на что поглядеть, а тут ровно потасовка на рынке, сплошная пылища… Ох, только бы Кеви не порешили, куда ему с этими дурными лбами тягаться, шейка-то у него тонкая, будто стебелек… Я ж для него еще самое главное должна сделать, и не отступлюсь, покуда не сделаю!

– Апшанцы побеждают, – заметил Тривигис. – Пленных тут обычно продают в рабство. Если понадобится, мы выкупим у них Кевриса, так даже проще. Что?..

– Он собирается устроить пляску! – Голос Венусты панически дрогнул.

– Плетем защиту! Скорее, деточка…

– Какую пляску? – спросила Лиум.

Никто не ответил. Маги – потому что в лихорадочной спешке воздвигали незримую оборону, Гаян и Рен – потому что знали, что такое «пляска смерти» герцога Эонхийского, и ничего не могли ей противопоставить.

Первыми начали умирать обладатели охряных плюмажей. Их было не меньше полутора тысяч, и вот уже ни одного не осталось – сплошной ковер из трупов, как в дурном сне. Вперемежку с ними полегли ругардийцы, не успевшие разбежаться подальше от своего повелителя: во время «пляски смерти» тот не разбирает, где чужие, а где свои. Потом настал черед подзадержавшегося охвостья четвероруких мародеров. А потом прожорливая пустота, высасывающая чужие жизни, как сырые яйца из скорлупы, добралась до тех, кто избежал участия в заварушке.

Гаян изнутри заледенел, хотя неистовое южное солнце гладило горячими пальцами его кожу, покрывшуюся мгновенной испариной. Солнце не понимало, что он вот-вот умрет. А может, понимало, но не видело в этом никакой трагедии. Рен с тоской прорычала невнятное ругательство. Люди вокруг них один за другим прощались с жизнью. Осел на землю, словно цветастый куль, тучный темнокожий ибдариец. Тонкое и гибкое, как змейка, существо с выпуклыми раскосыми глазами и белесыми рожками, принадлежащее к малому народцу элгезе, упало, захлебываясь собственной кровью, в последний раз дернулось всем телом и перестало шевелиться.

– Да чтоб ты, супостат, подавился! – в отчаянии выкрикнула Лиум, тряся кулаками.

Ей бы лучше бежать к реке, войти в воду… Хотя от герцогской «пляски смерти» никакая вода не спасет.

Тривигис тяжело опустился на колени, белки его глаз закатились, из угла рта стекала струйка слюны. Побледнел хуже покойника, но все еще борется, маги живучи. Упала, как подкошенная, знатная ибдарийка, закутанная в тонкие розовые шелка, рядом свалилась и затихла бросившаяся ей на помощь старая служанка с неприкрытым рябым лицом. Потом кто-то еще и еще… А потом сам герцог, издали похожий на игрушечного оловянного рыцаря, медленно опустил меч и тоже рухнул на землю – или, вернее, на распластанные возле ног трупы – точь-в-точь как его недавние жертвы.

– Он выдохся? – с надеждой спросил Айвар – бледный и взмокший, судорожно прижимающий к груди футляр со своей неказистой лютней.

– Нет… – Венуста выглядела до глубины души потрясенной. – Поздравляю, накаркали… Он подавился!

– Как? – ахнула Лиум.

– Обыкновенно, как люди давятся, если кусок в горле застрянет.

– Да чем же он подавиться-то мог? Или чего жевал, покуда творил свою поганую волшбу?

– Правильнее будет спросить не чем, а кем. Нашелся здесь кто-то посильнее его… Прежде всего надо помочь наставнику!

Маг выглядел неважно, однако сознания не потерял. Его отвели в сторону от гомонящей толпы, усадили в тени дерева. Лиум сбегала к реке и намочила платок, чтобы обтереть ему лицо.

Сбросив атласное покрывало с вуалью – ибдарийские тряпки ей мешали – Венуста склонилась над Тривигисом. Оказывает первую магическую помощь? Пока она хлопотала, Гаян оглядывал, сощурившись, подернутое мутноватым маревом поле боя: апшанские ворота закрыты, постройки вдоль стены окутаны клубами черного дыма, к герцогу, запинаясь о трупы, спешат уцелевшие ругардийцы – можно считать, что победа все-таки за ними.

– Надо найти его… – требовательным надтреснутым голосом произнес Тривигис, и тогда Гаян оглянулся.

– Кого найти? – спросила Венуста.

– Созидающего… Того, кто заткнул бездонную глотку герцога Эонхийского.

– Вы же сами говорили, у нас в Сонхи больше не осталось Созидающих, – растерянно пролепетала Лиузама.

Она ничегошеньки в происходящем не понимала. Гаян, впрочем, тоже.

– Значит, я ошибался, и все ошибались. По крайней мере, один остался, и он сейчас где-то здесь, рядом с нами! Надо его найти…

– Как вы себя чувствуете, наставник? – суховатым озабоченным тоном осведомилась Венуста.

– Скверно. Герцог всю силу из меня вытянул досуха… Нет, не бойся, я не перестал быть магом, но я истощен, и мне понадобится время для восстановления. Как это, к Тейзургу, не вовремя… Сейчас главное – Созидающий! Откуда же он мог взяться, пришел извне через Врата Хаоса или очнулся от долгой спячки?

– Почему вы думаете, что это обязательно Созидающий, а не какой-нибудь чародей, просто более сильный, чем этот угробец с его хреноватыми плясками? – поинтересовалась Рен, то и дело бросавшая оценивающие взгляды в сторону побоища.

Там суетились над герцогом, собирали раненых – если допустить, что кто-то из них мог выжить в этой давильне, находясь поблизости от дорвавшегося Разрушителя. У апшанцев резервы, скорее всего, еще есть, но они больше не вылезут: вот-вот вернутся две сотни, водившие лошадей на ночной выпас, и тогда расклад будет совсем другой, даже с учетом постигшей герцога неприятности.

– Это могло получиться только у Созидающего, – ответила вместо Тривигиса Венуста. – Что может победить пустоту?

Никто не нашелся что сказать. Старший маг дышал тяжело, с присвистом, однако его потрескавшиеся темные губы загадочно улыбались.

– То, что ее заполняет, – с торжеством продолжила чародейка. – Рен, мы же играли в «камень, ножницы, бумагу»! А кто способен создавать то, что заполняет пустоту? Исход поединка Разрушителя и Созидающего непредсказуем, все зависит от личной силы каждого. Представьте себе глубокий колодец, и туда льется из кувшина тонкая струйка воды. Кувшин скоро опустеет, а для колодца это будет сущая капля – так могло бы выглядеть столкновение герцога Эонхийского и слабого Созидающего. А теперь представьте, что в тот же колодец хлынул водопад, и вода переливается через край, растекается поверху озером. Это было похоже на водопад! Тот, кто одержал верх над герцогом, обладает почти божественной силой.

– Без почти, – дополнил маг. – Учитывая, что с герцогом избегают связываться даже боги, опасаясь, что он их проглотит. Мне необходимо поговорить с тем, кто это сделал. Надо найти его… или ее…

– Разве женщины бывают Созидающими? – удивилась Лиум. – Я-то думала, нет.

– И Созидающие, и Разрушители, и Порождающие могут быть в человеческом воплощении как мужчинами, так и женщинами, – скороговоркой объяснила Венуста. – Наставник, мы постараемся его разыскать.

– И Кеви тоже, я непременно выведаю, что для него самое главное, я же должна хоть в яишню расшибиться, а сделать для него самое главное…

– Конники возвращаются, – заметила Рен, всматриваясь вдаль. – Лорма, кстати, была с ними. Она тоже захочет разобраться, кто уходил герцога, и в первую очередь притянет к ответу всех магов, какие найдутся. Вен, ты говорила, тут рядом есть Врата Хиалы? Вы с господином Тривигисом лучше уходите. Вернетесь потом, когда буча уляжется.

Врата Хиалы представляли собой неприметную издали каменную арку в середине круга, выложенного неровными плитами. Туда уже спешил кое-кто из южан – тоже маги, и тоже поняли, что пора уносить ноги.

Венуста могла защитить от напастей Хиалы лишь одного спутника. Айвару она велела оставаться здесь и беречь Лиузаму, хотя это еще вопрос, кто кого будет беречь. Лиум и песнопевец забрались в утлую лодчонку без весел, найденную в тростниках. Дырявое суденышко само собой заскользило по сверкающей на солнце мутной глади – Ибда позаботится о Морской Госпоже.

Рен и Гаян, стоя в стороне от толпы, смотрели на сияющее сквозь дымную пелену утреннее небо над апшанской стеной и на приближающихся всадников. Они собирались сыграть в другую игру. Зря, что ли, Рен пила рату с герцогом Эонхийским?

Влип, как дурак. Ну да, он только что чуть не умер, и голова едва соображала, но можно было и не влипнуть. А теперь валяйся, связанный, на затоптанной палубе скрипучей речной лоханки, уплывающей все дальше от того берега, где остались Тибор и тролли.

Во время «пляски смерти» погибли Зудру, Онук, Храрасли и Титабу. Еще двое, Джилоху и Чикарб, потерялись в сутолоке, пока отряд выбирался из гущи чужой битвы. Хорошо, что уцелели Тынаду и Мунсырех, они нравились Рису больше всех.

Шаману было худо. Тибор, перемазанный кровью и желтоватой пылью, торопливо приготовил для него какое-то зелье, накапав из склянок. Тряпка, намотанная на левую руку Тибора, намокла и набухла, он не обращал на это внимания. Рану стоило перевязать по-настоящему, а перед тем хорошенько промыть, и Рис отправился с опустевшей фляжкой за водой: река – вот она, в двух шагах. Водица там не ахти какая, но у них есть толченый корень сереброцвета: щепотки хватит, чтобы мутная жижа сделалась кристально чистой, как из родника.

Рис вконец обессилел, словно после жестокой драки или изнуряющего спора, колени и руки дрожали. Он ведь на волосок разминулся с погибелью. Еще самая малость – и канул бы в этот бездонный зев, где нет ничего, кроме выстуженной тоскующей пустоты. Если бы не сопротивлялся из последних сил, его бы наверняка туда утянуло. Очень вовремя все закончилось… Почему вдруг закончилось, что спасло его и остальных, этого Рис так и не понял. Может, Мунсырех объяснит, когда придет в себя.

– Э-э, мальчик! – окликнули на ломаном ругардийском. – Иди, помогай нести дама, сама не идет, помогай, пожал-ста!

Какие-то южане. Двое мужчин, три женщины – последние чувствуют себя неважно, то есть находятся в почти бесчувственном состоянии. Ибдариец, позвавший Риса, махнул рукой в сторону деревянного причала, где были привязаны лодки и красочно размалеванные суденышки покрупнее.

Рис решил, что ничего не потеряет, если поможет им, все равно по пути.

Один из мужчин, крупный и потный, как будто смазанный маслом, попросту перебросил свою даму через плечо. Второй, не такой рослый, одетый побогаче, с припухшими и раскровененными мочками ушей – видимо, в этой сутолоке у него вырвали серьги – поддерживал пошатывающуюся ибдарийку, словно большую ватную куклу. Рис помог подняться третьей и тут же сам чуть не свалился на землю с ней за компанию. Взять ее на руки он бы точно не смог. Хорошо, что она кое-как переставляла ноги. Стискивая зубы от натуги, он думал только о том, чтобы не упасть. В ушах звенело от криков, стонов, плача, перед глазами сверкала и рябила золотая река.

Одна из ярко раскрашенных грязных скорлупок. Шаткие сходни. Попросившие о помощи ибдарийцы поджидали его, показывая дорогу. Он неуклюже свалил свою подопечную на палубу – для чего-нибудь более куртуазного не осталось сил – и не успел выпрямиться, как его оглушили, ударив возле уха.

Влип. Эти парни оказались работорговцами. Они уже видели Риса раньше – в первый день, около «Свирепой улитки», в компании троллей – и считали себя его благодетелями.

– Тролли – злой народ, будут тебя жарить и кушать, будут продавать злому господину, – глумливо втолковывал плешивый смуглый делец, от которого так и несло гнилью.

Эта сладковатая гниль – не запах, что-то глубинное, доступное лишь магическому восприятию. Связанный Рис непроизвольно попытался отползти от него подальше.

– Ты теперь много радуйся, мы будем тебя продавать в хорошие руки.

Рис не хотел ни в хорошие руки, ни в какие другие. С этой расписной лоханки не убежать, плавать он не умеет. Да если б даже умел – в медленной зеленой воде таится такое, что до берега вряд ли доплывешь. Не говоря о веревках. Запястья связаны спереди, но так по-хитрому, что освободиться, используя уроки Тибора, ни в какую не получалось.

Работорговцы понесли крупные убытки. Закованный в цепи товар остался на подожженном ухмырами постоялом дворе и, скорее всего, погиб. Даже если кому-то удалось выжить – кто же даст хорошую цену за раба, искалеченного ожогами? Трех самых дорогих невольниц прихватили с собой. Женщинам сунули дурманное снадобье, чтобы не сбежали, почему те и не могли дойти до причала без посторонней помощи. В придачу подвернулся ругардийский мальчишка, похищенный троллями. Если повезет продать их на рынке в Орраде подороже, еще можно будет свести концы с концами. Перед следующим выходом на промысел надо бы сделать приношение Ланки, чтобы Хитроумный не отвернулся от своих бедствующих слуг. В последнее время экономили на приношениях, вот и доэкономились… В этом просчете компаньоны склонны были винить друг друга, и обстановка на борту нанятой ими посудины царила склочная.

Четверо флегматичных темнокожих перевозчиков изредка обменивались короткими возгласами. Торговцы переругивались на своем языке, рабыни, все еще не отошедшие от дурмана, снуло помалкивали. Рис валялся рядом с ними на дощатой палубе под плетеным навесом, вдыхал запах нагретой засаленной древесины – богатый и чуть терпкий, типично южный – и размышлял о том, что спасти его может только «накат». Тогда он точно сбежит, и никто его не остановит. Но чтобы накатило, он должен или чего-то испугаться до жути, или очень сильно разозлиться. Сейчас ему страшно, он зол, и все же этого недостаточно, чтобы окружающий мир выцвел, поплыл и преобразился.

К берегу пристали засветло. Нужно быть себе врагом, чтобы встретить заход солнца на этой реке. То, что обитает в непроглядных изумрудных водах Ибды, пощадит странников только в обмен на человеческую жертву, а сейчас дарить ему кого-то будет накладно. Все это сообщил Рису, коверкая ругардийские слова, благоухающий сладкой потусторонней мерзостью Сей-Инлунах.

На посудине, раскрашенной так броско, что она могла бы поспорить с вывеской «Свирепой улитки», никого не осталось. Берег был холмистый, длинная жесткая трава росла островками среди глинистых проплешин, кое-гдестояли одинокие деревья, похожие на сквозистые темно-зеленые зонтики с искривленными ручками. Другого берега за блестящей гладью не видно. Перевозчики собирали ветки для костра, распугивая птиц, которых на Ибде водилось в изобилии.

Женщинам дали зеркало в потускневшей медной оправе, и они приводили себя в порядок, исподтишка поглядывая на Риса, которому велели сидеть в стороне от них. Как перебрались на сушу, ему опять связали лодыжки. И вдобавок обыскали, отобрав припрятанное оружие.

Когда накатит, надо будет хоть на мгновение заглянуть в это зеркало, перед которым прихорашиваются рабыни, чтобы узнать, наконец, в кого же он превращается… И превращается ли вообще, вдруг это мир меняется, а он остается самим собой?

Один из перевозчиков подбил дротиком пеструю птицу, похожую на крупную хохлатую утку.

– Мальчишка-раб, – Сей-Инлунах подошел и остановился над Рисом. – Сегодня хорошо себя вел, будешь кушать на вечер. Всегда так – всегда кушать, ты это понять?

– Не понять, плешивая башка, – огрызнулся Рис.

Губы работорговца все еще ухмылялись, а глаза жестоко помутнели. Он отцепил от пояса плетку, несколько раз протянул по спине. Только по спине, лица не тронул, чтобы не испортить товар, но Рису этого хватило.

– Теперь знать, плохой раб, так говорить нельзя!

Сей-Инлунах что-то зло бросил женщинам, те испуганно вскочили, подхватив свои покрывала, и засеменили следом за ним к костру. Забытое зеркало осталось лежать на земле, словно сияющий розовый осколок вечернего неба. Обязательно туда заглянуть – и запомнить, что оно отразит.

Расчет оправдался: после побоев кровь у Риса едва не закипела от боли и злости, мир на глазах выцветал, зато звуки, запахи и еще какие-то неназываемые ощущения стали до того яркими и внятными, что это вполне заменяло многообразие красок. Зеркало… Он больше не думал о зеркале. Все отвлеченные соображения исчезли, и мысль осталась только одна, зато самая правильная: перегрызть веревки – и бегом отсюда.

Изящная точеная Лорма с распущенными волосами цвета меда и статная Ренарна с толстой черной косой до середины спины и тигровой челкой. Золото и бронза. Несмотря на отталкивающий задний план – кучи трупов на солнцепеке, роящиеся мухи, суета понурых солдат, завязавших лица тряпками – Гаян ими любовался.

– Хотелось бы мне найти этого поганца-мага, – Рен продолжала самозабвенно плести сети своих объяснений. – Честно говоря, ваше высочество, меня это напугало, – она доверительно понизила голос – женщина откровенничает с другой женщиной, немой слуга-кажлык не в счет. – Такой удар может получить нежданно-негаданно кто угодно.

– В том числе вы, – проницательно заметила принцесса.

– Да, ваше высочество, я боюсь. И Дохрау меня подери, я доберусь до того, кто меня напугал.

– Дамы не служат в ругардийской армии, но я могу взять вас к себе в свиту. Со мной две камеристки, ограниченные создания… Мы с вами найдем, о чем поболтать. Кстати, герцог поправляется, скоро с ним все будет в порядке.

– Первое доброе известие, ваше высочество.

– Мага пока не взяли. Среди этой шушеры его нет. Или сбежал через Врата Хиалы, или сидит в Апшане и нанес удар оттуда, со стены.

– Может быть, – согласилась Рен.

– Кроме этого поганца, вас еще что-то интересует, правда?

– М-м… да, ваше высочество. В обозе есть один парнишка, помощник кухаря, его зовут Клаус… Мне бы узнать, что с ним стало.

– Романтическое чувство? – Лорма улыбнулась с прохладцей.

Рен опустила ресницы, как будто в легком замешательстве, и натянуто рассмеялась.

– Он вызывает у меня скорее материнскую привязанность… Но пусть так, он мне не безразличен.

Принцесса с кокетливой снисходительностью прищурилась, предвкушая развлечение. Наверняка она уже знает от Ардалии и Дифы о последних «похождениях» Ренарны.

Обе девчонки остались живы, потому что сопровождали ее высочество в ночное, Гаяна это порадовало.

Других поводов для радости не было. Выяснилось, что помощник кухаря Клаус не пережил нынешнего утра. Вечером его сожгли на братском костре вместе с другими убитыми ругардийцами, и если это был забывший себя Кеврис – что ж, Лиузаме так и не довелось сделать для него самое главное.

Остальные трупы громоздились возле погорелых построек, мостящихся вдоль закопченной апшанской стены. В воздухе висел смрад, гудели полчища мух, голенастые красноногие стервятники копошились на развалах гниющей еды, теряя грязновато-серые перья. Придворные в Эонхо утверждали, что «пляска смерти» – это бесподобно, это прекрасно…. А как насчет ее последствий? Впрочем, вольнодумцы, позволявшие себе крамольные вопросы, вскоре после этого неминуемо умирали. Ругардийские правители не жалуют тех, кто сомневается в красоте их действий.

– Гаян, мы едем с ними, – шепнула Рен вечером, улучив момент. – С Лиум на воде ничего не случится, а нам надо разведать, зачем их понесло на юг.

Он мчался сломя голову, не выбирая дороги. Оказаться как можно дальше от людей, которые его поймали. Домой. Вокруг полно высокой солнечной травы, но это совсем не та трава, что растет дома.

Надо бежать, пока куда-нибудь не прибежишь. Только бы не встретить врага – того, который однажды бросил в него нож и промазал. В следующий раз не промажет.

Он уже начал выбиваться из сил, когда за ним погнались. Быстрые и вдобавок более крупные, чем он, целая стая. И на дерево от них не залезешь. Он пытался свернуть к дереву, но двое сразу бросились вбок, наперерез, не успел проскочить.

Впереди в лучах огромного низкого солнца громоздились приземистые хижины. Запах человека. Он рванул к людям, но погоня не отставала, еще чуть-чуть – и вцепятся. А люди с криками бросились врассыпную, размахивая палками и отблескивающим на солнце железом. В панике он заметался среди них, уворачиваясь от рычащих и лающих преследователей, выскочил на обложенную камнями площадку с одинокой кривой аркой, отбрасывающей длинную тень. Воздух под аркой переливался, словно вода, которую морщит ветер.

Загривком почувствовал – туда нельзя, шарахнулся в сторону, однако те, рычащие, его окружили, не уйти. На волосок от шеи клацнули зубы, он отскочил – и прямо под страшную арку, и покатился кубарем в липкую клубящуюся мглу.

Вокруг что-то колыхалось, тянулось, плакало, угрожало, тосковало, клокотало… Он ведь бывал здесь раньше! Это неясное и печальное ощущение узнавания сменилось другим, более острым: бежать отсюда, бежать, пока есть силы, и даже когда их совсем не останется – все равно бежать. И ничего тут не есть, не пить, иначе уже не выберешься.

Бежать пришлось долго, много дольше, чем от тех лающих врагов, которые хотели его разорвать. Иногда направление менялось, как будто выход наружу блуждал в этой вечной мгле – в одном месте исчезал, в другом появлялся. Нельзя тут оставаться, он должен во что бы то ни стало добежать до выхода, вернуться обратно и сделать то, что надо. Это важнее его усталости и сбитых в кровь лап, важнее чего угодно, что может с ним случиться.

Вот, наконец, и выход! Он рванулся вперед, последним отчаянным прыжком преодолел границу между той стороной и этой – и по самые уши провалился во что-то сверкающее, белое, холодное…

Тибор потерял уйму времени из-за эонхийцев, затеявших расследование. Тем нужен был подлец маг, дерзнувший оказать сопротивление герцогу, который осуществлял свое право на благородное убийство всего, что шевелится в радиусе средней дальности. Шаман спрятался в речке, затаился на илистом дне и дышал через тростинку, превратившись в большую сонную рыбу, в пучок водорослей, в осклизлый валун. Его не заметили, и с тем безымянным, что живет в Ибде, он сумел поладить. Остальные изображали ораву злобных бестолковых троллей, готовых передраться между собой, а Тибор – такого же бестолкового пленника, грязного и занудного, слегка повредившегося в уме. Не учуяв никакой магии, их оставили в покое, брезгливо припечатав определением «свинячий сброд».

После того как суета улеглась, Тибор нанял толмача, говорившего на ломаном саргафском. Этот юркий плешивый человечек, судя по клейму на плече, был чьим-то удравшим рабом, но Тибор на это плевать хотел. Толмач постоянно улыбался, а его живые выцветшие глаза в это время могли быть грустными, пытливыми, испуганными, что-то высматривающими. Как будто улыбка до ушей была единственным доступным ему способом защиты.

Хапли, так его звали, сумел выведать, что Риса забрали с собой работорговцы Сей-Инлунах и Сей-Вабусарх, увезли вверх по реке на глюзе, которую тут же наняли, нехорошо сделали.

– Мы догонять их, господин, – заверил Хапли, печально улыбаясь. – Река день плывут, ночь не плывут. Ночь плыть – нехорошо делать. Если быстро, мы догонять.

У эонхийцев солдат осталось чуть не втрое меньше, чем лошадей, и в сумерках Тибор с Хапли выкрали двух лошадок. Выбравшийся из реки шаман, мокрый и сумрачный, как грозовая туча, опять призвал свою чешуйчатую верховую зверюгу. Остальные тролли, приладив мешки с пожитками за спиной, мчались вприпрыжку на четырех, словно стая гончих.

Похитителей настигли на рассвете. Раскрашенная, как цирковой балаган, глюза еще не успела сняться с якоря. Шестеро мужчин, три женщины. Ничего внятного о судьбе Риса те рассказать не смогли. Он исчез. Только отвернулись – его уже нет. На земле остались целехонькие веревки, он их не развязал и не перетер: можно подумать, его руки и ноги попросту выскользнули из пут. Пока солнце не село, мальчишку пытались искать, но его нигде не оказалось – ни на дереве, ни в яме за пригорком, ни за травяными колтунами. Перевозчики с глюзы, валяясь в ногах у Тибора, суеверно твердили, что «его что-то забрало».

Прочесывание местности во все стороны ни к чему не привело. Рис то ли испарился, то ли провалился сквозь землю. Если б его звери загрызли, хоть бы кости да обрывки одежды остались… Обитатели жалких глинобитных деревушек тоже ничего не знали. Не врали, ведь Тибор предлагал за парня вознаграждение, какого хватит на покупку трех здоровых невольников.

Худший вариант: его сцапало и сожрало что-то сверхъестественное. Тогда никаких концов не найти.

Хапли вспомнил, что в одной из деревушек, дальше к югу, есть Врата Хиалы, охраняемые старым колдуном. Последний шанс что-нибудь выведать.

Местный парень подрядился их туда проводить. Задаток взял вперед и оставил тощему старцу, похожему на сморщенную свеклу, потом вскарабкался на круп лошади Хапли.

Жара, хруст пыли на зубах, в солнечном мареве колышутся травяные султаны вперемежку с желтыми и коричневыми пятнами суглинка. Тибор в который раз задался вопросом: что он, высокооплачиваемый элитный убийца, делает в этих забытых богами краях, как его сюда занесло? Ну, положим, как – не вопрос, память, хвала Акетису, не отшибло, но почему? Из-за Риса. Тот ведь поклялся на крови, что убьет Гонбера Живодера, а Тибор, получается, поволокся за ним. В последнее время он делал все, что нужно Рису, и сейчас нет бы обрадоваться избавлению от обузы – вместо этого ищет да еще внутренне бесится оттого, что не может найти. А паршивец так качественно исчез, что ни намека на него не осталось.

Впереди замаячила деревня. Чуть поодаль на земле что-то темнело, там копошились стервятники. Тоскливо ухмыльнувшись, помертвевший в душе Тибор в первую очередь повернул туда, но это оказались всего-навсего дохлые собаки. Несколько довольно крупных серых с подпалинами зверюг, жестоко изрубленных. Лошади пятились от падали. Из-за глинобитных построек, похожих на облезлые кубики, выглядывали мужчины, вооруженные дротиками и скверными мечами. Их было около десятка, большинство сейчас работает в поле или пасет овец – вон те пятнышки на холмах у горизонта. У всех полуголых воинов руки обмотаны заскорузлыми тряпками и рваные портки испачканы кровью, хотя разрушений в деревне не видно. Ходили в набег на соседей? Или неприятности пришли из Хиалы? Невысокая арка торчит немного в стороне, утоптанная глина вокруг нее заляпана засохшими темно-красными пятнами.

– Там кровь, господин, – испуганно лыбясь, заметил Хапли. – Демоны беззаконят, нехорошо делают.

Их проводника тут знали, он спрыгнул с лошади и радостно залопотал по-своему. Нет, светлокожего мальчишку с длинными волосами люди не видели. Вчера на заходе солнце беда случилась, много раненых, а больше ничего не было.

– Какая беда? – спросил Тибор.

– Тубасу напали, господин, – перевел объяснения толмач. – Прямо в деревню забежали и людей покусали, нехорошо сделали.

– Что за тубасу?

– Зверь такая, господин. Шкура, хвост, зубы. Живет много вместе, бегает вместе. Вон там лежит, кого зарубили. Вы смотрели.

Ясно, дикие собаки.

– И часто они нападают на деревни?

– Нет, господин, нечасто. Они хиньити гнали. Хиньити побежал в деревню, тубасу за ним.

– А что такое хиньити?

– Другая зверь, господин. Шкура, хвост, зубы… Не здесь живет. Далеко забежал, нехорошо сделал. Тубасу и хиньити всегда так. Если муж и жена много ссорятся, люди про них говорят: любят друг друга, как тубасу с хиньити.

– Понятно, – с досадой процедил Тибор.

Поглядел на хмурых покусанных жителей и повернул восвояси, сразу пустив коня в галоп.

Рис так и не нашелся, а у Мунсыреха не было сил на ворожбу. Во время «пляски смерти» ему крепко досталось, даже сердце прихватило.

Вечером перерезали глотки Сей-Инлунаху и Сей-Вабусарху, справляя, как заведено, тризну по шестерым погибшим троллям. Хоронить троллей незачем, после смерти они каменеют. Оттого никто не охотится на них, чтобы съесть, и Мунсырех, сидя на дне Ибды, ничем не рисковал, хищные обитатели реки его не трогали: чего хорошего, если вырванный кусок мяса у тебя в желудке превратится в камень?

Тибор решил подождать пару дней, вдруг Рис все-таки объявится, а потом плыть на захваченной глюзе в Орраду.

Очнуться в сугробе, от обжигающего холода, руки и ступни почти онемели, а ресницы, кажется, смерзлись… Как он сюда попал? Или, пока у него был «накат», случилась какая-то катастрофа, и Ибдару завалило снегом?

Последнее, что Рис запомнил – это оставленное на земле зеркало в окислившейся медной оправе. Похоже, он так и не заглянул в это зеркало… Или заглянул, но забыл, что там отразилось?

Стуча зубами от леденящей боли, он попытался приподняться и осмотреться. Во все стороны – застывшие белые волны, как будто очутился посреди замерзшего моря. Бледное небо, низко над горизонтом висит небольшое холодное солнце. Нигде ни дерева, ни дома… Но совсем рядом из сугроба торчит ледяная арка в полтора человеческих роста, воздух под ней слегка переливчатый, словно там натянута прозрачная газовая ткань. Врата Хиалы. Вот, значит, как его сюда занесло… И что теперь делать?

Нестерпимая стынь, все тело ноет, постепенно цепенея. Заползти под арку? Нет уж, с Хиалой успеется. Если он окоченеет насмерть, по-любому там окажется. Странно, вообще-то, что Хиала его выпустила… То ли все дело в «накате», то ли ему просто повезло, как везет раз в тысячу лет. Ага, угодить в снежную ловушку – это везение? Скрюченные побелевшие пальцы больше не шевелятся. В Эонхо ему случалось видеть трупы бродяг, замерзавших зимой на улице. Наверное, он будет выглядеть так же.

Надо притянуть помощь. Как учили в Школе Магов. Как в том жутком темном сне, который несколько раз ему снился с разными концовками.

Если поблизости есть что угодно, способное помочь – пусть оно придет сюда и поможет, пока не поздно… Хотя десять против одного, что уже поздно. Кисти рук и ноги ниже колен готовы, он совсем их не чувствует. Кожа побелела, кровеносные сосуды внутри превратились в красноватый лед. Еще полчаса – и он точно вернется в Хиалу, теперь уже в качестве бесплотного духа.

Над сугробами промчался, сметая шуршащие снежинки, порыв морозного ветра. Рис закрыл глаза. Притянуть можно только то, что есть, а если в этом белом краю никто не живет, тогда и звать бесполезно.

Всплывший сон был из разряда кошмаров. Действие происходит все там же, в городе Танцующих Огней. Ночь, дремлющие дома вдоль канала, сбитая каменная лесенка уводит к черной воде. Рядом угрожающие тени. Происходит что-то ужасное, а потом его сталкивают вниз, он тонет, как будто медленно погружается в холодный бездонный студень – и, наконец, просыпается, задыхаясь от слез и отчаяния. Но в другом варианте все заканчивалось иначе, потому что ему удавалось притянуть помощь. Выглядела эта помощь очень красиво: похожая на небесное светило размером с карету, в ореоле белого сияния, в переливах синих и оранжевых мигающих огней, она выплывала из-за темной крыши ближайшего дома, и он сразу понимал, что спасен.

«Когда это случится, оно закончится или так, или этак, концовка будет зависеть от меня», – сонно подумал Рис, сжавшийся в клубок посреди мохнатого тепла.

Почему вдруг стало тепло, он же замерзал в сугробе… Или страна сугробов ему приснилась – или снится то, что сейчас, в то время как на самом деле он умирает от невыносимого холода.

Рис пошевелил пальцами правой руки. Пошевелил пальцами левой руки, потом пальцами ног. Все в порядке, ничего не отморожено… Темно, немного душно. Лицо щекочет мех. Такое впечатление, что какая-то огромная зверюга накрыла его своим телом – не придавила, а именно накрыла, вдобавок подсунув снизу лапу шириной с ковровую дорожку – и отогревает собственным теплом.

Зверь неопасный, дружелюбный. В общем, хороший. Рис зарылся поглубже в густой и длинный, как трава, мех и снова закрыл слипающиеся глаза.

Енага – типичный вазебрийский городок с трудолюбивыми и уравновешенными обывателями. Те не стали сбегаться толпами и показывать пальцами, увидев ранним утром на своих булыжных улочках мужчину и женщину, одетых несусветно по местным меркам: парочка то ли отстала от фургона бродячих циркачей, то ли сбежала из приюта скорбных разумом.

На них поглядывали с любопытством, но следом никто не увязался. Кто рано встает, тот в достатке живет, поэтому за работу, и нечего отвлекаться на ерунду.

Капитан городской стражи осведомился, кто такие. Ему положено.

Венуста, сносно изъяснявшаяся по-вазебрийски, коротко и учтиво изложила, в чем дело. Узнав, что перед ним не ошалевшие от «ведьминой пастилы» комедианты, а двое магов, только что из Хиалы, капитан стал сама обходительность и проводил их до дома господина Сигизмория, известного енажского чародея. С Сигизморием, плотным светловолосым северянином, посещавшим и Кариштом, и Эонхо, они были знакомы.

Достав из своей магической кладовой необходимые вещи, Венуста переоделась – естественно, после того, как приняла ванну в натопленной изразцовой комнате. В черной бархатной робе поверх нижнего платья цвета топленого молока, с кружевными манжетами навыпуск, жемчужной сеточкой на волосах и сдержанным изысканным макияжем, она, хвала Тавше, наконец-то стала похожа на самое себя, а не на ворох тряпок из захудалого ибдарийского гарема, пять штук за рафлинг в базарный день.

– Каков ваш прогноз насчет состояния наставника? – поинтересовалась она, с удовольствием выслушав добротные, как башмаки и зонтики работы здешних ремесленников, комплименты енажского мага, весьма сведущего в науке врачевания.

– Слома не произошло, хотя он был близок к этому. Н-да, если бы не чудо…

Сигизморий замолчал, скептически улыбнувшись. Венуста понимающе кивнула.

– Ему нужен покой, еще раз покой и восстанавливающие упражнения, – добавил северянин. – Прошу вас, расскажите о Созидающем.

– Я его не видела. Он спас меня и многих других, кто там был – вот и все, что я о нем знаю. Благодарение Милосердной Тавше, «пляска смерти» не успела меня коснуться.

Тривигиса погрузили в целебный сон, а Венусту хозяин дома потчевал ягодными настойками и сладкими печеньями, развлекал разговорами.

Рассказал о новоиспеченном местном феодале Фразесте эйд Сапрахледе, своем соседе. Несколько лет назад тот был купцом Фразестом Сапрахледом, любителем рискованных сделок, сулящих неслыханные барыши. Одну из этих сделок ему удалось-таки провернуть, тогда он купил у сребролюбивого господина канцлера мелкий дворянский титул – гирбау, то же самое, что в Ругарде шевалье – и загородный дом в окрестностях Енаги, после чего пустился во все тяжкие.

Нет, не разврат, хуже. В нем всю жизнь дремала любовь к странным прожектам, и, став благородным гирбау, старина Фразест наконец-то вовсю развернулся. Цель его прожектов одна и та же, весьма почтенная: сказочно разбогатеть.

В прошлом году он устроил у себя зверинец, выписал из южных стран десятка три специально отловленных камышовых котов, нанял примерно столько же бродячих бардов, и последние ежедневно и еженощно, сменяя друг друга, пели хвостатым пленникам сказания о Хальноре Проклятом. Не просто так, а с расчетом вернуть Стражу память и получить в награду заветный ключ от Сокровищницы Тейзурга. Когда Сапрахледу напоминали о том, что истинный Камышовый Кот заперт в Лежеде, он добродушно отмахивался: а чем Вышивальщик Судеб не шутит, вдруг повезет?

Несмолкающие хоровые завывания двуногих и четвероногих песнопевцев довели благородных соседей гирбау эйд Сапрахледа до белого каления, и однажды в его отсутствие кошачий притон разгромили. Зверью лесному чинить обид не стали, выпустили на волю – ну как и впрямь кто-то из них окажется Хальнором или его родичем? – а песнопевцев и слуг поколотили, клетки поломали, висевший в зале парадный портрет хозяина в золоченой раме хрястнули об стенку. Вернувшийся домой Фразест долго сетовал на человеческую косность и два месяца беспробудно пил.

Недавно он воспрянул духом и затеял новый прожект: сохранение продуктов за счет естественной живительной силы воздуха и солнца. Велел построить возле дома просторный сарай с большими оконными проемами без стекол, дабы развешанные там колбасы, копченые рыбы и сыры напитывались этой силой, как произрастающие на полях злаки, и за счет того сберегались от порчи. Если опыт удастся, он сказочно разбогатеет, барыши будут не хуже, чем упущенные из-за соседей-зложелателей сокровища Тейзурга.

– Мой загородный дом находится неподалеку от жилища этого оригинала. Если пожелаете, я с удовольствием покажу вам свою оранжерею. Лишь бы благоухание погибающих колбас Фразеста не испортило нам удовольствие от прогулки.

– Вы так любезны, почту за большую приятность. Думаю, это будет весьма познавательно, – чопорно и слегка жеманно ответила Венуста, в глубине души изнывая от собственной чопорности и жеманности.

Единственный человек, с кем она может просто быть собой, – это Рен, а со всеми остальными она словно зашнурована против воли в тугой корсет, неудобный и состоящий из множества ненужных деталей, и нипочем ей из этого корсета не выбраться, никакая Магия Красоты не поможет.

Как будто шел по кругу и в конце концов вернулся туда, откуда сбежал тринадцать лет назад. Гаяну было тошно. Не только в переносном смысле, у него отшибло аппетит и временами натурально подташнивало, особенно после того, как заметил Живодера и бредущего за ним, будто на незримой привязи, крестьянина из деревушки, возле которой разбили лагерь на ночь. Крестьянин был еще не старый, заплывший жирком, с добродушным сонным лицом и расчесанным нарывом на лбу. Больше его никто не видел. Оставшуюся за кустами кучу внутренностей растащили звери и птицы.

Когда эти двое проходили мимо, отдыхающие после марша солдаты старательно смотрели в другую сторону. Мало ли, кто и зачем идет мимо? Разве что прекратился на некоторое время смех, голоса зазвучали глуше.

«Будь ты проклят, – устало подумал вслед Гонберу Гаян. – И ты, Лорма, тоже».

Лорма бездну усилий положила на то, чтобы в Эонхо Гонбера принимали как нечто само собой разумеющееся. По ее настоянию тот посещал балы, официальные приемы, театры. Хорошо еще, что принцесса не додумалась вытаскивать Живодера на детские утренники. Ее высочество терпеливо и упорно приучало своих подданных к мысли, что Гонбер в великосветском салоне или на офицерской вечеринке – это в порядке вещей, он же неглупый собеседник, и на женщин производит приятное впечатление, и всегда готов помочь своим покровителям… А если кого-то из подданных вдруг недосчитались, а потом нашли в виде кучки кровавых ошметков – это тоже в порядке вещей, сам виноват, что не поберегся, умные берегутся.

Гаяну запала в душу одна сценка, наблюдал он ее в четырнадцатилетнем возрасте, еще когда был безумно и бескомпромиссно влюблен в свою прекрасную родственницу. Гонбер куда-то запропастился, Лорма беспокоилась, холодно разговаривала с придворными, допоздна жгла свечи в своем кабинете и не шла в опочивальню. Принц Венсан ошивался поблизости, воображая, что вот сейчас он ей понадобится, сделает для нее то, чего не смог никто другой… Радостный возглас Лормы. Мужской голос, что-то объясняющий в ответ. Выглянув из-за угла коридора, Венсан увидел свою принцессу и Гонбера в перемазанном кровью камзоле. На него напали какие-то маги, он еле спасся, истратив на защиту весь запас силы, но потом ему подвернулся по дороге домик с мещанским семейством, женщина и три девочки – забрав их жизни, он исцелился. Принц так и прирос к начищенному паркету, а Лорма, невозмутимо выслушав эту историю, ласково позвала: «Пойдем, мой милый, тебе надо отмыться и отдохнуть, сейчас я велю согреть воды».

Тогда Гаян решил, что его любимая околдована и надо помочь ей расколдоваться, а сейчас ему просто было муторно.

В отношениях Лормы с Гонбером и их окружения за эти тринадцать лет все осталось по-прежнему. Да Гаян и не ждал радикальных перемен. Расколдовать сказочную королевну-жабу можно, если она и впрямь родилась прекрасной королевной, но если она с самого начала была жабой, а ты, дурак, этого не понимал – тогда не взыщи, любая магия тут бессильна.

Рен здешняя обстановка не нравилась, но она виду не подавала, играя роль разбитной воительницы, которую интересует только хорошая драка и ладные парни, а все остальное побоку. Возможно, Лорма догадывалась, что это маска, за которой кроется что-то еще, но ее подозрения никак не проявлялись. Она тоже умела не подавать виду.

Гаян держался особняком – кажлык-изгнанник, да еще немой, что с него взять – и каждое утро смазывал лицо снадобьем, которое не позволяло сойти на нет припухлостям и синякам. В отличие от своей напарницы, ударившейся в оголтелое лицемерие, он по крупному счету не притворялся. Лучше быть не принцем Венсаном, который не смог ничего изменить, а безродным бродягой Гаяном, от которого ничего не зависит. Эта мысль несла в себе привкус горечи, но в мире Сонхи горечи и без того в достатке. Каплей меньше, каплей больше – какая разница?

Этим вечером они расквартировались в большой деревне, похожей на колонию слепленных из чего попало птичьих гнезд, в преддверии раскинувшейся под розовым небом полупустыни. Рен и Гаян устроились вдвоем, как обычно. Все знали, что Рен спит со своим немым слугой.

По случаю наплыва гостей на улицах горели факелы и сделанные из высушенных тыкв фонари на деревянных шестах. Рен ушла ужинать с господами, а вернувшись, притиснула Гаяна к стене и прошептала:

– Они идут к Унбарху. Говорили о власти, о равновесии, о страхе. Подробностей не знаю, говорили так, словно все давно обговорено. По-моему, у них на уме какое-то грандиозное дерьмо, и наши друзья-маги обязательно должны об этом узнать. Пора смываться, будь в готовности.

Сообщив эти сведения щекочущим ухо быстрым шепотом, она жадно припала к губам Гаяна. Долгий винно-терпкий поцелуй. Потом Ренарна, пошатываясь, чтобы казаться пьянее, чем есть, вышла во двор, в озаренную тыквенными фонарями темноту. Из дверного проема в пропахшую высушенным навозом комнатушку плыли голоса и смех, блеяние овец, гортанное, с ритмичными взвизгами, женское пение.

– Ты, оставь девчонку!

Голос Рен, злой и трезвый.

Гаян тоже выскочил наружу. Дворик отделяла от улицы плетенная из прутьев ограда высотой по пояс, и с той стороны остановились двое – молодой ругардиец приятной неброской наружности и местная девчонка лет тринадцати-четырнадцати, с шапкой темных курчавых волос, в тунике, под которой едва проступали острые грудки, и грязных шароварах. Остановились, потому что Рен, перемахнув через ограду, заступила им дорогу.

– Что такое? – с неприязнью спросил Гонбер.

Ибдарийка тоже протестующее мяукнула и показала зажатую в кулаке серебряную монету, блеснувшую в свете подвешенного на кривом шесте фонаря.

– Дуреха, он хочет не того, о чем ты думаешь. А ну, брысь отсюда!

– В чем дело? – повторил любимец принцессы Лормы.

– Отпусти девчонку, Живодер.

Это шло вразрез с неписаными правилами. Ее высочество не любит, когда Гонбера Живодера называют Живодером, и сам он тоже этого не любит.

Ренарна мгновенным плавным движением извлекла из ножен кинжал. Ибдарийская пигалица мышкой юркнула в темноту. Возможно, она решила, что злая женщина, одетая и вооруженная, как мужчина, затеяла ссору из ревности, поэтому самое разумное – сбежать. Серебряная денежка все равно осталась у нее.

Рен и Гонбер смотрели друг на друга с яростью скорее звериной, чем человеческой. Наконец Гонбер отступил – боком, еще бы он повернулся к ней спиной! – и исчез в переулке за соседним сараем.

– Дерьмо, – процедила вслед ему Рен.

– Спим по очереди, – шепнул Гаян, когда вернулись в дом.

Она дежурила первой, потом растолкала его и улеглась на освободившийся тюфяк, а Гаян вышел наружу. Хозяева дома храпели за перегородкой, гульба к этому времени закончилась. Все спали. Он сходил на задворки отлить. Вернувшись, присел возле хлипкой стенки, обмазанной глиной. Старая глина потрескалась, прутья выпирали из прорех, словно ищущие простора корни. Крестьяне в этих краях до сих пор живут, как их предки во времена Унбарха с Тейзургом.

Со стороны полупустыни накатывала бездонная лунная тишина, и в этой тишине чуть слышно шуршало:

– …У тебя в голове опухоль, она постепенно растет, сдавливает и мучает твой мозг, и один за другим лопаются кровеносные сосуды, и лимфа разносит гнилую водицу по всему телу, и тебе очень больно, тебе становится все больнее и хуже…

Что-то не так, явно что-то не так…

Злой голос Рен:

– Ах ты, мозгляк дерьмовый, сейчас у тебя у самого будет опухоль! Вместо головы!

Звук удара, стенка содрогнулась, и Гаяну за шиворот посыпалась сухая глиняная крошка.

Наваждение рассеялось без остатка. Он вскочил и бросился в дом. В душной темной комнате бесновались две тени, сверкали синеватые белки глаз и лезвия ножей.

Убивать словами, внушая то, чего нет – этим приемом Гонбер пользовался, когда обстоятельства не позволяли причинить физический вред или намеченная жертва была слишком сильна, и ее надо было сначала одурманить, а потом уже резать. Его подвело то, что у Рен поставлена защита против таких атак. Не зря она всю дорогу от Эонхо до Кариштома заставляла Венусту ежедневно выкраивать время для тренировок.

Одна из теней одерживала верх, но Гаян в этих потемках не мог разобрать, кто кого жестоко впечатывает в стенку, сгребши за одежду. Пострадавший вывернулся и метнулся наружу. Вторая тень с рычанием ринулась за ним, и Гаян с облегчением выдохнул: побеждает Рен.

Он выскочил во двор следом. Противники кружили, скаля зубы. Гонбер остался без ножа, но вытащил из заплечных ножен короткий меч. В тусклом свете тыквенного фонаря можно было разглядеть, что затылок у него разбит и дворянская рубашка залита кровью. Несмотря на это, он не походил на раненого: высосанная из убитых таонц с лихвой обеспечивала его силой – пока запас не исчерпан, с ним ничего не сделаешь.

Лицо Рен превратилось в страшноватую маску, тигровая челка смотрелась над свирепо горящими глазами вполне уместно. Берсерк. Для того чтобы войти в состояние боевого безумия, ей не требовалось никаких снадобий, хватало впечатлений определенного характера. Ее меч остался в комнате, зато в руках пара ножей.

Уворачиваясь от клинка, она отскочила вбок, нанесла распарывающий удар в живот. Обычный человек после этого был бы готов, но у Живодера еще не иссяк запас ворованных жизней. Жутко скривившись, он провел подсечку и поднял меч, однако Рен ушла в перекат, вскочила и, снова очутившись сбоку, ударила рукояткой в висок, проломив хрустнувшую кость. Оглушила?.. Вряд ли надолго, но останавливаться на этом она не собиралась. Полоснула по запястью, рассекая сухожилия, сосуды и нервные волокна. Меч выпал. Пинком свалив противника с ног, она сунула один их своих ножей за пояс, подхватила с земли оружие Гонбера и, остервенело оскалившись, начала рубить Живодера на куски.

«Бесполезно, – подумал Гаян. – Так уже делали до нее. Только Лорма, или герцог Эонхийский, или Проклятый Страж. Никому другому эту дрянь не прикончить».

– Что стоишь? – хрипло крикнула Ренарна. – Давай огня, спалим гадину!

Окровавленные останки шевелились. Она швырнула сверху две вязанки сухих прутьев, заготовленные хозяевами для очага, а Гаян сорвал с шеста тыкву с масляной плошкой внутри. Все равно бесполезно, и это тоже не раз делали.

– А теперь – рвем отсюда, – с диковатой ухмылкой поглядев на то, что корчилось в огне посреди двора, решила Рен.

Сейчас она выглядела еще страшнее, чем во время драки, и можно бы испугаться – если не знать, что есть вещи, которых Рен никогда не станет делать. Так, как сейчас, она могла поступить с Живодером, но с кем-нибудь другим – нет. В этом и заключалась громадная, как пропасть, разница между Рен и Гонбером, Рен и Лормой.

Гаян об этом знал, поэтому вместо того, чтобы содрогнуться, спокойно заметил:

– Мы весь квартал взбаламутили. Давай скорее!

Разбуженные хозяева закрылись на щеколду. Рен бросила в окошко несколько звякнувших в темноте серебряных монет – за ужин и кров, за раздрай во дворе, где выползало из вонючего костра что-то неописуемое, негромко подвывающее.

«Так и знал, бесполезно», – отметил про себя Гаян, когда вылетели верхом на улицу.

За ними увязалась погоня, дозорные и кто-то из тех, кого разбудил шум. Плоское пространство под светлеющим синим небом мчалось навстречу, изредка из-под копыт шарахались птицы. После восхода солнца преследователи повернули обратно – наверное, им становилось все больше не по себе на этих просторах с зарослями молочая, похожего на причудливые зеленые мешки, шипастые вдобавок, озерами в белесых каемках соли и кучами громадных пожелтелых костей, оставшихся от вымерших гигантов.

Внезапно Рен резко и звонко рассмеялась.

– Ты что?

– Представляю, что скажут в наш адрес сегодня утром Лорма и герцог… Уж точно не «спасибо»!

Чердак под дырявой двускатной крышей, вполне себе обычное место. Рис лежал на куче шуб, почти с головой зарытый в этот теплый ворох.

Самые разные были шубы, от простецких крестьянских из кусачей овчины до шикарных, тускло серебрящихся, шелковистых, какие носят знатные господа. Те и другие вперемешку, этакое меховое гнездо. Словно угодил в лавку старьевщика.

Сбросив то, что было навалено сверху, он неловко уселся, и сразу его пробрал убийственный холод. Выдыхаемый воздух превращался в белесый пар. За потолочными прорехами виднелось выстуженное бледное небо. Судя по ощущениям, он все там же, в стране снега, но теперь, по крайней мере, в человеческом доме. И кто-то его сюда притащил, вылечил обмороженные руки-ноги… Наверное, шаман какой-нибудь местный.

Рис опять начал замерзать и поскорее закутался в медвежью шубу. Еще бы разжиться теплой обувью… Кажется, в углу что-то валяется. Груда меховых сапог, причем все разные, ни одной пары. Он выбрал то, что более-менее подходило по размеру, натянул прямо поверх своих башмаков. Потом, порывшись в «гнезде», отыскал еще и шапку, похожую на дамский капор и при этом на диво пушистую. Тоже сойдет. Перчаток не нашлось, но рукава у шубы длинные, кисти рук можно спрятать.

Путаясь с непривычки в долгополом одеянии, зато не ощущая больше прохватывающего до костей мороза, Рис приподнял за истрепанную ременную петлю крышку квадратного лаза, ожидая увидеть лестницу, но обнаружил под ней лишь массу снега. Тогда что будет за этой дверцей?

Картина открылась уже знакомая: сплошная волнистая белизна до горизонта, синеватые тени, слабые радужные переливы. А дом по самый чердак забит и заметен снегом. Вокруг ни людей, ни торчащих из сугробов построек, никаких признаков жизни, только в нескольких шагах от дома – точнее, от его не погребенной под снегом крыши – сидит большая беспородная собака.

Увидев Риса, псина вскочила, разразилась радостным лаем и завиляла хвостом. Лохматая, грязновато-белая, с висячими ушами, вся в колтунах, а в глаза столько любви и восторга, что он поневоле улыбнулся в ответ.

– Хозяин!.. Хозяин вернулся!..

Человеческие слова звучали хрипло, с примесью рычания, но вполне членораздельно.

– Где твой хозяин? – ошарашенно поинтересовался Рис, озираясь, но никого больше рядом не наблюдая.

– У меня только один хозяин, а то кто же еще?! Худо было, когда ты потерялся! Я тебя ждал-ждал, ждал-ждал, я всегда знал, что ты рано или поздно вернешься, и Врата здешние держал нараспашку – для тебя, а то вдруг ты через ту сторону придешь? И дождался, когда совсем не чаял! Врать не стану, не чаял, что с меня, чокнутого, возьмешь? Делишки были, какие обычно, то да се, гонял рыбаков, мачту им поломал, а потом лечу обратно, гляжу – мой хозяин в сугробе лежит, в замерзалки играет. Я тебя зову-зову, а ты уже весь заледенел, ни живой, ни мертвый. Вот, думаю, какая летняя жопа приключилась, только хозяин нашелся – и сразу такая беда. Я давай тебя отмораживать, а чуть-чуть бы запоздал – и утянулся бы ты с концом на ту сторону. Разве можно так в замерзалки-то заигрываться?

– Я не играл, – с трудом поймав паузу, возразил Рис. – Я вправду чуть не замерз. Это, значит, ты меня спас? А как тебе удалось руки и ноги мне отогреть, словно я их вовсе не отмораживал?

– Так это ж я! Могу заморозить, могу отморозить, власть у меня такая. Или ты забыл? И в замерзалки, говоришь, не играл, не понарошку замерз… Главное, ты нашелся, а что хвораешь и не помнишь всего – это пройдет, наживные дела. Как меня зовут, а?

– Меня или тебя?.. Меня – Рис.

– Р-р-рис… – прорычал мохнатый собеседник. – Тебя могут звать по-всякому, твоя суть не в имени. А у меня было имя, настоящее имя, одно-единственное, я его забыл. Назови меня по имени, хозяин!

– Я тоже не знаю, как тебя зовут, – сочувственно сказал Рис, оглядывая белые просторы, слабо искрящиеся в лучах далекого солнца, которое с прошлого раза, кажется, ни на волосок не сдвинулось, как приклеенное к огромному холодному небосводу.

– Меня давно уже не зовут, только ругают ругательски, – в рычащем собачьем голосе прорезалась горечь. – И полоумным, и безумным, и чокнутым… Это потому, что я бешеный.

Рис подумал, что на зверя, страдающего водобоязнью, сиречь бешенством, его новый знакомец не похож, и в то же время он точно не в своем уме. Немного, но заметно: то, что называется «со странностями».

– Жаль, но твоего имени я действительно не знаю. А кто ты, вообще, такой?

– Я – твоя собака.

– Ага, ты ничего не путаешь? У меня никогда не было собаки.

– Ты давным-давно потерялся, вот и забыл, что у тебя есть я, – возразил пес, глядя с обожанием и подметая снег машущим туда-сюда хвостом. – Не теряйся больше, лады? Без тебя плохо.

Это не просто говорящая собака, а магическое существо – демон, кто-то еще в этом роде? Наверное, его хозяин был магом-отшельником или здешним шаманом и однажды «потерялся»… Умер от старости? Погиб, столкнувшись с противником, который оказался сильнее? Попал в иные неприятности с плачевной развязкой? А пес-демон совсем по-собачьи ждал его и тосковал и, наткнувшись на замерзающего Риса, решил, что это «хозяин вернулся». Возможно, Рис чем-то напоминает того сгинувшего шамана? История довольно грустная, но сейчас надо выяснить, как бы поскорее попасть в Ибдару. Согласится ли этот четвероногий демон ему помочь?

– Это был дом твоего хозяина? – он мотнул головой в сторону похороненного под снегом жилища.

– Это не дом. Крыша от дома. Совсем отдельная крыша. Я ее нынче сюда приволок, для тебя расстарался! Дом-то остался там, где был, он из кирпичей, не своротишь, а крышу я с пятого раза оторвал. И шуб нахватал, сколько попалось. И колбасятину копченую – внутри лежит, вместе с обувкой. Если тебе еще чего надо, ты скажи, я принесу.

– Мне бы не помешали теплые рукавицы.

– Будут. Ураганом сгоняю, за один миг. Ты только не теряйся, пока я за рукавицами. Не потеряешься?

– Я тебя здесь буду ждать, – пообещал Рис.

После этого пес-демон крутанулся волчком, расплылся в белесый вихрь и в мгновение ока умчался за горизонт.

«Вот это да! Покруче фокусов Мунсыреха…»

Рис обошел вокруг краденой двускатной крыши с дырой на том месте, где должна была торчать труба дымохода, и приоткрытой дверцей, к которой, верно, приставляли стремянку, чтобы со двора добраться до чердака. С другой стороны интересного оказалось побольше: вдали виднелась то ли заснеженная гора, то ли строение, хоть какое-то разнообразие.

Холодина страшная. Если это самый-самый север, тут иначе не бывает. Хорошо, что хотя бы ветра нет. Мертвый штиль, как говорил в таких случаях Берда-младший, щеголявший прихваченными в порту моряцкими словечками. И снег плотный, не провалишься. Зато живот подводит от голода, сколько же времени не евши…

Вернувшись на чердак, Рис откопал в углу упомянутую колбасу, но она оказалась мерзлая, нипочем не откусишь.

Послышался свист – ага, обрадовался «мертвому штилю»! – из прорех посыпались снежинки, потом раздался истерический собачий лай и хриплый возглас:

– Хозяин, ты где?!!

– Здесь я, – отозвался Рис, выбираясь наружу. – Куда бы я делся…

Перед псом-демоном лежала целая куча варежек. Выбрал самые теплые – меховые, с вязаной шерстяной подкладкой, потом пожаловался:

– Колбаса насквозь проморожена. У тебя другой еды не найдется?

– Видать, ты, хозяин, сильно хвораешь, если простые вещи делать разучился… Ну, еще поправишься, лучше прежнего колдовать начнешь. Давай-ка ее сюда! – пес дохнул на колбасу. – Все, разморозил.

Теперь это можно есть. Пока Рис вгрызался в колбасу, его мохнатый благодетель снова куда-то умчался и вернулся с бутылкой в зубах. Красное вино, не слишком крепкое, в меру сладковатое. Теперь совсем хорошо.

Пес-демон наблюдал за его трапезой с умильным выражением на морде.

– А ты будешь? – Рис протянул ему половину колбасной палки.

– Я-то не ем. Сам кушай, набирайся сил, чтобы скореепоправился.

– Вкусная. Зря отказываешься.

– Запамятовал ты, хозяин, я не ем и не пью. Не надо мне есть и пить. Колбасятина моя, угощайся на здоровье! Крышу я украл, вино украл, шубы украл у людей, а колбасятина – моя законная. Свое взял, по праву, пусть кто хоть слово скажет… Я тебе все добуду, только оставайся тут, не уходи, не теряйся. Чтобы с тобой никакой летней жопы не случилось, а то опять буду плакать. Не уйдешь, а? Не уйдешь больше?

– Извини, я должен буду уйти. Спасибо за то, что подобрал меня и помог, но я не твой хозяин, ты обознался.

– Чтобы я – да своего хозяина не признал! – Пес вскочил и протестующее затряс головой, его длинные висячие уши мотались туда-сюда, со шкуры сыпались снежинки. – Ты просто все позабыл, потому что хвораешь, совсем как я. Мы с тобой оба забыли, кто мы есть, но теперь-то ты нашелся, и остальное – дела наживные, ага? Что-нибудь еще хочешь?

– Это что там такое? – смирившись с тем, что его не переубедить, Рис показал на смутно белеющую вдали возвышенность.

– А там все твое! – собеседник обрадованно завилял хвостом. – Я сберег все, как было, вот сам увидишь. Полетели смотреть?

– Я летать, как ты, не умею. Пойду пешком.

– Тогда на мне езжай. Давно ты на мне не катался.

– Ноги будут по снегу волочиться. Мне ведь не пять лет.

– А я больше стану, дело наживное…

И он на глазах вырос, одно мгновение – и уже размером с лошадь.

– Значит, ты и правда был совсем громадным, когда меня согревал? – догадался Рис. – Я думал, мне это приснилось.

– Я могу быть и большим, как ледяная плавучая гора, и маленьким, как зажатый в кулаке снежный комок. Бывает, шмякнусь куда-нибудь не в тех габаритах, моржам на смех… Моржи ехидные, в воде от меня прячутся, их там не достанешь. Ну, забирайся! – он улегся на снег.

Усевшись верхом на мохнатую спину, Рис попросил:

– Только не очень быстро, ладно? Здесь так холодно, что воздух словно обжигает. В Эонхо зимой не бывает таких морозов. Пока еще ничего, лишь бы не поднялся ветер…

– Ни-ни, ветра не будет! И я о том же подумал, хоть и чокнутый, о важных вещах думаю, никакой ветер не шелохнется, чтобы хозяин не замерз. Прежде-то холод был тебе нипочем, а в замерзалки ты играл, когда учил меня людей или кого другого отмораживать. Видишь, что я помню… Не все подряд вытряхнулось из головы и улетело снежинками, кой-чего помню, только имя забыл. А если ты назовешь меня по имени, я, наверное, вспомню все и не буду больше чокнутым. Без тебя такая жизнь была собачья, ношусь везде, и нигде никакой радости, и все на меня ругательски ругаются…

Навстречу медленно плыл искрящийся мираж, сотканный из морозного тумана. Или нет, все-таки вполне настоящее здание из белоснежного мрамора и хрусталя… Рвущиеся в небо тонкие башни, хороводы колонн, лебединые изгибы арок. Грандиозное и при этом головокружительно изящное сооружение посреди необъятной снежной равнины.

– Это чей дворец?

– Твой, а то чей же еще?

– А построил его кто?

– Да ты же и построил, а я тебе помогал. Вот было веселье! Натащил я тебе самых лучших ледяных глыб, какие сыскались, а дальше ты сам управлялся, и никакие человеческие чертоги с твоим ледяным дворцом не сравняются, куда им…

– Так это все изо льда?

– Из чего же еще? Тебе нужен был лед белый, как молоко, и прозрачный, как алмаз, и еще прозрачный с молочными прожилками. Видишь, все осталось, как было! Я здесь приглядывал, никого сюда не пускал.

Внутрь залетели через арочный проем, и Рис неуклюже спешился. Пол не ледяной, из плотно утрамбованного снега – скользко, но не слишком, хотя бы ноги не разъезжаются.

Высокие переливчатые своды. Отполированные, как стекло, стены, и за ними анфилады других таких же прозрачных комнат, это напоминало отражение зеркала в зеркале. Рису пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторваться от созерцания этих как будто зачарованных палат. Можно подумать, очутился внутри громадного алмаза… Орнамент на капителях колонн изображал лапы хвойных деревьев, играющих лисиц, диковинные зимние цветы, каких на самом деле не бывает.

– Зачем твой хозяин отгрохал такие хоромы? – спросил он, рассматривая это безмолвное великолепие с ошеломленной улыбкой.

– Чтобы было. Захотелось тебе так, потому что красиво. Идем, там есть еще, оставлено для тебя, а мне сказано стеречь, я и стерегу. Ну, идем, сам поглядишь.

Вторая постройка, более приземистая, пряталась за дворцом, поэтому до поры до времени Рис ее не видел. Тоже творение искусного зодчего, но если взметнувшееся за спиной ледяное чудо вызывало ощущения светлые и радостные, словно перезвон хрустальных колокольчиков, то здесь было совсем иначе.

Купол, окруженный колоннадой в несколько рядов, напоминал медузу с массой щупалец. Колонны извилистые, кое-где соприкасаются, переплетаются, и мнится, что это мутновато-белое здание откровенно хищного вида питает на твой счет самые недобрые намерения.

– Откуда оно взялось? – спросил Рис, в душе отчаянно протестуя против того, чтобы авторство и на этот раз приписали ему.

Худшие опасения не оправдались.

– Он сказал мне льда приволочь, в точности вот такого цвета – и построил, а ты же потерялся, у тебя не спросишь, можно или нельзя, а он сказал, это для тебя, чтобы ты, как вернешься, сам решил, что с ними делать.

– Кто – он? – машинально уточнил Рис, словно все это и впрямь имело к нему какое-то отношение. – И с кем – с ними?

С ответом у пса-демона возникли затруднения.

– Ну, этот же… Этот самый, его тоже везде ругательски ругают, почти как меня… Который тоже тебя искал, когда ты потерялся… Его сейчас нет. А он тебе там письмецо оставил и заколдованную ветку из дрянных летних стран!

Видимо, еще один маг, приятель здешнего мага. И оба давным-давно умерли.

Рису не хотелось заходить в нутро отталкивающей ледяной медузы, но провожатый чуть ли не подталкивал его к узкому и, если приглядеться, слегка извилистому проему, притаившемуся среди щупалец-колонн.

– Знаешь, я ведь не маг, чтобы лезть в такое местечко. Если там какие-нибудь ловушки, мне сразу околеванец.

– Ни-ни, там все сковано его чарами, но опасного нет. Хочешь, я пойду вперед?

Безымянный пес-демон нырнул в проем, приглашающе вильнув кудлатым хвостом, и Рис, поколебавшись, все-таки вошел следом за ним.

Просторный круглый зал. Сквозь купол из толстого, идеально прозрачного льда внутрь льется тусклый свет. К стене примерзли громадные часы с неподвижными стрелками, циферблат искривлен, как будто отражается в кривом зеркале. Ну да, с помощью чар можно добиться такого эффекта… Под часами в ледяной стенке ниша, там висит развернутый свиток из черного шелка, испещренный мелкими серебряными иероглифами. Красиво, напоминает усыпанное звездами ночное небо. Иероглифы незнакомые – возможно, какая-нибудь древняя тайнопись. Еще в нише лежит орхидея, кремовая с темно-красным, точь-в-точь живая, словно ее срезали десять минут назад. Вид у цветка хищный, под стать окружающей обстановке, и в то же время невыразимо печальный – тоже своего рода зашифрованное послание.

– Это и есть письмо? Мне его не прочесть. Ты знаешь, что там написано?

– Я такого не разумею. Он сказал, ты сам прочитаешь.

– А я не могу. Видишь, значит, я не твой хозяин.

– Значит, ты разучился читать, – возразил пес-демон, продемонстрировав неожиданную способность к простым и здравым умозаключениям. – Не тужи, грамота – дело наживное.

– Читать я умею, но такие значки вижу в первый раз.

В центре ледяного атриума своды подпирало пять толстых колонн, вроде бы с какими-то растениями внутри – в этом сумраке издали как следует не рассмотришь. Подойдя ближе, Рис так и застыл на месте. Вовсе это не растения… Вернее, не только. Там люди, оплетенные побегами хлаагиссы – адского вьюна, созданного Тейзургом полторы тысячи лет назад. Восковые узловатые стебли, узкие листочки, белесые с темной каймой, как крылья ночных бабочек, и на каждом – крохотный аргнакх. Тот, к кому присосалась хлаагисса, не умрет, но будет спать и видеть сплошные кошмары сколь угодно долго, хоть до скончания времен. О кошмарах Рис кое-что знал из личного опыта (один его коронный сон про неправильный Хрустальный Гроб чего стоит!), поэтому поежился и пробормотал с оторопью:

– Они ведь живые… Кто их туда засадил?

– Он и засадил. Этот, которого ты знаешь. Потому что злыдни, из-за них же ты потерялся! Он их уже таких сюда притащил. Вморозь, говорит, в колонны, чтоб живописно смотрелись, а когда твой хозяин-паршивец вернется, пусть сам рассудит, что с ними делать, помиловать или так оставить, и чтоб никто больше вмешиваться не смел. Это он тебя паршивцем обозвал, не я. Наоборот, я его облаял – помни, говорю, о ком говоришь! А он извинился, хотя рожа была с такой ухмылкой, как будто на самом деле не извиняется. Не нравился он мне, но я его не гнал, как других, потому что он вместе со мной горевал. Другие-то горевали о той пользе, которую ты приносил, а мы с ним – о тебе, который был рядом, смотрел, улыбался… Такая это великая разница, аж и сравнивать не с чем. Вот за это я его и терпел, иначе б от него клочья полетели… Как со злыднями-то поступишь, хозяин?

– Я не знаю, что они сделали, но если они здесь уже давно, их надо отпустить. Освободи их, ладно?

– Так я же не могу! Сколько не проси, не могу. Он сказал, эти его чары только ты снимешь, если захочешь, они на твою силу рассчитаны.

– Я не маг, и никакой чародейной силы у меня нет.

– Вот-вот, он еще сказал, если к тебе сила не вернется, пускай они дальше мучаются, по заслугам.

«Злыдни», все пятеро, были мужчинами человеческой расы, больше о них ничего не скажешь. Поганочно-бледный вьюн оплетал их так густо, что наружу смотрели одни лица. Рис мог только строить догадки, что за драма здесь разыгралась с участием потерявшегося мага, его обозленного приятеля и пленников хлаагиссы, так жестоко расплатившихся за свой неведомый проступок (или, может, всего лишь за неосторожность?), а дырявая память пса-демона подробностей не сохранила.

– Идем отсюда, – позвал Рис вполголоса.

Его не охватило даже – скрутило тягостное чувство, как будто сам стылый синеватый воздух в этом зале камнем давил на плечи, на грудь, на горло.

– Там еще колодец, – сообщил его словоохотливый спутник. – За колоннами этими в середке положена плита из белого льда, и если ее поднять – сам увидишь, а поднять ее сможешь только ты, опять же чары. Ох, и наворотил он здесь… Но я ему разрешил, потому что он тоже тебя искал и взаправду маялся, а мог бы не разрешить, надо мной только ты хозяин, больше никто.

– И там тоже… кто-то есть?

– Ни-ни, там всякого добра навалом навалено – золото, серебро, разные разности из драгоценных каменьев. Я же говорю, наворотил, как на помойке. Людей сюда только пусти, мигом чего-нибудь наворотят. Поэтому никого не пускаю, мои владения. Видел, как здесь хорошо? Вот и оставайся тут жить, хотя бы пока не поправишься. Со мной не пропадешь. Теплый дом тебе притащу – с печкой, с дровами, всякую еду стану добывать… Не уйдешь, а?

Пока он тараторил, в промежутках жалостно подвывая, Рис пересек ледяную усыпальницу, оглянулся напоследок. Серебристые значки на черном шелке мерцали призывно и насмешливо, но это письмо адресовано не ему. И насчет клада он сразу выбросил из головы, только подумал: хорошо, что здесь нет Ференца Берды, тот бы точно не устоял – ну, и вляпался бы в фатальные неприятности по самую макушку. Ференца одно упоминание о золоте завораживало, никаких чар не надо, а Рис такие приманки с легким сердцем игнорировал: пусть себе лежит, где лежало.

– Спасибо тебе за все, но мне все-таки придется уйти, – начал он осторожно и немного виновато, когда вышли наружу. – Меня ждет важное дело в другом месте. Я должен разобраться с одной гадиной. Я поклялся на крови, что я это сделаю.

Он опасался, что пес-демон захочет оставить его у себя, не считаясь ни с какими доводами, но тот по-собачьи горестно взвизгнул и промолвил:

– Ты хозяин, не могу я тебе перечить. А уж если ты сказал – должен, мешать тебе и подавно нельзя. Не бойся, какой ни есть я чокнутый, а это помню накрепко. Но одного не пущу, не уговаривай, был бы я в тот раз рядом – и злыдни б тебя не одолели, как я потом хвост себе грыз, как лапы кусал… Короче, гони не гони, я с тобой!

– Спасибо, – Рис с облегчением улыбнулся. – Только, знаешь, мне далеко добираться.

– Далеко – это куда?

– В Ибдару.

– Это где такая земля? Ты мне скажи, какие там крыши, я же сверху на дома гляжу.

О крышах в Ибдаре Рис ничего толком сказать не мог, и вдруг его осенило:

– А если я карту нарисую, ты поймешь, где это?

Хорошо, что в Школе Магов он в числе прочего учил географию. Начертанная на снегу карта не могла похвастать точностью, но все было более-менее ясно.

– Вот я где живу! – пес-демон ткнул лапой, оставив округлый след. – Самое доброе место!

Северная окраина обитаемого мира, Ледовитая страна, так и думал.

– А мне нужно добраться на юг, примерно вот досюда.

Собеседник угрожающе заворчал, обнажив белоснежные клыки и вздыбив шерсть на загривке.

– Это же самая что ни на есть летняя жопа… Незачем тебе туда, хозяин, а? Давай ты передумаешь?

– Мне туда надо. Позарез.

– Все равно я с тобой. Тихонечко, незаметненько, чтобы не турнули взашей… Спасибочки за прошлый раз, больше я хозяина в этом летнем пекле одного не оставлю!

– Теперь вопрос, как мы туда доберемся?

– На мне поедешь, а то как же еще?

– Мне надо попасть туда как можно скорее.

– Так для пущей скорости ты никого лучше меня не сыщешь! Ураганом домчу. Только смотри, хозяин, в добрых зимних краях мы поверху побежим-полетим, а как начнется лето, перескочим на ту сторону, иначе меня дальше не пропустят. Когда на той стороне окажемся, не забудь перекинуться в демона, не можно там гулять в человеческом виде.

Ага, через Хиалу. Зато быстро. Ничего, Рис ведь там уже побывал и остался цел, хоть и не умеет перекидываться в демона. Этой способностью далеко не всякий из магов может похвастать, только самые могущественные. Впрочем, он ведь прошвырнулся по Хиале во время «наката», и как знать: может быть, когда на него накатывает, он тоже непроизвольно превращается в демоноподобное существо? Вполне логичное, кстати, объяснение.

– И смотри, хозяин, в злых летних землях никому про меня ни полслова не говори, кто я таков и откуда пришел, а то меня взашей оттуда погонят. А без меня вдруг с тобой опять чего-нибудь не того, надо мне быть около тебя, поэтому ни полсловечка им не скажешь, лады?

– Хорошо, – согласился Рис.

– Когда полетим-то?

– Да лучше сейчас, не откладывая.

– Тогда садись на спину и держись крепче. Можешь когтями вцепиться, мне больно не будет. Главное, держись.

До сих пор он не знал, что такое скорость! Волнистый снежный простор понесся навстречу, воздух сделался таким плотным, что еле вдохнешь, и в придачу обдирал кожу, как ледяная терка. Пригнувшись, Рис изо всех сил хватался за космы свалявшийся шерсти. Шапку с него сорвало, и в этих рукавицах до жути неудобно держаться, того и гляди свалишься…

В конце концов он последовал совету пса-демона – вцепился когтями, всеми четырьмя лапами, и прижал уши, чтобы в них не свистел ветер.

Этим утром Венуста поняла, что находится в осаде. Несотворенный Хаос почти до нее добрался. Кажется, выдвини любой из ящиков старинного вазебрийского комода, занимающего почетное место в отведенной ей комнате – громоздкого, темного, с резной медвежьей мордой – и там вместо клубков шерсти, пожелтелых бумажек и расписных картонных бонбоньерок, забитых всякой мелкой всячиной, оставшейся после престарелой тетушки Сигизмория, окажется или провал в бездну с мерцающими сквозь туман далекими звездами, или оконце в бурлящий океан протоформ.

Кончилось тем, что она помолилась Лухинь: «Избавь меня, Двуликая Госпожа Прошлого и Будущего, от такой вероятности!» – и начала один за другим выдвигать тугие рассохшиеся ящики. Тогда и узнала, что там лежит на самом деле. Спасибо, что гостеприимный хозяин не застукал ее за этим некрасивым занятием.

После позорной уступки умопомешательству Венуста сама на себя разозлилась: сколько можно! Еще чуть-чуть, и она станет посмешищем, дожили… Но сумбурные события, которые с недавних пор то и дело ее настигают – что это, если не предвестники Хаоса, прокравшегося ползучим сквозняком в ее упорядоченную жизнь?

Впрочем, она могла бы сбежать и от наступающего на пятки Хаоса, и от Гонбера, и от кого угодно. Теперь – могла бы. Как выяснилось, она способна пройти через Хиалу. Тривигис, не раз бывавший там раньше, давал ей советы, но в остальном ничем помочь не мог, в ее распоряжении была только собственная сила. И надо сказать, ей вполне хватило этой силы. Отныне она сможет добраться через ту сторону куда угодно, в любое безопасное место, где царят порядок и благодать.

Венуста знала, куда отправится. Обратно в Ибдару. Там осталась Рен – ее лучший и, пожалуй, единственный друг. Там остался ее несчастный поклонник, незадачливый песнопевец с луженой глоткой и детской душой. И Лиузама, и принц Венсан, он же Гаян. Не могла она их бросить, хотя как ей хотелось немедленно вернуться к размеренной жизни без неожиданностей, зато с обязательной чашкой теплого молока перед сном – кто бы знал, это никакими словами не выразить. Рвущийся из души безмолвный вопль.

Сигизморий не забыл о своих авансах и после обеда повез гостью в загородное имение. Там было на что посмотреть: ротонда, от которой спицами в колесе расходились в разные стороны галереи, сплошь застекленные, а внутри свивался зелеными кольцами влажный вертоград. Пестрые драконьи глаза, орхидеи-кровопийцы, в том числе знаменитая «Печаль Тейзурга», выведенная последним уже после истории с Марнейей (как поговаривали, всем назло), зеленые стрелки разрыв-травы, невзрачные стебельки кошкиной травки, усыпанный иссиня-черными ягодами вечерний воронник, русалочьи фонарики – изысканные, словно выточенные из нефрита, и множество других редкостей. Кроме растений, потребных для зелий и чар, Сигизморий выращивал южные плоды, пряности, столовую зелень, а в ротонде был еще и цветник. Среди розовых кустов стояла хрупкая резная беседка, покрытая вишневым лаком и позолотой, места внутри в самый раз хватало для круглого бархатного ложа.

Отправляясь с Сигизморием «смотреть оранжерею», Венуста ожидала чего-нибудь в этом роде. Она не ударила лицом в грязь, ее жесты и позы были безупречно изящны, и черное кружевное белье должно было произвести впечатление на енажского мага. Венуста надеялась, что произвело. Сама она тоже получила толику телесного удовольствия – и ослепительное, как льющийся сквозь стеклянный купол солнечный свет, душевное удовлетворение от факта, что ее находят красивой и желанной. Хотя ничего не изменилось, на территории страстей и чувственных наслаждений она была случайно забредшей гостьей. Интересно, Сигизморий это понял?

Они вышли во двор, кавалер обнимал ее за талию. Значит, вечером последует продолжение.

– У вас тут очень мило и гармонично, – промурлыкала Венуста, жмурясь после зеленоватого полумрака оранжереи.

День был солнечный, ветреный, по небу плыли облака.

– Не хотите посмотреть моих снаппов? – галантно предложил северянин.

– Почту за удовольствие.

И впрямь интересно. Снаппы – помесь собаки и куницы, выведенная не без помощи волшебства. Бегают, как гончие, вдобавок ловко прыгают и карабкаются по деревьям. Вазебрийские маги используют их для охоты на нечисть, которая лезет из Хиалы, приходит из лесной глухомани, спускается с гор, выползает из холодных болот. Не будь снаппов, здешняя жизнь была бы вполовину не такой благоустроенной.

– Они на псарне, – увлекая гостью за угол, мимо добротных кирпичных построек, рассказывал Сигизморий. – Обычно они тявкают, но сегодня их что-то не слышно…

Травяная лужайка. Дверь одноэтажного бревенчатого строения открыта, на пороге стоит конопатый парнишка с метлой. Нигде ни намека на снаппов.

– Герке, куда они подевались? – осведомился маг.

Венусте показалось, что он слегка озадачен.

– Убегли, учитель, – ухмыльнулся парень.

Метлу он держал, как посох.

– То есть как?

– На дармовщину побегли! Вон туда, где господин Сапрахлед живет. Там нынче праздник!

– Не побегли, а побежали, – машинально поправила Венуста.

Красные крыши соседнего имения виднелись за деревьями, туда вела вымощенная камнями дорожка.

– Герке – мой ученик, – объяснил Сигизморий. – Из крестьянской семьи, недавно научился читать. Я взял его в прошлом году, способный мальчонка. Жаль, что так поздно попался мне на глаза.

Навстречу им трусил здоровенный черный волкодав с копченым окороком в зубах. Изучающее покосившись на людей, пробежал мимо.

Сигизморий хмыкнул:

– Судя по клейму на ошейнике, это собака ал-гирбау эйд Ниганака. Я, кажется, догадываюсь, в чем дело и чем сейчас заняты мои снаппы…

Дорогу преградил высокий забор, из-за которого доносилось рычание, урчание, меканье, чавканье, тявканье, человеческие возгласы. Мощеная тропинка, заворачивая вдоль ограды, привела к распахнутой калитке, и Венуста следом за енажским магом вошла во двор.

Тавше, лучше б она сюда не заходила и всего этого не видела… Никогда не знаешь, откуда тебе ухмыльнется образина Хаоса! На переднем плане стоял новехонький сарай, окна и двери настежь, через широкие проемы видно, что творится внутри: собаки всех пород, кошки, снаппы, свиньи, козы, крысы, гусаки – кажется, даже куры! – и все это общество жует, рвет, клюет, грызет… Нет, не друг друга, а колбасы, окорока и сырные круги, которых там хватает на всех. Зверье, занятое трапезой, друг дружку не трогает. Повальное примирение в условиях безграничного изобилия. Золотой век в масштабах отдельно взятого сарая.

– А то я этих мерзавцев дома не кормлю, – вполголоса заметил Сигизморий. – Даже неловко перед приличными людьми…

– Так на дармовщину же сбежались, господин маг, – охотно отозвался дед в овчинной безрукавке, с кнутом за поясом. – Как же козочек-то моих оттуда выманить… Нейдут, прорвы!

Люди толпились возле калитки. В большинстве – слуги, крестьяне, дети.

– Здравствуйте, господин Сигизморий! – маленькая барышня лет шести-семи, с завитыми локонами и кружевными оборками, сделала книксен и бойко затараторила: – А сюда с нашего двора свинки убежали, и курочки тетушки Герданы, и мамина левретка Чайси, а мы пошли за ними. И еще мы видели, как сюда приехала большая киса верхом на собачке, чтобы тоже покушать вместе со всеми!

Дорвавшееся зверье пировало. Большинство поедало припасы внутри, но кое-кто вытащил свой кусок под открытое небо. Одна-единственная псина самой что ни на есть дворняжьей наружности, в репьях и колтунах, без ошейника, сидела в сторонке с терпеливым видом, не принимая участия в общем разгуле.

– Этот, наверно, уже наелся, – пробормотала Венуста, нервозно теребя бархатную перчатку.

Гримаса Хаоса. Никаких сил на это смотреть. Кто бы навел порядок!

– А он и не кушал, госпожа, – возразила девочка с оборками. – Он хороший, кису на себе катает, а она пошла пообедать, а он ее ждет. Они вместе убежали из бродячего цирка, потому что их там били, бедненькие…

– Нет, они отстали от цирка и теперь догоняют свой фургон, чтобы их взяли обратно, – возразила другая девочка, такая же чистенькая и нарядная. – Ты, Амелина, всегда грустное сочиняешь!

– А почему тогда, Энеля, добрый песик ничего не ест? Потому что болеет!

Разговоры взрослых зевак были не столь содержательны. Зубоскальство, науськиванье, восторженная ругань. Лучше бы Венуста отсюда ушла, но ей не хотелось малодушничать перед Сигизморием. Да и не с чего, если подумать, никакой это не прорыв Несотворенного Хаоса, всего лишь глупость и разгильдяйство хозяина имения. Вот-вот, глупость и разгильдяйство – первые посланцы неразберихи, они готовят для нее почву, и потом случается что-нибудь в этом роде… А неразбериха – младшая сестра Хаоса. Венусте хотелось высказать это вслух, но, оценив обстановку, она смолчала. Вряд ли кто-нибудь ее поймет.

Из-за построек выскочил круглощекий лысоватый живчик, в желтых панталонах и домашнем стеганом кафтане с золотыми галунами.

– Что же вы творите здесь, а?! По какому позволению?!

– Пресловутый гирбау эйд Сапрахлед, – шепнул спутнице Сигизморий и, повысив голос, потребовал: – Господин Сапрахлед, будьте любезны вернуть моих снаппов!

– Я их не звал, сами прибежали! – огрызнулся владелец сарая. – А вы чего стоите и смотрите? Забирайте свою бесстыжую скотину! Пошли отсюда, пошли!

Сдернув с ноги туфлю с дорогой пряжкой, швырнул в свинью, поедавшую возле порога большой кусок ноздреватого сыра. Хрюшка не обратила внимания на удар, а сопровождавший Сапрахледа суетливый слуга подбежал, поднял башмак и вновь обул своего господина с таким видом, точно ему не привыкать.

– Забирайте своих скотов! – свирепо потребовал хозяин, повернувшись к зрителям. – Это был естественно-научный опыт, направленный на сохранение продовольствия посредством живительной силы света и воздуха, а теперь все изжевано, изгажено… Все загублено!

– Вы сманили моих снаппов! – снова заявил Сигизморий.

Развлекается, никаких сомнений. Венуста этого не одобряла.

– И моих животинок, господин, верните, незаконное это дело, – подхватил козий пастух, плутовато ухмыляясь в седую бороду.

– И курочек моих с гусочками! – плаксиво крикнула какая-то тетка.

Похоже, всерьез, без подковырки. Хоть одна здравомыслящая особа.

– Ужо будет сейчас вашей скотине… – озирая налитыми кровью глазами веселящихся людей и распоясавшихся животных, пригрозил Сапрахлед. – Бакуш, дай что-нибудь!

Бакуш подобрал и подал ему хворостину, торопливо отступил назад. Примерившись, купец-гирбау крякнул и протянул свинью по спине. Та всем телом вздрогнула, но жрать не перестала: сыр того стоил.

Из окна выпрыгнула примечательно крупная кошка с болтающейся в зубах гирляндой сарделек. Желтовато-серая в темную полоску, с кисточками на ушах.

– Да это же рысь! – ахнула Венуста.

– Видимо, один из прошлогодних котов Фразеста, – заинтересованно отозвался Сигизморий. – Его предыдущий прожект – помните, я рассказывал? Прижился, значит, в окрестностях, благополучно перезимовал…

– Дети, смотрите и запоминайте, это настоящий камышовый кот! – оглянувшись на детвору, пояснила Венуста, в ней взыграл инстинкт преподавателя.

Маленькие зрители загалдели, тыча пальцами в легендарного зверя. Энеля радостно затараторила:

– Котик-котик, Проклятый Страж, через себя перевернись, Хальнором оборотись, самого себя вспомни, три моих заветных желанья исполни!

Отметив с легким удивлением, что у ругардийских и вазебрийских детей поверья одни и те же, чародейка наставительным тоном возразила:

– Это не Хальнор, а обыкновенный дикий кот. Хальнор, как известно, находится в Лежеде, в зачарованном заповеднике. А это хищное животное, поэтому тянуть к нему руки не надо!

– Вот я тебя, ворюга, брось сардельки! – визгливым фальцетом выкрикнул Спарахлед, замахиваясь на хищное животное хворостиной. – Кому сказано, положь, не твое!

Рысь грациозно отпрыгнула, не выпуская волочащуюся по земле добычу, а ничейная псина, до этого смирно сидевшая в сторонке, с рычанием вскочила и тяпнула Фразеста за ляжку. После этого болотная кошка одним махом очутилась на спине у пса, и тот ринулся в открытую калитку. В толпе заулюлюкали.

– Во как чесанули, с дармовым-то угощеньем в зубах! – одобрительно заметил кто-то из зевак.

– Они потому что дружат, и собачка кисоньку защищает, – пропищала Амелина. – Сардельки они поровну поделят, будут в дороге питаться…

– Пока не догонят свой цирк, – добавила Энеля.

– Они его не пойдут догонять, их там били, и они оттуда убежали!

– Нет, с ними хорошо обращались, а они пошли погулять и заблудились! Почему ты такая?

– Это ты такая!

– Сама такая!

– Кабысдох поганый! – рявкнул Сапрахлед, потрясая хворостиной. – Налопался задарма, да еще пасть раззявил… Кто пустил сюда эту скотину? Кто оставил калитку нараспашку? Понабежали брюхо набить нашаромыжку…

С его желтых атласных панталон капала кровь, но он не обращал внимания на рану. В толпе началось брожение, кое-кто спешил спрятаться за чужими спинами – наверное, здешние слуги, с которых спросится за недосмотр.

– Идите-ка лучше домой, иначе вам достанется, – строго сказала Венуста, оглянувшись на Амелину с Энелей, и предложила Сигизморию: – Может быть, пойдем отсюда? Насколько я осведомлена, есть особый зов, который снаппы не смогут проигнорировать.

– Проще простого, – подмигнул светловолосый чародей.

Он издал негромкий свист, и тотчас из дверей сарая выскочило с полдюжины изящных созданий с пушистой бурой шерсткой, вертких, словно струящихся над землей.

– За мной, – приказал им Сигизморий. – Позвольте откланяться, господин Сапрахлед.

Тот буркнул что-то нелюбезное и захромал к сараю, с кровожадным выражением на раскрасневшейся курносой физиономии.

– Что за чудная парочка эти пес и кот, – светски произнесла Венуста, когда вышли на дорожку и направились обратно к имению мага. – Чьи это звери?

– Я их раньше не видел. Наверное, и в самом деле цирковые. Рысь, думаю, из разгромленного Сапрахледова зверинца, какие-нибудь бродячие артисты подобрали и выучили для потехи. Даже вон с собакой сдружилась… Жалко, удрали, я бы взял их к себе. Вы на моих красавцев полюбуйтесь!

На солнце наползло кисейное облако, ветер шуршал листвой. Никаких признаков просочившегося Хаоса в окружающей природе не наблюдалось.

Снаппы шныряли вокруг, гонялись друг за дружкой, кося на людей блестящими глазами-бусинами. Сигизморий рассказывал об их повадках, а Венуста, слушая, попутно думала о том, что отправится в Ибдару завтра же, не откладывая, и помоги ей Тавше всех там найти живыми.

Раздолье молочая, брызжущего на сломе едким белым соком. Сверкающие оборки по берегам соленых озер. Высохшая земля, вдоль, поперек и вглубь источенная ходами насекомой мелюзги. Крысы-пустынницы, мелькающие рыжими и серыми комочками – не поймешь, взаправду что-то юркнуло или померещилось. Кучи драконьих костей – а может, и не драконьих, непонятно чьих: сквозистая беседка из пожелтелых ребер, отполированные ветром и солнцем позвонки величиной с табурет. Среди необитаемых просторов дважды попадались невинные с виду глинобитные хижины, но Гаян и Рен туда ни ногой. Не вчера утром родились. В таком домике можно уснуть и потом проснуться через сотню лет, причем это в лучшем случае, а в худшем – весь набор вообразимых и невообразимых неприятностей. Солнце палило, как и ожидалось от южного солнца.

У них был запас воды в бурдюках, изюм, черствые лепешки и вяленое мясо. К бегству подготовились заранее, хотя Гаян и не ожидал, что придется удирать с таким переполохом.

– Я же тебе говорил, Живодера не убить. Другое дело, запихнуть его куда-нибудь, как в могилу, чтобы не вылез…

– Попробовать стоило, хоть бы ради того, чтобы эта дрянь почувствовала на себе то, что делает с другими. И заодно пусть Лорма считает, что мы рванули оттуда из-за Гонбера: это понятно и не вызывает дополнительных размышлений.

– Так ты все спланировала заранее?

– Импровизировала. Нужен был убедительный повод для срочного исчезновения, и мне до жути хотелось вломить принцессиному ублюдку, насколько получится. В общем, приятное с полезным.

Вот о любви он начал напрасно. Не по пятнадцать же им лет, и даже не по двадцать пять, в конце-то концов. Между тридцатью и сорока – возраст, когда большинство людей остепеняется, состоит в супружестве и все такое прочее, а они – двое бродяг, и одна вполне довольна своей жизнью, считает сложившееся положение вещей несказанной милостью Безглазого Вышивальщика, а другой просто не ропщет, давно уже разучился быть довольным или недовольным.

Ему бы и сейчас порадоваться подарку судьбы, не заикаясь о большем. Что еще нужно: ни одной неприятной личности на пару дней пути во все стороны, не болен, не бит, не ранен, запас еды и воды пока еще не закончился, рядом желанная женщина. Совсем как в ту светлую пору, когда они подались вдвоем в экзотический Саргаф. Рен с тех пор почти не изменилась, разве что талия чуть расплылась, черты лица стали тверже и обветренней, и шрамов добавилось, но это мелкие штрихи, которые не портят общего впечатления.

– Мы могли бы начать все сначала.

Зря он это сказал.

– Откуда – сначала? – спросила Рен, валявшаяся бок о бок с ним на расстеленном одеяле. – И что начинать?

– Вернуться к нашим прежним отношениям.

– А мы что делаем?

– Спим, как будто встретились случайно и через день разбежимся в разные стороны. Во всех смыслах спим… Если ты будешь со мной, я смогу начать новую жизнь.

– А без меня? – помолчав, поинтересовалась Рен.

– Что, я не понял…

– Без меня эту самую новую жизнь начать слабо?

– Для этого нужно, чтобы рядом была любимая женщина.

– Ну и напрасно.

Ему показалось, она хотела сказать «ну и дурак», но все-таки передумала.

– Почему, Рен?

– Сначала ты был влюблен в Лорму и не видел из-за этого многих очевидных вещей. Потом у тебя появилась я, которая, правда, вовремя ушла. Потом актриса, из-за которой ты застрял на Ивархо. Ты, конечно, принц, и тебе никак без прекрасной принцессы, но каждая твоя любовь – это сплошная зависимость.

– Меня постарались сделать таким, никуда не денешься. Лорма и постаралась.

– И что дальше? Из меня тоже старались сделать то, что им было нужно, а не то, чем хотела стать я. Все равно вышло по-моему.

– Для меня на первом месте любовь, а для тебя – твоя независимость.

– Можно любить другого и не отказываться от себя. Хотя, ты ведь на самом деле не отказываешься. Влюбленный, ты готов на все и в то же время пытаешься переделать предмет любви в соответствии со своими представлениями, а когда это не получается и отношения рвутся, превращаешься в ходячую тень. До следующего такого же раза.

Хорошо хоть, не обозвала вислухом. Когда она все это высказала, Гаян первым делом подумал о вислухах. Есть такая разновидность нечисти – духи, которые летают и высматривают, к кому бы прилепиться, на ком бы повиснуть. Пока они странствуют, они безвредны, а проявлять себя начинают, заполучив «носителя». Человека, одержимого вислухом, без причины грызет тоска, иногда он вытворяет странные вещи, которым после сам удивляется. Впрочем, от этой мелкой погани надежно защищают простенькие амулеты, к тому же изгнать ее возьмется за божескую плату любая ведьма. Лекари йефтянской школы утверждают, что точно таким образом ведут себя мельчайшие животные, не видимые невооруженным глазом, которые являются истинной причиной многих болезней. Зараза, иначе говоря.

Они до вечера не разговаривали. У Гаяна отшибло желание «начинать сначала», а Ренарна помалкивала то ли из своеобразного чувства такта, то ли вообще думала о другом, кто ее разберет.

Когда раскаленное небо немного остыло и маняще порозовело, остановились на ночлег. Они всегда останавливались загодя, чтобы Рен хватило времени для создания защитного круга.

Магической силы в ней кот наплакал. Даже удивительно, что ее в свое время взяли в Школу Магов и продержали там целых четыре года. Скорее всего, перепутали пресловутый потенциал и неординарную, но ничуть не волшебную силу воли – вот этого у нее всегда было в избытке. Ее воля как таран, который бьет в крепостные ворота и с тем же успехом эти ворота выносит… Кстати, почему Гаяна все время тянет на властных женщин? Тоже из-за ее высочества Лормы?

Того, что наплакал кот, на самый простой круг худо-бедно хватало, но если Венуста создавала аналогичную защиту одним мановением мизинца, то Рен тратила на это бесову уйму времени. Гаян успел расседлать лошадей, прогуляться до блистающего в южной стороне озера и убедиться, что оно соленое на хрен, насобирать сухих веток для костра, а она все еще возилась.

– Где можно пройти?

Ренарна, сердитая и сосредоточенная, мотнула головой: там.

Пока круг не замкнут, ходить туда-сюда можно через незатронутый участок, а после завершения работы переступать черту нельзя, иначе волшба потеряет силу. В особенности волшба Рен, которая и так держится на честном слове. Настоящий маг может поставить защиту, не зависящую от посторонних воздействий, но настоящего мага у них нет, а эта морока все ж таки их выручала.

Под покровом ночи по спекшимся за день равнинам блуждали призраки до того причудливые, что Гаян не взялся бы описывать их словами. Однажды промчалась мимо с топотом и воем многоногая темная орда – то ли дикий гон, то ли ритуальные игрища, а наутро никаких следов не обнаружилось. Над гладью горьких озер при лунном свете танцевали соляницы – белесые змеи с гротескно вытянутыми, будто вылепленными из воска человеческими лицами, это зрелище выматывало душу, словно визгливый и надрывный скрипичный плач.

Вдобавок местные духи, всегда готовые напакостить людям в меру своего разумения: спутать волосы и лошадиные гривы, натравить на седельные сумки прожорливых насекомых. Здешние жители приносят им в жертву кур, кроликов и щенков, а Гаяну и Рен откупиться было нечем.

Лошади общипали всю траву, до какой смогли дотянуться. Воды почти не осталось, но завтра-послезавтра они должны выбраться к Ибде. Бывало и хуже. Несмотря на все мытарства и на зряшный утренний разговор, над головой янтарно-розовое небо, у горизонта изогнулись золотые лепестки облаков, и прямо из сияющего зенита что-то падает…

Гаян издал предупреждающий выкрик, показывая вверх. Рен прервала свое занятие, вскочила и, мигом оценив обстановку, метнулась за арбалетом.

Падало два предмета… Или то были два существа? Одно из них камнем летело вниз, а второе, хоть и бескрылое, обладало способностью к парению и отчаянно пыталось спасти своего спутника. Гаяну припомнились древние воздушные сражения, описанные в Свитках Тейзурга, и ладони вспотели. Только этого не хватало… Умеющий летать настиг первого, изловчился и подхватил, тормозя падение. Ага, демоны, кто еще это может быть?

Ну и парочка! И Рен, и Гаян, тоже успевший схватить арбалет, не стреляли по одной-единственной причине: уж больно нелепо эти двое выглядели. Расскажешь кому – не поверят.

Картинка: здоровенный грязновато-белый барбос, кудлатый, с понуро свисающими ушами и свалявшейся шерстью, стоит на задних лапах, кое-как балансируя, и держит – гм, на руках или опять же на лапах? – худого парня с запрокинутым бескровным лицом. Такое можно увидеть разве что с хорошего перепою или с какого-нибудь забористого дурманного снадобья, но чтоб на трезвую голову…

Пока очевидцы падения оторопело смотрели и соображали, что это значит, псоглавец жалобно взвизгнул, словно ему отдавили хвост, и хриплым человеческим голосом, зато на вполне приличном ругардийском, затараторил, перемежая фразы покаянными подвываниями:

– Нате его, люди, лечите! А я же не знал… Спасайте его, покуда еще живой! Я же не знал, что он не сможет в демона перекинуться, сперва-то все было путем, а после мы на ту сторону перескочили, а он не перекинулся, а надо было, а я не заметил, вот какая летняя жопа, а я же не знал! Как почуял, что дело неладно – сразу на эту сторону, а Врата Хиалы тут вона как высоко, а он еще давай падать, нет бы ему перекинуться и полететь! Я же не знал, что он больше летать не может… Пропадает мой хозяин, спасайте скорее, пока совсем не пропал, чего стоите?!

– Молчать! – рявкнула Рен, и собачьи излияния оборвались. – Гаян, расстели одеяло, живо.

Подросток лет четырнадцати-шестнадцати. И никакой не демон, до кончиков ногтей человек. Хвала богам, что не стали стрелять.

Его уложили на одеяло. Рен пощупала пульс, потом склонилась над мальчишкой и бесстыдно припала к его рту. То есть на первый взгляд кажется, что бесстыдно, а на самом деле таким способом можно удержать на этой стороне человека, у которого сердце останавливается и дыхание замирает – без всяких чар, просто отдавая ему собственное дыхание. Придумали это, говорят, кариштомские маги, и как раз для тех врачевателей, кто не обладает чародейной силой.

Оторвавшись, она снова потрогала тонкое запястье и удовлетворено кивнула: получилось. Резко выпрямилась, шагнула к седельным сумкам.

Пес-демон в течение всего этого времени болтал без остановки. Избавившись от своей живой (теперь уже безусловно живой) ноши, он упал на четвереньки и в таком виде стал похож на самого обыкновенного бездомного пса. Если бы еще и заткнулся! Слова из него так и сыпались:

– Спасите хозяина, а то худо будет, если он уйдет на ту сторону и потеряется. Уже терялся, да, только вот недавно вдруг нашелся и себя не помнит, и как меня звать тоже не помнит, а я бешеный, но смирный, я же не знал, что он на той стороне не перекинется, а он теперь вон какой лежит, лечите его, я же не хотел, я его столько ждал, что ж за такая летняя жопа распоследняя…

Жестокий пинок прервал эти стенания. Пес с визгом покатился кубарем.

– Ты, сучья бестолочь, – процедила Рен. – В следующий раз соображай, кого везешь, прежде чем в Хиалу лезть. Проваливай!

Наступила блаженная тишь, нарушаемая только фырканьем лошадей, быстрыми шорохами крыс-пустынниц да щелканьем хнололшу – насекомых величиной с кулак, как будто слепленных из древесных веточек, кусочков пуха и осколков слюдяных пластин.

Рен достала мешочек с целебными снадобьями и потрепанную записную книжку ин-кварто. Мальчишка дышал, но не шевелился и глаз не открывал. Должно быть, ученик мага, переоценивший свою крутизну и решивший в отсутствие учителя прокатиться на демоне. Бывает. И далеко не всегда хорошо кончается. Этому хотя бы демон попался не из зловредных, мог ведь утащить на ту сторону – и с концом.

Озабоченно поглядывая на юного мага, Рен листала замусоленную книжицу в расползающемся кожаном переплете. Найдя подходящий рецепт, нахмурилась.

– Нужная трава у нас есть, но для отвара надо вскипятить котелок воды. Тейзург побери этого тупого демона… Ты ведь ходил к озеру, что там?

– Соль.

– Тогда придется послать за водой эту песью образину. Пусть ищет, где хочет.

– Он же удрал.

– Да вон он, видишь?

Гаян оглянулся: из-за похожего на зеленую складчатую колонну молочайного дерева выглядывала виноватая собачья морда.

– Эй, ты, иди-ка сюда! – позвала Рен.

Пес-демон тотчас подбежал, глядя беспокойно и просительно. Похоже, он не держал зла за пинок.

– Надоприготовить для него целебный отвар, а воды у нас всего ничего. Вот котелок, берешь в зубы – и раздобудь где угодно чистой воды. Перед тем как черпать, попробуй на вкус, чтоб была не соленая и без какой-нибудь гадости. И постарайся обернуться поскорее. Все понял?

– Вода нужна, чтобы хозяина лечить? – уточнил пес.

– Да, как тебе уже объяснили.

– Я в этом краю не здешний, где тут хорошую воду сыщешь… Еще мотаться туда-сюда… А снег не сойдет? Вода же получается из снега! Снег всяко лучше воды, а?

– И куда ты за снегом отправишься, в Ящеровы горы? Не далековато будет?

– Снег – это мы в два счета, только потихонечку, чтоб меня тут не застукали и не турнули… Раз, два!..

Пес крутанулся на месте, словно ловил собственный хвост, и превратился в темноватое облако – оно всплыло на высоту человеческого роста, и оттуда повалили белые хлопья.

– Столько или еще? – донесся из облака хриплый голос.

– Хватит, – опомнилась Рен. – Хороший песик, молодец! Теперь мы его живо на ноги поставим…

Пока она разводила огонь, Гаян набил снегом бурдюки, а псоглавый демон, снова принявший заурядное собачье обличье, пристроился возле мальчишки-мага. Больше не было речи о том, чтобы он проваливал: такая собака дорогого стоит, с такой собакой можно всю Подлунную пустыню из конца в конец пройти!

Снег чистейший, вкуснее самого изысканного мороженого… Остатками Гаян умылся. Рен, подвесив над костром котелок, сделала то же самое и снова занялась кругом. К сумеркам защита была готова, стоянку окутывал густой чайно-лесной аромат заваренных трав. Крысы-пустынницы недоуменно принюхивались. Отвар остывал медленно, между тем у мальчишки начался жар, ему положили на лоб мокрую тряпку.

Неожиданно распахнулись глаза, темные и слишком большие на узком худом лице. Лихорадочный взгляд остановился на Ренарне.

– Это вы… – Голос напоминал шорох осенней листвы. – Я теперь все понял… Когда вам будет нужно, я стану мостом через бесконечность, и наплевать на этот хрустальный гроб…

– Какой еще мост?

Рен помешивала варево, но, когда парень заговорил, оторвалась от своего занятия.

– Серебряный, нематериальный… Это из высших метаморфоз.

Бредит или нет, но на вопросы отвечает.

– Только тебе высших метаморфоз не хватало после твоего горе-путешествия!

– Так будет надо… Если я не стану мостом через бесконечность, для всех нас получится хуже, даже для этого, который хотел меня убить и бросил нож. Я сейчас видел сон про другую вероятность – что будет, если я не стану… Там ничего хорошего. Это не здесь, не скоро, не на этой ветви миров…

– Ага, прекрасно. Руками и ногами пошевелить можешь?

– Ну да, могу…

– Болит что-нибудь?

– Вроде нет.

– А голова не болит?

– Не сильно.

– Тогда лежи спокойно. Мало того, что тебя за какими-то бесами понесло в Хиалу…

– Так тоже было надо. Я должен убить Гонбера.

– Еще один герой недоделанный… – пробормотала Рен почти с восхищением. – А давай ты сейчас выпьешь лекарство? Отварчик-то уже остыл… Гаян, приподними его!

После отвара мальчишка уснул. Дыхание постепенно выравнивалось.

– Жар спадает, – сообщила Рен, потрогав мокрый от испарины лоб, и укрыла пациента вторым одеялом.

Пес-демон благодарно взвизгнул, виляя хвостом.

Костер зачах и едва теплился, его скупо подкармливали ветками. Усыпанное звездным серебром небо, оглушительный стрекот ночных насекомых. Над далеким озером извивались и белесо мерцали соляницы, но их еле разглядишь, поэтому и впечатления никакого.

– Как тебя зовут? – поинтересовалась Рен.

– Всяко кличут – и чокнутым, и безумным, и бешеным, и чтоб-ему-было-пусто… Кому как взбредет, тот так и обругает.

– Внушительные у тебя рекомендации. А имя свое назвать можешь?

– Забыл… Честно-честно, забыл. И он тоже забыл, как меня звать, хотя было у меня когда-то имя, точно ведь было… А как он потерялся, ум за разум заехал, и ничего доброго не осталось. Вы меня не гоните, вы меня ото всех спрячьте, чтоб я вместе с вами, при хозяине, только не на виду… Этак можно?

– Как же тебя спрячешь, такую орясину?

Высказывание было риторическое, однако пес-демон воспринял его, как руководство к действию: раз – и съежился. Гаян решил, что ему уже мерещится с усталости, но нет, псина и в самом деле уменьшилась до размеров комнатной собачки. Мохнатый комок, который можно посадить на вышитую подушку или к себе на колени, в самый раз поместится.

– А такого меня легче спрятать? – даже голос стал тоньше.

– Да! – согласилась Рен. – А звать тебя будем Пушок, пока свое настоящее имя не вспомнишь, согласен? Иди-ка сюда, я у тебя репьи выберу. Раз ты теперь Пушок, ты должен соответствовать…

Утром юный путешественник очнулся. Ему дали выпить остатки отвара, накормили похлебкой из сушеного мяса и только после этого приступили к расспросам.

Звали его Рис. Просто Рис, без родовых имен. И он не был учеником мага. Да, кое-что из этой области знает, потому что проучился три года в эонхийской Школе, но его оттуда выставили ввиду отсутствия силы. Нет, он не сам по себе, ходит в подмастерьях у господина Тибора. Тот где-то здесь, в Ибдаре, и Рис должен поскорее его разыскать. Какое ремесло? Ну, можно сказать, они вроде бойцов, могли бы что-нибудь охранять…

– Охотники за головой Гонбера? – понимающе усмехнулась Рен.

Темные глаза испуганно блеснули из-под длинной нечесаной челки. После заминки мальчишка спросил:

– Откуда вы знаете?

– Ты вчера проболтался, когда в первый раз приходил в себя. Не пугайся, мы заодно. И Живодера я, кстати, уже убивала, не далее как несколько дней тому назад, с удовольствием поделюсь опытом. А этот откуда взялся? – она кивнула на Пушка.

– Попался по дороге и согласился меня подвезти. Он теперь моя собака. У него был хозяин, который потерялся, маг или шаман, и я похож на его хозяина, поэтому он сразу ко мне пристал. Госпожа Ренарна, вы что-нибудь знаете о городе Танцующих Огней?

– В первый раз слышу. Что за город такой?

– Где-то в заморских королевствах, – на этот раз глаза цвета пряной тропической ночи блеснули тоскливо, словно темные озера в ненастную погоду. – Наверное, я оттуда родом, потому что все это мне часто снится. Там повсюду дома, похожие на сонные хоромины, много волшебных зеркал и летающие кареты, а после наступления темноты в городе зажигают разноцветные фонари, которые ярче луны, одни висят на месте, другие танцуют над улицами… Вы тоже были в этих снах.

– Я о таком месте никогда не слышала и в заморских королевствах не бывала. Вот что, пока не нашелся твой Тибор, оставайся с нами, хорошо?

Рис благодарно улыбнулся и кивнул.

Одного они не учли: уменьшившийся в размерах Пушок на своих коротких лапках не поспевал за лошадьми, а когда ему предложили снова вырасти, наотрез отказался – прогонят его тогда из летних земель, не пожалеют, взашей прогонят, еще и взбучку зададут, и опять разлучат с хозяином. И летать ему сейчас по той же причине нельзя. Покамест он здесь, он должен быть обыкновенной собакой, тогда его не заметят, и все обойдется.

– Если б у нас была корзина, чтоб тебя туда посадить… – в раздумье произнесла Рен. – Гаян, ты ведь говорил, что на Ивархо подрабатывал плетением корзин. Осилишь?

– Нужны подходящие прутья.

– Смотри, по-моему, ибдарийцы используют вон тот кустарник!

Прутья нашлись, и на очередном привале Гаян не покладая рук плел корзинку для приблудного пса-демона.

Глава 7 На краю Подлунной пустыни

Убить работорговца – доброе дело. Если боги и впрямь ведут счет дурным и праведным поступкам смертных, за Сей-Инлунаха и Сей-Вабусарха Тибору должно проститься по дюжине других смертей. Впрочем, не верил он в то, что небожители Сонхи и впрямь занимаются такими подсчетами. А если кто-то и занимается – это его личная прихоть, не оказывающая на мироустройство заметного влияния. Разве что Неподкупный Судья Когг настигнет и покарает злодея или Кадах Радеющий вознаградит подвернувшегося добротворца, но это капли в море. И все же, пусть справедливость – утешительный вымысел, расправа с двумя работорговцами оставила в душе у Тибора чувство удовлетворения, как будто на совесть вскопал огород или починил крышу.

После кончины Сей-Инлунаха и Сей-Вабусарха ему достались Хилати, Варфа и Закиль, каждая на свой лад прелесть. У Тибора давно уже не было женщины. Лучистые темные глаза несуществующей Лауты сеххи Натиби держали его и затягивали, словно пара колдовских водоворотов, но теперь, когда напоминание о Лауте рядом не маячило, он освободился от наваждения и наверстал упущенное.

Расписная глюза плыла по пятнистой изумрудной Ибде на юго-запад. В зеленой воде сияли тысячи маленьких солнц и покачивались зубастые ящеры, похожие на притопленные плавучие островки. По берегам тихими шелестящими ратями стояли тростники, желтели щетинистые холмы, лепились глинобитные деревушки. Над древесными кронами, опутанными гирляндами белых и пестрых цветов, покачивались на длинных шеях не то змеиные, не то оленьи головки, объедающие листву с верхушек. Птиц было столько, что в глазах рябило.

Оррада замаячила впереди кучей заплесневелых черепков. Ей было больше трех тысяч лет, и в течение последней тысячи она пребывала в упадке, так и не поднявшись после того, как на нее налетел разъяренный Пес Зимней Бури, беззаконно покинувший свои снежные пределы. При других обстоятельствах Унбарх смог бы отстроить и возродить свою столицу, но ему было не до того. Ему и поныне не до того. Желающих спросить с него за десять веков прозябания и без Дохрау найдется тьма– тьмущая.

Остатки древних дворцов и храмов обросли, точно птичьими гнездами, неряшливыми поздними постройками. Меж сохранившихся с легендарной поры колонн в три обхвата втиснулись благоухающие пряной южной кухней харчевни и истекающие дурманными дымками притоны. Под строгими каменными арками сохло на веревках застиранное тряпье, болтались вяленые рыбины и связки пахучих подгнивших плодов. К колоссальным стенам с вырезанными поверху речениями Унбарха присоседились крытые тростником лачуги, чьи владельцы сэкономили таким образом на кирпичах для задних стенок своих жилищ. Грязный, опасный, разнузданный город, опьяняющий до тяжелого похмелья и невесть где забытых штанов.

Глюзу Тибор отпустил, а когда перевозчики заикнулись о плате, доходчиво объяснил, что цена – их никчемные жизни, сверх того ни гроша не будет. Сами нарвались. Откажись они везти похитителей, и Рис никуда бы не делся.

Хилати, Варфа и Закиль смиренно просили, чтобы «благороднейший избавитель и покровитель» помог им пристроиться в какой-нибудь из оррадийских «домов пяти наслаждений». Под «пятью наслаждениями» подразумевались танцы, пение, музицирование, искусные ласковые беседы и любовные утехи. Мол, их все равно бы продали в такое заведение, а теперь, благодаря доблестному господину Тибору, они смогут поступить туда по контракту, как вольные куртизанки. Хапли все это перевел, бесстыдно ухмыляясь и печально моргая.

На обратном пути из квартала пяти наслаждений они с толмачом наткнулись на орущую толпу, которая осаждала притон, забрасывая подобранной с земли дрянью охранников возле дверей, застигнутых на улице посетителей и случайных прохожих. Тибор схлопотал по физиономии гнилым корнеплодом. Из ломаных комментариев Хапли стало ясно, что это унбархопоклонники, протестующие против существования притона на том самом месте, где Унбарх когда-то разбирал споры между горожанами. Фундамент со ступеньками до сих пор сохранился, остальное налепили позже. Оскорбление святыни.

Чего только не сыщешь в этом городе…

В переулках, суетливо оплетающих устремленные в небеса толстые колонны, смешалось и забродило множество запахов: перезревшие фрукты, вкрадчивые одуряющие курения, навоз, крепко заваренная канфа, моча, жареная рыба, травяная прель, прогорклое масло, гниющие потроха, внезапно наплывающие волны тяжелых и приторных благовоний.

Из-за поворота сверкнул навстречу ошеломляющий зеркальный водопад, и Тибор увидел там себя, Хапли, скорчившихся под стеной нищих, крылатого каменного барана на грязной тумбе, побитого и покорябанного, словно его со всех сторон обгрызли каменные мыши, змеистую улочку, уводящую куда-то в тень, – и все это плыло в пыльном золотом мареве.

Сонная хоромина, нерукотворное диво из перламутра и нездешне золотящихся зеркал, которые даже кузнечным молотом не разобьешь. Возле начала изогнутой лестницы торчит столбик с вырезанной из дерева кошачьей фигуркой под ветхим двускатным навесом, у подножия перепревшей грудой навалены вялые цветы.

– Господин, туда не ходить, – всполошился Хапли. – Там не можно, там злая лифта и железная зверь, захожих людей губят, нехорошо делают!

Ему не хотелось потерять доброго господина, который обращается с ним, как с вольнонаемным слугой, и не экономит на харчах.

– Идем отсюда, – позвал Тибор.

Подумалось о Рисе, который мог бы, наверное, зайти в эту хоромину, похожую на драгоценную морскую раковину, во сто крат увеличенную, и как ни в чем не бывало выйти обратно, и на сердце потяжелело.

Что такое для него Рис? Привязываться к людям Тибор разучился тогда же, когда научился убивать. В двенадцатилетнем возрасте.

Его родителей унес Грибной мор, насланный кем-то из зарубежных врагов герцога Эонхийского. Выжившего Тибора забрала к себе Елеса, материна двоюродная сестра. Она была не намного его старше, но считалась старой девой – с заячьей губой, рябая, терпеливая, жалостно белобрысая. В деревне над ней смеялись, а Тибору это не нравилось, так он прошел свою первую боевую школу.

Елесу он любил. Вначале как старшую, взявшую его под крыло, а под конец ему так и лезли в глаза, будто смущающее разум сладкое наваждение, большие мягкие груди под серым платьем со шнуровкой, ловкие движения округлых рук, изгиб от талии к плавно очерченным выпуклостям, гипнотически переливающимся при ходьбе. Заячья губа, как и все остальное, что находилось выше подбородка, для распаленного мальчишки не имело значения. Да он и раньше смотрел на ее непригожее лицо сквозь ласковый туман своей привязанности. Еще два-три года, и он бы задрал ей юбку, а Елеса, наверное, и не стала бы сопротивляться, но все закончилось иначе. Они угодили в рабство.

Отправились на ярмарку в Орюс, на обратном пути уселись в повозку к разъезжему торговцу-галантерейщику – благообразному мужичку, который добродушно любезничал с Елесой, называл Тибора «молодым человеком» и предложил подвезти таких достойных людей задаром, лишь бы не путешествовать в одиночку. Двое деревенских простаков ничего дурного не заподозрили, а добрый попутчик опоил их и продал.

Покупатель жил в крепкой усадьбе на отшибе, держал там мастерскую: мешки, дерюжные рукавицы, матерчатые башмаки на кожаной подошве. Пошивом всех этих нужных вещей занимались невольники. Четыре женщины, считая Елесу, двое смирных стариков, теперь еще и подросток. Их держали в подполье на цепях: ржавое кольцо на лодыжке соединено со скобой, вбитой в стенку. Имея в виду, что скобы можно расшатать, в дополнение к кандалам каждому из пленников ломали ногу. В холодном помещении, озаренном масляными лампами, стояла страшная вонь от общей бадьи с деревянным стульчаком и отсыревшей крышкой. Кормили жидкой овощной похлебкой с сухарями: не поработаешь – не поешь.

За те полгода, что Тибор провел в заточении, умерли двое, женщина и старик. Вместо них никого не взяли: спрос на дерюжные изделия упал, и в новых рабочих руках нужды пока не было.

Хозяин, похожий на угрюмого сыча, суровая хозяйка ему под стать, кто-то еще – не важно, сколько их. Сцепив зубы, чтобы не ныть от боли в сломанной голени, слушая животные подвывания Елесы и апатичные утешения старожилов, Тибор решил, что рано ли поздно ли убьет всех, кто ходит наверху по скрипучим половицам.

К тому времени, как сломанная кость срослась и боль утихла, он умудрился перепилить ножом для резки подошв одно из звеньев своей цепи. Все равно с кривой ногой далеко не убежишь, а хозяева осерчают, увещевали его остальные. Мальчишка отмалчивался. Он собирался не бежать, а убивать, и после будь что будет.

Тибор набросился на хозяина, когда тот в очередной раз спустился сменить бадью. Ударил ножом в живот, сбил с ног и треснул, взвывшего, мордой о грязный стульчак, выбив напоследок зубы. Услышав шум, спустилась вниз хозяйка с плеткой. Ее он тоже несколько раз ударил ножом, но не учел, дурень, того, что раненая женщина начнет метаться и сшибет со стены лампу.

В подполье начался пожар, а он не мог освободить остальных: оковы замыкались ключом, который хозяева каждый раз с собой вниз не носили, только если возникала надобность посадить на цепь нового работника или вытащить труп. Женщины кричали, старик молился и всхлипывал. Стуча зубами и обливаясь липким, как кисель, потом, Тибор принял решение: всех убить, чтобы не пришлось им гореть заживо. За волосы – и по горлу, враз рассекая главную кровеносную жилку. Он действовал так же быстро и отчаянно, как во время драк с деревенскими ребятами, дразнившими Елесу. С той лишь разницей, что в деревне он никого не убивал.

Потом полез по скрипучей лестнице наверх, надсадно кашляя. Думал при этом не о спасении от огня, а о том, что в доме есть кто-то еще, до кого нужно добраться.

Уже после, когда все было позади, он уревелся до соплей, вспоминая Елесу, Эльжу, Нануту и Урсела, торопливо зарезанных в горящем подполье, а тогда ошалевшего от первой крови мальчишку охватило ликование, похожее на жестоко лупящий ледяной ливень: наконец-то он может не плакать от бессильной злости, а убивать своих мучителей!

Еще трое. Хворая девочка на лежанке, его ровесница. Парень постарше, с виду более крепкий, чем Тибор, но не сумевший дать отпор сорвавшемуся с цепи малолетнему невольнику. Нездорового вида человек в затрапезной рубахе, то ли батрак, то ли бедный родственник, спешивший по коридору с ведром воды на запах горелого. Этих он порешил без колебаний: раз уж своих не сумел спасти, никто отсюда не уйдет живым.

От деревянной усадьбы остался обугленный остов – почернелые столбы и уползающие в небо скорбные дымки. Местность вокруг была глухая, разбойничья: ощетинившиеся хмурыми елками косогоры, хоронящаяся среди них дорога, с одной стороны окоем вздыбился замшелыми серыми складками, с другой рассыпалась вдалеке деревня, из которой никто не примчался тушить пожар.

В деревню Тибор не пошел. Его там или повесят, как убийцу, или снова посадят на цепь, как дармового работника. А может, там и нет людей, одни демоны из Хиалы, которым захотелось изведать человеческой жизни, хозяйничают в заброшенных домах, притворяясь крестьянами, коровами и собаками – словно ярмарочные фигляры, изображающие с глумливыми ужимками купцов и монахов, аристократов и подзаборных пьянчужек, кокеток и стражников-мздоимцев. Если угодишь в их игры, сперва заморочат, потом растерзают.

Он захромал в другую сторону. Решил добраться до Орюса, куда они ездили осенью на ярмарку, или до другого города, как повезет. И никому не говорить, где был, что случилось: злые духи съели память, такое порой случается, об этом все знают.

Дорога тащилась мимо глинистых склонов и темных ельников к туманным оплывшим горам. Тибор ночевал на хвойной подстилке, дрожа от холода, жевал корешки да сырые грибы. Лишь бы не околеть, он ведь еще не убил того приветливого галантерейщика, который продал их с Елесой в рабство.

Однажды из чащи донесся плач. Пошел посмотреть. Тролльчонок попал в жуткий капканище, рассчитанный не на простого зверя. Причем ушастую сизую бестолочь поймало не за ногу, а за руку: приметил, что под слоем палой хвои что-то спрятано, и наступать туда не стал, зато присел рядом и давай разгребать, интересно же. Тибор, впрочем, поступил не умнее, когда сорвался на его скулеж.

Цепь тяжелого капкана была захлестнута вокруг столетней ели и заперта ржавым амбарным замком.

– Дай слово, что меня не слопаешь, если я тебе помогу, – потребовал Тибор.

Он к этому времени ослаб, скверно сросшаяся голень распухла и болела. Ему нужен был товарищ. На слово он никому больше не верил, но решил рискнуть.

Замок удалось отомкнуть ножом, провозившись полдня. Потом они с Тахгры выбрались на дорогу и насадили капкан оставшимся сбоку зазором на торчащий из земли камень, с трудом раздвигая проржавевшие челюсти. Тибор треснул сверху по страшному механизму булыжником. Тролльчонок визжал от боли, но сумел это вытерпеть и кое-как вытащил руку, раздирая в кровь чешую.

До гор, где находилась троллья деревня, тащились несколько дней. Мимо старых еловых перелесков, обросших седыми космами лишайника, мимо опутанного паутиной скрипучего сухостоя, где жили пауки размером с голубей, мимо рыжих откосов с выпирающими корнями – те иногда начинали вздрагивать и шевелиться, но у тролльчонка был амулет, которого хватало, чтобы это не пыталось их поймать. Объяснялись возгласами и жестами. Позже Тибор узнал, что Тахгры погнал вниз зуд прирожденного путешественника: взрослые кочуют по всему свету и приносят из странствий разные интересные вещи, а он должен сидеть вместе с сестрами, матерями и бабками? Раз его не берут, он пойдет бродяжить в одиночку, тогда и увидят, мал он еще или нет!

Тибор был, наверное, единственным человеком, побывавшим у троллей в женской деревне, куда не только чужакам – даже троллям мужского пола, вышедшим из нежного возраста, путь заказан. В ту пору мужское стойбище пустовало, все ушли в кочевье.

Морщинистая ведьма с дряблыми ушами-крылышками, словно сделанными из мятого серого шелка и в придачу украшенными дюжиной сережек из потемневшего серебра, дала Тибору выпить что-то солоновато-горькое, оглушающее, а после, завернув штанину, ощупала искалеченную голень – и сперва он услышал хруст, а через миг заорал от боли. Перед тем как провалиться в солоно-горький омут, успел подумать: «Предательство…»

После оказалось, что это было не предательство, а жест доброй воли: старуха сломала ему кривую кость, чтобы срастить заново, как надо. Она родилась еще до того, как Страж Мира обернулся камышовым котом, и о врачевании знала больше, чем иной знаменитый лекарь, хоть и не покидала своих гор, как это заведено у троллей-женщин.

Тибор ушел оттуда выздоровевшим, окрепшим, с амулетами и оружием, с переметной сумой, набитой вкусной снедью, с тяжелой горстью серебряных и медных монет в кармане. Вот только идти ему было некуда. Возвращаться в родную деревню не тянуло – не к кому, незачем. Ему было всего-то тринадцать лет, но душа уже успела стать безрадостной и черствой, как забытая горбушка хлеба, а в черных волосах появилась густая проседь. До Орюса добрался пешком, ни с кем не связываясь, а в городе, после бесцельного блуждания по улицам, завернул в храм Акетиса.

Он не собирался обращаться с вопросами к богу смерти и круговорота. Он в ту пору просто не сумел бы эти вопросы сформулировать. Один из жрецов сам подошел к нему, позвал во внутренний предел, завел разговор. Тибор был настороже, отвечал коротко и уклончиво, но этому жрецу, как он понял позже, и не требовались ответы вслух.

Ему предложили остаться работником при храмовом хозяйстве, за кров и кусок хлеба. Он согласился. Вскоре его отослали в монастырь Сорионхо, якобы для услужения при поехавшем туда священнике, а на самом деле в ученье. В Сорионхо готовили храмовых убийц, чьи услуги можно купить, обратившись к жрецам Акетиса.

Опять неволя, и отсюда не убежишь. Впрочем, Тибор не помышлял о побеге. Жестокая муштра в монастыре казалась раем земным по сравнению с тем подпольем. Еще и кормили досыта. Вдобавок наставники говорили, что в ремесле убийцы нет ничего дурного: смерть – это уход на ту сторону, чтобы после вернуться обратно в новом рождении; это всего лишь очередная перемена, а перемены не обязательно ведут к худшему; неизвестно, что ожидало бы в дальнейшем человека, чью жизнь ты прерываешь, и вполне может оказаться, что тем самым ты спасаешь его от более страшной доли. Душа Тибора, раненная тем, что он сотворил с Елесой, Эльжей, Нанутой и Урселом… ну, и с хозяйской больной девчонкой, остальные не в счет, остальные получили свое… цеплялась за эти наставления, даже когда он волчонком глядел на тех, кто вновь загнал его в ловушку.

В Сорионхо Тибор провел шесть лет, понемногу привык, стал примерным учеником и уже готовился к последним экзаменам, когда на монастырь напал герцог Эонхийский, что-то не поделивший с верховными жрецами бога смерти. То ли те не хотели отдавать ему какой-то древний меч, то ли убили не того человека, то ли все это вместе – так и не удалось выяснить подробности ни тогда, ни после. Монахи велели ученикам бежать через потайной ход и добираться до храма в Ливде, столице Йефта, а сами приняли бой. Монастырь пал, беглецов настигли, но троим-четверым самым отчаянным удалось прорваться, в том числе Тибору.

Ему тогда было без малого двадцать. В Йефт он не пошел, вместо этого отправился искать своего галантерейщика. Герцог в ту пору преследовал слуг Акетиса по всей Ругарде, но Тибор посвящения принять не успел, татуировками и магическими знаками отмечен не был, поэтому сыскарей мог не опасаться. Рослый и ловкий парень, наученный убивать любым оружием, а также без оного, в придачу образованный – в Сорионхо отроков знакомили с географией, историей, философией, изящной словесностью, основами врачевания, не говоря о письме и счете. Ему нужен был заработок, и он решил заняться тем, что умел делать лучше всего. Зря, что ли, потратил эти шесть лет? Нет, он приобрел профессию… которая не хуже любой другой, остановимся на этом.

Добренького галантерейщика Тибор выследил и, поиграв в кошки-мышки, прикончил. Потом подался в столицу, разыскал там трактирщика Гужду, двоюродного дядю по отцовской линии, через него вышел на своих первых заказчиков. Со жрецами решил больше не связываться. Время от времени делал щедрые подношения тому или другому храму Акетиса – расплата за учебу, он не хотел ходить в должниках ни у людей, ни у богов. Если храмовые служители пытались вызвать его на откровенность, мог тянуть до бесконечности что-нибудь вежливое и малосодержательное, пока собеседникам не надоедало.

Ему приходилось и путешествовать по Ругарде, и бывать в сопредельных странах. Однажды встретил банду троллей, один из которых бросился к нему с радостным ревом: «Тибор!» Это оказался Тахгры, тот самый, из капкана. Уже достаточно большой, чтобы его забрали из женской деревни и взяли в кочевье. С троллями Тибор сдружился, а позже еще и побратался, даже их язык понемногу выучил. Ему нравилось скитаться по свету в их компании. Зато людей он к себе не подпускал, люди слабы и ненадежны, привяжешься к человеку, а потом придется его добивать… Лучше жить без человеческих привязанностей.

Постепенно Тибор создал себе недурную репутацию, и лет семь-восемь тому назад ему впервые перепал заказ от ее высочества Лормы. Платила она хорошо и была очень красива, но эта красота оставляла его холодным, как вымороженные на полтора локтя вглубь лишайниковые равнины на севере Малны и Вазебры. Принцесса не будила в нем никаких эмоций, кроме единственного раза, когда заметила: «Гонбера невозможно не полюбить. Если посмотреть на него непредвзято, он хрупкий и трогательный, душевно одаренный… А когда он убивает, он близок людям вашего ремесла, не правда ли?»

Что касается двух первых посылок – бесы с тобой, Лорма, но от последней фразы ему сделалось тошно. Не «близок». Он, Тибор, всего лишь отправляет своих клиентов на ту сторону – короткая боль, и ты уже в Хиале, а Гонбер, сосредоточенно потрошащий живых людей, больше похож на семейку дерюжников, которые держали в подполье рабов и кормились за счет их мучений.

Возражать ее высочеству Тибор не стал. Промолчал, ибо сказанное к текущему делу не относилось.

Тоска, потихоньку точившая его душу, с тех пор обнаглела и перестала таиться. Если бы он смог убить «хрупкого и трогательного» Гонбера… Но это непросто, неудачных попыток не счесть.

А тут еще последний заказ от Лормы. Теперь-то Тибор с угрюмым чувством сознавал, что с самого начала увяз в самообмане. Увидев Риса, он сразу понял, что этого убивать не станет. Понимание пряталось в тайниках души, примерно там же, где обитала давняя тоска. Наваждение? Но ведь шаман определил, что чар на нем нет, да и колдовать Рис не умеет.

И если сейчас, очутившись без Риса в Орраде, он должен радоваться освобождению, то кто бы еще подсказал, от чего он освободился?

Путешествие по зыбким тропам Хиалы. Из мутной слоеной хмари вздымаются деревья – или то, что выглядит, как деревья, – на серых ветвях висят гроздями потерянные души, не знающие, куда им податься. Иногда в клубящейся мгле мелькают демоны, то крохотные, словно насекомые, то громадные – ноздря, как замшелая черная пещера, покрытый рябью блестящий глаз величиной с озеро.

Что бы там ни маячило, ни звало из-за кромок тропы, Венуста держала защиту и шла вперед. Одна. Тривигис все еще был слишком плох для путешествия на юг, а Сигизморий, вначале собиравшийся с ней за компанию, срочно отбыл на северо-запад Вазебры, где вылезла из глухомани какая-то опасная нежить. Умчался туда со всеми своими снаппами, отожравшимися на соседской дармовщине.

Светящаяся, как зеркало в воде, арка – переход на эту сторону. С небес хлынуло солнце, и Венуста зажмурилась.

Вокруг Врат Хиалы было безлюдно, лишь на зеленой реке виднелось несколько рыбацких лодок. Груды трупов исчезли, по вытоптанной земле чернели пятна кострищ. Пахло гниющей на солнцепеке тиной и гарью. Возле закопченной грязно-желтой стены Апшана печально корежились остатки погорелых домишек, но кое-где уже суетились костлявые смуглые работники – растаскивали завалы, месили в ямах глину на кирпичи.

Чужеземную волшебницу в Апшан не пустили, но она кое-как объяснилась на ломаном ибдарийском с начальником стражи, и тот, взяв золотую монету, послал мальчишку отнести письмо княжескому магу. Приготовившись к долгому ожиданию, Венуста извлекла из своей зачарованной кладовой стеганую подстилку, зонтик и бутыль с подслащенной водой. Это наглядное доказательство ее могущества заставило местных держаться на расстоянии от одинокой красивой женщины, с ведьмами шутки плохи.

Принесли в богато разукрашенном паланкине первого мага Апшана, хрупкого старика с бородой, заплетенной в косицу, и пронзительными яркими глазами – словно луч света отражается в черном стекле. Он угостил коллегу чаем драгоценного сорта, с интересом выслушал последние новости, наговорил Венусте комплиментов, сравнивая ее с «волшебной вишней, чьи ветви вместо плодов отягощены изысканнейшим жемчугом», и под конец признался, что о Созидающем, остановившем герцога Эонхийского, ему ничего не ведомо. В Апшане есть все сокровища мира, но Созидающих нет. Это был кто-то пришлый, и он таился, не открывая свою истинную суть, среди постояльцев гостиниц за стеной княжества.

После церемонного прощания чародейка наняла лодку и отправилась искать остальных. Лиузама с Айваром скоро нашлись на одном из цветущих островов посреди Ибды. Хоть в этом повезло… Не обошлось без неприятностей: оказалось, что деревянный амулет Кевриса в суматохе потерялся. Лиум думала, что он у Венусты, а та считала, что он у Лиум.

– И как же мы нынче найдем Кеви, как я теперь-то самое главное для него сделаю… – запричитала Лиузама.

– Может быть, Рен удалось что-нибудь узнать, – сухо отозвалась Венуста, сгорая от досады.

Когда теряется нужная вещь, которую следует беречь как зеницу ока – это мерзость невообразимая, ибо частное проявление Хаоса. То, чего она терпеть не могла. Наверняка амулет выронили в спешке на постоялом дворе, и деревянная вещица, естественно, сгорела. За всем не уследишь, сколько ни старайся, и если кого-нибудь интересует мнение Венусты, сие есть подлость и мерзость.

Осталось выяснить, где сейчас Рен с Гаяном. Это недолго, она специально на такой случай закляла парный талисман – одна половинка у нее, вторая у подруги, но из-за неувязки с амулетом Кевриса ее терзало до того жгучее раздражение, что она не смогла определить направление с первого раза.

«Созданы друг для друга» – так обычно говорят о влюбленных или супружеских парах. Иногда это звучит слащаво и претенциозно, иногда в самую точку: иначе не скажешь.

К Ренарне и Рису это выражение подходило на все сто. Они с первого же дня потянулись навстречу друг другу, захлестнулись, переплелись, как будто росли из одного корня.

Пушок, как это ни странно, нисколько не ревновал, хотя всем известно, что демоны ревнивы. То ли чокнутый волшебный пес был неправильным демоном, то ли вовсе не был, но он бурно радовался тому, что его хозяина любят, и от избытка радости готов был на задних лапках перед Рен танцевать.

А Гаяна это задевало за живое. Они с Ренарной никогда не были так близки. И ладно бы это вспышка животной страсти к подвернувшейся привлекательной особи мужского пола, такое за ней время от времени водилось. Нет ведь совсем не то… Худющий большеглазый подросток с копной нечесаных волос абсолютно не в ее вкусе. Рис, в свою очередь, тоже не походил на ошалевшего от первой любви юнца, для которого главное – поскорее овладеть дамой, а дальше хоть луна с небес упади.

Их души словно прорастали навстречу друг другу сквозь телесные оболочки, и было, в общем-то, не важно, переспят они или нет. Можно подумать, они и впрямь из одного города, из неведомого заокеанского королевства, и нежданно-негаданно встретились на чужбине, в страшной дали от дома. Но Гаян-то знал, что Рен родилась в Набужде и за океанами никогда не бывала – ни за Жемчужным, ни за Пурпурным, ни за Полуденным.

Их выгнали из одного и того же учебного заведения, по одной и той же причине, хотя и в разное время. Подобные вещи сближают, но не до такой же степени.

Не сказать, чтобы Гаян люто мучился от ревности, но рядом с ними он вдруг с неожиданной остротой ощутил свое одиночество. Впору самому над собой смеяться. Впрочем, ему было не смешно, а грустно и не по-взрослому завидно.

Устроившись в стороне, он с приглушенным щемящим чувством собственной непричастности слушал их разговор, долетавший обрывками. До заката еще далеко, спешить некуда. Сегодня наконец-то вышли к Ибде. Жилья не видно, стена тростника с растрепанными буро-фиолетовыми метелками, желтая песчаная отмель. Они искупались, выстирали одежду, напоили и вымыли лошадей и решили сделать передышку.

Разговор Рен и Риса ткался, как гобелен. О городе Танцующих Огней, который Рис видел во сне, о том, что такое вероятности и как угадать среди них ту, что тебе нужна, о сновидениях, о времени, о бесконечности… От их речей Гаян испытывал легкое головокружение, словно вошел в море и стоишь по горло в воде, и все вокруг сверкает бликами, качается, плывет, пытается тебя куда-то унести. Да, он этим двоим завидовал и в то же время думал: как хорошо, что хотя бы кто-то в мире Сонхи может сидеть рядышком и вести такие беседы. Пока это возможно, еще ничего не потеряно.

Потом они свернули на Гонбера. Рен уже во второй раз в подробностях рассказала, как убивала Живодера в той ибдарийской деревушке, а толку-то с ее стараний, если ни железо, ни огонь его не берут.

– Он выжил, – подтвердил Рис. – Я чувствую. Но я все-таки убью его с концом.

– Интересно, как?

– Надо, чтобы мне помогла одна чародейка из Ругарды, тогда получится. Та самая вероятность, которая ведет к победе. Жалко, что до меня это раньше не дошло. Не знаю, как ее зовут и как она выглядит… А Тибор, мой учитель, знает. Я был под искажающими чарами, и мы ее случайно встретили.

– Где сейчас твой Тибор, сможешь определить?

– Там, – Рис махнул рукой, показывая направление.

– Хм, как раз оттуда мы и пришли. Обратный бросок через эту унбархову сушь делать не будем, двинемся вдоль реки. Что пригорюнился?

– Я люблю вас.

– Я тебя тоже, – Рен обняла его за угловатые плечи. Толстая черная коса длиной в две трети локтя, перемотанная кожаным ремешком, и рядом неухоженная масса темных волос с отдельными выгоревшими прядями. – Киснуть-то с чего?

– Это ненадолго. Скоро нас унесет в разные стороны.

– Чему быть, тому быть. Может, когда-нибудь потом опять найдем друг друга, да пребудет с нами милость Двуликой Госпожи Вероятностей… Давай я стану тебе сестрой, а ты мне братом, хочешь?

– Назваными?

– Не просто. Побратаемся кровью, все будет по-настоящему. Выполним самый крутой обряд, какой я знаю, согласен?

– Ага.

Когда она взметнулась над травой и шагнула к сумкам, Гаян окликнул:

– Рен, так нельзя, это же мужской обряд!

– Можно, – Рен бросила на него из-под тигровой челки непримиримый, с усилившейся прозеленью, взгляд.

– Нам можно, – оглянувшись, добавил Рис, и за прядями волос, занавесившими его узкое лицо, мелькнула улыбка.

Гаян не мог их остановить. Его доводов не слушали. Оставалось только наблюдать, как они цедят в небольшую медную чашу, покрытую болотной пленкой патины, снеговую воду из бурдюка, режут себе запястья одним и тем же ножом, смешивают кровь и потом по очереди глотают этот варварский коктейль, через каждый глоток передавая друг другу посудину, а выбравшийся из корзины Пушок носится кругами, словно без него тут никак не обойтись.

Подумалось, что любовниками они теперь, скорее всего, не станут, но эта мысль не утешила. Это, если разобраться, несущественная частность, особенно когда речь идет о Рен, которая за приставания может прибить на месте, а может, наоборот, без долгих прелюдий распустить завязки на шароварах, по настроению. И при этом, что удивительно, ничего лишнего не проникает к ней в душу – остается снаружи и стекает, словно грязная вода с бронзовой статуи. Все это ей без разницы, она живет другим. И Рис, кажется, связан с тем редкостным и неназываемым, чем она живет на самом деле. Тут бессмысленно ревновать, тут речь о том, что в тебе или есть, или отсутствует. Гаян не мог вместе с Лормой умиляться Гонберу Живодеру, не мог вместе с Фианой Элжено, своей ивархийской пассией, обожать театр, и пути неминуемо разошлись. И здесь то же самое. Внутренняя родина Риса и Ренарны манила его своим мерцанием, и все же он смотрел на нее издалека, через хребты, буераки, туманы. Даже не разберешь, что там такое, но хотелось верить, что когда-нибудь он увидит это вблизи.

– Теперь ты мой брат, – подмигнула мальчишке Рен.

– Сестрица хозяина! – Пушок, прекратив нарезать круги, подскочил и лизнул ей руку. – Не один теперь мой хозяин, старшая сестрица у него есть, всяко лучше, чем сплошная кошачья родня, а когда хозяин выздоровеет и вспомнит, как меня всамделе зовут, ко мне здравый ум вернется, и заживем мы, как встарь, и так хорошо будем жить-поживать, так моим братцам-паршивцам наваляем, соли на хвосты насыплем… У меня ведь тоже есть братцы, только о том и помышляют, как бы мне трепку задать! Ну, теперь-то, при хозяине, поглядим, кто кому задаст трепку… Тш-ш-ш, не надо про них, а то еще кто услышит, собака лает – ветер носит, повсюду носит, а я уже замолчал…

И он опять нырнул в сплетенную Гаяном корзину.

– У меня раньше не было братьев, только две старших сестры, – сообщила Рен, задумчиво вертя мокрую изнутри чашу. – Обе вышли замуж, Лиланха в Набужде, Анцела в Опанде. Вроде бы у меня должна быть куча племянников. Никогда не бывала у них в гостях – подозреваю, что на порог не пустят. Еще мне однажды нагадали, что я стану сестрой бога. Знаешь, так называют покалеченных монашек Семанха Безногого. Лучше сразу в Хиалу, чем жить, как они.

– Я не отдам свою сестру никакому Семанху, – блеснув темными глазищами, заявил Рис. – Просто отвергните эту вероятность, безоговорочно и абсолютно.

– Давай-ка на «ты», братец, – потребовала Рен. – Зря мы, что ли, кровь пили?

– Мой хозяин круче Семанха! – гордо тявкнул из корзины Пушок.

Гаян, которому стало весьма не по себе, поскорее сотворил отводящий знак. С облегчением заметил, что Ренарна и мальчишка последовали его примеру. Незачем обижать Безногого бога, даже если не хочешь ему служить. С сумасшедшей собаки какой спрос, а люди – другое дело.

– Больше не надо так говорить, ладно? – дружелюбным тоном попросил Рис.

– Как велишь, хозяин.

С той стороны, откуда они приехали, небо наливалось оранжевым золотом, тянулись длинные пальцы теней от молочайных деревьев. Гаян волосками на коже ощущал близость перемен.

Оррада, некогда благочестивый град Унбарха, смахивала на обмелевший закисший пруд вблизи родной деревни Тибора. В вонючей воде, скрытой под вуалью ряски, летом кишели пиявки, улитки, тритоны, странного вида мелюзга, которую, несмотря на малые размеры, было боязно брать в руки. Считалось, что пруд порчен колдовством, но деревенская ребятня все равно бегала туда с самодельными сачками – страшновато и интересно, так и манит, как все запретное.

Те забытые ощущения всколыхнулись, когда Тибор погрузился в трясину мутной, загадочной и опасной Оррады. Его здесь не знали, и он позволил себе двухдневный загул. Словил кишечную заразу, от которой спас только отвар янтарного корня и полевого желчевика, горький до судорог. Обнаружил, что люди и демоны в этом клятом городе охотно меняются местами, и в первый момент не всегда определишь, с кем имеешь дело.

Однажды его окликнула с порога девушка на одной из бессчетных узких улочек. Ее лачуга не отличалась от соседних: побуревшая тростниковая крыша, в оконных проемах грязные занавески с нашитыми вкривь и вкось птичьими перьями – должно быть, обереги, стены в засохших корках плесени, которая повсюду расползается в сезон дождей, а под палящим солнцем спекается в белесый панцирь. Тибор читал, что во времена Унбарха тех горожан, кто проявлял леность и не чистил стены своих жилищ, подвергали позорному наказанию на площадях.

Босая тоненькая девушка в рваных шароварах и цветастом платье до колен была не первой из тех, кто пытался привлечь внимание хорошо одетого чужестранца, но мимо этой Тибор пройти не смог. Чересчур бледная для ибдарийки кожа, узкое личико, слегка впалые щеки и большие темные глаза – последнее тут не редкость, но в сочетании со всем остальным заставило его замедлить шаги и прилипнуть к ней взглядом. По спине поползли щекочущие мурашки.

Она что-то пропела по-своему, приглашающее улыбаясь. Тибор и сопровождавший его Хапли следом за ней вошли в дом. Несвежие потемки, битая утварь, вонь. Пахло скорее разлагающейся мертвечиной, чем неряшливым человеческим жильем. Этот неуместный запах заставил Тиборанасторожиться и податься назад, а лицо повернувшейся к нему шлюхи еще больше побелело, окостенело, яркие цветы на платье ожили, выпустили трепещущие отростки, изо рта полез чешуйчатый язык, похожий на мокрую змею.

Одурь, наведенная гримасами и гамом жаркого чужого города, мигом слетела с Тибора. Он отпрянул, выхватил из удобно вшитого потайного кармана нож – не тот, что для людей, а изготовленный из драконьей кости и заклятый Мунсырехом, с рунами на клинке – и сперва отсек длинный змеящийся язык, потом одним быстрым росчерком вывел в воздухе между собой и демоницей винбтаргх – знак прозрения. Серебристый символ вспыхнул всего на миг, чтобы тут же угаснуть. Тибор успел сквозь него увидеть багровое сердце атакующей твари. Ниже пояса, во чреве – туда и ударил. В последний момент его руку оплели радужные отростки разбросанных по платью цветов, кисть начала неметь, но после того как противница с хрипом осела на пыльные циновки, щупальца разжались и снова превратились в набивной рисунок на замызганном ситце.

Хапли сидел на полу и визжал без остановки, сипло и негромко. Тибор испугался, что нет у него больше толмача, незаменимый помощник рехнулся от ужаса, но когда вздернул его за шиворот и влепил пощечину, тот пришел в себя.

– Демон это, господин, – обморочно промямлил Хапли. – Женщиной притворился, нас обманул, нехорошо сделал…

Сбежавшая улыбка вернулась на его несчастное лицо часа через полтора, а занемелая рука Тибора обрела прежнюю чувствительность только на следующий день. И долго тлела глупая досада: ну почему она оказалась ненастоящей… Если б он только успел ее отыметь… Впрочем, он понимал, что упырица, видимо, уловила, на чем его можно поймать, и всего-навсего подстроилась под его желания, для другого прохожего она приняла бы иной облик.

Потом случилось наоборот, на них напали в сумерках двое умельцев, смастеривших себе из ящеровой кожи и конского волоса маски демонов, перемазанные кровью для пущего правдоподобия. Тибор напрасно потратил время на рисование винбтаргха, схватившись первым делом за костяной нож, но после, увидев, с кем на этот раз столкнула его нелегкая, в считаные секунды одному из грабителей вонзил заклятое оружие в глазницу, второму голыми руками сломал хребет.

– Люди это, господин, – прокомментировал происшествие Хапли, с испуганной улыбкой наблюдая, как он вытирает отполированный тускло-белый клинок о тунику затихшего лицедея. – Демонами притворились, нас обманули, нехорошо сделали!

Из сплетен, собранных толмачом по харчевням и постоялым дворам, Тибор узнал, что герцог и Лорма со своим войском добрались до Заффаги, нищей страны в преддверии Подлунной пустыни, и пока не двигаются дальше. Логично. Если они отправились к Унбарху, сперва надо навести мосты. Палач Стража Сонхийского хоть и загнан в свою подземную цитадель, хоть и не смеет ее покинуть, опасаясь главным образом мести Псов Бурь, в то же время вполне успешно держит оборону от желающих поквитаться. Все ж таки древний маг, один из сильнейших. Просто так дойти до его убежища нельзя – не дойдешь. Особенно если вспомнить, что герцог Эонхийский был когда-то его учеником, постиг многие тайны и вероломно сбежал обратно в Ругарду. Вряд ли Унбарх его простил. Бегство способных учеников – это, должно быть, больное место Унбарха! Поэтому вначале дипломатическая переписка, а потом уже непосредственно визит.

Мысль, не схвачен ли Рис прислужниками Лормы, появилась как одно из предположений, потом все чаще и чаще лезла в голову, а под конец и вовсе не давала Тибору покоя. Но спешить некуда: во-первых, пока шаман не поправился, все равно ничего не узнаешь, во-вторых, если эта догадка верна, Риса уже нет среди живых – Лорме ведь нужно, чтобы он сгинул.

Мунсырех дни и ночи напролет спал в комнате с плотно занавешенными окнами, просыпаясь только для того, чтобы выпить порцию загодя наваренного зелья. Тролли дежурили возле него по двое, остальные слонялись по городу, беря пример с Тибора.

Шаман вышел из спячки на исходе невесть какого дня и сразу потребовал побольше еды. Тибор в это время бродил по Орраде вместе с Хапли, а вернувшись на постоялый двор, с порога услышал низкий рокочущий голос Мунсыреха.

Мелькнула дурацкая мысль: теперь все будет в порядке. Хотя разве в Сонхи что-то бывает в порядке? Он ведь прекрасно знал, что нет.

– Тибор, я ворожил на Риса, – не дожидаясь вопросов, сообщил шаман. – Он живой, в той стороне, где всходит солнце. Что скажешь, пойдем его искать?

– Пойдем, – решил Тибор, воспрянув, хотя чему тут радоваться – возвращению в западню? У него был выбор, искать Риса или нет, и он, как зачарованный, сразу сказал «да», хотя кто его заставлял?

Отправились на другое утро. Тибор купил на базаре пару недурных лошадок себе и Хапли, Мунсырех призвал своего скакуна, остальная команда – на четырех, с навьюченными на спины мешками. При выезде из города от их кавалькады все шарахались. Ибда петляла, они рванули напрямую, срезая путь, но не уходя далеко от воды. Что касается поиска, тут шаманы-тролли умеют такое, что не каждому магу человеческой расы по плечу. Мунсырех ворожил утром, в полдень и вечером, корректируя направление.

Очередной обеденный привал среди мясистых зеленых страшилищ, которые в этих краях считаются деревьями, неподалеку от кучи громадных изжелта-белых костей, обглоданных Забагдой, вылизанных ветрами и дождями, облитых солнечной глазурью, до того старых, что их уже и останками не назовешь – просто часть пейзажа, постепенно, на черепаший шажок в год, уходящая в землю.

Тролли еще не успели приступить к походной трапезе, когда их уши, похожие на крылья летучих мышей, увешанные блестящими и бренчащими сережками, чутко навострились.

– Мясо! – обрадованно выпалил один из младших. – К нам скачет!

Скоро и Тибор услышал пока еще отдаленный шум.

– Три лошади, три быка или три козы, – навскидку определил Онгтарб. – Свежая еда, это хорошо.

– А что, если это три всадника? – хмыкнул Тибор.

К огорчению остальных, он попал в точку: всадники. Заметили троллей, но назад не повернули, направились прямо к ним.

– Стоять! – рявкнул Мунсырех, когда молодые уже готовы были сорваться с места. – Охоты не будет. Там Рис. Он тоже искал нас и шел навстречу.

Рис издали что-то кричал, размахивая тряпкой, чтобы не вздумали нападать. К седлу его низкорослой ибдарийской лошадки была приторочена большая корзина, из которой выглядывала собака. Он, что ли, щенком обзавелся?

«Будет у нас теперь два щенка, – с угрюмой ухмылкой подумал Тибор. – Та еще радость».

Двое его спутников сидели на ругардийских племенных лошадях. Загорелые и темноволосые, но не из местных. Статная женщина с тигровой челкой, в мужской одежде, с мечом за спиной. Тибор видел ее около Апшана и еще до этого немало всякого о ней слышал. А мужчина рядом – ее слуга, немой кажлык.

– Желаем здравствовать, господа тролли и господин Тибор, – произнес на безупречном ругардийском немой кажлык, натянув поводья.

– И вам того же, – прогудел в ответ Мунсырех, на фоне груды тысячелетних костей похожий на пузатого чешуйчатого идола.

Тибор заметил, что его взгляд из-под полуприкрытых век прикован не к Рису, не к знаменитой воительнице и не к ее приятелю, который, очевидно, вовсе не был немым кажлыком, а к корзине с вислоухой собачкой.

Все трое спешились. Рис подошел, готовый улыбнуться, но недобрый взгляд Тибора прихлопнул эту улыбку, словно удар ладони присевшую на подоконник бабочку.

– Какого беса ты потащился на глюзу с покойными работорговцами?

– Ну, они попросили помочь… Я не понял сразу, кто это… А они, что ли, уже покойные?

Не будь рядом толпы свидетелей, Тибор бы его попросту выпорол. Но балбесы-тролли засмеют – это раз, и вдобавок, если на глазах у женщины, парень сгорит со стыда – это два. Не стоит. Отвесил в треть силы оплеуху, все не так унизительно.

Злобное рычание, сбоку метнулось что-то белое, стремительное, зубастое. Он успел уклониться, наотмашь хлестнул по морде.

– Пушок, стой! – крикнул Рис. – Не надо!

Какой там, к Тейзургу, щенок – настоящий бойцовый пес, хоть и выглядит, как салонное недоразумение. Мальчишка поймал его, сгреб и прижал к себе, не пуская. Короткие лапки потешно молотили воздух, глаза свирепо горели.

– Нельзя, Пушок, это мой учитель! Я сам виноват, наделал глупостей. Не кидайся на него больше, ладно?

Кожа располосована, а чуть опоздай – клыки вспороли бы мякоть.

Пес возразил человеческим голосом, это отвлекло Тибора от изучения царапин:

– Если не велишь – не буду кидаться, а зачем тебе учитель, который дерется? Зачем он дерется-то, а? У тебя уже был один негодящий учитель, и ты в тот раз потерялся, а теперь еще этот тебя хлобыстнул, куда это годится, хозяин, я же говорю, где лето – ума нету, и чего нам тут делать, глянь вокруг, никакой красоты, сплошное лето, и еще всякий дерется! Ты хозяин, а он кто такой?

– Пушок, Тибору можно меня бить. Я у него учусь, это очень важно. Помолчи, пожалуйста, ладно?

– Гы, говорящая собака! – восторженно осклабился один из младших троллей.

Остальные тоже заулыбались до ушей, что с них взять.

Шаман молча покачал головой, подошел и накрыл своей заскорузлой ладонью руку Тибора, останавливая кровь.

– Надо найти ту волшебницу, про которую вы говорили, что я за ней ухаживал, когда был под чарами, – не выпуская свою шальную псину, сказал мальчишка. – Если она будет с нами, все получится. Она мне поможет, хотя не знаю, как.

– Это Венуста Лурлемот, известная в Эонхо чародейка, – процедил Тибор. – Как я слышал, она не занимается боевой магией. Посади собаку на привязь.

– Точнее, все она может, но не любит, – непринужденно вступила в разговор женщина с тигровой челкой. – Венуста сама нас найдет. Мы под Апшаном были вместе, она ушла оттуда Вратами Хиалы, но скоро должна вернуться, если уже не вернулась. Дело у нас там было свое, мы разыскиваем пропавшего родственника нашей заказчицы, Морской Госпожи. Боюсь, что в той мясорубке парень сгинул.

Белый стервец по кличке Пушок грустно тявкнул:

– Жалко, если кто-то теряется… Хозяин мой вот тоже потерялся, давнехонько это было, не помню когда, а я его ждал-ждал, искал-искал, плакал и выл, только нынче нашел!

– Не надо Пушка на привязь, – попросил Рис. – Он не будет ни на кого кидаться, я за него ручаюсь. Пушок, понял? Чтоб никого здесь больше не трогал!

Мунсырех, искоса взглянув на Тибора, шевельнул толстыми сизыми пальцами в условном жесте: соглашайся.

– Ладно, – сдался Тибор. – Но учти, еще раз цапнет – зашибу.

Царапины жгло, зато кровь больше не капала.

– Чашу мира выпьем, – окинув гостей долгим задумчивым взглядом, произнес шаман. – Сдается мне, дальше нам по пути. На тебе, госпожа, кровь Гонбера.

– Точно, – усмехнувшись, подтвердила Ренарна. – Я его убила основательно и добросовестно, после чего ошметки начали сползаться, срастаться и оживать.

– Это интересно, расскажите подробнее, – суховато предложил Тибор.

Она не заносилась и не выглядела стервозной мужененавистницей, но все же вызывала у него неприязнь, скорее инстинктивную, чем поддающуюся разумному обоснованию. Баба в штанах и с мечом – это неправильно. Баба не должна быть круче мужика. И ведь если бы те женщины, с которыми Тибор сидел на цепи в подполье у дерюжников, были вроде нее – всем скопом взбунтовались бы и разнесли это поганое логово на два счета, не пришлось бы тогда двенадцатилетнему сопляку резать своих из соображений милосердия. Он это понимал, а все равно не мог внутренне смириться с тем, что она такая, какая есть.

То, что придется взять их в долю, его не смущало: за успешную и окончательную расправу с Живодером по меньшей мере дюжина заинтересованных лиц, объявлявших о награде, отвалит столько, что все участники предприятия заживут по-королевски. Хватит на всех, не в этом дело. Но неужели эта женщина окажется круче Тибора? Он усмехнулся, словно бы на шаг отступив и взглянув на себя со стороны. Как говорил давным-давно один из учивших его монахов, любое проявление ограниченности – забор на твоем пути к совершенству, он помнил эти слова, и все же мы такие, какие есть, и у каждого свои собственные заборы.

Чашу с крепко заваренным травяным напитком передавали по кругу. Солнце садилось, заливая молочайную равнину жидким золотом. Когда обряд завершился, шаман отозвал Тибора в сторону и тихонько посоветовал:

– Послушай старого тролля, не дразни белую собаку. Это не собака.

– Что за тварь?

– Не знаю, Тибор. Истинная суть этого существа спрятана под покровом глупой болтовни и сумасшедшей сумятицы, но это, однако, не демон из Хиалы, я проверил. Мне сдается, его ни одна привязь не удержит. Давай спросим у Риса, где он обзавелся таким спутником.

– Его надо расспросить не только об этом.

Лезущие из засохшей земли чудовищные зеленые пальцы, кучи гигантских костей, похожие на руины прапрадедовских построек, висящие над душой неподвижные стервятники в золотой бездне. Теперь еще эта собака. И в довершение смутная тревога, скорее физическая, чем умственная, пронизывающая все тело – чем она вызвана, не определишь, но под ложечкой так и сосет.

Окликнули Риса. Тот встал, тонкий и лохматый на фоне вечереющего окоема, что-то сказал остальным. Улыбнулся.

– Расскажи, как ты удрал от работорговцев и куда после этого подевался, – потребовал Тибор, когда он подошел, щурясь на закат.

Живой ведь, паршивец, если бы что в этом смысле не так, шаман бы почуял, а на душе щемит, словно его уже нет и перед тобой стоит призрак, явившийся из Хиалы попрощаться. От нахлынувших чувств захотелось еще раз ему врезать.

– Не могу, – он слегка нахмурился под своей выгоревшей волосяной вуалью. – В общем… со мной иногда что-то случается, и после этого я ничего не могу вспомнить. Не знаю, кем я в это время становлюсь и что делаю. На меня накатило, когда я лежал связанный на берегу, а очнулся в другом месте, уже без веревок. Не помню, что было в этом промежутке. Потом встретил Ренарну и Гаяна, они решили мне помочь, и мы поехали вам навстречу. Я чувствовал, где вы находитесь. Вот и все.

Взгляд настороженный. Смотрит не на Тибора – на шамана.

– Ты не оборотень, не упырь, и демонической крови в тебе нет, – Мунсырех успокаивающе накрыл его острое плечо своей сизой лапищей. – Я проверял это верными способами, еще когда ты попал к нам в плен в Эонхо. Волшебство в тебе есть, непонятное, но не злое. Насчет Венусты Лурлемот ты уверен?

– Ага, – Рис решительно тряхнул спутанными патлами.

– А кабысдоха этого где взял? – поинтересовался Тибор.

– Он был около меня, когда я пришел в себя. Он чей-то, у него раньше был хозяин – шаман или маг, и этого хозяина, как я понял, убили, а Пушок говорит, что он потерялся. Пушок немного не в себе и меня принимает за него – ну, как будто я и вправду тот маг, и я пытался ему объяснить, что это не я, а он не верит и все равно за мной увязался.

Рис излагал все это чуть слышным шепотом. Видно было, что приблудного пса, который и не пес вовсе, ему до глубины души жалко. И это – подмастерье наемного убийцы, боги милосердные и немилосердные… Сейчас, впрочем, интересней другое: мальчишка явно недоговаривает.

– Где ты его встретил?

– Далеко от того места, где причалила глюза.

– А точнее?

– К северу отсюда.

Вот так, врать не желаем, но и правды не скажем. Выбить подробности? Гм, Тибор сомневался в том, что из этого худосочного существа с бередящим душу взглядом можно что-то выбить.

Снова капитулировал:

– Где бы ты его ни подобрал, жратву для него добывай сам. Поупражняешься в стрельбе, тебе полезно.

– Его не надо кормить, – заверил повеселевший Рис. – Он ничего не ест и не пьет. Извините, что он бросился, больше такого не будет, он меня слушается.

Мальчишка вернулся к остальным, Мунсырех вперевалку пошел за ним. Тибор так и стоял в стороне, с приклеившейся к лицу презрительной усмешкой. Вот, значит, как: Риса можно побить только потому, что он это позволяет – принял отношения «учитель – ученик» со всеми вытекающими оплеухами. А если бы не позволил?

Тынаду достал из мешка свое банджо и начал наигрывать вечернюю мелодию, созвучную распустившему пионовые лепестки закату вполнеба. Нелепая коротконогая собачонка, покусавшая Тибора, уселась рядом и принялась подвывать ему в такт, к радости благодарных слушателей.

У Риса не шел из головы сон про ту вероятность, где он побоялся стать Мостом-через-Бесконечность, а потом выпил залпом светящуюся отраву для заправки разноцветных водяных ламп и умер в считаные секунды то ли от чудовищной боли, то ли оттого, что красивая переливчатая жидкость мигом выжгла ему внутренности. Он все продумал заранее, чтобы не успели спасти. Служба в городской страже, пусть и недолгая, чему только не научит.

А после, став призраком, он мучился уже не от боли, а от бездонной, как трясина, печали: все должно было быть иначе, и теперь из-за него ничего не изменится к лучшему. Ни для Ренарны, которая в этом сне была совсем юной и ошеломляюще красивой, красивее даже принцессы Лормы, ни для подавленного его уходом врага, который когда-то бросил и не добросил в него нож, зло сверкнувший на солнце, ни для многих-многих других… Потому что он все сделал не так, струсил, когда надо было метаморфировать в переброшенный через запредельные бездны мост из звездного серебра, и теперь не произойдет того, что могло бы произойти, выбери он правильную вероятность.

Этот сон Рис видел перед вторжением в Хиалу. Он тогда вышел из «наката» и обнаружил себя на опушке темного ельника. Впереди колосится изжелта-зеленое поле, дальше карабкается по склону деревушка, снега нет и в помине. Если посмотреть налево, стоят в траве сооруженные из трех бревен ворота, огороженные врытыми торчком замшелыми камнями – чтобы отбившаяся скотина не убрела вживую на тот свет. Соваться в Хиалу было боязно, и Рис предложил псу-демону чуть-чуть отдохнуть. Сам не заметил, как задремал, тут-то ему все это и приснилось. Вынырнув из вязкой жути сновидения, он вцепился в прохладные стебли травы, задыхаясь от застрявших в горле рыданий. Он живой, не призрак. Он не встретил своего убитого врага, от которого остался только взгляд и зеркальный блеск летящего ножа, не пил взахлеб «полезный в хозяйстве яд» из ярко раскрашенной бутылки, выхваченной у механического слуги, и город Танцующих Огней, в котором все это будто бы произошло, лежит далеко-далеко, за туманными морями, за десятью горизонтами.

– Пойдем, – окликнул он пса, кивнув на пустые ворота. – Чего тянуть…

Сон подтолкнул его к действию, показав, что бывает, когда не делаешь вовремя то, что нужно. Потом была шепчущая водянистая мгла Хиалы, потом он очнулся и увидел Рен – не такую, как в его снах, но все равно замечательную.

Об одном после пожалел: надо было сразу, еще возле ельника, спросить у Пушка, на кого он был похож во время путешествия. В голове у пса-демона гулял ветер, впечатления перемешивались, как уличный мусор, играли в чехарду, бесследно таяли, упустил момент – и уже ничего связного не добьешься, но вначале Рис об этом не знал. Сам он, как обычно, хоть убей, не запомнил того, что с ним было.

Несмотря на недовольство шамана и Тибора, он ушел в глухую оборону и увиливал от ответов, потому что чувствовал: Пушку и впрямь не поздоровится, если… Не понять, что там за «если», но говорить о Снежной стране под этим знойным небом нельзя, белому псу-демону здесь не место, да только его не прогонишь, не уйдет, а полез он сюда, увязавшись за Рисом – за «хозяином».

Поскольку он твердил, что память и разум к нему вернутся, если хозяин назовет его настоящим именем, Рис без конца перебирал собачьи клички и всякие другие имена и придумывал разную отсебятину – вдруг получится угадать наобум? – но толку не было. Впрочем, пес ведь сказал, что назвать его по имени должен хозяин. Тот самый сгинувший маг, который построил изо льда чудесный дворец, которому то ли его друг, то ли недруг оставил послание на древнем языке и в придачу опутанных кошмарами замороженных «злыдней», который, по словам Пушка, не боялся холода, запросто в кого угодно перекидывался и умел летать. Возможно, Рис, строя догадки, уже произносил вслух истинное имя снежного пса, но положительного результата не было, потому что на самом-то деле никакой он не хозяин. Истосковавшийся Пушок обознался и принял желаемое за действительное.

Зато тролли в нем души не чаяли. Пес болтал что ни попадя, они с энтузиазмом поддерживали беседу и несли в ответ такую же ахинею, задушевное получалось общение. Не принимали участие в этой безудержной трепотне только старшие, Онгтарб и Мунсырех. Шаман глядел на Пушка задумчиво, однако свои соображения держал при себе, а Рис остерегался задавать вопросы. Только что-нибудь спроси, сразу прицепятся выяснять – где побывал, да где подобрал эту собаку…

Они держали путь на юго-запад. В Заффагу. Риса подхлестывало ощущение, что нужно кровь из носу оказаться там как можно скорее, иначе он опоздает сделать то, что должен. Гонбера с его покровителями надо перехватить раньше, чем они успеют добраться до твердыни Унбарха, иначе выйдет, как в том сне: правильная вероятность уплывет, с вероятностями это бывает сплошь и рядом, и что-то важное необратимо ускользнет вместе с ней.

Шаман к его беспомощным путаным рассуждениям отнесся серьезно, и теперь они гнали вперед по иссушенным желтым равнинам, словно на хвосте у них висели все демоны Хиалы.

Молочайные равнины были не самым худшим в Сонхи местом. И пейзажи, как умели, радовали глаз, и живность водилась та, какую ожидаешь встретить в этом краю, и нежить к людям не лезла. Почти благодать, если не привередничать. Гаян это понял, когда добрались до Заффаги.

Окаменевшая полупустыня. Наметенный с юга песок хрустит на зубах. Попадаются выветренные, словно рваное кружево, скалы и побуревшие развалины в венцах ползучей колючки. Зверья и птиц не видно.

Маги, жившие тысячу лет назад, ополчились против Тейзурга не за просто так. Поводы были. То, что он натворил, не умещалось ни в какие рамки. Натворил в буквальном смысле, как Созидающий. Его выморочные твари выжили из Заффаги исконных обитателей – грызунов, ящериц, змей, неприхотливых диких коз – и теперь вовсю тут хозяйничали, наводя оторопь на случайно или нарочно забредших странников.

Первой жертвой стал один из троллей. Гаян слышал о том, что этот народ падок на зеркала, и когда за невысокой гребенчатой скалой бледным аквамарином блеснуло громадное, в человеческий рост, зеркало и Кирывду с обрадованным воплем к нему бросился, поначалу даже не удивился. Не иначе, его заморочило гипнотическое однообразие пейзажа, нагого и в любое время сумрачного, словно солнце светит сквозь темную вуаль.

Все разом закричали, Пушок зашелся в яростном лае, но до тролля не дошло, что надо остановиться. Он подскочил к зеркалу на двустворчатой деревянной тумбе – во времена Тейзурга в таких хранили благовония, притирания, туалетные принадлежности – дверцы с натужным скрипом распахнулись, и в добычу вцепились не то крабьи, не то паучьи лапы. Что-то суставчатое, тускло-желтое, как будто покрытое старым лаком, раздирало в клочья грубую троллью шкуру.

– Назад! – рявкнул шаман.

Дальше все звуки перекрыл истошный предсмертный рев пойманного Кирывду. Вероятно, эта пакость впрыснула ему яд. Мунсырех не сумел его спасти. Чудище тоже издохло: как только дух отлетел, плоть тролля начала каменеть, и тонкие голенастые лапы оказались замурованы внутри валуна, а зеркало под нажимом уткнувшейся в него каменной головы хрустнуло и пошло трещинами.

Тризну справили своеобразную: шаман жестоко избил всех троллей по очереди, за исключением вожака.

– Чтоб запомнили, дурни, пусть вам будет наука, – объяснил он, тяжело глядя на свою отметеленную команду.

На другой день погиб Хапли, толмач Тибора. Он был труслив, но осторожность его не спасла. Всего-то отошел по нужде за ближайший камень, и вдруг из ложбины в той стороне выпрыгнула кровать на четырех ножках, покрытая пегой щетинистой шкурой, словно застеленная рыжеватым одеялом. Поддав зазевавшемуся человеку под колени, кровать с упавшим на нее Хапли вприпрыжку помчалась прочь. Ему бы соскочить, а он, растерявшись, ухватился за единственную опору, какая была под руками. Хотя может быть и так, что он просто не смог освободиться.

Гаян, Рен и двое троллей бросились в погоню, но тварь не догнали. Нашли мертвое тело Хапли – изломанное, обескровленное, покрытое множеством крохотных ранок, как будто исколотое булавками.

После этого решили наплевать на условности и все время держаться кучей. Тролли и раньше не страдали стыдливостью, а люди подчинились необходимости. Неизвестно, смогли бы они, даже все вместе, дать отпор тварям Тейзурга, но хищная мебель предпочитала нападать на одиночек.

Не раз они видели стаи созданий, похожих на пляшущие стулья. Однажды миновали скалу, на верхушке которой торчал шкаф, увенчанный конским черепом, заунывно скрипевший, несмотря на безветренную погоду – словно сухое дерево, готовое переломиться. В его скрипе слышалась угроза, дремотная и тоскливая.

– Золотоглазый был великим чародеем, но он был чокнутым хуже нашей собаки, – вполголоса заметил Гаян после этого шкафа, не произнося вслух имени одиозного древнего мага и не забыв прикоснуться к амулету.

– Кто спорит, – хмыкнул ехавший рядом Тибор.

Защиту на ночь устанавливал Мунсырех. Рен сама призналась, что здесь она бы с этой задачей не справилась.

Когда Гаян побывал в Подлунной пустыне в прошлый раз, шайка охотников за удачей, к которой он прибился, обошла центральную область Заффаги стороной. Ехали по берегу Ибды, тем путем, каким двигалось ругардийское войско. Сокровищницу Тейзурга так и не нашли, хотя с ними было двое магов-авантюристов, уверявших, что древний клад у них в кармане. Скорее всего, те маги преследовали какие-то свои цели, используя сокровища как приманку для спутников, однако Гаян внакладе не остался. Посмотрел, как живут в краю вечного лета, увидел почернелые руины Марнейи, торчащие из песчаных волн, словно из печального неподвижного моря – то самое проклятое место, откуда по всему миру Сонхи побежали трещины, будто по стеклу от удара камнем. Но даже в Подлунной пустыне, где нашел свою погибель Страж Сонхийский, не водилось такой пакости, как в Заффаге, которую на протяжении многих веков делили и никак не могли поделить Унбарх с Тейзургом.

Победителем в этой войне можно считать Тейзурга. Унбарху после триумфа под Марнейей, обернувшегося сокрушительным поражением, пришлось забиться в нору, где он сидит и поныне, а его противник, наконец-то дорвавшись, заселил спорные земли кошмарной плотоядной мебелью. Люди сюда забредают редко, а в остальное время, интересно, кровати и зеркала поедают друг друга или соблюдают пост?

У Гаяна созрело предположение: пресловутая сокровищница спрятана не в пустыне, а где-то здесь, самое надежное для нее место. И те верные слуги Унбарха, которых Тейзург позже похитил, о чем упоминается в его свитках – маг, перехвативший предназначенный Хальнору «клинок жизни», и четверо палачей, истязавших пленника – тоже, вероятно, томятся в каком-нибудь здешнем подземном тайнике с зачарованным входом.

– Вполне может быть, – отозвался Тибор, когда он поделился этими соображениями.

– Только нам этого добра не надо, – угрюмо добавил шаман. – Не про нас оно. Пусть себе лежит, где до сих пор лежало, и ждет того, кто расколдует Камышового Кота, как завещал Золотоглазый. А кто сунется – пеняй на себя.

Младшие соплеменники принялись дружно ему поддакивать, после недавней взбучки они стали на диво рассудительными и послушными.

Небо над Заффагой, такое же знойное и блестящее, как над Ибдарой, заволакивала грязноватая дымка, не смягчавшая жару, но бросавшая на сердце зыбкую, потустороннюю тень тоски. Тоже колдовство.

Потом впереди замаячила зелень, и вначале казалось, что она, сколько ни едешь, не становится ближе, только дразнит и уплывает вдаль заодно с окоемом. Хвала всем богам, это был последний из здешних изворотов.

На прощание им попалось несколько человеческих и лошадиных скелетов, припудренных серой пылью. Наверное, те, у кого не хватило упрямства гнать и гнать к убегающему горизонту: или впали в уныние и прекратили эту гонку, или рехнулись от безысходности. Хорошо, что тролли – народ твердолобый и настырный, к тому же и Мунсырех, и Рис утверждали, что выбраться отсюда можно, надо только продолжать двигаться вперед, не обращая внимания на отсутствие перемен.

Гаян про себя подивился: Тейзург был зловреднейшей личностью – и поди ж ты, влюбился в существо, для которого доброта и самоотверженность были так же естественны, как для других здоровый эгоизм. Чего только на свете не бывает.

А те несчастные, чьи кости лежат в пограничной области – это, наверное, искатели легендарной сокровищницы, с чего бы иначе их сюда понесло. Тоже додумались, что она спрятана в Заффаге, но вместо золота нашли свою смерть, обычная история.

Дальше расстилались каменистые пустоши, оживленные причудливой малахитовой порослью и древесными стволами в ржавой шелухе засохших листьев, с султанами длинных перистых ветвей на макушках. Щебетала пернатая мелочь лимонной, бирюзовой, крапчато-серой окраски, в пыли валялись потускневшие клочья змеиной кожи и виднелись следы, оставленные не ножками ходячей мебели, а звериными лапами и козьими копытами.

В разведку по окрестностям отправился Онгтарб с двумя троллями. Пока они отсутствовали, остальные охотились и бездельничали, не уходя далеко от стоянки. Мало ли на кого здесь можно нарваться. Местные жители, скорее всего, остерегаются подходить к границам зачарованной страны, но бывают же любознательные оригиналы, не говоря о колдунах, чужеземных авантюристах или возможных герцогских шпионах. Повстречаться с магическим существом тоже хорошего мало. Вожак и его спутники ушли, с головы до пят обвешанные амулетами, оставшиеся старались держаться поближе к шаману.

Гаян опасался стычек, но обстановка в лагере была на диво мирная для такой гремучей компании.

Тролли точили лясы с чокнутым говорящим псом, который в любое время был не прочь поболтать. Послушать их – уши потихоньку превращались в увядшие лопухи. Не потому, что шел треп о неприличных вещах, хотя бывало и такое, а потому, что несли взахлеб околесицу.

Рис, когда Тибор не мучил его тренировками, сидел около Ренарны. Иногда с разговорами, иногда молча, и лица у этих двух жителей города Танцующих Огней так и светились. Гаян ревновал. Тибор со своей стороны, кажется, тоже.

Между собой Тибор и Рен общались скупо и сдержанно, с легким оттенком неприязни, словно запертая в одной клетке пара хищников, которые могли бы сцепиться насмерть, но решили не драться. Тибор, никаких сомнений, головорез, однако не хам и не насильник – со всеми, кроме представителей этих двух категорий, Рен так или иначе ладила. Сама по себе неприязнь не повод для сшибки, каждому мил не будешь. К счастью для окружающих, и тот, и другая придерживались этой точки зрения и не опускались до взаимных подначек.

Ему с Тибором тоже нечего было делить. Этот парень круче, ну и пусть себе. Гаян никогда не переживал из-за чужого превосходства.

Подумалось, что из него получился бы просто чудный для ближайшего окружения король: терпеливый, нелюбопытный, незаметный… К лучшему, пожалуй, что Ругардой правит не он – или, вернее, было бы к лучшему, когда бы не Гонбер Живодер. Зачем герцогу Эонхийскому и Лорме такая несусветная дрянь? Впрочем, Рис ведь обещал сказать зачем, если шаман сварит для него специальное зелье. Ренарне и Тибору эта идея не нравилась, но он заявил, что по-любому сделает то, что нужно, и пусть ему не мешают.

На третий вечер вернулись разведчики. Рассказали, что дальше есть деревни, пыльный городишко на берегу реки и неважнецкого вида замок. Ругардийское войско стоит лагерем на полпути между замком и городом. Чего-то ждут.

– Ясно, послали гонца к Унбарху и дожидаются ответа, – подытожил Тибор.

– Подберемся поближе, и я своим способом все узнаю, – с нетипичной твердостью в голосе вклинился Рис. – Ну, не получится же иначе!

– Только шаманить будем вместе, – угрюмо произнес Мунсырех. – Тебе в одиночку нельзя, силенок не хватит. У тебя дыра в сердце, а то сам не знаешь.

После он напоил мальчишку зельем, от которого тот сразу уснул, а остальных собрал на совет. Сказал, что с ними пойдут люди и те, кто был в разведке. Близко к ругардийцам подходить незачем, и надо будет прятаться, избегать любых встреч. Если их заметят – убить на месте, кто бы ни был.

– Что за дыра в сердце? – спросила Рен.

– Дыра, или пробоина, или рана, которую не залечить, – как ни назови, а сила утекает в никуда. Рис прирожденный шаман, но без силы нельзя шаманить. Я буду вливать в него силу, у меня хватит на двоих. На обратном пути его придется нести, чтоб уходить быстро, не задерживаясь. Вражьи маги могут почувствовать соприкосновение.

Разведенный в ложбине костерок мирно приплясывал. В аметистовом небе наливалась желтизной дозревшая луна, а лицо шамана казалось громоздкой тяжелой маской, выдолбленной из темного камня. Потом он полночи варил на завтра снадобье для Риса, а в другом котелке заварил еще и краску, нарисовал себе на лбу и на щеках багровые полосы.

На Гаяна напала рваная бессонница, и, открывая глаза, он каждый раз видел старого тролля, занятого неспешными приготовлениями, а в груди ворочался вопрос, пока еще не оформившийся, но крайне важный.

Вышли на рассвете. Рысцой, перебежками. Мунсырех при своих слоновьих габаритах двигался в одном темпе с проворными троллями-пластунами. Или его обычная неповоротливость была притворством, или он применил какой-то шаманский трюк, обеспечивший ему на время вылазки скорость и ловкость громадного хищного зверя.

Для короткого отдыха остановились в овраге, заросшем карминово-красными цветами, похожими на зубчатые блюдца в обрамлении мясистых полосатых листьев. От цветов исходила приторная вонь, но больше укрыться было негде. Глядя на своих спутников, потных, настороженных, перемазанных пылью, у каждого за спиной прилажен меч, Гаян наконец-то облек в слова порожденный бессонницей вопрос: «Что мы здесь делаем?»

Не именно в этой складке местности (сюда забрались, чтобы не торчать на виду), а вообще?

Они же не за деньгами сюда пришли! Обещанные за мертвого Гонбера золотые горы – убедительный, но фальшивый предлог, а что гонит их вперед на самом деле?

Что касается Рен, с ней более-менее ясно, она и раньше могла ввязаться в историю без всякой личной корысти, по зову души – кого-то выручить или убить какую-нибудь погань за просто так, хотя и от вознаграждения, если предлагали, не отказывалась. Ей нравится так жить. Но что здесь понадобилось наемному бандиту Тибору? И троллю-шаману, которому самое малое три сотни лет? И если на то пошло, ему, Гаяну? Он ведь не собирается потихоньку дезертировать из этой маленькой сумасшедшей армии, что, несомненно, было бы самым благоразумным поступком. Нет, он намерен пойти вместе с ними до конца, и ему от этого хорошо, хотя пресловутый конец может оказаться концом во всех смыслах.

Все они идут за одержимым мальчишкой, который поклялся на крови, что убьет Живодера.

Гаян взглянул на него: еще больше отощавший на полуголодном пайке, загорелый и грязный, Рис выглядел дикарем, неприхотливым обитателем этих пыльных пустошей. Впечатление довершала нечесаная грива. Тибор свои длинные волосы завязывал в хвост, а Рен заплетала в косу, но Рис не следовал примеру старших товарищей, ходил патлатый. Еще и физиономию занавешивал: словно осторожный лесной зверь выглядывает, притаившись, из травяных зарослей.

– Идем, – шаман с кряхтением поднялся, и все безропотно полезли наверх.

Гаян закашлялся, вдохнув порцию пыли. Прохрипел:

– Если нас издали заметят, примут за местных разбойников.

– Мы и есть разбойники! – гордо подхватил один из младших троллей. – Пусть нас боятся!

Ну, и что им, разбойникам, здесь понадобилось?

После полудня пейзаж изменился: вдали на юге во всю ширь распростерлось однообразное изжелта-серое пространство.

– Море? – удивился тролль, которого звали Тахгры. – А чего оно не морского цвета?

– И глянь-ка, ни одна волна не шевельнется! – добавил другой.

– Как будто окаменело, – тихонько пробормотал под своей непролазной челкой Рис.

– Это Подлунная пустыня, – сообщил шаман, опередив Гаяна, который хотел сказать то же самое. – Еще успеете насмотреться, пошли.

– Эй, слыхал? – Тибор отвесил несильный подзатыльник своему ученику, не двинувшемуся с места. – Это не каменное море, а песчаное.

– Не то, в котором я могу утонуть, – произнес Рис со странной утвердительно-тревожной интонацией, схлопотав за это еще один подзатыльник.

– Забудь о придурке-оракуле, понял? – процедил Тибор.

– Что за оракул? – спросила Рен, неодобрительно хмурясь.

Ей было не по нраву, что Риса бьют, но она сдерживалась и не вмешивалась в отношения учителя и ученика.

– В Тажебе, – ответил Рис. – Он сказал, что бывают каменные моря, и чтобы я боялся утонуть в каменном море.

– Несет чушь, как наш Пушок, и гребет за это деньги лопатой, – с отвращением добавил Тибор, неуловимо похожий в этот момент не на высокооплачиваемого убийцу, а на прижимистого деревенского мужика, уразумевшего, что на ярмарке его обдурили.

– Этот бесов оракул и мне кое-чего посулил, – недобро прищурилась Рен, подумав, вероятно, о полчищах битых и небитых адептов Семанха Безногого. – Рванули дальше, чтоб успеть до вечера?

Со стороны Подлунной пустыни наплывали жаркие вздохи дремлющего среди песков Забагды. Вечернее солнце било в глаза. Впереди показалось то, что тролли, не мудрствуя, назвали замком: обветшалая крепость из блеклого неровного кирпича. Ее рассмотрели в подзорную трубу, которую Тибор вытащил из заплечного мешка и отдал шаману, а тот накрыл пятерней стекло и что-то прошептал.

– Солнце отражаться не будет. Короткие чары, глядите быстро.

Пока труба ходила по рукам, Рис стоял с закрытыми глазами и словно к чему-то прислушивался, потом сказал:

– Дальше идти не обязательно. Я достану их отсюда.

Для ворожбы дождались сумерек. Шаман начертал ножом на земле две соприкасающихся окружности, окропил их зельем из стеклянного флакона, покрытого застарелой жирной пленкой, сыпанул горсть сухой травы. Потом протянул Рису фляжку. Тот выпил, морщась – видимо, напиток был не слаще полыни – переступил черту и улегся навзничь на потрескавшуюся землю внутри круга. Шаман ничего пить не стал, с кряхтением устроился в соседнем круге.

Тибор, Гаян и Рен расстегнули походные перевязи, перевесили мечи на пояс: готовность к бою. Тролли прислушивались и принюхивались, как сторожевые собаки – и слух, и обоняние у них острее, чем у людей. Там, где находилась канувшая в смуглые сумерки крепость, зажглись огоньки, левее тоже вспыхнула россыпь далеких костров.

Рис невнятно вымолвил:

– Качели… Гонбер и Унбарх – равновесие качелей… Не надо, чтобы так стало… Теперь я все знаю, слушайте, расскажу…

Открыв дико блеснувшие глаза с синевато-снежными в полутьме белками, он изломанным рывком сел. Его сотрясала крупная дрожь, похожая на конвульсии.

– Потом расскажешь, – Мунсырех поднялся темной громадиной, подхватил его и легко забросил к себе на плечо. – Сейчас уходим, затирайте следы!

Тролли бросились затаптывать нарисованные круги. В той стороне, где мерцали огни, по-прежнему было тихо.

– У Риса взгляд невесомый, как звездный свет, и они могли не заметить, что он на них смотрит, – произнес на ходу шаман, пристраивая поудобнее свою затихшую ношу. – Но могли и заметить, они сильные маги. Зато не поймут, кто на них смотрел, могут решить, что это был кто-то здешний – духи из пустыни, демоны, деревенские колдуны. Такое любопытство их не напугает.

Впереди над самой землей плыл тускло светящийся шарик, похожий на болотный огонек: достаточно, чтобы не споткнуться и не наступить Тейзург с Унбархом знают на что. Окруженная зеленоватым ореолом луна висела в южной стороне, и проклятые тысячу лет назад пески сияли под ней бледным нефритом.

Шли полночи, потом сделали привал, утром двинулись дальше, навстречу неистово лучащемуся солнцу. Погони не было. Риса, так и не очнувшегося, теперь нес на плече Онгтарб.

Что за качели, беспокойно думал Гаян, что он имел в виду? И почему это мирное слово кажется таким страшным?

В лагере все были целы – и тролли, и лошади, и Пушок, за пределы созданного Мунсырехом защитного круга никто не выходил. Языками мололи без остановки, травили нелепицы и не заметили, как пролетело время: хоть какая-то польза от заразительной болтовни чокнутого пса.

Увидев, в каком состоянии вернулся Рис, тот жалобно заскулил и враз забыл о своих собеседниках. Мальчишку уложили на одеяло, соорудив над ним из другого одеяла навес от солнца. Пушок примостился рядом. Шаман утверждал, что с Рисом все в порядке, скоро он должен очнуться.

У Рен ожил талисман, похожий на миниатюрную половинку луны, подвешенную на серебряной цепочке. Это означало, что Венуста со второй половинкой находится достаточно близко. «Луна» слегка отклонялась от вертикали, указывая на север. Онгтарб сказал, что в той стороне должна быть река, и предложил проводить. Гаян и Рен в этот раз поехали верхом, троллий эскорт пылил впереди. Вожак взял с собой еще двоих, но не тех, что участвовали в предыдущих вылазках.

До Ибды оказалось ближе, чем они предполагали. Вот уже показалась полоса пышной зелени, стена тростника с цветущими метелками, и вьется над зарослями сизый дымок – это Лиум что-то стряпает. Венуста в лиловых шелковых шароварах и кружевной рубашке молочной белизны, подпоясанная кушаком из серебряной парчи, волосы укутаны газовым шарфом, расшитым мелким черным жемчугом, держала в тонких пальцах такой же, как у Рен, талисман и глядела на подъехавших всадников с непонятной опаской, хотя тролли на всякий случай исчезли с глаз долой.

– Вен, это же мы! – соскочив на землю, широко улыбнулась Ренарна.

– Прекрасно, вам надо умыться… Только не обнимай меня! – чародейка шарахнулась. – Ты же с ног до головы в пыли! Ужас, какие вы грязные…

У Гаяна заурчало в животе: в котелке бурлила самая вкусная на свете рыбная похлебка, сто лет не ел.

– Здравствуйте, а мы с Айваром посередь этой речки зеленущей на махоньком таком островежили, – помешивая варево, сообщила Лиум. – Так и сидели там, покуда госпожа Венуста за нами не явилась. Красотища, всюду цветы большие… И уток всяких видимо-невидимо, будто на птичьем дворе, вот бы Евсетропид порадовался! А досюда нас водяные чудища довезли. Про Кеви-то чего узнали?

– Пока новостей нет, мы отбились от ругардийцев.

– Какой Евсетропид? – цепко оглядывая заросли, осведомилась Рен.

– Умудренный, – объяснил Гаян. – Древний маг, цензор-мученик. Взялся править Свитки Тейзурга, и это занятие свело его в могилу. К уткам был неравнодушен.

Венуста отправилась в лагерь вместе с ними. Наглухо закутавшись в темную мантию с капюшоном, чтобы уберечься от пыли, села на круп коня позади Рен. На месте она церемонно, как с уважаемым коллегой, обменялась любезностями с Мунсырехом, а Тибору подарила загадочный прищур интригующей светской дамы:

– Мы с вами уже встречались, сударь, не правда ли?

– Все может быть, госпожа, – уклончиво ответил Тибор.

– А где же ваша кошка без зонтика?

На это он промолчал.

– Хм, об этом я не догадалась, – подойдя к лежащему на одеяле Рису, вполголоса пробормотала чародейка. – Вот, значит, какие у вас кошки… Что с ним?

Свернувшийся рядом с хозяином Пушок поднял голову и грустно тявкнул.

– Он шаман без силы, – сказал старый тролль. – Ночью ворожил, сейчас отдыхает. Когда проснется, расскажет, что узнал.

После совещания с Мунсырехом Венуста предложила всем перебраться к реке. Место хорошее, людские поселения находятся на изрядном расстоянии, за излучиной, а при необходимости Морская Госпожа сможет поднять туман и прикрыть лагерь водяным мороком.

– Она же раньше ничего такого не делала, – заметил Гаян.

– Она знает не обо всех своих возможностях. Если понадобится, я подскажу. Ехать недалеко, мальчика довезем. Там есть рыба и дичь, и вы, наконец, сможете умыться.

Ага, это для нее первостепенное!

Собрали мешки, завалили камнями кострище. Тибор взял к себе на лошадь Риса, все еще находящегося в забытьи. Когда доехали до реки, Венуста извлекла из волшебной кладовой стеганый матрас и большой зонт, так что устроили его со всеми удобствами.

– Болезный какой, – жалостливо вздохнула подошедшая посмотреть Лиузама. – Как проснется, пускай первым делом покушает!

Ресницы Риса дрогнули, глаза приоткрылись.

– Сестренка Лиум… – пробормотал он, словно в бреду. – Живая…

Та застыла, как истукан, а потом ахнула, всплеснула руками и запричитала над ним, только теперь уже не горестно, а обрадованно.

Загнать в речку троллей оказалось проще простого: кто не отмоется, тот вкусной похлебки не получит. Люди тоже не стали отказываться от купания. Лиум приказала всем речным тварям от мала до велика ее спутников не топить, не кусать и за ноги под водой не хватать.

Венуста знала, что велению Морской Госпожи никто перечить не посмеет, и все равно вызвалась подежурить ради пущей безопасности купальщиков: очень уж ей хотелось посмотреть на обнаженного Тибора. Сколько ему, интересно, лет – тридцать пять, сорок? До сих пор хорош, а когда-то был, несомненно, красивым молодым человеком. Если бы только убрать с сильного жилистого тела все эти шрамы и закрасить преждевременную седину в черных волосах… Венуста набросила на лицо конец прозрачного дымчатого шарфа, якобы от солнца, чтобы никто не заметил, как она пялится на голых мужчин.

Один из троллей, дубина этакая, плюхнул по воде, окатив тучей брызг и Тибора, которому было все равно, и стоявшую на берегу чародейку. Та попятилась, облепленная намокшими шелками, пытаясь просчитать, красиво ли она в таком виде выглядит. Неспешно отошла подальше, чтобы обсохнуть в одиночестве. Айвар, взявший в привычку молча пожирать глазами свою любовь, потащился было за ней, но Венуста слегка сдвинула брови и качнула головой. Песнопевец остался на месте. Если бы в нее так же трепетно влюбился загадочный и опасный Тибор…

Над костром висел большой котел с новой порцией похлебки, чтобы хватило на всех. Лиузама, счастливая и веселая, как девчонка, следила за варевом, около нее сидел Кеврис. У него кружилась голова, поэтому в воду он не полез, только обтерся мокрым полотенцем. Засаленные темные пряди всплошную падали на лицо, и очи Лауты сеххи Натиби мерцали оттуда, как из зарослей.

Рядом вертелся говорящий пес непонятного происхождения, Лиум пыталась его угощать, но он отказывался и от костей, и от мяса. Это ее огорчало: хорошую собаку надо хорошо кормить, а братов песик ничего не кушает, так и околеть недолго. Чародейка тихонько фыркнула: это НЕ собака. Это неведомо что, принявшее видимость мелкого домашнего животного. Бестолковое поведение, растрепанная многослойная шелуха болтовни и поверхностных эмоций, а глубоко-глубоко, в самой сердцевине, ощущается древняя стихийная мощь. Старый тролль-шаман тоже не смог определить, что это за сущность. Поймав взгляд Венусты, якобы пес угодливо вильнул хвостом.

Лиузама и Кеврис вспоминали свою прежнюю жизнь, рано умершую маму, вещи, события, кунотайские песни. Кеврис все это забыл, и от его имени осталась лишь вторая половинка – Рис, но стоило ему увидеть сестру, и память вернулась, словно плотину прорвало.

– Значит, сначала Набужда, потом Верхние Перлы… А в лесу мы разве вообще нисколько не жили? Я ведь этот лес помню не только глазами – и запахи, и звуки, и все ощущения… Там большие деревья, под ними всегда было сумрачно, трава выше головы, озера с темной водой… Однажды я свалился в воду, начал барахтаться, чуть не утонул, но меня вытащила здоровенная такая собака. Наверное, я тогда был совсем маленький. Она вынесла меня на сухой пригорок, а мне очень хотелось поймать ее за хвост. Не смогу рассказать, как она выглядела целиком, я только этот хвост хорошо запомнил – тонкий такой, длинный, голый, вроде крысиного. Странно, конечно, что у собаки был крысиный хвост… Я его почти поймал, но тут появилась мама, прошипела что-то сердитое, и собака поскорей смылась, а мама схватила меня за шкирку и потащила домой. Мама часто носила меня за шкирку, помнишь? У меня до сих пор осталось: если хватают за шиворот, я расслабляюсь, как дурак. Всего на миг, но это иногда все решает, так меня Тибор в Эонхо поймал.

– Ох, Кеви, сейчас ты что-то не то городишь, – в голосе Лиум возникла легкая тревога. – Не таскала тебя мама за шиворот! На руках носила, за ручку водила… И не было на Ивархо ни такого леса, ни собак с крысиными хвостами. Это у тебя, видать, какое-то наваждение. Бывает же, что человек то, что ему блазнится, принимает за явь.

– Этот лес я помню размыто, но он кажется мне более настоящим, чем деревня Верхние Перлы, – задумчиво произнес Рис. – Как будто я прожил там долго-долго, а то, что было на Ивархо, промелькнуло за несколько дней.

– Вот-вот, как есть наваждение! – с торжеством подхватила Лиум. – Опоили тебя чем-то, когда в рабство забрали. Слыхала я, так делают, чтобы те, кого повезли на продажу, сидели смирно и не бунтовали. А в трюме небось крысы шмыгали, вот тебе и примерещилась собака с крысиным хвостом, правда же, господа Венуста?

– Все может быть, – отозвалась волшебница. – Как себя чувствуешь, Кеврис?

– Со мной все в порядке.

Он улыбнулся, но Венуста уловила за этой мальчишеской улыбкой призрак тревоги. Это относилось не к его самочувствию и не к разговору с сестрой – скорее, к тому, о чем пойдет речь, когда к ним присоединятся шаман и Тибор. Ей тоже стало не по себе. Ирония Вышивальщика: она покинула Эонхо, спасаясь от Гонбера, – и в результате находится неподалеку от его нынешнего местопребывания, вдобавок в компании очередных заговорщиков. Впрочем, сказал ведь кто-то из древних, что лучший способ защиты – это нападение.

Купальщики выбрались из воды и развесили выстиранную одежду на ветвях тамарикса с кистями желтовато-розовых соцветий. Тролли и нагишом могут погулять, а для людей Венуста извлекла из кладовой три пары шаровар из тонкого полотна, вдобавок для Рен – вишневый шелковый лиф с черной шнуровкой на груди.

– Господин Тибор, когда вы путешествовали в обществе таинственной Лауты сеххи Натиби, у вас, если помните, была причина опасаться проблем определенного характера, я вас об этом предупреждала, – право слово, она ведет себя, как манерная дурочка, а не волшебница с именем, но этот мужчина ей до головокружения нравится. – Ваше путешествие протекало мирно или не совсем?

– Не совсем, госпожа, но проблемы этого рода тем и хороши, что их можно решить привычным для меня способом.

Ответил, стервец, учтиво и бесстрастно, словно разговаривает с семидесятилетней монахиней. Обижаться было совершенно не на что, но Венуста все равно почувствовала обиду.

Тролли с мисками столпились вокруг котла, разрумянившаяся Лиузама всем по очереди наливала похлебку.

Отойдя в сторону, Венуста услышала, как Рис с бесхитростным любопытством спрашивает у своего учителя:

– А кто такая Лаута сеххи Натиби?

– Тебе об этом лучше не знать, – буркнул Тибор.

После обеда троллям велели отмыть котел, чем они и занялись, распугав и рыбу, и зубастых водяных ящеров длиной с бревно, а Венуста, Мунсырех, Тибор, Онгтарб, Рен, Гаян и Рис уселись в кружок в стороне от остальных. Лиум, хоть ее и не приглашали, подошла и устроилась возле брата.

– Не гоните, не разболтаю, а если вы против Живодера замышляете, может, и подсоблю, чем сумею.

Мунсырех задумчиво поглядел на нее из-под складчатых сизых век и согласно кивнул.

Айвара Венуста безапелляционно отослала. Пушок убежал на песчаную отмель, где возились тролли, но чародейка подозревала, что этот пес, если захочет, и оттуда каждое слово разберет, несмотря на гомон и плеск.

– Рассказывай, что узнал, – предложил шаман.

– Лучше с самого начала и по порядку, ладно? Принцесса Лорма была когда-то одинокой и несчастной маленькой девочкой и придумала себе друга, который однажды придет и всех поубивает. Тех, кто к ней плохо относится, тех, кто живет не так, как ей бы понравилось, тех, кто ничего о ней не знает – она считала, все они виноваты в том, что ей плохо, и хотела, чтобы они умирали в мучениях. При этом Лорма понимала – если вообще всех убить, вокруг никого не останется, и решила: ее друг будет убивать тех, кто попадется, а остальные пусть живут в страхе, что с ними случится то же самое. Так бы все это и осталось у нее в мечтах, но она Порождающая, и придуманный друг в конце концов стал настоящим живым существом. Точь-в-точь таким, как мечталось Лорме.

«Тавше, можно было догадаться, – подумала Венуста, рассеянно теребя конец газового шарфа с пришитыми вдоль кромки жемчужинами. – Наши девичьи мечты – это иногда страшная сила… С акцентом на слове «страшная».

– Гонбер – как бы ответвившаяся часть ее души, – продолжал Рис. – Лорма поделилась с ним своим очарованием, поэтому он кажется окружающим привлекательным, но это обаяние вроде расписной ширмы или блестящей обертки, под которой ничего интересного нет. Каждый видит в нем то, что хотел бы увидеть, даже герцог Эонхийский на это повелся, хоть и маг, но на самом деле там, внутри, только голод и ненасытная пустота. Гонбер не добрый и не злой, просто его все время тянет побольше слопать, а кормится он чужими страданиями, болью всех разновидностей, тоской, тревогами, страхом. Да, человеческий страх – это для него очень важно, это больше, чем просто пища. Гонбера не убить, потому что его удерживает целая паутина черных канатов… Ну, так оно выглядит для магического зрения, а сплетаются эти канаты из страха многих людей. Чем больше его боятся, тем больше он неуязвим.

Одна из бугристых темных жемчужинок оторвалась, и Венуста, спохватившись, оставила шарф в покое.

– Лорме этого мало, она задумала перекроить мир, чтобы Унбарх и Гонбер стали богами заместо прежних. Унбарх по этому замыслу будет добрым богом, а Гонбер – злым, вроде как белое и черное.

– Да какой же Унбарх добрый, он же Хальнора сгубил! – жалобно и негодующе воскликнула Лиузама.

– По сравнению с Живодером, – Рис криво усмехнулся под своей челкой. – Потому что никакого другого выбора не останется. Они для того и ведут переговоры с Унбархом, который наверняка согласится.

– Общественное мнение против него, – с примесью растерянности возразил Гаян. – Им придется изрядно постараться, чтобы всех переубедить.

– Еще как убедят! – снова вмешалась Лиум, теперь уже брату в поддержку. – Вот у нас в Кунотае, до того как деревню-то разорили, мужик один был, Докучнешем звали, в честь репья цеплючего, жадный какой был – страсть. Кажду осень яблоки возил на продажу, и ежели яблоки уродились не хороши, все равно без остатка продавал, потому что торговал умеючи. Выложит под конец те, что поплоше, а рядом положит совсем негодящие. Народ сравнивает и думает: эти все ж таки получше тех гнилых, надобно купить – и покупали! Знающий в этом деле был мужик. Вот и они так же подсуетятся, показавши Унбарха рядом с Гонбером.

– Верно говоришь, Морская Госпожа, – угрюмо подтвердил старый тролль.

– Только невдомек мне, боги-то наши разве ж такое допустят? – польщенно зардевшись, добавила Лиум.

– Боги боятся, – хмуро сказал Рис. – Если я все это узнал, Госпожа Вероятностей Лухинь тем более знает, и боги в ужасе от того, что может случиться дальше. Их сила зависит от веры и поклонения – без этого они могут ослабеть, впасть в спячку, даже умереть. Сейчас им страшно, что Унбарх и Гонбер займут их место. Это будет похоже на качели: на одном конце – Унбарх в качестве добра, на другом – Гонбер в качестве зла, и деваться некуда. Кроме того, еще и Хиала взбесится.

– Это как? – спросил Тибор.

– Сейчас Хиала населена многими сущностями, и они разноцветные… Не в смысле того цвета, который видишь глазами, просто они между собой очень разные. Есть безобидные и вредные, мудрые и легкомысленные, те, кто может помочь, и те, кто всегда готов кого-нибудь съесть, те, которые хорошо относятся к живущим на этой стороне, и злобные ненавистники. Но если воцарятся Унбарх и Гонбер, одни сущности станут слугами Унбарха, а другие заразятся голодом Гонбера и превратятся в свору людоедов. Тех, которые сами по себе, не останется, их просто изведут с двух сторон. Унбарх и Гонбер поделят Хиалу, и Унбарх на своей половине устроит сплошной застенок для тех умерших, кто при жизни нарушал его запреты, или был с ним не согласен, или просто не испытывал к нему почтения и любви, а на половине Гонбера будут кишмя кишеть голодные упыри. В общем, я думаю, Сонхи обойдется и без такого зла, как Гонбер, и без такого добра, как Унбарх.

«Хотела бы я знать, кто в свое время додумался исключить Риса из Школы? Это же клад бесценный! К чародейству не способен, но в паре с сильным и знающим магом… Наемный убийца – и тот оказался умнее наших школьных наставников. Можно сказать, дожили… И ведь я тоже его проглядела, хотя могла бы забрать к себе домой, взять в ученики, заодно приучила бы к порядку…»

С досады Венусте хотелось губы кусать, но она, естественно, сдерживалась, на нее же смотрят.

– Да, при этом на них будет завязано равновесие мира. Нужно помешать им раньше, чем они превратят Сонхи в такие качели.

– Каким образом от них будет зависеть равновесие?

– Если сравнивать, здоровый человек ходит самостоятельно, а калеке для этого нужны костыли. Они собираются искалечить наш мир, чтобы без них, то есть без костылей, потом уже никак не обойтись. Гонбера надо уничтожить сейчас, пока этого не случилось. Госпожа Венуста, мне понадобится ваша помощь.

– И как ты предполагаешь его уничтожить? – взяв себя в руки, хотя ее передергивало от нарисованной Кеврисом перспективы, осведомилась чародейка.

– Не знаю… – мальчишка немного растерялся. – Мне это еще не открылось. Я только знаю точно, что вы мне поможете, и тогда мы победим.

– Что ж, я подумаю.

Тавше Милосердная, как они все на нее смотрят, и она должна расшибиться всмятку, но оправдать их надежды. Потому что иначе никому здесь хорошо не будет, кроме разве что Лормы, которая, надо полагать, в новом мире наконец-то перестанет чувствовать себя одинокой и несчастной маленькой девочкой. Или не перестанет, кто ее знает.

Венуста до сумерек бродила вдоль берега Ибды, перебирая в уме всевозможные чары, ловушки, заклятия. Ей не мешали. Ну какой из нее боевой маг, никогда она не собиралась в боевые маги… И все-таки надо найти верный способ, иначе появятся качели, о которых говорил Рис. Иначе будет мир, в котором ей совершенно не хочется жить, без вариантов.

На закате, когда вода в реке порозовела, а небо позеленело, она услышала из-за цветущего тамарикса голоса Рен и Риса:

– Ты чего такой грустный? Перед большой дракой лучше не унывать.

– Не из-за драки, – голос мальчишки и впрямь звучал расстроенно. – Я рад, что у меня нашлась сестра, я ее тогда любил и сейчас люблю, но это значит, что не было никакого города Танцующих Огней. Теперь я вспомнил, на самом деле мы жили в деревне Верхние Перлы на острове Ивархо, а волшебный город – это просто мои сны.

– Не было – значит, когда-нибудь будет, – решительно возразила Рен. – И мы с тобой там снова встретимся. Я вот тоже считала, что в Сонхи неоткуда взяться такому странному городу, но мы же столько говорили о вероятностях… Знаешь, если это не прошлое и не то, что могло бы быть, но не состоялось, а наше с тобой будущее – так ведь даже интересней, правда?

Нехорошо подслушивать. Венуста побрела дальше, но этот обрывок чужого разговора придал ей сил, словно глоток свежего воздуха. Для предстоящей «большой драки» она что-нибудь придумает. Ее специализация – Магия Красоты, и она никому не позволит искалечить Сонхи.

Глава 8 Оружие этого мира

Опаловый туман, запах водорослей, россыпь мелких ракушек вперемешку с песком. Отливающие темно-синим шелком волны накатывают на берег и отползают обратно, словно в полусне. Сиреневый рассветный сумрак. Ветра нет, только медленные вздохи моря.

Ее длинные волосы щекочут обнаженную кожу Риса. На нем штаны из грубой материи, и на ней такие же, обрезанные до колен, с разлохмаченными кромками. Здесь и нагишом тепло – тропики.

Они идут рядом, сцепив пальцы рук, касаясь друг друга плечами. Как будто на свете нет больше ничего, кроме этого затерянного островка, окутанного перламутровой мглой, и в то же время вокруг дремлет бесконечность.

Несколько дней назад ей исполнилось семнадцать, и он наконец-то объяснился в любви. Раньше заводить об этом речь было нельзя: он хотел, чтобы она сделала выбор сознательно, более-менее повзрослев. Он ведь, со всеми своими магическими и просто личными заморочками, тот еще подарок. И работа у него та еще – он офицер элитной магической стражи, которую посылают туда, где никто ничего не понимает и может произойти все что угодно.

Как выяснилось вчера вечером, она уже три года ждала, чтобы он заговорил на эту тему, и боялась, что никогда не дождется. Но теперь-то все в порядке, теперь они будут вместе.

Подошли совсем близко к прибою, набежавшая волна плеснула по босым ногам. Его щиколотку оплел, как браслет, мокрый колючий стебелек морской травы – и на этом сон закончился.

Ночь, небо усыпано звездами, как приснившийся пляж – круглыми белесыми ракушками. Иззелена-желтая луна тоскует над невидимой отсюда проклятой пустыней. В лагере все спят, кроме дозорных. Усевшись, Рис потрогал щиколотку. Разумеется, никакого стебля там не было. Сон, теплый, как парное молоко, отступал, таял, уходил туда, откуда пришел, в дремотную область несуществующего. И после него, как обычно, остался ворох впечатлений – память о том, чего никогда не было, что происходило словно бы за рамками сновидения.

Так, например, Рис знал, что познакомился с ней в каком-то очень плохом месте: смутное представление о кружевах хищной плесени, затхлом воздухе старого склепа, истерических женских голосах, впивающихся в душу, как рыболовные крючки, и жиреющих на сытной кормежке упырях. И он, по тому же представлению, просто не мог там оказаться – ну вот не мог – и все, никаким образом. Как написано в «Беседах Лухинь возле Невозвратного ручья», с большей вероятностью дракон вылупится из куриного яйца, чем это произойдет. Но все-таки он там оказался, по каким-то маловероятным странным делам, и увел ее оттуда, а вначале, когда они в первый раз встретились – двое живых в этом выморочном упырьем гнезде – рассказывал ей сказку про девочку в волшебной стране и улыбающегося кота.

Сказку Рис попытался вспомнить. В той жизни, которая ему снилась, в городе Танцующих Огней, он знал ее чуть ли не наизусть, потому что не раз перечитывал, она была одна из его любимых. А наяву – ничего не осталось, кроме впечатления, что там было много интересного.

Глядя на звезды, которые спускались украдкой все ниже и ниже, чтобы посмотреть на землю вблизи, Рис подумал: если город Танцующих Огней и впрямь где-то есть – по этой путеводной ниточке можно, наверное, до него добраться. Сказки путешествуют по свету, как те крылатые семена деревьев и трав, которые ветер уносит на громадные расстояния.

– Пушок! – позвал он тихонько пса-демона, свернувшегося в ногах.

– Я здесь, хозяин, – тот подобрался ближе, ткнулся в ладонь холодным, как лед, носом.

– Ты слышал когда-нибудь сказку про улыбающегося кота? – шепотом, чтобы не разбудить остальных, спросил Рис.

– Не спится, сказку хочешь? Всякую могу рассказать, я их знаю целую уйму, не пересчитать, только они у меня перепутались: начало от одной, середка от другой, хвост от третьей, мораль от четвертой. Ни про каких улыбающихся котов не слыхал, врать не стану, зато знаю про королевну, которая не умела улыбаться, про злого улыбающегося болванчика, про подмастерье башмачника, сменявшего свою улыбку на удачу…

– Мне надо про улыбающегося кота.

– Чего нет, того нет. Давай любую другую, а? Между нами, когда начинают о кошках, мне выть хочется, не до смеху, а то они говорят, хозяин твой кошкой стал, а я говорю, вот я вас выше туч заброшу и в клочья, а они бултых в воду – и там этих моржей нипочем не достанешь, я же воду только поверху могу баламутить, разве иногда поймаешь какого зазевавшегося и шибанешь о льдину, а остальным хоть бы что. Подлый народ моржи, никакого респекту… Но ты, хозяин, не грусти, сочиню тебе наилучшую сказку про кого пожелаешь. Вот, слушай! Жил-был улыбающийся кот в подмастерьях у злого башмачника, и однажды отец с матерью ему говорят: или отдадим тебя замуж за соседнего короля, который хуже моржа, или сам женись на прекрасной королевне, которая не умеет улыбаться, а держат ту королевну в башне, и сторожит ту башню трехглавый морж на семи цепях, жрет честных людей и улыбается во все три пасти. Подмастерье башмачника тогда горько заплакал и пошел за советом к ведьме, про которую говорили, что она меняет удачу на улыбки. Ну как, интересно? Складно же выходит, ага? Из кусочков, да складненько! Слушай дальше, ведьма та была на лицо безобразная, как морж, и когда улыбающийся кот к ней пришел, у него гляделки встали дыбом…

– Это не та сказка. Лучше троллям ее расскажи, они оценят.

Он потрепал Пушка по загривку и улегся, притворяясь спящим, чтобы тот отстал. Сквозь ресницы видел, как белое пятнышко двинулось через звонко стрекочущую темень к караульщикам, потом послышались голоса, приглушенный булькающий смех троллей.

Рис перевернулся на спину, закинул руки за голову. На реке плеснуло, как будто из черно-синей бездны в воду упал целый слиток небесного серебра.

– Кеви, не спишь? – около него присела Лиум.

– Нет, – он улыбнулся. – Все в порядке.

– Не надумал еще, что для тебя самое главное? Ты только скажи, а уж я тебе это главное добуду, чем бы оно ни было.

– Не знаю. Это не важно. Ты никогда не слышала сказку про улыбающегося кота? Я имею в виду не то, что сочиняет Пушок, а от людей.

– Кажись, нет, Кеви, – она наморщила молочно-белый в лунном свете лоб. – Отродясь такого не слыхала. Знаю вот про котика-с-ноготок, нанявшегося к колдунье в помощники, это наша, кунотайская. Рассказать?

– Не надо, я и так ее помню.

– Кеви, я о чем хотела потолковать… – сестра перешла на шепот. – Так ли уж тебе надо Гонбера-то убивать? Оно, конечно, убить его надобно, да тебе с ним не сладить, и не такие замышляли положить ему конец, а после сами умирали страшной смертью. А мы с тобой куда хочешь подадимся и заживем, как богачи, есть-пить будем на золоте, спать на шелковых пуховых перинах, и всем, кто тебе помог, заплатим, не скупясь, никто в обиде не останется. Ты женишься на какой захочешь девушке, хоть на крестьянке, хоть на графской дочке, лишь бы любая тебе да ласковая, и у вас пойдут детишки – мои племяннички… Давай сделаем так, а?

– Нет, Лиум. Я поклялся на крови, что убью Живодера.

– Так я для тебя звездной соли добуду, которая освобождает от любой клятвы, в древних свитках так написано. Весь мир переверну, а добуду! Детям своим велю, пусть на дне морском ее сыщут. Там много чего лежит – все, что в моря-океаны испокон веков падало. Может, это и будет самое главное, а?

– Не имеет значения, связан я клятвой или нет. Я решил, что по-любому убью эту зажравшуюся гадину. Только не пытайся мне мешать. Если, допустим, меня насильно увезут за море, все равно сбегу и вернусь сюда, но тогда мне придется тяжелее, потому что подходящий момент будет упущен. Ты ведь слышала, что я рассказывал о сговоре Гонбера и Унберха.

Отведя глаза, Лиум пробормотала:

– Да я б тебя неволить не стала…

– Когда они войдут в силу, ни за каким морем от них не спасешься. А я не смогу простить, если со мной так поступят, даже если это будешь ты. Не надо, ладно?

– Кеви, я ничего такого в мыслях…

В лунном сиянии не видно, как человек краснеет. Лиузама вздохнула и невпопад сказала:

– Ночи-то здешние знатно теплущие, не то что в нашем родном краю…

– Зато здесь нет такой, как у нас, травы.

Тибор проснулся до рассвета. Обнаружил, что Пушок, зараза такая, уболтал караульных, те развесили уши и по сторонам не смотрят – кто хочешь приходи. Хорошо, лагерь окружен двойной защитой, установленной Мунсырехом и Венустой, и по реке никто не подберется – водяные жители сразу поднимут тревогу, но все равно разгильдяйство.

Тролли, как это ни парадоксально с точки зрения тех, кто их плохо знает, существа до полной упертости логичные. Особенно по молодости. Зачем сторожить, если у нас магическая защита? Незамысловатая троллья логика всегда будет доминировать над полученным извне приказом, поэтому солдаты из них никудышные, несмотря на выносливость, дурное бесстрашие и большую физическую силу. И по этой же причине лишь единицы из них доживают до ста двадцати лет, как Онгтарб, или, тем паче, до трехсот с хвостиком, как Мунсырех.

Шаман тоже проснулся, окликнул Тибора, выпустил из ладони шарик-светляк, и они пошли вокруг лагеря, постепенно удаляясь в противоположную от Ибды сторону, в пыльную сухую темень без конца и края.

– Что думаешь о новых союзниках? – поинтересовался тролль, когда отошли достаточно далеко.

– Табор, – он фыркнул. – Скорее даже балаган. Женщины, собаки, песнопевцы…

– Так себе песнопевец, наш Тынаду лучше. Кто-то из людей должен побывать в городе и разведать, где можно застать врасплох того, за кем мы сюда пришли.

– Только не горлодер, он для этого слишком глуп. Волшебница… По-твоему, она годится для нашего предприятия?

– Рис так считает, – Мунсырех задумчиво почесал толстую чешуйчатую шею. – У каждого народа есть в запасе своя особая магия, недоступная другим. Верно, ему понадобится что-то сугубо человеческое, и старый тролль тут не помощник. Что же до моего личного мнения… Эта чародейка сильная, но мелкая, тратит свою силу по мелочам.

– Гм, обнадеживает…

– Главное сделает Рис, от нее потребуется только помощь. Она старательная и любит точность, это, пожалуй, хорошо.

– За неимением лучшего.

Тибор язвил, в то время как ему хотелось спросить, каковы шансы, что Рис уцелеет. Так и не спросил, прекрасно понимая, что шаман и сам ничего наверняка не знает.

Когда вернулись обратно, небосвод уже начал светлеть, еще немного – и все тут заблещет так, что придется жмурить глаза. «Купаться в золоте» – что бы ни имел в виду тот, кто ввел в обиход красное словцо, а здесь это происходит каждое утро.

Мунсырех направился к караульным, сейчас будет им выволочка. Тибор, обогнув сонный лагерь, вышел на отмель. Он не жалел, что ввязался в эту историю. Есть вещи, которые он не любит, не одобряет, избегает, вещи, вызывающие раздражение или отвращение. Все не то в сравнении с грядущими «качелями». Мир, где воцарятся Унбарх и Гонбер в качестве двух главных божеств, вызывал у него абсолютное неприятие. Ага, жить на прокорм упырям, от которых не скроешься ни на этом свете, ни на том. Идите вы оба в Несотворенный Хаос. И вовсе он не свихнувшийся подражатель благородных героев из баллад, в предстоящей заварушке он будет драться за себя.

Позади зашуршали шаги. Еще не успев повернуться. Тибор определил: идет одна из женщин, Морская Госпожа.

Она неуклюже спустилась на отмель, остановилась рядом. Небольшая и округлая, как сдобная булка. Запах моря, от которого ей теперь вовек не избавиться, едва пробивался сквозь модные в Эонхо цветочные благовония.

– Позволь спросить, господин Тибор, знаешь ли ты, что для Кевриса будет самое главное?

Вопрос его озадачил. Просто и изящно. Не каждому удавалось вот так с ходу поставить его в тупик.

– Думаю, об этом лучше справиться у самого Кевриса, сударыня.

– Так сам он как есть не знает, ничегошеньки не говорит, а мне же надобно успеть самое главное для него сделать! – жалобно объяснила Лиузама.

Волосы цвета слоновой кости плащом стекали по плечам. Слегка запрокинутое лицо белело, словно плывущая в воде кувшинка. Желание вспыхнуло внезапно, с такой силой, что на миг дыхание перехватило.

А она, помолчав, добавила:

– Очень я благодарствую тебе за то, что пожалел и не стал губить моего братика младшего. Есть у меня золото и всякие другие подводные сокровища, проси чего хочешь.

Тибор ухмыльнулся:

– Так я ведь и попрошу, чего хочу…

– Ну так и попроси, кто ж тебе откажет, – застенчиво прошептала Лиузама, сделав утиный шажок ему навстречу.

Заварушка будет не сегодня, и за кустами тамарикса их на этой отмели никто не увидит.

Для шпионской вылазки Венуста превратилась в юную колдунью из Йефта, Гаян – в ее телохранителя, Рен – в служанку ругардийского происхождения. В кладовой нашлось все для маскарада, а кто-то еще спрашивал, зачем она натащила туда столько барахла!

Знатные йефтянки золотят брови, а губы красят черной помадой, чтобы жемчужная белизна зубов не вызывала сомнений. Кожа у них цвета бронзы, но эту проблему Венуста решила, поколдовав с притираниями. Гаян сбрил бороду, сохранив усы, и стал вдвое смуглее прежнего, как подгоревшая лепешка. Ренарне, чтобы никто ее не признал, достаточно избавиться от оружия и сменить штаны на юбку – зрелище будет настолько невероятное, что никому и в голову не придет… Впрочем, это Венуста попыталась съехидничать. Кроме мешковатого коричневого платья с морковным орнаментом-оберегом на вороте и по краю широких рукавов, Рен надела полагающийся рабыне кожаный ошейник с железной пряжкой, а волосы, брови и ресницы выкрасила в тусклый соломенный цвет – нестойкая краска потом смоется за один раз. Челку зачесали назад, вдобавок воительница смазала лицо зельем, чтобы кожа покрылась морщинами. Верная пожилая прислуга сопровождает сумасбродную госпожу, которой втемяшилось в голову совершить паломничество к руинам Марнейи. В последнем тоже нет ничего удивительного, многие из молодых магов этим увлекаются.

По просьбе Лиум обитатели Ибды украли в Орраде глюзу – новенькую, ярко раскрашенную, с балдахином на резных столбиках и четырьмя прикованными гребцами в придачу. Те были перепуганы до полусмерти, но Лиузама посулила им щедрую плату за службу. Все они носили рабские ошейники, а тут подвернулась возможность дать ходу, перед тем получив по дюжине золотых монет.

Пришлось подновить чары, защищающие Гаяна от морской болезни, но это минутное дело.

– Последний штрих, – утомленно вздохнула Венуста, издерганная непрерывными размышлениями о насущных проблемах. – Нам понадобится какое-нибудь милое ручное животное, в Йефре у благородных дам такая повальная мода. Во-первых, это усилит правдоподобие, во-вторых, возня с четвероногим питомцем отвлечет на себя часть внимания окружающих, что будет немаловажно, если встретим знакомых.

– Ящерицу изловим! – радостно выпалил один из троллей. – Или змеюку, их тут завались ползает.

– Спасибо, не то.

– А хочете, я прикажу в речке этого поймать… как его… крокодабла или крокозубла? – предложила Лиум. – Только пасть евонную завяжем, а то зубищ дополна и все острые.

– Только змеюки или крокозубла мне не хватало, – с уксусом в голосе процедила чародейка. – Требуется что-нибудь миленькое, пушистое, на худой конец песчаный хорек.

– Так у нас еще и собачка есть, – напомнила Рен. – Миленькая и пушистая, кто бы спорил, и ей тоже можно пасть завязать.

– Зачем? – тявкнул Пушок.

– Чтобы чего не ляпнул. Рис, отпустишь его с нами в город?

– Ага, можно, – согласился Рис.

– Только предупреди его, чтобы не болтал лишнего, – строго сказала Венуста. – Говорящая собака – это трогательное чудо, при условии, что она умилительно рассказывает о своей привязанности к хозяевам или произносит заученные наизусть мудрые изречения, а это безобразие несет всякую чушь. К тому же по-ругардийски, а мы, согласно легенде, прибыли из Йефта.

– А я могу по-каковски угодно, правда-правда! – заверил Пушок – и выдал то же самое еще на десятке языков, включая йефтянский. – Слыхали? И мудрую сказку могу рассказать, с моралью, где добро торжествует, а моржи посрамлены.

– Вот про моржей не надо, – решила Рен. – Этого здесь не поймут, потому что в глаза их не видели. И вообще будешь помалкивать, понял?

– Ну, хоть несколько словечек, а? О победе истинной добродетели над моржами…

– Дались тебе эти моржи, чего ты к ним прицепился?

– Не люблю их. Дразнятся.

– Забудь о них, усвоил? Мы идем на разведку, и ты нужен для прикрытия. Побудешь славненькой комнатной собачкой – очень нам всем поможешь, так что держи язык за зубами.

– Как велишь, сестрица хозяина.

– Рен, контролировать его будешь ты, – сказала Венуста. – Во-первых, так полагается, за левреткой госпожи присматривает доверенная прислуга, во-вторых, тебя он слушается.

– А чего она все время считает вслух? – Пушок издал звук, напоминающий хихиканье. – Во-первых, во-вторых, в-третьих… Умора, ага?

Ренарна схватила его за шкирку и встряхнула. Поделом, а то Венуста не нашлась, что ответить этой нахальной мохнатой козявке.

– Не обижай песика-то нашего, – неодобрительно протянула Морская Госпожа. – Он, чай, маленький, а ты большая, и руки у тебя мужицкие, враз шею свернешь.

– Ничего ему не сделается, – бросила Рен.

Лиум ревновала к ней Кевриса – смешно и наивно, по-детски: это же ее брат, потерявшийся и наконец-то найденный, и тут нá тебе, объявилась еще одна самозваная сестра, с которой они, видишь ли, побратались! Ладно бы полюбовница, это Лиузама еще смогла бы принять, а то ведь у них какие-то странные, особенные отношения, недоступные для всех остальных. Что остается, если не выплескивать кипящую обиду, цепляясь за каждый мало-мальский повод?

Венусту отношения Рен и Риса тоже тревожили, хотя и по-другому. Как будто смотришь в водоворот. Как будто при этом ускользает что-то крайне важное, но еще немножко – и она догадается, в чем дело. Или как будто среди сонмища нужных и ненужных вещей рассыпано несколько фрагментов одного целого, которые надо найти и сложить вместе, да только она не представляет ни как они выглядят, ни где их искать. Если с этим справиться, она бы поняла насчет Риса и Рен что-то существенное… Однако необходимые детали тонут в общей неразберихе. Хаос, будь он неладен. Боги, создававшие Сонхи, могли бы внести в свое творение побольше упорядоченности и выверенной гармонии, но разве мнения Венусты кто-то спрашивал?

О загадке этой парочки она размышляла от случая к случаю. Сейчас ее занимали другие вещи.

Прежде всего – боевые чары, которые нужно будет навести на мальчишку перед поединком с Гонбером. Шансы у него, вероятно, есть, неспроста Лорма затеяла возню со шкатулкой. И родился он в священном месте: возможно, к нему пристала толика той древней магии, которая окутывает и бережет заповедное болото в Лежеде? Очень может быть, Лиум ведь рассказывала, что он появился на свет под вой поднявшихся из бездонных топей сторожевых тварей Тейзурга.

Каким оружием его снабдить? В первую очередь, безусловно, огонь. Бывает, что Гонбер устраивает поджоги, но при этом сам огня боится, как цыпленок кухаркиного ножа: это же так легко – делать другим то, чего не хочешь для себя! Значит, остановимся на колдовском огне, плюс самые надежные защитные заклятия.

Если бы только эти заботы, но Венусту еще и ревность мучила. Да, самая заурядная женская ревность, никуда не денешься. Тибор сделал выбор – дурацкая рифма и еще более дурацкая ситуация. Венуста прекрасно понимала, что ничего тут не переменишь: мужчины вроде Тибора такими, как она, не интересуются. Их влечет или что-нибудь до боли нездешнее – манящее наваждение, соткавшееся на границе яви и сна, нереальная Лаута сеххи Натиби, или совсем уж простое и незатейливое – крестьянская девка, прислуга в застиранном фартуке, с пахнущими луком руками. Лиузама, не стань она Морской Госпожой, тоже принадлежала бы ко второй категории.

Венуста не собиралась давать выход свой ревности, это будет пошло и некрасиво. И вообще не очень-то хотелось. И то, что Тибор увлекся этой простушкой, – косвенное признание высокого искусства чародейки, сумевшей привести ее внешность после пребывания на дне морском в пристойный вид. Но все же досадно до слез. Было бы куда справедливей, если бы Тибор достался ей, а Лиузаме – Айвар.

– Тебя что-то беспокоит? – спросила Рен, сидевшая рядом с ней под балдахином с кисейными занавесками, возвышавшимся над палубой глюзы.

– Личное, – неохотно отозвалась волшебница. – Мужчина, примерно такой, какие мне больше всего нравятся, у меня на глазах втрескался в деревенскую дуреху.

– Он втрескался не в нее, но как порядочный мужик не лезет туда, где его не хотят и не поймут. Вообще-то уважаю таких. А ты лучше оставь это, где лежало, и давай мы с тобой, когда все закончится, вместе махнем в Окреш? Честное слово, не пожалеешь.

– К твоему старому кузнецу?! Тавше Милосердная…

– Он нам обрадуется, вот увидишь.

– Он-то, конечно, обрадуется, не сомневаюсь…

– Вен, мы там потрясающе проведем время. Это лучше, чем сохнуть по первому встречному головорезу.

– И ты туда же… Мне всю жизнь предлагают всякое разное на выбор – кроме того, что мне действительно хочется. И жаловаться вроде бы не на что, сплошь и рядом бывает хуже, и удовольствия никакого.

– Поехали в Окреш, там получишь удовольствие, я тебе точно говорю.

– Перестань, это же Тейзург знает что такое! Мы с тобой две приличные дамы, с левреткой в корзине, и ты зовешь меня осчастливить визитом какого-то чумазого кузнеца…

– Да брось, какие мы приличные? Я наемница, ты ведьма, и вместо левретки у нас в корзине демон. Эй, Пушок, ты там не испекся?

– Я молчу, как ты велела, сестрица хозяина, – пропищали из корзины.

Ренарне Пушок прощал и окрики, и шлепки. Что бы она ни делала, глядел с обожанием: ведь она «сестрица хозяина» и Рису рядом с ней хорошо! Он никогда не обижался за себя, только за Риса. Нисколько не похоже на типичные реакции демона, подумала Венуста, опять начиная вязнуть в этой головоломке, не бывает таких демонов. Но сейчас главное не это, боевые заклятия для Риса – вот на чем надо сосредоточиться, а с его собакой можно будет разобраться и потом.

Последний оплот людской цивилизации на юге Заффаги. Дальше вдоль реки, к западу от Подлунной пустыни, лепились поселения черных троллей и элгезе – щуплого остроухого народца с белесым рожками вроде тех, что у козлят. Элгезе привозили на продажу тонкие серебрящиеся ткани, тролли – крокодилову кожу и слоновую кость. Несмотря на обветшалый вид, Ахса была достаточно оживленным местом и приезжих здесь хватало. Ибдара и Заффага были когда-то одной страной под дланью Унбарха, позже страна распалась на княжества, а язык остался один – ибдарийский.

Ахса выглядела, словно построенный из песка городок, добела высохший на солнце, начинающий осыпаться и потихоньку разваливаться. Пара сонных хоромин, похожих на причудливые окаменевшие раковины, только усугубляла это впечатление.

Гаян, Венуста и Рен сначала гуляли и осматривались втроем, потом разделились. Гаян зашел в чайную, где сидели сплошь мужчины, подруги пошли дальше.

Знатная йефтянка в дорогих шелках, изящная, златобровая, черные волосы заплетены в косички и уложены в замысловатую прическу, сквозь розовую дымку тончайшей мантии просвечивают журавли и цветы магнолии на верхней юбке. На шаг позади госпожи шествует рослая светлокосая рабыня с прелестной собачкой на руках. Ошейник левретки украшен бантом, повязанным в виде розы, вместо поводка – нарядный женский поясок. Словно группа с полотна модного салонного живописца, но вместо роскошного пейзажа или изысканного архитектурного ансамбля на заднем плане ветхая улица, выцветшая до неброских песочных оттенков.

Они скрылись за углом, и единственным ярким пятнышком на этой картине осталась большая бабочка, лимонная, с сине-зелеными глазками и пурпурной каймой, присевшая на растрескавшиеся серые перила невысокого крыльца. Гаян вошел внутрь, спросил похлебку «Девять рыб» со специями и чаю со сладким вином. Объяснялся на ломаном ибдарийском, коверкая и путая слова: он из Йефта, по-местному понимает с пятого на двадцатое.

Посетители говорили о ценах на слоновую кость, о наглом поведении солдат-варваров – хвала богам, скоро они отсюда уйдут и все станет по-прежнему. О том, что старый Сей-Харбурах, жрец Радеющего, совсем выжил из ума, а его сынок Сей-Сахтенат, шалопай и бездельник, сдружился с князем чужеземцев (видимо, имелся в виду герцог) и хлещет с ним вонючее огненное пойло, которые светлокожие варвары предпочитают хорошему вину, поэтому непонятно, куда катится мир. О райской красоте золотоволосой чужеземной принцессы-колдуньи, о том, что Лициль, вдова горшечника с улицы Овечьего Молока, путалась с демоном и родила от него двухголового младенца, которого утопила в речке, а тот возьмида и выползи и давай каждую ночь до рассвета скулить у нее под окнами – сама накликала беду. О том, что у почтенного Сей-Касената пропали двое слуг, молодой парень и старуха-нянька, и вряд ли они сбежали, вряд ли утонули, вряд ли их взяли демоны Хиалы, так что надо беречься, пока светлокожие варвары не ушли, недолго осталось потерпеть. «А что им, варварам, делать на юге, в стране троллей и элгезе», покачал головой худощавый рябой ахсиец в тюрбане из половой тряпки и с золотой цепью на шее. «Да кто их, варваров, знает», отозвался его тучный собеседник, «видать, хотят накупить без посредников слоновой кости и элгезийских шелков, а золотоволосая принцесса-колдунья ищет, верно, старинные волшебные вещи».

С улицы вошел юноша с чачанбой – музыкальным инструментом, похожим на лютню, но пузатым, как тыква, и с карикатурно длинным грифом. Разговор прервался. Положив перед бардом мелкую монету, Гаян покинул чайную.

В Ахсе пропадают люди. Лорма с герцогом получили от Унбарха ответ и в скором времени двинутся дальше на юг, к его цитадели.

Слежку Гаян заметил, обогнув обширное обветшалое строение, цветом и снулыми очертаниями напоминающее те древние костяки, что лежали на просторах молочайных равнин. Люди. Двое-трое. Оборванцы или зажиточные горожане, по виду не понять: в Ахсе и те, и другие одеваются, как последние побирушки в Эонхо.

Набросились, когда он забрел в тупик между глинобитной оградой с натыканными поверху камнями, за которой зеленели глянцевые кроны деревьев, и желтоватой саманной стеной двухэтажного здания без окон.

Все-таки трое. Драка была сумбурной и яростной, Гаяну повезло, что противники оказались не бойцами. Они пытались не убить его, а скрутить, накидывали на голову мешок, но он вывернулся и одного ударил ножом под левую грудь. Тогда второй тоже схватился за нож, а третий, еще безусый, с отчаянным, перепуганным лицом, отшатнулся и бросился бежать.

Нападавший рассек Гаяну рукав, но, получив две колотых раны, растерял весь пыл.

– Какого беса вам от меня понадобилось? – прошипел Гаян по-ибдарийски.

– Ты чужой, – дыша с присвистом, ответил усевшийся в пыль мужчина. – Мы хотели отдать тебя белым варварам. Им нужны люди, чтобы каждый день кормить демона-людоеда. Только люди, другие для него не годятся. Они возьмут наших, кого поймают или кого им продадут. Мы не хотели тебе зла, но что нам делать? Ты бы хоть одного из нас заменил… Больно… Ох, как больно…

Вот так-то. Гонбера надо кормить. Ежедневно. В Эонхо все об этом знают, но заговаривать об этом вслух с принцессой или с герцогом считается дурным тоном. Если же наплевать на приличия и завести об этом речь, Лорма терпеливо улыбнется и скажет: «Вы же должны понимать…» С легким нажимом на «должны».

– Я тоже не хотел тебе зла, – угрюмо отозвался Гаян. – Вы напали, я защищался. Ты знаешь, где людоед расправляется с жертвами?

– Хочешь его убить? – недавний противник усмехнулся, и на губах запузырилась кровавая пена. – Уже были смельчаки, назад не вернулись. Как выйдешь из города, иди в сторону Забагды и в сторону Харнанвы, посередине между ними увидишь хижину. Раньше там жил мудрый отшельник, потом она стояла ничья, а теперь будет проклятое место. Людоед уводит их туда, возвращается один. Если… ты… такой смелый…

Началась агония. Гаян добил его, вытер нож и, осмотревшись, зашагал прочь. Заброшенная хижина к юго-востоку от Ахсы. И времени осталось в обрез. Несколько дней.

Он узнал все, что нужно, теперь надо найти Рен с Венустой и уносить отсюда ноги, пока его не обвинили в убийстве. То, что он оборонялся, вряд ли покажется местным веским оправданием. Руку жжет… Да еще и кровь капает. Распоротым рукавом не обошлось, но рана несерьезная. Остановившись, он вынул из кармана бинт, навязанный предусмотрительной Венустой, замотал, как сумел, порезанное предплечье, затянул зубами узел. Эта зануда все-таки умница: боль сразу утихла – видимо, бинт заговоренный. А на голове ноет шишка, это врезали кулаком. Его счастье, что напали не профессионалы. Ремесленники, или приказчики из лавок, или наемные работники здешних богачей. Но оно же и плохо: Гаян теперь виновен в убийстве двух честных горожан. Если б не упустил третьего… Вот Тибор, наверное, не упустил бы, но Тибор не знает ибдарийского.

Он опять вышел на улицу, где стоял рассыпающийся старинный дворец цвета лежалых костей, когда в другом конце мелькнула Венуста в радужных йефтянских шелках. С ней был кто-то еще, кроме Рен.

А позади – возбужденные голоса. Гаян свернул в проулок за дворцом, без особой надежды толкнул рассохшуюся деревянную калитку в глинобитной ограде, засиженной мухами, сверкающими, как злые изумруды. Не иначе, хитроумный Ланки, напуганный перспективой «качелей» не меньше других богов, решил ему посодействовать, потому что калитка сразу распахнулась.

Затененный задний дворик. Вязанки прутьев, объемистая корзина с кизяковыми лепешками, треснувший глиняный кувшин в половину человеческого роста, бочка с крохотным болотцем на дне. Трогать бочку Гаян побоялся: не ровен час – развалится. Подпер калитку корзиной.

Небольшие окна, затянутые прозрачной тканью, напоминающей мушиные крылья, смотрели во двор подслеповато и безразлично. Движения Гаян нигде не заметил. Осторожно отвел занавеску, прикрывающую дверной проем, и попал в темный коридор. Внутри пахло вареным мясом и запущенным стариковским жильем. Там, где коридор поворачивал, звучали голоса. Знакомые, кстати.

– …Если почтеннейший Сей-Харбурах не будет возражать, мне бы хотелось рассмотреть эти барельефы вблизи.

Венуста говорила по-ибдарийски, имитируя йефтянский акцент. Ответила ей старуха:

– Наш господин позволит, госпожа волшебница. Сейчас его позову.

Сей-Харбурах выжил из ума, по мнению завсегдатаев чайной, услужливо подсказала Гаянова память.

Прокравшись туда, он обнаружил за аркой полутемный зал с каменным полом, двумя рядами колонн, барельефами, изображающими сцены с участием невиданных существ. Вдоль стен стояла скудная мебель, посередине лежал затоптанный красный ковер. Венуста увлеченно разглядывала барельеф, Рен остановилась рядом, держа на поводке Пушка, и озиралась. Сколько ножей спрятано под ее мешковатым платьем… Гаян предполагал, что не меньше полудюжины. Дверь, ведущая из зала на улицу, была затворена, свет яркими пучками падал внутрь сквозь высокие полукруглые окошки, превращая плавающие в воздухе пылинки в чистое золото.

Старуха ушла через противоположную арку, видневшуюся за дальним рядом колонн – там находилась лестница, которая вела, должно быть, в жилые комнаты на втором этаже. Гаян затаился возле проема. Можно появиться и объяснить хозяевам, что он пришел сюда следом за своей госпожой, но ведь он уже испытал на себе ахсийское гостеприимство! Лучше остаться в засаде – на случай, если здесь тоже замышляют какой-нибудь подвох.

Когда из-под арки появился тощий старец в драном халате, подпоясанном златотканым кушаком, чародейка повернулась к нему и с неспешным элегантным поклоном промолвила:

– Приветствую вас, почтеннейший Сей-Харбурах! Слышала я о том, что ваш дворец построен более двух тысячелетий назад, и о барельефах, запечатлевших сражения с народом арумалосто, вторгшимся в Сонхи из другого мира, и взяла на себя смелость попросить ваших домочадцев о дозволении посмотреть на это диво. Приношу извинения за свою дерзость.

– Не извиняйтесь, прекраснейшая, – дребезжащим голосом возразил хозяин, тоже отвешивая ей поклон. – Не может быть дерзким цветок, радующий потемки нашей старости своим чудесным ароматом и блистанием росы на нежных лепестках. Вижу я, вы не чужды волшебства, и вдвойне приятно встретить мудрую красоту и прекрасную мудрость!

А Гаян подумал: впечатляет, если этой развалине две тысячи лет – она ведь может в любой момент того… Хотя не факт, что именно сейчас. С опаской поглядел на темный от грязи потолок: кое-где проступали заштопанные паутиной трещины.

У Пушка зародились, видимо, близкие к этому соображения, и он тихонько протявкал:

– Знатный чертог, если так, а внутрь зайдешь – хуже собачьей конуры…

– А ну, проглоти язык! – шикнула Рен, пихнув его ногой.

– Это наш говорящий песик, он такую ерунду иногда несет… – начала сконфуженно оправдываться Венуста.

Сей-Харбурах повернулся к Ренарне с Пушком и мгновение разглядывал их, потом, не говоря ни слова, опустился на колени и простерся ниц.

– Простите, почтеннейший, вам нехорошо? – озадаченно осведомилась чародейка.

– Пусть высочайшая госпожа не сердится на смертного, ползающего в пыли, – глухо пробубнил старик, не поднимая головы. – Узрел теперь, кто почтил своим сиянием мое недостойное жилище!

– Я всего лишь служанка при госпоже волшебнице, почтеннейший господин, – играя свою роль, смиренно произнесла Ренарна, одновременно погрозив псу кулаком.

– Прошу вас, встаньте, – добавила Венуста.

– На то воля ваша, – Сей-Харбурах оторвал голову от пыльного ковра, но подняться с колен не спешил. – Зрю я, кто здесь воистину госпожа, а кто сподобился дивной чести быть при ней в услужении, но если не велите, не буду о том… Угодно ли вам отведать моей скромной пищи, прекраснейшие небожительницы?

Сбрендил, так и есть, решил Гаян, прислонившись к стене, чтобы избитое тело насколько возможно отдохнуло.

Сей-Харбурах хлопнул в ладоши. Давешняя старуха и еще один пожилой слуга вытащили на середину зала низкий столик темного дерева, принесли из угла и разложили вокруг три мунты – большие подушки для сидения, набитые высушенной травой. Подали угощение: холодный чай, сладкое вино, отварное мясо, лепешки с овечьим сыром, смесь нарезанных ломтиками фруктов в расписной глиняной миске. Полоумный старец потчевал своих гостий, рассыпаясь в изысканных комплиментах и туманных благоговейных намеках. По ходу дела Венуста вытянула у него сведения, которые Гаян уже успел получить. Ругардийцы собираются покинуть Ахсу дней через десять. Совпадающая информация из разных источников, задача выполнена, теперь унести бы отсюда ноги.

Рано расслабился. Пришел еще один ибдариец – молодой, одетый с претензией на щеголеватость, и, разглядев, перед кем расстилается его родитель, заносчиво процедил насчет «ядовитого йефтянского пустоцвета, вознамерившегося захватить охотничьи угодья благородного льва».

– Простите его, высочайшие из прекраснейших, – не давая дамам времени оскорбиться, взвился старец. – Он дурак!

И после этого исчерпывающего объяснения приказал:

– Ступай за мной, Сахтенат. Примите мои извинения, ослепительно сияющие, ваш верный слуга скоро вернется. Усладитесь пока этим недостойным ваших премудрых уст вином…

– Что вы, почтеннейший Сей-Харбурах, вино превосходное, – учтиво пропела чародейка.

Отец и сын ушли под арку. Гаян, чуть поколебавшись, бесшумно двинулся в ту же сторону по коридору – и не ошибся: в другом конце, за поворотом, находился проем, выводящий к лестнице на второй этаж. За старыми досками стенной обшивки, до сих пор сохранившими слабый аромат благородной древесины, шуршали и потрескивали хитином насекомые, а сверху, если прислушаться, доносились негромкие голоса:

– Отец мой, Ругарда и Йефт на ножах, это ни для кого не секрет, и йефтянская ведьма может быть шпионкой, а ты принимаешь ее, как дорогую гостью! Я пил рату с герцогом Эонхийским…

– Сахтенат, с кем и какую дрянь ты пил – это твоя беда, не превращай ее в беду отчего дома. Ты ведешь себя непочтительно, как свинья из басни, званная за стол слепым купцом. Сейчас же воротись в зал, смиренно поклонись волшебнице с золотыми бровями и обсидиановыми губами, а перед той женщиной, что надела рабский ошейник, нижайше прострись ниц и не поднимай головы, покуда высочайшая не дозволит.

– Перед рабыней?! Отец мой…

– Что она рабыня – наваждение для непосвященных. Пускай люди болтают, что мой разум подобен уже не солнцу в зените, а тлеющей головешке, но я еще не разучился видеть, и от меня не укрылось, кого эта женщина связала своим пояском! Не дано мне знать, кто она, – в голосе старца прорезалось хриплое исступление, – Двуликая, Милосердная или Неотступная, однако я вижу, кто ей безропотно повинуется. И могу представить, что будет, если она спустит его с привязи… Не гневи богов, Сахтенат, исполни мой наказ.

– Отец мой, или эти ведьмы тебя околдовали, или правду говорят в Ахсе, что твой разум угасает, как головешка, и ты больше не можешь быть главой нашего дома!

– Ах ты, репей в ослиной заднице…

Стараясь не производить ни малейшего шума, Гаян вернулся обратно и вошел в зал. Рен встрепенулась, но, узнав его, так и не вынула из рукава то, что там было припрятано.

– Идемте отсюда, – шепнул Гаян. – Пока они спорят. Сразу на пристань, мне пришлось убить двоих местных, расскажу потом.

Рен подхватила под мышку пса, Венуста на прощание вручила серебряную монету возникшей из-за колонны старухе-служанке, и они вышли на раскаленную невзрачную улицу.

Гаян оглянулся на дворец: с первого взгляда определил, что постройка старинная, но не подозревал, что это такая несусветная древность.

– Он довольно странно себя вел, – на ходу заметила Венуста.

– На него произвел впечатление Пушок. Скорее!

Уйти без суматохи не получилось. Толпа асхийцев, в том числе парнишка – сообщник тех двоих, кого Гаян прирезал. Не имеет значения, что защищался, что у него не было выбора. У них ведь тоже выбор невелик: или отдать на растерзание чужака, или кто-то потеряет своих близких, доверенных слуг, давних приятелей. «Вы же должны понимать…» – прозвучал у Гаяна в ушах проникновенно мягкий и в то же время категоричный голос Лормы.

Толпа – ну, или не толпа, а группа из пятнадцати-двадцати человек – валила по улице, ведущей к городским воротам. Трое шпионов, по другой улице, ее опережали, но какая разница, где настигнут, в городе или на выжженном солнцем склоне за воротами?

– Вен, доставай свой фикус! – с прищуром глядя на взбудораженных горожан, потребовала Ренарна.

– Что? – растерянно пролепетала чародейка.

– Фикус давай сюда, живо! Перекрой им выход.

Венуста кивнула, остановилась и, сделав кистями обеих рук неуловимый жест, извлекла из ниоткуда кадку с растением под стеклянным колпаком. Охнув от тяжести, уронила. Стекло разбилось, глиняный сосуд раскололся, но это уже не имело значения. Взметнулись стволы, раскинулись ветви, ливнем упали воздушные корни, тоже превратившись в колоннаду стволов – и ворота Ахсы скрылись за непролазным баньяном.

– Шикарно! – прокомментировал колдовство Пушок. – Моржей бы так шугануть…

– А кто-то еще говорил, зачем фикус, – с легкой растерянностью глядя на дело своих рук, вздохнула Венуста.

Выслушав рассказ Гаяна, она с ходу припомнила полтора десятка древних существ, способных к метаморфозам, которые могли бы произвести на узревшего их истинный лик такое впечатление, как Пушок на Сей-Харбураха. Что ж, если старые боги Сонхи, заинтересованные в победе Риса, расстарались послать ему помощника… Но ведет себя этот божественный помощник весьма странно, так что возникают некоторые сомнения в его божественной вменяемости.

В конце концов Венуста отложила проблему Пушка на полочку с ярлыком «Для последующего изучения» и занялась огненными чарами. Достав из своей кладовой нужные ингредиенты, она приступила к варке зелья. Начала при свете заката, продолжала всю ночь, заклинаниями заманивая к себе в котел звездный огонь, и закончила, когда взошло солнце.

Айвар тоже не спал, сидел в сторонке, глядя на нее с обожанием и доверчивым восторгом. Если бы на нее так же смотрел Тибор… Но Тибор ни на кого так смотреть не будет. Не та натура.

Готовое зелье выглядело, как вязкая темная жидкость в багровых и золотых переливах. Сняв и накрыв крышкой котелок, Венуста попросила Рен и Гаяна сторожить его по очереди, не спуская глаз, чтобы никто не трогал.

Проспала она больше суток, до следующего полудня. Сколько сил ушло на волшбу… По зрелом размышлении даже удивительно, что ее вообще на это хватило.

Тролли, сходившие на разведку, подтвердили, что Гонбер устроил себе личное капище в той хижине, о которой говорил напавший на Гаяна ахсиец. Постройка небольшая, сложена из кирпича-сырца, внутри все заляпано кровью, и мухи, по словам троллей, «пасутся тучами», а неподалеку есть ложбина, почти доверху заваленная гниющими человеческими останками. Местность ровная, как стол, спрятаться негде. Ближайшее подходящее укрытие, нагромождение камней, находится на изрядном расстоянии: хижину оттуда видно, однако что делается возле нее, в подробностях не рассмотришь.

– В любом случае Рису придется пойти туда одному, – предупредила Венуста.

– Трое-четверо смогут спрятаться в хижине, – недобро прищурившись, возразил Тибор.

– Нельзя. Когда Рис задействует огненные чары, добровольцы получат серьезные ожоги. Он будет защищен от магического огня, но это не распространяется на остальных.

– Мы спрячемся за камнями, – решил Мунсырех, – и я загодя обойду вокруг хижины с зеркалом. Слыхали, госпожа, о зеркальной магии троллей? Мы будем все видеть и слышать, словно в нескольких шагах от места, и если Рис не справится, придем на помощь.

– Если чары не сработают, чего не должно быть, это самые сильные огненные чары, тогда не факт, что нам поможет довести дело до конца численный перевес, – нехотя пробормотала Венуста.

– По крайней мере, вытащим его, – сверкнув глазами из-под тигровой челки, сказала Рен.

Тибор молча кивнул.

– А мы успеем вовремя добежать? – усомнился Тахгры, один из самых быстроногих троллей.

– Я успею! – заявил Пушок.

Рен ласково потрепала пса по загривку, тот лизнул ей руку.

– Только не кидайся раньше времени, – попросил Рис. – Если кто-то из вас окажется рядом, я, наверное, не решусь использовать эти чары.

– Вот именно, – подтвердила чародейка.

Тавше Милосердная, она ведь не боевой маг, и ей совсем не хочется брать на себя такую ответственность. Но отступать некуда, все решено, зелье сварено. И альтернативы никакой: ее ужасал грядущий мир «качелей», уж лучше обратиться в ничто, шагнуть за Врата Хаоса. Быть может, ее давний навязчивый кошмар как раз это и предвещал?

После подготовительного обряда, выполненного Венустой с особой скрупулезностью, Рис выпил кубок зелья, а оставшейся жидкостью, раздевшись донага, обмазался с головы до ног.

– Как себя чувствуешь?

– Жжется… – прошипел он, снова натягивая одежду. – Но терпимо.

– Это скоро пройдет. Только не вздумай произнести инициирующее заклятие раньше времени, все вокруг спалишь. Еще вот что… – она оглянулась на остальных. – Ты не мог бы честно ответить на один мой вопрос?

– Тогда вы тоже ответьте на мой, хорошо?

– Если сумею. Откуда взялся Пушок?

– Не могу сказать, извините. Это чужая тайна. А кто такая Лаута сеххи Натиби?

– Ты ведь не ответил на мой вопрос, вот и я на твой не отвечу.

Он слегка пожал плечами – необидчиво, словно думая уже о чем-то другом. Отошел, уселся на траву, глядя сквозь занавешивающие лицо волосы на ущербную восковую луну. Подошла Рен, села рядом.

– Ага, мне страшно, – произнес Рис, как будто в ответ на невысказанное. – Еще бы я не боялся. Но это не важно, боюсь или нет, Живодера я прикончу.

Тролли столпились в стороне, их бард, Тынаду, настраивал банджо. Всхлипы инструмента плыли сквозь тихий шорох сиреневых сумерек, замирая над рекой, все еще блестящей, и над распростертой к югу каменистой равниной. Тростник превратился в тревожно шелестящую темную массу. Венуста, неожиданно озябшая, впитывала окружающие звуки, усилившиеся речные запахи и меркнущий свет, словно сама была здешним растением, обмирающим от тихой вечерней печали. Хотела бы она оказаться способной к такой метаморфозе… Тогда ей не приходилось бы участвовать ни в каких заварушках.

– Идите сюда! – позвал Мунсырех. – Танцевать будем! Танец перед боем, так полагается.

Тынаду ударил по струнам. Слухом он, в отличие от Айвара, обделен не был, и мелодия полилась властная, захватывающая, первобытно свирепая. Тролли, враз сорвавшись с места, хлопали себя по бедрам в такт музыке. Грузный шаман двигался медленнее, чем остальные, но выглядел угрожающе, словно пустилась в пляс осадная башня. Тибор минуту-другую любовался своими чешуйчатыми друзьями, потом шагнул к Рису, схватил его за руку и втащил в круг, что-то сказав при этом Ренарне (редкий случай, они же друг с другом почти не разговаривают). Рен присоединилась к танцующим, призывно махнув рукой Гаяну.

Заметив, что Айвар вытащил из футляра лютню, Венуста подошла к нему и тихонько посоветовала:

– Не надо. Это их специфический обряд. Вдруг им не понравится?

Послушался. Она опасалась главным образом того, что троллей рассердит бесталанное музицирование несчастного песнопевца.

Лиум вперевалку приплясывала на месте, потихоньку подбираясь все ближе к остальным. Видно было, что ей и хочется к ним, и в то же время она стесняется своей неуклюжести.

– Тебе, Морская Госпожа, танцевать с нами не надо, ты не воин, – остановил ее Мунсырех. Потом повернулся к Венусте: – А ты, госпожа, иди в круг!

Гм, она, значит, теперь тоже «воин», дожили… Но если от нее требуют, чтобы она что-то делала – она постарается сделать это хорошо. Венуста вытащила из прически жемчужные шпильки, тряхнула головой, чтобы волосы рассыпались по плечам, сбросила туфли, оскалила зубы и яростно заколотила пятками в сухую землю. Тролли встретили ее одобрительным улюлюканьем.

В этой неистовой круговерти величаво плыл огромный шаман, бесновались его сородичи, лихо, как двадцатилетние, отплясывали Тибор и Рен. Гаян старался от них не отставать, хотя и не было в нем того же задора. То там, то здесь мелькал гибкий и верткий, как ящерка, Рис, и вокруг него белой молнией вился пес-демон по кличке Пушок. Венусте, захваченной колдовством танца, больше не хотелось превращаться в растение. Лучше быть вместе с ними – и победить.

Перед выходом на Тибора напало смутное тянущее чувство, давненько с ним такого не случалось. Что-то в этом роде он испытывал много лет назад, когда брался за свои первые заказы (дерюжники не в счет, тех он убивал в охотку, осуществляя выстраданную, можно сказать, мечту).

Пусть Рис выживет. Когда начнется, ему ничем не поможешь. Остается надеяться на собственную науку, вбитую в парня, и на чары Венусты.

Отправились все, кроме Лиум. Ей не поспеть за остальными, на марше она будет всех задерживать – хвала Акетису, этот простой довод до нее дошел. Если предприятие закончится плохо, водяные жители о ней позаботятся.

Пушок сидел в корзине, которую нес за спиной один из троллей. Он переживал за Риса, но отговаривать его не пытался. Решения хозяина не обсуждаются, вот так-то. В некотором отношении этот чокнутый говорящий пес был образчиком дисциплины и повиновения.

Переход Тибора взбодрил, несмотря на жару. То, что грызло душу, разжало челюсти и уползло в дальний темный угол. До следующего подходящего момента.

Рис тоже казался бодрым, и не разберешь, каково ему на самом деле. Шаман распорядился, чтобы все приноравливались к его темпу. Не годится, если он устанет.

Как и перед прошлой вылазкой, Мунсырех принял снадобье «Волчья прыть». Утонченная столичная волшебница шагала по каменистой пустоши так, словно всю жизнь провела в кочевьях. Практичная походная одежда, волосы заплетены в косу, на лице застыло целеустремленное выражение, сухощавое тело двигается легко и экономно, в каком-то, пожалуй, механическом ритме. Последнее Тибора насторожило, и на привале он спросил у Ренарны:

– С госпожой Венустой все в порядке?

– Вполне, – усмехнулась та. – Она сейчас не Венуста, а «быстроногая Франита» – малая сущность, которую она использует в таких случаях. Когда придем на место, снова станет собой.

Сидевший рядом Мунсырех неодобрительно качнул головой, но ничего не сказал. Тибор знал, что старый тролль считает «дробление сущности» рискованной и ненужной игрой, человеческой блажью, которая может завести Тейзург с Унбархом знают куда. По его мнению, этим балуются недальновидные люди, стремясь выгадать на мелочах, а умные тролли так не делают.

Антипатия к Ренарне во время вчерашнего танца рассеялась без остатка. Теперь Тибор видел в воительнице не воплощенный вызов своему мужскому достоинству, а надежного товарища, который, можно побиться об заклад, в деле не подведет. Мощная штука эти тролльи боевые пляски, после них многое встает на место.

Айвар, увязавшийся за Венустой, еще и лютню с собой захвативший, плелся в хвосте: пусть и привык к пешим переходам, но не по такой жаре.

Переночевали, не разжигая огня, внутри магического круга. На рассвете отправились дальше, наступая на собственные тени, и вскоре увидели ту самую хижину.

Ахса приподнималась темным гребнем над северо-западным горизонтом, а крепости и вовсе не было видно. Камни, за которыми можно спрятаться, напоминали остатки разрушенного укрепления из тесаных плит. Удобный наблюдательный пункт. Хижина отсюда казалась игрушкой, которую смастерили из обрезков картона и держат на ладони.

На юго-востоке простиралось до окоема желтовато-серое песчаное море. Сама Подлунная пустыня приползла посмотреть на поединок Риса и Гонбера… Хотя нет, ниоткуда она не приползала, испокон веков была здесь. Просто и ахсийцы, и ходившие на разведку тролли о ней не упоминали, как об элементе, не имеющем отношения к делу.

Тахгры и Кувби осторожными перебежками добрались до постройки, просигналили, что там никого нет. Настала очередь шамана и Риса.

– Не выпускайте Пушка из корзины, – попросил на прощание мальчишка. – Если ему покажется, что со мной плохо, он может броситься на помощь, хотя это будет не нужно. Понял, Пушок? Не выскакивай, пока не скажут. В общем, за меня не беспокойтесь.

Рен обняла его. Тибор подался вперед, но обнять не решился. Венуста, снова ставшая Венустой, пробормотала вслед оберегающее заклинание.

Мунсырех обошел хижину по широкому кругу, творя свои зеркальные чары, и после этого тролли направились обратно. Оставшийся в одиночестве Рис присел возле южной стенки, чтобы его не могли заметить со стороны Ахсы.

Грамотней спрятаться внутри, но там, по рассказам разведчиков, кровища, и вонь, и мухи, и засохшие обрезки внутренностей. Тибор не был уверен, что ему самому было бы не тягостно и не мерзко сидеть в засаде в таком помещении – хотя при крутой необходимости или за тройной гонорар смог бы, пожалуй.

Вернувшись, шаман вынул из висевшей на поясе сумки овальное зеркальце в щербатой и потемневшей серебряной оправе. Сжимая его в руке и что-то бормоча речитативом, выполнил сложный пасс, как будто нарисовал в воздухе причудливый узор – и люди, за исключением знакомого с этим трюком Тибора, тихо ахнули. Даже Венуста. Перед ними повис призрачный зеркальный овал размером с дверной проем, и в нем была видна все та же хижина, но как будто она находилась рядом, в десятке шагов.

– Потрясающе! – заметила волшебница. – И долго продержатся ваши чары?

– До полудня. Потом их придется обновить.

Когда Мунсырех поворачивал маленькое зеркало, сопровождая эти движения односложными командами, картина менялась: можно было увидеть, что происходит с другой стороны хижины, или рассмотреть, словно вблизи, Риса, задумчиво и невесело глядящего на пустыню.

Тибора снова охватило тревожное тянущее чувство.

Изнывая в ожидании, Гаян утешался тем, что случалось ему бывать в переделках похуже – и ничего, уцелел… Возможно, только для того, чтобы сгинуть сегодня?

Нет даже лошадей, чтобы сбежать в случае провала, их тут негде было бы спрятать. Да уж, пришли победить или умереть… Если эти огненные чары такие мощные, почему ими раньше против Гонбера не воспользовались?

Гаян посмотрел на Венусту. Та сидела неподвижно, закутавшись в мантию из жемчужно-серого шелка, лицо затенял капюшон: видны бледные щеки, напряженно сжатые фиолетовые губы, острый подбородок. Глаза спрятаны. Зародилась нехорошая мысль, что она не слишком уверена в своих чарах и теперь, возможно, жалеет, что ввязалась в эту историю.

– Лошадь! – встрепенулся один из троллей. – Сюда.

Всадник приближался со стороны Ахсы. Рис тоже услышал стук копыт, выпрямился, выглянул из-за угла хижины, отступил обратно.

Когда мул мышастой масти пересек границу обозначенного Мунсырехом круга, его изображение появилось в волшебном зеркале. Седоков было двое. Гонбер – и позади, на крупе, сонного вида парень в непрезентабельной ахсийской одежке. Видимо, обмороченный, иначе не ехал бы на убой с такой безмятежной физиономией.

Гонбер натянул поводья. Почуял постороннее присутствие?

– Еще! – тролль с самым острым слухом снова показывал в сторону города. – Много!

Вдали клубилась пыль, как будто на этот раз из ворот Ахсы вылетела целая кавалькада. Терпение горожан все-таки лопнуло, и они бросились в погоню за Живодером? А что же герцог с Лормой и местный князек, подкупленный, по словам Сей-Харбураха, богатыми подарками белокожих варваров и рецептом изготовления божественного напитка раты из любой подножной дряни?

Венуста откинула капюшон, переглянулась с Мунсырехом.

Кто говорил, что стоит составить безупречный план, гарантирующий успех, и на практике непременно вылезет куча непредвиденных факторов, которые всю безупречность в два счета сведут на нет? Кажется, кто-то из древних магов, прославившихся своим пристрастием к авантюрам.

Гонбер с подозрением озирался, едва ли не принюхиваясь.

– Лорма и герцог! – стиснув миниатюрные костлявые кулачки, пробормотала Венуста. – Чтоб их Тейзург…

Гаян, холодея, понял, что она имеет в виду скачущих во весь опор всадников.

– Вы уверены? – спросил Тибор.

– Да.

– Тогда готовься! – он окинул взглядом свою чешуйчатую команду.

Драка пеших троллей с кавалерией – незабываемое зрелище. Однажды Гаян это видел. Тролли, уворачиваясь от копыт, хватаются за поводья и выпущенными на всю длину когтями рвут шеи лошадям или запрыгивают им на спины и сбрасывают всадников. Лучше всего это получается у молодых – быстрых, прытких, еще не успевших огрузнеть. Но если троллей всего-то дюжина, а верховых несколько десятков…

Гонбер все-таки спешился, с выражением настороженного недоумения и недовольства оглянулся на приближающуюся кавалькаду. По неписаным законам, когда он уединялся, чтобы покушать, никто ему не мешал – все делали вид, что не знают, где и чем он занимается.

Его покровители на скаку что-то кричали, однако и высокий голос Лормы, и мощный бас герцога Эонхийского тонули в грохоте копыт.

Рис вышел из-за хижины, и Живодер мгновенно подобрался, его холодные черные глаза по-звериному вспыхнули. Разве какой-то мальчишка может быть для него опасен? Но, похоже, он все-таки ощущал в Рисе непонятную опасность – инстинктивно, загривком. Инстинкты не обманывают.

У Риса тоже горели глаза сквозь спутанные пряди. Всадников он, конечно, видел, но все внимание сосредоточил на противнике и на своей задаче.

– Ты! – Его взгляд впился в ахсийца, который безучастно сидел на мышастом муле. – Очнись и убирайся отсюда!

Этого оказалось достаточно, чтобы разорвать опутывающие чары Гонбера. Парень заморгал, словно его внезапно разбудили, увидел, где находится, понял, что это за место, издал вопль раненого кролика, чуть не свалился с мула, неловко перехватил поводья – и рванул с места в карьер, даже не потрудившись перебраться с крупа в седло.

Зрачки Риса полыхнули багрово-золотым, губы зашевелились. Живодер от него попятился, он шагнул следом, охваченный разгорающимся красноватым ореолом.

С яростным воем шарахнувшись назад, Гонбер упал на четвереньки… Нет, на четыре лапы. Он выглядел уже не человеком, а узкомордым черным зверем величиной с большую собаку. Мускулистое поджарое тело теплокровного хищника отливало хитиновым блеском и делилось на сегменты, как у насекомого.

Рис оторопел и сбился. Как будто заколебался, читать инициирующее заклятие сначала или продолжать с того места, на котором замолчал. Выбрал второй вариант, Венуста с облегчением вздохнула: правильно. Вскинул скрещенные руки, чтобы защитить горло и успеть договорить до конца, даже если Гонбер-зверь на него прыгнет, тоже правильно. А ругардийцы были уже близко, и герцог Эонхийский, крупный седоусый мужчина, выбросив вперед руку с растопыренными пальцами, что-то проревел – одновременно с тем, как Рис произнес последние слова.

Сверкнула красно-белая вспышка. Венуста издала отчаянный стон сквозь зубы.

Конников около полусотни, и никаких троллей на них не хватит… В призрачном зеркале было видно, что лишившийся багрового ореола Рис и припавший к земле Гонбер-зверь стоят друг против друга, как перед дуэлью.

– Конец, – процедил Тибор. – Выпускайте белую бестию.

– Дадим бой, госпожа? – взглянул на Венусту Мунсырех.

– Да! – ответила чародейка зло и решительно, Гаян ее такой еще не видел.

Тахгры начал рвать когтями удерживающие крышку веревки, перед началом завязанные на несколько узлов, чтобы пес не выбрался из корзины раньше времени.

На лица Тибора и Рен было страшно смотреть.

«Боги, лишь бы он чуть-чуть продержался», – глядя на лохматого худого мальчишку в кольце врагов, взмолился про себя Гаян. Толика последнего шанса еще осталась, Пушок умеет летать…

В этот момент Гонбер прыгнул, и Рис, вместо того чтобы отскочить в сторону, прыгнул ему навстречу.

Со зрением Гаяна произошло что-то странное… Или не с его зрением, а с волшебным зеркалом, созданным магией тролльего шамана? Риса там больше не было. С черным зверем сшибся другой зверь – уступающий ему в размерах, рыжевато-серый, с довольно длинным хвостом, только это и удалось рассмотреть, прежде чем они покатились яростным клубком.

– Все-таки оборотень, – буркнул Мунсырех.

Противники с рычанием отскочили друг от друга. С исцарапанной морды зверя-Гонбера капала кровь, а зверь-Рис припадал на раненую лапу, выгибал дугой спину и шипел. Это оказалась крупная кошка с кисточками на ушах.

– Тавше… – ахнула Венуста. – Дайте сюда Пушка, скорее!

– Сейчас, – пропыхтел возившийся с корзиной тролль. – Так замотали, словно там дракон…

Изнутри доносился панический скулеж.

Рис и Гонбер снова сцепились. Кот висел на загривке у черного, тот пытался его стряхнуть. За звериной дуэлью наблюдали всадники: герцог – мрачно, Лорма – с диковатым испуганным выражением, словно была не принцессой крови и регентом ругардийского престола, а пойманной с поличным начинающей воровкой, остальные, солдаты и офицеры, выглядели до ступора ошеломленными.

Зверь-Гонбер упал и перекатился, рассчитывая придавить своего врага, но тот, извернувшись, полоснул его по носу и опять впился когтями в холку.

– Убейте его! – крикнула Лорма. – Эту тварь, кота, убейте немедленно! Убейте кота!

У солдат были луки и арбалеты, но начни они стрелять, могли попасть в Гонбера. Лошади беспокойно переступали и фыркали.

– Вот он! – Тахгры за шкирку извлек из корзины молотящего лапами Пушка.

– Дай сюда, – Венуста схватила пса в охапку. – Пушок, хороший мой, твой хозяин сражается, но если я вместо него назову твое настоящее имя, ты сделаешь то, что я скажу?

– Хозяина надо спасать?

– Надо разогнать врагов, которые стоят вокруг, а с главным врагом он разберется сам. Ты ведь помнишь, что он говорил перед боем?

– Помню. Хозяин велел не мешать. А ты правда знаешь, как меня зовут?

– Теперь знаю, – волшебница поставила его на землю. – Надо, чтобы ты сейчас помог хозяину, но для этого ты должен стать самим собой. Видишь тех всадников около дома? Взять их, Дохрау!

Белый песик благодарно вильнул хвостом.

– Это и есть мое имя! Я – Дохрррау!..

Тонкий голосок перешел в свирепое басовитое рычание. Взметнулся вихрь, обдав людей и троллей леденящим зимним холодом, и вслед за этим порыв ураганного ветра, взметая пыль и камни, обрушился на ругардийцев.

Конское ржание. С хижины сорвало крышу. Кого поволокло по земле, кого понесло по воздуху, как осеннюю палую листву или вырезанных из бумаги кукол, зрелище было жутковатое и странное. Почти тотчас в южной стороне загрохотало, оттуда тоже налетел ветер, на этот раз сухой и жаркий, с пригоршнями песка.

Над пустошью закрутился вихрь, из которого доносилось остервенелое рычание, словно подрались не на жизнь, а на смерть два матерых пса. Ветер нещадно рвал одежду и волосы, умчал к горизонту, словно перекати-поле, корзину, в которой путешествовал Дохрау, заставил виться и плясать далекие пески, так что юго-восток затянуло колышущимся желтовато-серым маревом. Потом вихрь поплыл на запад, во владения Анвахо, и сквозь пелену медленно оседающей пыли вновь проглянуло солнце.

Зеркало Мунсыреха в этой катавасии уцелело. Что ему сделается, если оно нематериальное? Из дверного проема хижины высунул длинную хищную морду черный зверь, а из-за угла выглядывал кот с порванным ухом: они собирались продолжить поединок.

– Моя возлюбленная госпожа, как вы догадались, что Пушок – Пес Зимней Бури? – восторженно поинтересовался всклокоченный Айвар.

– Очень просто, – чародейка нервно поежилась и плотнее запахнула изодранную, как парус после шторма, мантию, которую тоже чуть не унесло ветром. – Во-первых, известно, что Дохрау безумен, а Пушок явно был не в своем уме. Во-вторых, моржи. В-третьих, Рис родился в Лежеде, на священном болоте. И, наконец, в-четвертых, хозяин Дохрау – Камышовый Кот. Вот этот самый, в зеркале.

– А… – бард приоткрыл рот и выпучил глаза, отчего стал похож на вытащенную из воды рыбину с растопыренными темными плавниками. Потом скинул с плеча футляр с лютней. – Надо же ему спеть, поскорее, пока не убежал…

– Что – спеть?!

– Песнь о Марнейе, чтобы вспомнил! Я спою громко, он услышит.

– Потом споешь, ему сейчас не до того, – пресекла эту идею Венуста. – Нельзя его отвлекать.

После того как Пушок превратился в Дохрау, способность к анализу на некоторое время покинула Тибора. Вокруг творилось что-то легендарное и бредовое, а он мог только смотреть, без комментариев. Потом сквозь это внутреннее оцепенение начали пробиваться первые ростки выводов: вот, значит, что за «волшебная кошка» покусала Сарабтена… и теперь ясно, каким образом Рис вывернулся из веревок и удрал от работорговцев.

В зеркале черный зверь с окровавленной расцарапанной мордой поднялся на задние лапы… Уже не зверь – человек. И никаких царапин на лице.

Одетый и вооруженный (он ведь не обыкновенный оборотень, а вроде мага-перевертыша), Гонбер озирался, высматривая врага. Хоть бы котяра догадался броситься наутек – сюда, к своим… Но у него же не в порядке лапа, быстро бежать не сможет. Тибор скрипнул зубами и выпрямился во весь рост.

– Ну что, рванули?

Ренарна тоже вскочила.

– Стойте! – окрик шамана заставил замереть на месте и людей, и изготовившихся к низкому старту троллей. – Смотрите!

Мунсырех показывал на зеркало.

– Что это за парень? – пробормотала Рен. – Он же не из войска герцога, я бы такого не пропустила…

Парень стоял на том месте возле стены, где мгновение назад находился ощерившийся на Живодера кот. И это был не Рис.

Лет шестнадцать-семнадцать. Выше Риса и шире в плечах, довольно худощавый, но мускулистый – изящество и стать юного аристократа, которого с пеленок обучали благородным боевым искусствам. Смуглая кожа золотистого оттенка, длинные светлые волосы почти до пояса. Поразительно красивое точеное лицо, причем назвать его смазливым язык бы не повернулся: красота дикого пейзажа, а не взлелеянной нарядной клумбы. Простая одежда не похожа ни на ругардийскую, ни на ибдарийскую: туника, подпоясанная широким ремнем, штаны заправлены в шнурованные мокасины, на поясе меч и кинжал.

– Кто это? – вслед за Ренарной с наивным удивлением поинтересовался Тахгры.

– Тот, кого мы знаем, как Риса, – тихо ответила Венуста. – Так он выглядел в своей предыдущей человеческой жизни, когда его звали Хальнором Тозу-Атарге. Тейзург поставил условие, что он сможет покинуть зачарованное болото, если опять станет человеком, но не додумался сделать оговорку насчет возраста, и в результате Хальнора унесли оттуда новорожденным младенцем. Он все-таки услышал жалобы кунотайских беженцев и пришел, чтобы помочь, но не так, как они ожидали, поэтому никто ничего не понял. Явиться на их зов магическим способом он, очевидно, не мог, поскольку из-за проклятия потерял свою прежнюю силу. И когда он вернулся, никто его не узнал, кроме Лормы, сразу решившей от него избавиться, и сумасшедшего Пса Зимней Бури.

– Зато глаза точь-в-точь такие, как у нашего Риса! – заметил Тынаду.

Всмотревшись, Тибор подумал, что бард прав.

«Уму непостижимо. А я его бил…»

Помнится, однажды Тибор обронил в разговоре, что работает за деньги, а служить согласился бы разве что Хальнору Проклятому. Вот и получил в свое распоряжение Хальнора, и ничегошеньки не понял… Вышивальщик Судеб услышал его слова и решил сделать ему подарок, невесть за какие заслуги, а ему и в голову не пришло, он ведь не привык к подаркам – ни от людей, ни от судьбы.

«Если б я знал…»

Хальнор шагнул вперед, и Гонбер резко повернулся. Замер, уставившись на преобразившегося врага, потом хрипло вымолвил:

– Проваливай отсюда на хрен, это мой мир!

– Ошибаешься. Мой.

Оба потянулись к оружию. Хальнор двигался плавно и хищно – то, чего Тибор никак не мог добиться от Риса.

– Подождите! Не надо…

Лорма выползла на четвереньках из ложбины за домом. Из той самой ложбины, куда Живодер сбрасывал куски расчлененных трупов. Грязная, растрепанная, в порванной одежде, она смахивала на фурию Хиалы. Впрочем, когда поднялась на ноги, ее окутало на миг мерцающее облако, и грязь исчезла, спутанные волосы разгладились в медовую волну.

– Заклинание чистоты, – машинально прокомментировала Венуста.

Шелковые лохмотья выглядели на принцессе весьма живописно. Красивая, стерва, а все же не так хороша, как Хальнор. И еще Тибору подумалось, что, будь у Гонбера шансы победить Проклятого Стража, она не стала бы вмешиваться.

– Хальнор, не надо, – Лорма улыбнулась ласково и обворожительно. – За что ты собираешься его убить? За то, что он не противится своей природе хищного зверя?

– А мог бы противиться, – заметил Страж. – Варианты были. Он бы прожил и без такой пищи – обыкновенным человеком, не магом, но зато и не упырем-живодером. Это достойней того,что он выбрал.

– Возможно, и достойней – с человеческой точки зрения, но слабо и пресно, – принцесса скривилась. – Он так не захотел, и я его понимаю, а ты разве не понимаешь?

– Были, вообще-то, и другие варианты. Раз он жрет боль, мог бы кормиться около больниц и тюрем – брать то, что выплескивается само, не умножая чужие страдания. Или убивать только тех, кто заслужил эту участь своими поступками – таких же, как он сам, истязателей, а больше никого не трогать. Если бы он ограничился этим кругом, я бы оставил его в покое.

– Нет, ты не понимаешь, – она снова состроила очаровательную гримаску, хотя глаза холодновато прищурились, как у бойца, оценивающего ситуацию. – У него же размах!

– Ага. Вот я и положу конец этому размаху.

– Но ты же должен понять…

– Не должен. Тебе я точно ничего не должен.

Это принцессу задело, но она продолжала гнуть свое:

– Гонбер красивый! Удивительно красивый, и когда убивает, и когда делает что-нибудь другое, ты только посмотри на него магическим зрением!

– Это иллюзия, тобой же и сотканная, а за ней – ненасытная глотка и ничего больше. В последнее время я много общался с красивыми людьми и знаю, как они выглядят.

– Ты имеешь в виду шайку негодяев, которая засела вон там за развалинами? Обманувшего мое доверие наемника, бесстыдную вероломную мерзавку Ренарну, трусливую и мелочную ведьму-зануду, тролльи отбросы?

– Да, их. Тибор мог бы стать обыкновенным бандитом, для которого главное – нажива, а Ренарна – такой, как те воительницы, которые направо и налево утверждают свою крутизну, сводят счеты со всеми встречными мужчинами без разбору и больше ни о чем не думают, а тролли – просто разбойниками с большой дороги, а Венуста могла уступить своим страхам, забиться в хорошо охраняемую нору и наплевать на все остальное. Но каждый из них сумел преодолеть себя и стать лучше, чем мог бы. Это они красивые, и спасибо за то, что они мои друзья.

– Тавше, это же он про нас так говорит… – потрясенно, с каким-то детским выражением в глазах, прошептала Венуста.

Тибор тоже был поражен. Он привык к тому, что Рис ко всем товарищам относится дружелюбно, но услышать такие слова от самого Стража Мира!

– А твой Гонбер всего-навсего упырь с выдающимся аппетитом. Не буду сообщать вслух, что я думаю о тебе, Порождающая, это не имеет отношения к делу.

Принцесса слегка побледнела, но проглотила оскорбление, и уже без чарующих ужимок, дипломатичным тоном, осведомилась:

– Неужели мы не сможем найти компромисс? Гонбер – мое порождение, и я не постою за ценой. Что ты хочешь?

– Их жизни, Лорма.

– Боюсь, я не поняла тебя… Чьи жизни?

– Все те жизни, которые пошли на корм Живодеру. Все несостоявшиеся привязанности, открытия, драки, улыбки, все обыкновенные и странные события, победы и поражения, разлуки и встречи. Верни их, все до единой, и тогда я, возможно, подумаю.

– Это же нереально, – она ощетинилась, заподозрив издевку. – Ты сам знаешь! Сделанного не воротишь.

– Вот именно. Не говоря о том, что люди умирали в страшных мучениях. Твой упырь заслуживает такой же смерти.

– Нет, подожди, ты все-таки должен понять! – Лорма шагнула вперед, стиснув руки перед грудью. – Если ты его убьешь, нарушится равновесие мира. Ты ведь не этого добиваешься? Сонхи держится на противостоянии двух сил – света и тьмы, добра и зла, и если одну из них уничтожить, все обрушится.

– Ты мне морочишь голову или на самом деле в это веришь?

Она воинственно вскинула подбородок:

– Об этом написано в древних трактатах, которые не всякому дано прочитать!

– Ее высочество забыло, с кем разговаривает, – тихонько фыркнула Венуста.

– Ага, только эту байку запустили в оборот Тейзург с Унбархом, с них-то все и пошло. Я слышал об этом от самого Тейзурга. Он так и не понял, что я диверсант, и пытался развлекать меня забавными историями, – по лицу Хальнора скользнуло угнетенное выражение, а в глазах у Лормы на миг что-то вспыхнуло и тут же затаилось. – Каждый раз, как они откалывали что-нибудь из ряда вон выходящее, Верховный Совет Магов требовал объяснений – что же вы, два мерзавца, творите, а они оправдывали очередное светопреставление тем, что это, мол, противоборство добра и зла, без которого нет мирового равновесия. Не знаю, кто первый до этого додумался. Скорее всего, Тейзург, судя по тому, с какой хитрой улыбочкой он мне об этом рассказывал. Кое-кто из верховных на это купился, хотя и Унбарх не тянул на воплощение добра, и Тейзург не был абсолютным злом. Но идея некоторым понравилась и прижилась. Ты, как я вижу, собираешься этим воспользоваться? Если представить себе мир, в котором все равновесие держится на двух самодурах, воюющих за власть – спасайся кто может из такого мира.

– Он не помнит, что с ним было под конец, и считает, что сжег Марнейю, – озабоченно заметила Венуста. – Он назвал себя диверсантом, обратили внимание? Плохо… Лорма тоже это отследила. И смотрите, как шевелятся ее пальцы – она плетет чары! Не могу разобрать, что это за пакость…

– Заклятие призыва на языке жестов, – укрупнив изображение в зеркале, определил Мунсырех.

– Но ведь любое сверхъестественное существо склонится перед волей Стража Мира, – не совсем уверенно произнесла чародейка.

– Кроме тех тварей из Хиалы, которые успели заразиться голодом Гонбера и признали его своим властелином, – угрюмо возразил шаман. – Сдается мне, их-то она и зовет.

– Ох, нет, – жалобно простонала Венуста.

Ренарна схватила ее за плечо и с силой встряхнула.

– Вен, только не в обморок! Ты же не последняя волшебница, Тейзург подери, тоже кого-нибудь призови!

– Я это не практикую и нужных заклятий наизусть не помню, – чуть не срываясь в истерику, пролепетала магичка.

– Перестань, а то сейчас врежу! – Воительница еще раз ее встряхнула, так что зубы стукнули, и повернулась к троллю: – Мунсырех, как насчет позвать духов?

– Чтобы камлать, нужно время, и здешние духи на мой зов не пойдут. Нас я прикрою, но парнишке помочь не смогу, он против них будет один.

Вынув из ножен на поясе короткий кривой клинок с выбитыми рунами, шаман принялся с кряхтением очерчивать круг.

Возле хижины заклубились в воздухе темноватые кляксы, они расплывались, словно чернила в воде, из них что-то выныривало, постепенно обретая форму и плотность. Демоны Хиалы. Громадные крылатые пауки, жабы с женскими лицами и червями вместо волос, карлики на птичьих лапах… Все это общество, очевидно, хотело жрать. Хальнор отступил к стене, держа наготове меч и кинжал. Он слегка прихрамывал: в драке черный зверь повредил коту лапу, и превращение в человека не сгладило последствий травмы. Одна из летающих гадин попыталась спикировать ему на голову, но сгорела в серебристой вспышке. Ага, парень способен швыряться заклятиями, уже хорошо… Но взбесившихся обитателей Хиалы слишком много даже для Стража.

Лорма и Гонбер подались в сторону, наблюдая за боем.

– Эта тварь меня чуть не убила, – сдавленно произнес Живодер.

Глаза и раздувающиеся ноздри болезненно чернели на его бледном лице. Он был напуган сильнее, чем показывал до сих пор.

– Успокойся, – принцесса взяла его за руку. – Бедный, не переживай так. Силы у него, как у посредственного мага, верные тебе слуги измотают его и задавят числом.

– Сука, – процедил Тибор и повернулся от зеркала к остальным: – Кто со мной?

Ренарна сразу шагнула вперед, а за ней и Тахгры, и Онгтарб, и другие тролли, и даже тихий парень Гаян.

– Погодите, – Венуста заступила им дорогу. – От вас там будет мало толку. Я все-таки кое-кого призову. Не выходите из круга.

Она уже не напоминала расклеившуюся салонную дамочку: сухие решительные глаза, и в голосе никакой дрожи.

– Айвар, мне понадобятся твои вокальные данные.

– Вы хотите, чтобы я спел, моя возлюбленная госпожа?

– Не это. Иди сюда. Пожалуйста, все отвернитесь и смотрите в зеркало, на нас не оглядывайтесь!

В зеркале прижавшийся к стене Хальнор отбивался от своры упырей. Его и видно-то не было – сплошь трепещущие крылья, лапы, хвосты, колтуны разноцветных сальных волос, спинные гребни. Судя по всему, он до сих пор держался. Лорма наблюдала за этой сумятицей, от волнения покусывая губы: страстно надеялась на успех, однако не была всецело уверена.

Сзади доносились довольно интересные звуки. То, о чем Тибор подумал, один из троллей высказал вслух:

– Во дела, они там, что ли, совокуп…

Тяжелая затрещина оборвала эту догадку.

– Они выполняют обряд слияния, – невозмутимо сказал шаман. – На недолгое время после этого голос Айвара станет голосом волшебницы. Человеческая магия, редкая разновидность.

Тяжелое дыхание песнопевца сменилось победным рычанием, вслед за тем наступила тишина.

– Теперь завяжи штаны и вставай! – нетерпеливо потребовала Венуста. – Вот сюда, рядом со мной. Все, господа, мы завершили подготовку к волшбе.

– Моя возлюбленная богиня… – пробормотал, пошатываясь, встрепанный Айвар. – Нежданно-негаданно я побывал в той райской пещере, где цветут неувядающие цветы наслаждений…

– Перестань, – одернула его чародейка. – Сейчас будешь повторять за мной слово в слово, слог в слог, с той же интонацией, понял?

– Да, моя возлюбленная!

– Тогда начали, – она повернулась лицом к юго-востоку и вскинула руки. – Аханакарра сэхт!

– Аханакарра сэхт! – на всякий случай воспроизведя ее жест, оглушительно гаркнул песнопевец.

Тибор взглянул на шамана, вопросительно вскинув бровь.

– Некромантия, – еле слышно пояснил тот. – Если госпожа поднимет больших древних зверей, чьи кости мы видели, они, пожалуй, одолеют этих глупых демонов.

– Вы, сгоревшие в Марнейе! – вслед за Венустой, бормотавшей вполголоса, заревел Айвар. – Именем Тейзурга – вашего господина! Именем Унбарха – вашего убийцы! Именем Хальнора – вашего защитника! Тремя именами заклинаю вас, восстаньте из пепла, явитесь на мой зов и защитите того, кто защищал вас, а после этого будьте свободны!

Голосина у него был что надо, услышала даже Лорма около хижины, несмотря на немалое расстояние и визг, вой, клекот нападавших на Хальнора упырей. Она что-то приказала своей нежити.

– Ни шагу из круга! – предупредил Мунсырех.

– Смотрите, песок идет!

Кувби показывал в другую сторону, на пустыню. Там взметнулись к небесам смерчи – один, другой, третий, десятый… Целая вереница, и все они стремительно скользили на северо-запад, при полном безветрии.

– Это не песок, – тихо сказала Венуста. – Это пепел Марнейи, который перемешался с песком и больше тысячи лет ждал своего часа.

Смерчи с печальным шуршанием пронеслись мимо, налетели на приближающихся демонов.

– За ними? – опередив Тибора, предложила Ренарна. – Сколько можно тут отсиживаться…

На этот раз шаман согласился:

– Идем.

Венуста на бегу ударила заклятиями по нечисти, которая после столкновения с вихрями копошилась на земле и верещала, и та в мгновение ока исчезла. Провалилась обратно в Хиалу.

Пепельные смерчи из Подлунной пустыни опередили и людей, и мчавшихся вприпрыжку троллей. К тому времени, как добежали до хижины, сражение заканчивалось. Прозрачные, словно из пыли сотканные существа – мужчины, женщины, дети, а также собаки и кошки, овцы и верблюды, куры, крысы и ящерицы, сгоревшие в Марнейе вместе с людьми, на зов пришли все – расправлялись с последними, самыми настырными упырями. Сливаясь в клубящиеся облака, они обволакивали и душили своих противников, вынуждая их развоплотиться, а после снова распадались на отдельные фигуры, обретая очертания людей и животных. Все это сопровождалось тихим песчаным шорохом, разговаривать призраки не могли.

Хальнор прислонился к стене. С окровавленным лицом, в разодранной тунике.

Лорма успела нарисовать круг, защищающий от поднятых мертвецов, и они с Гонбером наблюдали за схваткой оттуда. Без особого, впрочем, страха. Страж изранен и с трудом держится на ногах, а людей и троллей эта парочка не боялась.

Вонь стояла невыносимая – тянуло из хижины и из ложбины, заваленной гниющими кусками искромсанной плоти. Вспомнив недавние слова Лормы, Тибор невольно ухмыльнулся: да уж, такая красотища, что дальше некуда.

Вместе с Ренарной и Мунсырехом он подошел к Хальнору. Первой решилась заговорить Рен:

– Тебе надо перевязать раны.

– Потом, – темные глаза Риса знакомо улыбнулись из-под слипшихся от крови золотистых прядей. – А сейчас вы все отойдите подальше, я должен закончить с Живодером.

Венусту разбирало искушение поверить, будто она давно уже начала обо всем догадываться. Еще в Енаге, когда увидела камышового кота и пса в репьях – это же наверняка были Рис и Дохрау! Еще под Апшаном, когда неведомый Созидающий остановил «пляску смерти» герцога Эонхийского. Еще в «Чайкином домике», когда встретила Тибора и Лауту сеххи Натиби. Было бы прекрасно оказаться такой проницательной, но чего нет, того нет. Так же, как не влюбить ей в себя Тибора, потому что привороты она не практикует и не собирается, а если иначе – она абсолютно не в его вкусе, хоть расшибись. Вот и здесь никакого триумфа: Венуста поняла, в чем дело, когда Рис обернулся рыжевато-серой кошкой с кисточками на ушах. Не раньше, как ни обидно.

Не выпуская из поля зрения Лорму, чародейка с тревогой наблюдала за Хальнором. Изранен и обессилен, но это еще не самое страшное. Насколько можно судить, его сознание похоже на битую мозаику: помнит в подробностях кое-что из разговоров с Тейзургом, но забыл, что пришел к нему не для диверсии, а для помощи. Узнает тех, с кем познакомился, пока был Рисом, но если поинтересоваться, слышал ли он песни о Марнейе, которые собратья Айвара распевают на всех площадях и во всех харчевнях – можно поспорить, не поймет, о чем идет речь.

На «клинке погибели», которым он воспользовался для самоубийства, была руна Забвения, результат налицо. Его собственное проклятие не то чтобы сплелось – нерушимо сплавилось с мороком, наведенным на него Унбархом, одно держит другое. Это и есть та «пробоина в сердце», о которой говорил Мунсырех.

Хальнор шагнул вперед и повторил:

– Все отойдите подальше! Лорма, ты тоже отойди, если хочешь жить.

С его рук капала кровь. Несколько рваных ран, на глаз определила Венуста. Достали когтями и шипами. Меч он держал без прежней сноровки, а кинжал и вовсе выронил, левое запястье буквально распорото.

– Рис, – негромко окликнул шаман. – Или Хальнор, не важно, как тебя теперь звать. Давай-ка, я сначала остановлю кровь и залечу тебе раны, как сумею.

– Спасибо, Мунсырех. Лучше скажи всем, чтоб отошли, наконец. Я знаю, что делаю.

Старый тролль нахмурился, но скомандовал:

– Назад! Живо, кому говорю!

Тролли, а за ними и люди отступили. Венуста присоединилась к остальным. Принцесса тоже подалась в сторону: как бы там ни было, с законами поединка она привыкла считаться, положение обязывало.

Гонбер вытащил меч, беспокойно щуря черные глаза. Когда Хальнор шагнул к нему, он напрягся и процедил:

– Ты ведь тоже убийца-изувер, ты втерся в доверие к Тейзургу и спалил Марнейю вместе со всеми жителями. Они тоже умирали в мучениях, им было больно! Им было очень больно!

Венуста ахнула от негодования, однако не удивилась: Живодер – существо не только чувствительное и хрупкое, о чем не устает твердить Лорма, но еще и редкостно практичное. Это один из его коронных приемов, идущих в ход, когда нельзя применить силу или магию.

– Неправда! – Люди и тролли закричали, перебивая друг друга: – Хальнор, не верь ему! Все было не так, это сделал не ты!

Лорма, враждебно усмехнувшись, что-то прошептала, и их накрыло «волной тишины». Впрочем, она могла бы не тратить силу, с горечью подумала Венуста, все равно он не разобрал бы ни слова из того, что кричат товарищи насчет Марнейи. Или ему бы послышалось что-то совсем другое.

– Ты предатель и убийца, разве не тяжело жить с таким грузом? – В глазах у Гонбера разгоралось торжество, хотя на лбу блестела выступившая не то от жары, не то от волнения испарина.

– Я знаю, что я предатель и убийца, – всего на миг в голосе Хальнора проскользнула такая раздирающая тоска, что Венуста содрогнулась. – Но для тебя, Живодер, это ничего не меняет.

– Ты проиграешь. У тебя болят раны и немеют пальцы от потери крови, ты вот-вот выронишь оружие.

– Я проиграл бы герцогу Эонхийскому, или Тибору, или Гаяну, или любому из троллей. Тогда это имело бы значение. А против тебя мне никакого оружия не понадобится, потому что я сам – оружие этого мира.

Хальнора охватило пламя. Мгновенно, словно сухое дерево, занявшееся от удара молнии. Лорма, дрянь, все-таки вмешалась, ударила заклятием… Выбросив вперед руку, Венуста скороговоркой выпалила заклинание, гасящее огонь, но оно не подействовало. Непонятно, почему не подействовало… И только теперь она заметила, какое у принцессы испуганное и изумленное выражение лица, и как необычно для горящего человека ведет себя Хальнор: не кричит, не катается по земле, а спокойно стоит на месте, как будто ничего не чувствует. Хотя он ведь и в самом деле не горит – он просто превратился в существо, сотканное из сплошного пламени. Волосы костром взметнулись над головой. Пламя постепенно меняло цвет: сначала оранжевое, потом оно стало золотистым, потом почти белым, а потом серебристо-синим, как свет далеких звезд, и слепящим до рези в глазах.

Неистовый жар заставил всех попятиться, даже Лорма шарахнулась, прикрывая лицо локтем. За спиной у Хальнора сама собой вспыхнула хижина.

– Страж Мира в огненном облике, – потрясенно произнес Мунсырех. – Не думал, что когда-нибудь это увижу… Берегите глаза, дурни!

Гонбер завыл, но сбежать не успел. Огонь ручейком скользнул по земле, окружил его кольцом, снова взметнулся человеческой фигурой – и он скорчился, дергаясь, словно большое черное насекомое, а Венуста ощутила острую, как от ожога, боль в груди.

Или, точнее, в душе: это выгорает ее страх перед Живодером, ее трусливая надежда, что, если говорить о нем что-нибудь лестное, он возьмет не ее, а кого-то другого, ее тягостная уверенность в том, что избавиться от него невозможно – один из тех «черных канатов», из-за которых он и впрямь был неуничтожим и после каждого покушения возрождался. Все это неисчислимое множество незримых канатов, цепей и нитей сейчас горит синим пламенем.

– Венуста!

Она подняла голову, перед тем сотворив заклятие «закопченного стекла». Огненное существо стояло, держа в руках сморщенный темный комок – то, что осталось от Живодера? или это сам дух Живодера, заключенный в псевдоматериальную оболочку? – и смотрело в ее сторону. Лица нет, ничего, кроме пламени, но все равно чувствуется, что Страж на нее смотрит. Венуста знала, что он скажет дальше.

– Венуста, Врата Хаоса!

Так и думала. И на переживания нет времени: вдруг он упустит дух Гонбера, если она промедлит?

Венуста выпрямилась и вскинула руки.

– Я прикрою тебя от Лормы, – шагнув к ней, пророкотал Мунсырех.

Она теоретически знала, как это делается, но на практике ни разу не пробовала. Некоторые маги открывают Врата Хаоса из рискованного любопытства, чтобы хоть одним глазком туда заглянуть, хоть на миг, через щелку… Бр-р, она никогда их не понимала.

В воздухе обозначились очертания дверного проема. Это пока всего лишь заготовка. Пока не страшно.

Лорма позади что-то кричала, яростно и просительно: пусть ей оставят дух Гонбера, она присмотрит за тем, чтобы в будущем он всех подряд не убивал, и всем будет хорошо… Это «хорошо» принцесса повторяла, как заклинание. Возможно, вплетала исподтишка чары, но на Стража Мира в огненном облике никакая волшба не подействует: все что угодно сгорит раньше, чем успеет его коснуться.

Живодеру конец. В Несотворенном Хаосе любой дух рассеется и перемешается с изменчивой безначальной субстанцией. Единственное исключение – Созидающие, способные подчинять себе окрестные области Хаоса. Когда в проеме возникла пара дверных створок, Венусту пробрал озноб. Словно предстоит бултыхнуться в ледяную ванну. Хотя Несотворенный Хаос – это не холод, не вода, не лед. Это хуже. Это ничего и все сразу.

Мелькнула мысль: когда ей это снилось, налетевший ветер рвал и развевал ее мантию, а тут ни дуновения, знойный штиль, хотя бы одно отличие.

Повинуясь последнему приказу, створки Врат медленно раскрывались, и там… У нее перехватило дыхание, она упала на колени, вцепилась растопыренными пальцами в землю, обламывая ногти – Тавше Милосердная, лишь бы не утянуло туда.

– Сука! – завизжала Лорма.

Отсюда следовало, что все получилось.

Чьи-то жесткие пальцы сомкнулись на лодыжке Венусты и рванули ее в сторону от распахнувшихся Врат. Да, спасибо, только зачем же тащить даму так, чтобы она вспахала носом землю? Тролль, так и думала, чего еще от них ждать… Все равно спасибо.

Приподняв исцарапанное лицо, Венуста увидела, что Онгтарб и Тибор пытаются увести Мунсыреха, который застыл истуканом и завороженно смотрит в проем.

Сбоку подскочила Рен, набросила шаману на голову плащ. Молодец, сообразила. Тот опомнился и вслепую пошел за спасателями, с трудом волоча ноги.

Страж направился к Вратам. Сейчас он вышвырнет в Хаос дух Живодера, а потом этот ужас надо будет еще и закрыть! Возможно, сам закроет, ведь руки у него после этого будут свободны для пассов. Интересно, кем он окажется, когда снова примет человеческий облик – Рисом или Хальнором? Рис был славным мальчиком, но его хотелось пожалеть и накормить чем-нибудь вкусным, а Хальнор так красив, что сердце замирает. У Венусты к нему море вопросов, и еще надо будет придумать, как нейтрализовать или хотя бы частично ослабить его проклятие… Все по порядку.

Хальнор шагнул за порог, створки начали закрываться. Почему он закрывает их с той стороны?..

– Рис! – Рен заорала так, что чародейка вздрогнула. – Хальнор! Только не вздумай там сгинуть, слышишь?! Ты же Созидающий! По-любому, как получится, добирайся до нашего города! Мы с тобой обязательно там встретимся! Иди туда, понял?!

Врата захлопнулись, подернулись солнечной рябью и растаяли в воздухе.

Рен всхлипывала. Венуста, пошатываясь, подошла к ней, ухватилась за ее плечо, чтобы не упасть.

– Не плачь. Осуну ведь тебе говорила, огонь не может сгореть в огне.

Подруга кивнула, размазывая слезы по щекам.

– Почему он туда ушел? – спросил Тынаду, с несчастным видом глядя на чародейку круглыми глазами болотного цвета.

– Чтобы освободить место для нового Стража. В первую очередь Страж Мира заботится о мире, потом уже о себе, это непреложный закон.

А Гаян смотрел вслед Лорме. Ее волосы цвета меда желтели уже довольно далеко, одинокая и такая беззащитная с виду фигурка двигалась через пустошь в сторону Ахсы. В этом было что-то тривиально символическое: смотреть, как удаляется твоя бывшая любовь, которая после сегодняшнего уж точно не захочет иметь с тобой ничего общего. Да Гаян в этом «общем» и не нуждался.

По дороге ей попадались ругардийцы, пострадавшие от урагана, – кто сидел на земле, кто лежал, она возле них не задерживалась. Поймала за поводья потерянно бредущую каурую лошадь, вскочила в седло и дальше поехала верхом, хотя и не слишком быстро – лошадь хромала.

«Вряд ли у тебя хватит сил на нового Гонбера. В тебе ведь тоже что-то выгорело. Если Живодер был ответвлением твоей души, ты должна сейчас ощущать боль и зияющую пустоту: кусок души оторвали и выбросили».

Гаян ей не сочувствовал. Скорее, с оттенком беспокойства пытался просчитать, чего еще ждать от ее высочества.

Ждать пришлось недолго. Возле темного контура Ахсы заклубилась пыль – всадники. Судя по размерам поднявшейся белесой завесы, их больше, чем в прошлый раз. Кто-то из ругардийцев добрался до города, поднял по тревоге остальных и ведет помощь.

– Готовимся к заварушке, – скомандовал Тибор, болезненно щурясь.

– Было же сказано, поберегите глаза, – проворчал шаман. – А вы, бестолочи, вылупились… Это же все равно что глядеть на солнце!

Лицо Рен снова сморщилось. Гаян никогда раньше не видел ее зареванной. Впрочем, она тут же зло ухмыльнулась и вытянула меч из ножен. Зажмурившись, свободной рукой провела по глазам.

– Лечить вас всех, вот заботы мне будет, – тяжко вздохнул Мунсырех.

– Если нас тут не положат, – заметил Тибор, невесело скаля зубы.

– Посмотрим, кто успеет раньше. Кроме этих глупых людей, сюда еще кое-кто идет.

Всадники разделились на две группы. Часть рассеялась по равнине, занялась ранеными и ловлей разбежавшихся лошадей, другие, к которым присоединилась Лорма, двинулись к неприятелю. Гаян заметил среди них герцога Эонхийского. Решили, что Живодер не должен остаться неотомщенным… До смерти обхохочешься. Именно что до смерти.

Горстку людей и троллей окружили со всех сторон. Венуста плела защитные заклятия, но она израсходовала много сил, открывая Врата Хаоса, и вряд ли способна сейчас на что-нибудь серьезное. Тынаду достал свое банджо, ударил по струнам и затянул свирепую песню смертников, остальные тролли подхватили, и Тибор тоже – он знал их язык. Айвар сорвал с плеча лютню и запел о битве под Марнейей, стараясь перекричать троллей.

Гаян смотрел на всадников – те как будто решили позволить им допеть до конца – на безмятежное голубое небо, на усыпанную сверкающими сизыми камнями пустошь, на стервятников, которые повадились кормиться в ложбине возле дотла сгоревший хижины, на черную кайму горизонта, и перед глазами у него до сих пор плавали слепящие синеватые пятна. С горизонтом тоже, кстати, какая-то зрительная иллюзия: кайма превратилась в темный вал, охвативший весь окоем и разбухающий на глазах.

Всадники забеспокоились, начали переговариваться. Теперь было ясно, что со всех сторон надвигаются штормовые тучи. Желтоватой мутью всколыхнулась Подлунная пустыня, над равниной помчались языки пылевой поземки. Тынаду умолк, взяв последний аккорд, Айвара одернули, и тогда все услышали нарастающий низкий вой.

– Это идут Псы Бурь, – сказал Мунсырех. – Вся четверка.

Герцог что-то скомандовал, и ругардийцы, сорвавшись с места, понеслись к Ахсе. Ветер дул сразу со всех сторон, лошадей валило с ног, а из туч вылепились громадные песьи морды: с юга шел Забагда, с востока – Харнанва, с севера Дохрау, с запада – Анвахо.

– Они спешат к своему хозяину, – объяснила Венуста, кутаясь в изодранную мантию и озираясь в панике, словно девчонка, испугавшаяся грозы. – Страж усмирил бы их одним словом, но его же здесь нет!

– Сдается мне, они об этом уже знают и решили задать трепку его врагам, – заметил шаман. – Умные собачки, лучше поздно, чем никогда.

– А нам что делать?

Участок голубого неба стремительно уменьшался. Гаян нервно усмехнулся: небо с овчинку – вот, значит, как это выглядит… Его хлестнуло по лицу бичом, свитым из пыли.

– Пушок, это же мы! – крикнула Рен, обращаясь к облачной собачьей морде, надвигающейся с севера. – Мы были вместе с Рисом, ты нас помнишь?

– Сестрица хозяина… – пророкотало в раскатах грома.

И потом их со всех сторон обволокло, как будто они находились в круглой комнате с кружащимися стенами. Сюда не проникало ни одно дуновение, но было холодно, сверху сыпались снежинки, земля покрылась изморозью, ведь их защищал Дохрау – Пес Зимней Бури. Тролли не мерзли – они холода не боятся и одежду носят больше из фасона, чем по необходимости, а для людей Венуста извлекла из своей кладовой плащи, подбитые мехом.

Буря длилась несколько часов. Когда Псы угомонились и тучи расползлись на все четыре стороны, солнце уже садилось, мокрая пустошь отсвечивала розовыми бликами.

Обратно отправились, не мешкая, хотя можно было надеяться, что после знакомства с разъяренными Повелителями Бурь герцогу и принцессе будет не до того, чтобы сводить счеты с «шайкой негодяев». У Венусты в кладовой было запасено вдоволь продовольствия, без ужина не остались.

Тибор и Ренарна выглядели задумчивыми и мрачно помалкивали, остальные строили предположения, что будет дальше.

– У Сонхи появится новый Страж, – сказал Мунсырех. – Не проклятый, в полной силе, поэтому станет лучше, чем до сих пор.

– А откуда он появится? – полюбопытствовал Тахгры.

– Мир сам выберет себе Стража, а найдут его Псы Бурь.

– После этого снова откроются Врата Перехода, – добавила Венуста. – Теоретически, должны будут открыться. Унбарх, вероятно, уберется из Сонхи. Думаю, герцог Эонхийский и Лорма, если они выжили, тоже не захотят здесь оставаться, так что у некоторых появятся кое-какие обязательства…

Гаян сделал вид, что не замечает ее многозначительного взгляда. Куда ему не хотелось, так это на ругардийский престол.

– А я буду повсюду воспевать прекрасную чародейку Венусту, которая открыла Врата Хаоса для Хальнора Проклятого! – с энтузиазмом провозгласил Айвар.

Та украдкой вздохнула, не сумев скрыть досады.

Лиузама дожидалась их на берегу Ибды. Тростник поломало ураганным ветром, лошади оборвали привязь и убежали, часть пожитков тоже пропала, но сама она переждала бурю в воде и не пострадала, только извелась от беспокойства. Увидев, что вернулись без Риса, заголосила благим матом. Когда удалось ее успокоить, Венуста рассказала, что произошло, и тогда Лиум заголосила во второй раз – «потому что не успела сделать для него самое главное».

– Успела, и давно уже, – возразила чародейка. – Твое проклятие полетело ему вдогонку. Рано или поздно ограничивающее условие будет выполнено, и тогда второе проклятие нейтрализует первое.

Лиум непонимающе захлопала глазами, потом начала выспрашивать подробности и ругать всех за то, что не взяли ее с собой и она не увидела, как Кеви превратился сначала в камышового кота, потом в Хальнора, а потом в Огненного Стража Мира.

– Она меня умаяла, – шепотом пожаловалась Венуста, жадно глотая крепко заваренный чай с ибдарийским сладким вином. – Пусть теперь троллей донимает. Рен, да что с тобой?

– Есть ли какой-нибудь способ узнать, что будет с ним дальше?

– Нет таких способов. Но он, по-моему, услышал, что ты ему кричала. Кстати, можешь больше не бить несчастных адептов Безногого, ты уже стала названой сестрой бога, и к Семанху с его увечными монахинями это не имеет никакого отношения. Скорее всего, в новом мире Хальнор родится обыкновенным смертным, хотя, возможно, с магическими способностями. Не переживай, он же в какой-то степени кошка, а кошки способны через полстраны находить дорогу в нужное место, такие случаи известны. Я уверена, кошачье чутье даже через Несотворенный Хаос приведет его в этот город, который вам снился.

– Ему снился. Но я тоже была в этих снах, он рассказывал.

– Он доберется, – отхлебнув чаю, бодро заверила Венуста.

Заподозрив, что ее попросту утешают, Рен отошла, устроилась на траве, обхватив колени и глядя незряче на фиолетово-зеленую в сумерках Ибду.

Вскоре Лиузама перестала безутешно горевать и начала строить планы: она велит своим детям достать побольше золота со дна морского и на эти деньги соберет всех кунотайских беженцев – из своей деревни, из соседних деревень. Нечего им маяться на чужбине, пусть вернутся на родину, отстроятся и заживут, как прежде. А если кто-нибудь опять захочет их травяной край разорить, она против супостатов водяных чудищ поднимет.

– И ты, сестренка, всенепременно к нам в гости приезжай, – говорила она, подсев к угрюмой Ренарне. – Чай, мы с тобой теперь не чужие, породнились через Кеви… Зазря я на тебя собачилась – ни за что ни про что, это ведь подружки парней делят, а не сестры. Дурой была, ты уж прости.

– Да ладно, ничего, – на лице Рен появилась слабая улыбка, словно выплывающая из каких-то темных глубин. – Приеду обязательно. Попрощаться. Если Врата Перехода откроются, я уйду из Сонхи.

– Куда уйдешь-то? – испуганно охнула Лиум. – Дура, что ли? Выдумаешь тоже…

– Я обещала Рису, что мы с ним встретимся в городе Танцующих Огней. Значит, я тоже должна до этого города добраться. Он пойдет туда через Хаос, а я – через миры, я ведь не Созидающая.

– Как встретишь, весточку от меня передавай, – Лиум привычно пригорюнилась, потом наморщила лоб, словно о чем-то напряженно размышляла, и наконец с заговорщическим видом шепнула: – Скажу кое-что по большому секрету, сестренка… Справь себе башмаки белые с черной шнуровкой, на черной подошве в два пальца толщиной, и чтоб на них были узорчаты прорези поверху. Непременно тебе нужна такая обувка!

– Зачем?

– Увидишь, зачем. Пусть это будешь ты.

– Что ты ей за советы даешь? – возмущенно перебила подкравшаяся Венуста. – Ты же не волшебница, а лезешь в высшую магию вероятностей, как не знаю кто, хуже, чем коза в огород!

– А в чем дело-то? – заинтересовалась Ренарна. – И разве будут удобны башмаки с прорезями? В них же песок набьется…

– Речь идет о вероятностях, – уклончиво протянула чародейка, ничего не объясняя. – Всего лишь о вероятностях… И в любом случае башмаки – не главное, лучше забудь о них.

– Теперь я еще больше ничего не понимаю, – хмыкнула Рен.

А Гаян, сидевший по другую сторону тамариска и все эти секреты невольно подслушавший, подумал, что она ведь и в самом деле отправится искать Риса. С нее станется.

Речные жители добыли для них глюзу, достаточно большую, чтобы все поместились, и они поплыли вниз по Ибде.

На душе у Тибора было тоскливо, но тоска была не та, что раньше – более правильная, что ли? И при этом более безнадежная.

Днем он садился на весла и греб до седьмого пота, чтобы хоть на время ее унять, а по ночам, лежа навзничь, высматривал созвездие Кошки: вот она, в северо-восточной части небосвода, по соседству с созвездием Разбитой Кринки.

Однажды к нему подобралась Лиузама, примостилась рядом, посидела молчком, а потом огорошила вопросом:

– Тибор, я тут вот чего надумала, пойдешь к нам в Кунотай княжить?

– Шутишь? Какой из меня князь, я наемный головорез.

– Так то ж не дело! И нешто князья не головорезы, хоть герцога проклятущего возьми… Как соберу наш разбежавшийся народ, князем поставят, кого я скажу, а я думаю, лучше тебя никого не сыскать. Из наших-то, кто выжил, все пуганые, не годятся. А ты небось и сражаться молодых парней научишь, чтоб в другой раз не выкосили, как траву.

– Князья – дворянское сословие, а я по происхождению деревенский мужик, чтобы ты знала.

– А и хорошо, что из мужиков, – не сдалась Лиум. – Мужик своего брата крестьянина скорее поймет. Соглашайся, ладно?

Тибор сперва ухмылялся этой нелепице, но неожиданно поймал себя на том, что предложение кажется ему заманчивым. Теперь, после Риса, возвращаться к прежнему ремеслу не тянуло. Он столько лет работал на смерть, так почему бы хоть под конец не поработать на жизнь? Правда, почему бы и нет?

Потом он закинул руки за голову, опять нашел на иссиня-черном небосводе Кошку и с примесью тоски подумал: «Счастливого пути!» Он ведь только и мог, что пожелать Рису счастливого пути.

Ему представлялось, как сквозь Несотворенный Хаос, сквозь чужие миры и провалы междумирья бежит рыжевато-серый дикий кот с кисточками на ушах – бывший Рис, бывший Хальнор Проклятый Страж, бывший бог-хранитель мира Сонхи – бежит к своему приснившемуся городу, чтобы родиться там человеком, бежит целую вечность, и из-под его лап сыплются серебристые звездные искры.

Антон Орлов Заклятые пирамиды

1. Дверь на берегу моря

Как бы наш мир

Эта грымза никому из подельников не понравилась. Сразу дала почувствовать: вы, гастарбаи обтрепанные, мне, культурной даме, не ровня. Вдобавок заказала она не кого-нибудь, а собственного внука, пацана шестнадцати лет от роду. Плохо кашу кушал, бабушку не слушал и все такое прочее.

Пожива есть пожива. Деньжата, мазуха, куш, заработок. Они из своих нищих дыр за тем самым сюда и прилетели, поэтому грех отказываться, если само в руки плывет. Только Сабен брякнул: где ж это видано, родную кровь изводить? Он с Беоры, у них там трепетное отношение к родственным узам.

– У меня еще двое внуков останется, – прошив его пронзительным взглядом, возразила госпожа Мангериани. – Милые двойняшки, Стив и Лаура – воспитанные дети, послушные… А этот – паршивая овца в семействе. Он, погань такая, еще в семилетнем возрасте угрожал, что убьет меня, когда вырастет, если я еще раз назову его мать проституткой. Она и есть проститутка рубиконская, бандитка с деньгами, только прикидывается тихоней, и старшее отродье у нее такое же бандитское!

Бугор, главный в их маленькой артели, взял на заметку: может, после пацана старая стерва еще и сноху закажет? Двойная будет пожива… Но о скидке на второй заказ не заикаться, разве только сама заведет речь.

– Он ядами интересуется, мечтает меня отравить. Ухлестывает за девчонкой, которая младше его на четыре года. Ее отец капитан Космопола, а девчонка эта больная, все над ней трясутся, что случись – будет скандал, нас же по судам затаскают, а ему хоть бы что! Никто ему не авторитет, по ночам где-то шлендает, всем дерзит, волосы выкрасил на позорище, как маргинал, и думает, что все должны с ним считаться…

У Жозефины Мангериани было по-мужски грубоватое лицо с натянутой, как на барабане, лоснящейся кожей, крупная бородавка на левом крыле породистого носа и настырные усики над верхней губой – иногда бывает, что лишнюю растительность никакой эпиляцией не выведешь, всякий раз лезет заново, посрамляя косметологов. Голос, по тембру тоже почти мужской, звучал властно и брезгливо.

Якобы графиня. Гелионская. Ага. Ни больше ни меньше, с правами на престол, поэтому ее предков отправили в изгнание – об этом она сообщила невзначай еще в начале знакомства, чтобы четверка неумытых мигров прониклась, с кем имеет дело.

Тряпки заношенные: тоже ввернула, что не хочет ронять достоинство и брать деньги у проходимки-снохи. Это при том, что в здешнем сытом раю навалом дешевых шмоток, давно могла бы справить обнову и не разориться. Блеклые и слегка истрепанные кружевные оборки на ее наглухо застегнутой аристократической кофте словно бросали презрительный вызов всем лицезреющим.

Напрашивался закономерный вопрос: при всей своей гордой бедности она все ж таки где-то нарыла мазухи на ликвидацию нелюбимого внука – или собирается обмухлячить гастарбаев-исполнителей?

– А давайте бабку ликвиднем, – предложил долговязый Рухлян – ранимый, как он сам о себе говорил, и неравнодушный к справедливости. – Химера самая натуральная, не успокоится, пока всю родню в гроб не заколотит.

– А заплатит за нее кто? – окоротил его инициативу Бугор, обрюзгший тяжеловес с бычьей шеей, могучими покатыми плечами и похожими на крупные булыжники кулаками.

– Так пацан и заплатит! Мы ему скажем, то да се, он обрадуется, что жив остался…

– И сдаст нас копам. Не глупите, парни. Берем заказ.

– Верно, – поддержал Бугра молчаливый Труш, сухощавый и пожелтевший от никотина мастер на все руки, с полными карманами подобранных где попало окурков.

Главный, как всегда, прав. По словам грымзы, пацан тот еще поганец себе на уме. Может, и обрадуется, но верняк сдаст. И мазуха на временные визы нужна поскорее, иначе выметут их из этого распрекрасного рая или обратно домой, где одно рабочее место на две-три сотни рыл, или в какой-нибудь галактический отстойник, где проще сдохнуть, чем выжить.

– Но мы же спервоначалу нанимались делать ремонт, – нерешительно возразил Сабен, и так-то по жизни бледный – у них на Беоре сплошная вечная облачность, – а теперь еще больше спавший с лица.

Разговор происходил на шаткой дощатой веранде коттеджа, окруженного садиком с клумбами и декоративным кустарником. Среди султанов зелени торчали садовые гномы – выцветшие, облезлые, похожие на маленьких покойников с землистыми лицами, да еще фигурки улиток, которые, по местным поверьям, приносят в дом благосостояние. На улитках краска тоже облупилась, словно неторопливые божки достатка подцепили паршу.

Гастарбаи подрядились наново покрасить садовую скульптуру и сделать косметический ремонт в обветшалом коттедже. Насчет убийства хозяйка завела речь только сегодня.

Вроде подфартило, но настроение повисло смутное. Прежние нелады артели с законом сводились к злостным нарушениям миграционного режима, безбилетным перелетам и мелким кражам. Было два грабежа почти без применения насилия: раз обобрали пьяного, еще раз полудохлого торчка, обе жертвы находились в невменяемом состоянии и не сопротивлялись. Но убийство – это, как ни крути, совсем другое дело.

Все вокруг было залито полуденным солнцем, расставленные среди клумб уродцы, которых предстояло ошкурить и покрасить, купались в золотом сиянии. Хленаункос, тихий городок, где жила грымза, находился в субтропиках, а здешняя столица и вовсе располагалась в тропическом поясе.

– Психи они, эти лысые местные чурки, то-то у них кожа серая, как асфальт, – высказался по этому поводу Сабен, болезненно щурясь. – Куда им столько солнца? Помереть от него можно.

У них на Беоре тоже тепло, но повсюду пасмурно: живешь, как под ватным пологом.

– Купи темные очки и шляпу, тогда не помрешь, – вынув изо рта окурок, скрипуче произнес Труш, окутанный облаком вонючего дыма.

– Так деньги нужны, где их прямо сейчас возьмешь…

– Во-во, верно сказал. Без мазухи никуда. И если хозяйке не потрафим, век будем вот таких дуриков раскрашивать, – он дернул небритым подбородком, указывая на «садовую скульптуру». – Не здесь, потому что вскорости нас отсюда турнут. Она сама же и стукнет копам, если мы от ее предложения откажемся, а нам, понятные дела, никакой веры. Надо соглашаться. До сих пор мы были кто? Мигры паршивые, гастарбаи, дешевая рабсила, а теперь вырастем до киллеров. Есть такие, кто против?

Остальным было непривычно, чтобы молчун Труш произносил такие длинные речи. Если уж он заговорил, это серьезно.

– Значит, все согласны, – подытожил Бугор. – Вечером тетка вернется, и я с ней по-деловому потолкую. Пускай задаток заплатит.

– Однозначно задаток нужен, – поддержал Рухлян, уже успевший найти компромисс между своей справедливостью и заманчивыми перспективами: Эдвин Мангериани натурально начинающий негодяй, если родная бабка на скопленные гроши нанимает убийц, чтоб от него избавиться. – Смерть пацану!

Мир Сонхи

Около Нежадного рынка Зинте встретилась процессия доброжителей, изгоняющих Шуппи-Труппи. Несколько десятков взрослых и детей в размалеванных масках и балахонах с болтающимися тами сям пестрыми лоскутьями. В руках трещотки, бубны с колокольцами и хормы – бумажные фонари на длинных палках, изображающие страшные рожи с шелестящей на ветру бахромой. Кое-кто был в обычной одежде: прохожие, приставшие к шествию по дороге.

– Доброжительница, пойдем с нами! – окликнул Зинту высокий мужчина в маске рогатого зайца с алыми полосками на картонной морде. – Хочешь избавить город от напасти?

Реветь ей хотелось. А еще бродить по улицам, снова и снова перебирая старые воспоминания, словно хрупкие вещицы, которые давно уже стали бесполезными, только душу бередят, а выбросить рука не поднимается. Но отказаться нельзя, еще зложительницей ославят… И она пристроилась в хвост процессии.

Участники церемонии колотили в бубны, гремели трещотками, пугая окрестных птиц, и выкрикивали:

– Шуппи-Труппи, уходи, у нас нет плохих детей!

Подростки и дети тоже старались вовсю:

– Пошел отсюда, Шуппи-Труппи, мы хорошие, мы послушные!

Некоторые из них под шумок вопили:

– Все вы дураки! Я хочу женщину! Какашки из нужника!

Они думали, что их голосов не разобрать в общем гвалте, а если кто-нибудь и разберет – нипочем не догадается, кто это крикнул, поэтому наказания не боялись.

Вряд ли при таком исполнении обряда удастся избавиться от Шуппи-Труппи, печально хмыкнула про себя Зинта. У них с Улгером детей не было. Два-три года назад это ее расстраивало, а теперь, наоборот, радовало. В свои двадцать пять она чувствовала себя старухой.

Шуппи-Труппи завелся в начале осени, когда у школяров началась учеба. Он был похож на косматую обезьяну с раскосыми мутно-желтыми глазами на сморщенном темном личике. Те, кто видел его вблизи и остался жив, рассказывали, что зрачки у него плавают в этой тусклой желтизне, словно горошины черного перца в масле, шерсть серо-бурая, свалявшаяся колтунами, на всех шести конечностях длинные когтистые пальцы, а во рту острые клыки.

Насчет клыков и когтей Зинта и сама знала: ей приходилось лечить оставленные ими раны. Скверные раны и заживают медленно, даже если испросить целительной силы у Тавше.

Шуппи-Труппи нападал на непослушных детей, выскакивая из темных углов. Апна была не единственным городом, пострадавшим от этой беды, и Палата Попечителей Молоны заверяла доброжителей, что в скором времени проблема будет решена, однако пока все продолжалось по-прежнему, а детей и молодежь, не достигшую совершеннолетия, призывали позабыть о шалостях, проявлять почтительность к старшим и похвально себя вести – это наилучшая защита от демона.

Процессия ползла, словно пестрая гремучая змея, мимо лавок с аккуратными вывесками и ремесленных мастерских. Весенний ветер трепал длинные бумажные бороды плывущих над головами расписных хорм.

Улица вывела на берег неширокой речки, которая тащила в подарок Бегоне плавучий мусор и творожистые облака, но, сколько ни старалась, не могла сорвать с места отражения рыжих кирпичных домов с башенками, стоявших на той стороне, и деревянного моста на мощных сваях.

На покрытом жухлой прошлогодней травой пустыре чучело Шуппи-Труппи сожгли, пепел сбросили в воду. Когда участники ритуала сняли маски, Зинта узнала среди них нескольких городских амулетчиков – это вселяло надежду, что совершенное действо все же имеет некоторую силу и на ближайшую восьмицу Апна может забыть о Шуппи-Труппи. А потом опять начнется то же самое.

Как только обряд завершился, она по тропинке вдоль берега направилась к мосту. Ее тянуло в восточную часть города, где были книжные лавки и до сих пор сохранились старинные дома, похожие на затейливые антикварные шкатулки.

Когда-то они с Улгером подолгу там гуляли. В то время Зинта чувствовала себя красивой, желанной и загадочной. Вернее, это Улгер видел ее такой, и она, глядя на себя его глазами, словно попадала в зачарованный сон, в котором ее жизнь становилась манящей и насыщенной – не сравнить с той, что наяву. Длилось это около года, потом постепенно сошло на нет. Всему под луной приходит конец, утешала себя Зинта, и она вовсе не исключение, но кто бы знал, как ей не хочется возвращаться домой… Однако деваться некуда. Мама умерла десять лет назад, отец вновь женился, у них с мачехой двое детей – только рассорившейся с мужем взрослой дочери там не хватало!

Ноги принесли ее в Имбирный переулок, где продавались книги и сладости. Желтоватый кирпич, витрины под жестяными козырьками. Прихотливо начертанные буквы на вывесках напоминали мифологических животных.

Как того требовал закон, в витрине лавки дозволенных сладостей над леденцовыми горками и замками из пастилы висел плакат, бичующий носителей порока:

«Сегодня ест он шоколад, а завтра злу он будет рад!»

Запретного шоколада Зинта ни разу в жизни не пробовала и пробовать не собиралась. Гадость, наверное.

В витрине лавки напротив были разложены разные полезные книги: «Современная коллективная магия и древние маги-одиночки: сравнительный анализ», «Популярная энциклопедия амулетов», «Как не стать поедателем шоколада», «Как противостоять исчадиям Хиалы», «Магия коллективного разума. Альманах Молонской Коллегии Магов. Выпуск 247», «Десять признаков того, что близкий вам человек стал поедателем шоколада», «Как себя вести, если вы встретили демона?», «Мои семь «нет» индивидуализму», «Карманный справочник юного амулетчика».

Зинту больше интересовали бесполезные книги, которые в витрину не выкладывали. Она любила читать или всякие странные фантазии, откровенную небывальщину, или дневники путешественников, побывавших в других мирах, куда можно попасть через Врата Перехода.

Поговаривали, что Палата Попечителей собирается запретить такого рода путевые заметки, как смущающие умы молонских доброжителей. Жаль, если так и сделают, тогда Зинта останется без любимого чтения. Вряд ли она станет покупать запретную литературу из-под полы. Она никогда не совершала ничего противозаконного, даже в детстве была примерной девочкой: Шуппи-Труппи, объявись он в те времена, за квартал бы ее обходил.

У нее было с собой немного денег, в самый раз хватит на новую книгу. Лишь бы Улгер не рассердился… Но ему ведь тоже нравится что-нибудь почитать – время от времени, на трезвую голову.

Сердился он по-тихому: не кричал, не ругался, просто молча страдал, показывая, как ему плохо из-за Зинты.

Остановившись перед дверью лавки, она в раздумье нахмурилась: что же все-таки сделать – купить книгу или отдать эти деньги Улгеру на портвейн?

Тавше Милосердная, до чего же ей не хотелось идти домой!

Как бы наш мир

– Грымза-то наша – рецидивистка. Шесть отсидок. Если все ее срока сложить, получается, что два года отмотала, – рассказывал Рухлян.

Его накануне отрядили, как самого образованного, в общественный информ-павильон, чтобы нарыл в Сети все, что попадется, о семейке Мангериани.

– За что?

– За бытовуху. Пять судимостей за жестокое обращение с сыном, который отец этого Эдвина, а в шестой раз за то, что на прежнем месте отравила соседкину кошку, которая повадилась к ней на клумбу. Она недавно вышла на волю, продала домик, потому что соседи ей бойкот объявили, и переехала сюда, купила вот эту развалюху с садовыми трупиками. Страшная баба.

– Как управимся с ее заказом, ничего у ней ни пить, ни есть, – выпустив клуб дыма, проронил Труш, который говорил редко, но веско. – А то она и нас оприходует, как ту кошку.

– Угу, дело, – поддержал его Бугор. – Чего еще накопал?

Аванс за внука они уже получили, теперь на попятную не пойдешь. Да никто и не собирался отказываться от остальной мазухи. Пацаном больше, пацаном меньше, а они выбьются в люди.

Рухлян принялся рассказывать, время от времени прерываясь и с наслаждением отхлебывая шипучей банановой санды из банки.

Хозяйка и вправду натуральная гелионская графиня. Кроме сына Рауля у нее есть взрослая дочь Софья, умотавшая подальше от грымзы на Землю-Парк. Мать Эдвина Белинда, в девичестве носившая фамилию Марваль, прилетела с Рубикона и получила здешнее гражданство, выйдя замуж за Рауля Мангериани, больше о ней ничего не известно, и родственников вроде бы нет. Зато богатая. Младшие дети – двойняшки, мальчик и девочка. Эдвин хорошо учится и занимается в клубе рукопашного боя, где так же, как и в колледже, считается одним из лучших учеников. Несколько раз полицейские патрули задерживали его, как несовершеннолетнего, в вечернее время в «цветочных кварталах» – цветочки там те еще, по-местному «цветочными домами» называются бордели – и родителей штрафовали. Другого криминала за ним не числилось: то ли не совершал ничего противозаконного, то ли не попадался.

– Надо принять в соображение, что он обучен приемам, – снова выделил самое главное Труш. – Мы же по-простому привыкли кулаками махать. Пускай она оружие нам обеспечит, хорошо бы лучевое, тогда верняк его положим без шума.

Вернувшаяся ближе к вечеру графиня Мангериани в ответ на это проворчала, что, взявши в руки пистолет, она и без помощи гастарбаев со своим внуком разберется, но потом пообещала снабдить наемников чем-нибудь подходящим. Ясное дело, обратно в тюрьму неохота, а за убийство ей светит пожизняк.

Осмотрев подготовленные для ремонта помещения и побрюзжав по поводу того, что «это не галактическое качество работы», она удалилась на второй этаж, где находилась ее спальня. Соскабливая остатки намертво приставших обоев в одной из нижних комнат, мигранты слышали ее резкий громкий голос, доносившийся сверху, – грымза беседовала по телефону с приятельницей:

– Опять отловили нашего стервеца в этих вонючих закоулках за Шал-Рапьяно. Назло делает! Я как раз была у них, когда его домой привезли. Матери квитанцию выписали, а потом, когда полицейские ушли, он говорит ей: ничего, мама, вычти из моих карманных, я сегодня заработал больше, чем уйдет на штраф. Ей бы по роже ему хрястнуть, я бы хрястнула, а она только вздохнула и спрашивает: Эдвин, зачем тебе это, разве нам денег не хватает? А он ей: мама, я не из-за денег, я хочу быть уверен, что смогу выдержать все, что угодно, – да еще улыбается, дрянь позорная. То, что для моих одноклассников смертный ужас, говорит, для меня способ развлечься и чуть-чуть заработать. Представляешь, Уилма? И никакого стыда, меня чуть не стошнило! Законы тут либеральные, поэтому планета скоро превратится в помойку. Мать он не слушается, но любит, а отец для него пустое место. Отец ему слова сказать не смеет, боится его, не говоря уж о том, чтобы ремнем отходить. Я Рауля сколько воспитывала, и все равно тюфяк тюфяком!

Хозяйка замолчала, выслушивая сочувственные рассуждения подруги, и в это время каждому из четверки подумалось, что Эдвин Мангериани и впрямь испорченный щенок, такого лучше прихлопнуть, пока не вырос.

– А сильно она сказанула насчет законов, – шепнул Рухлян, искривив в ухмылке перемазанную белесой пылью физиономию. – Если б были не либеральные, ее бы саму упекли с концом за все дела, век бы воли не увидела.

– В мать пошел, – сообщила собеседнице грымза. – Яблочко от яблони, как известно. Я теперь совершенно точно знаю, что Белинда была проституткой. Браслетик у нее есть, золотой с черными алмазами, вот она его, не помню почему, расстегнула и положила на столик, я взяла взглянуть – и что ты думаешь? С оборота надпись мелкими буковками: «Амине от Тины». Я говорю, что ж ты, Белинда, чужой браслет украла? А она в ответ: это меня раньше звали Аминой! И хвать его прямо из рук – так невежливо, ей ничего не стоит меня расстроить. Это ведь у шлюх принято называться на работе другими именами, так что мне сразу все стало ясно! Я ее раскусила. Какова мать, таков и сынок. Ох, как мне не понравилось, когда она появилась, якобы такая скромница, и с Раулем закрутила, а тот как зачарованный к ней потянулся, даже меня перестал слушать. Я, говорит, уже взрослый! Что-то не так было с его женитьбой, вспоминать жутко, словно какая-то сила принудила его жениться на этой Белинде, хотя я была против. Можешь не верить, но она не просто бандитка, она ведьма. А Эдвин еще хуже, страшно рассказывать, что он иногда вытворяет. Если я скажу, ты, Уилма, подумаешь, что я рехнулась. Это самое настоящее дьявольское отродье, и у него еще хватает совести болтать, что я хочу его убить! Год назад, помнишь, когда он чем-то отравился и его в реанимацию забирали? Как он тогда меня оклеветал… Я как раз у Рауля гостила, Эдвин должен был пойти на уроки и вдруг спускается по лестнице, весь бледный, шатается, как будто вина выпил. Мама, говорит, вызывай «Скорую», меня бабка траванула, по симптомам это кнабит, его трудно обнаружить в организме, но ты скажи им, чтобы мне ввели противоядие от кнабита, – и свалился в обморок, прямо где стоял. И Белинда, сучка такая, врачам так и сказала, а меня отпихнула, да еще в полицию написала заявление. Стервеца, всем на горе, откачали, но против меня ничего доказать не смогли. Кнабит распадается за полчаса, и диагноз был под вопросом… Это сами врачи сказали. А он столько знает о ядах, потому что с детства интересуется, чуть не с десятилетнего возраста. Мечта у него – похоронить меня! Ничего, я приму меры, еще посмотрим, кто кого похоронит…

– Дура! – прошипел Рухлян. – Она ж дает зацепку для следствия! Будет же дознание, когда мы пацана ликвиднем, и если эта дурында, с которой она калякала, вспомнит и скажет… Грымзу возьмут, и она за собой нас потащит.

– Значит, выполняем заказ, получаем мазуху и сразу сваливаем, – буркнул Труш, утерев пот со лба тыльной стороной испачканной ладони.

– Не семейка, а готовый гадючник, – поделился впечатлениями Сабен, выглядевший пришибленным. – У нас на Беоре…

– У вас на Беоре все хорошо, только жрать нечего, – оборвал его Бугор. – Хватит языками чесать, работаем! Надо закончить с ремонтом раньше, чем управимся с ее внуком, чтоб она заплатила и за то, и за это, а после без проволочек отсюда свалим.

Мир Сонхи

Предпоследней плиткой шоколада Суно Орвехт угостил хорошенькую лоточницу, торговавшую на пристани крабовыми шкварками в бумажных пакетиках, плохо вычищенными бурыми раковинами и сомнительного достоинства амулетами, якобы оберегающими своего владельца от утопления и козней водяного народца. Последнюю съел сам, пока паром неспешно полз через Конский залив. Вряд ли кто-нибудь заикнется о досмотре личного имущества мага, откомандированного Светлейшей Ложей Ларвезы в помощь молонским коллегам, но Орвехт предпочитал не нарушать законы той страны, где ему довелось оказаться.

В Молоне шоколад под запретом. Доброжителей, уличенных в его поедании, подвергают публичному порицанию и осуждают на штрафные работы. Вне всяких сомнений, заграничному экзорцисту, приглашенному для решения наболевшей проблемы, по этому поводу слова никто не скажет. Окружающие сделают вид, что не замечают, как он угощается сей пакостью. Но Суно не имел склонности к эпатажу. Нельзя – значит, нельзя, хотя за компанию со своими коллегами он, случалось, посмеивался над молонскими благоглупостями.

Сойдя с парома на чужой пристани, он извлек из висевшего на поясе футляра командировочную грамоту с болтавшейся на витом шнурке печатью белого сургуча. Таможенные чиновники с ним едва ли не раскланялись. Не подобострастие, ничуть. Страх за своих детей, изъевший людские души до дыр, и отчаянная надежда на избавление.

Экзорцизм предполагалось провести на берегу Пурпурного океана, в малонаселенной области к северу от Паяны, молонской столицы. Орвехт доехал до Паяны поездом, в вагоне первого класса.

Не старый еще маг с бледным суховатым лицом. Коротко остриженные темно-русые волосы гладко зачесаны назад, тонкие губы невесело сжаты, хотя иногда бывает, что их кривит ироническая улыбка – чаще всего грустная. Худощавый, с прямой спиной и длинными чуткими пальцами, какие подошли бы музыканту, он не выглядел человеком физически сильным. Разумеется, это впечатление было обманчивым, поскольку речь шла о волшебнике.

На нем была темно-фиолетовая мантия из дорогого сукна, с вытканным гербом Светлейшей Ложи, а в душе царила презрительная стынь: о проблеме, которую предстояло решить, он знал чуть больше, чем молонские маги удосужились сообщить своим ларвезийским коллегам. Нетрудно, знаете ли, догадаться, откуда у проблемы ноги растут. Эти догадки хорошего настроения Суно Орвехту не добавляли, а шоколада, помогающего воевать с хандрой, у него больше не осталось.

Задерживаться в столице сверх необходимого он не стал и после консультационной беседы с коллективом экзорцистов отправился в наемной коляске к месту назначения. Не напрямик, поскольку почтенные молонские волшебники собирались прибыть туда двумя-тремя днями позже, а сначала на северо-восток, мимо полей, огородов и перелесков, и уж потом, по Приречному тракту, обратно к океану. Он никогда не упускал возможности попутешествовать.

Другой берег Бегоны еле виднелся. По реке проходила граница между Молоной и Овдабой – богатой северной страной, занимающей Овдейский полуостров и небольшой кусок материковой территории. Энциклопедисты и философы единодушно называли Овдабу самым просвещенным и процветающим государством в подлунном мире: она славилась и несравненным качеством своих товаров, и дивно разумными законами – взять хотя бы Хартию Личных Прав или Закон о Детском Счастье, – и безбедной жизнью всех слоев населения, до последнего батрака или фабричного рабочего. Не сказать, чтобы Молона с Овдабой ладили, но военных конфликтов между ними давно уже не случалось.

Орвехт заночевал на постоялом дворе под вывеской «Приют добрых едоков» – в Молоне напоминания о добре лезли из каждого угла, спасения от них не было – и наутро ни свет ни заря вышел на прогулку. Что-то приснилось, зыбкое, словно молочный туман над Бегоной, сразу же ускользнувшее обратно в море наваждений. Прогуляешься – не пожалеешь. Суно не был лишен осмотрительности, но опасных ловушек на этом пути не чуял и подсказками, которые иной раз исходят от самой Госпожи Вероятностей, пренебрегать не привык, поэтому решил поддаться импульсу.

На тракте в ранний час было пустынно, как перед концом времен, когда живых людей уже не осталось. Низкий берег зарос ракитником, местами под туманными сводами виднелись сырые отмели, окаймленные колышущимися на серебристо-свинцовой воде щепками, обломками веток и грязноватой пеной.

Громкий плеск и звуки, похожие на сдавленное фырканье. Маг остановился возле песчаного языка. Остро пахло по-весеннему холодной рекой и раскисшей прошлогодней гнилью, а в тумане маячило темное пятно – там кто-то барахтался, из последних сил подгребая к берегу поперек течения.

Смытая паводком крыса борется за свою жизнь?.. Потом Суно определил, что крыса-то великовата, с человека размером будет, – и потянул к себе корягу с уцепившимся за нее пассажиром. Разметав речной мусор, разлапистый плавучий комель ткнулся в край отмели.

До синевы бледное мокрое лицо с кровавыми трещинами на губах. Волосы свисают сосульками. Исцарапанные руки покрыты «гусиной кожей», костяшки пальцев побелели, как вылепленные из гипса.

– Вылезай из воды. Сможешь выбраться самостоятельно?

Не сможет.

Пачкать мантию не хотелось, да и не дело для мага сердобольно заботиться о каждом, кто попадется на дороге, не позволил утонуть – и за то скажите «спасибо». Но Суно был заинтригован и к тому же привык доводить однажды начатое до конца.

– Разожми руки! Так и будешь держаться мертвой хваткой за свою деревяшку?

Существо подчинилось, когда он догадался повторить то же самое по-овдейски.

Орвехт вытащил его на середину отмели. Не младше тринадцати, не старше пятнадцати. Скорее мальчик, чем девочка. С неказистой рваной одежки течет в три ручья, на шее болтается на шнурке бросовый амулетик. Носки разные, с прорехами на пятках. Башмаки, впрочем, тоже имеются, привязаны за шнурки к ветвям коряги – это наводило на мысль, что почти окоченевший подросток не случайно свалился в воду, а пустился в плавание, заранее подготовившись.

Суно извлек теплый плед из своей персональной кладовой, которая находилась за сотни шабов отсюда, в резиденции Светлейшей Ложи, и расстелил на песке.

– Раздевайся и закутайся в сухое. Как тебя зовут?

– Дирвен Кориц, сын Мотвена и Сонтобии Кориц!

Мальчишка выпалил это вконец осипшим тонким голосом, с вызовом сверкнув глазами, словно кто-то здесь собирался оспаривать законность его происхождения.

– Хорошо, Дирвен Кориц, давай-ка грейся, пока не подхватил воспаление легких.

Собирать хворост для костра пришлось самому Орвехту. Путешественник тем временем дрожал и стучал зубами, завернувшись в плед.

Положение обязывает: маг Светлейшей Ложи не вправе размениваться на благотворительность, так что придется с этого любителя весенних заплывов стрясти какую-нибудь службу, не сейчас, так потом, когда подрастет.

Дружелюбно затрещал костер. Дирвен устроился так близко к огню, что рисковал опалить светлые брови и длинные пушистые ресницы. Над отмелью повис, вытеснив вкрадчивые речные запахи, едкий дух отсыревшей древесины – настоящего сушняка тут было не сыскать.

– Не лезь в огонь, прожжешь мой плед. Откуда ты взялся?

– С того берега. Из Овдабы. Я оттуда сбежал.

– А чего ж тебе там не жилось? У вас же в Овдабе Закон о Детском Счастье…

– Вот потому и сбежал! – шмыгнув носом, ответил Дирвен с непримиримым ожесточением, почти огрызнулся.

Мага больше заинтересовал другой момент.

– И как ты умудрился Бегону переплыть?

– Вы же видели, вот с этой штукой, она не тонет. Всю ночь плыл.

Гм, что-то не верится. По меньшей мере восемь часов в ледяной воде, да еще в темноте, без ориентиров – и благополучно добрался к утру до другого берега? Не потерял сознание, не разжал руки, скрученный в три погибели жестокой судорогой, не стал игрушкой водяного народца, еще и течение преодолел, что вовсе невероятно…

Заметив скептическое выражение на лице собеседника, сын Мотвена и Сонтобии нехотя буркнул:

– Меня амулет вывез.

– Какой амулет?

– Вот этот. Только не отнимайте, вы же маг, вы и так все можете…

– Не бойся, не отниму. Я только хочу взглянуть на него поближе. Разрешишь?

Поколебавшись, он снял и протянул Орвехту свое сокровище на все еще мокром шнурке.

Просверленный гладкий камешек с выцарапанной руной «Удача водоплавателей». Присутствует слабенькое эхо нехитрого волшебства, иначе изготовителя и продавца этой ерунды можно было бы притянуть за мошенничество. Заставить этакую безделушку работать, как настоящий магический артефакт немалой силы, смог бы разве что…

Суно посмотрел на Дирвена Корица с новым интересом. С задумчивым видом достал из кармана амулет в виде дымчатой бусины с алой искрой внутри.

– Возьми. И прикажи «Глазу саламандры» погасить костер. Не бойся, потом опять зажжем.

Пламя съежилось мгновенно. Остались только потрескивающие почернелые ветки, кое-где покрытые раскаленной белесовато-серой коркой, да мерцающие красные уголья. Эффектно. С первой же попытки.

– Холодно, – жалобно прохрипел мальчишка.

– Тогда вели амулету снова зажечь огонь, только и всего.

Полыхнуло так, что оба едва успели отпрянуть.

– Дай сюда!

Маг, не мешкая, выхватил у него «Глаз саламандры», от греха подальше. Добыл из зачарованного хранилища (со стороны казалось, что из воздуха) добротную теплую одежду – свою собственную, рукава придется закатать и штанины подвернуть. В придачу ботинки – а то те, что болтались на коряге, вконец раскисли, теплые шерстяные носки, фляжку красного вина, настоянного на полезных для здоровья пряностях, шмат копченой чесночной колбасы и несколько сухарей.

– Подкрепись – и доберемся до деревни, там для тебя баню истопят. Из Овдабы ты сбежал, в Молоне у тебя вряд ли кто-нибудь есть, так что пойдешь со мной.

– Это еще зачем? – Дирвен насторожился и подобрался. – С чего вы взяли, что я с вами куда-то пойду?

– Что ж, если ты не хочешь поступить в школу амулетчиков, долго уговаривать не буду.

Мальчишка ошарашенно моргал. Наконец сипло выдавил:

– А меня туда правда, что ли, возьмут?

– Возьмут, потому что ты весьма одаренный амулетчик. Иначе не доплыл бы до берега.

– И я смогу стать кем-нибудь… Хоть вагоновожатым, который поезда водит?

– Безусловно, – подтвердил Орвехт, про себя подумав: «Нет уж, вагоновожатый – это никак не твой уровень. Судя по тому, что ты сумел выжать из почти бесполезной побрякушки, тебя ждет карьера посерьезней. И я обязан что-то придумать, чтобы не отдать тебя ни овдейским, ни молонским коллегам, ты должен достаться Светлейшей Ложе. В конце концов, это я выловил тебя из реки, а привел меня сюда, очевидно, зов «Удачи водоплавателей». Что на дорогу упало, то пропало, и пусть попробуют доказать свои претензии…»

Дирвен тоже о чем-то размышлял, после чего снова шмыгнул носом и наклонил голову:

– Простите меня, учитель.

Не глуп, однако. Вот и хорошо. Вопрос улажен.

– Тогда кушай, и пойдем в деревню. Главное, чтобы ты не слег. После бани наденешь амулет от простуды и через несколько дней сможешь есть мороженое – хоть ванильное, хоть миндальное, хоть малиновое.

Дети любят мороженое, и Суно рассчитывал таким образом его подбодрить, но раскрасневшееся от огня лицо Дирвена внезапно застыло, глаза превратились в щелки, и он отчеканил:

– Я ненавижу три вещи, и одна из них – это миндальное мороженое.

Как бы наш мир

Рухлян с Сабеном помылись, побрились, натянули фасонистые шмотки из магазина подержанной одежды и прихватили с собой подобранную на помойке сломанную видеокамеру. Вылитые туристы. Даже попавшийся навстречу патруль иммиграционного контроля прошел мимо, не спросив документов.

Бугор и Труш остались в Хленаункосе. Как заметил Бугор, «у нас на рожах написано, что мы битые нелегалы, а вы парни молодые, за цивильных сойдете». Пока старшие товарищи за четверых шпатлевали рассохшийся пол на первом этаже хозяйского коттеджа, Рухлян и Сабен отправились поглядеть в натуре на пацана, которого предстояло ликвиднуть. Трехмерную видуху про него грымза уже показывала, но это по-любому не то что живое впечатление.

Эдвин Мангериани ошивался неподалеку от своего колледжа, на затененной пешеходной улочке с лестницей в несколько маршей и каменными шарами на парапетах. Похоже, кого-то поджидал. Показушно грациозный, чуть выше среднего роста, с умеренно накачанными бицепсами-трицепсами. Стройный, но не тощий. Загорелый, но не дочерна. Лицо перечеркнуто зеркальной полоской солнцезащитных очков. Длинные волосы вразнобой выкрашены, как у бесстыжей девки – все оттенки пурпурного цвета.

Сабену, который топтался у подножия лестницы под часовым табло, подумалось, что, отмочи он такой же номер со своей шевелюрой, его старая бабка, оставшаяся на Беоре, тоже захотела бы его убить. Чтоб неповадно было позорить честь рода.

Эдвин был в черной сетчатой футболке и брюках из серебристой термоотражающей ткани. На плече спортивная сумка в тон одежде. Он устроился на парапете рядом с гранитным шаром и напоминал персонажа аниме. Сабену еще пришло в голову, что он нарочно старается быть похожим на крутого мультяшного красавчика.

Рухлян то поднимался, то спускался по лестнице и вовсю притворялся, будто снимает на камеру достопримечательные старинные дома с поблекшими мозаиками на фасадах. Он выглядел увлеченным и придурковатым – нипочем не скажешь, что это не турист, а гастарбай.

Дети, хлынувшие по лестнице вопящей толпой, чуть не сбили его с ног. Уроки в школе закончились.

Когда этот калейдоскопический ураган промчался мимо, Эдвин встал и окликнул:

– Мар, привет!

Девочка лет одиннадцати-двенадцати, из тех, кто спускался позади всех, остановилась.

– Эд, это ты? У тебя же были другие волосы…

– Так и думал, что не узнаешь. Позавчера перекрасил.

– Я тебя почему-то не вижу, – ее голос прозвучал растерянно.

– Значит, получилось. Я закрылся. Вычитал об этом и решил попробовать.

И Сабен, и Рухлян поняли, что ни черта не понимают. Эдвин и Мар болтали на интерлинге, ни одного незнакомого слова, но общий смысл ставил соглядатаев в тупик. Это как же девчонка «не видит» собеседника, если она не слепая и в упор на него смотрит? Или, может, у них игра такая? У подростков иногда бывают довольно странные игры.

– Куда собираешься?

– Просто хочу погулять, а то меня скоро опять в больницу положат.

– Составлю компанию, не возражаешь? Должен же у тебя быть хоть один живой провожатый…

Это, видимо, тоже было частью какой-то непонятной игры.

– Не говори так! – сердито произнесла Мар.

– Прошу прощения, – Эдвин отвесил легкий театральный поклон в сторону, словно на самом деле их там стояло не двое, а трое.

– Вот дождешься, что он даст тебе по шее.

– Вряд ли. Он мне навешает, если я попробую сделать тебе что-нибудь плохое, а такого никогда не будет. Куда пойдем?

Тоненькая Мар едва доставала Эдвину до плеча. Ее вьющиеся темно-рыжие волосы были заплетены и уложены венком вокруг головы, открывая шею-стебелек. Сабен сразу понял, что Мар, в отличие от юного поганца Мангериани, хорошая девочка – десять против одного, что прилежно учится, не дерзит старшим и не позорит семью своим поведением. Скверно, что за ней никто не присматривает. В большом городе на кого только ни нарвешься – здесь и местные самого разного пошиба, и туристы со всех концов Галактики, и нелегалы… Наверняка у нее есть с собой автоспутник, который в случае чего просигналит, но все равно зря ее отпускают одну. Да еще этот крашеный паршивец в компанию набился.

Изобразив «случайную встречу двух приятелей», Рухлян и Сабен потянулись за ними, прислушиваясь к разговору.

– Пойдем в кафе-мороженое, которое за магазином сувениров?

– Тебе же нельзя.

– А мы сделаем вид, что можно, и ты закажешь мне мороженое, а потом мне будто бы самой расхочется его есть, и я отдам свою порцию тебе, ладно? Пусть хоть понарошку побудет так, словно я такая же, как все.

– Только ничего там не пробуй, чтобы плохо не стало.

– Да я ведь уже не маленькая, – Мар вздохнула. – Иногда хочется хотя бы поиграть в то, что мне тоже все можно, понимаешь?

– Еще как, – отозвался Эдвин. – Мне вот иногда хочется поиграть в то, что кое-кто из окружающих нормально ко мне относится. Твой отец, например. Что я ему сделал?

– Не знаю. Разве папа тебе что-то сказал?

– Не сказал. Но он никогда мне не улыбается, как другим. И смотрит так, как будто я бомба, которая каждую секунду может рвануть. Словно он на работе, а я преступник, которого надо обезвредить. Такое впечатление, что он все время ждет от меня непонятно чего. Можешь представить, каково это – жить, когда на тебя так смотрят?

– Я не знаю, в чем дело. Он не объясняет.

– А ты разве спрашивала?

– Да, – помолчав, призналась Мар.

– Ясно, от тебя же ничего не утаишь. Даже странно, что он до сих пор не запретил тебе со мной общаться.

– Он же знает, что ты мне ничего плохого не сделаешь и что в школе ты проучил тех, которые вначале меня дразнили.

– Ага, и все равно смотрит почти как на врага. На вербальный язык такой взгляд можно перевести «ты-жив-до-тех-пор-пока-ничего-не-выкинул». Что он против меня имеет?

– Я не в курсе, честно, – отозвалась девочка. – Давай о чем-нибудь другом…

Кафе окружали искусственные сугробы. Вдоль тротуара были посажены ракуны – здешние пальмы с длинными перистыми листьями, зелеными или серебристо-сизыми, их тени падали на сверкающий на солнце «снег», неотличимый от настоящего.

Гастарбаи, косящие под туристов, тоже зашли в кафе. Тут подавали мороженое в литых шоколадных вазочках, кофе глясе и фруктовые коктейли в фужерах с соломинками. А пива не было: забегаловка оказалась позорно безалкогольная.

– Ты ешь и пей, – попросила Мар своего приятеля. – А мне будто бы тоже все можно, только не хочется.

Они уселись в углу маленького зала. Сквозь льдисто-голубое окно, перетекающее со стены на потолок, на их столик падали блики фальшиво морозного сияния.

– Вот поправишься, и тогда мы с тобой настоящий набег сюда устроим.

– Эд, я никогда не поправлюсь, – в ее голосе даже грусти не было, только понимание того, что ничего не изменишь. – Мне об этом не говорили, сама догадалась. Все лечение – для того, чтобы я жила дальше, а по-настоящему вылечить не могут.

Рухлян потягивал через пластмассовую, в блестках, трубочку холодный апельсиновый напиток и поглядывал то на Эдвина и Мар, то на Сабена, который сидел с такой миной, словно или живот у него прихватило, или пять минут назад его известили о скоропостижной кончине всей любимой родни, оставшейся на Беоре.

– Не могут сейчас – это еще не значит, что никогда не смогут.

– Эта отрава, которая во мне засела, ведет себя как живое существо, как вирус. Врачи в больнице говорили, что это прямо какая-то мистика и ничего не понять, хоть к шаманам обращайся.

– Что ж, я бы обратился… Постой, зачем тебе-то с твоим отцом идти к каким-то левым шаманам?

– Вот именно. Никто не может разобраться, что происходит. Ты ешь мороженое и пей эту штуку. Наверное, она вкусная. А мне сегодня что-то не хочется… Возьми себе мою порцию, ладно?

– Мар, я рано или поздно найду противоядие – такое, чтобы подействовало раз и навсегда. Спорим, найду? И тогда ты выздоровеешь, а твой отец перестанет смотреть на меня, как на обкуренного гастарбая, который ввалился с топором в супермаркет.

Рухлян, все это расслышавший, затаил в душе обиду: почему если гастарбай – так сразу обкуренный? Сам-то, щенок позорный, выкрасил патлы, как последняя шлюха, и чем занимается по вечерам в «цветочных кварталах», даже вслух сказать стыдно, а туда же, о людях судит… Погоди, гаденыш, скоро посчитаемся.

Сникший Сабен пропустил навет мимо ушей, ему до сих пор не полегчало.

– Кто-то хочет тебя убить, – голос Мар стал тихим и тревожным.

– Не новость. Меня половина одноклассников хочет убить. А другая половина просто хочет.

– Эд, не дурачься, это серьезно. Если тебя начнут по-настоящему убивать, постарайся вернуться к себе домой… В общем, туда, где твой дом был вначале, откуда ты пришел… У тебя должно получиться. По-другому объяснить не смогу, но тогда ты от них спасешься.

Рухлян вначале насторожился до внезапных колик – неужели чертова грымза кому попало растрепала о своих планах и уже все ее окружение в курсе?! – но примерно на середине начал расслабляться. Ясно, что Эдвин и Мар играют, у них какая-то придуманная ерунда – ролевка или как оно там называется?

– Идем отсюда, – позвала девочка и после этого что-то прошептала, близко придвинувшись к своему пурпурноволосому кавалеру.

Эдвин, вновь надевший зеркальные очки, которые перед тем лежали на столике, покосился на Рухляна с Сабеном. Глаз не видно за сверкнувшей полоской – и все равно впечатление, что тебя смерили изучающим и слегка презрительным взглядом.

Вроде же ничем себя не выдали… Когда пацан вместе с рыжей девчонкой направился к выходу, Рухлян не рискнул продолжить слежку, тем более что Сабен по-прежнему сидел смурной. То ли слопал утром тухлую сардельку, то ли вчера перед сном ужастиков насмотрелся, он по этой части впечатлительный.

Народу в кафе было немного. Толстяк с голографической рыбой на футболке, заказавший «Ландшафт», фирменное блюдо из мороженого с шоколадом в виде миниатюрного горного пейзажа, и две местные девахи – серенькие, остроухие, без бровей и ресниц, но на мордашки ничего, миловидные. Даже не видно, что на самом деле лысые, потому что на обеих были блестящие, как елочная мишура, парики – у одной зеленый, у другой розовый.

– Сабен, тебя с чего развезло? – тихонько поинтересовался Рухлян.

– У нее тень за спиной. У этой Мар. Пока шли по улице, я не заметил, а здесь в глаза кинулось, как будто мерещится…

– Ну, ты даешь! У всех тени за спиной. Ты чего?..

Товарищ молчал, по его бледной, как побелка, физиономии крупными каплями катился пот. Рухляна пробило на догадку.

– Ты, что ли, чирмень опять жевал? Или чихмень… Как эта ваша беорская дурь называется? То-то они отсюда чесанули, потому что приняли тебя за торчка и испугались.

– Чирхмень не дурь, – возразил Сабен деревянным голосом. – Он дает увидеть то, чего просто так не видно.

– Ага, глюки всякие, вроде видухи с ужастиками. Ты это брось, не время сейчас.

– Не глюки, а невидимое, которое есть на самом деле. У Мар за спиной кто-то маячит. Темный, мертвый… С ним лучше не связываться.

– Так мы и не будем. Нам же не ее заказали, а грымзиного пацана. Давай-ка, дуем отсюда, а то вон люди на нас вылупились.

– Ты понял, как ее зовут? – снова завел Сабен уже на улице, утирая мокрое лицо. – Мар. Мара. Мора – днем ребенок, ночью вурдалак.

– Чего ты несешь-то, сам хоть соображаешь? Это у тебя с видухи про зомбей, от жары и от вашего чирхменя ум не туда заходит. Двигаем до подземки, а то наш аэробус пропустим. Лучше б я один сходил!

Когда добрались до Хленаункоса, Бугор обругал Сабена и велел ему браться за скребок: мол, труд – лучшее лекарство. И потребовал, чтобы тот отдал ему на хранение свою заначку – жевательные плитки из сушеной беорской травы. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из артели сейчас обжевался и спятил.

А Рухлян сбегал поздно вечером в круглосуточный информ-павильон и, вернувшись, обрадовал:

– Сабен, можешь плюнуть на свои тени. Ее зовут не Мар, а Марсия.

– Кого? – промычал Бугор, выгребая ложкой остатки свиной тушенки из банки.

– Мелкую рыжую девку, с которой наш клиент сегодня гулял. – Рухляну нравилось слово «клиент», звучит солидно, словно киношные киллеры разговаривают. – Марсия Лагайм. Отец у нее коп, начинал в самой падловской службе – в иммиграционном контроле, который нашего брата отсюда гонит, а теперь он офицер Космопола. Все они за наш счет выслуживаются. Не психуй, Сабен, мы к ней на выстрел не подойдем, на кой она сдалась нам? За нее же денег не платят.

– Тихо, – шикнул Бугор. – Перебудим соседей – они настучат, что грымза у себя в коттедже нелегалов держит. Никакой больше гульбы по городу, будем завтра все вместе садовую скульптуру обшоркивать.

Мир Сонхи

Дирвен Кориц ненавидел три вещи: миндальное мороженое, дурацкие законы и Госпожу Развилок. Но насчет законов лучше помалкивать, чтобы не нажить новых неприятностей, это он в свои почти пятнадцать лет уже накрепко усвоил, а Госпожа в Рогатом Венце – и вовсе не вещь, а богиня, вот и оставалось срывать злость на мороженом. Тем более что с него-то все и началось.

Каждому доводилось читать или слышать сказки о детях, которые плохо себя вели, из-за чего попадали в плен к злым колдунам, демонам Хиалы или волшебному народцу, но потом выполняли три невыполнимых задания, а то и вовсе сбегали и в конце концов возвращались домой. Это мог быть хоть мальчик, хоть девочка, хоть близнецы. У иных историй развязка была плачевная: главного героя во что-нибудь превращали насовсем либо съедали. Но начиналось все одинаково – с мелкой вины, с капризов, с незнания, чем обернется твоя выходка. С ерунды вроде миндального мороженого.

После смерти мужа Сонтобия Кориц пробавлялась тем, что вязала перчатки на продажу. Овдаба – благословенная страна, где нет нищих и никто не умирает с голоду. Вдова получала из государственной казны пенсию, которой хватало на еду, на уголь и на регулярный взнос хозяйке доходного дома, а Дирвен учился в бесплатной школе для бедных. Живи да радуйся. Изготовление нитяных перчаток для грязной работы и шерстяных для холодной погоды позволяло Сонтобии накопить денег на что-нибудь нужное сверх необходимого, а порой и на приятное излишество вроде сахарного печенья, воротничка из дешевых кружев себе или нового мячика Дирвену.

В тот день все сложилось удачно: в лавке «Огородная всячина» у нее взяли, не торгуясь, полсотни пар перчаток из толстой суровой нитки. Теперь в самый раз должно было хватить на приглянувшиеся карминовые занавески с оборками и вышитыми геранями. Сонтобии давно хотелось повесить на окно что-нибудь яркое.

Сына она взяла с собой, и на обратном пути завернули на вокзал посмотреть на поезда. Они поднялись на переброшенный через перроны узорчатый мостик, и Дирвен с восхищением глядел сверху на подползающий пассажирский состав: на тягловом вагоне красовалась выкрашенная бронзовой краской драконья морда с огромными иллюминаторами, за которыми виднелась полость кабины и вагоновожатый с помощником. Не маги, но все равно волшебники, потому что им послушны амулеты. Поезд мчится по рельсам благодаря силе специальных артефактов, с которыми могут управиться одни лишь амулетчики с их особым даром. Или маги, но тем и других забот хватает.

Когда Дирвен насмотрелся на это чудо, они с мамой вышли на площадь перед вокзалом, похожим на маленький нарядный дворец. В расписных палатках продавали мороженое, пирожки и жареные орехи.

– Мама, купи мне миндальную мороженку!

Сонтобия собиралась сегодня же завернуть в лавку за теми занавесками. На днях ей сказали, что осталась последняя пара. Если сейчас раскошелиться на лакомство, покупку придется отложить.

– Мама, я хочу миндальное мороженое! У тебя же есть деньги! Ну, пожалуйста, купи мороженку!

– Пойдем! Не капризничай.

Дирвен решил во что бы то ни стало настоять на своем. Усевшись на тротуар, он продолжал хныкать, а когда мама, рассердившись, дернула его за руку, громко разревелся – пусть ей будет стыдно, что он мучается без мороженого!

На них пристально смотрела худощавая девушка с застенчивым и в то же время несколько хищным выражением на некрасивом нервном лице. Нет, не злая колдунья из сказки. Крейса Винанглиц была внештатным осведомителем при городском Надзоре за Детским Счастьем. Она жила небогато, но за каждый выявленный случай родительского жестокосердия ей причиталось денежное вознаграждение. Это и решило дальнейшую судьбу Дирвена.

Через два дня Сонтобию вместе с сыном вызвали в суд. Упрямый и злопамятный Дирвен все еще не простил ей того, что ему не купили миндального мороженого, вместо этого занавески какие-то дурацкие повесили, и охотно соглашался с обвинителем: да, с ним плохо обращаются, да, держат впроголодь, потому что денег все время не хватает. Когда ему хочется поиграть в мяч, мама заставляет его чистить картошку, морковку и лук для супа, а сама сидит и вяжет, не отрываясь, свои перчатки,недавно он даже порезался кухонным ножом – вот след на пальце! Он думал: пусть судьи хорошенько маму наругают, тогда она будет каждый раз покупать ему мороженое или что-нибудь еще, и ему больше не придется возиться на кухне с готовкой, потому что заставлять ребенка работать – незаконно.

Суд вынес решение: поскольку достаток у Сонтобии Кориц ниже того уровня, который позволил бы обеспечить ее десятилетнему сыну Дирвену счастливое детство, забрать у жестокосердной и малообеспеченной матери мальчика и отдать на воспитание почтенной госпоже Фронгеде Хентокенц, с присвоением ему фамилии Хентокенц.

У мамы лицо стало белое, как отбеленное полотно. А Дирвену тогда подумалось: это же все не по-настоящему… Разве они не понимают, что Дирвен с мамой на самом деле любят друг друга, просто поссорились из-за мороженого? У них и раньше случались ссоры, если никто не хотел уступить, а после они мирились. Да никуда он с этой чужой теткой не пойдет! Дирвен ревел и брыкался, но двое слуг почтенной приемной матери закутали его в плед, вынесли из зала суда и запихнули в карету.

Госпожа Хентокенц была бездетной вдовой и входила в городской Совет наблюдателей при Надзоре за Детским Счастьем. В первый месяц Дирвен дважды сбегал к маме из ее богатого особняка, но его ловили и привозили обратно, и пригрозили на третий раз отправить в исправительный приют. Он сделал вид, что покорился. До него уже дошло, что все это не понарошку: словно дурачился на льду, а тонкая корка под ногами возьми да и проломись – и, уже захлебываясь, понимаешь, что обжигающе холодная вода забирает тебя в свое темное лоно по-настоящему, никакая это не игра.

Фронгеда заботилась о нем с умилением и тщанием, как будто расставляла вазочки с искусственными цветами, перед тем как пригласить в дом гостей. Дирвена наряжали не хуже чем дорогую куклу в витрине магазина игрушек, закармливали сладостями, выпускали погулять в аккуратном садике около особняка, показывали знакомым. Перевели в платную частную школу, туда и обратно его сопровождал ливрейный лакей – молодой еще отставной солдат, от такого не удерешь.

Дирвен тосковал, не хотел у нее жить, но ненавидеть госпожу Хентокенц не мог: она была не злая и на свой лад его полюбила.

Во всяком случае, то умилительно-собственническое чувство, которое Фронгеда испытывала к присвоенному чужому ребенку, она искренне считала любовью и сильно удивилась бы, начни кто-нибудь это оспаривать.

Возненавидел он миндальное мороженое – если бы не оно, ничего бы не случилось! И дурацкий закон, из-за которого его разлучили с мамой, и заодно все остальные дурацкие законы, какие есть на свете. Да еще Двуликую Госпожу, повелевающую вероятностями: ну чего ей стоило сделать так, чтобы никто не обратил внимания на их с мамой размолвку из-за пустяка?

Ему было тринадцать, когда он взбунтовался: побил вазы и фарфоровые статуэтки, которых в особняке у госпожи Хентокенц было видимо-невидимо, пообрывал гобелены, исчеркал углем натюрморты в золоченых рамах – и сбежал из этой уютной тюрьмы, прихватив с собой немного денег и несколько штук амулетов. Он был уже достаточно большой, чтобы соображать: к маме нельзя, там его будут искать в первую очередь. Лучше всего добраться до какой-нибудь дальней деревни и наняться в батраки, а потом, когда он вырастет, можно будет вернуться домой и помириться с мамой.

Спустя восьмицу Дирвена разыскали и увезли в исправительный приют. Там его поили «зельем послушания», но среди амулетов, которые ему удалось припрятать, была овальная бусина, защищающая от колдовских снадобий. «Спасай меня, амулет!» – мысленно молил и приказывал Дирвен, когда в него силком вливали очередную порцию горькой дряни.

Он долго болел, зелье выходило из него с вонючим липким потом и помутневшей мочой, но так и не оказало должного воздействия. Ему бы догадаться еще тогда, что он заправский амулетчик не хуже вагоновожатых, но он решил, что все дело в замечательной бусине. Казалось странным, что никто не интересовался, куда он подевал украденные артефакты, только стыдили, что без спросу взял деньги.

Впрочем, Фронгеда знала, что эти амулеты не представляют почти никакой ценности – завалявшиеся безделки, разве что отдать их воспитаннику вместе со старой шкатулкой, пусть играет. Она о них даже не вспоминала, переживая из-за того, что Дирвен так ужасно с ней поступил.

Сбежать из приюта ему удалось с месяц назад. Стащив на рынке сухарей, леденцов и копченую курицу – в этом ему помог бронзовый кругляш с хитрым ликом Ланки, бога воров и торговцев, – он добрался перелесками до Бегоны и двинул на заграничную сторону, понадеявшись на «Удачу водоплавателей». Так и закоченел бы возле берега в ледяной воде, если б случившийся рядом маг его не вытащил.

Больше его не вернут в приют и не будут пичкать мерзкими снадобьями, от которых другие становились похожи на дрессированных собачонок, прилежно выполняющих команды. Дирвен отправится с учителем в южную страну Ларвезу, а потом, когда ему исполнится двадцать (если появишься в Овдабе до совершеннолетия, там опять захотят позаботиться о твоем «детском счастье»), приедет за мамой, чтобы забрать ее с собой.

Засыпая поздно вечером в пахнущей старыми одеялами комнатушке на приморском постоялом дворе, он представлял себе, что сидит в кабине подходящего к перрону поезда с роскошной драконьей мордой спереди. Он теперь не кто-нибудь – амулетчик-вагоновожатый! А мама случайно там оказалась, потому что проходила мимо. И она его сначала не узнала, а потом узнала и обрадовалась, и они вместе поехали жить в Ларвезу, чтобы никогда больше не разлучаться…

Мир Сонхи

Зинта решила, что поменяет свою судьбу на что угодно другое – и дальше будь что будет.

Утром ее разбудили воодушевленные выкрики, доносившиеся с пустыря за домом:

– Я говорю «нет» индивидуализму! Я говорю «нет» индивидуализму! Я говорю «нет» индивидуализму!..

Сосед с первого этажа, чтец-просветитель из Отдела Добромыслия при городской Управе. С первыми лучами солнца он выходил на пустырь в рубахе навыпуск и тренировочных шароварах, с непокрытой седеющей головой, и делал нехитрую гимнастику, перед тем как отправиться на службу. Почтенный человек. Но все же Зинта сердито подумала, что проорать свое «нет» индивидуализму можно было бы и не у нее под окнами.

Улгер болезненно морщился и прятал голову под подушкой, но глаз так и не открыл. Его все еще привлекательное, хотя и несколько обрюзгшее лицо даже во сне выглядело страдающим. А Зинте все равно пора вставать, ей предстоял обход пациентов – беготня по всему городу.

Они с Улгером по-прежнему делили кровать с потускневшими шарами на столбиках, хотя близости между ними не было уже больше года. Табачного цвета диван во второй комнате продавлен, словно на нем демоны резвились, и вдобавок слишком короткий, а больше спать негде.

Зинта вышла на цыпочках, чтобы не потревожить Улгера. Как бы там ни было, она была ему благодарна за недолгий романтический период в своей жизни, которая иначе напоминала бы чисто выметенную дорогу, пролегающую через местность, где все одинаково сглажено и неброско.

Умывшись, наскоро съела сваренное с вечера на общей кухне яйцо и ломоть хлеба. Замужние женщины в Молоне носили юбки до колен и шаровары либо длинные юбки, а поверх надевали передник – он мог быть и затрапезным, из серой холстины, и шелковым с оборками, и сплетенным из дорогих кружев, но непременно был, как знак семейного положения. Она раньше тоже с удовольствием его носила, пока у них с Улгером не разладилось. Лекарка имела право на профессиональное одеяние без дополнений, чем Зинта теперь и пользовалась: она прежде всего служительница Милосердной, а потом уже чья-то жена.

Туника, удобные штаны, куртка с карманами. Для прохладной погоды еще и плащ с капюшоном все того же серо-зеленого цвета. Через плечо на ремне лекарская сумка, к поясу пристегнуты фляга и кинжал длиной с ладонь, в ножнах с тисненой руной Тавше.

Ритуальное оружие Зинте вручили полтора года назад, на церемонии в храме, когда богиня приняла ее под свою длань. Оно предназначалось не для боя. Вделанный в рукоятку лунно-белый кабошон, меняющий цвет, позволял отличить живого человека от неупокоенного мертвеца, от демона, от песчанницы, от вышедшей на берег русалки или другого опасного существа, способного прикинуться человеком. Также кинжал служил проводником божественной целительной силы, которую лекарь испрашивал для помощи больному. И еще он мог быть использован для освобождения, если недуг неизлечим, а мучения слишком тяжелы, но дух не может самостоятельно вырваться из телесной оболочки.

Зинта была плотная, ладная, не высокая и не маленькая, легкая на подъем. Светлые волосы немного ниже плеч она обычно стягивала тесемкой на затылке. Круглое лицо, небольшой прямой нос, ясные и серьезные серые глаза. Не красавица, но миловидная, и все же с мужчинами ей не везло, если не считать Улгера. Возможно, она выглядела слишком строгой и деловитой, это отпугивало, к тому же Зинта держалась до того просто, что кавалерам это казалось пресным. Чрезмерной застенчивости в ней не было, но не было и того, что называют «изюминкой».

Она не пыталась притворяться другой, чем на самом деле, зато очень любила читать книжки про тех, кто на нее не похож.

Лекарей в Апне хватало, но Тавше не над каждым из них простерла свою длань, и кое-кто завидовал удостоенным. Было бы чему. Прервать чужую жизнь, пусть даже человек, истерзанный затянувшейся агонией, сам об этом просит, та еще привилегия. После своего первого раза Зинта несколько дней ходила как потерянная. Хотя это совсем не то, что настоящее убийство: просто рисуешь в воздухе острием ритуального кинжала руну, которая на миг вспыхивает бледным отсветом, – и дух свободен. Того, кто полон сил и хочет жить, этим способом в серое царство Акетиса не спровадишь, и все равно двадцатитрехлетней лекарке было тогда не по себе. Теперь-то уже привыкла. А если пропускаешь через себя целительную силу богини, самочувствие после этого такое, словно весь день таскала мешки да по дороге еще и падала под их тяжестью – кости и мышцы ноют, перед глазами плывет, и вдобавок зверски хочется есть.

Сегодня ей пришлось дважды зачерпнуть божественной силы, чтобы подлечить загноившиеся раны у детей, пострадавших от когтей Шуппи-Труппи. Эти раны исчезнут сами собой, если тварь будет убита, но добрые маги до сих пор не преуспели. Поговаривали, что в скором времени мерзкую шестирукую обезьяну по крайней мере изгонят за пределы людского мира и новых жертв больше не будет.

Когда Зинта, пошатываясь от слабости, вернулась для ежевечернего отчета в лечебницу, старший лекарь, пряча в пышных пегих усах злорадную усмешку, отправил ее на лекцию. Он эту девчонку недолюбливал, поскольку его богиня особой милости не удостоила, невзирая на седины и заслуги. В придачу его задевало то, что Зинта разговаривает с ним без завлекающих ужимок, не в пример другим молоденьким лекаркам. Пренебрегает!

Она попросту не имела привычки кокетничать, но такая мысль ему в голову не приходила, хотя он считал себя человеком, не впустую пожившим на свете и изрядно проницательным.

В помещении с беленными известкой стенами и разномастными стульями, пожертвованными в городскую лечебницу в разное время разными лицами, чтец-просветитель из Отдела Добромыслия рассказывал о преимуществах коллективного мышления перед индивидуальным. Зинта изо всех сил старалась не уснуть: она все это уже слышала не единожды, работников лечебницы загоняли на такие полезные мероприятия каждую восьмицу.

– …Считается, что некоторые древние маги, жившие в мире Сонхи сотни тысяч лет назад, могли раскалывать горы, поднимали на море гигантские волны, заставляли парить в воздухе каменные глыбы величиной с дом. Наши маги, объединившись, делают силой коллективного разума то же самое!

Стул попался шаткий, с коварным норовом – задремав, Зинта чуть не опрокинулась. Вот был бы стыд.

– …Да, да, сохранились свидетельства, что они умели обращаться в демонов, в том числе в летающих… Но скажите на милость, зачем? Демонов нам и так хватает! Лезут из Хиалы, как поросята в огород, а если еще и маги начнут в них превращаться, многовато покажется!

В аудитории раздались смешки. Зинта выпрямила спину, силясь держать слипающиеся глаза открытыми.

– …Коллективный разум всегда утвердит свои преимущества перед одиночкой-индивидуалистом! Среди возвратников иногда попадаются маги, в том числе такие, кто покинул Сонхи в отдаленную пору. Возвратники, ушедшие путешествовать по другим мирам не раньше десяти тысяч лет тому назад, подвергаются просвещению и вливаются в ряды наших достойных магов-коллективистов. Те, чье отбытие датируется давними эпохами, занимаются учеными изысканиями в Накопителях, а также приносят пользу, делясь своей силой с практикующими коллегами, как тучные удобрения питают корни злаков. Еще ни один из них не показал превосходства над объединенным разумом современных волшебников! Как известно, маг-возвратник принадлежит той стране, на территории которой он появился, и если вам посчастливилось найти мага-возвратника, вам полагается денежное вознаграждение, поэтому о каждом случайно обнаруженном иномирце надо немедленно сообщить добрым властям. Однако не забывайте о том, что среди демонов Хиалы попадаются шутники, которые притворяются людьми-иномирцами, чтобы завлечь кого-нибудь себе на забаву. Заметив иномирца, бдительно наблюдайте за ним издалека и постарайтесь поскорее известить о чрезвычайном казусе магов, амулетчиков, добрую полицию, ближайшую Управу…

Хвала Милосердной, все-таки высидела до конца и не уснула! Теперь добрести до трактира – и поесть.

Лекари на городской службе получали скромное жалованье, слишком много их было в Апне, и Зинте приходилось экономить, но уж миску каши с мясом можно себе позволить.

Домой она вернулась, когда медленные весенние сумерки уже начали окутывать окрестные кварталы. Старый двухэтажный дом, опоясанный крытыми деревянными галереями, был построен квадратом, окружая со всех сторон внутренний двор. Обитатели владели им на паях – обычная для молонских доброжителей-коллективистов форма собственности. Одна из квартирок на втором этаже принадлежала Улгеру Граско, молодому человеку с печальным одухотворенным лицом, осуждаемому соседями за вопиющее ничегонеделание и периодическое пьянство. Мужу Зинты.

Она с упрямым и усталым видом проскочила мимо кучки теток в цветастых, как расписные вазы, передниках. Соседки пытались ее остановить, чтобы высказать все, что они думают об Улгере, но Зинта не поддалась.

– Ты что-нибудь принесла? – спросил муж подавленным голосом, когда она сбросила боты.

– Нет. Нам выдают деньги в конце восьмицы, перед беззаботным днем. Ты же знаешь.

Он слегка скривился, наградил ее долгим измученным взглядом и выразительно отвернулся.

На Зинту тоже нахлынуло уныние, словно оно было заразным. Собственное жилище с потертыми тряпичными ковриками и старенькой, но уютной мебелью давно уже напоминало ей пруд, в котором она безнадежно утонула с камнем на шее. В казенной лечебнице и то лучше.

Если бы все было по-прежнему, как в ту пору, когда влюбленный Улгер Граско за ней ухаживал… Но спустя год после свадьбы он к ней охладел, потом у него завелась Карилла, которая позже его бросила, потом Нальва, которая тоже его бросила. Зинту душила горечь, но желания отомстить она не испытывала – будь у нее иной нрав, Тавше вряд ли простерла бы над ней свою длань. Не желая пересудов, она даже делала вид, что Карилла и Нальва ее приятельницы и бегают в гости к ней, а не к Улгеру. После разлуки со второй подружкой тот новую не завел, но и с Зинтой налаживать отношения не стал, а начал страдать, то втихую напиваясь, то впадая в похмельную меланхолию. Он не буянил, лишь понуро переругивался на галерее или на общей кухне с соседями. Этот мир был слишком дурным местом, чтобы его тут поняли и приняли.

– Ты все потратила на свои нужды. Тебе нет дела ни до кого, кроме себя, – припечатал Улгер, когда жена, сбросив плащ и сумку, шагнула к настенному рукомойнику.

– Почему ты так считаешь? – вздохнула Зинта.

– Да я уже сколько раз говорил тебе о твоих недоброжительских недостатках! Это же бесполезно, ты ничего не слышишь. Ты громко хлопаешь дверью, когда уходишь по утрам, хотя я просил не хлопать. Придираешься к тому, что у нас в нужнике мокрый пол, хотя видишь, что мне и так плохо, а я ведь не знаю, почему он мокрый – отсыревает, наверное… Ты не смотришь, что делаешь. Вчера ты выбросила бутылку, не посмотрев, а в ней еще оставалось на четверть портвейна. Ты не разделяла моего вызова обществу, который я бросал им вместе с Кариллой и Нальвой, только делала вид… И тебе жалко денег!

Боги не обделили Зинту терпением, но в этот раз она не выдержала:

– Хватит! Я устала, между прочим.

– Я тоже устал… – измученным голосом жертвы, отвечающей своему палачу, произнес Улгер, ухватившись за косяк. От него слабо несло дешевым крепленым вином. – Вы втроем… Ты, Карилла и Нальва – вы все вместе меня сломали!

– Как это? – она изумленно распахнула глаза. – Ты чего городишь?

– Вы все втроем меня не поняли, хотя я перед вами душу настежь открывал!

– А тебе, интересно, есть дело до чьей-то чужой души? – Зинта уперла руки в бока, ее все-таки прорвало. Рано или поздно это должно было случиться.

– Ты опять повысила на меня голос, хотя знаешь, что я это плохо переношу. Когда я состарюсь и буду болеть, ты мне даже стакана воды не подашь!

– Не говоря уж о стакане портвейна, – не утерпев, пробормотала она себе под нос.

– Я давно уже чувствую, что ты меня ненавидишь!

После этого обвинения Улгер отступил в спальню и захлопнул дверь, потом всхлипнули пружины – он повалился ничком на кровать.

Зинта тяжело уселась на табурет, но, с минуту посидев, решительно встала. Забросила на плечо лекарскую сумку, без которой не выходила из дому, сорвала с крючка плащ. С нее хватит.

Говорят, иной раз человек может изменить свою судьбу – если попросишь о милости Госпожу Вероятностей, если та услышит, и снизойдет, и дарует тебе развилку… Зинта решила пойти в храм Двуликой прямо сейчас, не откладывая, пусть на ночь глядя. Пока не передумала.

Мир Сонхи

Для экзорцизма выбрали каменисто-песчаное местечко на берегу океана, в стороне от деревень и дорог. Группа магов, отвечающих за Врата, выехала туда загодя, чтобы сделать разметку и сотворить подготовительные заклятия. Небольшой круг, выложенный белой галькой, обозначал границы того участка, где сначала раскроется, а потом будет запечатан выход в междумирье – в одну из его необитаемых областей, где нет ничего, лишь смутно угадываются за безмерной пустотой далекие странные миры, невесть кем населенные.

Предполагалось вышвырнуть туда Шуппи-Труппи – так, чтобы вернуться обратно в людской мир злыдень не смог. Никакой щелки не должно остаться, это обеспечат специалисты по Вратам. А то, чтобы тварь оказалась за порогом, забота экзорцистов.

И те и другие были уверены, что выполнят свою задачу, дело оставалось за малым: каким образом заманить сюда Шуппи-Труппи? Ведь для того, чтобы кого-то изгнать, прежде всего нужно, чтобы он как минимум появился.

У молонских магов было на этот случай несколько прожектов, ни один из которых не сулил обязательного успеха, но радикальное решение предложил заграничный коллега, командированный для помощи и обмена опытом Светлейшей Ложей. Роль приманки сыграет вытребованный им из Ларвезы ученик-амулетчик.

Ловить на живца надежней, чем плести вероятностные уловляющие чары, которые сработают или нет, еще вопрос. Мастерство Светлейших, сумевших перебросить из своей резиденции в Молону живого человека, тоже внушало уважение: с такими коллегами-конкурентами следует считаться и не ссориться. Однако молчаливый парнишка с шевелюрой пшеничного цвета, одетый как сын молонских горожан (это правильно, тварь на здешних детей натаскана), выглядел слишком смирным и дисциплинированным. Ни слова не проронил, ни на шаг от учителя, никакого своеволия. Все это похвально, спору нет, но ведь Шуппи-Труппи на тех, кто слушается старших, не нападает.

– Он справится, – сухо и категорично возразил Орвехт, когда местные коллеги поделились сомнениями.

Оставалось только поверить ему на слово.

Суно в глубине души тоже беспокоился. По его расчетам, Дирвен, защищенный амулетом, не должен был пострадать, и все же чувство ответственности заставляло мага раз за разом придирчиво пересматривать мысленный план экзорцизма, выискивая слабые места.

Дирвен молчал, словно воды в рот набрал, как ему было велено. Если он заговорит по-овдейски, коллеги заподозрят, что дело нечисто. Орвехт уже связался с Ложей, и Дирвена Корица задним числом зачислили в школу амулетчиков, но с молонцев все равно станется предъявить на него права, если пронюхают, откуда он взялся. Это же самородок чистого золота! А овдейцы так увлеклись «детским счастьем», что проглядели у себя под носом амулетчика с недюжинными способностями. И они тоже могут затребовать его обратно, если поймут, какого маху дали. Что ж, Суно собирался выиграть эту партию и благополучно доставить ценную находку в Ларвезу.

Он все-таки добился того, чтобы мальчишка рассказал ему свою историю. Без легких чар не обошлось, но Орвехт должен был все выяснить. Торжество глупости, как обычно… Впрочем, не только глупости, еще и людской корысти.

Если бы у всех небогатых овдейцев отбирали детей под предлогом того, что бедность мешает детскому счастью, правительство Овдабы разорилось бы на приюты, а в стране начались бы волнения. Очевидно, это происходит, когда находится заказчик. В нашем случае – госпожа Хентокенц из городского Совета наблюдателей при Надзоре за Детским Счастьем. Дирвен, на свою беду, хорош собой, и влиятельная бездетная дама положила на него глаз, едва увидела их с матерью в зале суда. Разумеется, судьи уважили ее желание. По Хартии Личных Прав Фронгеда Хентокенц имеет право завести ребенка – не важно, каким способом, а Дирвен, в свою очередь, имеет право на счастье… Но сколько бы он ни кричал, что хочет вернуться к маме, слушать его никто не станет: только суд может решить, где и с кем ребенок будет счастлив. Его мнение в расчет не принимается, ибо он несовершеннолетний. Да, по законам Овдабы он должен жить счастливо, однако не ему решать, в чем означенное счастье заключается. А не желаешь быть счастливым – в исправительный приют.

Опять же такие ссоры, как между Сонтобией и Дирвеном, вовсе не редкость, и если цепляться к каждой, овдейские суды будут завалены делами, как осенние леса палыми листьями – век не разгребешь. Но на беду матери и сына, поблизости случилась расторопная девица Крейса Винанглиц. Вероятно, пострадавшая в детстве от дурного обращения и потому глядевшая по сторонам предвзято, не разбирая, что происходит вокруг на самом деле. Вдобавок она остро нуждалась в деньгах и рассчитывала на гарантированное властями вознаграждение. Вот и закрутился демонов волчок…

Закон о Детском Счастье придумали для того, чтобы бороться с родительским жестокосердием, и порой это необходимо, тут Суно спорить не собирался: в иных семьях с детьми обращаются хуже, чем с рабами в Суринани. Но всякий закон – палка о двух концах, и Дирвен Кориц не единственный, кого овдейские законники «осчастливили», растоптав походя его жизнь, словно попавший под ноги уличный мусор.

«Со злом я как-нибудь разберусь, главное, не причиняйте мне добра» – кому из мудрецов-насмешников былых времен принадлежали эти слова?

– Пора начинать, коллега Орвехт!

Да, простите, отвлекся. Он ведь прибыл сюда ради Шуппи-Труппи – еще одного порождения недальновидности человеческой.

Наспех сооруженный дощатый сарай напоминал плохонькую театральную декорацию. Иначе шестирукий морок не изловить: тот набрасывался на свои жертвы только в закрытых помещениях.

– Готов? – осведомился Суно шепотом.

Шумел прибой, кричали охочие до хлебных крошек и зрелищ чайки, и не было риска, что кто-нибудь из окружающих разберет овдейскую речь.

– Да!

Щенок почти не боялся. Волновался, не без того, но настоящего страха в нем не было. Другие у него страхи – а ну, как вернут в Овдабу и снова упекут в исправительный приют? Что ему в сравнении с этим какой-то зубастый морок… То, что из него сделали приманку и заставляют рисковать, Дирвену только в радость: значит, держат за мужчину, а не за живую куклу, которую можно передавать из рук в руки в согласии с Законом о Детском Счастье. Да и самонадеянность уже прорезалась: он же амулетчик круче некуда и находится под защитой повешенного на шею артефакта, что с ним может случиться?

– Держи реквизит, – Орвехт протянул ему «Добрые наставления для отроков». – Рви в клочья, бросай на землю и топчи ногами, при этом ругайся нехорошими словами, но ни в коем случае не богохульствуй. Сквернословь тихо, чтоб тебя не услышали снаружи.

Он уже припугнул мальчишку тем, что Молона может выдать беглеца овдейской стороне. Для пущей надежности, чтобы не забылся и ничего вслух не ляпнул.

Дирвен взял обреченную на растерзание нравоучительную книжку и скрылся в сарае, неплотно притворив дверь. Вид у него при этом был самый благовоспитанный, как будто отправился учить уроки.

Экзорцисты окружили хлипкое сооружение, которое скрипело и ходило ходуном, словно готовилось развалиться от очередного порыва солоноватого морского ветра. Остальные отступили подальше, чтобы им не мешать.

Круг магов, дюжина профессионалов с сосредоточенными лицами. На сарай навели манящие чары, и теперь, когда Дирвен начнет безобразничать, монстр непременно появится, никуда не денется. Суно слегка дернул углом рта: вы ведь знаете о своем Шуппи-Труппи куда больше, чем следует из ваших слов, не правда ли, почтенные молонские коллеги?

Хмурое облачное утро. Свинцовые волны в белесых кружевных лохмотьях с шумом набегают на серый пляж. Прорва чаек, одни носятся над водой, другие с хозяйским видом разгуливают по берегу. Пурпурный океан, который становится пурпурным лишь на закате, и то не во всякий день, рябит и тускло отблескивает, словно облитый жидким металлом.

Добрая сотня специалистов по Вратам заняла позиции возле каменного круга – полумесяцем, в несколько рядов. Чуть поодаль стояло полторы дюжины магов-кормильцев, готовых черпать силу из Накопителя и вливать в своих коллег, если те начнут слабеть.

Такой коллектив справится с чем угодно! Ветер шевелил стриженые волосы и трепал темные суконные мантии.

Из сарая доносились звуки рвущейся бумаги, старательный топот и невнятное злое бормотание. Орвехт надеялся, что Дирвен проявит благоразумие и не станет поносить Госпожу Вероятностей, которую винит во всех своих обидах.

Он уловил магическое возмущение за миг до того, как в шатком домике раздался вопль. Мальчишку все-таки проняло, когда очутился лицом к лицу с Шуппи-Труппи.

Суно метнул заклятие-аркан одновременно со всеми. Изнутри вырвался вой, отчаянный, булькающий и неизъяснимо мерзкий: тварь попалась.

Действуя синхронно с коллегами, он поволок упирающегося пленника к двери, которая распахнулась со звуком, напоминающим крик старой чайки. Наружу выкатился косматый серо-бурый ком, похожий на съежившегося паука. Морщинистое обезьянье личико кривилось в гримасах, мутные глаза, цветом как протухший яичный желток, свирепо горели. А руки у твари и впрямь разной длины, или ее в результате магической трепки перекосило?

Шуппи-Труппи верещал как резаный, загребая когтистыми пальцами песок и гальку. Чайки всполошились, почуяв нечисть.

В проеме появился Дирвен – такой же бледный, как после своего заплыва, но на ногах держится, и крови не видно.

Другая группа магов уже отворила Врата в междумирье. Выглядели те не слишком впечатляюще, словно одностворчатая дверь, за которой висит неподвижный темный туман.

Тверь истошно визжала, сучила всеми шестью мохнатыми конечностями, пыталась цепляться за камни, но экзорцисты объединенными усилиями вышвырнули ее в запредельную темень.

Дверь захлопнулась – и вслед за этим как будто растаяла, снова становясь воздухом, льющимся с небес утренним светом, брызгами соленой морской воды. В действительности никуда она не делась, и маги, ответственные за ее нерушимость, спешно накладывали печати и укрепляющие заклятия, а кормильцы подпитывали их силой, которую тянули из Накопителя.

– На славу поработали! – с облегчением ухмыльнулся глава молонских экзорцистов, утирая клетчатым платком взмокшую шишковатую лысину.

Спохватившись, Суно повернулся к юному амулетчику:

– Ты цел?

На Дирвене не было ни царапины.

Мир Сонхи

Зинту привели в святилище и оставили одну.

Сводчатые галереи образовывали подобие лабиринта – небольшого, поскольку храм невелик, но в первый раз можно и заблудиться. В стенных нишах неярко сияли магические лампы, словно в сосудах из помутневшего стекла были заключены плененные звезды. В центральном помещении стояла на пьедестале нефритовая статуя двуликой женщины в венке, сплетенном из серебряных веток, каждая из которых на конце раздваивалась.

Один лик Госпожи Вероятностей смотрит в прошлое, другой в будущее. Говорят, она старше всех прочих богов, ровесница самого Творца, и еще говорят, что она властна отменить предначертанное, даровав развилку.

Зинта уже начала сожалеть о своей авантюре. Единственный в Апне храм Той, Что Носит Фрактальный Венец, находился на глухой окраинной улочке и снаружи выглядел запущенным. Те, кто сюда наведывался, старались не попадаться лишний раз никому на глаза. Богов в Молоне не запрещали, но и не чтили. Таких, как Тавше Милосердная, покровительница врачевания, или Кадах Радеющий, бог процветания, изобилия и прироста, еще старались уважить, они как-никак приносят пользу, а остальные не очень-то и нужны.

Чтец-просветитель из Отдела Добромыслия однажды высказался: «Что они такое по сравнению с коллективным разумом всех людей, населяющих мир Сонхи? Букашки под колесами телеги, которая сама знает свой путь! Без поклонения и почитания они теряют силу в мире людей, так что они зависят от нас больше, чем мы от них».

Примчавшись сюда поздно вечером, Зинта поступила предосудительно. Не в такой степени, как поедатели шоколада или те, кто злостно отлынивает от обязательных для всех доброжителей общественных работ, но не лучше тех, кто тихо пьянствует, как Улгер, или не хочет ходить на лекции просветителей. Ее за это не накажут, но дружно осудят.

И незаметно сбежать не получится. Зинта уже пожертвовала храму позолоченный супружеский браслет, купленный перед свадьбой, – больше ничего ценного у нее не было, и отдала на хранение младшей жрице плащ, куртку, ботинки, тесемку для волос, сумку с лекарствами и фляжку. Кинжал Тавше ей оставили, удостоенной не полагается с ним расставаться.

Осторожно ступая босыми ногами по пыльным коврам и жестким старым циновкам, она неприкаянно бродила по святилищу. Распущенные волосы свешивались на лицо, это было непривычно.

Ей посоветовали медитировать, но отрешенно-созерцательное настроение никак не появлялось. Обхватив руками плечи – в тунике было холодно, голые руки покрылись пупырышками, – Зинта переходила из одной промозглой полутемной галереи в другую, разглядывая предметы, разложенные на бронзовых треногах, словно в музее. Здесь можно было увидеть все, что угодно: сверкающие украшения, оружие, высохшие кости, морские раковины, песочные и механические часы, знакомые и незнакомые монеты. На развешанных по стенам картинах были изображены сцены из человеческой, звериной, демонской жизни, а порой и пейзажи, среди которых встречались до того странные, что вряд ли это был мир Сонхи.

Ее то разбирало любопытство – зачем тут собрали эти вещи, что все это значит? – то одолевало желание забарабанить в дверь и сообщить жрицам, что она передумала, пусть ее отсюда выпустят.

Негромкий скрип в сердце маленького лабиринта, погруженного в зыбкий желтоватый полумрак. Резко повернувшись, Зинта заметила скользнувшую в проеме тень.

В центральной комнате, рядом с изваянием Госпожи Развилок, ее ждала старшая жрица храма – высокая, сухопарая, в ритуальном одеянии из темной, как полуночные небеса, ткани с разноцветной ветвящейся вышивкой. На голове серебряный венец вроде того, что украшает статую. Грубоватое, но на свой лад привлекательное лицо пожилой крестьянки ничуть не похоже на изящные лики богини, выточенные неведомым мастером из пепельно-молочного нефрита.

– Чего ты хочешь?

Зинта вздрогнула. Она хорошо помнила голос старшей жрицы: тоже по-крестьянски грубоватый, низкий, но довольно приятный, вполне подходящий для женщины, привыкшей распоряжаться в небольшой общине. Сейчас он звучал иначе – молодой, мелодичный, незнакомый.

Просительница вначале оцепенела, потом опомнилась и низко, в пол, поклонилась.

– Перемены, госпожа.

– Хочешь новую любовь и другого мужа? Есть для тебя суженый, в самый раз друг другу подойдете. Расплатишься за это дюжиной неудач, где и когда – не скажу, так заведено. Невелика цена за настоящую любовь.

– Кто он такой? – оторопело пробормотала лекарка.

– Нет смысла задавать мне вопросы. Хочешь такой перемены?

В душе колыхнулась осевшая на дно горечь. Нет уж, замуж Зинта больше не хотела. Говорите, настоящая любовь? У них с Улгером пять лет назад как раз такая и была. Когда он уверял, что любит ее, потому что никого лучше нет на свете, он вовсе не врал: на тот момент Улгер действительно так думал. Но потом его влюбленность начала выдыхаться, потом он встретил Кариллу, которая, очевидно, оказалась лучше Зинты… Спасибо, обойдемся без повторения пройденного. Одного раза ей за глаза хватит.

– Нет, госпожа.

– Тогда вы с ним разминетесь, и если в будущем ваши дороги снова пересекутся – как сложится, так сложится, не взыщи. Я предлагаю только один раз. Чего же тебе надо?

Ох, если б Зинта сама знала, чего ей надо… Чего-нибудь яркого, радужного, необычного. Не обязательно доброго. Не похожего на нее – вот это обязательно. Чтобы ей не клялись в любви, которая все равно потом закончится, но чтобы она была кому-то нужна, а то с тех пор, как Улгер к ней охладел, она жила словно в стеклянной банке. Чтобы вокруг происходило что-нибудь интересное, как приключения в книжках. И еще путешествовать, побывать в других странах… И чтобы у кого-нибудь рядом с ней – ну, пусть бы у подруги, которая пока еще не появилась, – были всякие любовные похождения, и та бы рассказывала об этом Зинте за чашкой чая с пирожным. И непременно убраться из Апны куда угодно.

Весь этот пестрый сумбур вертелся в голове у Зинты, которая никак не могла подыскать для него верных слов, только смущенно и растерянно моргала, глядя на собеседницу, и наконец вымолвила:

– Мне бы, госпожа, полюбовно разойтись с Улгером и куда-нибудь уехать… В столицу хотелось бы перебраться.

– Как у тебя все наворочено, а с виду – святая простота, – в негромком голосе, напоминающем перезвон стеклянных колокольчиков на сквозняке, промелькнуло едва ли не восхищение. – Есть кое-что в самый раз, как тебе желается. Отправляйся в путь немедленно, иди на закат, никуда не сворачивая. Сочтемся, как выйдешь на развилку.

– Чем я расплачусь? – настороженно уточнила Зинта.

– Тем, что умеешь делать лучше всего, ибо оно в моих интересах. Мне так будет веселее, давно ждала…

Собеседница озорно подмигнула, а потом ее лицо как будто обмякло, словно воздушный шарик, из которого выпустили часть воздуха. Уже другим голосом, вовсе не мелодичным, с хрипловатыми старческими нотками, она заметила:

– Не каждый, кто сюда приходит, удостаивается такой милости, как ты! Идем.

Зинта вслед за жрицей поднялась из подземелья на первый этаж. Вспомнились мудрые рассуждения чтецов-просветителей, и состоявшийся десять минут назад разговор уже казался не то наваждением, не то розыгрышем.

Ей вернули вещи, она снова стянула волосы тесемкой на затылке.

– Ты должна поторопиться, и вот это не забудь, понадобится.

Зинта поблагодарила и пристегнула к поясу фляжку с травяным отваром.

Старшая жрица вышла вместе с ней во двор. При свете дня стало видно, что иссиня-черная ткань ее одеяния кое-где заштопана, а цветные нити фрактальной вышивки поблекли.

– Спасибо вам за доброту, госпожа. Так я должна идти прямо на запад?

– Не идти, а бежать со всех ног, иначе можешь не успеть.

Поклонившись на прощание обветшалому каменному храму, Зинта зашагала по улице. Куда «не успеть» – к развилке? Гм… Похоже, что Улгер ее сегодня дома не дождется.

Осенило ее после второго перекрестка. Для чего может понадобиться фляжка с целебным отваром? Что Зинта Граско умеет делать лучше всего?

И в каком случае лекарь может «не успеть»? В одном-единственном…

Задумчивость с нее как ветром сорвало. Зинта ускорила шаг: нет уж, не успеть на помощь пациенту – этого она не может себе позволить.

Как бы наш мир

Это чертово городище называлось Олле’Кулаун-Пьяго. Сумасшедшее нагромождение каменных блинов занимало три квадратных гигола, если по-местному, или около двух квадратных километров, если по-человечески. Словно какой-то обкурившийся великан соорудил из расплющенных валунов не пойми что, а потом ушел, позабыв о своих игрушках.

Сабен перед дельцем нажевался заначенного чирхменя и разнылся, что ему здесь не нравится. Мол, все тут какое-то хлипкое, отсюда можно провалиться черт-те куда, и он-де чует свою смерть. Приехали, называется. Это камни-то ему «хлипкие»! По причине очевидной невменяемости пистолет Сабену решено было не давать, а то мало ли, что еще ему втемяшится.

Пистолетов грымза добыла три штуки – два лазерника и поеденный ржавчиной антикварный револьвер.

– Не забудьте про контрольный выстрел в голову, – напутствовала она генеральским тоном, оглядывая своих наемников брезгливо и придирчиво. – Он всегда делает назло, если не добьете – выползет, позовет на помощь и устроит нам неприятности. Заказ будет считаться выполненным после того, как его мозги расплещутся лужей, чтобы их можно было собрать только половой тряпкой.

Во завернула… Лютая баба, чем дальше, тем больше они в этом убеждались. Графиня Жозефина Мангериани любила фильмы о пиратах, каждый вечер крутила их перед сном у себя на втором этаже, и наверняка ей хотелось самой ходить в рейды, брать заложников, выколачивать выкуп, взрывать ограбленные корабли. Завидует небось, когда в кино про это смотрит.

– И хоть расшибитесь всмятку, но заберите письмо, – добавила она напоследок.

Насчет письма – это был ее специальный трюк, чтобы заманить внука в Олле’Кулаун-Пьяго, в ту его часть, где не разгуливают туристы и нет вездесущих леталок с видеокамерами.

Коповские зонды хуже саранчи. Чего там, прихлопнуть парня можно и в городе – если без разницы, будешь потом жить в свое удовольствие, тратя гонорар, или вскорости окажешься за решеткой. И для грымзы, и для четверки гастарбаев разница была. А приборов и знаний, которые позволили бы одурачить полицейскую систему слежения, у них не было, поэтому решили разобраться с пацаном в глухой загородной местности, где нет видеонаблюдения. Другой вопрос, что могло бы там понадобиться Эдвину Мангериани, но заказчица эту проблему решила – подбросила ему письмецо якобы от рыжей Мар.

Хитро сообразила: девчонка в больнице, и ее оттуда не выпустят, пока не закончится курс лечения, а если она позвонит Эдвину или пошлет сообщение с предложением встретиться – могут перехватить, поэтому Мар будто бы написала письмо на бумаге и передала с посыльным. Графиня наняла темнокожего остроухого пацаненка, велев ему сказать, что он племянник больничной санитарки. Бугор после проворчал, что грымза стратег, ей бы и вправду пиратскими делами ворочать. Такая не то что шалопая-внука – президента какой-нибудь планеты или галактической корпорации ликвиднет так, что секьюрити только руками разведут.

– После дельца ни шиша не пьем и не жуем у нее в коттедже, – Труш об этом уже толковал, но теперь, впечатлившись, решил на всякий случай повторить. – Станет угощать – не берите, только делайте вид. Хавать будем в городе, а кто захочет горло промочить – дуй до забегаловки или до питьевого фонтанчика. А у нее ни газировки из бутылок, ни воды из-под крана, ни-ни. Все поняли почему?

Чего уж тут не понять.

И он же, Труш, спросил у хозяйки:

– А внук ваш туда придет? Надо быть придурком, чтобы сорваться и побежать на свидание к сопливой малолетке, которая тебе письмо написала на бумажке, словно в историческом кино.

– К этой – придет! – Глаза грымзы, цветом напоминавшие тусклую рыбью чешую, победно сверкнули. – Он и есть придурок. Он помешан на их семейке. Странная семейка, все ненормальные, а он к ним так и льнет, хотя его там не сильно жалуют.

– Точно ненормальные, раз отпускают малолетку одну, еще чего-нибудь не того случится, – поддержал разговор Рухлян.

– Она под охраной, – заказчица зыркнула на него с подозрением. – Что-то засекреченное, непонятно что, ее отец служит в Космополе, вот и устроил для своей дочери. Если кто-то к ней сунется с нехорошими целями, попадет или в психушку, или в реанимацию, уже бывали случаи… Так что не лезьте к ней, а то и себе, и мне нагадите.

– Мы и не собираемся, – с укоризной покосившись на младшего товарища, заверил Бугор.

Они изнывали в засаде на краю Олле’Кулаун-Пьяго, и Рухлян думал о том, что хорошо бы все это поскорее закончилось, промелькнуло бы за секунды, как в кино. Он еще ни разу не убивал людей, и ему было порядком не по себе. Начал думать о приятном: вот получат они с грымзы деньги, и он не станет попусту шиковать, потратит честно добытую мазуху на освоение какой-нибудь нужной специальности, а остальное отложит на дальнейшее обустройство. Он же не собирается всю жизнь болтаться в миграх. Где-нибудь осядет, как представитель востребованной профессии, получит визу, женится на красивой длинноногой блондинке, но не на всякой, а чтобы с ней можно было душевно поговорить, чтобы она была хороша в постели и умела готовить не хуже кухонного автомата. Уйдя с головой в эти приятные планы, он на мгновение даже забыл о том, зачем пришел сюда вместе с подельниками. Невмоготу столько ждать… АСабен сидит напротив с такой физиономией, словно и вправду чует свою смерть. Жалко беднягу, если он не жилец, зато Рухлян будет жить долго и небедно, сегодняшнее предприятие – его первая ступенька к достойному существованию.

Пыльные камни до того разогрелись на солнцепеке, что дотронуться – и то горячо. Явственно пахло чем-то сухим, будто сброшенная кожа, и в то же время по-звериному ярким и острым, как в террариуме. Ящерицами, наверное, хотя не было видно ни одной ящерицы.

Бугор размышлял о том, что парень, скорее всего, не появится, чего он тут потерял? Ничего, хоть тресни. Досадно, если сегодня все обломается, уж больно местечко подходящее. Вряд ли кому-то придет в голову, что убийство было заказным. Спишут на то самое, о чем грымза говорила своей приятельнице, на опасные порочные связи несовершеннолетнего поганца. Разборки на почве ревности и все в этом роде. Тьфу. Главное – забрать письмецо, чтобы ничто не порушило эту версию.

Над сияющим горизонтом неспешно ползло темное пятнышко, словно жук по стеклу, – межматериковый грузовоз. На большой высоте скользили и другие машины-мошки, но внизу было пусто, и ни одного коповского видеозонда. Платежеспособные туристы паслись на другом краю циклопического каменного городища, здесь даже их голосов не было слышно.

Сабену становилось чем дальше, тем хуже, скверное предчувствие клещом вцепилось в его душу. На всякий случай он мысленно попросил прощения за свои грехи и постарался настроиться на благостный лад. Чирхмень – не просто дурь. Шаманы коренного народа Беоры, странного, малорослого и малочисленного, жуют его, чтобы узреть невидимое. Окружающее казалось Сабену зыбким и шатким, будто стоишь на мостках из гнилых досок или растрескавшегося пластика, и все это хозяйство под ногами ходит ходуном. Один неверный шаг – и провалишься. Не под землю, а вовсе непонятно куда, уж такое тут место. Беорские туземные шаманы сказали бы, в чем дело, если бы захотели, они в этих вопросах ушлые. Когда Сабен попытался предупредить товарищей, его обругали торчком.

На источающих горьковатый аромат травянистых кустиках смирно сидели членистые насекомые длиной с мизинец. То ли грелись на солнце, то ли подстерегали добычу, которая все не шла и не шла, совсем как Эдвин Магериани.

Трушу мучительно хотелось курить, не мог он без этого, но тогда вся маскировка псу под хвост. Он для себя решил, что главная роль за ним. Ему, в отличие от подельников, уже доводилось убивать – чтобы добыть чуток денег на курево, а то и ради пачки сигарет, но в те разы все происходило вдругорядь, и пожива была невелика, а сейчас кусок предвидится жирный. Опыт – великая штука, Труш чувствовал себя почти профессионалом. Заскорузлые пальцы привычно лезли в карман – вытащить окурок, но он понимал, что нельзя, и его руки суетливо шевелились, а спекшееся смугловатое лицо оставалось неподвижным.

Слепящее солнце ползло к зениту, отнимая у четверки гастарбаев остатки тени.

Золотисто-изумрудный двухместный «Сюрикен», разрисованный под чешую, пошел на снижение. Его машинка.

Он сел не на площадку внутри исполинской короны из желтовато-серого песчаника, с источенными временем покосившимися зубьями, а в стороне, за причудливым каменным столпотворением. В письме было сказано, чтоб на площадку, но Эдвин Мангериани стремился оправдать свою репутацию стервеца и в принципиальных вопросах, и по мелочам.

– Окружаем клиента, – деловито распорядился Бугор. – Вы, если чего, стреляйте, а если его встретим я или Сабен – отвлекаем разговорами, пока не подтянутся остальные. Понял, Сабен? Пошли!

Лазерники он отдал Трушу, который обмолвился, что у него есть опыт, и Рухляну, молодому, зоркому и смышленому. Себе оставил ржавый револьвер. С умыслом: если их возьмут, суд учтет степень участия каждого, и тот, кто не убивал, получит меньший срок. Бугор всегда отличался дальновидностью. Древний револьвер годился только на то, чтобы пугнуть противника, а жать на курок этой сомнительной штуки обойдется себе дороже.

Петляя среди пышущих полуденным жаром глыб, они двинулись туда, где посадил свой пижонский «Сюрикен» Эдвин Мангериани. Лишь бы пацан не понял и не сбежал.

У Сабена живот подвело от ужаса. По-настоящему подвело, до сортира бы продержаться, но сортира тут не было, и он с отчаянным всхлипом сполз на корточки у подножия кособокой каменной орясины. Понял, что расстегнуть «молнию» и стащить джинсы попросту не успеет. Обделаться перед смертью – это позор, но хотя бы не грех. У него теперь есть веская причина, чтобы не участвовать в расправе, и он не отяготит свою душу убийством, а штаны потом застирает в зеленовато-бурой речке с тростниковыми берегами, протекающей неподалеку от Олле’Кулаун-Пьяго. Если останется жив.

Потеряв из виду товарищей, Рухлян пробирался среди пыльных мегалитов наугад. Ему-то и повезло, если это можно назвать везением. Совсем рядом он услышал негромкий голос:

– Мар, ты где?

Под ногой у Рухляна, словно в ответ, хрустнул камешек.

– Ты напрасно смылась из больницы. Ты написала, что хочешь рассказать мне что-то важное… Хватит изображать прячущегося сфинкса, выходи!

Рухлян осторожно выглянул из-за камня – и увидел его. Эдвин тоже его увидел и отскочил раньше, чем гастарбай успел нажать на спуск. Он оказался сложным клиентом.

Убить плохого парня – это хорошо. Заткнув этим доводом свою некстати встрепенувшуюся совесть, Рухлян направился в обход. Он старался войти в азарт, почувствовать себя охотником, и это почти получилось, когда что-то тяжело ударило в голову. Или голова сама собой стукнулась о камень?.. Кто-то помог Рухляну опуститься на землю, он машинально ощутил благодарность, а потом перед глазами блеснуло лезвие ножа. Впрочем, оно сразу же исчезло из поля зрения, чтобы предупреждающе впиться в горло.

– Говори тихо. Что вам от меня нужно?

– Ничего, – выдавил растерявшийся Рухлян.

– А Марсия где?

– В надежном месте. С тобой хотят поговорить, и потом ее отпустят, понял?

– Как вам удалось до нее добраться?

– Из больницы забрали. Подкупили там кое-кого, не проблема.

Рухлян блефовал, припоминая кино с похожими ситуациями. Заговорить ему зубы – и рвануться, отобрать назад свой лазерник и нож заодно… Это же всего-навсего шестнадцатилетний пацан, не какой-нибудь профи.

– Из какой больницы? – вкрадчиво поинтересовался Эдвин.

От него пахло дорогим парфюмом, стыд и срам для парня.

– Из той, куда ее положили. Ты чего, придурок?

– А в какую больницу ее положили? Напомни, сделай одолжение.

– Сам знаешь.

– Я-то, может, и знаю… Как вам удалось пройти мимо телохранителя Мар?

– Ее телохранитель уже покойник, – нашелся гастарбай.

– Что верно, то верно, только он уже шесть лет как покойник. Кто вас нанял?

Малость сбитый с толку, Рухлян все же решил, что пора, парень ждет ответа на вопрос, а не атаки. Он рванулся – и прижатое выше кадыка лезвие пропороло кожу.

– Ты бы не дергался, а то порежешься. Как мы выяснили, Марсии у вас нет, поэтому предлагаю сделку: ты мне скажешь, кто вас нанял и подделал письмо, а я тебя не зарежу, мирно разойдемся в разные стороны.

Рухлян воспрянул духом: ага, разойдемся, после снова сойдемся… Где-то рядом еще Бугор с Трушем!

– Твоя бабка. Не любит она тебя.

– И почему я не удивлен? – с надрывной мальчишеской иронией процедил Эдвин.

Вслед за этим горло Рухляна пронзила острая боль, и он попытался закричать, но вырвался лишь булькающий хрип. Не мог он больше кричать! Завалившись навзничь, он увидел над собой Эдвина Мангериани, худощавое лицо в обрамлении длинных пурпурных волос, тот смотрел на свою жертву с любопытством и легкой напряженной улыбочкой. Только что ведь сказал, что не зарежет… Соврал. И улыбается. Он из тех совсем отмороженных юнцов, которые куда опасней матерых бандитов. Сияющий тропический полдень начал неумолимо меркнуть, и Рухлян еще успел подумать, что это несправедливо, неправильно, это же Сабен с его предчувствиями должен был умереть, а вовсе не он…

Когда подоспели Бугор и Труш, он уже ничего не видел.

Обнаружив товарища в луже крови, с располосованной глоткой, Бугор угрюмо выругался, а Труш, не тратя времени на слова, шагнул вбок, за мегалит. Подельник, спохватившись, последовал его примеру. Пистолета возле трупа не нашлось – стало быть, убийца его прибрал, и теперь они на равных. Бугру подумалось, что идея вооружиться ржавой железкой, а лазерник отдать Рухляну была, пожалуй, не самая здравая. Еще и Сабен куда-то запропастился. Возможно, тоже валяется с перерезанным горлом. Все Мангериани – изверги психованные.

– К машине, – окликнул Труш. – Он сейчас попробует смотаться.

Эдвин не успел добраться до «Сюрикена», они его опередили. Когда он появился из-за мегалита, настороженный, с пистолетом в руке, Труш сразу выстрелил, переключив лазерник в режим «широкого луча» – заряд расходуется быстро, но риска промазать куда меньше, чем при точечной стрельбе.

Труш и не промазал. Парень метнулся в сторону, донесшийся из-за камней крик известил о том, что его зацепило.

Крик оборвался, и снова вступила в свои права вязкая знойная тишина.

– Скопытился, – удовлетворенно проворчал Труш, доставая из кармана окурок. – Пошли, добьем гаденыша.

– И письмо заберем, – с облегчением добавил Бугор.

За ближайшими камнями Эдвина не оказалось, только пистолет валялся на сухой, как асфальт, земле. И за следующими камнями тоже никого, но где-то же он есть! Забился, стервец, в какую-то щель, чтобы там потерять сознание. Факт, что он в отключке, иначе его было бы слышно, лазерный ожог – это тебе не ссадина.

Они долго его искали. Позже объявился Сабен, он был без штанов, в одних испачканных плавках, и от него скверно пахло. Держась втроем, они осматривали все подряд расщелины, заглядывали под каждый нависающий козырек, но Эдвина Мангериани нигде не было.

Мир Сонхи

– Учитель, а древний маг смог бы победить Шуппи-Труппи?

– О древних магах, Дирвен, рассказывают много небылиц. Возможно, смог бы, возможно, нет. Смотря какой маг, среди древних тоже попадались разные.

– А если это самый сильный древний маг?

– Гм… Не утверждай безоглядно того, что не можешь проверить на практике – хороший принцип, советую взять на вооружение.

– Учитель, а куда делись древние маги?

– Ушли из Сонхи в другие миры.

– Почему?

«Потому что настырные ученики задавали им слишком много вопросов!»

Этого Суно вслух не сказал. Обзавелся учеником – развивай его неокрепший ум, никуда теперь не денешься.

– Их беда заключалась в том, что они, в отличие от нас, не были коллективистами. Каждый за себя, каждый сам по себе. Одиночке взбредет в голову все, что угодно, и никто его не остановит. Одни ушли, чтобы сгинуть в безднах Несотворенного Хаоса, другие заблудились среди несметного множества чужих миров. Кое-кто остался в Сонхи, но их времена давным-давно закончились.

– А что будет, если вдруг какой-нибудь древний маг вернется?

– Ну что ж, придется ему отвыкать от индивидуализма и приспосабливаться к жизни в коллективе.

Он погрешил против истины. Не придется. Да и жизнь у такого мага-возвратника будет весьма незавидная – при условии, что прозябание в Накопителе можно назвать жизнью.

Суно побывал там всего однажды, после того как был принят в Большой Внутренний Круг Светлейшей Ложи.

Темноватый зал, подавляющий своими размерами. На каменном полу выложены золотой плиткой руны Отъятия и Перенаправленности. Ступенчато, в несколько ярусов, нависают круговые галереи с ячейками-кельями. Большая часть ячеек пустует: магов, чья сущность старше десяти тысяч лет (условие, при котором маг официально считается древним), не так уж и много. Меньше, чем хотелось бы. На дверях келий, где есть постояльцы, горят в водянистом полумраке все те же золотые руны, и от их сияния в желудке зарождается тошнота, а мышцы пронизывает мелкая, на пределе, дрожь. По крайней мере, такие ощущения испытывал во время той экскурсии Суно Орвехт.

У каждого государства есть Накопители, и выявленных древних магов содержат там ради всеобщего благоденствия. Обычная мера – усекновение конечностей, но обученные служки заботятся об узниках и лишних страданий им не причиняют, ведь те приносят пользу: маги-коллективисты черпают их силу, когда возникает в том нужда. Эти подробности известны лишь посвященным, а в народе насаждаются слухи, будто Накопители, снаружи похожие на огромные пирамиды, – что-то вроде монастырей, где древние занимаются некими таинственными исследованиями. Необходимый обман ради благой цели, ведь когда в Сонхи рождается новый маг или появляется очередной возвратник, не сразу можно определить, из древних он или нет и какое будущее его ждет: присоединение к коллективу либо Накопитель.

На то, чтобы выяснить, кем была та или иная сущность в своих прошлых рождениях, уходит около двух лет, и нельзя допустить, чтобы вернувшийся узнал правду раньше времени – ради его же собственного душевного равновесия и во избежание осложнений. Суно, которому перспектива превратиться в обрубок и провести всю оставшуюся жизнь в ячейке Накопителя никоим образом не угрожала, и то был потрясен и угнетен. Но иначе нельзя, древние маги – источник силы, без которой людское волшебство придет в упадок.

– Это правда, что они в одиночку открывали Врата в чужие миры, или в междумирье, или даже Врата Хаоса?

– По крайней мере, так утверждается в старинных источниках, но Врата Хаоса – это, скорее всего, легенда.

Орвехту припомнилась «Песнь о прекрасной и премудрой чародейке Венусте, отворившей Врата Хаоса во избежание великого зла, сложенная ей во славу Айваром-песнопевцем». Фрагменты древней книги, найденные при раскопках и расшифрованные языковедами. Почтенные археологи утверждали, что этому раритету по меньшей мере несколько сотен тысяч лет.

Сохранилось лишь начало текста, где Айвар-песнопевец с интимной восторженностью превозносил прелести премудрой чародейки. По какому поводу она открыла Врата Хаоса и в чем заключалось предотвращенное великое зло, оставалось только гадать. Кое-кто из исследователей придерживался мнения, что «Врата» – это вычурная фривольная метафора: опус Айвара, до последней запятой эротический, повествует о том, как влюбленный песнопевец добивался благосклонности прекрасной Венусты и наконец получил желаемое.

Суно решил, что, скорее всего, так оно и было. Он бы тоже не прочь добиться благосклонности… Ему хотелось впустить в свою душу весеннее томление, увлечься какой-нибудь хорошенькой и в то же время достойной женщиной. Не просто переспать, а именно увлечься, чтобы их отношения были окутаны романтическим флером.

Как и всякий вышколенный маг Светлейшей Ложи, он умел до определенной степени контролировать свои душевные движения, но в этой потребности не было ничего предосудительного, она заслуживала удовлетворения. Да только здесь и сейчас, на пролегающей через голые поля пустой дороге, ни одной подходящей кандидатуры. Вместо очаровательной спутницы, ласковой, чуть ироничной, по-женски мудрой, снедаемой взаимным томлением, шагает рядом ученик, на которого глаза бы не смотрели, и вопросы из него так и сыплются, как горох из порванного мешка.

– А ту дверь на берегу моря с другой стороны никто не откроет?

– Никто. Коллектив магов запечатал ее так, что никакому демону не под силу сорвать печати и разбить запоры.

– А если вдруг…

Зазевавшись, Дирвен запнулся, упал и рассадил колено, а его пестрый вязаный шарф, купленный в деревне, обмакнулся концом в лужу.

– Не считай чаек в небе, – невозмутимо посоветовал маг.

Они двинулись дальше, мальчишка морщился и прихрамывал. У Суно после экзорцизма не осталось сил, чтобы оказать ему помощь. Ничего, потерпит.

– Это все Рогатая Госпожа, везде ее каверзы, – угрюмо процедил Дирвен.

– Сделай одолжение, не поноси Госпожу Вероятностей. Развилки – не рога, и не ее вина, что ты не смотришь под ноги.

– Из-за нее все случилось, – совсем тихо, но с непримиримым ожесточением пробормотал мальчишка.

– Заблуждаешься. Она ничего не подстраивает, она всего лишь предлагает возможности, а какую из них ты выберешь, зависит от тебя самого.

Миловидное веснушчатое лицо Дирвена стало замкнутым, губы сжались, глаза сердито сощурились.

– В твоем случае проявлением развилки было то, что свидетельницей вашей с мамой ссоры стала девица-осведомитель Крейса Винанглиц, – продолжил маг, не обращая внимания на его насупленный вид. – Но когда ты отвечал на вопросы в суде, Двуликая ничего не нашептывала тебе на ухо, ты сам решал, что скажешь. Подумай об этом.

Юный амулетчик промолчал. Орвехт отметил, что выразительно молчать он умеет. Не иначе, врожденный талант.

«Нечего все валить на Госпожу Вероятностей. Когда ты на суде из-за мелочной обиды покривил душой и подтвердил, что твоя мать не позволяла тебе быть счастливым и заставляла тебя работать с утра до вечера, это, милый мой, было твое собственное предательство, богиня тут ни при чем. Да, тебе тогда едва сровнялось десять лет. Но если ты не поймешь, что сам был кузнецом своих неприятностей, ты будешь раз за разом повторять те же ошибки и в свои нынешние пятнадцать, и в двадцать, и в тридцать. От себя никуда не денешься».

Оскорбленное молчание Дирвена Корица прервалось самым незатейливым образом. Мальчишка уставился вдаль, разинул рот, а потом с опаской вымолвил:

– Учитель, это кто – древний маг или демон?

– Ни то, ни другое, – спокойно отозвался Орвехт, пряча усмешку. – Это лекарь под дланью Тавше спешит на помощь больному либо раненому.

– Жабануться, как быстро бежит!

– Нет, Дирвен, он пока еще не бежит, а всего лишь идет, как мы с тобой. Если он побежит, стороннему наблюдателю покажется, что он мчится со скоростью ветра. Так называемый летящий шаг. Тавше Милосердная даровала эту способность своим избранным служителям, чтобы они вовремя успевали к тем, кто нуждается в помощи.

Вместо того чтобы пронестись мимо, человек в серо-зеленом лекарском одеянии перешел на обычную походку, остановился и поздоровался:

– Доброго пути вам, доброжители!

– И вам доброго пути, доброжительница, – ответил Суно по-молонски, сделав Дирвену знак помалкивать.

– Не знаете ли вы, нет ли поблизости кого-нибудь больного или пострадавшего?

Приятный молодой голос. Лицо перемазано пылью, но видно, что лекарка недурна собой. Ясные серые глаза смотрят решительно и немного тревожно.

– Увы, не знаю. Если вы идете на «зов боли», вы скоро сами найдете своего пациента.

– Пока я не чувствую зова, но мне было сказано, что я должна идти в этом направлении. – В ее глазах усилилась непонятная тревога и как будто проплыла тень растерянности. – У этого юноши что-то болит, но вряд ли меня послали к нему…

– Он разбил колено. Если вы посмотрите, в чем дело, я заплачу вам, во славу Тавше.

Повинуясь жесту мага, Дирвен закатал штанину. Колено распухло, посередине багровел кровоподтек. Изрядно приложился. И ведь не жаловался… Гордый.

Лекарка обработала ушиб мазью из склянки и сделала повязку.

Глядя на ее руки с не слишком тонкими, но изящными и ловкими пальцами, на гладко зачесанные светлые волосы, собранные на затылке в небольшой хвостик, на женственные округлости, Суно ощутил не то чтобы вожделение, а скорее, готовность к нему, приятную истому в крови. Он мог бы увлечься этой девушкой, если бы им было по дороге, но лекарка, закончив с коленом Дирвена, забросила на плечо свою потрепанную сумку и отправилась дальше – напрямик через незасеянное поле, в ту сторону, откуда пришли Орвехт с учеником.

А жаль: если бы можно было сманить ее с собой в Ларвезу, это было бы дело не менее благое, чем вербовка юного амулетчика. В Молоне лекарей, над которыми Тавше простерла свою длань, пруд пруди, зато в Ларвезе такие наперечет. Нравы не располагают: сребролюбивым ларвезийским врачевателям недостает милосердия и самоотверженности. Если бы девушка не спешила по своим делам, если бы согласилась отправиться вместе с ними в чужую страну и проявила интерес к романтически настроенному магу не первой молодости… Но что толку грустить по облаку, уплывшему за горизонт?

– Учитель, а древний маг, если бы какой-нибудь вдруг вернулся, смог бы совсем убить Шуппи-Труппи? – снова принялся за свое Дирвен.

– Убить – не смог бы. Ты же сам видел, внушительный коллектив опытных экзорцистов, которым кое-что подсказала Светлейшая Ложа, сумел всего лишь выдворить Шуппи-Труппи за грань нашей реальности. Убить эту тварь никому не под силу, даже если сотня магов соберется вместе. Перестарались молонские коллеги… Одиночка тем более ничего не смог бы сделать. Легенды безмерно раздувают могущество древних, но следует помнить о том, что это сплошная гиперболизация.

– А что такое гиперболизация?

– Литературный прием. Преувеличение чьих-то качеств, чтобы произвести впечатление на читателя или слушателя. Ты ведь уже не маленький, чтобы верить сказкам.

– А в чем перестарались молонские коллеги?

– Гм… Во многом, пожалуй.

Суно засомневался, стоит ли делиться с мальчишкой своей версией, представляющей почтенных магов-доброжителей безответственными маразматиками, которые «навалили посреди двора кучу и не сноровили за собой убрать», как выражаются ларвезийские крестьяне. Вместо дальнейших пояснений он строгим тоном осведомился:

– Кстати, Дирвен, что значит «жабануться»?

– Ну, стать как жаба, когда чему-то сильно-сильно удивляешься и глаза выпучены… Так говорят. А в Ларвезе разве так не говорят?

Суно не успел ответить. Поймав отголосок беззвучного грохота, он содрогнулся от пришедшей вслед за тем ударной волны магического возмущения. С запада. С той стороны, где был совершен экзорцизм.

Дирвен ничего не почувствовал, он ведь амулетчик, а не маг, эти ощущения для него недоступны. Несколько раз моргнув, он с беспокойством в пытливых светло-зеленых глазах уставился на побледневшего учителя.

– Подожди… – с трудом выдавил Орвехт. – И помолчи!

Прибегнув к магическому зрению, он увидел, что запечатанную и заклятую дверь на берегу моря, фигурально выражаясь, вынесло – вместе со всеми печатями и заклятиями, и вдобавок на пустынном пляже сцепились в рычащий клубок, словно рассвирепевшие коты, какие-то сущности. Похоже, что одна из них – Шуппи-Труппи. С каким демоном эта окаянная тварь подралась, Суно разобрать не успел, его силы иссякли, а мага-кормильца, способного зачерпнуть из Накопителя и подпитать коллегу, рядом не было.

– Учитель, что случилось? – испуганно поинтересовался Дирвен.

– Пойдем, – утирая со лба испарину, произнес Орвехт. – Колено тебе подлечили, так что шагай побыстрее. Нам надо успеть в деревню Милаж к вечернему поезду, который идет к Конскому заливу. Давай-ка поторопимся!

Экзорцисты выполнили свою задачу безупречно, за это он мог бы поручиться. Оплошали специалисты по Вратам, Шуппи-Труппи ухитрился вернуться обратно из-за их ляпсуса. Возможно, промах был мелкий: допустили незначительную погрешность в заклинании, оставили крохотную щелку – но этого хватило, чтобы все пошло насмарку… Что ж, им теперь и держать ответ за неудачу, а Суно Орвехт сделал ту работу, ради которой его командировали в Молону, и должен вернуться в резиденцию Светлейшей Ложи для отчета. Если молонская Палата Попечителей захочет вновь воспользоваться его услугами, Ложа заключит новый контракт и возьмет за это отдельную плату.

Вдали, под затянутым белесой облачной дымкой небом, уже показались домики Милажа. Орвехт ускорил шаг и с легким раздражением поторопил Дирвена, которому было невдомек, насколько для них важно поскорее пересечь ларвезийскую границу.

Мир Сонхи

У Зинты было время, чтобы одуматься. Выпросила у богини Вероятностей невесть что. Ага, интересную жизнь! Теперь ей казалось, что она сгоряча отколола несусветную глупость и надо бы повернуть обратно, пока не поздно. Пусть все будет, как раньше – безотрадно, зато привычно и без особых треволнений. Но сначала она все-таки должна выполнить поручение Госпожи Развилок. Вернуться в Апну, отказавшись от перемен, можно будет и после этого: развилка на то и развилка, что у тебя есть выбор.

Зинта шагала с самого утра, почти не отдыхая, и вся перемазалась пылью. Весенней порой, когда снег уже растаял, а зеленые стебли из земли еще не полезли, хонкусы, пылевой народец, повсюду носятся и вьются, водят бешеные хороводы, норовя запорошить глаза прохожему. Вдобавок она разогрелась и взмокла, «летящий шаг» позволяет преодолевать с нечеловеческой скоростью большие расстояния, но не избавляет от необходимости затрачивать усилия: хочешь двигаться вперед – беги или иди, иначе никуда не попадешь.

А встреченный на дороге маг – чужестранец, судя по акценту и вытканной на мантии незнакомой эмблеме, – так на нее глядел, словно не заметил, до чего она потная и грязная. Зинта невольно улыбнулась. Когда на нее так смотрели, словно потаенный цветок у нее в душе раскрывал лепестки, обычно печально свернутые, и она чувствовала себя красивой. Жаль, что оказалось не по пути… Хотя маг с учеником все равно бы за ней не угнались.

Она миновала деревню, задержавшись лишь затем, чтобы выпить кружку воды и выяснить, нет ли здесь больных. Нет, благодарение Тавше, все здоровы, разве что чирей на неудобном месте у старостова племянника… Рассудив, что вряд ли Двуликая Госпожа отправила ее в путь ради чирья на заднице, Зинта вручила страждущему склянку с мазью и двинулась дальше.

Далекий «зов боли» она поймала посреди вересковой пустоши, еще до того, как деревня скрылась за восточным горизонтом. Вот это уж наверняка ее пациент!

Зинта сорвалась на бег, послав мыслевесть: «Я иду, держись!» Даже если он не разберет слов, пусть хотя бы почувствует прилив надежды, это поможет ему дождаться помощи.

Ожог и рваные раны, присутствует магический фон – это все, что удалось определить на расстоянии. Пострадавший находится на грани агонии, но он молод, полон сил и отчаянно цепляется за жизнь. Последнее хорошо, они будут заодно. Зинта мчалась, не чуя под собой ног, и могла бы сейчас поспорить в скорости с самим Псом Харнанвой – Господином Восточного Ветра.

Остался позади разреженный сосновый перелесок, заросший понизу вереском. Впереди, за невысокими холмами, блеснуло море с уже соткавшейся сияющей дорожкой, уводящей на запад. На берегу виднелся одинокий кособокий домик или, скорее, сарай, сооруженный горе-мастером, и под стеной ничком лежал человек.

Зинта ахнула, увидев, что его голову облепила ехниура – ядовитая морская тварь с массой длинных и тонких пурпурных щупалец, прорастающих в плоть жертвы, чтобы вытянуть жизненные соки. Чуть не запнувшись о большой ком водорослей, оказавшийся неожиданно твердым, словно кочан капусты, она присела рядом с парнем, поспешно наматывая на руку полу плаща, чтобы поскорее оторвать хищную гадину… И в следующий момент осознала свою ошибку.

Волосы. Это всего лишь волосы. Длинные, спутавшиеся, дикого пурпурного цвета – точь-в-точь щупальца ехниуры. Немыслимо, чтобы молонский доброжитель разгуливал с такой прической… Должно быть, он чужестранец. И хороша была бы Зинта, если бы вместо лекарской помощи первым делом оттаскала пострадавшего за шевелюру!

Одет слишком легко для прохладного весеннего дня и в придачу диковинно, в Молоне такой одежды не носят: штаны из плотной переливчато-синей материи, простроченные вдоль швов золотой нитью, шелковая черная рубашка с золотистым отливом. Все это изодрано, окровавлено, словно парень подвергся нападению рассвирепевшего животного, которое рвало его зубами и когтями. Или, скорее, демона – от ран так и несло магией. Угасающей магией, да и сами раны медленно, но верно затягивались – это означало, что потусторонняя тварь, едва не растерзавшая человека, уже нашла свой конец.

С ожогом дела обстояли хуже: на левом плече от ключицы до локтя кожа спеклась и побагровела, а короткий рукав рубашки склеился с опаленной плотью и тянулся вязкими нитями, как будто ткань превратилась в черный кисель, – Зинта никогда еще не видела ничего подобного. Наверняка и тут без волшебства не обошлось, но ожог казался «чистым», без остаточного магического фона.

Еще одна странность – одежда на нем была сухая, хотя напрашивалось предположение, что он, скорее всего, спасся при кораблекрушении, кое-как доплыв до берега.

Зинте было не до размышлений, откуда он взялся. Сбросив с плеча сумку, она мельком взглянула на валявшийся рядом клубок темных водорослей – и обнаружила, что клубок водорослей тоже на нее смотрит.

Грязновато-желтые глаза, один из мертвых зрачков наполовину закатился под верхнее веко, второй, словно тусклая бусина, застыл в уголке возле переносицы…

Оцепенев, лекарка уставилась на уродливое обезьянье личико с негодующе разинутым в последнем крике зубастым ртом. Голова Шуппи-Труппи. А вон и остальное лежит на гальке – поросшее неопрятной сиво-бурой шерстью туловище-бочонок о шести конечностях, с загнутыми желтоватыми когтями на скрюченных пальцах. На когтях запеклась кровь.

Бросившись к пациенту, Зинта вначале не удосужилась посмотреть по сторонам.

Шуппи-Труппи был несомненно и бесповоротно мертв, поэтому все пострадавшие от него дети должны в одночасье выздороветь, их раны закроются, рубцы бесследно исчезнут. Погибших не вернуть, но с теми, кого Зинта никак не могла окончательно вылечить, теперь все будет в порядке. Только знать бы, что за демон оторвал голову Шуппи-Труппи и где он пребывает сейчас?

Лекарка настороженно огляделась, но не увидела никого, кроме нескольких чаек. Кем бы ни был монстр, растерзавший треклятую обезьяну, он, похоже, ушел. И не тронул парня с пурпурными волосами, что чуть-чуть успокаивает. Иным чудовищам куда больше удовольствия подраться с кем-нибудь из себе подобных, чем нападать на людей – слабых и неинтересных противников. Хотя не этой ли неведомой твари парень обязан своим страшным ожогом?

Зинта вытащила из ножен кинжал Тавше. Венчавший его рукоять зашлифованный камень оставался тусклым, как заиндевелое стекло в пасмурный день: демонов, упырей, неприкаянных утопленников, злокозненных представителей волшебного народца поблизости не было. Кто бы ни одержал верх над Шуппи-Труппи, он уже далеко отсюда.

Сцепив пальцы в замок на рукоятке, лекарка подняла кинжал над головой, острием к небосводу, затянутому пеленой перистых облаков, и произнесла ритуальную фразу:

– Тавше, силы твоей прошу!

Без божественной помощи не управиться. Пациент в беспамятстве и в любой момент может безвозвратно уйти в серые пределы Акетиса. Раны закрылись, скоро от них следа не останется, но он потерял слишком много крови – достаточно оглядеться вокруг, чтобы в этом убедиться. Кровь Шуппи-Труппи, тоже щедро забрызгавшая и гальку, и дощатую стенку сарая, больше похожа на иззелена-черную слизь, с человеческой не спутаешь. Вдобавок ожог непонятной природы… Выживет ли парень – надвое, но даже в бессознательном состоянии он продолжал бороться за жизнь, словно пытался плыть против мощного течения, которое норовило утащить его туда, откуда нет пути назад.

Просьба лекарки была услышана, и по ее жилам хлынула сверкающая целительная сила. На мгновение Зинта почувствовала себя почти всемогущей, но она знала, что это ненадолго и без отката не обойдется. Не в первый раз.

Прежде всего она ускорила кроветворные процессы. Потом уничтожила заразу, проникшую внутрь, – то, что раны затянулись, не спасало от невидимой невооруженным глазом болезнетворной мелюзги, которая могла вызвать воспаление телесных тканей. После этого Зинта удалила с обожженной кожи ошметки рубашки, которая вместо того, чтобы обратиться в пепел, противоестественно уподобилась то ли расплавленному черному воску, то ли тягучему клею.

Остаток сил она потратила на лечение ожога. Довести процесс до конца не удалось, хоть она и старалась использовать дар Тавше по максимуму.

Перебинтовав пациенту плечо и руку, уложила его на расстеленный плащ, хорошенько укрыла. Он так и не очнулся и по-прежнему был смертельно бледен, но дыхание выровнялось, сердце больше не замирало, словно музыкальная шкатулка, у которой кончается завод.

Лет семнадцать-восемнадцать, не старше. Кожа не то чтобы смуглая, но загорелая – видно, что много времени проводил на солнце. Южанин. Ясно, что волосы выкрашены, у корней цвет другой. Должно быть, что-то ритуальное – о дальних странах Зинта читала всякое, каких только экзотических обычаев там не бывает.

После призыва божественной силы она чувствовала себя скверно. В глазах темнело, руки дрожали – не ровен час, лекарка свалится рядом с пациентом. Еще и есть хотелось до голодных спазмов, тем более что она сегодня даже не завтракала.

Не завалялся ли у него в кармане какой-нибудь сухарь? Вряд ли спасенный обидится… Завалящего сухаря там не было, зато нашлась небольшая продолговатая плитка в обертке из коричнево-золотой фольги, слегка испачканная кровью. Непонятные значки: вроде бы текст на чужом языке, но письменность абсолютно незнакомая, Зинта никогда не видела ничего подобного.

Манящий сладковато-горьковато-пряный аромат. Что бы это ни было, оно съедобно.

Второпях развернув фольгу, она мигом съела содержимое. До чего же вкусно! И что-то напоминает цветом и запахом…

Зинта содрогнулась, когда поняла, на что это похоже. На шоколад. Чтец-просветитель из Отдела Добромыслия однажды приносил и показывал запрещенную сласть, которую ни в коем случае нельзя пробовать, потому что это шаг к индивидуализму, а также неправильное удовольствие и потакание тем порочным наклонностям, которые надо в себе изживать.

Зинта Граско только что стала поедательницей шоколада, но свидетелей тому не было, кроме морских чаек и мертвой головы Шуппи-Труппи.

Она уже отправила мыслевесть в ближайшую лечебницу, оттуда за ними должны прислать повозку. Еще не хватало, чтобы ее застукали на недозволенном… С трудом поднявшись, Зинта добрела до пенной полосы прибоя, опустилась на колени и прополоскала рот соленой морской водой, иначе кто-нибудь может учуять запах шоколада, и тогда ничего хорошего не жди. Рукава намокли. Обертку из фольги она закопала в песок и набросала сверху гальки. Теперь никто не узнает о том, что она совершила преступление.

Покончив с уничтожением улик, Зинта обессиленно уселась на землю. После плитки шоколада она почувствовала себя лучше, но голова по-прежнему кружилась. Выстланное облачным пухом небо приобрело темно-розовый оттенок, солнце готовилось погрузиться в воды Западного океана. Пронзительно кричали чайки, остро и тоскливо пахло морем. Ей хотелось вернуться в Апну.

2. Костяной нож

– Вот чем убили Фрелдона.

Орудие выглядело несерьезно: хрупкий костяной ножик для разрезания бумаги, склеенный из нескольких кусочков. На тусклой коричневатой поверхности еле видной паутинкой проступают трещины. Отдельные части подогнаны кое-как, словно неумелый ребенок смастерил игрушку.

Орвехт поднял взгляд на старшего коллегу Шеро, и тот слегка кивнул, в его усталых глазах со скошенными веками мелькнуло поощрительное выражение: действуй, чего уж там.

Маг осторожно прикоснулся к ножу кончиками пальцев. Непонятно, чьи останки. Не человеческие, но вроде бы и не звериные. Хранят отголосок… Чего – ненависти, тоски, лютого протеста? Да, что-то в этом роде присутствует: чувства, которые существо испытывало перед тем, как умереть. Едва ощутимый магический фон.

Эта штука напоминала Суно опустевший флакон, из которого вылили содержимое. Магия выплеснулась наружу в тот момент, когда убийца нанес удар. Один-единственный удар по руке, тоже смехотворно несерьезный – но проницательный балагур Джамо Фрелдон от этого умер. И если при жизни он был толстяком, то мертвый напоминал скрюченную ссохшуюся мумию, хотя нашли его всего лишь несколько часов спустя.

Ни дать ни взять жертва скандально известного мага-мошенника Чавдо Мулмонга, чья метода «избавляет от низменной пищевой зависимости и дарует истинно аристократическое изящество». Но Мулмонг, за свои аферы приговоренный судом Светлейшей Ложи к бессрочному – разумеется, бессрочному, какому же еще! – заточению в Накопитель, сбежал из Ларвезы, да и не справиться бы ему с таким противником, как Джамо Фрелдон.

– Убийцу нашли?

– Пока нет. Ты его найдешь. Коллегам-землеведам удалось определить, что сей артефакт в недавнее время прибыл в Аленду из Мезры. Возможно, убийца – мезриец, а возможно, и нет. Ну, да здесь уже твой огород начинается, сам разберешься.

Суно медленно кивнул. Разговор происходил в кабинете Шеро, при затворенных дверях. Пахло горячим шоколадом, старой потертой кожей книжных переплетов, птичьими чучелами, тайнами, карандашами из ароматной древесины. Сквозь узкие старинные окна лился солнечный свет, превращая повисшие в застоявшемся воздухе пылинки в чистое золото. Никто из непосвященных не мог бы подслушать, о чем беседуют два не последних мага Светлейшей Ложи, и сделать ненужные выводы.

Посторонним необязательно знать о том, что Суно Орвехт в некоторой степени нравственный урод. Так называемый ущербный маг. Как и вышеупомянутый Мулмонг, как и погибший Джамо Фрелдон, он обладал способностью совершать достаточно весомые магические действия без поддержки коллектива. Но если пройдоха Мулмонг, осознав сие, с радостью пустился во все тяжкие, то Орвехт использовал свои необычные возможности исключительно в интересах Ложи. Можно послать в Мезру группу магов-дознавателей, однако те, кто расправился с Фредлоном, на то и рассчитывают. Делом займется один дознаватель, которому надлежит ускользнуть от их внимания. Группа тоже будет работать, но главным образом для отвода глаз, туда назначили вчерашних студентов, пусть попрактикуются.

Суно, хоть и был несколько удивлен, оставил вопросы при себе: старший коллега сообщил ему, что счел нужным, об остальном он сам догадается… Или – еще вариант – вовсе догадываться не должен.

– Что там стряслось у доброжителей?

– Как мы и предполагали, молонские коллеги сами себя перемудрили, – Орвехт сдержанно усмехнулся. – Состряпали морок для устрашения непослушных детей, а тот оказался кровожадней и мощнее, чем было задумано, и вышел из-под контроля. Во время экзорцизма я снял слепки, любопытные данные. Что было потом, сказать не берусь, я в это время находился далеко и уловил малую толику. Хваленая дверь не устояла, Шуппи-Труппи вернулся и подрался с другой тварью – возможно, они сцепились еще на той стороне и вышибли дверь в процессе. Хороши в Молоне специалисты по Вратам.

Шеро выслушал это, довольно щурясь, отпил из чашки густого, как патока, шоколада, утер бумажной салфеткой расплывшиеся в саркастической ухмылке губы. Оба ларвезийских мага купались в иронии, как в согретой полуденным солнцем заводи: первостатейный конфуз коллег из сопредельного государства несказанно их порадовал.

– Утром мы получили мыслевесть от нашего паянского осведомителя. Шуппи-Труппи издох, победитель оторвал ему голову. Что это была за сущность, так и не выяснили и никаких ее следов не нашли. Быть может, кто-то из богов внял молитвам, такие феномены иногда случаются. Хуже, если это нечто другое и если оно отправилось гулять по Сонхи… Впрочем, могло и убраться восвояси. Единственный очевидец пока не в состоянии ничего рассказать.

– Кто-то из молонских коллег? – заинтересовался Суно.

– Нет, посторонний парень, и явно не молонец. Никто не знает, откуда он там взялся. Лекарка под дланью Тавше нашла его умирающим и оказала помощь. Он лежит в беспамятстве, как очнется, его допросят, и наш человек постарается все вызнать. Дверь в междумирье укрепили и заново запечатали – осрамившиеся коллеги уверяют, что через месяц-другой прореха затянется, словно ее и не было. Ну-ну, посмотрим… Мы уже предложили им помощь наших специалистов по Вратам.

Допивая свой шоколад, Орвехт вспомнил встреченную на дороге сероглазую лекарку с чумазым от пыли лицом. Не о ней ли речь? Что-то в ней его зацепило, и осталось ощущение, что это была женщина для него, а он, глупец, прошел мимо. И ведь можно вернуться туда, разыскать ее… Теоретически можно, но на практике Суно Орвехт завтра же отправится в противоположную сторону – на юго-восток, в Мезру.

– У парнишки-амулетчика, что ты из Молоны привез, и впрямь выдающиеся способности?

– Еще какие. Научить его всему, что потребно знать амулетчику, и через пару лет он будет в числе сильнейших… Гм… Если сам себя не съест без соли.

– Характерец? – понимающе сощурился собеседник.

– Тоже еще какой. Злопамятен, благороден, мятежен, упрям, как сотня ослов. Считает Госпожу Вероятностей своей личной врагиней.

– Тьфу ты, что за страсти! – искренне ужаснулся Шеро. – У него есть хоть одно достоинство?

– При надлежащем руководстве из Дирвена получится амулетчик, который сможет выполнять поставленные перед ним задачи в одиночку. Таких ведь можно по пальцам перечесть.

– Это верно. – На лицо старшего мага наползло пасмурное выражение. – Уже слыхал про Кавиду?

– Нет, а что там?

– Все то же самое. Часть портовых складов и прилегающий бедняцкий квартал – вразнос. У нас была информация о планах Ктармы, и мы послали на место группу из четырех амулетчиков под руководством мага, но эти гадюки их вычислили и успели раньше. Единственный плюс: не добрались до пакгаузов с зерном. Но если б наш контрагент остался для них невидимкой, мы бы их, пожалуй, переиграли.

– Если привить Дирвену дисциплину, он сгодится для таких дел.

Орвехт уже попрощался и взялся за дверную ручку – покрытую патиной, с рельефно выступающей охранительной руной, – когда Шеро негромко и доверительно попросил:

– Суно, встретишь Мулмонга – прибей его без разговоров. Дошли сведения, что этот висельник выдает себя за эмиссара Светлейшей Ложи и тем самым навлекает на нас хулу. Я знаю, ты справишься.

– Как получится, – с сомнением качнув головой, отозвался Орвехт невозмутимым тоном.

У него и без Мулмонга хлопот было по горло. Его назначили куратором Дирвена Корица, хоть он и пытался уклониться от этого удовольствия. Ему предстояло докопаться, кто и почему убил Джамо Фрелдона и откуда взялся пресловутый костяной нож. Официально Суно Орвехт был экзорцистом, анеофициально еще и дознавателем по особым поручениям, и порой ему случалось совмещать обе свои специализации.

Да, и не забыть бы перед новой поездкой оставить денег домоправительнице – жалованье и на расходы, а то ведь однажды забыл, умственно заблудившись среди высоких материй. Потом было крайне неловко. В придачу нет-нет да и вспоминались серые глаза молонской лекарки, словно луч солнца, проникающий в жилье, несмотря на задернутые шторы. Впрочем, что касается запавших в душу глаз, Суно по опыту знал, что это впечатление скоро выветрится, уступит место другим: мало ли женщин встречалось ему на дорогах во время разъездов?

Зинта придумала, что спасенный юноша с пурпурными волосами окажется заморским принцем и его обрадованные родственники отблагодарят ее по-королевски. Даже после того, как она в согласии с молонским законом и обычаем добровольно поделится наградой с добрыми властями, у нее останется достаточно денег, чтобы месяц-другой пожить в столице в свое удовольствие. О большем Зинта и не мечтала.

Их привезли в Сумол – большую рыбацкую деревню, где была часовня Тавше и при ней домик, в случае нужды служивший лечебницей. Там и поселили лекарку вместе с пациентом, а в скрипучую деревенскую гостиницу, похожую на покосившийся старый корабль, умирающий на берегу, набилось с полтора десятка столичных магов. Те дожидались, когда бессознательный парень придет в себя, чтобы расспросить его о твари, растерзавшей Шуппи-Труппи.

Зинту начал по-отечески опекать сумолский староста – кряжистый, обветренный, темноусый с проседью мужчина, на любую тему говоривший веско и с расстановкой, как подобает бывалому человеку. Его сварливая жена посматривала на пришлую молодку косо. Ох, убраться бы отсюда поскорее… Но найденный парень очнулся лишь на третий день и по-каковски изъяснялся, никто разобрать не мог. Выглядел он хоть и не сбрендившим, но изумленным и потрясенным до крайности.

Маги в сопровождении старосты пришли на него посмотреть, Зинта устроилась с шитьем в комнате возле выхода во двор. Она перешивала для своего пациента не по размеру большую рубашку, пожертвованную кем-то из сумолских доброжителей.

Смеркалось, над морем расцвел пурпурный закат. По берегу бродили чайки, всем своим видом показывая, что в вечернее время эта территория принадлежит не людям, а птичьему народу. Зинта уже собралась зажечь лампу, когда к ней без стука ввалился староста.

– Не угадала ты, девочка, – сообщил он участливо, нависнув над ней так, что в комнатушке сразу стало вдвое темнее. – Не из заморской знати твой найденыш. Иномирец он, понятно?

– Незаконник? – упавшим голосом уточнила лекарка.

Незаконниками называли путешественников, которые шляются по чужим мирам без спросу и без соблюдения должных формальностей либо же проваливаются куда не надо случайно, из-за какого-нибудь магического сдвига. За такого гостя денег не жди.

– Нет, Зинта, – выдержав паузу, возразил староста. – Возвратник.

И пока она хлопала ресницами, усваивая услышанное, добавил, со значением подняв палец:

– Маг-возвратник! Так что подфартило тебе, вознаграждение от добрых властей получишь. Не зря, считай, с ним возилась.

Стало быть, его сущность когда-то обитала в мире Сонхи, потом отправилась странствовать, а теперь вернулась на родину. Тоже неплохо, ведь Зинте за него заплатят. Перед сном она вознесла благодарственную молитву Госпоже Развилок.

Обучение языку с помощью особых одноразовых амулетов – дорогое удовольствие, не для всякого, но в этот раз маги расщедрились. Очень важно им было узнать, что произошло возле двери в запределье, кто прикончил Шуппи-Труппи, а пока иномирец не заговорит по-молонски, ничегошеньки из него не вытянуть. Из Паяны выписали мага-языковеда, который занимался с парнем и по ходу дела спалил без остатка четыре драгоценных амулета, а потом его сморило от переутомления, так что первой с возвратником побеседовала лекарка. До тех пор они объяснялись с помощью жестов и улыбок, и, услышав его слабый голос: «Зинта, иди сюда… пожалуйста…» – она от неожиданности чуть не выронила старый растрепанный веник из высушенных водорослей, который пыталась починить, обмотав тесемкой.

Час был поздний, на подоконнике горела масляная лампа, и вокруг нее бледным роем вились весенние мошки. Языковед, молодой, но преждевременно изможденный парень, спал возле кровати на тряпичном коврике, свернувшись калачиком. Так и хотелось чем-нибудь его укрыть.

Иномирец полусидел, опираясь на подушку, немного кособоко, чтобы не травмировать обожженное плечо. Его длинные волосы свалялись и засалились. Исхудавшее лицо – удлиненно-треугольное, с высокими скулами и нездорово мерцающими в полумраке глазами – выглядело измученным и в то же время внушало Зинте опаску. Было в нем что-то непростое… Привлекательное лицо, почти красивое, но насмешливый рот казался слишком большим, а подбородок – чересчур острым. Пожалуй, для актера бы в самый раз, да только все уже определилось, и быть ему не актером, а магом.

– Ты научился разговаривать по-нашему? – спросила она шепотом. – Как себя чувствуешь?

– Болит… Здесь есть кто-нибудь, кто сможет вернуть меня домой?

Вот даже как, он уже все понял, отметила Зинта.

– Ты и так дома. Когда-то раньше, в прежних рождениях, ты жил в Сонхи, так что добро пожаловать обратно!

– Крантец… – с тоской пробормотал маг-возвратник – не иначе, выругался. – Бабка обещала, что загонит меня в ад, и сдержала слово. Хотя ты скорее похожа на ангела, чем на чертовку.

– Слишком много не наших слов, – беспомощно призналась лекарка. – Я не понимаю, что все это означает.

Если замещения не происходит – значит, точный аналог в языке отсутствует, так объяснял ей уснувший на полу молодой маг. Зинта сердобольно укрыла его своим теплым плащом и устроилась на табурете возле постели.

– Как тебя зовут?

– Эдвин. Хм… Или пусть лучше Эдмар. Возьму себе половинку ее имени, на удачу. Меня зовут Эдмар, – повторил он, улыбнувшись Зинте с оттенком затаенного вызова.

Обаятельная улыбка, однако было в ней что-то настораживающее.

– Ты ведь не просто так сюда попал? Наверное, какой-нибудь магический эксперимент, из-за которого тебя выкинуло из вашей реальности?

– Если бы. На меня напали наемные убийцы. Моя же родная бабка их подослала. Одного я прикончил, другой меня ранил. Я пытался от них сбежать, было дико больно, и вдруг я очутился уже не там, а в какой-то неимоверной клубящейся темноте перед запертой дверью. Эта чертова… м-м, понял, демонова дверь никак не открывалась, вдобавок на меня набросилась вонючая мохнатая обезьяна. По-моему, она собиралась меня сожрать. Дверь все-таки поддалась раньше, чем я успел рехнуться. И на том спасибо.

– Ты видел, кто убил Шуппи-Труппи?

– Так звали несчастную мартышку? Это, что ли, был любимый домашний питомец вашего верховного мага, и теперь безутешный хозяин грозится уделать обидчика за жестокое обращение с животным?

– Не пори ерунды, – строго оборвала Зинта. – Шуппи-Труппи был очень опасной тварью, и считалось, что убить его невозможно. От него многие пострадали, тебе неслыханно повезло. Попробуй-ка себе представить, насколько страшнее и опаснее то чудище, которое оторвало ему голову!

– Его уничтожат? – У Эдмара, и так-то бледного, последняя кровь отлила от щек.

– Постараются. Наши добрые маги даже Шуппи-Труппи уничтожить никак не могли, но экзорцисты что-нибудь придумают, чтобы защитить доброжителей. Важно, чтобы ты припомнил и завтра рассказал магам все, что видел. Кто это был, откуда он появился и куда ушел.

– Поверь, я ничего толком не помню. Мне было больно, в глазах все плыло…

Эдмар выглядел растерявшимся и напуганным. Выражение лица такое, словно ему предстоит решить непосильную задачу. Поймав взгляд Зинты, он постарался спрятать эти чувства – должно быть, самолюбие взыграло.

– Та тварь тебя обожгла? – не удержавшись, с состраданием спросила лекарка.

– Нет, – он выдавил слабую усмешку. – Это убийцы в меня стреляли. Перед тем как я… провалился к вам.

– Стреляли? Чем? – теперь уже она растерялась. – Что может вызвать такой ожог?

– Лазер. Оружие, из которого выходит поражающий луч. Ясно, в вашей деревне ничего подобного нет.

Зачахнет он здесь, с грустью подумала Зинта. От тоски по своему прежнему миру. Говорят, с возвратниками это иногда бывает.

– Ты лучше выпей моего отвара и поспи, – посоветовала она нарочито бодрым тоном. – И уж настройся на то, чтобы вспомнить все подробности. Завтра утром добрые маги придут с тобой побеседовать, специально ради этого сюда приехали.

Наконец-то Дирвен дождался своей первой экскурсии по Аленде! С ним пошел один из старших учеников, Понсойм – большой, плотный, румяный, выглядевший почти взрослым. Он был из зажиточной крестьянской семьи, родители сами привезли его на испытательный экзамен в школу амулетчиков и регулярно присылали из деревни гостинцы. Дирвен сразу начал завидовать – не гостинцам, а тому, что, хоть Понсойм и в разлуке со своей семьей, никто ему не запрещает ездить туда на каникулы.

Усваивать ларвезийский язык Дирвен только начал, но его провожатый свободно болтал по-овдейски. Будущих магов и амулетчиков Ложи обучают пристойно владеть многими наречиями.

– Погоди, не оглядывайся, отойдем подальше… А вот теперь поворачивайся и смотри, какая красотища! Это резиденция Светлейшей Ложи, Магическая Академия и наша школа. Я в первый раз так и остолбенел с разинутым ртом, пока меня отец подзатыльником в чувство не привел. Получше королевского дворца, хотя дворец тоже хорош, еще увидишь. Ложа главнее короля, об этом все знают.

Белое, кремовое, золоченое. Башни, колоннады, балконы, воздушные галереи, сверкающие шпили.

Дав новичку насмотреться на это великолепие, Понсойм повел его в город. Оба были в форме школы амулетчиков, поэтому Дирвен чувствовал себя здесь хоть и чужаком, но привилегированным чужаком, причастным к верховной власти, которому стараются угодить.

– Это Кирпичный рынок. Пока в Аленде не обвыкнешься, один сюда лучше не суйся. На другие рынки тоже не ходи, купить сладостей и в лавке можно. Почему говорю, потому что знаю, а то отправился я туда на вторую восьмицу своей столичной жизни и потом за ворота выбрался без кошелька, без амулетов да в одном ботинке. Здешнее ворье не глядит, кто ты таков, на ходу подметки срезает. Среди воров тоже есть амулетчики. Погоди, у тебя еще будет учебное задание – прогуляться по рынку, и чтоб ничего не свистнули, но это после занятий по контролю.

Битая кирпичная ограда рынка осталась позади. Дальше начались тенистые булыжные улицы с пестрыми вывесками, цветущими вьюнами на балконах и похожими на затейливые леденцы фонарями.

– Здесь можно познакомиться с модисткой. Такие крали попадаются… Нет, сейчас мы туда не пойдем, успеется еще. Мне велели тебе город показать, вот и глазей по сторонам. Это?.. Гадость, вот что это такое! Ктарма. Разве никогда о ней не слышал?

На стене дома, одетого в плющ и лепнину, чернела выведенная углем надпись:

«Ктарма знает, чего хотят боги! Все будут жить, как мы, или все умрут».

– Ктарма – это вначале было тайное общество, но теперь про них уже везде наслышаны. Они хотят, чтобы повсюду приняли их учение, а всех несогласных, считают, надо поубивать, потому что все, кроме них, – воры, пьяницы, развратники и вообще негодяи. Якобы только они одни в своих общинах и живут так, как угодно богам, а все остальные якобы прихвостни демонов. Ну, ты понял, так они твердят в своих проповедях. Они то и дело засылают к нам ужасателей, чтобы нагадить, где можно, и запугать побольше народа. Их финансируют суринаньские князьки, кто побогаче, и еще ваша Овдаба… Ладно, ладно, не твоя, ты же теперь наш, но у Ларвезы с Овдабой торговые и колониальные интересы пересекаются, вот они и устраивают нам пакости чужими руками. Не обижайся, я, честно, тебя не имел в виду.

Дирвен еще немного пообижался, он никому и ничего просто так не прощал, но все же решил, что Понсойм и правда лично его оскорбить не хотел. Тем более речь шла о власть имущих Овдабы, придумавших Закон о Детском Счастье, из-за которого Дирвена разлучили с мамой. Некоторое время гордо помолчав, он начал отвечать на реплики собеседника, вначале односложно, потом как раньше. Понсойм был парнем добродушным, так что вскоре они помирились.

– Вон там, смотри, живут крухутаки. Видишь, один летает? Их гоняют из города, но выгнать насовсем никак не могут. Нипочем не соглашайся играть с ними в загадки. Ну, да ты же не вчерашний, сам понимаешь.

Дирвен благосклонно принял эту нехитрую попытку подольститься и поддержал разговор:

– Неужели кто-то соглашается с ними играть?

– Ну, не без дураков же на белом свете! У крухутака всегда одно и то же условие: отгадаешь три загадки – он тебе на любой вопрос ответит, не отгадаешь – долбанет клювом по темени и выпьет мозги, это для них самое лакомое. Разные у людей вопросы: кто деньги украл, куда любимая запропастилась, от кого ребенок, то да се… Бывает, и маги, если припечет, у крухутаков спрашивают, но они-то знатные отгадчики. Обычно игроков находят потом с расколотой башкой, пустой, как выеденное яйцо.

Дирвен поглядел, щурясь от бьющего в глаза солнца, на высокие угловатые здания в грязных потеках – даже издали видно, что сильно обветшалые и, наверное, заброшенные, – на парящий над ними тощий крестообразный силуэт с клювастой головкой и отвернулся. Уж он-то точно проживет своим умом, не связываясь с летучими людоедами. Хорошо еще, что те ограничены нерушимым Условием: есть можно только тех, кто согласился на игру и не отгадал загадок. Если б не испокон веков положенные запреты, волшебный народец давно бы уже всех людей бы в Сонхи сожрал.

– А идем сюда, что еще покажу, – с энтузиазмом посулил Понсойм.

Они повернули за угол. Впереди над каналом выгибался аркой пешеходный мостик с проржавевшими железными перильцами. Что примечательно, на нем не было ни одного рыболова с удочкой, хотя вдоль ограды набережной тех пристроилось хоть отбавляй.

– Мост Убийцы. Не вздумай там остановиться, а лучше вообще по нему не ходи. Ветер-убийца толкнет тебя в спину, и отправишься на обед к водяному народцу. Это какой-то отбившийся ветер, никто не знает, кому из четверки великих псов он подвластен.

– Чего ж тогда мост не снесут, если это такое дурное место? – удивился Дирвен. – Все равно он старый, новый бы взамен построили…

Хотел добавить, что в Овдабе давно бы так и сделали, но решил, что не стоит лишний раз про Овдабу.

– Если его снести, неизвестно, куда переселится ветер-убийца, чтобы на новом месте приняться за то же самое. Сейчас по крайней мере все знают, где ходить не надо, а если он облюбует взамен какой-нибудь другой мост, или балкон, или башню?

– А экзорцизм провести не пробовали? – осведомился Дирвен компетентным тоном, желая показать, что он тоже кое в чем разбирается.

И его тотчас ткнули носом в лужу, беззлобно и неумолимо.

– Ветер не изгонишь, это тебе не нечисть. Тут надо самих Псов Бурь просить о помощи, а те до разговоров с людьми не снисходят. И проблема слишком мелкая, чтоб из-за нее суетиться. На этот мостик несчастные влюбленные приходят – ну, если сами не решаются…

– Их туда пускают?

В Овдабе наверняка бы не пустили. Поставили бы загородку с табличкой: «Ходить воспрещается!»

– Если полиция кого заметит – гоняют, вестимо. Но специально не сторожат, это тебе не Лилейный омут.

– А что за Лилейный омут?

– Одно странное место… – Понсойм понизил голос, добавив таинственных ноток. – Это за городом, к югу от Аленды. Есть поверье, что, если искупаешься в Лилейном омуте, исполнится твое заветное желание: разбогатеешь, или станешь писаным красавцем, или женишься на любимой, или продвинешься по службе – смотря чего тебе надо.

– И это правда? – поинтересовался Дирвен нарочито небрежным тоном. У него были кое-какие заветные желания.

– Брехня народная. Но некоторые верят, а вода там ледяная, даже если стоит жара, и прямо от берега – обрыв на бездонную глубину. Этих доверчивых раз в месяц тралом поднимают, туда специально для этого трал спущен. Для нас это учебная практика, мы должны выслеживать, если какая бестолочь к омуту подбирается, хватать за руки, отговаривать и не пускать. Даже амулеты выдают, предназначенные, чтобы человека обездвижить. Еще сам увидишь, туда всех по очереди посылают дежурить. Там вообще-то скукотища, но никак не отвертишься.

Пока Понсойм делился впечатлениями о Лилейном омуте, они обогнули еще один рынок, галдящий, грязный и пестрый, словно зоосад с экзотическими птицами, и как будто очутились в другом городе. И люди одеты иначе, и кожа у них смуглее, и речь вокруг звучит не ларвезийская. Балконы старых домов убраны цветастым тряпьем – линялые, но в то же время театрально пышные драпировки поражают взгляд мешаниной красного, лилового, зеленого, розового с вытертым золотым галуном.

– Сурийские кварталы. Сюда тоже не ходи, ни один, ни с нашими, если какая-нибудь дурная голова позовет прошвырнуться. В лучшем случае тебя найдут где-нибудь возле помойки избитого, в худшем не найдут вовсе. У тебя смазливая физиономия и светлые волосы, в этом смысле неважнецкая фактура, потому что они таких любят, это увеличивает риск – огребешь тут приключений в буквальном смысле на свою задницу, понял?

Дирвен понял, хотя и не сразу, и, зардевшись, буркнул:

– Я амулетчик не слабого десятка – так сказал учитель Орвехт. Пусть только сунутся…

– Среди сурийцев тоже есть амулетчики и маги. Пойдем, на нас уже косятся. Понаехали, сволота…

– Что они делают у вас в Аленде?

– Живут. И не только в Аленде, в других городах тоже. Их сюда пустили, как дешевых поденщиков.

– Ларвеза ведь воевала с Суринанью, – припомнил Дирвен уроки истории. – За ту территорию, где сейчас ларвезийские южные провинции. По-моему, триста или триста пятьдесят лет назад… Вы тогда победили.

– А теперь потомки побежденных берут ползучий реванш, перебираясь сюда с пожитками, семейными выводками и своими вонючими традициями, – с острой неприязнью процедил Понсойм, сейчас он нисколько не был похож на добродушного деревенского увальня. – По мне, так лучше бы северян сюда переманивали – ну, то есть просвещенных белых людей, которые как мы. Против тебя я ничего не имею, хоть ты и овдеец, а этих черномазых на дух не переношу. Вот увидишь, Овдаба еще пожалеет о своей дурной политике и объединится с Ларвезой против южной заразы.

У Дирвена сложилось впечатление, что его новый приятель повторяет сейчас чужие слова, приправленные опять же чужими эмоциями. Интонация изменилась, как будто он пересказывал, точь-в-точь подражая, слышанные от кого-то речи. Отметив это про себя, Дирвен поинтересовался:

– А чего эти сурийцы едут к вам такими дикими толпами, вместо того чтобы жить у себя в Суринани?

– У них там голод. И не только… Еще всякие магические возмущения, связанные с волшебным народцем. Это постоянно где-нибудь происходит. На лекциях все узнаешь, это идет циклами, и в нынешнем цикле север – спокойная территория, у нас тоже все в порядке, а к юго-востоку от плоскогорья Руманди творится всякая дрянь, и тамошним жителям некуда деваться. Или в пустыню Олосохар, а какой дурак туда захочет, или к нам. Овдаба их на межгосударственных советах защищает, но к себе жить не зовет!

Излагая все это, Понсойм словно бы невзначай поглаживал сквозь рубашку охранный амулет, висевшей на шее, а другую руку держал в кармане, и Дирвен готов был побиться об заклад, что его пальцы сложены в знак, отводящий внимание волшебного народца.

Решив, что он, как амулетчик, много круче этого старшеклассника, а когда немножко подучится, и вовсе любого за пояс заткнет, он на всякий случай последовал примеру Понсойма.

Состояние Эдмара оставляло желать лучшего: человеку, будь он хоть трижды возвратником, требуется время, чтобы освоиться в другом мире. Мало ли, что сущность вернулась на свою истинную родину, все равно плоть и кровь принадлежат иной реальности, а этот еще и ранен, из-за чего особенно беззащитен перед заразной зловредной мелюзгой, которую рассмотреть можно только в магический мелкоскоп. Не ровен час, посреди разговора станет плохо.

Ввиду этих соображений, лекарку позвали присутствовать при допросе. Она скромно устроилась в углу на табурете, а трое магов расположились на стульях, специально принесенных из соседнего дома. Стулья были хорошие, из добротного дерева, покрыты темным лаком, разве что скрипучие от старости.

Эдмар сидел на кровати, опираясь спиной о подушку. На его худощавом удлиненно-треугольном лице выражалась похвальная готовность к сотрудничеству. Зинта вряд ли смогла бы внятно объяснить, что ее настораживает: что-то почти неуловимое, то ли есть, то ли нет… Куда подевалось из его глаз вчерашнее насмешливое мерцание? Слишком бесхитростно смотрел он на добрых магов, словно совсем другой человек. То ли ей вчера ночью померещилось, то ли наедине с Зинтой он был в большей степени самим собой, чем сейчас.

– Итак, юноша, давай-ка рассказывай, что с тобой произошло! – властно произнес старший из магов, грузный и пухлый, с крючковатым носом и мудрым пронзительным взглядом.

Парень выложил все то же самое, что лекарка уже слышала, только другими словами – попроще и посерьезней, и в конце добавил:

– Я не видел, кто убил Шуппи-Труппи. Мне было очень больно, перед глазами по-страшному плыло и туманилось… Даже не могу сказать, откуда он взялся, из запредельной тьмы или из моря, но его вмешательство спасло мне жизнь.

– Врешь, – проницательно заметил маг.

Эдмар опустил голову, так что потускневшие пурпурные пряди скрыли его лицо, и после паузы еле слышно сознался:

– Да… Вру.

– Выкладывай, как было дело, – потребовал крючконосый, довольный тем, что вывел обманщика на чистую воду.

Его коллеги с недобрым оживлением переглянулись.

– Я… притворился мертвым… чтобы эти существа меня не заметили… Закрыл глаза, даже старался не дышать… Я и боли почти не чувствовал, так было страшно… – несчастный парень выталкивал слова с трудом и, судя по всему, сгорал со стыда. – Я не смотрел, потому что струсил…

– Так это же вполне естественно! – старый маг с досадой вздохнул – придется скрепя сердце смириться с тем, что никаких интересных сведений юнец не сообщит, поскольку во время драки демонов валялся на земле, изображая труп. – Ты был один, поэтому в твоей трусости нет ничего зазорного, ибо одиночка по определению беззащитен и слаб, мы сильны в коллективе. А вот то, что ты стыдишься своего оправданного испуга, – это нехорошо, ложная гордость, проявление индивидуализма, это надо изживать. Я написал поучительный трактат для юношества «Мои семь «нет» индивидуализму», где-то в саквояже завалялся экземплярец, подарю тебе на память, почитай внимательно. Не ведаю, что у вас за мир и как вы там живете, но теперь ты сонхиец, молонский доброжитель, и у нас тут коллектив – это все, одиночка – пустое место, на самолюбии далеко не уедешь, так что приучайся. Но сначала давай-ка напряги память, куда подевался демон, одолевший Шуппи-Труппи? По суше ускакал или в море нырнул? Нам очень важно это узнать. Ты же вовсю трусил – и чутко прислушивался, что происходит вокруг, так ведь?

– Да, – Эдмар отбросил с лица волосы, он выглядел немного приободрившимся. – Только ни то, ни другое, оно просто исчезло. Словно прямо рядом со мной вдруг растаяло в воздухе. Я понимаю, это звучит глупо…

Магам это глупостью не показалось.

– Тварь ушла через дверь, – с облегчением констатировал мрачный сутуловатый коллега, на протяжении беседы то принимавшийся теребить рукав мантии, то, спохватившись, оставлявший это занятие. – Судя по свидетельствам доброжительницы Зинты Граско и выставленной позже охраны, больше она оттуда не появлялась. Дверь мы укрепили и запечатали, так что можно не беспокоиться.

– Можно! – фыркнул крючконосый. – Благодарствуем, успокоили. Можно сказать, пронесло, но это не оправдывает вашего промаха с дверью!

Маги поднялись, вышли наружу, на ходу вдвоем упрекая третьего, и побрели к гостинице – их было видно в окошко. Посреди комнаты осталось три пустых стула, облезающий темный лак в лучах весеннего солнца отсвечивал янтарными бликами. Лицо Эдмара было мокрым от испарины, крашеные волосы прилипли ко лбу, бледные щеки еще больше ввалились, словно этот разговор съел изрядную часть его сил, и без того невеликих. Зинта помогла ему улечься поудобней, поправила одеяло.

После обеда маги всем скопом уехали, оставив для юного возвратника полезную книжку «Мои семь «нет» индивидуализму» и выдав лекарке небольшую сумму на расходы.

Известие о том, что неведомый демон, убивший Шуппи-Труппи, не околачивается поблизости, а канул в запределье, обрадовало деревню, по этому случаю напекли пирогов с рыбой и маринованными водорослями, Зинте с ее подопечным тоже кое-что перепало.

Одним словом, все сложилось хорошо, но Зинту не покидало подозрение, что Эдмар, беседуя с магами, в чем-то слукавил.

Мезра считалась беспокойной провинцией и в то же время одной из самых благонадежных. В этих краях нет-нет да и случалось что-нибудь странное, такое, о чем рассказывают неохотно, шепотом, только в светлое время суток. А бывало, что творились обыкновенные человеческие беспорядки, вроде пьяной драки на свадьбе, переросшей в побоище местечкового масштаба, или вооруженной стычки из-за спорной скотины. Зато среди здешних горожан и фермеров было много отставных солдат Светлейшего войска, участников ларвезо-китонской войны. Надежный народ, хотя и горячий.

Суно поехал вместе с группой дознавателей, официально откомандированных разбираться по поводу костяного ножа. Считалось, что он всего лишь попутчик, отправившийся поискать в Мезре старинные манускрипты по теории и практике экзорцизма: наполовину работа, наполовину отпуск. О том, что он и есть главный дознаватель, а остальные пятеро – своего рода театральная массовка для прикрытия, вчерашним школярам знать было незачем.

За окнами поезда плыли цветущие луга и подернутые маревом сизые холмы. Сосед по купе, молодой маг, ушел к своей компании, и Орвехт остался один. Он рассеянно следил за скользящими по плюшевой обивке солнечными зайчиками и выполнял ментальные упражнения, помогающие преодолеть хандру.

Было с чего хандрить, на вокзал он отправился прямо с поминок. Салойм Кревшевехт, бывший однокурсник. На сей раз не убийство: бедняга Салойм утопился в Лилейном омуте. Кто бы ждал от него такой дурости… Поговаривали, что во всем виновата его любовница, попрекавшая Кревшевехта незавидной должностью в Ложе и скромными размерами жалованья. Вот он и решил, что докажет – и ей, и всем остальным. Олух несчастный. Коллеги гадали, куда он запропастился, а потом, когда сторожа Лилейного омута в очередной раз подняли трал, все и разрешилось.

В студенческие годы Салойм одалживал у Орвехта мелкие суммы денег на пропитание и списывал контрольные. Недалекий был человек, хотя и способный к магии, до зрелых лет сохранивший щенячью доверчивость и в придачу к ней, как выяснилось, больное самолюбие.

На поминках Суно скрутила тоска. Джамо Фрелдон, Салойм Кревшевехт – не сказать, что они были ему близкими друзьями, но он приятельствовал с обоими, а теперь они ушли безвременно и безвозвратно, и вместо них осталась прозрачная пустота, словно неощутимая вода вечности заполнила образовавшиеся лунки.

Он был пьян и высказал это вслух сидевшему рядом Шеро, добавив, что охрана Лилейного омута никуда не годится, вечно там топится кто не надо.

– Это не беда, если по крупному счету, – угрюмо отозвался старший коллега. – Беда будет, если там однажды… Ладно, пес с этим омутом. Туда уже послали очередную инспекцию, растяпам не поздоровится.

Говорил он негромко, только для Суно, сотворив чары против чужих ушей, ибо речь шла о вещах запретных и секретных, а народу на поминальное застолье всякого понабежало.

Глядя на ползущие за окном мезрийские пейзажи с первой травкой, серыми прошлогодними стеблями и россыпями крокусов, Орвехт подумал, что причиной случившегося с Салоймом несчастья стало отсутствие самодостаточности. Доказать себе. Доказать вздорной бабенке. Доказать тем, кто не оценил тебя по достоинству. По возвращении в Аленду стоит побеседовать на эту тему с Дирвеном: мальчишка тоже из тех, кто всю жизнь кому-то что-то доказывает. Раз уж Суно теперь за него отвечает, придется наставлять, никуда не денешься.

Когда поезд прибыл в Аньону, Орвехту стало не до того. Ощущение, что ты очутился то ли в ловушке, то ли под незримыми сводами, которые того и гляди обрушатся на голову, накрыло его сразу, едва он вышел вместе со своими спутниками на залитую солнцем площадь перед одноэтажным зданием провинциального вокзала.

Эдмар пошел на поправку. Стараниями молодого мага-языковеда, который отбыл в Паяну вместе с остальными коллегами, он теперь довольно сносно владел молонской речью и продолжал практиковаться, разговаривая с Зинтой. Читать он учился по брошюре почтеннейшего Аломпа Сенкофеда «Мои семь «нет» идивидуализму», и надо было видеть, какое насмешливо-несчастное выражение играло на его лице, когда он корпел над этой во всех отношениях благодетельной книжкой.

Ожог заживал быстрее, чем Зинта рассчитывала. В конце концов она уловила, что ее пациент сам себя лечит.

– Я умею, – подтвердил тот, когда она об этом спросила. – Я с детства знал, что я маг. У нас маги встречаются редко, но все-таки они есть, и некоторым вещам меня научили.

Он слегка сощурился, не то с досадой, не то с вызовом, но как будто это было адресовано не сидевшей напротив лекарке, а кому-то другому, далекому.

– Тебя что-то беспокоит?

– Да нет… Видишь ли, они стали меня учить, когда поняли, что это будет безопасней для окружающих, чем оставить все на самотек. Только после этого.

– Наверное, у них были на то причины?

– Наверное, – он состроил гримасу, словно кого-то передразнивая.

Зинте захотелось его одернуть, но вместо этого она поинтересовалась:

– Как зовется твой мир?

– Нез. Люди там живут уже много столетий за компанию с местным народом, а собственный мир людей называется Земля.

– Это разные страны?

– Планеты. Разные миры в межзвездном пространстве.

Картина, которую он нарисовал, была настолько причудлива и ни на что не похожа, что верилось с трудом. Может, плетет небылицы, как последний поганец, пользуясь тем, что его слова никак не проверишь?

Зато когда Зинта принялась объяснять, что затянувшееся недомогание Эдмара происходит в том числе оттого, что она позволила невидимой без мелкоскопа болезнетворной мелюзге проникнуть в его плоть, но не в полной силе, а под контролем, благодаря чему в будущем он уже не заболеет, он неожиданно быстро ухватил суть:

– Я понял, вакцинация. У нас тоже так делают, но не с помощью магии, а вводят сыворотку. Тогда все в порядке, а то я уж боялся, что ваши бациллы и вирусы меня прикончат. Ты врачевательница-маг?

– Я не маг, просто лекарка, но надо мной простерла свою длань Тавше Милосердная, поэтому я могу то, что не каждому магу доступно. Только это не моя заслуга, а дарованная мне милость богини.

– Я тоже думал о том, чтобы стать лекарем, – с ноткой грусти сообщил Эдмар. – Была одна причина по имени Мар… Я никак не мог выбрать, на кого пойти учиться, на токсиколога или на дизайнера, и тут бабкины убийцы все мои планы перемешали.

– Ох, говори по-молонски, а то я опять тебя не понимаю.

– Я хотел стать или отравителем, или художником.

– Отравителем?! – возмутилась Зинта.

– М-м, подожди… Лекарем, который лечит отравленных.

– Тогда другое дело.

– Ты, наверное, что-нибудь знаешь о том, как можно вылечить врожденное отравление, доставшееся ребенку от отца? – Голос Эдмара зазвучал вкрадчиво и с легким оттенком охотничьей настороженности. – Он в свое время принял яд сложного состава, но его спасли. Мар родилась через девять лет после этого – больная, зараженная тем же самым ядом.

– Как насчет матери? – деловито осведомилась лекарка.

– Ее эта дрянь почти не затронула. И второй ребенок у них родился здоровый, потому что уже знали, чего ждать, и заранее приняли меры, а Марсию до сих пор не могут вылечить.

– Ты ее любишь? – угадала Зинта.

– В детстве был влюблен, – он усмехнулся. – А сейчас – не то чтобы, не моя возрастная группа. Но я к ней привязан со страшной силой. Именно что привязан, как на привязи… У меня от их семейки крышу сносит. Я собирался выучиться на лекаря и найти для Марсии противоядие. Может, у вас тут есть что-нибудь против любой отравы, на все случаи жизни?

– Для каждой группы ядов свои противоядия. Я думаю, искать надо в вашем мире.

– Уже двенадцать лет ищут, но ничего не помогает, а она живет, как под стеклянным колпаком, и может умереть, если ее не будут постоянно лечить.

– Боюсь, тут я ничего не подскажу, – Зинта с сочувствием покачала головой и тактично перевела разговор на другую тему: – Ты еще сказал, что хотел стать художником…

– Дизайнером – так у нас называют художников, которые придумывают мебель, экипажи, убранство комнат, одежду и все в этом роде. Я неплохо рисую, даже без компа.

– В Паяне ты пойдешь учиться в школу при Доброй Магической Коллегии, а потом станешь практикующим магом или отправишься в Накопитель. Это зависит от того, кто ты по происхождению, древний или нет – то есть когда твоя сущность покинула Сонхи.

– Что такое Накопитель?

– Вроде монастыря, только для магов. Там накапливают тайные знания, все изучают, ставят опыты, чтобы сделать наш мир еще более просвещенным.

Взгляд Эдмара стал заинтересованным и цепким, но вслух он ничего не сказал. Наверняка подумал: «Вот туда-то мне и нужно». Он ведь хочет вернуться домой. Зинта предполагала, что в Накопителях занимаются в том числе исследованием чужих миров, так что Эдмару туда прямая дорожка, а пока он будет учиться – глядишь, обвыкнется в Сонхи и потом уже сам не захочет никуда уходить.

– Когда ожог зарубцуется, я сварю зелье, чтоб отмыть твои волосы от этой ужасной краски.

– Зачем?

– У доброжителей не бывает пурпурных волос. Ты же не хочешь быть похожим на демона?

– Почему бы и нет? – он ухмыльнулся.

– Потому что нельзя, – Зинта постаралась, чтобы ее голос прозвучал твердо и строго. – Смотри, как бы тебя не приняли за зложителя!

На следующий день она отправилась в лавку, сверкавшую свежей побелкой на холме в конце длинной деревенской улицы, и увидела, как из остановившейся у гостиницы двухэтажной почтовой кареты выбирается пассажир с небольшим саквояжем. Вначале Зинта узнала потертый саквояж из крашенной в зеленый цвет свиной кожи и только потом – Улгера, которого никак не ожидала здесь увидеть. Бывает же, что близкий человек в первый момент покажется незнакомым!

– Зинта, пойдем, поговорим, – он кивнул на гостиницу, вздыбленную над улицей, как старинный корабль с потемневшими деревянными надстройками. – Мне сказали, там есть трактир. Ты пропала так внезапно, и я не знал, что думать, пока не получил твое письмо.

Зинта пошла следом за ним, чувствуя, что этот разговор не сулит ей ничего хорошего.

– Мне нужны деньги, – устроившись рядом с ней за столом в углу, негромко и решительно заговорил Улгер. – Я на тебя рассчитывал, а ты исчезла, ничего не сказав, и оставила меня без ничего.

– У меня нет денег.

– Ты получила награду за мага-возвратника, – в его голосе прибавилось нажима. – Ты слишком себя любишь, тебе нет дела до других. Ты скупишься и не хочешь делиться, ты решила все оставить себе. Мне надо что-то есть и пить, мне нужны средства на жизнь, достойную мужчины. Чтобы приехать сюда, мне пришлось взять в долг у двоюродного дяди, и за это я целый час должен был выслушивать его поучения, хотя ты ведь знаешь, что я этого ограниченного болтуна не люблю. Из-за тебя мне пришлось перед ним унижаться. И дальше собираешься жадничать?

От него пахло пропотевшей одеждой, давно не мытым телом и чуть-чуть перегаром, как обычно, однако сейчас этот запах стал особенно резким и едким, в нем появилось что-то угрожающее. Запах разозленного зверя, готового отстаивать свои жизненные интересы. Это Улгер – страдающий и уязвимый?! Сейчас он таким не выглядел. Зинта вцепилась в сиденье стула, словно в борта утлой лодки, которую оттолкнули от берега без весел, и теперь она качается на воде, вот-вот перевернется.

– У меня нет денег, потому что мне еще не заплатили за мага-возвратника. Староста сказал, на днях из Паяны приедет добрый маг, которого назначили его куратором, он должен привезти мою награду. Я отдам тебе половину.

На нездорово оплывшем, почти утратившем былую одухотворенность лице Улгера промелькнуло сперва замешательство, потом едва ли не готовность извиниться, но вслух он произнес только:

– Ладно, я подожду, – и с кислым видом принялся за рыбную похлебку.

Зинта молча поднялась, вышла наружу и побрела к лавке. В животе у нее как будто завязался дрожащий от напряжения узел, солнечное сплетение ныло. Кого попало она бы не испугалась, сумела бы поставить на место. Но это же Улгер, с которым ей было хорошо, с которым они любили и понимали друг друга… Или Зинте всего лишь казалось, что любили и понимали?

Что надо было купить в лавке, она напрочь забыла. Постояла возле крыльца, слушая болтовню собравшихся женщин: те обсуждали несчастье, случившееся в деревне Каштоп, которая находилась в двадцати шабах к северо-востоку от Сумола. Двое тамошних стариков пустили к себе переночевать брата с сестричкой, сироток лет пятнадцати-шестнадцати, славных таких, скромных, обходительных, путешествующих пешком по причине бедности. Дом пожилой пары стоял на отшибе, и никто не услышал, что там творилось ночью, а славные сиротки мужа прирезали, жене пробили голову молотком и ушли, забрав с собой все ценное. Приехавшие из города добрые полицейские после сказали, что это разбойники, которых давно разыскивают, и лет им далеко за двадцать. Вот так-то, не всегда отличишь по виду зложителя от доброжителя!

«Если бы у меня где-нибудь в этих краях был дом, – подумала Зинта на обратном пути, – тоже бы пустила кого-нибудь переночевать, чтобы меня убили… Хорошо бы тех самых!»

То, что человеческие отношения, вначале полные тепла и взаимной заботы, выворачиваются потом таким образом, как у них с Улгером, казалось ей настолько невыносимым, что лучше умереть, чем с этим смириться.

– Что случилось? – спросил Эдмар, оторвавшись от поучительной книги Аломпа Сенкофеда.

– Ничего такого, что тебя касается, – отозвалась Зинта хриплым от так и не пролившихся слез голосом.

Вспомнила, зачем ходила в лавку: за сахаром. Придется сегодня пить несладкий чай.

– А давай оно будет меня касаться? Ты меня спасла и вылечила, а я чуть позже, когда поправлюсь, смогу разобраться с теми, кто тебя обидел. Это он или она? Или они?

Зинта снова испугалась, но теперь уже за Улгера: каким бы он ни был и как бы теперь себя ни вел, пять лет назад он был для нее по-настоящему близким человеком – даже если эта внутренняя близость существовала только в ее воображении. А Эдмар опасен. Зинта ничем не смогла бы подкрепить это заключение, но она постоянно за ним наблюдала, и он от нее не таился, как от тех приезжих магов. Множество мелких черточек складывалось в единую картину – зыбкую, нечеткую и все же наводившую на мысль, что с ним стоит соблюдать осторожность.

– Какие-то дураки проезжие что-то мне вслед орали, – сообщила она, выйдя в соседнюю комнатушку и яростно массируя свое бледное, словно прошлогодний снег, лицо перед старым настенным зеркалом с облезающей амальгамой. – Настроение испортилось. Скоро пройдет. Я из-за них сахар купить забыла!

На другой вечер ее навестил староста Сумола. Выманил на крыльцо, чтобы задремавший Эдмар не подслушал.

– Добрый куратор приехал за твоим найденышем. Вознаграждение привез, все честь по чести. Он тебе кое-что предложить собирается: чтобы вы с мужем, как семейная пара, взяли опеку над этим Эдмаром. По закону так положено, раз он несовершеннолетний. Ежели откажетесь, других найдут. Ежели согласитесь, вам придется переселиться в Паяну, и будете получать ежемесячное пособие из казны. Все заманчиво, как яблоки в сахаре, но ты прежде хорошенько подумай. Могу тебе сказать, что стервененок он изрядный, у меня на таких глаз наметанный. Хлебнешь с ним горя.

– Что ж, спасибо, – вздохнула Зинта. – Я подумаю.

Она сразу решила, что согласится. Улгера предупредит, чтобы держался от них подальше, а сама останется с Эдмаром, и пусть он ее убьет.

Если бы не вчерашний разговор с Улгером, она бы, возможно, рассудила по-другому или приняла бы то же самое решение, но из других соображений, однако сейчас для нее все покатилось под горку, и ничего хорошего от жизни Зинта не ждала.

Аньона встретила гостей не сказать, чтобы с распростертыми объятиями, но и без особой враждебности. Уже неплохо.

Жители Мезры чужаков не привечали, будь то командированные должностные лица, праздные путешественники, бродячие актеры или крестьяне-переселенцы, желающие завести хозяйство на новом месте. Старожилы смотрели на приезжих с подозрением – сохраняя дистанцию, не раскрываясь, цепко подмечая все черточки, которые делают человека «не нашим», и словно прицеливаясь, перед тем как нажать на курок ружья или спустить тетиву самострела. Таковы местные нравы, никуда не денешься. Проявлялось это по-разному, смотря о ком шла речь, и если в отношении к столичным чиновникам сквозила скрытая настороженность, то какого-нибудь нищего бродягу могли и собаками затравить.

Посланцев Ложи принимали со всем скупо отмеренным радушием, на какое Мезра была способна: светлейшие маги – это хорошо, они защищают от тех, кого лучше вслух не называть, от тех, кто стократ опасней, чем болтливый странствующий торговец, колесящий по дорогам в крытом пыльной парусиной фургоне, или чудак-кладоискатель из далекого западного города.

Среди цвета местного общества наиболее просвещенными личностями выглядели выпускники Академии, но разговоры с приехавшими из Аленды коллегами они сводили к одному и тому же. Обычные провинциальные песни: сойгруны, гнупи, русалки, чворки, снаяны и прочие представители волшебного народца в последнее время пакостят вдвое против прежнего, и никакого с ними сладу, потому что аньонский Накопитель истощен, на всенужды не хватает, надо бы его пополнить… Орвехт с понимающим видом кивал и обещал передать это руководству Светлейшей Ложи, а на самом деле думал: перебьетесь.

Накопители повсюду нуждаются в пополнении. Древние маги, которых можно туда поместить, чтобы использовать их силу на всеобщее благо, на дороге не валяются, а от магов-преступников, которых отправляют в Накопитель взамен смертной казни, польза невелика. И это неимоверно хорошо, это просто замечательно, всем богам за это великое благодарение! Во всяком случае, такого мнения придерживался Суно Орвехт. Потому что, если бы дело обстояло иначе, туда посылали бы кого угодно по жеребьевке или по выбору вышестоящих, и многое было бы по-другому, и никто из магов не чувствовал бы себя в безопасности.

Надо ли говорить, что Мулмонга, коего надлежало прибить в интересах Ложи, он в Аньоне не встретил. Ничего удивительного, Мулмонг – бесчестный пройдоха, но не дурак, чтобы соваться со своими аферами в неприветливую к чужакам Мезру.

Ощущение гнетущей тени, которая осеняет этот край, словно необъятного размаха своды, то усиливалось, то ослабевало. Что-то есть. Что-то такое, из-за чего сияющее голубое небо кажется грязноватым и навсегда потерянным, а в весеннем воздухе едва уловимо веет могильной затхлостью. И это не наваждение, насланное снаянами, Суно был достаточно силен, чтобы никакая снаяна не смогла его заморочить. Как оно ни скверно, это что-то куда более серьезное.

Молодые коллеги из дознавательской группы тоже почувствовали неладное, хотя и не так отчетливо, как Орвехт, но местные маги, что примечательно, ничего подобного не замечали.

Костяной нож, которым убили Джамо Фрелдона, находился у дознавателей, а у Суно – отколотый от него кусочек. Эти предметы привели их на скотоводческую ферму, расположенную в сорока шабах от Аньоны, неподалеку от городка Принихум. Ферма принадлежала некому Тобу Доргехту, и хозяин, что любопытно, еще три восьмицы назад по каким-то своим делам отправился в Аленду. До сих пор не вернулся. Разводил он коров и свиней, но кости, из которых смастерили нож, были не свиные и не коровьи.

Начинающие дознаватели заподозрили, что почтенный Орвехт приехал сюда не только за старинными манускриптами, но также в качестве экзаменатора, который наблюдает за тем, как они справляются со своим первым заданием. Других подозрений, способствующих расследованию, у них не появилось. У Суно, впрочем, тоже.

В Принихуме было две гостиницы, молодежь остановилась в «Счастливом кухаре», Суно в «Золотом окороке».

Убранство заведения в первый момент поразило его своей потрепанной изысканностью. Занавески и драпировки из серебрящегося бледного шелка в перламутровых переливах – все это застиранное, засаленное, но все же сохранившее остатки былого великолепия. По стенам развешаны большие деревянные блюда, расписанные черной и желтой тушью: пейзажи, охота, сценки из городской жизни. Местами они были покрыты жирными пятнами, чем-то забрызганы, засижены мухами, однако на знатока все равно произведут впечатление. В хозяйской гостиной по обе стороны от зеркала сидели куклы с серебряными личиками и ручками, в экзотических парчовых одеяниях.

– Китонские трофеи, – заметив заинтересованный взгляд Суно, объяснила хозяйка, статью и властным выражением лица напоминающая невесту со знаменитой картины «Подруга героя». – Муженек мой покойный с войны привез. Он за мной ухаживал еще перед тем, как ушел воевать с Китоном, вернулся – подарков надарил. А на свадьбу – шкатулку для украшений, точь-в-точь как я попросила, привез для нее что надо и заказал у лучшего мастера в Аньоне. Четвертый год пошел, как он умер, добрых ему посмертных путей. Идемте, господин маг, покажу вам комнату. Если что, кличьте служанку, ее зовут Хельки. Да погромче кличьте, она, бывает, спрячется в уголке и задумается, дрянь этакая, я с ней уже замучилась. У нас тут по ночам неспокойно, черноголовый народец балует… Ну, да вы же маг, вам не страшно, другое дело мы – люди простые.

Суно вежливо кивнул, уже догадываясь, почему хозяйка удостоила его столь длинным любезным монологом. Наверняка завтра-послезавтра подкатится с просьбой разобраться с «народцем». Он же маг, ему не страшно.

В комнате его взгляд упал на изящный посеребренный светильник в виде кувшинки – облезлый, с потемневшим отражателем. Тоже китонское изделие.

Китон находился на северо-востоке от Ларвезы, за труднопроходимым болотисто-озерным краем, у подножия Унского хребта. Китони, как они себя называли, не принадлежали к человеческой расе. Щуплые малорослые создания с фарфорово-белой кожей и выпуклыми раскосыми глазами. Радужка чаще всего черная, как антрацит, так что зрачка не разглядеть. Головы китони венками окружали костяные наросты, похожие на загнутые внутрь рожки, у кого темно-коричневые, у кого желтоватые, у кого белесоватые. Волосы росли внутри этих коронок естественного происхождения.

Считалось, что китони произошли от демонов Хиалы, но это было голословное мнение, которое ни доказать, ни опровергнуть, – зато весьма полезное для пропаганды, поскольку просвещенный мир с ними враждовал.

Причины для вражды имелись веские. Китони поклонялись странным божествам. Их маги не нуждались в Накопителях. В их общественном устройстве и искусстве было много непонятного. Они производили шелковые ткани изумительной красоты и добывали у себя в горах серебро, но торговать с людьми наотрез отказывались.

Последнее и толкнуло Ларвезу на крупномасштабную военную кампанию. Несмотря на свою обманчивую хрупкость, китони – искусные и жестокие бойцы, но люди превосходили их численностью, к тому же были лучше вооружены, так что Светлейшее войско одержало над потомками демонов сокрушительную победу.

Донесли до них идеалы просвещенного мира, заставили подписать торговый договор на выгодных для Ларвезы условиях, трофеев натащили. Даже захудалую гостиницу в забытом богами мезрийском городишке теперь украшает утварь из покоев китонской знати.

За окном густели лиловато-синие сумерки, о стекло шумно билась бабочка-мертвяница – большая, мохнатая, мучнисто-серая, с похожим на череп рисунком на крыльях. Орвехт магическим способом зажег фитиль облупленной посеребренной лампы и понял, что не хочет ни спускаться в трактир на первом этаже, куда начали подтягиваться завсегдатаи, ни идти до «Счастливого кухаря», чтобы отужинать в компании своих молодых коллег.

Его преследовало ощущение, что он уже узнал кое-что крайне важное. Вот только не ясно, что именно. Это напоминало учебную игру, когда из вороха картонных кусочков требуется отобрать нужные и сложить из них картинку. Пока время не истекло. Те, кто не мог справиться с этим заданием, завершали обучение в Академии после второго курса и становились магами низшей ступени, по бытовой части.

И еще Суно одолевала насущная потребность в чашке горячего шоколада. Сомнительно, чтобы в Принихуме водился приличный шоколад, но он захватил с собой из Аленды пакет «Южной королевы» – двухслойный, из бумаги и золотой фольги, с затейливой печатью торгового дома «Терцехт и сыновья». Дело только за тем, чтобы сварить божественный напиток, добавив в нужной пропорции сахара, имбиря и корицы.

Он дернул за шнур, но звонок не работал. Тогда, припомнив наставления хозяйки, он отворил дверь в темноватый коридорчик, выводящий на антресоли трактирного зала, заполненного кухонными запахами и дымным желтым светом.

– Хельки!

Пришлось позвать еще три раза, потом послышались быстрые легкие шаги – и служанка возникла на пороге, словно скользнувший в комнату лунный луч, а Суно уставился на нее в изумлении, забыв о «Южной королеве». Встретить здесь такое он определенно не ожидал.

Перед ним стояла самая настоящая песчаная ведьма. Совсем еще юная. Невысокая, тоненькая, точеная, даже затрапезное мешковатое платье с чужого плеча не могло скрыть ее изящества. Бледная кожа слабо золотилась в свете лампы. Длинная коса песочного цвета, брови и ресницы того же оттенка, под левым глазом давний пожелтелый синяк.

– Ты здешняя прислуга? – оправившись от первого удивления, осведомился Орвехт.

– Да, господин, – приятный голос, тонкий и тихий, как будто не принадлежащий этому месту – как оно, впрочем, и было на самом деле.

– Умеешь варить шоколад?

– Да… Приходилось.

Суно велел сварить двойную порцию и принести сюда, захватив также чашку. Пока девчонка выполняла его поручение, он в задумчивости мерил шагами комнату. Все больше и больше странностей… Песчаные ведьмы обитают в изрядной дали от Мезры, в северных областях Олосохара, и путешествовать не любят. Свою волшебную силу они черпают из пустыни. Как ее сюда занесло?

Чашку она принесла китонскую, с истершимся серебряным ободком и нарисованными на фарфоровых боках дамами-китони в изысканных нарядах. Суно вытащил из саквояжа свою дорожную – квадратную, керамическую, покрытую блестящей янтарно-коричневой глазурью.

– Затвори дверь и садись. Выпьешь со мной шоколада.

Она не стала ради соблюдения приличий отнекиваться, как поступила бы на ее месте мезрийская прислуга.

– Разве тебя зовут Хельки?

– Хеледика. Это хозяйка мое имя переиначила.

– Сколько тебе лет?

– Четырнадцать недавно исполнилось.

– Хм… И что же ты здесь делаешь?

– Живу теперь.

Густой горячий шоколад, благоухающий имбирем и корицей, сделал свое дело – превратил небогатую и темноватую гостиничную комнату в зачарованный островок, и Хеледика разговорилась. Она сбежала из дома, потому что ее собирались принести в жертву. Не со зла, кого-нибудь непременно должны были отдать. В Певчих скалах проснулся куджарх, такое бывает раз в полвека, и задобрить его, как известно, можно лишь одним способом – приведя ему на съедение юную девственницу. Жеребьевку провели по-честному, среди всех девиц младше двадцати лет, чья нижняя туника хоть однажды расцвела красными цветами. С Хеледикой это накануне тоже случилось, она тянула жребий вместе со всеми, и ей выпало отправляться в Певчие скалы.

– Я сбежала. Я знала, что вместо меня пошлют кого-то… – В ее глазах мелькнуло затравленное выражение. – Все равно я не смогла…

– Раз тебя не поймали, на то была воля богов, – попытался утешить ее Орвехт.

– Так меня поймали на другой день. Но поздно поймали… Я вышла на дорогу и встретила людей, каких-то пастухов с овцами… И они… Я им сказала, сама попросила, и они сразу… Я хотела жить.

«Понял. Ты перестала быть девственницей и для куджарха уже не годилась. Неглупо. И я буду последним ханжой, если стану осуждать тебя за это».

– Пожалуй, все-таки воля богов, раз тебе вовремя подвернулись эти пастухи, – невозмутимо заметил он вслух. – А что тебе помешало после этого вернуться домой?

– Меня прогнали… Мама и бабушка сказали, чтоб я убиралась, раз их опозорила. Я пошла по дороге, и потом меня подобрали сурийские торговцы, в городе Зекта они меня продали, но я снова убежала и попросилась в услужение к торговцу из Ларвезы, потому что в Ларвезе нет рабства. Он сказал, что во славу Тавше куда-нибудь меня пристроит, и привез сюда, я уже полгода здесь живу.

– Как я понимаю, горсть олосохарского песка ты с собой захватить не догадалась?

– Нет, – Хеледика печально вздохнула.

Если песчаная ведьма хранит при себе мешочек с родным песком, она сохраняет способности к колдовству даже в чужих краях, вдали от пустыни. Можно было не спрашивать, и так все ясно.

– Скажи, Хеледика, ты не заметила в Принихуме чего-нибудь странного, нехорошего?

– Да! – она вскинула голову, и по-кошачьи круглые глаза с приподнятыми к вискам уголками пугливо блеснули в свете китонской лампы. – Здесь есть что-то притаившееся, оно не живое и не мертвое… Я не знаю, что это.

– Давно это появилось?

– Было всегда… Я просила того торговца не оставлять меня в этих местах, но он сказал, что ему надоело со мной возиться.

Стало быть, оно присутствует здесь уже с полгода, не меньше.

Хозяйка «Золотого окорока» заглянула к Суно через четверть часа после того, как Хеледика, забрав поднос с кастрюлькой и чашками, убежала на кухню.

– Не досадила вам эта девчонка?

– Ничуть, – заверил Орвехт. – Шоколад она сварила весьма недурной.

– На нее всегда жалуются. Задумывается о своем, еле шевелится, угодить не умеет. Кадаху и Тавше угодно людское милосердие, а то я бы ее пришибла.

Суно про себя усмехнулся: великое счастье, и не только для Хеледики, что в Мезре почитают светлых богов, а не кого-нибудь другого. Страшно подумать, что мог бы учинить в противном случае здешний народ.

Появилось ощущение, что ему только что подсунули – на вот, на, держи! – еще один кусочек мозаики.

Ночью магу мешала спать кусачая мошкара, на которую он не хотел тратить силы – вдруг пригодятся на что посущественнее, и доносившиеся снаружи шорохи, всхлипы вперемежку с хихиканьем, дробный топоток, словно кто-то бегал по стенам гостиницы. Гнупи балуют. Черноголовый народец. Нехитрое дело для опытного экзорциста, но он не стал срываться с кровати и изгонять из «Золотого окорока» этих мелких пакостников. Придержим козырь. Суно догадывался, что произойдет завтра утром, или вечером, или через день, но непременно произойдет – а если нет, то ничего он в этой жизни не смыслит.

После завтрака он отправился прогуляться и порасспрашивать кого придется о старинных рукописях и книгах: не завалялось ли что-нибудь на чердаке, не желаете ли продать? Большинство принихумцев смотрело на гостя города, как из амбразуры, но все же с ним разговаривали, на вопросы отвечали. Это ведь светлейший маг и не всучить какую-нибудь дорогостоящую ерундовину пытается, а, напротив, покупает. С таким можно перекинуться словечком.

В сравнении со здешними жителями, рослыми, плечистыми, мужественно суровыми, Орвехт выглядел едва ли не тщедушным и по-столичному мягкотелым. Их мнение на сей счет его не волновало. Его волновало, что за дрянь здесь творится. Словно между землей и небом воздвиглись могильным склепом незримые костяные своды (именно из такой же кости, как тот нож, которым убили Джамо Фрелдона), заживо хороня обитателей Мезры, которые покамест ничего не замечают.

Он приобрел два любопытных манускрипта, которые сразу отправил по специальному волшебному каналу прямиком в библиотеку Светлейшей Ложи. Хоть какой-то прок от этой прогулки.

Получил мыслевесть от Шеро: Тоба Доргехта задержали в Аленде, тот производит впечатление полоумного – блуждающий взгляд, разжиженная память, откуда и зачем приехал, не помнит. Причастен ли он к убийству Джамо, выяснить пока не удалось. Молодых дознавателей тоже об этом известили. Шеро был недоволен, поскольку ожидал результата и надеялся на Орвехта, но тот смог ему поведать разве что о своих ощущениях.

Дойдя до конца окраинной улицы с двухэтажными домами, которые выглядели почти новенькими благодаря контрасту темных балок и светлой штукатурки, он увидел впереди заброшенное строение, не то ферму, не то мануфактуру, в окружении раскидистых деревьев, окутанных нежнейшей зеленой дымкой. Суно с удовольствием вдохнул аромат распустившейся листвы и уловил еще один запах – птичий, слегка гнилостный, несущий намек на угрозу.

– Сыграем, волшебник? – осведомился скрипучий голос. – Отгадай три загадки!

Крухутак сидел на ветке и глядел на пришельца сверху вниз. Помесь человека и птицы: тело худого мосластого мужчины, но вместо рук длинные серовато-черные крылья, сложенные домиком, бедра и ноги густо заросли перьями, ступни напоминают когтистые курьи лапы. Тощую шею венчала маленькая лысая головка. Глаза почти человеческие, а ниже – мощный клюв длиной с локоть, слегка загнутый на конце.

– Я не играю, – сухо возразил Суно.

– Я знаю, что тебе нужно. Все как есть расскажу – знамо дело, если правильно ответишь. Без меня не разведаешь, что тут за дела, концы глубоко запрятаны…

– Может, нет, может, да, – бросил маг равнодушно. – Какая тебе разница?

Разница для крухутака была еще какая. Судя по его виду, он недавно вышел из спячки и до сих пор не подкрепился.

– Ты постой, подумай, тут же такие дела, что надо вам, волшебникам, об этом узнать, а я знаю, я все знаю… или ты боишься не угадать, а? Так и скажи, что трусишь!

Маг только усмехнулся. Он давно уже не мальчик, чтобы ловиться на такие подначки. Получить, не сходя с места, исчерпывающий ответ – оно, кто бы спорил, заманчиво. Однако Орвехт не смог бы поручиться, что отгадает все три загадки. Его знания обширны, но не безграничны, а крухутак совсем не обязательно будет спрашивать о том, в чем собеседник компетентен. Наоборот, постарается не оставить никаких шансов, жрать-то мерзавцу хочется. Загадает о какой-нибудь козявке из северного болотно-озерного края, о которой Суно никогда не слышал и не читал, – и прощай, белый свет.

Он пошел обратно, не опасаясь нападения – представитель волшебного народца не может переступить через Условие, – но, услыхав позади шорох, развернулся и впился недобрым взглядом в птицечеловека, изготовившегося сняться с ветки.

– Нагадишь мне на голову – пеняй на себя. Кучка паленых перьев останется.

Крухутак прокурлыкал что-то протестующее – мол, его неправильно поняли – и печально сложил крылья, смирившись с поражением.

По Условию он не может доблануть клювом того, кто с ним не играл, но выкинуть какую-нибудь несмертельную грязную шутку – это всегда пожалуйста.

В «Золотой окорок» Суно вернулся за полдень, пообедал в трактире на первом этаже, поднялся к себе и нисколько не удивился, когда в дверь поскреблись, а потом в комнату деликатно проскользнула Хеледика.

– Господин маг, возьмите меня с собой! Пожалуйста… Я буду все для вас делать, во всем вас слушаться и научусь варить шоколад лучше всех, только заберите меня отсюда…

Можно себя поздравить, так и думал. Сначала Дирвен, теперь песчаная ведьмочка… Этак он скоро начнет благодетельствовать направо и налево, бездомных щенков и котят по канавам собирать, выпавших птенцов в гнезда подсаживать, а то и детенышей крухутаков… С другой стороны, Дирвен – это не досужая благотворительность, а ценное приобретение для Ложи. Девчонка, впрочем, тоже: выписать для нее мешочек песка из пустыни Олосохар (или лучше сразу целый мешок, чтоб имелся запас на всякий непредвиденный случай) – и та сможет колдовать по бытовой части, не черпая из Накопителя, что весьма хорошо. Заодно можно будет узнать от нее что-нибудь новое о жизни песчаных ведьм.

– Хеледика, прекрати хлюпать носом и послушай внимательно. Я тебя заберу в Аленду, в пансион для одаренных девиц при Магической Академии. Выучишься, станешь ведьмой на службе у Светлейшей Ложи.

Орвехт опасался, что она завизжит на радостях, но Хеледика только руками всплеснула, а ее глаза вспыхнули, как олосохарский песок в лучах солнца.

– Сейчас иди и занимайся своими обычными делами. Сначала я должен побеседовать на эту тему с хозяйкой. Иди, иди. Насчет нашего разговора помалкивай. Помни, что ты обещала во всем меня слушаться.

Дело обстоит не так просто, как ей мнится. Суно должен выпросить девчонку у нынешней опекунши, не разбудив никаких скверных подозрений на свой счет. Отроковицы не вызывали у него вожделения, и ему до сих пор нет-нет да и вспоминалась прекрасная лекарка из Молоны – чумазая, но все равно прекрасная, даже если она не похожа на совершенство, – однако Мезра есть Мезра. Кого-то в чем-то обвинить, уцепившись за вроде бы доказательство, – это здесь плевое дело, а уж дальше все займется, как сухостой от случайной искры.

В Мезре любят вершить беспощадную справедливость. Тоже неотъемлемая составляющая местных нравов. Поймать убийцу, насильника, совратителя, скотокрада и спалить живьем в сарае, или четвертовать, или разорвать лошадьми – это для здешнего народа самое славное развлечение. Все сразу: и претворение в жизнь потаенных жестоких наклонностей, и возможность ощутить свою несокрушимую правоту, и массовый праздник, когда все охвачены единым порывом, и очистительное потрясение – вот какой ужас, но не со мной, ох, не со мной, боги миловали. Если потом выяснится, что прикончили невиновного, свалят на тех же богов: не иначе, прогневал он их, пусть не этим, но чем-то другим, раз такая участь его постигла – и, стало быть, все равно получил по заслугам.

Хеледика никому в Принихуме даром не нужна, и хозяйка «Золотого окорока» не прочь сбыть ее с рук, да никто не берет, но если приезжего человека заподозрят в домогательствах к девчонке, на ее защиту поднимется весь городишко. Нет, не ради самой Хеледики, а ради сладкой забавы под названием «самосуд».

Чтобы забрать ее с собой, Суно надлежало действовать расчетливо и осторожно. Вечером он вновь поручил ей сварить шоколада, но угощать в этот раз не стал, зато громко похвалил – так, чтобы его слова достигли ушей хозяйки. Та как раз собиралась подкатиться к нему с разговором о черноголовом народце, который каждую ночь спать не дает, хорошо бы господин маг изгнал пакостников. Суно отреагировал благосклонно: и то верно, он тоже из-за них не выспался. И начал жаловаться на столичную прислугу – ветреную, невоспитанную, не способную сварить порцию сносного шоколада (мысленно попросив прощения у почтенной матушки Сименды, своей домоправительницы).

– Ваша маленькая помощница недурно варит шоколад, и девицы в вашем городе, как я заметил, примечательно благонравные, таких даже Аленда не испортит. Не подскажете, нельзя ли в Принихуме нанять служанку, которая поехала бы со мной в столицу?

Неизвестно, что сказала бы на это хозяйка гостиницы при другом раскладе, но сейчас она была перво-наперво заинтересована в изгнании гнупи. И девчонка ее раздражала: шоколад варить, может, и умеет, а в остальном дрянь – рассеянная, нерадивая, странноватая. Вслух этого не брякнула, не дура. Напротив, начала ее самым приторным образом нахваливать, и Суно опомниться не успел, как ему всучили Хеледику с уверениями, что ее-де столичная жизнь не избалует, какой была трудолюбивой мышкой, такой и останется.

После наступления темноты он при свете скрипучих масляных фонарей, окутанных шлейфами мошкары, трижды обошел вокруг гостиницы и сотворил манящие чары. Темнота была необязательным условием. Это чтобы коллеги-дознаватели из «Счастливого кухаря» или принихумские престарелые маги не увидели, чем он тут занимается. Инструкция, некогда вычитанная в старинной книге, предназначалась для экзорциста-одиночки, а работать в одиночку неприлично. То есть можно, если нет выбора, но это почти наверняка окончится провалом… а если нет, тогда вдвойне неприлично. Хозяйка гостиницы, подобно массе далеких от магических кругов обывателей, сих тонкостей не знала.

Повинуясь зову мага, из укромных щелей полез наружу волшебный народец. Дюжина уродливых человечков с длинными набрякшими носами и черной щетиной вместо волос, переходящей с головы на загривок, – гнупи. Два пузатых чворка с улиточьими рожками, они глотают потерянные монеты и мелкие украшения: что им досталось, то уже не найдешь, зато сам по себе чворк – ходячий клад, если знать, как с ним справиться. Снаяна, плывущая над землей, словно белесоватый дым, напоминающая то клок тумана, то прозрачную, как стекло, женскую статуэтку. Кто-то маленький и пугливый, похожий на ежа с человеческим личиком, по возвращении в Аленду надо бы заглянуть в энциклопедию, чтобы освежить память.

Точить с ними лясы Орвехт не собирался. Произнес формулу экзорцизма, подкрепленную бессловесным заклятием из той же книги, и приказал:

– Убирайтесь прочь!

Они так и брызнули врассыпную. Улепетывали со всех ног, словно боялись, что их поймают и вернут в «Золотой окорок». Как будто их не изгнали, а освободили… Несколько озадаченный таким эффектом, Суно вернулся к себе в комнату.

Ночь прошла спокойно, и наутро хозяйка подтвердила, что не возьмет с него плату за еду и проживание – вчера договорились, что таким образом она рассчитается с гостем за экзорцизм.

Хеледика, с сияющими глазами и туго заплетенной косой, сварила ему полную кастрюльку шоколада, и после завтрака Орвехт повел ее в лавку. Мешковатое темное платье, грязное и местами залатанное, никуда не годилось, а ничего другого у нее не было. Суно по зрелом размышлении решил, что лучше купить ей мальчишескую одежду – штаны, рубашку, куртку и, само собой, ботинки по размеру взамен рваных растоптанных башмаков с хозяйской ножищи. Что здесь творится и во что они могут влипнуть дальше, неизвестно, поэтому одежда и обувь должны быть удобными, на все случаи жизни.

Они влипнут, это Суно чувствовал. Невидимая тень, нависающая над Мезрой, как будто уплотнилась и опустилась ниже. Словно медленно закрывается выход из ловушки… И в запахе булочек из пекарни, и в аромате цветущих в палисадниках примул и крокусов, и в крепком духе навозной кучи посреди улицы Орвехту мерещилась вкрадчивая вонь гниющей мертвечины.

Подумалось, что волшебный народец тут, пожалуй, ни при чем. Волшебный народец тоже чует неладное, он и рад бы отсюда сбежать, как те вчерашние, которых Суно выставил из «Золотого окорока». Тень, или костяные своды, или чем оно является на самом деле – это что-то нездешнее, пришлое… Всесторонне обдумать эту мысль Суно так и не дали.

– Коллега Орвехт!

Чевальд, обычно обстоятельный и сдержанный, даже чересчур для своих лет, стремительно шагал по улице, размахивая руками, и еще на ходу пытался что-то объяснять. Его округлое смугловатое лицо побледнело, темные глаза словно силились выпрыгнуть из орбит, чтобы вперед хозяина доскакать до Орвехта, который, уж конечно, все знает и с чем угодно разберется.

– Чевальд, что случилось?

– Клойсим!.. – отчаянно выдохнул молодой маг. – Крухутак…

Клойсим, убежденный в том, что окружающие никак не хотят оценить его по заслугам, но если он чуть-чуть поднатужится, то непременно оценят, попался на ту самую удочку, мимо которой вчера прошел, не соблазнившись, Суно Орвехт. Решил сыграть с крухутаком в три загадки и получить ответ на вопрос, что за мутные дела творятся в Мезре.

Сыграл. Его нашли на задворках «Счастливого кухаря». Голова расколота, лужей растеклась кровь, на искаженном лице застыла обиженно-недоуменная гримаса.

– Мозгов ни капли не осталось, – поглядев на подошедшего старшего коллегу, потерянно вымолвил Тимонехт, самый молодой из дознавателей.

Суно едва не обронил вслух, что у Клойсима их и при жизни было негусто.

Злополучного игрока надлежало похоронить, а крухутака он убьет, если встретит. Впрочем, насытившаяся пернатая тварь до отъезда магов, скорее всего, постарается где-нибудь отсидеться, этим плотоядным всезнайкам хитроумия не занимать.

Семья Клойсима чтила Кадаха, который заповедовал плоть усопших отдавать земле, и мальчишку из гостиницы отправили искать кладбищенского сторожа.

– А это кто? – шепотом спросил Тимонехт, покосившись на Хеледику.

Та молча стояла рядом, в новых штанах и подростковой курточке, синей со светло-голубым воротником и похожими на лазурные леденцы пуговицами. Через плечо переброшена толстая коса песочного цвета.

– Ведьма, – коротко пояснил Орвехт. – Поедет с нами в Аленду.

– Песчаная, – смерив ее внимательным взглядом, блеснул эрудицией Чевальд.

– Только песка у меня с собой нет, – нерешительно поддержала разговор девушка.

– Как же ты сюда попала, в такую даль от Олосохара?

– Ну, так сложилось… Я жила в «Золотом окороке», там было очень страшно… – она передернула хрупкими плечиками.

– Чего же там, в гостинице, страшного? – покровительственно поинтересовался Тимонехт.

– Страшно – и все, и просто ужасно было это терпеть… Особенно хозяйкина шкатулка для украшений.

Покойный муженек подарил на свадьбу: «точь-в-точь как я попросила, привез для нее что надо и заказал у лучшего мастера в Аньоне», – припомнил Суно рассказ хозяйки.

– Что представляет собой эта шкатулка? – спросил он резким тоном – не потому, что рассердился на их болтовню, а от поднявшегося предчувствия.

– Она сделана из настоящего черепа, только не человеческого…

– Из черепа китони, – заключил Орвехт.

Городскому водопроводу Эдмар обрадовался, как ребенок. Правда, тут же скис, когда узнал, что даже в столичные дома приходит самотеком только холодная вода.

– А ты хотел, чтобы тебе прямо из крана горячая водичка текла? – осведомилась Зинта.

– Это было бы неплохо.

– А может, еще и молока или киселя тебе надо из водопроводного крана?

Раньше за ней такого не водилось. Да попробуй она что-нибудь в этом роде сказануть Улгеру, тот страдал бы целую восьмицу, и она с ним за компанию, потому что ее бы совесть заела. Эдмар первый начал. Зинта вначале молча сердилась, потом спросила:

– Вот почему ты все время насмешничаешь? Такое поведение доброжителя не красит.

– Потому что иначе я здесь рехнусь. Нужен вам рехнувшийся маг? – Он скроил страдальческую гримасу, но не такую, как у Улгера в его черные моменты, а скорее уморительную. – И какого демона я очутился в этой заднице…

– Как ты смеешь так говорить! – возмутилась Зинта. – Это не задница, а твоя истинная родина!

– Вот и я о том же.

– Мне сдается, у тебя такая натура, – заметила она, помолчав. – И я постараюсь не придираться, а принимать тебя таким, как ты есть. Конечно, если не будешь переходить границы.

– Я тебя тоже, – пообещал Эдмар.

Незаметно для себя Зинта подхватила его тон, и теперь они общались в этом духе не то чтобы всегда, но довольно часто.

Улгер Граско, поглядев и послушав, сбежал от них. Эдмар ему решительно не понравился. Разумеется, это был не повод, чтобы отказаться от уже оформленной опеки, ведь за юного мага-возвратника деньги платят, поэтому глава семейства просто поселился на стороне, вроде бы у какой-то доброй булочницы. Ежемесячное пособие договорились делить по-честному: две трети Зинте с Эдмаром, одна Улгеру. Тот сказал, что в столице наверняка найдет применение своим нераскрытым способностям и тех, кто эти способности оценит. Зинта искренне пожелала ему удачи. Пусть теперь булочница об Улгере заботится.

Она сняла дешевую меблированную квартиру на улице Ранних Луковиц. Две небольшие комнаты и ванная с уборной, в конце общего коридора кухня для жильцов всего этажа.

Эдмар заявил, что застрелится, если у них не будет ванной. Зинта с торжеством объяснила, что «застрелиться» угрожают комедийные персонажи в театре, так как это способ слишком сложный и не сулящий успеха: изрядную изобретательность надо проявить, чтобы убить себя из ружья или самострела.

– Тогда не застрелюсь. Пистолета у меня с собой нет, бластера тоже. Была в кармане плитка шоколада, и та куда-то подевалась.

– Уничтожила я твой шоколад, – отрезала Зинта. – И никогда больше о нем не вспоминай.

Ее охватила неловкость. Да ну, никто ведь не знает о том, что она нарушила запрет… Изничтожила вредную сласть – и все тут, а каким способом, не важно.

– Понравилось? – ухмыльнулся Эдмар.

Вот же паршивец, догадался.

– С чего ты взял, что я его съела?

– У тебя на лице написано.

– Ну, допустим… Я призывала силу Тавше, а после этого лекарь себя чувствует, как выжатая тряпка, и должен поскорее подкрепиться. Я тебе об этом уже говорила.

– Тавше с тобой, Зинта, мне ведь не жалко. Меня другое загоняет в ступор. Ладно, ваши доброжители в своей трогательной простоте верят, что шоколад – нехорошая пакость, но ты-то лекарь, ты должна знать, что это не яд и не дурман, а полезный питательный продукт. Разве нет?

– Шоколад зло, потому что доставляет человеку незаслуженное удовольствие, – припомнив поучения из брошюры «Как не стать поедателем шоколада», возразила Зинта. – Удовольствие должно проистекать от той пользы, которую доброжитель приносит другим доброжителям и всему обществу в целом, а не от того, что частицы мерзкого шоколада вызывают телесную реакцию, заставляющую человека испытывать радость и чувство уюта. Шоколад препятствует самовоспитанию, манит в темный лес индивидуализма. Поедание шоколада – это проявление преступной любви к самому себе. Каждый доброжитель знает, что любить надо не себя, а коллектив, и ты тоже этому научишься.

– Хочу домой, – вымолвил Эдмар, несчастно зажмурившись.

– Ты и так дома.

Хвала Тавше, его шевелюру удалось отмыть от краски еще в Сумоле перед отъездом, а то мудрено представить, чем могла бы закончиться первая же прогулка Эдмара по столице. То есть представить-то как раз нетрудно: или примут за индивидуалиста-самолюбца и от души поколотят, или примут за демонское отродье и забьют насмерть, если не испугаются, потому что не бывает у доброжителей пурпурных волос. Опять же хвала Тавше, он эти доводы принял к сведению и безропотно согласился на несколько последовательных головомоек до победного результата.

Естественный цвет его волос оказался темно-коричневым, словно запретный шоколад или дорогая древесина. Эдмар рассказал, что в детстве был блондином, как все родственники по отцовской линии, но ему хотелось быть похожим на маму, она темноволосая, и четыре года назад его шевелюра сама собой поменяла цвет.

Чтобы уломать его на стрижку, пришлось объяснять, что за длинные распущенные волосы парня в городе застыдят, забросают гнилыми овощами, а то и вовсе побьют, а ей потом лечить. Эдмар согласился обрезать свою красоту до плеч, не короче, и чтобы челка в точности такая, как он скажет. Зинта уже поняла: он из тех, кому нужно во что бы то ни стало выглядеть привлекательно.

Маги-ученики в течение всего времени, кроме каникул, жили при школе, но для возвратников делалось исключение: месяц вместе с однокашниками – месяц в приемной семье, то здесь, то там, чтобы иномирец поскорее набрался житейского опыта и освоился. Близился конец учебного года, и было решено, что Эдмар начнет заниматься с осени, а пока должен ходить в библиотеку при Доброй Магической Коллегии и прилежно читать все, что велит куратор. И заодно знакомиться с молонской жизнью во всех ее проявлениях.

Он и знакомился. Медный бак для нагрева воды, установленный в ванной над печкой, Зинту сильно обрадовал – это же королевская роскошь, в Апне у них с Улгером ничего подобного не было, воду грели в кастрюлях на кухонной плите, – а на Эдмара произвел неизгладимое впечатление обратного характера.

– Жуть… Значит, нужно напихать в эту дверцу угля и потом еще ждать демоны знают сколько? Варвары вы несчастные…

– Не обзывайся, – обиделась за свой мир Зинта.

– А с помощью магии нельзя эту штуку разогреть? Я могу попробовать, немного тренировался, хотя специально этому учить меня не стали.

Его артистически живое худощавое лицо на миг омрачилось, после чего Эдмар уставился на медный бак с интересом, не сулящим баку ничего хорошего.

– И думать об этом не смей! – всполошилась Зинта. – Вспомни, что тебе говорил добрый куратор. Пока не закончишь учебу, тебе нельзя пользоваться магией иначе как под руководством наставников. А с баком и вовсе шутки плохи: если переусердствуешь, он может взорваться. Если мы разнесем полдома, нас отсюда вышвырнут на улицу.

– Если мы разнесем полдома, мы сами отсюда уйдем, – успокоил ее Эдмар, но все же пообещал, что экспериментировать с баком не будет.

Потом его мысли приняли другое направление.

– И мы должны сами всем этим заниматься – таскать уголь, греть воду, убирать грязь, готовить? Свихнуться недолго от такой жизни.

– Обычая жизнь, бывает хуже. У вас дома кто этим занимался – твоя мама? Или у вас была прислуга?

– У нас этим занимаются бытовые автоматы. Помнишь, я тебе рассказывал: механические штуковины, способные делать всякие полезные вещи. А насчет прислуги – это мысль… Мы ведь можем кого-нибудь нанять?

– Не можем, – отрезала Зинта. – У нас на это денег не хватит.

– Разве тебе мало платят?

– Сколько положено, столько и платят. В Молоне нет недостатка в лекарях, особенно в столице, а расценки на нашу помощь установлены Палатой Попечителей. Да я и не стала бы брать лишнее. Голодать не будем, но на прислугу не наскребем.

– Я тоже найду себе заработок. Раз я маг…

– Опять забыл о том, что до тех пор, пока тебя не приняли в Добрую Магическую Коллегию, ты не имеешь права на самостоятельную практику? Тебя за это сурово накажут, и думать забудь. Что ты еще умеешь?

– Управлять аэрокаром. Ломать компьютерные программы и все в этом роде. Драться без оружия и на ножах, несколько лет занимался, наставники меня хвалили. О, может, вот это? На первое время пойду в охранники…

– Не годится, – вздохнула Зинта. – У добрых охранников своя гильдия, и ученика-мага туда не возьмут, не по правилам. А то, что ты обучен драться, очень хорошо. Паяна – большой город, тут есть не только доброжители, иногда и зложители попадаются, хотя их, конечно, не очень много. Есть плохие места, где молодым женщинам и парням вроде тебя лучше не появляться. Добрые власти борются с пороками, но никак не могут истребить их до конца.

– Что это за места?

– Окрестности порта. Жженое предместье – там живут те, кого за скверное поведение выселили из Паяны. Барахольные кварталы – там всякие заведения для иностранцев, наши доброжители туда не пойдут, а заграничный народ платит за тамошние развлечения, и государственной казне с этого прибыток. Я-то могу ходить где угодно, меня не тронут, чтобы не прогневать Тавше, а тебе стоит поберечься.

– Посмотрим… – задумчиво щурясь из-под челки, протянул Эдмар и сразу же сменил тему: – Я еще рисовать умею. Это сойдет?

– Тоже нет. У добрых художников своя гильдия, и чтобы тебе разрешили зарабатывать рисованием, нужно туда вступить, после того как пройдешь обучение и сдашь экзамены. Иначе тебя осудят и заставят заплатить штраф.

– Как у вас тут все по-доброму устроено… – сумрачно процедил Эдмар.

По счастью, он был не из тех, для кого уныние – родная стихия. Зинта видела, что он находится в подавленном состоянии, но вместо жалоб он изощрялся в иронических комментариях. Больше всего доставалось медному баку в ванной. Зинта не возражала: пусть ехидничает сколько влезет, лишь бы не пробовал греть воду с помощью магии. Эдмар, видимо, и сам понимал, что может с этим напортачить, и воздерживался от рискованных опытов.

– Ты никогда раньше не жил в таких условиях?

– Не поверишь, но жил, целых две недели. Неделя – это на день меньше, чем ваша восьмица. У нас есть Земля-Парк – планета с городами-музеями для путешественников, там все устроено по старинке. Моя тетя Софья там работает. В ближайшие каникулы я опять туда собирался… Там это было развлечение, которое может закончиться в любой момент, как я пожелаю, а здесь – полный крантец. Ничего, на прислугу я все-таки заработаю, вот увидишь. Только сначала руку приведу в порядок.

С магией самоисцеления дела у него обстояли неплохо: оставшиеся после ожога рубцы начали понемногу разглаживаться, уступая место здоровой коже.

– Как ты собрался зарабатывать, если ни в охранники, ни в художники тебя не возьмут, а в мусорщики сам не пойдешь?

– Есть еще одно ремесло, которым я владею, – он загадочно подмигнул из-под челки, но вдаваться в дальнейшие объяснения не стал.

– Надеюсь, ты не воровать собираешься? – насторожилась Зинта. – Только этого не хватало!

– Не воровать, не бойся. Вполне себе приличное ремесло, востребованное определенной частью доброго населения. А мама еще говорила, что я дурака валяю…

Ничего больше Зинта от него не добилась. Ей и без прислуги было хорошо. В отличие от Эдмара, тоскующего по своему прежнему миру, она радовалась переменам, все вокруг казалось ей волшебно притягательным: и широкие многолюдные улицы с домами в несколько этажей, и крытые разноцветной черепицей башни в центре Паяны – красота неописуемая, и новая квартира с блеклыми кремово-зелеными узорами на обоях, с подержанной, но чистенькой мебелью, с таким замечательным медным баком для нагрева воды!

Их осталось четверо: Суно, Чевальд, Джефройм и Хеледика. Девчонка была до сих пор жива только потому, что хвостиком следовала за Орвехтом и беспрекословно выполняла все его команды – понимала с полуслова, а порой и жеста хватало. Они укрылись в старой часовне Кадаха Радетеля в рощице меж двух пастбищ и смахивали то ли на дезертиров из разгромленной армии, то ли на беженцев, еле сумевших спастись от пожара или наводнения. Оборванные, грязные, в запекшихся ссадинах.

Часовня пока выдерживала напор нежити, и амулеты у посланцев Ложи были мощные, иначе вряд ли удалось бы уйти из города. На магию ни у кого не осталось сил, а кормильца, чтобы зачерпнуть из Накопителя, с ними не было. Вдобавок не приходилось сомневаться, что обложившая их со всех сторон нежить уже подмяла под себя здешний Накопитель и сама оттуда тянет.

Небо заволокло мутным водянисто-коричневым туманом, солнце маячило сквозь это марево умирающим светляком, и хотя оно висело высоко, внизу царили сумерки. Впрочем, вовсе это не туман, а призрачные костяные своды. Гигантский череп китони, накрывший Принихум вместе с окрестностями… Гм, в худшем случае – всю Мезру.

Моментами Орвехту хотелось ругаться до белого каления: что же вы, жабьи дети, натворили?! Но тщетным сквернословием делу не поможешь, да и жабьих детей, виновных в этом светопреставлении, рядом не было. Они уже заплатили последнюю цену за свою дурость. Суно подозревал, что на много шабов вокруг не сыскать ни одного живого человека. Уцелели только трое магов из Аленды и песчаная ведьма.

Катавасия началась вскоре после похорон Клойсима. Если точнее, во время поминальной трапезы, устроенной в «Счастливом кухаре». Хозяина заведения, по обычаю севшего за стол вместе с опечаленными постояльцами, дернула нелегкая принести свой любимый кубок.

Хозяин оказался из ветеранов Светлейшего войска, и была у него заветная вещица, память о победе над Китоном: оправленная в трофейное серебро трофейная же костяная чаша.

Едва увидев на столе эту, с позволения сказать, посудину, Суно почуял, что дело плохо, полная отхожая яма, как говорят деревенские жители, и начал спешно плести блокирующее заклятие, не обращая внимания на озадаченные взгляды молодых коллег. Он им потом все объяснит, главное было – успеть, счет шел на мгновения…

Он не успел.

Из хозяйского кубка, наполненного поминальным белым вином «Роса скорби», как будто выпорхнуло облачко мошкары. Или костной муки, или коричневато-белесой пыли, но больше оно походило на мошкару, потому что заунывно зудело. Еле слышный безнадежно тоскливый звук ощущалсягде-то на грани восприятия, и при желании можно было все списать на «померещилось» или «голову напекло».

Хозяин оторопело уставился на эту дрянь, а в следующий момент «мошкара» облепила его ползучим покровом, и он сразу начал съеживаться и усыхать, словно время для него неимоверно ускорилось. Сперва он кричал отчаянно и басовито, потом ныл старческим фальцетом и, наконец, умолк, превратившись в скрюченную мумию, которая выглядела точь-в-точь как труп Джамо Фрелдона, убитого в Аленде.

«Мошкара», которая на глазах множилась, набросилась на остальных людей. Орвехт закончил с заклятием, но было поздно: миновал тот момент, когда еще можно было загнать эту напасть обратно в кубок, сделанный из черепа китони и оправленный в потемневшее серебро, добытое в западных отрогах Унского хребта.

Какофония воплей, стонов и всхлипов рвала барабанные перепонки. Остро пахло гниющей плотью, теперь это было отнюдь не наваждение.

Дознаватели, соединив усилия, установили круговую защиту.

– Коллеги, нужна подпитка! – крикнул Суно местным магам, тоже приглашенным на поминки.

Двое пожилых кормильцев даже не посмотрели в его сторону. С ними творилось что-то неладное, как будто они ничего вокруг не видели и не слышали. И они, вне всяких сомнений, вовсю тянули из Накопителя, вот только куда же все это уходило… Вскоре Суно понял – куда, и это едва не стоило ему позорной утраты самообладания. Принихумские кормильцы питали драгоценной силой нежить, которая, словно наведавшийся в гости кладбищенский туман, уже оккупировала весь зал «Счастливого кухаря».

Их отечные морщинистые лица застыли, глаза остекленели – ни разума, ни воли там и с чайную ложку не наберется. «Мошкара» обволакивала их, но не трогала: зачем же губить кормушку? Она продолжала разбухать, как на дрожжах, на полу валялись ссохшиеся трупы и опрокинутые стулья, скатерти на сдвинутых столах были заляпаны вином, пивом, соусом, а снедь на блюдах и в кастрюльках выглядела прокисшей. Такой запечаталась в памяти у Суно эта картинка, перед тем как они тесно сбитой группой вывалились из трактира наружу.

Мешочек с костяным обломком Орвехт вытащил из кармана и отшвырнул от себя подальше, сопроводив это действие отсекающим заклятием. То же самое он велел сделать Чевальду, у которого хранился нож. Пусть исследования показали, что магии в этом предмете после убийства Фрелдона не осталось, лучше поберечься.

Вначале Суно собирался кровь из носу совершить экзорцизм, лишь бы сил хватило, но скоро стало ясно, что в этом нет никакого смысла: что толку возиться со «Счастливым кухарем», если то же самое творится по всей улице? И на соседних улицах, и дальше… Бедствие охватило весь городок.

Группа столичных магов держала оборону. От прибившейся к ним девчонки пользы в этом деле не было, зато она и не мешала. Глаза испуганно распахнуты, губы побелели, но ни визга, ни лишней суеты. Вот молодчина, таких спасать не трудно, мельком подумалось Орвехту.

Первым они потеряли Тимонехта. Тот бросился к женщине, которая выскочила в палисадник с ребенком на руках и, срывая голос, звала на помощь. Перемахнув через невысокую ограду, парень заклинанием заставил отпрянуть вытекавшую из окна «мошкару» – при дневном свете эта жуть казалась дымно-коричневатой, словно сам воздух пошел грязными пятнами, – подхватил горожанку, у которой ноги от ужаса подгибались, и потащил к калитке, но тут из окон и дверей дома целыми тучами хлынула клубящаяся дрянь.

Всех троих словно облепил рой растревоженных пчел или всколыхнувшаяся масса пыли, а потом на дорожке с аккуратным бордюром из желтых и розовых кирпичей осталась куча одежды и обтянутые высохшей кожей скелеты – два побольше, один поменьше. Брошенные магами заклятия особого действия не возымели: пылевой студень, пахнущий гнилыми костями, в ответ на это едва содрогнулся – и никакой другой реакции.

– Не пытайтесь кого-то здесь выручить, – устало посоветовал Орвехт. – Ничего не получится, и сами пропадете, как Тимонехт, добрых ему посмертных путей.

– Почему? – искоса глянув на старшего мага, спросил Джефройм, изящный и неравнодушный к моде, но при этом вдумчивый юноша из аристократического семейства.

– Потому что жители Мезры сами навлекли на себя беду, это их проклятье. Нежить атакует нас не слишком рьяно лишь потому, что мы здесь чужие, так что у нас есть шанс выбраться. Но вытащить отсюда никого из местных не сможем, если попытаемся – погибнем сами. Вы уже видели, как это происходит.

– А как же она? – Чевальд кивком указал на Хеледику.

– Она тоже здесь чужая, за полгода не стала в Принихуме своей, иначе я бы ломаной полушки не дал за ее жизнь.

– Но в чем дело-то? – поинтересовался угловатый долговязый Кеванд, всегда ходивший с таким выражением лица, словно то ли зуб у него разнылся, то ли неразрешимые вечные вопросы одолевают.

– В дурости человеческой. Как обычно.

Умерших надлежит предавать погребению – в согласии с их пожеланиями, или по обычаю, или, за неимением выбора, любым пристойным способом. Либо, если ты ничего не в силах сделать, просто пройди мимо, попросив прощения у духа и пожелав ему добрых посмертных путей. Глумление над мертвецами чревато неприятностями: вдруг дух все еще находится поблизости и ему твои действия не понравятся? Это все равно что мучить собаку: возможно, она незлая, забитая и попросту убежит, а возможно, так тебя цапнет, что до конца жизни будешь маяться. Или не сразу цапнет, а подстережет через месяц-другой, когда ты уже и думать об этом забудешь. Духи умерших не хуже злопамятных псов способны ждать своего часа.

Солдаты Светлейшего войска, разгромившего армию Китона, не омрачали свой триумф такими соображениями. С чего у них пошла мода на черепа китони, можно только строить догадки, хотя хорошо бы выяснить доподлинно, это Орвехт взял на заметку. Эта мода была не то чтобы повальной, но, как можно судить по вскрывшимся последствиям, достаточно массовой. Одни отрезали головы убитых врагов и вываривали в походных котлах черепа – на добрую память о своей крутизне и победоносно завершившейся военно-просветительской миссии. Другие не порицали их и не сдавали начальству, которое наверняка тем же самым занималось. Из черепов китони делали кубки, чаши, плевательницы… Еще шкатулки женам и невестам, те сами выпрашивали такие подарки. Из других костей мастерили поделки помельче, вроде ножа, которым был убит Джамо Фрелдон.

И ведь Светлейшая Ложа об этом не знала. Прошляпили.

Оскорбленные духи китони последовали за своими останками. Этого можно было избежать, если бы над трофейными костями провели необходимые магические ритуалы. Но обряд, отсылающий духа прочь, стоит недешево, и вдобавок владелец трофея должен оплатить разрешение, которое выдадут не всякому: как говорится в народе, что дозволено генералу, то не дозволено капралу.

В столице и окрестных землях Светлейшая Ложа регулярно проводила проверки на предмет незаконного хранения вещей такого рода. В провинциях эти проверки тоже должны были проводиться в установленные законом сроки… Но поскольку в Мезре пресловутые трофеи имелись едва ли не в каждом пятом-шестом доме, местные маги предпочитали не ссориться с обществом, а брать взятки и отправлять в Аленду сфальсифицированные отчеты.

– Доигрались, – угрюмо и сухо заключил Суно. – Приезжие, быть может, сумеют унести отсюда ноги, а местное население обречено. Мезра превратится в обширное кладбище, и вновь селиться здесь можно будет не раньше чем через несколько лет – в лучшем случае.

– Вы думаете, вся Мезра? – произнес побледневший Кеванд.

– Скорее всего. В здешних поселениях одни и те же специфические нравы, Принихум – типичный мезрийский город. Поэтому, коллеги, я бы не надеялся на то, что, если мы отойдем от него на несколько шабов, над нами вновь засияет солнышко и вся нежить останется позади.

Солнце над ними и сейчас сияло, но потерянно и тускло. Орвехт и его спутники укрылись в заброшенном сарае, очертив снаружи защитный круг. Торчавшие возле порога травинки отбрасывали слабые тени, как в облачную погоду или при частичном затмении. Все стихло, и в накрытом недоброй тенью Принихуме царила мертвая тишина, словно никого там не осталось – ни людей, ни животных, ни птиц.

– Война ведь давно была, – Чевальд говорил шепотом, как будто опасаясь потревожить эту тишину. – Почему только теперь?

– Очевидно, потому, что некоторое время назад нарушилось мировое равновесие, – с легкой досадой отозвался Суно. – Колебания уже затухают, но вот же не обошлось без катастрофы…

– А что за нарушение? – Несмотря на аховую ситуацию, в глазах молодого мага мелькнул проблеск любопытства.

– Неизвестно, – Орвехт устало махнул рукой – мол, какая разница. – Гипотез несколько, мнения разделились, как обычно.

– Может быть… – встрепенулся Кеванд.

– Нет, не может, – окоротил его старший коллега, отлично знавший, какими странными идеями этот молодой человек увлекается. – Мировое равновесие не имеет ничего общего с бредовыми умствованиями о том, что все, мол, зиждется на балансе добра и зла, и если в одном конце города кто-то пригрел бездомную сиротку, в другом конце непременно нужно обобрать прохожего, да желательно еще и навалять ему, иначе мир покатится в тартарары. Это все беллетристика… Гм, в высшей степени приятная и полезная для тех, кто кормится, обирая прохожих. Истинное магическое равновесие – это просто-напросто соотношение всевозможных сил, больших и малых, имеющих имена и безымянных. Если нечто, скажем так, увесистое в магическом плане вторгнется в наш мир извне, или, напротив, безвозвратно уйдет за его пределы, или по какой-то причине рывком сменит свое местоположение, произойдет магическое возмущение, сотрясение слоев реальности. Бросьте камень в пруд – по его поверхности побегут круги, вода выплеснется на берег, но постепенно волнение сойдет на нет. Здесь то же самое, и все вы, кроме Хеледики, об этом знаете из базового курса онтологии, – Суно искривил пересохший рот в усмешке. – Я надеюсь, что знаете… Некоторое время назад где-то в Сонхи произошло что-то в этом роде, и пробуждение здешней трофейной нежити, которая до сей поры пребывала в дремотном состоянии, – одно из последствий возникшего возмущения.

Эта небольшая лекция, прочитанная академическим тоном, помогла успокоить нервы и самому Орвехту, и его слушателям. Ясно было, что в сарае не отсидишься, из Принихума надо выбираться.

Они двинулись к западной оконечности вымершего городка, и сначала вокруг было тихо, никакого шевеления на залитых печальным коричневатым светом улицах, но потом началось преследование. Из окон домов медленно, словно бы неохотно выползали облака зародившейся из костного праха неживой «мошкары», плыли попутным курсом, как будто раздумывая, атаковать или нет.

Добротные постройки сияли чистенькой светлой штукатуркой. На брусчатых тротуарах лежали мумифицированные тела. Кое-где попадались трупы лошадей, такие же ссохшиеся. Ветер колыхал в распахнутом окне громадную, как парус, тюлевую занавеску. Вещи были в полном порядке, тление их не тронуло, и растения вроде бы не собирались чахнуть, а продукты в одночасье испортились – возле распахнутых дверей лавок ощущался запах гниющей еды.

Впрочем, Суно и без него не рискнул бы запасаться здесь продовольствием.

Кеванда одолевало чувство вины: за поведение солдат Светлейшего войска, за то, что сам он вовремя не догадался, в чем дело, за то, что не удержал беднягу Клойсима, когда тот отправился играть в загадки с крухутаком, – и демоны знают за что еще. Время от времени он пытался поговорить на эту тему с остальными, но Орвехт каждый раз его обрывал.

На них напали на окраине Принихума, возле скотного двора. Из-за ограды тянуло запахами навоза и скисшего молока, но не слышно было ни мычания коров, ни жужжания мух. Суно сделал знак остановиться. Шаркающие шаги, медлительный перестук копыт. Здесь выжил кто-то еще?.. Или дело совсем плохо?

Оказалось, совсем плохо. Это были маги-кормильцы, окутанные, словно грязноватыми кисейными мантиями, колышущейся «мошкарой», – не трупы, как остальное население несчастного городка, но вряд ли по-настоящему живые. За ними тащилось несколько мумифицированных коров – шатко переступающие костяки в обвислых шкурах, с мертвыми белыми глазами. Хвосты болтались, как веревки.

Алендийцы почти одновременно ударили по нежити заклятиями, в воздухе мелькнули бледные язычки пламени. Орвехт целил в кормильцев, но то, что хозяйничало в Принихуме, берегло их как зеницу ока: «мошкара» приняла удар на себя и обратилась в пепел. Образовавшуюся пустоту мигом заполнила новая туча клубящегося праха, трем старым магам с мутными стеклянными глазами ничего не сделалось.

Добраться до людей, защищенных чарами и амулетами, этот прах не смог, а дохлые коровы были слишком медлительны, чтобы представлять серьезную угрозу. Удалось сбежать от них. Кеванд опять завел речь о том, что мы-де сами во всем виноваты. Суно предупредил, что еще одно слово – и будешь выбираться отсюда самостоятельно, после этого парень заткнулся. И ведь способный маг, хорошие оценки получал, полный курс окончил… Но ему никогда раньше не доводилось влипать в такие переделки, а кураторы из Академии на умственные завихрения Кеванда смотрели сквозь пальцы: все равно ему работать в коллективе – коллеги, если что, присмотрят и одернут.

Уже на выходе из Принихума на них набросились взбесившиеся деревья. Вернее, древесный народец, то ли подчинившийся нежити, то ли вконец ошалевший от происходящего вокруг. Исхлестанные ветками, до крови исцарапанные, в порванной одежде, они кое-как вырвались, потеряв по дороге Кеванда. Тот был слишком погружен в размышления о всеобщей вине, и когда понадобилось по-звериному, на пределе, драться за свою жизнь, это его подвело.

Суно был уверен, что дело именно в этом, потому что даже Хеледика, не способная колдовать и физической силой уступавшая любому из спутников по меньшей мере вдвое, выбралась из треклятой аллеи орешника вместе с остальными, а Кеванда длинные цепкие ветви, обагренные кровью, оплели и превратили в истерзанный кусок мяса. Он сдался. «А вдруг мой враг имеет право так со мной поступить? И в самом деле ведь имеет, если задуматься…» – соображения такого рода его погубили, и Суно решил, что непременно напишет об этом официальную докладную бумагу руководству Академии. При условии, что выберется из Мезры живым.

К тому времени, как они увидели впереди рощицу с часовней Радетеля – красная черепичная крыша торчала шатром над нежно-зелеными кронами деревьев, обещая спасение, – стало ясно, что ситуация совсем скверная. В небе соткалась пугающая тускло-коричневая пелена, и простиралась она от горизонта до горизонта, без единого просвета.

Если в последние два-три года все, что окружало Зинту в Апне: дома, повозки, соседи, мостовые, городская лечебница, их с Улгером квартирка – напоминало сплошное желе, в котором она по горло увязла, да так, что скоро совсем потеряет способность двигаться, то здесь дела обстояли иначе. Она скользила по хитросплетениям обширной пестрой Паяны, словно в непрерывном танце, почти не чувствуя собственного веса.

Ага, конечно, куда как замечательно! Молонский доброжитель не должен рваться из маленького городка в столицу, не должен наслаждаться ощущением свободы, не должен с восторгом глазеть на все интересное. Надо приносить пользу обществу на том месте, которое досталось тебе по стечению обстоятельств либо по решению мудрых вышестоящих доброжителей, а что-то самовольно в своей жизни менять – неправильно, ничуть не лучше, чем предаваться поеданию шоколада. Зинта об этом знала, но все равно радовалась, что это она первая нашла Эдмара и в результате попала в Паяну. Наверное, она сильно испорченная, зато ей теперь хорошо.

Безнадежно испорченной она все-таки не была, поскольку Тавше не лишила ее своей милости. Зинта зарегистрировалась в доброй службе быстрой помощи и с утра до вечера или же с вечера до утра бродила по улицам, по первому зову бросаясь лечить тех, кто в этом нуждался. Чтобы не заблудиться, купила карту Паяны, которую носила в футляре на поясе. Одни пациенты честно платили ей за труды, другие, да простит их Милосердная, из бережливости отделывались грошами, третьим нечем было заплатить, и таких Зинта лечила бесплатно во славу Тавше.

Служба направила ее в бедняцкий район, и ежедневный прибыток был невелик, а сегодня и вовсе не повезло. «Зов боли» привел ее к двухэтажному дому за высокой оградой, который выглядел побогаче соседних построек, да только ничего там Зинте не светило, к несчастью и для нее, и для страждущего.

Один из тех редких случаев, когда лекарь под дланью Тавше не в силах помочь. Маг с перекошенным от боли ртом еще и обругал прибежавшую на зов лекарку. Хорошо, что не проклял. Он выглядел злобной и склочной личностью, ничего удивительного, что выискались зложители, захотевшие его отравить. Впрочем, Зинта тут же себя одернула: стыдно для доброжительницы такое думать.

Разглядывая по дороге домой железные завитушки на балконах, флюгера на крутых черепичных крышах, по большей части изображающие собак – считалось, что это угодно четверке великих псов, витрины лавок, наряды встречных дам, она вскоре избавилась от досады. Подумаешь, обругали. Вокруг столько чудесного – глаза разбегаются, а она будет переживать из-за чьей-то брани и уплывшего шанса заработать несколько серебряных монет?

Эдмар уже вернулся из библиотеки и, с ногами забравшись в кресло, обитое вытертым цветастым штофом, читал истрепанный учебник истории. На объемистом подлокотнике-валике стояла кружка с молоком. Он пристрастился к молоку, Зинта это одобряла: помогает залечивать кожу после ожога, вдобавок это лучше, чем хлестать всякую дрянь, до которой бывают охочи парни его возраста. Косая темная челка падала на глаза. Он уже спрашивал, нельзя ли хотя бы челку выкрасить, чтоб были вишневые, синие или фиолетовые пряди, красиво же будет… Про себя ужаснувшись, Зинта категорически сказала нет – «если не желаешь, чтобы тебе на улице нос расквасили и крашеные патлы откромсали, доброжителям это не понравится».

Кроме как испакостить собственные волосы, у него было еще два заветных желания: во-первых, вернуться в свой мир, во-вторых, до тех пор, пока не найден способ побега, нанять домработницу. Похоже, мальчишка всерьез настроился заработать на прислугу. Однажды поинтересовался, сможет ли Зинта его вылечить, если он подхватит какую-нибудь заразу: мол, это важно – «рабочий вопрос». Неужели и впрямь решился пойти в подмастерья к мусорщикам или золотарям? По крайней мере, услышав утвердительный ответ, он непонятно ухмыльнулся. После некоторого раздумья Зинта расшифровала выражение его лица как ироничную и чуточку горькую гримасу гордого существа, решившегося переступить через свою гордость ради достойной цели. Ну-ну, посмотрим, чем это закончится.

Она тоже налила себе молока и вздохнула, пристраиваясь на стуле у окна:

– Жалко, на пирожные денег не хватило.

– Погоди, еще поедим пирожных. И шоколада. Во что бы то ни стало выясню, где его тут продают из-под полы.

– Нигде не продают, еще чего не хватало!

– Существует же контрабанда, и должны быть отлаженные каналы сбыта…

– С этим злом борется добрый управитель портовой таможни. Я слышала, это суровый и ответственный доброжитель, мимо него ни один гнупи не прошмыгнет, ни один чворк не проползет, и все боятся его прогневать.

– Так, может, он и ведает подпольной торговлей?

– Постыдись возводить хулу на почтенных доброжителей!

– Да я не возвожу, просто высказываю предположения… – Эдмар обезоруживающе улыбнулся – этот паршивец умел обезоруживающе улыбаться – и перевел разговор на другую тему: – А что там были за пирожные?

– С корицей и кремом из взбитых сливок, я всего два раза такие ела. Если б я смогла вылечить того доброго мага, сегодня состоялся бы третий раз, и ты бы тоже попробовал эту вкуснятину.

– Ты – и не смогла кого-то вылечить?

– Ну да. Какие-то зложители его отравили, а он ведь маг, поэтому обыкновенное противоядие не поможет. Бывают яды, при соединении с которыми магическая сила пострадавшего порождает нерушимую привязку, от таких отравлений человека, лишенного магии, вылечить намного легче, чем волшебника.

Зинта говорила, глядя в окно на ползущий по улице Ранних Луковиц громоздкий экипаж с резными украшениями на крыше, и обернулась, когда Эдмар закашлялся.

Он поперхнулся молоком. На его новой пестровато-бежевой рубашке – хорошая рубашка, многие доброжители такие носят, а ему, извольте видеть, расцветка не понравилась! – белели капли и темнели мокрые пятна. Длинные глаза, обычно усмешливо сощуренные, потрясенно распахнулись, словно то, что он сейчас услышал от Зинты, поколебало все его прежние представления о мире.

Она сперва решила, что у него ум за разум зашел, надо было растолковать попроще.

– Так вот в чем дело… – хрипло произнес Эдмар, после чего снова закашлялся. – Помнишь, я тебе рассказывал про Марсию? Они оба маги – и Мар, и ее отец.

– Если б ты об этом сразу сказал, я бы тоже сразу все выложила. Постой… Неужели у вас о таких вещах не знают?

– Представь себе, нет. В нашем мире маги – большая редкость.

– Чтобы вылечить девочку, нужно приготовить противоядие из магических ингредиентов. Не знаю из каких, это надо спрашивать у добрых магов. И не только, еще необходимо сплести заклинание, высвобождающее из телесного капкана пойманное и мнимо оживленное отравляющее вещество – это должно быть сделано в процессе приготовления зелья. Ты знаешь, что там была за отрава?

– Формулу этого чертова яда я выучил наизусть. Объяснишь мне, как это сделать?

– Не смогу. Я сейчас изложила то, что мне известно, остальное относится к компетенции магов, а не лекарей. Но почему ты сразу все не рассказал?

Эдмар как-то болезненно сощурился, потом процедил:

– Этот сноб меня безмерно раздражает. Даже говорить о нем лишний раз не хотелось.

– Какой сноб? – Зинта растерялась от такого поворота.

– Ее отец. Он офицер Космопола – всемирной полиции, если по-вашему. Служит в подразделении, которое занимается магическими преступлениями. Магов хоть и мало, все равно бывает, что они создают проблемы. На работе его ценят, как золотой запас планеты средних размеров.

– Так он, значит, добрый полицейский?

– В самую точку, – усмехнулся Эдмар. – Он действительно добрый. До отвратного. На боевых операциях своих подчиненных бережет, а сам рискует. Раньше он был рыжий, как Мар, но теперь волосы у него белые, после одной истории. Их группа тогда заложников спасала, и он полез в самое пекло, хотя не обязан был. Начальство приказало ему уходить, потому что для Космопола он безумно ценный кадр, а он проигнорировал и остался. Там началась натуральная мясорубка, всех вытащить не удалось, и он поседел, когда заложники стали гибнуть у него на глазах. Потом прорвался к деятелю, который все это организовал, и в буквальном смысле размазал его по стенке. Так влепил магическим ударом, что террорист превратился в оригинальный мясной коврик не толще пары сантиметров, хоть в музее под стеклом вешай. Он с тех пор так и ходит седой, хотя запросто мог бы восстановить прежний цвет, а лицо совсем молодое, как у двадцатипятилетнего, несмотря на то что ему уже за сорок. Наверное, это потому, что он маг, хотя у нас в принципе люди живут дольше, чем здесь, и стареют позже. Мама дружит с их семейством, и с ней он всегда приветливый, улыбается, с двойняшками то же самое… Это мои младшие, брат и сестра. А со мной он – сама ледяная сдержанность. За все время нашего знакомства ни разу не расщедрился на улыбку. Словно от него убудет, если он мне улыбнется.

Глаза мага-возвратника совсем ушли в прищур, губы кривились в презрительной ухмылке.

– Может быть, ты в чем-то провинился? – осторожно предположила Зинта. – Не было такого, чтобы ты мучил какое-то животное, а он увидел и рассердился?

– Животных я никогда не мучил. Других детей – да, бывало… Но я ни разу не обижал Мар. Когда мне было семь лет, я его однажды сильно напугал, только он еще до этого относился ко мне, как замороженный.

– Каким-нибудь волшебным фокусом? – понимающе хмыкнула лекарка.

– Если бы. Я всего-навсего добрался до маминой косметики, разрисовал себе мордаху и вышел к гостям при полном макияже. Мар, ей тогда было три года, начала смеяться и хлопать в ладоши, моя бабка-графиня вся на ор изошла, остальные взрослые заулыбались. А этот переменился в лице, словно ему паука в тарелку с салатом бросили. Всего на несколько секунд, но я заметил… Меня, естественно, прогнали умываться, и пока я плескался в ванной, перед глазами так и стояла его бледная застывшая физиономия. Зинта, он однозначно испугался! Взрослый мужчина, капитан Космопола с опытом боевых действий, маг умопомрачительной силы – и такая реакция на безобидную выходку семилетнего ребенка. Если б хоть намекнул, в чем дело… Но он даже Марсии ничего не объясняет, я пытался у нее выспрашивать.

– Думаю, он все же не так плохо к тебе относился, если разрешил своей дочери с тобой дружить.

– Это ни о чем не говорит, – фыркнул Эдмар. – Мар хорошо защищена, у нее телохранитель-призрак. Он и при жизни был крутым мужиком, а после смерти стал еще опасней. Его коронный прием – порвать в хлам нервные волокна и капилляры в мозгу у тех уродов, которые попробуют на нее покуситься.

– Как я слышала, заклясть призрак умершего человека на охрану – сложное колдовство.

– Его никто не заклинал, он сам так захотел. Он был телохранителем Мар и погиб, когда ей было шесть лет, – спасал ее от одной чокнутой террористки. Марсия сказала, что он попросил у своего бога разрешения оставаться рядом с ней, пока он ей нужен, и ему разрешили. Он все время около нее, но видеть его и разговаривать с ним могут только Мар и ее отец, они оба сканеры… То есть, по-вашему, видящие. Только насчет бога не знаю – насочинял он или правда. А в прошлом он, говорят, чуть ли не в какой-то банде состоял, но об этом тоже ничего точно не знаю.

– Если отец Марсии видящий, тогда мало ли, что он там еще увидел или почуял, когда на тебя смотрел.

– Не имеет значения, – процедил Эдмар сквозь зубы. – Я этого человека не выношу.

«А по-моему, ты им восхищаешься, – мысленно возразила Зинта. – Небось в ученики к нему просился, а он не взял».

– Я с детства мечтал, как отомщу ему за все хорошее… Он принципиальный, как и полагается доброму полицейскому, – в голосе парня проскользнул сарказм, смешанный с надрывной горечью, – но за лекарство для своей дочери он душу продаст. Наши врачеватели предупредили: если противоядие так и не найдется, она проживет лет до тридцати, не больше. Ей об этом не говорили, но она же видящая и без них, наверное, знает. Зинта, я иногда представляю себе, как принесу это лекарство и швырну ему в лицо. Или швырять не буду, а просто положу перед ним и уйду без единого слова, это сильнее его унизит. Ему придется выскочить следом за мной на улицу, чтобы сказать «спасибо».

– Так ты хочешь найти лекарство, чтобы вылечить девочку или чтобы утереть нос ее отцу, который смотрел на тебя неласково?

– И то и другое.

В комнате стало темновато, за окном синели сумерки и слышался скрип – это добрый фонарщик возился с фонарем напротив их дома. Зинте подумалось, что Эдмар впервые так разоткровенничался. Наверное, ему здесь по-страшному одиноко.

Допив молоко, парень усмехнулся, белки его глаз и зубы синевато белели в полумраке.

– Одна радость – бабка уже за решеткой и навредить маме теперь не сможет, хоть меня и нет рядом.

– Мама у тебя тоже знатного рода?

– Нет, в том-то и дело, из-за этого бабка на нее и взъелась. Мама в молодости работала у какого-то мафиози или в этом роде, и тот завещал ей свое состояние. Наверное, она с ним спала. Нисколько не осуждаю. С бабкой я бы сам разобрался – так, чтобы за это не сесть, но сейчас она по-любому в тюрьме и на этот раз малым сроком не отделается.

– Хорошо, если ее разоблачили.

– Тут сомневаться нечего, отец Марсии наверняка захочет выяснить, куда я делся. А это для него легче легкого, он же видящий. Он общался со мной, как замороженный, но никогда меня не игнорировал, наоборот, такое впечатление, что постоянно мониторил… то есть наблюдал за мной. Как за преступником, которому дали условный срок. И самое подлое то, что так было с тех пор, как я себя помню.

Он замолчал. Пора было зажигать масляную лампу, но Зинта сидела напротив Эдмара, задумчиво стиснув кружку с молоком на донышке, и размышляла, сказать о своей догадке или лучше не надо.

– Что я ему сделал? – прошипел Эдмар еле слышно, словно разозленная змея.

– Ты, такой умный, действительно не понимаешь или делаешь вид? – не вытерпела лекарка.

– Думаешь, он хотел жениться на моей маме, а она ему отказала, и я как будто крайний? Ничего такого. С мамой и нашими младшими он ведет себя иначе, со всей теплотой. И любит госпожу Ивену, свою жену. Она тоже относится ко мне с какой-то странной прохладцей, хотя я всегда был с ней вежлив. У меня память хорошая, если б я перед ними в чем-то провинился, я бы это запомнил.

– Ну, тогда вспоминай, что ты им сделал не так в своем прежнем воплощении! – поднявшись со стула и уперев руки в бока, посоветовала Зинта.

– Смеешься? – Бледное в сумеречной синеве лицо Эдмара протестующе скривилось.

– Объясняю тебе, в чем дело. Ясно же сразу… Я чуток погорячилась, сам ты, наверное, ничего не помнишь. Даже из опытных магов не всякий что-нибудь знает о своих прошлых рождениях, но если сходишь к гадалке или в храм Двуликой Госпожи, там тебе помогут разобраться.

– Никуда я не пойду, еще чего! – Его голос снова стал похож на змеиное шипение. – Бредни ваши дурацкие… Мне шестнадцать лет, я знать не знаю, что со мной было якобы раньше, и знать не собираюсь. Ничего не было!

Зинта мысленно хмыкнула: я угадала, рыльце у тебя в перьях.

– Пожалуй, теперь уже семнадцать, – добавил Эдмар после паузы другим тоном. – Пока я валялся больной в той деревне, у меня должен был пройти день рождения. Вот тоска… Не пойду я ни к гадалкам, ни к этой вашей Двуликой Госпоже.

– Пойдешь или нет, дело твое, но не вздумай отзываться о ней неуважительно. Она Госпожа Вероятностей и Развилок, один ее лик смотрит в будущее, другой – в прошлое, и она о каждом знает все.

О том, что Двуликая проявила личный интерес к его судьбе и это благодаря ее участию он сидит тут живой-здоровый и пьет молоко, Зинта решила Эдмару не сообщать. Перебьется. У него и так непохвального индивидуализма на десятерых хватит, а если возомнит себя избранником богини, с ним и подавно не будет никакого сладу.

– Мне не кажется, что я жил когда-то раньше, – произнес он с таким несогласным выражением, словно на самом деле эта мысль у него нет-нет да и закрадывалась.

– В Сонхи ты жил совершенно точно, у тебя аура изначально здешняя, добрые маги умеют это определять. А потом ушел через Врата Перехода посмотреть на другие миры и решил остаться там насовсем, если тебе твой Нез больше приглянулся, с магами-путешественниками это бывает.

– Земля, – возразил Эдмар. – Наверняка сначала это была Земля, у нее с Сонхи поразительно много общего. Все эти яблони, мухи, коровы, собаки, вишни, человеческие физиономии… Иногда возникает впечатление, что меня разыгрывают. На Незе все выглядит иначе – и растения, и животные, и местная человеческая раса, все планеты нашей галактики в этом смысле друг от друга сильно отличаются. А здесь какое-то ненормальное сходство, прямо жуть берет.

– Значит, Сонхи и Земля – родственные миры, которые находятся в одной грозди. Ты все это еще будешь проходить в школе, и никакой жути в этом нет.

Она зажгла переносную лампу с разболтанной ручкой. Помещение наполнилось тусклым желтым светом, клубками теней и запахом прогорклого масла. Дорогое ароматное масло было им не по карману.

В ванной потихоньку запел, нагреваясь, медный бак.

– Зинта, я передумал насчет побега, – сообщил Эдмар, когда они сели ужинать. – Раньше я собирался рвануть отсюда при первой возможности, а теперь не собираюсь. Сначала я приготовлю противоядие для Мар и только тогда вернусь домой. Я уже решил, что сделаю, для него это будет как пощечина. Приду к нему с такой же замороженной миной, с какой он сам на меня обычно смотрит, положу перед ним на стол лекарство, а потом молча, не меняя выражения лица, отвернусь и уйду.

Издали казалось, что с этой усадьбой все в порядке: чистенько побеленные сараи, блеск оконных стекол, развешанное на веревках белье – яркое, несмотря на окутавшее округу тускло-коричневое марево. Словно с хозяевами ничего не случилось, те ведь собирались жить и завтра, и послезавтра, и еще долго, об этом свидетельствовала свежая белизна стен и недавняя стирка.

Орвехту не хотелось туда идти. На свое чувство опасности Суно и раньше не жаловался, а в последние дни оно вдвое обострилось, да и простой логики хватало для вывода: будет все то же самое, и вряд ли там можно найти не испортившуюся еду. Зато простыни – в самый раз, их можно пустить на бинты. Последнее соображение и заставляло мага хмуро вглядываться в эту мнимо безобидную картинку, в то время как контролируемый страх боролся с желанием раздобыть перевязочный материал для пострадавшего коллеги.

Если бы он мог дотянуться до своей кладовой… Но с тех пор, как Мезру накрыло, это нехитрое действие требует неимоверных усилий, а силы надо беречь, в любой момент могут понадобиться.

Вчера на них набросились три бывших сойгруна. Когда случаются бедствия вроде нынешнего, люди гибнут, а представители волшебного народца превращаются в умертвия, если не смогут или не успеют убраться подальше от проклятого места.

Твари выскочили из заросшей молодой травой балки справа от дороги. Макушками по пояс взрослому человеку, с ногами кузнечиков, что позволяло им совершать головокружительные прыжки, и множеством браслетов на цепких тощих руках. Считается, что от сойгруна всегда можно откупиться браслетом – не важно, дорогим или сплетенным из цветных лоскутьев.

На первый взгляд они были такими же, как вся их проворная и нагловатая братия, – не считая того, что с какой-то дури отважились напасть втроем на трех магов. Но стоило присмотреться к их физиономиям, пыльным, ссохшимся, в мелких трещинках, словно старые маски из папье-маше, как становилось ясно – от сойгрунов тут одно название осталось.

Хвала богам, Суно быстро это понял, и вдвойне хвала, что у него хватило сил их упокоить. Умертвия рассыпались прахом, который смешался с дорожной пылью – словно ничего и не было. Джефройм пошатывался и стискивал зубы, зажимая разодранное плечо. На спине у него мантия тоже была порвана, и вышитый герб Светлейшей Ложи еле виднелся в расплывшемся кровавом пятне.

И Орвехт, и Чевальд почти всю накопленную силу израсходовали на нежить и не могли оказать коллеге необходимую помощь. У них не было даже воды, чтобы промыть раны. Туда попала какая-то трупная дрянь с когтей умертвий, начал обильно сочиться гной, такой же мутный, как нынешнее небо над Мезрой. Повязки то и дело приходилось менять, жертвуя собственными мантиями, и к исходу дня все три мага напоминали оборванцев, а Хеледика отдала свою рубашку, оставшись в мальчишеской курточке поверх исподней туники.

Джефройм шагал, не отставая от остальных, только потому, что для этого применили специальные чары. Раненому это на пользу не шло. Сколько-то еще он пройдет, а потом свалится замертво. Единственное для него спасение – раньше, чем это случится, добраться до железной дороги.

Судя по шуму, который посреди царившей вокруг мертвой тишины доносился порой из-за горизонта, поезда через эти выморочные земли все еще ходили. Ничего странного, они защищены мощнейшими амулетами, чтобы никакая напасть не угробила ценные грузы. Нужно выйти к рельсовой колее, дождаться поезда… Этот план созрел у них перед тем, как они покинули часовню Кадаха Радетеля.

Железная дорога, по которой изредка проезжали спасительные составы, по-прежнему скрывалась за холмистым горизонтом, а впереди, меньше чем в четверти шаба, виднелось фермерское хозяйство с недавно засеянными огородами, распахнутыми воротами, белыми и голубыми простынями на веревках во дворе… И с колодцем! Там наверняка есть колодец, но его заслоняют постройки, отсюда не увидишь. Если и вода в нем окажется непорченая… Жажда их мучила уже который день.

В отличие от своих молодых спутников, Суно на воду не надеялся. Другое дело вино – при условии, что его не наливали в трофейную, гм, посуду и рядом с таковой не держали. Но эта симпатичная усадьба ему решительно не нравилась, в то время как Чевальд с Хеледикой уставились на нее горящими глазами, как кошки на горшок со сметаной, и даже раненый слабо оживился.

– Если там нет и никогда не было того, что осталось от заозерных жителей, нам может повезти, – нарушил молчание Чевальд.

«Черепа», «кости», «китони» – этих слов они вслух не произносили, чтобы не накликать беду. Она и так рядом ходит, и четверо живых людей здесь как на ладони, но соблюдение кое-каких нехитрых предосторожностей помогло им до сего момента не сгинуть.

– Я схожу один, – решил Орвехт. – Ждите здесь.

Джефройм сидел на земле с полузакрытыми глазами, от его заскорузлых повязок исходил мерзкий гнилостный запах. Упитанное лицо Чевальда осунулось, прежняя уверенность вчерашнего отличника и старосты курса уступила место обреченному лихорадочному азарту, словно у начинающего игрока, смекнувшего, что связался с отпетым шулером. Хеледика держалась лучше: за последний год ей выпало столько передряг, что принихумское бедствие не смогло ее ошеломить. Возможно, беглая песчаная ведьма считала, что живет сверх отмеренного срока и уже этому должна радоваться. Маленькая и юркая, как белка, с решительным личиком, она глядела на Суно в уверенности, что тот справится с любой проблемой.

Пологие холмы и перелески, пустынная дорога, небольшая усадьба. Должно быть, под ясным небом все это выглядело отрадно, а сейчас, в мутных нескончаемых сумерках, наводило тоску.

Суно приближался к открытым настежь воротам неспешно, прислушиваясь и к своим ощущениям, и к застывшему окружающему миру. Ощущениям эта прогулка однозначно не нравилась, мир помалкивал. На веревке соблазнительно белела пересохшая простыня, наводя на мысли о крахмале, ромашках, молоке, уютной постели и продолжающейся жизни. Немного постояв, маг все же вошел во двор.

Напрасно надеялись, никто здесь не уцелел. Возле конуры – собачья мумия. На полу дощатой галереи, опоясывающей дом, виднеется кучка мужской одежды и рядом сухой почерневший труп. Дальше можно не искать: всех постигла одна и та же участь.

Колодец с воротом находился по другую сторону дома. Одного взгляда хватило, чтобы понять: эту водицу пить нельзя. Торфянисто-черная жижа в белесых с прозеленью разводах, и что-то там шевелится, вяло плещется… Вряд ли живое.

Сдернув с веревки две простыни, какие получше, Суно свернул их и повязал на манер кушака. Подобрал топор, валявшийся возле поленницы под навесом, заткнул за пояс. Когда он поднимался по лесенке, ведущей на галерею, ступеньки заскрипели, словно обрадовались: наконец-то сюда пришел человек!

Он замер на пороге, вдыхая затхлый воздух и всматриваясь в темноватый коридор. «Мошкары» не видно. В гостиной лежит еще одна мумия, прикрытая ворохом женской одежды, по полу тянутся длинные желтовато-русые волосы. Маг скорбно качнул головой: судя по покрою платья, молодая девушка. Безвинно погибла, потому что ее доблестный папаша-идиот не смог удержаться – чем он хуже других таких же идиотов? – и притащил домой с войны китонский череп. Догадка подтвердилась, едва Орвехт бросил взгляд на застекленную горку с дорогой посудой: на почетном месте стоял кубок вроде того, что был у хозяина «Счастливого кухаря».

Не заходя в гостиную – туда нельзя, иначе разбудишь то, что отомстило своим врагам и вновь погрузилось в смертную дрему, – он отправился искать кухню. Разжиться хоть одной бутылкой вина – и прочь отсюда. Давний смрад гниющих овощей и горелой стряпни подсказал верное направление.

И стол, и пол, и подоконник усыпаны дохлыми осами и мухами, под ногами хрустит. Еще одна скрюченная мумия посреди кучки женских тряпок, на этот раз волосы седые. Обойдя труп, Суно распахнул верхние дверцы буфета. Противно заскрипело, зато внутри нашлась бутылка красного вина с игривым названием «Вечерний румянец» и дешевого портвейна «Завоеватель», обе из винодельни Шаройма Глоске, как сообщали надписи на этикетках.

Убедившись, что вино не прокисло, Орвехт обернул добычу полотенцем и сунул во вместительный внутренний карман. Форменные мантии магов Светлейшей Ложи замечательно скроены: просторны, удобны, да еще с изнанки полно карманов на все случаи жизни.

Он машинально притворил дверцу буфета и тут же замер: с ее скрипом слился другой скрип, донесшийся из коридора.

Здесь некому ходить. Здесь нет живых. Здесь даже насекомые умерли.

Подхватив за ножку табурет, Суно шибанул по окну – хрустнул переплет, стекла разлетелись и рассыпались, мгновенно впитав отражения туманного коричневого неба, – отодвинул кухонный стол, приперев дверь, и выпрыгнул во двор.

Вокруг никакого движения, но из глубины дома доносится торопливое поскрипывание, словно кто-то не то идет, не то ползет, приближаясь к двери.

Орвехт попятился к воротам, одновременно плетя заклинание и не выпуская из поля зрения темный, как беззубый рот, дверной проем. За спиной не было ничего опасного, зато в усадьбе что-то запоздало просыпалось: замешкайся он хоть ненадолго, его бы перехватили внутри. Теперь лишь бы хватило сил отбиться.

Из дверей вывалился чворк, скатился по ступенькам тяжело и тряско, за ним еще один, потом третий и четвертый. Ростом они человеку по колено, с выпирающими круглыми брюшками, глотают всякую потерянную мелочь, потом не доищешься. И они избегают попадаться людям на глаза, тем более – магам. Застигнутые врасплох, мигом прикидываются табуретами, поленьями, диванными подушками, чтобы исчезнуть, едва отвернешься. Но это если речь идет о живых чворках, а сейчас перед Суно были умертвия. Их подвижные улиточьи рожки словно окостенели, и рожицы были не румяные, как обычно, а землисто-серые, с трупными кругами вокруг выпученных глаз.

Орвехт метнул заклятие. Ну сколько можно, что ж ему сил-то накопить никак не дадут…

Чворков он упокоил. Те остались валяться возле крыльца, у одного лопнуло пузо, и на утоптанную землю высыпались монеты, позеленевшие чайные ложки, огрызок карандаша, пуговица красного стекла – давно потерянные вещи, которые никому больше не понадобятся. А за домом тяжело хлюпнуло и плеснуло, и после послышался звук, словно что-то тяжелое тащат волоком – или, может, оно само собой тащится.

Из колодца, с досадой определил Суно, доставая из-за кушака топор. На новое заклятие его не хватит. По крайней мере, не раньше чем через час.

Сперва тяжелой волной накатил запах – закисшая вода, мокрая гниющая древесина, вонь издохших обитателей стоячего водоема. Потом из-за угла дома начало выползать нечто темное, в переливах слизистого блеска, напоминающее до безобразия разбухшую пиявку.

Орвехт не знал, как оно называется, и это его почему-то несказанно взбесило – вот только неизученных волшебных тварей ему сейчас не хватало! Он неподобающе утратил самообладание всего на миг, и это пришлось как нельзя кстати: благодаря накатившей ярости топор он метнул точно в цель и с изрядной силой. «Пиявка» захлюпала, забилась в судорогах, собирая на себя пыль и сор, а маг выскочил за ворота и бросился бежать.

Оглянулся через плечо: за ним никто не гнался. Подумалось, что он сейчас похож на удирающего от собак бродягу, стащившего простыни с веревки… Да, и еще пару бутылок с кухни!

Товарищи дожидались на том месте, где он их оставил. Перейдя на шаг, Суно помахал им издали. Его и впрямь никто не преследовал: выползень из колодца решил не соваться в эту пыльную сушь. Другое дело, если б лил дождь.

«Вечерним румянцем» утолили жажду, портвейном промыли раны Джефройму, перед тем как поменять повязки. Тот выглядел скверно, на бледной коже проступили, расползаясь от гноящихся ран, изжелта-коричневые узоры наподобие прихотливого китонского орнамента. Орвехт надеялся, что целители Ложи сумеют разобраться, что это за пакость и как ее лечить, только прежде надо вытащить парня из Мезры. Вновь навести на него чары – и марш вперед. Такой способ транспортировки может больного доконать, но выбора нет.

– Джефройм, еще немного осталось, – подбадривающее улыбнулась ему Хеледика. – Поезда уже близко, за теми холмами.

Одурманенный и болью, и заклятием, он все-таки выдавил ответную улыбку. Оба молодых мага успели слегка влюбиться в песчаную ведьмочку. Еще два-три года – и вырастет из нее покорительница сердец… Если, конечно, она останется жива.

На ночлег остановились посреди луга, разломав на дрова тянувшуюся неподалеку изгородь, которая разграничивала два пастбища. Орвехт и Чевальд дежурили по очереди. Звезд не было видно, а слабо светящееся пятнышко в кромешной небесной мгле – это, скорее всего, луна. Ссутулив плечи под рваной мантией, Суно глядел на костер, одновременно «прослушивая» окружающее пространство. Пламя отпугивает нежить, но он не рискнул бы утверждать, что знает все о здешней нежити, ибо то, что здесь творилось, не лезло ни в какие двери.

Черепа убитых врагов, прихваченные победителями в качестве памятных игрушек, нередко мстят за глумление, но обычно это происходит по-другому. Их воздействие тонко переплетается с прочими обстоятельствами, лишь опытный маг сможет определить, в чем дело. Они потихоньку сводят с ума, подталкивают к ссорам, дурным помыслам и пьянству, насылают хворь, и все эти напасти проявляются когда в большей степени, когда в меньшей, а в общем-то жизнь идет своим чередом. Но чтобы случилась катастрофа такого размаха, как в Мезре… Для этого нужно что-то еще, кроме китонских костей. Что-то весьма серьезное. Да, недавно имело место очередное магическое возмущение, нарушение мирового равновесия, сотрясение реальности, называйте как хотите, но почему же именно здесь проявился такой сокрушительный результат?

Если бы знать, что сейчас творится в самом Китоне… Выберемся – узнаем, привычно пообещал себе Суно.

Китон вот уже двадцать два года выплачивал Ларвезе ежегодные контрибуции и вел с ней вынужденную торговлю. Его жители хранили верность своим старым обычаям, изысканным церемониям, утонченному и запутанному этикету. Изделия их ремесленников издавна славились дивным изяществом, междоусобные стычки и казни пугали неумеренной жестокостью. Если произведения их изобразительного искусства на внешнем рынке ценились, то литература китони для большинства людей была чужда и непонятна – говоря попросту, галиматья. Принадлежи они к человеческой расе, возможно, удалось бы хоть отчасти привить им идеалы просвещенного мира, но что взять с нелюдей? Правильно – серебро и шелк. Тоже немало, ради этого и войну в свое время затеяли.

Раньше у китони были могущественные маги, но к концу войны Светлейшая Ложа их истребила. Правда, не всех. Кое-кому удалось спастись. Ответный удар?

Или не стоит искать злоумышленника среди простых смертных?

Китони считают, что почитать надо всех богов, какие ни сыщутся. Хотя бы из вежливости. Пантеон у них обширный, и помимо тех божеств, которых признают (или отрицают из воинствующего безверия) остальные обитатели Сонхи, он включает в себя некоторые высшие сущности, специфические для Китона.

Духи предков-родоначальников, которым молятся и приносят жертвы. Когда шла война, на их алтарях убивали захваченных в плен солдат Светлейшего войска, и ходят слухи, что там до сих пор время от времени совершаются человеческие жертвоприношения. Ложа посылала тайных дознавателей, но никаких подтверждений тому не нашла.

Живущий на небе Солнечный Паук, который, по их поверьям, соткал весь мир. Китони считают его воплощением Творца, хотя любой просвещенный жрец вам объяснит, что Великий Творец ушел, оставив Сонхи на попечение Стража Мира и своих детей – Кадаха Радетеля, Тавше Милосердной, Акетиса Умиротворяющего, Зерл Неотступной, Ланки Хитроумного и остальных. Утверждать, что Он обернулся пауком, что солнце ползает по небу, перебирая сияющими мохнатыми лапами, – ересь несусветная. Уж лучше согласиться с молонскими коллегами, которые полагают, что время богов истекло и теперь власть над миром всецело принадлежит людям, младшим детям Творца.

Тейсу, изображаемый в виде крылатого чудища, подозрительно похожего на демона Хиалы. То ли создатель расы китони, то ли, по другой версии, он в незапамятные времена наткнулся на их полудиких предков, проникся расположением и взял новых знакомых под свое покровительство. Нет никаких свидетельств тому, что это реальное существо. Либо китони его придумали, либо он давным-давно сгинул, исчез, впал в беспробудную спячку, но его фигурки, вырезанные из нефрита или халцедона, стоят у них на домашних алтарях рядом с серебряными куклами родоначальников.

Не Носящая Имени. Обитает в недрах Унских гор и выходит на поверхность при лунном свете, хотя безлунные ночи ее тоже вполне устраивают. Ее стараются задобрить подношениями – куриными яйцами, речным жемчугом, бумажными лентами с написанными каллиграфическим почерком хвалебными стихами, кусками сырого мяса. Все это складывают в особую деревянную чашу и оставляют подальше от жилых домов, чтобы она не заглянула в гости, так как всех, кто ее увидит, охватит смертный ужас. Не Носящую Имени просят о содействии в делах, требующих долгого ожидания или сохранения тайны. На рисунках и гравюрах ее изображают в виде неясного темного силуэта. Вывод исследователей Светлейшей Ложи: по всей видимости, она существует и может оказывать некоторое влияние на события, происходящие в неустановленном радиусе от места ее обитания.

Простирается ли ее влияние на Мезру, отделенную от Китона широкой полосой ничейных заболоченных земель? И имеет ли она какое-то отношение к текущему безобразию? Вроде бы Суно не попадалось сведений о том, что Не Носящая Имени плодит умертвия или помогает отомстить неупокоенным духам.

В Ложе наверняка хоть что-нибудь да знают, но у Суно не было сил на обмен мыслевестями с находящимися в Аленде коллегами.

На следующий день Джефройм умер. На ходу. Хеледика первая заметила, что с ним что-то не так: идет, мерно переставляя ноги под действием заклинания, а голова свесилась на грудь и мотается, как у марионетки.

Орвехт с самого начала понимал, что вряд ли удастся парня спасти, Чевальд тоже смотрел на вещи трезво, а для девчонки это стало потрясением. Тело сожгли, натаскав побольше сушняка: закапывать нельзя, после таких ран недолго нынче же на закате выбраться из могилы ходячим мертвяком.

Погода по-прежнему стояла сухая и безветренная, словно даже великие псы обходили эту землю стороной, не желая соприкасаться со здешней заразой.

Без Джефройма они пошли быстрее, но еще долго их преследовал тяжелый запах гари и паленой плоти. Из-за дальних холмов опять донесся нарастающий, а потом замирающий шум: поезда пока ходят, лишь бы этот не оказался последним. Впереди виднелась деревня, россыпь светлых домиков посреди коричневатого с прозеленью пространства – словно безнадежно потускнелая картина, написанная несколько столетий тому назад.

Хорошо бы раздобыть там еще вина. А лучше воды, но на такую роскошь рассчитывать не приходилось. Губы у всех троих потрескались, глаза ввалились, и со стороны они сами напоминали умертвий – любой встречный испугается… Однако пугаться было некому, навстречу никто не попадался.

Эта деревня понравилась Суно еще меньше, чем вчерашняя усадьба. Из той он еле ноги унес, а отсюда… Но через нее тянулась дорога, прямо по главной улице.

После Принихума гостиниц и трактиров они сторонились, как нежить огня. Вино нашлось в лавке под вывеской «Бакалея матушки Нелинсы». Некрепкое, в самый раз промочить горло.

Улица пестрела разбросанной одеждой. Издали казалось, что на пыльных узких тротуарчиках ничего нет, кроме тряпок: чтобы увидеть стыдливо съежившиеся морщинистые мумии, надо было подойти ближе.

– Там кто-то висит! – остановившись, испуганно сообщила Хеледика, осмелевшая до того, что на несколько шагов обогнала магов.

Орвехт и Чевальд мигом оказались с ней рядом. В боковом проулке, уводящем к сараям, за которыми сквозила зелень сада, меж двух беленых стен поблескивала в воздухе громадная прозрачная капля, и внутри, как насекомое в янтаре, застыл крухутак. Похоже, тот самый, с которым разговаривал Суно. Мертвые глаза птицечеловека закатились, мослы рельефно выступали под синюшной кожей, на клюве запеклась кровь. Вокруг повисли серые пушинки и растрепанные черные перья.

Не пошла ему впрок смерть Клойсима. Насытившись, он сбежал из Принихума, справедливо полагая, что от рассерженных магов стоит держаться подальше, но не смог спастись от китонской нежити, даже крылья не выручили. А если бы, вместо того чтобы упереться со своими загадками, сразу рассказал Орвехту, в чем дело, – уж он-то знал, крухутаки все знают! – глядишь, и уцелел бы… Но представителям волшебного народца не дано перешагнуть через свою суть: свободы у них куда меньше, чем у людей. Крухутак может поделиться информацией без игры в загадки, если он тебе крепко обязан – для этого надо спасти ему жизнь или что-нибудь еще в этом роде. В остальных случаях, хоть все вокруг лети в тартарары, он будет помалкивать, пока не разгадаешь треклятые головоломки: таково Условие, которому подчиняются все до единого крухутаки мира Сонхи.

Суно об этом сейчас не думал. Его озадачило и ужаснуло другое: что здесь творится, что это за «капля»? Такого он раньше не видел!

– Ой… – снова пискнула Хеледика.

В угловом домишке слева от проулка дверь была открыта, и в темном проеме начала вспухать переливающаяся пленка, словно внутри кто-то надувал огромный мыльный пузырь. Суно запоздало ощутил присутствие магии, не похожей, впрочем, на все то, с чем довелось столкнуться здесь до сих пор. Не будь он так измотан, он бы засек эту гадость раньше.

– Идем отсюда!

Он попятился, привычно увлекая за собой девчонку, а Чевальд, вместо того чтобы последовать его примеру, остался на месте.

– Эй, пошли!

Молодой маг стоял истуканом, как зачарованный. Суно уже понял, что дело тут не в исследовательском зуде, дело совсем плохо, надо было сразу обоих хватать за руки и тащить, но кто же знал…

– Чевальд!

Тот не отреагировал. Орвехт ударил слабоватым, какое уж получилось, заклятием по выплывшему из дверей гигантскому пузырю, но это не помогло. Еще мгновение – и младший маг очутился внутри этой напасти, судорожно дернулся, а потом застыл повешенной на гвоздь безжизненной куклой. Пузырь вместе с ним невесомо оторвался от земли и повис возле дома, постепенно принимая форму капли.

Чевальд уже мертв. Добрых посмертных путей… Суно зашагал по дороге, волоча за собой Хеледику – бледную, с трясущимися губами, но так и не заплакавшую. Сдавленно бросил:

– Не смотри по сторонам. Оно ловит взгляд.

Впрочем, больше им таких «капель» не попалось, да и по ощущениям это волшебство не имело ничего общего с трупным фоном «мошкары» или умертвий. Что-то совершенно другое. Не иначе, какой-то деревенский остолоп спер в Китоне магический артефакт, а армейские коллеги проморгали… Что вполне объяснимо и извинительно, если артефакт был «спящий». Ушлый воин не стал показывать свое приобретение знающим людям – не ровен час, отберут. В нарушение закона припрятал, привез домой. Небось держал на комоде среди других милых сердцу безделушек. Теперь оно проснулось – очевидно, по той же причине, которая придала сил духам обезглавленных китони, – и начало работать.

К железнодорожному полотну Суно с Хеледикой вышли на закате, когда тусклый небесный светляк, еле видный сквозь коричневатую пелену, уже почти дополз до холмов на западном горизонте и сумерки цвета гниющей кости затушевали перспективу. Холмы впереди, вопреки всему, слабо золотились, это казалось обещанием: надо еще немного потерпеть, сделать последнее усилие – и все будет в порядке.

Долго ждать не пришлось. Сначала послышался шум, потом вдали забрезжило сияние. Поезд приближался с нарастающим лязгом. Тягловый вагон украшала традиционная драконья морда, в потемках она казалась живой и гневно нахмуренной. Светились магическим светом глаза-плошки, отбрасывая на рельсы бегущие впереди блики.

Хеледика начала кричать и размахивать руками, Суно послал вагоновожатому мылевесть, но состав, не сбавляя ходу, с грохотом промчался мимо, обдав их запахом разогретого железа.

– Почему?.. – яростно всхлипнула песчаная ведьма, глядя вслед. – Сволочи, жабьи дети! Чтоб им самим…

– Замолчи! – Орвехт схватил ее за шиворот и грубо встряхнул, не позволив договорить.

– Почему? – Она повернула к магу искаженное, почти сумасшедшее лицо. – Они нас не взяли! Бросили здесь! Они жабьи дети…

– Незачем их проклинать. Они подчиняются параграфам должностной инструкции и распоряжениям Светлейшей Ложи. Мезру наверняка уже объявили закрытой территорией, но у нас нет другой железной дороги, соединяющей центральные области Ларвезы с провинцией Каслайна, где добывают полезные ископаемые. Товарные поезда по-прежнему ходят с усиленной магической защитой, и вагоновожатым приказано ни под каким предлогом не тормозить. Надеюсь, они и завтра будут ходить…

Усталый властный тон и обстоятельные объяснения сделали свое дело, девчонка начала успокаиваться.

– А что мы сделаем завтра? – сразу ухватив главное, спросила она сорванным голосом. – Завалим чем-нибудь рельсы, чтобы им всяко пришлось остановиться?

– Не поможет, их амулеты сметут завал. Тебе когда-нибудь приходилось прыгать с высоты второго этажа?

– Нет…

– А завтра придется. Тут есть место, где пути проходят в ложбине и можно спрыгнуть сверху на крышу вагона. Я тебя подстрахую. Главное, чтобы ты не струсила.

– Не струшу, – заверила Хеледика, утирая заплаканные глаза.

– Хорошо, тогда давай наберем веток, пока еще хоть что-то видно.

Костер развели неподалеку от железной дороги. Суно очертил защитный круг, уж на это остатка сил хватило, и поплотнее запахнул мантию, больше похожую на отрепье босяка, чем на официальное облачение мага Светлейшей Ложи.

Девчонка воробьем нахохлилась в своей курточке, подняв воротник и спрятав зябнущие пальцы в рукава. Она всю зиму прожила в Мезре, и в ее родной пустыне по ночам тоже бывает холодно, однако сказывалось истощение плюс все остальные мытарства последних дней.

Суно спать не собирался, при необходимости он мог несколько суток кряду обходиться без сна. Беспросветная мгла, окружавшая их со всех сторон, была тяжела и неподвижна, словно старый пыльный занавес. Орвехта это вполне устраивало: будет, знаете ли, куда хуже, если там что-нибудь начнет шевелиться.

– Постарайся выспаться, – посоветовал он Хеледике. – Завтра тебе силы понадобятся. Не бойся, мой круг никого не пропустит.

– Не хочется спать, – она мотнула головой, и длинная толстая коса, переброшенная через плечо, слегка дернулась. Ведьмовские глаза на осунувшемся личике казались громадными, как у нелюдских красоток на китонских рисунках. – Про маму с бабушкой все время думаю, как они там живут… Наверное, тоже про меня думают и беспокоятся.

– Они ведь тебя выгнали? – Суно взглянул на нее с интересом.

– Они не могли по-другому, как эти самые, которые в поезде. Идти на съеденье куджарху мне выпало по жребию, им было меня не отстоять, у нас тоже свои законы. Зато заперли кое-как, поэтому я из дома выбралась… Господин Орвехт, я вот сейчас только поняла, они ж могли так запереть и запечатать, что мне бы нипочем не уйти! А они… И когда прогнали меня, им тоже нельзя было иначе. Все равно бы мне в Мадре житья не стало. Из-за той девушки, которую отдали куджарху вместо меня… Я попала сюда в наказание, потому что нарушила волю богов, – она опять начала тихонько всхлипывать.

– Перестань кукситься, – строго сказал маг. – А то сбегутся на твой рев, сама понимаешь кто. Значит, мама с бабушкой тебя любят?

Она кивнула, несчастно хлопая мокрыми ресницами.

– Ну и хорошо, рад за тебя. Думаю, когда-нибудь ты с ними увидишься, а еще раньше сможешь им из Аленды послать весточку. А папу своего знаешь?

Для большинства людей такой вопрос равнялся бы прямому оскорблению – но не для песчаной ведьмы.

Исследователи Ложи предполагали, что те появились в результате связей между людьми и песчанницами – русалками пустыни, которые танцуют на барханах в знойном солнечном мареве или в прохладном звездном свете, словно прельстительные нагие видения, заманивая путников, чтобы потешить свою похоть, а после угоститься теплой кровью. Песчаные ведьмы, потомки людей и волшебных созданий, живут матриархальными общинами в нескольких деревнях на территории Мадры, а своих девушек, когда подходит пора, на оговоренный срок выдают замуж. В Мадре, как и во всей Суринани, процветает многоженство, и соплеменниц Хеледики чаще всего берут младшими женами или наложницами. По истечении срока ведьма возвращается в свою деревню, забрав с собой дочь. Если родится мальчик, он остается в доме отца, на него женская община не претендует. Бывает, что ведьма приживет ребенка от случайного проезжего человека, но это у них вроде бы осуждается, как проявление распущенности.

– Какой-то лавочник в городе Икам, я к нему пойти и не думала. Зачем я ему нужна?

«Не исключено, что он бы о тебе позаботился, кто знает? – усмехнулся про себя Суно со снисходительной грустинкой. – Но у тебя не то воспитание, чтобы рассчитывать на отцовскую поддержку».

– Не мучайся насчет воли богов, я ведь уже тебе говорил. Будь и правда на то их воля, тебя бы поймали до того, как ты, гм, успела избавиться от лишнего атрибута.

Хеледика озадаченно наморщила лоб, и Суно спохватился, что употребил непонятное ей книжное слово. Она выучилась бегло болтать по-ларвезийски, но словарный запас у нее невелик.

Спрашивать, что такое атрибут, девчонка не стала, вместо этого пробормотала понуро:

– Жребий-то выпал на меня – значит, их воля.

– А тебе не приходило в голову, что твоя встреча с теми пастухами тоже была предопределена волей богов? Не такие уж у вас многолюдные дороги, ты могла полдня идти и никого не встретить, а там бы и погоня подоспела. Кроме того, я сомневаюсь, чтобы Кадаху Радетелю или Тавше Милосердной было угодно, что людей отдают на съедение куджарху. Это суеверие и заблуждение. Светлейшая Ложа не одобряет человеческих жертвоприношений, и если бы Мадра была провинцией Ларвезы, мы бы положили этому конец, а с куджархом разобрались бы наши маги.

«Лицемерю, не без того, – это соображение тоже было грустным. – Не одобряет, как же… А что в таком случае можно сказать о Накопителях? Естественно, соображения безопасности превыше всего, но далеко не все из древних были могущественными монстрами, это единицы, поднявшиеся над общим уровнем, и считать их за норму – неверный посыл. Большинство тех, кого помещают в Накопители, ничем не превосходит «ущербных магов» Ложи: уровень выше среднего, но не повод для паники. Однако нам нужна их сила в чистом виде, поэтому мы приносим их в жертву, никуда от этого не денешься…»

– Господин Орвехт! – Голосок Хеледики оторвал его от скользких размышлений. – Куджарха нельзя убивать, чтобы никто не лез в Певчие скалы. Там есть Арка Воспоминаний, она особенная, и к ней нельзя никого пускать. Люди туда не ходят, потому что куджарха боятся.

– Что за арка?

– На верхушке скалы, высоко-высоко. Ее создали боги так давно, что даже реки тогда текли по другим руслам, и страны были не те, что сейчас, и еще жили на свете тролли, которые потом все превратились в камни. Говорят, кто-то из богов или даже сам Страж Мира – ну, в общем, кто-то очень важный – однажды заболел из-за того, что люди его убили, и все-все забыл. Из-за этого стало плохо, и наш мир начал увядать, как дерево в засуху. Тогда были печальные времена, но тот, который болел, все-таки выздоровел, когда ему пришлось сразиться с врагом, и все сделалось как раньше. А боги после этого между собой долго советовались и в конце концов решили: чтобы снова такого же не повторилось, пусть у нас будет Арка Воспоминаний. Кто под ней пройдет, тот разом вспомнит, кто он на самом деле, и вернет свою прежнюю силу – но это если он был в прошлом богом или великим древним магом. Скала крутая, как палец торчит, туда не всякий долезет, и спуститься оттуда без веревок ни в какую нельзя, шею сломаешь. А все равно иногда лазают, если куджарх в спячке, но еще не было такого, чтобы это кому-то впрок пошло.

Суно усмехнулся, мадрийская легенда его развеселила: вон как хорошо прижилась байка, запущенная в оборот Светлейшей Ложей почти три тысячелетия тому назад! В Сонхи и впрямь есть местечко с такими характеристиками, но это вовсе не Арка Воспоминаний – живописная одинокая возвышенность над серовато-желтым песчаным морем, не наделенная в действительности никакими чудесными свойствами. Ложа постаралась на совесть все запутать, чтобы никаких концов не найти… А то не хватало нам еще великих древних магов, вернувших свою прежнюю силу и память!

Орвехт и сам не знал наверняка, что это за место. Вот если он заслужит повышения, его посвятят в тайну, а до тех пор можно только строить догадки.

– Давай-ка спи.

– А вы как же? Дежурить будем по очереди?

– Сам подежурю, у меня стариковская бессонница как нельзя кстати разыгралась. А ты хотя бы подремать постарайся.

Скажите про него что-нибудь в этом роде в присутствии рыжей модистки Элинсы с бульвара Настурций, или несравненной Римонии Силь из Королевского Танцевального театра, или очаровательной баронессы Нарбелии данг Рахиндерум, или той ясноглазой лекарки с молонской дороги, и Суно доходчиво объяснил бы наглецу, что кое-чего позволять себе, уж поверьте, не следует. Женщин он любил не меньше, чем свой магический дар, новые знания и шоколад, но упасите его боги от этого четырнадцатилетнего чуда из пустыни Олосохар! Не хватало, чтобы девчонка в него втрескалась под влиянием романтических обстоятельств, поэтому пусть Суно Орвехт будет для нее «стариком», а то хлопот не оберешься.

Они отправились по шпалам на северо-запад, едва рассвело, если эти водянистые размывы в гнетущем коричневом небе можно считать за рассвет. Суно торопился. Перекрыть движение по железной дороге, несмотря на все вытекающие убытки, могут в любой момент, Ложа не станет играть с огнем.

Под подошвами ботинок хрустели мелкие камешки. Только это – да еще звуки дыхания посреди мертвой тишины на много шабов вокруг. Шагали быстро, у Хеледики хватало выносливости, чтобы поспевать за магом в заданном темпе. Она и по жаре будет так же шагать, не отставая, и жажду терпеть приучена. Девчонка, выросшая в Ларвезе, на ее месте давно бы сломалась.

Впереди замаячила деревня, темные домики на фоне разлитой сепии. Тратить время, обходя ее по широкому кругу, Орвехту не хотелось. Одни демоны знают, что там еще встретится на задворках и в огородах… За ночь он поднакопил сил, чтобы выставить магические щиты, поэтому – напрямик.

Деревня с полустанком оказалась такой же вымершей, как те поселения, что остались позади. Заметив движение на улочке, пересекавшей железнодорожное полотно, Суно мгновенно подобрался: тут нечему двигаться.

Посреди дороги крутился пылевой волчок. Одноэтажные дома с палисадниками, лужа разлитого молока, возле нее что-то лежит – вероятно, мумия, и рядом кружится, взметая мусор, еле слышно шуршащий вихрь. До смерча, пусть даже небольшого, он недотягивал, не та высота. Имеют ли к этому отношение хонкусы – пакостливый, но не слишком опасный пылевой народец, маг навскидку определить не смог. Если и так, это уже не хонкусы, а умертвия.

Под ногами заскрипел дощатый настил, устроенный для перехода через рельсы. Воздушный волчок, словно что-то почуяв, неуверенно поплыл к людям.

– Ты – песок, – шепнул Суно, взяв Хеледику за руку.

Девчонка поняла, отбросила все мысли и эмоции: она – всего лишь пересыпающийся песок, ее здесь нет… Песчаных ведьм обучают таким приемам. Орвехт уподобил свой разум холодному клубу дыма, плывущему над рельсами, и даже чувству облегчения не позволил просочиться сквозь эту маску, когда «волчок», чем бы он ни был, потерял к ним интерес и остался на месте.

Благополучно миновав деревню, они шли, не отдыхая, около трех с половиной часов, пока не показался поросший кустарником косогор.

– Последний рывок. Давай-ка поторопимся.

Суно скорее ощутил, чем услышал далекий, пока еще за пределом, шум поезда. А немногим позже, когда этот шум стал вполне явственным, уловил намек на шевеление посреди тусклого иззелена-коричневого простора: там сновало что-то еле заметное, но проворное, словно тараканы в потемках чулана.

Судя по характеру движений – прыгуны.

– Бегом! – скомандовал маг.

Они со всех ног помчались к возвышенности. Поезд приближался. Умертвия, которые в недавнем прошлом были сойгрунами, издалека почуяли живых людей и направились в их сторону.

Этих «песком» и «дымом» не обманешь. Твари скакали, словно кузнечики, но расстояние было изрядным. Суно понимал одно: на драку с ними его сейчас не хватит.

– Давай поживее! – бросил он Хеледике, скользя подошвами по сухому суглинку и хватаясь за толстые, трубчатые, покрытые колючим пушком стебли бурьяна, за ветви жимолости, посаженной здесь во избежание осыпей на рельсы.

Девчонка, хрипло дыша, карабкалась следом за ним.

Поезд несся сквозь мертвенный сумрак, словно угорь, рассекающий мутную воду. Драконья морда на кабине выкрашена в красный цвет.

– Готовься, – приказал маг запыхавшейся Хеледике.

Сойгруны тоже сокращали дистанцию, их длинные тощие руки при прыжках безжизненно мотались, будто плети, но нижние конечности кузнечиков-переростков сноровисто выполняли привычные движения. Производимых ими звуков не было слышно из-за грохота товарного состава.

В того, что вырвался вперед, Суно метнул кое-как слепленное заклятие. Оглушенный сойгрун покатился по траве: на то, чтобы его упокоить, силы не хватило. И вот-вот подоспеют остальные.

Под кручей, в просвете меж кустов жимолости, замелькали ребристые железные крыши. Хеледика глядела на них с ужасом: прыгнуть отсюда – туда? Можно расшибиться в лепешку.

– Выдохни! – рявкнул Орвехт, схватив ее за ворот. – И задержи дыхание!

Сгребши другой рукой за куртку в районе поясницы, он швырнул девчонку вниз, постаравшись заклятием смягчить удар и заодно «приклеить» ее к поверхности. Следом сиганул сам.

В глазах потемнело. Вслепую нашарив саднящими ладонями холодные пыльные выступы, Суно вцепился в них мертвой хваткой и только после этого судорожно втянул воздух.

С запозданием его накрыла боль, из носа капала кровь. Все это не имело значения.

Когда он приподнял голову, в лицо ударил ветер – затхлый, отдающий тленом, ненастоящий, но после воцарившегося в Мезре удушливого оцепенения даже это было в радость.

Песчаная ведьма распласталась, не подавая признаков жизни. Суно ментально потянулся к ней: жива, но находится в скверном состоянии. Тоже не имеет значения, выберемся – подлечат.

Ложбина осталась позади, поезд мчался мимо пастбищ с россыпями желтых одуванчиков. Слева среди травы валялось множество брошенных мешков… Или не мешков? Он понял, что это мумифицированные коровьи туши. Справа параллельно железной дороге вскачь неслись сойгруны. Один попытался запрыгнуть на платформу, где бугрился укрытый парусиной груз, но отлетел, словно сбитое щелчком насекомое: магическая защита пропускала беспрепятственно только людей.

Суно с облегчением усмехнулся, и трещины на спекшихся губах рвануло болью. Самое трудное позади, на ближайшие сутки главная задача – не свалиться с крыши вагона, всего-навсего.

3. Сделка с крухутаком

– Опять свою пакостливую суку под окнами выгуливаешь? Я сверху вижу, я все вижу! Щас на тебя из горшка плесну!

– Ах ты, самолюбивая жаба, давай, плесни, я тогда к тебе на третий этаж поднимусь и твоей же клюкой тебя отхожу!

– Сам ты самолюбец, и собака твоя негодящая самолюбка! Двор – коллективное достояние, вот так-то, а вы его загадили, теперь людям из дому не выйти, чтобы не вляпаться в ваши индивидуалистические кучи!

– Ты – не люди, ты хуже чворка! Спать не ложишься, лишь бы днем и ночью из окна подглядывать!

Рассерженному густому баритону и слегка дребезжащему, но пронзительному и негодующему женскому голосу вторил собачий лай.

– Ты меня не оскорбляй, зложитель бесстыжий! Я с тобой все равно буду бороться, потому что правда на моей стороне!

– Еще слово скажешь, и я к тебе поднимусь, ведьма старая!

– Иди сюда, плесну на голову!

Хлопнула оконная рама, и в диалог вмешался третий голос:

– Да что же вы, доброжители, ни свет ни заря подняли шум, как последние поедатели шоколада? Спать людям не даете! Если вы не перестанете, я добрую полицию позову!

Это возымело действие: добрая полиция, если ее с утра пораньше выдернуть из теплой караулки, накостыляет и тем, и другим. Перепалка затихла. Зинте все равно пора было вставать, она откинула стеганое одеяло в накрахмаленном пододеяльнике и спустила босые ноги на сурийский ковер с прихотливым хитросплетением вишнево-индигово-желтых узоров.

В спальне было натоплено, на комоде – слишком большом для Зинты, половина ящиков в нем пустовала – мерцал магический светильник в виде длинномордого ящера, державшего в зубах луну. Кто бы ей сказал два года назад, что она будет так жить! Временами ее одолевала ностальгия по скромной квартирке на улице Ранних Луковиц: там было тесно и бедно, зато соседи никогда не закатывали такого тарарама. Ну, и в придачу все остальное… Она теперь кто: доброжительница – или отбившаяся от коллектива зложительница? Наверное, все-таки не зложительница, раз Тавше Милосердная до сих пор от нее не отвернулась, но разве можно назвать ее доброжительницей?

С кухни доносилось звяканье посуды и клокотание кипящей воды, тянуло свежей выпечкой, луком и ароматным ларвезийским мылом.

– Доброе утро, хозяюшка Зинта! – улыбнулась, выглянув в коридор, домработница с круглым, как яблоко, морщинистым лицом.

– Доброе утро, тетушка Ринтобия. А с чем пирожки?

– С мясом, с капустой-луком и с яблоком. Покушайте, перед тем как убегать, вам надо хорошо кушать. Молодой хозяин еще не приходил, да хранят его боги. Наверное, заночевал у девочек.

«Хм, очень надеюсь, что у девочек», – про себя фыркнула Зинта.

После плотного завтрака она повесила на плечо сумку с лекарствами, набросила сверху теплый серо-зеленый плащ, легко сбежала по лестнице с изогнутыми, как лебединые шеи, прутьями перил, отперла дверь и нырнула в утреннюю хмарь. Она прежде всего лекарка под дланью Тавше. Беспутно нажитое богатство – не причина, чтобы забывать о своем предназначении.

Зима была на исходе, осевшие сугробы покрылись хрусткой грязноватой глазурью. Пошла уже вторая восьмица, как Пес Северного Ветра не наведывался в Паяну, зато его братцы резвились вовсю, а дыхание близкого океана окутывало город студеной сырой пеленой. Карнизы обрастали сосульками, напоминавшими мощные и многочисленные корни невидимых растений, которые тянутся в небеса, насквозь пронзая облачное сонмище. От сосулек никак не удавалось избавиться: сегодня горожане, мобилизованные на общественные работы, их сбивали, а назавтра они вновь лепились на тех же местах.

Пройдя через подворотню, Зинта с опаской запрокинула голову. Ледяные наплывы и клыки теснились, вырастали друг из друга, скалились в сумасшедших ухмылках, превращая аккуратные дома паянских доброжителей в декорации к колдовской драме, смысла которой человеку не понять. Уходящая зима уже налакалась крови: Зинте не раз приходилось оказывать помощь людям, раненым увесистыми кусками льда, некстати падавшими сверху.

Над крышами поднимался целый лес извилистых дымков. В серых утренних сумерках желтели окна – судя по яркости освещения, у многих тут были волшебные лампы, считавшиеся предметами роскоши. В этом квартале жил обеспеченный народ, среди солидных строений с дорогими наемными квартирами попадались особняки в два-три этажа. Самый богатый из них, с лепными песьими мордами на фасаде и помпезным крыльцом, принадлежал доброму управителю таможни, старому греховоднику. Также ему принадлежало несколько доходных домов в окрестностях, в том числе тот, где поселились Зинта с Эдмаром. Надо сказать, им это ни гроша не стоило – не потому, что они были зложителями-неплательщиками, а потому, что добрый домовладелец с них денег не брал. Когда Зинта об этом думала, ей хотелось ругаться и плеваться, но она держала свое мнение при себе. Толку-то вслух… Из таких, как Эдмар, дурь надо выбивать еще в детстве, если это вообще возможно сделать, а теперь уже поздно.

Прожив в Паяне без малого два года, Зинта изучила столицу, как свою родную Апну. Могла и дорогу подсказать приезжему человеку, и срезать путь по закоулкам, в которых иной заблудится. К своему району в северной части города, где жили рабочие мануфактур, спившиеся моряки и до дыр проторговавшиеся лавочники, она отправилась напрямик через Паленые Гнезда.

В службе быстрой помощи ей уже предлагали сменить участок на более прибыльный. Зинта отказалась. Во-первых, она догадывалась, откуда у этого предложения ноги растут и кто за нее словечко замолвил, а во-вторых, раз уж сложилось так, что она теперь ни в чем не нуждается, сама Тавше велела ей лечить тех, кому нечем заплатить. Что бы Эдмар об этом ни думал… Она тоже много чего разного думает насчет его делишек!

Палеными Гнездами называли заброшенные старые кварталы за Гусиным мостом. Там обитал волшебный народец, который все равно из города не выведешь, а если развалюхи снести и квартирантов разогнать, те расползутся по всей Паяне, и тогда неприятностей не оберешься. Уж лучше пусть все эти существа, в большинстве довольно опасные, особенно если их разозлить, остаются там, где издавна гнездились. Обычная практика, по принципу меньшего зла. В Апне тоже было такое место – Жабье Подворье.

Люди в Паленые Гнезда не совались, разве что маги, и то не в одиночку, но Зинту, защищенную дланью богини, волшебные твари не смели обидеть.

При входе на неширокий старый мост чугунные гуси на тумбах вытягивали шеи к пасмурному небу, как будто не понимая, что им нипочем не взлететь. На другом берегу громоздились облезлые покосившиеся дома, сплошь обросшие языками наледи и гирляндами толстых сосулек. Вместо окон провалы, на стенах живописные трещины, кое-где стены обвалились, и давным-давно брошенная мебель стоит внутри, словно накрытая белыми чехлами. На липком снегу, покрывавшем дощатый настил моста, не было человеческих следов, кроме тех, что вчера оставила Зинта.

Она старалась не ходить здесь два раза подряд одними и теми же тропками. Ей не станут причинять вред, но швырнуть снежком в лицо, или сбросить на голову дохлую ворону, или устроить на дороге припорошенную сколзанку-западню – на это пакостливые твари вполне способны. Они так шутят. В этот раз Зинта пошла через задворки Песьего Чертога.

Паленые Гнезда помнили те давние времена, когда молонцы были не доброжителями, а просто жителями городов и деревень, пребывающими в потемках этического невежества. Чтецы-просветители говорили, что запутанность планировки этих кварталов хорошо иллюстрирует ту путаницу, которая царила в обществе, где не было надежных нравственных ориентиров, а люди, не знающие, что такое равенство, делились на привилегированные и угнетаемые сословия. Двести тридцать с хвостиком лет тому назад в Молоне свершилась Добрая Революция, после этого все стали друг другу доброжителями, и в столице много чего перестроили, но на этом островке старины все напоминало об отринутом прошлом.

Песий Чертог был раньше дворцом какого-то безвестно сгинувшего аристократа, свое нынешнее название он получил после революции. То ли из-за того, что заброшенное строение облюбовали стаи бездомных собак, которых позже по распоряжению рачительной Городской Палаты переловили и пустили на мыло, то ли потому, что в обнажившихся балках и развороченных проемах в ненастные дни вовсю свищут ветры-псы.

Налетевший с моря ветер и сейчас завывал, и казалось, что кто-то зовет: «Помоги-и-и… Помоги-и-и…»

Зинта пересекла задний двор Чертога и через заметенный снегом зал с кучами мусора возле стен – наверное, когда-то здесь устраивали балы – направилась к сияющему хмурым светом дверному проему. Сверху посыпалась снежная труха, перед лицом закружилось грязновато-серое перо с шевелящимся пухом. Потом ей прямо на нос шлепнулась теплая капля. Зинта шарахнулась в сторону и машинально утерлась. По вязаной перчатке размазалась кровь.

– Помоги-и…

Поглядев наверх, она в первый момент не поняла, что это за громадная птица с растопыренными серовато-черными крыльями свисает вниз головой с потолочной балки.

Крухутак со спутанными ногами. Голая кожа посинела от холода, покрылась пупырышками, на груди и на спине кровоточащие царапины. Ниже пояса ему тоже досталось: там он сплошь зарос перьями, но они местами выглядели взъерошенными и слипшимися. Будь он человеком, лекарка издали уловила бы «зов боли», но дар, которым наделила ее богиня, на волшебный народец не распространялся.

– Помоги мне… – Птицечеловек дернулся, и на снег упала еще одна темно-красная капля.

– У вас свои дела, я в них влезать не собираюсь, – Зинта на шаг отступила. – Я человек, а ты людоед, с какой радости я стану тебе помогать?

– Отплачу же! – Он вновь отчаянно дернулся. – Добром отплачу!

– И потом опять будешь убивать людей?

Надо было повернуться и уйти, но профессиональный инстинкт – пострадавшего нельзя бросить без помощи – удерживал Зинту на месте, хотя перед ней болталась на веревке всего-навсего зловредная волшебная нелюдь. Пока лекарка боролась с замешательством, нелюдь плачущим голосом упрашивала:

– Я же иначе не могу! Ем мозги, да, каждый что-нибудь ест… Все по-честному: выиграл – съел. Если я умру, ничего не изменится, нас не бывает ни много, ни мало, и вместо меня новый крухутак народится, тоже будет есть мозги. Никому никакой разницы! Только для тебя разница есть, останусь я жив или околею, потому что новый крухутак, который появится взамен, ничего тебе не задолжал, а за мной будет должок! Смекаешь, да? На любой вопрос отвечу! Это хорошая цена, многие за это жизнью рискуют, а я тебе обещаю полновесный ответ! Слыхала, я только что связал себя обязательством! Ну, помоги же, сколько тебя еще уговаривать…

Крухутаки не могут лгать. И цена в самом деле хорошая. Зинта приняла решение.

– Если свалишься на сугроб, крылья не переломаешь?

Птицечеловек бессильно трепыхнул раскинутыми крыльями.

– Постараюсь их сложить, а если нет, перелом зарастет. Будет хуже, если я останусь целый, но мертвый!

– Тогда потерпи немного, я нагребу сюда побольше снега. Кстати, почему ты не в теплых краях или не в спячке? Только учти, это не тот ответ, который ты мне будешь должен.

– Не нагулял я сил, чтобы на юг улететь. Тутошний народ трусоватый, бережется с нами играть. Мы еще покойников едим, но покойник должен быть тепленький, пока мозг не остыл, а убивать без игры нам запрещено, даже с большой голодухи. Кормимся возле порта или еще где, если люди подерутся до смерти, кто первый успел, того и еда, а нас почем зря гоняют. Нет бы вы, люди, своих покойников нам отдавали! Как холода ударили, устроил я себе схрон, залег до весны, а вчера проснулся, и дернула меня нелегкая подумать: дай-ка на зиму хоть одним глазком посмотрю да чуток подкормлюсь, если повезет…

– Не повезло? – осведомилась разогревшаяся и раскрасневшаяся от работы Зинта.

Отыскав среди обледенелого хлама подходящий кусок фанеры, она сгребала рыхлый снег к тому месту, над которым висел связанный крухутак.

– Ох, какое там… Надо было закрыть глаза да спать дальше, но на всякого бывает проруха. Продрог до костей и окоченел на морозе, где тут полетаешь, – он рассказывал торопливо, вперебивку с беспокойным курлыканьем, словно болтовня взахлеб помогала ему сохранять остатки самообладания. – Увидел, в доме рядом жгут костер, попросился погреться. Там были разные личности, но больше всего черноголовых. Они на меня набросились всем скопом, связали, притащили сюда и повесили. Сказали, мол, будет нам к следующей ночи мороженая курица.

Зинта кивнула. Гнупи – ночной народец, днем отсиживаются в подполье: солнечный свет, даже при таком пасмуре, как сегодня, слепит им глаза. Можно не опасаться, что кто-нибудь из них выберется наружу только ради того, чтобы ей помешать.

– Ни с того ни с сего набросились?

– Я обозвал ихдлинноносыми пачкунами.

– То есть сам напросился?

– Они стали швырять в меня крысиными костями и щепками, после того как я предложил им сыграть в загадки.

– Так вы, значит, не только с людьми играете?

– С голодухи – с кем угодно.

– Перина для тебя готова. Повтори, что ты мне должен?

– Дать исчерпывающий ответ на любой вопрос по твоему выбору, как будто ты у меня выиграла.

– Без всяких загадок, верно?

– Да, без загадок. Развязывай поскорее!

Наверх по лестнице с разбитыми белокаменными ступеньками. Было неимоверно скользко, приходилось держаться за перила – изрезанные, потемневшие, с глубокими трещинами, в которые набился снег.

Пол на втором этаже был весь в прорехах, через которые виднелся нижний зал. Повсюду валялось украденное у людей тряпье, птичьи кости, чьи-то смерзшиеся потроха, но никого из волшебного народца не было видно. В одном месте на стене висело большое заиндевелое зеркало, вдоль и поперек расколотое – словно мозаика из блестящих кусков. Зинта прошла мимо, на всякий случай отвернувшись: мало ли что может случиться, если она в него посмотрит.

Вот и балка, на которую намотана веревка. Шириной в локоть, но по обе стороны зияют проломы. Сняв плащ и сумку, Зинта подобралась к нужному месту на четвереньках, стараясь вниз не глядеть, крикнула: «Приготовься!» и рассекла ножом Тавше туго затянутый узел.

Тупой удар, сиплое курлыканье, хлопанье крыльев. Убрав кинжал в ножны, лекарка осторожно поползла обратно. Ее имущество лежало на месте: если кто из здешних обитателей и подсматривал, тронуть то, что принадлежит служительнице Милосердной, он не осмелился.

Крухутак барахтался в расплывшемся под его весом сугробе. Самостоятельно развязать себе ноги он не мог, туго впившиеся мерзлые веревки пришлось резать. От него воняло загаженным курятником, свернувшейся кровью и падалью. Лекарка давно уже приучилась терпеть неприятные запахи, но одно дело – человек или животное, и совсем другое – окаянная нелюдь, не отличающийся чистоплотностью пернатый людоед. Дав волю врожденной брезгливости, она сердито морщила нос. Впрочем, негоже, взявшись вызволить кого-то из беды, бросать дело на середине, и она получит награду, ради которой иные согласны свою жизнь поставить на кон, а Эдмару приходилось делать за деньги и более мерзкие вещи… Последнее соображение еще пуще ее разозлило: у, стервец, верно тогда высказался насчет него староста деревни Сумол!

Освободив вонючую тварь, она отошла подальше и принялась чистить снегом сначала ритуальный нож – хвала Тваше, он от этого не затупится и не заржавеет – а потом руки и одежду, до тех пор, пока ладони не начали гореть от холода.

Птицечеловек неловко уселся на пол, сложив крылья и нахохлившись. Ему было зябко. Ступни, похожие на громадные куриные лапы, судорожно шевелились в попытках разогнать застоявшуюся кровь и согреться. Маленькую лысую голову он склонил набок, глаза с красными прожилками лопнувших сосудов смотрели на Зинту поверх чудовищного клюва с печальным ожиданием.

Серьезных ранений у него не было, в этом она смогла убедиться, пока возилась с веревками. Можно не тратить целебные мази, царапины сами заживут, особенно если он не станет искать дальнейших приключений на свою пернатую задницу, а вернется в зимнее убежище и снова впадет в спячку.

– Спрашивай. Только имей в виду, я не оракул и не гадалка. Не надо вопросов о будущем или о том, с кем ты найдешь свое счастье – чего знать не могу, того не могу. Только то, что есть или было наяву, со всеми подробностями и без обмана. Давай поскорее, а то я мерзну!

Зинта хмурилась, словно в школе на уроке, прикидывая, какой бы вопрос ему задать. Даже о запахе забыла. Мысли разбегались, кидаясь то к одному, то к другому, и она никак не могла решить, о чем же ей больше всего хочется узнать. Как будто перед ней рассыпали все сокровища мира, и она может выбрать любое, какое понравится – но лишь одно из несметного множества.

– Поведать тебе какую-нибудь тайну мироздания? Или подсказать, где лежит клад и как его добыть? А может, тебя интересует, кому греет постель твой воспитанник?

«Ага, спасибо, это я и без тебя знаю. Хотя лучше б не знала».

Благодарение Тавше, она не брякнула это вслух. Только фыркнула:

– Он мне не воспитанник. Так, сбоку припека… Уже почти взрослым парнем сюда попал, как же я буду его воспитывать? Пусть этим добрые маги-наставники занимаются. Вот что, давай-ка ты на мой вопрос ответишь потом, когда мне это позарез понадобится.

Крухутака отсрочка только обрадовала.

– Тогда я пошел спать до весны! Надумаешь – позови.

Он с кряхтением поднялся и вырвал клювом у себя из крыла серо-черное перо, похожее на воронье. Перо поплыло к Зинте по воздуху.

– Возьми и храни, чтобы не потерялось. Как захочешь спросить, сожги его, и я к тебе прилечу.

– Договорились.

Долговязый и нескладный, он побрел через заснеженный зал вперевалку, словно подраненная птица. Неловко, чуть не соскользнув, вспрыгнул на подоконник и исчез из виду. За выбитым окном тяжело захлопали большие крылья. Зинта прислушивалась, но звука падения не последовало. Значит, благополучно улетел.

Достав из сумки бумажную салфетку, она завернула в нее перо и положила в карман, потом выбралась наружу и поскорее пошла прочь от Песьего Чертога. Пожалуй, в ближайшее время ей не стоит ходить через Паленые Гнезда, а то вдруг разозленные гнупи захотят отомстить? Вот и каменная ограда Безмятежного кладбища, за которым вновь начинаются жилые кварталы.

Тянутся протоптанные тропинки, еле выглядывают наружу укрытые белым зимним одеялом памятники, на деревьях полно воронья. Если присмотреться, на снегу то там, то тут можно заметить странные следы: волшебный народец по ночам нередко сюда наведывается.

Возле ворот Зинта привычно поздоровалась с кладбищенским сторожем и зашагала по улице. На стене кирпичного строения с обвислой, как потрепанная шляпа, заснеженной крышей чернела выведенная углем надпись:

«Молона – не самая лучшая страна»

Учинившие сие безобразие зложители были не только бессовестны, но еще и осмотрительны. Напиши они «Молона – плохая страна», или «самая плохая», или «дрянная», им бы по решению доброго суда всыпали по сорок-пятьдесят плетей, человеку со слабым сердцем от этого и умереть недолго. А так, за малую степень крамолы, отделаются десятком, если их поймают.

Зинта отвела взгляд и заторопилась мимо. Будем считать, она этого не видела. Вскоре она услышала первый за сегодняшнее утро «зов боли» и поспешила на помощь, выкинув из головы все остальное.

Дирвен решил, что убьет их и будет кругом прав, потому что сами напросились, жабьи придурки. У него при себе «Когти дракона» и «Каменный молот», не успел сдать после тренировки. И хорошо, что не успел. Он им покажет «светловолосую очаровашку», «воспитанницу господина Орвехта», «девчонку, которую учитель Орвехт где-то подобрал два года назад»! Интересно, эти обалдуи знают, что он стоит за дверью и слушает их трепотню? Наверное, все-таки нет, иначе не посмели бы тупо острить на его счет, он ведь сильнейший амулетчик школы, с большим отрывом от других лучших учеников, и дать сдачи за ним никогда не пропадало.

Пожалуй, лучше использовать «Когти дракона». «Молотом» он попросту зашибет всю компанию, они даже не успеют понять за что. А «Когтями» можно располосовать им рожи до крови и после спросить: «Ну, и кто здесь очаровашка?» Чтоб неповадно было языки распускать.

Красный от злости Дирвен пнул дверь раздевалки и шагнул через порог, окидывая взглядом враз смолкших одноклассников. На него уставились, как на выходца из Хиалы – наверное, тот еще у него был вид. И только Пончик, который был сейчас без очков и узнал его по встрепанной золотистой шевелюре, а свирепого выражения лица не разглядел, обрадованно поинтересовался:

– Дирвен, а это правда, что воспитанница учителя Орвехта – самая настоящая песчаная ведьма? Ты-то, наверное, точно скажешь!

Хвала всем богам, он успел остановить рванувшиеся вперед незримые когти, а то бы кровищи было на полу… Не всякий смог бы остановить их, далеко не всякий, но первый ученик школы амулетчиков с этой задачей справился.

У всех, кроме Пончика, физиономии стали вытянутые и настороженные – ребята уловили, что с ним что-то сильно не так. Дирвен, в свою очередь, уловил, что никто здесь над ним не глумился и «светловолосой девчонкой» его не называл, речь и в самом деле шла о некой воспитаннице Суно Орвехта, которую тот, по странному совпадению, тоже подобрал два года назад. Говорят, из Мезры вывез, когда там началось.

О знаменитой командировке учителя в Мезру Дирвен знал – кто же об этом не знает! Но почему-то он до сих пор ничего не слышал об этой девчонке.

Свое устрашающее появление на пороге раздевалки он объяснил тем, что еще не остыл после тренировки. Мол, по дороге учился концентрироваться, а то ему скоро сдавать зачет по индивидуальной боевой подготовке. С него требуют больше, чем с остальных, поэтому каждую свободную минуту приходится совершенствовать навыки работы с амулетами. До одноклассников так и не дошло, что им угрожало. А Дирвен после этого решил, что насчет девчонки непременно все выяснит.

Теперь он понимал, что та узкая черная юбка с черной же кружевной оборкой наискось, которую он видел однажды в гостиной на спинке кресла, никак не могла принадлежать почтенной домоправительнице учителя. Матушка Сименда в нее бы никак не влезла, да и не носит она модные тряпки. И длинные светлые волосы, запутавшиеся в расческе, которая зимой лежала на трельяже в голубой комнате – не отливающие золотом, как у Дирвена, а, скорее, лунного оттенка, наверняка женские волосы – откуда-то же они взялись… Но почему ни Орвехт, ни Сименда ни разу словом не обмолвились об этой девушке? И учитель никогда не приглашал их к себе домой в одно и то же время – словно не хотел, чтобы они познакомились!

Дирвен в конце концов ее выследил. Ее звали Хеледика, и она училась в женской школе-пансионе при Магической Академии. Поступление в Академию ей не светило, потому что она не могла колдовать без песка – и впрямь оказалась песчаная ведьма из пустыни Олосохар.

Она была невысокая, тоненькая и грациозная, как танцовщица. Свои густые волосы песочного цвета или заплетала в толстую косу, или носила распущенными, и тогда они ниспадали из-под шляпки до пояса, почти скрывая прямую узкую спину. Любила одеваться в черное или, наоборот, во что-нибудь светлое, кремовых оттенков, но непременно с черными кружевами. Походка у нее была головокружительная – завораживающе плавная, словно скольжение воды или, скорее, текучего песка. Вначале Дирвен чаще всего видел ее со спины, потому что ходил за ней по улицам, как заинтересованный кот за бумажкой на веревочке, умело пользуясь амулетами, чтобы остаться незамеченным.

Однажды он набрался смелости – Орвехт как раз отбыл в очередную командировку к границам Мезры, его отсутствие поспособствовало приливу смелости – и перехватил ее возле дома учителя. Хеледика приходила навестить матушку Сименду, и Дирвен, полдня просидев в засаде, разыграл «случайную встречу». Выбрался из кустов, когда понял, что дверь вот-вот откроется, и, дико тушуясь, поздоровался с появившейся на пороге девушкой – мол, он тоже заглянул сюда проведать госпожу домоправительницу. Так они и познакомились.

Стояла весна, они бродили вдвоем по Аленде, иногда заворачивая в какую-нибудь кондитерскую или чайную. Дирвена это сильно смущало: в школе он был на полном казенном обеспечении, и своих денег у него не было – откуда им взяться, а Хеледике Орвехт давал мелочь на карманные расходы. Стыдно, когда девчонка тебя угощает, а ты ее угостить не можешь. Ну, ничего, после выпускных экзаменов Дирвен станет боевым амулетчиком на службе у Светлейшей Ложи, ему будут платить жалованье, и уж тогда он надарит ей подарков!

Хеледика рассказала, что два года назад они с господином Орвехтом вдвоем спаслись из Мезры, на крыше товарного вагона. Она тогда по-страшному разбилась, даже нос был сломан, но главное, что они оттуда выбрались, а учитель потом позвал к ней и лекаря под дланью Тавше, и мага-целителя, своего старого друга, так что все прекрасно срослось, и нос теперь, видишь, в полном порядке, словно ничего и не было. Да, она изгнанница, ее должны были принести в жертву, а она сбежала. Нет, не надо ничего спрашивать, не хочется ей об этом, все равно это уже прошлое – «то, что занесено песками времени», как говорят жители пустыни.

Дирвен смотрел на нее с нежной жалостью: как они могли, как смели так с ней поступить, уж он бы им всем показал!

Потом они впервые поцеловались в укромном уголке Королевского парка. Губы у Хеледики были шелковистые и прохладные, а Дирвену казалось, что он сейчас умрет, потому что не выдержит этого счастья и этого мучительно невыносимого желания.

Вскоре его отправили сторожить Лилейный омут, где дураки топятся. На восьмицу, как обычно. Днем и ночью он изнывал от тоски, думая о Хеледике – такой волшебно красивой, такой не похожей на других девчонок, такой недостижимой, даже когда она рядом.

В Мезре по-прежнему творилось демоны знают что. Худшие опасения подтвердились: мертвенным мороком накрыло всю провинцию. Хвала Стражу Мира и сонхийским богам, дальше эта зараза не распространялась, но Ларвеза в одночасье потеряла обширную территорию с плодородными землями и скотоводческими хозяйствами. Мясо подскочило в цене, в придачу пришлось строить новую железную дорогу в обход проклятого края, и не обошлось без повышения налогов.

Светлейшая Ложа посылала туда исследовательские отряды, границу патрулировали амулетчики и маги-наблюдатели, но накопленные сведения не могли подсказать ответа на главный вопрос: что с этим ужасом делать? В Мезре вяло копошилась своего рода псевдожизнь – представители волшебного народца, превратившиеся в умертвия. Ни люди, ни звери, ни птицы, ни насекомые там существовать не могли. Одно отрадно: случайно в Мезру не забредешь, границу видно издали – там постоянно висит белесо-коричневатый туман с запахом тлена. Вся провинция превратилась в необъятный могильник для костей китони, которые, кто бы теперь спорил, незачем было тащить из побежденной страны к себе домой.

Удалось установить, что незадолго до того, как все это началось, Китон получил мощный одноразовый вброс силы, откуда и почему – на этот счет имелись разные гипотезы. Это событие совпало по времени с неслабым сотрясением реальности, которое произошло примерно тогда же. Заозерный народ безусловно выиграл: его потрепанные войной маги наконец-то зализали раны, вдобавок проснулись и заработали кое-какие из старых артефактов, до последнего времени дремавшие. По случайности Китону привалило такое счастье или на то были скрытые причины – с этим по сию пору так и не разобрались.

Договориться с китони об обмене информацией и сотрудничестве? Хм, это сложно, не пойдут они на это, просто не захотят, тем более что на их территории не наблюдалось ничего похожего на мезрийскую катастрофу. Оставалось собирать данные по крупицам и уповать на то, что Мезра не начнет разрастаться.

Суно входил в состав Чрезвычайной Светлейшей Коллегии по мезрийской проблеме и много времени проводил на границе с пострадавшей провинцией, то укрытой тускловатым снегом, то обманчиво зеленеющей в мутном коричневом мареве. Последнее считалось хорошим признаком: растения не погибли – значит, земля не поражена, и если удастся очистить эту территорию от нежити, вскорости можно будет возродить сельское хозяйство. Впрочем, еще два-три года, и без насекомых, переносящих пыльцу, большая часть растительности постепенно зачахнет.

Возвращаясь в Аленду, Орвехт присматривал за Хеледикой и Дирвеном.

Песчаная ведьмочка его только радовала: в школе успевала неплохо, магички-наставницы отзывались о ней с похвалой, охотно помогала по хозяйству матушке Сименде, которая в ней души не чаяла, да еще научилась варить отменный шоколад – специально откапывала в библиотеке старинные рецепты, чтобы приятно удивить Суно. Кружила головы молодым людям и горстями получала любовные записки, не без того, но никто из воздыхателей не наглел, понимая, что придется иметь дело с Орвехтом. Любила принарядиться, однако ничего не выпрашивала, он сам с удовольствием заказывал для нее модные туалеты. Пусть ей живется не хуже, чем ее сверстницам из богатых семей, девчонке и так с лихвой от жизни досталось. Как он тогда на крышу вагона ее сбросил, едва не убив… И потом она целые сутки мучилась и терпела, вся переломанная. Вспоминая об этом, ко всему привыкший маг внутренне содрогался.

А Дирвен Кориц был для своего куратора воистину головной болью. Жаловаться на него шли к Орвехту, ибо к кому же еще? Гордость школы амулетчиков, звезда первой величины. Сопливый зазнайка. Миндальное мороженое он по-прежнему не любил, но это не мешало ему претендовать на все самое лучшее с тем же самым упрямством, с каким он добивался от мамы злополучной мороженки в тот роковой для себя день. И никакие нравоучительные беседы не помогали, вроде бы Дирвен все сказанное понимал, но нисколько не менялся. Суно старался быть к нему снисходительным: парню сильно не повезло, что у него рано умер отец. Мальчиков должны воспитывать мужчины, в особенности таких норовистых паршивцев, как Дирвен Кориц. Ко всему прочему, он по-прежнему имел зуб против Госпожи Вероятностей, что чревато, гм, самыми непредсказуемыми вероятностями, ведь Она может и рассердиться.

Орвехт никогда не приглашал к себе домой обоих в один день, и матушке Сименде то же самое наказал. Не хотелось ему, чтобы Дирвен и Хеледика встретились. То ли было ощущение, что эти двое не пара, то ли смутное предчувствие, что, если они сойдутся, ничем хорошим это не кончится. Интуиция мага – не шутки, поэтому знакомить друг с другом своих воспитанников Суно не собирался.

Эдмар вытащил Зинту в театр. Не то чтобы силком вытащил, но уговаривать пришлось долго, так что он даже злиться под конец начал.

– Тебе еще не надоели твои роженицы из трущоб и задавленные телегами пьяницы? Нужно хоть иногда посылать их всех к демонам и вспоминать о том, что ты красивая женщина. Собирайся, у тебя есть полтора часа.

– Какая из меня красивая женщина? – фыркнула Зинта, подумав об Улгере.

– Ты похожа на одну подругу моей мамы, в которую я с детства был по уши влюблен. Мастью и немного чертами лица. У нее тоже серые глаза, светлые волосы такого же оттенка и загорелая кожа.

– Это я-то – загорелая?

– Сейчас нет, а летом опять загоришь. У нас это круглый год не проблема, можно загорать под специальными лампами, которые светят, как маленькие домашние солнца.

– Домашнее солнце? Ну, ты придумаешь…

Вначале, когда они приехали в Паяну и поселились на улице Ранних Луковиц, Эдмар пытался завлечь Зинту в постель, но она категорически воспротивилась. Еще чего не хватало, она ведь его официальная опекунша, это будет не по-доброжительски.

Получив отпор, он не стал настаивать: не хочешь – не надо, хотя я бы не против, но ты, может, и права, потому что как близкий человек ты мне нужна больше, чем в качестве любовницы. Вот это Зинту вполне устраивало, если бы не одно небольшое «но». Скоро выяснилось, что к «близкому человеку» Эдмар относится как тот еще собственник. Словно в детстве: раз ты водишься со мной, нечего с другими так же водиться, держи их на расстоянии, чтобы друзей ближе, чем я, у тебя не было.

Во всяком случае, когда у Зинты чуть не появилась закадычная товарка, он эти отношения безжалостно пресек, объяснив: «Она стерва не лучше меня, уж я-то вижу, но со мной тебе будет интересней и безопасней». Еще и порчу навел на несчастную женщину, так что у той голова разболелась. Впрочем, последнюю беду лекарка на другой день исправила, заглянув к несостоявшейся приятельнице на «зов».

Ченодия смотрела на нее утомленно и ехидно, с затаенной расчетливой прохладцей, и называла ее, с еле сквозящим оттенком пренебрежения, «мой дорогой дружок» – раньше Зинта не придавала этому значения, а теперь, после разговора с Эдмаром, это ее покоробило, и подумалось, что, наверное, не слишком хорошая вышла бы у них дружба. Когда с мигренью разделались, Ченодия, как обычно, стала с цепкой настойчивостью зазывать ее остаться, посидеть, поболтать, но Зинта заторопилась, сославшись на работу, и с тех пор старалась с ней не встречаться.

– Правда, по характеру вы с маминой подругой совсем не похожи, – продолжил Эдмар, вернувшись к Зинте в комнату с ворохом нарядов из плательного шкафа. – Выбирай, что наденешь.

– Что-нибудь поскромнее.

– Тихий ужас. Тогда выберу я. Она довольно странно ко мне относилась, вела себя так, словно ей известно обо мне что-то сверх того, что я сам о себе знаю. В прошлые каникулы устроила мне турпоход вдвоем в горы, мы много разговаривали на разные темы, чудесная была прогулка… Правда, переспать тоже не захотела, совсем как ты. Когда я к ней полез, чуть не врезала. Она вышла замуж за существо из невероятно далекого мира, где все абсолютно не так, как у нас или у вас. В своем истинном облике ее парень похож на сложно организованный сгусток энергии, но он заблудился в нашем мире, вселился в человеческое тело и забыл, кто он такой, а потом полюбил женщину человеческой расы. Даже когда память к нему вернулась, между ними ничего не изменилось. Возможно, у его народа всегда такая любовь – ослепительная и единственная на всю жизнь. Красиво, правда?

Зинта не знала, сказок он ей наплел или с подругой его матери и впрямь произошла такая удивительная история, но Эдмар успешно заговорил ей зубы, и она обнаружила, что в раздумье перебирает вечерние наряды, хотя еще четверть часа назад не собиралась никуда с ним ехать.

Платья были контрабандные, из Ларвезы, в Молоне такой красоты не шьют. Зато носят. И шоколадом тайком угощаются, если знают, где его взять, и если деньги на это водятся, а во всеуслышание те же самые люди вовсю ругают «бесстыжих поедателей шоколада». По крайней мере, такие нравы процветали в столице. Зинта по-прежнему была уверена, что в Апне и других небольших городах ничего подобного не происходит.

В Паяне давно уже существовала разветвленная сеть сбыта контрабанды, и возглавлял ее – ага, Эдмар еще два года назад с ходу угадал – добрый управитель портовой таможни. Хотя какой же он добрый, если такими зложительскими делами ворочает? А Палата Попечителей Молоны тоже во всем этом была повязана и не оставалась внакладе. Поначалу Зинте казалось, что она очутилась в каком-то чужом мире, который будто бы похож на зеркальное отражение того мира, где она жила раньше, но в то же время все в нем устроено иначе, вверх тормашками.

Каким образом Эдмар, ныне один из доверенных помощников управителя таможни, два года назад внедрился в подпольную гильдию контрабандистов – об этом Зинта старалась лишний раз не вспоминать. Тошно ей делалось, когда она об этом вспоминала.

Началось с того, что он стал где-то пропадать по вечерам и возвращался домой за полночь, зато с деньгами. Клялся богами и великими псами, что не ворует, а честно работает, это Зинту успокоило: он ведь не дурак, чтобы солгать, призывая таких могущественных свидетелей.

Теперь они могли позволить себе мясо и чай с сахаром, на пирожные тоже хватало. Справили добротную обувь, купили хорошего масла для ламп, наняли тетушку Ринтобию с первого этажа, чтобы она стряпала и растапливала печку под пресловутым баком в ванной.

Эдмар не хотел рассказывать, чем занимается, но однажды Зинта сама узнала – когда он сообщил, что подцепил заразу, и попросил о помощи. Посмотрев на него взором служительницы Тавше Милосердной, кроме постыдной для доброжителя тропической килсеи она заметила также то, о чем он ей не говорил. Таких скандалов Зинта еще никому и никогда не закатывала. Правда, помня о том, что нехорошо тревожить добрых соседей, да и незачем им о таких жутких вещах слышать, она не кричала, а шипела, как рассерженная кошка.

– Я упустил из виду насчет твоей бесконтактной диагностики, – криво ухмыльнулся Эдмар, когда она умолкла.

– Больше в эти портовые закоулки не пойдешь, понял? Хватит, наигрался.

Он не разозлился, а снова ухмыльнулся: мол, какое значение для меня имеют твои запреты?

– Ты соображаешь, что ты свое здоровье гробишь?

– Не беспокойся, не гроблю. У меня, как у мага, повышенная способность к регенерации, все залечу, не в первый раз.

– Доброжитель не должен вести такую жизнь. Мы вполне обойдемся без твоего так называемого заработка. Завтра же скажу тетушке Ринтобии, что нам больше не нужна ее помощь.

– Могу представить, как она обрадуется. У нее на шее овдовевшая дочь с выводком детишек. Благодаря тому, что мы Ринтобии платим и отдаем кое-что из еды, они начали сводить концы с концами. Тебе их не жалко? Она вроде бы говорила, что без нас им пришлось бы через месяц-другой съехать с улицы Ранних Луковиц в трущобы.

Этот аргумент Зинту смутил. Уже не так решительно она произнесла:

– Ты унижаешь себя, позволяя вытворять с собой такие вещи. И нарушаешь закон. Если попадешься, тебе всыплют плетей за преступление против доброй молонской нравственности.

– Именно, если попадусь. Я маг, меня не поймают. И не собираюсь я вечно промышлять в порту. Еще немного – и начну делать карьеру в теневой Паяне, а пока я информацию собираю. Между прочим, с законом в вашей доброй Молоне дела обстоят совсем не так, как ты думаешь. И я не унижаюсь, напротив – пользуюсь своей властью над клиентами. В этих делах многое зависит от твоей личной точки зрения.

Зинте хотелось спорить дальше, но она не умела формулировать свои доводы так же складно, как Эдмар, к тому же надо было поскорее лечить паршивца от килсеи. Первая стадия: зуд, язвочки на коже и легкий жар. Хорошо хоть не заразно. То есть заразиться можно лишь дурным путем, домработнице с ее внуками ничего не грозит.

Карьера Эдмара пошла в рост прошлой зимой, и вскоре они перебрались с улицы Ранних Луковиц в дорогой доходный дом, принадлежавший почтенному управителю таможни, по совместительству – главе гильдии паянских контрабандистов. Тетушку Ринтобию позвали с собой. При всех своих неудобосказуемых делах Эдмар умудрялся хорошо учиться. Куратор, встречавшийся с Зинтой Граско раз в месяц, его школьными успехами был доволен. Правда, магические способности у него оказались посредственные, да оно, по словам куратора, и к лучшему: будет приносить пользу в составе коллектива, не выделяясь среди своих добрых коллег.

В театр Зинта надела аквамариновое ожерелье и платье цвета морской волны из серебрящегося китонского шелка, на шлайке и со шнуровкой на спине. Шлайка – упрощенный заменитель старинного кринолина, вроде стеганой ватной юбочки длиной до середины бедер, с вшитым в подол обручем из китового уса. Зинта думала, что в этой штуке ей будет ни сесть, ни наклониться, но оказалось, вполне себе удобно. Недаром шлайку еще называли дорожным, или походным, кринолином.

Потом Эдмар принес ей духи, несколько изысканных граненых флаконов, и она выбрала тонкий аромат, напоминающий о весеннем солнце и первой зелени.

Сам он тоже был хорош: высокий, стройный, с осанкой принца, прямые темные волосы до плеч отливают благородным блеском. Приличествующий молодому доброжителю выходной костюм из серого репса сидел на нем как влитой, хотя Эдмар по поводу этого костюма скорчил сожалеющую мину: он предпочел бы вырядиться поэффектней. Но театр – общественное место, и от приличий никуда не денешься, даже в такой шкатулке с двойным, а то и тройным дном, как Паяна.

Опера с танцами «Посрамленное зло» повествовала о том, как в давние времена аристократ-упырь, заключивший союз с нежитью, похищал девушек и пил у них кровь, но против него объединились в боевой коллектив добрые маги, которые злодея убили, пленниц освободили, а потом отправились в поход на столицу, чтобы совершить в Молоне Добрую Революцию. Больше всего Зинте понравились танцы. Иногда она жалела о том, что не умеет танцевать: ей всю жизнь было не до того, чтобы этому выучиться.

Они с Эдмаром сидели в ложе у почтенного управителя таможни – здоровенного солдафона с кустистыми бровями, под которыми прятались, как в засаде, заплывшие хитроватые глаза, и грубым командирским голосом. Его жена, стареющая грузная дама в бриллиантах и платье из лилового бархата, к служительнице Тавше отнеслась благосклонно и, когда таможенник отлучился, похвалилась, что они с супругом вот уже четверть века живут душа в душу и он на сторону не ходит, ни на каких девчонок не заглядывается! Три ее дочери на выданье, очень похожие на мать, с такими же тяжеловесно-скульптурными лицами, строили глазки галантному молодому магу, скромно сидевшему рядом с лекаркой. Зинта смотрела на бедную женщину с сочувствием: ох, знала бы та, с кем ей изменяет якобы идеальный супруг! Зато самого управителя, сунувшегося к ней с каким-то любезным вопросом насчет оперы, она смерила суровым взглядом и ответила с резковатыми нотками. Вторая его попытка завязать светскую беседу привела к тому же результату. После этого добрый управитель таможни решил, что Зинта стерва и с ней лучше не связываться.

В следующем антракте она вышла прогуляться в фойе, убранное драпировками с золотой бахромой и портретами выдающихся доброжителей, и встретила там Улгера с бойкой белобрысой девушкой в ярко-красном платье. Вопреки ожиданиям, Улгер в столице неплохо устроился, жил хоть и не так роскошно, как Зинта с Эдмаром, но в то же время не голодал. Он в конце концов получил место помощника чтеца-просветителя в Паянской Управе Добромыслия и теперь писал для своего начальника черновики лекций. Вначале Зинту поражало то, что разгильдяй, тихий пьяница и самозабвенный страдалец Улгер сочиняет нравоучительные речи – мол, чья бы собака брехала, – но потом, познакомившись получше со столичной жизнью, решила, что это, пожалуй, вполне в паянском духе.

Улгер ее не узнал. Не проигнорировал, а скользнул по ней взглядом – и как будто не увидел. Посмотрев в зеркало, Зинта сама себя едва узнала: красивая молодая дама в переливающихся, словно океанская вода, зеленовато-синих шелках, с аквамариновым ожерельем на точеной белой шее – да разве это она? Быть того не может.

– Скажи на милость, зачем ты третировала моего любовника? – поинтересовался Эдмар, когда они вернулись домой.

– Потому что совести у вас нет. Обманываете несчастную женщину, а она думает, что этот мужлан ей верен, радуется, что он на девчонок не смотрит…

– Пусть и дальше радуется. Заметь, девчонки его бы разорили, а я способствую благополучию и благосостоянию управительского семейства. Он назначил меня десятником не только за красивые глаза.

Эдмар командовал десятком других таких же предприимчивых зложителей, занимающихся сбытом контрабанды.

– У тебя получается, что ты всегда делаешь как лучше.

– А разве это не так?!

Он изобразил искреннее удивление. Зинта фыркнула и затворила дверь своей комнаты. Шнуровку на спине он ей распустил, дальше она сама из этого платья выберется.

В окно тихонько скреблись. Когда Зинта закончила выпутываться из вороха прохладного невесомого шелка, ухитрившись ничего не порвать, до нее дошло, что вовсе это не ветер. Похоже, кто-то хочет поговорить, специально ради этого залез на старую раскидистую яблоню, на которой вчера проклюнулись первые листочки.

Какой-нибудь незадачливый поклонник из театра за ней увязался? Вспомнив ту прелестную даму в морских шелках, которая отражалась в зеркале, Зинта решила, что это вполне возможно. Бедняга, наверное, решил, что она и в самом деле такая, вот же ему будет разочарование…

Личная жизнь у нее не складывалось. Время от времени Эдмар пытался знакомить ее с кавалерами, которые, по его мнению, в самый раз бы ей подошли. Спасибо, даром не надо. Зинта догадывалась, кого этот паршивец постарается ей подсунуть: кого-нибудь достаточно безвольного, кто не сможет увести у него «близкого человека», – то есть второго Улгера в улучшенном варианте. Не хотела она больше Улгера. А кого хотела, трудно сказать… Наверное, мужчину с такими же глазами, как у того мага, с которым она встретилась на сельской дороге, перед тем как найти Эдмара.

Торопливо натянув тунику и домашние фланелевые штаны, Зинта отдернула штору и распахнула окно в весеннюю темень с похожим на бледную дольку лимона молодым месяцем. И сразу поморщилась: в лицо пахнуло падалью и давно не чищенным курятником.

– Это я! – заговорщически просипела темная глыба, взгромоздившаяся на ветку напротив окна. – Вчера проснулся и уже тут как тут. За мной должок, задавай вопрос.

– Нет у меня пока вопроса. Когда понадобится, я сама тебя позову.

– Как знаешь.

Птицечеловек снялся с ветки, хлопнув крыльями, и растворился в ночи, на миг заслонив лунный серп, а на пороге, без стука распахнув дверь, появился Эдмар.

– Зинта, что случилось? И чем здесь воняет?

– Крухутак. Уже улетел.

– Не открывай кому попало. А если б это были грабители? Чего он хотел?

– По-моему, он был голодный. Предлагал что-нибудь спросить, но я в эти игры не играю. Я подумала, не отдать ли ему тот кусок вырезки, который лежит у нас в леднике…

– Тихо, – шикнул Эдмар, скользнув мимо нее к окну и затворив раму. – Хочешь, чтобы добрые соседи нас убили? Карга с третьего этажа обругала меня за то, что я бросил сардельку бродячей собаке. Можно вообразить, какой раздрай поднимется, если ты начнешь прикармливать крухутаков! И не едят они вырезку.

«Без тебя знаю», – хмыкнула про себя Зинта.

Делиться с ним своей тайной она не собиралась. Это ее крухутак и ее право на вопрос.

Чайная на площади Полосатой Совы была подходящим местом, чтобы прятаться от учителя Орвехта. Далеко и от его дома, и от резиденции Светлейшей Ложи – вовсе другой конец Аленды.

Солнце жарило по-летнему, под ногами у прохожих в золотом сиянии шныряли голуби и маленькие сурийские попрошайки. Невзрачное каменное изваяние совы на тумбе терялось в центре людской толчеи, а облезлые кирпичные здания на той стороне, с неразличимыми отсюда украшениями на фронтонах, казались величественными, как явившиеся в город хтонические чудовища.

На небольшой веранде, устланной свежими соломенно-желтыми циновками, было уютно и солнечно. И чай тут заваривали превосходный, с пряностями и кусочками сушеных фруктов по желанию гостя, а таких вкусных кексов с ягодами лимчи Дирвен нигде еще не пробовал.

Он завороженно наблюдал, как хрупкие фарфоровые пальчики Хеледики с покрытыми бледно-розовым лаком ноготками крошат над блюдцем кекс, добывая продолговатые мармеладно-лиловые ягоды.

Поймав его взгляд, песчаная ведьма смущенно улыбнулась:

– Дурная привычка – есть то и другое по отдельности. У нас с лимчи пекут лепешки. Бабушка говорила, что эта привычка меня когда-нибудь доведет до беды. Она прозорливая, но это на нее находит время от времени, не так, как у видящих. Я вот думаю, раз она предрекала мне беду из-за ягод, значит, она заранее чувствовала, что я не умру в тот год в логове куджарха.

– Конечно, – горячо согласился Дирвен.

Кто он – мальчишка или взрослый семнадцатилетний мужчина? Он должен собраться с духом и объясниться ей в любви. Сколько раз уже хотел это сделать, но все никак не смел решиться.

– Погуляем потом еще… Ты не против? – спросил он сдавленным от желания голосом.

– Хорошо. – Ее длинные загнутые ресницы песочного цвета слегка опустились и снова вспорхнули, по изящно очерченным узким губам скользнула улыбка. – Сегодня я должна вернуться в пансион к ужину, времени еще много.

Влюбленность затапливала душу Дирвена, как безудержное весеннее солнце – площадь Полосатой Совы и уходящие в пеструю даль окрестные улицы. Он почувствовал, что заодно с Хеледикой любит всех, кого видит вокруг.

И рослую цветочницу в надвинутой на глаза широкополой шляпе и пышной голубой юбке с кокетливыми воланами.

И смуглую сурийскую мелюзгу, ноющую «дай монетку».

И взрослого выходца из Суринани, который словно сошел с картинки: бородатый, в тюрбане, шаровары заправлены в грязные сапоги, поверх рубашки традиционная куфла – длинная, как халат, запашная стеганая безрукавка, замызганная, зато из дорогой узорчатой ткани. Суриец терся около цветочницы, не то прицениваясь к желтым и белым нарциссам, не то пытаясь прельстить девушку своей заросшей разбойничьей рожей.

И державшуюся за руки парочку, привлеченную вывеской чайной: он худощавый, угловатый, русоволосый, с мягким дружелюбным лицом завсегдатая библиотек, она живая, как ртутный шарик, кругленькая, смешливая, с забавными искусственными цветами на шляпке.

И двух немолодых мужчин в бутылочно-зеленых мундирах городских чиновников, один из которых как будто распекал другого, указывая неодобрительным жестом на статую совы.

И большую компанию студентов, остановившихся посреди площади и что-то самозабвенно обсуждавших.

И неброско одетую женщину в глухо намотанном темном платке, которая неспешно пробиралась мимо студентов с таким видом, словно кого-то здесь поджидала… Хотя нет, эта тетка Дирвену не понравилась. Не в смысле – показалась подозрительной, тогда он должен был бы послать мыслевесть магам-стерегущим, и какой же он дурак, что сразу этого не сделал, а просто не вызвала симпатии, несмотря на одолевающую его вселенскую влюбленность. Что-то в ней провоцировало короткое и необъяснимое отвращение. Словно посмотрел на раздолье свежей хлебной выпечки, и вдруг взгляд наткнулся на заплесневелую горбушку.

Это было единственное исключение. Все остальные прохожие вызывали у Дирвена самые теплые чувства.

И послушник из храма Кадаха, ошалело улыбавшийся, с тонкой шеей, в мешковатой коричневой рясе, спешивший через площадь с большим плетеным коробом за спиной. Он был в монашеских сандалиях на босу ногу, правая при каждом шаге хлопала – ремешок порвался.

И ухоженная элегантная дама в сопровождении скромно одетой компаньонки с немного лягушачьим, но обаятельным лицом. Последняя что-то непрерывно говорила, развлекая свою патронессу.

И пожилой господин в цивильной одежде, с придирчивым проницательным взглядом отставного полицейского. Кажется, он тоже собирался зайти в чайную. Не успел.

Не понравившаяся Дирвену женщина остановилась, ее просторные темные юбки взметнулись, словно от ветра. Вокруг нее закрутился по булыжной мостовой мелкий мусор. Одновременно с этим Дирвена словно иглой в плечо кольнуло – короткая вибрирующая боль, которую ни с чем не спутаешь, сработал амулет-оберег. Как на тренировке. Такой сигнал означал: противодействовать поздно, живо падай на землю или на пол, если рядом кто-то есть – сбей с ног, чтобы спасти.

Так он и сделал. Отпихнул столик и опрокинул Хеледику на циновки вместе со стулом.

– Ктарма!.. – зловеще прошелестело в воздухе.

Так бывает, когда ужасатели Ктармы умирают, стараясь забрать с собой в серые пределы Акетиса как можно больше народа.

Вслед за этим площадь накрыло волной агонии – крики, хруст, вой, грохот, такие звуки, словно рвут на куски что-то влажное, звон битого стекла.

Хеледика перестала барахтаться: поняла, что Дирвен неспроста повалил ее на пол.

Постепенно все затихло – или почти затихло, кто-то продолжал медленно умирать, и эти одиночные стоны, хрипы и шорохи были еще страшнее, чем общая какофония.

Им не стоило задерживаться в чайной: скоро здесь появятся дознаватели Светлейшей Ложи, и если до учителя Орвехта дойдут слухи о том, что его воспитанники тайком встречаются… Неизвестно, как он на это отреагирует, но вряд ли все останется без перемен. Дирвен отдал деньги смертельно бледному, но живому помощнику хозяина и вывел девушку наружу, предупредив:

– Не смотри на площадь.

Она, понятно, все равно смотрела, но он ведь должен был проявить заботу.

Посреди площади торчала каменная сова на постаменте. Ей одной ничего не сделалось. На мостовой вперемешку были раскиданы куски человеческих тел, растерзанные тушки голубей, вещи, обувь, обрывки одежды. Всех тех, на кого Дирвен глядел с бурной симпатией несколько минут назад, больше не было. Остро и удушливо пахло кровью. Возле фонарного столба напротив чайной рассыпались белые и желтые цветы, забрызганные фиолетово-серыми мозгами, и рядом валялся перемазанный засохшей грязью мужской сапог, из него медленно вытекала струйка крови. Кажется, это был сапог того сурийца, которому приглянулась статная цветочница.

Дирвен потянул Хеледику к ближайшему переулку. Она молча шла рядом, вцепившись в его руку. Им пришлось податься к краю тротуара, чтобы обойти круглый темный предмет, издали похожий на мяч.

Это оказался не мяч, а оторванная женская голова в туго повязанном платке. Голова ктармийской смертницы, которая всех убила, не пожалев на это собственной жизни. Дирвен смотрел на нее несколько невероятно долгих секунд. В детстве он до рева боялся бабочек-мертвяниц, которые появляются в сумерках. Они или серые, или белесые, никогда не бывают цветными. Толстые, разбухшие, покрыты противным пушком. Их крылья как будто припорошены пылью. Ему тогда представлялось, что у них на самом деле есть человеческие лица, которые они никому не показывают, – и тянуло хоть раз увидеть, и было так жутко, что можно заледенеть от страха.

Теперь он знал, как могло бы выглядеть человеческое лицо бабочки-мертвяницы: точь-в-точь как ничем не примечательное лицо этой тетки средних лет. Ее темные глаза остекленели и закатились, вряд ли в них хоть однажды отражалось сомнение в своей твердолобой правоте. Рот приоткрылся, там виднелись слегка испорченные, но крепкие зубы, которые выкусили за раз целый кусок из этого солнечного весеннего дня… Из развороченной шеи что-то сочилось.

Дирвена передернуло от накатившей гадливости. На других погибших он смотрел с потрясением и жалостью, мысленно желая им всем добрых посмертных путей, а мертвую голову убийцы так и хотелось раздавить, словно личинку омерзительного насекомого.

Орвехт говорил, что ужасатели Ктармы напоминают взбесившуюся саранчу. Главное для них – сеять смерть, панику и разруху, все их требования и оправдательные рассуждения второстепенны.

Припомнив слова учителя, Дирвен спохватился: нужно драпать. Тут и без них найдутся очевидцы, а если Суно Орвехт узнает о том, что они уже почти целый месяц встречаются, кто знает, что им за это будет?

Чтобы затереть и перебить след, он воспользовался амулетом «Круговерть», Хеледика тоже применила какие-то свои песчаные чары. Маги-дознаватели будутразыскивать и допрашивать всех, кто находился около места преступления, но их вычислить не смогут.

Они остановились, когда забрели в совершенно незнакомый район Аленды, где утопали в зарослях жасмина мрачные каменные особняки с угрожающего вида скульптурами в нишах. Вряд ли статуи изображали демонов – это давно уже запрещено указом Светлейшей Ложи, но кого тогда имели в виду ваятели? Все здесь выглядело старым и запущенным, погруженным в полуденную дрему.

– Я тебя люблю, – выпалил Дирвен, повернувшись к девушке. – Понял сегодня, что надо это сказать, а то вдруг что-то вот такое же случится, как на площади, но только со мной, а я так и не скажу…

Он сбился и замолчал, с замиранием сердца ожидая, что произойдет дальше.

– Я тебя тоже люблю, – призналась Хеледика. – Вдруг мы тоже завтра умрем…

Они долго и исступленно целовались за кустами жасмина, сцепившись так, что даже демоны Хиалы не смогли бы оторвать их друг от друга.

Дневник Эдмара лежал на видном месте: высовывался уголком из-под подушки, темно-красный на фоне голубого атласного покрывала, словно сгусток крови. Если бы он стоял на полке среди книг или валялся на столе, Зинта не обратила бы внимания, а так – словно сам позвал: «Посмотри на меня!»

Когда Эдмар жил в интернате, она ежедневно проветривала его комнату. Отвертеться от периодического проживания в дружном коллективе подрастающих добрых магов ему так и не удалось, зато он подкупил воспитателей, и те закрывали глаза на его ночные отлучки.

Зинта осторожно вытянула красную тетрадку из-под подушки. В верхнем уголке аккуратная надпись чернилами: «Дневник». Интересно же… Она долго с собой боролась. Не меньше часа – это точно. Клала на место, потом снова сюда возвращалась. В конце-то концов, сам виноват: если не хочешь, чтоб это попало в чужие руки, прячь получше.

«С минувшей осени меня преследуют… можно назвать их наваждениями. Это не сны, не волшебные видения и не бред – всего лишь образы, которые можно принять за обычные плоды воображения. Будь я литератором или художником, решил бы, что это творческие идеи.

Мне навязчиво мерещатся странные эпизоды, которых никогда не было – как будто вспоминается что-то давно забытое.

…Большая полутемная спальня в интернате. Нет, не в нашем интернате при школе магов, а в каком-то совсем другом, и я там еще маленький, и я знаю, что недавно меня чуть не убила родная мать. Вот это нелепость: всегда любил маму, и ни разу не случалось, чтоб она рассердилась на меня до потери самообладания, с чего бы такое в голову лезло? Но в этом наваждении у меня другая мама, об этом я тоже знаю наверняка: огромная, жуткая, слабоумная тварь. Будь я дома, пошел бы, пожалуй, к психоаналитику, мне все это не нравится. А может, и не пошел бы. Так или иначе, меня там душит страх перед чем-то безмерным, голодным, беспощадным, которое находится снаружи, за стенами интерната, оно похоже на океан текучей тьмы, и если оно придет, чтобы меня съесть, никакого спасения от него не будет. Я об этом знаю, все вокруг об этом знают, и никто не в силах ничего сделать. Бр-р, хорошо, что это всего лишь наваждение.

…Я стою возле окна в хорошо обставленной комнате, похожей на номер в дорогой гостинице, и смотрю вслед женщине, которая уходит по аллее. Выложенные белыми плитами дорожки, розовые кусты, залитая солнцем тропическая зелень, вдали за цветниками виднеется море, но я-то знаю, что это тюрьма, из которой меня никогда не выпустят. Меня привезла туда женщина, которую я вижу со спины: у нее короткие светлые волосы и решительная походка. Она не оглядывается. Я ее люблю, а она сказала, что даже навещать меня не будет. Абсурдная какая-то сценка, но при этом невыразимо печальная.

…Брожу по лесу, ищу потерявшегося кота. Кстати, снова абсурд: у нас всем домашним животным вживляют чипы, чтобы они не терялись. Или это не «у нас»? Громадные замшелые деревья, темновато, неба не видно. Трава местами по пояс, под ногами хлюпает. Мне там ничего не угрожает, но я зол и расстроен из-за того, что никак не могу найти подлого сбежавшего зверя, к которому сильно привязан.

…В узкой длинной лодке плыву по каналу к входной арке туннеля, оформленной в виде свирепо перекошенной морды демона с разинутой пастью. В глубине туннеля мерцает синеватое сияние. Где-то неподалеку тяжело и размеренно бьют барабаны. Я затеял какую-то авантюру, собираюсь сделать то, чего от меня не ждут. Испытываю холодный веселый азарт, и руки у меня чешуйчатые.

Но это всего лишь занятные картинки, совершенно безобидные. Странные сны меня тоже преследуют, и в них меня топят. Разные люди, при разных обстоятельствах, но всегда в одном и том же озере.

Началось это после того, как я встретил ту ведьму на празднике Доброго Урожая. Ходил я туда со своими ребятами, мы были навеселе после яблочного пива, хотя и не сказать, чтобы пьяные. Она подошла ко мне в сумерках на улице Величавой Поступи, которая ведет к Свиному мосту. Толпа, галдеж, ряженые, музыканты, столы с дармовым угощением. Доброжители водят хороводы и желают друг другу сытой зимы, зложители, упившись, валяются по канавам. Тихий ужас, я ведь за два года привык и к сточным канавам, и к запахам, которые царят на улицах этого якобы чистого, по утверждению Зинты, города.

Она соткалась из золотисто-лиловых сумерек и звуков облезлой скрипки, когда мы остановились подождать Мовгера, отлучившегося в подворотню. Такое впечатление, что секунду назад ее не было – и вдруг возникла из воздуха. Ведьма. Длинные волосы растрепались, на голове сплетенный из осенних цветов праздничный венок, но почти все лепестки с цветов облетели – надо полагать, так бурно развлекалась. А больше ничего о ней сказать не могу. Казалось, черты ее узкого лица непрерывно и неуловимо менялись. Судя по венку – незамужняя молодая девушка, а на самом деле демоны ее разберут. Мы с ней остались вдвоем посреди толпы, потому что ребята бросились на выручку товарищу: здешние доброжители не обрадовались, застукав Мовгера у себя в подворотне, и решили надавать ему тумаков. Что ж, поделом. Я всегда считал, что нечего разводить в городе антисанитарию, хотя и держу это мнение при себе, ибо не поймут.

На перекрестке играл нетрезвый скрипач и отплясывало несколько пар, мы к ним присоединились. Под ногами хрустела ореховая скорлупа, из толпы в танцоров бросали вялыми цветочными бутонами, оторванными от стеблей, и скомканными бумажками с шуточными пожеланиями.

– А ты хорош… – улыбнулась мне ведьма.

– И могу быть еще лучше, – заверил я, улыбнувшись в ответ.

Ее лицо выглядело неопределенным, словно отражение в покрытой рябью воде, но я захотел ее сразу. Мало кто вызывал у меня с ходу такое сокрушительное и томящее желание.

– Сможешь принять демонический облик, чтобы мы с тобой взлетели над этими скучными крышами поближе к золотисто-белой луне?

– Вот этого не обещаю, но если найдется укромное местечко, нам с тобой будет там не хуже, чем под боком у золотисто-белой луны.

Она отстранилась, в глазах – могу поручиться, они были в тот момент одного цвета с луной – блеснула насмешка.

– Не хочешь перекинуться – или не можешь? Ты же маг, что тебе стоит?

Я решил, что моя красотка пьяна.

– Увы, не могу. Это в сказках маги перекидываются в демонов, а мы с тобой в реальном мире. Пожелай чего-нибудь другого.

Тоскливо мне стало: и этот мир – реальный? Порой думается: всего этого не может быть наяву, и я, наверное, лежу в реанимации после покушения бабкиных наемников, вот сейчас очнусь, и окажется, что с того дурацкого дня прошло не два года, а от силы полтора месяца.

Она усмехнулась.

– Значит, никудышный ты маг, и тогда тебе одно осталось – пойти утопиться!

– Если настаиваешь, утоплюсь. Идем к каналу, ради тебя я на все согласен!

И впрямь готов был сигануть в канал, лишь бы ей это понравилось. Начало осени, вода еще не слишком холодная, а я превосходно ныряю и плаваю, вдобавок знаю заклятие, защищающее от водяного народца. Летом, когда управитель таможни устроил для нашей избранной компании прогулку на Чаячьи острова, я показал такое представление с прыжками в море со скалы, какого здесь никто не видел. И мой покровитель, и остальные зрители были в бешеном восторге, так орали и улюлюкали в мою честь, что всех чаек распугали. Вот я и решил, что смогу развлечь своим «утоплением» эту пресыщенную колдунью, не рискуя даже простуду подхватить, а потом, когда выберусь из воды, попрошу ее меня согреть… Но она только засмеялась и бросила:

– Тебе не здесь надо утопиться.

И исчезла. Вроде бы отступила в толпу гуляющих доброжителей, вроде бы скрылась за чужими спинами, а на самом деле словно в воздухе растаяла. Я так и не нашел ее, хотя искал весь остаток вечера, как одержимый. Кидался к девушкам в венках, издали на нее похожим, но каждый раз оказывалось – не та.

Потом начались эти сны. Сюжет всегда один и тот же: я куда-то иду, блуждая по улицам, по задворкам, по паркам, по пустырям, знакомое мешается с незнакомым, и я понимаю, что заблудился. Появляется кто-то, кого я знаю, зовет меня с собой, но вместо того, чтобы вывести, заманивает на обрывистый берег озера. Вода внизу похожа на черное зеркало. Провожатый толкает меня в спину, я падаю – и просыпаюсь, но за секунду до этого вижу, что на берегу вместо прежнего спутника стоит она, моя ведьма с праздника Доброго Урожая.

Однажды меня завел в эту западню отец Марсии, причем в тот раз я вовремя догадался, что меня собираются спихнуть в озеро.

«Я же говорил, что когда-нибудь убью тебя, – во сне он выглядел моим ровесником. – Разве ты забыл?»

Я понял, что это чистая правда, и сердце сжалось от невыносимой тоски. Когда он меня толкнул, я, как обычно, успел увидеть, что он превратился в смеющуюся ведьму в растрепанном венке, – и испытал несказанное облегчение: все в порядке, это же в действительности не он! Не хочу, чтобы этот человек желал моей смерти. Почему-то мне от этого горько, и дело вовсе не в том, что он могущественный маг, которому нет равных среди молонских магов.

В таком сне мне может встретиться кто угодно из тех, с кем я знаком дома или здесь, но это сплошной обман – всеми этими людьми притворяется ведьма, которая хочет утопить меня в озере с зеркально-черной водой».

– Вляпался… – пробормотала себе под нос Зинта, захлопнув тетрадку. – И как же теперь тебя спасать?

Эдмар объявился дома тем же вечером. Опять улизнул из интерната.

– Твой добрый куратор знает о том, что тебя преследует снаяна? – смерив его хмурым взглядом – молодец, ничего не скажешь! – осведомилась лекарка.

– О, да ты прочитала мой дневник? – он картинно изогнул бровь.

– Я прочитала то, что ты мне подсунул. Когда надо, ты прячешь на совесть. Скажешь, нет? И почему, интересно, ты все это изложил по-молонски? Мог же воспользоваться письменностью другого мира, тогда бы никто ничего не прочитал.

– Один-ноль в твою пользу, – ухмыльнулся Эдмар.

– Я не знаю, что значит один-ноль, но у тебя есть голова на плечах? Если к тебе прицепилась снаяна, нужно обратиться к добрым экзорцистам, а то постепенно зачахнешь. Ты говорил об этом с куратором?

– Это не снаяна. Нас учат определять такие вещи, совсем не то. И от снаяны я смог бы защититься, не беспокойся.

– Эдмар, ты не настолько сильный маг, чтобы позволять себе такую самоуверенность. С этим надо что-то делать!

– Вот я и думаю, что делать. Кучу литературы в библиотеке перерыл, но о таких, как она, ничего не нашел. Куратору об этом не рассказывай, ладно? Его это не касается.

– Может быть, ты ее… это существо, она ведь, возможно, не человек… чем-то обидел? Ты был с ней вежлив?

– Разумеется. Все произошло точь-в-точь, как я описал в дневнике.

– Если это и вправду ведьма, она нарушает устав Доброй Магической Коллегии. Среди магов тоже попадаются зложители. Видимо, она очень сильная… Я слышала, иногда такие цепляются к пригожим молодым парням и стараются отомстить, если те их отвергают.

– Да разве я отвергал? Сама убежала, я-то был не против.

– Тогда, наверное, ты приставал к ней, позволил себе лишнее?

– Всего лишь ответил игрой на ее игру. И у меня не было впечатления, чтобы ее что-то рассердило. Подошла, заморочила голову и испарилась. И с тех пор насылает сны про свое озеро. Я решил на всякий случай сообщить об этом тебе, но больше никому ни слова. У меня предчувствие, что этого делать нельзя, хуже станет. Интуиция мага.

Этот паршивец в конце концов вытянул у Зинты обещание, что она ничего не скажет ни куратору, ни кому бы то ни было еще. Хотя какая там у него интуиция, если в школе магов он, несмотря на острый ум и хорошую память, числится среди посредственных учеников? Однако настаивать на своем он умел, и лекарка сама не заметила, как уступила. С другой стороны, похоже на то, что бессовестная старая ведьма (наверняка она старая, решила Зинта, хотя на празднике прикинулась молодой) всего лишь развлекается, не причиняя ему вреда. Эдмару до сих пор ничего не сделалось: ни слабости, ни малокровия, ни черной меланхолии, ни другой хандры, и мужская сила его не покинула, хотя времени прошло изрядно – озеро ему снится с начала осени, а сейчас на дворе весна.

Он ушел по своим непохвальным делам, а Зинта уже забралась в постель, когда оконное стекло задребезжало от стука. В этот раз она не стала вдругорядь открывать, сперва окликнула:

– Кто там?

– Да я же, я! Должок за мной!

Встав на табурет, она спросила через форточку:

– Чего тебе надо? Мы же договорились, я сама тебя позову.

– Улетаю в другие края, а то у вас тут голодно. Подамся туда, где жизнь сытнее, народ смелее… Ну, ты понимаешь, о чем я. Не надумала спросить, чтобы мы были в расчете?

– Насчет снов у тебя можно спрашивать?

– Сны – это не ко мне. Мы, крухутаки, отвечаем только за явь. Не надумала?

– Пока нет.

– Тогда имей в виду, если позовешь потом, я оттуда сюда не вмиг долечу, на дорогу время потребуется. Мы, крухутаки, всегда платим долги. Лучше бы ты чего спросила, пока я здесь…

Зинте хотелось выспаться, и она захлопнула форточку, без обиняков дав понять, что разговор окончен.

Потрясение такой же сокрушительной силы Дирвен испытал один-единственный раз: семь лет назад, когда суд принял решение забрать его у матери и отдать на воспитание Фронгеде Хентокенц. Он тогда словно ухнул в яму, из которой затхло и стыло тянуло подпольем. И теперь то же самое, хотя в этой комнатушке с кроватью вроде бы тепло, сквозь истончившиеся после множества стирок хлопчатобумажные занавески сочится солнечный свет.

Пришибленный, Дирвен не ощущал больше ни весеннего солнца, ни тепла.

– Так ты не девушка?.. – смог он наконец вымолвить. – Ты говорила, до меня у тебя никого не было… Ты наврала?

– До тебя я никого не любила. – Она смотрела в сторону и наклонила голову так, чтобы гладкие волосы песочного цвета занавешивали лицо. – Это правда. Когда меня хотели принести в жертву куджарху… Ему отдают девственниц, и когда я убежала, я встретила пастухов… В общем, если б не они, я бы не спаслась, от наших просто так не сбежишь.

– Сколько их было? – с трудом выговорил Дирвен помертвевшими губами.

– Какая тебе разница?

– Я спросил, сколько было пастухов?

– Трое. Иначе меня бы отдали куджарху…

Значит, трое! Хотелось разрыдаться, но внутри у него как будто все окаменело. А он-то вначале заговорить с ней не смел, не решался признаться в любви… Он-то думал, что она лучше и чище всех на свете.

– Уходи. Я не из тех, кто подбирает объедки.

Хеледика молча встала с заскрипевшей кровати и начала одеваться. Хотелось ее ударить, но в то же время не хотелось ни смотреть на нее, ни прикасаться к ней… К такой прикоснешься – сразу испачкаешься.

Наконец стукнула дверь. Из коридора донеслись голоса: гостиничная прислуга что-то спросила, и она ответила с безразличной интонацией, словно не произошло ничего особенного. Скользкая, грязная, продажная гадина. Только обманывать умеет.

Дирвен уткнулся лицом в подушку, пропахшую чужим потом и чужими мыслями. Текли минуты, а он лежал пластом в номере маленькой дешевой гостиницы на южной окраине Аленды, и не было сил, чтобы встать, натянуть разбросанную по полу одежду и уйти из этого страшного места.

– Суно, хочешь свежий анекдотец? Тейсу проснулся, поглядел вокруг и завалился спать дальше.

Вымотанный Орвехт изобразил одобрительную улыбку. Он только сегодня утром вернулся из Мезры, прибыл сюда прямо с вокзала, а перед тем всю ночь под мерный перестук колес писал отчет о своих наблюдениях на проклятой территории. Он бы сейчас тоже не отказался завалиться спать, как мифический Тейсу, с которого никто никаких отчетов не требует.

– Устал? – с сочувствием поинтересовался Кьюронг.

Приземистый, лысоватый, с морщинками-лучиками возле глаз, давно приученных к улыбчивому прищуру. Сильный экзорцист – пусть он в одиночку не работал, для подкрепления ему вполне хватало тройки-четверки не столь одаренных коллег. Анекдоты для него были основным способом неофициального общения. Он знал их великое множество, на любые темы, и мог выдавать без перерыва – как будто опасался, что с ним вдруг заговорят о чем-нибудь несмешном.

– Не то слово.

– А насчет пробуждения Тейсу – это не белиберда. Тебя здесь не было, когда наш лазутчик из Китона вернулся. В каком виде, страшно рассказывать, его сейчас лечат, но красавцем ему никогда уже не бывать. Провел там шесть лет приказчиком при торговой фактории, выучил язык китони, потом угодил к ним в рабство. По его данным, китонские жрецы считают, что два года назад Тейсу ненадолго пробудился, чтобы поделиться с ними своей силой, однако с тех пор больше не подает признаков жизни. Они тогда сильно обрадовались, но дозваться его так и не смогли. Это было похоже на однократный всплеск, после которого он то ли помер окончательно, то ли решил, что этот мир – не то место, где стоит просыпаться. По этому поводу собирали всех экзорцистов в зале Медного Грифона, так что тебе тоже положено знать.

– Спасибо, учту.

Суно подумал, что если пресловутый Тейсу сейчас снова заявит о себе и магам Ложи придется эту тварь убаюкивать – ибо кому же еще, если не им? – то он, Орвехт, имеет все шансы осрамиться, уснув раньше, чем объект воздействия, на середине экзорцизма… К счастью, стулья в Яшмовом зале были жесткие, с прямыми спинками, что дремоте не способствовало.

Речь шла о вопросах привычных и болезненных.

Мезра, которую желательно вернуть, очистив от нежити, для чего надо собрать черепа и кости китони и предать их огненному погребению по китонскому обычаю, но этого никак нельзя сделать, пока Мезра находится во власти нежити. Заколдованный круг. Туда уже посылали сильные группы с таким заданием, Орвехт дважды принимал участие в этих вылазках. Ему повезло, оба раза он уцелел. Кое-кому повезло меньше.

Один из пожилых коллег заявил, что хочет предложить «идею, которая покажется крамольной»: привлечь к этому делу кого-нибудь из древних магов, вдруг у них получится? В зале раздались смешки – мол, каким же это образом калеки без рук, без ног будут собирать китонские останки? Суно, не столь циничный, неодобрительно нахмурился. Почтенный Тавелдон начал, сердясь, растолковывать, что он имел в виду: взять кого-нибудь из тех, кого еще не успели отправить в Накопитель. Конечно, древний древнему рознь, и для Мезры годится не всякий, а кто посильнее, из лучших учеников. Стоит обратить внимание и на соседние страны, ибо если там обнаружится кандидатура с незаурядными способностями – долго ли выкрасть? Вокруг этой нетривиальной идеи разгорелся спор, и Суно начал потихоньку задремывать, а когда, вздрогнув, очнулся, речь шла уже о Ктарме.

Очередная смертница запустила «ведьмину мясорубку» на площади Полосатой Совы. Семьдесят пять человек погибло, двадцать шесть ранено. Удалось установить, что ужасательница прибыла с территории Овдабы, но просвещенная овдейская сторона, неукоснительно блюдущая свою Хартию Личных Прав, в ответ на официальные претензии заявила, что отвергает обвинения в поддержке ужасателей, а Ктарма, как и всякое сообщество добровольно самоопределившихся личностей, имеет безусловное право на существование и самовыражение.

Проблема заключалась в том, что ктармийских ужасателей, которые действуют с упорством насекомых, следующих велениям своей природы, крайне сложно перехватывать. Они похожи на одержимых, и, что еще хуже, магия у них особая, для посторонних непонятная. Чужих магов они чуют на расстоянии и способны так затаиться, что среди окружающего народа их не вычислить. Обычно на перехват посылают группу амулетчиков, те могут подобраться к ним вплотную, но ужасатели, имея это в виду, соблюдают осторожность и присматриваются к появившимся поблизости компаниям. Самый эффективный вариант – сильный и хорошо вооруженный амулетчик-одиночка. Дирвена Корица сейчас затачивают для таких заданий.

После сожалений о том, что Ктарма в этот раз обыграла Ложу, магов Большого Внутреннего Круга ознакомили с положением дел в тех краях к юго-востоку от плоскогорья Руманди, где неуемно бесчинствует волшебный народец. С одной стороны, ничего хорошего, поскольку сурийцы, понаехавшие в Ларвезу, не смогут в ближайшее время вернуться в родные места. С другой – ничего особо плохого, ибо волшебный народец постоянно проявляет повышенную активность то там, то здесь, и пусть это лучше будет там у них, чем здесь у нас. По прогнозам, в ближайшие два-три столетия Ларвезе такая опасность не грозит.

Когда собрание закончилось, Орвехт сдал свой командировочный отчет Шеро, и тот, поглядев на измученную физиономию коллеги, без разговоров отпустил его домой отсыпаться.

Суно жил в часе ходьбы от резиденции, на улице Розовых Вьюнов. Если обстоятельства располагали, он предпочитал пешие прогулки, но в этот раз взял наемную коляску.

Полная женщина с седыми буклями, в синем домашнем платье, которая выглядела сильно встревоженной и старалась идти быстрее, чем позволяли ей силы, показалась ему знакомой. Сименда, его домоправительница. Выскочила из дому без шляпки и куда-то спешит едва ли не бегом. С тоскливой досадой Суно понял: прямо сейчас отправиться спать не получится.

– Что случилось?

– Господин Орвехт?! – она сощурилась, глядя на него против солнца. – Как вовремя вы вернулись! Хеледика ушла, а перед этим всю ночь проплакала и утром плакала, а потом обняла меня, сказала «всего вам хорошего, матушка Сименда» – и из дома, а у себя на столике письмо оставила, а я прочитала – и за ней…

– Письмо у вас? – перебил маг.

– Нет, но она там написала, что просит никого не винить…

Суно беззвучно выругался.

– Матушка Сименда, идите домой. Я найду ее и разберусь.

Легко сказать – найду. Если девчонка использовала песчаные чары и затерялась в Аленде, как песчинка в пустыне… Оказалось, что нет. Видимо, даже не подумала об этом, убежав сводить счеты с жизнью.

Вскоре он почувствовал ауру Хеледики. Если речь идет о хорошо знакомом человеке, даже до предела уставший маг справится с подобной задачей.

Она пока еще жива. Бродит по городу, печальная и сосредоточенная, словно уже превратилась в тень. Собирается с духом.

Что у нас в той стороне? Мост Убийцы. Еще несколько мостов, пусть и не овеянных дурной славой, но вполне пригодных для красивого ухода.

Суно велел гнать вовсю, посулив тройную оплату. Грохочущий по мостовым экипаж пугал и собак, и прохожих, но возница попался умелый, улицы выбирал такие, где народу немного, а маг, у которого сна уже не было ни в одном глазу, использовал отталкивающие чары, чтобы никто не попал под колеса.

Хеледика брела по Графской набережной. Тоненькая фигурка в черном платье – словно еле заметный штрих посреди солнечной городской картины, который скоро сотрут ластиком, и следа от него не останется.

Прикинув, что она, заметив погоню, может броситься наутек, хотя бы шмыгнуть в тесный проулок за цветочным магазинчиком, где коляске не проехать, да еще вспомнит о своих песчаных чарах, и тогда найти ее снова будет проблематично, Суно метнул приклеивающее заклятие. Подошвы ботинок Хеледики намертво прилипли к тротуару. Погруженная в горестное оцепенелое состояние, она не сразу вспомнила, что в таком случае следует сделать, чтобы освободиться, а экипаж тем временем подъехал и остановился возле бордюра.

– И куда это ты собралась?

– Господин Орвехт?..

Таким тусклым и потерянным ее лицо не выглядело даже в Мезре.

– Тут за цветочным магазином есть чудесная маленькая кондитерская «У Хлоиноры». Никогда еще там не бывала? Пойдем, посидим, шоколаду выпьем.

В кондитерской были отдельные кабинеты. Не расспрашивать же ее при посторонних. Хеледика сразу принялась теребить слегка дрожащими пальчиками кисти на скатерти в коричневую и кремовую клетку. Суно настойчиво и терпеливо выпытывал у нее, что случилось, отчаянно завидуя Тейсу, который, если верить китонским жрецам, спит и спит себе сотни тысяч лет напролет. Хорошо им, мифическим чудовищам.

– Дирвен дурак, это я уже понял. Извини, но я другого не понимаю: из-за чего ты решила покончить с собой?

– Я не могу жить после этого… – не поднимая мокрых ресниц, пробормотала девушка.

– После чего – после этого? После столкновения с непроходимой чужой глупостью? Если б я каждый раз, пообщавшись с очередным глупцом по тому или иному поводу, задумывался над тем, стоит ли в свете этакого разочарования жить дальше, я давно уже был бы трупом.

– Это не я, это Дирвен во мне разочаровался.

– Потому что дурак, – мягко уточнил маг. – Да, с ними бывает, что они разочаровываются, если окружающая действительность не соответствует их дурацким представлениям, почерпнутым уж не знаю откуда. Мы-то сейчас говорим о тебе и о твоем решении, которое чуть не довело до разрыва сердца матушку Сименду. Я слежу за ее здоровьем, но из-за какого-нибудь нежданного потрясения с ней может случиться удар. Впрочем, если речь идет о драме юных влюбленных, кого интересует старая толстая тетка с ее смешными привязанностями?

Бледная Хеледика начала краснеть. Хоть что-то ее пробрало.

– Нет, господин Орвехт, мне не все равно, как она себя чувствует, но я… Кому я теперь нужна, раз я такая… Ну, в общем…

«В общем, я сам напросился, – мрачно резюмировал Суно. – Понаспасал, понаподбирал на свою голову. Надо было оставить, где лежало – эту в Мезре, того в речке…»

– Кому-нибудь, кто поумнее этого безмозглого идеалиста. Если хочешь, я на досуге посмотрю, кто вокруг тебя увивается, и потом скажу, на кого стоит обратить внимание.

Что ни говори, шок она пережила тот еще. В постели, что особенно скверно. Чтобы исцелиться, ей надо либо обратиться к богам – но у Хеледики для монашества или послушничества в храме не тот склад характера, либо окунуться в светские удовольствия и закрутить легкомысленный роман с кем угодно, не похожим на балбеса Дирвена. Скорее, второе. Здесь понадобится опытный и тактичный кавалер… Или, если кавалеры ей теперь внушают страх, пусть это будет дама с экстравагантными наклонностями, Суно знал нескольких таких особ среди столичных аристократок и актрис.

– С Дирвеном ты больше не встречаешься – это и запрет, и совет. Ты ведь еще ни разу не бывала на великосветских вечеринках? На следующей восьмице я кое-куда собираюсь, возьму тебя с собой.

Ему регулярно слали приглашения, но обычно он их игнорировал – не до того. Стоит посмотреть, что найдется в свежей почте.

– Спасибо, мне пока никуда не хочется. – Она смотрела грустно, хотя и с проблеском оживления, словно выздоравливающая после затяжной болезни. – Лучше потом, в другой раз. Не беспокойтесь, больше я никакой глупости не сделаю. Может быть, поедем домой, чтобы матушка Сименда не волновалась?

– Посмотри вокруг, – предложил Суно, когда они устроились в наемной коляске с откинутым верхом. – На это сияющее небо, на карниз вон того дома, где живые голуби сидят рядом с гипсовыми, на лужу, в которой отражается витраж, на оранжевые фонари у крылечка цветочного магазина – они похожи на бутоны физалиса. Право же, Аленда стоит того, чтобы в ней жить. И какая разница, любит тебя или нет некий смазливый оболтус и что он думает о твоем прошлом, когда вокруг столько чудесного? Все это принадлежит тебе – если, конечно, ты сама не решишь иначе.

«А Дирвену я надаю оплеух, – добавил Орвехт про себя. – Только сначала высплюсь».

В этот раз добрый куратор почти не расспрашивал Зинту о высказываниях, поведении и времяпрепровождении Эдмара, словно все это, в силу какой-то скрытой причины, потеряло значение. С одной стороны, хорошо, не приходилось изворачиваться и плести что попало – бессовестно врать, если называть вещи своими именами. А с другой стороны, в душе у нее после этого разговора остался тревожный осадок.

Эдмар – древний маг, и место ему в Накопителе. Ничего, что способности не ахти какие, там для всех работенка найдется, каждый будет вносить свою посильную лепту. До конца учебного года осталось всего ничего, а потом его сразу отправят в Накопитель, вместе с двумя другими учениками, которые тоже оказались древними магами, им даже экзамены сдавать не придется. Результаты получены недавно и перепроверены, в таком важном деле нельзя допускать промашек. Трое новичков за раз – очень хорошее пополнение для Накопителя! Зинта Граско тоже внакладе не останется: получит благодарность от Доброй Магической Коллегии и денежное вознаграждение из городской казны.

– Смотрите за ним в оба, – велел куратор на прощание. – Как только вернется, пусть немедленно явится в интернат. Трудиться в стенах Накопителя – это большая честь и большая ответственность, и те, кого для этого готовят, должны прослушать специальный курс. Где он сейчас болтается?

– Он в свободное время где-то подрабатывает, чтобы нам денег на все хватало.

Эдмар со своей теплой компанией отправился на морскую прогулку. По крайней мере, это все, что он сообщил Зинте.

– Больше ему подрабатывать не придется. Проводите его в интернат лично, договорились? Чем скорее, тем лучше. Мы на вас рассчитываем.

И с чего ей после этого разговора сделалось так неспокойно и нехорошо? Радоваться за парня нужно. Накопитель – это важные исследования, большая честь, как сказал куратор, большое доверие… Только почему-то тех, кого туда забирают, больше никто никогда не видит. По крайней мере, такие ходят слухи.

Зинта выдвинула нижний правый ящик своего комода, достала картонную коробочку из-под леденцов, вытащила оттуда завернутое в бумажную салфетку серовато-черное перо, похожее на воронье. Бросила в камин. Перо сгорело в мгновение ока.

Предательство Хеледики, изменившей ему с тремя мадрийскими пастухами на иссушенной южным солнцем пыльной дороге, оставило в душе у Дирвена мучительную рану, однако в последнее время его гоняли с утра до вечера, изнуряя тренировками так, что не оставалось сил думать о разбитой вдребезги любви.

На то роковое свидание с Хеледикой он сбежал без спросу, за что ему крепко влетело: нечего прогуливать занятия и шататься по городу, когда каждый день на счету.

«Все идет к тому, что скоро тебя пошлют на первый перехват», – обронил невзначай один из преподавателей.

Работа с амулетами – прежде всего. Вдобавок рукопашный бой, решение логических задач, заговаривание зубов любопытствующим собеседникам. Полоса препятствий: перелезть через забор, взобраться по стенке, бегом по учебному полю, по доске через ручей, ползком по камням и раскисшим канавам. Амулетчик-одиночка должен все это уметь, чтобы остаться в живых, если рядом не будет группы поддержки.

Когда ему сказали, что после обеда он должен зайти в кабинет к учителю Орвехту, он туда отправился, не питая никаких опасений.

– Ты соблазнил и подтолкнул к самоубийству мою воспитанницу. Как я должен это расценивать?

– А?..

Суно Орвехт, с непривычно холодным и жестким лицом, молча смотрел на него, ожидая ответа. Вот сейчас сразу видно, что это маг выдающейся силы… Рассерженный маг.

Сперва Дирвен совсем по-детски испугался: учитель все знает… А потом до него дошло насчет самоубийства.

– Она… Она разве… Я не хотел…

– Я задал тебе вопрос.

– Ну, мы… Сначала случайно встретились около вашего дома… – промямлил Дирвен.

У него мелькнула трусливая мысль свалить все на Хеледику – мол, сама его в постель затащила, но что-то подсказывало, что лучше Орвехту не врать. Он опустил голову и выдавил, глядя в пол:

– Она… Что с ней случилось?..

– На твое великое счастье, ничего страшного. Я перехватил ее неподалеку от Моста Убийцы. Иначе я бы с тобой по-другому разговаривал.

Суно блефовал: даже если б девчонка успела, ничего из ряда вон выходящего он бы Дирвену не сделал, этот паршивец слишком ценен для Ложи. Но ему удалось парня напугать.

– Она сама виновата. Я же ее любил… А она предала нашу любовь!

– Каким образом предала? Поясни.

– Отдалась на дороге каким-то грязным пастухам… – В голосе Дирвена зазвенела обида. – Ее даже не изнасиловали, сама себя предложила! Как последняя шлюха!

– Когда это было и почему она это сделала? – Орвехт говорил сухим деловитым тоном, словно вел допрос.

– Сейчас посчитаю… – Мальчишка растерянно хлопнул по-девичьи длинными светлыми ресницами. – Три года назад или два с половиной, да? Другие песчаные ведьмы решили принести ее в жертву куджарху, и нужна была девственница, вот она и отдалась первым встречным.

– То есть это произошло за два с половиной года до того, как вы познакомились, и девочка спасала свою жизнь. Где же тут факт предательства по отношению к тебе, драгоценному?

Дирвен протестующее дернулся, уловив иронию, а потом непримиримо отчеканил:

– Все равно предала. Она должна была подумать о том, что мы с ней когда-нибудь встретимся, и она должна быть чистой… Для меня… Чтобы ничто не испачкало нашу любовь!

– Дай сюда свою экзаменационную книжку, – бесстрастно потребовал Орвехт.

– Вот, – Дирвен вытащил из кармана форменной куртки потертую зеленую книжицу с голубоватым кабошоном-амулетом на переплете.

Про себя он решил, что гроза миновала: учитель отругал его за Хеледику, а теперь хочет посмотреть, каковы его последние успехи.

И, кажется, не только посмотреть…

– Что вы делаете?! – от вырвавшегося у него вопля задребезжали стекла в подпирающем потолок старом шкафу с манускриптами и свитками.

– Аннулирую твою оценку по классической логике, – невозмутимо отозвался Суно. – И по парадоксальной логике заодно, так как на парадокс эта чушь тоже не тянет. Не представляю, как ты умудрился сдать экзамены… Пойдешь на пересдачу, и я попрошу почтенного коллегу Нильямонга погонять тебя по предметам как следует, ибо твои умозаключения ни в какую дверь не лезут. Держи, – он швырнул книжку через стол потрясенному Дирвену.

«Ты у меня надолго эту экзекуцию запомнишь».

– Но ведь это же совсем другое… – запротестовал разочарованный влюбленный, чуть-чуть опомнившись. – Ведь я же не на задании и не в школе эти умозаключения сделал, а в своей частной жизни!

– Так, давай сюда снова экзаменационную книжку.

– Но, учитель…

– Я сказал, экзаменационную книжку.

Дирвен покраснел и слегка скривился, словно собирался расплакаться, но требование выполнил.

– Ты не знаешь Устава амулетчиков Светлейшей Ложи, поэтому твой зачет по Уставу тоже аннулирован.

– Я знаю Устав!

– Непохоже. Если б ты его знал, ты бы помнил пункт о том, что амулетчик Ложи при любых обстоятельствах должен держать под контролем свои эмоции, сохранять рассудительность и здраво мыслить. Заметь, при любых, а не только в школе или на задании. Будешь сдавать Устав заново. А теперь иди на тренировку.

Мальчишка пришибленно поплелся к двери, но возле порога остановился и с вызовом спросил:

– А она, по-вашему, не виновата?

– В чем? – Орвехт устало вскинул бровь. – В том, что из толпы своих поклонников выбрала самого отъявленного остолопа и согласилась лечь с тобой в постель? Действительно, сглупила.

– В том, что не сберегла свою девственность для любимого! – огрызнулся Дирвен.

– Ты считаешь, что девственность – это главное, а все прочие человеческие качества побоку? – оставив без внимания его непочтительный тон, поинтересовался маг.

– Если девушка не сберегла свою честь, такую любить не за что. И я теперь ни с какой не свяжусь, пока не буду уверен, что она этого достойна.

– Берегись, как бы не подсунули тебе боги девственницу, которая будет стоить всех демонов Хиалы, вместе взятых, – хмыкнул Суно.

– Такая и то лучше, чем шлюха, которая подстилается под каждого пастуха, – упрямо сверкнув глазами, буркнул Дирвен.

– Свободен. И смотри, что-нибудь сболтнешь о Хеледике – уши оборву. Отнюдь не в переносном смысле.

Он вышел в коридор красный и злой, обиженный на учителя до глубины души. Нет, разбалтывать направо и налево о своем разочаровании он не собирался, он же все-таки не трепло, так что Орвехт мог бы не угрожать… Но полюбить он сможет только настоящую девственницу, которая скорее умрет, чем потеряет свою честь. Хеледика ему больше не нужна. И теперь из-за этой шлюхи пересдавать целых три предмета, не говоря об унижении: учитель аннулировал его хорошие оценки по обеим логикам, да еще зачет – как будто он дурак, неспособный мыслить логически и вдобавок Устава не знающий!

Эдмар все еще не вернулся со своей морской прогулки, и крухутак до сих пор не объявился, а Зинту чем дальше, тем больше снедала тревога. Казалось бы, с чего ей маяться? Добрый куратор из школы магов вознаграждение посулил… И Эдмар, как ни посмотри, тот еще зложитель… А все же она к нему привыкла, притерпелась, даже привязалась, да и он, надо сказать, с ней всегда вел себя по-хорошему.

Кроме того, если с ним здесь случится что-нибудь худое, рыжая Мар, живущая в чужом мире, так и не получит своего лекарства – там ведь не знают, что для того, чтобы вылечить отравленного мага, надо расплести самопроизвольно возникшие чары. Зинта никогда ее не видела, но очень хотела, чтобы она выздоровела.

Быть может, та ведьма, которая встретилась Эдмару на празднике Доброго Урожая, морочила его своими снами, чтобы предупредить: лучше тебе утопиться, пока не поздно, иначе ждет тебя жизнь хуже смерти?

Ерунда какая, подумала Зинта обессиленно. Накопитель – это ведь не каторга и не тюрьма, и попасть туда – очень почетно… Только почему же те, кого туда взяли, даже проведать своих близких никогда не выбираются?

На второй день она вернулась с работы в сумерках и бродила по комнатам, как неприкаянная, не находя себе места. Есть и то не хотелось. Когда в спальне задребезжало от стука оконное стекло, она туда бросилась, испытывая одновременно и надежду – сейчас все разъяснится, наконец-то можно будет успокоиться, – и холодок страха.

– Я тут как тут! – доложился птицечеловек, тяжело дыша. – Летел к тебе две ночи и два дня, не жалея крыльев… Надумала, чего спросишь?

– Да. Только не здесь. Возле дровяных сараев за нашим домом, где растет жимолость. Подожди там, я сейчас выйду.

Мелькнула мысль, что соседям незачем слушать их разговор.

Затворив окно, Зинта выскочила в коридор, спустилась на первый этаж по темноватой лестнице черного хода, где витали запахи прокисшего капустного супа, лежалого лука и мышей, и, отперев заднюю дверь, выбралась на задворки. Фонарей здесь не было, вокруг клубилась темень позднего весеннего вечера, но крухутака она в два счета нашла по зловонию: и захочешь – не ошибешься.

– Отдам тебе должок, все по-честному! – заверила из гущи жимолости крылатая тварь. – Задавай вопрос.

Зябко поежившись – и от вечерней прохлады, и от нехорошего предчувствия, – Зинта обхватила руками плечи и потребовала:

– Расскажи мне все, что ты знаешь о Накопителях.

Свое первое задание Дирвен получил раньше, чем предполагалось. От овдейских шпионов Ложи подоспело донесение, что из Овдабы в Ларвезу отправились еще две ктармийских ужасательницы с «ведьмиными мясорубками». Не морем, тогда их было бы несложно перехватить и пустить на дно, а через территорию Молоны. Приметы неизвестны, где собираются пересечь границу, тоже неизвестно. Как обычно.

Ктармийские проповедники и вербовщики утверждали, что весь этот мир погряз в пороках, люди живут неправильно, лишь одна Ктарма живет правильно, ибо знает, чего хотят боги.

Дожидаться, когда у богов лопнет терпение по поводу того, что какие-то смертные лучше них знают, чего они хотят? Но боги терпеливы и вдобавок любопытны. Они не станут вмешиваться без крайней нужды, лучше посмотрят, как будут развиваться события своим чередом.

Возможно, Светлейшая Ложа давно бы справилась с этой угрозой, если бы Ктарме не оказывала всяческую поддержку просвещенная Овдаба, стремившаяся любыми путями ослабить просвещенную Ларвезу. Овдейские власти укрывали и недурно финансировали ужасателей. Когда Дирвен жил в Овдабе, ему доводилось слышать пафосные рассуждения о «благороднейших ктармийских воителях за свободу и чистоту нравов, которые противостоят ларвезийскому имперскому засилью», а теперь ему предстояло сорвать игру этим «благороднейшим воителям». Вернее, воительницам: в качестве расходного мяса Ктарма чаще использовала женщин.

Порой ему мерещилось, как наяву, оборотное лицо серой бабочки-мертвяницы, страшное покойничье лицо той гадины, которая убила людей на площади Полосатой Совы. Мутные глаза, приоткрытый темный рот с запекшейся в уголках кровью, слегка попорченные, но крепкие зубы. Дирвен дал себе слово, что хоть в лепешку расшибется, хоть наизнанку вывернется, но ее товаркам сделать то же самое не позволит.

Перед отправкой на перехват с ним побеседовал учитель. Совсем не так, как в прошлый раз, и Дирвен понял, что Оврехт все же хорошо к нему относится, хотя и сильно рассердился из-за Хеледики.

– Учитель, я не подведу, – заверил он, стиснув кулаки от переполнявших его чувств. – Я все сделаю, как надо, как учили… Вот увидите, я этих двух теток поимею!

– Соображай, что говоришь, – вздохнул Суно. – Поимеет он их… Действуй по обстоятельствам, хорошенько все просчитывай, понапрасну не рискуй и не упускай своих шансов.

Магу подумалось, что Дирвен совсем мальчишка, не готов он еще для этого… Но амулетчиков его уровня в Ларвезе едва ли три десятка наберется, и руководство Ложи решило, что пора испытать его в деле.

Эдмар вернулся домой в тот час, когда черепица на крышах сверкаетпозолотой, а комнаты окнами на запад щедро залиты янтарным сиянием – малейшую царапинку на обоях можно разглядеть, но каждый знает, что это ненадолго, – и цвет неба такой томительный, такой многообещающий, что в душе как будто начинает звучать музыка.

По крайней мере, так оно обстояло для Зинты. До недавних пор. Сейчас она всего этого не замечала и сидела как на иголках. Тетушку Ринтобию она еще утром отослала, сказав, что в ближайшие несколько дней не будет нуждаться в ее помощи, и вручив ей деньги якобы за полгода вперед.

Зинта не хотела, чтобы кто-нибудь оказался причастен к ее преступлению.

Эдмар вернулся загорелый, с припухшими губами – то ли от морской воды, то ли от чего-то еще, не столь невинного. В хорошем настроении. Когда оно бывало плохим, на его физиономии поселялась стервозная ухмылка или, скорее, намек на такую ухмылку.

– Я сейчас приму ванну и завалюсь спать, – весело сообщил он с порога. – Горячая вода есть?

– Да, я согрела. – Собственный голос показался Зинте хрустким, словно хрупают под ногами полые стебли, побитые заморозками. – Тебе надо выкрасить волосы. Я собрала для тебя вещи в дорогу, самое необходимое.

– В какую дорогу? – он наконец-то посмотрел на нее, и увиденное ему не понравилось. – Зинта, что с тобой? Что случилось?

– Приходил твой куратор. Ты древний маг, и тебя собираются отправить в Накопитель. Мне крухутак рассказал, что такое Накопитель. Тебе надо бежать.

– Ты выиграла у крухутака?

– Я его спасла, еще зимой, и за это он должен был ответить на мой вопрос. Нельзя терять время. Куратор сказал, чтобы я проводила тебя в интернат, как только появишься, но сейчас уже поздно. Соседи видели, что ты вернулся, и за ночь ты должен оказаться как можно дальше отсюда. Я заварила травяной чай, прогоняющий сон, – на кухне, в желтом чайнике с аистами.

– Что такое Накопитель?

– Это страшное дело… – издалека начала Зинта, как будто оправдываясь перед иномирцем за свой мир. – Пойдем на кухню, я тоже выпью этой штуки.

Она не знала, как сама выглядит со стороны, но лицо Эдмара после ее рассказа вытянулось и побледнело, словно вся кровь разом отлила от слегка впалых щек.

– Как бы ни относился к тебе управитель таможни, он тебя не спасет, – заключила лекарка. – Для магов это источник силы, необходимая пища, без этого они не смогут колдовать, так что от Накопителя не откупишься. Я дам тебе каплю «жабьей слезы», на самый худой конец, это быстродействующий яд.

– Я знаю. Ты пока собирайся, а я пошел волосы красить.

– Может, тебя еще и постричь? Ежиком, чтобы совсем не узнали.

– Для того образа, в который я собираюсь перевоплотиться, понадобятся волосы подлиннее, – он нервно, но решительно усмехнулся. – Лучше убраться отсюда, когда совсем стемнеет, как раз времени хватит.

Из ванной доносился плеск воды, в дверную щель просачивался едкий запах разведенной краски, а Зинта, не находя себе места, бродила, как заведенная, по богато обставленной квартире с сурийскими коврами, резной мебелью красного дерева, плюшевыми креслами и фиалками на подоконниках. Прощалась с жильем, которое скоро перестанет быть ее домом. Ее отправят в тюрьму или сошлют куда-нибудь в глушь.

Яркий золотисто-янтарный свет, бьющий в западные окна, превратился в приглушенный коричневато-янтарный. Плеск в ванной стих, Эдмар ушел к себе в комнату. Зинта уселась, обхватив колени, на винно-красный с черными и рыжими узорами ковер и принялась размышлять: могут ли ее отправить на каторгу? И как лучше поступить: прийти с повинной или дожидаться, когда ее арестуют? Хотя тут и думать нечего – второй вариант, таким образом она выиграет еще немного времени для Эдмара.

Послышались шаги. Она вскинула голову – и поняла, что все сорвалось, никакого побега не будет, за ним уже явились, а она так и не успела отдать ему «жабью слезу»…

– Кто вы и как вы сюда вошли? – пружинисто выпрямившись, осведомилась лекарка нарочито строгим охрипшим голосом.

Может быть, удастся заговорить зубы незваным гостям, а Эдмар тем временем сумеет выбраться из дома…

– Судя по твоей реакции, маскарад удался на славу.

– Что?.. – Зинта оторопело уставилась на то, что стояло на пороге комнаты. – Это ты?.. Ох, Тавше, а я уж решила, что за тобой добрые маги кого-то прислали…

– Прекрасно. Значит, остальные тем более не узнают. Голос я тоже изменю, для этого есть специальное зелье – вычитал в одной старой книжке, сварил на пробу и ключевое заклинание оттуда же скопировал.

– Ты собираешься в таком виде выйти из дому? Ты спятил?

– Наоборот, я преисполнен здравого смысла, как никогда. Скажи, кого они, по-твоему, будут искать?

– Тебя.

– Меня – то есть кого?

Он говорил с такой интонацией, словно добивался от маленького ребенка ответа на вопрос, сколько будет один плюс один. Зинту это рассердило, и она молча скрестила руки на груди.

– Искать они будут некого Эдмара Граско, то есть юношу девятнадцати лет, темноволосого и стройного, с глазами переменчивого цвета и привлекательными чертами лица, – ничего от нее не дождавшись, продолжил Эдмар. – Значит, я должен походить на это описание как можно меньше.

– Самый умный, да? А как насчет запаха?

– Думаешь, они какую-нибудь тварь по следу пустят? Я сумею спутать след, на этот случай тоже есть чары.

– Я не об этом. Ты пахнешь как здоровый молодой парень, и если глаза видят одно, а нос чует другое, неглупый человек скорее поверит своему обонянию.

– Ты права. Подожди, есть одна мысль…

Он ушел. Зинта напряженно усмехнулась и покачала головой: истинный актер, надо же до такого додуматься!

– А теперь? – осведомился вернувшийся Эдмар.

– Теперь ты пахнешь так, как будто полчаса назад разгромил парфюмерную лавку.

– Уже лучше, правда?

– Правда. Скоро стемнеет.

– Вот именно, а ты до сих пор не переоделась. Собирайся.

– Куда? – растерялась Зинта.

– Ну, здрасьте – куда! Мы же с тобой вроде бы собрались податься в бега.

– Это ты подаешься в бега, а я остаюсь.

– Зинта, кто из нас после этого спятил? Ты у них жирный кусок из глотки вырвала – и думаешь, тебя пожалеют?

– Я служительница Тавше, ко мне, скорее всего, проявят снисхождение. Драгоценности, какие нашлись, я зашила в пояс, ты его лучше под низ надень. А если мы пойдем вместе, мы попадемся, ты ведь, если что, не сможешь прикрывать чарами сразу двоих.

– Еще как смогу. Я сильнее, чем ты думаешь. Они об этом не знают, а я мог бы быть первым учеником, но как чувствовал, что мне лучше не светиться.

– Возьми «жабью слезу». Это если другого выхода не останется…

– Взять-то возьму, но мы пойдем вместе. Зинта, ты мой единственный близкий человек в этом мире, и я не хочу тебя потерять. Или ты со мной – или извини, но я тебя убью. Ты ведь знаешь, как я теперь выгляжу. Есть магические способы очень быстро развязать человеку язык, поэтому еще раз извини, но оставить тебя здесь живую – это будет с моей стороны большая глупость. Надеюсь, ты и сама это понимаешь?

– Понимаю, – она сглотнула комок. – Мне лучше умереть, я давно уже не доброжительница, а зложительница. Я стала поедательницей шоколада, я не мешала тебе предаваться пороку, я пошла против добрых магов и закона…

– Зинта, ты и вправду зложительница, но не потому, что ела шоколад и тактично не вмешивалась в мою личную жизнь, а потому, что ты пренебрегаешь волей Тавше!

– Я пренебрегаю?.. – она растерянно вскинула голову, сморгнув выступившие слезы.

– Ты, ты, кто же еще. В других странах лекарей под дланью Тавше не так много, как в Молоне, и вообрази, сколько людей там мучается от болезней, а то и умирает, не получив необходимой помощи! Кто побогаче, приезжают сюда, но не у всех находятся на это средства. Возможно, это воля богини проявилась таким образом, что тебе теперь одна дорога – вместе со мной за границу. А ты отказываешься от того пути, на который зовет тебя долг лекарки под дланью Тавше, вместо этого ты предпочитаешь наслаждаться своими страданиями, как Улгер…

– Замолчи, – перебила Зинта, повысив голос. – Ты действительно думаешь, что такова воля Милосердной?

– Я в этом не сомневаюсь, так что собирайся поскорее.

Из дома они вышли, когда совсем стемнело, через черный ход, бесшумно притворив дверь. Прохладная весенняя ночь, белая луна на ущербе, в воздухе носятся проснувшиеся летучие мыши. Тускло светят желтые окна: уют, который остался позади.

Зинта шагала рядом с Эдмаром по пустынной булыжной улице, с увесистой котомкой за плечами, и ее одолевал страх – не столько перед тем, что их могут поймать, сколько перед кромешной неизвестностью.

4. Дирвен и девственница

Дирвен отправился в Разлучные горы, на тот глухой участок ларвезо-молонской границы, где чаще всего пробираются с одной стороны на другую всевозможные нарушители.

Западнее граница проходила через густонаселенные земли, по реке Ялахе, впадающей в Конский залив. Водную артерию маги Ложи держали под неусыпным контролем, и при попытке переправиться на ларвезийский берег посланниц Ктармы предполагалось потопить. Другое дело – хмурые горы, укутанные в хвойную шубу и оглашаемые тоскливым воем Каменного Лиса – вечного пленника угрюмой скалы.

По донесениям овдейских шпионов Ложи, «ведьмины мясорубки» в этот раз небывалой мощности, на целый городской квартал хватит. Не слабее той, что два с лишним года назад разнесла массу жилых и портовых построек в Кавиде. Услышьте, боги, пусть Дирвену повезет, и пусть Госпожа Развилок будет к нему снисходительна.

Разумеется, на тот случай, если парнишка со своим первым заданием не справится, предусмотрена пара запасных вариантов: для Дирвена Корица это скорее боевая проверка, чем такое дело, где вся надежда на него одного, но проверка эта опасней и серьезней, чем ежедневная работа иных опытных профессионалов.

Хеледика грустила, не хотела ни на балы, ни в театр, ни на светские вечеринки, но умирать передумала, и на том спасибо. Суно было некогда с ней возиться, его опять ждала Мезра.

Идея почтенного Тавелдона, высказанная на Совете, заинтересовала руководство Ложи, и из паянской школы выкрали лучшего ученика – древнего мага, предназначенного для Накопителя.

Парню едва стукнуло девятнадцать, его только-только собирались отправить на усекновение. Как известно, раньше нельзя. Вернее, можно, однако тогда выход силы будет в разы меньше, поэтому желательно дождаться, когда намеченная кандидатура войдет в наилучший для этого дела возраст. Суно такие рассуждения были противны. Порой нынешние волшебники напоминали ему паразитов, которые кормятся за счет древних бедолаг. Впрочем, ему-то хорошо смотреть на них с брезгливым неодобрением – он, «ущербный маг», и без Накопителей обладает достаточной силой, и хвала богам, что его почтенные коллеги до сих пор не приспособились тянуть из таких, как он… Орвехт старался не увлекаться подобными рассуждениями, которые могли завести Псы знают куда. Крамола Светлейшей Ложей ох как не поощрялась.

Когда он думал о том, что молонские коллеги в этот раз остались на мели, на его усталом лице появлялась сдержанная усмешка. Накопитель в Молоне должен был получить три новые жертвы, но одну из них сцапали и доставили в Аленду наемники Ложи, а вторая сама сделала ноги – правда, недалеко, до ближайшего канала.

Иномирец-возвратник с весьма скромными магическими способностями, но предприимчивый, беспутный и с непомерным самолюбием, которое воспитатели так и не смогли выкорчевать. Умник захотел стать магом круче всех своих одноклассников и, недолго думая, заключил сделку с демонами, а те обвели его вокруг пальца и собирались сожрать в следующее полнолуние. Вдобавок он умудрился проспорить им жизнь своей опекунши – доброжительницы, которая первой нашла его, когда он попал в Сонхи, и с тех пор о нем заботилась. Все это он изложил в покаянном письме, оставленном дома. Написал, что решил утопиться, чтобы не попасть на обед к демонам, и своей доброй опекунше все рассказал, в надежде, что ей удастся где-нибудь спрятаться от тварей Хиалы. Оба исчезли, а потом на набережной Белолодочного канала нашли пижонскую шляпу этого шалопая.

Вот ведь жабий сын, подумал Орвехт, еще и бедную женщину демонам продал! Хотя, надо признать, везучий жабий сын. Лучше утонуть, чем в Накопитель.

Похищенный древний маг покамест ничем не порадовал. Парнишка из молонской глуши, истинный доброжитель до мозга костей. Кто-то из тех, кто за ним присматривал, додумался принести ему чашку отменно сваренного шоколада. Из лучших побуждений, чтобы пленник поскорее освоился. Ага, вы правильно поняли, шоколада. Это молонскому-то доброжителю! Когда парень увидел, что перед ним поставили на стол, у него от такой заботы чуть желудок наружу не выскочил, следом за устремившимся на волю завтраком.

А самое грустное, что проку от него не будет. Это плохо и для Мезры, и для него, ибо все равно его ждет Накопитель, только не молонский, а ларвезийский. Как говорят в народе, чеснок лука не слаще. Способности у него оказались и впрямь неплохие: почти дотягивают до уровня Суно Орвехта. Не более того. А для Мезры нужен древний маг вроде тех, о ком сказки рассказывают – чтобы в мгновение ока рвал враждебные чары, чтоб по поднебесью летал демоном, чтобы нежить перед ним склонялась, как перед своим господином.

Философски вздохнув – на свете не так уж мало вещей, с которыми ничего не поделаешь, – Суно допил оставшийся в чашке шоколад и вновь подумал о Дирвене: хотелось надеяться, что юный амулетчик вдали от наставников будет во всем проявлять похвальное благоразумие.

Ох, мерзопакость какая, словно мыши во рту нагадили… Или кто там еще может нагадить? Голова сдавлена железным обручем, руки-ноги как студень, да еще какая-то зараза воет и воет – вроде бы далеко, но до того надрывно и тоскливо, что душу переворачивает, а на душе у Дирвена и без нее тошно. И не только на душе.

Не мог же он вчера сломаться на середине застолья! Извиняйте, мол, дяденьки, не привык я столько пить. Вот и приходилось дуть пиво наравне с этими небритыми загорелыми мужиками, пропахшими дымом, потом и лесом. Были в компании и три дамы. Вернее, одна-то суетилась по хозяйству и таскала на стол свою стряпню, просто тетка из деревни, а две другие уселись вместе с мужчинами – в кожаных штанах и егерских куртках, такие же резкие, развязные, с неженскими ухватками. Амулетчицы, мнящие себя ведьмами. Сразу видно, что не девственницы. Чернявая еще сказала: «Очумели вы, парни, не спаивайте ребенка!» – и Дирвен сразу ее возненавидел. Подлая стерва. Чтобы доказать, что он не ребенок, налил себе полную кружку, и дальше… Ага, дальше было что-то еще.

Проснулся он в общей спальной комнате, устланной для тепла циновками в несколько слоев, на соломенном тюфяке, укрытый истрепанным клетчатым одеялом. Без сапог, но сапоги никуда не ушли, стояли рядом. Убедившись, что ничего из амулетов не потерялось, Дирвен отправился наружу. Каждая стена норовила его предательски толкнуть, а каждый порожек – подставить подножку, и половик в коридоре нарочно коробился коварными складками, цепляясь за ноги.

Несмотря на все эти каверзы Рогатой Госпожи, он добрался до выхода и, отлив прямо возле крыльца, а то бы точно опозорился, нетвердо направился к стойке с позеленелыми медными рукомойниками над длинным деревянным корытцем. Прежде всего – умыться, а то тюфяк, на который его, бессознательного, вчера заботливо уложили, оказался перемазан чьей-то рвотой, и теперь у Дирвена вся рубашка этим испачкана, и лицо, и даже за ворот что-то попало.

Подумалось, что сказал бы учитель Орвехт, если б его сейчас увидел… Хорошо, что учителя здесь нет.

Дирвену было так худо, что лучше б на месте убили, а в небе клубилась влажная и мягкая серая хмарь, и горизонт заслоняли могучие горы – вблизи бурые, вдали синеватые. Сосны вокруг заставы росли такие высоченные и так плавно покачивали верхушками, что сердце замирало, если долго на них смотреть. В их ровный гул, скорее извечно-дремотный, чем тревожный, порой вплетался безысходно заунывный вой, долетавший издалека.

Он начал плескать себе пригоршнями в лицо холодную воду. Язычок рукомойника так оглушительно звякал, что голова раскалывалась. Вдобавок все вокруг тошнотворно зыбилось, словно не только ватные облака медленно плывут на восток и темные кроны сосен мерно шевелятся, а еще и земля под ногами колеблется, как будто стоишь на пароме.

Дирвен ухватился за столбик. Старое корытце местами растрескалось и зацвело изумрудной плесенью, вода из него стекала в желоб, который терялся в бурьяне. На отсыревшей стенке была тщательно вырезана древняя руна, отгоняющая незваных соседей. На заставе эти руны повсюду, потому что волшебного народца в Разлучных горах – что поганок.

Снова донесся далекий вой, преисполненный такой непомерной тоски, что вместить ее могло разве что пасмурное облачное море, опрокинутое над лесами и горами.

– Эх ты, герой! Амулетчик Ложи, а пить не умеешь! Это непорядок, надо наверстывать.

К умывальне подошел то ли егерь, то ли пограничник, рябой, заросший, веселый, на зависть твердо стоявший на кривоватых ногах, обутых в сапоги из толстой кожи. На Дирвена он смотрел с добродушным сочувствием.

– Скажи тетушке Велинфе, чтоб она тебе воды согрела, да отмойся хорошенько, а то форменное безобразие. Другой раз не пей сверх своей меры.

Дирвен обидчиво нахохлился и проворчал, чтобы перевести разговор на другую тему:

– Прибить бы эту тварь, которая так паскудно воет…

– Ха, это же Каменный Лис! Его не прибьешь. Неужели не слышал о нем?

Вроде бы слышал. Демон какой-то здешний. Считается неопасным, поэтому инструктировавший Дирвена маг в подробности не вдавался.

– Он, сказывают, допекал кого-то из могущественных, так что мочи не было, и за это его в скалу замуровали, – пояснил егерь. – Тыщу лет назад, а может, и больше. До половины засадили: передняя часть торчит наружу, а задняя в камне, и чтобы его убить, надо скалу разрушить. Иначе не помрет. А если кто-нибудь ухитрится его убить, тут же сам займет его место, смекаешь? Вот он там и воет тыщу лет напролет… По-разному бывает, то молчит, то воет, в последнее время его что-то разобрало.

Дирвен долго полоскал во рту, пока зубы не заныли от холода, а потом тетушка Велинфа нацедила ему капустного рассола да согрела воды, чтобы он смог помыться в лоханке и постирать одежду. К вечеру, когда на заставу прибыли с молонской стороны лазутчики, которые должны были сообщить наводящую информацию, он уже вполне пристойно выглядел, хотя и был чересчур бледен, а под глазами залегли тени. Тоже не слава богам: лазутчики решили, что он трусит и переживает. Уловив это, Дирвен чуть не обругал про себя Рогатую Госпожу, но вовремя спохватился – не время сейчас ее злить.

– Мы, кажись, высмотрели кого надо, – сообщил худой белобрысый парень с носом, похожим на полумесяц, словно когда-то свернутым в драке, и плутоватыми глазами рыночного вора. – Пять к одному, что это они. Две дамочки, причем одна из них вроде как ведьма средней руки, путешествуют с оглядкой. Готов запоминать приметы?

– Да, – степенно, как взрослый, кивнул Дирвен, мысленно прикоснувшись к амулету «Кладезь сведений».

Пока амулет при нем, он не забудет ни слова из того, что ему сейчас скажут. На память он ничуть не жалуется, но с амулетом круче, и вдобавок так положено, если ты на задании.

– Энга Лифрогед, около двадцати лет или чуть побольше. Девица высокая, статная, осанистая. Лицо продолговато-треугольное, нос прямой, рот немного великоват, а подбородок зауженный. Глаза серые с переходом в лиловый или болотный оттенок, напоминают переливчатый камень амитал. Волосы до плеч, блондинистые, брови и ресницы темные. Красит губы карминовой помадой, глаза подводит угольным карандашом. Одежда ларвезийского кроя: фасонистый серый жакет с пуговицами черного стекла, отделанный черным галуном, черная дорожная юбка, серая шляпка с черной кожаной розой и черной вуалью. Обута в шнурованные сапоги с металлическими нашлепками на носках и пятках. Выглядит сильной, ловкой, выносливой. Двигается то с дамской томностью, то порывисто. Держится властно и дерзко, с мужчинами кокетничает, но близко к себе никого не подпускает. Владеет приемами борьбы. Когда на постоялом дворе пьяный парень полез к ней под юбку, она его скрутила и впечатала рожей в столешницу до кровищи, а потом подняла крик, что ее хотят изнасиловать. Амулеты, выявляющие присутствие волшебников, отмечают возле нее магический фон.

– Вероятно, ведьма, – произнес Дирвен со знающим видом.

Смертники Ктармы – чаще всего амулетчики, кто же станет магами разбрасываться? Наверное, ее послали, потому что «мясорубки» в этот раз особо мощные.

– Нальва Шенко, около двадцати пяти лет, – продолжил доклад лазутчик. – Среднего роста, в меру полноватая, недурно сложена – этакий кувшинчик. Лицо круглое, нос небольшой, прямой, глаза серые. Волосы до плеч, темные с рыжиной, брови темные. Возможно, крашеная, потому что ресницы светлые. Женскими помадами лицо не пользует. Одежда: темно-зеленая вязаная фуфайка, штаны табачного цвета, коричневая дорожная куртка с капюшоном и деревянными пуговицами, все неброское, но из хорошей материи. На ногах кожаные ботинки со шнуровкой, поверх надеты резиновые боты. Выглядит выносливой, походка легкая. Держится скромно, говорит мало.

– Кто из них главная, вы не отследили? – серьезно, как и подобает амулетчику на смертельно опасном задании, поинтересовался Дирвен.

– Отследили, как же без этого, – слегка передразнив его, отозвался собеседник. – Командует Энга, но иногда они шепотом спорят, как будто одна другую в чем-то убеждает. Одеждой они различаются, словно госпожа и прислуга, а между собой держатся скорее как две кузины или подруги. Обрати внимание, Нальва одета как типичная молонская доброжительница, отправившаяся в дальнюю поездку, а Энга похожа на богатую столичную штучку, на здешний народ она производит чудное впечатление, как диковинная залетная птица. Они торопятся, а если б где-нибудь задержались, ей бы не поздоровилось – доброжители не любят, когда кто-то выделяется, завсегда найдутся охотники проучить индивидуалиста. Ужасатели Ктармы обычно стараются не привлекать к себе лишнего внимания, но так как они знают, что мы имеем это в виду, на сей раз, видимо, решили провести нас, применив нетипичную маскировку. Энга и Нальва скоро должны прибыть на постоялый двор «Три шишки», последний в предгорьях, чтобы оттуда по тропам двинуть через границу. Если только не повернут на северо-восточную дорогу – такой курбет будет означать, что это не наши дамы.

– Само собой, – солидно согласился Дирвен, стараясь не замечать легкой снисходительной насмешки, сквозящей в хитроватых глазах собеседника.

– Есть еще три подходящие женские пары, слушай дальше, а завтра спозаранку чтоб был готов – пойдем на ту сторону.

Зинта чувствовала себя так, словно катилась на санках с крутой ледяной горы, все быстрее и быстрее.

Они с Эдмаром сбежали из Паяны и почти добрались до границы. Погони не было. Если б была, их бы давно уже схватили, но Эдмар оставил письмо – будто бы он из-за своих проблем решил утопиться, и к тому же никто не догадывался, что они знают правду о Накопителях. Если б догадались, за ними ринулась бы вся Добрая Магическая Коллегия: владение такой информацией несовместимо с дальнейшей жизнедеятельностью.

Эдмар сказал, что сбил и затер след с помощью чар. Хотелось верить, что это надежно. С другой стороны, раз никто не кричит «Стойте!», едва их завидев, – значит, и вправду сбил.

Лекарка расстраивалась, что не удалось предупредить двух других учеников, тоже обреченных на этот ужас, но Эдмар смотрел на дело с философской жестокостью: так уж им не повезло, ничего не попишешь, спасибо Госпоже Вероятностей, что сами ноги унесли.

Надо следить за собой, чтобы случайно не назвать его Эдмаром. До сих пор Тавше миловала, ни разу не вырвалось.

От его рискованной игры у Зинты душа проваливалась в пятки: надо же такой невероятный театр в жизни устроить! И что будет, если этого сумасшедшего авантюриста разоблачат… Но ведь уже который день пошел – и не разоблачили.

Всю дорогу она провела как в лихорадке, ожидая каждую минуту, что какая-нибудь непредусмотренная случайность доведет их до беды. И лишь когда увидела пограничные горы, похожие на сказочно громадных бурых медведей, дремлющих под облачным пологом, и услышала тягучий шум достающих до поднебесья сосен, ее сжавшаяся в комок душа начала понемногу расслабляться и расправляться.

– Дальше двигай один. Будь молодцом, не подкачай!

После этого напутствия провожатые развернулись и канули в окутанный утренним туманом подлесок – словно их и не было.

Амулетчику для особых заданий спутники не положены. Раньше эта мысль наполняла его гордостью и позволяла посматривать на окружающих свысока, а теперь стало не по себе, вконец не по себе, до пробежавших по хребту холодных мурашек.

Один, не считая низкорослой мохноногой лошадки с заставы. Посреди дремучего леса. На переход ушло трое суток, и за это время он успел увидеть, на что здесь можно нарваться. До сего момента их был целый отряд, а теперь – Дирвен Кориц со своими амулетами и никого рядом.

По-другому нельзя. Ктармийские ужасатели чуют, когда их кто-то ищет, и на расстоянии до трех-четырех шабов могут если не убить, то причинить серьезный вред. Человек застывает истуканом, перед глазами цветными лягушками скачут пятна, в ушах оглушительно звенит, и пока знающие маги эти чары не снимут, пострадавший не вспомнит, ни кто он такой, ни что ему было поручено. У иных при этом сердце останавливается, и они падают замертво. Ложа до сих пор не разгадала это колдовство и многих потеряла, пока не решено было действовать иначе.

Информация, которую передали Дирвену лазутчики, была собрана с соблюдением всех предосторожностей. Тот, кто видел лицом к лицу возможных ужасательниц, о Ктарме не думал, его мысли уподобились расплавленному воску, из которого на некоторое время вылепилось нечто постороннее – размышления торговца, прикидывающего, как бы повыгоднее сбыть товар, или загулявшего мужа, сочиняющего оправдательную небылицу для жены. Сложная ментальная техника, доступная не всякому. Дирвен так не умел, но у него и задача была другая: получив от соглядатаев сведения, нанести по цели упреждающий удар. От упомянутых ктармийских чар его защитит «Гранитный панцирь». Загвоздка в том, что «Панцирь» эффективен не для каждого, а только для амулетчика незаурядной силы – такого, как Дирвен Кориц.

Подумав об этом, он воспрял духом. Правда же, нечего бояться. Он слишком крут, чтобы вон тот шмат тумана, который ворочается в кустарнике сам по себе – и не туман это вовсе, а серовато-белесый слизень величиной с собаку, или, скорее, неведомый представитель волшебного народца, напоминающий громадного слизня, – смог ему что-то сделать. И при нем амулеты, они спасут его от мелких уродцев в грибных шляпках, которые шмыгают с места на место и замирают, притворяясь грибами – то ли в надежде, что он их не заметит, то ли пытаясь его напугать. И Светлейшая Ложа, дорожащая своими элитными бойцами, не послала бы его через этот лес выполнять задание первостатейной важности, если б был риск, что по дороге его растерзают древоны – хищные волшебные твари, способные прикидываться засохшими деревьями. Не они ли изображают сухостой возле разросшегося малинника: покрытые лохматой корой, с цепкими лапами-корнями, черными провалами ртов и острыми сучьями в засохших кровавых пятнах? Впрочем, если это и были древоны, ни тот, ни другой не шевельнулся, толку-то тратить силы на защищенного с макушки до пят амулетчика. Два года назад Дирвен с завалящей побрякушкой «Удача водоплавателей» переплыл Бегону, и речному народцу не удалось утянуть его на дно, а мощные обереги, которые хранят его сейчас, тем более не позволят вон тому зеленовласому мороку с клочком тумана вместо лица и зыбкими удлиняющимися руками до него дотянуться. «Руки» растаяли в воздухе, а «волосы» оказались ветвистым зеленым побегом, и Дирвен так и не понял, действительно там был кто-то опасный, не сумевший преодолеть его защиту, или с ним сыграло шутку собственное воображение.

Тропинка, устланная рыжеватой хвоей, вывела к наезженной грунтовой дороге. Дирвен обрадовался, и его мышастая лошадка тоже обрадовалась: хоть она и была приучена к переходам через лес и в гриву ей вплели неприметные для чужого глаза обереги от волшебного народца, а все равно ей там не нравилось.

Сосны до облаков, лиственный подлесок, по обочинам желтеют одуванчики. Оглянешься – словно и не было никакой тропки. Дирвен мысленно обратился к «Кладезю сведений», чтобы запомнить это место во всех деталях и позже не ошибиться.

До постоялого двора «Три шишки» он добрался через час. Энга Лифрогед и Нальва Шенко туда еще не прибыли. Сам он представился Дирвеном Рувако из восточного городка Милопы, сообщив любопытствующим, что отправился погостить у родни.

Хозяин «Трех шишек», он же староста деревни, которая называлась Лульва Предгорная (где-то в западной стороне была еще и Лульва Равнинная), велел ему браться за грабли и вместе с другими доброжителями наводить порядок в общинном саду – мол, задержишься на денек-другой, а то у нас тут маловато рабочих рук. Дирвен скроил послушную мину и подчинился. По легенде, он местный. Юный доброжитель. То, что в Ларвезе расценили бы как возмутительное посягательство на чужую свободу, здесь заурядное дело: молонский коллективизм во всей красе.

А ему как раз и нужно задержаться в этой деревушке с дурацким названием, пока ужасательницы не объявятся, и чтобы те приняли его за обыкновенного молонского мальчишку, ничуть для них не опасного. Все было просчитано заранее, и Дирвен с удовлетворением убедился, что Светлейшая Ложа в своих расчетах не ошибается.

Орудуя граблями под сенью яблонь, усыпанных розовато-белыми бутонами, он мысленно сравнивал три страны – Овдабу, Ларвезу и Молону. Овдаба, его родина, считается развитым и просвещенным государством. Тамошние маги не стали бы создавать кровожадного монстра вроде Шуппи-Труппи для устрашения непослушных детей и не послали бы на смертельно опасное задание мальчишку, которому едва сравнялось семнадцать, а все же хвала богам, что он оттуда удрал. Ага, Закон о Детском Счастье, забота о подрастающем поколении… Кабинетных философов это восхищает, а Дирвена – нет, потому что сию трепетную заботу он ощутил на своей шкуре. Когда тебя разлучают с мамой, не обращая внимания на твои отчаянные возражения, – это намного хуже, чем когда тебе, не считаясь с возрастом, дают рискованное поручение. В Овдабе ты до двадцати лет ребенок, и твое мнение ломаной полушки не стоит. Да, о тебе заботятся – как садовник о вверенных ему кустиках, подравнивая их, чтобы не сильно отличались друг от друга, деловито щелкая громадными ножницами. В исправительном приюте Дирвен именно так себя и чувствовал – то ли кустиком, то ли домашним животным, предметом придирчивого наблюдения и безжалостного ухода. И если б его сейчас поставили перед выбором: вернуться туда или умереть, третьего не дано – он бы, пожалуй, выбрал смерть.

Через три года, когда ему стукнет двадцать, он поедет в Овдабу за мамой. И пусть только попробуют ее не отдать – тогда они узнают, что с первым амулетчиком Светлейшей Ложи шутки плохи.

Путешественницы объявились под вечер следующего дня. Из громоздкой, как любимый комод матушки Сименды, двухэтажной почтовой кареты высыпала целая толпа женщин. Их было около дюжины, и единственный затесавшийся среди них пассажир мужского пола, пожилой выпивоха с небритой красной физиономией и замызганным шарфиком на шее, выбрался наружу в последнюю очередь, изображая веселый ужас: мол, гляньте, люди добрые, в какую компанию я угодил!

Главных подозреваемых Дирвен узнал сразу. Энга Лифрогед с черной кожаной розой на шляпке выделялась среди остальных элегантным туалетом, словно дорогая безделушка в куче невзрачных вещиц. Вторая, Нальва Шенко, возле нее терялась, не сразу и заметишь, а лицо у Нальвы оказалось добрым и открытым, противоестественно симпатичным для ужасательницы.

На мгновение Дирвен ощутил безотчетный протест: неужели человек с таким выражением лица способен учинить что-то вроде того, что произошло на площади Полосатой Совы? Потом вспомнились наставления учителей: «В обычной жизни, до поры до времени, ужасатели могут выглядеть кем угодно, даже вполне славными людьми. Думай об этом как о наведенном на тебя мороке. У ужасателей нет ни пола, ни возраста, ни народности, ни веры, ибо главное для них – одно-единственное: нести всем остальным грязную смерть».

А эта Энга чуть выше него, попросту дылда, хотя держится, будто писаная красавица. Но не худая, а, скорее, рослая и стройная, как здешние сосны.

Когда она откинула черную сетчатую вуаль, Дирвен понял, что она и впрямь красавица. Вроде ядовитой орхидеи: глаз не отвести, и в то же время сквозит в ее завораживающей прелести что-то отталкивающее, с намеком на опасность. Черты лица неправильные и слишком резкие, но все равно хороша, словно демоница, явившаяся из Хиалы прельщать смертных.

Посмотрев в упор на вытаращившегося Дирвена, она подарила ему царственную насмешливую улыбку, и он отшатнулся, словно получив удар под дых. Нальве это не понравилось, та что-то прошептала, нахмурившись, как будто сделала подруге замечание, а на амулетчика Ложи глянула сердобольно, как на босого или голодного.

Дирвен весь вечер был на взводе: первое боевое задание, настоящие враги – вот они, на расстоянии вытянутой руки, главное – не подвести, не позволить им взять верх. Жалко, что пока нельзя подобраться к ним поближе с «Ищейкой Джалюнсой», чтобы удостовериться в наличии «ведьминых мясорубок». Поисковому амулету дали имя первой ктармийской смертницы. Пробиться сквозь маскирующие заклятия «Джалюнса» сможет только рядом с объектом, но тогда велик риск, что ее засекут, поэтому перехватчику надлежит действовать, перед тем усыпив подозреваемых.

После ужина те направились из закопченного общего зала в свою комнату в пристройке. Лучшие помещения находились на втором этаже «Трех шишек», но Энга с Нальвой даже не пытались включиться в шумную перепалку между рвущимися туда доброжительницами. Еще бы, из пристройки проще будет втихую выбраться на рассвете, чтобы смыться в лес.

Каморка, отведенная Дирвену, находилась там же. На подоконнике тускло светила масляная лампа, около нее с шуршанием кружили серокрылые мертвяницы – их пухлые мохнатые тельца были длиной с мизинец, таких крупных он еще не видел. Под полом возились и пищали мыши.

Он растянулся на кровати, не раздеваясь. Хуже всего то, что просто убить этих гадин нельзя. Чревато. В момент смерти ужасательницы «ведьмина мясорубка» сработает и разнесет все, что находится вокруг, – согласно своей мощности. Иначе говоря, и от Дирвена, и от «Трех шишек» со всеми постояльцами ничего не останется. Он должен, используя «Паучью флейту», погрузить обеих женщин в оцепенелое состояние, потом с помощью «Болотной патоки» намертво склеить и привести в негодность их «мясорубки», после чего послать мыслевесть амулетчикам из группы поддержки, которые сразу двинутся сюда, чтобы захватить обезвреженных посланниц Ктармы.

Выждав, когда все, кроме сверчков, мышей и мертвяниц, затихнет, он на цыпочках прокрался к двери (петли заранее смазал, чтобы не скрипели) и выглянул в коридор. Падавший из его каморки свет выхватил из сумрака небольшой участок некрашеного щелястого пола и ведро, которого здесь, как пить дать, не было, когда Дирвен заходил к себе в «номер». Так и запнуться недолго, если пробираться в потемках, вот было бы грохоту.

В этой пристройке располагались еще две комнатушки, и ту из них, что попросторней и подороже, заняли Энга с Нальвой, а вторую – простуженная доброжительница, похожая в своих одежках на кочан капусты, небогатая вдова из Милопы. Ей ничего не сделается, разве что спать будет крепче под «Паучью флейту».

Движение справа, на уровне колена. Проворно отступив к своей двери, Дирвен успел заметить небольшую округлую тень с улиточьими рожками на вырастающей прямо из плеч приплюснутой голове. Тень шмыгнула в темноту и исчезла, лишь половица едва слышно скрипнула. «Ведро», кто бы сомневался, тоже исчезло. Вот разиня, чворка не распознал! Хотя он ведь не маг вроде учителя Орвехта, чтобы видеть волшебный народец сквозь морок, а «Правдивое око», наделяющее его такой способностью, сейчас не задействовано: чтобы не рассредоточивать внимание, он снял контроль с тех амулетов, которые не имели отношения к выполнению задачи.

В комнате ужасательниц было тихо. «Ищейка Джалюнса» через дверь ничего не уловила, нужно подойти ближе. Повинуясь мысленному приказу, «Паучья флейта» неслышно заиграла, погружая в сон и женщин, и мышей, и сверчков, и припудренных серой пыльцой бабочек-мертвяниц. Разве что насчет чворков надвое, уснут или нет, но они в этом деле не помеха.

После этого он приложил к замочной скважине «Ключ Ланки», воровской амулет, отпирающий любые двери, и нехитрый механизм послушно лязгнул.

В комнате пахло водяными лилиями и мускусом. На столе, накрытом протертой до дыр скатертью с истрепанными кистями, стояла масляная лампа, такая же, как в каморке у Дирвена, и вокруг валялись мучнисто-серые ночные бабочки, то ли мертвые, то ли убаюканные, а рядом красовалась кокетливая шляпка с черной сеткой и розой, искусно сделанной из кусочков кожи.

Энга лежала навзничь на двуспальной кровати, накрытой серовато-синим одеялом со свалявшимся ворсом. Полностью одетая, сняла только сапоги. Густые светлые волосы рассыпались, грудь с двумя округлыми холмиками размеренно вздымалась. Нальвы нигде не было, не под кроватью же она прячется. Или, может, ей на двор по нужде понадобилось?

Сейчас он выведет из игры ту «мясорубку», которая находится у Энги Лифрогед, а со второй разберется позже.

«Болотная патока» выглядела невзрачно: небольшой брусок, как будто сделанный из темного воска, его надо положить ужасательнице на лоб, потом на ямку между ключицами, потом на грудь, потом на пупок, потом на чрево, и каждый раз медленно считать до трех. Держа его наготове, Дирвен склонился над девушкой и отдал команду «Джалюнсе», а в следующий миг едва успел отклониться в сторону, уходя от удара.

С врезавшимся в челюсть кулаком он почти разминулся. Ага, почти. Все равно досталось, а вскочившая светловолосая ведьма – сна ни в одном глазу! – набросилась на него, как вошедшая в раж кошка. «Патока» отлетела под стол. Ну и пусть там полежит, пока Дирвен управится с этой гадиной.

Он двинул Энге кулаком в грудь. Прием грязный, но эффективный, безотказно вырубает. То есть должен вырубать… От удара Энга подалась назад – и это был весь результат. Ни вопля, ни болезненной гримасы, в глазах все тот же блеск бешеного азарта. И «Паучья флейта» ее не берет – как некоторых сильных магов, вроде учителя Орвехта, и боли она не чувствует, словно неживая… Обрывком мелькнула мысль: они в этой Ктарме совсем уже, что ли, умом тронулись, если таких ценных посылают жертвовать собой? Или смертница только Нальва, а Энга ее сопровождает? Или она кому-то из главарей насолила и от нее хотят избавиться?

Дирвен и ведьма боролись яростно, но молча, не в их интересах было поднимать шум на весь постоялый двор. Аромат ее духов – водяная лилия и мускус – окутывал их сладким облаком.

Он пытался использовать амулеты, она закрывалась защитными заклятиями – боевая ничья. И врукопашную она дралась умело, не хуже парня, которого учили хорошие наставники. Кончилось тем, что Дирвен оказался распластан на полу, как пришибленная лягушка, а победительница уселась на него верхом.

В животе и под ребрами по-страшному болит, правая рука словно отнялась, левую вывернули так, что еще чуть-чуть – и кость хрустнет.

– Если ты, маленький паршивец, сломал обруч в моей шлайке, умирать будешь очень долго и очень мучительно.

Что такое шлайка, он вспомнил с трудом. Приспособа дамская, короткая нижняя юбка из плотной материи, с обручем по подолу. Никак не мог понять, зачем божественно изящная Хеледика носит под некоторыми из своих платьев эту штуку, а она объясняла – модно. У Энги под черной дорожной юбкой такая же бандура надета. И Дирвена сейчас убьют за шлайку, вряд ли уцелевшую в драке, а вовсе не потому, что он амулетчик Светлейшей Ложи. Бред какой-то, правда же?

– Для начала скажи, кто тебя послал и что ты хотел со мной сделать?

А вот это уже вопрос по существу… Дирвен молчал. На миг она усилила нажим, и он тихо взвыл от боли.

– Не ори, а то хуже будет.

Одуряющий запах водяных лилий и мускуса. Длинные глаза ведьмы, тщательно обведенные углем, смотрели на пленника насмешливо и с откровенным жестоким удовольствием. Чтобы не глядеть в эти глаза, он отвернул голову – и увидел то, что понравилось ему еще меньше.

В углу комнаты, под столом, валялся темный брусок длиной с палец. Будь у Дирвена не столь острое зрение, он вряд ли бы разглядел «Болотную патоку» в густой тени, которая медленно шевелилась, уплотнялась, еще мгновение – и из тени вылепился чворк. Возможно, тот самый, что некоторое время назад прикинулся ведром в коридоре.

Эти волшебные твари всегда готовы слопать какой-нибудь мелкий предмет, оброненный на пол и закатившийся под шкаф или за диван. Когда Дирвен был маленький, мама говорила: «Клади свои игрушки на место, иначе их чворки съедят!» Но то игрушки, а то амулет… Обычно этот народец остерегается жрать амулеты, однако в том-то и дело, что «Болотная патока», не столь давнее изобретение ученых Светлейшей Ложи, до поры до времени никак не проявляет своих магических свойств. Пузатый человечек с улиточьими рожками принял ее за безобидную вещицу, потерянную людьми.

– Чворк! – в панике выдавил Дирвен.

– Ты боишься чворков? – ухмыльнулась Энга. – Право же, лучше бы ты боялся меня. Они тебе ничего не сломают, а я сломаю, если откажешься удовлетворить мое любопытство.

Что будет, если чворк проглотит «Болотную патоку»? Вероятно, ничего хорошего – ни для чворка, ни для одноразового амулета, который стоит больше, чем золотой слиток такой же величины.

– Будем отвечать на мои вопросы? – поинтересовалась ведьма почти ласково. – Ты хорошенький, жалко тебя калечить…

– Не дождешься, жабья гадина, – прошипел Дирвен, снова вспомнив залитую солнцем площадь, усыпанную окровавленными кусками мяса, костями, внутренностями, клочьями одежды, инахохлившуюся каменную сову, печально взирающую на это со своего постамента.

– Грубить не советую. – Левую руку снова прошила короткая боль. – Кто тебя подослал?

Ей удалось наглухо перекрыть его связь с амулетами, и он теперь не мог ни от нее защититься, ни остановить чворка, ухватившего пухлой лапкой в младенческих перетяжках брусок «Болотной патоки».

С отчаяния Дирвен снова хотел выругаться, но тут скрипнула дверь, и раздался голос Нальвы Шенко, удивленный и настороженный:

– Это еще что такое?

– Пока ты причиняла людям добро, меня чуть не изнасиловали, – сообщила Энга таким тоном, словно ей презентовали коробку конфет.

– А ну-ка, слезь с него, – нахмурившись, потребовала Нальва.

– Он сунулся ко мне с каким-то пакостным амулетом, а перед тем пытался меня усыпить и почти преуспел, – ведьма перешла на серьезный тон. – Да еще играет в героя. Надо его допросить.

– Я сказала, слезь! Ушиб печени, ушиб селезенки, совести у тебя нет… Сначала я свое дело сделаю, а после будешь допрашивать.

Ведьма скривилась – мол, все бы вам отнимать у меня игрушки, – но в этот раз послушалась.

Ее подружка опустилась возле Дирвена на колени, в тусклом свете масляной лампы блеснул нож, извлеченный из-за пазухи. Значит, сейчас начнут резать, и даже оружие не выбить, потому что Энга удерживает одну его руку, а другая по-прежнему онемелая, пальцем не шевельнуть. Он решил, что назло им глаза не закроет.

– Тавше, силы твоей прошу, – подняв короткий клинок острием к потолку, прошептала Нальва.

Что?.. Быть того не может!..

Спрятав ритуальный нож, служительница Милосердной положила ладонь ему на левое подреберье, и боль начала утихать. Дирвен зажмурился от стыда и отчаяния. Идиот! Обломался, как последний дурак… И лазутчики хороши, это они во всем виноваты: не разобрались, кто есть кто, и дали ему ложную наводку. Лекарка под дланью Тавше не может быть ужасательницей, ибо тогда богиня враз лишит ее своей милости. Как бы подозрительно ни выглядели Нальва Шенко и Энга Лифрогед, от кого бы ни скрывались, что бы ни заставило их пуститься в это путешествие, к делам Ктармы все это не имеет никакого отношения.

– Госпожа лекарка, простите меня, – глухо произнес Дирвен. – Я ошибся. Я же не знал, кто вы. Ты тоже извини, – он взглянул на Энгу, перед ней, стервой, извиняться не хотелось, но лучше бы уладить вопрос без проволочек, чтобы не упустить настоящих посланниц Ктармы. – Я теперь знаю, что вы – не они, и зря я сюда вломился…

– Лежи пока, – остановила Нальва, когда он попытался приподняться. – Я еще не закончила тебя лечить.

– Пожалуйста, забери у чворка амулет, – взмолился Дирвен, обращаясь к Энге. – Я еще хоть десять раз перед тобой извинюсь, только забери поскорее, это очень важно!

– Поздно, – невозмутимо отозвалась ведьма. – Уже оприходовали. И боюсь, чворку это впрок не пошло…

Не обращая внимания на тихий сердитый возглас лекарки, Дирвен вывернул шею. Чворк колыхался, словно слепленный из теста. Его рот – надо сказать, внушительных размеров, хотя и беззубый, – был широко разинут, как у задыхающейся рыбины, круглые темные глаза выпучились, точно вот-вот выскочат из орбит. Казалось, что-то распирает его изнутри, он все больше разбухал и едва умещался под столом, напоминая поднявшееся на дрожжах тесто, а потом его натянутая кожа лопнула, и на пол вывалилась куча мелкого хлама – медяки, ложки, шпильки, гвозди, цветные нитки. Все это потерянное добро просвечивало изнутри в прозрачном черноватом желе, будто лягушачья икра. Останки чворка смахивали на куски разломанной восковой куклы.

– Предполагалось, что со мной произойдет то же самое? – холодно осведомилась Энга. – Милый мой, да я ж тебя за это…

– Нет! Это на чворка так подействовало, а в тебе амулет должен был уничтожить магическое оружие, то есть я думал, что в тебе есть такое оружие, потому что ошибся. Вы подозрительно выглядите и словно от кого-то убегаете, поэтому вас приняли… в общем, за них. Я же извинился!

– Мы и правда убегаем, – подтвердила ведьма. – Попались на шоколаде. Это у вас в Ларвезе можно есть шоколад, сколько влезет, а в Молоне считается, что это порок хуже воровства. Хотя была еще причина… Я отказала одному магу, который пытался затащить меня в постель. Я девственница и хочу сберечь свою честь нетронутой для будущего мужа, а этот женатый старикашка сначала домогался, потом начал за мной шпионить, и его стараниями нас с Нальвой застукали, когда мы ели напополам плитку контрабандного шоколада, купленную на черном рынке. Мы от них оторвались, сейчас нам надо перейти через границу.

Дирвен виновато хлопнул ресницами – вот как, она, оказывается, девственница, не то что предательница Хеледика! – а потом до него дошло главное:

– С чего ты взяла, что я из Ларвезы? Я из Милопы!

– Ага, конечно. С каких это пор в Милопе завелись господа?

Прокололся… Назвал лекарку «госпожой», а в Молоне со времен Доброй Революции нет никаких господ, и это слово официально упразднено, все друг другу доброжители. Теперь ему в довершение всего еще и по истории новых времен оценку аннулируют!

– Не бойся, мы тебя не сдадим, – сменив тон на миролюбивый, заверила ведьма. – Ну, ошибся, с кем не бывает. Главное, что разобрались, не успев друг друга покалечить.

Лекарка, по-прежнему колдовавшая над Дирвеном, скептически хмыкнула: у нее на этот счет имелось другое мнение.

– А вместо извинений лучше возьми нас с собой на ту сторону, – добавила Энга. – Ты ведь, наверное, знаешь здешние тропки?

– Мне сначала найти их нужно. Тех, которые настоящие. Иначе они много народа в Ларвезе убьют.

– Я б тебя, такого умного, одного на такое дело не послала.

– По-другому нельзя, они почувствуют и что-нибудь выкинут. У них очень мощная и непонятная магическая защита.

– Уф, закончила, – пробормотала Нальва, неловко поднимаясь на ноги. – Вот зачем тебе понадобилось так его отделать?

Она тяжело, как старуха, уселась на кровать и позвала вымотанным голосом:

– Теперь ты иди сюда, чего ждешь!

Энга встала перед лекаркой, и Дирвен с некоторым облегчением подумал, что ей, значит, тоже в драке перепало, раз нуждается в помощи. Не такой он рохля, чтобы подчистую проиграть девице, хотя бы и ведьме.

Потом Энга вытащила из котомки стеклянную банку, развязала шнурок, сняла крышку из вощеной бумаги и принялась кормить подругу с ложки. Гречишный мед с орехами. Ага, когда лекарь под дланью Тавше призывает божественную силу, чтобы помочь больному, на него после этого нападает истощение.

Сидя на полу, он хмуро глядел на останки чворка. Как ему теперь решить эту задачу с одной «Болотной патокой»?

– Кажется, я знаю, кто тебе нужен… – задумчиво протянула Энга. – Они приехали сюда вместе с нами, и в дороге я раза два улавливала исходящий от них магический фон, довольно необычный: возникало представление как о бомбе большой силы, но буквально на миг – можно было подумать, что померещилось.

– Да! – Дирвен рывком подался вперед, со стороны могло показаться, что он стоит перед ведьмой на коленях, ну и ладно, лишь бы сказала. – Это, видимо, они… Пожалуйста, кто это?

– Женщины, которые всем говорили, что едут в Милопу, будто бы мать и дочь. Они ночуют в пристройке по другую сторону от хозяйского дома.

– Ночью оттуда кто-то вышел, – вмешалась Нальва, она уже отобрала у Энги банку с медом и ела самостоятельно, каждый раз тщательно облизывая ложку. – Я лечила доброжительницу Итосию, нашу соседку, от начавшегося воспаления легких, ее окно выходит на другую сторону. Там вроде бы открывалась дверь, и кто-то проходил через двор, еще до того, как нас обеих сморило. Не знаю, они или нет… Но я могу сходить посмотреть.

– И как ты объяснишь добрым людям свой ночной визит?

– Скажу, что тебя ищу, потому что ты где-то шлендаешь.

– Спасибо. Уж как это пойдет на пользу моей репутации…

– Подождите! – встрепенулся Дирвен, когда лекарка решительно поднялась и набросила на плечи куртку. – Возьмите, вот! Это прикроет вас…

Он вытащил из потайного кармана подвешенную на шнурке каплю из желтоватого стекла с семечком укрыв-травы внутри. Взяв амулет, Нальва деловито кивнула и отправилась на разведку.

Оставшись наедине с Энгой, Дирвен буркнул, глядя в сторону:

– Извини, ладно? И за то, что я тебя так ударил, тоже извини, я ведь думал, ты из этих… Просто я один раз видел, как такая гадина убила людей у нас в Аленде.

– Ктарма?

– Да. Ты поосторожней об этом думай, они это чувствуют.

– Я умею закрываться. А твой удар, спору нет, был не рыцарский, но я успела защититься чарами. Иначе бы не простила, не надейся. Амулет, который достался чворку, должен был разрушить «ведьмину мясорубку»? А что бы он сделал, если во мне нет никакой «мясорубки»?

– Ничего бы не сделал, эта штука для людей не опасна.

– Ладно, будем считать, что помирились.

Он согласно кивнул, но ужасающее ощущение провала не отпустило. Скоро подойдет черед второй попытки, лишь бы снова не облажаться… А пока есть время, лучше заняться делом. Устроившись на табурете, Дирвен начал выкладывать на драную блекло-розовую скатерть свои амулеты. Наверняка во время драки с ведьмой им тоже досталось, и сейчас он с каждым по очереди «разговаривал», восстанавливая нарушенную связь.

Энга тем временем расчесала волосы, оправила жакет, с недовольным выражением лица ощупала сквозь юбку пресловутую шлайку, надела и зашнуровала валявшиеся под кроватью сапоги. За Дирвеном она наблюдала с бесцеремонным интересом, его это раздражало и немного смущало. Пусть она, в отличие от Хеледики, девственница, такое впечатление, что скромности у нее на грош не наберется.

К сладкому аромату водяной лилии и мускуса, который вначале безраздельно господствовал в этой комнатушке, все сильнее примешивалась вонь затхлого заплесневелого погреба, исходившая от мертвого чворка под столом.

Хлопнула входная дверь, послышался торопливый скрип половиц, и на пороге появилась Нальва. Едва увидев ее озабоченное и расстроенное лицо, Дирвен понял, что ничего утешительного не услышит.

– Ушли они. Прямо посреди ночи, пока ты на нас охотился. Доброжительница, которая по соседству с ними остановилась, сказала, что перед тем какой-то мужчина в окошко стукнул.

– Видимо, проводник, который должен перевести их через границу, – предположила Энга. – Решили не дожидаться утра, чтоб никаких вопросов. Но вряд ли они умотали далеко. Скорее всего, дожидаются рассвета в придорожном лесу, так что отрыв у тебя небольшой. О, это что – «Победитель ядов»? – она ловко выхватила у него из-под носа голубую стекляшку с индигово-синей сердцевиной. – Нальва, глянь, что у него есть!

Лекарка кивнула.

– Отдай! – попросил Дирвен. – Это мне выдали, чтобы меня во время задания не траванули.

– Между прочим, ты мне должен за ущерб, шлайка таки сломалась. И я тебе хорошо доплачу.

– Нам такой амулет правда нужен, – добавила Нальва раньше, чем он успел возразить. – Его начинка – редкий ингредиент для противоядия, которое нам надо приготовить, это очень важно.

– Он же не мой, – растерянно произнес Дирвен, подозревая, что по-хорошему Энга «Победитель ядов» не отдаст, а каково с ней драться, он уже проверил на своей шкуре. – Мне его сдавать… туда, откуда меня послали.

– А если ты выполнишь задание, разве руководство Ложи не простит тебе потерю амулета? – вкрадчиво поинтересовалась ведьма. – Предлагаю договор: я помогу тебе разделаться с убийцами, а ты за это расплатишься «Победителем ядов» и переведешь нас с Нальвой на ларвезийскую сторону. Идет?

– Идет, – решил он после недолгих колебаний: эмиссар Ложи вправе заключать сделки с подвернувшимися союзниками, если это поспособствует выполнению задачи.

– Призываю Тавше в свидетели, – тут же прибавила лекарка, скрепив договор. – Кстати, как тебя зовут?

– Дирвен.

– Выходим на рассвете, – заявила Энга, словно само собой разумелось, что командовать будет она. – И давайте выспимся, пока можно. Особенно тебе, Нальва, стоит выспаться, чтобы восстановить силы. Лучше в комнате Дирвена, а не около этой радости, – она указала на чворка, в тени под столом похожего на кучу грязного хлама.

– Как мы объясним утром хозяину это безобразие… – сокрушенно пробормотала лекарка, словно раздумывая, внять ее совету или нет.

– Никак не объясним, потому что утром нас уже след простынет. Иди спать, ты же за вечер два раза подряд черпала силу у Милосердной.

Когда дверь за ней закрылась, ведьма доверительно шепнула Дирвену:

– Эти лекари под дланью Тавше все ненормальные. Не жалеть себя – для них обычное дело. «Мясорубки» у твоих клиенток мощные?

– Хватит, чтобы целый квартал в городе снести. То, что я однажды видел… Там была не самая мощная, людей разорвало, целую толпу, а статуя совы на площади даже с постамента не свалилась, но в этот раз они приготовили дрянь похуже. Ты защиту держишь? Они на расстоянии улавливают, когда о них думают и говорят. Для магов это тоже опасно, иначе против них послали бы мага.

– Не беспокойся, меня не уловят, а Нальву в подробности лучше не посвящать. Тебя, как я понимаю, прикрывает амулет?

Дирвен молча кивнул.

Непонятно с этой Энгой, какая-то особенная она ведьма, не такая, как другие, – или просто самонадеянная сверх меры. Хотя с ней ведь до сих пор ничего не случилось, несмотря на разговоры о Ктарме.

– Прямо так и пойдешь? – поинтересовался он, когда та расшнуровала и сбросила сапоги. – У меня есть запасная одежда, и ты могла бы переодеться, в лесу в штанах будет удобней.

– Чтоб я вырядилась как парень? – фыркнула Энга. – Еще чего хорошего предложи.

– А что в этом такого?

– Неприлично. Прими к сведению, я не из тех девушек, которые позволяют себе что угодно. – Она, как была в жакете и в юбке, с ногами забралась на кровать, завернулась в одеяло, отодвинулась к стенке. – Сам-то спать собираешься?

Дирвен поглядел на жутковатую кучу под столом, на черное стекло ветхого окна, в котором ни зги не видно, кроме отражения тусклой масляной лампы, и понял, что невыносимо устал. Тоже сбросил сапоги и, уже улегшись с краю на кровать, угнетенно прошептал:

– У меня только одна «Болотная патока» осталась, без нее «мясорубку» не уничтожить. А если ужасательницу убить, в момент ее смерти «мясорубка» сработает.

– В Разлучных горах есть глубокие ущелья, пропасти? – зевнув, сонным голосом поинтересовалась Энга.

– Есть, а что?

– М-м, это замечательно… Остальное сам додумай. И давай все-таки спать, а завтра с утра пораньше пойдем охотиться на твоего снарка.

– На кого? – переспросил Дирвен, решив, что он что-то не так расслышал.

– На кого надо. Спокойной ночи.

Пласоха, лесная плакальщица, была еще молодая, и века на свете не прожила. Чуять издали пролитую кровь и пронзительно-заунывно вопить она уже научилась, а разговаривать по-человечески – еще нет, для этого надо дожить до трехсот лет и ума набраться. Но в этот раз она успела на кровь первая, потому что увязалась из любопытства за путниками.

Люди как люди: один в штанах и в шляпе, две в платках и в юбках. Торопятся. Мужчина, которого пласоха и раньше в лесу видела, шагал впереди, показывая дорогу. На плече у него висело двуствольное охотничье ружье, к котомке был приторочен самострел – таких злых вещей нужно остерегаться, иначе не доживешь до трехсот лет. Две женщины, зрелая, как осеннее яблоко, и юная, как ранняя бабочка, поспешали за ним, стараясь не отставать. Временами от них так и разило затаившейся дурной смертью, но когда пласоха начинала испуганно принюхиваться – ничего не чувствовала, как будто ей померещилось.

Они попросились на ночлег в избушку к старухе-травнице. Та жила здесь с весны до осени, нынче с подросшим внуком, которого обучала своему ремеслу.

Пласоха через слуховое оконце пробралась на чердак. Она была величиной с крупную ворону, только вместо птичьей головки – человеческая, с маленьким бледным личиком и венчиком из перьев. Что-то ее манило, словно предчувствие, что утром можно будет угоститься теплой кровью. Избушка была славная, бревенчатая, с натопленной печкой. Хорошо пахло травами, снизу доносились голоса, но пласоха людской речи не разумела.

Едва начало светать, внук травницы – весь в оберегах, чтобы никому из лесного народца не достаться, – взял короб и отправился собирать по утренней росе что-то нужное. После этого и гости двинулись в путь. Перед тем они поговорили во дворе с хозяйкой, и пласохе, которая подсматривала сверху, показалось, что старухины слова бабе с девкой не понравились, а мужчина в это время рылся в своей котомке и на их разговор внимания не обращал.

Лесная плакальщица последовала за путниками, перепархивая с дерева на дерево, таясь среди ветвей. Женщины шептались между собой, потом окликнули провожатого, и молодая, что-то сказав, припустила обратно, а те двое остались ее ждать. Забыла, что ли, какую вещь? Рассудив, что там будет интересней, чем здесь, пласоха устремилась за ней. И не прогадала.

Ничего девка не забыла. Подскочив во дворе к старухе, ткнула ее ножом – раз, другой – и бегом обратно.

Травница осталась лежать у порога своей избенки, истекая кровью. Хоть и старая кровь, а все равно сладкая, парная… Слетев на землю, пласоха жадно лакала, далеко выбрасывая длинный черный язычок – проворный, не хуже змеиного.

Потом, откуда ни возьмись, появилась пришлая женщина. Не обращая внимания на кровопийцу, опустилась рядом на колени, подняла над головой нож, что-то прошептала, и на нее водопадом хлынуло с небес дивное сияние. Вся пронизанная и окутанная этим чудом, она склонилась над травницей, до сих пор не испустившей дух.

Пласоха, на всякий случай упорхнувшая в сторону, вернулась и опять принялась торопливо лакать. Насытилась на несколько дней вперед, но вдоволь, чтоб уже не лезло, напиться не успела. И что гораздо хуже, прозевала появление новых людей.

В нее швырнули шишкой, больно стукнувшей по голове. Заполошно хлопнув крыльями, она взлетела, забилась в пышную крону посаженной возле дома рябины.

Этих было двое, один в штанах и в шляпе, другая в платке и в юбке. Сами пешком, котомки навьючены на лошадку.

Женщина, прибежавшая первой, что-то сказала новоприбывшим. Ей дали иглу с ниткой, и тогда она, к великому удивлению пласохи, начала старухины раны зашивать, словно прорехи на одежде – разве людей шьют, будто тряпичных кукол? Одновременно с этим занятием она обволакивала раненую хозяйку своим чудным сиянием, и лесная плакальщица поняла, что та сегодня не умрет. Жаль только, что хорошая лужа крови пропадает без пользы, но пока они здесь, лучше не соваться, не то опять шишкой бросят.

Старуху занесли в комнаты, из окна доносились голоса: все трое говорили, порой присоединялся слабый дребезжащий голосок хозяйки. Пласоха с вожделением глядела на вкусную остывающую лужу: и хочется, и боязно.

Так и не решилась слететь вниз. Правильно сделала, потому что вскоре наружу вышел парень, весь опутанный волшебной паутиной послушной ему магии, следом девка с ярко-красными, словно кровью намазанными губами и белой челкой, падавшей из-под платка на глаза. Девка была волшебницей, это пласоха поняла сразу, и притом странной волшебницей: казалось, есть в ней что-то неправильное, обманчивое… Может, если бы маленькая лесная плакальщица прожила на этом свете подольше, она бы поняла, в чем тут загвоздка.

Эти двое завели свою лошадку в сарайчик, защищенный от лесного народца вырезанными на бревнах рунами и подвешенными под застрехой оберегами, надели котомки и отправились по еле приметной тропинке в ту сторону, куда ушли прежние гости. И тоже вовсю торопились.

Пласоха не знала, что делать: то ли полететь за ними – интересно же, что будет, если те и другие встретятся, то ли впрок напиться крови, пока никто не гонит. Жалко, что нельзя разделиться надвое!

Аппетит победил. Опустившись на землю около загустевшей лужи, она снова начала лакать, в этот раз кося глазами по сторонам и чутко прислушиваясь: не возвращается ли из леса внук травницы, не собирается ли выйти на крыльцо оставшаяся в избушке женщина, не пожалуют ли еще какие гости?

Дирвен отправил дежурному магу мыслевесть с наводкой на ужасательниц, чтобы в Ложе знали, кого ловить, если с ним что-нибудь случится, и сообщил, что в настоящее время преследует их в Разлучных горах неподалеку от границы. Энга не ошиблась, точно те самые. Старуха-травница, тоже почуявшая «ведьмины мясорубки», по недомыслию об этом брякнула, и ее чуть не убили. Выжила только потому, что поблизости Нальва оказалась. Лекарка осталась со своей пациенткой, а Дирвен и его союзница бросились в погоню.

Энга сменила шляпку с розой на платок, но расстаться со шлайкой ни в какую не согласилась. В повязанном на крестьянский манер платке она смахивала на рослую фермерскую дочку, даже модный жакет с черным галуном ничего не менял: разжилась обновкой на ярмарке. Шлайка, может, и не мешала ей перелезать через коряги и карабкаться на крутые склоны, но все равно смотрелась не к месту. Сказав об этом вслух, Дирвен схлопотал затрещину. Надо было ему, как и той бабке из лесной избушки, благоразумно помалкивать.

Сам напросился: учитель Орвехт как-то заметил, что критиковать дамские туалеты – занятие неблагодарное и зачастую чреватое. Надо бы почаще вспоминать наставления учителя.

По следу вел поисковой амулет, который обмакнули в старухину кровь. В некотором смысле повезло, что те ранили травницу: в ближайшие день-два «Эхо убийцы» их не упустит.

Энга оказалась барышней выносливой, не приходилось из-за нее плестись прогулочным шагом. Впечатление она производила загадочное, но у Дирвена были на ее счет кое-какие предположения, которыми он счел за лучшее вслух не делиться. Допустим, он себя выдал, что не молонец, однако с ней-то и вовсе дело темное… Интересно, у нее на родине все такие высокие или она и там выглядит девицей гвардейских статей? И как давно она в Сонхи? И кто такая – магичка-путешественница или возвратница? Энга как пить дать из другого мира, отсюда и все ее странности, и возникающее временами ощущение на уровне инстинкта, будто с ней что-то очень сильно не так.

Изредка вспоминалась Хеледика, с привычной горькой обидой: он про нее думал одно, а оказалось совсем другое… Но это мимоходом, в лесу надо смотреть в оба, не отвлекаясь на грустные мысли.

Он должен остановить ужасательниц, по-любому должен успеть. Пусть сами подыхают, ничьи жизни до срока не оборвав. Перед глазами маячила площадь Полосатой Совы, и он рвался вперед, не чувствуя ни усталости, ни страха. В этот раз обломаетесь, гадины.

Энга не отставала из куража. Самолюбие и самомнение у нее были ого-го какие, в этом они с Дирвеном друг друга стоили.

– Жабьи дочери, их прямо в Лысую Прорву несет! – выругался он с досадой, когда взобрались по крутому глинистому склону, цепляясь за выпирающие корни.

– И чем это плохо? – осведомилась Энга, сверкнув накрашенными глазами из-под длинной белесой челки.

Истинная разбойница. Погоня захватила ее, как увлекательная игра. Зря не согласилась переодеться парнем, ей бы в самый раз, пикантно бы выглядела.

– Ты там колдовать не сможешь, а у меня амулеты откажут, и вся магия будет утекать непонятно куда. Не насовсем, а пока мы из Прорвы не выйдем, тогда все станет по-прежнему.

– Вот там-то они и заночуют, если уже почувствовали, что мы их догоняем.

– Ага. Я там не смогу пустить в ход ни «Флейту», ни «Патоку».

– А дальше будут еще такие же места?

– Дальше нет, прорвы – большая редкость.

– Тогда боевые действия переносятся на следующую ночь, – отряхивая испачканную сухой рыжей глиной юбку, решила ведьма.

Вечерело, постепенно холодало, ветер то затихал, то принимался покачивать вершины сосен и шелестеть листвой подлеска. Долетел издали вой Каменного Лиса, в течение всего дня молчавшего, и Дирвен рассказал своей спутнице о вмурованном в скалу демоне – она этой истории не знала.

– Хорошо бы на него посмотреть.

– Может, и увидим, мы как раз в ту сторону идем.

Позади пронзительно и надрывно закричала то ли птица, то ли пласоха. Едва успев свериться с «Кладезем сведений», Дирвен перестал ощущать связь со своими амулетами: вот она, Лысая Прорва – открытая косогористая местность с островками кустарника, похожего в сумерках на причудливые гнезда волшебного народца. Кстати, последнего здесь можно не опасаться, даже защитный круг с наступлением темноты чертить незачем: этим существам сюда хода нет. Поэтому устроиться на ночлег лучше здесь, чем в лесу, хлопот меньше.

Развели костер в неглубокой сухой ложбине. Дирвена снабдили на всякий случай спичками, а Энга, привыкшая зажигать огонь магическим способом, ничего такого с собой не захватила, и это позволило ему тихо порадоваться, словно он ее в чем-то превзошел. Поужинали сухарями с копченой колбасой, запивая сладким чаем из фляжек. Потом Дирвен высунулся на разведку, но никаких других огоньков в окружающей темени не увидел. Впрочем, те, кого они преследуют, скорее всего, тоже разожгли свой костер в какой-нибудь укромной впадине.

Было холодно, им волей-неволей пришлось устроиться в обнимку. Энга сама предложила, хотя сразу предупредила:

– Полезешь под юбку – тебе не жить.

– Я и не собирался, – огрызнулся Дирвен. – Больно надо.

От нее по-прежнему пахло водяными лилиями и мускусом. Духи лежали в котомке, большой граненый флакон голубоватого стекла, тщательно замотанный, чтобы пробка не выскочила. Распаковала их, сбрызнула свою жакетку и спрятала обратно. Смешно. Если ради Дирвена, то оно ему совсем не надо. Имея в виду, что за Энгой не пропадет отвесить оплеуху, он не стал ей об этом сообщать.

Зато она обладала одним неоспоримым достоинством: посреди темного, холодного, безлунного по причине набежавших облаков пространства она была теплая, и уснуть, уткнувшись в нее, – это гораздо лучше, чем провести тут ночь в одиночку.

Проснулись в самую рань, оттого что продрогли. Весь мир был смутным, отсыревшим и зябким. Костер никак не хотел разгораться, спички – это тебе не «Глаз саламандры». Махнув рукой на бесперспективную затею, торопливо позавтракали, стуча зубами от холода. Перед тем как отлучиться за кустики, Энга предупредила: «Будешь подсматривать – шею сверну, медленно и больно». Да за кого она его держит?! Дирвен так и спросил, на что ведьма ответила: «Кто вас, парней, разберет, что у вас на уме».

Потом двинулись в южную сторону. На востоке, где находились владения Пса Харнанвы, разгорался вишнево-розовый рассвет, а ветер дул в спину, из полярного царства Пса Дохрау, обещая пограничному краю поздние заморозки.

Солнце уже поднялось, когда впереди показались три темные фигурки, ползущие наверх по травяному склону. Ужасательницы со своим проводником. Дирвен и Энга шли за ними, не сокращая дистанцию: у проводника ружье и самострел, а они на территории Лысой Прорвы безоружны. Не такая уж она, кстати, и лысая, травы и кустарника вдоволь, разве что деревья здесь не растут.

Из-за этого кустарника и неровностей рельефа они и влипли, когда остановились для полуденной трапезы, которая ничем не отличалась от скромного походного ужина и завтрака.

Четверо мужчин выросли как из-под земли, и Дирвен в первый момент решил, что они то ли с заставы, то ли из его группы поддержки – ага, явились на помощь, пользуясь тем, что в Лысой Прорве магия Ктармы повредить им не сможет. Чуть позже до него дошло, что это просто бандиты. В Разлучных горах всякий народ ошивается: и контрабанду туда-сюда таскают, и золото моют дальше к востоку, и охотники промышляют, и бродят любители поживиться за чужой счет.

Вероятно, те сперва следили за путниками, никак себя не обнаруживая, и в конце концов решили, что безусый парень с девушкой – добыча попроще, чем две женщины в сопровождении до зубов вооруженного бывалого мужика.

На Дирвена навели небольшой ручной арбалет, и он замер, мысленно отдав команду «Каменному молоту» – привычная реакция, как на тренировке. Через мгновение спохватился, что пускать в ход боевые амулеты здесь бессмысленно, тем временем подскочившие разбойники скрутили ему руки за спиной. Все равно бы он в такой ситуации без амулетов ничего не смог: допустим, откатился бы в сторону – даже если бы повезло уйти от болта, кроме стрелка еще трое с ножами.

– Ой, дяденьки, не трогайте нас! – запричитала Энга. – Мы же вам не враги, и ничегошеньки у нас с собой нету! Пожалуйста, отпустите нас, я вам что хотите за это сделаю!

Такого Дирвен от нее не ожидал. Ага, это с ним она была дерзкая и гордая – слова поперек не скажи, а как прижали, сразу перетрусила. Привыкла полагаться на свою магию, это понятно, и все равно могла бы не унижаться… Он не собирался следовать ее примеру и скулить. Придется отдать кошелек, нож, менее ценные из амулетов, чтобы не полезли обыскивать и не забрали все подчистую. Главное – сберечь «Паучью флейту» и «Болотную патоку». После грабежа он снова пойдет за ужасательницами и выполнит задание. Может, наплести этим рожам, что те две тетки богатые, пусть их тоже ограбят? Пока разбойники обступили Энгу, решив, что связанный парень никуда не денется, надо просчитать, как с ними разговаривать, чтоб не прирезали…

– Дяденьки, ну, будьте добренькими, не надо! Пожалейте меня, я же хочу остаться девушкой, иначе меня замуж никто не возьмет… Пожалуйста, не погубите!

Дяденьки гоготали и тискали жертву. Один сорвал у нее с головы шерстяной платок, черный с красными маками, – встряхнул добычу, оглядел, удовлетворенно крякнул и сунул за пазуху, потом снова присоединился к остальным. Другой полез под юбку, и тогда Энга, взвизгнув, упала на колени.

– Будьте добренькими, не насильничайте меня, и не рвите мне шлайку, за нее деньги плочены! – выглядела она дура дурой, смотреть было тошно, а уж слушать – еще тошнее. – Давайте, я вам лучше это самое сделаю… Ну, бывает же, когда девушки сосут, а вы за это нас пожалеете…

Разбойники заржали, и тот, который выглядел главарем, коренастый рыжебородый здоровяк, начал расстегивать штаны. Дирвен отвернулся.

– Только я сначала скажу ему, чтоб он чего плохого не подумал, а то он же ко мне свататься собирался… – торопливо прохныкала Энга. – Дирвен, слышишь, я это делаю ради нас с тобой, чтобы мы остались живы!

Гадость. И эта не лучше Хеледики. Все они одинаковые.

Не реагируя на глумливые подначки бандитов, он уставился на кустарник, который трепетал под порывами северного ветра, показывая белесоватую изнанку листвы. Ведьма наконец-то заткнулась. Не хотелось смотреть, чем занимается эта заносчивая краля, оказавшаяся на проверку плаксивой курицей. Было до омерзения противно. Не сводя глаз с непричастного к людским пакостям кустарника, Дирвен прикидывал: может, навешать им бубенцов на уши, что он ходил через границу навестить родню, которая живет на молонской стороне, а теперь возвращается обратно и сильно торопится – родственники попросили его догнать двух торговок, которые продали им китонского шелка и дорогих пуговиц, да по ошибке взяли денег лишку… Вполне себе сойдет! Если разбойники начнут трясти ужасательниц и у тех сработают «ведьмины мясорубки» – туда всей компании и дорожка. Главное, самому успеть смыться подальше. А если ктармийские гадины откупятся и уйдут живыми, он продолжит преследование и сделает свое дело, лишь бы у него не отняли «Паучью флейту» и «Болотную патоку». И то и другое выглядит невзрачно, бандиты в первую очередь позарятся на броские амулеты.

Жуткий вопль заставил его подскочить на месте. И вовсе это не Энга… Вопль перешел в вой, полный невыносимой боли, бандиты сыпали свирепой руганью.

Повернувшись, Дирвен оторопело уставился на происходящее. Ведьма с перемазанным кровью лицом перехватила и вывернула чью-то руку с ножом, толкнув противника на другого головореза, который успел отступить, чтобы подельник не напоролся на его оружие. Вывернутая рука хрустнула. Крутанувшись на месте, так что широкая черная юбка взметнулась, Энга двинула кулаком в челюсть третьему парню – удар у нее был неслабый и хорошо поставленный, тот, кого оделили, шлепнулся на задницу. Рыжебородый главарь со спущенными штанами извивался на траве, оставляя кровавый след, и душераздирающе выл.

Энга пинком отправила в заросли лежавший в стороне арбалет и рявкнула:

– Дирвен – дурак!

Ага, и сам уже все понял… Вскочив, врезал под коленную чашечку рябому чернявому бандиту, который кинулся к нему с ножом. Ведьма тем временем саданула носком сапога в висок оглушенному парню, сидевшему на земле после ее удара, – так, что он завалился на бок. Наверное, насмерть.

Тот, которому она сломала руку, левой ухватил топорик и сощурился, примериваясь. На его заросшем лице, рассеченном давним шрамом, с пострадавшим когда-то носом, словно неровно склеенным из двух половинок, ярость мешалась с выражением почти детской обиды.

– Сзади! – завопил Дирвен.

Пришлось отступать от рябого, который вновь двинулся на него, прихрамывая. В этот раз бандит был настороже, не желая опять нарваться на подсечку.

Энга успела отпрыгнуть. Брошенный топорик улетел далеко и вонзился в землю, пронизанную корневищами травы.

Дирвен ринулся к ее противнику. В отличие от рябого, он не хромал, и в школе амулетчиков его учили драться со связанными запястьями. Хвалили, как способного.

Бандита изрядно мучила боль в сломанной руке: та висела, будто перебитая ветка дерева, и под рукавом что-то угловато выпирало – вероятно, кость торчала наружу. Несмотря на это, капитулировать он не собирался. То ли хотел посчитаться за товарищей, то ли уже прикинул, что в живых его вряд ли оставят. Он почти успел достать из кармана метательный нож, когда налетевший парень сшиб его с ног и тоже, по примеру Энги, врезал сапогом в висок.

После этого Дирвен отскочил, снова спасаясь от рябого, но запнулся о кочку и потерял равновесие. Перекат, оттолкнуться от земли, выпрямиться – и сразу рывком в сторону…

Хотя, можно не торопиться. Подхватив оброненный кем-то нож, подскочившая сзади Энга сцапала рябого за волосы и располосовала ему горло от уха до уха. Хлестнувшая из рассеченной артерии кровь забрызгала Дирвену лицо, в то время как он с накатившим откуда ни возьмись ужасом глядел в дико выпученные глаза бандита, мгновение назад живые – и вот уже потускневшие.

– Это чтобы не мне одной после этого умываться! – зло прошипела ведьма. – Давай руки, болван.

Дирвен повернулся, и она разрезала ему веревки на запястьях.

– Ты не ранена?

– Это не моя кровь, бестолочь. Какого демона ты пялился на кусты и медитировал, вместо того чтобы сразу включиться в игру? Продержусь ли я в одиночку против троих уродов – это, знаешь ли, было очень даже надвое.

– Я не думал, что у тебя такой план… – Уши у него запылали, как два костра.

– Вас в школе амулетчиков совсем ничему не учат? Ты заодно с этими недоумками повелся на мой фарс и пропустил мимо ушей истинный смысл того, что я сказала? Я-то рассчитывала, что ты поймешь.

– У тебя слишком правдоподобно получилось, – процедил Дирвен, чтобы хоть как-то оправдаться.

За школу было обидно, но за себя еще обидней, поэтому он не стал объяснять, что – да, у них были занятия, на которых учили придумывать, как выпутаться из той или иной каверзной ситуации. Если об этом сказать, Энга наверняка решит, что он там только штаны просиживал. Оплошал, но это же его первое полевое задание… Повторять такие ошибки дважды он не собирается.

Да он и тут сразу бы обо всем догадался, будь на месте малознакомой девицы кто-нибудь из своих, из подготовленных, а то ведь не ожидал от нее такой рискованной и жестокой уловки! Впрочем, все равно виноват: «Недооценивать своего союзника – такое же пагубное для дела заблуждение, как недооценивать противника». Дирвен молчал, пунцовый от стыда, и глядел в землю – точнее, на залитую кровью траву. Хорошо, что рядом нет учителя Орвехта.

Ведьма подошла к воющему главарю:

– Не хочешь поблагодарить за доставленное удовольствие?

Бандит прорыдал ругательство.

Пожав плечами, Энга поставила ногу ему на горло. Хруст, словно раздавили вафлю, и вслед за этим наконец-то наступила тишина, только листва кустарника на ветру шелестела.

Внезапно Дирвена замутило, он нетвердо шагнул в сторону от лежавшего в луже крови трупа. Рвало, пока слезы на глазах не выступили.

– Ты уже все или будешь еще? – как ни в чем не бывало осведомилась Энга, когда его как будто отпустило.

Она за это время успела умыться вином из разбойничьей фляжки, подвести глаза и губы, спрыснуть духами заляпанную жакетку. Ветер растрепал ее светлые волосы, и Дирвен заметил, что у корней они темные. Точно, крашеная, хотя в Молоне это не поощряется.

– Прошло уже.

– Ты никогда раньше не дрался насмерть? – поинтересовалась она скорее с любопытством, чем с сочувствием.

– Это мое первое задание, – хмуро произнес Дирвен.

– Заметно. И покойник у тебя тоже первый?

Он кивнул, потом буркнул:

– А у тебя, что ли, не первый?

– Мне уже приходилось убивать. Четыре раза. Мне было шестнадцать, когда на меня напали наемные убийцы. Одного я прикончила. Даже понравилось. Потом еще два случая, когда в Паяне грабители нападали. И однажды мне пришлось убить своего ухажера, вот его было жалко, хотя сам напросился.

– Его-то за что?

– Он заявил, что я или буду с ним, или умру, хотя у меня имелись другие планы на ближайшее будущее. Мы дрались на ножах в темном закоулке, при свидетелях, это была вроде как честная дуэль. Он собирался сначала зарезать меня, а потом красиво заколоться у всех на глазах, о чем и сообщил любопытствующей публике. В общем, ему не повезло. Только одно вышло, как ему хотелось – он под занавес умер.

– Ничего себе нравы в вашей доброй Паяне! Чтобы парень девушку на дуэль вызвал… В Ларвезе так не бывает.

– Паяна – портовый город, там происходит всякое, смотря какой у тебя круг общения, – отозвалась Энга словно бы с досадой.

Похоже, она спохватилась, что наболтала лишнего, и была не очень-то этим довольна.

– Ты смелая. Как ты не побоялась… Ну, всего этого…

– Я не могла допустить, чтобы меня обесчестили. Я ведь уже говорила, я девственница и собираюсь остаться девушкой до свадьбы.

Это прозвучало чуть-чуть высокопарно, зато искренне. Насколько же она лучше обманщицы Хеледики!

– Знаешь, я таких девушек, как ты, очень уважаю, – признался Дирвен тихо и нерешительно – вдруг в ответ съязвит.

– Тогда собираемся – и пошли. Кто же из этих скотов мой платок прикарманил? А, кажется, вот этот…

Она вытащила из-за пазухи у мертвеца черный с крупными алыми цветами платок, брезгливо отряхнула, придирчиво осмотрела, бормоча «ваши блохи мне без надобности», обрызгала духами и повязала на голову. Циничная она все-таки. Зато настоящая девственница, за это многое можно простить. Дирвен отхлебнул из чужой фляжки отвратительного крепленого вина с малиновым привкусом, умыл физиономию.

– Из арбалета стрелять умеешь? – окликнула Энга, вытащив из-под куста бандитское оружие.

– Умею.

– Надо будет снять провожатого твоих клиенток. С какого расстояния попадешь, чтобы наверняка?

Дирвен начал прикидывать, а в душе обреченно заныло: проводник, скорее всего, не знает, что его наняли посланницы Ктармы, хорошо бы оставить его в живых, если получится.

Как амулетчик Ложи, он должен быть готов убить кого угодно, если это в интересах Светлейшей Ложи, так его учили, да он и сам это прекрасно понимал. Иногда необходимо кем-то пожертвовать, чтобы спасти остальных.

– Я смогу это сделать, если он будет стоять на месте, – словно угадав его мысли, сказала ведьма. – Меня в Паяне знакомые ребята учили стрелять из арбалета. В мишень я хорошо лепила, а по движущейся цели чаще мазала. Упражнялись на чайках, они, заразы, в полете такие красивые… В общем, так и не научилась.

– Я сам его сниму, не беспокойся. Если они от нас уйдут, много людей погибнет. Так что я его убью, пусть даже меня потом еще раз вывернет. Пойдем?

Зашагали дальше, порывы холодного северного ветра били в спину, словно подгоняя. Небо снова заволокло хмарью, порой в воздухе порхали снежинки. Дирвен и Энга то пускались бегом, то переходили на быстрый шаг, чтобы отдохнуть на ходу, то опять бежали – и согреться хотелось, и наверстать потерянное.

Впереди вздымались лесистые синеватые горы. Донесся безысходно тоскливый вой, вплетающийся в пасмурный пейзаж, словно его извечная составляющая. Если верить всплывшей в памяти карте, скала Каменного Лиса находится не так уж далеко от Лысой Прорвы.

Дирвен мысленно готовил себя к предстоящему выстрелу. Да, не хочется. В отличие от бандита, которого он убил, потому что дрался за свою жизнь, этот лесной мужик ни в чем не виноват. Он же знать не знает, что спутался с ужасательницами. Если б знал, наверное, отказался бы вести их через границу. Или все равно бы повел, потому что сам-то он от «ведьминой мясорубки» не пострадает, а денег тетки отвалят будь здоров? Неизвестно, как бы провожатый в таком случае поступил, а у Дирвена, который приговорил его к смерти и сам же должен привести приговор в исполнение, в душе ноет и ноет, в унисон с ветрами-псами из стаи Дохрау и обреченным на вечное одиночество Каменным Лисом.

А то еще вспомнилось, как он ребят в школьной раздевалке чуть не прикончил, решив, что те его высмеивают, хотя на самом деле речь шла о Хеледике и никто ни над кем не смеялся. Еще раз спасибо милостивым богам, что он тогда успел остановить «Когти дракона».

Но это все соображения второстепенные, главное – по-любому выполнить задание.

– Вон они.

Три темные фигурки посреди травяного раздолья. Дирвен вытащил из кармана бинокль – никакой магии, хитро зашлифованные стекляшки, где угодно будет работать. Точно, они.

Вот теперь по-настоящему бегом! До склона, обозначающего южную границу Лысой Прорвы, уже рукой подать, и удобней всего подстрелить злосчастного лесовика в тот момент, когда он вместе с тетками будет карабкаться наверх, представляя собой отличную мишень. Жаль, что в ужасательниц стрелять рискованно: почем знать, вдруг «ведьмины мясорубки», с которыми все непонятно, даже в Прорве могут сработать, и тогда Дирвену с Энгой тоже конец – дистанции выстрела будет недостаточно, чтобы их не накрыло.

Все-таки успели. Склон был крутой и высокий, женщины со своим провожатым ползли по нему, словно три улитки. Уже почти добрались до верха, но на выстрел времени хватит.

Дирвен опустил на землю котомку, отвязал арбалет.

– Давай, – ухмыльнулась Энга. – Они еле шевелятся, не промажу.

– Я сам, – нахмурившись, мотнул головой Дирвен. – Я перехватчик на задании, это моя работа.

Ведьма все же его поддела:

– Звучит немного напыщенно, но спорить не смею. Действуй тогда.

Он поднял арбалет с удобным взводным рычажком. Тщательно, как на учебе, прицелился. Направление ветра – в самый раз, облегчает задачу, словно сам Северный Пес решил ему помочь.

Щелкнула тетива, а потом проводник взмахнул руками и покатился вниз. Его двустволка сама собой пальнула, ветер тут же размазал в воздухе сизое облачко дыма. Ужасательницы зашевелились быстрее, одна вырвалась вперед, другая изо всех сил старалась от нее не отстать. Исчезли за гребнем, где вековечными колоннами поднимались сосны.

Дирвен и Энга укрылись в гуще разросшегося неподалеку рододендрона – иначе, если смотреть сверху, они тоже представляют собой первостатейную мишень.

– Видишь, все получилось, – бросил Дирвен, задетый тем, что она ничего не сказала.

– Ну, ладно, не такой уж ты и рохля. Это хотел от меня услышать?

Стерва. Зато девственница. Хеледика вот не стерва и будто бы во всех отношениях хорошая, но веры ей больше никакой.

Лесовик лежал ничком и не шевелился. Наверное, уже мертвый. Дирвен мысленно попросил у него прощения и пожелал ему добрых посмертных путей.

Наверху никакого движения не было. Ведьма выбралась из кустов первая, подошла к склону и позвала:

– Иди сюда, тебя ждет приятный сюрприз.

Так и есть, амулеты проснулись! Все уцелели, все отзываются, но «Эхо убийцы» потеряло след.

Торопливо сообщив Энге, как обстоят дела, он бросился на штурм склона. Позади раздался возмущенный возглас:

– Эй, куда? А труп я, по-твоему, одна потащу?

– Зачем нам труп? – опешил Дирвен. – Некогда его хоронить, уйдут же тетки!

– По-любому уйдут, пока мы будем подниматься, – она прищурилась из-под челки. – Они сейчас удирают со всех ног. Ты как их в лесу искать собираешься?

– Как-нибудь… – Дирвен и сам понимал, что ситуация сложилась аховая.

– Хм, потрясающе. Как-нибудь – чем не способ? У меня есть другая идея, попросить кое-кого о помощи, но за это надо будет заплатить. Я свою кровь отдавать не собираюсь, а как насчет тебя?

– Почему – кровь?

– Потому что пласохи работают за еду.

– Пласохи – это лесные твари вроде той драной вороны с человеческой рожицей, в которую я бросил шишкой? Думаешь, они станут нам помогать?

– Если у нас найдется, что им предложить. Среди них попадаются говорящие. Так что берем его с двух сторон – и полезли.

– Не по-человечески это будет, – он беспомощно мотнул головой, чувствуя, что ничего другого придумать взамен не сможет, просто нет у них других вариантов, и придется сделать так, как сказала ведьма.

– Ему кровь больше не понадобится, а мы зато по-быстрому его похороним, пока пласохи будут выслеживать твоих террористок.

– Кого-кого?

– Ругательство такое. Идем.

Волоча в гору тяжеленного покойника, он снова и снова просил у него прощения за то, что они собираются сделать, и добавлял с ожесточением: «Пусть вина за это ляжет на Ктарму!»

Вымотались неимоверно, пока добрались до сосен. Он обессиленно растянулся на холодной и мягкой хвойной подстилке, а Энга, пошатываясь, выпрямилась и, сотворив заклинание призыва – Дирвена предупредил об этом амулет, реагирующий на магию, – громко спросила охрипшим голосом:

– Сестрицы пласохи, крови хотите?

Долго ждать не пришлось. Лесных плакальщиц с кукольными человеческими головками на пернатых шеях слетелось полторы дюжины, не меньше. Личики у них были некрасивые и бледные, словно вылепленные из воска, на макушках топорщились венчики из перьев, а лапы оказались куда крупнее, чем у ворон, – толстые, шпористые, мощные, с устрашающими желтоватыми когтями. Ничего удивительного, подумалось Дирвену, если у них нет клювов, это должно чем-то компенсироваться… В таком количестве пласохи внушали страх. Хотя бояться нечего, его же амулеты защищают.

– Мне нужна ваша помощь: надо выследить в лесу тех, кого мы преследуем. За это я дважды угощу вас кровью – сейчас и потом, когда их поймаем. Вы согласны помочь, сестрицы?

Большинство ответило на предложение ведьмы невнятными птичьими возгласами и алчными стонами, но прозвучало в этом хоре и несколько скрипучих человеческих голосов:

– Согласны-согласны!..

Энга располосовала труп вдоль и поперек, чтобы выпустить наружу всю кровь. Пласохи набросились на угощение, толкаясь, словно куры, которым сыпанули пшена.

Дирвен тем временем отошел в сторону и принялся рыть могилу, ожесточенно орудуя трофейным разбойничьим ножом. Союзница присоединилась к нему. Копали молча, ведьма использовала какое-то заклинание, чтобы сделать почву мягкой и рыхлой, оставалось только выгребать ее пригоршнями из ямы.

Над прогалиной висел страшный и вязкий запах крови, смешанный с крепким духом птичника. Порой со стороны Лысой Прорвы налетали порывы ветра, уносившие зловоние, и тогда Дирвен с облегчением вдыхал полной грудью холодный сосновый аромат, но этого хватало ненадолго.

Энга надела перчатки из толстой облезлой кожи – не иначе, тоже разбойничьи. Повествуя о своих прежних подвигах, она, не теряя времени, повытряхивала барахло из котомок убитых бандитов и кое-что прихватила с собой. Признавая, что это был рациональный поступок, Дирвен ощущал смутное недовольство. Что ж, зато она девственница, за это девушке можно простить многое, даже неблагородные замашки.

Сам он работал голыми руками, хотя перчатки у него были. Земля набилась под ногти, кисти покраснели от холода. Энга не спрашивала почему и ничего едкого на этот счет не сказала. Возможно, поняла, что ему так нужно.

Пласохи вылакали все, что смогли, после этого одна из них, большая, как раскормленный старый индюк, обратилась к Энге:

– Кого надо найти и как ты расплатишься во второй раз?

Ее негромкий голос напоминал скрип сухого дерева, и в то же время сквозила в нем хищная ненасытность. Даже если бы Дирвен не видел, кто это говорит, сразу бы заподозрил, что не человек.

– Нам нужно догнать двух женщин, которые прошли здесь незадолго до нас. Вы их видели, вы же, сестрицы, все в лесу видите. Когда мы обеих поймаем, одна из них достанется вам – так же, как этот мужчина.

– Люди могут соврать, – заметила пласоха. – Чем поклянешься?

– Пес Дохрау свидетель, я не собираюсь вас обманывать. Сделаю, как сказала.

Пласохи возбужденно загомонили:

– Если так говорит – не обманет!

– Уже нас угостили, угостят еще раз…

– Сегодня хороший день…

– И сестрица хорошая, только разве это сестрица?

– Сейчас полетим и сразу их найдем, от нас не уйдут, не уйдут!

– Она такая же сестрица, как та лиса, которая повалялась сначала в меду, потом в перьях, да и полезла, хитрая, на крестьянский двор за курочкой…

– Не нас морочит, какая нам разница…

– Нас угостили…

– Полетели искать, сестрицы!

Пласохи снялись шумной вороньей стаей. На земле осталось несколько перьев и сплошь изрезанный обескровленный труп.

Дирвен посмотрел на Энгу. Та ответила задумчивым испытующим взглядом, потом улыбнулась:

– От волшебного народца ничего не скроешь. Да, я из другого мира, поэтому никому тут не сестрица, и они сразу это поняли.

– Я уже догадался. Давай похороним его.

Когда неглубокую могилу забросали землей, ведьма после приличествующей паузы сказала:

– Предваряя вопрос, который вертится у тебя на языке: в своем мире я не считалась высокой, я там была среднего роста, как здесь Нальва. Просто в Сонхи народ по сравнению с нами малорослый. Дома я не смогла бы запросто отволтузить мужика, а здесь – пожалуйста. Хоть смейся, хоть плачь…

– Плакать не надо, ты же все равно красивая, – с легкой неловкостью возразил Дирвен. – И ты не чрезмерно высокая, бывает же, что муж и жена одного роста. Главное, здоровенные каблуки не носи. Ты путешествуешь по мирам или возвратница?

– Решила попутешествовать, с первого раза угодила в Сонхи и теперь не знаю, как вернуться домой. Я здесь уже три года. Освоилась, подучилась… Занесло меня в Молону, хотя лучше бы к вам в Ларвезу. Давно собиралась сбежать через границу.

– В Ларвезе лучше, вот увидишь. Тем более ты мне помогаешь, Светлейшая Ложа это оценит. Думаю, ты сможешь рассчитывать на хорошее отношение, и тебе у нас понравится.

На лице у Энги мелькнуло странное выражение – знающее и безрадостное, словно перед ней ребенок, который по неведению лепечет утешительную ерунду, но ей-то известно, что дела обстоят намного хуже, чем ему кажется.

– Ты чего?

– Молона сделала меня пессимисткой. Мне и там поначалу понравилось, а потом оказалось, то еще жабье болото. Одно название, что доброжители. Хотя Нальва и в самом деле добрая, но похожих на нее не особенно много.

– Нальва под дланью богини, такой чести Тавше кого попало не удостоит, – согласился Дирвен. – Как называется твой мир?

– Артамирида.

– Никогда не слышал.

– А у нас про Сонхи ничего не слышали.

Разговор получился неожиданно доверительный, без обычных для Энги подначек, а потом вернулись пласохи, и вновь началось преследование.

Судя по всему, у ужасательниц был амулет, позволяющий определять стороны света, и они двигались прямиком на юго-запад. Догнать их до наступления темноты не удалось. Когда сгустились холодные серые сумерки, Дирвен с Энгой остановились на ночевку, набрав сушняка и очертив защитный круг. Пласохи исчезли. Без них было хорошо, а то они всю дорогу шумно хлопали крыльями, перепархивая с ветки на ветку, бормотали без умолку, порой издавали пронзительные плакучие вопли, и вдобавок одна из этих мерзавок посадила Дирвену на куртку зловонное белесое пятно, якобы нечаянно. В то же время стало боязно: вдруг они завтра утром не вернутся, как тогда искать в этой глухомани посланниц Ктармы?

– Никуда не денутся, – заверила Энга. – Они же хотят крови, но без нас будет им облом: террористок наверняка защищают от волшебного народца амулеты. Явятся, как миленькие.

Крики лесных плакальщиц доносились издали, к ним уже притерпелись, но потом во тьме раздался такой душераздирающий вой, что Дирвен невольно поежился. Пусть Энга думает, что от холода… Впрочем, видно было, что ее тоже пробрало.

– Он совсем рядом, – заметила ведьма.

– Это не он, это мы рядом. Он же вмурован в скалу, не может сдвинуться с места.

– Почему на перехват послали тебя, а не какого-нибудь старого опытного мага? – поинтересовалась она, когда вой затих.

– Магу к ним не подобраться. Их снабжают чем-то таким, что поворачивает магию против ее же обладателя. Мне объясняли. Я имею в виду наших магов, а ты, наверное, исключение, потому что пришла из другого мира. В Ложе тебя точно будут ценить, и ты хорошо устроишься. Нальва тоже, в Ларвезе лекарей под дланью Тавше меньше, чем в Молоне.

– Давай-ка спать, а то пласохи завтра утром как налетят – и последний сон досмотреть не дадут.

Последний сон Энга не досмотрела вовсе не из-за пласох. Или, может, наоборот, досмотрела – до такого конца, что лучше б вовремя разбудили. Она дернулась со сдавленным вскриком, и Дирвен тоже встрепенулся, решив спросонок, что на них опять напали.

Вокруг никого. Тлеют угли кострища, меж сосновых стволов все заволокло туманом. Ни птиц, ни Каменного Лиса не слышно.

– Ты чего?

– Мне приснилось, что ты меня утопил, – она криво усмехнулась. – На этот раз ты. В озере, вода которого похожа на зеркально гладкий черный мрамор.

– Быть того не может, – ошеломленно моргая, запротестовал Дирвен.

– Этот кошмар давно меня мучает. Не то чтобы каждую ночь, но часто. Кто-нибудь да утопит.

– Может быть, к тебе снаяна привязалась?

– Снаяна – к ведьме? Я бы давно ее отшила. А у тебя есть какой-нибудь личный кошмар?

– Ну да… Бабочки-мертвяницы. Знаешь, которые летают в сумерках – толстенные, мохнатые, как будто посыпаны серой мукой, а на крыльях пятнышки вроде черепа. В детстве я представлял себе, что они могут становиться громадными, и тогда у них появляются человеческие лица – словно такое лицо выглядывает из серого пыльного кокона, и это очень страшно. Ну, я же был маленький…

На середине Дирвен спохватился и засомневался, стоит ли сообщать о своем страхе ведьме, с которой знаком без году восьмица, однако договорил до конца. Может, и зря, но сказанного, как известно, не воротишь.

Перевязав сбившийся платок, Энга достала из котомки зеркальце и склянку, смазала себе лицо чем-то белым, похожим на кондитерский крем, особенно тщательно втирая это зелье в щеки, в подбородок и над верхней губой.

– А это что?

– Для красоты, чтобы кожа не обветрилась. Сама приготовила, по старинному рецепту, который откопала в библиотеке. Не хочешь попробовать?

– Мне-то зачем?

– Быстрее пройдет синяк, которым я тебя в «Трех шишках» оделила.

Он все же решился на эксперимент. Ведьма предупредила:

– Главное, веки не задевай, и брови тоже.

– А что тогда будет?

– Для бровей – ничего хорошего.

Это его насторожило. Но сама-то она этим снадобьем мажется… Вдобавок у него есть «Победитель ядов», защищающий от отравы во всяком виде.

Только успели позавтракать, появились пласохи. Без них блуждали бы наугад среди могучих сосен, лиственных зарослей и медленно тающего тумана. У посланниц Ктармы таких провожатых не было, и отрыв постепенно сокращался. Вдобавок Энга выяснила у «сестриц», что можно срезать путь – напрямик мимо Каменного Лиса, тогда будут шансы выйти ужасательницам наперерез. Глаза у нее так и вспыхнули: услышав вчера о Лисе, она вбила себе в голову, что должна на него посмотреть.

Другая новость не обрадовала: если верить пернатым плакальщицам, ущелья, который находятся к востоку от Мышиной горы, не такие уж и глубокие. «Ведьмина мясорубка» разнесет ближайшие скалы в каменную щебенку, и успеют ли Дирвен с Энгой отбежать достаточно далеко, после того как спихнут ужасательницу вниз, – это под большим вопросом.

«Сделаю это один, – решил Дирвен. – Я перехватчик, а она просто мне помогает. Перед этим отдам ей «Победитель ядов», как договорились. Неправильно же будет, если я заставлю ее наравне со мной рисковать… Да меня амулеты более-менее защитят, особенно если в нужный момент выставить «Каменный молот» – удар погасит удар, и меня эта дрянь не достанет. А ей скажу, чтобы смотрела издали».

Ощущение собственного благородства наполнило душу приятным теплом, Дирвен грустно и горделиво улыбался на бегу, пока его не хлестнуло по физиономии веткой. Он и вправду собирался так поступить, сознавая, что придется рискнуть, но в то же время не мог не думать о том, какое впечатление это произведет на Энгу, на учителя Орвехта, на Хеледику (ей потом обязательно кто-нибудь об этом расскажет), на одноклассников, которым в ближайшее время настоящие боевые задания не светят… В особенности на Энгу.

Перешли по камням ручей, и дальше началось царство скал, облепленных понизу кустарником. Кое-где наверху одиноко торчали сосны – низкорослые, с потрепанными жидковатыми кронами, непохожие на своих величавых лесных сородичей.

Полный невыносимой тоски вой, оглушительный, словно воют за ближайшим поворотом. Тебя словно пронизывает насквозь, и каждая жилка в твоем теле отзывается такой же тоскливой дрожью.

– Он здесь!.. Он вон там!.. – наперебой затараторили пласохи, когда эта жуть затихла. – Идите мимо него, и встретимся дальше! Мы там не полетим, мы не хотим!..

– Идем! – блеснула глазами Энга, слегка побледневшая, но заинтересованная.

Теснина выглядела мрачно: скальные стены, россыпь камней, нигде ни кустика, ни травинки – возможно, растительность здесь попросту увядала, не выдерживая завываний плененного демона.

Существо величиной с лошадь высовывалось из скалы до половины: часть туловища, узкая лисья морда, передние лапы. Грифельно-серая шерсть свалялась, как у больного животного, в глазах тлели безнадежные багровые огоньки.

На каменистой земле перед пленником валялись обглоданные кости. В теснине стоял густой смрад: пахло хворающим зверем, остатками гнилого мяса, тюрьмой, из которой нет выхода.

– Один испугался, другой сочувствует, – проворчал Каменный Лис, поглядев на остановившихся в нерешительности людей.

– Чтобы тебя убить, надо разрушить эту скалу? – осведомилась Энга таким тоном, словно ей все нипочем.

– Ту ее часть, где я нахожусь. Тогда я получу свободу, а тот, кто меня убьет, займет мое место. Смолчать об этом я не могу, таково Условие.

– Допустим, некто подошлет к тебе убийцу – кто займет твое место, наниматель или исполнитель?

– Тот, кто разобьет скалу. На это уйдет не один месяц, и за это время ему кто-нибудь да расскажет, хотя бы я сам, – понуро произнес демон.

– Ты недооцениваешь человеческую изобретательность. Твоя, прошу прощения, задняя часть такого же размера, как передняя, или побольше?

– Такого же.

– До свидания. Может, еще свидимся.

Когда выбрались туда, где их поджидали рассевшиеся по уступам пласохи, Энга как ни в чем не бывало спросила:

– Сестрицы, откуда у него там куча костей?

– Лесной народ его кормит, чтобы он замолчал… Да, да, кто чем может, подкармливает, а взамен просим: сделай милость, помолчи хоть немного, тогда еще принесем. Никакой мочи нет его слушать!

– А куда ж оно потом девается, если его задняя часть замурована? – брякнул Дирвен.

Энга пренебрежительно фыркнула, словно он отпустил неподобающее замечание в приличном обществе, а пернатые плакальщицы принялись возбужденно и заинтересованно обсуждать этот вопрос и в конце концов сошлись на мнении, что съеденное исчезает магическим путем прямо из желудка.

– Пока мы еще не нагнали их, поделись планом, как собираешься действовать, – потребовала ведьма, когда остановились для коротенькой полуденной трапезы.

– Думаю подобраться к ним завтра перед рассветом, еще в потемках, и сыграть на «Паучьей флейте». Обе уснут, тогда у одной можно будет уничтожить «мясорубку» с помощью «Болотной патоки», а вторую понесем до скальных впадин за Мышиной горой, начнет просыпаться – снова придется играть на флейте.

Его союзница хмыкнула:

– Умопомрачительная нас ждет прогулка. Не забыл еще, что первую, с разряженной «мясорубкой», мы должны отдать пласохам?

– Я помню.

Дирвену было немного не по себе, негоже так делать, но раз уж они с убитым проводником так обошлись, ктармийская гадина тем более ничего лучшего не заслуживает.

– Напомни, насколько мощные у них бомбы, то есть «мясорубки»?

– Мне сказали, каждая разнесет в городе целый квартал. Когда дотащим и сбросим, надо будет со всех ног оттуда бежать, но ты подождешь на расстоянии, чтобы тебя не задело, я один ее сброшу.

– Ладно, там посмотрим.

Весь остаток дня его не отпускало напряжение: до развязки осталось всего ничего, главное, чтобы ужасательницы опять не ушли. Он и ночью глаз не сомкнул. Костер жечь не стали – вдруг заметят. Грелись, устроившись в обнимку, не произнося ни слова. Энга дремала, время от времени просыпаясь, а Дирвен, замерзший и настороженный, прислушивался к ночным звукам, снова и снова прокручивая в уме последовательность тех действий, которые ему предстоит совершить завтра.

Едва небо чуть посветлело, он растормошил союзницу – пора, и они крадучись подобрались к чужой стоянке, находившейся за кущами рододендрона, усыпанного чешуйчатыми цветочными почками.

Женщины уже проснулись и шевелились в тумане, словно две медведицы. Одна что-то негромко сказала другой. Сделав спутнице знак остановиться, Дирвен отдал приказ «Флейте».

На Энгу неслышная мелодия тоже подействовала. Она уселась на землю, силясь держать открытыми слипающиеся глаза. Сильна все-таки, большинство магов от этого засыпает. Но как же они пойдут к ущелью, она в таком состоянии не сможет идти быстро… Впрочем, Дирвену с ношей на плече тоже придется нелегко.

«Значит, еле потащимся, и хорошо, если к завтрашнему вечеру доберемся!»

Ужасательницы замерли на земле двумя темными пятнами. Дирвен бросился к ним, на ходу вытаскивая из потайного кармана за пазухой «Болотную патоку». Просигналила «Джалюнса»: в этот раз никакой ошибки.

Присев возле той, что была ближе, он положил темный брусок ей на лоб, медленным шепотом сосчитал до трех, потом на то место, где должна находиться ямка меж ключиц, снова сосчитал, на грудь, на пупок, на низ живота. Мандраж напал хуже, чем в школе на экзамене: вдруг не сработает? Вопреки опасениям, брусок постепенно менял цвет и после пятого раза стал похож на кусок прозрачного стекла, снаружи гладкий, внутри сплошь растрескавшийся. Получилось! Полдела сделано: одна из «ведьминых мясорубок» уничтожена.

– Нужно дождаться пласох, – напомнила Энга, с любопытством наблюдавшая за его действиями. – Я возьму ее и отойду подальше, чтоб меня твоя музыка не убаюкала, а ты держи эту кралю в бессознательном состоянии. Если что, зови.

Тетке было за сорок. Лицо из тех, что называют «незапоминающимися»: округлое, с мягким пористым носом, лучиками морщин возле глаз и пухловатыми щеками – такие лица бывают у крестьянок, у молочниц, у нянь, у рыночных торговок, да у кого угодно. Дирвен невольно задался вопросом, что заставило ее стать убийцей? Другое дело, если б она задумала прикончить кого-то из мести, или из-за наследства, или ради грабежа, как давешние разбойники, – это все понятные преступления, но погубить массу людей, которые в роковой момент окажутся рядом, ни за что ни про что, просто так… Это у него в голове не укладывалось. Когда ведьма взвалила спящую на плечо и пошла прочь, огибая рододендрон, он не ощутил никакого протеста касательно предстоящего жертвоприношения. Да, это не по-человечески – но то, что творит Ктарма, тоже не по-человечески, одно другого стоит.

Вторая выглядела ровесницей Энги. Лицо довольно красивое, темные брови, гладкая смугловатая кожа. Похожа на сурийку, но, скорее, полукровка. Через некоторое время ее ресницы дрогнули, приоткрывшиеся глаза оказались не карими, а темно-серыми – и впрямь девица смешанных кровей. Дирвен вновь отдал команду «Паучьей флейте», и ужасательница смежила веки.

Когда рассвело, явились за обещанной платой пласохи. Из-за кустов доносился их довольный гомон и хлопанье птичьих крыльев, потом вернулась Энга.

– Пошли. Понесешь ее сам, я от твоей музыки буду никакая.

– Так и собирался, – огрызнулся Дирвен.

Тащить на плече девушку – это оказалось вовсе не так запросто, как пишут в книжках. Ужасательница была тяжелее хрупкой Хеледики, которую он порой носил на руках, и стоило возблагодарить богов за то, что она не столь рослая, как Энга. Дирвену приходилось на тренировках таскать таким же манером одноклассников, но не по нескольку часов кряду. В придачу надо было смотреть под ноги, чтобы не запнуться о выпирающий из земли древесный корень, и следить за состоянием пленницы, чтобы та не успела запустить свою «мясорубку». Хорошо еще, что «Дорожный помощник» запомнил пройденный путь и не было риска заблудиться.

Они возвращались обратно по своим следам, а потом, возле скал, нужно будет повернуть к Мышиной горе – ее видно издали, вздымается на востоке синеватым горбом. Девица тяжелая, как куль со свеклой, плечо под ее весом протестующее ноет, и пот заливает глаза – зато не холодно, в то время как у сердитой и сонной Энги зуб на зуб не попадает.

Время близилось к полудню, когда у Дирвена начались настоящие проблемы: «Паучья флейта» постепенно теряла силу. Ужасательница всю дорогу пребывала в беспамятстве, но Ктарма снабдила ее чем-то таким, что вступило в борьбу с вражеским амулетом и исподволь одерживало верх. Возможно, это было нечто вроде «Болотной патоки», действующее по тому же принципу – маги Ложи потом разберутся, при условии, что Дирвен сможет им об этом рассказать.

– Энга, дело дрянь, – произнес он убитым хриплым голосом, свалив девицу на землю. – Она у меня «Флейту» высасывает. Когда очнется, шарахнет своей «мясорубкой». Давай свяжем ее покрепче, а потом поскорее смоемся. Привяжем к дереву, надеюсь, никакой дурак ее здесь не найдет… Я не знаю, что еще можно сделать!

– А я знаю. – Ведьма уселась, где стояла, она тоже вконец измоталась. – Чары сцепки. Тогда ты сможешь контролировать ее без амулета. Но я это сделаю, только если ты уверен, что справишься. Видишь ли, сцепка – это не безусловное подчинение, а противоборство: побеждает тот, чья воля окажется сильнее. Подумай, пока есть немного времени. Насчет себя я бы не сомневалась, но это не те чары, которые можно навести на себя.

– А ты когда-нибудь уже наводила такие чары? Ментальная магия – это ведь из самых сложных!

Он тоже опустился на траву, и, хотя ситуация была хуже некуда, его тело наслаждалось отдыхом, в то время как мысли метались в поисках выхода, словно крысы в клетке. Согласиться на то, чтобы над тобой экспериментировала начинающая ведьма? Энга, спору нет, сильная и способная, но ведь она ненамного старше Дирвена и настоящей магичкой еще не стала: так заколдует, что потом всей Ложе в полном составе не расхлебать.

– Не бойся, чары временные, даже снимать не понадобится – через три-четыре часа рассеются сами собой, поэтому время от времени нам придется их подновлять. Я уже практиковалась, в Паяне мы с приятелями так развлекались.

– В школе магов?

– Нет, в нашей компании, я там была единственной волшебницей. Если б об этом узнали в школе, поднялась бы беспримерная буча… Но плохо с этих чар никому не стало, и ребята потом делились впечатлениями – это похоже на противоборство, только не физическое, а воля против воли. Если уверен в своих силах, давай поторопимся.

– Давай, – решил Дирвен. – Наводи.

– Тогда ложись рядом с этой ктармийской куклой и обними ее.

Он подчинился. Через некоторое время его начало неодолимо клонить в сон.

– Готово! – Энга встряхнула его за плечо. – Теперь вставай и пошли.

– Я с твоего колдовства сейчас усну…

– Молодец, хорошее начало, – в голосе ведьмы появились саркастические нотки. – Сразу капитулировал. Ты засыпаешь, потому что она спит – ты уже ей подчинился.

– И вовсе нет!

Всей душой протестуя, Дирвен неуклюже поднялся сначала на четвереньки, потом на ноги. Отпустило.

Энга тем временем связала ужасательнице руки.

– Когда очнется, пусть идет сама. Я заставлю. А ты сосредоточься на том, чтобы не позволить ей пустить в ход «ведьмину мясорубку», твоя воля должна пересилить.

Вначале нужно было всего-навсего не поддаваться сонному оцепенению, по-прежнему изнывая под тяжестью ноши. К этому он притерпелся. Хуже стало потом, когда пленница пришла в себя.

Ее звали Флаварья. Красивое старинное имя, довольно редкое. Сразу всплывает в памяти балет «Русалочий лес» и нашумевший авантюрно-философский роман «В поисках прекрасной Флаварьи», учитель Орвехт настоятельно советовал Дирвену прочитать его – «может, умных мыслей наберешься».

Существо, которое Дирвен, стиснув зубы, тащил к восточным ущельям Разлучных гор, не имело ничего общего с романтическими девушками из балета и книги. Душа ужасательницы напоминала ему кухонную тряпку, которой смахивают со стола крошки: для нее такие крошки – все люди, кроме адептов Ктармы, они не нужны, и место им в помойном ведре. Она к ним даже ненависти не испытывала, была только праведная брезгливость, непоколебимое, почти восторженное ощущение своей правоты и желание совершить хороший поступок, уничтожив тех, кто не нужен. Пусть всех за раз не получится, но хотя бы какую-то часть: ей сказали, что от ее «мясорубки» умрет несколько сот человек, таким образом Флаварья выполнит свой долг перед Ктармой и богами. Она хорошая и чистая, а те, кого она должна убить, плохие и грязные, поэтому боги ее похвалят, вознаградят по заслугам… После смерти она будет жить в дивном небесном дворце, и все ее желания будут тотчас исполняться.

Она теперь шла сама – вернее, Энга волокла ее силком, ухватив за капюшон крестьянской куртейки, – и Дирвену оставалось только мысленно с ней бороться, не давая запустить «ведьмину мясорубку». Флаварья понимала, что попалась, и убить несколько сотен человек ей больше не светит, но хотя бы вот этих двоих грязных, вставших поперек дороги! А Дирвен снова и снова вспоминал тех, кого видел на площади Полосатой Совы за мгновение до того, как они по воле такой же малахольной убийцы превратились в кровавое месиво. Цветочницу с нарциссами и ухлестывающего за ней сурийца в залихватском, хотя и грязноватом, тюрбане, тощего монашка, у которого порвался ремешок на сандалии, маленьких смуглых попрошаек, парочку влюбленных, компанию веселых студентов… Или начинал думать о людях, которых знал: учитель Орвехт, матушка Сименда, Хеледика, хоть она и обманщица, школьные наставники и одноклассники – пусть они живут дальше, пусть с ними никогда не случится такого, как с теми прохожими на площади с изваянием совы на каменной тумбе. И сам он тоже хочет жить, и еще ему хочется, чтобы Энга осталась жива.

Ради того чтобы жизнь продолжалась, он выдержит этот беспощадный тупой напор, идущий со стороны Флаварьи. Несмотря на свою девичью привлекательность, она похожа на заскорузлую старую тряпку, сметающую со стола сор, и каждая соринка – чье-то существование в этом мире. Дирвен ей не уступит, кровь из носу, не уступит… У него и впрямь пошла носом кровь, но он лишь утерся рукавом, не отвлекаясь от поединка.

– Держись, – подбодрила союзница. – Недалеко осталось.

– Так вон же сколько топать, – сдавленно прохрипел Дирвен, махнув рукой туда, где куталась в синеватую дымку верхушка Мышиной.

– Все не так плохо, как тебе кажется. Мы сейчас идем не к Мышиной горе, а лисичку из беды выручать.

– Какую лисичку?! – оторопев, он едва не споткнулся.

– Здрасьте – какую… Ты, главное, от своего дела не отрывайся.

У Энги что – ум за разум зашел?.. Но отвлекаться и правда нельзя: чудовищных размеров тряпка, благоухающая закисшими кухонными помоями, только и ждет, чтобы он дал слабину, – тогда она начнет свое неумолимое движение, сметая все, что попадется на пути. Сама она грязь и гадость, он ей не позволит! Это тяжелее чего угодно, что ему приходилось делать раньше, но он все равно выдержит. И не уступит… И не свалится…

Если бы Флаварья раздумала убивать людей, он бы не стал убивать ее. Отправил бы с помощью амулета мыслевесть магам Ложи, что ужасательница раскаялась и согласна сотрудничать. Уловив это, она попыталась заморочить ему голову, но чары сцепки не оставляли места для обмана: обе стороны друг перед другом как на ладони. Жаль, что девчонка не хочет взглянуть на вещи иначе… Она и за это попыталась ухватиться, но Дирвен опять не поддался. Его готовили к тому, что ужасатели не только запугивают, но еще и стараются вызвать сочувствие: два мощных орудия, применяемых ради одной и той же цели. Благодаря наведенным Энгой чарам он видел ее внутреннюю суть – и не мог сочувствовать бессмысленной тупой силе, якобы «знающей, чего хотят боги». Никогда в жизни Дирвен не сталкивался ни с чем, настолько же угнетающим и отвратительным: это было хуже и овдейского суда, разлучившего его с мамой, и недоброй памяти исправительного приюта.

Близкий вой Каменного Лиса показался ему почти музыкой: хоть что-то из другой оперы.

Энга остановилась и, когда стенания демона смолкли, потребовала:

– Сыграй на «Флейте».

– Так рано же возобновлять твои чары…

– Делай, что я сказала. Так надо.

Силы в «Паучьей флейте» почти не осталось, но еще на раз ее хватило. Как хорошо-то без Флаварьи… Дирвен тоже зевнул, однако вовремя спохватился.

– Я схожу, поговорю с ним, – ведьма, тоже выглядевшая изрядно выжатой, мотнула головой в сторону теснины. – Надо обсудить кое-какие детали.

– Зачем? – заморгал Дирвен.

– Затем, что сейчас мы лисичку освободим. Хватит бедное животное мучить.

– Это не животное, это демон!

– Значит, хватит мучить демона. А ты пока сиди и радуйся, дальше пойдем налегке.

Она скрылась за поворотом, а Дирвен уселся на камень рядом с уснувшей ужасательницей. Энга же знает: тот, кто убьет Каменного Лиса, займет его место… Но она и не будет его убивать, это сделает «ведьмина мясорубка» – точнее, носительница «ведьминой мясорубки», в тот самый момент, когда плененный демон ее загрызет. Дирвен собирался сбросить Флаварью в ущелье, а поменяться местами с Лисом он бы и врагу не пожелал. Провел ладонью по лицу, размазывая испарину и засохшую под носом кровь. После растянувшегося на несколько часов ментального поединка сил у него почти не осталось. Не хватит его на то, чтобы дойти до Мышиной горы. И пусть замысел Энги ему совсем не нравится, другого выхода нет.

Вскоре та вернулась.

– Я сейчас отнесу ее к Лису. Ты жди здесь и готовься – рванем отсюда бегом. Когда я досчитаю до семисот, падаем на землю. Лис тоже будет считать, чтобы дать нам время убежать, так мы с ним договорились. В общем, падай одновременно со мной, а потом прикрой руками голову и разинь рот пошире, иначе можешь оглохнуть. Не знаю, нужно это или нет в случае с «ведьминой мясорубкой», но лучше подстраховаться. Все понял?

– Да. Когда падать, меня предупредит амулет, который реагирует на «мясорубки» и другую дрянь такого рода. Энга, может, все-таки не надо? Обрекать человека на такое существование…

– А что ты предлагаешь? Плестись до Мышиной горы, рискуя, что ты обессилеешь раньше, чем мы дойдем, или что нам встретится какой-нибудь герой, который, не зная подробностей, решит заступиться за несчастную девушку? Да ты ведь в душе уже согласился со мной, просто хочешь выглядеть благородным, правда?

Одарив его презрительной ухмылкой, ведьма подхватила спящую Флаварью и направилась к повороту.

Дирвен поник и ссутулился, но, заслышав опять ее быстрые шаги, встрепенулся. Сейчас придется мчаться сломя голову. Как бы там ни было, ему хотелось остаться в живых.

Энга выскочила из-за скалы, на бегу махнула рукой. Он тоже сорвался с места, главное – не отставать от нее. Ее черная юбка длиной до щиколоток развевалась, как пиратский парус. Под ногами хрустели мелкие камешки, потом пошла трава с блекло-рыжими хвоинками. Ведьма ничком бросилась на землю. Дирвен, на миг замешкавшись, упал рядом с ней, сцепил руки на затылке, открыл рот, как было велено. Пахло холодной землей, травой, лежалой сосновой хвоей, и ничего не менялось, было тихо, потому что ничего не получилось, сколько же им еще так валяться…

Плечо пронзила короткая вибрирующая боль – амулет просигналил об опасности, а потом мир содрогнулся. Их подбросило, после чего Дирвен больно ткнулся носом в землю. Позади загрохотало, заскрипело, застучало, на спину ему что-то посыпалось. Когда все затихло, Энга первая рывком перевернулась и завороженно уставилась на небо. Дирвен выплюнул хвоинку, которую чуть не проглотил, и тоже сел.

– Смотри, какая красота… – прошептала его спутница, не сводя глаз с пасмурных облаков.

Он запрокинул голову. Наверху были не только облака: там ошалело кружила, словно в сумасшедшем танце, призрачная серебристая лисица.

– Разве он каменный? – улыбнулась ведьма. – Он же серебряный!

Призрак Лиса, наконец-то убитого, то ли ушел в Хиалу, то ли унесся заново знакомиться с миром, вильнув на прощание туманным хвостом. Дирвен огляделся: скалы определенно выглядели не так, как полчаса назад, рельеф разительно изменился. Вместо нескольких сосен остались огрызки, по всей округе разлетелись хвойные ветки и сверкающие желтизной куски древесины. Откуда-то взялись россыпи битого камня, которых раньше не было.

Энга встала, отряхивая с жакетки и юбки налипшую прошлогоднюю хвою.

– Я схожу посмотрю, что там теперь.

Ага, хорошо. Он пока отдохнет и проверит амулеты. «Паучья флейта» больше ни на что не годится, зато «Ментальному почтальону» ничего не сделалось. Надо отправить дежурному магу донесение, что обе «мясорубки» уничтожены.

Когда ведьма вернулась, ее глаза блестели из-под растрепанной ветром челки загадочно, с нехорошим затаенным обещанием.

– Дирвен, идем! Ты обязательно должен это увидеть.

Если она об осмотре места происшествия, так он и впрямь должен, чтобы потом написать отчет для архивов Ложи. Пошел за ней, глядя под ноги, чтобы не запнуться о камень или о смолистый кусок развороченного соснового ствола. Проход меж скал стал заметно шире – почтовая карета проедет. Ага, если убрать с дороги все эти валуны и обломки… Теснина больше не заслуживала такого названия: довольно-таки обширный участок пространства, окруженный иззубренными щербатыми стенами, а в дальнем конце как будто стоит изваяние… У Дирвена чуть ноги не подкосились, когда он понял, что это. Или, вернее, кто.

Флаварья напоминала каменный барельеф. Ее кожа стала такой же грифельно-серой, как шерсть Лиса, когда тот был вмурован в скалу. Это было все, что Дирвену удалось разглядеть на расстоянии, никакая сила не заставила бы его подойти к ней поближе.

– Помнишь, ты рассказывал про бабочек-мертвяниц из своего кошмара? – вкрадчиво напомнила Энга. – Про человеческие лица, выглядывающие из пыльно-серых коконов… Точь-в-точь как она, правда же?

Отвернувшись, амулетчик Ложи молча направился в ту сторону, где раньше находился второй выход из бывшей теснины. Похоже, он и сейчас там есть – частично заваленный, однако выбраться можно.

Без Энги он бы или упустил ужасательниц, или погиб, надо сказать ей спасибо, но какая же она все-таки мерзавка… Зато честная девушка, не то что Хеледика, это извиняет ее недостатки.

Из вылазки на проклятую землю вернулись без потерь. Уже хорошо. И удалось упокоить трех превратившихся в нежить сойгрунов. Тоже недурно. Скажи кто-нибудь Суно Орвехту пару лет назад, что он будет гордиться такими достижениями… Но сейчас не до иронии, это и впрямь достижение – если иметь в виду, что такое Мезра.

Лагерь магов Светлейшей Ложи смахивал в потемках на развеселый табор: озаренные разноцветными волшебными фонарями шатры, крытые парусиной фургоны, лошади, собаки, костры, еще и звуки скрипки. Кутаясь в подбитый беличьим мехом плащ, Суно прохаживался в ожидании ужина, который готовили повара-амулетчики – единственное, что скрашивает здешние ужасы и проблемы, это отменная кухня, – когда пришла мыслевесть из Аленды от коллеги Шеро.

Добрые новости. Дирвен успешно выполнил свое первое задание и прислал донесение: обе «ведьмины мясорубки» уничтожены, сам жив-здоров. Одна из ужасательниц убита, вторая «не сможет покинуть то место, где сейчас находится, подробности будут изложены позже в докладе». Гляди-ка, научился канцеляриту, паршивец… Его возвращение в Аленду на непродолжительное время откладывается: он-де сначала должен сопроводить некую порядочную девицу, поскольку связал себя обещанием в интересах дела. Бывает, что магам и амулетчикам Ложи приходится пользоваться помощью случайных союзников и после так или иначе с ними расплачиваться, обычная практика. Дирвен вдвойне молодец, что сумел столковаться с кем надо, несмотря на свой ершистый характер. Честно говоря, Орвехт опасался, что он со своей задачей не справится, а то и сам не уцелеет. Лишь теперь от сердца отлегло.

Интересно, что у него там за «порядочная девица»?

Хеледика в последние дни перед отъездом мага в Мезру ходила замкнутая и задумчивая. Готовилась к экзаменам, много читала, помогала матушке Сименде, но видно было, что ее мысли витают где-то в стороне.

– О Дирвене думаешь? Послушай совета мудрого старого дядюшки, выкинь безмозглого паршивца из головы.

– Уже выкинула, – девушка невесело улыбнулась. – Я думаю о другом: что мне делать дальше?

– Жить, как ни банально это звучит.

– Вот-вот, я и пытаюсь понять, как мне дальше жить, чем заниматься, – она опустила длинные загнутые ресницы золотисто-пепельного оттенка, но потом опять прямо посмотрела на Орвехта. – Я пока не знаю, какой должна быть моя жизнь и что мне нужно.

– Встретишь кого-нибудь, я надеюсь, – вздохнул маг, подумав, что Дирвен заслуживает хорошей порки.

– Этого мне сейчас не надо, и замуж я не собираюсь. Вы же не будете выдавать меня замуж?

– Нет, конечно, если только ты сама этого не захочешь.

Это заверение как будто успокоило Хеледику, но, судя по ее виду, она не оставила своих размышлений о смысле жизни.

«Госпожа Развилок, пошли ей кого-нибудь, кто сумеет развеять ее хандру, не оделив ее новыми печалями!» – взмолился Суно, направляясь на звук колокола к полевой кухне.

Обратно пошли в обход Лысой Прорвы: спешить сломя голову больше некуда, а в лесу, хоть там и водится волшебный народец, они будут в большей безопасности, чем посреди этой аномалии, как выразилась Энга, использовав словечко из своего родного языка.

Дирвен по дороге расспрашивал ее об Артамириде. Оказывается, магия там редкость, зато повсюду паровые машины вроде тех, что стоят на некоторых фабриках. Эти чудовищные штуковины приводят в движение поезда, корабли и кареты, причем иногда взрываются, если котел вдруг перегреется. Дома из-за этого сплошь покрыты копотью, они там высоченные – по двадцать-тридцать этажей. Люди красят волосы во все мыслимые цвета, по улицам летают крылатые собаки и кошки, а плоды, похожие на картофель, растут на деревьях, как яблоки. И еще у них капуста величиной с кресло, поэтому в Артамириде не голодают. Он с жадностью слушал правдивые рассказы о чужом мире, задавая кучу вопросов – когда-то еще так повезет!

Хотелось выяснить, есть ли у нее кто-нибудь, но заговорить на эту тему Дирвен не решался. И вдобавок не мог разобраться, нравится ему Энга или нет. Вроде бы и то и другое сразу, однако притяжение было сильнее отталкивания.

«Победитель ядов» он ей по-честному отдал, предупредив, что амулет, возможно, долго не протянет, поскольку мог пострадать от ктармийской магии.

– Не имеет значения, – отозвалась ведьма, с удовлетворенной усмешкой разглядывая стеклянную подвеску с темно-синим шариком внутри. – Мне понадобится только его начинка, чтобы приготовить лекарство, она потерять свои свойства не могла.

– А лекарство для кого?

– Для моей подружки, которая осталась в Артамириде. Я ему покажу…

– Кому покажешь?

– Да так, одному человеку. Ладно, забудь.

Судя по хищному прищуру Энги, человек этот немало крови ей попортил.

Сердце у Дирвена екнуло от ревности: а ну, как между ними что-то было? Не в постели, ведь она девственница, а просто в смысле романтических отношений?

Ее шлайка после всех передряг пришла в негодность: судя по всему, обручсломался в нескольких местах, и теперь многострадальный подъюбник сидел на своей хозяйке криво, словно у той одно бедро больше другого. Рациональное предложение снять этот несуразный предмет туалета и выкинуть в кусты Энгу возмутило: значит, Дирвену хочется, чтобы она ходила без шлайки, словно какая-нибудь уличная девка? Это же верх неприличия, в Артамириде все носят шлайки. Он, кажется, непонятно за кого ее принимает!

Обидевшись, она с полчаса молчала, а Дирвен время от времени косился на нее, не смея заговорить, и про себя недоумевал: чего здесь такого, другое дело, если б ей предложили разгуливать без юбки… Но у всех народов свои обычаи и представления о пристойном, с этим надо считаться. Чудной, должно быть, мир эта Артамирида.

Когда она сменила гнев на милость, он задал вопрос, давно вертевшийся на языке: зачем ей понадобилось ему помогать, только ради «Победителя ядов» и перехода через границу – или было что-то еще?

– Я работала за плату, почему нет? Плюс азарт… Мне нравятся рискованные игры, это как бокал хорошего вина или плитка шоколада. Люблю выигрывать. Ты ведь тоже любишь выигрывать? Вдобавок мы отпустили на свободу Каменного Лиса, приятно иногда сделать доброе дело.

Дирвен не понял, иронизирует она или говорит всерьез, а подумав о Лисе, вслед за тем подумал еще и о Флаварье, занявшей его место.

– Знаешь, мне все-таки жаль ее, – признался он хмуро. – Ну, эту девушку из Ктармы. Ей всего девятнадцать лет.

– А мне не жаль, – с вызовом усмехнулась Энга. – Мне тоже девятнадцать, и если б она преуспела со своей чертовой «мясорубкой», мне бы никогда не исполнилось двадцать.

«Ага, теперь я знаю, сколько тебе, – переключился на другое Дирвен. – На два года старше меня, вовсе не такая великая разница».

Когда начало смеркаться, они принялись собирать сухие ветки для костра. Дирвен дважды натыкался на уродцев в мясистых бледных шляпках, которые притворялись грибами. Он вздрагивал от неожиданности, а те проворно отбегали, бормоча что-то невнятное и противно хихикая. Можно их не бояться, у него по-прежнему есть защитные амулеты в рабочем состоянии, и рядом ведьма-союзница, но все равно становилось не по себе. Как же эта мелкая погань называется? Кажется, грикурцы или что-то в этом роде. Они стараются загнать путника в чащобу, где недолго сгинуть, потому что питаются телесными соками и частицами плоти, попавшими в почву, для этого у них вырастают из ступней корешки, похожие на нити грибницы, которые они могут выпускать либо втягивать обратно. Пока Дирвен с Энгой преследовали ужасательниц, грикурцы на глаза не попадались: если кто-то целеустремленно идет своей дорогой, они то ли не надеются на поживу, то ли что-то еще их от такого человека отваживает. Он припомнил посвященный им параграф из учебника по волшебным существам и пересказал Энге, но оказалось, она в паянской школе магов тоже все это проходила.

По-прежнему было холодно, северный ветер покачивал верхушки сосен. Еды на переход в обрез хватит, а потом можно будет или купить что-нибудь съестное у старой травницы, или сходить за провиантом в «Три шишки». Отправиться вместе с Дирвеном на заставу Энга наотрез отказалась, хотя он пытался ее убедить, что ничего плохого со стороны Светлейшей Ложи ей не грозит – наоборот, поблагодарят за помощь, а может, еще и предложат продолжить учебу в Аленде, в Магической Академии. Так и не уломал. Ладно, с помощью «Дорожного помощника» он переведет их с Нальвой через границу, а на ларвезийской земле они разойдутся в разные стороны.

И с чего она так уперлась? Можно подумать, Ложа выдаст молонской стороне лекарку под дланью Тавше и способную ведьму – ага, разбежались! Самим такие нужны. Наверное, будь на его месте учитель Орвехт, он сумел бы Энгу уговорить, но все доводы Дирвена отскакивали, как мячик от стенки.

Умаявшись с ней спорить, он замолчал, уставился в темень, окружавшую со всех сторон небольшую поляну, озаренную оранжевым светом костра. Полезли в голову другие мысли: о лесном мужике, получившем арбалетный болт под лопатку, о разбойнике с перебитым носом и лиловатым шрамом наискосок, которому Дирвен пинком проломил висок, о Флаварье, превратившейся в живой барельеф. На душе было тягостно, хотя ругать его за них никто не станет: он должен был любой ценой выполнить задание – и выполнил, еще и похвалят, молодцом назовут…

– Ну, ты и молодец! – с изумлением и злостью протянула Энга. – Я-то рассчитывала выспаться…

– А что? – растерянно спросил Дирвен.

Перед этим он уткнулся лбом в колени, целиком погрузившись в свою печаль, и теперь заморгал, щурясь на пламя.

– Да ты сам посмотри, кто к нам пожаловал, – ведьма выглядела донельзя недовольной. – Твой же гость! Заметь, из моих ни один не явился – понимают, что ловить им здесь нечего.

Повернув голову, Дирвен подавился собственным воплем. Он не шарахнулся назад, прямиком в костер, лишь потому, что в первое мгновение обмер. А потом вспомнил о том, что у него же есть амулеты, спасающие от нежити, так что это к нему не подойдет, нипочем не подойдет…

Убитый им разбойник стоял на границе защитного круга. Распухшее лицо исклевано птицами, в глазницах какая-то мутная слизь. Руки свисают, как плети, потемневшие кисти раздулись и местами потрескались. Дирвен смотрел на этот ужас, не в силах отвести глаз, пока ему не влепили тяжелый подзатыльник, от которого лязгнули зубы.

– Думаешь, такие визитеры ко всем приходят? – зло прошипела ведьма. – Нет, мой милый, только к таким, как ты. Ведь ты же сам его позвал, и фонарик зажег, чтоб он не заплутал, и ковровую дорожку постелил, чтобы встретить упыря со всем респектом! Имей в виду, экзорцизмом я никогда не занималась, случая не было попрактиковаться.

– Он пришел, потому что я его убил.

– Нет, потому что ты о нем думал и вовсю его звал. Если б имела место закономерность, что покойники являются к своим убийцам, у вас в Сонхи давно бы уже наступил золотой век, и не было бы никакого разбоя. Упыри вроде него тащатся к тем, кто их ждет. Давай спросим?

Дирвен через свои амулеты уловил, что поднявшаяся на ноги Энга плетет какое-то заклинание – с ученической неспешностью, чтобы не сбиться и не допустить ошибки, – а потом она повелительным тоном потребовала:

– Назови свое имя!

– Варвесойм Куглет, – невнятно, с нутряными хрипами, отозвался разбойник.

Душной волной накатила вонь разложения.

– Сколько человек ты убил, пока занимался грабежами, Варвесойм Куглет?

– Двадцать четыре.

– Кто-нибудь из них приходил к тебе после смерти?

– Нет.

– Дирвен, слышал? Этому уроду было на них наплевать, угрызениями совести он не мучился, поэтому для его жертв дорожки к нему не было. А ты, Варвесойм Куглет, принципиальная личность… Когда сам убивал ради кучки монет, это были дела житейские, но когда несчастный мальчишка, спасая свою жизнь, убил тебя – это уже форменная несправедливость, надо качать права и донимать его претензиями с того света, верно?

– Да, – подтвердил разбойник, и впрямь придерживавшийся такого мнения: мертвецы врать неспособны.

– Прелесть, правда же? – обратилась ведьма к Дирвену, который встал рядом, несмотря на мелкую дрожь в коленях, и ответил ей угрюмым взглядом: вовсе он не «несчастный мальчишка»! – Я настолько восхищена, Варвесойм Куглет, что не стану тебя изгонять. Наоборот, позабочусь о том, чтобы ты нас не покинул, пока за тобой кое-кто не придет. – Она вновь плела непонятное заклятие, ее глаза под белесой челкой мстительно горели. – Дирвен, не пугайся, я сейчас призову демона.

– Какого демона? – он на шаг отступил.

– Кого-нибудь из младших помощников тех демонов загробного царства, которые состоят на службе у Акетиса и разбираются с грешниками, наворотившими злодеяний сверх меры. Я об этом читала в старинных книгах, и там же был описан ритуал призыва. Отдадим его им, заслужил.

– Не надо… Не приду больше… Отпустите…

Варвесойм Куглет задергался, но ему не удалось ни растаять в воздухе, ни сдвинуться с места. Распухшая мертвая плоть тряслась, как студень, из трещин на коже сочилась слизь, запах падали усилился.

– Энга, пусть он лучше убирается, – ослабевшим голосом попросил Дирвен. – Разве ты справишься с демоном? Я тоже кое-что читал, такие вещи делают коллективы магов по двадцать-тридцать человек, и обязательно с кормильцами, чтобы черпать силу из Накопителя…

Девушка прищурилась, на миг ее лицо так исказилось, словно сама она была разъяренной демоницей.

– Эти так называемые маги с их Накопителями… – начала она свирепым свистящим шепотом, заставив Дирвена попятиться, но тут же осеклась и глубоко вздохнула. – Я из Артамириды, и я посильнее ваших местных, так что управлюсь одна. И демон будет не какой попало, а при исполнении служебных обязанностей, это все равно что позвать полицейского, чтобы сдать ему пойманного преступника. Если трусишь, укройся с головой плащом и притворись спящим.

Дирвен не стал следовать ее совету. И он, и покойник с дрожью наблюдали, как самоуверенная ведьма чиркнула себе ножом по запястью, обмакнула палец в кровь, вывела на земле какой-то знак, одновременно что-то произнося напевным речитативом.

Сначала показалось, что ничего у нее не вышло. Вот и слава богам. Пусть этот Варвесойм Куглет убирается на все четыре стороны, в ближайшие несколько ночей он вряд ли снова объявится, потому что не захочет связываться с Энгой, а потом Дирвен встретится с магами Ложи, и те, если понадобится, проведут экзорцизм по всем правилам.

– Пусти… Уйду… – утробно прогудел мертвец, тоже понадеявшийся на лучшее.

Сверкнула, словно взблеск молнии, холодная вспышка. На том месте, где Энга нарисовала кровавый знак, появилось некое существо. Дирвен затруднился бы описать его в деталях, но оно было белое, как молоко, с вытянутой по-волчьи зубастой мордой и большими раскосыми глазами без зрачка и радужки – там клубилась сплошная тьма, и в ней плясали сумасшедшие снежинки. От шеи до пят его покрывали белоснежные ветвистые отростки, все они извивались, словно щупальца подводных тварей, которых Дирвен видел в аквариумах в резиденции Светлейшей Ложи. И похожего демона он тоже, кстати, видел! На картинке. В Большой Энциклопедии. Никакой это не «младший помощник», а один из десяти доверенных приближенных бога смерти Акетиса. Ой-ей, кого же Энга умудрилась вызвать…

Ведьма, должно быть, тоже видела тот рисунок в Энциклопедии и уже поняла, что дала маху. Низко поклонившись, она промолвила тоном благовоспитанной девицы:

– Прошу простить меня, господин, что дерзнула вас потревожить. Взываю к справедливости. Этот умерший – Варвесойм Куглет, бандит и душегуб, был убит при разбойном нападении и после смерти своих прежних замашек не оставил, явился досаждать живым. Будьте милостивы, заберите упыря в загробное царство.

– Забрать-то заберу, красотка. – Голос демона напоминал свист ветра в ветвях деревьев. – Но зачем же разводить столько церемоний между старыми приятелями? А то не помнишь, как мы с тобой гуляли?

– Не помню, господин, – тихо вымолвила Энга, и непонятно было, испугалась она или смутилась – во всяком случае, это заявление определенно выбило ее из равновесия.

– Жа-а-аль… – протянул подручный бога смерти, подмигнув и оскалив в ухмылке волчью пасть. – Славно мы с тобой, красотка, покуролесили… Как видишь, я с тех пор недурную карьеру сделал. Сколько за это время воды утекло, сколько цивилизаций появилось и исчезло, сколько случилось перемен… Никто из людей тебя не помнит, а то бы всполошились. Как тебе нравится нынешний бардак?

– Мне не с чем сравнивать, господин, так как я не помню бардака прежнего, – ответила она все тем же учтивым тоном.

– Не беда, – собеседник снова подмигнул ей с жутковатым оскалом. – Пойди да утопись, дело нехитрое.

Вот это Энгу проняло, но она все же сумела криво улыбнуться:

– Неужели вам хочется, господин, чтобы я стала русалкой?

– Да уж, русалка из тебя получится такая же обольстительная, как девица! – демон зашелся лающим смехом, словно это была невесть какая удачная острота, и исчез вместе с Варвесоймом Куглетом.

Ведьма как подкошенная уселась на землю, Дирвен плюхнулся рядом с ней – из солидарности и потому что ноги его больше не держали.

– И он тоже про утопление… – обреченно пробормотала девушка. – Мало того что мне снится по нескольку раз в месяц озеро с неподвижной черной водой, в котором меня топят, так еще и демон из свиты Акетиса откуда-то об этом знает! Бр-р, спасибо, поднял настроение.

– Демоны в наших снах чувствуют себя как дома, если только человек не ведет праведную жизнь, – поделился школьной премудростью Дирвен. – Энга, судя по тому, что он говорил, ты возвратница. Жила когда-то в Сонхи, потом ушла путешествовать по мирам, а теперь тебя притянуло обратно.

– Ну и что? – прищурилась ведьма. – А ты, к примеру, овдеец. Не хочешь вернуться на свою историческую родину?

Исподволь выспрашивать она умела, и Дирвен уже успел кое-что выложить ей о своей жизни.

– Да я же ничего… Просто ты не говорила раньше, что ты возвратница.

– Потому что я не собираюсь здесь оставаться. По-любому вернусь в Артамириду.

– Тебе там нравится больше?

– Никакого сравнения: на каждом шагу паровые машины и летающие собаки, в дома поступает самотеком горячая вода, и ни одна приличная девушка не выйдет из дому без шлайки. Цивилизация! Этот демон кое в чем однозначно прав.

– В чем?

– Насчет бардака.

Они молча сидели рядом и слушали, как трещат в костре смолистые сучья, потом Дирвен заметил:

– Судя по тому, что он говорил, вы с ним раньше были знакомы.

– Я об этом ничего не знаю и знать не желаю. Какие-то двусмысленные намеки, якобы мы с ним гуляли… Я девственница, а он со мной разговаривал так, словно я девица с богатым прошлым. Ты, может, и получил удовольствие, а мне было очень неприятно все это выслушивать.

– Нет, что ты, я никакого удовольствия не получил! – запротестовал Дирвен. – И он же сам сказал, что это было давно – в смысле, много рождений назад, и сколько воды с тех пор утекло. Ты, наверное, была древней волшебницей, вот интересно!

– Нет, – Энга оборвала его таким неприязненным тоном, что он на всякий случай от нее отодвинулся. – Я не из древних. Я ушла из Сонхи десять тысяч лет назад, не раньше.

– Погоди, но ведь он говорил, что за это время сделал карьеру, а в Энциклопедии написано, что эта сущность уже несколько сотен тысяч лет входит в число ближайших помощников Акетиса.

– Демоны, в отличие от волшебного народца, не обязаны всегда говорить правду. Давай все-таки выспимся? Больше гостей не предвидится, я надеюсь.

– А если… – он вспомнил о застреленном проводнике и перевел взгляд на темный лес с еле прорисованными в тумане сосновыми стволами.

– Твой второй не придет. Если б собирался, уже был бы здесь. В Хиале умершим открывается больше, чем при жизни. Наверное, он там узнал, кого повел через границу и чем это грозило, и решил не держать на тебя зла. В отличие от Варвесойма с его претензиями, – фыркнув, ведьма подбросила веток в костер и поплотнее закуталась в плащ. – Спокойной ночи. Можешь помолиться за них перед сном.

Дирвен так и сделал. Если за Варвесойма Куглета он мысленно прочитал молитву из чистого формализма, к большему душа не лежала, то за лесовика молился и Кадаху, и Акетису, и Тавше, и к нему самому обращался, горячо благодаря за прощение и желая добрых посмертных путей.

Проснулись они рано, погрелись у костра и зашагали дальше. Вначале Дирвен не мог уловить, что в окружающем мире переменилось – вокруг все те же вековые сосны, и рыхлое облачное небо, и ветер с севера, и в отдалении надрывно вопят пласохи, и синеют в тумане пограничные горы… Потом понял: Энга ведет себя иначе. Если раньше она командовала, язвила, злилась, то теперь искоса бросала на Дирвена из-под длинных темных ресниц чарующие взгляды, а от ее русалочьей улыбки ему становилось жарко и сладко. Аромат водяных лилий и мускуса окутывал ведьму, словно незримая вуаль: закрой глаза – и мерещится, что находишься в каком-то опасном запретном саду среди экзотических цветов.

Означает ли это, что Дирвен ей нравится?

– У тебя уже был кто-нибудь… ну, к кому ты серьезно относилась? – рискнул он задать вопрос.

Она задумалась, потом усмехнулась:

– Можно и так сказать. Один маг в нашем мире. Красивый. Он на меня странно реагировал, как будто все время ждал, что я в любую секунду могу превратиться невесть во что и сожрать кого-нибудь из окружающих. Не думай, между нами ничего не было, – она вздохнула так, словно сожалела о последнем обстоятельстве. – Он меня вдвое старше и много лет подряд нежно любит свою жену. Не удивлюсь, если окажется, что он ей ни разу не изменял.

– А у меня девушка была, – неожиданно для себя признался Дирвен. – Но она такая предательница оказалась, что я не хочу больше иметь с ней ничего общего.

– Расскажи.

И он рассказал о Хеледике. Энга внимательно слушала, тактично поддакивала и сочувствовала, наконец-то он смог отвести душу! Правда, ему показалось, что она выпытывает подробности о песчаной ведьме с каким-то не совсем понятным интересом: словно она из тех неприличных девиц, которые спят с другими девушками. Учитель Орвехт таких не осуждал и даже говорил, что в этом есть свое очарование, но учитель с его баронессами-волшебницами-цветочницами-актрисами-модистками знать не знает, что такое настоящая любовь, когда возлюбленная должна всецело принадлежать тебе и никому больше. Дирвен напрямую спросил, почему она задает такие вопросы, и Энга, смутившись, пробормотала:

– Я только хотела узнать: эта Хеледика намного красивей меня? Ты ведь, наверное, сейчас смотришь и сравниваешь…

Уф, ничего плохого нет в ее любопытстве. Песчаной ведьме она и впрямь уступает: если та хороша, как греза, само совершенство с кошачьими глазами и ниспадающими до пояса волосами лунного цвета, то Энгу, чересчур рослую, хотя и безупречно стройную, с резковатыми чертами лица, большим ртом и треугольным подбородком скорее можно назвать «своеобразно красивой».

– Ты мне нравишься больше, – заверил он покровительственным тоном. – Чего стоит красота, которая предлагает себя каждому встречному? Она отдалась кому попало, лишь бы не умереть, а ты не такая. Самые лучшие на свете девушки – это те, которые берегут свою честь. Ты тоже красивая, только иначе.

На следующий день они впервые поцеловались, и Дирвена снова начали мучить сомнения, потому что после этого он понял, что совсем не умеет целоваться. И Хеледика тоже не умеет. В отличие от Энги. Если она невинна, каким образом могла выучиться таким вещам?

– У нас в Артамириде об этом в книжках пишут, чтобы девушки были готовы к супружеской жизни, – объяснила она, скромно опустив ресницы. – Тебе правда понравилось?

Еще как! Но ревность не отступила. Вдруг и эта обманывает?

– А с тем магом, в которого была влюблена, ты не целовалась?

– Боги свидетели, ни разу. Где с ним целоваться, ему в глаза посмотришь – как будто на нож напорешься. Когда я вернусь в Артамириду, я с ним посчитаюсь. Швырну в эту прекрасную замороженную физиономию противоядие для его дочери и послушаю, что он тогда скажет. Или, может, и слушать не стану. Я этого человека смешаю с грязью.

– Так тебе для этого понадобился «Победитель ядов»? А кто отравил его дочь?

– Никто. Это у нее врожденное. У нас не умеют лечить отравленных магов.

Хоть чего-то в этой Артамириде не умеют, а то у них и экипажи с паровыми машинами летают по воздуху, и горячая вода идет в дома по трубам, и капусту выращивают величиной с кресло – послушать Энгу, так жизнь там по всем статьям лучше, чем в Сонхи.

Несмотря на закравшиеся в душу сомнения насчет ее целомудрия, Дирвена невыносимо к ней тянуло, а она не соглашалась ни на что, кроме сводящих с ума поцелуев, извращенно искусных и томительных.

– Ты сам сказал, что уважаешь только честных девушек, но ведь после того, как я тебе уступлю, я перестану быть девственницей и, значит, потеряю твое уважение, – рассудительно говорила Энга, в то время как ее подведенные угольным карандашом глаза мерцали из-под светлой челки дразняще и насмешливо. – Получается дилемма, которую нам никак не разрешить.

– Но ты же будешь не с кем-то, а со мной! – возражал Дирвен. – Есть же разница…

– Подскажи, в чем тут разница?

– Ну, большая разница… Я же тебе не кто-то другой…

На задворках рассудка мелькнула мысль, что учитель Орвехт, пожалуй, не похвалил бы его за такой невнятный контраргумент, но он был до того распален, что сразу об этом забыл.

Им оставалось всего ничего до лесной избушки, когда Энга сдалась:

– Хорошо… Ты мне нравишься, не буду больше мучить тебя и себя, но сначала ты должен кое-что пообещать.

– Все, что хочешь, пообещаю, – заверил Дирвен, ошалевший от желания.

– Тогда поклянись богами сонхийскими и великими псами, что никогда никому не расскажешь обо мне ничего лишнего, если только я сама не разрешу – что бы ты ни знал обо мне сейчас, что бы ни узнал обо мне в будущем. Маги Ложи потребуют с тебя отчета, от этого никуда не денешься. Можешь им сказать, что Энга Лифрогед – ведьма-путешественница из Артамириды – помогла тебе догнать и обезвредить посланниц Ктармы в обмен на амулет «Победитель ядов» и переход через границу. Насчет демона и всего того, что он обо мне наговорил, ты должен держать язык за зубами. Ни слова о том, что якобы я возвратница и древняя волшебница. То же самое касается чего угодно, что ты можешь узнать обо мне в дальнейшем. Если начнут настаивать на подробностях, объясни, что ты дал зарок помалкивать, так как это было третьим необходимым условием моей помощи.

Недолго думая, он произнес клятву – точь-в-точь как Энга потребовала. Подумаешь, хочет сохранить инкогнито, ничего страшного… Глаза ведьмы блеснули, словно у кошки, поймавшей мышь. Дирвена ее реакция немного насторожила: может, она только этого и добивалась?

– Что ж, теперь нет никаких препятствий для того, чтобы я тебе отдалась, – Энга озорно улыбнулась. – Но давай не здесь, а в тепле под крышей, а то ведь замерзнем.

До избушки дошли засветло. Нальве удалось выходить травницу, та понемногу поправлялась, а ее внук уже накупил по поручению лекарки провизии в дорогу. Все было хорошо, но желание Дирвена той ночью так и не осуществилось: в маленьком бревенчатом домике негде было уединиться, и в придачу Энга заявила, что хочет наконец-то выспаться в человеческих условиях.

– Мы с тобой оттянемся, когда перейдем границу, – подмигнула она Дирвену. – В первой же ларвезийской гостинице.

– Это вы о чем? – строго поинтересовалась Нальва, услышав их разговор.

Он смутился и покраснел, ведьма невинно улыбнулась. Лекарка нахмурилась. В течение некоторого времени две подруги играли в гляделки, потом Нальва сердито сказала:

– Не морочь ему голову, это бессовестно!

– Я и не морочу. Дирвен, не волнуйся, в гостинице получишь то самое, на что так долго и упорно напрашивался.

После этого обе ушли в уголок и начали перешептываться: как будто лекарка отчитывала и стыдила Энгу, а та в ответ ухмылялась.

Такие сцены и во время их путешествия через Разлучные горы не раз повторялись, и еще Нальва почему-то хмыкала, когда ее подруга рассказывала Дирвену об Артамириде. Зато в остальном все было тихо и мирно, лекарка под дланью Тавше, ведьма и амулетчик – не та компания, которую будет донимать волшебный народец.

Поздние заморозки все-таки ударили, на лесных прогалинах и на камнях белели островки снега. По-прежнему дул северный ветер, зуб на зуб не попадал, и в дороге было не до нежностей. Порой Дирвен начинал беспокоиться: он поклялся богами и великими псами, а Энга никакими клятвами себя не связывала, поэтому запросто может обмануть… Вдруг она передумает?

Выйдя на ларвезийской стороне на Предгорный тракт, они в сумерках добрались до постоялого двора «Яблочная дама». Нынешней осенью в этих краях не будет урожая яблок, неурочные холода все сгубили.

Сняли две комнаты на первом этаже, попросили хозяйку согреть воды в купальне. Энга говорила по-ларвезийски весьма неплохо, а Нальва едва могла связать два слова, но, почуяв, что в комнатах наверху есть кто-то больной, сразу же отправилась лечить.

Ведьма искупалась в бадье первая и велела Дирвену, как только он смоет дорожную грязь, не мешкая идти к себе в номер, она будет ждать его там. Хорошо бы им успеть, пока Нальва, которая против их счастья, возится с пациентом.

Не успели. Только начали целоваться, как в дверь постучали, и лекарка потребовала:

– А ну, открывайте! Дирвен, с тобой там все в порядке?!

– Да… – испуганно отозвался Дирвен.

– Иногда моя милая подружка бывает похожа на стерву, – с досадой прошептала ведьма.

Лампу она погасила, объяснив это своим девическим смущением, но на частом оконном переплете белел иней, и белки ее глаз синевато мерцали в темноте, добавляя свиданию таинственности.

– Открывайте, кому сказано! Иначе я дверь сломаю, она из фанеры, еле держится!

Хозяйка «Яблочной дамы» прибежала посмотреть, что за дебош, но, увидев, что шум подняла служительница Милосердной, решила не вмешиваться.

– Увы, лучше не доводить до скандала, – разочарованно вздохнула ведьма, поворачивая ключ.

– Дирвен, ты цел? – встревоженно осведомилась лекарка, с подозрением оглядывая встрепанную после объятий, но еще не успевшую избавиться от одежды парочку. Цела ли Энга, ее, по-видимому, не интересовало.

– И не стыдно тебе, святой женщине, отнимать у детей конфеты? – упрекнула ведьма.

– Кто здесь дети и что ты понимаешь под конфетами?!

– Конфеты были бы для каждого свои…

– Мы уже не дети, честное слово, – поддержал девушку сконфуженный Дирвен. – Пожалуйста, оставьте нас вдвоем.

– Да ты сам не понимаешь, с кем связался! Энга – совсем не то, чем она тебе кажется.

– Нальва… – прошипела ведьма предостерегающе.

– Почем ты знаешь, может, у нее ноги заросли козьей шерстью и хвост под юбкой? У них в Артамириде все такие.

– Нальва, и как же у тебя язык повернулся плести такие несусветные гадости! Можешь призвать в свидетели Тавше, что у меня есть хвост и шерсть на ногах?

Лекарка что-то невнятно пробормотала себе под нос, но клясться не стала, и Дирвен вздохнул с облегчением: значит, все же нет у его возлюбленной никакого хвоста.

– Надо было оставить тебя там, где я тебя нашла, когда ты валялась на берегу моря еле живая, как выброшенная штормом русалка. Я так бы и поступила, если б знала, что ты начнешь вытворять! Ты подумала о том, каково ему будет потом, после тебя?

– Нальва, пойдем, поговорим, – взяв ее за локоть, Энга обернулась через плечо и с сожалением улыбнулась из-за занавеси прямых белесых волос: – Подожди, я вернусь позже.

Дирвен сперва ждал в потемках, потом зажег лампу. Его терзало нетерпение напополам с беспокойством: вдруг у нее и вправду есть какой-то изъян, под одеждой незаметный, о котором она постеснялась ему сказать? Если это уродливое родимое пятно – ничего страшного, можно простить, но, не ровен час, что-нибудь похуже?..

Времени прошло изрядно, а ведьма все не возвращалась. Неужели она не может усыпить Нальву каким-нибудь заклинанием? Он-то думал, что она так и сделает… Наконец стало совсем невтерпеж, и Дирвен отправился на разведку.

В тускло освещенном коридоре чуть поскрипывали чистые половицы. И хозяева, и постояльцы давно легли спать.

Вот их комната. В щелках темно, голосов не слышно – неужели тоже обе уснули?

Из-под двери тянуло холодным сквозняком, как с улицы, это его насторожило, но амулеты молчали, не находя в окружающей обстановке ничего опасного.

Не заперто. Он распахнул дверь да так и примерз к порогу, обескураженно оглядывая пустую комнату.

Ни котомок, ни Энги с Нальвой. Оконная рама приоткрыта, на подоконник намело снега.

Уже понимая, что, если подойти к окну и выглянуть наружу, на белом покрове можно будет увидеть две цепочки следов, Дирвен, сглотнув застрявший в горле комок, прошептал:

– Энга, так тебя, что ли, здесь нет?

5. Лилейный омут

– Это ты виновата!

– Нет, ты виноват!

– Зинта, ты же настояла на том, чтобы мы на ночь глядя сбежали через окно, словно зложители-неплательщики! Я всего лишь уступил тебе, а теперь раскаиваюсь и по-собачьи мерзну.

– Вовсе мы не неплательщики, ты сказал, что продал хозяйке золотое колечко с гранатом, с вычетом разницы за прожитье. Мы оттуда ушли, заплатив по счету, как почтенные люди. Или ты этого не сделал?

– Сделал, не беспокойся, но почтенные люди в окно не лазают. Они по ночам спят и уходят из гостиницы через дверь. Дирвен, паршивец, уже третий сон, наверное, смотрит – вот кому сейчас хорошо, аж зависть разбирает.

Кутаясь в намокшие от сырого снега шерстяные плащи, они шагали по Предгорному тракту в сторону Чарсы, деревни с железнодорожной станцией – там можно будет сесть на поезд, а перед тем купить в лавке пристойную одежду для Эдмара.

Ночь вокруг превратилась в черно-белую круговерть. Если б не плывущий впереди магический шарик, озарявший небольшой кусочек дороги, давно бы уже убрели демоны знают куда и заплутали в потемках.

Вначале белые хлопья падали и таяли, как будто ныряя в блестящую аспидную слякоть. Потом перестали таять. Снег все валил и валил из брюха низко нависшей тучи, холмясь сугробами, налипая на плащи, развешивая в воздухе колышущиеся белесые занавеси. Ветер, примчавшийся с севера, из-за Разлучных гор, налетал порывами.

– На тебя сами боги прогневались – за то, что ты против Дирвена такую злую шутку задумал.

– Нет, Зинта, они прогневались на тебя, потому что ты пренебрегла их милостями и не захотела переночевать в тепле. Еще и некрасиво шантажировала меня тем, что в противном случае мы разойдемся в разные стороны. Поделом тебе. А Дирвен сам на это нарывался, ты же видела.

– Так ведь он принимал тебя за Энгу! Притворялся ты знатно, меня бы тоже обманул, если б я не знала, что ты не девица. И характер так изображал, что она казалась во всех отношениях всамделишной.

– С характером все просто: я постарался представить, какой личностью я мог бы стать, если б родился женщиной – это и есть Энга.

– Не помнишь, до Чарсы далеко?

– С десяток километров.

– А если по-нашему? – Зинта начала сердиться.

– Около восьми шабов. Два с половиной часа ходьбы. При хорошей погоде.

– Вот интересно, кому ты насчет своего мира бубенцы на уши вешал – Дирвену или мне?

– Тавше с тобой, конечно же, Дирвену. Энга Лифрогед прибыла из Артамириды, туда же и вернулась, к общей радости.

– Уж точно, что к радости. Бедный Дирвен…

– И правда бедный, так и не получил своего удовольствия. Видишь, тебе самой теперь его жалко. Может, вернемся?

– Стыда у тебя нет.

– Зинта, знаешь, почему ты помешала нашему счастью? Потому что ты одинокая и злая. От Улгера ушла, с тех пор ни с кем не спишь и другим не даешь, у тебя гормональное бешенство…

– Ах ты, стервец!

Зинта в сердцах пихнула его в сугроб – снега уже намело по колено. Эдмар потерял равновесие, но тут же вскочил и тоже ее толкнул.

– Вот тебе, зложительница!

– Сам зложитель! Найди себе девушку.

– Непременно найду. Я уже знаю, как ее зовут и как называется улица, на которой она живет.

– Кто?

– Девушка, которую я найду. И тебе тоже кого-нибудь найдем.

– А мне не надо, я и так не опасна для окружающих.

– Иди тогда в сугроб!

– Сам иди в сугроб!

Лучше уж азартно пихать друг друга в снег, чем трястись и ежиться от холода. Не сразу они заметили, что вой ветра усилился, и как будто в него вплелось протяжное рычание, а потом Зинта, оглянувшись, ахнула. Снегопад пошел на убыль, но в северной стороне посреди облачной темени мерцало, постепенно увеличиваясь в размерах, светлое пятно.

– Эдмар, смотри!

– Вроде бы на собаку похоже… Ага, летающая собака, совсем как в Артамириде, только без крыльев. Вот так наши бредни становятся явью…

– Ты что несешь?! Это же знаешь кто…

Огромный белоснежный пес опустился на дорогу в нескольких шагах от лекарки и Эдмара. В свете магического шарика его шерсть переливалась алмазными искрами, а в глазах как будто плыли сполохи северного сияния, о котором Зинта читала в книжках.

– Ты!.. – Из его пасти вырвался морозный пар, сверкнули клыки. – Когда свое барахло из моих владений заберешь?

– Добрых вам небесных путей, господин Дохрау, Повелитель Северного Ветра! – поклонившись, чинно промолвила Зинта. – Не бывали мы никогда в ваших краях, ни я, ни мой… моя… – она запнулась, не зная, как отрекомендовать Эдмара – спутником или спутницей, он же все еще в юбке и женском жакете, как «Энга Лифрогед».

– Этот бывал! – свирепо гавкнув, разрешил ее сомнения Великий Пес. – В прошлом рождении, перед тем как ушел из Сонхи. Натащил своего хлама, наворотил несусветного безобразия моржам на смех… Чего уставился? Северный полюс тебе не помойка!

– Я не возражаю, господин Дохрау, но я, к сожалению, ничего об этом не помню, – покладисто произнес Эдмар. – Как вы сами заметили, это было в каком-то там прошлом рождении. Если вы любезно подскажете, что за хлам я натащил в ваши владения, буду признателен.

– Дребедень ваша человеческая – золотая, серебряная, с драгоценными камнями, посудины, монеты, украшения разные. Оно мне нужно?! И еще пятеро злыдней, ни живых, ни мертвых, которых ты заколдовал и тоже всучил мне на хранение. Говорю же, развел помойку на Северном полюсе! Я бы давно уже все это скопом в океан выкинул, моржам на радость, да оно твоими заклятиями запечатано – с места не сдвинешь. А ты уже два года тут болтаешься и до сих пор не сподобился за своим добром явиться. Я тебе кто – сторожевая собака?! Забирай свое барахло по-хорошему! Завтра сможешь?

– Боюсь, что завтра не смогу. Как только появится возможность, так обязательно заберу, при условии, что вы меня ни с кем не перепутали.

– Как же, такого, как ты, с кем-то перепутаешь, морж тебя подери!

Северный Пес махнул громадным белым хвостом, и снежная волна сшибла с ног Зинту с Эдмаром, а когда они избавились от залепившего лица снега, на дороге перед ними уже никого не было. Эдмар был до того потрясен явлением Дохрау и состоявшимся разговором, что подал лекарке руку и помог выбраться из сугроба, забыв о недавней потасовке.

Ветер стих, с темного неба ничего больше не сыпалось. Кое-как отряхнувшись, они побрели дальше. Зинта с тревогой подумала о том, что, если железную дорогу завалило, завтра они из Чарсы не уедут, и не настиг бы их, на свою беду, влюбленный Дирвен… Но если Дохрау умчался обратно в полярные края, снег долго не пролежит, сейчас ведь не зима.

– Зинта, я, оказывается, богатый человек, – таким тоном, словно речь шла о найденном на дне кармана медяке, произнес Эдмар. – Но для того чтобы воспользоваться своим состоянием, мне сначала придется снарядить экспедицию на Северный полюс. Примешь участие?

– Ага, можешь занести меня в список под номером один. Должен же будет кто-нибудь лечить твою экспедицию от простуды.

Ноги по колено проваливались в рыхлый липкий снег, одежда отсырела. Вглядываясь в темень – не видно ли впереди огоньков Чарсы, – Зинта некстати вспомнила о том, как она позапрошлой весной мечтала о приключениях.

Орвехт получил приглашение на беседу с доглядчиками Светлейшей Инквизиции. Ничего из ряда вон выходящего. Общаться с ними ему приходилось не реже чем раз в полгода – как и любому из «ущербных магов», которые способны совершать непростые магические действия в одиночку, без поддержки коллег.

Как обычно, он постарался перевести беспокойство в досаду. Волноваться незачем. Его заслуги перед Ложей велики, он во всех отношениях лоялен… Хотя во всех ли? Когда похищенного из паянской школы юношу признали бесполезным и отправили в Накопитель, сей факт вызвал у него всплеск горькой злости: ни дать ни взять упыри, если называть вещи своими именами.

Но о том, что подавляющее большинство нынешних магов – упыри, ведают лишь посвященные. Нет, Суно не собирался никому об этом рассказывать, он пока из ума не выжил. Если все узнают о том, что представляют собой Накопители, положение дел к лучшему не изменится, а крамолы и разброда в обществе станет больше, что приведет, в свою очередь, к умножению запретов, притеснений и произвола. Это было личное мнение Суно Орвехта, на котором зиждилась его лояльность… Но можно ли в таком случае называть его умонастроение лояльностью?

Он напомнил себе о том, что доглядчики не всеведущи. Проморгали ведь они в свое время Чавдо Мулмонга, мага-мошенника, так до сих пор и не пойманного. Ходили слухи, что Чавдо удрал в южные страны и поживает там припеваючи, выдавая себя то за эмиссара Ложи, то за пророка, то за полномочного представителя Королевского банка. В Ларвезе королевское семейство, давно уже оттертое Светлейшей Ложей от власти, занялось банковским делом, весьма преуспело и лишь благодаря сему обстоятельству до сих пор не утратило своего влияния.

Для Мулмонга не было ничего святого, тем не менее через тенета доглядчиков он каждый раз проскальзывал, как вода сквозь решето. Впрочем… Его интересовали аферы да собственная выгода, на засекреченные ужасы, связанные с Накопителями, ему было наплевать – его дражайшей персоны все это не касалось, поскольку древним магом он не был. Правда, после того, как его заочно приговорили к заточению в Накопитель, его настроение должно было перемениться. Но то теперь, а раньше хоть бы один инквизитор почуял неладное, глядя на лоснящуюся, поперек себя шире, плутовскую рожу Чавдо!

Все правильно, грустно усмехнулся про себя Суно: Мулмонг – жулик, но он всегда был воистину лоялен, ибо ничего не имел против существующего порядка вещей. Он при любом порядке будет как рыба в воде, шныряющая в поисках поживы. Другое дело те, кому хочется что-то изменить, – какими бы они ни были распрекрасными и порядочными, на снисхождение со стороны Светлейшей Инквизиции им рассчитывать нечего.

Орвехт своими крамольными мыслями ни с кем не делился и на самообладание не жаловался, но если что-нибудь мелькнет в глазах в неподходящий момент, наведет на подозрения?

Отправляясь на беседу с доглядчиками, он, как обычно, оставил матушке Сименде крупную сумму денег. Для нее и для Хеледики. На всякий случай.

Залитая ласковым алендийским солнцем комнатенка с пожелтелыми обоями, вытертым ковром травяного цвета, скатанным тюфяком и большими подушками с узорчатой вышивкой по темно-синему и розовому фону. На стене зеркало в медной оправе, с рельефным орнаментом-оберегом, который, по сурийским поверьям, не позволяет душе кануть в таинственную зеркальную бездну. В углу облезлая этажерка, на полках расставлена кое-какая утварь, рядом помятый таз и котомка с одеждой. Нынешнее жилище Зинты.

Из-за двери тянуло запахами вареного риса, лука, специй, цветочных масел, кислого молока, доносились женские и детские голоса. Зинта не знала ни сурийского, ни ларвезийского, и с соседками приходилось объясняться на пальцах. Обычно ее с горем пополам понимали. Правда, ей стоило немалого труда растолковать добрым женщинам, что свои неприлично короткие, с их точки зрения, волосы она предпочитает мыть с мылом, а не умащивать раз в восьмицу простоквашей и ароматическими маслами. С другой стороны, если поглядеть, какие у них у всех толстые и длинные косы – может, не так уж они и не правы… Хотя к запаху этих роскошных черных грив не сразу притерпишься.

Добравшись до Аленды, Эдмар и Зинта прибились к сурийской общине. Случилось это по воле богов: сойдя с поезда, бродили по улицам, выбирая, где остановиться, потом лекарка поймала «зов боли» – и устремилась туда, а спутнику ничего не оставалось, кроме как броситься за ней. Кварталы с неказистыми старыми домами, заселенные беженцами с юга. Появление двух чужаков насторожило здешних обитателей, Зинту попытались не пустить, но она оттолкнула того, кто заступил ей дорогу, ворвалась в комнату с больными и, вытащив из-за пазухи ритуальный нож, призвала силу Тавше. После этого сурийцы поняли, кого к ним прислала Милосердная, и больше ее служительнице не препятствовали.

Несколько человек с брюшной заразой, двое детей с горловой кисельницей, старик с подагрой, еще один с грыжей, женщина, потерявшая при родах много крови. Зинта сама не помнила, сколько раз черпала силу у богини, она хотела поскорее помочь всем, чтобы никому не пришлось ждать и мучиться. В какой момент она потеряла сознание, тоже не помнила. Очнувшись, обнаружила, что лежит на тюфяке под одеялом, и возле нее сидит смуглая девочка с глазами, похожими на черносливины. Та, увидев, что Зинта смотрит, вскочила и принялась кого-то звать тонким пронзительным голоском. Лекарке принесли куриный бульон с сухарями, овощное крошево, чашку горячего шоколада, и она с жадностью накинулась на еду.

Окончательно придя в себя, забеспокоилась: как там Эдмар, не попал ли в неприятности? Но такой, как он, нигде не пропадет. Когда вошел, она его в первый момент не узнала: в щегольском тюрбане из синего атласа, в крытой узорчатым набивным ситцем куфле – стеганой безрукавке длиной до колен, подпоясанной кушаком, он был похож на смазливого молодого сурийца. Разве что глаза переливчато-серые, как у полукровки.

Старейшины предложили им поселиться в общине, лекарка под дланью Тавше и маг – желанные гости. Таким образом, вопрос о том, куда податься, разрешился сам собой.

Среди сурийцев удобно было прятаться: по их обычаям и женщины, и безусые парни, выходя на улицу, должны закрывать лица матхавами – повязками вроде шарфов, хлопчатобумажными или шелковыми, чтобы только глаза наружу. Может, и мракобесие, но для Зинты с Эдмаром в самый раз. Почем знать, вдруг добрые молонские маги поняли, что Эдмар не покончил с собой и не достался демонам, а благополучно сбежал, и его теперь вовсю разыскивают? Столкнуться с кем-нибудь из тех, кто по ошибке выслеживал «Энгу Лифрогед» и «Нальву Шенко», а то и с Дирвеном – тоже хорошего мало.

Обычно они выходили из дома в сурийской одежде и в матхавах, но бывало, что Эдмар смывался в город, переодевшись в алендийский костюм. «Моя девушка матхавы не оценит», – объяснил он Зинте. Оставалось надеяться, что он не угодит в беду, а если и угодит, то сумеет выпутаться. Ларвезийский он выучил еще в Паяне и освоился в Аленде куда быстрее, чем лекарка.

Сурийским магам с вышитыми на линялых тюрбанах звездочками Эдмар не стал признаваться, что он из древних. Впрочем, даже узнай они об этом, ему с ихстороны вряд ли что-нибудь угрожало: у тех, кто живет на чужбине, нет Накопителей. Хотя раньше были – в Юго-Восточной Суринани, до того, как там непомерно распоясался волшебный народец.

Беженцы мечтали о возвращении в родные княжества, но в ближайшее время об этом и думать не стоило. Те из людей, кто там остался, не захотев или не успев вовремя уйти, оказались на положении то ли рабов, то ли дичи. Изредка оттуда кому-нибудь удавалось выбраться, и беглецы рассказывали настолько жуткие и странные вещи, что закрадывались сомнения – в своем ли уме рассказчик?

О Ктарме в общине отзывались с опаской и осуждением. Впрочем, Зинта с самого начала была убеждена: напраслина это, что все поголовно сурийцы якобы сочувствуют ужасателям. Жабьи дочери вроде тех, за которыми гонялись в Разлучных горах Эдмар с Дирвеном, южан убивают так же, как всех остальных, – без разбору. И на свете полно сурийцев, которые хотят мирной жизни, зачем же обвинять их в чужих преступлениях? Самим-то обвинителям не захочется, чтобы на них чужие грехи понавешали.

Беженцев из Суринани в Аленде было много, и больных среди них хватало, так что сидеть сложа руки лекарке не приходилось. Иногда у нее выкраивалось свободное время, и неожиданно Зинта получила от жизни подарок, на какой вовсе не рассчитывала: Джеманха, вторая жена третьего старейшины общины, предложила научить ее сурийским танцам. Зинта всегда, сколько себя помнила, была подвижная, ловкая, проворная, но при этом немного неуклюжая в движениях, а здесь такая сказочная возможность… Как у нее ныли все мышцы после первого же урока – это было что-то неописуемое.

Реабилитироваться в собственных глазах – это иной раз не менее важно, чем оправдаться перед другими. После успешно выполненного обезвреживания двух посланниц Ктармы у Дирвена вместо законного удовлетворения остался в душе осадок. Чуть не облажался. Ему потом сказали, что Ложа предусмотрела запасной вариант на случай его неудачи, и если б он не справился с ужасательницами по ту сторону границы, на ларвезийской земле для них было приготовлено несколько ловушек, реагирующих на «ведьмины мясорубки». Утешили.

Иначе говоря, Дирвен Кориц был лишь первым препятствием, которое убийцам предстояло преодолеть, честь и хвала ему, что оправдал ожидания. По словам школьных трепачей, когда от него пришло донесение, наставники на радостях закатили пирушку с дамами полусвета, ректор школы амулетчиков с великого облегчения напился в стельку, а маги Ложи только и делали, что возносили благодарственные молитвы, ибо на самом деле никто не чаял, что он справится. Понятное дело, зубоскалы хотели добавить каплю дегтя в его горшок с медом, потому что Дирвен слыл зазнайкой, да и зависть их разбирала – он же теперь в героях. Но если честно, он был на волосок от провала.

Зудящее недовольство собой, старательно скрываемое от окружающих, покинуло его после двух следующих заданий.

Сначала пришлось обезвреживать артефакт, схожий по принципу действия с «ведьминой мясорубкой», но попроще, с понятной целью спрятанный злоумышленником в канализационном туннеле под подвалом Королевского банка. Рядом с этой штуковиной находился «Бездонный сачок», напоминающий с виду обыкновенный неказистый сачок вроде тех, какими пользуются рыболовы: последний должен был притянуть и поглотить ценности, которые, как предполагалось, посыплются сверху вместе с обломками каменных плит, кирпичами и кусками развороченных сейфов. Мага-грабителя позже поймали. Вначале думали, что это сам знаменитый Чавдо Мулмонг, обнаглевший до потери всякого чувства меры, но оказалось, всего лишь его зарвавшийся подражатель.

Во второй раз Дирвена послали в штаб-квартиру Ордена Путаников – подпольной организации, которая стремилась к свержению всякой власти ради воцарения Великой Путаницы, чтобы каждый мог свободно делать все, что ему вздумается. Путаники с помощью своих тайных сторонников выкрали у Ложи «Звезду Ниато» и собирались привести ее в действие, что грозило повальной неразберихой на достаточно большой окрестной территории. Ниато – Госпожа Бури, вторая из дочерей Хозяина Океана, ее «Звезда» похожа на морского ежа, которого Дирвен видел в аквариуме, только не черного, а как будто сделанного искусным мастером из прозрачных стеклянных нитей. Усыпить этот древний артефакт можно либо мощными заклинаниями, для чего потребуется участие не менее сотни магов, либо с помощью «Чаши Таннут», которая выглядит как перламутровая раковина в форме правильной полусферы. Поскольку Госпожа Пучины Таннут – старшая сестра неистовой Ниато, ее «Чаша» сильнее «Звезды».

Путаники гнездились в подземельях и все подходы к своей штаб-квартире перекрыли, так что коллектив магов никаким образом не мог к ним подобраться. Остался один-единственный отнорок, где пролезет не всякий, только кто-нибудь худой и ловкий, как балаганный акробат. Дирвену пришлось ползти ужом и по дороге обезвреживать амулеты-ловушки, а в зубах он держал узелок с «Чашей Таннут». Успел. После этого пережитые в Разлучных горах приключения перестали казаться ему позорищем, о котором и вспоминать-то неохота, и перешли в категорию «в тот раз я был не на высоте».

Устав амулетчиков и классическую логику он успешно пересдал, осталось разделаться с парадоксальной логикой. Вопреки пожеланиям учителя Орвехта, учитель Нильямонг не особенно его мучил. После экзамена зашла речь о первом задании Дирвена, и он узнал несколько любопытных вещей.

Останки чворка, сожравшего «Болотную патоку», Ложа, к великому своему сожалению, упустила. Хозяин «Трех шишек», обнаружив поутру в опустевшем номере экую невиданную дрянь, сразу послал верхового мальчишку в ближайший городок, и прибывшие оттуда добрые маги заграбастали ценный экземпляр. Теперь вся надежда на то, что удастся тем или иным окольным путем ознакомиться с результатами их исследований.

Флаварья пребывает там, где ее оставили, а Ктарма, судя по всему, пока еще не в курсе, какая участь ее постигла.

И, кстати, известно ли Дирвену, почему Разлучные горы так называются? Есть поверье, что те, кто свел знакомство на их лесистых склонах, непременно расстанутся – или разъедутся в разные стороны, или поссорятся и разбегутся, или как-нибудь иначе потеряют друг друга, в особенности это касается влюбленных парочек.

Значит, не судьба ему найти Энгу… Хотя встретились-то они вовсе не в горах, а в придорожной деревне, горы были уже потом – следовательно, эта закономерность действовать не должна. Но, с другой стороны, побег Энги и Нальвы из ларвезийской гостиницы выглядел до оторопи странно: как будто те вылезли в окно и бросились куда глаза глядят, находясь во власти наваждения.

Если б Энга не связала его клятвой, он бы с кем-нибудь на этот счет посоветовался, но он не мог рассказывать о ней сверх того, что она сама разрешила.

Припомнив все подробности, Дирвен пришел к выводу, что она все-таки не ведьма, а магичка. Еще один мелкий просчет, надо быть внимательнее.

Мысли о ней лезли в голову с настойчивостью крыс, которые норовят добраться до оставленной на кухне еды. И о предательнице Хеледике время от времени думалось. Однажды Дирвену приснился сон, в котором обе девушки были вместе: стояли в обнимку, глядели на него и смеялись.

Приближались выпускные экзамены, и он вовсю готовился, чувствуя себя среди одноклассников бывалым ветераном – шутка ли, у него за спиной три успешно выполненных боевых задания! Но до чего же хотелось выяснить, куда подевалась Энга, и хотя бы издали повидать Хеледику… От школьных сплетников Дирвен узнал, что эта обманщица уже с кем-то утешилась. Он и не сомневался. Все равно хоть бы разок на нее посмотреть.

Последнее желание не относилось к разряду неосуществимых. Он знал все ее любимые местечки еще с той поры, когда следил за ней в начале весны. Если обойти их одно за другим, рано или поздно где-нибудь на нее наткнешься.

Он обнаружил Хеледику в чайной «Столичная белка». Вот она, сидит с кем-то за столиком в углу.

С кем-то?.. Да с Энгой же!

Дирвен истуканом застыл на пороге «Столичной белки». Разве это не Энга?.. Точно, она… Только почему она так одета? В Разлучных горах никак не соглашалась со шлайкой расстаться, а сейчас… И они вместе, как в его недавнем сне, разве что не обнимаются!

Те его заметили. Энга что-то шепнула Хеледике. Бывшая союзница смотрела на Дирвена насмешливо, песчаная ведьма – растерянно и настороженно.

Он направился к ним и, уже начиная сознавать страшную правду, отстраненно подумал: «Быть такого не может…»

Из Дома Инквизиции Суно вышел на шестой день. Никогда еще его не задерживали там на столь долгий срок. Это могло быть как предвестьем грядущего повышения – новые тайны, бремя новой ответственности, – так и признаком того, что тебе перестали доверять. Будущее покажет.

Он отправился домой пешком по солнечным вечерним улицам, наслаждаясь городским шумом и достойными кисти живописца розоватыми отсветами на брусчатке тротуаров, на блестящей черепице высоких крыш, на штукатурке с выцветшими орнаментами-оберегами, где простенькими и небрежно нанесенными, а где прихотливо вычурными, в зависимости от достатка и вкуса хозяев. Теперь бы еще выпить чашку не вызывающего нареканий шоколада… «Столичная белка» – за углом. Окна прятали жалюзи с красно-синими узорами, изнутри доносилось шорканье веника и звяканье. Похоже, заведение было закрыто, но такого завсегдатая, как Суно Орвехт, старый Шайму обслужит, даже если тот заглянул в неурочный час.

Отворив дверь, Суно оторопело уставился на открывшуюся его взору картину. Да, он повидал в жизни всякое… Он побывал в Мезре и в других окаянных местах, которым уже счет потерял. Но обнаружить, что твоя любимая чайная, такая славная, разгромлена в хлам, – это, знаете ли, даже бывалого мага в первый момент выбьет из колеи.

Какие же демоны Хиалы побили здесь окна, посуду, горшки с цветами и вдобавок стулья поломали? Да еще расколотили стеклянные витринки с выставленными для красоты расписными чашками и вазочками из тончайшего, как лепесток розы, сиянского фарфора. А посаженную на полке над стойкой бронзовую белку, трогательно похожую на настоящего лесного зверька, заляпали, мерзавцы, не то кремом, не то взбитыми сливками. Потрясенный зрелищем, Суно решил, что он этого так не спустит, если только сие в его власти.

Пожилой сиянец в желто-зеленом халате с птичьим орнаментом по подолу сметал в совок черепки, две его тонкие седые косицы покорно покачивались в такт движениям. Услышав, что кто-то вошел, он с кряхтением распрямился, и на его лице, похожем на сухой пожелтелый лист, расцвела угодливая улыбка.

– Почтеннейший господин Орвехт, как же вы беспримерно добры, что пришли возместить старику ущерб!

«Значит, я пришел сюда возмещать ущерб за это безобразие? Гм… Боги великие, уж не снится ли мне сон, в котором одно не вытекает из другого, а происходит по случайному произволу вне причинно-следственных связей?»

– Что здесь было? – спросил он вслух.

– Так воспитанники ваши здесь были, молодой господин Дирвен и барышня Хеледика!

«Спасибо вам, боги. Кажется, я пока еще в здравом уме, но кое-кому сильно не поздоровится… Ну, держись, Дирвен, в этот раз получишь взбучку!»

– Почтенный Шайму, у вас найдется для меня, невзирая на весь этот погром, чашка шоколада?

– Для вас, господин Орвехт, все, что пожелаете, в любое время найдется!

За чашкой шоколада, которую сменила чашка золотисто-коричневого сиянского чая, Суно узнал следующее. Хеледика все же послушалась его совета и завела себе нового кавалера. Или, скорее, кавалер сам завелся: с восьмицу назад подсел к ней за столик в этой самой чайной, и через полчаса она уже улыбалась в ответ на его галантную болтовню. Наблюдательный Шайму охарактеризовал парня как неглупого и небедного повесу с хорошо подвешенным языком. Обходительный, глаза насмешливые, судя по акценту – иностранец. Они с барышней Хеледикой несколько раз в «Столичную белку» захаживали, а сегодня их застал молодой господин Дирвен. С порога вытаращился, как на невидаль, после чего двинулся к их столику с воплем: «Я-то думал, что ты девственница!» Барышня обмерла и побледнела, а ее кавалер вскочил навстречу рассвирепевшему молодому господину, и что здесь творилось дальше… Ну, примерно то же самое, что было бы, если бы в чайную ввалилась компания разбушевавшихся демонов.

Остальные посетители успели ретироваться, и никто из них не пострадал, это обстоятельство владельца «Белки» чрезвычайно радовало. Зато двое сцепившихся в его заведении молодых господ друг от друга пострадали изрядно, и случилось бы еще хуже, если бы барышня Хеледика не исхитрилась навести на обоих сонные чары. Неподалеку отсюда, на улице Буковой Ветки, есть храм Тавше, и при нем лечебница, туда их и увезла «карета милосердия», а барышня вместе с ними отправилась.

Как Суно понял, новоявленный ухажер Хеледики оказался магом или амулетчиком, только потому и уцелел. Иначе потерявший голову Дирвен порвал бы его в клочья.

«Ущерб возмещать будешь сам, жабий поросенок! Королевский банк вознаградил тебя недурной суммой за спасение своих капиталов, вот и раскошеливайся, а я прослежу, чтобы ты выплатил бедняге Шайму все до последнего гроша».

Распорядившись, чтобы хозяин прислал к нему домой счет, Орвехт отправился в лечебницу на улице Буковой Ветки.

Служитель сообщил, что доставленных из чайной драчунов поместили в разных палатах, которые находятся в противоположных концах здания. Похвальная предусмотрительность.

Сначала Суно отправился к Ормье Нечди Сомайди, судя по имени – гостю из восточного княжества Нангер по ту сторону Унского хребта. По словам дежурной милосердницы, Хеледика находилась возле него, с ней-то маг и хотел поговорить в первую очередь.

Левый глаз у Ормье полиловел и заплыл, лоб был разбит, светлые волосы (возле корней на фалангу пальца темные) испачканы засохшей кровью. Маг, никаких сомнений. Говорил он хоть и с акцентом, но без характерных для нангерцев пришептываний. Произвел на Суно впечатление благовоспитанного молодого человека себе на уме. Этакая шкатулка с секретом.

Вызвав воспитанницу в коридор, Суно услышал от нее примерно то же самое, что рассказывал хозяин «Столичной белки». Девчонка была напугана и не понимала, в чем дело. Стало быть, объяснений надо требовать с Дирвена.

– Что за отношения у тебя с этим Ормье?

Хеледика опустила загнутые золотисто-пепельные ресницы.

– Вы сами сказали, что мне стоит с кем-нибудь отвлечься… Он совсем не такой, как Дирвен. С ним легко. Рассказывает что-нибудь забавное, я ему показываю Аленду.

«Вот и умница, что не влюбилась, а то твой приятный кавалер темнит насчет того, откуда прибыл. Та еще штучка. Такой же нангерец, как я трубочист».

– В каком состоянии эти герои?

– Все в порядке, завтра утром их выпишут. Отделали друг друга по-страшному, но сюда пришла лекарка под дланью Тавше и обоих вылечила.

«Повезло дебоширам», – хмыкнул про себя Орвехт.

– Я сейчас побеседую с Дирвеном, потом вместе поедем домой.

Девушка шмыгнула в палату, а он неспешно побрел по длинному коридору, озаренному через множество окон с частым переплетом розовым закатным светом. Лечебница состояла из нескольких построек, и отволтузивших друг друга юнцов поместили в отделение для благородной публики. Хотя за учиненный в «Белке» разгром стоило бы определить их вместе с нищими забулдыгами, в воспитательных целях – по крайней мере, Дирвена Корица.

Коридор загибался коленом, из-за угла доносились, приближаясь, шлепки и шорохи, словно кто-то ползет на четвереньках. Повернув, Суно остановился, заложив руки за спину.

– Куда направляешься?

– А? – Дирвен вскинул взъерошенную светловолосую голову. – Учитель?..

Глаза подбиты. Скулы опухли. Держаться на ногах не способен, ибо сил не осталось – ничего удивительного, после драки с магом… Который, впрочем, тоже лежит пластом. Потрепали они друг друга изрядно.

– Куда ползем?

Дирвен не ответил. И так ясно куда – разбираться с недобитым противником.

– За «Белку» заплатишь из своих денег, понял?

– Заплачу, – угрюмо пробурчал мальчишка.

– И перед хозяином извинишься. Мы с ним, знаешь ли, уже больше пятнадцати лет знакомы.

Невнятный возглас мог выражать как согласие, так и протест.

– Что ты сказал?

– Извинюсь.

– И зачем было кричать на всю чайную насчет девственности? Забыл, о чем я тебя предупреждал?

– Так я же не ее… – пробормотал Дирвен. – То есть я не хотел ей этого говорить! Само вырвалось…

– Можешь объяснить, что на тебя нашло, с какой стати ты на них набросился?

Ничего он объяснить не мог. Или не хотел. Был зачарован, находился под магическим воздействием? Но ни малейших следов такого вмешательства Суно не улавливал, к тому же парня защищают надежные обереги, сила которых помножена на силу Дирвена-амулетчика.

Осталось впечатление, что он что-то скрывает и при том на ухажера Хеледики зол куда больше, чем на саму Хеледику. Убить готов.

– Перед тем как убивать кого-то ни за что ни про что, хорошенько подумай, действительно ли ты хочешь его смерти, – сухим менторским тоном посоветовал Суно. – Очень рекомендую. А теперь отправляйся к себе в палату.

Мрачно зыркнув, мальчишка потащился в обратную сторону. Двое милосердников в зеленых балахонах, во время беседы учителя с учеником ожидавшие на расстоянии в дюжину шагов, подняли его, подхватили под руки и повели, поддерживая с двух сторон.

Вот поросенок, никаких угрызений, огорченно резюмировал Орвехт.

Отвезти Хеледику домой, сдать ее на попечение матушки Сименды, а потом отправиться за утешением на бульвар Настурций к Элинсе? Или к другой модистке с того же бульвара, маленькой, смешливой, с копной золотисто-каштановых кудряшек, как же ее зовут – не то Долия, ни то Динелия? Он бы так и поступил, если бы внезапно не поймал отзвук чего-то дивного, животворящего… Да, Хеледика ведь обмолвилась, что в лечебнице сейчас работает лекарка под дланью Тавше.

Почему Суно захотелось на нее посмотреть? Почему бы и нет, ведь это все равно что выйти из лесного сумрака на залитую солнцем цветущую лужайку. В самый раз после содержательного разговора с паршивцем Дирвеном, душевному успокоению поспособствует.

Он направился через двор лечебницы в отделение для бедных, где и народу было побольше, и вонь стояла, как в ночлежке, и милосердники выглядели не столь благостными и заботливыми, как в соседнем здании, напоминая скорее полицейских, сменивших мундиры на зеленые балахоны. Вся эта обстановка потеряла значение, когда он увидел служительницу Тавше.

Она? Та самая лекарка с молонской дороги? Беда в том, что лицо у нее было тогда совершенно чумазое от пыли, немудрено ошибиться. И волосы у той были светлые, а у этой темные… Или нет, крашеные. Профиль похож. И ясные серые глаза – именно те, что ему запомнились.

Поглядев на Суно, лекарка вздрогнула. Тоже его узнала. Определенно, она.

– Простите, сударыня, как вас зовут? – обратился к ней маг, когда она отошла от старика с распухшими ногами.

Женщина промолчала, сосредоточенно сдвинув светлые брови. Он повторил то же самое по-молонски.

– Зи… Итосия, сударь. Извините, у меня здесь еще много пациентов.

На ней были мешковатые сурийские шаровары из коричневого бархата, вытертые на коленях, и дешевая бежевая жакетка с карманами. Взгляд настороженный, словно ее поймали на чем-то предосудительном. Чего она боится?

Суно не стал ей мешать, отправился расспрашивать милосердников. Выяснил, что появилась она через некоторое время после того, как в лечебницу привезли молодых дебоширов из «Столичной белки» – первым делом направилась к ним, а потом принялась лечить всех остальных, черпая силу у Тавше. И все молчком, по-ларвезийски не говорит, объясняется жестами. Здесь ее никто не знает, как снег на голову свалилась.

Его ждала Хеледика, чтобы поехать вместе домой, а он решил дождаться у ворот, когда освободится Итосия, и тянул время, пока ему не сказали, что она ушла. Каким образом? Весьма эксцентрическим: выбралась на улицу через дырку в заборе за кухонными задворками – и была такова. Святая женщина, иностранка к тому же, что с нее взять.

«Это чтобы избежать встречи со мной, – невесело усмехнулся про себя Суно. – Опять я ее упустил».

«Перед тем как убивать кого-то, хорошенько подумай, действительно ли ты хочешь его смерти».

Учитель обычно бывает прав (кроме тех случаев, когда он Хеледику защищает), вот Дирвен и размышлял над его словами, натянув до самого носа одеяло в чистеньком пододеяльнике с не то чтобы неприятным, но неистребимо казенным запахом.

Хочет ли он убить этого… Тьфу, даже как звать-то его – неизвестно, не называть же его теперь Энгой! В общем, этого гада?

Гада, который заморочил ему голову и связал его такой клятвой, что Дирвен по-любому никому ничего рассказать о нем не сможет. Из-за этого и учителю не объяснишь, что та фраза была адресована вовсе не Хеледике.

Гада, который выспрашивал подробности о его девушке, после чего предательски с ней познакомился и водит ее по чайным. Может, у них уже и дальше дело зашло!

Гада, с которым он, стыдно и жутко вспоминать, целовался взасос, поскольку считал его Энгой.

Гада, которому он проболтался о бабочках-мертвяницах, и потом тот позвал его смотреть на вмурованную в скалу Флаварью, похожую на детские страшилки Дирвена.

Гада, который вместе с ним рисковал жизнью, чтобы не пустить посланниц Ктармы с их «мясорубками» в Ларвезу.

На последнем пункте кровожадное желание Дирвена споткнулось. И в самом деле ведь рисковал. Да, он ввязался в это дело, потому что хотел заполучить «Победитель ядов» и без осложнений перейти границу и еще потому что «любит выигрывать». Но имевшего место смертельного риска все это не отменяет. Они оба могли погибнуть.

Пожалуй, убивать все-таки не хотелось. Другое дело – победить, унизить, поставить на место. Вот бы узнать, чего он боится?

Знание об этом пришло к Дирвену на рубеже полусна-полуяви, когда он ненадолго задремал, а потом очнулся. Всплыло воспоминание о том, как противник пару раз проговорился.

«Погоди, Энга, я с тобой поквитаюсь… Ты мне Флаварью в скале показал, а я тебе тоже кое-что покажу и посмотрю тогда на твою бледную рожу!»

Ради осуществления мести с «Энгой» следовало помириться, и Дирвен ни свет ни заря тишком выбрался из палаты в коридор. Он по-прежнему ощущал слабость, но уже держался на ногах, и голова не кружилась.

Боевые амулеты в ходе вчерашней драки разрядились дочиста, но они сейчас и не нужны. Главное, что отводящий глаза «Мимогляд» в полном порядке, и до палаты своего недруга Дирвен добрался беспрепятственно. Распахнул дверь.

Тот уже проснулся и встретил гостя насмешливой улыбочкой.

– Доброе утро, – враждебно буркнул Дирвен.

– Хм, может, и доброе… Ты драться или мириться?

– Решить кое-что надо. Нам же теперь с хозяином чайной расплачиваться. Говорят, он недоволен.

Чем не предлог для разговора? Уважающие себя мужчины после дебоша в приличном заведении или сами платят за ущерб, или заставляют платить других. Хорошо бы этот мерзавец взял на себя часть расходов, а то Дирвен вовсе без карманных денег останется.

– Еще б он был доволен, – фыркнул собеседник. – Ты не стой на пороге, присаживайся. Хочешь, на стул, хочешь, ко мне на кровать.

Дирвен, само собой, выбрал стул.

– Я вчера погорячился. Я не сильно тебя отделал?

– Не надейся. А я тебя?

Захотелось вмазать по этой удлиненно-треугольной физиономии с выразительным ртом и бесстыже-ироничными глазами, переливчатыми, словно камень амитал. Пришлось напомнить себе, что он пришел сюда налаживать отношения, чтобы позже с блеском отомстить.

Голос у этого жабьего выкормыша был ниже, чем у Энги. Видимо, раньше пользовался заклинанием или зельем, чтобы изменить тембр, для мага дело нехитрое. И щеки гладкие, словно у девушки – благодаря тому снадобью из его склянки, оно, как выяснилось, любую растительность без остатка сводит. Дирвен тогда послушался и тоже сдуру попробовал: в результате едва наметившихся усов – нескольких драгоценных волосинок над верхней губой – как не бывало, однако эту потерю он заметил только по возвращении в Аленду.

Лицо то же самое, но теперь, когда глаза и губы не накрашены, нипочем бы не принял его за девичье.

– Зачем тебе понадобился такой маскарад?

– Ты уверен, что узнать об этом – в твоих интересах?

Дирвен разглядывал негодяя, продолжая сравнивать с Энгой. Похоже, секрет успеха его игры заключался в том, что он не пародировал женщин, как балаганный клоун, и в то же время не подражал расхожему обобщенно-жеманному эталону, как поступил бы на его месте конспиратор из недалеких. Он слепил образ Энги, словно хороший актер, избегая избитых приемов, которые неминуемо привели бы к провалу. Мелькнула мысль, что все это стоит запомнить как пример правильного подхода к маскировке, вдруг когда-нибудь пригодится.

– Как тебя зовут на самом деле?

– Ормье Нечди Сомайди, путешествующий аристократ из Нангера, к вашим услугам.

– Врешь ведь.

– А кто ты такой, чтобы знать обо мне правду? – сощурил длинные зеленовато-лиловато-серые глаза так называемый Ормье. – И так ли уж сильно она тебе нужна?

Заглянувшая в палату милосердница переполошилась, увидев их вместе, но когда все поняли, что Дирвен и Ормье драться больше не будут, волнение улеглось.

Покинув лечебницу, они вместе позавтракали в трактире. Ормье согласился возместить владельцу «Столичной белки» некоторую часть убытков, но драконья доля все равно легла на плечи Дирвена.

– Ты же зачинщик, – безмятежно улыбнулся этот мерзавец. – Вот и плати по своим счетам.

«Ничего, ты мне тоже по счету заплатишь! Посмотрим, как тогда будешь улыбаться».

Несколько раз Дирвен переводил разговор на красоты природы в окрестностях Аленды. Сейчас у него экзамены, а после хорошо бы выбраться за город и устроить пикник: если Ормье и Нальва захотят, он им такие чудесные места покажет… Нальву специально упомянул, чтобы недруг не заподозрил нехорошего умысла. Впрочем, сторонний наблюдатель не усмотрел бы в его плане ничего зловещего: отправиться с компанией в сельскую местность, полюбоваться пейзажами… Но если Дирвен все оценил правильно, один из этих пейзажей произведет на Ормье сокрушительное впечатление.

Вскоре выяснилось, что в Дом Инквизиции Орвехта вызывали в преддверии повышения. Дабы удостовериться.

Поднявшись на очередную ступеньку, он узнал некоторые весьма любопытные вещи. Кое о чем и раньше догадывался, кое-что его удивило, так что новые знания своей цены стоили – если считать ценой моральные мытарства и общение с прилипчиво-въедливыми доглядчиками.

Дирвен возместил ущерб почтенному Шайму, оставил в покое Хеледику и успешно сдавал экзамены. Песчаная ведьма тоже сдавала экзамены. Благодарение богам, ее отношение к мнимому нангерцу не выходило за рамки легкого увлечения, и печалиться девочка перестала, хотя временами на нее нападала задумчивость. О смысле жизни, видите ли, и о своем месте в этой жизни.

Воспитанники взялись за ум, Светлейшей Инквизиции можно не опасаться, дел на службе невпроворот, но Орвехту бередила душу, словно привязавшаяся на улице скрипичная мелодия, мысль об Итосии. Он пытался что-нибудь разузнать о ней, однако ясноглазая лекарка из Молоны как сквозь землю провалилась.

Ну уж нет, с угрюмым азартом решил Суно, от меня не уйдешь. Будем считать, что это неофициальное расследование.

После встречи в лечебнице Зинта ходила сама не своя. Тот маг понял, что она из Молоны. И она чуть не назвала ему свое настоящее имя. И в придачу ко всему он ей нравился.

– Тебе не стоило там задерживаться, – заметил Эдмар.

– Там было много тех, кто нуждался в моей помощи, – отрезала она, сознавая, что и впрямь чуть не попалась.

Зинта бросилась туда, поймав его «зов боли», и еще по дороге уловила, что Дирвен, которого после путешествия через границу она знала, как облупленного, находится где-то рядом, тоже в неважном состоянии. Сразу стало ясно, что эти двое столкнулись и наваляли друг дружке, пустив в ход и кулаки, и магию.

В отличие от Дирвена, так и не признавшего в ней перемазанную пылью лекарку, встреченную на приморской дороге, его учитель, похоже, определил, что это была она.

Эдмар выяснил, что зовут его Суно Орвехт. Один из тех немногих, кто силен по-настоящему и не нуждается в подкормке из Накопителя. На свое великое счастье, он не из древних и наверняка не устает возносить за это богам благодарственные молитвы, добавил Эдмар с кривой улыбочкой.

Он усилил, насколько смог, прячущие чары, которые не позволяли разыскать Зинту с помощью ворожбы, и посоветовал ей не выходить за пределы сурийских кварталов. При этом сам по-прежнему чуть не каждый день исчезал, сменив тюрбан с матхавой и куфлу на ларвезийскую одежду.

– Ты там поосторожнее гуляй, – попросила Зинта. – А то Дирвена встретишь, и опять друг друга побьете.

– Да мы не раз уже встречались, – усмехнулся Эдмар. – Мы помирились, так что не беспокойся.

Несмотря на это заверение, она забеспокоилась пуще прежнего:

– Совести у тебя нет! Не вздумай на него дурно влиять.

– На него повлияешь… – собеседник скроил презрительную мину. – Абсолютное отторжение. Да он мне и не нужен, в Разлучных горах я его обрабатывал, чтобы заставить дать клятву. Зато он забавный, мы вместе к модисткам ходили.

– А что у тебя с той девушкой, Хеледикой?

– Время от времени видимся, но она как будто находится за стеклом. Или, точнее, в стеклянном флаконе, словно драгоценные духи. Она песчаная ведьма, а стекло получается из песка, ты об этом знаешь? Мы с ней как два сорванных ветром листа, плывущие рядом по воде, и я не могу исправить тот вред, который причинил ей Дирвен. Тебя интересовало это?

– Ты выразился чересчур поэтично, но я все поняла. Бедная девочка.

– Дирвена за одно это стоило проучить. О, вот бы загнать его в ситуацию, чтобы он был вынужден выкупить свою жизнь такой же ценой, как Хеледика в тот раз, это было бы интересно.

– Да что ты несешь? – рассердилась Зинта. – Не слушайте его, боги! Как ты можешь о таких подлых вещах думать?

– Думать можно о чем угодно. Я же не говорю, что я что-нибудь в этом роде сделаю. Больно надо. Я всего лишь заблудившийся маг, который не может найти дорогу домой, тут бы самому уцелеть, чтобы не сожрали те или другие.

– Целее будешь, если выкинешь из головы недоброжительские мысли.

Зинте по горло хватало хлопот с пациентами, и сурийского языка она не знала, но все же заметила, что в кварталах, занятых переселенцами с юга, что-то назревает – и вряд ли хорошее. Голоса звучали резче, чем раньше, молодежь собиралась кучками. Ощущение было, как перед грозой, когда ветер хлопает оконными рамами и гоняет по улицам пыль.

– Зинта, завтра, как рассветет, уходим отсюда, – сообщил вечером Эдмар, выглядевший крайне раздосадованным. – Все, что у нас есть ценного, берем с собой, на случай, если больше не вернемся. Наденешь ларвезийское платье, а сверху покрывало и матхаву – это снимешь, как только отойдем от их кварталов.

– Почему? У меня же здесь пациенты, и Джеманха учит меня танцевать!

– Завтра здесь такие танцы начнутся… Дурачье собирается поднять мятеж и наказать ларвезийские власти. У старейшин не хватает влияния, чтобы эту глупость предотвратить. Сурийцев и так в Аленде недолюбливают, и я не удивлюсь, если у Ложи после этого окончательно терпение лопнет.

– Из-за чего мятеж?

– О, повод просто шикарный! На днях один предприимчивый юноша из тех, кто носит матхаву, завернул в галантерейную лавку, вырвал кошелек у зазевавшейся покупательницы и пустился наутек. Мимо проходил полицейский патруль, началась игра в догонялки. Парень, потеряв голову, полез прятаться в подвал заброшенного дома с дурной репутацией на улице Глиняных Мисок. Облезлое архитектурное чудище из кирпича цвета несвежего мяса, выглядит так, словно притащилось в город с кладбища старых кирпичных домов. Местечко вроде паянских Паленых Гнезд, а что там водится – никто вразумительно рассказать не может. Нечто крайне опасное. Стражи порядка следом за воришкой не полезли и вскоре услышали жуткий крик. Потом вызвали магов – те тоже не знают, что за напасть в этом подвале обитает, и рады любому гостинцу, который можно поизучать. Вытащили труп. Голова была целая, а все остальное напоминало кровавую перекрученную тряпку, и на лице – соответствующая гримаса. Жаль, я не видел. Вроде бы инцидент исчерпан, но его приятели решили отомстить за товарища и преподать урок злой алендийской полиции, загнавшей невинную жертву в логово демона. Скорбящих приятелей набралось, как собак нерезаных, и предполагается, что беспорядки начнутся завтра. Так что придется нам с тобой уносить ноги, а ведь так хорошо устроились…

– Может, их как-нибудь отговорить? Мальчишку жалко, но ведь, если начнется мятеж, пострадавших будет больше.

Зинта растерялась, она при таких известиях всегда в первый момент терялась, если только от нее не требовалось немедленных профессиональных действий.

– Да их даже старейшины унять не могут. Мое мнение, дураку дурацкая смерть, однако гордые сыны Суринани одержимы отмщением, – Эдмар говорил с издевкой, но еле слышным шепотом, хотя их соседи не знали молонского. – Собираются перевернуть Аленду вверх тормашками, дабы защитить свое право хватать чужие кошельки, и чтобы после этого никто не кидался за ними в погоню. Если Ложа не подавит эти беспорядки с максимальной жестокостью, она совершит большую глупость.

– Тем, кто нас приютил, придется плохо. Разве совсем никак нельзя этому помешать? Ты же маг, и среди старейшин есть маги…

– Среди мятежников тоже. Ясно, что горячих сурийских парней подзуживают Овдаба и Ктарма, наверняка без засланцев не обошлось. Они давно к этому готовились, эпизод с воришкой послужил поводом. Со старейшин общины это вины не снимает, нечего было выпускать ситуацию из-под контроля.

– Хорошо тебе со стороны рассуждать! – упрекнула Зинта. – Ты же не знаешь, каково это – за другими присматривать.

– Представь себе, знаю. В паянской гильдии контрабандистов я как раз этим и занимался, и недоумков вроде того быстроногого вора, и его опечаленных дружков я бы сам скормил какому-нибудь демону, пока они всех остальных не довели до беды. Но у нас таких не было, добрый управитель таможни никчемную дрянь в дело не брал.

– То подпольная зложительская гильдия, а то община, – вздохнула лекарка. – Не все же родятся и вырастают разумными.

– Значит, неразумные должны быть тише воды, ниже травы, не открывать рта лишний раз и во всем подчиняться разумным, – безапелляционно парировал Эдмар. – И если старейшины не смогли соблюсти этот принцип, им придется заплатить за свой просчет. Зинта, мы с тобой не сможем предотвратить мятеж, так что готовься к побегу.

– Но если я останусь, я хотя бы смогу помочь пострадавшим, особенно тем, кто из мирного населения.

– Как бы тебе самой не пострадать. Смотри, если тебя арестуют и маги Ложи выяснят, что ты знаешь правду о Накопителях, – тебе конец.

– Вряд ли они рискнут убить лекарку под дланью Тавше.

– Зато рискнут держать тебя взаперти под охраной и вовсю эксплуатировать на благо Ложи. Останешься жива, и будут хорошо кормить, но свободы никогда не увидишь.

Последний довод ее убедил. Весь остаток дня Зинта носилась по сурийским кварталам, лечила, раздавала лекарства, хмуро поглядывая на попадавшихся навстречу парней – экие недоумки, правильно Эдмар высказался, нет бы о своих близких подумали! С вечера собралась в дорогу. На душе было грустно и тяжело, но уснула, как убитая, а в самую рань маг поскребся в дверь, она повязала матхаву, набросила покрывало, взяла свою котомку, и вдвоем выбрались на улицу.

Аленда была окутана дымкой снов и утренним молочным туманом, но все же в окрестностях попадались прохожие – или, скорее, дозорные? Шепнув: «Идем, я отведу им глаза», – спутник взял ее за руку. И вправду отвел, на них не обратили внимания.

В закоулке с дощатым мусорным домиком, в котором кто-то копошился, то ли крыса, то ли гнупи, Эдмар велел Зинте снять накидку и матхаву. Свернув ее тряпки, швырнул в окошко мусорницы. Внутри забормотали, оттуда выглянул, подслеповато щуря глаза, сердитый коротышка с длинным сизым носом и черной щетиной вместо волос, переходящей с затылка на хребет, – и впрямь гнупи, застигнутый рассветом вдали от своего логова. Этот волшебный народец, бывает, роется по ночам в помойках. Опознав мага, он тотчас юркнул обратно в вонючую темноту.

– Зачем выбросил, хорошие же вещи! – возмутилась Зинта. – Накидку можно было оставить, пригодилась бы…

– На всякий случай, чтобы нас не приняли за подстрекателей из Овдабы. Идем.

На ней было темно-зеленое платье с золотисто-коричневыми вышитыми вставками на пышных рукавах и на лифе, с янтарными пуговками, какое не стыдно надеть хозяйке галантерейной мастерской или жене должностного человека средней руки. Эдмар в белой рубашке, в голубом камзоле и такого же цвета штанах, заправленных в летние сапоги, напоминал студента из богатой семьи. Котомки новенькие, украшены галуном. Двое зажиточных жителей столицы отправились на пикник, и никто не примет их за бездомных бродяг, каковыми они на самом деле являются.

Остановив наемную коляску, Эдмар велел вознице ехать на вокзал.

– И куда мы собрались? – поинтересовалась Зинта, недовольная тем, что он до сих пор не посвятил ее в свои планы.

– Понятия не имею. В какое-то красивейшее место, где полно белых лилий. Ты любишь лилии?

– Наверное, да. Но как мы туда доберемся, если ты понятия не имеешь?

– Нас туда Дирвен пригласил.

– Ох…

Больше Зинта ничего не сказала, пока не выбрались из экипажа – возница небось слушает, о чем они между собой толкуют. Уже на привокзальной площади, перед длинным зданием в два этажа, похожим на разглаженную полоску кружев, обеспокоенно прошептала:

– А он не устроит нам неприятностей? Он, должно быть, не на шутку на тебя зол.

– Зол-то зол, но ты же знаешь, какую клятву я с него взял. Могу побиться об заклад, какую-то каверзу он задумал, это на его миловидной конопатой физиономии прописными буквами написано, однако с Ложей это никак не связано. Что-то по-мальчишески дурацкое и наивное, вроде классического трюка с прислоненной к двери шваброй, на которую надето ведро. Он думает, что приготовил мне сюрприз, но я собираюсь его переиграть. На эту загородную вылазку он давно уже меня подбивал, а теперь в самый раз принять его приглашение: вдруг нам с тобой после этого сурийского безобразия алиби понадобится. К тому же, если по случаю беспорядков выезд из Аленды перекроют, лучше находиться снаружи, а не внутри.

– Мне-то как раз внутри надо бы находиться, – вздохнула лекарка, с печалью подумав и об общине, и о жителях окрестных кварталов, которые тоже могут пострадать.

– Что ж, когда все закончится, сможешь вернуться в город и лечить раненых, – судя по его тону, Эдмар нисколько по этому поводу не переживал.

– А Дирвена разве не пошлют усмирять мятежников, раз он амулетчик на службе у Ложи?

– Вряд ли. Амулетчиков и без него хватает, а Дирвен с его даром – штучное изделие для особых случаев, и было бы неразумно рисковать, что он в общей катавасии схлопочет булыжник или арбалетный болт. Я бы его туда не послал. Вчера он сказал, что экзамены сдал, новых заданий пока нет и у него сейчас каникулы. Да вот он и сам идет.

Выпрыгнув из подъехавшей коляски, Дирвен издали помахал им рукой. На нем был такой же костюм, как на Эдмаре, только камзол и штаны цвета бронзы, с искрой. Зинта порадовалась, что надела нарядное платье, а то рядом с ними, такими красивыми, выглядела бы совсем невзрачно – и тут же помрачнела: до нарядов ли, когда в городе назревает беда? А они, вместо того чтобы попытаться ее предотвратить, бегут туда, где тишь да гладь и полным-полно белых лилий.

Поздоровавшись, Дирвен назвал ее «госпожой Нальвой». Ага, не следует забывать о том, что она для него Нальва Шенко. Насчет Эдмара он ничего не сможет выболтать, однако на нее это не распространяется.

Купили в вокзальном буфете две бутылки вина, копченую курицу, дюжину капустных пирожков и три плитки шоколада, сложили все это в котомку к Дирвену.

Тот, как выяснилось, тоже знал о грядущих беспорядках.

– «Столичная белка» до сих пор закрыта, хозяина предупредили не начинать ремонт, пока с сурийцами не разберутся.

– С какими еще сурийцами? – изобразил искреннюю неосведомленность Эдмар.

Зинта смотрела на проплывающие за окном фруктовые сады, луга и виноградники. Мало ли, отчего она грустная. Может, о своей нескладной личной жизни задумалась. Да никто и не интересовался, в чем дело.

Ехали несколько часов. Стюард в застиранном переднике принес в купе обед в кастрюльках с хитроумными защелками на крышках. Зинте кусок в горло не лез, а ее спутники поели с аппетитом.

Станция, на которой они сошли вскоре после полудня, называлась «Храм Кувшинок». Неподалеку от деревни в несколько домишек стоял небольшой храм Госпожи Развилок, потемневший и замшелый от старости, возле него зеленел затянутый ряской лягушачий пруд с белыми кувшинками.

– Хм, это и есть обещанные лилии? – поддел провожатого Эдмар. – Что-то негусто.

– Цветочки тебе дальше будут, – с нехорошим блеском в глазах пообещал Дирвен.

Сухопарый пожилой жрец в темной рясе с фрактально ветвящейся вышивкой, когда-то многоцветной, а теперь невыразительно блеклой, наблюдал за ними с крыльца с добродушной укоризной.

Приотстав, Зинта поклонилась храму и положила в прибитую к столбу деревянную чашу мелкую монету: нехорошо скупиться, когда имеешь дело с богами, но деньги следовало экономить. После этого она быстрым шагом догнала своих спутников. Дирвен как раз объяснял Эдмару заговорщическим шепотом, что к тому самому, на что здесь стоит посмотреть, надо идти не по дороге и даже не по тропкам, а напрямик через лес, где кустарника побольше, иначе их застукают и не пустят, потому что посторонним проход воспрещен. Вернее, ему туда можно, поскольку он амулетчик Ложи и уже там бывал, а Ормье и Нальву завернут обратно, и тогда получится, что зря сюда ехали.

– Так, может, лучше сами повернем обратно? – рассудительно предложила законопослушная Зинта.

– Вы же тогда не увидите, как там красиво! Да на самом деле туда много народу ходит, за всей территорией не уследишь, иесли кто-то пользуется хорошими амулетами, он запросто проскочит. У меня амулеты, а ты, Ормье, заклинанием прикройся. Знаешь ведь, наверное, как это делается?

– Представь себе, знаю, – промурлыкал Эдмар, глядя на охваченного энтузиазмом Дирвена с задумчивым изучающим прищуром.

В душе у Зинты шевельнулось недоброе предчувствие, но когда она снова завела речь о том, чтобы вернуться на станцию, ни тот ни другой не внял голосу разума. Вдруг опять подерутся… И тогда они будут нуждаться в неотложной помощи, так что надо тащиться за ними, пригибаясь под нависающими ветвями и подбирая подол, чтобы не цеплялся за что попало. Два жабьих паршивца… Стоило ли надевать такое платье ради прогулки с кавалерами такого пошиба? Вдобавок припекало, то и дело приходилось утирать мокрое от пота лицо.

– Эй, вы, подождите! – сердито окликнула Зинта. – Я переоденусь.

Хвала богам, юбка не порвалась, плотный китонский шелк с честью выдержал знакомство с сучьями и репьями. Натянув за кустом барбариса, увешанного кистями желтых соцветий, свои старые штаны и тунику, Зинта свернула платье и запихнула в котомку поверх лекарской сумки.

Теперь она не так сильно изнывала от жары, и никакой возни с подолом, можно смотреть по сторонам – на цветы, возле которых вьются шмели и пчелы, на ярких бабочек, на лиственные и хвойные деревья, каких она в Молоне не видела. Все пронизано солнцем, воздух напоен ароматами. Здесь, наверное, никакой лесной жути не водится, не то что в Разлучных горах. Эдмар с Дирвеном тоже принялись вспоминать Разлучные горы, вовсю поддевая друг друга.

До места добрались к вечеру. Дирвен наконец-то остановился и объявил: «Все, пришли». Сбросив котомку, Зинта уселась на траву. Укромная прогалина посреди зарослей бузины с кремово-белыми цветами. Знатная вышла прогулка, и все тревожные мысли по дороге рассеялись, попросту сил на них не осталось. Если б еще комарье не липло… А лилий им попалось по дороге не так уж много.

Дирвен вытащил снедь и расстелил плед, занимавший большую часть его котомки. Эдмар эффектно, словно фокусник в балагане, «распаковал» еще два пледа, прежде свернутых заклинанием до размеров носового платка.

– Если ты это умеешь, какого демона мы с тобой в тот раз мерзли?

– Чтоб тебе жизнь шоколадом не казалась.

Зинта осуждающе вздохнула: ну, почему бы Эдмару не сознаться, что тогда он ничего подобного еще не умел? Недавно научился, подсмотрел у кого-то из магов сурийской общины. Благодаря этому они смогли захватить с собой теплую одежду, спальные принадлежности и даже палатку – все было уменьшено до кукольных размеров, замечательный способ, а Дирвена дразнить совершенно незачем. Тот на миг насупился, взгляд стал колючим, но потом конопатое лицо разгладилось. На удивление быстро разгладилось: словно он вовремя вспомнил о том, что в рукаве у него еще какой козырь припрятан.

– Надо сходить посмотреть на лилии, пока солнце не село. Это недалеко, только придется ползти под кустами, а поужинаем лучше потом, когда вернемся. Наши вещи тут никто не тронет. Пойдемте?

Под кустами Зинта за сегодняшний день наползалась на полжизни вперед, но Эдмар согласился, а у Дирвена глаза сияли, как у мальчишки, задумавшего недобрую шалость. Сейчас начнется выяснение, кто кого, и без присмотра этих двоих лучше не оставлять.

Пробираться внаклон под нависающими ветвями все же куда легче без котомки на спине, но толку-то лезть за какими-то сомнительными удовольствиями на запретную территорию, если за вычитанием перенесенных мытарств удовольствия останется с воробьиный нос? Дважды пришлось пережидать в зарослях: Дирвен шепотом предупреждал, что «идет дозор». Один раз издали донеслись умноженные эхом голоса – здешнему дозору, в отличие от незваных гостей, таиться не приходилось.

На полянах и впрямь росли роскошные лилии, но провожатый говорил, что главная достопримечательность впереди. Почти пришли, оно вот здесь, за деревьями. Ага, по этой круговой тропинке ходят сторожа, но они уже далеко. Давайте сюда, подойдем поближе, тут можно пролезть между кустами.

Впереди росли ивы. Потянуло сыростью и холодом.

– Смотри, Ормье! – с плохо скрытым торжеством произнес Дирвен.

Лицо Эдмара, секунду назад невозмутимое, с улыбочкой «и чем же ты можешь меня удивить?», побледнело и застыло. Он был готов к чему угодно, только не к встрече со своим наваждением.

Перед ними лежало озеро с непроглядной водой, неподвижной и блестящей, словно черное стекло. Берег обрывистый, хотя и не слишком высокий, отраженные в темной глади ветки ив до поверхности не дотягиваются, но правее видна сырая низина, заросшая высокой изумрудной травой.

– Ну, как тебе это? – Дирвен смотрел победителем.

– Ничего себе картинка, – своим обычным чуть насмешливым тоном отозвался Эдмар, уже совладавший с шоком.

– Это Лилейный омут. Слышали о нем когда-нибудь?

– Какая-то сказка насчет исполнения желаний, – припомнила Зинта.

– Ага, есть поверье, что, если загадать желание и туда окунуться, оно исполнится, только это неправда, на самом деле все желающие тонут. Там вода холоднющая, как лед, и не водится ни рыб, ни улиток, ни лягушек – вообще ничего, зато оно никогда не замерзает, так и глядит всю зиму черным глазом. Его наши амулетчики охраняют.

– Хорошо охраняют, раз мы здесь, – фыркнула лекарка. – Идемте отсюда.

Ее опять охватило беспокойство, предчувствие чего-то непоправимого.

– А здесь не устережешь, потому что Лилейный омут волшебный и подыгрывает тем, кто сюда идет. Может, он питается людьми. Хотя утопленники, которых потом достают тралом, нисколько не объеденные. Тут повсюду прямо от берега страшная глубина, только в воду шагнешь – и провалишься с головой. И везде спущены тралы, их раз в месяц поднимают с помощью амулетов, там обязательно кто-нибудь есть, хотя дозоры следят, чтобы никто не топился. Я тоже здесь дежурил. Ну как, Ормье, этот водоемчик похож на то, что тебе снилось? А то бледный ты стал, как барышня, которая мышь увидела!

– Мышь я вижу, – согласился Эдмар. – Точнее, мышонка – зеленоглазого, хвастливого и нахального, уверенного в том, будто он круче всех. А что касается барышни… В Разлучных горах юбку носил я, но барышней был ты, чуть что – сразу спасите-помогите, пусть это сделает вместо меня кто-нибудь другой!

– Не ври! – Голос Дирвена, все еще по-мальчишески ломкий, обиженно зазвенел. – Когда было нужно, я сам выстрелил!

– Один-единственный раз. И целоваться ты так и не научился, сколько я ни старался…

– Ах ты, сволочь!

Он двинул оскорбителю кулаком в челюсть, и все бы ничего, но стояли-то они на краю. Уклонившись от удара, маг не удержал равновесия, пошатнулся – и исчез. Раздался тяжелый всплеск.

Зинта рванулась вперед, распласталась на кромке берега и, ухватившись одной рукой за плакучие лапы ветлы, другую опустила вниз. Давай же, Эдмар, хватайся… Рядом с ней тот же маневр проделал Дирвен, глаза распахнуты ошеломленно и жалобно – топить недруга в его планы не входило.

Эдмар медленно погружался, даже не пытаясь выплыть. Длинные высветленные волосы тянулись вверх, словно белесые водоросли. Рискуя свалиться, Зинта свесилась еще ниже, пытаясь поймать тихо колышущиеся пряди. Едва коснувшись студеной, как лед, воды, пальцы заныли и начали неметь. Видимо, Эдмара сразу сковало непреодолимым холодом: судорога, паралич дыхания, остановка сердца. Он уже мертв. Несколько мгновений спустя его неподвижный труп канул в темную глубь. Лилейный омут проглотил очередную жертву.

Кто-то тянул ее прочь от края.

– Нальва, я не хотел! Честное слово, не хотел! Сами не упадите, его теперь не достать, тралом потом поднимут…

Она отползла в сторону и выпрямилась. Кончики пальцев до сих пор ныли. Вот и сбылся сон Эдмара.

– Я же не думал, что он свалится… – потерянно произнес Дирвен.

– Ладно, от судьбы не уйдешь, – лекарка вздохнула. – И ничего теперь не поделаешь. Добрых посмертных путей тебе, Эдмар, Эдвин Мангериани.

– Так его звали на самом деле?

Она кивнула. Не сказать, чтобы она его любила, однако привыкла к нему и привязалась, и столько вместе пережили за эти два года… Но если разобраться, участь ему выпала не настолько страшная, как могло быть, если б его забрали в Накопитель.

Еще раз вздохнув, Зинта поглядела на мальчишку, победившего противника и совершенно этой победой раздавленного.

– Я никому не скажу, что ты его толкнул. Это был несчастный случай. Тем более ему снилось, что это должно произойти. Но ты все-таки подумай над тем, что сделал, чтобы не повторить то же самое в будущем с кем-нибудь еще.

Дирвен покаянно опустил голову.

– Пошли, – позвала лекарка.

Они вернулись к стоянке – вдвоем, хотя уходили отсюда втроем. Зинта уселась на плед, на нее только сейчас навалилась усталость после сегодняшней беготни, а ее спутник открыл бутылку, налил доверху вина в походную жестяную кружку и взахлеб выпил.

– Нальва… – Язык у него начал заплетаться. – Вы мне верите или нет – я не хотел!

– Верю.

Удовлетворившись ответом, он снова налил и припал к посудине.

– Послушай, не стоит тебе столько пить.

– Н-нет, подождите… – с надрывом возразил Дирвен. – Почему он меня обманул? Я полюбил девушку, а она оказалась не девственницей, потом я снова полюбил девушку, и она оказалась переодетым парнем! Вы можете сказать, почему вокруг столько предательства?

– Может, потому, что ты, когда влюбляешься, не видишь самого главного – человека, с которым имеешь дело? Смотришь вместо этого на морок, который сам же и создал, а после расстраиваешься из-за несовпадений своего морока с действительностью.

Уж кому, как не Зинте, об этом знать, если у нее с Улгером так получилось. Собеседник бурно запротестовал:

– Какой еще человек, я же говорю о девственности! П-почему они… Ну, не это самое… Не девстве…

После первой бутылки он забыл о том, что утопил Эдмара, и принялся слезно обвинять покойного во всех своих неприятностях, даже в тех, которые произошли задолго до их знакомства, а после второй растянулся на пледе и погрузился в пьяный сон, время от времени издавая стоны, напоминающие поскуливания побитого животного.

Укрыв мальчишку, Зинта устроилась от него подальше, тоже завернулась в плед. Сгущались сумерки, а они и круг не очертили, и сухих веток для костра не приготовили. Но костер тут, наверное, жечь не стоит, чтобы охрана Лилейного омута не заметила нарушителей.

Ей больше незачем скрываться. Пожалуй, она останется в Аленде и для начала будет помогать тем, кто пострадал во время беспорядков, а потом как-нибудь да устроится, в Ларвезе не слишком много лекарей под дланью Тавше. Если начнут расспрашивать, скажет, что из Паяны сорвались, потому что так решил Эдмар – будто бы у него случились неприятности, а какие, он с ней не делился. Не пропадет она без него. Хотя все равно грустно, и рыжая Мар останется без лекарства, которое могло бы ее спасти. Эдмар успел найти половину ингредиентов для противоядия. Пусть он мечтал вылечить Мар, чтобы посрамить ее отца и продемонстрировать свое превосходство над окружающими, для больной девочки это по-всякому было бы хорошо, несмотря на ничуть не доброжительские побуждения Эдмара.

Вдобавок, желая ему добрых посмертных путей, Зинта ощущала тягостное беспокойство: если его душа останется в Сонхи и в будущем, когда он в другой раз родится, в нем опять признают древнего мага, его по-всякому ждет Накопитель. А потом то же самое повторится снова, и еще раз, и еще… Нет, не будут его пути добрыми. Подумав об этом, лекарка съежилась от ужаса, протеста и сострадания, кутаясь в плед.

Сумерки сгустились до иззелена-синей летней темени, в небе появился жемчужный месяц. Вокруг переливисто стрекотали невидимые цикады, шуршали ночные бабочки и мерцали крупные светляки. В той стороне, где находилось озеро, плеснула вода, потом послышались шорохи, словно кто-то неуклюже ломился через заросли, тревожа траву и кустарник. Лесное животное – или утопленник?

Зинта замерла, прислушиваясь. Что бы это ни было, оно направляется сюда. Дать отпор нежити может маг либо амулетчик, но мага больше нет, а амулетчик вдрызг пьян, его сейчас не растолкаешь.

Отбросив плед, она схватила свою котомку. Спички лежали в боковом кармашке, который застегивался на пуговицу. Хотя бы ветку поджечь… Пальцы дрожали, спички вспыхивали и гасли. Шорох приближался, из-за кустарника донесся слабый голос:

– Зинта… Зинта, помоги мне…

Ноги враз стали ватными, непослушными. И впрямь мертвец! Не тот у Эдмара характер, чтобы дожидаться, когда его тралом поднимут: сам из омута вылез – и прямиком отправился живых донимать.

– Зинта…

В панике она пихнула ногой Дирвена. Тот издал скулящий стон, но не очнулся. Придется без его помощи от нежити защищаться.

Зинта достала кинжал Тавше. Мелькнула мысль, что с ним вроде бы что-то не так – хотя разве подобное возможно? Утопленник уже продирался через заросли бузины, еще немного – и будет здесь.

Боги милосердные, вот он: облепленный мокрой одеждой, из последних сил ползет на четвереньках, белеют рукава рубашки, длинные слипшиеся волосы свисают озерными водорослями. В звездном свете ничего больше не разглядишь, но Зинте не хотелось бы увидеть его посиневшее мертвое лицо.

– Отправляйся в Хиалу, беспокойный дух, тебе не место среди живых! Добрых тебе посмертных путей! Живые и мертвые ходят разными дорогами, не нарушай сей закон!

Зубы у нее стучали. У покойника тоже.

– Зинта, я живой!

– Ты утонул! Я сама видела! Смирись со своей участью, не тревожь добрых людей!

– У тебя нож Тавше, ты же говорила, он отличает живых от нежити, вот и посмотри. Я пока жив, но если ты не дашь мне плед, скоро околею!

Ох, и в самом деле: кабошон, венчающий рукоять, не светится. Значит, нет рядом ни беспокойных мертвецов, ни волшебных существ, способных принимать людской облик, а она до того перепугалась, что упустила это из виду. Убрав оружие, Зинта бросилась к Эдмару. Мокрый, кожа ледяная, но жилка пульса на запястье бьется – последнее окончательно убедило лекарку в том, что перед ней живой человек.

– Тебе надо немедленно все снять и завернуться в сухое. Давай, шевелись, я помогу. Как тебе удалось выплыть?

– Я загадал правильное желание… – выдавил маг, сдирая с себя до нитки промокшую одежду. – Успел, когда падал. Единственно правильное желание – остаться в живых, и омут меня отпустил. А если загадать что-нибудь другое, утонешь. Хороша ловушка, правда?

Он то ли засмеялся, то ли закашлялся.

Лекарка набросила ему на плечи плед, потом сдернула другой с Дирвена и укутала Эдмару ноги. Он не болен, и сейчас нет смысла черпать силу у Тавше, его просто надо поскорее согреть.

– Костра не нужно, – остановил он, когда Зинта кинулась ломать ветки. – Не хватало, чтобы нас тут изловили. Лучше дай вина.

– Ничего не осталось, Дирвен выпил.

– Было же две бутылки!

– Вот он все и выхлестал. Тебя поминал.

– Восхитительно…

– У меня есть немного согревающей мази.

Перцовой мази было на донышке, потому Зинта и не оставила эту склянку своим пациентам из сурийского квартала.

– Погоди, есть еще способ.

Сбросив тунику и штаны, она расстелила на траве плед, улеглась вместе с Эдмаром, обняла его и прижалась всем телом, грея собственным теплом. Вторым пледом они с головой накрылись. Холодный, как ледышка. Хорошо еще, что в этих краях в начале лета ночи достаточно теплые.

Сначала он лежал молча, только хрипло дышал и дрожал. Потом пробормотал:

– Зинта, ты угадала. Мар болеет из-за меня. Это был я. Спасибо, что не удавили в колыбели… Хотя я ведь родился на четыре года раньше, они еще не знали… Ничего, теперь я ее вылечу. Лекарство для своей дочери Хальнор должен получить от меня.

– Ее отца зовут Хальнор?

– Раньше звали. Давно. Мерзавец об этом не помнит.

– Почему – мерзавец?

– Потому что он превратился в дикого кота и убежал. И никто не мог его поймать, даже сам Дохрау. Попробуй отыскать в популяции болотных кошек того, кто сам от себя отрекся, с такой задачей ни маги, ни боги не справятся. Если б он тогда нашелся, я бы его домой к себе взял… Надел бы ему ошейник с колокольчиком, чтобы снова не потерялся… Но ему бы колокольчик не понравился, при его-то свободолюбии… Он чуть что выпускал когти и шипел, даже когда снова стал человеком.

Ясно. Уже бредим. Немудрено после такого купания.

Мало-помалу согревшись, он погрузился в забытье. Зинта тоже прикорнула, прижавшись к теперь уже теплому Эдмару.

Проснулась она первая. Выбралась из-под пледа, торопливо натянула штаны и тунику. Развешала на кустах мокрую одежду Эдмара. Взяв бутылки, сбегала к ручью, через который вчера пришлось перепрыгивать. До Лилейного омута было ближе, но черпать оттуда воду не хотелось. Когда вернулась назад, похмельный амулетчик все еще дрых без задних ног, а Эдмар сидел одетый, на нем была бутылочно-зеленая фланелевая рубашка, замшевая жилетка с бахромой и зеленовато-коричневые походные штаны. Значит, он уже в состоянии «распаковать» вещи, свернутые магическим способом.

– Достань мою жакетку, – попросила Зинта, усаживаясь рядом.

Лес окутывала утренняя прохлада. Солнце едва поднялось, все было исчерчено длинными тенями, которые перемежались с освещенными участками, сверкающими мириадами росинок.

– Я вчера проговорилась, как тебя зовут. Ну, когда мы желали тебе добрых путей…

– Тронут! – хмыкнул Эдмар. – Впрочем, не страшно, он же поклялся богами и псами, что ничего обо мне не выболтает. Все равно хочешь – не хочешь придется тащить его с собой.

– Куда – с собой?

– Мы едем на юг. До пустыни Олосохар – поездом, а дальше как получится. Нам нужны деньги, паянские сбережения скоро закончатся.

– Думаешь, в пустыне деньги прямо на песке валяются?

– Под песком. Будем искать клад, о котором мне рассказал один старый суриец. Стоит зарисовать то, о чем он говорил, а то еще одно такое приключение – и все из головы вылетит.

Достав из своей котомки цилиндрический футляр с картами, лист плотной бумаги, чернильницу и пенал с перьями, Эдмар принялся набрасывать какую-то схему, время от времени сверяясь с картой южных земель. Длинная светлая челка падала ему на глаза, выражения не разберешь, но у Зинты зародилось подозрение, что он мухлюет.

Зато жара у него определенно нет, ни о каких котах с колокольчиками больше не вспоминает.

– Готово. Карта, где зарыт клад, как новенькая. Сейчас мы ее состарим, исключительно из эстетических соображений…

Маг провел ладонью над своим творением, и оно приобрело вид потрепанный и почтенный, словно несколько веков пролежало то ли в разбойничьем сундуке, то ли в лавке древностей. Зинта наблюдала за этими манипуляциями с критическим прищуром.

– И зачем все это?

– Крючок для Дирвена. Он поклялся, что никому обо мне не расскажет, но если маги Ложи начнут его допрашивать – сама понимаешь, чем это закончится.

– Так никакого клада, что ли, нет?

– Есть, чем хочешь могу поручиться, но клад без старинной карты – это все равно что вечеринка без вина. Пресно и неубедительно. Кстати, о вине, он сейчас проснется.

Зинта оглянулась: Дирвен принял сидячее положение и с болезненным мычанием растирал опухшую физиономию.

Того, что их снова трое, он пока еще не заметил.

Вскочив раньше, чем маг успел поймать ее за руку, она подошла к мальчишке и остановилась над ним, уперев руки в бока.

– Хорош! Мало того что вчера Эдмара чуть не утопил и выжрал один все наше вино, так теперь еще от тебя перегаром несет, как от трактирного выпивохи! Не стыдно?

К его чести, амулетчик Ложи сумел сразу вычленить из сказанного главное, на что Зинта и рассчитывала:

– А почему – чуть?

– Потому что вам обоим невероятно повезло.

Эдмар адресовал ей укоризненно-разочарованную гримасу: наверняка собирался напугать своего несостоявшегося убийцу, чтоб у того сердце в пятки провалилось, а теперь никакого эффекта неожиданности.

Повернувшись, Дирвен несколько раз растерянно моргнул, хлопая пушистыми соломенными ресницами, и кинулся к нему с радостным воплем. Повалил на траву – не нарочно, просто потому, что с похмелья руки-ноги плохо слушались. Чернильницу Эдмар перед этим закрыл и спрятал в котомку, а то бы уляпались.

– Разлучные горы вспомнил? – ухмыльнулся маг.

– Чего?.. Да я тебе…

– Ты меня уже вчера убил. Собираешься повторить?

– Как ты выплыл-то? – пробормотал Дирвен обескураженно.

Ему объяснили насчет правильного желания – одного-единственного, которое Лилейный омут способен выполнить.

Позавтракали копченой курицей и пирожками, запивая согревшейся на солнце родниковой водой, потом Эдмар рассказал о кладе, продемонстрировав состряпанную час назад карту, якобы полученную в подарок от старого сурийца. В незапамятные времена в оазисе, затерянном в глубине пустыни Олосохар, находился город, принадлежавший могущественному древнему магу. Однажды пришли враги, убили правителя и все там дотла сожгли, однако на них пало проклятие, поэтому добраться до тайника, устроенного под дворцом, они так и не смогли. Прошли века, пепелище города занесло песками, но на карте, которая передавалась из поколения в поколение в знатной сурийской семье, все нарисовано в подробностях, не ошибешься. В тайнике хранятся сокровища и, самое главное, амулеты, которые наделяют своего хозяина небывалой властью, так что хорошо бы этот подвал откопать… У Дирвена все сильнее разгорались глаза, но вначале он держался и, пока пробирались через лес, стоически помалкивал, а когда вышли на дорогу, хрипловатым голосом спросил:

– Вдвоем туда поедете? Там же пустыня, кочевники, разбойники… Еще и всякий опасный народец – песчанницы, например, или амуши.

– Ты прав, затевать такую экспедицию лучше в надежной компании, но я в Аленде никого из надежных ребят не знаю, кроме тебя, а ты ведь на службе.

– Я сейчас на каникулах. Сказали, если ничего не наметится, две восьмицы могу отдыхать после экзаменов, так что я бы с вами поехал.

– Тебе не влетит? – снисходительно прищурился маг.

– Не влетит, – огрызнулся Дирвен.

К тому времени, как дошли до Храма Кувшинок, Эдмар «позволил» себя уломать. То, что на юг они отправляются прямо сейчас, не заворачивая в Аленду, первым же попутным поездом, Дирвена не смутило: все его амулеты при нем, кроме тех, которые полагается сдавать на хранение, и денег он с собой взял, так что поехали!

Зинта молча шагала позади, хмурилась и не могла понять, что его подвигло на авантюру. Сам хвастался, что Светлейшая Ложа своим элитным амулетчикам очень даже нехило платит, так зачем ему древнее золото, которое то ли есть, то ли нет где-то там среди раскаленных барханов пустыни Олосохар? И вряд ли Эдмар мог зачаровать его, от таких атак Дирвена защищают амулеты. Или этому мальчишке, так же как ей, в глубине души хочется сказочных приключений? Все равно непонятно: уж амулетчику Ложи грех жаловаться на неинтересную жизнь – тем более ему, тем более после Разлучных гор!

Когда поравнялись с распахнутыми воротами старого храма, ей вновь пришлось удивиться, но теперь уже Эдмару. Сбросив котомку, тот вошел во двор, что-то вытащил из кармана и высыпал в чашу для пожертвований – судя по звяканью, не то целую горсть монет, не то драгоценности из тех, которыми он разжился в Паяне, пока подвизался в гильдии контрабандистов.

После этого он опустился на колени и простерся ниц, коснувшись лбом пыльной каменной плиты. Светлые волосы эффектно рассыпались. Его поведение изрядно ошеломило и Зинту с Дирвеном, и двух жрецов в поношенных мантиях – мужчину и женщину, появившихся в дверях храма.

– Благодарю тебя, Госпожа Вероятностей, – не поднимая головы, произнес Эдмар. – Прости, что не понял сразу. Я безмерно благодарен тебе за свое спасение и за свое возрождение. Я люблю тебя, моя Госпожа.

– Набожный Эдмар – это нечто! – фыркнул Дирвен – впрочем, тихонько, чтобы никто, кроме лекарки, не услышал.

– Нет бы тоже сказал «спасибо», что не стал убийцей, – одернула его Зинта и, спохватившись, низко поклонилась храму.

Вместо того чтобы внять доброму совету, мальчишка независимо вскинул голову и хмыкнул. Зинта уже была наслышана о его неприязни к богине вероятностей, он и вчера всяко ее честил, обвиняя в своей оплошности и называя «Рогатой Госпожой».

Спустившийся с крыльца жрец заглянул в чашу и заметил, приятно удивленный:

– Ваша щедрость похвальна, молодой человек. Да пребудет с вами милость нашей Госпожи!

– Мое приношение ничтожно, – с улыбкой возразил Эдмар, поднимаясь на ноги. – Надеюсь, в будущем я смогу пожертвовать Госпоже дары, которые будут ее достойны.

На прощание жрец благословил их. Дирвен ухмылялся с нагловатым вызовом и даже начал насвистывать сквозь зубы разнузданный модный мотивчик, но почитающий Госпожу Развилок маг заставил его замолчать, отвесив подзатыльник. Юный амулетчик развернулся, готовый к потасовке, – и неожиданно стушевался, встретив предупреждающий взгляд Эдмара.

Зинта чувствовала, что у нее скоро голова начнет пухнуть от размышлений. С Эдмаром после возвращения из Лилейного омута что-то не так. Неладно?.. Нет, не то слово. Он изменился, и определения для этой перемены не подобрать. Как будто в одночасье повзрослел. С другой стороны, переживши такое, в самый раз взяться за ум, ничего тут нет удивительного.

Дирвену порой мечталось, что была б у него власть, какую никому не пересилить, – он бы тогда всех заставил жить по справедливости, и отменил бы в Овдабе Закон о Детском Счастье, и Ктарму бы уничтожил… Но то были сказки, которые он рассказывал самому себе, а реальная возможность – вот она, сейчас замаячила. Протягивай руку и хватай. Впору подумать, что Лилейный омут заодно и его желание выполнил, хотя он туда не нырял.

Древние амулеты, о которых говорил Эдмар, должны достаться ему. Заполучив их, он сможет сделать все, что захочет.

Две восьмицы каникул. Вряд ли они успеют обернуться за такой срок, но Эдмар явно что-то замышляет и темнит, а поскольку Дирвен из-за своей клятвы должен держать язык за зубами, единственный выход – напроситься к нему в спутники, следить за ним и, если понадобится, остановить его.

Лишь бы не прислали мыслевесть с приказом вернуться в Аленду. Обмен мысленными сообщениями доступен немногим. Маги это умеют, потому что они маги. Тех, кто служит богам, как Нальва, или Зинта, или как ее взаправду зовут, одарили этой способностью их небесные покровители. Амулетчик может передавать и принимать мыслевести, если при нем «Ментальный почтальон», настроенный на связь с магом либо другим амулетчиком. Выкинуть, будто бы потерял?.. На это Дирвен решиться не мог – должностное преступление. Он ведь не дезертир и не злостный нарушитель дисциплины, его задача – разведать, что затеял Эдмар, потому что больше некому.

Уйдя с головой в эти размышления, он даже в окно не глядел. По растрескавшемуся рыжеватому лаку на деревянных панелях купе скакали солнечные зайчики, подмигивая троим авантюристам, которых поезд с облупленной драконьей мордой на тягловом вагоне уносил все дальше на юг.

Коллегиальность обязывает: секреты Светлейшей Ложи, в том числе касательно Накопителей и прочих скелетов в шкафу, Суно Орвехт хранил, как свои собственные. Помогал по мере сил придерживать дверцу шкафа, чтобы оные скелеты не вываливались на всеобщее обозрение. Но тащить в упомянутый шкаф новые экземпляры – от этого увольте. Так что не стал он сдавать своим вечно голодным коллегам Зинту и Эдмара Граско из Молоны, проявив непростительную нелояльность. Все-таки неспроста его шесть дней кряду в Доме Инквизиции продержали: возможно, кого-то из доглядчиков одолевали смутные, но настойчивые сомнения.

Вычислить молонских беглецов Орвехту не составило труда. Для начала он невзначай поинтересовался у Дирвена, знает ли тот лекарку под дланью Тавше, которая оказала помощь ему и юноше из Нангера. Не рискнув соврать учителю, мальчишка промямлил, что это Нальва Шенко, он ее встретил возле границы, лазутчики ее вначале за ужасательницу приняли. Суно не стал продолжать расспросы, вместо этого пошел в архив и еще раз внимательно изучил его отчет. Соответствующий допуск у него имелся, а интерес куратора к тому, как ученик справился с первым полевым заданием, никого удивить не мог, тем более что Суно Орвехт слыл образцово добросовестным куратором.

В числе прочего к отчету прилагались словесные портреты Нальвы Шенко и Энги Лифрогед, со слов лазутчиков. Однако… Вот тебе, Дирвен, и «порядочная девица»! Посмеялись над тобой боги. Что ж, теперь понятна истинная причина драки в «Столичной белке». Честно говоря, за такое Суно и сам бы притворщика вздрючил… Но уж он-то, в отличие от Дирвена, живо раскусил бы фальшивую девицу.

А Эдмар Граско, получивший по молонской традиции фамилию своей опекунши, – тот самый маг-возвратник, который якобы заключил сделку с демонами и сгинул, так и не попав в Накопитель. Не было никакой сделки. Судя по всему, этот Эдмар – редкостная шельма, самого Мулмонга переиграет. Парень то ли каким-то образом узнал правду о Накопителе, то ли что-то заподозрил – и подался в бега, прихватив с собой Зинту.

Хм, за последнее ему спасибо. За Хеледику, впрочем, тоже, девчонка заметно ожила. Наверняка Дирвен рассказывал о ней своей новой «зазнобе». Жаловался, поганец. Но благодарность благодарностью, а с такими, как Эдмар Граско, надо быть настороже. Молонские коллеги его недооценили: маг он довольно-таки сильный и прекрасно обходится без подкормки. Предложить его кандидатуру для решения мезрийской проблемы? Не потянет, а после неудачи практичные коллеги упекут его в Накопитель.

Делиться своими умозаключениями Орвехт ни с кем не стал. Попытался найти лекарку, но не преуспел: та затерялась в Аленде, словно прозрачный, как слеза, стеклянный шарик, который уронили в мутный водоем. Несомненно, прячущие чары. Он сумел бы их преодолеть, если бы больше общался с Зинтой, а сейчас остается признать свое поражение и надеяться на новую встречу.

Суно привлекли к подавлению беспорядков, учиненных сурийскими смутьянами, и стало не до того. Зато он смог дать выход накопившемуся раздражению, направив его на погромщиков, поджигателей, мародеров и насильников. Поскольку он действовал в одиночку, ему удавалось заставать их врасплох: негодяи полагали, что маги всегда работают группами. Орвехт не щадил их, но в то же время следил за тем, чтобы от его заклятий не пострадали мирные жители.

Он не разделял мнения, что люди, которых околдовали, и агрессивно настроенная толпа лишены свободы выбора в равной степени. С зачарованного, если тот не способен сопротивляться магии, и впрямь никакого спросу, однако те, кто пошел бить, насиловать и грабить, наслушавшись подстрекателей, сами сделали выбор: могли пойти, а могли и не пойти.

Хеледика в очередной раз его удивила. Сначала она просилась с ним в город, словно речь шла об увеселительной прогулке, но Суно велел ей оставаться дома и защищать матушку Сименду. Что ж, она и защитила – не только дом Орвехта, но и с десяток окрестных особняков. Когда на улице Розовых Вьюнов появилась компания распаленных юнцов, вооруженных ножами и палками, девушка вышла им навстречу – в черном платье, длинные волосы лунного цвета распущены, в кулаках зажато по горсти олосохарского песка.

Погромщики, на свою беду, родились уже после того, как их семьи покинули Суринань: откуда им было знать, кто такие песчаные ведьмы и каково с ними связываться? Разве что сказки об этом опасном племени слышали, но то сказки, а то богатый район Аленды и какая-то ларвезийская барышня. Им бы бежать оттуда со всех ног, а они повели себя иначе. Вполне предсказуемо. Суно, заглянувший домой на следующее утро, успел осмотреть их тела до того, как приехала повозка, собирающая трупы. Никаких внешних повреждений, но у каждого носоглотка забита песком.

На четвертый день волнения были окончательно подавлены, однако выловить эмиссаров из Овдабы так и не удалось: те сделали свое дело и затаились либо убрались домой. Столица зализывала раны. Суно и заглянувший к нему в гости Шеро пили в библиотеке сваренный песчаной ведьмой шоколад. Хеледика в дальнем углу рылась в книгах: библиотека была одним из ее любимых местечек в доме Орвехта, и она частенько здесь сидела – в отличие от Дирвена, которого Суно так и не смог приохотить к чтению.

– Мыслевесть от коллеги Бегройма Кангехта, – с тревожным удивлением проворчал Шеро. – Он направляется сюда, чтобы передать нам устное сообщение. Что такого могло стрястись, чтобы маг не решился послать мыслевесть?

– Что-нибудь из ряда вон выходящее, – нахмурился Суно. – Совсем из ряда вон, такое, что дальше некуда… Хеледика! – он повысил голос. – Будь добра, свари нам еще порцию!

За старыми книжными шкафами, украшенными резным орнаментом и наборными стеклянными вставками, прозвучали легкие шаги, скрипнула дверь. Ушла.

– Надеюсь, не с мятежом оно связано, – устало поморщился Шеро.

– Думаю, что-то другое. Если бы с мятежом, нас бы отсюда мигом выдернули по тревоге. Мало ли на свете проблем, кроме сурийцев? Я вот надеюсь, упасите боги, что это не Мезра новый сюрприз преподнесла.

Старший маг угрюмо кивнул. За те трое суток, что Аленда была охвачена беспорядками, оба почти не спали. Предполагалось, что, выпив шоколада и обсудив ситуацию, они смогут позволить себе заслуженный отдых. Если бы.

Коллега Бегройм Кангехт, которого впустила в дом матушка Сименда, запыхавшийся до одышки, с блестящей от пота лысиной, плотно притворил за собой дверь и потерянно выдохнул:

– Лилейный омут… Искупался там кто-то…

– Но там же регулярно кто-нибудь… – Суно, с недавних пор тоже знавший, что представляет собой Лилейный омут, на полуслове осекся. – Не утонул? Искупался?

– Именно, коллеги, – угнетенно подтвердил вестник. – Пришел, окунулся и ушел… Что теперь делать будем?

Маги переглянулись.

– Кто это был, установили? – осведомился Шеро.

– Нет, – Бегройм развел руками. – Обнаружили только сегодня, а случилось это, по всей видимости, три-четыре дня тому назад. Омут мешает наблюдениям, и след теперь никак не возьмешь, все размыто и перепутано. Хорошо, что вообще удалось отследить возмущение, могли прошляпить.

– Кто бы это ни был, я бы сказал, что это тот самый маг, с которым есть смысл договариваться насчет Мезры, – сощурился Орвехт. – Раз уж он в Лилейном омуте искупался…

– Вот и я о том же, – с тяжелым вздохом согласился Шеро. – Надо найти его и побеседовать. Откуда он нырял, известно?

– Между пятым и шестым часом. – Поймав взгляд Орвехта, не посвященного в эти тонкости, Кангехт добавил: – Лилейный омут представляет собой идеальный круг, мы его для удобства поделили, как часовой циферблат. На этом отрезке бережок только в одном месте пологий, там он и вылез из воды, это кое-как определили, но со следом все безнадежно. Окаянное божественное озеро так влияет на окрестности, что нашими методами ничего не выявить.

– Поехали на Совет, – распорядился Шеро, поднимаясь.

Они втроем направились к выходу, и Суно с философской покорностью подумал, что сегодня ему опять не суждено выспаться.

Совет, больше напоминавший растревоженный улей, затянулся почти до полуночи. Мага, искупавшегося в Лилейном омуте, во что бы то ни стало надо найти. Этот маг может быть крайне опасен. Этот маг может быть крайне полезен. Сначала следует выяснить, кто это, а потом уже решать, что с ним делать. Сначала нужно привлечь его к решению мезрийской проблемы, а потом уже что-то против него предпринимать. И так далее.

Домой Суно ехал с гудящей головой. По мостовым цокали копыта конных патрулей, в переулках шныряли тени. Пахло гарью, хотя пожары в городе уже потушили.

Матушка Сименда обеспокоенно сообщила, что вскоре после того, как он вместе с другими господами ушел, Хеледика собралась и куда-то умчалась, не слушая никаких увещеваний. Сказала, что завтра или послезавтра вернется. Она, мол, хочет в чем-то помочь господину Орвехту, но не уверена, что у нее получится, поэтому говорить ему об этом пока не надо.

Несмотря на просьбу, домоправительница ее выдала. И правильно сделала, решил Суно. Что там еще девчонка задумала, куда ее понесло в такое время? Впрочем, судя по исходу ее схватки с погромщиками, постоять за себя она сможет. Послав ей мыслевесть и получив ответ – не беспокойтесь, учитель, все в порядке, – он наконец-то отправился спать.

6. Песчаные чертоги

Цивилизация заканчивалась по ту сторону забора. Побеленный известкой вокзал, кирпичная крепость ларвезийского гарнизона с двумя флагами на донжоне, королевским и Светлейшей Ложи, расходящиеся от нее лучами провинциальные улицы, привычные вывески магазинов и трактиров – все это осталось за спиной, словно ты шагнул из одного мира в другой через Врата Перехода. А впереди скопище приземистых построек одного цвета с пустынной серовато-желтой далью, масса пестро одетого иноязычного народа, верблюды, похожие на неуклюжих шерстистых демонов, – все это живет по неведомым законам и таит в себе множество ловушек и подвохов.

Вчера Дирвен загляделся на верблюда, а подлая скотина занервничала и плюнула ему в лицо. Не скупясь плюнула, хватило бы на целую пивную кружку. После этого он про себя порадовался, что внял совету Эдмара и согласился надеть матхаву: тряпку постирать проще, чем отмывать всю физиономию от вонючей слюны. Хотя глаза все равно по-сволочному залепило.

Как приехали, Эдмар отправился на базар и вернулся оттуда с ворохом сурийской одежды для всех троих. По его словам, переодеться стоило из соображений безопасности. Еще в поезде он невесть каким волшебным способом свел со своих волос белую краску, чтобы меньше выделяться среди местных. Тем лучше: темноволосый, он не так сильно напоминал Энгу.

Когда Дирвен сказал, что не собирается закрывать лицо, потому что он не гаремная красотка, а ларвезийский подданный, маг пожал плечами:

– Как знаешь. Если тебя украдут, спасать не буду.

– Какой придурок станет меня красть?

– Придурком скорее будет тот, кто этакое сокровище купит, а украдут тебя какие-нибудь предприимчивые работорговцы. Пока я гулял по Гуртханде, меня дважды чуть не похитили. Интересно, они там очухались или им фатально не повезло? Третий попытался зажать меня в укромном закоулке не корысти ради, этому я по-хорошему объяснил, что я маг, и нанял его телохранителем на остаток дня, – Эдмар рассказывал об этом с такой ухмылкой, словно гордился своим успехом у местного населения. – Стоило хотя бы шарфом лицо замотать, перед тем как туда идти.

– И как ты расплатился с телохранителем? – сощурился Дирвен.

– По-честному.

– Оригинальная у тебя честь, чье-нибудь бесчестье и рядом с ней не лежало…

– Да хватит вам, – вмешалась Зинта. – Матхавы нужны, пока мы здесь, а как поедем, можно будет их снять и потом повязывать, только если в пустыне поднимется ветер.

Глинобитный сурийский городишко назывался Гуртхандой, а ларвезийское поселение, отгороженное от него забором из желтоватого необожженного кирпича, – Генрой. Проломов в заборе хватало, и все же он обозначал границу между двумя несхожими укладами жизни. Обе стороны по большей части с этим считались. Официально Гуртханда находилась под протекторатом и юрисдикцией Ларвезы, но в действительности жила по своим южным законам, темным и непонятным для человека с просвещенного севера. Что с того, что Ларвеза не признает рабства? В Гуртханде тебя сцапают, а продадут в каком-нибудь княжестве или вольном торговом городе за много шабов отсюда: ушел человек погулять и пропал – мало ли что случилось. Всегда можно свалить на волшебный народец.

В генрийской лавке амулетов Дирвен приобрел пару подвесок. Жаль, разыграть простачка не удалось: продавец понял, что он выбрал самое стоящее, ибо знает толк в товаре, и ни гроша не уступил. После разгрома «Столичной белки» Дирвена Корица обязали сдавать боевые амулеты на хранение, поэтому ничего вроде «Каменного молота» или «Когтей дракона» у него с собой не было. Сказали, «Молот» не для того, чтобы стулья в чайной в щепки разбивать. Ему оставили «Незримый щит», но он хорош для самообороны, а не для настоящей заварушки.

Зайдя в оружейный магазин, Дирвен долго разглядывал шпаги, жалея о том, что не слишком хорошо фехтует, и удивительные «малые ружья» из Бартоги, далекой северо-восточной страны за Унским хребтом. Такая штуковина стреляет пулями, как большое ружье, а длиной примерно в локоть, ее даже можно держать одной рукой. Затейливо придумано, но амулеты надежней. Правда, если ты со своими амулетами один, а против тебя целый отряд с пороховым оружием, все равно можешь проиграть. Дирвен купил кинжал, повесил на пояс.

Ему следовало бы вернуться в Аленду первым же поездом. Отомстил Эдмару, прокатился до южного аванпоста Ларвезы, посмотрел издали на пустыню, а теперь пора домой. Насчет древних чудо-амулетов еще надвое, есть они там или нет, энтузиазм Дирвена пошел на убыль.

Беда в том, что он не мог повернуть назад. Оставить Эдмара без присмотра? После Лилейного омута мага словно подменили. Это одновременно и он прежний – и кто-то другой, более опытный, сильный, опасный. Неспроста ведь ледяное черное озеро так охраняется! Наверняка с ним связана тайна, в которую посвящают не каждого, но Дирвен только сейчас до этого додумался, иначе не потащил бы туда своего недруга. Выходит, искупав Эдмара в омуте, он навредил интересам Ложи… И никого не предупредишь, даже учителя: если богами и великими псами поклялся молчать – придется молчать. Да он и без клятвы вряд ли рискнул бы сознаться в проступке, но об этом размышлять и подавно не хотелось. Все, что в такой ситуации можно сделать, это постараться самому исправить оплошность, а насчет пресловутых древних амулетов – как повезет.

В Эдмара вселилось нечто из омута. Оно-то и погнало его на край света, в пустыню Олосохар. Вероятно, там действительно есть тайник, в котором… Заперт кто-то еще, кого одержимый Эдмар собирается выпустить? Или там хранится артефакт, с которым он проделает некие вещи, не сулящие ничего хорошего для всех окружающих? Известные Дирвену легенды и литературные сюжеты наводили именно на такие мысли.

Придется отправиться с ним, чтобы в роковой момент помешать ему, наплевав ради этого и на дисциплину, и на весь остальной риск.

Мыслевесть от Хеледики настигла Суно в резиденции Ложи. Девчонка вернулась в Аленду (хм, так ее носило за город?) и должна немедленно сообщить учителю кое-чтоважное (если «важное» касается того, куда запропастился паршивец Дирвен, это будет очень кстати). Прислать сообщение отказалась – мол, она лучше все расскажет при встрече.

Появилась она спустя час с четвертью. Юбка испачкана, ботинки пыльные – даже не завернула домой переодеться, зато желтовато-дымчатые глаза, по-кошачьи круглые, с приподнятыми уголками, сияют, как два фонарика. Словно она уже нашла если не смысл жизни, по поводу которого было столько печали, то хотя бы равноценную ему замену.

– Нам надо поговорить так, чтобы нас не услышали. Я узнала, кто это был. Идемте, я все объясню.

Орвехт увел ее из сводчатого гранитного коридора, освещенного магическими лампами в виде хрустальных звезд, к себе в кабинет, и тогда Хеледика его огорошила. Во-первых, она присутствовала при его разговоре с Шеро и Бегроймом. Сделала вид, что ушла, а сама спряталась под столом и все подслушала, применив песчаные чары, чтобы ее не заметили. Во-вторых, решив помочь Суно, отправилась к Лилейному омуту и своим ведьмовским способом выяснила, кто там искупался. Кое в чем песчаные ведьмы заткнут за пояс любого мага, жаль только, что ничему у них не научишься – сама природа волшебства разная.

– Это Ормье Нечди Сомайди из Нангера. Если вам нужно, я могу его найти.

Что ж, побеседовать с ним надо как можно скорее, пока никто не опередил. Желающих найдется немало – хоть Овдаба, хоть сурийские князья, хоть восточные государи из-за Унских гор.

– Где он сейчас?

– Поехал на юг. Он уже далеко, по-моему, в пустыне. Дирвен тоже с ним, хотя в омуте не купался.

«Дирвен там бесповоротно утонул бы», – заметил Суно. Не вслух. Незачем девчонке знать лишнее.

– Ты сумеешь найти кого угодно?

– Нет, – Хеледика опустила ресницы, обычный ее прием, когда что-то вызывает смущение или замешательство. – Только Ормье и Дирвена. Песчаная ведьма всегда найдет того, кто… С кем она… В общем, кого она допускала к себе на ложе.

– Понятно. Посиди здесь, ничего не трогай, вот тебе книжка интересная, – он вытащил из шкафа толстенную Энциклопедию Волшебных Существ с иллюстрациями, изданную пятьсот лет назад. – Я скоро вернусь.

Кабинет Шеро находился по соседству. Девчонку Суно с собой не взял, чтобы не конфузилась, объясняя едва знакомому магу, благодаря какому обстоятельству она способна определить местонахождение обоих кавалеров.

Дирвен-то за каким демоном вместе с ним потащился? На приключения потянуло – а дисциплина, стало быть, побоку – или очутился в заложниках?

Было решено, что разыскивать древнего мага и разводить с ним дипломатию отправится Орвехт. Он ничего не имел против. Наконец-то подвернулась командировка не в окутанную мертвенным маревом Мезру, а в другие края. Без помощи Хеледики не обойтись, и лучше он сам за ней присмотрит. Вдобавок следовало вернуть блудного амулетчика, за которого он отвечает как куратор. И чем не шутит Госпожа Вероятностей, вдруг в этой компании заодно и Зинта окажется?

Ему предлагали взять с собой кого-нибудь еще, но Суно отказался: если древний маг обнаружит, что его преследует целая делегация, он может расценить это как попытку помериться силами. Помощники только помешают, Орвехта с песчаной ведьмой для успеха предприятия за глаза хватит.

– Хорошая у тебя девочка, – заметил Шеро, вручая ему официальное послание к объекту погони от руководства Светлейшей Ложи. – Истинный золотой самородок…

И непонятно было, девичьи прелести Хеледики произвели на него впечатление или то, как лихо она справилась с проблемой, которая без ее участия выглядела неразрешимой.

Они выехали под вечер того же дня, специально снаряженным поездом, который помчался на юг по резервной ветке без остановок. Насколько же это путешествие, по-королевски комфортное, отличалось от их побега из Мезры на крыше товарного вагона два года назад!

За пепельно-желтыми барханами открылась зеленая лужайка: растения с мясистыми зубчатыми листьями, яркие глянцевые цветы, усыпанный изумрудными почками колючий кустарник, а посередине каменный колодец, защищенный двускатным навесом и накрытый крышкой, его каймой окружала жесткая олосохарская трава с глубоко залегающими корневищами.

Нанятые для раскопок сурийцы загомонили, передние верблюды ускорили шаг, стремясь поскорее дорваться до лакомого пейзажа.

– Стоять! – срывая ослабевший голос, крикнул Эдмар. – Все назад!

Он уже который день испытывал непонятное недомогание и ехал в пассажирской корзине молча, с закрытым лицом, завернувшись в потрепанный плащ из белого шелка. Началось это еще в поезде: маг почти всю дорогу дремал под перестук колес, а если его тянуло на разговоры, то только с Зинтой – оно и хорошо, с Дирвеном они бы разругались в пух и прах. По прибытии в Генру его отпустило: опять начал язвить, закупил все необходимое, набрал работников, а в пустыне тот же странный недуг вновь дал о себе знать.

И что примечательно, лекарка под дланью Тавше ничем не может ему помочь. Значит, хворь магическая. Раньше за ним такого не водилось, эта напасть одолела его после Лилейного омута. При этом он рвется к руинам засыпанного песком города, как одержимый, словно там его спасение. Несложно додуматься: его гонит вперед то, что вселилось в него в бездонной глубине черного озера.

У Дирвена от этих размышлений пробегали по спине мурашки. Эдмара надо убить, пока ничего не успело случиться. Но вдруг убьешь его – а то, что в нем засело, не погибнет, вырвется на волю? В таком деле не стоит пороть горячку. И рядом с ним все время ошивается Махур-нуба – страховидный головорез, который играючи управляется с ножом и в придачу вооружен неплохими амулетами. Телохранитель. Тот самый, напавший на Эдмара во время его первой прогулки по Гуртханде. Дирвен от такого охранничка бежал бы со всех ног, не говоря о том, чтобы взять его на службу.

Услышав приказ господина, Махур-нуба во всю глотку завопил по-сурийски и спрыгнул на песок. Зинта тоже пыталась что-то кричать и добилась того, что ее верблюд встал как вкопанный, заставив остановиться шагавших следом. Она вылечила его от какой-то верблюжьей хвори и научилась с ним ладить, а Дирвена его подлая ездовая скотина так и норовила игнорировать.

На лекарке был светло-зеленый балахон с вышитыми символами Тавше и такое же покрывало. Эдмар все лавки на гуртхандийском базаре перерыл, чтобы раздобыть для нее это одеяние, зато местным сразу было понятно, что перед ними не «вамута» – женщина, а «тирна памана» – служительница богини и обращаться с ней нужно с соответствующим почтением.

Нохиш-нуба, надсмотрщик над работниками, присоединился к общему гвалту, пытаясь образумить передних, но те то ли не послушались, то ли не смогли остановиться. Дирвена выручил Махур-нуба, шуганувший его целеустремленного верблюда, иначе быть бы ему третьей жертвой.

«Лужайка» внезапно вздыбилась и начала пузыриться, словно омлет на сковороде, в ней раскрылись провалы, в два счета поглотившие людей и животных. Встопорщенные растения и неестественно перекосившийся колодец не исчезли, но на глазах поблекли и стали похожи на выцветшие театральные декорации. Они вовсе не были тем, чем казались на первый взгляд: наросты на плоской спине громадного существа, зарывшегося в песок. Донеслось хлюпанье и урчание, тошнотворной теплой волной накатил гнилостный смрад, и вскоре все закончилось. Мнимый оазис выглядел теперь засохшим и безжизненным.

– Это осужарх, – сообщил Эдмару Нохиш-нуба. – Когда он проголодается, травка снова зазеленеет. Я этих ишаков предупреждал, но они как дети.

– Месяц мой серебряный, не печалься, – оттерев его в сторону, утешил Махур-нуба, с обожанием глядя на своего нанимателя. – Доедем до Зеата, купим на рынке взамен двух рабов. Недорого купим.

Нохиш объяснялся по-ларвезийски не хуже, чем коренной житель Аленды. Махур говорил на чужом языке довольно правильно, но с сильным южным акцентом и порой коверкал слова.

– Поехали дальше, – безразлично произнес маг.

– Подожди! – Выкрик у Дирвена получился по-мальчишески звонкий. – Разве ты не убьешь осужарха?

– Зачем?

– Он слопал людей, за которых ты отвечаешь.

– Я не отвечаю за тех, кто с головой не дружит. Им было сказано стоять.

– Он же потом еще кого-нибудь слопает!

– Я не подряжался истреблять в пустыне Олосохар редких животных.

– Это волшебное животное.

– Тем более пусть живет.

– А еще магом называешься… Лучше прямо скажи, что не можешь!

– Могу, но не хочу, – судя по выражению глаз над верхним краем серо-голубой матхавы, Эдмар усмехнулся, нисколько не задетый и не раззадоренный.

– А если он, отдохнув, за нами потащится и нападет, когда мы остановимся на ночевку?

– Вот тогда и буду с ним разбираться.

– Он наелся, Дирвен-нуба, долго будет отдыхать. Два-три дня.

Махур-нуба высказался вежливо, прибавив к имени уважительное обращение, но при этом нагло играл глазами и скалил зубы. Когда он отправился наводить порядок, покрикивая на работников, Дирвен процедил:

– На ночевках-то мы в безопасности, кто бы сомневался… Вы с твоим телохранителем по ночам так орете, что на десять шабов вокруг вся живность и нечисть кто куда разбегается!

– Вот видишь, как хорошо я обеспечиваю безопасность людей, за которых отвечаю, – промурлыкал Эдмар таким довольным тоном, точно его похвалили.

Дирвен демонстративно плюнул, попав на шерсть своему верблюду, перед тем улегшемуся на песок, и полез в корзину.

Караван двинулся дальше на юго-восток. Уже третья восьмица пошла, как они в пути. Впереди плоскогорье Руманди, там находится город Зеат и несколько деревушек в маленьких зеленых долинах, а дальше рукой подать до территории, где хозяйничает волшебный народец, выживший оттуда людей. Цель путешествия находится там. Похороненный под песками подвал дворца, в котором жил безвестный правитель безымянного города, разрушенного в незапамятные времена. Эдмар туда рвется, словно у него нет ни малейших сомнений в существовании тайника с ценным содержимым.

Охраны с ними не было. Маг сказал, что сам управится, а денег у него хватило только на снаряжение и на работников, которым предстояло откапывать пресловутый подвал, находящийся, по его предположениям, на значительной глубине.

Вынырнув из базарной толчеи, словно шут на пружинке из коробочки, Нохиш-нуба предложил ему свои услуги в качестве переводчика и управителя, отлично знакомого с местными нравами.

Этот смуглый мужчина с обращенной ко всему миру доброжелательной улыбкой, с аккуратно подстриженной черной бородкой, умащенной южными благовониями, и выпирающим из-под куфлы объемистым брюхом, сразу показался Дирвену смутно знакомым. Лицом кого-то напоминает. К тому же маг. Встречались в Аленде?

За обедом в харчевне он охотно и обстоятельно поведал о своей жизни. Полукровка, сын ларвезийского чиновника, служившего в Генре, и женщины из местных, которую тот взял вести хозяйство. По здешним обычаям она считалась законной наложницей своего господина, так что их сын отнюдь не бастард. По-настоящему его зовут Йесто Тибелдон, но мать дала ему сурийское имя – Нохиш. Отец увез его с собой в Аленду, и Йесто получил неплохое образование, окончил два курса Магической Академии – бытовая магия, увы, что-то большее для него недоступно. Однако он человек простой, без затей и претензий, привык радоваться тому, что есть. Пожив в столице, ощутил зов южной крови и решил вернуться на свою истинную родину. Много путешествовал, завел великое множество друзей, но всегда рад знакомству с новыми хорошими людьми, особенно если они приехали сюда из просвещенных стран и их сердца открыты для здешних чудес. Это же такое счастье – помогать хорошим людям! Особенно молодым, любознательным, увлеченным. Он тоже интересуется забытой стариной, даже, готов признаться, потихоньку пишет трактат об архитектуре древних городов – дилетантский, но с душой – и готов оказать своим новым друзьям-археологам всяческую помощь за умеренную плату…

На этом месте ему пришлось умолкнуть, потому что в харчевню ворвался Махур-нуба. Черные глаза сверкают из-под кустистых бровей, на роже четыре кривых шрама, за поясом пара ножей. Дирвен решил, что их сейчас будут грабить, и приготовился пустить в ход боевой амулет, но громила вместо угроз радостно осклабился:

– Эдмар-нуба, свет очей моих, ты, я слышал, в путешествие собираешься? Возьми с собой! Денег не надо, деньги что песок, станут нужны – сам добуду. Кого скажешь зарезать – я зарежу. Возьми, буду тебя охранять!

Зинта смотрела на него ошарашенно и испуганно. Нохиш, который, пользуясь возникшей паузой, приступил к еде, тоже косился с опаской.

Дирвен надеялся, что ему удалось сохранить на лице невозмутимое выражение, как у Суно Орвехта в похожие моменты, хотя, если честно, не был в этом уверен. Усевшись за стол, все сняли матхавы, а между тем он уже успел оценить удобство этой тряпки: можно не беспокоиться о том, что у тебя на физиономии написано.

– Присаживайся, Махур-нуба, пообедай с нами, – благосклонно улыбнулся Эдмар.

Когда с трапезой было покончено, суриец опять завел свое:

– Не гони, Эдмар-нуба. Все что хочешь для тебя сделаю. Мочой Забагды клянусь, на сердце у меня нет предательства. Возьми с собой, не пожалеешь!

Дирвен фыркнул.

– Вы идите пока к верблюжьим загонам, как мы собирались, – взглянув на него, бросил маг. – Я скоро присоединюсь. Лица закройте.

– Чокнутый. – Они вышли на горячую глинобитную улочку, благоухающую верблюжьим навозом и острыми южными кушаньями, которые готовили в харчевне, здесь можно было высказаться, не таясь. – Мочой какой-то поклялся… Наш Эдмар большой оригинал, если такие знакомства заводит!

– Перестань, – одернула Зинта.

А Нохиш-нуба с наставительными нотками осведомился:

– Неужели вы, юноша, не знаете, что такое моча Забагды? Моча Пса Южного Ветра – то, что льется с неба и дарует жизнь! Северному человеку здешние сравнения могут показаться странными, но о святом следует отзываться поосторожней, народ здесь горячий.

Его поучающий тон напомнил Дирвену школу и… Ага, вот же где он видел это лицо! Полное, бритое, не столь загорелое, темные волосы зализаны. На магическом портрете Нохиш был без тюрбана и бороды, поэтому Дирвен узнал его не сразу.

Если в глазах что-то мелькнуло, собеседник должен был отнести это на счет Южного Пса и здешних метафор.

Эдмар и Махур-нуба догнали их на улице, пахнущей перезрелыми фруктами и краской, которую варили в большом чане в одном из дворов. Судя по счастливой ухмылке сурийца, в телохранители его таки взяли. Дирвен хотел отпустить по этому поводу какую-нибудь остроту, но передумал: один маг, другой вылитый разбойник с большой дороги – чего доброго, так огребешь с обеих сторон… И не до того было, он прикидывал, каким образом действовать дальше.

Неспроста к ним этот якобы Нохиш в «хорошие люди» набился. Намерения у него однозначно темные, по-дурному корыстные. Предупредить Эдмара? А вот ни в коем случае. Нужно дождаться, когда дело дойдет до кульминации, и сначала использовать проходимца как союзника против одержимого мага, а потом сдать Ложе. Если Дирвен их обоих обезвредит, ему простят и то, что уехал без спросу, и то, что он игнорирует уже которую по счету мыслевесть с требованием отозваться. Победителей не судят.

Прежде всего неплохо бы избавиться от Махур-нубы. Опасный мерзавец. Когда он рядом, надо хорошенько следить за голосом и за выражением глаз, чтобы не дать повода для подозрений. Нохиша вроде бы пока ни в чем не заподозрили, но этому старому фокуснику опыта не занимать – если припомнить, какие байки про него ходят.

Происшествий до сих пор случилось немного. Вначале больше всего неприятностей Дирвену доставлял сволочной характер верблюда и непривычный способ путешествия: качаешься, как дурак, в плетеной корзине, согнутые колени затекают, а скамеечка, хоть и застлана войлочным ковриком, все равно оделяет синяками. Хочешь размяться – выбирайся наружу и шагай по песку. На пятый-шестой день он приспособился к болтанке и натер мозоли на ягодицах. Все подушки захапал Эдмар, соорудив у себя в корзине мягкое гнездо. Поделился он только с Зинтой – против этого никаких возражений, единственная дама в караване, но мог бы и об остальных позаботиться… Дирвен подумывал потихоньку стащить у него хоть одну подушку, однако маг предвидел такие поползновения и защитил свое имущество чарами, чуть что поднимавшими трезвон.

На исходе первой восьмицы напали бандиты, и тут Эдмар показал себя во всей красе, прикончив полтора десятка атакующих. Он и пальцем не шевельнул, а те слетали с седел и катились по песку, словно сдернутые невидимыми арканами, их хребты сами собой с хрустом ломались, из разинутых в крике ртов хлестала кровь. Дирвен даже не успел опробовать в деле свои новые боевые амулеты, на его долю попросту никого не осталось, а Зинте едва не сделалось дурно. Калечить животных Эдмар не стал. Трофейных лошадей потом продали в прожаренном на солнце глинобитном городишке, чтобы закупить дополнительно воды и провизии.

Хвала богам, что отбились и остались в выигрыше, но Дирвену было до холодного пота не по себе: в Разлучных горах Эдмар вытворять такое не мог. Тогда еще не мог. Это у него с Лилейного омута… Нохиш-нуба тоже посмурнел лицом и долго выглядел угрюмым, почти подавленным: уж он-то, как маг, тем более оценил по достоинству устроенное молодым коллегой представление. Невежественные работники радовались своему спасению, поглядывая на господина с благоговейным ужасом.

Однажды вечером видели песчанниц, которые танцевали на барханах, нагие, золотистые, изумительно гибкие. Их волосы лунного цвета ниспадали струящимся шелком у кого до колен, а у иной и до пят, развевались и колыхались, словно в воде, – неспроста этих волшебных дев называют русалками пустыни.

У всех были обереги, и все равно каждый смотрел, как завороженный, с ноющей под сердцем сладкой тоской. Эдмар достал бинокль, который у него то и дело выпрашивала Зинта – она как-то раз призналась, что любит танцы, хотя сама танцевать не умеет. Один Махур-нуба уставился с ревнивым выражением не на песчанниц, а на своего нанимателя, вцепившегося в бинокль, в то время как лекарка дергала за полу плаща, уговаривая: «Дай посмотреть, так нечестно!»

Вот кому хорошо, с сарказмом ухмыльнулся Дирвен. Ухмыльнулся, впрочем, в сторону, чтобы влюбленный бандит не заметил.

Сам он, глядя на олосохарских дев, с обидой и горечью вспоминал Хеледику, такую же тонкую, изящную, длинноволосую, наделенную той же нечеловеческой плавностью движений. Она состоит с ними в отдаленном родстве: в жилах ее племени течет толика волшебной крови песчанниц.

«Почему у нас с ней так вышло? – с привычным тягостным недоумением подумалось Дирвену. – Почему не получилось как-нибудь по-другому? Она, конечно, последняя дрянь и жабья дочь… Даже не стала делать вид, что ничего такого с ней не было, хотя могла же, раз ведьма!»

Опасные танцовщицы исчезли без поживы, так никого и не выманив за пределы лагеря, и он выбросил из головы мысли о Хеледике. Его занимала другая задача: как бы переиграть и Эдмара, от которого непонятно чего ждать, и затесавшегося в экспедицию матерого проходимца и при этом не получить от Махур-нубы нож под ребра.

Зловещие территории простирались на восток от Собачьих скал, до которых караван должен был добраться через два-три дня. Этот старый гористый участок был невелик, можно пройти севернее или южнее, но Эдмару позарез хотелось посмотреть на каменные скульптуры, изваянные, по преданию, самими Великими Псами.

Вечером, когда разбили лагерь, он устроился в сторонке от остальных, лицом к лимонно-терракотовому закату, куда убегали цепочки следов. Его неподвижная вытянутая тень одиноко лежала на поблекшем в преддверии сумерек волнистом песке.

Зинта издали уловила: с ним творится неладное. Острая пронизывающая боль в обеих руках. Судороги? Или неосторожно схватил какую-нибудь ядовитую тварь вроде того длиннющего червяка, покрытого колючей розоватой щетиной, который несколько дней назад чуть не отправил к Акетису одного из работников?

Направившись к Эдмару, она по дороге едва не наступила на шоншагу, похожую на бледно-серую устрицу. Та успела проворно закопаться в песок – ножек у этих «устриц», что корешков у посаженной в плошку с водой луковицы. Маг не обернулся, а Зинта в нескольких шагах от него остановилась, сдержав удивленный возглас.

Не видела у него раньше этих перчаток, роскошных и в то же время жутковатых… Длиной до локтя, из гладкой зеленой кожи, они были усыпаны мелкими кабошонами – синими, черными, венозно-красными, все это великолепие искрилось и переливалось в лучах вечернего солнца. Не сразу лекарка заметила, что пальцев на перчатках не пять, а почему-то шесть и каждый украшен декоративным когтем, покрытым черным лаком с алмазными блестками.

Эдмару причиняли боль перчатки, но это было какое-то диковинное колдовство, а не телесный недуг, и она тут ничем не могла помочь, даже если бы зачерпнула силы у Тавше.

– Что случилось?!

Он вздрогнул, и странные перчатки исчезли. Через мгновение и боль угасла.

– Как ты вовремя, – с облегчением пробормотал Эдмар.

– Что это было? – настороженно поинтересовалась Зинта, присев рядом с ним на песок.

Предплечья и кисти в порядке, на коже не видно никаких повреждений. Он пошевелил пальцами, одернул рукава и только после этого ответил:

– Мои руки всего-навсего. Согласись, дикое зрелище?

– А магические перчатки куда пропали?

– Зинта, это были не перчатки. Мои собственные руки. Я чересчур задумался, чего в моем положении делать не стоило. Есть вещи, которые сильнее окружающей реальности, и для меня это с недавних пор стало актуальным до безумия, хоть головой о стенку бейся. Хотя откуда в пустыне возьмется стенка?

– То есть ты, говоришь, задумался, и поэтому у тебя руки выглядели как у демона? Может, ты случайно какое-нибудь заклинание мысленно произнес?

– Да ни при чем тут демоны. – На его осунувшемся лице появилась привычная насмешливая улыбка. – Это руки такого же, как люди, существа из плоти и крови, только другой расы, из другого мира. В прошлой жизни я был тем существом. Я слишком многими был и слишком много всякого помню. Из-за этого меня порой буквально тянет в разные стороны, и я становлюсь похож на мозаику, собранную из разнородных кусочков, – ты сама только что наблюдала, как это бывает. Гибрид из двух организмов с разной физиологией, адски больно. Если вдруг увидишь, что я превратился в нечто, с твоей точки зрения похожее на демона, не спеши хватать предмет потяжелее, чтобы меня прибить, а просто поговори со мной. Тогда я, скорее всего, смогу вернуться в свой нынешний облик. Махур-нубу я уже предупредил, ты тоже это запомни.

– И часто с тобой такое происходит?

– Время от времени. Когда-то я был человеком в Сонхи, потом ушел в чужой мир и стал существом иной расы, это тянулось много тысячелетий подряд, пока раса не вымерла. После этого, опять-таки на протяжении множества инкарнаций, я принадлежал к другой расе, которая пришла ей на смену. В моей предыдущей жизни обстоятельства сложились таким образом, что я снова стал человеком.

– Превратился?

– Дело было иначе, но можно сказать и так, – уклончиво протянул Эдмар.

Ага, а вначале никак не хотел соглашаться с тем, что когда-то он был жителем Сонхи! Наконец-то дошло… И Зинта готова была побиться об заклад, что случилось это с ним после купания.

– Значит, ты теперь как будто заколдованный? Наверное, в этом виновата мерзавка ведьма, которая насылала на тебя сны о Лилейном омуте, и не может быть, чтобы с этим ничего нельзя было поделать…

– Зинта, больше так не говори, она не мерзавка и не ведьма, – мягко, но непререкаемо возразил маг.

Лекарка призадумалась, потом хмыкнула: вот, значит, какие дела.

– Омут неплохо прополоскал мне мозги, – продолжил Эдмар после паузы, – но теперь я должен кое-что сам для себя сделать, тогда все будет в порядке. Можно считать, я пока болею, но это не помешает мне при необходимости защитить караван. Когда нужно действовать, это привязывает меня к настоящему моменту, и я чувствую себя лучше. Махур-нуба меня буквально спасает, как бы это ни шокировало вас с Дирвеном. А если рядом никого нет, я начинаю проваливаться в глубь самого себя и уплываю, куда понесет течением.

– Тогда тебе лучше не сидеть тут в одиночестве.

– Иногда хочется побыть одному, – непоследовательно возразил Эдмар.

Бледный, щеки ввалились, под глазами круги. Радужка длинных, чуть прищуренных глаз еще сильнее, чем раньше, отливает болотным и лиловым, словно сияющие грани искусно обработанного амитала.

– Что нужно сделать, чтобы ты поправился?

– Есть кое-какие магические средства… Больше не скажу, даже тебе. Это временное состояние, но пока оно меня мучает, я близок к умопомешательству. Не бойся, буйным не стану. Надеюсь на это, по крайней мере.

– Успокоил, – хмыкнула Зинта.

– Держись подальше от Йесто Тибелдона, – сменил тему Эдмар. – Или от Нохиш-нубы, или как его там на самом деле. Я заметил, что он тебя обхаживает.

– Он хороший человек. Приятный, чистосердечный, улыбчивый – настоящий доброжитель. Не говори о нем дурно.

– Демоны Хаоса… – Маг мученически закатил глаза к небу, окрашенному терракотовыми и лимонными отсветами заката. – Эта женщина меня доконает! Зинта, неужели ты нисколько не чувствуешь, с кем имеешь дело? Впрочем, это, наверное, как отсутствие музыкального слуха. Тогда хотя бы мне поверь и не связывайся с Нохишем.

– Сам-то с кем связался! С извращенцем-зложителем, а хорошего человека оговариваешь.

– Я-то знаю, с кем можно связываться, а с кем не стоит. В Махур-нубе нет фальши. Если вспомнить молонские диспуты на моральные темы, я бы сказал, что влюбленный извращенец в меньшей степени зложитель, чем какой-нибудь предприимчивый лживый субъект с повадками брачного афериста, в глубине души холодный, как давно остывший суп, который в придачу еще и протухать начал.

– А по-моему, оба они зложители, – не сдалась Зинта.

Диспуты, о которых вспомнил Эдмар, в Молоне регулярно проводились Отделами Добромыслия при местных Управах. Тот, кто получал приглашение, обязан был явиться туда и поучаствовать в общем разговоре, а воспитатели-доглядчики внимательно слушали, кто что скажет. Иной раз после диспута кого-нибудь брали под наблюдение, как не вызывающего доверия зложителя.

– Вот удивительно, как ты, при твоих-то помыслах, ни разу не нарвался, – добавила лекарка.

– Так я же имел в виду, что там можно болтать, а что нельзя, – ухмыльнулся маг.

– И это не фальшь, по-твоему?

– Она самая, но не такая приторная и масляная, как у любезного тебе Нохиш-нубы.

– Зачем же ты его нанял, если в чем-то подозреваешь?

– А что он может мне сделать? – Эдмар пренебрежительно фыркнул. – Как маг он для меня мелкая сошка. Рассчитывает поживиться на раскопках – если стащит какую-нибудь мелочовку, я даже отбирать не стану. Он недурной организатор и умеет управляться с работниками, тем и хорош. Главное, к себе его не подпускай, а то будет у тебя еще одно разочарование после Улгера. Если хочешь любовника, выбери кого-нибудь из сурийцев, а я потом попрошу Махур-нубу язык ему отрезать, чтобы не болтал во вред твоей репутации.

– Да что ты городишь?! – лекарка задохнулась от негодования. – Чтоб тебе самому типун на язык… Тьфу, прости меня, Тавше, не хотела я такое брякнуть, а то самой же лечить… Видишь, ты меня до греха довел. А Нохиш-нуба – обходительный кавалер, но ничего между нами нет, не думай лишнего.

Зинта не кривила душой. Ей порой вспоминался Суно Орвехт, и такие мысли в голову лезли, что становилось жарко и одновременно тоскливо – это же всего-навсего мысли, пустые фантазии, в жизни этого никогда не будет… А маг-полукровка развлекал ее разговорами, с видом дамского угодника оказывал мелкие услуги, и дальше дело не заходило, но ей показалось несправедливым, что Эдмар на его счет злословит почем зря.

– Из всей нашей банды я могу доверять только Махур-нубе и тебе, – обронил тот после новой паузы. – Потому что знаю, чего вы хотите.

– Ты знаешь, чего я хочу? Тогда поздравляю, потому что насчет этого я и сама понятия не имею, кто бы мне растолковал – спасибо скажу.

– Вот-вот, – усмехнулся маг. – Махур-нубе нужно известно что, не будем об этом вслух, а ты хочешь сама не знаешь чего – например, тащиться на край света через пустыню без особой цели или сидеть тут рядом со мной и смотреть на закат. Ваши желания чисты. Все остальные вынашивают корыстные планы, без конца прикидывая, как бы меня обвести вокруг пальца и урвать кусок пожирнее, когда откопаем клад. Грустно, зато не позволяет расслабиться. Пойдем ужинать?

Проторенных караванных путей, помеченных на всем протяжении следами верблюжьей мочи, в этом направлении не было. Вереница животных, оставшись без привычных путеводных запахов, пробивающихся сквозь песок, тянулась за наколдованным Эдмаром фантомным верблюдом – таким же большим и горбатым, как настоящие, с такой же порыжелой на солнце бурой шерстью.

На третий день впереди замаячили Собачьи скалы – темное пятнышко у горизонта, где светло-желтое песчаное море граничит с небесной голубизной.

Вблизи они оказались морщинистыми, растрескавшимися, выветренными – выпирающие на поверхность старые мослы земли, один их вид наводил на раздумья о седой древности. Тусклые пыльные махины горбились под знойным солнцем, в трещины и расселины намело песка. Звуки блуждали и постепенно замирали, отражаясь от раскаленных стен, складчатых, словно шкуры огромных окаменевших животных.

Оставив караван под присмотром Нохиш-нубы, Эдмар с телохранителем, Зинта и молчком прибившийся к ним Дирвен пошли посмотреть на нерукотворные скульптуры. Маг определял дорогу каким-то своим способом и шагал уверенно, словно уже бывал здесь.

Очередной поворот, и впереди площадка с изваянием посередине: под крутой аркой выгибает спину кот с кисточками на ушах. Каменный, но как живой. Вокруг, по сторонам света, еще четыре статуи – горделиво сидящие псы, не похожие друг на друга, зато одинаково величественные.

Пепельно-серые, под стать окружающим скалам, они выглядели так, словно были созданы вчера: нигде ни щербины, ни трещинки.

– Старые люди говорят, эти каменные звери были здесь всегда, с начала времен, – вполголоса сообщил Махур-нуба.

– Не с начала, – с задумчивым видом возразил Эдмар. – Они появились после одной истории, которая случилась страшно сказать сколько веков назад. Великие псы пылинке не дают упасть на свое творение. Не удивлюсь, если во время песчаных бурь это безопасный островок посреди всеобщей круговерти.

– Так и есть, алмаз моего сердца.

– Я это место на картинках видел, – поделился Дирвен. – Наши маги определили, что арка изображает Врата Хаоса.

А Зинта смотрела молча, стараясь проникнуться настроением скульптурной группы. Ей показалось, что оно довольно-таки невеселое: псы, несмотря на свой царственный вид, выглядели печальными, особенно каменный Дохрау, занимавший место на северной стороне площадки.

– Ты почувствовала? – взглянув на нее, приподнял бровь Эдмар.

Она кивнула.

– Считается, что кот под аркой символизирует силы Несотворенного Хаоса, которые хотят прорваться в Сонхи, а великие псы не пускают его и стерегут наш мир, – тоном гида произнес Дирвен.

– А по-моему, наоборот, – лекарка покачала головой. – Мне кажется, они его провожают, из-за этого им грустно.

– Зинта, ты меня иногда поражаешь, – заметил маг. – Навскидку в яблочко попала. Не знаю, какой там узор вышел из-под иглы Безглазого Вышивальщика, но все так и было, как ты говоришь. Это прощание. Северный Пес больше всех его любил, поэтому вид у него самый понурый.

– Вы насочиняли, как после шестой кружки пива, – не сдался Дирвен. – Кошки с собаками друг друга не любят. И чего он тогда спину выгнул, если его по-хорошему провожают? Маги-исследователи пришли к выводу, что здесь изображен лазутчик тьмы в кошачьем облике…

– Твои маги-исследователи ни чворка не знают, – фыркнул Эдмар. – В богадельню их нужно всем скопом. Ну, может, за редкими исключениями.

– А ты будто знаешь?

Мальчишка с вызовом сощурил глаза, светло-зеленые, как вода в лягушачьем пруду, опушенные длинными соломенными ресницами. Матхаву он во время переходов нередко снимал, поэтому успел загореть до оттенка золотистой бронзы, при этом нос у него облупился и вовсю облазил. Эдмар его раздражал хуже некуда, он и не пытался это скрывать. Только присутствие телохранителя удерживало его от какой-нибудь задиристой выходки. Зинта понимала, что ее присутствия для этого определенно не хватило бы.

– Знаю, – игнорируя его тон и глядя мимо, на лекарку и Махур-нубу, произнес Эдмар. – Хотите, расскажу одну очень старую легенду? Она имеет отношение к нашему путешествию. Но честно предупреждаю, мне известны только начало и конец. Представьте себе книгу, из которой выдрали страницы, находившиеся в середине.

– Опять бубенцов на уши навешаешь? – презрительно хмыкнул Дирвен.

– Как хочешь, так и понимай. Давным-давно в пустыне Олосохар, которая называлась тогда иначе – Подлунная пустыня, был большой оазис, и в нем стоял город Марнейя. Правитель Марнейи был красив, как полубог, мудр, справедлив и отважен. При этом ему повезло нажить великое множество врагов, якобы он им всем мешал хуже иголки под седалищем. Некий маг, завистливый, злобный и в придачу возомнивший себя величайшим из величайших, собрал армию, которая пришла под стены Марнейи и начала осаду. Надо сказать, правитель города сам был могущественным магом, с которым никто не смог бы тягаться, но воинство амбициозного старикашки тоже состояло сплошь из волшебников – у него было много вымуштрованных учеников, и союзников он навербовал целую толпу. Среди его учеников оказался тогдашний Страж Мира в смертном воплощении, но он перешел на сторону правителя Марнейи и вместе с ним защищал обреченный город. Двое против армии. Их задавили числом. Правитель, со всех сторон окруженный врагами, успел убить себя, чтобы не попасть в плен, а его друга взяли живым. Марнейю спалили магическим огнем, на ее месте осталось пепелище. По приказу старого мерзавца Стража Мира подвергли чудовищным пыткам, но убивать не стали, вместо этого внушили ему, что это он сжег город вместе со всеми жителями. Не выдержав гнета своего преступления, которого на самом деле не было, он сам себя проклял и совершил самоубийство. После этого его палачу, вместо того чтобы пожинать плоды победы, пришлось спрятаться в подземной цитадели от разъяренных великих псов, он жил там затворником и носа не смел высунуть наружу. Дохрау спал и видел, как бы вцепиться ему в глотку, Забагда, Харнанва и Анвахо тоже не могли простить ему расправы над своим хозяином. А Страж Мира, считавший себя предателем и убийцей, вдобавок находившийся под действием своего же собственного проклятья, отказался от человеческого воплощения и родился в следующий раз болотным котом. Для Сонхи настали не лучшие времена, поскольку Страж превратился в животное и вконец одичал. Никто не мог отыскать его в заболоченном лесу – ни боги, ни великие псы, ни волшебники, ни бывший правитель Марнейи, который в новом рождении опять стал могущественным магом. Дальше, увы, страницы вырваны, и что там случилось после, я поведать вам не могу. Зато мне известен конец этой истории. Или, может быть, еще не конец? Думаю, этого не знает даже Госпожа Вероятностей. Так или иначе, а правитель Марнейи, прежний Страж Сонхийский и старый жестокий маг-властолюбец, торжественно спаливший безобидный город в Подлунной пустыне, встретились снова, но уже в другом мире. У первого из них были свои частные причины, чтобы покинуть Сонхи. Что произошло со вторым, мне неведомо. По крайней мере, он вновь стал человеком. Чересчур добрым и самоотверженным, нередко себе во вред – бывший Страж Мира, это у них профессиональное, накладывает отпечаток. В то же время в юности он был парнем до жути неуравновешенным, чуть что, кидался в драку – бывшая дикая кошка, тоже накладывает отпечаток. То и другое вместе представляло собой этакую гремучую смесь… Зато и обаяния через край, никак невозможно пройти мимо. Третий, очевидно, удрал из Сонхи, едва подвернулась такая возможность, спасаясь от великих псов – как вор, на которого спустили собак. Надеюсь, они хотя бы штаны ему напоследок порвали… Он докатился до того, что стал террористом, то есть ужасателем, сколотил организацию, где его почитали как царя и бога, и принялся за старое. Двое защитников Марнейи опять столкнулись с ним, как с врагом, и состоялся поединок между марнейским магом и этим мерзавцем. Первый победил – за секунду до того, как на то место, где они находились, обрушилось нечто вроде гигантской «ведьминой мясорубки», все перемоловшей в пыль на сотню шабов вокруг. Зато бывший Страж Сонхийский остался жив. Он даже сумел незадолго до развязки проникнуть в потаенную глубину наглухо запечатанной прошлой памяти своего палача, узнал, кто на самом деле сжег город, и благодаря этому избавился от своего же собственного проклятия, которое терзало и угнетало его демоны знают сколько тысячелетий подряд. Итак, если вернуться к настоящему, цель нашей экспедиции – откопать подвал дворца правителя Марнейи и вскрыть тайник. То, что находилось под землей, от огня не пострадало.

Всю обратную дорогу Зинта размышляла, рассказал им Эдмар чистую быль, или насочинял, или смешал правду и вымысел неизвестно в какой пропорции… И почему он так уверен, что до его подвала за столько-то лет никто не добрался?

Для путешествия по Олосохару Хеледика оказалась идеальной спутницей. Неприхотливая и выносливая, не трусливая, не безрассудная, не капризная. Она была такой два года назад, когда выбирались вместе из Мезры, и жизнь в Аленде не сильно ее изменила.

Оделись на сурийский манер, юная ведьма вместо женского покрывала намотала на голову тюрбан, выпустив наружу длинный хвост волос песочного цвета: сведущий человек сразу поймет, кто перед ним, а невежда пусть пеняет на себя.

Купленные в Гуртханде верблюды – один с седоками в корзинах, два с припасами – бодро шагали на юго-восток по нахоженному караванному пути. Орвехта разбирало любопытство: что могло понадобиться древнему магу, вышедшему живым из Лилейного омута, в тех необитаемых краях? Если повезет, он об этом через некоторое время узнает.

В глинобитных городах, обнесенных старыми толстыми стенами с не единожды замазанными трещинами, Суно исподволь расспрашивал прислугу в харчевнях и на постоялых дворах. Результаты утешали. Дирвен вроде бы не пленник – во всяком случае, путешествует он не связанный, не с мешком на голове, а так же, как все остальные. И на околдованного не похож: Эдмару дерзит, ведет себя вызывающе. Те общались между собой на ларвезийском, но для того, чтобы оценить выражение лица, интонацию или усмешку, знать язык не обязательно.

Догнать бы их поскорее, пока этот балбес не нарвался. Он ведь принимает Эдмара за своего ровесника с разницей в два-три года, хотя это уже не тот Эдмар, вместе с которым он гонялся за ужасательницами в Разлучных горах, а потом сгоряча сцепился в «Столичной белке». Великие боги, и какого демона его понесло в такой компании сначала к Лилейному омуту, а потом еще и в пустыню?

«В этот раз Дирвен у меня получит, – решил Орвехт. – Еще хуже, чем в прошлый раз…»

Незачем гадать впустую, что перед этим произошло. Зная Дирвена, можно сказать одно: произойти могло все, что угодно. Очередная порция миндального мороженого.

Зинта Граско тоже с ними. Почему Суно запала в душу эта женщина, он по-прежнему не мог объяснить, но предстоящая встреча с ней его радовала и тревожила.

А Хеледика, после достопамятной истории с Дирвеном напоминавшая изящную бледную тень, которая присутствует отчасти здесь, отчасти в Хиале, теперь выглядела так, как будто наконец-то начала жить в полную силу. Глаза светятся над матхавой, словно сияющий на солнце песок. Не нужна ей больше любовь, с оттенком грусти отметил Суно, перегорело без остатка, другое дело – преследование и прочие азартные игры. А ведь если бы не Дирвен, оскорбленный в своих возвышенных ожиданиях, все могло сложиться иначе.

До Сатиба добрались под вечер. Провести ночь в длинном темноватом сарае, разгороженном на клетушки с жесткими тюфяками, в духоте, вдыхая вонь прогорклого масла, немытых тел, сушеного верблюжьего навоза и отдаленного скотомогильника, под аккомпанемент храпа нескольких десятков постояльцев – удовольствие из разряда «лучше не надо». Право же, лучше б заночевали в пустыне, среди медленно остывающих барханов, облитых белым лунным светом. Зато ужин и завтрак в здешней харчевне компенсировали перенесенные мучения.

Верблюды нуждались в передышке. Оставив их в загоне, Суно и Хеледика отправились на базар. Сатиб кишел народом. Сюда тянутся торговцы со всех концов Суринани, постоялые дворы битком набиты, на отдельную комнату с удобствами не рассчитывай – хозяева и так внакладе не останутся: грязная ночлежка по цене лучшей алендийской гостиницы!

Свободного пространства тут маловато, улочки узкие, словно трещины в сплошном глинобитном массиве города, постройки лепятся друг к дружке вплотную. Дома крыты внахлест большими кусками изжелта-серой кожи, похожей на рыбью. Такими же обрезками, высушенными до твердокаменного состояния, латают обвалившиеся заборы, а кое-где из них и двери сделаны. Самый дешевый материал, выйди через восточные ворота на дурно пахнущую свалку – сколько угодно этого добра наберешь. Отходы основного промысла.

В окрестностях Сатиба водятся жемчужные бородавочники – крупные, величиной с медведя, ящеры с широкими жабьими мордами. Внутри бугорков, которыми усыпаны их шкуры, созревают «олосохарские перлы», схожие с жемчугом. Мелочь идет на бисер, из тех, что покрупнее, делают украшения, попадаются среди них и такие, что годятся для амулетов. Ни один охотник не знает заранее, разбогатеет он, завалив бородавочника, или жемчужин окажется – раз, два и обчелся. Как повезет.

Мясо у этих животных жесткое, горьковатое и вонючее, даже голодные собаки едят его неохотно, поэтому ободранные туши гниют за восточной стеной, облепленные мухами и причудливыми, как кошмарный сон, насекомыми пустыни, которые прячутся от полуденного зноя, зарывшись в песок, и вылезают пугать народ ближе к вечеру.

В восточной части города селится беднота, но запахразложения доползает со свалки и до других кварталов, особенно в те дни, когда резвится Харнанва. Назло проискам окружающей реальности, в Сатибе в ходу поговорка, что деньги всегда хорошо пахнут.

Базар занимал самую большую из городских площадей перед южными воротами. Впрочем, большой она считалась только по сатибским меркам. Толчея тут царила такая же, как в Аленде перед королевским дворцом на Новый год, когда его величество с супругой по давнему обычаю бросают с балкона в толпу пригоршни серебряных монет. В Ложе давно уже велись разговоры о том, что хорошо бы сие безобразие отменить, но коллеги консервативного толка возражали, что нельзя попирать традиции и отнимать у народа праздник, да и почтенные лекари обидятся, для них предновогодняя восьмица – хлебное время, в особенности назавтра после дня Королевских Щедрот.

Здесь творилось то же самое, хотя толпа была другая. Бороды и матхавы, общий гомон, прилавки, сооруженные из хлипких дощечек и высушенных пластов колкой на ощупь кожи несчастных жемчужных ящеров. Сотни острых и пряных южных запахов, среди которых едва ощущается неистребимое вкрадчивое зловоние гниющих на солнцепеке ободранных туш. Или это всего лишь кажется? Суно держал Хеледику за руку. Песчаная ведьма не даст себя в обиду, но потеряться в этаком столпотворении с нее станется.

Они зашли в строение со сквозистыми, словно в клетке, стенами – главным его достоинством была крыша, дававшая тень. Внутри в несколько рядов тянулись прилавки, и Хеледика устремилась туда, где на фоне черной бархатной тряпки манили нежной белизной ожерелья, подвески, серьги, браслеты из «олосохарских перлов», а маг остановился возле пожилого сурийца, торговавшего материалом для амулетов. Слева нахваливал свой товар продавец благовоний, которые по известным причинам пользовались в Сатибе ураганным спросом. Справа купец в красной куфле, напоминавшей линялое стеганое одеяло, соблазнял всех желающих привозными орехами и жареными тыквенными семечками.

Выбор оказался удачным: торговец, к которому подошел Орвехт, видел Эдмара, Дирвена и лекарку под дланью Тавше, те ходили по базару в сопровождении двух сурийцев, которых звали Нохиш-нуба и Махур-нуба. Старику запомнилась эта компания, во-первых, потому что Дирвен, кто бы сомневался, разгуливал без матхавы, бросая вызов местным обычаям и дразня своим видом работорговцев, во-вторых, потому что не каждый день увидишь вблизи святую служительницу Милосердной, и, в-третьих, потому что молодой маг-северянин купил у него «арлебу» – редкую жемчужину с волшебными свойствами, вытягивающую силу из магических ядов.

Орвехт поддерживал учтивый разговор, в то же время изучая разложенный для обозрения товар. Наверняка это не все, должны быть еще и редкости вроде «арлебу», припасенные для понимающих покупателей. Краем глаза он уловил справа движение, заставившее его насторожиться. Все вокруг непрерывно двигалось: ожившая мозаика из миллиона кусочков, обычная картина для такого места, но рядом появилось нечто, выходящее за рамки. Вдобавок возникло ощущение волшебства. Суно медленно повернул голову и окинул рассеянным взглядом соседние прилавки.

Вот оно. К орехам приценивается носатый суриец в дорогой, но рваной куфле, а за спиной у него маячит, кривляясь, худой как жердь субъект с копной торчащих во все стороны волос, похожих на пожелтелую колосящуюся траву. Да это и есть самая настоящая трава! По одному из стеблей ползет черное насекомое, из зарослей торчат заостренные кончики ушей. Длинные мочки, тоже заостренные, проколоты и свисают до плеч грозди олосохарских жемчужин. Впрочем, не только – жемчуг нанизан вперемежку с маленькими глазными яблоками не крупнее бусины, студенистыми и помутневшими, вроде бы птичьими. Одет доходяга в какую-то несусветную рвань, его босые бледные ступни вдвое больше человеческих, костлявые руки свисают ниже колен.

Лицо существа, худое, словно обтянутый кожей череп, кривилось в непрерывных гримасах, то пародируя носатого покупателя орехов, то вываливая наружу длинный подвижный язык, подернутый прозеленью, как у трупа. Серьги покачивались, глаза щурились так, что Суно не смог бы сказать, какого они цвета. Амуши, обитатель пустынь и солончаковых степей. Его сородичи любят жестоко подшутить над людьми, а при случае и закусить человечиной не откажутся. Вопрос: куда смотрят здешние маги и амулетчики? Скверно обстоят дела в вольном торговом Сатибе, если такая дрянь просочилась за городские стены.

– Ты меня видишь? – тонким дурашливым голосом произнесло существо с травяной шевелюрой, опять скорчив невозможную для человека гримасу, как будто его худая физиономия была вылеплена из теста и обладала невероятной пластичностью.

– Вижу, – сухо подтвердил Орвехт. – Зачем ты сюда явился?

Окружающие начали коситься с недоумением: с кем этот странный северянин разговаривает, почему так уставился на пустое место? Один лишь старый продавец, с которым Суно перед тем беседовал, встревоженно сощурился и что-то забормотал – возможно, у него был амулет, уловивший присутствие нечисти, или он решил, что, если маг так себя ведет, это неспроста.

– А ты зачем явился? – передразнил амуши, вихляясь тощим телом, словно все его кости были сплошь переломаны. – Вынюхиваешь, маг? Ой, зря, зря, зря… Каким глазом ты меня видишь – левым или правым?

– И тем, и другим, – презрительно бросил Суно.

Знал он эту мерзкую шутку.

– Тогда с обоими попрощайся!

Продолжая кривляться, существо выбросило к его лицу тонкую суставчатую руку. Растопыренные пальцы оканчивались длинными и острыми белесыми когтями, изрытыми, словно они были поражены грибком. Суно смог спокойно рассмотреть их в подробностях, ибо эта страшная рука, не дотянувшись до цели, как будто влипла в невидимое клейкое желе, которое не пускало ее ни туда, ни сюда.

Обнаружив, что его переиграли, амуши изумленно выпучил глаза. Они были похожи на птичьи, точь-в-точь как те, что болтались в его жемчужных сережках, только побольше.

– Отпусти меня, маг!

– Сначала скажи, кто тебя подослал?

Тот молча пытался освободить увязшую руку, гримасничая так, что его остроскулой физиономии полагалось бы порваться, как измочаленной маске. Жесткая трава на голове колыхалась, как будто ее шевелил ветер. Окружающие попятились, напирая на тех, кто находился позади, и начали встревоженно переглядываться. Краем глаза Орвехт отследил, что к нему пробирается Хеледика: песчаная ведьма тоже обладала способностью видеть представителей волшебного народца. Заметив ее, пленник задергался еще сильнее.

– Отпусти меня, или всех тут прокляну! Не преследуй человека, с которым у нас уговор, убирайся с нашей земли! Зря ты сюда явился, зря, зря! Чтоб тебе…

Не позволив договорить, Суно швырнул его спиной о столб, подпиравший навес, одновременно сорвав с него морок невидимости. Народ засуетился, стараясь оказаться подальше от нечисти, люди сталкивались в панике и налетали на прилавки. Поднялся крик. Амуши начал приподниматься, скаля острые зубы и выставив перед собой скрюченные когтистые пальцы. Скорее всего, он уже понял, что кидаться на мага бессмысленно, слишком тот силен, и изготовился к обороне, но Орвехт не собирался проверять, что у него на уме. Надо убрать его отсюда, пока никто не пострадал. Ударив заклятием, Суно одновременно произнес формулу экзорцизма, отправляющую объект воздействия прямиком в Хиалу, и незваный гость исчез. На покрытой засохшей грязью каменной плите у подножия столба остался лежать желтоватый колосок из его шевелюры.

– Что случилось? – спросила девушка, наконец-то протиснувшись к Орвехту.

– Амуши передал привет от тех, кого мы догоняем.

С сомнением поглядев на безобидный с виду колосок, он бросил еще одно заклятие, и волшебный гостинец обратился в пепел.

На Суно и Хеледику смотрели с неодобрением: по всему выходит, что это они возмутители спокойствия на базаре, ибо, если бы не северянин, никто бы никакого амуши здесь не увидел. Впрочем, задержать мага с ведьмой желающих не было. Они отправились на постоялый двор за своими верблюдами и покинули Сатиб, не мешкая: Суно чувствовал, что для них так будет лучше, и у Хеледики, как она призналась, возникло похожее ощущение. Неизвестно, что их ожидало, если бы они рискнули задержаться в городе.

Амуши подослал Эдмар. Зачем? Решил отделаться от эмиссара Светлейшей Ложи, даже не выслушав, что ему собираются предложить? Хм, хотя бы из любопытства… Боги великие, он ведь должен понимать, что, если в погоню за ним отправили одного Орвехта, а не сотню-другую боевых магов с кормильцами, это означает переговоры, а не драку. Право же, странноватая реакция. Это ведь не Дирвен Кориц, а древний маг, знающий о том, кем он был раньше. Или он после омута не в себе? Или хотел испытать преследователя, посмотреть, на что тот способен?

– Это вполне в его духе, – согласилась песчаная ведьма, когда Орвехт изложил свои соображения вслух. – Создать какую-нибудь непростую ситуацию и посмотреть, что человек станет делать. Ему и в «Столичной белке» было интересно, как Дирвен себя поведет, когда нас увидит, хотя я говорила – не надо.

– Что ж, вот и нарвался он в «Белке», – заметил Суно. – Наваляли и в лечебницу увезли. Доигрался. Мог бы сделать полезные выводы.

Эта мысль худо-бедно подняла ему настроение.

Впереди все заросло перистыми темно-зелеными метелками, в просветах светлыми пятнами сквозил песок – сплошная двуцветная мозаика до горизонта. Вдалеке виднелись желтые громады, которые вначале можно было принять за горы, но по мере приближения они все больше напоминали диковинные сказочные чертоги.

Нанятых в Гуртханде работников охватило опасливое недовольство. Не зная сурийского языка, Зинта догадывалась об их умонастроении: эти маги совсем сдурели, прут на рожон, прямиком в те земли, где бесчинствует волшебный народец, – сами-то, может, и уцелеют, а для простого человека там верная погибель.

Большинство было смертельно перепугано, таращило помутневшие со страху глаза и чуть что хваталось за обереги. Четверо зачинщиков попытались поднять бунт и повернуть верблюдов на запад. Эдмар остановил их. Никто не понял, что он сделал – вроде бы применил какие-то чары, причиняющие боль, и в результате сурийцы были окончательно деморализованы: сбежать больше не порывались, потому что боялись господина, но идти вперед тоже не хотели, потому что боялись олосохарской нечисти.

Положение спас Нохиш-нуба. Хоть Эдмар на него и наговаривал, он был человеком услужливым и во многих вещах сведущим. Заварил подслащенный чай, угостил работников, и те быстро успокоились, потому что он подмешал туда какое-то снадобье. Лекарка наблюдала за его манипуляциями: не отрава, даже не волшебное зелье – скорее, лошадиная доза травяного отвара, каким буйных сумасшедших усмиряют.

– Они теперь похожи на сонных мух, – скептически заметил Эдмар. – Если они будут копать так же, как сейчас шевелятся…

– Это пройдет, – заверил его с доброй улыбкой Нохиш-нуба. – Назавтра к вечеру начнут приходить в себя, не раз уже опробовано, не беспокойтесь.

– О, так вы уже сопровождали кого-то в эти края?

– В эти – нет, но мне случалось путешествовать с караванами работорговцев, там иногда поднимались истерические волнения, и я помогал, как умею… – Перехватив острый осуждающий взгляд лекарки, он добавил: – Я человек просвещенный, рабства не одобряю, но лучше напоить людей чаем с безобидными травками, чем смотреть, как надсмотрщики орудуют плетками, не правда ли?

Одурманенные сурийцы, подчиняясь приказу, вяло карабкались в свои корзины. У некоторых это с первого раза не получалось, они скатывались на песок, поднимались и возобновляли попытки. Неудачи их нисколько не расстраивали.

Эдмар смотрел на эту картинку, недовольно сощурив длинные глаза, подведенные в придачу угольным карандашом, словно ему опять предстояло перевоплотиться в Энгу Лифрогед. Не обращая внимания на палящее солнце, он снял и матхаву, и тюрбан, по плечам рассыпались отмытые от краски темные волосы. Казалось, зной ему нипочем. Зинта хмуро поглядывала на это безобразие и в конце концов не выдержала:

– Не гневи богов, голову напечет, и солнечный удар тебя хватит!

– Не хватит, – улыбнулся маг.

Дирвен, последовавший его примеру – чтобы соперник не мнил, будто он здесь круче всех, – не выдержал и начал наматывать тюрбан обратно. Его загоревшее светлобровое лицо блестело от пота, а взгляд украдкой метался от Эдмара к Нохиш-нубе и назад, будто те были бойцовыми баранами и он гадал, на которого поставить.

– Что это такое? – спросила Зинта, кивнув на причудливые желтые громады у горизонта.

– Если я правильно понял, здешние дворцы, – отозвался Эдмар. – Их сооружает из песка волшебный народец.

– И мы туда поедем? Мы после этого в своем уме?

– Насчет тебя не знаю, а я пока еще в своем, – он не упустил случая поддеть ее, кто бы сомневался.

Нохиш-нуба выглядел спокойным: лицо бывалого человека, знающего об опасности, но не склонного ее преувеличивать и готового рискнуть. Напрасно Эдмар говорит про него гадости, сам стервец, каких не каждый день встретишь. Махур-нуба, судя по его виду, готов был отправиться за своим юным приятелем хоть на край света. Зинта уже к этому привыкла и перестала возмущаться, скорее это вызывало у нее грустную беззлобную зависть: если бы кто-нибудь к ней так же относился… Дирвен до того побледнел, что отчетливо проступили темные пятнышки веснушек на облупленном носу и на скулах, но страха старался не выказывать.

– Марнейя стояла там, на юго-востоке, – пояснил маг после паузы. – До места не особенно далеко. Если мы хотим откопать клад, придется туда поехать.

– Местность выглядит необитаемой, как будто никакого народца здесь нет, – степенно кивнув, поддержал его Нохиш-нуба.

– А если они объявятся, что мы, такие умные, будем делать? – опять не вытерпела лекарка. – Это ж вам не люди-разбойники!

– Зинта, поверь, я справлюсь, – кротко улыбнулся Эдмар. – Не знаю, догадалась ты или нет… Наверное, нет, раз до сих пор ни о чем не спрашивала. Это я убил Шуппи-Труппи.

Дирвен с детским изумлением распахнул светло-зеленые глаза и приоткрыл рот. Полное благообразное лицо Нохиш-нубы приобрело такое выражение, словно тот проглотил невзначай горошину жгучего перца. Суриец об истории с Шуппи-Труппи ничего не знал, но, похоже, и раньше не сомневался в способности своего кумира убить кого угодно.

– То есть как – ты?! – от растерянности уперев руки в бока, выпалила Зинта. – Ты ведь говорил, что не знаешь, кто это сделал!

– А у меня был выбор? Вначале я чуть не проболтался, но вовремя прикусил язык. Ты сказала, что Шуппи-Труппи, по общему мнению, прикончил опасный демон, с которым надо поскорее разобраться, и я решил не распространяться о своем подвиге, а то, чего доброго, и в самом деле примут за демона… И разберутся. Позже я убедился, что поступил благоразумно.

– То-то мне показалось, что ты в чем-то темнил, когда тебя добрые маги допрашивали. Как тебе удалось одолеть эту тварь?

– Когда меня швырнуло в Сонхи, я оказался перед дверью, около которой сидела эта образина, как будто вылезшая из самой вонючей помойки на свете. Она сразу на меня набросилась, и мы, сцепившись, вынесли дверь – не берусь судить, с посторонней помощью или благодаря собственному везению. У меня по-страшному болел ожог, но новая порция адреналина сделала свое дело, и я боролся, как бешеный, пока не свернул шею этой пакости. Магию тоже использовал – видимо, это сыграло решающую роль, поскольку Шуппи-Труппи был волшебным существом. Сначала казалось, что он невероятно силен, того и гляди раздавит меня своими мохнатыми лапами. Вдобавок он рвал меня когтями, кровь хлестала… Но после того, как я несколько раз ударил магией, он обмяк, стал похож на чучело, набитое соломой, и его шея порвалась, словно гнилая тряпка. Так что здешнюю нечисть я беру на себя. Нохиш-нуба, вы израсходовали все снадобье или осталось еще на несколько чаепитий?

– Запас есть, Эдмар-нуба.

Он выглядел озабоченным, и Зинта решила, что сага о кончине Шуппи-Труппи не очень-то его приободрила. Скорее даже наоборот. Может, он решил, что Эдмар привирает и хвастает, а раз так, веры его россказням никакой?

Сама она поверила безоговорочно, но ведь это она тогда нашла раненого Эдмара возле двери в междумирье, рядом с останками Шуппи-Труппи. То, что она сейчас услышала, увязывалось с ее прежними впечатлениями в непротиворечивую картину.

Когда снова тронулись в путь, Дирвен пристроился следом за лекаркой. И опять надел матхаву, чтобы спрятать выражение лица. Зинта догадалась, что он напуган и наверняка не может определиться, кого стоит бояться в первую очередь: олосохарской нечисти или Эдмара.

Она тоже боялась, но не до такой степени, чтобы это мешало ей во все глаза разглядывать колоссальные песчаные чертоги, которые как будто медленно плыли навстречу, сияя золотистой желтизной на фоне голубого неба.

Эти сооружения напоминали замки, которые Дирвен в детстве лепил из песка в аккуратном городском парке на берегу реки, куда его водила гулять сначала мама, а потом прислуга госпожи Хентокенц. Те же сглаженные очертания и отсутствие всякого намека на угловатость, те же похожие на норы проемы вместо окон и дверей, те же округлые балконы… Только в его песочных замках не было ни тщательно сделанных лестниц с маршами ступенек, ни рельефных узоров наподобие лепнины на стенах, ни шаров по обе стороны от широких входных арок, ни висячих галерей, соединяющих соседние здания и бросающих вниз темные дорожки тени.

– Если все это обвалится, нас с головой засыплет, – озираясь, пробормотала Зинта. – Здесь, неверное, нельзя громко разговаривать?

Дирвен почувствовал благодарность: сам хотел об этом сказать, но колебался, стоит ли.

– Ничего не обвалится, – возразил Эдмар, ехавший впереди Зинты. – Оно держится благодаря чарам и не рассыпается даже во время песчаных бурь, которые в Суринани называют Яростью Забагды.

– А где же обитатели этих хором? – Лекарка еще больше понизила голос, Дирвен едва расслышал.

– Не желают показываться нам на глаза, я полагаю.

Он мысленно поблагодарил Кадаха Радетеля, когда караван благополучно миновал этот фантасмагорический архитектурный ансамбль. Дальше опять простирались барханы. Местами картину оживляли заросли жесткой травы, «метелки» с длинными и узкими, как будто навощенными листьями-стрелками, усыпанный зелеными чешуйками стелющийся кустарник. Впереди маячило несколько пальм – по олосохарским меркам, почти роща. Ветра не было, но в одном месте, в ложбине меж двух барханов, пучок травы колыхался, если только не мерещилось от напряжения в глазах… Нет, не мерещилось.

– Эй, смотрите! – окликнул Дирвен. – Там трава шевелится!

– Это не трава, – возразил Эдмар. – Это прическа здешнего жителя, который любезно не хочет нам докучать. У тебя амулеты перестали работать?

– Для них расстояние слишком большое, – отозвался он нарочито грубоватым тоном. – Если б он был поближе…

– Поверь, он не из тех, с кем стоит сводить близкое знакомство.

– Беспокоиться не о чем, – с деланой жизнерадостностью подхватил Нохиш-нуба. – Все до последнего работника защищены оберегами, которые…

– Защитят разве что от издыхающего чворка, хотя, если верить вашим бухгалтерским записям, покупали вы их на вес золота, – неучтиво оборвал Эдмар. – Но с вами я, поэтому беспокоиться и в самом деле не о чем.

Дирвену показалось, что маг из Гуртханды после этого затаил обиду. «Погоди у меня, выскочка», – мелькнуло в его взгляде, в то время как глава экспедиции, Махур-нуба и Зинта смотрели в другую сторону. Он и раньше однозначно собирался что-то предпринять для того, чтобы завладеть кладом в одиночку, а теперь ему еще и за оскорбление расквитаться захочется. Что ж, тем проще будет с ним договориться… В предчувствии рискованной игры, которая вот-вот начнется, Дирвена охватило такое возбуждение, что во рту пересохло, и он потянулся за флягой.

Ночью кто-то шнырял вокруг стоянки, шурша песком, хихикая, издавая в темноте другие еле слышные звуки. Иногда можно было заметить мелькнувшую в лунном сиянии тень: мгновение – и ничего нет, очертаний не рассмотришь. Впрочем, Орвехту незачем было видеть незваных гостей, чтобы сказать: это не люди и не животные.

Верблюды беспокоились, да и путешественникам не спалось, хотя двойной защитный круг ни одну волшебную тварь не пропустит.

Хеледика сняла тюрбан, распущенные волосы ее окутывали, словно светлое шелковое покрывало, а бледный овал лица мерцал, напоминая отражение луны в неподвижном водоеме. От ее прелести дыхание перехватывало, хотя Суно, войдя в амплуа заботливого старого опекуна, привык смотреть на нее без вожделения. «Дурак Дирвен…» – подумалось ему в тысяча который раз.

У песчаных ведьм волосы играют не последнюю роль при совершении некоторых магических действий. В старинных трактатах утверждалось, что древние маги тоже пользовались подобными приемами, но это было в ту пору, когда никто еще не додумался до Накопителей и каждый работал в одиночку. Суно читал описания волшбы такого рода, однако для него эти рецепты не годились: чтобы вышел толк, нужно отрастить шевелюру по меньшей мере до плеч, а он, следуя неписаным правилам Светлейшей Ложи, стригся коротко. Будь на его месте женщина-магичка, другое дело… Впрочем, вдвоем с Хеледикой они и так от кого угодно отобьются, да их пока и не атакуют.

Нервы мотают. Проверяют, удастся напугать или нет. Жабий сын этот Эдмар с его провокациями.

– Я ложусь спать, – сообщил Орвехт, укладываясь на войлочную подстилку и заворачиваясь в шерстяной плащ. – Ты будешь отдыхать вторую половину ночи. Если что, сразу буди.

Место, где Эдмар велел копать, ничем не выделялось на фоне окружающего ландшафта. Барханы. Островки зеленой поросли посреди необъятной волнистой желтизны. Нелюдские песчаные чертоги – один поближе, еще три подальше, – застывшие в зачарованном мгновении, словно древние насекомые в кусочках янтаря: если время придет в движение, они неминуемо начнут осыпаться и расползаться, пока не превратятся в обыкновенные кучи песка.

Перед тем как заявить: «Дворец стоял здесь», Эдмар даже со своей картой свериться не удосужился.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво поинтересовался Дирвен.

Тот в ответ ухмыльнулся:

– Некое туманное предчувствие.

Нохиш-нуба глядел на организатора экспедиции со здравым скепсисом и печальной обескураженностью. Наскочило колесо на булыжник: бывалый ловкач привык обводить вокруг пальца и умников, и невежд, и безрассудных, и осторожных, но в этот раз жизнь над ним злодейски подшутила, сведя его с сумасшедшим. Между тем Махур-нуба уже начал командовать, властно покрикивая на работников, – то ли он не питал сомнений насчет предчувствий Эдмара, то ли просто хотел сделать ему приятное.

Сумасшедший наблюдал за развернувшейся суетой с удовлетворенным выражением в густо подведенных глазах. Голову парню напекло, мозги давным-давно закипели, как похлебка на плите, а ему подчиняются, как вменяемому.

Работники жизнерадостными не выглядели: действие одурманивающего чая закончилось, но они сознавали, что поднимать бунт или пытаться бежать бессмысленно, без магической защиты им из этих краев не выбраться. К тому же Эдмар посулил золота за усердие, это их чуть-чуть взбодрило.

Людей разбили на две группы: одни копают, другие отдыхают в тени под сооруженными навесами. Дирвен изрядно возмутился, когда Махур-нуба, скалясь в белозубой ухмылке, ему тоже сунул в руки лопату:

– Работай.

– С какой это стати?

– Кто не работает, тех буду наказывать, – негодяй скосил глаза на плетку, висевшую на поясе.

– Я должен поговорить с Эдмаром.

– Эдмар-нуба сказал, чтобы ты работал.

Тут Дирвен увидел, что Зинта, намотав свое покрывало на голову наподобие тюрбана и подпоясав светло-зеленый лекарский балахон, тоже взялась за лопату, и перестал спорить с этим ублюдком. Запомним и посчитаемся, а пока лучше не нарываться.

Эдмар и сам присоединился к ним, после того как очертил защитным кругом лагерь и территорию раскопок. Работали все без исключения, это смягчало обиду. Один Нохиш-нуба временами отлынивал, оправдывая это тем, что кто-то ведь должен готовить чай, восстанавливающий силы. Дирвен заметил, что ни Эдмар, ни его телохранитель к этому чудо-напитку не притрагиваются, и решил последовать их примеру. Почем знать, вдруг Нохиш и на него смотрит как на помеху? Он ведь выпускник Магической Академии и вряд ли забыл о том, что всем, кто состоит на службе, показывают портреты беглых преступников. Скорее всего, он догадывается, что амулетчик Ложи его опознал. Хорошо бы подкатился с разговором, – Дирвен не хотел делать первый ход.

Ямина постепенно росла вширь и вглубь. Пот заливал глаза, на зубах скрипел песок, мышцы ныли от непривычных усилий, на ладонях вспухали кровавые мозоли – впрочем, Зинта их тут же залечивала, подходя к тем, кто нуждался в помощи. Если она чуяла, что кто-то близок к тепловому удару, тоже успевала раньше, чем работнику становилось дурно. А Дирвен еще удивлялся, зачем Эдмар потащил ее с собой. Он хоть и умалишенный, но все наперед просчитывает.

Ночью тоже копали, при свете луны, похожей на сурийское серебряное блюдо, и плавающих над головами волшебных шаров – у каждого из них был свой оттенок: розоватый, зеленоватый, голубоватый, оранжевый. Работать в ночную смену понравилось Дирвену больше, чем днем. Песок не такой горячий, нет палящего зноя, и устроенная Эдмаром феерическая иллюминация не режет глаза, в отличие от ярящегося над пустыней солнца.

Еду выдавали строго отмеренными порциями, исключение делалось только для Зинты, если ей приходилось призывать силу Тавше. Однажды Эдмар застукал Нохиш-нубу за поеданием лишнего куска, и отношения между двумя магами еще больше обострились.

– Почему вы работаете вместе со всеми? – криво усмехнулся Дирвен, когда лекарка в очередной раз заставила его мозоли подсохнуть и зарубцеваться. – Вас ведь не принуждают.

Он заметил на ее небольших огрубевших ладошках такие же следы.

– Не по-доброжительски получится, если все копают, а я буду прохлаждаться. И чем быстрее мы отроем Эдмаров подвал, тем лучше.

– Для кого лучше? – Дирвен хмыкнул, копируя Суно Орвехта.

– Для всех. Эдмар должен добраться до того, что он называет своей аптечкой первой помощи, раньше, чем сойдет с ума.

– Так он уже сошел!

– Пока еще нет. Но чтоб этого не случилось, мы должны работать на совесть.

– Совершенно верно, – подтвердил неслышно подкравшийся к ним маг. – Дирвен, ты напряги воображение и представь меня свихнувшимся. Боюсь, что для Сонхи это будет равнозначно пробуждению сотни вулканов, череде землетрясений и нашествию армии демонов в придачу. Мне-то будет уже все равно, ибо ум за разум зайдет, а вам останется только посочувствовать друг другу.

Говорил он об этом с таким удовольствием, словно расписывал заманчивые для собеседника перспективы. Дирвену и впрямь стало не по себе, особенно когда он увидел, что радужка у Эдмара теперь золотисто-желтая, как янтарь.

– Что у тебя с глазами? Зинта, видите?..

– Это не заболевание, – успокоила лекарка. – Просто цвет изменился.

– Такие глаза у меня были в прошлой жизни, – мечтательным тоном пояснил маг. – А здесь, в Сонхи, меня когда-то называли Золотоглазым. Собираюсь вернуть себе это прозвище, оно мне нравится, но сначала надо разгрести текущие проблемы.

Он покосился на яму, которая за минувшие дни приобрела такие размеры, что там впору было устроить пруд и запустить рыбу для разведения. Внизу копошились сурийцы: одни копали, другие тащили вверх по склонам полные песка носилки.

– А ты уверен, что не напрасно роем? Вон какая глубина, и до сих пор ничего не нашли.

– Если я не ошибся в расчетах, прошло несколько сотен тысяч лет, так что до нужного пласта мы еще не добрались.

– Да откуда ты знаешь, что там вообще что-то есть? Такое барахло, как твоя карта, в каждой лавке древностей продается, с комплектом бубенцов на уши.

– Знаю, – Эдмар улыбнулся, щуря подведенные углем глаза, и Дирвен скрипнул зубами, потому что это нестерпимо напомнило ему Энгу. – Сам когда-то спрятал.

– Ты?!

– Что тебя удивляет? Я же маг-возвратник.

– Настолько древний, чтобы через столько лет… И ты это помнишь?

– Твоими стараниями. О, я ведь тебя до сих пор так и не поблагодарил…

– Это почему еще – моими?

Дирвену стало очень неуютно. Он понял, что услышит сейчас нечто такое, что его ошеломит хуже некуда, и лучше бы, пока не поздно, прекратить разговор, но глядел в недобрые желтые глаза Эдмара, как завороженный, а тот, в свою очередь, тоже не собирался щадить его и сворачивать на другую тему.

– Как ты думаешь, что такое Лилейный омут?

Так и есть, вот оно… Как же все плохо…

– Он желания исполняет, – собственный голос показался Дирвену чужим. – Вернее, только одно желание, если загадаешь выплыть оттуда живым, ты сам так говорил… Да?

– Нет.

– Тогда… Что он делает?

– Возвращает память и силу.

– Всем древним магам?

– Не всем. Только таким, как я. Тем, чье могущество превышает некий ценз. Остальных омут убивает.

«И я сам его туда привел, сам столкнул в воду! Боги, что же мне за это будет, если узнают…»

– Раз ты такой древний маг, тебе место в Накопителе, – произнес он непослушными губами, лишь бы что-то сказать.

– Нет уж! – Взгляд мага стал жестким. – Сам туда… – Он умолк одновременно с негромким протестующим возгласом Зинты. – Ладно, не буду тебе такого желать, ты ведь не знаешь, о чем говоришь, и я тебе, не могу не признать, серьезно обязан.

По крайней мере, общаться ему после этого расхотелось. Он подобрал лежавшую на песке лопату и начал спускаться в яму, которую теперь, ввиду ее размеров, больше пристало называть карьером. Даже с облезлой лопатой наперевес Эдмар ухитрялся выглядеть элегантно, словно с пижонской тростью на бульваре в Аленде.

Обитатели песчаных чертогов людям не досаждали, защитный круг был для них непреодолимым препятствием. Маг-возвратник отхватил изрядную территорию: внутри находился и лагерь, и раздолье зелени для верблюдов, и раскопки, и развалы поднятого из ямы песка. Границу, за которую нельзя выходить, обозначала цепочка следов. В школе амулетчиков учили, что размеры круга зависят от силы его создателя, так что сотворенные Эдмаром охранные чары говорили о многом, и это весьма не утешало – ни Дирвена, ни Нохиш-нубу.

Иногда по ту сторону черты обнаруживалась какая-нибудь дрянь – обломки костей, засохший помет, дохлые зверьки, выглядевшие так, словно их безжалостно изжевали, высосав всю кровь. В оконных проемах ближайшего шафранно-желтого строения порой что-то мелькало, то пестрое, то почти сливающееся с сумраком, как будто кто-то выглядывал и сразу прятался, пока его самого не рассмотрели. Изредка можно было заметить движение среди барханов. Возможно, маги видели больше, чем Дирвен, но с остальными они своими наблюдениями не делились.

Вызывало тревогу то, что запас воды через некоторое время иссякнет, но Эдмар утверждал, что вода будет, как только они докопаются до дворцовых подвалов. Якобы под марнейским оазисом был подземный источник, который за минувшие века никуда не делся, он его чувствует сквозь толщу песка и земли. Оставалось поверить на слово.

Дело спорилось, и не было никаких происшествий, так миновало несколько дней, а потом из лагеря пропало двое работников.

Обозленный Эдмар снова стал похож на нормального девятнадцатилетнего парня, каким он был до Лилейного омута, а не на жутковато-чарующего желтоглазого демона из бездны веков, рядом с которым любому делалось не по себе. Даже выругался в духе портовых грузчиков, хотя и невнятно, чтобы не расслышали.

– Я же предупреждал – за черту не соваться, ближе чем на пять шагов к ней не подходить! Кто последний видел этих двух придурков?

Очевидцев не нашлось, и они с Махур-нубой начали допрашивать всех по очереди. Отвлек их от этого занятия пронзительный возглас Зинты:

– Я их чувствую! Им больно, их ранят… Я сейчас…

Оттолкнув с дороги Нохиш-нубу, Эдмар метнулся к ней и сшиб с ног. Первая мысль была – ага, он наконец-то полновесно рехнулся, как было обещано. Уже на людей кидается! Или просто возжелал женщину, а поскольку она в лагере только одна…

– Махур, сюда! Свяжи ее!

Маг и лекарка остервенело боролись. Потом он что-то сделал, и Зинта обмякла, словно потеряла способность владеть своим телом, а подоспевший суриец скрутил ей запястья и лодыжки. Лицо у Эдмара было исцарапано в кровь.

– Пустите меня! – крикнула Зинта, обессиленно мотнув встрепанной головой (тюрбан с нее свалился, пока они, сцепившись, катались по песку). – Я должна… Им же больно… Я помочь им должна!

– Тебя там тоже убьют, – возразил маг. – Не посмотрят, что ты под дланью Тавше. Здешние жители даже по меркам олосохарской нечисти считаются чокнутыми, им наплевать на гнев твоей покровительницы. Я схожу сам, притащу обратно этих недоумков, и тогда будешь лечить. С какой стороны пришел «зов боли»?

– Оттуда, – она попыталась указать подбородком на ближайшее из песчаных зданий.

– Махур-нуба, присмотри за ней. Чья сейчас очередь – работать! И чтоб ни один остолоп не смел выходить из круга.

Отдав эти распоряжения, он сдернул шнурок, стягивающий волосы на затылке, и направился к жилищу волшебного народца.

– Эдмар, пожалуйста, будь осторожнее! – крикнула вслед Зинта, словно не она ему только что физиономию расцарапала.

Отсутствовал он долго – или всем показалось, что минуты еле ползут? Связанная лекарка сидела на подстилке, которую для нее принесли, и временами мучительно морщилась, как будто ей самой было больно. «Нельзя тебе туда, госпожа, не надо», – твердил почтительным тоном Махур-нуба, придерживая ее на всякий случай волосатыми ручищами. Пользуясь тем, что он на них не смотрит, Дирвен и Нохиш-нуба несколько раз обменялись взглядами. Это получилось само собой: оба созрели, чтобы кое-что обговорить. Те из работников, кто сейчас отдыхал, расселись вокруг, снедаемые тревожным ожиданием. Остальные вернулись к раскопкам, рассудив, что, если господин вернется живой, лучше, чтобы у него не было лишнего повода для недовольства.

Лицо Зинты опустошенно разгладилось, и она потерянным голосом попросила:

– Махур-нуба, развяжи меня. Уже все. Они уже умерли.

– А Эдмар-нуба?

– С ним все в порядке, иначе я бы уловила его боль.

– Подожди, госпожа, пока нельзя, потом тебя развяжем, – с сомнением отозвался суриец.

Правая оконечность возведенного из песка чертога неожиданно содрогнулась и начала осыпаться. Это была одноэтажная пристройка с террасой на крыше и темной норой входа, верхнюю площадку соединяли с центральной частью здания две арки. Крупный узорчатый барельеф на желтой стене утратил четкость, как будто на глазах состарился. Сверху, с ограждения террасы, потекли сухие песчаные струйки.

Зрители дружно ахнули. Зинта воззвала к Тавше, полное лицо Нохиш-нубы побледнело. Судя по мельтешению в оконных проемах, внутри зачарованного дома, который вовсе не был необитаемым, тоже поднялась суета.

Неумолимое разрушение прекратилось так же внезапно, как началось. Слепленный из песка трехэтажный дворец обрел былую неподвижность, но его правая пристройка теперь казалась то ли обветшалой по сравнению со всем остальным, то ли незавершенной. Потом из пещерно-сумрачного входного проема вынырнула человеческая фигурка, ее никто не преследовал и не провожал.

Эдмар вернулся один. Невредимый, хотя в волосах полно песка. Злой пуще прежнего. Он ведь не любит проигрывать, припомнил Дирвен разговор в Разлучных горах.

– Мне их не отдали, – процедил он, опережая вопросы. – У здешних жителей заправляет царица, древняя, как олосохарская пустыня, и совершенно отмороженная – в свое время чем-то не угодила богам, и те ее прокляли. Видимо, это случилось уже после того, как я ушел из Сонхи, поэтому я не в курсе, что она отмочила, но вполне понимаю богов.

– Как же тебя оттуда выпустили? – с сомнением поинтересовался Дирвен.

– Я их убедил, что дешевле обойдется выпустить меня по-хорошему, чем остаться без крыши над головой.

– Да для них налепить таких хором из песка – раз плюнуть!

– Заблуждаешься, склеивать чарами песчинку с песчинкой – работа медленная и кропотливая, так что все это возводилось не за одно десятилетие.

– Чего ж ты тогда не разнес их логово, если можешь?

– Мне сейчас не нужна война с царицей, мы здесь не для этого.

– И поэтому ты отдал им на растерзание двух человек, вроде как в жертву принес?

– Уймись, у меня каждая пара рабочих рук на счету, не стал бы я никого отдавать. Придурки ушли сами, несмотря на мой запрет, почему они так поступили – самому интересно. Махур-нуба, развяжи Зинту.

– А ты уверен, что с тебя там не взяли обещания кого-нибудь еще принести в жертву?

– О, в этом я уверен так же, как в том, что ты сейчас получишь пощечину, ибо моему безмерному терпению тоже есть предел.

Дирвен принял стойку для рукопашной драки, одновременно отдав приказ боевым амулетам, но тут же ощутил удар чужой силы, которая смяла и отшвырнула импульсы амулетов, словно штормовая волна бумажный кораблик. Это уже не тот Эдмар, с которым он схватился на равных в «Столичной белке»… Обещанная оплеуха сбила Дирвена с ног. Он откатился и вскочил, выплевывая песок, но на него уже налетел Нохиш-нуба, сокрушенно бормоча:

– Что вы делаете, с ума сошли? Перестаньте, молодой человек, одумайтесь…

От него разило дешевыми благовониями, которыми он умащивал бородку, а слегка заплывшие глаза, темные, как жучиные надкрылья, многозначительно щурились и подмигивали: мол, потом это обсудим, а пока угомонись, не осложняй ситуацию.

На Эдмаре на всякий случай повисла Зинта, которую уже успели освободить от веревок, и дальнейшего развития драка не получила.

Разговор Дирвена и Нохиш-нубы состоялся на следующее утро перед рассветом, за кучей извлеченного из карьера песка, достаточно обширной для того, чтобы скрыть двух человек от чужих глаз.

– Вы ведь уже догадались, что он в сговоре со здешними жителями и их царицей? – печально и многозначительно сощурив один глаз, поинтересовался маг.

– Да, – Дирвен кивнул.

В это уединенное местечко они удалились якобы по нужде, и в целях конспирации пришлось сидеть на корточках со спущенными штанами, чтобы все выглядело правдоподобно, а то вдруг еще кого-нибудь демоны принесут. От страха и напряжения у него и впрямь сводило живот. Зато собеседник, как выяснилось, неплохо знал его родной язык, и они перешептывались по-овдейски – дополнительная защита от подслушивания. Нохиш-нуба заверил, что почувствует, если кто-нибудь подойдет к песчаному холму с другой стороны, даже если это будет Эдмар.

– Скорее всего, он обещал отдать им на съедение всех, кроме Зинты и своего мерзавца-охранника. Несчастные работники обречены, да и мы с вами тоже… Тех двоих он сам же и вывел за черту – или приказал, так что они не смогли ослушаться, или применил чары, чтобы не сопротивлялись. Сурийцы до тошноты боятся местного народца, никуда бы они сами не делись. А он еще обругал их придурками, какой жестокий цинизм… – маг сокрушенно покачал головой.

– Но почему он отдал их сейчас, если рабочие руки нужны?

– Наверное, царица потребовала немедленной дани. Эти существа нетерпеливы. Представление с песочным строением, которое он якобы чуть не разрушил, было устроено, чтобы задурить нам головы. Пока подвал не откопали, паника среди работников ему не нужна.

– Мы должны что-то сделать… – корчась от нервной боли в животе, выдавил Дирвен.

– Пока действовать рано. Вы же сами понимаете, даже если мы справимся и с ним, и с Махур-нубой, здешний народец нас отсюда не выпустит.

– Вы считаете, шансов нет никаких? – он попытался сглотнуть, но в горле было сухо.

– Вот этого я не сказал. Шансы появятся, когда мы откопаем подвал. Вооружившись древними амулетами, мы сумеем прорваться с боем. Но… Соображаете, при каком условии?

Он кивнул. От запаха телесных газов, чужого пота и сладковатых сурийских благовоний его слегка мутило. А может, от страха мутило. Не важно.

– Как только тайники будут вскрыты, Эдмара надо будет убить, – доверительно прошипел Нохиш-нуба. – Но ни в коем случае не раньше, потому что неизвестно, сможем ли мы без него все открыть в этом демоновом подвале. А от Махура надо избавиться заблаговременно, чтобы не помешал… Возьмете на себя? Вы, насколько я понял, весьма сильный амулетчик, с простым смертным справитесь шутя.

– Да, – хрипло согласился Дирвен, вперив остановившийся взгляд в предрассветно-мутную пустынную даль.

– Молодец, – одобрил его решение маг. – Главное, во всем слушайся меня, и мы уйдем отсюда живыми и богатыми.

Двое путников и один верблюд. Пару других животных до смерти заела нечисть, напавшая на Орвехта и Хеледику четыре дня тому назад.

Эта дрянь притаилась на территории, густо заросшей олосохарским кустарником, с торчащими там и сям пальмами и колодцем под навесом, похожим на старый гриб с расслоенной шляпкой. В оазисе расположился на отдых купеческий караван. Степенные бородатые сурийцы в богатых куфлах устроили чаепитие на заляпанной стеганой подстилке, а прислуга держала над ними зонтики, буйством красочных узоров превосходившие все, что Суно до сих пор видел в этих краях. Ощущение волшебного присутствия было слабым, как звук, приглушенный подушкой.

Немногим позже выяснилось, что нечисть закопалась в песок меж островков растительности – и повыскакивала оттуда наружу, перепугав народ, как только маг и его спутница отпустили своих верблюдов пастись и вняли приглашению почтенных торговцев разделить трапезу.

С улюлюканьем, визгом и дурашливым лопотаньем из-под песчаных холмиков выпрыгивали тощие амуши с длинными мотающимися руками-граблями и травяными патлами, перекати-поле с извивающимися среди спутанных бурых стеблей розоватыми хоботками, верткие скелеты ящериц-многоножек.

Поднялся переполох, облитые чаем купцы призывали богов и ругались, топча расписные чашки, рассыпанные сладости и брошенные зонтики, похожие на громадные экзотические цветы. Верблюды ревели и носились по лугу, удирая от шаров-кровососов – те катались туда-сюда, сбивая их с ног, или скакали вприпрыжку, словно мячи, а догнав кого-нибудь, тут жеприлипали так, что не оторвешь, и впивались в жертву жадными хоботками. Сопровождавшие караван амулетчики пребывали в замешательстве: с массовым нападением олосохарского народца на людей они столкнулись впервые.

– Спина к спине! – бросил Суно Хеледике.

Хорошо, что их двое, с тыла не зайдешь. Девчонка и в этот раз не подвела. Они лупили заклятиями по любой нечисти, которая пыталась подобраться. Желающих нашлось много, их взяли в кольцо. Неразбериха и паника на периферии, среди злосчастных торговцев, слуг и охранников, была всего лишь довеском к основной задаче атакующих – задать трепку магу Светлейшей Ложи.

Гм, речь шла о трепке – или все-таки об убийстве? Неужели этому жабьему сыну Эдмару совсем не интересно будет выслушать Орвехта? Похоже на то… Скверно. Суно припомнил, что костяные ящерицы о двенадцати лапах называются стиги, а охочие до крови волосатые шары – скумоны. Посылая боевые заклинания и в тех, и в других, и в третьих, он неожиданно осознал, что силы у него больше, чем сам до сих пор полагал. Это сейчас ее прибыло – или она была при нем всегда, но для того, чтобы это почувствовать, он должен был очутиться демоны знают где, вдали от цивилизации и от Накопителей, в глубине пустыни Олосохар, без какой бы то ни было поддержки со стороны коллег, за компанию с одной-единственной песчаной ведьмой, прикрывающей спину?

Амуши, скумоны и стиги, словив поражающие заклятия, или исчезали с глаз долой, или бросались прочь, прихрамывая, повизгивая, вихляясь из стороны в сторону, или рассыпались прахом, или съеживались до размеров яблочного огрызка и старались уползти, словно копошащиеся в песке насекомые. Наконец круг распался и все волшебное воинство бросилось врассыпную – то ли они сочли свою миссию выполненной, то ли им попросту надоело сражаться.

Суно стоял, тяжело дыша, липкий от пота, с дрожью в ногах, но готовый опять плести и швырять боевые заклинания, если противники надумают вернуться. Хеледика привалилась к нему сзади, словно к стене, и маг позавидовал: хорошо ей, тоже бы сейчас прислонился к чему-нибудь устойчивому!

После учиненного волшебным народцем погрома купеческая стоянка представляла собой ужасающую картину, как будто здесь пронесся ураган. Поклажа разбросана, люди в синяках и ссадинах, в изодранной одежде, причем не все так легко отделались: двух рабов и стражника походя убили, один из купцов умер сам от апоплексического удара. Слуги с горестными причитаниями ловили разбежавшихся верблюдов. Несколько животных погибло, бурые холмики на зеленом или желтом фоне – скумоны высосали у них всю кровь заодно с жизненной энергией. Один, пока еще живой, шевелился в агонии, вяло мотая шеей.

С магом и ведьмой, которые во время нападения наглядно продемонстрировали свою силу, никто не захотел связываться, только поэтому они смогли невозбранно уйти, забрав своего уцелевшего верблюда и наполнив бурдюки водой из колодца. Всем было понятно, что это они чем-то рассердили волшебный народец, стало быть, остальным досталось из-за них. Пожалуй, в следующий раз не стоит останавливаться на отдых в людных местах: и обороняться проще, когда вокруг никто не суетится, и репутацию себе портить незачем.

«Почему все-таки Эдмар меня боится? – глядя на неспешно плывущие навстречу барханы, которые на закате приобрели насыщенный шафранный оттенок, размышлял Суно, шагавший рядом с верблюдом, в то время как Хеледика отдыхала в корзине. – Опасается, как бы я не схватил его за шкирку и не поволок в Накопитель? Смешно… Или, если это не страх, что им движет: ненависть, склочное раздражение, категорическое нежелание иметь дело с современными магами? Добраться до него, невзирая на происки волшебного народца, с которым он, очевидно, неплохо поладил, – это полбеды, а мне ведь еще предстоит каким-то образом уломать его помочь нам с Мезрой…»

Зинта долго набиралась духу и наконец спросила:

– Что же ты не поклялся богами и великими псами, что не знаешься с местным народцем?

– Не могу, – он усмехнулся, сощурившись из-под длинной челки с таким видом, словно его донимают ерундой.

– Почему не можешь?

– Маги моего уровня не клянутся богами и псами, никогда, ни по какому поводу. Так было заведено еще миллион лет назад. Хочешь – верь, хочешь – не верь.

– Если б я знала наверняка, что ты не можешь соврать… – она в раздумье вздохнула.

– Я могу соврать, не отрицаю, но сейчас говорю правду. Разве ты не помнишь, когда мы жили в Паяне, я избегал тебя обманывать.

– Хочешь сказать, ты вовсе не мог бы меня обмануть?

– Мог бы.

– Ну вот, видишь…

Она снова расстроенно вздохнула и отхлебнула из широкой сурийской чашки с двумя ручками. На западе догорала оранжевая полоска заката, в сиреневом небе появился рогатый месяц, наводящий романтическую, словно куда-то заманивающую тоску, и начали зажигаться звезды. Самое лучшее для пустыни время: дневная жара уже спала, но еще не похолодало.

Зинта пила чай с золотоглазым демоном, которого когда-то нашла полуживым на берегу моря – непонятно, на радость себе или на беду. Если он и впрямь сговорился с олосохарской нечистью и отдал на растерзание тех двух несчастных, пусть даже в качестве выкупа за всех остальных, то его, пожалуй, не стоило подбирать и выхаживать… Но разве она знала наперед, что он станет делать такие вещи?

Впрочем, у нее ведь нет пока доказательств, что он и вправду так поступил… Это верно, в Паяне он воздерживался от вранья, но теперь… Если Зинта убедится, что Эдмар повинен в этих делах, он безвозвратно потеряет ее как «близкого человека» – чем не причина морочить ей голову?

Глядя на нее поверх своей чашки, он грустно улыбнулся, словно прочитал эти помыслы у нее на лице. Улыбка подкупала и просила о доверии, но кто сказал, что такая улыбка не может быть всего лишь орудием воздействия?

– Не веришь, – огорченно констатировал Эдмар. – Ладно… Хотя бы погоди меня клеймить, пока не получишь неопровержимого компромата. Самой же потом будет неловко, если я ни при чем.

Нохиш-нуба и Дирвен не сомневались в его лицемерии и двурушничестве, хотя напрямую об этом не заявляли. Махур-нубе было наплевать, ведет светоч его очей двойную игру или нет. Работники пребывали в страхе. Зинта с переменным успехом цеплялась за надежду, что Эдмар не виноват, хотя по всему выходило, что у него рыльце в перьях.

– Зачем ты Дирвену при всех плюху отвесил? Мальчишка до сих пор обижается.

– Он напросился. Мне надо было разрядить обстановку, к тому же он меня временами до скрежета зубовного раздражает. Я потерял двух своих людей, пообщался с кровожадной каргой и ее галлюцинаторным двором – я ведь тебе говорил, они и меня хотели сожрать! Ладно бы изнасиловать, это я бы еще понял, но подвергнуть вивисекции и слопать – это уже последняя гадость. Возвращаюсь после этого в растрепанных чувствах, и тут Дирвен начинает свою боевую пляску, утверждая, что местный народец со своей малахольной госпожой может диктовать мне условия, которые якобы я выполняю! Зинта, кому после этого впору обижаться?

Она дипломатично кивнула, только потому, что устала.

– Кроме того, он по-свински обошелся с моей родственницей, – мстительно добавил Эдмар.

– С какой еще родственницей? – лекарка недоуменно распахнула глаза. – Откуда?.. Ты же по крови иномирец!

– Как выяснилось, в своем прежнем сонхийском воплощении я состоял в родстве с песчаными ведьмами, так что Хеледика приходится мне… Не берусь сказать кем, но приходится. Хочешь еще чаю? Тут по полчашки на каждого.

– А насчет лекарства для Мар ты не передумал? – с легким беспокойством поинтересовалась Зинта, когда он с изысканно невозмутимым видом разлил остатки из чайника, расписанного сине-золотыми узорами.

– Еще чего не хватало… Будет лекарство. После омута я вспомнил рецепт получше того, который нашел в паянской библиотеке. Пресловутый токсикоз как рукой снимет, и этот мерзавец будет мне премного обязан.

– Ты, кажется, говорил, он тоже был древним магом в нашем мире?

– Даже не магом, бери выше. Разве забыла, что я рассказывал? Это бывший Страж Мира, в настоящее время – командир особого полицейского подразделения в другой реальности, знать не знающий о том, что когда-то он был одним из сонхийских богов. Вот кого бы притащить сюда и тоже искупать в Лилейном омуте!

– Так ведь у нас в Сонхи теперь другой Страж. Они из-за этого не поссорятся?

– Зинта, Стражи не станут драться между собой за мир, как помойные коты за рыбий хвост или престолонаследники за корону. Кто угодно, только не они. Для них главное – интересы мира, личные амбиции побоку, так что конфликт между нынешним Стражем и бывшим исключен. Это существа столь же самоотверженные, как лекари под дланью Тавше. Я-то все удивлялся, с чего он такой на голову загадочный, а оказалось, вот какое у него прошлое…

– Тогда почему ты называешь хорошего человека мерзавцем?

– Потому что он меня обманул, бессовестно и цинично. Незадолго до того, как я в прошлый раз умер. Его счастье, что богами и псами не поклялся… – Эдмар фыркнул. – Впрочем, в том мире подобные клятвы не в ходу.

– А в чем обманул?

– Ну, как тебе сказать… Хотелось бы мне выяснить, что здесь произошло после того, как я ушел. Это было так давно, что вряд ли кто-нибудь помнит. Та госпожа, с которой мы танцевали на празднике Доброго Урожая, могла бы, наверное, рассказать, но если б я тогда знал, о чем надо у нее спрашивать…

– Может, еще встретитесь, тогда и спросишь.

Зинта снова подумала, что он, по всей видимости, беспринципно морочит головы всем, кто потянулся с ним на эти раскопки, и ей в том числе, однако при этом разговаривает и улыбается, как ни в чем не бывало. Прирожденный лицедей. Сникнув, она скорбно поставила пустую чашку на подстилку.

– Выкинь эту муть из головы, – вкрадчиво попросил собеседник. – Как закончим, я постараюсь разобраться, почему они ушли, нарушив мое распоряжение, а пока не до того, не хочу отвлекать людей от полезного труда. Лучше подумай о том, как ты побываешь в моем мире… Тебе там понравится. Я ведь теперь могу открыть и Врата Хиалы, и Врата Перехода, и даже Врата Хаоса, если понадобится. Дома меня уже похоронили, и за прошлый раз, и за нынешний, то-то обрадуются, когда я вернусь… Или, скорее, не обрадуются.

– А ты веди себя по-доброжительски, тогда люди тебе от чистого сердца радоваться будут.

– Нечестно. Ты не скупишься на советы, а сама моим советам не следуешь. Мы тебе еще кавалера подыщем, чтобы у тебя наконец-то началась личная жизнь, а то красивая женщина без любовника – это просто-напросто неприлично.

– Ага, только этого мне нельзя. Я ведь замужем за Улгером Граско. Не стану же я, как легкомысленная зложительница, при живом муже любовника заводить.

– О, ты сама сформулировала суть проблемы: при живом муже. Избавлю я тебя от этого страдальца, дело недолгое.

– Да ты что! – ахнула Зинта, испугавшись, что брякнула то, чего совсем не хотела, честное слово, не хотела, даже в мыслях не держала. – Не трогай Улгера! Он живет неправильно, но в глубине души он хороший, просто у него так сложилось…

– Неужели ты до сих пор его любишь?

– Теперь уже нет. Но когда-то нам было вместе по-доброжительски хорошо, об этом забывать нельзя. Улгер был моим первым мужчиной…

– И единственным, – ядовито дополнил Эдмар.

– Да, единственным! И не такому, как ты, рассуждать об этом…

Она бы много чего ему наговорила, но тут до них долетели крики из карьера, и маг одним движением поднялся на ноги, отставив чашку. Лекарка тоже настороженно прислушалась: кое-какие ходовые фразы из сурийского и ларвезийского она уже усвоила и обычно с грехом пополам понимала сказанное.

Из-за кучи песка выскочил работник.

– Эдмар-нуба! – он возбужденно размахивал жилистыми смуглыми руками. – Идите сюда, камень нашли!

Они бросились к яме. Остальные, кто отдыхал, устремились туда же: какое ни на есть событие после череды однообразных дней, наполненных душной жарой, подгоняющими окриками и изнурительным страхом перед обитателями песчаных хором, караулящими добычу по ту сторону защитной черты.

Откопанный камень напоминал кусок колонны округлого сечения. Его покрывала черная корка, растрескавшаяся, как будто он побывал в огне. Кое-где сохранились фрагменты резьбы – прихотливый лиственный орнамент. На неровных срезах проступали грязновато-белесые пятна, и Зинта догадалась, что внутри он белый: мрамор, наверное, хотя снаружи выглядит как горелая головешка.

– Разве камни горят?

Она спросила шепотом, но стоявший рядом Эдмар услышал, несмотря на гомон столпившихся вокруг сурийцев.

– Когда уничтожали Марнейю, здесь горели даже камни. Это колонна из зала на первом этаже. Продолжайте работу!

Назавтра копать вглубь уже не пришлось, вместо этого расчищали от песка и обломков каменную площадку – или, скорее, пол, где мозаичный, а где вымощенный геометрической или фигурной плиткой. Мозаика тоже была почернелая, но местами проступали цветные пятнышки. Зинта, увлекшись, отскоблила диковинный лиловый цветок с золотой каймой и коричневую зубастую рыбу на синем фоне. Попадались бесформенные куски металла, в которых с трудом угадывалась расплавленная утварь.

Потом Эдмар объявил, что вот эта закопченная плита, ничем не отличающаяся от соседних, – крышка люка, под которой находится подвальная лестница. Здесь когда-то был рычаг в стенной нише, надо было на него нажать, чтобы вход открылся. Перед тем как работники принялись раскурочивать плиту, маг нейтрализовал охранные заклятия, благодаря которым, по его словам, те, кто захватил Марнейю, так и не смогли добраться до тайника.

С люком справились на следующий день, он как будто намертво прирос к месту. Наконец древний механизм, только благодаря чарам не рассыпавшийся в пыль за прорву минувших веков, со скрежетом сломался, и квадратную каменную плиту оттащили в сторону. После этого наниматель объявил, что работа закончена и пока все могут отдыхать.

Вниз он взял с собой Махур-нубу и Зинту, а Нохиш-нубе и Дирвену, которые тоже туда рвались, велел присматривать за сурийцами, чтобы никто больше не вздумал прогуляться за пределы круга.

– Вы обещали воду, Эдмар-нуба, – учтиво, но решительно, как и подобает почтенному человеку, пекущемуся о благе своих подчиненных, напомнил маг-полукровка. – Люди беспокоятся…

– Пусть готовят бурдюки, – бросил Эдмар, не оглянувшись. – Будет им вода.

По лестнице спустились при свете магических шаров, бросающих на стены праздничные отсветы. Внизу был широкий сводчатый коридор или, скорее, анфилада из нескольких помещений, соединенных арочными проемами. Ни следа копоти, стены облицованы восьмигранной полированной плиткой из сиреневого камня в синюю и черную крапинку. И ни одного светильника, да в них и нужды нет, если хозяин – маг. В одной из комнат у стен стояли две резные мраморные скамьи, покрытые обрывками чего-то истлевшего, готового рассыпаться в прах, в другой – глиняные сосуды с золотыми и серебряными монетами.

Боковое ответвление коридора уводило к двери, за которой находилось помещение с каменным колодцем. От троса и ведра давным-давно ничего не осталось, окислившийся позеленелый ворот потерял подвижность, но вода в колодце была.

Анфилада заканчивалась двустворчатой дверью, разрисованной мрачноватыми черно-фиолетовыми узорами, закрученными в спирали и выбрасывающими побеги с зубчатыми листьями. Будешь на них долго смотреть, и взгляд начнет блуждать, словно в лабиринте. Как объяснил Эдмар, в эту роспись, выполненную собственноручно, он вплел охранные чары, поэтому разглядывать ее не рекомендуется.

– Сейчас наберем воды и раздадим премию, чтобы народ порадовался, а потом я пойду туда, – он кивнул на узорчатую дверь. – Один. Проведу там примерно сутки.

Двое путников без верблюда посреди пустыни. Море желтых барханов под сверкающим голубым небом, кое-где заплатки скудной зелени. Палящее сурийское солнце. У восточного горизонта выткался из марева дворец прохладной сливочной белизны. Наваждение, мираж. Заманивают.

Не будь Суно магом, а Хеледика песчаной ведьмой, они бы сейчас не шагали в ту сторону, где находится город Зеат, а ползли все равно куда, путая действительность и бред. Или нет, даже не ползли бы. Их бы уже сожрали.

Стиги атаковали их на вторые сутки после того, как они сошли со старого торгового пути и повернули на опасный юго-восток, двигаясь по следу, оставленному караваном Эдмара.

Корзина для седока была теперь только одна, во второй лежали одеяла и плащи, провизия, баклаги с водой. Когда возникло тревожное ощущение волшебного присутствия, а потом из-за гребней, которые на фоне меркнущего неба окрасились в темно-рыжий оттенок верблюжьей шерсти, начали выпрыгивать костяные ящерицы, пешком брел Суно.

Один из стигов, угодив под брошенное Хеледикой заклятие, съежился в белесое насекомое, издающее сердитые сухие щелчки. Зубы другого, сиганувшего вперед, клацнули возле рукава Орвехта. Маг испепелил обнаглевшую тварь. Вслед за этим на него попытались наброситься сзади, и он крутанулся, словно в пируэте, взметнув песок и едва успев уклониться от противника, в которого тут же швырнул следующее заклятие.

Стиги были со всех сторон: белый хоровод безмолвно беснующихся скелетоподобных созданий размером с крупную собаку, у каждого по шесть пар лап, и когда они двигались, от мельтешения когтистых костяных конечностей рябило в глазах. Компания амуши держалась на почтительном расстоянии, подбадривая их улюлюканьем. Издали те напоминали старые огородные пугала, а их долговязые тени, растянутые по песку, гротескно ломались и кривлялись. Был с ними также скумон, похожий издали не то на большой темный куст, подстриженный в форме шара, не то на украшение для парадного подъезда или террасы. Если не знать, и не подумаешь, что это упырь, при близком контакте выпускающий розоватые хоботки с острыми, как иглы, зубами в маленьких жадных зевах. Те же самые это твари, что получили отпор в оазисе, или уже другие – не имело значения. Главное то, что их было слишком много.

В ноги и в бок верблюду вцепилось несколько стигов, он заревел и взбрыкнул. Хеледика, выпрыгнув из корзины, по-кошачьи приземлилась на четвереньки и перекатилась. Метнув веерное заклятие, маг сбил ринувшихся к ней стигов. Девушка стремглав бросилась к нему, ее длинные распущенные волосы лунно-песочного цвета напоминали отброшенное назад покрывало.

Спина к спине, как в прошлый раз. Готовясь нанести новый удар, Суно послал мыслевесть дежурному коллеге, который сейчас нес вахту в кабинете, в удобном кресле, с чашкой чая, за полторы тысячи шабов отсюда. «Нас снова атаковали». Следуя инструкциям, он добросовестно держал Ложу в курсе происходящего.

Почуяв кровь, скумон задрожал от возбуждения, сорвался с места и покатился вперед, набирая скорость. Орвехт поразил бы его очередным ударом, но пришлось перенаправить испепеляющую силу на стигов, которые кинулись в атаку все вместе, подбадривая друг друга клацаньем зубов.

Кровосос, в последний раз подскочив, словно громадный волосатый мяч, прилип к боку верблюда, который заревел еще тоскливей, чуя скорый конец, а потом неуклюже и шатко пустился бежать. Цепочка его следов пестрела кровавыми пятнами. Кроме похожего на бурое перекати-поле шара, на нем повисло с дюжину стигов, их длинные подвижные хвосты, состоящие из позвонков, напоминали нанизанные на шнурки костяные четки.

Суно и Хеледика держали оборону. Они были сильнее толпы олосохарского народца и уже приспособились действовать сообща. За волшебными существами водится обыкновение кичливо называть людей «смертными», однако сами они тоже умирают. Еще как умирают, если у тебя за плечами недурной опыт работы с боевыми заклинаниями и силы в достатке.

Поле боя осталось за людьми, но к тому времени, как их противники брызнули врассыпную, верблюд уже завалился на бок и затих: скумон вытягивает из своей жертвы кровь и прочие жизненные соки за две-три минуты. Отвалившийся сытый шар неспешно покатился за барханы, почти черный в предзакатном свете. Стиги рвали в клочья корзины, одеяла, мешок с продовольствием. Разлитая вода впитывалась в песок.

– Эй, маг! – заверещал высоким бесполым голосом один из амуши, так и не принявших участие в сражении. – Помнишь меня? Мы с тобой встретились на рынке в Сатибе, и ты скверно со мной обошелся, очень скверно! Поделом тебе, теперь подохнешь в пустыне! Я тебе сказал, не преследуй смертного, с которым двор царицы Лормы заключил договор! Поделом тебе, поделом, поделом!

Они растворились среди барханов, словно их тут и вовсе не было. Волшебный народец Олосохара даже следов на песке не оставляет. Верблюд лежал, вытянув шею, неподвижной обескровленной тушей. Впрочем, если бы он подавал признаки жизни, его оставалось бы разве что добить из соображений милосердия.

Вещи и припасы погибли, но по этому поводу Суно только усмехнулся: разве это потеря для мага его уровня? Все, что понадобится, он сможет извлечь из своей кладовой в резиденции Светлейшей Ложи, а коллеги, которым он пошлет мыслевесть, при необходимости кладовую пополнят. Хуже другое: сейчас придется повернуть назад и отправиться в ближайший город, чтобы купить там новых верховых животных, ибо не пешком же тащиться через пустыню на свидание с древним магом, чтоб его демоны Хиалы побрали! Гм, а если и вторая попытка добраться до Эдмара закончится аналогичным образом?

Суно удавить его хотелось. Теперь он вполне понимал Дирвена, вознамерившегося отметелить мерзавца в чайной. За такие игры надо бить смертным боем. Быть может, Эдмар мстит за Накопители, за пережитый страх, за то, что с ним могло бы произойти, – и потому чувствует себя правым? Или он после Лилейного омута повредился в уме? Разверзшаяся бездна прошлой памяти, ураганный вихрь образов, лиц, воспоминаний – все это, наверное, может свести человека с ума, даже будь он магом из магов.

Орвехт добыл себе из кладовки широкополую шляпу, а песчаная ведьма шла с непокрытой головой – ее защищали от солнечного удара длинные русалочьи волосы, в которых жила толика олосохарского волшебства. Жару и жажду она переносила куда лучше, чем обыкновенные девушки или даже обыкновенные ведьмы. Впрочем, от жажды страдать не приходилось: коллеги, получив донесение Суно о последнем происшествии, своевременно пополняли его магическую кладовку флягами с водой и чаем.

Ему настоятельно порекомендовали «поскорее решить текущие проблемы и приступить к выполнению своей миссии» – в лучших традициях светлейшей канцелярщины, но в то же время сообщили, что решение послать на переговоры одиночку было, очевидно, не самым правильным, и сейчас обсуждается вопрос о том, чтобы отправить для диалога с Эдмаром делегацию магов. Суно Орвехта покамест не отзывают, так что он должен продолжать попытки. Что ж, спасибо вам, коллеги.

– Забагда ярится, – озабоченно заметила Хеледика, глядя с прищуром на безмятежно-голубое небо на юге.

– То есть? – уточнил Суно.

– Я чувствую… Мне кажется… Боюсь, на днях будет буря. Наше племя всегда это чувствует.

«Я-то думал, что дела у нас нынче плохи… Да они у нас в настоящий момент обстоят великолепно – ровно до тех пор, пока Пес Южного Ветра не начнет носиться над пустыней с бешеным воем, вздымая волны песка и закручивая смерчи до небес. Когда на нас обрушится Ярость Забагды, тогда мы узнаем, что такое «плохо» по-настоящему!»

– И что ваше племя делает во время песчаных бурь?

– Прячется по домам.

– А если кого-то непогода застигнет в пустыне?

– Тогда остается только просить Забагду о милости, но когда на Великого Южного Пса нападает ярость, он ничего не слышит. Еще можно молиться о помощи богам и нашему предку-прародителю.

Хеледика смотрела на спутника испуганно и серьезно, совсем как когда-то в Мезре.

– Давай-ка прибавим ходу. Буря еще не началась, ты сама сказала – на днях. Не сегодня, верно? Незачем сдаваться раньше времени. Может, и успеем куда-нибудь добраться. Скажи-ка, что у песчаных ведьм за предок-прародитель?

Об этом у Светлейшей Ложи никаких сведений не было.

– У нас говорят, жил когда-то в далеком прошлом маг, который любил песчанниц. И они его тоже любили, поэтому не пили у него кровь, как у других мужчин, которых к себе заманивали. Это был могущественный маг, песчанницам он оказался не по зубам, и у них от него рождались дочери, которые стали первыми песчаными ведьмами – они по отцовской линии принадлежали к человеческому роду, но унаследовали от матерей волшебство. Предка-прародителя у нас почитают и зовут на помощь, если какая-нибудь беда.

– И он помогает? – заинтересовался Суно.

– Я не слышала о том, чтобы он хоть раз кому-то помог. Но его все равно зовут, так принято.

«Ясно… Значит, на предка рассчитывать не приходится. Да он, скорее всего, уже которую жизнь подряд прозябает в Накопителе: песчанницы не могли с ним справиться, а объединившиеся в рой маги-упыри – это сила не в пример серьезней…»

Он привычно себя оборвал: не увлекаться этакими мыслями, сие до добра не доводит. С другой стороны, размышления, пусть даже крамольные, помогали отвлечься от жары и заливающего желто-голубую даль полуденного блеска, в то время как Суно и Хеледика так быстро, как только могли, шагали на северо-запад, по направлению к плоскогорью Руманди, где у них будут шансы укрыться от песчаной бури.

В подвале Дирвен побывал за компанию с работниками, которые отправились туда всей гурьбой, захватив ведра и веревки. Чтобы верблюды вдоволь напились в расчете на обратное путешествие, воды нужно много, и никто из тех, кто таскает ее наверх, не будет лишним. Во всяком случае, Эдмар, который молча и терпеливо созерцал это нашествие, не стал придираться к тому, что амулетчик Светлейшей Ложи деловито снует с потертым кожаным ведром туда-сюда по его схрону.

Внизу все было пронизано магией, и амулет, реагирующий на ее присутствие, не переставая жужжал, словно впавшая в осеннюю истерику муха. Слышно это было только Дирвену. Впрочем, Эдмару, наверное, тоже. Непонятная магия, не классифицированная исследователями Ложи, – об этом свидетельствовал звук, не похожий ни на один из тех сигналов, которые Дирвен, как положено хорошему амулетчику, знал назубок.

За ужином работники оживленно болтали по-сурийски, страхи были на время забыты, порой раздавался веселый смех: они вернутся из этого путешествия богачами, каждого в награду за труды оделили пригоршней золотых и серебряных монет! Эдмар к еде и воде не притронулся – постился, а потом отправился в подвал, напоследок еще раз предупредив, чтобы никто из тех, кому не расхотелось жить, не выходил за охранную черту.

– Какое отвратительное двуличие, – сокрушенно произнес Нохиш-нуба, когда они с Дирвеном в потемках отошли в сторону от остальных. – Он ведь скормит их всех местному народцу, когда вернется. И в его щедрости нет ничего удивительного: этих несчастных съедят, а вознаграждение останется у него. Вероятно, одного-двух самых безропотных он пощадит, чтобы кто-то прислуживал ему на обратном пути. Нам с тобой тоже подписан смертный приговор, вменяемые свидетели этому отродью Хиалы не нужны. Но ты слушай меня, и мы уйдем отсюда с полными карманами золота, еще и всех остальных выручим.

«Не такой уж он пропащий человек, хоть и мошенник, – отметил про себя Дирвен. – Не только о себе думает, хочет спасти рабочих».

– Ты ведь знаешь, кто я такой? – приблизив лицо к его лицу, так что собеседника обдало запахом засаленных волос, сладковатых благовоний и съеденной на ужин копченой колбасы, прошептал Нохиш-нуба.

– Знаю.

– Вот и я так понял, что от тебя ничего не утаишь, ты парень смекалистый. Поверь, я еще не из таких передряг выбирался. Осилишь убрать его верного головореза?

Дирвен кивнул. Махур-нуба – серьезный противник, однако не амулетчик, хотя амулеты у него есть, по меньшей мере защитные.

– Лучше сделать это до утра, – продолжил Нохиш-нуба, рассеянно, как перед фокусом, разминая заплывшие жирком, но весьма ловкие пальцы. – А потом, когда наша головная боль выйдет из подвала, с ней тоже разберешься. Ты парень смышленый и отчаянный, не оплошаешь.

– А как же вы? – он смерил союзника выразительным испытующим взглядом. – Разве не собираетесь участвовать?

– Не пойми меня превратно, я сейчас не в силах драться, – признался маг покаянным доверительным тоном. – Незадолго до этой авантюры попал в одну скверную историю, последствия до сих пор дают о себе знать. А ведь на обратном пути понадобится тот, кто обеспечит защиту каравана от пустынного народца, поэтому мне лучше поберечь силы, это в наших общих интересах. Тебе предстоит управиться одному, но я тебе дам мощные амулеты, с которыми ты победишь, – он таинственно понизил голос. – Невероятной силы артефакты, достались мне по счастливому случаю… Лежат в моем дорожном бауле, за ночь я их разбужу и подготовлю, чтобы ты смог без затруднений воспользоваться, а пока займись первым пунктом нашего плана. Ты парень надежный, мы с тобой можем друг на друга рассчитывать.

Перед тем как удалиться от общества, Эдмар зажег несколько волшебных ламп, купленных в лавке старья в Зеате. Они давно уже выдохлись и превратились в бесполезные безделушки, но древний маг зарядил их заново, лишний раз небрежно продемонстрировав свои возможности.

В ларвезийских мастерских энергию в такие изделия вливает группа чародеев, в одиночку ничего не получится. Когда Дирвен учился в школе амулетчиков, их водили туда на экскурсию: в каждой группе пять-шесть мастеров и кормилец, работа выполняется за несколько часов, поэтому волшебные лампы – предметы роскоши. Захоти Эдмар на этом зарабатывать, он враз обвалит рынок магических светильников. У него то же самое вышло мигом, и в восстановлении сил он после этого не нуждался.

Махур-нуба сидел, скрестив ноги, на войлочном коврике возле подвального люка, перед ним на позеленелом бронзовом блюдце сиял стеклянный лимон. В круге неяркого света охранник выглядел классическим злодеем из сурийских сказок: кустистые сросшиеся брови, крючковатый нос, могучие волосатые руки, в ушах разбойничьи серьги в виде колец.

– Мне надо поговорить с Эдмаром, – произнес Дирвен заранее приготовленную фразу. – Важный вопрос, насчет безопасности лагеря.

Белки глаз и зубы охранника по-звериному поблескивали в полумраке.

– Эдмар-нуба занят. Не надо ему мешать, Дирвен-нуба. Насчет безопасности уже сказано: не ходи за черту – не помрешь.

Заговорщик покладисто ответил, что он тогда, что же делать, подождет, и полез наверх по склону ямы. Главное он узнал: Эдмар уже за дверью, и если с ним сейчас происходят какие-то магические процессы, которые нельзя прерывать, выскочить на помощь своему телохранителю он не сможет.

После этого он посидел вместе с сурийцами, которые сначала неслаженно пели на своем языке, потом начали разбирать одеяла и укладываться спать, радуясь, что теперь можно отдыхать сколько угодно, на работу их в ближайшее время никто не погонит. Перехватив мимолетный взгляд Нохиш-нубы, Дирвен снова поднялся и направился в темноту. Мерзавца Махура он в глубине души боялся, но показывать это союзнику незачем. Расклад простой: каждый выполняет свою часть плана, в результате они выберутся отсюда живыми.

В яме было темно, в лунном свете еле выделялся черный квадрат проема. Охранник куда-то ушел или перебрался в подвал?

Дирвен медленно, с черепашьей скоростью, спустился по склону, стараясь, чтобы песок не сыпался и не шуршал. Вблизи можно было заметить, что люк слегка подсвечен изнутри – не полная темень, скорее густой полумрак. Значит, он там.

Отдав боевым амулетам команду на готовность, Дирвен двинулся вниз. В последний момент его осенило, и вместо того, чтобы подкрадываться потихоньку, он сбежал по лестнице с топотом, не таясь.

– Махур-нуба!

– Чего тебе еще, Дирвен-нуба?

Привычно скаля зубы, суриец поднялся с коврика: надо понимать, не столько из вежливости, сколько для того, чтобы не смотреть на ворвавшегося в помещение парня снизу вверх.

– Зинте показалось, что кто-то нуждается в ее помощи, и она хочет выйти из круга. Эдмару не понравится, если она уйдет, а мы никак не можем ее уговорить. Не знаем, что делать…

Он излагал все это шепотом, а то вдруг Эдмар за дверью услышит и сам пойдет разбираться.

– Зачем молоть языками, связать ее, и никакого переполоха, – Махур-нуба тоже ответил шепотом.

– Так она не дается!

– Мужчины вы или ящерицы на солнцепеке? Пошли! Если она уже не убежала…

Подхватив свою лампу в виде лимона на позеленевшем блюдце, он решительно направился к лестнице. Дирвен бросился следом и уже наверху, под звездным небом, отдал команду «Медному кулаку».

Не будь он амулетчиком, ему бы не пробить весьма неслабую защиту Махур-нубы, но при раскладе «амулет против амулета» преимущество на стороне того, кто наделен даром. Сила Дирвена, многократно увеличив силу «Медного кулака», свела на нет действие отражающего артефакта, который имелся у его противника.

Хрустнули ребра, сурийца швырнуло вперед. Светящийся лимон упал на песок, но так и не погас. Чего Дирвен не ожидал, так это того, что охранник после этого сумеет встать, зверски осклабившись и вытягивая кинжал из ножен.

Сломанные ребра, вмятые сзади в грудную клетку, должны были повредить легкое, и боль не позволяла ему двигаться быстро, так что Дирвен без труда увернулся и отскочил.

Пока «Медный кулак» накапливал заряд для следующего удара, он пустил в ход «Пчелиный горох» – эффект такой, словно человеку швырнули в лицо горсть горошин и каждая снабжена жалом.

Защита сурийца снова сработала, однако часть «пчел» прорвалась. Головорез зажмурился, но все-таки метнул нож. Свистнуло возле плеча. Если б не «Незримый щит», оберегающий амулетчика Ложи, ему бы несдобровать. «Медный кулак» снова был готов к бою, в этот раз Дирвен врезал противнику в живот. Махур-нуба опрокинулся навзничь, разбив затылок о присыпанную песком каменную плиту. Если он все еще жив, с него станется еще раз подняться… Стиснув зубы, чтоб не стучали, Дирвен вытащил кинжал.

Драться, используя амулеты – это он умел, а перерезать человеку горло никак не мог решиться, хотя человек этот заодно с Эдмаром, который собирается всех погубить, извращенец, бандит с большой дороги, вдобавок чуть его не убил – на плече порез, по руке течет струйка крови. А самое ужасное то, что он и впрямь до сих пор жив: с утробным рычанием пытается приподняться, скребя пальцами по древним каменным плитам, и смотрит ненавидящими глазами – невозможно отвести взгляд…

Из этого наваждения, длившегося не дольше нескольких секунд, Дирвена вырвала затрещина. Удар по уху оглушил его, а около Махур-нубы опустилась на колени Зинта c ритуальным кинжалом Милосердной.

– Тавше, силы твоей прошу!

Сейчас она его исцелит – и окажется, что все было напрасно… Пока лекарка принимала силу Тавше, Дирвен ринулся вперед и одним верным ударом, словно не в первый раз, раскроил Махур-нубе горло. Хлынула кровь, суриец забулькал, дернулся напоследок и наконец-то затих.

– Ты что сделал? – свирепым голосом спросила Зинта.

– Так надо! – огрызнулся Дирвен. – Они с вашим Эдмаром планировали всех волшебному народцу отдать, как тех двух парней!

– У тебя есть доказательства, что они действительно это планировали?

– Само собой ясно!

– Боги великие, что здесь случилось?

Спустившийся в яму Нохиш-нуба умело разыграл недоумение. Над головой у него плавал светящийся шарик, тусклый и мелкий по сравнению с эффектными шарами Эдмара.

– Поссорились до поножовщины? – он говорил, не позволяя никому вставить ни единой реплики, и Дирвен мысленно поблагодарил его за это. – Ай-ай-ай, как нехорошо, нам ведь ссоры не нужны, нам еще выбираться отсюда всем вместе… Госпожа Зинта, мне очень жаль, но этому человеку вы уже ничем не поможете, такие раны, сколько я могу судить, несовместимы с жизнедеятельностью. И молодой человек тоже ранен, видите, у него рукав в крови, вот незадача! Поднимайтесь, госпожа Зинта, позвольте, я вас под руку…

Он потянул ее вверх, но лекарка обмякла и, словно тряпичный куль, повалилась на песок рядом с мертвым Махур-нубой.

– Зачем вы? – испугался Дирвен. – За нее же Тавше прогневается!

– Тихо, тихо, я ее просто усыпил, чтоб не мешала. Не враг я себе, гневить Милосердную. Погляди сюда!

На запястье у Зинты что-то блестело – то ли прилипшая стеклянная бусина, то ли рыбья икринка.

– Заговоренная булавка, – пояснил Нохиш-нуба. – Незаменимая в хозяйстве вещь. Три часа будет спать без просыпу. Давай-ка наведем здесь порядок.

Тело Махур-нубы они оттащили за пределы каменной площадки и закопали в песок. На полу бывшего дворца осталась поблескивающая в лунном свете лужа крови. Потом союзник наскоро перебинтовал Дирвену порезанное предплечье, сочувственно цокая языком на сурийский манер.

Зинту связали по рукам и ногам, заткнули ей рот и отнесли ее вниз. Маг послал Дирвена за одеялами. Лекарку устроили на мраморной скамье в подземном помещении: одно одеяло подстелили, другим укрыли, пусть Тавше не сердится, что с ее служительницей обошлись неподобающим образом. Зинта проснется раньше, чем будет покончено с Эдмаром, и нельзя, чтобы она помешала.

– Посиди около нее, – велел Нохиш-нуба. – Тут должен кто-нибудь подежурить. Если этот, – понизив голос до сипоты, он указал глазами на дальний конец анфилады, где виднелась зловещая узорчатая дверь, – оттуда выйдет, постарайся заговорить ему зубы. Я скоро вернусь с амулетами, которые тебе понадобятся.

Это «скоро», как показалось Дирвену, растянулось на несколько часов. Угрызений по поводу расправы с телохранителем он не испытывал: это не убийство, а устранение опасного противника, все было сделано правильно, и мертвому Махур-нубе нет к нему дороги из Хиалы, он его не зовет, как своего первого покойника в приграничном хвойном краю… Но вспоминать ненавидящий взгляд, обреченное упорство сурийского головореза, лужу крови, черную посреди пронизанной иглами звездного света ночной темени, – все это было страшновато, и маленькое «страшновато» постепенно разрасталось в большой ужас, заполнивший и подземную галерею с подернутыми мглой сводами, и бескрайнее пустынное пространство наверху. Еще и Эдмар за дверью, покрытой безумным растительным орнаментом в черно-фиолетовых тонах. Знание о том, что враг находится рядом, спокойствия не добавляло. Нохиш-нуба поступил нечестно, оставив Дирвена здесь одного, связанная Зинта не в счет… Впрочем, обвинять его в нечестности – это все равно что сетовать на то, что вода мокрая, а масло масляное.

Тот наконец-то вернулся и поманил с лестницы:

– Эй, иди сюда! Гостинцы для тебя есть!

Его шепот показался Дирвену похожим на шорох скользящей по полу бумажки, с которой играется пес-ветер.

Еще не дойдя до выхода, он ощутил нечто необычайное. Амулеты редкой мощи, с какими никогда еще не имел дела, даже рядом не находился. Как же он раньше-то их не почуял, если они всю дорогу пролежали в видавшем виды бауле Нохиш-нубы?

– Они спали, – прояснил маг, заметив вопрос в глазах у Дирвена. – Спящие амулеты никак себя не проявляют.

Он деловито кивнул: сам знаю, не школьник.

– Смотри сюда, внимательно смотри. Вот этот – прячущий, он сделает тебя невидимкой, даже для волшебника. Надень на шею, но не сейчас, а когда закончим разговор.

Дирвен взял цепочку, на которой болталось что-то, смахивающее на обломок стеклянистой сероватой скорлупы. Подвеска с виду невзрачная, но чувствуется, что непростая.

– Номер два – усыпляющий артефакт. Голыми руками не трогай. Я тебе перчатки принес, сквозь перчатки оно не кусается. Лучше всего будет, если сумеешь кинуть эту штуку ему за шиворот. Амулет вцепится в кожу колючками-крючочками, и он начнет засыпать. Поскольку он сильный маг, может уснуть не сразу, имей в виду. Зато, когда он сломается, его уже никакая сила не разбудит. Есть одно исключение, но это не про наш случай.

– Какое исключение? – поинтересовался Дирвен, уважительно разглядывая вторую вещицу, похожую на головку репья песочного цвета.

– Говорят, усыпленный проснется, если его позовет на помощь прямой потомок, которому угрожает смертельная опасность. То есть, «мама, спаси меня!» или «дедушка, выручай!» – и репей сам собой отвалится, а иначе наш клиент так и будет спать вечным сном. Если этот мерзавец успел наделать детей, и если кто-то из них, когда вырастет, доберется сюда, окажется на волосок от смерти и громко закричит, так что Эдмар услышит, у него будут шансы очнуться.

– Сказка такая есть, – припомнил Дирвен. – И даже вроде бы пьеса… Вы предлагаете усыпить его и оставить здесь?

– Нет, конечно, боги с тобой, я всего лишь растолковал тебе, как действует амулет. У нас еще в запасе номер три. Не будет у него шанса дождаться здесь подросшего чада, которое отправится на поиски папы и в нескольких шагах от цели наступит на ядовитую змею или словит нож под ребра от жадных сурийцев. Смотри!

Золотой паучок на цепочке. Выглядит как ювелирное украшение. Страшная вещь. Почему – непонятно, определять возможности амулетов за считаные минуты он пока еще не научился, но изящная безделушка вызывала у него оторопь и отвращение.

– Правильно боишься, – подтвердил маг. – Он досуха выпивает из своей жертвы жизненную энергию заодно с магией и при этом раздувается до размеров человеческой головы. Когда он заполнен – это великое благо, когда он пуст – это страшное оружие. Усыпив клиента, ты посадишь на него паучка, и дальше все произойдет без твоего участия. Главное, не развязывай Зинту, пока все не будет закончено. Ланки тебе в помощь, а я пойду, за нашими работниками присмотрю. Безалаберный народ южане, или всякую осторожность на радостях потеряют, или из-за денег начнут ссориться, как дети, глаз за ними нужен…

Продолжая озабоченно бормотать, он начал бочком подниматься по лестнице. Дирвен надел на шею цепочку с тусклой прозрачной скорлупкой и вернулся к двери. Деревянную коробочку с золотым пауком он спрятал в карман, репей держал наготове. Руки в кожаных перчатках быстро вспотели, хотя в пустыне ночью холодно, а в подземелье – тем более.

В оставшееся время он почти не думал ни о чем постороннем, только ждал, сидя на корточках у стены, когда Эдмар выйдет из своего логова. Зинта очнулась и начала издавать мычащие звуки, потом на лестнице в другом конце сводчатого коридора стали видны ступеньки, на полу появилось солнечное пятно – наступило утро.

В подвалникто не заглядывал, даже голосов поблизости не было слышно. Дирвен сбегал наверх, чтобы опорожнить мочевой пузырь, и никого там не встретил: должно быть, маг принял меры, чтобы держать работников подальше от ямы. Напугал их древним волшебством или что-нибудь еще в этом роде. Обзор заслоняли песчаные холмы, стояла тишина. На почернелых плитах выделялись подсохшие кровавые пятна. Когда Дирвен, спустившись обратно, прокрался мимо лежавшей на скамье Зинты, она, судя по выражению широко раскрытых глаз, его не увидела.

Заняв свой пост возле двери, он мысленно воззвал к Ланки, богу продувных хитрецов и авантюристов. Богу Нохиш-нубы. Он еще не решил, как поступит с сообщником, когда все закончится: постарается его задержать, чтобы сдать магам Ложи, или позволит ему уйти, поскольку они вместе одолели главного врага. Надо иметь в виду, после того как с Эдмаром будет покончено, Нохиш-нуба и Дирвен друг для друга станут противниками. Пожалуй, правильнее будет с ним договориться и расстаться по-хорошему: в отличие от Эдмара и Махур-нубы, он не законченный негодяй.

Что-то звякнуло, испещренные черно-фиолетовым орнаментом створки начали раскрываться. Дирвен бесшумно выпрямился. Его не видно – но вдруг маг услышит, как тяжело колотится у него сердце?

Глаза у Эдмара были желтые и мерцали, а волосы за сутки одиночного бдения отросли до нижнего края лопаток. Насторожился он сразу, но Дирвена не увидел. Амулетчик задержал дыхание, чтобы ни звуком себя не выдать, и швырнул ему в лицо «Пчелиный горох», одновременно кинув репей в распахнутый ворот рубашки: смысл приема в том, чтобы Эдмар, атакованный незримым жалящим роем, сонного артефакта не заметил.

Репей, не зацепившись, скользнул внутрь. Получилось или нет?

От «Пчелиного гороха» маг в два счета избавился, и Дирвен двинул «Медным кулаком», однако эффекта не последовало – удар как будто увяз в желе, которое тяжело колыхнулось, гася его энергию, а вслед за этим нахлынуло на амулетчика и облепило с головы до ног: словно тебя облили синевато мерцающим липким сиропом.

Эдмар сорвал у него с шеи цепочку с туманно-прозрачной скорлупкой.

– Что ты со мной сделал?

Все-таки он засыпает, пусть и пытается бороться. Движения стали замедленными, глаза недоумевающие и злые. Когда Дирвен вмазал ему кулаком под дых, уклониться он не успел. Отступил, сгибаясь от боли.

Изготовившись врезать еще раз, амулетчик вздрогнул от грохота за спиной: створки двери захлопнулись, засов сам собой задвинулся.

Зря он обернулся. Противник, хоть и сонный, сбил его с ног, повалил на пол и не то чтобы ударил, но нажал на какие-то болезненные точки, после чего Дирвен понял, что управлять своим телом больше не способен.

Длинные волосы мага мазнули ему по лицу, когда тот, склонившись, обшарил карманы и вытащил коробочку с золотым пауком.

– Откуда у тебя эта гадость?

Амулетчик промолчал. Надо всего лишь дождаться, когда враг заснет. Судя по его виду, он вот-вот будет готов. Если то, что он применил, не колдовство, а хитрый прием рукопашного боя, оцепенение рано или поздно пройдет. Тогда можно будет встать и довести дело до конца.

Маг закрыл коробочку и отшвырнул в темный захламленный угол. Запомнить, куда она упала… Потом Дирвена вздернуло в воздух и притиснуло спиной к стене – какие-то чары, потому что хозяин помещения одновременно с этим рылся на полках резной этажерки, заваленной загадочными предметами, которые человеку непосвященному однозначно трогать не стоит.

Эдмара пошатывало. Он нетвердо шагнул к пленнику, держа на ладони овальное серебристое зеркальце, поднес эту штуку к его лицу, и она выпустила множество длинных гибких иголок. Те насквозь прошили грудную клетку Дирвена, пригвоздив его к стене.

Зыбкая поблескивающая полусфера с зеркалом посередине. Все, что за ее пределами, теперь виделось размытым, даже комнату как следует не рассмотришь. Он ощутил мерзостную тошноту.

Одно утешало: Эдмар, собиравшийся приступить к допросу, передумал и растянулся на полу, ни на что другое у него сил не осталось.

Боевая ничья. Дирвен обездвижен и не сможет освободиться без посторонней помощи, но его противник тоже выведен из игры, вот-вот провалится в беспробудный сон. А дверь заложена массивным засовом, и Нохиш-нубе сюда не попасть… Впрочем, Дирвена не покидало подозрение, что тот не стал бы вытаскивать из беды амулетчика Ложи, больше не нужного в качестве союзника.

– Лучше скажи, что сделал, – слабым голосом предложил Эдмар, так и не заметивший на себе волшебного репья. – Эту дверь могу открыть только я.

– Не дождешься. Ты сговорился с царицей здешнего народца, чтобы всех отдать на съедение, а теперь не выйдет, все останутся живы.

– Ты так думаешь? – маг засмеялся. – Ну и дурак же ты…

Смех постепенно затих. Он уснул ничком на тусклом мозаичном полу, разметавшиеся волосы почти совсем скрывали его побледневшее лицо.

Собственное лицо, которое Дирвен видел в окаянном зеркале, было ничуть не краше. Пронизывающие плоть иглы причиняли боль, его все сильнее тошнило. В мыслях роились самые тягостные и отвратные из его воспоминаний, словно только и дожидались этого часа, а комната казалась мутной и нереальной. Эдмар распластался у его ног, как наглядное доказательство одержанной победы, но Дирвен, глядя на свою несчастную физиономию в серебристом овале напротив, не чувствовал себя победителем.

Пустынный пейзаж не менялся, за барханами открывались барханы, а они все шагали и шагали, сведя передышки к минимуму.

Амуши, битый Орвехтом на сатибском рынке, при последней встрече упомянул царицу Лорму: вот, значит, который из олосохарских дворов досаждает им с Хеледикой! Эдмар нашел с кем связаться. Про госпожу Лорму, древнейшую из древних среди волшебного народца, рассказывали, что она когда-то была смертной женщиной, но беспримерно прогневала богов и после этого превратилась в волшебное существо. В чем заключалась ее вина, никто уже не помнил, и никаких письменных свидетельств не сохранилось, кроме фразы в одной старой книге, такой старой, что половина страниц истлела в пыль: мол-де Лорма собиралась «убить кота и поменять богов в Сонхи». Второй пункт – это серьезно, это небожителям не должно было понравиться. Интересно, чем они ее не устраивали? Сонхийские боги не вмешиваются в людские дела, никого не притесняют, живи да радуйся.

При чем здесь кот, нигде пояснений не нашлось. Не у крухутаков же об этом спрашивать. Спросить-то у них можно о чем угодно, если согласишься сыграть в загадки, но никаких гарантий, что выиграешь ответ и собственную жизнь в придачу.

Амуши, скумоны и стиги больше не появлялись. Можно не удивляться: начатое ими довершит Ярость Забагды. С юга все сильнее задувал ветер, взметая песчаные вихри, потом послышался отдаленный глухой шум.

– Смерч, – оглянувшись, произнес Орвехт ровным голосом.

Нет смысла паниковать. Это не спасет.

Порыв теплого сухого ветра взметнул распущенные волосы Хеледики, и она стала похожа на тоненькое деревце с колышущейся кроной песочного цвета.

На изрядном расстоянии смерч выглядел маленьким и неопасным. Забагда гнал его на север, а следом клубилась, застя горизонт, сплошная мутно-желтая пелена.

«Я не настолько силен, чтобы защитить нас от этого», – подумал Суно почти отстраненно, с оттенком безнадежной печали.

Девушка молитвенно сложила руки перед грудью и напевно заговорила на своем родном мадрийском диалекте. Взывает к предку-прародителю, который, по ее же словам, еще ни разу не приходил на помощь ни к одной песчаной ведьме, угодившей в неприятности.

Смерч, издали похожий на мотающуюся верблюжью шею, увеличивался в размерах. В воздух взвивалось все больше песчинок, шуршание нарастало, а Суно Орвехт так и не выполнил последнее задание Ложи, и не разыскал своего ученика, и не встретился с Зинтой, и еще много чего не сделал…

Хеледика принялась кричать во весь голос, одновременно посылая магический зов. Такую силу вложила, что смогла бы мертвеца из могилы поднять. Суно представилось, как в одном из Накопителей беспокойно ворочается несчастный человеческий обрубок, уловивший, что кто-то отчаянно зовет его, надрывая голосовые связки. Картинка была угнетающая, бередила чувство вины, и он перестал об этом думать.

Их начали хлестать песочные бичи. С головы у мага сорвало широкополую соломенную шляпу, и она запрыгала по барханам, торопясь удрать от надвигающейся бури. Смерч вихлялся из стороны в сторону, словно шутовски раскланиваясь, а тени уже исчезли: солнце в зените заволокла тусклая желтоватая пелена. Ветер толкал в спину, но ни падать, ни садиться нельзя – накроет песчаной волной.

В небе беззвучно раскрылась трещина и тут же схлопнулась за крылатым темным силуэтом, который оттуда выскользнул. Врата Хиалы, какого демона… Впрочем, это как раз демон и был. Приличных размеров чудовище. Заложив вираж, оно ринулось к Орвехту и Хеледике.

Подавив естественное желание встретить его боевым заклятием, маг схватил девчонку в охапку. Та осеклась на полуслове и взвизгнула, увидев пикирующий с пожелтелого неба кошмар.

– Спокойно! – перекрывая завывания ветра, предупредил Суно.

Если они останутся здесь, это верная смерть. Если их отсюда заберут куда угодно, пусть даже в Хиалу, это шанс уцелеть.

Демон был черный с сине-зелеными и золотыми переливами. Шипы, наросты, когти, броневые пластины – Орвехт видел таких тварей только на картинках в старинных энциклопедиях. Меж когтей, похожих на кривые ножи, пульсировала магическая сеть, готовая к броску. Вот и хорошо: их намереваются не убить на месте, а захватить в плен. В данной ситуации самое правильное – не оказывать сопротивления. Помериться силами с этим порождением Хиалы можно будет потом, в таком месте, где нет взбесившегося песка.

Людей захлестнуло магической сетью, вздернуло в воздух и как будто окутало ватой: демон решил позаботиться о сохранности добычи.

Дневной свет исчез, и ветер тоже. Вокруг простиралось мглистое нечто, не предназначенное для обитания живых людей. Суно крепче прижал к себе съежившуюся Хеледику. Они в Хиале. Говорят, древние маги запросто гуляли по изнаночному миру, но с тех пор много воды утекло, так много, что хватит на безбрежный океан. Никто из коллег Суно не посещал Хиалу, и сам он тоже не был исключением… До сего момента.

Он ощутил ни с чем не сравнимое облечение, когда снова увидел солнце и голубое небо. Внизу стояли странного вида здания одного цвета с барханами, но демон направился не туда, а к впадине с каменной площадкой, со всех сторон окруженной неровными песчаными валами.

Сеть исчезла. Обретя свободу, Орвехт с ведьмой растянулись на плитах, покрытых растрескавшейся черной коркой, словно дно горелой сковороды. Маг сразу вскочил, готовый к бою или к переговорам с похитителем, по обстоятельствам, но никакого чудовища рядом не было. Зато в нескольких шагах от них стоял желтоглазый и темноволосый молодой человек в свободной рубашке из китонского шелка и сурийских шароварах. Черты лица не сурийские, и вообще это вылитый Эдмар Граско, искупавшийся в Лилейном омуте древний маг, которого Орвехту вменили в обязанность найти. Разве что цвет глаз не совпадает, но для древних магов это сущие мелочи.

– Надо полагать, это вас мы должны поблагодарить за свое спасение? – учтиво осведомился эмиссар Ложи.

– Право же, не стоит благодарности, – столь же учтиво отозвался молодой человек.

«Обменялись любезностями, как два светских шельмеца в салоне, – констатировал про себя Суно. – После всех тех пакостей, которые он нам подстроил!»

Его охватил холодноватый азарт: дистанционный этап игры закончился, начинается второй – лицом к лицу.

– Эдмар, спасибо, – с милой улыбкой произнесла Хеледика, оправляя выпущенную поверх шаровар тунику с широкими рукавами и вытряхивая из спутанных волос песок.

– Это скорее я тебе должен сказать спасибо. Радость моя, ты меня разбудила!

– О чем ты? – она растерянно взмахнула длинными ресницами.

– Со мной приключилась небольшая неприятность, из-за этого я спал и видел не самые желанные сны, но потом услышал, как наяву, твои вопли о помощи, которые вполне могли порвать в клочья барабанные перепонки, и проснулся. Я решил, что раз уж я тебе в некотором роде обязан, нехорошо будет проигнорировать. Перекинулся, как мы это когда-то называли, и полетел за вами.

Суно невозмутимо кивнул. Перекинулся в демоническую тварь, о чем разговор, самый естественный способ перемещения из одной точки пространства в другую… Несмотря на свою древность, Эдмар не из тех, кто равнодушен к драматическим эффектам.

– Я звала не тебя, а своего предка-прародителя, – осторожно пояснила Хеледика.

– Боюсь, что твое послание дошло по адресу, – со скорбной торжественностью подтвердил маг, пряча ухмылку в глазах с отливающей расплавленным золотом радужкой.

– Так ты Эдмар или прародитель песчаных ведьм? – спросила девушка жалобно.

– Можно сказать, что я твой прародитель, который в современном воплощении стал Эдмаром, или что я Эдмар, который когда-то был прародителем твоего племени, – выбирай вариант, который больше понравится.

Хеледика закусила губу и уставилась на него потрясенно, но потом, видимо, выбрала, потому что опустилась на колени и чинно поклонилась, рассыпав волосы по черноватым каменным плитам.

– Простите меня, господин, – произнесла она покаянно. – Я не знала, кто вы, поэтому вызвалась повести по вашему следу господина Орвехта, моего опекуна, мага Светлейшей Ложи.

– Хвала Госпоже Вероятностей, что ты это сделала, так что вставай и расчеши волосы. Только не вздумай называть меня дедушкой – этого не прощу. Я ведь тоже не знал, что я твой непосредственный пращур, когда завлекал тебя в постель в Аленде. Однако вы с господином Орвехтом оригиналы, если отправились по моему следу пешком через пустыню. Смело. Можно было хотя бы пару верблюдов купить…

Каков мерзавец, отметил Суно, а вслух произнес:

– Резонный совет, господин Эдмар. Мы так и собирались поступить, после того как нашего последнего верблюда съели. Позвольте полюбопытствовать, вы там присутствовали?

– Я?.. – худощавое удлиненно-треугольное лицо мага весьма натурально изобразило крайнюю степень изумления. – Вы полагаете, я сожрал вашего последнего верблюда?.. Польщен… Но я этого не делал.

– Светлейшая Ложа уполномочила меня предложить вам обоюдовыгодное сотрудничество, мы не стали бы докучать вам без серьезной на то причины. Возможно, пустынный народец перестарался, выполняя ваше поручение, эти твари дисциплиной не отличаются…

– Какой еще пустынный народец? Это верно, он здесь кишмя кишит, но я-то при чем?

– С которым у вас уговор, – все тем же безукоризненно вежливым тоном напомнил Орвехт, словно не расслышав вторую половину вопроса.

– Помилуйте, я с ними не договаривался, ибо зачем мне это?

– Вам виднее зачем, но насчет уговора ваш амуши проболтался.

– Мой амуши, какая прелесть… Эти огородные пугала, знаете ли, не в моем вкусе. Положительно, что-то невероятное, от них ведь не только дисциплины не дождешься, они еще и врать не способны. Вас не затруднит процитировать дословно, что этот амуши сказал на мой счет?

Суно почувствовал неладное. Не любил он попадать впросак, но кто же застрахован от ошибок? А вопрос задан, и стервец-собеседник ожидает ответа.

– Амуши потребовал, чтобы мы не преследовали некого человека, заключившего договор со здешним народцем. Я предположил, что речь идет о вас, но, похоже, ошибся. Кого еще могла иметь в виду эта тварь?

Уж лучше признать просчет самому, чем доставить оппоненту удовольствие ткнуть тебя носом в допущенный конфуз.

– Все это еще интересней, чем вы полагаете, – задумчиво протянул Эдмар. – Очевидно, того, кто был в составе моей экспедиции, едва не преуспел в попытке меня прикончить и, пока у меня были проблемы, увел моих людей и верблюдов за пределы защитного круга, скотина этакая.

Говорил он спокойно, но Суно в душе содрогнулся: всех? Неужели всех?..

– Зинта и Дирвен тоже ушли? – вымолвил маг Ложи ровным голосом.

У Эдмара хватило сволочизма на то, чтобы выдержать изрядную паузу.

– Эти двое в подвале. Ваш ученик зарезал моего телохранителя и напал на меня, но я его зафиксировал. Зинту они с подельником связали. Я освободил ее, когда очнулся, и тоже запер внизу, чтобы никуда не делась, пока слетаю за вами.

Живы. У Орвехта отлегло от сердца, а собеседник продолжил:

– Остальные ушли. С нами был некто Нохиш-нуба, маг смешанных кровей, наполовину суриец, окончивший Академию в Аленде. Его ларвезийское имя – Йесто Тибелдон. Возможно, в действительности его зовут иначе. Скользкий субъект. Я подозревал, что он собирается утянуть на раскопках что-нибудь из моего имущества, но насчет его уговора с народцем, увы, не догадывался. Они с Дирвеном пафосно обвиняли меня в том, что якобы я собираюсь всех отдать местному волшебному двору. Он манипулировал вашим учеником, и он же снабдил эту предприимчивую юную бестолочь амулетами, которые должны были загнать меня в Хиалу. То-то я удивился, откуда у Дирвена такие артефакты, однако допросить его не успел. Посмотрите сами на эту физиономию.

В воздухе появился белесый овал, то ли зеркало, то ли холст без рамы, а в следующее мгновение там возник человек – словно живой, хотя это было неподвижное изображение. Мужчина одних лет с Орвехтом, одетый как зажиточный сурийский купец. Плотный, с выступающим брюшком и округлым полным лицом, темная подстриженная бородка, глаза смотрят радушно, но в то же время с толикой расчета – словно оценивая, что с тебя можно взять и на что тебя лучше всего ловить.

Суно едва не застонал сквозь зубы. Чавдо Мулмонг собственной персоной! Тот самый, которого надлежит без разговоров прибить, если где-нибудь его встретишь. Он теперь еще и с царицей Лормой столковался… Скорее всего, заманивает людей на прокорм ее окаянному двору, и за это его прячут от людского правосудия. Но какого демона, Дирвен же видел его портрет и должен был мигом опознать мерзавца!

– О, так вы его знаете? – сочувственно улыбнулся древний маг.

– Его вся Ложа знает. Чавдо Мулмонг, беглый преступник, заочно приговорен к смертной казни. У вас есть предположения, где он сейчас?

– Скорее всего, там, – Эдмар указал на громадное округлое здание песочного цвета в некотором отдалении от раскопок. – Следы уводят в ту сторону. Придется нанести им визит, чтобы забрать верблюдов и уцелевших работников.

– Я пойду с вами. Здешним двором заправляет царица Лорма, чрезвычайно древнее существо, проклятое богами. Вам о ней что-нибудь известно?

– Никогда не слышал. Вероятно, она прославилась уже после того, как я ушел из Сонхи. А за что ее боги?..

– Сохранилось упоминание в древней книге: Лорма хотела убить кота и свергнуть небожителей.

– Какого кота? – Золотисто-желтые глаза древнего мага заинтересованно вспыхнули. – Если моего, я с ней еще и за это расквитаюсь…

– У вас был кот? – У Суно вызвал удивление не столько сей факт, в котором не было ничего из ряда вон выходящего, сколько реакция Эдмара.

– Был… То есть нельзя сказать, что он был у меня, он где-то бегал сам по себе, но это все равно был мой кот, кто бы там что ни утверждал. Когда я уходил из Сонхи, я договорился, чтобы о нем позаботились. За животным должны были присматривать. Тем не менее он каким-то образом смылся и сейчас обитает в другом мире в человеческом воплощении. В том самом мире, откуда меня сюда забросило.

– Ваш кот стал человеком? – уточнил Орвехт, всерьез подозревая, что собеседник издевается.

– Снова стал человеком. В болотного кота он в свое время превратился под влиянием сильного душевного потрясения. Если вы видели волшебное изваяние в Собачьих скалах, это, по всей вероятности, он. Мне сдается, его-то и хотела убить Лорма, и я собираюсь вытрясти из нее все подробности этого безобразия.

Суно уже оценил, как ему повезло с древним магом: того хлебом не корми, дай поговорить. Наверное, он и Зинту с собой таскает ради того, чтобы всегда был под рукой безопасный слушатель. Это вовсе не значит, что он готов выболтать что-нибудь такое, о чем надо помалкивать, трепачи вроде Эдмара умеют хранить свои секреты получше иных молчунов. Зато можно рассчитывать, что на обратном пути он выложит уйму интересного и о давних временах, и об иных мирах. Чем же еще заниматься посреди песчаных просторов, если не рассказывать истории?

– Коллега Эдмар, за вашими людьми и животными лучше сходить, не откладывая в долгий ящик. Пока там есть кого спасать.

– Ваша правда, коллега Суно. Хеледика, пойдем, посидишь в подземелье вместе с Зинтой. До вас никто не доберется, вход защищен моими чарами.

– Дирвен тоже там? – девушка свела тонкие золотисто-пепельные брови.

Общаться с Дирвеном ей не хотелось.

– Он за дверью, ты его не увидишь. Тебя ведь собирались принести в жертву куджарху?

– Да… – Выражение ее лица стало жалобным.

– Как давно он обитает около вашей деревни?

– Очень давно. Говорят, он появился лет четыреста назад или даже раньше.

– О, прекрасно, мне как раз нужен куджарх, которому не меньше четырехсот лет. Точнее, его селезенка.

– Зачем? – полюбопытствовал Суно.

– В качестве ингредиента для противоядия сложного состава. Лапонька моя, ты опять страдаешь из-за той истории?

– Я понимаю, что нехорошо поступила, но я хотела жить…

– Как твой предок-прародитель могу сказать, что я на твоем месте сделал бы то же самое. Идем, скрасишь одиночество Зинте, она там уже, наверное, извелась.

Когда подошли к темному квадратному люку, Эдмар взял девушку за руку. Вход в подземелье был запечатан мощным заклятием, без провожатого Хеледика не смогла бы туда спуститься. Тем лучше: если посланцы Лормы в отсутствие магов попытаются захватить заложников, их ждет неудача.

Оставшись в одиночестве, Орвехт огляделся: на площадке валялись лопаты, носилки, каменные обломки, спекшиеся куски оплавленного металла. Плиты покрывала копоть, в редких просветах виднелась светлая однотонная поверхность или фрагменты цветной мозаики. Засохшая лужа крови – очевидно, работа Дирвена, который кого-то здесь зарезал почем зря? В нескольких шагах от нее валялся сурийский кинжал с оскаленной мордой леопарда, вытравленной на рукояти.

Вернулся древний маг.

– Идемте, коллега Суно? Несколько работников уже погибло. Зинта поймала их «зов боли», но благодаря моим чарам не смогла выйти из подвала. Не буду скрывать, меня больше верблюды беспокоят.

Прозвучало это цинично, и Орвехту подумалось, что все верно, существо вроде Эдмара должно быть или просветленным, или чудовищным циником… Или, как вариант, сумасшедшим.

Двое магов выбрались из ямы. Над западным горизонтом, где бушевала Ярость Забагды, размазалось мутное желтоватое марево, но здесь небо по-прежнему оставалось ярко-голубым.

Общипанная зелень. Шаткие навесы из жердей и кусков грязновато-серого полотна бросают тень на войлочные подстилки. Вокруг валяются корзины, кожаные ведра и бурдюки, скомканные одеяла, глиняные кружки. Нигде ни души. Опустевший лагерь людей, похищенных олосохарским народцем, производил тягостное впечатление.

Широкая полоса довольно свежих следов – здесь прошли работники всей гурьбой, ведя за собой верблюдов, – тянулась к трехэтажному строению зализанных очертаний. Округлые проемы окон, причудливые барельефы на стенах. По обе стороны от самой большой входной арки застыли слепленные из песка шары в человеческий рост. Правое крыло здания выглядело осевшим и осыпавшимся, как после землетрясения.

Из темноватого входного зева песочного дворца несло свежей кровью и экзотическим букетом сурийских пряностей, эта крепкая смесь запахов вызывала содрогание и манила внутрь.

Нападения не последовало, никто не заступил дорогу незваным гостям. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не вляпаться в полумраке сводчатого коридора в верблюжью лепешку. Плавный изгиб, и впереди большая арка, за которой виднеется огромный светлый зал. Тоже, впрочем, пустой.

Ни людей, ни представителей волшебного народца. Мертвая тишина. Через множество округлых окон льется солнечный свет. У южной стены установлен на возвышении золотой трон, его спинка и подлокотники украшены человеческими черепами в драгоценных диадемах. И пол, и ступеньки, и колонны, и стены, и потолочный купол – все сделано из песка разных оттенков желтизны, сохраняющего форму благодаря чарам. Вблизи видна его зернистая структура.

Пол был густо заляпан кровью и калом, повсюду валялись не до конца обглоданные кости, внутренние органы, намокшие обрывки одежды. Словно здесь только что проходило людоедское пиршество, но его участники спешно попрятались. И вонь такая, что впору зажать нос. Кое-где среди останков лежали на боку или стояли, с кровью на донышке, золотые и серебряные кубки, украшенные сверкающими самоцветами.

На стенах мозаика. Приглядевшись, Суно понял, что она выложена из костяных обломков, зубов и темных лоскутков, смахивающих на обрезки засушенных внутренностей. Причудливые волшебные создания танцуют, трапезничают, терзают пленников, несутся по барханам, кого-то преследуя.

Одна из картин выделялась среди остальных: здесь была изображена громадная кошка с кисточками на ушах и свирепым оскалом, нависающая над двумя хрупкими фигурками в правом нижнем углу. Девушка в белом платье, с длинными волосами медового цвета (волосы настоящие, не иначе позаимствованы у кого-то, замученного в этом чертоге), как будто пыталась прикрыть от ужасного существа мужчину в аристократической одежде.

Эдмар уставился на картину, как завороженный.

– Какая прелесть! В прошлый раз я этого не видел, картину заслоняла ширма с художественными кровавыми кляксами. Никаких сомнений, это моя драгоценная кисонька! Умопомрачительно, слов нет… Готов побиться об заклад, таким его еще не изображали! Как хотите, но он во что бы то ни стало должен это увидеть, и он это увидит, – Суно уловил, что его спутник плетет копирующие чары, более сложные, чем те, которые в ходу у магов Светлейшей Ложи. – Вставлю в рамку и преподнесу ему в подарок: командир особого подразделения Космопола на боевой операции во всей красе. Пусть у себя в кабинете повесит, начальство пугать. Догадываюсь, что ему не понравится, но все равно подарю…

В золотистых глазах Эдмара светился мстительный восторг и некий пакостный азарт. Орвехт решил, что потом спросит у него, что такое Космопол.

Живые люди и верблюды находились где-то рядом, за стенами. Тех, кому не повезло, растерзали, прочих оставили про запас. Но куда же подевалась вся нечисть? Впрочем, если хозяева не хотят поздороваться с гостями по доброй воле, их можно позвать.

Маги одновременно сотворили заклинания призыва, однако улова оказалось негусто: одно-единственное костлявое существо с травяной копной на голове, в запачканном кровью платье, расшитом олосохарским жемчугом. Амуши женского пола.

– Где все остальные? – спросил Эдмар.

– Ушли через Хиалу, господа маги.

Голос у нее был тонкий и ломкий, как прерывистая скрипичная мелодия.

– А ты почему осталась?

– Царица Лорма на меня рассердилась.

– Тебе приказано дождаться нас?

– Да.

– Где наши люди и животные?

– В другом зале. Вы можете их забрать.

Амуши облизнула подбородок длинным зеленоватым языком.

– Царица рассчитывает, что мы тебя убьем?

– Да.

– Тогда не будет ей такого одолжения. Ты не умрешь, если ответишь на несколько вопросов.

На сухом остроскулом личике не отразилось никаких эмоций, безгубый рот и глаза-щелки остались неподвижны. Суно заметил, что тяжелые серьги, оттягивающие мочки ушей этой особы, сделаны не из жемчуга, как показалось ему вначале, а из человеческих зубов, нанизанных гроздьями.

– Я отвечу, – согласилась амуши.

– Кто вывел из защитного круга моих людей?

– Человек по имени Чавдо Мулмонг.

– Где он сейчас находится?

– Царица взяла его с собой.

– Что у нее с ним за договор?

– Он может укрываться в наших владениях, и никто из нашего двора его не тронет, за это он служит царице Лорме и приводит к нам пищу, а если его будут преследовать другие люди, мы убьем или отвадим преследователей.

– Когда я приходил сюда в прошлый раз, царица Лорма была в костяной маске с кружевными прорезями. Как она выглядит без маски?

– Сытая царица выглядит как прекрасная девушка людской расы, какой она была в незапамятные времена. Волосы цвета сладчайшего меда волочатся за ней по полу, словно шлейф. Она недолго бывает сыта, и как только ее вновь начинает терзать голод, становится похожа на иссушенный солнцем труп, одни лишь волосы остаются прежними. Никто не сравнится с ней в жестокости.

– Это правда, что боги ее прокляли?

– Да.

– Почему они это сделали?

– Лорма хотела их свергнуть, а перед тем покушалась убить Стража Мира, чтобы он ей не помешал.

– Почему она хотела свергнуть богов?

– Госпожа нашего двора хотела поменять их на других.

– Другие, о которых ты сказала, – это кто?

– Этого я не ведаю.

Орвехт оценил, как умело Эдмар ведет допрос: простые четкие формулировки, ни одного лишнего слова. Так и надо разговаривать с волшебным народцем, если хочешь получить верные сведения. Эти существа не лгут, зато они мастера умалчивать, выдавать двусмысленные ответы и напускать тумана.

– Кто изображен на этой картине?

– Царица Лорма и тот, кого она любила. И чудовищный кот, который унес за Врата Хаоса то, что для Лормы было дороже всего на свете.

– Что для нее было дороже всего на свете?

– Душа ее возлюбленного, которая бесследно рассеялась и перестала существовать в бушующей бездне Несотворенного Хаоса.

– Что еще тебе известно об этом коте?

– Наша царица до сих пор его ненавидит.

– Что кроме этого ты о нем знаешь?

– Больше ничего не ведаю.

– Расскажи эту историю в подробностях.

– Я не ведаю других подробностей. Ничего другого царица об этом не говорила.

– Почему Лорма и весь двор сбежали отсюда, не дождавшись нас?

– Все испугались, когда увидели, в каком облике вы взмыли в небеса и ушли в Хиалу. Весь двор понял, что с вами не надо было ссориться, но раньше мы не знали, насколько велика ваша сила.

– Это царица дала Чавдо Мулмонгу три амулета, чтобы меня убить?

– Да.

– Где она их взяла?

– Это вещи из ее личной сокровищницы.

– Ты знаешь, где сейчас находится Лорма со своим двором?

– Не ведаю.

«В любом из песочных чертогов на территории, которая принадлежит двору, – про себя добавил Суно. – И каждый раз при нашем приближении они будут удирать через Хиалу. Играть с ними в догонялки можно сколько душе угодно. Мезра важнее, чем поимка Чавдо Мулмонга, так что нам бы лучше без промедления отправиться в обратный путь».

– Чем ты рассердила царицу?

– Ее нынешний любовник улыбнулся мне и подал кусочек мяса на кончике своего языка. Он думал, что Лорма в нашу сторону не смотрит, а она все видела. Может быть, он сделал это нарочно, за то, что я его высмеяла. Он ходил вместе с теми, кто должен был убить или завернуть назад преследователя Чавдо Мулмонга, – амуши бросила быстрый взгляд на Суно, ее сухое костлявое личико сморщилось, как отражение в кривом зеркале, – и когда после этого вернулся ко двору, был величиной с кулачок, а волосы торчали, словно пучок травы. Это было так забавно, что я забыла о том, как он опасен, и повела себя неосторожно. Лишь на другой день после возвращения он смог вернуть себе обычные размеры и, наверное, затаил на меня обиду.

– Восхитительные нравы, – заметил Эдмар, и Орвехт понял, что допрос окончен. – Теперь проводи нас к людям.

Два десятка сурийцев томились вместе с верблюдами в зале таком же просторном, только без трона, и окон здесь было поменьше. Полумрак хлева, запах тоже соответствующий. Атмосфера сводящего с ума страха и обреченности. Под потолком располагался длинный балкон, с которого подданные царицы Лормы могли наблюдать за своими пленниками. Люди уже успели попрощаться с жизнью, и при этом они понимали, что их смерть не будет легкой, так что появление магов стало для них таким же счастливым чудом, как если бы сам Кадах Радетель спустился с небес, чтобы вывести их отсюда.

– Пошли с нами, – приказал древний маг, взглядом остановив девушку-амуши, собравшуюся юркнуть в боковой проем.

– Господин, вы сказали, что не убьете меня.

– Вот именно. Я не собираюсь оказывать никаких услуг царице Лорме, а если тебя здесь завалит песком, ты вполне можешь умереть.

Им пришлось пройти через зал с остатками кровавого пиршества. Животные нервничали, работники с ужасом озирались и бормотали молитвы. Несмотря на размеры помещения, здесь не было никакого эха: песок моментально съедал все блуждающие звуки.

Снаружи верблюды сразу припустили в сторону лагеря. Измученные сурийцы, пошатываясь, потрусили за ними.

– Эй! – крикнул им вслед Эдмар. – Кто хочет посмотреть, что сейчас будет?!

Амуши стояла в нескольких шагах от магов, ее безгубый рот беспокойно кривился, тонкие, как веточки, длинные пальцы теребили пришитые к платью жемчужины, но она не смела броситься наутек, пока ее не отпустили.

Суно ощутил вибрацию неизвестного заклинания, и вслед за этим дворец начал на глазах оплывать с сухим шорохом, осыпаться, оседать, пока не превратился в громадную бесформенную кучу песка. Те из сурийцев, чей дух не был окончательно сломлен, разразились возгласами.

– Расскажи царице о том, что ты видела, – бросил Эдмар девушке. – Можешь идти.

Несмотря на обманчиво нескладный облик, амуши нельзя назвать нерасторопными созданиями, и опальная служанка Лормы исчезла с быстротой молнии.

– Не поймите меня превратно, коллега, обычно я терпелив, гуманен и политкорректен, – доверительно обратился древний маг к Орвехту. – Но попытка убить моего кота наказуема, несмотря на срок давности.

Суно вместе с ним направился к лагерю, мысленно отметив еще два незнакомых слова, значение которых потом нужно будет выяснить.

– Просветите, коллега Эдмар, это все-таки был кот или Страж Мира?

– И то и другое сразу. Страж, с великого горя обернувшийся котом. Эта история доставила мне бездну головной боли, а теперь еще собирай по крупицам сведения о том, какое продолжение она получила после моего ухода из Сонхи.

Освобожденные работники все еще находились в шоке и напоминали не то обкурившихся дурманной травой, не то пациентов лечебницы, впервые выпущенных на прогулку после затяжной болезни. Расхлябанные неуверенные движения, измученные лица, в глазах потерянность и остатки страха.

Чавдо Мулмонг вовсе не жесток в расхожем понимании этого слова, просто те, кого он так или иначе использовал в своих интересах, для него после этого перестают существовать. За спиной трупы, а он по-прежнему милейший человек: он ведь их собственноручно не истязал и не убивал, пальцем никого не тронул, с него взятки гладки.

«Вот за это я и не люблю мошенников, – подытожил Орвехт. – Боги свидетели, если встречу – прибью, без никаких душевных колебаний».

Дирвену никогда еще не было так плохо. Он не мог ни размышлять, ни выполнять ментальные упражнения, помогающие противиться вредоносным чарам, ни даже потерять сознание. Связь с амулетами как отрубило, и мыслевесть никому не пошлешь.

Комната, захламленная магическими предметами, тонула во мгле, и он видел отчетливо только жалкое бледное лицо напротив, заключенное в серебристый овал. Плевать, что он так выглядит. Зато он всех спас, в этот раз не оплошал, как в Разлучных горах, жаль, что об этом никто не узнает. И пощады просить он не собирается. Да и не у кого, потому что враг уснул беспробудным сном.

Ему предстоит провести здесь целую вечность. Если только маги Ложи не вычислят, куда пропал амулетчик Дирвен Кориц, и не пришлют сюда спасательную экспедицию, чтобы заодно вскрыть подвал и забрать для исследований древние артефакты. Откуда узнают? Зинта им расскажет. Надо только подождать. Если Эдмар навел на него чары, которые не позволяют пленнику умереть от голода и жажды, он дождется помощи. Придется потерпеть всего-навсего несколько месяцев… Эти мысли слабенько подбадривали, но висевшее напротив зеркало причиняло ему неописуемые мучения – именно что неописуемые, он не смог бы связно объяснить, что с ним творится. Одним словом, так плохо, что дальше некуда.

Неожиданно маг на полу зашевелился, сел и что-то вытащил у себя из-за пазухи. Сонный репей?.. Похоже, да. Вот это номер, Мулмонг же говорил, что он нипочем не проснется, если только его не разбудит прямой потомок, которому угрожает смертельная опасность!

Пленника Эдмар проигнорировал. Бросил репей на этажерку, отодвинул засов и вышел, створки двери за ним сомкнулись.

Зеркало еще и со временем что-то непонятное вытворяло, так что Дирвен не смог бы сказать, вернулся его враг через полчаса или через несколько дней. Главное, что он убрал мерцающий в воздухе овал – и серебристые паучьи лапки, пронизывающие Дирвена насквозь, втянулись обратно в эту дрянь.

– Я не буду наказывать тебя за твои подвиги, – сообщил маг, убедившись, что Дирвен в состоянии услышать и понять то, что он говорит. – Вместо этого я отдам тебя на растерзание…

Ага, песчаному народцу, кому же еще? Во рту пересохло, даже слюны не наберется, чтобы плюнуть в эту подлую рожу с подведенными, как у шлюхи, глазами.

– Твоему учителю, – продолжил Эдмар после паузы. – Ты связан обещанием, которое дал мне в Разлучных горах, но я разрешаю тебе рассказать Суно Орвехту обо всем, что здесь произошло, а также о том, как ты искупал меня в Лилейном омуте.

После этого он схватил Дирвена за ворот сурийской рубашки, забрызганной кровью Махур-нубы, и вывел в коридор, где и впрямь ожидал учитель, самый настоящий. И еще очень сердитая Зинта. И Хеледика с застывшим презрительным выражением на точеном личике.

– Пойдем, поговорим, – тон учителя не предвещал ничего хорошего.

Они поднялись наружу. Еще и вечер не наступил – или это уже другой день, а к стене в подземелье Эдмар пришпилил его вчера? Услышав доносивший из-за песчаных куч сурийский говор, Дирвен подумал, что работников он все-таки спас. Потом взгляд упал на закутанный в одеяло продолговатый предмет возле края площадки: наверное, труп Махур-нубы. А строения, видневшегося раньше в южной стороне, больше не было, на его месте высилась какая-то желтая гора.

– Можешь сесть, – голос Орвехта звучал сухо. – Я хочу услышать твою версию того, что здесь произошло.

Дирвен плюхнулся на обломок каменной колонны (он плохо себя чувствовал, ноги запросто могли подкоситься) и все в подробностях рассказал.

Пока он говорил, мимо прошли в сторону лагеря Зинта и Хеледика. Распущенные волосы девушки были бледнее здешнего ярко-желтого песка.

– Теперь выслушай правильную версию, – никак не прокомментировав услышанную историю, предложил учитель.

И тоже рассказал.

Дирвен сидел, словно пришибленный. Все не так, все навыворот… Закончив повествование, Суно Орвехт молча встал и направился в сторону лагеря. Ни вопросов, ни обвинений. Уж лучше бы отругал. Не было сил, чтобы вскочить и догнать его, да и что бы Дирвен ему сказал?

На площадку рядом упала тень. Это был Эдмар, он стоял и смотрел на завернутого в одеяло мертвеца.

– Напрасно ты его зарезал, – бросил он, заметив затравленный взгляд Дирвена.

– Он был разбойником!

– Не был он разбойником. Ему нравилось косить под головореза с большой дороги, и он видел, что мне эта игра нравится, а на самом деле он нанимался охранником в купеческие караваны и честно отрабатывал свою плату. На свой лад это был добрейший человек и, когда мы с ним гуляли по сурийским городишкам, обязательно бросал нищим медяки. Однажды заступился за беременную собаку, которую избивал палкой пьяный. И ты вряд ли обратил на это внимание, но на раскопках он работал плеткой весьма разумно и избирательно. Мог вытянуть по спине лентяя, но если видел, что работник плохо себя чувствует, он не бил его, а звал Зинту. Заметь, за все это время он никого из них не покалечил и не загнал в могилу, а у тебя на совести три мучительные смерти, не считая Махур-нубы.

– Он же напал на тебя в Гуртханде, как бандит!

– Честно говоря, я тогда сам его спровоцировал. Оно, конечно, заманчиво – хотя бы эту смерть оправдать тем, что ты убил бандита и учинил справедливость… – Эдмар как будто угадал его потаенные мысли. – Но не будет тебе такого утешения. Ты, как деревенский дурачок, пошел на поводу у Чавдо Мулмонга и прирезал ни в чем не повинного человека.

С обидной сожалеющей улыбочкой он тоже повернул к лагерю, скрытому за песчаными холмами. Длинные темные волосы блестели на солнце, словно он еще и голову успел вымыть.

Дирвена захлестнула жгучая ненависть, однако он прекрасно понимал, что магу такого уровня ничего сделать не сможет. Даже если б и мог, попробуй сейчас напасть на Эдмара – усугубишь свою вину дальше некуда. Ложа тогда не посмотрит на твою ценность и уникальность, как зашлют на ближайшие десять-пятнадцать лет в какое-нибудь забытое богами захолустье…

Он же не виноват по-настоящему, его ввели в заблуждение. Эдмар и Мулмонг – личности одинаково темные, поди разберись, кто из них врет, а кто говорит правду. При таком раскладе и кто-нибудь поопытнее Дирвена мог бы сделать неверные выводы. Учитель должен это понимать… Наверняка понимает, однако в воспитательных целях не показывает. Но за самоволку Дирвену не поздоровится, а за пикник на берегу Лилейного омута – тем более.

Еще вчера он чувствовал себя почти героем. Дирвен, который проявил себя растяпой в Разлучных горах, виделся ему нелепой тряпичной куклой с болтающимися руками и ногами, зато нынешний Дирвен – словно закованный в сияющие латы рыцарь, готовый обрушиться на врагов. И ведь он справился с Махур-нубой, не проиграл! Что бы там Эдмар ни говорил, он даже сейчас втайне гордился своей победой… Но все оказалось обманом, Рогатая Госпожа снова над ним посмеялась.

Пока работники собирали свои пожитки, Суно разглядывал в бинокль песочные чертоги. Недолго им тут стоять, Эдмар как пить дать еще вернется сюда и все разнесет. Объявит этот кусок пустыни своим владением, разогнав волшебный народец. Здесь когда-то был его город, и здесь его подземелье с набитой уцелевшим имуществом комнатой, которую он уже успел зачаровать, как магическую кладовку.

Может, он не всех подданных Лормы отсюдавыдворит, кое-кого оставит, вынудив дать клятву верности и вечной службы. Может, он даже не станет разрушать все подряд песчаные строения. Но Орвехт был уверен в том, что свои права на территорию он заявит, не откладывая. Кто ему помешает отлучиться во время обратного путешествия, приняв демонический облик и срезав путь через Хиалу? Кто знает, какими еще возможностями располагает древний маг, переживший купание в Лилейном омуте?

На переговоры с Ложей тот согласился, дав понять, что пальцем не шевельнет без гарантий, которые посчитает надежными. Суно и не ждал от него ничего другого. Придется почтенным старшим коллегам проявить здравомыслие и гибкость, им это только на пользу пойдет. Сдается, что поладить с ним можно. По крайней мере, паршивца Дирвена, у которого опять Госпожа Вероятностей во всем виновата, он вернул живого и без физических либо магических повреждений, это хороший признак.

Кое-что вызывало у Суно легкую неловкость напополам с усмешливой досадой: он-то думал, что его изощренно испытывает на прочность древний маг, перед тем как снизойти до личной беседы, а на самом деле за этим стоял всего-навсего удирающий от правосудия Чавдо Мулмонг, трусливый жирный суслик, спутавшийся с царицей амуши и скумонов. Фу, почти стыдно. Видимо, в глубине души Суно Орвехт до сих пор остался неисправимым романтиком.

Это напомнило ему одну давнюю историю, случившуюся в те годы, когда он был студентом Магической Академии. Он тогда увлекся очаровательной барышней из обедневшего аристократического рода, которую увидел в театре, и завязал с ней любовную переписку. Ее ответные послания были изысканны по слогу и многообещающе рискованны по содержанию. Потом он добился свидания, и вот тогда-то выяснилось, что девушка о нем знать не знает, игру с поклонником вела и писала письма ее стареющая тетка, особа ехидная, но недалекая и в придачу страшная, как богомерзкая помесь жабы и чворка. Сумев сохранить достоинство, Суно в учтивых выражениях поблагодарил ее за науку и ушел, торжественно дав себе слово, что никогда больше так не попадется.

Однако же попался. Не зарекайся.

Прежняя жизнь представлялось Зинте похожей на озеро, где покачиваются на спокойной воде кувшинки, плавают рыбы, дремлют зеленые водоросли, скользят лодки, и ничего там не произойдет из ряда вон выходящего. А теперь ее озеро закрутилось водоворотом, в центре которого находился Суно Орвехт.

Встреть она его на улице в толпе, вряд ли задержала бы взгляд. Среднего роста, подтянутый, несколько худощавый, коротко стриженные темно-русые волосы зачесаны назад. Обыкновенное лицо мужчины лет сорока, ничем не цепляющее внимание, – но это если посмотреть вскользь и пройти мимо. А если глаза в глаза, вот тогда-то мир вокруг него и завертится, потому что глаза у Суно особенные: мудрые, ироничные, с легкой грустинкой и глубоко запрятанной сталью клинка, сквозящей в те моменты, когда присутствует необходимость в таком оружии. Полные желания, не отягощенного наглостью, и безмерной нежности, которая не имеет ничего общего с сентиментальностью.

Засмотревшись в эти глаза, Зинта стала безнравственной зложительницей – то есть изменила Улгеру Граско. Положим, сбежала она от него давно, однако все это время хранила супружескую верность, а теперь прощай, добродетель. И нисколько она об этом не сожалела, особенно когда убедилась, что Тавше не лишила ее из-за этого своей милости.

Беспокоило ее другое: она ведь не выдающаяся красавица и далеко не совершенство, так зачем она сдалась Суно Орвехту, у которого, как рассказывал Дирвен во время своей надрывной пьяной исповеди на берегу Лилейного омута, в Аленде любовниц без счета? Наверное, он очень скоро в ней разочаруется, Улгер ведь разочаровался… Чтобы этого не случилось, она должна стать такой же, как самые лучшие, самые умные, самые привлекательные из тех дам, с которыми Суно поддерживает знакомство.

За советом Зинта пошла к Эдмару. Больше не к кому было пойти.

– Правильно до наоборот, – хмыкнул древний маг, загадочно щуря фиалковые глаза (он теперь мог менять их цвет по собственному желанию и говорил, что это намного лучше контактных линз, которые в ходу в том мире, где он в последний раз родился). – Между нами, тебе сказочно повезло. Твоему поклоннику не нужен ни ходячий идеал, ни красотка племенных статей, ему нужна ты – такая, как есть. Ловцы совершенства, вроде известного тебе Улгера Граско, ищут идеальную женщину, лишенную недостатков – иными словами, максимально удобную во всех отношениях. Эти практичные идеалисты любят некий безупречный эталон, и если кавалеру покажется, что ты с этим эталоном совпадаешь – тебе признаются в любви, но будет ошибкой принимать эти чувства на свой счет: они растают, как только станет ясно, что у тебя имеются не подобающие идеалу недостатки.

Зинта грустно кивнула: ну да, как раз так у них с Улгером все и было.

– Что касается незатейливых человеческих особей, подобных Дирвену, им подавай божественную грудь, осиную талию, пленительно стройные ноги, роскошные волосы – и чтобы все это еще и девственным было. Думай что хочешь, но после того, как он обошелся с моей бедной песчаной родственницей, он вполне заслужил Энгу Лифрогед. Жаль, что в «Яблочной даме» ты сразу принялась ломать дверь, как пьяный дебошир, и не позволила мне довести наказание до конца. Сколько могу судить, после истории с Дирвеном у Хеледики очень быстро прорезались зубки и отросли коготки, но в то же время она утратила нечто нежное и неизъяснимое, подобное пыльце на крыльях бабочки.

– Жабий поганец, – угрюмо согласилась Зинта. – А дверь я тогда вовсе не ломала, только стучала громко.

С Дирвеном она не разговаривала. Совсем. Чтобы у нее на глазах убили пациента, которого она собиралась лечить, – такое случилось впервые. Если б она успела помочь сурийцу, тот все равно бы первое время лежал в бинтах и глотал обезболивающие снадобья. Даже с точки зрения военной логики не было никакой необходимости его добивать – тяжелораненый не боец. Ох, надо было стукнуть Дирвена посильнее, хотя бы камнем по голове, тогда бы она спасла Махура… Но тогда она рисковала пришибить мальчишку насмерть, да и не подумала ведь о том, что сопливый герой доведет дело до конца, пока она будет принимать силу Тавше. Неизрасходованная божественная сила поддерживала Зинту, когда она лежала связанная на каменной скамье, поэтому телесных страданий лекарка не испытывала, но мысль о том, что она, размазня этакая, не остановила убийцу, все это время ее поедом ела.

– Суно Орвехт, как ты могла заметить, не похож ни на Улгера, ни на Дирвена. Он из тех, кто способен видеть и ценить индивидуальность. Ему нужна Зинта, неповторимая и не похожая на других, а ты хочешь уподобиться его многочисленным столичным увлечением – в то время как он им всем предпочел тебя. Будь я тем Эдмаром, который еще не купался в Лилейном омуте, я не стал бы тебе всего этого говорить, а надавал бы, не скупясь, каверзных советов по части подражания столичным кокеткам, чтоб его от тебя отвадить.

– Спасибо. Ты повзрослел.

– Это, знаешь ли, мягко сказано, – фыркнул Эдмар. – Я был многими и много всякого о себе помню, одни мои прошлые жизни нравятся мне больше, другие меньше. И у меня есть возможность смотреть на человеческое бытие отстраненно, поскольку в течение долгого времени я был существом иной расы.

Они помолчали, созерцая гранатовый олосохарский закат над потемневшими барханами, потом лекарка спросила:

– А почему ты в тот раз, помнишь, когда я приняла зов и вы с Махур-нубой меня не пустили, почему ты не применил магию, чтобы меня удержать?

– Побоялся не рассчитать. Одно дело, когда на нас напали разбойники – их требовалось убивать, и ничего больше, а с тобой был риск, что заклятием я причиню вред, вот и пришлось нам с тобой кататься по песку на потеху благодарной публике. Теперь это позади, я полностью контролирую свою силу. Суно еще не спрашивал, что ты знаешь о Накопителях?

– Пока нет.

– Подозреваю, что он задавал косвенные вопросы, а ты и не заметила, или невзначай говорил что-нибудь, относящееся к теме, и следил за твоей реакцией.

– Думаешь, он сообщит в Ложу, что я это знаю? – напрягшись от внутреннего протеста, вымолвила Зинта отвердевшим голосом.

– Он – нет. Ты разбила ему сердце. И он не любит, когда затрагивают тему Накопителей, я проверял. Это у него больное место, он мается, словно аристократ, сохранивший свою честь незапятнанной, в то время как все его семейство погрязло в неблаговидных делишках. Сам он не нуждается в том, чтобы тянуть силу из Накопителя.

– Таких магов называют ущербными, хотя, по-моему, все наоборот.

– Я уже оценил этот парадокс, – ухмыльнулся Эдмар. – Он постарается выяснить, знаешь ли ты правду, чтобы тебя уберечь. Но кроме Суно Орвехта есть и другие маги, заинтересованные в тайне своих кормушек.

Зинта кивнула. Где-то есть другие маги, города, Накопители, много чего еще… Но пока они посреди пустыни (хотя пески уже начали бледнеть – окраска, присущая западным областям Олосохара), и возле палатки ее ждет Суно, поглядывает в их сторону, и по крайней мере в ближайшие несколько дней, спасибо вам, боги, ничего не изменится.

7. Мезра

Милостью Рогатой Госпожи Дирвена законопатили в Хаврай.

Здешняя крепость кольцом опоясывала Накопитель – громадную пирамиду, вблизи застящую полнеба, с отлитыми из золота и вбитыми в темные плиты рунами заклинаний. В солнечные дни руны сверкали, придавая зданию, и без того внушительному, нездешнее величие, от которого дух захватывало. В пасмурную погоду пирамида казалась зловещей, и тогда в голову лезли мысли о страшной кончине, как будто живешь у подножия гигантского вулкана.

Вслух Дирвен ни с кем этим не делился. Он же знал, что Накопитель – это хорошо и всем нужно, маги оттуда черпают силу, а другие маги, древние, занимаются внутри исследованиями, непостижимыми для простых смертных, но все равно казалось, что в нем есть что-то гнетущее, неизъяснимо недоброе. Если об этом проболтаться, поднимут на смех, и он держал свои странные впечатления при себе.

Находившийся в стенах крепости городок наводил тоску показной аккуратностью, неистребимой скукой и жестким распорядком.

Дирвену так и посулили: там тебе ни чайных, ни волшебных омутов, ни раскопок, посему не развернешься. Мол, будешь нести службу в местной охране, а на другие задания выезжать только с сопровождающими, сиречь под конвоем. На всякий случай.

Он регулярно занимался, как ему было предписано, в библиотеке и в тренировочном зале, уныло посматривал на магичек, среди которых молодых было по пальцам пересчитать, а более-менее красивых и того меньше. В Хаврае ничего не происходило. По словам старожилов, самым из ряда вон выходящим событием за последние несколько лет было падение цветочного горшка с третьего этажа на мостовую из окна почтенной коллеги Ниларии Шипонг. Возможно, суровая пожилая волшебница швырнула в окно бегонию, остервенев от скуки. Если так, Дирвен хорошо ее понимал.

Древние маги, обитавшие в Накопителе, на опрятных улицах городка не появлялись. Впрочем, если все они фрукты вроде Эдмара, жалеть не о чем.

Эдмара он вспоминал с жестокой обидой и неприязнью. Тот ему золота предлагал – такую же долю, сколько отсыпал каждому из сурийцев: «За то, что ты любезно согласился поработать лопатой». Не было же никакого «любезного согласия», это Махур-нуба заставил его копать вместе со всеми, угрожая плеткой! Дирвен не стал об этом напоминать, просто гордо отказался. А маг, вместо того чтобы уговаривать, только плечами пожал: как знаешь, дело твое.

Как он потом жалел, что не взял деньги… Но нельзя было брать, это бы его унизило. Или полновесное унижение, или невыносимая досада из-за упущенной выгоды, третьего не дано, и Эдмар, сволочь такая, все это отлично понимал, когда подошел к нему с кошелем древних монет и сквозящей в глазах издевательской улыбочкой. Хотя с виду все было благопристойно: якобы хочет по-честному, с этакой предпринимательской щепетильностью, расплатиться за выполненную работу, несмотря на промахи Дирвена и совершенное по неведению убийство. Сволочь, иначе не скажешь.

Он нисколько не был уверен, что проявил бы такую же стойкость, если бы речь зашла об амулетах. Но этого ему и не предлагали. Зато Эдмар подарил с дюжину подвесок Хеледике, и та восхищенно их перебирала, разложив на расстеленном покрывале, потом похвасталась перед учителем, который тоже долго разглядывал эти сокровища, заинтересованный и впечатленный. Дирвена смотреть не позвали. Ну и не надо. Все равно бы не пошел.

Спросить бы у Орвехта, почему Эдмар, раз он такой крутой маг, в Накопитель к своим древним коллегам не захотел. Впрочем, понятно почему: у него там не будет ни «телохранителей» вроде Махур-нубы, ни шлюшек вроде Хеледики. Вот бы ему это при случае высказать… Или даже не ему, а просто в его присутствии обронить, чтоб услышал.

Изнывая от ежедневной хаврайской тягомотины, Дирвен утешался тем, что придумывал все новые и новые оскорбления в адрес Эдмара и Хеледики. Если б они жили поблизости, он бы раздобыл ведро масляной краски и написал бы всю правду о них на стенах и на заборах, чтобы это прочитал каждый, кто пройдет мимо.

Жизнь выделывает порой удивительные курбеты. Суно сидел вместе с Зинтой и древним магом на рлангийской улице, на веранде заведения, которое в Аленде назвали бы чайной или ресторанчиком, и пил сдобренный пряностями кофе – изумительный напиток темно-шоколадного цвета, сваренный из молотых обжаренных зерен, добытых в другом мире. Божественно… Эдмар утверждал, что в «его время» в Сонхи тоже был кофе, но, видимо, давно уже сплыл, однако ситуацию недолго исправить: в будущем он доставит с Земли саженцы и заведет плантацию кофейных деревьев.

Зинта расспрашивала о его близких – так, словно была с ними знакома. Он отвечал, что Мар чувствует себя не хуже, чем раньше, и теперь можно не бояться ухудшения, потому что лекарство для нее он приготовит уже скоро, как только соберет оставшиеся ингредиенты. Да, с мамой он повидался и заодно надиктовал на комп показания, как его пытались убить, но делать заявление не стал, все равно преступление раскрыли еще два года назад, и суд уже был. Его бабка-заказчица и стрелявший в него мигрант до сих пор в тюрьме. А к тому человеку, с которым ему больше всего хотелось встретиться и поговорить, он в этот раз не пошел. Потом, когда будет противоядие для Мар.

– Все равно его не было дома – носится по Галактике и ловит своих мышей, – заключил Эдмар с ядовитой и в то же время грустной усмешкой. – И я еще не подготовился к тому, чтобы свалиться ему на голову с того света.

Шатровые кровли изящно угловатых китонских построек покрывало нечто вроде наплывов растекшегося воска, и если на бедняцких домишках изжелта-грязноватая глазурь смотрелась неряшливо, то крыши дворцов знати сверкали, как сахарные, переливаясь алмазными искрами. И повсюду декоративные грибы – на клумбах, в ящичках на балконах, возле высоких крылечек, увешанных колокольчиками и похожими на орхидеи лакированными фонариками, в вазонах по углам веранды, где Суно в компании Эдмара и Зинты дегустировал кофе. Тонкие ножки в фестончатых оборках. Шляпки или плоские, гладкие, в узорчатых разводах, или вывернуты вверх, словно чашечки, выставляя на обозрение гофрированную изнанку. Грибы несъедобны, люди назвали бы их поганками, а китони разводят для красоты наравне с цветами.

Людей тут встретишь разве что при очень большом везении. Эта страна принадлежит хрупким существам с аристократически белой кожей, мелкими чертами кукольных лиц и огромными агатовыми очами, выпуклыми и слегка раскосыми. Самые рослые из них достают макушками Орвехту до плеча, но не стоит обманываться субтильной наружностью, среди них много отличных бойцов и попадаются весьма неплохие маги.

Накопителей у этого народа нет и никогда не было, зато у китони имеются другие недостатки: большая часть их волшебников практикует бесконтактное высасывание жизненной энергии из кого придется. Как говорили в таких случаях крестьянские предки Суно, чеснок лука не слаще.

Прохожие щеголяют многослойными одеяниями из тончайшего шелка, серебрящегося на солнце. Даже лохмотья бедноты выглядят на свой лад живописно. И у каждого на голове костяной венчик наподобие обруча – роговые выросты. Волосы китони заплетают в мелкие косички или укладывают в затейливые прически, истинные шедевры парикмахерского искусства.

Суно, Эдмар и Зинта ходили в накидках с особым орнаментом, гласящим, что у них дипломатическая неприкосновенность. В гуще этих диковинных улочек с ожившими глазастыми куклами в изысканных нарядах, крышами в причудливых восковых наплывах, свисающими с застрех колокольчиками и любовно выращенными поганками человек может исчезнуть без следа. С работниками торговых факторий и мелкими чиновниками из Ларвезы это время от времени случается. Оба мага были настороже и Зинту защитили чарами.

На днях Эдмар на трое суток пропал, перед этим обмолвившись, что он-де отлучится по своим делам, но сегодня утром объявился. Оказалось, что он побывал «дома». Угостил иномирским шоколадом, который сонхийскому решительно уступал, потому что в него дешевизны ради подмешаны какие-то «пищевые добавки», и бесподобным кофе – этот напиток, вызвавший у Суно и лекарки безусловное одобрение, он собственноручно сварил на жаровне, с позволения хозяина заведения, которому тоже налили попробовать.

Правители Китона согласились предоставить необходимый для очищения Мезры священный артефакт, взамен потребовав отмены контрибуций, которые ежегодно выплачивали Ларвезе вот уже больше двадцати лет, и расторжения всех кабальных договоров. Они не против того, чтобы продавать людям свои товары, но за справедливую цену. Великие боги, это сколько же торговых домов обанкротится и какие убытки понесет Светлейшая Ложа… Каждая сторона стояла на своем, и переговоры увязли, как телега на раскисшей в хлябь деревенской дороге.

– Если вы с ними не поладите, останется второй вариант, который я хоть завтра готов привести в исполнение, – с невинной улыбкой заверил Эдмар.

Его хваленый второй вариант – дотла выжечь всю Мезру магическим огнем, с одновременным проведением экзорцизма. Нежить тогда потеряет привязку к этой земле и отправится в Хиалу, что и требовалось, но на месте плодородной зеленой провинции будет горелая пустошь без единой травинки, и о возрождении там сельского хозяйства на ближайшее время придется забыть.

Эдмар в любом случае внакладе не останется. За свою помощь в этом деле он стребовал с Высшего Тайного Круга Светлейшей Ложи клятву, что его никогда не поместят в Накопитель и не попытаются уничтожить. К формулировкам он подошел, как тертый законник, всех замучил придирками и поправками, чтобы у оппонентов не осталось ни малейшей возможности для двусмысленной трактовки, никакой лазейки. В придачу ему должны были отдать в качестве платы зуб Оманга Дремлющего Глубоководного из сокровищницы Ложи. Эдмар не скрывал, что собирается этот ценнейший раритет истолочь в порошок и использовать для лекарства, в котором нуждается его знакомая в другом мире. Что ж, руководство Ложи сочло, что Мезра такой цены стоит.

Орвехт, с грехом пополам понимавший столичный вариант китонгару, со своей обычной дотошностью докопался, почему их принимают в Рланге как почетных гостей. Потому что верховному жрецу было знамение: ему явился ни много ни мало сам Тейсу верхом на Серебряном Лисе. Древний покровитель повелел, чтобы китони не чинили зла ларвезийским посланникам – двум магам и лекарке под дланью Тавше и забрали бы с человеческой земли своих умерших, которые уже отомстили за нанесенные им обиды, а теперь должны быть упокоены честь по чести для нового перерождения. К этому он присовокупил указания, на каких условиях следует сотрудничать с людьми: пересмотр навязанных победителями договоров и аннуляция всех кабальных соглашений. Китонские жрецы и маги возрадовались, что теперь-то Тейсу уж точно проснулся, раз начал проявлять интерес к политике, а у Суно созрели на его счет свои догадки, которыми он покамест ни с кем не делился.

Пока тянулись переговоры между Ларвезой и Китоном, Суно с Зинтой по три-четыре раза в день и без счета, сколько раз ночью, занимались любовью в опочивальне гостевого дворца. Деликатной китонской прислуге не было дела до их времяпрепровождения, и они чувствовали себя как влюбленные подростки, удравшие из-под опеки взрослых. Суно возблагодарил богов за то, что их сюда занесло: в его особняке или в алендийской гостинице Зинта, воспитанная в строгих молонских правилах, наверняка бы смущалась, а здесь все вокруг было настолько чуждым и непривычным, что прежние предрассудки теряли значение.

Наружу из гостевого дворца они выбирались не каждый день. Сегодня Эдмар выманил их оттуда в ресторанчик на другой стороне улицы, чтобы угостить кофе и рассказать Зинте о своем посещении «родного» мира.

Эдмар Орвехту не то чтобы сильно не нравился, но и особой симпатии не вызывал. Это далеко не Чавдо Мулмонг. Это на порядок опасней Мулмонга, и то, что в сговор с олосохарским народцем вступил не он, а старина Чавдо, по крупному счету не имело значения. Если б Эдмару это понадобилось, он сделал бы то же самое. Но сейчас они союзники, и за кофе спасибо, и за информацию тоже, и Зинта видит в нем едва ли не братца двоюродного… Хотя к Зинте он, похоже, и впрямь привязался. Орвехт исподтишка наблюдал за ним, как за единственным доступным для наблюдения экземпляром древнего мага в полной силе, а тот давно уже отследил, что его изучают, но относился к этому снисходительно.

Порой Суно обменивался мыслевестями с коллегами в Ларвезе – справлялся, как дела у его воспитанников.

Тропинка Хеледики сделала очередной лихой поворот. Когда Орвехт, дочерна загорелый, как сурийский кочевник, перед отъездом в Китон заглянул к Шеро, тот угостил его сиянским чаем с лепестками амадии золотистой, рассказал о том о сем, в который раз посетовал, что Мулмонг опять ушел живым, и наконец сообщил главное:

– Хочешь – не хочешь, а твою девочку я забираю.

– Куда? – опешил Суно.

Вдовец Шеро на старости лет надумал жениться? На песчаной ведьме, сраженный ее прелестью…

Ему, одержимому Зинтой, эта дикая мысль в первый момент показалась правдоподобной.

– К себе в разведку, – невозмутимо, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, пояснил старший коллега. – Негоже такому сокровищу пропадать.

– Ей же всего шестнадцать лет, какой из нее шпион?

– Такой, какого не ждут. Нам для задуманного дела девчонка нужна, чем моложе, тем лучше. Больше об этом не скажу, но твоя ведьмочка – в самый раз то, что требуется, и с головой она дружит, в отличие от неких подающих большие надежды амулетчиков.

– Позволь напомнить, я ведь ее опекун, и я не давал согласия на то, чтоб ее заставляли впрягаться в такую работу.

– Да кто ж заставляет, если ей это в охотку? – Шеро шевельнул обвислым складчатым веком, обозначив подмигивание. – Мы с ней уже побеседовали на эту тему. Согласилась, глазки так и загорелись. Да сам у нее спроси.

Суно спросил и после этого понял: Хеледика, видимо, нашла себе игру, которая поможет ей компенсировать боль унижения, пережитого с подачи Дирвена. Если припомнить, она ведь еще в Мезре проявила кое-какие из качеств, необходимых хорошему разведчику: самообладание, терпение, выносливость, способность молча переносить физические страдания и неудобства. Значит, быть посему, все равно ее не отговоришь.

Дирвена услали в крепость Хаврай. Спрятали от Ктармы, которая разузнала, кто подсунул Каменному Лису смертницу с «ведьминой мясорубкой», и посулила виновникам отмщение. Вероятно, лазутчики Ктармы добрались до вмурованной в скалу Флаварьи. Та не вполне вменяема, но способна связно разговаривать и не забыла, кому она обязана своим нынешним положением. Энгу Лифрогед мстители могут искать хоть до скончания времен – если только Эдмар, игрок и позер тот еще, не пожелает сознаться, что это был он. Другое дело Дирвен Кориц, амулетчик Светлейшей Ложи. Мальчишку убрали с глаз долой, но не стали объяснять, что его спасают как ценного для Ложи исполнителя. Пусть думает, что это ссылка в наказание за последние подвиги. Может, додумается до каких-нибудь полезных выводов.

И еще одна мысль интриговала Суно: Серебряный Лис, на котором разъезжает пробудившийся Тейсу, и Каменный Лис, выпущенный из скалы двумя сообразительными стервецами, – а ну, как это одна и та же демоническая лисья сущность? Интересные тогда напрашиваются выводы… До того интересные, что хоть ругайся последними словами.

Зинта склонялась к тому, что это об Орвехте говорила целую вечность назад Госпожа Развилок, предлагая ей «нового мужа». Она тогда выбрала не любовь, а перемены и приключения, но любовь тоже сбылась. Расхаживая босиком по китонской опочивальне с громадным ложем, темными коврами на полу, причудливыми серебряными лампами и шторами вишневого бархата с вышитыми поганками и звездами, лекарка думала о том, что свалившееся на нее счастье просто немыслимо, быть такого не может, чтобы все это ей, чем она это заслужила… Впрочем, кое-что ее слегка царапало, как заноза в пуховой перине.

Чтобы не залететь, она принимала каждый вечер по три капли настойки корня пустянки серой болотной. Суно предохранялся заклинаниями, этого было более чем достаточно, но она боялась забеременеть и предпочитала перестраховаться.

На самом-то деле ей хотелось ребенка. В Ларвезе нравы свободней, чем в Молоне, и никто не застыдит тебя до смерти, если родишь не от мужа. Довольно будет того, чтобы Орвехт официально признал свое отцовство, и тогда ребенок не будет считаться незаконнорожденным.

Однако… Очень большое «однако». Подобное притягивается к подобному, и если хотя бы один из родителей волшебник, можно ожидать с вероятностью половина на половину, что на свет появится новый маленький маг, или ведьма, или амулетчик.

Что, если их ребенок родится магом? Что, если он окажется древним магом?

Зинта теперь понимала, почему волшебники избегают заводить детей. Чтоб не отдавать потом в Накопитель, если выяснится, что не повезло. Предохраняются, для них это запросто, а если сердце чего-нибудь запросит, берут воспитанников – таких, насчет кого никаких сомнений, что они не из древних.

У тех, кто к магии не способен, тоже рождаются маленькие волшебники, и после проверки некоторых из них забирают – якобы туда, где они будут «заниматься чрезвычайно важными исследованиями». Провожая их, родители знать не знают, какая судьба уготована «исследователям».

Если бы Зинта могла что-нибудь с этим сделать… Но пусть сама она не в силах ничего изменить, в ее распоряжении находится древний маг, обладающий немалой силой. Впрочем, «в распоряжении» – смело сказано. Станет ли Эдмар ввязываться в то, что его не касается?

Или… Пожалуй, все-таки касается, с торжеством решила лекарка. Главное, доходчиво объяснить ему, что уничтожение Накопителей – в его интересах, и чем скорее, тем лучше.

Надо хорошенько обдумать, что и как она ему скажет.

Зинта понимала, что тем самым она злоумышляет и против Светлейшей Ложи Ларвезы, и против Доброй Магической Коллегии Молоны, и против почтенных волшебников многих других государств, и вдобавок неизвестно, как отнесся бы Суно к ее преступному замыслу, но этому давно пора положить конец.

Они как будто попали внутрь тусклого коричневатого зеркала. Все вокруг припорошено пылью, неподвижно, даль затянута маревом, напоминающим жирную пленку на стекле. Ни ветерка, даже на открытом пространстве воздух кажется затхлым, и повсюду ощущается слабое зловоние – так пахнут лежалые кости с остатками мяса или скверно выделанные шкурки, тронутые гнилью, но в поле зрения ни того, ни другого. Зелень бледная и худосочная, однако до сих пор цепляется за жизнь, еще два-три года – и того не останется.

Орвехт развернул истрепанную карту: следующий пункт – деревня Паргат. Если бы Эдмар не обеспечил тягловую силу, они бы добирались от одного поселения до другого страшно сказать сколько времени. Рессорную коляску тащило создание, которое древний маг привел из Хиалы: оно походило на носорога, сплошь одетого в шипастые костяные латы, вместо рога его морду венчал кустик, напоминающий белесый коралл, а глаз у него не было вовсе. Эдмар сказал, что зовут эту тварь Вархут. Кормить и поить его не надо, и убить нельзя – он и так мертвый, его можно только отправить обратно в изнаночный мир.

На лошадей, волов, ослов и любых прочих животных местная нежить набрасывалась, как свора собак на зайца. Когда Ложа начала изучать Мезру, быстро выяснилось, что здесь далеко не уедешь, поэтому исследовательские группы работали в областях, примыкающих к границам выморочной территории.

Впервые за последние два с половиной года людям удалось забраться в такую даль. Впрочем, третий в их маленькой экспедиции не был человеком.

Са’арби Хидэ, китонский маг и шаман. Бесстрастное кукольное лицо, темный роговой венчик с волнистыми желтоватыми бороздками, масса рыжевато-каштановых косичек с вплетенными узкими ленточками, испещренными бисерными иероглифами. На нем были многослойные одежды из переливчатого «амиталового» шелка лиловых, серых, изумрудных тонов, а на шее висело на тяжелой цепи массивное серебряное изделие величиной с блюдце, покрытое филигранными узорами и выгравированными символами. Хну’анга – «временный дом для заблудившихся духов», которых надлежало забрать из Мезры.

Эдмар оделся в китонские шелка всех оттенков янтаря, под цвет своих золотистых глаз, словно собирался на праздник. Темные волосы с несколькими высветленными прядями были распущены. На пальцах перстни из марнейского тайника, любой стоит целого состояния. Шею обвивало золотое ожерелье в виде двух пожирающих друг друга чешуйчатых рептилий.

В такой изысканной компании Орвехт в неброской форменной мантии мага Светлейшей Ложи чувствовал себя вороной, залетевшей в вольеру к павлинам.

– Смотрите, там что-то есть, – встрепенулся китони.

Его ларвезийский был намного лучше ломаного китонгару, на котором изъяснялся Суно.

Кроме кофейных зерен Эдмар прихватил из чужого мира несколько медальонов – по его словам, это были не амулеты, а невообразимо сложные говорящие механизмы, способные переводить сказанное с одного языка на другой – но в Сонхи эти удивительные вещицы разговаривать не стали.

– Чертова электроника приказала долго жить, – расстроенно заметил по этому поводу древний маг и тоже взялся за изучение китонгару.

Когда они с Орвехтом начинали практиковаться в устной речи, лицо Са’арби Хидэ оставалось бесстрастным – лицо фарфоровой статуэтки с камина, и все же Суно казалось, что в глубине его выпуклых чернильно-черных глаз мелькает порой страдальческое выражение. Хотя это не мешало ему, выполняя просьбу Эдмара, любезно поправлять людей, указывая на синтаксические ошибки. Но упражнялись они на досуге, а когда речь заходила о важных вещах, общались на ларвезийском.

Движение справа, посреди бывшего поля, поросшего чахлыми сорняками. Как будто на периферии мутного зеркала ползет муха. Даже не одна… В Мезре любое движение означает смертельную опасность, если только это не отряд магов-исследователей, подчиненных Ложе, но исследователи так глубоко не заходят, к тому же сейчас их всех отозвали. Да и двигаются далекие «мухи» слишком быстро.

Суно поднял висевший на груди бинокль. Картину затуманивала хмарь цвета ржавчины, похожая на застывшую в воздухе пылевую взвесь, которая никак не собирается рассеиваться, но все же он рассмотрел, что это группа коренастых носатых уродцев с почернелой ссохшейся кожей, местами рваной, словно кожа старых перчаток, и торчащей сосульками темной щетиной взамен волос.

Гнупи. Бывшие гнупи, ныне мезрийская нежить. Они целеустремленно трусили по мертвому полю гуськом, параллельно дороге, вминая в землю засохшие остистые колосья. Дерганые жесты марионеток. Живых гнупи не встретишь вдали от человеческого жилья, тем более средь бела дня, разве что случится какое-нибудь светопреставление – ночной волшебный народец из категории «соседей» издавна обитает бок о бок с людьми – но этим все нипочем. Так что удивляться зрелищу нечего, и все же что-то здесь казалось Орвехту странным.

– Не спешат нападать, – заметил китонский маг.

Вот оно. Почуяв живых, умертвия Мезры кидаются в атаку. Всегда. Или теперь уже не всегда?.. По крайней мере, так они вели себя до последнего времени, а теперь вдруг изменили прежним повадкам.

– Выучились на ошибках, – фыркнул Эдмар, но тут же опомнился: – Пардон, коллеги, нежить, способная к обучению – это абсурд, и условные рефлексы у нее выработаться не могут, так что мы наблюдаем нечто феноменальное.

Олосохарская нечисть быстро усвоила, что злить Эдмара выйдет себе дороже, но волшебный народец и нежить – это громадная разница. Умертвия ничему не учатся, соображения у них меньше, чем у насекомых, и будет ошибкой приписывать им логику, которая в их действиях по определению отсутствует.

– Или же они направляются туда, где находится что-то более интересное для них, нежели наша скромная компания, – добавил древний маг. – Я пока не буду их уничтожать. Посмотрим, что эти бегуны станут делать дальше.

Они уже подвергались нападениям, и каждый раз он испепелял неживых тварей, проделывая это с небрежной элегантностью – кроме того случая, когда подпустил прыгучих, как кузнечики, сойгрунов слишком близко, чтобы хорошенько рассмотреть их, и когда те обратились в едкий коричневый пепел, трое магов зашлись судорожным неэлегантным кашлем.

Гнупи двигались параллельным курсом, едва различимые без бинокля черные фигурки.

– Остановимся? – предложил Суно. – И посмотрим, что будет.

Костяной зверь из Хиалы, подчиняясь ментальному приказу Эдмара, перешел с рыси на шаг, потом замер как вкопанный. Гнупи тоже остановились. В бинокль можно было увидеть, что в состоянии покоя они абсолютно неподвижны, словно чучела или поставленные стоймя трупы. Когда коляска поехала, они заковыляли вперед и, стоило Вархуту набрать скорость, припустили бегом.

После нескольких экспериментов стало ясно, что на случайное совпадение это не спишешь. Нежить их сопровождает, благоразумно не сокращая дистанцию, чтобы не попасть под удар.

Впрочем, расстояние мертвых соглядатаев не спасло: Эдмар, которому надоела эта игра, выскочил из коляски, принял уже знакомый Орвехту демонический облик, мигом настиг гнупи и превратил в прах.

– Печально, это подтверждает мои худшие подозрения, – доверительно сообщил он, вновь обернувшись изысканно одетым молодым человеком с тщательно подведенными глазами и чешуйчатым золотым ожерельем на шее. – Вся это нежить резвится здесь не сама по себе, у нее есть кукловод. Или кукловоды. Са’арби, что вы об этом думаете?

– Я недоумеваю, – на алебастровом лице китони не отразилось ни следа недоумения. – Какой бы запутанный узор из живых и мертвых нитей тут ни сплелся, среди духов нашего народа, ставших пленниками этой земли, не было магов. Последовать в чужую страну за своими костями, похищенными тупыми варварами, – не самая приятная участь. Маг, если только он не повредился рассудком, нашел бы другой способ свести счеты. Те, кто здесь оказался, – несчастные души, не сумевшие отлепиться от своих останков, их можно сравнить с увязшими в болоте. Когда представилась возможность, они отомстили за надругательство, но у них не хватило бы сил, чтобы стать кукловодами. Я тоже с самого начала предполагал, граго Эдмар, что здесь присутствует что-то еще, но не спешил говорить об этом, пока не появятся доказательства.

«Тупых варваров» Суно проглотил молча. Он и сам был не самого лестного мнения о вояках своей просвещенной страны, растащивших черепа убитых врагов «на память», в качестве материала для шкатулок и плевательниц. Са’арби Хидэ держался с ним с безукоризненно вежливой прохладцей и называл его «сайдо» – обращение, равнозначное «сударю». А Эдмар для него после достопамятного представления в Храме Солнечной Паутины был «граго», словно полноправный член правящего дома или представитель высшей знати.

В этот храм они отправились за хранившейся там Хну’ангой, которая висела теперь на шее у Хидэ. Внутри курились благовония, звучала странная свистящая музыка. Сводчатые потолки, покрытые переплетающимися лепными символами, сверкали серебром, отражая и умножая свет сотен магических ламп, похожих на ледяные цветы. Все это оставляло впечатление чрезмерной усложненности и почти утомляющей экзотики.

Жрецы начали обряд, взывая поочередно к каждому из священных магических предметов, которые хранились в усыпанных алмазами посеребренных ларцах, расставленных на алтарях из грубо отесанного серого камня. Изъять отсюда предстояло только «временный дом для заблудившихся духов», но у китони принято при выполнении сего ритуала отдавать дань уважения всем артефактам. Что они собой представляют, Суно по большей части мог лишь гадать: подобие салфетки, сплетенной из мохнатых паучьих лапок, вроде бы флейта, покрытая растрескавшимся красным лаком, книга в пятнистом переплете с круглой бронзовой накладкой, испещренной гравированными значками.

Один из ларцов так и не открылся. Не выказыв удивления, жрец после недолгого ожидания шагнул к следующему алтарю.

– Вы ошиблись, вот он и не слушается, – услышал Орвехт голос Эдмара. – Не Тейсу, а Тейзург.

Произнесено это было слишком громко, чтобы можно было проигнорировать. Жрец повернулся. Перед его лицом, хранившим надменную неподвижность, покачивались свисающие с ритуального головного убора серебряные цепочки, в черных, словно лужицы дегтя, глазах отражались сияющие звездочки.

– Что вы хотите сказать? – прошелестел в наступившей тишине его голос.

– Когда этот ларец открывался в последний раз? – ничуть не смутившись, осведомился Эдмар.

«Вот за это они нас убьют, – чувствуя, как на лбу выступает испарина, подумал Суно. – Точнее, меня убьют, а эта шельма, конечно же, в последний момент смоется через Хиалу. И все пойдет насмарку».

– Ларец с подарком древнего покровителя китони пребывает запечатанным с незапамятных времен, – с ледяным достоинством, почти без акцента, ответил маг правящего дома Рланга. – Вас еще что-то интересует?

– Удивляться нечему, – столь же невозмутимо заметил Эдмар, игнорируя опасность. – Все мы знаем, что если в вербальном заклинании хотя бы одно слово переврать, ничего не получится. К именам собственным это тоже относится. Вашего древнего покровителя звали не Тейсу, а Тейзург. Попробуйте еще раз.

Жрец выполнил его пожелание, и было ясно, что в случае неудачи бесцеремонному гостю несдобровать. Все затаили дыхание. Как только слова были произнесены, крышка ларца дрогнула и с металлическим скрежетом откинулась. Внутри переливалось нечто, напоминающее скорпиона, сделанного из драгоценных камней, Суно никогда не встречал упоминаний о таком артефакте. По залу пронесся единодушный вздох, а жрец с лицом, похожим на фарфоровую маску, только уже не столь бесстрастную, как минуту назад, почтительно склонился перед Эдмаром.

– Так я и думал, – обронил тот удовлетворенно.

«Я тоже так и думал, – поздравил себя Суно. – Жабий ты сын, ты хоть понимаешь, какие убытки понесет экономика Ларвезы, которая в ближайшее время останется без дешевых китонских товаров? Потому что дорогие китонские товары – это будет совсем другая статья…»

Впрочем, он ведь покровитель этого народа и выполняет давным-давно принятые обязательства. Суно не мог отрицать, что с этой точки зрения Эдмар поступает как должно. Сознавал он и то, что за минувшую четверть века Ларвеза недурно нажилась на торговле с Китоном, получая за бесценок серебро из унских рудников и лучшие на свете шелка. Зинта сказала бы, что это несправедливо, но мир переполнен несправедливостью такого рода, а Суно Орвехт, как ни крути, ларвезийский подданный и маг Светлейшей Ложи. Что ж, каждый отстаивает интересы своей стороны… И яснее ясного, если на Эдмара-Тейзурга начнется большая охота, он рассчитывает найти убежище в Китоне. Неглупо, люди среди здешних жителей будут выделяться, словно красные бусины среди белых. С Эдмаром Орвехт не стал на эту тему разговаривать, но тот, вероятно, и сам понял, что маг Ложи обо всем догадался.

До Паргата добрались через час. Большая деревня, разрезанная надвое широкой дорогой. Дома и хозяйственные постройки, в недалеком прошлом добротные, выглядели как будто нарисованные тусклым карандашом на мятой оберточной бумаге коричневато-серого оттенка.

Знакомое местечко. Здесь погиб Чевальд. А вот и лавка, в которой когда-то раздобыли вина, чтобы утолить изнурительную жажду. Вывеска над приоткрытой дверью с зияющей черной щелью выглядит так, словно висит здесь уже не одну сотню лет, но буквы на потемневшем фоне все еще можно разобрать: «Бакалея матушки Нелинсы». Кое-где на дороге валяются грязные тряпки и ссохшиеся мумии, в которых с большим трудом можно признать человеческие останки – за минувшее после начала напасти время здесь дважды выпадал и таял снег.

Единственное, что не изменилось: две громадные капли, необъяснимым образом застывшие в воздухе на некотором расстоянии друг от друга, с виду будто бы водяные. В одной так и висит нетронутый разложением Чевальд, его рот слегка приоткрыт, неживые темные глаза смотрят серьезно и удивленно. В другой крухутак с запекшейся на изжелта-буром клюве кровью, окруженный неподвижным вихрем выдранных черноватых перьев, – судя по следам борьбы, заворожить его оказалось не так-то просто, и он пытался сопротивляться, но все равно не смог вырваться.

– Кто-то из варваров украл четки из слез Не Имеющей Имени, – заметил Са’арби Хидэ.

Орвехт не стал задавать вопросов. Кое-что он услышал, этого довольно, чтобы позже все обдумать и сделать выводы. Нелюдской маг, мнящий себя оскорбленным из-за проигрыша Китона в давней войне, только того и ждет, чтобы он проявил хоть какие-нибудь эмоции в ответ на его подначки. Не дождется. И радовать его своим неведением Суно не собирался, тем более что рядом есть «проснувшийся Тейсу», которому не зазорно будет поинтересоваться у своего подданного, что здесь новенького за время его отсутствия появилось.

– И что они собой представляют? – полюбопытствовал Эдмар.

– Их можно найти в горах – врудниках или в ущельях, они похожи на бусины из прозрачного стекла, размером с вишню. Пробить или просверлить такой шарик нельзя никаким инструментом, но если приложить их друг к другу, они слипаются, так из них можно составить бусы или четки. Они могут вырастать до таких размеров, как вы видите, граго, и тогда становятся оружием – ловят любое существо и убивают. Говорят, некоторые из знатных персон держат у себя целые галереи таких капель с трупами врагов внутри. Они всегда убивают, поэтому, если вам понадобится взять кого-то живым, пользоваться слезами Не Имеющей Имени не следует.

– Они рассчитаны на одноразовое применение?

– Нет, граго Эдмар, один и тот же шарик будет убивать, сколько пожелаете.

Суно уловил китонские чары – что-то вибрирующее и в придачу вызывающее оскомину, – после чего обе капли упали на землю, растеклись, освобождая мертвые тела, а после собрались в два маленьких стеклянных шарика, поблескивающих в пыли. Китони проворно подобрал их и один спрятал в карман среди складок своего шелкового одеяния, а другой подал Эдмару.

– Придется ненадолго задержаться, я должен похоронить своего товарища, – предупредил Суно.

Как он и рассчитывал, спутники возражать не стали: они отправились обходить дома и закоулки в поисках остальных слез Не Имеющей Имени. Безвестный ларвезийский завоеватель вряд ли ограничился двумя шариками – скорее всего, он прихватил ожерелье для своей подружки или четки, которые так и просились в руки, завораживая хрустальной прозрачностью родниковой воды.

Пока они обшаривали окрестности, Орвехт разломал деревянную ограду ближайшего палисадника и соорудил для Чевальда погребальный костер. Можно было натаскать мебели из опустелых домов, но он не рискнул соваться туда в одиночку: потеряешь осторожность – тут-то тебе и конец. «Глаз саламандры» заставил пламя с гудением взметнуться на высоту человеческого роста, и вскоре все было кончено, только в воздухе медленно кружили хлопья копоти.

Стоя над черным пятном кострища посреди вымершей улицы, Суно подумал, что поселенцы, которые приедут обживать избавленную от зловещего волшебства Мезру, вряд ли захотят осваиваться в этих деревнях, где первым делом придется собирать и хоронить ссохшиеся мумии. Здесь все пронизано напоминаниями о страшной безвременной кончине прежних жителей. Властям, заинтересованным в скорейшем возрождении сельского хозяйства, придется пойти на уступки, и понастроят здесь новых селений и усадеб, а эти останутся стоять заброшенными – заманчивые пристанища для волшебного народца. Впрочем, еще раньше сюда поналезет мародеров, а Светлейшая Ложа пришлет отряды экзорцистов и охотников на умертвий, чтобы зачистить территорию от нежити. Но все это будет потом, сначала должны выполнить свою миссию Орвехт, Эдмар и Са’арби Хидэ.

Пока что дела обстояли неважнецки. Предполагалось, что по мере того, как они будут объезжать мезрийские поселения, собирая заблудившихся духов китони и сжигая злополучные кости, мутное волшебное марево, обволакивающее Мезру, начнет постепенно таять, запах разложения рассеется, а шастающие средь бела дня умертвия позабиваются кто куда, потеряв силу.

Как бы не так. Ничего похожего не наблюдалось. Орвехт был обескуражен и чувствовал, что его спутники испытывают аналогичные эмоции.

Потом они начали замечать мелкие странности, вроде недавнего эпизода с гнупи. Это наводило на мысль, что причина постигшего Мезру бедствия кроется не только в гневе озлобленных китонских духов. Есть что-то еще. Корень зла – некий неизвестный фактор. Или, может, наоборот: нечто хорошо известное, лежащее на поверхности, нужно только открыть глаза пошире, чтобы это увидеть? Такая мысль у Суно тоже мелькала.

Са’арби приступил к обряду: выйдя на середину улицы, негромко запел, призывая потерянных духов китони войти в Хну’ангу. Голос у него был немного надтреснутый, но сильный и заунывно-влекущий. Закончив, он повел людей туда, где находились останки его соплеменников: духи, охотно занявшие место во «временном доме», подсказывали ему дорогу.

Боги милостивые, сколько же было в Паргате этого мерзкого добра… Покрытые лаком шкатулки. Кубки на бронзовых и серебряных ножках. Круглые плевательницы, полные мелкого домашнего мусора. Ножички для разрезания бумаги (вроде того, которым убили Джамо Фрелдона). Залитое свинцом пресс-папье с темными глазницами и круговым венчиком в волнистых бороздках. Костяные гребни, украшенные резьбой.

Эдмар еще в первый раз деликатно попросил Орвехта «не вмешиваться в процесс», все эти предметы они с китонским магом испепеляли вдвоем. Суно мог только смотреть и стыдиться за свой народ – «цивилизованный, просвещенный, тяготеющий к свету и справедливости». Попутно взгляд цеплялся за вещи, принадлежавшие вымершим жителям тех домов, куда они заходили: детские игрушки, шелковые сборчатые накидки на горках подушек, аляповато красивые пейзажи в рамках с приклеенными бумажными цветами, развешанное на стенах оружие, необъятного размера подштанники с заботливо вышитыми инициалами, ящичек с разобранными старыми часами, отводящие беду амулеты. Все как везде, все по-человечески… Орвехт следовал за своими спутниками, держась на шаг позади, и хранил молчание, а на сердце у него лежал камень.

Жалко, что нельзя спалить всю деревню одним махом. В первый раз Эдмар так и попробовал, но свалился в обморок. Очнувшись, он объяснил, что из него кто-то пытался вытягивать силу, и началось это, когда он пустил в ход огненную магию.

Выбираясь отсюда вместе с Хеледикой, Суно постоянно ощущал упадок сил и не мог ни мыслевесть послать, ни что-нибудь достать из своей волшебной кладовой. Позже, совершая вылазки в Мезру в составе исследовательских отрядов, он обращал внимание на то, что на этой земле его способности слабеют – вернее, тут любое магическое действие требует куда больших усилий, чем обычно, – и то же самое испытывали остальные коллеги. Теперь оказалось, что от этого не уберечься ни древнему магу, ни китонскому шаману.

И совсем не похоже на то, чтобы Мезра превратилась в прорву – территорию, где никакое волшебство невозможно. Тогда здесь не кишели бы умертвия и не работали бы заклинания. То неведомое, что вытягивает в Мезре силу у магов, само имеет магическую природу.

Просто так «сожрать» их оно не могло, но было тут как тут, если творимое волшебство превышало некий порог мощности. К тому же отравляло жизнь по мелочам, перекрывая доступ к магическим кладовкам. Правда, благодаря тому, что Эдмар мог уходить в Хиалу и путешествовать по ее тропам, от недостатка воды и продовольствия они не страдали.

«Древний маг у нас на побегушках, – про себя хмыкнул Суно. – Снабжением ведает…»

Вслух он этого никогда не сказал бы, незачем на пустом месте наживать врага, да и попросту неучтиво, но мысль заставила его усмехнуться.

– Не сочтите, что я сбрендил, но за нами всю дорогу следил сойгрун, – сообщил Эдмар, когда они выехали из Паргата и двинулись к следующей деревне. – Да, да, я осведомлен о том, что нежить сама по себе не может шпионить, у нее для этого нет ни мозгов, ни того, что хотя бы заменяет мозги, но пока мы ходили из дома в дом, эта прыгучая дохлятина мелькала в переулках и выглядывала из-за углов. Я мог бы ее поймать, но толку-то, все равно умертвие не допросишь.

– Кто-то смотрел на нас мертвыми глазами сойгруна, – заметил Хидэ таким тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся.

Опустевшая Аньона выглядела едва ли не гостеприимней, чем похожий на нее как две капли воды мезрийский город, который Орвехт посетил два с лишним года назад. Теперь здесь некому посматривать на тебя с угрюмым провинциальным высокомерием или, еще того хуже, как на потенциальную мишень. Местные жители питали неприязнь к чужакам, даже если речь шла о человеке из других краев, носящем одежду того же покроя и говорящем на ларвезийском языке, а представители других рас, вроде китони, были для них и вовсе на одной ступеньке с нечистью. Тот из приезжих, кто обладал достаточно развитой восприимчивостью, гуляя по этим улицам, постоянно ощущал подозрительные, настороженные, неодобрительные взгляды. Зато теперь по Аньоне слонялись одни умертвия – переродившийся волшебный народец с закатившимися, а то и вытекшими глазами. Ну, и еще Суно, поджидающий Эдмара.

Тот отправился вместе с китонским магом через Хиалу в Рланг. Са’арби Хидэ свою задачу выполнил: собрал всех до единого заблудившихся духов китони и удостоверился, что их неприкаянных костей на мезрийской земле не осталось. Теперь следовало вернуть его домой, в дальнейших делах он людям не помощник.

Постигшему Мезру бедствию дали толчок два фактора, которые так тесно переплелись, что лишь теперь стало ясно, что их было два. Один устранен, второй до сих пор никуда не делся.

Очертив защитный круг на площади перед мэрией с бельмом остановившихся часов, Орвехт за компанию с невозмутимым костяным зверем, запряженным в коляску, дожидался напарника. На другой стороне манил вывеской ресторанчик, в котором он побывал вместе с коллегами во время командировки, когда в Аньоне все еще жили люди.

Эта мысль отдавала цинизмом, но нельзя было не признать: сей городок из тех, где в условиях полного безлюдья чувствуешь себя спокойней.

Дома под крутыми черепичными крышами мутно поблескивали окнами в частых переплетах. На клумбах перед входом в ресторанчик торчали побурелые сухие стебли. Облупившийся указатель возле поворота в переулок за зданием мэрии морочил голову, приглашая посетить «Цирюльню дядюшки Хунсойма», которая якобы до сих пор ждет клиентов во все дни восьмицы. И все это недвижно, безжизненно, залито разбавленной сепией. Выморочное отражение в старом зеркале, воспоминание об Аньоне, которой больше нет.

Внутри этого зеркала Суно со своими спутниками провел около месяца, и впору было радоваться, что быстро управились. Все благодаря тому, что Вархут развивал порядочную скорость, не хуже, чем лошадь на скачках, и пассажирам коляски оставалось только поддерживать чары, спасавшие их от пыли. Больше мотаться по Мезре не придется. Хвала богам, второй источник мертвящего волшебства не рассеян по всей пораженной территории – он один-единственный и находится в Аньоне либо в ее окрестностях. Уж это они сумели определить, каждый своим способом, и результаты у всех троих совпали.

Эдмар запаздывал, это наводило на нехорошие домыслы. Что, если китони решили его задержать? Он, конечно, силен, но удалось же балбесу Дирвену его усыпить, использовав полученный от олосохарского народца амулет. Или ему просто все это без меры надоело, и он потихоньку смылся… Если он один раз уже открыл Врата Перехода и побывал в том мире, из которого пришел, кто ему помешает сделать то же самое снова, чтобы уйти насовсем? Никакие гарантии безопасности со стороны Светлейшей Ложи ему тогда не понадобятся, так что нет у него неумолимой причины для того, чтобы вернуться в Мезру и довести дело до конца.

В одиночку Орвехту затруднительно будет отсюда выбраться. Зверь с венчающим костяную морду кустистым рогом, похожим на ветку, обросшую белесыми кристалликами в соляном растворе, подчинялся только Эдмару. Сейчас он стоял себе посреди площади, как вытащенное на улицу музейное чучело, и простоять так сможет сколько угодно. А поезда через Мезру больше не ходят, придется до самой границы пешком.

Или – более заманчивый вариант, хотя и более опасный, – добраться до второго фактора и попытаться нейтрализовать его самостоятельно.

Суно решил, что будет ждать Эдмара до завтрашнего утра. Переночевать лучше в коляске, внутри защитного круга, а дальше… Посмотрим. По обстоятельствам. И вскоре после того, как он принял твердое решение, пустоту над площадью расколола трещина, из которой вынырнула иссиня-черная демоническая жуть, спланировавшая вниз. В последний момент Эдмар перекинулся, и булыжника мостовой коснулись не лапы с кинжальными когтями, а подошвы сапог.

– Коллега Суно, я немного задержался, – с обворожительной улыбкой признался напарник. – Не удержался от искушения, ванну принимал.

«И волосы красил, – про себя дополнил Орвехт. – Спору нет, такое дело, что никак нельзя было отложить на потом. Жабий стервец ты, хоть и древний маг».

– О чем разговор, коллега Эдмар? – произнес он вслух самым что ни на есть любезным тоном. – Что может быть лучше, чем лишние полчасика для размышлений без помех?

«Прождал я тебя с полудня шесть с половиной часов, скоро смеркаться начнет. Как я понимаю, надо радоваться, что ты ночевать не остался в Рланге, или где там тебя носило».

– Гостинец от Зинты, – Эдмар протянул ему сверток, извлеченный из складок вишнево-кремово-черного одеяния китонского покроя. – Просила передать, что соскучилась, и безумно вкусное печенье собственного приготовления.

Волосы у него теперь были черные с блестящим розоватым отливом, в длинной косой челке вызывающе выделялась ярко-розовая прядь. На ногтях разводы лака тех же цветов.

«Кого ты собрался очаровывать – меня или наших врагов? И как же ты транспортировал печенье, если по дороге перекидывался в демона – в какой-нибудь специальной внутренней полости его прятал?»

Ни тот ни другой вопрос не был задан вслух.

– Теперь надо найти гнездо главного злодея, – улыбнулся древний маг. – Хотя что ж его искать-то… Если вы думаете о том же, о чем и я, – поехали, посмотрим?

«А ты иногда бываешь деликатным», – с оттенком неожиданной горечи вздохнул про себя Суно. Говорить о своей догадке вслух ему и впрямь не хотелось.

– На северо-востоке, в тридцати двух шабах от города, – пояснил он, забираясь в коляску.

Вархут послушно тронулся с места. Мимо поплыли фонарные столбы, вывески, окна, тротуары. Иногда приходилось объезжать застывшие посреди улицы экипажи разной степени обветшалости. Ссохшиеся мумии лошадей или волов, лежавшие на мостовой, не бросались в глаза, напоминая скорее кучки темного тряпья, чем останки животных. Орвехт грыз печенье, ибо не на шутку проголодался.

– Как я понял, вы собираетесь вместе со мной пойти до конца, – произнес он полуутвердительно, покончив с трапезой. – Что вас на это толкает?

– А вас? – сощурился из-под челки Эдмар, пряча в глазах усмешку.

«Ответ за ответ? Хорошо, согласен».

– Это моя страна, какой бы она ни была и что бы она иной раз ни творила. И моя Светлейшая Ложа, какой бы она ни была. Я несу ответственность за дела моей страны и моей организации.

– Интересно, ведь у вас это совсем не высокопарно прозвучало, – усмешка стала явной, но издевки в ней не было. – А я хочу выиграть. И еще мне хотелось бы гулять по Аленде, посещать ваши чайные, театры, публичные бани и гнездышки дам полусвета без риска, что меня там сцапают и отправят сами знаете куда.

Суно кивнул. Он любил Аленду и тоже считал, что она того стоит. Тут они с Эдмаром сошлись во вкусах.

– Кроме того, я хочу получить с вашей Ложи обещанный зуб Оманга и приготовить противоядие для моей знакомой. Ей сейчас пятнадцать лет. Если ее не вылечить, она проживет еще столько же – в лучшем случае. Ее отец считает себя виноватым и готов заплатить собственной жизнью, лишь бы она выздоровела.

– А вам не чужды добрые побуждения.

Замечание Орвехта прозвучало так же двусмысленно, как и пояснения его собеседника.

– О, что вы, Суно, чего нет, того нет. Добро и зло здесь ни при чем. Требовать с него какую бы то ни было плату я не собираюсь, но я хочу, чтобы этот человек пережил заслуженное унижение. Вручу ему лекарство, повернусь и уйду. Чтобы он наконец-то почувствовал себя сволочью, каковой на самом деле является еще с тех времен, когда бегал по лесу в кошачьей шкуре и не шел на мой зов. Сколько раз я ему, мерзавцу, приносил сливок и оставлял на блюдечке под кустиком… И потом, когда он опять стал человеком и мы снова встретились, он вел себя ничуть не лучше. Если б не это, не было бы плачевной ситуации с его дочерью. Ради того чтобы убить меня, он самым жутким образом отравился и восемь лет спустя, сам того не зная, оделил отравой своего будущего ребенка – разве не мерзость?

– Достойно сожаления то, что в том мире маги не ведают самых элементарных вещей, – дипломатично отозвался Суно.

«А ты тоже хорош. И ведь сам не замечаешь, насколько хорош… Когда я подобрал на улице кошку и когда я взял под опеку Хеледику – это, знаешь ли, было отнюдь не одно и то же. Тем более этот кот, на которого ты жалуешься, как обманутый в лучших ожиданиях собственник, никогда не был обыкновенным животным – что явствует из твоих же слов. Ты хоть не забыл о том, что Страж Мира стоит выше любого из магов, коим надлежит относиться к нему с неизменным почтением?»

Эдмар, видимо, уловил, что ему не сочувствуют, и продолжать свои излияния не стал.

Мощеные улицы сменились окраиной – некрашеные заборы, фабрики с торчащими трубами, закопченные кирпичные стены. По скрипящему на все лады деревянному мосту переехали через речку, и по обе стороны от дороги потянулся кустарник, ржавый и безлистый вперемежку с бледной зеленью.

Вдали замаячила маленькая темная пирамидка. Вначале она почти не выделялась на фоне окружающего ландшафта, окутанная коричневатым туманом, но по мере приближения увеличивалась и становилась отчетливей, словно обретая все большую вещественность.

На развилке указатель сообщал о том, что налево проезд возможен только по особому разрешению, дорогу перекрывал шлагбаум. Здесь была охрана: навстречу гостям внезапно, словно сорвавшийся с цепи пес, взметнулся пылевой вихрь, обрушив на коляску шквал сора, мелких камешков, обломанных веток. Суно едва успел наколдовать «маску», прикрывшую лицо, и мельком подумал, что плакал роскошный китонский наряд Эдмара, а тот, видимо, подумал о том же самом, потому что мигом перекинулся и взмыл в воздух демоном.

Внутри беснующегося вокруг экипажа пылевого столба мотался унесенный ветром воздушный шарик – продолговатый, белесый, с нарисованной ухмылкой и свисающей ниткой. Хонкус. Если поймать его за «нитку», можно потребовать, чтобы он от тебя отстал, и ему поневоле придется уступить, подчиняясь Условию. Впрочем, поймать его непросто, вдобавок для большинства людей хонкусы остаются невидимками. А эту тварь и ловить бесполезно: умертвия свободны от Условия, тяготеющего над живым пылевым народцем.

Брус шлагбаума вспыхнул холодным голубоватым пламенем и затрещал, словно полено в костре, постепенно чернея и истончаясь. Он был защищен чарами, но заклинание Эдмара оказалось сильнее. Вархут с тяжелым топотом ринулся вперед. Дорога здесь раньше была отменная, за ней следили, но за время запустения, после двух зим и весен, образовались колдобины, так что коляска вовсю подпрыгивала и дребезжала. Демоническое существо стелилось над ней поверху черной тенью с синими, зелеными и золотыми переливами, которые то вспыхивали, то гасли.

За грохотом, производимым несущимся к цели экипажем, не было слышно шороха мусорных вихрей. Боги милосердные, здесь собралось не меньше сотни мертвых хонкусов, и на помощь им спешили издали новые. Не обладай Орвехт способностью видеть волшебный народец, он мог бы решить, что это внезапно поднявшийся ветер гоняет пыль и сор. Хотя настоящим ветром здесь и не пахло: псы из всех четырех стай обходили Мезру стороной.

Коляску преследовало сонмище тускловато-белых воздушных шариков с намалеванными рожицами. Они окружали ее со всех сторон, но приблизиться не могли из-за примененных магом защитных чар. Этим Суно ограничился: их слишком много, и если переводить на них силу, ее может не хватить при встрече с кукловодом. Эдмар бездействовал из тех же соображений. Они уже отметили и обсудили: здешняя нежить, если не сразить ее наповал, перехватывает от поражающего заклятия некоторую порцию энергии.

Из-за пляшущей в воздухе пылевой завесы и роя хонкусов с нарисованными усмешками, слетевшихся сюда со всей Мезры, окрестностей Суно почти не видел, кроме темной пирамиды в конце дороги. Уже можно было различить тусклый блеск рун, отлитых из зачарованного низкопробного золота и намертво вбитых в камень облицовки.

Случалось ли что-нибудь подобное раньше, до Мезры? Скорее всего, да, но знают об этом только посвященные из посвященных.

Накопитель окружала крепостная стена с башенками и железными воротами, которые Эдмар вынес с помощью заклинания. Экипаж влетел во двор.

Хонкусы не отстали, вились вокруг, словно сбежавшиеся на представление зрители в одинаковых белых масках и плащах-невидимках.

Выскочив из коляски, Суно бросился к двери, возле которой уже стоял его спутник в человеческом облике. Чуть не наступил на мумию посреди вороха форменных тряпок, взгляд зацепился за покрытую бурым налетом офицерскую бляху. Летучая нежить сопровождала его шелестящим облаком.

Около Накопителя господствующий в Мезре запах падали резко усилился.

– Знал бы, что здесь будет такая вонь, захватил бы респираторы, – с отвращением бросил Эдмар, распахивая дверь.

Он тут же ее захлопнул перед носом у хонкусов, но несколько призрачных воздушных шариков успело залететь внутрь. Маги их уничтожили. Те, что остались во дворе, липли к окнам, вяло толкая друг друга, из-за этого казалось, что стекла покрыты беловатой наледью, на которой процарапано множество мертвых рожиц. Внутри и без того царил полумрак, а из-за них стало еще темнее.

Они находились в нижней опоясывающей галерее Накопителя: длинное помещение шириной с добрый зал, разделенное надвое вереницей подпирающих потолок колонн из разводчатого зеленовато-серого камня. Позолоченные капители были покрыты рельефными символами, которые сплетались в заклинания отъятия во имя общего блага и добровольного дарения ради усиления мощи и процветания получателя дара. В убранстве Накопителей не было ничего случайного. А что касается «добровольности»… Многократно повторяясь на каждой капители, скульптурные заклинания были выполнены таким образом, что эта вопиющая ложь раз за разом все больше уподоблялась правде, будто бы подбираясь к ней крохотными шажками, и в конце концов теряла всякое от нее отличие.

На миг Суно ощутил жгучий стыд перед иномирцем за это лицемерие, так же как раньше ему было неловко перед Са’арби Хидэ за то, что вытворяли с останками убитых китони солдаты Светлейшего войска.

Шорох за поворотом. Маги молча переглянулись.

Они были готовы к нападению, но такой толпы гнупи не ожидали. Карлики с незрячими студенистыми глазами и слипшейся щетиной, с потрескавшейся кожей в лиловатых пятнах, в вонючих отрепьях красных и зеленых одежек, любимых черноголовым народцем, набросились на них всем скопом. Суно успел отступить к стене, только это его и спасло. Эдмар сделал то же самое. Перекидываться не стал, внутри Накопителя затраты энергии на любое магическое действие в разы возрастают. То, что снаружи для тебя пустяк, в этой чудовищной пирамиде, снизу доверху испещренной коварными символами, главный из которых – руна Отъятия, требует героических усилий. Да, скорее всего, здесь и не перекинешься, разработчики наверняка предусмотрели меры против таких фокусов.

Не ограничиваясь боевыми заклинаниями, Суно пустил в ход зачарованный кинжал – одним махом отправляет нежить в Хиалу и при этом, в отличие от людей, силы не теряет. Его напарник выхватил из складок китонского наряда китонский же веер: одна из тех изысканных смертоносных игрушек, которые режут не хуже ножа, хотя Орвехт всегда полагал, что чем холодное оружие проще, тем оно надежней. На мерцающее стальное кружево веера были наведены схожие чары, и численность гнупи мало-помалу сокращалась.

Из сумрака в дальнем конце коридора им на помощь примчались два сойгруна, однако эти прыткие создания с ногами кузнечиков, обитатели лугов и полей, больше сеяли неразбериху, чем помогали малорослому черноголовому народцу одолеть двух магов. Неведомый кукловод не учел того, что в закрытом помещении сойгруну не развернуться: совершив здесь привычный прыжок, тот или налетит на колонну, или вмажется в стенку, или толкнет кого-нибудь из своих же союзников, а поскольку это были умертвия, не приходилось ждать, что они смогут скорректировать тактику с учетом окружающей обстановки. Их маленькие лица напоминали ссохшиеся одуванчики, на тонких, как плети, руках до сих пор болтались уцелевшие браслеты, до которых падки живые сойгруны.

– Вы не ранены? – спросил Суно, переводя дух, когда все закончилось. – Зинта дала бальзам, надо немедленно смазать.

Сам он получил несколько царапин. Выглядит пустячно, но когда он в первый раз выбирался с товарищами из Мезры, ранение такого рода стоило жизни Джефройму. У них тогда не было с собой нужного лекарства.

Роскошное одеяние Эдмара – смелое и элегантное сочетание черного, кремового и вишневого – превратилось в не менее роскошные лохмотья. Тратить силы на восстановление изодранной одежды древний маг не стал: кто знает, на что еще они понадобятся.

За небольшой дверцей открылся коридор, выводивший в главный зал Накопителя. Под высоким шатровым потолком клубился сумрак, на полу поблескивали, словно сквозь грязную воду, выложенные золотой плиткой руны Отъятия и Перенаправленности. Орвехту с Эдмаром приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступать на них.

Круговые галереи в четыре яруса, ряды неброско выкрашенных дверей, на некоторых светились те же самые символы – это означало, что келья занята.

Орвехта накрыла мерзкая пронизывающая дрожь в мышцах, в сухожилиях, в костях, в рванувшейся, словно прочь из западни, душе, и в придачу подступила тошнота. Судя по тому, как обморочно осунулась худощавая треугольная физиономия древнего мага, тот испытывал похожие ощущения.

– Идемте, – поторопил Суно изменившимся голосом. – Держимся вместе, убиваем без проволочек. Чем быстрее закончим, тем скорее отсюда выйдем.

– Если сюрпризов не будет, – бледно, хотя и с оттенком куража, усмехнулся его спутник.

Хотелось спросить, на какие еще сюрпризы он рассчитывает, но на разговоры не было времени. Долго здесь находиться нельзя. Накопитель, оставшийся без контроля опытных магов-смотрителей, – это истинная морилка для любого, кто сюда заберется.

Было заселено четырнадцать ячеек. Внутри стояли одинаковые дощатые лежанки с тюфяками, снабженные боковыми загородками на петлях и крючках, чтобы искалеченный обитатель не скатился на пол. Четверо оказались мертвы, об остальных до сих пор кто-то заботился – вероятно, выполняющая команды кукловода нежить? Застоявшийся запах мочи и кала, слюнявые рты, затуманенные глаза. Или глаза, полные тяжкой ненависти. Убивал Эдмар, одного взмаха его веера было достаточно, чтобы отсечь человеку голову. Он сейчас был наемником, работающим за оговоренную плату, и действовал с хладнокровием и эффективностью дорогого наемника.

«Этот парень не простит того, что его тоже хотели обречь на такую участь», – мелькнула у Суно тревожная и немного виноватая мысль.

Не старая еще женщина с жидкой порослью свалявшихся желтовато-русых волос при их появлении засмеялась:

– Какой красавец пришел, а я тут без рук, без ног, посмотреть не на что… Зато у меня сынок есть, сынишечка, у него ноги получше, чем у вас, и рук сколько угодно! Родила я себе сыночка…

Короткий взблеск китонского боевого веера прервал ее излияния.

– Суно, моя длинная, как Млечный Путь, память, которую вернул мне Лилейный омут, свидетельствует о том, что я, скажем так, неоднозначная личность, – признался Эдмар, когда вышли из последней обитаемой кельи. Его щеки ввалились, под глазами проступили синяки, руки и шелковые лохмотья были забрызганы кровью. – На протяжении своих прошлых жизней я перепробовал все мыслимые и немыслимые пороки, в нынешней жизни я тоже не был пай-мальчиком. Увы, одно время я был энергетическим вампиром, ибо разучился пользоваться собственной силой. Я был убийцей, интриганом, насильником, обманщиком и много других интересных ролей перепробовал. Но таких вещей, какие творит ваша Светлейшая Ложа, я, право же, никогда не делал.

Орвехт не нашелся, что на это сказать. И лишь потом, когда дошли до лестницы, устало буркнул:

– Накопители держит не только Ложа.

– Да разве ж я это отрицаю? – расслабленно и покладисто усмехнулся древний маг.

«А еще ты был треплом, – мстительно дополнил про себя Суно. – И остался им по сию пору».

Они находились на верхней галерее. За перилами темноватым провалом зиял громадный центральный зал, в свете магических ламп сверкали на полу золотые руны. Запрокинув голову, можно было увидеть пирамидально сужающиеся своды, и в центре – золотую же пластину, даже в полумраке мучительно слепящую, так что возникало непреодолимое понуждение отвести взгляд. Что за символ на ней выгравирован, рассмотреть никак не удавалось, он как будто с некоторой периодичностью менял очертания, но чувствовалась исходящая от него мощь и угроза.

Орвехт со всей отчетливостью осознал, что они с напарником находятся в действующем Накопителе, в котором не осталось ни одного живого древнего мага. Кроме Эдмара-Тейзурга – его лицо приобрело цвет лежалого творога, подведенные глаза выделялись резко и театрально. Впрочем, Эдмаром Накопитель не ограничится. Сожрет обоих. Воздействовать на него Суно не мог: для этого нужны тайные заклинания, которым обучали только посвященных, он этими знаниями не владел. Надо поскорее уносить ноги.

– Сможете открыть Врата Хиалы?

– Здесь – нет. Эта ваша штуковина уже ко мне присосалась, как будто я бокал с коктейлем, гадость какая…

– Пошли к выходу.

Они напоминали двух пьяных, которые тащатся с пирушки, по мере сил поддерживая друг друга. На первой же лестнице едва не пересчитали ступеньки.

Суно тоже чувствовал себя омерзительно: Накопитель никаким магом не побрезгует, хотя известно, что подкормку для тех, кто находится снаружи, можно получить только с древних, остальные сгорят без отдачи.

Всего-то и нужно спуститься еще по двум лестницам и доплестись до двери, ведущей наружу. Выполнимая задача, несмотря на отвратное самочувствие. Накопитель не убивает. Здешние жертвы, как правило, умирают от старости, принеся немалую пользу, хорошо послужив Светлейшей Ложе. Тьфу, сами собой лезут в голову фразы, какими мудрые наставники ободряют новичков, потрясенных чудовищной правдой.

Скрип двери. Тихие шаги.

Увидев, что там, внизу, появилось, Суно ухватился за перила. Или он сходит с ума, или кто-то здесь сошел с ума еще до него…

Это был воистину лес рук. Или, скорее, существо напоминало куст: не меньше дюжины длинных конечностей, на загляденье мускулистых, раскинутых, словно могучие ветви.

– Демоны Хаоса… – потрясенно выдавил напарник, вцепившийся в перила рядом с Орвехтом. – Это ее сынок! Порождение той волшебницы. Готов поспорить, он-то и есть кукловод.

«Сынок» уже поднимался по лестнице. Ноги у него были крепкие, скульптурно стройные, с рельефными мышцами и большими грязными ступнями. Приплюснутая голова бугром выступала над плечами, а торса не разглядеть из-за обилия растущих отовсюду рук. Из одежды на нем были только рваные штаны, найденные, вероятно, возле какой-нибудь мумии.

– Она в избытке наделила его тем, чего сама была лишена, – печально заметил Эдмар. – Бежим! Пока он нас не уделал…

Бежим – это громко сказано. Они торопливо заковыляли по галерее, словно выпивохи, спасающиеся от полицейского патруля. Добраться до противоположной лестницы… Не получится. Обладатель дюжины рук передвигался куда проворней, и не осталось им ничего другого, кроме как ввалиться в первую попавшуюся келью – пустую, без трупа – и припереть дверь скрипучей деревянной лежанкой, которая, конечно же, его не удержит.

– Оставьте кровать! – бросил сквозь зубы древний маг. – У меня лучше есть…

Неужели он думает, что сможет здесь запечатать дверь заклинанием? Но нет, он вытащил из своих шикарных шелковых лохмотьев продолговатый сине-желтый цилиндр, изрисованный неведомыми значками. Из металлической штуковины на конце сего загадочного предмета полезло прозрачное желе, которое, накрывая дверную щель, мгновенно застывало, отливая льдистым блеском. Орвехт никогда не видел ничего подобного.

– Амулет из другого мира? – осведомился он, когда напарник закончил работу.

– Не амулет, – обессилевший Эдмар уселся на голую, без тюфяка, лежанку с опущенной боковой загородкой. – Это вакуумный клей. Склеивает что угодно с чем угодно, сразу схватывает намертво, даже в полном вакууме. Как чувствовал, что он пригодится.

– Вы думаете, клей выдержит…

Дверь содрогнулась от мощного рывка. Чудо-клей выдержал.

– Мы теперь замурованы, – пояснил иномирец.

– Радует, – иронически хмыкнул Суно. – Особенно с учетом того, что мы в Накопителе.

– До тех пор, пока он не разнесет преграду в щепки. Так что навсегда мы тут не останемся и от проблемы не избавимся. Всего лишь отсрочка.

Осмыслив услышанное, Орвехт присел рядом с ним на лежанку.

– У вас есть предположения, что это за тварь?

– Порождение несчастной волшебницы, которую скормили Накопителю.

Келью тускло освещала из ниши магическая лампа в виде шарика на подставке, напоминающей подсвечник. В углу притулилась широкая фарфоровая посудина с крышкой и двумя ручками по бокам, замызганная, с надбитым краем. В такие сосуды справляют нужду лежачие больные или пленники Накопителей. Дверь содрогалась от мерных ударов.

Среди магов попадаются Созидающие, Разрушители и Порождающие. Нечасто, но попадаются. Каждый из них взаимодействует с реальностью по-своему, каким образом – явствует из наименования. Все это Суно припомнил сам, не удручая собеседника своим невежеством.

– И как же у нее это получилось? – невольно пробормотал он вслух.

– Скорее всего, бессознательно: ей этого страстно хотелось, и когда сложилась благоприятная ситуация – раздрай, который здесь начался из-за бунта неупокоенных китони, – ее мечта претворилась в жизнь. Процесс порождения всегда окутан тайной, и со стороны кажется, что нечто появилось из ничего, хотя без желания и волевого импульса Порождающего ничего бы не произошло.

Эдмар говорил прерывисто, в паузах между ударами. Дверь уже начала опасно трещать.

– В отличие от нас, он здесь прекрасно себя чувствует, – с досадой отметил Орвехт.

– Волшебница постаралась наделить его устойчивостью к тем факторам агрессивной местной среды, которым сама сопротивляться не могла. Достойных ей посмертных путей… Она породила настоящего монстра, волшебное существо, способное контролировать нежить Мезры, словно фигурки на шахматной доске.

– На какой доске? – машинально спросил маг, оценивающе глядя на дверь.

– Шахматы – распространенная в нашем мире игра, в следующий раз непременно захвачу с собой и научу вас играть. Вы обещаете оказаться интересным противником. Увы, при условии, что он будет, этот недостижимый следующий раз…

Должен быть. Орвехта ждет Зинта, он ведь сказал ей, что вернется.

– Что вы собираетесь делать?

– Продать свою жизнь подороже, как говорят в мелодрамах, – печально улыбнулся древний маг, ласково и рассеянно поглаживая пальцем изысканное кружево веера с лезвиями.

– Тогда встаньте с кровати и дайте сюда клей, – он понизил голос до шепота. – Там что-нибудь еще осталось? Надеюсь, на замедляющие чары наших с вами сил худо-бедно хватит…

– Суно, вы прелесть! – шепнул в ответ Эдмар, его глаза вспыхнули.

«Польщен. Только лучше пусть для тебя «прелестью» будет кто-нибудь другой, у меня моя Зинта есть».

Дощатую лежанку поставили стоймя на одну из спинок, развернув смазанной поверхностью к двери, в которой уже появился первый пролом. Простенькие ученические чары замедления – чтобы молоко не скисало, чтобы шоколад в чашке оставался теплым, чтобы клей раньше времени не засох. И как же трудно сейчас удерживать эти чары… Хорошо, что они пришли сюда вдвоем и могли чередоваться – ни тот ни другой не управился бы в одиночку. Подбадривая себя, Суно мысленно изругал все Накопители, вместе взятые, и этот в особенности, и тех, кто когда-то додумался до самой идеи Накопителя… И еще тех, кто вряд ли захочет что-то менять, даже ознакомившись с его будущим отчетом о том, что явилось главной причиной мезрийского бедствия.

На пол летели щепки и занозистые обломки, некоторые из них прилипали к доскам лежанки – это свидетельствовало о том, что чары замедления работают. Главное, чтобы силы не истощились раньше, чем преследователь расправится с дверью. Порой Суно ловил себя на желании помочь ему.

Наконец порождение изможденной желтоволосой магички сочло, что дыра достаточно велика, и начало протискиваться в келью.

Орвехт и Эдмар стояли по обе стороны от лоснящейся свежим клеем лежанки, превращенной в ловушку. Руки они обмотали лоскутьями, оторванными от китонского наряда Эдмара – для страховки, чтобы самим ненароком не прилипнуть.

Темновато, и изучать противника некогда, но Суно успел увидеть глубоко посаженные глаза, не похожие на человеческие – словно два бездонных темных оконца, обрамленных какой-то мохнатой порослью, – приплюснутый нос и растянутый зубастый рот.

Вздыбленную кровать они подтащили почти вплотную к двери, и когда рассвирепевший «сынок» искалеченной волшебницы попытался отшвырнуть преграду, просто перестали поддерживать замедляющие чары.

Лежанка вместе с прилипшей жертвой с грохотом обрушилась на пол, в исходное положение.

С угрожающим шелковистым шелестом развернулся веер Эдмара.

Тот выглядел так, словно приготовился упасть в обморок, однако это не помешало ему отсечь кукловоду Мезры точно выверенными взмахами сначала одну, потом другую ступню: как бы все ни повернулось дальше, гоняться за посетителями эта тварь больше не сможет. Двумя фонтанами ударила темная, будто смешанная с дегтем кровь.

«Похоже, Лилейный омут вернул тебе не только память и силу, но и прежние боевые навыки. Стоит иметь в виду».

Существо хрипело и утробно ревело, половина его рук приклеилась, другая половина дергалась и наугад тянулась схватить врагов – он их не видел, его лоб тоже влип в доски.

– Поверь, я не хочу тебя убивать! – выкрикивал, словно в истерике, Эдмар, орудуя окровавленным веером. – И твою достойную матушку я тоже убивать не хотел! С несравненно большим удовольствием я бы убил не вас, а кого-нибудь другого!

Орвехт понимал, что это своего рода заклятие, чтобы убитый не держал зла на победителя, но подумалось: «кого-нибудь другого» – это, не иначе, тех, кто не хочет отказываться от Накопителей, ибо считает такие способы перераспределения силы само собой разумеющимися?

Эдмару-Тейзургу проще, он сам по себе. Но что же со всем этим делать ему – лояльному магу Светлейшей Ложи?

На лежанке громоздилась груда изрубленной окровавленной плоти. Эдмар плавным движением стряхнул брызги со своего оружия и пошатнулся, чуть не рухнув на останки противника.

– Идемте, – окликнул его Орвехт, которому так и не пришлось пустить в ход кинжал, ибо он просто не рискнул лезть напарнику под руку. – Обопритесь на мое плечо, только сначала сложите веер.

Всю дорогу до выхода его не оставляло опасение, что так просто им отсюда не уйти, вот сейчас появится кто-нибудь еще, а они оба совершенно измотаны… И лишь когда вышли наружу, зажмурившись от непривычно яркого света – коричневая хмарь почти истаяла, сквозь нее просвечивало золотисто-голубое небо, на западе щедро сияло вечернее солнце, – он понял, что их миссия выполнена.

8. Лекарство для Мар

За эту восьмицу Зинта извелась сильнее, чем за весь тот месяц, что Орвехт и Эдмар провели в Мезре. Чего добиваются от Суно доглядчики Светлейшей Инквизиции, почему даже повидаться с ним не разрешают? Матушка Сименда, его домоправительница, ходила туда, подговоренная Зинтой, но вернулась ни с чем.

– Разве ты не можешь обернуться демоном и вытащить его из Дома Инквизиции? – упрекнула лекарка Эдмара, чувствуя себя так, что впору или разреветься, или кинуться в драку.

– Подозреваю, что там приняты меры против вторжения демонов, и действовать там будет не проще, чем в Накопителе. Есть кое-кто, за кем я полез бы даже туда, но Суно Орвехт, при всем моем расположении к нему, ты уж прости, не из их числа. У него была возможность этого избежать. Я предвидел такую развязку и, если помнишь, предлагал перебросить вас обоих в тот мир, из которого я пришел. Ты еще не забыла, что он на это сказал?

Зинта кивнула, изо всех сил сдерживая слезы. Суно тогда ответил, что это его родной мир, и его Ларвеза, и его Ложа, будь она неладна, и если здесь что-то не в порядке – надо наводить порядок, а не бежать в чужие миры.

– Он ведет с магами-доглядчиками свою игру, головоломную и рискованную. Вряд ли он пошел бы на это, не будь у него шансов обыграть их. И если кто-нибудь сейчас вломится в Дом Инквизиции, дабы его спасти, он такому доброхоту скажет много чего прочувствованного, но отнюдь не спасибо.

– Думаешь, он с этими доглядчиками справится?

– Вот этого заранее не знаю. Надо ждать.

– И сколько еще ждать придется?

– Тоже не знаю.

Эдмару хорошо рассуждать, он выдвинул условие, чтобы в отплату за Мезру его оставили в покое, и Ложа его не трогает, не смея нарушить подкрепленную магическими клятвами договоренность. Если б Суно догадался сделать то же самое… Но он маг Ложи, не ему с ней торговаться. Порой Зинту охватывала злость: что ж эти светлейшие коллеги гнобят людей в благодарность за верную службу? Впрочем, с чего это происходит, она понимала и без объяснений Эдмара: с того, что держатся за свою корысть, как за самое святое и самое милое на этом свете.

– По-твоему, ты насовсем избежал угрозы Накопителя? – спросила она однажды у древнего мага, осуществляя свой давно продуманный замысел. – Ложу ты связал клятвой, это хорошо, но ведь есть и другие государства, Молона хотя бы, которая всяко имеет на тебя претензии. Или вдруг, да помилуют нас боги, какой-нибудь несчастный случай – и потом ты вновь родишься в Сонхи, со всеми вытекающими последствиями, а с Лилейным омутом тебе в следующий раз не повезет? Этих Накопителей повсюду полно… Ты уж старайся беречься, чтобы ничего такого не вышло.

Он невозмутимо ответил, что постарается, не стоит ей беспокоиться, но, заметив мелькнувшие в его глазах недобрые искры, Зинта поняла, что стрела попала в цель. Конечно же, он постарается себя обезопасить – или она плохо его знает.

Закончив собирать ингредиенты, Эдмар приступил к изготовлениюпротивоядия, позволив лекарке наблюдать за процессом.

Его планы не изменились: он собирался вручить зелье и молча уйти, хлопнув дверью или не хлопнув – по обстоятельствам, насчет нюансов можно будет определиться на месте, но этот визит должен оставить у его давнего друга-недруга горький осадок и ощущение неправоты, смешанное с раскаянием.

– Дело в том, что для него эти вещи имеют непомерное значение, – растолковал Эдмар Зинте. – Такая уж занятная натура… Для таких, как он, работает жуткое правило: имей совесть, иначе она поимеет тебя. Со мной он вел себя невообразимо бессовестно, вот пусть теперь и расплатится сполна. Моя месть будет доброй, но доброта тоже может быть ядовитой.

– Дурно это, – попыталась она его урезонить. – И не надо больше ничего ядовитого, один раз уже доигрались, помоги тебе Тавше все исправить. Дались тебе эти старые обиды.

– Ты не знаешь, что это были за обиды! Он не единожды оскорблял меня словами, за которые кого-нибудь другого я бы без снисхождения убил. Он пытался настраивать против меня свою сестру, прелестную женщину, с которой меня связывала нежная интимная дружба. Он издевался над моими лучшими чувствами и ответил вероломством на мое доверие. Незадолго до моей прошлой смерти он без устали попрекал меня сущим пустяком – увы, я не слишком удачно пошутил, а он из этого раздул невесть что, до сих пор вспоминать больно. Не далее как минувшей весной его собака меня облаяла и вываляла в сугробе.

– Какая еще соба… – Зинта осеклась на полуслове и прошипела: – Ох, ты хоть думай, что болтаешь!

Боги миловали: ветер, шевеливший штору на окне, дул с юго-запада, но, не ровен час, кто-нибудь из стаи Дохрау услышит такие речи.

Эдмар стоял на своем, не переубедишь, а ей очень не нравилось, что он собирается, сделав благое дело, заодно с тем унизить хорошего человека, тем более бывшего Стража Сонхийского.

В один прекрасный день из Дома Инквизиции вернулся Орвехт. Осунулся, щеки ввалились, глаза усталые, но вид такой, словно все у него в порядке. Ничего не скажешь, хороши были бы они с Эдмаром, если б затеяли его спасать… Не выдержав, Зинта разрыдалась у него на груди.

При выезде из Хаврая на задания Дирвена сопровождали трое студентов предпоследнего курса Магической Академии – для них это была полевая практика. Нарочно подобрали трех самых отъявленных зануд, педантов и трезвенников, чтоб ему жизнь шоколадом не казалась.

Дирвена Корица охарактеризовали этим дисциплинированным юношам как отъявленного бедокура и дебошира, и они вовсю выслуживались, рьяно оберегая от него окружающих. Ну, и еще со всей серьезностью делали вид друг перед другом, будто его самого от каких-то напастей охраняют. Понаблюдаешь за ними – сперва живот надорвешь, а потом скукота заест.

Поначалу он рассчитывал, что кто-нибудь из них рано или поздно либо кружечку пива захочет пропустить, либо к девчонкам утянется, а куда один, туда и второй, и уж от оставшегося Дирвен удерет, чтобы хоть чуток погулять не на поводке. Это ведь не такие маги, как учитель Орвехт, – они сила, когда они вместе, а поодиночке из них ерундовые противники. Но скоро он понял, что надеяться не на что: его сторожа прилежно следовали полученным инструкциям и не разбредались. Они однозначно хотели получить отличные оценки за практику.

На четвертом выезде, когда пришлось обезвреживать «кусачую капусту», подброшенную злоумышленниками на керамическую фабрику, принадлежавшую одному из архимагов Ложи, Дирвена долбануло осколком кирпича в голову. Едва не в висок.

Угрожающе шуршащую красно-фиолетовую «капусту», оплетенную толстыми синеватыми прожилками, похожими на вены, которую он, перед тем как свалиться, успел таки пришпилить к месту с помощью амулета, практиканты соединенными усилиями добили, а его, согласно все тем же инструкциям, немедля повезли к лекарю под дланью Тавше. По дороге Дирвен мстительно думал о том, что неплохо бы им назло умереть: как же тогда влетит этим докучливым недоумкам, что не уберегли лучшего амулетчика Светлейшей Ложи! Ерунда, конечно, по правде-то он не хотел и не собирался умирать, но помечтать было приятно. Он же знал, что его вылечат.

Старенький лекарь призвал силу Милосердной, и боль исчезла, тошнота отпустила. Дирвен задремал на койке, под надзором трех своих конвоиров, превратившихся в сиделок, а проснулся оттого, что невтерпеж чесалась голова. То место, куда кирпич прилетел. Он машинально поскреб, и пальцы наткнулись на что-то твердое, явно лишнее. Юные маги смотрели на него озадаченно, с профессиональной настороженностью.

– У тебя рог растет, – прокашлявшись, сообщил тот, которого звали Бельдо.

– Зачем? – хрипло спросил Дирвен, не до конца осознав, что ему сказали.

– Какое-то колдовство… Не беспокойся, старшие коллеги разберутся.

Увы, это оказалось не то колдовство, с которым могли бы разобраться маги Ложи. Вернувшийся с обхода лекарь, увидев торчащий возле правого виска Дирвена рог длиной с палец, вновь призвал силу Тавше, а потом, посуровев лицом, велел сторожам выйти за дверь и обратился к пациенту:

– Что ты натворил? Чем прогневал Милосердную?

– Я?.. Ничем…

– Твой рог – проклятие Тавше, он пошел в рост, когда тебя коснулась ее сила. Быть может, ты бесчинствовал в ее храме или взял без спросу то, что принадлежит богине?

– Нет, – по-детски испуганно возразил Дирвен.

– Ты не оскорблял ее жрецов или лекарей под ее дланью?

– Нет…

Зинте он не грубил, а с другими служителями Милосердной ему до сего момента не доводилось общаться.

– Я только… Мы с одним человеком, который меня обманул… В общем, один раз мы связали одну лекарку под дланью Тавше, но мы же не причинили ей никакого бесчестья, и я думал, это нужно, чтобы помешать негодяям, а перед ней я потом извинился…

Да, он тогда невнятно пробормотал извинения, а Зинта даже не глянула на него, словно не услышала. Неужели Тавше за это его так жестоко наказывает?

– Говоришь, ты знаком с ее служительницей? А не случалось ли тебе поднять руку на страждущего, которого Милосердная в лице этой женщины взяла под свое покровительство?

Боги великие, неужели ему за Махур-нубу так досталось?.. Но разве оно справедливо?!

– Суриец один… Я думал, он негодяй… Да он и был негодяем, хотя оказалось, что в тот раз он был не виноват. Я его ранил, и тут госпожа Зинта прибежала на «зов боли», она меня оттолкнула и стала призывать силу богини, а я в это время его добил. Не за это же…

– За это, не сомневайся, – сухонький лекарь смотрел на него строго и огорченно, как на провинившегося внука. – Эх, парень, парень, разве можно вытворять такие вещи? Будешь ходить с рогом, пока вину свою не искупишь. На твое счастье, это сделать недолго, неспроста нашу госпожу называют Милосердной. Другое дело, если бы ты навлек на себя гнев Акетиса или Зерл… Я думаю, и восьмицы не пройдет, как ты совершишь искупление, но запомни этот урок на будущее.

– Как я могу это искупить?

– Будет лучше, если я тебе не скажу. Когда оно произойдет, сам поймешь.

На уговоры старый лекарь не поддался.

Всю дорогу до Хаврая Дирвен с неприязнью вспоминал мерзавца Махура, из-за которого так чудовищно влип, и подозревал своих провожатых в том, что они усмехаются у него за спиной. Вернувшись в городок, заказал себе шляпу, а когда по истечении восьмицы рог так и не исчез, пошел к хаврайскому магу Хебмонгу, которого назначили его здешним куратором.

Учитель Хебмонг, невысокий толстяк с пышной седоватой шевелюрой, напоминавшей одуванчик, и брюзгливым выражением лица «ну что за чушь вы опять мелете?», делать тайны из способа искупления не стал.

– Ничего из ряда вон выходящего, ты должен совершить добрый поступок из добрых побуждений, и тогда рог сам собой отвалится.

– Всего-то? – с облегчением улыбнулся Дирвен. – Спасибо, учитель. Здесь нет нищих, а можно я завтра в Улабон съезжу? Там их полно, кину кому-нибудь серебряный четвертак или быстренько переведу слепца через площадь…

– Ты так и не научился внимательно слушать то, что тебе говорят. Сей поступок должен быть совершен из добрых побуждений. Если тобой руководит желание поскорее избавиться от проклятия, насланного богиней, – это уже не проявление сердечной доброты, которую Тавше Милосердная ценит превыше всего, а элементарный расчет. Не поможет.

Он понял, что условие ему поставлено не столь простое, как показалось на первый взгляд.

– Что же мне тогда делать?

Маг раздражительно вздохнул: торчит у амулетчика на лбу рог или нет – это его не интересовало, ибо на работоспособность ценного исполнителя никак не влияло, а разговор уже начал ему надоедать.

– Можешь кого-нибудь пожалеть от чистого сердца, хоть собаку бродячую или кошку накорми колбасой. Или защити девушку от нахала, но без всякой мысли о награде, по благородному душевному велению.

Ага, хорошо ему говорить… А Дирвен теперь каждый раз, когда что-нибудь такое подвернется, будет думать о роге.

– А с вами это когда-нибудь было? – поинтересовался он с непозволительной дерзостью.

– Со мной не было. Я, видишь ли, привык сначала головой думать, потом действовать. Тебе то же самое рекомендую. Ступай.

– Я кого-нибудь прибью… – пробормотал себе под нос Дирвен, взявшись за ручку двери. Его душила безнадежность, смешанная со злостью.

– Это тебе вряд ли зачтется как добрый поступок, – заметил вслед ему учитель Хебмонг, обладавший отменным слухом.

Орвехту удалось утаить свое истинное мнение о Накопителях, убедив доглядчиков в том, что его попросту мучают опасения, не повторится ли где-нибудь еще такая же беда, как в Мезре, – всего-навсего, почтенные коллеги, без каких-либо крамольных мыслишек, без непохвальных сомнений в том, что таковая практика является просвещенной и правильной.

Выйдя спустя восьмицу из Дома Инквизиции, он чувствовал себя ничуть не лучше, чем когда они с Эдмаром кое-как выползли из мезрийской пирамиды. Зато дома ему на шею бросилась Зинта. А потом старый друг Шеро, в виде особой поблажки, разрешил ему повидаться с Хеледикой – всего один раз и ненадолго.

Вместе с песчаной ведьмой на свидание пришла Нинодия Булонг – грузноватая дама с легкой порхающей походкой, с пышной копной завитых локонов шоколадного цвета, все еще миловидным, несмотря на второй подбородок, лицом и лукавым шаловливым взглядом густо подведенных глаз. Бывшая танцовщица, бывшая воровка. Втируша и махинаторша, каких поискать. Около десяти лет назад она попалась на горячем, и вместо тюрьмы ее завербовали работать на Ложу. Ну, а Суно еще раньше свел с ней знакомство, когда она была не последней ресторанной плясуньей в Аленде. Одна из его мимолетных пассий, стянувшая у него кошелек. При следующей встрече он сказал: «Можешь оставить деньги себе, но продолжать в том же духе не рекомендую». Нинодия приняла это к сведению и больше у него не воровала.

Одно время она была любовницей влиятельного овдейского магната из тех, что всячески поощряют и финансово поддерживают Ктарму. От их связи родилась дочь, которую Нинодия Булонг оставила у каких-то дальних бедных родственников в провинциальной дыре, и в двухгодичном возрасте девочка умерла. Сейчас ей исполнилось бы четырнадцать.

Тоненькая шестнадцатилетняя Хеледика вполне могла сойти за более юную отроковицу, а один из амулетов, подаренных ей Тейзургом, позволял слегка изменить внешность, не вызывая подозрений. Волосы песчаной ведьмы приобрели заурядный русый цвет, глаза стали просто серыми, без мерцающей лунной желтизны, черты лица как будто немного огрубели – это не лишало ее привлекательности, но делало обыкновенной, как великое множество других девушек. Морок, но чрезвычайно мощный морок, причем недоступный для выявления. Его поддерживал амулет в виде короткой булавки, вонзенный в плоть Хеледики над ключицей. Как она заверила, нисколько не больно. Головка волшебной булавки выглядела, словно бархатистая темно-коричневая родинка, слегка выступающая над кожей, точь-в-точь такая была на этом месте у родной дочери Нинодии Булонг.

Отставная танцовщица собиралась вместе с девочкой посетить Овдабу ради полезных для здоровья горячих источников, которыми славится Овдейский полуостров. Там ей предстояло случайно встретиться со своим бывшим кавалером, представить ему подросшую Талинсу – их дитя, напроситься в гости… Ну, и так далее.

Орвехт, Нинодия и преобразившаяся в Талинсу Булонг Хеледика по-домашнему угощались горячим шоколадом и кондитерской выпечкой. Песчаная ведьмочка так и не отучилась от своей детской привычки сосредоточенно разламывать кексы с сахаристыми лиловыми ягодами лимчи внутри, а бывшая воровка, вжившись в роль матери, одергивала ее наставительным тоном: негоже воспитанной девице так себя вести за столом.

Сердце у Суно екнуло и пропустило удар. Опасность. Для Хеледики. Из-за ягод лимчи. Что там конкретно, определению не поддавалось, но ей надо поберечься. Да, она ведь рассказывала, что ее вещая бабка в мадрийской деревне предрекала ей то же самое.

К его предостережению и Нинодия, и Хеледика отнеслись с должной серьезностью.

– Я не стану есть их в Овдабе, не беспокойтесь, не стану, – заверила песчаная ведьма. – И настойку из них пить не стану, и конфеты с ними в рот не возьму. Все будет хорошо!

Орвехт никак не мог уловить, в чем заключается опасность. Что-то расплывчатое, но грозное… То, чего никто не сможет предусмотреть? Пожалуй. Потом это пророческое ощущение отступило.

– Береги, Нинодия, мою девочку, – попросил он на прощание. – И себя тоже береги.

– Не боись, где наша не пропадала, – залихватски подмигнула стареющая авантюристка.

А новоиспеченная шпионка Ложи улыбнулась, чуть сощурив сияющие глаза с приподнятыми к вискам уголками. Она была и здесь, и не здесь, ее уже пьянил ветер приключений.

Покидая загородное поместье Шеро, где они проходили подготовку, Суно почувствовал, что на сердце у него стало одним камнем больше.

– Не поступай, как зложитель, который делает добро только затем, чтобы пристыдить людей своим благодеянием, – боги свидетели, Зинта уже осипла, увещевая Эдмара. – Тебе ж сколько лет, если считать со времен Марнейи? Тебе давно пора стать просветленным и всем подавать хороший пример! А ты за старые обиды собрался считаться, не лучше Дирвена, который даже Милосердную вконец допек. Не отягощай достойное дело местью, не швыряй ему это лекарство, как подачку оборванцу. Лучше отдай по-доброжительски, с приветливым лицом, и учтиво выслушай слова благодарности, какие он захочет тебе сказать.

– Нет уж, не стану я слушать его «спасибо». Швырять ему лекарство не буду, это и вправду мальчишество, просто положу перед ним и немедля уйду, храня ледяное молчание. Я его лишним взглядом не удостою, не дождется.

– Нехорошо это будет! Совесть свою послушай, что она тебе говорит?

– Молчит, зараза, – ухмыльнулся Эдмар. – Я пошел.

Суно обмолвился, что любопытно было бы посмотреть, как древний маг будет открывать Врата Перехода, и Зинта упросила последнего сделать это в его присутствии. Есть постоянные Врата, их стерегут, чтобы незаконники туда и обратно не шныряли, с контрабандой или забавы ради, и чтобы нечисть из чужих миров в Сонхи не лезла. Бывают спонтанно возникающие Врата, которые то появляются, то исчезают в пределах некой территории – истинная головная боль для местных властей, потому что, когда они в очередной раз откроются и что оттуда вывалится, даже боги вряд ли ведают. Кроме того, Врата Перехода могут открывать маги, если соберутся числом не менее сотни – либо же в одиночку, если это кто-то вроде Эдмара.

Посреди крохотного внутреннего дворика с запущенным цветником прорисовалось в воздухе зыбкое подобие арки, затянутое пеленой в перламутровых переливах, маг шагнул туда – и все растаяло.

– Впечатляет… – пробормотал Суно, который явно сумел увидеть больше, чем Зинта, и после паузы добавил: – Ты бы еще попробовала усовестить мою кошку, когда она стащит котлету со сковороды у матушки Сименды.

Они наблюдали за уходом Эдмара с крытой галереи и, досмотрев до конца, отправились в гостиную.

Домик на тихой улочке неподалеку от сурийских кварталов Зинта сняла всего два дня назад и не успела еще ни прополоть сорняки, ни прибраться в комнатах, ни обзавестись новой мебелью. Суно звал жить у него, но она решила обосноваться поближе к общине беженцев из Суринани, где было много ее прежних пациентов. Населения там убавилось, из зачинщиков и участников весенних беспорядков кого отправили на каторгу, кого выдворили из Ларвезы, но разгонять всех остальных, хвала богам, не стали, и те, кого Зинта лечила, – главным образом женщины с детьми и пожилые – никуда не делись. Теперь она сможет принимать больных у себя дома, как практикуют многие ларвезийские лекари, и в свободное время продолжит учиться танцам у Джеманхи, а у Суно будет гостить каждую восьмицу. За время олосохарской экспедиции Зинта научилась более-менее объясняться и по-ларвезийски, и по-сурийски, так что языковой барьер ей больше не мешал.

В залитой солнцем комнате без занавесок, с рассохшимися оконными рамами, пыльными плинтусами и паутиной по углам они вскипятили чайник на магической жаровне и заварили зеленый сиянский чай. Устроились на полу: нарядный ковер с подушками для сидения – подарок сурийских старейшин на новоселье. В гостиной, в придачу к ветхому обеденному столу, было полдюжины стульев, но они, едва тронешь, скрипели, словно прощаясь с жизнью, а потом и впрямь разваливались. Два стула уже лежали в углу кучкой деревяшек.

На середине чаепития их отвлекли: соседка позвала Зинту к деду, страдающему прострелом. Люди знали, что рядом с ними поселилась лекарка под дланью Тавше, хотя приколотить вывеску над дверью она тоже пока не успела.

– Скоро от пациентов отбоя не будет, – заметил Орвехт, когда она вернулась.

– На то я и служительница Милосердной.

Она схватила свою чашку и с жадностью допила остывший чай.

– Ночевать поедем ко мне, у тебя здесь и кровати-то нет.

– Я могу и на полу. Пока путешествовали, и не к такому привыкла, – она улыбнулась. – Тут хоть ночью не холодно, не пустыня. Но поехать к тебе ночевать я совсем не против.

Подумалось: к лучшему вышло, что с Суно у них все сложилось не по велению Госпожи Развилок, а само собой, потому что они оказались нужны друг другу. Правильный она тогда сделала выбор.

– Тогда поехали, вечереет уже.

– Сперва чашки сполосну. Это быстро, здесь водопровод есть, мне же без воды не обойтись… Ты что?

Орвехт замер, словно прислушиваясь к чему-то особенному, и в ответ пояснил:

– Врата открылись, на том же месте. Эдмар вернулся.

– Вот замечательно, сейчас он все расскажет! Давай тогда еще чайник вскипятим. – Окна гостиной выходили на улицу, но половицы внутренней галереи уже скрипели, предупреждая о том, что гость вот-вот появится. – Хорошо, что дождались его, сразу узнаем, отдал он противоядие или нет. И еще я хотела спросить… – Зинта осеклась, глядя на остановившегося в дверях Эдмара как на привидение.

Тот стоял, держась за косяк. Вокруг левого глаза набух лиловый фингал, нижняя губа рассечена, подбородок испачкан кровью. Отороченная изысканными кружевами рубашка из серебристо-белого китонского шелка тоже в крови и вдобавок порвана. Кто может так отделать могущественного древнего мага? Разве что другой маг, равный ему по силе… Или Эдмар при переходе из мира в мир с демонами подрался?

После первого шока от его вида Зинта обратила внимание на то, что, несмотря на следы побоев, выглядит он скорее довольным, чем удрученным, и в глазах пляшут насмешливые искорки.

– Ты хотя бы отдал зелье?

– Разве по мне не видно?

– Вот, теперь-то понял, что я тебе дело говорила?! Надо было по-доброжительски… А если ты бросил ему это лекарство, как важный господин кидает в грязь монету для нищего, и потом вышел с надменной миной, нечего удивляться, что он следом за тобой выскочил, догнал и отволтузил. Хотя, конечно, боги свидетели, он тоже поступил нехорошо.

– Да что ты, Зинта, все было вовсе не так, – Эдмар запустил пальцы в свои спутавшиеся длинные волосы, и на пол посыпались мелкие стеклышки, похожие на зерна. – Извольте, небьющееся квазистекло! Одно название, что небьющееся. Еще и за шиворот попало… Это когда мы в стенку с мониторами вписались. Мониторы казенные, ему за них теперь отчитываться, просто прелесть, вот пусть и отчитывается, зложитель несчастный.

– Что у вас было-то? За что он тебя?

– Ни за что. Как всегда. Я пришел к нему в офис, он сидел над отчетом у себя в кабинете. Не было никаких сил ждать, когда у него рабочий день закончится. У них там всяческие сторожевые системы, но для меня это оказалась сущая ерунда. Надеюсь, они примут к сведению, что точно так же в святая святых Космопола могут пробраться диверсанты, и усовершенствуют охрану. Увидев меня, он не слишком удивился и сразу понял, что я принес. Так обрадовался, что я растаял, и все мои планы уйти молча, оскорбив его своей холодностью, пошли насмарку. Зинта, предваряю твой вопрос: противоядие сработает, об этом свидетельствует его реакция – он ведь не только маг, но еще и видящий. Я приготовил именно то, что нужно, чтобы Марсия раз и навсегда поправилась.

– Почему же ты тогда битый вернулся? – в недоумении поинтересовалась лекарка.

– Слово за слово, потерял осторожность… – Эдмар отбросил волосы назад, и на пыльные половицы упало еще несколько стекляшек. – Сначала мы просто разговаривали, я рассказывал ему о Сонхи. Марнейю он немного помнит, а все остальное – нет, и каким образом попал отсюда туда, понятия не имеет. Систему видеонаблюдения у себя в кабинете он перекрыл с помощью магии, но мог бы не стараться, потому что я сделал то же самое. Он терпеть не может возиться с отчетами, однако положение обязывает, а мой визит позволил ему отвлечься от этой тягомотины. Сколько помню, впервые он держался со мной так тепло и дружелюбно. Мы выпили по чашечке кофе с коньяком, атмосфера была невообразимо восхитительная… И я забыл о том, что к этому человеку нельзя подходить на расстояние удара. Я к нему совсем близко подошел и ни с того ни с сего получил в глаз – видите?

– Да… – сочувственно кивнула Зинта.

Эдмар умел быстро залечивать ранения и ушибы магическим способом, и было яснее ясного, что фингал он оставил нарочно, в качестве иллюстрации.

– По ходу дела мы врезались в мониторы. У него там вся стенка в мониторах, безумно дорогая модель, и все – вдребезги! Пусть теперь объяснительную начальству пишет, раз так невоспитанно со мной обошелся. Просто так они бы не разбились, но мы ведь еще и магию использовали… Когда этот мерзавец понял, что проигрывает, он прибегнул к подлому приему, то есть ментально снял блокировку с сигнализации, и мне пришлось убираться, пока не набежала охрана. Тот мир устроен немного не так, как Сонхи: точного аналога Хиалы там нет, зато для магов возможна так называемая телепортация – мгновенное перемещение из одного места в другое, чем я и не замедлил воспользоваться. Отнес, называется, жизненно важное лекарство для больной девочки – спасибо, что руки-ноги в награду не переломали!

– Лекарство-то хоть не растоптали, пока дрались? – нахмурившись, справилась Зинта о самом важном.

– Нет, он его сразу убрал во внутренний карман. Не сегодня завтра Мар выздоровеет. А я, как всегда, остался пострадавшей стороной… Посему прощаюсь с вами, мне нужно принять ванну и залечить душевные раны.

Он обозначил галантный полупоклон, отчего на пол опять посыпались сверкающие зернистые осколки, и шагнул в раскрывшуюся щель Хиалы, на ходу перетекая в демоническую форму.

– Жабий стервец, – с осуждением заметил Орвехт, когда щель исчезла.

– Который из них? – уточнила лекарка.

– Да наш друг Эдмар, конечно же. Не знаю, что такое мониторы, но канцелярщина во всех мирах одинакова, а тому достойному магу за это битое добро теперь отчитываться.

И, взяв пустую чашку с прилипшими ко дну чаинками, Суно принялся собирать удивительные стекла из чужого мира.

Весь остаток дня Зинта переживала: получится или нет, достаточно ли будет этого зелья, чтобы Мар избавилась от недуга? И, засыпая уже за полночь на широкой кровати в опочивальне Орвехта, она молилась и Тавше Милосердной, и Госпоже Вероятностей, чтобы противоядие помогло. А потом ей приснился сон: странный чужой город с многоэтажными зданиями под жарким голубым небом, сверкающие экипажи на земле и в воздухе, деревья с широко раскинутыми перистыми ветвями, диковинно и ярко одетые люди.

В этом чудесном городе было много такого, чего Зинта не видела ни в Паяне, ни в Аленде, ни на сурийском юге, для чего она и названий-то подобрать не смогла бы, но главное, на что здесь нужно смотреть, она заметила сразу.

Среди уличной суеты шла по тротуару девочка лет четырнадцати-пятнадцати, со стаканчиком мороженого, такая же красивая, как Хеледика, только глаза у нее были карие, а коса, венком уложенная вокруг головы, темно-рыжая. Она выглядела счастливой, словно только что родилась заново и теперь ей принадлежит весь мир. Она ела мороженое первый раз в жизни.

Антон Орлов Западня для ведьмы

© Орлов А., 2013

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Глава 1 Бой в Южной зале

Три Прилежных Кролика играли в сандалу. Полезная развивающая игра, рекомендованная студентам Магической Академии для благотворного времяпрепровождения. Других они не признавали. Они считались образцово дисциплинированными ребятами, хорошо учились, не были замечены ни в каких безобразиях. Кому другому не доверили бы сторожить первого амулетчика и, по совместительству, главную головную боль Светлейшей Ложи – Дирвена Корица.

Демоны Хиалы, как же ему хотелось поубивать их! Сколько раз он Кролика Рюнжи, длинноносого долговязого зануду, топил в бочке с медом, Кролика Плоби, чернявого крепыша с несносной привычкой по всякому поводу жизнерадостно потирать руки, сажал в проклятый ведьмой поезд, который мчался прямиком в Голодные топи, а Кролика Груфо, расчетливого, до обидного уравновешенного, отправлял на заколдованную пасеку к пчелам-убийцам.

Правда, в известной детской книжке все три Кролика избегли упомянутых напастей, поскольку усердно учились, не пропускали мимо ушей советы старших и не поддавались нехорошим соблазнам. В реальной жизни Рюнжи, Плоби и Груфо – это Дирвен про себя прилепил им клички из той сказки, так-то его охранников звали иначе – тоже плюх от судьбы не получали. До противного положительные и благоразумные, они все делали правильно, заслуживая похвалы наставников, почему им и поручили следить за тем, чтобы особо ценный для Ложи амулетчик не огреб новых приключений.

У, заучки исполнительные, шагу не ступишь без их приглядки… Дирвен свирепо ненавидел Трех Прилежных Кроликов, но расправляться с ними мог только в своих мечтах.

Казалось, все их внимание было направлено на поле, составленное из ярко раскрашенных досок, разделенных на помеченные игровыми символами квадратики. Возле каждого участника стояла коробка с фишками и фигурами. Рюнжи и Груфо переговаривались с нудноватой сдержанностью, а Плоби издавал то азартные возгласы, то громкое разочарованное «Эх!», словно изображал игрока в любительском спектакле. Время от времени слышался стук кубика. На то, что объект их неусыпной опеки звереет от скуки, начинающим службистам Светлейшей Ложи было наплевать.

В просвещенном мире известно четыре разновидности сандалу: рыночная, воровская, детская и для магов. Дирвен более-менее умел играть в детскую и рыночную. Для воровской сандалу надо знать множество всяких потайных смыслов и уловок, честному человеку неведомых. А что до последней, здесь название говорило само за себя: если ты не маг, участвовать не сможешь, так как в ходе игры используются заклинания.

Академия Светлейшей Ложи такой досуг приветствовала: считалось, что это помогает будущим волшебникам оттачивать свои навыки. А вот нажива не поощрялась, студентам официально разрешено было играть на медяки, на конфеты и на щелбаны.

Бывало, что кто-нибудь втихую нарушал запрет – но только не Рюнжи, Плоби и Груфо. Эти примерные хорошисты выбрали самый безобидный вариант: конфеты. Дешевые карамельки в поблекших пестрых обертках, чворк знает, когда изготовленные. Прилежные Кролики таскали их в карманах специально для того, чтобы делать ставки. Подначки Дирвена по поводу «твердокаменных сластей из заветного бабушкиного сундучка» этих ребят не пронимали.

Для него магическая сандалу была недоступна. Пусть он тоже по крупному счету волшебник – боевой амулетчик исключительной силы, это куда лучше мага средних способностей, – но всяких тонких волшебных возмущений ему не распознать.

Амулеты сигналят своему хозяину о присутствии магии в окружающей среде: вроде того, как если бы рядом разговаривали, а он вместо слов слышал бы сплошной гул или даже не слышал, а просто знал бы, что этот гул есть. Хотя в то же время он легко мог бы заставить говорящих заткнуться: в руках у Дирвена даже какая-нибудь пустяковая побрякушка работала, как артефакт изрядной мощности.

Он бездельничал, устроившись у стены на плоской сурийской подушке, и измышлял для своих сторожей всякие дурацкие неприятности, то бытовые, то сказочные, а после додумался, как можно им отомстить.

«Погодите, Прилежные Кролики, сейчас я вам все удовольствие поломаю! Только маленько подожду, чтобы вы еще больше разыгрались…»

Глядя из-под полей шляпы на молодых магов, расположившихся за низким столиком посреди залитой солнцем залы, он злорадно сощурился. Ну, держитесь, я вам покажу… Превратности сандалу захватили участников, стук костяного кубика и фигурок сопровождался плетением игровых заклинаний – о последнем исправно сообщал амулет, с которым Дирвен находился в постоянном мысленном контакте.

Перед каждым из игроков лежала горсть конфет, давным-давно засохших или по меньшей мере всякий вкус потерявших, но Кролики вошли в такой азарт, словно резались на золотые слитки.

Дирвен встал, лениво потянулся и неспешно направился к двери.

– Эй, ты куда? – окликнул Кролик Груфо. – По нужде? Не потерпишь хоть десять минут?

– Во двор я. Тренироваться мне пора, ножи в мишень кидать.

Это рушило им всю игру: если бы по нужде, кто-то один вышел бы в коридор подежурить, пока подопечный будет оправляться, а раз он собрался во двор, сопровождать его должны все трое. Согласно инструкции.

– Ты же в это время обычно не тренируешься, – с досадой напомнил Кролик Рюнжи. – Солнцепек же самый…

– Буду тренироваться на солнцепеке, – Дирвен мстительно ухмыльнулся. – Это полезно, чтоб боевые навыки совершенствовались.

И двинулся по коридору, чувствуя себя победителем. Если б он навострился сбежать, сторожа применили бы силу, а сейчас он кругом прав, и ничего они поделать не могут.

Его тренировки – это святое. Помимо работы с артефактами, элитному амулетчику Светлейшей Ложи надлежит владеть приемами рукопашного боя. Дирвен на первом же полевом задании убедился, как это важно: его тогда занесло на территорию прорвы, где магия исчезает и амулеты не действуют, и пришлось ему драться там с разбойниками, не прибегая к волшебству. Если позже доводилось об этом рассказывать, он значительно приукрашивал и саму стычку, и свою собственную роль в благополучной развязке.

Во дворе за домом торчал деревянный чурбан в человеческий рост, грубое подобие портновского манекена. На кое-как вытесанную голову был нахлобучен грязновато-белый нитяной парик вроде тех, что можно увидеть на ярмарочных куклах. Корпус был сплошь испещрен следами от ножей, и еще там было накорябано красным карандашом: «Энга».

Когда надпись стиралась, Дирвен ее подновлял. Почему он назвал свою тренировочную мишень Энгой – об этом кроме него знала только госпожа Зинта, служительница Тавше Милосердной. Ну, и еще кое-кто наверняка бы понял… А все остальные ломали головы и строили догадки.

Он принялся швырять ножи в чурбан. Это занятие ему нравилось. Три Прилежных Кролика так не сумеют! Те были недовольны, что их оторвали от сандалу, однако с философским видом устроились на скамейке под навесом.

Всего лишь начало весны, а солнце жарило вовсю. Впрочем, Дирвен мог не опасаться, что ему напечет голову: он, как всегда, был в шляпе.

Ножи со стуком вонзались в цель, лишь один пролетел мимо. Вот тебе, Энга, получай… За все получай!.. Надпись опять выцвела, надо будет найти красный карандаш и подрисовать буквы.

Кролики дружно вскочили со скамьи в тот самый момент, когда амулет предупредил Дирвена об атаке.

На них пытались навести дремотные чары. Что-то весьма неслабое, просто так не перебьешь… Борясь с желанием смежить веки и прикорнуть прямо посреди двора на едва пробившейся травке, он отдал мысленную команду «Разрушителю сна». Амулет среагировал, и в голове прояснилось.

Студенты Академии тоже не поддались вражескому воздействию. Они сразу бросились к Дирвену, Груфо схватил его за руку и потянул к дому, выставив магический щит. Плоби и Рюнжи пятились следом, изготовившись прикрывать отступление.

Нападающие уже лезли через высокую кирпичную ограду – один, второй, третий… Да их человек восемь, не меньше!

Кролик Рюнжи задвинул засов и припечатал его заклинанием. Впрочем, если отряд противника состоит из амулетчиков – а посылать сюда простых наемников не имело смысла, – никаких гарантий, что те не разрушат печать. Смотря какие у них артефакты… Наверняка найдется что-нибудь, способное рвать заклятья и справляться с засовами.

Можно не гадать, за кем они пришли. Ясное дело, не за Прилежными Кроликами.

– Я не могу послать мыслевесть, – Рюнжи смотрел на остальных пока еще не растерянно – скорее озадаченно. – Что-то мешает…

– Я тоже, – отозвался Плоби. – Словно мы под ватным куполом.

Из глубины дома донесся звон стекла, топот.

– Пролезли, – бросил Груфо. – В Южную залу, будем оборонять дверь!

Южной залой называли просторное помещение, где они перед тем играли. Окна там были с хитроумно зачарованным частым переплетом, который нипочем не выломаешь – что-то старинное, немалой силы.

Журавлиный дом – он получил такое название из-за лепного барельефа с журавлями на фасаде – раньше принадлежал королевской семье Ларвезы, потом был передан в дар Светлейшей Ложе. Он мог бы выдержать осаду, но враги уже внутри, а кроме Дирвена с Кроликами тут сейчас никого. Прислуга не в счет, ее либо усыпили, либо и вовсе вырезали, если не успела попрятаться. Остальные вернутся только вечером, они заняты на подготовке к Великому Светлейшему Собранию с Выставкой и Благими Зрелищами. Придется отбиваться вчетвером.

Такие Собрания проводились раз в пять лет. На них съезжались маги из всех провинций и колоний Ларвезы, а также приглашали заграничных гостей, чтобы те увидели, как велика мощь Светлейшей Ложи и сколь дивны ее достижения. Устраивали эти мероприятия, по традиции, в Пергамоне – небольшом городе в восьми шабах от столицы, а Салуба, соседний городок, стояла в паре шабов от Пергамона.

Это были владения Ложи, и местные обыватели зарабатывали на прожитье, обслуживая нужды волшебников, при этом они донельзя гордились своей приближенностью к государственной власти. Ни для кого не секрет, что в Ларвезе всем заправляет Ложа, а король только появляется на церемониях да ставит свою подпись на документах по указке архимагов. Правда, кроме этого он еще держит Королевский банк, один из самых надежных в просвещенном мире банков, поэтому от него тоже кое-что зависит, но Светлейшая Ложа все равно главнее, кто бы спорил.

Сейчас Салуба как будто вымерла. И большинство ее жителей, и расквартированные здесь студенты Академии отправились в Пергамон. Там для каждого находилось дело: наведение чистоты, покраска зданий и оград, всевозможные подсобные работы да еще обустройство грядущей Выставки.

То, что Дирвена с Кроликами оставили дома – мол, ты пока отдыхай и будь в готовности, позовем, если понадобишься, – вызывало недоумение. Что это: обидное недоверие (ага, тебя туда только пусти!) – или признание того, что ты находишься на привилегированном положении и не обязан размениваться на мелочи?

Великое Светлейшее Собрание с Выставкой и Благими Зрелищами в этот раз перенесли с первой половины месяца первоцвета на вторую, да в придачу охранные заклятья от демонов Хиалы в Пергамоне лепили на каждом шагу втрое против обычного. Будто бы было какое-то зловещее предсказание насчет молодого месяца, рогатых демонов и будущего урожая, но с непосвященными никто подробностями не делился. Отменять из-за этого ничего не стали, иначе мог пострадать престиж Ложи, однако меры предосторожности приняли.

Как водится, в последнюю восьмицу перед торжественным открытием Собрания работы было невпроворот: что-то поменять, что-то доделать, что-то перекрасить… Салуба средь бела дня опустела – все, кто мог, утянулись в соседний городок с целью подзаработать или просто поглазеть на предпраздничную суету. Дирвен и его сторожа тоже бы с утра пораньше туда отправились, если б не получили недвусмысленного распоряжения оставаться там, где их поселили.

Они заперли и запечатали заклинаниями дверь Южной залы.

– Разве есть амулеты, которые перебивают мыслевести? – выдавил взмокший Кролик Рюнжи – он раз за разом пытался связаться с кем-нибудь из старших магов и не мог преодолеть «ватный купол».

– Не слышал о таких, – буркнул Дирвен. – Мне об этом не говорили.

– Раз тебе не говорили – значит, таких артефактов нет, – угрюмо произнес побледневший Кролик Груфо. – Это колдовство.

– Без подпитки? – усомнился Кролик Рюнжи.

– Без подпитки не получилось бы. С ними кормилец, который черпает из Накопителя.

– Далеко же! Если это иностранная группа, как они туда к себе дотянутся…

– Видимо, черпают из нашего. Кормильца-предателя нашли. Иначе откуда у них столько силы?

О Накопителях Дирвен имел лишь самое общее представление: это зачарованные постройки в виде громадных пирамид, охраняемые, как ни один другой стратегический объект. Внутри живут древние маги – так называют тех, кто был магом в прошлых рождениях сотни тысяч лет тому назад. Их там собирают, чтобы они занимались исследованиями и делились своей силой с остальными волшебниками, а силу у них черпают для передачи кому надо специально подготовленные кормильцы.

Все знали, что быть древним и обеспечивать такие важные вещи – это великая честь и ответственность. В Ларвезе был известен только один древний маг, не пожелавший отправиться в Накопитель, и Дирвену довелось, на свою беду, с ним познакомиться. Если б затеяли выбирать самую первостатейную сволочь на всем белом свете, этот Эдмар, которого в далекой древности звали Тейзургом, наверняка бы отхватил главный приз. Нечего удивляться, что такая непочтенная личность не захотела жить в Накопителе и приносить людям пользу.

– Объединяем усилия! – бодро, как на практическом занятии, выпалил Кролик Плоби. – Держим дверь и отжимаем их подальше!

Под конец его голос от напряжения сорвался.

Трое студентов встали плечом к плечу и начали контратаку, тем временем Дирвен приготовил к бою свои амулеты. Он тоже то и дело пробовал до кого-нибудь докричаться, но чары, блокирующие мыслевести, оказались на редкость сильны – во всяком случае, значительно превосходили то противодействие, которое ему случалось преодолевать на занятиях, а в полевых условиях он с такими подлыми штучками до сих пор не сталкивался.

Окна Южной залы выходили на улицу: штурмовать дом с этой стороны, на виду у всей Салубы, нападающим не с руки. Они и так облажались, не сумев усыпить четверых юнцов. Затяжной бой вряд ли входит в их планы, поэтому главное – продержаться, пока не подоспеют те, кто с ними справится. Но оставить окна без внимания тоже будет ошибкой. Дирвен время от времени косился на разлинованные в мелкий ромбик сияющие проемы, за которыми виднелись разноцветные дома под безмятежно голубым небом. Если кто-нибудь все же туда сунется и зачарованные переплеты не выдержат, он задействует «Шипоцвет». Пока что он направил силу этого оборонительного артефакта на дверь, в помощь Кроликам – вторым рубежом.

Не сказать, чтобы ему вовсе не было страшно. Небось много кто хотел бы с ним посчитаться за его подвиги на службе у Светлейшей Ложи… Начиная с Овдабы и Ктармы, кончая пиратами Сиянского моря. А если не посчитаться – для практичных людей месть не главное, – то похитить его и заставить работать на себя.

Амулетчики такого уровня, как Дирвен Кориц, нужны везде, и если его захватят – сделают самым настоящим невольником, в то время как сейчас он свободный ларвезийский подданный со всеми правами. Так говорили наставники, и у Дирвена не было причин им не верить.

Как ни странно, присутствие ненавистных Прилежных Кроликов вселяло надежду, что все закончится хорошо. Они ведь находятся рядом не только для того, чтобы не пускать его туда и сюда, но еще и затем, чтоб его охранять, а об этом он как-то подзабыл.

Дверь они удерживали совместными усилиями вполне успешно. Груфо молодец, что додумался насчет Южной залы.

– Стенка!

Вопль Кролика Рюнжи, обычно невозмутимо обстоятельного, словно бичом по ушам хлестнул. Поглядев, куда показывал Рюнжи, все четверо поняли, что дела обстоят много хуже, чем они с какой-то радости возомнили.

В Южной зале были розовато-желтые обои, вручную расписанные деревьями, беседками, мостиками и прогуливающимися дамами с веерами и зонтиками в придворных нарядах позапрошлого века. Все это, хоть и выцвело, по-прежнему производило впечатление утонченным изяществом рисунка. Учитель Орвехт, когда приходил сюда на прошлой восьмице, долго разглядывал эти картинки словно завороженнный – хотя кто бы смог заворожить такого сильного мага! – и потом сказал, что среди них не найдется двух одинаковых.

На стене, отделявшей залу от коридора, на некотором расстоянии от пола, медленно вспухал громадный, локтя два в диаметре, мутный пузырь. Будто бы там образовалась дыра, из которой выпирает какой-то несусветный кисель с кирпичным крошевом, кусочками штукатурки, клочьями порванных обоев… Бумажные клочья невероятным образом растягивались, и вместе с ними тянулись фрагменты рисунка, по-прежнему изящные, хотя и причудливо искаженные.

Дирвен понятия не имел, что это такое, затоотлично знал, что с этим делать. Он скомандовал «Каменному молоту», и на пузырь обрушился удар страшной силы. Кисель вдавился обратно, послышались крики, хруст костей, стук чего-то упавшего: от «Молота» досталось тем, кто находился в коридоре и собирался проникнуть в залу через продавленную брешь.

– Ты стенку сломал! – сердито процедил Кролик Плоби. – Думай тупой башкой!

– Ее до него сломали! – заступился за амулетчика Кролик Груфо.

В дыру уже лезло двое уцелевших противников, они были в неброской мешковатой одежде и в шаперонах с масками. Дирвен встретил их «Шипоцветом», но те были настороже и прикрылись магическими щитами.

Между тем с другой стороны от двери стена тоже вспучилась. Этот пузырь был меньшего диаметра по сравнению с первым, и набухал он медленнее. Сказывалось то, что Дирвен выбил кого-то из атакующих: сил у них убавилось. Врезать бы снова «Каменным молотом», но тот еще не накопил новый заряд. Боевые амулеты, которые лупят по врагам безостановочно, бывают только в книжках.

Не прав был Плоби со своим обвинением. Второй пузырь сам собой лопнул, причем брызги киселистой субстанции растаяли в воздухе, зато обломки кирпича, куски штукатурки и неестественно растянутые, словно что-то на диво пластичное, лохмотья старинных обоев разлетелись по комнате. В дыру начали протискиваться люди. В самый раз, чтобы получить зарядившимся «Молотом». Они исхитрились частично погасить удар, но все же им досталось – первых двоих оглушило, и тем, кто находился позади, пришлось их оттаскивать, чтобы расчистить проход.

Прилежные Кролики вовсю сражались с первой группой. Плоби, всегда казавшийся самым крепким из этой примерной троицы, свалился на колени, из носа у него потекла кровь. Несмотря на это, он продолжал плести какое-то заклинание, пытаясь подняться на ноги.

Один из врагов вновь нанес удар, и тогда он закашлялся, изо рта хлынула кровь с темными сгустками – прямо на валявшуюся у стены вытертую подушку с прихотливым малиново-синим сурийским орнаментом, на которой целую вечность назад сидел изнывающий от скуки Дирвен.

Амулетчик от этого зрелища на миг оцепенел, а потом издал отчаянный рычащий вопль и обрушил на противников «Когти дракона», которые придержал про запас. Это же его Кролики, его личная охрана, и никто не смеет убивать их у него на глазах! Получайте, гады!

Он был сам не свой от потрясения и ярости и придал «Когтям» такую силу, что убийцу Плоби буквально располосовало на куски, словно его и впрямь ударил чудовищной лапой легендарный дракон. Остальных тоже изранило.

Кролик Рюнжи, развернувшийся навстречу тем, кто забрался в комнату через вторую дыру, пошатнулся от магического удара. У него кровотечения не было, но он смертельно побледнел, нетвердо, словно пьяный, попятился и рухнул спиной на столик с принадлежностями для игры в сандалу, опрокинув его набок.

Один Груфо пока держался. Его глаза азартно сверкнули, и он прохрипел стоявшему рядом амулетчику:

– Послал мысле…

Договорить то ли не смог, то ли решил не расходовать лишнюю толику силы. Дирвен и так понял: враги понесли урон, благодаря чему «ватный купол» истончился либо вовсе пропал, и Груфо удалось связаться с магами Ложи. Скоро придет помощь.

Воодушевленный этим успехом и взбешенный тем, что эти ублюдки, которых никто сюда не звал, сотворили с Плоби и Рюнжи, Дирвен пустил в ход против второй группы «Шипоцвет». В этот раз еще как сработало!

Заодно обнаружил, что у него на перевязи осталась пара ножей, которые он не успел засадить в деревянную «Энгу». С победным воплем он метнул оружие в неприятеля из первой дыры. Один вонзился в плечо противнику, что позволило Груфо нанести удар, заставивший этого парня согнуться, словно от пинка в живот. Со вторым броском повезло меньше, вражеский маг сумел отвести летящий в него нож.

Сколько же сюда пришло этих гадов, ошеломленно подумал Дирвен, два десятка же их, никак не меньше! До сих пор кто-то есть в коридоре – либо самые трусливые, либо главари.

Он был распален боем и уже перестал бояться, что враги его скрутят и утащат – вот это теперь никак не получится, того и гляди здесь будет не протолкнуться от бойцов Ложи. Зато могут убить, раз выкрасть не удалось. Так же, как убили Рюнжи и Плоби. Те, кто послал сюда этих гадов с закрытыми, как у палачей, рожами, запросто могли отдать им такой приказ. От этой мысли было и жутко, и как-то нереально легко: может, он сейчас доживает последние минуты.

Его «Незримый щит» содрогнулся, погасив очередное заклятье, и Дирвена тоже пронизала дрожь: чуть-чуть достало, несмотря на мощь охранного амулета. Правда ведь пытаются прихлопнуть!

Враг ретировался в полутемный коридор и маячил за проломом, готовясь повторить попытку. Кормилец, снабжающий его силой, находился там же – кормильцев обычно держат в тылу, так как без них ничего не зачерпнешь из Накопителя.

Груфо выглядел вконец измотанным, длинная бледная физиономия блестела от пота. Он снова плел заклятье, но был риск, что его не хватит на то, чтобы довести дело до конца. Маг расходует свою собственную силу, а амулетчик – силу артефактов, вот потому-то Дирвен и не завидовал магам.

Он опять обрушил на дыру или, вернее, на тех, кто за ней прятался, «Каменный молот», однако противники вовремя уловили, что сейчас будет, и успели отскочить в стороны: этот амулет наносит удар по небольшому участку, точь-в-точь как инструмент, в честь которого его назвали. Досталось лишь тем, кто пострадал от «Молота» в первый раз и сейчас лежал или сидел на полу за проломом – после повторного удара их стоны стихли.

Слева от Дирвена со стуком упало на пол несколько ножей, встреченных «Незримым щитом». Швырявший их парень высунулся из второй дыры и едва успел отпрянуть, когда амулетчик, развернувшись в его сторону, привел в действие «Когти дракона». «Когти» содрали обои над дырой и все-таки задели кого-то из тех, кто находился в коридоре.

Груфо уже не стоял рядом со своим подопечным, а сидел на полу с обморочным лицом, из складок его мантии торчала рукоятка метательного ножа.

Дирвен снова отдал команду «Шипоцвету». Этот амулет не сможет остановить заклятья, он воздействует только на материальные тела, но если растянуть невидимый шипастый занавес по стенке, закрыв оба пролома, это хотя бы помешает врагам целиться… Впрочем, уже не важно. Судя по шуму в коридоре, в дом ворвались бойцы Светлейшей Ложи, и вражеским засланцам, провалившим свое задание, стало не до Дирвена Корица.

Ноги подкосились, и он плюхнулся рядом с раненым Груфо. Из коридора что-то кричали… Ага, чтобы он или отпер дверь, или убрал «Шипоцвет». К тому времени, как до него дошел смысл этих резонных требований, спасатели уже управились сами и ввалились в Южную залу.

Над Дирвеном склонился маг-целитель, вскоре заявивший, что амулетчик не пострадал, и занявшийся ребятами из Академии. Дирвен устроился в углу, чтобы никому не мешать. Там лежала еще одна истрепанная сурийская подушка – не забрызганная кровью, ничего ей не сделалось, – на нее-то он и уселся. Вокруг суетились люди в форменных мантиях, кого-то посылали за мешком, чтобы «все это собрать». За разбитой стенкой кто-то навзрыд клялся богами и великими псами, что его заставили участвовать в покушении, используя шантаж, – Кормилец, вероятно.

– Да пропустите же меня! – донесся из коридора звонкий и сердитый женский голос.

– Госпожа Зинта, сначала окажите помощь нашим коллегам из Ложи! – потребовал кто-то непререкаемым тоном. – Эти подождут… В лечении нуждаются все, нам еще предстоит их допрашивать, но достойных надо лечить в первую очередь. Идемте сюда!

В Южную залу следом за провожатым протиснулась Зинта Граско, лекарка под дланью Тваше. Высокий сухопарый маг невежливо тащил ее за руку, поскольку опасался, что избранная служительница Милосердной сразу же начнет возиться со злоумышленниками, так как те первыми попались ей на глаза.

Она то скрывалась за чужими спинами, то снова появлялась в поле зрения Дирвена. Ладная, женственно округлая, в сурийских шароварах и старой хлопчатобумажной фуфайке с закатанными рукавами, голова повязана косынкой. Видимо, помогала на уборке в Пергамоне, и зов оторвал ее от работы.

В Ларвезу она перебралась год назад из Молоны, сопредельной страны, где нет господ и все друг другу доброжители. Это Дирвен тогда перевел их через границу – госпожу Зинту и… Тьфу, даже думать противно, кого еще! Взяться за тряпку наравне с прислугой – это для Зинты было естественным делом: «иначе получится не по-доброжительски». Другую на ее месте давно бы уже начали высмеивать, но все сходились на том, что целительница, удостоенная особой милости Тавше, имеет право на странности.

У Зинты было миловидное круглое лицо, живые и пытливые серые глаза, из-под косынки выбилась на лоб светлая прядь. Через плечо висела лекарская сумка, на поясе – кинжал Тавше, с которым она, как удостоенная, никогда не расставалась.

– Здравствуйте! – вымолвил Дирвен охрипшим голосом, привстав с подушки.

Не услышала. В зале стоял гомон, к тому же лекарке было не до приветствий. Опустившись на колени возле кого-то из Кроликов, она обеими руками подняла над головой в ритуальном жесте кинжал и воззвала:

– Тавше, силы твоей прошу!

Дирвен из своего угла ничего расслышать не мог, но знал, что она произнесла именно эти слова.

Теперь у несчастных Кроликов есть шанс выкарабкаться. Амулетчик прислонился к стене, прикидывая, обеспечат его новыми надзирателями – или зачтется, что он отлично проявил себя в этой заварушке, и ему наконец-то вернут свободу?

Зная порядки Ложи, скорее можно было рассчитывать на первый вариант.

В свои неполные восемнадцать лет Дирвен удостоился звания первого амулетчика Светлейшей Ложи, ибо равных ему не было. За ним числилось столько успешно выполненных заданий, что иному с избытком хватило бы на всю жизнь. Тех, кто вызывал у него уважение, можно было по пальцам перечесть, а на остальных он смотрел свысока: или придурки, или слабаки.

Девиц он в грош не ставил, потому что все они одинаковые, и верить им нельзя. Ага, была у него светлая и чистая любовь, целых два раза, и в первый раз любимая его обманула, оказалась не девушкой, а во второй… ну, в общем, тоже… мягко говоря, не девушкой… но об этом даже вспоминать не хотелось.

Он знал только двух достойных женщин: свою маму, которая осталась в Овдабе (Дирвен уже восемь лет ее не видел, но рано или поздно он обязательно заберет ее к себе в Ларвезу), и Зинту Граско.

Госпожа Зинта его спасла. Если б она прошлой весной в придорожной гостинице не принялась вышибать дверь номера, громко ругаясь и призывая на помощь Милосердную, там бы все закончилось страшно сказать чем. Поэтому в присутствии Зинты он превращался в почтительного и немного робеющего юнца, но уж зато на всех прочих дам, теток, девиц и девчонок глядел с неизменным презрением: все они друг дружки стоили и доверия не заслуживали.

Особой приметой Дирвена была низко надвинутая шляпа, которую он не снимал нигде и ни перед кем. Разве что спать ложился без нее, чтобы не измялась.

Шляпа была зеленая, под цвет его глаз, на тулье ремешок с медной пряжкой. Мастер, изготовивший ее на заказ, свое дело знал: декоративная деталь бросалась в глаза, и не всякий замечал кое-что еще – необычное утолщение справа, на нижней стороне полей.

Там было прилажено нечто вроде продолговатого кармана из зеленого сукна, по размеру в самый раз, чтобы спрятать рог, торчащий возле правого виска амулетчика.

Проклятие Тавше, поэтому его невозможно ни спилить, ни свести колдовством. Дирвен прогневал богиню Милосердия, добив раненого, которого госпожа Зинта собиралась лечить.

Убитый не был почтенной личностью – сурийский головорез, телохранитель древнего мага, заподозренного в сговоре с кровожадным волшебным народцем пустыни Олосохар. Ну не знал же Дирвен, кто на самом деле предатель! Сам учитель Орвехт потом вскользь обронил, что это была «головоломка не из легких». Амулетчик прикончил не того человека – иногда бывает, он же просто ошибся, он же действовал во благо… А Тавше прогневалась на него, как на какого-нибудь нечестивца.

Зинта после говорила, что погибший Махур-нуба чем-то, видать, угодил Милосердной, и вообще нечего было добивать тяжело раненного, который ни для кого не опасен. Дирвен на это насупленно промолчал, хотя мысленно возразил: не мог он отвлекаться на такие размышления, когда надо было действовать – обезвреживать врагов… Ну, ладно, пусть он принимал за врагов не тех, кто на самом деле собирался всех погубить, так он ведь не виноват, что ему голову заморочили!

А потом на этой голове еще и рог вырос, и чтобы от него избавиться, Дирвену надлежало совершить добрый поступок. Какой угодно, лишь бы добрый. Важное условие – от чистого сердца, без всякой корысти. Да он кучу всевозможных добрых дел переделал, но при этом всякий раз думал о том, что вот теперь-то Милосердная непременно должна его простить, а потому получалось, что условие насчет бескорыстного деяния не соблюдено.

Впрочем, он уже потерял надежду и больше не кидался помогать старушкам с тяжелыми корзинами, покупать сладости малолетним попрошайкам или вытаскивать из канавы застрявшую телегу. Толку-то, если оно тебе все равно не зачтется? Трех Прилежных Кроликов эта перемена обрадовала: те понимали, что от проклятия первому амулетчику Ложи хорошо бы отделаться, но его благотворительные выходки изрядно осложняли их задачу. С тех пор как он отчаялся и утихомирился, стеречь его стало проще. Хотя сегодняшний день уж никак простым не назовешь.

– Что здесь произошло?

Перед глазами колыхнулся нижний край фиолетовой мантии. Амулетчик вскинул голову: над ним стоял учитель Орвехт. Сухощавый, как всегда собранный и подтянутый, внимательные прохладные глаза слегка сощурены.

Дирвен его уважал, как по-настоящему сильного мага, и отдельно уважал за то, что Суно Орвехт не поддался повальной моде на длинные волосы и китонские шелка, охватившей в последние полгода не только столичных повес, но даже некоторую часть волшебников Ложи.

Если Ложа – Светлейшая, ее адепты не должны подражать всяким сволочам, правда же? А они с помощью заклинаний отращивают патлы ниже плеч, как у известно кого, и носят воздушные переливчатые шарфы нежных расцветок. Наверное, еще и досадуют, что по Уставу нельзя надеть вместо форменной мантии одежку китонского покроя.

Вихрастые золотисто-соломенные волосы Дирвена были острижены совсем коротко, так что не видно их из-под шляпы. Он не собирался присоединяться к подражателям известно кого.

Три Прилежных Кролика тоже выглядели, как нормальные ребята. Но, может, они просто выполняли указания начальства, рекомендовавшего им не раздражать своим внешним видом первого амулетчика Ложи?

Он рассказал куратору о нападении последовательно, с разбивкой по эпизодам, стараясь не упустить ничего из существенных подробностей, отсекая собственные домыслы и эмоции – все, как положено, как учили. Так же грамотно ответил на вопросы. Потом еще не раз придется рассказывать и отвечать, и наверняка его засадят писать отчет.

Суно Орвехт ушел, но через некоторое время вернулся. Между тем младшие маги принесли носилки и начали укладывать на них пострадавших.

– Как они там? – хмуро поинтересовался амулетчик.

– Джугерехт и Бельдо поправятся. Зинта оказала им помощь, дальше с ними будут работать маги-целители, чтобы убрать последствия поражающих заклятий. Ничего фатального.

– А Плоби? – когда с языка сорвалась кроличья кличка, он слегка смутился. – То есть я хотел сказать, Янсойм?

– А Янсойму пожелай добрых путей.

И после грустной паузы учитель позвал:

– Идем.

Они выбрались на задний двор, где уже поставили охрану: которые в куртках и штанах с карманами – это амулетчики, которые в мантиях – маги. Двое дознавателей осматривали землю у ограды и что-то замеряли мерными лентами.

Оказавшись снаружи, Дирвен запоздало почувствовал, как душно было в зале, где смешались запахи пота, крови и превращенной в пыль штукатурки. Борясь с головокружением, он вдохнул полной грудью прогретый весенним солнцем воздух.

Учитель остановился около чурбана, из которого так и торчало несколько метательных ножей, оглянулся на парня и, когда тот подошел, ткнул пальцем в надпись:

– Вот это соскоблить. Приступай.

– Почему? Иногда же дают имена тренировочным мишеням, все же так делают… Почему мне нельзя?

– Потому. На Великое Собрание приглашены почетные гости. Если кто-нибудь увидит сие безобразие, у них может сложиться превратное мнение о наших амулетчиках.

– Да чего они здесь-то будут высматривать? – уперся Дирвен.

– В Южной зале пострадали старинные обои, уникальное произведение искусства позапрошлого века. Было бы недурно их восстановить. Насколько мне известно, один из почетных гостей Ложи весьма искушен в таких вопросах, и я собираюсь обратиться к нему за консультацией. Вероятно, он захочет посмотреть на обои, и если это, – Орвехт кивнул на чурбан в грязном нитяном парике, утыканный ножами и с надписью «Энга», – попадется ему на глаза, получится не очень-то любезно.

– А чего с ним любезничать, с этим почетным гостем! – Дирвен оскалил зубы в агрессивной ухмылке. – Да я б его…

– Безусловно, мнение первого амулетчика Ложи имеет определенную ценность, независимо от того, какими обстоятельствами оно продиктовано. Однако надпись все-таки соскобли.

Вначале Дирвен обиделся на иронию, сквозившую в словах Орвехта, а потом до него дошло кое-что более существенное:

– Учитель, разве… Откуда вы знаете про Энгу?! Это, что ли, госпожа Зинта вам рассказала?

– Нет, Зинта мне об этом не рассказывала. Но я – как ты, надеюсь, в курсе – дознаватель Ложи, а мастерство не пропьешь. Кое-что я вычислил после того погрома, который вы на пару с другой достойной личностью учинили в «Столичной белке», а подробности узнал позже, за чашкой кофе, от самой… гм… Энги. Она не прочь иногда похвастать своими похождениями. Так что эти каракули убрать немедленно. Незачем оскорблять даму, которую я собираюсь просить о содействии в реставрации Южной залы.

– Ага, даму! – глаза Дирвена злорадно сверкнули из-под полей шляпы. – Точно, что даму, иначе не скажешь!

– Приступай, – оборвал его Орвехт, а сам направился к своим коллегам, хлопотавшим возле ограды.

Делать было ничего, и Дирвен принялся соскребать ножом надпись.

Несколько женщин уже второй день прибирались в старом домике на Вишневой улице, купленном недавно магом Ложи. Обзавестись в Салубе собственным жильем, хотя бы самым скромным, – весьма практичный поступок. Местные гостиницы зачастую переполнены, а сейчас, перед Светлейшим Собранием, и вовсе ожидается наплыв. Цены на недвижимость здесь высоки, как ни в одном другом ларвезийском городе, включая столицу.

Женщины были из зажиточных горожанок, но других тут и не водилось. Зато и платили им недурно. Ложа имела в виду возможность вредительства, поэтому в Пергамоне и Салубе люди со стороны ни до каких работ не допускались. За нарушение этого запрета и нанятым, и нанимателям грозили серьезные неприятности.

Руководил уборкой студент из Академии, присланный в помощь новому хозяину. Когда он поднялся в мезонин обдирать обои – делал он это магическим способом, совмещая вклад в ремонт с полезной практикой, – верховодить начала одна из женщин. Другие называли ее между собой Атаманшей. Она была уже не первой молодости, и не будь губы ярко накрашены, щеки нарумянены, а глаза обведены угольным карандашом, ее грубоватое, почти мужское лицо напоминало бы не то болванку из шляпной мастерской, не то обветренную физиономию битого жизнью наемника.

Вместе с ней пришла подруга-ровесница, ухоженная пышка, уступчивая и податливая – из тех, что всегда подчиняются. Если властной товарки поблизости не было, она разговаривала с остальными учтиво и приветливо, но едва та появлялась, Пышка сразу подхватывала ее тон и начинала шпынять работниц, которые вызвали недовольство Атаманши.

Больше всего доставалось тем, кто не желал признавать ее главной. У мужчин такие вопросы решаются на кулаках: давно бы уже завязалась потасовка, и магу-студенту пришлось бы спуститься по деревянной лестнице, чтобы разнять драчунов. Прибегнув к заклинаниям, он бы с этой задачей справился, но его вмешательства не требовалось: дамы ограничивались язвительными замечаниями.

Над тремя работницами Атаманша с Пышкой одержали победу, однако четвертая не обращала на них внимания и занималась своим делом, игнорируя и колкости, и командные окрики.

С этой четвертой женщины раньше не водили знакомства. Она выглядела лет на двадцать пять, была молчалива, ловка и проворна. Говорила с непривычным для слуха акцентом. Никто бы не стал нанимать пришлую, но откуда же она взялась? Может, приехала на жительство к родственникам или кто-нибудь из горожан нашел себе жену на стороне?

На Атаманшу она смотрела с неодобрительным выражением на свежем миловидном лице и ее распоряжения пропускала мимо ушей. Порой сердито щурилась, словно еще чуть-чуть – и скажет в ответ что-нибудь хлесткое, но всякий раз сдерживалась.

– Ну, вот куда пошла эта растяпа?! – закричала ей вслед дошедшая до белого каления Атаманша, когда незнакомка потащила за порог ведро с грязной водой. – Я же сказала – воду сливаем потом, я же сказала делать все, когда я скажу!

– Растяпа во двор побежала! – угодливо подхватила Пышка. – Вчера куда-то бегала-бегала, и опять ей побегать захотелось!

Пожилая работница со сморщенным, как печеное яблоко, лицом хихикнула в кулак, потом что-то шепнула двум другим женщинам, и те тоже начали посмеиваться.

Атаманша вначале решила, что ее поддерживают против бунтарки, но потом заметила, что поглядывают на нее как-то странно – будто она, сама того не ведая, попала впросак.

– Дура ты, Челинса, ой, дура… – усмехнулась пожилая – она первая капитулировала перед Атаманшей, но, похоже, ее капитуляция не была окончательной. – Не боишься, что тебе денег не заплатят?

– Почему – не заплатят? – насторожилась Пышка.

Челинса молчала, выгадывая время: она чувствовала, что ее власть дала трещину, но не понимала, почему.

– Так это ж сама госпожа! – с удовольствием поделилась информацией осведомленная работница. – Официальная сожительница господина Орвехта. Небось она и рассчитываться за работу будет, у господина мага вряд ли время для нас найдется. А нож-то у нее на поясе, его не видно, пока фуфайка не задерется – это кинжал Тавше, потому что она лекарка под дланью Милосердной. Та самая, о которой люди судачили. Вчера-то, когда она вдруг сорвалась и умчалась, – рассказчица понизила голос, обращаясь к двум своим соседкам и словно не замечая больше Атаманшу с Пышкой, – это же было после нападения на Журавлиный дом, она там кого-то исцеляла, вот так-то…

Пышка хотела что-то сказать, однако покосилась на помрачневшую подругу и раздумала – она привыкла во всем ее слушаться.

Уборка продолжалась, но теперь уже без окриков. Челинса с компаньонкой помалкивали, посрамленные, с беспокойством размышляя о том, урежут им плату или нет после того, как они обхаяли хозяйку, остальные три женщины весело переглядывались и усмехались.

Зинта все это хмуро выслушала, стоя у распахнутого настежь окна, возле стенки, чтоб ее изнутри не заметили. Избавиться от Атаманши ей захотелось еще вчера, и даже не из-за себя, а потому что та обижала других работниц, но она решила, что сначала хорошо бы посоветоваться с Суно. Тот после нападения на Журавлиный дом был занят расследованием, даже ночевать не вернулся, только передал через студента-помощника, что с ним все в порядке.

Подслушав разговор работниц, лекарка пришла к необычной для себя мысли, что она ведь и впрямь сама может спровадить Челинсу с Пышкой. Вернее, выгонит она Атаманшу, и тогда ее верная товарка тоже запросит расчета. Но расплатиться с ними надо будет, ничего не урезая, потому что трудились они по-честному, хоть и грубиянки.

Работниц останется трое, и четвертая – сама Зинта. Да еще студент помогает. Этот парень был из тех, кому предстояло закончить обучение в Академии после второго курса и стать магом низшей ступени, по бытовой части, на большее его способностей не хватало. Сейчас он проходил практику и старался вовсю: от оценки Орвехта зависело, куда его определят после выпуска.

«Управимся», – решила Зинта.

Но сейчас она обратно не пойдет, лучше прогуляется по городу, потому что надо без помех кое о чем поразмыслить. Например, придумать, как помириться с Эдмаром.

В последний раз они распрощались бурно: Зинта потрясала кулаками, ругалась хуже рыночной торговки и плевалась вслед Тейзургу и его дружкам из Хиалы. За плевки ее потом отчитал Суно, объяснив, почему ни в коем случае нельзя так поступать, если имеешь дело с демонами.

Эдмар, небрежно элегантный и преисполненный достоинства, ушел последним, в обнимку с Серебряным Лисом – существом, которое он освободил из скалы прошлой весной в Разлучных горах. На разъяренную Зинту он даже не оглянулся. Когда Врата Хиалы закрылись, она уселась на пол посреди разоренной комнаты, уткнулась лицом в ладони и разревелась.

Нет, ее прежнее жилье на улице Горошин разгромили вовсе не гости из Хиалы, и Тейзург с оравой демонов приходил туда не бесчинствовать, а наводить справедливость. Он, видите ли, решил за Зинту заступиться. Ну, спасибо, с такими заступничками никакие обидчики не нужны! То, что она не оценила благородного порыва, его покоробило, и с тех пор они не общались. Хотя по здравом размышлении лекарка решила, что дело тут вовсе не в оскорбленных чувствах, просто ему было не до нее.

Помириться с ним надо во что бы то ни стало, ибо есть кое-что, чего никто другой, кроме него, не сделает. Лекарка решила, что хоть расшибется всмятку, но своего добьется, и для этого ей позарез нужен могущественный древний маг – в качестве исполнителя. Она не умела интриговать, но теперь придется учиться. Тот случай, когда цель оправдывает средства.

На ближайшие дни они с Суно сняли комнату по соседству. Зинта завернула туда переодеться, взяла лекарскую сумку – вдруг понадобится – и отправилась бродить по Салубе.

Городок выглядел веселым и гостеприимным: разноцветно оштукатуренные дома разрисованы орнаментами-оберегами, на черепичных крышах кованые флюгера в виде собак, палисадники пестреют яркими южными цветами. И глаз радуется, и все тебя привечают, Атаманша с Пышкой были единственным исключением – остальные здоровались, улыбались, зазывали Зинту на чашку шоколада.

Она все же была не совсем наивная, как бы там Эдмар ни насмехался, и понимала, чем вызвано всеобщее радушие: станет кому-нибудь худо – за ней побегут, если только она сама раньше не примчится на помощь, услышав «зов боли». Лекарь под дланью Милосердной, призвав силу богини, сумеет исцелить даже того пациента, которого другие врачеватели признают безнадежным.

На дурное отношение к себе Зинта пожаловаться не могла, хотя порой бывало по-всякому. То, что она служительница Тавше, не помешало распалившимся молодчикам во время сурийского погрома побить окна и поломать мебель в ее домике на улице Горошин. Досталось ей именно за то, что лечила всех подряд, и ларвезийцев, и сурийцев, не делая меж ними разницы.

Вспоминать об этом было тягостно и тошно, а то, что непосредственных виновников, напакостивших у нее дома, потом постигла чудовищная расплата, вовсе не утешало – скорее, вызывало содрогание. Никому не пожелаешь, чтобы демоны его живьем утащили в Хиалу и там замучили. Но вся эта жуть случилась в столице, а в Пергамоне и Салубе таких беспорядков не бывает.

Здесь и волшебного народца не водится, и двери запирать не обязательно, и ночью по улицам можно ходить без опаски. Правда, иногда все равно что-нибудь да случится, напали же вчера на Журавлиный дом, но то были диверсанты, засланные врагами Светлейшей Ложи, а обычного грабителя или зловредную нелюдь тут не встретишь, маги все контролируют.

Другое дело, какую просвещенную страну ни возьми, у самих господ магов шкафы битком набиты обглоданными скелетами, хотя посторонние о том не знают.

А Зинта их главную тайну знала. Прошлой зимой, когда они с Эдмаром жили в Молоне, она спасла крухутака – одного из несуразных птицелюдей, которые пристают ко всем подряд, предлагая сыграть в загадки. Угадаешь все три, каждую с трех попыток – он тебе на любой вопрос ответит, не угадаешь – расколет череп своим страшным клювом и съест мозги до последней капли.

Несмотря на такой способ добычи пропитания, эти пернатые людоеды считаются не худшей разновидностью волшебного народца. Согласно непреодолимому для них Условию, крухутаки могут убивать только тех, кто вызвался на игру и проиграл. Еще они способны навести порчу, от которой жертва в считаные дни погибает, покрывшись перьями и запаршивев, но это грозит лишь тому, кто попытается силой вынудить крухутака поделиться знаниями без игры. Тоже в рамках Условия. Изредка бывает, что они сами предлагают ответ на любой вопрос в благодарность за спасение своей жизни или в качестве компенсации за ущерб – вот тогда смело спрашивай, никакого подвоха не будет.

Тот птицечеловек, которого лекарка вызволила из смертельной ловушки, обещал ей ответ в отплату за помощь. И когда речь зашла о том, что Эдмару, как древнему магу, предстоит отправиться в Накопитель, Зинта вызвала своего должника и спросила о Накопителях. Ну, и узнала… После этого они с Эдмаром пустились в бега.

Эдмар был магом-возвратником – одним из тех, кто давным-давно ушел из Сонхи гулять по чужим мирам. Три года назад его забросило обратно. В том мире, который он упорно продолжал называть родным, его звали Эдвином Мангериани, и хотя ему было всего-то неполных семнадцать лет, он так допек собственную бабку, что та подослала к нему наемных убийц.

Серьезно раненный, почти невменяемый от боли, Эдвин, сам того не сознавая, открыл Врата Перехода и очутился дома, как оно чаще всего и бывает с магами-возвратниками. Лекарка нашла его, умирающего, и выходила. В Сонхи он взял себе имя Эдмар и вначале звался Эдмаром Граско, так как молонских доброжителей Улгера и Зинту Граско назначили его опекунами, а после, когда обрел свое прежнее могущество, стал Эдмаром Тейзургом.

Последнее никоим образом не предполагалось: Накопители были созданы в том числе для того, чтобы ничего подобного не произошло. Но Эдмара угораздило утонуть в Лилейном омуте – волшебном черном озере, которое возвращает память и силу. Вернее, его там ненароком утопил амулетчик Светлейшей Ложи Дирвен Кориц, размахавшийся кулаками в опасной близости от обрывистого края.

Он не собирался топить недруга, всего лишь хотел отвесить ему затрещину. Эдмар сам был кругом виноват, такой кого угодно доведет. Мальчишка смертельно расстроился и покаянно плакал по утопленнику у Зинты на плече. А позже, узнав, что же он натворил, расстроился еще больше.

Как обмолвился Суно, будь Дирвен амулетчиком или магом из тех, кого по двенадцать на дюжину, ему бы после такого подвига несдобровать. Но принимая во внимание его ценность для Ложи, светлейшие архимаги (а уж они-то как расстроились!) ограничились распоряжением держать его впредь под неусыпным надзором. Во избежание.

Кто однозначно остался в выигрыше, так это Эдмар. Или Тейзург, как его звали в давние времена – одни боги, великие псы да крухутаки ведают, сколько тысячелетий тому назад. Благодаря купанию в Лилейном омуте он вспомнил, кем был в прошлых рождениях, и вернул свою утраченную силу.

До войны с Ложей у него не дошло: он, как заправский законник, связал ларвезийских архимагов клятвой, что те не попытаются его убить, заточить в Накопитель либо как-нибудь еще ему навредить. Взамен Эдмар помог решить проблему, с которой Ложа своими силами справиться не могла. Все уладилось по обоюдному согласию, его даже на Великое Светлейшее Собрание официально пригласили в качестве почетного гостя.

Другое дело, что Зинта обманулась в своих ожиданиях. Она-то понадеялась, что Тейзург захочет уничтожить Накопители, чтобы не угодить туда в следующем рождении. Нарочно завела с ним разговор на эту тему, и он вроде бы призадумался, в глазах появился опасный блеск, не сулящий Накопителям ничего хорошего, а потом, стервец эгоистичный, нашел другой выход.

Зинта в своей интриге одного не учла: маг такого уровня запросто откроет Врата Перехода, и никто его не заставит безвылазно сидеть в Сонхи. Большую часть времени он проводил там, где в последний раз родился, да еще болтался по каким-то незнакомым мирам – понятное дело, вошел во вкус, кто ж такого, как он, удержит на одном месте?

Впрочем, в Сонхи он появлялся достаточно часто. Забрал из полярных краев свои сокровища, которые когда-то оставил во владениях Пса Дохрау, в зачарованном ледяном колодце, и выкупил себе в собственность целое княжество в Южной Суринани. Там он собирался устроить кофейную плантацию, доставив из «своего» мира саженцы.

Несмотря на это благое намерение, светлейшие маги питали на его счет определенные опасения. В особенности после того, как им удалось получить кое-какую информацию о Тейзурге не от него самого, а со стороны.

Как известно, крухутаки знают все обо всем в подлунном мире, и Ложа отрядила на игру с ними нескольких добровольцев, обладавших энциклопедическими познаниями. Пятеро погибли, шестой отгадал все три загадки и выиграл право на вопрос. Птицечеловек выложил немало любопытного о Тейзурге по прозвищу Золотоглазый. В том числе сообщил, что в легендарную древнюю пору много кому хотелось его прибить. Потому что было за что.

– К лучшему, что наш друг Эдмар не захотел сделать Сонхи своим основным местом жительства, – заметил однажды Суно. – Видимо, мы для него малоинтересная провинция, ну и хвала богам. Он завел себе в нашем мире деревенский домик с огородиком, то бишь с кофейными плантациями – тоже весьма хорошо, Ложа уже заключила с ним предварительное соглашение о поставках кофе. А куролесит пусть где-нибудь в другом месте, в большом городе.

– Если он собирается кофе в Ларвезу продавать, с Ложей ссориться ему не с руки, – покладисто поддакнула Зинта, втайне расстроившись.

Ей-то хотелось, чтобы древний маг с пугающей, если верить крухутаку, репутацией (а крухутаки, как известно, всегда рассказывают чистую правду) накуролесил не где-нибудь, а здесь – чтобы он разнес все до единого Накопители, да так, чтобы их вовек не восстановить. Потому что не должно твориться на белом свете таких злодеяний, а уж кормиться силой за счет того, кто до конца жизни будет мучиться, жестоко и расчетливо искалеченный, и вовсе последнее дело.

Суно незачем знать об этих ее соображениях. Ему деваться некуда, он маг Светлейшей Ложи. О том, что представляют собой Накопители, ему рассказали после того, как он достиг соответствующего ранга, это информация не для всякого. Так что ни в чем он, рассудила Зинта, не виноват, тем более что сам он из числа ущербных магов.

«Ущербными» в просвещенном мире называли тех, кто в Накопителях не нуждался, поскольку был силен и без подпитки. За ними неусыпно, хотя и ненавязчиво наблюдали, даже если они занимали высокие посты в управленческих структурах.

Суно время от времени вызывали для бесед и проверок в Дом Инквизиции, дабы удостовериться в его лояльности, которую он, казалось бы, не раз доказывал на практике. Зинта не собиралась делиться с ним своими крамольными замыслами. Если что, он ни при чем, это ее личная авантюра. Вот только кто бы подсказал, как заставить Тейзурга действовать в нужном направлении!

В Салубе не заплутаешь: городок невелик, планировка без путаницы, и всегда можно спросить дорогу. Зинта забрела в пока еще незнакомые кварталы и вышла на улицу, где стоял храм Госпожи Развилок – такой же аккуратный и приглядно оштукатуренный, как все остальные салубские постройки. Словно морская раковина притворяется пирожным среди настоящих пирожных в кондитерской витрине или мощный и опасный волшебный артефакт лежит среди игрушек, с виду ничем от них не отличимый.

«Ага, вот кто подскажет», – решила Зинта.

Она покинула храм Двуликой спустя полтора часа, озадаченная и не слишком довольная. Полученный в результате гадания ответ на ее вопрос «Как бы мне заставить того, о ком я сейчас думаю, сделать то, что я задумала?» прозвучал так: «Воззвав с утра к Госпоже Вероятностей, посвяти поискам целый день до позднего вечера. Услышь все, что вокруг тебя будет сказано, и среди этого найдешь толковый совет. Расплатишься за него своим трудом, на это потраченным».

Будто из одного присутственного места в другое отослали, проворчала про себя Зинта, в то время как ноги несли ее к примеченной по дороге писчебумажной лавке.

Она купила три простых карандаша, чтобы был запас на всякий случай, и линованную тетрадку. Всего, что будет сказано за день, ей не упомнить, придется записывать. И еще надо придумать, как объяснить столь странное занятие, если кто-нибудь полюбопытствует, что это вдруг на нее нашло.

Да, она специально выделит для этого целый день, чтобы повсюду ходить с тетрадкой, и хорошо бы потом хватило ума разобраться, что из сказанного – обещанный совет, а что просто так.

Пообедать она зашла в маленькую чайную на полпути к дому. Самое распространенное кушанье в пергамонских и салубских заведениях – пироги с начинкой. Зинта взяла кружку темного чаю с сахаром и два ломтя пирога: один с мясом и сладким сурийским луком, другой – с капустой и рубленой зеленой масличавкой.

– Мама, не отдавай меня ему, – это прозвучало тихо и безнадежно. – Пожалуйста, не отдавай…

– Тимодия, кушай пирог.

В низком женском голосе за властной интонацией сквозила горечь. Неизвестно, обратила ли на это внимание девочка, но Зинта заметила. За минувшее время она освоилась с местной речью. Суно покупал ей, не жалея денег, специальные артефакты вроде тех, с помощью которых Эдмара ускоренно обучали молонскому языку, так что словарный запас у нее был неплохой, она почти все понимала и говорила грамотно, только акцент остался.

– Я не хочу.

– Кушай через не хочу, а то сил не будет.

Женщина шмыгнула носом. Простужена – или плачет?

– Помнишь, когда я была маленькая, ты говорила, что, если я не буду хорошо кушать, ты отдашь меня злому полицейскому?

– Тимодия, я так говорила, чтобы ты не оставляла еду на тарелке. Никакому полицейскому я бы тебя не отдала.

«Нехорошо пугать детей полицией, из них тогда не вырастет законопослушных доброжителей», – это была мысль скорее в молонском духе, нежели в ларвезийском, и подумала об этом Зинта по-молонски.

– А теперь ты решила отдать меня на самом деле. Я к нему не пойду.

– Пойдешь, – женщина тяжело вздохнула. – Разве ты хочешь заболеть и до конца жизни лежать пластом?

– Мамочка, я лучше буду болеть, но останусь дома, с тобой! Я не хочу без тебя жить. Я буду всегда-всегда слушаться, честное слово!

– Хватит, – на этот раз голос матери прозвучал резко. – Доедай, не оставляй на тарелке.

Зинта торопливо дожевала последний кусок, допила чай и повернулась к посетительницам, сидевшим через столик от нее в затененном углу.

Немолодая, но все еще красивая женщина с тяжелым узлом темных волос на затылке, плотная и статная. Одета как зажиточная горожанка с неплохим вкусом. На ее лице застыло ожесточенное выражение, смешанное с глубокой печалью, как будто стряслось какое-то несчастье, но она собирается сопротивляться обстоятельствам до конца.

Тимодии лет восемь или девять, не больше. Угрюмая, бледная, худенькая. Такие же темные, как у матери, волосы разделены на пробор в ниточку и заплетены в две косички, свернутые возле ушей аккуратными кольцами, с ленточками из голубого атласа.

– Сударыня, я лекарка под дланью Милосердной. Если ваша дочь болеет, я, наверное, смогу ей помочь.

Не тратя времени впустую, Зинта уже смотрела на девочку особенным пронизывающим взором избранной служительницы Тавше. Слегка искривлен позвоночник, слабое горло, ссадина на пятке, один из молочных зубов испорчен, но все равно скоро выпадет… Никаких признаков начинающейся серьезной болезни.

– Она здорова, ничего угрожающего я не увидела. Горло надо беречь от простуды, рекомендую пить каждое утро укрепляющий травяной напиток. Столовую ложку на полстакана крутого кипятка – заваривается, как чай. Закажите в аптеке вот эту смесь, – вырвав из тетради листок, Зинта карандашом написала рецепт, аккуратно выводя буквы – алфавит в Молоне и в Ларвезе один и тот же.

– Спасибо вам, сударыня, – женщина взяла листок, но ничуть не повеселела. – Другие лекари говорили то же самое. А у нее руки и ноги немеют, когда она спит или долго сидит на одном месте. И очень она неловкая, то споткнется ни с того, ни с сего, то что-нибудь уронит, все само из рук валится.

Девочка ссутулилась и съежилась на стуле, как будто став еще меньше, и прошептала, обращаясь к мясному пирогу на тарелке:

– Я к нему не пойду. Я от него убегу.

Мать вновь угнетенно вздохнула и сурово потребовала:

– Доедай, кому сказано!

Сочувственным тоном попрощавшись, Зинта отправилась домой: ей еще предстояло примерить на себя роль настоящей госпожи и рассчитать Атаманшу с Пышкой.

– Коррупция без прикрас, коллеги, беру взятки кофейными зернами, – на полном лице Шеро Крелдона играла сдержанная ухмылка, проницательные глаза, обрамленные складками отвислых век, лукаво сощурились. – Знатно угостимся…

В соседней комнате тарахтела мельничка, вертеться ее заставлял с помощью заклинания порученец из младших магов. Экзотический аромат жареных зерен из чужого мира и дразнил, и настраивал на умиротворенный лад.

– Это кто же дает такие взятки? – полюбопытствовал Хемсойм Харвет, принюхиваясь так, что кончик его заостренного хрящеватого носа едва ли не шевелился.

– Наш достопочтенный, если в данном случае уместно будет так выразиться, коллега Тейзург.

– Он уже здесь? – заинтересованно уточнил Суно Орвехт.

– Со вчерашнего дня. Презентовал мешок кофе, чтобы я похлопотал о жилье для него с красивым видом из окна и отдельной ванной. Выглядел при этом как завзятый шельмец, то есть как обычно, и дарил мне такие улыбочки, словно я модистка с улицы Бархатной Туфли. Уверяет, что в Хиале ничего не слышно о том, чтобы какой-нибудь однорогий демон собирался напакостить у нас намероприятии.

– Предсказание коллеги Сухрелдона может и пустышкой оказаться, – рассеянно заметил Хемсойм, продолжая с наслаждением вдыхать кофейный аромат. – Его поэтические пророчества сбываются в четырех случаях из десяти, не так уж густо.

– И не так уж мало. Госпожа Вероятностей не балует нашего поэта, подозреваю, что он даже ее допек своими виршами, но раз предупреждение прозвучало, будем начеку.

Коллега Сухрелдон, один из видящих Ложи, принадлежал к числу тех бесталанных рифмоплетов, коих, по мнению Орвехта, надлежало душить в колыбели – из соображений милосердия по отношению к окружающим. Он мнил себя истинным поэтом и великим мудрецом и, что хуже всего, норовил прочитать свои скверные назидательные стихи всем и каждому, да не просто так, а с выражением: с подвываниями, пришептываниями и экспрессивными перепадами интонаций.

Те из магов, кто был выше по рангу, без церемоний от него сбегали: мало ли, куда они спешат, непосвященным сего знать не положено. Коллеги из числа равных тоже сломя голову срывались «по неотложным делам», наплетя в свое извинение что-нибудь мало-мальски правдоподобное. Зато младшим магам, амулетчикам и обслуге деваться было некуда.

Однажды Сухрелдон отловил Дирвена с его надзирателями и около часа декламировал им воспитательную поэму для юношества. Дирвен, под конец совсем ошалевший и красный от злости, проявил себя молодцом: не нагрубил, даже не пустил в ход «Каменный молот». О последнем обстоятельстве некоторые едва ли не всерьез сожалели: «Эх, ну что ему стоило…» Этот инцидент позволил наставникам сделать обнадеживающий вывод, что у первого амулетчика Ложи начинает постепенно вырабатываться похвальная выдержка.

Некий остряк предлагал натравить Сухрелдона на Тейзурга – мол, пусть попробует ему свои стихи почитать, а дальше все решится само собой, – но руководство категорически запретило подталкивать события в эту сторону, под угрозой сурового взыскания. Видящие у Ложи наперечет, так что коллега Сухрелдон нужен живой, вменяемый и не заколдованный, поскольку его четыре из десяти – недурной на общем фоне результат.

Праздник для Сухрелдона наступал, когда доходило до предсказаний: он излагал их не иначе, как в рифмованном виде, глядя на досадующих коллег вдохновенно и с торжеством. Так было и в этот раз. Стих он прочитал следующий:

Насчет того, кто такой Однорогий, предполагали разное: демон Хиалы, неведомый представитель волшебного народца, создание враждебных Ложе магов, носящий такую кличку агент Ктармы, Овдабы или кого угодно еще, молодой месяц, незаконный пришелец из чужого мира.

– А не Дирвен ли это наш? – высказался один из участников созванного по сему поводу совещания. – Тоже ведь однорогий и набедокурить отнюдь не дурак…

Эту возможность рассмотрели наравне с остальными, но нашлось веское возражение. Из предсказателя вытрясли, что по поводу «чести» он завернул, в отличие от морализаторской третьей строфы, не для красного словца: это был один из элементов того, что ему открылось. Субъект, которого надлежало опасаться, совершит свое злодеяние из соображений чести.

Тогда светило небесное из этого списка можно вычеркнуть, да и Дирвена, пожалуй, тоже – амулетчик Ложи, учинив подобное, не честь обретет, а угодит под трибунал без надежды дешево отделаться. Впрочем, окажись это Дирвен, отвечать по всей строгости пришлось бы тем, кому поручено за ним присматривать, а незаменимого паршивца опять пощадят. Для Ложи долговременная выгода превыше буквы закона.

Было решено в павильон с куджархом первого амулетчика ни под каким видом не пускать и проследить за тем, чтобы к виварию он даже близко не подходил. Дабы исключить всякую возможность предсказанного безобразия. Хотя почти все склонялись к тому, что зловещий Однорогий, который крадется «в нощи» к выставочным павильонам, – это не Дирвен Кориц.

Группа осторожных коллег предлагала не демонстрировать куджарха в Пергамоне, а сразу отправить на изучение, но Сокровенный Круг на это не согласился. Раз объявлено, что на Выставке будет куджарх, пойманный ларвезийскими магами в пустыне Олосохар, он там будет, иначе может пострадать престиж Светлейшей Ложи.

Олосохарские куджархи принадлежали к числу тех волшебных животных, которых захватить живьем чрезвычайно трудно, и присутствие среди экспонатов сей редкости должно произвести изрядное впечатление на приглашенных гостей.

За дверью уже клокотала вода в котелке, звякали чашки.

– Наш первый раздолбай недурно проявил себя в Журавлином доме, – заметил Хемсойм, который был одним из полномочных кураторов Круга Амулетчиков. – У нас решили, что пора бы уже дать ему «Рвущий цепи, рушащий стены», пусть понемногу осваивает.

– Не рановато? – хмыкнул Орвехт.

Это же Дирвен. Сегодня он недурно себя проявит, а завтра опять что-нибудь отмочит.

– С тех пор, как мы приставили к нему молодых коллег-надзирателей, он начал набираться ума. Постоянно имея перед глазами пример благоразумного поведения, он незаметно для самого себя учится выдержке, дисциплине, взвешенности поступков и другим необходимым для одаренного юноши добродетелям.

– Хем, ты сам-то веришь в то, что говоришь? – скептически осведомился Шеро, любивший рушить чужие иллюзии.

Впрочем, ему это по должности полагалось.

– Руководство настаивает, чтобы парень поскорее обучился работать с «Рвущим – рушащим», – уже другим тоном признался Хемсойм. – Нам нужен хотя бы один амулетчик, способный использовать все возможности этого артефакта, а он и есть в нашем распоряжении только один, другие не справятся. Никто не сможет отрицать того, что как амулетчик Дирвен почти бог.

– И он в полной мере осознает свою божественность, – кивнул Суно. – К несчастью…

– Это у него возрастное. По мере возмужания пройдет, – в голосе Хемсойма сквозило легкое сомнение в собственных словах.

В Журавлином доме ребята продержались благодаря первому амулетчику, без него их бы стерли в порошок. Другое дело, что посланцы Ктармы, потерпевшие бесславное поражение, за ним-то и приходили.

Ктармой называло себя тайное общество, державшее в страхе весь просвещенный мир. Ее проповедники утверждали, что знают, «чего хотят боги». Ее ужасатели убивали тех, кто живет «грязно», а «грязно», по их меркам, жили все, не согласные с их учением.

Казалось бы, это всего лишь одержимые безумными идеями мракобесы, которых недолго прихлопнуть, если хорошенько постараться – но извести их никак не получалось. У них были и деньги, и убежища, и подпольные лаборатории для изготовления разрушительных артефактов сумасшедшей мощности. То там, то здесь появлялись их проповедники и вербовщики. Как говаривал Шеро, «если музыка так долго играет, значит, кто-то за нее платит».

Ктарме покровительствовала Овдаба – большая и богатая северная страна, извечная соперница Ларвезы в области экономических интересов. Пограничных стычек у них не случалось, поскольку между ними лежала Молона, где народ живет тихо и мирно, однако попробуешь этих доброжителей-коллективистов завоевать – зубы обломаешь, так что желающих давно уже не находилось. На любом другом игровом поле два сильнейших государства просвещенного мира пребывали в затяжном противостоянии, а то и сшибались в открытую. Ктарма была для Овдабы в этой бесконечной борьбе чрезвычайно полезным орудием.

Дирвен Кориц по происхождению был овдейцем. Из родной страны он удрал три года назад, преодолев вплавь едва избавившуюся от ледяного панциря Бегону. Суно тогда находился в Молоне в командировке и, оказавшись в нужное время в нужном месте, вытащил из воды посиневшего от холода мальчишку.

В этой авантюре Дирвену помог грошовый амулет «Удача водоплавателей», иначе ему бы нипочем не доплыть. Разобравшись, что за подарок судьбы сидит перед ним и стучит зубами, маг забрал его с собой в Ларвезу, чтобы сдать в школу амулетчиков при Академии.

Надо полагать, в Овдабе локти грызли, когда поняли, кого упустили. Там ведь до последнего момента не разобрались, что Дирвен – амулетчик выдающейся силы, да еще довели парня до того, что он пустился наудачу в свой самоубийственный заплыв.

У обычного человека не было бы никаких шансов: весенняя ледяная вода, чужой берег еле виднеется в дымке (или даже не виднеется, поскольку Дирвен плыл ночью, чтобы пограничники не поймали), да еще водяной народец всегда не прочь утянуть кого-нибудь на дно. Только амулет его и спас – вернее, он сам себя спас, заставив слабенькую побрякушку работать не хуже мощного артефакта.

Изначально он вляпался в неприятности по собственной дурости. Отец у него рано умер, и они вдвоем с матерью жили небогато, а десятилетнему Дирвену однажды невтерпеж захотелось миндального мороженого. Своенравный мальчишка закатил посреди улицы истерику «мама, я хочу…», и через два дня после этого Сонтобию Кориц вызвали в суд – ей предъявили обвинение в жестокосердии и нарушении Закона о Детском Счастье.

Дирвен подлил масла в огонь, жалуясь судьям, что мама заставляет его чистить овощи для похлебки и вытирать пыль и еще иногда его ругает, повышая голос, поэтому у себя дома он не чувствует себя счастливым. Капризный поганец добивался вполне конкретного результата: чтобы маме запретили требовать от него помощи по хозяйству и велели бы всегда покупать ему то, что он захочет.

Овдейский суд постановил забрать его у малообеспеченной и жестокосердной Сонтобии Кориц, лишившей своего сына права на Счастье, и отдать на воспитание приемной родительнице. Ни громкий рев, ни прочие устрашающие приемы Дирвену не помогли. Блюстители Детского Счастья унесли его из зала суда, замотав в одеяло, чтобы не лягался.

Он бунтовал и несколько раз удирал, в конце концов его поместили в исправительный приют, но оттуда он незадолго до своего пятнадцатилетия тоже сбежал, чтобы рвануть через речку в Молону. Никто не мог переломить его упрямства. Благодаря этому качеству он выбрался из Овдабы и достался Светлейшей Ложе, и в то же время это делало его плохо управляемым, тем более что свою уникальность и ценность парень осознавал в полной мере.

А того, что в детстве он сам навлек на себя беду, Дирвен так и не признал. Он до сих пор винил во всем Госпожу Вероятностей, которую считал своим наипервейшим врагом и называл Госпожой в Рогатом Венце или Рогатой Госпожой. Что ж, вот и допрыгался – сам обзавелся рогом. Когда он прирезал почем зря раненного телохранителя Тейзурга, Двуликая его под руку не толкала.

Суно пытался подвести Дирвена к мысли, что надо учиться делать правильный выбор, а не сетовать на то, что жизнь подсовывает тебе не те обстоятельства, словно рыночный торговец – негодный товар, но сие было бесполезно: от него такие мысли отскакивали, как горох от стенки.

Титул первого амулетчика он официально получил вскоре после зимнего солнцеворота, когда умер старый Джехоно Гирвемонг. Других претендентов не было. Вернее, были, но ни один из них не мог тягаться с Дирвеном Корицем. По традиции, первого не назначают, им становится тот, кто победит на состязаниях, и сопливый юнец овдейского происхождения превзошел с изрядным отрывом всех остальных сильнейших амулетчиков Ложи. Его конопатый нос после этого задрался еще выше, хотя всего пару дней назад казалось, что дальше некуда.

Такое сокровище, что хоть убейся. С другой стороны, когда доходило до дела, он и впрямь был истинным сокровищем, какого ни у кого больше нет, и за это ему сходило с рук многое.

Сиянских пиратов, среди которых тоже попадались неслабые амулетчики, удалось разгромить благодаря тому, что в этой операции задействовали Дирвена. Нельзя сказать, что с морским разбоем покончено – иные доверились нехорошему предчувствию и отсиделись по тихим гаваням, но в ближайшие несколько лет пираты не будут создавать серьезных проблем, и торговля Ларвезы с Сияном обещает принести барыши, не омраченные убытками.

Уже за одно это Дирвен молодец, а таких примеров накопилось немало. На Великое Светлейшее Собрание его привезли на всякий случай, если вдруг возникнет нужда в его способностях. И он лишний раз доказал, что крут, сумев отбиться от вражеского отряда. С диверсантами сотрудничал один из кормильцев Ложи, которого те шантажировали, но даже это им не помогло.

И все же Орвехт склонялся к тому, что лучше бы его отсюда услать. Может, смутное предчувствие. Может, всего лишь привычка ожидать от Дирвена любой не укладывающейся в голове выходки: кто знает, где и когда ему в следующий раз захочется миндального мороженого.

Но с архимагами не поспоришь, поэтому первого амулетчика Ложи доставили в Салубу и поселили в Журавлином доме. Под охраной. После недавнего инцидента – под усиленной охраной.

«Энгу» он с мишени для ножей нехотя соскоблил, это Орвехт проконтролировал.

Маги выпили по чашке кофе, и уже после того, как Хемсойм ушел, Шеро поделился:

– Плясунья и Змейка возвращаются. На днях наш корабль заберет их из Абенгарта.

– Бегонию так и не нашли? – поинтересовался Суно.

– Нет, и никаких ее следов, хотя девочки поработали на совесть, проверили все ниточки. Плясунья еще могла бы снебрежничать, а твоей Змейке я доверяю. Нужная нам дама как в воду канула.

– Возможно, так и было, если до нее дошли слухи, что ее поганец утонул.

Бегонией занятые в разведке коллеги называли Сонтобию Кориц. Ее желательно было заполучить, чтобы никто не смог шантажировать Дирвена, угрожая его матери, и в то же время чтобы у Ложи был рычаг для мягкого давления на взбалмошного и норовистого первого амулетчика. Две ларвезийских шпионки, работавшие в Овдабе с начала зимы, передали немало полезной информации, но с этой задачей так и не справились.

Салдун Заячья Лапа двинулся на юг еще до того, как снег начал таять. Салдун был хитрый. Придешь раньше – наменяешь больше.

Пока земля скрыта под сверкающей белой шкурой, можно добраться до Сновидческих гор, переждать там опасную пору, когда зима рожает весну и тундра становится водянистой, заманивает в ямы с ледяной похлебкой, чтобы тебя съесть. А потом, как великие роды закончатся и все подсохнет, запрячь оленей в волокуши – и вперед всех к Людскому Чудовью. Звалось оно так потому, что приходили туда с юга люди чудные, охочие до моржового клыка и звериных шкур. Сами пришлые люди свое Чудовье иначе называли.

В этот раз с Заячьей Лапой кроме его сыновей и подросших внуков было четверо странных чужих людей. Может, кораблекрушенцы, может, в прошлом заколдованные, а теперь расколдованные. Нашли их в тундре незадолго до того, как солнце ушло на свое зимовье.

Толку от них никакого, однако. По-человечьи не говорят, только непонятное лопочут. Спрашивать начнешь, показывают на юг: мы оттуда, а больше ничего про них не известно. Изможденные и слабые, в хозяйстве не помощники. С женщиной лечь тоже не могут. Если правду сказать, лечь-то лягут, но так и будут валяться рядом, словно дохлые рыбины, нету в них мужской силы. Вначале их нашлось пятеро, но один зимой совсем заболел и помер.

Салдун спрашивал у духов, не оборотни ли это, не обманный ли народец, но духи ответили – нет. Люди они, только гневается на них за что-то Великий Белый Пес. Давно гневается. Все уже забыли, за что, а он до сих пор гневается.

Раз они люди, хоть и никчемные, Заячья Лапа не стал выгонять их в тундру. Всю зиму у него в стойбище прожили, а теперь он повез их с собой в Чудовье, чтобы там оставить. Может, оттуда они найдут дорогу к себе домой, да и Великого Белого Пса сердить незачем.

Глава 2 Дело о ягодах лимчи

Одно из красивейших мест в Абенгарте – набережная Морских Гимнов: три белокаменные террасы с клумбами и статуями богов, вдоль верхней как по линейке выстроились здания, исполненные строгой холодноватой гармонии.

Как обычно в эту пору, чаши клумб были заполнены рыхлым подтаявшим снегом, а боги упрятаны в дощатые пеналы. Свинцовое, в слепящих бликах море играло клочьями пены и обломками льдин. Небо над ним было такое, что засмотришься: величавые седые облака, сквозящая в разрывах перламутровая высь, громадные косые столбы по-зимнему серебристого солнечного света, да еще далекие, на грани реальности, как будто нарисованные карандашом силуэты кораблей.

Сюда нередко приходили художники, иные из них и сейчас зябли на террасах за своими мольбертами, зачарованные и пойманные этим небом.

На открытой веранде ресторации «На набережной» устроились Плясунья и Змейка, две ларвезийские шпионки. Завтра им предстояло сесть на «Пьяную стрекозу» и отправиться восвояси – в южные края, где все охвачено цветением и нет нужды кутаться в меха, с наслаждением грея пальцы о гладкие фарфоровые бока чашки с горячим шоколадом.

Плясунья была дамой за сорок, все еще не растерявшей куража и порочной любви к чужим вещам, чаще всего совершенно ей не нужным. Она и сейчас успела незаметно прикарманить старые бронзовые щипчики для сахара, хотя на кой они ей сдались? Наверняка оставит их в гостиничном номере вместе с другой никчемной мелочью.

На такие некрасивые поступки Плясунью толкал азарт, воровство было ее любимой игрой. Однажды она доигралась, и ее завербовала Светлейшая Ложа. Что ж, это было лучше, чем сесть в тюрьму.

Плясуньей она была настоящей – бывшая ресторанная танцовщица, некогда известная среди завсегдатаев алендийских питейно-увеселительных заведений. С той поры она изрядно располнела, но профессиональной легкости и плавности движений не утратила, не всякая восемнадцатилетняя барышня ее перещеголяет.

Звали ее Нинодия Булонг, имя у нее тоже было настоящее: в этой авантюре она играла саму себя.

Пятнадцать лет назад она подарила свою благосклонность Дитровену Брогверу, богатому аристократу из Овдабы. Потом любовник уехал, оставив ей небольшую сумму денег – до того небольшую, что Нинодия в сердцах подумала: «Ну и дура была, что связалась с этим бледным скупердяем, лучше б закрутила с любым невоспитанным купчиной из наших!»

Вскоре выяснилось, что она не только продешевила, но еще и залетела. В храме Госпожи Вероятностей ей нагадали, что, если она вытравит плод, он утянет ее за собой в Хиалу: чтобы выжить, нужно доносить до конца. Так она и сделала, кляня все подряд на чем свет стоит. Благополучно родила девочку, которую отдала на воспитание в деревенскую семью, и опять пошла плясать в столичных ресторанах, трактирах и чайных.

Минувшей зимой Нинодия Булонг с четырнадцатилетней Талинсой приехала в Овдабу на знаменитые Гердейские горячие источники: здоровье, подорванное разгульной жизнью, требовало заботы. Встретившись там с Брогвером – чистая случайность, разумеется, – она была с ним безупречно любезна и с улыбкой вспоминала прошлое, подернутое романтически-ностальгическим флером. Ничего такого, что могло бы оттолкнуть бывшего любовника, ныне весьма влиятельную в Овдабе персону.

«Не догадываетесь, кто это?» – лукаво усмехнулась она, кивнув на Змейку, скромно сидевшую в сторонке. Кое-что просчитав в уме, Дитровен догадался, кто: его незаконнорожденная дочь.

Нинодия тактично обронила, что некоторые сбережения у нее имеются, и на жизнь им с Талинсой, хвала богам, хватает. Брогвер, вначале насторожившийся, после этого подобрел и даже расщедрился на подарки.

Порой он приглашал девушку погостить в своем абенгартском особняке или в поместье за городом. Когда с Нинодией, когда без нее, но той многого и не требовалось: главной шпионкой была юная Змейка.

Той на самом деле было не четырнадцать лет, а семнадцать. И звали ее не Талинса Булонг, а Хеледика, дочь Сейвелики, дочери Данры. Совершенно верно, носить такое имя может только песчаная ведьма из пустыни Олосохар. Впрочем, в Аленде ее знали как Хеледику Орвехт, под фамилией ее опекуна.

Настоящая Талинса умерла в ларвезийской деревне в двухлетнем возрасте, и ее закопали на кладбище за часовней Кадаха Радетеля, но Нинодия никогда о том не распространялась, и блеф удался.

Песчаных ведьм с другими девушками не спутаешь. Глаза у них чаще всего по-кошачьи круглые с приподнятыми к вискам уголками – у Хеледики были именно такие, – а радужка желтовато-дымчатая, сияющая, словно ярко освещенный песок. Кожа светлее, чем у смуглых сурийцев, населяющих оазисы и окраины великой пустыни Олосохар, однако солнце никогда не сможет обжечь ее до красноты. Их волосы лунно-песочных оттенков необыкновенно густы и напоминают шелк. В их жилах течет толика волшебной крови песчанниц – прекрасных русалок пустыни, которые заманивают людей на погибель, танцуя на барханах в зыбком золотистом мареве.

Нечего было и думать о том, чтобы выдать это экзотически прелестное существо за родную дочь Нинодии Булонг. Тем более что овдейская разведка тоже не дремала, и там наверняка знали о том, что маг Светлейшей Ложи Суно Орвехт три года назад привез в Аленду олосохарскую ведьму-изгнанницу, которую тогда же определили в школу для одаренных девиц при Магической Академии.

В этой школе ведьм обучали всяким полезным премудростям, в то время как магички учились в Академии – специфика волшебства у них разная, и подход требуется разный. Для ведьм существовали ограничения, не влияющие на магичек, зато они не нуждались в Накопителях, так как получали силу из окружающей среды: из воды, песка, растений, драгоценных камней, природных катаклизмов – у каждой свой источник.

Юная шпионка изменила внешность с помощью волшебного артефакта. Булавка с коротким острием – если вонзить ее в плоть, она будет выглядеть, как выпуклая темная родинка, и тогда ее обладатель сможет принять задуманный облик.

Колдовские глаза Хеледики стали просто серыми, без манящего мерцания, а волосы – светло-русыми. Точеные черты смягчились и слегка расплылись: ни красавица, ни дурнушка, невыразительное полудетское личико. Тонкая и хрупкая, как все ее соплеменницы – хотя эта хрупкость была обманчива, они отличались завидной выносливостью, – та, кого Шеро Крелдон и его коллеги называли Змейкой, вполне могла сойти за четырнадцатилетнюю.

Гостя у Брогвера, она подслушивала разговоры и снимала копии с интересующих Ложу документов. Как известно, песчаная ведьма получает свою силу от олосохарского песка, и чтобы она могла колдовать в чужих землях, ей надо хотя бы горсть его постоянно держать при себе. У Хеледики песок был и под стельками обуви, и за подкладкой одежды, и в поясах с корсажными лентами. Им же была набита тряпичная куколка, с которой она никогда не расставалась. Последнее никого не удивляло: трогательная привязанность уже большой, но еще не повзрослевшей девочки к старой игрушке.

В ресторации «На набережной» Хеледика полюбила сидеть не только ради великолепного вида на море и очень вкусного горячего шоколада, который здешний повар готовил по собственному рецепту. Это было одно из немногих в Абенгарте заведений, куда ее пускали. Правда, только вместе с Нинодией, но Плясунье тоже здесь нравилось, главным образом из-за шоколада и других кондитерских удовольствий.

Талинса Булонг была «девочкой», поэтому ее со всех сторон окружали запреты. Благословенная Овдаба – это вам не распущенная Ларвеза. Здесь они с Дирвеном не смогли бы, как прошлой весной в Аленде, бродить по городу вдвоем, без сопровождения взрослых, а потом запросто снять комнатушку с кроватью в обшарпанной маленькой гостинице, хозяева которой тем и промышляли, что сдавали номера для свиданий кому угодно без лишних вопросов.

Хеледика не любила мысленно возвращаться в прошлую весну. Ее история с Дирвеном напоминала солнечную зыбучку: вначале теплое обволакивающее сияние, и кажется, что все будет хорошо, и шагаешь вперед, а как туда провалишься – опора уходит из-под ног, и вокруг что-то мертвяще холодное, страшное, оно выталкивает тебя прочь из жизни, но в то же время не отпускает.

Все, что тогда случилось, виделось Хеледике перемешанными фрагментами, как будто она перебирала кусочки порезанных ножницами картинок. Сиянские вишни, усыпанные белыми с пурпурной каймой махровыми цветами. Настырно преследующий ее на улицах Дирвен – вначале он только следил за ней, не решаясь подойти, и не подозревал, что она чуть ли не с первого раза его заметила. Столики в чайных и трактирах, прошедшие через множество рук расписные чашки, их рисунки наслаиваются друг на друга, сливаясь в один, пестрый и невнятный. Блуждания вдвоем, соприкасаясь плечами и локтями, по весенней Аленде, которая то ли есть вокруг, то ли снится. Вкус чая, вкус шоколада, вкус поцелуев. Страшное кроваво-тряпочное месиво на площади Полосатой Совы, где смертница Ктармы, замотанная в темный платок тетка с тяжелым угрюмым лицом недоброго истукана, привела в действие «ведьмину мясорубку» – еще тогда в груди у Хеледики екнуло: их с Дирвеном прогулки закончатся скверно, этого не избежать. А потом была скрипучая кровать в той гостинице и полный обиженного детского недоумения взгляд Дирвена: «Так ты не девственница?» Казалось, он вот-вот расплачется, но вместо этого произнес чужим потерянным голосом: «Уходи».

Хеледика тогда решила, что это расплата. Из родной деревни в Мадре, на краю Олосохара, она сбежала в тринадцать лет, когда ей выпал жребий идти на съедение куджарху. Она хотела жить.

Задыхающаяся, со сбитыми в кровь ногами, она встретила на заметенной песком каменной дороге, по обе стороны от которой волнились до окоема бледно-желтые барханы, трех дочерна смуглых запыленных сурийцев, перегонявших стадо овец. Хеледика легко добилась задуманного, ведь она хотела жить. Ей было неприятно, больно, неудобно, и от пастухов скверно пахло, но к тому времени, как ее настигла погоня, она больше не была девственницей – и потому для жертвоприношения не годилась.

Из деревни ее с позором выгнали, но она, несмотря на позор, по-прежнему хотела жить и после череды невеселых бродяжьих приключений напросилась в служанки к ларвезийскому торговцу, чтобы тот забрал ее с собой в чужие края. Потом ее подобрал Суно Орвехт. Любопытная, наблюдательная, восприимчивая к новому, песчаная ведьма за год превратилась в самую настоящую алендийскую барышню. Ей хотелось жить, ей все было интересно. А после кровати с застиранными простынями и пришибленного Дирвена, который сперва смотрел на нее, как обманутый ребенок, а в следующий момент – как судья на преступника-душегуба, ей жить расхотелось.

Орвехт перехватил ее по дороге к Мосту Убийцы. Есть в Аленде такой мост, возле которого поселился какой-то свихнувшийся ветер, отбившийся от своей стаи. Придешь туда, и даже собираться с духом не надо – только встань на край, он тебя сам в спину толкнет, а канал глубокий… После обстоятельного разговора с господином Суно Хеледика умирать раздумала, но все равно ей казалось, что история с Дирвеном – расплата за то, что она тогда смалодушничала, в результате чего деревня отдала вместо нее куджарху другую девушку.

Чуть-чуть утешало то, что больше никого не отдадут: обитавшего вблизи деревни куджарха больше нет, его убил Тейзург, которому понадобилась селезенка этой твари в качестве ингредиента для какого-то снадобья.

Хеледика познакомилась с Эдмаром еще до того, как тот стал Тейзургом. Он подсел к ней в чайной, и дальше «все вышло само собой», как порой пишут во фривольных новеллах. Не любовь, зато с ним было легко, и заодно она излечилась от боязни, что каждый, с кем она начнет встречаться, будет разочарован и оскорблен ее грязным прошлым.

Позже выяснилось, что они еще и родственники: Тейзург оказался тем самым магом, который в давние времена водился с песчанницами, не страшась их чар, и от этих связей появились на свет первые песчаные ведьмы. Они давным-давно забыли, как его звали, но до сих пор почитали своего предка-прародителя.

Тейзург заявил, что Хеледика, с его точки зрения, не сделала ничего дурного, ибо он сам на ее месте поступил бы так же.

– А Дирвена я бы проучил, – добавил он, задумчиво щуря длинные глаза с переливчатой радужкой, которая была то серой с лиловым или болотным оттенком, то вспыхивала расплавленным золотом. – О, я бы загнал его в такой угол… Он ведь тоже хочет жить.

– Прошу вас, не надо за меня мстить, – нерешительно произнесла Хеледика. – Он и так сильно расстроился.

После того как повеса Эдмар превратился в предка-прародителя, она перешла на «вы» и начала перед ним робеть.

– Я бы всего лишь заставил его посмотреть на ситуацию с другой точки зрения, – ухмыльнулся предок. – Не снаружи, а изнутри… Можешь мне поверить, иногда это лучше всякой другой мести. Но обстоятельства не благоприятствуют, так что Дирвен может спать спокойно.

Этот разговор состоялся между ними незадолго до того, как Хеледику забрал к себе Шеро Крелдон. Сводить счеты с Дирвеном ей не хотелось, но пожелай он вновь наладить отношения – этого не будет, никогда не будет. И в родную деревню ей возвращаться незачем, даже если ее согласятся принять обратно благодаря заступничеству предка-прародителя. Все равно ей не простят Ксиланру, которую отдали куджарху вместо нее, да она и сама не сможет смотреть в глаза близким Ксиланры.

Хеледика сказала себе, что больше не станет ходить по тем тропам, на которых однажды расшиблась едва ли не насмерть. Она решила выбрать жизнь-игру, жизнь-авантюру, жизнь-скольжение, и никаких Дирвенов ей больше не надо. Быть шпионкой – это ведь совсем неплохо, правда?

Если Плясунью Светлейшая Ложа поймала на любви к тому, что плохо лежит, то Змейку – на тоскливом желании, чтобы все переменилось и ничто не напоминало о прежней боли. Из них получилась отличная пара соучастниц.

Огромное белесое небо над океаном, с застывшими облачными вихрями, туманными занавесами и колоссальными снопами света, завораживало Хеледику не меньше, чем продрогших возле своих мольбертов живописцев, которые приходили сюда, несмотря на пронизывающий ветер, потому что не могли не приходить. В детстве ее приучили созерцать пустыню в разное время суток, и теперь она так же благодарно и вдумчиво, стараясь ничего не упустить, глядела на любой другой пейзаж.

При сборе информации для Ложи эти навыки делали ее лучшим наблюдателем, чем Нинодия, которая легко могла прозевать что-нибудь, не бросавшееся в глаза.

Ресторанный прислужник принес блюдо с десертом: выложенные симметричной мозаикой маленькие сдобные булочки, пирожные, кексы. Не отводя глаз от прохладно серебрящейся небесно-морской шири, Хеледика машинально взяла круглую булочку с ягодами лимчи и начала крошить над блюдцем, выколупывая продолговатые фиолетовые ягоды, похожие на кусочки мармелада.

В следующий момент она спохватилась: дурная привычка, еще с детства. Бабушка Данра пекла лепешки с лимчи и ругала внучку за дикарский способ их поедания. Она была видящей и сердито ворчала, что эта глупость когда-нибудь доведет Хеледику до беды. И господин Суно, между прочим, советовал об этом не забывать… Спохватившись и даже слегка испугавшись, девушка оставила сдобу в покое.

– Талинса, что ты делаешь? – глянув на блюдце, ахнула Нинодия. – Переводишь булку на крошево, словно ты не воспитанная девица на выданье, а служанка-замарашка! Не заставляй меня краснеть!

Ей представлялось, что настоящая мать должна именно так разговаривать со своим ребенком. Для пущей натуральности она еще и голос повысила.

– Да что вы, маменька, служанка-замарашка скорее съела бы сдобу, пока не отобрали, – рассудительно возразила Хеледика.

– И не спорь с матерью! – прикрикнула ее напарница, изображая гнев. – Умничать она будет, раскрошила еду и теперь бессовестно умничает! Раз так себя ведешь, не будет тебе сегодня больше сладкого. Самой-то не стыдно, вон уже люди уставились на нас и смотрят!

Люди на них и вправду смотрели. Три женщины с одинаковыми медальонами поверх теплых клетчатых жакетов. До сих пор они сидели в зале с камином, а теперь вышли оттуда на веранду и остановились в двух шагах от столика Плясуньи и Змейки. На их бледных лицах, обрамленных вязаными шерстяными капорами, появилось возбужденно-предвкушающее выражение, словно у игроков, готовых сорвать крупный куш, или у гончих, почуявших дичь.

Хеледика ощутила укол страха, вроде бы беспричинного – что бы они могли им с Нинодией сделать? Во всяком случае, никакой магии ведьма не почувствовала.

– Госпожа Булонг, вы нарушаете право девочки на Детское Счастье, – полным скрытого торжества тоном произнесла по-ларвезийски одна из женщин.

– Сударыня, я разговариваю со своей дочерью! – агрессивно, хотя и с ноткой настороженности, огрызнулась Плясунья.

– Ваша дочь имеет право крошить булку и быть счастливой, а вы делаете ей замечания и таким образом попираете ее права, – отчеканила вторая. – Если ребенок хочет есть начинку отдельно от булки, он имеет на это право, защищенное Законом о Детском Счастье.

– Она уже не ребенок, – буркнула старшая шпионка. – В этом возрасте женихов уж пора ловить, а не с булками баловаться.

– Значит, вы хотите толкнуть девочку на срамную жизнь?! – с истерическим надрывом осведомилась третья. – Это противоречит законам Овдабы!

Хеледика рассмотрела, что выгравировано у них на медальонах: эмблема государственной службы Надзора за Детским Счастьем.

– Как бы там по-вашему ни было, это моя дочь, – сварливо отрезала Нинодия Булонг. – И мы с ней завтра уезжаем из вашей страны домой.

– Маменька не обижает меня, сударыни, – приторно-вежливым голоском добавила Змейка, стремясь замять ненужный конфликт. – Она меня любит, хотя иногда сердится, и я ее тоже люблю. А крошить булки нехорошо, я больше так не буду.

Женщины ее как будто не услышали. Словно вдруг заговорил стоявший на столе сливочник из белого фаянса – ну и пусть себе что-то там бормочет, людям-то до этого что за дело?

– Вы ведете себя противоправно, госпожа Булонг, – предупреждающим тоном сообщила одна из дам, после чего все три удалились с продуваемой ветром веранды, шелестя длинными темными юбками.

– Ну, ровно пласохи, как есть похожи, – шепотом поделилась впечатлениями Плясунья. – Брр, я из-за них аж замерзла.

Пласохами называли представительниц лесного волшебного народца, которых они видели в алендийском виварии Светлейшей Ложи. Те походили на птиц с грязновато-серым оперением и человеческими головками величиной с кулак. Лица – будто у некрасивых восковых куколок, на макушках торчат венчиками перья. Питались пласохи свежей кровью: они ее лакали, далеко выбрасывая длинные проворные языки. Лапы у них были узловатые и мощные, со страшными когтями, позволяющими дать отпор врагу или растерзать добычу.

Хеледика согласилась с тем, что три недавние собеседницы чем-то смахивают на пласох, и вновь перевела взгляд на море, заметив:

– Какая разница, скоро будем в Аленде.

– Аленда… – мечтательно вздохнула Нинодия. – Бульвары, цветы, театры… Кавалеры, которые умеют быть кавалерами, а не мороженой рыбой. И пирожные наши вкуснее! Мы с тобой, доча, еще на Светлейшее Собрание с Выставкой успеем, на всякие чудеса насмотримся.

Они были уверены, что завтра и впрямь смогут отсюда уплыть.

«Рвущий цепи, рушащий стены» выглядел словно большая пуговица из тусклого металла, с вытравленным геометрическим узором, который, если долго его рассматривать, казался то выпуклым, то вдавленным.

Дирвен пришил «пуговицу» к подкладке форменного камзола. При работе с этим артефактом надлежало тщательно выверять и контролировать каждый мысленный приказ: он мог порвать тонюсенькую цепочку или стенки склеенной из бумаги коробочки, а мог порушить стены во всем доме, да и соседние постройки повредить.

Дирвену битый час рассказывали, что владеть таким амулетом – это великая ответственность, и сначала он должен научиться с филигранной точностью разрушать малое, а потом, когда освоится, его отвезут в опустелую деревню, где никто не живет, и там он должен будет выжать из «Рвущего – рушащего» максимальную мощность.

Рекордом прежнего первого амулетчика Ложи, почтенного Джехоно Гирвемонга, было поражение целей в окружности радиусом около ста тридцати шагов, что составляет примерно одну десятую шаба. Наставники выразили надежду, что у Дирвена показатели будут не хуже.

Дирвен решил, что сделает им не одну, а две десятых шаба, потому что он сильнее Джехоно Гирвемонга.

Впрочем, не все для него было сахаром посыпано. Он-то понадеялся, что после Журавлиного дома его полностью оправдают и перестанут стеречь, как изловленного демона. Ага, разбежался. Трех Прилежных Кроликов с ним больше не было, зато взамен появились Три Веселых Чижика.

Эти парни бесили одним своим видом. Даже если длинные волосы завязать на затылке и спрятать за воротник, а шарф из китонского шелка запихнуть в потайной карман, все равно же видно, что ты подражаешь известно кому! Когда Дирвен цедил по этому поводу полные горького сарказма колкости, потому что никто не заставит его молчать, молодые маги жизнерадостно ухмылялись и мололи в ответ что-нибудь примирительно бодренькое. Словно перед ними умалишенный, на которого не следует обижаться. Так и поубивал бы… Тем более что свое дело они знали и глаз с него не спускали.

Разговоров между Веселыми Чижиками только и было, что о женщинах. Дирвен, наслушавшись, тоже захотел женщину, и ему привезли одну из алендийского борделя, черненькую и смешливую, а потом другую, беленькую и томную. Какие бы ни были, он их всех презирал: иного отношения они не заслуживают. Еще бы ему не разочароваться в любви после Хеледики и в придачу после «Энги», которую все-таки пришлось соскоблить с тренировочного чурбана.

– Какими же нужно быть вандалами, чтобы не пощадить столь совершенное произведение искусства, – с грустью произнес Тейзург, дотронувшись кончиками пальцев до изуродованных обоев. – Восхитительный китонский стиль, но мне сдается, что рисовал человек, тем более что здесь изображены люди. Бесподобная стилизация…

Его ногти переливались перламутром с расплывчатыми узорами. По одеянию из китонского шелка ветвился серебристо-лилово-серый орнамент. Длинные темные волосы с фиолетовыми прядями сколоты на затылке филигранной серебряной пряжкой, усыпанной мелкими аметистами, глаза подведены. Древний маг-возвратник во всей красе. Выражать вслух восхищение можно, а впечатления, далекие от восторженных, лучше держать при себе. Того несчастного забияку, который брякнул у него за спиной: «Это что еще за чудо, то ли парень, то ли девка, истинный павлин у кого-то из парка сбег!», до сих пор не удалось расколдовать – так и торчат у несчастного из копчика павлиньи перья, а если их срезать, вскорости новые вырастают.

Как поведал крухутак, у которого Ложа выиграла ответ, отнюдь не все маги древней эпохи были похожи на Тейзурга: он еще тогда считался оригиналом, чтобы не сказать извращенцем, и снискал всеобщее порицание.

Однако в ту пору в Сонхи были волшебники, равные ему по силе, а сейчас такие вряд ли сыщутся. Разве что по Накопителям поискать… Но те, кого туда забрали, уже ни на что не годны.

– Я попробую что-нибудь сделать, – он явно был настроен играть роль существа кроткого, сговорчивого, безупречно вежливого – и горе тому, кто примет все это за чистую монету. – Хорошо, что вы сохранили все обрывки. Я мог бы сымпровизировать, но лучше восстановить погибшие рисунки в первоначальном виде, не правда ли?

В Южной зале подмели и отмыли от крови пол, заменили расколотую дверь. Деформированные ошметки обоев лежали кучей на лакированном подносе на столике. Устроившись на плоской сурийской подушке, гость начал перебирать их.

На стенах залы каждая из прелестно прорисованных сценок с прогуливающимися придворными дамами отличалась от других хотя бы мелкими деталями, и все вместе складывалось в дивно гармоничную картину. Впрочем, не сейчас, когда по обе стороны от двери зияли две безобразные дыры – на всякий случай решили до консультации с Тейзургом их не заделывать.

– Коллега Эдмар, я распоряжусь насчет чая, вина и шоколада, – учтиво произнес Орвехт.

– Благодарю вас, коллега Суно, – в тон ему учтиво отозвался древний маг, похожий в своем изысканном одеянии на экзотического театрального персонажа.

Глядя на него, Суно невольно подумал о своей кошке, которая вела себя до умиления примерно, если недавно сотворила либо замыслила какую-нибудь из ряда вон выходящую пакость.

Он вышел, тихо притворив за собой дверь. Угощение для почетного гостя – это само собой, но в первую очередь он хотел убедиться, что поблизости не болтается Дирвен, и если да – услать его подальше.

Надворные постройки Журавлиного дома представляли собой ухоженный желто-розовый лабиринт, крытый глазурованной черепицей. Сейчас этот ансамбль нежился в свете заходящего солнца, и оконные стекла сияли золотом.

На первого амулетчика Ложи Орвехт наткнулся за ближайшим углом. Как и предполагал. Независимо засунув руки в карманы, тот с нехорошим прищуром разглядывал лепной орнамент-оберег на карнизе двухэтажной постройки, где помещалась библиотека и собрание редкостной старинной утвари.

Тут же переминались с ноги на ногу три молодых мага-надзирателя из Академии.

– Что вы здесь делаете?

– Мастер Дирвен захотел прогуляться перед ужином, – объяснил один из сопровождающих.

Суно хмыкнул.

– А я уж было подумал, что вы в этом закоулке решили засаду устроить.

– Мы тут просто постоять остановились, учитель, – паинькой отозвался первый амулетчик и двинулся дальше, охрана потянулась за ним.

– Куда направляешься? – окликнул Орвехт. – Эдмара игнорировать?

– А?.. – Дирвен замер, его плечи напряглись. – Он разве здесь?.. Что ж, если я встречу этого, я его проигнорирую, не буду с ним здороваться.

– Ты его успешнее проигнорируешь, если пойдешь в другую сторону, – невозмутимо посоветовал маг. – Вон туда, например.

Так как этой рекомендации не вняли, пришлось рявкнуть:

– Гулять – в ту сторону! Кто здесь с первого раза не понял?

Старшекурсники сконфуженно забормотали«да, учитель», Дирвен молча развернулся и поплелся в указанном направлении, обиженно стрельнув глазами из-под шляпы.

Хвала богам, что успел перехватить их, а то вышло бы такое же позорище, как в прошлый раз на празднике Зимнего Солнцеворота, в столичной резиденции Светлейшей Ложи. Закутанный в меха Тейзург сидел тогда на террасе Белой Трапезной с кружкой подогретого пряного вина, а Дирвен с презрительной миной слонялся туда-сюда по дорожке мимо террасы, вызывающе не здороваясь и не удостаивая недруга взглядом.

Сами понимаете, игнорировал. Настоящий игнор именно так и выглядит. Впору за голову хвататься. Суно пытался привить ему интерес к художественной литературе, в надежде, что хотя бы истории о вымышленных персонажах его чему-нибудь да научат, но Дирвена книжки не увлекали. Как он высказался, «зачем их читать, если все это не на самом деле».

Послав мыслевесть магу-студенту, дежурившему при кухне, Суно вернулся в Южную залу.

Тейзург раскладывал клочья обоев на две стопки. Орвехт ощутил присутствие еле уловимых тончайших чар, которые, видимо, способствовали правильной сортировке. Не желая мешать работе, он устроился в сторонке.

– Коллега Суно, я не против того, чтобы меня отвлекали разговорами, – улыбнулся реставратор. – Не в первый раз этим занимаюсь, уже набил руку. Я ведь еще не говорил вам о том, что я все-таки заставил прохвоста Эсвегеургла, завладевшего моим бывшим поместьем, вернуть на прежнее место мою любимую черную колоннаду? Она и раньше была полуразрушенная, а в этих перипетиях еще больше пострадала, но я привел ее в порядок.

– Об исчезнувшей колоннаде вы говорили, а о том, что ее удалось вернуть, пока еще нет.

Тейзург уже рассказывал о том, что в свое время, насовсем уйдя из Сонхи, он поселился в довольно странном с человеческой точки зрения мире с зеленым светилом. Жили там не люди, и он стал одним из них. Потом эта раса вымерла, ее сменила другая, не менее причудливая, и он рождался там раз за разом, позабыв, кем был раньше, и как его звали, и откуда пришел – он ведь больше не был могущественным магом. Интересовался магией, не без того, но прежние способности – как за каменной стеной: он и не помнил, что они у него когда-то были.

В своем предпоследнем рождении он был, по его же собственным словам, красив, богат, влиятелен, опасен, «обладал таким обаянием, что мог зачаровать почти любого», пользовался бешеным успехом в обществе и сделал блестящую карьеру, но при этом нажил массу врагов.

– Характер у меня тогда был, скажем так, не сахар, – пояснил он с такой улыбочкой, словно вспоминал золотую пору своей жизни.

«Тебе и сейчас стервозности не занимать», – хмыкнул про себя Орвехт.

– Суно, я догадываюсь, о чем вы подумали, – благожелательным тоном произнес собеседник, выдержав паузу, – но поверьте, сейчас я добрее и снисходительнее к окружающим, и мои нынешние развлечения куда безобидней тогдашних. Просто поверьте на слово. В том обществе наибольшего успеха добивались негодяи, и я стал самым блистательным среди них негодяем. Увы, я органически не способен быть посредственностью, это мое слабое место, если хотите. Должен признаться, ни о чем не жалею, все это было остро и ярко… Хотя закончилось скверно. Мне этого не простили.

Ему грозил суд, однако он ухитрился сбежать из тюрьмы и «с помощью старого магического артефакта, который жители тех миров по своему удручающему невежеству считают за обыкновенную машину», превратился в человека. Точнее, поменялся телами с человеком, после чего подбросил недругам якобы свой труп.

Его имущество на родине конфисковали и пустили с молотка. Некто Эсвегеургл купил его любимое поместье на берегу Внутреннего моря, с колоннадой из черного мрамора, частично разрушенной, «но все равно бесподобной». Этот старинный памятник предприимчивый новый владелец сбыл за хорошие деньги какому-то коллекционеру, после чего колоннаду выкопали вместе с фундаментом и тайком вывезли.

Не обнаружив на ее месте ничего, кроме нескольких поросших травой канав, Тейзург, не на шутку разозленный, явился к Эсвегеурглу и потребовал, чтобы старинное сооружение вернули обратно.

После Лилейного омута он обрел способность не только перекидываться в демона, но вдобавок на некоторое время принимать свой облик из прежней жизни. Он продемонстрировал Орвехту этот облик: существо ростом с человека, стройное, хотя и с несколько отличными от человеческих пропорциями, изумрудно-зеленая кожа усыпана вживленными драгоценными кабошонами. На теле никакой растительности, голову венчает небольшой костяной гребень, как у некоторых ящериц. На шестипалых руках слегка загнутые когти. Вместо носа две узкие щели, вместо ушей пучки извивающихся нежных отростков. Что примечательно, черты точеного треугольного лица определенно напоминали нынешнюю физиономию Эдмара. В Сонхи представитель расы энбоно мог бы сойти за демона.

Когда впечатленный и благодарный за эту демонстрацию Суно отметил сходство, Тейзург польщенно усмехнулся:

– Моя натура взяла свое, возобладав над фамильными чертами.

Несчастного продавца колоннады он запугал почти до помешательства. Он ведь считался убитым, да его и впрямь убили, после чего он родился вновь в семействе Мангериани, чтобы накануне своего семнадцатого дня рождения очутиться в Сонхи.

Лиргисо, как его звали в прошлой жизни, заработал на Лярне репутацию, наводящую оторопь, вдобавок он порой говорил, что после смерти станет демоном и тогда непременно будет навещать своих врагов. Эсвегеургл решил, что угроза осуществилась, и теперь спасайся кто может.

На заданный вкрадчиво-ласковым тоном вопрос: «Где моя колоннада?» он выложил всю правду, заикаясь, ссылаясь на свои финансовые затруднения и ничего не утаивая – не стоит врать покойнику, да еще и настолько опасному. Визитер велел ему вернуть архитектурный памятник на место, рассказал, не скупясь на подробности, что Эсвегеургла ждет, если он этого не сделает, напоследок для пущего драматического эффекта обернулся демоном и телепортировался – так называется магический способ мгновенного перемещения, который в том мире возможен, а в Сонхи – нет.

– Он выполнил мое требование, вернул колоннаду на берег Внутреннего моря, издали похожего на кусок зеленоватой пейзажной яшмы. Как он это проделал – истинный приключенческий роман. Продали ее незаконно, в обход межзвездной конвенции, запрещающей торговлю историческими памятниками. Копию заказать можно, подлинник трогать нельзя – разумный закон, не правда ли? Так что у обоих участников сделки рыльца в перьях, как выражаются в Сонхи. В Могндоэфре Эсвегеургл всем морочил головы, утверждая, что никакой колоннады там никогда не было, а если и была, то ушла куда-то гулять еще при мне – можно подумать, я способен на такую некрасивую низость! Ему пришлось нанять космических бандитов, чтобы те выкрали экспонат у коллекционера с Земли. На месте наемники прихватили что-то еще, уже по собственной инициативе, и ввязались в перестрелку с частной охраной. Вопреки желанию потерпевшего дело получило огласку и дошло до полиции. В результате и коллекционер, и Эсвегеургл сейчас под следствием как нарушители конвенции. Мое поместье на берегу Внутреннего моря Эсвегеургл собирается выставить на продажу – и ради покрытия предстоящих судебных издержек, и чтобы поскорее забыть весь этот ужас, – рассказчик с глубочайшим удовлетворением ухмыльнулся. – Я уже нашел покупателя… Договорился с одним энбоно, который купит его якобы для себя, а на самом деле по моему поручению.

– А этот вас не испугался? – вежливо полюбопытствовал Суно.

– Шутите? Чтобы меня – и не испугались на Лярне? Но заручиться покровительством могущественного демона – это, согласитесь, заманчиво.

Орвехт кивнул. Занятная история, и впрямь самый настоящий авантюрный роман.

– Скоро у меня снова появится резиденция в Могндоэфре. Виллу придется заново отделать, а потом смогу устраивать себе время от времени прелестные ностальгические каникулы. Колоннаду при обратной транспортировке несколько повредили, чего и ждать от пиратов, и я провозился там целую ночь, чтобы вернуть ей первоначальный облик. Заодно залечил старые трещины, кроме самых живописных, которые добавляют ей шарма, и теперь она еще красивей, чем раньше.

Он положил на пол две стопки рассортированных обрывков и вновь начал плести незнакомые Суно чары. Клочья обоев зашевелились, как живые. В следующий момент стало понятно, что происходит: они приобретали свой естественный вид, избавляясь от деформаций, возникших в результате магического воздействия во время стычки.

– Самое забавное, что я еще кое-кого оделил проблемой, – мстительно-мечтательным тоном сообщил Тейзург, когда закончил со вторым этапом работы. – Осрамившийся Эсвегеургл чистосердечно признался следствию, что ему явился покойный Лиргисо, который после кончины превратился в демона. Эту, с позволения сказать, информацию передали в особый отдел Космопола, который занимается криминалом магического характера. На всякий случай, чтобы приняли к сведению и проверили факты. И как вы думаете, кому их начальство подбросило эту головоломку?

– Вероятно, тому достойному магу, которому вы тогда отдали лекарство для его дочери?

– Именно. Беспринципный мерзавец доподлинно знает, как обстоят дела, ему и проверять ничего не надо, но он никому ни о чем не докладывал, держал интересное при себе. Любопытно, как он теперь будет выкручиваться.

– Отчего же он беспринципный мерзавец?

– Если желаете, можно его назвать принципиальным мерзавцем. Он мне долг отдавать не хочет. Принципиально. И по-прежнему лицемерит. Помните, я вам с Зинтой рассказывал, что он, как видящий, напророчил мне смерть? Незадолго до того, как это досадное событие свершилось, у него было ощущение, будто он видит меня последний раз в этой жизни. Грустно, не правда ли? – продолжая говорить, Эдмар начал раскладывать на полу клочья обоев таким образом, чтобы получился рисунок. – Когда я принес ему лекарство для Марсии, он сам об этом сказал и признался, что рад своей ошибке. Я-то решил, что и правда рад, а он через пять минут после этого мне в глаз засветил, лицемер несчастный. Вы же видели, с каким фингалом я оттуда вернулся?

Орвехт покивал с сочувственным видом – как еще оставалось реагировать – и полюбопытствовал:

– Вы полагаете, люди кидаются в драку из лицемерных соображений?

– О, в его случае – да.

На полу образовалась рваная мозаика, в этом бумажном царстве выгибались узорчатые мостики, по ним плыли под изящными зонтиками дамы в придворных платьях замысловатого покроя, на фоне розовато-янтарных облаков висели в пустоте причудливые кружевные беседки, но всю эту идиллию разделяли на части шершавые белые молнии, и кое-где не хватало мелких кусочков.

– Вы недурно собираете информацию, коллега Эдмар, – оценил Суно как дознаватель.

– В том мире почти не умеют ставить защиту от магии – протяни руку да возьми. Кроме того, информацию недолго купить.

С кухни пришел дежурный студент с плывущим по воздуху коробом: накрытый стеганым чехольчиком чайник, бутыль виноградного вина, пара золоченых бокалов с эмалевыми медальонами, пара чашек тончайшего фарфора и такая же ваза, полная фигурного шоколада лучших горьких сортов. Традиционное угощение, поданное на посуде, приличествующей высокому рангу гостя. Расставив все это на столике, юноша поклонился и вышел.

– Я не теряю надежды рано или поздно заманить его в Сонхи. – Тейзург задумчиво вертел в пальцах шоколадный ромбик с выдавленным узором. – Однажды я своего добьюсь. Могу представить, какие мыслишки заведутся у наших с вами почтенных коллег, когда они увидят еще одного древнего мага, разгуливающего на свободе… Суно, вы уж в случае чего намекните коллегам, что этого делать не стоит. Не ради меня – ради их же собственной безопасности. За этого человека я убью, живьем порежу на ленточки, устрою ядерную катастрофу, – его худощавое треугольное лицо с идеально гладкими щеками (вместо бритья он использовал колдовство) хранило любезное и безмятежное выражение. – Ах да, вы же не знаете, что такое ядерная катастрофа? Это хуже «ведьминой мясорубки»: все вокруг выжжено или превратилось в руины, сплошной снег, который как будто собирается вас похоронить, вода и пыль убийственны для всего живого… Не знаю, что станется с волшебным народцем, но боюсь, ничего хорошего. Возможно, это будет что-нибудь вроде Мезры. Право же, почтенным голодающим коллегам не стоит тянуть к нему загребущие руки. Не трогайте его, ради своего же блага. Тем более что кроме меня есть еще Пес Зимней Бури, который до сих пор его не забыл.

– Не сомневаюсь, что мои коллеги это учтут, – отозвался Орвехт, подливая вина в бокалы.

Ему не в чем оправдываться, не он придумал Накопители. Пусть это было несколько тысячелетий тому назад, в прошлых инкарнациях – наверняка не он. И защищать Накопители он не хотел, ибо в глубине души считал их злом. Но маг Ложи должен во всем соглашаться с линией Светлейшей Ложи, хотя бы формально, держа свое поперечное мнение при себе.

Хорошо Тейзургу, который никому ничего не должен.

Тот ответил на его реплику улыбкой – мол, буду счастлив, если обойдемся без недоразумений, – и вернулся к работе. Сотворил какие-то чары замысловатого плетения сначала над одной сложенной из обрывков мозаикой, потом над другой, и неровные бумажные края сомкнулись, прорехи исчезли. Теперь на полу лежали два фрагмента обоев без единого изъяна.

– Извольте, коллега Суно, готово. Когда стенку починят, просто приложите их на место, и дальше все произойдет само собой, никаких следов не останется.

Орвехт рассыпался в благодарностях: Тейзург ценил умные и незатасканные комплименты. Когда с ним завели речь об оплате за реставрацию, он отмахнулся – право же, пустяки, я окажу вам эту мелкую услугу из уважения к искусству, – но он был весьма взыскателен к манерам собеседника.

Тот несчастный невежа, которого он оделил павлиньим хвостом, не единственная жертва. В лечебнице Светлейшей Ложи маялось с полдюжины пострадавших от Тейзурга – их там держали не столько из человеколюбивых соображений, сколько из ученого интереса. Услышав об этом, виновник небрежно бросил: «Что ж, попробуйте расколдовать, может, и преуспеете».

По его словам, у энбоно, живущих в лярнийской стране Могндоэфре, куртуазность и утонченность обхождения достигают такого совершенства, какое людям и не снилось, и он питает романтическую слабость ко всему, что напоминает ему о прошлой жизни. Хотя однажды не без удовольствия обронил, что слыл среди Живущих-в-Прохладе – так зовется тамошняя аристократия – несносным ядовитым насмешником, почему и нажил целый сонм врагов, которые обрадовались случаю от него избавиться.

Поднявшись, чтобы проводить гостя до выхода на улицу, Орвехт размышлял, приглашать его к себе домой или нет. С одной стороны, заманчиво, тот ценит Суно, как слушателя, и охотно расскажет еще что-нибудь интересное – но они же с Зинтой вдрызг разругались. Неровен час, опять сцепятся.

Лекарке он вреда не причинит: когда Эдмар попал в Сонхи, она спасла его, исцелила и выходила, вдобавок она избранная служительница Тавше – в отличие от балбеса Дирвена расчетливый древний маг избегал гневить богов. Но если они встретятся, скандала не оберешься.

Скандалов Орвехт не любил, поэтому зазывать Тейзурга к себе в гости не стал.

Змейка умывалась над тазом, а Плясунья снимала перед зеркалом бумажные папильотки и расправляла туго закрученные шоколадно-каштановые локоны, когда в коридоре послышались торопливые шаги вразнобой. Словно в этот ранний час, не дожидаясь, когда большинство постояльцев проснется, в гостиницу ворвалась целая толпа решительно настроенных визитеров.

Шпионки Светлейшей Ложи насторожились и переглянулись: уж не имеет ли эта суета какого-то отношения к ним?

В следующий момент выяснилось, что имеет: с первого раза дверь содрогнулась от удара, со второго – хрустнула и соскочила с петель. Номер, еще секунду назад сонный и уютный, с незаправленными постелями, синей росписью на белых изразцах, крахмальными салфетками и кисейными занавесками, наполнился раскрасневшимися от холода и недоброго азарта людьми.

Двое полицейских. Двое гвардейцев-амулетчиков. Три женщины в клетчатых жакетах и вязаных капорах, отсыревших от мокрого снега, – те самые, что подходили вчера к Нинодии и Хеледике на веранде ресторации «На набережной».

Позади этой небольшой толпы маячила коридорная горничная, умеренно испуганная: пахло неприятностями, но грозили они не заведению, а постоялицам-иностранкам.

– Надзор за Детским Счастьем! – громко объявила одна из женщин.

Прозвучало это злорадно и грозно, как «Смерть врагам!».

Хеледика в замешательстве замерла над тазом, как будто окаменев. Если они с Нинодией допустили какую-то ошибку и спалились, если овдейская контрразведка их переиграла, надо прорываться в порт. Капитан торговой шакунды «Пьяная стрекоза» работает на Ложу, и коли понадобится удирать на всех парусах, как от самого Морского Хозяина с его лихими дочками, – он не подведет. Но если проблема не имеет отношения к их шпионской миссии, Хеледика должна оставаться Талинсой Булонг, не проявляя своей истинной сути.

Змейка была разумной и дисциплинированной девочкой, Шеро Крелдон в ней не обманулся. Внутри у нее что-то сжалось, вцепившиеся в край таза пальцы побелели, но одновременно с этим она оценивающе глядела на ворвавшихся, пытаясь определить, что их сюда привело.

Во-первых, пара амулетчиков против песчаной ведьмы – это несерьезно, а магов с ними нет, если только те не остались в коридоре. Но судя по поведению горничной, которая уже осмелела, привстает на цыпочки и вытягивает шею, никого там, вне поля зрения, нет.

Во-вторых, ни намека на враждебную магию Хеледика не ощущала.

В-третьих, если в них признали шпионок, зачем же брать их с таким шумом и эффектным вышибанием двери? Тут лучше бы действовать потихоньку, чтобы не спугнуть остальных возможных агентов и их завербованных сообщников.

На разоблачение не похоже. Скорее Нинодию заподозрили в краже вчерашних щипчиков для сахара или уродливой фарфоровой русалки с золоченым хвостом, которая до недавних пор украшала камин в гостиной у Дитровена Брогвера.

Тогда придется выкручиваться без помощи олосохарского песка.

Про себя кляня сорочью привычку напарницы тащить всякую приглянувшуюся ерунду, Змейка состроила жалобную гримасу. Во время подготовки к миссии ей давали уроки актерского мастерства, и она научилась более-менее убедительно изображать то, чего на самом деле не чувствовала.

Впрочем, сейчас личина совпадала с ее настроением: так гладко все шло – и на тебе, сюрприз в самый последний день! Если Нинодию упекут в тюрьму, ей предстоит отправиться в порт в одиночку, а погоревшую на дурацких делишках разведчицу Крелдон потом, можно надеяться, постарается выручить.

– Это что еще за скандал на рынке? – уперев руки в бока, осведомилась Нинодия, в первый момент опешившая. – Дверь по-хорошему так вынесли… Я, что ли, платить за нее буду, если хозяин счет выставит? И не надейтесь, кто ломал, тот и платит. Чего надо?

– Нинодия Булонг, вы обвиняетесь в попытке похищения! – провозгласила одна из женщин.

– Чего?.. – Плясунья поперхнулась. – Кого?!

Змейка ошеломленно заморгала: никого же они не крали, не было у них такого задания.

– Девочку! – дама из Надзора с торжеством ткнула пальцем в сторону Хеледики. – Вы собираетесь похитить и вывезти из Овдабы Талинсу Булонг.

– Так это ж моя дочь!

– Значит, вы признаете, что намереваетесь увезти ее из Овдабы, не получив разрешения Надзора за Детским Счастьем?

– Запихните в ночную вазу свое разрешение и сверху помочитесь, на чворка оно мне сдалось, если Талинса – мой ребенок?! – проорала Плясунья, тряхнув копной тугих каштановых локонов, ниспадавших на правое плечо. Слева болтался лишь один завиток, остальные волосы были намотаны на желтые папильотки, это делало ее похожей на балаганную клоунессу. – Вы тут, тетки, совсем рехнулись?!

– Вы оскорбляете государственную службу Надзора за Детским Счастьем, это наказуемое деяние. Также вы лишили Талинсу Булонг права на детское счастье, запрещая ей выковыривать из сдобной булки ягоды лимчи. С целью защитить детские права четырнадцатилетней Талинсы Булонг мы у вас девочку на законных основаниях конфискуем.

– Сударыни, я не вещь, чтобы меня можно было конфисковать, – тонким детским голосом произнесла Змейка. – Мы с маменькой приехали из Ларвезы, и если речь идет о правах, то я имею право вместе с ней туда вернуться.

– Все слышали? Девочка сказала, что она может уехать в Ларвезу, – произнесла другая женщина, темноглазая, с тонким крючковатым носом. – Это усугубляет вину Нинодии Булонг и позволяет нам взыскать с нее штраф за ущерб в пользу службы Надзора.

– Так вы с нас денег хотите взять? – с мученическим видом процедила Плясунья. – Тьфу! Сколько?

– Штраф мы взыщем через суд, – презрительно осадила ее дама. – Сейчас мы конфискуем Талинсу Булонг ради защиты ее права на детское счастье, в согласии с законом.

Дело не в шпионаже и не в воровстве, это просто какой-то бред… Тот самый бред, от которого три года назад сбежал Дирвен, не побоявшись ради этого пуститься вплавь через ледяную Бегону. Наверное, он тогда решил, что лучше утонуть, чем жить в здешнем безумном бреду. Если Хеледика порой думала о нем, то с холодной отстраненностью, но сейчас она мимолетно посочувствовала Дирвену.

Шпионки обменялись быстрыми взглядами. Вырваться из гостиницы, поймать наемный экипаж – и сломя голову в порт, а там пусть капитан «Пьяной стрекозы» командует свистать всех наверх…

В следующий момент полицейские бросились на Плясунью, а женщины – на Змейку.

Та швырнула им под ноги таз, вода расплескалась по полу. Выскочившая вперед дама с нехорошо горящими глазами поскользнулась и упала. Две другие наступали на девушку, расставив руки, словно ловили домашнюю птицу, которой предстоит отрубить голову.

Нинодия истошно завизжала, молотя кулаками дородного полицейского. Его напарник суетился рядом, звякая приготовленными наручниками.

Толкнув одну из женщин на загремевший флаконами туалетный столик, Змейка, пригнувшись, проскользнула под рукой у другой противницы, и тут ноги у нее подкосились, она беспомощно осела на мокрый пол. Амулетчики пустили в ход свои артефакты.

Она могла бы дать им отпор – тряпичная куколка, набитая олосохарским песком, лежала у нее в кармане, однако по инструкциям, полученным от Крелдона, ей воспрещалось публично обнаруживать свои колдовские способности. Разве что если ее раскроют, но ведь не раскрыли!

На растрепанную Плясунью, которая из них двоих сейчас куда больше походила на ведьму, надели наручники, а на обмякшую Хеледику натянули матерчатый мешок, пахнущий несвежим бельем. После этого ее подхватили и куда-то понесли – кажется, вдвоем или втроем.

– Что за кавардак? – донесся голос хозяина гостиницы.

– Служба Надзора за Детским Счастьем! Мы конфисковали девочку на законных основаниях!

Отмытый и заново оклеенный обоями домик внутри выглядел почти как новый, пока еще не обжитый. Которое по счету пристанище Зинты?

Квартира в густонаселенном молонском «многосемейнике», с общей для всех кухней. Когда Зинте было пятнадцать, мама умерла, отец женился снова, и они вместе с мачехой, в расчете на прибавление, переехали в квартиру побольше.

Потом была совместная жизнь с Улгером, который потихоньку спивался, его жилище напоминало ей мутную заводь, куда она неосторожно ступила, да так и увязла в иле.

Потом хибара в рыбацкой деревушке Сумол, где она выхаживала найденного на берегу моря парня с копной крашеных пурпурных волос.

Потом две квартиры в молонской столице: первая – скромная и дешевая, вторая – большая и, по тогдашним представлениям Зинты, немыслимо шикарная. За вторую расплачивался Эдмар, и вовсе не деньгами, а лекарка его ругала, но все равно пользовалась благами, хотя в душе сокрушалась: раньше была доброжительницей, которую никто ни в чем не упрекнет, а с ним повелась – и стала самой что ни на есть настоящей зложительницей.

Когда они сбежали в Ларвезу и добрались до Аленды, поначалу поселились в сурийских кварталах вместе с общиной смуглых беженцев из Суринани.

После путешествия в пустыню Олосохар, на раскопки похороненного под песком древнего города, когда-то принадлежавшего Тейзургу, она сняла старый одноэтажный дом на улице Горошин, а когда его разгромили, перебралась к Суно, который давно уже звал ее жить в свой особняк на улице Розовых Вьюнов.

Нынешний домик в Салубе можно добавить в этот список под номером десять. Столько раз поменять жилье за двадцать восемь лет своей жизни – это, по молонским меркам, зложительский авантюризм, и на родине все бы дружно осудили Зинту за то, что ей не сидится на одном месте. А в Ларвезе считается, что это дело житейское, никто худого слова не скажет.

Суно с утра до позднего вечера был занят на подготовке к Великому Светлейшему Собранию, которое торжественно откроется послезавтра. Вчера он повидался с Эдмаром, но расспросить его Зинта не успела. Только сели ужинать, как она поймала «зов боли»: девчонка уронила кастрюлю с крутым кипятком и обварила себе ноги.

Едва закончив с ней, Зинта бегом бросилась в Пергамон – новый зов, тяжелые роды. Хорошо, что Милосердная даровала ей «летящий шаг», чтобы мчаться на помощь со скоростью ветра. Успела вовремя. Ей пришлось рассечь кинжалом Тавше чрево роженицы, достать ребенка и потом зашить разрез. С малышом все было в порядке, его поручили заботам акушерки, а мать чуть не умерла, и лекарка просидела с ней всю ночь, удерживая ее силой Тавше от безвременного ухода в Хиалу.

Уже начало светать, когда опасность миновала, зато на стройке, где спешно что-то доделывали, зашибло доской собаку. Залечив животному перебитый хребет, Зинта наконец-то отправилась домой, но Суно уже ушел по своим делам, оставив ей пирог с мясом и кружку зачарованного, чтобы не остыл, шоколада.

Лекарке и в голову не пришло бы жаловаться: Милосердная для того и простерла над ней свою длань, чтобы она помогала тем, кто в этом нуждается. Да и не каждую ночь ей выпадала такая беготня.

На статус официальной любовницы Суно она согласилась не сразу. В Ларвезе считалось, что ничего стыдного в этом нет: такой союз заключали, если брак по каким-то причинам невозможен. Зато в Молоне это была бы неслыханная срамота, и Зинта стеснялась выставлять напоказ свою связь с Орвехтом.

В Молоне остался Улгер Граско, ее законный муж, но поехать туда ради развода она бы не рискнула. Сбежала ведь оттуда вместе с Эдмаром, словно распоследняя индивидуалистка-зложительница – а ну как с нее за это спросят?

Став «официальной любовницей», она с удивлением обнаружила, что это как будто прибавило ей весу в людских глазах, хотя на родине, боги свидетели, все вышло бы наоборот.

Ее переезд на улицу Розовых Вьюнов был невеселым. Суно тогда вывел ее, пришибленную и оцепеневшую, из домика с разбитыми окнами, поломанной мебелью и потеками обледенелой мочи по углам, посадил в экипаж и увез к себе. Зинта успела заметить, словно сквозь какую-то мерзкую тошнотворную пелену, что другие дома на улице Горошин не пострадали, погромщики побывали только у нее. Возле двери валялась втоптанная в грязный снег вывеска «Лечение и предупреждение болезней».

Ее не застали дома. Накануне за Зинтой явился маг Светлейшей Ложи: из Камсуги, деревни в тридцати шабах от Аленды, пришла мыслевесть – там случился большой пожар, с десяток обожженных в тяжелом состоянии, нужен лекарь под дланью Тавше.

Двое не дождались помощи, остальных она вылечила, провозившись с ними несколько дней.

Если б не это поразительное совпадение, ей самой пришлось бы лечиться, а может, потерявшие разум молодчики забили бы ее насмерть, как иных жителей сурийских кварталов. Так Зинта думала ровно до тех пор, пока в гости к ним с Орвехтом не заглянул Эдмар.

…Потом, проводив его, они в течение некоторого времени сидели в гостиной в гробовом молчании, и даже наглая кошка Тилибирия убралась с глаз долой, почуяв, что к хозяевам сейчас лучше не приставать.

– Сволочи, – слегка дернув складкой в углу рта, словно что-то рвало ему внутренности, причиняя невыносимую боль, произнес Орвехт и после паузы добавил: – Сволочь.

Надо понимать, первое определение относилось к его коллегам из Ложи, а второе – к догадливому любителю вытаскивать наружу и комментировать чужие секреты, откланявшемуся с четверть часа назад.

– Суно, как же так… – потерянно пробормотала Зинта.

– Я об этом не знал, – вымолвил Орвехт, когда она уже потеряла надежду, что он ответит, что он хоть что-нибудь по этому поводу скажет, что он когда-либо еще произнесет хоть слово. – Ни о том, ни о другом. Мне сразу сообщили, что тебя нет в Аленде, но насчет подробностей я был не в курсе.

После этого они опять надолго умолкли.

– И даже не подозревал? – выдавила Зинта, когда уже начало казаться, что все звуки на свете умерли и наступило вечное царство немоты.

– Подозревать я могу все, что угодно, – голос Орвехта звучал сухо и устало. – Сурийской проблемой занимаются другие коллеги, а я экзорцист и дознаватель, иногда эти специализации приходится совмещать, и дел для меня хватает. Меня категорически заверили, что, если начнутся беспорядки, ты не пострадаешь – мол, заранее примут меры, чтобы ты не попала под удар.

– Вот и приняли, жабьи интриганы… Пожар-то зачем было устраивать?!

Молчание, сгустившееся после этого в ярко освещенной магическими лампами уютной гостиной, напоминало наползающие сумерки.

– Девятерых я вылечила, даже следов от ожогов не останется, – сама же продолжила Зинта. – Но двое-то умерли… И свое добро люди потеряли, еще у них там куры живьем сгорели, которых не успели выпустить.

– Обычно Ложа в таких случаях неофициально возмещает ущерб, так что по миру никто не пойдет. Было бы хуже, если бы Ложа этого не делала.

– Да уж, сначала подожгли, потом возместили, а что людям пережить довелось, никому не важно. Вряд ли Тавше Милосердной такие дела угодны.

После этого горького замечания их опять поразила немота, и наконец Суно сказал:

– Зинта, я маг Ложи, со всеми вытекающими обязанностями. Как бы там ни было, Ложа заботится о процветании Ларвезы.

– И как мы теперь будем с этим жить? – тоскливо вздохнула Зинта.

– Жить с этим буду я, а не ты. На тебе вины нет. Я много с чем на душе живу…

Эдмар на следующий вечер снова заглянул в гости как ни в чем не бывало.

– Завидую Суно, – обронил он как будто между прочим, когда лекарка встретила его в прихожей, успев вперед матушки Сименды.

– Чему ты завидуешь?

– Тому, что ты не послала его на все четыре стороны после вчерашнего момента истины. Мне в свое время повезло меньше.

– Я тебя разве в какую-то сторону посылала?

– Не ты. Сначала моя любимая женщина, а потом еще и он. Мол, ты плохо себя ведешь, поэтому мы с тобой не играем. Зинта, тебя это не поражает?

– Я не знаю подробностей, чтобы поражаться или нет, – рассудила лекарка. – А он – это кто?

– Мое наваждение. Хальнор, который когда-то превратился в болотного кота, а потом ушел из Сонхи Вратами Хаоса, родился в другом мире и дослужился до капитана космической полиции. Держу пари, дальше его повышать не станут, он для этого недостаточно вменяемый. Я сам могу стать наваждением для кого угодно, а этот человек стал наваждением для меня. Всю жизнь, на протяжении всех своих прошлых жизней я бессознательно искал его, хотя все без остатка забыл, а когда мы наконец-то встретились, наделал таких глупостей, что вспоминать больно. Впрочем, он сам напросился. «Ты плохой, поэтому я с тобой не играю», – он не должен был мне этого говорить. Вернее, говорил-то он другое, но суть сводилась к этому. Право же, со мной так не стоило… Ибо я на это подумал: «Ладно, ты, такой хороший, со мной не играешь – зато я с тобой играю, так что пеняй на себя».

– Ага, то-то тебя в конце концов убили. Видать, доигрался.

Эдмар скорчил неопределенную, но артистически выразительную мину и возразил:

– Меня убил не он. Я пал жертвой милитаристов, которых хлебом не корми – дай пустить в ход какое-нибудь оружие массового поражения, даже если ситуация не располагает и необходимости, мягко говоря, нет и в помине. Он, напротив, предупреждал меня об опасности, он же видящий, восемь из десяти, но я тогда смертельно устал, и меня со страшной силой тянуло балансировать на лезвии, разделяющем жизнь и смерть. Вот и добалансировал… Суно дома?

– Идем, – вздохнула Зинта.

У нее мелькнула догадка, что Тейзург неспроста явился с визитом на другой же день после «момента истины». Не иначе, у него припасен еще какой-то сюрприз. Мелькнула и уплыла, а сюрприз оказался еще хуже, чем вчерашние разоблачения. Собственно говоря, именно из-за этого они и поссорились.

– Коллега Суно, я скорблю и не могу не завести речь о справедливом воздаянии.

Он сказал это уже после угощения, допив свой шоколад и элегантным жестом вернув на стол чашку. Его голос звучал мягко, грустно и учтиво, лицо заливала безупречная фарфоровая бледность (как заподозрила Зинта, не без помощи притираний), глаза были слегка подведены, волосы гладко зачесаны назад. На нем была баэга, китонское одеяние из плотного зимнего шелка – Эдмар говорил, что в «его» мире люди, бывает, носят похожую одежду, которая называется кимоно – и ее узор, крупные темные орхидеи по лиловому фону, тоже был проникнут тревожным траурным настроением.

Суно в старом домашнем сюртуке, с небрежно приглаженной шевелюрой, ранними морщинами и усталыми проницательными глазами, рядом с ним выглядел по-человечески уязвимым, и Зинте хотелось защитить его, хотя гость вроде бы не угрожал, да и Суно Орвехт не из тех, кто нуждается в защите.

– У вас какие-то вопросы к Ложе, коллега Тейзург? – его реплика прозвучала бесстрастно, с оттенком официоза.

– Да боги с вами, Суно, конечно же, нет, – смех Эдмара развеял пугающе-оцепенело-скорбное очарование момента – словно камень, разбивший гладь водоема с печальным темноватым отражением. – Какие могут быть вопросы, если это была обоснованная мера? Зинта, не делай такие страшные глаза. Ты ведь слышала о том, что в последнее время сурийцы сами устраивали в Аленде точечные погромы – там чайная или магазин, здесь – чей-нибудь каретный сарай, не говоря о беспардонных нападениях на прохожих. Благородное негодование по поводу того, что Ларвеза живет безнравственно, а белые женщины и юноши, видите ли, матхав не носят, прельщая целомудренных детей Юга своими открытыми лицами, и все такое прочее. Носил я эту матхаву, когда приходилось прятаться, весьма удобно для сохранения инкогнито, но сейчас-то она мне зачем сдалась? Бред. А предъявлять по этому поводу претензии законным хозяевам города – еще и невежливый бред. Я в курсе, что их подстрекают, но кто же их неволит слушать подстрекателей, кроме собственной глупости? А глупость наказуема. Они сами, буквально с ножом у горла, вынудили Ложу нанести ответный удар. Натравить недовольную толпу – это в данном случае куда эффективней, чем посылать карательный отряд, так что я не могу не одобрить решение Ложи. Зинта, умоляю, поставь сливочник на стол. Суно, сделайте одолжение, заберите у нее сливочник. Зинта, я не говорю, что мне нравятся пошлые массовые беспорядки, они мне внушают глубочайшее отвращение, но, увы, клин клином вышибают. Герои сурийских кварталов должны были на собственном опыте убедиться в том, что разнузданное поведение на чужой территории до добра не доводит. У меня претензия частного характера. Те, кого Ложа использовала в качестве орудия, напрасно убили достойного Селдабур-нубу. Мне будет не хватать его стихов. Он был утонченным поэтом, тишайшим и культурнейшим человеком, к тому же в силу своего преклонного возраста он не смог бы ни на кого поднять руку. Перед смертью ему причинили тяжелые страдания. Напрасно, очень напрасно, я ведь этого так не оставлю… – глаза Тейзурга поменяли цвет, налившись демонической желтизной. – Я безмерно ценю его стихи, которые изысканностью метафор напоминают мне могндоэфрийскую поэзию, и я намерен осуществить справедливое возмездие. Коллега Суно, Ложа согласится по-хорошему выдать мне убийц Селдабур-нубы? Я имею в виду не первых попавшихся, кого не жалко, лишь бы я успокоился и отвязался, а тех самых, которые месили ботинками лицо бедного старого поэта и втыкали ему в живот столовые приборы?

Зинта вцепилась в свисающий край скатерти и чуть не стянула ее на пол заодно со всем, что на ней было, но спохватилась и разжала пальцы. Вернувшись из погорелой деревни, она лечила обитателей сурийских кварталов, пострадавших во время погрома, и порой попадались травмы совершенно немыслимые – в здравом рассудке такого не вообразишь. Демоны Хиалы могут учинить что-нибудь в этом роде, но чтобы люди… Так что она имела представление о том, что там творилось, и все равно ей стало до тошноты нехорошо. Пусть будут прокляты те, кто устраивает такие погромы, к какой бы из сторон они ни принадлежали!

– Ты ведь собирался увезти Селдабур-нубу в свое кофейное княжество, – напомнила она выцветшим голосом. – Что ж не увез?

– Не успел, – с досадой признался Эдмар. – У меня там вовсю идут строительные работы, дворец еще не готов, а будущий город больше напоминает лагерь кочевников. Я хотел привезти туда Селдабур-нубу, когда все будет закончено, чтобы он увидел ошеломляюще прекрасный архитектурный мираж на фоне знойного неба – и не сразу поверил в его реальность. Там все будет сделано по моему проекту, как единый ансамбль, он бы оценил. Хотелось бы мне услышать его впечатления… Он наверняка написал бы по этому поводу какое-нибудь прелестное стихотворение, но теперь уже не напишет.

Когда случился сурийский погром, Тейзург пропадал у себя на юге, а перед тем его носило по чужим мирам. Лекарке подумалось: если б он, с его любовью к театральным эффектам, не промедлил, все бы вышло иначе… По крайней мере для старого поэта.

Эту сердитую мысль сменила другая, грустная: уж если ты решил кого-то порадовать, не откладывай на далекое «потом», а то в жизни по-всякому бывает, и вдруг это потом для него не наступит?

– Вряд ли кто-то из моих коллег хотел таких злодеяний, – угрюмо произнес Орвехт.

«Да им попросту было все равно, твоим коллегам», – про себя вздохнула Зинта.

Он продолжил:

– Полагаю, Ложа не станет возражать против того, чтобы изуверы ответили за свои действия, но проблема в том, как теперь разыскать убийц Селдабур-нубы. В беспорядках участвовало несколько сотен человек, и если будут наказаны все, это вызовет у горожан недовольство.

Зинта видела, как ему скверно и тяжело: он этого не делал и не одобряет, но все равно берет на себя ответственность, потому что он маг Ложи. А Тейзург, который ни за что отвечать не намерен и превыше всего ценит собственные прихоти, похожий на карнавально-яркое насмешливое наваждение, на чарующую, но в то же время смертельно ядовитую орхидею – неспроста он так любит орхидеи, – в ответ приятно улыбнулся.

– О чем разговор, коллега Суно, я займусь этим сам. Главное, засвидетельствуйте, что я не враг Светлейшей Ложе и не собираюсь объявлять ей войну. В прошлой жизни мне довелось оказаться в роли всеобщего злодея, во многом с подачи моей любимой женщины, что было в особенности душераздирающе, и я не хочу повторения той печальной истории. Я настроен миролюбиво и не планирую ничего нелояльного, напротив, я готов оказать Ложе услугу, устранив тех, кто запятнал ее репутацию. Можете не сомневаться, всем будет хорошо.

В этой медовой речи Зинте еще тогда почудилось что-то настораживающее. Вопреки словам, что «всем будет хорошо», выражение его слегка сощуренных длинных глаз с искусно подрисованными уголками ничего хорошего не сулило.

Суно больше заинтересовала практическая сторона дела:

– Как же вы найдете непосредственных виновников, если сурийские кварталы громила толпа?

– Есть способы, позволяющие протянуть ниточки к тем, кто совершил определенные действия. Заодно я собираюсь проучить невеж, побывавших у Зинты, – этих найти проще, чем выпить чашку чаю, они ведь там после себя кое-что оставили. Как вы думаете, почему Ложа до сих пор не притянула их к ответу?

– Очевидно, коллеги, которые занимались этим вопросом, получили указание ничего не предпринимать, – бесстрастно отозвался Орвехт.

– О, понимаю… – тут же подхватил Эдмар. – Ложа решила с них не спрашивать, чтобы в этой среде не пошли разговоры о вероломстве властей, которые поначалу обещали всем полную безнаказанность, а после передумали – я ведь угадал? Поэтому у вас руки связаны, как бы вам ни хотелось заступиться за Зинту, а я посторонний, мне можно. Что же касается того, как я найду убийц Селдабур-нубы… Суно, хотите мастер-класс? Вам не придется нарушать запреты начальства, сможете посмотреть на мою работу как наблюдатель.

Это было заманчивое предложение. У хмурого Орвехта даже лицо разгладилось. Его весьма интересовали способы, позволяющие вычислять преступников в сложных и спорных случаях, когда все так запутано, что никакая доступная магия не поможет. Найти истинных виновников, избавить от несправедливой кары невиновных – Зинта знала, что для него это важно, не то что для некоторых других дознавателей. Эдмар понял, чем его купить, да и лекарка подлила масла в огонь: мол, хотелось бы ей посмотреть в глаза тем выродкам, которые бесчинно похозяйничали у нее дома.

– Посмотришь, – улыбнулся древний маг, бледный и красивый в своем роскошно-траурном китонском одеянии, как на картинке.

Через несколько дней последовало продолжение: Суно позвал Зинту приехать на улицу Горошин. Знай он заранее, чем все это закончится, не стал бы ее туда звать.

Там все было по-прежнему, разве что разбитые окна заколотили крест-накрест досками и в комнаты намело еще больше снега. Срок найма не истек, хозяина заверили, что внутри все будет прибрано, однако Эдмар просил ничего там не трогать, пока он не найдет погромщиков.

«Уж завтра можно будет нанять поденщиц да навести тут порядок», – подумала Зинта, ловко выбираясь из коляски.

Суно в подбитом мехом плаще с вышитым гербом Ложи подал ей руку, иона ступила на покрытую снежистой кашей булыжную мостовую, словно самая настоящая дама. Вот уже целая восьмица, как она стала называться его официальной любовницей.

Из окошек, прячась за занавесками, подсматривали соседи. Все они с ней здоровались, некоторых Зинта лечила, но после свалившейся на нее напасти они пребывали в сомнениях. С одной стороны, досталось ей от движимых праведным негодованием «наших», а с другой – она верная служительница Милосердной, и никто из обитателей улицы Горошин о ней худого слова сказать не мог.

Чувствуя людские взгляды, Зинта выпрямила спину и с достоинством вскинула голову: хоть разъяренная общественность и напакостила у нее в доме, стесняться ей нечего, она все делала во славу Тавше. Суно покосился на нее с одобрением.

Из недр отсырелого пасмурного неба сеялся липкий снежок. Обычная для ларвезийской зимы погода: морозов, как в Молоне, тут не бывает, зато промозглая ледяная сырость пробирает до костей.

– А тех, кто Селдабур-нубу убил, нашли? – спросила лекарка.

– И тех, и других.

В большой комнате около двух десятков человек понуро стояли на коленях среди осколков стекла, обломков мебели и затоптанных книжных страниц в полном безмолвии. Были тут и взрослые мужчины, и почти мальчишки, и оборванцы, и хорошо одетые горожане.

– Ничего себе, сколько вас! – вырвалось у Зинты.

– Эти пятеро – убийцы, – Эдмар кивнул на меньшую группу у стены: парни даже сейчас выглядели как сплоченная банда. – Остальные одиннадцать индивидов – оформители сего помещения.

На скулах у него мерцали алмазные блестки. Он был без головного убора, и лекарке захотелось сделать ему замечание, как раньше в Молоне. Одернула себя: на самом деле это не двадцатилетний юнец с пижонскими замашками, а древний маг, чья память похожа на необъятную страну, простирающуюся за туманный горизонт. Такой и без шапки уши не застудит.

Роскошный серебристый мех его длинной шубы как будто сиял в темноватой комнате с неровно откромсанными кусочками хмурого неба, прилепленными снаружи к разбитым окнам. Из кого шуба, сразу было ясно: на грудь Эдмару свешивалась с левого плеча лисья голова. Зинта на нее засмотрелась – и вздрогнула: почудилось, будто сверкнул серебром приоткрывшийся лисицын глаз, хитровато подмигнул и в следующую секунду снова закрылся.

Подумалось: наверное, Тейзург навел на свою шубу какие-то чары, с него станется.

Лекарка перевела взгляд на коленопреклоненных пленников.

– Что я вам такого сделала, если вы, как последняя пакостливая нечисть, все мне тут угробили и даже книги порвали?

Никто не произнес ни слова.

Она повернулась к Эдмару:

– Ты их, что ли, заколдовал?

– Заклятье удавки, – подтвердил тот. – Болезненно сдавливает горло при неподчинении моим приказам. Я велел им хранить молчание, но теперь разрешаю отвечать на твои вопросы, раз тебе так хочется с ними поговорить, хотя, право же, можно найти и более приятных собеседников.

– Пусть скажут, зачем, – продолжала настаивать Зинта. – Я ведь им ничего дурного не причинила.

– Отвечайте на вопрос госпожи лекарки, – бросил Тейзург, погладив рассеянно-ласковым жестом лисью голову.

Охрипшие голоса забубнили:

– Мы не виноваты, нам сказали, и мы пошли…

– Все же пошли, ну, и мы, как все…

– Пива перед тем выпили, это оно довело до греха…

– Мы же ходили сурийцев бить, а кто-то сказал – она сурийцев лечит, давайте к ней тоже сходим…

– Мы ничего тут у вас ломать не хотели, само поломалось, потому что много народу пришло, уж не держите зла…

– То, что вы, невиноватые, стенки мне обгадили, хуже чем в ничейном нужнике, тоже само получилось, потому что много народу пришло? – возмущенно поинтересовалась Зинта.

Погромщики опять забормотали оправдания, валя друг на друга и на пиво. Они выглядели запуганными, угнетенными, раздавленными, и то, что именно эти люди столько всего натворили, казалось странным до невозможности, воистину неправдоподобным. Лекарку это ввергло в полнейшую растерянность, ей захотелось пожалеть их – так же, как она в прежнюю пору жалела несчастного Улгера, когда тот пропивал ее жалованье или приводил домой любовницу. Ладно уж, пусть они все тут за собой приберут, а потом отправляются восвояси – небось больше так делать не станут.

Орвехт не вмешивался. Эдмар нежно и самозабвенно, словно кошку, гладил неживую лисью голову.

– Побеседовали? – поинтересовался он, деликатно зевнув в пушистый воротник. – Тогда езжайте с коллегой Суно домой, да и нам пора…

Едва договорив, он небрежным плавным жестом, словно выступал перед публикой на подмостках, скинул с плеч шубу. Зинта протестующе ахнула: такую красоту на замусоренный пол швырять! А шуба приземлилась на четыре лапы, которые откуда только у нее взялись, махнула большим серебристым хвостом… И вправду ведь живая лисица, да какая крупная! В следующий момент она поднялась в полный рост.

– Зинта, Суно, позвольте представить вам мою очаровательную подружку, – улыбнулся Эдмар.

Через мгновение это существо превратилось в высокого парня, до пояса обнаженного, в штанах из блестящей серой ткани, с мускулистым человеческим торсом и лисьей мордой.

– О, прошу прощения, не подружку, а приятеля, – искоса взглянув на него, поправился Тейзург. – Находясь в человеческом облике, он легко меняет пол и обожает быть непредсказуемым.

Вытянутую звериную морду сменило лицо молодого мужчины, но на макушке по-прежнему торчала пара лисьих ушей, и пушистый хвост никуда не делся. Длинные прямые волосы отливали серебром.

Зинта оторопело уставилась на это чудо, а Суно стремительно шагнул вперед, заслонив ее плечом, и выставил перед собой руки со слегка согнутыми пальцами – боевая стойка экзорциста.

– Пока я был твоей шубой, я нравился им больше, – заметил Серебряный Лис. – В этой стране лучше быть сурийцем, чем демоном.

– Суно, не надо его изгонять, – Тейзург тоже шагнул вперед и заслонил отрекомендованного «приятеля», с зеркальной точностью повторив движение мага. – Мы уйдем в Хиалу сами, буквально через пару минут. Я только хотел познакомить Лиса с Зинтой, которая была с нами в Разлучных горах и, таким образом, тоже до некоторой степени причастна к его избавлению.

Вот, значит, кто это: тот самый демон, которого раньше называли Каменным Лисом, потому что он был до половины вмурован в скалу в одном из ущелий Разлучных гор и маялся там на протяжении тысячи лет, оглашая окрестности безнадежным тоскливым воем. По слухам, замуровали его за то, что допек хуже некуда кого-то из могущественных неуместными разговорами в неподходящее время.

Было поставлено условие: кто его освободит или убьет – а для демона, застрявшего в материальном мире, между тем и другим принципиальной разницы нет, – сам займет его место.

Нужно быть остроумным и безжалостным стервецом вроде Эдмара, чтобы найти решение для такой головоломки. Он притащил Каменному Лису смертницу Ктармы, посланную в Ларвезу с «ведьминой мясорубкой», внедренной в ее тело. Если носительницу «мясорубки» попробуют убить раньше, чем она доберется до назначенного места, окаянный артефакт тотчас сработает, чтобы не пропадать понапрасну.

Он и сработал, когда Лис загрыз ужасательницу, или террористку, как называл ее Эдмар, используя слово из «своего» мира. Едва материальное тело демона разлетелось в клочья, он обрел свободу, а верная дочь Ктармы заняла его место, превратившись в живой барельеф. Эдмар и Дирвен, по предварительному уговору с Лисом, успели отбежать подальше и уцелели, хотя все равно их чуть не зашибло камнями и кусками сосновых стволов.

– Польщен, сударыня, – демон с лисьими ушами поклонился с видом светского волокиты, покосившись на мага-экзорциста, словно на ревнивого мужа.

– Нам пора, – с не менее светской улыбкой сообщил Тейзург. – Зинта, тебе лучше отойти вместе с Суно подальше, и не пугайтесь моих добрых знакомых – они всего лишь возьмут то, что им обещано, и ничего тут не испортят. Впрочем, портить дальше некуда: после того как здесь побывали люди, которые ни в чем не виноваты, демоны Хиалы отдыхают…

Орвехт взял лекарку за локоть и мягко потянул к дверному проему.

Ее подвело тугодумие. Догадайся она сразу о планах Тейзурга, постаралась бы если не усовестить его, то хотя бы упросить. Ну что ей стоило догадаться? Но она ведь и в мыслях не держала такой развязки, тем более что он по-хорошему улыбался, искренне печалился о смерти Селдабур-нубы, никому вслух не угрожал… А у него, оказывается, все было решено заранее.

В воздухе нарисовалась туманная арка, из клубящейся под ней бледной мути высыпала орава неописуемых тварей. Зинте запомнились отдельные подробности: у одного раздутая морда цвета чернослива, с длинным синим языком, свисающим наружу, у другого ветвистая алая поросль на почти человеческом лице – то ли бакенбарды, то ли жабры, у третьего пятнистые змеи вместо рук, у четвертого когтистые птичьи лапы, унизанные золотыми кольцами.

Демоны бросились на пленников и поволокли их под арку.

– Эдмар, тех, кто у меня набезобразничал, пусть не трогают! – крикнула лекарка. – Я их простила, приберутся тут – и пусть идут по домам!

– Сожалею, но я уже обещал их своим приятелям из Хиалы, – судя по ухмылке Тейзурга, ни о чем он не сожалел. – Ты неисправима – нашла из-за чего беспокоиться!

– Да как ты можешь… Ах ты подлец!

Между ней и визитерами стоял Суно, готовый в случае чего пустить в ход боевые заклинания. Отпихнув его с дороги, Зинта с кулаками бросилась на Эдмара. Маг Ложи, не ожидавший атаки с тыла, в первый момент упустил ее, но тут же настиг, схватил в охапку и потащил обратно.

– Суно, держите ее, – попросил Тейзург.

– Держу… – прохрипел Орвехт, которому лекарка саданула каблуком по лодыжке. – Убирайтесь отсюда, живо!

Серебряный Лис что-то прорычал не по-человечески. Очевидно, он был главнее остальных тварей, потому что те заспешили, проворно ныряя друг за дружкой в Хиалу вместе с ошалевшими от ужаса вырывающимися жертвами.

В бессильной ярости Зинта принялась обзывать их всеми дурными словами, какие только смогла вспомнить. Орвехт, не выпуская ее из крепких объятий, тоже бормотал под нос какие-то ругательства – и, кажется, вовсе не в адрес демонов.

– Я знал вас за людей с пристойными манерами, а вы соревнуетесь в неизящном сквернословии, не стесняясь окружающих, – заметил Тейзург с видом шокированной добродетели. – Зинта, Зинта, как это грустно, где твой хороший вкус? Демоны Хиалы спасаются от тебя бегством, зажав уши, чтобы не слышать твою непотребную брань! Уж прости, но я бы сейчас не назвал тебя примером для подражания.

– Пошел вон, жабий мерзавец! – выпалила лекарка. – Чтоб глаза мои больше тебя не видели! Я тебя теперь знать не знаю, придешь к нам в гости – вытолкаю взашей, зложитель, тать бесстыжий, окаянец беззаконный, шлюха портовая, кровопийца вероломный, индивидуалист!

– Зинта, с твоей стороны некрасиво всем об этом рассказывать, – кротко упрекнул Эдмар. – Я давно сменил род занятий. Лисичка, боюсь, этот удручающий поток сквернословия не скоро иссякнет, пойдем отсюда…

Он обнял Серебряного Лиса за талию, а тот его – за плечи, будто бы утешая после всего услышанного, и эта идиллическая парочка скрылась в тумане под аркой, висевшей посреди опустелой комнаты. Зинта в сердцах плюнула им вслед за мгновение до того, как Врата Хиалы исчезли.

– Дура! – обругал ее Суно, только теперь разжав свою железную хватку.

– Знаю! – огрызнулась лекарка.

– А по-моему, не знаешь, иначе не отколола бы такой глупости. Никогда не плюй на демонов. Это все равно что сказать: «Видеть вас не желаю, но если захотите встретиться – вот вам адресок, чтобы вы в любой момент смогли меня найти». Насчет того, что эффектный плевок защищает от ненужных незримых связей – суеверие и заблуждение, в действительности через слюну недолго установить привязку к плюнувшему. В этот раз я принял меры, перебил возможную привязку заклинанием, и коллега Тейзург, если не ошибаюсь, со своей стороны сделал то же самое, так что для этих демонов к тебе дорожки нет. Но учти на будущее.

– Хорошо, учту, – согласилась Зинта, однако тут же хмуро поинтересовалась: – Почему ты не помешал им, когда они потащили людей в Хиалу?

– Потому что от своего руководства я таких указаний, хвала богам, не получал, а по собственной инициативе защищать подлецов не собираюсь, – его голос прозвучал колюче и сухо. – Эти несчастные не только здесь побывали, но еще и в сурийских кварталах, и если тебя на тот момент не было дома, там они много кого застали… Ты же видела пострадавших, я имею в виду тех счастливчиков, которые дожили до встречи с тобой. Многих лечить не понадобилось, сразу повезли хоронить, как Селдабур-нубу. При погромах любого толка в первую очередь достается тем, кто не может отбиться и убежать, – старикам, больным, маленьким детям. Полагаю, что те здоровые безмозглые лбы, из-за которых Ложа пошла на эту меру, в большинстве уцелели, а расплачиваться за их подвиги пришлось невиновным.

Она не стала говорить: «Что же ты?» В Ложе все решают архимаги, а Суно Орвехт – исполнитель, пусть и не самого низкого ранга.

Тихо заметила:

– Выглядели-то они жалкими да смирными – люди как люди, которые попали в беду. Не верится, что это они таких дел натворили…

– Можешь не сомневаться, они. Обычная картина, хорошо знакомая любому дознавателю: преступник, который чувствует себя безнаказанным, и преступник, которого притянули к ответу, – это зачастую буквально два разных человека. Кроме того, им разрешили творить все, чего душа пожелает, и посулили, что расплаты за это не будет, вот они и разгулялись. Нет уж, расходовать на них свое сочувствие я не собираюсь, лучше приберегу его для более достойных объектов. Поехали домой?

Тяжело вздохнув, Зинта в последний раз оглядела грязную и выцветшую, как будто незнакомую комнату.

– Ладно. Только давай я тебе сначала ушиб на ноге залечу.

Внизу правой голени у него набухла здоровенная гематома. Лягнула, как лошадь – и впрямь дура, кто же еще?

Всю дорогу до дома Зинта пристыженно молчала. Только за ужином спросила:

– О том, что у него шуба из демона, ты сразу догадался?

– Я видел, что шуба непростая, но поначалу решил, что это волшебная вещь. Каюсь, не пришло в голову, что он самого Серебряного Лиса на себе таскает.

– А кто этого Лиса в скалу тогда засадил, неизвестно?

Она задавала вопрос за вопросом, чтобы поговорить с ним хоть о чем, лишь бы он не сидел такой невеселый и отстраненный, как будто в далеком окне за стеклом. Отвечал он ласково – значит, сердился не на Зинту, несмотря на то, что она отмочила.

– Это был кто-то из другого мира. В Сонхи он надолго не задержался, как пришел, так и ушел. Видимо, Лис его допек сверх меры. Зато с Эдмаром они два башмака пара, оба любят помолоть языками да порисоваться.

– Да уж, – буркнула Зинта.

Позже ее начала грызть совесть. То, что учинил Тейзург, она не оправдывала: негоже так с людьми поступать, пусть даже с плохими, тем более что сам-то он разве хороший? Только напрасно она брякнула о том, как он поначалу, до того как стал могущественным магом, на прожитье зарабатывал. Ничего похвального в этом нет, но попрекать его этим не стоило. Эдмар ведь не только на себя те деньги тратил, еще и Зинту кормил, она тогда наконец-то начала есть досыта после нескольких лет жизни впроголодь.

В Молоне земли не особенно плодородные, продовольствие дорогое, а у лекаря под дланью Тавше, регулярно пропускающего через себя поток целительной божественной силы, аппетит изрядный, и вдобавок необходимость: не будешь есть за двоих, истаешь раньше времени. Зинта в прежнюю пору об этом не задумывалась, не настолько веселая была у нее тогда жизнь, чтобы она боялась истаять.

В Ларвезе ее повсюду старались хорошо накормить. Если ей доводилось лечить бедняка, у которого дома хоть шаром покати, за порогом ее обычно поджидали те из соседей пациента, кто побогаче, и зазывали к себе пообедать. Такие, как она, здесь наперечет.

Зато в Молоне, стране добрых коллективистов, избранных служителей Милосердной водилось в избытке: тамошние нравы способствовали воспитанию бескорыстных доброжителей, всегда готовых поставить общее благо превыше собственного, а Тавше, как известно, лишь над такими простирает свою длань.

Жалованье у Зинты было небольшое, что в Апне, что в столице, да и пациенты ей чаще всего доставались небогатые. Она не роптала: должен ведь и этих кто-то лечить.

С Улгером однажды попыталась договориться о том, что хорошо бы он поменьше пил, чтобы у нее была возможность побольше есть. Тот объяснил, что не пить не может, слишком больно его ранит непонимание окружающих, и к тому же он не думает, что Зинта преждевременно истает, она ведь сильная, и Тавше к ней благосклонна, поэтому он верит, что с ней все будет в порядке. Глядел он при этом до того страдальчески, что лекарка почувствовала себя бессовестно жестокой и больше к этой теме не возвращалась.

А насмешливый и беспринципный Эдмар, от пресловутого непонимания ничуть не страдавший, приносил домой вдоволь еды. Зарабатывал он на эту еду способом, от которого ранимый Улгер пришел бы в ужас. Когда Зинта начинала размышлять о вещах такого рода, ей казалось, что жизнь похожа на сплошную пеструю путаницу, и нет никакой возможности в этом разобраться, и если за какую-нибудь из перепутанных ниток потянуть, нипочем не угадаешь заранее, что вытянешь… По счастью, у нее было не так уж много времени для праздных размышлений.

– Решением Высокого суда Великой Державы Овдабы Нинодия Булонг признана виновной в попытке похищения четырнадцатилетней Талинсы Булонг, также в нападении на представителей власти и нанесении побоев, также в жестокосердии, которое проявилось в том, что она запрещала четырнадцатилетней Талинсе Булонг крошить на куски булку сдобную с ягодами лимчи сушеными засахаренными с целью поедания булки отдельно, ягод отдельно, злостно препятствуя таким образом Детскому Счастью последней, также в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей, что проявилось в недостаточном присмотре за четырнадцатилетней девочкой, каковую видели на улицах Абенгарта без сопровождения взрослых, также в отсутствии материнского инстинкта, проявившемся в том, что при задержании Нинодия Булонг нанесла кулаками побои офицеру полиции, вместо того чтобы смирить свои чувства и не расстраивать наблюдавшую эту сцену четырнадцатилетнюю девочку, также в оскорбительных высказываниях в адрес Надзора за Детским Счастьем, также в причинении ущерба законным интересам службы Надзора за Детским Счастьем, каковой ущерб был причинен преступными действиями Нинодии Булонг, вознамерившейся вывезти четырнадцатилетнюю Талинсу Булонг в другую страну без разрешения Надзора за Детским Счастьем. Принимая во внимание доказанную вину жестокосердной Нинодии Булонг, Высокий суд лишает обвиняемую родительских прав в отношении четырнадцатилетней Талинсы Булонг. Обвиняемая приговаривается к одному месяцу тюремного заключения, а также к выплате компенсации за ущерб службе Надзора за Детским Счастьем в размере полутора тысяч ролтингов, штрафа в городскую казну Абенгарта в размере тысячи ролтингов и судебных издержек в размере трехсот пятидесяти двух ролтингов. Высокий суд постановил четырнадцатилетнюю девочку Талинсу Булонг, ради обеспечения безопасности изъятого у жестокосердной матери ребенка, поместить в приют для конфискованных детей, дабы в дальнейшем передать на воспитание в приемную семью.

Судья умолк и перевел дух. У Плясуньи голова шла кругом от его речей, так и хотелось выпалить: «Да что ж это за белиберда?!», но она благоразумно сдержалась.

Лицо у нее опухло, под левым глазом красовался синяк, на запястьях – ссадины от наручников. На нее вначале шикали, чтобы она «это» прикрыла, а то неприлично, однако Нинодия, наоборот, запихнула пышные кружевные манжеты под верхние рукава, выставив запястья на всеобщее обозрение. Пусть полюбуются, как ее отделали.

– Пожалуйста, оставьте меня с маменькой, – жалобно попросила «четырнадцатилетняя Талинса». – Мы же ничего плохого не совершили…

– Девочка, пойдем, – над ней нависло суровое бледное лицо дамы из службы Надзора. – Мы отвезем тебя туда, где о тебе будут с любовью заботиться.

Змейка с покорным видом поднялась со скамьи. Да, это безумие, и оно в этой холодной богатой стране повсюду, как плесень на лежалом хлебе или сыпь на теле больного, подцепившего собачью пестрянку. Служба Надзора за Детским Счастьем пусть и не имела отношения к волшебству и не ворочала большими деньгами, но пользовалась в Овдабе громадным влиянием.

Не бывало такого, чтобы Надзор проиграл какую-нибудь тяжбу, ведь признай суд его неправоту, пусть даже очевидную, – и сразу поднимется шум: значит, вы против Детского Счастья, вы за жестокое обращение с несчастными крошками? При этом мнение самих несчастных крошек принималось в расчет, только если оно совпадало с утверждениями блюстителей из Надзора. В остальных случаях его игнорировали: мало ли что там мелет очередная неразумная крошка? Так что Дирвен Кориц или Талинса Булонг могли говорить что угодно, для овдейского суда в их словах было не больше смысла, чем в скрипе плохо смазанной двери.

Плясунья и Змейка еле успели обменяться растерянными взглядами, когда их повели к выходу из сумрачно-помпезного зала, каждую под своим конвоем.

Влипли. Из-за ягод лимчи, как и предсказывала когда-то вещая бабка Данра в деревне песчаных ведьм. Хотя не будь той злополучной булки, блюстители Детского Счастья нашли бы другой повод.

«Боги, защитите меня от тех, кто защищает мои права! – мысленно взмолилась Хеледика, переиначив иномирское изречение, услышанное однажды от Эдмара. – От тех, кто их нарушает, я и сама как-нибудь отобьюсь…»

Сновидческие горы пока еще были неразличимы в лиловых тенях полярного утра, но Салдун Заячья Лапа знал, что они на месте. Горы уйти не могут, просто они до поры прячутся, словно морж или вырастающий со дна камень под толщей студеной темно-зеленой воды.

Четверо изможденных кораблекрушенцев-найденышей, которых звали Куду, Вабито, Сохнор и Мофну, чувствовали себя скверно, однако из последних сил рвались на юг. Чуют, что там их дом. Если помрут в тундре, их духи тут не останутся – птицами умчатся в ту сторону.

На стоянках они чаще молчали, но изредка лопотали меж собой по-своему. Салдун их речей не понимал.

С севера им в спины задувал свирепый ледяной ветер: убирайтесь отсюда, не задерживайтесь. Это Великий Белый Пес гнал их прочь.

Глава 3 Дирвен и куджарх

Выставка Великого Светлейшего Собрания занимала обширную территорию в центре Пергамона. Земля там сплошь упрятана в белокаменный панцирь, в плитах вырезаны фигурные выемки для охранных знаков. За минувшие с прошлого Собрания пять лет бронзовые магические символы потускнели, но в ходе подготовки к нынешнему мероприятию их начистили до блеска, и теперь они могли соперничать с позолоченными шпилями выставочных павильонов, похожих на миниатюрные королевские дворцы.

Здесь можно было увидеть всевозможные диковины, как сонхийские, так и добытые в чужих мирах, образцы минералов, гербарии, восковые фигуры, чучела, скульптуры, картины, а также клумбы с волшебными растениями и виварий.

Пока что праздную публику на Выставку не пускали. Завтра и послезавтра, когда там будут гулять почетные гости, тоже не пустят. Для простых посетителей доступ туда откроют на третий-четвертый день, тогда и можно будет на все посмотреть.

Зинта, стоявшая среди других любопытствующих горожан, прильнула к узорчатой решетке. На белых дорожках виднелись немногочисленные фигуры в мантиях или в парадной форме амулетчиков. Шелестели струи фонтанов, негромко играла благостная торжественная музыка – она ни на мгновение не смолкала, и ее было слышно в любом из уголков Выставки. Из вивария не доносилось никакого шума, он был накрыт «пологом беззвучия».

– Добрый день, госпожа Зинта!

Лекарка обернулась и учтиво ответила на приветствие, внутренне подобравшись. Рядом с ней остановился почтенный Троглехт, тот самый маг, который выманил ее из Аленды перед сурийским погромом. Как обычно, он слащаво улыбался – без фальши, с искренним умилением. Он называл себя ее верным поклонником, вдобавок у него были хронические проблемы с печенью и желчным пузырем, и она его дважды лечила, так что он был к ней всей душой расположен, вот только на взаимность рассчитывать не мог, в особенности после той зимней истории.

– Госпожа Зинта, вы все хорошеете и хорошеете! Нежная молонская роза, истинный розанчик на пироженке! – Троглехт причмокнул. – Не хотите ли прогуляться по нашей Выставке?

– Туда ведь нельзя посторонним.

– Я вас проведу, – он наклонился ближе, так что она почувствовала запах несвежего дыхания и модной туалетной воды «Доблестный рыцарь». – Со мной пропустят. Коллега Суно не приглашал вас туда? Все-то ему некогда…

«Да ты с моим Суно и рядом не стоял», – подумала Зинта сердито, но все-таки пошла с ним, уж очень ей хотелось посмотреть на Выставку не в общей толчее, а сейчас, пока там тишина и малолюдье.

Они направились к огромным белым воротам в четыре арки. Маг расточал комплименты и выспрашивал, как ей живется, Зинта болтала о пустяках. Еще в Молоне Эдмар, принятый в паянскую гильдию контрабандистов, научил ее этой уловке, чтобы она, с ее-то доброжительской привычкой отвечать на вопросы по-честному, не сказанула лишнего. В иных ситуациях это очень выручало, только приходилось быстро соображать, какой бы ерунды наговорить заместо важного.

Троглехт много узнал о забавных выходках кошки Тилибирии и о том, как Зинта сначала выбирала в лавке, а потом сама вешала в спальне новую штору, синюю с вышитыми золотыми птицами, потому что старую, с кораблями, порвала Тилибирия, когда пыталась взобраться по ней наверх.

В конце концов он капитулировал и сам начал рассказывать о Выставке. Это было интересно, но собеседник все равно Зинте не нравился, до мурашек по коже, до телесного отвращения.

Тех, кто был ей симпатичен, она всегда видела привлекательными: любая некрасивость словно затушевывалась, ее внимание цеплялось за то, что во внешности человека есть хорошего. В каждом ведь что-нибудь такое да найдется. А в Троглехте ее все отталкивало – и благообразное дряблое лицо с нездоровой кожей, и подвижные бледные пальцы, и его манера причмокивать, если речь заходила о том, что любезно его сердцу. Хотя до истории с пожаром он у нее такого отношения не вызывал. Скорее всего не он поджег ту усадьбу в Камсуге, он лишь принял мыслевесть, чтобы не мешкая выполнить свою часть работы – спровадить туда лекарку. Благодаря этому она уцелела, однако что-то не хотелось говорить ему «спасибо».

– Обратите внимание на эту клумбу!

Громадная, не меньше пяти шагов в поперечнике, клумба посреди обширной площадки была огорожена резным мраморным бортиком. Из черной земли выглядывало множество ростков, как будто покрытых перламутровым лаком.

– Какие красивые, – вырвалось у Зинты.

– Сокровище достопочтенного коллеги Зибелдона, – пояснил провожатый. – Иноглярии, волшебные растения из мира Туан Тиги. Даже там они считаются большой редкостью, а у нас и подавно. Почтеннейший Зибелдон добыл семена иноглярий с риском для жизни, ценой головоломных интриг и комбинаций, и Сокровенному Кругу стоило великого труда уговорить его на эту демонстрацию. Он в конце концов согласился, ради приумножения славы Светлейшей Ложи, но посулил, что превратит в жабу того мерзавца, который погубит ему хотя бы один росток. Иноглярии, которые едва взошли, весьма нежны и прихотливы. Через несколько месяцев они превратятся в деревца, которые принесут плоды, с виду точь-в-точь перламутровые, словно, не побоюсь этого сравнения, раковина моллюска изнутри. Ах, как я мечтаю об одной прелестной потаенной раковине, которая, хотелось бы мне в это верить, ждет не дождется своего преданного моллюска, госпожа Зинта…

Троглехт сделал многозначительную паузу.

«Экую гадость брякнул… Я бы твоего моллюска на совок да в помойное ведро!»

Зинте хотелось сказать это вслух, а потом повернуться и уйти, но она молчала, с заинтересованным видом разглядывая дивные растения, будто пропустила намек мимо ушей.

Негоже с ним ссориться. Не из-за себя – из-за Суно. Того частенько вызывали для бесед в Дом Инквизиции. Возможно, подозревали в тайной нелояльности, подмечая то промелькнувшее в глазах выражение, то нотки горечи в деловитом тоне. Он и так словно ходит по тонкому льду, и Зинта не хотела провоцировать ситуации, из-за которых его отношения с коллегами могли бы ухудшиться. Во всяком случае, она тому причиной не будет.

Не услышав отклика, ее спутник с достоинством поправил выглядывающий из-за ворота мантии шарф тончайшего китонского шелка, с яблоневыми цветами на кремовом фоне. И его сия мода не миновала! Шея, как у ощипанного гусака, а туда же – Эдмару подражает.

– Плоды иноглярий незаменимы при изготовлении некоторых ценнейших артефактов, – грустным голосом сообщил не дождавшийся поощрения воздыхатель. – Такое чудо у нас на Выставке представлено впервые за последнюю сотню лет, в прошлые разы на этом месте были высажены малеоры из тропиков, такие же, как на клумбах поменьше.

По окружности площадки располагалось восемь куртин с кустиками, усыпанными пышными шаровидными цветами – золотисто-желтыми, пурпурными, фиолетовыми, розовыми, ярко-красными, в воздухе над ними мерцали искры тех же оттенков.

– Их привезли сюда вместе с волшебным народцем, который для людей безобиден, вроде крохотных человечков с крылышками, как у тропических бабочек. Днем они прячутся, а по вечерам танцуют. В разлуке со своим народцем малеоры зачахнут.

– Обязательно посмотрю на них вечером, – вежливо отозвалась Зинта.

Ей хотелось спросить, достопочтенный Зибелдон – это тот самый Зибелдон, который много путешествовал по чужим мирам и написал об этом несколько книг? Его «Повести странника» были переведены даже на молонский, Зинта все прочитала от корки до корки, а потом еще и перечитывала. Если да, глянуть бы на него хоть издали… Она решила, что лучше спросит у Суно.

– А пойдемте в виварий? – предложил Троглехт.

Словно внезапно додумался до мысли, что посещение вивария сделает даму более благосклонной к его персоне.

Сходить туда и впрямь стоило: вот уж где будет не протолкнуться, когда Выставку откроют для всех желающих.

После рукоглазов, сумеречных певунов, камнеедов, громадных пауков, ядовитых волосатых жаб и златоперых птиц у Зинты осталось впечатление, что она долго-долго бродила по каким-то странным ответвлениям реальности, нисколько не похожим на обыкновенную жизнь, а под конец маг повел ее смотреть куджарха.

Эту тварь из пустыни Олосохар держали в специально построенном отдельном павильоне. Как рассказал Троглехт, усыпленное волшебное животное затащили внутрь через большой, во весь торец, проем, который потом замуровали. Наружу куджарху не выбраться, даже если он каким-то чудом освободится от цепей, поскольку в дверь ему все равно не пролезть.

Стены здесь были изрядной толщины – крепостная кладка, сработано на совесть: павильон мог бы выдержать прямое попадание пушечного ядра или удар стенобитного орудия. Впрочем, добавил маг, чтобы удержать главный экспонат вивария там, куда его поместили, и цепей вполне хватит.

Большую часть помещения занимала продолговатая яма, облицованная каменными плитами, от галереи для посетителей ее отделяла железная решетка. Внизу ворочалось туловище охватом с хорошую бочку, длиной в десять-двенадцать шагов, покрытое синеватой, в темных пятнах, чешуйчатой шкурой.

По бокам оттопыривалось четыре пары коротких мощных лап, больше приспособленных для прыжков, чем для бега. Подслеповатые глаза – пара неприметных бугорков на страшной складчатой морде с похожими на шипы усами. У куджархов плохое зрение, зато чрезвычайно тонкое обоняние и острый слух.

Троглехт рассказал, что на поверхности они чаще всего прыгают, а в толще песка плавают не хуже рыб, извиваясь всем телом и работая плавниками – обратите внимание на кожистые складки по бокам: если тварь их расправит, они будут похожи на веера. Куджарх передвигается таким образом довольно быстро. Сторонний наблюдатель заметит его присутствие по внезапному и необъяснимому шевелению барханов, и при этом у стороннего наблюдателя будут немалые шансы стать добычей.

Они свирепы, но осторожны, напуганный куджарх мигом зарывается в песок. Поймать его – крайне трудная задача, охотничий отряд из нескольких десятков магов и амулетчиков под предводительством почтенного коллеги Шимонга буквально совершил чудо, выследив и захватив этот экземпляр.

Бывает, что куджарх селится на одном месте и большую часть времени проводит в спячке, но это если животное больное, вроде того, которое было убито прошлым летом в Мадре достопочтенным коллегой Тейзургом. Проголодавшись, он просыпается и тогда становится опасен для окружающих – не только потому, что крупный хищник, но еще и тем, что в такой период куджарх, в силу своей волшебной природы, насылает на людей недомогания и неудачи. Чтобы его угомонить, жители близлежащих деревень приносят жертвы.

Сожрать он может кого угодно, однако предпочитает девственниц: из их плоти он получает некие полезные для себя эманации.

Зинта едва не фыркнула, некстати вспомнив «девственницу Энгу», разбившую сердце Дирвену. Тут же подумала, что нехорошо смеяться над такими вещами, которые для кого – игрушки, а для кого – горе.

Заметив искорки у нее в глазах, Троглехт истолковал это в свою пользу, воспрянул духом и разразился очередным чудовищным комплиментом. Хвала богам, не про моллюска, но этого хватило, чтобы настроение у лекарки скисло. Вдобавок она вспомнила о Хеледике, которую олосохарские ведьмы собирались отдать на съедение куджарху, позже убитому Эдмаром.

Пасть у этой твари такая, что человек поместится. И небо, и язык величиной с одеяло усеяны желтоватыми наростами-зубами, из челюстей торчат редкие, но острые клыки. Зинта все это рассмотрела, когда куджарх зевнул, обдав зрителей гнилостной вонью.

Последний паршивец Дирвен, что попрекнул девчонку ее выбором. И ведьмы те дуры, нет бы или сами прибили песчаного гада, или кого на помощь позвали, чем этакую окаянную скотину девственницами прикармливать.

Куджарха удерживало с дюжину толстых цепей, которые крепились к скобам, вбитым в каменные плиты. Одни тянулись к оковам на лапах, другие к кольцам, продетым сквозь складки шкуры. Меры предосторожности приняты, ужас пустыни Олосохар на волю не вырвется.

В павильоне ощущался смрад падали, гниющих фруктов и высохших экскрементов – или какой-то другой запах, похожий на эту смесь. Магические лампы заливали помещение ярким светом.

– А теперь, госпожа Зинта, пойдемте-ка пообедаем, вам надо хорошо кушать! – завершил Троглехт на жизнеутверждающей ноте свою лекцию о куджархах.

Ей и правда хотелось есть. Неужто придется в его компании отобедать? Вот уж радость… Но потом надо будет хоть как от него отделаться, чтобы записать все, что запомнилось, в заветную тетрадку. В присутствии кого угодно из магов Зинта не рискнула бы этим заниматься: вдруг попадется кто-нибудь, наделенный способностями видящего, и почует неладное?

Они вышли наружу. Воздух был свеж и ароматен, сияло солнце, Троглехт ворковал что-то любезное, но вдруг поперхнулся, умолк на полуслове, а потом с гневным изумлением осведомился:

– Вы-то что здесь делаете?!

Трое юнцов в мантиях Магической Академии, а за спинами у них прятался, пригнувшись, кто-то четвертый в плаще с наброшенным капюшоном. Ответили они хором:

– Мы хотим посмотреть на куджарха!

Такая похвальная дисциплинированность ничуть не смягчила Троглехта. Напротив, его аж передернуло от негодования:

– Что-о-о?!! Ах вы бестолочи, да вы же зачарованы!

Четвертый, сохранявший инкогнито, еще ниже пригнулся и съежился.

С минуту маг молчал, по его сосредоточенному лицу Зинта догадалась, что он колдует. Потом трое студентов начали оторопело озираться с таким видом, словно их окатили холодной водой.

– Учитель Троглехт… Что случилось?..

– Вы забыли все, чему вас учили, и позволили этому негодяю околдовать вас! А ну, иди сюда!

Некто в плаще выступил вперед, и лекарка увидела, что капюшон у него накинут поверх зеленой шляпы.

– Здравствуйте, госпожа Зинта, – он сдержанно поклонился ей, после чего добавил: – Здравствуйте, учитель Троглехт.

– Здравствуй-здравствуй, – проворчал маг. – Давай сюда амулет!

– Который? – угрюмо уточнил Дирвен. – У меня их много.

– Не изображай дурачка! Тот самый, который ты использовал, чтобы зачаровать свою охрану. «Тайный вожатый» или «Заместитель воли»?

– «Тайный вожатый».

– Дай сюда! – Троглехт подставил ладонь.

Мальчишка нехотя вытянул из кармана шнурок с неброской подвеской.

– Где ты его спер? – осведомился допросчик, тут же выхватив вещицу.

– Мне его официально выдали! – огрызнулся Дирвен. – Чтобы я тренировался на добровольцах.

– Отменно потренировался, можешь считать, зачтено. А вы, стало быть, добровольцы?

– Мы же не знали, что он нас сюда поведет, – сердито глянув на виновника, попытался оправдаться один из студентов.

– Вам поручено охранять его и наблюдать за ним, вы не можете быть добровольцами для его тренировок – разве вас об этом не предупреждали? Я обо всем сообщу, кому следует. Дирвен, что тебе понадобилось на Выставке?

– Я хочу посмотреть на куджарха, – он упрямо глянул исподлобья. – И вообще на всяких зверушек… Мне, что ли, нельзя?

– Тебе – нельзя! – отрезал маг. – Тебе даже близко подходить к виварию запрещено, и ты отлично об этом знаешь. Как вас пропустили на Выставку?

Дирвен промолчал. Зинта подумала, что сторожей в воротах он небось тоже заморочил с помощью «Тайного вожатого».

– Зачем тебе куджарх?

– Я же сказал, хочу посмотреть, – буркнул мальчишка. – Почему всем можно, а мне нельзя?

– Потому что нельзя! Марш отсюда! – Троглехт повысил голос. – Развернулись и пошли к воротам! Я сказал, организованно пошли к воротам!

Юнцы подчинились.

– Посмотреть ему… Хочет он… Много чего он хочет… – негодующе бормотал маг себе под нос, шагая следом. – Взял под контроль трех старшекурсников Академии, успевающих на «хорошо» и «отлично», куда это безобразие годится? Твою бы энергию да в благих целях использовать, в тылу у врага… Кому сказано, к воротам, а не туда!

Выпроводив нарушителей с Выставки, он устроил разнос сторожам, которые сами не могли понять, как вышла такая промашка – ну точно ведь, их тоже зачаровали! – а потом вспомнил о своей спутнице. Зинта запоздало подумала, что надо было сбежать, пока он ругался, не обращая на нее внимания. Ее подвело любопытство. А теперь поздно: опять он смотрит на нее масляно-умильными глазами и городит свои несусветные комплименты.

Впрочем, дойдя вместе с ним до конца улицы Светлых Обещаний, которая вела мимо белых зданий Собрания к разноцветным жилым кварталам Пергамона, Зинта поняла, что комплименты у него искренние и милые, от чистого сердца. И сам он славный человек, добрый, заботливый, в чем-то даже трогательный… Одинокий, потому что влюбился, а у нее уже есть любовник, но Троглехт, если разобраться, нисколько не хуже того мага (как же его зовут, запамятовала, да и неважно), с которым она живет. Рядом с Троглехтом так уютно и надежно, он ведь только о том и печется, чтобы Зинте было хорошо… И если она сейчас зайдет к нему в гости на чашку шоколаду, чтобы ему, бедному, не было так одиноко, ничего дурного в том не будет.

Мимо со всех сторон плыло что-то солнечное, невнятное, а прямо на них надвигалось темно-синее с красным, и когда маг потянул Зинту вбок, та сразу поняла: они спасаются от этого синего в изломанных серебристых ветках и мелких алых цветах – правильно, незачем с этим встречаться…

– Развлекаетесь, коллега Троглехт?

Лекарка вздрогнула, словно ее встряхнули за шиворот, и ошеломленно заморгала: куда ж это она убрела вместе с Троглехтом, в какие-то совсем незнакомые закоулки… Тавше Милосердная, что с ней только что было?! Голову, что ли, напекло?

А дорогу им заступил Эдмар в китонской баэге цвета вечернего неба, с россыпью вишневых бутонов. Вокруг глаз он искусно нарисовал узорчатую полумаску в одной гамме со своим одеянием, на поясе у него висел веер – вероятно, тот самый, с лезвиями, который ему подарили в Китоне.

– Какая пошлость – зачаровывать даму, вместо того чтобы очаровать ее своими достоинствами… Прискорбное падение нравов, сердце кровью обливается. Вдобавок околдовали вы Зинту не своими силами, а с помощью амулета – последний штришок, совсем удручающий. Что-то по этому поводу скажет коллега Орвехт…

Лицо Троглехта пошло пятнами, а пальцы, по-хозяйски сжимавшие локоток Зинты, враз стали вялыми, и она высвободила руку, на шаг отступила. Способность соображать возвращалась к ней медленно, как будто ее оглушили, а теперь она постепенно приходила в себя.

– Достопочтенный коллега Тейзург, вы неправильно поняли ситуацию, у меня есть с собой амулет, изъятый у одного из наших мальчишек-амулетчиков, но зачем бы я стал его использовать, да еще ни с того ни с сего, ерунда какая! – маг издал нервный недоумевающий смешок. – Госпожа Зинта пожелала пройтись со мной по-дружески, в здравой памяти и по собственной воле, совершенно невинная прогулка, даже смешно, что у вас такие домыслы…

Лекарка, уже смекнувшая, что к чему, собиралась возмутиться, но, поглядев на ироническую мину Эдмара, решила промолчать: он и сам все понял.

– Что ж, пожалуй, я с вами соглашусь, дорогой коллега, – обронил тот небрежным тоном. – С помощью никчемной побрякушки, которая лежит у вас в кармане, вы никого больше… м-м… я всего лишь хотел сказать, и впрямь никого не зачаруете, так что беру гнусные инсинуации обратно. Этот кусочек редкого сплава на замызганном шнурке так же безобиден и бесполезен, как ваш, с позволения сказать, моллюск, о котором вы с таким трогательным сентиментальным пафосом рассказывали кое-кому из наших общих знакомых дам. Умопомрачительная экзотика…

Троглехт смертельно побледнел, попятился и уткнулся спиной воранжевую оштукатуренную стену с охряным орнаментом. Он судорожно шарил руками у себя под мантией, в его выпученных глазах бился ужас.

– Что вы сделали?!. Со мной… И с амулетом, он же казенный!.. Что у меня там, боги милостивые, помогите!.. Помилуйте…

– Амулет, увы, больше не амулет, – с искренним сочувствием отозвался Тейзург. – А вы пока можете порадоваться моллюску… С полчаса помучаетесь, потом само пройдет. Это кратковременные чары, я сегодня с утра тихий и добрый, еще ни одной гадости не сделал. О, сейчас я сделаю первую за сегодняшний день гадость – украду у вас Зинту, если не возражаете.

Несчастный Троглехт, скорчившийся возле стены с безумным выражением на лице, не возражал, не до того ему было. Эдмар галантно подхватил лекарку под руку и повел прочь.

– Раз уж ты меня украл, пойдем в какую-нибудь чайную, – вымолвила Зинта, когда к ней вернулся дар речи.

– Идем. Не обессудь, что нарушил пикантные планы, но чтобы женщина, которая безжалостно отказала мне, отдалась Троглехту – такого безобразия я допустить не могу. С коллегой Суно у тебя любовь, это извинительно, но чтобы с кем попало – нет уж, и не надейся.

– Спасибо, что выручил, – вздохнула Зинта. – И прости за то, что я тебе тогда сказала со зла, при Суно и при демонах.

– Что именно? – полюбопытствовал Тейзург. – Ты мне тогда много всякого кричала вслед, и твоими стараниями лексикон демонов Хиалы изрядно обогатился нехорошими словами.

– Я имею в виду насчет твоих первых заработков в Паяне. Ну, чем ты вначале в порту за деньги занимался… Зря я об этом вслух сказала.

– А я, признаться, этого не стыжусь, – ухмыльнулся ее спутник. – Не побирался ведь. Я там считался самым шикарным вариантом, клиенты из-за меня дрались – всерьез, до поножовщины. Ты бы там за три месяца столько не заработала, сколько мне платили за одну ночь.

– Да почем ты знаешь? – возмутилась задетая за живое Зинта, на мгновение упустив из виду, о каком негодящем ремесле идет речь.

– Если хочешь, можем проверить, кто из нас больше заработает на улице за один вечер, – он заговорщически подмигнул. – Ну что, спорим?

– Ах ты, окаянец бесстыжий, еще чего не хватало! – опомнилась лекарка. – Тьфу, самому-то не совестно такое предлагать, после того как я перед тобой по-доброжительски повинилась?

Судя по удовлетворенно-насмешливой физиономии Эдмара, совестно ему не было.

Они свернули на улицу, где находилось несколько трактиров и чайных. В воздухе витали аппетитные запахи, на цепях висели завлекательные вывески. Здесь царило оживление: Великое Светлейшее Собрание откроется завтра, Пергамон кишит участниками и гостями – золотая пора для владельцев заведений.

Тейзург с Зинтой зашли в «Истинный сиянский чай», заняли столик на веранде с деревянной решеткой, которую уже начали оплетать нежные побеги вьюна. Летом за растительным пологом не видать, кто здесь сидит, и на улицу не очень-то посмотришь, а пока все как на ладони. На противоположной стороне находилась «Заветная чашка» – зеркальное отражение «Истинного сиянского чая», с точь-в-точь такой же оголенной решеткой, и вывеска похожая, только с другим названием.

– До чего пакостный амулет, – пробормотала Зинта, запоздало содрогнувшись при мысли о том, какую скверную шутку чуть не сыграл с ней Троглехт.

– Этот обладатель моллюска больше на выстрел к тебе не подойдет. Если он не усвоил урока, получит еще один.

– А ты правда, что ли, превратил…

– Всего лишь навел иллюзию. Позже он и сам это поймет, когда мозги перестанут бурлить от ужаса. Превратить тоже мог бы, но он, увы, маг Ложи, а ссора с Ложей в мои планы не входит.

– У тебя ведь есть еще Китон и твое кофейное княжество, которые далеко от Ларвезы, – напомнила Зинта.

Ей-то как раз хотелось поссорить Тейзурга с Ложей.

– Не то. В Китоне меня почитают самым изысканным образом, а в княжестве, для которого я пока еще не придумал имени, на меня и вовсе молиться готовы. Обретя в моем лице самозваного правителя, местное население, давно уже ничейное и стоически вымирающее, получило и защиту от волшебного народца, и спасение от голода и жажды, не говоря об экономических перспективах. Там сейчас идет строительство оросительной системы, а за воду они с потрохами продаться готовы и боятся только одного – что я их брошу. Так что я для них милостивый и любимый господин, какая уж там светская жизнь… Интриги и интрижки, словесные дуэли, утонченные взаимные гадости, добавляющие жизни пряной прелести – все это здесь, в Ларвезе, и мне бы не хотелось враз лишиться этой благодати. Амулет я убил, но Троглехт не станет об этом распространяться, ведь тогда ему придется сознаться в своих собственных неблаговидных действиях. Связываться с коллегой Орвехтом он тоже вряд ли захочет. Можешь мне поверить, твой рассудительный и хладнокровный Суно в гневе страшен – или я плохо разбираюсь в людях. В придачу сама по себе попытка околдовать служительницу Тавше гарантирует нашему хитроумному влюбленному всеобщее осуждение. Так что я его, болвана, избавил от серьезных неприятностей. Надо будет с ним побеседовать, чтобы он это в полной мере осознал и проникся благодарностью.

– Что же он насчет амулета своим скажет?

– О, мне тоже интересно, как он выкрутится. Я бы на его месте все свалил на происки врагов Ложи, которые непременно должны были затесаться в число гостей. Посмотрим, додумается он до этой версии или нет.

– Не доброжитель ты все-таки, – вздохнула Зинта. – И двигаться в сторону добра не хочешь. Троглехту поделом, да и амулет был дрянной, нечего такую пакость разводить. А вот когда ты отдавал своему Хальнору лекарство для его дочери и побил у него на службе какие-то монтро… манитро… ну, эти самые, которые, как ты говорил, там по стенкам висели, вот это был зложительский поступок.

Прислуга принесла острый сырный суп с весенними травами и гренками.

– Пелерина у тебя просто прелесть, – оценил Эдмар. – Если подскажешь мастерицу, я бы ей манжеты заказал.

Короткую пелерину из белого кружева Зинта надела поверх голубого шелкового платья, потому что решила, что сегодняшний день у нее будет праздничный.

– Здесь купила, в Салубе, в галантерейной лавке на улице Соломенных Птиц.

– О, загляну туда. А что до битых мониторов, он сам виноват. Не я затеял драку. Я всего лишь тактично напомнил ему об одном старом долге – а он мне сразу в глаз, как будто я пришел к нему с судебными приставами и размахиваю перед носом исполнительным листом! Некрасиво это было с его стороны. Его всегдашний аргумент в наших спорах – удар кулаком. Я все равно не отступлюсь, рано или поздно я взыщу с него долг, мерзавец это понимает, оттого и бесится, – желтые глаза Тейзурга горели одержимо и мечтательно. – Он-то понадеялся, что вопрос снят, раз меня убили. А теперь я вернулся, и придется платить по счету. Самое-то главное, ему некуда деваться. Уж если Страж Мира, пусть даже отставной и считающий себя простым смертным, что-то кому-то пообещал – он должен расплатиться, иначе ему же хуже. Для таких сущностей, как он, обман – запретная территория, так что он влип. Разве что я соглашусь освободить его от обещания, но этого он не дождется, этого я за все сокровища мироздания не сделаю!

Зинта заметила на веранде «Заветной чашки» знакомые лица: за одним столиком сидела Атаманша в оборчатом красном платье с черными розами и черной кружевной пелерине, за соседним – Тимодия с матерью.

Атаманшу она видела еще и возле ограды Выставки, перед тем как привязался Троглехт. Словно та за ней следила. Задумала свести счеты? Чего доброго, поколотит… Но она же теперь знает, кто такая Зинта, и вряд ли посмеет поднять руку на лекарку под дланью Тавше, разве что подойдет и всяко обругает, а это не страшно. Впрочем, может, и случайно встретились: поглядеть хотя бы издали на Выставку тьма народу пришла, а потом все понемногу потянулись обедать, ничего удивительного.

– А что за долг?

Захочет – скажет, не захочет – не скажет, спросить не возбраняется.

– Из-за него погибло мое оборудование для добычи полезных ископаемых на дне моря, и он наотрез отказывается расплатиться, хотя обещал, лицемер несчастный.

Зинта изумленно распахнула глаза:

– Да разве можно добывать ископаемые на морском дне?

– В том мире можно, для этого используются сложно устроенные механизмы. Вот он и уничтожил мне такой механизм, который с ума сойти сколько стоил. Вернее, я сам это сделал – ради него, поверив лживым словам.

– Может, у него просто нет денег, чтобы заплатить?

– Речь не о деньгах.

– А, так он должен тебе отдать за это что-то волшебное? – догадалась Зинта.

– Можно и так сказать, – согласился Тейзург с выражением мечтательной грусти. – Волшебное… Да.

– Тогда и впрямь нехорошо, что не отдает. Правда, если дело касается каких-то магических артефактов, люди, бывает, сильнее жадничают и держатся за свое, чем из-за денег.

«Зов боли» пришел не вовремя. Если с супом она, под разговоры, расправилась до конца, то горячего чаю с привкусом корицы едва успела отхлебнуть, а пирожное так и осталось на тарелке. Эдмар, проживший с лекаркой два с лишним года, сразу понял:

– Зовут?

Зинта кивнула, торопливо допила чай, обжегши язык, и схватила висевшую на спинке стула лекарскую сумку – пусть оделась нарядно, все равно взяла ее с собой, и правильно сделала.

– Непременно приходи к нам в гости! – бросила она уже на ходу.

В «Щедрой скатерти» человеку почтенных лет проломили голову доской для игры в сандалу. Агрессор, рослый королевский гвардеец, появлению лекарки под дланью Тавше обрадовался, как мешку денег, и вслух возблагодарил Милосердную, а потом Госпожу Вероятностей: если пострадавший останется жив-здоров, будут шансы избежать трибунала.

– Соображать надо, что творите, – высказала ему Зинта, после того как зарастила трещину в черепе, соединила лопнувшие сосуды, свела на нет, насколько возможно, последствия кровоизлияния и заодно изничтожила камни в почках. – Если человека со всей дури хватить по темени увесистой деревяшкой, от этого, знаете ли, кость может треснуть. Или для вас это новость?

– Простите, сударыня, – виновато произнес гвардеец. – Не желаете ли пообедать? Вам, я слыхал, после призыва силы надобно досыта кушать, и я дерзнул заказать обед. Хозяин, прохвост, уже все приготовил.

Пообедать она желала. Ее слегка пошатывало от слабости, словно сутки не ела. Весь запас собственных сил перегорел без остатка: проще залечить несколько ран и переломов за раз, чем провести одну штопку мелких внутримозговых сосудов.

Пока она уминала обед, бравый королевский солдат, чинно сидевший на стуле напротив, рассказал, что они с побитым доской пожилым господином играли в рыночную сандалу, и тот, каналья, исподтишка передвинул две фигуры, обеспечив себе нечестное преимущество.

– Я, сударыня, изволите видеть, игрок, если мне бросили вызов, удержаться не могу, и проигрывать я никак не согласен, – объяснял он уже не покаянно, а проникновенно. – Ставка – это, сударыня, для меня пустяк, деньги пришли, деньги ушли, но ради победы я буду бороться до конца. Хотя с доской, ваша правда, погорячился, надо было метким словцом старую каналью пристыдить.

«За полдня столько разного от людей наслушалась, что иному сочинителю хватило бы на три романа, и как же я теперь в этом ворохе всячины буду подсказку Госпожи Развилок искать?» – сокрушенно подумала Зинта, допивая на десерт густой шоколад с ореховым привкусом.

Челинса, прозванная Атаманшей, ходила за лекаркой с самого утра. Улучить момент, чтобы подойти к ней, когда никого не будет рядом, до сих пор не удалось: сперва та стояла в толпе, потом была с магом, потом с другим магом, потом и вовсе куда-то умчалась – видно, свой зов услышала. Пришлось смириться с тем, что сегодня ее не поймать, разве что вечером. А пелерину Челинса признала на ней свою – из тех кружев, что сплела еще зимой для лавки на улице Соломенных Птиц.

– Мама, не продавай меня, – подавленно пробормотала девочка за соседним столиком, аккуратный невзрачный мышонок с туго заплетенными косичками.

Словно в глубине души понимала, что это не поможет, все равно ее продадут. Хотя ерунда же чворкам на смех, Ларвеза – не Суринань, в просвещенном мире, хвала богам, людьми не торгуют. Но это взрослому ясно, а дети верят, если их напугать.

– Мамочка, я хочу остаться с тобой, пожалуйста…

– Ешь, – велела мать, видная собой женщина с таким лицом, точно недавно овдовела или все нажитое потеряла.

– Сударыня, – вежливо обратилась она к Челинсе, заметив ее взгляд, – не знаете ли вы, где остановился этот господин маг?

Осторожный кивок в сторону веранды «Истинного сиянского чая», где виднелось за потемневшей деревянной решеткой яркое синее с красным пятно, обозначил, о каком маге идет речь.

– Сдается мне, где-то в центре Салубы, в резерве для почетных гостей, – Челинса старалась быть в курсе любых дел и все про всех знать. – Если там порасспросите, люди подскажут.

Господин Тейзург между тем расплатился и вышел на улицу, он выглядел точно актер перед выступлением – прямо на лице нарисована причудливая полумаска. Челинса никогда раньше не видела ничего подобного, запомнить бы узор, чтобы потом похожее кружево сплести. Его одеяние выделялось в толпе, среди мантий, камзолов, платьев и кафтанов, густой сумеречной синевой с россыпью темно-красных бутонов цветущей вишни.

– Ох, не нравится мне этот красавчик, – тоскливо вздохнула приезжая женщина, будто разговаривала сама с собой.

– Мама, мне он тоже не нравится, – прошептала девочка.

– А ты молчи да ешь, – прикрикнула мать. – Чтоб до конца все съела!

Она отвернулась к своему столику, строгая, чересчур бледная, с горьким и решительным выражением на лице. Челинсу разбирало любопытство, что у нее за дело к господину Тейзургу, о котором болтали, что он древний маг-возвратник, хотя жить в Накопителе отчего-то не захотел, и что он может по-страшному заколдовать, если его чем-нибудь рассердишь. Возможно, он заколдовал кого-то из близких этой женщины, и та пришла просить за несчастного? Не похоже было, что ее удастся разговорить, поэтому Челинса расплатилась и, скрепя сердце, отправилась выслеживать лекарку.

– Грисойм, отгадай загадку: что сделает Дирвен, если он забыл дома все амулеты, а на него напали враги?

– Убежит, наверное, – поразмыслив, отозвался Грисойм. – Спрячется, как велено по инструкции, и постарается не привлекать к себе внимание неприятеля. Или воспользуется для самообороны неволшебным оружием. Пошлет мыслевесть магам-кураторам.

– Не угадал, – с торжеством объявил спросивший. – Дирвен их забодает!

Заливистое коллективное ржание.

Придурки, кто же еще. То ли не знают, что первый амулетчик Ложи находится рядом, за полотняной стенкой, то ли, наоборот, заметили его издали, вычислили, когда он поравняется с их шатром, и нарочно это сказали. Придурки. Дирвен с независимым видом прошел мимо, Три Веселых Чижика потащились за ним.

Казармы Ложи всех не вместили, для студентов Академии и приезжих амулетчиков поставили шатры на рыночной площади Пергамона, освобожденной по такому случаю от налепившихся за пять лет дощатых прилавков. Дирвена с его охраной перевели сюда из Журавлиного дома, чтобы не посылать за ним в Салубу, если он вдруг понадобится.

Каждый шатер был украшен разноцветными волшебными фонариками и гирляндами флажков, да еще девизом, начертанным краской на длинном куске полотна, вывешенном над входом.

У Дирвена с Чижиками девиза пока не было. Надзиратели со своим подопечным не разговаривали: обиделись, что он их околдовал и подвел под неприятности. А он же не из вредности, он просто очень хотел посмотреть на куджарха и на другие диковины Выставки.

Почему всем можно, а ему нельзя? Ладно бы он был каким-нибудь последним задохликом, но ведь он лучший амулетчик Ложи, первый из первых – неужели не заслужил такой малости?

Душу разъедало едкое ощущение непомерной несправедливости: он хочет посмотреть на куджарха, а его ни с того ни с сего не пускают посмотреть на куджарха! Из чистого самодурства. Ага, мальчишку нашли… По своим делам он давно уже взрослый мужчина. И если он чего-то хочет, неужели он не имеет права это получить – после всего, что Дирвен Кориц сделал для Светлейшей Ложи?

Ага, хороши они будут без него… Как топить пиратов в Сиянском море или спасать подвалы Королевского банка – так «Дирвен, для тебя есть работа», а как ему захотелось всего на пару минут зайти в приземистый павильон с нарисованными на стенах символами, перекрывающими дорогу волшебному народцу и демонам Хиалы, и поглядеть на пойманную в Олосохаре тварь – так «марш отсюда»?!

В душе клокотало, и казалось, будто злые слезы выкипают раньше, чем успевают пролиться. Он хочет, а его туда не пускают. Не ожидал он от Ложи такой чудовищной несправедливости!

Веселые Чижики – сейчас они выглядели скорее Понурыми Чижиками – решили, что он тоже переживает из-за встречи с Троглехтом и грядущего наказания. Это их до некоторой степени с ним примирило. Даже попытались втянуть его в дискуссию, какое бы изречение написать каллиграфическим почерком на приготовленной тряпке, а то они уже схлопотали замечание, что над входом в шатер нет подобающего девиза.

– Победа или смерть! – угрюмо глянув на них из-под шляпы, буркнул Дирвен.

Чижики решили, что это не подойдет, и принялись дальше перебирать варианты. Придурки. Ему бы их заботы.

Зинта допоздна просидела в мезонине салубского домика над своей тетрадкой, при свете волшебной лампы в виде вазочки с хрустальной грушей. Почерк у нее был округлый и аккуратный, если она писала медленно, и коряво-невнятный, когда торопилась. Вряд ли кто разберет эти каракули – ну и к лучшему.

Лишь бы ей самой догадаться: что из этого – подсказка Госпожи Вероятностей, а что просто так?

Раз речь идет об Эдмаре, не стоит ли в первую очередь обратить внимание на его же собственные слова?.. Вовсе не обязательно. В таких делах то, что лежит на поверхности, вполне может оказаться обманкой. Пойдешь, да не туда. Зинта решила, что не попадет в эту ловушку. То, что ей нужно найти, затеряно среди всего остального, словно один-единственный особенный камешек в россыпях обкатанной морем гальки.

Подтянутый, гладко выбритый, в сверкающей золотым шитьем парадной мантии, Суно Орвехт выглядел образцовым магом Светлейшей Ложи: один из тех, кто безупречно выполняет свои функции и являет собой пример для коллег, таких же безупречных, примерных и взаимозаменяемых.

За этой бесстрастной маской, надетой по случаю открытия Великого Светлейшего Собрания, его снедало беспокойство.

Плясунья со Змейкой в абенгартском порту так и не объявились. Капитан «Пьяной стрекозы» прождал их сутки, потом вышел в открытое море и отправил мыслевесть Шеро Крелдону. Из порта он этого сделать не мог: если послать мыслевесть магам Ложи с территории Овдабы, об этом непременно узнает овдейская контрразведка, у них там все опутано «чарами сита». По этой же причине нельзя рассчитывать на то, что Хеледика сама свяжется с куратором. Обычно информацию передавали агенты, замаскированные под рыбаков, когда отправлялись «на промысел» в открытое море.

Вторая причина для досады была из области личного. Коллегу Троглехта постигло душевное расстройство: со вчерашнего дня его преследовало ощущение, будто некая важная часть его тела превратилась в моллюска. Стремясь удостовериться, что это не так, он то и дело принимался непристойно шарить руками под мантией, и его услали с торжества, дабы не бросал тень на Ложу. Примечательно, что перед тем как его начали одолевать сии странные опасения, он пообщался с Тейзургом, а до того отобрал у Дирвена амулет «Тайный вожатый» и прогуливался по пергамонским улицам под ручку с Зинтой.

Суно и прежде Троглехта недолюбливал, а когда заметил, как тот посматривает на Зинту, стал еще хуже к нему относиться.

Дирвен рвался туда, куда ему вход воспрещен: на Выставку, в виварий. Опять ему миндального мороженого подавай, то бишь «на куджарха посмотреть». Ради этого он зачаровал с помощью «Тайного вожатого» студентов-надзирателей, лишний раз подтвердив свою репутацию упрямого паршивца и сильнейшего в Ларвезе амулетчика. Если б у него еще ума-разума прибавилось, цены бы парню не было.

Троглехт заявил, что Дирвен и его сторожа испортили «Тайный вожатый»: вероятно, студенты Академии сопротивлялись ментальным чарам, и для артефакта это закончилось плачевно. Давая объяснения, занемогший коллега нервничал и жаловался на невыносимо скверное самочувствие по причине переутомления.

У Суно сложилась собственная версия этого происшествия, но ни с кем делиться своими домыслами он не стал. Коллеге Троглехту поделом, а коллеге Тейзургу впору сказать спасибо. Положительно повезло, что древний маг наткнулся на Зинту и ее предприимчивого поклонника. То, что лекарка с Эдмаром помирились, тоже радует. Отношения между ними сложились, можно сказать, родственные, и это весьма хорошо: с одной стороны, нет поводов для ревности, с другой – Эдмар готов заступиться, если Зинта угодит в неприятности, а Суно рядом не окажется. Это успокаивало, а то, знаете ли, всякое в жизни случается.

– Боги великие, что они хотят этим сказать? – воскликнул коллега Харвет, который вместе с Орвехтом инспектировал шатровый городок, проверяя, все ли в порядке.

Посмотрев, куда он указывал, Суно озадаченно хмыкнул. Над входом в шатер первого амулетчика Светлейшей Ложи висел девиз:

«Не все угроблено, но мы над этим работаем».

Дирвен и трое старшекурсников Академии, услышав их голоса, высыпали наружу. Все при полном параде, согласно предписанию. У Дирвена вид оскорбленно-угрюмый, у его надзирателей – исполнительно-бодрый.

– Это чей полет мысли? – поинтересовался Орвехт, кивнув на кусок ткани с изречением.

– Это мы вместе придумали, – со скромной гордостью отозвался один из студентов.

– Оригинальность – это, юные коллеги, в иных случаях похвально, но вы не находите, что ваш смелый девиз подлежит двоякому истолкованию? – осведомился Харвет.

– Почему – двоякому, учитель?

– Хороший девиз, кому он может не понравиться?

– Простите, учитель, но там все правильно сказано…

Они сначала начали дружно отстаивать свой выбор и лишь потом догадались посмотреть на надпись. Их шокированные физиономии позволили сделать вывод, что увидели они над входом в шатер совсем не то, что ожидали.

– Это чья-то подлость! – вымолвил после недолгой заминки один из парней. – У нас же был другой девиз: «Кто много старается – тот многого добивается», а его кто-то стащил и взамен повесил это…

– Гляньте, тряпка-то наша, – заметил другой. – Пятнышко возле края, и с правой стороны кромка разлохмачена… Значит, не сняли, а использовали какое-то заклинание, чтобы подменить надпись.

– Узнаю, кто сделал – так по башке настучу, что они все заклинания забудут, – пообещал третий, с виду самый решительный и крепко сбитый.

– Как же они умудрились это провернуть? Вроде ерунда, а ведь магия нужна неслабая, чтобы вот так что-то переделать, наверняка целой толпой работали…

Старшие волшебники тоже с любопытством изучали переиначенный девиз: совершенно верно, сей пустячок требует отточенного мастерства, словно какая-нибудь филигранная безделушка, и вдобавок переделка материального объекта невозможна без хорошего расхода энергии. Неужели неизвестные остряки, сыгравшие шутку с Дирвеном и его надзирателями, ради этого безобразия исподтишка зачерпнули порцию силы из Накопителя? Впрочем, со студентов станется.

– Учитель Орвехт, а я знаю, кто это сделал, – хмуро процедил Дирвен. – Это не придурки из Академии, а известно кто! Он тут мимо проходил, и все выглядывали на него посмотреть.

– Во-первых, выражайся так, чтобы окружающие тебя понимали, – одернул его Харвет – нахмурившись, он стал похож на длинноносого злого волшебника из детской книжки. – Мне, например, неизвестно, кого ты имеешь в виду, так что сделай одолжение, излагай свои домыслы связно и внятно – как тебя учили. Во-вторых, в Магической Академии учатся не придурки, а будущие маги Светлейшей Ложи. Ты слишком много себе позволяешь, забывая о том, что звание первого амулетчика скорее накладывает на тебя обязательства, чем дает право на неучтивое поведение. Ничего удивительного, что ты в столь юном возрасте нажил целое сонмище недоброжелателей. Я скорее удивлюсь, если вдруг выяснится, что у тебя есть друзья.

Дирвен выслушал нравоучение с умеренно дерзким выражением на смазливой конопатой физиономии, затененной полями шляпы. А Суно только вздохнул, и то не вслух, а про себя: он был в курсе, кого мальчишка имеет в виду, да и версия не то чтобы вовсе невероятная… Судя по тому, что поведал крухутак, у которого Ложа выиграла ответ, в легендарные времена достопочтенный коллега Тейзург порой откалывал номера в таком духе единственно ради развлечения.

– Кто бы ни сделал, нечего было ротозейничать, – подытожил он сухо. – Это позорище снять, и чтобы через четверть часа тут висел пристойный девиз.

– На обратном пути проверим! – зловещим тоном поддержал его Харвет.

Маги двинулись дальше, но больше никаких нарушений в шатровом городке не обнаружили. Удостоверившись, что команда первого амулетчика распоряжение выполнила, они повернули с площади в ту сторону, где высился Дворец Собраний, сверкающий в лучах вечернего солнца белой колоннадой и золоченым шпилем на куполе.

Дирвен устроился в углу на потрепанной сурийской подушке. Перед ним стояла на специальной подставке деревянная рамка с несколькими парами крючков, на которых были подвешены железные цепочки разной толщины.

Первый амулетчик отдавал приказы «Рвущему цепи, рушащему стены»: порвать все цепочки, порвать все, кроме предпоследней, порвать каждую четную, порвать все, кроме третьей сверху… Лопнувшие он заменял на целые, ему выдали для тренировок полную шкатулку расходного материала.

Он уже достиг в этом деле совершенства. И стенки игрушечных домиков он сокрушал с идеальной точностью. Теперь ему не терпелось дождаться окончания этих дурацких торжеств, чтобы опробовать «Рвущий – рушащий» в полную силу. Дирвен не сомневался, что радиус покрытия у него будет не меньше двух десятых шаба. Во всем, что касалось работы с амулетами, с ним никто не мог сравняться.

«Кто много старается – тот многого добивается» – ха, это для всяких там Веселых Чижиков и Прилежных Кроликов. А если у тебя дар, каким обладают единицы на миллион, остальные могут хоть из кожи вон лезть, все равно того же самого не добьются.

Тем обидней, если тебя не пожелали вознаградить по заслугам. Например, не пускают посмотреть на куджарха. Всем можно, тебе нельзя, хотя по справедливости должно быть наоборот.

Чижики опять трепались о женщинах. Одному больше нравились блондинки и рыженькие, другому – брюнетки, а третьему – все равно какие, лишь бы грудь побольше. Из-за них Дирвен начал думать о Хеледике, которая оказалась шлюхой и обманщицей.

Она исчезла из Аленды еще осенью. Учитель Орвехт сказал, вернулась к себе в Мадру, поскольку Тейзург, как предок-прародитель песчаных ведьм, взял ее под свое покровительство, и община приняла ее обратно. Ага, пусть катится к своим ведьмам… Хорошо, что она теперь далеко и ничто о ней не напоминает. Она не знает, что такое настоящие чувства и для чего нужно беречь свою девственность, поэтому без нее лучше.

Вспомнив заодно и о своей второй любви, Дирвен невольно поежился. Хвала богам, что госпожа Зинта в «Яблочной даме» начала колотить в дверь номера и не позволила свершиться чудовищному… Когда Великое Светлейшее Собрание закончится, он опять напишет на мишени для метательных ножей имя «Энга».

Посмотреть на куджарха ему хотелось не только ради интереса, а еще из-за Хеледики. Чтобы убедиться, что ничего страшного нет в этом куджархе, все равно бы он ее не съел, угроза для ее жизни была пшиком, и она просто-напросто последняя шлюха, а Дирвен прав, что бы там ни говорил по этому поводу учитель Орвехт.

Время от времени его все же что-то царапало – какое-то неудобство в душе, словно острый камешек в ботинке. Это было неприятно, хотелось от этого избавиться, и Дирвен решил, что оно наверняка пройдет после того, как он увидит куджарха: ведь тогда он окончательно убедится в своей правоте и в подлости Хеледики.

Для него это важно, а его туда не пускают. Вспомнилась фраза из старой книги, читанной при подготовке к выпускным экзаменам в школе амулетчиков: «Даже если ты лучший из лучших и высишься над другими, как осиянная вершина, это не спасет тебя от людской несправедливости».

Наверное, Челинсе проще было бы украсть булку хлеба в лавке или ударить человека ножом, чем подойти к лекарке и сделать то, что она собиралась сделать. Лишь гордость не позволяла ей передумать и повернуть обратно.

Она дошла следом за Зинтой до Дворца Собраний. Дальше простую горожанку не пропустили бы, да Челинса и не пыталась затесаться туда, где ей не положено находиться.

Остановившись у подножия парадной лестницы, уводящей к грандиозной белой колоннаде, как будто Дворец стоял на облаке и был слеплен из того же облачного материала, преследовательница смотрела вслед Зинте, досадуя, что снова ее упустила. Струхнула, чего уж там, слишком много вокруг свидетелей.

В нескольких шагах от начала ступеней расположились продавцы пирожков, сластей, мороженого и жареных колбасок. Торговля шла бойко: и участники Собрания, и студенты, которых поселили в шатрах на рыночной площади, и пришедшие на гулянье расфранченные горожане – все не прочь угоститься. Из пергамонских и салубских Челинса много кого знала, и никто не удивлялся, что она тоже здесь.

Увидев Зинту, сбежавшую по лестнице и устремившуюся сквозь праздничную толпу в глубь булыжных улочек, Атаманша поняла, что лекарка спешит на зов, – и бросилась за ней. Может, в этот раз наконец-то выгорит?

Помощь понадобилась старому часовщику Крешонгу. Опять у него ущемило грыжу. Запыхавшаяся Челинса решила, что непременно дождется Зинту – и дальше будь что будет.

По соседству жила Глименда, ее племянница, вышедшая замуж за негодящего пропойцу. Из переулка доносились их голоса: тот с заунывным надрывом просился домой, а жена его не пускала.

«Еще чуть-чуть – и пожалеет мерзавца, дуреха несчастная, – прислушавшись, определила Челинса. – Пойти, научить девку уму-разуму, пока лекарка занята? А то ведь уступит, как последняя размазня!»

Она всех учила уму-разуму, из самых лучших побуждений, так как знала, что правильно, а что – нет. И любое дело у нее спорилось, хоть плетение кружев, хоть мытье полов, поэтому ничего худого не было в том, что она всегда бралась руководить товарками при совместной работе. С Зинтой из-за этого сшиблись… Но госпожа должна держать себя как госпожа, а если она молчком присоединилась к занятым уборкой работницам, поди пойми, кто она такая.

Раздраженно хмурясь от этих мыслей, Атаманша повернула за угол. Возле крыльца Савдо не было, его душераздирающие вопли доносились из-за дома. Она дернула шнур дверного колокольчика.

– Тетушка! – выглянувшая Глименда говорила шепотом. – Как себя чувствует Сабрила?

– Все хорошо с ней, с растяпой несчастной, обошлось, – вздохнула Челинса. – Урок ей, другой раз не будет тягать кастрюлю с кипятком, витая мыслями незнамо где. Растяпы вы, девки, и в кого такие выросли… Твой-то чего орет? Я думала, ты его, пьяного, домой не пускаешь, как я научила.

– Так он за домом стоит и орет. И смех, и грех: вы же знаете, у нас там, на западной стенке, оберег намалеван – запертая от всякого худа дверь, вот он и разоряется перед нарисованной-то дверью, думает, я ему открывать не хочу. Слышите?

– Глименда, открой по-хорошему, не по-людски поступаешь! По-людски же прошу, не буяню… Боги-милостивцы, пустите меня домой!

– Боги его домой не пускают! – заметила Челинса едко. – Последний умишко пропил.

– Не знаю, позвать его или нет, он там уже давно…

– Не зови, – отрезала Атаманша. – Делай, как я сказала. Пусть урок ему будет, нечего винищем заливаться чворкам на смех. Идем к нам ночевать, а дом запри, и пусть орет хоть до утра.

– Ой, спасибо вам, тетушка! И с Сабрилой повидаюсь…

– Только подожди маленько. Я за тобой зайду.

Она вернулась к дому Крешонга с вывеской в виде большого циферблата с узорчатыми стрелками. Через некоторое время лекарка вышла на улицу, дожевывая на ходу пирожок. Челинса, с ураганом в душе и стиснутыми, как перед дракой, кулаками, шагнув из-за угла, заступила ей дорогу. Зинта попятилась и едва не подавилась пирожком.

– Спасибо вам, госпожа лекарка, – испугавшись, что она сейчас убежит, и тогда опять за ней гоняйся, торопливо заговорила Атаманша. – За дочку мою Сабрилу спасибо, она обварилась, а вы ее вылечили. И простите, что я про вас всяких зряшных глупостей наговорила, виновата я перед вами.

Ну вот, она все-таки это сказала, хотя очень не любила извиняться и признавать свою неправоту.

Зинта выглядела растерянной, даже смущенной, и смотрела на нее, обескураженнно моргая, а потом промолвила:

– Так ведь и я тоже хороша… Надо было сперва по-доброжительски объясниться, а я сразу вас уволила… Как дела у Сабрилы?

– Все уж затянулось, спасибо вам и хвала Тавше. Она мажет ноги той мазью, которую вы прописали. А вот это для вас! – Атаманша открыла украшенную матерчатыми цветами сумочку из крашеной холстины, которую сама себе сшила, и вытащила подарки.

– Какая прелесть, – ахнула Зинта, разглядывая серебристый кружевной воротник – хризантемы, как будто сотканные из инея на стекле. – Спасибо… А это что?..

– Чехол на вашу лекарскую сумку, должен оказаться впору. Вы же сейчас на Светлейшее Собрание пойдете, так пусть у вас сумка будет такая же красивая, как все остальное!

– Истреплется ведь, а то и порвется, жаль такую красоту…

– Не порвется, – с гордостью возразила Челинса, довольная и тем, что так легко помирились, и тем, что ее рукоделие лекарке понравилось. – Это из самых прочных китонских нитей, которые у них завсегда на такие вещи идут. Смотрите, вот тут я завязочки сделала, чтобы все было закреплено и легко надевалось.

Одетая в ажурный зеленовато-серый чехол лекарская сумка выглядела нарядно, словно ее оплели побеги какого-то растения, образовав изящный узор.

Попрощались они тепло, не то что в прошлый раз. Ну, да прошлый раз теперь не в счет. На радостях, что все так по-хорошему сложилось, Челинса чуть не забыла о своей племяннице. Если б не услышала горестный вопль: «Глименда, открой!» – так бы и ушла без нее.

Заперев дом, они поскорее, пока Савдо их не увидел, скрылись в переулке, а пьяница так и топтался перед нарисованной на стене дверью, оглашая окрестности своими жалобами.

– …За кафедру приглашается досточтимый коллега Свелдон, архимаг Сокровенного Круга, с докладом о последних достижениях Светлейшей Ложи в области защиты крестьянских хозяйств от сойгрунов!

Пока Свелдон с медлительным достоинством шествовал к установленной на возвышении кафедре, сверкающей позолоченным барельефом, в зале, словно морской прибой, грохотали аплодисменты. Так полагалось. Гости могут не хлопать, а магам и амулетчикам Ложи это вменено в обязанность.

Досточтимый Свелдон, сухонький старичок в блистающей бриллиантами парчовой мантии, говорил глуховато, однако специальные чары разносили его голос на весь огромный зал.

Как известно, сойгруны до пояса смахивают на людей малого роста, но руки у них чересчур длинные, со страшными когтями, а ноги коленками назад, будто у кузнечиков. Эта разновидность волшебного народца обитает в равнинной местности, где вольготно скакать и нетрудно спрятаться среди высокой травы. Они вовсю озоруют, портят посевы, пугают и гоняют скот, нападают, случается, на одиноких прохожих. Человек всегда может откупиться от сойгруна браслетом – не важно, из чего сделанным, хоть из веревочки сплетенным. На браслеты они падки, носят их по нескольку десятков за раз на своих тощих, как плети, длиннющих руках, а не откупишься – закидают грязью, поколотят, исцарапают, иной раз могут и вовсе растерзать.

Посевы и скотину защитить сложнее, но Ложа довольно успешно боролась с окаянными прыгучими тварями, и Свелдон, курировавший это направление, вдохновенно приводил цифры: на какой процент за последние пять лет уменьшилось число хозяйств, пострадавших от сойгрунов, насколько убавилось число нападений на единицу площади сельских угодий, каково ежемесячное соотношение напуганной и не напуганной сойгрунами домашней скотины и как это отразилось на удоях молока в количественном выражении в каждой из ларвезийских провинций – и так далее.

После всякой цифры зал разражался энергичными аплодисментами. Суно подумал, что сегодня-завтра отобьет себе ладони до полной потери чувствительности, поскольку на Чтения о Благих Свершениях отведено немало времени. Больше, чем хотелось бы. Но это крамольный помысел, гнать его надо, ибо Великие Собрания изрядно приумножают славу Светлейшей Ложи, поражая умы прочих магов подлунного мира докладами о не слыханных доселе достижениях. Ну, по крайней мере так официально считается.

Орвехту повезло: поскольку его включили в число дежурных безопасников, ответственных за порядок, он через некоторое время сможет покинуть зал для обхода территории. Большинству коллег, у которых нет уважительной отмазки, чтобы отсюда улизнуть, выпала несравненно худшая участь.

Утешительная мысль о том, что еще немного – и он сбежит, добавила Суно рвения, когда вновь дошло до бурного излияния восторга посредством рукоплесканий.

Увидеть, как злейший из твоих недругов запинается в сумерках о скамеечку и, беспомощно взмахнув широкими шелковыми рукавами, роняет кипу бумаг или, точнее, ярких глянцевых картинок, сшитых в тетрадки, – это, согласитесь, в высшей степени поднимает настроение.

Как раз такую сценку Дирвен и наблюдал в проеме шатра, пряча злорадную ухмылку. Скамеечку забыли снаружи, после того как поменяли девиз над входом, а павлин – птица слишком гордая, чтобы смотреть под ноги. Так и подмывало сказать об этом вслух, но он благоразумно сдержался, а то один брякнул про павлина и до сих пор за правду мучается.

– Прощу прощения, коллеги, – на бледном в свете волшебных фонарей лице древнего мага сожалеющее выражение смешалось с иронически-философским. – Я иногда бываю непозволительно рассеян… Надеюсь, я не помешал вашим тренировкам или таинству созерцания?

Чижики вначале напряглись до судорог – о том, что Тейзурга недолго разозлить каким-нибудь пустяком, все были наслышаны, – однако сейчас он обаятельно улыбался и досадовал лишь на собственную неловкость. Наперебой извиняясь перед досточтимым коллегой, студенты кинулись собирать то, что он рассыпал, а Дирвен, понятное дело, его игнорировал, продолжая как ни в чем не бывало упражняться с цепочками на рамке. До чего же здорово, когда враг стоит в трех шагах от тебя, и ты его вдоволь игнорируешь!

Любопытство все же дало о себе знать. Первый амулетчик покосился на своих надзирателей, недовольно скривившись, чтобы показать, как ему мешает их суета, и заодно вскользь зацепил взглядом Эдмара.

Худощавое удлиненно-треугольное лицо Энги Лифрогед, только отросшие темные волосы отброшены назад, а у той падала на глаза белая челка. Большой насмешливый рот и суженный подбородок – как у шута на картинке, щеки по-девичьи гладкие. Глаза, и без того длинные, искусно подведены угольным карандашом.

Энгу Дирвен тоже, как раньше Хеледику, считал девственницей, потому что она сама о себе так сказала. Ага, конечно… Не бывает настоящих девственниц, и любви не бывает, и верить никому нельзя, все равно обманут. С этой ожесточенной мыслью он вновь уставился на рамку, всем своим видом показывая, что нет ему дела до ихней дурацкой мельтешни, сопровождаемой взаимными любезностями.

Успел еще заметить, что на шелковом одеянии Эдмара узор в виде поганок. Ага, в самый раз: на него достаточно посмотреть, чтобы травануться. Жаль, что заставили надпись с мишени соскоблить.

– До чего дивны эти нагие девы! – вздохнул один из Чижиков, и в его дрогнувшем голосе сквозила пронзительная тоска то ли по золотому веку, то ли по краю обетованному. – Где же такие живут?

– Это журналы из другого мира, – великодушно пояснил Тейзург. – Подарок для кое-кого из моих достойных коллег. Полагаю, должно понравиться…

– Их сладостные полушария волшебно велики и прельстительны, – заметил другой Чижик. – Истинный праздник для очей!

– А ваши речи – праздник для слуха, – вернул комплимент древний маг. – Увы, в том мире, где сии журналы напечатаны, большинство населения высказалось бы по поводу этих восхитительных фотографий удручающе кратко и вульгарно, так что слушать ваши изысканные комментарии – истинная отрада. Невыразимо приятно было побеседовать, но сейчас я, увы, тороплюсь, позвольте откланяться.

Убрался. Наконец-то. Перед тем очаровав до поросячьего восторга Трех Веселых Чижиков, которые позабыли, что они охрана, и взахлеб обмениваются впечатлениями, словно сопливая школота, впервые увидевшая вблизи живого мага. Сами не соображают, как это позорно. Дирвен демонстративно морщил нос, но они в его сторону не смотрели, вдобавок его лицо затеняли поля шляпы, немного там разглядишь.

– А это что?.. Да он же забыл!

Зашелестело. Кто-то из троих присвистнул. Дирвен повернул голову: один из студентов вытащил застрявшую под стенкой шатра блестящую тетрадь с нагой пышногрудой красоткой на обложке.

– И как мы не заметили… – покачал головой его товарищ. – Может, догнать его и отдать?

– По инструкции не имеем права отлучаться, – с затаенным торжеством возразил третий. – Когда сам придет, отдадим, а пока это наше! Все пролистаем… Эй, Дирвен, будешь с нами голых дев смотреть, пока он не вернулся?

– Больно надо, – не тая своего превосходства над ними, процедил амулетчик. – Мне и настоящих хватает, а сейчас у меня тренировка.

– Не хочешь – как хочешь.

Он бы к ним присоединился, если б эти картинки принес кто другой. Даже чуток обидно. Зато он гордый, и девок у него было много – наверняка больше, чем у Трех Веселых Чижиков, вместе взятых, хотя эти парни его старше. Но первому амулетчику Светлейшей Ложидовольно мизинцем шевельнуть, чтоб ему тотчас привезли какую-нибудь шлюшку, а они о таких привилегиях даже мечтать не могут, только и остается им в утешение нарисованных девок разглядывать.

Чижики сгрудились со своим сокровищем под волшебным фонарем, прицепленным к стенке шатра, и про того, за кем должны присматривать, как будто вовсе забыли.

Вначале полнейшее отсутствие внимания с их стороны задело Дирвена за живое. Потом он с сарказмом подумал: хороши надзиратели, одно слово – Чижики! Если кому-нибудь взбредет в голову повторить глупую шутку с девизом, опять прозевают. А потом дошло, что это Шанс – в кои-то веки никому нет до него дела! Это значит, что сейчас можно улизнуть от этих придурков. Это свобода, от которой он давно отвык.

Дирвен поспешно отвел взгляд от увлекшейся компании. Не стоит смотреть в упор на тех, от кого собираешься сбежать, особенно если они маги и приучены улавливать незримое. Правда, этим троим незримое без разницы – они на зримое пялятся, глаз оторвать не могут. Придурки же.

Он чувствовал себя по сравнению с ними бывалым мужчиной, который дурью маяться не станет. Пока они пускают слюни над «вот такенными прельстительными округлостями», он по-быстрому смотается посмотреть на куджарха.

В одном из потайных карманов лежал «стручок подобия» – редкий одноразовый артефакт, выданный под расписку, на крайний случай, ради пущей личной безопасности первого амулетчика. Если израсходовать просто так – влетит, но потом все равно простят.

Да и влетит скорее всего не Дирвену Корицу, а Трем Веселым Чижикам: с тех пор, как к нему приставили надзирателей, с них и спрашивали за его провинности – почему недосмотрели.

Глядя на рамку, будто бы он по-прежнему всецело поглощен своими упражнениями, Дирвен вытащил полупрозрачный блекло-зеленый стручок с одной-единственной горошиной внутри. Надорвал его, отдав мысленный приказ, и горошина упала на застланный циновками пол шатра.

Всего мгновение, чтобы смыться… Полоснув ножом по ткани, амулетчик ловко нырнул наружу, и буквально в эту же секунду на том месте, где он только что сидел, возникло его неотличимое подобие. И дышит, и глаза как будто смотрят, разве что разговаривать не умеет. Оно склонилось над рамкой с цепочками, точь-в-точь как Дирвен в момент приказа. Несколько часов так просидит, а потом само собой исчезнет. Хотя Чижики наверняка раньше спохватятся, заметив, что их подопечный не шевелится.

Довольный тем, что трюк удался, беглый амулетчик двинулся по проходу меж поставленных в ряд шатров, озаренных желтыми, оранжевыми и зеленовато-лимонными волшебными фонариками. Пологи нараспашку, изнутри доносились голоса и вроде бы даже девичье хихиканье, кто играл в сандалу, кто бренчал на гитаре или на сурийской маранче. Нечего надеяться, что тебя не заметят, но Дирвен целеустремленно и неторопливо направился в ту сторону, где стояла новенькая дощатая уборная, и это никому подозрительным не показалось.

Ясно же, зачем человек пошел в такое место. Всяко не для того, чтобы вдруг ринуться, пригнувшись, в темень, спугнуть ухоженного откормленного кота с атласной розочкой на ошейнике, увлеченно копавшегося в корзине с мусором, и ловко перемахнуть через забор, задействовав амулеты, позволяющие преодолевать магические преграды.

Кто другой через этот забор не перелез бы. Его бы не пропустили сторожевые заклинания, а попытайся он прорваться силой – поднялся бы трезвон, набежала бы охрана. Защиту здесь поставили что надо, но Дирвен на то и был первым амулетчиком, чтобы выжимать из артефактов невозможное. Он мог пройти там, где другие не пройдут, за что его и ценили. Вот и сейчас он привел в действие единицы своего снаряжения именно в той последовательности, которая позволила ему проскользнуть сквозь препятствие, словно иголке сквозь марлю.

Амулеты сообщили ему о характере охранных чар, и Дирвен мигом определил нужную комбинацию, как на учебе или на боевом задании. Это давалось ему легко. Даже учитель Орвехт однажды похвалил: «Есть же у тебя мозги! Если б ты еще и в повседневной жизни ими пользовался…» Похвала была не то чтобы совсем похвала, но учитель признал главное – то, что Дирвен крутой амулетчик и в этой области соображает лучше всех, а остальное не так уж важно.

Не задерживаясь возле забора, он сиганул в ближайший переулок. Не нарваться бы на патруль… Позади тихо – значит, Чижики до сих пор не заметили, что он их одурачил.

Улицы Пергамона освещали часто поставленные масляные фонари, специальные заклинания усиливали их свет в несколько раз, а купол Дворца Собраний сиял над городом, будто громадная золотая лампа, и на шпиле мерцала звезда. По тротуарам прогуливались нарядные горожане, из чайных и трактиров доносилась музыка – скрипка, гитара, флейта, кое-где еще и пели.

Первый амулетчик крался задворками, стараясь не попадаться никому на глаза. Он проберется на Выставку, посмотрит на куджарха, на других обитателей вивария, а потом тихо-мирно вернется обратно, и тогда все поймут, что глупо было его туда не пускать, потому что вот же он там побывал – и ничего из-за этого не случилось.

– Глименда, открой!.. Человек будет на улице ночевать, если ты меня домой не пустишь, постыдись перед богами!.. Открывай, говорю, по-хорошему!

На задней стенке одноэтажного домика была нарисована запертая на три засова – от раздоров, от болезней и от безденежья – обережная дверь, перед ней топтался пьяный. Его охрипший голос звучал уныло и обиженно, с нотками угрозы. Время от времени он принимался молотить кулаками по озаренной тусклым светом одинокого фонаря оштукатуренной поверхности, но потом опускал руки и обескураженно жаловался:

– Да что ж это творится, боги-милостивцы, к себе домой попасть не могу!

«Во придурок», – презрительно ухмыльнулся Дирвен, проскочив открытый участок пространства у него за спиной.

Он выбирал самые глухие закоулки. Из тени в тень, словно ловкий вор. Когда впереди показалась ограда, за которой белели павильоны Выставки, он отдал команду «Зонтику Ланки» – амулету кратковременного действия, быстро расходовавшему накопленную силу, зато в период активации делавшему своего хозяина невидимым для любой сторожевой магии.

Зинте не пришлось долго скучать, слушая речи почтенных магов в ярко освещенном громадном зале с сахарно-белыми колоннами и пышной позолоченной лепниной. Сначала престарелой волшебнице стало дурно, потом представителя правящего дома княжества Нангер, откушавшего в буфете сверх меры маринованных стеблей луканки болотной, одолела резь в животе, да вслед за этим двое боевых магов из Овдабы и Ширры, уже сшибавшихся прежде при совсем других обстоятельствах, жестоко оскорбили друг друга действием. Всех их не оставила своей милостью Тавше, ибо лекарка под ее дланью оказалась рядом и помогла пострадавшим.

Приведя в порядок сломанные носы подравшихся магов, Зинта отправилась в буфет. Пока затишье, хорошо бы поесть, а то, неровен час, опять кто-нибудь или обожрется деликатесами, или столкнется в кулуарах с заклятым врагом, и придется ей снова призывать силу Милосердной.

Вино в буфете продавалось, прочее угощение было бесплатное, за счет Ложи. Устроившись за столиком возле двери, лекарка ела торопливо, готовая в любой момент сорваться кому-нибудь на помощь. Это ее служение, на это она никогда не роптала. Но мысль о том, что здесь можно встретить гостей из Молоны – и что они ей скажут, а она им что скажет, они же ее зложительницей назовут, и никак ей перед ними не оправдаться, – заставляла ее сидеть как на иголках и прятать лицо, чуть ли не уткнувшись в тарелку. Лишь бы доброжители из молонской делегации ее не застукали.

– Зинта, ты репетируешь сценку для любительского представления? Пластический этюд «Смерть червяка» или живая картина на тему «Нет, не грабила я вашу лавку»?

Услышав свое имя, она едва не подскочила на стуле, но в следующий момент расслабилась – это Эдмар.

Баэга на нем была на первый взгляд неброская, но если знать в этом толк, отменно роскошная. Двухслойная: нижняя коричневато-лиловая, переливчатая, верхняя из тончайшего прозрачного шелка с серебристым узором – традиционный китонский орнамент, изысканно изящные декоративные грибы, как будто любовно срисованные с натуры. Насколько Зинта могла судить, королевское одеяние. Наверняка дареное. В древности, до своего ухода из Сонхи, Тейзург оказывал покровительство предкам нынешних китони, и за все это время в нелюдской стране Китон о нем не забыли.

– Как бы меня не заметили те, кто приехал из Молоны, – поделилась она своими опасениями.

– Допустим, заметят – и что с того? – он уселся напротив. – Навести на тебя чары все равно не посмеют.

– Зато застыдят.

– И что с того?

– Стыдно мне станет, понял?

– Какая интересная бывает у людей жизнь, – усмехнулся Тейзург, задумчиво сощурив подведенные глаза. – Любопытные, должно быть, ощущения, когда тебе стыдно. Увы, ни разу не испытывал. Зинта, если не хочешь привлекать к себе лишнего внимания, расправь плечи, держи осанку и смотри по сторонам с достоинством – тогда не будешь выделяться среди окружающих, и молонцы тебя не узнают. В этом платье ты выглядишь как элегантная алендийка, отдающая дань моде, ничего общего с Молоной. И чехол у тебя на сумке очаровательный…

– Подарок, – пояснила Зинта.

Лекарская сумка лежала на соседнем стуле. Не сказать, чтобы она сочеталась с нарядным платьем, но куда же без нее? Эдмару хорошо: у по-настоящему сильных магов есть волшебные кладовки, их владельцы всегда могут что-то взять оттуда или, наоборот, запихнуть туда с глаз долой, поэтому им не приходится таскать с собой нужные вещи в карманах, саквояжах или кошелках, а то и под мышкой.

– Прелесть, какая искусная работа, – заметил он одобрительно. – Коллега Суно здесь?

– Где-то ходит, за порядком приглядывает.

У лекарки невольно вырвался вздох. Эдмар, всегда подмечавший детали, слегка изогнул бровь:

– Что-то случилось?

– Дамы к нему так и липнут, – понизив голос, поделилась Зинта. – И красивые, и знатные, и волшебницы… Нравится он им. Это понятно, мне ведь тоже понравился, а вдруг… – она смешалась и умолкла.

– Напрасно беспокоишься. Даже если он не станет пренебрегать их благосклонностью, это будут всего лишь мимолетные приключения. Можно пресытиться и вином, и хмельным медовым напитком, и шербетом, и лучшими сортами шоколада, пополни этот список чем угодно еще – зато хрустальной родниковой водой пресытиться нельзя. Так что тебя он не бросит, если ты об этом. Поверь, даже если он порой гуляет на стороне, это нельзя считать за полновесную измену. На стороне ведь, а потом все равно возвращается к тебе.

– Да я все это понимаю. Но иногда, как увижу возле него какую-нибудь, прости меня Тавше, кралю, неспокойно становится на душе. А когда он рядом, опять все в порядке.

– Вы с Орвехтом восхитительно гармоничная пара, этого не сможет не признать даже отъявленный циник. Когда вы с коллегой Суно смотрите друг на друга, буквально зависть разбирает. От разделенной любви светятся глаза, от неразделенной светится фонарь под глазом… Ты ведь помнишь, с каким фонарем я тогда вернулся?

– Так вот, значит, в чем дело? А говорил, ни с того ни с сего побили.

– Я и сейчас повторю то же самое. Что ж, зато после меня там ни одного целого монитора не осталось! А вот не стоило учинять мордобой в ответ на трепетное признание в любви, тем более в стенах полицейского учреждения.

– Постой, ты же раньше рассказывал, что напомнил о каком-то долге…

– Это все кусочки одной мозаики, – он с горечью ухмыльнулся, и было непонятно, то ли ему и впрямь больно, то ли театральничает напоказ. – Бесценные отвергнутые осколки моего сердца, взывающие к мести…

Зинта могла бы по этому поводу высказаться, но он ее только что утешал, поэтому не стала в который раз объяснять ему разницу между доброжительским и зложительским отношением к жизни. Тем более что через минуту ей пришлось схватить со стула свою сумку и поспешить на зов: кого-то из гостей прямо в зале хватил мозговой удар от нескончаемых торжественных речей и громоподобных рукоплесканий.

Великие Светлейшие Собрания с Выставками и Благими Зрелищами не только тешили самолюбие досточтимых архимагов, но еще и позволяли за каких-то полторы восьмицы получить массу сведений о брожении сил на международном игровом поле. Расходы на сие мероприятие окупались, такого мнения придерживался и Сокровенный Круг Ложи, и банкирский королевский дом Ларвезы.

Между коллегами внутри Ложи тоже шла борьба за расширение влияния и продвижение наверх. Суно Орвехт в эти дела не ввязывался – отчасти потому, что сия возня ему претила, отчасти отдавая себе отчет в том, что «ущербному магу», по определению одиночке, вряд ли удастся многого добиться на поприще групповых интриг, зато пожертвуют им в первую очередь.

Он добросовестно выполнял свои служебные обязанности, держался на дистанции от соперничающих группировок, избегая с ними ссориться, и снискал репутацию ответственного и надежного функционера, для которого интересы Ларвезы превыше всего. Сложилось мнение, что для Ложи он весьма полезен, однако использовать его в чьих-либо частных интересах будет затруднительно, слишком он для этого проницателен, осторожен и сдержан в своих амбициях. Так оно и было, за что Орвехта и ценили.

На Великом Собрании он присматривал за порядком и заодно присматривался к тому, что происходит вокруг. Все спокойно, никаких нежелательных инцидентов. Почти.

Овдеец с ширрийцем подрались, однако у обоих достало ума не пускать в ход магию. Ограничились кулачным боем, вот и молодцы. Что примечательно, оба «ущербные». Как можно было понять из их ругани, эти двое свели знакомство в пограничных стычках. Овдаба постоянно обвиняла Ширру в непросвещенных действиях и нарушении людских прав, Ширра Овдабу – в тайном вредительстве, а истинная причина вражды крылась в том, что они никак не могли поделить озеро Ноан, богатое форелью и ценной водорослью барсальгой.

Еще длиннобородые аснагисские волшебники стояли кучкой и злословили: мол-де видели они вчера среди магов Ложи презренного рукоблудца, самоудовлетворявшегося прилюдно. Коллегу Троглехта они видели, перед тем как несчастного отослали в Аленду. Вспоминая о нем, Суно всякий раз недобро усмехался: неповадно будет в другой раз Зинту зачаровывать.

Было еще несколько мелочей того же рода. Куда больше Орвехта насторожил эпизод, который никак нельзя было отнести к разряду происшествий: коллега Тейзург нынче утром побывал на высочайшей аудиенции в королевском дворце и официально представился как князь ляранский, законный правитель и верховный маг Ляраны, небольшого княжества в Суринани. Все в полном согласии с дипломатическим протоколом. Княжеством он обзавелся еще зимой, но долго не мог придумать для него названия, а теперь, стало быть, придумал.

Все бы ничего, но с какой стати такая спешка? Не горит ведь. Какая разница, сегодня его по-быстрому признают монархом Ляраны или после Собрания, зато со всеми приличествующими церемониями?

То-то и оно, что разница была. Эдмар вот уже полдня обладал статусом легитимного правителя иноземного государства – и, следовательно, полновесной дипломатической неприкосновенностью. Занимательный вопрос, зачем ему это внезапно понадобилось. То ли он кого-то прятать у себя дома собирается – на ляранской, так сказать, суверенной территории, и это бы еще куда ни шло, но если припомнить истории о похождениях Тейзурга в древности, поведанные крухутаком… Вспомнилась народная присказка: «загодя подстелил тюфяк, чтобы мягче было из окна падать». Что он собирается выкинуть, если заранее обеспечил себе пресловутый «тюфяк», то бишь дипломатическую неприкосновенность?

Невнятные подозрения по этому поводу усилились, когда в перерыве попался навстречу встревоженный коллега из числа безопасников и поинтересовался, не видел ли Орвехт достопочтенного Тейзурга.

– А что стряслось? – насторожился Суно.

– Пока ничего. Он смотрел парадные портреты в галерее Премудрых Волшебниц и держался весьма любезно, а потом вдруг спохватился и этак промурлыкал, что ему пора, потому что его ждет не дождется десерт. И скрылся в толпе, я за ним не поспел.

Узкоплечий, похожий на школяра-переростка собеседник виновато развел руками.

– Что ж в этом особенного? – хмыкнул Орвехт.

– Так я его ни в одном из четырех буфетов не нашел. И везде мне отвечали, что никаких десертов он не заказывал. Вот и ломай голову, что он имел в виду… Что у него за десерт… Ничего, если бы это был кто другой, но вы же в курсе, коллега, что о нем крухутак рассказывал.

Суно послал Эдмару мыслевесть. Эдмар не отозвался.

– Идемте его искать!

Их задача осложнялась тем, что в коридорах, залах и на лестницах было полно народу – долгожданный перерыв, ошалевшие от докладов и шквальных аплодисментов участники Великого Собрания наконец-то вырвались на свободу.

Проталкиваясь через толпу, высматривая среди шелестящей мантиями и голосами людской круговерти новоявленного князя Ляраны, Суно мельком подумал, что это похоже на сон, когда кого-то ищешь или догоняешь, а окружающая среда словно задалась целью тебе помешать.

Поднявший тревогу маг-безопасник направился к главной лестнице Дворца Собраний, а он повернул в забитый народом коридор с высокими сводами, когда пришла мыслевесть: «Коллега Орвехт, немедля подойдите в Кедровый кабинет».

Вызывал достопочтенный Оксемонг, непосредственный начальник Шеро Крелдона, один из самых толковых архимагов Ложи.

Выставка бдительно охранялась. Проникнуть туда без дозволения было невозможной задачей. Впрочем, как для кого.

Три рубежа: дозоры амулетчиков, ограда и сторожевые заклинания. Нечего и думать о том, чтобы внаглую пройти через ворота для посетителей – как увидят, кто идет, сразу закричат «Марш отсюда!». То же самое касается служебных ворот. А если наудачу перемахнуть через забор, наверняка заметят и кинутся ловить нарушителя.

Дирвен не сомневался в том, что удерет от поднятой по тревоге охраны, но ему сейчас не нужна беготня. Он ведь пришел сюда не в догонялки играть, а на куджарха посмотреть.

Есть еще один способ преодолеть препятствие такого рода, но это не для тех, у кого кишка тонка. Надо быть нехило одаренным амулетчиком и вдобавок крутым парнем, чтобы использовать «Прыжок хамелеона». А то, если не хватит сил, можешь застрять в той преграде, которую преодолеваешь.

По правилам «Прыжок хамелеона» не полагалось таскать с собой, выполнил задание – сдал на хранение, но Дирвен сплошь и рядом пренебрегал правилами: ясно же, что они писаны для армии старательных середняков, а не для первого амулетчика Ложи.

Его пробрала дрожь, как обычно перед активацией этого опасного артефакта. Страшно. Только ведь иначе до куджарха не добраться. Закусив скомканный платок и отдав приказ «Хамелеону», а также другим амулетам, которые должны были сделать его невидимым для сторожевой магии, Дирвен зажмурился – единственная уступка взвывшему в душе страху – и ринулся на решетку.

Нет, он не расшибся о чугунное кружево. На мгновение он сам стал подобием и частью литого узора. Задыхаясь от боли – закричать в этот момент он не смог бы, даже не будь во рту кляпа, зато собственный язык прокусил бы запросто, почему и требовалась такая мера предосторожности, – Дирвен рывком протиснулся на ту сторону и свалился на плитчатую дорожку, скрученный судорогами.

Расплата за использование «Прыжка». Некоторые расплачивались и похуже – застревали в стене, в заборе или в скале, не сумев прорваться, и умирали в мучительной агонии. По словам очевидцев, выглядело это как в кошмарном бреду, а у Дирвена все прошло гладко, недаром же его прозвали «повелителем амулетов».

Несмотря на жесточайшие спазмы, он тотчас отполз с открытого места под сень подстриженного кустарника. Судороги утихли. Дирвен выплюнул и спрятал в карман платок, испачканный кровавой слюной. Нет уж, обратно он тем же способом выбираться не станет, пойдет через ворота. Его, конечно, обругают, но еще больше обругают Чижиков, и все убедятся, что были не правы, не пуская его на Выставку, так что для него это будет очередная победа.

Ощущая затухающее болезненное напряжение в мышцах, он поднялся и побрел по озаренной разноцветными фонарями пустынной дорожке.

Все тихо, никакой тревоги. Белые павильоны как будто мерцали в темноте, испуская собственное слабое сияние, а за оградой, над черепичными крышами ближайших домов, вздымался, словно громадное золотое светило в ночи, купол Дворца Собраний.

Вокруг никого не было: маги Ложи и почетные гости находились на торжестве, а для других посетителей Выставка в первый день была закрыта. Дирвен в полном одиночестве слонялся по аллеям, умело держась в тени. Напился воды из фонтана, поглядел, как танцуют над клумбами крохотные летающие человечки с узорчатыми крылышками – экзотический волшебный народец из тропиков, а потом целеустремленно двинулся к виварию.

Павильоны с диковинными тварями были заперты, но от первого амулетчика что-то запирать бесполезно – у него был с собой «Ключ Ланки». Тоже та еще штучка, подлежащая обязательной сдаче на хранение.

Посмотрев на волшебных животных, он аккуратно закрывал за собой двери, вновь защелкивая замки: его цель – не набезобразничать, а продемонстрировать сознательность, воспитавшуюся в нем за последние месяцы вопреки предвзятому мнению окружающих.

Красно-золотое оперение шау из тропических лесостепей, что простираются к югу от великой пустыни Олосохар, переливалось, будто фольга. Дирвен покрошил им завалявшееся в кармане печенье, шау склевали – и засияли еще ярче, словно ходячие волшебные фонари.

Тут он заметил табличку «Птиц не кормить!» и поскорей убрался из этого павильона. Он же не нарочно. Да и не случится ничего страшного, шау не входят в список опасных существ, а список этот он, как положено, заучил наизусть, не придурок ведь.

Волосатые пауки величиной с ягненка из китонских заболоченных рощ понравились ему меньше. Написано, что питаются перезрелыми грибами, а посмотришь – не поверишь. Они также охочи до людских снов: подберется к тебе, спящему, такая тварь, нажрется всласть твоей жизненной энергии, а тебе в это самое время приснится какая-нибудь пакость, и потом несколько дней будешь обессиленный, как после болезни. Хуже снаян, которые делают то же самое, но вреда за раз причиняют меньше. Зато снаяны – волшебный народец, и управиться с ними может только сильный экзорцист вроде учителя Орвехта, а паука найдешь да прибьешь, как обычное животное.

Павильон с куджархом был огорожен отдельным заборчиком, и освещенная фонарем табличка возле калитки предупреждала, что сей олосохарский зверь свиреп и опасен, дразнить его строго воспрещается, а невинным девам заходить внутрь не рекомендуется вовсе, ибо куджарх в их присутствии впадает в неистовство и порывается такую девицу съесть.

– Брехня народная, – вполголоса процедил Дирвен, хотя слушателей рядом не было. – Забыли приписать в конце, что это сказки.

Неправда же, что куджарх может съесть человека, в особенности девственницу. Неправда, что Хеледике угрожала смертельная опасность. Она сослалась на эти суеверия, чтобы оправдать свою распущенность, а на самом деле ничего бы с ней не случилось.

Сглотнув от смешанного чувства обиды, злого презрения и непоправимой обделенности – то, что должно было по праву достаться ему, еще несколько лет назад пошло по рукам, – он приложил к замку калитки «Ключ Ланки». Одновременно задействовал в «плавающей» последовательности четыре других артефакта, которые позволяли ему проскальзывать незамеченным через магические рубежи. Плотно прикрыв за собой калитку, шагнул к приземистому кирпичному строению, две секунды потратил на дверь – и оказался там, куда стремился.

– Мы получили сведения, что на Собрание втерся под личиной Чавдо Мулмонг. Что мерзавцу понадобилось, неизвестно. Скорее всего что-нибудь украсть. Ваша задача – найти его и взять, не привлекая внимания. Если будет риск, что уйдет, уничтожьте, но по-тихому. И хорошо бы выяснить, что у него за личина, обманувшая все наши заклинания и амулеты. Если прихлопнете эту каналью, постарайтесь снять как можно более полный слепок.

– Вероятно, личину ему обеспечивает некий артефакт, полученный от вурваны Лормы, царицы одного из самых одиозных олосохарских дворов, – взглядом испросив у архимага разрешение говорить, произнес Орвехт. – Осмелюсь напомнить, Мулмонг пользовался покровительством Лормы и заманивал людей в ее владения. Вместе с ней и скрылся, после того как они перешли дорогу милейшему коллеге Тейзургу. Подробности изложены в моем прошлогоднем отчете.

– Тогда надобно изъять у него этот артефакт. Возможно, что-то вроде… – достопочтенный Оксемонг адресовал Шеро и Суно многозначительный взгляд.

Те поняли: вроде той булавки-родинки, превратившей Хеледику в Талинсу Булонг. Эту ценную древнюю штучку подарил песчаной ведьме Эдмар. Современный мир таких артефактов не знает, и крайне желательно, чтобы он и дальше пребывал в неведении.

Не относящийся к делу укол тревоги: от Плясуньи, Змейки и капитана «Пьяной стрекозы» до сих пор никаких известий.

– Действуйте, коллеги, – распорядился архимаг.

Что ж, если они ухитрятся поймать или прикончить пройдоху Мулмонга, неуловимую живую легенду, пример для всех мошенников просвещенного мира, о них самих впору будет сказки рассказывать.

Чавдо Мулмонг, подобно Суно Орвехту и Шеро Крелдону, был «ущербным магом». Та карьера, на какую может рассчитывать обладатель упомянутого недостатка, его не прельщала. Безбедное продвижение по служебной лестнице на общих основаниях – это для «правильных» волшебников, для неущербного большинства, а тебе приличное жалованье придется зарабатывать в поте лица, за просто так не дадут. Награды, почет, приобщение к секретам – все это можно заслужить, принося пользу Ложе и Ларвезе, но сие требует большой самоотдачи и нередко сопряжено с риском.

В отличие от Крелдона и Орвехта, Чавдо не имел склонности лезть из кожи вон ради блага Ларвезы. Это же чворкам на смех! Он лез из кожи ради собственного блага, а когда его на этом застукали, пустился в свободное плавание.

Суд Светлейшей Ложи заочно приговорил его к заключению в Накопитель, но Мулмонг пользовался расположением воровского бога Ланки – должно быть, отменно развлекал Хитроумного своими плутнями, и ему всегда везло переходить речку вброд, не замочивши ноги.

В начале прошлого лета маг-возвратник Эдмар, после злополучного купания в Лилейном омуте вспомнивший, кем он был раньше, отправился с наспех снаряженной экспедицией в пустыню Олосохар. На раскопки. Где-то там, под многовековым слоем песка, лежали остатки Марнейи – города, когда-то принадлежавшего ему и сожженного врагами почти дотла. Тейзург хотел добраться до дворцового подвала, который должен был уцелеть при пожаре, а затесавшийся к нему в экспедицию Мулмонг собирался доставить ко двору царицы Лормы очередную партию провианта.

Есть гипотеза, что вурваны – это бывшие люди, в силу тех или иных причин ставшие волшебными существами. В данном случае так оно и было: еще в незапамятные времена Лорму прокляли боги.

Сытого вурвана не отличишь от человека, голодный похож на высохшую клыкастую мумию. Лорму постоянно терзала жажда крови, а пронырливый и предприимчивый Чавдо Мулмонг поставлял ей живые бурдюки с кровью, и продолжалось это сотрудничество, к обоюдному удовольствию, до тех пор, пока в тех краях не объявился Тейзург.

Покуситься на убийство могущественного древнего мага с целью сожрать без помех нанятых им работников – это определенно была не та авантюра, которую стоило претворять в жизнь. В этот раз Мулмонг прогадал и проиграл.

В результате Лорме со всем ее двором пришлось убраться из обжитого района пустыни, территория осталась за Эдмаром. Чавдо сбежал вместе со своей покровительницей. Суно так и думал, что прохвост уцелеет: он слишком полезен вурване, чтобы его бросили или съели.

Что заставило его сунуться обратно в Ларвезу, да еще на Светлейшее Собрание, несмотря на то, что в случае ареста его ждет участь хуже смерти? До того как спалиться на своих махинациях, Мулмонг успел продвинуться достаточно, чтобы узнать правду о Накопителях. Значит, его должен манить немалый куш, или над ним должен висеть топор изрядных размеров, или и то, и другое сразу.

Возможно, что-то здесь понадобилось Лорме. Допустим, артефакт, который позволит ей дольше оставаться в обличье красивой женщины, – либо же ингредиент для зелья аналогичного действия?

Задача осложнялась тем, что народу вокруг – словно песка на речном дне, а Чавдо Мулмонг – «ущербный маг» того же уровня, что Орвехт и Крелдон. И наверняка у него припрятаны в потайных карманах какие-нибудь амулеты вроде тех, с помощью которых вурвана и мошенник едва не разделались в пустыне с Тейзургом, натравив на него одураченного Дирвена.

Дознаватели устроились в одном из гостевых кабинетов, где стояли вазы с фруктами и лежали завлекательно оформленные книжицы «Распорядок Великого Светлейшего Собрания по дням и часам, а также описание Выставки и назидательных Благих Зрелищ».

Суно извлек из своей волшебной кладовки Магическую Энциклопедию: специально поместил туда полный комплект, если вдруг понадобится в полевых условиях. Крелдон тем же манером достал копию старинного раритетного трактата о вурванах. Если удастся вычислить, к чему тянет загребущие руки Чавдо Мулмонг, останется только устроить засаду и ждать.

Вурваны – редкие существа, информации о них не столь уж много. Если такая напасть где-нибудь заведется, ее стараются поскорей уничтожить. Судя по тем скудным сведениям, которые Суно собрал о Лорме после прошлогодней стычки в олосохарских песках, она была воистину неистребимой вурваной – то ли в наказание, то ли еще по какой причине.

– Посмотри, что там есть об ожерелье «Морская кровь», – в голосе Шеро, листавшего «Описание Выставки», сквозил сдержанный азарт.

Орвехт открыл тяжелый потрепанный том. Ага. Возможно, то самое.

Старинный артефакт неизвестного происхождения (считается, что его однажды нашли на берегу океана в полосе прибоя), из кораллов цвета крови. Шлифованные продолговатые бусины покрыты черными крапинками – если посмотреть под увеличительным стеклом, крохотными иероглифами, похожими на древнесиянские, нанесенными неведомым способом.

Ожерелье, заключающее в себе могучую живительную силу моря, исцеляет своего владельца от болезней, которые считаются неизлечимыми, способствует долголетию и бодрости духа. Если его наденет страждущий от голода и жажды, оно своим воздействием заменит ему воду и пищу, а если его будет носить вурван или вурвана, сия тварь, хоть и не перестанет алкать крови, сможет сколь угодно долго сохранять человеческий облик.

Бесценное сокровище для царицы Лормы.

Вряд ли «Морская кровь» все это время пылилась в хранилище редкостей. Можно побиться об заклад, чудодейственное ожерелье нарасхват у дряхлеющих архимагов. В этот раз его решили продемонстрировать на Выставке вместе с другими волшебными диковинами, ради пущей славы Ложи, и если Мулмонг узнал об этом загодя – значит, у него есть информаторы среди бывших коллег. Но об этом можно будет поразмыслить потом, а сейчас главное – упредить «живую легенду».

Внутри пахло мертвечиной и гнилыми фруктами. В облицованной каменными плитами яме неподвижно лежала чудовищная туша с раскоряченными чешуйчатыми лапами по бокам. Этакая синевато-пятнистая колбаса толщиной с раскормленную свинью и длиной в дюжину шагов. «Колбасу» фиксировало множество цепей – одни тянулись к охватывающим лапы оковам, другие – к массивным кольцам, продетым сквозь заскорузлые складки шкуры.

Дирвен с профессиональным интересом прикинул, сумел ли бы он все эти цепи одним махом порвать, отдав команду «Рвущему – рушащему»? Понятное дело, не просто так, а если бы приказали? Он ведь пока еще не тренировался на таких больших объектах.

И неправда, что животное вроде этого могло бы съесть Хеледику. Специальные женские выдумки, чтоб тебя разжалобить и голову заморочить.

Он усмехнулся презрительно и горько, чувствуя себя битым жизнью парнем, который на дешевые байки не купится. Потом огляделся в поисках какой-нибудь палки или метлы: ткнуть куджарха через решетку, а то зверюга то ли дрыхнет, то ли вовсе издохла.

Метлы в поле зрения не оказалось, тогда он с досады прицельно плюнул в яму, но куджарх не обратил на это внимания.

– Впечатляет зрелище?

Дирвен вздрогнул от неожиданности. Он же здесь один… Нет, уже не один.

Возле служебной двери стоял Эдмар. Видимо, оттуда и появился. Его шелковое одеяние с изысканными китонскими поганками серебрилось в свете подвешенных на цепях волшебных ламп. Отдельные пряди длинных темных волос были выкрашены в пижонский фиолетовый цвет. Жаль, что в дополнение к этому он не написал у себя на лбу изящным каллиграфическим почерком: «Я придурок».

– Не впечатляет.

Дирвен решил держаться с ним как ни в чем не бывало. В конце-то концов, они познакомились еще до того, как тот вспомнил свое прежнее имя и стал Тейзургом. Если на то пошло, сам же и спихнул его невзначай в Лилейный омут… Но это, понятное дело, не то деяние, которым можно гордиться, как раз из-за этой истории к Дирвену и приставили для надзора Трех Прилежных Кроликов, которых сменили Три Веселых Чижика.

– Отчего же? – Эдмар картинно заломил бровь, а глаза у него были золотисто-желтые, как у демона.

– Да что в нем особенного… Обыкновенный червяк, только очень большой. Жрал много, вот и вырос. Ты не видел, там за дверью нет метлы или щетки с длинным древком?

Дирвен решил, что не будет рассусоливать с ним на «вы», вначале-то они были на «ты». И кроме того, пусть Тейзург – древний маг, зато он – первый амулетчик Светлейшей Ложи.

– Зачем тебе?

– Потыкать его, чтобы хоть проснулся и пасть раззявил, а то посмотреть не на что.

– Если желаешь, я тебе и так его разбужу. Без щетки.

Тейзург щелкнул пальцами.

Загремели цепи, животное зашевелилось, издало вибрирующий утробный рык. Запах падали и перепревших фруктов усилился. Распахнулась пасть – да в ней бы взрослый человек уместился! Огромный, как тюфяк, бурый язык, усеянный отвратительными желтоватыми зубами, заколыхался, словно был самостоятельной тварью, норовившей куда-то уползти. У основания торчавших из нижней челюсти клыков длиной с ладонь блестела вязкая темная слюна.

Вот теперь впечатлило, только Дирвен об этом вслух не сказал.

– Голодный… – заметил Эдмар. – Если бросить ему что-нибудь живое, он тотчас захлопнет челюсти и начнет перетирать добычу между языком и небом – видишь, наверху тоже плоские зубы. Потом примется заглатывать получившуюся мясную кашицу небольшими порциями, а все лишнее отрыгнет. Такому монстру собирались отдать Хеледику. Разве можно винить девочку в том, что она захотела спастись от этой участи?

– Все равно она должна была сберечь свою честь, – недовольно буркнул Дирвен. – Не могла, что ли, просто убежать и спрятаться… Девушку нельзя уважать, если она готова пожертвовать самым главным. И она должна была подумать о том, кто ее когда-нибудь полюбит. Ну, то есть обо мне, а она обо мне не подумала, – его голос дрогнул от застарелой обиды. – Поэтому я никому из них больше не верю.

– Если б она сберегла в нетронутом виде свою девственную плеву, которую ты поэтически называешь честью, ее бы швырнули в пасть куджарху. Кстати, обрати внимание, сколько слюны – этого зверя с тех пор, как поймали, держали впроголодь, так что он сейчас кого угодно с благодарностью оприходует, не обязательно невинную девицу. Попробуй представить себя на месте Хеледики.

На душе у Дирвена стало слегка тревожно, возникло ощущение смутной угрозы, но он с чувством превосходства процедил:

– Да к чворкам эту шлюху. Не люблю шлюх.

– Какое поразительное совпадение, шлюхи тоже тебя не любят. Я имею в виду тех прелестниц из алендийских борделей, которым приходится удовлетворять твои незамысловатые потребности. Скажу по секрету, эти приятные дамы о Дирвене Корице весьма невысокого мнения.

– Ты-то откуда знаешь?! – вскинулся Дирвен.

– Я ведь тоже, бывает, пользуюсь их услугами. С большинством из них еще и поболтать можно. Они ценят любезное обращение и могут порассказать много интересного.

Учитель Орвехт о девках из борделей говорил то же самое, но Дирвен тогда, не рискуя с ним спорить, про себя подумал, что все равно они хуже уличной грязи под ногами, и разговаривать с ними не о чем. Попользовался – и все дела, и пусть будут довольны… А если всякую там информацию собираешь, всегда можно заплатить или припугнуть. И они еще смеют высказывать какое-то мнение о первом амулетчике Светлейшей Ложи!

– Самые впечатлительные начинают кривиться и некультурно плеваться, если заведешь с ними речь о тебе. И ведь девочки просто чудо какие милые, хоть в постели, хоть за чашкой шоколада, это как же надо было постараться, чтобы они смазливого мальчишку вроде тебя настолько не жаловали?

– Шлюхи-потаскухи, что с них взять, – презрительно бросил Дирвен.

Хотелось сказать Эдмару «Ну и придурок!», но он все-таки не решился.

– И Энгу Лифрогед ты напрасно оскорбил, – сощурив длинные накрашенные глаза, небрежно бросил собеседник. – Она ведь девушка гордая, пренебрежения не прощает… А ты, бессовестный маленький обманщик, столько авансов ей расточал, но так и не лег с ней в постель. Энгу это жестоко ранило.

– Так ведь не было никакой Энги! – растерявшись, вымолвил Дирвен. – На самом деле же не было…

– А кому ты тогда в любви объяснялся? – ухмыльнулся этот мерзавец.

Он стушевался и промолчал: уж лучше не говорить вслух, кому.

– Вот интересно, как бы ты поступил на месте Хеледики? – задумчиво произнес Тейзург после паузы. – Только сделай одолжение, отвечай правду. Представь, что ты оказался перед таким же выбором: или пожертвуешь своей, хм, так называемой честью, или тебя слопает куджарх, хотя бы вот этот, который явно не прочь кем-нибудь из нас двоих закусить.

– Так я же не девица, чтоб такую дурь себе представлять, – ощетинился Дирвен, в глубине души еще сильнее забеспокоившись. – Вообще-то мне пора. Мне здесь торчать нельзя, это нарушение предписания, так что пошел я отсюда. Иначе того и гляди кто-нибудь заявится, здесь же полно народу мимо ходит, каждую минуту может кто-нибудь заглянуть…

Савдо из каретной мастерской, набравшийся вместе с другими подмастерьями по случаю торжества у господ магов – чем не повод выпить? – уже который час не мог попасть к себе домой. Глименда его не пускала, и боги ей в этом черном деле попустительствовали.

Стемнело, из-за соседней крыши выползла круглая желтая луна, а он все топтался перед нарисованной на штукатурке дверью, не догадываясь обойти дом с другой стороны, и тоскливо повторял заплетающимся языком:

– Глименда, открой, сердце твое жабье! На улице же будет человек ночевать… Побойся богов, открой! Боги-милостивцы, пустите меня домой, нехорошо человеку на улице ночевать… В такой день под забором, в праздничный день, это же для человека позор, слышишь, Глименда? Еще замочную скважину чем-то замазала, чтобы ключ не пролез… Посмотрите, боги-милостивцы, сколько несправедливости выпивший человек терпит от козней злой жены! Она дверь заколдовала! Где ж это видано человека домой не пускать? И никто не поможет, никто не скажет ей, что ж ты, жаба, делаешь… – Махнув рукой, он пошатнулся, несколько раз переступил с ноги на ногу, с трудом сохранив равновесие, и с безнадежной горечью вздохнул: – Эх, вы, боги…

Дивные дела порой творятся на свете. Не иначе этот последний тихий упрек достиг слуха милостивцев, и устыдились боги сонхийские, уразумев наконец-то, что негоже выпившему человеку на улице ночевать, потому что окаянная дверь тотчас рассыпалась прахом.

– Спасибо вам, боги! – горячо возблагодарил Савдо и направился сквозь повисшую в воздухе пыль, запинаясь о кучи обломков, в темное нутро дома. – Посрамили вы злую жену, так ее, жабу негодную…

Свершилось самое настоящее чудо: все стены развалились, зато крыша, как прежде, покоилась на опорных столбах, и дверные коробки остались на своих местах, и те участки стен, где находились окна, в которых ни одно стеклышко не треснуло.

– И за это, милостивцы наши, спасибо! – прослезившись от восторга и умиления, прошептал хозяин жилья. – А то какой же дом без окошек? Истинно доброе волшебство…

Сколько бы теперь Глименда ни запирала двери, без стен-то он всяко попадет домой!

Мебель купалась в лунном свете, на темном комоде поблескивало зеркало. Счастливый и благодарный, Савдо напрямик добрел до кровати, забрался, не скидывая башмаков, под одеяло. По соседству шумели, со всех сторон доносились людские крики, словно что-то стряслось. Он накрыл голову подушкой и, уже проваливаясь в умиротворенный пьяный сон, вновь восславил богов за то, что ночует не на улице, а в собственной постели.

На ступенях громадной парадной лестницы Дворца Собраний стояло множество магов Ложи и гостей, вышедших в перерыве подышать свежим воздухом. Чтения о Благих Свершениях продлятся еще с полтора часа, а потом всех пригласят на торжественную трапезу. Крелдону и Орвехту вряд ли доведется там угоститься, они в это время будут охотиться за Мулмонгом.

Экспонаты в павильонах Выставки защищены сильнейшими сторожевыми чарами и печатями, но хитрозадый Чавдо потому и стал живой легендой, героем воровских баек, что тащил, бывало, даже то, что стащить, казалось бы, невозможно.

Двое дознавателей спускались по лестнице, лавируя в толпе. В тот момент, когда Суно ощутил внезапное магическое возмущение – то ли в окружающем пространстве взбурлило нечто невидимое, то ли прокатилась не воспринимаемая обычными человеческими чувствами ударная волна, – у него словно что-то произошло со зрением: очертания пергамонских домов, освещенных фонарями, заколыхались, поплыли… Позади послышался тяжкий грохот. Мимо по ступенькам промчался, подпрыгивая, каменный обломок.

Уже через несколько секунд стало ясно, что с глазами у Суно все в порядке, а вот дома и впрямь… Рассыпались?.. Частично рассыпались.Их черепичные крыши по-прежнему блестели под полной луной, и даже окна продолжали светиться, но при этом строения стали сквозистыми, наподобие беседок.

Развалились стены. Все до единой.

В толпе раздавались потрясенные возгласы. Орвехт оглянулся: Дворец выглядел причудливо, будто колоссальный недоделанный макет или поражающая воображение гигантская руина. И причиной тому было отнюдь не землетрясение, потому что лестницы, колонны, перекрытия, мощные опорные столбы и позолоченный купол со шпилем остались в целости и сохранности.

Зато люстры с волшебными лампами, прежде подвешенные на цепях, теперь лежали на полу, хотя и продолжали сиять, словно бутафорские груды сокровищ на театральных подмостках.

На оголенных этажах суетились люди, напоминая ошалевших муравьев из раздавленного муравейника. Вокруг громоздились обломки.

В толпе прозвучало несколько возгласов: «Магическая атака!» – можно подумать, это могло быть чем-нибудь еще.

Волшебники творили охранные и прощупывающие чары, слали мыслевести в Салубу и в Аленду: там происходит то же самое – или нет? Со всех сторон звали кормильцев. Архимаги Ложи, которые в их помощи не нуждались – они обладали привилегией черпать из Накопителей сколь угодно большими порциями без посредников, – спешно тянули к себе силу.

Суно отправил мыслевесть Зинте, та сразу же отозвалась: с ней все в порядке, но она сильно занята – оказывает помощь пострадавшему, которого ушибло обломками развалившейся стены, и на очереди еще несколько человек.

Каждый приготовился, по мере своих возможностей, отразить нападение, ибо чего еще ожидать после такой прелюдии? Но минуты текли, а ничего не происходило.

Жилые кварталы были охвачены паникой, оттуда доносились вопли, ругань, рыдания, собачий лай.

На тех, кто находился вдали отсюда, обрушился шквал мыслевестей с вопросами, и вначале это их оглушило, а потом посыпались ответы. Весьма утешительные: ни в столице, ни в Салубе, ни в других ларвезийских городах ничего подобного не наблюдалось, да и на окраинах Пергамона дома уцелели. Что бы это ни было, оно охватило территорию относительно небольшую, радиусом в два-три шаба.

Магическое прощупывание позволило заключить, что центр сего возмущения – где-то в районе Выставки. Самопроизвольно сработал какой-то из экспонатов, таивший в себе сюрприз, о котором до поры не подозревали? Если так, для Ложи это конфуз превеликий, не говоря о предстоящих расходах на восстановление городских построек и Дворца Собраний.

– Я бы предположил, что некто привел в действие «Рвущий цепи, рушащий стены», – надтреснутым академическим голосом вымолвил достопочтенный Сибрехт, написавший несколько дюжин научных трудов о природе и свойствах различных артефактов.

– Задействовать «Рвущий – рушащий» с такой небывалой силой смог бы разве что кто-нибудь из великих богов, – не то чтобы возразил, это непозволительно по отношению к архимагу, но заметил с оттенком раздумья загорелый провинциал, в котором недолго было угадать «ущербного» боевого мага.

– Или наш Дирвен, – кисло произнес его бледный столичный коллега.

– Но ведь «Рвущий – рушащий», я надеюсь, сейчас не у Дирвена? – осведомился Сибрехт, до того погруженный в свои исследования, что решения, принятые Сокровенным Кругом, нередко ускользали от его внимания.

– Да именно что у него! – отозвались из толпы.

Орвехт и Крелдон, молча переглянувшись, бросились в сторону Выставки. Худощавый жилистый Суно вырвался вперед, опередив грузного коллегу.

Дома Пергамона напоминали театральные декорации, озаренные фонарями и масляными лампами. Горожане пытались выяснить, что случилось, кое-кто на всякий случай увязывал в узлы свои пожитки. Пострадавших, хвала богам, оказалось немного, это объяснялось характером разрушений: рассыпались только те участки стен, где не было ни окон, ни дверей. Все прочее уцелело и сейчас представляло собой фантасмагорическое зрелище. И кухни, и молельни, и спальни, и отхожие места – все то, что обычно скрыто от посторонних взоров, было выставлено напоказ.

Вывески лавок, чайных, трактиров и мастерских, прежде подвешенные на цепях, теперь валялись на мостовой среди обломков. Приходилось глядеть в оба, чтобы не запнуться.

До высоких арочных ворот Суно добрался первым, но не в одиночку: от него не отставало еще несколько проворных коллег, вперед всех кинувшихся к вероятному источнику бедствия. И ограда, и ворота были в порядке, но из охраны на месте оказался только один парень, доложивший, что остальные пошли на территорию Выставки разбираться, что происходит.

Из-за деревьев доносились вопли, клекот и завывания. Большинство обитателей вивария содержались в клетках и вырваться на волю не могли, но исчезновение стен их растревожило: до сих пор они были заключены в небольших объемах замкнутого пространства, а теперь их дразнила сквозящая за проломами темная даль, масса звуков и запахов, да еще полная луна в небе.

Суно повернул к павильону «Жемчужная раковина». На первый взгляд, все в порядке, не считая того, что строение лишилось стен. Оно теперь выглядело, как беседка с гирляндой из лепных ракушек по карнизу и тонкими белыми колоннами. Магические лампы в виде якорей, прежде подвешенные на цепях, валялись на полу, но давали достаточно света, чтобы рассмотреть инкрустированные перламутром застекленные шкафчики, защищенные от всяческих поползновений мощнейшими чарами.

Стекла в целости и сохранности. Чары тоже, никто не пытался их расплести. А сторожа почему-то не видно… Впрочем, услышав негромкое покашливание, словно кто-то пытался привлечь к себе внимание, но не хотел шуметь, Суно поднял голову и увидел сидящего на раскидистом дереве, на толстом суку довольно высоко от земли, амулетчика Ложи. Мерцавшая у него на куртке бляха с номером павильона позволяла заключить, что он-то и охраняет «Жемчужную раковину».

– Что ты там делаешь? – поинтересовался маг.

– Куджарх! – приглушенным голосом выдавил парень.

– Что – куджарх?

– Туда побежал… – амулетчик махнул рукой в глубь Выставки.

Коллеги управятся с олосохарской тварью, а задача Суно – взять Мулмонга: пройдоха умеет пользоваться обстоятельствами, наверняка он постарается утянуть ожерелье сейчас, под шумок.

Орвехт пригляделся к «Морской крови» за стеклом. И со шкафчиком, и с охранными магическими печатями все в порядке, как положили экспонат, так и лежит… Зато с ним самим что-то не так.

Вновь извлекши из кладовки нужный том Энциклопедии, Суно сравнил артефакт и его изображение. Иллюстрация была создана магическим способом и передавала все детали.

Цвет отличается: на картинке кораллы алые, как артериальная кровь, а у оригинала – гм, оригинала ли? – оттенок, скорее, морковный. И расположение крапинок-иеоглифов на бусинах не совпадает…

Пожалуй, можно не лезть в кусты с целью устроить засаду. Не придет сюда Чавдо. Незачем ему. Уже незачем.

К павильону приближался, тяжело дыша, запыхавшийся Крелдон.

– Можно не торопиться, – негромко произнес Орвехт.

– Сперли?.. – оттянув ворот мантии, обреченно выдохнул начальник, на лбу у него блестели крупные капли пота.

– Не сейчас и не отсюда. Глянь, что там лежит.

Шеро с облегчением перевел дух. Виноваты не они, а значит, и спрос будет не с них. Другое дело, если б они кинулись сюда и опоздали. Но «Морскую кровь» подменили еще до того, как ее поместили в этот шкафчик и опечатали заклинаниями.

Злоумышленники взяли нитку кораллов, испещрили бусины мелкими закорючками, а после навели чары подобия – надо сказать, весьма неплохие чары, поскольку до поры до времени никто не заподозрил подвоха. Обычный для волшебного народца трюк. Очевидно, Лорма снабдила своего посланца артефактом, позволяющим наводить морок даже на волшебные предметы. Другое дело, что Мулмонг, разумеется, забрал этот артефакт с собой, а без постоянной поддержки такие чары недолговечны, и видимость начала постепенно таять, словно облезающая под дождем краска. Если еще сегодня утром фальшивое ожерелье было неотличимо от оригинала, то завтра-послезавтра всяк распознал бы обманку.

Спешить некуда. Ясно, что Орвехту предстоит рискованная командировка на юг (кого же еще пошлют в погоню, если не его!), а Шеро – муторное и скрупулезное расследование в столице на предмет выявления вольных или невольных соучастников Чавдо, но сейчас можно присоединиться к остальному обществу.

– Где-то в окрестностях гуляет куджарх, – сообщил Суно, вернув том Энциклопедии в зачарованную кладовку.

– Повезло, однако ж, коллеге Сухрелдону, – хмыкнул Шеро.

А чуть позже, когда они удалились от «Жемчужной раковины», так что сидевший на дереве сторож не мог их услышать, вполголоса добавил:

– И тебе тоже повезло. Если герой вечера – твой протеже, кураторов притянут к ответу по всей строгости: почему не предусмотрели, почему не перевоспитали… А в тебе есть нужда, и Сокровенный Круг тебе все простит, ежели вернешь «Морскую кровь».

Орвехт сумрачно кивнул.

Они направились в ту сторону, где звучали голоса, и, выйдя к площадке, где уже собралась толпа магов, увидели куджарха. Вернее, заднюю часть его толстого пятнистого туловища, торчавшую… из земли?.. Да, из бесценной клумбы достопочтенного коллеги Зибелдона. Вокруг валялись раскиданные комья чернозема и скукоженные ростки иноглярий.

«Посевы сгинут, лишь взойдут, и не видать нам урожая», – припомнил Суно строчки из зарифмованного пророчества Сухрелдона.

Что ж, отрадно хотя бы то, что беда грозила, как выяснилось, не урожаю вообще, а только иногляриям, привезенным из чужого мира Туан Тиги, хотя Зибелдона это, понятное дело, не обрадует.

При всей своей свирепости куджархи трусливы. Если что-нибудь их напугает, в естественных условиях они зарываются в песок.

Сорвавшись с цепей, ужас пустыни Олосохар в два счета разнес свою клетку, а мощные стены павильона еще до того сами собой рассыпались. Зато сторожа-амулетчики оказались ребята не промах и принялись лупить по опасной зверюге зарядами своих боевых артефактов. В результате куджарх испугался. А закапываться на Выставке некуда, все замощено мраморными плитами, для деревьев и кустарника устроены специальные лунки. К счастью и для ошалевшей твари, и для тех, кто мог бы от нее пострадать, на пути оказалась клумба Зибелдона, однако земля – не песок, в нее так просто не нырнешь.

Куджарху удалось зарыться примерно на треть, дальше он уперся в твердую глинистую почву. Выбраться обратно на поверхность у него тоже никак не получалось. Посреди площадки торчала живая чешуйчатая колонна, на ней болтались и гремели обрывки цепей. Нелепо сучили в воздухе массивные лапы с кошмарными загнутыми когтями, кончик сужающегося конусом хвоста нервно дергался.

Удушье куджарху в ближайшие несколько часов не грозило – эти твари, погружаясь в песок, могут подолгу обходиться без воздуха, но было ясно, что он пребывает в не меньшем шоке, чем собравшиеся вокруг люди. Те разделились на два лагеря: одни предлагали убить чудовище от греха подальше, другие ратовали за то, чтобы усыпить его, сковать заклинаниями и доставить в алендийский виварий живым.

Народу все прибывало. Шеро и Суно повернули в боковую аллею, привлеченные голосами, доносившимися сверху:

– Мы тебя еще отлупим, получишь по заслугам, герой ты наш доблестный!

– Ага, так тебе наваляем, что будешь потом свою тупую башку по кусочкам собирать и склеивать!

– Сами вы придурки! – огрызнулись в ответ. – Самих бы склеивать не пришлось!

В белых кронах больших старых яблонь выделялось, заслоняя звезды, несколько темных пятен.

– Это кто там сидит? – поинтересовался, близоруко всматриваясь, один из магов.

– Сдается, наши амулетчики, – угрюмо отозвался Суно.

Голос одного из амулетчиков он точно узнал.

– Расселись, точно весенние коты, – с нотками не вполне уместного умиления заметила уважаемая коллега Джелодия, известная кошатница.

– Эй, марш сюда! – приказал Шеро Крелдон.

Темные пятна зашевелились. Если очутиться одним махом на вершине дерева, спасаясь от разъяренного куджарха, – плевое дело, то спуститься потом вниз, тем более в потемках, – задача на порядок сложнее.

В конце концов обсыпанные белыми яблоневыми лепестками парни друг за дружкой спрыгнули на плиты. Четверо сторожей с бляхами на парадных куртках и пятый – Дирвен.

– Твоя работа? – без всякого выражения осведомился Крелдон.

– Так он полез ко мне! – Дирвен отчаянно сверкнул глазами из-под шляпы, его голос звенел от детской обиды. – Он сказал, я должен выбрать, или он меня это, или то…

– Похвально содержательный доклад, – с сарказмом заметил маг-безопасник. – Не формулировки, а истинные перлы. Кто тебе это сказал – куджарх?

– Нет… – юный амулетчик в замешательстве хлопнул несколько раз пушистыми ресницами. – Куджархи ведь не разговаривают…

– Благодарствую за ценное пояснение, – невозмутимо кивнул Шеро, его расплывшийся двойной подбородок колыхнулся. – И все еще жду ответа на поставленный вопрос.

– Не буду я при всех говорить, – буркнул Дирвен, потупившись. – Это не та информация… Конфиденциальная, в общем.

Что ж, если речь пойдет о сведениях, которые стоило бы засекретить, и впрямь лучше побеседовать в сторонке.

Они втроем отошли к фонтану в виде позолоченной вазы с фруктами.

– Докладывай, – велел Крелдон.

– Он придурок, – доложил амулетчик ломким голосом. – Он сказал, она его родственница, а я вроде как не прав, а я сказал, она тогда обо мне не подумала, а он сказал, ты поставь себя на ее место, а не хочешь, так я тебе помогу…

Он глядел под ноги, на смутно белевшие плиты, и его лицо было скрыто тенью от полей шляпы, но Суно чувствовал, что он напряжен, как струна. Уже осознал примерные масштабы того, что натворил. Впрочем, насчет пергамонских домов он вряд ли в курсе, да и Дворца Собраний еще не видел: купол-то на месте – сияет под полной луной как ни в чем не бывало, а того, что там ни одной целой стенки и все люстры с цепей попадали, отсюда не разглядишь.

Мальчишка находился в мучительном замешательстве, даже свой гонор Самого Лучшего Амулетчика растерял и мямлил какую-то несусветную чушь, хотя умеет говорить бойко и связно. В то же время в нем вызревала готовность к яростным оправданиям и пронзительное чувство обиды: опять Госпожа Вероятностей виновата. Как тогда, с миндальным мороженым.

– Кто придурок? – терпеливо уточнил Шеро. – С кем ты разговаривал?

Желваки на его полном лице напряглись. Похоже, ему очень хотелось вмазать Дирвену каким-нибудь заклятьем, а то и отвесить тяжелую оплеуху, и Суно хорошо его понимал. У самого руки чесались.

– С известно кем…

– Это что еще за формулировка?! Мне, например, неизвестно, кого ты имеешь в виду, поэтому крайне обяжешь, если будешь отвечать, как тебя учили.

– С Тейзургом, – голос первого амулетчика дрогнул от ярости и отвращения. – Он тут непонятно зачем ошивался!

– Положим, почетные гости Светлейшей Ложи ошиваются на Выставке с полным на то основанием, для того она и устроена. Другой вопрос, ты-то что здесь делал?

– На куджарха приходил посмотреть, – теперь его голос прозвучал еле слышно.

– Посмотрел. Молодец. Так посмотрел, что несчастное животное теперь торчит, как морковка на грядке, – Шеро покосился в ту сторону, где раскачивался над толпой мощный чешуйчатый хвост. – Зачем понадобилось валять дурака с артефактом, который тебе выдали для тренировок? Хотел произвести впечатление на господина Тейзурга своей крутизной?

– Он не господин Тейзург, а жабий придурок! Сказал, что она его родственница и чтобы я поставил себя на ее место, и он со мной, как они с ней, а иначе он меня куджарху скормит, и чтобы я сам выбирал. А у него пасть больше корыта, и я решил… Ну, решил, пусть он убежит, все равно ведь его сторожа поймают, – голос Дирвена звучал чем дальше, тем глуше, однако под конец снова окреп. – Мы все вместе загнали его в клумбу. Ну, прямо с деревьев, мы сначала от него залезли, когда он гоняться начал… Теперь его надо вытащить оттуда за хвост каким-нибудь заклинанием, и все дела. А этот придурок стоял и ржал, даже помогать нам не стал, у него-то щиты непрошибаемые, даже «Каменный молот» их не берет, хотя я… Ну, это самое… В общем, куджарх не мог его достать, он и веселился, пока все отдувались и куджарха в клумбу загоняли.

– Ты можешь себе представить, что достопочтенный Зибелдон сделает с вами за эту клумбу? – мягко осведомился Шеро.

– Ну, нельзя же было допустить, чтобы куджарх дальше смылся и на кого-нибудь напал, – виновато выдавил мальчишка.

– Умница, правильно рассуждаешь. А выпустить его на свободу было можно?

После долгого упрямого молчания виновник еле слышно прошептал:

– Я защищал самое дорогое, что у меня есть.

– Устав помнишь? Амулетчик Светлейшей Ложи при необходимости пожертвует головой ради Ложи и Ларвезы – ты в этом торжественно поклялся перед богами и великими псами, когда тебе присвоили звание боевого амулетчика.

– Так речь была не о голове, – пробормотал Дирвен. – О другом… В общем, о совсем другом… Головой я бы пожертвовал, честное слово, а это мне всего дороже… Может, клумбу как-нибудь восстановить можно? Он же, наверное, не все там затоптал и раскидал, что-нибудь по краям осталось…

Крелдон и молчавший до сих пор Орвехт убито переглянулись. Кто такая «она», уточнять незачем. О «ней» лучше вслух не упоминать, вокруг полно чужих ушей, и без того есть опасения, что шпионская карьера Змейки закончилась провалом.

– Что ж, полгорода лежит в руинах, зато наш первый амулетчик сберег самое дорогое, – подытожил Крелдон. – И зачем нам голова, если мы другим местом думаем? Самым дорогим, насколько я понимаю.

– В каких руинах? – изумленно вытаращился виновник катастрофы.

– Ты же задействовал в полную силу «Рвущий цепи, рушащий стены»? Тебя можно поздравить, ты не только все павильоны на Выставке разнес. В радиусе двух с половиной шабов ни одной стенки не уцелело. Включая Дворец Собраний.

– Я такое сделал?..

В первый момент глаза Дирвена счастливо вспыхнули, но он тут же сник, подумав о том, что при данных обстоятельствах его за это достижение не похвалят.

– Кстати, твоя охрана где? – тяжело глядя на него, осведомился Крелдон.

– Так они срамные картинки с голыми девками смотрят. Они мне не сказали, что сейчас нельзя уходить, я и пошел.

«Не все угроблено, но мы над этим работаем», – припомнил Суно злодейский девиз над входом в их шатер.

Ага. Отменно поработали.

Шеро сделал знак группе из двух магов-безопасников и трех амулетчиков, явившихся на его мысленный зов и дисциплинированно маячивших в сторонке.

– Дирвен Кориц арестован. Вам надлежит немедля доставить его в Аленду, в тюрьму нашего ведомства. Все амулеты у него изъять от греха подальше и хорошенько за ним присматривать. Шурсойм! – После того как один из магов выступил вперед, он добавил: – Возьмешь их на хранение, до особых распоряжений. По прибытии в тюрьму составить опись.

Немногим позже до ушей Орвехта донесся сдержанно-удивленный возглас Шурсойма:

– Ничего себе, что ты в карманах таскаешь! Это же все сдавать полагается.

– Мне никто не сказал сдавать, я и не сдал, – угнетенно, хотя и с оборонительно-агрессивными нотками, пробурчал в ответ арестованный. – Это все Рогатая Госпожа подстроила, от нее же всякие такие мелкие совпадения зависят…

– Суно, ты зачем его тогда из речки выловил? – мрачно вздохнул Крелдон. – Надо было отпихнуть подальше от берега, да для верности камнем по темени, чтобы не выплыл.

– Полагаю, ничего бы не вышло, – криво усмехнулся Орвехт, – у него была «Удача водоплавателей», а Дирвен с амулетом – это, увы, сила.

– Вот потому-то я и сплавил его отсюда, – поглядев вслед своим подчиненным, которые уводили понурого первого амулетчика прочь по темной аллее, тихонько признался Шеро. – Если каждый из архимагов в сердцах влепит ему по заклятью, потом ведь не расколдуют, а под надлежащим контролем он все-таки приносит пользу, с этим не поспоришь. Разгром сиянских пиратов, спасение подвалов Королевского банка – это тебе не кулек засахаренных орешков. Жаль. Будь у парня мозги, такому исполнителю цены бы не было, но это скорее ходячее орудие, за которым нужен глаз да глаз, чем сообразительный и здравомыслящий функционер. Он способен действовать без вреда для окружающих только под жестким контролем.

– Кое-какие мозги у него, пожалуй, есть. Потенциально. В школе он неплохо успевал и считался смышленым, на заданиях находчив. Но это мозги капризного самовлюбленного мальчишки, полагающего себя пупом мироздания, в том-то и проблема.

– Иными словами, корм для крухутака, никакого другого проку с таких мозгов. Не будь он полезным при должном присмотре орудием, я бы, честно говоря, распорядился удавить остолопа в тюрьме, дабы нынешний праздник не повторился.

Они направились к площадке с клумбой Зибелдона… гм, теперь, скорее уж, к площадке с куджарховым хвостом. Там собралась большая толпа ларвезийских магов и почетных гостей. Видимо, со сторожей Выставки стребовали объяснений, поскольку все уже были в курсе, что бед натворил первый амулетчик Дирвен Кориц. У иных иностранных волшебников сквозил в глазах злорадный блеск: приехали на скучноватое помпезное торжество, а взамен получили балаган, и могущественная Ложа на весь просвещенный мир оконфузилась.

Был здесь и кое-кто из архимагов. Отойдя в сторонку с почтеннейшим Оксемонгом, Крелдон потихоньку доложил, какова ситуация с ожерельем. Мимоходом обругал Дирвена, почтительно ввернув, что напрасно не вняли гласу благоразумных (Оксемонг как раз принадлежал к их числу), ратовавших за то, чтобы не допускать это угробище на мероприятие, вот и коллега Орвехт подавал докладную бумагу, в которой он, как бывший куратор Дирвена, рекомендовал оставить последнего в Аленде под усиленной охраной.

Что ж, спасибо Шеро за это напоминание. Теперь на Совете Сокровенного Круга, когда будет решаться вопрос о том, кого бы наказать, Оксемонг напомнит о докладной остальным достопочтенным коллегам, и немилость, можно надеяться, минует Суно. Он ведь тоже, чего уж там, весьма полезное для Ложи орудие.

Под действием заклинаний куджарх впал в оцепенение, и толстая конусовидная колонна больше не дергалась, а маги обсуждали, каким бы способом его вытащить: сразу тянуть или вначале откопать.

Из гущи толпы доносились велеречивые завывания коллеги Сухрелдона, который, пользуясь случаем, читал свою «Воспитательную поэму»:

Вокруг стихотворца наблюдалось людское брожение: каждый стремился ретироваться за чужие спины, но Сухрелдон преследовал убегавших, все больше повышая голос.

Надвигаясь по аллее на Орвехта, он гнусаво и вдохновенно декламировал:

Когда он сделал паузу, чтобы перевести дух перед следующей строфой, за спиной у Суно небрежно-любезным тоном произнесли:

Сухрелдон воззрился на насмешника, в течение нескольких секунд буравил его гневным взглядом, потом что-то пробормотал себе под нос, развернулся и двинулся в другую сторону.

Разумно.

Бывало, Суно прикидывал ради умственной разминки, как бы он действовал, если б ему довелось схлестнуться с тем или иным из коллег в магическом поединке. Столкнись он с Тейзургом, он бы без вариантов спасался бегством, нанося удары лишь для того, чтобы выгадать время. Сухрелдон тоже не полез на рожон: при всей своей поэтической ажитации, в остальных отношениях он был человеком достаточно практичным.

– Ушел, – с ноткой разочарования заметил вслед ему Тейзург. – А я-то понадеялся, что сейчас узнаю, каково это – получить стихом по вые.

В отличие от большинства, чьи мантии ввиду приключившейся оказии были испачканы штукатуркой, выглядел он безупречно, его одеяние с китонским грибным орнаментом благородно серебрилось в свете луны и фонарей. Ухоженное, будто фарфоровое лицо с резко очерченным узким подбородком казалось довольным. Глаза ушли в иронический прищур, уголки губ слегка приподняты.

– Вы могли бы этого не делать, коллега Эдмар, – сухо заметил Орвехт. – Я имею в виду не ваш ответный стих, а Дирвена и куджарха.

– Решил отдать дань борьбе за добро и справедливость, – доверительно признался собеседник. – Это оказалось забавно… Будем считать, что я не знаю, куда вы дели мою маленькую родственницу, желаю ей всячески преуспеть, но я подумал, почему бы, справедливости ради, за нее не заступиться? И мне было любопытно узнать, изменит ли Дирвен свою точку зрения, если ему придется сделать такой же выбор. Для эксперимента требовался куджарх – и он, как на заказ, под рукой, кто бы на моем месте удержался?

«Лучше б ты боролся за зло и несправедливость. Полагаю, оно бы нам не столь накладно обошлось…»

– Уж поверьте, коллега Тейзург, многие бы удержались.

– Полноте, коллега Суно, не сердитесь. Я принесу вам кофе, отборные зерна, и толстую пачку фотографий с видами других миров – те самые зеркально точные моментальные картинки, которые в моем мире делают с помощью особых линз и механических приспособлений, помните, я вам об этом рассказывал?

– Если мне, как персональному куратору Дирвена, придется отвечать за последствия вашего, мягко выражаясь, эксперимента, мне, боюсь, уже ни кофе, ни картинки других миров не понадобятся.

Орвехт надеялся дешево отделаться: «Морская кровь» нужна пожилым архимагам не меньше, чем вурване Лорме, и если он привезет чудодейственное ожерелье обратно, подвиг Дирвена ему спишут. Но не ведающему стыда стервецу, получившему – на физиономии написано – немалое удовольствие от сей беспримерной катавасии, знать об этом незачем.

– Коллега Суно, не сомневаюсь, что вы, с вашими дарованиями и вашим опытом, не пропадете, как бы все ни повернулось. В случае вашей опалы я хоть сейчас готов взять вас к себе в Лярану первым министром. У моего кофейного княжества теперь есть название – оно созвучно имени того мира, в котором я прожил бессчетное множество жизней, уйдя из Сонхи. Бесподобно красивый мир, хотя, с человеческой точки зрения, он полон странностей и слегка безумен, и солнце там золотисто-зеленое, словно пронизанный светом изумруд. Сами увидите, я вам фотографии принесу. В Лярану вы сможете захватить с собой Зинту, матушку Сименду и кого угодно еще, кого пожелаете. Будете жить в собственном дворце и получать достойное ваших способностей жалованье.

– Благодарствую, коллега Эдмар, но магу Ложи никак нельзя перейти на службу к правителю иноземного государства.

– Жаль… Если все же надумаете, подходящая должность для вас в моем княжестве всегда найдется, имейте в виду.

– Благодарю вас, – учтиво повторил Суно, про себя добавив: «Жабий ты выкормыш».

– Право же, чудный выдался вечер, – промурлыкал Эдмар перед тем, как отойти к компании волшебниц, которые окликали его и делали приглашающие жесты. – Ничуть не раскаиваюсь, что все-таки выбрался на ваше Светлейшее Собрание…

«Это нам впору раскаиваться, что тебя, жабьего стервеца, в почетные гости записали!»

Неподалеку вполголоса бранилось между собой несколько магов довольно высокого ранга, пеняя друг другу на то, что нечего было поддерживать идею насчет тренировок Дирвена Корица с «Рвущим цепи, рушащим стены»:

– Вы, коллега, не проницательней чворка.

– Да я-то как раз был против, а вы или запамятовали, или грешите против истины! Я говорил – не дорос он еще до сего артефакта, это вы захлопали крыльями, как на птичьем дворе…

– Тише, тише, нельзя же ронять лицо, – встревоженно урезонил их третий. – А то древний маг, вон он стоит, может подумать, что у нас упадок нравов, и мы несерьезные люди.

– Честно говоря, коллеги, он уже это подумал, – скучающим тоном обронил Тейзург, слегка повернув голову в их сторону, и тут же вновь отворотился к дамам.

Маги умолкли, нерадостно переглянулись и поспешили скрыться в толпе.

Вновь присоединившийся к Орвехту Шеро сумрачно вымолвил:

– Что ж, ежели вспомнить ответ того крухутака, понятно теперь, почему в давние времена каждый второй-третий из тогдашних мечтал прибить коллегу Тейзурга.

Большой Седой хребет напоминал гигантского хтонического зверя, растянувшегося от одного края земли до другого, спиной достающего до облаков. Возможно, он и был таким зверем, только давным-давно окаменевшим. Под слоем снега проступали складки его шкуры – головокружительные скальные кручи. Хвойные леса издали напоминали пегую темную шерсть.

Наверняка сейчас он называется не Большой Седой, а как-нибудь иначе. Имена гор, морей, пустынь, равнин и рек меняются вместе с народностями и цивилизациями. Хотя иногда бывает, что прежнее имя возвращается, всплыв из пучины времен уже в иную эпоху.

Куду, Вабито, Сохнор и Мофну, в отличие от жителей тундры, которые приютили их и теперь везли на юг, чувствовали себя скверно. Холод, тряска на санях, хлещущий в спины ледяной ветер.

Тейзург, будь он проклят, так и сказал им: «Ваша жизнь не будет легкой, но будет интересной, уж это могу обещать».

Да еще бросил на прощанье: «Когда мы в последний раз виделись с Унбархом, я его убил. Но это было в другом мире, куда он сбежал после своих здешних благих дел».

Все четверо и еще пятый, Тахнор, не переживший гангрены после жестокого обморожения, были учениками Унбарха, великого и мудрого мага. Впрочем, мудрость его дала трещину, ибо он совершил непростительное деяние – подверг пыткам и подтолкнул к самоубийству тогдашнего Стража Сонхийского.

Сам Унбарх позже объяснял: он знать не знал о том, что этот Хальнор и есть Страж Мира в смертном воплощении. Считал его обыкновенным способным магом, негодным учеником, который ослушался приказа и предал своего господина – переметнулся на сторону Тейзурга, чтобы вместе с ним защищать Марнейю, принадлежавший этому мерзавцу город, который Унбарх решил сжечь в назидание всем нечестивцам.

Марнейю в конце концов сожгли, но Тейзурга захватить не удалось. Тот ускользнул, вонзив себе в сердце Клинок Жизни. Когда его, мертвого, нашли, застывшие губы кривила типичная для него издевательская улыбочка.

Зато Хальнора взяли живым. В ходе боя, понимая, что они проиграли, Тейзург попытался его убить, но Куду тогда метнулся наперерез и заслонил предателя, сияющий зачарованный нож вонзился верному ученику в мякоть плеча. Таким образом Куду сослужил службу Унбарху и спас Хальнора от легкой смерти, которая была бы и не смертью в полном смысле слова, а всего лишь безболезненным уходом из обреченной телесной оболочки.

Тейзург ему этого не простил. Так же, как Вабито, Сохнору, Тахнору и Монфу, которые по приказу учителя пытали Хальнора. Он потом их всех поодиночке выследил, выкрал и заколдовал, спрятав в тайнике среди вечных льдов, во владениях Пса Дохрау, который тоже был сильно зол из-за Стража.

Они пребывали в плену мучительных наваждений и терпели неимоверные страдания, сколько времени это длилось – неизвестно. Тейзург тогда предупредил, что оставит их в таком положении до тех пор, пока изувеченная сущность Хальнора не вернет свою былую силу.

Несколько месяцев назад этот изверг явился и освободил их. Сказал, что ему, мол, любопытно, как они сумеют устроиться в современном мире, и добавил с непонятной ухмылкой, что древние маги нынче в цене.

По молчаливому уговору, никаких речей о прошлом они не вели. Каждый пребывал с этим наедине. Обсуждали только насущное, и то нечасто.

Глава 4 Улика хвоста и башни

Агент Светлейшей Ложи Змейка уже второй час смотрела на ветку дерева за окном: изящную, тонкую, покрытую гладкой серой кожицей в зеленоватых пупырышках, с набухшими почками. Ветка порывисто покачивалась на плотно слепленном облачном фоне – казалось, того и гляди тронет стекло, но никак не могла до него дотянуться.

Как любая песчаная ведьма, Хеледика с детства была приучена защищаться от телесных страданий и неприятных впечатлений, уходя в созерцание. Когда она после своего побега из родной деревни скиталась по Мадре, а потом была служанкой и девчонкой для битья в ларвезийской провинциальной гостинице, откуда ее забрал Суно Орвехт, только это ее и выручало. После истории с Дирвеном и попытки самоубийства она тоже спасалась созерцанием. Сейчас это снова ей пригодилось.

Правда, в Олосохаре ее приучили к любованию песком, да еще тем, что на нем произрастает – в разное время суток, в разную пору, при разном освещении. На пустыню можно смотреть сколько угодно, и названий для песка в сурийских наречиях великое множество. Это у северян, хоть в Ларвезе, хоть в Овдабе, одно-единственное слово «песок» на все случаи жизни.

Кроме трепещущей на весеннем ветру ветки, в поле зрения были обои в конфетную желто-розовую полоску и мебель, с виду домашняя, но с наводящим тоску казенным запахом. И в придачу куклы – румяные, глазастые, с выпуклыми щеками и губами бантиком, в разнообразных нарядах. Они сидели на камине, на комоде, на этажерке, по углам скрипучего деревянного дивана с кожаными подушками. Судя по выражению бессмысленного довольства на расписных круглых мордашках, им тут было хорошо.

Одна из кукол сидела голышом перед Хеледикой, которая шила ей одежку. Рядом на табурете стояла корзина с лоскутьями. Предполагалось, что девочку, помещенную в карантин абенгартского особого приюта для конфискованных детей, это занятие успокаивает и развлекает, обеспечивая ей таким образом гарантированное законом Детское Счастье.

Змейка подозревала, что после того, как она отсюда уйдет, от слова «счастье» ее будет мутить не хуже, чем от какой-нибудь гадости.

Впрочем, сначала надо уйти. В особый приют определяли тех, кого по каким-либо причинам надлежало охранять и держать под усиленным наблюдением, но у сильной ведьмы были шансы выбраться на волю. Другой вопрос, что прорваться с боем – это все равно, что объявить во всеуслышание, кто она такая.

Ей сказали, что через некоторое время ее переведут из карантина к остальным детям. Быть может, тогда она сумеет найти лазейку для бегства – обыкновенного, без использования песчаных чар.

Также говорили, что потом ее отдадут в приемную семью, и у нее появятся новые заботливые родители: «Да-да, Талинса, тебя уже где-то ждут!» Что ж, если приют окажется чересчур хорошо охраняемым, она сбежит позже – от тех, которые ждут.

Чтобы приблизить побег, Змейка вела себя примерно, делала, что велят, ни с кем не спорила. Прилежно шила платьица для кукол с неживыми щекастыми лицами, съедала все, чем кормили: Талинса была послушна, пассивна и не проявляла неуравновешенности – мол, сами видите, никаких сложностей со мной не предвидится.

Однажды ей принесли несколько листов бумаги и разноцветные карандаши, ласково попросили что-нибудь нарисовать – хотя бы лисичку, кошечку, белочку, маяк на берегу моря, замок с башнями… Хеледика рисовала из рук вон плохо, но Талинса Булонг, которая всегда слушалась старших, выполнила задание, изо всех сил стараясь, чтобы животные и строения получились более-менее узнаваемыми.

Ее похвалили, картинки забрали. У Змейки осталось смутное ощущение, будто она что-то сделала не так. Себе во вред. Выдать таким образом свою истинную природу она не могла… И в том, как с ней обращались, ничего после этого не изменилось – значит, и впрямь не выдала. Тогда в чем дело?

Те, кто унес рисунки, выглядели подозрительно удовлетворенными, словно ее на чем-то подловили. Может, они собираются использовать эти картинки для неизвестного ей колдовства? Мысль об этом беспокоила песчаную ведьму, и она регулярно проверяла украдкой, не направлены ли на нее какие-нибудь чары.

Чтобы не переигрывать со своей покорностью, она расхныкалась и стала проситься к маменьке – хоть один раз увидеться, хоть ненадолго, ей так не хватает кого-нибудь из близких, она же без них не привыкла… Все это Змейка пробормотала ноющим голосом, хлопая мокрыми ресницами. Вполне правдоподобно, пусть утешают!

Ее утешили.

– Девочка, у тебя скоро будет новая любящая семья, – мягко, но непререкаемо произнес старший опекун – воспитатель приюта, которого по случаю слез позвали с ней побеседовать. – Там ты будешь всем обеспечена и счастлива.

– Но у меня ведь уже есть маменька и другие родственники в Аленде…

– Девочка, по овдейским законам мать тебе не близкий родственник, – доброжелательного вида господин с выразительной участливой улыбкой, от которой на его суховатых щеках появлялись ямочки, и неулыбчивыми, если присмотреться, глазами, наставительно поднял палец. – Что такое для тебя мать?

– Маменька меня родила и всегда была со мной, заботилась обо мне…

– Вот-вот, – поощрительно кивнул старший опекун. – Мать – это всего лишь утроба, из которой ты появилась на свет. Девочка, утроба тебе не близкий родственник! Пойми это хорошенько, и тогда ты будешь счастлива, как и полагается умной девочке твоего возраста, живущей в благословенной Овдабе.

– Я постараюсь, – жалобно, однако с легким оттенком согласия, который не должен был ускользнуть от внимания собеседника, пролепетала «девочка».

Позже Змейке подумалось: хорошо, что она шпионка Ложи, и для нее это, можно считать, игра, противная и совсем не в удовольствие, но всего-навсего игра – а если б она была настоящей Талинсой Булонг?

– Все мы понимаем, уважаемые коллеги, где оказалась Светлейшая Ложа, незачем говорить об этом вслух, – достопочтенный Гривьямонг, пухлолицый, с ухоженной седой шевелюрой, сделал печальную паузу.

– Да отчего бы не сказать – Ложа ныне пребывает в том самом месте, которое всего дороже нашему первому амулетчику! – гневно возразил достопочтенный Зибелдон, энергичный и загорелый, каким и пристало быть заядлому путешественнику. – Все вы в курсе, коллеги, что это за место!

После общего скорбного молчания достопочтенный Лаблонг, один из самых старых и влиятельных архимагов, зловеще проскрипел:

– Нет у нас больше первого амулетчика.

В Хрустальном зале воцарилась гнетущая тишина.

Дирвен, которому велели сесть на специально принесенную скамью посреди пятачка пустого пространства, смертельно побледнел. Снеговое лицо, взъерошенная светлая шевелюра, справа на лбу торчит позорный рог. Шляпу, прячущую от посторонних глаз проклятие Тавше, его заставили снять.

Дав ему время, чтобы подумать о смертной казни и как следует испугаться, Лаблонг провозгласил:

– Отныне Дирвен Кориц лишен сего почетного звания, которое предполагает не только искусное обращение с амулетами, но также и чувство ответственности, и дисциплину, и разумную голову на плечах.

До мальчишки не враз дошло, что жизнь продолжается. Он сидел застывший, как будто окаменевший, а потом, осмыслив услышанное, оперся потными ладонями о скамью, обессиленно ссутулил обмякшие плечи, перед тем вздернутые и напряженные. Начал постепенно краснеть.

– Мало его лупили в детстве ремнем по самому дорогому, – добавил архимаг. – Пусть останется и послушает дебаты о финансировании ремонта Дворца Собраний и восстановительных работ в Пергамоне. Ему будет полезно. При условии, что хоть что-нибудь может пойти на пользу мозгам, которые у него находятся, по всей очевидности, в самом дорогом месте.

К концу этой речи лицо Дирвена залила краска, и потерянный предобморочный взгляд приговоренного к смерти сменился угрюмым, исподлобья. Голову он опустил, как и ожидалось от виновника такого беспримерного раздрая, но Орвехт готов был на что угодно побиться об заклад, что стыда за содеянное там нет и в помине. Только обида и острое, как бритва, ощущение несправедливости: отобрали шляпу, лишили почетного звания, публично обругали и высмеяли – как же тут не обижаться?

Трем его надзирателям повезло куда меньше. Парней сослали в Очалгу – сурийскую колонию Ларвезы, на юго-восточный рубеж, за которым лежат земли Исшоды, захваченные вошедшим в силу волшебным народцем.

Такие бедствия порой где-нибудь да случаются, и люди вынуждены уходить, чтобы не оказаться в игрушках у распоясавшейся нечисти. Спустя какое-то время соотношение глубинных магических факторов, определяющих порядок вещей в Сонхи, естественным образом изменится, тогда нетрудно будет разобраться с захватчиками (чаще всего те сами разбегаются и прячутся кто куда, почуяв, что у них больше нет преимущества), и прежние хозяева или их потомки смогут вернуться на свою территорию. Обычно в первые годы после этого земли там на диво плодородны, а продукты сельского хозяйства особенно сладки и обильны. В ученых кругах даже бытует гипотеза, что за счет подобных катаклизмов – для людей, кто бы спорил, неприятных – природа залечивает раны и восстанавливает силы.

Сурийцы, которые еще с полвека назад поселились в Ларвезе общинами, были беженцами с юго-востока.

Провинившихся магов и амулетчиков Ложа отправляла туда в ссылку. Для того чтобы отслужить там положенный срок и вернуться обратно живым-здоровым, требовалось изрядное везение.

Поначалу шли разговоры о том, чтобы и главного виновника в Очалгу сплавить, но это были всего лишь разговоры. Архимаги спускали пар, заодно пеняя коллегам, которые настояли на том, чтобы привезти его в Пергамон, да еще вручить накануне Великого Светлейшего Собрания «Рвущий цепи, рушащий стены»: мол, с таким первым амулетчиком не нужно засылать к нам вражьих диверсантов – он и сам заместо них все сделает. Те отпирались, и каждый утверждал, что уж он-то вовсе на этом не настаивал, а вотдругие настаивали, что верно, то верно… По их речам выходило, что все до единого были против присутствия Дирвена на Собрании, и всякий мол-де старался убедить в этом остальных, а к его предупреждениям не прислушались.

Ссылать юного угробца в юго-восточное пограничье передумали: это же все равно, что в сердцах зашвырнуть ценнейший уникальный артефакт в помойное ведро – чтобы через пять минут, спохватившись, вытащить его оттуда и заботливо обтереть. Вместо этого Дирвена решили припугнуть и пристыдить. Первое получилось, второе – не очень-то: пока обсуждался вопрос об источниках финансирования восстановительных работ, на миловидном полудетском лице опального амулетчика все явственнее проступало выражение «ну, вы все тут и сволочи!». По крайней мере такое заключение сделал Суно, неплохо его знавший.

Часть расходов взял на себя Королевский банк, остальное бремя легло на Ложу. В Пергамоне уже трудилось множество магов, амулетчиков и студентов Академии, приводя в порядок жилые дома и прочие городские постройки. Людей пока поселили в шатрах и палатках, кое-кто перебрался к родственникам в Салубу. Обстановка была спокойная, без мародерства: Пергамон – закрытый для посторонних городок, местные жители благоразумны и законопослушны, у Ложи там все под контролем.

Во Дворце Собраний тоже вовсю кипела работа. Массивные межэтажные перекрытия пока что держались за счет колонн и заклинаний. К счастью для тех, кто там находился в момент, когда Дирвен привел в действие «Рвущий – рушащий», среди присутствующих было немало сильных волшебников, которые не растерялись и мигом сотворили замедляющие и укрепляющие чары, не позволив зданию развалиться.

Судя по обиженной конопатой физиономии Дирвена, ему казалось, что все разговоры об этом ведутся с одной-единственной целью: заставить его еще хуже почувствовать себя после пережитого ужаса.

Кстати, о «пережитом ужасе»: тот вел себя паинькой, направо и налево приятно улыбался, любезничал с дамами и вообще с каждым, кто с ним здоровался, – одним словом, держался так, будто он не имеет никакого отношения к катавасии с куджархом и разрушению Пергамона. Суно даже слышал краем уха, как этот распоследний стервец, беседуя с гостями из Нангера и Аснагисы, за компанию с ними сетовал на то, что у амулетчиков Ложи, видимо, совсем плачевно обстоит с самообладанием, если они по любому поводу безответственно пускают в ход артефакты столь сокрушительного действия.

Кто оказался в выигрыше, так это коллега Сухрелдон: благодаря сбывшемуся пророчеству он из категории видящих «четыре из десяти» перешел в категорию «пять из десяти», что влекло за собой увеличение оклада денежного содержания и еще кое-какие привилегии.

Как бы там ни было, Ложе удалось более-менее сохранить лицо, насколько это возможно при таком ударе судьбы. Оскандалились перед гостями из-за выходки первого амулетчика, зато проявили расторопность и находчивость, разбираясь с последствиями сего дикого происшествия, – и таким образом продемонстрировали, что маги Светлейшей Ложи любую неожиданность готовы встретить во всеоружии. Суно подумалось, что это, пожалуй, будет куда эффектней Чтений о Благих Свершениях – если смотреть не на показуху, а на суть.

Орвехту за проступок Дирвена вынесли строгое устное порицание. И впрямь легко отделался. Даже из жалованья не вычли. Разумеется, эту милость Сокровенного Круга Суно предстояло отработать: вернуть Ложе «Морскую кровь».

Теперь он дожидался, когда у архимагов найдется время для поисковой ворожбы. Его предупредили, что они займутся этим немедля после текущего совета в Хрустальном зале.

Мулмонг никаких следов не оставил, и куда они с Лормой подались после того, как Тейзург согнал их с прежнего насиженного места, сведений нет. Возможно, в окаянные юго-восточные края, но это совсем не обязательно. Надев волшебное коралловое ожерелье, вурвана сможет жить среди людей, выдавая себя за смертную девушку.

Ворожба Сокровенного Круга в полном составе – это сильно. Какие бы мощные чары ни защищали вора, есть надежда, что удастся определить если не место, где он сейчас находится, то хотя бы направление для погони.

Наконец дебаты закончились. Оскорбленного Дирвена увели под конвоем – двое магов, двое амулетчиков, ни один из этой четверки не выказывал радости по поводу своих новых обязанностей.

Орвехту велели обождать: архимаги отправились ворожить в специально приспособленное для этого потаенное помещение. Возвращение животворной «Морской крови» – задача достаточно серьезная, чтобы они потратили на это толику своего времени.

– В ваше распоряжение поступит амулетчик с большим опытом боевых заданий, один из сильнейших, – предупредил перед тем Оксемонг.

– Надеюсь, почтеннейший коллега, это будет не Дирвен? – хмуро усмехнулся Суно.

– Да побойтесь богов! – архимаг едва ли не знак обережный сделал, едва заметно шевельнув пальцами, хотя скорее всего Орвехту это просто показалось. – Только Дирвена в такой миссии не хватало… Поручение ответственное, с вами поедет Зомар Гелберехт, весьма способный и дисциплинированный молодой человек.

Ага, один из соперников Дирвена в борьбе за звание первого. Тоже владеет «Прыжком хамелеона». Имя сурийское – полукровка. Вроде бы Суно слышал о нем только похвальные отзывы. Что ж, хоть это утешает.

Оксемонг отправился на ворожбу, а к нему подошел Шеро, он был мрачнее тучи.

– Весточка из Абенгарта, – сообщил он угрюмо, когда два мага добрались до его кабинета.

– Плохо?

– И да, и нет. Наши разведчицы, хвала богам, не спалились, только чеснок лука не слаще. Детское Счастье, будь оно трижды неладно.

– Стало быть, мы те еще умники, – с досадой проворчал Суно. – Чтоб Овдаба не заглотила такую наживку… И насколько они вляпались в Детское Счастье?

– Настолько, что дальше некуда. Змейка в приюте под охраной, ее собираются сколько-то продержать там и отдать на воспитание в приемную семью. Выберется. С Нинодией хуже. Сначала ее на месяц посадили в тюрьму за драку с полицейскими, а теперь предъявили обвинение в том, что она заставляла свою малолетнюю дочь заниматься срамным промыслом. Пожизненная каторга.

– Экая дрянь… Как они сфабриковали доказательства?

Перед отправкой в Овдабу Хеледику обучили колдовству, позволяющему всякий раз восстанавливать девственность. Даже если у нее была с кем-то близость, не могла же она забыть о предохранении и восстановлении, это на нее не похоже.

– В качестве доказательства вины матери-сутенерши, как они обозвали Нинодию, на суде представлены рисунки Хеледики.

– Да ведь она, при всех ее прочих достоинствах, рисует, как лягушка лапой, что она там могла… Погоди… Они использовали «улику хвоста и башни»?

– То-то и оно. И боюсь, выручить Плясунью мы сейчас не сможем.

Пресловутая «улика хвоста и башни» – странное суеверие, и в то же время в системе овдейского правосудия это козырь, который нечем крыть. Заслав ведьму-шпионку в Овдабу под видом четырнадцатилетней девочки, Ложа воистину сама себя перемудрила.

Зинта с котомкой за спиной и лекарской сумкой через плечо стояла перед территорией суверенного государства. Территория выглядела как небольшой двухэтажный дворец в сиянском стиле, с фонтаном и клумбами перед парадным входом.

На хрупкой белой башенке реял флаг – прихотливое переплетение синих, изумрудных и фиолетовых узоров по черному полю, напоминавших то ли оргию в змеином царстве, то ли охваченные вечным водяным танцем водоросли.

Герб для своего княжества Эдмар придумал сам и после сказал, что утонченные натуры это оценили, а все остальные пусть тоже приучаются к прекрасному. Хотя, если б он спросил мнения Зинты, она бы предложила попросту изобразить цветок кофейного дерева на золотисто-зеленом или голубом фоне. Славно бы получилось, по-доброжительски, и тогда иные из прохожих не глядели бы на государственный флаг Ляраны с оторопью и не бормотали бы себе под нос обережных заклинаний.

Она пришла к Эдмару жить. Суно отправился в командировку, и вначале предполагалось, что она останется с матушкой Симендой и кошкой Тилибирией, но накануне отъезда мага нагрянули гости. Из деревни. Надолго. Его кузина с двумя дочками, восемнадцати и шестнадцати лет, и семилетним сынишкой.

Орвехт по происхождению был бастардом, в его жилах смешалась кровь старинной аристократической фамилии и ларвезийских крестьян. Приехали к нему родственники по материнской линии. Двоюродная сестрица Табинса явилась пожить в Аленде и заодно пристроить Глодию с Салинсой замуж за городских.

Гости были шумны, непоседливы и сокрушительно бесцеремонны. Зинта решила, что не останется с ними под одной крышей. Не со зла на них, Тавше упаси, а потому что невмоготу. Другое дело, будь Суно дома, а без него – уж не обижайтесь, лучше она поселится на время его отсутствия при какой-нибудь лечебнице, ей всего-то и нужен угол с тюфяком на полу для сна.

Она не сразу решилась сказать ему об этом, но он понял ее с полуслова и посоветовал перебраться к Эдмару, с которым сам же и договорился. Зинта возражать не стала: это было на пользу ее тайному плану. Она предлагала забрать с собой еще и Тилибирию, от греха подальше, даже подходящую корзину с крышкой присмотрела, но Суно ответил, что нет необходимости. Незваные гости предупреждены: если кто-нибудь из них обидит его домоправительницу или его кошку, он, вернувшись, не просто вышвырнет их из дома – будут еще кое-какие неприятные последствия.

Зинта не назвала бы Табинсу с ее детьми зложителями. Жестокости и тяги к скверным поступкам в них не было, другое дело, что они вели себя так, будто весь мир – их приусадебное хозяйство, по всякому поводу лезли не в свое дело, и если им что-нибудь приспичило, не знали удержу. Но при этом к магии относились с опаской, Орвехта уважали и побаивались.

Тот запечатал заклинаниями часть помещений в доме, чтобы никто не совал нос куда не надо, и поехал на вокзал, а Зинта отправилась в официальную резиденцию князя Ляраны на бульваре Шляпных Роз.

От дверей уже спешила прислуга: Эдмар отсутствовал, но своих людей предупредил, ее ждали.

Обустроиться в отведенной ей комнате с сиянской росписью на потолке – опрокинутый голубой пруд с белыми кувшинками и золотыми стрекозами – Зинта не успела: поймала зов, и пришлось мчаться на помощь прохожему, сбитому экипажем через квартал отсюда. Потом было еще два зова, да после этого она завернула в лечебницу и обратно пришла только под вечер.

Ужинать села вместе с вернувшимся Эдмаром. Прислуживали им две смуглые девушки, широкобедрые и невысокие, но при этом на загляденье точеные, словно сурийские кувшинчики для дорогих благовоний. Двигались они с диковатым изяществом. На одной было одеяние из золотистого шелка, мягко сияли жемчужные браслеты и ожерелья, другая в белых шелках, а украшения у нее были из янтаря.

– Это ты велел им так одеться, чтобы цвета наоборот? – поинтересовалась Зинта, когда сурийки с поклонами выплыли из комнаты. – Красиво…

– Разумеется, я. Приходится учить их элементарному, начиная с того, что такое вкус и как подобает одеваться. Зато прелестно танцуют, сама увидишь. Они из моего ляранского гарема. Можно сказать, придворные дамы. Взял с собой, чтобы посмотрели на мир и набрались хороших манер. Ну, и еще чего-нибудь этакого пусть наберутся, чтобы мне с ними не было смертельно скучно. Между нами говоря, Лярана – сущая деревня, но я со временем сделаю из нее самую шикарную в Сонхи деревню.

– Саженцы-то прижились, которые ты из того мира принес?

– Куда они денутся? Я им заклинаниями помог. Одна плантация уже есть.

– Продавать кофе будешь только в Ларвезу?

– За двумя исключениями, которые внесены как секретные подпункты в мое торговое соглашение с Ложей, – Эдмар хитро улыбнулся – ни дать ни взять актер, изображающий на храмовом празднике бога обмана Ланки, явившегося в облике красивого молодого человека. – Первое, как ты, вероятно, догадалась, Китон. Кофе там оценили и перепродавать его людям вряд ли станут, тем более что людей в Китоне категорически не жалуют.

– А ты как же?

– О, меня там за человека не считают. В хорошем смысле слова. И честно говоря, не так уж они заблуждаются. После Лилейного омута ко мне вернулось вместе с памятью кое-что от прежней личности, когда я был существом иной расы в мире Изумрудного солнца. К счастью для окружающих, вернулось не все, хотя окружающие, пребывая в неведении, не способны свое счастье оценить, – его ухмылка была кривой, но в то же время мечтательной. – Зинта, поверь, я тогда был примером для всех зложителей!

– Уж нашел, чем гордиться, – фыркнула лекарка. – А страшно, наверное, вот так все-все вспомнить на много жизней назад, там же всякого было понамешано…

– Страшно – не то слово, оно не передает всей ужасающей бездны этого шока. Хвала Госпоже Вероятностей, что в подвале марнейского дворца у меня хранился один малоизвестный артефакт, который можно сравнить с приспособлением для настройки музыкальных инструментов. Он помог мне собрать себя воедино и усыпить лишние пласты памяти – в общем приближении что-то в этом роде. Но, пожалуй, не последнюю роль сыграло то, что у меня исключительно пластичная душевная организация. Кто-нибудь другой на моем месте разбился бы вдребезги, на тысячи осколков – не в физическом смысле, а в еще более плачевном. Спятил бы, неизящно выражаясь, и не спас бы его никакой артефакт. Я и сам тогда был к этому близок.

– А сейчас?

– Сама видишь, страшное позади.

Он налил себе и Зинте пряного игристого вина с кусочками незнакомых фруктов, про которое говорил, что это называется шакаса, и она из другого мира.

– Угадаешь, кто будет вторым исключением?

Зинта перебрала все страны просвещенного мира и уже добралась до непросвещенного, когда он наконец-то сжалился:

– Паянская гильдия контрабандистов, которую возглавляет все тот же добрый управитель таможни. После нашего побега у него были неприятности – не сразу, а когда в Молоне узнали, что мы с тобой живы-здоровы. Его допрашивали, выясняли подробности обо мне. Он вывернулся и откупился, но это обошлось ему недешево, доброжительские аппетиты – нечто из ряда вон! Маги Ложи куда скромнее, я ведь не раз им давал… Не подумай чего, в самом невинном смысле, я имею в виду взятки.

– Тогда никакие это не доброжители, а зложители самые настоящие!

– Официально они считаются доброжителями из доброжителей, вожатыми и примером для всех прочих. Все-таки забавная страна Молона… А с управителем таможни я не так давно повидался и предложил, по старой дружбе, прямые поставки не слишком больших партий кофе – надеюсь, это компенсирует ему перенесенные мытарства.

– Контрабанда – зложительское дело, и начальник таможни твой – зложитель, каких поискать.

– Не скажи. Благодаря его гильдии молонцы получают много чего такого, чем их обделяют доброжители из доброжителей, которые уж себе-то, заметь, ни в чем не отказывают. Если ты неравнодушна к справедливости, признай, что начальник паянской таможни занимается благим делом. И среди зложителей он далеко не худший – о своих людях заботится, его домочадцам тоже не на что жаловаться. Зинта, поверь, уж мне-то есть с чем сравнивать. Субъект, на которого я весьма продолжительное время работал в прошлой жизни, тоже был главой некой преступной организации – о-о, это была такая мерзость, что хоть убейся! – Тейзург выразительно закатил глаза к потолку, расписанному золотыми птицами по бледно-желтому фону. – Закончилось все по-хорошему, как в доброй сказке: я его убил. По просьбе любимой женщины, если уместно будет назвать просьбой бессовестный шантаж. Эта зложительница мне даже спасибо не сказала, зато я потом напился на радостях, как Дирвен после моего утопления в Лилейном омуте.

– Интересная, видать, была у тебя жизнь в прошлый раз, – покачала головой Зинта.

– О, у меня все жизни были интересные. И со мной не заскучаешь – согласись, что это хорошо?

– По-всякому, смотря для кого, – осторожно отозвалась лекарка, не спеша соглашаться. – То, что ты Дирвена преследуешь и домогаешься с этими своими намерениями, очень даже скверно.

– Зинта, побойся богов, я его не домогаюсь! – Эдмар состроил несчастно-оскорбленную гримасу. – Еще чего не хватало…

– А что тогда делаешь?! – она возмущенно уперла руки в бока.

– Издеваюсь. Как он того заслуживает.

– Ага, то-то он со страху голову потерял, как будто ее у него никогда и не было вовсе! Вам обоим должно быть стыдно – в Пергамоне оставили людей без крыши над головой… тьфу, без стен, куджарха выпустили, а он застрял, и его потом целых полтора часа оттуда вытаскивали, почтенному Зибелдону клумбу разорили совсем по-зложительски, а ведь он так хотел вырастить эти самые иноглярии! И меня тогда чуть не зашибло куском стены, который рядом упал.

– Хвала Госпоже Вероятностей, что не зашибло. Кстати, Дирвен сломался и сделал такой же выбор, как Хеледика, это читалось у него на физиономии. Но на беду для Светлейшего Собрания, он не смог определиться, кого боится больше – куджарха или меня.

– Значит, ты все-таки хотел совершить непотребство?

– Если б по-настоящему хотел, давно бы совершил. Дирвен, знаешь ли, не в моем вкусе. И Энга Лифрогед кружила ему голову по расчету, а вовсе не потому, что увлеклась.

– Тогда все это вдвойне нехорошо. Я-то думала, что ты такое безобразие на Светлейшем Собрании по любви учинил, а ты, оказывается, из непохвального зложительского озорства…

– Зинта, мне совсем не лестно это слышать, – заметил Тейзург с печальным достоинством. – Неужели ты и впрямь могла такое подумать? Не сочти за нескромность, но поскольку я сам – бесконечность, влюбиться я могу только в другую бесконечность.

– Тогда нечего Дирвену голову морочить!

– Смотри, по-твоему выходит, что сначала я был зложителем, потому что якобы хотел Дирвена, а теперь я зложитель, потому что его не хочу? Боги свидетели, на тебя не угодишь!

Зинта сначала вытаращилась на собеседника, растерянно моргая – не говорила же она такого! – а потом рассвирепела:

– Не изворачивай мои слова! Что я сказала – то сказала, а чего не сказала – того не сказала. И нечего на меня ухмыляться, я тебе не Дирвен!

– Зато у тебя уморительная молонская привычка все раскладывать на две полочки: на одной написано «это доброжительское», на другой – «это зложительское». Со стороны забавно, еще бы я жаловался, но это мешает тебе видеть окружающее по-настоящему, во всех полутонах.

Зинта и сама временами что-то такое о себе подозревала. Наверное, она и впрямь слишком все упрощает, рискуя из-за этого не заметить что-нибудь важное, и ей надо совершенствовать свое восприятие в этом направлении. Но услышать поучение от шельмеца Эдмара, который и впрямь зложитель беззастенчивый, особенно после плачевной истории с Дирвеном и застрявшим в клумбе куджархом, – это показалось ей чересчур.

Она уже приготовилась к отповеди, только не могла придумать, что бы сказать ему такого веского, тем более что он ждал со своей насмешливой улыбочкой, как будто вперед Зинты просчитывая в уме, что она скажет, но тут под аркой появился элегантный пожилой дворецкий и доложил:

– Господин, к вам дама. Неизвестная дама.

– Как интересно, – промурлыкал Тейзург. – Что ж, пригласите ее в гостиную.

И, видя, что слуга замешкался, осведомился:

– Что-то еще?

– Господин, она выглядит сильно расстроенной и пришла с ребенком.

– Ага! – Зинта зловеще сощурилась. – Доразвлекался! Мало того что с Дирвеном почем зря играешься, так что у бедного парня ум за разум заходит, да еще и ребенка на стороне сделал, о котором небось до сих пор не знал! Молодец, одним словом.

– Быть того не может! – запротестовал Эдмар. – Я не сторонник незапланированной беременности и всегда использую противозачаточные заклинания. Только мне стать алиментщиком не хватало… Гевро, сколько лет ее ребенку?

– Не больше десяти, господин. Семь или восемь. Это девочка.

– Вот тебе подтверждение моих слов – ты поспешила обвинить, не узнав подробностей, – он повернулся к лекарке с усмешкой превосходства. – Между тем, как ты сама прекрасно знаешь, я появился в Сонхи три года назад и никак не мог наплодить детей в вашем распрекрасном мире раньше этого срока. Гевро, пригласите ее сюда.

Когда дворецкий, отвесив безупречный полупоклон, удалился, он добавил с ухмылкой:

– Видишь, Зинта, наш, э-э, роман с Дирвеном все же имеет некоторые преимущества: согласись, что он не смог бы от меня забеременеть.

Хоть она перед тем и почувствовала себя посрамленной, все же не удержалась, чтобы не поддразнить его:

– А вот я бы на твоем месте радоваться не спешила. Если у Дирвена будет нужный амулет, он сможет все, что угодно.

– Думаешь, даже это?.. – на артистической треугольной физиономии Эдмара появилось такое выражение, словно его и вправду пробрало, потом он зажмурился и протестующее помотал головой. – Боги, помилуйте! Брр, как представил беременного Дирвена… Тогда я бегом свалю из Сонхи насовсем, и плакал кофейный бизнес. Умеешь ты, Зинта, напугать не по-доброжительски.

Лекарка начала придумывать достойный ответ, чтобы оставить за собой последнее слово, но как назло ничего не придумывалось.

И тут из-под арки, обрамленной прихотливым сиянским узором, появилась уже знакомая ей по Салубе женщина, статная, черноволосая, печально красивая, с горько сжатыми губами. Она тащила за руку упирающуюся Тимодию, за ними маячил дворецкий. Остановившись посреди комнаты, гостья решительно вымолвила:

– Госпоин Тейзург, купите мою дочь за одну золотую монету!

Большая корзина с двумя ручками была битком набита нарушителями закона. Их плюшевые хвосты и лапы торчали оттуда, словно из зыбучки, которая того и гляди поглотит добычу целиком. В пуговичных глазах бился ужас, усы из конского волоса обреченно топорщились.

– …Мы должны оградить наших детей от игрушечных животных, – продолжал свою речь, обращенную к судьям, представительный седой господин – маг и высокопоставленный государственный чиновник, Змейка видела его несколько раз в гостях у Дитровена Брогвера. – Спектакли про животных в детских кукольных театрах – это недопустимо, это противоречит закону о Детском Счастье. Когда маленький ребенок видит каких-нибудь лисиц, белок или барсуков, которые одеты как люди, сидят за столом и пьют чай, как люди, ребенка это пугает. Известны случаи, когда дети плакали на таких спектаклях. Кроме того, как все мы знаем, звери тяффкают, и дети, посмотрев на них, тоже начинают тяффкать, а это, прошу суд обратить особое внимание, противоречит задаче воспитания законопослушных овдейских подданных…

В силу какого-то изъяна речи он произносил это слово именно так: не «тявкать», а «тяффкать». Это заметила даже Хеледика, перед отправкой на задание обучившаяся овдейскому с помощью специальных амулетов, помогающих быстрому усвоению чужого языка (по легенде, она еще в детстве выучила овдейский по книжкам, потому что мечтала побывать на родине своего отца).

«Великий Забагда, что за ерунду он городит!»

Эта мысль никак не отразилась на ее полусонном невыразительном личике.

Если можешь что-то сделать – сделай, если не можешь – затаись и береги силы, но не дразни противника пустым сотрясением воздуха, ибо сие лишено смысла.

Так наставляли юную песчаную ведьму в родной деревне, и примерно то же самое говорил ей позже Шеро Крелдон, когда готовил ее к шпионской миссии. Поэтому Хеледика молча хлопала ресницами, и никто не смог бы, глядя на нее, догадаться, о чем она думает.

Суд приговорил «тяффкающих» кукол к сожжению, а театр, из которого их конфисковали, – к штрафу за злостное пренебрежение Детским Счастьем и дурное влияние на детей, да еще к выплате компенсации за нравственный ущерб службе Надзора за Детским Счастьем. Двое служащих в мундирах подхватили корзину за ручки и потащили к выходу. Плюшевый лис с заштопанным боком ухитрился оттуда вывалиться, словно надеялся на чудесное спасение, но его тут же схватили и запихнули обратно.

Следующим рассматривалось дело ларвезийской подданной Нинодии Булонг, лишенной материнского права за вопиющее жестокосердие и дурное влияние на четырнадцатилетнюю Талинсу. Недавно по этому делу вскрылись новые обстоятельства: выяснилось, что преступная мать принуждала Талинсу к срамному промыслу, что подтверждают рисунки последней, на которых изображены животные с длинными хвостами и всевозможные башни. Ибо известно, что хвост или башня – это не что иное, как завуалированный образ известного мужского органа. Отсюда можно заключить, что сей образ преследует юную Талинсу с тех самых пор во сне и наяву.

Услышав эту несусветную чушь, произнесенную строгим и слегка скорбным чиновничьим голосом, шпионка Ложи забыла и о манерах, и о самоконтроле. К чему угодно она была готова, только не к тому непредсказуемому, которое гуляет далеко за гранью здравого смысла. Изумленно распахнув глаза и едва ли не разинув рот, она уставилась на судей. Эти серьезные господа в своем уме?.. То ли они все вместе объелись дурманных грибочков, то ли кто-то навел на них чары безумия… Но чары она бы почуяла сразу.

– Девочка потрясена упоминанием о пережитом кошмаре, – с состраданием заметил кто-то из тех, кто ее опекал. – Видите, в каком она шоке? Лучше увести ее отсюда, щадя ее душевное состояние.

– Да у вас тут есть кто-нибудь еще не спятивший?! – гаркнула Плясунья, опухшая и как будто лет на пять постаревшая за прошедшие несколько дней, но после зачитывания обвинения тоже встрепенувшаяся. – Что меня будет преследовать в кошмарах до конца дней, так это ваш дурацкий балаган!

Дальше она разразилась ларвезийской площадной бранью. В ответ кто-то негодующе закричал о неуважении к суду.

– Это неправда, ничего такого не было! – улучив паузу, громко сказала Хеледика. – Прошу вас, выслушайте меня! Богами и великими псами клянусь, что Нинодия Булонг никогда не принуждала меня заниматься срамным промыслом или чем-нибудь еще в этом роде, и пусть меня прямо сейчас поразит их гнев, если я обма…

Ее с двух сторон схватили и силком усадили обратно на скамью, одна из дам-опекунш зажала ей рот. Змейка могла бы впиться зубами в мякоть этой противной пухлой ладони, пахнущей сладковатыми притираниями, – прокусила бы до крови, но толку-то?

– Немедленно уведите отсюда девочку, чтобы ее не расстраивать! – торопливо потребовал председатель суда. – Ее дальнейшее присутствие для рассмотрения этого дела не обязательно. Бедняжка в истерике, позаботьтесь о ней! Суд не нуждается в показаниях Талинсы Булонг, для установления истины нам достаточно ее рисунков.

Ее подхватили под руки две энергичные женщины с волевыми суховатыми лицами.

– Успокойся, Талинса, пойдем, Талинса, тебе надо отдохнуть… – тараторили они, увлекая ее к выходу.

Песчаная ведьма заставила себя расслабиться и вернуться в роль глуповатой робкой отроковицы.

Раз уж тут задумали осудить Нинодию за несовершенное преступление, они так и сделают, у них все решено наперед. Поэтому сейчас надо помалкивать, а потом, едва представится возможность, – выбраться из их треклятого приюта, выцарапать Нинодию из тюрьмы и вместе с ней сбежать из Овдабы. В словесных баталиях нет никакого смысла: песок молчит и когда мирно сияет в лучах небесных светил, и когда убивает, взметнувшись смертоносным вихрем.

Блюстительницы Детского Счастья запихнули свою добычу в экипаж, заботливо оправив на ней шарф и теплый жакет. Они напоминали Хеледике компанию больших девочек, укравших чужую куклу. В глубине души те отлично понимают, что это не их кукла, но все равно будут с ней играть и нипочем не отдадут: попробуй кто отнять – дружно навешают тумаков.

– Забудь о родившей тебя преступнице Нинодии Булонг, – увещевательно-властным тоном потребовала одна из опекунш.

Ведьма куксилась, чтобы не выдать своих истинных чувств.

По крайней мере теперь она знала, зачем ее с такой слащавой настойчивостью уговаривали нарисовать лисичку, кошечку и маяк на берегу моря.

Поезд с запыленной драконьей маской на головном вагоне, управляемый вожатым-амулетчиком, мчался мимо вечерних полей и перелесков на юго-восток. Его колеса, грохочущие по рельсовой колее, приводила в движение сила волшебных артефактов. А в других мирах для этого используется и сжатый под большим давлением пар, и энергия молниевых разрядов, хитроумно уловленных в металлическую проволоку, – чудеса, одним словом.

Орвехт пил заваренный стюардом чай в своем купе. Зомар Гелберехт, его помощник, сидел у себя, через стенку. Оба находились в привычной готовности, хотя в поезде им вряд ли могло что-то угрожать. Но не стоит забывать о том, что Чавдо Мулмонг – мастак на ловушки, и не единожды он уходил от погони, подсовывая тем, кто бросался по его следу, опасные сюрпризы.

Зомар был отличным напарником для такого задания. Парень двадцати четырех лет, жилистый, смуглый, горбоносый, с ввалившимися рябыми щеками, если переодеть в отрепье – ни дать ни взять нищий суриец с непросвещенного юга. В Ларвезу попал в семилетнем возрасте: его привез из Исшоды, где бесчинствует волшебный народец, один из магов Ложи, побывавший там в командировке.

Коллега Гелберехт разглядел в маленьком заморенном оборвыше незаурядного амулетчика и взял его с собой. Та же история, что у Суно с Дирвеном, но на этом, увы, сходство заканчивалось.

Зомар был парнем неулыбчивым и серьезным до угрюмости. Его родителей растерзали у него на глазах охочие до человечины амуши, похожие на огородные пугала с жесткой колосящейся травой вместо волос. Зомара они тогда отпустили живым – «чтобы подрос и нагулял побольше мясца». Впрочем, он и кроме этого насмотрелся в Исшоде на такое, что никакими ужасами его нельзя было удивить.

В школе амулетчиков он учился яростно и упорно – не для того, чтобы стать лучше всех, а чтобы стать сильным.

Официально он считался воспитанником Гелберехта и носил его фамилию. Будьте уверены, везучий коллега Гелберехт слышал по сему поводу только похвалы и поздравления. Зомар был образцовым амулетчиком Светлейшей Ложи, вот кому бы стать первым… Но Дирвену Корицу он безусловно уступал, как, впрочем, и все остальные.

О выборе нового первого амулетчика до сих пор никто не заикнулся. У Суно сложилось впечатление, что Дирвену еще дадут возможность реабилитироваться и вернуть себе почетное звание. Все же заслуги у поганца немалые и неоспоримые. Никто другой не смог бы потопить в одночасье эскадру Глинкари Безносого Мстителя.

Пираты прослышали о том, что Ложа бросила против них свои ударные силы, и приготовились к бою, не ведая, что утечка информации была допущена с умыслом. Они ожидали военной флотилии, а вместо нее появилось одно-единственное суденышко, на борту которого находился упрямый, самолюбивый, конопатый, лопающийся от непомерного зазнайства, успевший за несколько дней настроить против себя всю команду мальчишка-амулетчик с «Чашей Таннут». Головорезы Безносого Мстителя не сразу поняли, что они уже трупы.

Таннут, старшая из дочерей Хозяина Океана, звалась Госпожой Пучины, и ее Чаша, прибранная к рукам Светлейшей Ложей, позволяла все что угодно послать в морскую бездну в дар Госпоже. С одной оговоркой: сила действия артефакта прямо пропорциональна силе того, кто Чашей повелевает. Иной способный амулетчик сумел бы, поднатужившись, потопить с ее помощью корабль средних размеров. Дирвен отправил на дно всю пиратскую эскадру, насчитывавшую два с лишним десятка кораблей. С того дня сиянские воды стали безопасны для торговцев, да и прочие морские державы приняли к сведению, что связываться с Ларвезой себе дороже.

Дирвена простят, пусть и не сразу. Но удастся ли, пользуясь случаем, научить его уму-разуму – это, дорогие коллеги, еще надвое. Суно не стал бы уповать на лучшее.

Перед отъездом он успел побеседовать с опальным первым амулетчиком. Тот был угрюм и раздосадован, но не чувствовал за собой вины – все валил на «придурка Эдмара», посягнувшего на самое дорогое.

– Таких извращенцев убивать надо! Чего ему в каком-нибудь Накопителе не сиделось, нет бы там к другим древним магам подкатывался… Может, он уже там был, а другие его оттуда выперли, чтобы не мешал исследованиями заниматься?

Не дождавшись от учителя ни подтверждения, ни опровержения этой догадки, Дирвен мрачно шмыгнул носом и добавил:

– Ненавижу парней, которые к парням лезут. Меня с этого блевать тянет, и даже не из желудка, а прямо из души. Убивал бы их! А этот придурок еще со своим куджархом…

– Не спорю, то, что отмочил коллега Эдмар, не блещет избытком здравого смысла, – сухо заметил Орвехт. – Но ты-то за каким чворком там вообще оказался? Если б оставался, где велено, никакой Эдмар к тебе не подкатился бы.

Амулетчик промолчал.

«Я же просто хотел на куджарха посмотреть», – читалось в его опушенных соломенными ресницами светло-зеленых глазах, полных непримиримой полудетской обиды.

– Ты получил недвусмысленное распоряжение находиться в своем шатре, чтобы сорваться оттуда по приказу, если понадобишься. За каким демоном ты с боевого поста ушлепал гулять по Выставке?

Молчание.

– Что такое, по-твоему, дисциплина?

– Подчинение правилам, которые для всех обязательны, – буркнул Дирвен.

В этом «для всех» проскользнул едва уловимый протест: мол, ваша дисциплина – для заурядного большинства, а если кто лучший из лучших, несправедливо требовать, чтоб он ее соблюдал наравне со всякими там всеми.

– Кстати, поосторожней мели языком о Тейзурге. Вот так что-нибудь сболтнешь, а потом за это огребешь. Прецеденты, знаешь ли, уже имели место. И в особенности воздержись от трепа насчет его любовных приключений с демонами Хиалы. Правда это или байки, никому не ведомо, но обитатели Хиалы, бывает, подслушивают людские разговоры.

– Да какое мне дело, что у него там с демонами, – на загляденье рассудительно и безразлично, едва ли не со снисходительными нотками, отозвался Дирвен. – Мое мнение – дурь это, но у меня-то с головой в порядке, я же демонами не интересуюсь. Если оно меня никак не парит, чего я буду из-за этого париться?

– Твои бы слова да золотом на серебре выложить. Весьма здравая жизненная позиция, не могу не одобрить. Однако же экзамен по логике парадоксов коллега Нильямонг напрасно у тебя принял. Надо было на пересдачу тебя отправить, на второй год.

– Почему?! – вспыхнул Дирвен.

– Потому, – вздохнул Суно. – Изыди с глаз долой.

Зинту он на время своей командировки пристроил к Эдмару, с которым благоразумно не стал ссориться из-за пергамонской истории. Ежедневно выдерживать трескотню кузины Табинсы и ее выводка – такое испытание для самой Тавше Милосердной было бы чрезмерным, так что свою прекрасную лекарку он вполне понимал. Коллега Тейзург заодно присмотрит за тем, чтобы к ней не подбивал клинья кто попало, а то наверняка найдутся желающие.

Что его беспокоило всерьез, так это передряга, в которую угодили Плясунья и Змейка. У песчаной ведьмы есть шансы ускользнуть, а Нинодия скорее всего пропала.

Ситуация в Овдабе напоминала известную сказку о чудовище и рыцаре. Мерзкое исчадие Хиалы разоряло и притесняло жителей некой страны, пока не пришел доблестный герой, который убил его и стал королем, после чего сам начал так притеснять и мучить своих подданных, что времена чудища вспоминались несчастными словно золотой век.

Закон о Детском Счастье в Овдабе некогда приняли, чтобы положить конец жестокому обращению с детьми в иных семьях. Нельзя отрицать, это был просвещенный шаг, но Надзор за Детским Счастьем довольно скоро превратился в мощную и грозную силу, мало в чем уступающую Дому Инквизиции Светлейшей Ложи. Сие орудие применялось и для подавления крамолы, и в интригах меж власть имущими для расправы с соперниками.

Неугодного обвиняли в каком-нибудь особо гнусном преступлении против Детского Счастья, обычно с использованием «улики хвоста и башни» – и готово. Никто не станет вмешиваться и проявлять сочувствие из опасения запятнать собственную репутацию. С жертвами расправлялись под предлогом заботы о детях: это было точь-в-точь как сказочный чудо-самострел, который всегда бьет в цель, да притом наповал.

После недавнего увеличения налогов в Овдабе усилилась хула на Ларвезу – чем не отвлекающий маневр, и Нинодия Булонг показалась тамошним кукловодам подходящим образчиком ларвезийской испорченности. Наверняка все это было устроено с ведома и одобрения Дитровена Брогвера, который о внебрачной дочери на свой лад позаботился, в согласии с овдейскими законами, а бывшую любовницу отдал на растерзание. За нее теперь оставалось только молиться Тавше Милосердной, воровскому богу Ланки и Госпоже Развилок.

– Сударыня, если вы решили пристроить ее ко мне в гарем, то я, знаете ли, неполовозрелыми девицами не увлекаюсь. Приходите лет этак через семь-восемь – тогда, может, и куплю.

– Возьмите ее в услужение, господин Тейзург, – с мрачной решимостью настаивала гостья. – Она аккуратная, старательная, может подметать и вытирать пыль. Только прошу вас, пусть она вытирает не там, где стоит что-нибудь хрупкое, а то вдруг уронит, у нее все из рук валится… Зато она умеет печь пирожки, вам понравится!

Предмет их спора съежился возле подпиравшей потолок колонны и глядел испуганно, словно мышонок, застигнутый на крохотном островке подступающей водой в половодье.

– Вы хотите всучить мне малолетнюю прислугу, у которой все валится из рук? – уточнил Тейзург скорее изумленно, чем ядовито.

– Что ж делать, если валится… – казалось, гостья сейчас расплачется, но вместо этого она тяжело опустилась на колени. – Прошу вас, господин маг, возьмите Тимодию к себе! Купите ее у меня за один золотой…

Лекарка про себя возмутилась: что ж этот зложитель сидит и смотрит, слегка приподняв изящную бровь, как женщина перед ним унижается, и впрямь самый настоящий сурийский князек, только раба с опахалом не хватает!

Предложение незнакомки тоже ее шокировало, вот только сквозило в нем не безумие и не корысть, а скорее что-то горькое, тоскливое, ужасающе незащищенное – словно просьба о помощи без особой надежды, что тебе помогут. Поэтому Зинта решила помалкивать и не вмешиваться, пока не выяснится, в чем дело.

Эдмар все-таки встал, поднял женщину и усадил на стул, ухитрившись проделать все это с налетом небрежной галантности.

– Сударыня, я, право же, не могу допустить, чтобы дама стояла передо мной на коленях, разве что с некими лестными для меня намерениями, но у вас, как я понимаю, нет прямо сейчас подобных намерений… Сочту за удовольствие узнать ваше имя.

«Будто бы все по-куртуазному сказал, а под этим лоском брякнул такое, за что самый резон по роже съездить», – с осуждением заметила про себя Зинта.

Гостью звали Рименда Шагрет, и приехала она с восьмилетней дочкой из приморского города Кавиды – чтобы найти господина Тейзурга и во что бы то ни стало отдать ему Тимодию, ни больше ни меньше.

– Я сделаю все, что вы захотите, – заверила она с печальным достоинством, неотрывно глядя на него с упорным сухим блеском в орехово-карих глазах. – Прошу вас, купите ее.

Она была красива тяжеловатой зрелой красотой, словно актриса, играющая немолодых королев в провинциальном театре. Дорожное серое платье, отороченное узкими полосками черных кружев, очень шло ей, как и серебряные серьги с аметистами.

– Мама, не надо, – всхлипнула девочка. – Мне тут не нравится, и он мне не нравится! Я все равно отсюда сбегу и вернусь домой…

– Дерзит старшим, – хмыкнул Эдмар. – Согласитесь, сударыня, что один золотой – это чересчур высокая цена за невоспитанную неумеху. Давайте сойдемся на половине золотого? Заплачу серебром.

– Нет! Пожалуйста, купите ее за один золотой!

Рименду его предложение как будто смутило и напугало, но это ничуть не было похоже на проявление жадности – что-то совсем другое, поэтому лекарка снова промолчала. Зато Тимодия с облегчением пробормотала:

– Видишь, мама, я ему не понравилась. Пойдем домой, лучше я буду болеть дома.

– Она того стоит, – торопливо заверила покупателя мать. – Это пока еще не наверняка, но все равно скажу вам: знающие маги думают, что она, может быть, способна к волшебству, так что вы не прогадаете!

– О-о… – Эдмар удивился скорее напоказ, чем взаправду – Зинта, хорошо его знавшая, это отметила. – Вот это совсем другой разговор! Но за юную волшебницу вы просите чересчур мало. Девчонка стоит дороже, и я не хочу наживаться на вашей неосведомленности. Дам вам за нее сотню золотых – по рукам?

– Нет! – снова возразила Рименда с горечью и яростью. – Только за один золотой! Не знаю, как еще вас уговаривать…

– Тогда не уговаривайте, а просто расскажите, в чем дело. – Он неожиданно перестал ломаться и улыбнулся с подкупающей теплотой – правда, Зинта не взялась бы сказать, искренней или нет. – Вам известно, что означает сделка такого рода?

Судя по недоуменному взгляду собеседницы, вопрос ее озадачил.

– Тогда кто вам это подсказал? – поинтересовался после паузы Тейзург.

Женщина в нерешительности покосилась на Зинту.

– Говорите при ней. Можно.

– Мне посоветовали не болтать об этом со сторонними людьми, пока я буду до вас добираться, но раз я уже на развилке… – она глубоко вздохнула. – В храме Госпожи Вероятностей мне велели продать вам Тимодию за один золотой, если я хочу спасти ее от беды. И еще сказали, что вы, господин Тейзург, знаете, что было в начале и в конце, а она когда-то знала, что было между тем и другим, хотя неведомо, пригрезится ей хоть однажды что-нибудь из той жизни или нет.

– Вот это наповал, – усмехнулся Эдмар. – Заманчиво… А от какой беды Тимодию должна спасти эта сделка?

– Иначе она сляжет вскоре после совершеннолетия, – пояснила несколько успокоившаяся Рименда.

– Зинта, что скажешь об этом? – маг взглянул на лекарку.

– Никаких скрытых внутренних болезней, которые грозили бы к этому привести, я не вижу.

– Хм, зато я могу с полной определенностью сказать, что в прошлой жизни Тимодия была калекой.

Женщина сдавленно ахнула, а девочка испуганно затихла.

– Она и в позапрошлой жизни была калекой, – продолжил Тейзург. – И в позапозапрошлой, и еще много жизней назад… Ее и в этой жизни ожидает то же самое.

Зинта самапризнавала, что порой проявляет тугодумие, и очень не любила этот свой недостаток, но сейчас она все поняла без дополнительных объяснений.

– Эдмар, ты должен им помочь!

– Разве я спорю? Я глубоко чту Госпожу Вероятностей, и если она прислала вас ко мне, выполню ее волю, – он пошарил в карманах своего роскошного одеяния. – Ничего не завалялось… Сейчас схожу за наличными, и совершим сделку.

– Это должна быть одна золотая монета, а не такая же сумма другими деньгами, – встревоженно подсказала гостья.

– Да уж знаю, – усмехнулся маг.

Когда он скрылся под аркой, Тимодия бросилась к матери, уткнулась в нее и расплакалась. Та гладила ее по голове слегка подрагивающей рукой. Зинта понуро молчала.

Тейзург скоро вернулся, на ладони у него сиял кругляш с профилем то ли какого-то ларвезийского архимага, то ли короля.

– Сударыня, я покупаю у вас вашу дочь за один золотой, чему свидетели боги сонхийские и великие псы.

Он протянул руку. Рименда нетвердым жестом взяла монету и спрятала в потайной карман среди складок платья, не сразу сумев запихнуть ее куда надо.

– Я теперь должна хранить этот золотой? – голос дрогнул.

– Не имеет значения. Сделка состоялась. Тимодия останется у меня как домашняя прислуга и ученица. Если она не будет постоянно хныкать и окажется хорошей ученицей, я со временем освобожу ее от обязанностей прислуги.

– Так вы тоже считаете, что она способна к магии? – опустошенно вымолвила Рименда, поднявшись со стула.

– Я это вижу, – отозвался Эдмар с такой улыбкой, точно у него спросили, правда ли, что он умеет читать и писать. – Тимодия – волшебница.

«Древняя волшебница, – угрюмо добавила про себя Зинта. – Иначе не было бы угрозы, что ее искалечат и скормят Накопителю, когда она вырастет».

– Сударыня, позвольте полюбопытствовать… Госпожа Развилок обычно берет плату за свою помощь. Чем вы должны расплатиться за эту развилку?

Женщина на мгновение замешкалась, но потом вскинула голову и с непроницаемым выражением на лице произнесла:

– Тем, что мне не жалко отдать за то, чтобы с Тимодией все было хорошо.

– Понимаю… Тогда вам тем более нет резона куда-то спешить. Будьте моей гостьей на эту ночь.

– Спасибо вам, господин Тейзург, – Рименда тяжело опустилась на стул, и Тимодия снова уткнулась ей в юбку.

Эдмар позвал слугу и велел увести девочку. Та послушалась, хотя вконец разревелась. Лекарка пошла вместе с ними: милостью Тавше она обладала способностью погрузить пациента в целительный сон и воспользовалась этим, чтобы усыпить Тимодию.

Для нее все сложилось к лучшему, подрастет – поймет, если когда-нибудь узнает, что такое Накопители и какой беды она чудом избежала. А уж Зинта присмотрит за тем, чтобы язва Эдмар не слишком ее третировал.

Когда она вернулась, Рименда рассказывала:

– Не могу простить себе, что я когда-то ее стращала: будешь плохо себя вести и оставлять еду на тарелке – отдам тебя злому полицейскому. Многие матери, сударь, так говорят, но это же не всерьез. Я ведь тогда не знала, что и вправду придется ее кому-то отдать… Простите, сударь. Этот полицейский жил через дорогу от нас, громадный, шумный, прожорливый, чуть что – зуботычины совал направо и налево, даже прилично одетым людям, не говоря уж о какой-нибудь нищете. Своих домочадцев тоже поколачивал. С год назад они из этого дома съехали, и вся улица радовалась. Тимодия из-за этого боится полиции. Не могу себе простить…

– Лучше простите себе, сударыня, у вас для этого не так уж много времени осталось, – посоветовал Тейзург между двумя глотками из фарфорового бокала, оплетенного тонко нарисованной виноградной лозой. – Не стоит казниться перед последним шагом за порог, это не полезно для вашего будущего.

Радужка его глаз сияла расплавленным демоническим золотом.

Рименда удрученно вздохнула и вытащила из складок платья носовой платок, который тут же нерешительно скомкала в руке. Хозяин дома, проявляя такт, приказал слуге проводить ее в туалетную комнату.

– Чем она должна расплатиться с Госпожой Развилок? – не удержалась Зинта, когда остались вдвоем.

– А ты не поняла? Своей жизнью.

– Да это же несправедливо…

Лекарка не успела договорить: доложили, что за воротами ожидают маги, которые настоятельно просят князя Ляраны принять их по безотлагательному делу.

Эдмар не удивился.

– Чуть-чуть опоздали… Сделка-то уже состоялась. Зинта, тебе при этом разговоре лучше не присутствовать. Ты любопытна не по-доброжительски, поэтому сейчас тебя отведут в чулан, из которого сможешь вволю подсматривать, – он кивнул на стену, расписанную прихотливым сиянским узором с мозаиками из цветного стекла. – Оттуда все видно, и слышимость отличная. Посмотришь спектакль… Главное, чтобы они об этом не узнали.

– Они меня там не застукают? Маги ведь…

– А я тебе не маг?! – он закатил глаза к потолку. – Умеешь ты иногда усомниться в достоинствах и тем обидеть.

– Ага, тебя обидишь…

Слуги слушали их перепалку с минами, исполненными почтения. Вернулась Рименда, но ее Тейзург отсылать не стал, усадил за стол, а Зинта затаилась в потайной комнатушке перед оконцем, которое со стороны залы казалось элементом вычурного узора. И впрямь все видно, только все зеленовато-синее – и мебель, и кушанья на столе, и люди, потому что стекло цвета морской воды.

Маги пришли втроем.

– Рименда! – негромко воскликнул один из них, узкоплечий, худощавый, с неволевым, но рассерженным лицом, бледным и рыхловатым.

Двое других первым делом официально поприветствовали князя Ляраны. Зинта, глядя на них, сразу решила, что эти, верно, рангом повыше того, что окликнул Рименду.

– Я слушаю вас, коллеги, – любезно и в то же время сумев одной лишь интонацией обозначить, что он занимает куда более высокую ступень, чем незваные гости, подбодрил Тейзург. – Что привело вас сюда в столь поздний час?

– Мы пришли за сожительницей и дочерью коллеги Севламонга, – объяснил один из старших магов.

«Значит, они не муж и жена, а официальные любовники, как мы с Суно», – отметила лекарка.

– Госпожа Шагрет у меня в гостях, а Тимодия отныне моя ученица. Боюсь, вы забрать ее не сможете.

– Это моя дочь, – переглянувшись со старшими коллегами, произнес Севламонг с напором, за которым сквозила растерянность. – Ей восемь лет, вы не вправе ни с того ни с сего взять ее в ученицы без моего согласия. Рименда, с чего тебе взбрела в голову такая странная фантазия? Мы же с тобой показывали Тимодию и моим коллегам, и лекарям, все говорят, что она ничем не больна, – чего тебе еще нужно?

– Чтоб она и дальше была здорова, – угрюмо отозвалась женщина.

– Но для этого нам незачем отдавать дочь куда-то на сторону. Тебе что-то сказали в храме Двуликой Госпожи?

– Сказали.

– Я же сколько раз тебе повторял – ничего не делай, не спросив у меня! Что тебе там сказали?

– Теперь уже не важно.

«Как же мне все это опостылело», – читалось на лице у Рименды.

– Не советуясь со мной, ты поступаешь безответственно. Затеяла чворки знают что, увезла Тимодию, не поставив меня в известность… Господин Тейзург, почтительно прошу прощения, но свою дочь я заберу, – при этих словах он вновь покосился на спутников, заручаясь их поддержкой.

– Я ведь сказал, коллеги, это невозможно, – кротко улыбнулся Эдмар. – Я купил Тимодию у госпожи Шагрет за один золотой.

Маг с умным жестким лицом озабоченно свел брови. Второй сложил руки на животе, словно в раздумье, как на это заявление реагировать. Севламонг ринулся в атаку:

– Рименда, ты сошла с ума! Это ни в какие двери не лезет, по ларвезийским законам ты не могла продать Тимодию, в Ларвезе нет рабства!

– Зато в Ляране его до сих пор никто не отменил, – скучающим тоном обронил Тейзург. – Я уж точно не отменял, ни на трезвую голову, ни по пьяни, да и не стану, вероятно. Зачем, если в этом есть свои удобства? Сделка состоялась в моей резиденции – на ляранской территории, а не на ларвезийской.

– Суд не признает такую сделку законной.

– Вы меня положительно убиваете, коллега Севламонг. Какой суд?! Повторяю на тот случай, если вы, находясь в расстроенных чувствах, не расслышали: я купил Тимодию у ее родной матери за одну золотую монету.

– Это беспримерная дикость, противоречащая законам просвещенного мира! Отдайте мою дочь!

– Кстати, о просвещении. Я тактично не затрагивал эту тему, вы сами завели речь… Можно полюбопытствовать, как вы успевали в Академии?

Севламонг уставился на оппонента с гневной оторопью, но отвечать не спешил – очевидно, что-то его насторожило.

– С какого, интересно, раза вам удалось сдать зачет по курсу нерасторжимых сделок? – вкрадчиво осведомился Эдмар. – С пятого? С шестого? Искренне соболезную вашим преподавателям.

Лицо мага пошло красными пятнами. Рименда наблюдала эту сцену с усталым равнодушием: похоже, неофициального супруга не в первый раз унижали у нее на глазах, и поначалу это наверняка ее задевало, потом стало раздражать, а сейчас ей было все равно.

Зинта жалела обоих. Севламонг – маг невеликого ранга, что представляют собой Накопители, знать не знает. Если б он понимал, от чего Рименда спасает дочь, может, совсем по-другому бы к этому отнесся… А Эдмар мог бы и не стервозничать – уж как все закончится, она ему выскажет! Лекарка сердито фыркнула вслух, но побоялась, что ее услышат, и испуганно зажала себе рот ладошкой.

– Вы похитили мою малолетнюю дочь с согласия этой сумасшедшей бабы, которая недостойна называться матерью!

– Уважаемые коллеги, уймите наконец господина недоучку, – страдальчески произнес Тейзург. – Право же, это становится скучным…

Маг с умным лицом что-то шепнул Севламонгу, и тот замолчал.

– Зачем вам девочка, господин Тейзург? – поинтересовался старший маг сухо и без приязни, но с прохладной официальной вежливостью.

– Воспитаю себе придворную волшебницу, почему бы и нет? Я уже говорил, что не беру учеников, но раз такова воля Госпожи Вероятностей, никуда не денешься, для Тимодии придется сделать исключение.

Лекарке показалось, что последнее заявление до некоторой степени успокоило отца Тимодии, несмотря на его негодование и задетое самолюбие. Нет бы сразу по-человечески объяснить… Но «сразу по-человечески» – это Эдмару неинтересно. То-то он однажды за бокалом вина пожаловался с бередящим душу надрывом, что в его прежних жизнях нередко приключалась одна и та же грустная история: окружающие, до поры до времени настроенные миролюбиво, вдруг бросали все свои дела, собирались вместе и кидались его убивать.

«А ты зложителем не будь!» – вздохнула про себя Зинта, наблюдая, как Эдмар, сохраняя царственный вид, с небрежной учтивостью спроваживает визитеров.

Высказать ему это тотчас же не получилось, он беседовал с Римендой, а Зинту после всех сегодняшних хлопот клонило в сон, и она отправилась в отведенную ей комнату с кувшинками на потолке.

Проснулась лекарка за полночь. Почудилось, будто рядом что-то произошло или даже не произошло по-настоящему, а скользнуло мимо, словно почти неощутимое дуновение сквозняка.

Она вышла босиком на устланный циновками балкон, который оказался не то круговым, не то в половину дома. Черепица соседних крыш еле-еле серебрилась под ущербной луной. За оградой, на пустынном в этот час бульваре Шляпных Роз, среди темных крон деревьев тускло и сонно желтели фонари.

Засмотревшись на городскую ночь, Зинта тихо брела по балкону и, обогнув сахарно белеющую в потемках сиянскую скульптуру – дева-ящерица с мечом на поясе, прислужница Зерл Неотступной, – наткнулась на сидевшего в плетеном кресле Эдмара.

В первый момент показалось, что перед ней демон, похожий на Эдмара. Учитывая, с кем он порой якшается, – ничего бы удивительного… Но это был он собственной персоной. Лицо в неярком свете магической лампы, которую держала мраморная воительница, казалось фарфоровым, а одежда, напоминавшая китонскую баэгу, как будто была соткана из переливов синего и фиолетового мерцания.

Лекарка, впрочем, уже знала, что это обыкновенная, без волшебства, ткань из другого мира – «из искусственных световодных волокон», как пояснил Эдмар, а само одеяние называется «кимоно». Он и Зинте похожее подарил, только изумрудное с золотистыми бликами – словно солнце в листве, но она стеснялась носить такую красивую вещь, разве что когда они вместе с Суно и никто другой не увидит.

Эдмар держал бокал, а рядом с креслом, на изящном китонском столике, похожем на гриб, стояла початая бутылка.

– Ты что здесь сидишь за полночь и напиваешься в одиночку? – возмущенно ахнула Зинта, не в силах пройти мимо такого недоброжительского безобразия.

– А куда мне еще деваться, если у меня в спальне труп?

– Да у тебя тут полно комнат… – осмыслив только что услышанное, она осеклась. – Какой труп, откуда?

– Пожелай Рименде добрых посмертных путей. Госпоже Развилок уплачено за помощь.

Зинта так и сделала – пожелала, как подобает, тем более что Рименда вызывала у нее сочувствие, – и лишь после этого спросила:

– Что случилось? Я не слышала зова боли.

– Его и не было. Я довел ее до изнеможения любовными играми и после этого разом остановил работу жизненно важных центров.

– Ты ее убил? – уточнила Зинта скорее с печалью, чем с упреком. – Зачем? Так-то конечно, раз Госпожа Развилок решила взять с нее такую плату, деваться некуда, но она бы хоть прожила немного подольше, повидалась бы еще разок с Тимодией, погуляла по городу…

– Недолго бы погуляла, – хмыкнул Эдмар. – До соседнего перекрестка. Ее ведь там поджидают – и олух Севламонг, который ничего не понял, но считает меня губителем своего скромного семейного благополучия, и те два мага, которые прекрасно все поняли. Уж они постарались бы вытянуть, с чего Рименда так забеспокоилась из-за недуга дочери, хотя авторитетные люди заверяли ее, что никакой опасности нет, и что ей сказали в храме Двуликой, и кому она сама успела что-нибудь об этом сболтнуть. Не могут ведь они допустить утечки своих главнейших секретов. Ее ждал Дом Инквизиции. Красивую, решительную, страстную женщину там довольно скоро превратили бы в скулящий кусок мяса. Зинта, согласись, это было бы неэстетично и непристойно, поэтому я взял на себя смелость закончить с этим по-своему.

– Жалко, – угнетенно вздохнула Зинта.

– Поверь, для нее так лучше. Рименда умерла счастливой. Она знала, что умирает не напрасно – я напоследок сделал благородный жест и рассказал ей, от чего она спасла Тимодию. И вдобавок она хотя бы на пороге смерти получила удовольствие в постели – лучше поздно, чем никогда, не правда ли? Коллега Севламонг не только в Академии из рук вон плохо учился. Как доставить женщине телесное наслаждение, он тоже, сколько могу судить, понятия не имеет, – Эдмар легкомысленно фыркнул, словно речь шла вовсе не о жизни и смерти.

– А если бы ты забрал ее в другой мир? – опасливо понизив голос, справилась лекарка.

– Думаешь, там Рименда смогла бы скрыться от Госпожи Вероятностей? Что-то мне подсказывает, что вовсе нет… Подозреваю, что Двуликая, в отличие от других сонхийских богов, отнюдь не привязана исключительно к этому миру. Кроме того, если не расплатиться, есть риск, что развилка обернется тупиком, в таких делах плутовать нельзя. С Госпожой непредсказуемых случайностей шутки плохи. Она не раз рушила мои дела какой-нибудь на первый взгляд ерундой – это непременно происходило, если моя жизнь становилась чересчур отлаженной, оседлой и спокойной с ее точки зрения. Когда это случилось со мной в прошлом рождении, ее орудием стала одна восхитительная мерзавка, в которую я влюбился, как школьник. Госпоже Вероятностей угодно, чтобы я хранил верность своему амплуа авантюриста, тогда я могу рассчитывать, что она при необходимости подбросит мне спасительную развилку. Играть против нее я бы не рискнул, это, увы, заведомый проигрыш. И почем знать – может, у Госпожи есть какие-то виды на Рименду, и в следующем воплощении эту достойную даму ожидает более приятная судьба? Ты только представь, каково ей было бы после ночи со мной вернуться в постель к зануде Севламонгу с его-то темпераментом вареной трески… Брр, ужас.

– Вот зачем ты сравниваешь себя с другим, с которым едва познакомился, и себя хвалишь, а его хаешь?

– А что, неправда?

– Зложительство это самое что ни на есть! И Рименду все равно жалко.

– Знаешь, кого в этой истории надо жалеть по-настоящему? – доверительно поинтересовался Эдмар, отпив вина из бокала.

– Кого? – послушно спросила Зинта.

– Меня. Потому что кто умер, кто смертельно обиделся, кто ушел восвояси, кусая локти, а мне теперь предстоит возиться с противной маленькой плаксой, которую я купил на свою голову. Хотя лучше бы те же деньги потратил на шоколад или на визит в бордель.

Слишком много хонкусов вилось в воздухе вокруг вокзала в Сакханде. Объяснения тому были самые естественные. Ветрено. Пыли вдоволь. И до беззаконных юго-восточных земель, где полновластно хозяйничает волшебный народец, поезд домчался бы часа за три, не будь рельсы разобраны от греха подальше.

Хонкусы выглядели как белесые, тускловато-прозрачные воздушные шарики с нарисованными глумливыми рожицами. Они всегда не прочь закружить прохожего, запорошить ему глаза сором, растрепать одежду, запутать волосы в колтун, а то и утащить сорванную шляпу или платок, чтобы швырять друг дружке добычу, насмехаясь над невезучим владельцем.

Просто так их не заметишь: всего-навсего вихри пыли, ничего из ряда вон выходящего, но Орвехт с его недюжинными способностями «ущербного мага» видел волшебный народец так же отчетливо, как смуглых людей в коричневых или пестрых балахонах, шелудивых собак и запряженных в повозки ишаков, а Зомару помогал в этом амулет «Правдивое око».

Хонкусы с упорством раздразненного гусака набрасывались на тех, кто сошел с поезда. Для непосвященных всего-навсего остервенелая пляска пыли и песка, чего еще ждать в Сакханде? Для посвященных – вот и первый сюрприз… Суно небрежным жестом просигналил помощнику: ничего не предпринимай.

Экзорцисту его уровня не составляло труда разогнать обнаглевшую пылевую нечисть, а Зомар мог бы дать отпор, используя свои артефакты, но как раз этого и нельзя было делать. Атака хонкусов, скачущих вместе с мусором по привокзальной площади и с беззвучным хохотом дергающих прохожих за одежду, слишком смахивала на провокацию: прибыли с этим поездом те самые, кого велено выслеживать, или нет?

Суно и Зомар – не «те самые». Небогатый ларвезиец аристократического происхождения разыскивает свою сестру, которая одиннадцать лет назад вышла замуж за торговца, закупавшего в Сакханде пряности для перепродажи на север. Братец давно уже не получал весточек и не интересовался ее судьбой, но сейчас сестра ему позарез понадобилась: по завещанию богатого родственника, вступить в права владения наследством они могут только совместно. Иначе поместье, за счет которого можно поправить шаткие дела, уплывет на сторону.

Господина Хевсойма данг Бровальда вынужденное путешествие на край света не радовало, но он был полон решимости найти сонаследницу, безвестно канувшую вместе с мужем где-то в жарких далях млеющей на солнце Мадры. Хотя, пропустив рюмочку, крыл последними словами и потерявшуюся супружескую чету, и крючкотвора-завещателя.

Сопровождал его слуга-суриец Джахур, настороженный рябой проныра с вороватыми глазами.

Эмиссары Ложи изменили свою внешность с помощью заклинания, не оставляющего магических следов. Главным его недостатком было то, что оно действовало до полуночи, после чего приходилось возобновлять маскировку – до следующей полуночи, и так раз за разом.

Обычные чары личины тут не годились, волшебный народец их распознает, а артефактов вроде той булавки, которую Эдмар подарил Хеледике, у Ложи нет. Скорее всего нет, уточнил про себя Суно.

Лицо Зомара стало преувеличенно скуластым и еще больше горбоносым, на изъеденной оспинами щеке появился уродливый шрам.

У Орвехта черты расплылись и приобрели нездоровую одутловатость, довершил дело длинноволосый парик, засаленный с таким расчетом, чтобы не отличить от настоящей немытой шевелюры.

Последний штрих – потрепанный шарфик из китонского шелка, не иначе раскопанный в лавке старьевщика, кремовый с блекло серебрящимся узором. Новый китонский шарф господин Бровальд, увы, не мог себе позволить, в особенности теперь, когда такой товар резко подорожал ввиду роста спроса, да и Китон поднял цены, поскольку Ларвезе пришлось отказаться от прежних кабальных договоров. Бровальд гнался за модой не то чтобы по велению души, но он не желал ни в чем отставать от богатой столичной аристократии, которая вовсю подражала новому законодателю моды – достопочтенному Тейзургу, с недавних пор еще и князю Ляраны.

Поношенный, зато настоящий шарфик из таинственной нелюдской страны – это все же более пристойный компромисс, чем добротная вещь из недорогого ларвезийского шелка. Последнее в Аленде почиталось за дурной тон, ибо Тейзург до подобной вульгарности не опустился бы.

Орвехту однажды подумалось, что своим нынешним влиянием на моду Китон жестоко и утонченно отомстил Ларвезе за свои многолетние унижения после проигранной войны.

А шарфик у него был вовсе не такой простой, как можно подумать. Не из лавки старого тряпья. Ценный подарок коллеги Эдмара, с сюрпризом в китонском духе. Весьма полезная вещь в путешествии вроде нынешнего.

Что особенно мило, Эдмар преподнес ему пару шарфиков: один новый, другой истрепанный, разлохмаченный по краям – и оба с секретом.

Перед тем как пересечь мадрийскую границу, посланцы Ложи из комфортабельного служебного вагона пересели в общий, с обшарканной грязноватой обивкой и слабым, но неистребимым запахом отхожего места. У других пассажиров эти двое симпатии не снискали.

Господин был пренеприятной персоной и всячески подчеркивал, что он занимает в обществе более высокое положение, нежели окружающие, а в этом дрянном вагоне оказался в силу досадных временных затруднений. Слуга на его придирки оскорбительно огрызался – так, что Бровальд этого не слышал, зато слышали остальные – и нехорошо поглядывал на чужой багаж, словно высматривая, чем бы разжиться. Непроницательный брюзга, не умеющий ладить с людьми, и нагловатая бестия из сурийского молодняка, подросшего в Ларвезе, вдали от потерянной родины. Свою легенду маг и амулетчик отыграли на совесть.

Сторонний наблюдатель, зная о том, что это спектакль, мог бы подумать, что Зомар развлекается. И его догадка не имела бы ничего общего с действительностью: Зомар никогда не развлекался, он и смеяться-то не умел. Ухмыляясь, он щурил глаза в хитрые вороватые щелки – чтобы скрыть угрюмую сосредоточенность воина, прибегающего к дешевым уловкам ради победы. Словно пруд, поверхность которого морщится и гримасничает кривым зеркалом, а под ней спокойная студеная глубина. Или, может, не спокойная, а полная застывшей ярости? В отличие от того же Дирвена, Зомар умел держать свои эмоции при себе.

Орвехт от лицедейства получал известное удовольствие: порой совсем неплохо побыть не собой, а кем-то другим. Это все равно что облиться в жару холодной водой или выпить бокал вина, какого раньше не пробовал. Ты все тот же, но твои ощущения от соприкосновения с миром на некоторый промежуток времени резко меняются. Это полезно. Благотворная встряска – и заодно словно возврат в студенческие годы, когда Суно играл в любительском театре при Магической Академии, поэтому он ценил приключения такого рода.

Жмурясь от взвихренного песка и сора, они вместе с другими приезжими пробирались через галдящую толпу в тот конец площади, где ожидали клиентов наемные экипажи и паланкины. Беленное известкой здание вокзала сверкало под синим небом, словно глыба сахара посреди мусорной кучи.

Торговцы, попрошайки и зазывалы хватали за одежду, господин Хевсойм данг Бровальд гневно и нелепо замахивался на них тростью (опасное оружие в руках Суно Орвехта, отнюдь не пренебрегавшего немагической боевой подготовкой). Джахур, тащивший за ним баулы, сыпал прибаутками по-сурийски, производя впечатление развеселого ушлого парня. Его одолевала жажда убийства, которую он привычно держал под контролем. Правда, убивать ему хотелось вовсе не людей. Смуглых аборигенов, которые наперебой причитали, норовя вцепиться в рукав его рубашки или в полу застиранного поношенного камзола, он в худшем случае поколотил бы. Зато хонкусов спалил бы дотла, использовав «Прицел Зерл» заодно с «Глазом саламандры», это был один из его коронных приемов против волшебного народца. Другое дело, что ему бы и в голову не пришло пренебречь приказом и начать действовать без команды Орвехта.

Оба вполне убедительно притворялись, что не замечают хонкусов, хотя кривляющихся пылевых пакостников мельтешило над толпой не меньше сотни. У каждого болталась нитка, довершая сходство с упущенным воздушным шариком. Если поймать хонкуса за нитку, можно потребовать, чтобы он убирался прочь, и он не сможет не подчиниться – таково Условие, непреодолимое для этой разновидности волшебного народца.

Может, кто-то из толкущихся возле вокзала людей их и видел, но ловить никто не пытался: одного прогонишь – остальные разбушуются еще пуще и отомстят за причиненную собрату обиду.

Мелькнул в толпе и амуши, укрытый от человеческих глаз мороком невидимости. Долговязый, гротескно тощий, длиннорукий, с косматой травяной шевелюрой. Возможно, один из прислужников царицы Лормы. На нем был голубой атласный балахон, заляпанный кровью, и ожерелье из дохлых улиток. Господин Бровальд и прохвост-слуга не вызвали у него повышенного интереса: всего-навсего пара простых смертных – игрушки, добыча, пища, такого двуногого добра вокруг полно.

Суно закрылся наглухо, сейчас никто не распознал бы в нем мага, а Зомар до поры до времени «усыпил» свои амулеты – кроме «Правдивого ока», искусно замаскированного под дешевый оберег. Похоже, что трюк удался: ни амуши, ни назойливый пылевой народец не удостоили их вниманием. Впрочем, предположения, лежащие на поверхности, не всегда верны, и, претворяя в жизнь коварный план, не стоит отказывать в коварстве противнику.

Рыдваны, издали выглядевшие неказисто, но вроде бы прилично, вблизи наводили оторопь.

Старинные кареты ларвезийской работы, в которых разъезжали еще прабабки нынешнего поколения. Какие-то практичные люди, наученные делать деньги из воздуха, продали их на юг, вместо того чтобы пустить на дрова. Суно решил, что в такую ловушку на колесах не сядет, ибо не угадаешь, когда ей наступит конец: проковыляет она с полшаба, истязая тебя тряской и скрипом, а потом развалится на очередном ухабе – и на этом, может статься, твоя сыскная миссия бесславно закончится, на радость Чавдо Мулмонгу.

Были здесь и облезлые коляски поновее, тоже отрыжка просвещенного мира. На сиденье одной из них бесстыдно развалилась девица-амуши с вплетенными в травяные космы разноцветными ленточками. Она шутовски гримасничала и облизывала подбородок длинным трупно-зеленоватым языком, в прорехах рванины из коричневого с золотым шитьем шелка виднелись острые груди с серо-зелеными, как будто заросшими лишайником, ореолами сосков.

Судя по всему, никто из людей, кроме мага с помощником, ее не видел, но в то же время желающих сесть в этот экипаж не находилось, хотя возница вовсю зазывал пассажиров. Смутные ощущения на уровне «мне не нравится», «мне туда не хочется» спасали не обладающую магическим зрением публику от перспективы прокатиться в компании амуши – скорее всего в один конец и в последний раз.

Выслушав посулы возницы, мешавшего сурийское наречие с ломаным ларвезийским – мол, домчу, как по княжеской дороге, – господин Бровальд раздраженно отмахнулся: дороговато. У кого-то из приезжих посреди сутолоки стащили баул, поднялся шум, кто сочувственно причитал, кто показывал, куда побежали воры, причем разные доброхоты тыкали пальцами в разные стороны.

– Следи за багажом! – сварливо прикрикнул путешественник на Джахура. – Прибью тебя, если что-нибудь потеряется, каналья!

– Такой слуга не позволит обокрасть своего хозяина, – заметил, глядя на них сверху вниз, уже забравшийся в коляску торговец из Аленды – он был из числа попутчиков, невзлюбивших господина Бровальда за его несносное брюзжание и высокомерие. – Такой слуга скорее сам хозяина ограбит.

– Каналья! – рявкнул в пространство Хевсойм данг Бровальд, погрозив тростью.

И донельзя довольный собой торговец в тронувшемся экипаже, и осклабившийся Джахур могли принять это на свой счет. Да он наверняка имел в виду обоих! Все, кто находился рядом, так и подумали. Амуши презрительно скользнула взглядом мимо этой пары глупых смертных, которые явно не из тех, на кого стоит обратить внимание.

Дожидались тут клиентов и паланкины – обшарпанные короба, возле которых месили пыль босыми ногами и призывно жестикулировали дюжие смуглые носильщики. Не затесалось ли среди последних скрытого под усиленным мороком личины волшебного народца, поди проверь – для этого пришлось бы использовать заклятье, которое выдаст Орвехта с головой. С тем же результатом можно выйти на середину площади и крикнуть: «Здравствуйте, я – маг из Ларвезы!»

– Вот этот, – Бровальд брезгливо ткнул тростью в паланкин с грязно-белыми кистями. – Спроси у них, сколько стоит прокатиться в этом гробу с помойки, да скажи им, что я благородный человек в стесненных обстоятельствах.

По-сурийски этот самолюбивый господин не понимал ни слова, и тощий горбоносый слуга заодно выполнял при нем обязанности переводчика.

– Сколько возьмете, уважаемые, чтобы доставить моего хозяина с вещами до хорошей гостиницы?

– До совсем хорошей или до не самой дрянной? – смерив оценивающим взглядом путешественника, уточнил один из носильщиков.

– Мой хозяин – надутый ишак и скупердяй, – с заговорщическим видом поделился информацией Джахур. – Поэтому лучше до не самой дрянной.

– С бубенцами или без? – деловито справился суриец.

– А разница?

– С бубенцами сорок пять бахунов, без них тридцать, но без них будет нехорошо. С бубенцами больше чести – сразу видно, что несут не последнего человека. За честь надо платить, так и скажи хозяину.

– Тогда с бубенцами за сорок бахунов, договорились?

– Зачем режешь людей без ножа, уважаемый? Сорок пять.

– Побойтесь богов, уважаемые, мы ведь не ссорились, чтобы я резал людей ножом. Сорок – разве это плохая цена? А я уговорю хозяина, чтобы с бубенцами, иначе без них за тридцать, вам разве надо потерять целых десять бахунов?

– Да ты, парень, грабитель, – носильщик покачал головой и флегматично почесал могучее голое брюхо, вздымавшееся над грязным и потемневшим от пота вышитым поясом. – Лагуриш, вешай бубенцы.

– Пятьдесят бахунов за доставку до хорошей гостиницы, мы знатно сэкономили, – шепотом сообщил слуга Бровальду по-ларвезийски. – Зато я настоял, чтобы они повесили бубенцы – сразу видно, что едет почтенный человек, и все уступают дорогу.

– Пятьдесят? – в сомнении пожевав губами, переспросил хозяин. – Это дорого…

– Это дешево! Они-то сперва заломили восемьдесят – вы же слышали, как я с ними торговался!

Суно, и впрямь отлично все слышавший, изрядно развлекся этим спектаклем, хотя сохранял на отечном аристократическом лице недовольное выражение, какое пристало господину Бровальду.

Не за свой же счет веселимся: сумму на расходы Сокровенный Круг выдал, не скупясь.

Он отсчитал из потертого кошеля обмененные во время стоянки на границе мадрийские бахуны. Десять монет мигом исчезли в кармане у шельмы Джахура, чего хозяин, конечно же, не заметил.

Лагуриш, в отличие от своего дородного напарника весь свитый из жил и мускулов, но при этом малость кособокий, тем временем нацепил на футляр для путешественников гирлянду позеленелых медных бубенчиков – звук у них оказался неожиданно приятный.

Под размеренное шлепанье шагов и музыкальное звяканье паланкин плыл по пыльным улицам, пахнущим навозом и специями. Доходяга-подросток с болячками на руках и в закрывающей лицо ниже глаз матхаве, без которой сурийским женщинам и безбородым юнцам появляться на людях неприлично, катил следом расхлябанную тележку с багажом. Он не в первый раз работал вместе с носильщиками, и те поручились, что он не вор, но господин из Ларвезы опасался, что мелкий поганец по дороге испарится вместе с вещами. Кривые закоулки в жарком мареве располагали к такому повороту событий. Слуге, шагавшему рядом, было велено не спускать глаз с пухлых обшарпанных баулов, перетянутых ремнями, но сам их благородный владелец тоже нет-нет, да и выглядывал в окошко, приподнимая выгоревшую на солнце бязевую шторку.

Орвехт запоминал дорогу и знакомился с городом.

Джахур в это время чесал языком с сурийцами. Выложил всю подноготную своего хозяина, который ни бельмеса по-местному не понимал, так что не мог пресечь это безобразие. Мол-де тот и выпить не дурак, и скуп неимоверно, если только речь не идет о господской прихоти из разряда «я ничем не хуже других благородных». От щедрот ничего не перепадает, не бывает у этого ишака щедрот, приходится самому о себе заботиться. Ну, да мы позаботимся, не пропадем… Носильщики в ответ посмеивались.

«Истинный артист», – с оттенком грусти подумал Суно.

Если бы Зомар хоть немного наслаждался этой игрой… Но для него это не игра. Всего лишь проверенные рабочие приемы: если это сказать так, а то – вот этак и с такой интонацией, получишь желаемый результат. Словно калека шевелит пальцами, на самом деле их не ощущая. Или дисциплинированный больной равнодушно глотает бульон ложку за ложкой, не чувствуя вкуса.

А ведь мог бы быть обаятельным парнем: лицом некрасив, зато сколько дерзкого шарма – многим женщинам такие нравятся.

Вероятность, которая не осуществилась, ибо душа Зомара еще в раннем детстве как будто была рассечена на несколько онемелых частей. Скорее всего иначе он бы не выжил – перенесенная в то время боль его бы убила или свела с ума.

Суно придерживался мнения, что те, кто проделывает с другими такие вещи, будь то хоть люди, хоть волшебный народец, хоть еще кто, прощения не заслуживают. Разве что они сумеют исправить причиненное зло.

Поневоле подумалось об уважаемых коллегах и о тех, кого поближе к наступлению совершеннолетия помещают в Накопители, – это сколько же несостоявшихся жизней… Но большинство сонхийских магов, питающихся чужой силой, по сему поводу не рефлектирует. «Не парится», – как выразился бы Дирвен. Не нами заведено, по крайней мере не в этом рождении, – а значит, не нам и печалиться.

Зомар, не подозревавший о том, на какие невеселые размышления он навел своего старшего спутника, продолжал точить лясы с местными. Бессовестно выложил, что господин Бровальд промотал все свое невеликое состояние – потратил «на нужды благородного человека», и теперь может рассчитывать лишь на наследство, которого ему не видать, если он свою младшую сестрицу не разыщет.

Затем сюда и приехали. Эта красотка одиннадцать лет назад укатила в Сакханду вместе с мужем-торговцем, которого ее братец не жаловал, и давно уже о них ни слуху ни духу.

Если она все еще жива, ей сейчас двадцать девять. Уж такая красивая дама – Джахур видел ее портреты, хозяин показывал. Изящная, золотоволосая, с точеным белым личиком. Похожа на русалку или на песчанницу: их прелесть – словно отравленный золотистый мед, и сестрица господина Бровальда, говорят, в юности была вроде этих волшебных прелестниц. Персик на драгоценном блюде, такую надо искать по княжеским гаремам. Небось мужа прирезали, кому он нужен, а ее за большие деньги продали. Ее зовут Марлодия Шиверсойм, в девичестве Марлодия данг Бровальд – может, слыхали? Хозяин хоть и жадюга, но готов раскошелиться за сведения о норовистой сестрице.

Носильщики одобрительно цокали языками, когда Джахур расписывал, какая красавица эта Марлодия, а потом вклинился торжествующий фальцет паренька с тележкой: он видел своими глазами точь-в-точь такую женщину, как говорит Джахур-нуба, и за пятнадцать бахунов скажет, где ее искать.

Старшие заспорили: это вовсе не она, и звать ее не Марлодия, и лет ей не больше двадцати двух, и приехала она, по слухам, не из Ларвезы, а с того севера, который в стороне восходящего солнца. Их голоса звучали веско и пренебрежительно: знай свое место, молокосос, не влезай в серьезный мужской разговор.

Надо сказать, что несуществующая Марлодия, без которой господину Бровальду не видать наследства, была как вылитая похожа на Лорму. Орвехт никогда не видел царицу-вурвану, зато ее видел Эдмар, и вдобавок во время прошлогодней стычки в Олосохаре удалось допросить амуши из ее свиты, а волшебный народец, как известно, соврать не может.

Джахур без зазрения совести предложил сурийцам сделку: понятно, что девица, о которой вспомнил мальчишка, совсем не та, но давайте наплетем хозяину, что это, наверное, и есть его сестра? Ишак обрадуется и заплатит денег, которые поделим напополам.

Носильщики возмутились – не безнравственностью такого надувательства, а несправедливостью дележки: раз их участвует трое, и поживу надо делить по-честному, на троих.

На четверых, негодующе встрял мальчишка, это же он рассказал о золотовласой красавице из северной страны Руфагры! Ему пригрозили надавать тумаков, когда руки освободятся, но он не унимался, и спевшиеся мошенники сошлись на том, что ему, так и быть, тоже перепадет несколько монет, но он еще не дорос до полноправного участия в мужских делах и должен это понимать.

Джахур яростно торговался, однако в конце концов уступил: на троих, поровну, да наплюют за это боги в бесстыжие глаза и носильщикам, и всей их кровной родне.

Девицу звали Сонанк Амуан Глигодаго, и приехала она из Руфагры вместе со своим дядей, скупщиком редких старинных вещей. Этот муж темноволос и дороден, в зрелых летах. Выглядит важным, внушает почтение, а Сонанк держать в узде не умеет, во всем ей потакает: та и пирушки закатывает, и все время трется с разными мужчинами – тьфу, да и только. Появилась она в городе недавно, но уже успела нажить дурную славу. Будь господин Глигодаго сурийцем, он бы от такого неуважения удавился собственным поясом, либо, что вернее, удавил бы Сонанк Амуан. Или продал бы ее работорговцам, что гораздо практичней.

Это вполне может быть Лорма, дорвавшаяся до человеческого общества, и за компанию с ней Чавдо Мулмонг. Суно охватил холодноватый охотничий азарт. Немного поторговавшись – разве можно в Суринани без этого! – он раскошелился за сведения о «сестрице». Глядя на него честными глазами, проходимцы пересказали все то, что он и так уже слышал, и сообщили, где поселились Глигодаго.

В гостинице Бровальд без умолку ворчал, ругая своего слугу, жару, цены и грязную комнату. Владелец заведения знает о том, что на свете существует такая вещь, как кусок мыла? Ах, все-таки знает? Тогда почему же эту вещь не принесли вместе с тазиком для умывания и кувшином? Ах, за отдельную плату? Да он за «отдельную плату» наденет покореженный медный тазик на голову содержателю этого помойного притона с замызганными стенами! Ах, стены здесь вовсе не замызганные, просто постояльцы давят то, что по ним ползает? Вон как раз ползет… Уберите отсюда эту мохнатую красно-бурую дрянь длиной с палец! Он не согласен платить пятьдесят бахунов в день за помещение, в котором водится такое!

Владелец гостиницы, все с тем же благодушно-терпеливым выражением на полном лице, скинул заскорузлый вышитый башмак и прихлопнул насекомое. Пятен на стене стало на одно больше.

– Он сказал, чтобы мы тоже так делали, тогда все будет хорошо, – перевел Джахур.

Переводил он весьма вольно, опуская те оскорбления, которыми сыпал его благородный хозяин, и заодно доверительно объясняя сурийцу, что господин Бровальд – все равно что ишак, который поорет и успокоится.

После скандала и обруганного Бровальдом обеда агенты Ложи отправились с визитом к господину Глигодаго, подданному руфагрийского королевства.

Сакханда, столица Мадры, была городом большим, густонаселенным и пестрым, вдобавок на удивление терпимым к иноземным обычаям. Последнее для Суринани можно почитать за редкость: большинство сурийцев придерживалось мнения, что чужаки должны жить или так же, как они, или вообще никак. Те, кто сколотил Ктарму, именно этот подход взяли за основу для своего учения. Однако Мадра кормилась бесконечной куплей-перепродажей чего угодно, здесь сходились и пересекались торговые пути со всех сторон света – это была страна купцов, дипломатов, махинаторов, воров, авантюристов, но отнюдь не ярых борцов за Всеобщую Одинаковость.

Кроме того, на мадрийской территории находилось несколько деревень песчаных ведьм. Кто знает, насколько далеко простиралось их влияние и не они ли стояли за тем, что женщины здесь пользовались большей свободой, чем в соседних княжествах?

Пестрота Сакханды поначалу в глаза не бросалась, словно узкая полоска цветной росписи на глиняном кувшине. Большая часть городских построек напоминала корку на перепеченном пироге. Регулярно белили здесь только вокзал, остальные строения красили традиционной сурийской шугланью разных оттенков, которую получали из ядовитой шуглы с мясистыми зеленовато-бурыми листьями.

Местами в царстве бежевых, табачных, темно-коричневых домов и домишек попадались дворцы с мозаиками. Однотонные стены лавок и прочих публичных заведений украшали цветастые вывески. На многочисленных храмах Ланки Хитроумного, почитаемого в Мадре больше других богов, ослепительно сверкали лукаво-улыбчивые позолоченные маски покровителя Сакханды. Яркие зонтики придавали прохожим праздничный вид – словно по пыльным глинобитным улицам рассыпали пригоршни разноцветных бусин.

И еще здесь кишмя кишел волшебный народец. Довольно обычная картина для большого города, эту живучую нелюдь сколько ни выводи – все равно не выведешь. Разве что овдейцам с их пристрастием к порядку удалось потеснить докучливых соседей: в Овдабе за это отвечают специальные отряды магов, патрулирующие города и деревни. Но и там, по данным Ложи, гнупи, снаяны, тухурвы и прочая шатия скорее уж умело прячется, чем во всех смыслах отсутствует.

В Сакханде волшебных тварей отиралось больше, чем где бы то ни было. В атласно-голубом небе надприплюснутыми крышами и кирпичными башнями парили, крестовидно раскинув крылья, долговязые птицелюди, знающие ответ на любой вопрос. Ничего удивительного, что их здесь такое скопище: Сакханда – город искателей легкой наживы, нет-нет, да и найдется желающий сыграть с крухутаком в три загадки. То, что исход чаще всего плачевен для самонадеянных отгадчиков, последних не останавливает.

Бодрствующим крухутакам не дано скрываться под мороком невидимости, этот способ маскировки для них доступен лишь на время спячки, так что они всегда на виду. Зато множество других волшебных существ может находиться среди людей, не привлекая внимания, и заметит их разве что маг, или ведьма, или амулетчик с «Правдивым оком».

В этом городе, куда ни глянь, приметишь кого-нибудь, кому в человеческом поселении вовсе не место.

Под стенами рядом с покрытыми коростой нищими устроились амуши – вовсю кривлялись, корча гротескные гримасы и тряся колосящимися шевелюрами, передразнивали и попрошаек, и прохожих. Иной раз подставляли кому-нибудь подножку и жестоко веселились, когда возникала суматоха.

В воздухе вместе с пылью и колючим песком кувыркались хонкусы, радуясь ветреному дню, а кое-где на плоских крышах глинобитных домов сидели парами или кучками радужнокрылые флирии. Они до пояса похожи на субтильных девиц, а ниже талий у них брюшки, словно у насекомых, и тонкие суставчатые ноги, как у саранчи. Среди них попадаются и такие, что величиной с десятилетнего ребенка, и совсем маленькие, с мизинец.

Флирии людям не враждебны, но когда они в полнолуние носятся сумасшедшими хороводами, повстречавшийся им человек закружится вместе с ними, побежит следом, потеряв и разумение, и всякую осторожность – после чего станет добычей для каких-нибудь более опасных тварей, которые нередко сопровождают роящихся флирий в расчете на поживу.

Несколько раз Суно замечал в толпе темнокожих, как лилово-черные баклажаны, лысых джубов с длинными тонкими хоботками вместо носов. Эти питаются жуками, пауками, мухами, мелкими ящерицами, но к людям, хвала богам, гастрономического влечения не испытывают. Зато люди интересуют их в другом плане.

Всякий джуб – заядлый игрок и непременно таскает с собой или доску сандалу с набором фишек и фигурок, или мешочек игральных костей, или «барашки-собачки», это уж кому что больше нравится. Резаться во все это между собой джубы, конечно, могут, но куда больше их тянет сыграть с человеком. Ради этого они прикидываются людьми, обманывают, запугивают, идут на любые уловки. Причем главное для них не выигрыш – ставкой может быть что угодно, от золотых гор до сущей ерунды, – а сам процесс игры.

В Суринани ходили байки о владыках, которые продували джубам свои гаремы и княжества, и о везучих хитрецах, которые на этом деле разживались несметными богатствами. В Ларвезе джубов выслеживали и изгоняли, зато в Сакханде им было раздолье. Те, которых Суно заметил в толпе, для непосвященных выглядели, как мужи вполне степенного вида, но при знакомстве их могли бы выдать гнусавые голоса, которые этим существам нипочем не изменить.

Многовато здесь было разнообразной нечисти. Сказывалась близость окаянного юго-восточного края, и мадрийские маги опасались гонять визитеров такого рода, а то мало ли, чем это обернется.

Глигодаго снимали обветшалый двухэтажный дом с круговой галереей и беседкой на крыше, спрятанный за глинобитной оградой. Снаружи все неяркое, бежевое, пыльно-сероватое. От пристройки плывут острые кухонные запахи, на перилах галерейки сохнет тряпье. Внутри роскошные ковры и парчовые драпировки, богато вышитые подушки, тонкий аромат благовоний, на стенах блюда с эмалевыми пейзажами.

Руфагрийский скупщик антиквариата по-ларвезийски говорил скверно, а слугу-переводчика Бровальд, соблюдая приличия, оставил во дворе, но кое-как объяснились. Увы, произошла досадная ошибка. Сонанк и впрямь из Руфагры, родная племянница хозяина, и стало быть, приходиться сестрой Хевсойму данг Бровальду из Ларвезы никак не может. Что вы, что вы, какое там беспокойство, о чем разговор? Пристойно полноватый господин с благородной проседью в темной бородке даже руками протестующе замахал. С приятным человеком всегда приятно побеседовать! Засвидетельствовать почтение барышне Сонанк Амуан? Отчего же нельзя, оставайтесь с нами отобедать, племянница будет рада гостю, заодно попрактикуется в ларвезийском.

Чертами лица он напоминал Чавдо Мулмонга, как троюродный родственник. То, что называется «общим типом внешности». Это вполне могло быть результатом трудно распознаваемых чар личины, схожих с теми, которыми пользовался сам Орвехт.

А вот акцент у него интересный, весьма даже… Вполне себе иностранный акцент, однако моментами, когда говорящий бессознательно ослабляет контроль, мелькает чистое ларвезийское произношение – местоимение или половинка слова, – но искушенный притворщик тут же спохватывается и снова подбавляет акцента. Отследить это сможет разве что не менее искушенный наблюдатель.

Бровальд вовсю брюзжал по поводу своего слуги, который отбился от рук, и местных проходимцев, уверивших его, что барышня Глигодаго – та, кого он разыскивает. Вы бы знали, сколько он им заплатил за эту бессовестную ложь! Немало заплатил.

Когда он выложил подробности о потерявшейся сестре и наследстве, собеседник посочувствовал, даже предложил свою посильную помощь в поисках – возможно, начал строить какие-то планы насчет того, как использовать этого простофилю в своих целях. И тоже посетовал на здешний продувной народ: уже несколько раз покупали для Сонанк служанок на невольничьем рынке, а те, мерзавки, едва освоятся – и сбегают, хорошо, если не прихватив с собой что-нибудь из вещей. Хотя боги свидетели, голодом их не морим и смертным боем не бьем. Может, их нарочно так подучили, и они после побега возвращаются к торговцам живым товаром для следующей продажи? С этих сакхандийских девок станется.

Суно про себя усмехнулся: ага, еще один ожидаемый штришок. Сбегают, говоришь? Свертки с обглоданными костями небось на дальние от дома мусорные кучи таскаете, чтоб никаких улик.

Вслух он с готовностью подхватил тему негодной прислуги и стал приводить примеры черной неблагодарности, начав со своего Джахура.

На обед подали баранину, щедро сдобренную специями, с гарниром из отварных клубней молочной такуты и молодое красное вино.

Сонанк Амуан присоединилась к ним в трапезной. Безупречно точеная, с прелестными тонкими чертами лица (впрочем, Хеледике она уступает, отметил про себя Суно), густые медово-золотистые волосы уложены в искусную прическу, перевитую нитями жемчуга. Жасминовую белизну шейки оттеняла черная бархотка, тоже украшенная жемчугом: по размеру – в самый раз, чтобы спрятать внутри пресловутое коралловое ожерелье, сложенное вдвое.

Гм, любопытно, что «Морская кровь», судя по всему, оказывает магическое воздействие на своего обладателя, даже если носить ее вот таким оригинальным способом. Орвехт склонялся к мысли, что нашел тех, кого нужно, хотя с окончательным выводом не спешил.

Вспомнился ему поучительный пример с Дирвеном, на своем первом боевом задании увязавшимся за Эдмаром и Зинтой, которых лазутчики Ложи перепутали со смертницами Ктармы. Задание-то паршивец выполнил – надо признать, при всех его недостатках проваленных заданий у него в послужном списке было раз-два и обчелся – зато огреб личную трагедию, самым злодейским образом превратившуюся в фарс.

Параллельно тому, как Суно вскользь об этом подумал, господин Бровальд уплетал отменно приготовленную баранину и с набитым ртом жаловался на жизнь, так что жирные брызги летели на соседей по столу – поклонников юной госпожи Сонанк. Двое благородных и обеспеченных молодых людей, один из Ширры, другой из Нангера, в многоязыкой Сакханде кого только не встретишь.

Бесцеремонно перебивая их, изголодавшийся по баранине Бровальд вперемежку с сетованиями расточал барышне комплименты: пусть у него обманом выманили сорок бахунов, он положительно рад, что благодаря этому черному мошенничеству познакомился с самой прекрасной жемчужиной Руфагры. Его сочли несносным типом, но на дуэль не вызвали – видимо, он не был похож на достойного конкурента.

Когда вернулись в гостиницу, Зомар поделился собранными сведениями: господина Глигодаго тут знают давно, он и раньше наведывался в Сакханду, скупал всякую старину, и дом этот уже года три как взял внаем, а Сонанк Амуан он сюда привез с полторы восьмицы назад. Управляющий купил для барышни нескольких рабынь, и шесть из них куда-то запропастились. Говорят, сбежали, обрадовавшись, что хозяева нестрогие. Причем не все вместе, а друг за дружкой: сегодня одна, завтра вторая…

Суно кивнул. Еще одна деталь: барышня Глигодаго так ничего и не съела. Лишь пригубила вино да весь обед мусолила крохотный кусочек мяса – то ли блюла свое изящество, как это водится у изысканных девиц, то ли угощение не по ней, потому что вурваны пьют кровь, ничего им больше не надо.

Лиловато-полутемную грязную комнату скупо освещала масляная лампа. За окошком смеркалось, сакхандийская симфония звуков и запахов с наступлением вечера набрала еще большую силу. По стенке опять что-то ползло.

– Мне сдается, это они, – подытожил Орвехт. – Семь из десяти, как сказали бы наши видящие, не будем сбрасывать со счета возможность ошибки. После полуночи еще раз туда сходим.

Большой Седой хребет вырос до неба, уже рукой до него подать – и вот тут-то раскисшая тундра окончательно превратилась в зыбкую ледяную беспутицу. Салдун Заячья Лапа обустроил лагерь на хорошем возвышенном месте, и оставалось только ждать, когда вокруг более-менее подсохнет.

– Символично, – пробормотал однажды Куду, печально оглядывая водяное зеркало, в котором обрывки отраженных облаков перемешались с комьями медленно тающего снега. – Что мы теперь будем делать? Не сейчас, а когда доберемся до людей?

– Покровителя будем искать, – мрачно буркнул услышавший его Вабито, самый порывистый и торопливый из четверых, сохранивший эти качества, несмотря на перенесенные по милости Тейзурга страдания. – Или кто-то из вас может предложить что-нибудь другое?

Глава 5 Тимодия и крысиный яд

Своим выступлением на суде Хеледика обеспечила себе досадный проигрыш во времени, и теперь хоть локти грызи. Блюстители Детского Счастья приняли к сведению, что она не так проста, как им показалось вначале, и решили пока не выпускать ее из хорошо охраняемого приюта.

Такая выходка уместна для благородной героини на театральных подмостках, а в реальной жизни это бессмысленно. Другое дело, если бы суд хотел докопаться до правды, но правду там изо всех сил старались зарыть поглубже с помощью прочувствованных обвинительных речей и пресловутых рисунков Талинсы Булонг.

Словно компания приличных господ, совершив убийство, деловито прикапывает труп, и при этом участники из кожи вон лезут, чтобы выглядеть в глазах окружающих по-прежнему приличными господами.

Касательно дела «матери-сутенерши» Нинодии Булонг все было заранее продумано, улажено и решено. Вмешательство какого-нибудь посланца справедливости стало бы для кукловодов горше редьки, хуже головной боли, страшнее вторжения шайки демонов из Хиалы, так что публичное заявление «потерпевшей» о невиновности Нинодии их изрядно огорчило. Повлиять оно заведомо ни на что не могло, но общее впечатление от процесса несколько подпортило.

Девочка пусть и тихоня, но с неприятными сюрпризами, может проявить своенравие, поэтому лучше не сразу отдавать ее на воспитание обеспеченным бездетным супругам, которые разок видели Талинсу издали, но «уже успели полюбить и очень ждут», а вначале понаблюдать за ней в приюте. А то вдруг скажется дурная ларвезийская кровь, и она опять что-нибудь выкинет?

Опекуны были не так уж не правы в своих опасениях: агент Змейка собиралась немедля сбежать от заочно полюбивших ее супругов и добраться до агента Плясуньи, куда бы ту ни упрятали. А теперь из-за того, что она сглупила на суде, с этим планом придется повременить.

Куда сильнее, чем история с Дирвеном, песчаную ведьму мучили воспоминания о том, как она ушла из родной деревни и обрекла на ужасную смерть Ксиланру. Она и в Дирвене видела орудие наказания: это все за то, что она выкупила у судьбы собственную жизнь ценой чужой. Что заслужила, то и получила. Хотя, повторись все снова, она бы, наверное, опять поступила так же, кончина в пасти у куджарха – это слишком страшно и больно. Ничего не поделаешь, она трусливая, эгоистичная, плохая, такую и впрямь любить не за что… Но она никого из своих не бросит в беде. Ничего нет хуже, чем знать, что из-за твоего малодушия кто-то умер.

Прошлым летом, когда Аленду охватил сурийский мятеж – спровоцированный Овдабой, немало денег угрохавшей на эти беспорядки, в чем шпионка Ложи убедилась теперь с полной определенностью, – она с помощью песчаной магии разделалась с южанами-погромщиками, заявившимися на улицу Розовых Вьюнов. Убивать людей было страшно, но в деревне ее когда-то учили: твои близкие – это главное, и если кто-то угрожает оборвать их жизни, с незамутненной душой отправь его на суд Акетиса, бога смерти и справедливости. Она и отправила, и переживала по этому поводу недолго – сказалось воспитание песчаной ведьмы. А близкими для нее были экономка господина Суно матушка Сименда и ее сестра, такая же пожилая женщина, пришедшая в дом Орвехта с тремя внучатами прятаться от сурийцев. Если бы Хеледика струсила и до них добрались бы распаленные смуглые молодчики с палками и ножами, это было бы невыносимо, но в тот раз она никого не подвела.

Теперь в беду попала Нинодия. Тоже близкая. Она вечно суетилась и надоедала юной напарнице легкомысленной болтовней, насвистывала пошловатые трактирные песенки, ходила по комнатам, пританцовывая. Делала Хеледике прически, если та уступала ее уговорам. Песчаные ведьмы издавна признавали только три вида причесок – распущенные волосы, косу и конский хвост, но Талинсе, ларвезийской девочке, мечтающей поскорее стать большой, полагалось интересоваться всеми этими «принцессами», «корзинками», «куртуазными прогулками» и «цветущими вьюнами». Нинодия донимала ее ненужными советами насчет нарядов, присматривала, чтобы она потеплее одевалась в холодную погоду. Если ведьма впадала в задумчивость, та старалась развеселить ее какой-нибудь забавной сплетней или анекдотом из своего бурного прошлого. Порой тяжело вздыхала, вспоминая настоящую Талинсу, умершую двухлетней малышкой в деревне вдали от матери: мол, зря не оставила ее у себя, была бы сейчас родная дочка… Неизвестно, как оно сложилось бы в действительности, все-таки Нинодия была довольно ветреной и безответственной особой, но об этом несостоявшемся она в иные моменты горевала и утирала слезинку.

Ведьма чувствовала, что ее надо спасать чем скорее, тем лучше, однако из приюта просто так не ускользнешь, он защищен магическими печатями и охранными заклятьями. Неизвестно, удастся ли прорваться, но даже в случае успеха останется след, по которому дознаватели смогут вычислить, что здесь побывала песчаная ведьма.

Ничем себя не выдавать – одно из главных правил, которым должен следовать агент Ложи. Даже когда ее по решению суда подвергли «законному освидетельствованию во благо», как они называли эту мерзкую процедуру, Змейка сдержалась и не навела порчу на опекунш из Надзора за Детским Счастьем.

Те повалили хнычущую и взвизгивающую Талинсу на кровать, задрали юбку, стянули панталоны и к своему великому разочарованию удостоверились, что она и впрямь невинная девица. Дай она тогда волю злости, и эти раскрасневшиеся тетки, похожие на бойких недобрых девчонок, теребящих куклу, назавтра же занемогли бы по женской части. С помощью магии можно установить происхождение недуга, поэтому от порчи пришлось отказаться – но, Зерл и Акетис, до чего ей хотелось это сделать!

Есть еще один доступный для ведьмы способ уйти из-под замка. Ага, тот самый, всем известный по детским сказкам… Для этого надо башмак с левой ноги надеть на правую ногу, а башмак с правой – на левую, да в придачу нужен кто-нибудь, кто выведет тебя наружу волшебными тропками.

Хеледика по-прежнему сидела в карантине и шила одежки для овдейских игрушек с бессмысленными румяными рожицами. Несколько раз нарочно роняла на пол какие-нибудь мелочи: яркую нитку, крючок для застежки, крохотный бантик для кукольного платья – и вещицы через некоторое время исчезали.

Из синего, малинового и желтого лоскутков она тайком смастерила маленькую шапочку с двумя прорезями на макушке, запихнула ее в пыльную щель между комодом и стеной: вдруг удастся кого-нибудь приманить?

Ночная Сакханда полна чернильных омутов, ложных серебристых дорожек и смутных чертогов, которые наслаиваются поверх глинобитных и кирпичных дневных построек. На иных улицах еле теплятся фонари, окутанные сплошной шуршащей кисеей мошкары. Кое-где из тьмы выступают, словно обрывки чьих-то снов, по случайности ставшие видимыми для всех, фрагменты выщербленных мозаик. В свете прибывающей луны поблескивают многочисленные маски Ланки Хитроумного на храмовых стенах.

Полуночная жизнь мадрийской столицы сосредоточилась на крышах, озаренных масляными и магическими лампами. Оттуда доносились голоса, пение, смех, звяканье посуды, переборы струн маранчи. В вышине шелковисто шелестели крылья флирий, но волшебных полудев-полунасекомых можно было не опасаться – они чужими делами не интересуются, а пора их безумных хороводов еще не наступила.

Ветер утих, и хонкусы больше не носились по городу с клубами пыли. Вот это было кстати, поскольку среди них наверняка есть соглядатаи Лормы.

Маг и амулетчик крались закоулками. Без личин, зато в сурийских тюрбанах и матхавах – удобные для маскировки штуки, даже Эдмар оценил. Суно решил, что личины они возобновят позже, после визита в дом Глигодаго. Господин Бровальд и его слуга не должны иметь никакого отношения к ночному безобразию: возможно, они еще понадобятся, так что пусть их репутация останется не подмоченной.

Запахи прогорклого масла, приторных ароматических курений, тухлых яиц, пряностей, мочи и жареной баранины казались более материальными и определенными, чем сама Сакханда, примостившаяся на границе незыблемой яви и накатывающего в темноте прибоя сновидений.

Повернули за угол, и резко потянуло гниющими отбросами. Среди мусора под глухой обшарпанной оградой влажно поблескивала кожура перезрелых раскисших фруктов, белели кости.

«Дрянь», – отметил Орвехт. Нет, не потому что вонь и умножение заразы, а лучше бы к этой куче близко не подходить. Было в ней нечто, заставившее мага подобраться… Блеснули над матхавой внимательные глаза спутника, покосившегося в ту сторону: его тоже что-то насторожило.

Вынырнувший из противоположного переулка суриец в лохмотьях ничего особенного не почувствовал. Бросил опасливый взгляд на двух мужчин с закрытыми лицами – и прямиком к объедкам: набрать костей на похлебку, если те пролежали недолго и не успели совсем испортиться, да и среди липких размякших плодов найдется, по милости Кадаха Радетеля, что-нибудь съедобное.

Ощутив укол страха, он приписал его не тому источнику – подозрительным прохожим, у которых, поди, какое-нибудь злоумышление на уме, а бояться надо было мусорной кучи.

То, что выглядело как раскиданные на помойке кости, взметнулось навстречу жертве, обернувшись стигом – зубастой и кровожадной волшебной тварью. Вернее, парой тварей.

С виду стиги точь-в-точь скелеты не то собак, не то крупных ящериц, но у них по шесть пар когтистых лап и длинные гибкие хвосты, составленные из тускло-белых позвонков. Те еще кости для похлебки.

Первый стиг молниеносно прыгнул на нищего. Человек завизжал, захлебнулся криком, опрокинулся навзничь вместе с клацнувшим зубами чудовищем.

Второй кинулся на Зомара, который находился к нему чуть ближе, чем Орвехт, но тотчас отлетел назад, отброшенный и заклинанием, и ударом амулета. Когда он влепился в глинобитную стенку, по ней разбежалась паутинка трещин. Судорожно копошащийся в этой ловушке стиг стал величиной с крысу: сила «ущербного мага» Суно Орвехта позволяла не только отбрасывать, но и уменьшать волшебных тварей.

Он почти без промежутка ударил заклятьем в первого, который с хрустом вгрызался в свою жертву, так что летели в стороны брызги крови, клочья мяса и обрывки рубища.

Стиги свирепы, однако не слишком умны: ему бы наутек от мага, а он давай жрать. Желудков эти твари лишены, они насыщаются жизненной энергией, терзая и разрывая на куски добычу.

Этот стиг недолго наслаждался сытостью: мощный магический импульс превратил его в горстку белесого праха. Правда, неосторожного нищего это не спасло, здесь даже Зинта ничего не смогла бы сделать – разве что милосердно оборвать его жизнь кинжалом Тавше, чтобы избавить от лишних страданий. Спустя мгновение он умер, не без помощи Орвехта.

Зомар тем временем вбил обратно в стенку второго стига, попытавшегося сбежать. В следующее мгновение маг и эту тварь испепелил: оставлять свидетелей незачем.

Вполне может быть, что это сторожа, посаженные Лормой на подступах к ее резиденции. Тогда наверняка есть и другие – на соседних улицах, по всему периметру. Суно с помощником управились быстро и без особого шума, но это еще не значит, что никто не поднял тревогу.

Дом Глигодаго прятался за высоким забором, глинобитным, как и большинство здешних ограждений. То ли шершавая бугристая стена и впрямь налилась мощью с наступлением ночи, то ли это всего лишь мерещилось. Впрочем, Лорма наверняка укрепила ее охранными чарами.

Изнутри доносились возгласы, пение, звуки маранчи. Калитка – массивная дверь, выделявшаяся на светлой ограде темным прямоугольником, – была заперта, зато створки ворот приотворены: Глигодаго принимали гостей.

Двор освещало несколько фонарей в виде птиц: кованые головки с длинными клювами, крылышки и хвосты покрыты копотью, стеклянные тулова с горящим маслом источают мутное сияние. Под навесом стояли три экипажа и два паланкина.

Светились окна – в комнатах шло веселье, зато на крыше не было никого, кроме амуши, которая сидела на краю, свесив тощие, как палки, ноги, за спиной у нее чернела пустая беседка. Похоже, амуши была та самая, которая кривлялась в коляске на привокзальной площади, с вплетенными в травяные космы ленточками. Находившиеся во дворе слуги и возчики ее не видели, а она стучала по стене босыми пятками, грызла семечки и плевалась шелухой людям на головы.

На последнее затруднительно было не обратить внимания, но здешний народ приучен к осторожности: ну да, сыплется что-то сверху, и раз никаких очевидных объяснений этому нет, самое правильное – притвориться, будто ты ничего не замечаешь.

Зато на двух чужаках в матхавах сразу скрестились людские взгляды.

– Подарок с посланием от нашего господина для прекрасной госпожи Сонанк Амуан! – громогласно объявил Орвехт по-сурийски, без малейшего акцента.

– Сказать об этом госпоже? – невозмутимо справился старший слуга в синем тюрбане.

Он был дороден, важен и держался степенно, но в его глазах сквозил приглушенный тоскливый страх, это Суно приметил еще днем. Скверные дела творятся в этом доме, однако уйти от таких нанимателей чревато сами знаете чем.

«Пожалуй, этот мешать не станет», – мимоходом отметил маг Ложи.

– Проводи нас к ней, уважаемый. Мы должны передать ей лично в руки и получить ответ для нашего господина.

Для пущей убедительности он вынул из-за пазухи шелковый сверток, перевязанный златотканой ленточкой.

Не задавая больше вопросов, слуга сделал учтивый приглашающий жест и направился через двор к дому. С тех пор, как Глигодаго привез Сонанк Амуан, здесь происходило много странных вещей. К обычной молодой госпоже нипочем не пустили бы явившихся посреди ночи подозрительных незнакомцев, но это исчадие Хиалы не было «обычной молодой госпожой».

О, старший слуга отлично понимал, что купленные на рынке новые рабыни, да и еще кое-кто из тех, кто находился у него в подчинении, вовсе не сбежали. По-другому они исчезли… Но об этом он ничего знать не знает, лучше не выпытывайте. И почему он в последнее время приохотился спать на полу вместе с другой прислугой, тоже не спрашивайте. Не станет он рассказывать, что в его отдельной каморке повадился валяться на постели кто-то невидимый, и после этого постояльца на испачканных простынях остаются колоски и травинки, да еще копошатся кусачие зеленые козявки. Такое кому-нибудь расскажешь – и потом, известное дело, сам исчезнешь.

Он проводил визитеров в убранную на северный лад гостиную, где золотоволосая барышня с бесстыдным оживлением болтала с поклонниками. Почтительно согнулся и поспешил прочь.

Орвехт окинул взглядом уже знакомую комнату. В руках он держал «подарок», оправдывающий его появление здесь в столь поздний час. Амулетчик замер у него за спиной – можно не сомневаться, в полной боевой готовности. Маг ощущал импульсы пробуждающихся артефактов Зомара и одновременно разглядывал причудливое общество, собравшееся в салоне провинциального толка с руфагрийскими эмалевыми блюдами на стенах и сурийскими вышитыми подушками на полу.

Сонанк Амуан сидела в компании двух молодых людей из Ширры и Нангера. Ее распущенные длинные волосы медового цвета, в ярком свете магических ламп отливавшие золотом, стлались по пестрым подушкам и по узорчатому ковру, словно завлекательно раскинутые шелка в дорогой лавке. Сшитое по алендийской моде платье из многослойных черных кружев и бархотка на шее подчеркивали нежную белизну кожи. Хороша… И за что же боги превратили такую красавицу в вурвану, заодно лишив ее возможности умереть, чтобы после родиться вновь в человеческом воплощении?

Ничего о том не известно, кроме лаконичного упоминания в ветхой древней книге: мол-де царица Лорма хотела «убить кота и поменять богов в Сонхи». Коллега Тейзург предположил, что здесь имелся в виду прежний Страж Мира, который сам себя проклял и обернулся болотным котом. А что касается второго пункта обвинения – это кое-что объясняет, но все равно наказание выглядит чрезмерно жестоким, особенно с учетом срока давности. Хотя Суно в таких вопросах никогда не спешил с выводами.

И как бы она ни была хороша, бархотку с ожерельем, позволяющим вурване сохранять человеческий облик, у нее придется забрать.

В углу скорчился амуши. Его травяные патлы слегка шевелились от копошащихся насекомых, по затрапезной рубахе ползали белесые мотыльки, из прорех на рваных штанах торчали острые коленки. Амуши держал в каждой руке по небольшому серпу и скалил в ухмылке треугольные желтоватые зубы, его круглые глаза – сгустки угрожающей темной мути – в упор смотрели на визитеров. Вероятно, телохранитель?

Глигодаго беседовал с насупленным немолодым господином, перед ними лежал на столе старинный аснагисский фолиант в украшенном черепаховыми вставками переплете с застежками. Судя по всему, один из них продавал книгу другому.

Остальные гости играли за низким столиком в рыночную сандалу, и трое из них были люди, а четвертый – долговязый джуб в старомодном сюртуке с рюшами на рукавах. Его лысая голова цвета переспевшего баклажана блестела, как полированная, длинный черный хоботок возбужденно шевелился над доской с фигурами.

Развалившийся на низком диванчике музыкант с подкрашенными губами и бледным испитым лицом любителя дурмана играл на отделанной перламутром маранче. Его потасканную рожу никто не назвал бы привлекательной, но музицировал он самозабвенно и весьма недурно. При другом раскладе Суно не отказался бы подольше его послушать, но сейчас надо было немедля действовать.

На него уставился с подозрением не только амуши. Глигодаго тоже проявил интерес, за которым сквозила тревога, и Орвехт ощутил, что тот осторожно – самому, должно быть, мнилось, что незаметно, – плетет прощупывающее заклинание.

Волшебник. А ведь никто из сакхандийцев, с которыми общался Зомар, об этом ни словом не обмолвился. Значит, ни чворка они об этом не знают. Играя роль руфагрийского скупщика антиквариата, Чавдо Мулмонг ухитрился ничем не выдать, что он из магов.

Лорма тоже обратила взор на двух мужчин с закрытыми лицами, остановившихся на пороге. Она любезно улыбалась, но в этой улыбке таилось предупреждение.

– Подарок с посланием от моего господина, который пожелал пока не раскрывать свое инкогнито, для молодой госпожи Глигодаго! – торжественно объявил Орвехт с полупоклоном.

В эту фразу было вплетено заранее приготовленное заклятье, которое сработало на слове «инкогнито» и разом сорвало скрывающие чары и с амуши в углу, и с джуба, который в это время передвигал фишку на малой доске.

Ухажер из Нангера, галантно предлагавший барышне горячий шоколад, увидел в двух шагах от себя кошмарную патлатую образину с серпами, содрогнулся и вывалил содержимое чашки прямо на кружевное платье. Его соперник из Ширры воспрянул со смесью негодования и торжества – такой случай заступиться за предмет своего обожания, утереть нос невеже! – но оскандалившийся нангерец вскочил с искаженным лицом, глядя на что-то у него за спиной. Ширриец догадался обернуться и тоже увидел амуши.

К чести обоих, барышню они не бросили. Схватили под руки и потащили прочь отсюда, к двери. Вурвана, которой незачем было убегать от своего же прислужника, начала вырываться, и все трое повалились на ковер, путаясь в прохладной скользкой массе ее медовых волос.

Трое игроков в сандалу обнаружили, что с ними за столиком вместо слегка отставшего от моды господина средних лет сидит самый настоящий джуб, лилово-черный, с болтающимся над доской хоботом. В первое мгновение они оторопели, а потом тоже повскакали с мест.

– Вы куда?! – прогундосил джуб.

Он так увлекся игрой, что не заметил, как с него сорвали чары личины.

Один лишь музыкант продолжал как ни в чем не бывало бренчать на маранче: он в своих дурманных видениях и не на такое насмотрелся.

Чавдо Мулмонг – уже никаких сомнений, что это был он собственной персоной, – заслонился магическим щитом и в придачу задействовал какие-то защитные амулеты. Спасать свою шкуру он умел не хуже, чем прикарманивать все, что плохо лежит.

Амуши прыгнул вперед, но тут же отлетел и врезался в угол с такой силой, что с потолка посыпались отставшие чешуйки побелки. Для человека это означало бы разбитую голову и сломанный позвоночник – или, если человек тренированный, как минимум серьезные ушибы, – а нечисти хоть бы что, даже свои страшные серпы не выронила, опять ринулась в атаку.

В момент заминки Орвехт швырнул на середину комнаты перевязанный кокетливой ленточкой «подарок» – одноразовый артефакт «Королевский фонтан», заодно приведя его в действие. Теперь в течение часа никто не сможет открыть в ближайшем радиусе Врата Хиалы, этот путь к отступлению для Лормы отрезан. Изготовить «Фонтан» непросто, для этого требовалось редкостное мастерство и немалые затраты силы, но Сокровенный Круг решил, что цель того стоит.

– А доиграть?! – взревел джуб, когда его партнеры, опрокинув столик, ринулись вон из комнаты.

Суно и Зомар отступили в стороны, чтобы охваченные паникой люди их не сшибли. Вновь отброшенный амуши, не поднимаясь с пола, метнул один из серпов, но амулетчик выставил «Каменный щит», и оружие, звякнув, отскочило, вонзилось в ножку стола.

– Доиграем, милок! – джуб схватил одного из убегавших за фалды сюртука и потянул обратно. – А то убью-у-у-у!

Его выкрик перешел в угрожающий гнусавый вой, хобот свирепо раскачивался, маленькие глаза горели, как уголья. Человек барахтался, пытаясь вырваться, и взывал к богам. Двое других сломя голову выскочили наружу, и несколько мгновений спустя во дворе поднялась суматоха.

Глигодаго-Мулмонг юркнул за портьеру, хлопнула потайная дверь. Суно в этот момент было не до него: из жесткой травяной шевелюры амуши выпорхнула стая белесых мотыльков, которые начали мельтешить по гостиной, с их крылышек как будто сыпалась мука, прямо в воздухе расплываясь туманом. Под открытым небом эту пакость можно в два счета спалить, а здесь недолго устроить пожар и самим пострадать.

Прикрывшись от летучей дряни магическими щитами, Орвехт бросился к Лорме, которую два влюбленных дурня приготовились защищать от нечисти. Парней он раскидал в стороны с помощью эффективной комбинации «приемы рукопашного боя плюс заклятья». По общему мнению, грязный способ, но сейчас не до щепетильности.

Один из волшебных светильников взорвался, выбросив снопы разноцветных искр. Недавний собеседник Мулмонга, парализованный ужасом, съежился на стуле, прижимая к груди старинную книгу, из-за которой перед тем торговались. Музыкант продолжал играть, словно ничего из ряда вон выходящего вокруг не происходило.

В темноте за стеклом мелькнули босые пятки, брызнули осколки, и в окно влетела, перекувыркнувшись, амуши, перед тем сидевшая на краю крыши. Она упала на четвереньки, прямо на битые стекла, и дурашливо расхохоталась, тряся ленточками, вплетенными в колосящиеся зеленые волосы.

Джуб с утробным урчанием «Доиграем! Давай доиграем!» тащил изловленную жертву к валявшимся на полу принадлежностям для сандалу.

Предоставив Зомару разбираться с амуши, Суно схватился с древней кровопийцей. Заклятья против заклятий, удары против ударов. Удалось вогнать ей под ребра зачарованный кинжал: для обыкновенной вурваны это был бы неминуемый конец, но для этой бессмертной – всего лишь временное неудобство.

Пока тонкие белые пальцы с хищно заострившимися ногтями скребли по рукояти, маг сорвал с шеи красавицы бархотку. Под тканью прощупывались продолговатые бусины. Убедившись с помощью заклинания, что это не очередная фальшивка, а то самое ожерелье, которое нужно вернуть Сокровенному Кругу, он спрятал добычу за пазуху.

Скверно то, что «Морскую кровь» нельзя попросту положить в волшебную кладовку, откуда ее забрали бы архимаги: она при этом может или разнести кладовку вдребезги, или оказаться где-нибудь в другом месте.

Комната к этому моменту напоминала полную пара прачечную, только воздух был не влажный, а сухой и затхлый. Показалось или нет, что при этом он еще и слегка загустел, уподобляясь желе? Ничуть не показалось. Амуши с ленточками, которая собиралась прыгнуть магу на спину, получила удар от прикрывавшего тыл амулетчика и не отлетела, а поплыла назад, словно в воде. Она хихикала и дрыгала тонкими ногами, похожая на пьяную купальщицу, ее лохмотья колыхались вокруг тощего тела утопленным в пруду тряпьем.

И музыка теперь звучала искаженно, аккорды маранчи в постепенно густеющем воздухе тянулись клейкими нитями, вызывая тоскливое содрогание.

Обстановка дрянь, надо уходить. Да им и незачем тут задерживаться.

Недавний собеседник Мулмонга все-таки очнулся от ступора, нетвердо и опасливо двинулся к выходу, так и не выпустив из рук дорогой фолиант. Другое дело, что стоявший возле проема парень с темной повязкой на лице внушал ему не меньше страха, чем амуши.

Облик Лормы изменился, как будто она за считаные секунды постарела: жасминно-белая кожа приобрела тусклый пергаментный оттенок и покрылась морщинами, нежное лицо ссохлось, как у мумии.

Влюбленность молодого ширрийца такой проверки на прочность не выдержала, и тот бросился бежать. Вначале отполз на четвереньках, потом вскочил на ноги, запнулся о подушку и едва не грохнулся, но Зомар поймал его за шиворот – жестом с виду ленивым, а на самом деле точно выверенным, – вздернул, развернул и вытолкнул в коридор.

Господин с книгой, увидев это, воспрянул духом и решился-таки проскочить мимо амулетчика, по горло занятого нейтрализацией двух амуши, которые рвались на помощь Лорме, но всякий раз не успевали до нее добраться.

Нангерца преображение Сонанк Амуан не расхолодило. Возможно, он и раньше подозревал о том, что полюбил вурвану? Или решил, что злодей-маг ее заколдовал? Так или иначе, он склонился над девушкой – теперь уже над зубастой живой мумией – и попытался вытащить у нее из-под сердца нож с покрытой рунами деревянной рукояткой. Суно пинком отшвырнул ретивого кавалера: рано или поздно Лорма от кинжала избавится, но торопить события незачем.

Тем временем джуб, одной баклажанно-черной ручищей удерживая за сюртук свою жертву, другой водрузил на столик доски для сандалу и начал собирать с пола рассыпанные фигурки. При этом он бурчал: «Доиграем… А потом еще разок сыграем…» Его тонкий хобот то сердито свивался в кренделя, то тянулся за фигурой или фишкой.

Воздух продолжал густеть, запахло тленом и лежалым сурийским сыром. Дышать стало труднее. Светильники тускло мерцали сквозь белесую дымку, вокруг них расплывались радужные ореолы.

Орвехт сделал помощнику знак «убираемся отсюда» и отступил к двери, по дороге опять впечатав в стенку одного из амуши.

Челядь уже знала, что на втором этаже бесчинствует нечисть, которая то ли сожрала хозяев, то ли те сами оказались нечистью. Двери повсюду нараспашку, ворота настежь. Экипажей под навесом больше не было, только валялся посреди двора треснувший пустой паланкин: уронили в панике и спешке.

Перед тем как выскочить за ворота, Орвехт швырнул в окно сгусток магического пламени. У кого хватило ума и везения, те успели сделать ноги. В доме осталось по меньшей мере три человека – одурманенный музыкант, мальчишка из Нангера и попавший в лапы к джубу любитель сандалу, но они все равно обречены. Лорма со своими недобитыми приближенными сожрет их, чтобы восстановить силы. А так хотя бы есть шансы задержать погоню. Амуши, может, и погибнут в огне, но бессмертная вурвана в любом случае выберется.

С привычной тяжестью на душе маг пожелал пока еще живым людям добрых посмертных путей – и тут же перестал об этом думать, заодно прогнав мысль о том, что Зинте это бы совсем не понравилось.

Притаившихся в соседнем переулке стигов спалил Зомар, задействовав «Глаз саламандры».

Посланцы Ложи петляли по улицам, озаренным красноватыми отсветами. Позади грохотал гонг, сзывая городских амулетчиков: разгореться пожару не дадут.

Полдела сделано, ожерелье за пазухой. Теперь нужно выбраться из Мадры, при том что роли поменялись, и Орвехт с Зомаром уже не преследователи, а беглецы.

– Зинта, эта несносная маленькая плакса меня замучила. Я ведь уже говорил тебе, кого здесь нужно жалеть. С утра до вечера ходит с мокрыми глазами и покрасневшим носиком, а я на нее смотри… Сущее измывательство! Увы, Госпожа Развилок – это не твоя милосердная покровительница.

– Ох, ну что делать, если все так сложилось, – отозвалась лекарка, глядя на него расстроенно и в то же время с долей неодобрения. – А ты сам хорош, зачем заставляешь ее целыми днями вытирать пыль, хотя у тебя есть слуги, и еще ты можешь навести чистоту магическим способом, я же знаю.

– Потому что это занятие ее успокаивает. Я уже пробовал усадить ее за книжки – начинает вспоминать маму и рыдать. Так и будет вытирать пыль, пока это безобразие не прекратится, – Эдмар досадливо усмехнулся. – Заодно в доме освоится, а то до сих пор не перестала робеть. Это становится скучным. Скажу больше, это уже стало скучным.

– Ты слишком придирчив к ребенку, – возмутилась Зинта. – Ну вот скажи, чего ты от нее хочешь?

– М-м, я бы предпочел, чтобы ребенок, которого мне навязали без особых церемоний, не начинал всхлипывать в ответ на каждую мою фразу и не забивался за штору или под стол, лишь бы я не заметил и прошел мимо.

– А ты бы язвил поменьше!

– Вот-вот, ты ухватила суть. Я совсем не против того, чтобы Тимодия в ответ на мои замечания огрызалась – почтительно и не переходя границ допустимой дерзости, но в то же время проявляя изящную остроту ума и некоторое своенравие. Меня бы это забавляло, и тогда в общении с ней была бы своя прелесть.

– Что ж поделаешь, если Тимодия не такая, как тебе хотелось бы, а такая, как есть? Совсем не язва вроде тебя, потому что люди разные! И она очень тоскует по маме. Как думаешь, не мог ей кто-нибудь из прислуги проговориться, что мама не уехала, а умерла?

Зинта понизила голос, хотя на веранде маленькой чайной в Домотканом переулке никого, кроме них, не было, и вдобавок, когда зашла речь о Тимодии, Эдмар сотворил чары неслышимости.

– Исключено. Я не только запретил прислуге об этом болтать, еще и заклинанием подстраховался. А о том, что я убил Рименду, в курсе только мы с тобой, для всех остальных – разрыв сердца.

– Ох, лишь бы Тимодия не узнала, что это ты убил ее мать. Страшно подумать, каково ей тогда будет…

– Не узнает. Хвала богам, не от кого. Ходячий лимон для моей вечерней чашки молока.

– Молоко не пьют с лимоном, оно же скиснет!

– И я о том же. Прямо хоть беги из собственного дома.

Эдмар с гримасой, выражающей преувеличенную покорность судьбе – как будто такой, как он, способен на покорность, он же в любой ситуации будет измышлять, как бы все повернуть по-своему! – допил шоколад. Зинте подумалось, что жизнь для него – игра, и ко всем, кто вокруг есть, он относится, словно к игрушкам. Сейчас он в претензии, что Тимодия оказалась неинтересной игрушкой, – для взрослого человека и такого древнего мага это совсем не похвально.

Было в этой мысли что-то важное, но ускользающее – где-то глубоко внутри, словно косточка в сердцевине яблока, однако додуматься до этой сердцевины никак не получалось.

– Ты и так все время шатаешься по чужим мирам, – заметила она вслух.

– Шатаюсь, а толку… – усмешка вышла до того грустная, что Зинта всей душой посочувствовала Эдмару. – Как раньше я не мог чертова кота в лесу поймать, так и теперь за ним охотиться – безнадежное дело, все равно что молиться Госпоже Вероятностей, чтобы она заглянула к тебе вечерком на чашку кофе. Я однажды попробовал, но она не пришла. Может, решила, что кофе у меня недостаточно хорош? Вот и здесь то же самое. Склоняюсь к мысли, что неуловимый полицейский много хуже неуловимого бандита. Пока Марсия была больна, он больше времени проводил дома, а теперь в тылу все в порядке, и он не был в отпуске с тех самых пор, как я принес лекарство. Он, конечно, своих навещает, но выбирает время, когда меня там нет. Как нарочно, как чувствует, мерзавец… Впрочем, он и в самом деле чувствует. После вручения лекарства и нашего идиллического кофепития, перешедшего в драку, я его ни разу не видел.Это подталкивает к душераздирающе печальной догадке, что негодяй меня избегает. Можно подумать, это я тогда первый ударил! Ситуация осложняется тем, что подразделение у них особое и мобильное, базируется на корабле, и вдобавок многоступенчатая секретность. В открытой космополовской инфосети никаких данных, в закрытой тоже, а лезть глубже – большой риск спалиться. Меня же неправильно поймут: чего доброго, подумают, что я ломаю их базу данных в преступных целях! Хотя, Зинта, это еще как посмотреть… Порой меня посещают такие фантазии, что, если их реализовать, это и впрямь на статью потянет – нападение на офицера Космопола и так далее.

– А ты гони прочь зложительские фантазии.

– Еще чего! Как представлю себе… Ладно уж, не буду смущать тебя подробностями, ты до такого не доросла.

– Ах ты… – возмутилась лекарка. – Да я тебя на восемь лет старше!

– А я тебя – на миллион, – ухмыльнулся Тейзург. – Учитывая последствия моего купания в Лилейном омуте.

– Раз ты за этот миллион лет так и не стал просветленным доброжителем всем в пример, то и хвастаться нечем.

– Туше, – маг насмешливо поклонился, поднимаясь из-за стола. – Пойдем? Собираюсь навестить своих бывших коллег, но девочки в такую рань еще спят, пока прогуляюсь.

– Почему же спят, если в Ложе в любое время кто-нибудь да бодрствует? И почему – бывших? Разве у тебя с магией что-то не так?

– Зинта, при чем тут магия, я говорю о бывших коллегах… О той нужной людям профессии, которая для меня осталась в прошлом.

Он положил на столик деньги и, щелкнув пальцами, снял охранные чары. Можно было и без щелчка, эффектный жест предназначался для Зинты – чтобы знала, что теперь кто угодно посторонний их услышит.

Кивнув ему на прощанье, лекарка первая сбежала по ступенькам: ее ждали в лечебнице. Эдмар неспешно спустился следом, его баэга – вишнево-черный узор со скупыми взблесками серебра – отливала в лучах утреннего солнца шелковистым глянцем.

Хозяин заведения отвесил ему вслед подобострастный поклон: с тех пор, как приглянувшаяся Тейзургу чайная вошла в моду, дневная выручка стала в разы больше, чем прежде за целую восьмицу.

После того как Зинта и Эдмар скрылись за углом, а хозяин ушел на кухню, из-под крыльца ужом выполз парень в неброской одежде мастерового и глубоко нахлобученной шляпе. Его конопатая физиономия выглядела обиженной и крайне ошеломленной, в глазах светилась решимость: «Ну, держитесь, уж теперь-то я с вами разберусь!»

Низко пригнувшись, он метнулся за другой угол, словно удирающий вор, и через считаные мгновения был уже в соседнем квартале. Стряхнул с куртки и штанов налипший мусор, сунул руки в карманы и с непримиримым видом зашагал по булыжной улочке.

Сотрясать воздух бранью можно сколько угодно. Мадра – это тебе не Ларвеза, где у Светлейшей Ложи все под контролем, а здешняя столица – истинный гадючник, повсюду заправляют бандитские гильдии, которые стакнулись и с царским домом, и много с кем еще. Чавдо Мулмонг тут как рыба в воде, давно уже нашел общий язык с тайными хозяевами Сакханды. Все они зложители, как сказала бы Зинта, канальи продажные… Можно хоть десять раз подряд это про себя повторить, да еще добавить вслух всякие слова, которые для благородного человека считаются зазорными, – а развороченные рельсы от этого на место не лягут.

Господину Бровальду полагалось ругаться. Натура у него такая. Только он собрался доехать до Пчевата – западного пограничного города, где с год назад будто бы видели Шиверсойма, мужа запропастившейся сестрицы Марлодии, – и вдруг такая неслыханная неприятность. И какому же отребью поганому помешала железная дорога, построенная четыреста лет назад ларвезийскими мастерами по заказу Асвахура Свирепого и Рачительного из династии Младших Суфнарбов?

Суно догадывался, какому. Тому самому, которое служит Лорме и успело удрать, пока эмиссары Ложи разбирались с вурваной и амуши. Видимо, Чавдо сел в одну из колясок, стоявших во дворе под навесом, – и прямиком к нужным людям. Просчитал, что может произойти дальше, и принял меры на случай, если ожерелье у его госпожи отнимут.

Рельсы пострадали во всех направлениях, на участках протяженностью около шаба: амулетчики разбойничьих гильдий свое дело знали. Выходы из Сакханды наверняка перекрыты, и теперь наймиты Лормы будут искать тех, кто совершил нападение на вурвану.

Хевсойм данг Бровальд, потрепанный, но знающий себе цену господин, приехавший в этот воровской город по хлопотному частному делу, стоял перед зданием вокзала в пока еще не слишком густой толпе несостоявшихся пассажиров. Люди были обескуражены и рассержены, собирались требовать назад деньги за купленные загодя билеты – но это позже, когда солнце, заливающее площадь слепящим сиянием, поднимется выше, и важные вокзальные чиновники с официальными бляхами на тюрбанах выпьют свой утренний чай.

Ветра не было, поэтому и хонкусов не было. И амуши нигде не видно, но те наверняка ошивались поблизости. Замаскировались, понимая, что имеют дело с сильным «ущербным магом». В иных случаях платок или тюрбан с матхавой куда надежней чар личины.

Раздраженно тыча тростью в пыль и понося все на свете – а что еще оставалось господину Бровальду? – Орвехт подумал, что самое трудное у них с Зомаром впереди.

Под крыльцо чайной Дирвена привело естественное желание увидеть сволочную рожу Эдмара и услышать, как тот будет о нем злословить.

Каким образом ему удалось ускользнуть ради этого от своей охраны – отдельная история. На то он и первый амулетчик. Пусть и бывший. Ха, дохлый чворк им всем, бывших первых амулетчиков не бывает!

Обгоняя прохожих – надо поскорее оказаться там, где он, по мнению окружающих, якобы находился в течение последнего часа, – Дирвен изнывал от гремучей смеси гордости и жестокой обиды.

Гордился он понятно чем: обставил самого Тейзурга. Тот его присутствия не заметил, потому что Дирвен Кориц с амулетом «Маскарадный кубик» одурачит хоть древнего мага, хоть даже целую толпу архимагов. Короче, Дирвен Кориц – это сила!

И все равно результат этой вылазки болезненно уязвил его самолюбие: подлец Эдмар на его счет ни слова не обронил. Вообще о нем не вспомнил.

Такого он не ожидал. Он-то думал, что недруг теперь только о нем и говорит, всяко злословит, и хотел узнать, что именно тот говорит, – нестерпимое любопытство так и разбирало. Ага, вот и узнал! Полнейшее безразличие, о тебе попросту забыли.

Оскорбленный этим выводом Дирвен не сразу осмыслил случайно полученную информацию: в доме у Эдмара живет какая-то девчонка, ее мать он убил, и она об этом ничего не знает, и к этому вроде бы имеет отношение Рогатая Госпожа. Сволочизм полнейший.

Если он расскажет девчонке правду, это ведь будет доброе дело? Милосердная тогда его простит… Дирвен тут же ощутил прилив досады, даже зубами скрипнул: ну вот, опять подумал о своей корысти, а как раз этого нельзя, иначе проклятие не снимется.

Но с другой стороны, ему и впрямь хочется покончить с обманом и защитить справедливость, негодование по поводу этой истории он испытывает самое искреннее… Тогда, может, и сработает?

Зинта из-за убийства не возмущалась, но Тейзург вполне мог ее околдовать, а Суно Орвехт в отъезде, и заступиться некому. Что ж, зато есть Дирвен Кориц. Он и с мерзавцем поквитается, и благое дело сделает – разве нельзя то и другое совместить? Все логично… Интересно только, почему учитель Орвехт в последнем разговоре намекал, что у него неважно обстоит с логикой парадоксов?

Господин Бровальд купил место в караване до Чегожи – маленького княжества к северо-западу от Сакханды. Поезда туда не ходят, зато оттуда рукой подать до Флиды – сопредельной страны под протекторатом Ларвезы. Но это невезучего наследника не интересовало: по легенде он направлялся в Пчеват, пограничный мадрийский город, где якобы видели в последний раз его пропавшую сестрицу.

Флида богата хлопковыми и шелковичными плантациями, а в Чегоже только скудные пастбища, поэтому на последнюю Ларвеза не позарилась – Ложе это не принесло бы ничего, кроме лишних расходов. Чегожский князь давал пристанище разбойничьим шайкам, тем и кормился, а свободные от предрассудков мадрийские купцы поставляли туда продовольствие.

Рискованный путь, но выбирать не из чего. С хозяином каравана небогатый господин Бровальд сторговался, сдав ему в аренду на время путешествия своего слугу. Зомар, не выходя из образа, ругал «скупого ишака», но шепотком и с оглядкой, не переигрывая: привлекать к себе лишнее внимание не стоило.

Нашелся и другой народ, торопившийся в Пчеват, до которого от Чегожи всего-то день пути: четверо жителей Мадры и двое ларвезийских подданных.

Один из ларвезийцев был курьером-амулетчиком со срочной посылкой. Сокровенный Круг наделил Орвехта чрезвычайным полномочием забирать в свое распоряжение любого амулетчика Ложи, ежели таковой подвернется. При необходимости на этого парня можно рассчитывать, причем без ущерба для его собственного задания: посылку недолго закинуть в волшебную кладовую, откуда ее заберут коллеги в алендийской резиденции. Гм, если только содержимому не противопоказан такой способ доставки… Но курьеров на этот счет обычно предупреждают, хотя волшебные кладовки – редкое удовольствие, доступное лишь архимагам с их заемным могуществом да кое-кому из «ущербных».

Другое дело, что при таком повороте придется раскрыться, а Орвехт предпочел бы пока не вылезать из шкуры Хевсойма данг Бровальда.

Второй ларвезиец оказался отставным военным. Продувная бестия, судя по физиономии.

Среди местных попутчиков в первую очередь вызывал подозрения парень в матхаве – почтительный сын, спешивший домой к родителям. Что он прячет под своей линялой тряпкой, юношескую красу или отвратную нелюдскую рожу, поди разбери. Глаза серо-карие, вполне человеческие, однако у амуши и такие изредка встречаются, хотя чаще глаза у них по-птичьи круглые. Ребенок, который родится от соития мужчины или женщины с амуши противоположного пола, тоже будет самый настоящий амуши, но с такими чертами внешности, которые позволят ему втираться к людям и вводить их в заблуждение – не враз поймешь, что за тварь перед тобой. На руках у юнца ногти (у чистокровного были бы когти), но это тоже еще ни о чем не говорит. Однако пальцы слишком тонки и узловаты…

Сакхандийский торговец, у которого в Пчевате срывалась сделка, на первый взгляд внушал доверие. Сразу видно, что это представитель не волшебного народца, а самой что ни на есть человеческой разновидности «жлоб загребущий, лучше всех знающий, как должны жить окружающие, и объясняющий им это без устали». Правда, нет никаких гарантий, что эту почтенную личность не подкупили.

Муж и жена из Пчевата, гостившие в мадрийской столице у родственников. Женщина была беременна, поэтому вместо платка с матхавой носила усхайбу – длинный балахон с капюшоном и вуалью, сплетенной из конского волоса, это одеяние защищало ее и плод от сглаза. Рукава свисали до колен, скрывая кисти рук. С изнанки на темно-коричневую усхайбу были нашиты лоскуты с оберегами – снаружи виднелись стежки. Молодой муж, в отличие от несимпатичного торговца, производил благоприятное впечатление: парень славный, серьезный, заботливый, разве что чересчур нервный – да оно и понятно, жене предстояло разрешиться от бремени самое большее через месяц. Суно, впрочем, не сбрасывал со счета возможность того, что под усхайбой прячется нечто, мало похожее на беременную даму. Впечатления – это, знаете ли, всего лишь впечатления.

Он ощущал присутствие магии, но не мог определить, что является ее источником – живое существо или какие-то артефакты. Сурийские путешественники таскают с собой кучу амулетов: теоретически это должно помогать им в два счета опознавать нечисть, а на практике у нечисти тоже могут быть амулеты, препятствующие разоблачению. Орвехт мог бы использовать заклинание, чтобы увидеть, кто есть кто, но это чревато саморазоблачением, которое не входило в его ближайшие планы.

Днем палило солнце, по ночам до костей пробирал холод. На солончаках росла жесткая изжелта-зеленая трава, точь-в-точь как патлы амуши, поэтому никто не мог бы поручиться, что слуги Лормы не сидят вон за теми кочками.

По всей равнине на почтительном расстоянии друг от друга высились мананги – усеянные шипами зеленые колонны. Их длинные тени стлались по высохшей земле, с медлительной неумолимостью сокращаясь или вытягиваясь в течение дня, словно эти растения были тайными хозяевами времени. На боковых отростках, таких же колючих, как толстые стволы, цвели крупные белые цветы с желтыми тычинками, и земля у подножия была усыпана вялыми лепестками.

В гуще кустарника с мясистыми листьями виднелись причудливые красно-фиолетовые клубки: то ли раскрашенные корзины с букетами, то ли запутавшиеся в ветвях птицы, а если рассмотреть вблизи – тоже цветы, но невообразимо странные, и запах у них был неприятный, медово-мясной.

В пологих впадинах сияли озера, окруженные белесыми разводами, которые переливались на солнце, словно там рассыпана алмазная крошка. Сплошная соль. Орвехту припомнилась здешняя традиция: если сурийский владыка прогневается на кого-то из своих приближенных, он посылает ему шелковый мешочек с солью, которую надлежит съесть за раз. Коли опальный царедворец выживет – значит, на то воля богов, но обычно человек травится насмерть. Вот не довезет Суно до резиденции Ложи «Морскую кровь» и тоже получит свой мешок соли… Или что-нибудь еще вроде того.

В первый день неприятностей не случилось. После обеда караванному амулетчику померещились амуши, но тревога оказалась ложной. Да еще пришлось обходить вовремя замеченную паутину полуденного тенетника, еле видную, как будто сотканную из солнечных лучей.

Попадешь в такую ловушку, и вскоре от тебя ничего не останется, если только небо тотчас не затянет облаками – но откуда им здесь взяться? В пасмурную погоду, в сумерках или ночью через место, облюбованное тенетником, можно пройти без всякого риска, но горе тебе, если забредешь туда ясным днем. Одна из самых загадочных волшебных тварей, ее существование прерывисто: при свете солнца она есть, а в остальное время ее нет.

Атаковали их на рассвете следующего дня. Около двух дюжин бандитов подбирались к стоянке в утренних сумерках, уповая на внезапность, но крик «Вабра!», что по-сурийски означает «Тревога!», спутал им планы.

Крикнул Зомар. Посланцы Ложи решили дежурить по очереди, не полагаясь на караульных. Караванщики нападения не ждали: местная разбойничья вольница соблюдала свои неписаные законы и тех, кто возил товары в Чегожу, не грабила. Кто отколет такой номер, тому несдобровать, но в большом городе вроде Сакханды всегда найдется кто-нибудь, кому разбойничьи законы не указ. Допустим, шайка, промышляющая в мадрийской столице и с чегожскими союзниками никак не связанная, при этом согласная на загородную вылазку – вопрос цены. Вурвана, разменявшая не одно тысячелетие, вряд ли была стеснена в средствах, и Чавдо Мулмонг за ценой не постоял.

Караванщиков ошеломило вопиющее попрание всех божеских и разбойничьих понятий, но они были птицы стреляные и находились в готовности на случай нападения амуши или сойгрунов. В лагере началась катавасия. Людская ругань, рев напуганных верблюдов, заливистый лай кудлатого рыжего пса, который считался талисманом, отводящим ярость Забагды – Повелителя Южного Ветра, потому что был одной с ним масти. Казалось, сам водянистый утренний сумрак взбаламутился.

Резать всех поголовно бандиты не собирались, а то ведь дружная с чегожским князем вольница хоть под землей, хоть под песком достанет, чтобы потом в том же песке тебя закопать. Им заплатили за похищение чужаков: утащить живыми или мертвыми и передать представителям заказчика – со всем, что при пленниках есть, не обшаривая карманы.

Впрочем, помощник Лормы понимал, что от последнего наймиты вряд ли удержатся. Не имеет значения: у этих нетрудно будет отобрать или выкупить «Морскую кровь». Понимал он и то, что тех, кто напал на дом Глигодаго, голыми руками не возьмешь. Что ж, если они дадут отпор, это тоже можно будет считать за неплохой результат – враги себя обнаружат, и круг поисков сузится. Наспех навербованные отряды были посланы вдогонку нескольким караванам, вышедшим накануне из Сакханды в разных направлениях – в расчете, что хотя бы одна из целей окажется та самая.

Господин Бровальд, разъяренный тем, что какие-то канальи его ни свет ни заря разбудили, сквернословил и орудовал тростью – ни дать ни взять скандалист, которого толкнули на городской улице. В левой руке он держал еще и кинжал, которым размахивал суматошно и на первый взгляд бестолково, да только пробиться через эту бестолковую защиту никому не удавалось. Крыл он и «возомнивших о себе воров и разбойников», и своего слугу – «жулика бесчестного, который нарочно вертится у меня за спиной, чтобы сзади меня подло пристукнуть».

Едва началась заварушка, Зомар моментально очутился рядом. Сейчас он прикрывал мага с тыла и всячески костерил его по-сурийски, взывая к бандитам:

– Люди добрые, убейте злого ларвезийского ишака, моего хозяина-кровопийцу! А меня пощадите, все равно в карманах нет ни гроша! Он мне уже третий месяц жалованья не платит, говорит – денег нет! Избавьте мир, добрые люди, от этого беспримерного скупердяя, который блудит с бабушкой всех ишаков, и я скажу вам спасибо, я за вас век буду молиться богам!

Если эти жалостные вопли кого и тронули, у «добрых людей» не было возможности выполнить его пожелание. Амулетчик, вооруженный длинным боевым ножом и массивным кастетом с крючьями, позволявшим как парировать удары, так и захватывать чужой клинок на перелом, никого не подпускал к Орвехту.

Курьер Ложи оборонялся, используя свои артефакты: боец из него был так себе, но его снабдили надежными амулетами, и бандиты пока что не могли его одолеть.

Отставной военный дрался отобранной у кого-то саблей, умело маневрируя в толчее. Похоже, он смекнул, что охота идет не на всех, а только на «пассажиров».

Молодые супруги скорчились в обнимку под кошмой, возле тюков с товарами, под боком у караванной охраны. На них не обращали внимания.

Юноша в матхаве защищался не то чтобы профессионально, но для мирного обывателя недурно. Правда, его спасало скорее проворство и природная ловкость, чем бойцовское мастерство.

Несимпатичный торговец гневно вопил и ругался, составляя достойную конкуренцию господину Бровальду с Джахуром. Ему повезло укрыться за спинами караванщиков, окруживших кольцом товар и своего нанимателя, и он находился в относительной безопасности – спасибо многолетнему опыту выживания на Юге.

Хуже всего приходилось Кебрехту, курьеру Ложи. Скромного разъездного чиновника определенно подозревали в том, что это он везет в Ларвезу уплывшее от царицы Лормы ожерелье, и наймитам было велено взять его в первую очередь.

Суно двинулся через толчею в его сторону, возопив: «Я еще дойду до кого следует, канальи!» Помощник все понял правильно и начал перемещаться синхронно с ним, не переставая с жаром расписывать, как он будет благодарен, если «добрые люди» пристукнут его хозяина.

По инструкции Орвехт не должен был выручать курьера. Он получил недвусмысленное указание ради возврата архимагам целебного ожерелья пожертвовать кем угодно, в крайнем случае даже Зомаром: амулетчик такого уровня весьма ценен для Ложи, но здравие и долголетие членов Сокровенного Круга стократ важнее.

К тому времени, как им удалось добраться до Кебрехта, бедняга совсем вымотался. Его и раньше хватало всего лишь на затрещины, хотя будь на его месте Дирвен с теми же амулетами, сражение давно бы уже закончилось, осталось бы только собрать и похоронить трупы. Сейчас, когда курьер выбился из сил, его удары давали не больше эффекта, чем шлепки мухобойки.

Один из бандитов попытался накинуть ему на шею удавку, однако подоспевший маг перебил агрессору запястье сокрушительным ударом трости.

– Благородный человек не может стоять в стороне, когда рядом творится последнее канальство! – рявкнул господин Бровальд. – Он обязательно примет в нем участие!

Вокруг трости захлестнулась плеть. Еще неизвестно, кто бы перетянул, мадрийский головорез или Суно Орвехт, но курьер решил помочь неожиданному союзнику и отдал команду амулету. Обезоружил обоих. Трость вместе с намотавшейся на нее плеткой отлетела в сторону и ударила по ногам шарахнувшегося верблюда. Тот кого-то сшиб, человек повалился в пыль. За спиной у Суно, еле устоявшего, послышался скрежет металла и хруст – это Зомар опять сломал своим кастетом чей-то клинок.

Орвехта начали теснить двое с саблями, один заходил справа, другой слева, кинжалом не отобьешься. Пускать в ход магию, извещая всю округу: «Ну ладно, господа, вот он я!», очень не хотелось – это был бы тактический проигрыш.

Он сдернул с шеи истрепанный китонский шарф с разлохмаченными краями, блекло и загадочно серебрящийся. В следующую секунду свистнул вспоротый воздух, и лицо бандита, наступавшего справа, перечеркнули кровавые полоски. Пострадавший взвыл, зажмурился и схватился за глаза.

В Китоне любят такие вещицы – драгоценные шпильки-стилеты, веера с лезвиями, шарфы с вплетенными в шелковую ткань металлическими нитями. Коллеге Тейзургу все это тоже пришлось по вкусу, а сейчас его подарок очень выручил Орвехта.

Второй бандит попытался лихо разрубить вновь мелькнувший в воздухе шарф, но клинок скользнул мимо. Кто-то подскочил сбоку, Суно полоснул его кинжалом, не выпуская из поля зрения прежних противников. С другой стороны держал оборону помощник, и у воспрянувшего духом курьера на радостях прибавилось сил – тот начал наносить врагам пусть не смертельные, но ощутимые удары, а Зомар, чувствовавший импульсы амулетов, тут же бросался вперед, бил очередного оглушенного головореза ножом или кастетом и мигом отскакивал обратно.

Пробившийся к ним ларвезийский военный присоединился четвертым и даже попытался взять на себя командование, но от этого проку не было, поскольку схватка больше напоминала кипящую кашу рукопашной, чем боевые действия, подчиненные какой-то логике.

К тому времени, как из-за восточного горизонта, из облачных чертогов Пса Харнанвы, на солончаковую равнину хлынуло мощное, как накатывающий прилив, солнечное сияние, бой закончился.

Ларвезийцам, парню в матхаве и кое-кому из караванщиков пришлось бинтовать порезы, неглубокие, но кровоточащие.

Господин Бровальд, вновь намотавший на шею потрепанный китонский шарфик, брюзжал по поводу того, что эти канальи наделали ему прорех на вполне еще годном для носки дорожном кафтане, а ходить в заплатках благородному человеку не пристало. Заодно он пенял слуге, который тоже не уберег свою одежду и теперь будет позорить хозяина лохмотьями. Кебрехт горячо благодарил тех, кто пришел на помощь, но видно было, что их поведение его неприятно поражает: храбрецы, только что творившие чудеса находчивости, не должны быть столь мелочными и сварливыми.

Бандиты десятерых потеряли убитыми, бросили двоих тяжело раненных, и еще троих повязали караванщики – этих собирались отвезти в Чегожу, чтобы с ними разобрались разбойники по закону своей вольницы. Остальные сбежали.

По земле тянулись длинные тени, воздух постепенно прогревался, но участники заварушки и без того успели согреться. Над лагерем висел густой запах пота, разгоряченных немытых тел, верблюжьего навоза, крови, да еще кислого вина, которым промывали порезы.

Щурясь от бьющего в глаза солнца, Суно хмуро подумал, что это не победа. Кому как, а им с Зомаром это один шаг до разоблачения.

Сшитая из цветных лоскутков круглая шапочка с маленьким козырьком, которую Змейка бросила за комод, через день исчезла. Никто ее оттуда не доставал. Талинсу Булонг держали в «карантине» и не выпускали из этой благопристойно убранной душной комнаты: если б кто-то шарился за комодом, она бы об этом знала. Никто из людей туда не лазил, а шапочки там больше не было.

Так она и думала. Тут есть кого приманивать. Обнадеженная результатом девушка принялась шить такую же маленькую разноцветную жилетку.

Подходят такие придурки к кому-нибудь и спрашивают: «Что важнее, голова или задница?» Если им отвечают «голова», они ухмыляются и с хихиканьем сообщают: «А Дирвен считает, что задница!», а если сказать наоборот, восторженно вопят: «И Дирвен тоже так считает!»

Поубивал бы придурков. Он лучший среди амулетчиков, вот они и бесятся. Знают, что выше им не прыгнуть. Подумаешь, Пергамон… Там же не все вразнос – мебель, например, во многих домах уцелела, и насмерть никого не зашибло.

Зато он не единожды перехватывал ужасателей Ктармы с «ведьмиными мясорубками». В первый раз все вышло наперекосяк, это правда, но задание-то он все равно выполнил, а в следующие разы уже никаких промашек. Если бы те гады и гадины сделали свое дело, разрушений было бы куда больше, чем в Пергамоне, да еще с человеческими жертвами, а он все это предотвратил – короткая же у них память, если об этом напрочь позабыли!

Светлейшая Ложа его предала. Лишила заслуженного звания и подвергает травле из-за ерунды. Одни тупые придурки вокруг, а достопочтенные архимаги – надутые старые маразматики.

Определившись со своим отношением к миру – ага, он уже знает людям цену и глубоко их презирает, – Дирвен обрел своего рода душевную броню. Он горд и разочарован, вдобавок проклят богиней за то, что нанес смертельный удар негодяю, недостойному жить, и в него каждый, кому не лень, плюет ядом. Жалкие людишки, которые не могут с ним соперничать. А не менее жалкие правители не могут без него обойтись – правда ведь не могут! – но не спешат вознаградить его по заслугам.

Вот если бы он сам был над всеми правителем… Ну, была бы у него власть, против которой никто ничего не сможет, ни архимаги, ни Эдмар… Порой мечталось: теоретически, наверное, существует где-то на свете артефакт, который дает своему обладателю безграничное могущество, и само собой, это не для всякого, а только для сильнейшего среди амулетчиков, иначе несправедливо. Заполучить бы такую штуку…

Впрочем, как следует помечтать об этом некогда, задания сыпались одно за другим. Оно и к лучшему: при выполнении очередного заказа Дирвену достался «Маскарадный кубик».

По инструкции, если найдешь ничейные волшебные артефакты или иные ценности – отдай Ложе, а за это тебе полагается официальная устная похвала и небольшое вознаграждение. Ха, заинтересовали! Все равно вознаграждение удержат в счет расходов на восстановление Дворца Собраний и домишек пергамонских обывателей. Причем и речи не было о том, чтобы половину этой суммы стребовать с мерзавца Эдмара, который все подстроил. Повсюду подлость и несправедливость. С горожанами, которых Дирвен люто невзлюбил за то, что из-за них у него столько мороки, расплатилась за ущерб Ложа, так что теперь он у нее в пожизненной кабале.

Ага, раскатали губу. Вот найдет он когда-нибудь артефакт, наделяющий своего хозяина безграничной властью, и тогда они обо всем пожалеют… Подлая скотина Эдмар – в первую очередь. Когда он будет униженно вымаливать прощение, Дирвен в ответ презрительно и безжалостно усмехнется. Или даже рассмеется.

Пока что он нашел рассохшуюся деревянную шкатулку с потемневшими серебряными монетами позапрошлого века, перепутанными бусами из недорогих камешков и несколькими амулетами. По-настоящему ценным там был только «Маскарадный кубик».

Дирвен никогда раньше не держал его в руках, но быстро определил, что это, припомнив курс «Прячущие и вводящие в обман артефакты». Логикой и Уставом его пусть сколько угодно попрекают, зато все, что относилось к его специализации, он знал назубок и в теории, и на практике. Точно ведь «Маскарадный кубик» – самый богатый по своим возможностям амулет этой группы, притом большая редкость. Вот его-то Дирвен и припрятал, а дурацкие бусы и все до единой монеты честно сдал магу-куратору. Его устно похвалили и обрадовали тем, что долг перед Ложей на чайную ложку уменьшился.

Надзиратели опального первого амулетчика присвоение «Кубика» проморгали. Эти придурки радовались каждому случаю «отдохнуть от нашего угробища». Когда он отправился проверять пыльные заброшенные комнаты на третьем этаже особняка, купленного королевской кузиной, охрана устроилась на лестничной площадке между вторым и третьим этажом, предварительно убедившись, что засады наверху нет.

В доме время от времени происходили странные вещи, и удалось выяснить, что причина кроется в амулетах неизученной разновидности, привезенных из далеких краев к югу от Олосохарской пустыни. Амулетов этих было множество, и они как будто перемещались с места на место. Оказалось, и впрямь перемещались: они были сотворены из зачарованных полудрагоценных камней и живых насекомых. Ползучие артефакты. Ограненные кристаллы на членистых ножках. Внутри, словно в желе, просвечивали хитиновые тельца существ, неведомо каким способом туда помещенных.

Дирвен их методично вылавливал, пробираясь среди старой мебели в бархатистых от пыли чехлах и время от времени чихая. Помогать никто не стал: задача охраны – беречь его от опасностей и никуда не пускать, а не облегчать ему жизнь.

«Насекомых» оказалось четыре с лишним десятка. И ни одно не поддавалось окончательному уничтожению, пока не уничтожены все остальные. Дирвен в конце концов «усыпил» их и собрал в картонку из-под шляпы, чтобы отдать магам для исследований.

Гонорар, который причитался от ее высочества хозяйки особняка, вычли из суммы его долга за порушенные пергамонские стены. Ожидаемая несправедливость не сильно его расстроила: лишь бы не отобрали «Маскарадный кубик».

Орудие обмана можно заставить «свернуться» и «затаиться» – Дирвен это и сделал, и никто ничего не заметил, хотя волновался он так, что аж ладони потели.

Эта штука позволяла амулетчику запросто создавать свое временное подобие из какой угодно телесной частицы, хоть из слюны, хоть из выдернутого волоса. И еще много чего позволяла, она была многофункциональная, на то и кубик – каждая грань все равно что отдельный амулет.

Дирвен ежедневно упражнялся в зале, который находился в его полном распоряжении. Против этого никто не возражал, в особенности после Пергамона.

Вот и повадился он оттуда сбегать, оставляя вместо себя сотворенного из волоса болвана. Если заглядывали надзиратели, подобие поворачивало голову и раздраженно цедило: «Не мешайте, я тренируюсь!» – точь-в-точь настоящий Дирвен. В это время сам он, благодаря другой грани «Маскарадного кубика» скрытый под личиной какого-нибудь мага или амулетчика, спешащего по делам, смывался из резиденции Ложи на свободу.

Ему просто сил нет до чего хотелось увидеть ненавистную физиономию Эдмара и узнать, что за гадости тот говорит у него за спиной. Наверняка же говорит… Это был высокий умственный интерес, философский, как выразился бы учитель Орвехт, а еще Дирвену хотелось какую-нибудь девку, барышню, бабу, шлюшку, хорошо бы красивую – короче, любви ему хотелось.

Вот на поиски того и другого он и отправлялся в город.

Ложа много в чем его предала, в том числе оставила без женщин. Шлюх из лучших алендийских борделей ему больше не привозили: мол, они денег стоят, а ты немерено должен за Пергамон, и эту статью расходов мы сократили.

Ага, самих бы их так «сократить»! Или они считают, что первый амулетчик должен самоудовлетворяться в каком-нибудь укромном уголке, словно школьник, вздрагивая от каждого шороха – а то вдруг застукают? Позорище ведь… Для всей Светлейшей Ложи позорище!

С борделями вела дела госпожа Тумонг, блеклая засушенная мымра с волосами мышиного цвета, строгая, застенчивая и официозная. Магичка уровня плюнь да разотри, как про себя определял таких Дирвен. С хозяйками публичных домов отношения у нее сложились теплые, те всячески улещивали представительницу могущественных клиентов, угощали дорогими конфетами, пирожными и вошедшим в моду кофе, который перепадал им порой от «лапочки Тейзурга».

Дирвен как-то раз подслушал ее болтовню с двумя другими волшебницами. Поскольку речь шла о нем, полное право имел подслушать. Тумонг рассказывала: «девочки» рады-радешеньки, что им больше не придется обслуживать «эту спесивую мелочь, грубияна и свиненка Дирвена Корица». Ее собеседницы соглашались с тем, что Дирвен грубиян: никогда не здоровается. Ага, он им, что ли, придурок – с каждой старой теткой здороваться?

В первый же день выяснилось, что найти в Аленде любовь – иначе говоря, какую-нибудь нестраховидную девицу, которую можно по-быстрому соблазнить и поиметь, – задача не из легких.

Они же все как одна продажные, а у него в карманах ни гроша. Профессиональные уличные потаскухи первым делом называют свою цену. Сунешься к какой-нибудь из так называемых «порядочных», а она или жеманится, или сразу верещит «я сейчас полицию позову!». Как их соблазнять, если они бесплатно не соблазняются?!

После нескольких неудач он уже был согласен на какую угодно, не обязательно хорошенькую. Любая сойдет, лишь бы не ломалась.

Неудовлетворенное желание так его мучило, что еще немного – и он попросту спятит. Поневоле вспоминалось, как они с Хеледикой целовались в закоулках, прячась за каскадами вьюна, свисавшими с облупленных балкончиков вторых этажей. И как он в первый и последний раз оказался с этой обманщицей в постели, в номере обшарпанной гостиницы на окраине Аленды, где и выяснилось, что Хеледика не девственница, а он-то как дурак в нее влюбился… И вспоминались все те шлюхи, которых ему привозили из борделей: пышнотелые и хрупкие, смуглые и белокожие, брюнетки, блондинки, шатенки, рыжие – каких только не было, вот бы сейчас хоть одну, все равно какую… И даже вспомнилась Энга Лифрогед под пасмурным небом ларвезо-молонского пограничья, снисходительно глядевшая на него из-под крашеной белой челки. То есть не Энга, а лицедействующий Эдмар: его длинные подведенные глаза, серые с переменчивым лиловато-болотным отливом, манили и насмехались, а уголки изящно очерченного рта, чересчур большого при треугольном подбородке, были приподняты в многообещающей улыбочке…

В следующий момент Дирвен понял, что дела совсем плохи, раз он уже и об Эдмаре начал думать с вожделением. А виноваты во всем архимаги, которые решили сэкономить на его нуждах, – подлецы они, и еще называются светлейшими! Но ему-то что делать, если из-за треклятого воздержания последняя мерзопакость в голову полезла: «уж лучше с Эдмаром, чем вообще никак» – надо же докатиться до такой мысли… Тьфу, мерзопакость! Можно подумать, он из тех придурков, которые вроде Эдмара, а он вовсе не из них.

– Я не придурок! – вырвалось у Дирвена вслух.

– А по-моему, как раз он самый, – заметил усатый горожанин в домашней лоскутной жилетке, куривший трубку на балконе.

Житель дома имел в виду, что парень, который топчется в переулке у почтенных людей под окнами, что-то возбужденно бормочет себе под нос и взмахивает сжатыми кулаками, на сторонний взгляд разумным не выглядит, но Дирвен усмотрел в этом ответ на свои мысли – может, сама Рогатая Госпожа ответ подбросила! – испугался и кинулся прочь.

Он срочно должен найти себе женщину… Взгляд упал на тетку с корзиной яиц, которая шла, верно, домой с рынка. Ей было лет сорок, а может, и сорок пять, зато все еще красивая, тяжелогрудая, с плавно покачивающимися большими бедрами. И поверх коричневого с розами платья наброшена траурная пелерина. Вдова!

О вдовах, которые привечают молодых парней, Дирвен наслушался и баек, и скабрезных анекдотов, и сразу понял, что это его шанс. На сегодня, по крайней мере. А может, с ней и дальше можно будет встречаться?

Он заступил ей дорогу, губы сами собой растянулись в беспокойной возбужденной усмешке.

– Тетенька… – спохватившись, что это несолидно, сразу поправился. – Сударыня, давайте я вам корзинку помогу донести, а потом мы с вами это самое…

– Что – это самое? – сердито спросила сударыня, смерив его неприветливым взглядом. – Чего тебе, лоботряс?

– Я не лоботряс, я вам с яйцами помогу, а потом мы у вас на кровати попрыгаем, хотите? – брякнул Дирвен, благодаря анекдотам и байкам знавший, что вдовы всегда только этого и хотят.

– Чего?!. Ах ты паршивый сопляк, молоко на губах не обсохло, и голосок-то еще ломкий, петушиный, а туда же! Сколько тебе – шестнадцать, пятнадцать? Люди, да вы только посмотрите, что средь бела дня деется!

Проходившие мимо придурки и впрямь начали на них смотреть.

– Мне восемнадцать! – оскорбился Дирвен.

– Небось нарочно шляпу-то напялил, чтоб казаться старше! А ну, убирайся, не то я из твоих яиц яишню сделаю! Попрыгать ему захотелось, прям на улице за честной женщиной увязался, никакого стыда у нынешних!

– А полицейского надо кликнуть, – предложила проходившая мимо карга с зоркими глазами старой ведьмы.

Да она и была ведьмой: об этом просигналил амулет, реагирующий на присутствие волшебства.

Дирвен поспешил ретироваться, еще не хватало, чтобы его застукали. Тайком выбираясь в город, он взамен своей формы надевал потрепанную куртку и штаны мастерового – стащил с веревки в одном из дворов во время первой вылазки. Шляпу с «карманом» для рога на другую не заменишь, но шляпы похожего фасона, чаще всего зеленые или коричневые, носило множество алендийцев. Он только перо из-за ремешка убирал. Главное, не нарываться на нежелательные встречи, держаться подальше от людей Ложи и от полиции, а то поймают – и конец прогулкам. Эти гады еще и «Маскарадный кубик» отнимут.

– Да кому ты нужна, драная шлюха поиметая! – крикнул он напоследок тетке с корзиной.

Вслед понеслась ругань. Если б только эти дуры знали, кто он на самом деле… Впрочем, если б знали, тогда бы точно каюк, с них бы сталось пойти и нажаловаться.

Дирвену после этого даже расхотелось, но ненадолго. Вскоре неудовлетворенное желание начало грызть его с новой силой, а вдова четверть часа спустя снова попалась ему навстречу, уже на другой улице. В этой части Аленды такая петлистая планировка, что можно ходить кругами, особенно если не отдаешь себе отчета, куда идешь.

– Опять ты, паскудник сопливый? – раскричалась вредная тетка, едва завидев его. – Вот я тебе причиндал-то оторву, если будешь тут слоняться! А ну, пошел отсюда!

Опальный первый амулетчик Ложи схватил валявшийся под стеной кусок кирпича, взвесил в руке и прицельно швырнул. Нет, не в голову этой мерзкой бабенции, хотя в какой-то момент едва не поддался такому импульсу, а в корзину с яйцами. На, вот тебе яишня!

Смачно хрустнуло. Женщина завопила совсем уж дурным голосом, и Дирвен помчался прочь сломя голову. Позади бухали чьи-то шаги, но преследователи – какие-то случайные придурки из прохожих – скоро отстали.

Оторвавшись от них, он очутился в незнакомых закоулках: на блеклых стенах облупившиеся охряные обереги, меж балконов натянуты веревки с гроздьями линялого белья. Пахнет стиркой и капустным супом. Дыхание быстро выровнялось, но в горле саднило, в глазах щипало, и по-прежнему невтерпеж хотелось, а уже подошло время возвращаться в резиденцию Ложи. Он готов был разрыдаться от беспредельной несправедливости и разочарования. И еще вертелась мысль: интересно, когда кого-то называют «соблазнителем с большим опытом» – имеется в виду всякий такой опыт, какого он успел набраться за эти злосчастные дни? И чего же тогда в этом хорошего?

Назавтра после истории с яйцами его с утра пораньше отправили на задание: надо было с помощью амулета найти незаконно сотворенные Врата Перехода. Втайне, чтобы не спугнуть магов-злоумышленников, которые приохотились тайком посещать другой мир без дозволения Сокровенного Круга. Честно говоря, Дирвен «злоумышленникам» сочувствовал – наверное, тоже задыхаются под властью этого злобного старичья… Но не мог же он ради них задание провалить, так что Врата нашел. А на другой день опять сбежал с тренировки, и ему наконец-то повезло: у него появилась Тамрила.

Он встретил ее в Пуговичном квартале, где на вывесках галантерейных лавок болтаются гирлянды больших разноцветных пуговиц.

Привлекательные округлости, чистенькое нежное личико. Светло-русые, слегка вьющиеся на висках волосы заплетены в косу. Одета, как барышня из хорошей семьи.

Наученный горьким опытом, Дирвен сперва не решался к ней подойти. Девять из десяти, что такая или сразу поднимет визг на всю улицу, или начнет пятиться от него и лепетать что-нибудь гневное, стреляя глазами по сторонам в расчете на защитников, которые уж наверняка найдутся. Так что он просто смотрел на нее, а она взглянула на него – раз, другой, третий… Дирвен тогда остановился рядом, возле витрины лавки, и спросил отчаянным сипловатым голосом:

– А не знаете, барышня, который час?

Ему и сказали, про что спрашивал, а не «отвяжитесь, не то я позову», и он, воспрянув духом, поинтересовался, как ее зовут. Тамрила. Она выглядела так, точно вот-вот расплачется, Дирвену даже стало ее жалко, и он справился, что случилось. Хотя сразу пришло на ум, что ей небось не хватает денег на какую-нибудь галантерейную безделицу, и если б он смог купить ей эту финтифлюшку, может, и получилось бы завязать отношения, но у него в карманах тоже пусто, поэтому ничего не жди, кроме писклявой девичьей ругани.

А она в ответ всхлипнула – и вдруг начала сбивчиво рассказывать, подавшись к нему и почти касаясь его прикрытой кружевами грудью, от одного этого можно было на месте рехнуться.

Родители собираются выдать ее замуж за богатого перекупщика ювелирных изделий. Они ему должны, и тот поставил условие – простит долг и впредь будет им помогать, если Тамрила станет его женой. Папенька с маменькой обрадовались, а она за него не хочет. Он старый, одышливый, некрасивый. Деваться ей некуда, но она решила, что тогда уж найдет до свадьбы какого-нибудь хорошего парня и с ним узнает, что такое настоящая любовь.

Рассказывая, девушка невзначай коснулась пальчиками тыльной стороны его кисти.

– Пойдем! – он порывисто схватил ее за руку. – Гадство какое, когда за тебя все решают другие, я вот тоже… В общем, я тебе покажу настоящую любовь!

Тамрила сконфуженно пробормотала, что у нее есть с собой немного денег – жених выдал на предсвадебные покупки, – однако искать гостиницу, где сдаются комнаты на час, было некогда, время поджимало. Забрались в дровяной сарай в одном изздешних двориков. Вывозились в пыли, но ничего, она своим что-нибудь наплетет – то да се, на улице споткнулась, девчонки же изворотливые, врать умеют, зато он получил, что хотел, хвала богам! Тамрила притом еще и девственницей оказалась. На третий день она призналась, что любит его. Это хорошо, что любит, – значит, и после свадьбы о нем не забудет.

Вопреки проискам архимагов, решивших наказать его воздержанием, личная жизнь наладилась. Эдмара он тоже выследил и даже подслушал его разговор с госпожой Зинтой, устроив засаду в облюбованной недругом чайной, но результат оказался не ахти какой: этот мерзавец ни разу о нем не вспомнил.

Зато Дирвен узнал о Тимодии и получил шанс сделать доброе дело. Он уже видел ее за оградой особняка, над которым реял зловещий изумрудно-сине-фиолетово-черный флаг. Маленькая, бледненькая, похожая на слабый росток, чахнущий в тени, она обеими руками держалась за решетку и грустно смотрела на улицу. Она там словно в тюрьме… Если бы найти возможность рассказать ей правду!

Суно ожидал чего-то в этом роде: когда прибыли в Мепсахат, хозяин каравана заявил, что дальше попутчиков не повезет – по всему видать, боги на них гневаются. Честь по чести вернул всем деньги за оставшуюся часть пути, а безденежному господину Бровальду вернул Джахура.

Господин Бровальд в сердцах ругался, отставной военный и сурийский торговец ему вторили. Остальные покорились судьбе, не ропща вслух. Может, решили поберечь силы, а может, поверили насчет божественного гнева, хотя Суно мог бы всем объяснить, что пакостят отнюдь не боги, а местный волшебный народец, подзуживаемый Лормой. Впрочем, для хозяина не было существенной разницы: кто-то из чужаков накликал беду – значит, ему с ними не по дороге.

Налетом разбойников напасти не ограничились. На следующий день караван забросали камнями и комьями засохшего помета сойгруны. Выскочили из кустарника с пышными лилово-красными цветами, источающими тяжелый приторный аромат, и начали бесноваться вокруг, визжа и улюлюкая.

Ноги у них, словно у кузнечиков, оттого они одним прыжком покрывают расстояние в десяток шагов, а в остальном похожи на малорослых людей с непропорционально длинными руками. Такие верткие, что голова закружится, прежде чем сумеешь сосчитать, сколько их вокруг вьется и скачет.

Караванщики бросили им связку дешевых плетеных браслетов со стеклянными бусинками: взяв откуп, сойгруны должны отстать. Браслеты они любят пуще чего бы то ни было, поэтому не могут не польститься на такой подарок… Но они не польстились. Вероятно, Лорма одарила их богаче.

Амулетчикам, к которым присоединился курьер Ложи, удалось дать отпор прыгучей нечисти, а их товарищи сумели успокоить одуревших лошадей и верблюдов, но всем досталось – у кого шишка на лбу, у кого синяк. Спасибо, что никому череп не проломили.

Если задувал ветер, появлялись хонкусы, так и норовившие сыпануть в глаза людям и животным колючей пыли. Поневоле позавидуешь беременной жительнице Пчевата, чье лицо защищено вуалью из конского волоса.

Ночью, под пологом безграничной темени, усеянной холодными белыми звездами, за чертой защитного круга кто-то выл и заунывно хохотал. Не гиена, хотя они в этих краях не редкость. Гиены ведь не бормочут вперемежку с воем невнятные сумасшедшие угрозы.

Настоящих нападений больше не было. Пока. Хозяину каравана дали понять, что он что-то сделал не так, – и тот все понял правильно: надо избавиться от путешественников, за которыми тащится по пятам беда.

Ругань не помогла, дальше караван двинулся без пассажиров. Те остались в бежево-белесом, как будто в строительный раствор подмешали соли, Мепсахате, напоминающем брошенное посреди равнины ласточкино гнездо. Был канун Благодарения Колодцам, когда при свете дня молятся «Кадаху Радетелю, воды подателю», а после захода солнца, в сумерках, приносят жертву водяным духам – топят кого-нибудь в ритуальной бочке, приговаривая: «Мы, вода, у тебя берем, и мы тебе взамен отдаем».

Практикуются такие обряды в непросвещенных землях, а в тех странах, которые под протекторатом Ларвезы, человеческие жертвоприношения вне закона (гм, что же тогда сказать о Накопителях, привычно сделал поправку Суно).

Воде отдавали кого не жалко. Лучше всего – какого-нибудь заезжего чужака, чтобы никто его не хватился. Имея это в виду, путешественники решили держаться вместе. Сняли на постоялом дворе одну комнату на всех и в буквальном смысле заняли круговую оборону, не скрывая того от окружающих. Семеро вооруженных мужчин, из них четверо не дураки подраться, пятый – амулетчик с боевыми артефактами, а еще двое, хоть и любители отсиживаться за чужими спинами, тоже старались выглядеть храбрецами.

Никто к ним не сунулся, до драки не дошло, но это все равно их сплотило, и наутро они решили добираться до Пчевата вместе, купив вскладчину припасов и наняв проводника с парой верблюдов. Господин Бровальд нехотя раскошелился, не переставая ворчать, что ему пришлось расстаться с последними сбережениями.

Суно чувствовал, что отправиться в путь – это значит угодить в западню, но Мепсахат – тоже западня, так что выбирать не из чего.

Разве на самом деле бывает, чтобы кто-то, поговорив с тобой, потом шагнул прямо за окошко, но не упал вниз, а будто бы пошел по невидимому мостику над кронами деревьев, черепичными крышами и уютными желтыми фонарями, постепенно исчезая в лунной темноте?

С людьми такого не бывает, поэтому Тимодия решила, что это все-таки был сон. Но не могла же мама просто так ее бросить! Мама взаправду к ней ночью приходила, перед тем как уехать, а потом… Наверное, потом Тимодия уснула, вот и померещилось, что мама ушла через окно в ночное небо. Так что это был наполовину сон, наполовину – нет.

Мама выглядела совсем молодой и не сердилась. Обняла ее и сказала, чтобы она не плакала, хорошо училась и хорошо кушала.

– А мне с тобой можно? – спросила Тимодия, когда та, глядя на нее вполоборота, перешагнула с подоконника на перила балкона, а оттуда на невидимый мостик.

Вспомнилось, как мама однажды рассказывала сказку про звездочки, которые решили превратиться в людей и пожить на земле, а потом призналась, что в детстве она мечтала погулять над крышами и улицами, глядя на город сверху. Вот у нее наконец-то и получилось…

– Тебе туда пока нельзя. Не плачь. Главное, что мы с тобой их перехитрили, в этот раз ты им не достанешься.

О том, что где-то есть страшные они, которые хотят ее забрать, Тимодия знала давно. Всегда знала. Порой ей снилось, что они за ней гонятся и вот-вот поймают, а у нее совсем нет сил, и онемевшие ноги как будто вязнут в песке или в снегу, и воздух тоже вязкий, не пускает бежать… Но еще хуже были сны, в которых они ее уже поймали и заперли на целую вечность в тесной, вроде шкафа, комнатушке с обшарпанным потолком: она никогда оттуда не выйдет, и не вернется домой, и не увидит больше ничего, кроме этого потолка. Ее душит ужас, от которого можно умереть, и в то же время она понимает, что еще долго не умрет, и нет никакой надежды, что ее отпустят.

После этого она просыпалась заплаканная и отвечала, что приснился страшный сон. Почему-то она боялась рассказывать такие сны кому бы то ни было: проговоришься – и они мигом до тебя доберутся.

Утром ей сказали, что мама уехала по каким-то срочным делам и неизвестно, когда вернется.

Значит, надо ждать: мама обязательно приедет, она ведь захочет повидаться с Тимодией, как же иначе?

Ее все время тянуло плакать. Учитель Эдмар велел повсюду протирать пыль, это занятие ей понравилось. Запущенных грязных углов в доме не было, зато было много красивого. И настенные росписи, и ковры, и резьба на перилах изогнутых лестниц, и удивительные цветы… И особенно китонские куклы – утонченно изящные, как будто по-своему живые, так и хотелось присесть перед ними в реверансе.

Тимодия даже взяла одну подержать, но сразу испугалась, что уронит, и впрямь чуть не выронила, поскорей усадила на место. Никто ее за этим не видел, а учитель все равно узнал, что она трогала куклу, и заметил с усмешкой:

– Надо же, хоть что-то делаешь без спросу!

Она испуганно сжалась – вот сейчас наругают и накажут, – а он добавил:

– Если наконец-то научишься дерзить – но так, чтобы меня это не слишком сердило, – разрешу тебе с ними играть.

Тимодия еще больше сжалась, на глаза навернулись слезы, и тогда он прогнал ее с глаз долой.

Учителя она боялась: он вроде вредной Лимилы-Дразнилы, которая была на полтора года старше, жила на соседней улице и тоже над всеми насмехалась.

Зато госпожа Зинта добрая, но она все время занята, потому что лечит людей во славу Тавше, и пациентов у нее много. Тимодия тоже лучше бы стала лекаркой, чем волшебницей и придворной дамой, но куда денешься, если она родилась магичкой?

Никто ее не обижал: служанкой с тряпкой она была только для господина, «до тех пор, пока не научишься вести себя, как подобает», а для его вышколенной прислуги – маленькой барышней.

Ей купили нарядное платье с воланами из зеленовато-синего, как морская вода, китонского шелка, с серебряными птицами, которых то видно, то не видно, смотря как падает свет, – и в придачу такие же ленты для косичек. Купили со второго раза.

Учитель взял ее с собой в магазин готового платья от королевского портного и спросил, какое ей больше всего нравится: если она выберет то, что «достойно внимания», – получит его в подарок. Тимодия сразу показала на самое-самое нарядное, с розовым лифом, золотой шнуровкой и тремя бантами на пышной зеленой юбке – желтым, фиолетовым и малиновым.

– Ужас! – фыркнул господин Эдмар. – Прелестное платьице в стиле «пусть вся деревня обзавидуется». Особенно если представить в нем тебя… Брр, это даже для моих закаленных нервов чересчур. Если бы на меня напала фантазия сыграть женскую роль, я бы скорее удавился, чем надел это.

– Оно же красивое… – всхлипнула Тимодия, чувствуя себя невзрачной и бестолковой, глядя сквозь пелену слез на расплывающееся красочное пятно.

– Для придворной шутихи – возможно, но если мои приближенные волшебницы станут так одеваться, это будет ужас и угар… Нет уж, мне столько не выпить. Идем отсюда, и перестань реветь.

Тимодия не поняла, чего и почему учителю не выпить, а спросить побоялась, и всю дорогу домой тихонько плакала. Вот никакого же платья перед поездкой в магазин ей не хотелось, а теперь, когда сказали, что не купят, стало невтерпеж обидно и горько. Мама старалась ее приодеть, но таких роскошных нарядов у них никогда не было. На следующий день она только о платьях и думала, а потом учитель опять взял ее с собой в тот же магазин и посоветовал:

– Посмотри на все, что здесь есть, и после этого выбирай. Если опять уйдем ни с чем, следующий эксперимент состоится через несколько месяцев.

К маленькой покупательнице устремились приказчики, мужчина и барышня в одинаковых щегольских жилетках, но господин Эдмар велел им подождать в сторонке, и те не посмели ослушаться могущественного мага.

Вот тогда Тимодия и выбрала платье с переливчато-исчезающими серебряными птицами. Было там еще вишневое, с золотистыми цветами, но «морское» понравилось ей больше.

Она испугалась, когда приказчик назвал цену – платье стоило намного больше, чем сама Тимодия, – но учителя это не смутило.

– Сделаем из тебя красивую волшебницу, – пообещал он ей в коляске на обратном пути.

– Я не красавица, – робко возразила Тимодия. – Все так говорили, и я же знаю, в зеркале видно.

– «Не красавица» и «некрасивая» – это разные вещи. Как ты считаешь, я красивый?

– Да… – растерянно пробормотала девочка.

Господин Эдмар и вправду очень красив. Не хуже, чем узорчатая роспись на стенах или китонские куклы.

– Польщен, – он усмехнулся. – Но ты присмотрись получше, я ведь не классический красавец, черты лица у меня неправильные. Их идеальное совершенство бессовестно превозносят те, кто добивается от меня чего-нибудь полезного или приятного… Красивой можно стать, и тебе предстоит этому научиться.

Это было заманчиво. И мама обрадуется, когда вернется и увидит, что Тимодия стала красивой!

Она даже подумала, что учитель все-таки хороший, хотя и ведет себя, как Лимила-Дразнила, а госпожа Зинта тем более хорошая, и надо испечь им пирожков с яблоками, она же умеет, мама научила.

Повар сказал, что пустит барышню на кухню, если господин разрешит, и Тимодия выпросила разрешение при посредничестве Зинты. А на другой день она гуляла в новом платье среди клумб с розовыми кустиками, и ее окликнул через решетку незнакомый взрослый мальчик.

– Уходите, пожалуйста, мне нельзя разговаривать с незнакомцами, – чинно и вежливо ответила Тимодия.

Учитель говорил, что у придворной волшебницы должны быть изысканные манеры.

– Я знаю, что стало с твоей мамой, – значительным приглушенным голосом сообщил парень, и сердечко у нее замерло.

Дирвену было жаль ее. Пусть он женский пол за редкими исключениями не уважал, одно дело – подлая взрослая девица, которой лишь бы кому-нибудь голову заморочить, и совсем другое – вот такой малолетний заморыш с невыносимо грустными глазами. Конечно, из этой тоже со временем вырастет понятно что, но пока ведь не выросло.

Девчонка была такая маленькая и худенькая, что сумела протиснуться меж двух завитков литой решетки. Защиту Эдмар поставил мощную, к нему во двор через эту ограду лучше не лезть – залипнешь, как муха на клейкой бумаге, но чары были односторонние: никого не впускать, а оттуда наружу можно.

– Что вы хотели сказать про мою маму?

– Давай отойдем подальше, а то нас увидят.

Она немножко подумала, нахмурившись, потом все-таки пошла с ним, но предупредила:

– Мне учитель дал амулет, который позовет на помощь, если кто-нибудь попробует меня забрать.

– В другой раз не говори о таких вещах кому попало, – покровительственно посоветовал Дирвен.

Амулет он уже почувствовал. Сильная штучка и, похоже, с двойным дном – из тех, что посылают тревожный сигнал при попытке заблокировать или усыпить артефакт. Но Дирвен и не собирался похищать Тимодию, он только хотел рассказать ей правду.

Когда укрылись в зажатом меж двух глухих стен закоулке с дощатым «мусорным домиком», в котором что-то осторожно шуршало, она нетерпеливо спросила:

– Когда мама приедет?

– Никогда. Твоей мамы больше нет. Эдмар ее убил. А тебе наврали, что она уехала?

– Нет… – слабым голосом пролепетала девочка, несогласно мотая головой. – Госпожа Зинта тоже так сказала, а она добрая…

– Так Эдмар заколдовал госпожу Зинту, ему это запросто, он же древний маг! Ему надо в Накопителе сидеть с другими древними, а он вместо этого всюду пакостит. Я сам слышал, как они с госпожой Зинтой говорили о том, что он убил твою маму, честное слово, богами и псами клянусь! Я в это время под верандой прятался, прямо под ними. В той чайной под крыльцом есть собачий лаз, и через него можно забраться под веранду, где они сидели.

Ее лицо – бледное пятнышко в сумраке затененного переулка – сначала потрясенно застыло, потом сморщилось, и Тимодия разрыдалась.

Дирвен смущенно топтался рядом. Вот же досада, что она так безудержно ревет, он ведь не умеет плачущих детей утешать. Потрогал голову: проклятый рог на месте, так и не отвалился.

– Эй, вы! – раздался суровый голос, и кто-то заслонил солнечную щель, за которой виднелся бульвар Шляпных Роз. – Что вы там делаете? Парень, отойди от девчонки по-хорошему!

– У меня мама умерла… – всхлипнула Тимодия.

– Добрых посмертных путей твоей маме, – откликнулся защитник. – Прости, парень, худое подумал.

– Пойдем отсюда. – Дирвен взял ее маленькую ладошку, холодную, словно у ожившей снеговой девочки из сказки, и мокрую, потому что она утирала слезы. – Осторожно, крыса! Гляди под ноги, а то наступишь. Во сколько их тут – наверное, траванул кто-то, они и подохли.

Горе Тимодии было так велико, что на рыжевато-серые тушки с длинными голыми хвостами она не обращала внимания, хотя все девчонки должны бояться крыс и мышей. А Дирвен говорил нарочито бодро, надеясь, что это хоть немного ее успокоит. Что теперь делать? Он же не думал, что она станет реветь без умолку. Вышли не на бульвар Шляпных Роз, где находилась ляранская резиденция Тейзурга и фланировали по аллее расфранченные дамы и господа, а на соседнюю улицу с ослепительно сияющими, словно впитавшими солнечный свет, простынями на длинных деревянных балконах.

Поглядев наверх, Тимодия еще горше заплакала.

– Успокойся, – попросил Дирвен расстроенно.

– Мама ничего плохого ему не сделала! Почему он ее убил?

– Я слышал, как они с госпожой Зинтой говорили, что ты волшебница. Наверное, поэтому. Вдруг ты потом станешь сильной магичкой, и он хочет, чтобы ты ему служила. И еще тут замешана Рогатая Госпожа Вероятностей, о ней тоже говорили, а от нее ничего не жди, кроме пакостей.

– Мама ходила к ней в храм, и там сказали, что меня нужно отдать ему, иначе я заболею. Мама после этого изменилась, как будто злая стала. Раньше она была то добрая, то сердитая, то опять добрая, по-всякому. А после этого храма она всегда сердилась, как мачеха в сказке. Наверное, ее там заколдовали, чтобы она перестала меня любить.

– Вот-вот, о таком гадстве я и толкую! Рогатая Госпожа всем каверзы устраивает, а Эдмар ей поклоняется. Может, он тебя собирается принести в жертву?

– Он сказал, что я стану придворной волшебницей у него в княжестве, когда вырасту.

– Ага, вот видишь! Или это, или в жертву, если он соврал. Он и соврет запросто.

– А мама, наверное, передумала меня отдавать и хотела забрать у него обратно, тогда он ее убил, – убежденно произнесла Тимодия. – Мама меня любит, поэтому колдовство перестало действовать, хотя перед этим ее заколдовали, чтобы она меня отдала.

– Правдоподобная версия, – согласился Дирвен, чувствуя себя рядом с ней таким же бывалым и умудренным, как Суно Орвехт. – У тебя есть родственники, которые о тебе позаботятся?

– У меня еще папа есть, но он вместе с нами не жил, и он со мной никогда не разговаривал. Он зато маг Светлейшей Ложи. Я хочу, чтобы мама была живая… – Она опять начала давиться слезами.

– Добрых посмертных путей, – произнес Дирвен, стараясь не поддаваться досаде.

Хотелось поскорее покончить с этим делом, он собирался еще и с Тамрилой сегодня встретиться, та ждет, как условились. И в то же время кольнуло, словно невзначай попавшая под руку иголка: а его мама жива?.. Он еще до истории с Пергамоном просил кураторов разузнать о ней, потребность первого амулетчика Ложи – это вам не ерунда, но ему ответили, что о Сонтобии Кориц не удалось собрать никаких сведений, и где она сейчас, неизвестно. По крайней мере ее не хоронили: в Овдабе повсюду такая канцелярщина, что без записей в Книгах Учета Населения даже последнего бродягу не похоронят.

– Куда тебя проводить? – спросил он, стараясь выпутаться из собственных невеселых мыслей. – А то мне уже пора.

Тимодия замялась, потом шмыгнула носом и пробормотала:

– Помните, там мертвые крысы лежали… И вы сказали, что их траванули… А чем их отравили, знаете?

– Крысиным ядом. Белый порошок такой. Намешают его в какую-нибудь еду, и они жрут, и потом дохнут.

– А где люди берут такой порошок?

– В аптеках покупают или в лавках, где все для хозяйства. – Тут он кое-что сообразил и не на шутку испугался. – Ты чего придумала, не вздумай травануться!

– А я и не буду, – в заплаканных глазах на маленьком несчастном личике появилось угнетенно-решительное выражение. – Мне для пирожков…

– А-а, ну тогда другое дело.

– Скажите мне, пожалуйста, где найти хозяйственную лавку с крысиным ядом?

– Тут недалеко одна, улица Гравюр, могу показать. А деньги у тебя есть?

– Нет… – растерялась Тимодия.

– Вот гадство, и я без гроша. Но в этой лавке легко можно что-нибудь украсть, они придурки, а народ вокруг живет приличный, мыло или веник воровать не станут, это же не бриллианты, чтобы потом продать скупщикам краденого. Туда ходит за всякой мелочевкой прислуга из окрестных домов. Ты скажи, что тебя послали, у девчонок хорошо получается врать. И о крысином яде только спроси – мол, тебе просто велели узнать, есть он или нет и сколько стоит. В этом платье ты на служанку не похожа, поэтому говори, что гостишь у тетки, а прислуга у нее дура, поэтому послали тебя. А тут еще я подойду и начну что-нибудь спрашивать, они отвлекутся, тогда сразу действуй. Ха, там обычно сидит только один приказчик! Давай кулек из бумажки свернем, у меня есть, и не забудь потом руки вымыть с мылом.

– Грабить лавки нехорошо, – растерянно пробормотала девочка.

– Так это не грабеж, ты же немножко возьмешь, сколько тебе надо. Это называется необходимость для пользы дела, понятно?

Тимодия кивнула. Она больше не плакала.

Ту лавку Дирвен знал, так как зимой сидел там в засаде, выслеживая амулетчика из Сияна – наемного убийцу, приехавшего в Аленду для расправы с сиянской семьей, которая снимала квартиру на улице Гравюр.

Все прошло как по маслу, хотя Тимодия едва не спалилась. Приказчик поинтересовался с сочувствием:

– И много хвостатых у вас развелось?

На что девочка ответила:

– Это одна крыса, зато большая. – И добавила еле слышно: – Эта крыса мою маму убила.

Но тут вступил в игру Дирвен, вовремя уловивший, что она может брякнуть лишнее, и начал прицениваться к гвоздям. Приказчик был не тот, что зимой, не знал его в лицо, а порядки в лавке остались все те же. Пока новый покупатель заговаривал зубы продавцу, с помощью амулета целиком завладев его вниманием, девочка ходила вдоль полок и все рассматривала, будто бы из невинного любопытства.

Когда Дирвен сделал условленный знак – мол, действуй! – Тимодия словно оцепенела. Он уже подумал, что все насмарку, чего и ждать от такой малявки, но потом она решилась и отсыпала в кулек белесого порошка, чуть не грохнув банку на пол. Хвала богам, все-таки не уронила.

На улице они разошлись в разные стороны, и Дирвен бегом помчался в резиденцию: никакой сегодня Тамрилы, время на исходе. Зато крыса по имени Энга наконец-то поплатится!

А рог никуда не делся. Не надо было о личной выгоде думать.

Теперь ее наверняка отдадут какому-нибудь злому полицейскому и посадят в тюрьму. Она воровка, обманщица, преступница. Сначала вместе с большим мальчиком лавку обворовала, потом, вернувшись, наврала слугам, что вылезла за ограду, чтобы просто так погулять по улице в красивом платье, а потом…

Но какое это имеет значение, если мамы больше нет?

Больше нет – это значит, все закончилось насовсем. Они больше не будут собирать ракушки на берегу моря, а потом есть пирожки из корзинки. Мама больше не будет заплетать ей правильные косички (а то у самой Тимодии косички получались кривые и бантики не завязывались, как надо). Мама больше не скажет, что отдаст ее злому полицейскому из дома напротив, если она не перестанет оставлять еду на тарелке. Мама больше не будет подтыкать ей одеяло и ставить на ночь возле ее кровати зажженную лампу в виде домика, потому что Тимодия боится темноты. Они больше никуда не пойдут, держась за руки. Мама больше не будет сердиться, что она спотыкается на ровном месте и все делает неловко. Мама больше не будет рассказывать ей сказки, а сказки у нее были всякие – и те, которые все знают, и те, что она сама для Тимодии придумывала.

Всего этого никогда больше не будет.

То-то мама и ушла прямо по воздуху в ночное небо. Она приснилась уже после того, как ее убили, а Тимодия этого не поняла, хотя могла бы догадаться. Она ведь с первого дня почувствовала – что-то непоправимо оборвалось, ей все время хотелось плакать именно из-за этого, а вовсе не потому, что она капризная.

И еще было тоскливо оттого, что господин Эдмар оказался негодяем. Раньше она считала, что он все-таки хороший, пусть и любит над всеми насмехаться, а он убил маму и сделал вид, что ничего не случилось.

Видишь кого-то не таким, как на самом деле, предполагаешь о нем что-нибудь интересное, притягательное, а после выясняется, что ты все это сам понапридумывал… Тимодия столкнулась с этим впервые в жизни, и разочарование ее ошеломило. Хотя по сравнению с тем, что у нее больше нет мамы, это не слишком важно.

Где-то внутри ей было очень больно, как будто в глубине души ворочалось что-то с острыми шипами – вроде того морского ежа, запутавшегося в клубке пахучих водорослей, которого они с мамой однажды нашли в полосе прибоя.

То, что она опять плачет, никого из прислуги не удивило: обычное для нее настроение.

Господин Эдмар – подлец и убийца, и еще он могущественный маг, а Тимодия, хоть про нее и говорят, что она тоже станет волшебницей, колдовать пока не научилась и ничего ему сделать не может.

Зато она умеет печь пирожки с яблоками, вот и напечет ему пирожков. За маму.

Полуденного тенетника разглядели в последний момент, а то бы угодили прямо в солнечную паутину, коварно раскинувшуюся над солончаковой проплешиной. Небо сияло во всю ширь, солнце заливало равнину слепящим блеском, в стороне сверкало соленое озеро, и его берега искрились, словно там рассыпаны алмазы: пройдешь мимо – упустишь шанс разбогатеть.

Господина Бровальда спасали от этого жестокого сияния очки с зелеными стеклами, со сломанным и починенным заушником. У Кебрехта были казенные очки получше, с впаянным амулетом.

Суно, Зомар и курьер Ложи почти одновременно заметили тенетника, занявшего довольно большой участок: еле различимый световой шатер со сплошной сетью внутри.

Пришпорив купленную в Сакханде лошадь, Кебрехт рванулся наперерез проводнику из Мепсахата, который трусил на муле впереди всадников и верблюдов прямо в паутинно-солнечные хоромы, поджидавшие пищу.

Хвала богам, успел, к общей радости.

Впрочем, вряд ли к общей. Орвехт склонялся к версии, что кто-то из попутчиков – человек Мулмонга и Лормы. Такие агенты наверняка есть во всех караванах, которые вышли в тот день из мадрийской столицы. Либо же это проводник: потому он и направился прямиком в ловушку, ведя за собой остальных. Если ему пообещали, что тенетник отпустит его живым, да хорошо заплатили… В Мадре, где превыше всех богов почитают Ланки Хитроумного, и дети, по сурийскому присловью, торговаться научаются раньше, чем ходить, кого-то подкупить – дело недолгое.

Маленький караван забрал в сторону, обходя западню. Быть того не может, чтобы местные не знали о таком громадном тенетнике. Или проводник – предатель, или эта тварь появилась на хоженом пути недавно – специально ради них.

В сказках бывает, что кто-то уходит «куда глаза глядят». Вот и она так уйдет – насовсем и неважно куда, это ей все равно.

Пирожков с начинкой получилось шесть штук. Тимодия сложила их в глубокую суповую тарелку и накрыла блюдцем. Сверху листок: «Для учителя Эдмара», чтобы никто другой пирожки не тронул. Она старательно выводила буквы, крупные и разборчивые. Тарелку поставила на перламутровый столик в гостиной, возле любимого кресла господина Тейзурга. На кухне такое блюдо лучше не оставлять, а то вдруг кто-нибудь захочет попробовать…

После этого Тимодия надела клетчатую юбку, которую сшила ей мама, и легкую жакетку из синего сатина. Еще взяла связанный мамой шарфик с земляниками, он у нее был любимый, не хотелось его оставлять, но если на шею – будет жарко, и она повязала его как пояс.

Денег у нее не было, а как насчет еды? В один карман – яблоко, в другой – плитку шоколада и бумажный пакетик с печеньем. Амулет, предназначенный для того, чтобы позвать господина Эдмара на помощь, она повесила во дворе на ветку розового куста. Если амулет будет при ней, учитель наверняка найдет ее где угодно. Или другие найдут… Потому что учитель, отведав пирожков, вряд ли отправится на поиски.

За ограду она выбралась прежним способом. Эдмар о ее вчерашней отлучке не знал, он где-то пропадал уже второй день, а кроме него никто не мог навести на решетку дополнительные чары.

Хоть бы уж вернулся домой, пока пирожки не зачерствели, а то он не станет их есть… Подумав об этом, Тимодия зашагала по улице. Куда глаза глядят, но только не в ту сторону, где хозяйственная лавка – вдруг там уже заметили, что у них своровали крысиный яд?

Она думала о маме и плакала, но иногда ее внимание привлекало что-нибудь необычное.

Дом с трехъярусной золотой крышей. Тимодия вначале решила, что это чей-то дворец, но на вывеске было написано «Чайная».

Переулок с облупленными стенами, на которых вместо обережного орнамента нарисованы прекрасные девы и звероподобные воительницы из свиты Зерл Неотступной – черной краской по грязноватой светлой штукатурке, в человеческий рост.

Балкон с развешанными в ряд на веревке матерчатыми куклами: те сохли вниз головой, пришпиленные большими деревянными прищепками.

Торжественная процессия цеха водопроводчиков в сопровождении жрецов Кадаха, которые брызгали на прохожих из ритуальных леек и просили Радетеля уберечь городские трубы от течи.

Потом Тимодия забрела в глубину неказистых запущенных кварталов. Большая улица с разбитой мостовой и угрюмыми домами в грязных потеках ее напугала. Здесь было много пьяных, разинутые двери трактиров словно собирались кого-нибудь проглотить, грохотали по выбоинам повозки, где-то во дворе сердито лаяла собака.

Девочка бросилась прочь, повернула за угол, но попала на похожую улицу. Тут было еще страшнее, потому что в луже под заляпанной стеной с размашисто намалеванным оберегом «чаша благоденствия» лежала громадная бледная свинья: пойдешь мимо – а вдруг она выскочит и набросится? С опаской на нее оглядываясь, Тимодия направилась в другую сторону.

Окрестности ей не нравились: разбойничьи какие-то кварталы. Но ведь она и сама теперь разбойница, отравительница, негодяйка – значит, ей тут самое место. Тимодия на ходу всхлипнула. Надо быть осторожней, чтобы ее не схватили и не отдали злому полицейскому, и еще надо найти ночлег, только где же его найдешь? Солнце уже опустилось совсем низко к темным крышам, разливая по небу расплавленное золото.

– Девочка-девочка, помоги старенькой добренькой бабушке!

Ее окликнула пожилая дама с большой парусиновой сумкой в разноцветных заплатках. Сгорбленная и невысокая, всего-то на голову выше восьмилетней Тимодии. На ней был старомодный, как на картинках, чепец с кружевными оборками в несколько слоев, и выглядели эти кружева так, точно сплели их пауки – серые и тонкие, рваные вдобавок. Смородиново-черные глаза на веснушчатом морщинистом личике смотрели живо и остро, а нос у нее был мясистый, чересчур длинный, с вислым кончиком, и кто-нибудь вроде Лимилы-Дразнилы, с которой Тимодия вначале подружилась, а потом навсегда поссорилась, непременно начал бы ее обзывать. Ветхие заношенные юбки и кофты – одна одежа выглядывает из-под другой, а поверх всего накинута шаль из таких же паутинных кружев, как на чепце.

И она была такая, такая… Тимодия про нее что-то чувствовала, но не знала, как это объяснить словами. В общем, это была очень странная старая дама.

– Какая хорошая славная девочка! Что ты здесь делаешь одна? – поинтересовалась она скрипучим голосом, зорко глянув направо и налево, как будто высматривая взрослых, вместе с которыми полагалось бы находиться Тимодии.

– Я гуляю, сударыня.

– Ты заблудилась?

– Нет, я убе…

Чуть не проболталась, и это была бы, как пишут в книжках, «роковая ошибка». Врать нехорошо, но если сказать «убежала», ее сразу отведут в полицию.

– Да, сударыня, я заблудилась.

– Эхе-хе, надо тебе помочь! – Дама, хвала богам, не заметила оговорки. – Сейчас-то мне некогда, купила на рынке куренка для супа и несу варить. Пойдем ночевать ко мне, славно поужинаем… А завтра с утра пораньше я тебя домой отведу.

– Спасибо вам, сударыня, – воспитанно ответила беглянка.

Вот она и нашла, где переночевать. Или не нашла – само нашлось? Завтра утром ей придется обмануть добрую бабушку, сбежать от нее по дороге «домой»… А может быть, та оставит ее у себя, чтобы Тимодия помогала по хозяйству?

Дама дала ей нести свою залатанную сумку, и это оказалось вовсе не так легко, как можно подумать. Куренок был тяжелый, словно чугунный утюг. Да еще и ворочался. Если добрая бабушка его живого купила, а шею сама ему свернет, перед тем как варить суп… Нет уж, в этом Тимодия помогать ей не будет, куренка жалко. А господина Эдмара она не пожалела, но ведь тот убил маму… От острого и безграничного ощущения потери, которое пришло вслед за этой мыслью, она опять заплакала.

– Не реви, – скрипуче бормотала семенившая рядом дама. – По-королевски сегодня поужинаем, давно мои детушки такого блюда не едали… Умненькая, хорошенькая, воспитанная – не девочка, а пирожное! Только рева. Так ревет, что разбудила его, как же я опять его убаюкаю?

Куренок возился в сумке и пищал, как будто невнятно ругался почти по-человечески, но Тимодии было не до него. Душа провалилась в пятки: на них надвигался, словно корабль в узком канале, огромный полицейский. Если поймет, что перед ним преступница, сразу арестует. Она добропорядочно опустила глаза, всем своим видом показывая, что она вместе с этой дамой, знать ничего не знает о краже крысиного яда из лавки на улице Гравюр.

Полицейский поверил, что она хорошая, и не стал ее забирать, даже учтиво посторонился, уступая дорогу.

Обшарпанные булыжные закоулки, затопленные вечерней тенью, как будто пытались закрутиться в клубок, и Тимодия вскоре потеряла представление о том, в какой стороне садится солнце – отсюда его не видно, закат заслоняли дома, сдвинутые впритык друг к другу. Из окон, прикрытых жалюзи, пахло едой, доносились голоса. Один раз дамы, сидевшие с чашками на балкончике второго этажа, принялись тихонько обсуждать их:

– Дживенда, смотри, это идет та самая гадалка! Вон, видишь, как раз под нами прошли!

– Которая в синем платье и коричневой пелерине?

– Да, да, и она всегда носит с собой эту сумку, хотя я бы с такой невзрачной серенькой сумкой по улице не пошла. Чего ж она себе новую не купит? Верно, с внучкой идет. Как начнет гадать – всю правду скажет, и берет недорого, но кроме денег ей обязательно надо отдать какую-нибудь свою вещь… – После этого говорившая добавила, громко и льстиво: – Доброго здоровьица, матушка!

– Доброго, доброго… – проскрипела та в ответ вороньим голосом.

А девочка так удивилась, что даже плакать перестала. Их послушать, так ее спутница выглядит совсем обыкновенно! Где же тут синее платье и коричневая пелерина, когда она одета по-другому? И почему сумка «невзрачная серенькая», если на ней штук восемь заплаток разного цвета: есть и розовая, и желтая, и лиловая, как слива, и светло-зеленая… Лоскуты линялые, с разлохмаченными краями, пришиты неаккуратно, но все равно такое разноцветье сразу бросается в глаза! Как будто те две тетушки видели со своего балкона вовсе не то, что видит Тимодия. Наверное, у обеих слабое зрение.

Она была воспитанной девочкой и не стала говорить об этом вслух.

Куренок забился еще сильнее, так что она чуть не выронила свою ношу.

– Сюда, сюда! – оглянувшись на нее, нетерпеливо прикрикнула провожатая.

Они повернули в просвет меж дровяных сараев. Обереги от пожаров, намалеванные синей краской на скверно оштукатуренных стенах, облупились и нуждались в подновлении.

– Давай же скорее!

Тимодию дернули за руку, и она, запнувшись, растянулась на земле, сумка шлепнулась рядом. Тот, кто сидел внутри, затих – то ли его оглушило, то ли испугался. Зато старушка сразу сменила гнев на милость:

– Ох, да что ж это за беда! Не ушиблась, не испачкалась, ручки-ножки целы? Дай-ка я посмотрю, бедняжка…

Не переставая скрипуче ворковать, она усадила Тимодию возле стены. Ее лицо оказалось совсем близко, и девочка почувствовала оторопь: длинный нос свисал, как вялый овощ, отличаясь от последнего разве что цветом – серовато-смуглый в блеклых рыжих веснушках, а глаза, похожие на смородину, блестели скорее недобро, чем ласково. Пахло от нее не так, как обычно от старых людей: этот странный для человека запах наводил на мысли о мышах, раздавленных ящерицах, заплесневелых погребах и подвалах. Не напрасно ли Тимодия с ней пошла? Может, лучше убежать от нее?..

– Коленку не зашибла, ножку не подвернула?

Она проворно расшнуровала и сдернула с ног ботинки, ощупала ступни твердыми, как ветки дерева, пальцами – небрежно и наспех, словно изображая лекаря в игре. Тут же сама ее обула, туго затянула шнурки и, подхватив девочку под мышки, поставила на ноги. Взяла за руку, подобрала испачканную в пыли сумку и заспешила дальше.

– Сударыня, извините… Ой…

Но старушка не останавливалась, так и волокла ее за собой. Раза два Тимодия едва не ушиблась о стенку, да еще ботинки давили… Они же теперь надеты неправильно, левый на правую ногу, правый на левую!

А мама говорила – так никогда и ни за что нельзя делать. Однажды Тимодия попробовала, и мама сильно ругалась, даже несколько раз ее шлепнула, а в следующие дни рассказывала сказки о том, как кто-нибудь обувался наоборот, и его заманивал или утаскивал по своим тропкам волшебный народец.

Тимодия поняла, что попалась. То-то и выглядит эта старая дама необычно, и пахнет от нее не по-человечески… Да это же, наверное, тухурва, которая ловит на съедение плохих детей! А она, никаких сомнений, плохая: сначала чужое в лавке своровала, потом ушла без спросу, после того как напекла для учителя ядовитых пирожков. Вот и попалась.

Но почему на тухурву с ее свисающим до верхней губы носом, кружевами из рваной паутины и сумкой в разноцветных заплатках не обратил внимания никто из прохожих на улице, даже попавшийся навстречу полицейский?

Когда о ней говорили те две тетушки на балконе, было ясно, что тухурва кажется им не такой, как на самом деле. Волшебный народец, находясь среди людей, маскируется мороком, однако маги видят его истинный облик сквозь ложную личину, об этом в маминых сказках тоже было. Тимодия увидела то, что есть взаправду, только это ее не спасло.

Она попробовала вырваться, но жесткая старушечья лапка вцепилась так, что клещами не разожмешь. Попыталась на ходу скинуть ботинки, но шнурки были затянуты и завязаны накрепко.

Она же волшебница, и если б она знала нужное заклинание…

Перед ними распахнулась со скрипом облезлая дверца с такой низкой притолокой, что взрослому пришлось бы согнуться. Скорее всего никто из людей эту дверцу не видит, как будто ее там нет. Или она все-таки есть для всех, но наглухо заколочена, и проржавелый замок никаким ключом не откроешь.

В темном зеве уходила вниз лестница, озаренная слабым светом подвешенных в паутине гнилушек. Возле стен по краям ступеней росли белесые поганки на хлипких ножках. Сами ступени были щербатые, но удобные – в самый раз для ходоков небольшого роста.

Дверца позади со стуком захлопнулась.

Тухурва, плотоядно хихикая и скаля острые тускло-коричневые зубы, волокла девочку вниз. Приходилось не отставать от нее, чтобы не полететь кубарем. Из сумки выскочил кто-то весь в колючках, как еж, с плутоватой рожицей и в крохотных башмачках с начищенными медными пряжками. Свернувшись клубком, он покатился в мерцающий гнилушечный полумрак, подпрыгивая на каждой ступеньке. Да Тимодия еще раньше поняла, что никакой там не куренок.

Внизу ветвилась путаница душных полутемных помещений – кажется, это называется «катакомбы». За очередным поворотом открылась просторная зала, тускло освещенная множеством плошек с волшебными шариками. По стенам серыми лохмотьями свисала паутина, а пол был скрыт под слоем мусора – подметки, перья, рваное тряпье, но больше всего высохших обглоданных костей. И народца тут собралось полно.

Больше всего было гнупи, или, как их еще называют, черноголовых – уродливых коротышек с длинными сизыми носами и черной щетиной вместо волос, покрывающей не только головы, но и загривки. Они щеголяли в тяжелых деревянных башмаках, красных или зеленых курточках и рваных штанах. К своим курточкам гнупи относятся любовно и кичливо, а штаны для них сойдут какие угодно.

В одном из углов устроился здоровенный, с кресло размером, чворк с лоснящимся заплывшим лицом и улиточьими рожками на макушке. За спиной у него была раковина, но он вряд ли смог бы забраться в нее целиком – чересчур отъелся. Брюхо выпирало вперед, словно громадный шар, и сцепить поверх него пухлые, как у младенца, ручки ему нипочем бы не удалось. Чворки глотают всякие мелкие вещицы, оброненные людьми на пол, забытые или потерянные. Судя по виду этого чворка, его разбухшее пузо скрывало в себе несметные сокровища. Впрочем, скорее всего клад состоял из медяков, пуговиц, огрызков карандашей, пробок, наперстков, бусинок, детских игрушек и чайных ложек.

У стены сидел, подтянув колени к груди и сложив домиком большие темные крылья, костлявый крухутак, ниже пояса заросший перьями, с узловатыми птичьими лапами вместо ступней и огромным клювом на человеческом лице. Он выглядел печальным и больным, от него скверно пахло – не только нечищеным курятником, но еще и хворой плотью.

В той части залы, где потемнее, зыбко мерцали две снаяны, как будто слепленные из сгустившегося тумана. Одна выглядела, словно обнаженная длинноволосая девушка, другая – полуженщина-полузмея, свившая хвост в кольцо.

Среди мусора шныряла, копошилась и дралась всякая мелюзга вроде того существа, которое тухурва таскала с собой в сумке.

Все это был городской народец, гнездящийся бок о бок с людьми. Маги и ведьмы справляются с такими созданиями с помощью заклинаний, даже маг невеликой силы почти наверняка смог бы отбиться и унести отсюда ноги. Но Тимодия была еще слишком мала и вдобавок не обучена: она просто не знала, что нужно сделать.

Обитатели подземелья несказанно обрадовались возможности съесть волшебницу. Мол, пусть мяса всего ничего, это будет куда полезней и питательней, чем поужинать обыкновенным смертным.

– Бульон из этих костей сварим! – хохотнула тухурва, больно ткнув пальцем Тимодию в бок. – Котел готовьте!

– Вы хотите сейчас? – голос снаяны протестующее шелестел, как шелковый занавес на сквозняке. – Пусть она переночует, пусть хоть разок поспит… А лучше два, три, четыре раза, куда вам спешить?

– Вы пока сможете ее откормить, чтобы сытнее стала! – подхватила вторая.

Им мясной бульон ни к чему. Они тоже питаются за счет людей, но по-другому: просачиваются в сны, навевают страшные или тягостные видения и понемногувысасывают жизненную силу, отчего человек грустит и чахнет.

– Хватятся девчонку, – проворчала тухурва. – Коли она из магов, те начнут вынюхивать, куда подевалась. Вам в следующий раз перепадет, да уж вы-то и наверху каждую ночь себе еду отыщете!

– Смертные хитрят, закрывают нам дорогу в свои дома, а то и на себе амулеты носят, – вздохнула снаяна. – Иной из них и на улице уснет, а к нему не подступишься. Поделились бы вы с нами, от нее не убудет…

– Не убудет… – эхом отозвалась вторая.

Может, они и дальше что-то говорили, но остальные подняли крик, и тихие вкрадчивые голоса снаян потонули в общем галдеже. Потом больной птицечеловек кое-как поднялся на ноги и шумно захлопал крыльями. От неожиданности все более-менее угомонились, и тогда он прокурлыкал:

– Надо поторопиться! Я знаю, что с ней нельзя откладывать. Съесть нынче же вечером!

Крухутаки всегда все знают, и гнупи, толкая друг дружку, кинулись в темень соседних помещений, где у них стоял котел.

– А мозги мои! – повысив надорванный голос, крикнул птицечеловек. – Чтобы все было по уговору!

– А ее пуговицы мне отдайте! – тонко и скандально заныл в своем углу чворк-переросток. – И шнурки тоже, и ленточки, и монетки из карманов…

– Да ты и так скоро лопнешь, куда тебе столько? – захихикали гнупи.

Им лишь бы пакостить, вот они и начали швырять в него костями и комками сухой грязи. Чворк попытался укрыться в своей улиточьей раковине, но раздутое пузо все равно осталось снаружи.

– А ну, тихо, детушки! Когда ж ты будешь играть с ней в загадки, ежели надо поспешить? – сердито махнув сухонькой рукой, после чего все более-менее угомонились, поинтересовалась тухурва.

Она по-прежнему крепко держала девочку за локоть, больно впившись костлявыми пальцами.

– Сейчас и сыграем. Времечко покуда есть. А если не отдадите мои мозги, никаких вам больше советов!

«Это же не его мозги, а мои! – возмутилась про себя Тимодия. – А он о них говорит, как о котлете у себя на тарелке…»

Ей было страшно, и в то же время она начала злиться. Этот противный кровожадный народец все-таки внушал ей меньше ужаса, чем полицейские. Она ведь магичка, и если б знала нужное колдовство… А крухутак наверняка знает! Отгадать его три загадки и потребовать заклинание – единственная возможность спастись.

Пернатый всезнайка заковылял к ней, остальные перед ним расступились. С его приближением волной накатил отвратительный запах гнили и птичьего помета.

– Девочка-девочка, не хочешь сыграть в три загадки?

– А если не хочу? – спросила Тимодия, дерзко глядя в тусклые, как будто затянутые бельмами человеческие глаза над чудовищным длинным клювом, загнутым на конце.

Терять нечего. Другое дело, если бы мама ждала ее дома и беспокоилась, но ее никто не ждет. Она теперь одна. И вовсе не должна она слушаться всяких тухурв, гнупи и крухутаков!

– Не играй, не играй, – зашелестели снаяны, которые подобрались к ней почти вплотную, и она вздрогнула, когда по ногам скользнул туманный змеиный хвост, хотя вместо прикосновения ощутила легкий холодок, отозвавшийся ознобом. – Дольше проживешь, и поспишь тут, поспишь, поспишь…

– Ежели не станешь играть с ним в загадки, съедим тебя сразу! – прикрикнула тухурва. – Мои детушки уже таскают воду для варева.

– Если отгадаешь, я отвечу на любой твой вопрос, все будет, как заведено, – посулил крухутак почти просительным тоном.

– Я буду играть при одном-единственном условии, – собравшись с духом, заявила Тимодия.

Вокруг заворчали, один гнупи больно ущипнул ее, другой пихнул, а крухутак склонил клювастую голову набок и ожидал продолжения, глядя подслеповато и печально.

– Ты должен спрашивать только о таком, что со мной когда-нибудь по правде было, чтобы я могла угадать, иначе будет нечестно.

– О том, что с тобой было… – в раздумье произнес собеседник, шевельнув сложенными крыльями, отчего усилился душный запах охваченного мором птичника. – Изволь, твое условие принято. Договорились! С тобой ведь много чего было… Первый вопрос: как называется дверь, которую когда-то давным-давно открыла ты, а закрыла не ты?

Несмотря на бельма, его маленькие глазки над громадным клювом, способным расколоть, как орех, даже самый крепкий череп, злорадно блеснули – словно он Тимодию перехитрил.

Отгадчица даже взмокла от напряжения. Открыла она, а закрыла не она?.. Так ведь она всегда за собой двери закрывает, мама ее приучила… Или имеется в виду не обычная дверь, а та, через которую она пришла в эту жизнь? И крухутак, наверное, рассчитывает, что она постесняется сказать о таком вслух.

– Это створки материнского чрева, когда я родилась на свет, – уставившись под ноги, тихонько пробормотала Тимодия.

– Неверный ответ! – Он на радостях несколько раз хлопнул крыльями, в смрадном воздухе закружились пушинки и мелкие серые перышки.

Кое-кто из гнупи расчихался.

– У тебя осталось две попытки. Если угадаешь, потом будет еще две загадки, все, как заведено.

И тут она поняла, в чем крухутак ее провел. Сама же сказала: «Что со мной когда-нибудь по правде было». А то, что было в прошлых рождениях, тоже считается? Не додумалась сказать «что было в этой жизни».

Пусть волшебный народец не может соврать, зато он вовсю лукавит, недоговаривает и жонглирует словами.

Ясно, что в прошлой жизни Тимодия тоже была волшебницей. До того, как заболела. Хотя с магами разве бывает, чтобы они становились калеками и лежали пластом? Нет ведь. Значит, господин Эдмар их с мамой обманул, а они и поверили…

Какие особенные двери умеют открывать волшебники?

– Это были Врата… – начала девочка, глядя на крухутака.

В его лице что-то дрогнуло, дернулись веки, до половины прикрывающие больные выпуклые глаза.

Неужели угадала?..

– Врата Перехода!

– Неверный ответ, – щелкнул клювом собеседник.

Надо хорошенько подумать, иначе после третьей ошибки он одним махом пробьет ей голову.

Какие бывают магические Врата? Соединяющие два мира или выводящие в междумирье, но это все разновидности Врат Перехода. Так было написано в тяжелом потертом томе с золотыми буквами, Тимодия брала эту книгу посмотреть, когда вытирала пыль в библиотеке у господина Тейзурга, и потом с трудом запихнула на место.

Ей хотелось побольше узнать о путешествиях в удивительные чужие миры. Говорят, сам господин Эдмар пришел из другого мира. Таких, как он, называют магами-возвратниками: когда-то в прошлом рождении он ушел из Сонхи, а теперь вернулся обратно.

Хотя лучше б не возвращался, тогда бы мама осталась жива.

Кроме Врат Перехода есть и другие…

– Это были Врата Хиалы! – с торжеством выпалила девочка.

– Неверно! – обрадованно прокурлыкал птицечеловек. – Ты проиграла!

Он двинулся к ней, приготовившись долбануть страшным клювом.

Тимодия изо всех силенок дернулась, вырвала руку у тухурвы и попятилась, но налетела на гнупи, которые толкнули ее вперед. Крухутак взлетел, нелепо и суматошно молотя крыльями, так что с пола взметнулся мусор, а часть плошек погасла. Перекувыркнувшись в воздухе, зацепив когтистыми птичьими лапами кого-то из черноголового народца, он врезался в стенку и свалился прямо на сидевшего внизу чворка. Тот заверещал и снова попытался вжаться в раковину.

Гнупи, которые столпились перед Тимодией, подались назад. По их уродливым лицам, по стенам и по потолку заскользили синие, зеленые, фиолетовые блики – это было похоже на хищный танец ворвавшихся в подземелье световых змей. Те, кого они задевали, кричали, как обожженные, и еще хуже кричали у Тимодии за спиной.

Она обернулась – и тоже завизжала: там такое творилось… В полумраке нарисовалась туманная арка, и возле нее стояло жуткое существо, которого вначале здесь не было. Сверкающее, маслянисто-черное в лиловых, синих, изумрудных переливах, похожее на огромного многохвостого скорпиона. Демон Хиалы… Арка у него за спиной – это, наверное, Врата Хиалы, которые появились после того, как Тимодия о них сказала. Может быть, она случайно совершила какое-то колдовство?

Ее забрызгало кровью: клешни демона, мелькавшие в воздухе с молниеносной быстротой, хватали гнупи и раздирали на куски. На неподвижной морде светились злые-презлые желтые глаза.

Народец метался по зале, но возле ведущих в темноту проемов словно натыкался на стеклянные стенки. Чворк с перепугу совершил невозможное: сумел почти целиком втиснуться в раковину, оставшееся снаружи брюхо походило на большой лоснящийся гриб, сотрясаемый мелкой дрожью. Снаяны растеклись белесым маревом и забились в щели, напоминая в таком виде оконную замазку. Тухурва, заманившая девочку в ловушку, исчезла, но вряд ли ей удалось сбежать. Наверное, закопалась в мусор – она вполне могла сойти за кучу грязного тряпья.

Тимодия завороженнно смотрела на демона, а демон, не мигая, смотрел на нее. Потом он приоткрыл змеиную пасть и прошипел:

– Маленькая безмозглая дрянь, крысиным ядом травят крыс, а не магов!

Казалось, сильнее испугаться просто некуда, но теперь она испугалась окончательно, до цепенящего ужаса. Ноги обессиленно подкосились, и она уселась на пол. Вернее, на растерзанное тельце гнупи с вывалившимися из раны внутренностями.

Последнее подействовало, как ковш ледяной воды, и Тимодия, сдавленно взвизгнув, на четвереньках отползла в сторону, исколов ладони о раскиданные повсюду старые кости. Юбка испачкалась в крови.

Когда она снова подняла голову, демона больше не было. На его месте около арки стоял господин Эдмар в своем обычном человеческом облике. В безупречно белоснежной рубашке с китонскими кружевами, черных штанах и высоких замшевых сапогах.

– Ну и грязно же у вас тут… – процедил он с отвращением, словно это не его стараниями грязи прибавилось – все вокруг было забрызгано темной кровью гнупи.

Вымолвить хоть слово никто не решался. Обитатели подземелья понимали, что этот маг, если пожелает, все здесь разнесет вдребезги и всех раздерет в клочья. Тимодия тоже обреченно помалкивала. Пусть он ее убьет, тогда она, может быть, опять встретится с мамой… Лишь бы ее не отдали в наказание какому-нибудь злому полицейскому.

– Какого черта вы украли у меня девчонку?

– Мы не сделали ничего запретного, господин, – угодливо возразил кто-то храбрый из тех, кто сбился в кучу в другом конце залы, подальше от Тейзурга. – Все по обычаю, она гуляла одна, и наша добренькая тетушка ее заманила. Условие не нарушено…

– Хм, по обычаю? – он скептически изогнул бровь. – Но ведь это моя девчонка. С тех самых пор, как я купил ее у родной матери за один золотой.

По зале пронеслось потрясенное оханье, а потом народец принялся наперебой оправдываться: никто не знал, что она куплена за один золотой, они не нарочно, они не хотели, девчонка сама виновата, что не сказала им сразу, если господин маг пощадит их, они будут ему верно служить…

Тот сделал нетерпеливый жест, и все умолкли.

– Допустим, вы об этом не знали. Зато крухутак знал… Ты ведь, пернатый, все обо всем знаешь?

Его голос звучал вкрадчиво и страшно. Птицечеловек, скособоченно сидевший у стены, затрясся не хуже чворка.

– Не серчайте, господин, кушать хотелось… Летать не могу, прибился к ним, они обещали – кого поймаем, с тобой поделимся. Недужен я, голодаю, уже третью восьмицу никаких мозгов…

– Это верно, что никаких мозгов. Ты должен был сказать остальным, что девчонка неприкосновенна, и ее надо вернуть домой, а вместо этого соблазнился ужином… Знаешь, что с тобой сделаю?

Птицечеловек задрожал еще сильнее. Такое впечатление, что он и это знал – по крайней мере мог себе представить возможные варианты.

– Помилуйте, господин, не надо! А я вам за вашу безмерную милость на любой вопрос отвечу без игры в загадки, что угодно поведаю, не пожалеете… На один вопрос, таково Условие, зато на любой!

– Что ж, ловлю тебя на слове. Расскажешь мне все, что знаешь о Хальноре Тозу-Атарге, бывшем Страже Сонхийском, известном также как Хальнор Камышовый Кот, Проклятый Страж или Хальнор Проклятый. Я хочу знать обо всем, что с ним произошло после того, как я ушел из Сонхи.

Жилетка получилась просто загляденье: пестрая и нарядная, с добротными швами и аккуратно заметанными краями. Хеледика научилась шить еще в родной деревне, и если она вдруг утратит свою ведьмовскую силу – или останется без олосохарского песка, что равнозначно утрате силы, – сможет хотя бы наняться в портнихи.

Вечером она сунула жилетку в щель за комодом, но так, чтобы краешек торчал наружу. И прикрутила масляную лампу до слабого полумрака. После того, как у нее зародился план кого-нибудь выловить, она начала хныкать и жаловаться воспитательницам, что в потемках страшно, и в конце концов добилась того, что ей разрешили спать со светом.

Сквозь ресницы она наблюдала, приготовившись хоть всю ночь не смыкать глаз. Песчаные ведьмы видят в полутьме не хуже кошек.

Долго ждать не пришлось: в углу возле комода шевельнулась тень, и цветная тряпочка втянулась в щель целиком – словно мышь в норку юркнула.

– Видно, и эта обновка пришлась впору, – произнесла девушка вполголоса. – Надо бы еще и курточку сшить…

На стене снова появилась тень, очертаниями напоминавшая круглую голову в шапочке и с торчащими улиточьими рожками, но тут же, словно почувствовав чужой взгляд, боязливо исчезла, слилась с темнотой в углу.

Дальнейшие планы Змейки пошли прахом: назавтра ее перевели из карантина к остальным, и она почти все время была на виду. Курточку приходилось шить тайком, урывками. Вряд ли она смогла бы правдоподобно объяснить, для кого предназначен этот наряд, явно великоватый любой из приютских кукол.

– В другой раз не разевай рот на хозяйские пирожки! – сурово глядя на осунувшуюся физиономию исцеленного слуги, отчитывала Зинта. – Мало ли что в них понапихали… Не тебе – значит, не тебе. А ну как меня бы рядом не случилось?

Пациент молчал, время от времени пристыженно хлопая жиденькими ресницами. Деревенский парень, честный, но падкий до господских кушаний – уж очень ему хотелось все перепробовать. Вот и допробовался.

Отослав его, лекарка извелась от беспокойства: уж сколько времени прошло, как Эдмар отправился искать Тимодию, хотя раньше он говорил, что благодаря ритуалу с куплей-продажей за один золотой в два счета сможет найти ее где угодно. Сгустились сумерки, слуга зажег во дворе желто-оранжевые сиянские фонари, похожие на цветы физалиса. По многолюдному в этот час бульвару Шляпных Роз протянулось двойное ожерелье вечерних огней.

Наконец послышались восклицания сидевших на балконе гаремных девушек, и она бросилась к окну. Эдмар ушел из дома Вратами Хиалы, а вернулся по-людски, в наемной коляске, и Тимодию, хвала богам, обратно привез.

Смертельно бледная, с ног до головы перемазанная, косички растрепаны. Она шла мимо розовых клумб с видом преступницы, которую ведут на эшафот. Зинта расстроенно вздохнула: ну кто бы ждал от этого ребенка такой странной и жестокой выходки?

Когда они переступили порог гостиной, ярко освещенной магическими лампами в виде хрустальных бутонов, лекарка встрепенулась: это же не грязь, это кровь… Но кровь не ее и, похоже, вовсе не человеческая, а у девочки лишь царапины и синяки, да еще несерьезный ушиб.

«Надеюсь, это не Эдмар ее поколотил?..»

Рядом с обитой светлым шелком мебелью и настенной росписью, изображавшей тонко прорисованные побеги бамбука, Тимодия была похожа на маленькое растерзанное привидение. Глаза потухшие, но сухие. Уж лучше б она плакала.

– Барышню отмойте и переоденьте, – распорядился маг. – И поосторожней, у нее ядовитое жало.

– Где ты ее нашел? – спросила Зинта, когда служанки увели девочку.

От волнения она говорила шепотом.

– В катакомбах, у волшебного народца. Негодяйке повезло, я уже сорвал злость на гнупи, поэтому не буду превращать ее в крысу и угощать оставшимися пирожками.

– Я надеюсь, ты и так не стал бы этого делать, – с упреком заметила лекарка.

– Честно говоря, вначале хотел напугать, но передумал. Я ведь благодаря этому безобразию наконец-то узнал, что произошло после того, как я покинул Сонхи. В компании тварей, которые собирались поужинать моим злополучным приобретением, был крухутак, и в обмен на свою жизнь пернатый мешок знаний все рассказал. Грустная там вышла история, но я почему-то не удивлен. Надо же было додуматься – в том состоянии, в каком он тогда находился, уйти из мира Вратами Хаоса! Дико, но вполне в его духе.

При упоминании о Вратах Хаоса Зинта внутренне содрогнулась, но спросила о том, что сейчас было важнее:

– Как ты поступишь с Тимодией?

– Для начала выясню, почему она отколола такой номер. Она не была зачарована, это я определил по дороге. Полностью сознавала, что делает. Кстати, еще вопрос, где она раздобыла крысиный яд… А отравленного остолопа уволю.

– За то, что съел твой пирожок?

– За то, что забился помирать в дальний чулан, вместо того чтобы предупредить меня.

– Он сильно боялся, что ты прогневаешься из-за пирожка…

Эдмар фыркнул.

– Это дурня не извиняет. Насчет его дегустаторских увлечений я давно уже в курсе, хотя замечаний не делал: если понадобится, прислугу всегда можно поймать на таких грешках и разыграть интересную тебе партию. Однако то, что он промолчал, когда у него скрутило кишки, – непростительно. Слишком он глуп и недальновиден, чтобы я позволил ему оставаться в этом доме и продолжать жрать мои деликатесы.

– Если б я не успела, он бы умер.

– Невелика потеря. А что нашло на Тимодию, могу только теряться в догадках. Накануне мы купили ей платье и на обратном пути мило побеседовали – сделали первый шаг к тому, чтобы подружиться. Я ее не обижал и не пугал, не давал никаких поводов…

– Может, ты сказал что-нибудь такое, что она превратно поняла? Если б я ездила с вами, я бы, может, заметила.

– О, тебе, безусловно, стоит время от времени выбираться в модные магазины, но ты, как обычно, носилась по трущобам в поисках страждущих, вот мы и поехали без тебя. И ничего не так я не говорил. Наоборот, старался не спугнуть ее.

– Тогда, может, кто-то другой ей про тебя чего сболтнул?

– Вот и хотелось бы узнать, кому сказать спасибо за пирожки.

Он налил себе и Зинте в хрупкие чашечки холодного горьковато-лимонного чаю. Такое впечатление, что и раздосадован, и заинтригован – берет верх то одно, то другое.

Эдмар не принадлежал к числу тех, кто любую свою эмоцию постарается спрятать. Наоборот, делал из них настоящий театр, на который стоило посмотреть, однако это не мешало ему скрывать то, что и впрямь лучше не выставлять на всеобщее обозрение. Он ведь и в Молоне жил припеваючи, хотя вовсе не был доброжителем – сбежать оттуда им пришлось не из-за его похождений, а потому, что его, как древнего мага, решили забрать в Накопитель.

Допивая чай, лекарка вновь призадумалась над затерянной среди каракулей в заветной тетрадке подсказкой Госпожи Вероятностей. Не раз перечитывала, но пока никакого толку. Не осенило. А Эдмар – неисправимый игрок и повсюду разводит театр, как его убедить, что жизнь не игра…

Да вот же оно! То самое. Все это время было на виду.

От избытка чувств она округлила глаза и едва не поперхнулась последним глотком.

– Ты что? – насторожился маг.

– Чай… В дыхательное горло…

Зинта с самым честным видом закашлялась, в душе торжествуя.

Раньше она взывала к состраданию, благородству и чувству долга, на него такие речи наводили скуку, если не давали пищи для острот. Зато теперь… Ну, теперь-то она знает, как с ним разговаривать!

Тимодия остановилась возле двери. Взгляд устремлен мимо – туда, где нарисован на стене коричнево-зеленый, как будто шелковый бамбук.

– Иди сюда, – позвал Эдмар.

Она вздрогнула, но не шелохнулась. И по-прежнему никаких слез.

– Ты почему так нехорошо поступила? – спросила Зинта.

Еле слышное бормотание.

– Говори погромче, – потребовал маг.

– Я хотела, чтобы он умер, как подохшая крыса, – обращаясь не к нему, а к лекарке, сообщила Тимодия.

– Очаровательно, – сейчас он выглядел по-настоящему ошеломленным, без всякого театра. – И никаких там обиняков… Нет уж, с такими умонастроениями ты карьеры при ляранском дворе не сделаешь. Придворная дама с неразлучным флакончиком яда – в этом есть своя прелесть, я бы не возражал, но травить надо не меня, а моих врагов или своих конкуренток.

– А я не буду вашей придворной дамой, ни за что не буду. Зря вы отдали за меня один золотой. И платье, которое вы купили, мне не нравится.

– Ты ведь сама его выбрала. Все-таки в чем дело?

Молчание. Зинта подумала, что дети, бывает, совершают жестокие поступки, которые у взрослых так и остались бы в помыслах. Хотя далеко не всякий ребенок на такое способен. От Тимодии чего-нибудь в этом роде можно было ожидать в последнюю очередь.

Эдмар страдальчески закатил глаза к потолочной росписи. Там, на потолке, безмятежно сплетались нарисованные побеги.

– Тогда поставим вопрос иначе: за что?

– А за что вы мою маму убили?

После этого несчастное застывшее личико дрогнуло, сморщилось, и Тимодия горько расплакалась.

Редкое для Эдмара состояние, но он, похоже, растерялся. А Зинта бросилась к ней, обняла, прижала к себе. Девочку трясло, она давилась и захлебывалась слезами.

– Кто?.. – глядя поверх ее темной головки с пробором в ниточку, прошипел Тейзург.

Его сощуренные глаза мигом сменили обычный цвет на демонический желтый.

– Ты чего, не я же… – испуганно прошептала лекарка.

Они уговорились рассказать правду, когда Тимодия вырастет. Не предполагалось ведь, что эта самая правда каким-то невероятным образом просочится наружу без их участия.

– Кто тебе об этом сказал? – спросила Зинта, после того как преступницу отпоили холодным чаем и усадили на диван.

– А вас он заколдовал! И мою маму заколдовал, чтобы она меня ему отдала, а мама расколдовалась, потому что все равно меня любит, и хотела меня забрать назад, и тогда он ее убил…

Двое взрослых переглянулись.

– Тимодия, ты ведь не сама все это придумала, – к чести Эдмара, он сменил тон на серьезный. – От кого ты получила такие любопытные сведения?

– Я вам не скажу, – съежившись, всхлипнула девочка.

– Что ж, тогда мне придется со всех слуг по очереди сдирать кожу, пока тот, кто с тобой побеседовал, не сознается.

– Эдмар, да ты…

Маг, с досадой взглянув на Зинту, сделал страшные глаза: помолчи пока, не мешай.

– Будем пытать всех подряд – или ты скажешь, кто это!

– Он не ваш слуга, а большой мальчик, с которым я на улице разговаривала. И я не знаю, как его зовут, поэтому я не могу его выдать, хоть даже если вы с меня кожу сдерете.

– Итак, в этой драме есть еще одно действующее лицо: большой мальчик с улицы, – процедил Тейзург. – Все интересней и интересней…

– Может, не мальчик, а взрослый под чарами личины, – сердито предположила Зинта. – Тимодия, как ты оказалась на улице?

– Через решетку пролезла.

– Тебя позвал какой-то незнакомец, и ты пошла к нему?

– Он сказал, что про маму скажет, – серые глаза опять наполнились слезами.

– Ты ему сразу поверила? – хмыкнул маг. – Почем ты знаешь, что он говорил правду?

– Он поклялся богами и псами, что слышал, как вы говорили, что убили маму, потому что он в это время сидел под крыльцом в той чайной, где вы были с госпожой Зинтой. А больше я ничего про него не знаю и от вас все равно уйду.

На лице Эдмара появилось задумчивое и в то же время опасное выражение. Крайне опасное. Возможно, злился он прежде всего на себя, на собственную пижонскую самоуверенность: он же в чайной проверил с помощью заклинания, нет ли кого рядом, и сотворил чары, чтобы их не могли подслушать, – однако нашелся кто-то, кто его, такого могущественного, переиграл.

– Отраву тоже он тебе дал?

– Нет, – Тимодия виновато потупилась. – Мы украли… В лавке на улице Гравюр, я сама своровала из банки в кулек, а большой мальчик отвлекал приказчика, чтобы он на меня не посмотрел.

– Ты хоть руки потом вымыла с мылом? – ужаснулась Зинта.

– Светлейшая Ложа спятила, – скорбно ухмыльнулся Тейзург. – Какая прелесть и какая жуть… Боюсь, Ларвезу ждут интересные времена, если все эти маразматики скопом рехнулись. Подсыпать крысиного яда магу моего уровня – это не покушение на убийство, это оскорбление! Это все равно что дать пощечину королеве, со всеми неминуемыми последствиями. А уж то, каким способом светлейшие функционеры разжились ядом, и вовсе ни в какие ворота… Стащили в лавке. И то не сами – подбили на это дело восьмилетнюю девочку. Нет, Зинта, Ларвеза не катится в пропасть, а уже летит ко дну. Собирай чемоданы, оставаться здесь опасно для жизни и рассудка. Одно отрадно, уж теперь-то твой Суно, можно надеяться, примет мое предложение и согласится на переезд в Лярану. Он человек слишком здравомыслящий, чтобы работать под началом у сумасшедших.

– Может, не все в Ложе умом поехали, а кто-то один, вроде Троглехта? Или даже несколько человек против тебя объединились. Сколько наберется таких магов, над которыми ты по-зложительски насмехался?

– М-м, если б я их считал… Я ненадолго отлучусь, присмотри пока за начинающей отравительницей.

– Куда ты?

– В чайную, куда же еще. Тимодия не хотела сдавать своего подельника и вдохновителя, но кое-что все-таки выболтала: загадочная личность подслушала наш разговор, сидя под крыльцом чайной. Остальное – дело техники.

Он отступил на середину гостиной, под возникшую из ничего туманную арку. Даже не отступил – перетек, отпрянул, отполз, потому что был уже не Эдмаром, а громадной иссиня-черной змеей с царственным гребнем на голове и золотистыми глазами. Один из его демонических обликов.

Зинта с Тимодией остались вдвоем.

– С чего ты взяла, что я заколдована?

– Так сказал большой мальчик, с которым мы яд воровали.

«Встречу этого «мальчика» – надаю по рылу, прости меня, Тавше, за греховные помыслы!»

– Тимодия, меня заколдовать нельзя. То есть можно-то можно, да рискнет только дурак, потому что за меня Милосердная прогневается.

Недавно заколдовали. Хвала богам, что Эдмар попался навстречу, а то до чего стыдно было бы перед Суно… И она б ему ни полслова не сказала, чтобы не рассорить его с Троглехтом.

Последний, по слухам, безвылазно сидел дома, одолеваемый «моллюсками», и лекарка подозревала, что дело тут не только в злой шутке Тейзурга: не иначе, еще и Тавше на Троглехта рассердилась. Ему бы совершить от чистого сердца какое-нибудь доброе дело – глядишь, и полегчает, Милосердная отходчива, но он, судя по всему, не из тех, кто станет что-то делать из добрых побуждений.

– Маму заколдовали, чтобы она меня разлюбила и стала злая, – подавленно прошептала девочка.

– По-моему, она вела себя так, потому что переживала и беспокоилась. А Эдмара сильно винить не надо. Раз твоя мама согласилась расплатиться с Госпожой Развилок своей жизнью, это все равно должно было случиться. И знаешь, какой смертью человек умирает – тоже имеет значение. Эдмар убил ее безболезненно и не страшно, а потом в расстроенных чувствах напился. Ой… Об этом я тебе не говорила, ладно? В общем, мстить ему не надо.

– Я больше не буду ему мстить, – согласилась Тимодия угнетенным голосом. – Мама, наверное, уже убитая ко мне ночью приходила, а потом ушла в окно и дальше по небу. Она была такая красивая, улыбалась и сказала, что в этот раз я им не достанусь. Ну, каким-то плохим, которые хотят забрать меня к себе, они иногда мне снятся.

– Ох, а вот об этом тем более никому не говори, кроме нас с Эдмаром, – Зинта на всякий случай огляделась, но в гостиной с нарисованными на золотистых стенах бамбуковыми зарослями никого больше не было, и за обеими арками виднелись только погруженные в желтоватый полумрак пустые коридоры.

Тимодия понятливо кивнула. Пусть она, на свое счастье, не догадывалась, кто такие «они», каждый ребенок знает о том, что на свете есть страшные тайны, требующие уважительного отношения.

Помолчав, она спросила:

– Почему боги так поступают? Заставляют, чтобы кто-то умер, или расстался, или чтобы ему потом было плохо, а иначе не хотят помогать? И в сказках, и в жизни… Они вовсе не хорошие.

– Не знаю, почему, и мне это тоже не нравится, – не кривя душой, призналась Зинта. – Тавше не такая. Она помогает, не ставя жестоких условий: можешь – заплати, не можешь – не плати. Правда, помогает не сама, а через тех, кто у нее под дланью. Почему остальные ведут такие игры… Наверное, Эдмар мог бы что-нибудь об этом сказать, он ведь тоже… – слово «поганец» лекарка благоразумно проглотила, а то вдруг боги примут на свой счет, – из тех, кто не прочь поиграть. Для него все это должно быть понятней, чем для меня.

Эдмар и впрямь сожалел о смерти Рименды, хотя неясно, чего там было больше – сочувствия или досады из-за упущенной выгоды. Он обмолвился, что из нее получилась бы превосходная домоправительница над остальной прислугой, и она бы наверняка согласилась на это, чтобы остаться около дочери, и с девчонкой тогда было бы проще, и всем было бы хорошо – но боги не любят идиллий.

– Говорят еще, что людские жертвы, так же, как почитание и молитвы, увеличивают их силу. Наверное, так оно и есть, только враждовать с Госпожой Развилок из-за этого не стоит. Раз твоя мама в том сне улыбалась, а потом ушла, куда сама захотела, – может, ей там будет лучше, чем здесь, и может, вы еще когда-нибудь встретитесь? Если хочешь знать мое мнение, не сказать, что боги всегда правы и непогрешимы, среди них одна только Тавше неизменно милосердна, но главное – не то, как поступают они, а то, как поступаешь ты. Это самое важное. А ты неповинного человека чуть не убила. У Гвисойма хватило ума пирожок с тарелки утянуть, попробовать ему приспичило! Не бойся, милостью Тавше я его вылечила, но подумай о том, что ты, затеяв отомстить, чуть не натворила непоправимого для тех, кто тебе ничего не сделал, – для Гвисойма, для его мамы с папой, для его подружки.

– Я не хотела, чтобы Гвисойм… – испуганно пробормотала девочка. – Я только для господина Эдмара…

– Он тоже съел пирожок, но такому, как он, крысиный яд нипочем.

Тимодия еще больше поникла.

– И не думай, что меня кто угодно может безнаказанно заколдовать, – сменила тему Зинта, спохватившись, что довольно уже ее стыдить, и без того ей плохо. – Тавше покарает того, кто обидит лекаря под дланью. Один мой знакомый, не имеет значения, как его зовут, у меня на глазах убил раненого, которого я собиралась лечить, так у него потом рог на лбу вырос. Теперь ему, чтобы не пугать народ, приходится все время носить шляпу, и на полях этой шляпы сделан снизу специальный кармашек – рог прятать. В глаза не бросается, хотя все равно заметно, что там какая-то странная штука.

Она добилась своего – девочка явно призадумалась о чем-то другом, а после повернулась к ней и сообщила:

– Значит, большой мальчик, который ко мне приходил, тоже чем-то прогневал Тавше.

– Почему ты так решила?

– А у него на шляпе есть что-то пришитое, снизу на полях, вот такое длинное и зеленого цвета, как сама шляпа. Может быть, у него там тоже рог прячется?

– Справа или слева?

– Справа.

У Зинты вырвалось невнятное рычание, хотя выражать таким образом свои чувства скорее пристало тому, кто служит Зерл Неотступной, а не Тавше Милосердной. С другой стороны, лучше уж рычать, чем ругаться вслух нехорошими словами, тем более при ребенке. Сжав кулаки, она вскочила с дивана – и чуть не налетела на черную змею, с неспешным достоинством выползающую из вновь появившейся посреди гостиной призрачной арки.

Лекарка шарахнулась назад, а исчадие Хиалы обернулось Эдмаром.

– Чтоб тебя… Не мог по-человечески вернуться?

– Хм, согласись, милейшего хозяина чайной хватил бы удар, если бы он увидел господина Тейзурга, вылезающего из-под крыльца его заведения.

– А то его не хватил бы удар, если б он увидел возле своего крыльца вот такую здоровенную змеюку!

Лекарка размашистым шагом пересекла гостиную и повернула обратно. Ее кулаки по-прежнему были сжаты, внутри все клокотало. Эдмар, с интересом наблюдавший за ней, осведомился:

– Зинта, я ошибаюсь – или мы с тобой хотим порвать одного и того же человека?

– Давай его хорошенько отволтузим? Он заслуживает! Ты будешь держать, а я бить! Какой же он сволочонок, что подговорил Тимодию отравить тебя крысиным ядом, хотя наверняка знает, что ты от этого не умрешь!

– Добрая ты, – заметил Тейзург с грустным восхищением. – Что тебя возмущает больше – то, что на меня покусились, или то, что для этого выбрали неэффективный яд?

– Да я не это имела в виду! Понял же, что не это, и все равно язвишь. Он не может не знать, что крысиный яд для тебя не смертелен, и должен был подумать о том, что Тимодии влетит. А ему никакого дела до того, что ей за это будет.

– Зато можно не собирать чемоданы – спятила не вся Светлейшая Ложа, а только ее первый амулетчик, что ни для кого не новость. Надо признать, он силен, если смог закрыться от моих заклинаний. Учту. И какого чворка он за нами шпионил? А ты еще говорила, что я его преследую. Забрался под веранду чайной, не побоявшись пыли, заноз и мышиного помета, с ума сойти… Зинта, сама посуди, кто кого после этого домогается и преследует?!

Если вначале он был зол, как десяток демонов, то теперь успокоился и начал получать удовольствие от ситуации: очередное развлечение. А Тимодия при его появлении сжалась в комок и как будто даже дышать перестала.

– Какую загадку тебе загадал крухутак? – повернувшись к ней, поинтересовался Эдмар.

– Как называется дверь, которую давным-давно открыла я, а закрыла не я, – запинаясь, произнесла девочка.

– О, даже так?.. – он вскинул бровь. – И что ты ответила?

– Сначала, что это когда я родилась… Потом, что Врата Перехода и Врата Хиалы…

– И не угадала, – с задумчивой усмешкой подытожил Тейзург. – Есть еще третьи Врата. Те самые, которые много жизней назад открыла ты, а закрыл с другой стороны кое-кто, кого я тоже знаю. Удивительно, как иногда сходятся и расходятся наши дорожки… Правильный ответ был – Врата Хаоса.

В заплаканных глазах мелькнул ужас.

– Не пугай ее, – вмешалась Зинта, которой тоже на мгновение стало не по себе.

– Да я не пугаю, это естественная защитная реакция – ни ей, ни тебе за Врата Хаоса нельзя, там уцелеет далеко не каждый. Тимодия, ты надеялась выиграть у крухутака?

Она кивнула.

– И о чем бы ты у него спросила?

– Заклинание какое-нибудь, чтобы победить их всех, которые там были и хотели меня съесть…

– Думаешь, они стали бы дожидаться, пока крухутак научит тебя заклинанию? Он связан Условием и не может убить того, кто отгадал его загадки, а на гнупи и прочих это не распространяется. Что же теперь с тобой делать? Ты совершила кражу, покушалась на убийство, убежала из дома, пошла с тухурвой в гости к волшебному народцу – хорошие дети так не поступают… О, придумал – я отдам тебя злому полицейскому.

Тимодия ахнула и прижала к щекам ладошки.

– Эдмар, я же сказала – не пугай ее, хватит! – возмутилась Зинта.

– Пойдешь к нему жить, – Эдмар взял девочку за руку и сдернул с дивана. – У него есть жена и двое детей, надо будет предупредить их, чтобы не вздумали есть твои пирожки. Обожаю изящные решения… И тебе поделом, и полицейскому – пусть теперь этот мерзавец с тобой мучается.

Глаза Тимодии расширились от ужаса.

– Он будет меня бить?..

– Он даже на меня с кулаками набрасывался.

– Пожалуйста, не отдавайте меня ему, не надо!

Посреди гостиной опять возникла нематериальная арка, воздух под ней отливал перламутром – на этот раз не Врата Хиалы, а Врата Перехода.

Зинта поняла, что задумал Эдмар.

– Тимодия, не бойся, этот полицейский – очень хороший человек!

Маг с девочкой исчезли под аркой до того, как она успела это сказать.

Едва тундра подсохла, Салдун Заячья Лапа тронулся в путь и наконец-то добрался до Сновидческих гор. Хорошо, однако, что поспешил – раньше других пришел в Людское Чудовье, много нужных вещей наменял.

Куду, Вабито, Сохнор и Мофну даже здесь, среди людей с юга, выглядели бестолковыми чужаками. Издалека они, пусть возвращаются туда, откуда пришли. Железная змея, которая ползает с грохотом по железной тропе, увезет их домой, а Салдун наконец-то от них избавился.

Распрощавшись с кораблекрушенцами, Заячья Лапа взял бубен, вышел на поросший вереском горный склон и спел песню Великому Белому Псу, чтобы тот не сердился.

Глава 6 Извилистые пути

Они гуляли кругами. Суно это понял после того, как маленький караван во второй раз поравнялся с мананаговой рощей, где одно из растений напоминало долговязого зеленого великана с воздетыми к небу в молитвенном жесте руками. Мананаги растут на расстоянии друг от друга – вместе и в то же время порознь. Запомнить общий рисунок такого пейзажа для мага с тренированной зрительной памятью дело нетрудное.

Убедившись, что в этот золотой вечерний час он видит точь-в-точь ту же картину, что и вчера в сиянии полдня, только освещение и тени изменились, он украдкой сделал знак Зомару, пришпорил свою лошадь и подъехал к проводнику:

– Это что, я тебя спрашиваю, каналья?

– Дерево, господин, – глуповато осклабился провожатый, когда амулетчик перевел вопрос.

По ученой классификации мананаги – не деревья, пусть и вымахивают до небес, но ладно, пусть будет «дерево».

– И сколько еще мы будем возле него кружить, как муха на нитке?

Не та здесь местность, чтобы двигаться не сворачивая в нужном направлении, ориентируясь по солнцу или следуя подсказкам путеводного амулета. Слишком много в этом краю тенетников, раскинувших свои сети в солнечном мареве, да еще древних развалин, которые лучше обойти стороной. И в придачу гнезда насекомых: издали их можно принять за людские деревни, а вблизи за колонии тесно слепившихся грибов или кучи старых глиняных горшков. Это напоминало странствия по лабиринту: никуда не денешься, будешь ходить извилистыми путями, но оказаться сутки спустя на том месте, которому полагалось бы остаться далеко позади, – уже чересчур.

Проводник оправдывался, призывая в свидетели богов и Пса Забагду. Его улыбка была такой широкой, что болячка на губах начала кровоточить, а глаза, как будто подернутые мутноватой поволокой, оставались безучастными. Зачарован, понял Орвехт. И, видимо, при нем амулет, мешающий стороннему наблюдателю это почувствовать.

– Врешь, каналья! – взревел господин Бровальд. – Привел на старое место – за это тебе деньги уплачены?! Сознавайся, кому нас продал?

Незаметный знак Зомару – и тот, на лету схватив, что от него требуется, принялся перечить:

– Да почем вы знаете, что врет? Может, он зачарованный? Вам, хозяин, лишь бы напуститься на человека и обругать ни за что ни про что!

– Не лезь, прохвост, когда хозяин тебя не спрашивает! – осадил обнаглевшего слугу Бровальд.

Доказательств никаких, зато нужное слово произнесено. Чтобы наверняка определить, зачарован человек или нет, надо быть магом либо ведьмой, однако Орвехт сейчас для окружающих не маг Ложи, а частное лицо, недалекое и склочное.

– Он поклялся Южным Псом Забагдой! – не унимался Зомар, мигом перевоплотившийся в Джахура, словно актер на подмостках. – Люди такими словами не швыряются! Как есть зачарован, потому что смотрит как пень, я не волшебник, но птица я стреляная, а вам, хозяин, лишь бы поругаться! Его нарочно зачаровали, чтобы сбить нас с пути, потому что ваша сестрица, чтоб мне лопнуть, у кого-то богатого в гареме, и вам ее за просто так не отдадут. А этот господин, – он ткнул пальцем в сторону Кебрехта, – что-то казенное и ценное везет, а этому небось кто-то хочет помешать заключить сделку, чтоб он потом всех по миру не пустил, а господин военный нажил врагов, а этим, – он показал на молодых супругов, – задумал отомстить кто-нибудь, кто сам хотел взять ее в жены. Это ж все понятные дела, только я-то зачем с вами тут оказался? Я да он никому не нужны, – Джахур кивнул на парня в матхаве.

Мужчины начали обмениваться настороженными оценивающими взглядами: выходило, что каждый из них мог быть причиной неприятностей. Закутанная в темный балахон сурийка, сидевшая вместе с мужем в неказистой повозке, которую купили в Мепсахате, с негромким жалобным стоном вздохнула. Ее спутника это заставило дернуться, как от болезненного удара.

Вопрос, кто и когда зачаровал проводника? Те, кто следует за ними на почтительном расстоянии, до поры не высовываясь? Или кто-то из попутчиков, чью истинную сущность прячут мощные амулеты?

– Поехали, – брюзгливо процедил господин Бровальд. – На запад, не заблудимся, и что там объезжать, сами разберемся. А за этим местным прохвостом надо присматривать, зачарованный он или нет, веры ему никакой. Джахур, свяжи ему руки, пока чего не натворил, да не вздумай с ним сговариваться на какую-нибудь пакость против хозяина, а то я тебя, каналью, не знаю!

Камешек отскочил от полей шляпы и упал на мостовую. Дирвен не придал бы этому значения, мелочь же, с балкона или из птичьего гнезда, если бы тотчас не раздалось гнусное хихиканье.

Развернувшись в ту сторону – ну, нарвались, пеняйте на себя! – он увидел трех недомерков в раскрашенных картонных масках и шаперонах с бубенчиками, оседлавших щербатую кирпичную ограду. Они болтали короткими ножками, обутыми в деревянные башмаки, и обменивались глумливыми замечаниями, внаглую высмеивая его шляпу.

Амулет просигналил о присутствии волшебного народца.

Гнупи средь бела дня?! Быть того не может, они же боятся солнечного света, им от него худо становится… С другой стороны, деревянные башмаки, красные и зеленые курточки – кто же еще, как не они? А сизые рожи с длинными вислыми носами спрятаны под масками.

Черноголовые должны были совсем одуреть, если вылезли на улицу в это время суток, да еще давай задирать проходившего мимо амулетчика. Не иначе, обожрались какой-нибудь дурманной дряни, вот и потянуло на подвиги.

В скулу влепилось метко брошенное голубиное яйцо, после чего пакостники горохом посыпались с забора и кинулись наутек. Дирвен, направлявшийся, вообще-то, на свидание к Тамриле, этого так не оставил и бросился за ними.

Он решил во время своих тайных отлучек не пускать в ход боевые амулеты, а то застукают – и прощай, свобода. Но эту погань он загонит туда, где безлюдно –они как раз в таких местах гнездятся, – и вобьет в землю по самые макушки, а потом без промедления смоется. Уж это он умеет, послужной список у него о-го-го какой!

Подлые твари поплатятся. Шляпа им не понравилась… Что ж, его шляпа станет последним, над чем они посмеялись в этой жизни.

Следом за удирающими гнупи Дирвен повернул в темную подворотню, обо что-то запнулся и полетел на землю. Ему это пара пустяков, главное – сгруппироваться… Но тут его словно незримым прессом припечатало к пыльному булыжнику. Такая тяжесть навалилась – головы не поднимешь. Впрочем, по-настоящему напугало его не это, а замирающие импульсы «усыпляемых» артефактов. У него же без них никаких преимуществ!

Чья-то рука сгребла обезоруженного амулетчика за шиворот, и его поволокли из темени к сияющему, как вымытое зеркало, проему.

Подворотня вывела в заброшенный дворик, накрытый тенью от облезлого кирпичного дома. Окна и двери заколочены ветхими досками, все свободное пространство заполонила сорная трава.

И еще здесь обнаружился Эдмар. Сволочные глаза подведены, губы накрашены – точь-в-точь как у Энги Лифрогед. Можно побиться об заклад, это он специально, чтобы напомнить Дирвену Энгу!

Этому гаду сейчас полагалось бы лежать в постели и ходить не дальше, чем до горшка. Такие, как он, от крысиного яда не подыхают, но все равно сколько-то времени болеют.

Гнупи в дурацких масках юркнули в подвальное окошко и теперь выглядывали оттуда, словно комедианты, которые тайком пробрались в пустую ложу, чтобы посмотреть на дальнейшее представление.

– Дружишь не только с демонами, но еще и с черноголовыми? – насколько мог презрительно процедил Дирвен.

Ему удалось сесть, а вскочить на ноги незримая тяжесть не пускала.

– Побойся богов, какая там дружба, они мои должники.

– Они тебе должны за помощь в пакостях?

– Нет. За то, что я их не убил.

– Если поссоришься с архимагами, тебе никакие гнупи не помогут. Учти, испортишь мои амулеты – с тебя за это спросят.

– Грозное предупреждение… Только ведь Ложа не знает о твоих прогулках, верно? Что бы сейчас в этом дворе ни произошло, найдут тебя не скоро, ты сам об этом позаботился.

Холодок в животе. И ноги точно обмякли бы, если б он стоял, а не сидел на земле.

– Все равно потом докопаются, что это твоя работа, – хвала богам, удалось произнести это недрогнувшим голосом.

– Подозреваю, они будут испытывать ко мне после этого неоднозначные чувства: этакую смесь негодования и благодарности за то, что наконец-то от тебя избавились. Зачем ты шпионил за нами в чайной?

Ясно, девчонка его сдала. Девчонки все такие. Предательницы, даже когда еще маленькие.

– Своих врагов нужно знать, – он постарался ухмыльнуться, но непонятно, получилось или нет.

– Уважительная причина. И свою охрану ты с восхитительной ловкостью обвел вокруг пальца: отводишь им глаза, а сам болтаешься по городу, то за девицами гоняешься, то за гнупи… Наверное, аппетит нагулял? – в тоне собеседника сквозило будто бы искреннее сочувствие. – Что ж, угощайся!

В руке с перламутровым маникюром откуда ни возьмись появился пирожок – должно быть, из волшебной кладовки, – и в следующий момент шлепнулся перед Дирвеном.

– Ешь, – приказал Эдмар.

«Ага, чтобы я тоже траванулся? Ах ты, сволочь…»

Он не смог освободиться от невидимых пут, только яростно помотал головой.

– Сам жри!

– Да я уже, – с самым доброжелательным видом усмехнулся Тейзург. – Недавно меня от чистого сердца угостили такими же пирожками, но начинка мне не понравилась. Яблоки – еще куда ни шло, а другой ингредиент добавили туда напрасно. Я бы сказал, очень напрасно… Так что кушай.

– Да тебе же ничего не сделалось! – предательски ломающимся голосом выкрикнул Дирвен. – Такие маги, как ты, от простых ядов не умирают, у вас сопротивляемость выше, чем у всех остальных, я же знаю!

– Тогда зачем было это делать, если ты понимал, что я не умру?

– Проучить тебя за все, – буркнул он, отведя взгляд.

Сейчас и впрямь показалось, что это была не остроумная месть, которой так приятно втайне гордиться, а рискованная глупость. Он ведь думал, что, раз он под защитой Ложи, Эдмару до него не добраться… Влип, как тот чворк из сказки, попытавшийся проглотить серебряную вазу величиной с ведро.

– Что ж, проучил. А теперь я тебя проучу, не возражаешь? Признаться, мои ощущения были далеки от блаженства. Как меня по твоей милости над тазиком рвало – брр, даже вспоминать тошно. Ты заслужил ответного удара, так что лучше ешь по-хорошему.

Дирвен в панике пытался «достучаться» до своих амулетов, но ни один не отзывался. Эдмар после крысиного яда живехонек, а для него это конец…

– Если не хочешь по-хорошему, будет еще интересней.

Тейзург что-то вынул из туманно-серебристо-лилового рукава своей баэги и бросил на землю. Комок то ли ниток, то ли светлых волос зашевелился, начал расти, выбрасывая тонкие щупальца, которые тут же вытягивались и сплетались, – и вот уже напротив Дирвена сидит, приминая стебли с крохотными желтыми цветочками, что-то вроде отвратительной плетеной куклы ростом с человека.

– Позавтракаешь в компании, раз ты такой привередливый.

Перед сотканным из белесых нитей гротескным созданием упал еще один пирожок. Оно шевельнуло рукой с хлипкими нитяными пальцами, и правая рука Дирвена, зеркально повторяя движение этой колдовской пакости, сама собой потянулась к отравленному угощению.

– Это нечестно! Ты же наверняка даже до конца не доел – откусил два-три раза, почувствовал и побежал блевать над своим тазиком!

– Может быть, может быть… А может, я эту неэстетичную подробность и вовсе выдумал, чтобы тебя напоследок порадовать, но это не повод для смягчения наказания.

Просить пощады – позорно, но умирать до ужаса не хотелось.

– Я больше не буду! Подожди, разве нельзя с тобой за это как-нибудь по-другому расплатиться? Ну, чего тебе нужно…

– Приятного аппетита.

Лицо Эдмара – лицо Энги, наводящее оторопь напоминание о прошлой весне в Разлучных горах, – выглядело до омерзения удовлетворенным.

Дирвен разрыдался от злости и безнадежности, но его же собственная рука заткнула ему рот пирожком. Внутри было нарезанное кусочками яблоко и вытопившийся сироп, никакого больше привкуса.

Зрителей в подвальном оконце прибавилось: к тем гнупи, которые заманили жертву в западню, присоединились другие, без масок. Они подслеповато щурились и пихали друг дружку. Растолкав их, высунулась вперед тухурва – морщинистая, веснушчатая, длинноносая, с лохмотьями паутинных кружев на чепце. Этой дневной свет нипочем, и она глазела с жадным любопытством, как Дирвен, давясь всхлипами и кусками, поедает пирожок со смертельной начинкой.

Против этих чар он ничего сделать не мог. Совсем ничего. Только липким сиропом перемазался.

Когда эта издевательская трапеза закончилась, нитяное создание, чьи движения он против воли повторял, опало и съежилось, вновь превратившись в комок спутанной пряжи среди россыпи крошек.

– Угощение для птиц и крыс, – заметил Тейзург. – Во втором пирожке начинка была без добавок, невинные городские животные не пострадают. Что ж, мы в расчете. Можешь теперь наслаждаться… И сколько бы ты ни умолял, на мою милость не рассчитывай!

Он шагнул в появившуюся сбоку призрачную арку, на ходу превращаясь в какую-то мерзопакость, и в то же мгновение Дирвен почувствовал, что свободен. Враз проснувшиеся амулеты отозвались на его призыв хором жизнерадостных импульсов.

Тухурву и гнупи от окошка словно ветром сдуло. Исчезли в затхлой подвальной темени, и шорохи вскоре затихли. Дирвен не собирался гоняться за окаянным народцем. Жить ему оставалось считаные часы, если не минуты, не стоило тратить их на всякую дрянь.

Тейзург сказал: на мою милость не рассчитывай. Какую милость он имел в виду? Известно какую: противоядие!

Прежде всего – опорожнить желудок. Дирвен сунул два пальца в рот и попытался вызвать рвоту, но ничего не получилось. Эта сволочь все предусмотрела… Видимо, какое-то заклинание, блокирующее позывы, и действовать оно будет до тех пор, пока процесс не станет необратимым.

Вместе с другими артефактами проснулся «Победитель ядов», который не только предупреждает об отравленной пище, но и замедляет развитие отравления. Лучше, чем ничего, но существуют специальные заклинания, способные свести на нет его работу. Одна надежда – маги и лекари Светлейшей Ложи что-нибудь придумают, и если он успеет до них добраться, есть шансы выжить.

Дирвен бросился бежать. Он мчался по улицам сломя голову, словно у него за спиной выросли крылья – или, что вернее, словно его догоняли демоны смерти из свиты Акетиса.

Кого-то столкнул в канаву. Вслед летела ругань. Привязалась собака, даже две. Напугал лошадей, которые понесли коляску и подняли переполох. Сшиб лоток с апельсинами, и те далеко раскатились по мостовой.

Вывески, лица, экипажи, корзины цветочниц, разрисованные обережным орнаментом стены, веревки с одеждой и всяким домашним тряпьем, витрины, напоминающие маленькие застекленные театры, – все это мелькало пронзительно-яркими пятнами. Мгновение – и мимо. Бессчетные прощальные приветы от жизни, которая вот-вот оборвется. Наверное, он уже начал терять силы… Не свалиться бы замертво до того, как добежишь до цели.

Подхлестнутый этой мыслью, Дирвен рванул напрямик по задворкам. Перемахнул через несколько невысоких оград: прыжок, оттолкнуться ладонью – и ты на той стороне. Ни одной лишней секунды не потерял, таких отличных показателей у него не бывало даже на тренировках и зачетах.

Попалась навстречу толпа – то ли похороны, то ли свадьба. Он прошел сквозь нее наискось, как отправленный к цели метательный нож. Не успевших посторониться отшвыривал с дороги: некогда миндальничать, если тебя вот-вот настигнет агония.

Вот, наконец, и тайник, устроенный в заброшенном каретном сарае. Дирвен торопливо сменил испачканную одежду мастерового на свою форму, подрагивающими пальцами переложил по карманам амулеты. От чего руки дрожат – от волнения или он сейчас начнет умирать? Вроде уже слегка подташнивает…

Прибегнув к помощи «Маскарадного кубика», он добрался незамеченным до тренировочного зала и уничтожил болвана-подменыша. Плеснул в кружку лимонной воды из стоявшего на столике кувшина, взахлеб выпил и снова сунул пальцы в рот. Ага, в этот раз все-таки вывернуло! Только, наверное, уже поздно… Того и гляди начнутся рези в животе и судороги.

– Мне нужна помощь! – крикнул он, распахнув дверь.

На лбу выступила испарина – тоже верный признак близкой кончины.

Его охрана, двое магов и два амулетчика – недовольные антипатичные физиономии, – мигом очутилась рядом.

– Что стряслось?

– Ты чего блюешь?

– Позовите кого-нибудь – лекарей, архимагов, позовите всех! Меня отравили, я умираю!

Он и сам уже отправил мыслевести кураторам и сразу получил отклик: «Сохраняй спокойствие, о тебе позаботятся». Это и вправду чуть-чуть успокоило. Его ценность для Ложи – это вам не шутки: самое высокое начальство забегает, лишь бы спасти своего сильнейшего амулетчика.

– Чем отравили? – деловито справился главный из охранников, вечно хмурый немногословный маг.

– Каким-то пирожком… Я его нашел, а он, наверное, был ядовитый, мне с него плохо… – не рассказывать же им про Эдмара, тогда придется и в остальном сознаться.

– Тебя, что ли, не кормят? – искренне удивился старший охранник. – Хочешь сказать, тебе жрать нечего?

– Так есть очень хотелось, а обед когда еще будет. Вот это очень важно, – всхлипнув, он показал на заляпавшую половицы рвотную массу. – Соберите в какую-нибудь тарелку, надо отдать архимагам, чтобы они в этом разобрались…

На лицах у сторожей читалось: «Не помрешь от яда, так мы сами тебя прибьем!», но одного из амулетчиков все-таки отрядили за совком и тарелкой.

К тому времени, как появились кураторы, маги-лекари и кое-кто из Сокровенного Круга, Дирвен уже придумал легенду, которая все объясняла.

Тренируясь, он зверски проголодался, а в кармане как раз завалялся со вчерашнего вечера пирожок, найденный под лестницей в парке у графа данг Чеглерума – ну, когда он разбирался с тем каверзным артефактом, который кто-то подкинул в графский фонтан. Пирожок выглядел аппетитно, вот и сунул в карман. А сегодня, через полчаса после того, как перекусил, странно себя почувствовал. Наверное, пирожок был с крысиным ядом, то-то его оставили в укромном месте под лестницей. Может, на нем еще и чары были какие-нибудь пакостные… Пожалуйста, сделайте что-нибудь, пока я не умер!

Выслушав этот сбивчивый рассказ, почтеннейший архимаг с ухоженной седой бородкой клинышком обратил изумленно-свирепый взгляд на своих подчиненных:

– Что это значит, я вас спрашиваю? Было приказано охранять его от покушений и от собственного пагубного самовольства, а не морить голодом!

Те принялись оправдываться: помилуйте, никто его не морит, хорошо кормят, спросит в трапезной добавки – сразу бегут с добавкой. Всего дают вволю: и разнообразно приготовленного мяса, и шоколада, и омлетов, и рыбных блюд, и полезных овощей-фруктов.

– Тогда почему он худой? И куски подбирает где попало, как последний нищеброд, – оглядев Дирвена, упрекнул второй архимаг, упитанный пухлолицый старик с выступающим вперед животом. – Если наши амулетчики голодают, это форменная диверсия, я лично проинспектирую трапезную и всех ответственных.

– Он не худой, он мускулистый, только жирка пока еще не нагулял…

– И на каждую корку под ногами кидается! Это не для амулетчика позор – это позор для кураторов, поваров и снабженцев. Уж теперь-то я разберусь с вашей коррупцией, будет вам вздрючка… Надо же знать меру, когда воруете! Что там с отравой?

– Чисто, – отозвался маг-лекарь. – Никаких ядов, кроме той дури, которая водится у него в башке, но это уже не по нашей части.

– Неправда! – огрызнулся Дирвен. – Есть там яд, я чувствую! Может, он такой, что сперва никак не проявляется, а потом раз – и убивает…

– Ты что порешь, ты же в этой области не специалист!

– Зато я отравленный, и я чувствую, что эта пакость уже начала меня убивать, а вы ничего сделать не хотите!

– У тебя должен быть «Победитель ядов», – сухо напомнил один из кураторов, хорошо осведомленный и о функциях разных артефактов, и о снаряжении Дирвена Корица. – Ты его задействовал?

– Нет… – Дирвен несколько раз растерянно хлопнул ресницами, выгадывая секунды, чтобы сочинить непротиворечивое объяснение. – Я… Ну… Как раз на тренировке я это самое… Часть амулетов усыплял, часть держал в рабочем состоянии, а то на заданиях всяко бывает, чтобы не терять навыки. Когда я ел пирожок, «Победитель ядов» у меня был усыплен. Я только потом спохватился и применил его.

Куратор со злости плюнул, символически, но выразительно.

– А тебя в пятилетнем возрасте не учили, что нельзя подбирать и тащить в рот что попало?!

– Так есть хотелось, – пробормотал Дирвен, заработав еще несколько испепеляющих взглядов, и добавил в отчаянии: – Сделайте что-нибудь, чтобы я не умер! Дайте мне противоядие!

Его напоили и рвотным зельем, и слабительным – прополоскало так, что ни в желудке, ни в кишечнике ничего не осталось. Изучив содержимое посудин, никаких следов отравы маги-лекари там не нашли. С помощью заклинаний и реагирующих на яды артефактов тоже не удалось ничего обнаружить, но Дирвен знал, что за подлая сволочь Эдмар. Определенно в том пирожке что-то было!

Да и выглядел он скверно: бледный как мел, трясущийся, взъерошенный, вспотевший так, что белье хоть отжимай, с затравленно-обреченным взглядом.

По распоряжению архимагов на консилиум срочно доставили двух лекарей под дланью Тавше: старого господина Шамонга и госпожу Зинту. Обследовав пациента, те единогласно вынесли вердикт: никаких признаков отравления. Даже они не могут найти, но что-то ведь есть!

Зинта смотрела сердито, словно того и гляди кулаком в глаз засветит. Остальные решили, это потому, что занятую лекарку оторвали от работы в лечебнице, но Дирвен понял: она все знает. И сердится на него, а не на Эдмара, несправедливо же! Хотя о том, что этот подлец отыгрался и скормил ему пирожок, она скорее всего не в курсе.

Постукивая клюкой, вошла еще одна участница консилиума – древняя старуха, при взгляде на которую думалось о парковых лужайках и лесных полянах. В ее седую косу были вплетены травяные стебли, с пелерины свисали пучки травы, пояс был перевит побегом плюща. Сразу понятно, кто такая и откуда она черпает свою ведьмовскую силу.

Все почтительно поздоровались с травяной ведьмой, а сама она поклонилась только служителям Милосердной. Что-то пошептав над изнывающим полуголым Дирвеном, подержав его за руку, посмотрев в глаза и понюхав содержимое дурно пахнущих плошек, старуха объявила:

– Нету здесь никакого яда. Зато есть другое.

– Что именно, матушка? – уважительно справился архимаг с бородкой.

– Этот юноша сегодня утром принял внутрь приворотное зелье. Из редких травок сварено, заговорено кем-то искусным, то-то вы ничего не заметили.

Дирвен не сразу осмыслил услышанное. Приворот? Не яд?.. Правда не яд?!.

Остальные начали обмениваться репликами, однако он не мог разобрать, что они говорят. Главное, что не отрава! Смертный приговор в последний момент отменили.

– Понял, бестолочь? Не помрешь, зато втрескаешься, – бросил старший из магов-охранников с таким выражением, словно то, что подопечный останется жив, не слишком его обрадовало.

– Какой приворот, матушка, сможете определить? – осведомился с долей озабоченности толстый архимаг. – Низкий или высокий?

– Низкий. А вот снять его не смогу, ежели вам нужно, тут уж сами постарайтесь.

Привороты бывают двух видов. Высокий – когда человек влюбляется без памяти, готов забыть обо всем, что имело для него значение раньше, разорвать свои прежние связи и пойти за объектом влюбленности хоть на край света. Привороживший без труда подчинит себе привороженного. А низкий приворот всего лишь разжигает телесное желание. Ничего, кроме похоти. Эта разновидность считается менее вредоносной для пострадавшего и окружающих, а потому расценивается законом как менее тяжкое преступление.

Дирвена снова взяли в оборот, теперь уже одни маги, без участия лекарей. Еще на десять раз проверили-перепроверили и, убедившись, что приворот и впрямь по всем признакам низкий, вздохнули с облегчением. Нет никакой возможности его снять – это да, но зато нечего опасаться, что первый амулетчик без памяти влюбится и потеряет голову.

– А к кому меня приворожили? – поинтересовался Дирвен настороженно.

– Не задавай детских вопросов, это с ходу не определишь, – отмахнулся видный специалист по приворотам. – Главное, что не высокий, на рассудок не влияет, не создает почвы для манипуляций. Не лопай в другой раз что ни попадя, уж дотерпи как-нибудь до трапезной.

– Вот на кого у тебя встанет, тогда и узнаешь, – ухмыльнулся его коллега, известный пошляк.

Зашла речь о том, что стоило бы выяснить, откуда взялся пирожок с приворотным зельем в графском парке. Видимо, кто-то выбросил – то ли тот, кого угостили, то ли тот, кто намеревался кого-то приворожить, но передумал? Надо бы отправить к графу данг Чеглеруму дознавателя…

Выпровоженный в коридор Дирвен подумал, что они же теперь расследование затеют и, может, даже «виновных» найдут, и все по ложному следу… Эта мысль вызвала у него не раскаяние, а скорее ощущение некоторого неудобства, вроде рези в глазах или боли в натертой пятке. Он был до того измучен и опустошен, что даже не стал огрызаться на своих сторожей, которые потащили его в трапезную: архимаги распорядились впредь особо присматривать за тем, чтобы разжалованный первый амулетчик хорошо кушал и всегда был сыт.

К кому же эта омерзительная, такая омерзительная, что убить мало, и в то же время омерзительно прекрасная сволочь его приворожила? Оставалось надеяться, что не к тухурве, которая выглядывала вместе с гнупи из подвального окошка.

Соленурки, похожие на ящерок с переливчатой стеклянистой чешуей, сверкали на солнце, словно россыпь живых алмазов, сбежавших из ювелирной лавки. У Невьюронга, которого Суно ценил за изящество слога и способность подмечать такое, что увидит далеко не каждый, был, помнится, рассказ на эту тему… В памяти Орвехта впечатление от рассказа сплелось с ароматом превосходно сваренного горячего шоколада, в который добавили ложечку мятного ликера. Но какой там сейчас Невьюронг, какой, боги милостивые, шоколад с ликером – посреди этой обманчивой, как лабиринт, и раскаленной, как забытая на плите сковорода, сурийской равнины, неподалеку от соленого озера с кишащими на солнцепеке соленурками!

Сабил, почтительный молодой человек в матхаве, направляющийся в Пчеват к родителям, освободил один из двух своих дорожных мешков, натянул истрепанные кожаные перчатки и отправился на охоту. Ящерки, спасаясь от него, прыгали в воду или шныряли по каменным россыпям, усеянным кристалликами соли.

– Сколько поймаешь, я куплю за хорошую цену, – великодушно предложил Атабиш-нуба, торговец, которому больше некуда было спешить, потому что срок его сделки истекал завтра-послезавтра.

Останавливаться на дневной отдых они начали после того, как пала кляча Сабила. Сразу было ясно, что она доживает последние восьмицы, и ее прежние хозяева в Мепсахате обрадовались покупателю, как милости кадаховой: принесла им лошадка напоследок нежданно-негаданно какой ни на есть барыш!

На лошадь получше у парня не нашлось денег. Зомар-Джахур подкармливал ее сахаром – будто бы назло господину Бровальду, а на самом деле, как подозревал Орвехт, из сострадания к животному. Возможно, несчастная кляча напоминала ему что-то из его страшного раннего детства в неблагих землях.

Безлошадный Сабил теперь то шагал пешком, то подсаживался к молодым супругам – повозка у них была небольшая, двухместная, и ему приходилось пристраиваться на запятках. Он не жаловался.

Отставной ларвезийский офицер раскуривал трубку, его плутоватое обрюзгшее лицо затеняли поля шляпы с приплюснутой тульей.

Зачарованный проводник со связанными спереди руками сидел в скудной тени куста, усыпанного неприятно пахнущими красно-лиловыми цветами, каждый из которых был с целый букет. С другой стороны куст объедали верблюды. Пленник не пытался ни сбежать, ни освободиться от пут, и взгляд у него по-прежнему был безучастно-мутный.

Кебрехт устроился неподалеку от Суно и Зомара – то ли, несмотря на маскировку, чуял «своих», то ли просто решил держаться тех, кто во время стычек проявил себя круче остальных. Вероятно, и то, и другое. Еженощное возобновление заклинания личины занимало немного времени и благодаря артефакту, поглощавшему магическое «эхо», не могло быть уловлено волшебным народцем. Амулетчик Ложи все равно мог что-то заподозрить… Но это, пожалуй, не столь уж плохо.

Муж и жена молча сидели рядышком, как обычно. На его усталом лице с запавшими щеками читалась печаль, внутреннее напряжение, отдающая безумием тревога. Беспокоится о жене, которой скоро рожать. Однако проявляется это беспокойство исключительно в мимике и вздохах, а на деле он своей любезной ни руки лишний раз не подаст, ни словечком с ней не перемолвится, и не спешит обнимать, когда та жмется к нему плечом.

Неужели бы Суно с Зинтой стали вести себя так, словно промеж них кисейная ширма, которую боги не приведите опрокинуть? Или сурийка больна чем-то заразным? Или тут не обошлось без каких-то чар, обета, зарока – скажем, она благополучно разрешится от бремени лишь в том случае, если до родов супруги будут общаться как можно меньше? О таких вещах не годится судить наобум.

Образцово тихая спутница – живая иллюстрация к какому-нибудь сурийскому «Наставлению о женской скромности и двадцати двух других добродетелях, украшающих красоту» – покорно съежилась возле мужа, обхватив руками большой округлый живот. С головы до пят закутанная в усхайбу, она выглядела темной кляксой на солнечно-белесом пейзаже с зеленью скудного кустарника, голубым небом, лошадьми, повозкой, двумя верблюдами рыжеватой масти – и причудливым сооружением на заднем плане, как будто составленным из множества горшков и плошек, обшарпанных, кое-где издырявленных.

Для человека, не лишенного восприимчивости, стоянка представляла собой невеселую картину, но отрадно было то, что они теперь двигались куда нужно – на запад, к Пчевату, петляя лишь затем, чтобы обойти очередное препятствие. Орвехт предполагал, что реакция противной стороны не заставит себя ждать. Быть того не может, чтобы их сначала столько времени морочили, а потом просто так выпустили.

Сабилу повезло: все-таки изловил двух соленурок. Их сверкающие шкурки идут на изготовление дорогих вещиц, однако «хорошая цена», которую посулил Атабиш-нуба, оказалась существенно ниже рыночной. Парень торговался, но было ясно, что уступит. Из почтительности.

Орвехт перевел взгляд на скопление слоистых желтовато-серых «горшков», испещренных продольными бороздками: в высоту оно превосходило человеческий рост, хотя слепили его существа величиной с виноградину.

Гнезда хлибрифов – насекомых с мохнатыми тельцами цвета свернувшейся крови и тонкими коленчатыми ножками. Они не ядовиты, их укусы похожи на слабые щипки. Выползают наружу в сумерках, а от палящего солнца прячутся в своих постройках.

– Джахур! – ворчливо окликнул господин Бровальд. – Не бездельничай, каналья, налови мне хлибрифов для рыбалки. По карте впереди речка, ухой себя побалуем… Этих каналий можно достать, ежели по их домику чем-нибудь долбануть посильнее.

Приют для конфискованных детей напоминал Хеледике снадобье, в котором обволакивающая приторная сладость смешалась с едкой горечью.

Чистенько, за этим следит прислуга – Закон о Детском Счастье запрещает принуждать детей к труду, даже если речь идет о содержании в порядке собственных вещей, не говоря о таких орудиях угнетения, как тряпка и швабра.

Мебель словно в приличной гостинице средней руки, а все же отдает неволей – это даже не запах, что-то вовсе неуловимое, но в то же время для всех здешних пленников понятное.

Кормят хорошо, без десерта не оставляют.

Повсюду игрушки, попадаются среди них и видавшие виды, и совсем новые: куклы, кубики, мячики, оловянные солдатики, деревянные лошадки, настольные игры. То, что Талинса Булонг неразлучно таскает с собой маленькую матерчатую куколку, возражений не вызывало: девочке для Счастья полагается любимая кукла. Никто, правда, не догадывался, что набита она олосохарским песком, поддерживающим ведьмовскую силу Хеледики из деревни песчаных ведьм.

Надзирательницы и воспитательницы как на подбор рослые, ухватистые, властные. Обитателям приюта они внушали трепет – всем или почти всем, но только не юной ведьме, привыкшей оценивать противника вовсе не по физическим статям. Она запросто могла бы расправиться с любой из этих грозных теток. Среди них ни магичек, ни ведьм, ни амулетчиц. Вот в наружной охране было двое-трое амулетчиков, но те стерегли конфискованных детей, не попадаясь им на глаза.

Шесть дней подряд – школьные занятия, два выходных. Учиться Хеледике всегда нравилось, однако она отметила одну любопытную разницу. Если в алендийской школе на уроках изящной словесности рассматривались красоты слога, мастерство выстраивания сюжета, характерные черты персонажей, то в этом учебном заведении все, что можно было найти в книгах, служило иллюстрацией к постулату: умей приспособиться к обществу и будь доволен тем, что оно тебе предлагает. Будь законопослушен. Будь уступчив, терпим и миролюбив. Не отвечай ударом на удар, не пытайся защищаться самостоятельно, это нехорошо. Если тебе нанесли ущерб – обратись в суд. Не позволяй себе странностей, которые могут раздражать окружающих, это нехорошо. Не питай чрезмерных привязанностей к так называемым «близким людям», это тоже нехорошо и мешает твоему Счастью. Овдаба – самая счастливая и просвещенная страна, будь благоразумен, и ты тоже получишь свою долю Счастья. Из книг извлекались примеры того, как пагубны своенравие, вольномыслие, неуступчивость, неспособность быть счастливым в гармонии со всем обществом.

Что ж, один урок Змейка усвоила быстро: на занятиях она без запинки молола то, что от нее хотели услышать, не давая им повода насторожиться. Эдмар похвалил бы… Хм, у нее ведь есть один родственник – в отличие от Нинодии Булонг, настоящий! – который, если позвать его на помощь, смог бы в два счета забрать ее отсюда. Но неизвестно, захочет ли он спасти Нинодию, он ведь не из тех, из кого можно веревки вить. К тому же явление Тейзурга всю легенду порушит, а Хеледика, раз уж взялась шпионить для Ложи, хотела быть безупречной шпионкой.

Порой у нее вспыхивала, как боль от удара, злая мысль: «Пропади он пропадом, этот приют!» – но она тут же себя осаживала. Не надо, а то еще наведешь ненароком какие-нибудь пагубные чары.

Около трети детей, которых тут держали, забрали из семей, где их мучили и жестоко избивали. Здесь им было всяко лучше, чем дома: хотя бы не колотят смертным боем и досыта кормят. И нельзя не признать, что в Ларвезе или в странах Суринани власти не стали бы вмешиваться по такому поводу в чьи-то семейные дела.

Зато остальные две трети тосковали и мечтали вернуться к близким. Обычная для Овдабы западня: их конфисковали у родителей, которых в судебном порядке признали недостаточно зажиточными для обеспечения ребенку полноценного Счастья, как это случилось с Дирвеном. Или они стали жертвами взрослых интриг. Или просто подвернулись Надзору за Детским Счастьем в недобрый час недобора по количеству рассмотренных дел о внутрисемейном жестокосердии – в Овдабе от такой беды не зарекайся.

Их участь Хеледику ужасала. Она-то отсюда уйдет. Вот только поймает того, кто выведет ее наружу, несмотря на все замки-засовы-амулеты, – и уйдет, и вообще у нее совсем другая дорожка. А они останутся и смогут разве что тихонько плакать по ночам. Их постепенно заставят смириться и приспособиться, а кто упрется насмерть – тех ждет другой приют, исправительный, где насильно поят «зельем послушания». Нет уж, провались оно к демонам в Хиалу, это овдейское Счастье!

Змейку познакомили с обеспеченными бездетными супругами, которые изъявили желание ее удочерить. Благообразная пара зрелых лет. Он – строго-доброжелательный, сдержанно улыбающийся, окружен ореолом состоятельности и слегка преувеличенной, напоказ, надежности. Она затянута в консервативно-элегантное платье для визитов, настоящая дама, очень воспитанная, с восторженным блеском в глазах. На бледно-розовых губах мотыльком порхает умильная улыбка. Оба словно не понимали, что собираются присвоить то, что для них не предназначено – все равно что покупатели краденого.

После этих смотрин у Хеледики осталось ощущение, будто ее сводили в какое-то картонное царство, где люди напоминают улыбающихся кукол из папье-маше, а что на самом деле спрятано за этими раскрашенными декорациями – заранее не угадаешь.

Перед сном она молилась богам. Не о побеге – эту проблему она как-нибудь решит самостоятельно, а о том, чтобы в следующий раз ей выпало родиться не в Овдабе. Где угодно, только не в Овдабе.

Стать жертвой приворота – ничего хорошего, но если тебя приворожили к наипервейшей в Сонхи сволочи – это и вовсе гадство. Влип так влип! И ведь как представишь себе эту сволочную рожу, сразу кровь приливает куда не надо… С отчаяния Дирвен начал грязно ругаться вслух. Ему уже два раза делали замечания случившиеся рядом маги высокого ранга: мол, резиденция Светлейшей Ложи – не то место, где можно ни с того ни с сего сквернословить посреди коридора. Ага, знали бы, с чего он сквернословит! Но об этом он никому не расскажет.

Кроме позорного и недвусмысленного желания, о котором никто не догадывался, хотя бы за это хвала богам, Дирвену отравлял жизнь назойливый контроль надзирателей за его питанием. Чуть-чуть на тарелке оставишь, и эти окаянные жлобы тебя с ложки начинают кормить, не стесняясь ухмылок окружающих. У них, мол, инструкция. Порции в трапезной не маленькие, а ему с недавних пор еще и с верхом накладывают: «чтобы объедки где попало не подбирал».

– Я же не лекарь под дланью Тавше – жрать за троих! – возопил в конце концов Дирвен на всю трапезную.

– Ты не лекарь, ты вроде чворка: глотаешь все, что валяется под ногами, – злорадно заметил маг-охранник.

Ехидная сволочь, однако до Самой Главной Сволочи ему далеко. С Самой Главной Сволочью, до сумасшествия желанной, никто не сравнится… Тьфу, мерзопакость!

Надзиратели решили, что он плюется по поводу хорошего мясного рагу под руфагрийским соусом, и давай его стыдить. Придурки, что с них взять.

С этим надо было что-то делать, и Дирвен отправился на свидание к Тамриле. Уговорились, что она каждый день будет приходить в условленное место, а он уже три раза подряд пропустил по не зависящим от него причинам. Ждет или нет?

О его отлучках так никто и не узнал, и с «тренировками» первого амулетчика ничего не изменилось. Только теперь ему оставляли на столике в углу кроме кувшина с лимонной водой еще вазу с печеньем и плитку шоколада в придачу.

Шоколадку Дирвен захватил с собой: угостить Тамрилу. Лишь бы та пришла, а то вдруг ее уже выдали замуж и на улицу не выпускают… Или вдруг она решила, что он исчез насовсем? Впрочем, его однажды отправили на задание в то время, когда по распорядку тренировка, но Тамрила на другой день все равно появилась.

Хорошо, когда девчонка в тебя влюблена, хотя верить им все равно нельзя: позволяй себя любить, но оставайся хозяином положения. Эта мысль заставила шагавшего на свидание Дирвена горделиво расправить плечи.

Она ждала, где обычно. По лицу сразу понятно, что волновалась.

– Свадьба через восьмицу. Старик дал денег, чтобы я потратила, на что захочу, и я сняла для нас комнату с постелью.

– Далеко?

– Здесь, – она показала на дом с лавкой масляных ламп и подсвечников в кирпичном цоколе. – Идем.

По дороге Дирвен вручил ей шоколадку, чувствуя себя галантным соблазнителем:

– На, это тебе.

– Наверное, несколько дней копил? – улыбнулась Тамрила. – Что ты, право же, так тратишься…

– С первого дня, как мы познакомились, – соврал Дирвен. – Хотел тебя угостить.

Вот гадство, шоколад-то дорогого сорта, не из тех, что по карману бедному подмастерью. Не учел.

На лестнице навстречу им никто не попался, и стояла тишина, словно дом вымер, только за рассохшимися плинтусами шуршали мыши. Запахи человеческого жилья есть, а звуков нет. Все разом куда-то ушли?

В комнате она сразу начала раздеваться, в лихорадочной спешке, но при этом ловко, округлые белые руки так и мелькали. Широкая в кости, стройная, плотная, с кожей, словно топленое молоко, обнаженная Тамрила напоминала северянку с картин овдейских художников. Кинулась с него тоже стаскивать одежду, как будто не могла противиться чувству, однако ее прозрачно-серые глаза, в какой-то момент оказавшиеся напротив его глаз, смотрели не страстно и не томно, а с рвущим нервы напряжением. Можно подумать, вот-вот куда-то кинется очертя голову.

– Я тебя люблю, – шепнула Тамрила, словно отвечая на немой вопрос, и сорвала с него шляпу.

Он не успел воспротивиться, но девушка не выглядела испуганной.

– Ой… Это что?

– Это на меня порчу навели, – раздосадованно буркнул парень. – Денег нет, чтобы заплатить магам…

– Накопишь да потом сведешь. Я все равно тебя люблю! – она потянула его на кровать, застланную старым застиранным покрывалом. – Давай в этот раз не по-собачьи, а лицом к лицу?

Когда уединялись по окрестным сараям, Дирвен брал ее сзади, там иначе было неудобно, зато на постели – совсем другое дело.

Ее напряженный взгляд из-под опущенных ресниц действовал на него, словно щекочущая жесткая травинка. Мелочь, а все равно слегка мешает. Наверное, она боится, что кто-нибудь их тут застукает, и тогда расстроится ее свадьба с денежным мешком. Бескорыстную девчонку, чтобы она хотела одной только любви, без каких-то своих интересов, днем с фонарем не найдешь. Таких не бывает.

Несмотря на эту презрительную мысль, Дирвен испытывал обычное телесное удовольствие. Сволочной приворот не лишил его влечения к женщинам, вообще никак на это дело не повлиял: он по-прежнему и хочет, и может. Хвала вам, боги, все в порядке!

Но пакостное зелье все же давало о себе знать: если зажмуриться и представить, что это не Тамрила, а известно кто, возбуждение становилось небывало острым и опьяняющим.

– Почему ты не Эдмар… – выдохнул Дирвен, яростно двигаясь.

Глаза Тамрилы потрясенно расширились, потом сощурились.

Ерунда, чего она, им же вон как хорошо, это главное!

Мир взорвался, и он блаженно обмяк, а в следующее мгновение Тамрила, рывком выпростав руки, нанесла ему костяшками ладоней удар по вискам.

«Зря сказал вслух, она обиделась…» – успел подумать Дирвен, проваливаясь в обморочную глубину.

Река называлась Сумляр. Мутная, глинистая, с теплой буровато-изумрудной водой. Зато не соленая. Можно напоить лошадей и верблюдов, самим вволю напиться и залить опустевшие бурдюки. У курьера Ложи был амулет, очищающий сырую воду от заразы и прочей вредоносной дряни.

По берегам гнездилась тьма-тьмущая птиц. Иные из них напоминали горделиво выступающих придворных в разноцветных одеяниях и хохлатых головных уборах, другие – галдящую рыночную толпу, третьи, которые стояли посреди залитого солнцем мелководья на длинных голенастых ногах, – монахов, погруженных в раздумья о переменчивости всего сущего. Каменистую землю местами сплошь покрывала белесая корка подсохшего помета, буйная приречная зелень была охвачена птичьей суетой.

Лишенная движения, выцветшая, подернутая тусклым маревом даль солончаковой полупустыни – и неширокая полоса пестрой кутерьмы, протянувшаяся меж двух горизонтов.

Они вышли то ли севернее, то ли южнее Ниларьягдуна – деревушки с мостом, и двинулись вдоль Сумляра, выискивая место, где птиц поменьше.

Орвехт держался вблизи повозки и наблюдал за женщиной. Не преследовал заинтересованным взглядом, а посматривал вскользь, жалуясь супругам на Джахура. И к его болтливости, и к назойливым жалобам на слугу все привыкли – господин Бровальд в своем репертуаре. То, что в последнее время он чаще всего избирал в слушатели пассажиров разболтанной колымаги, которую уже пришлось однажды чинить, тоже было объяснимо: остальные норовили от него сбежать. Эти тоже сбежали бы, если б могли, но повозка уступала в маневренности всадникам.

Он все-таки поймал момент. Женщина отправилась за кустарник по нужде – что ж, самое естественное дело, а когда она вернулась к остальным, маг заметил на темно-коричневом рукаве усхайбы приставшие перышки. У этой птичьей речки недолго в помет вляпаться, не то что в перья… Но на непроницаемую вуаль из конского волоса в придачу налип серый пушок. Амуши могут довольствоваться людской пищей, однако нет для них ничего слаще глотка свежей крови.

Когда нашли место для стоянки – лысый участок берега с каменистой отмелью, – господин Бровальд, заболтавшись, упустил хлибрифов, наловленных Джахуром для рыбалки.

Выронил замотанную тряпкой банку. Бывает. Тряпка невзначай развязалась, и мохнатые черновато-красные насекомые расползлись, проворно шевеля членистыми ножками. Эта оказия случилась буквально в шаге от сидевшей на подстилке сурийки, но та не вскочила, не вскрикнула, вообще ни слова не сказала.

Кроя на чем свет стоит криворукого слугу – кто ж еще плохо завязал банку! – Бровальд кинулся собирать разбежавшихся каналий. Он был неловок, а хлибрифы стремились поскорее спрятаться от солнечных лучей. Один из них, пойманный, но тут же оброненный, юркнул сурийке в рукав, словно в душную темную норку.

Ловец с перекошенным от гнева лицом «не заметил» этого конфуза, а женщина даже не вздрогнула. Существу, которое скрывалось под усхайбой, насекомые нипочем. Мало ли что там ползет по руке, щекоча кожу. Хрустящее лакомство ползет. Растяпа-смертный отойдет подальше, и тогда она – или он, или оно – с удовольствием оприходует вкусного хлибрифа.

Зинта решила вернуться в дом на улице Розовых Вьюнов после того, как узнала, что Эдмар убил Гвисойма – несчастного парня, польстившегося на отравленный пирожок. Сперва она думала, что горе-дегустатора уволили, начала расспрашивать, где его теперь найти, чтобы еще раз поглядеть, в каком он состоянии, – ну, и этот стервец в конце концов сознался, чтобы она не тратила время на поиски.

– За пирожок – человека прикончил? – уперев руки в бока, гневно прошипела лекарка.

– Зинта, ведь ты же не лишена здравого смысла, – усмехнулся Эдмар (так бы и вмазала по этой ироничной треугольной физиономии, снисходительно-взрослой, словно перед ним девчонка вроде Тимодии). – Подумай сама, почему мне пришлось это сделать?

– Потому что ты сволочной древний маг, в свое время еще не такое вытворявший!

– Неправильный ответ. Выгнанного из этого дома слугу немедля взяли бы в оборот, как источник информации обо мне, так что уволить кого-то я могу только таким печальным способом. Не потому, что мне это нравится, а потому что необходимость. Желающие ко мне подобраться только и ждут, что им что-нибудь перепадет.

– Дрянная необходимость! Так печешься о себе, что чужая жизнь ни гроша не стоит?

– Кроме меня есть еще Лярана, которая, согласись, стоит больше, чем жизнь Гвисойма, – вкрадчивым тоном напомнил Эдмар. – Что со мной случись – для кофейного княжества это будет смертный приговор. Я там появляюсь время от времени и надолго не задерживаюсь, но волшебный народец, олосохарские бандиты и окрестные бандитствующие феодалы не трогают Лярану только потому, что где-то есть живой Тейзург, который в случае чего придет разбираться. Население там растет как на дрожжах. Туда сейчас со всех концов Суринани тянутся ремесленники, художники, музыканты и прочие дарования, поскольку ходят слухи, что я им покровительствую и не привечаю Ктарму с ее мракобесием. Заметь, я эти слухи не распускал – это побочный эффект моего кофейного проекта. Пока там требуются прежде всего рабочие руки на стройку – и вновь прибывшие охотно подряжаются работать за еду. Я-то думал, придется рабов партиями покупать, но зачем рабы, если нет отбоя отдобровольцев? Зинта, это на свой лад романтично: они строят город в моих владениях и по моему проекту, но строят его для себя – чтобы поселиться там и лепить свои горшки, ткать ковры, ковать оружие, рисовать картины, и какие у них там еще увлечения… Все идет к тому, что Лярана станет не тихим роскошным поместьем, как было задумано вначале, а этаким городом мастеров. И можешь смеяться, но я порой и сам невольно проникаюсь их настроением, – он насмешливо сощурил длинные лилово-болотные глаза. – Тебе бы там понравилось, истинно доброжительская обстановка.

– Потому что люди хотят вольно дышать и заниматься любимым делом, – серьезно подтвердила Зинта. – И раз ты дал им такую надежду, ты теперь за Лярану отвечаешь. Уж постарайся, чтобы все там было в порядке, а то вон как у тебя с Марнейей в прошлый раз получилось…

– Спасибо, припомнила! Это было миллион лет назад. Согласись, Лярана важнее, чем Гвисойм. И я бы совершил непростительный промах, если бы отпустил его на все четыре стороны. Кстати, это обычная практика. Прислуга, уволенная из дома более-менее влиятельного мага, вскоре умирает якобы естественной смертью – как ты думаешь, с чего бы это?

– Скверные дела, – она хмуро вздохнула. – По-моему, Суно так не поступит.

– Твой Суно не интриган. Или даже не так: у коллеги Суно, конечно же, есть недоброжелатели, но на него никто не охотится, так что для него нет необходимости в таких мерах.

– Ну и хорошо. С Тимодией-то как, ты ведь до сих пор не рассказал?

– Его не было дома, так что я вручил это сокровище Ивене с Марсией, вместе с файлом, в котором изложены обстоятельства. Пусть теперь эта очаровательная семейка с ней мучается, а я, хвала богам, отделался.

– Она же тамошнего языка не знает!

– Тот, кто попадает из одного мира в другой через правильно открытые Врата Перехода, будет знать местный язык, словно учил его с детства наравне со своим родным. Существует множество гипотез, объясняющих этот феномен, в сей теме только ленивый не отметился, но главное, что это так, а не иначе.

– Ага, я ведь читала об этом в книжках достопочтенного Зибелдона… Для Тимодии ты все сделал правильно. Рименду только жалко. Нелегко ей было, то-то она и с дочкой под конец вела себя так, что Тимодия решила, будто бы ты ее заколдовал.

– О, разве ты не поняла, в чем дело? Хотя ты для этого чересчур доброжительница… Я-то понял. Рименда хотела, чтобы Тимодия обиделась на нее, разлюбила и вследствие этого меньше страдала после разлуки. Поразительная женщина.

– Вот оно как, – грустно произнесла лекарка. – Добрых ей посмертных путей. Хорошо бы она там так или иначе узнала, как все сложилось.

Зинте представлялось, что эта сильная, отцветающе красивая, решительная женщина похожа на кошку или собаку, которая уносила в зубах от врагов своего детеныша, да так бежала, что упала замертво. Зато детеныша все-таки спасла.

– Думаю, она скоро получит послание, если уже не получила, – Эдмар кривовато усмехнулся, словно хотел выказать пренебрежение к тому, о чем шла речь, и в то же время сам отлично понимал, что это у него скорее игра в пренебрежение, чем что-то настоящее. – От мерзавца, которому я сплавил Тимодию. Он из тех немногих, кто на это способен.

– Да хватит уже хорошего человека по всякому поводу мерзавцем честить! Вот уж язык у тебя хуже змеиного жала, если вдруг прикусишь его – сплюнь поскорее, чтобы самому не травануться.

– Спасибо, я обычно так и делаю, – невозмутимо согласился Тейзург. – Зинта, можно быть примером для всех доброжителей, истинным ангелом небесным, заблудившимся среди людей, Стражем Мира в резерве, хорошим сыном, мужем и отцом, сокровищем для своего начальства, обладателем целого чемодана заслуженных боевых наград и благодарностей – и в то же время отъявленным мерзавцем по отношению к тому, кому выпало несчастье тебя полюбить. Едва заходит речь обо мне, его хваленая совесть радостно срывается с места и удирает далеко-далеко, чтобы блаженно нежиться под ласковым солнцем на тропическом пляже, пользуясь минутой передышки.

– Ага, на пляже если разнежишься, тут как тут вылезет из воды морская нечисть, подберется к тебе – иной раз утащит да утопит.

– Так то не в Сонхи, а в моем нынешнем мире.

– Ладно, в этом деле ты хорошо все устроил, да еще магов этих спровадил, которые тогда за ними явились. – Зинта как будто ступила на шаткие мостки, которые ходуном ходят под ногами, того и гляди какая-нибудь вихлявая доска треснет и проломится. – Они ведь сила, их никому не обыграть, особенно если они защищают свою кормушку, а ты их выгнал вон!

Вот она и произнесла ключевые слова: «их никому не обыграть». Никому – то есть и тебе, Эдмар, тоже. И что теперь?

– Не забывай, что Ложа связана магическим зароком не вредить мне, – он, похоже, вовсе не заметил, что его провоцируют. – К тому же сделка на один золотой – серьезный ритуал, и даже забери они Тимодию, я бы смог сделать так, чтобы ее сила Накопителю впрок не пошла.

– Отца ее жалко. Он ведь ничего не знает… Я на днях видела его на улице, хотела подойти да сказать, что с Тимодией все хорошо, у добрых людей живет, но я как раз к больному на зов спешила, надо было бегом.

– Не вздумай подкатываться к нему с разговорами. Это одна из верных амеб Светлейшей Ложи, и даже если он питает к дочери какие-то отцовские чувства, это не гарантия того, что ты не угодишь в неприятности. Уж если речь зашла об играх, – Эдмар подмигнул с насмешливо-многозначительным выражением на лице, – то это, Зинта, не твое игровое поле, и лучше держись от него подальше.

– А ты не забывай, что я служительница Тавше Милосердной, меня тронуть не посмеют.

– Мне бы твою уверенность… Скажем так, пока ты вне игры – не посмеют. Прими это к сведению.

Зинта кивнула, про себя думая: «Главное, чтобы ты все, что нужно, к сведению принял!»

Он глядел на нее с какой-то чересчур понимающей усмешкой. Может, догадался, что она задумала, и про себя забавляется? От этой мысли Зинте стало неловко, будто ее застукали на попытке чего-то неблаговидного, да еще высмеяли.

– Пойду я домой, а то уж поздно, – она со вздохом поднялась. – У тебя все складно выходит, но после Гвисойма я тут жить не останусь.

– Хорошо, только не пойдешь, а поедешь. Сейчас распоряжусь коляску закладывать.

– Да что ты, не надо, зачем твоего кучера лишний раз беспокоить…

Эдмар с тихим стоном закатил глаза к потолку.

– Я ему знаешь сколько плачу?! Это не беспокойство, а его работа, которую он выполняет от случая к случаю за недурственное жалованье. Если ты уйдешь отсюда пешком с котомкой за плечами, словно выброшенная на улицу приживалка, твои ухажеры завтра же сбегутся, как на дармовое угощение. Поедешь в моем экипаже, со всей помпой – из гостей домой, и ты по-прежнему под моей защитой, так что никому ничего не перепадет. Есть ведь и другие, кроме бедного коллеги Троглехта?

– Еще четверо таких же приставучих, – созналась она сконфуженно. – А над Троглехтом тебе нехорошо насмехаться, сам же сделал так, что у него ум за разум зашел, с этим, прости Тавше, моллюском… Когда-то в Молоне читала книжки про любовь, и мечталось – вот бы у меня тоже были поклонники, а как они и вправду завелись, век бы мне их не надо…

– Да какие у тебя поклонники! – снисходительно фыркнул собеседник. – Это у меня – поклонники, а у тебя, Зинта, ухажеры самого последнего разбора, хоть они и маги Светлейшей Ложи.

– А чем, по-твоему, те от других отличаются?! – поинтересовалась уязвленная Зинта.

– В поведении поклонников непременно присутствует некоторая доля преклонения. Они держатся на дистанции, которую, заметь, устанавливаю я, а вовсе не они, и не рискуют позволить себе лишнее. Попробуй кто-то из них повести себя так, как Троглехт с тобой, – я за это как минимум убью. Скажем так, в переносном смысле убью, и они об этом знают. А твои ухажеры – это форменное безобразие, у меня слов нет… Надо же до такой степени распустить тех, кто тебя хочет!

– Да мне б от них вовсе избавиться, – пригорюнилась лекарка.

– О, правда? Это может оказаться забавным… Что же ты раньше не сказала? Избавим, ваше дело намекнуть.

– Да что ты, не вздумай людей обижать! – испугалась Зинта. – Может быть, они еще сами поймут, что нельзя так себя вести.

Ей стало беспокойно и жутковато: не хватало еще, чтобы Эдмар из-за нее кого-то «как минимум убил в переносном смысле».

– Непременно поймут, особенно если я им в этом помогу.

– Нет уж, пусть сами понимают, без твоей помощи! Да не так уж они мне и досаждают… А насчет коляски ты все-таки прав, пусть лучше все думают, что мы не поссорились.

– А мы разве поссорились?

– Нет, – пошла на попятную Зинта, хотя перед тем решила, что она с ним теперь целый месяц знаться не будет.

Издали Ниларьягдун напоминал кучу мусора, оставленную какими-то канальями на берегу иззелена-бурой речки. Зато со своей легендой: жила некогда девица, которую звали Ниларья, однажды пошла она погулять, и за ней увязались амуши. Она от них бегом, а на пути река. «Спаси меня, Сумляр великий!» – взмолилась Ниларья. Польстила она безмерно этому мутному ручью, но Сумляр все равно заартачился: «Отдай мне, красавица, свое ожерелье, тогда помогу тебе!» Делать нечего: сорвав с шеи ожерелье из олосохарского жемчуга, Ниларья бросила его в воду, и оно тут же обернулось белокаменным мостом, по которому дева перебежала на ту сторону, а преследователи остались ни с чем. Известно ведь, что амуши заказано перейти по мосту через текучую воду, разве что кто-нибудь перенесет его на закорках. Вброд или на лодке – это запросто, а мосты для этих злыдней с травяными шевелюрами по Условию запретная территория.

Орвехту было любопытно, как решит эту проблему «спутница» снедаемого тревогой Онсура, но посмотреть так и не довелось. События понеслись вскачь еще до того, как их компания добралась до Ниларьягдуна.

Замаячил вдали старый каменный мост, и вправду белый. Кое-где в этой местности попадаются выветренные белесые скалы – так называемые Зубы Ланки. Будто бы повстречались однажды в этих краях хитроумный бог обмана и Зерл Неотступная, богиня преследования, возмездия и воинской доблести – ну, и повздорили. Ланки хоть бы что, у него потом новые зубы выросли.

Деревня по обе стороны бывшего ожерелья перестала напоминать две кучи отбросов, уже можно было различить глинобитные постройки в стиле «и так сойдет, лишь бы не развалилось». Здешний владетель, считавшийся потомком той самой Ниларьи, кормился платой за проезд по мосту, а его крестьяне рыбачили и возделывали огороды, раскиданные вдоль реки зелеными заплатками.

Орвехт приготовился играть роль господина Бровальда, разозленного тем, что с него опять требуют денег, но до этого не дошло.

Женщина, сидевшая рядом с мужем в повозке с плетеным верхом-коробом, внезапно завозилась, как будто устраивалась поудобней. Темно-коричневая усхайба – точь-в-точь сгусток сепии – заколыхалась так, словно спрятанное под ней существо было вовсе бесформенным.

Несчастное лицо сидевшего рядом мужчины смертельно побледнело, лоб под тюрбаном покрылся испариной, но его руки продолжали сжимать поводья. В этих нервных худощавых кистях с длинными пальцами сквозила обреченность музыканта, играющего свой последний трагический этюд.

Впереди торчал один из Зубов Ланки – скала цвета старого бивня, с почти не различимыми на ее фоне кучками костей у подножия.

Впрочем, костей ли?..

– Джахур, каналья, ты меня по миру когда-нибудь пустишь! – взревел господин Бровальд. – Еще и за тебя здесь плати, это же форменный грабеж!

Сие означало: Зомар, боевая готовность.

Амулетчик и сам обратил внимание на подозрительные останки возле Зуба. Да и курьер Ложи уставился на них сосредоточенно, словно прикидывая, который из артефактов пустить в ход, ежели что.

Когда кости зашевелились, Суно, оставив эту проблему Зомару с Кебрехтом, ударил заклятьем по твари в усхайбе. Существо завизжало, как свинья под ножом, у людей буквально заложило уши.

Напуганная лошадь рванулась вперед, повозка со скрипом и стуком поволоклась за ней, накренилась, отлетевшее колесо покатилось, подпрыгивая, к сияющей на солнце речке. И возница, и его загадочная спутница вывалились на землю, а перекошенный плетеный короб на трех колесах потащился, вздымая пыль, за взбесившейся кобылой.

Остальные животные тоже переполошились. Сердито крякающий Атабиш-нуба, Сабил, в своей запыленной матхаве похожий на грабителя караванов, и капитан Начелдон, даже в этой сутолоке сохранивший плутовато-бывалую мину, пытались их успокоить.

Существо выбралось из балахона, словно насекомое из куколки, и оказалось, что оно там пряталось не одно.

Как и подозревал маг, это был амуши с колосящейся травой вместо волос. Сразу видно, что полукровка: ступни не крупнее, чем у людей, руки-плети не удивляют чрезмерной длиной, на пальцах вместо когтей плоские желтоватые ногти – не то чтобы красота, но за человека сойдет, если не будет выставлять напоказ свои растительные патлы. Насчет пола неясно, однако признаков беременности там не было и в помине. Крепко уцепившись своими отростками, на тощем, как жердь, торсе амуши висел скумон. Упырь, похожий на бурое перекати-поле, с отвратительным бледно-розовым хоботком, который жадно шевелился, принюхиваясь в поисках крови. Столько времени удерживать под контролем голодного скумона – нечто из ряда вон выходящее… Впрочем, слуга Лормы наверняка использовал для этого какой-то артефакт.

Словно оттолкнувшийся от стенки мяч, скумон прыгнул на Кебрехта, который в этот момент был занят атакующими стигами.

Возле скалы и впрямь валялись чьи-то добела обглоданные косточки – скорее всего птичьи, но их там едва ли набралось бы на собачью миску. И с дюжину вертких скелетов о двенадцати лапах: прикинуться остатками пиршества, чтобы кто-нибудь съедобный подошел поближе, – их излюбленная засада. Растерзают и за счет того насытятся жизненной энергией. Двум амулетчикам от такой своры никак не отделаться.

Скумона, видимо, заранее науськали на Кебрехта: амуши рассудил, что если кто-то здесь везет «Морскую кровь», то это, несомненно, курьер Ложи. И просчитался, причем вдвойне. Ожерелье-то лежало за пазухой у несносного болтуна и скандалиста Бровальда, вдобавок Кебрехт не стал легкой добычей: маг, прикрывавший спины амулетчикам, успел сшибить скумона заклятьем.

Этот омерзительный шар оказался скверным противником, устойчивым к поражающим заклинаниям: не иначе, ему было лет пятьсот, а то и побольше. Силен, ничего не скажешь… Добавленный магом сгусток огня всего лишь поверхностно опалил скумона, который снова нацелился на Кебрехта.

Начелдон и Атабиш-нуба, пришпорив лошадей, рванули к Ниларьягдуну. Два стига бросились в погоню, остальная нечисть преследовать беглецов не стала.

Амулетчики лупили по стигам «Каменными молотами», вбивая их в сухую соленую землю. Зомар попытался использовать свой коронный прием, который мало кто смог бы повторить, – «Глаз саламандры» в связке с «Прицелом Зерл», но костяные твари с длинными щелкающими хвостами шныряли чересчур стремительно, чтобы всякий раз удавалось поймать цель. «Каменный молот» против них куда эффективней: все равно что туфлей по тараканам.

Пара стигов все же прорвалась. Один повис на шее у верблюда, другой прыгнул на проводника из Мепсахата. Тот с безучастным выражением лица сидел на нервно переступавшей лошади, которую ухватил под уздцы Сабил. Когда в ляжку вонзились кинжально острые зубы, зачарованный как будто очнулся, но его крик потонул в топоте, хрусте, реве и ржании – можно было подумать, что он не издал ни звука.

У Суно не было возможности прийти на помощь. Ему хватало скумона, раз за разом кидавшегося на Кебрехта, и амуши, который прятался от мага среди перепуганных животных.

По берегу реки мчались два всадника в облаках пыли. То, что их преследовало, заставляя почти в истерике нахлестывать лошадей, издали выглядело несерьезно – словно пара светлых рыбок, скользящих в блекло-белесом мареве. И не скажешь, что люди спасаются от смертельной угрозы.

Последовательно применяя одно и то же заклятье, Суно в конце концов уменьшил скумона до размеров яблока – и то ладно, хотя этот упырь и при такой величине оставался опасным.

Возможно, уже добил бы, если б не приходилось делить внимание между ним и амуши. Тот пытался навести чары паники на лошадей и уцелевшего верблюда, но Орвехт всякий раз перешибал его колдовство.

Как же он возблагодарил богов, когда амулетчики разделались со стигами! Главным образом это была заслуга Зомара. Тот развернулся – грязное худое лицо с ввалившимися щеками блестит от пота, черно-карие глаза сверкают, и всякий скажет, что он не красавец, а в такие моменты все равно хорош, – и пламенем «Глаза саламандры» спалил скумона дотла.

Амуши понял, что дела плохи: все союзники выбиты, против него двое амулетчиков и маг. Крутанувшись в сумасшедшем пируэте, он что-то пропел, сыпанул из горсти – и в следующий момент окружающее пространство с кустарником, рекой, Зубами Ланки, деревней вдали и зыбким горизонтом понеслось вокруг людей, как будто те находились на громадной плоской карусели. Видимо, эти чары амуши держал про запас на крайний случай.

Воспользовавшись моментом, он вскочил на лошадь, с которой свалился труп проводника, и ударил пятками по бокам, перед тем накинув на конскую морду тряпку, чтобы животное не сбивала с толку наведенная круговерть. Мотнулась копна травяных волос, взвился шлейф бурой пыли.

Недаром бегство амуши было таким поспешным: вращение вскоре пошло на убыль, и головокружительный морок рассеялся.

Сабил сидел на земле, парня так тошнило, что ему пришлось сдернуть испачканную матхаву – в нарушение обычаев, которые, впрочем, в Мадре соблюдались не так строго, как в некоторых других странах Суринани. Лицо с юношеским пушком на щеках оказалось простоватым и невзрачным.

Растерзанный проводник и верблюд с вырванным горлом лежали в общей луже крови. Стиги торопились насытиться, чтобы не пришлось делиться с собратьями, поэтому убили свои жертвы быстро.

Онсур, спутник сбежавшей волшебной твари, был жив и, похоже, не ранен, но тоже обреченно скорчился на земле, вцепился скрюченными пальцами в кочку, из которой торчали сухие травинки.

Амулетчики не пострадали. В распоряжении у Орвехта два бойца, лошади уцелели – и то неплохо. Зато Лорме теперь известно, кто ее враг, и она все силы бросит в погоню по определившемуся следу.

Пахло навозом, кровью да еще озоном после боевых заклятий. И уже начали слетаться мухи.

– Кебрехт, – обратился маг к курьеру, – я Суно Орвехт, а это Зомар Гелберехт. С этого момента и до возвращения в Аленду вы переходите ко мне в подчинение. Вашу бандероль я отправлю по назначению через кладовку. Свяжитесь с вашим начальством.

Сам он тоже немедля послал мыслевесть Оксемонгу, изложил обстоятельства и справился насчет помощи.

Немного погодя пришел ответ: с территории подвластной Светлейшей Ложе Флиды навстречу Орвехту в ближайшее время будет выслан отряд магов и амулетчиков. Главное, Суно, «Морскую кровь» сбереги. При необходимости можешь положить кого угодно, но чтобы Сокровенный Круг получил назад целебный артефакт.

«Да уж, о чем разговор, ради доброго здравия достопочтенных архимагов хоть кого положить не возбраняется», – это грустное и горькое соображение Суно позволил себе после того, как обмен мыслевестями завершился.

Несмотря на то что рутинная курьерская поездка обернулась для Кебрехта опасным боевым заданием, тот вздохнул с облегчением: загадка господина Бровальда разрешилась. Дисциплинированного амулетчика мучила противоречивость этой неординарной персоны, он чувствовал тут некий бессовестный подвох, а теперь все встало по местам: ну конечно же, маг Ложи, надевший личину в интересах дела!

Тем временем Зомар связал Онсура, обыскал на предмет оружия и артефактов. На помертвелом лице сообщника амуши отражался не страх, а скорее безмерное отчаяние.

– Почему ты помогаешь народцу? – приступил к допросу Орвехт.

Впрочем, он догадывался, каким будет ответ.

– Они забрали мою жену, – молодой суриец безнадежно мотнул головой. – Мне обещали, что вернут ее живой, если я соглашусь сопровождать эту тварь.

– И ты поверил, что ей не причинят вреда? – криво и безрадостно усмехнулся Зомар. – Лучше бы ты попросил, чтоб ее вернули тебе мертвой.

Уж он-то в детстве насмотрелся, как амуши иной раз выполняют свои обещания.

Чворк жил в приюте для конфискованных детей уже давно. Он был боязлив и осторожен, не хватал без разбору все, что ни упадет на пол, – а то придут злые маги и выгонят тебя вон, тогда ищи новое пристанище. Как известно, чворку без дома придется худо. Под открытым небом он затоскует, зачахнет, а потом и вовсе исчезнет, оставив после себя лишь кучку проглоченных когда-то вещиц. О городских подземельях и заброшенных строениях, где может поселиться тот, кого экзорцисты выдворили из людского жилья, он думал со страхом: мало ли кто там обитает? Вдруг те, которые спят и видят, как бы отобрать твои сокровища?

У него было много всякого ценного. Серебристые, словно их делают на звездном небе, булавки. Расписанные красивыми узорами обертки от конфет. Прошедшие через множество рук потускневшие монеты. Покрытые восхитительно гладким лаком цветные карандаши – и видавшие виды огрызки, и ни разу не заточенные. Изящные, словно вот-вот пустятся танцевать, блестящие ложечки. Лоскуты и нитки, яркие, как цветы в солнечный летний день. Похожие на крохотных зверей обрезки меха. Замусоленные шнурки от ботинок, каждый из них мог бы много чего порассказать, если б умел говорить. Колечко из настоящего золота. Флакончик темно-фиолетового стекла, до сих пор хранящий эхо чудесного нежно-пряного аромата. Обломок расчески, таинственный и грязный, как забор, за которым запретное место. Множество пуговиц, таких разных и интересных, что дух захватывает. Загадочная, словно приглашение в путешествие, ручка от старого чемодана. Пожелтелый листок со столбцами цифр, стрелками, восклицательными знаками и непонятной надписью: «Кто же больше всех ворует?!!» Стеклянные и деревянные бусины, как будто прикатившиеся из стеклянных и деревянных королевств. Заляпанный засохшей краской дверной крючок, доставшийся чворку с риском, что пьяный плотник его заметит.

Все эти вещи, проглоченные в разное время, хранились у него в животе, и расстаться со своим кладом он бы ни за что не согласился.

Недавно у него еще кое-что появилось. Тряпичная шапочка с козырьком и двумя прорезями на макушке – точь-в-точь для улиточьих рожек чворка. Да еще разноцветная жилетка, тоже в самый раз для него. И это было не оброненное, а подарок! Насчет подарка чворк понял после того, как ему еще и курточку посулили.

Чворки одежды не носят, зато каждый из них таскает на спине свою раковину – вроде тех, что есть у улиток, только гораздо больше. А у него теперь целых две собственные одежки! Скоро и третья будет, если дарительница не передумает.

Курточка была такая же завлекательно пестрая, как жилетка и шапочка. Хорошо, что не красная и не зеленая – гнупи не отнимут. Она лежала в укромном закутке, куда люди заглядывают редко, зато посередине помещения – последнее его смутило и напугало. Никого рядом нет, но люди коварны. Спереди желтая, один рукав розовый, другой коричневый, синий воротничок, уж так хочется надеть… Чворк все-таки решился, подобрался поближе, потянулся к подарку – и угодил в ловушку.

То ли соринка, то ли крошка, одна-единственная – или нет, это была песчинка, – создавала притяжение, которое ему не по силам преодолеть.

– Попался!

Оказалось, швея пряталась за занавеской в чулане с аккуратно разложенным старым хламом, свернувшись в три погибели на нижней полке.

– Отпусти меня, ведьма, – прохныкал чворк.

Теперь-то он понял, кто это такая.

Устроившая западню девушка присела перед ним, чтобы смотреть глаза в глаза, и прошептала:

– Отпущу, еще и курточку подарю, только ты за это выведешь меня наружу своими тропками.

– Что же ты сама не уйдешь, раз ты такая могущественная ведьма? – пропищал пленник льстиво, чтобы ее задобрить, и в то же время с искренним удивлением.

– Мне надо уйти отсюда по волшебным тропкам, – ее глаза, похожие на кошачьи, мерцали в полумраке, словно самые красивые и таинственные на свете стеклянные бусины, перед которыми не устоял бы ни один чворк. – Ты меня проводишь. Не бойся, недалеко: выйдем отсюда на улицу – и до свидания. Курточку получишь после этого.

– Тогда ты должна поменять местами свои башмаки, – глянув на ее ноги, обутые в приютские туфли для девочек, заметил чворк деловито.

Он хоть и не перестал бояться, все же немного успокоился: не похоже, чтобы ведьма обманывала.

– Не сейчас. Я тебя позову, тогда проводишь меня, и я отдам тебе курточку. Дай слово по всем правилам, что явишься на мой зов.

Ворота на мост были наглухо закрыты. Хорошие ворота – из драконьего дерева, окованные железом, еще и с амулетами, спрятанными в специально выдолбленных тайниках.

Ниларьягдунский князек, торопливо облачившийся в заношенный парчовый халат и тюрбан с павлиньим пером, так нервничал и потел, что нижнюю тунику из тонкого шелка хоть выжимай. Он не хотел ссориться ни с окаянным народцем, ни с ларвезийским магом-одиночкой.

В Суринани таких, как этот, называют не «ущербными», а «одиночками», даже если те принадлежат к каким-нибудь сообществам. Посудите сами, уважаемые, ущербен ли тот, кто способен без подмоги дать отпор амуши? Уж эти спесивые бледняки с севера порой так сказанут, словно задумали отбить заработок у рыночных сочинителей небылиц.

Народец по давнему уговору дважды в год задабривали жертвами: князек заставлял деревню покупать вскладчину на невольничьем рынке кого-нибудь из тех, кого отдавали по дешевке. Дело житейское: хочешь – не хочешь, а никуда не денешься.

Сейчас он получил недвусмысленное предупреждение: этих чужаков на ту сторону не пускать, иначе пеняйте на себя.

Оттуда, где творилось не пойми что – издали не разберешь, – в Ниларьягдун примчались двое всадников на взмыленных лошадях. Вернее, домчался-то один, а второго, когда уже было рукой подать до окраинных построек, догнали стиги. Боги великие, как этот несчастный кричал, и как пронзительно не ржала даже, а тоже кричала его кобыла… Но к тому времени, как подоспели их спутники, разделавшиеся с целой сворой таких же тварей, и человек, и лошадь были мертвы, а стиги ускакали наперегонки в прожаренную солнцем пыльную даль.

Страшная куча разодранных окровавленных останков, и среди них сверкают, словно расшитые алмазами, шкурки соленурок. Хорошо бы никто из чужаков не прибрал их, вот была бы награда ниларьягдунскому владетелю от богов-милостивцев!

От души пожелав безвременно сгинувшему страннику добрых посмертных путей, он нет-нет, да посматривал на драгоценные шкурки и велел племяннику стеречь, чтобы не успел вперед своего господина какой-нибудь пронырливый почитатель Ланки из деревенских.

Племянник не дурак, хоть и не снял еще матхаву: благочестиво читая молитвы, обращенные к Кадаху и Акетису, он не спускал глаз с наследия погибшего. Был бы князев сын жив, вырос бы, верно, таким же славным и находчивым юношей… Но сына в двенадцатилетнем возрасте растерзал народец, в отместку за то, что князь пропустил тогда через мост бледняков-кладоискателей, разоривших сокровищницу амуши в старых развалинах.

Князь не хотел потерять тех, кто у него еще остался. Две дочери остались, обе уже просватаны. Жена, которая слегка не в себе с тех пор, как их мальчик умер ужасной смертью. Три болтливые молоденькие наложницы. Смышленый племянник, взятый в дом наследником.

Амуши найдут, на ком отыграться, так что он не поддался ни на уговоры, ни на угрозы и эту компанию спровадил. Посоветовал им дальше по реке смастерить плот да переплыть на тот берег, для мага с помощниками-амулетчиками это не труднее, чем сгрызть горсть жареных семечек.

Все три гостьи напоминали акул, которых Зинта видела на картинках. По-хищному остроносые, большеротые, тонкогубые. Глаза – невеликие щелки, зато пронзительно-любопытные. И похожи друг на друга – сразу видно, что это мать с дочками.

Самой миловидной из них была сама Табинса. Как говорят о таких в Ларвезе, «не красотка, но раз-два – и охомутает».

«А девчонки у нее нехороши собой, нелегко будет пристроить, то-то до сих пор женихов не нашлось», – подумала Зинта с невольным стыдом за свою зложительскую мысль и вполне доброжительским сочувствием к родственницам Суно.

Табинса умела себя держать, а ее дочери – и впрямь истинные молодые акулы. Они носились по тихому когда-то заливу, поднимая тучи брызг, и наперегонки бросались на добычу: на женатого почтальона средних лет, с торчащими, как часовые стрелки, усами, на смазливого молочника, на соседа-капитана, заглянувшего к матушке Сименде с редкими пряностями из заморских колоний, на мага-студента, присланного из Академии для уничтожения гусениц, напавших на розовые кусты перед домом.

Франтоватый почтальон, слывший бабником, от Глодии с Салинсой оторопел, в особенности после того, как старшая с зубастой ухмылочкой брякнула, что закон-де позволяет развестись с надоевшей старой женой ради молодой невесты, так за чем дело стало?

Застенчивый молочник, который, по наблюдениям Зинты, скорее стал бы строить глазки Эдмару, чем заигрывать с девицами, боялся их, как оравы гнупи после захода солнца, и старался поскорее убраться прочь. Две юные акулы кружили около него, хихикали, бесстыже приставали с каверзными вопросами, чуть ли не щипались, так что он выскакивал на улицу весь красный, едва не опрокидывая свою тележку с бидоном.

Изумленный капитан дальнего плавания помянул полосатых демонов и буйных дочек Морского Хозяина – Глодия с Салинсой приняли это за комплимент и поспорили, которая из них ему больше понравилась. Уточнить не было возможности: капитан с тех пор не приходил.

Парень из Магической Академии вел себя, как скучный зануда, но, прощаясь с хозяйками, украдкой вздохнул с облегчением.

Лекарка опасалась, что, если это не прекратится, дом Орвехта на улице Розовых Вьюнов скоро начнет пользоваться у соседей дурной славой.

Семилетний Броло, зашуганный старшими сестрами, но тоже нахальный и шумный, пристрастился читать книжки о путешествиях, которые ему по-хитрому подсунула Зинта, и это была единственная ее победа над семейством Табинсы.

До чего же ей не хватало Суно… Время от времени от него приходили мыслевести – мол, все в порядке, и Зинта после этого сперва ходила умиротворенная, а потом опять начинала беспокоиться. Спала она в его постели, до сих пор хранившей слабые отголоски его запаха, специально не стала менять белье.

Так без него было тоскливо, особенно если думалось, что он там, наверное, в опасности… Хвала богам, что хотя бы можно получить от него весточку. А тем, у кого такой возможности нет, совсем не позавидуешь.

Эти соображения всколыхнулись, словно водоем от тяжелого камня, когда ей снова встретился на улице Севламонг – отец Тимодии. Он ведь знать не знает, куда подевалась его проданная дочь. Совсем измучился, вон какой понурый. Все-таки надо бы ему сказать, что Тимодия живет в хорошей семье в другом мире, это будет по-доброжительски. Мало ли что Эдмар отсоветовал… Он, конечно, умный и далеко не во всем зложитель, но при этом стервец, каких больше не сыскать, и других по себе судит. Или даже не по себе, а еще хуже: обозвал Севламонга «верной амебой Ложи», хотя всего раз человека видел, – разве это правильно?

Сердито фыркнув – у нее своя голова на плечах, и вовсе она не должна поступать по указке всякого поганца с насмешливыми глазами, – лекарка решительным шагом направилась к магу в опрятной темной мантии, который остановился у края тротуара, дожидаясь, когда через перекресток проедет вереница продовольственных фургонов, запряженных мохноногими лошадками.

Отставной капитан Начелдон как будто принял эстафету у рассеявшегося, словно дым, господина Бровальда и битый час цедил смачные ругательства. Маг с амулетчиками глядели в оба, не тратя силы на пустое сотрясение воздуха. Почтительный Сабил помалкивал. Онсур, выглядевший сломленным, тоже не проронил ни слова.

Впереди показалась роща драконьих деревьев, могучих, раскидистых, с большими черновато-зелеными листьями. Для плота они не годились: потонут, слишком тяжелая древесина. Среди темной листвы торчали взъерошенные метелки бледно-желтых соцветий и висели продолговатые кроваво-красные плоды – мякоть у них жгучая, несъедобная, зато незаменимый ингредиент для некоторых зелий. Сияющая лаковая картинка на лазурном фоне.

Орвехту эта картинка не понравилась, и он объявил своему маленькому отряду, что привала здесь не будет. Поехали дальше вдоль окаймленного кустарником Сумляра, но это не спасло их от засады. Суно предполагал, что неприятности поджидают их в роще, однако недооценил влияние Лормы, сумевший сговориться с водяным народцем, который обычно сам по себе.

Из бурой речки, испятнанной слепящим солнцем, начали выскакивать топляны, издали похожие на лошадей, только зеленые, чешуйчатые, с мокрыми водорослями вместо грив и хвостов.

Вблизи морды у них вовсе не конские: утыканная осклизлыми черными шипами жуть с выкаченными кровянисто-темными глазами без белков.

В воде топляны притворяются валунами и подстерегают неосторожных пловцов или рыболовов, иной раз пытаются потопить не защищенную оберегами лодку, выныривая и хватаясь зубами за борт.

Чаще они дремлют на дне и смотрят свои мутные сны, в которых, верно, происходит что-то для них интересное, но бывает, что выходят на берег. Тогда они могут и на человека напасть, и поманить за собой в воду копытных животных – лошадей, коров, коз, верблюдов, овец, на других зверей их чары не распространяются.

Появляются они обычно поодиночке, парами, по трое-четверо – но не целым же табуном!

Этих тварей было несколько десятков. Все новые и новые выбирались на берег, над ними тучей носились спугнутые птицы.

Не отбиться. Попросту не успеть: пока маг и двое амулетчиков разделаются с несколькими топлянами, остальные заморочат лошадей, нахлынут, сомнут, всех порвут на куски.

– Уходим от воды! – крикнул Суно, дав своей кобыле шенкеля. – Не отставать!

Кто отстанет, тот пропал. Всадники мчались сломя голову на восток, в жаркую солончаковую сушь, а за ними по пятам валило сонмище топлянов, издающих вместо ржания утробные булькающие звуки. От их топота содрогалась земля.

Это смахивало на безумный кошмар. Так не бывает. Топляны не отходят далеко от своих водоемов, им давно пора повернуть назад… Но эти не поворачивали. Значит, околдованы. Цель того стоит: ожерелье, которое позволит вурване выглядеть красивой смертной девушкой, нужно Лорме пуще всего на свете.

Горизонт обещал спасение, но неумолимо отодвигался все дальше в рыжеватое марево, а топот позади не утихал. Они отчаянно гнали лошадей: едва дистанция сократится, те сами побегут навстречу тварям, повинуясь властному беззвучному зову. Возможно, этот зов манил обещанием водопоя и отдыха? Трудно сказать, людям сего узнать не дано.

Сколько времени продолжалась погоня? Достаточно, чтобы Сумляр исчез из виду, а впереди замаячили то ли очередные Зубы Ланки, то ли какие-то руины. Тогда топляны наконец-то повернули. Их чешуя запылилась, гривы свисали вялыми водорослями, но они размеренно трусили в обратную сторону, хранимые от палящего солнца чарами древней вурваны-колдуньи.

Не выдержавший этой гонки верблюд сгинул, его смели и затоптали. Что пропали навьюченные припасы, не беда: Орвехт, которому больше нет необходимости таиться от спутников, и еду, и воду получит от своих коллег через магическую кладовку. Хуже всего то, что лошади загнаны – взмыленные, бока ходят ходуном. И даже в тень их не заведешь: нет ее, тени.

До иззубренной возвышенности около четырех шабов. Еще вопрос, что там за возвышенность… Суно подозревал, что их загнали в ловушку.

Если Талинса Булонг без следа исчезнет, ее хватятся и начнут искать. Весь приют перевернут вверх дном, а доберутся до здешнего народца – и в два счета выяснят, что она ведьма. Значит, нужно оставить ложный след, но какой, демоны побери…

Ей не сразу пришло в голову, что ответ содержится в ругательстве: пусть они решат, что «конфискованную четырнадцатилетнюю Талинсу Булонг» побрали демоны, – чем не версия?

Как открыть Врата Хиалы, Хеледика знала. Эдмар показывал. По его словам, в давние времена это было обычным делом для сильных волшебников – те ходили по тропам Хиалы, чтобы «срезать путь» и поскорее попасть в место назначения.

Нынче для совершения столь ответственного и опасного волшебства собирается не меньше полусотни опытных магов с кормильцами, а уж о прогулках туда и речи не идет, лишь безумец шагнет за этот порог по доброй воле.

– Сама понимаешь, я исключение, – добавил Эдмар с ухмылкой. – Или безумец. Или и то, и другое вместе, на этот счет у почтенных коллег разные мнения. Затащить бы туда кого-нибудь из них на увеселительный променад… Только я еще не выбрал, кого именно.

Выражение лица у него при этом было невинно-мечтательное – и не подумаешь, что пакость замышляет.

Хеледика исключением не была и тоже боялась Хиалы. Довелось один раз там побывать, когда Эдмар спас их с господином Орвехтом в Олосохаре от песчаной бури. Ничего толком рассмотреть не успела, но ощущения были близкие к панике и при этом головокружительно-муторные. Эдмар сказал, что «для первого раза это нормально».

Она бы день за днем колебалась и откладывала на завтра, не решаясь отворить Врата Хиалы, но Госпожа Вероятностей решила за нее. Змейке оставалось только шагнуть с развилки вправо или влево.

Шагнула куда надо, хотя до чего же худо ей было после этого… Она-то надеялась, что никогда больше не придется выбирать между собственной жизнью и чьей-то кошмарной погибелью. Правда, если Ксиланру, вместо нее отданную куджарху, было жаль до тоскливой бессонницы, то теперешнюю жертву она по-настоящему не жалела – скорее у нее вызывало протест то, что именно ей выпало сыграть роль секиры Зерл Воздающей.

Этого парня звали Ялкуц, и было ему без малого двадцать. В приют для конфискованных детей его привезли с синяками и ушибами: отделали в полицейском участке, но Надзор за Детским Счастьем его оттуда на законных основаниях вызволил и взял под свою опеку.

Ялкуц был начинающим уличным грабителем. Подстерег в переулке жену лавочника и потребовал кошелек, та в крик, а он ударил ее кулаком по лицу, сшиб с ног и начал пинать. Он не любил, когда на него кричат. Так увлекся, что вовремя сбежать не успел, и его повязал подоспевший патруль. Увидев хрипящую в грязи женщину с фиолетовым кровоподтеком в пол-лица, стражи порядка осерчали и задержанного поколотили. После этого Ялкуц из громилы, до полусмерти запинавшего лавочницу, превратился в пострадавшего отрока, избитого жестокосердными полицейскими.

Он был крупный, с тяжелыми кулаками и рано заматеревшим лицом завсегдатая пивнушек, хотя в пивнушки его, как несовершеннолетнего, не пускали. В Суринани его за лавочницу вздернули бы на виселице, в Ларвезе отправили бы в каторжную тюрьму, но в Овдабе он находился под защитой закона о Детском Счастье.

Свою выгоду Ялкуц понимал и в приюте для конфискованных детей вел себя благоразумно. Через полгода ему стукнет двадцать, тогда его отсюда выпустят, поставив на учет как «совершившего противоправное деяние в незрелом возрасте», и можно будет вернуться к прежней жизни. Один урок он усвоил накрепко: попадаться – плохо, надо вовремя делать ноги.

Угодить в исправительный приют он не хотел: там хуже, чем здесь, там тебя будут пичкать зельем, от которого превратишься в жизнерадостного покорного дурачка. Чтобы не загреметь туда, уж лучше слушаться здешних теток по-хорошему.

Он и слушался, неуклюже изображая перед ними «пострадавшего от побоев мальчика», а суровые воспитательницы и надзирательницы эту неуклюжесть принимали за искренность. Если они, случалось, и тиранили тех воспитанников, которые им не нравились, то Ялкуцу это не грозило: он стал их любимцем. Неумный, но не лишенный грубоватого практицизма, в их присутствии он держался паинькой и в придачу посматривал на них с мужским интересом – немолодых и в большинстве непривлекательных женщин это грело, словно пробившийся солнечный лучик зябким серым днем.

Каждой думалось, что он всего лишь оступился, а теперь все понял и исправился, и уж с ней-то он не обошелся бы так, как с лавочницей, которая, верно, сама была во всем виновата, и «если мы с ним когда-нибудь потом встретимся, уж на меня-то он руку не поднимет, он в глубине души хороший мальчик».

Ялкуца жалели, нахваливали, баловали, видя в нем славного большого увальня, который нуждается в добром слове и женской ласке, а жестокое преступление совершил по случайности, потому что на него нашло временное помрачение.

И все бы ладно, но его естество бунтовало и требовало своего. Тихоня с невыразительным личиком, длинной толстой косой и скользящей походкой привлекала его сильнее, чем остальные приютские. Манящая прелесть песчаной ведьмы пробивалась сквозь личину Талинсы Булонг – Ялкуц об этом не знал, но невтерпеж хотел эту ларвезийскую штучку.

Говорят, она уже порченая, в Ларвезе ее родная мамаша богатым господам продавала, и в Овдабе мамашу за это в тюрягу упекли, а девке не в первый раз – небось по-всякому может… Подобные мысли то и дело лезли Ялкуцу в голову.

Он выследил, что Талинса временами прячется в той части дома, где прачечная, гладильня и кладовки со всяким нужным в хозяйстве имуществом. Может, она там втихаря чего-нибудь ворует?.. Это Ялкуца вдвойне заинтересовало. А если ее там зажать, когда никого рядом нет, она никуда не денется… Воодушевленный этими соображениями, он отправился следом за Талинсой в левое крыло, где по вечерам после ухода прислуги не было ни души.

Розовая штукатурка на стенах, кое-где поцарапанная, в сумерках отсвечивала синевой. Пахло казенным бельем и старой рассохшейся мебелью. Под ногами поскрипывали половицы, звуки словно запутывались в паутине здешней тишины и после первого же рывка замирали.

«Как на собственных похоронах», – хохотнул про себя Ялкуц, и в следующий моментему ни с того ни с сего стало не по себе, захотелось повернуть назад.

Зря не повернул.

Талинса сидела на подоконнике и задумчиво вертела в руках свою любимую куколку. Из-под юбки виднелись тонкие щиколотки в приютских полосатых чулках, а ее лицо, и так-то невыразительное, в сумерках казалось совсем стертым, словно по нему прошлись ластиком.

– Ты чего тут расселась?

На Ялкуца предостерегающе глянули загадочные кошачьи глаза, совсем не подходящие для такого невзрачного личика.

– Не твое дело.

Его снова пробрало, но хотение было сильнее этого странного чувства. И он уже додумался, как эту штучку взнуздать! Шагнул ближе, раз – и выхватил у нее маленькую тряпичную куколку с вышитой рожицей и волосами-нитками.

– Лучше отдай, – она спрыгнула с подоконника, напомнив этим движением недовольную потревоженную кошку.

– Не, красотка, попрыгаем с тобой, тогда отдам, – осклабился Ялкуц, отступая назад и тряся куколкой, словно приманкой. – А кому-нибудь пикнешь, хуже будет.

Он думал, что Талинса кинется на него и попытается отнять свою игрушку, тут-то он ее и сграбастает, но девчонка, не двигаясь с места, повторила:

– Отдай по-хорошему.

– Задерешь юбку – отдам.

Ее бледное полудетское лицо оставалось все таким же невыразительным, только круглые, приподнятые к вискам глаза мерцали в синеватой вечерней мути, словно два опала, да еще начали двигаться тонкие белые пальцы с аккуратными ноготками, словно она плела в воздухе что-то невидимое.

– Ты чего там колдуешь? – ухмыльнулся Ялкуц озадаченно.

Хеледика не ответила. Сам напросился. Она и впрямь колдовала, да так, что, окажись рядом какой-нибудь сведущий маг, он бы ужаснулся тому, что она делает, и кинулся бы ее останавливать.

Набитую олосохарским песком куколку надо было вернуть любой ценой. Без нее ведьма лишится своей силы – до тех пор, пока у нее снова не появится хотя бы горсть тускло-желтого песка из родной пустыни. Сейчас, рядом с Ялкуцем, она все еще способна к магическим действиям, но если тот оставит куколку у себя – Хеледика пропала.

Напросился. Она плела заклинание, отворяющее Врата Хиалы. Эдмар делал это за несколько секунд и без пассов, но им с господином Орвехтом он продемонстрировал «вариант попроще», который на неискушенный взгляд казался более трудным, зато был и для них тоже доступен.

Главное – не сбиться на пассах. Она полностью сосредоточилась на заклинании. Где-то на заднем плане взбесившимся пульсом билась мысль, что нельзя же так, нельзя, она совершает немыслимую и непоправимую жестокость, лучше не надо. Это перехлестывалось с ощущением неизбежности: или – или, деваться некуда. К тому же Ялкуц с самого начала вызывал у нее неприязнь. В отличие от воспитательниц, жестокосердная песчаная ведьма сочувствовала не ему, а избитой жене лавочника.

Она уже заканчивала, когда мелькнуло опасение: прямо за Вратами может оказаться какой-нибудь голодный демон, и что же она тогда станет делать… Ялкуц держал куколку двумя пальцами и смотрел на ведьму сверху вниз с презрительной сальной усмешкой, не сомневаясь в том, что это он тут хозяин положения.

Когда отверзлись Врата Хиалы, он все еще продолжал улыбаться, а у Хеледики душа провалилась в пятки – или скорее осыпалась, обратившись в снежные хлопья.

За обозначенным в воздухе скругленным проемом клубилась мутно-серая мгла, местами она отливала бледным текучим разноцветьем, словно пленка мыльного пузыря. Оттуда тянуло странным запахом: вызывающим отвращение в исходном смысле этого слова – отвращающим, но в то же время неизъяснимо притягательным. Так бывает с ароматами некоторых растений, однако тут ничего общего с живой природой – что-то совсем незнакомое, потустороннее. Звуки тоже были: еле слышный хор шорохов, всхлипов, вздохов, бормочущих голосов, начнешь прислушиваться – и они как будто становятся громче, это зависит лишь от твоего желания.

Был здесь и демон, прямо за порогом, да еще какой! Свекольного цвета морда шириной с тумбочку, лысая голова усеяна чешуйчатыми черными шишками, зубастая ухмылка от уха до уха, а сами уши напоминали створки жемчужных раковин, только темно-красные и кожистые.

– О, люди!.. – обрадовался обитатель Хиалы, словно перед тем только и мечтал о встрече с живым человеком. – Девка!

Ведьма поняла, что влипла еще хуже, чем до сих пор.

Дальше она сделала то, что показалось ей единственно спасительным. Мигом выхватила свою бесценную куколку из пальцев у остолбеневшего Ялкуца, что есть силы толкнула его в проем и, запинаясь от страха, прошипела:

– Это тебе в дар! И кланяйся от меня моему дядюшке господину Тейзургу, если его встретишь!

Две багровые мускулистые ручищи сгребли не успевшего опомниться парня. Демон порывался что-то сказать в ответ, но ведьма уже приступила к затворяющему заклинанию. Оно было короче первого, и через мгновение арка исчезла. Перед Хеледикой снова была глухая оштукатуренная поверхность – и ничего больше.

Сунув спасенную куколку за пазуху, девушка обессиленно сползла по стенке на пол. Ох, что она сделала… Но ничего не воротишь. И Ялкуц получил по заслугам: если искалеченная лавочница или ее близкие проклинали мучителя и желали, чтоб его демоны побрали, – что ж, боги их услышали, так и сбылось. Но Хеледика не хотела, ничего такого не хотела… Зато сейчас перед ней развилка – путь наружу, и времени в обрез.

Ее колотила дрожь, но она встала и отправилась в гардеробную, где в шкафчиках с именами на картонных табличках висела верхняя одежда и стояли в ряд ботинки для прогулок. В приюте был час вечернего досуга, их с Ялкуцем пока не хватились.

Хеледика кралась по коридорам в чулках, ступая легко и неслышно. Возле того места, где были Врата, она оставила свою туфлю, а другую сунула в карман передника: выбросить в какой-нибудь канал, да так, чтобы не выплыла.

Маги-дознаватели наверняка установят, что здесь открывались врата в нижний мир, но с той или с этой стороны – уже никак не определить. Можно надеяться, следствие решит, что демоны сами сюда прорвались, такие беды изредка случаются.

В гардеробной было пусто, в этот поздний час лампы там не горели, только за окном светил фонарь, похожий на скелет металлического домика. Пришлось шарить по шкафчикам в потемках, на ощупь. К своим вещам Хеледика не притронулась, взяла чужую одежду: тут теплую жакетку, там вязаный капор, здесь подходящую по размеру обувь. Правый ботинок надела на левую ногу, левый – на правую и после этого позвала чворка. Обещанную ему курточку она носила с собой, в кармане, завернув в салфетку с незаконченной вышивкой.

– Здравствуй, ведьма, – пропищал чворк, озираясь с опаской – а то вдруг рядом еще и другие люди прячутся.

– Идем, – шепнула Хеледика, поймав его пухлую ладошку. – Наружу, по твоим тропкам.

– А ты мне отдашь… – протянул он робко, но с отчаянным вожделением, просительно глядя из-под козырька сшитой ведьмой шапочки.

– Отдам, – она похлопала по оттопыривающемуся под жакеткой карману передника. – Еще и салфетку подарю, будет тебе коврик.

– Салфетку!.. – чворк восхищенно вздохнул. – С картинкой?

– Да. Я там вышивала озеро с кувшинками и цаплей, но успела только наполовину.

– Я проглочу салфетку с озером, кувшинками и цаплей… – произнес человечек-улитка с таким мечтательным выражением на круглой рожице, словно ему пообещали путешествие на это озеро.

– Если проглотишь, то любоваться на нее не сможешь.

– Если она будет у меня внутри, я всегда смогу ее рассматривать, и нюхать, и трогать, как будто держу в руках, и всякое про нее воображать, – застенчиво пояснил провожатый.

– Вот как… – отозвалась песчаная ведьма. Такой подробности о чворках она раньше не знала.

В помещениях вроде тех, по которым они шли – вернее, она шла, а ее спутник передвигался по-улиточьи, хотя и довольно шустро, – Хеледика никогда прежде не бывала. Это было то изнаночно-волшебное пространство, которым любая постройка обрастает, едва там заведется народец, словно лесной пень грибами.

Коридоры, похожие на приютские, но неуловимо другие, самым невероятным образом загибались и петляли. За окнами в частых переплетах виднелся то темный двор, то комнаты, где конфискованные дети невесело играли в настольные игры или раскрашивали поучительные картинки, старшая воспитательница выщипывала усики над верхней губой, а интендант приюта корпел над какими-то бумагами, время от времени подливая себе из графина и шутливо салютуя рюмкой бронзовой статуэтке воровского бога Ланки.

«Так они, выходит, могут вовсю за нами подглядывать», – хмыкнула про себя Хеледика.

Впрочем, если бы на стенах висели нужные амулеты, ничего бы тут не было видно. Это она припомнила минутой позже, из курса «Влияние волшебного народца на архитектурные сооружения и способы защиты от оного». Странно, что даже у интенданта не нашлось средств на хороший амулет… Хотя, может, как раз он-то и загнал хорошие амулеты на сторону, заменив их дешевыми поделками?

Опасных соседей тут не было, попадалась относительно безобидная мелочь. Вывырики, похожие на обутых в крохотные башмачки ежей с человеческими рожицами – любители возиться в темных углах, шуршать и топать, да козяги – облачка серого пуха на тонких паучьих ножках, эти прячутся под шкафами, за диванами, по углам в чуланах и стараются напугать всякого туда заглянувшего, прикидываясь в потемках кем-нибудь страшным.

Ни гнупи, ни снаян. Судя по всему, тухурвы здесь тоже не было (те обычно вместе не селятся, предпочитая уживаться с другим народцем, особенно с гнупи, которые признают их старшинство). Впрочем, даже козяг и вывыриков в приюте обитало не так уж много, поскольку экзорцисты регулярно проводили зачистки.

Одна из козяг попыталась напугать девушку, вдвое раздувшись и разинув крючковатый зубастый клювик, но ведьма только пренебрежительно фыркнула, и существо расстроенно съежилось – точь-в-точь комок пыли.

«Можно было из вежливости сделать вид, что я ее боюсь», – подумала Хеледика, продолжая с любопытством озираться.

Тут было на что посмотреть. Иные комнаты выглядели так, будто находишься в лакированном фанерном ящике гигантского комода, озаренном неярким желтоватым светом, который брался непонятно откуда. Или напоминали полутемные матерчатые гроты, сложенные из великанских диванных подушек. Или были разделены на два-три яруса, словно чуланы с громадными полками, – наверх вели деревянные лесенки, там кто-то копошился, пахло печеньем, мышами, долго стоявшим медом, и Хеледике приходилось пригибаться, чтобы вслед за маленьким чворком пройти под нижним ярусом.

Человеку здесь просто так не побывать, разве что с провожатым, и чтобы обувь непременно была надета наоборот.

Переступив через порожек в темноту, Змейка и чворк оказались в переулке на задворках приюта. За спиной глухая кирпичная стена и ни намека на дверь. Ведьма вручила провожатому обещанные подарки. Салфетку тот сразу же проглотил – поглядеть на него, так нипочем не скажешь, что он способен так широко разинуть рот. Курточку торопливо натянул поверх такой же разноцветной жилетки и в следующий момент влился тенью в тень стены: вернулся обратно в свой мирок.

Первым делом Хеледика переобулась, чтобы не стереть ноги, потом через просвет меж дровяных сараев выбралась на улицу.

Она шагала по тротуару с деловитым и целеустремленным видом. Правило первое: ни в коем случае не жмись к стенкам, не показывай неуверенности, не шарахайся от полицейских. Надо выглядеть не беглянкой, а добропорядочной девицей, которая где-то подзадержалась и спешит домой. Лицо у Талинсы Булонг незапоминающееся, косу она свернула кренделем. Одежда небогатая, но добротная, для этой ночи сойдет, но надо будет поменять ее при первой возможности.

В сквере на набережной Мраморных Шаров она запихнула в приютскую туфлю заранее припасенный камень и швырнула за парапет в сырую темень. Внизу тихо плеснуло.

Хеледика скорым шагом направилась прочь, мимо смутно белеющих шаров, симметрично расставленных вдоль аллеи на окаймленных кустарником пьедесталах.

– Барышня! Благородная девочка!

Ее окликнул один из четверки парней, расположившихся на скамье в стороне от фонаря. Она внутренне заледенела. Не страшно, что парни, не страшно, что четверо – но, похоже, они маги.

– Что вам угодно, господа? – благовоспитанно поинтересовалась ведьма, стараясь спрятать свой южный акцент за мурлычущей невнятностью речи.

Впрочем, они и сами говорили с заметным акцентом, да и овдейский у них был вдребезги ломаный.

– Нам кусок хлеба угодно! Мы старые отморозы… Девица хорошая, мы отморозки, мы недавно больные совсем! Не кушали долго… Подай покушать, подай что-нибудь, мы бываем полезные – правильно бить, охранять жизнь, успешные глоткорезы, сотворить-снимать порчу…

Хеледика пятилась от них мелкими шажками, словно удерживая их взглядом, но в то же время не позволяя выхлестнуться своей ведьмовской силе. Пока это не вопрос жизни и смерти – никаких саморазоблачений. Парни на нее наступали, однако вели себя скорее как назойливые попрошайки, чем как насильники. Когда оказались под фонарем, свет которого усиливало вспомогательное заклинание, девушка разглядела, до чего они изможденные – и вправду похожи на больных, вдобавок одеты, как нищие бродяги. Но, как оно ни удивительно, все четверо – маги.

Возможно, бедствующие приверженцы Ктармы, лишь сегодня приплывшие в богатую северную страну и еще не успевшие получить свою порцию из благотворительного котла?

Песчаная ведьма отступала, не сводя с них глаз и стараясь изобразить на лице сочувствие, а потом внезапно развернулась и со всех ног бросилась бежать, подхватив юбку. На всякий случай приготовилась отразить удар, если в спину что-нибудь прилетит, но маги-оборванцы, «успешные глоткорезы», не стали швыряться ей вслед боевыми заклятьями.

Сбавила шаг и отдышалась лишь в десятке кварталов от набережной Мраморных Шаров, перед тем убедившись, что никто за ней не гонится.

Она знала адреса двух явок, где, на худой конец, можно укрыться. Одна в пригороде Западные Сады, другая ближе, на улице Верных Прачек. Кому эти прачки были верны, история умалчивала, но дойти туда можно за полтора часа: пока они с Плясуньей привольно жили в Абенгарте, Змейка времени не теряла и успела более-менее изучить овдейскую столицу.

Суно и Кебрехт намотали тюрбаны на сурийский манер: на Пчевайской равнине с ее пылью и кусачими насекомыми это практичней, чем шляпы. Один Начелдон пока еще форсил.

Лошадей сберечь не удалось. На той, которую выпрягли из повозки, Сабил и Онсур спасались от топлянов вдвоем, она не пережила этой гонки. Остальные вроде бы оправились, поскольку Суно затребовал у коллег через кладовку лекарства и укрепляющие снадобья, но наутро после ночевки все лошади лежали мертвые, и к ним понемногу слетались стервятники, похожие на нищих, но полных достоинства пожилых аристократов.

Что-то покусало? Однако людей оно не тронуло, и Суно был уверен как в своем защитном круге, так и в амулетах, отгоняющих всякую ползучую дрянь. Ему удалось установить, что лошади умерли от яда. Это могло быть какое-нибудь растение, неприметное, но смертоносное – вроде мерезоры, вдовотвора черноплодного или дорожного хладоножника, а могла быть и чья-то работа. Допросил Онсура и Сабила, оба клятвенно заверяли, что они тут ни при чем.

Чтобы кто-то из коллег вел двойную игру и подсунул ему отраву вместо лекарства – маловероятно, люди там надежные, доверенные помощники тех, кто заинтересован в успехе его миссии. Вряд ли они столковались бы с Чавдо Мулмонгом. А впрочем… Не могут ли они действовать в интересах тех, кто ждет не дождется, когда нынешние архимаги уйдут на покой и освободят места для своих преемников? Это вполне в духе Ложи.

Хорошая новость: отряд из Флиды уже выступил. Главное, продержаться и не разминуться.

Скальный островок посреди рыжевато-бурой пустоши – не крепость, в которой можно держать оборону до подхода помощи. Слуги Лормы скоро их найдут и обложат со всех сторон.

Они отправились в путь, используя чары, чтобы сбить со следа погоню. Словно остатки разгромленной армии.

«Разгромленной, но пока еще не побежденной», – мысленно поправил Суно, и на его лице, потемневшем под южным солнцем, мелькнула усмешка – словно появилась и исчезла трещина на запыленной маске.

Казалось, Севламонг обрадовался. Расспрашивал и о Тимодии, и о той семье, где она теперь живет, и об Эдмаре, ему все-все хотелось узнать, говорили долго, он потом еще благодарил, но у Зинты после этого разговора осталось странное впечатление, в котором она никак не могла разобраться.

В конце концов пришлось признать, что Севламонг ей не понравился. Подумалось: не понравился – ну и ладно, всяко между людьми бывает, это же личное, и оно ничего не значит. Однако что-то еще ее беспокоило, а посоветоваться не с кем – Суно далеко, к Эдмару не пойдешь после того, как наперекор его наказу поступила. Не с Табинсой же! Хоть та и твердила, что, ежели Зинте в чем нужен совет, она всегда пожалуйста. Конечно, есть дела, в которых она сведуща, но здесь-то речь о другом.

Лекарка весь день об этом размышляла, бегая по городу и делая свое дело во славу Тавше. Когда после очередного пациента с ножевым ранением ее повело и подступила дурнота, неумолимо размывая окружающую реальность, она успела слегка удивиться: с чего бы ей вдруг сомлеть, если только что не было никаких признаков переутомления…

Прорвами называют те области, где магия исчезает, словно капли воды на раскаленной сковородке. Ни одно заклинание там не работает, маскирующие чары рассеиваются, амулеты превращаются в бесполезные побрякушки. Зато на территории прорвы можно укрыться от волшебного народца, ему туда путь заказан.

Золотая Прорва лежала к востоку от Сумляра, она захватывала часть плоскогорья Маюн и около трех квадратных шабов сухой, как старая порыжелая подметка, пустоши. На Маюне милостью Кадаха-Радетеля добывали золото, прииски находились в юго-восточной части плоскогорья, там же прорва, будь она благословенна – и туда еще нужно добраться.

Укрытие на время, пока не подоспеет отряд Ложи. Если двигаться на запад, это верная погибель, посланцы вурваны наверняка рыщут вдоль реки.

Они напоминали пропыленных и неприхотливых искателей лучшей доли, которые подались то ли в золотодобытчики, то ли в Лярану, проситься в подданные к господину Тейзургу.

С помощью заклинаний и полученных через кладовку мощных амулетов удалось сбить со следа слуг Лормы. Во всяком случае, те до сих пор не объявились.

И можно бы решить, что дела обстоят более-менее недурно, однако Суно никак не мог дозваться Зинты. Обычно она откликалась если не сразу, то позже при первой возможности, – но чтобы молчала целые сутки! Он отправил мыслевести Шеро и Эдмару, попросил узнать, в чем дело. Оба пообещали выяснить – и ни от того, ни от другого никаких известий. Все еще выясняют?..

Он шагал по каменистой земле, словно двужильный, глядел в оба, непрерывно плел путающие след заклятья, и никто из спутников не догадывался, до чего скверно и тревожно у него на душе.

Булочки с джемом трех видов – яблоки, лимчи, абрикос. Крепко заваренный сиянский чай в аляповатом бело-золотом чайнике. Простыни благоухают ромашкой и мятой. Подоконники застелены кружевными салфетками и заставлены цветочными горшками. Из больших настенных часов в виде резного домика выскакивает на пружинке куколка в раскрашенной деревянной юбочке, делает реверанс и прячется обратно. Точь-в-точь сказочное зачарованное убежище.

Бренга, рослая, светловолосая, с невозмутимым широкоскулым лицом, на разведку Ложи работала за деньги. Возможно, при вербовке не обошлось без шантажа. Хеледика не расспрашивала. Мало ли, у кого какие секреты. У нее вот тоже коллекция скелетов в шкафу недавно пополнилась.

Корабль, который заберет ее из Овдабы, придет в начале следующей восьмицы. Рыбак-связной вышел на лодке далеко в открытое море и послал весточку в Аленду: Змейка на свободе. Через пару дней он снова отправился на «промысел» и получил ответ: очень хорошо, капитан торгового судна «Королевская рыба» возьмет ее на борт.

Теперь только ждать, наслаждаясь выпечкой Бренги и читая обстоятельно-бытописательские овдейские романы в жанре «соседских историй» из ее домашней библиотечки – другой литературы она не признавала. Песчаной ведьме однажды подумалось, что сны, которые снятся Бренге, наверное, ничем не отличаются от окружающей яви.

Привычно подвязав косу, чтобы на улице не бросалась в глаза своей длиной и толщиной, Хеледика направилась в прихожую. По дороге захватила с кухни приготовленный еще утром сверток с булочками.

– Ты куда? – флегматично окликнула из гостиной хозяйка.

– Прогуляюсь к морю.

– Не забудь ключ, а то вернешься, когда я уйду, и будешь сидеть на лестнице.

Хитро сделанный замок защелкивался сам собой, если захлопнуть дверь. Перед тем как выйти, агент Змейка вытащила ключ из кармана и положила на трюмо – так, чтобы кончик высовывался из-под салфетки.

Возвращаться она не собиралась. Во всяком случае, без агента Плясуньи не собиралась.

«Суно, дрянные новости. Зинта исчезла. Дирвен тоже исчез. Ищут, но пока не нашли. Есть предположение, что их могли похитить, чтобы оказывать на тебя давление. Будь в готовности. Оксемонг велел передать, чтобы кораллы ты ни в коем случае не отдавал. Буду держать тебя в курсе».

Долгожданная весть от Шеро. «Кораллы» – это об ожерелье.

Несмотря на бурлившую в душе ярость, Суно размеренно шагал вперед, к пыльному мреющему горизонту. Все равно прямо сейчас и здесь ничего не сделаешь. Покосился на безжизненного, словно ходячий труп, Онсура: как же он его понимал…

Этот северный город произвел на заблудившихся в дебрях времени чужаков ошеломляющее и тревожное впечатление. Украшенные строгой лепниной многоэтажные здания, отменно вымощенные улицы, мириады фонарей, громоздкие, но удобные экипажи, запряженные непривычно рослыми лошадьми. Все не так, как в былые времена, не счесть отличий – и тех, что сразу бросаются в глаза, и почти неуловимых.

Люди обходительны и экономны: будут приветливо улыбаться, но куска хлеба не подадут. Добывать пропитание приходилось на помойках. И на том спасибо, что здешний народ живет небедно, всегда можно насобирать объедков.

Четверо учеников безвестно сгинувшего Унбарха в поисках еды рылись в отбросах, но почем знать – не стоило ли им возблагодарить за это и Безликого Вышивальщика Судеб, и Двуликую Госпожу, которая, коли пожелает, может шутя расплести его работу и перепутать все нитки.

Если жизнь у них наладится, какая-нибудь каверза от Тейзурга не заставит себя ждать, за ним не пропадет. Золотоглазый мерзавец ничего не забыл и не простил. Ни сожжения Марнейи, ни того, что они по приказу Унбарха захватили и подвергли пыткам Хальнора Тозу-Атарге, на беду для всех оказавшегося Стражем Мира. Не стоит обольщаться, этот полудемон освободил пленников не из соображений милосердия, а лишь затем, чтобы понаблюдать за их злоключениями и поиграть в кошки-мышки.

Куду, Вабито, Сохнор и Мофну пытались учить местный язык, но судя по тому, как шарахались от них люди при попытке завязать разговор, больших успехов пока не добились.

Глава 7 Лисья благодарность

Он забодал троих. Натурально поранил рогом: одному разодрал рожу, другому проткнул живот, третьему пропорол руку от локтя до запястья, так что кровь брызнула фонтаном. После этого похитители принесли измятую шляпу и силком нахлобучили ему на голову, чтобы торчащий возле правого виска рог был упрятан в пришитый к полям кармашек.

Остроумцы доморощенные изгалялись: мол, если на Дирвена насядут враги, а амулетов у него с собой не будет, он всех забодает. Ага, так и сделал! Эти болтуны только злословить умеют, а тот, у кого есть голова на плечах, даже свое проклятие сумеет обратить в оружие.

Кто его похитил, долго гадать не пришлось. Это стало ясно, едва он услышал овдейскую речь.

Послать мыслевесть архимагам Ложи Дирвен без амулета не мог. Оставалось надеяться, что кураторы сами разберутся, кто его захватил. У охраны головы полетят… Это соображение вызвало короткую досаду с примесью раскаяния, но ненадолго: ему и собственных проблем хватает, а у тех парней служба такая, о чем тут сожалеть?

Кормили сытно, но невкусно. От насилия воздерживались, не считая того раза, когда его решили вывести на прогулку. Пленника без церемоний потащили на палубу, по дороге отвесив подзатыльник: что он им сделает, безоружный и в кандалах. Безоружный?.. Ага, как бы не так! В результате корабельному лекарю пришлось с молитвами и руганью взяться за штопку, а Дирвену вернули его шляпу, которая после того, как побывала в руках у врагов, выглядела неважнецки, словно перед тем лежала скомканная на дне битком набитого чемодана.

Он пытался мысленно дотянуться до их амулетов, уж тогда бы он устроил тут веселуху! Но похитители были в курсе, что первый амулетчик Светлейшей Ложи способен у кого угодно перехватить контроль над любым артефактом, и приняли меры: все стоящее, что было на корабле, держали вне пределов его досягаемости.

Однажды он услышал, как в коридоре кого-то распекают: какого чворка ходишь тут, не сдав на хранение эту штуку? Дирвен встрепенулся, но упомянутая штука оказалась «Глазом саламандры». Можно бы, конечно, поджечь их паскудное корыто, но тогда и сам за компанию пропадешь.

Впрочем, кое-какой урон неприятелю он все же нанес. Из коридора донесся вопль, потянуло паленым, властный голос рявкнул: «Вон отсюда, болван, живо!» Нарушитель инструкций, отделавшийся дырой в кармане и ожогом, со всех ног кинулся прочь. Дверь каюты распахнулась, Дирвена грязно обругали, обозвали угробцем и пообещали спустить на веревке за борт, на корм акулам, но бить не стали – высокое начальство не велело.

Его навестила Тамрила. И как он раньше не догадался, она же типичная северянка: ширококостная, светловолосая, белокожая. Если б не родилась амулетчицей, ходить бы ей за коровами в каком-нибудь зажиточном крестьянском хозяйстве или помогать родителям в лавке с чисто вымытой витриной.

Амулетчица – это никаких сомнений. Дирвен задним числом понял, что она сделала: воспользовалась моментом, когда он блаженно расслабился, и вырубила подлым ударом, после чего сразу же взяла под контроль его артефакты и позвала сообщников.

Почему ей, гадине, и хотелось «лицом к лицу»: не ради удовольствия, а чтобы врезать наверняка. Если «по-собачьи», она не успевала, упуская то единственное мгновение, когда он был беззащитен. К тому же, пока хоронились по каретным и дровяным пристройкам, Дирвен ни на секунду не терял бдительности, а то еще не хватало, чтобы какие-нибудь придурки застукали их у себя в сарае! То-то эта дрянь так настаивала снять комнату, «чтобы все по-людски».

Шлюха. Еще хуже шлюхи.

Когда предательница вошла в каюту, Дирвен презрительно сощурился и ничего не сказал.

На ней было глухое темное платье с воротничком-стойкой, волосы зачесаны, зализаны, туго заплетены в косу, никаких легкомысленных кудряшек. Девица-службистка. Тьфу.

После того как он наглядно изобразил это «тьфу», в ее застывшем, как будто одеревеневшем лице что-то дрогнуло, и она процедила:

– Я к тебе отношусь с полной взаимностью. Думаешь, ты пуп мира, а на самом деле ты просто надутый зазнайка! Смотри, не лопни от самомнения, чтобы кишки по всей каюте собирать не пришлось.

– Что ж ты не явилась сюда со своими амулетами, если я просто зазнайка? – скривился Дирвен.

К злопыхательству тех, кому выше него не прыгнуть, он давно привык.

– Подумаешь, амулеты! Зато во всех остальных отношениях тебе грош цена.

– То-то ты под меня стелилась!

Тамрила кинулась вперед, влепила ему звонкую пощечину и тут же отскочила к порогу. Дирвену буквально пяди не хватило, чтобы дотянуться до этой дряни – не пустила цепь, соединенная замком с железным браслетом на лодыжке.

– Предательница! Все вы такие…

– Это ты предатель! Я служу своей родине – великой и счастливой Овдейской державе, а ты даже слов таких не знаешь. Сбежал в Ларвезу, словно нашкодивший мальчишка. И как мужчина ты пустое место, тебе об этом ни одна из твоих алендийских девок не говорила? Ну да, им же твоя гнилая Ложа деньги платила, чтоб они тебя ублажали и не болтали вслух, что думают.

– То-то ты подо мной стонала!

В этот раз он был начеку, чтобы вмазать ей, гадине, если опять замахнется, но она это учла и не полезла. Ни шагу от двери. Только изобразила брезгливую мину, сделавшую ее строгое лицо неприглядно гротескным.

– Стонать – дело нехитрое. Я выполняла задание для своей родины, а то б на дюжину шагов к такому, как ты, не подошла.

– Ага, у вас у всех только выгода на уме – или за деньги, или за безопасность, или еще за что, а любовь ради любви – так у вас не бывает, и все вы последние девки, даже самые гордые. Иногда исключения подтверждают правила, ну там святые женщины бывают, а кроме этого все вы только и делаете, что продаетесь, каждая за свою цену!

– Ах ты, прыщ на ровном месте… – ее прозрачно-серые глаза негодующе сверкнули.

– Хенгеда, выходи уже, – донесся из-за двери рассудительный и слегка недовольный бас. – Нашла с кем спорить – с этим ларвезийским поросенком-попрыгунчиком! Дала по роже – и молодец, хватит лясы точить.

– Погоди, Нейвурт, – бросила девушка.

– Чего годить-то? Ты ж от него теперь отделалась, поблагодари за это богов.

– Да если б отделалась. – Тамрила, которую, как выяснилось, звали Хенгедой, прожгла Дирвена таким обреченно-яростным взглядом, словно ей предстояло с ним жизнь прожить, и это ее вовсе не радовало. – Выслушай меня, ты, прыщ самовлюбленный! Ты меня в самый интересный момент спросил, почему я не Эдмар – не забыл об этом?

За дверью изумленно и негодующе выругались, потом смачно харкнули, а у Дирвена вспыхнули уши и щеки. Он же не виноват, он не такой, это же все приворот – и ничего больше, а они что вообразили?!

– Это совсем не то, что ты подумала!

– Да неужто? – Хенгеда злорадно ухмыльнулась, опять став такой отвратительной, что был бы у него «Каменный молот» – на месте бы ее прихлопнул, словно гадкую лягушку ботинком. – А правильный ответ на твой вопрос – потому что. И такие, вроде тебя, еще хают женскую логику! Зато у самих логика – просто светоч во тьме! Ага, спрашивать у девушки, почему у нее талия не как у песчаной ведьмы, или почему грудь не такая, как у статуи Зерл-во-Славе на площади Генералов, или почему твоя девушка не Эдмар – куда как логично!

– Я же про талию и грудь ничего не сказал… – Дирвен был так обескуражен этой неожиданной вспышкой, что сам не заметил, как начал оправдываться.

– Не важно, другие индивиды говорили другим девушкам, – она хмыкнула, явно чувствуя себя победительницей.

Он только собрался объяснить, что насчет Эдмара у него вырвалось, потому что Эдмар маг, и он имел в виду, что, если б Тамрила тоже была магичкой, они могли бы не опасаться, что их выследят, – в общем, наплести чего-нибудь в этом роде, чтобы не считала его таким, – но дверь за ней уже захлопнулась.

Хвала Зерл и Хитроумному, причудливая зубчатая тень, темная на фоне меркнущего шафранного неба, оказалась не руиной, от которой добра не жди, а еще одним Зубом Ланки. Обливаясь потом и откашливаясь от пыли, шестеро странников успели туда раньше, чем солнце село, а прозрачная вечерняя луна налилась угрожающей желтизной.

Суно заканчивал защитный круг – в этот раз тройной, потому и ушло на него больше времени, вдобавок окропленный зельем, полученным от коллег через кладовку, – когда бескрайнюю сумеречную тишину нарушили далекие звуки: шелест, стоны, выкрики… С юга.

Сабил и Онсур безропотно позволили себя связать. Начелдон пытался возражать – мол-де у него сильная воля и есть оберег, но Орвехт отправил его в беспамятство коротким ударом-касанием, усиленным магическим импульсом, и отставной капитан разделил участь попутчиков.

Надо заметить, раньше он не производил впечатления дурака. Сила воли и самолюбие – оно, конечно, ларвезийскому офицеру приличествует, но не когда речь идет о рое флирий в ночь гона. Человек рассудительный и солидный, хотя и плут, а вот же уперся, как заносчивый юнец. Суно рассеянно вертел в руках его свалившуюся в пыль шляпу, которую тот не пожелал сменить на тюрбан, – выгоревшую, порыжелую, впитавшую запах давно не мытых волос. За ремешком пара оберегов – от солнечного удара и от волшебного народца, да еще что-то мелкое, то ли бусина, то ли застрявший камешек… Бывалый человек, а свалял дурака.

Положив головной убор рядом с Начелдоном, который уже начал приходить в себя, Орвехт присоединился к амулетчикам. Их защищали артефакты, его – заклинание. Остальных троих, теоретически, тоже можно было оградить от чар с помощью магии, и это, опять же теоретически, вполне могло оказаться эффективным, но он решил не рисковать.

Рой приближался не слишком быстро. Флирии носились в безумной пляске, взмывали к луне, камнем падали вниз, описывали круги – то громадным хороводом, то перемешиваясь в охваченный хаотичным брожением сонм крылатых созданий. Издали они напоминали мотыльков, которые вьются в свете фонаря, вблизи было видно, что светятся сами их стрекозиные крылья, вспыхивающие радужными узорами.

В этом мерцающем разноцветном сиянии можно было разглядеть маленькие иссиня-бледные лица, разметавшиеся волосы, тонкие руки, а также брюшки и суставчатые ноги: ниже пояса эти летучие девы подобны насекомым.

Говорить по-людски они не умеют и во всякую пору кроме гона молчат, а когда в полнолуние сбиваются в рой и пускаются в сумасшедшую пляску, издают негромкие ноющие крики. Чарующими эти возгласы не назовешь, однако зачаровать они могут – в сугубо магическом, а не эстетическом смысле. Есть в их немелодичном гомоне рваный ритм, назойливо манящий за собой.

Суно, Зомар и Кебрехт прятались за камнями. Тройной круг, усиленный зельем, делал их невидимыми для волшебного народца.

Флирии не опасны, им ни до кого нет дела, но следом за танцующим роем бегут, щелкая длинными костяными хвостами, острозубые стиги, и темными шарами в ночной темноте катятся скумоны-упыри, и скачут, бренча браслетами, сойгруны, и шагают похожие на долговязые огородные пугала амуши, которые стократ хуже тех, других и третьих. Кто увяжется за флириями, околдованный радужным мерцанием их крыльев, безумием их воздушного танца и зовущими воплями, станет добычей этих страшных нахлебников.

Тем уже что-то перепало: когда процессия проходила мимо, можно было расслышать довольные смешки амуши и чавканье, слабо пахнуло кровью.

После того как эти твари затерялись на потаенных просторах ночи, Кебрехт, не таясь, вытер со лба пот, да и Суно мысленно возблагодарил Госпожу Вероятностей. Разминулись. А могло обернуться иначе.

– Если вы, чтобы сломить меня, в своей подлости зложительской станете угрожать, что причините какой вред или просто боль хоть человеку, хоть животному, хоть кому-то из нелюдских рас, хоть какому другому живому существу, хоть духу мертвеца, да будете вы тогда во всем лишены милосердия от кого угодно до конца этой жизни, что бы с вами ни случилось. Я об этом прошу, и госпожа моя Тавше меня слышит! – Воцарилась звенящая тишина, после чего Зинта, сбавив тон, добавила: – Это проклятие, ежели сами не поняли. И если приметесь за то, о чем я сказала, – оно осуществится, я у Госпожи в милости. На Дирвена-то она за меня прогневалась, после того как этот балбес прирезал сдуру моего пациента. Вот и вам несдобровать. Поэтому лучше разузнайте заранее адресок того мастера шляпных дел, которому ваши коллеги шляпу с кармашком для Дирвена заказывали. А ну как вам пригодится, если вдруг тоже чего отрастет? Или, может, не отрастет – наоборот, что-нибудь отвалится…

– Госпожа Зинта, вы совершенно напрасно так драматизируете ситуацию, – вздохнул один из этих безликих серобалахонников в маске с наводящими уныние невыразительно-правильными чертами – у всех, кого она тут видела, маски были одинаковые. – Мы всего лишь пригласили вас сюда, чтобы побеседовать.

– И который день уж беседуем?

Не сказать, чтобы ее держали в совсем скверных условиях. Тут была и кровать с чистым бельем, и комод со всякой нужной женщине мелочью, и прикрывающие наглухо зарешеченное оконце шторы с вытканными розами, от потолка до пола – впрочем, изрядно потрепанные. Зинте подумалось, что их, должно быть, или конфисковали, или получили как пожертвование на казенные нужды из какого-нибудь обветшалого аристократического гнезда. В отдельном чулане – уборная, там же умывальник с тазом.

Ей не говорили, что она находится в Доме Инквизиции. Сама поняла. Или не прямо там, но все равно взаперти ее держат светлейшие инквизиторы, чтоб их Тавше как следует проучила.

Они допытывались и об Эдмаре, и о Суно, и об истории с Тимодией, и о чем говорили Эдмар с Римендой, а Зинта, зная за собой, что может невзначай сболтнуть лишнее – какой-нибудь пустяк, который подтолкнет их сделать нужные выводы, уж это они умеют, – на все вопросы отмалчивалась и только стыдила собеседников.

Теперь вот начали угрожать, но сразу получили в ответ упреждающее проклятие – словно ринулись в дверь, да запнулись о натянутую над полом веревку. К такому обороту Зинта подготовилась заранее: понятно, что с этих вполне станется мучить кого-нибудь постороннего, чтобы оказать давление на неприкосновенную служительницу Тавше. На то, что контратака не заставит себя ждать, они, похоже, не рассчитывали.

– Госпожа Зинта, лишить человека всякой надежды на милосердие при любых обстоятельствах – это чрезмерно жестоко, вы не находите? – с упреком осведомился один из допросчиков.

– Да уж не вам рассуждать о милосердии и жестокости, – отрезала лекарка. – После того, чем вы мне пригрозили, ваши речи на эту тему не в счет.

– Каждый имеет право на сострадание, – мягко возразил другой инквизитор. – Вам ли это отрицать?

– Ваши бы слова да золотом на серебре выложить, да только кто бы говорил.

– Вы не правы. Мы заботимся о благе всех жителей Ларвезы, о спокойствии и стабильности…

– О своем благе, чего уж там.

– В том числе о своем, но прежде всего о всеобщем, ради этого мы и просим вас поделиться информацией, а потом, когда все вопросы будут улажены, вы сможете вернуться домой.

Терпения им было не занимать, да и вежливости тоже, но сквозило в их прохладной деловитой учтивости что-то отвратительное – словно кусок пирога, который на вид пригляден, а внутри кишит червями.

Прогневать Тавше они не хотели, потому обращались с лекаркой хорошо, но отпускать ее тоже не собирались, на этот счет Зинта не обольщалась. Ей же сказали: когда все вопросы будут улажены. Даже если она выложит им, что знает, может статься, что продержат ее здесь до старости. На всякий случай, ради блага и спокойствия.

Тускло освещенная комната, спертый воздух, тишина, только где-то далеко под полом еле слышно скребутся мыши. Словно тебя поселили в склепе. Возможно, инквизиторы Ложи рассчитывали добиться своего измором: пройдет сколько-то времени, и узница станет сговорчивей просто потому, что у нее голова пойдет кругом от одиночества и этой затхлой мышиной тишины.

Местами в пыли виднелась, словно разноцветные брызги краски, пыльца с крыльев флирий. Достав из кладовки банку и маленький серебряный совок – наилучший инструмент для такой работы, Орвехт мимоходом собирал ее, чтобы добро не пропадало. Специально не искал, только если бросались в глаза радужные пятнышки на сухой почве среди норок, камней и привычной к здешнему климату жесткой поросли.

Порой попадались свежие обглоданные кости. Флирии метались над равниной, не придерживаясь определенного направления, и следы тех, кто бежал за роем, несколько раз пересекали прямую, по которой шагали к цели шестеро безлошадных путешественников.

Утром Суно получил мыслевесть от Крелдона: «Зинта у коллег. Разбираемся с этим вопросом».

Ясно… Вернее, неясно, захватили ее те, кто желает поскорее поменять состав Сокровенного Круга (как рычаг воздействия на Орвехта), или сама ввязалась куда не надо (неосторожно обмолвилась о Накопителях? за кого-то заступилась?), но и то отрадно, что за этим стоит не Лорма. Маги Ложи остерегутся ссориться с Тавше. Суно не то чтобы совсем успокоился, но решил, что это не худший из вариантов. Тем более что сохранить тайну похитителям не удалось (если только это не намеренно допущенная утечка информации), и теперь начнется многоуровневая и многоходовая игра – такая, что любой джуб обзавидуется.

Видимо, Зинту держат в помещении, закрытом для мыслевестей – с ней по-прежнему никакой связи. Придется ждать.

Плоскогорье Маюн маячило на горизонте лиловатой каймой под сияющим жарким небом. Дойти до него – полдела, потом надо будет еще и до Золотой Прорвы добраться.

Ближе к Маюну стали встречаться люди – собиратели пыльцы флирий. Все они старались разминуться с подозрительной группой мужчин: вдруг у тех на уме грабеж?

На закате следующего дня, когда возвышенность обрела рыжевато-бурый цвет и пологие очертания расплывшейся копны сена величиной в полгоризонта, Орвехт и его спутники спугнули бандитов, насевших втроем на одного, который отбивался посохом. И жертва, и лиходеи выглядели оборванцами. Заметив чужаков, нападавшие бросились бежать, по-заячьи петляя среди устремленных к небесам игольчатых мананаг – некстати вспомнилось, что Эдмар называл эти растения забавным словом кактусы, – и скрылись за кустарником.

Вызволенный из беды суриец с опаской оглядел своих избавителей и степенно поклонился. Его засаленная куфла – безрукавный халат с карманами – была вся в заплатах, сбоку свисал свежевыдранный лоскут. Сам он был худ, жилист, смугл, как обожженная глина, с непокорно всклокоченной пегой бородой. Из-под вялых стариковских век живо блестели черно-карие глаза.

Увидел бы его Суно где-нибудь на городской улице, присевшим в тени под стеной, кинул бы медяк. А все же ощущалось в нем определенное достоинство – то, которое не зависит ни от сословия, ни от одежки, ни от того, туго ли набит у тебя кошелек.

Звали его Телбеш-нуба, и кормился он тем, что травил по харчевням байки да сказки. Не ахти какое прибыльное занятие, нопрожить можно. Как и многие из местных, после колдовского полнолуния он отправился на равнину, чтобы набрать волшебной пыльцы и потом продать магам или перекупщикам.

Что ж, ему повезло: Орвехт на месте сторговал у него весь «улов», который Телбеш так и не отдал бандитам. Новый знакомец ему приглянулся – и своей творческой профессией, и тем, что, несмотря на немолодые годы, весьма неплохо орудовал посохом. Наняли его в проводники: тот и Маюн хорошо знает, и много чего интересного порасскажет. Маловероятно, чтобы он был засланцем от Лормы, но если и так, кто сказал, что его нельзя переиграть?

На ночлег устроились в десятке шабов от сглаженных маюнских отрогов. Желтая, как звериный глаз, луна сидела на верхушке громадной мананаги, еле видневшейся чернильным силуэтом на усыпанном звездами темно-синем небе. Оглушительным хором стрекотали цикады, время от времени слышались тоскливые переливчатые крики ночных птиц.

Подходящее обрамление для того, о чем поведал Телбеш-нуба. Тот завел речь о вещах таинственных и пугающих, но пугали они не жестокостью, какой полнятся сурийские сказания о разбойниках, демонах, умертвиях и волшебном народце. Тут было другое: завораживающая бездонность, которая сродни южной ночи, хищной желтой луне, необъятному простору оставшейся позади Пчевайской равнины, птичьим голосам, зовущим раствориться в этом головокружительном просторе.

– Вы знаете о том, что миры иногда крадут людей?

– Бывает, – согласился Орвехт. – Отчего ж и такому не бывать?

– Но вы, верно, думаете, что это небыль, а оно правда, – продолжил сказитель привычно и гладко. – Это одна из опасностей, которая подстерегает путешественника по чужим мирам. Сильно понравишься какому-нибудь миру – и он тебя не отпустит, зачарует своими красотами и тайнами, да для верности еще и память твою заморочит. Постепенно забудешь, где и с кем жил раньше, начнешь думать, что всегда был здешним, и ничего другого тебе не надо, а что с тобой было до того, как попал в эту западню, будет помниться смутно, словно обрывки сна. Вот так-то, почтенные, когда открываете Врата Перехода и отправляетесь гулять по мирам, не забывайте об этом!

– Чудеса, – одобрительно крякнул отставной капитан, отхлебнув кисловатого вина из фляги.

Глаза Сабила по-мальчишески восхищенно блестели над матхавой: сказка ему понравилась. Онсур оставался безучастным и подавленным. Зомар слушал задумчиво, измотанный пешим переходом Кебрехт – рассеянно, в полудреме. Никому из них не светили путешествия в чужие миры: это удовольствие для магов высокого ранга да для богачей, способных оплатить услуги магов-сопровождающих.

– Но не думайте, это еще не все. Порой с миром можно столковаться, чтобы он кого-то для вас украл, иные люди этим пользуются. Однажды в давние времена девица благородных кровей влюбилась в путешественника-иномирца и наняла мага, который заманил его обратно в Сонхи. Наш мир затуманил ему память, и та девица вышла за него замуж, но пятнадцать лет спустя за ним пришли из родного мира жена и подросший сын. Тогда украденный все равно что очнулся от волшебного сна и вместе с ними вернулся домой. А то еще царевна из мира, который зовется Вейян, услала сюда свою сестру-соперницу, чтобы вместо нее выйти замуж за принца, эта история тоже случилась давным-давно. Обманутый принц все же узнал правду и явился в Сонхи забрать свою возлюбленную, однако ему не повезло. Ту повстречал и взял в жены один славный сурийский князь, царевна за это время уж и детишек ему нарожала с полдюжины, так что бывшего жениха она знать не захотела. Редко бывает, чтобы мир не удержал того, кого пожелал оставить у себя. Целый мир – это вам, почтенные, не смертный царь, не господин или госпожа волшебного двора, даже не кто-нибудь из местных богов, это сила столь великая, что с ней не поспоришь. Хотя сказывают, что жена и сын того путешественника сумели увести его домой. Увели-то увели, да вряд ли после этого он был счастлив. Не иначе, до конца жизни тосковал, вспоминая Сонхи, и душа его рвалась сюда, даже если родной мир был стократ прекрасней. Вполне могло статься, что посмертный путь потом привел его в Сонхи, и в следующий раз он родился здесь, но этого я вам наверняка не скажу, а врать не стану. Если мир вознамерился кого забрать, его сюда потянет, как одержимого – это начинается после того, как человеку подсунут приворот. И с тем путешественником, и с царевной-невестой так и поступили.

Сказитель умолк и приложился к кружке с крепко заваренным сладким чаем.

– А что за приворот такой? – за всех поинтересовался Начелдон.

– У нас на Маюне, – старик мотнул головой в сторону темного массива плоскогорья, – есть долина Кинши, и там есть деревня Киншат. Ее жители хранят источник, который бьет из скалы в укромном гроте, изо рта у растрескавшейся каменной маски, изображающей неведомо чье лицо. Вода течет по камням, покрытым скользким налетом бирюзового цвета – вот это и есть приворотное зелье мира Сонхи. Налета надо соскоблить самую малость, с четверть чайной ложки, размешать в каком угодно питье и угостить того, кого задумали заворожить и украсть. После этого человек потеряет покой, затоскует, наш мир начнет сниться ему по ночам, показывая картинки и тихонько напевая свои песни. Заманивающему волшебству русалок, песчанниц и флирий не сравниться с ворожбой самого мира Сонхи: коли не будет их рядом, оно отпустит, а это перевернет тебе душу и не отпустит, и возле тебя как будто поселится вечный сквозняк, который все куда-то тянет и тянет. Причем зелье подействует лишь на кого надо, а кто-нибудь другой отведает того же напитка – и ничего с ним не произойдет. Киншатский источник защищен непреодолимыми чарами, лишь потомственные жители деревни смогут взять оттуда приворотное снадобье. И после этого покупатель должен, в одиночестве стоя перед каменной маской, рассказать о том человеке, которого надлежит украсть. Если миру это понравится, снадобье на ладони останется влажным и бирюзовым, а если Сонхи решит, что даром не надо, оно вмиг засохнет и обернется щепоткой пыли. И такое порой случалось, целый великий мир – это вам, почтенные, не наемник с большой дороги. Бирюзовое снадобье стоит дорого, только богачам из богачей по карману. Наша община и рада бы сбавить цену, да нельзя – приворот к самому миру Сонхи негоже отдавать по дешевке, за это на деревню какая-нибудь неминучая кара обрушится.

– И в большом достатке живете? – полюбопытствовал Начелдон.

– Ох, не спрашивайте, почтенные, – Телбеш-нуба щелкнул языком и сокрушенно покачал головой. – Деревня хранителей источника прозябает в нищете, ибо кому нужен наш товар, да еще за царскую плату? Никому не нужен.

«И то верно, – мысленно согласился Орвехт. – Если припекло от кого-то избавиться, незачем сплавлять его в чужой мир, для того есть множество способов куда проще, эффективней и вдобавок дешевле. А если речь о том, чтобы кого-то любой ценой заполучить, обморочив и заставив позабыть о прежних связях, – тоже ведь форменное безумие. Жаль, для исследований это снадобье не купишь: обратится в пыль, и по-всякому дороговато…»

– Так что, почтенные, мы в Киншате влачим свое существование впроголодь и перебиваемся кто чем – огородики держим, овец разводим, в полнолуние собираем пыльцу флирий, молодежь, бывает, нанимается на прииски в Золотую Прорву, женщины вышивают на продажу, я вот к вам в провожатые напросился, благодарствую за доброту.

На этой прозаической ноте сказка и закончилась.

Все эти гады с серьезными благостными рожами только и твердили, какой он беспримерно жалкий, бессовестный, тупой и трусливый. Вдобавок опоили какой-то дрянью, из-за чего казалось, что камера задрапирована колышущейся кисеей. Дирвена тошнило. Им это не нравилось, и они допытывались, где спрятан амулет, который его защищает.

От чего защищает – от того, чем опоили? А может, у вас тут просто дряневары неважнецкие?

Дирвен так и высказался, за что получил затрещину. Конечно же, посредством заклятья – его собеседники рук не марали. Словно прямо по внутренностям хлестнули многохвостой плетью. Когда он, ненавидяще скривившись, поинтересовался с подковыркой, а как же тогда закон о Детском Счастье, он ведь по закону восемнадцатилетний ребенок, которого бить нельзя, – ему ответили, что таких угробцев, как он, в порядке исключения можно и нужно. Ибо хоть он, совершенно верно, ребенок, но уже успел стать предателем родины и убийцей.

– Сколько у тебя на совести человеческих жизней – сто, двести, пятьсот или уже за тысячу? Неугодную Светлейшей Ложе флотилию в Сиянском море ты потопил, словно мальчишка бумажные кораблики, а ведь там были живые люди, много людей… – сочувственным тоном напомнил господин Ферклиц, терпеливый, показушно мягкий, с породистым бледным лицом и негромким голосом, напоминающим ту самую воду, которая камень точит.

Он всегда говорил сочувственно, однако при случае мог отвесить зверски болезненную магическую плюху, все с той же благорасположенной и сожалеющей миной. В воспитательных якобы целях. Этакий невозмутимый добрый гад, который лупцует тебя, чтобы научить хорошему. Дирвен решил, что прикончит его в первую очередь, дайте только до амулетов добраться. Но амулеты от него держали подальше: увидишь их не раньше, чем тебя обработают до полной лояльности.

– На тех кораблях были пираты, которые грабили и убивали.

– Но все же люди, каждый со своей судьбой, правда? А ты одним махом оборвал их жизни, не задумываясь, что делаешь. По приказу ларвезийской Ложи, которая сеет зло, лицемерно прикрываясь рассуждениями о благе.

– Так же, как вы. Прошлой весной я был в Аленде на площади Полосатой Совы, когда ваша гадина запустила там «ведьмину мясорубку». На площади тоже были люди.

– Здесь ты путаешь, это был не наш агент, а посланница Ктармы.

– Так вы же поддерживаете Ктарму!

– Мы поддерживаем тех, кто борется против ларвезийского засилья за свое учение и отстаивает свои права. В том числе Ктарму. Тебе Флаварья по ночам не снится?

Его умные водянистые глаза смотрели на пленника испытующе и внимательно. Глаза опытного игрока. Дирвен невольно поежился.

Флаварья и вправду время от времени ему снилась: серая и как будто вся пыльная, похожая на ночную бабочку-мертвяницу – если б у той бабочки, выросшей до чудовищных размеров, появилось опухшее человеческое лицо. Она молча глядела на Дирвена, до половины вросшая в скалу, словно живой барельеф.

Это Эдмар додумался притащить ее к замурованному в Разлучных горах лису-демону, чтобы тот смог вырваться из ловушки, после того как его пойманное воплощение будет убито «ведьминой мясорубкой». Флаварья заняла его место. Каменного Лиса, или Серебряного Лиса, который, как поговаривали, стал теперь Эдмару закадычным дружком, можно было освободить только при соблюдении этого условия.

Сны про Флаварью были тягостны и печальны, хотя жалости к ней Дирвен не испытывал. Если б эта девица пустила в ход «ведьмину мясорубку» где-нибудь в городе – было бы вокруг на целый квартал развалин, кровищи и разодранных трупов.

– Гадина ваша Флаварья, – процедил он, глядя с вызовом в невозмутимые глаза собеседника.

– Она не гадина, а смелая девушка, не пожалевшая жизни ради защиты того, что она считала важным. А ты, безмозглый сопливый палач, – Ферклиц произнес это прохладно и брезгливо, словно распекал прислугу за жирное пятно у себя на мундире, – ты обрек ее на участь хуже смерти. Ты ведь не хотел бы занять ее место?

– А вы не хотели бы пойти с женой и детишками прогуляться по улице, и чтобы вас там всем семейством такая же девка с учением и правами порвала на куски «мясорубкой»?

– Глупый сопляк… Ктарма борется с теми, кто погряз в пороках. Мы, просвещенные люди, можем не одобрять их методы, но мы уважаем высокие побуждения ужасателей Ктармы. Надо учиться смотреть на вещи непредвзято. Овдаба чиста, поэтому у нас на улицах такого не бывает.

– Ага, конечно, вы же Ктарму финансируете, кто же станет откусывать дающую руку!

В печень, желудок и селезенку словно вонзились на долю секунды зазубренные ножи. Он закричал от боли.

– Ты снова наказан за дерзость, – бесстрастно пояснил Ферклиц, когда экзекуция закончилась. – Не повторяй то, чему тебя научили в Ложе. С тобой там скверно обращались, а ты до сих пор цепляешься за их лживые слова.

Насчет скверного обращения он не то чтобы вовсе наврал, но Дирвену хотелось убить этого гада едва ли не больше, чем подлеца Эдмара с его ухмылками, пирожками и приворотами. Да только если при тебе нет амулетов, кидаться в драку с магом бессмысленно. Еще хуже огребешь.

– Подумай о своей дурной жизни и о своих поступках, которые всем несли только зло и горечь, – собеседник поднялся со стула, смерив Дирвена неодобрительно-участливым взглядом. – Твоя пропавшая мать, твоя приемная родительница госпожа Хентокенц, шестнадцатилетняя песчаная ведьма, с которой ты закрутил грязную интрижку в ларвезийском духе, несчастная Флаварья, оскорбленная тобой Хенгеда, множество незнакомых тебе людей, которых ты убивал по приказу Ложи, словно играя в игрушки, – все они у тебя на совести, и никуда не денешься, ты за них в ответе. Вот о чем тебе сейчас надо подумать, а вовсе не о побеге.

Когда он вышел, Дирвен прошептал ему вслед: «Ну и пошел к поиметым демонам!» – а потом, уже без всякого куража, несчастно сгорбился и всхлипнул. Он чувствовал себя так, словно вся душа изъедена червями, и непрерывно там что-то копошится, грызет, саднит…

Про маму сказали, что в последний раз ее видели в Рунде три года назад, вскоре после того, как он сбежал за границу. Ей тогда сообщили, что он утонул. Первое время все и впрямь так думали. А если б он не скрыл, что он амулетчик, и не пустился вплавь через Бегону, Сонтобия Кориц никуда бы не пропала. От Рунды рукой подать до Пшорских гор… Поскольку ее потом искали, но не нашли, можно сделать вывод, что ее увели к себе пшоры.

И госпожа Хентокенц после его мнимой гибели была безутешна. И с Флаварьей он поступил чудовищно. И на любовь не способен. И саму Тавше прогневал до того, что схлопотал проклятие, – чем не доказательство его испорченности?

И нет на свете никого, кто мог бы от чистого сердца сказать ему спасибо за добро, не чувствуя никакой на него обиды: даже делая во время своих заданий что-то хорошее, он всегда проявлял заносчивость и непочтительность.

Тюремные маги воспользовались этим, чтобы заклясть цепи, которыми Дирвен был прикован за лодыжки к торчащим из стен кольцам – как объяснили, мера предосторожности, чтобы его не похитили те, кто не прочь свести с ним счеты. Вот на это самое и закляли: его ножные кандалы отомкнет сам Ферклиц (или кто-нибудь из его доверенных заместителей) – либо тот, кто сможет сказать Дирвену спасибо за доброе дело, не отягощенное какой бы то ни было обидой.

Из-за этой сволочной уловки не удалось его отсюда вытащить пробравшемуся в тюрьму агенту Ложи, который так и не сумел ничего поделать с кандалами, а потом набежала охрана, парня по-страшному избили и уволокли. На полу осталась кровавая полоса, ее затерли только на следующий день. После подумалось, что все это могло быть нарочно разыгранным спектаклем… А вдруг нет?

Однажды в камеру ворвались адепты Ктармы, заблокировали дверь изнутри и приготовились его пытать – за то страшное, что они с Эдмаром сотворили с Флаварьей, и за других ужасательниц Ктармы, убитых Дирвеном на боевых заданиях. С него собирались содрать кожу, но обошлось несколькими надрезами, охрана успела вовремя вынести дверь и спровадила опасных визитеров. Ферклиц после этого сказал, что только овдейские государственные службы смогут защитить Дирвена от мести Ктармы. Тоже смахивает на представление с целью его запугать – и тоже кто их знает. Убедишь себя, что оно понарошку, а потом окажется, что дело обстоит серьезней некуда.

И неужели мама в самом деле у пшоров? То-то маги Ложи так и не смогли ее разыскать…

Да еще попрекают его этой Хенгедой-Тамрилой, хотя она подло заманила его в ловушку и предала. Ферклиц говорит об этой шлюхе так, словно она Дирвену едва ли не нареченная невеста! Да еще, заводя о ней речь, смотрит этак выжидающе: чего, интересно, ждет? Неужели он считает, что Дирвен мог в нее влюбиться?

На душе невтерпеж тяжело, и в придачу никак не отделаться от ощущения, будто по ее закоулкам копошатся какие-то кусачие черви… Его околдовали – или это само по себе?

Он до сих пор держался на одном своем яростном, сквозь слезы, упрямстве, иначе сломался бы еще позавчера.

Господин Ферклиц, один из высших тайных магов-советников министерства благоденствия Овдейской державы, был вовсе не так невозмутим, как оно казалось измученному пленнику. Напротив, он пребывал почти в замешательстве, хотя страсть как не любил это словечко и это состояние. Не любил, но пребывал, чтоб демоны Хиалы побрали тех ларвезийских умников, которые обеспечили ему этакие палки в колеса.

Досаждало ему отнюдь не упрямство Дирвена: здесь-то все предсказуемо, все идет по плану, непрерывный нажим – и в конце концов избалованный своевольный поганец капитулирует, тогда можно будет приступить к дрессировке.

Вот здесь-то и затаился подвох. Первоначально главная роль на следующем этапе отводилась Хенгеде: высокий приворот – и мальчишка будет ее боготворить, сделает что угодно, лишь бы заслужить прощение и добиться взаимности. Девица от сей перспективы была не в восторге, но чувство долга и дисциплина взяли верх над ее неприязнью к Дирвену. К тому же чем не сладкая месть? Ведь тогда она сможет помыкать им, а он будет страдать из-за ее холодных взглядов и колкостей, будет сгорать на медленном огне и когда Хенгеда рядом, и когда она далеко, будет лезть из кожи вон, лишь бы завоевать ее одобрение.

Собственно говоря, это уже должно было начаться, да что-то не начиналось. Привороты Дирвена не брали – ни высокие, ни низкие, вообще никакие. Уже несколько раз ему давали любовные напитки, приготовленные лучшими зельеварами министерства благоденствия, а толку ноль.

Однажды в него влили лошадиную дозу, но единственным результатом этого эксперимента стал благоухающий ингредиентами зелья жидкий стул и печальная ругань функционера, выносившего за узником горшки.

Что-то защищало поганца от каких угодно любовных приворотов – но что это? Не амулет. Его дважды усыпляли и проверяли самым тщательным образом: никаких артефактов ни на нем, ни внедренных в плоть, ни замаскированных под естественные образования на коже. И не заклинание, тоже проверено-перепроверено. Тем не менее здесь явно присутствовал какой-то неведомый мощный фактор, не позволявший приворожить Дирвена ни к Хенгеде, ни к кому бы то ни было.

Ферклиц ощутил невольное уважение к своим противникам из Ложи: ничего не скажешь, профессиональная работа… Но, боги великие, что и как они сделали?!

От размышлений его оторвал секретарь:

– Ваша светлость, прошу прощения, вас спрашивают четверо отморозков. Они ожидают в приемной для посетителей.

– Что?.. – тайный советник ошеломленно откинулся на спинку кресла. – Что еще за отморозки, кто пустил их в министерство?

– Сами так представились. Говорят, что они отмороженные древние маги, и просят аудиенции у высшего руководства.

– Ну так подскажите им дорогу до ближайшего Накопителя! – раздраженно бросил Ферклиц, однако привычка ничего не выпускать из-под контроля и все доводить до конца взяла верх. – Научитесь докладывать по существу, ваш предшественник должен был вас проинструктировать. Кто это такие?

– Похожи на студентов из Суринани, ваша светлость. Маги. Одеты скверно и неопрятно, по-овдейски говорят плохо. Возможно, перебрали грибочков.

– Что ж, тогда в кутузку их, – сдержав невеселый вздох, распорядился советник. – Кураторы завтра разберутся, чьи это отморозки.

Скорее всего, мерзавцы-первокурсники. Верные сыны Ктармы, определенные в Овдейский Магический университет, со временем худо-бедно приучаются к просвещенной жизни, но поначалу и впрямь ведут себя, как последние отморозки. Приходится терпеть. Китонские дурманные грибочки, продаваемые из-под полы в злачных местах столицы, – это для них все равно что ловушка с медовой приманкой.

По учению Ктармы, мир переполнен скверной, которую надо искоренять вместе с ее носителями, но с точки зрения ктармийской молодежи зло злу рознь. Театры, балы, декольтированные платья и обтягивающие лосины, иллюстрированные книжки фривольного содержания, женщины и юнцы, которые ходят по улицам, не пряча лиц под матхавами, – это все плохая скверна, а грибочки, уносящие в дурманные дали, – хорошая скверна, побольше бы ее было! Очевидно, так они рассуждают? Или не рассуждают, а просто следуют своим побуждениям и вовсю куролесят, подвергая испытанию прославленную терпимость овдейских обывателей. Без них в стране было бы спокойнее, но никуда не денешься – ценные союзники, козырь в игре.

Ферклиц уже собирался домой, когда пришла мыслевесть из лаборатории: там наконец-то разобрались, что защищает Дирвена от приворотов. Оказалось, он уже приворожен – и этот непостижимо искусный приворот, который не представляется возможным снять, защищает его от всякой прочей любовной ворожбы. Воистину час от часу не легче.

Несмотря на позднее время, Ферклиц послал экипаж за Хенгедой.

– К Тейзургу, ваша светлость, – подумав, предположила девушка. – В последний раз он спросил, почему я не Эдмар.

Судя по тому, как у нее засияли глаза, она явно обрадовалась, что дальше ей не придется иметь дело с Дирвеном, хотя и силилась скрыть от руководителя свои чувства.

А господину Ферклицу теперь предстояло разрабатывать новый план ломки и перевербовки этого окаянного жабьего выкормыша – лучшего амулетчика мира Сонхи.

Над пологими склонами Маюнских гор плыл горячий полынный дух и жужжали насекомые. Тропа то тянулась среди сизоватой поросли, то исчезала на каменистых проплешинах. Кое-где вспыхивали на солнце лживые драгоценности, которые при ближайшем рассмотрении оказывались крылатыми и членистоногими.

Однажды попалась заброшенная мазанка, побурелая, с гнилой плетенкой в прорехах и подвешенной к притолоке зияющего проема пустой кружкой. Сурийское поверье: если в оставленный дом повадятся демоны, нужно повесить в дверях кружку из необожженной глины, с выцарапанным заклинанием, плеснув на донышко чуть-чуть вина. Тогда те напьются – понарошке, но они будут думать, что на самом деле, – да уйдут восвояси в Хиалу.

Орвехт мог бы сказать, что это не подтвержденное практикой суеверие, ибо демону нет никакого резона селиться в пыльной развалюхе вдали от всего интересного, и посудиной с почти выветрившимся запахом вина его не обманешь. Зато для сурийских ведьм это недурная доходная статья.

За поворотом сверкнул ручей, на берегу стояло одинокое кряжистое дерево с густой кроной – такая тень, что на всех хватит.

– Назад! – скомандовал Суно, когда его спутники – за исключением недоверчиво сощурившегося Зомара – прибавили шагу.

После удара заклятьем дерево содрогнулось, присело и начало корчиться, его раскидистая, но вялая крона свалилась на землю, словно срезанная… Да и не крона это вовсе, а выдранный из земли куст!

Лишившийся маскировки древон со скрипом припустил прочь едва ли не вприпрыжку, его громадные лапы напоминали старые мощные корни.

Надо же, эти твари даже здесь встречаются… Обычно они водятся в лесах и перелесках. Само по себе присутствие древона на Маюне – добрый признак: это означает, что здешним лугам, кустарникам и рощицам вымирание не грозит.

Другое дело, что эти создания плотоядны. Прикинется обыкновенным деревом, а потом схватит и сожрет, поэтому их стволы и острые сучья покрыты пятнами засохшей крови.

– Экая дрянь, – проворчал вслед Начелдон.

Зомар сузил потемневшие глаза, но, повинуясь жесту Суно, так и не пустил в ход свои амулеты.

Ничего не попишешь, природа полна парадоксов. В такой местности, как Маюн, уничтожать древонов без острой необходимости не следует – их присутствие благотворно влияет на растительность, увеличивая ее жизненную силу. Орвехт не удивился бы, узнав, что в каких-нибудь здешних деревушках им еще и жертвы приносят.

Когда древесный хищник, скребя по земле корявыми лапами, скрылся за торчащими выше по склону валунами, люди умылись, напились и устроились возле ручья на отдых. Суно искоса наблюдал за своими спутниками.

Амулетчики собранны и дисциплинированны (все же хвала богам, что с ним не Дирвен – великая разрушительная сила, которую нельзя оставлять без нянек). Плут Начелдон, хоть и старался держать лицо, выглядел недовольным. Полагает, что его одурачили, – и в общем-то угадал, но знать не знает, кто его одурачил. Не те, на кого он думает.

Сабил, из почтительности к старшим взявший на себя обязанности слуги, хлопотал над снедью. Онсур тоскливо смотрел вдаль. Телбеш-нуба тоже оглядывал свои родные горы, местами покрытые зеленью – словно дорогие ковры малахитовых оттенков небрежно расстелили в рыжевато-бурой дорожной пыли.

– Если пойдем вон той тропой – как раз мимо Киншата, – заговорил он степенно, обращаясь к нанимателю. – Я сам уж четвертый месяц там не был. Те, кто безвылазно сидит в деревне, влачат свое существование хуже городских нищих, я уже говорил вам – земля там скудна для огородов, да и пастбища нехороши. Зато в деревне есть купальня, если пожелаете помыться. За деньги, но не дороже, чем у других. Оттуда и до Золотой Прорвы недалеко, через перевал.

– Отчего ж не завернуть туда, – решил Суно.

Если не считать тех часов, когда Зинту навещали здешние хозяева, ее постоянно окружала глухая тишина. Словно тебя поселили в норе, сооруженной из старой пыльной перины. «Зова боли» она тоже ни разу не слышала, хотя в таком окаянном месте, как инквизиторский застенок, всяко должен быть… Не иначе, они умудрились заэкранировать эту затхлую комнату от мыслевестей любой разновидности. Интересно, ее молитвы доходят отсюда до Тавше?

Тишина была бы совсем невыносимой, если б из-под пола не доносились звуки мышиной возни. С каждым днем они становились все ближе и громче. Зинта мышей не боялась, чего страшного в этих хвостатых серых комочках, и прислушивалась почти с благодарностью: без них у нее бы здесь давно уже начал заходить ум за разум.

Порой казалось, что они там не только шуршат, но еще и переговариваются. Хлопотливая старая мышь скрипучей скороговоркой подгоняет остальных: «А ну, копайте, живее шевелитесь, не то господин рассердится, никому не отлынивать!» – остальные пыхтят и оправдываются: «Да мы, тетушка, и так изо всех сил стараемся!»

Опомнившись, лекарка помотала головой, но голоса не исчезли. Ага, как же – ум за разум не заходит… Уже зашел.

Мыши и крысы по-людски не разговаривают. Отсюда следует, что она спятила. И надо же было стрястись такой беде… Пока Зинта по этому поводу сидела пригорюнившись, болтливые мыши докопались до самого пола и принялись скрести в одном месте. Теперь они обменивались таинственными шепотками, слов не разобрать, и порой замолкали, как будто прислушиваясь к происходящему наверху.

Лекарка уже успела обрадоваться: «Ну вот, конец бреду!», однако через минуту-другую снова зазвучали приглушенные торопливые голоса:

– Шевелитесь, лодыри, разбирайте камни, господин ждать не любит! А ну, сноровистей! Да берегитесь, чтоб не на головы…

«Что у них там за мышиный господин?» – заинтересовалась Зинта, но тут же спохватилась: еще не хватало потакать своему безумию!

Нужно принять меры, чтобы не рехнуться окончательно. С молитвой надрезать себе вену на запястье ножом Тавше – инквизиторы не посмели отобрать его у служительницы богини – и выпустить безумие прочь вместе с дурной кровью. Этот способ когда спасает, когда нет, по-разному бывает, душевные болезни – область темная, но это единственное, что сейчас можно сделать.

Лекарка вытащила из поясных ножен кинжал с неярко светящимся камнем на рукояти. Белесое мерцание предупреждало о том, что рядом находится кто-то из волшебного народца. Рядом?.. Да под полом же! Хороши маги-инквизиторы, если у них в подполье гнупи стаями шныряют! А с ее рассудком, стало быть, все в порядке.

Все смолкли, и тогда послышался требовательный старушечий голос:

– Госпожа Зинта, вы здесь?

– Я-то здесь, а вы убирайтесь отсюда, не то будете держать ответ перед самой Тавше Милосердной!

– Не сердитесь, госпожа Зинта, вам письмо!

В расцарапанную меж двух половиц щель просунулся белый кончик – зацепился, застрял, но через мгновение снизу вытолкнули весь бумажный прямоугольник целиком.

Зинта присела, разглядывая в полумраке конверт. Не подписан. Запечатан дорогим «перламутровым» сургучом, с изысканным узором на оттиске.

– Это вам от господина Тейзурга, – заговорщически проскрипели из щели. – Сломайте печать и прочитайте, да поскорее, покуда не развеялись чары господина, которые нас прикрывают.

Сургуч оказался приятно теплым. А кто другой бы взялся – наверное, опалило бы пальцы. Вскользь подумав об этом, лекарка развернула листок.

«Зинта, эти гнупи и тухурва – мои рабы, они унесут тебя в корзине по специально прорытому подземному ходу и доставят ко мне.

Перед тем как выпить из флакона зелье, обязательно скажи вслух: «Со всем, что на мне есть», – и после этого постарайся сохранять над собой контроль.

К сожалению, другого варианта, чтобы тебя вызволить, не нашлось. Нежно целую».

Без подписи.

Пока лекарка два раза перечитывала письмо, гнупи успели каким-то неведомым способом вырезать и выломать кусок пола. Круглая дыра. Ей в такую нипочем не протиснуться. Ребенок вроде Тимодии пролез бы, а из взрослых – разве что изящная, как побег тростника, Хеледика.

Из дыры выбралась подсаженная помощниками тухурва с веснушчатым морщинистым лицом, длинным, до верхней губы, крючковатым носом и паутинными кружевами на грязном сером чепце. Следом за ней полезли гнупи – хмурые, вислоносые, в зеленых и красных курточках с заплатками на локтях. Комната наполнилась запахом мышей, заплесневелого погреба и еще чего-то острого, кисловатого – должно быть, нечеловеческого пота.

Зинта отступила к стене, она впервые видела вблизи такое скопище представителей этого зловредного народца. Гости между тем втащили из подземелья объемистую продолговатую корзину с четырьмя ручками по бокам и привязанной крышкой.

– Это для вас паланкин, госпожа, – пояснила тухурва, ее зоркие черные глаза блестели, словно две мокрые смородины. – Выпейте вот это, да не забудьте сказать: «Со всем, что на мне есть», а то нам к священному ножу Тавше прикасаться не дозволено, да и в одежках запутаетесь.

Она извлекла из-за пазухи и протянула лекарке небольшой пузырек.

– Корзину вы зря принесли. Уж бегать-то я умею, хвала Тавше, от вас не отстану.

– Не зря, госпожа. После этого зелья вы можете с непривычки здравое человечье соображение потерять, все равно что захмелеете. Вдруг еще убежите незнамо куда, а мы не догоним, и господин потом убьет нас страшной казнью – он ведь так и сказал, что мы всеми своими потрохами за вас отвечаем. Потому, как хлебнете из этой склянки, полезайте в корзину, а мы крышку привяжем, чтобы чего не случилось, и сразу отсюда стреканем, не чуя пяток. По дороге самые быстроногие ребятушки четверками расставлены, только и ждут: которые утомятся, передадут ваш паланкин тем, кто со свежими силами.

«Ребятушки» глядели на Зинту снизу вверх угрюмо и воровато. Черная щетина, покрывающая их головы и загривки, напоминала сапожную щетку.

– Не мешкайте, госпожа, пейте. А письмо давайте сюда, я его съем, как велено господином.

И впрямь тянуть незачем. Отвинтив пробку, Зинта решительно произнесла: «Со всем, что на мне есть!» – и залпом выпила сладковато-пресное содержимое. Там был всего-то глоток. Тухурва и гнупи смотрели на нее во все глаза.

Комната потихоньку закружилась, поплыла. И флакон, и крышечка выскользнули из пальцев, черноголовые кинулись подбирать. Гротескная старушонка в надетых одна на другую рваных кофтах энергично двигала челюстями, дожевывая письмо. Уши заложило, лекарка почувствовала, что ноги ее не держат, и уже приготовилась к тому, что сейчас расшибется об пол, но вместо этого мягко упала на четвереньки.

– Хватайте госпожу! – азартно взвизгнула тухурва.

Зинта успела отпрыгнуть от бросившихся к ней гнупи. Раз хотят поймать – надо спасаться. Попыталась забиться от них в темноту под комодом, но ее ухватили сзади и вытянули наружу – ощущение было не то чтобы слишком болезненное, но неприятное.

Извернувшись, она увидела гнупи, вцепившегося в пушистый рыжевато-дымчатый хвост. Что?.. Да как он смеет?!

Молниеносно ударив, Зинта разодрала ему кожу на заскорузлой смуглой руке, напоминающей клешню. А вот нечего хватать за хвост! Трогать его она разрешила бы разве что Суно… Подумав об этом, Зинта мурлыкнула, но тут гнупи опять вознамерились ее поймать. Не поймают!

Одним отчаянным прыжком она очутилась на комоде, оттуда перемахнула на кровать, а с кровати – на штору с блекло-коричневыми розами, из которых торчали нитки. Проворно полезла вверх. Судя по виду этой шторы, по ней уже не раз лазили, еще до Зинты. Карниз неудобный, а ну как не удержишься… Зато с потолка свисает старая паутина, ее лохмотья завлекательно шевелятся от дуновения – так и хочется схватить.

– Госпожа, кис-кис! – умильно позвала снизу тухурва. – Спускайтесь оттуда, нам пора!

Зинта презрительно поглядела на нее и снова уставилась на паутину. Раз шевелится – значит, надо поймать. Может, оно съедобное?..

– Ребятушки, достаньте госпожу! Как есть она всякое разумение в один миг потеряла… Давайте живее, пока нас тут злыдни-маги не застукали!

Гнупи, даже не скинув деревянных башмаков, мигом повспрыгивали друг другу на плечи, не хуже акробатов в цирковом балагане. Прямо напротив Зинты, заслонив соблазнительные лохмотья, до которых и раньше-то было не дотянуться, замаячила насупленная физиономия с мясистым сизым носом. Ага, по носу она и ударила!

Черноголовый неловко взмахнул руками, отшатнулся, и живая пирамида развалилась.

– Да хватайте же ее! – тухурва сердито притопнула ногой, обутой в разношенный башмак с загнутым мыском. – Царапин боитесь, олухи? Лучше господина бойтесь! Он чучел из вас понаделает, колдовские книги в вашу кожу переплетет, и я с вами заодно пропаду пропадом… А ну, шевелитесь, вас много – она одна!

Черноголовые вновь слаженно запрыгнули друг дружке на плечи. Тот, что оказался наверху, схватил Зинту и издал победный возглас. Что ж, зато она успела вцепиться в штору… Так она теперь и отпустит эту штору!

Акробатическая пирамида снова рассыпалась, послышался треск рвущейся ткани, все очутились на полу, а сверху кучу-малу накрыло тяжелым пыльным гобеленом.

– Оборвали, а велено же было следов не оставлять, – сокрушенно охнула тухурва. – Держите крепче госпожу, давайте ее сюда!

Зинта извивалась, шипела и царапалась, но чихающие от повисшей в воздухе пыли гнупи запихнули ее в корзину и накрыли сверху крышкой. Тогда она съежилась и затихла. Те, кто ее поймал, рядом, она чуяла их запах, но теперь их, по крайней мере, не было видно.

Корзину трясло, только и слышался торопливый дробный стук деревянных башмаков, да еще тухурва время от времени покрикивала скрипучим голосом:

– Бегите шибче! Еще шибче, а то не сносить нам головушек, коли догонят!

Она не отставала от носильщиков «паланкина для госпожи», хоть и выглядела сгорбленной древней старушкой.

Выбрались бы отсюда без шума, если бы свернувшаяся в корзине лекарка не ощутила «зов боли». Ее человеческий разум, ошеломленный превращением, мигом проснулся. У больного повреждены пальцы. Под ногтями что-то инородное, травмирующее. Зинта рванулась из корзины, но крышка была накрепко привязана. Да куда же ее уносят, если ей надо поскорее добраться до пациента?

Лекарка протестующе крикнула, но гнупи ее не послушались, и тогда у нее из горла вырвался негодующий вой: неужели не понимают, что где-то рядом находится человек, которому нужна помощь!

– Госпожу что-то растревожило! – озабоченно заметила командирша. – Прибавьте ходу, ребятушки, не то поймают нас эти злыдни!

Топот ускорился. Зинта билась в корзине, отчаянно выла от страшной чужой боли (нет, она ее не чувствовала, как свою, но все равно это было невыносимо) и пыталась разорвать плетенку, чтобы вырваться наружу. Она ведь может помочь, благодарение Тавше, может вылечить, а ее куда-то уносят…

Откуда-то сверху тоже донесся топот и человеческие возгласы:

– Что там такое?

– Да гнупи балуют!

– Гнупи – здесь?!

– Вы слышите? – вмешался негодующий женский голос. – Они кошку мучают! Ужас, как она кричит! Винсойм, ты же боевой маг, надо отбить у них кошку!

– Заклятьями лупят, – тяжело дыша, проворчала тухурва. – Господин нам кое-чего дал для защиты, господин у нас строгий, но предусмотрительный… Щас в ответ получат!

Послышался грохот, словно что-то падало, и треск, как от фейерверка. В корзину просочился запах озона и пряностей, Зинта чихнула.

– Ах они, дряни такие! – вскрикнула та же девушка. – Винсойм, врежь им еще, только чтобы кису не зацепило!

«Кошек мучить нельзя, это верно, – подумала Зинта, у которой то ли под действием вскипевшей вокруг магии, то ли по какой-то иной причине сознание ненадолго прояснилось. – А людей – можно? То, что у вас тут кому-то иголки под ногти загоняют, вас, таких добрых, нисколько не беспокоит?!»

– Ламсидия, твоя оценка по курсу «Волшебный народец» аннулирована! – перекрыл голоса молодежи солидный мужской бас. – Гнупи, равно как и другой народец, обитающий при человеческом жилье, не могут причинять вред кошкам и прочим домашним животным – это для них под запретом, Условие не позволяет. Они пакостят только людям и друг другу. Раз не знаешь основ, пойдешь на пересдачу.

– Но, учитель, там внизу кричала кошка! – возразила юная магичка. – Вот, слышите?

Как раз в это время «зов боли» усилился, и у лекарки вырвался новый яростный вопль.

– Разберемся, откуда здесь взялись гнупи и что с ними за демон, который орет кошачьим голосом, – решил старший маг. – Заблокировать выходы!

Зинта слышала весь этот разговор, потому что гнупи уже не мчались по прямой, а спускались вниз – то ли в колодец, то ли в шахту, передавая корзину из рук в руки.

– Прорвались! – злорадно хихикнула тухурва. – Слабовата их магия супротив заклятий нашего господина!

– Угодили мы в рабство, но уж зато наш господин круче всех! – поддержал ее кто-то из гнупи.

Остальные загомонили, одни соглашались, другие спорили – мол, привольная жизнь все-таки лучше рабства.

«Зов боли» затих – вернее, лекарка перестала его ощущать, после того как черноголовые со своей ношей выбрались с заэкранированной территории, которая принадлежала Дому Инквизиции.

Корзина покачивалась, и под стремительный перестук подошв пассажирка задремала, хотя ей было неуютно и тревожно, вдобавок хотелось есть. Это продолжалось довольно долго, но в конце концов бег прекратился, крышку сняли.

Ее вытащили наружу, она зажмурилась от яркого света.

– Зинта, наконец-то! Радость моя, какая же ты у нас красавица…

Лицо Эдмара, непривычно большое. Он взял ее на руки и принялся чесать за ушком.

– Трехцветная, глаза-изумруды… Какая ты прелесть! Признаться, совсем не хочется кому-то тебя отдавать… А вы пока свободны, убирайтесь.

Зинта хотела пожаловаться, что ее таскали за хвост, но разнежилась и уткнулась ему в грудь.

– Может, такой тебя и оставить? Ты же теперь такая лапочка, такая ласковая… Зинта у нас милая, Зинта пушистая, давай-ка подбородочек Зинте почешем…

Она блаженно потянулась к нему и потерлась щекой о его щеку, после чего снова подставила его пальцам подбородок. Потом он начал гладить ее, и она вся как будто растеклась, наслаждаясь прикосновениями, громко замурлыкала. Эдмар хороший, ласкать он умеет, но хорошо бы он ее еще и покормил…

Мыслевесть от коллеги Фроклета, высланного на помощь: его отряд на границе Мадры выдержал стычку с бандой смешанного состава – амуши и люди, что само по себе удивительно, – и сейчас двигается к Сумляру. Противник больше не нападает, зато на каждом шагу чинит каверзы. Замечены группы, наблюдающие за отрядом издали.

Что ж, Лорма бросила все силы в одном направлении… Или не все, наверняка имея в виду, что Орвехт может выполнять отвлекающий маневр либо работать по другому заданию, но это все равно немало: и народец, и наемные головорезы. Фроклета постараются максимально задержать, чтобы за это время разобраться с похитителями ожерелья.

Не в первый раз. Суно сейчас больше беспокоило, как там дела у Зинты. От Шеро Крелдона пока никаких новостей, Тейзург тоже помалкивает.

Вопреки всем треволнениям, ему согревала душу мысль о старой купальне, которая ждет их в забытой богами деревушке. По словам Телбеш-нубы, вряд ли в Киншате найдется мало-мальски достойное угощение, и одеяла там заплатанные, и масло для ламп приходится экономить – влачим свое существование худо-бедно, пусть уж почтенные гости не обессудят, но ручей и купальня там есть, куда ж им деться! А подогреть воду – это для Суно и Зомара в два счета, и мыло недолго достать из волшебной кладовки. Наконец-то можно будет смыть многодневный пот и грязь.

Солнце садилось в ложбину меж двух приплюснутых каменных горбов, оставшихся позади – словно в небесную чашу налили золотого сиянского чая. Впереди очертания ландшафта были размыты прохладными лавандово-дымчатыми сумерками. Провожатый уверял, что до деревни уже рукой подать, долина Кинши вот за этой горкой. В свете зажженного Орвехтом магического фонаря по обе стороны от тропы чернел разбойничий репейник: толстые стебли с длинными колючими листьями, игольчатые бутоны с лиловыми или темно-розовыми сердцевинками. Цветы-огоньки уже стали неразличимы.

Мерещилось, будто издали доносятся звуки музыки и женское пение. Впрочем, нет, вовсе не мерещилось, и вправду музыка – флейта, маранча, бубен. Может, в Киншате справляют свадьбу или поминки?

Он посмотрел на Телбеш-нубу, но бродячий сказитель вряд ли мог что-то прояснить, так как и сам выглядел донельзя озадаченным.

За поворотом открылась небольшая долина, под склоном лепилась горстка глинобитных построек, озаренных разноцветным сиянием нескольких дюжинволшебных фонарей. На площади перед молельней были составлены в ряд накрытые столы, посередине отплясывали танцовщицы в пышных юбках. Оттуда тянуло запахами еды, как из лучшего ресторана. Народ за столами выглядел сытым и развеселым.

– Что это они делают?.. – с неподдельным изумлением вымолвил провожатый.

– Влачат свое существование, насколько я понимаю, – отозвался Орвехт.

– Всем бы так влачить! – завистливо вздохнул Кебрехт. – Чуете, как пахнет? Жаренное на вертеле мясо, да с такими приправами, что не про мое жалованье – готов побиться об заклад!

– Сдается мне, повар у них отменный, – согласился маг. – Телбеш-нуба, и часто у вас в Киншате закатывают такие пирушки?

– На моей памяти, почтенные, такое в первый раз, – заверил старый киншатец, удивленный едва ли не больше всех.

При свете плывущего над головой у Орвехта фонарика они направились к деревне, которая сияла посреди густого вечернего сумрака, словно ярко освещенные театральные подмостки. Провожатый вел их по тропе уверенно, обходя притаившиеся в темноте валуны и предупреждая о подъемах-спусках. Сразу видно, что местный, он бы прошел тут и с завязанными глазами.

Суно и Зомар были начеку, но никакой опасности не улавливали: может, ее здесь и нет вовсе?

Их вышли встречать. Сперва по-южному цветисто поприветствовали дорогих гостей, потом тепло обнялись с вернувшимся родичем, и только после этого дошло до объяснений.

– Продали! – гордо провозгласил староста Киншата, огладив седую бороду, от которой пахло дорогими благовониями, вином и соусом.

– Продали?.. – потрясенно переспросил Телбеш-нуба.

– Что продали? – шепотом поинтересовался Кебрехт.

– Полагаю, бирюзовый приворот, что же еще, – отозвался Орвехт по-ларвезийски, тоже шепотом.

– Нашелся покупатель, и цену заплатил, какую положено, – подтвердил его догадку староста. – Теперь триста лет будем жить в достатке, а то и четыреста, внукам и праправнукам нашим хватит!

– А я все пропустил, за что же боги ко мне так немилостивы… – сокрушенно покачал головой сказитель. – Кто купил?

– Неведомо кто, его лица никто из нас не видел. Пожалуйте за стол, почтенные гости!

Отказываться нельзя – это по сурийским представлениям крайняя степень неучтивости, хотя Суно предпочел бы сначала посетить купальню. Он украдкой проверил с помощью заклинаний еду и напитки на яды, волшебные зелья и дурманные снадобья, но все было чисто, и охранные амулеты Зомара ничего подозрительного не выявили.

За трапезой новым слушателям рассказали о покупателе. Тот появился откуда ни возьмись, один-одинешенек. Из-под тюрбана ниспадала на плечи глухая вуаль из черного конского волоса, так что не видно ни лица, ни затылка, ни шеи. Ясно только, что маг и что он еще молод. Последний вывод киншатцы сделали, рассмотрев кисти его рук – изящные, белые, гладкие. Иные из деревенских предполагали, что это могла быть женщина, рослая и с низким голосом. Может, они и правы, наверняка не скажешь, гость кутался в просторный темный плащ, скрадывающий очертания фигуры.

Остановившись посреди площади, окруженной ветхими глинобитными домиками, он дождался, когда к нему подойдут – а уж этого долго ждать не пришлось! – и невозмутимо произнес:

– Я хочу, чтобы мир Сонхи украл одного человека. Назовите цену.

Назвали. Цена его не смутила. Каким образом он доставил в деревню сундуки с монетами, слитками золота и старинными драгоценностями, покрыто мраком тайны, как и само его появление в Киншате. Но все сокровища до последнего серебряного кругляша были настоящие, уж мир Сонхи не принял бы в уплату фальшивку!

Получив приворотное снадобье, он долго что-то рассказывал вполголоса, обращаясь к источнику, который бьет из растрескавшегося барельефа в виде лица с грубоватыми чертами. Бирюзовое вещество на ладони осталось влажным и ярким: мир согласился с тем, что человека, о котором поведал покупатель, хорошо бы заманить в Сонхи и удержать здесь насовсем. А что он там тихонько говорил под своей вуалью, никто из деревенских, наблюдавших за ним с некоторого расстояния, разобрать не смог, хотя и снедало их неистовое любопытство.

После этого он запечатал снадобье в склянку и исчез, а в одночасье разбогатевшие жители Киншата сразу же послали в городок Улайват за продовольствием и вином, за благовониями и волшебными фонарями, за хорошими тканями на обновки – все запасы у тамошних торговцев подчистили. Да в придачу наняли бродячих артистов, которые первоначально держали путь в Золотую Прорву.

– Оставайтесь, почтенные, гулять вместе с нами, если никуда не торопитесь. Что-нибудь о чужих краях за столом порасскажете…

Орвехт на это учтиво ответил, что трое из них, к величайшему сожалению, торопятся, а трое других, может, и примут приглашение.

– Ты оставайся в Киншате, – посоветовал он Сабилу. – Переждешь два-три месяца и потом отправишься в Пчеват к родителям. Народец за это время о тебе забудет, им ведь нужен не ты.

Привстав со скамьи, парень поклонился, соглашаясь.

То же самое Суно предложил отставному капитану, который на словах не возражал, и Онсуру, что-то отчаянно забормотавшему о жене, которую надо спасти. Зомар, сидевший чуть поодаль, качнул головой с сумрачным скепсисом: по его мнению, спасать Онсуру уже некого.

Маг еще раньше решил при первом удобном случае отделаться от попутчиков: и для них так лучше, и для эмиссаров Ложи проще.

– Как вы думаете, господин Орвехт, кто бы это мог быть? – отвлек его на другую тему Кебрехт. – Я имею в виду, покупатель?

Суно хмыкнул.

– Имя назвать или вас интересуют общие соображения?

– Любопытно весьма, – пояснил курьер, слегка смутившись, что не помешало ему оторвать зубами от новой порции кусок мяса, покрытый поджаристой золотистой корочкой.

– Могу только гадать, кто это был, но, думаю, он не из магов Ложи.

Орвехт слукавил. Одна догадка у него была. Вспомнилось, знаете ли, как прошлым летом в домике Зинты на улице Горошин он собирал в чашку из-под чая диковинные осколки, похожие на стеклянную крупу. Может, и совсем не к месту вспомнилось… Хотя кто его знает.

– Чокнутый это был, – охотно присоединился к обсуждению Начелдон, раскрасневшийся от вина и расстегнувший на груди грязную рубашку. – Чтоб отдать все сокровища мира за какую-то блажь и дурь – за человека, а то мало людишек в Сонхи небо коптит! – для того надо форменным образом чокнуться.

– Может, не все отдал, может, у него еще что-нибудь осталось? – предположил курьер, с удовольствием затевая пьяный спор.

– Да хоть даже если осталось, все равно чокнутый!

Придурки-охранники тайком от начальства привели девку. Или, может, не тайком, а это тоже часть обработки: мол, перевербуешься, тогда и тебе настанет праздник, а пока слушай через дверь да завидуй чужим утехам.

Голос у шлюхи был головокружительно чувственный и волнующий, пробирало до печенок. Наверное, специально такую артистку нашли. Сторожей обычно дежурило трое, и она всех разом взяла в оборот.

– Ах, как вы мне нравитесь, какие вы понятливые ребята… – чарующий голос лился, словно хмельной мед из чеканного серебряного кувшина. – Ну же, скидывайте это, я уже вся истекаю… А-ах… Идите ко мне все вместе!

«Во гады, и вправду ведь нарочно подстроили!» – решил мучительно возбужденный и разозленный пленник.

Из-за двери доносились вскрики, невнятные реплики, звуки ударов, всхлипы, стоны… Потом все затихло. Получили удовольствие и расслабились, жабьи выкормыши. Если б Дирвен был сейчас без кандалов и при амулетах, запросто бы отсюда смылся, пока бесштанная охрана нежится в океане блаженства. Одно слово, придурки.

Щелкнул замок, дверь распахнулась. Девица, стоявшая на пороге, выглядела разнузданно порочной и пьяняще прелестной, у него аж дыхание перехватило. И в то же время она оказалась совсем не такая, какой он нарисовал ее в своем распаленном воображении.

Не брюнетка, волосы светлые, чуть ли даже не серебристые – или это ему чудится, потому что в камере унылый полумрак, а помещение за спиной у гостьи ярко освещено?

Высокая замысловатая прическа, словно она собралась на бал. Это искусное сооружение из волос скрепляют драгоценные шпильки, все они так и переливаются, будто крохотные волшебные фонарики. В ушах, наверное, серьги под стать всему остальному, но ушей не видно – прикрыты завитыми локонами.

Личико фарфоровой куклы, вокруг припухлых губ и по точеному подбородку размазалась алая помада… Или, скорее, что-то вроде клюквенного сока.

Бледно-розовое платье, все в рюшах и в пене кружевных оборок, с таким огромным декольте, что грудь наружу – пара безупречных округлостей молочной белизны, ореолы сосков выкрашены серебряной краской. До чего только не доходят в своих ухищрениях девки полусвета… Кое-где на сборчатом шелке видны винно-красные пятнышки – можно подумать, кровавые брызги. Наверное, поэтому Дирвену и померещился запах крови.

– А вот и я! – нарушила молчание гостья. – Заждался меня, красавчик? Я как узнала о твоей беде, так и бросилась на помощь, да видишь, не сразу удалось сюда пробраться. Ну, и еще задержалась с твоей охраной… чтобы выпить чашечку своего любимого красного чая, – она облизнулась и тут же с деланным смущением потупилась. – Главное, теперь-то я здесь, и дальше все будет лучше не придумаешь! Угадал, что тебе предстоит? Ага, правильно, романтический побег из тюрьмы!

Крадущаяся грациозная походка, за платьем волочится отороченный мехом шлейф. Или даже не отороченный, а двойной: сверху серебряно-розовая парча, снизу роскошный серебристый мех – можно подумать, будто сзади из-под подола высовывается лисий хвост, необыкновенно большой и пушистый. Какой странной порой бывает женская мода!

– Сейчас снимем с тебя кандалы – и да здравствует свобода! – она залихватски подмигнула. – Я буду не я, если тебя отсюда не вызволю, а я такими словами не швыряюсь!

Сникший Дирвен угрюмо молчал. Подосланная, так и думал, хотя сперва мелькнула надежда, что она, может, работает на Ложу. Как бы не так: всего лишь еще один спектакль, чтобы выбить у него остатки почвы из-под ног. В этот раз расстарались, гады… Зато он хотя бы на ее прелести насмотрелся.

– Кандалы заклятые, ты их не отомкнешь, – процедил он презрительно, стараясь не показывать, что сник.

– Хм, радости мало, придется пилить… А на что закляли, не знаешь?

Вблизи он заметил в ее внешности еще некоторые странности: длиннющие загнутые ресницы – такие же серебристые, как волосы, и даже радужка глаз отливает серебром. Вдобавок сложилось впечатление, что под пышно взбитыми завитками, обрамляющими фарфорово-белое лицо сердечком, ушных раковин вовсе нет.

– Их может отомкнуть или самая важная здешняя шишка, или его помощники, или кто-нибудь, кто может сказать мне спасибо за доброе дело, не отягощенное обидой. А я не из благодетелей! – последнее он добавил с вызовом, чтобы замаскировать горечь, готовую вскипеть позорными предательскими слезами.

– О, как на заказ! – она захлопала в ладоши – впрочем, негромко и символически. – Насчет этого – как раз ко мне, благодетель ты мой ненаглядный! Спасибо тебе, Дирвен, спасибо и еще раз спасибо!

Издевается, гадина.

– За что?

– За то, что ты меня из беды выручил.

– Вали отсюда, понятно? Никого я не выручал, не отяготив доброго дела обидой.

– Это я-то по-твоему – никто?! Если хочешь знать, дорогуша, это почти оскорбление, но я не обиделась, а то обижусь, так и впрямь не смогу тебя отсюда вытащить. Что было, то было, ты мне помог. Правда, помогали вы вдвоем, и главным был не ты, но ты ведь тоже поучаствовал, так что я перед тобой в долгу, и все у нас должно получиться…

Присев перед ним, она выдернула из волос шпильку, украшенную то ли бриллиантом, то ли граненой стекляшкой.

Дирвен подался назад, звякнув цепями, и подавился воплем. Есть у нее уши, ага… Только не там, где у людей!

Пряди, которые до того скрепляла шпилька, скользнули вниз, и тут обнаружилось, что они прятали торчавшее справа на макушке звериное ухо, покрытое сияющей серебристой шерсткой. А слева под прической должно быть еще и второе…

– Изыди, тварь! – выкрикнул Дирвен сиплым фальцетом.

То-то из соседнего помещения тянет, как из лавки мясника. Сожрала она охранников.

– Да, я тварь! – хихикнув, девушка подняла кукольное личико с измазанным кровью подбородком, ее зрачки из круглых стали вертикальными, а радужка вспыхнула серебром. – Но никто не сможет назвать меня неблагодарной тварью! Ты, главное, не дрейфь, и мы изыдем отсюда вместе. Ну что, вспомнил, где мы в прошлый раз виделись? Вы меня тогда выпустили на волю, а я всенепременно плачу добром за добро. Всяк тебе скажет, Серебряная Лиса знает, что такое долг благодарности!

После нескольких попыток щелкнул замок ножного браслета. Со вторым гостья управилась мигом.

– Ну вот, я же говорила. Спасибо, что они все амулеты подальше от тебя попрятали, а то бы меня еще на подступах разоблачили.

Ухмыльнувшись, она скрутила рассыпавшиеся волосы в жгут и вернула шпильку на место, скрыв от людских глаз компромат в виде лисьего уха. Ее демонические зрачки невинно округлились.

– Идем. Только сперва шляпу свою надень. А то прохожие на улице решат, что один из нас демон, и подумают вовсе не на меня.

Зеленая шляпа с кармашком для рога висела на гвозде возле двери, чтобы прикованный пленник ее видел, но дотянуться не мог. Еще одна издевка со стороны Ферклица и его подручных. Те, должно быть, считали, что это утонченная издевка, а Дирвен считал, что дурацкая.

Он не мешкая нахлобучил помятый головной убор. Особая примета – подарок для ищеек: хватайте парня с рогом на лбу, он такой один-единственный. Шляпа дает некоторые шансы затеряться, но эти гады наверняка будут проверять всех, кто в шляпах.

– Я-то думал, ты Лис, – заметил он шепотом, хотя уже понял, что в соседнем помещении одни трупы.

– Хоть Лис, хоть Лиса, – она небрежно махнула аристократически холеной ручкой. – Могу по-всякому доставить удовольствие. И собеседник из меня приятный – ну, ты уже оценил. Теперь слушай инструкцию. Выбираться из этого гадючника будем на своих двоих, медленно и осторожно. Ты, наперво, помни, что амулетов у тебя сейчас нет, и веди себя по-умному. Во-вторых, никаких рывков, а то еще свалишься замертво. Ты довольно много времени провел в неподвижности, не считая того, что ходил до горшка и потрясал кулаками, да еще, судя по запаху пота, тебя регулярно пичкали какими-то неполезными зельями. Если кинешься бежать сломя голову, сердце не выдержит. Тебе понадобится хотя бы пара дней, чтобы с помощью амулетов восстановить силы, имей это в виду.

– А уйти через Хиалу не сможем? – Дирвен был согласен даже на это, лишь бы у него не отобрали свободу, которая маячила на расстоянии вытянутой руки.

– Никак. В этом здании Врата не открыть, да и нельзя тебе со мной в Хиалу. Там я не смогу себя контролировать – и моргнуть не успеешь, как я выпью твою жизненную энергию, а я не хочу причинять тебе вред.

– Я слышал, с Эдмаром вы туда ходите, и эта сволочь до сих пор жива-здорова.

– О, Эдмар – другое дело. Он тоже умеет забирать жизненную силу, и что у него возьмешь, тут же утянет обратно. Когда мы в Хиале вместе, между нами возникает своего рода энергетическое кольцо, которое непрерывно крутится. Это похоже на игру в мячик, который кидают друг другу – или, скорее, отнимают друг у друга. Это по-своему пикантно… С тобой такой фокус не пройдет. Эдмар смог бы увести тебя через Хиалу, он-то себя контролирует, или мы вдвоем могли бы – когда мы закольцованы, я для окружающих не опасна. А так – увы… Но ты не бойся, есть у меня хитрый план, – Лиса непринужденно сдула с лица серебристую прядь. – Слушай внимательно. Сейчас я двину вперед и расчищу дорогу. В комнате с трупами висят на стенке часы, засеки время и выходи следом за мной через десять минут. Никого не встретишь, а если кто будет лежать на полу – те не в счет, смело шагай мимо. Так и знай, что это мои. Вот, нарисовала тебе маршрут, – хихикнув, она вытащила из-под кружев на груди сложенный листок бумаги.

Схема со стандартными для Ложи обозначениями.

– Не беги, но и отдохнуть у стенки не присаживайся, даже если почувствуешь слабость, а то сядешь и уже не встанешь. Я тут неподалеку устроила схрон с амулетами. Как до них доберемся, тебе полегчает. Там есть «Родник телесной чистоты» и «Победитель ядов», они живо перебьют действие этой дряни, которую в тебя вливали, а до того поберегись.

Услышав об амулетах, Дирвен воспрянул духом. Скоро он снова станет самим собой, станет сильным, непобедимым… Лишь бы до ее схрона добраться!

– Чего-нибудь укрепляющего для меня ты не захватила?

– Откуда ж мне было знать заранее, чем тебя пользуют? На каждую отраву свое противоядие, а не угадаешь – хуже станет. Как дойдешь до Зала Мудрости, – блестящий опаловый ноготок (в истинном облике – лисий коготь?) коснулся схемы, – обрати внимание на вешалки с одеждой. Смотритель, который там дежурит, будет дремать и видеть сны, а ты смело бери с вешалки самую красивую и дорогую шубу – ту, что длинная, из серебристо-белого меха, выглядит по-королевски, – поскорее надевай да выметайся на улицу. В министерстве благоденствия заведено приглашать на лекции в Зал Мудрости знатную молодежь, чтобы наставить шалопаев на путь истинный. Отказываться нельзя, но бывает, что кого-нибудь за взятку отпускают раньше, чем эта нудятина закончится. Ты выйдешь отсюда, как юный светский вертопрах, откупившийся от лекции. Главное, шубу не забудь! Я пошла расчищать путь для бегства.

Подхватив шуршащие сборчатые шелка, она скользнула в соседнее помещение, оттуда в коридор и прикрыла за собой дверь. Ее хвост – лисий хвост, от которого ей, как и от звериных ушей на макушке, даже в человеческом облике не избавиться, разве что спрятать, – приподнялся над полом, чтобы парчовый шлейф не волочился и не создавал лишних шорохов.

Непристойно полураздетые охранники лежали на полу в кровавых лужах. У двоих были разорваны глотки, у третьего свернута шея и, похоже, вырвана печень. «Чашечка любимого красного чая». Ага.

Дирвен невольно содрогнулся, но трупы он и раньше не раз видел, подумаешь – мертвецы… Вдобавок это враги, убитые союзником.

Чтобы не гневить богов, нехотя пожелал покойным добрых посмертных путей, потом уставился на часы в казенно-респектабельном футляре темного дерева. Ходики знай себе тикали, отмеряя секунды, словно не произошло тут ничего страшного.

Он смотрел то на еле ползущую стрелку, словно подгоняя ее взглядом, то на листок со схемой, запоминая маршрут. Просчитался гад Ферклиц, все-таки нашелся тот, кто может сказать Дирвену спасибо от чистого сердца! Пусть не человек, а лисица-демон – главное, что нашелся, так что будет теперь поиметый придурок Ферклиц локти грызть… При условии, что Дирвен благополучно отсюда смоется.

От духоты и запаха крови его мутило, и в то же время растерзанные трупы на полу подтверждали крутизну Серебряной Лисы, это обнадеживало. Раз она сумела пробраться в подвал этого гнилого министерства, сумеет и выбраться.

Наконец стрелка доползла до нужной цифры, и пленник высунулся в коридор. Как и обещала его спасительница, там никого не было. Вперед!

Сердце бешено колотилось, подскакивая аж до гортани. В гадючнике было чисто и благостно: беленые потолки, светлые стены, надраенные лампы и дверные ручки. Видно, что все здесь призвано вселять в сотрудников уверенность в том, что их действия направлены на поддержание всеобщего счастья и стабильности. Ага, и Дирвену с мамой десять лет назад поломали жизнь ради этого самого… Но он-то сумел сбежать от их чистенького, но все равно тошнотворного «счастья», а мама сгинула где-то в окрестностях Пшорских гор.

Эта мысль закрутилась волчком, заодно с одолевшим его головокружением, и он, тяжело дыша, привалился к стене. Надо же было так устать всего-навсего от недолгой быстрой ходьбы и подъема по лестнице!

Гады они со своим пойлом. Пичкать колдовскими зельями не рискнули – а вдруг это повлияет на дар амулетчика, зато подмешивали мерзость, ухудшающую общее физическое состояние, чтобы по-любому далеко не ушел. А он все равно уйдет, через «не могу»!

Одолевало искушение присесть и совсем чуть-чуть передохнуть, но он не поддался, не безмозглый ведь, и наконец перед ним королевской наградой распахнулся беломраморный вестибюль, убранством похожий на театральный. Ага, чем тут у Ферклица не театр?

Как Лисица и обещала, никто ему не встретился. И если были еще трупы, она их грамотно припрятала.

Служащий в министерской ливрее непробудно дремал в своем кресле, а на вешалках с благородным чеканным орнаментом – с полтора десятка хороших плащей и пальто. Среди них сразу бросалась в глаза шикарная серебристая шуба: длинный мех лоснился и шелковисто переливался, с пушистого воротника свисала изящная лисья головка с закрытыми глазами и как будто хитроватой улыбкой.

Видимо, это одеяние наколдовала союзница Дирвена, только она определенно перестаралась: шуба чересчур долгополая, да и не по сезону, выйди в такой на улицу – сразу обратят внимание. Лучше позаимствовать что-нибудь попроще.

Он набросил на плечи плащ из дорогого серо-зеленого сукна, с якорями на пуговицах. В самый раз прикрыть арестантскую одежку, а просторный капюшон – декоративный, чтобы лежал на плечах эффектными складками, – можно набросить поверх шляпы.

– Эй, меня не забудь! – возмущенно произнесли за спиной.

Он оглянулся. Никого. Прочь отсюда.

– Куда без меня, бестолочь! – негромко взвыли позади.

Снова обернулся. Да никого же там нет…

– А ну, повесь краденое на место и надень меня! – лисья морда на шубе приоткрыла один глаз, сверкнувший серебром. – Тебе что было сказано?

– Так заметят же! – шепотом огрызнулся Дирвен, в первый момент вздрогнувший от неожиданности.

– А если сопрешь чужое – не заметят?! Возле подъезда отираются слуги тех шалопаев, которых вызвали сюда для полоскания мозгов. Кто-то из них сразу признает хозяйское добро.

– Да я на службе миллион всяких заданий выполнил… Такую вещь точно заметят, и я буду как нарисованная мишень.

– Надень меня! – не отставала шуба. – А то заору – вот тогда точно заметят. Делай, что я тебе говорю, олух несчастный!

Пришлось скинуть приглянувшийся плащ и надеть эту говорящую меховую пакость.

– Теперь пошли отсюда, – распорядилась лисья морда.

На лестнице ему стало нехорошо. Отвык он и от городского шума, и от множества разнородных запахов, и от распахнувшегося пространства – по-вечернему таинственного, с желтеющими в сине-сером сумраке вереницами огоньков, домами, как будто нарисованными на затуманенном стекле, и грохочущими по ровной овдейской брусчатке экипажами, на каждом из которых висело по две пары фонарей в вычурной железной оплетке.

Умудрившись не упасть, он одолел три марша парадной лестницы и оглянулся. Здание оплота благоденствия внушало трепет: треугольный портик во весь фасад держали на плечах четыре рыцаря в полном доспехе – каменные гиганты высотой в несколько этажей, и у каждого в руках сиял магический светильник в виде граненого хрустального шара.

Скривившись от ожесточенной неприязни и вновь накатившей слабости, Дирвен двинулся прочь, высматривая среди прохожих Лису. Никого на нее похожего.

– Сейчас до перекрестка и направо, – опять принялась командовать шуба. – И старайся шагать по прямой, а то смахиваешь на несовершеннолетнего пьяницу. Детское Счастье состоит не в пьянстве, а в хорошем трехразовом питании, должном количестве добротной одежды и рекомендованных Надзором играх – сам ведь знаешь, ага? Так что тебя сцапают на всякий случай, чтобы разобраться, а нам это надо? Нет, нам этого не надо, поэтому представь, что перед тобой расстелили узенькую ковровую дорожку, и с нее ни шагу. Будешь умницей – смоемся, это я тебе говорю.

– Заткнись! – потребовал Дирвен, у которого трещало в ушах от этой вкрадчиво-назойливой болтовни.

– А ты иди ровнее, ногами не заплетайся, не то упадем в грязь, и я испачкаюсь.

– Не твое дело!

– Здрасьте, как это не мое? Ну и загнул…

Если ты, шагая по улице, пререкаешься с собственной шубой, тебя сочтут непохвально странным, а то и чокнутым. И то, и другое в благословенной Овдабе не приветствуется, поэтому Дирвен решил эту болтливую заразу игнорировать. Больше не отвечал на ее подначки, хотя и сворачивал, куда велено – ясное дело, шуба должна привести его к Лисе.

– Полундра, полиция! – всполошилась его собеседница. – Ступай как по ниточке, якобы ты примерный и трезвый… Хотя уже поздно – шмыгай в подворотню. Да не в эту, в следующую, где вывеска «Луженая сахарница»!

Вывеска обещала чайную – она и пряталась в проходном дворе. Над дверью на железном кронштейне светился «леденцовый» домик, немного в стороне от фонаря миловалась парочка. Влюбленные отпрянули друг от друга, когда мимо пронесся, шумно топая, сначала Дирвен в роскошно серебрящейся богатой шубе, а за ним трое стражей порядка.

Он бежал неуклюже, с одышкой, еще больше, чем до сих пор, напоминая пьяного, да еще и в полах путался. Подворотня вывела в глухой переулок: выцветшие после захода солнца стены и по-северному белесое ночное небо наверху.

– Скинь меня! – приказала шуба.

Дирвен не ответил, дыхание у него уже совсем сбилось. Без шубы бежать будет легче, но снимать ее некогда – того и гляди настигнут.

– Кому сказано, скинь!

Он припустил из последних сил, вразвалку, задыхаясь, понимая, что все равно его схватят. Возможно, у преследователей есть амулеты – и это был бы его шанс, если бы мостовая не качалась и сердце не бухало, как выскальзывающий из рук тяжелый мяч. Ему попросту не дадут опомниться.

Без всякой надежды скрыться Дирвен повернул в темнеющую сбоку арку и даже не удивился, когда его схватили. Растянулся на земле вместе с навалившимся сзади противником. Шуба исчезла – видимо, лисье колдовство закончилось. А этот придурок оплел его руками и ногами, как последний из этих самых…

– Пусти, гад! – с ненавистью промычал Дирвен.

– Я же тебе говорил – скинь меня.

– Всем стоять на месте!

– Кто вы такие?

– Я вижу демо…

За последней репликой послышался звук удара, хруст и насмешливый голос произнес:

– Уже не видишь. Эй, а вы куда?

Опершись ссаженными дрожащими ладонями о камни брусчатки, Дирвен приподнялся – в самый раз, чтобы увидеть развязку.

Двое полицейских лежали навзничь и, в отличие от него, не шевелились. Третий в ужасе уставился на рослого парня с копной длинных серебристых волос, из которой торчали на макушке звериные уши, и пушистым лисьим хвостом – похоже, в лосинах у демона была сделана специальная прорезь для хвоста.

Схватив парализованную страхом жертву за грудки, Лис притянул ее к себе и со смаком вонзил в шею клыки. Дирвен обессиленно растянулся на мостовой: свои победили, можно чуть-чуть отдохнуть… Ну да, сейчас для него демон – это «свои», а люди – противники.

– Вкусно… – констатировал довольный голос, после чего Дирвена рывком подняли и закинули на широкое мускулистое плечо. – Ведь говорил же – скинь меня по-хорошему. Нет, надо было игнорировать голос разума и удирать во всю прыть, вот и не обессудь, что мы с тобой оказались в пикантном положении, и покойники могли подумать на наш счет что-нибудь скандальное. Вдобавок ты расшиб лоб, когда мы упали. И о том, что бегать тебе вредно для здоровья, я тоже предупреждал. Ну вот куда ты рванул со всей дури – не в подворотню же, а к своим персональным Вратам Хиалы, прямиком в серые пределы Акетиса! Ты бы и охнуть не успел, как там очутился. А зачем туда торопиться? Все вы, смертные, в свой черед туда приходите. Нет же – приспичило прямо сейчас, как будто там печенье бесплатно раздают. Можешь поверить на слово старому демону, нет там никакого печенья. Ослабляющим зельем тебя накачали именно с таким расчетом, чтобы ты, ежели каким-то чудом удерешь, или не смог уйти далеко, или вовсе никому не достался. Я бы даже сказал, что они умные, но не скажу, потому что их план чуток не сработал. На твое счастье, у одного из полицейских лежал в кармане «Сторож здоровья», и сейчас он кое-как поддерживает твои силы, потому что я переложил его к тебе в карман. Правда, амулетик одноразовый, на сутки, и свою силу он частично уже израсходовал, но до схрона дотянем. Я не спрашиваю, удобно ли тебе, ибо сам понимаю, что неудобно, однако за самочувствие не беспокойся: отрава делает свое черное дело, если ты идешь быстрым шагом или бежишь, а пока ты в состоянии покоя, убивать не станет. Хитро придумали, только одного фактора не учли – меня не учли. Чересчур самоуверенный умник – это наполовину дурак. С тобой они дважды дали промашку – и насчет кандалов, и с этой заморочкой. А все потому, что я благодарная тварь, в этом мое отличие от других, мой аксессуар, как выражается блистательный Эдмар. Он любит, когда его называют блистательным, какие-то приятные воспоминания из прошлой жизни…

– А помолчать ты можешь? – прохрипел Дирвен.

– Могу. Но не хочу. Люблю поболтать о том, о сем… Иные ценители тишины и проникновенного молчания от меня улепетывают, едва завидев. Эдмар – о, этот вполне способен со мной соперничать, так что по части болтовни у нас с ним ничья. Признаться честно, меня и в ту треклятую скалу засадили с формулировкой: «Слишком много болтаешь, и никак от тебя не отвязаться». Зверство, правда? Но если кто-то думает, что я исправился – ага, конечно! Дохлый чворк им на лакированном подносе. Мне нравится, когда можно поговорить о чем угодно, а собеседник во всех смыслах у меня в руках, никуда не денется…

«Да заткнись же ты!» – мысленно взвыл Дирвен в отчаянии.

Вслух не решился. Зато за это время ему стало заметно лучше.

Лис с ношей на плече крался задворками, потом пинком распахнул какую-то дверь и по темной лестнице, где человеку было ни зги не рассмотреть, только ощущались запахи горячего шоколада, подгоревших лепешек, помоев и кошачьей мочи, взбежал наверх.

Каморка со скошенным потолком. Жилая, но хозяева отсутствуют, и гость из Хиалы устроил здесь тайник. Зов припрятанных амулетов Дирвен ощутил раньше, чем его свалили на койку: это было похоже на приветственный хор или перемигивание волшебных фонариков.

– Смотаемся отсюда затемно, – беспечно бросил демон, принявший облик большой лисицы с мерцающей серебристой шерстью – освещение не хуже, чем от масляной лампы. – Сдается мне, придется нам даже не уходить, а удирать, так что к утру ты должен быть в порядке.

Дирвен уже обратился к «Победителю ядов» и «Роднику телесной чистоты» с приказом вылечить его от тюремной пакости. После этого началось: сперва вырвало в стоявшее на полу жестяное ведерко, потом он так вспотел, что арестантская одежка насквозь промокла – отрава выходила вместе с физиологическими жидкостями. Еще и живот начало сводить, как же без этого… Связку амулетов он сжимал в кулаке, словно ребенок любимую игрушку.

Пара лечебных артефактов, пара боевых, один оборонительный, «Ключ Ланки», путающая след «Круговерть», в придачу «Правдивое око», позволяющее распознавать магов, ведьм и волшебный народец. Да еще золотая медалька на короткой цепочке, с обеих сторон украшенная замысловатым чеканным орнаментом. Несомненно, это амулет, но определить его назначение Дирвену не удалось, что бывало с ним нечасто. Судя по застежке, цепляется к петельке на одежде или к кольцу для ключей и подвесок.

– Что это за штуковина?

– О, это очень полезная штуковина. Теоретически… Хапнул вместе с остальным. Так называемая «Королевская броня». Позволяет успешно сопротивляться любой магии – опять же теоретически. Если что, продай, как золотой лом.

Дирвен и сам уже понял, что это «спящий» амулет, другой вопрос, как его добудиться, чтобы он и впрямь защищал тебя от любой магии. Что-то незнакомое и не совсем понятное – даже, если честно, совсем непонятное.

– Слышал сказки об арибанских королях-амулетчиках? – осведомился Лис. – Может, это одна из их побрякушек, почем знать… Но тогда она не будет работать без двух других. А золото самое натуральное, можно загнать, только не продешеви, так что по-любому штуковина полезная.

– Какие сказки?

– Значит, не слышал. В северо-восточных землях по ту сторону Унского хребта ходят легенды, что некогда в древности в тех краях была страна Арибана, которой правили короли-амулетчики. Они были до того сильны, что даже самые могущественные из магов не могли одержать над ними верх, а все потому, что у них было три волшебных артефакта: «Королевская воля» – корона в виде обруча с выгравированными рунами, «Королевская броня» – медальон и «Королевский удар» – перстень с печаткой. Дошло до того, что один из арибанских правителей, амулетчик неслыханной силы, которому в Сонхи не было равных, задумал завоевать весь мир и сколотить величайшую империю. Враги подослали некого ловкого вора, который находился в особой милости у Ланки, и тот выкрал один из артефактов, после чего два других «уснули», и Арибана была побеждена.

Не буду продавать, решил Дирвен. Еще чего! Медаль вполне может оказаться та самая – если длинную цепочку оборвали и приладили короткую, как на подвеску. Такими амулетами не швыряются, даже с голодухи.

– Когда это было? – спросил он осипшим после рвотных спазмов голосом.

Сидевшая в углу напротив огромная лисица небрежно махнула хвостом – должно быть, это означало что-то вроде пожатия плечами.

– Так давно, что даже воспоминаний не осталось – только их осколки, запечатленные в сказках. Все как есть тебе только крухутак расскажет, а мы, демоны, сегодня помним, завтра нет. Мы страсть какие мстительные – это да, но если что-то нас не касается, память об этом постепенно тает, как снег по весне – если допустить, что весна может растянуться на целые тысячелетия. Я вот еще добро помню, согласись, для демона это оригинально и стильно? Броский штришок, который выгодно подчеркивает мою неповторимость. В Хиале уйма демонов, которые похожи друг на друга как две капли воды – это, как правило, мелочь, которая не может похвастать даже бледным подобием индивидуальности.

Лис зевнул, показав острые клыки, и с удовольствием потянулся.

Чердачная каморка, озаренная исходившим от него сиянием наподобие звездного света, выглядела таинственно, и при каждом движении Лиса по углам колыхались тени. Судя по книгам на столе, тут жил какой-то бедный студент, непонятно куда подевавшийся.

Дирвен надеялся, что Лис хозяина комнаты не убил, но, если честно, это его не сильно занимало. В голове крутились другие мысли: вдруг он дальний потомок тех арибанских королей? Или, может, он был одним из них в какой-то из своих прошлых инкарнаций? А что, вполне вероятно, не случайно ведь у него такие способности… Тогда он обладает законным правом на тройной амулет власти и тем более не расстанется с «Королевской броней»! Вот бы собрать все три арибанских артефакта, ему тогда никто не сможет противостоять, даже Самая Главная Сволочь… Уж тогда он покажет подлому пижону Эдмару, где крухутаки зимуют!

Спазмы вроде бы утихли, и Дирвен поудобнее пристроил под головой отсыревшую от испарины чужую подушку.

– Если когда-нибудь превратишься в демона, говори всем, что ты под моим покровительством, понял? В Хиале каждый за себя, и тех, кто помельче, всяк норовит обидеть – просто так, потехи ради, поэтому мелочь старается примазаться к демонам-князьям, чтобы те их защищали. А те, то есть мы, совсем не против: если у тебя свита прихвостней – это почетно. Кабы не вы с Эдмаром, я бы, может, еще тысячу лет в скале томился, а то и больше. Брр, омерзительная участь. Запомни, когда станешь демоном – ты из прихвостней Серебряного Лиса, и если кто тебя тронет, будет иметь дело со мной.

Лис приосанился, словно позировал скульптору.

– Разве человек может стать демоном? – хрипло спросил Дирвен.

Услышанное его неприятно зацепило.

– О, еще как может, ежели хорошенько постарается. Ты ведь уже на пути туда – вот и первый рог вырос, потом к нему еще что-нибудь добавится… Главное, когда превратишься, вспомни о том, что я тебе сейчас сказал, это спасет тебя от массы мучительных и унизительных ситуаций.

– С какой стати мне превращаться?!

Ему опять сделалось муторно. Желудок, уже успевший избавиться от министерского зелья, был тут ни при чем – затошнило его от зловещего прогноза.

– В тебе много нашенского. Демоны Хиалы берут, даже, можно сказать, хапают, но никому ничего не дают. Демоны развлекаются и пользуются, а чем их забавы обернутся для других, им наплевать. По крайней мере, так обстоят дела у нас в темных областях Хиалы, про другие миры не скажу, а Несотворенный Хаос с его обитателями – это и вовсе отдельная тема. Демоны не считаются с чужими интересами и не способны любить, для них первее всего собственная прихоть. Не узнаешь в этом зеркале кое-кого, хорошо тебе знакомого?

Да разве он такой?! Он же совсем не такой! Он же хороший! Лис, как истинный демон, шутки ради морочит ему голову.

– Твоего дружка Эдмара узнаю, – буркнул он угрюмо. – Недаром про него болтают, что в жилах у Тейзурга течет демоническая кровь. – После паузы Дирвен уже спокойнее добавил: – Хотя я вот не понимаю, как она у него там течет, если Тейзургом он был давным-давно, а потом родился в другом мире в нормальной человеческой семье.

Лис рассмеялся, снисходительно щуря мерцающие глаза.

– Люди, как за ними водится, напутали. Не в крови дело. У моего милого друга Тейзурга сущность на некоторую долю демоническая, потому что в незапамятные времена, задолго до истории с Марнейей, он и впрямь был демоном Хиалы, да притом одним из князей. До тех пор, пока не отколол номер, не совместимый для демона с дальнейшей жизнедеятельностью.

Дирвен испытал мимолетную вспышку злорадства: вот оно как, значит, эту сволочь даже из темных областей Хиалы в свое время выперли! За что? Наверняка за беспримерный сволочизм.

– Я почему-то не удивляюсь, – ухмыльнулся он со значением. – Интересно, почему?

По улице прогрохотал экипаж. Снизу на чердак проникали сквозь щели кухонные запахи. Ощутив отголосок тошноты, он потянулся было к стоявшему возле изголовья ведру, но позыв сам собой затих. Пока они беседовали, лечебные амулеты вовсю работали, и его самочувствие определенно улучшилось.

– Наверное, потому не удивляешься, что не знаешь подробностей, – невозмутимо, но с намеком на лукавую лисью улыбку отозвался словоохотливый демон.

– А какие подробности?

– Ладно, уговорил, – Лис откровенно наслаждался тем, что его просят о чем-то рассказать. – История в самый раз, чтобы скоротать время. Так давно это было, что никто из нас ничего об этом не помнит, единственное исключение – крухутаки. Прошлой осенью одному крухутаку, летевшему с севера в теплые края, не повезло – занесло его в Хиалу через Врата на гиблом острове Мэнай в Сиянском море. Про Мэнай, надеюсь, слыхал? Одинокая голая скала, извечно в туманном коконе, заслуженно пользуется дурной славой – вокруг рифы, и эти Врата опять же. Крухутак сам туда сунулся, спасаясь от разыгравшейся бури. Ну, и попал к нам, а уж как ему обрадовались… Сперва собирались беднягу ощипать, но он взмолился: пощадите, я вам на любой вопрос отвечу. Демоны – не смертные, их этим не очень-то купишь, ощипать налысо крухутака интересней. Но, к счастью для пернатого, кто-то крикнул, что хорошо бы выведать про Тейзурга – правда ли, что когда-то он тоже был демоном, а то с тех самых пор, как он вернулся в Сонхи, всю Хиалу разбирало любопытство. Крухутак взял с нас особую клятву, что отпустим его живым и ни одного пера не выдернем, а потом такое выложил, что держись! Сам Эдмар этого о себе не знал. Когда его прополоскало в Лилейном омуте, он вспомнил себя с тех времен, как был одним из сильнейших магов в Сонхи и воевал с неким Унбархом, а что было раньше, для него так и осталось в беспросветном тумане. От меня первого узнал, оцени!

Снова донесся стук копыт и скрип колес – приглушенно, с соседней улицы. В исходившем от Лиса зыбком свете можно было прочитать названия на корешках книг, лежавших кривой стопкой на столе: учебники по архитектуре, геометрии и землемерному делу. Полумрак располагал слушать сказки, мешала только вонь от ведерка с рвотой, а крышки нигде не видно. Поднявшись с лежанки, Дирвен доковылял до стола, взял верхнюю в стопке «Иллюстрированную историю украшательства надворных сооружений» с эмблемой университетской библиотеки и накрыл гадкое ведро.

– Тоже по-нашему, – невесть к чему пробормотал лис-демон.

Голова уже не кружилась, и сердце не сбивалось с ритма. Руки и колени перестали дрожать, но слабость пока еще давала о себе знать. Снова растянувшись на койке, он приготовился слушать.

– Эта драматическая и поучительная история случилась во время Вторжения, – начал рассказчик. – Очень-очень редко, но бывает, что магические существа из одного мира прорываются в другой с целью завоевать его, а то и просто все разнести и нахватать трофеев. Безобразие из ряда вон выходящее, можно сказать, легендарное и мифологическое. За тем, чтобы ничего такого не происходило, следят Стражи Миров, а если вторжение все-таки свершилось, Страж должен дать отпор и выдворить агрессоров из своего мира. Страж для того и существует, спасать мир – его работа и основное предназначение. К слову сказать, разбираться с нашей братией или с волшебным народцем, утихомиривать зарвавшихся магов, учинять революции, предотвращать государственные перевороты, бороться за отмену плохих законов, ловить разбойников, изобличать взяточников и утирать сопли обиженным – все это не входит в обязанности Стража. И когда кто-нибудь из людей с негодованием вопрошает: «У нас тут срач на улицах, коррумпированные министры и такие налоги, что хоть в петлю, а еще меня давеча в бакалейной лавке обсчитали – куда смотрит Страж Мира?» – это нонсенс, как выражается мой друг Эдмар. Иномирское словцо, звучит изящно, мне понравилось. В переводе означает, что люди, по своему обыкновению, несут ахинею и хотят, чтобы с неба вместе с дождем еще и пирожки падали.

При напоминании о пирожках Дирвен передернулся.

– Страж может, конечно, во что-нибудь такое ввязаться – но как простой смертный, как маг с неплохим потенциалом, всего-навсего. Его истинная сила раскрывается, когда стучится в дверь соответствующая проблема. В промежутках между жизнями Страж осознает себямогущественной сущностью, а когда рождается в очередном смертном воплощении – он такой же, как все, с учетом обычного разброса людских возможностей. Так заведено. Одно-единственное отличие: Стражи не умирают от старости, потому что не стареют. Но это всегда можно списать на особенности магического дара, к тому же чаще всего окружающие не успевают обратить на это внимание, если Страж погибает в бою, в какой-нибудь стычке либо по другой причине. Для оружия, ядов и болезней они уязвимы так же, как любой из смертных.

А не может ли Дирвен быть Стражем Сонхийским? Это ведь не менее почетно, чем оказаться потомком древних королей-амулетчиков… Вдруг и правда?..

– Не ты, – угадав, о чем он думает, развеял иллюзии Лис. – Во-первых, у тебя не тот, э-э, склад характера. Во-вторых, будь ты Стражем Мира, я бы это своим лисьим нюхом почуял. В-третьих, внешний облик Стража от рождения к рождению меняется, но глаза в разных человеческих воплощениях одни и те же. У нынешнего Стража Сонхийского они серо-голубые, а у тебя светло-зеленые.

Дирвен хмыкнул. Не больно-то и хотелось. Прапраправнук арибанских повелителей амулетов – это все же круче.

– Когда началось вторжение, демоны Хиалы тоже не остались в стороне. Особенно те, кто посильнее. Мелочи, которую каждый, кому не лень, пинает, по крупному счету все равно, кто ее будет пинать – местные или пришлые, но господа темных областей в случае проигрыша потеряли бы многое. Сами скатились бы до положения мелочи, над которой измываются победившие захватчики. Порядка между нами нет, зато иерархия есть – о-го-го какая! Не желая утратить свои привилегии, князья Хиалы присоединились к армии Стража Сонхийского. Каждый из них сам по себе превосходная боевая единица, вдобавок они строили остальных демонов. Только имей в виду, ни благородства, ни патриотизма там не было и в помине. Сплошной голый расчет – они защищали свою территорию от демонов-иномирцев и были ни лучше, ни хуже чужаков.

Дирвен кивнул и предвкушающе ухмыльнулся, тут же спрятав усмешку. Ага, вот сейчас выяснится, что Эдмар, который был тогда демоном Хиалы, оказался трусом либо малодушным предателем – или еще как-то подвел своих, и за это его изгнали, как самую позорную тварь. От этой мысли на душе потеплело.

– Князей в темных областях Хиалы испокон веков ни много ни мало – несколько сотен. И вот один из них, который, оцени, еще тогда носил прозвище Золотоглазый, повадился таскаться за Стражем Мира. Демону может кто-то понравиться, но при этом он все равно останется отъявленным демоном. Надо сказать, это создавало определенные неудобства, поскольку Золотоглазый убивал всякого, кто подошел к Стражу ближе, чем на расстояние вытянутой руки, или не с тем выражением, по мнению ревнивой твари, на него посмотрел. Демоны не способны любить, но еще как ревнуют. Крухутак назвал точные цифры: наш общий приятель прикончил по этому поводу двадцать девять человек, пятнадцать представителей иных рас и сорок семь демонов. Это, заметь, были жертвы среди своих. Также он разделался со ста девяносто двумя лазутчиками, которых противник подсылал уничтожить Стража. Для Золотоглазого принципиальной разницы не было: и те, и другие посягали на то, что он хотел присвоить единолично, – значит, смерть им. Это мое, никто не трожь. Страж был, мягко говоря, не рад такому положению вещей, но в то же время ему было не до того, чтобы разбираться с остервеневшим сверх меры демоном из числа союзников, в первую очередь он должен был держать под контролем стихийное воинство.

– Что за воинство?

– То, которое подчиняется только Стражу. Когда началась эта война, он осознал свое предназначение и поднял стихийные силы. Обернувшись ветром, он позвал четверку Великих Псов с их воздушными стаями. В водяном облике призвал из пучины морских змеев, в земляном разбудил каменных исполинов и подземных червей. Став огненным существом, он спустился в жерло вулкана и вывел на поверхность саламандр, которые живут в кипящей лаве. Это может сделать только Страж Мира – и лишь он способен уследить за тем, чтобы стихийные твари в ходе боевых действий не превратили свой собственный мир в безжизненную пустыню. Они подчиняются ему беспрекословно – однако совсем не так, как солдаты полководцу, рабы господину, зачарованные волшебнику или дрессированные животные укротителю. Силой с ними не совладать, они слушаются его из великой симпатии. И все равно присматривать за ними – дело нелегкое, одни саламандры чего стоят. Если вернуться к нашим демонам, Золотоглазый все-таки был весьма полезен в качестве консультанта по военным вопросам. Князья Хиалы без конца между собой воюют – любо-дорого, какая идет грызня, так что все мы опытные стратеги и тактики. Страж ведь не полководец и не политик, даже не профессиональный предводитель – с него довольно и того, что он хозяин стихий. Обычно в таких случаях Стражам помогают маги-советчики, но Золотоглазый кого из них убил, кого разогнал, пригрозив расправой… Я же говорю, он вел себя, как безумец, но до поры казалось, что это не выходит за рамки нормального для демона безумия. Еще она причина, по которой его терпели, – он единственный из князей Хиалы учитывал пожелания Стража, когда заходила речь о том, чтобы свести к минимуму жертвы среди населения Сонхи. У нас ведь как: демонам велели захватить горку вон за той деревушкой – они туда прорвутся и приказ выполнят, но по дороге и поля потопчут, и дома вместе с жителями сметут, потому что им все равно, наплевать им на эту деревню с высокой башни. За людьми, когда они затевают свои войны, то же самое водится, но среди вас хватает тех, кто этого не одобряет, а среди наших днем с фонарем ни одного такого не сыщешь. Золотоглазый в этом смысле не был исключением, но ради того, чтобы Страж ему приветливо улыбнулся, он заставлял шатию из Хиалы щадить мирное население, а также зверей, птиц, растительность и волшебный народец. Хотя волновали его, как истинного демона, только собственные интересы: ему нравилось, когда Страж ему улыбался. Если бы его прогнали прочь, он бы в отместку много чего натворил, да так, чтобы причинить отвергнувшему его обидчику побольше душевных терзаний и боли. Но поскольку Страж согласился на его компанию, он и сам по возможности воздерживался от разрушений, и следил за тем, чтобы другие демоны соблюдали меру – и не только они, а все остальные тоже. Могущества и скверной репутации Золотоглазого на это хватало.

– Наверное, потом, когда война закончилась, его изгнали за то, что не позволял им бесчинствовать?

Дирвен рассчитывал произвести впечатление своей догадливостью, но Лис только усмехнулся:

– Не забегай вперед. В истинном облике он был ужасающим исчадием Хиалы – сгусток жути, фиолетово-черный глянец, щупальца, клешни, шипы и все такое, но при желании мог обернуться человеком. В женском облике у Золотоглазой были пленительно пышные и в то же время безупречно изящные формы, шелковистая кожа, черные волосы с фиолетовыми и синими прядями. Что забавно, такое сочетание цветов и сейчас Эдмару по душе. Демоническую природу этой красотки выдавали глаза цвета расплавленного золота, раздвоенный, как у змеи, черный язык и вдобавок рога, тоже антрацитово-черные, – они росли по окружности головы, словно зубья короны, придавая своей хозяйке царственный вид. Когда она в таком виде появлялась под ручку со Стражем на военных советах, одежды на ней было всего ничего, а ее стервозная улыбочка с мелькающим время от времени змеиным жалом вгоняла в оторопь. И все это, заметь, с умыслом, чтобы остальные участники совета больше глазели на нее, чем на Стража. Чаще Золотоглазый предпочитал мужское воплощение. Разумеется, он был высок, строен и мускулист, а остальные черты внешности – те же самые, что в женском варианте. Страж скрепя сердце терпел его общество, мечтая о том дне, когда тварь из Хиалы наконец-то угомонится и отвяжется. Для Стражей собственные интересы – дело двадцать пятое, главное – благополучие мира, и демон бессовестно этим пользовался. У демонов совести не бывает. Он прекрасно понимал, что после окончания войны от него постараются отделаться. Чтобы он не вздумал затягивать боевые действия, а то с него бы сталось, Страж предложил ему после решения всех насущных проблем устроить поединок: если одержит верх он, демон ни с чем вернется в Хиалу, а если Золотоглазый – они останутся вместе. На том и порешили.

– Страж наверняка должен был победить, да? У него же псы бурь, и огненные саламандры, и всякое остальное…

– Ну нет, здесь не тот случай, когда можно призвать стихийные силы, речь-то шла не о судьбах Сонхи, а о разрешении частного спора. Это был бы не поединок Стража Мира и демона, а поединок сильного боевого мага и могущественного демона. Хм, я бы, пожалуй, все-таки поставил на Золотоглазого, хотя кто знает, чем бы все закончилось…

– А кто из них победил?

– Никто. Дуэль не состоялась по причине безвременной кончины одного из дуэлянтов. Неприятеля почти полностью разгромили и выбили, когда тот бросил в бой прибереженный резерв – с целью напакостить напоследок, да так напакостить, чтобы цветущие земли превратились в подчистую объеденные пустоши. Агрессоры исхитрились открыть еще одни Врата Перехода, через которые в Сонхи хлынули несметные полчища прожорливых многоножек – одни величиной с лошадей, другие не больше ящерицы, и была их тьма-тьмущая. Сплошная бледно-желтая масса, покрытая порослью грязновато-серых, как будто седых волос, – она отвратительно колыхалась и пожирала все подряд на своем пути. Любую органику, как нынче выражается нахватавшийся иномирских оборотов Тейзург. Эти многоножки еще и плодились со скоростью саранчи. Воздушные псы донесли о том Стражу, и он помчался туда вместе с саламандрами, попросив Золотоглазого послать вперед демонов, чтобы те разогнали с дороги все живое. Саламандры – это ведь тот же пожар, они спалят все без разбору, а Страж Мира не хотел, чтобы были жертвы. Демоны бросились вперед, сея панику и всех обращая в бегство, уж это для них самое милое дело, а за ними двинулся Страж с огненным войском. Дело было ночью, и зрелище, должно быть, вселяло благоговейный трепет, если там нашлись очевидцы. Вот представь себе: в темном небе появляется затмевающее звезды зарево, только не розовое, как перед восходом солнца, а фиолетово-синее. Оно ширится и становится все ослепительней, до невыносимой рези в глазах – словно расцветает над горизонтом громадный переливчато-синий цветок. И если ты все еще в состоянии что-то видеть, сможешь рассмотреть сотканного из синего пламени дракона, который летит впереди, – это Страж Мира в огненном облике, а за ним длинными прыжками несутся саламандры. С высоты птичьего полета эта сверкающая в ночи армия выглядела бы полосатой: вначале синие, за ними зеленые, потом золотисто-желтые и замыкают красно-рыжие, словно привычный тебе огонь в печке. Это потому, что синее пламя – самое горячее и страшное. Высокотемпературное, как опять же ввернул Эдмар, когда слушал мой рассказ. Топота почти не слышно, тишину нарушает только пугающий сухой треск и шум пламени. Представил картинку? Там, где они прошли, на земле осталось множество выжженных черных следов от их трехпалых лап, но обошлось без пожаров – саламандры способны гасить огонь, которому дали начало, и они по велению Стража так и делали. Как прибыли на место, выполнившие свою задачу демоны брызнули в стороны и немедля убрались подальше – все, кроме Золотоглазого. Приближенные позвали: что же ты, повелитель, замешкался? И услышали в ответ: я останусь, вдруг ему понадобится помощь. Тогда-то самым догадливым и стало ясно, что мозги у повелителя бесповоротно соскочили с петель.

– Почему? – удивился Дирвен. – Это же по-человечески…

– Именно что по-человечески! Ты уловил суть. Бывает, что обезумевший человек начинает вести себя, как демон – а обезумевший демон ведет себя, как человек. Остается в пекле не для того, чтобы всех переиграть, или доказать свое могущество, или еще какую выгоду получить, а чтобы успеть прийти на помощь, если в том возникнет нужда. Уважающие себя демоны так не поступают. И не уважающие, впрочем, тоже. Это не по-нашему. Кое-какие странности Золотоглазого и раньше бросались в глаза, но до поры все думали, что тому есть практические объяснения. К примеру, было известно, что он раздобыл ожерелье Инрам, то ли купил, то ли отобрал у кого-то из человеческих магов, и надевал его всякий раз, как доходило до известного дела. Думали, он из расчета – любому ясно, что, пока война не закончилась, причинять вред Стражу нельзя, и уже задним числом поняли: Золотоглазый поступал так, потому что свихнулся.

– А что за ожерелье Инрам?

– Знаешь, почему людям нельзя спать с демонами? Потому что демон в это время пьет взахлеб твою жизненную силу. Несколько раз – и ты полутруп, начнешь болеть и всякое такое. Рунное ожерелье Инрам этот канал перекрывает, для человека тогда не опасно, зато у демона при этом шея болит и ноет. Никто из наших, находясь в здравом уме, этот изуверский ошейник по доброй воле не наденет, а он сам так решил – можешь представить, до чего спятил?

– Тьфу, мерзопакость, – скривился Дирвен.

Едва не сплюнул на пол для большей выразительности, однако вовремя вспомнил, что на исчадия Хиалы плевать не стоит, себе дороже, и в их присутствии тоже не стоит, а то они потом повсюду тебя найдут. Этот, правда, ему благодарен, но, с другой стороны, ничем не связан, а настроение у него может и перемениться.

– Истинная мерзопакость, – кивнул Лис. – Правильно рассуждаешь, по-нашему. Удариться в безоглядный альтруизм и оценить чужую шкуру дороже, чем свою собственную, – это для демона Хиалы извращение, иначе не скажешь.

– Да я другое извращение имел в виду…

Дирвен хотел объяснить, к чему относятся его слова, а то рассказчик все понял навыворот, но тот, не слушая, продолжил повествование:

– Страж Мира и его саламандры принялись уничтожать многоножек, огонь против таких созданий самое эффективное оружие. Золотоглазый держался на безопасном расстоянии, он надел шлем с закопченным и вдобавок зачарованным стеклом вместо щитка, так что мог наблюдать за битвой. К тому времени, как все до последней многоножки были уничтожены, стало светать. Страж отослал саламандр: местность была каменистая, и они сквозь трещину в раскаленной оплавленной скале огненным ручьем утекли в свои подземные пределы. После этого он вновь принял человеческий облик и начал искать Врата, через которые в Сонхи забросили многоножек. Золотоглазый к нему присоединился. Ландшафт выглядел, как после извержения вулкана, и они бродили где по щиколотку, а где и по колено в до сих пор теплом сером пепле. Там все выгорело. Над восточным горизонтом розовел рассвет, а в воздухе плавали, словно черный снег, хлопья сажи. Появилось несколько сонхийских боевых магов в облике летучих тварей – в ту пору для сильных волшебников это было запросто, но они не снижались, кружили в небе, опасаясь стычки с ревнивым злобным демоном, так как были научены горьким опытом. Найдя Врата, Страж приступил к Безвозвратному Запечатыванию. Он рвал все без остатка связи между Сонхи и тем миром, откуда пришла напасть, – крайняя мера, но к тому времени стало ясно, что придется это сделать, а то и в будущем не избежать сюрпризов. И момент для этого выдался самый благоприятный, раньше оно не получилось бы по ряду причин – не буду вдаваться в теоретические выкладки, которые поймет только маг, и то далеко не всякий. Взрезав себе вену на руке, Страж навсегда запечатывал и эти, и все остальные Врата, ведущие в тот мир, – своей кровью и печатями Несотворенного Хаоса. Это заклятье не доступно никому, кроме Стражей Миров, даже местные боги не смогли бы его применить, их кровь для этого не годится.

– Сам себя принес в жертву?

– Всего лишь пролил некоторое количество своей крови. Так полагается. Опасно другое: ритуал занимает довольно много времени, и пока дело не доведено до конца, какая-нибудь дрянь оттуда может тебя атаковать. Проблема не заставила себя ждать: из щели полезли щупальца, которые попытались уволочь противников на ту сторону. Вдобавок это был упырь, высасывающий энергию. Парившие в небе маги не могли использовать против него боевые заклинания, чтобы не нарушить запирающее заклятье, которое плел Страж, но они принялись спешно лепить «сферу силы», отдавая на это часть собственной жизненной энергии – своего рода лекарство для жертвы упыря. Золотоглазый сцепился с чужеродной тварью в своем истинном демоническом облике, Страж отбивался мечом. Обоим досталось изрядно. К тому времени, как они пообрывали-поотсекали длинные шипастые конечности, и человек, и демон находились в скверном состоянии. Валялись на земле, израненные шипами, сплошь в порезах, перемазанные копотью и совсем обессилевшие, но Страж даже в полуобморочном состоянии продолжал творить заклятье. А из зияющей в ткани мира прорехи, которая вот-вот должна была закрыться насовсем, к ним потянулись новые щупальца – недобитый остаток, всего-навсего несколько штук, но этого хватило бы, чтобы утащить к себе двух измотанных защитников Сонхи. С неба сбросили готовую «сферу силы» – она выглядела, словно светящийся сгусток тумана величиной с апельсин, и упала точнехонько между Стражем и Золотоглазым, взметнув облако пепла. Маг, понятно, метил в Стража, но от волнения промазал. Вот прикинь: лежат на некотором расстоянии друг от друга демон и человек, оба полуживые, до них вот-вот дотянется чужеродная погибель, и в аккурат между ними шлепнулся чудодейственный артефакт, который обещает мгновенное восстановление сил и спасение. Кто, по-твоему, успеет раньше схватить это сокровище – человек или демон?

– Всяко ясно, что демон первый хапнет. Он сграбастал эту «сферу силы», хотя бросили не ему, и за это его потом изгнали, да?

– Наполовину угадал. Золотоглазый действительно мигом схватил спасительный артефакт, чтобы тут же швырнуть его Стражу – на, мол, тебе нужнее. Щупальца оплели его и потянули к щели, но вскочивший на ноги Страж начал рубить их, защищая того, от кого отчаянно хотел избавиться. Впрочем, и он, и иномирская тварь расходовали силы понапрасну, поскольку сражались-то они за дохлую шкуру. После того как Золотоглазый добровольно, повинуясь душевному порыву, уступил другому возможность спастись, он был не жилец. Наверное, и вздохнуть-то не успел. А Страж наконец завершил заклятье, и Врата, прежде соединявшие Сонхи с тем миром, повсеместно исчезли, раз и навсегда. После этого он подошел к Золотоглазому и увидел, что демон, немало крови ему попортивший, мертвее мертвого. Разве что великолепную шкуру на стенку повесить для устрашения гостей, но вместо этого останки погибшего князя Хиалы сожгли на погребальном костре с воинскими почестями.

– Но почему он умер? – в недоумении спросил Дирвен.

– Потому что демон, отмочивший такое, больше не жилец. В других мирах может быть по-всякому, вряд ли везде одинаково, а у нас, в Сонхи, с этим так. «Плевать, что будет дальше с тобой, а я по-любому свое возьму», – это правильный для демона образ мыслей. «Плевать, чем это обернется для меня, уж я как-нибудь о себе позабочусь, главное, ты выживи», – это для демона мгновенно убивающий яд. Золотоглазый одним красивым росчерком подмахнул собственный смертный приговор – и сгинул, оставив после себя некоторое количество недобрых воспоминаний. Правда, не то чтобы абсолютно сгинул… Через некоторое время в какой-то людской семье родился мальчик с магическими способностями. А может, это была девочка. Но наверняка на редкость сволочной ребенок, которого заслуженно ругали «демоненком».

– Я не понял, за что его так наказали? – пусть Дирвену и хотелось пуще всего на свете отомстить Эдмару, убить Эдмара, утереть Эдмару нос, его потрясла жестокость этой метаморфозы. – За что?..

– Ты считаешь, это было наказание? Что ж, я, пожалуй, не ошибся насчет твоих перспектив… Ты судишь с точки зрения демона. Истинный человек сказал бы, что это была великая милость и невероятная награда. Его выпустили из Хиалы, перед ним расстелили тысячу дорог – выбирай любую, дальше все зависит только от тебя самого. И это, по-твоему, кара?

– Ну, ты же расписывал, каким он был могущественным демоном, одним из князей, у него была сила и власть, а после родился просто человеком, да еще, может, в какой-нибудь завалящей семье, где гроши считают. Демоны ведь сильнее людей, разве нет?

– Зато демоны – пленники Хиалы. Нас только выпусти в мир! Во время Вторжения – другое дело, тогда мы вместе с остальными воевали за Сонхи, но пока в мире все в порядке, мы не можем самостоятельно покидать темные области. Разве что какое-нибудь магическое возмущение позволит везунчикам открыть Врата изнутри, но это большая редкость – все равно, что человеку найти на улице набитый деньгами кошелек. Обычно мы приходим, когда нас призывают. Я кое с кем договорился, вот и гуляю в свое удовольствие… – Лис с загадочным видом подмигнул. – Но болтаться здесь, сколько вздумается, нам не дано. Учти, я смогу сопровождать тебя до завтрашнего утра, потом меня неминуемо утянет обратно в Хиалу.

– А как же ты просидел в скале тысячу лет?

– Ловушка. Тоже радости мало. Вы, люди, можете становиться кем угодно, вам доступна вся палитра чувств и впечатлений, а демон – это всегда демон. Ему лишь бы утвердить свою власть над другими демонами, или над кем-нибудь поизмываться, или удовлетворить свою похоть, или затеять свару и подраться так, чтобы клочья летели. Все это, знаешь ли, с течением столетий приедается, не говоря уж о тысячелетиях. Если угодишь к нам, на своей шкуре испытаешь. У Эдмара, как видишь, неплохо все сложилось. Стал могущественным магом, надоело ему здесь – отправился жить в другие миры, теперь надумал вернуться, путешествует куда захочет… Благодаря демонической примеси, которая до сих пор у него не вытравилась, он может находиться в Хиале дольше, чем другие сильные волшебники, и чувствует себя там вполне вольготно. Это же делает его довольно опасным существом в посмертии. Если кто-нибудь другой посулит: «Вот я приду после смерти и задам тебе трепку!» – он разве что припугнет оппонента этим обещанием, зловещим, но невыполнимым, а если то же самое тебе сказал Тейзург – это, учти, реальная угроза. Ты с ним лучше не ссорься.

– Да нужен он мне… – с отвращением процедил Дирвен, невольно стиснув кулаки.

– Нужен – не нужен, а все равно не ссорься. От него я тебя защищать не стану. Он сыграл в моем спасении бо́льшую роль, чем ты, так что ему я благодарен больше. Опять же, водиться с ним полезно: если какая нужда, можно попросить, чтобы он призвал меня и выпустил из Хиалы в мир людей. Между нами говоря, иначе меня бы сейчас тут не было, и ты был бы не тут, а все еще там, понял?

– Ну и ладно, мне до него никакого дела.

Он угрюмо разглядывал щелястые темные половицы, облезлый стол, полку с закопченной немытой посудой, паутину на потолке – в серебристом полумраке все это выглядело, как декорация к сказке, а на душе было скверно, несколько раз он попытался сглотнуть застрявший в горле комок, но тот никак не сглатывался.

– Спорить о том, была это награда или кара за нарушение установленных для демонов правил, в корне неверно, – нарушил молчание Лис, задумчиво махнув мерцающим хвостом, отчего по мягкой полутьме как будто прошла волна зыби. – Ибо тогда предполагается, что есть некто, который его наградил либо наказал. Сонхийские боги? Определять кого-то в демоны или выгонять из демонов – не в их власти. Много лет назад они сделали бессмертной вурваной некую волшебницу, которая в противном случае могла бы им сильно насолить, известны и другие подобные случаи, но волшебный народец и демоны – это принципиально разные существа, хотя иные невежи нас путают. Может, скажешь, та сила, которую называют Творцом? Но приписывать Творцу побуждения въедливого моралиста – это некрасиво и неумно. Госпожа Вероятностей? О, эта Госпожа вечно что-нибудь баламутит и множит развилки, но она не судебный исполнитель. Вряд ли тут обошлось без нее, однако ее участие в событиях сводится к тому, что она подбрасывает тебе вероятности, которые могут осуществиться либо нет, а потом с любопытством смотрит, что из этого выйдет.

– Все зло от Рогатой Госпожи, – проворчал Дирвен в подушку.

– И охота тебе молоть вздор. То, что произошло с Золотоглазым, скорее можно сравнить с участью рыбы, которая сама не заметила, как отрастила себе легкие и невзначай выбралась из родной стихии на сушу. Игра вероятностей, не без того, но выползти из воды ее потянуло собственное устремление. Должно быть, так манило эту рыбу далекое непонятное сияние за поверхностью водоема, что никакого удержу не было. В результате она превратилась в сухопутное существо и уже не смогла вернуться обратно. Впрочем, Тейзурга скорее можно сравнить с амфибией, однако все равно в Хиале он теперь пришлый. Рецепт здесь простой: для того чтобы перестать быть демоном, надо перестать быть демоном, – в голосе Лиса как будто проскользнули завистливые нотки. – И еще я бы сказал, что вы с Эдмаром двигаетесь навстречу друг другу.

Дирвен приподнял голову, несколько раз в растерянности моргнул и настороженно спросил:

– Каким это образом?

– Ты направляешься туда, откуда он ушел. Главное, не забудь, что я тебе сказал: всем говори, что ты принят в свиту князя, который зовется Серебряным Лисом, тогда сразу отстанут.

– А по-моему, твой Эдмар как был сволочью, так и остался.

– Что верно, то верно, просветленным его не назовешь, но это уже не тот Золотоглазый, который убивал всякого, кто с его Стражем приветливым словечком перемолвится. Оцени, ведь даже не злился, когда говорил о его семье. Скорее, просто грустил.

Дирвена охватила смесь растерянности и нарастающего негодования.

– Во сволочь! Он опять, что ли, к Сонхийскому Стражу цепляется?

– Страж в Сонхи давно уже другой, а тот в одном из последующих рождений попал под действие своего же собственного проклятия и превратился в лесного кота, из-за чего в Сонхи в ту пору многое пошло наперекосяк. Ибо если Страж по какой-то причине сойдет с ума, мир постигнет примерно то же самое. Он до некоторой степени очнулся, когда потребовалось его вмешательство – на сей раз была не агрессия извне, а местная попытка перекроить структуру мира. Я узнал эту историю от Эдмара, который не так давно вытряс ее из крухутака. Разобравшись с проблемой, Страж ушел из Сонхи, уступив место новому Стражу – у мира всегда есть кто-то в резерве, на замену. Оцени романтику: Золотоглазый хоть и забыл напрочь ту поросшую быльем историю времен Вторжения, а как встретил его снова – опять за старое.

– Я же говорю, сволочизм и мерзопакость! Оба сволочи. Разве можно превращаться в какого-то кота, когда от тебя целый мир зависит? А бросать свой мир на произвол судьбы разве можно? А то, что он переметнулся и стал Стражем другого мира, это вообще предательство!

В душе у Дирвена поднималось что-то, раньше ему незнакомое – непримиримое, едкое и в то же время невыносимо болезненное, как будто проглотил колючку, которая ранит не желудок, а саму твою суть.

– Он там не Страж, просто маг. Как обмолвился Эдмар, служит в полиции по магической части.

– Все равно предатель. Я считаю, за такую подлость повесить мало!

– Опять реагируешь, как демон, – заметил Лис тоном исследователя, наблюдающего любопытный феномен.

– Почему?

– А ты вспомни все, что я рассказывал тебе о демонах, да сопоставь со своей персоной… Знаешь, как называется чувство, которое ты сейчас испытываешь?

– Чувство справедливости называется!

– Если бы. У него есть и другое название.

Дирвену невесть почему стало неловко, словно застукали на краже мелочи из чужого кармана. Он ощутил, что краснеет. Хорошо, что в комнатушке полумрак. Захотелось чем-нибудь запустить в проклятую лисицу – хотя бы вот книгой, которая лежит поверх ведра с блевотиной, – но он сдержался. Неприязненно буркнул:

– Я не люблю предательство, извращения и всякую другую мерзопакость, а кто считает иначе, тот гад и выродок. И вообще тогда получается, что среди людей полно кандидатов в демоны.

– Не без того, – согласился Лис. – Но каждого из них удерживают от низвержения в темные области Хиалы какие-то свои ниточки, а если все они оборвутся – добро пожаловать к нам. Тебе еще повезло, ты предупрежден о том, что тебя ждет, да и моя протекция кое-чего стоит.

– Ха, есть и такие, у кого никаких ниточек, а они почему-то до сих пор к вам не провалились. Хотя бы Ферклиц, если ты видел эту холодную жабу.

– Не тот пример. Ферклиц нежно любит своих внуков и кроликов, с ума по ним сходит. Так что ниточки у него довольно крепкие.

– Каких еще кроликов?

Дирвен до того оторопел, что даже эта мерзкая едкая горечь, у которой, по словам Лиса, «есть и другое название», отступила куда-то в потаенные потемки его души.

– Самых натуральных – ушастых и с ценным мехом. Ферклиц держит их у себя дома не меньше дюжины и не устает на них умиляться. Дарит их любимым внукам, строго-настрого объясняя, что обижать кроликов нельзя. Не одобряет кроличье рагу. По его мнению, это самые милые и трогательные на свете существа, и было бы замечательно, если бы люди были на них похожи – никакого своенравия, никаких проблем… Зато из горячо любимых внуков, пока еще маленьких, он намерен воспитать интриганов и кукловодов себе под стать – как-никак, наследники. Но кроликов чтобы не обижали.

Дирвену хотелось убить и Ферклица с его кроликами, и бывшего демона Эдмара, и этого, который когда-то был Стражем Сонхи, а потом свалил в другой мир, но до сих пор общается с Эдмаром, и подлую предательницу Тамрилу-Хенгеду, и архимагов, оставивших его без девок, из-за чего он угодил в устроенную Хенгедой ловушку. Был бы у него тройной арибанский амулет власти, он бы всех гадов поубивал.

Сам не заметил, как задремал, но приснилась ему не расправа с подлецами, а какая-то ерунда: будто бы Ферклиц говорил, что его отпустят под честное слово, но он должен принять в подарок кроликов, о которых будет заботиться, и совал ему в руки корзину, доверху полную этими зверушками, которые во сне были мелкие, как воробьи. Дирвен отказывался, объясняя, что не умеет он ухаживать за кроликами, даже не знает, чем их кормить, а вокруг колыхались зыбкие мутные тени, среди которых прятались демоны Хиалы, и было ему в этом сне так плохо, что хуже некуда.

Потом его растолкал Лис: ты отдохнул, пора отсюда валить, сейчас для этого самое подходящее времечко. В первый момент Дирвен решил, что вряд ли сможет подняться с койки, но потом ощутил, что силы вернулись. Вылечили его амулеты, а то кто-то сомневался! Окинув взглядом полутемную обшарпанную комнатушку с учебниками на столе, он не стал спрашивать у провожатого, где сейчас жилец этого чердака. Лучше не знать. Лучше думать, что тот до утра остался на какой-нибудь студенческой пирушке, а потом вернется, обнаружит некоторый беспорядок и решит, что это приятели над ним подшутили.

– Я опять обернусь шубой, – предупредил Лис. – Буду подсказывать дорогу и заметать следы. Слыхал, в сказках говорится, что лиса бежит, хвостом след заметает? Уж это я умею, только не хвостом, а иначе. Если скажу: скинь меня – сразу сбрасывай, понял?

Утренний Абенгарт окутывал туман – драпировал кисеей дома, приглушал звуки, топил в белесой хмари переулки, размывал строгие линии, как будто насмехаясь над овдейским пристрастием к порядку и определенности: нет в тумане ничего определенного, и почем знать, что окажется за углом – то, что было там еще вчера, или что-то другое?

В этой зыбкой молочной мгле серебристая шуба была наилучшим маскировочным одеянием. Казалось, будто крадется по своим владениям туманное существо, которое вместе с туманом и растает до следующего раза.

А за углом Дирвен встретил грабителей. Судя по речным запахам и смутным очертаниям, он дошел до сквера на набережной, тут-то и нарвался на засаду.

Их было трое. Все в мешковатых куртках с надвинутыми капюшонами, лица до глаз закрыты темными повязками. Стоявший посередке высокий парень умело поигрывал ножом, но это была скорее демонстрация, чтобы взять на испуг: зачем ему нож, если он амулетчик? Уж это Дирвен определил сразу. И недомерок справа от него тоже амулетчик. Оба приготовились пустить в ход какие-то оглушающие штучки, если жертва не испугается по-хорошему. Только они еще не поняли, на кого напали.

– Сударь, проявите великодушие, угостите завтраком, – заговорил простуженным голосом высокий худой парень – видимо, главный в шайке, – явно подражая какому-то благородному разбойнику с театральных подмостков. – Водить нас в трактир необязательно, давайте ваш кошелек – и мы сами туда сходим. Мы будем сыты, а вы останетесь целы, разрешим этот вопрос к обоюдному удовольствию.

Ага, эти придурки, поглядев на шубу, приняли его за богатого! Вроде бы никого больше рядом не видно, так что сейчас он им покажет, где крухутаки зимуют.

– Дохлый чворк вам на завтрак! – злорадно выпалил Дирвен и вслед за этим вмазал «Веселым градом», одновременно перехватывая контроль над их защитными артефактами.

Вожак был сильнее, чем правый недомерок, и частично удержал свой «щит», а его подельников сбило с ног. К такому обороту трое любителей дармовых завтраков оказались не готовы. Правый скорчился на боку и всхлипнул от боли. Левый, который не был амулетчиком, с неожиданным для битого проворством откатился – только не к ровно подстриженному кустарнику, дурень, а на открытое место, на песчаную дорожку. Или его так приложило, что совсем перестал соображать?

– Берегись! – взвизгнула лисья голова.

Одновременно с сигналом «Правдивого ока», предупредившего о магическом присутствии: тот, который откатился, не амулетчик, зато маг.

Он всего-навсего швырнул в Дирвена горсть зачерпнутого с дорожки песка, однако в воздухе этот песок свился в жгут и хлестнул, норовя попасть по лицу. Дирвен успел отпрянуть и закрыться «щитом», но в следующую секунду перед ним взметнулся новый песчаный бич.

– Уходите, я прикрою! – тонким голосом крикнул парнишка своим приятелям.

Вожак подхватил и не без труда взвалил на плечо сбитого с ног недомерка. Пригибаясь под его тяжестью, попятился в туман. Окликнул:

– Таль, идем! Это амулетчик, и он крут, не связывайся!

Дирвен ощутил мстительное удовлетворение: придурки признали его превосходство и собираются задать стрекача.

– Он амулетчик – я ведьма. Идите, я догоню!

Глаза Таль недобро сверкали над воровской повязкой. Словно у нее есть повод на него злиться, словно это он попытался ее ограбить!

Бичи, свитые из песка, пыли и уличного сора, плясали вокруг Дирвена, но натыкались на сотворенные его амулетом «щиты» и проскальзывали мимо или осыпались прахом. Хотя несколько раз его все же зацепило – однако досталось не ему, а Лису: шуба защищала не хуже, чем доспех.

Дирвен, со своей стороны, тоже не мог вломить как следует этой повелительнице уличного мусора, всякий раз ему что-то мешало.

– Да хватит уже! – взвыла, не выдержав, лисья голова. – Сколько можно?! Кому сказано, хватит! Ну вот, опять… Я вам кто?! Мне же песок в шерсть набился, а ну, перестаньте!

Глаза ведьмы – кошачьи, с приподнятыми к вискам уголками, совсем как у Хеледики, только другого оттенка – удивленно расширились. Потом она молча развернулась и во все лопатки припустила туда, где маячили темным пятном в водянисто-молочной мгле ее сообщники. Испугалась говорящей шубы! Спину ей прикрывал крутившийся волчком вихрь из подножного сора, пронизанный магией, которая погасила посланный вдогонку импульс боевого амулета. В придачу этот импульс сам по себе вышел слабый, совсем не характерный для Дирвена Корица.

– Это ты мешаешь?! Зачем?

– А не надо ее трогать. Я эту ведьму знаю.

– Откуда знаешь?

– Я много кого знаю, – ушел от ответа Лис. – Ты глянь, аж в подшерсток набилось, колется, зараза… Она тоже меня признала, потому и ушла. А ты сам прикинь: я вот-вот утянусь в Хиалу, дальше будешь самостоятельно отсюда выбираться, так зачем тебе со здешними почитателями Ланки ссориться? Тебе надо завести среди них полезные знакомства. А ты второй барышне врезал хуже чем кирпичом, эти ребята тебя запомнят.

– Мелкий амулетчик – тоже девчонка?

– Парень и две девки, забавная шайка.

– Вот придурок, – с чувством превосходства процедил Дирвен. – Нашел, с кем связаться! Все девчонки – предательницы, чуть что подведут.

– То-то эта ведьма только что своих подвела, ага?

– Подумаешь, исключение подтвердило правило… Нельзя им доверять.

– Тебе виднее. Сбрось меня, пора прощаться.

Когда он скинул шубу, та превратилась сначала в большую серебристую лисицу, потом в уже знакомую ему разбитную красотку с замысловатой прической.

– Ну, бывай, дружок! – она развязно потрепала его по щеке и подмигнула. – Главное, не забудь, что для тебя всегда найдется теплое местечко среди моих подлиз и прихвостней.

В воздухе у нее за спиной как будто пробежала извилистая трещина не толще волоса, и Серебряная Лиса мигом исчезла в ней, словно подхваченная сквозняком бумажная фигурка.

Дирвен моргнул: вот уже и нет никакой «трещины», и незадачливые грабители смылись. Он здесь один, вокруг туман, похожий на холодное молоко, и к горлу подступают рыдания – совсем как в детстве, когда ты потерялся.

Флирия была ростом со сливочник. Выше талии она выглядела, как лилейно-белая статуэтка: шейка, пальчики, маленькие девичьи груди – все в ней восхищало безупречным изяществом. А ниже тонкого стана – вытянутое сине-зеленое брюшко с парой тонких ножек, словно у летучего насекомого. Впрочем, если смотреть непредвзято, ее нижняя часть тоже была прелестна без изъянов. За спиной переливались зыбким радужным узором стрекозиные крылья.

Точеную головку украшал то ли венок, то ли шапочка, сплетенная из голубоватых побегов незабвенника лугового. Что-нибудь такое сплести – на это соображения у флирий хватает, но разговаривать они не умеют. Друг друга понимают без слов, а у тех, кто не принадлежит к их ветреному народцу, нет никакой возможности с ними объясниться.

Обычно где одна флирия, там и другие, они всегда держатся стайками. Могут ли они шпионить для Лормы – это под большим вопросом. Вообще-то, Суно склонялся к тому, что скорее нет, чем да, но в таких делах здравая подозрительность не повредит.

Тропа проходила через маленькую заросшую долину, где Маюн держит в каменных ладонях пронизанное солнечным сиянием озеро. Вокруг теснилась пышная зелень, какую в Суринани встретишь только возле водоемов, здесь-то путешественники и увидели это диво.

Флирия вилась над кустиком с синими цветами, и было понятно, что сейчас она танцует для этого кустика, позабыв об остальном мире. Танец-гимн, танец-дар, танец-беседа. Ее личико, чуть-чуть капризное, оставалось вдохновенным и сосредоточенным: она выражала с помощью движений свое восхищение большими резными листьями, кое-где насквозь изъеденными, и бархатистыми цветами, ярко-синими с переходом в молочную белизну у основания продолговатых бутонов.

Растение до того ее очаровало – а флирию что угодно может внезапно, хотя и кратковременно очаровать, и тогда она пустится в самозабвенный танец, – что она даже на зрителей не обратила внимания, в то время как ее соплеменницы попрятались в зарослях. Все они были не крупнее кувшина. Должно быть, отбились от того роя, который пронесся над Пчевайской равниной в минувшее полнолуние.

О мороке невидимости она позабыла или, может, не рассчитывала на встречу с человеком в этой глуши, так что ее видели не только волшебники, но и двое провожатых из деревни.

Закончив прихотливый плавный танец, флирия взмыла вверх, сделала круг над зарослями и нырнула в гущу листвы, где затаились ее подружки. Будто бы никого там нет, только шелест и шорохи, а на морщинистой серой скале по ту сторону озера колеблются, сплетаясь в зыбкое световое полотно, отраженные от воды солнечные блики. Пахнет теплой сыростью, размокшими травяными стеблями – восхитительный для этого засушливого края запах.

– Пусть Мирлай, дочка Ичабур-нубы из Улайвата, выйдет за меня замуж! – обрадованно выпалил один из проводников. – Ну же, загадывайте, почтенные, нас обсыпало ее пыльцой, это счастливая примета на сердечные дела, только надо не мешкая загадать вслух.

И в самом деле, на тюрбанах у спутников Суно поблескивали цветные искорки. Надо полагать, у него тоже.

– Пусть Зинта вернется ко мне в полном порядке, – шепнул он еле слышно, отвернувшись, чтобы никто не прочитал по губам.

Считается, что это всего лишь суеверие, но он не брезговал суевериями.

– Пусть гордячка Рекай из Нутханды меня в следующий раз не прогонит, а пустит ночевать, – осклабился второй киншатец.

– Пусть соседка с улицы Сломанного Каблука пригласит меня в гости, когда мужа дома не будет, – подмигнул развеселившийся Кебрехт и пихнул в бок Зомара. – Ну, а ты чего молчишь?

– Пусть ей во всем повезет, – негромко произнес угрюмый молодой амулетчик.

– Экая формулировка – а вдруг ей повезет, да не с тобой? – курьер Ложи покачал головой. – Эх, молодежь, молодежь…

Умывшись над озером, они отправились дальше. Шагая за своими подчиненными, Суно невольно слушал их разговор.

– Так у тебя все-таки есть девушка? – любопытствовал курьер. – Кто такая?

– Она не у меня и не для меня, – безучастно отозвался Зомар.

– Отшила?

– Я с ней ни разу не разговаривал.

– Что ж ты так? Если нравится – надо сразу корову за вымя… Красивая?

– Да, красивая.

– А почему ты с ней не поговорил?

– Она не для меня.

Отвечал он неохотно, с наводящей скуку монотонностью, и собеседник вскоре отстал, что-то разочарованно проворчав насчет нынешней молодежи.

Шли в молчании, вдыхая запахи южных гор. Тропа петляла среди старых каменных горбов и пестрой зелени, подымаясь все выше к перевалу.

Если тебя положили в хрустальный гроб, будешь спать зачарованным сном, пока не расколдуют и не разбудят, так почему же Зинта проснулась сама?

Эта штука, в которой она лежала – похоже, что нагишом, да точно ведь нагишом! – не могла быть ничем иным, кроме как хрустальным гробом.

Никакого неудобства она не ощущала, ее окутывала мягкая полудрема, и дышалось легко, а сквозь прозрачную, словно чистейший алмаз, плиту она видела красивую, но при этом очень странную комнату. Стены и потолок разрисованы приятными глазу светлыми узорами, лампы россыпью – не иначе,волшебные, а ковер на полу все равно что зеленая трава. В углу буфет не буфет, алтарь не алтарь… Что-то явно магическое, с непонятными цветными изображениями, которые время от времени менялись, Зинта ни разу в жизни такого не видела, даже сравнивать не с чем.

Кто ее тут запер – инквизиторы Светлейшей Ложи? Или Эдмар?

Вспомнив, что промеж них произошло, лекарка тихонько застонала со стыда. По крайней мере, она ему не отдавалась… Вроде бы. Зато в остальном вела себя, как самая последняя из этих самых, которых беззастенчивый Эдмар называет своими бывшими коллегами.

Льнула к нему всем телом, бессовестно блаженствуя, когда он ее гладил. О, как он гладил, от головы до копчика… Это было такое наслаждение…

Зинта пристыженно зажмурилась. И ведь это еще не все! Еще она облизывала ему подборок, а потом кусала. Разок даже за нос укусила, но тут уж Эдмар ласково отстранил ее и сказал что-то нежно-укоризненное. Тавше милостивая, стыд-то какой!

Вдобавок ей хотелось есть, и она кричала на него, бесцеремонно требуя еды, а он почему-то не сразу понял, чего она добивается, но потом дал поесть. Боги, это правда, что она по-дикарски рвала зубами кусок мяса? И пила из блюдца восхитительно вкусное молоко, некультурно уткнувшись лицом в это самое блюдце? Так хотелось надеяться, что все это ей приснилось, но что-то подсказывало – было на самом деле.

Боги великие, как же она теперь в глаза Эдмару посмотрит, после такого бесчинного поведения у него в гостях?

Тот оказался легок на помине. Вошел в комнату и остановился возле хрустального гроба.

– Зинта, как ты себя чувствуешь?

– Стыдно… Скажи, это правда, что мы с тобой… Что мы всякими непохвальными вещами занимались?

– Отчего же непохвальными? Очень даже похвальными, ты была такая милая…

– Значит, правда, – сокрушенно пробормотала Зинта. – Ох, до чего стыдно… Выпусти меня из гроба!

– Завтра выпущу, потерпи. И никакой это не гроб. Пока не закончилась вакцинация, ты на карантине.

– Это правда, что я невежливо выпрашивала у тебя еду, а потом рвала зубами мясо?

– О, это было нечто! Ты мне за это мясо чуть палец не откусила, едва успел отдернуть. И еще ты схватила у меня с тарелки бутерброд и тут же на полу его прикончила: сыр с маслом съела, хлеб растерзала. Меня положительно порадовало то, что ты все-таки умеешь добывать себе пропитание.

Ага, чистая правда. Память услужливо подтвердила, что Зинта и впрямь совершила все эти зложительские поступки.

– Ох, стыд и срам… Выпусти меня отсюда хоть ненадолго, а то я не могу послать мыслевесть Суно.

– Боюсь, ты не сможешь это сделать, даже если я тебя выпущу. Отсюда туда мыслевести не доходят. Спокойной ночи!

Стервец весело подмигнул и ушел, а Зинту, несмотря на убийственный жгучий стыд, неудержимо потянуло в сон.

До вечера Дирвен прятался в заколоченном доме неподалеку от того сквера, где повстречал грабителей.

Как гласила табличка на двери, дом был выставлен на продажу. Подготовили его к этому с овдейской аккуратностью: всюду подмели, мусор вынесли, хлам выкинули. Внутри было пусто и пристойно. Светлые пятна на пожелтелых стенах обозначали те места, где раньше висели зеркала и картины. Пахло старыми отсохшими обоями. Кое-где в опустелых комнатах попадались одинокие предметы мебели – тут облезлый комод с резными оленями, там вытертое кресло: забирать не стали, но выбрасывать пожалели, оставив на милость новых жильцов.

Он устроился в кожаном кресле, таком большом, что поместилось бы два Дирвена. Здешний народец, чуя вооруженного амулетчика, затаился и не баловал. Хмарь постепенно рассеялась, но за окном было пасмурно – под стать его подавленному настроению.

Первый рог уже есть, потом появится что-нибудь еще, а в один прекрасный день он будет рад-радешенек, что Серебряный Лис позвал его к себе в свиту… Если он постарается воздерживаться от свойственных демонам поступков – эта участь его минует?

И что стало с мамой? Нужно добраться до Рунды, где ее видели в последний раз, и непременно выяснить… Но агенты Ложи пытались что-нибудь о ней разузнать, во всяком случае, так ему говорили, и никакого результата.

Что там выяснишь, если человека увели к себе пшоры? От этой мысли противно похолодело в животе. Он же этого не хотел! Ему было десять лет, и он вовсе не думал, что все так обернется, когда раскапризничался на привокзальной площади. В Ларвезе это промелькнуло бы и забылось, а в благословенной Овдабе потянуло за собой судебное разбирательство, и от прежней жизни Сонтобии Кориц с ее сыном остались одни растоптанные обломки.

Пшоров недолго принять за бледных худосочных людей, особенно если не присматриваться. Руки, ноги, черты неизменно печальных вытянутых лиц – все будто бы человеческое, выдают их «бакенбарды». Издали можно решить, что это растрепанные белесые локоны, а на самом деле – ветвистые щупальца, как у диковинных тропических амфибий, которых Дирвен видел в аквариуме в резиденции Светлейшей Ложи. Пшоры запросто прикидываются людьми, скрывая эту отвратительную шевелящуюся поросль на своих снулых физиономиях под мороком невидимости, но маг вроде учителя Орвехта, сильная ведьма или амулетчик с «Правдивым оком» увидят их такими, как есть.

Живут они всем скопом в подземельях и уводят к себе людей, которых околдовывают и заставляют работать. Питаются человеческой кровью, но в отличие от других кровопийц берут в меру, чтобы похищенные не умирали. Впрочем, те все равно постепенно слабеют и чахнут.

По Условию, забрать они могут не всякого – лишь того, кто никому не нужен. Или даже не так: человек может стать их жертвой, если чувствует себя никчемным, ненужным, брошенным и страдает по этому поводу – пшоры это почуют и придут за ним. В их владениях опутанный чарами пленник теряет последние остатки воли, внутренне цепенеет и покорно делает все, что ему велят.

Неужели мама находилась в таком состоянии, что стала их добычей? И как теперь ее вызволить? Вроде бы в учебнике говорилось о том, что человека можно отнять у этих тварей и расколдовать – но что для этого надо сделать? Об амулетах там точно речи не было, иначе он бы запомнил.

Гад Ферклиц наверняка его ищет, так что нужно сидеть тихо. На улицу Дирвен выбрался в сумерках, когда начали зажигать фонари. У него была неброская добротная одежда и приличная сумма денег, об этом Лис позаботился. И внешность, типичная для овдейца: белая кожа, веснушки, светлые волосы – никаких особых примет, если бы не рог.

Краем уха он услышал разговор двух фонарщиков. Мол, полиция разлютовалась – останавливают всех подряд и требуют: сними шляпу. А это злодейское нарушение людских прав, нет же в Овдабе такого закона, чтобы перед каждым представителем власти шапку долой!

Они видели в этом «наступление тирании», а Дирвен сразу понял, что тирания тут ни при чем, это идет охота за ним.

Держась переулков потемнее и мглистых проходных дворов, он добрался до порта, но вскоре стало ясно, что в ближайшее время ему не уплыть. Всех подряд проверяют, так и рыщут. Другое дело, будь у него хороший маскировочный амулет, тогда он смог бы потягаться с ищейками и пробраться втихую на какое-нибудь судно под ларвезийским флагом.

Унеся ноги из порта, он выбрался на заваленную строительным мусором набережную. Старый парапет разломали, новый еще не поставили, его заменяло дощатое ограждение. Овдейская белая ночь, все кажется зыбким и смутным, но хотя бы видны очертания домов, заборов, мусорных куч, а в Ларвезе в это время сплошная звездная темень.

В канале за ограждением плеснуло. Глянув вниз, Дирвен содрогнулся от неожиданности и отвращения. Из свинцовой воды высунулась осклизлая черная морда топляна – вытянутая, как у лошади, усеянная шипами и наростами. Над каналом растекся острый запах подгнивших водорослей. С тихим всплеском появилась еще одна такая же тварь, а маячившее рядом с ними белесое пятно – первое впечатление, будто утопили ком теста, – оказалось скуластым лицом русалки, которая вынырнула вслед за топлянами.

Ее торчащие белые груди выглядели мраморными, мокрые волосы облепили голову, бледные губы улыбались призывно, с примесью шалого морского безумия. Заметив парня, она рассмеялась хриплым чарующим смехом.

– Эй, ты нас видишь?

Дирвен отвел взгляд. Русалкам не стоит смотреть в глаза, а защита у него сейчас не самая лучшая.

– Меняться хочешь? – это прозвучало непринужденно, словно они давно знакомы и сегодня им уже выпадал случай поболтать, а все равно в ее голосе сквозил щекочущий водяной холодок. – У меня есть «Непотопляй», сняла позавчера с утопленника. А может, позапозавчера, дни похожи, как волны, их недолго перепутать. Что скажешь?

– С утопленника? – саркастически уточнил Дирвен (на суше он был в безопасности, у русалки рыбий хвост, да и топлянам, у которых лошадиные ноги с копытами, в этом месте на отвесную набережную не выбраться). – Ага, хорошая, стало быть, штучка, безотказная!

«Непотопляй» – артефакт, назначение которого понятно из названия: его обладатель нипочем не утонет, даже если вовсе не умеет плавать, – вода будет выталкивать его, словно пробку.

– Тот человек не утоп, помер от холода и жажды, я сняла амулет с распухшего мертвеца, который качался на волнах, словно дурно пахнущий островок, – морская дева хихикнула, демонстрируя свое русалочье чувство юмора. – Хочешь его?

– Ты имеешь в виду амулет?

Обговаривая сделку с кем-нибудь из волшебного народца, надо уточнять все детали, не оставляя места для неоднозначных толкований. А то ляпни на такой вопрос «да» – и к твоим ногам вышвырнут распухший посинелый труп.

Русалка засмеялась, запрокинув голову, и топляны, вторя ей, гулко забулькали.

– Да, да, амулет! Отдам его тебе, если согласен меняться.

– На что?

Волшебный народец не врет. Если она говорит, что у нее есть «Непотопляй», – значит, и вправду есть. И Дирвен знал наизусть клятву, которую надо стребовать с этих хитрых тварей, чтобы не вздумали морочить голову.

– Вон там за кучей лежит человек. Притащи его да столкни к нам. Живого. Взамен получишь «Непотопляй». – Русалка, словно дразня, помахала шнурком, на котором болталась почти неразличимая подвеска – особая разновидность морской гальки, должным образом обработанная и заклятая.

– Да идите вы, гады, к демонам поиметым! – возмутился Дирвен. – Еще чего придумали…

Он сердито зашагал прочь вдоль невысокой ограды, за которой плескалась маслянисто-черная вода. Возле кучи мусора прикорнул пьяный в замызганном отрепье. Дирвен пихнул его ногой в бок, но тот не проснулся. Придурок. Его тут сожрать мечтают, уже и салфетки вот-вот повяжут, а он дрыхнет. Судя по виду, это был один из тех отщепенцев, которые не умеют быть законопослушно счастливыми в благословенной Овдабе и скатываются на самое дно общества.

Наверху маячили сумрачными декорациями дома с освещенными окнами. Хорошо бы трактир. С голодухи заурчало в животе. Навстречу по лестнице кто-то спускался, тихо всхлипывая.

– Ой…

Едва не налетела на него. Девица с опухшим от слез лицом.

– Смотри, куда идешь! – зло буркнул Дирвен. – И… И вообще туда не ходи, а вдруг там водяной народец?

Не стал говорить, что сам только что видел русалку и двух топлянов. Кто попало их не увидит, а он сейчас простой парень, знать не знающий никакого волшебства. Может, Тавше избавит его от рога за то, что не пустил эту зареванную курицу к каналу?

Она снова всхлипнула и попыталась пройти мимо.

– Дура, кому сказано, туда нельзя!

Заступив дорогу, Дирвен уже собирался обругать ее похлестче, но тут кое-что заметил: из-под жакета с расстегнутыми нижними пуговицами выпирает живот вперед всего остального. Девчонки те еще предательницы, но если какая из них беременная, толкать ее или грязно бранить – последнее дело.

– Не ходи, а то пропадешь. Там что-то плескало – может, водяные твари. Нечего гулять ночью по таким местам у воды.

Девушка смотрела на него в замешательстве и в то же время с какой-то непонятной надеждой, словно вот-вот о чем-то попросит. Лет девятнадцать или немногим больше, одета опрятно и скромно, заплаканное круглое личико обрамлял капор с дешевыми кружевами.

– Ты знаешь Варловена Шеглица?

Чуть не брякнул «нет». А ведь ему, чтобы поужинать без риска, хорошо бы к кому-нибудь присоседиться. Люди Ферклица высматривают одиночку в зеленой шляпе. Возможно, на компании припозднившихся гуляк они будут обращать меньше внимания.

– Что с того, если знаю?

– Тогда не удосужишь ему говорить, что Уленанк его ждет? Он говорил, что будет выходить из трактира через час, было тогда светло, а время прошло много. Ты говори ему про меня, пожалуйста.

Да уж, имечко – язык вывихнешь, и еще акцент какой-то рваный. Иностранка.

– А ты ему кем приходишься?

– Я невеста. Из Руфагры приехала, мы будем жениться.

Дура. Выйти замуж не успела, а живот нагуляла. И имя дурацкое. По эту сторону Унского хребта ее звали бы Ульменда, Улинса или Уленга – куда красивее, правда же? И произнести всяко проще.

– У нас будет скоро наш маленький, – она положила ладонь на живот и сконфуженно улыбнулась сквозь слезы. – Поторопились очень, но скоро наша свадьба.

То-то жених от тебя по трактирам прячется, презрительно ухмыльнулся про себя Дирвен.

– Где нынче засел старина Варловен? – небрежно поинтересовался он вслух.

– Трактир «Добрая кружка». Ты будешь подойдешь туда, сможешь ему обо мне сказать?

– Да скажу, скажу. А ты, главное, к этому каналу не суйся, не собираешься ведь топиться?

– Нет, нет, – Уленанк испуганно захлопала слипшимися светлыми ресницами и замотала головой. – Мне грустно, и я хотела туда гулять одна. Люди говорят, благословенная страна, вода в городе без нечисть, даже по ночам не опасно.

Ага, как же. Неопасная такая компашка – русалка и два топляна, да еще под водой мало ли кто затаился. И все это общество только и мечтает о неосторожном прохожем. Официальные заявления овдейских магов и реальная действительность – это, как говорит учитель Орвехт, две разные материи. Должно быть, вход в канал был прегражден заклинанием-оберегом от волшебного народца, но вода переменчива, вода уносит, вода размывает, охранное заклятье ослабло, вовремя подновить не успели – и незваные гости уже в городе.

А Дирвену что с того? Его дело сторона, ему лишь бы поужинать, не нарвавшись на ищеек Ферклица.

– Идем отсюда, – он подхватил Уленанк под руку, пусть встречные думают, будто они вместе.

Рог никуда не делся. Пощупал сквозь потайной суконный карман – торчит на месте, даже не шатается.

Уленанк без умолку болтала с грустным оживлением. К тому времени, как дошли до двухэтажной кирпичной гостиницы, где она поселилась в ожидании свадьбы, Дирвен узнал о ней столько всего, что голова начала пухнуть.

В Руфагре у нее остались папа с мамой и две младшие сестренки. Родители не хотели, чтобы она вышла замуж за Варловена и вместе с ним уехала, а то люди болтают, что такие замужества добром не кончаются. Зря болтают, ведь они с Варловеном друг друга любят. А дома ее хотели выдать за шорника, у которого мастерская на соседней улице, пожилого вдовца, он был согласен взять ее даже в тягости, потому что его самого боги детишками обделили, и наследников нет. Варловен с Уленанк уехали тайком, а перед тем жених столько рассказывал о своей прекрасной стране и о том, как хорошо они будут жить в Овдабе, когда поженятся… Но здесь он стал совсем другим – грубым, безразличным, несколько раз на нее замахивался, словно хотел ударить, и каждый вечер пропадает с приятелями по трактирам. Зато ваша Овдаба и впрямь богатая страна, руфагрийские города против Абенгарта словно деревушки. Таких нарядных скульптур, каналов и фонарей Уленанк нигде раньше не видела.

«Ваша Овдаба», – фыркнул про себя Дирвен. Ага, спасибо!

Оставив эту болтушку в гостинице, он направился в «Добрую кружку». Цель простая: затесаться в компанию и под прикрытием поесть. Шляпы тут в моде, так что выделяться в гуще народа он не должен.

Все вышло по плану. Ввалившись в трактир, он бодро спросил: «А Варловен где?», пристроился с краешку к компании гуляк, заказал двойную порцию мясного рагу и пиво.

Помощница хозяйки, грудастая тетка в кокетливом клетчатом фартуке с оборками, сощурилась на него с подозрением, и внутри у Дирвена екнуло – вот сейчас разорется и вызовет кого следует! – но она всего лишь справилась, сколько ему лет. Не рискнул врать: восемнадцать. Детям не наливаем. Если ты выпьешь в нашем заведении пива, это будет преступление против Детского Счастья, зато для тебя есть холодный яблочно-грушевый компот, хочешь? Дирвен раздосадованно скривился – так его даже архимаги Ложи не третировали! – но согласился на ее дурацкий компот. Надо же чем-то запивать сдобренное приправами мясо.

Он вместе со всеми смеялся шуткам и подавал реплики, так что в компании решили, что он из своих, чей-то приятель или младший двоюродный братец.

Под конец они оказались вдвоем с Варловеном за столиком в отгороженном ширмой углу. Новый знакомый вбил себе в голову, что юнец сильно страдает без запретного пива, и решил его втихую облагодетельствовать. Остатки принесенного для Дирвена компота сцедили в горшок с чахлым цветком, взамен налили ядреного бархатисто-темного напитка.

– В «Доброй кружке» пиво самое забористое, – поделился Варловен. – Чувствуешь?

– Чувствую, – согласился слегка захмелевший амулетчик и после паузы, чтобы поддержать разговор, сообщил: – Я твою Уленанк видел. Скажи ей, чтобы в темноте не гуляла одна у каналов, а то всякое может случиться.

– Дура, – брезгливо и веско бросил жених. – Все они дуры. Надоело – во! Но за это платят. Поговорю с ней, а то ребенок, и я уже взял задаток. Если сейчас утопнет, я буду в долгах, так что пусть подождет. А как разродится – иди, тони, никто не держит!

Хохотнув и доверительно подмигнув собеседнику, он долил себе из кувшина.

– За что платят? – удивился Дирвен.

Пиво ударило ему в голову. Рисковое состояние, но пока он в безопасности. У Варловена шляпа почти такого же фасона, как у него, только светло-коричневая, и за щегольской лентой с пестрым обережным орнаментом торчит веточка рябины. Это нынче в моде, здесь многие с такими ходят, надо бы тоже.

– За осеменение в интересах Овдейской державы, – ухмыльнулся Варловен. – Это у меня уже знаешь, которая? Пятая, во!

– Пятая – что?

– Подбирушка иностранная, которую я обрюхатил для государственного счастья. – Он с заговорщическим видом придвинулся ближе, дыша густым пивным запахом, его грубовато смазливое лицо раскраснелось, глаза светились победно и плутовато, как у игрока, сорвавшего куш благодаря собственной находчивости. – Учись, малый, как мужики деньги зарабатывают!

– Как зарабатывают? – переспросил Дирвен с хмельной непонятливостью.

– А вот едешь за границу, денег тебе на все дадут, понял? Там поешь любовные песни какой-нибудь местной дуре, имеешь ее, предлагаешь пожениться и везешь сюда, – он многозначительно поднял палец. – Главное, чтоб она с тобой поехала! И потом вовсю обещаешь: то да се, придет время – будет свадьба… Бывает, приходится жениться, чтоб она не умотала обратно раньше срока, но этого не бойся, потом разведут – моргнуть не успеешь. Я сам два раза женился, чтобы рыбка с крючка не сорвалась, – и глянь на меня, опять живой и холостой. Главное, чтобы она родила в Овдабе, после этого хоть куда пусть катится. Можно и под зад пнуть, чтоб побыстрее катилась!

– И они бросают своих детей? – амулетчик искренне ужаснулся. – Ну и гадство…

– Не сами бросают, – Варловен снова расплылся в ухмылке бывалого игрока, наставляющего новичка. – Судят их, уразумел?

– За что судят?

– За отсутствие материнского инстинкта. Одна там с усталости выругалась, соседи услышали, другая вышла из дома до лавки, пока у нее ребенок орал, третья еще чего-нибудь… За что засудить – это ж умелые господа законники завсегда найдут!

– Ага, найдут, – чужим голосом подтвердил Дирвен, постепенно трезвея.

Внутри у него как будто все одеревенело. Он выпрямился на стуле и замер истуканом, по лбу скатилась капля пота. Есть на свете всякие сволочи, есть Самая Главная Сволочь, есть и гады похуже, вроде Ферклица, но это…

– И что потом? – его голос прозвучал хрипло и напряженно, однако пьяный Варловен ничего не заметил.

– А потом суд лишает ее прав на ребенка по причине отсутствия этого самого материнского инстинкта – и катись колбаской к себе домой, больше тебе, дуре, ловить тут нечего! – он сыто и благодушно усмехнулся. – А мне за это причитается от государства денежное вознаграждение. Учись жить, малый! Это у меня уже пятая.

– И у тебя теперь четверо детей?

– Не у меня, желторотик, а у приемных родителей, которым их отдали на воспитание. Мне ж они, вот поверь, даром не нужны, даже если приплатят, не возьму, не для себя старался. Вот разродится эта плаксивая овечка Уленанк, и я еще куда-нибудь за тем же делом поеду, я парень видный, они сами передо мной юбки задирают. Не жизнь, а шоколад с медом! Дорогу и накладные расходы оплачивают из казны, на все хватает, знай себе гуляй, только приплод родине обеспечь.

– А с ними что дальше?

– Да плевать, что с ними. Из моих прежних две куда-то делись, кто их знает – то ли домой, то ли здесь подались в шлюхи. Я же говорю, мне плевать, лишь бы ко мне под дверь скулить не приходили – вот этого не люблю. Еще одна осталась и все мыкалась с прошениями по присутственным местам, чтобы ей щенка вернули. Дура же, не уразумела своим женским умишком, что ради того все и затевалось. Кто-то ей наплел, что, если она еще и второго здесь родит, ей тогда первого отдадут, так она, представь, опять нагуляла брюхо! Того не понимает, что второго у нее тоже заберут, дело-то недолгое. Моя предпоследняя вся изревелась, а после украла дочку из приемной семьи, но ее, стервь такую, уже у границы поймали и на три года посадили в тюрьму за похищение, да присудили заплатить за ущерб Надзору за Детским Счастьем – отсидит свой срок, потом все равно из долговой ямы не вылезет. Зато мне сплошной прибыток, ни разу, можешь поверить, не обделили. Так что, малый, учись, как парни не промах берут от жизни свое!

– Ага, – глухо поддакнул слушатель.

За ширму заглянула помощница хозяйки, окинула их неодобрительным взглядом.

– Посидели, и будет. Не хватало нам за тебя, гуляку неполнолетнего, штраф платить! Давайте-ка отсюда, парни вы хорошие, да заведение, если чего, из-за вас штрафом обложат, вы же не хотите, чтобы «Добрая кружка» закрылась?

Мешая недовольное ворчание с лестью, она спровадила их за дверь в зябкий холодок мутно-белой ночи.

– Я знаю, кто нас завтра угостит пивом! – сообщил Дирвен, пошатнувшись – будто бы он пьянее, чем на самом деле.

– Кто?

– Да этот же… Как его… Не помню, как звать, но лежит он вон там, – амулетчик ткнул пальцем в ту сторону, откуда веяло сыростью и запахами строительного мусора с развороченной набережной. – Так нагрузился, что свалился спать на холодке. Мы его растолкаем и поднимем, и за то стребуем завтра выпивку!

Он опасался, что Варловена, который сорит деньгами по трактирам, дармовщина не заинтересует, но тот одобрительно крякнул:

– Смыслишь, малый! Пошли, поднимем завтрашнего поильца. Тут главное что?

– Чтобы хватило сил втащить его по лестнице.

– Не, втащить-то втащим. Главное, чтоб он не забыл, кому сказать спасибо кружкой доброго пива! Сюда, что ли?

По лестнице он спускался шатко, хватаясь то за железные перила, то за спутника. Шляпа с веточкой рябины свалилась у него с головы и укатилась вниз вперед хозяина. Дирвен, который его поддерживал, не лишился своей шляпы единственно потому, что она сидела, словно приклеенная, благодаря загнанному в кармашек рогу – только вместе с головой потеряешь. Пару раз чуть не сверзились по ступенькам в водянистую мглу.

Амулетчик уловил несколько тихих всплесков: те, с кем он пообщался по дороге сюда, все еще надеются, что им что-нибудь перепадет.

– Вот он где дрыхнет.

– Тьфу, да это же бездомный! Дурень ты, малый, сам не видишь?

Ночь все красила в один цвет, и казалось, будто окружающий мир вылеплен из потемневшего воска. С бледного неба смотрела белая ущербная луна – единственная свидетельница того, как оглушенный внезапным коротким ударом Варловен осел на землю рядом с бродягой, который досматривал уже седьмой сон. Все-таки не напрасно Дирвен потел на занятиях по рукопашному бою. Варловен был крупнее и сильнее, но не ждал подвоха от «малого», который с таким потрясенным вниманием слушал его хвастливый рассказ.

Обшарив карманы, Дирвен забрал деньги и связку амулетов. Не без труда стянул с пальца перстень с печаткой. Одну серебряную монету швырнул в темноту: дань воровскому богу Ланки.

После этого он выпрямился, огляделся, настороженно прислушался. Никого. И в канале опять плеснуло. Обойдя похрапывающего бродягу и валяющегося без сознания Варловена, он крадучись подошел к ограде, заменявшей парапет. Вот они.

– Эй, меняться не передумали?

– Долго же ты решался, – отозвалась русалка. – Тащи его сюда!

– Ага, сначала клятву по всем правилам, что ты отдашь взамен «Непотопляй».

– Хитренький! – хрипловато рассмеялась морская дева, бледная, как луна, с колышущимся в воде шлейфом волос.

Впрочем, она приняла к сведению, что этот смертный не из простофиль, и больше не пыталась его морочить. После того как прозвучала клятва, Дирвен приволок Варловена и перевалил его, поднатужившись, через деревянные перила. Жертва рухнула в канал с тяжелым всплеском, к ней сразу ринулись, рассекая воду, три-четыре твари. Русалка, размахнувшись, метко швырнула амулет, так что камешек на цепочке перелетел через ограду, и присоединилась к остальным.

«Что ж, до скорой встречи, Серебряный Лис, – подумал Дирвен, сглотнув застрявший в горле комок. – Или теперь уже – мой князь и повелитель Серебряный Лис? Хотя я предпочел бы Серебряную Лису…»

Это была бравада перед самим собой, чтобы заглушить поднявшийся в душе смертный ужас: что он натворил – отдал человека на съедение волшебному народцу! Теперь Тавше никогда его не простит, и он наверняка провалится в темные области Хиалы. Того и гляди еще один рог прорежется… Ну, не мог он поступить иначе! Будь что будет, а если бы боги вернули его на ту же развилку, он бы снова повторил то же самое.

Из канала доносились звуки возни, холодный и зыбкий смех русалки, шумный плеск: водяные твари рвали добычу.

Подобрав выменянный амулет, Дирвен направился к лестнице. Его била нервная дрожь. Это не все, предстоит еще кое-что сделать. Узнаете, гады, на что способен первый амулетчик Светлейшей Ложи… Да не только Ложи – всего подлунного мира! Он из тех парней, которые все доводят до конца. Ну и много же у вас тут, гады, гнили скопилось под оболочкой хваленого «счастья», один шаг в сторону – и по горло провалишься в эту гниль, но на сей раз, гады, не по-вашему выйдет.

В гостиницу, где жила Уленанк, он забрался через окно, прибегнув к помощи «Кошколаза» – амулета из воровского арсенала, который обнаружился в связке у Варловена. Того, кто лишен способностей к волшебству, «Кошколаз» всего лишь подстрахует от падения с высоты, а настоящего амулетчика наделит поистине кошечьей ловкостью.

Уленанк сначала перепугалась, потом расплакалась. Как не заплакать, если ее любимого убили давние враги? Они и ребенка хотят извести, но израненный Варловен, умирая, попросил своего приятеля о ней позаботиться. Ага, не сомневайся, вот его перстень. И деньги, которые он велел тебе передать. Собирайся, они вот-вот будут здесь. Сейчас пойдем в порт. Меня они тоже ищут, так что не будь курицей-растяпой, давай поторопимся. Варловен сказал, чтобы ты вернулась в Руфагру к родителям и вышла замуж за того шорника, если он порядочный человек. В Овдабе тебе нельзя оставаться – найдут и прикончат.

Они пробирались крадучись в ту сторону, где бессонно шумел порт, Дирвен нес котомку Уленанк. Дохлый чворк вам, гады, заместо ее ребенка, поняли?

Девчонка поверила ему, даже не засомневалась. Любимый перстень жениха, немалая, по меркам Уленанк, сумма денег, решительный приятель Варловена, обуреваемый яростными чувствами и вздрагивающий от каждого шороха, – все это ее убедило. Все это было на самом деле, хотя стояло за этим совсем не то, что Дирвен изложил на словах, – однако наспех состряпанный вымысел взял верх над потаенной правдой.

Он не умеет любить. Ага. И место ему среди демонов Хиалы. Зато эта дуреха, наверное, умеет, вот и пусть любит своего ребенка, пусть живет с ним в Руфагре, вместо того чтобы сидеть в вашей тюрьме или чахнуть в подземельях у пшоров. Можете сколько угодно локти грызть, господа ревнители пшорского счастья!

К тому времени, как все решилось, размытую бледную ночь сменило утро, до оскомины помпезное и розово-золотое, словно зал Грядущей Зари в алендийском королевском дворце, где на Зимнем Равноденствии чествовали лучших амулетчиков Ложи.

От идеи удрать вместе с Уленанк пришлось отказаться. Стерегут и бдят. Кроме стражников здесь еще и чворкова куча соглядатаев под видом всевозможной портовой шушеры, уж это наверняка.

Дирвен чувствовал присутствие других амулетчиков с боевыми артефактами и подгадывал так, чтобы не оказаться к кому-нибудь из них слишком близко. Прорваться с боем он, пожалуй, сумел бы, но пошел бы на риск при условии, что есть куда прорываться – если б его ждал корабль, капитан которого в курсе, что Дирвена любой ценой надо забрать. А так – ну устроит он в порту бучу, ну доберется до какого-нибудь судна, а потом его выдадут властям, и начинай все сначала.

В плавание отправилась одна Уленанк, и хлопотала она самостоятельно, а «друг Варловена», спрятавшийся среди пустых бочек возле заброшенного погорелого склада, руководил ее действиями, пытаясь представить, что бы в таком случае присоветовал учитель Орвехт или как бы вывернулась Самая Главная Сволочь.

Девчонка несколько раз бегала к нему за указаниями, и он свирепым шепотом напоминал ей, что уплыть она должна нынче же, без промедления, если хочет сберечь ребенка, такова последняя воля Варловена, иначе пиши пропало. По его подсказке Уленанк пошла в портовую часовню Хозяина Океана, украшенную жутковатыми рыбьими костяками и белесыми от известкового налета раковинами. Там она договорилась с руфагрийским капитаном, который вез чай из Сияна, завернул сюда привести в порядок потрепанный такелаж и отплывал после полудня.

Он держал курс на север – каботажное плавание по тому пути, который доступен для судоходства только летом. В тех водах кочуют громадные сверкающие острова из чистого льда, а за горизонтом лежит заповедная для людей Земля Дохрау, одетая в ледяной панцирь, но если боги к тебе милостивы, благополучно доберешься до западной оконечности материка и снова повернешь на юг. Отправляясь в такое путешествие, моряки своих обещаний не нарушают, иначе им отольется – не в этот раз, так в следующий. Можно надеяться, что капитан, взявший Уленанк пассажиркой, доставит ее в Руфагру в целости и сохранности.

Денег хватило, еще и осталось немного на расходы: Варловену за его промысел и впрямь недурно платили. Дирвен с греющим душу злорадством подумал, что прогадали они в этот раз, вложенные средства не окупятся. Впрочем, радость была недолгой, ее тут же вытеснила лихорадочная настороженность, смешанная с запрятанной поглубже подавленностью.

– Тебе спасибо, – шмыгнув носом, Уленанк повисла на нем и чмокнула в щеку. – Варловен тоже говорил бы тебе спасибо!

В последнем Дирвен сильно сомневался, но возражать не стал.

Она направилась к капитану, который поджидал ее на пристани, а Дирвен машинально поправил шляпу, съехавшую набекрень во время слезных объятий, и заторопился прочь. Теперь надо придумать, как самому отсюда умотать. Благословенная Овдаба славится тем, что все тут под контролем у властей: и взаимная слежка обывателей, и разновидные «магические сети». Даже мыслевесть не пошлешь без того, чтобы о том не прознали местные маги. Хотя у него все равно нет специально настроенного артефакта, наделяющего своего обладателя способностью к обмену мысленными сообщениями с магами Ложи.

Просто диво, что Лис сумел проникнуть в министерство благоденствия, да еще и уйти оттуда вместе с ценным пленником. Впрочем, это ведь могущественный демон – как выяснилось, один из князей. И вовсе Дирвен не будет все время прятаться у него за спиной. Он научится драться с демонами, противника можно поранить рогом – в этом он уже успел убедиться, а когда у него «еще что-нибудь появится», новые приобретения тоже сгодятся, как оружие.

От этих воинственных, но невыносимо горьких размышлений он не хуже Уленанк начал хлюпать носом. На улице ни души, стыдиться некого.

Поворот за угол – и в глаза ударило слепящее рассветное золото. Сверкали в лучах солнца флюгера, шпили, узорчатые кованые навершия фонарей, на крышах розовела черепица. Окутанный блестящей дымкой город казался и впрямь благословенным местом.

– Эй, парень!

– Эй, стоять, кому говорю!

– Шляпу сними!

Дирвен сорвался бежать. Амулетчиков он бы почуял, но это были обыкновенные полицейские, и он позорно прозевал опасность. После бессонной ночи неудивительно, но все равно непростительно. Теперь выручат только ноги… Если пустить в ход боевые амулеты, от этих он, положим, отобьется, зато тем самым сообщит о себе всем остальным. Пусть его примут за недоросля, без спросу смывшегося из дома на поиски ночных приключений, вся надежда только на это.

– Эй, ты!..

– Стой!

Дирвен мчался наугад, как зверь, вырвавшийся из клетки в незнакомой обстановке. Он не знал города, а они знали, и бегать они тоже были не дураки. Судя по топоту, человек пять-шесть, не меньше. Если к ним присоединятся маги или амулетчики – ему конец.

Лис предупреждал, что на полное восстановление после зелья Ферклица уйдет около двух дней, и этот срок не истек. Силы к нему вернулись, а прежняя выносливость – пока еще нет.

Под ребрами закололо, дыхание начало сбиваться. Вдобавок шляпа опять сползла набок. Поправил ее на бегу. Не уйти ему, придется остановиться и дать последний бой… Обратно в подвал к Ферклицу Дирвен не хотел. Уж лучше к Лису в свиту.

Все-таки удалось немного оторваться… Свернув в обещающий спасение тенистый закоулок, он едва ли не кубарем скатился по разбитой каменной лестнице в несколько ступеней. Поперек закоулка висело на веревках белье, у глухой стены росло изогнутое корявое дерево – и вот здесь-то шляпа то ли зацепилась за ветку, то ли ее сшибло мазнувшим по лицу мокрым рукавом вязаной фуфайки, даже после стирки пропитанной горьковатой табачной вонью.

Дирвен в панике огляделся: вон она где, валяется в выложенном кирпичом углублении под цокольным окном, но доставать ее некогда – топот уже близко… Он помчался дальше.

Теперь его каждый опознает. Разве что замотать голову какой-нибудь тряпкой на манер сурийского тюрбана? Зря не сорвал что-нибудь подходящее с той веревки.

Его хватило еще на несколько переулков, а потом ноги попросту подкосились, и он свалился, задыхаясь, возле какой-то оштукатуренной стены. Ничего, гады, у него есть амулеты, так что игра только начинается!

Тяжело дыша, он уселся, привалившись спиной к опоре, и тут появилась погоня – толпа не толпа, но человек восемь. Один из них держал нечто зеленое, грязное, мятое… Загнанный Дирвен опознал в этом неказистом предмете свою шляпу. Он ненавидяще оскалился, приготовившись отдать первую команду «Веселому граду».

– Мальчик, ты не видел здесь парня, похожего на рогатого демона? – осведомился поджарый офицер с азартно раскрасневшимся лицом.

– Какого демона? – прохрипел сбитый с толку Дирвен.

– Рог у него торчит вот здесь, – офицер согнутым пальцем постучал себя по лбу. – В остальном он выглядит, как юноша твоего возраста, но с рогом. Это его ты так испугался? Куда он побежал?

– Туда, – амулетчик махнул рукой в сторону одного из переулков, отходивших от булыжного пятачка, и еще несколько секунд в полном замешательстве глядел вслед своим преследователям, которые туда и ринулись, наступая друг другу на пятки.

Совсем они, что ли, придурки? Не поняли, что это он?! Или среди его нынешних амулетов есть что-то, неслабо маскирующее?.. Да вроде бы нет. Точно нет. И у него же такая примета, что сразу все ясно…

Он растерянно потрогал лоб возле правого виска. Потом, не веря собственным ощущениям, потрогал еще раз. Рога больше не было.

Четверо учеников Унбарха выбрались из тюрьмы, применив кое-что из своих прежних навыков. Правда, их и стерегли скорее как бродяг или дебоширов, чем как настоящих преступников. Теперь они прятались по дровяным сараям в рабочих кварталах этого грандиозного каменного города. В городе за кем-то шла охота. По всем признакам, не за ними, но высовываться все равно не стоило.

Вабито предложил наняться матросами на корабль да податься в теплые края, на бывшую родину, а то чересчур тут холодно, и ночи такие светлые, что нехорошо делается на душе, оторопь берет: ночь должна быть похожа на ночь.

– Язык надо получше выучить, – угнетенно заметил Куду. – А то с кем ни заговоришь, все они смотрят на нас как-то странно. Шарахаются. Превратно понимают сказанное.

– Зачем его учить? Вот доберемся до юга, там другой язык будет, – практично возразил Монфу, пытавшийся починить с помощью бечевки, заклинания и украденного из сапожной мастерской клея прохудившийся башмак.

Глава 8 Зинта в Стране Чудес

– Надо было оставить тебя кошкой. Ты бы трогательно ластилась ко мне, сидела бы у меня на коленях, беззастенчиво забиралась бы ко мне в постель, оккупируя подушку. Пила бы молоко из блюдца, таскала бы сыр и ветчину с моих бутербродов – по этой части у тебя никаких предрассудков, и сам Ланки умилялся, наблюдая за твоими проделками со своих воровских небес…

– Да при чем тут Ланки, если от меня Тавше отвернулась?! – выпалила охрипшая от слез Зинта.

– Хм, разве она тебе об этом сообщила?

Стервец Эдмар, казалось, забавлялся.

– Нет, но я и так это чувствую. Я больше никакой связи с Милосердной не чувствую, не могу призвать ее силу, не могу даже посмотреть на тебя взором ее служительницы, чтобы узреть, здоров ты или недужен, не чую тех мельчайших тварей, которые разносят заразу… Ничего не чувствую!

– Так чувствуешь или не чувствуешь? Хотя бы определись для начала, да или нет.

– Ты же прекрасно меня понял! Ты издеваешься!

– Увы, люблю это дело, – нимало не смутившись, согласился Эдмар. – Но мне сдается, перечисленные тобой признаки еще не доказывают немилости Тавше. Не найдется ли какого-нибудь другого объяснения, не столь печального? Хотя бы самого завалящего и маловероятного…

– Да какого – другого и завалящего?! Тавше лишила меня своего дара за то, что я не выполнила лекарского долга и не пришла на помощь тому несчастному в Доме Инквизиции, потому что твои гнупи в это время тащили меня в завязанной корзинке! А потом я бесстыже лизалась с тобой и воровала сыр… Я больше не под дланью Милосердной и не смогу никого лечить ее силой, а ты ухмыляешься!

– Прости, ничего не могу с собой поделать, – он развел руками с таким видом, точно речь шла о забавных пустяках.

– Уходи, – потребовала Зинта после паузы глухим голосом.

– Раз гонишь, уйду, – он поднялся с кресла. – А в конце коридора, между прочим, есть лоджия, можешь оттуда полюбоваться окрестностями.

– Не нужна мне твоя лоджия!

– Жа-а-аль… – протянул этот бессердечный зложитель вроде бы сокрушенно, но в глазах у него так и плясали насмешливые демонята. – Я-то думал, ты сразу туда кинешься. Нет бы порадовалась, что твоя мечта осуществилась, а ты в слезы. Не то чтобы я совсем не понимал женщин, но тебе удалось меня удивить.

– Я никогда не мечтала избавиться от дара Тавше! Да, мне бывало тяжело, иногда я сильно уставала, не высыпалась, у меня было мало времени на чтение и на уроки танцев, порой мы с Суно собирались провести время по-супружески, а вместо этого мне приходилось бежать на зов. Но я никогда не жалела о том, что я лекарка под дланью, потому что у меня была возможность лечить больных и облегчать страдания, и променять эту долю на что-то другое я никогда не хотела. Как я теперь буду без этого жить?

– Боги, сколько пафоса… – фыркнул маг. – Мой тебе совет, все-таки выгляни в лоджию.

– К чворкам твою лоджию!

– А вот чворков здесь нет, – он произнес это со странной многозначительной интонацией. – Ни одного не найдется, даже если я сам займусь поисками, даже для тебя. Что ж, если гонишь, не смею докучать…

Он отвесил шутовской, но при этом безупречно элегантный поклон, так что в ушах закачались длинные серьги – в правом морской конек из черненого серебра, в левом гроздь мерцающих кристалликов, которые то вспыхивали изумрудно-фиолетовым сиянием, то гасли, – и шагнул в коридор.

Двери в этих покоях были диковинные: не открывались туда-сюда, а двигались вдоль стен по специально сделанным желобкам. И лампы сплошь магические, на диво яркие и причудливые. И мебель красивая, но больно уж непривычного вида: сразу ясно, что заморская, в Молоне или в Ларвезе ни один столяр такого делать не станет. Не иначе, это дворец Эдмара в Ляране.

При других обстоятельствах Зинта ходила бы повсюду и все тут рассматривала и непременно вышла бы в эту хваленую лоджию полюбоваться видом на строящийся город, за которым, верно, простирается до горизонта волнистая серовато-желтая пустыня, но сейчас ей было не до того. Слишком все плохо. Она больше не лекарка под дланью Тавше. Странно, что волшебный камень на рукоятке ее ритуального ножа не треснул, и клинок не покрылся ржавчиной… Или это означает, что для нее все-таки есть надежда на прощение? Последняя мысль ее немного подбодрила.

С час назад она проснулась уже не в хрустальном гробу, а на ложе под мягким тонким одеялом. Нагишом, но ее одежда, выстиранная и отглаженная, была аккуратно сложена рядом на столике из удивительного лазурного стекла, и возле кровати стояли начищенные ботинки.

Обуваться Зинта не стала – зачем, если пол выстлан бархатом, который под ногами ничуть не морщится, словно толстый ковер. Натянув штаны и тунику, она застегнула пояс с кинжалом. Было тепло, но не видно ни печек, ни камина, ни сурийских жаровен, и ни намека на запах натопленного жилья.В воздухе витали тонкие изысканные ароматы. Значит, это юг: где же еще Эдмар может надежнее всего укрыть Зинту от тех одуревших магов, если не в своем кофейном княжестве, где он полновластный хозяин?

Сам он тоже вскоре появился, а следом за ним семенило громадное, с большую собаку ростом, серебряное насекомое, оно несло на подносе две чашки кофе – точь-в-точь прислуга. Его панцирь и суставчатые конечности украшал выгравированный орнамент. Механическая кукла, которую с помощью магии заставили прислуживать. Что ж, всяко лучше, чем орава неряшливых гнупи с недобро горящими глазами и черной щетиной на загривках или какой-нибудь несчастный балбес, которого за оплошность «увольняют» ногами вперед.

То, что ее связь с Тавше разорвана, обнаружилось после кофе, когда Зинта решила проверить, не нуждается ли кто-нибудь в окрестностях в ее помощи.

Эдмар, поганец, ни вот столько ей не посочувствовал! Даже неплохо его зная, Зинта не ожидала от него такой зложительской черствости.

И вдобавок забыл показать, где тут уборная.

Дверь скользнула в сторону, едва Зинта к ней притронулась. Сводчатый коридор, по потолку прихотливо вьются черные лозы, усыпанные светящимися бутонами цвета золотистого чая. Две следующие двери по бокам оказались заперты, но за третьей… Эти великолепные хоромы с зеркалами, облицовкой из переливчато-зеленого нефрита, мозаичными рыбами на потолке и белоснежными чашами – это и есть уборная?.. Если бы существовало божество отхожих мест, Зинта решила бы, что забрела в его святилище. Да здесь куда шикарней, чем в опочивальне!

В стране Китон, где она побывала вместе с Эдмаром и Суно прошлым летом, уборные тоже были хороши: устланы циновками, никакой грязи, по стенам непременно развешаны пучки высушенных пахучих трав – но там скромный потаенный уют, а здесь королевская роскошь. Даже неловко в этаком месте справлять такие дела, но куда деваться-то?

Потом Зинта в панике обнаружила, что рядом ни трубы с краником, ни стоящего под ней наготове ведерка. Ох, как неудобно-то устроено, несмотря на всю эту красотищу! Она пошла за водой в смежную комнату с умывальниками, озираясь в поисках подходящей посудины, и тут за спиной послышался шум. Вода лилась сама собой – видимо, из сосуда, установленного позади сиденья. Чудно́… И умывальник тоже чудной: из одного и того же крана вода течет хоть холодная, хоть горячая, хоть теплая. А где, интересно, спрятан бак с печкой – за этой стенкой? Расстарался Эдмар у себя во дворце, ничего не скажешь.

Дивная уборная отвлекла Зинту от ее беды, но, вновь выйдя в коридор, она опять ощутила тоску и покаянную горечь. Ей бы пойти в храм Милосердной да помолиться о прощении. Есть ли в Ляране храм Тавше или хотя бы часовня?

Ухватившись за эту мысль, как за путеводную ниточку, лекарка вернулась в опочивальню, надела ботинки и отправилась искать выход наружу. Если тут лоджия – значит, этаж всяко не первый, но ни одной лестницы пока не попалось, и ни одной живой души, чтобы спросить, а навстречу по коридору, вдоль стены, ползла большущая черепаха, и довольно шустро ползла… Панцирь-то бронзовый, с гравировкой – значит, еще одна заводная игрушка. Зинта отступила с дороги. Там, где прошла эта черепаха, на вишневом бархате ковра оставалась чуть более яркая, чем соседний участок, полоса.

Лекарка горестно вздохнула. Пусть тут и завлекательно, и красиво, а наперед всего надо повиниться перед богиней и узнать, можно ли вернуться под ее длань. Все остальное не в радость без милости Тавше.

Распахнув дверь, за которой находилась обещанная лоджия, она ахнула – да так и застыла на пороге.

Снаружи была ночь, небо переливалось мириадами звезд, а раскинувшееся под ним поселение переливалось множеством разноцветных огней. Иные из них светляками сновали по земле, да и по небесам тоже: одни медлительные, другие быстрые, как молнии. С той стороны доносился шум, играла музыка – необычные мелодии, ничего знакомого.

А что там блестит под луной за постройками, на таком расстоянии напоминающими украшения, искусно вырезанные из опала, хрусталя и слоновой кости? Это ведь не пустыня… Больше похоже на море с лунной дорожкой – вернее, даже с двумя лунными дорожками.

Это у нее от слез в глазах двоится… Зинта сморгнула, потом энергично помотала головой, но над далеким морем по-прежнему висело две луны, одна жемчужно-белая, другая бледно-розовая.

Магия много чего может – и мнимо оживить бронзовую черепаху, и расцветить ночь плавающими в воздухе волшебными фонарями, но луна в Сонхи испокон веков только одна.

Зинта снова расплакалась, на этот раз от облегчения: не прогневалась на нее Тавше, просто власть сонхийской богини на чужой мир не распространяется.

«Жабья зараза ты, Эдмар, вот зачем было все это представление, нет бы сразу по-доброжительски объяснил!»

Крыши и чердаки Абенгарта – это совсем не тот мир, которому принадлежат улицы, дворы, жилые этажи и присутственные места овдейской столицы. Эта поднебесная страна существует сама по себе и находится намного дальше от привычной для абенгартцев благопристойной жизни, чем можно подумать, бегло поглядев на нее снизу вверх.

Обычно здесь гуляет ветер и со скрипом поворачиваются флюгера, указывая, в какую сторону сегодня помчались псы из небесных стай. Кое-где тихо позвякивают гирлянды позеленевших колокольчиков, повешенные на радость все тем же воздушным псам, чтобы не сердились.

Дым из труб тянется султанами ввысь или мотается и стелется, принося запахи гари, жареного лука, свежеиспеченных булок и много чего еще, словно эхо той жизни, которая протекает внизу. Как и всякое эхо, эти напоминания о людской суете долго не живут – без следа рассеиваются в бездонной синеве или тонут в нависающем над крышами облачном океане.

Крыши покрыты серой, коричневой, зеленой или красной черепицей. Холмистое пространство, вдоль и поперек иссеченное провалами, раскинулось, насколько хватает глаз, и над ним редколесьем торчат кирпичные трубы, кое-где виднеются башенки или тускло отблескивают шпили. Манящий простор, по которому запросто гулять не отправишься, так же, как до обманчиво близкого неба рукой не достанешь.

В этом ветреном царстве, вознесенном над Абенгартом на головокружительную высоту, обитают птицы, кошки, трубочисты, одинокие мечтатели и предприимчивые поклонники Ланки. Трое воришек устроились возле чердачного окна и уминали пирог с капустой. Им уже который день не везло – с тех самых пор, как получили трепку от парня, оказавшегося круче всей их шайки в полном составе.

На уличные грабежи они ходили изредка, только если удавалось выследить какого-нибудь богатого недоросля, который втихую выбрался в запретный час из дома ради взрослых развлечений. Звать на помощь зарубанов такая жертва побоится, потому что прощай тогда тайная ночная жизнь, да и ограбление для него – скорее щекочущее нервы приключение, чем беда, так что все будет шито-крыто. До последнего времени так и выходило, пока не нарвались на чокнутого амулетчика в говорящей шубе.

Сегодня только и разжились, что пирогом, стянутым на рынке, да кошельком, который срезали у прикорнувшего в подворотне выпивохи. Все деньги пришлось потратить на мазь от ушибов для Гренты, которой в той стычке досталось больше всех.

Зарубаны лютовали. Без конца прочесывали закоулки, рыскали по сараям, подвалам и чердакам, а если им попадался пьяница, сами обчищали его карманы – уж после них другим любителям легкой поживы ничего не останется. Одна радость, охотились они не за тройкой юных грабителей, а за каким-то преступником с рогом на лбу. Объявления были расклеены в городе на всех перекрестках. Кто его выследит и сообщит о нем властям, получит щедрое вознаграждение. Самостоятельно не ловить, звать зарубанов, так как очень опасен.

Вожаку маленькой шайки было семнадцать, звали его Кемурт. Высокий, отрочески худощавый, угловатый, мнимо нескладный, но в движениях сноровистый и проворный – истинный житель открытого всем ветрам черепичного королевства. Вдобавок он был неслабым амулетчиком.

Во все тяжкие он пустился два с половиной года назад, после смерти родителей. У него остались любимые дед с бабушкой, и жить бы ему с ними дальше, учиться в школе… Но когда Надзор за Детским Счастьем постановил, что двое стариков не смогут обеспечить осиротевшему подростку регламентированного законом ухода и надлежащего Счастья, а посему надо конфисковать его у пожилой четы, Кемурт исчез. Вроде бы по неосторожности свалился в канал. Его так и не нашли. Правда, деду с бабкой он исхитрился подбросить весточку, что с ним все в порядке, чтобы не свести их в могилу. Если уж он решил, что за кого-то в ответе, он об этом не забывал ни по крупному счету, ни в мелочах.

Навещать стариков Кемурт начал, когда суета утихла. Он прятался по чердакам и пробавлялся воровством, не забывая благодарить Ланки за удачу. Не мог он бросить двух самых близких людей – их бы это совсем подкосило, но блюстители Детского Счастья такие доводы в расчет не принимают. Что ж, он не стал спорить с облеченными властью взрослыми, а поступил по-своему. Он сызмальства был мальчиком серьезным и рассудительным, притом себе на уме, и теперь его ум нашел новую сферу применения, только и всего.

Порой Кемурт задавался вопросом: вот какого чворка этот демонов Надзор действует именно таким образом – чтобы всем сделать как хуже? Ясно, что по закону, но долго ли господам власть имущим подправить дурацкий закон? Он любил всякие задачки на сообразительность и головоломки, но эта была неразрешимая. Разве что примириться с крамольным и страшноватым ответом: да потому, что им это благостное изуверство нравится, так же, как вурванам по нраву хлещущая из разодранной артерии кровь, а демонам Хиалы – всякие жестокие непотребства.

Дар у амулетчиков чаще всего обнаруживается в отроческие годы, хотя с иными это происходит еще в раннем детстве, а попадаются и такие, у кого способность повелевать артефактами просыпается позже, ближе к совершеннолетию. Кемурт понял, что он амулетчик, вскоре после того как подался в бега. Он держался особняком, не связываясь с воровскими гильдиями. Вначале ему попросту везло – не иначе, Ланки благоволил, с усмешливым любопытством наблюдая за вчерашним пай-мальчиком, а потом, раздобыв подходящие артефакты, Кемурт ускользал от встреч с другими городскими хищниками благодаря умению и расчету.

Он был мелким хищником – кусал не смертельно и брал ровно столько, сколько нужно на прожитье. Тайком приходил к своим старикам, обычно под видом мальчишки-разносчика, помогал по хозяйству, те старались посытнее его накормить, сокрушаясь, что он такой худой, да еще пристрастился к беспутной жизни. А Кемурт не собирался весь свой век пробавляться воровством. Вот исполнится ему двадцать – и он выйдет из подполья. Уж совершеннолетнего-то парня не сцапают, чтобы разлучить с близкими и отдать на попечение каким-нибудь любителям государственных пособий. О том, где провел все это время, он что-нибудь наврет. Выучится, чему нужно, и наймется на хорошую работу – для амулетчика, не обделенного силой, это проще простого.

Он любил крыши и чердаки, любил ветер, небо, звезды и за эти два с лишним года приучился жить как тень. Порой, когда смотрел сверху на людные улицы, становилось невмоготу от одиночества, но с тех пор, как он подобрал Гренту, эту тоску «а вот был бы я там вместе со всеми…» сменили проблемы иного характера.

Грента была младше Кемурта на год. Возле уголков ее губ можно было заметить пару белесых шрамов, это не лишало ее миловидности, но заставляло вспомнить простонародную присказку: «Так широко зевал, что рот порвал». Она собиралась скопить денег и пойти к магу-лекарю, чтобы избавиться от этого изъяна – потом, когда ей исполнится двадцать, и можно будет больше не прятаться.

Она была из конфискованных. Отец-амулетчик постоянно в разъездах, вдобавок он был человеком покладистым и старался во всем угодить своей жене. Мать из небогатого аристократического семейства – домашняя королева, она не любила, когда ей перечат, и воспитывала из Гренты «настоящую даму». А дочка была упряма и однажды наотрез отказалась есть невкусную кашу. Что ж, тогда ее начали кормить с ложки, запихивая кашу силком, и то, что она никак не хотела открывать рот, привело маменьку в еще большую ярость.

Орудуя ложкой, как пыточным инструментом, та порвала Гренте уголки рта и своротила два молочных зуба, которые, правда, все равно шатались. Кровь – ерунда, главное сломить сопротивление и добиться своего, а боль Настоящая Дама должна научиться терпеть. Соседи донесли, и это был один из тех случаев, когда Надзор за Детским Счастьем примчался на помощь, словно спасительный летучий отряд боевых магов в авантюрном романе. Эту зловещую службу, которая нынче держит в трепете всю Овдабу, когда-то для того и завели, чтобы пресекать семейные преступления такого рода.

На суде мать Гренты держалась с достоинством и смотрела на обвинителей с холодным презрением. Чтобы заплатить штраф за жестокосердие, ей пришлось продать немногочисленные фамильные драгоценности, доставшиеся в наследство, и Грента понимала, что маменька никогда ей этого не простит.

Конфискованная девочка восьмицу провела в приюте, потом ее определили в приемную семью. Чем дальше, тем скучнее ей там становилось. И на своих новых опекунов, и на двух других воспитанниц она глядела с раздражением и отвращением: жалкие, серенькие, завистливые людишки с мелкими интересами, видят не дальше своего носа, возятся в каждодневных делах, словно свиньи в грязи на скотном дворе, а она не такая, им никогда ее не понять.

Грента дала деру оттуда с полгода назад, когда у нее не осталось сомнений в том, что она амулетчица. Она решила вступить в воровскую гильдию, потому что воры – самые порядочные люди на свете, они ненавидят предательство и подлость, знают, что такое честь, и борются с несправедливостью. Пройдет немного времени, и они выберут ее своей предводительницей – тогда горожане будут шепотом, чтобы доносчики или зарубаны не услышали, пересказывать друг другу истории об отважной девушке с пламенным сердцем, и в конце концов все захотят, чтобы эта загадочная девушка стала королевой Овдабы.

Кемурт набрел на нее зимним вечером на заброшенном чердаке. Может, и дурак, но не смог он оставить на произвол судьбы озябшую уреванную девчонку, которой некуда деваться.

Вначале Грента была тихая и несчастная, во всем его слушалась. Потрясение она пережила хуже порки в детстве: воры почему-то оказались совсем не такими, как в книжках, которыми она зачитывалась перед своим побегом. Какие-то они были приземленно корыстные, неблагородные… Одним словом, неправильные в Абенгарте воры.

Ее чуть не изнасиловали – и опять никакой романтики: сквернословящие пьяные парни, от которых воняло перегаром, мочой, давно не стиранным исподним и дешевым жевательным табаком. Не будь Грента амулетчицей, ей бы несдобровать, но с помощью артефактов она сумела дать отпор и сбежать от них. И это – воры?! Да это же просто бандиты какие-то… Нет уж, командовать таким сбродом совсем не хочется, не об этом ей мечталось. Да эти скоты, которые на любую женщину смотрят, как на подстилку или обслугу, и не выбрали бы ее своей предводительницей. Наверное, где-то есть благородные воры-мстители вроде тех, о которых она читала, но узнать бы еще, где их найти!

В глубине души Кемурт считал, что, если бы Гренту забрал Надзор за Детским Счастьем, для нее это было бы однозначно к лучшему. Пусть бы грезила о своих «благородных мстителях» где-нибудь в тепле и безопасности. Но сдавать ее он не собирался, это противоречило его принципам. И отделаться не пытался, а то куда она пойдет, если от нее отделаешься? Пропадет же. Это парню он мог бы сказать: «У меня своя дорожка, у тебя своя, дальше нам в разные стороны», – а девчонка, пусть даже ты с ней не спишь, другое дело.

Женщина у Кемурта была на стороне, как у взрослого. Сама предложила. По Закону о Детском Счастье ей, как совратительнице, грозила за это тюрьма, но ей по-любому грозила тюрьма, потому что промышляла она скупкой краденого, на том и познакомились. Он об этом нигде не болтал, она тем более, зато, случалось, подбрасывала ему полезную информацию.

Вот и нынче посоветовала: пока не поймали того рогатого парня, на дело не ходи, поберегись, а то из-за него идет такая буча, словно вот-вот начнется война с демонами Хиалы.

Выйти все равно пришлось, есть-то хочется, а Гренте с ее ушибленными ребрами худо без лекарства.

Третьей в компании была Таль. Ларвезийская ведьма. Тоже конфискованная, тоже беглая. Она хотела во что бы то ни стало вызволить из тюрьмы свою мать, которую упекли по ложному обвинению. Если исключить это желание, понятное, но неосуществимое, она оказалась девчонкой с головой на плечах, без фанаберий.

Кемурт встретил ее на крыше. Таль подошла и попросилась в долю, а перед тем за ними следила. Двое амулетчиков наблюдение засекли, но так и не смогли застукать соглядатая, пока ведьма сама не объявилась.

Грента ее сразу невзлюбила: «Эта блеклая крыска хочет нас предать». Кемурт рассудил, что, если б и впрямь хотела, сразу бы сдала их зарубанам, не вступая в переговоры.

Как и он сам, Таль лазила по верхотуре с кошачьей ловкостью даже без «Кошколаза», в придачу у нее в запасе были ведьмовские приемы, для Кемурта и Гренты недоступные – во всяком случае, при тех амулетах, которые находились в их распоряжении. Полезная сообщница, и в случае нужды сумеет сама о себе позаботиться. С его согласия девчонка осталась с ними.

– Кем, я сегодня уйду по своим делам, ладно? Может, на весь день.

– Что у тебя за дела? – с подозрением поинтересовалась Грента.

Ведьма промолчала.

– Куда? – спросил вожак.

– Я знаю того парня, с которым мы подрались, мне надо с ним поговорить. Он тоже в бегах. Не беспокойся, не попадусь.

– Ладно, иди, только поосторожней.

– Хорошо.

Таль исчезла в чердачном окошке.

– И ты ей доверяешь? – фыркнула Грента.

Кемурт промолчал.

– Не мог сказать сразу и по-хорошему?

– Каюсь, мне было интересно, – произнес Эдмар виноватым тоном, хотя выражение лица у него было вовсе не покаянное. – Все еще сердишься?

– Уже нет.

Что ж врать-то, если злость прошла? В отличие от него, Зинта бесстыже притворяться не любила.

– Вот и хорошо. Прогуляемся?

Снаружи было жарко. Дом Эдмара стоял на отшибе, а на изрядном расстоянии от него, за розарием и за широкой дорогой, по которой проносились удивительные самоходные экипажи, виднелись другие дома: невысокие, в один-два этажа, под белыми, серыми или мозаичными куполами, на которых торчали вразброс флюгера и шпили. Кое-где среди них попадались постройки, напоминавшие изящные хрустальные флаконы, во много раз увеличенные. Мимо ходили пестро одетые люди, на крышах сидели птицы. Дальше в серебристо-сизой влажной дымке блестело море, усыпанное слепящими дневными звездами. На просторе маячили кораблики – одни парусные, другие хоть и без парусов, но все равно быстроходные, а по лазурному небу сновали экипажи вроде тех, что ездили посуху. Чужой мир, невероятный и сказочный.

Эдмар говорил, что магия здесь относительно редкое явление. И что с того, подумала Зинта, в этом мире и без нее чудес хватает!

– Пойдем туда?

– Не сейчас. Сегодня я занят, ухожу до вечера.

Дом Эдмара выглядел старым: одноэтажный, приземистый, с грубоватыми барельефами на шершавой каменной облицовке – обережный орнамент или просто для красоты? Крыша-купол местами поросла травой. Вокруг цвели розы: белые, винно-красные, бледно-розовые, чайные, а еще были голубые и фиолетовые, каких в Сонхи не увидишь.

– У нас не бывает роз такого цвета.

– Это кьямавы, местное растение. Розы сюда завезли с Земли – из мира, который в одной грозди с Сонхи. Люблю их. В прошлой жизни, на Лярне, специально выписывал и пытался разводить у себя на вилле, но там они, к моей великой грусти, не приживались. А с тех пор, как я узнал, что кое-кто из моих знакомых тоже к розам неравнодушен, моя любовь к ним и вовсе превратилась в обожание. Мы оба любим одни и те же цветы – и это в своем роде прочнейшая связь, невзирая на все остальное.

Зинта слушала с сочувственно-понимающим выражением на лице, однако про себя подумала: «О розах-то говоришь складно, а как чего учинишь на деле, вроде того зложительского разгрома в полицейской конторе, когда ты битый да радостный отсюда вернулся, те еще цветочки у тебя получаются…»

– Этот дом – местная старина, – свернул на другую тему Эдмар. – Красота, правда? Надо бы сделать ремонт, но я боюсь разрушить это очарование запущенности, сравнимое с вином столетней выдержки, этот неуловимый налет времени и невесомых, как паутинки, чужих впечатлений… Даже траву на крыше не стал трогать, пусть себе растет. Только дверь заменил. Прежнюю не раз вышибали, и она была разбита до безобразия. Новую сделали на заказ по моему эскизу. Надеюсь, никому не придет в голову ее высадить…

Входная дверь была похожа на двуцветную гравюру в янтарных тонах, заключенную в тяжеловесную каменную раму. Две медово-золотистые змеи танцуют на хвостах друг перед другом на сумеречно-коричневом фоне. Выразительно хищные, но с оттенком тягучей, как мед, печали.

Впрочем, долго их рассматривать Зинте не пришлось. Эдмар насмешливо-галантным жестом распахнул перед ней свою хваленую дверь.

– Прошу! Я вернусь вечером. Оставлю тебе телевизор, чтобы не заскучала. Местную речь ты поймешь – у тех, кто попал в чужой мир через правильно открытые Врата Перехода, проблем с этим не бывает.

– Я знаю, я читала книги достопочтенного Зибелдона о его путешествиях по мирам, – закивала Зинта. – Чтобы знать язык того мира, в который отправляешься, при переходе надо выполнить языковое заклинание, но ведь я то ли была кошкой, то ли спала, когда ты меня сюда перенес…

– Это заклинание подействует в любом случае. Смотри, вот телевизор, а это называется пульт – специальная штука, чтобы им управлять. Ты как будто смотришь представление, а если оно тебе наскучит или не понравится, можешь поменять на что-то другое. Нажимаешь сюда – и вот уже вместо истории о нарисованных зверушках тебе показывают драку в земном парламенте… Ну и пошлятина. Хоть бы уж для начала пристойно драться выучились! Политика – это такой фарс и такая прелесть… В прошлой жизни на Лярне я тоже одно время был политиком, но я хотя бы развлекался со вкусом, а у этих народных избранников никакого вкуса, одни амбиции – убогое зрелище.

– Лучше посмотрю про зверушек, – решила Зинта.

– Сама переключи. Вот так, правильно. А на эту оранжевую кнопку лучше не нажимай, вообще до нее не дотрагивайся.

– Постой, ты Врата Перехода можешь открыть когда угодно? У Зибелдона я читала, что это сложное колдовство, которое можно выполнять раз в несколько дней, не то маг надорвется.

– Так то Зибелдон, – фыркнул Эдмар. – Архимаг Ложи, этим все сказано. Я в состоянии открыть и закрыть Врата хоть десять раз за день.

– Давай тогда ненадолго вернемся в Сонхи, чтобы я послала мыслевесть Суно, а потом опять сюда?

– Никаких мыслевестей, это мне всю игру порушит.

– Какую игру?

– Ложа раздроблена на фракции, которые постоянно между собой грызутся, а порой у них доходит и до войн всерьез. Тебя похитила одна из группировок. Остальные об этом уже знают. Твое бесследное исчезновение вносит элемент неразберихи и открывает любопытные возможности… Так что никаких приветов Суно, а то господа маги наловчились перехватывать чужие мыслевести.

– Чем это тебе-то помешает?

– Поскольку те, кто тебя умыкнул, беспардонно интересуются моими делами, я в свою очередь заинтересован в том, чтобы противники с ними разделались. Желательно физически. До тех пор, пока этого не произошло, ты моя гостья.

– Но Суно уже давно ждет от меня весточки!

– Значит, еще немного подождет.

– Тогда получается, что ты сам тоже меня похитил, тоже хорош!

– Не без того, – он развел руками, изобразив лицемерно-сожалеющий жест. – Зинта, всяк преследует свои цели, и мне позарез нужно, чтобы эта банда, тесно связанная с Домом Инквизиции, прекратила свое существование. Тысяча извинений, но мне пора.

Когда он исчез, Зинта ахнула с испугу, потом вспомнила, что в этом мире сильный маг запросто может в один миг перенестись из одной точки пространства в другую, это называется телепортация.

Гулять отправился, жабий стервец, зараза бесстыжая, зложитель бессердечный, а Суно там волнуется! Сперва Зинта сердито расхаживала по коридору и по комнатам, потом все-таки уселась перед телевизором.

Шел спектакль – кино по-здешнему – о разлученной супружеской паре: те искали друг друга, но каждый раз что-то мешало им встретиться, даже если они находились в соседних помещениях. Вроде бы смешная комедия, но Зинта вовсю за них переживала, а когда ей показалось, что в громадном, как дворец, магазине они вот-вот сойдутся, вместо этого представления вдруг началось другое.

Появилась красивая девушка с дерзкой короткой стрижкой, почти не одетая, не считая блестящего розового лифа без бретелек и неприлично короткой юбки из ленточек такого же цвета. Одежка расшита жемчугом, туфли на высоких тонких каблуках словно перламутровые. Она рассказывала неинтересное о каких-то кремах, и лекарка принялась нажимать на кругляши-кнопки, чтобы вернуть прежний спектакль и досмотреть, чем у них все закончилось.

Оранжевую кнопку, которую Эдмар не велел трогать, задела случайно. И что теперь будет?..

Только Зинта успела подумать, что ничего страшного не произошло, как полуголая девица в жемчугах раздвоилась: одна близняшка осталась в телевизоре, а другая раз – и выпрыгнула в комнату.

– Привет, подруга! – она широко улыбнулась, зубы у нее были как жемчужины, да еще на каждом сверкал маленький бриллиант. – Я Вероника Ло, я пришла к тебе, и сейчас ты узнаешь все о новых потрясающих предложениях от косметического салона «Гламур-Галактик»! Посмотри на мои зубы! Раньше моя улыбка была такая же, как у всех, и мой парень глядел на каждую, которая ему улыбалась, и еще он любил смотреть на звезды, но я обратилась в «Гламур-Галактик» и заказала там услугу «Звездная улыбка» – скажу тебе по секрету, со скидкой пятнадцать процентов! Теперь моему парню не нужны звезды с неба, потому что все они у меня во рту!

Зинта вскочила с дивана и мелкими шажками попятилась к двери, стараясь не ударяться в панику и на всякий случай прихватив с собой пульт. А то вдруг, если его бросишь, еще хуже станет… Девица по имени Вероника Ло на нее наступала. Что она неживая, Зинта поняла быстро. Тонкие блестящие каблуки по полу не стучали, а когда ей на пути попалось кресло – не налетела на него и не обогнула, а прошла насквозь. Призрак, морок, наваждение. Или, может, местная тварь вроде снаяны, да такая, что нападает не только на спящих, но и на бодрствующих? В разных мирах и волшебный народец разный. Как бы тут не пропасть ни за что ни про что до возвращения Эдмара… Говорил ведь он – не трожь оранжевую кнопку.

– А еще у меня были стр-р-рашные волосы на ногах! – призрачная девица следом за пятившейся лекаркой шагнула в коридор. – И тогда мой парень сказал, что уйдет к другой! Но я помчалась в «Гламур-Галактик», и там мне за десять минут сделали эпиляцию, да еще я получила в подарок увлажняющий крем для стоп «Нежный поцелуй»! – Ее стройные ноги, перед тем покрывшиеся, словно под действием заклинания, темной порослью, вновь стали гладкими, как полированное дерево. – У тебя, подруга, тоже волосы на ногах, и твоему парню это тоже не нравится!

– Врешь ты по-зложительски! – не стерпела Зинта.

У нее на голенях было совсем чуть-чуть светлых волосков, да и те она каждую восьмицу сбривала, чтобы выглядеть не хуже охочих до Суно модисток и платных прелестниц.

– Поторопись, подруга, число подарков в «Гламур-Галактик» ограничено! – словно не расслышав ее неласковой реплики, выпалила незваная гостья зазывно-счастливым тоном. – Но я тогда переволновалась, что мой любимый меня бросит, и у меня на нервной почве появилась перхоть! – Она тряхнула головой, и в коридоре закружились будто бы снежинки, выпорхнувшие из полосатых малиново-белых волос. – Ее было так много, что она сыпалась повсюду, из-за этого мой парень сбежал к другой, и никакие средства для волос не помогали!

– Ох, страсти какие… – пробормотала лекарка, отступая подальше, чтобы ее не осыпало белесой дрянью.

– И что я, подруга, по-твоему, сделала? Угадаешь? Я тебя научу, как избавиться от перхоти и вернуть парня! Я снова пошла в «Гламур-Галактик», купила курс потрясающих процедур «Здоровые волосы» – и сказала перхоти «прощай»! Да еще получила в придачу три бесплатных посещения сногсшибательного тренинга «Контроль своей красоты – первый шаг к звездному трону!».

«А может, на тебя там в предыдущий раз навели порчу, чтобы ты снова к ним прибежала да раскошелилась? – предположила Зинта, знавшая о том, что в Аленде иные из магов, которые подвизались по бытовой части, порой пускались на такие уловки из непохвальной корысти. – Видать, они-то в конце концов и свели тебя в могилу, если ты нынче стала призрачным умертвием и пристаешь к живым с рассказами о своих злоключениях».

– Курс «Здоровые волосы» с первоначальной скидкой три процента и с накопительной скидкой «Любимому клиенту» – рекомендую! У тебя, подруга, тоже есть перхоть!

– А вот и нет, я свои волосы травяными отварами пользую. Могла бы посоветовать, да не знаю, найдутся ли у вас такие сборы, я ж не отсюда.

– Но это еще не все! – призрачная гостья Зинту не слушала и начала говорить, не дождавшись, когда та умолкнет. – Однажды я подошла к зеркалу и, не веря своим глазам, увидела на себе вот это! – скорчив брезгливую гримаску, она двумя пальчиками ухватила поверх пояса ленточной юбочки что-то, для лекарки неразличимое. – Я тогда пришла в ужас и поняла, почему мой парень опять собирается от меня уйти. Это был шок! Как ты думаешь, подруга, что я обнаружила у себя на животе?

– Насекомое, что ли, какое зловредное? – посочувствовала лекарка. – Вошь или блоху? Наперво надо почаще мыться да менять одежду на чистую, и есть отвары от этой напасти, я знаю несколько хороших рецептов…

– Я нашла у себя жировую складку! Фу, какая гадость! Моему парню это не понравилось. Посмотри, какая она отвратительная и мерзкая! – живот у девицы был плоский, как у танцующих на барханах олосохарских песчанниц, и выставленную на обозрение «складку» она едва изловчилось защипнуть. – Это, подруга, расплата за сладости, которые мы с тобой любим! У тебя тоже есть некрасивые складки на животе, и твоему парню это тоже не нравится! Он тебя бросит, если не обратишься за профессиональной помощью в «Гламур-Галактик»!

Это задело Зинту за живое. Сладкое она и впрямь любила, в особенности запретный для молонских доброжителей шоколад, к которому пристрастилась с тех пор, как перебралась в Ларвезу. И никто не сравнил бы ее с тростинкой или с точеной статуэткой, другое дело – с точеным кувшином: у нее были широкие округлые бедра и талия не сказать чтобы тонкая, но при этом она выглядела скорее плотной и приглядно здоровой, чем располневшей. Да и уроки сурийских танцев сделали свое дело: ее прежняя порывистая неуклюжесть исчезла, движения стали уверенно плавными, даже когда она спешила. Пресловутые складки у нее были, не без того, но Суно по этому поводу ничего такого не выказывал…

А этой несчастной барышне, судя по всему, повезло с парнем еще хуже, чем Зинте с Улгером. Нет бы сразу прогнала этакого поганца взашей, тогда бы, может, не бродила сейчас по чужим домам неприкаянным духом и не стращала бы добрых людей подробностями своей горемычной жизни.

– Как ты думаешь, подруга, что я сделала для того, чтобы моя талия не была похожа на тесто? Я снова отправилась в «Гламур-Галактик»! Там с использованием уникальной прогрессивной технологии меня избавили от жировых отложений, и я опять стала стройной, тогда мой парень ко мне вернулся! Легко быть красивой вместе с «Гламур-Галактик»!

– Мне сдается, что вскоре после этого тебя и схоронили, – догадалась разжалобившаяся Зинта.

– А при повторной записи на эту процедуру «Гламур-Галактик» предоставит мне пятипроцентную скидку! – умертвие сверкнуло счастливой бриллиантово-жемчужной улыбкой. – Поделюсь с тобой, подруга, своим самым главным секретом: если хочешь стать такой же, как я, – приходи в «Гламур-Галактик»!

– Ну уж нет, еще чего! Стать как ты я не хочу, да сохранят меня боги сонхийские и здешние от такой участи.

Призрак рассыпался на звездочки, которые сложились в воздухе посреди коридора в какой-то вензель – несколько мгновений он переливчато сверкал, точно усыпанный алмазной крошкой, потом бесследно растаял. Не иначе, магический знак, и лучше не ходить через то место, где он появлялся, – мало ли что после этого с тобой случится.

Умертвие загнало Зинту в самый конец коридора, к входной двери. Теперь ей так и сидеть у порога, пока не вернется Эдмар. Уж маг-то разберется, что это была за жуть и опасен ли волшебный знак, который здесь мерцал, не осталось ли после него какого-нибудь зловредного колдовства.

Лекарка устроилась спиной к двери, подтянув колени к подбородку. Несмотря на страх, ей хотелось в лоджию – еще посмотреть на окрестности, хотелось есть – на кухне полно вкусного, Эдмар показал, где что лежит, но, чтобы туда попасть, пришлось бы пройти через заклятое место. Нет уж, лучше не пробовать, даже по стеночке. Вдруг всякий, кто туда ступит, станет таким же призраком, как Вероника Ло?

Пульт Зинта положила рядом с собой, но к нему больше не притрагивалась. А то еще руки со страху задрожат, и она опять случайно заденет оранжевую кнопку.

По стенам и сводам ветвились изящно выкованные черные лозы с бутонами-фонариками, их приглушенный свет напоминал о погожем закате и об отменно заваренном чае. Обстановка успокаивала, но Зинта ни на секунду не забывала о том, что находится в чужом мире, и в этом коридоре некоторое время назад сотворилось неведомое колдовство. Хочешь уцелеть – не рискуй.

Хеледика отчаянно трусила. По данным Ложи, Дирвен Кориц – сильнейший из ныне живущих амулетчиков не только в Ларвезе, но и во всем Сонхи. Она бы еще решилась на поединок с ним в Олосохаре, где сам песок великой древней пустыни делится с ведьмой своей силой, но в чужом северном городе, при том, что олосохарского песка у нее в кармане всего-то горстка… Заведомый проигрыш.

На набережной Свадебных Венков она схлестнулась с Дирвеном по необходимости, чтобы прикрыть отступление Кемурта и Гренты. Повезло, что там песчаные дорожки: она любой песок могла использовать как орудие. Но не окажись рядом Серебряного Лиса, которого Хеледика признала не сразу, ей бы несдобровать. Дружный с Эдмаром демон помешал Дирвену задействовать боевые амулеты в полную силу. Зато ей он мешать не стал… Хотя, скорее всего, просто оценил ее шансы и решил, что мало-мальски навредить первому из первых амулетчиков ведьма никак не сможет.

Если честно, она очертя голову кинулась в драку не только из-за Кема с Грентой. Ей давно уже хотелось залепить Дирвену пощечину.

Вновь встретившись прошлым летом в Суринани, они ни единым словом не перемолвились. Хеледика держалась уверенно, гордо и непринужденно, как научил Эдмар, заявивший, что его родственница не смеет ударить лицом в грязь перед своим бывшим балбесом.

У Дирвена во время того путешествия выражение чаще всего было презрительно-страдальческое, словно подсмотренное у какого-нибудь театрального героя, но в иные моменты оно становилось по-детски обиженным и вместе с тем по-взрослому недобрым. И он ей раньше нравился? Казался славным, красивым, трогательно искренним, беззащитно благородным в своих душевных порывах? Да как он вообще мог ей понравиться?! Этот вопрос вызывал у нее не только печальное недоумение – «неужели это была я?», – но и желание от души вмазать бывшему возлюбленному.

Надо сказать, это было милосердное желание: нравы просвещенного мира наложили на Хеледику свой отпечаток. Истинная песчаная ведьма или убила бы оскорбившего ее любовника, или навела бы на того порчу, которая хуже быстрой смерти.

А сейчас он ей нужен позарез: в одиночку агенту Змейке не выкрасть Нинодию Булонг из каторжной тюрьмы. Вдали от родной пустыни она мало на что способна – значит, понадобятся помощники. Кемурт для этого недостаточно силен, Грента тем более амулетчица скромных достоинств, так что надо заполучить в союзники Дирвена.

Хеледика без труда нашла, где он прячется: если песчаная ведьма хоть однажды разделила с кем-то ложе, она запросто определит местонахождение этого человека.

Он все еще в Абенгарте. И за ним охотятся овдейские маги. Похоже, у него есть какой-то артефакт, сбивающий их со следа, поэтому он до сих пор не попался. Скорее всего, «Круговерть» или что-то вроде. Для Хеледики это не стало помехой: от чутья песчаной ведьмы такие амулеты не спасут. Она внесла некоторую лепту, прикрывая Дирвена от ищеек с помощью своих чар – очень осторожно, чтобы противники не заподозрили, что им мешает кто-то со стороны.

Вопрос еще, как с ним договориться. Возможно, овдейцы его похитили, а он сбежал, но теперь не может выбраться из Абенгарта, поскольку на него повсюду расставлены ловушки. Тогда у Хеледики есть козырь: выручаем Нинодию, а потом все вместе уходим, каким образом – предоставь это мне. Однако если он тут на задании, расклад получается совсем другой… Хотя не похоже, чтобы на задании, его же никто не охраняет и не прикрывает, и насчет здешних явок он определенно не в курсе.

Скорее, первый вариант. Абенгартские агенты Ложи наверняка получили приказ найти его и переправить в Ларвезу, но до сих пор не преуспели – так же, как их противники. Где им выследить Дирвена, вооруженного «Круговертью»!

От рога он каким-то чудом избавился и ходил без шляпы, ветер трепал его соломенные вихры. Зато шею и нижнюю часть лица заматывал шарфом, словно простуженный. Может, и правда простыл, он ведь отвык разгуливать с непокрытой головой. Выглядел осунувшимся, настороженным, затравленным – и не на шутку озлобленным.

Ведьма забраковала идею одолеть его в схватке и потом сказать: «Видишь, я могла бы сдать тебя овдейцам, но я не с ними, я тебе не враг, предлагаю сотрудничество». Во-первых, Дирвен, при его самолюбии и самомнении, может отказаться от сотрудничества из мальчишеской обиды. А во-вторых и в-главных, Хеледике его не победить, поэтому она приступила к осуществлению другого плана. На подготовку к разговору уйдет больше времени, зато не придется мериться, кто круче.

Начелдона Суно упустил. Догадливый отставной капитан сбежал из Киншата, пока его попутчики пировали вместе с деревенскими. Видимо, хватился пропажи и сделал правильные выводы.

В ночь гона, когда над Пчевайской равниной при свете полной луны метался с заунывными криками рой флирий, Орвехт извлек из-за ремешка на шляпе Начелдона невзрачный серый шарик величиной с горошину. Путеводный артефакт – вероятно, полученный капитаном от Лормы или Мулмонга. Отправив эту штучку через кладовку коллегам в Аленду, Суно запихнул на ее место камешек подходящих размеров. Начелдон в это время пребывал в беспамятстве и не узнал о своем бесславном провале.

Должно быть, потом его одолели подозрения: погони все нет и нет, а ему за участие в этом опасном дельце обещали заплатить – само собой, после поимки насолившего Лорме мага. Он решил глянуть на полученный от нанимателей амулет и обнаружил, что уже который день таскает на шляпе вовсе не то, что ему дали. Куда подевалось «то», Начелдон наверняка понял, не дурак.

Суно на его месте тоже бы сделал ноги. Отставной капитан сбежал без проводника, прихватив чужую лошадь (разбогатевшие киншатцы махнули рукой на пропажу). Интересный вопрос, что он собирается предпринять.

Если Начелдон подался в Улайват, в Нутханду либо в Золотую Прорву, чтобы там отсидеться, пока все о нем не забудут, это хорошо. Это значит, он решил выйти из игры. Но если капитан отправился с докладом к Лорме, тогда он еще может объявиться и осложнить ситуацию.

В особенности здесь, на территории прорвы, где магия бессильна и амулеты не работают. Волшебным существам сюда хода нет, но кто им помешает отрядить за беглецами людей? Были бы деньги, чтобы заплатить наемникам, а уж у древней вурваны скопленных за века сокровищ – что песка в Олосохаре.

Пожалуй, Начелдона следовало убить. Орвехта недвусмысленно проинструктировали: ради того, чтобы дряхлеющие архимаги Ложи получили обратно животворное ожерелье, которое поддерживает их силы, можешь положить кого угодно – хоть чужих, хоть своих, хоть случайно подвернувшихся, ибо такая благая цель оправдывает любые средства. Но Суно чем дальше, тем больше претило убивать без необходимости. Тем более ради такой благой цели.

Насчет Начелдона он решил: пока пусть живет, а там посмотрим. Не пришлось бы ему пожалеть о своем решении.

В Золотой Прорве он не маг, так же, как Зомар и Кебрехт здесь не амулетчики. Прорва всех уравнивает.

Страсть как стыдно. Во-первых, за дверь. Очень уж не по-доброжительски с этой дверью вышло. Во-вторых, за то, что напилась хуже Улгера, которому повезло занять денег у какого-нибудь нового знакомца. Шампанское было вкусное… Ага, было. В шкафчике у Эдмара вчера стояло три бутылки, а теперь ни одной не осталось.

Когда вернулся хозяин дома, Зинта рылась в этом самом шкафчике, который по-местному называется бар, – искала еще шампанского, вдруг оно там все-таки есть? У нее все валилось из рук, что-то брякнулось на пол и разбилось, по паркету растеклась рубиново-красная лужа. Откуда ни возьмись приползли две бронзовые черепахи с гравировкой на панцирях – и давай наперегонки лакать.

«Ишь ты, механические штуковины, а тоже хотят пить!» – подивилась лекарка, на миг оторвавшись от своего занятия.

Комнату наполнили ароматные винные пары, но Зинта и без того была хорошая. Она продолжала разорять бар, когда за спиной раздался изумленный голос Эдмара:

– Зинта! Ты что делаешь?!

Лекарка повернулась и неловко взмахнула руками, едва не шлепнувшись на пол, прямо на битые стекла.

– Ты пьяна?..

Таким ошеломленным Зинта его еще не видела. Он подхватил ее под мышки и усадил в кресло – правильно сделал, а то б она все-таки упала.

– Смотри, у тебя комната кружится… Это магия?

– Это не магия,это ты нагрузилась, как не знаю кто! Какого черта?

Лекарке подумалось, что он же, наверное, вернулся домой волшебным способом: раз – и в один миг издалека перенесся сюда и еще не знает, что здесь без него стряслось, а то б из-за другого переживал.

– Эдмар… Ты не волнуйся… Твою дверь мы уже почти починили…

Язык заплетался, словно чужой, а слова то растягивались, будто кисель, то съеживались в комочки, так что нипочем их не выговоришь.

– Какую дверь?

– Ту, которая тебе нравится… Ты еще сказал, что надеешься, что никто ее не вышибет, а мы выш-ш-шибли!.. У тебя есть еще шампанское?.. Надо Тине отнести, она дверь чинит…

Тина уже и сама появилась на пороге. Загорелая сероглазая женщина в блекло-голубых штанах и бело-голубой безрукавке, светлые волосы собраны в недлинный хвост, на правом запястье тускло поблескивает гладкий черный браслет. Если б у Зинты была красивая сестра, она бы, наверное, была похожа на Тину.

– Извини за дверь. Недоразумение вышло.

– Зинта тебе пожаловалась, что я ее похитил, и ты кинулась ее спасать, а потом вас обеих заела совесть, и вы решили напиться, чтобы заглушить угрызения? И почему меня это не удивляет?

– Ты же удивился, когда меня увидел! – возразила лекарка, утонувшая в лиловом, как грозовое облако, мягком кресле. – Неправда, я не жаловалась! Я сказала, что здесь было умертвие, и после него могла остаться магия, а ты неизвестно когда вернешься, а я по коридору вперед пройти не могу, потому что там был колдовской знак – наверное, опасный, тогда Тина сломала дверь, чтоб я вышла наружу. Потом я рассказала, как все было, и Тина сказала, что это не умертвие и не волшебство. Это я виновата…

Удалось все выпалить единым духом, даже язык перестал заплетаться – уж больно ей не хотелось, чтоб из-за нее двое хороших людей поссорились.

– Агрессивный рекламный вирт-модуль, – добавила Тина. – Ты бы хоть объяснил Зинте, что это такое, перед тем как оставлять ее наедине с телевизором.

– Я предупреждал, что оранжевую кнопку лучше не трогать.

– Ага, молодец, – хмыкнула гостья с нескрываемым превосходством.

– Я не нарочно ту кнопку тронула! – жалобно добавила лекарка. – Я честно не хотела…

Она икнула и умолкла.

– Тина, и не стыдно тебе святых спаивать? Зинта в течение пяти лет была женой тихого алкоголика – можно считать, она из группы риска. Вот зачем было угощать ее шампанским до такого несусветного безобразия? И кто из нас после этого молодец?

– Так я же сама! – заступилась Зинта. – Я увидела, Тина пьет, и решила, мне тоже можно… А оно оказалось та-а-акое пьяное…

– Тина не может опьянеть, потому что она киборг – родилась она человеком, но сейчас у нее организм не совсем человеческий. Шампанское для нее все равно, что компот, и она могла бы тебе это объяснить, перед тем как оставлять тебя наедине с бутылкой.

Лекарка уловила, что Эдмар, зараза такая, вернул Тине с подначкой ее же фразу, и снова вступилась:

– Нет, я сама, она не смотрела на меня, потому что чинила твою дверь, а я взяла другую бутылку… Вкусно… Я тоже хочу стать кибо… киборгом… чтоб пить шампанское и не пьянеть… Эт-то можно?..

– Давай уложим ее спать? – тихонько предложила Тина. – И антиалкогольную капельницу, чтобы завтра не было похмелья. Потом я приведу в порядок твою дверь, там еще несколько трещин осталось – и можно будет вешать на место.

– Хочешь сказать, ты разбила ее в щепки, спасая Зинту от злодейского рекламного модуля? Безумно тебе признателен, но лучше я сам. Если желаешь, заодно покажу, как это делается.

– Хорошо. Иногда приходится чинить то, что ненароком разнесешь. Зная тебя, я решила, что это может быть что угодно, вдруг ты и правда держишь у себя дома какую-нибудь призрачную тварь, которая выбралась из клетки?

– Не пробовала смотреть поменьше хоррора? – ухмыльнулся Эдмар, извлекая Зинту из мягких недр кресла-облака.

– Да я вообще его не смотрю. В последнее время предпочитаю красивые психологические драмы или комедии положений.

Ноги у лекарки разъезжались и заплетались, и она снова чуть не упала, но тут Тина подхватила ее на руки – легко, словно ноша ничего не весила.

– Брось, надорвешься! Я тяжелая…

– Не для киборга, – заметил Эдмар.

– Тоже хочу… Быть такой… Чтобы пить…

В этот раз не удалось сказать честь по чести, и маг все понял по-своему, потому что начал гостье выговаривать:

– Тина, я еще в прошлой жизни подметил, что ты оказываешь дурное влияние на наших общих знакомых. Взять хоть Тлемлелха, хоть Лейлу, хоть Поля… Теперь добавим сюда еще и Зинту! Да ты знаешь, кто она такая? В Сонхи она лекарка под дланью Тавше – избранная служительница богини Милосердия. Жрецы Тавше по протоколу должны кланяться ей ниже, чем она им. Можно сказать, это сонхийская святая праведница. Но вот она свела знакомство с тобой – и что же? Мало того что напилась, как выигравший в лотерею бомж, и разгромила мой бар – в лучших традициях любимых тобой комедий положений, так теперь еще мечтает стать киборгом! И заметь, вовсе не затем, чтобы у нее было больше возможностей творить добрые дела, а чтобы употреблять алкоголь в неумеренных количествах. Это ли не пагубное влияние? Тина, тебе следует хотя бы смутиться…

– Не дождешься, – фыркнула Тина.

Зато Зинта смутилась и попыталась объяснить, что она хочет стать киборгом как раз для того, чтобы ни от чего не пьянеть, но у нее вырвалось только невнятное мычание.

Как уснула, она не запомнила. Теперь вот очнулась в постели, и не иначе прошли целые сутки – сквозь неплотно прикрытые жалюзи, расписанные зелеными побегами и разноцветными звездочками, в комнату проникало утреннее солнце. Голова не болит, никаких признаков похмелья, но стыдно, стыдно, стыдно…

Так бы и пролежала весь день, боясь показаться Эдмару на глаза, если б он сам к ней не пришел.

– Доброе утро! Чем сидеть тут наедине со своей злобной совестью, лучше отправляйся с Тиной на экскурсию.

– А дверь твоя как же? – спросила Зинта жалобно.

– Дверь уже как новенькая и на своем месте.

– Я вчера как последняя дура себя вела, да? С этим, как его, рекламным вирт-модулем…

– Отчего же, вполне разумно, – заверил маг, хотя и ухмыльнулся при этом. – Ты ведь не знала, что это такое. Вдруг и правда магия? Так что поступила ты правильно. Зато какой-нибудь местный житель, увидев настоящее умертвие, кинулся бы к нему в объятия с радостным воплем «О, живой зомби!» – и оставил бы по себе печальное воспоминание… В следующий раз столько не пей.

– Да я и не буду, – она сконфуженно потупилась. – Нехорошо-то как вышло с твоим баром… Я там не все побила?

– Кое-что уцелело. Сегодня ты гуляешь с Тиной, потом я тебе еще кого-нибудь найду в провожатые… Идем завтракать, Тина ждет.

Ей неловко было об этом спрашивать – вдруг привиделось с пьяных глаз, и тогда Эдмар ее засмеет, – но все-таки решилась:

– А эти твои бронзовые черепашки, которые всюду ползают, вправду пили вино или мне показалось?

– Это уборщики, они собирали с полу разлитую жидкость и осколки.

– Надо же, какое диво… Здесь на каждом шагу чудеса, не то что у нас.

Дирвен взял за правило не ночевать дважды в одном и том же месте. Если ищейки Ферклица устроят засаду, пусть караулят хоть всю ночь напролет да локти грызут.

И порт, и вокзал для него по-прежнему закрыты, на всех выездах из Абенгарта магические кордоны. Сунешься туда – сцапают. Другое дело, что ищут парня с рогом, не зная, что он избавился от проклятия. Только это его до сих пор и спасало, но неровен час, догадаются, не дураки ведь.

В Ложе наверняка уже знают, что он в Овдабе, и о побеге тоже в курсе, есть ведь у них тут своя агентура. Несомненно, его разыскивают не только люди Ферклица, но и ларвезийские шпионы.

Дирвен не хотел попасть в руки ни к тем, ни к другим. Он уже решил, что сейчас ему надо не в Ларвезу, а в Рунду – туда, где в последний раз видели маму, перед тем как ее, предположительно, увели пшоры. С тех пор миновало три года – значит, она все еще жива, непременно должна быть жива, и у него есть шансы забрать ее у этих тварей, а потом он обязательно найдет способ ее расколдовать.

Рунда на западе, неподалеку от овдабо-ширрийской границы. Как бы туда добраться, чтоб не перехватили… Что, если ищейки вычислят его планы?

Кто-то его уже выследил, но сдавать не спешил. Кто-то из пронырливых городских воришек – похоже, из той компании, с которой он столкнулся наутро после побега. Нынче утром опять подбросили обернутый бумажкой камешек:

«Я снова знаю, где ты прячешься. Будь осторожен, они тебя ищут. Дай знать, если согласен поговорить».

Он хмыкнул: «дай знать» – а как, интересно? Но потом, подумав, выудил из кармана огрызок карандаша и на свободном месте нацарапал:

«Ну, давай поговорим. Только без глупостей».

Обернул мятой бумажкой тот же самый камень и забросил в окно сарая с двумя ветхими каретами в блестках облезающей позолоты – своего убежища в минувшую ночь. Если неизвестный найдет послание, поглядим, каков будет его следующий шаг.

Тревогу поднял Зомар, растолкавший спутников через десять минут после того, как заступил на дежурство.

– Судари, вставайте! – его шепот был тих, словно топоток прошмыгнувшей по полу мыши. – Нас окружили.

Сквозь оконце внутрь каморки проникал свет ущербной луны. Ни зги не видать, только блестят в темноте глаза молодого амулетчика. Орвехт спросонья попытался зажечь волшебный шарик, но в следующий момент спохватился: они в Золотой Прорве – здесь тебе, господин маг, никакого волшебства.

– Не меньше десятка, – доложил Зомар все тем же чуть слышным шепотом.

Враги наверняка появились раньше, еще во время дежурства Кебрехта, но тот привык полагаться на амулеты, а без них оказался слеп и глух. Где ему заметить, что к ветхой мазанке тишком подбираются злоумышленники, – он же внутри, а те снаружи, мало ли какими потаенными звуками полнится ночь. С его точки зрения, не было оснований для беспокойства.

Другое дело Зомар с его обостренным чутьем – даже не охотничьим, бери выше: чутьем дичи, которая выживет, только если вовремя отреагирует на опасность. Этот угрюмый горбоносый парень не забыл те времена, когда он был малолетним бродяжкой в Исшоде – разоренной юго-восточной стране, принадлежащей волшебному народцу. Амулетов у него тогда не было, выручала способность нутром чуять приближение враждебных сил, а также выхватывать из игры теней и шорохов нужные элементы – и складывать их в мозаику, позволяющую получить более-менее верное представление о том, что творится вокруг. Да еще умение вовремя уносить ноги.

– Веди, – шепнул Суно, уступая руководство своему подчиненному.

Его жизненный опыт в нынешней ситуации ничтожен против опыта Зомара.

– Пойдем на прорыв, они этого не ждут.

– И к харчевне, там у коновязи должны быть оседланные лошади, – добавил Орвехт. – Выходим по твоей команде.

Манченат был большой деревней с молельнями, лавками, харчевнями, игорными домами и гостиницами. Последние представляли собой неказистые двухэтажные строения из саманного кирпича, облепленные мазанками с дополнительными комнатами для постояльцев, словно старые пни грибами – хотя в сурийских землях днем с фонарем таких грибных пней не сыщешь. Во всяком случае, тем северянам, которых сюда заносило, обычно приходило на ум именно это сравнение.

Суно и его спутников поселили в мазанке, других мест не нашлось. Что ж, зато отсюда проще спасаться бегством.

– За мной.

Зомар бесшумно откинул крючок – придерживая, чтобы тот не звякнул, – распахнул дверь и метнулся в черноту. Товарищи бросились за ним. Лишь бы не споткнуться в этой темени… И забыть о магии, на ближайшее время совсем забыть: она сейчас не в помощь, мысли о том, что вот здесь надо использовать боевое заклятие, а тут применить одуряющие чары, лишь сбивают с толку.

На бегу Зомар вышиб у кого-то переносной масляный фонарь. Хорошая идея, Суно последовал его примеру. Чем меньше света у противника, тем лучше.

Вокруг царила темень, луна посреди звездного неба напоминала истаявший кусок воска. До чего же неудобно без ночного зрения, которым Суно владел, как маг, а его спутники пользовались благодаря своим артефактам. Невидимая земля вспучивалась буграми и проваливалась колдобинами, что-то норовило вцепиться в одежду – чьи-то руки?.. Да нет, выплывший наперерез из чернильной мглы куст. Впереди виднелась россыпь тусклых желтых огоньков – ориентир, центральные улицы Манчената. Ага, туда.

Им удалось не потерять друг друга, однако не удалось оторваться. Наемники не отставали. Недолго ведь догадаться, куда кинутся вырвавшиеся из окружения беглецы.

Несколько раз они спотыкались в потемках и падали. Впрочем, в рядах преследователей происходило то же самое. Орвехту показалось, что среди звучащих позади голосов он различил характерную ругань Начелдона. Что ж, предсказуемо.

Наконец они добрались до улицы, озаренной редкими масляными фонарями. Хотя «озаренной» – чересчур громко сказано. Если в городах, которые могли позволить себе такие расходы, яркость уличного освещения усиливали в несколько раз с помощью специальных заклинаний, то здесь, в прорве, это по определению невозможно. Фонари тускло теплились, рассеивая ночной мрак на пару шагов от столба, и больше всего радости с этого было мошкаре, которая вилась вокруг шуршащими и переливающимися облаками.

– Сюда, – срезая путь, Зомар свернул в боковой закоулок.

Глинобитные дома Манчената, на солнце непритязательно-серые, маячили белесыми пятнами в выморочном свете истаявшей восковой луны. Ночь по странной прихоти не пожалела для них белил, и создавалось впечатление, что они белее, чем на самом деле. Эти смутные отсветы и то были лучше, чем здешние фонари.

Беглецы почти добрались до самой большой и оживленной манченатской харчевни «Радушный Бансобур», когда позади послышался громкий хлопок, и вслед за этим порыв ветра донес едкий дымный запах.

Так называемое огнестрельное оружие – диковина затейливая, но не слишком практичная, хотя нельзя не отдать должное изобретательности тех, кто его выдумал. Боевые амулеты куда надежней и удобней. Впрочем, охотники используют в своем промысле двуствольные пороховые ружья, и большинство утверждает, что это лучше самострелов. Вполне возможно, однако с магическими артефактами это изрядно тяжелое и громоздкое в употреблении хозяйство никакого сравнения не выдерживает. Хм, а вот в прорве это, похоже, весьма полезная вещь.

– Как от града! – крикнул Зомар, подавая пример.

Иные из боевых амулетов поражают противника импульсами, подобными незримым «градинам», которые наделают в тебе дыр, если не выставишь подходящую защиту. Зато они не из тех, что «прилипают» и «гоняются», от них можно увертываться, уходить с траектории импульса.

По примеру своего подчиненного Суно перешел на «вихлявый бег», или «пьяный бег» – поди, прицелься. А вот Кебрехт споткнулся и упал ничком, на его стеганой сурийской куфле расплылась кровавая клякса.

Наверняка он первым делом выставил «щит», прикрывающий и от «градин» любой разновидности, и от пуль, выпущенных из порохового оружия. Точнее, попытался выставить, забыв о том, что амулет на его команду не отзовется. Логично: зачем тратить силы на метания зигзагами, если у тебя защита? Логично, да не в том случае, когда ты в прорве.

Переглянувшись – решение они приняли единодушно, и пусть архимаги со своим напутствием «можешь положить кого угодно» катятся к демонам Хиалы – Суно с Зомаром подхватили курьера с двух сторон и бегом поволокли вперед. Тот дышал сипло, со свистом и грудными хрипами. Если выбраться с территории прорвы, маг сможет оказать ему помощь, да и лечебные амулеты помогут своему хозяину. Лишь бы Кебрехт дотянул до границы…

Он не дотянул даже до коновязи. Забился в ознобе, изо рта потекла кровь, а потом дыхание пресеклось, курьер обмяк и тяжело обвис.

– Добрых посмертных путей, – произнес Суно, отпустив ношу и взявшись за узел китонского шарфа, который он повязывал поверх куфлы вместо пояса. – Зомар, оставь его, местные похоронят.

Шарф с металлическими нитями свистнул в воздухе и хлестнул, сдирая кожу, по лицу наемника, вынырнувшего из-за угла. К великому сожалению Орвехта, это был не Начелдон.

Зомар, опустив на землю мертвого курьера, выхватил кинжал и полоснул второго врага, а появившегося следом третьего с разворота ударил под ребра.

Видимо, самые прыткие вырвались вперед, и на подходе еще с десяток головорезов.

Суно и Зомар бросились за угол. Отшвырнув с дороги человека, попытавшегося что-то спросить, амулетчик кинулся отвязывать лошадей.

– Грабят! – неуверенно и негромко выкрикнул, поднимаясь на ноги, пострадавший. – Грабят же!.. Конокрады!

Орвехт хлестнул шарфом очередного бандита, выскочившего в круг тускло-желтого света. Тот зажмурился и замычал от боли – получил по глазам.

Амулетчик уже сидел в седле и держал в поводу вторую лошадь. Когда Суно поставил ногу в стремя, блеснул брошенный Зомаром нож: еще один желающий подзаработать выбыл из игры.

Они помчались по ночной дороге на восток – туда, где мерцали в черной небесной бездне Щит Зерл и Конура Харнанвы. Прочь из Манчената. Площадь прорвы невелика, именно этого от них и добиваются – чтоб они вышли за ее пределы, а там их поджидает народец Лормы… Что ж, там они смогут дать бой. Сзади грохотали копыта и слышались крики: наемники, тоже похватав чужих лошадей, ринулись в погоню, а за ними кинулись разозленные таким беспримерным разбоем обитатели Манчената.

– Завтра мы с тобой идем в гости. В один славный такой сумасшедший дом.

– И что мы будем там делать?

Эдмар на мгновение закатил глаза к потолку, скроил загадочную мину: грустную, насмешливую, мученическую и одновременно многозначительную – Зинта бы так не сумела, даже упражняйся она перед зеркалом целый месяц.

– Надеюсь, пить кофе и мирно беседовать с хозяином, а не топтаться перед запертой дверью. Собственно говоря, это ты идешь в гости, а я всего лишь тебя сопровождаю.

– Я?.. – лекарка совсем оторопела. – А мне туда зачем?

– Ты ведь хочешь повидаться с Тимодией? – смиренно и вкрадчиво осведомился Тейзург. – Убедиться, что с маленькой паршивкой все в порядке, посмотреть, хорошо ли ей живется на новом месте… Вот и сходишь ее навестить, а я – вместе с тобой.

– Ага, понятно… Чего ж тут не понять? Ты боишься, что тебя туда не пустят – еще бы, после того зложительского бесчинства, которое ты устроил год назад в здешнем полицейском управлении, когда побил там всякие нужные стеклянные вещи! А если мы вдвоем придем, думаешь, будет иначе?

– Есть шансы, что да. Бывший Страж Мира Сонхи не захлопнет дверь перед носом у лекарки под дланью Тавше.

– Да почем он узнает, кто я такая?

– Он видящий. Так что ты можешь рассчитывать на самый теплый и дружелюбный прием. Когда тебя пригласят войти, замолви за меня словечко и поручись за мое примерное поведение.

– А ты будешь вести себя в гостях примерно?

На этот счет Зинту начали разбирать сомнения, а то уголок рта у Эдмара дрогнул, как будто на лицо просилась самая что ни на есть зложительская ухмылка.

– Не беспокойся, я буду на высоте. Честное слово, буду себя вести, как на дипломатическом приеме. Взгляни, что ты об этом скажешь? – он взял со столика лаковый черный футляр. – Это в подарок.

Лекарка тихонько ахнула. Бывает красивое оружие, но этот стилет был не просто красив. На узком трехгранном клинке словно играли солнечные блики. Или, скорее, сияли руны, напоминавшие золотые отблески. Да, именно руны, не выгравированные, а наведенные непонятно каким способом – наверное, с помощью магии.

– Он похож на мой…

Зинта запнулась, опасаясь брякнуть глупость. Ритуальный нож Тавше выглядит по-другому, а ей невесть почему померещилось сходство.

– Смотри-ка, почувствовала, – заметил Эдмар скорее одобрительно, чем удивленно. – Это так называемый «клинок жизни». В былые времена в Сонхи всякий из могущественных магов непременно носил при себе такой нож – чаще всего стилет, но это могло быть и что-нибудь другое, главное – магическая составляющая. Я заклял его для Хальнора, пусть у него будет. Надеюсь, он не станет ломаться и примет подарок.

– Это узор или руны? – шепотом спросила очарованная лекарка.

– Древние руны Освобождения, Памяти, Силы и Жизни. Если тебя загнали в угол и дела совсем плохи, они дают тебе возможность открыть пинком дверь на свободу.

– Никогда я не слыхала о клинках жизни…

– Ничего удивительного, нынешние сонхийские маги это знание давно утратили. Они много чего утратили – счастье еще, что помнят, как ложку до рта донести и сходить на горшок. Не обижайся, я же не про таких, как твой Суно. Еще мы захватим с собой бутылку хорошего ларвезийского вина. Надеюсь, оно придется ему по вкусу. В самый раз, чтобы помириться, как ты думаешь?

– Если будешь вести себя по-доброжительски, может, и помиритесь.

– Ах, да, чуть не забыл предупредить тебя об одной досадной подробности… Ты не увидишь его лица, он будет в регенерационной маске.

– Реге… Что это такое?

– Лечебная маска. Он на своей чертовой работе опять вляпался в неприятности, потому он сейчас и дома – на больничном, как это здесь называется. Маску ему предстоит носить с месяц, пока не восстановятся глаза и поврежденные ткани.

Зинта профессионально встрепенулась, но потом спохватилась, сникла и виновато промолвила:

– Вот беда-то какая, а ведь я здесь даже силу Тавше призвать не смогу, чтобы ему помочь…

– Не беспокойся, он и сам справится. Не в первый раз и, боюсь, не в последний. Простому смертному пришлось бы носить маску с полгода, а он ее снимет через месяц. Он, как и я, владеет магией самоисцеления.

– Ты сказал, пока не восстановятся глаза… Значит, он ничего не видит?

– Маска снабжена компенсаторным визором – прибором, который передает сигналы на зрительные нервы. Так что он-то нас увидит, это мы на него полюбоваться не сможем.

Эдмар усмехнулся, и лекарка насторожилась: почудилось ей в этой задумчивой усмешке что-то недоброжительское… Нет, не злорадство – скорее, удовлетворение интригана, который ловко воспользовался стечением обстоятельств в своих целях. Но в следующий момент выражение его лица неуловимо изменилось: всего лишь улыбка человека, собирающегося в гости, и Зинте стало неловко за то, что ей всюду чудится плохое.

По улице Сонного Часовщика шагали мальчик и девочка с корзиной, которую они держали за ручки, каждый со своей стороны. В корзине лежал пирог, завернутый в чистое полотенце, а под ним, наверное, что-то еще. Дети были уже большие, с виду лет пятнадцати-семнадцати, – но все еще дети, пребывающие под охраной Закона о Детском Счастье. Выглядели они ухоженными, воспитанными и вполне счастливыми: будущие благонамеренные подданные Великой Овдейской державы.

У парнишки горло было замотано полосатым желто-зеленым шарфом, на голове такая же вязаная шапочка с помпоном, из-под нее выбивались вихры соломенного цвета. Живые светло-зеленые глаза, пушистые ресницы, конопатый нос. Его юношески ломкий голос звучал немного простуженно:

– Смотри, Алентобия, вот тот самый галантерейный магазин, где тетя Вингеда покупала тебе в подарок кружева для воротничка!

– Шебурт, давай туда зайдем! – восторженно отозвалась девочка.

Если ее спутника можно было назвать миловидным, то она, скорее, выглядела неброско, такие лица после мимолетной встречи в памяти не задерживаются. Ее не красил даже розовый капор с кокетливым бантиком из лимонного атласа.

– В другой раз. Лучше завтра. Мы еще пойдем гулять по Абенгарту, и я тебе все-все покажу. Как же хорошо, что ты наконец-то приехала к нам в гости! А в этой лавке, глянь налево, самые вкусные сурийские сладости, те самые, что бабушка посылала вам на зимние праздники.

Они щебетали без умолку, словно две птички, умиляя встречных. Не сдержал добродушной ухмылки даже хмурый командир полицейского патруля, с которым юная парочка разминулась, оробело понизив голоса. Сразу ясно, что родственники, то ли двоюродные, то ли троюродные. Сестренка приехала из деревни или, может, из захолустного города, столичный кузен ее встретил и ведет домой. Наверняка идут с вокзала, а в корзинке, за которую они с двух сторон трогательно держатся, напеченные провинциальными тетушками гостинцы.

Если бы у кого из прохожих потом спросили, за какой угол эти двое повернули, люди бы руками развели: не заметили. Ведьмовские чары, которые плела на ходу девочка в розовом капоре, сбивали очевидцев с толку, впечатления рассыпались, словно песок – вон сколько на улице углов и поворотов, поди угадай правильный! Вдобавок в кармане у мальчишки лежала «Круговерть» – достаточно сильная штука сама по себе, а уж если ее пустил в ход сильнейший в Сонхи амулетчик, никакие маги след не возьмут.

Пирог с луком и печенкой шайка Кемурта нынче утром утянула на Творожном рынке. Им повезло свистнуть сразу три пирога – хорошее выдалось утро, хвала Хитроумному.

Один остался воришкам на завтрак, а другой прямо на месте умял оголодавший Дирвен. При этом он сердито пробурчал, что дрянные пирожки ненавидит, особенно с яблоками – самая отвратная дрянь из всех дряней, но пирог – это все-таки не пирожок, поэтому его «есть можно». И съел в один присест. Хеледике оставалось только смотреть, как он уплетает угощение, и про себя удивляться.

Он ее так и не узнал. Ну и хорошо. Девушка опасалась, что сменой внешности его не обманешь, все равно почувствует, что это она, и тогда… Но никакого «тогда» не наступило. Объяснение насчет того, что она колдует, используя рассыпанный повсюду сор, песок, пыль, он тоже проглотил и не подавился. Так и не стукнуло в эту крепколобую вихрастую голову, что перед ним песчаная ведьма, да еще и хорошо ему знакомая. Можно выдохнуть и успокоиться. Хотя все равно придется следить за тем, чтобы не выдать себя какой-нибудь ерундой.

Стычка на набережной Свадебных Венков не помешала им договориться, напрасно Хеледика опасалась, что он чувствует себя оскорбленным. Нет, здесь он подошел к делу здраво: его попытались ограбить, он дал отпор, наваляли друг дружке, боевая ничья – отчего бы теперь не заключить выгодный для обеих сторон союз? Смирился он и с тем, что девушка не захотела рассказать, откуда знает Лиса – мол, нельзя ей об этом. Все это Дирвен принял без протеста. Зато его вывел из равновесия невинный вопрос: «А чем тебе не нравятся пирожки?»

– Сволочное что-то в них есть! – процедил он, глядя на собеседницу исподлобья. – Это самая что ни на есть сволочная жратва, она мне во где, поперек глотки! Кто не хочет стать моим врагом, пусть не лезет ко мне с пирожками.

«Прошлой весной ты их уписывал как ни в чем не бывало», – припомнила Хеледика.

Несмотря на это, Дирвен был все тот же. Не сказать, чтобы он сильно изменился, но то, что прежде ей в нем нравилось, теперь вызывало раздражение и досаду.

Те два пирога она взяла с собой для маскировки: под ними лежал сверток с одеждой для Дирвена, а то он пообтрепался, ночуя в каретных и дровяных сараях. Если плохо одетый подросток попадется на глаза полицейским или блюстителям Детского Счастья, его остановят и поинтересуются, кто о нем заботится, поэтому до сих пор он только и делал, что прятался целыми сутками напролет.

Они напоказ болтали, как заранее договорились, изображая примерных овдейских недорослей, и при этом каждый размышлял о своем.

Хеледику мучили опасения, что с появлением Дирвена их маленькая шайка может вконец рассориться, как бы этого избежать? Она не любила прямых стычек и обычно от них уклонялась. Грента, которая не раз пыталась вызвать ее на открытую ссору, усматривала в этом лицемерие и подлость, о чем и говорила без обиняков. К счастью, у вожака было собственное мнение, на трения между девушками он смотрел с вымученным спокойствием, мысленно скрипя зубами.

Вначале Хеледика наделала ошибок. Когда Грента поменяла прическу, подрезав несколько прядей, обрамлявших лицо, чтобы накручивать их перед сном на папильотки, не стоило говорить, что раньше было лучше. Пока ее светлые волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в косу, это придавало ее облику строгую романтическую загадочность – по крайней мере, так казалось Хеледике, а с кокетливыми завитками она стала похожа на других столичных модниц. Потеряла собственный стиль, как выразился бы Эдмар.

– Ага, тебе не надо, чтобы я хорошо выглядела! Ты хочешь, чтобы все вокруг тебя были дурнушками! – Грента смерила песчаную ведьму обвиняющим и в то же время болезненно-подозрительным взглядом, от которого у Хеледики пропало желание продолжать разговор, и она так и не пояснила, что имела в виду.

В другой раз Грента все уши прожужжала им с Кемуртом, восхищаясь незнакомым красивым юношей, которого трое воришек видели в крытых рядах Щепетильного рынка, куда ходили «на промысел». Когда она принялась рассуждать о том, что красивый человек непременно окажется лучше всех остальных, Хеледика, не стерпев, возразила, что вовсе не обязательно, среди красавцев тоже попадаются болваны. Подумала она в тот момент о Дирвене. Может, стоило добавить, что она лично знает одного такого болвана?

– Ты хочешь принизить красивых людей, потому что ты им завидуешь! – с негодованием бросила Грента.

Зависть мерещилась ей на каждом шагу, и прибившуюся к шайке Таль она сразу определила в завистницы. Она была из тех благородных натур, которых повсюду окружают интриганы, подколодные змеи, явные и тайные злоумышленники – хорошо, если в этом кромешном гадючнике сыщется хотя бы пара-тройка порядочных личностей. Вроде бы Кемурта она к двуличным мерзавцам не причисляла, и на том спасибо.

«Боги, чему тут завидовать? – думалось песчаной ведьме. – Гренту послушать, так вокруг нее кишмя кишат демоны Хиалы в людском обличье, которые только и хотят ее убить, высмеять, продать в рабство, цинично поиметь, использовать в корыстных целях, опорочить в глазах окружающих, оставить без сладкого и без нарядов. Брр, не хотела бы я поменяться с ней местами… Еще не хватало, чтобы я смотрела на мир ее глазами, лучше сразу пойти и удавиться. Ну уж нет, я – этому – не завидую!»

Другой вопрос, как объяснить это Гренте. Хеледика и не стала ничего объяснять, больно надо. Держалась молчком, лишь бы отношения еще дальше не испортились. Грента усмотрела в этом новое доказательство того, что Таль отъявленная завистница и замышляет против нее какую-то подлость.

Но это неприятность уже привычная, а теперь к ней добавится еще одна: Дирвен, который привык быть первым и непревзойденным. Неизвестно, как они поладят с вожаком. Хеледика сознавала, что в случае выяснения «кто круче» сыграть роль громоотвода придется ей, и заранее прикидывала, что она сможет сделать, чтобы замять конфликт между парнями.

Шагавший рядом Дирвен размышлял о другом. Сумеет ли эта самоуверенная юная воровка, позвавшая его присоединиться к их задрипанной шайке, слепить ведьмовской поисковой клубок? Он уже поинтересовался, училась ли она таким премудростям, и Таль ответила, что да. Но это было сказано вскользь, между делом, она же еще не знает, что это для него позарез важно, что он только ради этого с ней и пошел.

Взошедшее солнце слепило и мага с амулетчиком, и получивших трепку преследователей. Те после этого сцепились между собой: люди Начелдона против посетителей «Радушного Бансобура», возмущенных наглостью конокрадов. Пока они выясняли отношения, Суно и Зомар уходили все дальше на восток, петляя среди столпотворения вызолоченных утренним сиянием скал.

Обменялись мыслевестями с коллегой Фроклетом: тот со своим отрядом двигался по Пчевайской равнине к Маюну, по дороге выдержал несколько столкновений с народцем.

Суно пребывал в скверном настроении. Как оно ни печально, милосердный выбор – это не всегда правильный выбор. Начелдона следовало прикончить сразу, едва обнаружилось, что он ведет двойную игру. Возможно, тогда бы Кебрехт остался жив. А теперь локти грызи: все-таки одного положил… Убивать без острой необходимости тебе претит, а быть причиной смерти – не претит?

Иные утверждают, что с каждым все равно произойдет то, что ему предназначено: смертному нипочем не избежать судьбы, какую вышил для него Безглазый Вышивальщик. Однако же у видящих и предсказателей высшая степень совершенства – восемь из десяти. Восемь, а не десять. Есть ведь еще и Двуликая Госпожа, которой ничего не стоит дернуть за ниточку – и послать насмарку все труды мифического Слепца с Иглой, ибо нет для нее развлечения слаще, чем рушить предопределенность и умножать вероятности. Так что Кебрехт мог и умереть в дороге по какой-нибудь непредвиденной причине, и благополучно вернуться в Аленду – что с ним стало бы дальше, прими Суно другое решение, никому не ведомо.

«Чистоплюй выискался», – с досадой обругал себя маг и перестал об этом думать: теперь уже ничего не попишешь.

Они укрылись среди скопления скал, напоминавших башни разрушенного замка. Бурый камень в белесых прожилках, из трещин лезут сухие узловатые вьюны с мелкой листвой и рыжими цветами, похожими на дудочки, до половины вывернутые наизнанку. Угнанные в Манченате лошади ощипывали кустарник, за ними безразлично наблюдали узорчато-бурые ящерицы, распластавшиеся по скальным складкам.

Связавшись с дежурным магом, Суно напоил лошадей из миски, которую передавали туда-сюда через кладовку.

Даль в просветах сияла и лучилась. Громадные мананаги, купавшиеся в этом ослепительном мареве, казались почти черными.

Он искоса взглянул на Зомара. Амулетчик расслабленно прислонился к валуну: перемазанный пылью, кадыкастый, с заострившимися чертами и тенью щетины на впалых смуглых щеках, в сощуренных глазах мрачная темень. Ни дать ни взять сурийский бродяга. Теперь еще и конокрад. Впрочем, Орвехт выглядел ему под стать.

Зомар держал в ладони и задумчиво поглаживал большим пальцем округлую фигурку из полупрозрачного камня цвета вечерних сумерек. То ли свернувшаяся кошка, то ли другой похожий зверек. Тауби, китонское изделие. Суно знал, что они теплы на ощупь и помогают своему владельцу обрести душевное равновесие, но лишь в том случае, если получишь фигурку в подарок, иначе ее магия себя не проявит. Должно быть, Зомару ее подарили. Раньше он не доставал свой талисман при посторонних.

Орвехт перевел взгляд на ящериц. Ему сейчас только одно поможет вернуть душевное равновесие – информация о Зинте, а там все без перемен: ответы Шеро Крелдона бодры, но уклончивы.

Зинте давно не приходилось видеть, чтобы Эдмар из-за чего-нибудь так переживал. Почитай, уже с год, с тех самых пор, как он искупался в Лилейном омуте и отыскал руины своего дворца в Олосохаре. А сейчас места себе не находит, она знала его достаточно, чтобы это заметить.

– Боишься, что нас не пустят в гости? – поинтересовалась она в лоб, хотя, наверное, деликатней было бы смолчать.

– Тебя-то пустят, – он выжал кривую усмешку. – Другой вопрос, как там встретят меня. Зинта, этот человек способен без ножа меня зарезать. Словом. Взглядом. Отсутствием улыбки. По-твоему, это не страшно?

Лекарка неопределенно покачала головой, опасаясь сказануть что-нибудь невпопад.

– И еще мне кошмар приснился. Не такой, как обычно. Мне порой снятся кошмары самого разного толка, но в этот раз было нечто невообразимое… Брр, до сих пор содрогаюсь. Зинта, ты можешь представить меня – стриженным под сумасшедшего ежика, в затрапезной растянутой фуфайке и неприглядно истрепанных джинсах? И в довершение у меня разные ботинки: на правой ноге черный, на левой желтый.

Припомнив, что такое джинсы – так называются штаны, которые носят в этом мире, – лекарка машинально кивнула.

– Спасибо, – горько ухмыльнулся Эдмар, истолковав это на свой лад. – Не ожидал! У тебя, оказывается, извращенное воображение. Завершающий уничижительный штрих: ботинки были разные, потому что я будто бы купил их на дешевой распродаже – ни тому, ни другому не нашлось пары, зато с приличной скидкой. Тихий ужас! В этом чудовищном сне мы с коллегой Орвехтом находились в пирамиде мезрийского Накопителя, и с нами происходило то же самое, что было наяву, причем Суно там выглядел вполне пристойно, с поправкой на окружающий экстрим, а я был этаким бредовым персонажем, и меня снедала мучительная неловкость за свой облик. С чего бы мне такие сюрреалистические страсти в голову лезли…

– Это потому, что ты волнуешься, – догадалась лекарка. – А ты постарайся думать о хорошем. Может, увидеть во сне разные ботинки – это к счастью?

– Хм, это было бы неплохо, но я никогда не слышал о такой примете. Ладно, Зинта, идем. И помоги мне Госпожа Вероятностей.

Они сели в аэрокар. Зинта в таком экипаже уже каталась, но все равно восхищенно затаила дыхание, когда увидела сверху море – сверкающее, сине-зеленое, с белопенными барашками и серебристой дымкой у горизонта. А потом бескрайнюю сушу, как будто нарисованную неяркими цветными карандашами. А потом огромный пестрый город с многоэтажными зданиями из камня и стекла, куполами, башенками, каналами, удивительными танцующими миражами, сотканными из сияния всех цветов радуги, дивными механизмами и великим множеством прохожих, не все из которых были люди.

Эдмар посадил экипаж, залетев через громадную арку на третий ярус сквозистого сооружения, похожего на великанскую этажерку. Машин там на каждом уровне стояло столько, что груше негде упасть.

На улице наперерез Зинте расцвел мираж: два зайца в человеческий рост, один золотой, другой розовый, давай скакать перед ней и сдирать с себя шуршащую блестящую бумагу, под которой оба оказались шоколадными. При этом они наперебой зазывали пойти с ними за угол, где якобы есть магазин, в котором можно купить сколько угодно таких зайчиков, только маленьких.

Лекарка, хотя вчера и позавчера уже навидалась всевозможных чудес, в первый момент оторопела. Представилось ей, какая бы из-за этого поднялась кутерьма в Молоне, где шоколад под запретом. Пусть она уже больше года не живет в Молоне, а к шоколаду, «сласти зложительской и вредной», пристрастилась еще раньше, когда Эдмар, принятый в гильдию контрабандистов, повадился приносить его домой, все равно ей стало не по себе: эти зайцы ровно демоны Хиалы… Но тут маг, заметив ее замешательство, театрально щелкнул пальцами, и они растаяли в воздухе.

– Я не любитель заячьего стриптиза, – подмигнул он Зинте.

Мало людской толчеи, так им еще встретилось существо величиной с длинную карету, похожее на бледно-желтый кожистый холм. Под лоснящейся толстой кожей перекатывались мускулы, а на боку то ли нарисован черной тушью, то ли вытатуирован горный пейзаж с водопадом и изящным одиноким деревом на круче.

– Недурно, – с одобрением заметил Эдмар, когда существо проползло своей дорогой – но тут же схватил Зинту за локоть и оттащил назад.

Она невольно взвизгнула. Мимо них довольно резво, хотя и со скрежетом, пробежал металлический краб, на спине у него стоял поднос с раскрашенными стаканчиками, из крышечек торчали полосатые соломинки. За этой тварью с криками: «А ну, стоять, скотина! Стой, твою мать, чиниться будем!» гнался мужчина с сумкой, в которой что-то тяжело звякало.

– Сделаю доброе дело, – усмехнулся маг. – Может, он это почувствует и оценит?

Беглый краб замер на месте. Преследователь подскочил к нему, злорадно сквернословя, и скинул с плеча сумку с инструментом.

– Не хотите ли купить цветы? – окликнула гибкая остроухая девушка с серым, словно кора иных деревьев, лицом и в парике из порезанной на нити серебряной фольги.

Коренная жительница этого мира, где люди пришлый народ.

– Благодарю, в другой раз, – улыбнулся Эдмар.

Через широченный подземный переход с множеством ярко оформленных механических лавок они добрались до соседней улицы, где высились многоэтажные здания с огромными застекленными арками. На далеко выступающих карнизах сидели птицы, но Зинта заметила там еще кое-что, кроме птиц: по одному из окон ползали два паука – и каждый, если присмотреться, величиной с подушку. Прохожие не обращали на них внимания.

– Эдмар, гляди, что там!

– Это роботы-мойщики протирают стекло.

За следующим поворотом навстречу выплыл сплошь зеркальный дворец, окруженный кустарником с длинной темной хвоей, собранной в кисти и малиновой на кончиках. Зеркало словно открывало проход в таинственное боковое пространство, заодно удваивая кайму живой изгороди и улицу со всем, что на ней было.

Себя Зинта выхватила из скопления отражений не сразу, вначале признала Эдмара: видный стройный парень в серебристо-серых штанах и просторной сборчатой белой рубашке с расстегнутым воротом. Рубашка была сонхийская, из дорогого китонского шелка, такие носят в жаркую погоду аристократы в Аленде. Длинные черно-фиолетово-синие волосы распущены, на плече сумка из черной кожи, с фигурными серебряными пряжками.

Хорош, но нельзя сказать, чтобы на общем фоне он выглядел щеголем – здешний народ и одевался, и причесывался кто во что горазд. Попади сюда Зинта полтора года назад, ее бы ужаснула такая непохвальная индивидуалистическая пестрота, а сейчас она смотрела по сторонам с восхищенным любопытством: чудесный чужой мир превзошел все ее ожидания.

Сама она была в платье с ромашками по голубому фону, из удивительной здешней ткани, мерцающей на солнце. И казалась в зеркале на диво юной: будто бы красивая молоденькая девушка с сияющими глазами. Зинте подумалось, что здесь даже зеркала какие-то особенно приветливые, плохого не покажут.

– Сюда.

Эдмар увлек ее в переулок, застроенный небольшими каменными дворцами с грубоватой резьбой по шершавым колоннам: звери, птицы, листья, сплетенные в причудливом орнаменте. Дворцы были светло-серые, красновато-бежевые, цвета грязного снега и коричнево-зеленые – шершавый камень как будто один и тот же, а окраска разная. За колоннадами, под сенью обрамленных резьбой лоджий, царила прохладная тень, словно в скальных гротах. Блеск прятавшихся в этом сумраке окон первых этажей напоминал о воде.

Ощущалось в этом что-то древнее и природное, Зинта сразу поняла, что улица очень старая. И еще она поняла, что тот, к кому они без приглашения идут в гости, наверняка живет где-то поблизости. Где ж еще и поселиться такому мифическому существу, как бывший Страж Мира,который когда-то превратился в болотного кота, а потом ушел из Сонхи Вратами Хаоса, чтобы у мира смог появиться новый Страж, не отягощенный незаслуженным проклятием.

– Почти пришли, – подтвердил ее догадку маг. – Эти старинные незийские дворцы – прелесть, правда? В каждом есть внутренний дворик, и можно было бы сесть прямо туда, но почем знать, как он на это отреагирует. Давно миновали те времена, когда я мог позволить себе обходиться с ним бесцеремонно.

– А не надо было вести себя по-зложительски, – почти машинально отозвалась лекарка, во все глаза разглядывая витраж с рыбами и морскими коньками в одной из лоджий.

– Я на него безумно злился, и можно сказать, что я ему мстил.

– За что? – поразилась Зинта. – Что ж он плохого-то тебе сделал, сам ведь говорил, что он в той древней войне перешел на твою сторону и вместе с тобой защищал Марнейю!

– За то, что с него сдирали кожу у меня на глазах, а я, на тот момент бестелесный дух, ничем не мог ему помочь. У него был «клинок жизни», и он не должен был попасть в плен – мы ведь договорились, что в случае проигрыша оба уйдем на ту сторону, оставив Унбарха ни с чем. А после этого он поверил вранью, будто бы это он меня убил и спалил Марнейю, и с горя закололся заклятым на погибель ножом. А потом, родившись диким котом, он от меня бегал, хотя сколько времени и сил я угробил, разыскивая в лесу на болоте этого чертова кота… Вот за это и мстил. Смешно, правда? Я ведь в глубине души всегда знал, что я не способен причинить ему мало-мальски серьезный вред.

– А он об этом знал?

– Мог бы понять, раз он видящий, но при одной мысли обо мне он вскипал от ненависти. Наверное, в такие моменты в нем просыпался разъяренный болотный кот. Он считал, что он меня убил, когда якобы жег мой город, и поэтому был одержим навязчивым желанием снова меня убить. Когда мне понадобилось от него заэкранироваться, чтобы он не смог определить мое местонахождение, я сделал это шутя. Ложная память, спаянная с его давним проклятием, затмевала ему взор, хотя сам он этого не сознавал.

– Вот поэтому и не надо никого убивать, – наставительно заметила Зинта.

– Немножко не в тему, – ухмыльнулся Эдмар, и она мысленно обозвала его «заразой». – Лучше вспомни, что ты должна сказать?

– Что я Зинта Граско, целительница из Сонхи, пришла узнать о судьбе Тимодии, а это Эдмар, он со мной, не оставлять же его на улице.

– Что ж, примерно то, что надо, и за меня проси понастойчивей. Скажи, что без меня ты робеешь.

– Ой, так я и правда без тебя робею…

– Вот и скажи об этом, непременно скажи.

Эдмар шагнул под сень лоджии, которую подпирала снизу терракотовая колоннада. Он как будто побледнел, на его треугольном лице даже скулы вроде бы заострились, хотя ироничный прищур и появившаяся на губах улыбочка заставляли думать, что ему все нипочем. Небрежным жестом нажал на звонок. Когда дверь издала музыкальную трель, тронул Зинту за локоть: мол, твоя очередь. Она внезапно засмущалась и выученные слова пробормотала, слегка запинаясь.

Ждали недолго. Дверь открылась, и она увидела… Ей представлялось, что лечебная маска, о которой говорил Эдмар, будет похожа на те, что для маскарада, с перьями и стеклярусом, или на балаганные, из раскрашенного папье-маше, или на ритуальные – эти бывают самые разные, смотря каков обряд. Ничего похожего. Лицо хозяина дома как будто пряталось под восковым слепком. Даже губы словно покрыты воском, а на глазах что-то вроде металлической полумаски без прорезей.

– Рад тебя видеть! – усмехнулся Эдмар.

И не скажешь, на него глядя, что по дороге сюда он весь извелся – уверен, насмешлив, такого ничем не прошибешь.

– Не оставляйте его на улице, господин Лагайм, – спохватилась Зинта. – Он со мной пришел, не надо, чтобы он тут по улице болтался…

Прозвучало это как-то сомнительно, не слишком лестно для ее элегантного спутника, и она сконфуженно умолкла.

– Понял. А то он опять что-нибудь разнесет. На улице или в ближайшем полицейском отделении. Заходите.

– Ты бы хоть щиток опускал, когда лезешь в заварушки, – вполголоса бросил Эдмар в коридоре.

Это было сказано с покровительственным оттенком, как будто вовсе не он столько беспокоился насчет того, как его в этом доме встретят, не спровадят ли еще с порога.

– Ага, дельный совет. Вот как раз щитком мне физиономию и порвало – он треснул на осколки, и силой импульса их вывернуло внутрь.

Маги принялись обсуждать природу этого импульса, а Зинта шла за ними и глядела на бывшего Стража. Тот был строен и осанист, а волосы длиной ниже лопаток, густые, но при этом седые. Вспомнилось, Эдмар говорил, что поседел он во время какой-то стычки, когда должен был спасти заложников, а бандиты, которые вроде ужасателей в Сонхи, начали их убивать.

В один из моментов Тейзург попытался дотронуться до его стянутой в хвост шевелюры, но безликий хозяин дома повернул голову, и гость убрал руку.

– Пардон, меня всего лишь интересует, какие они на ощупь. В этом своем рождении я тебя с самого начала помню длинноволосым, но раньше ты стригся куда короче. И хорошо, что ты их распрямил, тебе идет.

– Я их отрастил, когда узнал, что длинные волосы играют определенную роль при некоторых магических действиях. А распрямил, чтоб можно было расчесывать, иначе ходил бы с колтуном на голове. Хочешь получить по рукам?

– Да я только потрогать, – Эдмар вновь со вздохом опустил руку.

– Уже потрогал. В прошлый раз. Забыл, как ты меня за них оттаскал, когда громил оргтехнику в моем кабинете?

– Поль, ты же тогда первый начал, – кротко возразил гость. – Как обычно. И ты мне тоже испортил прическу… Зинта, помнишь, в каком виде я вернулся с той встречи?

Представив себе двух могущественных магов, которые друг друга волтузят и таскают за волосы, лекарка невольно фыркнула. Хорошо, что собеседники не услышали – или, может, оба вежливо сделали вид, что не услышали.

– А ты еще прикинь, на какую сумму ты нанес ущерба незийскому филиалу Космопола.

– Вычли из зарплаты? Просто назови сумму, я возмещу в течение нескольких дней.

– Проехали. Те мониторы списали. Но мне пришлось сочинять правдоподобное и непротиворечивое объяснение этому погрому, вот за это тебе большое человеческое спасибо.

Они вошли в гостиную – уютную, в древесных и желто-зеленых тонах, с растениями в кадках.

– Присаживайтесь, – приветливо обратился хозяин к лекарке.

– Спасибо, господин Лагайм.

– Можно просто Поль.

– Не смущай его, он не любит официоза, – добавил Эдмар, усаживаясь без приглашения.

Расстегнув сумку, вытащил покрытый черным лаком футляр.

– Это тебе подарок. На память о Марнейе. Ключ от запасного выхода, на всякий случай – что еще можно подарить такому, как ты? Инструкция прилагается, найдешь ее внутри, остальное сам поймешь.

В футляре был никакой не ключ, а стилет с солнечными рунами, который Зинта уже видела, – «клинок жизни». Из-за маски невозможно было понять, с каким выражением Поль его рассматривает, но в конце концов он сказал:

– Что ж, спасибо. Надеюсь, не пригодится.

– Надейся, но все равно держи при себе, чтобы не вышло, как в тот раз. И захвати с собой, если надумаешь побывать на исторической родине, только никому не показывай.

В комнату вкатился механический слуга на колесиках, внутри у него была и кофейная мельничка, и стеклянный сосуд для варки, и сливки с сахаром, причем все, что нужно, делалось само собой – на то здесь и волшебная страна.

– Что ты решил насчет Тимодии? – поинтересовался Эдмар, когда этот механизм, такой услужливый, что хотелось сказать ему «спасибо», разлил по чашкам кофе с толстым слоем пены.

– Она останется у нас. Я все уладил и оформил ей документы на имя Тимодии Лагайм.

– Вы с ней в прошлом уже встречались. В Сонхи. В давнем рождении, когда она была довольно сильной волшебницей и открыла для тебя Врата Хаоса. Тебе надо было утащить в океан Несотворенного Хаоса одну зловредную сущность, чтобы оная там гарантированно сгинула, и после этого ты решил не возвращаться обратно – чтобы у Сонхи появился новый Страж, не проклятый. Трогательное решение.

– Ага, я помню твои сказки, они были в том файле.

– Сказки? – Тейзург приподнял бровь. – Разве?

– Ну, хорошо, не сказки. Надеюсь, ты не собираешься забрать у нас Тимодию?

– Там посмотрим, – уклончиво ответил гость, сощурившись поверх чашки с кофе. – А с чего ты взял?

– Ты ведь не просто так пришел. У тебя что-то есть на уме… Пожалуй, не угроза, но на свой лад опасное. Тропа, которую заметет снегом, едва по ней пройдешь.

Голос Поля звучал глуховато, словно в тревожном раздумье.

Зинту охватило недоумение: да что же этот стервец Эдмар затеял? Не нужна ведь ему Тимодия, и он вроде бы от души радовался, что сумел ее пристроить. А теперь «я передумал, отдавайте назад» – да притом ни с того ни с сего?

– Она моя ученица, – мягко напомнил маг. – И я за нее отвечаю в силу совершенного обряда.

– Мы тебе Тимодию не отдадим.

Лекарка повернулась на голос. Возле одной из входных арок стояла женщина, высокая, тонкая, темноволосая, с беспокойными лучистыми глазами.

– Ивена, добрый день, – Эдмар, привстав, поклонился ей.

– Я тоже почувствовала, что ты собираешься что-то у нас отнять, – произнесла она сухо, не ответив на приветствие. – Если не хочешь, чтобы ей было плохо, оставь ее у нас.

– И я Тимодию не отдам, – заявил мальчик лет десяти, очень похожий на Ивену, появившийся из другой арки.

Он держал, направив в сторону гостей, какой-то небольшой серый предмет.

– Поль, это у него твой табельный? – вкрадчиво осведомился Эдмар. – Мило…

– Не табельный. Это из сейфа. Михас, опусти пистолет.

Мальчишка послушался, но буркнул:

– А чего он пришел Тимодию забирать? Она теперь моя младшая сестра, и она не хочет от нас уходить.

– Я ведь тебе говорил, что нельзя ни в кого целиться, кроме как в бою. И как ты достал пистолет из сейфа?

– А я твой сейф, папа, давно уже хакнул. Ну, код подобрал. Я только оружие смотрел, больше ничего там не трогал.

– Поль, хорошее у тебя семейство, – ухмыльнулся Эдмар. – Самое главное, адекватное… Я ведь хотел как лучше. Думал, вы все тут уже стреляетесь от этой маленькой негодяйки с ядовитыми пирожками. Но раз вы так ее полюбили, что не хотите расставаться, – пожалуйста, ничего не имею против.

Зинта продолжала недоумевать: и зачем было разводить такое представление, если Тимодия нужна этому стервецу, как крухутаку новые ботинки? Чтобы заставить добрых людей поволноваться?

Адресовала Эдмару сердитый взгляд, но тот будто не заметил.

– Михас, положи оружие на место, – потребовал Поль. – И мой сейф закрой, как было.

– И он послушается? – хмыкнул Эдмар, когда Ивена с мальчиком ушли.

– Послушается.

– Теперь позови Тимодию хотя бы на пять минут, чтобы Зинта на нее посмотрела. Или вы успели ее эвакуировать?

Поль достал из кармана небольшую коробочку – удобный амулет для разговоров на расстоянии, такие называют «телефонами» или «передатчиками», – и велел Михасу вернуться в гостиную вместе с девочкой.

Дети выступили из-под арки, держась за руки. В первый миг Зинта Тимодию не узнала: вместо пробора в ниточку и туго заплетенных косичек – длинная челка, волосы ровно подрезаны до плеч. С такой прической она выглядела хорошенькой. И одета по-здешнему, ярко и легко.

– Эд, если обидишь мою сестренку, будешь иметь дело со мной, – исподлобья глядя на мага, пообещал Михас. – И к моей старшей сестре тоже лучше не подходи.

Лекарка сперва подумала, что слишком вольно он ведет себя со взрослыми, но потом поняла, что Эдмар для него не взрослый. Эдвин Мангериани, попросту Эд, запомнился ему самоуверенным и наглым старшеклассником. Михас не в курсе, что перед ним древний сонхийский маг, чья память похожа на бездонный колодец – или пусть не бездонный, но с очень далеким дном и пугающим сонмом плавающих на разной глубине воспоминаний.

– Я не собираюсь обижать твоих сестер, а если кто-нибудь другой попробует их обидеть, всегда можете рассчитывать на мою помощь.

Это было сказано серьезно, без обычных для Эдмара улыбочек. Зинта про себя порадовалась, что хоть в чем-то он повел себя правильно.

– Тимодия, я сожалею, что с твоей мамой так получилось, но она задолжала свою жизнь Госпоже Развилок, и выбора у нас не было.

– Я знаю, – тихо отозвалась девочка, не поднимая на него глаз. – Мама сказала, когда мы с ней поговорили. Извините, что я хотела вас отравить.

– Извинения приняты. Но почему ты раньше не вспомнила о том, что она тебе сказала?

– Она мне потом это сказала, уже здесь…

Тимодия неуверенно взглянула на Поля. Тот кивнул.

– Тебе тут понравилось? – спросила Зинта после паузы.

Не стоило спрашивать, хорошо ли ей у Лагаймов. И так видно. Вон какой старший братец, не даст в обиду.

– Да, госпожа Зинта, здесь все такое сказочное, интересное…

Когда дети ушли, Эдмар первый нарушил молчание:

– Тебе удалось найти Рименду на посмертных путях?

– Скорее, проложить к ней дорожку для Тимодии и устроить им недолгое свидание. Не спрашивайте, где сейчас Рименда, – добавил он, заметив в глазах у Зинты рвущийся наружу вопрос. – Я не знаю. Но с ней все в порядке, это могу сказать с полной определенностью.

– Жаль, что на тебе регенерационная маска, – меланхолично произнес Эдмар, откинувшись на спинку стула. – А то бы я прямолинейно и неутонченно двинул тебе в челюсть.

– Ты чего? – ахнула Зинта.

– Вот и мне то же самое интересно, – добавил Поль. – Чтобы ты – и неутонченно…

– Ты опять побывал Ретранслятором? Я же помню, чем это для тебя закончилось.

– Ну, тогда и остальное припомни, – голос Поля прозвучал прохладно.

– Да, я признаю, что был тогда не прав и вел себя, как отъявленный киношный злодей, я даже в чем-то понимаю твое тогдашнее желание меня пристрелить. Между нами говоря, на твоем месте я бы так и сделал. Но то, что ты вытворяешь, – форменное самоубийство.

– Тогда я ни черта не знал, а потом выяснил, как это делают шаманы, и теперь работаю без риска. Не в первый раз.

– Даже так?

– Ага. Не скажу, что я практикую это часто, но иногда край до чего важно, чтобы тот, кто ушел, и тот, кто остался, могли в последний раз поговорить. Как в этом случае. И если после Ретранслятора сам помнишь, в каком я был состоянии, то сейчас я сижу и пью с вами кофе, а не лежу в реанимации.

– Да, конечно, – с тоскливым сарказмом отозвался Тейзург. – Не считая того, что на ближайший месяц ты остался без глаз и с кровавыми ошметками вместо лица. Это же безумный расход сил, и ты после сеанса связи был никакой – так ведь, если не врать? То-то я удивился, когда узнал, что тебя достало этим импульсом.

– Порванная в хлам рожа – невелика плата за то, чтобы Рименда и Тимодия могли попрощаться. Я надеюсь, ты оставишь Тимодию у нас?

– Забирай, – ухмыльнулся Эдмар. – Сонхийский ритуал со сделкой на один золотой устанавливает нерушимую связь между приобретателем и товаром: благодаря этому я без труда нашел Тимодию в катакомбах, когда она сбежала. Шел, как на сигнал маяка, хоть я и не видящий. Имей в виду на всякий случай, если эта тихоня с задатками киллера во что-нибудь вляпается, и вам понадобится помощь. И не беспокойся о том, что я могу причинить твоим какой бы то ни было вред. Не могу, не хочу, не собираюсь. А если кто-то другой начнет им угрожать – позови меня. Я в такой ситуации буду весьма эффективен.

– Спасибо, учту.

Механический слуга привез с кухни целый поднос всяких десертов, и Зинта начала пробовать то, чего еще не ела. Шоколад в Сонхи вкуснее, потому что «без добавок», тут Эдмар прав, зато сонхийским мороженщикам до здешних далеко, просто диво какое мороженое! Увлекшись сластями, она пропустила мимо ушей разговор о том, как Поль после своей жизни на болоте в кошачьей шкуре снова родился человеком и потом ушел Вратами Хаоса, но эту историю она уже слышала. Эдмар узнал об этом от крухутака из той компании народца, которая чуть не съела Тимодию в катакомбах.

– Ничего удивительного, что вначале ты был такой сумасшедший. Ты ведь перед тем едва ли не миллион лет провел в безднах Несотворенного Хаоса, это многое объясняет.

– Хаос мне иногда снится. В детстве меня временами преследовало ощущение, что Нез как будто солнечный цветущий остров, на который я выбрался из какого-то страшного океана – и этот океан все еще у меня за спиной, я помню, какой он, но рассказать о нем не смогу, потому что нет в языке нужных слов. Это ощущение постепенно слабело, но до конца так и не прошло.

– А я в течение всех этих тысячелетий искал тебя среди живых, не зная, что ты там, и всякий раз разочаровывался, потому что это оказывался не ты.

– Вот давай на эту тему не будем.

– Да я же не о разврате, я о романтических чувствах…

– Все равно не будем. У меня тут мебель новая.

– Зато прелестно состаренная, надо заметить. Выглядит, как подлинный антиквариат. Если ты начнешь убивать меня об эту мебель, здесь будет уже не так мило… Зинта, вот это мороженое попробуй! А ты, Поль, знаешь о том, что тебе нельзя разбрасываться обещаниями? Другим можно, тебе нельзя, потому что ты из Стражей.

Поль хмыкнул.

– Бывший я Страж, отставной.

– Не все так просто. Ты сейчас не при исполнении, но, судя по некоторым признакам, на твою истинную сущность это не повлияло.

– По каким еще признакам?

– А то сам не знаешь.

Выражение лица у Эдмара было такое, что Зинта невольно засмотрелась, словно в театре: грустное, снисходительно-сочувственное, ироничное – и все это одновременно.

– Например?

– Например, я понимаю, почему ты решил остаться седым, хотя мог бы вернуть своей шевелюре прежний сногсшибательно рыжий цвет.

– Я-то думал, ты скорее скажешь, что ты этого не понимаешь.

– Представь себе, я догадался, в чем дело.

– Надо же мне перед начальством солидно выглядеть, чтоб уважали и не держали за мальчика для битья.

– И еще для того, чтобы тебя рядом с Ивеной не принимали за ее младшего брата, разве не так?

– Медики считают, что это побочный эффект всех тех регенераций, которые мне перепали.

– А ты сам как считаешь?

– Доверяю в этих вопросах медикам.

– В некоторых сонхийских трактатах упоминается о том, что Стражи от старости не умирают. Что это, по-твоему, означает?

– Что меня, по всей вероятности, пришибут раньше, чем успею состариться.

– Сонхийские ученые маги придерживаются того же мнения. Выискивают иносказания там, где их нет. Между тем это утверждение не нуждается в толкованиях, ибо смысл у него буквальный: Стражи не умирают от старости. Вдумайся, что это значит.

– Наверное, то, что я мутант.

– О демоны, еще один мутант выискался! Мало нам было Стива… Не обольщайся, ты нормальный представитель своей расы. Рождаетесь вы у людей, живете среди людей, но отличаетесь некоторыми особенностями. Под людьми я в данном контексте подразумеваю хоть людей Сонхи или Земли, хоть незийцев, хоть энбоно, хоть тихарриан, не имеет значения. Главное то, что Стражи одновременно и люди, и не люди. Стражи всегда маги. И еще Стражу нельзя швыряться словами. Обмануть, чтобы все вышло по-твоему, – это можно простым смертным, но не кому-то из вас.

– Достал ты меня этим обманом.

– А уж ты меня как достал…

Они умолкли и взяли еще по чашке кофе. Зинта в их разговор не вмешивалась, и, похоже, им ее присутствие ничуть не мешало. Зато ей было интересно: все равно что сидишь на спектакле.

– Я познакомился на Земле с неким Генри Фаулером, профессором Евро-Азиатского Искусствоведческого Университета. Тем самым Фаулером, который изучает изобразительное искусство энбоно и написал монографию о Лиргисо. Книга недурна, но милейший профессор слишком вольно трактует мои побуждения и душевные движения. Я бы сказал, чересчур однозначно, сводя их к нескольким составляющим, в то время как этих составляющих больше сотни, в том числе взаимно противоречивых и конфликтующих между собой, однако последнее не мешает им сплетаться в прихотливые переменчивые узоры.

«А вот так нахваливать себя – нескромно», – лекарка слегка покачала головой.

– Живущие-в-Прохладе меня бы поняли, – продолжил Эдмар, сделав глоток кофе. – Пусть я сейчас человек, но на протяжении множества рождений на Лярне я был энбоно, а профессор Фаулер, при всех его достоинствах, все же не смог в полной мере постичь психологию могндоэфрийских энбоно. Меня разбирало безумное искушение открыться и побеседовать с ним на эту тему, но я удержался.

– Вот и дальше удерживайся. В числе того уголовно наказуемого, что ты натворил в прошлой жизни, числится такое, что не имеет срока давности.

– Так я же умер, – ухмыльнулся Тейзург. – Все эти дела были прекращены и сданы в архив в связи со смертью Лиргисо.

– Твоего трупа никто не видел. Военные так вдарили по местности из своих орудий, что все там разнесли на молекулы – но мы с Риммой Кирч из Конторы Игрек находились в это время в подземном убежище и уцелели. Мог и ты уцелеть, если в последний момент успел телепортироваться в безопасное место – а потом залег на дно. Допустим, надолго. Допустим, позже ты воспользовался лярнийской установкой для обмена телами и теперь вселился в тело Эдвина Мангериани. Тебя в два счета признают живым. Я-то знаю, что все сложилось иначе, но это будет всего лишь мое голословное утверждение. То, что ты объявился на Лярне и заставил Эсвегеургла вернуть на место незаконно проданный архитектурный памятник, еще куда ни шло: ты его напугал, как Лиргисо-энбоно, а Эсвегеургл известный наркоман, все списали на его глюки, тем более что после твоего визита он совсем сторчался. Но если еще кому-нибудь так же померещишься, огребешь неприятностей.

Эдмар был доволен, уж Зинта знала его достаточно, чтобы это подметить. Натворил дел в прошлом воплощении, и впору порадоваться, что теперь за это не спросят. Хотя наверняка главное для него другое: то, что Хальнор-Поль, о котором он столько говорил, не собирается выдавать его, а наоборот, советует соблюдать осторожность. Эдмар с этого ровно опьянел, в глазах цвета расплавленного золота так и пляшут демонята – того и гляди скажет на радостях какую-нибудь гадость. Последнее не заставило себя ждать.

– Поль, твои манеры за минувшее время явно стали лучше, но я по-прежнему не могу назвать их безупречными. К твоему сведению, Живущий-в-Прохладе по определению не может сторчаться. Он может убрести в туманную трясину грез, где вымыслы и страхи обретают плоть и незримые черви, дети дурмана, пожирают душу и тело своего добровольного пленника. Так сказал бы энбоно – или хорошо натасканный дипломат не столь возвышенной расы.

– Я не дипломат, я офицер Космопола. А ваш Эсвегеургл из своей туманной трясины регулярно шлет в Космопол жалобы с требованиями защитить его от призрака Лиргисо. Достал наших бюрократов дальше некуда, мы ведь на любую жалобу обязаны давать официальный ответ.

– Прелесть! – рассмеялся Эдмар. – Может, еще разок его навестить?

– Он же больной, – неодобрительно заметил Поль.

– Пока был здоровый, продал мою любимую черную колоннаду жадному и вульгарному коллекционеру с Земли, вот этого не прощу. Кстати, за разговорами чуть не забыл о втором подарке… Алкоголь тебе можно?

– Легкий. В умеренных количествах. И не паленый.

– Поль, боги с тобой, чтоб у меня – и паленый? Вот на это полюбуйся!

Не вставая со стула, Эдмар подобрал с пола свою сумку, извлек оттуда небольшую пузатую бутылку темного стекла, запечатанную пурпурным сургучом.

– Сонхийская «Золотая королева» столетней выдержки, элитные виноградники Светлейшей Ложи. Как раз на три бокала. Не пьянка, всего лишь дегустация, – Эдмар подмигнул Зинте. – Это не шампанское, но ничуть не уступает.

Вспомнив о том, как она по-зложительски оприходовала шампанское из его бара, побив остальные бутылки, наверняка с дорогими винами, Зинта застыдилась. Пока она стыдилась, механический слуга выставил на стол три хрустальных бокала, а гость откупорил свой подарок и разлил прозрачное золотистое вино.

– Какой странный цвет… – вполголоса и как будто с опаской произнес Поль. – Не траванемся?

– С чего ты взял? Это тебе не самогон из денатурата, а гордость ларвезийских виноделов.

– Они выдерживают эту гордость в бочках из-под медного купороса?

– Да вроде бы нет.

– Тогда почему оно бирюзовое?

На мгновение Эдмар так и замер, словно окаменел, потом рассмеялся.

– Потому что настрой получше свой визор. А нас ты, интересно, какими видишь?

– Вас – такими, как есть, а твое вино цветом как бирюза… Или нет, показалось.

– И правда показалось, – подтвердила Зинта. – Вовсе оно не было бирюзовым.

– Ты меня чуть-чуть напугал, – усмехнулся Тейзург. – Давай уж тогда в анализатор его – проверим на всякий случай?

Анализатор оказался шкафчиком с оконцами, в которых появлялись значки и надписи. После того как убедились, что никаких вредных примесей в «Золотой королеве» нет, вся компания вернулась за стол.

– Вкус у него какой-то задумчивый… – заметил Поль, пригубив вино. – Ты еще не разобрался, что у вас в Сонхи за история с Накопителями?

– Я еще зимой нашел нужную информацию, да ты от меня прятался.

– Не прятался, а работал.

– А мне почему ничего не сказал?!

Поль и Зинта произнесли это одновременно. Ответил Эдмар лекарке:

– Это не та тема, которую можно обсуждать в Сонхи. Как по-твоему, кому и зачем нужны Накопители?

– Магам-зложителям, которые пользуются краденой силой, все равно что клещи или вурваны, стократ хуже этих кровососов, и как их только боги терпят…

– О, Зинта, сама того не ведая, ты попала в точку. Боги. Вернее, один из сонхийских богов, чье имя забыто всеми, кроме почтенных архимагов, которые его подкармливают и сами внакладе не остаются. Милостивец захребетников, покровитель дьявольских пирамид, с которых он регулярно получает свою десятину. Как его зовут, я тебе не скажу, а то еще брякнешь где-нибудь вслух, когда вернемся в Сонхи. Так что напрасно ты измышляла способы, чтобы заставить меня объявить войну Накопителям. Еще и втыкала шпильки в мое самолюбие: мол, не переиграть тебе архимагов. Нет, Зинта, не с архимагами тут надо воевать, они всего-навсего шестерки, как выражаются в нашем мире. А с богами я без мощной поддержки связываться не стану.

– И как же тогда? – сконфуженно и потерянно пробормотала лекарка.

– Никак. Это из тех вещей, которые мы изменить не можем, так что отнесемся к этому философски.

– Я уверена, что Тавше Милосердной все это не по нраву!

– Думаю, не только ей, но сонхийские боги, надо полагать, тоже не в состоянии справиться с той сущностью, которая питается от Накопителей. Слишком этого упыря раскормили.

– А Госпожа Вероятностей… – Зинта начала и подавленно умолкла.

– Она не воительница, а Госпожа Вероятностей. Возможно, она и дальше будет подбрасывать мне малолетних древних волшебников, чтобы я выкупал их за один золотой и перетаскивал в другие миры. Подпольная эмиграционная служба Тейзурга, с ума сойти… Капля точит камень, и когда-нибудь, через века, это, может, и приведет к желаемому результату – ослабит ту сущность, которая таким образом обеспечивает кормушку себе и магам-нахлебникам. Увы, иные перемены совершаются медленно, что в природе, что в обществе.

Он не выглядел огорченным: не одна игра, так другая. И наверняка он позаботится о том, чтобы в следующем рождении не угодить в Накопитель. Что-нибудь да придумает, а для остальных – никакой надежды.

Зинта угнетенно молчала, бывший Страж Сонхийский тоже молчал.

– Поль, очнись, – Эдмар дотронулся до его руки. – Я-то думал, ты за это время повзрослел… Хотя такие, как ты, не взрослеют. В любом мире всегда найдется так называемое зло, и ты все равно не сможешь сделать так, чтобы никто не стал жертвой несправедливости, ни одна кошка не попала под машину, ни единое сердце не разбилось вдребезги. Да тебе и самому порой случалось быть орудием несправедливости… Так что успокойся и допей свое вино. Сонхийские Накопители – это из той категории, где мы не в силах ничего изменить.

Поль скинул его ладонь, взял бокал и залпом допил.

– Кстати, с какой дури ты делаешь моей дочери такие подарки? Я в курсе, что ты вчера навестил Марсию у моих родителей и вручил ей ювелирных изделий на дикую сумму. Вот какого черта?

– Надеюсь, плохого ты не подумал?

– Плохого я не почувствовал. Но хотел бы услышать объяснения твоему широкому жесту.

– Изволь. Серьги, ожерелье, парные, но не симметричные браслеты из белого золота с филигранным кружевом, сапфирами и алмазами – я когда-то в детстве все это наобещал ей. Мне тогда было тринадцать, а ей девять, ее уложили в «кокон» для профилактической очистки крови. Зинта, в лечебном «коконе» ты лежала после перехода, ты его неправильно называешь «хрустальным гробом». Пока Марсия болела, ее каждый месяц подвергали таким процедурам. А я в тот день пришел, Поль, к тебе. Как обычно, с тоскливой надеждой, что ты наконец-то поговоришь со мной по-хорошему, а ты, как обычно, послал меня – то есть холодно сказал, что ты занят. Ты ведь тоже умеешь быть несправедливым и разбивать вдребезги. И вот мы с ней там сидели – двое несчастных детей… Вернее, она лежала в «коконе», вся опутанная замещающей кровеносной системой, так что ее почти не было видно под массой искусственных сосудов, а я сидел рядом, между нами стекло, и мы начали придумывать, какие украшения я подарю ей, когда стану взрослым и буду зарабатывать много денег. Точь-в-точь то самое, о чем мы тогда говорили, я заказал китонским мастерам, а потом заклял на защиту. Можешь считать, это подарок Марсии от того Эдвина Мангериани, который год назад утонул в Лилейном омуте, чтобы уступить место мне. Надеюсь, больше не возражаешь?

– Больше не возражаю, – подтвердил Поль невеселым голосом.

«Эдмар, зараза такая, вот уйдем из гостей – все тебе выскажу, – сердито подумала Зинта. – Или нет, не выскажу: больно уж тут все перепутано… И Поль, сдается мне, тоже иногда бывает заразой. Но Эдмар очень правильно сделал, что выполнил свое детское обещание насчет подарка – этим он словно завязал узелком торчащие нитки, и теперь то, что там было, не расползется в дыру. Хотя он не всегда поступает во благо и после того несусветного зложительского безобразия с Дирвеном и куджархом был рад-радешенек, и что ему худого причинили, помнит накрепко, не лучше какого-нибудь гнупи или амуши. И сейчас у него не случайно с языка сорвалось – попрекнул с умыслом, чтоб сделать больно».

Эдмар между тем начал рассказывать о Сонхи, да так складно, что заслушаешься. Какая там пустыня Олосохар с бесконечными тускло-желтыми барханами и дивными песчаными чертогами местного народца. Какие громадные сосны и замшелые валуны в Разлучных горах, а грибы в этом краю одни с мизинец, другие человеку по колено, и еще там водятся грикурцы, которые притворяются грибами, чтобы заманивать прохожих в темную чащу. Как прелестны радужнокрылые флирии, самозабвенно танцующие всякий раз, как им что-нибудь понравится, и больше всего они любят танцевать возле укромных водоемов, ты такого никогда не видел. Как увлекательно бродить по сурийским глинобитным улочкам и по ширрийским городам на сваях, которые стоят над мелкими озерами среди заболоченных перелесков – под мостами-тротуарами или осока, или водяные зеркала, и по Аленде с ее дворцами, чайными, театрами, храмами и кварталами модисток. Но изысканней всего китонская столица Рланг с островерхими крышами, звенящими на ветру колокольчиками, лакированными фонариками и посеребренной лепниной. Там повсюду декоративные грибы: гладкие, оборчатые, гофрированные, матовые, темные, белые, пастельные, муаровые, покрытые узорами, элегантно одноцветные – каких только нет. И еще в Китоне есть Онсаламармуэр – это переводится как «Тысяча Водопадов», хотя в действительности их там триста семьдесят четыре, специально сосчитали. Изумительное зрелище: поднебесные скалы сверху донизу в бурлящих водяных фестонах и туманных вуалях. А в северном океане есть остров, где белыми ночами поют русалки, и если повезет услышать их хор – загадывай обережное желание: не то, чего хочешь, а то, чего с тобой ни за что не должно случиться. А на одном из Сиянских островов есть Ящеричный пляж, где лежат огромные, с аэробус, ящерицы, то ли когда-то окаменевшие, то ли вырубленные из зеленовато-серых валунов, и вокруг шныряет множество живых ящерок. Перед непогодой те забиваются в трещины на каменных шкурах: если на пляже пусто, не считая неподвижных гигантов, – жди бури.

– И еще тебя там вот уже миллион лет ждет твоя собака.

– Разве собака столько проживет?

– Если это воплощение воздушной стихии, Великий Пес Дохрау, повелитель северного ветра – отчего же не проживет? Дохрау сейчас подчиняется нынешнему Стражу, как заведено, однако тебя он до сих пор не забыл и надеется, что ты однажды вернешься.

– Почем ты знаешь?

– Он сам об этом сказал. При первой встрече Великий Пес облаял нас с Зинтой и закидал снегом, но потом рассказ о тебе его смягчил. Так и велел передать, что он все это время ждал тебя и будет ждать дальше.

– У меня никогда не было собаки, – голос бывшего Стража прозвучал задумчиво и немного ошеломленно.

– В этой жизни не было, а миллион лет назад была, да притом какая! Ты не помнишь, ты ведь не купался в Лилейном омуте. Да тебе туда нырять и не стоит. Если Дирвен еще и тебя там утопит, я не знаю, что с ним сотворю.

– Что за Дирвен?

– О, это самое страшное угробище мира Сонхи. Первый амулетчик Светлейшей Ложи, абсолютное оружие, которое сметает все – и в стане врага, и в родном тылу.

– Просто он еще ума-разума не набрался, – пожалев Дирвена, заступилась Зинта. – Вот когда наберется…

– Тогда нам всем конец, – ухмыльнулся Эдмар. – Попомните мои слова.

– Не злословь, а то язык у тебя, как у змеюки ядовитой! А среди тех собак, которые не волшебные, тоже бывают очень привязчивые. Случалось, что хозяин умирал, и собака до того по нему тосковала, что не уходила с его могилы или с того места, где он скончался. И если добрые люди хотели взять к себе такую собаку, она к ним жить не шла, оставалась на том же месте, словно чего-то ждала.

– Это чтобы не потерять след, – пояснил Поль.

– Какой след?

– По которому она сможет найти человека на посмертных путях, чтобы снова быть рядом. След можно взять с того места, где человек ушел за черту из мира живых, или, как вариант, оттуда, где были похоронены его останки. Собаки об этом знают. Кошкам проще, их запредельное чутье к следу не привязано.

– Ты ведь ищешь по-кошачьи? – утвердительно заметил Эдмар.

– Да. Помнишь, как мы искали Маршала?

– То есть Унбарха. Слишком легко он тогда умер, вот это безмерно жаль… Надеюсь, мне еще представится случай это исправить. Так или иначе, привет тебе от Великого Северного Пса из Сонхи.

– Можешь передать ему ответный привет.

Зинта первая уловила, что пора прощаться. «Золотая королева» выпита, интонации хозяина, по-прежнему дружелюбные, неуловимо изменились. Она слегка толкнула Эдмара локтем: мол, пора и честь знать. Еще по чашечке кофе – и пошли.

– Зинта, приятно было познакомиться. Лиргисо, один совет: если спьяну полезешь в драку, бей не по роже и не по загривку, а в солнечное сплетение. И бей со всей силы.

– Добрый ты у нас… – Эдмар удивленно выгнул бровь. – Я ж тогда убью! И чтобы я – спьяну в пошлую драку? Спасибо за лестное мнение о моей персоне.

– Просто появилось ощущение, что я должен тебе это сказать, – произнес Поль без уверенности, с оттенком недоумения. – Самому странно. Может, и ерунда.

– Твоя ерунда иной раз приходится очень кстати, только что ж ты называешь меня прошлым именем?

– Ты ведь больше не Эдвин Мангериани. О Тейзурге я ничего не знаю, хотя мы вроде были знакомы. Остается Лиргисо.

– Я теперь Эдмар, а Тейзург – это у меня вместо фамилии. Иногда Лиргисо, не отрицаю, но давай для тебя я лучше буду Эдмаром? Зинта подтвердит, что Эдмар – не самая худшая личность из тех, с кем она водит знакомство.

Зинта кивнула.

– Хорошо, Эдмар, – согласился Поль.

– А с Эдвином ты вел себя довольно жестоко. Это я теперешний – древнее существо из Лилейного омута, бывший Лиргисо, бывший Тейзург, в довершение – бывший демон Хиалы по прозвищу Золотоглазый, но Эдвин был обыкновенным ребенком. Между прочим в достаточной степени ранимым, несмотря на свою внешнюю наглость. Твоя ледяная неприязнь причинила ему немало душевных страданий.

– Ты для меня никогда не был обыкновенным ребенком. Я чувствовал, что с тобой не все так просто, и ты еще вернешься.

– Твои восемь из десяти? Но против них было два из десяти, что я так и останусь Эдвином Мангериани. Впрочем, ладно, меня ведь тоже можно во многом упрекнуть… Засим откланиваюсь!

Он отвесил алендийский аристократический полупоклон, исполненный достоинства и небрежного изящества.

– Ты его напоследок расстроил, – с укоризной заметила Зинта, когда вышли на улицу.

– А уж он-то меня как расстраивал, – фыркнул Эдмар, выглядевший донельзя довольным. – И в этой жизни, и в прошлой… Поделом ему, нечего было Эдвина обижать. Кроме того, он сейчас не столько в печали, сколько в грезах о Сонхи – зря я, что ли, старался?

– Рассказывал ты знатно, – согласилась лекарка. – Я прямо-таки заслушалась.

Он рассмеялся, сощурив сияющие, как золотая лава, глаза, и весело заметил:

– Если останусь без гроша в кармане, пойду в сказители и буду травить байки по чайным за чашку шоколада.

– З-засранцы к-какие-то всю к-комнату обг-г-гадили… Уехал в д-деревню на п-похороны, а они п-пробрались, наделали п-полный срач, х-хозяйка ругается, с-съезжай, г-говорит, т-твои д-дружки т-там н-насрали, а я же их т-туда не п-пускал! Эти п-подлецы в ведро н-наблевали, а сверху б-библиотечный у-уч-чебник п-положили, он т-теперь весь п-пропах… А т-ты чего ухмыляешься?!

Не мог же Дирвен объяснить приятелю Кемурта, что он расплылся в улыбке до ушей не из тупого злорадства, а от облегчения: значит, обитателя той мансарды Лис не убил. Всего-навсего без спросу воспользовался помещением в отсутствие жильца. Вот и хорошо, а то раньше нет-нет, да и царапала душу мысль о том, что в ходе кампании по его спасению какой-то неведомый бедняга погиб ни за что, ни про что.

Студент был парнем рослым и крупным, но неуклюжим, вдобавок сильно заикался. С Кемуртом он водил дружбу уже давно. Тот делился с ним краденой жратвой, а он в трескучие овдейские морозы пускал бездомного вора ночевать в свою натопленную каморку. Сейчас он сам пришел к воришкам проситься на ночлег, так как его мансарда нуждалась в генеральной уборке и основательном проветривании.

Девочки ахали и сочувствовали. Кемурт по-взрослому веско заметил:

– Как есть придурки. Бывает. Я же говорил, у тебя там замок дрянной, ковырнешь гвоздем – сразу откроется. Давай, я тебе хороший в скобяной лавке сопру?

– П-придурки, – снова заладил Маквен. – П-полный г-горшок н-навалили и д-даже вокруг п-пол загадили, т-так об-б-бдристались, что ш-штаны снять не успели!

«Ничего подобного, успел! – оскорбился про себя Дирвен. – И совсем немного там было на полу… Сами вы придурки!»

Хотел безразличным тоном обронить, что человека, может, так прихватило, что ему было не до церемоний, понимать же надо такие вещи, – но передумал. Вдруг чего заподозрят… Молча насупился. Остальные после этого решили, что он все-таки проникся серьезностью постигшей Маквена беды.

– М-можно п-подумать, д-демоны Хиалы в моей к-комнате п-побывали… – продолжал жаловаться студент.

Сам того не зная, попал в точку: демон там и вправду был, да не абы какой – из князей!

– Ювгер, набери воды в чайник, – распорядился вожак.

– Почему это я? – возмутился Дирвен.

Он назвался Ювгером, а то имя первого амулетчика Светлейшей Ложи во всем просвещенном мире на слуху.

– Потому что твоя очередь.

– Ага. А как сундучок у ростовщика брали, тоже была моя очередь, и когда за колбасой в лавку лазили – опять моя! Да без меня вы бы даже не мечтали о таком размахе! Если кто вносит вклад больше всех остальных, нечего на него еще и чайники вешать.

В Ложе ему не приходилось заниматься ерундой. Дирвен Кониц – повелитель амулетов, больше от него ничего не требовалось. Для прочих дел была прислуга и те маги с амулетчиками, которые плюнь да разотри, а о том, чтобы первый водичку в чайник набирал, никто даже не заикался.

– То промысел, а то хлопоты по хозяйству, – непреклонно возразил Кемурт. – У нас в шайке нет разделения на господ и слуг.

– Ну и оставайтесь тогда в своей крухутаковой заднице, – процедил Дирвен. – А я у вас не на побегушках.

Дверью он хлопнул так, что с потолка над притолокой посыпались куски темноватой штукатурки с лохмотьями паутины.

Старый доходный дом стоял заколоченный – на продажу, да никак не продавался, так что квартировал в нем только боязливый абенгартский народец. Кемурт устроил схрон на чердаке, чтобы в случае опасности можно было уйти по крышам, а за водой надо было бегать на соседний двор, к поилке для лошадей.

Дирвен зажег волшебную лампу – это была его доля добычи из украденного у ростовщика сундучка с барахлом – и начал спускаться по лестнице, над которой все еще витало эхо давних запахов людского жилья. Пузатый стеклянный грибок светился тускло, не лучше обыкновенной свечи, срок его службы истекал.

Наверху снова хлопнула дверь, послышались легкие торопливые шаги и звяканье. Таль. Она знала, кто он такой: «Мы ведь с маменькой из Аленды, кто же там не знает первого амулетчика!» Таль хотела, чтобы он помог ей устроить побег из тюрьмы Нинодии Булонг, которую упекли по ложному обвинению, и после этого она, мол, обеспечит им отъезд в Ларвезу. Кто ее разберет, девчонки все обманщицы, поди пойми, врет или нет. А ему надо, чтобы она помогла найти маму, но об этом он с ней пока еще не говорил.

Она догнала его на том этаже, где запах отсыревших обоев и почти выветрившихся сурийских благовоний перебивало тошнотворное амбре дешевого табака. Фонарь у нее был свой собственный – ведьмовской шарик лунного света на ладони, глаза сердито блестели в полутьме.

– Ты куда?

– Без придурков проживу. Ты с ними остаешься или со мной?

– С ними. И ты оставайся, одного тебя поймают. Нечего мериться с Кемом, кто круче. Ты сильнее как амулетчик, сэтим никто не спорит, зато он лучше твоего умеет жить в Абенгарте и не попадаться. Когда тебя конфисковали, ты несколько раз сбегал, и они тебя ловили, а Кемурт так ловко от них ушел, что его даже конфисковать не смогли. К нему Ланки благоволит, поэтому он и должен быть вожаком. А за водой мы все по очереди ходим, никому не зазорно.

– Постой-постой, откуда ты столько всего про меня знаешь?

– Так это вся Аленда знает, о тебе же много разговоров… Идем за водой вместе, и когда вернемся, не ссорься с Кемом. Ты, наверное, заметил, что мы с Грентой друг к другу неласково относимся, но мы с ней и то не ругаемся, кому что делать по хозяйству.

Она обогнула его и пошла вниз по ступенькам, независимо вздернув плечи и звякая пустым разболтанным чайником.

Поглубже вздохнув – а вдруг скажет «нет, не могу», – Дирвен хрипло выпалил ей вдогонку:

– Ты сможешь слепить ведьмовской поисковой клубок, чтобы найти мою маму?

Таль остановилась и обернулась:

– Твою маму?.. Ты о ней что-нибудь знаешь?

– Ее в последний раз видели три года назад в Рунде, недалеко от Пшорских гор. С клубком ее точно можно будет найти, я об этом читал. Ты это сможешь?

– Наверное, да, – после недолгого молчания отозвалась Таль.

Сунула ему в руки пустой чайник, который Дирвен машинально взял, и, ничего больше не сказав, двинулась дальше по темной лестнице.

Вдалеке, в желтовато-буром взбаламученном мареве, как будто скакали кузнечики – один, второй, третий… Сойгрунов было по меньшей мере четверо. Они то лихо сигали в длину, то норовили подскочить как можно выше, обозревая окрестности – а вдруг с высоты увидишь что-нибудь интересное? Например, людей, которые притаились среди заросших кустарником скал, прикрывшись заклинанием подобия: они всего лишь такой же кустарник, неприхотливый, опутанный вьюном с рыжими цветами-дудочками. Здесь нет ничего, кроме кустарника.

Их задача – продержаться до подхода спасательного отряда. Просто чудо, что они до сих пор не попались, хотя по местности так и рыщут слуги Лормы.

Сойгруны куда-то умчались. На том месте, где они резвились, медленно оседало облако поднятой пыли. Вокруг вроде бы никого.

Суно покосился на своего спутника: тот выглядел сдержанно-угрюмым, ему больше по нраву убивать народец, а не играть с ним в прятки. Смуглое худощавое лицо заросло щетиной, кадык выпирает, словно Зомар проглотил метательную «звездочку», так и застрявшую у него в горле. Длинные пальцы поглаживают фигурку свернувшейся кошки, выточенную из камня цвета вечерней синевы.

– Тауби? – тихо поинтересовался Суно. – Подарок?

– Одна старая женщина подарила. Там, в Исшоде. Она подобрала меня, когда погибли мои родители. Потом я ее убил.

Орвехт воздержался от замечаний. Любой поступок имеет свое объяснение.

– Ее искалечили амуши, – продолжил амулетчик после паузы. – Так, что она не могла больше ходить и сильно страдала. Она попросила меня помочь ей поскорее умереть, научила, что для этого надо сделать, и на прощание подарила мне тауби.

После паузы он добавил:

– Надеюсь, боги когда-нибудь пошлют мне под удар тех самых амуши.

Эдмар сказал, что среди влиятельных магов Ложи развернулась «восхитительная тайная война». Сокровенный Круг потребовал с изобличенных похитителей, чтобы те немедля предъявили Зинту Граско, лекарку под дланью Тавше, а они этого сделать никак не могут. Невнятные объяснения насчет того, что лекарку-де то ли съели, то ли утащили гнупи, которые прорыли подземный ход и заодно оборвали штору в комнате, где содержалась пленница, привели достопочтенных архимагов в ярость: уж не держите ли вы нас, коллеги, за старых маразматиков?

По словам Эдмара, «надо еще немного обождать, тогда проблема решится сама собой, и ты сможешь вернуться в Аленду».

– А что значит – решится сама собой?

– Это долго и сложно рассказывать, но я попробую…

И он принялся рассуждать о взаимодействиях между магами Ложи, да так запутанно, с таким количеством мелких подробностей, что Зинта не выдержала: «Хватит, я уже все поняла».

У нее осталось ощущение, что Эдмар в чем-то бессовестно заморочил ей голову, но когда она сказала об этом, тот изобразил оскорбленную невинность. Вот поди разбери, темнит он или просто так театральничает? Во всяком случае, он заверял, что скоро вернет ее домой, если только она сама не захочет продлить каникулы, и ей больше нечего будет опасаться со стороны Дома Инквизиции, потому что расклад сил поменяется.

Полю он тоже морочил голову, и тоже без зазрения совести, Зинта была тому свидетельницей. Тот ему несколько раз «звонил по телефону», а Эдмар не отвечал – нарочно, как истинный зложитель, да еще пояснил с коварной улыбочкой:

– Пусть помучается, он это заслужил. Сколько раз я ему звонил, а он не брал телефон… Что ж, теперь роли поменялись. И кроме того, он ведь не то чтобы хочет поговорить со мной – он хочет поговорить о Сонхи. Грустно, Зинта, когда ты интересуешь кого-то не сам по себе, а исключительно как носитель информации.

Печально подмигнув – ей даже пожалеть его захотелось! – он все-таки ответил Полю и после обмена приветствиями принялся рассказывать о пестрых, как россыпи цветных стекляшек, сурийских рынках, о туманно-серых нангерских замках, которые лепятся к горным уступам, словно птичьи гнезда, о сверкающем ледяном дворце на северном полюсе, во владениях Пса Зимней Бури…

Зинта слушала и думала: все-то у нас в Сонхи хорошо, но если бы еще окаянных Накопителей не было!

Чтобы ворожбе ничто не помешало, они закрылись в одной из комнат верхнего этажа.

Пожелтелые обои в потеках. Тонкий слой пыли на облезлых половицах. Сломанная деревянная кровать. Прикинув, отчего она могла сломаться, Дирвен невольно подумал о Самой Главной Сволочи, сглотнул и тут же тоскливо выругался, только не вслух, а про себя, чтобы ведьма не рассердилась, а то она чуть что щетинится колючками, словно он ей чем-то не угодил.

На стене траченный молью ковер: желто-коричневые груши в аляповатой корзинке на лиловом фоне. Потускневший, испятнанный, в темных проплешинах, осыпающихся трухой, но Дирвен так и прилип взглядом к этому ковру. Ему было страшно: вдруг не получится?

Таль сказала, все зависит от того, какие чувства он испытывает к своей маме на самом деле: если он ее не любит, ингредиенты не совьются в нить, которую ведьме предстоит смотать в клубок.

Рука у Дирвена была забинтована – в его жилах течет кровь Сонтобии Кориц, так что главный ингредиент нашелся. Вторую составляющую, магическую, Таль добыла из тряпичной куколки, которую носила за пазухой и берегла, как зеницу ока. Распорола ей бок, потом накрепко зашила, а что она оттуда вытряхнула, Дирвен не видел, ведьма велела не подсматривать. К этому она добавила горсть земли – для объема, чтобы клубок получился величиной с яблоко.

Сейчас заготовка лежала на полу, словно лепешка грязи, а ведьма сидела на пятках, скинув ботинки и распустив волосы, и монотонным речитативом произносила заклинание на незнакомом Дирвену языке. Он разобрал только повторяющееся имя «Сонтобия Кориц», остальное звучало чуждо и заунывно. Вдруг ничего не выйдет? Вдруг этот гад Ферклиц прав, и он не любит вообще никого, даже маму?

Чтобы его не разорвало от внутреннего напряжения, он уткнулся взглядом в ковер и старался думать о постороннем. Если это чудище с дурацкими грушами попытаются снять с заржавелых гвоздиков, оно, наверное, сразу развалится на куски, и в затхлом воздухе закружится сбесившаяся моль…

Речитатив ведьмы начал мало-помалу ускоряться, сохраняя все тот же ритмический рисунок, потом она и вовсе перешла на скороговорку. Дирвен через силу заставил себя оглянуться: на полу перед Таль извивался длинный темно-красный червь – или нет, это была нить, которая сама собой постепенно сматывалась.

Только сейчас он ощутил, до чего напряжен был у него каждый мускул, и сумел расслабиться. Нет в этом ковре ничего пугающего, всего лишь старая рвань.

Клубок норовил сразу отправиться в путь, но уперся в пыльный плинтус под восточным окном. Мама жива, иначе бы он не двинулся с места! И Пшорские горы как раз на северо-востоке от Абенгарта.

Волшебный клубок завернули в салфетку и спрятали в расписную жестянку из-под конфет.

Кемурт взялся разузнать побольше о женской каторжной тюрьме в окрестностях Висгарта, небольшого приморского города в сорока шабах от столицы. К тому, что Ювгер должен найти свою мать, вожак отнесся с пониманием: сам он регулярно навещал деда с бабушкой, изобретательно таясь от возможных доносчиков.

Когда распрощались, он был доволен таким оборотом: кратковременный союз, принесший выгоду, куда лучше затяжного соперничества. Грента тоже тихо радовалась тому, что «завистница», с которой они вечно в чем-нибудь не соглашались, исчезнет из поля зрения.

Правду сказать, вожак предпочел бы, чтобы с ним осталась не она, а Таль, проявившая себя находчивой и разумной сообщницей, но он уже привык к тому, что обстоятельства далеко не всегда отвечают нашим желаниям, и среди них надо непрерывно лавировать, чтобы они тебя не раздавили, особенно в таком городе, как Абенгарт.

Ближе к вечеру Дирвен и Таль с котомками за плечами направились в сторону восточных пригородов. Через мещанские кварталы, мимо домов с выпирающими темными балками и нарисованными на светлой штукатурке оберегами, однообразными и аккуратными.

Дирвен натянул по самые брови вязаную шапочку с помпоном, а нижнюю часть лица прикрыл шарфом: мельком увидишь – не узнаешь. Тем не менее, когда навстречу им вышла из-за угла высокая барышня, одетая строго и неброско, хотя и с претензией на скупую элегантность, в ее глазах под гофрированным серым капором мелькнуло выражение узнавания.

Отшатнувшись, Дирвен схватил Таль за руку и прошипел ей в ухо:

– Это она! Хенгеда…

Одновременно он отдал команду на готовность боевым амулетам. Гадина-службистка тоже активировала свои амулеты, он это почувствовал.

– Хенгеда, это ты?! – Таль кинулась между ними и повисла на барышне, которая была на полголовы ее выше. – Ой, как я рада! Пошли к нам, что я тебе расскажу… А ты, Аломп, иди тогда к тете Вингеде без меня, потом увидимся.

Она подмигнула из-за плеча Хенгеды, цепко ухватившись своими изящными бледными пальчиками за ее суконный жакет в серую клетку. Рослая службистка не сопротивлялась, импульсы ее амулетов угасли.

Дирвен, вспотевший до холодной струйки между лопаток, понял, что ведьма околдовала свою жертву, сумев каким-то образом пробить ее защиту. Впрочем, Хенгеда – амулетчица посредственных достоинств, сильная ведьма или стоящий маг с таким противником легко справятся.

Все-таки хорошо, что он рассказал Таль о своих злоключениях. Вначале думал, что зря разоткровенничался, потому что сопереживания она не проявила ни на полушку. Это было обидно. Сразу ясно, что она из совсем бессердечных девчонок, и в груди у нее вместо сердца ледышка. Даже странно, что это мусорная ведьма, а не какая-нибудь там ледяная! Однако же рассказал не напрасно: мигом припомнив, кто такая Хенгеда, ведьма бросилась в атаку – и победила.

Прохожих сценка не удивила: встретились две подружки – девчоночьи объятия, ахи, охи, глупые нежности. Дирвен и сам глянул бы на них свысока, с приятным сознанием собственного превосходства, да и прошел бы мимо.

Что-то радостно щебеча, Таль увлекла покорную Хенгеду под арку большого доходного дома с узорчатой вывеской «Галантерейный башмачник» на первом этаже, а он двинулся дальше сквозь тихие белесые сумерки – настороженный, готовый к схватке. Вокруг все спокойно: похоже, подчиненная Ферклица оказалась тут по чистой случайности.

Таль догнала его через два квартала, возле увешанной фонарями трехэтажной гостиницы, охваченной вечерним оживлением.

Так до сих пор и не удалось выспросить, каким способом она его всякий раз находит. Что-то тайное, ведьмовское.

– Идем. Она до утра не очнется.

– Что ты с ней сделала?

– Завела в дровяной сарай и усыпила. И заморочила ей память: она не вспомнит о том, что видела тебя. Эти чары распространяются на небольшой промежуток времени, который был перед тем, как их наводишь, и нам повезло, что удалось сразу ее поймать. Этой встречи для нее словно и не было.

Дирвен мстительно хохотнул: к дровяным сараям Хенгеде не привыкать.

– А ее амулеты?

– Остались у нее, их я тоже усыпила. Пусть завтра поломает голову, что с ней случилось.

– И все, что ли? Надо было ей, гадине, косу обрезать и юбку порвать, она же меня им выдала, а перед этим со мной обжималась и делала вид, что любит!

– Сочувствую, – бросила Таль безразличным тоном.

– А если сочувствуешь, ты же могла…

– Да я не тебе, я ей сочувствую.

– Почему? – растерялся Дирвен, от обиды по-детски хлопнув ресницами.

– Потому, – отрезала ведьма.

В течение нескольких минут он молча и потрясенно шагал рядом с этой стервозой, у которой лежала в кармане жестянка с драгоценным клубком, а потом, оправившись от горького недоумения, в тысяча пятьдесят первый раз подумал, что девчонки все одинаковы.

До сих пор им удавалось ускользать от слуг Лормы, но долго это не протянется. Кольцо постепенно сжималось. Окраины Гунханды – подходящая территория, чтобы играть в прятки с погоней, и на том спасибо Хитроумному и Двуликой.

Обшарпанные кварталы напоминали засохший, осыпающийся, источенный червями слоеный торт, выброшенный на помойку. На каждую халупу так и просилась вывеска «Подозрительное заведение». Запахи специй из харчевен придавали господствующему в этих закоулках зловонию пикантные нотки. В крикливо-пестрых оберегах на стенах сквозило что-то неуловимо непристойное. Среди прохожих попадались то амуши, то джубы, скрытые от людских глаз чарами личины либо мороком невидимости. На крышах, на перилах ветхих покосившихся башенок-беседок, сидели птицы и флирии, среди них затесалась обезьяна в замызганной курточке-разлетайке и с обрывком цепочки на шее.

Под Гунхандой есть катакомбы, не слишком обширные, зато изрядно запутанные. От людей тут можно хорониться хоть до чворковой свадьбы, другое дело – народец.

Пока что Орвехта и Зомара выручала неорганизованность противника. Стиги свирепы, но ищейки из них плохие, легко отвлекаются на всякую постороннюю добычу. С прыгучими сойгрунами то же самое: начнут они зло или бестолково дурачиться – и уже позабыли, зачем их посылали. Амуши хитры, жестоки, целеустремленны, однако рисковать своей шкурой не любят. Если есть возможность, отправляют вперед других, а сами держатся на безопасной дистанции. Все это на руку тем, за кем они гоняются, но сейчас их чересчур много: надо полагать, весь двор царицы Лормы, изгнанный Тейзургом с захваченной территории.

И люди не союзники. Их недолго подкупить, да и не станут они ссориться с народцем ради чужаков из Ларвезы. Суно подозревал, что местное население втайне приносит кровавые жертвы, дабы задобрить опасных и пакостливых соседей.

– Смотрите, – шепнул Зомар, взглядом указав на прохожих на той стороне кривого, словно скрюченная морская звезда, перекрестка.

– Онсур, – так же тихо отозвался маг. – А с ним вурван. Судя по роже, не очень-то сытый.

Молодой суриец тревожно озирался. Оставалось только гадать, почему он не надел матхаву, чтобы остаться неузнанным. Изможденное лицо его спутника цветом напоминало заплесневелый пергамент.

Чуть позже Суно понял, что несчастный Онсур нарочно попался им на глаза. Похоже, их все-таки выследили и теперь пытаются загнать в западню, которую подготовили заранее. Что-то очень дрянное их ждет, если они двинутся по навязанному маршруту, а значит, надо уходить куда угодно, только не туда, где якобы «путь свободен».

– Напролом, – бросил Суно, мотнув головой в сторону обветшалого глинобитного забора.

Пусть Зомар – это не Дирвен, у него хватило силы на то, чтобы с помощью «Стенобоя» одним махом пробить лазейку подходящих размеров.

Замелькали выгоревшие на солнце тряпичные навесы, чадящие жаровни, столы с закопченной дедовской утварью, чаны, полные замоченного с мыльной глиной белья, шарахающиеся с дороги куры. Вслед неслись испуганные возгласы и ругань.

Очередной пролом вывел на улочку с чайной, возле которой топтался угрюмого вида джуб в долгополом аснагисском кафтане, чинно застегнутом на все пуговицы, и с доской сандалу под мышкой. Суно остановился рядом с ним и, тяжело переведя дыхание, тоном знатока произнес:

– Хороша доска, и фигуры, наверное, хороши. Благородная старина! Эх, так и тянет сыграть…

Зомар в первый момент уставился на него шокированно – по-видимому, решил, что маг тронулся умом. А джуб подскочил на месте, и его длинный хоботок, перед тем меланхолически болтавшийся, свернулся в крендель.

– Сыграть? Ты хочешь сыграть?! Не врешь? – гнусавый голос задрожал от вспыхнувшего предвкушения.

– Сыграть-то хотелось бы, да нам погоня наступает на пятки. А было бы, где спрятаться, чтобы никто не помешал, на такой знатной доске сыграл бы с удовольствием.

– Идем со мной! – маленькие черные глаза джуба на баклажанно-фиолетовой физиономии азартно вспыхнули. – Спрячемся да сыграем разок, а потом еще разок, и по третьему разу, да и по четвертому…

– Он с нами, – предупредил Суно, кивнув на Зомара.

Влетевшая в переулок погоня – двое амуши под личинами и четверо головорезов-наемников, которых те прихватили с собой в качестве живого щита, – никого там не застала.

Завтра в Сонхи. По словам Эдмара, «там все уладилось, хотя и не к общему удовольствию». Зинта еще бы тут пожила, но надо связаться с Суно, да и пациенты ждут. Когда-нибудь потом она снова здесь побывает: в этот мир хочется вернуться.

Вместе с Нейвирол, своей провожатой, она сидела в чайной – если по-здешнему, то в кафе, – на плоской крыше высоченного, как во сне, дома. Снизу кажется, что он достает до неба, поэтому такие постройки называют небоскребами. А если смотреть сверху, вокруг раскинулся позолоченный солнцем город, сияют стеклянные здания, похожие на причудливые сростки кристаллов, меж них круглятся белые и серые купола, напоминающие гальку на морском берегу, кое-где над скоплением крыш высятся башни, окутанные переменчивыми цветными миражами, снуют летучие экипажи. Зинта глядела на это со стороны, а интересно было бы пожить тут по-настоящему.

Нейвирол была незийка – представительница местной людской расы. Гладкая серая кожа, собственных волос нет, вместо них роскошный парик: копна серебристо-белых локонов длиной до талии, с пышной косой челкой. В заостренных ушках по две пары сережек-колечек с мелкими самоцветами.

В первый день Зинта гуляла с Тиной, потом была нанятая Эдмаром Дигна – чернявая, как сурийка, худая, словно ее морят голодом, вертлявая, суматошная, с очень живым нарочито-выразительным лицом. Наверное, Зинта, сама того не заметив, что-то не то ей о себе сболтнула, да может, и не единожды. Что не надо ничего лишнего говорить об Эдмаре – это она помнила накрепко, другое дело насчет себя… Оказалось, Дигна давно уже мечтала переселиться в какой-нибудь магический мир.

– Когда Эдвин три года назад исчез и все думали, что его убили, – он же попал к вам, правда? Я ведь угадала? А там у вас он стал попаданцем и магом, это мегакруто! То-то все заметили, до чего он изменился… Я тоже хочу попасть к вам и стать попаданкой. Ты поговори с ним, замолви за меня словечко, а? Я пока закажу себе дырчатый доспех со стразами, чтоб он подходил к моему новому блестящему бикини… У вас ведь такое носят? Слушай… – она понизила голос до таинственного шепота. – У вас там, часом, не ходят пророчества о какой-нибудь потерявшейся принцессе или богине?

– Кажется, нет… А почему доспех должен быть дырчатым?

– Чтобы купальник оттуда просвечивал, это красиво.

После того как Зинта «замолвила словечко», Дигну сменила воспитанная флегматичная Нейвирол.

– Куда ты ее дел? – встревоженно спросила лекарка.

– Сплавил. Не беспокойся, ничего страшного, это в ее интересах. Она забавная, пусть живет. Бегать по Сонхи в дырчатом доспехе на голое тело я пожелаю разве что злейшему врагу.

Сейчас Зинта с ее провожатой пили кофе под названием «капучино» и любовались с поднебесной высоты огромным ярким городом. Здание было большое, крыша – все равно что площадь, столики под зонтиками стояли островками. По соседству устроилась компания молодежи в разноцветно светящихся веночках. Студенты, наверное. И похоже, навеселе. Они дурачились, что-то выкрикивали, танцевали под странную дерганую музыку, порой начинали дружно хохотать. Когда Нейвирол ушла в уборную, которая находилась внизу, на ее стул без спросу уселась девчонка из шумной компании.

– Посижу с тобой? Чтобы меня не выперли отсюда вместе с ними.

Остроскулая, быстроглазая, длинные пепельные волосы растрепаны и едва ли не спутаны в колтуны. Стебли, из которых сплетен венок – они называются «световоды», – местами мерцают, а местами погасли и потускнели. На ней была вылинявшая туника с надписью на неведомом языке, обрезанные чуть ниже колен белесо-голубые джинсы в прорехах и ременчатые сандалии на босу ногу.

– Их сейчас выгонят, на них нажаловались, – она кивнула на своих приятелей, которые продолжали валять дурака.

– Что ж им за это будет? – пожалела бестолковую молодежь Зинта.

– Да ничего не будет, просто вытурят из приличного кафе на улицу.

К столикам, занятым компанией, откуда ускользнула незнакомка, направились двое полицейских из приземлившегося поодаль аэрокара. Они внушительно печатали шаг по черным и белым плитам. Юнцы притихли.

– А вдруг тебя заметят? – прошептала лекарка.

– Есть вероятность, что не обратят внимания. С ними нет того полицейского, который мог бы меня заметить. Ну, ты его уже знаешь… Вот он бы удивился, встретив меня в таком месте. А может, и не удивился бы. В конце-то концов, меня можно встретить где угодно – хоть в незийском кафе на крыше, хоть на карнавале в Венеции, хоть в Паяне на празднике Доброго Урожая…

– Что?.. – Зинта выпрямилась на стуле и потрясенно уставилась на собеседницу. – Ты… Вы, госпожа…

– Лучше «ты», – решила Госпожа Вероятностей. – Моя власть, то есть моя бесконечная игра, не нуждается в преклонении и формальных изъявлениях почтения.

Она взяла оставленную Нейвирол чашку и непринужденно допила остывший капучино. Бледно-розовый лак у нее на ногтях изрядно облез.

– Госпожа, зачем ты отняла жизнь у Рименды? – решительно и мрачно выпалила Зинта. – Несправедливо это было.

Ей давно уже хотелось задать этот вопрос – и вот, задала.

– Понадобилось, – беспечно отозвалось сидевшее напротив существо.

Глаза вроде бы серые, а на самом деле мозаичные, бездонные, и лучше в них не смотреть, а то голова начинает кружиться.

– Зачем? – не отступилась лекарка.

– Ну, ладно, расскажу. Правящий дом Лашмы, матриархальной страны на далеком юге за пустыней Олосохар, просит меня о том, чтобы у королевы родилась достойная престолонаследница – умная, находчивая, решительная, наделенная интуицией и отвагой. Они по этому поводу приняли кое-какие обеты, открывающие для меня интересные возможности, но, чтобы воспользоваться их обещаниями, я должна выполнить свою часть предложенного соглашения. Таковы законы мироздания. Иначе они-то свои обязательства выполнят, но для меня это будет словно пирожное за стеклом – любоваться можно, откусить нельзя. Как будто у меня полный карман престолонаследниц на любой вкус! Лашмийская королева на сносях, еще немного – и осталось бы локти грызть. И тут подвернулась Рименда с ее просьбой, согласная отдать взамен что угодно, хотя бы свою нынешнюю жизнь. Разве я могла удержаться? Кандидатура как на заказ, и все довольны.

«Кроме Тимодии, – подумалось Зинте. – Независимо от того, смертны мы, как бестелесные сущности, или нет, когда кто-то умирает – это всегда безмерная потеря, разлука, обрыв связей с теми, кто остался среди живых».

Она не стала говорить об этом Госпоже Развилок. Не было смысла: ясно, что та смотрит на жизнь и смерть иначе. Сказала она другое:

– Неужто совсем ничего нельзя сделать, чтобы покончить с проклятыми Накопителями? Разве нет хоть какого-нибудь шанса, хотя бы совсем малюсенького?

– Ты имеешь в виду исчезающе малую вероятность? – задумчиво отозвалась Двуликая. – Что-нибудь вроде одного шанса на миллиард? Хм… Что ж, попробуем… Самой интересно, что получится. Я выполню твою просьбу, а ты за это… Когда-нибудь потом выполнишь мою просьбу, если я тебя о чем-то попрошу, идет?

– Да, – торопливо вытолкнула из пересохшего горла Зинта.

– Имей в виду, ничего гарантировать я не могу, на то и малая вероятность. Дай что-нибудь из своего кармана.

– Так у меня же там ничего нет…

– Что угодно, хоть нитку, хоть пылинку. Без этого никак.

Лекарка лихорадочно зашарила в мелком боковом кармане здешней юбки, синей с вышитым узором. Палец что-то царапнуло. На ощупь – семечко, застрявшее в слегка разошедшемся шве.

За эти семечки ее Эдмар отругал. Еще когда гуляли с Дигной, Зинта попросила провожатую купить ей пакетик – отборные, жареные, она такие с детства любила. Эдмара это ужаснуло: дурной тон. Нельзя. Оправдания Зинты, что она, мол, не сорит вокруг себя по-зложительски, а по-доброжительски складывает шелуху в кулек, действия не возымели. Все равно дурной тон. Мало ли, что другие так делают – другие, бывает, и в подъездах гадят, разве ты станешь им подражать? Зинта почувствовала себя провинившейся девчонкой и чуть не расплакалась, тогда он смягчился: можешь грызть свои семечки дома, когда никто не видит, но только не в общественных местах. Она по-честному все выгребла из карманов, оставила на кухне, а одно завалялось, надо же…

Немного смущенная, Зинта вытащила его и показала:

– Вот… Только это нашлось.

– Дай сюда.

Госпожа Вероятностей выхватила у нее из пальцев коричневато-белое семечко и щелчком отправила в полет.

– И что теперь будет? – обескураженно поинтересовалась лекарка.

– Что будет?.. Наверное, тыква из него вырастет.

– Где вырастет?

– Где-нибудь… – Непричесанная девчонка в потускневшем веночке из световодов зевнула и встала. – А мне пора.

– Да ведь оно жареное! – спохватилась Зинта.

– Ничтожно малая вероятность. О том и речь.

Из-под навеса в виде раковины появилась Нейвирол. Лекарка смотрела в ее сторону всего секунду, а когда повернула голову, на соседнем стуле уже никого не было, и поблизости не было.

Она растерянно сморгнула. Неужели разомлела и задремала? Или ее и впрямь удостоила разговором Госпожа Развилок? Или это был один из здешних миражей, которые со стороны кажутся настоящими, а на самом деле сотканы из разноцветного мерцания, – прощальный привет иномирского города, который она успела полюбить?

Наняться в матросы не удалось: ни один из капитанов не польстился на четверых подозрительных доходяг. Вдобавок едва ли не на каждом корабле был свой маг-предметник, который сразу чуял волшебников, пусть даже изрядно побитых жизнью. Вот, кстати, существенное отличие от былой эпохи: предметников, то есть магов, проявляющих свою силу исключительно с помощью артефактов, в новом времени довольно много, раньше было не так.

Выбравшись из города, Кудо, Вабито, Сохнор и Монфу двинулись на юг пешком, держась моря. Питались они моллюсками, улитками, мелкими крабами и выброшенными на берег съедобными водорослями. Изредка удавалось разжиться в какой-нибудь деревне заплесневелой копченой рыбиной или черствой горбушкой хлеба. Хорошей еды для них жалели: здешний народ был зажиточен, но скуповат.

Они совсем запаршивели, стерли ноги до кровавых волдырей, а по ночам дрожали от холода. Каждый про себя ругал и проклинал Тейзурга, вслух его ругать они опасались. Да еще Вабито опять заладил, что нужно искать покровителя – кого-нибудь могущественного, кто возьмет их на службу. Он всегда был склонен к беспочвенным фантазиям. Тут бы выкинутую на берег рыбешку найти раньше, чем до нее чайки доберутся, а он о покровителях размечтался.

Глава 9 Пещеры пшоров

Деревья на опушке Глазастого леса карабкались вверх: искривленные, могучие, с узловатыми ветвями и выпирающими из земли толстыми твердокаменными корнями, которые змеились далеко в стороны. Казалось, кто-то остановил для них время, а когда действие чар закончится, они продолжат штурмовать склон, натужно скрипя всеми своими древесными суставами. Над вздымающейся к небу массой зелени виднелась синеватая верхушка далекой горы. Протяжный лесной шум и манил, и предостерегал.

У Хеледики перехватило дыхание: песчаная ведьма из пустыни Олосохар никогда раньше не видела северного леса. Ухоженные парки в окрестностях Абенгарта не в счет, здесь совсем другое.

Клубок пытался покатиться вверх, но это у него плохо получалось – слишком крутой подъем. Ведьма поймала его и убрала в жестянку. Переглянувшись, они с Дирвеном устремились вперед.

Девушка старалась не отставать. Она ввязалась в это предприятие не ради маленького паршивца, а чтобы с его помощью вытащить из тюрьмы Нинодию Булонг. И чтобы выполнить задание Шеро Крелдона – разыскать и переправить в Аленду Сонтобию Кориц, да и сама Сонтобия вызывала у нее сочувствие: вот уж повезло с сыночком!

Когда в очередной раз дошло до взаимных колкостей с Грентой, Хеледика, не сдержавшись, бросила, что красивый парень – не обязательно во всех отношениях совершенство, и пример тому Ювгер. «Он не красивый, – с презрением парировала воровка. – Он капризно-смазливый». Хеледика не нашлась, что ответить. Оставалось только признать правоту неприятельницы.

То, что он предлагал обрезать косу и порвать юбку своей любимой, не добавило ему достоинства в глазах песчаной ведьмы. Гнусная месть, а ведь он в эту Хенгеду по уши влюблен. В дороге проговорился.

Они тайком подсели в фургон старьевщика, направлявшегося со столичным товаром из вторых-третьих рук по деревням и фермам в сторону Рунды. Фургон был завален тюками с одеждой и свернутыми коврами, непрошеные пассажиры сидели там тихо, как мыши. Дирвен задремал, потом начал метаться и беспокойно мычать во сне.

– Ты чего? – прошептала девушка, встряхнув его за плечо.

– Поиметь эту сволочь… – пробормотал он невнятно. – И чтоб эта сволочь меня поимела… А?.. – его глаза испуганно распахнулись. – Я не про это самое, я про Хенгеду!

– Она тебе до сих пор нравится, а сам предлагал так с ней поступить?

– Она же меня предала, – буркнул Дирвен.

Его конопатая физиономия стала пунцовой, как большой храмовый фонарь, немного облезлый, но по-прежнему роскошный, заботливо устроенный в углу в гнезде из стеганых одеял.

Надо же, до чего сложные у него чувства к этой министерской девице, заключила ведьма, поудобнее примостив под головой тюк, пахнущий ношеным бельем. Ладно хоть, краснеть пока не разучился.

По крупному счету, ей было все равно. Ни ревности, ни особого любопытства. Перегорело. Осталась только глухая неприязнь и нежелание снова с ним сближаться.

«Влюблен в Хенгеду – и хорошо: значит, мне докучать не станет».

Рунда показалась ей городом мрачноватым, несмотря на обилие цветов в ухоженных палисадниках, нарядные обережные орнаменты на беленых стенах и красно-зеленую черепицу на крышах. Повсюду благолепие и порядок, но почему-то тебя преследует навязчивое ощущение безысходной печали, бесполезности, безнадежности.

На привокзальной площади царило оживление, и вот тут-то было хуже всего.

– Смотри! – потрясенно выпалил Дирвен.

– Вижу.

Среди встречающих столичный поезд преобладали худощавые бледные личности в долгополых плащах – и это были вовсе не люди. Их лица обрамляли длинные белесые бакенбарды, которые шевелились, словно щупальца хищных морских полипов, а безгубые рты напоминали темные щели.

Двое из них подхватили под руки старика с трясущейся головой, приехавшего вместе с крепко сбитой моложавой теткой, и повели по улице прочь от вокзала. Тетка угрюмо и цепко поглядела им вслед из-под капора, украшенного зелеными матерчатыми цветами, с явным облегчением шумно выдохнула и вразвалку направилась к харчевне.

Еще двое двинулись следом за грустной женщиной, которая брела по улице с таким видом, словно ей безразлично, куда идти. Пшоры не отставали, деликатно выдерживая дистанцию в несколько шагов, беловатая поросль на их снулых лицах возбужденно колыхалась.

– Мне сейчас станет дурно, – процедила Хеледика, содрогнувшись от омерзения.

– Мне тоже, – с неожиданной детской прямотой отозвался ее спутник. – Какая у них тут засада… И заметь, здешние магические патрули эту погань не трогают, даже от вокзала не гоняют! Доставай клубок.

– Погоди, до окраины дойдем.

За окраиной и за полосой огородов начинался Глазастый лес – старый, дремучий, опасный, зато не имеющий ничего общего с людскими печалями.

Если бы кто-нибудь спросил, одобряет ли Шеро Крелдон эту затею, он бы высказался категорически против. Нарушение зарока, пусть даже по-мелкому, чревато отдачей, уж магам ли этого не знать. Вдобавок сам по себе прожект под условным названием «Двери на замок» представлялся ему крайне рискованным и ненадежным. Но никто из достопочтенных мнением Шеро не интересовался.

Только и оставалось сидеть в углу, сцепив пальцы на объемистом, как у чворка, брюхе, и мрачно слушать прения.

– Его артефакты и библиотека должны быть незамедлительно приняты на хранение представителями Ложи, с составлением подробной описи в нескольких экземплярах. В Лярану отправим летучее подразделение, официальная версия – в рамках, э-э, устного соглашения о военном присутствии, достигнутого с коллегой Тейзургом незадолго до его исчезновения.

– И особливо кофейный склад взять под охрану! Руки-то у всех загребущие…

«Не только у нас», – мысленно дополнил Крелдон.

– На этом складе должны висеть магические светильники дивной красы, – припомнил с мечтательным выражением на сухоньком лице достопочтенный Робелдон. – Хвалился он, когда их показывал: китонскими мастерами по его собственным эскизам изготовлены, мол-де у него все должно быть прекрасно – и опочивальня, и склад. Надеюсь, коллеги, никто не станет возражать, если я приберу эти светильники на сохранение?

– А я мог бы позаботиться о заморском ковре, который он сторговал у аснагисского купца в начале весны, – предложил достопочтенный Гривьямонг, алчно сверкнув заплывшими глазами.

– Да и мебель его, коллеги, нельзя без присмотра оставлять, иначе растащат без зазрения совести. Есть там одно знатное креслице, обитое шкурой иномирского зверя хавлашмыра… Будем считать, коллеги, что это мой вклад, так сказать, моя доля.

– А я тогда, с вашего позволения, заберу шторы китонских шелков…

«Не успели от него избавиться, а уже делят его имущество, – удрученно подумал Шеро Крелдон. – Ровно мародеры какие…»

Сокровенный Круг Светлейшей Ложи принял решение выдворить Тейзурга из Сонхи. Не убить, не покалечить, не околдовать, что было бы вразрез с клятвой, которую он стребовал в обмен на свою помощь в решении мезрийской проблемы, а всего лишь изгнать. Вернее, не пустить обратно, когда он в очередной раз куда-нибудь отправится Вратами Перехода – потому и «Двери на замок».

Надо сказать, поводы для заговора у достопочтенных были, ибо достал их коллега Тейзург до самых печенок. Во-первых, беспрецедентный конфуз на Великом Светлейшем Собрании, осрамивший Ложу перед иностранными гостями, не говоря о разорительных для казны ремонтно-восстановительных работах в Пергамоне. Учинил сие безобразие первый амулетчик Ложи, но кто его на это спровоцировал, застращав неудобно сказать чем?

Во-вторых, скверно то, что Тейзург повадился вмешиваться во внутренние конфликты Ложи. Похитив у похитителей Зинту Граско, он тем самым подтолкнул Сокровенный Круг к необратимым действиям. Сочтя, что зарвавшиеся участники этой авантюры уморили лекарку под дланью Тавше, архимаги их примерно наказали: отправили в Накопитель. А после выяснилось, что госпожа Зинта жива-здорова, и коллега Эдмар все это время ее прятал. Вот таких курбетов допускать не следует, это смерти подобно. Даже если организация, чего уж там, сущий гадючник, пока все решается между своими – ей ничего не угрожает, но если начинаются влияния со стороны, жди развала.

Сотворить заклятье надо в тот самый миг, когда Тейзург покинет Сонхи через Врата Перехода. Согласно теории, изложенной в засекреченном старинном трактате, оно его тотчас настигнет и на энный промежуток времени лишит способности гулять из мира в мир. Он после этого не сможет ни открыть свои собственные Врата Перехода, ни воспользоваться чужими. Так и останется в мире, который лежит за порогом, – до тех пор, пока заклятье не рассеется.

Оно не вечное, это один из его минусов. Другой минус – то, что необходимо подгадать момент: в первые секунды, как объект шагнул за порог, а Врата еще не успели закрыться. Ни раньше, ни позже, иначе не подействует. И, наконец, третий минус – силы оно требует немерено, в особенности для такого непростого клиента, как коллега Тейзург. Придется работать всем Сокровенным Кругом в полном составе, с участием большого числа кормильцев, которые обеспечат неограниченный приток силы из Накопителей.

Ответственным за соблюдение конспирации, за безопасность достопочтенных заговорщиков, а также за сбор информации о передвижениях и планах коллеги Тейзурга назначили Шеро Крелдона. Кому «светильники дивной красы», а кому все шишки в случае провала.

Воздух в подземелье у джуба был затхлый, словно в склепе, вдобавок к нему примешивался крепкий запах человеческого пота. К низким сводам лепилось несколько шариков-светляков, тускло-желтых с прозеленью, для людских надобностей ненадежных, как и все, что наколдовано волшебным народцем. Когда хозяин, которого звали Кармукул, выходил из помещения, шарики гасли, но Суно достал из кладовки магическую лампу, которая таких фортелей не выкидывала.

Вместо постелей ворох тряпья на полу. Утвари почти нет – зачем она джубу, который обедает ползающими по стенам мокрицами, пауками, жуками и мелкими ящерицами, хватая их своим длинным хоботком? Маг с амулетчиком получали пищу и воду от алендийских коллег через кладовку.

Кармукул время от времени отлучался, чтобы проверить, нет ли поблизости ищеек, которые могут помешать Игре. Целебное ожерелье его не интересовало, до царицы Лормы ему не было никакого дела. Главное – нескончаемые партии в сандалу с наконец-то обретенным достойным противником. Стук кубика, сопутствующие заклинания, передвижения лакированных деревянных фигурок по замысловато раскрашенным доскам. Суно тоже играл с долей энтузиазма, настроение у него было приподнятое: Зинта нашлась, и с ней все в порядке, а Фроклет со своими людьми на днях доберется до Гунханды. Задание, можно считать, выполнено, эта демонова командировка скоро закончится… Однако расслабляться раньше времени не стоило: бывает, что неприятности тебя настигают как раз под занавес.

Казалось, лес смотрит на них сразу со всех сторон – с колючих лап громадных мрачных елок, из раскидистых крон лиственных деревьев, из гущи высокой темной травы, среди которой попадалось множество синих, лиловых, розовых, желтых, белых цветочков, мелких, как рисовые зернышки. Неспроста его называют Глазастым. Глаз тут хватает – и птичьих, и беличьих, и еще всяких разных.

Несмотря на свою врожденную ловкость, Хеледика то запиналась о присыпанный хвоинками торчащий корень, то оступалась в ямку, то влипала в почти незаметную паутину меж кустов орешника. Магическую ловушку она бы почувствовала – но это было не волшебство, а здешняя жизнь.

В настоящем лесу она была всего-то второй раз после своей прошлогодней вылазки к Лилейному омуту в Ларвезе и ходить по чащобам не умела. Лучше бы ей шагать впереди, чтобы не выпускать из поля зрения клубок, который дороги не разбирает, но она в конце концов сдалась и уступила место Дирвену. Условились, что в случае чего тот сразу поймает путеводный артефакт. Главное, чтобы клубок не закатился в овраг или, еще хуже, в озерцо из тех, что потаенно блестят в космах травы и под вздыбленными заплесневелыми корягами.

Выполняя задания Ложи, Дирвен за последний год где только не побывал, для него лес был не в диковинку. Он то брал высокомерно-покровительственный тон и цедил что-нибудь презрительное: «На вас, девиц, ни в чем нельзя положиться», то, словно внезапно вспомнив, куда и зачем они направляются, начинал разговаривать с ведьмой сбивчиво, с тревогой и детской надеждой.

«Одно слово – мальчик!» – фыркнула про себя Хеледика.

Она выросла в закрытой общине песчаных ведьм и к мужчинам относилась без заведомого почтения. По-разному относилась, смотря что за человек. Если Суно Орвехта или Кемурта она уважала, то какой-нибудь менее достойный представитель противоположного пола мог бы изрядно расстроиться, узнай он, как холодно, трезво и едва ли не цинично оценивает его эта изящная девушка с глазами кошачьего разреза и сдержанными манерами.

Пласохи, лесные твари, похожие на больших неопрятных ворон с восковыми человеческими личиками и наводящими оторопь когтистыми лапами, быстро почуяли, что меж этими двоими согласия нет. Они увязались за парочкой ближе к вечеру и сопровождали ее, хоронясь среди ветвей.

Ведьма и амулетчик – не добыча, к тому же те вскоре заметили их присутствие, но вдруг они рассорятся до смертоубийства? Тогда можно будет напиться теплой крови. У пласох, проживших на свете достаточно долго, на людскую вражду отменное чутье. Вражда – это хорошо, это еда. Впрочем, самые мудрые сразу поняли: раз парень и девушка идут вместе за клубком, вряд ли они станут друг друга резать. Во всяком случае, до тех пор, пока не найдут то, что ищут.

Весь первый день Хеледика испытывала легкое головокружение от непривычных запахов и несметного множества мелких деталей. Пахло травами, елками, птичьими гнездами, прелой хвоей, звериными норами, пометом, шишками, смолой, древесно-земляной сыростью, и все это смешивалось в один сложный аромат, а такого, что цепляло взгляд, вокруг было куда больше, чем в пустыне или даже в городе. Глазастый лес зачаровал гостью из далекого Олосохара без всякого волшебства.

Когда елки совсем почернели, и все вокруг начала заволакивать холодная лилово-серая мгла, остановились на ночлег.

У торговца старьем, который, сам того не зная, довез их до Рунды, они купили три теплых походных солдатских плаща (один для Сонтобии) и в придачу удобные шаровары Хеледике. Ее спутник по поводу шаровар заметил с одобрением: «Ага, сразу видно, что ты настоящая девчонка, не парень!» Что он этим хотел сказать – что парни по лесу, вдали от людских глаз, в юбках разгуливают? Когда ведьма поинтересовалась, Дирвен замялся и буркнул, что все равно он девчонкам не доверяет, а то они все у тебя выспросят и потом против тебя же это используют. Мол, один раз он уже обжегся, больше его такими штучками не проведешь. Хм, кого же он имеет в виду: ее или Хенгеду из овдейского министерства благоденствия?

Сложив из камней посреди поляны круг для костра, принялись собирать сушняк.

У них были с собой сваренные вкрутую яйца, булка хлеба, сухари, гирлянда овдейских копченых колбасок, кусок подсохшего сыра, мешочек с чаем и колотый сахар. Этого должно хватить. У пшоров брать еду нельзя, даже если подвернется возможность что-нибудь стащить. Тот, кто их яств отведает, далеко не уйдет.

Когда ведьма увидела под елями несколько крупных грибов, глаза у нее вспыхнули: если неядовитые, а уж с этим она разберется, можно поджарить на веточке… Их коричневые шляпки соблазнительно выглядывали из прошлогодней хвои – а потом они все разом как выскочили, осыпав отпрянувшую девушку сухими иголками.

– В следующий раз я вам задам! – пригрозила ведьма.

Испуг прошел, сердцебиение постепенно затихало.

Поскольку наверху среди ветвей возились пласохи, она не сразу поняла, что рядом ошивается еще одна разновидность лесного народца.

Невеликого роста человечки в мясистых грибных шляпках. Большинство из них бегает голышом, но иные носят одежду, которую выменивают у народца, обитающего при человеческом жилье. Притворяясь грибами, они манят, дразнят, пугают людей, чтобы завлечь в какой-нибудь овраг, а то и нарочно устраивают западню: пусть жертва свернет себе шею, сломает ногу, заблудится в чаще. Грикурцы – падальщики: они потом будут приходить на то место, где человек умер, и вытягивать из земли соки разложившейся плоти, выпуская специальные корешки из маленьких ступней. Они только таким способом и питаются, а рты у них для того, чтобы гнусно хихикать и что-нибудь бормотать. На зиму они впадают в спячку в укромных зачарованных норах, натащив туда побольше хвои, сухой травы и мха.

Набрав охапку хвороста, Хеледика вернулась к стоянке и занялась магическим кругом. Пласохи и грикурцы напасть не рискнут, но здесь наверняка водятся еще и древоны – кровожадные чудища, которые прикидываются засохшими деревьями. Встреча с ними даже для волшебника может закончиться плачевно.

К ужину приступили уже в потемках. Шумел и трещал костер, в жестянке время от времени начинал колотиться убранный до завтра клубок. На краю освещенного круга, за незримой чертой, шевельнулась тень подобравшегося «гриба».

– Чего тебе надо? – спросила Хеледика, разглядывая гостя.

Это был грикурц из «аристократов»: он носил трико и застегнутую на четыре крохотные пуговки линяло-зеленую безрукавку. Тощий, сухой, под шляпкой маленькое стариковское личико с заостренным подбородком, плутоватое и мнимо добродушное.

Дирвен швырнул в него яичной скорлупой, но не попал – грикурц проворно шмыгнул на локоть в сторону.

– Невоспитанный мальчишка, – осуждающе заметил лесной человечек. – Эх, молодежь, молодежь… За клубком идете, туда вдвоем, обратно втроем? Эхе-хе, думаете, все так просто? Того, за кем вы навострились, еще и расколдовать нужно будет.

– Я сумею, – уверенно бросила Хеледика, хотя нет-нет да и думала об этом с тревогой.

Она никогда еще этого не делала. Чтобы снять с человека обезволивающие чары пшоров, песчаная ведьма должна протанцевать вокруг него три тысячи триста тридцать кругов посолонь. Не обязательно за раз, можно с перерывами. Собьешься с шага – не страшно, однако за каждый неправильный круг придется станцевать три лишних. И с начала до конца ворожбы ведьме нельзя произносить ни слова, иначе все насмарку, второй попытки у нее не будет. А Сонтобию Кориц хорошо бы расколдовать до выхода из леса. Человек, опутанный чарами пшоров, напоминает ходячий труп или ожившую марионетку, лишенную собственного разума: без повеления он не сможет ни поесть, ни нужду справить, ни закрыть или открыть глаза, о более сложных вещах и говорить нечего.

– Выкладывай, грибной придурок, чего надо, а то пришибу, – промычал Дирвен с набитым ртом.

– Ай-ай-ай, какой неучтивый, – сокрушенно покачал шляпкой грикурц. – Тебя, юная ведьма, хочу предупредить: когда начнешь ворожить, знай, что от этого в наших краях сами собой открываются Врата Хиалы. Не поддавайтесь на уловки демонов! Те будут звать, угрожать и вести охальные речи, но не смогут выйти оттуда наружу, ибо Врата эти половинчатые, и сами потом исчезнут, – он наставительно, как учитель в школе, поднял палец. – Знайте об этом!

– Почему ты нас предупредил? – хмыкнула девушка, в то время как Дирвен энергично двигал челюстями и озирался в поисках, чем бы еще запустить в грикурца.

Тот хитро улыбнулся:

– Для себя стараюсь. Если демоны вас подманят и схватят – живьем в Хиалу утащат, а если вы им не достанетесь – может, заплутаете, может, в овраг свалитесь… Бывают же хорошие сказки, когда в конце все сыты и счастливы.

– А ну, вали отсюда, говорящий сморчок! – рявкнул Дирвен, дожевав колбасу.

Грикурц укоризненно покачал головой, лукаво усмехнулся и исчез в лесной темени.

Хеледика съежилась под своим плащом, на душе у нее было скверно. Вспомнилось, как она поступила с Ялкуцем перед своим побегом из приюта.

– Ты чего? – воинственно справился ее спутник. – Да плевать на эти Врата Хиалы! Главное, чтобы ты мою маму расколдовала, а демоны – просто шушера, ничего они нам не сделают. Он же сказал, они оттуда не вылезут. Если что, я их Серебряным Лисом напугаю – это один из князей Хиалы, и он мой должник.

Суно и Кармукул играли не счесть которую партию в сандалу магов, когда Зомар предупредил:

– Скребутся… Наверху, прямо над нами.

Джуб недовольно заворчал, его черновато-лиловое лицо с болтающимся хоботком от гнева еще сильнее потемнело. Его сородичей приводит в ярость все, что может помешать Игре, тем более когда она в разгаре.

– Если нас убьют, мы не сможем доиграть, – будто бы в раздумье заметил Суно. – Хорошо бы перебраться в другое место… Запомним расположение фигур на доске и потом начнем с тех же позиций.

Сверху им на головы, на старую щербатую столешницу, на антикварную доску с искусно нарисованными разноцветными символами посыпалась пыль.

– Уходим, – Орвехт поднялся. – Живо!

На одну из клеток доски шлепнулся не удержавшийся на потолке паук, засучил лапами в центре бело-зеленого знака «Беспечальное отдохновение, или Тройной пропуск хода». Судя по возне, ярусом выше трудилась целая орава землекопов. Комнату заполнило душное пылевое облако, Зомар чихнул.

Едва Кармукул сгреб фигуры, фишки и кубик, мимоходом съев паука, захлопнул складную доску и с угрожающим ворчанием распахнул дверь под низкой притолокой, на сводчатом потолке появилась первая трещина – словно яичная скорлупа раскололась.

Орвехт отправил мыслевесть и Фроклету, и дежурному связному. Из Аленды тотчас пришел ответ: он должен во что бы то ни стало продержаться. Совсем немного продержаться, спасательный отряд скоро прибудет в Гунханду. А пока ему надлежит тянуть время и ни в коем случае не отдавать ожерелье. Дежурный маг добавил, что ему будут предоставлены по первому требованию любые боевые или прячущие артефакты: главное, коллега Суно, не подведите, Сокровенный Круг на вас рассчитывает.

При свете плывущих над головами волшебных фонариков они пробирались гуськом по нешироким темным коридорам, то и дело поворачивающим. Шагавший впереди джуб на ходу стрельнул хоботком, подцепил со стены ядовитую многоножку с рыжей полосой вдоль мохнатой спины и отправил в рот: для него это не пакость и не отрава, а сытная пища. Вокруг колыхались тени – всего лишь их собственные тени. Потом позади послышался шум погони.

– Обеспечь завал, – велел Орвехт амулетчику.

Тот приотстал, и через мгновение катакомбы сотряс тяжелый толчок, беглецов снова осыпало пылью. Преследователей это задержит, но ненадолго. Сумели же они с верхнего яруса катакомб достаточно быстро докопаться до убежища Кармукула – значит, и здесь не оплошают.

– Наружу, – решил Суно. – Выберемся к заброшенным постройкам на окраине, где-нибудь укроемся и будем держать оборону, заодно доиграем.

«Пока Фроклет со своим отрядом не подоспеет», – добавил он мысленно, а вслух спросил у джуба:

– Знаешь где-нибудь поблизости надежное место?

– Есть местечко, – гнусаво подтвердил тот, от негодования то свивая хоботок в кольцо, так что становился виден маленький рот, то принимаясь возмущенно им жестикулировать. – И не одно… Такой игре помешали!

На поверхность вывела пыльная лестница в солнечных пятнах, над ней была надстроена ветхая мазанка с заржавелым хозяйственным инвентарем.

Вокруг абрикосовый сад – и похоже, вовсе не заброшенный, но людей не видно. Хотя нет, один есть. Онсур. В компании двух амуши.

– Твой левый, – бросил Суно.

Они с Зомаром ударили одновременно. Маг испепелил свою цель мощным заклятьем, амулетчик использовал «Глаз саламандры» в сочетании с «Прицелом Зерл». Огонь перекинулся на дерево, но Суно вторым заклинанием погасил его. Ствол слегка обгорел, зато от амуши остались две кучки пепла.

– Много их? – спросил Орвехт, встряхнув смертельно побледневшего Онсура.

– Много, – пробормотал тот. – И они вернут мне мою Варийму, она жива, ее держат при госпоже Лорме…

– Ты ее видел? – скептически поинтересовался Зомар.

– Я слышал ее голос из паланкина, и мне сказали, что это она, не обман…

– Значит, обман в чем-то другом, – безжалостно возразил амулетчик.

Рассудив, что заклинание на него тратить не стоит, Суно оглушил несчастного парня ударом в челюсть, и они следом за джубом устремились прочь через залитый солнцем ухоженный сад.

Скала в этом месте напоминала окаменелую драпировку, застывшую складками. По краям небольшой лысой площадки возле ее подножия торчали пучки травы, цвели пухлые белые «хлопушки», стелились кустики с глянцевыми ягодами птицегляда.

Клубок несколько раз ткнулся в преграду и остался на месте, но не успокоился: так и подрагивал, как будто хотел покатиться дальше.

– Здесь вход, – понизив голос, сообщила Хеледика. – Но только для народца. Придется кого-нибудь подождать, а пока переобувайся.

Отойдя в сторонку, она уселась на траву, проворно расшнуровала и скинула ботинки, надела левый на правую ногу, правый на левую. Дирвен недоуменно моргнул, взмахнув пушистыми ресницами (раньше это казалось ей трогательным, а теперь раздражало), потом сообразил, что к чему, и последовал ее примеру. Котомки и свернутые тяжелые плащи спрятали в кустах, хорошенько замаскировав, сами тоже притаились за кустарником.

Пшоры ходили по лесу изнаночными тропками, проложенными на зыбкой границе людского мира и Хиалы – в отличие от некоторых других разновидностей лесного народца вроде пласох, грикурцев или древонов, для которых эта область недоступна. Однако на истоптанном пятачке перед входом во чрево скалы им придется материализоваться. В силу не до конца объясненных, но непреложных законов магической природы по-другому им внутрь не попасть.

Ждать пришлось довольно долго. Терпеливая песчаная ведьма сидела неподвижно, созерцая светло-серую с рыжиной поверхность камня, облачное небо, траву, опавшие шишки, темные еловые лапы. Дирвен злился и мысленно цедил ругательства в адрес пшоров, девиц, Рогатой Госпожи, Самой Главной Сволочи, Надзора за Детским Счастьем, Хенгеды, Ферклица, старых придурков из Сокровенного Круга и всех придурков вообще, здешних елок, демонов Хиалы, сволочных приворотов и дрянных пирожков с яблоками.

Наконец меж обруганных на все корки елок возле края площадки расплылось белесое марево, и оттуда выступили два пшора, которые вели под руки небрежно одетую пожилую женщину с покорным испитым лицом. Оба так и льнули к ней с двух сторон, словно любящие родственники, их пульсирующие «бакенбарды» приникли к ее шее и разбухли от крови. Следом появился третий, тащивший на веревке понурую костлявую корову.

Женщина шаркала, спотыкалась и угнетенно бормотала:

– Никому стала не нужна… Совсем никому… Зачем жить дальше…

«Неправда! – с неожиданным острым протестом возразила про себя Хеледика. – Вернее, не важно! Деревья, и эта трава, и облака тоже «никому не нужны» – ну и что, они есть просто для того, чтобы быть. И я теперь живу так же, сама по себе, хотя прошлой весной думала – зачем жить дальше, раз я не нужна этому…»

Она неприязненно покосилась на своего напарника и снова сосредоточилась на предстоящей задаче.

Дирвен этого не заметил, он с клокочущей в душе яростью думал о том, что его маму, наверное, так же сюда привели, и все они тут гады распоследние, и они еще хотят, чтобы он работал на правителей Овдабы, которые сами не лучше пшоров, да он скорее все здесь разнесет… Взаправду разнесет, как в Пергамоне.

Здешних хозяев ничто не насторожило: они чуяли только тех, кто пребывал в унынии и страдал от осознания своей потерянности.

Участок скалы перед площадкой тяжело колыхнулся, словно старый пыльный занавес. Так и хотелось сморгнуть, но это был вовсе не обман зрения.

Пригнувшись, ведьма ухватила корову за хвост и не глядя протянула руку Дирвену. Они прошмыгнули внутрь следом за пшорами. По предварительному плану собирались ворваться туда с боем и убить подвернувшихся тварей раньше, чем те поднимут тревогу, но эти трое прозевали вторжение чужаков. Никаких осложнений, не считая того, что Хеледика чуть не вляпалась в коровью лепешку.

Внутри царил промозглый полумрак, слабо пахло гнилью. По сводам расползлись пятна мертвенно светящейся плесени, зато пол был ровный, не запнешься. Двое лазутчиков шли за вернувшимися с добычей пшорами, выдерживая дистанцию. Похищенная женщина приволакивала ноги, всхлипывала и время от времени жаловалась, что «стала никому не нужна», с одними и теми же интонациями. Возможно, она была безумна – пшоры никем не побрезгуют. Ледащая корова тяжело дышала. Хозяева пещер маячили рядом со своими жертвами, напоминая бледные тени.

Дирвен крался, не производя никаких звуков, как на очередном задании, и ведьма бесшумно скользила следом за ним. Раз оглянувшись, он заметил, что ее глаза в полутьме слегка мерцают, как будто на радужке играют лунные отсветы.

Из глубины подземелья доносился не то шелест, не то многоголосое монотонное бормотание. Коридор разветвился, и пришлось остановиться. Дождавшись, когда пшоры отойдут подальше, ведьма вытащила из кармана и положила на пол клубок. Тот покатился в одно из ответвлений, туда и повернули.

Еще сильнее потянуло гнилью, к этому примешивались кухонные запахи, вызывавшие скорее тошноту, чем желание отведать здешнего варева, и в придачу застарелая вонь отхожего места.

Впереди посветлело. Пещера, озаренная зеленоватыми и мутно-желтыми светящимися шариками, была велика, словно анфилада залов в королевском дворце, и пшоры тут кишмя кишели – как черви в куске негодного мяса, как личинки моли в изъеденной до дыр шубе. Сколько их – несколько сотен, за тысячу? И это всего лишь одна из здешних пещер…

Если прочего волшебного народца не бывает ни много, ни мало – каких-нибудь гнупи, или крухутаков, или сойгрунов в Сонхи столько, сколько заведено, один сгинет, взамен родится другой – то с пшорами дело обстоит иначе. Их может быть и мало, и много, и всего ничего – это зависит от того, в достатке ли для них пищи. Где-то они чахнут и еле прозябают, где-то плодятся, как саранча. Говорят, в некоторых краях люди живут так, что пшоров там вовсе не бывает.

Водятся они в умеренном количестве и в Ларвезе, и в Суринани, и на Сиянских островах, но сколько же их здесь, в благословенной Овдабе, которая пользуется славой самой просвещенной страны среди стран просвещенного мира!

Дирвен и Хеледика с оторопью уставились на открывшуюся картину. Они были готовы к тому, что и пшоров, и их пленников может оказаться довольно много – но кто же знал, что их в этих пещерах видимо-невидимо… Как сельдей в бочке, и не сказать, что бочка мала, зато жильцов тьма-тьмущая.

Люди сидели на полу в чудовищной тесноте. Бледные, вялые, апатичные, одни в обносках, другие, кого привели недавно, в хорошей одежде. Почти все были при деле – пряли шерсть, вили веревки, чистили потемневшими заскорузлыми пальцами орешки северного синюшника, из которых изготавливают синюю, голубую и фиолетовую краску. Лица изможденные и опухшие, глаза бессмысленные, как у дохлых рыб.

Копошившиеся среди них пшоры отдавали приказания, иные трапезничали: пристроившись возле кого-нибудь, оплетали шею жертвы тонкими белесыми щупальцами-бакенбардами и сосали кровь. Люди не обращали на это внимания, разве что кое-кто из новеньких вздрагивал или морщился от боли.

В дальнем конце зала несколько десятков человек, повинуясь командам, одновременно поднялись и, задрав свои лохмотья, начали усаживаться на поставленные в ряд вдоль стены осклизлые лоханки.

Ближе к выходу трое хозяев осматривали умершего, их «бакенбарды» печально колыхались, потом один обратился к людям, которые возились с орешками:

– Ты, ты, ты и ты, возьмите его и отнесите на кухню, для похлебки.

Бросив свою работу, те безропотно встали и потащили мертвеца к противоположному проему. Трое пшоров пошли следом за ними, первый заметил сухим шелестящим голосом:

– Надо присмотреть, чтобы при разделке ничего не пропало напрасно, иначе такое количество смертных не прокормишь.

Двое других умиротворенно зашептали, соглашаясь с ним: пшоры были на диво единодушным промеж себя народцем.

Клубок подкатился к группе одетых в рвань седых женщин, которые сидели на полу кружком и шили штаны и кафтаны. Ткнувшись в бедро одной из них, путеводный артефакт остановился.

Хеледика покосилась на Дирвена, пришибленно застывшего: он ведь запомнил свою маму совсем не такой…

Находившийся поблизости пшор увидел темно-красный клубок и что-то тревожно зашептал своим соседям, те забормотали, обращаясь к другим пшорам, и через несколько секунд вся пещера наполнилась рокотом шелестящих голосов. На пришельцев уставились сотни бледных глаз, воздух помутнел, как прокисший кисель: хозяева подземелья сообща плели какие-то чары, от которых к горлу подкатывала мерзкая горечь.

Похолодев от страха, песчаная ведьма приступила к контрзаклинанию. Вряд ли оно получится мощным, у нее с собой всего горсть олосохарского песка, а тварей слишком много, но это единственное, что она может сделать… И в это время Дирвен нанес удар.

По залу как будто прокатилась незримая сокрушительная волна. Пшоры, не устояв на ногах, повалились на людей и друг на друга. Часть волшебных шариков погасла, со сводов пещеры посыпались камешки.

Воцарившийся вслед за этим шум общего переполоха прорезал звонкий, со срывом на фальцет, мальчишеский вопль:

– Мама, это я за тобой пришел!

Не давая белесым тварям опомниться, Дирвен снова ударил.

Молельня Кадаха, пристроенная к давно заброшенному дворцу на окраине Гунханды, была святым местом – следовательно, достаточно надежным. Орвехт и не рассчитывал на такую удачу. Жрецы, некогда совершавшие здесь богослужения, были истинными приверженцами Радетеля, и посему их магия, впитавшаяся в стены скромной постройки, хранила ее от зла.

Когда случилась катастрофа в Мезре, Суно, находившийся там в командировке, точно так же укрывался от умертвий в часовне, благодаря светлого бога за милость.

Не всякий из волшебного народца сможет зайти в эту молельню – лишь те, кто не отягощен людоедством или другими тяжкими злодеяниями. Флирии, джубы, чворки, маленькие цветочные феи – эти смогут, а вурванам или амуши сюда путь заказан.

Внутри было прибрано: кто-то следил за порядком. Лучи солнца освещали украшенный резьбой алтарь и вышитые полотна с ликами Радетеля. В этих краях его изображали бородатым сурийцем в тюрбане, в то время как на картинах северных мастеров бог честного достатка и процветания представал бритым мужчиной с непокрытой головой, в шляпе или в бархатном берете.

Паутины на беленом потолке чуть-чуть, и та свежая. В углу чаша для пожертвований, с несколькими медяками на дне. Суно добавил к ним серебряную монету.

Кармукул не мешкая разложил на полу разрисованные доски, расставил фигуры – и они с Орвехтом, куда деваться, продолжили прерванную партию. Зомар переходил от окна к окну, наблюдая за тем, что творится вокруг.

Оконные проемы были прикрыты решетчатыми деревянными ставнями, запиравшимися на крючки. С одной стороны одичалый сад, с другой обшарпанная глухая стена дворца, на которой сохранилось несколько островков мозаики: там обрывок разноцветного узора, тут загадочные миндалевидные глаза и украшение на лбу, выше фрагмент занесенного клинка на фоне блестящей лазури.

– Сударь, гости, – окликнул амулетчик, тревожно сощурившись. – Онсур и с ним старуха.

Маг поднялся и шагнул к окну.

– Погоди, не доиграли! – заворчал позади джуб.

– Потом доиграем, – успокоил его Орвехт, хотя вовсе не был уверен, что это «потом» наступит.

Онсур выглядел угнетенным и покорным. На его руку опиралась женщина в златотканом одеянии, с лицом сморщенным, ссохшимся, как у мумии. На таких же высохших пальцах, видневшихся из-под шелковых рукавов, неряшливо желтели длинные загнутые когти, волосы были спрятаны под расшитым жемчугом покрывалом. Несмотря на свой дряхлый облик, держалась она прямо и двигалась с царственной грацией.

«Какой чести удостоились», – хмыкнул про себя Орвехт.

Ясно, что боя не миновать, а он-то надеялся отсидеться за доской сандалу… Одно радует, Фроклет скоро подоспеет.

– А ну, вернись! – с нажимом прогундосил джуб. – Играем дальше!

– Ты в окошко погляди. Тут сейчас совсем другая игра начнется.

– Маг, ты меня слышишь? – голос у вурваны был сильный, властный и мелодичный, перемены облика на него не влияли. – Отдай мне украденное, и вы уйдете отсюда живыми.

– Отсюда? – уточнил Суно, знавший уловки волшебного народца. – И когда мы отсюда уйдем, ты не пошлешь за нами убийц?

– Нет, не пошлю.

– И через восьмицу после этого тоже не пошлешь?

– Через восьмицу тоже не пошлю.

– А через полгода?

– Если сам вернешь ожерелье, я никогда не подошлю к тебе мстителей.

– Я как раз и собираюсь вернуть ожерелье туда, откуда вы с Мулмонгом его стащили. Кстати, где Чавдо, вы его еще не съели?

– Ты должен отдать «Морскую кровь» мне, потому что мне она нужнее, – прошипела вурвана, сверкнув запавшими глазами.

Движение за деревьями.

– Сама понимаешь, почтенная, у моего руководства на сей счет другое мнение.

– Даю тебе, маг, четверть часа на раздумья.

Полуденная тишина, только птицы на деревьях щебечут и слабо шелестит листва, да еще кто-то пробирается через запущенный сад, звякая колокольчиками и визгливо хихикая, словно с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.

Колокольчики звенели на закрытом паланкине, который несли двое ухмыляющихся амуши с торчащими, словно буйные сорняки, травяными патлами. Оба в роскошных одеждах, как будто спятивший оформитель нарядил огородные пугала в золотую парчу. Их сопровождало несколько стигов, среди зелени и цветов эти сахарно-белые скелеты выглядели едва ли не декоративными изысками. У одного вытянутая костяная морда была перемазана кровью: что-то урвал по дороге.

– Варийма? – с недоверчивым облегчением пробормотал Онсур.

– Я же обещала, что, когда мы доберемся до них, я верну твою жену живой. Варийма, ты меня слышишь?

– Да, госпожа Лорма, – донесся из паланкина, украшенного коричневыми кистями, тихий женский голос, почему-то совсем не счастливый.

– Можешь забрать ее, Онсур. Как договаривались.

Носильщики поставили паланкин на землю. Парень бросился к нему, распахнул дверцу – и сперва замер, потом отшатнулся. Отполз по траве в сторону с невнятным возгласом, перешедшим в подобие отчаянного звериного воя.

– Нет, нет, зачем! Я же вам помог, я же все выполнил…

– Я тоже сдержала свое слово, – древняя вурвана улыбнулась, показав полон рот острых клыков. – Твоя Варийма жива, и я ее тебе возвращаю.

– Не знаю, что они с ней сделали, но я так и думал, – процедил Зомар, его черные глаза ненавидяще сверкнули на худом небритом лице.

– Лучше бы вы меня убили, будьте вы прокляты! – выкрикнул Онсур.

– Иди же ко мне, я тебя убью. – Лорма, которая, возможно, только этого и дожидалась, оплела его тонкими руками, похожими на высохшие лианы, и впилась клыками в горло.

Кровь она втягивала жадно и шумно, с хлюпаньем, потом отбросила обмякшую жертву – и Орвехт увидел прелестную Сонанк Амуан, с которой имел удовольствие познакомиться в Сакханде. Впрочем, он не принадлежал к числу тех оригиналов, которые увлекаются вурванами.

Между тем разодетые в парчу амуши с заговорщическим хихиканьем выволокли из паланкина истерзанное, но все еще живое существо, у которого на руках не осталось ни одного пальца, и все лицо, да и не только лицо, покрывали запекшиеся кровавые раны. Варийма застонала. Видимо, до сих пор она хранила молчание и спокойно обменивалась репликами с мужем благодаря каким-то чарам, блокирующим боль.

– Что скажешь, маг? – спросила, улыбаясь с вызовом, красавица-вурвана.

– Так себе трюк, дешево и гнусно, – высказался Суно.

– Добейте меня, наконец… – прохрипела Варийма.

– Видишь, они сами об этом просят. Есть люди, которые годятся только в пищу, и таких большинство.

Амуши с ужимками подняли женщину, и Лорма вцепилась в нее, как перед тем в Онсура. А глумливые гримасы прислужников сменились гримасами агонии, когда их охватило пламя, посланное «Глазом саламандры». Стояли они рядом, амулетчику удалось поразить обоих одним импульсом.

Лорма прикрылась мощным магическим щитом и отступила, волоча за собой Варийму, словно ворох тряпья, потом отшвырнула ее, уже обескровленную, и слизнула с губ алую каплю.

– Это, маг, не дешево и не гнусно! Такие людишки, как ты, испокон веков все опошляют, видят грязь вместо величия… И кадаховы стены тебя не спасут, не надейся!

Пшоры метались по пещере с протестующим бормотанием – ни кричать, ни повышать голос эти твари не способны. Словно потревоженная моль в недрах полутемного платяного шкафа, целый сонм шелестящей моли. Похищенные люди по-прежнему апатично сидели на полу: не получая приказов, они на окружающую катавасию не реагировали.

Хеледика сунула в карман сослуживший службу клубок, подобрала почти дошитый кафтан и суконные штаны. Балбесы они с Дирвеном, господин Суно и господин Шеро отчитали бы их за такое недомыслие… Госпожа Кориц провела здесь три года, ее платье за это время превратилось в драное рубище, а новой одежды для нее не захватили, не считая спрятанного вместе с котомками теплого плаща. Хорошо хоть туфли сохранились – грязные, с потускневшими пряжками, но вроде бы целые, да им здесь и негде было износиться.

Хеледика взяла ее за руку.

– Сонтобия, идем со мной!

Женщина покорно встала, чары пшоров заставляли ее слушаться любых распоряжений. Пальцы у нее были шершавые, в болячках и трещинах.

Сжимая вялую прохладную ладонь, девушка потащила Сонтобию к выходу. Дирвен в это время лупил по пшорам импульсами своих амулетов, чередуя их – пока один накапливает заряд, другой работает. Трупов уже было больше двух десятков, остальных тварей охватила паника – они спотыкались о людей, пытались за кем-нибудь укрыться или забиться в нишу. В отличие от сойгрунов, гнупи или амуши, эти существа драться не умели, они оказались беззащитны перед разъяренным амулетчиком, который задался целью всех тут истребить.

– Ювгер, уходим! – окликнула ведьма, назвав его на всякий случай ненастоящим именем. – Ювгер! Забыл, зачем мы сюда пришли?! Хватай кого-нибудь – и бежим!

На второй раз он услышал. Сцапал за ворот ближайшего пшора и поволок за собой, крикнув:

– Веди ее вперед, я прикрываю!

Без пшора им не выйти наружу через зачарованный проем. Пленник что-то бормотал, умоляюще шевеля щупальцами – то ли предлагал какие-то сокровища, то ли просил пощады. Хеледика не сомневалась, что снаружи Дирвен его прикончит. Ну и пусть, эти упыри у нее сочувствия не вызывали.

Остальные наблюдали за ними издали. На попытки применить заклинания Дирвен отвечал импульсами, после которых беловатая масса в зевах коридоров начинала судорожно шевелиться и втягивалась в темноту, оставляя кого-нибудь лежать на полу.

Аргументы пшора стали более внятными.

– Мы просто пользуемся, – шептал невольный провожатый с грустной и убедительной интонацией. – Они сами становятся такими, из-за самих себя, из-за других людей, а мы берем то, что само идет в руки…

Возле выхода Хеледика велела Сонтобии сесть и переобуться, отметив, что ноги у нее отекшие, и туфли из-за этого тесноваты.

Снаружи был ветер, и небо, и очищающий запах травы, хвои, леса. Песчаная ведьма ощутила такое облегчение, словно это она сама провела три года в плену в вонючем подземелье.

Ее предположения подтвердились: Дирвен сначала до хруста врезал пшору кулаком по бледному печальному лицу, потом добил его импульсом амулета.

Котомки и плащи лежали там, где их оставили. Ведьма приказала госпоже Кориц переодеться и поменять местами туфли, они с Дирвеном тоже переобулись – и двинулись прочь.

Сонтобию одолевала одышка, выцветшие зеленоватые глаза от дневного света болезненно щурились. Ей бы помыться. И свалявшиеся засаленные волосы надо будет расчесать. И придется почаще отдыхать, а то у нее сердце не выдержит.

Молельня выстояла полтора часа, потом по ее стенам побежали извилистые трещины, словно там резвились, гоняясь друг за другом, какие-то невидимые существа, обитающие в вертикальных плоскостях. Посыпалась штукатурка, вышитые изображения Кадаха попадали на пол. Возможно, будь тут какой-нибудь праведный жрец, он сумел бы, воззвав к Радетелю, остановить разрушения и дать отпор нечисти, но Суно Орвехт – маг Ложи, отягощенный делами, не все из которых можно назвать благими.

Они с Зомаром держали оборону, используя заклинания и амулеты, да еще им помогал джуб, разозленный тем, что нельзя вернуться к Игре.

Когда стало ясно, что молельня вот-вот погребет их под обломками (а слуги Лормы потом раскопают, чтобы забрать ожерелье), Орвехт решил:

– Прорываемся во дворец.

Громадное заброшенное строение с остатками мозаик и позолоченной лепнины на обветшалых стенах выглядело куда более роскошным, чем окрестные обитаемые дома из бурого или желтовато-серого глинобита. Единственный шанс протянуть время… По открытой местности не уйти, Лорма привела с собой сойгрунов и стигов, эти проворные твари в два счета загонят дичь, а сад кишит амуши, словно кто-то надумал устроить тут сходку огородных пугал, тощих, долговязых и патлатых, с опасными зубастыми ухмылками.

С помощью заранее приготовленного заклинания Суно проложил «коридор» до запертой дверцы под низкой аркой. Тварей отбросило с дороги. Силы заклинания хватило на то, чтобы беспрепятственно перебежать через двор. Выбитую в мгновение ока дверь, окованную позеленелыми бронзовыми пластинами, Зомар, поднатужившись, поднял и прислонил на место, а маг ее запечатал.

Поневоле пришло на ум сравнение с Мезрой: там взбесилась сама окружающая среда, но там за Орвехтом не гонялись с такой целеустремленностью, не считая последней вылазки совместно с Эдмаром, а сейчас охота идет непосредственно за ним, зато никаких затруднений с заклинаниями, и спасательный отряд на подходе.

– Будем, наконец, играть? – раздраженно проворчал Кармукул, уже начавший раскладывать свое хозяйство.

– А нам позволят? – хмыкнул Орвехт.

Они с Зомаром устремились к двери во внутренние покои за вереницей колонн. В зал уже ввалилась через боковую галерею улюлюкающая толпа амуши и сойгрунов, позади маячила Лорма, все еще прекрасная после недавней трапезы.

Кармукул, гневно бормоча, наперекор всем расставлял фигуры на доске сандалу. Была вероятность, что его не тронут: джубы одержимы Игрой, ради нее готовы на все, больше с них взять нечего – это известно и людям, и народцу. На беду, один сойгрун из свойственного этим тварям злого озорства прыгнул прямо на доску. Лакированное дерево хрустнуло, фигурки разлетелись по залу.

– Портить доску? – трубно взревел джуб. – Мешать игре?!

Напакостивший сойгрун скакал на месте и дурашливо хихикал, болтая длинными костлявыми руками – на каждой переливалось и звякало по дюжине браслетов. Кармукул ринулся на него, поймал в воздухе за тонкую нечеловечью ногу, вывернутую коленкой назад, и с размаху шмякнул обидчика об пол. На них с негодующими воплями налетели другие сойгруны. Зомар тем временем «уговаривал» дверь с помощью «Ключа Ланки» – замок оказался зачарованный, дело требовало возни, – а маг его прикрывал.

Куча-мала распалась на отдельных тварей – возбужденных, облизывающихся, хихикающих. На полу среди россыпи антикварных фигурок сандалу остался лежать Кармукул, весь в крови, которая не слишком выделялась на его баклажанной коже и темном аснагисском кафтане. Рядом сойгрун с размозженной головой, чуть в стороне валялась его оторванная нога, похожая на конечность кузнечика-переростка.

– Вот так мы наказываем предателей, – царственным тоном произнесла Лорма.

– Не совсем в тему, сударыня, – возразил Суно перед тем, как шагнуть через порог.

Он и эту дверь запечатал заклятьем – сколько-то времени выдержит – и послал мыслевесть коллеге Фроклету. Тот ответил, что отряд мчится со всей возможной скоростью и доберется до них примерно через час.

Всего час. Целый час. Как бы там ни было, это обнадеживает.

Они углубились в тихий ветхий лабиринт дворцовых помещений, манящий остатками позолоты, лохмотьями шелковых драпировок, прихотливо-симметричной сурийской резьбой по мрамору, пустыми бассейнами с потрескавшимися мозаичными цветами, узорами и рыбами на дне. В воздухе витали ароматы благородной древесины и запах птичьих гнезд, которые в изрядном количестве лепились к рельефным карнизам. Под ногами хрустел засохший помет.

Орвехт прислушивался к шуму позади: похоже, твари вот-вот проломятся через преграду.

Увидев за очередным поворотом стену, сплошь разрисованную орнаментом-оберегом от волшебного народца, он в первый момент не поверил неожиданному везению. Это их надолго остановит… Если только не найдется участка, где заклинатель ошибся или краска осыпалась.

Обойдя заветную стену по круговой галерее, они лишь на второй раз обнаружили дверь. Потайную и вдобавок заколдованную на совесть – «Ключ Ланки» тут бесполезен, выбить ее тоже не получится. Одна из тех хитроумно зачарованных дверей, которые отпираются лишь изнутри, в эпоху расцвета Суринани здешние маги любили такие фокусы. Скорее всего, в помещение можно также попасть через подвал или с верхнего этажа, но на поиски нет времени: коридор уже содрогался от топота. Прорвались, кто бы сомневался.

– «Прыжок Хамелеона», – предложил Зомар. – Я пролезу туда сквозь стену и открою вам.

Послав мыслевесть связному Ложи, Суно без проволочки получил нужный амулет.

«Прыжок хамелеона» – крайне опасный прием, доступный лишь сильнейшим из амулетчиков. Тот, кто его выполняет, рискует застрять в стене и погибнуть, но порой иного выхода нет.

Слуги Лормы подбирались по галерее с обеих сторон, отрезав пути к отступлению. Заметив неприятеля, они вразнобой завопили, перепугав хохлатых птиц, которые сидели в гнездах среди завитков лепнины. Суно выставил щиты, отражая дождь заклятий, камней и метательных ножей, а Зомар шагнул в стену, покрытую повторяющимися обережными символами – это преграда лишь для народца, человека она не остановит.

Все в порядке? Из-за стены донесся стук упавшего тела. Орвехт облился холодным потом, увидев расплывшуюся по орнаменту кровавую кляксу. Один нож попал таки в цель… И продержится ли маг без помощника в течение часа против такой своры – это под большим вопросом.

Амулетчик за стеной был жив, шарил руками, пытаясь встать. Неужели все-таки встал?.. Суно с трудом отбил заклятье, брошенное Лормой, и тут лязгнул засов, раздался тихий скрип, потом свистящий шепот:

– Сюда…

Орвехт не заставил себя ждать: ввалился внутрь, не мешкая задвинул засов и успел подхватить парня, чуть не свалившегося на пол.

Нож торчал из-под левой лопатки. Зинту бы сюда… Или нет, лучше ее сюда не надо, лучше бы Зомара к ней в один миг перебросить, но сие невозможно.

Суно не был магом-лекарем, но кое-что умел – хотя бы выдернуть дрянной ржавый клинок, одновременно запечатав поврежденные сосуды, и сотворить обезболивающие чары. Первая помощь, этому обучены все более-менее толковые маги. В отряде у Фроклета есть лекарь, который сможет сделать больше, а пока надо надеть Зомару на шею треклятое целебное ожерелье, пусть от него хоть какая-то польза будет…

Достать мешочек с коралловым артефактом он не успел. С другой стороны энергично скреблись, и в том месте, где на орнамент попала кровь, в стене появилась дыра. За ней мелькнула узколобая рожица сойгруна, потом заглянул амуши – острый костлявый подборок, глумливая ухмылка от уха до уха. Целостность оберега нарушена, теперь это для них не препятствие.

Зомар находился на волосок от посмертных путей, но его поддерживало заклинание, примененное Орвехтом, и амулеты из личного набора. Шансы дождаться помощи у него и без «Морской крови» неплохие – при условии, что он не достанется Лорме.

– Сударь… – он неловко сунул руку за пазуху, что-то вытащил и протянул магу. – Возьмите это… Не тратьте на меня время, не то пропадем оба… Это ей… Подарок…

Он сжимал в ослабевших пальцах вырезанную из синеватого камня свернувшуюся кошку.

– Кому – ей?

Суно взял фигурку-тауби, которую парень едва не выронил.

– Барышне Хеледике.

– Вы знакомы? – маг спрятал тауби в карман.

– Нет… Я не подходил к ней, только смотрел издали… Она не для меня.

«Дурррак!.. Ну и дурак же ты…»

– Отдам, не беспокойся.

Стена содрогалась, пролом неумолимо расширялся.

– Встречайте их, сударь… Только прошу вас, сначала меня добейте.

Можешь положить кого угодно… Ага, как бы не так.

«Мне нужен «Пламенный конус», – послал он мыслевесть связному. – Немедленно».

– Маг, отдай его нам тепленьким, тогда проживешь на полчаса дольше! – с ужимками заглядывая в дыру, крикнул высоким ликующим голосом амуши с бельмом вместо левого глаза. – С этим твоим амулетчиком у нас старые счеты…

К его бельму прилип дохлый жук с золочеными лапками – не то оригинальное украшение, не то какой-то волшебный артефакт.

Не ответив, Суно уложил Зомара на пыльный мозаичный пол. Из закругленных проемов под сводчатым потолком внутрь падали косые солнечные снопы, в одном из окошек устроились две маленькие флирии – они с любопытством наблюдали за происходящим внизу, их стрекозиные крылья переливались розоватыми и зеленоватыми разводами.

К счастью, дежурные не стали допытываться, в каких целях коллеге Орвехту понадобился «Пламенный конус», коли это, с одной стороны, артефакт весьма ценный и редкий, а с другой – не предназначенный для боя, пассивной обороны или игры в прятки. У них было недвусмысленное распоряжение: исполнителю наиважнейшей миссии предоставить все что угодно по первому требованию, они и предоставили.

Теперь лишь бы успеть раньше, чем слуги Лормы расширят пролом в достаточной степени, чтобы туда протиснуться. Маг метнул в них очередное заклятье. Наверное, кого-то убил, но их было много, для Лормы невелика потеря.

Погрузив раненого в зачарованное оцепенение, он поставил ему на грудь сияющий конус высотой в четверть локтя, сотворил нужное заклинение и поспешно отступил в сторону. Через мгновение конус вырос до размеров небольшого шатра, как будто заполненного светящейся дымкой, так что неподвижный амулетчик с потемневшим лицом, закрытыми выпуклыми глазами и торчащим кадыком оказался внутри.

Теперь никто его не разбудит, никто до него не доберется. Его защищает живое пламя саламандры, которое спалит любого, кто рискнет туда шагнуть. Почти любого. Изредка встречаются маги, способные пройти невредимыми через это пламя, и хорошо бы такой нашелся среди коллег Орвехта по Ложе.

Одна из флирий вспорхнула с подоконника и начала несмелый танец вокруг верхушки конуса: видимо, он ей чем-то понравился.

Увидев, что сделал Суно, амуши разочарованно завопили: ненавистный амулетчик им не достанется, и посмеяться над магом, вынужденным собственноручно прикончить товарища, тоже не судьба. Их оставили ни с чем.

Дальше Орвехт дрался яростно и расчетливо. Пламенеющий посреди зала конус прикрывал ему спину не хуже самого мощного магического щита. Главное – самому не шагнуть ненароком назад… Впрочем, тогда он сгорит в мгновение ока, и вместе с ним сгинет пресловутое ожерелье. Лорма это понимала, так что ей только локти грызть оставалось. Снаружи, даже в пяди от конуса, не ощущалось никакого жара, и его легко можно было принять за иллюзию или за безобидный светильник величиной с беседку.

Услышав нарастающий грохот копыт, Суно не позволил себе расслабиться. Напротив, до предела усилил защиту – и правильно сделал. По дворцу прокатилась волна коллективного магического удара.

«Спасибо, коллеги, вы же меня чуть не угробили…»

Уцелевшие противники суматошно заметались, бросились наутек. Лорма напоследок обернулась – на ее прекрасном бледном лице уже обозначились признаки увядания – и прошипела не то проклятие, не то ругательство.

Первый вопрос Фроклета:

– Коллега Суно, с ожерельем все в порядке?

Хеледика с застывшим сосредоточенным лицом расплетала косу, а Дирвен, похоже, не замечал, как ее внутренне колотит. Он вообще мало что замечал насчет других, но до нее это дошло слишком поздно. Вот и сейчас он думал, что танцевальная ворожба почти не отличается от обыкновенного танца. Разве что разговаривать нельзя, пока не закончишь, но они еще в Абенгарте запаслисьтетрадкой и карандашами, чтобы объясняться письменно.

– Ты же и так не любишь разговаривать, какая тебе разница.

У нее едва не вырвалось, что было бы неплохо, если б он тоже научился, когда надо, держать язык за зубами. Промолчала.

Они забрались в самую чащу дремучего ельника. На этом настояла песчаная ведьма, опасавшаяся, что их будут искать. Не пшоры – те, как известно, трусливые твари, драк избегают. В пещерах девушка обратила внимание на разнообразную трудовую деятельность пленников, и это ее насторожило.

То, что похищенные люди прядут шерсть и шьют для пшоров кафтаны, штаны и плащи – ничего удивительного, у белесого народца издавна так заведено. Но зачем им очищенные ядра орешков синюшника – сырье для красителя, который во многих странах пользуется спросом? Они ведь носят серое, иногда блекло-коричневое, а синяя, бирюзовая, фиолетовая одежда им не по нраву. Значит, это не для них. На продажу? Или, может, дань овдейским властям – за то, что им позволяют вольготно жить, даже пускают на вокзал в Рунде?

Когда ведьма поделилась этими соображениями, Дирвен призадумался и поначалу выглядел напуганным, но потом изобразил покровительственную мину и заметил, что, наверное, она права, молодец, что догадалась, он-то мигом все это понял.

Соврал ведь. По физиономии видно. Девушка не стала показывать, что раскусила его притворство.

С помощью песчаных чар и «Круговерти» они запутали следы, в еловой глуши на поляне соорудили шалаш для ночлега.

Сонтобия безучастно сидела на расстеленном плаще, сложив руки на коленях. Жидкие поседевшие волосы заплетены в косицу. Лицо бледное, как несвежий творог, с дряблыми щеками и отвисшими подглазными мешками. Пустой взгляд устремлен в одну точку.

Перед вторжением в подземелье Дирвен рассказывал, как она выглядит: мама красивая, на щеках у нее ямочки, на носу веснушки, глаза светло-зеленые, яркие, и копна пышных соломенно-золотистых локонов, они с мамой похожи… Если бы не поисковой клубок, он мог бы и не узнать ее в толпе других пленников белесого народца.

«Какое страшное место эта благословенная Овдаба», – в который раз подумала Хеледика, а потом решительно сбросила ботинки, стянула чулки и предупредила:

– Я начинаю.

Песчаные ведьмы танцуют эту ворожбу под низкие звуки бубна из кожи волшебного зверя осужарха, которые далеко растекаются над барханами вибрирующими волнами. Здесь бубна нет, но девушка слышала его мысленно: для нее он как будто бы есть.

Дирвен сидел в нескольких шагах в стороне, наблюдал за танцем и беззвучно шептал. Не иначе, считал круги.

На краю поляны, возле засохшей старой елки, наметилась в воздухе туманная арка.

Главное – не обращать внимания. Для нее сейчас существует только танец, все остальное не важнее, чем упавшая шишка или подхваченная ветром паутинка.

Из отверзшихся Врат Хиалы выглянул красный, как свекла, мордатый демон с ушами, похожими на крылья летучей мыши, и чумазым свиным рылом.

– Ха, девка пляшет! Вот это контаминация контингентированного континуума, девка-то не из простых, не с сеновала…

Не обращать внимания.

– Эй, девка, слышь, чего скажу! Кой-кто о тебе справлялся… Не интересно? Ты задницей-то шибче верти, а то никакого смаку. Девка, глянь сюда, какой причиндал у меня есть! Глянь, не пожалеешь! Ты дура или оглохла?

– А ну, изыди! – вскочив на ноги, рявкнул Дирвен. – Не то Серебряному Лису про тебя скажу! Изыди, скотина свиномордая!

А Хеледика продолжала свой танец. Демон сейчас значил для нее не больше, чем ползущая по травинке букашка.

Орветху вынесли два порицания – за то, что упустил Чавдо Мулмонга и без необходимости истратил «Пламенный конус». Касательно Мулмонга – это была скорее формальность: его и до Суно упускали неоднократно, разные коллеги и при разных обстоятельствах. Объясняясь по второму пункту, он упирал на то, что Зомар Гелберехт – чрезвычайно ценный для Ложи амулетчик: тех, кто способен на «Прыжок хамелеона» и прочие приемы того же уровня, едва ли за дюжину наберется, вдобавок это отменный боец, сочетающий личную отвагу с образцовой рассудительностью и самообладанием.

Так-то оно так, возразил в ответной мыслевести достопочтенный Оксемонг, и будь у нас возможность извлечь его из «Пламенного конуса», ваш поступок, коллега Суно, был бы целесообразен. Но никто из магов Светлейшей Ложи не сможет войти в живое пламя саламандры и не погибнуть за считаные секунды, так что в этот раз вы дали маху: и амулетчика нам, увы, не вернуть, и редкий артефакт безвозвратно пропал.

Суно не стал спорить. В этом не было никакого смысла. Впрочем, за спасение ожерелья Сокровенный Круг выразил ему предварительную благодарность.

Единственная отрада, с Зинтой все хорошо. А Нинодия Булонг по-прежнему в тюрьме, о Хеледике и Дирвене никаких известий.

Парня, как выяснилось, похитила овдейская разведка, но он умудрился сбежать из застенков, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. По сведениям из надежных источников, овдейцы его до сих пор не взяли, другой вопрос, куда он в этот раз запропастился. Возможно, тут замешана какая-то третья заинтересованная сторона?

С Шеро требовали результатов, но тот никак не мог докопаться, в чем дело, и пребывал по сему поводу в мрачном расположении духа. После обмена мыслевестями у Суно осталось впечатление, что старого приятеля тревожит что-то еще, но расспросы – это при личной встрече.

Были и курьезные новости. Коллега Сухрелдон разразился нравоучительной поэмой о вреде пьянства и пагубности пьяных дебошей. Повсюду читает ее вслух, со своими излюбленными подвываниями и переходами на зловещий шепот – в коридорах резиденции Ложи, в рекреациях Магической Академии, в чайных, борделях и светских салонах, даже был замечен на бульваре посреди толпы зевак и карманников. Как обычно, он утверждает, что это, мол, пророчество, к коему все должны прислушаться, иначе «быть великой беде», но это у него всем известная уловка, дабы скормить слушателям скверные стихи.

Чтобы утихомирить Сухрелдона, его приставили к делу, в помощь коллеге Тулпету, который совсем одряхлел и средь бела дня засыпает где попало. Присматривать за так называемыми «жареными грядками».

Светлейшие маги уже который год пытались взрастить редкостные сиянские специи, которые Тайный Орден Пряностей Сияна, дабы сохранить монополию, продавал исключительно в жареном виде. Все засланные туда лазутчики безвестно сгинули. Ложа экспериментировала с ворожбой, которая позволила бы прорастить жареное семя, но согласия по этому вопросу между коллегами не было: одни настаивали на продолжении опытов, другие полагали, что законы природы никакая магия не одолеет. Исследования считались бесперспективными, и Сухрелдона туда запихнули, дабы он поменьше истязал окружающих торжественной декламацией своих опусов. Впрочем, не далее как сегодня утром гонимый поэт явился с докладом, что он-де читал стихи грядкам, и после этого там проклюнулся зеленый росток. Почудилось ему, или не почудилось, или он сам же пресловутый росток туда и воткнул – этого Шеро пока еще не знал.

Привычная атмосфера: беседы с коллегами, сплетни, интриги, удачные или натужные остроты…. Еще одно задание успешно выполнено. А при мысли о Зомаре, который беспробудно спит внутри пламенного конуса, все равно на душе скребло.

Наутро у Хеледики разболелись мышцы ног. Сколько времени она вчера танцевала: восемь, девять, десять часов кряду?

Еще и Дирвен бестолочь. Госпоже Кориц надо не только поесть, но еще и оправиться, а без приказа она этого не сделает, даже если у нее мочевой пузырь разорвется. Пришлось написать в тетрадке сердитое напоминание.

Осознав свою оплошность, Дирвен покраснел и поскорее повел маму за елки, с надрывом ругаясь в адрес пшоров, Ферклица, Рогатой Гос… Нет, вовремя осекся. Хватило мозгов. Только им сейчас недоставало Госпожу Развилок прогневать!

Болят ноги или нет – не имеет значения. Снова танцевать под низкие, первобытно тоскливые звуки олосохарского бубна, не слышные никому, кроме песчаной ведьмы. Главное – правильно, с нужным вывертом, ставить ногу, шажок за шажком, сейчас нет ничего важнее, шажок за шажком, и каждый шаг на крохотную толику ослабляет опутывающие Сонтобию чары пшоров.

С мамой никаких перемен. Ему все меньше верилось, что от танцевальных выкрутасов Таль будет толк.

Тонкая, гибкая, грациозная, распущенные волосы во время танца сами собой колышутся – этим она напоминала олосохарскую песчанницу. И в придачу неуловимо напоминала обманщицу Хеледику, что заставляло Дирвена настороженно хмуриться.

На второй день опять открылись Врата Хиалы, демонов в этот раз появилась целая шайка. Один другого отвратней, не считая довольно хорошенького женского личика с длинными голубыми ресницами и белыми перьями вместо волос, но туловище к этому личику прилагалось по-змеиному длинное, поросшее свалявшейся сивой шерстью и с несколькими парами отвислых грудей.

– Я же говорил, девка пляшет! – пояснил остальным давешний красномордый свин. – Эй, девка, цып-цып! Во, видели? Игнорирует! Ее богатый дядюшка обыскался, а она тут пляшет среди елок, и с нами разговаривать не хочет. Наверное, потому что гордая. Или она стесняется?

– А чего он ее искал?

– Может, денег хотел дать. Она же босячка – во, гляньте, босиком пляшет. Эй, девка, тебе деньги нужны?

– Знатно пляшет, да ляжки у ней тощие.

– Почем ты знаешь, если она в штанах?

– Да по ней сразу видно! Спорим, тощие?

– Об заклад?

– Девка, сыми штаны, покажи ляжки! Нам только поглядеть, мы об заклад побились! На минутку скинь штаны, чего тебе стоит?

– А может, вам еще и задницу показать?! – рассвирепел Дирвен, заопасавшийся, что ведьма начнет на них отвлекаться и собьется с шага.

– О, давай! – с энтузиазмом завопил красномордый. – Покажи!

– Это дело мы завсегда любим!

– Покажи, покажи!

Какая-то пятнистая образина с головой ящера, как будто обрызганная разноцветной краской, обернулась в клубящуюся за Вратами торфяную темень и позвала:

– Все сюда, нам сейчас задницу показывать будут!

За считаные секунды тварей под аркой стало вдвое больше, они толкались и лезли друг на друга, напоминая чудовищный шевелящийся букет, который кое-как запихнули в вазу неподходящего размера. Дирвен растерялся, на такой эффект он не рассчитывал. И амулеты против них бесполезны: Врата Хиалы в этом варианте непроницаемы для магии, благодаря чему демоны не могут вырваться в людской мир – но и ты этим гадам никак не наваляешь.

– Показывай, публика ждет!

– Вы чего тут орете? Чего столпились, выход годный?

– Выход негодный, но зато нам задницу покажут! Вон тот парень. Он, говорит, Лиса знает.

– Эй, ты, показывай, раз обещал! А то нечестно!

Дирвен вконец осип, ругая мерзких тварей, но их было больше, и вопили они громче. А Таль на них никакого внимания. Хвала богам, после полудня Врата сами собой закрылись. Потом наведался уже знакомый грикурц, раскланялся перед отдыхавшей девушкой с чопорной учтивостью, явно подсмотренной у захудалой провинциальной знати.

– Хочу поглядеть, как вы ее расколдуете, – пояснил он с лукавой улыбкой на сухом пергаментном личике. – Трогательные сцены – моя слабость. Еще много осталось?

«Треть», – написала ведьма карандашом в «переговорной» тетрадке.

До того как стемнело, Дирвен запасся шишками и камешками. Таль, посмотрев на его приготовления, вскинула бровь и на мгновение стала неприятно похожа на Эдмара – словно подсмотрела у него эту иронично-недоуменную мину. Дирвен насупился и отвернулся. Без напоминаний сводил маму за елки.

Назавтра Врата открылись ближе к вечеру, когда небо над темными верхушками елей побледнело и окрасилось в нежно-золотистый оттенок. Все та же компания и несколько новых рыл. Ну, держитесь! Пусть эти Врата не пропустят никакую магию, залепить туда не волшебным материальным предметом еще как можно.

Он начал швырять в тварей Хиалы шишками, те пытались увертываться, толкая друг друга, и орали похабное. Ведьма с отсутствующим лицом плыла по кругу, из-под еловых лап за развитием событий наблюдал грикурц – словно завзятый театрал из полутемной боковой ложи.

– Уй, в глаз попал! Так нечестно!

– В него кидай, не в меня!

– А хочешь, мы тебе первые задницу покажем – баш на баш, тогда согласен?

– А ну, захлопни пасть, тварь!

Он шагнул ближе к арке, чтобы наверняка засветить в цель, и тут за спиной у него послышался слабый надтреснутый голос:

– Дирвен!.. Дирвен, сынок, не подходи к демонам!

Бульвар Шляпных Роз с великолепными особняками, модными ресторанами и допоздна гуляющей знатью по ночам был залит светом магических фонарей в виде старинных крутобоких корабликов, каждый из которых сиял, словно добрая сотня масляных ламп. Не то место, где сподручно хорониться в засаде. Шеро Крелдону пришлось попотеть, чтобы все организовать. Архимаги Сокровенного Круга и охранявшие их нижестоящие волшебники маскировались под фланирующих господ, уличных торговцев, дворников, лакеев, фонарщиков. Участвующие в заговоре магички преобразились в щеголих и цветочниц.

Участниц было немного. Во избежание утечки информации. У большинства дам Тейзург пользовался симпатиями: флиртовал он изысканно и с подходом, умел и развеселить, и поддержать беседу, и выручить дельным советом, а то, что он увлекался не только противоположным полом, лишь добавляло ему интереса в их глазах. Дамы с удовольствием обменивались сплетнями о его похождениях известного толка, да в таких подробностях, что кавалеры, которым случалось это подслушать, краснели до корней волос. Алендийские нравоучители строгих правил втайне охотились за такими историями, даже приплачивали чужой прислуге за пересказ, чтобы после, собравшись вместе, вовсю браниться по этому поводу, осуждая и Тейзурга, и любопытствующих бесстыдниц.

Неровен час, кто-нибудь из волшебниц его предупредит, так что на это дело взяли только самых надежных.

Завсегдатаи Шляпных Роз дивились: вроде нынче не праздник, а наплыв народа, как на гуляньях! И народ, если присмотреться, нервозный какой-то, по-нехорошему собранный… Можно подумать, эти подозрительные личности собираются громить всей толпой богатые особняки да делить поровну чужое добро и сейчас ожидают только условного сигнала от своих заводил.

– Винцо-то у него в погребке знатное, истинно божественное, в том числе иномирское. Признаться, уже предвкушаю…

– Мы же договорились, вино и деликатесы распределим на всех коллегиально и организованно, – укоризненно, с педантичными нотками, отозвался собеседник.

«Мог ли я помыслить, боги великие, что доживу до подобного», – удрученно вздохнул про себя Шеро Кредлон – грузный мороженщик с завлекательно раскрашенным сундуком-ледником на тележке.

Двое поравнявшихся с ним пожилых франтов прошли дальше, строя предположения о винах из некоего погребка, и смешались с другими прохожими в благоуханной темени бульвара.

Это тянулось уже пятый вечер. Надлежало подгадать момент, когда Тейзург откроет Врата Перехода и отправится в другой мир, а он, как назло, безотлучно торчал в Сонхи. Несколько раз уходил в Хиалу, но это не в счет.

Крелдону все это не нравилось до скрежета зубовного. Нарушение официальной клятвы неминуемо вызовет отдачу, и какой она будет – заранее не скажешь. Вдобавок крухутак, поведавший отгадчику о прошлом Тейзурга, упомянул о том, что сонхийские маги в давнюю пору не единожды пытались от него избавиться – и всякий раз сия затея оканчивалась провалом, после чего становилось только хуже. Это продолжалось до тех пор, пока Тейзург сам не убрался из Сонхи.

Не обнадеживает, ни на грош не обнадеживает. Шеро мучило скверное предчувствие. Возможно, у архимагов тоже были предчувствия, но мысли о божественном винце, драгоценных китонских шелках, мешках с кофейными зернами и светильниках дивной красы помогали им глушить тревогу.

Следящие и скрывающие чары, наколдованные Сокровенным Кругом, клубились над бульваром Шляпных Роз густым смогом – незримым, неощутимым, многослойно замаскированным, все до последнего заклинания просчитано и выверено, но вдруг коллега Эдмар все же почувствует неладное?

Из осиянной фонарями темноты до угрюмого толстого мороженщика долетел обрывок фразы:

– Уговорили, пару складских светильников я вам уступлю, но взамен…

«Боги, за что мне такое наказание?! Право же, студенческие волнения и то лучше, чем это…»

Дирвена мучили опасения, что мама, даже очнувшись, навсегда останется вялой, заторможенной, ко всему безразличной, но чары – это не душевное расстройство, и если удалось их без остатка снять, человек вновь становится самим собой.

Сонтобия Кориц чувствовала себя так, словно выздоровела после затяжной болезни. Пребывание у пшоров запомнилось ей, как длинный тягостный сон в белесо-серых тонах. Бытует мнение, что околдованная пшорами жертва ничего не чувствует – это неправда, тоску она ощущала постоянно. Приглушенная тоска была для нее как будто частью внешней среды наравне с пещерным сумраком и несмолкающим шепотом пшоров.

Отвечая на расспросы Таль, Сонтобия рассказала, как попала в Рунду. Она регулярно справлялась о сыне, ради этого подолгу выстаивала в присутственных местах Надзора за Детским Счастьем, безропотно выслушивая уничижительные замечания. Деловитые дамы-попечительницы из Надзора изредка снисходили до величайшего одолжения – что-нибудь ей сообщали, заставляя «жестокосердную и нерадивую мать» сполна осознать, сколь велика оказанная ей милость.

Эти одолжения обычно стоили денег, и в последние годы Сонтобия работала на то, чтобы расплачиваться с суровыми служительницами Детского Счастья за известия о Дирвене. Потом ей сказали, что он утонул (на нее смотрели многозначительно и обвиняюще, со сдержанным негодованием, чтоб у нее не осталось никаких сомнений насчет того, кто виноват в гибели Дирвена), и это ее окончательно подкосило.

Садясь в вагон поезда, она сама не знала, зачем едет в Рунду. Ее туда неудержимо потянуло, и она просто подчинилась единственному побуждению, которое у нее на тот момент было. Остальные желания умерли.

Возможно, пшоры посылают какой-то зов, который могут ощутить лишь те, кто к этому предрасположен? Такую догадку высказала Таль.

– Мама, мы больше не расстанемся, – шмыгнув носом, заверил Дирвен. – Мы уедем далеко отсюда, в другую страну, и сможем там жить, не прячась. А этих теток из Детского Счастья, которые перед тобой выдрючивались, этих гадин… В общем, им лучше никогда со мной не встречаться.

Обратно добирались порознь: Таль и Сонтобия, переодетая в украденную на ферме одежду, путешествовали как барышня из зажиточной семьи и старая прислуга, а Дирвен сопровождал их тайно, используя «Круговерть» и свой опыт, наработанный на заданиях.

Ведьма не подвела – вернула ему маму, и теперь он горел желанием выполнить свою часть уговора: вытащить из висгартской тюрьмы Нинодию Булонг, чего бы это ни стоило. Да он, если понадобится, эту тюрьму по камешкам разнесет, пусть у него и нет сейчас «Рвущего цепи, рушащего стены». Они его попомнят… Впрочем, пусть они лучше не узнают, кто это сделал, надо ведь еще убраться вчетвером из этой благословенной страны великого пшорского счастья.

Зинта разглядывала расставленные на камине вазы – хрупкие, из удивительного перламутрово-зеленоватого фарфора, с изящной узорчатой росписью, наводившей на мысли об одиноких путешествиях через пустынную местность в пору вечерних сумерек. Когда она сказала об этом вслух, Эдмар одобрительно заметил, что она разглядела то, что вложил в свою работу могндоэфрийский художник.

Эти вазы с тонкими горлышками, изогнутыми несимметрично и плавно, словно стебли водорослей, он принес из того мира, где жил в прошлом рождении. По его словам, раньше это были его вазы, но потом их у него конфисковали вместе с загородным домом и всем прочим имуществом. Сейчас дом принадлежал тому самому Эсвегеурглу, который сперва продал, а после возвратил на место любимую колоннаду прежнего владельца. Эдмар пришел и тайком забрал их без спросу: пусть стоят у него на камине. Зинта не знала, как относиться к этому поступку: то ли он по-зложительски украл вазы у теперешнего хозяина, то ли и впрямь вернул свое, тем более что все равно собирается выкупить имение через подставное лицо.

В наборе было четыре вазы разной величины. Она поочередно брала их в руки и рассматривала: сразу видно, что нечеловеческое искусство, и немного печальное, и очень внимательное к изгибам, деталям, переливам окраски.

Гладкие, как стекло. Лишь бы не уронить.

Зинта опять жила у Эдмара. Суно должен был на днях вернуться, но дочери Табинсы, которых до сих пор так и не удалось пристроить замуж, под конец стали вести себя совсем невыносимо. Лекарку не обижали, но между собой скандалили так, что вся улица Розовых Вьюнов была в курсе, кто у кого сманил жениха, который все равно потом куда-то исчез, только его и видели.

– Я, пожалуй, домой, – зевнув, сообщил Эдмар. – А то уже с восьмицу туда не наведывался…

Посреди комнаты начали раскрываться Врата Перехода, и в этот-то момент предпоследняя ваза выскользнула у лекарки из пальцев.

«Госпожа Вероятностей, хоть бы не разбилась…»

Видимо, Двуликой было не до Зинты, а может, она просто не придала значения этой беззвучной мольбе, потому что ваза с темным узором, в котором угадывалась дорога меж причудливых ветвистых деревьев, разлетелась на осколки.

Лекарка вскрикнула. Маг, уже шагнувший в переливающуюся туманную арку, обернулся.

– Я разбила… Эдмар, прости…

На худощавом треугольном лице мелькнуло выражение досады, но в следующий момент он снисходительно улыбнулся.

– Да полно, Зинта, неужели я, по-твоему, не смогу это восстановить?

Осколки собрали в корзину. Зинта уселась на диван, виновато поглядывая на три оставшиеся вазы, а Эдмар вновь направился в центр комнаты. Остановился. Некоторое время постоял. Что-то прошипел.

– Что случилось?

– Зинта, лучше уйди отсюда, – его голос прозвучал ровно, однако с такой интонацией, что лекарка съежилась. – Что бы ни случилось, оно касается только меня.

Она вышла прочь, ни о чем больше не спрашивая.

– Коллеги, план «Двери на замок» увенчался победой! – торжественно провозгласил сухопарый седоусый фонарщик, остановившийся рядом с тележкой мороженщика. – Мы избавились от Тейзурга, по предварительным расчетам, лет на десять – он теперь надежно заперт в том мире, где в настоящий момент находится. Позвольте, коллеги, всех нас поздравить с успехом!

– Пусть теперь, хе-хе, маги того мира от его эскапад страдают! – подхватил почтенный Робелдон, претендовавший на светильники с кофейного склада. – Оделили мы их подарочком на ближайшее десятилетие, уж они бы нам за это спасибо не сказали…

– И кофейные плантации со всеми запасами наши! По сему поводу не зазорно бы закатить полуофициальную трапезу – отпраздновать приобретение, как думаете, коллеги?

«Прослушай, что там делается, и доложи обстановку», – послал Шеро мыслевесть своему подчиненному, занимавшему пост возле ограды особняка Тейзурга.

Тот был вооружен «Большим слухачом», позволявшим подслушивать снаружи разговоры, которые ведутся в доме.

«Прислуга вроде напугана, перешептывается, что хорошо бы не попасть господину под горячую руку, а сам Тейзург ругается на разных языках», – бодро отрапортовал амулетчик минуту спустя.

Он не был посвящен в детали и решил, что все получилось, как задумано.

«Отправь мне мыслевестью то, что принимает «Большой слухач», – велел Шеро.

– Что-то не так, коллега Крелдон? – справился один из лжефонарщиков, заметив, как побледнело одутловатое лицо мага-безопасника.

– Тейзург здесь. В доме. И боюсь, у него затруднения с Вратами Перехода.

– Быть того не может!

– Мы наложили заклятье в тот самый момент, когда он открыл Врата и ступил за порог, при этом возникает эхо, которое ни с чем не спутаешь, – это же все почувствовали…

– Послушайте сами, достопочтенные. – Шеро применил заклинание, позволяющее всему Сокровенному Кругу услышать то, что передавал ему амулетчик с «Большим слухачом».

После нескольких мгновений гробовой тишины все разом заговорили:

– Это как же так…

– Коллеги, мы привели в действие «Двери на замок», но Тейзург остался не снаружи, а внутри… И это ему не нравится!

– Еще бы ему это понравилось!

– Стало быть, он теперь никуда из Сонхи не денется?!

– В ближайшие десять лет – никуда, так что плакали ваши светильники, коллега Робелдон.

– Увы, это светильники Тейзурга, а не Робелдона, а я лишился славного креслица, которое приглядел себе для комнаты отдохновения…

– Да какие вам светильники и креслица, коллеги, опомнитесь! Уходим отсюда, пока он не выскочил разбираться, кто наложил заклятье.

– Однако же оно подействовало, хотя кое-кто сомневался…

– Да уж лучше бы не подействовало!

– Коллеги, хватит спорить, организованно отступаем, каждый по своему маршруту! Коллега Шеро, обеспечьте защиту!

Непосвященная публика была изрядно удивлена внезапным массовым бегством доброй половины гуляющих с бульвара Шляпных Роз и тоже потянулась следом. Мало ли какие на то причины? Если все вдруг сорвались и заспешили прочь – значит, для этого есть повод, и лучше присоединиться к толпе. Для светлейших магов это было кстати: дополнительное прикрытие.

По счастью, до коллеги Эдмара пока еще не дошло, что случилось. Использованное заклятье было относительно поздним и вдобавок надежно засекреченным – собственная разработка Светлейшей Ложи. Не та информация, которая могла вспомниться Тейзургу в результате купания в Лилейном омуте. Не знал он, хвала богам, кому обязан пресловутыми «затруднениями», ни чворка не знал… Но, скорее всего, через некоторое время узнает.

Непривычные к пробежкам архимаги воспользовались амулетами, которые придавали сил и спасали от одышки. Крелдон тяжело трусил в арьергарде, катя перед собой дребезжащую тележку. В леднике, кроме остатков распроданного мороженого, был спрятан громоздкий, но чрезвычайно мощный артефакт, защищающий от поисковой магии.

Коллега Эдмар продолжал шипеть ругательства, и это, хвала вам, боги-милостивцы, было весьма хорошо. Маг или сквернословит, или колдует, совместить то и другое никому еще не удавалось.

Трехэтажная брань в духе молонских портовых грузчиков сменилась трагическим воплем на неведомом, явно нелюдском языке:

– Нлилааах рионгл могндохаяр сифл ххаэнэдоо льи аргхмо, сану кракхлаиитэ мосумонгэрэ элаи риигнагионгли фласс!

Эту фразу с невероятными для человеческой гортани мелодическими переливами Тейзург скорее пропел, чем выкрикнул – и после этого умолк. Надо полагать, сорвал голос.

Правильно оценив наступившую вслед за тем нехорошую тишину, заговорщики припустили по темным улицам еще быстрее.

«Удираем, словно мальчишки от садового сторожа, – с мрачной самоиронией подумал Шеро Крелдон, выровняв подскочившую на булыжном ухабе тележку. – И никаких вам теперь, достопочтенные, складских светильников дивной красы…»

Висгартская тюрьма торчала над бурыми пляжами, словно гнилой зуб, царапающий облака острой скошенной верхушкой. Серое с прозеленью море нагнало массу пены с клубками оборванных водорослей, темными, блестящими, неизъяснимо угрожающими – словно какие-то океанские гады, которые только притворяются растениями. С запада порывами налетал соленый ветер. Шкура Великого Пса Анвахо, который незримо носился над побережьем, пропахла йодом и рыбой.

Туманная пасмурная погода хороша для разведки: меньше шансов нарваться на стражу, патрулирующую окрестности. Зарубаны в такую пору сидят по трактирам и пьют пиво.

Местность к северу от тюрьмы пользовалась дурной славой: там водились жлявы – волшебный народец, который ловит людей, чтобы питаться их воспоминаниями, пока человек потихоньку умирает. Живут они в прибрежных зыбучках и заманивают свои жертвы красивыми раковинами, съедобными моллюсками, принесенными морем вещицами. Увидишь, лежит неподалеку от полосы прибоя что-нибудь завлекательное, подойдешь поближе, захочешь взять – и почва заколеблется, расступится, а жлявы тут как тут. Они похожи на невысоких уродливых женщин с лягушачьими лапами вместо ступней, а одежды не носят, кутаются в старые рыбацкие сети.

О присутствии народца предупредил амулет. Поглядев на подозрительно волнистый песчано-галечный пляж, Дирвен сразу понял, кто здесь обитает. Сволочное местечко. Впрочем, вся Овдаба – сволочное местечко. Угораздило же его именно тут родиться восемнадцать лет назад.

Сам-то он запросто пройдет, у него есть «Непотопляй», выменянный у русалки из абенгартского канала: хозяин этого амулета не утонет ни в воде, ни в трясине. А вот остальные… Хотя, если держаться за руки, он проведет всех: туда – Кемурта и Таль, обратно – их же и в придачу Нинодию Булонг.

Гренту и маму оставили в заброшенной коптильне в четырех шабах отсюда. Будто бы мама – собирательница моллюсков, а Грента в случае опасности спрячется с помощью своих амулетов, а то ее, как несовершеннолетнюю, сцапают и отправят в приют.

Он уже наметил маршрут предстоящей вылазки и повернул обратно, когда услышал глухие стоны. За валуном, похожим на окаменевший бочонок, над перемешанным с галькой темным песком торчало три головы в замызганных сурийских тюрбанах. Пленники жляв, утонувшие в зыбучке по плечи. Все еще живые.

– Придурки, – поглядев на них сверху вниз, оценил ситуацию Дирвен.

Похоже, все трое – маги, но маги плевого уровня. По-овдейски еле-еле лопочут. По-сурийски, впрочем, тоже. Иностранцы из каких-то дальних далей. Вот какого чворка им делать в Овдабе?

Они смотрели на него пересохшими воспаленными глазами со смесью безнадежности и мольбы.

– Убей… Камень бери, убивай на милость… Убивай как милость…

– Сами друг друга убьете, придурки, а я вам в забойщики не нанимался, – процедил Дирвен, ухватив ближайшего за грязный ворот.

Он по очереди выволок их из ловушки, используя «Тягло», которым разжился у обворованного в Абенгарте ростовщика. Ну и доходяги: тощие, в лохмотьях, в болячках.

– За руки держитесь, – нетерпеливо скомандовал спаситель, взяв первого за костлявое запястье. – Пошли!

Вокруг зашуршало, посыпались камешки, из зыбучек начали вылезать их обитательницы: смуглые, под цвет здешнего песка, с лягушачьими ступнями того же цвета и недобрыми мутно-черными глазами. У одних волосы свисали космами, у других были уложены в неряшливые прически, но вместо шпилек оттуда торчали рыбьи кости. На тощих шеях нитки жемчуга: кто отнимет у жлявы ее бусы, тот легко разбогатеет, но так же легко он может и потерять все нажитое. Их длинные пальцы с четырьмя фалангами, похожие на членистые лапы насекомых, хищно шевелились.

Жляв было не меньше двух дюжин, и кого другого они бы утянули в свои владения – но только не первого амулетчика Светлейшей Ложи.

Он мигов расшвырял их в стороны: только что подбирались, окружив кольцом, – и вот уже валяются на гальке, словно кучи рваных рыбацких сетей и спутанных волос.

Оценив расклад, пляжная нечисть начала проворно закапываться обратно.

– Пошли, – буркнул Дирвен, злой на этих придурков за то, что они ему подвернулись. – Да поживее, мое время столько стоит, что вам таких денег за всю жизнь не заработать.

Он довел спасенных парней до дороги. Те ковыляли, с трудом переставляя ноги, спотыкаясь, кое-как опираясь друг на друга: у них все затекло и одеревенело, хорошо еще, что способны с горем пополам двигаться.

Заодно Дирвен убедился, что пройдет здесь, как по бульвару, со всей шайкой на буксире.

– Проваливайте вон туда, в город, там пожрать найдете, – он махнул в сторону невидимого за холмами Висгарта и демонстративно вытер о штаны руку, испачканную об их засаленную рванину.

На прощание бродяги горячо благодарили его на ломаном овдейском, называя «великим магом». Наивняк деревенский: он же амулетчик, а не маг, но до них это вроде бы не дошло.

Поглядев, как они бредут по краю дороги, словно поднятые некромантом трупы, Дирвен еще раз мысленно обозвал их «придурками» и кружным путем отправился к своим.

Мелькнуло соображение, что он поступил непрактично: был бы на задании, ему бы следовало этих бедолаг без разговоров убить, как ненужных очевидцев. Но кому они сдались, никто их слушать не станет, а ему вовсе не надо, чтобы на него Тавше опять прогневалась.

– Коллега Кредлон, прошлой ночью коллега Тейзург, князь дружественной Ляраны и наш торговый партнер, подвергся магическому нападению. Он пока не делал никаких официальных заявлений и не обращался к Ложе за помощью, но мы располагаем сведениями о том, что такой инцидент имел место… Предположительно, к этому причастны иностранные агенты, а также, по всей вероятности, Ктарма. Ваша задача – найти виновных, которых мы могли бы предъявить ляранскому князю, в противном случае может пострадать наша политическая и деловая репутация. Повторяю, виновников сего безобразия возьмите где угодно, хоть из-под земли достаньте, но чтоб они были, – достопочтенный Чеголвехт, в котором вряд ли кто-нибудь признал бы степенного долговязого фонарщика, в течение нескольких последних ночей хлопотавшего на бульваре Шляпных Роз, смотрел на собеседника озабоченно и многозначительно. – Для Ложи это весьма важно…

– Понимаю, – отозвался Шеро с бесстрастным лицом. – Будет исполнено.

Кому-то не повезет. А куда денешься?

Ранним пасмурным вечером Хеледика танцевала на отмели, загороженной со стороны берега выветренными бурыми скалами.

Хмурое море волновалось, по темному зализанному песку расползались кружева пены. Пахнущая водорослями иззелена-туманная даль с размытым окоемом томила всеми обещаниями начала времен. Над укромным пляжем с криками носились чайки, других зрителей не было.

Распущенные волосы колыхались вокруг ведьмы воздушной медузой, как будто исполняя свой собственный зачарованный танец. Камешки кололи босые ступни. Она не обращала внимания на боль. Плавные, стелющиеся, властные, зовущие движения: Хеледика делилась со здешним песком своим волшебством, вливала в него подобие жизни – это ненадолго, от силы на два-три дня, но для того, что она задумала, этого хватит.

Когда Орвехт приехал в наемной коляске с вокзала, Зинта была дома. Эдмар отправил ее на улицу Розовых Вьюнов на другой день после того, как у него не заладилось с Вратами Перехода.

– Я сейчас злой, как демон, и непредсказуемый, как самые сливки расы энбоно, вдруг я тебя чем-нибудь напугаю? Ты ведь меня еще не во всех моих масках видела… Я дорожу нашими странными, но трогательными отношениями и не хочу, чтобы они закончились, – он нежно погладил ее по голове, словно Зинта опять была кошкой. – Так что отправляйся пока домой.

– А что случилось с Вратами?

Эдмар криво и вымученно усмехнулся.

– Думаю, что в ближайшее время я это выясню.

Маги Ложи официально извинились перед ней за похищение, заверив, что виновные понесли заслуженную кару и больше такого не повторится. Напросившийся в эту делегацию Троглехт, который уже оправился от своего душевного недуга, был красноречив и преисполнен достоинства – можно подумать, это его стараниями лекарка оказалась на свободе. Когда все распрощались, а он попытался остаться, Зинта выдворила его без церемоний, он даже оробел от ее непривычной решительности.

А теперь вернулся Суно – живой и здоровый, с потемневшим от загара лицом, выполнивший секретное задание исключительной важности, но все равно невеселый. Главное, что вернулся. Как будто для Зинты, до сих пор прозябавшей в зыбком тревожном ожидании, наконец-то взошло ее собственное солнце.

Сумеречная хмарь надвигалась из-за прибрежных холмов. Над облитым скудным блеском морем все еще светилась бледная полоска, и там виднелся вырезанный из черной бумаги силуэт парусника. На севере, на мысе Добрый Клюв, зажегся маяк, каторжную тюрьму опоясало ожерелье тусклых огоньков. Вечерний запах океана стал таким острым и вкрадчивым, что голова шла кругом.

Трое в темных тюрбанах, какие носят понаехавшие в Овдабу сурийцы, с вымазанными сажей лицами, шагали по пляжу, держась за руки. Им освещал дорогу плывущий над землей шарик-фонарик, и россыпи гальки, озаренные его скользящим желтоватым светом, казались единственно надежными посреди зыбких пепельных сумерек. Следом за людьми шуршащей змеей полз песок.

У Дирвена опять мелькнула тревожно-неприятная мысль, что Таль во многом похожа на Хеледику, вот и песок ей подчиняется… Впрочем, сейчас не до того. Он был наготове, чтобы дать отпор жлявам, но народец зыбучек не спешил нападать на двух амулетчиков и ведьму. В прозрачных потемках кто-то осторожно копошился, наблюдая за людьми, один раз кинули камешком, но в остальном не мешали.

Тюрьму окружала старая кирпичная стена. Таль выступила вперед и приникла к ней, извиваясь, словно в танце, а потом проворно отскочила. Кирпичи с тяжелым стуком осыпались, образовался пролом: ведьма что-то сотворила с цементом, скреплявшим кладку. Друг за другом проникли во двор, хлынувший за ними зачарованный песок поднялся волной и застыл, замаскировав дыру.

Трое незваных гостей спрятались за поставленными в ряд бочками. Охрана с масляным фонарем подошла посмотреть, в чем дело, и неспешно убралась восвояси, не заметив ничего неладного. Кто-то сказал, что оголодавшие жлявы балуют, а другой возразил, что это, скорее, топлян выбрался из моря и ходит возле ограды.

Висгартская каторжная тюрьма для здешних служащих была тихой заводью. Волшебниц, преступниц знатного происхождения и опасных разбойниц тут не держали, на то имелась особая тюрьма при министерстве благоденствия. Местный контингент – воровки, обиравшие своих клиентов продажные девицы, домашние отравительницы, женщины, виновные в тяжких преступлениях против Детского Счастья, мошенницы, которым не повезло нарваться на тех, чьи интересы задевать не стоило. Вместо дерзких побегов – попытки соблазнения охранников (вот за этим начальство смотрело в оба), вместо бунтов – массовые истерики, тоже по-своему страшные, но не настолько опасные для окружающих.

Никто не ждал, что в эту тишь да гладь проберутся злоумышленники с целью кого-то выкрасть, а уж на такую честь, как визит первого в Сонхи амулетчика, здешняя комендатура тем более не рассчитывала. Охрана тюрьмы напоминала хозяйского пса, с которого довольно грозно выглядеть да ходить по двору, гремя цепью, – и все будет лучше некуда. До поры до времени.

Переждав за бочками быстро угасшую суматоху, юные налетчики переглянулись, блестя в полутьме белками глаз.

– Я узнаю, где она, – шепнула ведьма.

– Как узнаешь?

– Кого-нибудь допрошу и потом заморочу. Вы подождите тут.

Жертву она выследила возле кухни, которую обнаружила по запаху подгорелой овсяной каши. Коренастая женщина в тюремной робе вынесла наружу ведро с размокшими почернелыми корками – и застыла, как истукан, в один миг опутанная чарами.

– Где сейчас держат Нинодию Булонг из Ларвезы? – спросила ведьма, вынув у нее из пальцев дужку звякнувшего ведра.

– В лечебнице тутошней, у ней ноги недужные, – тихо и сонно отозвалась заключенная.

– Отведи меня туда.

Услышанное Хеледике не понравилось. Если у Нинодии больные ноги, в состоянии ли она далеко уйти?

Дирвен и Кемурт выбрались из-за бочек и все вместе двинулись к отдельно стоявшей постройке под двускатной крышей. На вбитых в беленые стены крюках висели фонари, но магических среди них было раз-два и обчелся. Пахло известью, мылом, прогорклым маслом и рыбой. Дважды приходилось замирать и «исчезать», пропуская караул. Маскировку обеспечивали амулетчики, а для ведьмы главным было не выпустить из-под контроля провожатую.

В которой из палат находится Нинодия, та не знала. Хеледика велела ей вернуться обратно и заниматься дальше своими делами. Чары постепенно рассеются, а о том, что произошло, женщина не вспомнит.

Лечебница была невелика. Ведьма усыпила надзирательницу, флегматично вязавшую носок в коридоре при свете начищенной медной лампы, и двух обитательниц первой палаты, переругивавшихся в темноте простуженными голосами. Нинодия нашлась в следующей палате, которую Дирвен отпер «Ключом Ланки».

Каморка с крохотным зарешеченным окошком и единственной лежанкой. Тут скверно пахло, и все трое еще на пороге невольно сморщили носы.

Бледное, опухшее, изможденное лицо больной каторжницы. Волосы кое-как заплетены, выбившиеся пряди прилипли к потному лбу. Беспокойно пошевелившись, женщина съежилась и подтянула к подбородку залатанное одеяло.

– Не трогайте меня, я и так скоро умру… Я не виновата, не торговала я своей дочкой, почему мне никто не верит! Ради Тавше, дайте мне просто умереть, Акетис на том свете рассудит, виновна я или нет…

– Нинодия, это я! – гневно прошипела ведьма, ее глаза по-кошачьи сверкнули среди угольных разводов. – Ты меня не узнала?

Женщина глубоко вздохнула и откинулась на испачканную подушку, на висках у нее в свете волшебного шарика блеснули капли испарины.

– Уф, тебя в таком виде узнаешь! Как ты сюда пробралась?

– Потом расскажу, а сейчас вставай и пошли. Эти двое согласились мне помочь.

Нинодия кивнула, выражение ее отечного лица с огрубевшими чертами стало осмысленным и даже азартным. Откинув истрепанное одеяло, она с тихим кряхтением спустила на пол забинтованные ноги и тут же скривилась от боли.

– Что у тебя с ногами?

– Болят, мерзавки… Меня осудили за Детское Счастье, да еще я, видишь, тут чужачка, не из ихних – вот и начали они меня наказывать, пласохи окаянные. И щипали до синяков, и пинали, и кулаками в грудь тыкали, и по ногам башмаками топтались со всей силы, все там распухло и почернело, так что не уйти мне, деточка, далеко, до дверей и то еле доковыляю. – Она сморгнула слезинку, глядя на визитеров благодарно и безнадежно. – Спасибо, что заглянули проведать, мне и то радость, да хранят вас Тавше, Ланки, Кадах и все остальные.

– Что-нибудь придумаем, – упрямо заявила девушка, отступив в угол и сделав знак своим сообщникам.

– Плохи дела, – еле слышно произнес Дирвен, сердито скривившись и отведя взгляд. – Знаешь, отчего такой запах? У нее там наверняка гнойные язвы иливроде того, мы ее забрать с собой не сможем.

– Мы ее тут не оставим. Есть заклинание, с помощью которого даже тяжелораненого или беспамятного можно заставить идти, я один раз такое видела… И я это заклинание знаю, но после этого у нее с ногами станет хуже, из-за нагрузки…

– Давай тогда, деточка, заколдуй меня – и пойдем поскорее, – попросила Нинодия. – Хуже, чем есть, не будет. Я с вами хоть под заклятьем пойду, хоть на карачках поползу, только не бросайте меня здесь!

– Лучше мы ее унесем, – деловито предложил Кемурт. – Знаете, как солдаты раненых выносят? Смотри, Ювгер: сцепим руки вот так, она сядет – и мотаем на всех парусах, – в его сипловатом голосе появились нарочито залихватские нотки. – Она не тростинка, так и мы с тобой ребята не слабой дюжины. По-всякому нельзя ее тут оставлять.

– У меня «Тягло» есть, – спохватился Дирвен. – Я один ее унесу, она для меня будет по весу, как годовалый ребенок, а вы тогда прикрывайте. Главное, что потом делать, ей же лекарь нужен.

– Потом я знаю, что делать, – отрезала ведьма, стиснув кулаки, чтобы унять нервную дрожь.

– Ты, что ли, умеешь лечить?

– Нет, но я смогу кое-кого позвать.

– Деточки, да хватит уже лясы точить! – вмешалась Нинодия Булонг. – Пошли отсюда!

– Только молчите, а то нас застукают, – отрывисто попросил Дирвен перед тем, как взять ее на руки.

– Не бойся, буду нема, как рыбка в аквариуме, – Бывшая танцовщица подмигнула, обняв его за шею. – Верещать от боли, когда тебя спасают, – распоследнее дело.

Хеледика выскользнула во двор первая и наслала сонные чары на появившуюся из-за угла стражу, выдавшую свое приближение топотом и вонью дешевого масла. Звякая оружием, караульные осели на булыжник. Послав еще одно заклинание, ведьма заставила погаснуть оброненный ими фонарь.

Сколько ни смотри, лаза не найти, внешняя стена сливается с расплывчатой мутью безлунной северной ночи, но их привел к нужному месту подвластный Хеледике песчаный ручеек. Маскировка с шорохом осыпалась, беглецы выбрались наружу, после этого заклятый песок опять взметнулся и перекрыл пролом. Этого колдовства хватит еще на несколько часов. Утром охрана обнаружит загадочную дыру, выводящую на зыбучие прибрежные пустоши.

– Эй, цепляйтесь за меня, – напомнил Дирвен, не сбавляя шага.

Если для кого другого «Тягло» убавило бы вес ноши на четверть, в лучшем случае на треть, то первый амулетчик сумел, как обычно, выжать из артефакта намного больше. Таль и Кемурт держались с двух сторон за его куртку. Выбравшиеся на поверхность жлявы затаились, опасливо прислушиваясь и принюхиваясь. Невидимое в седом сумраке море шумело мерно и сонно, словно прижатая к уху раковина.

– Куда мы сейчас? – проворчал Дирвен, когда вышли на дорогу.

– В коптильню, – Таль говорила уверенно, как будто все хорошенько продумала. – Кем, вам с Грентой надо будет сразу оттуда уйти, как можно скорее и как можно дальше, а мы выберемся иначе.

– Как? – поинтересовался Дирвен.

– Моим способом. Увидишь.

– Ты не забывай, с нами моя мама.

– Знаю. Все будет в порядке. Я кое-кого позову, и за нами придут.

«Надеюсь, что придут, – добавила она про себя, украдкой поежившись от мучительной неуверенности. – И надеюсь, что долго ждать не придется».

Летом в Овдабе ночи короткие, и к тому времени, как дошли до обветшалой продолговатой постройки, небо над холмами начало розоветь, а на западе появилось море – холодное, медлительно-беспокойное, переливчато серое в необъятном туманном коконе, словно только что сотворенное.

Грента дремала на лавке, закутавшись в плащ, а Сонтобия штопала чулок при свете огарка в позеленелой плошке. Ей постоянно снились пшоры: словно она опять у них в пещере, среди других пленников, и не может оттуда уйти, – поэтому она старалась спать поменьше. В длинном темном помещении до сих пор сохранился слабый запах копченой рыбы. Нинодию, еще сильнее побледневшую после путешествия, усадили на расшатанный топчан у стены.

– Спасибо, мальчики, вы такие галантные кавалеры, – вздохнула она, глядя с теплотой на Дирвена и Кемурта.

С кавалерами Нинодия Булонг привыкла флиртовать, перешучиваться, выпрашивать подарки, болтать о пустяках. То, что те переносят ее с места на место, как немощную старуху, да еще видят непричесанной, в грязной арестантской одежде, без пристойного макияжа, в прежние времена показалось бы ей немыслимым, а сейчас она смотрела на них сконфуженно и ласково, пытаясь хотя бы улыбкой отблагодарить за помощь.

Поманив Таль в сторонку, Дирвен процедил:

– Нас тут застукают в течение ближайших нескольких часов. Так что помоги ей переодеться, наведи на нее то заклятье для ходьбы – и смываемся.

– Подожди. Не успеют нас найти. Я сейчас позову.

– Кого?

– Увидишь. Но сначала пусть Кем и Грента уйдут.

С вожаком она взялась за руки и пожелала удачи – воровской и вообще всякой, а потом, внезапно решившись, обняла его порывисто и неловко, всего на мгновение.

С Грентой попрощались сдержанно. Сперва Хеледика собиралась напоследок сказать ей, что вовсе не завидует и никаких интриганских намерений за душой не прячет, но сама поняла, что это бессмысленно. Та еще больше насторожится.

Однажды она слышала, как Грента жалуется вожаку: «Ты заметил, как она сегодня утром на меня уставилась? И когда я на крышу – она тоже на крышу, ты заметил? И прислушивается, когда я что-нибудь говорю… Я не понимаю, чего ей от меня надо. Она вся какая-то серенькая, даже поясок у нее серый – ну, просто сама барышня Серость собственной персоной! Она из тех, кто говорит у тебя за спиной гадости, я таких не люблю. Я ведь была за стенкой, когда она тебе сказала, что я слишком категоричная, мне было очень неприятно, даже вот здесь под ребрами после этого заболело. И чего ей все-таки от меня нужно?..»

Скажи ведьма, что ничего не нужно, правда-правда, совсем ничего – это подозрений Гренты не развеет. Другое дело, если бы Таль созналась, что хочет продать ее сурийским работорговцам, чтобы на вырученные деньги накупить себе нарядов и сладостей, – тогда бы Грента, может, и решила, что эта притвора наконец-то раскрылась. А может, и не решила бы. Хвала богам, что дальше им не по пути, и хорошо бы в будущем не пришлось снова где-нибудь пересечься.

После того как Кемурт и Грента исчезли в сиянии показавшегося над холмами солнца, Хеледика обратилась к Дирвену, глядевшему на нее нетерпеливо и с неодобрением:

– Я сейчас попробую позвать. Если не получится, тогда наведу на нее заклятье, и пойдем.

Нинодия, успевшая с помощью Сонтобии сменить тюремную робу на цивильное платье с оборками, энергично закивала:

– Действуй поскорее, деточка, а если не подфартит, мотаем отсюда пешком, уж я-то не подведу, не беспокойся…

Несмотря на обезболивающие чары, ей было худо – землисто-бледное лицо, тяжелое дыхание, и держалась она главным образом за счет куража.

– Попробуешь, ага? – скривился Дирвен. – Раньше ты говорила уверенней…

– Вот и не мешай, – огрызнулась ведьма.

Он скептически наблюдал за ней: отошла в сторонку, сосредоточилась, губы беззвучно шевелятся. И в самом деле творит какое-то зовущее колдовство.

– Не пугайтесь, – она повернулась к женщинам. – Тут сейчас откроются Врата Хиалы, но это хорошо, это за нами.

– И кого же ты позвала? – оторопел амулетчик. – Тех любителей танцев, которые хотели на твои ляжки посмотреть?

– Увидишь.

Что ж, через некоторое время он и впрямь увидел – Самую Главную Сволочь и Лиса в облике рослого парня с ушами на макушке, торчащими из роскошной копны серебристых волос.

– Господин Эдмар, почтительно прошу вас, перенесите нас, пожалуйста, в Аленду, – склонившись в изящном поклоне, произнесла девушка.

Дирвен независимо хмыкнул, чтобы скрыть замешательство: значит, все-таки Хеледика?..

– Не проблема, – ухмыльнулся Эдмар. – Но эти две дамы нуждаются в усиленной защите, поэтому четверых за раз взять не сможем, кому-то придется подождать.

– Тогда сначала их, – решила песчаная ведьма. – Доставьте их, пожалуйста, к господину Орвехту.

Она посмотрела на Дирвена. Тот промолчал.

– Мешкать не стоит. Накрывающая Овдабу сторожевая паутина уловила твой зов, и здешние маги наверняка захотят выяснить, что случилось. Врата останутся открытыми, в случае опасности заходите внутрь. В Хиале никуда ни шагу, и лучше держитесь за руки. Лисичка, распорядишься насчет охраны?

– Распоряжусь, – лис-демон сверкнул клыками. – Кстати, мои ребята уже успели нажаловаться на пошляка и грубияна, который обещал показать им прекрасное, а вместо этого сквернословил, корчил рожи и кидался шишками.

– Дирвен, это было с твоей стороны бестактно, – глумливо-серьезным тоном заметил Эдмар. – Очередное проявление непохвальной невоспитанности… Лисичка, ты уж предупреди, чтобы никто из твоих ребят не прикасался к моей Хеледике.

– Братва, этих двух смертных не трогать, – повелительно бросил Лис, обращаясь к темной мгле, клубящейся за аркой, которая зыбко вырисовывалась посреди обшарпанного помещения коптильни. – Охраняйте их, но чтобы никаких тесных контактов, не то хватала пообрываю. Ну что, Золотоглазый, берем по даме, закольцовка – и рвем когти с боевыми песнями?

– Ох, какими же красавцами бывают иные демоны, – глядя на него во все глаза и пытаясь приподняться с топчана, с вымученной улыбкой произнесла Нинодия.

– Не спорю, Лис обладает умопомрачительным шармом, но вам, сударыня, при вашем недуге, лучше прогуляться в моей компании, – маг подал ей руку.

Демон взял под локоть Сонтобию, испуганно оглянувшуюся на сына.

– Идите с ними, госпожа Кориц, – сказала ведьма. – Они переправят вас в безопасное место, а потом вернутся за нами.

Дирвен, отвернувшись, украдкой сглотнул комок. Вроде бы все хорошо, и мама нашлась, и скоро он окажется в Аленде, а все равно душу переполняла нестерпимая обида.

Шеро Крелдон чуть свет нагрянул в гости к Суно Орвехту. В доме уже проснулись: матушка Сименда хлопотала на кухне, Зинта успела позавтракать и отправилась проведать своих пациентов. Тилибирия развалилась на крыльце и с царственным видом вылизывалась в первых лучах солнца.

Теплое летнее утро, черепица на крышах так и сияет, и с ней весело перемигивается булыжник мостовой.

Зато Шеро был мрачен, как на похоронах. Впрочем, Орвехт, узнав от него последние новости, тоже невесело призадумался.

«Воистину старые безумцы…»

Вслух он этого не сказал. План архимагов пошел прахом из-за сущей мелочи: Эдмар шагнул под арку Врат Перехода – и сразу вернулся обратно, в этот самый момент заговорщики и сотворили свое заклятье. Колдовство изрядной силы – ну, так и участвовал в этой несусветной авантюре весь Сокровенный Круг, за исключением достопочтенного Зибелдона. Этот одержимый чужими мирами путешественник опять где-то странствовал и не появлялся в Сонхи с весны. Когда вернется, наверняка порадуется, что его загубленная клумба отомщена.

– А что коллега Эдмар? – поинтересовался Суно.

– Пока ведет себя как ни в чем не бывало. Постарайся разузнать через Зинту, как он настроен. Это, считай, и моя личная просьба, и секретное задание Сокровенного Круга. У тебя алиби, той ночью тебя в Аленде не было. По версии следствия, нападение организовали иностранные агенты, у нас уже есть их соучастники… Некий продувшийся в сандалу аристократ – спустил все состояние и обрек свою семью на нищету, теперь раскаивается, без раздумий согласился на наше предложение. Он получит нужную сумму на оплату долга, а потом примет яд, оставив признательное письмо. И один провинившийся маг, которому грозит Накопитель. Когда ему предложили выбор, он предпочел сознаться в этом безобразии и уйти посмертными путями. Вопрос, купится ли на это коллега Тейзург.

– Сложный вопрос, – хмыкнул Суно.

В дверь тихонько постучали. Матушка Сименда принесла поднос с двумя чашками густого горячего шоколада. Маги устроились возле распахнутого на улицу окна.

– А что там с ростком на «жареных грядках»? – полюбопытствовал Орвехт. – Сухрелдон все же доконал своими стихами сиянские пряности?

– Это не пряность, а тыква. Натуральная тыква, скороспелая вдобавок – уже вымахала величиной с кулак. Как туда попало семечко, неизвестно, коллега Сухрелдон клянется, что он ни при чем. И сорт неведомый. Вот вернется достопочтенный Зибелдон и разберется с ней, в растениях он сведущ больше всех прочих…

Из глубины дома донесся шум ссоры.

– Дура ты, Салинса, забирай его себе, а мне он даром не нужен! Рожей не уродился. Я пойду замуж за красивого парня, а не за кого попало!

– А ты, Глодия, будто рожей уродилась? Да не женится на тебе красивый парень!

– А вот посмотрим!

– Посмотрим, посмотрим! Да скорей посреди нашей улицы Врата Хиалы откроются, чем ты выйдешь за красавца!

– Ах ты…

– Отошли ты этих девок обратно в деревню, – философски-сочувственно посоветовал Шеро, допив последний глоток шоколада. – Это же не племянницы, а форменная напасть: горласты, лишены вкуса и такта, позорят тебя перед соседями и… И типун им на язык!

Последнюю фразу он произнес уже другим тоном, одновременно приступив к плетению мощного защитного заклятья. Суно, тоже уловив характерное магическое возмущение, приготовился к бою. Похоже на то, что Глодия таки выйдет замуж за красивого парня… Посреди улицы Розовых Вьюнов, прямо напротив особняка Орвехта, раскрывались Врата Хиалы.

Зашлась в истошном лае сидевшая за решетчатыми воротами соседская собака. Дворник с метлой, увидев туманную арку, вытаращил глаза, а потом благоразумно попятился, бормоча под нос что-то обережное.

Орвехт уже собирался пустить в ход заклинание экзорцизма, когда из колышущейся под аркой мглы вытолкнули на мостовую двух женщин, и одна из них была ему знакома… Нинодия Булонг. Растрепанная, подурневшая, бледная, как на смертном одре, – но это оказалась она.

– Шеро, Суно, родные мои! – хрипло крикнула вернувшаяся шпионка, заметив в окне второго этажа магов. – Гляньте, кто со мной! Мы все-таки нашли Бегонию, знай наших!

Она обеими руками ухватилась за сухопарую седую женщину, и со стороны казалось, что она вцепилась в госпожу Кориц, чтобы та не вырвалась и не бросилась бежать. Только выскочив на улицу, Орвехт и Крелдон поняли, что Нинодия еле стоит на ногах, а мать Дирвена из последних сил ее поддерживает, не давая упасть.

Дирвен молчал, набычившись, стараясь выглядеть независимо и презрительно. Хеледика тоже помалкивала. Злилась на него, это наверняка: губы сжаты, сощуренные глаза сердито сверкают. Потом достала матерчатую куколку, в которой будто бы заключена ее ведьмовская сила – ясно, у нее там олосохарский песок! – распорола ножом шов и немного содержимого высыпала, остальное завязала в платок и опять спрятала в карман жакетки. Лицо у нее при этом было такое ожесточенное, словно не куколку выпотрошила, а человека зарезала.

Взяв добытый песок в горсть, она встала на пороге коптильни, спиной к Дирвену. Волосы, длинным хвостом выпущенные из-под сурийского тюрбана, колыхались, как во время ворожбы, а за порогом брезжила облачная хмарь, налившаяся жемчужно-розовым утренним сиянием.

Ведьма размашистым движением швырнула песок и что-то произнесла яростной скороговоркой, в ее голосе слышался свист колючего ветра пустыни. Волосы на мгновение взметнулись и снова опали. После этого она вернулась в коптильню и уселась на скамью, благовоспитанно сложив на коленях тонкие руки. Ее невзрачное фальшивое личико в водянистом полумраке напоминало белую маску, испачканную сажей.

Дирвен, как ни крепился, все-таки не выдержал:

– Что ты сейчас сделала?

– Прокляла тех, кто мучил Нинодию, и тех, кто ее оклеветал. Теперь у них тоже будут болеть ноги – до конца жизни или до тех пор, пока они не раскаются в этом, не найдут ее и не попросят прощения.

– Ха, так они это и выполнят! Они же даже не знают, где ее искать.

– Тем хуже для них, – обронила песчаная ведьма с опустошенным видом.

– А как тебя сюда занесло?

– Мы ведь с тобой в одной лавочке служим.

Понятно, у нее задание Ложи. Дирвен снова умолк, злясь и на Хеледику, которой он теперь по горло обязан за маму, и на Ферклица с его Хенгедой, и на Рогатую Госпожу с ее извечными каверзами.

Врата Хиалы туманно переливались над старыми некрашеными половицами – словно обрывок сна, застрявший в мире утренней яви, где ему вовсе не место. Они напоминали дверь в страшную темную комнату: ничего не видать, но кто-то в этой зыбкой темноте есть – там шевелятся, перешептываются, хихикают, как будто даже подглядывают.

Жабий выкормыш Эдмар и Серебряный Лис подоспели раньше, чем до коптильни добралась погоня. Уже в Хиале, среди тошнотворной тускло-разноцветной хмари, Дирвен спохватился и чуть не взвыл от отчаяния: ему же предстоит объясняться перед кураторами и архимагами по поводу своего исчезновения, а он так до сих пор и не придумал никакой уважительной причины.

Нинодия с помощью Крелдона и Орвехта доковыляла до кресла в гостиной и принялась взахлеб, почти в истерике, рассказывать о пережитых злоключениях, мешая любопытные для Ложи сведения с несущественными подробностями. Прерывалась она лишь для того, чтобы отхлебнуть из чашки горячего шоколада. Благодаря чарам, которые навели на нее сначала Хеледика, а потом и Тейзург, боли она не чувствовала.

Сонтобию Кориц, оробевшую и не понимающую ларвезийской речи, усадили на диван и тоже угостили шоколадом.

– Зинта возвращается, – заметил Шеро, мельком глянув в окно.

– Уже идет обратно? – удивился Орвехт.

– Я бы сказал, не идет, а летит, как пушечное ядро.

Хлопнула входная дверь, послышался стремительный легкий топот, и в гостиную ворвалась лекарка.

– Тавше, силы твоей прошу!

– Госпожа Зинта, вас не затруднит немного подождать? – спросил Крелдон, перед тем уточнявший у Нинодии, о чем с ней беседовали в тюрьме овдейские чиновники.

– Я-то подождать могу, а гангрена ждать не будет. Лучше велите кипятить воду.

– Миленькая, только ничего не режьте! – всполошилась шпионка.

– Обойдемся иссечением, – успокоила Зинта. – Потом все заживет.

Ее сосредоточенное лицо было непривычно властным, Орвехту случалось видеть ее такой только за работой.

Когда Нинодия почувствовала себя лучше, ее увезли в загородное поместье Крелдона. Спустя несколько дней Суно навестил старую приятельницу: та уже ковыляла по дорожкам среди цветников, опираясь на дамскую трость с набалдашником в виде бутона. На ней было шелковое платье с воланами, волосы уложены в модную прическу, на отечном лице выделялись густо подведенные глаза, а в ушах сверкали крупные бриллианты – подарок от Шеро и Суно вскладчину.

– Кое-как хожу, спасибо твоей Зинте, что при своих ногах осталась. А танцевать уж больше не буду, отплясалась Плясунья… – Печаль в ее голосе сменилась бодрыми нотками. – Зато не оставили меня пропадать в овдейской тюрьме, провались она в Хиалу, прислали помощь, когда я уже не чаяла. То-то же, знай наших, я всегда говорила, что Светлейшая Ложа своих в беде не бросает!

Орвехт лишь молча кивнул, про себя подумав: «Еще как бросает. Смотря в чем для Ложи выгода. Так что никакой тут заслуги светлейших коллег, это упрямая песчаная ведьма решила, что бросать своих не годится».

Тайное и чрезвычайное собрание Сокровенного Круга проходило в обстановке строжайшей секретности. Присутствовали все архимаги, кроме счастливчика Зибелдона, еще не вернувшегося из очередного странствия по чужим мирам, и Салурехта, внезапно занемогшего.

Последний еще вчера был энергичен, авторитарен и преисполнен здравого практицизма, а нынче впал в беспросветный маразм. Лекарям удалось обнаружить угасающие следы каких-то чар, предположительно оказавших роковое воздействие на его умственные способности. В придачу незадолго до этого исчезли двое магов-службистов Большого Внутреннего Круга, принимавших участие в достопамятной операции «Двери на замок».

Сокровенному Кругу все это не нравилось. Выводы напрашивались. Однако стервец Тейзург так и не предъявил Светлейшей Ложе никаких претензий, был неизменно любезен и будто бы проглотил, не поморщившись, ту официальную версию, которую ему скормили.

Издевается. Право же, лучше бы потребовал возмещения ущерба.

– Последнее уточнение, коллеги. Наше заклятье лишило его возможности пользоваться Вратами Перехода в течение девяти лет и трех месяцев с погрешностью в несколько суток.

– Многовато… А если попробовать снять заклятье?

– Сие невозможно, и вы об этом прекрасно осведомлены.

– Коллеги, Тейзург отнюдь не главная проблема. Под вашим давлением Сокровенный Круг нарушил данную ему клятву, и отдача налицо: магическая структура Сонхи стала опасно проницаемой, возникли каналы или, скорее, возможности каналов между областями, которые прежде друг с другом не сообщались. Трудно сказать, чем это чревато…

– Позвольте, коллега Робелдон, а почему это – под нашим давлением? Не обеляйте себя за чужой счет, кто хотел наложить руку на светильники с кофейного склада?

– Почтенные коллеги, сейчас не время ссориться! Как полагаете, быть может, он все-таки избавит Сонхи от своего присутствия – уйдет, как в прошлый раз, Вратами Хаоса?

– Это крайне рискованный шаг даже для Созидающего, каковым является, несмотря на свое демоническое прошлое, коллега Тейзург.

– Прошлое тут ни при чем, демоническая сущность тоже может обладать задатками Созидающего, Порождающего или Разрушителя, которые при благоприятных условиях разовьются. Вы меня удивили, коллега Гронвехт, сведущему магу полагалось бы об этом знать.

– Позвольте, коллега Вавелдон!

– Коллеги, угомонитесь, не начинайте! Право же, это несвоевременно, сейчас мы должны сплотиться. Предлагаю выслушать мнение нашего младшего коллеги Орвехта.

Суно мало чем мог их утешить. Ему казалось вероятным, что Эдмар и дальше будет делать хорошую мину при плохой игре. После беседы с несчастным достопочтенным Салурехтом тот знает во всех подробностях, что именно произошло и из каких побуждений действовали архимаги Светлейшей Ложи. И он прекрасно понимает, что застрял в Сонхи надолго. Закатить скандал, обвинить Сокровенный Круг в вероломстве и гордо укатить из Аленды – «так пусть же мне будет хуже»? Полноте, это не в его духе. Никуда он не уедет, не дождетесь, и хуже будет всем окружающим. Для него это перемена условий игры – что ж, теперь он станет играть по новым правилам. Одно слово, стервец.

После перерыва с чаем и шоколадом архимаги перешли ко второму вопросу повестки: как быть с Дирвеном Корицем.

Большинство высказалось за то, чтобы вернуть ему звание первого амулетчика Светлейшей Ложи: Дирвен не поддался на перевербовку, сбежал от овдейских службистов, задал трепку пшорам, несмотря на их численное превосходство, и выкрал из тюрьмы шпионку Ложи Нинодию Булонг. За эти заслуги ему надо вынести похвалу, а за злостное нарушение дисциплины – строгое порицание.

Госпоже Кориц назначили денежное пособие, приставив к ней охрану, проверенную прислугу и переводчицу, которой также вменили в обязанность обучать ее ларвезийскому языку. Предполагалось, что матушка Дирвена будет благотворно влиять на сына. Дайте-то боги-милостивцы, чтобы так оно и сложилось.

Архимаги согласились с тем, что следует предоставить ему бо́льшую свободу, чем до сих пор, а то ведь он все равно найдет способ улизнуть из-под контроля. В этом смысле Дирвен одержал маленькую победу.

Он нехотя рассказал, к кому его приворожили, и очень просил кураторов «заставить эту сволочь снять свой сволочной приворот», взамен клятвенно обещая соблюдать дисциплину.

– Деликатный вопрос, коллеги, – достопочтенный Лаблонг обвел присутствующих многозначительным взглядом. – С одной стороны, такой приворот – это, конечно, форменная непристойность, а с другой, как ни поверни, именно благодаря сему постыдному обстоятельству овдейские маги-безопасники не смогли приворожить и переманить нашего первого амулетчика. Поэтому, коллеги… – последнюю фразу он произнес с такой интонацией, словно подразумевалось продолжение, так и не прозвучавшее вслух.

Архимаги обменялись понимающими взглядами и согласно закивали.

– В конце концов, у всех есть недостатки, и у каждого водятся свои грязные мыслишки, – заметил достопочтенный Гривьямонг, сцепив на животе пухлые белые пальцы. – Главное – верность нашим интересам и отсутствие возможностей для перевербовки.

– Совершенно верно, – отозвался его сосед. – Может быть, стоит предложить Тейзургу денег? Или, скажем, доходное имение с виноградником, чтобы он не вздумал снять свой приворот…

– Нет уж, коллеги, если он увидит, что нам это полезно, он назло снимет, так что сделаем вид, будто мы этот вопрос вообще не рассматривали и знать ни о чем не знаем. Надеюсь, ни у кого нет возражений?

«Вот так-то, Дирвен, – философски вздохнул про себя Орвехт. – Интересы Ложи превыше всего!»

– Почему они так с ней поступили? – хмуро поинтересовалась Зинта, после того как съездила в имение Кредлона проведать Нинодию. – Сами ведь такие же каторжницы, им ли не понимать, что невиновного тоже недолго опорочить да осудить, особенно если среди важных людей сыщутся зложители, которым это выгодно. А еще говорят о какой-то каторжанской справедливости, иной раз и в книжках об этом пишут, я читала, но чего же там справедливого, если невиноватую покалечили?

– Это не справедливость, это нечто другое, – отозвался Суно. – Я бы сказал, что каторжницы, которые издевались над Нинодией, воспользовались случаем, чтобы хоть на некоторое время почувствовать себя хорошими, правыми, карающими зло в лице так называемой матери-сутенерши. Быть справедливым и чувствовать себя справедливым – улавливаешь разницу? Во втором случае тот, кто упивается своей правотой, не станет докапываться, виновна его жертва в действительности или нет, потому что ежели нет – недолго и без жертвы остаться. Это своего рода этико-эмоциональное самоудовлетворение, у которого со справедливостью столько же общего, сколько у мастурбации с любовью.

– Значит, не бывает у них там никакой справедливости?

– Отчего же, иногда и такое встречается. Везде бывает по-всякому, раз на раз не приходится. В рукаве у Двуликой Госпожи великое множество вероятностей.

Неожиданно для Зинты Дирвен пришел к ней посоветоваться: как ему вести себя с Хеледикой после всего, что было в Овдабе?

– Вы же служите Тавше, ну и вообще…

Зинта не считала себя мудрой женщиной: ей самой впору при всяком повороте у кого-нибудь, кто поумнее, совета спрашивать, да и Милосердной она служит как лекарка, а не как жрица. Но негоже будет отослать мальчишку ни с чем.

– Первым делом извинись, давно пора.

– А если не извиняться, как-нибудь иначе? – недовольно буркнул конопатый амулетчик.

Эдмар, расположившийся в кресле с чашкой шоколада и Тилибирией на коленях, не размыкая губ ухмыльнулся. Дирвен его не увидел из-за высокой спинки кресла, да тот, похоже, еще и применил какие-то отводящие чары, чтобы остаться незамеченным.

– Иначе нельзя, – строго сказала лекарка, обругав себя за то, что не увела Дирвена из гостиной, чтобы поговорить по душам без этакого свидетеля. – Раз явился ко мне, сделай по-доброжительски, как я подсказала. Хеледика сейчас читает в той комнате, где обои с аистами.

– Ладно…

Он с нарочито небрежным видом направился к обрамленной лиственно-колокольчиковым орнаментом арке, которая вела во внутренний коридор.

– Ты бы все-таки избавил его от своего приворота, – шепнула Зинта Эдмару, когда шаги нового гостя затихли. – Стыдобище ведь…

– Э, нет, так интересней.

– Ему надо за девушками ухаживать, а не по тебе, зложителю бессовестному, сохнуть. Вот чего ты хочешь?

– Еще чашку этого божественного шоколада. Или даже две… Матушка Сименда бесподобно его варит.

– Не уводи разговор, ты отлично меня понял!

– Зинта, это ты уводишь разговор с шоколада на непристойности, – он подмигнул ей и почесал мурлыкнувшую Тилибирию за ухом. – Госпожа Сименда уверяет, что у нее нет рецепта, в котором все скрупулезно расписано, каждый раз она добавляет тот или иной ингредиент по вдохновению, и всякий раз ее творение – само совершенство. Не устаю восхищаться…

Нахмурившись, Зинта отошла к окну и стояла там, глядя с высоты второго этажа на сверкающую в лучах полуденного солнца улицу, пока маг не обронил:

– О, наш герой возвращается…

Дирвен вошел в гостиную размашистой походкой, в его сощуренных светло-зеленых глазах билась сердитая обида, кулаки то сжимались, то разжимались, а левая щека была заметно краснее правой.

– Поссорились? – расстроилась лекарка.

– Я перед ней извинился, а она меня ударила, – мальчишеский голос дрогнул. – Ведьма чокнутая!

– Может быть, ты ей нагрубил или брякнул что-нибудь пошлое?

– Да ничего такого не было! – он так и вскинулся в надрывном протесте. – Я же говорю, по-хорошему извинился, а она сначала посмотрела как-то непонятно и вдруг как вмажет, ведьма из дурацкой пустыни…

– Дирвен, что ты ей сказал? – Эдмар, поставив чашку на деревянный подлокотник и поудобнее перехватив разнежившуюся кошку, с ленивой грацией поднялся с кресла.

Увидев недруга, Дирвен невольно отпрянул, потом демонстративно отвернулся. Его плечи напряглись, уши покраснели.

– И правда, что ты сказал Хеледике? – подхватила Зинта. – Может, ты ее как-нибудь не так назвал или допустил еще какую неучтивость?

– Да ничего неучтивого, я извинился серьезно, по-хорошему – ну, так и сказал, что теперь я все-таки могу ее простить, а она…

Эдмар расхохотался.

– Умопомрачительно, – выдавил он сквозь смех, позволив недовольно зашевелившейся Тилибирии спрыгнуть с рук на кресло. – Надо будет взять на заметку, а то вдруг меня тоже заставят перед кем-нибудь извиняться, а я захочу ввернуть утонченную издевку…

– И это называется – ты перед девушкой извинился?! – всплеснула руками Зинта.

– Да! – Дирвен несколько раз хлопнул пушистыми ресницами, по его миловидному лицу растеклось, как вода по блюдцу, недоуменно-оскорбленное выражение. – Я же все правильно сказал… И нечего ржать, не балаган! – последнее он бросил в сторону лекарки, по-прежнему не глядя на Эдмара, после чего еще больше покраснел, так что след от пощечины перестал выделяться, развернулся на каблуках и выскочил вон.

– Какая прелесть, – усмехнулся Тейзург, зажмурившись от удовольствия. – А ты говоришь – сними приворот, пусть за девушками ухаживает… Зинта, и не жалко тебе девушек? Дирвена к ним на пушечный выстрел нельзя подпускать.

– А вот и нет, неправда ваша, господин маг! – раздался от дверей пронзительный голос Табинсы.

Из-за спины у нее выглядывали Глодия и Салинса. Примчались посмотреть, что случилось.

– Вы так полагаете, сударыня? – Эдмар картинно приподнял бровь.

– Полагаю, а то! – пройдя мимо него к окну, она поманила дочерей. – Девки, живо сюда! Ну-ка, гляньте да скажите, кто это там внизу стоит, который с непокрытой головой?

На тротуаре возле крыльца Дирвен что-то рассказывал своим охранникам – наверное, жаловался, а те, наверное, делали вид, что сочувствуют. Он единственный в этой компании был без модного летнего берета с кисточкой, отросшие соломенные вихры золотились на солнце: пусть все видят, что рога больше нет и ни в каких шляпах он не нуждается.

– Это Дирвен Кориц, первый амулетчик Светлейшей Ложи.

– Он овдеец, но из Овдабы сбежал, и еще он воспитанник дядюшки Суно.

– Теперь уже не воспитанник, дядюшка Суно так и сказал – хвала всем богам, что за это сокровище теперь другие кураторы отвечают.

– И еще говорят, что он самый сильный амулетчик не только в Ларвезе, а во всем Сонхи.

Глодия и Салинса замолчали, исчерпав свой запас сведений о Дирвене.

– Эх, вы, дурехи, самого главного не сказали. Учишь вас, учишь… Это, девки, жених!

Те переглянулись.

– Да у него, сказывают, такой нрав, что с ним наплачешься, – надула губы Салинса.

– И денег нет, у него все жалованье забирают в казну Ложи за то, что он разрушил Пергамон, – добавила старшая сестра.

– Ой, дурехи, и впрямь дурехи. Жалованье забирают, да матушке его недурное пособие назначили, чтобы она его направляла в благую сторону, светлейшим магам на пользу. Вот и жену деньгами не обидят, ежели та будет с умом на него влиять да от глупостей удерживать, в Ложе, чай, люди понимающие. А что до нрава, самый тот у него нрав, чтоб его к рукам прибрать. Вы ж у меня девки зубастые! Он хорохорится, а его надо победить: коли оплошаешь, он будет всяко выдрючиваться, а коли ты одержишь верх, будет он у тебя под каблуком, и ты его как следует выдрессируешь, станет как шелковый. Известное дело, для такого оболтуса нужна умная жена с характером. Барышня Хеледика не сказать, что размазня, но, видать, всего того не поняла, а вам, девки, повезло – вас я натаскиваю, вот и слушайте, чему учу.

– Браво, сударыня! – Эдмар слегка поклонился ей. – Отдаю должное вашей проницательности. Я с удовольствием буду наблюдать за вашим экспериментом и готов внести свою лепту: могу порекомендовать для этих двух барышень достойную всяческих похвал наставницу, которая обучит их изящным манерам, тонкостям флирта и светского этикета, кое-каким приемам укрощения партнера, а также постарается привить им хороший вкус. По моему скромному разумению, воланов и бантиков на платьях не должно быть чересчур много… Оплату уроков беру на себя. Что скажете, сударыня?

– Благодарствую, господин Тейзург, кто ж от такого откажется! Городским манерам мы учились вприглядку, в этом деле у нас и впрямь слабина. – Остроглазая женщина с энергичным костистым лицом повернулась к своим дочкам. – Слыхали? Выучитесь всем этим премудростям – настоящими алендийскими дамами станете!

«Пропал ты, Дирвен, – сокрушенно вздохнула про себя Зинта. – Такая была у тебя девушка, да упустил ты ее, как песок сквозь пальцы… И не вернешь теперь этот лунный песок, не твой он больше».

– Так что, девки, первый амулетчик Светлейшей Ложи – в самый раз выгодный жених, нечего носы воротить, и которая из вас его окрутит, та будет молодчина. – Табинса окинула своих девиц взглядом полководца, напутствующего солдат перед боем, и мотнула головой в сторону окна. – Ату его, девки!

Куду, Вабито и Монфу жгли костер из подсохшего плавника. Теперь их было трое: Сохнор, провалившийся в зыбучку с головой, так и остался в своей безвестной прибрежной могиле.

Они вконец обессилели. По берегу рыскали здешние маги, вроде бы кого-то искали. Трое бродяг рассудили, что лучше им на глаза не попадаться, и прятались, используя скрывающие чары. Сейчас преследователи угомонились: то ли поймали кого надо, то ли устремились в погоню по верному следу, но прочесывать местность уже несколько дней как перестали. Очень вовремя, а то бы выжившие ученики Унбарха отправились в серые пределы Акетиса вслед за Тахнором и Сохнором – их бы доконало истощение.

Они все еще чувствовали себя скверно после плена в зыбучке. Неподвижность, невыносимая сковывающая тяжесть, холод, голод и жажда – все это само по себе способно убить, а там еще эти твари, которые вытягивают из тебя воспоминания, словно жилы мотают. Этим хихикающим гадинам, одетым в провонявшие рыбой рваные сети, почему-то больше всего понравились марнейские события, особенно те, которые произошли после победы Унбарха.

Вабито и Монфу снова и снова подневольно вспоминали о том, как они по приказу своего господина пытали Стража Мира, а Куду – как он вместе с остальными магами-учениками на это смотрел. О, если бы твари из зыбучки съедали эти страшные картинки без остатка, освобождая место для благословенной пустоты забвения! Но то, чем они кормились, никуда не исчезало – наоборот, становилось еще отчетливей и ярче, словно этот ужас вытащили из темного чулана на свет и отряхнули от пыли. Монфу, Вабито и Куду были близки к безумию, и если бы не юный маг-предметник, вызволивший их из западни, они бы самое позднее к исходу следующего дня сошли с ума.

Бурый песок, серое море, тускло-белое облачное небо. Чуть в стороне от костра, рядом со скудной кучкой мокрых продолговатых раковин, лежало несколько подсохших корок, надкушенная булочка в сахаристом панцире и огрызок копченой колбасы – остатки трапезы тех, кто занимался здесь поисками. Еда нашлась под наклонно торчащим камнем, откуда ее не смогли вытащить чайки. Награда за перенесенные страдания.

Монфу зашелся в приступе лающего кашля, потом выдавил:

– В мире многое изменилось. Твари вроде тех, что водятся в этой местности, в наше время обитали в пределах Хиалы, а теперь они живут бок о бок с людьми. Так же обстоят дела и с другими подобными им магическими существами, которых мы, помните, видели в городе. Любопытные перемены…

– Не о том думаешь, – бросил Вабито, приступая к дележке объедков и моллюсков.

– И о чем же, по-твоему, мы должны думать? – подавленно поинтересовался Куду.

– О том, как бы нам разыскать того юношу и попроситься к нему на службу. Вы же почувствовали, каким могуществом он обладает? Невероятная сила… Вот такой покровитель нам и нужен, а мы даже не спросили, как его зовут.

Глава 10 Фляжка вина и тыква

Достопочтенный Зибелдон был человеком хотя и благородного нрава, однако же изрядно злопамятным. Впрочем, знали об этом немногие.

Также он был заядлым путешественником по мирам и любителем экзотических растений. Хотите нажить в его лице врага – растопчите какой-нибудь редкостный кустик, который он собирался исследовать, уж этого он вам не простит.

Зибелдон не забыл о своих бесценных иногляриях, погибших на Выставке Светлейшего Собрания. Закопавшаяся в клумбу безмозглая скотина, выпустивший ее из павильона балбес Дирвен, проявившая халатность охрана – все они виноваты, но Зибелдон был не только злопамятен, а еще и справедлив. Он хотел поквитаться за клумбу с главным виновником, без которого всего этого безобразия не случилось бы, – с коллегой Тейзургом.

Возможно, узнай он о том, что Сокровенный Круг лишил Тейзурга на ближайший десяток лет возможности странствовать по мирам, он счел бы себя отмщенным, но Зибелдон как отправился весной в новое путешествие, так с тех пор в Сонхи не возвращался.

У него была тайна, о которой, впрочем, кое-кто из коллег догадывался: он был, по сути, «ущербным магом» – одним из тех, кто способен эффективно совершать магические действия в одиночку и без подпитки из Накопителя. Благодаря этому он мог сколь угодно долго находиться в чужих мирах, не наведываясь в Сонхи за новой порцией «подкормки», и открывать Врата Перехода без помощников, за счет собственной силы.

«Ущербный» член Сокровенного Круга – это немыслимо, по определению невозможно, это неслыханный конфуз и скандал, но Зибелдон, с малых лет мечтавший о других мирах, ради осуществления мечты скрывал свою истинную силу. Ему это удалось. Наверх он пробивался не ради власти, а единственно потому, что в Ларвезе одним лишь архимагам дозволены такие путешествия без формальных ограничений.

Когда почтеннейшие коллеги поняли, что он собой представляет, они предпочли закрыть на это глаза. Пусть тешится своими дальними странствиями, для Ложи это весьма хорошо: в конце концов, он собирал массу любопытной информации и добывал много полезного – иномирские артефакты, книги, приправы, ценные ингредиенты для зелий, которых в Сонхи днем с фонарем не найдешь, образчики удивительных растений и минералов. Насчет своей «ущербности» он помалкивал, в интриги не ввязывался, политикой не интересовался, и остальные архимаги решили, что с такого исключения вреда не будет, а выгода неоспорима.

Зибелдон сидел в закусочной в одном из густонаселенных городов мира Бингару. Многоэтажные здания, обшарпанные, как в кошмарном сне, соединялись на разных уровнях множеством мостов, крытых галерей, трубопроводов, механических приспособлений для транспортировки грузов – все это разномастное и облезлое, зато охваченное непрерывным муравьиным движением. Здешнее небо напоминало шоколад, в который плеснули скисшего молока, а маленькое красное солнце вселяло ощущение тревоги – по крайней мере, в души тех, кому привычней белое или золотисто-желтое дневное светило. По ночам тут всходило от пяти до восьми лун, так что не соскучишься.

Внизу клубился сплошной туман испарений, спустишься туда – одуреешь. Работавшие там нижняки выше первых этажей, в так называемый «воздушный город», никогда не поднимались. Они словно глубоководные рыбы, чистый воздух – если его можно назвать чистым при этакой мешанине разнообразных запахов – доведет нижняка до обморока раньше, чем тот успеет осмотреться по сторонам.

Порой по улицам проплывали хлуфы, переставлявшие длинные голенастые ноги осторожно и плавно. Эти бингарские твари выращены специально для перевозки грузов, их ороговевшие спины похожи на овальные чаши величиной с телегу. Рост хлуфов принято измерять в «этажах», среди них есть и мелочь, и двадцатиэтажные гиганты. Несмотря на свои размеры, они больше напоминали насекомых, чем животных, особенно если смотреть на них издали.

Бингарцы смуглы, худощавы, гибки, их лица с человеческой точки зрения некрасивы, у иных на спине топорщится пара темных кожистых крылышек – эти называют себя крылатым народом и презирают тех, кто лишен подобного украшения. Хотя толку-то от крыльев, на которых не полетаешь.

Бингару – темноватый мир, тусклое красное солнце не в силах рассеять его постоянные сумерки, поэтому улицы местных городов в любое время суток озарены множеством фонарей, развешанных на всех уровнях. Это царство вечного тепла, здесь ходят налегке, а крылатый народ непременно выставляет напоказ свои куцые крылышки – признак аристократизма и первородства.

Один из представителей этой элиты уселся за столик напротив путешественника. Полуголый, в шароварах с клепаным поясом, наискось через грудь – извилистый шрам. Взгляд цепкий и одновременно слегка затуманенный, в левой ноздре тонкого крючковатого носа поблескивает золотое колечко с пятиугольной подвеской на короткой цепочке.

Тот, кого Зибелдон ждал. Продавец с товаром.

– Вы принесли?..

Сунув руку в карман шаровар, бингарец достал небольшую фляжку в оплетке из облупившейсялакированной кожи.

– Это оно.

– Позвольте убедиться?

Под презрительным взглядом продавца Зибелдон отвинтил металлическую крышку, принюхался к содержимому.

Никаких сомнений, именно то, что он заказывал. Магобой. Вино, настоянное на запрещенных бингарских травах. Остается уповать на то, что коллеге Тейзургу этот запах незнаком. Что ж, продегустирует – век не забудет…

Для тех, кто не обладает магическими способностями, это обыкновенное вино, приятное на вкус, не слишком крепкое. Зато мага оно сначала ввергнет в невменяемое состояние, а потом оделит жесточайшим похмельем, которое растянется на несколько суток. Чем сильнее маг, тем мучительнее похмелье, так что клумба будет отомщена.

О клятве не причинять вред и об отдаче Зибелдон не забыл, но отдача его ждала предсказуемая: сам он тоже хлебнет магобоя, и сколько-то времени ему предстоит страдать от последствий, хотя и в меньшей степени, чем наказанному по заслугам могущественному недругу.

Взяв деньги, бингарец поднялся со стула и, не прощаясь, исчез за проемом, на опасной, как портовые закоулки, полутемной лестнице.

Зибелдон с перекочевавшей к нему в карман фляжкой незаконно купленного магобоя немного выждал и тоже направился к выходу. Вот теперь можно и обратно в Сонхи.

«Ты у меня попомнишь эту клумбу, демонов шутник…»

Суно не раз мысленно возвращался к своему первому после прибытия в Аленду разговору с Эдмаром. Зинта возилась с Нинодией, Дирвена сразу взял в оборот Шеро Крелдон, а он отдал Хеледике фигурку свернувшейся кошки из смутно прозрачного синего камня, и после этого они сели пить кофе.

Вытащив заклятую булавку-родинку, песчаная ведьма приняла свой истинный облик. Ее лицо с тонкими чертами осунулось и выглядело повзрослевшим. Возможно, впечатление усугубляли разводы не до конца стертой сажи.

Довольно грязные крестьянские шаровары, овдейская клетчатая жакетка, чересчур просторная застиранная кофта – сразу видно, из командировки, понимающе и грустно хмыкнул про себя Суно. Разве это жизнь для семнадцатилетней девушки? Ей бы гулять с кавалерами по бульварам и танцевать на балах… Впрочем, у нее на этот счет может быть и другое мнение. Распущенные волосы лунно-песочного цвета скрадывали неказистость ее наряда: Хеледика выглядела не бродяжкой, а скорее актрисой, сыгравшей роль бродяжки.

К ним присоединился Тейзург, пожелавший узнать подробности. Раз он на ближайшие годы заперт в Сонхи, начнет теперь, в погоне за интересным, совать свой любопытный нос во все многообещающие дыры. А вы, достопочтенные коллеги, рассчитывали на что-то другое?

Орвехт еще раз, теперь уже для него, рассказал о Зомаре.

– Коллега Эдмар, возможно, вам приходилось слышать о каком-нибудь маге, который мог бы пройти невредимым через живое пламя саламандры?

– Чего захотели, коллега Суно, – тот усмехнулся с таким задумчивым и загадочным прищуром, что собеседник сразу подобрался: тепло. – Это неимоверная редкость, воистину капля в море, и я знаю только одного мага, который, возможно, на это способен.

– Только одного? – невеселым эхом отозвалась песчаная ведьма.

– Одного, но знаете? – уточнил Орвехт.

– Теоретически… – уклонился от прямого ответа Тейзург. – А вы и впрямь видели царицу Лорму, которая прошлым летом в Олосохаре сожрала моих работников?

– Видел. И сожалею, что не убил, поскольку сие невозможно. Что бы она ни натворила в давние времена, срок миновал достаточный, чтобы считать наказание свершившимся. Стоило бы дать ей возможность переродиться, заодно это положило бы конец ее нынешним злодеяниям. Обычно наши боги милосердней.

– Дело тут не в милосердии и жестокости и не в том, что она натворила тогда, а в том, что она потенциально может натворить. Лорма – Порождающая. До тех пор, пока она остается вурваной, эта ее способность заблокирована, ибо представители волшебного народца не могут быть Порождающими, Разрушителями или Созидающими, даже если они, как сущности, обладают такими задатками. Пардон, вы и без меня все это знаете… Если Лорма вновь станет смертной, это ограничение для нее будет снято, и тогда она сможет повторить свой прошлый фокус. Так что я не назвал бы это чрезмерной жестокостью. Всего-навсего мера безопасности, как это ни печально для самой Лормы и для тех, кто попадает к ней на обед.

– Что же такое она может породить?

Суно припомнил тот несусветный многорукий ужас, вызванный к жизни искалеченной волшебницей, который гонялся за ними в мезрийском Накопителе, и ему стало не по себе.

– Много хуже нашего знакомца, – Эдмар, словно прочитав его мысли, сочувственно улыбнулся углом рта. – Неуничтожимую тварь, обладающую магическими способностями и ярко выраженными наклонностями истязателя, достаточно сильную, чтобы при благоприятном раскладе подмять под себя весь мир. Милейшим сонхийским богам было отчего забеспокоиться.

– И что стало с этой тварью?

– Тогдашний Страж Мира спалил ее синим пламенем, а оставшийся огрызок бестелесной сущности унес в бездну Несотворенного Хаоса, где не уцелеть никому, кроме Созидающих. Проблему решили, но с Лормы сталось бы поднакопить силы и повторить этот номер на бис, почему и были приняты такие немилосердные меры предосторожности.

– Подробности этой истории где-то изложены? Я был бы признателен за подсказку…

– Увы, никаких письменных источников не сохранилось. Мне об этом рассказал крухутак.

– Рискнули сыграть в три загадки? – Орвехт крайне удивился.

– Увольте, я не всезнайка и не сумасшедший. Шайка алендийского народца кое-что у меня украла, я вернул пропажу, а этим пакостникам пришлось со мной расплачиваться, кто чем сможет. Крухутак расплатился ответом на мой вопрос и заодно поведал о Лорме.

В комнату заглянула матушка Сименда.

– Хеледика, идем, ванна тебе готова!

Чинно поклонившись Орвехту и своему старшему родственнику, девушка ушла. Ее усталое лицо так и просияло: наконец-то ванна! Суно, сам на днях вернувшийся из затяжной командировки, понимал ее, как никто другой.

– Коллега Эдмар, можно попросить у вас адрес того достойного мага?

У него было смутное ощущение, что продолжать этот разговор лучше наедине.

– Увы, он живет не в Сонхи. Если бы не те полуночные олухи – иностранные агенты, кто бы сомневался, – я бы вас познакомил, а теперь это нереально. Впрочем, есть некоторые шансы, что он захочет посетить наш мир… Вы сильно привязаны к заключенному в «Пламенный конус» амулетчику?

– Он надежный товарищ и весьма достойный молодой человек. Можно считать, я обязан ему жизнью.

– Означает ли это, что вы не постоите за ценой, чтобы его спасти?

Эдмар смотрел испытующе и в то же время с полуулыбкой, как будто поддразнивая.

– Лишь бы цена оказалась мне по карману. Что ваш знакомый за это потребует?

– Он – ничего. Расплатиться вы должны будете со мной, за наводку и посредничество.

Суно не принадлежал к числу видящих, но его пронзило ощущение, что он знает, куда клонит собеседник.

– Чем же я должен расплатиться, коллега Тейзург? – осведомился он бесстрастным тоном.

– Сущей безделицей. Суно, забудьте.

– О чем?

Боги, да он и так уже понял, о чем, но все равно задал вопрос. А Эдмар, судя по мелькнувшей в глазах усмешке, прекрасно понимал, что собеседник из догадливых.

– О ерунде. О глупых деревенских россказнях, которых вы наслушались во время своей командировки. Мало ли, какие байки травят от скуки по забытым богами глухим деревушкам… Выбросьте этот вздор из головы и никогда не вспоминайте, во всяком случае, вслух.

На одной чаше весов – жизнь Зомара, на другой – связи между людьми, которых Орвехт вряд ли когда-нибудь увидит.

– Честно говоря, не возьму в толк, о чем вы говорите, коллега Эдмар. Какие деревенские байки? Не до того, знаете ли, было… Ничего настолько любопытного, чтобы вспоминать да пересказывать.

Он произнес эти слова, преодолев некоторое внутреннее сопротивление. Хотя на службе у Ложи ему приходилось еще не так кривить душой.

– Вот и прекрасно, – собеседник одобрительно усмехнулся. – Тогда я хотел бы услышать, как вы поклянетесь в этом богами и псами.

Могла ли Зинта думать, что однажды ей так повезет? Она давно мечтала познакомиться с достопочтенным Зибелдоном, знаменитым путешественником и автором книг о чужих мирах. Его путевыми дневниками она с детства зачитывалась, их печатали даже в Молоне – в переводе, с изрядными цензурными пропусками. Поселившись у Суно, Зинта принялась читать Зибелдона с языковыми амулетами и со словарем, было страсть как интересно, вдобавок это помогало ей усваивать ларвезийский.

А теперь, хвала Госпоже Вероятностей, состоялось личное знакомство. Архимаг-путешественник назвал ее «очаровательной женщиной», да еще в гости пригласил. Если б одну, совсем бы застеснялась, но он позвал всю компанию: Суно, Эдмара, Нинодию, которая уже чувствовала себя достаточно хорошо для поездок в Аленду, и Зинту. Заглянул в «Чайную лодку», увидел их – и, не чинясь, подсел за столик. Само собой, беседа пошла о дальних странах и чужих мирах.

Он был поджарый, крепкий, седые волосы гладко зачесаны, загорелое лицо изрезано морщинами, коричневато-серые глаза лучатся энергичным оживлением – именно так, по мнению Зинты, и должен выглядеть бывалый маг-путешественник. Наверное, Суно в пожилые годы станет таким же.

Зибелдон зазвал их к себе отобедать, чтобы узнать мнение Тейзурга и Орвехта о новых иномирских артефактах, но Зинту с Нинодией тоже не обделял вниманием. Его дом – настоящий дворец со всеми мыслимыми удобствами – стоял рядом с резиденцией Ложи, как и официальные жилища других архимагов, и был соединен с ней воздушной галереей, которая вела от просторного балкона на третьем этаже за белокаменную ограду. А сколько в этом доме было всяких диковин – у Зинты глаза разбежались.

На присутствие лекарки Зибелдон поначалу не рассчитывал. Она могла спутать ему планы. Избавить от мук похмелья мага, который хлебнул магобоя, ей не под силу, но Зинта наверняка способна распознать сей запретный напиток по запаху. В храмах, где проходят обучение лекари под дланью Тавше, специально хранятся образцы сотен ароматов. Она поймет, и останется лишь отговориться тем, что он и сам не ведал, что за дрянь ему подсунули – мол, чьи-то происки.

Однако случай выпал больно уж удобный, и маг-путешественник придумал, как Зинту устранить. Уже усадив гостей за стол, он «внезапно вспомнил» о своей прислуге, которая при переменах погоды жаловалась на боли в пояснице. В последнее время у нее приступов не было, но Зинта, добрая душа, все равно пошла ее осмотреть и подлечить. Что ж, к лучшему, если подлечит.

Зибелдон достал фляжку с магобоем и галантно попросил Нинодию оказать кавалерам честь. Промурлыкав что-то кокетливое, та разлила вино по хрустальным рюмкам – и все четверо выпили.

– Недурно, – заметил Тейзург.

«Ты еще не знаешь, насколько это недурно», – ухмыльнулся про себя Зибелдон.

Правда же, надо быть придурком, чтобы вот уже полтора часа сидеть и слушать всю эту ерундищу? А то первому амулетчику Светлейшей Ложи заняться больше нечем! Между прочим, его сюда послали за тыквой, которую надо взять у почтенного Сухрелдона и отнести достопочтенному Зибелдону, а тут такая засада.

Пресловутая тыква, которая чудесным образом выросла на «жареной грядке» вместо сиянских пряностей, лежала на столе. Оранжевая в розоватых пятнышках, круглая, сплюснутая, по окружности размером со столовое блюдо. Ошалевший от сухрелдоновских стихов Дирвен поглядывал на нее с тоской, и моментами ему казалось, что тыква печально подмигивает, словно ей тоже хотелось поскорее отсюда убраться.

За год полевой работы он кое-чему научился, в том числе – выбирать нужный момент для удара или для того, чтобы броситься наутек. Сухредлон, вбивший себе в голову, что поэма подскажет Дирвену ответы на свойственные юношам вопросы и подтолкнет его в сторону блага, прервался, чтобы промочить горло, взял с полки чашку с остывшим чаем, а когда повернулся – увидел затворяющуюся дверь и услышал затихающий в коридоре быстрый топот. Неблагодарный слушатель схватил тыкву в охапку и был таков.

Поэт послал вдогонку мыслевесть: «Дирвен, вернись немедля!»

«Я должен срочно доставить ее, куда надо, а то достопочтенный учитель Зибелдон будет ругаться», – донесся ответ.

Как всегда, с грустью подумал Сухрелдон, возвышенное их не интересует, до поэзии им нет никакого дела.

Несмотря на то что оранжерею заливало солнце, которое наполняло пыльным сиянием стекла, путалось в листве и рассыпалось сотнями подрагивающих зайчиков, на душе у него сделалось смутно. В голову лезло всякое о роковых случайностях, о внезапных переменах, которые вдребезги рушат устоявшийся порядок вещей, о сорвавшихся камешках, влачащих за собой шлейфы грохочущих лавин… Он выпил еще чашку чаю – послаще, с тремя ложками сахара, – но это не помогло, душу как будто пронизывал холодный сквозняк.

Сбежавший Дирвен между тем добрался до пивной, где бездельничала его охрана. Когда он появился, один из парней жаловался на свою подружку, модистку Нелинсу: те изменила ему с хозяином парфюмерной лавки и объясняла это тем, что ее-де опоили приворотным зельем.

– Да все они так оправдываются, – презрительно и многоопытно процедил первый амулетчик. – Тра-ля-ля, во всем виноват приворот… Известная песенка. А если б она не была из таких, она бы в постель к нему не прыгнула. Подумаешь, приворот – это просто отговорка. Если у человека есть выбор, он все равно отвечает за свои поступки. Так что брось ты ее к демонам и отстриги ей волосы на прощанье за то, что она обманщица и шлюха. Я-то их знаю, уже нарывался. Главное, не слушай, что она будет плести в свое оправдание, это они умеют, они все одинаковые.

С нынешними охранниками у него сложились более-менее приятельские отношения. Не то чтобы подружились, но после своих приключений в Овдабе Дирвен стал держаться с людьми проще: знал о своем превосходстве над ними, однако не выставлял его напоказ на каждом шагу. Правда, эти парни и не досаждали ему так, как прежние: на территории резиденции Ложи по пятам за ним не ходили, здесь и без них все под контролем, а когда он отправлялся на очередное задание или прошвырнуться по Аленде, вели себя, как вышколенные телохранители – бдили, но не наглели. Сразу бы так, а то раньше ему все каких-то придурков в охрану подсовывали.

По Аленде он в последнее время почти не гулял, а то за воротами резиденции его всякий раз подстерегали две демоницы – Глодия и Салинса. И откуда только узнавали, что он собирается в город… Можно подумать, кого-то подкупили. Такие цепкие, липучие, и ничем их не проймешь. Он доложил, что его преследуют – вдруг чего замышляют, как та же Хенгеда, но куратор-безопасник ответил с добродушной усмешкой, что девицы эти проверенные и лояльные, дочери кузины коллеги Орвехта, поэтому беспокоиться не о чем.

Ага, не о чем… В последний раз он застал их в гостях у мамы, когда приехал ее навестить, – вот это был номер! И не выгонишь, им все нипочем. Вдобавок мама сказала, что девушки они бойкие, но обходительные и славные, а куратор после начал объяснять, что госпоже Кориц нужен круг приятельниц, чтобы она не чувствовала себя одинокой и поскорее выучилась говорить по-ларвезийски. Вроде все правильно, ему ведь хочется, чтобы маме было хорошо, и все равно чудилась в этом какая-то непонятная засада.

Их даже грубостью не отпугнешь. Когда он сказал, что все девчонки – ветреные обманщицы, и доверять им нельзя, Глодия, вместо того чтобы обидеться, охотно с ним согласилась: «Истинная правда, все они обманщицы, бесстыжие вертихвостки и пустые балаболки, и на свете есть только одна женщина, на которую ты сможешь положиться, – угадай, кто?» «Мама», – буркнул Дирвен. «Матушка – это само собой, а кто еще? – и после паузы Глодия с торжеством объявила, зубасто и многозначительно улыбаясь накрашенным ртом: – Твоя будущая жена!» У Дирвена пробежала по спине стайка мурашек.

Зато по части девок ему больше не отказывали, раз в два-три дня привозили какую-нибудь из тех, что подороже, чтобы не гонялся больше ни за какими засланными Хенгедами.

– Я к достопочтенному Зибелдону, – сообщил он охране. – Выпью кружку пива… Эй, мне холодного пива!.. А потом отнесу этот овощ по назначению и вернусь сюда.

Он чуть не поперхнулся пивной пеной, когда от Сухрелдона пришла мыслевесть, подобная паническому воплю: «Дирвен, вернись с тыквой обратно! Сейчас же вернись, ее никто не должен увидеть!»

Ага, конечно. Ее уже увидели – и телохранители, и содержатель чистенькой пивнушки, приютившейся в цоколе административного здания, под барельефом, прославляющим деяния экзорцистов Ложи. И вообще это уловка, чтобы Дирвен дослушал поэму. Как бы не так.

«Учитель, я никому ее не покажу!» – заверил он приставучего стихотворца.

«Дирвен, я чую великое бедствие, которое свершится, если некто увидит твою ношу. Вот, послушай:

У меня предчувствие, пять из десяти, так что отнесись к этому серьезно».

«Удар по тыкве?» – уточнил Дирвен с профессиональной деловитостью.

«Это мне пока не открылось, но поскорее неси ее назад, и чтобы она никому не попалась на глаза!»

– Ага, уже несу, бегу со всех ног, – невежливо фыркнул Дирвен вслух и послал мыслевесть: «Учитель Сухрелдон, лучше я ее доставлю к достопочтенному Зибелдону, у него с ней точно ничего не случится, и по дороге никто не увидит, под плащом спрячу».

У него был летний плащ из коричневого ларвезийского шелка, тонкого и блестящего, но без мерцающих переливов, какими славятся китонские шелка. Пристегивается к плечам форменного камзола и эффектно развевается за спиной, когда идешь по улице. Штаны из хорошей ткани, с дюжиной карманов, чтобы таскать с собой кучу амулетов. Хотя иные из них даже в кармане не поместятся. Незадолго до истории с Пергамоном Дирвену довелось отправиться на задание, спрятав «Виноградный сонник» – набитую зачарованным пересушенным изюмом подушку – на животе под камзолом. Придурки, которые повадились его высмеивать, потом острили: мол, первый амулетчик выдул за ужином столько пива, что наутро проснулся с пивным пузом.

Вспомнив об этом, Дирвен оценивающе поглядел на тыкву: по форме и величине в самый раз с «Виноградный сонник». Вот так он ее и спрячет! Никто же тогда не увидит, ага? А чтобы встречные не глазели на «пивное пузо первого амулетчика», он запахнет плащ, и все дела.

Потребовав у хозяина чистое полотенце, Дирвен завернул в него тыкву и затолкал под камзол, который еле удалось застегнуть – хорошо, что Устав предписывает бойцам Ложи на всякий случай носить свободную одежду. Вывалиться на пол тыкве не позволял приспущенный ремень поверх камзола.

– Я туда и обратно, скоро вернусь, – бросил он парням, еще раз отправив Сухрелдону мыслевесть, что все под контролем.

Дирвена проводили усмешками, которые были скорее данью его находчивости, чем проявлением веселья по поводу «пуза».

Закончив с пациенткой, Зинта пошла к остальным – и остолбенела на пороге. Картинка перед ней открылась довольно странная. Даже очень странная. Стол с напитками и закусками выглядел так, словно здесь насвинячили пакостники-гнупи, на полу белели осколки битой посуды. Орвехт и Зибелдон сидели рядом и по очереди кидали виноградины в рюмки на другом конце стола, обмениваясь учтивыми замечаниями:

– А вы метки, коллега Орвехт. Поздравляю, славный бросок!

– Вы мне льстите, достопочтенный коллега.

– Льщу или нет, но я проиграл вам уже два щелбана.

– Мимо… Укатилась под диван, на радость чворкам. Сглазили, достопочтенный.

– Минус один щелбан, и то весьма отрадно. Однако боюсь, вы постараетесь наверстать упущенное…

Очередная виноградина шлепнулась в сливочник, во все стороны полетели молочные брызги.

– Отличный бросок, коллега! Видна рука мастера.

– Они рехнулись, – испуганным шепотом сообщила Нинодия, бочком подобравшись к Зинте. – Сразу оба. Даже все втроем, но господин Тейзург сказал, что раздрай на обеденном столе – это для взыскательного ценителя мелковато, и он поищет более утонченных развлечений. И ушел. А эти двое согласились друг с другом, что он не знает толка в развлечениях, и стали играть на щелбаны. Я аж сама не своя, убралась бы отсюда, но я же еле ползаю, вдруг еще колданут вдогонку…

– Суно! – позвала лекарка. – Господин Зибелдон!

– Оцените нашу меткость, сударыня, – благодушно отозвался архимаг.

– Зинта, ты, наверное, проголодалась? – заботливо справился Орвехт. – Мы раздавили черничный пирог и насыпали сверху соли, чтобы он был похож на пейзаж под первым снегом. Это была идея коллеги Эдмара, но результат ему не понравился, и он нас покинул. А по-моему, получилось недурно… Угощайся!

– Спасибо, – она глянула на размазанный по скатерти пирог. – Что-то не хочется.

Нинодия стояла в дверях, опираясь на трость, и смотрела нерешительно. Лекарка махнула рукой: мол, уходи, от греха подальше.

Суно и Зибелдон не безумны, это ее немного успокоило. Больше похоже на то, что они злоупотребили дурманными грибочками. Когда только-только сюда пришли, все было в порядке… Значит, причину, по которой у трех магов зашел ум за разум, надо искать здесь.

Она поддела пальцем немного черничной начинки, лизнула. Не то. Взяла пустую рюмку, принюхалась – и в изумлении пробормотала:

– Ох, молодцы, нашли, что пить… Да это же магобой!

Вино, настоянное на дурных иномирских травах. Для обычного человека эти травы не дурные, единственно аромата добавляют, вот и Нинодии ничего не сделалось, зато для магов это истинная дурь, а уж какое похмелье их ожидает… Зибелдон и Суно по уши увлеклись своей игрой, пусть так и сидят – главное, что смирно сидят, никого не трогают, а она должна поскорее разыскать невменяемого Эдмара, пока тот не натворил каких-нибудь недоброжительских дел. Что ему еще придет на ум, после издевательства над черничным пирогом?

Слуги видели, что господин Тейзург, мурлыча под нос какую-то песенку, убрел по ажурному белому мостику во владения Ложи, и лекарка бегом бросилась в погоню.

Резиденцию, занимавшую территорию в дюжину кварталов, Дирвен знал как свои пять пальцев. Когда он впервые сюда попал, его поразило здешнее великолепие: исполненные царственной гармонии архитектурные ансамбли, белоснежный и кремовый мрамор, колонны с пышными капителями, грандиозные барельефы, позолоченная скульптура. По сравнению с главной обителью светлейших магов дворец ларвезийского короля выглядел скромненько и провинциально.

Он выбрал кратчайший путь к пешеходному мостику, который вел в особняк Зибелдона. Час послеполуденного отдохновения, жара, тишина, статуи богов и великих магов ослепительно сияют на солнце – в такое время на улицах резиденции безлюдно, и несчастную тыкву никто не увидит. Впрочем, ее и так не увидят, под плащом и камзолом.

Когда из-за поворота ему навстречу выскочила запыхавшаяся Зинта, он от неожиданности отпрянул.

– А, это ты, – она перевела дыхание. – Эдмара не видел?

– Нет. Сдался он мне, как крухутаку новые ботинки.

– Его надо поскорее найти, он не в себе.

– То есть как? – удивился первый амулетчик.

– Достопочтенному Зибелдону какие-то зложители подсунули магобой – это для магов страшная дрянь, хуже китонских грибочков, и чем маг сильнее, тем хуже это окаянное пойло на него действует. Они выпили втроем. Сам Зибелдон и Суно Орвехт так и сидят у Зибелдона, играют в настольные игры, – тут лекарка фыркнула, – а Эдмара понесло прогуляться. Он сейчас себя не помнит и ничего не соображает. Если его увидишь, сразу пошли мне мыслевесть, хорошо?

– Хорошо.

Кивнув ему, Зинта огляделась и, никого не увидев, скрылась за углом.

Дирвен направился было к лестнице с фонарями на перилах, которая выгибалась ажурным мостиком и вела прямо на балкон особняка за оградой из белого кирпича, но призадумался и замедлил шаги. Можно побиться об заклад, Зибелдон сейчас тоже хороший. Чего доброго, он эту тыкву или о стенку шмякнет, или кашу из нее сварит, и Сухрелдон со своими предостережениями окажется прав, то-то его так разобрало… Придется тащить ее обратно, а там сказать, что он сейчас срочно нужен в другом месте, чтобы не пришлось снова слушать поэму.

Вспомнив о Самой Главной Сволочи, которая где-то здесь бродит, ничего не соображая, Дирвен сначала презрительно сощурился, потом независимо скривился, а потом… Ну, в общем, подумал об этом самом. Обо всякой мерзопакости. Само полезло в голову.

Эдмар сейчас не в себе. До завтра он все позабудет… А Дирвен не из таких, он эту мерзопакость на дух не переносит, но человек под действием приворота не отвечает за свои поступки, правда же? Значит… Значит, надо найти эту жабью сволочь вперед Зинты. А тыква подождет, что ей сделается.

Он метался по белокаменным закоулкам, то затененным, то залитым полуденным солнцем, и лихорадочно оглядывался. Увидев Эдмара в аллее небольшого сквера с цветниками, резными мусорницами и скамьями под увитыми плющом навесами, он едва не издал торжествующий возглас. Рядом никого. И кусты. Самое то, что надо.

Эдмар был в модных лиловых штанах, какие носят аристократы, и рубашке из белого с лиловатым переливом китонского шелка, с пышными рукавами и расстегнутым кружевным воротом. Волосы он с прошлого раза успел выбелить, покрасив отдельные пряди в фиолетовый, а за ухом у него торчал хищного вида тропический цветок, пурпурный в темную крапинку – точно ведь сорвал вон с той клумбы, хотя все знают, что это запрещено, там даже табличка есть. Ну, не сволочь ли?

Сейчас надо бы что-нибудь этакое элегантно-небрежное обронить, чтобы произвести на него впечатление. Дирвен вцепился потными руками в ткань плаща, словно утопающий в борт спасительной лодки, и осипшим от накатившего страха голосом выпалил:

– Эдмар, кого я вижу! Как насчет чего-нибудь такого… Ну, в общем, ты чего не подумай, я не такой, и со всякой вашей мерзопакости меня блевать тянет, но один раз не считается, и если сейчас какую-нибудь мерзопакость это самое, нас же тут не увидят, народа же не видно…

Получилось как-то нескладно. Эдмар слушал, картинно заломив бровь и слегка улыбаясь, вот бы научиться так же улыбаться… В горле вконец пересохло, но Дирвен продолжил:

– Только не думай, я не из таких. Смотри, кусты! Пошли туда, а то нас госпожа Зинта увидит, она тебя ищет.

– Право же, Дирвен, я пока еще не совершил ничего настолько злодейского, чтобы прятаться по кустам от служительницы богини милосердия, – ухмыльнулся пьяный маг.

– А вот не ври, ты много чего совершил, но я сейчас не об этом, я о мерзопакостях! Честное слово, мне самому противно, но если один раз это сделать, ничего же такого… Давай попробуем?

– Что – попробуем? Боюсь, я не уследил за ходом твоих рассуждений.

– Мерзопакость, говорю, давай сделаем! – рявкнул Дирвен, начиная в придачу к нестерпимому смущению еще и злиться.

– Хм, тебя, значит, на мерзопакости потянуло? Предлагаешь вытоптать клумбу, опрокинуть скамейки, поломать кусты, да потом в этих же кустах и спрятаться – а то мои дражайшие коллеги нас там не найдут. Пардон, но это вульгарно. Я не участвую.

– Неужели не понимаешь? Я имею в виду самую мерзопакостную мерзопакость! Можно подумать, ты не понял, что я имею в виду…

– Отчего же, понял. Хочешь сказать, что надо бы еще и мусорницы перевернуть, а их содержимое раскидать по дорожкам? Не спорю, что это будет самая мерзопакостная мерзопакость, однако ни изысканного вызова, ни шарма я в этом не нахожу. Ты ведь совсем не умеешь держать лицо. Только представь картинку: от кустов остались огрызки, клумба выглядит так, словно на ней куджарх валялся, скамейки вверх тормашками, незатейливые деревянные вазы разбиты в щепки, повсюду разбросан мусор – и посреди этого безобразия стоишь ты. Точь-в-точь как сейчас: красный, будто вареный рак, взгляд устремлен в землю, пальцы нервно теребят плащ на уровне причинного места – словно в довершение, в качестве последнего штриха, ты собрался еще и нужду здесь справить, но некое смутное нравственное чувство тебя удерживает. Поверь мне, это будет удручающее зрелище.

– Гад ты, Эдмар! Я всегда знал, что ты последняя сволочь и придурок! Задрипанный жабий демон, крашеный, как продажная девка, вот ты кто!

– Уж не хочешь ли ты меня оскорбить? – осведомился Тейзург угрожающе сладким голосом.

– Павлинье чучело из коллекции дохлого чворка!

– О, ты всерьез считаешь, что где-то есть чворк, способный проглотить павлинье чучело в натуральную величину? Однажды я видел в алендийских катакомбах примечательно крупный экземпляр, но это даже для него чересчур… А хочешь, я тебя превращу в павлина? Или в чворка, на выбор?

– Попробуй, гад! – он отдал своим амулетам команду «к бою».

– Ну что ж… – и тут Эдмар осекся, глумливую улыбку с его ненавистного треугольного лица словно тряпкой стерли. – Дирвен… Боги и демоны, это у тебя что?

Уставился он на тыкву – вернее, на выпуклость под камзолом, где была спрятана тыква. Приготовившись к драке с опасным противником, амулетчик принял удобную стойку, вот плащ и распахнулся.

– Это не твое дело! – огрызнулся Дирвен. – Не вздумай тронуть!

Вдруг эта сволочь вмажет прямо по тыкве, и… И тогда пророчество Сухредлона сбудется, а его ждет нагоняй за то, что не прислушался к словам видящего мага и позорно не выполнил поручение. Проваливать задания он не любил, и даже не потому, что за это ругают: он же первый амулетчик, лучший из лучших, и у него все должно получаться так, чтобы остальные только рты разевали от зависти.

– Несказанно рад, что это не мое, – пробормотал внезапно побледневший Тейзург. – Помнится, Зинта однажды сказала, что ты со своими амулетами способен на все, даже на нечто в этом роде, а я тогда решил, что это шутка. Значит, и вправду способен…

Зинта, легка на помине, появилась в другом конце сквера и бегом устремилась к ним.

– Эдмар!

– Смотри, ты была права, – обратился к ней маг. – Глянь, какой ужас… Дирвен, пардон за праздное любопытство, только один вопрос: от кого?

– Что – от кого? – переспросил сбитый с толку амулетчик.

– От кого у тебя вот это, – собеседник указал взглядом на тыкву.

– От учителя Сухрелдона! А ну, отойди с дороги!

– Вот как, значит, от Сухрелдона… Должно быть, тебя покорили его стихи, но чтобы это привело к столь невероятным последствиям…

– Эдмар, нет, нет! – лекарка энергично замотала головой. – Это совсем не то, что ты подумал! Пойдем-ка лучше домой.

– Что ж, Дирвен, поздравляю вас с учителем Сухрелдоном, – не обращая на нее внимания, продолжил маг. – Хотя, если кого-то интересует мое мнение, я нахожу, что это чудовищно. И демонов Хиалы еще называют извращенцами, в то время как среди людей творятся подобные дела! Нет уж, пойду я отсюда к своим старым добрым приятелям…

Возле клумбы появилась в воздухе зыбкая арка, за которой клубился торфянисто-темный туман. Считается, что открыть Врата Хиалы в святая святых Светлейшей Ложи невозможно, этому воспрепятствуют оградительные заклинания, но Эдмар, тем не менее, открыл их и шагнул во тьму раньше, чем Зинта успела схватить его за руку. Врата сразу же исчезли.

– К демонам убрался, придурок, – Дирвен хотел сплюнуть на клумбу, но передумал. – Сначала нес ерунду, потом окончательно спятил.

– Ладно уж, пусть лучше куролесит в Хиале, чем здесь, – рассудила лекарка. – Лишь бы живой вернулся.

Вот это совсем не обязательно, поделом будет гаду, если его там демоны в клочья порвут. Амулетчик оставил эту кровожадную мысль при себе.

– Пойду посмотрю, что делают остальные, – озабоченно заметила Зинта и повернула к особняку Зибелдона.

А Дирвен двинулся обратно к оранжерее, довольный тем, что сберег тыкву, так что никакой беды из-за нее не случится, и в то же время затаив едкую обиду на Эдмара. Когда-нибудь он отомстит этой безмерно подлой сволочи. Честное слово, за ним не пропадет.

У Зибелдона лекарка застала Шеро, которому еще раньше послала мыслевесть, и нескольких архимагов. Рассказала, что случилось – впрочем, дознатчики уже успели все выспросить у Нинодии, – и поспешила в лечебницу. Суно увезли в экипаже двое подчиненных Крелдона, они за ним присмотрят.

На улицу Розовых Вьюнов она вернулась поздно вечером. В доме было непривычно тихо: песчаная ведьма еще вчера уехала по заданию Ложи в какой-то провинциальный городок, а Табинса со своим семейством отправилась на Светлячковые луга. Многие горожане ездят туда любоваться светлячками – несметными россыпями зеленых и голубых огоньков среди посеребренной лунным светом травы. Говорят, иногда там можно увидеть танцующих флирий.

Тамошние гостиницы в эту пору переполнены, но Табинса наверняка выцарапает себе комнату. Да скорее всего, их пустят в закрытую для простых смертных гостиницу Ложи, ведь с ними Сонтобия Кориц, которую сопровождает приставленная Ложей охрана. Откровенно говоря, эту вылазку и затеяли ради Сонтобии, а вовсе не ради светлячков. Обхаживают мать «жениха».

Глодия и Салинса за последнее время изменились в лучшую сторону – стали одеваться со вкусом, и в манерах у них появился некоторый лоск, на это даже Суно обратил внимание. Зинта опасалась, что девицы замучают несчастную учительницу, такие кого угодно замучают, но Эдмар в ответ лишь усмехнулся:

– О, только не ее! Она умеет укрощать и подчинять, это у нее излюбленная игра. С Глодией и Салинсой справится единственно такая наставница, а с другой стороны, эти зубастые девочки из тех, кого она не сломает, зато многому научит. Можно сказать, они с моей помощью обрели друг друга. Интересно, сумеет ли она сотворить из этих двух гарпий очаровательных барышень? Сделать из Хеледики еще большую красавицу – никаких проблем, а здесь материал неблагодарный, зубы обломаешь… Но я подозреваю, она справится. Ты ее видела? Этакая салонная хищница с хлыстом на поясе. Восхищаюсь этой женщиной. Будь она лет на пятнадцать моложе, я был бы от нее без ума.

Зинта однажды посмотрела на учительницу Глодии и Салинсы – осанистую пожилую даму с набеленным и тщательно накрашенным лицом, и ей показалось, что та похожа на блестящее красно-черное насекомое, которое притворяется цветущим растением, чтобы подманить добычу поближе. Бедный Дирвен.

Маги Крелдона играли в сандалу в комнате на первом этаже, которую Суно называл «приемной». Склонились с двух сторон над доской, а на обшитой деревянными панелями стене точно так же склонились над чем-то интересным их сгорбленные тени. Матушка Сименда уже легла спать. Ощущение «что-то не так» появилось у Зинты, когда она взбежала по лестнице на второй этаж. Посторонний запах, которого тут не должно быть, – или просто догадка?

Она заглянула в спальню. Суно спит, а на соседней подушке оплывшее бледное лицо, окруженное россыпью темных локонов. Испуганно блеснули открытые глаза. Лекарка отступила назад и притворила дверь.

Нинодия, наспех одевшись, нашла ее в гостиной.

– Не сердись, – прошептала она сконфуженно. – Какая из меня соперница… Он и лег-то со мной, потому что мертвецки пьян. Не удержалась, так было тоскливо, так хотелось хоть разок побыть с мужчиной… Мне надо было раньше уйти, а я, дуреха, разнежилась. Не сердись, ты здесь хозяйка, а я уже пошла.

– Поздно ведь, оставайся до утра, – после короткой паузы Зинта добавила: – Только не в спальне, а в комнате для гостей.

– Что ты, что ты, – Нинодия замахала руками. – В коляске уеду, надо ведь и честь знать, ты мне ноги спасла, а я тебя так отблагодарила…

На улицу они вышли вместе. Зинта чувствовала, что вряд ли уснет, так что лучше прогуляться по городу – вдруг попадется кто-нибудь, кому нужна ее помощь? Она любила озаренную фонарями ночную Аленду и, усадив Нинодию в наемный экипаж, зашагала куда глаза глядят.

Иссиня-черное небо усыпано звездами – их в Сонхи поменьше, чем в мире Эдмара, зато здесь они крупнее. На светлых стенах выделяются узоры оберегов и занавеси плюща, с балконов доносятся голоса, смех, ароматы горячего шоколада. Окна напоминают громадные фонари, внутри которых разыгрываются волшебные представления – в каждом свое, выбирай любое. По бульварам фланируют гуляющие, а в потаенных омутах ночи, на утонувших в темени задворках, выползает наружу городской народец – гнупи, вывырики, тухурвы, козяги, снаяны. Возможно, та разудалая компания, которая спасала лекарку из подвалов Дома Инквизиции, сейчас разгуливает где-то поблизости да чинит смертным мелкие пакости.

Постепенно Зинта успокоилась. Ничего же плохого не случилось, и совсем это не похоже на ее прежнюю жизнь, когда она, вернувшись из лечебницы домой, заставала Улгера с Нальвой или Карилой – и в придачу полный таз грязной посуды на кухонном столе. Суно сейчас невменяем, и вспомнит ли он завтра свое любовное приключение – это еще надвое. И Нинодия не сможет его у Зинты отнять, да она, похоже, и впрямь не собирается… Хотя кое в чем эта авантюристка схитрила. И ее хитрость удалась. Сама она пока еще не в курсе – почувствует через две-три восьмицы, но от лекарки под дланью Тавше здесь не может быть никаких секретов. Нинодия не знает правды о Накопителях, вот и сделала то, на что Зинта не смеет решиться.

Она чуть не расплакалась – и от беззлобной, но тоскливой зависти, и от безысходности, и от страха за будущего ребенка Нинодии, который вполне может оказаться древним магом.

Да какое там «чуть» – на глазах выступили слезы, свет фонарей начал расплываться сияющим золотым туманом.

Потом слезы высохли. Что будет, то будет. Удалось же спасти от этой дряни Эдмара и Тимодию. Зинта вскинула голову, ее походка стала легкой и стремительной, а в ушах, казалось, звучала музыка – настойчивый неистовый ритм, призывающий шагать дальше и не сдаваться.

И вовсе это ей не казалось… Миновав очередной квартал, лекарка поняла, что музыка и вправду есть: кто-то бьет в бубен, посылая в ночь яростную, дикую, ликующую мелодию, под которую так и хочется пуститься в боевую пляску, хотя Зинта никогда раньше не участвовала ни в каких боевых плясках.

Мимо нее промчались двое в золотых масках ящеров и парадных одеяниях служителей Зерл Неотступной – в ту сторону, откуда наплывали звуки бубна. Еще один появившийся на улице жрец двигался в том же направлении зигзагами лихого танца, свирепо колотя каблуками по мостовой.

Зинта пошла следом, про себя удивляясь: «Чего это они? Вроде же нет у них сегодня по календарю никакого праздника…»

Звуки доносились из-за ограды храма Зерл на площади Трех Повозок. На башенках, устремленных в звездное небо, горели красные и оранжевые фонари, а внизу, перед входом, жрецы и жрицы исполняли неистовый танец. Их маски, слепленные из золотых выпуклостей и темных впадин, казались мордами каких-то странных неведомых тварей, сбежавшихся на непреодолимый зов. Тени метались по двору, то уменьшаясь, то вырастая, скользили по статуям вооруженных мечами дев-ящериц, наделяя их мнимой жизнью.

Зинта остановилась посмотреть, а потом обратилась к старику-сторожу, который пританцовывал возле распахнутых ворот:

– Почтенный, что у вас сегодня за праздник?

– Этого никто не знает, почтенная, – он уважительно наклонил голову, поскольку по одежде и ритуальному кинжалу на поясе признал лекарку под дланью Тавше. – Небывалое дело, нынче сама Зерл колотит в бубны во всех своих храмах! Смертные служители к ее священным бубнам прикасаются только для того, чтобы смахнуть пыль, и то с извинительной молитвой. С полчаса назад началось… Свершилось что-то, угодное Неотступной, и мы ей во славу радуемся вместе с ней.

После этого зрелища хандру как рукой сняло, и Зинта отправилась дальше, воспрянув духом. Танцы она любила, а тут еще осталось такое же впечатление, словно поглядела на грозу над морем, или на игры диких кошек, или на водопад – это было сокрушительно и до некоторой степени страшновато, но слов нет как хорошо.

Завернула на «зов боли» в дом с наемными квартирами на улице Ракушечного Пирога, где одну старую женщину одолел приступ удушья, потом поужинала в чайной. Незнакомые закоулки вывели ее в злачный район с игорными домами, дешевыми борделями и храмом Ланки, украшенным ухмыляющимися медными масками жуликоватого бога.

Вокруг этого храма тоже царило оживление. Жрецы Хитроумного всех желающих бесплатно угощали вином, которое черпали из выкаченного на улицу бочонка, и набежавший народ с воодушевлением пил «во славу Ланки». Зинта с изумлением заметила двух затесавшихся в толпу крухутаков: птицелюди приставали с разговорами то к одному, то к другому – не иначе, предлагали сыграть в три загадки. И насмешливо шелестела листва громадных платанов, укрывавших обитель воровского бога от взглядов тех, кому нечего там высматривать. Впрочем, нет, вовсе это не листва… И вправду кто-то негромко смеется чрезвычайно довольным смехом прожженного плута.

– Что здесь такое творится? – спросила Зинта у долговязого юноши с одухотворенным меланхоличным лицом и «плавающим», но в то же время цепким взглядом профессионального карманника.

– Хитроумный сегодня угощает тех, кто ему служит своими делами, и всех прочих, кто его чтит, – ответил вместо вора уличный торговец с громоздким расписным коробом на облупленном ремне через плечо.

– Пейте во славу Ланки! – жрец протянул им по кружке.

Лекарка нестала отказываться. Пожалуй, ей тоже есть за что славить Хитроумного: кто, как не он, помог тухурве и гнупи выкрасть ее у светлейших инквизиторов?

– А что это за шелест, похожий на смех, слышите? – поинтересовалась она, отхлебнув вина.

– Это смеется сам Ланки! – с гордостью сообщил жрец. – Кто-то сумел ему угодить… Знать, кто-то исхитрился совершить то, что считалось невозможным, и господина всех хитрецов это отменно позабавило. Давно такого не случалось, на моей памяти – ни разу.

– Да что случилось-то? – спросили из толпы.

– Этого никто не знает, но Ланки повелел праздновать!

– А я знаю! – хрипло крикнул крухутак, щелкнув длинным клювом. – Ох, чего я знаю… Вы и представить себе не можете, что нынче случилось! Играем в три загадки? Кто угадает, отвечу на любой вопрос! Расскажу, как есть, что обрадовало Хитроумного! Играем? Кто рискнет?

Выше клюва лицо у него было точь-в-точь человеческое, печальные глаза часто моргали. Наморщенный лоб, лысая, как колено, голова. Он прикрывался оттопыренными крыльями, под бледной кожей прорисовывались ребра – должно быть, давно не ел, не так уж много найдется охотников играть с крухутаком, поставив на кон свою жизнь.

– Кто здесь смелый, кто рискнет отгадать три загадки во славу Ланки Хитроумного?!

– А если рискну? – донесся чей-то агрессивный хмельной возглас.

– Угадаешь – спрашивай, что хочешь! Исчерпывающий и правдивый ответ на любой вопрос!

В толпе начали подзуживать:

– Давай, Умник, покажи ему!

– Это наш Джавдо Умник, он тоже все знает, где пернатому с ним тягаться!

– Не связывайся, дурень! – крикнула Зинта.

На нее зашикали: не лезь, все по Условию, иди отсюда, куда шла. Не будь она служительницей Тавше, с ней могли бы и грубее обойтись, а так дело ограничилось дружным возмущением, и каждый считал своим долгом загородить ей дорогу, не пуская подойти к Джавдо. Всем хотелось посмотреть на игру в три загадки и на то, что произойдет после.

– Госпожа лекарка, не вмешивайтесь, – обратился к Зинте представительный седой торговец с холеным лицом – или, может, не торговец, а кто-то из главарей преступных гильдий Аленды. – Джавдо Умник – не малое дитя, пусть распоряжается своими мозгами, как знает. Иногда отгадчики выигрывают у крухутаков.

– Именно что иногда, – проворчала Зинта, понимая, что не сможет остановить сумасброда, ей попросту не позволят это сделать.

Второй птицечеловек взлетел и уселся на толстую ветку платана, свесив вниз заросшие перьями ноги с узловатыми курьими лапами вместо ступней. Жрецы выкатили новый бочонок. Лекарка пошла прочь, размышляя о том, что Ланки и Зерл, которые друг друга издавна не жалуют – уж больно они разные, – обрадовались, возможно, одному и тому же, а то с чего бы такое совпадение?

Она отправилась в лечебницу, которая находилась рядом с небольшим храмом Тавше на улице Вышитых Подушек. Улица, в это время обычно темная и тихая, была озарена мягким разноцветным сиянием: светился храм, как будто усыпанный множеством звездочек.

«Красота какая дивная…» – ахнула Зинта. Никогда еще она такого не видела.

– Что это, почтенные? – спросила она у жрецов, стоявших во дворе.

– Милосердная чему-то радуется, а чему – нам пока не открылось.

«Очень может быть, тому же самому, чему обрадовались Неотступная и Хитроумный. Ну и дела, сразу у трех богов какой-то нежданный праздник… А Суно, Эдмар и Зибелдон такую чудесную ночь пропустили!»

Еще до обеда Дирвен бесповоротно убедил себя в том, что не собирался он вчера никаких таких мерзопакостей совершать, подумаешь – приворот, он просто-напросто издевался над пьяным Эдмаром в отместку за все его подлости и подначки. И все равно на душе было противно, словно целая толпа гнупи туда нагадила: поплатится Самая Главная Сволочь за его вчерашнее унижение, еще как поплатится…

Вернувшись с дурацкого задания – всего-то и нужно было найти для одной старой королевской тетки дорогой, как память, «молчащий» амулет, который ее внучка прицепила на шею бездомной кошке, а та утащила и потеряла, – он по дороге в трапезную услышал привычную ругань:

– Бестолочь ты, как я посмотрю, олух безмозглый! Никакой на тебя надежды, и мозги твои только крухутаку на пропитание годятся! Нет, ну надо же такое отмочить!

«Ага, началось утро в деревне полудурков… – фыркнул про себя Дирвен, готовясь огрызнуться вслух, если только ругатель окажется не из архимагов. – Чего я им опять сделал не так?»

– Что значит – в Накопителе обмелело?! Как может Накопитель обмелеть, ты хотя бы сам себя об этом спроси! Это ты зачерпнуть оттуда не можешь, потому что ты олух, и зря тебя учили, своей науки ты не усвоил…

Первый амулетчик расслабился и, покосившись на окно, откуда доносился раздраженный голос, с независимым видом прошел мимо. Он тут ни при чем, к нему никаких претензий. Всегда бы так.

А маме он при следующей встрече скажет, чтобы больше не пускала к себе в гости Глодию и Салинсу. Командовать, конечно, не будет, просто попросит… Он же понял, куда они клонят! Только этого не хватало. Спасибо, он скорее удавится, чем женится на этаком ужасе.

В аллее за поворотом стояли двое магов, и старший гневным полушепотом выговаривал младшему:

– Да какой же ты кормилец, если зачерпнуть из Накопителя не можешь? Чему вас, юных балбесов, в Академии учат? Или силенок не хватает?

– Я черпаю, а там ничего нет… – растерянно бубнил младший. – Может быть, какие-то временные затруднения? И в резервном то же самое…

– Не корчи из себя всезнайку, твое дело – черпать и подкармливать, а не рассуждать. Не маг ты после этого, а подмастерье башмачника! – Тут он заметил Дирвена с охраной и сухо бросил: – А вы чего встали, как зеваки на ярмарке? Ступайте, куда шли!

«Смотри-ка, плохой сегодня выдался день для кормильцев», – хохотнул про себя Дирвен, шагая к трапезной.

Что ни говори, а приятно, когда ты ни в чем не виноват и распекают не тебя.

Наутро Суно чувствовал себя скверно. Не помогал ни смоченный в целебном отваре компресс, ни капустный рассол. Даже призвав силу Тавше, Зинта не смогла облегчить его страдания. Впрочем, она и не надеялась: от похмелья после магобоя лекарства нет.

Тут еще пришла мыслевесть от Эдмара:

«Зинта, умоляю, загляни ко мне домой».

«Я тебе помочь не смогу, – отозвалась лекарка. – Придется ждать, когда само пройдет».

«Мне нужно твое заступничество перед Тавше».

«Что ты натворил?»

«Нечто ужасное. Расскажу при встрече».

Выглядел он живописно: правый глаз заплыл, левая скула опухла, на шее синяки, словно его душили. Посмотрев на него взором служительницы Тавше, Зинта обнаружила с десяток ушибов и несколько трещин в ребрах. Тем не менее к ее приходу он переоделся в чистое, умылся, расчесал и собрал в хвост волосы. На спинке стула висела его вчерашняя рубашка, запятнанная кровью и еще чем-то темным, засохшим, в придачу кружевной воротник наполовину оторван – свисает, словно грязная тряпка.

– Ты подрался?

– Угадала, – Эдмар криво улыбнулся. – И подозреваю, что моему противнику сейчас не слаще. Зинта, я сделал то, что вряд ли могло понравиться твоей Милосердной Госпоже. Боги и демоны, как же болит голова! Похоже, в нее напихали острых камней и жестоко встряхивают, и при каждом толчке боль становится невыносимой…

– Это похмелье с магобоя, отпустит через несколько дней. Что случилось?

– Зинта, я прибил убогого. Его же клюкой.

– Эдмар, да как ты мог… – потрясенно ахнула лекарка. – Этот несчастный человек умер?

– Наверняка не знаю. Едва ли. Это был не человек. Понятия не имею, что за сущность – таких, как он, я раньше не видел. Я его встретил то ли в Хиале, то ли в какой-то иной области на потусторонних тропах, и он напал на меня первый. Способность мага слоняться по всяким странным местам за гранью людского мира – это не всегда хорошо. Если маг пьяный или под дурью, это в высшей степени плохо: мало того что могут воротник оторвать – вот, полюбуйся! – так еще и последствия потом расхлебывай. Когда полуживой пострадавший уползал прочь, он грозил мне карами всех сонхийских богов. Черт, до чего некстати… Я ведь даже убраться из Сонхи сейчас не могу, поэтому прошу тебя о заступничестве. Твоя Тавше может весьма изобретательно покарать провинившегося, так что я предпочел бы смиренно заплатить ей виру.

– Смиренно? Да ты, по-моему, все просчитываешь, как обычно.

– Увы, ничего не могу поделать, – он слегка развел руками. – Разве кому-то из нас дано переступить через свою натуру? Надеюсь, ты согласишься быть моей предстоятельницей?

– Сначала расскажи подробнее, что там у вас вышло с этой сущностью.

– Ты, возможно, слышала от коллеги Суно о том, что в последнее время магическая структура Сонхи стала менее стабильной и ненормально проницаемой? Интересно, с чего бы это… – в его ухмылке Зинте почудился сарказм и непонятное злорадство. – Такое положение вещей чревато повальной неразберихой: демоны шныряют в окрестностях божественных чертогов и невоспитанно заглядывают в окна, на узких потусторонних мостиках сталкиваются те, кто вовсе не должен встречаться, направляешься в одну запредельную сферу, а попадаешь в другую, потому что нужный тебе поворот раздвоился. Нечто в этом роде со мной и произошло. Помню, что я решил найти Серебряного Лиса и обсудить с ним то, что приключилось с Дирвеном… Брр, надеюсь, что мне всего лишь померещилось с пьяных глаз!

– И вправду померещилось, – заверила Зинта. – Он прятал под камзолом какую-то вещь. Я ведь, как вчера его увидела, сперва подумала про опухоль и посмотрела на него своим лекарским взором. Сразу увидела, что все в порядке. А сплетничать – это не по-доброжительски.

– Еще как по-доброжительски. Вся Молона только этим и занимается, любимое тамошнее развлечение… Неужели забыла? Впрочем, ты же в этом не участвовала, что весьма вредило твоей репутации в глазах соседей. Но я уклонился от темы. Отправившись в гости к Лису, я неожиданно очутился вне темных областей Хиалы, в пространстве, которое было сплошь пронизано множеством сосудов. Во всяком случае, больше всего это напоминало бескрайнюю, словно океан, кровеносную систему. Там были своего рода артерии и вены: первые гнали жизненную субстанцию к некому центру, вторые несли ее от центра к периферии. Они были разной толщины, одни тонкие, как нити, другие охватом с бревно. Мне стало любопытно, и я направился туда, где должно было находиться сердце. Вот там-то я и увидел… гм, это… – Эдмара передернуло и, похоже, по-настоящему, без рисовки. – Представь себе человекоподобное существо с громадным пухлым брюхом, как у перекормленного паука. Ног у него не было – ни человеческих, ни паучьих. Сосуды, постепенно соединявшиеся, как будто намертво срослись с его чудовищным брюхом, при этом они еще и пульсировали, непрерывно работая. М-м, погоди, как больно…

– Я все-таки попробую…

– Не вздумай, – Эдмар слегка отпрянул. – Не знаю, что произойдет, если меня коснется сила Тавше, но подозреваю, что одним рогом дело не ограничится. Лучше уж перетерплю. Итак, на чем я остановился? Выше пояса он выглядел, как человек в белой тунике, и в одной из хилых ручек держал клюку. Мы уставились друг на друга… Ох, из-за этой окаянной боли ни одного незатасканного сравнения на ум не приходит, но поверь, он был в не меньшем шоке, чем я. А потом как завопит: «Ты почему везде ходишь, если должен лежать на своем месте?» – и давай меня всяко обзывать, да еще несколько раз клюкой огрел, эти удары были молниеносны и адски болезненны. Я сцепился с ним, и мне удалось вырвать у него оружие. Хотел треснуть его по жирному затылку, но тут вспомнилось: бей не по роже и не по загривку, а в солнечное сплетение, и бей со всей силы. Я и ударил, как было сказано, вложив в удар всю свою силу – и физическую, и магическую. Он завизжал так, что у меня уши заложило, и сразу начал уменьшаться, словно проколотый воздушный шарик, а из раны хлестала кровь – видишь, эти пятна на рубашке – и с воем вырывалось что-то еще… Он угрожал мне гневом всего сонхийского пантеона, в особенности ссылался на Милосердную Госпожу, которая такого злодеяния не потерпит. Не знаю, уполз он куда-то или просто исчез. Пока я оттуда выбирался, все эти кошмарные сосуды на глазах съеживались и усыхали, словно увядающие стебли. Потом я снова оказался в темных областях Хиалы, там на меня напал еще какой-то монстр, этакий букет щупалец. Кажется, началось с того, что мне не понравилась его вульгарно кричащая расцветка, и я сказал ему об этом, не поскупившись на колкости. Ох, опять голова, как будто железным обручем пытают… Чертов Зибелдон со своим пойлом! Не знаю, что это была за сущность в паутине сосудов и какую роль она играет – хм, возможно, теперь уже играла – в магической структуре Сонхи… Сдается мне, я еще до вечера лишусь рассудка от боли.

– Пошли, – решительно сказала Зинта. – Сейчас дойдем до ближайшего храма, ты повинишься перед Тавше, предложишь во искупление что-нибудь хорошее… Подумай, какое благо ты можешь сделать, чтобы это было угодно Милосердной. И возьми с собой денег на пожертвование.

Он захватил увесистый кошель, потом распорядился закладывать экипаж, но Зинта остановила:

– До храма пойдем пешком, так полагается.

На улице он болезненно щурился. Бледный до прозелени, лицо разбито. Похоже, никто его в таком виде не узнавал, а что волосы крашеные – он не единственный разгуливает по Аленде с такой шевелюрой, у молодых аристократов это нынче модно, причем мода эта с него же и началась.

Перед воротами лекарка велела:

– Разувайся, войдешь во двор босиком. А ботинки оставь снаружи, пусть они достанутся какому-нибудь несчастному, который нуждается в них больше, чем ты. Это еще одно правило для тех, кто пришел повиниться.

– Что же ты сразу не предупредила?

– Потому что нельзя. Ты бы надел что похуже, а так поступать не годится.

Он расшнуровал и скинул иномирскую обувь из черной с зеленовато-фиолетовым отливом кожи и чешуйчатым рисунком. Зинта взяла его за руку, они вместе миновали внешние и внутренние храмовые ворота.

Между тем проходивший мимо парень, одетый добротно и франтовато – не иначе, приказчик из богатого магазина, – замедлил шаги, стрельнул глазами направо и налево, а потом подхватил с тротуара находку и кинулся бежать, неуклюже мотаясь из стороны в сторону, однако с изрядной прытью.

– Видимо, этот несчастный нуждается в моих ботинках больше, чем я, – заметил Эдмар ядовито.

– Не сожалей о суетном, придя на поклон к Милосердной, – строго одернула Зинта, после чего стремглав выскочила на улицу и крикнула вслед: – Эй, ты унес покаянные ботинки, поэтому отдай взамен свою обувь неимущему!

Везучий молодой приказчик, не сбавляя скорости, скрылся за углом.

– Наверное, это хорошая примета… – пробормотала лекарка с надеждой и, вернувшись к Эдмару, который опять мучительно скривился и сжал виски, позвала: – Идем. В ту комнату, где отдают себя на суд Милосердной, ты должен вползти на коленях. Тоже так полагается.

– Что ж, перед прелестной дамой не зазорно преклонить колени, а я не сомневаюсь в том, что твоя госпожа прелестна.

Выполнив это требование безукоризненно, даже с некоторой долей элегантности, он по знаку Зинты остановился в центре помещения с мозаичным узором на полу и покаянно опустил голову. Собралось несколько жрецов и жриц в бело-зеленых одеяниях.

– Эдмар Тейзург пришел повиниться перед Тавше в немилосердном поступке, а я, Зинта Граско, прошу за него о снисхождении, – произнесла лекарка трижды, громко и отчетливо, немного волнуясь, а потом шепнула: – Теперь говори сам, Тавше тебя услышит.

– Милосердная Госпожа, тебе известно о том, что я сделал, – голос Эдмара звучал почтительно, однако без самоуничижения, с оттенком достоинства. – Свою суть не отринешь, поэтому не буду притворяться, будто я безмерно опечален этим поступком, но я готов его искупить. Во имя твое я построю в Ляране большую лечебницу и найму хороших лекарей. Там никому не будет отказа, и те, кому нечем заплатить, получат там во имя твое такую же помощь, как платежеспособные больные. Все деньги до последнего гроша и прочие пожертвования от тех пациентов, которые не стеснены в средствах, пойдут исключительно на нужды лечебницы. Если кто-то приведет, принесет или привезет больное либо раненое животное, последнему тоже будет оказана необходимая помощь. Подобные лечебницы за счет государства есть в том мире, из которого я пришел, появится такая и в моем княжестве, во славу твою. Примешь ли ты мою виру, Милосердная?

– Тавше, и я за него прошу! – Зинта опустилась на колени рядом с Эдмаром. – Что с ним поделаешь, если он такой, как есть, но то, что он предложил насчет лечебницы, для многих будет хорошо!

И чуть слышно шепнула:

– Подожди, сейчас мы узнаем решение Госпожи.

Один из жрецов поставил перед ней бронзовую чашу с табликами – овальными деревянными пластинками для храмового гадания. Зажмурившись, Зинта погрузила туда руку. Дальнейшая судьба Эдмара зависит от того, что она вытянет. Если Прощение – значит, Тавше принимает виру, и вопрос улажен. Если Отвержение – Тейзурга немедля выдворят из храма, и в дальнейшем на милость Тавше он может не рассчитывать, да и Зинте заказано будет с ним общаться. Если Услужение – он должен пойти в рабство до тех пор, пока Тавше не решит, что с него довольно: того, кому достался этот таблик, обычно определяют в какую-нибудь лечебницу для самой грязной работы. Если Предупреждение – значит, обещанного недостаточно, чтобы загладить вину, понадобится что-то еще. Виновный может и не подчиниться, но тогда его постигнет гнев Тавше.

Лекарка перебирала таблики, молясь о том, чтобы это оказалось Прощение или, на худой конец, Предупреждение, и никак не решалась сделать выбор. Вдруг одна из маленьких деревяшек будто бы толкнулась в пальцы – да и на ощупь она была теплее, чем другие… Сама Тавше вмешалась, чтобы объявить свою волю.

Зинта вытащила табличку и, не открывая глаз, показала на ладони Эдмару:

– Это ответ Милосердной Госпожи, – от волнения ее голос дрогнул. – Посмотри, что за символ там нарисован.

Лишь бы не перекошенный черный крест – знак Отвержения, все остальное поправимо.

– Цветок с лучиками.

– Что?!! – она изумленно распахнула глаза.

– Это плохо? – настороженно уточнил маг.

– Наоборот, очень хорошо! Ох, Эдмар, это же Благодарность!

– За лечебницу? Стало быть, я прощен?

– За то, что ты сделал. Получается, твой поступок угоден Милосердной, и то зловредное существо тебе наврало, когда угрожало ее гневом. Наверное, ты положил конец какому-то злу. Будь ты доброжителем, мы с тобой вытянули бы Благословение, но Тавше не может благословить такого, как ты, поэтому она тебя просто благодарит. Сохрани это как талисман.

Эдмар взял у нее с ладони маленькую пластинку светлого дерева, с семилепестковым цветком, окруженным лучами: выдавленный контур заполнен позолотой. В следующий момент лицо, сведенное гримасой, разгладилось, он широко улыбнулся и отвесил поклон:

– Милосердная Госпожа, я тебе тоже безмерно благодарен!

Похмелье отпустило, поняла Зинта. Ему уже не больно, потому что его исцелила сама Тавше – если речь идет о магобое, сделать это под силу только богине. Следы побоев остались, но он и сам от них избавится.

Жрецы улыбались, искренне радуясь за того, кто удостоился Благодарности. Принесли некрепкого виноградного вина из храмовых запасов, и все понемногу выпили. Для Эдмара нашли пару сандалий, чтобы не босиком ему домой возвращаться.

– А как теперь насчет лечебницы? – спросила Зинта с некоторым беспокойством, когда вышли на улицу.

– Устрою, пусть будет. Нехорошо обманывать прекрасную даму. К тому же быть законченным зложителем скучновато, уж лучше я буду неоднозначной личностью – эта роль интересней, правда?

– Ну вот как можно этак рассуждать? – с досадой вздохнула лекарка. – Ты же так никогда не станешь просветленным доброжителем!

– Брр, хвала богам, что не стану. Может, завернем сейчас к Суно, исцелим его с помощью Благодарности?

– Не поможет, – грустно возразила Зинта. – Это ведь только для тебя. Интересно, кого же ты прибил и не этому ли радовались минувшей ночью Милосердная, Неотступная и Хитроумный…

– А как думаешь, кого?

Он смотрел на нее, чуть сощурив один глаз, с такой ухмылкой, точно уже обо всем догадался, а может, и с самого начала догадывался, и затеял этот покаянный поход в храм на всякий случай, чтобы подстраховаться, а то и ради эффектного спектакля – с него станется.

Сложив в уме один плюс один, Зинта серьезно заметила:

– Я думаю, не больно-то тебе и нравились те ботинки… Ладно, посмотрим, что будет дальше. Если что-то переменится, мы об этом скоро узнаем.

Он одобрительно усмехнулся и подмигнул ей, а после добавил:

– Забавно, что я бы не сбежал в Хиалу, если б не Дирвен. Я и вправду был до безобразия пьян, спасибо дорогому коллеге Зибелдону, мои мысли текли по изысканному и причудливому руслу – ты, наверное, видела черничный пирог, это была моя идея… Вот я и решил, что с нашим первым амулетчиком на самом деле приключилась этакая чудовищная оказия.

– Да уж… – лекарка фыркнула. – Надо ж было до такой небывальщины додуматься!

На следующем перекрестке она попрощалась с Эдмаром, который даже в поношенных сандалиях выглядел истинным аристократом, и поспешила в резиденцию Ложи. Дирвен кидал ножи в мишень на площадке для тренировок. Кого другого к нему не допустили бы, но для лекарки под дланью Тавше почти везде открыты двери.

– Послушай, что ты вчера нес под камзолом? – спросила Зинта, отозвав его в сторонку и понизив голос до шепота. – Я никому не скажу, честное слово.

– Это была дурацкая тыква. Все знают, что тыква, это не засекречено, хотя учитель Сухредлон сказал никому ее не показывать, – амулетчик пренебрежительно фыркнул. – Послали бы какого-нибудь мага на побегушках, а тут я мимо шел, достопочтенный Робелдон увидел меня и велел за ней сходить. Она из жареного семечка выросла, и когда достопочтенный Зибелдон выздоровеет, ее отдадут ему для исследований.

– Вот как, из жареного… Ну, спасибо.

И после этого Зинта отправилась в лечебницу, решив, что по дороге непременно завернет в храм Двуликой, чтобы вознести Госпоже Вероятностей благодарственную молитву.

Эпилог

Наступило смутное время, только непосвященные об этом пока еще не догадывались. Светлейшая Ложа делала все возможное для того, чтобы скрыть истинное положение вещей, правящие круги других стран придерживались той же линии.

Решено было сохранять видимость, будто Накопители по-прежнему снабжают магов силой, хотя в действительности громадные пирамиды уже который месяц стояли в запустении, а их искалеченных обитателей повсеместно умертвили, дабы те, освободившись от сковывающих заклятий, не учинили что-нибудь нежелательное. Накопители, из которых ушла магия, охранялись еще бдительнее, чем до сих пор, – чтобы никто не узнал правды и чтобы какие-нибудь ловкачи не позарились на отлитые из заклятого золота руны, вбитые в каменную облицовку.

Еще больше возросла ценность тех, кто от Накопителей не зависел – амулетчиков и ведьм, а также лояльных к своим организациям «ущербных магов». Прочие коллеги как были волшебниками, так и остались, но без заемной силы возможности у них были не те, и для совершения несложного в прошлом колдовства им приходилось собираться в количестве не меньше дюжины, а для более-менее серьезных действий и вовсе требовалась целая армия исполнителей. От обывателей это засекретили, с людьми влиятельными приходилось договариваться, но был еще и волшебный народец, почуявший перемены и рассудивший, что ему теперь раздолье.

Суно Орвехт, «ущербный маг» и экзорцист, был загружен заданиями, как никогда в жизни. Зато ему втрое увеличили жалованье, о чем раньше даже речи не заходило.

Первый амулетчик Светлейшей Ложи тоже был нарасхват, только это и спасало его от Глодии и Салинсы.

Хеледика работала на Ложу, и было непонятно, нравится ей удел службистки или нет. Возможно, она просто опасалась впустить в свою жизнь что-то другое. Кураторы не скупились на похвалы, но песчаная ведьма нуждалась не столько в самоутверждении и лести, сколько в том, чтобы ощущать себя кому-то полезной. Что ж, для Ложи это было весьма кстати… С кошкой-тауби, вырезанной из стеклянистого синего камня, девушка не расставалась, носила ее в кармане или в бисерном кошельке на поясе.

На восстановление прежнего порядка вещей никакой надежды не было. Сущность, которая вытягивала жертвенную силу из Накопителей и потом делилась частью этой силы со своими служителями, сгинула безвозвратно. Слишком она привыкла, по выражению Зинты, «жировать на чужих харчах», и когда роковой удар одним махом лишил ее того, что было взято извне, от нее попросту ничего не осталось. Может, в Хиале появился еще один мелкий демон, или где-то в другом месте сиротливо блуждает слабый неприкаянный дух, но это уже никак не прежнее божество, с которым сонхийские маги могли бы вновь заключить сделку.

Надо ли говорить о том, что достопочтенному Зибелдону пришлось бежать из Сонхи Вратами Перехода? В крахе системы, просуществовавшей несколько тысячелетий, в конечном счете обвинили его. Зашиб милостивца каналья Тейзург, будь он неладен, но кто его перед этим напоил? О том, что магобой Зибелдону злодейски подсунули, а он знать не знал, что это такое, госпоже Зинте сказки рассказывайте. Отлично знал, не смешите Сокровенный Круг. Отомстить ему, видите ли, приспичило. За разоренную клумбу. Считайте, отомстил.

Зибелдон, не оставшись в долгу, указал коллегам на то, что мерзавца Тейзурга занесло, куда не надо, из-за временно повысившейся проницаемости запредельных сфер, а это, в свою очередь, было вызвано тем, что архимаги Светлейшей Ложи сначала поклялись богами и псами, а потом нарушили клятву, так что себя и вините! После этого едва не началась потасовка, но «ущербный» маг-путешественниик отбился от своих слабосильных коллег и был таков.

Зато Эдмар на первый взгляд жил припеваючи: то в Аленде, то в Ляране, то в Китоне, то отправлялся посмотреть на те края, где еще не бывал. Нет бы смирился с тем, что ближайший десяток лет ему предстоит безвылазно провести в Сонхи – по правде говоря, разве ему здесь плохо? А он втайне злился и делал вещи, от которых, по мнению Зинты, мог бы и воздержаться.

Завел моду на китонские «веера-убийцы» – изысканные изделия с бритвенно острыми лезвиями, которыми можно исполосовать не только противника, но и себя, ежели будешь неосторожен. Эдмар появлялся с таким веером в театрах и на балах, да еще небрежно им поигрывал, восхищая окружающих отточенным изяществом своих движений. Столичные франты начали ему подражать, и сколько тут пошло травм – об этом спросите у Зинты или у кого-нибудь еще из лекарей, уж они вам расскажут! Ладно, если просто порезы, а то ведь недолго и какой-нибудь важный сосуд или нерв задеть. Когда Зинта заметила ему с возмущением: «Ты ведь это нарочно!», он в ответ лишь ухмыльнулся. А потом сказал, что в ближайшие годы он играть в доброго волшебника не собирается, ничего не попишешь, сами нарвались.

Она много размышляла обо всех этих событиях, обычно по ночам, если не спалось, потому что днем у лекарки под дланью Тавше хлопот невпроворот. В особенности сейчас, когда до Аленды добралась зима, пасмурная и слякотная, с пронизывающим ветром, ледяными клыками на карнизах и жестоким гололедом.

Вот и нынче она так набегалась, оказывая помощь простуженным, поскользнувшимся и пострадавшим от сосулек, что уснула, едва забралась в постель. Суно рядом не было, он уехал в командировку в провинцию, где разгулялся сверх меры волшебный народец. Тут бы Зинте и выспаться, но под утро ее разбудил собачий лай. Громкий, заливистый и такой радостный, словно несчастная псина ждала кого-то целую вечность – и наконец дождалась и хочет поделиться этим счастьем со всеми окружающими, которые, между прочим, предпочли бы досмотреть последний сон. Лекарка сперва решила, что это, наверное, собачонка из дома напротив: хозяева уехали в поместье, а ее оставили на попечение прислуги. Видать, кто-то из домочадцев вернулся в неурочный час… Хотя нет, лай не тот, чересчур громоподобный.

Когда шум стих, ей удалось снова задремать, но по-настоящему не спалось, так что на улицу она вышла ни свет ни заря. И нисколько о том не пожалела: утро выдалось расчудесное. Никакой слякоти, на крышах, на тротуарах и на ветвях деревьев пушистый снег, как будто перемешанный с сияющими звездными осколками, ветер хоть и северный, но мягкий, не кусачий, и дым из кирпичных труб поднимается белыми султанами в постепенно светлеющее синее небо. Словно сегодня какой-то праздник, подумалось Зинте, хотя она знала, что до ближайших по календарю праздников еще далеко.

Несмотря на всю эту благодать, работы у нее было по горло, и в чайную на улице Укатившихся Бусин она заглянула, изрядно проголодавшись. Дважды за утро ей пришлось призывать силу Тавше: сначала перелом шейки бедра, потом треснувший череп. Сама она тоже разок поскользнулась, но упала, подобравшись, и почти не ушиблась.

Ее тут знали. Хозяйка мигом принесла ей сытного супа, ломоть мясного пирога и кружку крепкого сладкого чая, все за полцены, а потом принялась обсуждать со своей приятельницей нынешнюю гололедицу, сравнивая с прошлогодней.

– Ох, вовсю бьется народ, падает и бьется, просто напасть какая-то! Мой племянник, что кучером служит, давеча упал и лоб разбил, так его госпожа лекарка подлечила. А у соседей, у Квелдонов-бакалейщиков, сын на прошлой восьмице так поскользнулся, что меховую шапку потерял, вот угораздило… И тот рыжий парень с большой белой собакой, что заходил сюда перед тобой, ты его, наверное, на улице видела, тоже небось упал да головой шибанулся, раз не может вспомнить, где он живет.

– С собакой не видела. Что за парень?

– Недавно был, толкую же, перед тобой. И собака у него громадная, уселась возле двери и сидит – прямо какой-то собачий король! А он говорит, не моя собака, на улице привязалась, хотя сразу видно, что его. И спрашивал, не видела ли я его раньше, ну, его самого, потому что он позабыл, и как его зовут, и где живет. Наверняка головой ушибся. А я его никогда раньше не видела, потому что если б видела, сразу бы признала. Краси-и-ивый, прямо песчаный ведьмак какой-то! Я тебе уже говорила, ко мне сюда иногда захаживает песчаная ведьма, которая живет в Аленде…

– Песчаных ведьмаков не бывает, у них только ведьмы, – перебила приятельница тоном осведомленной особы.

– Да знаю, знаю, я толкую о том, что он так же хорош собой, – с легким раздражением возразила хозяйка. – Только глаза у него цветом, как темный шоколад, а волосы рыжие, как огонь. Сказал, что вышел прогуляться по городу, да и забыл, из которого дома вышел. Приезжий, наверное…

Поскорее расправившись с завтраком, Зинта спросила:

– В какую сторону он пошел?

Хорош собой или нет, ей без разницы, у нее есть Суно, а то, что у парня, по всей вероятности, сотрясение мозга, – по ее части.

Предполагаемый пациент обнаружился на улице Серебряных Колесниц: он стоял и о чем-то разговаривал с маленьким щуплым монашком из храма Кадаха. Первым делом лекарка обратила внимание на белоснежного вислоухого пса, тот и впрямь был здоровенный, в холке ей по пояс.

– Зинта? – рыжий парень улыбнулся, как будто с облегчением. У него была славная улыбка, хотя взгляд немного тревожный. – Наконец я встретил кого-то знакомого…

Пес укоризненно ткнулся ему в бок большой лобастой головой: мол, а я тебе кто – незнакомый? Ну, спасибо, хозяин…

– Разве мы знакомы?

– Вроде бы да… Может, вы знаете, как меня зовут и где я живу? Я вышел прогуляться на полчаса, это помню, но откуда вышел, на какой улице и что было перед этим – подчистую стерлось. Меня со страшной силой тянуло погулять по этому городу, и я подумал, если ненадолго, ничего не случится, но, похоже, что-то случилось.

– Я тебя никогда раньше не видела, и как звать, тоже не знаю. – Парень выглядел ровесником Дирвена и, судя по одежде, был не из аристократов, поэтому Зинта по молонской привычке сразу перешла на «ты». – А что ты меня признал, ничего удивительного, я ведь по лекарским делам по всей Аленде бегаю, многим примелькалась.

Посмотрев на него особым взором лекарки под дланью Тавше, она поняла, что дела плохи. Никаких следов ни сотрясения, ни другого заболевания, из-за которого могут начаться нелады с памятью. Если б что-то было, она скорее всего смогла бы это поправить, а в нынешней ситуации ему ничем не поможешь.

– Ты не болен. Наверное, тебя околдовали, и здесь нужна помощь мага, а не лекаря. Я знаю двух сильных магов, но одного из них сейчас нет в городе, а второй…

Зинта запнулась: с тех пор, как Эдмара заперли в Сонхи, он нередко срывал на ком-нибудь зло, поэтому с ним лучше не связываться. Если бы помощь нужна была ей – другое дело, а как он отнесется к постороннему человеку, поди угадай.

– Мага, о котором я говорю, зовут Суно Орвехт, он должен вернуться в Аленду сегодня вечером или завтра. Он разберется, что с тобой произошло, или хотя бы подскажет, к кому тебе надо обратиться с этой бедой. Погоди… А собака твоя разве не найдет обратную дорогу туда, откуда вы ушли гулять?

– Это не моя собака. По дороге пристал. Кинулся ко мне, начал прыгать, лаять и вилять хвостом, а потом пошел со мной рядом. Может, он думает, что я смогу взять его к себе, а как я возьму, если у меня собственный адрес отшибло… – Парень потрепал пса по кудлатому загривку, и тот, радостно заворчав, лизнул широким языком его руку.

– Суно Орвехт живет на улице Розовых Вьюнов, дом номер десять. Мы там вместе живем. Если и это забудешь, спрашивай лекарку Зинту, люди подскажут. Приходи завтра.

– Хорошо.

На нем был добротный серый плащ с капюшоном, сейчас откинутым, и теплая куртка, штаны заправлены в сапоги. Длинные волосы собраны на затылке в хвост. Ей пришло в голову, что он одет, как путешественник. Скорее всего приезжий. Если б она хоть раз видела его раньше, не забыла бы: и потому, что красивый, и потому, что рыжий.

Зинта моргнула: собака исчезла, хотя только что была здесь. Под бледным солнцем, проглянувшим в разрыв облаков, искрятся наметенные за ночь сугробы, стоят вокруг жилые дома и дровяные сараи, а белого пса нигде не видно. Куда же он делся?

Стриженый монашек в стеганом зимнем кафтане поверх коричневой рясы переминался рядом с ноги на ногу: должно быть, мерз.

– Вот что, ты сейчас отведи его в гостиницу при монастыре Кадаха, а завтра после обеда проводишь к нам на улицу Розовых Вьюнов, – велела лекарка. – Это будет угодное Радетелю дело.

– Пошли, рыжий, – обратился тот к беспамятному парню. – Пока ты не вспомнил, как тебя зовут, будешь рыжим. Тебе нельзя называться чужим именем – от этого усилится колдовство, которое тебя заморочило, все равно что еще глубже утонешь там, куда провалился. Поэтому, пока такие дела, откликайся на прозвища, а на новое имя нипочем не соглашайся.

– Это верно, – Зинта одобрительно взглянула на юного служителя Кадаха, догадавшегося предупредить о такой опасности.

– Эй, а я знаю, кто ты такой! – прозвучал откуда-то сверху сиплый каркающий голос. – Я все про всех знаю!

На блестящей от наледи покатой крыше сарая примостился крухутак. Голая кожа грудной клетки посинела от холода и покрылась пупырышками, неопрятные серовато-черные перья взъерошены. На тощей шее болтался грязный вязаный шарфик. Вряд ли крухутак сам его нацепил, у него же крылья вместо рук – значит, помог какой-то доброхот, из сострадания или потехи ради.

– Что ты обо мне знаешь? – заинтересовался рыжий.

– Все знаю! – птицечеловек спрыгнул на покрытый утоптанным снегом тротуар. От него разило загаженным курятником, Зинта на шаг отступила. – Я знаю, откуда ты пришел. Знаю, как тебя зовут сейчас и как звали раньше, знаю, почему ты оказался в таком положении. Играем в три загадки? Отгадаешь каждую с трех попыток – скажу тебе истинную правду, не отгадаешь – мозги мои!

– А ну, пошел отсюда! – почти хором возмутились лекарка и Кадахов монах.

– Не мешайте, все по Условию! – крухутак в ответ щелкнул громадным клювом. – Это будет честная игра, честнее, чем вы думаете, потому что у него есть шансы угадать что угодно.

Монашек, часто моргая от волнения и перевирая слова, выпалил заклинание экзорцизма. В таком варианте оно не могло сработать, да и магической силы в нем не было, зато из-за сугробов, взметнув облако искристого снега, с грозным рычанием выпрыгнул вислоухий белый пес.

– Ой-ой-ой, кто здесь… – пробормотал птицечеловек, попятившись. – Ухожу, уже ухожу, я ничего дурного не хотел!

Он неуклюже кинулся наутек, на бегу шумно хлопая крыльями и теряя перья, и нырнул за угол, а пес ринулся за ним.

– Это был настоящий крухутак? – завороженно глядя им вслед, спросил рыжий.

– Можно подумать, ты ни одного раньше не видел, – отозвалась Зинта.

– Не видел, но хотел посмотреть.

Ее осенило:

– А может быть, ты иномирец?

– Не знаю. Может быть.

– Удивительно, что крухутак не взлетел, – заметил монах. – Эти твари иногда дразнят собак и нисколько их не боятся, а он испугался и задал деру по земле, словно с перепугу летать разучился.

– В воздухе ему не уйти, восемь из десяти, а внизу у него есть шанс куда-нибудь забиться и отсидеться.

– С чего ты взял? – напустился на рыжего собеседник. – Сам-то понимаешь, какую ерунду порешь?

– Мне так показалось, – пожал плечами парень.

– Если кажется, вспоминай обережную молитву. И никогда не говори про восемь из десяти! Ты же не видящий маг, чтобы так говорить, а если кто использует такие слова, как присказку, он засоряет язык почем зря, – в голосе безусого монашка появились сварливые наставительные нотки, словно он подражал кому-то из своих учителей. – Ничего не зная о себе, ты берешься судить о том, что происходит вокруг, это беда непросветленного разума. А то, что крухтак удирает от собаки рысцой, словно человек, – чудеса, да и только!

– Ладно, мне пора, – перебила Зинта. – Ступайте сейчас в гостиницу, а завтра после полудня приведи его к Суно Орвехту на улицу Розовых Вьюнов.

Кому чудеса, а у кого работы хоть отбавляй.

Приложение Волшебный народец мира Сонхи

Аму́ши

Живут в пустынях, полупустынях и степях. Ростом с людей, похожи на огородные пугала. Ступни у них больше человеческих, костлявые руки свисают ниже колен, на пальцах острые когти, вместо волос трава. Их лица, гротескно худые, напоминают обтянутые кожей черепа, но при этом очень пластичны и способны на самые невероятные гримасы. Голоса, независимо от половой принадлежности, высокие и тонкие.

Амуши агрессивны, любят кривляться, передразнивать, жестоко шутить над людьми. Всеядны, но всему остальному предпочитают свежую кровь и мясо.

Находясь среди людей, скрываются под мороком невидимости, но маги, ведьмы и вооруженные артефактами амулетчики все равно их видят.

Вурва́н (вурва́на)

Сонхийские вампиры. Чаще всего это бывшие люди, в силу тех или иных причин ставшие волшебными существами. Пьют кровь. Сытого вурвана не отличить от человека, голодный похож на высохшую клыкастую мумию. Не в пример земным вампирам, солнечного света не боятся.

Вывы́рик

Вывырики похожи на ежей с человеческими рожицами, обутых в крохотные башмачки. Заводятся при человеческом жилье, возятся в темных углах, топают, шуршат. Скорее досаждают людям этими звуками, чем пугают по-настоящему.

Гну́пи

Уродливые человечки небольшого роста, с длинными набрякшими носами сизого цвета и черной щетиной вместо волос, их еще называют черноголовым народцем.

Выбираются колобродить по ночам, днем отсиживаются в подполье: солнечный свет слепит им глаза. Гнупи носят тяжелые деревянные башмаки, красные или зеленые курточки и все равно какие штаны (для гнупи главное – курточка любимой расцветки, а штаны сойдут любые). Всеядны. Пакостливы.

Живут рядом с людьми, в подвалах, заброшенных постройках, городских подземельях. Людям вредят с удовольствием, но, по Условию, не могут убивать или мучить домашних животных.

Грику́рц

Грикурцы – лесная нечисть. Выглядят, как маленькие уродцы в мясистых бледных шляпках, перебегают с места на место, невнятно бормочут, хихикают, могут притворяться грибами.

Стараются напугать и заморочить прохожего, чтобы загнать его в чащобу, где человеку недолго сгинуть. Питаются телесными соками и частицами плоти, попавшими в почву, для этого у них вырастают из ступней корешки, похожие на нити грибницы, которые они могут выпускать либо втягивать обратно.

На зиму впадают в спячку в укромных зачарованных норах, натащив туда побольше хвои, сухой листвы и мха.

Джуб

Они ростом с людей. Лысы и темнокожи, как лилово-черные баклажаны, вместо носов у них длинные тонкие хоботки. Питаются жуками, пауками, мухами, мелкими ящерицами.

Любой джуб – заядлый игрок и всегда таскает с собой принадлежности для какой-нибудь настольной игры. Между собой джубы тоже могут играть, но куда больше их тянет сыграть с человеком, ради этого они идут на всякие ухищрения, обманывают, угрожают. Главное для них не выигрыш, а наслаждение от самого процесса.

Находясь среди людей, джубы используют чары личины, но маги, ведьмы и амулетчики смогут увидеть их истинный облик. Вдобавок джубов выдают гнусавые голоса, которые им никак не изменить.

Древо́н

Хищные волшебные твари, прикидываются засохшими деревьями. Древоны могут перемещаться с места на место, у них цепкие лапы, которые выглядят, как ветви и корни. Водятся в загородной местности, чаще всего в лесах и перелесках. Присутствие древонов благотворно влияет на обычную растительность.

Жля́ва

Этот народец обитает в приморских зыбучках и заманивает свои жертвы красивыми раковинами, съедобными моллюсками, выброшенными на берег вещицами. Подойдешь поближе, захочешь подобрать – и песчаная почва заколеблется, расступится, а жлявы уже тут как тут. Они похожи на невысоких уродливых женщин с лягушачьими лапами вместо ступней, кутаются в старые рыбацкие сети, их длинные пальцы с четырьмя фалангами напоминают членистые ножки насекомых. Жлявы питаются воспоминаниями своих пленников, заставляя человека снова и сновавспоминать то, что вызвало у них интерес. На шеях носят нитки жемчуга: кто отнимет у жлявы ее жемчужные бусы, тот легко разбогатеет, но так же легко он может и потерять все нажитое.

Козя́га

Козяги похожи на облачка серого пуха на тонких паучьих ножках. Обитают по соседству с людьми. Прячутся под шкафами и кроватями, за диванами и креслами, по углам в чуланах и сараях. Пугают, прикидываясь в потемках какими-нибудь страшными существами.

Крухута́к

Выглядит, как несуразная помесь человека и птицы. Грудная клетка голая, человеческая, вместо рук длинные крылья. От пояса до лодыжек все покрыто серовато-черными перьями, строение ног, как у людей, однако ступни напоминают когтистые курьи лапы. На тощей шее маленькая лысая головка. Глаза словно у человека, а ниже – мощный клюв длиной с локоть, слегка загнутый на конце.

Крухутаки знают все на свете, но чтобы птицечеловек поделился информацией, надо сыграть с ним в три загадки (на каждую дается три попытки). Отгадавшему крухутак ответит на любой вопрос (одна игра = цена одного вопроса), не отгадавшему расколет своим страшным клювом череп и съест мозги. Согласно непреодолимому для них Условию, крухутаки могут убивать только тех, кто вызвался на игру и проиграл. Еще они способны наводить порчу, от которой жертва в считаные дни погибает, покрывшись перьями и запаршивев, но это, по Условию, грозит лишь тому, кто попытается силой вынудить крухутака поделиться знаниями без игры. Изредка бывает, что они сами предлагают ответ на вопрос в уплату за спасение своей жизни или в качестве компенсации за ущерб.

Куджа́рх

Волшебное животное. Водится в пустыне Олосохар. Туловище охватом с бочку, длиной в десять-двенадцать шагов, по бокам четыре пары коротких мощных лап, больше приспособленных для прыжков, чем для бега. Подслеповатые глаза – пара бугорков на складчатой морде. У куджарха плохое зрение, зато чрезвычайно тонкое обоняние и острый слух.

Пасть у этой твари такая, что человек поместится. И небо, и язык величиной с одеяло усеяны зубами, из челюстей торчат клыки. Сожрать может кого угодно, но предпочитает девственниц.

На поверхности они передвигаются прыжками, а в толще песка плавают, как рыбы, извиваясь всем телом и работая кожистыми плавниками, которые в расправленном виде похожи на веера.

Бывает, что заболевший куджарх селится на одном месте и большую часть времени проводит в спячке.

Куджархи свирепы, но трусливы: напуганная тварь мигом закапывается в песок. Если плененный куджарх вырвется на свободу в незнакомой обстановке, он, вероятнее всего, тоже попытается зарыться, куда получится, хотя бы в землю, другое дело, что земля – не песок, в нее просто так не нырнешь.

Осужа́рх

Обитает в пустыне Олосохар. Голодный осужарх прикидывается зеленым оазисом среди барханов, с кустарником и колодцем.

Когда жертвы заходят на территорию «оазиса», в нем раскрываются провалы, которые в два счета заглатывают людей и животных. Растения и колодцы после этого становятся похожи на перекошенные театральные декорации, так как на самом деле это всего лишь наросты на спине громадного существа, затаившегося под песком, – и вдобавок тут действуют чары, придающие им привлекательную для людей видимость. Насытившись, осужарх засыпает, мнимый оазис в это время выглядит безжизненным. Проголодавшись, он снова пускает в ход чары и притворяется островком зелени, чтобы кого-нибудь заманить.

Песча́нница

Песчанницы – прекрасные русалки пустыни Олосохар, они танцуют на барханах, заманивая людей, чтобы угоститься теплой кровью. Их длинные волосы лунного цвета во время танца развеваются и колышутся в воздухе, словно водоросли в воде. Для защиты от их завораживающей магии путешественники носят обереги.

Пласо́ха

Живут в лесах средней полосы. Их также называют лесными плакальщицами, из-за пронзительно-заунывных воплей.

Выглядят они, как крупные птицы с грязновато-серым оперением и человеческими головками величиной с кулак. Маленькие лица словно вылеплены из воска, на макушках торчат венчиками перья. Лапы у них узловатые, мощные, со страшными когтями, позволяющими дать отпор врагу или растерзать добычу. Питаются пласохи кровью: лакают, далеко выбрасывая длинные языки. Пролитую кровь чуют издали и слетаются на нее со всех окрестностей.

Пласохи, дожившие до трехсот лет, обретают способность разговаривать по-человечески, их голоса напоминают скрип сухого дерева.

Полуденный тене́тник

Встречаются в степях и полупустынях. Выглядят, как еле различимые шатры, как будто сотканные из солнечных лучей, со сплошной световой паутиной внутри. Попав в такую ловушку, жертва не сможет оттуда выбраться, и вскоре от нее ничего не останется, если только небо тотчас не затянет облаками. В пасмурную погоду, в сумерках или ночью через место, облюбованное тенетником, можно пройти без всякого риска, но тот, кто забредет туда ясным днем, обречен. Существование этих волшебных созданий прерывисто: при свете солнца тенетник есть, а в остальные промежутки времени его нет.

Пшор

Живут в подземельях или пещерах. Похожи на людей с печальными бледными лицами и шепчущими голосами. Кажется, будто у них длинные белесые бакенбарды – на самом деле это тонкие щупальца с присосками, чтобы пить кровь. Находясь среди людей, пшоры прикрываются чарами личины, но маг, ведьма или амулетчик увидят их в истинном облике.

Пшоры похищают людей, уводят в свои пещеры и заставляют работать, а также питаются их кровью, но, в отличие от других кровопийц, берут в меру, чтобы человек подольше оставался жив и приносил им пользу.

По Условию, увести они могут только того, кто «никому не нужен» – и речь здесь не об одиночках вообще: жертвой пшоров может стать лишь тот, кто чувствует себя потерянным, никчемным, лишним в этой жизни.

В плену у пшоров человек, опутанный их чарами, теряет последние остатки воли, внутренне цепенеет – и покорно делает все, что ему велят, а также служит для хозяев источником пищи.

Пленника все-таки можно спасти – при условии, что кто-то, кому этот человек дорог, придет за ним и заберет его с собой, сумев еще и от пшоров отбиться. Но это полдела, а потом жертву надо будет расколдовать. Что-нибудь по-сказочному простое, вроде поцелуя, «я тебя люблю» или «мамочки, меня убивают!», здесь не поможет, чары пшоров придется разматывать постепенно, виток за витком – это будет сложная работа, которая потребует и времени, и определенных самоограничений от того, кто за это возьмется.

Если прочего волшебного народца в Сонхи не бывает много или мало – его всегда столько, сколько заведено (к примеру, если одного джуба или крухутака убьют, вскоре народится новый джуб или крухутак), то пшоры – неприятное исключение из этого правила. Их может быть мало, а может расплодиться тьма-тьмущая, и это зависит от того, в достатке ли для них пищи, – то есть в конечном счете от людей.

Русалка

Длинноволосые девы с рыбьими хвостами. Живут в морях, реках, озерах. Совсем как земные русалки.

Скумо́н

Похож на перекати-поле с извивающимся среди спутанных бурых стеблей розоватым хоботком. В зеве хоботка острые, как иглы, зубы. Скумоны нападают на людей и животных, высасывают у них кровь и жизненную энергию за 3–4 минуты. Чем скумон старше, тем труднее его уничтожить. Обитают в степях, пустынях, полупустынях, южных лесах.

Сная́на

Снаяны встречаются там, где живут люди, просачиваются в их сны, навевают страшные или тягостные видения и понемногу вытягивают жизненную силу, отчего человек грустит и чахнет. Связываться с магами и ведьмами избегают. От снаян можно защититься с помощью специальных амулетов или заклинаний.

С виду они похожи то на клочья белесого дыма, то на сотканных из тумана женщин, иногда с какими-нибудь странными чертами в облике, легко меняют форму, в случае опасности могут растечься туманом и забиться в какую-нибудь щель. Голоса у них тихие, шелестящие.

Со́йгрун

Сойгруны до пояса похожи на людей небольшого роста, макушками они по пояс взрослому человеку. Руки у них длинные, когтистые, а ноги словно у кузнечиков, благодаря чему они могут совершать головокружительные прыжки.

Эта разновидность волшебного народца обитает в равнинной местности. Они безобразничают, портят посевы, пугают и гоняют скот, иногда нападают на одиноких прохожих.

Человек может откупиться от сойгруна браслетом – не важно, из чего сделанным, хоть из веревочки сплетенным. Браслеты они любят, носят их по нескольку десятков сразу. Если не откупишься, закидают грязью, поколотят, исцарапают, могут и убить.

Стиг

Выглядят, словно костяные ящерицы – вернее, зубастые скелеты ящериц размером с собаку. У них по шесть пар лап, а их подвижные длинные хвосты, состоящие из позвонков, напоминают шнурки с костяными четками. Желудков у них нет, они насыщаются жизненной энергией, разрывая жертву на куски.

Могут притворяться кучками костей где-нибудь в степи или на городской помойке, а когда добыча подойдет ближе – вскакивают и набрасываются.

Обитают в степях, пустынях, полупустынях, в поисках еды пробираются в человеческие поселения.

Топля́н

Топляны живут в морях, реках и озерах, это водяной народец. Напоминают лошадей, только они зеленые, чешуйчатые, с мокрыми водорослями вместо грив и хвостов. Вблизи видно, что морды у них не конские: утыканная осклизлыми шипами жуть с выкаченными темными глазами без белков.

В воде топляны притворяются валунами и подстерегают неосторожных пловцов или рыболовов, иногда пытаются потопить не защищенную амулетами лодку, выныривая и хватаясь зубами за борт.

Чаще они дремлют на дне и нападают на жертвы в своей стихии, но бывает, что выходят на берег. Тогда они могут атаковать человека или поманить за собой в воду копытных животных – лошадей, коров, коз, верблюдов, овец, на других зверей их чары не распространяются.

Тропки волшебного народца

Больше всего в них нуждаются те существа, которые обитают бок о бок с человеком в городах и деревнях – чтобы не попадаться лишний раз смертным на глаза. Эти волшебные тропки пронизывают и оплетают людские постройки, но для людей они недоступны. Чтобы пройти по ним, человеку нужен провожатый – кто-нибудь из народца, и в придачу надо башмак с левой ноги надеть на правую ногу, а с правой – на левую.

Туху́рва

Обитает по соседству с людьми, в городе чувствует себя как дома. Чаще всего селится за компанию с гнупи в каком-нибудь подполье, в подвалах или катакомбах. В отличие от гнупи, дневного света не боится. Когда появляется среди людей, использует чары личины и выглядит, словно обыкновенная старушка небольшого роста.

Маг, ведьма или амулетчик увидят ее истинный облик: лицо у нее морщинистое, смуглое, усыпано веснушками, длинный мясистый нос свисает до верхней губы, блестящие пронзительные глаза похожи на черную смородину. Одежка у нее ветхая, надета одна поверх другой, а сверху наброшена шаль, сплетенная пауками, и такие же паутинные кружева у тухурвы на чепце. Когда она появляется на людях, благодаря маскирующему мороку создается впечатление, что она одета, как все окружающие.

Считается, что тухурва заманивает и уводит непослушных детей, чтобы сварить их в большом котле гнупи на обед.

Фли́рия

Существа с радужными стрекозиными крыльями, до пояса похожи на субтильных девиц, а ниже талий у них брюшки, словно у насекомых, и тонкие суставчатые ноги, как у саранчи. Среди них попадаются и такие, что величиной с десятилетнего ребенка, и совсем маленькие, с мизинец.

Флирии людям не враждебны, но когда они в полнолуние носятся сумасшедшими хороводами, повстречавшийся им человек побежит за ними, зачарованный, и станет добычей для каких-нибудь более опасных тварей, которые нередко сопровождают роящихся флирий в расчете на поживу.

Живут в теплых краях, в лесах, рощах, перелесках, также их можно увидеть (при условии, что вы обладаете магическим зрением) в каком-нибудь южном городе – там они чаще всего сидят парами или стайками на крышах домов.

Хо́нкус

Пылевой народец, который носится и вьется повсюду, где ветер гоняет пыль. Хонкусы водят бешеные хороводы и швыряются сором, норовя запорошить глаза прохожему, могут запутать волосы в колтун, утащить сорванную шляпу. Они похожи на унесенные ветром воздушные шарики с нарисованными ухмыляющимися рожицами и свисающими нитками. Если поймать хонкуса за «нитку», можно потребовать, чтобы он от тебя отстал, и ему поневоле придется уступить, подчиняясь Условию. Но поймать его непросто, вдобавок для большинства людей хонкусы остаются невидимками.

Чворк

Этот народец селится в домах, рядом с людьми. Ростом они взрослому по колено, изредка встречаются и более крупные чворки. Они круглолицы, с улиточьими рожками на макушке и выступающим вперед округлым брюшком. На спине чворк носит раковину, в которой при необходимости может спрятаться, и передвигаются они, словно улитки.

Они безобидны, зато глотают всякие мелкие вещицы, оброненные или потерянные людьми. Любой чворк – это ходячий клад, но ценность его «сокровищ» обычно невелика: монеты, булавки, ложечки, нитки, огрызки карандашей и все в этом роде.

Они избегают попадаться людям на глаза. Застигнутый врасплох чворк мигом прикинется табуретом, ведром, диванной подушкой, чтобы исчезнуть, едва человек отвернется.

Глоссарий

Амулетчик – волшебник, который, в отличие от мага, работает с силой не напрямую, а при посредстве магических артефактов, амулетов.

Бахун – мадрийская денежная единица.

Баэга – китонское традиционное одеяние, покроем похожее на кимоно.

Великие Псы – древние сущности, воплощения воздушной стихии. Их четверо. Дохрау, Пес Северного Ветра, Повелитель Зимней Бури. Забагда, Пес Южного Ветра, Повелитель Летней Бури. Харнанва, Пес Восточного Ветра, Повелитель Весенней Бури. Анвахо, Пес Западного Ветра, Повелитель Осенней Бури. Могут появляться в образах собак, меняя размеры по собственному желанию.

Восьмица – сонхийский аналог недели, восемь дней.

Китон – страна нечеловеческой расы, на северо-востоке от Ларвезы (подробнее о ней в «Заклятых пирамидах»).

Матхава – повязка, закрывающая лицо ниже глаз (у некоторых сонхийских народностей).

Ролтинг – овдейская денежная единица.

Страж Мира – сущность, которая защищает мир от разрушительных вторжений извне и от глобальных магических катаклизмов.

Хиала – Нижний мир.

Шаб – мера длины, около 1,3 километра.

Шакунда – морское парусное судно.

Антон Орлов Крысиный Вор

© Орлов А., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015

* * *

Глава 1 Заснеженная тропа

Луну он вначале принял за фонарь, такая она была большая, круглая, желтая, да еще висела низко, в просвете меж двух черепичных крыш.

С полчаса погуляю – и вернусь.

Эта мысль сопровождала его замирающим эхом. Разумеется, через полчаса он вернется туда, откуда пришел.

Туда – это куда?..

Похоже, он упустил из виду что-то важное, но связанное с этим смутное беспокойство не мешало восхищенно озираться по сторонам: слякотная ночная Аленда была прекрасна.

Темень. Под ногами хлюпает. Из клубящихся в небе туч сеется мокрый снежок. Дома как будто сотканы из теней, лишь кое-где тускло светятся окошки в частых переплетах.

Ночь за порогом его не остановила: если дожидаться, когда над Алендой взойдет солнце, недолго опоздать на работу. Как обычно, затянул с отчетом, который сегодня сдавать, последний срок. Лучше два десятка боевых операций, чем один полновесный отчет по установленной форме. Бюрократическая тягомотина наводила тоску, и в придачу невтерпеж хотелось прогуляться по этому городу, не мог он больше сопротивляться и откладывать.

Через полчаса я должен вернуться домой. Домой?.. Но ведь я уже вернулся! Наконец-то я дома, в Сонхи, до чего же здесь хорошо…

Похолодало, в воздухе закружились снежинки. Скользко. Зато выбеленная пушистым снегом Аленда больше не пряталась под непроглядными ночными вуалями. Теперь можно было рассмотреть и обережный орнамент на стенах, и украшенные лепниной балконы, похожие на замороженные белые цветы, и улыбающиеся маски воровского бога Ланки на обшарпанной храмовой ограде, и обросшие бородками сосулек рыла водосточных труб, и узорчатые кованые кронштейны с вывесками лавок и мастерских. Заиндевелая черепица на крышах в лунном свете переливалась алмазами. Самая настоящая зимняя сказка, так и должно быть… Только на этих обледенелых улицах надо смотреть под ноги, а то недолго поскользнуться.

Он не поскользнулся. Его сшибла с ног громадная собака – спасибо, что в наметенный сугроб, а не на мостовую. Это была не атака: невесть откуда взявшийся, словно в мгновение ока слепившийся из снежных хлопьев пес заливался приветственным лаем, делая паузы лишь для того, чтобы облизать ему лицо.

От этой возни в сугробе он мигом согрелся, хотя перед тем начал замерзать. Пусть оделся тепло, все равно перепад температуры тот еще.

Что за перепад температуры, почему? И полчаса уже истекло, даже больше… Куда я собирался вернуться через полчаса?..

На секунду его охватила растерянность, мелькнула холодящая мысль, что он сделал ошибку – прошел по тропе, которую тут же замело снегом, и теперь ему не найти обратной дороги.

Впрочем, ничего страшного. Он же в Сонхи. Он дома.

Вислоухий белый пес продолжал скакать вокруг и ластиться, оглашая окрестности радостным лаем. Пахло от него не псиной, а морозными просторами.

– Погуляешь со мной по городу?

Это предложение было с восторгом принято, и дальше они пошли вместе.

Светало, из бесчисленных труб поднимались в розовеющее небо дымки, и все больше окон наливалось мутноватым янтарным сиянием – Аленда просыпалась. Человек и собака бродили по булыжным улочкам, оставляли первые цепочки следов на пустынных в такую рань заснеженных бульварах, переходили по горбатым мостикам через темные незамерзшие каналы. Он никогда раньше не бывал в Аленде, но то ли уже видел ее на чьих-то рисунках, то ли ему о ней рассказывали… Главное, что он наконец-то здесь. Теперь бы еще вспомнить название своей улицы и номер дома.

Когда я сюда приехал, я остановился у кого-то или в гостинице? Я ведь должен был где-то остановиться, раз у меня с собой никаких вещей… И откуда я приехал? И откуда незадолго до рассвета ушел гулять, решив, что на полчаса? На работу же опоздаю… Кстати, что у меня за работа?

Эти соображения напоминали пляску искристой снежной пыли в морозном воздухе.

Ладно, начнем по порядку. Меня зовут… Как меня зовут?..

Вот это уже слишком. Одно дело – отправиться на прогулку и заблудиться, и совсем другое – забыть собственное имя. Притом что он знает имя мира – Сонхи, и имя города – Аленда, столица Ларвезы.

Я знаю все, но только не себя… Стихи? Где и когда я их слышал или, может, читал?..

– Ты ведь, наверное, в курсе, где я живу? Идем домой!

Пес глядел на него с восторженным собачьим умилением, склонив большую голову набок.

Мимо прогрохотал запряженный парой лошадок фургон с надписью «Прочие булки», пришлось отступить к стене. Пахнуло свежей выпечкой. Он почувствовал, что проголодался, а у него, по всей вероятности, и денег-то нет… Как ни странно, деньги в карманах нашлись: два кошелька, один с серебряными и золотыми монетами ларвезийской чеканки, другой набит медяками.

– Давай тогда где-нибудь позавтракаем. Мне кофе и бутерброды с колбасой, тебе колбаса без кофе.

Навстречу попадалось все больше прохожих, он с любопытством рассматривал местную одежду и лица, заодно улавливая то, что скрыто за видимостью. Прислуга потянулась за покупками, мелкие чиновники торопились на службу, дворники лопатами сгребали снег и посыпали обледенелую мостовую песком из тележек. Серьезный народ, все при деле. Он снова подумал о своей работе, на которую не пошел, потому что где ее искать, эту работу, и на душе стало неспокойно.

Бросилась в глаза вывеска «Чайные бусы», под ней покачивалась гирлянда деревянных шариков с нарисованными чашками. Судя по грязной табличке с затейливо начертанными буквами, это была улица Укатившихся Бусин.

Похоже, он оказался первым сегодняшним посетителем. Небольшое уютное помещение озарено светом масляных ламп. Две темноватые гравюры: на одной девушка в развевающихся одеждах догоняет карету на проселочной дороге (понимайте, как хотите – то ли брошенная невеста, то ли проголодавшаяся нежить), на другой представительный мужчина в мантии поражает молнией понурое страшилище.

– Сударь, собачка ваша не кусается? – поинтересовалась хозяйка.

– Думаю, нет. Это не моя собака, на улице пристал. У вас найдется для него кусок колбасы? Я заплачу.

– А если пристал, так на улицу и гоните! Зачем с собой привели?

Он откинул капюшон, и женщина, враз сменив гнев на милость, расплылась в улыбке:

– Ой, ну ладно, пусть вот тут в уголке посидит. Видно, что послушный. Хороший песик! Для вас так и быть уж, будет ему колбаска, а сами чего желаете?

Она меня знает? Вот хорошо, хоть что-нибудь о себе выясню…

– Пожалуйста, сначала чашку кофе, покрепче и со сгущенкой.

– Кофе?! – Выщипанные брови поползли вверх, а потом хозяйка рассмеялась. – Ох вы, шутник! Или небось из приезжих? Подумали, раз приехали в Аленду – тут можно зайти в любое заведение и угоститься кофе? Да я его никогда и не пробовала, и если б оно у нас продавалось, стоило бы таких деньжищ, что человеку экономному на месяц хватит. Зато у меня есть хороший сиянский чай разных сортов и горячий шоколад, в нынешний морозец в самый раз! А второе, о чем вы сказали – сгущеница какая-то?

Сгущеница, сгущенка… Бессмыслица, но звучит забавно. Он усмехнулся своей оговорке.

– Я имел в виду, сливок погуще.

– А мясного пирога не желаете? Еще горяченький!

Он взял пирог, черный чай с сахаром и сливками, маленькую чашку шоколада. Пес на колбасу даже не посмотрел: не голодные мы.

– Спасибо, очень вкусно. Кажется, я уже заходил к вам в «Чайные бусы»? Может, вчера или позавчера…

Ничего такого ему не казалось, но вдруг приветливая хозяйка что-нибудь о нем знает?

– Ни разу не заходили, а то б я вас запомнила. Вас, сударь, с кем-то другим не спутаешь, волосы уж больно приметного цвета, да и на лицо вы не из тех, на кого поглядишь и тут же долой из памяти. – Она улыбнулась ему с кокетливым одобрением и в то же время чуть покровительственно. – Так что ко мне вы заглянули в первый раз, но уж надеюсь, не в последний. Наверное, где-нибудь по соседству поселились?

– Я не помню, где я живу. Вышел погулять по городу и забыл, куда я должен вернуться.

– Если вы скажете, как вас зовут, я пошлю девчонку порасспросить у знакомых…

– Как меня зовут, я тоже не могу вспомнить.

– Это значит, вы головой на гололеде ударились, вот у вас память-то и отшибло, жалость какая! Поскользнуться и упасть – обычное дело в эту пору, а вам теперь надо в лечебницу, чтобы вас лекарь посмотрел. Ближайшая будет на улице Нелюбезного Пекаря, и еще одна чуть подальше в другой стороне, в закоулке за площадью Экзорцистов, туда вам надо.

Когда он в предрассветный час вышел за порог, гололеда еще не было, подморозило позже. Это он отлично помнил – как и все остальное, что произошло с ним сегодня утром, уже после того как некая неведомая сила аккуратно располовинила его память. Но в лечебницу так в лечебницу. Хотя и не любил он обращаться к лекарям. Никогда не любил.

Найти улицу Нелюбезного Пекаря оказалось не проще, чем решить головоломку. Неширокие булыжные улочки кружили и петляли, к тому же то и дело что-нибудь интересное привлекало его внимание: нарисованные поверх штукатурки или кирпичной кладки обережные узоры (мелькнуло в уме странное бессмысленное словечко «граффити»), причудливые фонари, вывески, флюгера, башенки… Вдобавок приходилось смотреть в оба, чтобы не поскользнуться, не наступить в кучу навоза и не попасть под копыта лошади.

Он то откидывал утепленный капюшон плаща – хозяйка «Чайных бус» сказала, что у него волосы приметного цвета, так, может, кто-нибудь из знакомых узнает его и окликнет – то снова надевал, когда уши начинали мерзнуть.

В конце концов стало ясно, что решить топографический ребус самостоятельно ему не под силу, и он спросил дорогу у проходившего мимо парня в стеганом кафтане и долгополой коричневой рясе. Тот охотно пустился в объяснения: сейчас мы на улице Серебряных Колесниц, и тебе нужно дойти по ней до конца, повернуть направо…

Несмотря на свое название, улица выглядела неказисто: сараи да заборы, за которыми виднелись заснеженные кровли невысоких построек. Еще тут было два обветшалых особняка, украшенных щербатыми скульптурами – сугробы оттеняли грязноватую белизну облезлых стен и арок. Судя по заколоченным крест-накрест окнам, там никто не жил, кроме волшебного народца. Увидеть бы кого-нибудь из этих существ, но те средь бела дня людям не показываются.

Если заглянешь в гости, я тебе их покажу.

Кто ему это обещал?..

Из-за угла появилась женщина в серо-зеленом плаще и торопливым шагом направилась к ним. Из-под вязаной шапочки выбились светлые пряди, симпатичное молодое лицо разрумянилось от мороза и быстрой ходьбы.

Он с облегчением улыбнулся – наконец появился кто-то, кого он знает! – и назвал ее по имени:

– Зинта!

Впрочем, радость оказалась преждевременной. Зинта утверждала, что они незнакомы, и она никогда его раньше не видела. Вполне может статься, что их пути уже пересекались, ведь она лекарка под дланью Тавше: сколько больных и раненых она исцелила во славу Милосердной, сколько народу в это время стояло рядом – всех не упомнишь. Но его она совершенно точно не знает. И, кстати, с головой у него все в порядке. Никаких следов сотрясения или внутреннего недуга. Скорее всего, он пострадал от какого-то колдовства, и здесь нужна помощь мага, а не лекаря.

Зинта попросила парня в рясе отвести его в гостиницу при монастыре Кадаха Радетеля, а завтра проводить на улицу Розовых Вьюнов, к магу Суно Орвехту, который либо разберется, что с ним случилось, либо подскажет, к кому обратиться за помощью.

Его не покидало ощущение, что они все-таки знакомы, но по какой-то непонятной причине она его не узнает, и если он сумеет это ей объяснить – возможно, недоразумение разрешится… Но тут откуда-то сверху раздался простуженный каркающий голос:

– Эй, а я знаю, кто ты такой! Я все про всех знаю!

Он поднял голову – и завороженно уставился на существо, сидевшее на обледенелой крыше сарая.

Как будто человек начал превращаться в птицу, да застрял на середине, и ни туда, ни сюда. Лысая голова, мутноватые слезящиеся глаза, по-стариковски умные, и мощный длинный клюв, угрожающе загнутый на конце. Голая грудная клетка покрылась от холода гусиной кожей, вместо рук пара больших темных крыльев. Ноги по строению вроде бы человеческие, хоть и заросли перьями, а ступни похожи на чудовищные курьи лапы.

В первый момент можно было подумать, что эта несуразная нелюдь носит штаны, но на самом деле туловище ниже пояса, а также бедра и голени сплошь покрывало взъерошенное серовато-черное оперение. Единственный предмет одежды – грязный полосатый шарфик на тощей шее, вряд ли птицечеловек исхитрился сам его повязать.

– Что ты обо мне знаешь?

– Все знаю! – Тот спрыгнул с крыши, тяжело хлопнув крыльями и обдав людей смрадом нечищеного птичника. – Я знаю, откуда ты пришел. Знаю, как тебя зовут сейчас и как звали раньше, знаю, почему ты оказался в таком положении. Играем в три загадки? Отгадаешь каждую с трех попыток – скажу тебе истинную правду, не отгадаешь – мозги мои!

Ага, так заведено: если не найдешь правильного ответа, пернатое чудовище долбанет тебя по темени своим страшным клювом и угостится содержимым черепной коробки.

Зинта и монах дружно напустились на оголодавшего искусителя, да еще из-за сугроба выскочил белый пес, перед тем куда-то запропастившийся. Птицечеловек бросился бежать, пес с рычанием кинулся за ним, оба скрылись за углом.

– Это был настоящий крухутак?

И так ясно, что настоящий, но он не удержался от бестолково-восторженного риторического вопроса.

– Можно подумать, ты ни одного раньше не видел, – хмыкнула лекарка.

– Не видел, но хотел посмотреть.

Ее серые глаза понятливо сощурилась:

– А может быть, ты иномирец?

Это показалось ему вполне вероятным: если он вернулся в Сонхи – значит, он вернулся сюда из какого-то другого места… Думать об этом было трудно, словно искать тропу, которую замело снегом.

Зинта заторопилась по своим лекарским делам, он посмотрел ей вслед с ощущением, что из пальцев выскальзывает какая-то очень важная ниточка, которая могла бы вывести его из этого лабиринта «помню – не помню».

Что ж, деваться было некуда, и он отправился в монастырскую гостиницу.

Провожатого звали Джамо. Щуплый, хлопотливый, категоричный. Ему было немногим больше двадцати, монахом он стал недавно, однако рядом со спутником, который с восхищенным жадным любопытством глазел по сторонам, он преисполнился сознанием своей житейской умудренности. Всю дорогу так и сыпал наставлениями. Среди них попадались дельные: например, совет не брать себе абы какое имя, потому что в нынешней ситуации это может привести к тому, что уже никогда не вспомнишь, как тебя назвали при рождении. Но большая часть была из разряда «держись ближе к стене, а то попадешь под лошадь», «держись подальше от стен, а то зашибет сосулькой», «в гостинице не роняй мелкие вещи на пол, а то их чворки съедят».

Монастырь был незатейливый, кирпичный, с арочными нишами, в которых стояли бронзовые статуи Радетеля в одеяниях разных времен и сословий. Справившись, есть ли у гостя деньги, Джамо велел ему сделать «приличествующее пожертвование на храмовые нужды» и проводил в свободную келью.

Никаких изысков, но кровать застелена чистым покрывалом, окно с двойной рамой оклеено бумажными полосками от сквозняков, в углу пышет жаром чугунное полушарие растопленной печки. Над столом книжная полка, дабы постояльцы проводили досуг за полезным чтением: «Как уберечь свой подвал от гнупи», «Кадаховы наставления благотворителю: помоги, но не навреди», «Путевые заметки достопочтенного Зибелдона о жарком мире Ванксис», «Советы юной барышне: как избежать соблазнов столицы», «Размышления и сетования Шаклемонга Незапятнанного о конфузном происшествии с неким амулетчиком и волшебным зверем куджархом». Были тут и романы в завлекательных обложках: «Разумная модистка Нелинса и пираты», «Разумная модистка Нелинса и вурван», «Три разбитых сердца, или Беда неразделенной любви», «Ривсойм – победитель сойгрунов».

Он снял плащ и куртку, оставшись в свитере. Вышел в коридор.

С одной стороны двери, на каждой вместо номера деревянная табличка с изречением. Ему досталось следующее: «За мудростью не надо ходить далеко. Где бы ты ни был, раскрой глаза, посмотри вокруг – и увидишь многое».

С другой стороны вереница окон в частых переплетах, с заснеженными карнизами и нависающими сосульками. Во дворе монахи в коричневых рясах выколачивали на снегу ковры с сакральными изображениями.

В конце коридора находилась уборная. Под трубой с краником стояло ведро, и над этим хозяйством еще одна табличка предупреждала: «Кто за собой не смывает, тот подобен скотине в хлеву и гневит Кадаха».

Вернувшись в номер, он приступил к ревизии своего имущества. Может, найдется вещь, поглядев на которую получится хоть что-нибудь вспомнить? Да и в любом случае полезно знать, что у тебя есть, в особенности если понятия не имеешь, где твой дом.

Это смахивало на обыск, с той разницей, что обыскивал он самого себя. Кроме пары увесистых кошельков обнаружились кожаные перчатки с теплой подкладкой, расческа, чистый носовой платок, кастет и несколько штук ножей, спрятанных в потайных карманах. Сплошь холодное оружие, но ведь бывает какое-то еще… Ну да, боевые амулеты, огнестрельные ружья и самострелы.

Один из стилетов особенный: небольшой, изящный, с притягательно мерцающими на узком клинке то ли узорами, то ли рунами.

Это для ближнего боя… Или нет, вообще не для боя. Надеюсь, не придется им воспользоваться.

Разложенный на кровати арсенал наводил на интересные выводы касательно его работы. Наемный убийца?.. Догадка ему не понравилась, но в то же время мелькнуло представление, что его когда-то обучали ремеслу такого рода.

Хм, а это что? В потайном кармане куртки обнаружился цилиндрический кожаный футляр, внутри свернутый в трубку документ. Написанная каллиграфическим почерком грамота на бумаге с водяными разводами, с двумя печатями, сообщала, что за подателя сего гостевая въездная пошлина в ларвезийскую казну уплачена. Надо беречь, вдруг пригодится.

Вновь рассовав находки по карманам, он весь день читал, прерываясь лишь для того, чтобы сходить в трапезную. Питались тут по монастырскому распорядку. Его со страшной силой тянуло в город – побродить еще по улицам Аленды, увидеть побольше, но монахи отговорили: если у тебя нелады с памятью, до консультации с магом лучше никуда не ходи, а то не ровен час, опять что-нибудь забудешь и заблудишься. Он решил обождать до завтра.

Ближе к ночи его охватило беспокойство, которое скорее будоражило, чем угнетало. В окно заглядывала полная желтая луна – это ведь, наверное, она выманила его на прогулку в прошлый раз? Уже наученный горьким опытом, он преодолел искушение и остался в гостинице, а наутро с облегчением обнаружил, что хотя бы вчерашний день помнит во всех подробностях.

После завтрака они с Джамо отправились к Суно Орвехту на улицу Розовых Вьюнов. Было пасмурно, температура около нуля, сугробы раскисли, с крыш капало – обычная для Аленды зимняя погода.

Стоп, что значит – «температура около нуля»? Опять чепуха в голову лезет. Или это сочетание слов все же что-то означает, хотя нипочем не вспомнить, что именно?

От этих размышлений его отвлекло зрелище, открывшееся за очередным поворотом: дворцы всех оттенков белизны, с колоннадами, башнями, воздушными галереями, статуями на фронтонах и золочеными шпилями. Этот великолепный ансамбль раскинулся на добрый десяток кварталов по ту сторону свинцово-серого канала, словно городской мираж, окутанный блеском проглянувшего в прореху меж облаков зимнего солнца.

– Это и есть резиденция Светлейшей Ложи?

– А что же еще? – с гордостью отозвался Джамо.

Улица Розовых Вьюнов находилась неподалеку от этого средоточия магии и власти. Возле нужного дома стояло два фургончика, на одном были намалеваны груша и яблоко, второй украшала узорчатая надпись «Гирлянды, маски, драпировки». Возницы ругались между собой, выясняя, кто кому перегородил дорогу. Их обоих костерила с крыльца богато одетая женщина, худощавая, остроносая, тонкогубая, с пронзительным властным голосом:

– Хватит уже горлопанить, остолопы, давайте-ка выгружайте то, за что вам деньги плочены!

Монах, улучив момент, оробело спросил, нельзя ли увидеть господина Орвехта.

– Братец Суно еще не вернулся, приходите завтра. А ну, хватит базлать на всю улицу, как недоеная скотина! Заносите товары в дом по очереди, второй раз повторяю. Если повторю в третий – пеняйте на себя!

Спорщиков проняло, и те подчинились, продолжая глухо переругиваться, чтобы сохранить лицо.

Присмиревший Джамо потянул спутника за плащ, и они ретировались, мимоходом поймав обрывок разговора в небольшой толпе зевак, собравшейся поодаль:

– У них уже который день кутерьма, племянницу господина Орвехта выдают замуж.

– Барышню Хеледику, ведьму?

– Да не путайте, барышня Хеледика – воспитанница почтенного Орвехта, а замуж выходит его родная племянница из деревни, барышня Глодия. Услышали боги-милостивцы наши молитвы, уж теперь-то здесь вполовину тише станет…

– Вы так думаете? У них еще барышня Салинса осталась непристроенная, и они с маменькой будут разводить такой же тарарам, покуда у господина мага терпение не лопнет и он их не выставит. Ох, за что же милостивцы наказывают нас такими соседями…

– Известно за что – за грехи. А свадьбу, говорят, с размахом закатят, чего только не накупили для торжества!

– Бедняга жених…

– Жених тоже хорош бедокур, два башмака пара.

– Несчастный парень недурен собой, а барышня Глодия на лицо истинный страх, вылитая матушка…

– А вы потише, потише, а то госпожа Табинса услышит. Она за квартал чует, когда ей кости полощут.

– И ведь никто не верил, что хоть одну из этих ужасных девиц сбудут с рук, а вот же на тебе! Эх, надо было об заклад побиться…

Когда повернули за угол, он помотал головой, чтобы поскорее избавиться от остаточного дисгармоничного мельтешения – не перед глазами, даже не в мыслях, на каком-то ином уровне.

– Не отчаивайся, – с некоторой напыщенностью посоветовал Джамо. – Сходим завтра, а сейчас пошли обратно.

– Я погуляю по городу, вернусь к вечерней трапезе.

– А ну как опять все позабудешь? – Монах даже руками всплеснул.

– Не забуду. То, что со мной случилось, уже случилось, это была однократная опасность. Впереди ничего похожего нет, я чувствую.

– Да что ты можешь чувствовать, если даже не знаешь, как тебя зовут?!

Своей интуиции он доверял, но внятно объяснить ничего не мог. В конце концов Джамо сварливо пробормотал: «Что ж, Кадах заповедал нам радеть о тех, кому нужна помощь, но не докучать заботой!» – и отправился по делам, а он опять остался наедине с Алендой. Он словно опьянел от этого города, большого, старинного, по-зимнему пестрого – россыпью карнавально-ярких пятен среди грязноватой рыхлой белизны.

Только почему – старинного? По сравнению с чем? Наверное, с чем-то, оставшимся позади, за снежным занавесом забвения… Впрочем, Аленде не меньше трех тысяч лет, местами попадаются совсем древние постройки и скульптуры, так что это определение для нее в самый раз.

Порой он озирался, высматривая вчерашнего четвероногого знакомца, но тот так и не появился. Зато облако над дальними крышами напоминало очертаниями кудлатую вислоухую собаку, словно плывет по небу сам Северный Пес в своей облачной ипостаси… Он подумал об этом не всерьез, но в то же время с ощущением, что так и есть, и в течение некоторого времени щурился, вглядываясь. Потом отвлекся на еле различимый посреди серой хмари крылатый силуэт: кто там – крухутак или какая-то птица?

Миновав небогатые кварталы с обветшалыми горохово-желтыми домами, полными снежной каши извилистыми улочками и похожими на пустые клетки летними верандами чайных, он вышел к обшарпанной кирпичной ограде, из-за которой доносился людской гомон. За ближайшим входом – точнее, проломом – виднелись торговые ряды, в воздухе плавал дым жаровен. Рынок. Там ему делать нечего.

Вдоль ограды сидели на подстилках закутанные в тряпье попрошайки. Чувствовалось, что они мастера своего дела, и это мешало ему проникнуться их жалким видом – театр ведь, а прохожие нет-нет, да и бросали мелочь.

Тех, кого по-настоящему задавила нужда, здесь не было, профессиональные нищие гоняли чужаков со своей территории. Настоящая голытьба искала пропитание на помойке за рынком. Он забрел туда случайно: поворот – и впереди тупик. Дощатый «мусорный домик», несколько доверху полных замызганных корзин, разбитая телега без колес, россыпь мерзлого подгнившего лука.

В отбросах рылись трое изможденных оборванцев, им досаждала стайка мальчишек в красных и зеленых курточках. Эта шантрапа кривлялась, толкалась, кидалась луковицами и снежками, один выхватил из-под носа у тощего парня с забинтованной шеей хлебную корку, отскочил в сторону и начал приплясывать, дразня находкой, другой совал своим жертвам в лицо дохлую крысу и глумливо приговаривал: «А хочешь крыску? Вку-у-усная крыска! Не дам тебе крыску!»

В следующий момент он разглядел, что никакие это не дети, а взрослые карлики, на редкость уродливые. А еще через пару секунд до него дошло, что они вовсе не люди.

Их длинные вислые носы напоминали сизые баклажаны, а непропорционально крупные головы покрывала вместо волос черная щетина, жесткая и колючая – она переходила на загривки, придавая коротышкам зловещее сходство с гиенами. Кроме щегольских курточек на них были потрепанные штаны и тяжелые деревянные башмаки, у одного поблескивала в ухе золотая серьга в виде массивного кольца.

Гнупи. Пакостливый ночной народец, обитающий бок о бок с людьми. Ему кто-то о них рассказывал, и запомнилось, что они выбираются колобродить в темное время суток, а дневной свет слепит им глаза, вынуждая отсиживаться в подполье. Впрочем, этой шайке дневной свет вроде бы не мешал.

– Эге, а парень-то нас видит! – скрипуче заметил один из черноголовых коротышек. – Ишь как вылупился!

– Да враки, не может он нас увидеть, – возразил другой. – Чары господина от кого хошь нас прикроют, и от магов, и от самого Дирвена-задирвена…

Гнупи начали хихикать, словно вспомнили что-то веселое. Один из них с ужимками подобрался к доходяге в изъеденной молью шубе с располосованными полами и сунул за шиворот луковицу. Похоже, злосчастные жертвы своих мучителей не видели, хотя и слышали их голоса.

– Я вас вижу. Какого черта вы к ним привязались?

Теперь в его сторону повернулись все – и гнупи, и люди. Первые ухмылялись с нагловатым вызовом: мол, видеть-то видишь, но что ты сможешь нам сделать? Зато оборванцы уставились на неожиданного заступника с оторопью, от которой один шаг до паники. С таким выражением, словно глазам своим не могли поверить. Их исхудалые бледновато-смуглые лица побледнели еще сильнее, до смертельного воскового оттенка. Тот, который пытался нашарить у себя под отрепьемзапихнутую за ворот луковицу, оставил это занятие и что-то шепнул собрату по несчастью.

Быстрый нервозный обмен репликами вполголоса, на незнакомом языке. Он ощутил их нарастающий ужас – словно взбурлила какая-то тошнотворная муть с кровянистой примесью.

Они обо мне что-то знают. Спросить?..

Не то чтобы ему очень хотелось разговора с этими битыми жизнью ребятами – судя по реакции, те знали его не с лучшей стороны, – но это шанс хоть что-нибудь о себе выяснить. Хотя бы имя, и на том спасибо.

– Послушайте, я мог бы угостить вас обедом в трактире…

Оборванцы начали пятиться, глядя на него со смесью страха, отчаяния и непонятной горечи.

Что я им сделал?..

– Парень, иди куда шел, – процедил гнупи с золотой серьгой. – Так и быть, отпускаем тебя подобру-поздорову. А иначе пеняй на себя!

Вожак этой шайки. Его мутновато-зеленые, как болотные лужицы, глаза смотрели оценивающе, с деловой прохладцей, словно их обладатель прикидывал, какой бы подлый приемчик пустить в ход. Длинный тонкогубый рот растянулся в хищной улыбке, которая выглядела опасней, чем угрожающие гримасы других гнупи. Он смахивал на уличного бандита из тех, с кем лучше не связываться.

– Оставьте их в покое.

– А если не оставим? – еще шире ухмыльнулся обладатель серьги.

Не то чтобы человеку было совсем не страшно – их семеро, к тому же это волшебный народец, – но идти на попятную он не собирался.

– Убирайтесь отсюда.

– Это не твоя помойка, и не тебе тут распоряжаться. – Вожак сощурил наглые болотные глаза. – Или ты пришел сюда прибарахлиться? Кружавчиков найти себе на манжеты, если кто-то из богачей выкинул ненужные, или там ботинки, из которых можно выдрать еще годные стельки? Так и быть, можешь тут порыться, мы тебе разрешаем. За это будешь нам должен. Не стесняйся! – издевательски-радушный приглашающий жест в сторону облезлого «мусорного домика». – Бережливый человек сперва заглянет сюда, а потом уже пойдет по лавкам за обновками.

Гнупи злорадно захихикали. Их недавние жертвы пробирались вдоль стеночки к выходу из тупика.

– Гляньте, удирают под шумок! Ладно, парень, нам тоже пора, теперь вся помойка твоя. Может, и найдешь чего на свой вкус… Не будь невежей, скажи спасибо!

– Стойте! – Он заступил дорогу ораве черноголового народца. – Я сказал, хватит их изводить.

Нож он вынул стремительным отработанным движением, это получилось само собой. Возможно, он и впрямь наемный убийца или кто-нибудь еще в этом роде? Но сейчас он не собирался никого убивать, просто ему нужен был весомый аргумент, чтобы гнупи не кинулись вдогонку за улепетывающими жертвами.

Не учел он только одного: дохлой крысы как метательного снаряда. Мелковатый по сравнению с остальными гнупи перед этим раскручивал ее за хвост, будто бы забавляясь, – и, как выяснилось мгновением позже, неспроста раскручивал.

Удар в лицо. Он успел чуть-чуть отклониться, так что прилетело не в полную силу, но этого хватило, чтобы на секунду-другую окунуться в зыбкую темноту. Из носа потекла кровь. Хорошо, если хрящ не треснул. После этого он вспомнил, что в таких случаях полагается делать – или, скорее уж, рефлексы проснулись, – и выставил щит между собой и противниками, заодно перекрыв выход из тупика.

– Он магичит! – раздался обиженный возглас. – Полундра, это маг-ведьмак, в зеркале свиной пятак!

– Понятное дело, кто же еще, раз он нас увидел, – презрительно фыркнул вожак в алой курточке. – Только где ему с нами тягаться… Парень, тебе когда в последний раз задавали взбучку?

Он бросил быстрый взгляд через плечо: оборванцы удирали по безлюдному проулку со всей скоростью, на какую были способны. Двое ковыляли довольно шустро, хотя и спотыкались, третий был совсем плох и еле поспевал за товарищами. Гнупи в два счета их догонят. Надо задержать зловредных коротышек, тогда у этих бедняг будет шанс затеряться в толпе на рынке.

– А тебе? – сощурился «маг-ведьмак».

Такое впечатление, что ввязываться в уличную драку не на равных ему не впервой. Где-то и когда-то его даже грозили выгнать с работы, если он еще раз… И, кажется, в конце концов выгнали – но не за это, а за что-то другое. Впрочем, он не мог бы сказать с уверенностью, что это ему не приснилось. Да и не до того сейчас.

Его щит как будто расслоился на бесполезные колышущиеся полосы. Он отпрянул вбок, чтобы увернуться от невидимой дряни, по ощущениям похожей на рой иголок… И тут же шарахнулся в другую сторону – рой, промчавшись мимо, изменил направление и опять устремился в атаку. Успел встретить ее стремительно выброшенным новым щитом: «иголки» увязли в нем, словно мухи в желе.

– Почему заклятье господина его не берет?! – негодующе выпалил кто-то из гнупи.

– Щас возьмет, – пообещал вожак. – Как раз на такой случай у нас есть гостинец!

Незримое желе затряслось, да так, что человеку передалась эта мерзкая неритмичная дрожь, расшатывающая зубы и проникающая в каждую клеточку. Он больше не мог контролировать свой собственный щит. Гнупи с золотым кольцом в ухе довольно осклабился.

Он попятился, рассчитывая выйти из зоны поражения – при условии что она невелика и пресловутое «заклятье господина» не потянется за ним, как приклеенное. Под каблуком противно хрустнула крысиная тушка.

– Эй, не раздави ее! – всполошился мелкий гнупи в темно-зеленой, как еловая хвоя, курточке. – Не топчи еду! Отдай мою крыску!

Все-таки удалось погасить эту дрожь, для чего сначала пришлось войти с ней в резонанс, чтобы после, подчинив ее своей воле, свести на нет. Довольно мучительный способ. Нервы, мышцы, зубы – все ныло, и фуфайка под свитером промокла насквозь.

– Смотри-ка, выдержал… – удивился главный пакостник с серьгой, меряя его нехорошим задумчивым взглядом. – Только у нас припасено еще кое-что… Проси пощады, смертный, а для начала верни Шнырю его собственность, на которую ты наступил!

– Эту, что ли, собственность? – преодолев брезгливость, он поднял за хвост серое тельце со скрюченными розоватыми лапками.

– Эту, эту! – Шнырь аж подпрыгнул. – Давай сюда!

– С извинениями верни, – ухмыльнулся вожак.

Гнупи зашушукались и осклабились, предвкушая потеху: противник выглядел полностью выжатым.

– Ага, сейчас.

В чем он нуждался, так это в отвлекающем маневре, и оппоненты сами предоставили такую возможность.

Он повторил фокус Шныря, раскрутив «еду» за хвост – гнупи, судя по сосредоточенно-азартному выражению носатых физиономий, приготовились ее ловить, – но крыса полетела не в них, а на крышу ближайшего сарая. Глухой удар о жесть. Сверху посыпался снежок.

– Ты что сделал? – взвизгнул Шнырь. – Ты нарочно, да?! Отдавай крыску, рыжий ворюга!

– Ты еще не знаешь, с кем связался, смертный!

– Вот теперь и лезь за ней, раз закинул, не то мы тебе покажем, где крухутаки зимуют!

– Ты об этом еще пожалеешь!

– Мы про тебя нашему господину расскажем, нашего господина все боятся!

– Так вы эту дохлятину несли господину на обед? – поинтересовался он, выгадывая время.

– Думай, что говоришь, смертный, наш господин крыс не ест. У него это самое… как оно называется… изысканный вкус! Но тебя он все равно не помилует, потому что ты причинил нам обиду и помешал вершиться справедливости. – Гнупи с золотой серьгой ронял фразы пренебрежительно и веско, словно истинный король темных подворотен. – Доставай крыску, если не хочешь усугубить свою вину!

– Если тебе слабо́ притянуть ее колдовством, поставь корзины с мусором одну на другую да заберись повыше, – подхватил другой, у которого пуговицы на грязноватой темно-красной курточке были сделаны в виде матерчатых шариков того же цвета.

– Поздно. Пропала ваша крыска.

Пока они препирались, на крышу спикировала ворона, ухватила мертвое серое тельце и взмыла в небо.

– Так нечестно! – завопил Шнырь. – Она моя! Ворюга-подлюга!

Гнупи возмущенно загалдели и давай швырять в обидчика гнилым луком. Он выставил щит и начал отступать по закоулку меж двух глухих заборов, благо измордованных оборванцев уже след простыл. Хорошо, если тем хватило ума скрыться в толпе… А с другой стороны, стоило бы разыскать их, чтобы задать пару вопросов.

Пришлось дважды обновлять щит – гнупи не на шутку разозлились и применяли какое-то каверзное волшебство, которое рвало его защиту в клочья. При этом он не мог достать их своими импульсами. Черноголовый народец еще и дразнился:

– Ой, мы уже боимся! Ну-ка, попробуй еще раз!

– Вот умора, он лупит магией, как дубиной! Эй, неумеха, а заклятья плести тебя никогда не учили?

– Ну, попади в меня, попади! Смотри-ка, опять промазал! Это тебе не крыску сворованную повыше закинуть!

– Эй, парень, зачем тебе магия? Ты лучше настоящую дубину возьми, и то больше толку выйдет!

– Беги, беги, мы все равно тебя найдем!

– Горькими слезами поплатишься за крыску! Наш господин тебя самого в крысу превратит!

За стеной с набившимся в щели кирпичной кладки снегом разноголосо шумел рынок. Он забрался туда через первый попавшийся пролом. Гнупи отстали. Впрочем, не то чтобы совсем отстали – кто-то из них продолжал следить за ним издали.

В этом углу торговали ковриками, вениками, циновками, тряпичными половиками и еще – из-под полы – амулетами сомнительного качества. Раскрасневшиеся от холода продавцы нахваливали свой товар… который они вряд ли успеют продать… потому что недолго им осталось.

Он подобрался и замедлил шаги, пытаясь уловить, откуда пришло это ощущение. Знакомое ощущение. Рабочее. С той стороны. Время еще есть. Немного, но есть. Выбросив из головы гнупи, он привычно двинулся наперерез вторгшейся на рынок смерти.

Вабро Жмур Золотая Серьга до сих пор не определился, что ему больше нравится – вольное житье или служба у господина. Казалось то так, то этак.

Гнупи сами по себе. Так заведено. Над черноголовым народцем издавна не было никаких хозяев, а уж пойти в услужение к человеку – и вовсе позорище неслыханное.

С другой стороны, господин – могущественный маг, куда круче магов Светлейшей Ложи, и обеспечивает своих слуг зельем, защищающим от солнечного света: смажешь зенки с утра пораньше – и развлекайся весь день на зависть сородичам, которые вынуждены до заката отсиживаться в подполье.

Вабро и его шайка очутились в рабстве не по собственной воле, а потому что припекло. Эх, нечего было разевать рот на собственность господина Тейзурга, но кто же знал, что все так скверно обернется? Он тогда сильно прогневался, ворвался к ним в подземелье прямо из Хиалы в демоническом облике и с дюжину гнупи разорвал на куски, а остальных помиловал в обмен на клятву верной службы.

Не сказать, чтобы рабская доля оказалась невмоготу тяжкой. Господин посылал их шпионить, собирать слухи, чинить пакости тем, кто ему не угодил. Однажды приказал выкрасть из Дома Инквизиции женщину, которая приходилась ему то ли подружкой и чужой женой, то ли просто подружкой для разговоров. Невозможного он не требовал, и даже когда отправил своих невольников за этой самой госпожой Зинтой, снабдил их такими заклятьями, что они утерли нос магам-инквизиторам и ушли без потерь.

Вабро он еще и золотую серьгу пожаловал: «есть в тебе нечто колоритно негодяйское, требующее завершающего штриха, и с серьгой ты будешь смотреться до умопомрачения стильно». Жмур этих заковыристых речей не понял, но золотой цацке обрадовался.

Однажды несколько потрепанных гнупи со стороны пришли к Вабро с подарками, чтобы он замолвил за них словечко перед могущественным покровителем. Бедолаги из тех, кого оттуда изгнали экзорцисты, отсюда шуганули свои же, и теперь им осталось ютиться в самых незавидных дырах. Жмур тоже хотел их спровадить – больше из куража, чем из каких-то практических соображений, но тетушка Старый Башмак заступилась и доложила о просителях господину.

Обычно где гнупи, там и тухурва, которая опекает их, варит для них еду в своих котлах, шьет им новые курточки из украденной у людей ткани, так что Старый Башмак угодила в кабалу вместе с остальной шайкой.

К этим рохлям, которые сами попросились в рабство, господин отнесся благосклонно – мол, лишними не будут. Золотая Серьга с этого только выгадал: больше стало тех, кем он может командовать.

Шнырь был из пришлых, совсем ледащий, потому что минувшей осенью ему сильно досталось от магов-экзорцистов. Он воспрянул духом после того, как сумел добыть крысу. Отобрал у кота-мышелова, который волок добычу, чтобы положить на хозяйское крыльцо. Известное дело, коты – наглющие зверюги, и гнупи ничего против них сделать не могут, поскольку непреодолимое Условие запрещает черноголовому народцу причинять вред домашним животным. Шнырь словчил: толкнул железные ведра, те покатились, загрохотали, котяра с перепугу выронил задавленную крысу, а гнупи схватил ее и был таков. Гордый ходил, аж глаза светились. Уже второй день таскал ее с собой, никак не мог нарадоваться. Теперь он пригорюнился, и его мнение о людях после стычки с рыжим проходимцем лучше не стало.

– Мы про него господину расскажем, – посулил с нехорошим предвкушением Хумдо Попрыгун. – Господину это не понравится, правда, Жмур? Господин из его кровушки нам глазное зелье сварит!

Гнупи обменялись усмешками. Один из ингредиентов снадобья, защищающего их глаза от дневного света, – кровь мага людской расы. У господина Тейзурга недостатка во врагах не было, всегда найдется, кого пустить на зелье для верных слуг. Ему досадили волшебники Светлейшей Ложи, навели на него чары, из-за которых он в ближайший десяток лет не сможет воспользоваться Вратами Перехода и прогуляться ни в какой другой мир. Положим, хотели-то они обратного – сделать так, чтобы духу его в Сонхи больше не было, но вышло наперекосяк.

– Ага, мы все расскажем! – шмыгнул печально свисающим носом чуток приободрившийся Шнырь. – Отольются ворюге крыскины слезки! Тьфу, наши слезки…

Кто-то предложил:

– А может, пойдем за ним да зададим ему жару, как следует зададим, он же слабак! Пойдем, а, Жмур?

– Не пойдем, – отрезал вожак, поддав тяжелым деревянным башмаком вывалившуюся из корзины с мусором индюшачью голову. – Он не слабак, силы у него на троих, но заклятья господина еще сильнее. Не будешь замечать разницы и думать своей гнилой башкой – пропадешь ни за грош, как Шнырева крыска.

– Он не использовал заклятий, ни одного, даже самого простенького, как последний неуч. Орудовал силой, словно табуретом в трактирной драке, вот умора!

– А одежа у него знатно пошита – ровнешенькими мелкими стежками, и пахнет необычно… Пришлый он.

– Кажись, иномирец, – процедил Золотая Серьга. – Хотя чуется, что нашенский, сонхийский. Может, он из тех, кого называют возвратниками. Скажем о нем господину, а уж тот разберется, как его наказать.

Предстоящее объяснение заставляло Вабро втайне трепетать и злиться. Они проявили самоволие. Им было приказано всячески изводить этих троих и никого больше не трогать, с посторонними не связываться, а они сшиблись с посторонним… Правда, тот сам к ним прицепился. И рассказать о стычке всяко придется, потому что если утаить, а господин потом узнает – еще хуже прогневается.

Ага, смекнул Жмур, надо особливо давить на то, что заклятье невидимости подвело, и нахальный молодой маг как увидел гнупи, сразу давай куражиться, хотя никто его не задирал. Заступился за трех поганцев, которые, по словам господина, таких гнусных дел натворили, что им за это целую вечность не расплатиться. Шныря обидел. Жаль, присочинить нельзя: черноголовые из того народца, которому Условие не позволяет говорить неправду. Вот тетушка тухурва – другое дело, чего хочешь наплетет, ей можно, поэтому гнупи и держатся за компанию с тухурвами, а Жмур волей-неволей выложит все как есть.

Эти размышления прервал запыхавшийся Шельмяк, с топотом влетевший в переулок, – его отрядили на разведку, выследить, куда подевались сбежавшие жертвы.

– Там идет злыдня всех-на-куски!

– Сюда идет? – удивился Вабро. – Неужто на помойку?

– На рынок. Туда, где людишек побольше.

Смерть всех-на-куски гнупи чуяли, хотя человеческие маги, которые изобрели эту напасть, маскировали ее всякими хитроумными заклятьями в несколько слоев. Об этой способности черноголового народца люди не знали, а гнупи, понятное дело, помалкивали.

– Отойдем подальше, – решил вожак. – А потом, как рванет, вернемся за свежатиной.

И они припустили по закоулкам прочь от рынка. Остановились за квартал, по ту сторону особняка с толстыми каменными стенами.

– Знатный у нас будет сегодня ужин! – ухмыльнулся Хумдо Попрыгун. – Уж тетушка Старый Башмак расстарается, когда мы мясца притащим!

– И ливера! Давно мы жареной печенки не едали, я уж и вкус позабыл!

– А если лавки с тканями разнесет, еще и бархатом разживемся красным и зеленым, обновки справим!

– И атласом, блескучим, как вода в весенней луже!

– Злыдня добрая идет, нам мяска шматок несет!

– А положить-то не во что…

– Найдем куда положить, хоть в узелки завяжем. Там же много чего будет валяться…

Высоко в пасмурном небе кружили крестообразные силуэты с широко раскинутыми крыльями – отощавшие крухутаки, по той или иной причине не улетевшие на юг и не залегшие в зимнюю спячку. Они знали все на свете, знали и о том, что на Кирпичный рынок пожаловала смертница с «ведьминой мясорубкой».

По Условию крухутаки могут убивать только тех, кто проиграл в три загадки, но им не возбраняется съесть мозги покойника с развороченной головой, ежели таковой подвернется. Что ж, нынче будет им пиршество! Угощения на всех хватит, и на гнупи, и на пернатых умников.

– А наши где? – вспомнил Золотая Серьга о поручении господина.

– Вдоль забора ковыляют. Несдобровать им. Господин говорил, они не должны легко умереть и отделаться от наказания, да в этот раз не по его велению выйдет.

– А этот рыжий? – угрюмо спросил Шнырь.

– А он, вот дела-то какие странные, прямиком навстречу злыдне направился. Я-то думал, он видящий, раз даже нас углядел, но, выходит, нет, а то бы драпанул оттуда во всю прыть.

– Может, и видящий, да смерти своей близкой не видит. С людьми всяко бывает.

– Это ему за мою крыску, – мстительно добавил маленький гнупи в елово-зеленой курточке.

Он уже второй день ломал голову, что у него за работа, никак не мог вспомнить, и тут работа сама его нашла.

Женщина в низко повязанном платке и мешковатом темном пальто, не молодая, не старая, с угрюмо-благопристойным выражением на непримечательном лице, пробиралась по рыбному ряду в глубь рынка. Не здесь. Она еще не дошла до цели, в запасе несколько минут.

Кто это: «посылка» или «сука»? «Посылка» не ведает, что творит. Человека отправляют на смерть, засадив ему внушение и для подстраховки накачав наркотой, чтобы не опомнился. «Сука» отдает себе отчет, что делает. Мотивы у нее могут быть идейные, религиозные, личные – какие угодно, не важно: главное, что она пошла на это по собственной воле.

С «суками» он не церемонился, а «посылку» старался спасти, если обстоятельства позволяли.

Ты работаешь, как профессионал, но ты не профи. Ты никогда не станешь настоящим профи, мозги у тебя не так заточены, хотя это не мешает тебе быть уникальным спецом в нашем деле.

Кто ему это говорил? Кто-то из сослуживцев? Из начальства? Впечатление мелькнуло и пропало. Возможно, в спокойной обстановке он сумел бы вытащить воспоминание целиком и хоть что-нибудь о себе узнать, но сейчас не до того.

Он мысленно потянулся к смертнице – и как будто влип в затхлое, вязкое, светящееся до рези в глазах желе. Почти сразу возникло мерзкое ощущение удушья. Выдержал несколько секунд, но этого хватило, чтобы увидеть.

«Мир полон грязи и скверны, те, кто не с нами, должны умереть, а тех, кто ради их уничтожения жертвует собой, за гранью земной жизни ждет великая награда и заслуженное блаженство», – что-то в этом роде, плюс несокрушимая убежденность в собственной душевной чистоте.

«Сука». Тем проще. Другой вопрос, как ее обезвредить.

Это совсем не то, с чем он работал раньше. Принципиально иное оружие.

Там были… вещества-реагенты… при их взаимодействии происходит выброс разрушительной энергии…

Он с трудом припомнил эту подробность, как будто пытался прочесть слова, написанные на тонущем в воде размокшем листке бумаги.

Здесь не реагенты, а магия, смертоносный клубок заклинаний. Прежний опыт не годится, но, кажется, он понял, что с этой дрянью можно сделать – при условии, что удастся подобраться к «суке» вплотную.

Мысли были похожи на вспышки, и вся окружающая реальность превратилась во что-то мигающее, лихорадочное. Время поджимало. Он завернул в проход меж двух облепленных чешуей прилавков, будто бы для того, чтобы хорошенько рассмотреть красноперых рыбин с заледенелыми темными глазами. Надвинул капюшон, спрятав собранные в хвост волосы. Никакого яркого пятна, которое могло бы привлечь внимание «суки». Отпихнув с дороги торговца, попытавшегося ухватить за рукав, он бросился за смертницей, делая вид, что высматривает в людском круговороте кого-то другого.

Над рынком курились дымки многочисленных жаровен. Народ галдел, торговался, шутил, сердился, приценивался, не чуя близкой погибели.

– Нелинса! Нелинса, ты где?!

Две девушки оглянулись – наверное, их тоже звали Нелинсами, как «разумную модистку» из книжек, оставшихся в келье монастырской гостиницы.

Поравнявшись с «сукой», которая целеустремленно шагала мимо прилавков с орехами и мочалками к двухэтажному деревянному строению под засиженной птицами шатровой крышей, он чуть обогнал ее, а потом, резко развернувшись, сбил с ног подсечкой. С опережением на секунду вцепился одной рукой в горло, укрытое платком, другой туда, где должно находиться под тканью пальто солнечное сплетение. Выпустил «когти» – невидимые, неощутимые, но способные рвать в клочья всевозможную нематериальную дрянь.

Впрочем, красиво располосовать магическую бомбу не получилось: «когти» увязли в этой пакости, она опутала их клейкими нитями, и еще вопрос, кто кого поймал….

– Грабят! – заполошно возопили в толпе. – Гляньте, люди, что делается – грабят, насилуют!

Ага, именно так это и выглядело со стороны. Какой-то купец замахнулся на бесчинствующего парня дубинкой с медными заклепками. Нацелился огреть по темени, но он услышал, как в воздухе свистнуло, успел отклониться, и удар пришелся по плечу, враз онемевшему.

Воспользовавшись этим, «сука» вывернулась и проворно отползла в сторону. Ее пальто было перемазано грязью, на одутловатом лице застыло сосредоточенное неодобрительное выражение, словно того и гляди начнет кому-нибудь пенять за нарушение приличий.

– Все назад! – крикнул он, пятясь от разъяренного заступника и сшибая с ног людей, которые стояли слишком близко. – Берегись, сейчас рванет!

Не удалось уничтожить эту дрянь полностью. Кое-что осталось, и смертница уже отдала последнюю команду. Изгвазданное пальто колыхнулось, будто надутый ветром мешок, а потом она то ли застонала, то ли закряхтела, вслед за этим послышался мерзкий хруст и такой звук, словно с натугой раздирали на части что-то влажное и неподатливое. Тех, кто находился ближе, забрызгало кровью и ошметками внутренностей. А он с облегчением понял, что все-таки успел. Почти. Заклинание, которое должно было снести полрынка, всего лишь превратило свою носительницу в ужасающее кровавое месиво.

Он огляделся: все, кроме смертницы, живы. Плечо ныло, и это ощущение усиливалось, онемевшая рука висела плетью. Зато бить его больше не пытались. Лихой купчина с дубинкой исчез за чужими спинами, остальные пятились в стороны, при этом кто вцепился в свои амулеты, кто читал обережные заклинания, кто взывал к богам.

Пошатываясь, как пьяный, он двинулся прочь. Остановить его никто не рискнул. Народ расступался, шарахался, спешил убраться с дороги в тесные боковые проходы. Кто-то в панике налетел на прилавок, покатились рассыпанные орехи, под ногами захрустела скорлупа. Окружавший его со всех сторон людской страх напоминал секущий ледяной дождь. Наверное, у тех, кто наслаждается чужим страхом, это вызывало бы иные ощущения, но он не любил, когда его боятся.

Убравшись в другой конец обширного рынка, он в течение некоторого времени плутал среди дощатых галерей и линялых полотняных палаток, потом наконец-то заметил вдалеке, в просвете, кирпичную ограду – и вот тут-то возникло чувство, что его преследуют.

Почти всю дорогу от Уженды до столицы Суно Орвехт дремал в своем купе, которое, как и весь вагон, пропахло едой, отсыревшей обувью и хвойными благовониями. В командировке не выспался, обстоятельства не располагали. Впрочем, спать-то он там спал, но это был не отдых, а та еще работенка. Гоняться за снаяной на ее территории – все равно что сесть за доску сандалу с профессиональным шулером.

Уженда – городок из тех, где летом благодать и сплошное цветение, балы-маскарады под открытым небом, журчание старинных фонтанчиков на булыжных перекрестках, долгие чаепития под сенью увитых виноградом шпалер, зато зимой все хоронятся по домам, улицы пустеют. То слякоть, то гололед, мокрый снег так и норовит залепить глаза – в столице это не повод для того, чтобы жизнь замирала, но другое дело провинциальная глушь.

В Уженде разбушевался волшебный народец. Иногда такие неприятности случаются, и местные маги живо наводят порядок. Вернее, так было до недавних пор, до того, как стряслось то, о чем нельзя говорить. Теперь наступила новая эпоха, но простые обыватели об этом пока не знают, и дайте-то, боги-милостивцы, чтобы они узнали об этом как можно позже.

Народец еще с осени почуял слабину и начал то там, то здесь чинить безобразия пуще прежнего. С месяц назад гнупи добрались до часов на башне ужендийской мэрии и обломали стрелки, а на циферблате намалевали ухмыляющуюся вислоносую рожу – мол, трепещите, смертные, пробил наш час! Лазить, прыгать и подсаживать друг дружку они способны не хуже балаганных акробатов, по стенам ползают, как пауки.

Горожане от такой беспредельной наглости вначале оторопели, потом возмутились и потребовали, чтобы маги Ложи немедля разобрались с нечистью и защитили налогоплательщиков. Делать нечего, маги отправились разбираться: экзорцисты плетут заклятья, кормильцы им в помощь тянут силу из Накопителей… Ага, как бы не так. Кормильцы делают вид, что тянут, словно актеры на сцене, черпающие ведрами пустоту из картонного колодца. Непосвященные должны думать, что все обстоит, как раньше, а невысокая эффективность магических действий – это, э-э, временные затруднения вследствие неких метафизических завихрений.

Объяснение насчет затруднений и завихрений пока работало: рядовой слушатель, не желая прослыть дураком, понятливо кивал и соглашался с тем, что «нужно подождать, когда амплитуда спонтанных магических возмущений перейдет в фазу затухания».

Кое-каких результатов маги все же добивались, иначе они не были бы магами. Да и кормильцы чуть-чуть помогали, отдавая коллегам часть собственной силы, но это были жалкие струйки взамен прежних потоков.

В этот раз все получилось хуже некуда. Ужендийские коллеги вначале не смогли призвать гнупи – ну да, полтора десятка зловредных коротышек сбежалось на площадь перед мэрией с испакощенными часами, но явились они скорее для того, чтобы поглазеть и похихикать, нежели повинуясь власти манящих чар. Потом еще больший конфуз вышел с изгнанием. Если сказать правду, вовсе ничего не вышло: черноголовые безобразники сами убрались восвояси, когда им надоело наблюдать за потугами волшебников. Последние оправдывались перед горожанами пресловутыми «завихрениями» и отправили в столицу донесение с просьбой о помощи.

Высокое руководство и радо бы положить конец произволу окаянного черноголового народца, но Уженда – не единственный город, одолеваемый подобными напастями, а экзорцистов, способных эффективно работать без заемной силы, у Светлейшей Ложи не так уж много.

Уверившись, что проучить их некому, гнупи еще больше осмелели и повадились забрасывать горожан снежками. Кто припозднится, тому несдобровать: комья они лепили увесистые, иной раз с камешком внутри, и кидали так, что оставались синяки. Однажды подстерегли мэра, и до своего крыльца тот добрался с головы до ног в снегу, его лицо после нападения напоминало битую перезрелую сливу.

С хозяина лавки «Дивные ткани» они потребовали дань – по дюжине штук самого лучшего красного и зеленого бархата себе на курточки, а когда торговец не уступил, подбросили ему в витрину мерзлых какашек и дохлого ежа.

Так бы оно и продолжалось, но Ложа наконец-то командировала в Уженду Суно Орвехта.

Алендийский поезд прибыл после захода солнца, при свете масляных фонарей, которые не столько рассеивали окружающую темень, сколько добавляли ей желтизны – словно плач скрипки вплетался в мрачную симфонию зимнего вечера. До события, о котором лучше помалкивать, яркость уличного освещения усиливали с помощью заклинаний, но теперь приходилось экономить. Одноэтажное здание вокзала с тремя башенками – посередине большая и по бокам две маленькие, как водится у провинциальных вокзалов, – напоминало кремовое пирожное, оброненное в темную стылую прорубь.

Юркие тени ростом с десятилетнего ребенка маячили в киснущей снежной мути во дворе гостиницы, когда Орвехт выбирался из наемной коляски. В него швырнули то ли снежком, то ли обломком кирпича. Снаряд не долетел до цели – Суно выставил щит, а потом ударил веерным заклятьем. Глумливые смешки сменились воплями боли и паники, под тяжелыми башмаками торопливо захлюпало.

– Беда, ребята! – крикнул кто-то из удиравших. – В наш городишко настоящий маг пожаловал!

С гнупи он разобрался по отработанной схеме. Первых попавшихся в назидание их собратьям изгнал из Уженды – в ближайшую сотню лет те вернуться не смогут, путь закрыт, – остальным задал трепку. На какое-то время это заставит их соблюдать меру. Пока не подзабудут урок да не сообразят, что у заезжего «настоящего мага» и в других краях хлопот по горло.

Он уже отправил в столицу мыслевесть о том, что задание выполнено, когда в довершение выяснилось, что добрую часть горожан мучают ночные кошмары.

В этом не было ничего удивительного. Выражаясь канцелярским языком, «проведенный осмотр показал, что состояние обережного орнамента на внешних стенах многих жилых домов нельзя назвать удовлетворительным». Опять же амулеты, защищающие от снаян, с наступлением зимы подорожали – срок действия у них ограничен, а заклинают их при свете солнца: в течение трех дней такой артефакт должен впитывать силу светила, прогоняющего дурные сны, иначе толку не будет. Погода в этой местности еще с месяца Охоты Анвахо стояла пасмурная. Снаянам раздолье. До какой степени скверно обстоят дела, Суно понял, когда ни одна из них не явилась на зов.

Такое может произойти в двух случаях: если манящие чары недостаточно сильны либо если снаяна так глубоко внедрилась в людские сны, что теперь она полностью находится там и держится за свое зыбкое королевство мертвой хваткой, словно у нее сотня крючочков и тысяча присосок. Чтобы совершить экзорцизм, необходимо встретиться с ней лицом к лицу, а для этого нужно, чтобы на тот момент все ее жертвы бодрствовали, тогда ей негде будет спрятаться. Этот вариант хорош для деревни или уединенного поместья, но не для города с двенадцатитысячным населением. Другой способ – отыскать хищницу в ее родной стихии, и при таком раскладе еще неизвестно, чья возьмет.

Обменявшись мыслевестями с коллегами, Суно через свою волшебную кладовку – зачарованную комнату, из которой он, где бы ни был, мог извлечь любой предмет, – получил все, что требовалось для ворожбы. Стать его «провожатым» согласился один из пострадавших сновидцев, простуженный, осунувшийся, нездорово бледный молодой человек, – тот, чью жизненную энергию высасывает снаяна, постепенно чахнет, и его одолевает всякая телесная хворь.

Они выпили из одной чаши приготовленное Орвехтом зелье и улеглись рядом на кровать, вытащенную на середину гостиничного номера. Вокруг на дощатом полу были начертаны лиловым мелом необходимые символы и насыпаны измельченные сухие травы. Перед обрядом Суно заставил прислугу заклеить все щели, чтобы ингредиенты не сдувало сквозняком.

«Провожатый» неважно себя чувствовал, временами начинал кашлять, после чего шепотом извинялся перед почтенным магом. Потом его пробило на сдавленное хихиканье. Смутившись, пояснил: конфузно ему в кровати с мужчиной.

«Да спи ты, наконец, бестолочь! – с досадой подумал Орвехт. – Я, знаешь ли, тоже лежу здесь не для собственного удовольствия и предпочел бы вместо твоей болезной рожи хорошенькую жену мэра или, еще лучше, мою Зинту».

Сдержался, не сказал вслух. Не из деликатности – из расчета, чтобы не растревожить добровольного помощника еще больше. Жаль, нельзя усыпить его с помощью магии, снаяна почует. Посоветовал флегматичным тоном:

– Попробуйте считать падающие яблоки. Говорят, помогает.

Прошло с полчаса, и «провожатого», хвала богам, одолела дрема. Суно скользнул в туманный омут сновидений вслед за ним.

Ничего оригинального: тусклая улица под условно дневным бесцветным небом, дома по большей части невнятные, без деталей, хотя местами кое-что выделяется – приземистая почта с четырьмя колоннами и помпезной лепниной, рядом с ней желтое пятно вывески «Чай по старинке». Наяву почта и чайная находятся в разных кварталах.

Упрощенная копия реальной Уженды, тоскливая, безлюдная, в серых и бурых тонах. Это был сон «провожатого», в нем господствовал даже не страх – скорее смутное предстраховое состояние, готовящее к тому, что все неминуемо обернется очень плохо, если не прямо сию минуту, то через неопределенное время, и этого никак не избежать, потому что, кроме этого, ничего больше нет. Верный признак того, что к тебе прицепилась снаяна. Или кто-нибудь еще, кто питается чужой силой через сны.

«Провожатый» может до утра блуждать по своему унылому городу. Он забыл, где он и кто он, и не понимает, что спит. На разумные реакции он сейчас не способен. Обычное состояние для заурядного неподготовленного сновидца – если б дело обстояло иначе, он не стал бы жертвой снаяны. Свою задачу парень выполнил: привел Орвехта в ту область, откуда можно взять след, дальше его содействие не требуется.

Суно был экзорцистом и дознавателем, в придачу весьма неплохим боевым магом, на сновидениях он не специализировался, но обладал в этой области достаточными для своей работы познаниями. Сейчас любопытные детали и непроясненные теоретические вопросы побоку, главное – добраться до хищницы.

Приглушенный, вкрадчивый, исподволь выматывающий душу страх. У него есть источник. Определив направление, Орвехт двинулся в ту сторону через чужие сны. Прогулки такого рода выпадали ему нечасто и требовали обстоятельной подготовки: зелье сложного состава, предварительные заклинания, круг из волшебных символов, который надлежало рисовать зачарованным лиловым мелком, насыпанные вокруг ложа волшебные травы.

Иным магам вспомогательные средства не нужны, но их раз, два и обчелся. Пожалуй, к лучшему, что Орвехт не из их числа, ибо все они слыли до некоторой степени невменяемыми. Возможно, причина в том, что для них нет принципиальной разницы между сном и явью?

…Темноватая закопченная кухня, стены сплошь увешаны полками, на которых громоздятся облезлые кастрюли и стопки грязных тарелок. Кое-где вперемежку с посудой втиснуты куклы. Сидят и смотрят. Самые обыкновенные куклы в платьицах с кружевами и фартучках, но от их присутствия делается не по себе, и с мышиной настойчивостью скребется мысль: «что-то здесь неладно».

Того, кому эта кухня снилась, Орвехт толком не разглядел. Некто почти прозрачный, парализованный безысходностью, оцепенел посреди помещения, и маг, поравнявшись, слегка толкнул его в плечо. Или ее. Не важно. Главное, что после этого кухня исчезла, и обладатель сего безобразия с несказанным облегчением понял, что лежит в своей постели.

…Улица, на которой могут избить. Невзрачные двухэтажные дома, водянисто-серое небо. Предчувствие скверной развязки заполняет окружающее пространство, словно туман или расплывшийся дым. Из-за углов нет-нет, да и выглядывают какие-то люди: высунутся – и тут же спрячутся, и в мутных окошках порой мелькают чьи-то лица. Их много, но они неуловимы. Зато ковыляющий с тростью грузный немолодой господин как на ладони, и спешить из последних сил бесполезно – ноги словно вязнут в трясине. Он обречен, ему от них не уйти.

– И охота вам, почтенный, тратить полуденный отдых на такую дрянь? – нагнав его, обронил маг. – Лучше просыпайтесь да выпейте рюмочку красного вина.

– А?.. – Господин растерянно моргнул. – Мне можно проснуться?..

И исчез. Вместе с улицей.

…Коляска с откинутым верхом катит по неширокой мостовой. По обе стороны от булыжной полосы – свинцовая водная хлябь, охваченная не сильным, но угрожающим волнением. Дорога уходит через это пустое зыбкое пространство к горизонту, который теряется в кисее тумана. Запряженная в экипаж лошадь выглядит так, словно ее частично стерли ластиком: схематичный круп с хвостом, а больше ничего нет.

Пассажирка молода и недурна собой, хотя в той жизни, которая наяву, ей, возможно, за восемьдесят. Одета по давней моде: пышный гофрированный воротник сейчас увидишь только на картинах портретистов, стяжавших славу еще до того, как Суно Орвехт появился на свет. Ей страшно, и этот страх так же огромен, как раскинувшаяся вокруг водная ширь.

Тому, что рядом с ней на сиденье возник, откуда ни возьмись, еще один пассажир, она ничуть не удивилась. Кто же станет удивляться во сне? Спящий знает, что произойти может все, что угодно, и принимает это как должное.

– Сударыня, почему бы вам отсюда не выпрыгнуть? – осведомился Орвехт. – Полагаю, тогда сразу проснетесь.

– Вы так думаете?

Испуганные светло-серые глаза. Лицо как будто нарисовано на белом шелке.

– Я в этом уверен. Вы попробуйте.

Она привстала, оперлась затянутой в перчатку тонкой рукой о лакированную дверцу и, бросив на него еще один взгляд, легко перемахнула через край. И вот уже нет ни старомодно элегантной женщины, ни экипажа, ни водяной бездны.

…Речной берег под нависающим туманным пологом завален кучами прошлогодней листвы. Деревья не видны, но подразумеваются – обычный для сновидений фокус. Скверное место: под раскисшей побурелой листвой прячутся топляны. Они похожи на лошадей, но покрыты зеленой чешуей, вместо грив и хвостов у них водоросли, а вытянутую морду топляна можно принять за осклизлую корягу с торчащими сучьями. На нескольких расчищенных участках нарисованы на сыром песке их изображения, словно карандашом, со штриховкой, что в реальности было бы невозможно. Картинки точь-в-точь как в академическом издании «Большой энциклопедии волшебного народца».

Суно хмыкнул: по крайней мере, ясно, где очередной сновидец разжился своим кошмаром.

На виду только предупреждающие об опасности рисунки, самих топлянов не видно, но они тут есть: зарылись в темную массу, затаились, в любой момент могут выскочить с трубным ревом и растерзать того, кто забрел на их лежбище. Предчувствие ужасной развязки растворено в тумане, оседает холодными капельками на коже, шуршит под ногами вместе с гниющей листвой. Хочется закричать, но воздух до того душный и вязкий, что крик глохнет в горле. Когда тебя начнут рвать в кровавые клочья, никто не услышит.

– Молодой человек, – обратился Суно к нескладному встрепанному существу, которое, очевидно, было первопричиной этого ужаса. – Ваше сновидение грешит против научных фактов: топляны подстерегают добычу в воде, а если выходят на берег, то не закапываются в подножный мусор. Просыпайтесь-ка да освежите в памяти то, что вы о них читали.

Не сработало. Парень влип, как муха в паутину. Мимоходом его из этого сна не вышвырнешь. Возможно, Орвехт сумел бы в конце концов его разбудить, но не стал тратить время и силы на пустую благотворительность: он пришел сюда не за этим.

Чем дальше, тем хуже. Чехарда картинок – тягостных, нелепых, отвратительных, бессмысленных, многозначительных… Объединял их вытесняющий все остальные эмоции страх, который по мере приближения к цели усиливался, словно запах или концентрация ядовитого дыма.

Суно защищали заклинания, начертанные на полу вокруг кровати, и особая смесь магических трав, насыпанных поверх этих символов. То и другое берегло его жизненную энергию, отделяло свое от чужого, препятствовало наведению чар и помогало оставаться вне игры. Если снаяна втянет тебя в игру – ты пропал. Опомниться не успеешь, как начнешь искать топлянов под кучками прошлогодней листвы, цепенея от ужаса: а вдруг они и впрямь там найдутся?

Важное правило: не умаляя ни опасности, ни значения того, что происходит в таком сне, в то же время надо принять априори, что все это не всерьез, чепуха несусветная, и непоколебимо на том стоять. Ты наблюдаешь за сотканными снаяной наваждениями со стороны, ты в это не играешь.

…Чья-то спальня. Возможно, точь-в-точь такая, как в жизни, не имеет значения. Большое окно в каменной стене – без переплета, но при этом застекленное, обычная для сновидения вольность. В вершину стрельчатой арки вмонтирован оберег, испускающий слабое прерывистое мерцание. Наяву такие артефакты не светятся, но здесь – другое дело. Надо понимать, оберег у сновидца просроченный.

Старая каменная кладка местами расплывается серым туманом, не так уж она и надежна, а за окном господствует текучий цветной хаос. Небо слоистое: все оттенки синего, сумеречно-белый, немного фиолетового, розового, желтого, и чемдольше вглядываешься в эту взбаламученную грозовую круговерть, тем отчетливее понимаешь, что деваться некуда.

Суно отметил это чувство обреченности, как верный признак того, что снаяна близко. Эмоция принадлежала хозяину сна – вот он стоит, неспособный сопротивляться надвигающейся оттуда жути, как будто прирос к полу – однако пришлый маг ощущал ее так же явственно, как видел образы, из которых соткался чужой кошмар. Правда, в его восприятии присутствовала изрядная доля отстраненности: «страшно, но не мне».

В глубине разноцветного небесного водоворота, там, где сиреневое с кровавой примесью пятно граничило с разлившимся облачным молоком и бледной лазурью, появилась точка, через секунду увеличившаяся до размеров просяного зернышка, и за ней что-то тянулось, как нитка за иголкой. Еще мгновение, и Орвехт смог ее рассмотреть.

Снаяна была прекрасна. Как будто искусный ваятель вылепил ее из тронутого синевой вечернего снега: чеканно-безупречные черты лица, изящные ключицы, большие налитые груди, стройный стан, гармонично округлые бедра… А дальше – ничего антропоморфного, ниже бедер соблазнительное женское тело переходило в чудовищный хвост. Впрочем, последний напоминал не столько огромную змею, сколько скрученный из облаков жгут или смерч, и конца ему не было видно – он плыл по воздуху следом за снаяной, извивался, теряясь в недрах тревожного разноцветного неба.

Ее волосы цвета сгустившихся сумерек колыхались вокруг алебастрового лица, словно у русалки под водой, а глаза были белые, как у статуи, без зрачков и без радужки, тем не менее она смотрела прямо на мага. Подлетев к оконному проему, она надавила ладонью на стекло. Оберег наверху суматошно замигал.

Плохи дела. Судя по размерам «хвоста», который уходил в бесконечность, эта жадная до человеческого страха тварь проникла в сны великого множества горожан, тянет у них жизненную силу, и все ей мало.

Орвехт ударил заранее приготовленным заклятьем. Снаяна отпрянула, по облачному хвосту прокатилось содрогание. Она рванулась назад, но как будто прилипла, заклятье не позволяло ей сбежать. Впрочем, для мага это еще не означало победы. Это все равно, как если бы тебе на крючок попалась рыбина размером с быка – запросто может выдернуть из лодки и утащить на дно.

Состязание «чья перетянет» заняло то ли секунды, показавшиеся Орвехту целым часом, то ли час, раздробившийся на сумасшедшие мгновения, осколки брызнувшего вдребезги оконного стекла, пляшущие цветные пятна, вспышки издыхающего оберега, облачные клочья и хлещущие по лицу снежно-синие волосы, жгучие, как стрекательные клетки ядовитой медузы.

Кончилось тем, что маг и его противница вывалились из сна в гостиничный номер с кроватью, меловым кругом и пасмурным окном в заиндевелом переплете. В мире яви снаяна выглядела как сотканное из зыбкого тумана подобие женщины – ничего угрожающего, дуновением сквозняка унесет, и никакого хвоста-смерча.

Когда Орвехт пустил в ход заклинание экзорцизма, она исчезла, меланхолично вздохнув напоследок. Убить снаяну крайне трудно, лучше не пытайся: десять потов сойдет, а результат сомнительный. Зато ее можно изгнать в Хиалу. Впрочем, проблуждав там какое-то время, она все равно просочится через сны обратно в мир людей.

В Уженде обитало еще несколько снаян, но те были не так сильны, как первая. Выдворив их из города, Суно отбыл восвояси, больше всего радуясь возможности отоспаться в поезде.

В последнее время – посвященные в курсе, после какого события, а непосвященным об этом знать ни к чему, – ларвезийские поезда развивали вдвое меньшую, чем раньше, скорость. Впрочем, такая картина наблюдалась во всем просвещенном мире. Поезда приводит в движение сила специальных артефактов, которые надо регулярно заряжать, а с этим нынче не так вольготно, как до пресловутого события. Хотя и не так плохо, как прогнозировали пессимисты: железные дороги по-прежнему функционируют, и на том спасибо.

В вагоне первого класса было натоплено, однако Суно нет-нет, да и начинал зябнуть: слишком много сил потратил в Уженде, а до этого в нескольких предыдущих командировках, и практически без передышек, не считая дороги. Хорошо бы в ближайшее два-три дня безвылазно сидеть дома у камина, читать в свое удовольствие и пить горячий шоколад, сваренный матушкой Симендой, но для мага Светлейшей Ложи это по нынешним временам непозволительная роскошь.

Проснувшись незадолго до столицы, он получил мыслевесть от Шеро Крелдона, с месяц назад из Тайного Круга Охранителей Безопасности переведенного в Малый Тайный Круг Охранителей Безопасности. Те, кого прежде называли «ущербными магами», с недавних пор пошли в рост. Орвехту тоже перепало: оклад денежного содержания существенно увеличили. Архимаги опасались заговора и посему лояльных коллег прикармливали, не скупясь. Впрочем, Суно полагал, что заговора и переворота все равно не миновать, вопрос времени.

Старинный приятель и начальник велел ему прямо с вокзала ехать в резиденцию Ложи, посулив три новости – хорошую, плохую и интересную. Ну-ну. Неужто смена власти уже состоялась? Главным препятствием для этого были магические клятвы: все ларвезийские волшебники присягали на верность Сокровенному Кругу. Проблема заковыристая, но разрешимая. Если с помощью непреодолимых доводов убедить большую часть архимагов уйти в отставку (что, честно говоря, маловероятно) либо же найти «звездную соль» – редчайшее волшебное вещество, освобождающее от любой клятвы, для чего надо насыпать щепотку себе на ладонь и произнести оную клятву задом наперед… Главное – не посягать на систему. Светлейшие маги обязуются не злоумышлять против Сокровенного Круга, но кто сказал, что Сокровенный Круг не может поменять свой состав? Вот тут-то и кроется лазейка для заговорщиков. Если с переворотом дело выгорит, рядовые маги Ложи будут связаны все той же присягой, но уже по отношению к новым представителям верховного органа власти. Присяге без разницы.

Размышляя об этом, Орвехт застегнул подбитое мехом зимнее пальто. За окном неторопливо плыли кирпичные склады с белыми от снега крышами.

Шляпа у него была из толстого фетра, с двумя пришитыми снизу к полям шерстяными куштонами, которые защищали от холода уши и для пущего тепла обматывались вокруг шеи наподобие шарфа. Обычно ему хватало капюшона, но сейчас он подчистую вымотался и лишней силы на самосогревание не осталось, поэтому надвинул поглубже противопростудный головной убор и тщательно укутал горло.

Зря старался. Когда он, направляясь к экипажам, миновал привокзальную торговую галерею, шляпу с него сбили злодейским ударом, так что она повисла на груди у своего опешившего хозяина.

– Не тот, – констатировал за спиной чей-то голос. Как будто с сожалением.

Позволить себе такую эскападу по отношению к боевому магу, пусть даже смертельно уставшему, – это, знаете ли, чревато. Выставив круговой щит, Суно развернулся к обидчикам – и увидел не валяющих дурака подвыпивших студентов, не обнаглевших уличных бандитов, не «золотых недорослей», которые иной раз хуже последней сволоты из подворотен, а людей положительных и серьезных, своих сослуживцев.

– Добрый день, коллега Орвехт, – с натянутой улыбкой вымолвил долговязый функционер, похожий на рассеянного доброго волшебника из детской книжки с картинками.

Его сообщники хранили на лицах казенное выражение. После того, что они только что отмочили, это выглядело довольно-таки несообразно.

– И я рад вас видеть, коллеги, – невозмутимо произнес Суно. – Забористые были грибочки?

– Это не грибочки, – понизив голос, возразил «рассеянный». – Это задание.

– Шляпы с добрых людей сшибать?

– Именно, – он ухмыльнулся с долей неловкости и сотворил чары, защищающие от подслушивания. – Выявляем рыжих. Нынче с утра всеобщий тайный розыск, категория «хоровод».

– Буду признателен, если проинформируете.

«Хоровод» означал, что в операции участвуют все коллеги, состоящие в Большом Внутреннем Круге и выше.

– Если увидите рыжего парня, на вид примерно лет двадцати, среднего роста, глаза карие, черты лица правильные, нос прямой, волосы длинные, волнистые, немедля шлите весточку дежурным. Дальше начальство распорядится, без приказа ничего не предпринимать. Он маг, предположительно изрядной силы. Возможно, ранен. У нас на всякий случай легенда: мол, хотели подшутить над приятелем, обознались, приносим извинения.

Пока собеседник делился подробностями, Орвехт вернул шляпу на голову. В воздухе кружились редкие снежинки, из прорехи в облаках проглядывало бледное с серебряным отливом зимнее солнце, вокруг гомонила привокзальная площадь. Сидевшие под арками старой каменной галереи торговцы, в своих стеганых одежках похожие на тряпичные кочаны, сперва поглядывали на группу мужчин с опаской – началось с фиглярской выходки, не ровен час, подерутся, поломают фанерные прилавки, раскидают по грязному снегу товар, – но потом поняли, что ссоры не будет, и успокоились. Видимо, самостоятельно додумались до вывода, что шляповредители «хотели подшутить над приятелем».

Нанимать экипаж не пришлось, за Орвехтом прислали коляску, а в кабинете у Шеро его ждала чашка кофе двойной крепости. Минувшей весной коллега Тейзург, будь он неладен, презентовал Крелдону в качестве взятки мешок первосортных иномирских зерен для приготовления сего экзотического напитка, и кофе у бережливого мага-безопасника до сих пор не перевелся.

– Итак, сначала хорошая новость, – отхлебнув кофе, Шеро откинулся на спинку вместительного кожаного кресла. – В Аленде по-прежнему есть Кирпичный рынок со всеми его обвесами, фальшивками, помойками, карманниками, подпольными лавочками и уклонистами от уплаты налогов. Славно, не правда ли?

– Славно, – в тон ему согласился Орвехт, пытаясь догадаться, к чему он клонит.

– Плохая новость. Смертница с «ведьминой мясорубкой» добралась до Аленды, миновав все наши проверки и дозоры. У кого-то головы полетят, уж об этом я позабочусь.

– Жертв много?

– Всего одна – она сама, и вот это уже связано с интересной новостью. На Кирпичном рынке едва ли не в последний момент эту дрянь перехватил и обезвредил маг не из наших. Кто такой, откуда прибыл – неизвестно, у нас никаких о нем сведений. Его сейчас разыскивают. Чьи интересы он представляет и до какой степени можно считать его союзником, пока сплошные догадки.

– Рыжий? – хмыкнул Суно.

– Ты уже в курсе?

– Поделились информацией коллеги, от которых я получил по шляпе, едва сойдя с поезда. Как он смог предотвратить активацию «мясорубки»?

– А вот это, пожалуй, самое любопытное. Насколько удалось восстановить картину, никаких артефактов вроде «Болотной патоки» он не использовал. Прямое воздействие.

– Тогда что же это за такое невероятное заклинание? – Орвехту даже спать расхотелось. – Если до сих пор считалось, что «мясорубка» неминуемо срабатывает и при попытке убить носителя, и при соприкосновении с любым противостоящим ей заклятьем…

– Правильно считалось, – кивнул Шеро, довольный тем, что сумел озадачить приятеля. – Заклинаний он тоже не использовал. Мы изучили останки ужасательницы – никаких следов, ни намека.

– Что же он тогда сделал?

– Судя по всему, раскроил «ведьмину мясорубку» с помощью силы в чистом виде, не формируя заклятий. Можешь себе такое представить?

– С трудом. Теоретически предполагается, что это возможно, но чтобы кто-то на практике так работал…

– На Кирпичном рынке его спугнули. Со стороны могло показаться, что парень набросился на тетку ни с того ни с сего. Народ не понял, что это ужасательница, и его начали бить. Из-за этого он не успел довести дело до конца, остаточным импульсом «мясорубки» носительницу разорвало в клочья. Больше никто не пострадал, хотя окружающих забрызгало изрядно. После чего народ испугался, и парню удалось сбежать с места происшествия. Вскоре подоспели наши, но загадочного коллеги уже след простыл. И на душе у меня неспокойно. Оно конечно, этот герой нам помог, но кто его знает, из каких побуждений он действовал. Может, он сам ужасатель, интригует против кого-то из подельников? Версий, как водится, несколько, и каждая сулит свою головную боль. По такому случаю позволим себе еще по чашке кофе?

Улица с домами из желтого и сизого кирпича круто вздымалась к небу, а потом, словно испугавшись высоты, плавно съезжала вниз и вливалась в путаницу остальных кирпичных построек, крытых разноцветной черепицей. Судя по облупленной табличке, это была улица Светлой Победы.

Большинство здешних домов казались заброшенными: он еще издали заметил, что дымков над крышами всего ничего. Из окон глядели дощечки и картонки с корявыми надпиями: «Сдам внаем дешево». Кое-где попадались целые истории в картинках на тему счастливого обретения жилья – для неграмотных.

Он нашел незапертый сарай с кучей хлама в углу и огромным облезлым сундуком, выглядевшим так, словно его откопали на кладбище. Пыль, щепки, лохмотья паутины. Здесь можно переждать до вечера и заодно привести в порядок ушибленное плечо. Так и не вспомнил, кто научил его приемам самоисцеления (был ведь у него учитель!), но зато не забыл, как это делается.

От погони удалось оторваться. Дважды чуть не попался, но оба раза поднимался ветер с секущей снежной крупой, и преследователи отставали.

Он устроился на сундуке, закутавшись в плащ, и едва не лязгал зубами от холода. Сейчас бы к печке или к растопленному камину, а еще лучше – домой. Дом у него в теплых краях – в столице, которая находится в тропическом поясе, там он точно согрелся бы, там всегда тепло… Но это ему скорее всего когда-то приснилось. С холодины еще не о таком размечтаешься.

Вдобавок хотелось есть. Прежде чем пускаться во все тяжкие, надо было купить в трактире пирожков и рассовать по карманам. И захватить термос кофе.

Термос?..

Он повторил про себя непонятное слово, которое оказалось неожиданно хрупким и рассыпалось на ледяные осколки.

Его ищут. Окружающее пространство так и кишит теми, кто вышел на охоту. Да и странно было бы, если б не искали.

Давешний белый пес появился, откуда ни возьмись. Запрыгнул в выстуженный сарай через окно? Как бы там ни было, рядом с ним человек сразу согрелся. Потом собака убежала, но вскоре вернулась с куском жареного мяса в зубах.

– Вот спасибо! Как раз этого мне и не хватало. Если б ты еще мог отвести меня домой…

Сидевший напротив пес глядел честными глазами и вилял хвостом: ясно, что о доме в теплых краях он знать ничего не знает.

Боль в плече постепенно утихала, и то хорошо.

Внезапно он вспомнил, почему его пристанище так называется. Ладно бы всплыло что-нибудь полезное, а то ведь сущая ерунда.

– Раньше эта улица носила нетривиальное имя Горка, но таких Горок в Аленде больше десятка, и после очередной мелкой заварушки с обитателями Хиалы ее официально переименовали в улицу Побежденных Демонов. Оценил? Как обычно, светлейшие маги проявили восхитительную дальновидность. Я бы сильно удивился, если б не нашлось шутников, которые повадились замазывать на табличках первое слово. Еще бы тамошние обыватели не занервничали – кому захочется жить на улице Демонов! Разве что мне, но я, сам понимаешь, другое дело. Власти тогда спохватились и вновь переименовали злополучную Горку, на сей раз в улицу Светлой Победы. Таблички на стенах поменяли, но даже гордое новое название не спасло положения: теперь никто не желает селиться в местечке с дурной репутацией.

Он не помнил лица собеседника, зато как наяву услышал голос – ироничный, богатый оттенками, чуточку снисходительный.

Одно воспоминание потянуло за собой другое:

– Если заглянешь ко мне в гости на бульвар Шляпных Роз, буду безумно рад. Боюсь только, флажок над моей резиденцией тебе не понравится. Ты ведь меня знаешь… Соседи от него тоже не в восторге, но уже притерпелись – а куда им деваться?

Этот разговор состоялся неизвестно где и когда, непонятно с кем, а может, и вовсе приснился, но там прозвучала подсказка: бульвар Шляпных Роз. Надо выяснить, есть ли в городе место с таким названием.

Надвинув капюшон и прикрыв нижнюю часть лица шарфом, он вместе с собакой отправился на разведку. Собака вскоре исчезла. Впрочем, наверняка еще объявится.

В первой же попавшейся чайной он спросил о бульваре Шляпных Роз, который то ли есть, то ли нет. Оказалось, есть. Посоветовали взять наемный экипаж, а то далековато. Отойдя на несколько кварталов, он так и сделал. По дороге думалось: ну, приеду я туда, осмотрюсь, и что дальше?

Вот уже второй день, занимаясь своим нужным лекарским делом во славу Тавше Милосердной, Зинта нет-нет, да и вспоминала странного рыжего парня, который якобы с ней знаком, хотя она его ни разу в жизни не видела. Не могла отделаться от неясного ощущения, будто они и впрямь когда-то встречались. Что-то цепляло в его интонациях, в манере говорить… Хотя быть того не может: такое красивое лицо она бы нипочем не забыла.

Но ведь еще и запах… В детстве Зинту дразнили: с тобой нельзя играть в прятки, ты вместо того, чтобы искать нас по-честному, нюхом учуешь. В ту пору она стеснялась своего чрезмерно тонкого обоняния, зато потом, когда стала лекаркой, оно ей очень помогало и в приготовлении целебных снадобий, и в распознавании болезней. Нередко бывало, что те или иные впечатления для нее сплетались с ароматами. Вот и сейчас голос рыжего парня напоминал о каком-то понравившемся запахе, его-то и нужно определить, тогда она поймет, в чем дело.

Крепкий кофе. Незнакомые цветущие растения. Еще что-то комнатное – непривычное, ни на что не похожее… Сопутствующая запаху картинка наконец-то прояснилась, и Зинта потрясенно ахнула, остановившись посреди тротуара. Едва не налетевший на нее фонарщик с лестницей и бутылью масла не обругал ее только из почтения, потому что признал лекарку под дланью Тавше.

Знакомы они с этим рыжим! Она же в гостях у него побывала за компанию с Эдмаром, когда тот прятал ее в другом мире от инквизиторов Светлейшей Ложи. А лица не видела, потому что хозяин дома был в лечебной маске: незадолго до их визита он получил ранение. Глаза тоже пострадали, и он смотрел на гостей благодаря штуковине, которая называется «визор» – в том мире полным-полно всяких механических чудес. Значит, теперь у него все зажило, даже шрамов не осталось, и зрение вернулось.

Но она-то, она-то хороша, нет бы сразу догадаться! Ее ввел в заблуждение цвет волос. Это сейчас он рыжий, а в прошлую встречу был седой: Эдмар рассказывал, что поседел он на службе, когда у него на глазах погибли люди, которых надо было спасти. А потом не стал восстанавливать, хотя для волшебника такой силы это нетрудно. Как заметил язва Эдмар, он не хочет выглядеть младшим братом своей жены. С виду ему лет двадцать, но на самом деле больше: Стражи не умирают от старости.

А я с ним говорила, как с мальчишкой, виновато подумала лекарка.

Впрочем, главное другое: она и впрямь знает, как его зовут и где он живет. Надо поскорее ему об этом сказать! А потом разобраться, почему он все позабыл и бродит по Аленде, как неприкаянный. Пришел в Сонхи из своего мира, открыв Врата Перехода – это понятно, но что же такое с ним стряслось то ли там, то ли здесь, если всю память отшибло?

Злыдня оказалась неважнецкая. Хмурые волшебники собрали ее руки-ноги-потроха в корзину, конфискованную тут же на рынке для казенных нужд, вытащили из-под прилавка с мочалками закатившуюся туда голову, которую упаковали в отдельный сверток, и все это погрузили в карету с гербом Светлейшей Ложи.

– Маги мяско воровали, мы от голода рыдали, – грустно проворчал Словоплет, теребя пуговицу замызганной малиновой курточки.

– Что ж она оплошала-то? – Дергун досадливо почесал похожий на сизую грушу нос. – Сама себя оприходовала – эка невидаль, а могла бы полрынка нам на жрачку перевести!

– Сплыла наша жрачка, – процедил Золотая Серьга. – Надо разведать, что случилось, да господину доложить. Если мы расскажем что-нибудь интересное, он на нас не прогневается. За работу!

Гнупи шмыгали в толпе, никем не замеченные. Они примчались сюда, когда почуяли, что смерть всех-на-куски вырвалась на волю. Хотя «вырвалась» – чересчур сильно сказано: скорее уж выползла, как издыхающая раздавленная муха из-под кухонной тряпки. Еще до пролома в рыночной ограде не добежали, а уже стало ясно, что праздника не будет. Тощие крухутаки, до поры кружившие в небе в ожидании дармовой поживы, разлетались прочь, понуро взмахивая длинными серо-черными крыльями: что бы ни произошло, они в тот же миг об этом узнают. Гнупи разобрало любопытство, и шайка Вабро отправилась посмотреть, что там у людей за кавардак.

О происшествии судачил весь Кирпичный рынок.

– Опять этот рыжий! – возмутился Шнырь. – Мало ему загубленной крыски, еще и злыдню убил! Она-то ему чем помешала?

– Такому всякий мешает, – подхватил Дергун. – Как нашему господину до всех есть дело, словно цеплючему репью, так же, видать, и этому.

– Пошли! – скомандовал Жмур.

Они всей гурьбой повалили прочь, шустро лавируя в толчее. Никто из людей их не видел, так что поневоле приходилось каждому уступать дорогу. В отместку гнупи гримасничали, передразнивая смертных, да еще изо всех сил топали по слякотному месиву, норовя кого-нибудь забрызгать. А Хумдо Попрыгун и Чун Клешня забежали в трактир «Пляшущий окорок» и наплевали в тарелки посетителям, чем потом похвалялись всю дорогу.

Известно, что, если гнупи плюнет человеку в тарелку или в кружку, тот начнет после этого душевно маяться, поэтому нельзя оставлять на ночь открытую посуду с остатками еды. А если уж оставил – наутро содержимое лучше выбросить, иначе не удивляйся, если все вокруг покажется тебе до того гадким, что глаза бы не смотрели. Правда, избавиться от сей напасти нетрудно: для этого надо всего лишь развеселиться из-за какого-нибудь пустяка.

Шайку охватило злорадно-приподнятое настроение, только Шнырь печалился из-за своей потери, да Вабро размышлял о предстоящем объяснении с господином с такой досадой, словно отведал кушанье, в которое сам же перед этим плюнул.

Они ослушались распоряжений и ввязались в ссору с посторонним, вдобавок упустили тех троих, которым должны были «обеспечить нескучный досуг». Этих смертных зовут Куду, Вабито и Монфу, они давние враги господина и в придачу маги, несмотря на свое нынешнее жалкое состояние. Вот и воспользовались колдовством, чтобы ускользнуть от мучителей и замести следы, пока внимание гнупи было приковано сначала к рыжему, а потом к обманувшей надежды злыдне. Ищи-свищи их теперь по всей Аленде!

За несколько месяцев своей службы гнупи по-настоящему прогневали господина только однажды, и то виноваты были не они. Ох, как господин в тот раз осерчал… Он тогда приказал им заляпать грязно-серой краской особнячок Шаклемонга Незапятнанного, известного в Аленде нравоучителя, написавшего «Размышления и сетования о конфузном происшествии с неким амулетчиком и волшебным зверем куджархом». В своей книжице тот намекал на господина, также замешанного в этой истории, и всяко порицал его за непотребное поведение.

Гнупи это поручение пришлось по нраву: знатная пакость! Они все сделали, как велено, с ухмылками и пересмешками малюя пятна на оштукатуренных стенах под покровом ночи. То-то Незапятнанный разинет рот, когда выйдет утречком на улицу да оглянется на свой домик!

Господин был бледен от злости – можно подумать, это ему дворцовый фасад изгадили. Радужка длинных подведенных глаз недобро сияла расплавленным золотом, а голос походил на змеиное шипение:

– Вы, мерзавцы, хотели сделать как лучше или замыслили угробить мою репутацию? Кто из вас до этого додумался? Вабро, ты?

– До чего – до этого, господин? – рискнул уточнить Жмур.

Додумывался он до многого, потому и верховодил над остальными.

– Кто написал на стене «Шаклемонг придурок» с тремя грамматическими ошибками?

Гнупи нередко жалели о том, что не могут соврать на словах, но сейчас только это их и спасло: господин отлично знал, что их дружное «Не мы!» – истинная правда.

На торцовой стене у Незапятнанного, прямо под оберегом, было выведено углем: «Шаклимонг предурак». Крупными буквами, кривовато, но старательно. Позже выяснилось, что это дело рук амулетчиков Светлейшей Ложи, которые тоже посчитали себя оскорбленными. Уголь они использовали не простой, а заклятый, и уничтожить надпись удалось не сразу.

Шаклемонг делал вид, будто не верит в их причастность, и сообщал всем и каждому, что с неким господином Тейзургом, если вы такого знаете, он больше не здоровается – мол-де не в моих правилах здороваться с теми, кто грамоте не обучен. Вроде бы господин этого так не оставил и все же с ним поквитался, но подробностей гнупи не знали.

Золотая Серьга понимал, что не сможет рассказать ничего, кроме правды, но изложить эту самую правду, если подойти умеючи, можно по-разному, верно? Вот он и обмозговывал интерпретацию «Жестокий рыжий разбойник и мы, от него пострадавшие». Дайте-то боги, чтобы вышло убедительно!

Когда непривычный – а что в таком случае для него привычно? – но довольно удобный экипаж, запряженный парой лошадей, довез его до бульвара Шляпных Роз, уже начинало смеркаться. Над дальними крышами светилось чайной желтизной вечернее небо, по нему ползло в облачную высь множество дымков.

Расплатившись с возницей (с лихвой, судя по изумленно-довольной физиономии парня), он двинулся по улице пешком, озираясь из-под капюшона.

Справа – особняки и дворцы с колоннами, башенками и лепным декором, слева – доходные дома с пестрой мозаикой вывесок и витрин на первых этажах. Посередине бульвар с заснеженными деревьями, там сейчас малолюдно, зато на тротуарах полно фланирующей публики и по мостовой неспешно катят коляски. Фонари через каждые десять шагов – их уже начали зажигать, фонарщики стараются действовать деликатно, чтобы не мешать гуляющим.

Увидев издали здание с флагом, он сразу понял – то самое. Замедлил шаги, настороженно сощурился.

Дымчато-белый двухэтажный дворец. Арочные окна первого этажа обрамлены лепниной, изображающей цветы, раковины, стрекоз и скорпионов. Наверху круговой балкон-галерея, скаты над ним загибаются вверх, и оттуда глядят скульптуры – то ли причудливые звери, то ли демоны. Здание увенчано изящной белой башенкой с флагом на посеребренном шпиле.

Крышу нетронутым пластом покрывал снег, и наблюдателю пришло в голову, что его там нарочно оставили, для красоты. Такой эстет, как хозяин дворца, вполне на это способен.

Они определенно знакомы, но возобновлять знакомство что-то не хочется. Нет, не страх. Было время, боялся, но это в прошлом. Скорее нежелание сложностей, которых однозначно не миновать, если они снова встретятся и тот примется за старое.

Он поморщился под капюшоном, почти оскалился: ага, вот только его фокусов мне сейчас не хватало – в придачу к отшибленной памяти и тому очевидному факту, что я в розыске.

Флаг ему и правда не понравился: зловещая пляска-переплетение синих, фиолетовых, изумрудно-зеленых змеистых узоров на черном поле. Выглядит угрожающе. Зато, пожалуй, честно: сразу видно, что представляет собой обладатель эмблемы. Хотя дело тут не столько в честности, сколько в неистребимой любви к рисовке.

На заднем плане одноэтажные надворные постройки с полуколоннами и арками, как будто вырезанные из слоновой кости. Перед парадным крыльцом фонтан с изваянием: три танцующие нагие девушки, должно быть, молочный мрамор. От тротуара дворец отделяла кованая ограда с воротами для экипажей и узорчатой калиткой.

Заметив на калитке бронзовую табличку, он подошел ближе. Надпись сообщала, что за оградой находится суверенная территория иностранного представительства: «вторжение возбранено законом».

И что дальше? Потянуть за цепочку звонка, попросить доложить о себе (он ведь даже своего имени назвать не сможет!) – или пройти мимо? Не хотелось ему искать помощи здесь, но больше-то идти некуда…

Его раздумья прервал по-юношески задиристый возглас:

– Эй, провинция, чего глаза вылупил? Никогда таких хором не видел?

Рядом засмеялись. Он повернулся и лишь тогда понял, что реплика адресована ему.

Это же самый подлый сволочизм, если тебя приворожили к одной наипервейшей на свете сволочи, а женят на другой сволочи! Когда Дирвен Кориц, набравшись смелости, высказал это соображение учителю Орвехту, тот хмыкнул и невозмутимо посоветовал найти в текущей ситуации что-нибудь хорошее: «Можешь порадоваться хотя бы тому факту, что тебя ждет брачный союз с Глодией, а не вышеупомянутый альтернативный вариант».

Все бы им зубоскалить… Если бы Дирвена заставляли жениться одни архимаги Ложи, он бы уперся насмерть – или никакой Глодии, или зарежусь, останетесь тогда без первого амулетчика – но ведь и мама туда же! Они тихой сапой перетянули ее на свою сторону, а Дирвен обещал, что больше не будет ее расстраивать. И так натерпелась.

После того как их разлучили, ее увели пшоры – подземный народец, который крадет людей и заставляет их работать у себя в пещерах, да еще кровь потихоньку высасывает, и люди там прозябают, словно измученные бледные тени, пока не умрут. Дирвен не знал, что она угодила к этим тварям. Он тогда сбежал из Овдабы и встретил учителя Орвехта, который привез его в Ларвезу, а потом он стал боевым амулетчиком Светлейшей Ложи, но о маме не забывал – решил, что рано или поздно вернется за ней и заберет с собой. Что ж, это «рано или поздно» наступило, когда его похитили овдейские тайные службы – спохватились, придурки! Из застенков он выбрался и маму все-таки спас. Теперь они опять вместе, вдали от Овдабы с ее дурацкими законами, и все бы хорошо, но мама тоже хочет, чтобы он женился на Глодии.

Старичье из Сокровенного Круга ей голову заморочило: мол-де как будет распрекрасно, если сынок ваш остепенится, а для этого ему кто нужен? – правильно, разумная жена! Ради такой перспективы они даже раскошелиться готовы. Ну, то есть удерживать в казну жалованье Дирвена не целиком, как сейчас, а только три четверти. Однако отдавать деньги будут не ему, а новоиспеченной госпоже Кориц, после свадьбы. По этому поводу все радовались, хотя было бы чему. Сплошная засада.

Свободный вечер Дирвен лучше бы провел в трактире с ребятами, но Глодия и ее сестрица Салинса потащили его гулять на бульвар Шляпных Роз: там все светское общество друг перед дружкой дефилирует, а мы чем хуже?

Честно говоря, семейство Глодии к светскому обществу имело такое же отношение, как индюк к арифметике. Кузина учителя Орвехта, который был внебрачным сыном аристократа и крестьянки, минувшим летом приехала в Аленду пристраивать замуж подросших дочек. Поскольку ее двоюродный брат – уважаемый маг, их сословная принадлежность не играла определяющей роли: из деревни, зато с недурными связями. Во всяком случае, для Дирвена эту партию сочли подходящей.

Зато сам Дирвен так не считал. Она же некрасивая! Остроносая, тонкогубая, глаза-щелки, жидкие волосы невнятного буровато-мышиного цвета. Вылитая мамаша. И сестра у нее такая же – выбирай между чесноком и луком. Зато характер так и прет, на лбу написано: «Мой суженый будет подкаблучником». Она уже сейчас норовит командовать.

Глодия с надменным видом плыла рядом с Дирвеном, цепко ухватив его под руку. На ней был зимний наряд невесты: крытая серебряной парчой шубка с опушкой из белого меха, белая меховая шапочка со спускающимися на лоб жемчужными подвесками. Так одеваются девицы, у которых скоро свадьба, вот она, мерзавка, и выставляет себя напоказ. Салинса была одета попроще, но с алендийским шиком – можно принять за знатную барышню, пока не брякнет что-нибудь по-простецки.

Их наставница, госпожа Армила, ехала вдоль тротуара в открытой коляске. Встречные с ней раскланивались, в особенности мужчины зрелых и преклонных лет. Алые губы, черные брови, набеленное лицо – «писаная красавица» в истинном смысле слова. Она уже пожилая, но благодаря искусному макияжу этого не поймешь, пока вблизи не рассмотришь. Носит алое и черное, а за поясом у нее всегда торчит хлыст с рукояткой из слоновой кости.

Поговаривали, что в свое время она была самой дорогой в Аленде дамой полусвета, а теперь учит молодых девиц – хорошим манерам и неизвестно чему еще. Дирвену не хотелось думать о том, чему она могла научить Глодию и Салинсу, всякие страсти-мордасти в голову лезли.

Следом за первым амулетчиком Светлейшей Ложи валила его свита. Полтора десятка парней, иногда с ним ходило и больше – одни на заданиях, другие свободны. Вдобавок четверо охранников, но эти на службе, другое дело – его компания.

Вначале Дирвен был гордым одиночкой: ни в школе амулетчиков, ни потом, когда он начал выполнять задания Ложи, приятелей у него не завелось. Среди амулетчиков он сильнейший, все остальные против него слабаки, и он не старался делать вид, будто это не так. Его не любили, про него рассказывали анекдоты и сплетничали, но связываться остерегались: для него же пара пустяков взять под контроль чужие амулеты – и что тогда станешь делать?

Ему было наплевать на их отношение, и он решил, что ни в ком не нуждается, хотя в глубине души порой завидовал тем, кто собирался вместе, перешучивался, угощал друг друга пивом… А потом его умыкнули овдейцы, и из подвалов министерства благоденствия его вытащил демон-должник – Серебряный Лис, которого Дирвен вместе с Самой Распоследней Сволочью освободил из тысячелетней каменной ловушки.

Пока прятались, Лис травил байки, в том числе рассказал, что у каждого князя Хиалы непременно есть свита из демонов помельче – подлиз и прихлебателей, которые состоят под его покровительством, бегают по его поручениям и всегда тут как тут, если их повелителю что-нибудь понадобится. Дирвену это запало в душу, но всерьез призадумался он над этим уже после возвращения в Ларвезу. И в самом деле, чем он хуже того же Лиса?..

Вскоре подвернулся случай. Придурки из числа его недоброжелателей выдрючивались перед тремя новичками, окончившими школу в этом году. Дирвен мог бы пройти мимо – его бы задирать не стали, тягаться в открытую с первым никто не рискнет, себе дороже, – но вместо этого остановился и небрежно процедил:

– Да что вы, парни, глазами хлопаете? Вот как это делается!

И три новомодных берета с кисточками, «приклеенных» к стене выше человеческого роста, свалились на газон.

– Забирайте свое имущество, – усмехнулся заступник, едва удостоив шутников презрительным взглядом.

Все участники инцидента пребывали в ступоре. Никогда еще Дирвен Кориц, сильнейший амулетчик Ложи, не влезал ни с того ни с сего в чужой конфликт.

– Знатно… – с благодарностью пробормотал один из новичков, отряхивая со своего многострадального берета приставшие травинки.

– Ха, ерунда! Они всего-то использовали одновременно «Тягло» и «Длинную руку» – задействовали два амулета в связке, ничего особенного. Разбить такую комбинацию можно запросто несколькими способами, вы тоже так можете. Если угостите пивом, покажу, как это делается. Приходите сегодня после ужина на мою тренировочную площадку.

Вечером его услали на задание, и он уже решил, что хитрый план сорвался, но они пришли на следующий день. Восхищенные, готовые ловить каждое его слово. А потом привели своих приятелей, а потом к ним прибился кое-кто из амулетчиков постарше…

Архимаги нарадоваться не могли: Дирвен Кориц начал делиться опытом с товарищами! Работа с амулетами подчинена определенным правилам и включает в себя набор приемов, этому учат в школе амулетчиков, но, кроме того, есть множество нюансов, возможностей, взаимосвязей, которые надо чувствовать – как в музыке, где обладатель абсолютного слуха уловит намного больше, чем рядовой слушатель. По части амулетов Дирвен был наделен не только немереной силой, но еще и «абсолютным восприятием», и кое-что из этой области он мог объяснить и показать другим.

Спустя некоторое время он стал вожаком довольно большой компании. Это оказалось даже лучше, чем он думал. Жалованье у него еще с весны по-сволочному удерживали ради возмещения ущерба после инцидента с куджархом, но парни всегда готовы поить его пивом, платить за него в увеселительных заведениях, безвозвратно одалживать мелкие суммы денег. И вовсе он не нахлебничает: его подсказки позволяют им эффективней действовать на заданиях, а кому-то, может, и жизнь не раз спасали.

Парни отомстили за него Шаклемонгу Незапятнанному, который в своем пасквиле прошелся насчет той гнусной истории с куджархом и Самой Главной Сволочью. Прокрались безлунной ночью и написали на стене «Шаклемонг придурок» – так, чтобы с улицы было видно. А Шаклемонг подумал на мерзавца Эдмара, который той же ночью из тех же соображений уделал его жилище каким-то магическим способом. По рассказам, наутро картинка была что надо, как будто домишко сверху донизу облили помоями, да еще с надписью, которой парни до сих пор гордились!

Насчет нынешнего вечера жених с невестой поладили на том, что вначале будет совместная прогулка, потом Глодия и Салинса поедут кататься с госпожой Армилой, а Дирвен прошвырнется по городу с приятелями. И всем хорошо, правда же? Но на бульваре Шляпных Роз на него напало мрачное настроение. Вот он – дворец бесконечно подлой сволочи, к которой Дирвен, стыдно сказать, приворожен, а в локоть мертвой хваткой вцепилась Глодия, и никакого просвета в этом кромешном сволочизме…

Эдмар силком скормил Дирвену пирожок с приворотным зельем, после того как Дирвен попытался угостить его пирожками с крысиным ядом, чтобы поквитаться за ту паскудную историю с куджархом. Маги Ложи так и не смогли снять с первого амулетчика приворот и в конце концов махнули рукой – мол, как-нибудь перетерпишь. И что ему теперь делать?!

Дирвен угрюмо глядел на дворец Тейзурга: засадить бы туда каменной глыбой из самой большой амулетной катапульты, да так, чтобы снесло дурацкую башенку с флагом… Уж он бы не промазал! А раз нельзя прямо сейчас это сделать, хорошо бы сорвать злость на каком-нибудь другом придурке. Вокруг полно гуляющих, но если он первый затеет ссору с представителем высшего общества или с почтенным чиновником, неприятностей не оберешься.

Подходящего придурка – ну, прямо как на заказ! – Дирвен заметил, когда их процессия поравнялась с оградой ненавистного дворца. Какой-то парень в плаще с капюшоном стоял столбом на тротуаре и глазел через решетку на выкрутасное сволочное здание.

Одежда не форменная, и ничего общего со столичной модой. Серый плащ с рукавами, длинный, просторный – такой сойдет скорее для путешествий, чем для прогулок по городским бульварам. Все остальное тоже выглядело неброско. Ясное дело, провинциальный наивняк прикатил в Аленду – может, впервые в жизни. Под низко нахлобученным капюшоном можно было разглядеть точеный профиль. Ага, еще и рожа смазливая, с неприязнью отметил Дирвен. Чего он, интересно, тут ошивается?

Судя по одежке, парень был не из тех, за кого можно получить выволочку от начальства. И в то же время не обтрепанный доходяга, у которого пальцы зябнут в драных перчатках и башмаки просят каши – к такому Дирвен не стал бы цепляться: во-первых, не стоит гневить Тавше Милосердную, а во-вторых, он же не какая-нибудь там сволота. Этот явно не из бедняков: все у него пошито из добротной ткани, и сапоги хорошие, так что можно поглумиться, не уронив своего достоинства.

– Эй, провинция, чего глаза вылупил? Никогда таких хором не видел?

Верная свита засмеялась, Глодия с Салинсой тоже захихикали.

До приезжего болвана не враз дошло, что обращаются к нему. И до Дирвена тоже кое-что дошло с задержкой… Вот проклятье, это маг! Амулеты не сразу предупредили о волшебстве, словно в первый момент что-то сбило их с толку.

Парень медленно, словно очнувшись от забытья, повернулся, в тени капюшона блеснули темные глаза.

– А тебе никогда не били рожу за наглость?

Огрызнулся, словно на ровню – значит, маг плевого уровня или студент Академии. Кто-нибудь рангом повыше разорался бы насчет субординации. Видно, что молодой, если и старше Дирвена, то не намного. Сам виноват, что оделся по-простецки, да еще ошивается возле дворца Самой Главной Сволочи. Понятно, что не соглядатай Ложи, те не торчат на виду.

– Тебе, что ли, свидание тут назначено? – презрительно фыркнул первый амулетчик. – Что ж ты цветочков по дороге не прикупил?

– А ты и без цветочков выглядишь дураком.

Смотрел он так, словно того и гляди врежет.

– Думаешь, провинция, я тебе не наваляю?

– Рискнешь попробовать?

В груди у Дирвена словно пружина распрямилась: драка – это куда лучше, чем Глодия и Салинса с их горластой мамашей, Самая Главная Сволочь со своими ухмылками, придирчивые и скаредные архимаги… Его, конечно, за это отчитают, ну да наплевать.

Девицы повисли на нем с двух сторон, но он вывернулся и отпихнул их. Швырнул на руки парням подбитую мехом куртку, а этот придурок даже плащ не сбросил и капюшон не откинул. Ладно, ему же хуже.

Охрана первого амулетчика проснулась и встряла: воспрещается. Он возразил, что если без магии и без оружия, только на кулаках – тогда можно. Противник на это условие согласился. Дирвен пренебрежительно фыркнул: сразу видно, что маг он слабосильный, плюнь да разотри.

Парни окружили их кольцом. Глодия и Салинса забрались в коляску к госпоже Армиле, чтобы смотреть сверху, у всех трех зрительниц возбужденно раздувались ноздри и горели глаза. К толпе начали подтягиваться зеваки, а в меркнущем пасмурном небе, слегка подсвеченном бледноватой желтизной первых фонарей, замаячил силуэт крухутака.

Четверо охранников выдвинулись вперед: они будут начеку и не допустят членовредительства – вернее, пресекутлюбую попытку причинить вред их подопечному, так что у Дирвена преимущество. Но это справедливо: лучший амулетчик Светлейшей Ложи против ерундового мага – все равно что принц крови против какого-нибудь задрипанного баронишки. Придурок сам напросился.

– Ну, держись, провинция! – зло усмехнулся Дирвен.

Когда гнупи явились пред очи господина, тот едва встал с постели и пил свой «утренний кофе», хотя для почтенных людей время близилось к ужину. Ему прислуживали две сурийские наложницы. У одной роскошные иссиня-черные волосы были заплетены в косу, перевитую золотыми лентами, у другой уложены в высокую прическу, украшенную шпильками с золотыми птицами.

Вначале необразованные смертные девки до визга пугались гнупи, но скоро привыкли и осмелели, уверившись в том, что без дозволения господина подневольный народец даже глянуть на них лишний раз не посмеет. Самое обидное, что так оно и было. Впрочем, сейчас наложницы визитеров не видели, только слышали их голоса.

– Господин, у нас беда приключилась, – льстиво-озабоченным тоном сообщил Вабро, не поднимая склоненной головы.

Повисла пауза.

– Хм… Итак?

– Очень огорчительная беда…

Жмур мялся, «толок кисель в ступе»: по дороге так и не придумал, как рассказать обо всем, что случилось, не навлекши на себя гнев мага.

Новую затянувшуюся паузу нарушил горестный вопль Шныря:

– Крыска моя пропала! Была и нету, ворюга ее на крышу закинул, а ворона – хвать! Господин, защитите сиротинушек, а то нет у меня больше крыски, ворона склевала…

– Это и есть ваша огорчительная беда? – осведомился господин Тейзург с искренним изумлением, хотя ему привычней было комедию ломать, словно актеру на подмостках. – Вы, мерзавцы, понимаете, что мое время бесценно?

Гнупи съежились и закивали, один Шнырь запальчиво возразил:

– Моя крыска тоже бесценна, а он ее назад не отдал!

– Хвала сонхийским богам. Если это та дохлая крыса, которая торчала у тебя из-за пазухи вчера вечером, она уже начала разлагаться. Эпидемия в мои ближайшие планы не входит, так что нечего разносить заразу, не говоря уж о вони.

– Своя добыча всегда хорошо пахнет, – тихонько, но упрямо пробормотал Шнырь ходовое у гнупи присловье.

Как известно, опасная для людей зараза волшебный народец не берет.

– Не серчайте, господин, но крыску-то он отнял, потому что нас увидел. – Золотая Серьга наконец сообразил, как повернуть разговор, чтобы не схлопотать. – Ваши чары сильны, и для всех прочих мы были невидимками, как вы и посулили, а этот рыжий, и откуда он только взялся на наши головушки, сразу нас углядел, вот в чем состоит беда. А мы поначалу шибко удивились, не знаючи, как действовать.

– Идет он мимо помойки, видит – мы, и полез крыску отнимать! – подхватил Шнырь. – Верно Словоплет сочинил, злой ворюга-крысокрад всякого обидеть рад!

– А вот это уже интересно, – задумчиво произнес господин, махнув рукой своим полюбовницам, чтобы те удалились. – Вабро, сделай одолжение, расскажи в подробностях, что случилось и что это был за супостат?

– Мы, господин, ваше повеление выполняли, донимали тех негодяев, на которых вы гневаетесь. Было это на помойке за Кирпичным рынком, и вдруг подваливает этот маг и говорит, мол-де оставьте их в покое. Мы, известное дело, давай возражать, а он в ответ тоже давай колдовать, да так чудно́ – ни одного заклятья, попросту швырялся силой, как грязью!

– А я в него крыской попал!

– Шнырь не оплошал, попал ему прямо в лоб, чтобы знал рыжий супостат, как воле нашего господина перечить!

– А он подобрал мою крыску и не отдает, зашвырнул на крышу, а ворона тут как тут!

– А в это время на рынок пришла злыдня всех-на-куски, и этот рыжий, как очумелый, кинулся ее убивать. Заколдовал так, что она сама на куски разлетелась, а больше никого не разорвало. У одного смертного, сказывают, ее кишки на шляпе повисли, вот потеха, и этот пентюх как заорет с перепугу – смирная лошадь шарахнулась на прилавок с посудой, все тарелки вдребезги! Маги понабежали-понаехали, давай выяснять, и теперь они по всему городу рыжего негодяя ловят. А наши три нищеброда улизнули, но вы не сердитесь, господин, найдем мы их, пуще прежнего сладкую жизнь им закатим!

Господин слушал доклад Жмура с невозмутимым лицом и одновременно черкал карандашом на салфетке.

– Винимся мы перед вами, господин, не гневайтесь! – перешагнув через гордость, заключил Вабро.

– Это он? – Тейзург показал салфетку с рисунком.

– Он, как есть он!

– Тот самый ворюга!

– Ну, прямо точь-в-точь похож!

– Как вылитый!

Не удовлетворившись этим, маг сделал небрежный жест, и в воздухе мгновенно соткался волшебный портрет.

– Да, да, он! – завопил Шнырь, от полноты чувств погрозив изображению кулаком. – У, ворюга-подлюга…

Остальные поддержали его негодующим хором.

– Сногсшибательно… – процедил господин с непонятной интонацией. – Вы думаете, я удивлен? Ничуть. Мерзавец в своем репертуаре. И заметьте, своих палачей он пожалел, а бедного Шныря с его драгоценной крыской не пожалел…

– То-то и оно, нисколько не пожалел! – поддакнул маленький гнупи.

– И то, что его занесло на помойку, тоже, увы, знакомо. Не в первый раз. Нет бы отправился в Парк Изваяний при храме Кадаха Покровителя Искусств, или на Холм Лягушачьих Галерей, или на Кружевной мост – да мало ли в Аленде очаровательных местечек? Как бы не так, он верен себе, – казалось, каждое слово, произнесенное Тейзургом, сочится ядом. – Довольно давно и не в этом мире ему предстояло любовное свидание – романтическое, изысканно-пряное, сулящее утонченные переживания самой высшей пробы… И что же? Мерзавец малодушно сбежал на местную свалку, где чуть не умер от переохлаждения и жажды. Такой анекдот получился, что хоть смейся, хоть плачь.

– Дамочка-то, которая ждала его на свиданку, небось, ждет и ждет, а хахаль на помойке шастает! – давясь смехом и пихнув локтем в бок Словоплета, вымолвил Чун Клешня. – С дохлыми крысками целуется, как наш Шнырь… Ой, умора! Наверное, дамочка обиделась и другого хахаля себе завела?

– Дамочка, если считать, что сие определение здесь уместно, была безутешна, – произнес господин ледяным тоном.

Гнупи приумолкли, уловив внезапную перемену его настроения.

– Опять мы ему, что ли, что-то опошлили? – испуганно шепнул Словоплет.

– Да поди разбери, – еле слышно отозвался Дергун, на всякий случай втянув голову в плечи.

Поначалу гнупи осмеливались дерзить своему повелителю, но он их быстро от этого отучил.

– Найдите мне этого рыжего, – велел Тейзург. – Приступайте немедленно и позовите всех остальных, пусть тоже ищут. Как найдете – известите меня тотчас, чем бы я ни занимался. Ступайте! Вабро, Шнырь, останьтесь, расскажете мне все еще раз в подробностях.

Господин начал задавать вопросы, по этой части он был въедлив, словно крохобор, пересчитывающий свое добро до последней мелочовки. Приходилось все припоминать и выкладывать без утайки. Впрочем, продолжалось это недолго: дружный топот – и в комнату ввалились Дергун, Клешня, Словоплет и Попрыгун.

– Нашли, господин! Уже нашли! Нам только велите чего – мигом спроворим, оглянуться не успеете!

– Где он?

– Да прямо здесь нашелся! Мы на улицу, а там они с Дирвеном возле самых ваших ворот дерутся, уже и рожи друг дружке до кровищи разбили!

– А вокруг тьма народу собралась, кто полицию поминает – мол, куда смотрят, кто подзуживает…

– Огроменная толпа сбежалась, как на ярмарке, и всего-то в двух шагах за вашими дворцовыми воротами, господин, без всякого страху перед вами!

– И еще, господин, рожи-то у них у всех энти самые – вульгарные, ну как есть вульгарные, нам аж обидно за вас стало!

Тейзург вскочил и ринулся к двери, только плеснули серебристо-лиловые шелка его элегантного домашнего одеяния.

– Помчался, ровно с ведром на пожар, – удовлетворенно заметил вслед Чун Клешня, прислушиваясь к замирающим стремительным шагам. – Уж он им задаст! Он же не любит, когда возле его дома какие-нибудь, как он это называет, вульгарные безобразия творятся. Помните, что было, когда здесь пьяный горланил?

Гнупи осклабились, вспоминая. Вабро угрюмо теребил серьгу, прикидывая, можно ли считать, что гроза миновала.

– Щас он из ворот как выскочит и обоим наваляет, – добавил Клешня с мечтательной разбойничьей ухмылкой.

Не то чтобы ему хотелось сцепиться с этим парнем, но он чувствовал, что нет шансов уйти по-хорошему. Те, кто о нем знает, где-то рядом. Если ввязаться в уличную ссору, преследователи, возможно, решат, что он не тот, кто им нужен.

Заносчивый конопатый юнец, которого звали Дирвен – это можно было заключить из возгласов: «Дирвен, давай! Дирвен, врежь провинции!» – оказался ловким, быстрым и хорошо подготовленным. Хотя не сказать, чтобы он ему в чем-то уступал. Несколько раз друг друга достали. Мелькнула абсурдная надежда, что, может, после пропущенного удара по голове вернется память, иногда же бывает… Но единственным результатом мордобоя стало то, что у него съехал капюшон.

Кто-то крикнул:

– Это рыжий с рынка, берите его! Дирвен, назад!

Дирвен не послушался, мальчишеские светло-зеленые глаза горели злостью и азартом.

Приближение чего-то опасного: как будто надвигается темный смерч, пронизанный фиолетовыми, изумрудными и синими змеящимися взблесками, и он с этим смерчем хорошо знаком… Вперебивку две мысли: «Ну, наконец хоть что-то знакомое!» и «Вот только его здесь не хватало!»

На них набросилось несколько человек: распалившегося Дирвена – оттаскивать, а его – обездвиживать. Действовали профессионально, какой-то магический прием, от которого он не успел защититься, и руки онемели. В тот же момент лязгнула чугунная калитка, и всех вместе как будто закрутило вихрем, так что процедура захвата превратилась в кучу-малу, а потом его рванули за шиворот, проволокли несколько шагов и отпустили. Не устояв на ногах, он уселся в сугроб.

Когда зрение вновь сфокусировалось, он обнаружил, что находится уже по ту сторону литой узорчатой ограды, около фонтана с мраморными девушками.

Длинноволосый парень в роскошном переливчато-лиловом одеянии с орнаментом в виде ветвящихся грибов – тот, кого он на уровне нематериального воспринимал как «темный смерч» – оглянулся через плечо:

– Здесь тебя арестовать не смогут. Все прекрасно, сейчас я их спроважу.

И повернулся к калитке, возле которой остановились преследователи.

– Не сказал бы, что все прекрасно, – пробормотал невольный гость, но этого никто не услышал.

В щеку ткнулся холодный собачий нос: мол, я-то с тобой.

Уже знакомый пес сидел рядом, в ранних белесых сумерках он был одним цветом с сугробами.

– Ты ведь не обыкновенная собака, верно? – шепнул рыжий. – Ты появляешься, когда ветер дует с севера.

Дирвен никак не ожидал, что Самая Главная Сволочь, в изысканных китонских шелках с запретными для простых смертных королевскими поганками, выскочит из своих хором, чтобы лично навалять участникам инцидента. Пусть не собственноручно, а посредством заклинаний, все равно чворкам на смех, потому что не по чину. Тем более, их с провинциалом и так уже начали разнимать набежавшие маги Ложи, которым от остервеневшего Эдмара тоже перепало. Кто согнулся в три погибели, кто едва не угодил под копыта лошади, запряженной в коляску госпожи Армилы… Самого Дирвена отбросило к фонарному столбу.

– Эдмар, ты совсем чокнулся?!

Его вопль остался без ответа.

Тейзург стоял в проеме калитки, загородив дорогу магам, которые порывались зайти во двор.

– Господа, позвольте напомнить о том, что мое скромное жилище – суверенная территория Ляранского княжества, обладающая официально присвоенным статусом дипломатической неприкосновенности, незаконное вторжение влечет за собой служебное расследование и карается штрафом.

Произнесенная надменным тоном бюрократическая фраза возымела действие: функционеры Ложи перестали напирать и на несколько шагов отступили.

– Достопочтенный коллега Тейзург, на вашу территорию забежал человек, которого мы должны задержать, – возразил старший по рангу. – Позвольте нам его забрать.

Недавний противник Дирвена сидел в сугробе и выглядел оглушенным. Вовсе не забежал он туда, Эдмар сам уволок его на свою территорию.

– Вы имеете в виду моего наемника?

– Нам желательно получить от него некоторые объяснения, – сказал маг после заминки, во время которой обменялся мыслевестями с начальством.

– Он работает по найму, так что за все его действия несу ответственность я. – Тейзург говорил учтиво, но с оттенком издевки. – За объяснениями вашему руководству надлежит обратиться ко мне. Я готов внимательно выслушать все жалобы по поводу работы моего боевого мага, а также принять благодарность за то, что он исправил ошибку Светлейшей Ложи, в последний момент уничтожив на Кирпичном рынке ужасательницу, которая намеревалась совершить массовое убийство. Если он при этом отдавил кому-то ногу или побил выставленные на продажу горшки – с претензиями тоже ко мне.

Должно быть, за этим опять последовал спешный обмен мыслевестями, после чего старший из магов сдержанно поклонился.

– Достопочтенный коллега Тейзург, произошло недоразумение, о котором руководство Ложи сожалеет.

Собеседник даже ответным кивком его не удостоил. Повернулся и пошел, калитка сама собой захлопнулась, с чугунных завитков посыпались снежинки. Эдмар помог рыжему наемнику подняться на ноги и сам повел его к крыльцу, вышедшим слугам оставалось только распахнуть перед ними дверь, за которой виднелось залитое светом помещение.

Зеваки расходились. Румяные от холода торговки, продававшие шоколад, леденцы, жевательный табак, вязаные перчатки и книжечки с занятными историями в картинках, бойко сновали в толпе, предлагая свой товар. Каждую из них сопровождал вечерник – мальчишка или девушка с переносным масляным фонарем, пока еще не зажженным. В последнее время Ложа начала экономить на заклинаниях, усиливающих яркость уличного освещения, и спрос на вечерников резко вырос. Без них торговлю вразнос приходилось бы сворачивать сразу после захода солнца.

Глядя на закрывшуюся дверь сволочного дворца, Дирвен сглотнул застрявший в горле комок: он чувствовал себя обманутым и оскорбленным.

– Опять ты перед людьми опозорился! – стесненно и в то же время с долей злорадства проворчала Глодия – она выбралась из коляски и стояла рядом. – Ты подумал, что про тебя люди подумают?

– Я убью этого Эдмара, а потом поимею, а потом опять убью! – уж очень хотелось высказаться, но он процедил это невнятно, чтобы никто не разобрал ни слова.

– Что-что ты сказал?

– Сказал, сама дура! – рявкнул жених и махнул рукой своим приятелям: – Идем отсюда куда-нибудь, где сволочей нет!

В этот раз белый пес надолго не задержался. Дал о себе знать – если что, я тут как тут, только свистни – и рассыпался снежной поземкой. Когда вернулся от ворот хозяин дворца, его уже не было.

– Ты подрался с Дирвеном у меня под окнами, с ума сойти, на такую феерию я не рассчитывал!

Руки все еще частично парализованы. Использованное против него заклятье ударило по нервным центрам. Чувствительность возвращалась, но слишком медленно. Союзник – если это и впрямь союзник – помог ему встать. Сумерки растекались холодным молоком, скрадывая очертания и добавляя в мир зыбкой вечерней хандры.

– Кто такой этот Дирвен?

– Первый амулетчик Светлейшей Ложи. Идем.

Он замешкался: стоит ли принимать приглашение? С одной стороны, за воротами его наверняка арестуют, а с другой…

– Неужели ты меня боишься? – Его спаситель с веселым удивлением приподнял бровь. – Брось. Во-первых, время наших взаимных недоразумений, как ты и сам прекрасно знаешь, давно прошло. Во-вторых, на данный момент ты один из сильнейших в Сонхи боевых магов. В-третьих, Северный Пес не станет докучать своему хозяину мелочной опекой, но того, кто причинит тебе вред, он порвет в клочья, а я, знаешь ли, не безумец, несмотря на мою неоднозначную репутацию.

– Разве я хозяин Повелитель Зимней Бури?

– О, ты употребил старинный оборот, сейчас его не величают этим титулом… В давние времена и не в этой жизни ты был хозяином всей четверки Великих Псов в силу, так сказать, занимаемой должности. Северный до сих пор признает тебя таковым вопреки всем формальностям. В-четвертых, ты ведь уже принял мое приглашение, неужели пойдешь на попятную? И, наконец, в-пятых – ты же у нас видящий! Разве я замышляю что-то враждебное?

Он ощущал какой-то смутный подвох, но не мог определить, в чем этот подвох заключается. Смертельной угрозы нет, и недобрых намерений у собеседника вроде бы нет, но что-то здесь не так… Впрочем, разве у него есть другие варианты?

Внутри сияли магические лампы – лилии, пауки и морские звезды из переливчато-льдистого хрусталя. На капителях нефритовых колонн среди лиственного орнамента притаились искусно вырезанные из зеленоватого камня насекомые и охотящиеся на них хамелеоны. Кран умывальника в роскошной туалетной комнате был сделан в виде золотой змеи с рельефной чешуей и разинутой пастью.

– Так в Аленде все-таки есть горячая вода?

Это его приятно удивило. Даже тот факт, что лицо разбито в кровь, перед этим замечательным открытием отодвинулся на второй план.

– У меня – есть, – ухмыльнулся собеседник, которого он сейчас видел позади себя в зеркале. – Когда я дома, я сам ее грею для хозяйственных нужд с помощью заклинания. В мое отсутствие прислуга управляется традиционным способом, за этой стенкой у нас медный бак и печка. Водопровод здесь, увы, только холодный. Впрочем, и на том спасибо. Повар уже приступил к священнодействию, а пока – по чашке кофе?

– У тебя даже кофе найдется? А то мне уже объяснили, сколько он тут стоит…

– У меня найдется все, что пожелаешь.

Небольшая комната с мягкими креслами и инкрустированным столиком из полированного кварца всех оттенков тумана. Уютный полумрак. По углам серебряные канделябры с волшебными огоньками вместо свечей. Стенные панели светлого дерева покрыты резьбой – папоротники, хвощи, какие-то неведомые оборчатые грибы, и все это сплетается в убаюкивающий хоровод…

Он насторожился, но никакой магии в узорах не обнаружил: всего лишь впечатление от работы гениального резчика.

В арочных нишах лаконичные рисунки на желтоватой бумаге с загнутыми, как у раскатанного свитка, краями: кружащийся в воздухе багряный лист, спаривание черных в алую крапинку насекомых, полосатая рыбина среди красно-бурых водорослей.

В четвертой нише висела серебряная маска. Лицо с пустыми прорезями глаз явно нечеловеческое – и в то же время смутно знакомое.

– Мой портрет, – перехватив его взгляд, пояснил хозяин. – Из прошлой жизни. Иногда предаюсь ностальгии.

«Из прошлой, но похож. Когда же ты, наконец, назовешь меня по имени? А то хотелось бы узнать, как меня зовут…»

Безмолвный слуга поставил на столик поднос с кофейником, сливочником, сахарницей и двумя чашками. Роспись на белоснежном фарфоре изображала тонконогие грибы, напоминающие серое паутинное кружево.

– Китонский фарфор. Помнишь, я тебе о нем рассказывал?

О нелюдской стране Китон, которая находится у подножия Унского хребта в озерном краю, он знал. Однако никаких рассказов на эту тему не помнил. Впрочем, знание должно было откуда-то взяться, верно?

– Красиво, – заметил вслух.

– Ты по-прежнему пьешь кофе с сахаром и сливками? – Легкий оттенок превосходства в тоне собеседника позволял заключить, что сам он предпочитает черный кофе, без всего.

– Наверное, да.

Едва уловимая насмешка во взгляде слегка сощуренных длинных глаз, лиловато-зеленовато-серых: мол, так я и думал.

Гость ощутил раздражение. Этот субъект всегда его невыносимо раздражал. С самой первой встречи: мало того что Вторжение и война, так еще этот бесов демон привязался! Хотя сейчас он уже не демон… Всплыла в памяти ядовитая фраза: «Из нас двоих исчадие Хиалы вроде бы я, а злишься по всякому поводу ты». И вслед за этим накатила дурнота, словно заглянул в пропасть, потому что фраза эта всплыла с такой бездонной глубины, из такой ужасающей дали времен, куда нельзя смотреть без риска для рассудка.

Чуть не расплескал кофе. И, должно быть, переменился в лице, потому что собеседник с тревогой спросил:

– Что с тобой?

– Ничего.

«Я должен вспомнить свое настоящее. Или, на худой конец, обзавестись каким угодно настоящим – чтобы не проваливаться, куда не надо».

– Не тошнит?

– Череп у меня цел, если ты об этом.

В подтверждение своих слов он отхлебнул кофе.

– Может быть сотрясение мозга.

– Если и есть, ничего серьезного.

В течение некоторого времени они играли в молчанку, потом собеседник заметил:

– Можно подумать, ты забыл, как меня зовут.

– Я забыл, как меня зовут. И как тебя – тоже. Не говоря обо всем остальном.

В ответ его оделили участливо-подбадривающим взглядом: мол, не надо волноваться, я с тобой и все под контролем.

– Судя по тому, что я наблюдаю, ситуация далека от истинного трагизма. Ложкой ты пользоваться не разучился – вполне уверенно положил и размешал сахар, уже хорошо. Драться тоже не разучился. Судя по твоим действиям на рынке, все боевые навыки при тебе. Разговариваешь связно, ахинеи не порешь. Не утратил базовых представлений о комфорте – ценишь кофе и горячую воду, тоже радует.

– Я помню, что со мной было вчера, но не помню, что было позавчера и раньше. Там как будто все заметено снегом, и я не могу сквозь него пробиться.

Последняя фраза прозвучала, как та самая ахинея, за отсутствие которой его только что похвалили.

– Похоже на результат колдовства, – задумчиво произнес гостеприимный хозяин. – Выпей еще кофе и расскажи во всех подробностях, что с тобой произошло.

– Может, сначала представишься?

– Потом. Вдруг сам вспомнишь?

Возникло впечатление, что собеседник мухлюет: хочет узнать побольше, придержав до поры свои козыри. Но зачем ему это и в чем тут ловушка?

«Допустим, мне было известно о нем что-то неблаговидное, и он хочет убедиться, что теперь я об этом напрочь забыл?»

Гость молча пил вторую чашку кофе, разглядывая своего визави. Удлиненное, суженное к подбородку лицо обладало несомненным сходством с изящной треугольной маской в нише. Насмешливый рот паяца несколько великоват, зато прямой нос вылеплен безупречно. Глаза подведены, брови выщипаны и тоже подведены, однако за этим сквозило скорее неистребимое актерство, чем присущее мужчинам определенного склада жеманство. Тем более что у него глаза игрока, с которым лучше не связываться. А волосы он выкрасил, надо полагать, ради сходства с флагом, который реет над крышей пресловутого иностранного представительства: иссиня-черный глянец с фиолетовыми и синими прядями. Быть может, ему по роду деятельности так положено?

– Ты дипломат?

– Я глава государства, – небрежно обронил хозяин резиденции. – И в том числе дипломат…

– Какого государства?

– Княжество Лярана. Небольшое, но с интересными экономическими перспективами. Находится в Суринани, в пустыне Олосохар – словно драгоценность, затерянная среди бледно-золотых барханов и Ирбийских скал, похожих то ли на древние руины, то ли на разбитые раковины. Давай сначала о тебе. Расскажи, что ты помнишь.

Не вызывал он доверия. Если б было что скрывать, не стал бы с ним откровенничать… Но в этом никакого смысла: все, что происходило раньше вчерашнего дня, и так скрыто под снегом забвения.

Гость помнил о себе всего ничего, поэтому повествование заняло немного времени.

– Узнаю сонхийских магов! – фыркнул правитель Ляраны. – Так заколдуют, что хоть рыдай, хоть смейся – и при этом запланированного результата все равно не добьются, зато добьются, хм, чего-нибудь другого… Незапланированного и загадочного. Со мной вышла похожая история. Они хотели от меня отделаться и закрыть мне дорогу в Сонхи, а вместо этого, бестолочи этакие, заперли меня здесь на добрый десяток лет. Сам понимаешь, тем хуже для них. Что же касается твоего случая… – Он помолчал, задумчиво разглядывая свои ногти, коротко подрезанные, но покрытые черным лаком с фиолетово-зелеными переливами. – Мне сдается, те, кто это сделал, намеревались лишить тебя знаний и умений по части боевой магии, но получилось у них не ахти что… Хоть ты и позабыл, с какой целью прибыл в Сонхи, сегодня ты сорвал им праздник.

– Кого ты имеешь в виду?

– Ну, не гнупи же. Тех, кто отправил смертницу с «ведьминой мясорубкой» на Кирпичный рынок.

– Гнупи я тоже сорвал праздник… Постой… Я ведь об этом не сказал, откуда ты знаешь?

– От них и знаю. – Длинные насмешливые губы изогнулись в ухмылке. – Паршивцы уже успели нажаловаться, что ты злодейски обидел сиротинушек и отнял крыску.

– Так они подчиняются тебе?! Ты и есть их господин?

– Не вижу смысла отрицать. Еще кофе?

– Зачем ты натравил их на тех больных оборванцев?

– Пардон, маленькая поправка: я натравил их на палачей, которые некогда истязали в моем присутствии дорогого мне человека. Ничего не поделаешь, я злопамятный. – Радужка его глаз изменила цвет, сверкнув хищной желтизной. – Срок давности в данном случае не имеет значения.

– Золотоглазый… Тебя ведь так называют? Или когда-то раньше называли?

– О, смотри-ка, что ты вспомнил! Это мое очень давнее прозвище. Теперь меня зовут Эдмар. Или Тейзург. Второе имя я использую, как фамилию.

– У тебя было еще какое-то имя…

– И не одно, – усмехнулся Эдмар. – Мало ли, что там было в прошлых жизнях и в других мирах, здесь и сейчас это не имеет значения.

Ему, напротив, казалось, что это важно, и он пытался дотянуться до ускользающего воспоминания: словно колючая ядовитая водоросль колышется в толще зеленой воды, и никак ее не схватить… Это видение становилось все более смутным, как будто тебя относит течением в сторону, и вот уже никакого имени, похожего на водоросль, да и сама картинка утратила яркость и осязаемость.

– Теперь твоя очередь кое-что рассказать. Ты знаешь, где я живу?

– Здесь, где же еще? Я уже распорядился, чтобы для тебя приготовили комнаты.

– С какой стати? – Он чуть не поперхнулся кофе.

– Соблюдаю наш договор. – Золотоглазый слегка развел руками, изобразив удивление. – Пусть ты о нем забыл, я не собираюсь пользоваться ситуацией, чтобы выгадать на мелочах. Как твой работодатель, я принял обязательство помимо выплаты гонорара обеспечить тебе стол и кров, а также при необходимости лечение за свой счет.

– Ты – мой работодатель?..

Одно он знал наверняка: видеть этого Эдмара своим работодателем ему хотелось бы в последнюю очередь. Спасибо. Уж лучше в петлю.

– О, у тебя такое выражение лица, словно ты обнаружил у себя в чашке дохлого паука. Или живого, еще того хуже… Позволь полюбопытствовать, в чем дело?

– И я согласился у тебя работать?

– Поскольку ты взял некоторую сумму денег в качестве аванса и прибыл в Аленду, можно заключить, что да. – В глазах у Эдмара, явно наслаждавшегося разговором, плясали бесенята.

«Как меня угораздило?..»

– Польщен, – произнес собеседник светски невозмутимым тоном, словно прочитав его мысли. – Если честно, ты согласился на мое предложение не сразу, и мне стоило немалого труда тебя уговорить. В конце концов ты внял моим доводам, чему я безмерно рад. Полагаю, мне стоит повторить их, чтобы ты вновь принял то же самое решение. И не надо смотреть на меня с таким скептическим прищуром, ты ведь уже приступил к выполнению своей работы.

– Когда?..

– Сегодня, на Кирпичном рынке, когда перехватил убийцу. Тем, кто пытался тебя арестовать, я сказал истинную правду. Давай для начала ты меня выслушаешь. Ты ведь в любой момент можешь разорвать наш контракт и уйти, кто же тебя удержит против воли?

«Вот только идти мне некуда. Обратную дорогу замело снегом».

– Ладно, я слушаю.

Тут же мелькнула мысль, что он совершает ошибку: не стоит слушать Тейзурга, который всегда славился умением кого угодно сбить с толку, да притом не прибегая к магии.

С другой стороны, хорошо бы узнать, что здесь творится. Пусть даже из такого источника.

– Давным-давно в Западной Суринани было княжество Ктарма. Прелестное название «ктарма» на местном наречии значит «жемчужина». Маленькая страна процветала, но потом ее, как водится, завоевали и разорили. Как утверждают легенды, жизнь там была счастливая, истинный золотой век, ибо ктармийцы все поголовно были образчиками добродетели. С полвека тому назад в Суринани появилась тайная организация, называющая себя Ктармой. Та еще жемчужинка. Суть их учения можно вкратце сформулировать как «всех убьем и, когда никого, кроме нас, не останется, заживем счастливо и праведно, радуя богов примерным поведением». У Ктармы есть покровители, которые используют ее против своих оппонентов. Овдаба, извечный конкурент Ларвезы по части геополитических интересов, успела раньше, и теперь посланцы Ктармы регулярно борются против неправедной жизни на ларвезийской территории. Как они это делают, ты уже видел. Та милая дама, с которой ты сегодня свел знакомство, должна была побороть неправедность в масштабах Кирпичного рынка, тем самым приблизив наступление пресловутого всеобщего счастья, да минует нас сия омерзительная напасть.

Никаких расхождений с тем, что ему удалось «считать» со смертницы. Правда, считаная информация оставляла желать лучшего – клубок смутных впечатлений, среди которых выделялась угрюмая враждебность ко всему окружающему миру, живущему без оглядки на Правильное Учение, и задавленный страх, потому что вдруг боги не возрадуются жертве, не вознаградят свою верную слугу… Однако этого хватило для вывода: Эдмар, как ни странно, не морочит ему голову. Или, может, в чем-то и морочит, но не на эту тему.

– До недавних пор ктармийские ужасатели наносили удары по рынкам, вокзалам и людным площадям, обычная для таких организаций тактика, но с полтора месяца назад они замахнулись на святое – на мои кофейные плантации.

– Хочешь сказать, твои плантации стоят дороже человеческих жизней?

– А ты верен себе, – усмехнулся Тейзург. – Не разделяю, но умиляюсь. Видишь ли, мои ляранские плантации – это единственное в Сонхи место, где растет кофе, саженцы я доставил сюда из другого мира. Кстати, кофе, который ты сейчас пьешь, сварен из иномирских зерен, он не то что на вес золота – он в Сонхи дороже золота. Ну вот, опять поперхнулся… Право же, напрасно, таким образом ты переводишь драгоценный напиток на брызги, вместо того чтобы наслаждаться каждой каплей. Беда в том, что новую партию кофе я в ближайшие десять лет раздобыть не смогу, ибо эти бестолочи, здешние маги, заперли меня в Сонхи. Восхитительный штришок: не нарочно. Миллион лет тому назад здесь тоже росли кофейные деревья, но потом они по неведомой причине исчезли с лица земли. Теперь ты понимаешь, насколько важно, чтобы с моими плантациями ничего не случилось? Если они будут уничтожены, Сонхи останется без кофе, а я не выполню свои договорные обязательства и понесу убытки. Впрочем, ты никогда не придавал значения презренным мелочам. В тот раз, когда ты утопил в океане мое оборудование… Помнишь?

– Нет.

Эдмара отрицательный ответ ничуть не расстроил.

– Кофе не растет в засушливой местности, так что после захвата Ляраны мне пришлось повозиться с климатом. Я изменил русло реки Шеханьи, организовал строительство оросительных сооружений и превратил свою территорию в цветущий край. Хвала здешним богам, в Сонхи деятельность такого рода не порицается, а в прошлом рождении я жил в мире, где хозяйственные занятия считаются предосудительными – по крайней мере, для утонченной знати того общества, к которому я принадлежал. Можешь себе представить, сколь причудливый там царил бардак?

Он пожал плечами, про себя отметив, что его, похоже, проверяют: вспомнишь – не вспомнишь?

– Князья-соседи настроены ко мне недружелюбно, якобы я сманиваю их подданных – ничего подобного, те сами перебегают в Лярану, потому что я меньше притесняю и угнетаю. А претензии по поводу того, что я увел с прежнего места речку, и вовсе смехотворны. Согласись, река сама разберется, где ей больше нравится течь. Воевать со мной желающих нет, но эти мерзавцы начали привечать Ктарму, которая издавна пользуется в Суринани большим влиянием. Заслали ужасателя с «ведьминой мясорубкой». Хвала демонам, до магистральной трубы мелиорационной системы, обеспечивающей на плантациях искусственный дождик, этот огрызок праведной личности не добрался. Сработало мое заклинание, которое отреагировало на «мясорубку» и вышибло ее в Хиалу вместе с носителем, но в момент провала начинка рванула, и пострадали ближайшие деревья. Бо́льшая часть смертоносной волны ушла в Хиалу, для Нижнего Мира такие встряски не опасней, чем горсть горошин для каменной стены, однако Ктарму это не извиняет. Я полагаю, что ее давно пора уничтожить, и для этой авантюры мне нужен помощник, – глядя выжидающе, Эдмар улыбнулся уголками губ, похожих на насмешливый полумесяц. – Что скажешь?

– Я участвую.

– Счастлив это услышать. В моем доме тебе будут подавать кофе каждый день, с сахаром и со сливками, хотя, между нами говоря, последнее меня печалит.

– Сливок жалко? – поинтересовался наемник.

Утвердившийся в своих правах работодатель одарил его лучезарной ухмылкой:

– Разбавлять ими кофе, ты уж прости, признак небезупречного вкуса. Я угощаю сливками гнупи, когда те заслужат награду. Сегодня, пожалуй, заслужили: вовремя сообщили мне о твоем появлении. Если б не они, ты бы сидел сейчас не здесь, а в кутузке, и пил бы не кофе, а тюремное пойло.

– Зачем ты прикармливаешь этих мелких мерзавцев? Они же людям пакостят.

– Да брось, по сравнению с тем, как люди пакостят друг другу, проделки гнупи – невинное баловство. Они забавные. Полезные исполнители и восхитительный театр – и то, и другое сразу. Ты их еще оценишь. И если захочешь кофе с пряностями по какому-нибудь оригинальному рецепту, не стесняйся высказывать свои пожелания вслух.

– Необязательно. – Он постарался скрыть так и не угасшую настороженность за кривоватой усмешкой. – Я наемник, а не коронованная особа с официальным визитом.

– Ты не простой наемник. Когда нанимают элитного боевого мага, который в придачу еще и видящий, надлежит обеспечить ему весь доступный комфорт. Это хороший тон, так принято. На специалистах твоего уровня не экономят. Станешь ли ты пользоваться всеми предложенными благами, включая ежедневную горячую ванну, массаж с ароматическими маслами и прелестниц из моего ляранского гарема – это уж как пожелаешь, мое дело обеспечить.

– Кто устроил мне блокировку памяти?

– Ктарма, кто же еще? Или ее овдейские покровители. Утечка информации исключена, своими планами на твой счет я ни с кем не делился, но у моих противников наверняка есть видящие. Могу предположить, что тебя атаковали сразу после того, как ты через Врата Перехода прибыл в Сонхи. О том, что вышло навыворот, они уже в курсе, благодаря твоему подвигу на Кирпичном рынке, так что нам с тобой надо быть начеку и ожидать новых покушений.

Врет или нет? То, что должно было просматриваться отчетливо, растекалось разводами, ускользало, переплеталось – словно вкрадчиво и плавно танцевали в темном омуте фиолетовые, черные, синие, изумрудно-зеленые змеи, подмигивая золотыми глазами. Он зажмурился и потряс головой, прогоняя видение. Тейзург – сильный маг, его не считаешь так же запросто, как ту «суку» на рынке.

– Что ты знаешь о моей жизни до вчерашнего дня? Что-то ведь знаешь?

– В общих чертах… Ты наемник-одиночка без определенного места жительства. Весьма дорогой наемник. Когда мы с тобой столкнулись в чужом мире, вначале мы были в разных лагерях, но потом оказались на одной стороне против общего врага. Впрочем, в первый раз мы встретились гораздо раньше – в Сонхи, в прошлых инкарнациях, этак с полтора миллиона лет тому назад. Ты, как и я, коренной сонхиец и теперь наконец-то вернулся домой.

Ага, он вернулся домой, он и без Тейзурга об этом знает… И все же была здесь какая-то недоговоренность: как будто в тумане слов скребется и царапается что-то, о чем не сказали.

– У меня в том мире есть семья, друзья, близкие люди?

– М-м, вряд ли… Ты ведь бродяга, сегодня здесь, завтра там, к тому же постоянно рискуешь. Никаких более-менее долговременных связей, да и зачем они такому, как ты? Дополнительный фактор риска: вдруг кого-нибудь из твоих возьмут в заложники, а разве оно тебе надо? Так что никого у тебя там не осталось. Может, чего-нибудь покрепче кофе? Из спиртного ты предпочитаешь полусладкое игристое вино, к пьянству не склонен. Если переберешь, рассудок останется ясным, но твой организм отреагирует на избыток алкоголя, как на отраву. Имей в виду.

– Учту. Сколько мне лет?

Эдмар загадочно сощурился:

– Не пробовал посмотреть в зеркало и определить на глазок?

– Пробовал. Не знаю, в чем фокус, но я наверняка старше, чем выгляжу.

– Фокус в том, что ты по своей истинной сути Страж Мира. В настоящее время ты не у дел – запасной Страж, которого долго носило по чужим пространствам вдали от Сонхи, но тем не менее… Вас, как и любого смертного, можно убить тысячей разных способов, но вы не стареете. Поскольку вас мало и вдобавок все вы маги, эта особенность не на виду. К тому же вы всегда готовы рискнуть жизнью по всякому подвернувшемуся поводу, как ты сегодня на рынке. О, еще один важный момент: никому ни при каких обстоятельствах ничего не обещай, если не собираешься сдержать слово. И тем более не давай клятв, для Стражей это чревато серьезными неприятностями. Было дело, ты присягнул на верность одному на редкость омерзительному лицемеру, своему тогдашнему учителю, но потом отрекся и, вместо того чтобы по его приказу уничтожить город вместе с жителями, встал на защиту обреченного городка. Ты в тот раз умер дурной смертью. Не проси меня объяснить, почему все так, а не иначе и каково тут хитросплетение причинно-следственных связей – я и сам хотел бы в этом разобраться. Просто прими к сведению: другим мухлевать можно, тебе нельзя.

Что-то в нем отозвалось коротким болезненным ударом: вот сейчас Тейзург точно сказал правду. Было на самом деле. И спасти тот город им так и не удалось.

Вслух он отрывисто произнес:

– Ладно, тоже учту.

– О чем же тебя еще надо предупредить?.. Ах да, держись подальше от Лилейного омута и ни в коем случае не лезь туда купаться, тебе это незачем.

– Может, теперь напомнишь, как меня зовут?

– Еще б я это знал. Мало ли, какими именами ты назывался в чужих краях… Да оно и не важно. Не лучше ли тебе взять сонхийское имя?

– Чтобы никогда больше не вспомнить, как меня звали раньше?

Зинта и кадахов монах предупреждали о такой опасности, и в этом был свой резон.

– Я ведь не предлагаю тебе назваться первым попавшимся именем. Не хватало, чтобы ты стал еще одним Понсоймом, Гефройсимом или Бельдо, их тут и без тебя, как гальки на пляже. В своей последней сонхийской инкарнации ты был Кеврисом, но не советую тебе брать это имя. Ты был тогда «сломанным магом», пострадавшим от проклятия, и ушел Вратами Хаоса – очевидно, с благим намерением спасти мир от самого себя. А в предыдущей жизни, когда случилась та печальная история с городом, тебя звали Хальнор Тозу-Атарге. Тоже не лучший выбор, в тот раз ты плохо кончил.

Смутное эхо в душе. Нет, он не хотел бы снова стать Хальнором.

– Тебе о чем-нибудь говорит имя Хантре Кайдо? – спросил Золотоглазый, выдержав паузу. – Если отдать дань старинным оборотам, Хантре из дома Кайдо.

Снова медленно замирающий отзвук, и с такой неимоверной глубины… Впрочем, в этом отзвуке не было горечи.

– Ты носил это имя, когда мы в первый раз встретились. Или, может, не в первый… Эту историю рассказал мой приятель Серебряный Лис, он услышал ее от крухутака. Ты был тогда Стражем Сонхийским в полной силе, успешно справлялся со своими обязанностями, выиграл войну против иномирской нечисти… Что скажешь?

Никаких сомнений, это одно из его прошлых имен. Из таких далей, что при попытке заглянуть туда сердце сбивается с ритма – но это определенно его имя. И все же он колебался, подозревая какую-то западню.

– Хантре, ты дома. Твои бесконечные блуждания закончились. Все, что было где-то там, в чужих мирах, больше не имеет значения. О, кажется, подоспел наш ужин… Идем в столовую, мой повар – это истинный король жаркого и подливок!

– А знаете, с кем наш господин чаи гоняет?

Дождавшись, когда все наперебой выскажутся – гнупи, хоть они и не крухутаки, тоже любят поиграть в загадки-отгадки, – Хумдо Попрыгун с горестным пафосом выложил правду:

– С Крысиным Вором!

Остальные мгновение-другое переваривали обескураживающую новость, потом разом загомонили:

– Да быть того не может!

– А как же крыска, неужто ворюга не поплатится за нее горькими слезами?

– Чего-то мне совсем это не нравится…

– Так господин его, знамо дело, травануть замыслил – как сыпанет ему чего-нибудь в чай, когда тот отвернется!

– Хе-хе, поделом рыжему за крыску!

– Будет ему наука впредь, как хватать и забрасывать на крышу чужое добро!

– Потому как если в тебя чем-то кинули, это еще не значит, что тебе это насовсем отдали!

– Так ему и надо, Крысиному Вору!

Когда галдеж стих, Попрыгун удрученно проворчал:

– Да не радуйтесь, ребята, господин угощает рыжего кофием со сливками! Уж сколько сливок на подлого ворюгу зазря перевел… Ох, не к добру это, чует мое сердце, пропали наши головушки…

– А крыска моя еще раньше пропала, – скорбно шмыгнул сизым носом Шнырь.

– Да что твоя крыска, ежели нам самим нынче беда! Вот как послушает егогосподин – и казнит нас, лютым колдовством заколдует, наши красные и зеленые курточки отнимет!

– А может, у него супротив Крысиного Вора военная хитрость? Как известно, господин наш хитер и коварен…

– Вот он ради военной хитрости и нами пожертвует, смекаете?

– Ох, попали мы в беду, которая всем бедам беда… Вестимо, прогневается!

Когда господин спустился в подполье, его встретила настороженная тишина. Гнупи попрятались, кто куда, и сидели молчком, как в засаде, будто их здесь нет вовсе.

Черноголовый народец отлично видит в темноте, могущественному волшебнику потемки тоже не помеха, но господина Тейзурга сопровождал сияющий шарик, похожий на маленькую любопытную луну, которая решила отправиться на прогулку в компании мага. Тот как-то раз обронил, что при такой игре полумрака захламленный подвал его дома приобретает особенный шарм. Гнупи знали: господин их при любом освещении найдет, прятаться от него бесполезно, а все равно хотелось оттянуть предстоящую расправу.

– Мелкие негодяи, вы где?

Все затаились, изо всех сил стараясь слиться с подвальными тенями.

– А кто хочет сливок?

Гнупи словно воды в рот набрали.

– Хм, интересно… Это что еще за фокусы? Вабро!

Делать нечего: если и дальше хорониться, хуже будет. Жмур нехотя вылез из рассохшегося шкафа, покрытого осыпающимся темно-красным лаком и сплошь украшенного резными кувшинками, флириями, лягушками и стрекозами. Господин с месяц назад выкупил эту рухлядь у каких-то небогатых горожан – мол-де искусство и красота, надобно отреставрировать да в комнатах поставить.

– Вабро, с чего это вам вздумалось поиграть со мной в прятки?

– А вы, господин, не осерчали? – с опаской справился Золотая Серьга.

– Что вы опять натворили?

– Не гневайтесь на сиротинушек, мы же не знали, что этот рыжий проходимец – друг ваш разлюбезный! Он первый на нас напал, это истинная правда, а кто напал, тот и зачинщик!

– Ах, вот в чем дело! – Господин негромко рассмеялся. – Нет, за это я на сиротинушек не гневаюсь. Я вами доволен. Сегодня вы заслужили свои сливки, каждому по двойной порции.

Услышав такие речи, остальные тоже давай выбираться из лабиринта сундуков, скульптур и пахучих мешков с драгоценными кофейными зернами. Они столпились перед магом, словно голодные цыплята перед птичницей, алчно зыркая и переминаясь с ноги на ногу.

Кувшин со сливками и стопку глиняных плошек господин Тейзург достал из своей волшебной кладовой. Находится она в этом доме или где-то в другом месте, гнупи не знали, но ему достаточно протянуть руку, чтобы оттуда что-нибудь взять.

– Вы взаправду не гневаетесь за то, что Шнырь в Крысиного Вора своей крыской кинул? – спросил после угощения Словоплет, который вечно во всем сомневался.

Над верхней губой у него белели сливочные усы – по обе стороны от свисающего носа.

Некстати упомянутый Шнырь насупился, поежился и шмыгнул за чужие спины. Вот незачем было об этом напоминать!

– О, нисколько не сержусь. Значит, Крысиный Вор? Прелестно… Не стану скрывать, я нахожу сей поступок похвальным. Поделом мерзавцу, пусть это послужит ему уроком. Быть может, в другой раз он подумает, прежде чем заступаться за кого не надо. Хотя не стоит на его счет обольщаться – боюсь, он неисправим.

– Ежели еще нужно преподать урок, мы всегда готовы. – Золотая Серьга сощурился с нехорошим предвкушением. – Уж мы его проучим! Только вы, господин, не пожалейте заклинаний, чтобы защитить нас от его магии, а то никакой потехи не будет.

– Мы ему зададим!

– Закидаем его дохлыми крысками, пусть только за ворота выйдет!

– А можно прямо у вас во дворе! За ночь несколько дюжин по канавам и помойкам насобираем, а то у кошаков отнимем и устроим, хе-хе, Крысиному Вору крысиный фейерверк! Прямо здесь, во будет праздник! И вы, господин, порадуетесь!

– Только прикажите, мы тут как тут!

– И еще любую пакость ему учиним, потому что не гневи нашего господина! И за это нам опять будут сливки!

– Ужас, – ухмыльнулся Тейзург. – Истинный ужас… Нет уж, устраивать ему пакости я буду сам. Это, видите ли, моя исключительная привилегия. А если кто-нибудь другой ему напакостит, этот другой умрет такой смертью, что напоследок успеет позавидовать тем несчастным, кого живьем скормили куджарху. Я не шучу. Вы будете присматривать за Крысиным Вором и обо всем мне докладывать… Впрочем, не всей развеселой толпой, следить за ним будет один из вас. – Маг оглядел своих насторожившихся слуг. – Шнырь, ты.

– Я?! – обескураженно переспросил маленький гнупи.

Остальные захихикали:

– Шнырь у нас пуганый и чокнутый!

– От экзорцистов еле ноги унес, с тех пор боится и дворника с метлой, и кухарки со скалкой!

– Вечно опасности там и сям высматривает, вместо того чтобы вовсю веселиться!

– Вот именно, – одобрительно произнес господин. – Мне для Крысиного Вора как раз такой соглядатай и нужен. Шнырь, если заметишь, что ему что-то угрожает – будешь сразу докладывать мне, понял?

– Понял, – буркнул Шнырь. – Он, значит, моей крыской беззаконно распорядился, а я его охраняй?

– А разве ты не хочешь ему отомстить? – вкрадчиво поинтересовался Тейзург.

– Хочу, – проворчал гнупи. – Но то отомстить, а то охранять подлюгу…

– Шнырь, люди очень не любят, когда за ними шпионят. Особенно этот, он весьма свободолюбив. Представь, как он разозлится, если узнает, что ты за ним наблюдаешь… Но он не узнает, о скрывающих чарах я позабочусь, а ты будешь день за днем наслаждаться изысканной местью: шпионить за ним – и доносить мне. Поверь, это будет лакомство слаще сливок, хотя сливки ты тоже будешь регулярно получать за свое усердие. Что на это скажешь?

– Я понял, господин. – Глаза новоиспеченного соглядатая так и засветились нехорошим энтузиазмом – словно вспыхнули два фонарика. – Я не подведу! Уж я Крысиному Вору отплачу, ни один его шаг от меня не укроется…

– Это отродье Хиалы прислало нам официальную претензию, составленную с отменным знанием судебной казуистики, ни к одной мелочи не придерешься. Вымогает компенсацию за побои и за оскорбление, причиненное его блистательной персоне людьми Ложи. Оценил свой ущерб в такую сумму, что впору хвататься за сердечные пилюли, а в конце любезно добавил, что согласен вместо денег принять в собственность магический артефакт – список того, что могло бы его заинтересовать, прилагается. Губа не дура. Что с этим безобразием делать, ума не приложу. Сокровенный Круг полагает, что это я должен что-то сделать.

Шеро Крелдон досадливо вздохнул и взялся за кружку шоколада.

– Наши люди и в самом деле его избили? – с недоверчивым восхищением уточнил Орвехт.

– Не его. К сожалению. Напали на некого Хантре Кайдо, его наемника. Это тот самый рыжий, который отличился на Кирпичном рынке. Стало быть, вот на кого он работает. Впору бы душевно поблагодарить их за ужасательницу, а тут случился этакий конфуз.

– Его пытались взять и переусердствовали?

– Если бы. Тогда обошлось бы официальными извинениями: производили задержание с целью установления личности, применили силу сверх меры, но вы, коллеги, должны нас понять – как обычно в таких случаях. Нет ведь! Имела место уличная потасовка самого дурного пошиба, и не где-нибудь, а на бульваре Шляпных Роз, в двух шагах от ляранского представительства, будь оно неладно. Ох, получит Дирвен нагоняй…

– Опять Дирвен?

– Подраться ему приспичило, он и давай задираться к Тейзургову наемнику, тот в долгу не остался. Сцепились врукопашную, без магии, как пьяная солдатня в трактире. К тому времени, как подоспели наши люди, которые по всему городу искали этого Кайдо, парни успели друг дружке рожи расквасить. Коллега Тейзург выскочил на улицу и разнял их. Хотел бы я посмотреть, какое при этом было выражение на его холеной физиономии. Мне сразу же прислали рапорт мыслевестью, а позже посыльный доставил претензию от князя Ляраны. На сиянской голубой бумаге с водяными знаками, с тремя печатями на витых шнурках протокольной длины – официальней некуда. Мол, ваш первый амулетчик напал с кулаками на моего наемника, я оскорблен и взываю к справедливости, ежели она в Ларвезе еще осталась, отдайте мне за это какой-нибудь ценный артефакт. Окаянец бесстыжий.

Маг-безопасник снова взялся за кружку. Суно тоже отпил горького темного шоколада, сдобренного сурийским перцем. Он успел вздремнуть, но по-настоящему не выспался. Разбудила его мыслевесть от Шеро, сообщившего о скором визите. Здесь они могли потолковать без риска, что к ним подберется кто-нибудь любопытный, в то время как в резиденции Светлейшей Ложи таких гарантий не было. У себя дома Орвехт сам сплел защиту и полностью ее контролировал, а там такая концентрация магических потоков и завихрений, такая уйма волшебных артефактов – недолго проглядеть какую-нибудь мелочь. Интригующие маги пользовались этим и вовсю друг за другом шпионили с переменным успехом, а мой дом – моя цитадель. Впрочем, воспитанница Суно, по происхождению олосохарская ведьма, однажды все равно исхитрилась подслушать его разговор с коллегами, применив какие-то свои штучки. В результате все вышло к лучшему, но после этого он с особым тщанием доработал и усовершенствовал свою домашнюю охранную паутину.

– Суно, отправь к нему Зинту, пусть постарается его урезонить. Где она?

– Где-то носится по милосердным делам, угодным Тавше.

Три с половиной года назад Зинта нашла и выходила Тейзурга, в ту пору – юного мага-возвратника, не подозревающего о своем истинном могуществе, заброшенного в Сонхи из чужого мира и вдобавок жестоко израненного. Когда ему подошло время отправляться в Накопитель, она же предупредила его о неведомой для непосвященных опасности, и они вместе сбежали из Молоны в Ларвезу. Превеликое счастье, за которое Суно не уставал благодарить богов: любовниками эти двое так и не стали, не сложилось, и теперь Зинта живет с ним. Он бы хоть завтра на ней женился, – тем более что с месяц назад для этого наметился еще один важный повод, – но в Молоне у лекарки остался неразведенный муж. Хвала богам, что по ларвезийским законам за женщиной в таких случаях признается де-факто статус официальной сожительницы, и ребенок будет считаться законнорожденным.

Зинта была единственной, кого коллега Эдмар, возможно, послушает. Хорошо, что этот шельмец хотя бы добра не забывает.

Орвехт послал ей мыслевесть: «Когда вернешься домой? А то здесь у Шеро к тебе дело».

Та ответила, что занята, и справилась, не случалось ли ему сегодня по дороге с вокзала приметить в городе рыжего парня, а дальше последовал точь-в-точь словесный портрет Кайдо.

«Судя по всему, это новый наемник коллеги Эдмара. Боевой маг, его зовут Хантре Кайдо. Сам я его не видел, но слышал о нем. Как освободишься, иди домой, Шеро хочет с тобой поговорить».

«Потом, сначала мне к Эдмару надо!»

Больше лекарка на мыслевести не отзывалась, лишь один раз от нее донеслось: «Мне сейчас некогда!»

Наконец-то узнала, где его искать. Могла бы сразу догадаться. Или сразу спросить у Суно.

Улицы кутались в зимние сумерки, словно в тяжелую мохнатую шубу. Зинта изо всех сил спешила в желтом сиянии фонарей и осторожно пробиралась по гололеду в глухих закоулках, где освещенные окна казались развешанным во мраке театральным реквизитом наступающей ночи, а не принадлежностью человеческого жилья. Напрямик, чтобы срезать путь. Перейти на «летящий шаг» не рискнула: просто упасть не страшно – она сама себя подлечит силой Тавше, но в потемках недолго на что-нибудь налететь и расшибиться.

За полтора года она здесь освоилась и неплохо изучила многие районы Аленды. Как выяснилось, ей недолго найти общий язык с незнакомым прежде городом, а ведь когда-то боялась высунуть нос из захолустной Апны, несмотря на свои мечты о путешествиях.

Поскорей добраться до поганца Эдмара. Вернее, до его гостя. Хантре Кайдо, ага. Как бы не так.

Очень плохо, что он получил чужое имя взамен своего: это закрепит те чары, которые на него наведены. Но, может, еще получится все исправить? Кстати вспомнилась старая сказка, в которой утверждалось, что, если сказать околдованному его настоящее имя до полуночи после того, как его нарекли по-другому, он очнется, а если потом – будет уже поздно.

– Госпожа лекарка, посветить вам? – окликнул сипловато-звонкий голос.

Вечерница с фонарем в виде совы. То ли совсем юная, но уже битая жизнью и знакомая с пороками девчонка, то ли женщина средних лет, сохранившая подростковый задор, несмотря на все пинки судьбы. Нахальное обветренное лицо с заедами в углах губ и тенью застарелого синяка под левым глазом. Капор явно из лавки старьевщика, с остатками былой элегантности, сбоку пришит аляповатый матерчатый букетик. Несколько теплых жакетов надеты один на другой, поверх повязана крест-накрест истрепанная клетчатая шаль. Оторва из тех, кто на улицах вечерней Аленды как рыба в воде, такой палец в рот не клади.

Фонарь у нее был помятый и закопченный, но видно, что ажурная сова с тусклой масляной лампой внутри выкована искусным мастером. Будь тут Эдмар, он бы, пожалуй, отозвался об этом изделии с похвалой. Подумав о нем, Зинта с невнятным ругательством ринулась вперед.

– Госпожа лекарка, подождите! Вы мне обещали, если я вас хоть о чем попрошу… Да постойте же!..

Ничего такого Зинта ей не обещала. Она старалась быть хозяйкой своему слову и что-нибудь в этом роде запомнила бы накрепко.

Миновав проходной двор с массивными, словно в старой крепости, кирпичными арками, она заметила, что вечерница увязалась следом. Что ж, если той нужна лекарская помощь, пусть немного обождет. Первым делом надо разобраться с так называемым Хантре Кайдо.

Впереди засиял бульвар Шляпных Роз, даже в нынешние трудные времена достаточно ярко освещенный.

– Госпожа Зинта, послушайте меня, я скажу вам кое-что важное!

Отмахнувшись от назойливой преследовательницы, лекарка толкнула литую чугунную калитку и мимо фонтана с белыми девушками бросилась к крыльцу. Вечерница не отставала, вот-вот догонит, хотя как же так – здешняя калитка всякого не пропустит, только своих, в число которых хозяин дворца включил и Зинту, а то вдруг ей понадобится убежище. Но об этом сейчас думать некогда.

Промчавшись мимо опешившего лакея, она ворвалась в роскошные покои.

– Эдмар, ты бессовестный интриган!

– Радость моя, и тебе добрый вечер.

Бессовестный интриган стоял под аркой, озаренной светом серебристой лампы-лилии, и выражение лица у него было такое довольное, что лекарка сразу убедилась в верности своих догадок.

– Где он?

– Кого ты имеешь в виду? Пациента с сотрясением мозга? Я как раз собирался послать тебе мыслевесть… А это еще кто? – Он уставился на что-то у нее за спиной. – И кто ее сюда пустил? Любезная, мне сдается, вы перепутали мой дом с ночлежкой!

– Сама вошла. – Вечерница простуженно шмыгнула носом. – У меня до госпожи лекарки дело, а она прикидывается, будто знать меня не знает.

– Я вас не знаю, – сердясь на нелепую помеху, подтвердила Зинта.

– А я напомню. – Особа с фонарем потянула ее за руку, увлекая к стене, и скороговоркой прошептала: – Тыквенное семечко. Ты попросила, я помогла в обмен на то, что ты однажды выполнишь, чего захочу. Пришло время расплатиться. Никому не рассказывай, кто он такой и как его зовут – ни ему, ни другим, ни людям, ни животным, ни демонам, ни народцу.

– В чем дело? – Тейзург уже стоял рядом. Должно быть, он исподволь изучал странную визитершу магическим способом, пытаясь распознать, не волшебница ли она, но Зинта подозревала, что магия в данном случае бесполезна.

– Ни в чем, – произнесла она угнетенно, не глядя ни на него, ни на Двуликую Госпожу. – Пациента с сотрясением сейчас же посмотрю. Отсюда чую, что сотрясение нетяжелое, но подлечить на всякий случай не помешает.

– И потом я угощу тебя ужином, – подмигнул Эдмар, наверняка отметив, что она что-то недоговаривает. – А этот ворох тряпья проводите на улицу.

– Я – ворох тряпья? – возмущенно переспросила мнимая вечерница, и один из двинувшихся к ней лакеев споткнулся на ровном месте, а второй охнул, переменился в лице и попятился к выходу – лекарка уловила, что у него внезапно и жестоко свело живот. – Значит, ворох тряпья?! А кто меня зазывал в гости на чашку кофе? Вот я пришла, да еще сыграла на твоей стороне – и меня взашей на улицу! Что ж, сама уйду.

– Госпожа, постойте!..

Не обернувшись, та скользнула под арку, за которой находилась богато украшенная лепниной прихожая. Звук шагов оборвался, но дверь так и не хлопнула, словно гостья растаяла в воздухе.

– Не может ведь она быть обидчивой, – негромко произнес Эдмар, после того как жестом отослал вышколенных слуг. – Это был бы нонсенс… Значит, она специально явилась сюда в таком виде, чтобы я приказал ее выдворить. Грустно, правда, Зинта? Возможно, она решила, что, если я получу и то, и другое сразу, это будет слишком хорошо для меня.

– Зачем ты это сделал? – подавленно спросила лекарка, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться. – Ну, то самое, о чем я теперь не могу говорить… Зачем его заколдовал?

– Зинта, ты мне безмерно льстишь. – Ни тени раскаяния, такое выражение лица скорее пристало почтенному человеку, который полжизни судился и наконец-то по справедливости выиграл тяжбу. – Ты полагаешь, я мог бы заколдовать Стража без применения крайних средств, которые я никогда не стал бы против него использовать? Просто так взять – и навести чары между двумя чашками кофе, хотя это была бы непосильная задача даже для Кадаха, Акетиса или кого угодно еще из местной божественной компании? О, мне, конечно, весьма приятно, что ты столь высокого мнения о моих возможностях, но ты, увы, заблуждаешься.

– Сам ведь рассказывал, что его околдовали в той жизни, когда он звался Хальнором, и заставили поверить в то, чего не было.

– Перед этим его пытали, так что он обезумел от боли, вдобавок он был потрясен тем, что они учинили с Марнейей, иначе ничего бы у них не получилось. Нельзя настолько терять над собой контроль из-за чужих проблем, я не раз ему об этом говорил… И при всем желании я не смог бы сделать то, в чем ты меня обвиняешь.

– Кроме тебя, некому. Или хочешь сказать, оно само сделалось?!

– Вот именно. Мир Сонхи вернул свое, нравится тебе это или нет. По мне, так лучше бы понравилось, тогда меньше будешь мучиться из-за запрета Госпожи Развилок.

– Миру-то оно зачем?

– Затем, что Стражи – его величайшее сокровище, стратегическое оружие, без которого безопасность мира дохлой крысы не стоит. Пардон, цепочка ассоциаций… Этот Страж принадлежит Сонхи, и его место здесь, хоть он сейчас и в запасе. Хватит, погулял.

Зинте не нравилась его интонация: злорадная и откровенно собственническая. Он перед ней не таился, хотя умеет. Да еще глаза, опять поменявшие цвет, сияли, будто две хищные золотые луны.

– У него же там остались близкие люди, семья… Им-то теперь каково!

– Они не пропадут, не переживай за них, – снисходительно утешил Эдмар. – Нельзя же относиться к такому существу, как Страж Мира, будто к своей собственности.

– Да кто бы еще об этом рассуждал! – Лекарка совсем рассердилась. – С тех пор как я тебя знаю, ты столько правильных и мудрых слов говорил вслух – какому-нибудь Шаклемонгу Незапятнанному впору у тебя поучиться, а на деле поступаешь, как демон Хиалы, которым, сказывают, ты и вправду когда-то был.

– Ну, спасибо, Зинта, – фыркнул ее собеседник. – Еще и с Шаклемонгом сравнила! Ты это нарочно или само вырвалось?

– Да как хочешь, так и думай, – отрезала Зинта, у которой не было сейчас охоты до словесных пикировок, а то ведь этот стервец все в игру переводит, сама не заметишь, как начнешь с ним перешучиваться, несмотря на то, что он отмочил. – Веди к пациенту.

Ничего опасного: ушибы и сотрясение мозга в легкой форме, но все уже сходит на нет. Для сильного мага, способного к самоисцелению, это сущая ерунда.

Лекарка ни разу не посмела посмотреть в глаза Хантре Кайдо, которого на самом деле звали иначе. Чувство стыда перед ним было невыносимым. Поскорее распрощалась и отправилась домой. Она бы рискнула не послушаться Госпожу Вероятностей и все как есть ему выложить, будь она сама по себе, но, если носишь под сердцем ребенка, это уже совсем другие дела. Прогневаешь Двуликую – и мало ли какая дурная вероятность подвернется… Вот так Зинта стала хранительницей тайны, о которой знали лишь она да негодяй Эдмар – наверняка это он все подстроил, хоть и не спешит сознаваться.

Грязную выстуженную комнату украшали гипсовые барельефы, изображавшие здешних магов в моменты свершений и торжества. Учитель Унбарх такое искусство одобрил бы, только где он сейчас, учитель Унбарх? А трое его несчастных учеников, похищенных из прошлого, съежились возле закопченной жаровни, которую украли на задворках заведения с китом на вывеске. То ли ее туда выставили на время, то ли выкинули как ненужное старье – главное, что удалось незаметно увести. За воровство учитель Унбарх приказывал бить виновного палкой по рукам, пока распухшее мясо с костей не слазило, Вабито и Монфу знали в этом толк. Сейчас они вместе с Куду, который был не палачом, а младшим проповедником, грели озябшие пальцы над тлеющими угольями. Краденое, не краденое – главное, что тепло.

От гнупи они спаслись, эти мелкие зловредные твари их потеряли, иначе уже были бы тут как тут. Но впереди ночь, уснешь – и явятся демоницы-зыбелии, которых теперь называют снаянами. Они ходят тропами Хиалы – вернее, скользят над этими тропами, словно рыбы над илистым дном, – и способны добраться до своей жертвы, не зная точного адреса, через сны.

Кошмары всегда снились двоим из троих. То ли у Тейзурга только две зыбелии, то ли это дополнительная издевка. Сон был один и тот же: Монфу и Вабито среди почернелых от сажи руин Марнейи пытают Хальнора, Стража Сонхийского, а Куду стоит рядом и на это смотрит. И каждый из них знает, что ничего другого не существует. Как будто все на свете исчезло, кроме того места и времени, где они совершили невольное преступление. Именно невольное, потому что они тогда выполняли приказ Унбарха и не ведали о том, что Хальнор – Страж Мира, но поди объясни это Тейзургу! Во сне они понимают, что делают то, чего нельзя, и пока не прекратят, кошмар не закончится, но прекратить не могут. Ужас ловушки, из которой нет выхода.

От краденых амулетов никакого толку, от защитных заклинаний тоже – Тейзург снабдил свою нечисть какими-то непрошибаемыми чарами.

Вдобавок сегодня около рынка они видели Хальнора Тозу-Атарге. Или кого-то, на него похожего? Цвет волос другой, кожа светлее, а черты лица почти те же. И глаза те самые. Если б не еженощно насылаемый кошмар, они бы, наверное, не испытали такого шока. Может, то был не живой человек, а сотворенный Тейзургом морок?

Чем дальше, тем хуже, да еще зима на дворе. Щербатая гипсовая лепнина, зыбко белеющая сквозь гнетущий полумрак, напоминала о погребениях и склепах.

Заброшенный дом – ненадежное убежище. Рано или поздно гнупи их здесь найдут, либо их выгонят отсюда другие алендийские голодранцы, которые еще и жаровню отнимут.

– Нам нужен могущественный покровитель, – с упорством одержимого произнес Вабито, едва не стуча зубами от холода. – Нужно добраться до молодого волшебника Дирвена, в нем наше спасение…

Всякий дом, простоявший достаточно долго, постепенно обрастает с изнанки потаенными волшебными полостями, словно днище корабля полипами. Тонкая прослойка между людским миром и Хиалой, странная область, где нарушены законы линейной геометрии, поэтому без провожатого из местных в два счета заблудишься. Комнат, коридоров и чуланов вроде бы немного – соразмерно тому жилью, к которому все это прилепилось, а путаница такая, что несколько часов кряду будешь ходить кругами. Там-то и обитает народец, чье место под боком у людей – гнупи, тухурвы, чворки, вывырики, козяги.

Оттуда можно подсматривать за людьми, и Шнырь сейчас этим и занимался. Комната, где он сидел в засаде, изнутри сплошь заросла молочно-белой лепниной, похожей на ту, что украшала апартаменты господина Тейзурга. И потолок, и стены сверху донизу, даже из пола выпирали, словно кочки, завитки и бутоны – гляди в оба, чтобы не запнуться. Зато здесь было окно, позволявшее заглянуть в те покои, где поселился рыжий подлюга Крысиный Вор.

Никому другому нельзя – Шнырю можно. Господин только для него сделал проницаемой защиту, которая не позволяет волшебному народцу увидеть, что происходит в доме – потому что Шнырь не кто-нибудь, а доверенный шпион!

Рыжий так и не почуял, что за ним наблюдают. Чтобы от укрывающих чар был толк, они плетутся по-особому: в качестве ингредиентов берут магические подобия тех вещей и явлений, на которые человек по той или иной причине смотреть не захочет – сразу же отведет взгляд, постарается отгородиться, выбросит это из головы.

– Я знаю его достаточно хорошо, – ухмыльнулся господин. – Кое в чем он до сих пор для меня загадка, но что касается его фобий – уж эту область я изучил так, что смог бы диссертацию написать. Я собрал все, что его отталкивает и побуждает не смотреть, вот и проверим, позволит ли этот прием обыграть такого, как он.

Чары получились отменные. Остальных гнупи Хантре Кайдо по-прежнему видел, а Шнырь стал для него невидимкой.

Тщедушный соглядатай в елово-зеленой курточке устроился на бугристом от лепнины подоконнике и бормотал под нос, комментируя каждое действие своего обидчика:

– Волосы в хвост завязал, точно студент, – думаешь, теперь будешь выглядеть умником? Ты еще заплети их в косицу, как у сиянских отшельников, чтоб тебя принимали за мудреца и никто бы не догадался, что ты неуч, который ни одного заклинания не знает! А ножи в потайные карманы прячешь, чтоб тебя все боялись? Ой, я уже испугался, щас на пол упаду!

Не было риска, что Хантре его услышит: в волшебном придомовом пространстве можно хоть во все горло вопить – ни единый отголосок не долетит до мира людей, который находится, казалось бы, на расстоянии вытянутой руки. А стрельчатое окно, обрамленное змеистыми белыми завитками, было только на той стороне, где сидел Шнырь. В человеческой комнате на этом месте то ли стоял диван, над которым висело панно из кусочков перламутра, то ли и вовсе шкаф с инкрустированными орхидеями.

Если на стенку повесить нужный амулет или наложить заклятье, волшебное окно исчезнет. Господин Тейзург сплел искусные защитные заклинания, но для Шныря он сотворил персональную лазейку. Никто другой, даже сам Вабро Золотая Серьга или тетушка Старый Башмак, не увидели бы здесь окна, а для Шныря оно есть!

– Ха-ха, я-то тебя, рыжий, вижу, а ты-то меня не видишь! Эй, да ты никак собрался куда-то на ночь глядя? Вроде же вы с господином так не договаривались, и я должен ему сказать, но вдруг он уже почивать лег? Разбуди его Шнырь – он, поди, прогневается, и хорошо, если кинет тапком, а не заклятьем, но коли не доложишь о том, что ты посреди ночи умотал, – тоже прогневается, бедная моя головушка. Из-за тебя, Крысиный Ворюга, одни неприятности, а тебе хоть бы что, и крыску мою из-за тебя ворона склевала, кто ж от такой крыски откажется, ежели сама прилетела…

Шнырь утер слезу, выступившую при мысли о безвозвратно потерянной крыске, и принялся размышлять, звать ли господина. Позвать – боязно, не позвать – небось, еще хуже схлопочешь.

Эта дилемма разрешилась сама собой, когда в поле зрения появился Тейзург. На нем была роскошная многослойная баэга из паутинно-тонкого китонского шелка, похожего на серебрящийся туман.

– А стучаться не нужно? – невежливо буркнул рыжий. – Дверь была заперта изнутри.

«Ща он тебе задаст!» – восхитился Шнырь. Даже подскочил на радостях – и тут же замычал от боли, потому что наткнулся коленом на рельефный завиток в виде раковины чворка.

– Запертые от меня двери в моем же доме, какая прелесть… Куда это ты собрался?

– На работу.

– На какую еще работу?

– Здрасьте, ты меня зачем нанял? Разобраться с теми, кто посягнул на святое. Вот и пойду разбираться.

– Прямо сейчас пойдешь?

– Ага. Считай, что я принял близко к сердцу твои слова насчет святого, на которое замахнулись. – Хантре Кайдо в раздумье посмотрел на длинный плащ с капюшоном, потом начал что-то перекладывать оттуда в карманы куртки.

– О, солидный арсенал, – не то с уважением, не то с иронией заметил Тейзург. – Это чтобы лазить по стенам? А по-другому не умеешь?

– Как будто умею. По крайней мере, здесь, в Сонхи. Но не помню как. Для этого я должен… – Рыжий умолк с таким выражением на лице, словно только что проснулся и хочет поймать ускользающее сновидение.

Шнырь позлорадствовал: так тебе и надо, Крысиный Вор!

– Ничего, еще вспомнишь. Все, что ты когда-то здесь умел, к тебе вернется. А теперь, как насчет того, чтобы отметить нашу встречу по-взрослому?.. Ужасатели подождут до завтра.

– Не подождут. Эта сука, с которой мы встретились на Кирпичном рынке, была не одна. Есть кто-то еще с такой же начинкой, я чувствую и постараюсь эту дрянь найти, пока не поздно. Так что я пошел.

– По-моему, ты проигнорировал то, что я сказал… – промурлыкал Тейзург вкрадчиво и с намеком на угрозу.

– Да нет, принял к сведению, – сухо бросил рыжий. – Только больше об этом речи не заводи, чтобы никаких недоразумений между наемником и работодателем.

– Никуда ты сейчас не пойдешь. Я знаю, как действует Ктарма, сегодня ночью они ничего не предпримут, и еще три-четыре дня будут выжидать.

– Значит, у меня есть запас времени, тем лучше.

– А если я тебя не отпущу?

Вместо ответа Хантре пожал плечами, подошел к окну и открыл низко расположенную форточку, звякнув фигурной задвижкой.

– Застрянешь ведь, – ухмыльнулся Тейзург. – И к тому же… Пардон, вслух не скажу, но имей в виду, что я об этом подумал.

– Без разницы, о чем ты подумал. Пока мы трепались, я вспомнил, что значит по-другому.

Шнырь ахнул, увидев, что произошло в следующее мгновение с Крысиным Вором. Видать, господин сильно прогневался на него за дерзость, раз без лишних слов превратил… Жалко, что не в крыску.

Но господин и сам выглядел до крайности изумленным.

– Невероятно… Получилось с первого раза! И смотри-ка, перекинулся безупречно, с использованием компоненты «со всем, что на мне есть». Прелесть, какая кисонька! А погладить можно?..

Крысиный Вор презрительно фыркнул, одним прыжком очутился на подоконнике и сиганул в темноту.

– Вот тебе и романтический вечер… – печально произнес ему вслед Тейзург. – Шнырь, ты это видел? Все мои планы в хлам, как тебе это нравится?

– Нравится, господин! – с энтузиазмом отозвался гнупи, протискиваясь через открытую с помощью заклинания лазейку с изнаночного пространства в человеческую комнату. – Уй, то есть совсем не нравится, прямо все нутро негодует, потому что невежа этот Хантре Кайдо, каких поискать…

– Невежа и мерзавец, – вздохнул господин. – Вот именно в таком виде он когда-то прятался от меня по болотам… Я ему туда сливки приносил, оставлял на блюдечке в траве, а он все равно не давался в руки, не капканы же было на него ставить! Этот мерзавец умеет быть недосягаемым… Шнырь, ты все еще здесь?

– Уже бегу за ним, господин, со всех ног бегу! – выпалил Шнырь, сорвавшись с места.

Ночь для гнупи – лучшая подружка. Маленький шпион выскочил в окно, спрыгнул с балкона, выбрался, отфыркиваясь, из сугроба, пролез меж изогнутых прутьев литой ограды, принюхался – и вприпрыжку помчался следом за своим подопечным. Подморозило, уличная слякоть застыла, главное – не поскользнуться, но гнупи для этого достаточно ловкий народец. Редкие прохожие вздрагивали и оглядывались вслед Хантре Кайдо, который проносился мимо стремительной тенью, а Шныря не видели, даже топота не слышали, потому что поверх обычных для гнупи деревянных башмаков тот надел еще одни, сшитые из мягкого войлока и зачарованные.

«Думаешь, ворюга, раз ты перекинулся – теперь все крыски твои? – бормотал про себя соглядатай. – Так-то любой сколько хошь крысок наловит, а ты ее попробуй голыми руками поймай… Не уйдешь от меня, все равно не уйдешь, Шнырь следит за тобой, Крысиный Вор!»

Глава 2 Перехватчик

Этот сон напоминал его первое утро в Сонхи, когда он блуждал в предрассветный час по улицам в поисках своего несуществующего дома. Только в тот раз он полную луну перепутал с плывущим над крышами фонарем (и это показалось ему вполне естественным – возможно, там, откуда он пришел, фонари и впрямь сами собой плавают по небу?), а сейчас вышло наоборот. Насчет далекого желтого окошка он сперва подумал, что это вторая луна. А что, так и должно быть: в том мире, где он родился и вырос, две луны – Ашеле и Готэ, и есть легенда о двух сестрах… Приснившееся воспоминание тут же кануло, словно в прорубь, а он решил во что бы то ни стало добраться до этого окошка.

Чья-то ворожба, это он тоже понял, но в ней не было принуждения: его просто звали, и он пошел на зов.

Перепутанные, пересекающиеся друг с другом лестницы то обрывались в никуда, то заворачивались петлями. Погруженные в зыбкий полумрак коридоры и закоулки норовили завести в тупик. Луна пыталась обмануть его и завлечь в другую сторону, притворяясь манящим окошком – угадай, где настоящее? – но он не сдавался. Все зависело только от него: если не сдаваться, рано или поздно преодолеешь сопротивление этого безразмерного пространства с великим множеством препятствий и доберешься до цели.

В конце концов так и вышло. Он настиг уплывающее окошко за очередным поворотом извилистой лестницы, на тупиковой площадке – и обнаружил, что вовсе не окно это, а зеркало. Во время погони он ожидал чего угодно, только не того, что увидит в светящемся проеме свое же собственное лицо.

Впрочем, это еще один обман… Чуть не попался. Вовсе там не отражение: черты лица хоть и похожи, но все-таки отличаются. К тому же это девушка. Она могла бы быть его сестрой-двойняшкой или скорее младшей сестрой.

Едва он это понял, выражение ее лица изменилось, как будто она тоже его увидела:

– Ты живой! Когда ты вернешься?.. Мама плачет…

Он не успел ничего сказать в ответ. Окружающее пространство со всеми лестницами, тенями, лунными пятнами, петляющими галереями всколыхнулось, завертелось каруселью, и центробежной силой его буквально вышвырнуло из сновидения наружу.

За окном светло. Ничего удивительного, он вернулся с охоты в четвертом часу утра. На стеклах мерцают ледяные хвощи и папоротники, из приоткрытой форточки тянет холодом. Он у себя дома – в Сонхи, и ему здесь хорошо… А все равно тревожит мысль об истаявшей, как дым в небесах, прежней жизни, которая то ли была у него, то ли нет.

Гуртханда, старый сурийский город на краю Олосохарской пустыни, спала и видела сны, убаюканная колыбельной ущербной луны. Здесь по ночам лучше смотреть сны, не то наяву в полуночный час увидишь что-нибудь такое, после чего даже при свете дня будешь от каждой тени вздрагивать.

Наджийме тоже полагалось бы спать, но она тайком выбралась на крышу. Жить ей оставалось меньше месяца. Перед страхом смерти все прочие страхи потеряли свою обычную силу.

Она выросла в пыльном городишке зазывал, харчевен и постоялых дворов. Полгода назад ее продали Ктарме за отцовские долги. В скором времени ей предстояло отправиться в нечистую Ларвезу и там умереть, забрав с собой побольше грязных: людские отбросы попадут в Хиалу к демонам, а Наджийма после этого поселится в светлых божественных чертогах, где будет вечно радоваться, как невинный цветок под солнцем.

«Ведьмину мясорубку» внедряли в ее тело в несколько этапов – это сложное колдовство, доступное лишь посвященным. Из-за «мясорубки» у нее ныли кости таза и пропал аппетит, но юная ужасательница не жаловалась: за полгода ей внушили, что для дела Ктармы надо пожертвовать чем угодно.

В иные минуты смерть казалась ей не божественной наградой, а страшной раззявленной пастью. Наджийма гнала такие мысли прочь: Ктарма исполняет волю богов, а она, как полагается хорошей девушке, ненавидит и презирает всех нечистых, в особенности развращенных ларвезийских бледняков.

Временами в памяти всплывало какое-нибудь давнее впечатление, незначительное, но беспокоящее, словно подвернувшийся под босую ступню острый камешек. То вспоминался вытертый пестрый ковер, на котором она играла в детстве, воображая его узоры сказочными лабиринтами и дворцами. То клубы розоватой в лучах вечернего солнца пыли, медленно оседающей после прошедших по улице верблюдов. То канальцы вдоль тротуаров, выложенные позеленелой плиткой и населенные загадочной юркой мелюзгой – оттуда так волнующе тянуло затхлой сыростью, а мутная поверхность воды наводила на мысли о потаенных хоромах волшебного народца на дне… Сидеть на корточках над канальцем и караулить, не вынырнет ли что-нибудь интересное, было нельзя – это занятие не для девочек, но Наджийма с подружками все равно в это играли, убегая в те кварталы, где их никто не знал.

По учению Ктармы, все это прах под ногами, а ты идешь к божественной цели, и твой долг – умереть за эту цель, чтобы заслужить вечную радость в неземных чертогах. Наджийма все равно вспоминала, а потом переживала, что она недостаточно чиста. Зато она умрет за дело Ктармы и заслужит награду. За минувшие полгода ее приучили к мысли, что это самая лучшая для смертной девушки участь.

Вначале она плакала по ночам и мечтала о побеге – так же, как раньше мечтала о красивом и богатом женихе, – но потом прониклась теми умонастроениями, которые прививали ей наставники. Кроме того, сбежав, она бы опозорила свою семью, это ей сразу сказали, чтобы не думала о глупостях.

Старый купеческий дом на юго-восточной окраине Гуртханды представлял собой целую гроздь глинобитных построек, соединенных галереями и лесенками. Его хозяев то ли запугали, то ли зачаровали, и в дела «гостей» те не лезли. Там находилась временная штаб-квартира Ктармы для подготовки очередной смертницы.

Для непосвященных Наджийма была дочерью заезжего мага, который изготавливает на продажу амулеты, хранящие от козней волшебного народца. Он и впрямь занимался этим доходным промыслом – и много чем еще сверх того. Наджийма боялась его до стыдной слабости в животе и трясучки в коленях. Впрочем, он ее не обижал. Он был терпелив и смотрел на нее с деловитой рачительностью, даже с нежностью, словно повар на цыпленка, предназначенного для главного блюда на праздничной трапезе.

В женских комнатах было душно, а тут воздух свежий, холодный, настоянный на свете далеких печальных звезд, с горчинкой от дыма жаровен и домашних печек. Девушка вдыхала его, приподняв матхаву – повязку, закрывающую лицо ниже глаз.

Плоские крыши белели в темноте, словно затонувшие плоты, погруженные в воду на разных уровнях. На одной беседка для чаепитий, на другой смутно поблескивает разложенная металлическая посуда, которую ближе к вечеру начали чистить песком, но так до конца и не вычистили. Наджийма стояла на той, что находилась дальше всех от земли.

Курившийся дымками город мерцал в ночи редкими тускло-желтыми огнями, оттуда доносился то рев ишака, то собачий лай, то пение под звуки семиструнной маранчи, а здесь, на отшибе, царила сонная тишина.

Когда внизу послышался шорох, Наджийма вздрогнула и торопливо оправила матхаву. Это в галерее. Похоже, кто-то споткнулся и упал, издав приглушенный возглас, но сейчас опять все тихо. Или нет – шуршит… Еле слышно, как песок на ветру.

Вначале она просто испугалась, что ее осудят за неподобающую добродетельной девушке вылазку на крышу, и лишь на лестнице ей стало по-настоящему страшно. Снизу вновь донесся сдавленный горловой вскрик и вслед за тем шоркающий звук, словно кто-то, навалившись на стенку, медленно сползает на пол.

Быть может, в дом забрались грабители? Могущественный покровитель Наджиймы с ними разберется, а ей надо поскорее спрятаться на женской половине. Она осторожно спускалась вниз, освещая ступеньки волшебной лампой в виде черепахи, которую взяла без спросу, и бормотала обережное заклинание. На следующей площадке начиналась галерея, занавешенная обветшалыми веревочными кружевами: пробежать по ней, повернуть – и там дверь.

Сердце так колотилось, что Наджийма не слышала собственных шагов, а тот, кто выскользнул ей навстречу из-за угла, и вовсе двигался бесшумно.

Визитер был невысок и строен, это она успела разглядеть. Лицо черно, как сажа – не поймешь, человеческое или нет, – глаза мерцают, словно два песочных опала. Из-под тюрбана хвостом выпущены длинные волосы, цветом они как барханы в лунном свете.

Наджийма догадалась, кто перед ней: песчаная ведьма. Это они вместо женских платков носят тюрбаны на мужской манер, и волосы у них всегда наружу, потому что помогают им в колдовстве. Их немногочисленное, но опасное племя в стародавние времена пошло от песчанниц – волшебных олосохарских дев – и мага человеческого рода. И еще Наджийма слышала об одной песчаной ведьме, которая ушла от своих, попала к презренным бледнякам в Ларвезу и теперь выполняет приказы магов нечистой Ложи.

– Уходи! – испуганно вымолвила девушка, подавшись назад. – Мой наставник – великий маг, он тебя…

Горло сдавило, как будто его захлестнуло петлей. Лампа выскользнула из немеющих пальцев. Уже ничего не видя и не чувствуя, Наджийма тяжело, словно бурдюк с водой, осела на скрипнувшие половицы.

– Добрых посмертных путей, – сухо обронила Хеледика.

Формальность, которую из почтения к миропорядку следует выполнить, даже если ты убийца на службе у Светлейшей Ложи.

Дело сделано – «мясорубка» уничтожена. От мага Ктармы,который создавал эту дрянь, ей велели держаться подальше, не по зубам он семнадцатилетней ведьме. Хеледика пробралась в этот гадючник в его отсутствие, а теперь нужно исчезнуть до того, как он вернется.

Истрепанные веревочные занавеси на утлых галереях сонно шевелились от дуновений ветра. Пахло дымом, прогорклым ламповым маслом, нечистотами, кислым молоком, благовониями – запахи роились вокруг человеческого жилья, словно стаи мотыльков, которых того и гляди закрутит и унесет в темную бездну. Узкие железные лесенки прятались от полуночных страхов под матерчатыми пологами, словно под одеялом, но кое-где зияли прорехи, сквозь которые проникал вездесущий лунный свет, демонстрируя ненадежность людской защиты.

Раньше ей не поручали убивать, но кому и действовать в этих краях, если не олосохарской ведьме, черпающей силу из песка вековечной пустыни?

На вопрос Шеро Крелдона, сможет ли она это сделать, Хеледика после недолгих раздумий ответила «да». Полтора года назад, когда посланница Ктармы привела в действие «мясорубку» на площади Полосатой Совы в Аленде, она была там и видела, что после этого осталось. Наверняка проницательный господин Шеро понимал: она об этом помнит, и ответ будет утвердительным.

Наджийма выглядела обыкновенной сурийской девчонкой – противоестественно обыкновенной, если учесть, к чему ее готовили, – но песчаная ведьма угрызений совести не испытывала. Сказывалось полученное в родной деревне воспитание: «песок убил – и унесся дальше». Вдобавок она с мучительной отчетливостью помнила ту площадь, сперва заполненную оживленной толпой, а после покрытую сплошным кровавым месивом. Наджийма с растерянным выражением на круглом полудетском лице вызвала у нее не жалость, а скорее брезгливое недоумение: такое лицо – у твари с «мясорубкой» во чреве?

К тому же эта девушка все равно собиралась умереть, так пусть она уйдет в серые пределы Акетиса чуть пораньше, зато в одиночку – без тех, у кого на ближайшее будущее другие планы.

Хеледика сдернула повязанный на талии шарф из темного шелка и намотала поверх тюрбана, спрятав приметный хвост своих колдовских волос, а потом покинула погруженный в дремоту купеческий дом так же, как пробралась внутрь: по «ящеричной дорожке». Этот способ доступен песчаным ведьмам лишь на территории Олосохара. Повинуясь ее воле, пришедший вместе с ней песок взметнулся по ограде, перехлестнул через утыканный острыми черепками гребень – будто и впрямь ковровая дорожка, сотканная из песчинок. Хеледика по-пластунски поползла вверх по глинобитной стене в два человеческих роста, словно по горизонтальной поверхности. Маявшийся бессонницей старый слуга, выглянув в окно, вместо девушки увидел крупную ящерицу: это колдовство сопровождалось маскирующим мороком.

Наверху песок образовал своего рода подушку, прикрыв торчащие осколки. Ведьма легко перелезла на ту сторону и соскользнула вниз. В тот же миг, как подошвы ее шнурованных сапожек коснулись земли, «ящеричная дорожка» с тихим шорохом осыпалась, и порыв ветра сдул с гребня стены небольшую горку песка.

Дома на краю глинобитного города громоздились в темноте бесформенными гнездами, запахи человеческого жилья окутывали их, словно обережные заклятья, защищающие от козней ночи. Дальше расстилалась пустыня. Песчаная шкура Олосохара холмилась бледным застывшим океаном, и ущербная луна тихо ткала над ней свои одноцветные серебристые гобелены. Ветер дул оттуда, с юга. Еле слышно шуршали мириады странствующих песчинок, это напоминало шум приложенной к уху раковины.

Хеледика отправила мыслевесть господину Шеро, который ожидал от нее известий в далекой Аленде (наверное, сидит в полутемном кабинете с которой по счету чашкой горького шоколада), а потом связному из группы прикрытия.

Трое магов и двое амулетчиков, полевые агенты Ложи, остались в Генре – ларвезийском колониальном городке, отделенном от Гуртханды стеной из саманного кирпича. Стена выглядела неказисто, в ней зияло множество проломов, местами ее украшали корявые непристойные надписи, но считалось, что она символизирует границу между просвещенным Севером и Суринанью, и алендийские поэты, в большинстве ни разу в жизни ее не видевшие, слагали о ней торжественные стихи.

Агенты не могли сопровождать Хеледику: если бы маги Ктармы засекли их и успели перепрятать смертницу – все насмарку. Другое дело ведьма, ее магия слита с олосохарским песком, который здесь повсюду, так что никакое волшебство не поможет почувствовать ее приближение.

Девушка быстро и настороженно шагала по улице, похожей в лунном свете на пересохший мертвый канал. Она и сама была сейчас лунным светом, тенью, песком, и в то же время ее переполняло приятное ощущение, что она не подвела, превосходно справилась с тем, что ей поручили. Господин Шеро в ответной мыслевести ее похвалил, и маги из группы прикрытия наверняка скажут что-нибудь лестное… Она грелась в этих мыслях, как ящерица на солнце.

Нет, она вовсе не была тщеславной, но в то же время нуждалась в одобрении, которое раз за разом латало дыру у нее в душе. И всегда оказывалось, что этих латок недостаточно, чтобы дыра навсегда затянулась. Нужна новая порция одобрения, а потом еще, и еще…

Хеледика сбежала из родной деревни в тринадцать лет, когда ее после жеребьевки собирались отдать на съедение волшебному зверю куджарху. Для жертвоприношения нужна была девственница – что ж, она решила эту проблему, встретив на дороге пропыленных оборванных пастухов, и вместо нее умерла другая девушка.

А прошлой весной она познакомилась с Дирвеном, но их безоглядная романтическая влюбленность продолжалась ровно до тех пор, пока улизнувшая из-под присмотра юная парочка не уединилась в укромной гостинице. Обнаружив, что его возлюбленная – «не девушка», Дирвен ударился в трагическую истерику, а Хеледика вначале хотела броситься с моста в канал, но после разговора с перехватившим ее господином Суно передумала. Решила, что будет жить дальше, но без любовной ерунды, грош цена всем этим нежным чувствам.

В чем она нуждалась, так это в осознании, что поступает правильно. Как нынешней ночью: благодаря тому, что она убила ужасательницу, в Аленде или в каком-то другом городе несколько сотен человек останутся живы. Господин Крелдон доволен. Он не скрывал, что причисляет ее, несмотря на небольшой пока опыт, к лучшим своим агентам.

Песчаная ведьма понимала, что главный безопасник Ложи ее использует, но против такого использования ничего не имела против. Во-первых, он Хеледикой не манипулировал, в этом не было необходимости. Во-вторых, она хотела быть полезной. В-третьих, Ксиланра умерла вместо нее, но она помнит о том, что ее жизнь оплачена чужой жизнью, и постарается расплатиться за свой малодушный поступок.

Сегодня она сделала то, что надо, и заслужила одобрение, вот только не стоило ей отвлекаться на эти приятные мысли посреди ночной Гуртханды, выбеленной луной и высушенной олосохарским ветром. Она всего лишь песок, скользящий мимо глухой глинобитной ограды по безлюдной улочке… Как бы не так: песок не думает о том, до чего это замечательно, когда тебя хвалит сам господин Крелдон.

Ее выследили.

Ощущение чужого магического присутствия – и в следующее мгновение удар. Если бы не «песчаная вуаль», вихрем окутавшая ведьму, ей повыбивало бы суставы, но она отделалась ушибами.

«Вуаль» защищает представительниц ее племени лишь в олосохарских землях, эти чары не возьмешь с собой в чужие края, зато здесь, в Суринани, это иной раз может выручить, даже если на тебя напал куда более сильный противник.

Этот маг был изрядно силен, иначе не сумел бы ни застать ее врасплох, ни врезать ей так, что она задохнулась от боли и едва устояла на ногах. Высокая темная фигура, больше ничего не разглядеть.

Хеледика сорвала с головы шарф, выпустив наружу волосы, а из рукава у выскользнул песчаный бич, белесо сверкнувший в лунном свете. Используя его, как удавку, она расправилась с двумя охранниками и смертницей, несмотря на их защитные амулеты, но нынешний противник отразил атаку. Бич рассыпался, не достигнув цели, а девушка отскочила, спасаясь от нового заклинания, и ушибы отозвались болью. У нее даже не было времени «слить» эту боль в песок – пришлось снова отпрыгнуть в сторону.

По глухой беленой стене, принявшей нацеленный в Хеледику удар, разбежалась сетка трещин – словно карта исхоженных караванами троп на старом пыльном куске пергамента.

Ведьма в темноте видела не хуже кошки, но это не давало ей преимущества, поскольку маг владел заклятьем ночного зрения. И ему удалось заглушить ее призыв о помощи: группа прикрытия не знает, что агент Змейка попала в беду. Ее начнут искать, если она не появится и не отзовется до истечения контрольного срока – сама на этом настояла.

Она никак не могла достать противника своими обычными приемами, а потом и пытаться бросила. Только оборонялась, прижавшись спиной к треснувшей стене и тихонько подвывая от боли. Ей казалось, что все суставы у нее вразнобой вихляются. Она уже почти ничего не видела, и хотелось только одного – даже не остаться в живых, а чтобы это поскорей закончилось…

Когда оно и впрямь закончилось, Хеледика, беспомощно скорчившаяся у подножия стены, первым делом почти инстинктивно «слила боль», отдавая ее песку. Потом подняла мокрое от слез лицо, перед вылазкой зачерненное сажей, а сейчас несусветно грязное – да так и застыла в изумлении.

Безмолвный бой продолжался, хотя и без ее участия. Вокруг мага Ктармы, похожего на мрачного бородатого колдуна из сурийских сказок, вился яростный песчаный смерч, из которого то и дело с бешеной скоростью выхлестывали бичи, куда более мощные, чем те, что могла сплести своими чарами Хеледика. Словно бьющееся на ветру знамя, развевались длинные серебристые волосы. Песчаная ведьма. Сильная, опытная и в отличие от изгнанницы Хеледики, посвященная во все премудрости своего племени.

Расклад поменялся – теперь уже волшебник пятился прочь, еле успевая поворачиваться, чтобы она не оказалась у него за спиной. Его щиты с трудом выдерживали удары сокрушительной, как свалившийся на голову мешок с песком, олосохарской магии.

Впрочем, иной раз и не выдерживали. Ему приходилось спешно создавать новые щиты взамен уничтоженных, и наконец он бросился бежать. Из-за путающего заклятья Хеледике показалось, что он нырнул одновременно в три боковых закоулка, даже удаляющийся топот доносился с трех сторон сразу. Господин Шеро упомянул, что он большой мастер уходить от погони.

Старшая ведьма не стала его преследовать. Подошла и остановилась над своей побитой соплеменницей, которая смотрела на нее снизу вверх, опираясь о землю дрожащими ободранными ладонями.

Теперь было видно, что она очень стара. Прямая спина, стать танцовщицы, плавный изгиб бедер под тонким шелком выпущенной поверх шаровар туники – и морщинистое лицо женщины преклонных лет. Голова не покрыта, седые волосы льются серебряным водопадом, а мерцающие светлые глаза смотрят строго и неодобрительно, с затаенной горечью.

Песчаные ведьмы не дряхлеют телесно, у них только кожа с возрастом высыхает и покрывается морщинами, а под этой изношенной оболочкой – все та же сила и гибкость. Незадолго до своей кончины ведьма слабеет, словно ее одолел внезапный недуг, и, почуяв близкую смерть, уходит одна в пустыню. Одежду и украшения потом находят – но никаких останков, как будто она рассыпалась песком, растаяла в повисшем над барханами мареве. А если олосохарскую ведьму убьют до срока, ничего необычного с ее телом не произойдет, и тогда другие ведьмы зароют ее в пустыне, выполнив положенные обряды.

– Бабушка Данра… – прохрипела Хеледика.

– Глупая ты, Хеле, – ворчливо отозвалась старая ведьма. – И лицо чумазое, как у ночного разбойника. Живешь в мужской стране, позволяешь мужчинам собой командовать, вот и набралась от тех, с кем повелась.

«Как будто у меня был выбор!» Девушка не сказала это вслух. Не Данра придумала задабривать куджархов жертвами, это давний обычай. Да и выбор у нее был: или сбежать, или подчиниться решению общины.

– Как ты здесь оказалась, бабушка? – Она до того отвыкла от родного наречия, что слегка запиналась.

– Почуяла, что нынче ночью ты можешь умереть.

Данра была видящая. Когда-то она сказала, что Хеледика однажды попадет в беду из-за своей привычки крошить лепешки с ягодами лимчи, чтобы съесть ягоды отдельно, – так оно и вышло минувшей весной в Овдабе, куда агент Змейка ездила с напарницей шпионить для Ложи по заданию Шеро Крелдона.

– А где сейчас мама?

– Далеко отсюда, в Мадре.

Силы возвращались, и Хеледика нетвердо поднялась на ноги. Она ощущала слабость и тупую блуждающую боль во всем теле, но, похоже, с суставами все в порядке. В Аленде ее посмотрят маги-лекари, которые специализируются на вредоносных для плоти заклинаниях, а сейчас ее лечит разлитая в окружающем пространстве магия Олосохара.

Она опасалась, что бабушка спросит, почему она до сих пор не наведалась в деревню, раз уж господин Тейзург, в одном из своих прошлых воплощений родоначальник племени песчаных ведьм, взял ее под свое покровительство, – и тогда придется объяснять, что ей не хочется встречаться с родными Ксиланры. Однако Данра об этом речи не заводила, расспрашивала о ее жизни в Ларвезе.

– Неправильно ты живешь, Хеле, дурная у тебя голова. С детства была себе на уме: все девочки играют вместе, а тебе больше нравится быть одной. И всегда за тобой водилось, что ты тишком делаешь по-своему. До поры шелковая, а как тебе чего-то захочется, начинаешь своевольничать, да так, что за тобой не уследишь. И старших в деревне ослушалась, и своих магов из Аленды, и нашему родоначальнику господину Тейзургу сделаешь наперекор. Что ж, есть у песка и такая ипостась… Может, и подходяще для тебя быть шпионкой, только не связывайся с магами вроде этого черного – не по тебе враг. Видела, он и от меня-то ушел.

Она и сама это понимала. В следующий момент, осознав, что еще сказала Данра, она несогласно помотала головой:

– Бабушка, я очень благодарна господину Тейзургу и не собираюсь поступать ему наперекор, у меня и в тайных помыслах такого нет. А если мне поручат что-нибудь против него сделать, я откажусь, так и объясню, что не могу я действовать ему во вред. Я уже говорила об этом на всякий случай своему наставнику, и он сказал, что таких заданий мне давать не будут. Я почитаю нашего предка-родоначальника.

– До поры, до времени, – проворчала старшая ведьма. – А как положишь глаз на то, что господин Тейзург хочет для себя, так все твое почтение побоку, словно песок, сметенный ветром. Прямо из глотки у него вырвешь кусок, потому что решишь: «Это будет мое».

– Да никогда я так не поступлю! – Хеледика содрогнулась от вспыхнувшего негодования, но тут ее пошатнуло от слабости, и она прислонилась к стене. – Ничего я не заберу у господина Тейзурга, богами и псами…

Данра ударила ее тыльной стороной ладони по губам, и она стукнулась затылком о стену, не успев договорить. Зубы лязгнули, в глазах потемнело.

– Не зарекайся, дуреха! – свирепо прошипела старуха, приблизив морщинистое лицо. – Беду на себя накличешь, ежели этим поклянешься, а потом нарушишь слово. Чую, так захочешь взять свое, что никакой страх тебя не удержит, поэтому чтоб не смела больше зарекаться, ни вслух, ни в мыслях!

– Восемь из десяти, – невнятно пробормотала Хеледика, еле двигая распухшими губами. – Тебе что-то открылось, как тогда с ягодами лимчи, да, бабушка? Но ведь даже у самых сильных видящих вероятность восемь из десяти. Значит, по крайней мере два из десяти, что я не стану присваивать то, что принадлежит господину Эдмару. А что я захочу взять, это не открылось?

– Уж об этом ничего не ведаю.

По странному блеску лунно-светлых глаз Данры девушка заподозрила, что та о чем-то недоговаривает.

– Бабушка, ты ведь что-то еще знаешь… Скажи мне, что я не должна забирать у господина Тейзурга? Ну, хотя бы приблизительно, что это может быть? Если я буду заранее знать, чего не должна хотеть, я наверняка удержусь от неподобающего поступка.

– Не скажу, – помедлив, отрезала Данра. – Так оно будет вернее.

– Тогда я буду настороже, вовремя пойму, что это и есть то самое, и не возьму чужого, – решила Хеледика.

– Возьмешь, – покачала головой старая ведьма и вдруг, вновь приблизив лицо, чуть слышно шепнула: – И правильно сделаешь!

– Что?.. – удивленно переспросила внучка.

Но Данра, не ответив, крутанулась на пятке, завертелась на месте, обернулась песчаным смерчем и исчезла в боковом переулке. Этим колдовством владеют лишь самые опытные да могущественные из их племени, разменявшие не один десяток лет. Вот потому-то выручать Хеледику бабушка явилась одна, без мамы – та пока еще не научилась путешествовать по Олосохару таким способом.

Хеледика послала мыслевесть связному, и вскоре подоспела группа прикрытия с магическими фонариками: издали казалось, что в потемках плывет небольшой рой светлячков. Шагая в окружении агентов Ложи по закоулкам Гуртханды, а потом по тускло освещенным улицам Генры, девушка думала: «Нет уж, не надо мне ничего, что принадлежит господину Эдмару. Я от него видела только добро и не собираюсь платить за это неблагодарностью. Даже если мне что-то очень сильно понравится, ни за что не возьму, будь то хоть волшебный артефакт, хоть редкое украшение, два из десяти».

Ей пришло в голову, что бабушка Данра неспроста добавила «и правильно сделаешь». Может, песчаные ведьмы хотят, чтобы она украла у предка-родоначальника что-то, нужное для деревни? Считают, раз она теперь шпионка, что угодно запросто сворует, даже у своего благодетеля?

«Хм, интересно, что же это за ценность? И почему бы не сообщить мне прямо, что им нужно?.. Хотя нет, бабушка сказала, что мне самой захочется это присвоить… Два из десяти, не возьму. Хочется – перехочется, не надо мне чужого».

И потом, когда они сели в вагон, который только их и дожидался и сразу помчал по резервному пути без остановок в Аленду, Хеледика лежала на диванчике, завернувшись в плед, и сквозь дрему продолжала думать: «Ни за что не возьму я того, что принадлежит господину Эдмару, ни амулетов, ни драгоценностей, ни каких угодно красивых вещей, ни другого имущества, два из десяти, ничего мне не надо…»

Вабито, Куду и Монфу понуро топтались возле задней калитки добротного двухэтажного дома с обережной лепниной. Юный благодетель, спасший их в северных краях от мерзостных береговых тварей, снова прогнал их прочь. За минувшее время они более-менее усвоили здешнюю речь, разжившись на рынке парой языковых артефактов (воровать тоже помаленьку приспособились, и больше всех в этом непочтенном деле преуспел Монфу).

Никакой надежды: Дирвен Кориц заявил, что видел их в сортире вверх тормашками, они ему даром не нужны, никакой он не покровитель всяким придуркам. И велел, брезгливо скривившись, подождать на задворках – им вынесут с кухни кое-какой жратвы во славу Тавше, а потом пусть проваливают, и чтоб он их больше не видел, потому что ему до свербежа в заднице обрыдло их рожи видеть.

Вот и зябли, дожидаясь обещанной жратвы. Ветер задувал под лохмотья, в животах урчало. В последний раз ели вчера до полудня, вскоре после того как сбежали, сообща применив защитные чары, от стайки зловредных гнупи.

Те опять их найдут. Всегда находят. Изгнанники во времени, заброшенные волей окаянного врага в далекое будущее, то и дело беспокойно прислушивались – не раздастся ли поблизости гнусное хихиканье. Пока ничего. Хлюпают по раскисшему снегу шаги, скрипят экипажи, стучат подковами лошади, шоркает по тротуару лопата, но никаких намеков на присутствие невидимых мучителей. Впрочем, те могут начать с того, что молча залепят кому-нибудь снежком в голову.

– Может, покончим разом со всеми неприятностями? – пробормотал Куду, зябко обхватив руками плечи.

В последнее время его все чаще посещали такие мысли.

– На радость Тейзургу? – буркнул упрямец Вабито.

А Монфу сипло добавил:

– Почем знать, что он и в серых пределах нас не достанет? У него демоны в приятелях, и сам он полудемон. И от Акетиса нам за Хальнора не миновать наказания. Смерть не выход.

Они умолкли. На их обноски с пухлого пасмурного неба падали снежинки, от голода подташнивало. Если они сейчас досыта поедят – возможно, хватит сил на охранные чары, чтобы невидимые слуги Тейзурга подольше их не нашли.

Тем временем Дирвен, развалившийся в кресле в натопленной комнате, тоже пребывал не в лучшем расположении духа. Даже большая кружка горячего шоколада была ему не в радость – может, потому, что сварила этот шоколад зубастая щука Глодия, которая собирается насильно выйти за него замуж. Она сидела напротив, в жемчугах и белых кружевах, и маме Дирвена воспитанно улыбалась, а на него поглядывала так, будто собиралась выкусить лакомый кусок. Натурально щучья порода. И сестрица с родительницей у нее такие же.

– Всякую рвань приваживаешь! – попрекнула она, когда Дирвен велел маминой прислуге вынести придуркам, что стоят возле черного хода, каких-нибудь объедков. – Кормишь дармоедов, вот они за тобой и шастают. Видать, деньги у тебя лишние завелись, девать некуда, ага? Нищим надобно подавать, это угодно Милосердной, но не до такой же степени, чтоб они по пятам за тобой таскались! Думал бы хоть, что про тебя люди станут болтать. Зачем ты их привадил?

– Я не привадил, сами прицепились, – пробурчал Дирвен.

– А у тебя характера не хватает турнуть их как следует!

– Вот сама и турни. У тебя наверняка получится. От тебя кто угодно сбежит без оглядки.

Глодия в раздумье свела нарисованные брови: его слова можно было принять и за комплимент, и за оскорбление. Потом вздернула острый подбородок, изящно, как научили, поднялась и направилась к двери, шурша пышным атласным платьем. На ходу бросила:

– Уж я-то их турну!

Отсутствовала она долго. У Дирвена даже закопошилась беспокойная мысль – то ли опасение, то ли надежда, – что те трое дохляков или заколдовали ее, или украли и, стало быть, не придется на ней жениться. Маги ведь, хоть и голодранцы.

Но, во-первых, маги они плюнь да разотри, почти без силы. Во-вторых, дом, где поселили маму, хорошо охраняется, пусть парни Ложи и не мозолят глаза посторонним. В-третьих, Рогатая Госпожа вряд ли будет настолько милосердна к Дирвену – от нее же все его беды, еще с того раза, когда он в десятилетнем возрасте раскапризничался на улице, и овдейский Надзор за Детским Счастьем конфисковал его у мамы, обвинив ее в родительском жестокосердии. В-четвертых, у Глодии останется младшая сестрица Салинса, похожая на нее и лицом, и нравом, так что по-любому женят, не миновать засады.

Благодаря этим здравым соображениям он не слишком расстроился, когда его невеста вернулась в гостиную живая и невредимая. Мама сразу умолкла, а перед тем она, расстроенно вздыхая, рассуждала о том, какая хорошая девушка Дирвену досталась – разумная, практичная, обходительная… Наверняка архимаги Ложи, которые затеяли его женить, на нее тоже давят, потому-то она и настаивает, хотя видит, что невеста ему не по душе. Если б не мама, он бы чворка дохлого женился! Но вызвать ее на откровенность и добиться, чтобы она стала с ним заодно, никак не удавалось.

Глодия выглядела задумчивой – такое выражение редко гостило на ее остроносой щучьей физиономии. Обычно у нее на лбу написано: «Я все лучше тебя наперед знаю», – по крайней мере, когда она не изображает пай-девочку перед мамой или кошмарной госпожой Армилой, а клюет мозги Дирвену.

Чинно извинившись перед Сонтобией Кориц, она поманила его в соседнюю комнату. Пошел из любопытства – с нарочитой неспешностью, скроив равнодушную мину. Если барышня Щука думает, что он будет с ней романтически целоваться среди кружевных салфеток и фарфоровых безделушек – дохлый чворк ей, неужели сама не понимает?

– Эти трое говорят, что они маги, – деловитым шепотом выложила Глодия. – Не врут, волшебный фокус показали. А ты, остолопина, сам не допер, что они маги?

– Ха, я это с самого начала определил, – презрительно фыркнул Дирвен. – А за деревенские словечки тебя госпожа Армила плеткой по спине вытянет.

– Не вытянет, ее же тут нет, – ухмыльнулась Щука. – Если определил, почему ведешь себя, как остолоп?

– Сама остолопка!

– Да уж я бы на твоем месте сразу потолковала бы с ними как надо! Они ледащие, голоднющие, но маги. Если обидятся, могут нагадить. Или меня сглазят, когда я буду ходить брюхатая в интересном положении, или еще чего… Но они не угрожают, а просятся к нам в услужение. Говорят, ты их от народца спас. Правда, что ли?

– От жляв, – небрежно подтвердил Дирвен. – В Овдабе. Придурки аж оттуда за мной притащились. Ха, да кому они нужны!

Вот бы и впрямь ее сглазили, да так, чтобы одно воспоминание от Щуки осталось…

– Ты и вправду остолопина, – ее голос прозвучал холодно и осуждающе. – Кому нужны маги, которые сами просятся к тебе в услужение?! А если их откормить и заставить помыться, чтоб не воняло, с них, может, какой-нибудь прок нам будет! Прежде чем что-то выкидывать, глянь, не сгодится ли оно в хозяйстве, тогда тебе не придется под чужими окнами побираться.

Последнюю сентенцию она произнесла так значительно, что Дирвен понял: повторяет затверженное.

– Ха!

– И не хакай, не то мухой подавишься. И скажи спасибо, что у тебя есть я, чтобы думать. Их надо или взять к себе, или не просто выгнать со двора, а услать с каким-нибудь поручением. Тогда они хоть какую-то пользу принесут. По крайности не будут мозолить глаза своими болячками и вонью, и не скомпрометируют нас перед обществом.

– Можно, – с прохладцей бросил Дирвен, про себя оценив эту идею.

– Пораскинь головой, что ты им поручишь.

Увы, его поручение напугало тройку обтрепанных магов до испарины, выступившей на изможденных лицах, несмотря на утренний морозец. Он велел, чтобы они напакостили, как сумеют, Самой Главной Сволочи, то бишь угробцу Эдмару, но тут выяснилось, что эти маги-доходяги уже с ним знакомы, и есть меж них какие-то давние счеты… Спасибо, что не обделались с перепугу. Давай наперебой объяснять на скверном ларвезийском, что к Дирвену они просятся в том числе для того, чтобы он защищал их от Тейзурга. Во засада, можно подумать, других забот у него нет! Потом ему припомнилось сказочное: «Отправляйся в неведомую страну, принеси оттуда неведомо что, которое всего на свете дороже» – и он сообразил, с каким заданием этих придурков можно услать с глаз долой.

– Я возьму вас на службу и буду защищать от Тейзурга при одном условии, – то, что галдеж стих, едва он заговорил, доставило ему немалое удовольствие. – Вы должны найти для меня два потерянных амулета. Где их искать, понятия не имею, но если вы, как говорите, древние маги, сами разберетесь. На северо-востоке за Унскими горами когда-то была страна Арибана, в учебниках про нее ничего не написано, крухутаки знают, когда это было. Мне о ней рассказывал демон Хиалы. Я его вместе с одним придурком случайно освободил из ловушки, поэтому, наверное, он не врал. Арибаной правили короли-амулетчики – ну, по-вашему, маги-предметники, очень могущественные. И у них было три самых важных королевских артефакта, которые работали, только если собрать их вместе. Один вот такой – Дирвен вытащил из потайного кармана медальон с гравировкой. – Это латунная копия, оригинал золотой. Еще должно быть золотое кольцо с печаткой и золотой головной обруч, надо то и другое найти. Когда вы мне их принесете, вы станете моими вассалами, и я задам жару скотине Эдмару. Мне для этого нужны обруч и кольцо. Если возьметесь искать, копию берите с собой, у меня их несколько.

Трое придурков начали благодарить и заверять в своей преданности. Заскорузлые пальцы с обгрызенными ногтями схватили латунную медальку и спрятали за пазуху, под грязные лохмотья.

– Вот это еще держите, – Дирвен отцепил от связки и швырнул им «Безлунную круговерть» – усовершенствованный вариант «Круговерти», предназначенный для ухода не только от людей, но и от волшебного народца. – Поможет сбежать от гнупи, которых этот гад на вас натравил.

По Уставу он не имел права разбрасываться казенными амулетами, но ему хотелось насолить Эдмару. Куду, Вабито и Монфу опять принялись горячо благодарить, он оборвал их излияния:

– Идите. И не возвращайтесь без арибанских артефактов. Денег не дам, – у него их и не было, но первый амулетчик Светлейшей Ложи не стал распространяться о том, что почти все его жалованье позорно удерживают в казну. – Если вы маги, а не придурки, сумеете прокормиться. И где-нибудь помойтесь, а то вы как три ходячие мусорные кучи, я не могу одновременно разговаривать и нос зажимать.

Они покорно приняли оскорбление и рассыпались в заверениях, что теперь, когда началась их служба благородному молодому господину, они позаботятся о своем внешнем облике.

– Отделался я от них, – похвастал Дирвен, вернувшись в гостиную к маме и Глодии. – Больше не явятся.

«А если вдруг… – добавил он про себя. – Если… Ну, тогда держись, ублюдок Эдмар!»

Между тем Вабито, Монфу и Куду петляли по улицам, задействовав «Безлунную круговерть», и прикидывали, где бы украсть пристойную одежду.

– Невероятно, люди до сих пор помнят о Наследии Заввы, – заметил почти согревшийся от быстрой ходьбы Монфу.

– Для нынешних это легенда или даже обрывок легенды, – возразил Куду. – Скорее всего Арибана была уже после нашего времени, иначе мы бы о ней хоть что-нибудь знали.

– Если маг-предметник такой силы получит эти амулеты, его могущество станет почти безграничным. – Вабито выдохнул облачко пара и надсадно закашлялся, потом продолжил: – Он молод и порывист, но мы сможем влиять на него, направлять… Дело за тем, чтобы найти ему Наследие Заввы, с таким оружием у него будут шансы уничтожить нашего врага – вы это понимаете?

Они по-прежнему ощущали себя песчинками, затерянными посреди бескрайнего холодного океана, – но теперь уже не скользящими в ледяную бездну, а подхваченными стремительным донным течением. У них наконец-то появилась цель.

– Коллега Тейзург, сказывают, кота завел.

Сообщив эту новость, в которой не было ничего из ряда вон выходящего, коллега Плашемонг уставился на Орвехта с потаенным ликованием завзятого сплетника. Невысокий, рыхловатый, нервически живой, свежие новости он пересказывал с таким энтузиазмом, будто ему за это приплачивали.

– Отчего же коллеге Тейзургу не завести кота? – отозвался Суно с вежливым равнодушием, высматривая среди закусок на столе фаршированные баклажаны по-нангерски, которые дворцовый шеф-повар готовил отменно. Большие королевские приемы тем и хороши, что гостей кормят до отвала, но если хочешь отведать какой-нибудь особо прославленный деликатес – успевай, а то желающих и без тебя хватает.

Ларвезой давно уже правила Светлейшая Ложа, и король был скорее символом верховной власти, нежели значимой политической величиной, но в то же время королевский дом оказывал немалое влияние на экономику страны, поскольку держал один из крупнейших в просвещенном мире банков.

– Так он его, говорят, по ночам на улицу выпускает, – сообщил Плашемонг таким многозначительным тоном, будто речь шла о невесть каком нарушении закона, и его лысина торжествующе сверкнула в свете люстры. – Свидетели имеются…

– Что ж в этом такого, я свою Тилибирию тоже выпускаю на улицу.

– Да кот-то у него не домашний! – Собеседник понизил голос до интригующего шепота. – Дикий зверь, во-о-от такой здоровенный! – Он развел руками, словно хвалился сорвавшейся с крючка рыбиной. – И натурально бешеный, на людей кидается. Четверых порвал до крови вчерашним вечером.

Коллега Плашемонг был хоть и болтун, но не безответственный болтун – из тех, кто понимает, что соврешь раз, другой, а дальше веры тебе не будет. Слухи и сплетни составляли его главную страсть. Преподнося их, маг весьма посредственных способностей ощущал себя истинным волшебником и наслаждался триумфом, словно артист или дирижер оркестра, сорвавший овации. При этом он потчевал слушателей сплетнями, у которых было хотя бы подобие реальной подоплеки. Раз уж рассказывает взахлеб про бешеного дикого кота – значит, этот кот по меньшей мере кому-то померещился с пьяных глаз, и найдется какой-никакой очевидец, готовый подтвердить, что это истинная правда.

– А не демон ли это, часом? – предположил присоединившийся к ним коллега Харвет. – Известно же, что коллега Тейзург с ними якшается. Открыл Врата какому-нибудь своему приятелю, которому приспичило по городу прошвырнуться, вот вам и кот-убийца.

– Непохоже, чтобы демон. У пострадавших были недурные защитные амулеты, и это их не спасло, а девчонка, модисточка с улицы Сиреневой Занавески, убежала невредимая, хотя у нее не было никакой защиты.

– Демоны могут вести себя по-разному, сие зависит от множества факторов, которые не всегда на виду, – возразил Орвехт. – И не последнюю роль играет настроение демона на момент инцидента.

Будучи экзорцистом, он неплохо изучил повадки тварей Хиалы. Впрочем, говорить тут о «повадках» можно лишь с изрядной долей условности: демоны – не животные. Представления о том, что визитер из Хиалы, ежели у него есть выбор, непременно первым делом кинется на женщину или всегда предпочтет легкую добычу сильному противнику, – это из области мифов. Пожалуй, в половине случаев так и будет, но что касается другой половины – заранее не угадаешь. Тяга к обобщениям и к «оно же должно быть так!» не одного начинающего экзорциста бесславно сгубила.

– А вот и сам коллега Тейзург, – шепнул Харвет, указав на упомянутую персону чуть заметным кивком. – Подойдем?

Залы с высокими лепными потолками располагались анфиладой, и в каждом стояли вдоль стен богато сервированные столы. Коллегу Эдмара в соседнем зале было видно со спины, но это мог быть только он: роскошная китонская баэга с серебристо-синими узорами, длинные черные волосы с фиолетовыми и зелеными прядями – кто бы еще явился на королевский прием в таком виде?

Рядом Зинта и маг-наемник Хантре Кайдо. Сомнительно, чтобы последний получил официальное приглашение, но Тейзург, как правитель Ляранского княжества, по дипломатическому протоколу имел право на свиту, вот и привел его с собой.

Эдмар как раз обменялся приветствиями с двумя придворными и архимагом, остановившимися возле того же стола, и коллеги Харвет с Плашемонгом при виде начальства раздумали к нему подходить. А Суно – другое дело: в этой компании его Зинта, так что высокий ранг собеседников не повод, чтобы топтаться в сторонке.

Вблизи одеяние Эдмара выглядело еще изысканней: как будто темно-синее ночное небо затянуто серебряной паутиной, и в ее узорах то там, то здесь мерцает подобие орхидеи или затаившегося хищного насекомого. Всего на мгновение, и верить ли собственным глазам – решайте сами. Никакого волшебства, впечатления зависят единственно от игры света на плотной шелковой ткани из разнородных нитей.

Его ногти покрывал темный зеркальный лак, на шее переливалось ожерелье из редчайших черных алмазов, крупных, как гранатовые зерна. И Зинта в светлом платье с неброским обережным орнаментом, и Кайдо в костюме из серого бархата рядом с ним выглядели скромными провинциалами. Впрочем, разодетые в пух и прах придворные и достопочтенный Убрелдон в парадной мантии с золотым шитьем по части пыли в глаза коллеге Тейзургу не уступали. Или почти не уступали.

Речь они завели о том же, о чем толковал вдохновенный сплетник Плашемонг: о коте, которого негоже выпускать на улицу без присмотра. Видимо, инцидент с нападением на прохожих и впрямь имел место. Эдмар отпирался – да помилуйте, никаких диких зверей он в своей резиденции на бульваре Шляпных Роз не держит, – но затаившаяся в углу рта ухмылка заставляла усомниться в его искренности. Казалось, этот разговор его забавляет, и время от времени он с непонятным выражением косился на хмурого Кайдо, словно приглашая присоединиться к веселью.

Рыжий выглядел раздосадованным, как будто ему дискуссия на кошачью тему до оскомины не нравилась, а сохранять на лице вежливую мину он то ли не обучен, то ли не находит нужным. Мол, «деньги мне платят не за это» – есть такая принципиально необходительная категория наемников. Зинта, казалось, силилась что-то понять, даже лоб слегка морщила, Орвехту редко доводилось видеть ее настолько озадаченной.

– Лица у всех разодраны в кровь, кожа – лоскутьями, – рассказывал граф данг Ваглерум, крупный мужчина представительной скульптурной наружности, хотя и несколько обрюзгший. – У молодого Симервальда глаз вытек, у другого повреждена гортань. Среди них был сын моей старинной приятельницы, он тоже серьезно пострадал.

Интонации влиятельного светского человека, крайне рассерженного, но привыкшего держать свои эмоции в узде. Он все же не забывал о том, что перед ним могущественный маг с весьма сволочной репутацией. Его засушенный спутник, имя которого Орвехт запамятовал, то ли менее влиятельный, то ли не столь решительный, время от времени молча кивал, всем своим видом выказывая поддержку.

Достопочтенный Убрелдон угощался пирожным с вишенкой и напоминал досужего зеваку, если сие сравнение позволительно по отношению к архимагу.

– Госпожа Граско, вы сможете оказать помощь пострадавшим? – обратился обвинитель к лекарке.

– Конечно, смогу, – заверила та, взглядывая на всех поочередно с таким мучительным недоумением, словно никак не могла уяснить для себя что-то важное.

– Мы на вас рассчитываем, и вы получите достойное вознаграждение во славу Тавше.

– И еще эта девица выскочила со двора на улицу с визгом и без юбки, посеяв смятение среди прохожих, – внес свою скромную лепту тощий придворный.

– Так кот еще и юбку ей порвал? – всплеснула руками лекарка.

– Не кот. Юбку с нее сорвали юнцы – знаете, как наше «золотое юношество» шалит? Они ее поймали возле подворотни, хотели пошутить, и тут на них напал этот бешеный зверь. Якобы ничей…

После этих слов лицо Зинты внезапно просветлело, словно та головоломка, над которой она маялась, наконец-то разрешилась, – а потом лекарка нахмурилась:

– Ах, так вот оно в чем дело… Что ж, раз я пообещала помочь, отказаться не могу, но вы тут о вознаграждении толковали – заплатите, сколько скажу. Иначе на меня не рассчитывайте. Это по правилам. Если речь не идет от жизни и смерти, я в особых случаях могу поставить такое условие. Пусть деньги готовят, иначе пальцем не шевельну.

– Сколько вы хотите, госпожа Граско? – деловито и с оттенком превосходства осведомился царедворец.

Когда лекарка назвала сумму, архимаг, приготовившийся откусить от пирожного, нелепо замер с приоткрытым ртом. Тощий выпучил глаза. Первый придворный сглотнул, отчего колыхнулся его ухоженный двойной подбородок. Суно в уме прикинул, что на эти деньги Зинта сможет купить по примеру Эдмара небольшое княжество в Суринани и до конца жизни купаться в роскоши.

– О, наконец-то ты становишься практичной женщиной, – одобрительно хмыкнул Тейзург.

– Это не мне! – возразила она торопливо и сконфуженно. – Деньги пойдут на нужды лечебниц во славу Тавше Милосердной, и некоторая доля – той девушке за ущерб. А говорите, кот виноват, да он правильно сделал, что заступился! Другой раз эти поганцы подличать не будут.

«Браво, Зинта», – усмехнулся про себя Суно.

Архимаг отделался легким удивлением и продолжил чревоугодничать, зато придворные напоминали рыб, которые вместо воды раз за разом судорожно заглатывают воздух.

– Сударыня, вы забываетесь! – овладев собой, вымолвил Ваглерум. – Золотое юношество – это будущий цвет нашего общества, наши дети, которые пока всего лишь по-детски озоруют, и нельзя их за это строго судить.

– Сударь, мне сдается, это вы забываетесь, – небрежно, словно его одолевала скука смертная, заметил Эдмар. – Вы неучтивы с дамой, со служительницей богини – фи, как это некрасиво. Боюсь, я крайне шокирован…

– Мои извинения, госпожа Граско, – поправился собеседник, благоразумно сбавив тон. – Вы иностранка, у вас в Молоне другой уклад жизни… Полагаю, в Аленде, в новой среде, вам пока еще не все понятно.

– Что надо, то мне понятно, – тихо, но с неожиданным нажимом возразила Зинта. – Подлость это зложительская и свинство – напасть целой шайкой на девчонку! И юбку порвали, а на новую у нее, может, и денег-то нет. Да они ведь и хуже бы поступили, если б этот кот, на ее счастье, мимо не пробегал.

– А вы знаете, чей это кот, госпожа Граско? – проницательно осведомился Убрелдон.

Лекарка энергично помотала головой, но у Суно крепла уверенность, что все-то она знает. Надо будет дома порасспросить.

– Госпожа Граско, у нас в Ларвезе такие суждения недопустимы, когда речь идет о молодых людях благородного сословия, – наставительно возразил вельможа. – Что же до девицы-модистки, то это просто маленькая шлюшка, будь она в юбке или без юбки. Если она попала в такую историю, сама виновата. Жертвы всегда сами провоцируют насильников. Должно быть, подмигнула им или сболтнула что-нибудь легкомысленное, когда проходила мимо. И подумайте, что она могла делать в поздний час на улице? Так что ее наветы на наших молодых людей просто смехотворны, а ее самое следовало бы примерно наказать за безнравственность! Ох, уж эти жертвы насилия…

Глядя на него в упор, Зинта гневно сдвинула брови, словно и хотела что-то сказать, и не находила слов.

– Хантре, умоляю, не надо, – меланхолично произнес Эдмар, перед тем как поднести к губам хрустальный бокал на витой ножке. – Мы не в трактире…

Стремительное движение, звук удара. Через несколько мгновений разговоры смолкли, и в гробовой тишинемножество лиц повернулось в их сторону. Отчетливее стали слышны звуки оркестра, игравшего в бальной зале за арками, и гул голосов из соседних помещений.

– Я же просил, не надо, – пригубив золотистое вино, вздохнул Эдмар с кротким упреком. – А ты меня проигнорировал и поставил в неловкое положение.

Кайдо взглянул на него, но промолчал.

Дворцовые стражники с золотыми аксельбантами на мундирах приближались нерешительно, никто не рвался вперед: как-никак нарушитель спокойствия – не простой дебошир, а боевой маг.

Оглушенный ударом царедворец нетвердо шагнул назад, но все же не упал – несмотря на свою нынешнюю обрюзглость, он отличался могучей статью и выглядел как человек с богатым прошлым. Потрогав опухающую скулу, вперил тяжелый взгляд в агрессора.

– Ты, каналья… Что ты себе позволяешь, висельник!

– Так ведь сам виноват, – нарушил свое неприветливое молчание рыжий наемник. – Не лучше какой-нибудь шлюшки, на которую напали на улице. Жертва всегда сама виновата, разве не так?

– У тебя еще будут шансы в этом убедиться, ублюдок подзаборный!

– Они собирались ее изнасиловать и обстричь наголо, – объяснил Кайдо, обращаясь к остальным. – Им показалось, что это будет весело.

– Так это ты натравил на них дрессированного кошачьего скота?! Это ты его там выгуливал по хозяйскому приказу, отродье Хиалы?

– Пожалуй, я мало запросила, – проворчала Зинта. – Не столько, а вдвое больше, во славу Тавше, и никакого торга.

– Ты за это ответишь, – сверля рыжего ненавидящим взглядом, посулил вельможа.

– Непременно ответит, – подхватил Тейзург. – Уж об этом не беспокойтесь, я у него за сие безобразие из жалованья вычту. За причинение вам обиды кулаком по лицу – пятьдесят золотых ривлов, за то, что проигнорировал пожелание своего нанимателя, – еще сотня, итого сто пятьдесят золотых. Слышишь, Хантре, ты оштрафован.

– Штрафуй на здоровье.

– И еще двадцать пять монет за то, что невежливо огрызнулся. Мелочь, а приятно… Господин Ваглерум, вы удовлетворены? Ваши пятьдесят ривлов за ущерб я завтра же пришлю с посыльным.

Ваглерум побагровел, перевел гневный взгляд теперь уже на улыбающегося Эдмара. И всякий бы его понял: пятьдесят ривлов – недурная сумма для прачки, вечерницы или кучера, но предложить ее в качестве компенсации вельможе – издевка стократ хуже предшествующего оскорбления.

– Вы полагаете, это может меня удовлетворить, господин Тейзург? – осведомился Ваглерум ледяным тоном.

– О, так вы желаете иной сатисфакции? – промурлыкал Эдмар. – Уж не собираетесь ли вы на дуэль его вызвать? Простого наемника… Я нахожу, что это вульгарно. Право же, общество вас не поймет. С другой стороны, поскольку Хантре Кайдо – мой наемник, мне и ответ за него держать. Я принимаю ваш вызов, граф, и готов обсудить детали этого деликатного приключения с вашими секундантами.

Дуэли в Ларвезе были официально запрещены, но полуофициально разрешены, и если все оставались живы, это не влекло для участников суровых последствий. Исключением были маги Ложи – Устав возбранял им выяснять отношения таким способом. Также на поединках нельзя было использовать заклинания, амулеты, чары либо какое угодно иное волшебство – чтобы проследить за этим, обычно приглашали мага-эксперта.

– Обожаю дуэли, – мечтательно ухмыльнулся Тейзург, обращаясь к остальным. – Увы, мне давно уже никто не бросал вызов, и вдруг такая восхитительная неожиданность!

Ваглерум, не удостоив его ответом, без поклона развернулся и направился к арке, за которой сияла анфилада залов. Сухощавый, помешкав, учтиво кивнул и заторопился следом.

Общество всколыхнулось, как водоем, потревоженный волнением после мертвого штиля. Шепотки, блеск глаз, оживленные разговоры вполголоса.

– Их давно не развлекали скандалами, – почти благодушно усмехнулся Эдмар, взяв с подноса у слуги бокал рубинового вина. – Хантре, ты не обиделся?

– На кого? – угрюмо поинтересовался рыжий.

– Да уж, скорее тут на тебя должны обижаться.

– Коллега Тейзург, так вы держите у себя дома дикого кота или нет? – доверительно осведомился достопочтенный Убрелдон, нацелясь на предпоследнее пирожное с вишенкой. – Уж сколько народу эту бестию на улицах замечало. По описаниям, зверь кошачьего вида, величиной с собаку средних размеров, серый с рыжеватыми подпалинами, с кисточками на ушах. Если он и вправду ваш, нехорошо, что бегает где попало без присмотра и без ошейника.

– Считаете, на него надо надеть ошейник и прогуливать на поводке?

– Это было бы неплохо. Не приводило бы к осложнениям, – осклабился архимаг, радуясь тому, как ловко, за один ход, он вывел собеседника на чистую воду.

– Хм, ошейник – интересная идея… Пожалуй, в этом есть своя прелесть. Он, конечно, будет царапаться, но я как-нибудь справлюсь. И поведу его гулять на поводке, и все будут на нас смотреть… Хантре, что ты об этом думаешь?

Наемник не ответил, но его презрительная мина яснее слов говорила, что он думает: хозяйская дурь и блажь, до которой ему нет дела.

– Ошейник непременно нужно будет украсить драгоценными камнями, – мечтательно сощурив отливающие золотом глаза, продолжил изобличенный котовладелец. – Алмазами? Сапфирами? Топазами?.. Хантре, заказывать этот аксессуар поедем вместе, и я непременно учту твои пожелания, но последнее слово, разумеется, останется за мной.

Рыжего буквально передернуло, при этом пальцы его правой руки будто невзначай сложились в кулак. Бешеный парень. Еще спасибо, что попросту бьет, а не швыряется заклятьями. Впрочем, последнее свидетельствовало о том, что хоть он и бешеный, но с контролем и установил себе границы, за которые не выходит. Вспыльчивый боевой маг без самоконтроля – это в иных случаях хуже теплой компании гостей из Хиалы, и графу данг Ваглеруму впору бы возблагодарить богов, что дело ограничилось заурядным рукоприкладством.

По имеющимся у Ложи сведениям, Кайдо за время своей недолгой службы у Тейзурга успел отправить на суд Акетиса двух ужасателей с «ведьмиными мясорубками» и еще трех агентов Ктармы – хорошо вооруженного амулетчика и магов, скрывавшихся в сурийских кварталах под видом переселенцев.

В Ложе рассматривали вопрос о том, чтобы его перекупить, но это следовало сделать дипломатично, не рассорившись в пух и прах с коллегой Тейзургом. Похоже, тот рыжего бесит, и если на этом сыграть…

Не один Орвехт подумал о перевербовке ценного специалиста. Проницательные глаза Убрелдона алчно вспыхнули. Другие маги Ложи, подтянувшиеся к их группе, тоже глядели оценивающе, точно севшие за доску игроки в сандалу: кто сумеет переманить Хантре Кайдо, тот может рассчитывать на весомую благодарность от руководства.

– Некое странное чувство меня посетило, словно кто-то подбирается, чтобы стибрить у меня кошелек или перстень, – пробормотал Эдмар, вроде бы ни к кому не обращаясь. – И с чего бы это?.. Добрый вечер, коллеги, взаимно рад вас видеть!

Пока обменивались приветствиями, Кайдо ретировался. Впрочем, далеко не ушел: красивая черноволосая волшебница в смело декольтированном платье перехватила его, ослепила улыбкой и утянула танцевать в бальную залу.

– Видели, какая сволота? – тихонько поинтересовался за спиной у Орвехта кто-то из коллег. – Когда его нанимателю захотелось поговорить об ошейничке для котика, о милом житейском пустячке, парня аж перекосило от презрения! Видели? Мол-де что мне ваши котики и прочая ерунда, я на это плевал свысока! Наемник, этим все сказано.

– Однако своих денег он стоит, нельзя не признать, – рассудительно отозвался другой. – За две сломанные «мясорубки» можно извинить отсутствие хороших манер.

– Он работает за деньги. Даже самый дорогой наемник – последняя шваль, которую негоже пускать в приличное общество. Вот вам доказательство. Выяснить бы еще, сколько он стоит…

Суно заметил Хеледику в дымчато-золотистом платье с черными кружевами, скользившую в толпе грациозной змейкой: со стороны можно было подумать, что дворцовые залы – ее родная стихия. Вчера утром она вернулась из Гуртханды, где уничтожила еще одну носительницу «мясорубки», едва не поплатившись за это жизнью. С ней весь день возились маги-лекари, убирая последствия поражающих заклятий, а теперь она, как ни в чем не бывало, явилась на королевский прием. Все же перегнул Шеро, убийца – неподходящая профессия для девчонки… Хотя, пожалуй, подходящая для песчаной ведьмы.

– Что ты думаешь о Хантре Кайдо? – спросил Орвехт, когда остальные, негромко переговариваясь, направились к другому столу, и они остались втроем – он, Зинта и Хеледика.

Ему было любопытно услышать ее мнение.

– Сильный маг, – сразу же ответила девушка. – И еще…

Она замешкалась, то ли подбирая слова, то ли пытаясь определиться со своими впечатлениями. Ее круглые, приподнятые к вискам глаза песочного цвета смотрели с задумчивой прохладцей.

– На нем как будто тень тени какого-то неизвестного заклятья. Чтобы сказать что-то еще, я слишком мало его видела, зато наслушалась, что о нем болтают дамы и барышни.

– И что же?

– То, что сейчас модно… Сочиняют про него и господина Эдмара всякие непристойности.

– Чему удивляться, эти великосветские негодяйки даже нас с коллегой Шеро сосватали, – невозмутимо заметил Суно. – Хотя ты можешь представить себе худшее стыдобище?

Зинта сердито фыркнула.

– Про вас они такое говорят больше в шутку, – успокоила ведьма. – А про господина Эдмара и господина Кайдо – всерьез, со всякими романтическими подробностями. Они еще сговорились все это записывать, и у них тайные тетрадки по рукам ходят.

– Ужас какой зложительский, – с чувством высказалась лекарка.

– Господин Шаклемонг Незапятнанный предлагал мне триста ривлов, если я такую тетрадку для него украду. Сказал, что он хочет это прочитать только затем, чтобы обличать их. – Хеледика сдержанно улыбнулась, сумев показать этой улыбкой, какого она мнения о Шаклемонге. – Я ответила, что я ведьма Ложи, а не салонная воровка, тогда он начал говорить об упадке нравов, еле от него отделалась.

– От кого отделалась? – вопросительно подмигнул вернувшийся князь Ляраны.

– От Шаклемонга.

– Он метит в королевские советники, и будет забавно, если он своего добьется. Может, стоит поспособствовать исполнению его мечты? Признаться, люблю такой театр…

– Это будет не театр, а балаган самого неважнецкого пошиба, так что лучше уж не способствуйте, коллега Эдмар, сделайте одолжение, – попросил Орвехт. – Тем более что влияние Королевского Совета в последнее время возросло.

Ложе пришлось поделиться властью с почуявшими слабину вельможами – «на период временных затруднений вследствие неблагоприятных феноменальных завихрений в циркуляции мировой магической энергии». Рассчитали с участием видящих, что эта уступка сулит меньшие потери, нежели то, что может произойти, если ларвезийской аристократией овладеют мятежные настроения.

Посередине большого серебряного блюда осталось последнее пирожное, украшенное взбитыми сливками и вишенкой. Тейзург и Хеледика потянулись к нему одновременно.

– Ой… – Девушка со слабым вскриком отдернула руку. – Извините, господин Эдмар, это ваше пирожное!

– О чем разговор, уступаю.

Она выглядела слегка испуганной, он – слегка озадаченным.

– Нет-нет, если вы хотите съесть это пирожное, я не собираюсь его присваивать. – Хеледика с натянутой улыбкой отступила от стола. – Это было бы с моей стороны нехорошо…

– Что это с ней? – изумленно вскинул бровь Тейзург, когда песчаная ведьма, явно сконфуженная, исчезла за чужими спинами.

Одновременно с этим он использовал заклинание, выявляющее яды, иные зелья и вредоносные чары, потом хмыкнул:

– Вроде бы чисто. Пардон, после Тимодии с ее незабвенными пирожками и коллеги Зибелдона с бутылкой магобоя я стал несколько мнительным. Любопытно, что мне в следующий раз подсунут.

– Сомневаюсь, чтобы Хеледика выдала себя таким образом, если бы собиралась вас отравить, – заметил Орвехт, с интересом наблюдавший за действием примененного для проверки заклинания.

– Благодарю, коллега Суно, утешили. Впрочем, я склонен с вами согласиться.

А Зинта решительно взяла с блюда злополучное лакомство, но вместо того, чтобы откусить, принюхалась и выдала заключение:

– Никакой отравы. И Хеледика вовсе не зложительница!

– Несомненно. – Эдмар ловко отобрал у нее пирожное, и через секунду оно исчезло, перемещенное в волшебную кладовку. – Это будет мой десерт на завтра. А может, кого-нибудь угощу.

После того как он скрылся в толпе гостей, Суно с Зинтой пошли в бальную залу и поднялись на галерею, где были расставлены стулья с гнутыми ножками. Зинта знала молонские народные пляски и дважды в восьмицу брала уроки у сурийской танцовщицы, но бальные танцы были ей незнакомы. Она глядела на кружащиеся пары с девчоночьим восхищением, ясные серые глаза радостно сияли. Орвехта посетила странная сентиментальная мысль, что человеческая способность вот так бескорыстно восхищаться чем-то красивым – тоже своего рода магия, возможно, необходимая миру для его нормального функционирования. И в который раз Суно возблагодарил богов за то, что не разминулся с Зинтой на извилистых тропинках обстоятельств и судеб.

Этим благим размышлениям он предавался недолго. Взгляд выхватил пусть не самую искусную, зато самую красивую пару: стройный огненно-рыжий кавалер и очаровательная брюнетка в пышном фиолетовом платье, сверху похожая на роскошную лилию, скользящую по глади озера. Вела дама. Рыжий старался подстраиваться под ее движения, это у него получалось с переменным успехом. Впрочем, неумелость извинительна: парень в Аленде всего с месяц, и вряд ли у него было время учиться модным танцам – он все больше за ужасателями охотился. Орвехт мог бы побиться об заклад, что прекрасная коллега Роледия сейчас выполняет конфиденциальное задание Шеро Крелдона.

– Зинта, что ты знаешь о Хантре Кайдо? – негромко спросил Суно.

Выражение ее лица переменилось, стало испуганным и виноватым.

– Ничего не знаю, – она ответила резко, словно хотела сразу же оборвать все возможные расспросы.

Орвехт не настаивал. Еще один кусочек головоломки. Этих кусочков у него уже набрался полный карман, достаточно для того, чтобы сложить картинку самостоятельно.

Когда спустились вниз, навстречу попался коллега Эдмар, направлявшийся в бальную залу – то ли танцевать и флиртовать, то ли отнимать у вербовщиков Ложи своего драгоценного наемника.

– Побеседовал я с Хеледикой. Вы только подумайте: пирожное – это просто пирожное. Девочка поклялась богами, псами и песками Олосохара, что никакой каверзы не замышляла и всего лишь не хотела оставить меня без сладкого. Опасалась, что я расстроюсь, если у меня из-под носа уведут последнее пирожное с вишенкой. Зинта, коллега Суно, как вам это нравится? За кого она, интересно, меня принимает – за обжору с тонкой душевной организацией? Истинный мрак и ужас… После ее трогательного признания у меня голова идет кругом.

Небрежно поклонившись, он скрылся за аркой, обрамленной вызолоченным лепным плющом.

С вопросом, который ему хотелось задать Зинте, Суно повременил до дома – и лишь оставшись с ней в комнате вдвоем, проверив защиту и установив дополнительные охранные чары, приступил к разговору:

– Эдмар тебе угрожал?

– Почему? – Она искренне удивилась. – Нет…

– Тогда кто запретил тебе говорить со мной о Кайдо?

Ее лицо снова сделалось беспомощно-тревожным:

– Не могу… Я об этом совсем не могу… Правда, пожалуйста, не спрашивай больше!

– Кто тебя так напугал? – Суно сжал чуть покрепче ее мягкие теплые плечи. – Кого я должен уничтожить? Просто назови имя, дальше сам разберусь.

– Я не знаю. – Зинта уткнулась в него и всхлипнула, потом еле слышно пробормотала: – С ней нельзя разбираться, и у нее нет имени, а на самом деле у нее, наверное, много имен. Я кое о чем ее попросила, потому что очень нужно было что-то с этим сделать, и она сказала, что в уплату я должна буду однажды выполнить ее просьбу. Вот, и когда я пришла к Эдмару ругаться, она сказала, чтобы я никому про это не говорила, поэтому даже тебе не скажу. Эдмар – стервец бессовестный, так бы его и стукнула, а я теперь должна молчать, как будто ничего не знаю. Не допытывайся, все равно ничего больше не скажу.

«Ты уже сказала достаточно», – подумал Орвехт, поглаживая ее по вздрагивающей спине, а вслух заметил:

– Что ж, дело житейское. И я, пожалуй, даже спрашивать боюсь, о чем ты ее попросила.

– Да о том и попросила, что сбылось, – буркнула Зинта, хотя никто за язык ее не тянул. – А то не по-доброжительски все раньше было устроено…

И расплакалась пуще прежнего.

«У тебя всегда есть выбор – хотя бы одно из двух». Эта нехитрая сентенция из книжки о морских приключениях еще в детстве запала Кемурту в душу.

Выбор есть. Ага, одно из двух: или разжать коченеющие пальцы, съехать на животе по обледенелому скату крыши и свалиться вниз с высоты четырех этажей (даже больше, в замке Конгат один этаж идет за полтора), или удержаться, вскарабкаться на конек и оттуда – в слуховое окно. Вот оно, всего-то на расстоянии двух локтей. Глядит на непрошеного гостя с морозным равнодушием да перемигивается с ущербной луной, которая то прячется в темноте за краем тучи, то рассыпает по белесой черепице зимние бриллианты и опалы, словно дразня незадачливого вора. Кемурту мерещилось в этой картинке нечто загробное: может, его через полчаса уже не будет, а ночь, искрящаяся крыша и щербатая половинка луны останутся навеки.

Он начал молиться воровскому богу Ланки. Только это и оставалось, потому что «Кошколаза» у него с собой нет: охранные заклинания цитадели Конгат в два счета обнаружат самый ходовой у почитателей Хитроумного амулет.

Надо сейчас, пока не дошло до судорог и руки вконец не занемели. Все равно ему здесь долго не продержаться. А если он каким-то чудом не упадет, завтра его снимет с крыши охрана, и тогда он, возможно, пожалеет о том, что не разбился.

Содрогнувшись от пронизывающей боли в окоченелых, но пока еще, благодарение Ланки, послушных пальцах, вор сделал отчаянный рывок, потом еще раз, и еще. По блеснувшей в лунном свете черепице побежала темная струйка. Порезался. Ничего, тут все подмерзнет, лишь бы внутри не наследить.

В течение нескольких мгновений он сидел на коньке крыши верхом, ссутулившись и пригнувшись, и тяжело дышал. Потом лизнул ободранную ладонь и мысленным приказом активировал одноразовый амулет, останавливающий кровотечение, – он получил от Криса целую горсть таких штучек, с виду похожих на засохшие леденцы.

Следующий акробатический трюк – попади внутрь через слуховое окошко. Кемурт тренировался в течение месяца, а сейчас у него будет одна-единственная попытка. Он придвинулся ближе к выступу с небольшим полукруглым окном. Глянул вниз и отчаянно сглотнул, потому что крыша показалась ему в этот миг единственным на свете надежным островком, а все остальное – плывущий в темноте заснеженный ландшафт, глыбы соседних строений, омут полуночного неба – все равно что сон, наваждение снаяны, в которое если провалишься, никогда уже не проснешься.

Он мотнул головой, отгоняя дурацкие мысли, и приступил к тому, ради чего забрался на эту верхотуру.

Раз. Рискованно наклонившись вбок, швырнул в оконце, которого отсюда не видно, один из парных амулетов, называемый «Лоцманом». Раздался такой звук, точно плеснула вода.

Два. Еще до того, как звук затих, он отдал команду «Нырку» – второму в паре амулету.

Три. Скривившись от страха, снова наклонился вбок, оттолкнулся от скользкой черепицы и нырнул в слуховое окно.

Его перекувырнуло и как будто протащило сквозь воду. Или, точнее, сквозь желе, вдобавок засоренное чем-то твердым, царапающим – словно пьешь чай, и в нем попадаются жесткие травинки, только сейчас это ощущение было не в горле, а во всем теле. Процесс занял считаные секунды – и Кемурт мешком свалился на пол, прямо под закрытым окошком, забранным в частый переплет и застекленным.

Первым делом он «усыпил» артефакты, чтобы их не застукала магическая охрана, потом возблагодарил Ланки и только после этого обессиленно растянулся на пыльном коврике. По телу прошла запоздалая волна дрожи, за ней еще одна – реакция на использование «Нырка» и «Лоцмана».

Когда его перестало колотить, Кемурт понял, что почти согрелся. Аж пот прошиб, но разлившийся по телу жар уже утихал, не простудиться бы. Зато он по-настоящему крут: пробрался в Конгат, применив трюк, который доступен не всякому.

Впрочем, «нырнуть» в закрытое окно – не самое страшное. Есть еще легендарный «Прыжок хамелеона», когда амулетчик проходит сквозь стену: если не хватит силы, попросту расшибешь лоб о препятствие, а если не хватит воли, можешь застрять в стене и погибнуть, в то время как твои телесные частицы перемешаются с веществом, из которого состоит преграда. По слухам, на «Прыжок хамелеона» способны немногие: знаменитый Дирвен Кориц из ларвезийской Ложи и еще два-три десятка амулетчиков.

Он находился в помещении с низким скошенным потолком – если выпрямишься во весь рост, макушка упрется в наклонные доски. Комната была довольно просторная и явно обитаемая: пахло скорее скромным холостяцким жильем, чем заброшенным чердаком. В темени, едва разбавленной лунной мутью, пятнами на фоне чуть более светлых стен виднелись предметы обстановки. Не будь у Кемурта амулета, наделяющего своего хозяина ночным зрением, он бы и того не разглядел.

От небольшой печки слабо тянуло теплом, вор подобрался к ней поближе. Давно ее топили, уже почти остыла. Он должен дождаться здесь Шикловена – местного слугу, подкупленного заказчиком.

Кемурт скорчился, обхватив руками угловатые костлявые плечи. Он опять начал зябнуть. Вначале думалось, что самое трудное в этой затее – проникнуть в Конгат, но вот первый этап позади, теперь предстоит выполнить заказ Криса и сделать ноги. Влип ты, парень, как последний дурак, а идти на попятную поздно.

С этим Крисом, который играл втемную, зато хорошо платил, Кемурт познакомился в месяц Колесницы накануне Равноденствия, когда начали желтеть листья, и Пес Анвахо нагнал с океана косматых, как его шкура, дождевых туч. Погодка выдалась подходящая, чтобы забраться в особняк баронессы Тарликенц, взявшей на воспитание пойманную зарубанами Гренту из шайки Кемурта.

Если честно, шайка – чересчур громко сказано. Их всего-то двое и было.

Кемурт ударился в бега после смерти родителей, потому что иначе Надзор за Детским Счастьем забрал бы его у деда с бабушкой, чтобы пристроить в какие-нибудь загребущие «хорошие руки». Конфискованным обычно не разрешают встречаться с родственниками – «чтобы это не расстраивало ребенка и его новых любящих родителей», а старикам без него стало бы совсем худо. Он умел просчитывать, вот и в этот раз все прикинул заранее и свалил до того, как за ним пришли. Инсценировал несчастный случай, перед тем подсунув деду письмо, и с тех пор вел жизнь городской тени, которая всегда своевременно исчезает.

Основательно изучил городские чердаки и крыши, схронов у него было много. Худой и долговязый, но при этом ловкий, проворный, на «ты» с высотой, он больше времени проводил наверху, чем внизу. Промышлял мелким воровством. Связываться с преступными гильдиями Абенгарта не хотел: там свои законы, и оттуда просто так не уйдешь – разве что уедешь в погребальной повозке. Оставаться для них невидимкой Кемурту удавалось благодаря тому, что он был неплохим амулетчиком и не лез на их территорию.

Вот уже три года он вел такую жизнь. Недавно ему исполнилось восемнадцать, а когда стукнут долгожданные двадцать, он станет совершеннолетним овдейским подданным, не подпадающим под действие Закона о Детском Счастье. Кем был уверен, что продержится до победного финала – если только его не сгубит работа на Криса.

Шестнадцатилетнюю Гренту прошлой зимой отобрали у родителей, но она сбежала из приемной семьи, чтобы вступить в воровскую гильдию и стать атаманшей. Начиталась авантюрных романов, а когда обнаружила у себя дар амулетчицы, отправилась на поиски интересной жизни. Знакомство с непридуманными городскими бандитами едва не закончилось для нее печально. Кемурт случайно наткнулся на Гренту на чердаке, где она пряталась и тихонько плакала. Он не смог оставить девчонку на произвол судьбы, с тех пор они воровали и кочевали по абенгартскому поднебесью вместе – вот и вся шайка.

Минувшим летом к ним прибились Таль и Ювгер, тоже спасавшиеся от Детского Счастья. Самолюбие Кемурта получило тогда сокрушительный щелчок: он-то до сих пор считал себя хорошим амулетчиком… Ага, как бы не так! Наглый задиристый Ювгер, на всех глядевший свысока, показал ему, что такое хороший амулетчик.

Гренту сцапали вскоре после того, как они расстались с этой странной парочкой. Тогда было неспокойно, зарубаны лютовали, через день устраивали облавы. Судя по всему, Кемурта подельница не сдала. И, похоже, ей удалось утаить, что она амулетчица, потому что ее определили не в специальную государственную школу, а к баронессе Тарликенц, пожелавшей взять воспитанницу.

Честно говоря, Кемурт с самого начала втайне считал, что такой девушке, как Грента, лучше бы жить в уюте и безопасности, а не шкериться по городским чердакам. С ее-то нравом королевны в бегах и верой в благородных разбойников… Он с ней намучился, сыт по горло. В то же время оставшегося в одиночестве вожака ела совесть: девчонка его не выдала, а он бросит ее в беде? Вдруг ей у баронессы плохо?

В конце концов решил хотя бы поговорить с ней. За тем и явился.

Чердак каретного сарая смотрел прямо на ярко освещенные окна второго этажа. Внутри, словно на озаренной магическими лампами сцене, среди роскошных декораций беседовали действующие лица: Лимгеда Тарликенц и Грента. У Кемурта был театральный бинокль (стянул в лавке «Элегантные штучки»), и он отлично их видел, хотя ни слова не слышал.

Грента в белом платье с кружевами выглядела настоящей принцессой, не хватало только маленькой бриллиантовой короны. Баронесса в темно-красных шелках была точь-в-точь роковая злодейка, замышляющая то ли подсыпать яду, то ли сманить жениха. Она что-то говорила, коварно поблескивая подведенными глазами и улыбаясь накрашенным алым ртом, а девушка слушала, скептически щурясь и вздернув точеный подбородок. Когда баронесса протянула руку, словно намереваясь потрепать ее по щеке, Грента с достоинством отступила, на ее лице мелькнула усмешка – или как будто сразу две усмешки одна за другой: первая торжествующая, вторая непримиримо-вызывающая. Теперь уже баронесса прищурилась.

Надо девчонку спасать, решил Кемурт и непроизвольно подобрался. А в следующий момент едва не подскочил, потому что за спиной у него кто-то негромко произнес:

– Не советую.

Этот парень незаметно подкрался, пока он наблюдал за немым диалогом баронессы и Гренты – или был тут с самого начала? С головы до пят в черном, в сурийском тюрбане, лицо закрыто матхавой, только глаза блестят – но мало ли, что там может блеснуть в темноте, поди заметь его в чердачном мраке, пока сам не поздоровался.

Кемурт струхнул. Если его выследили воры из гильдии, ему хана. В отличие от Гренты с ее светлыми девичьими мечтами он не считал, что кистенщики, крышники и щипари – «самые благородные на свете люди». С конкурентами-одиночками у этих «благородных людей» разговор короткий. Если это бандит-суриец, которому мало пособия от овдейских властей, захотелось еще и лихой поживы, тоже хана – пырнет ножом, и все дела.

– Чего не советуешь? – сипло осведомился Кемурт, отдав команду на готовность паре своих боевых амулетов.

– Не советую туда лезть, чтобы спасти прекрасную плененную деву, – миролюбиво пояснил визави. – Ты ведь за этим сюда пришел? Не оценят. Еще и плюх тебе с двух сторон навешают – за то, что испортил их дивную игру.

– Почем ты знаешь? – спросил он оторопело, сбитый с толку и тем, что какой-то посторонний индивид в курсе его планов, и негаданным возражением.

– Может, для начала по чашке горячего шоколада? – Длинные глаза незнакомца улыбчиво сощурились.

– И где ты его возьмешь? – настороженно хмыкнул вор.

– У себя в кладовке.

– Так ты здешний? – Кемурт еще сильнее насторожился, хотя вроде бы нечего бояться, амулеты он бы почувствовал, у этого парня их нет, а от обычного оружия амулетчик, если он не размазня, один на один отобьется. – Служишь у баронессы?

– О нет, баронессе я послужил всего дважды, и она осталась весьма довольна… Но потом мы кое-что не поделили и поссорились.

– А, так она тебя уволила?

– Тебе столько лет?

– Восемнадцать, – растерявшись от такого вопроса, машинально выложил Кемурт.

– А я чуть было не подумал, что восемь. В твоем возрасте пора бы уже понимать непристойные двусмысленности. Ах да, наш шоколад…

Незнакомец протянул руку в сторону, где в чердачной темени смутно виднелась то ли захламленная этажерка, то ли пирамида корзин, и можно было подумать, что он собирается вытащить что-то из этого барахла, но тут у него в руке откуда ни возьмись появился продолговатый цилиндрический предмет, отливающий серебром.

Это заставило Кемурта еще раз судорожно сглотнуть. Теперь он окончательно убедился, что у собеседника нет боевых амулетов: зачем они магу, который настолько силен, что может пользоваться волшебной кладовкой?

Тот поставил серебристый цилиндр на пол и объяснил:

– Термос. Удобная иномирская штука, сейчас оценишь. Ты присаживайся, поболтаем.

Кемурт подчинился. По крайней мере, не бандит из воровской гильдии. И не сурийский беженец, пробавляющийся разбоем. И не верный слуга баронессы Тарликенц, застукавший в каретном сарае злоумышленника.

Устроились на полу. Маг извлек из своей кладовки две керамические кружки, открутил пробку диковинного сосуда и разлил густой горячий шоколад с корицей, который оказался вкуснее, чем в любой абенгартской кондитерской.

– Можешь называть меня… скажем, Крис. Так меня одно время звали в прошлой жизни. У меня с этим именем связаны драматические воспоминания, я тогда провел несколько незабвенных месяцев с любимой девушкой, но потом нас жестоко разлучили. Ты в эту Гренту влюблен?

– Нет, – честно ответил Кемурт. – Но Грента мой товарищ, и, если для нее тут засада, я должен ее выручить.

– Благородно, – хмыкнул Крис. – Даже трогательно. Но ей тут лучше, чем где бы то ни было, можешь мне поверить.

Перед тем как взяться за кружку, матхаву он, само собой, снял, и Кемурт увидел, что они почти ровесники. Может, Крису немного за двадцать. Хотя глаза у него взрослые. Артефакт, наделяющий своего хозяина ночным зрением, позволил амулетчику более-менее разглядеть его лицо – удлиненное, с треугольным подбородком, коварным актерским ртом и слегка впалыми щеками.

Этот Крис явно был опасным парнем, но враждебности не проявлял. Озябший Кемурт после кружки шоколада согрелся, однако не позволил себе расслабиться.

– С чего ты решил, что Гренте там хорошо? Я следил за ними в бинокль, и мне она счастливой не показалась.

– Тогда для начала объясни, что такое счастье?

Вопросик с подвохом: ответь на него чистосердечно – и собеседник много чего о тебе узнает.

– Скорее всего счастье – это когда у тебя есть все, что тебе нужно, когда живешь, как хочется.

– Недурное определение. Правда, можно привести множество примеров, когда некто глубоко несчастен, несмотря на формальное соблюдение этих условий, но в такие дебри мы сейчас не пойдем. Если исходить из твоих же посылок, Грента счастлива. Она получила ту игру, о которой мечтала, и ее недовольство – тоже необходимая часть игры. Полагаю, за них с Лимгедой можно порадоваться – нашли друг друга. Однако, если к ним в игру влезешь еще и ты со своими похвальными принципами и благими намерениями, тобой банально воспользуются. Девушка, возможно, с тобой сбежит, но лишь затем, чтобы ее снова поймали. А ты либо попадешься вместе с ней, либо, если будет на то милость Ланки, останешься на свободе, но наживешь могущественного врага в лице баронессы. Мстительная особа. У нее недурные связи, и в придачу она сама амулетчица, иначе ей не отдали бы Гренту. Ты ей скорее всего проиграешь, если только не найдешь себе сильного покровителя, но к этому вопросу мы вернемся чуть позже.

– Почему ты так плохо думаешь о Гренте?

Кемурту захотелось ее защитить: девчонка с фанабериями – что правда, то правда, но она же его не сдала!

– Разве я сказал о Гренте что-то плохое? – вскинул бровь Крис. – Да Ланки с тобой, я ведь ее не осуждаю. Не вижу ничего дурного в том, чтобы превратить свою жизнь в увлекательную игру. Скорее уж я не понимаю тех, кто от таких шансов отказывается. Обе дамы получили то, что хотели, но если ты тоже претендуешь на роль в этой пьесе, ничего хорошего не жди, вот я о чем.

– Занятно у тебя выходит, – ощущая протест, но не зная, как его высказать, проворчал Кемурт. – Как будто на словах у Гренты одно, а в глубине души совсем другое, хотя она говорила, что главное для нее – это свобода.

– А что такое свобода без игры? – ухмыльнулся Крис. – Скука смертная. Баронесса – посредственная амулетчица, тебе она уступает, но ее артефакты – это, можно сказать, набор дорогих шоколадных конфет. Впрочем, я дам тебе кое-что равноценное, тогда не попадешься.

Он небрежным жестом извлек из кладовки небольшую связку подвесок. Стоящие штуковины, это Кемурт почувствовал сразу.

– Маленький презент, чтобы не с пустыми руками тебе туда лезть. А после дела можешь оставить их себе.

– Куда – туда? – в недоумении нахмурился вор.

– В особняк Тарликенц, куда же еще?

– Ты же сам меня только что отговаривал!

– Я тебя, по доброте душевной, отговаривал ввязываться в чужие игры. Лезть туда за этим, право же, не стоит. Но совсем другое дело – ради того, чтобы сорвать куш и получить от заказчика достойный твоих способностей гонорар.

– От какого заказчика?

– От меня, разумеется, – тепло улыбнулся Крис. – Мне нужна одна вещица, которая хранится в этом доме, и я хочу нанять вора, некого Кемурта Хонбица.

«А ведь я ему не говорил, как меня зовут, – скользнула тревожная мысль. – Интересно, что еще этот тип обо мне знает?»

– Я не ворую на заказ. Беру на жратву и на прожитье.

– И не хочется большего?

Он пожал плечами:

– Мне хватает.

Ясно было, что от Криса просто так не отвяжешься. Вора пробрал холодок: чего доброго, угрожать начнет. Нужно отказаться так, чтобы он не почувствовал себя оскорбленным. На какое паскудство способны маги, которым ущемили самолюбие, – об этом и в народе байки ходят, и в учебниках истории много чего написано.

– Ты же запросто можешь пробраться туда, взять, что тебе нужно, и уйти. Крутому магу в этих делах никакой обыкновенный вор в подметки не годится.

– Ты не обыкновенный вор, ты амулетчик.

– Так себе амулетчик. До сих пор не сцапали, и на том спасибо. Видел я в деле настоящего амулетчика… – голос Кемурта прозвучал угрюмо: пусть ему и выгодно выставить себя неважнецким вариантом, чтобы этот Крис гулял мимо, а вспоминать Ювгера, которому он во всем уступал, все равно было нерадостно.

– Это какого же настоящего? – неожиданно заинтересовался собеседник.

– Не важно. Просто однажды видел.

Зря об этом сболтнул, так и спалиться недолго. Он начал лихорадочно сочинять историю, которую можно будет впарить Крису заместо правды, если тот прицепится с расспросами, а маг тем временем щелкнул пальцами, и в темноте в шаге от них повис бледно светящийся овал, а в нем, словно в окошке или в зеркале, возникло лицо.

– Уж не эту ли конопатую физиономию ты имеешь в виду?

– Ты знаешь Ювгера?!

– Я, скажем так, имею сомнительное удовольствие знать Дирвена Корица, который минувшим летом был похищен и доставлен в Абенгарт, но сумел сбежать и вернулся в Ларвезу. Как амулетчик он бесспорно сильнее тебя и, вполне возможно, любого другого амулетчика в Сонхи – и что с того? Не то чтобы за мной водилась склонность всех подряд одаривать своим сочувствием, но его многострадальным кураторам я, пожалуй, искренне соболезную.

Ухмылка у Криса была скорее пакостная, чем сочувственная. Вору подумалось, что с человеком, который так ухмыляется, лучше не ссориться. Зато на душе полегчало: уступить первенство живой легенде – самому Дирвену Корицу! – не позорно. В то же время у Кемурта в голове не укладывалось, что живая легенда может быть таким обормотом в повседневной жизни.

– Вот оно что, – пробормотал он вслух. – Ты первостатейный маг, у тебя всякие заклинания, почему ты сам туда не слазишь?

– Видишь ли, я знаком с Лимгедой Тарликенц. Как я уже говорил, у нас было два свидания тет-а-тет, и мы остались весьма довольны друг другом, но в дальнейшем поссорились. Дело было в Нангере, на горном курорте Тасалат, и мы с баронессой не поделили служанку из купален при горячих источниках. Представь себе девицу выше меня на полголовы, с классическими скульптурными формами и лицом прекрасной воительницы – она могла бы позировать для статуи Зерл. Добавь сюда гриву золотистых волос, королевскую невозмутимость на людях в сочетании с вулканическим темпераментом в постели, умеренное пристрастие к играм с плеткой… Ей нравится менять партнеров, и она служит в купальнях, хотя в состоятельных поклонниках у нее недостатка нет. Поразительная девушка. Я первым добился ее благосклонности и обошел баронессу Тарликенц, чего мне не простили. Так что, если я сам заберусь в этот особняк, чтобы изъять оттуда старинную рукописную книгу, принадлежащую Лимгеде, это будет некрасиво, чтобы не сказать вульгарно. Обокрал бывшую любовницу, стыд и срам.

– А если меня пошлешь – будет красиво?

– Это будет нейтрально. Другой узор подробностей, другие нюансы, улавливаешь разницу?

Кемурт разницы не уловил, поскольку в обоих случаях книга будет стырена у баронессы и достанется Крису, но высказывать свое мнение не стал.

– Я никогда не занимался такими делами, – вернулся он к прежним доводам. – Если наймешь кого-нибудь из воровской гильдии, они наверняка все сделают в наилучшем виде.

– Если честно, меня интересует долговременное сотрудничество. Мне нужен в Абенгарте мой собственный вор-амулетчик, который будет работать только на меня, так что не прибедняйся, а начинай торговаться. За какую цену можно купить Кемурта Хонбица?

– Чем тебя гильдейские воры не устраивают?

– Не люблю уголовников, они оскорбляют мое эстетическое чувство. В прошлой жизни я был вассалом у одного недальновидного господина и надзирал за его мануфактурами. Он регулярно присылал туда криминальные отбросы, а я при случае втайне от него сокращал их численность, после чего он присылал взамен новую партию любезной его сердцу дряни, так что я этой публикой сыт по горло. Кончилось тем, что я его убил, в том числе за это. Посмотрел я на ваше абенгартское ворье, та же мерзость. Для примера, молонские контрабандисты по сравнению с ними – истинные аристократы духа, несмотря на свою неотесанность, а здешние гильдии – натуральная клоака. Если мне понадобится расходный материал на убой, я найму людей оттуда, а в остальном увольте меня от такого сотрудничества.

Кемурт и сам был не лучшего мнения о подпольных гильдиях Абенгарта. Те подонки, с которыми вначале столкнулась Грента, не исключение, гильдейские в большинстве такие и есть. Потому он и принял решение держаться особняком, несмотря на риск.

В то же время в словах Криса сквозила угроза – еле ощутимая, размытая, но Кемурт ее уловил. Вдобавок он хотел получить амулеты, которые маг пообещал отдать ему насовсем, если он справится с заданием.

В результате он согласился и несколько дней спустя забрался в особняк, когда баронесса укатила на бал. Добыл старинную сурийскую книгу в украшенном потускневшим олосохарским жемчугом переплете. Крис остался доволен и заплатил ему столько, что он смог купить для бабушки дорогой бальзам от боли в суставах, на который давно копил деньги.

Заодно Кемурт повидал Гренту. Она расчесывала перед зеркалом пышные локоны, не зная, что за увитой вьюном деревянной решеткой не слуга протирает подоконник, а прячется ее бывший подельник. За минувшее время она похорошела, исчезли шрамы в уголках губ – видимо, баронесса наняла для нее мага-лекаря из тех, что умеют убирать такие дефекты. Выражение лица у Гренты было ничуть не подавленное. Уверенное?.. Торжествующее?.. Довольное?.. Нет, что-то другое, и оттенок постоянного для нее затаенного страха по-прежнему присутствовал. Но это было лицо красивой девушки, которая обрела то, чего ей недоставало, и Кемурту подумалось, что Крис, наверное, не так уж не прав на ее счет.

Он расспрашивал о новом знакомом Хромую Неленгу, скупщицу краденого с Малой Антикварной улицы, однако та ничего не слышала о похожем на него маге, хотя знала многих. Неленга состояла в воровской гильдии, но Кемурта гильдейским не сдавала. Когда он пришел к ней в первый раз, чтобы продать мелочовку, которую якобы «принес из дома», она сама поманила его в спальню. Неленга была старше его лет на двадцать. Рябая, веснушчатая, блекло-рыжая, с расплывшейся талией и заметной хромотой, зато полногрудая и горячая. Кто другой сбежал бы, а Кемурту все равно захотелось. С тех пор он навещал ее два-три раза в восьмицу под видом посыльного. Если их застукают, Неленгу по закону о Детском Счастье закатают в тюрьму, но они были осторожны. Всякий раз скупщица до отвала кормила юного любовника и делилась разнообразной информацией.

Криса в Абенгарте не знали, кто он и откуда – дело темное. После книги из особняка Тарликенц ему понадобилась китонская серебряная шарманка, купленнаяна аукционе богатым вельможей, потом статуэтка, потом чужой дневник… Что ж, зато он хорошо платил и вдобавок учил вора-амулетчика всяким полезным приемам. Повторять он не любил, но ученик все схватывал на лету. Лишь сейчас, отогреваясь возле чуть теплой печки, Кемурт подумал, что его, похоже, в течение всего этого времени целенаправленно готовили к заброске в Конгат.

Ждать пришлось долго. Луна зарылась в тучи, словно в ворох тяжелых рваных одеял, а потом и вовсе уплыла. Наконец послышались шаги, заскрипели половицы, и появился Шикловен с захватанным стеклянным пузырем переносной лампы.

Они обменялись паролями, как в авантюрной книжке про заговорщиков. Потом Кемурт достал амулет в виде булавки и воткнул его себе в шею, не сводя глаз с Шикловена. Тот отшатнулся и заморгал, увидев вместо молодого парня своего двойника – худого долговязого мужчину с седыми висками, изможденным лицом и бородавкой на том месте, куда вонзилась зачарованная булавка.

– Похож… – Он покачал головой. – Вылитый я. Главное, горным козлом не скачи, а то я хвораю, хожу потихоньку. И когда будешь работать, дыши тяжело, чтоб было заметно.

Шикловен прослыл малость тронутым, поэтому в последнее время ему поручали самую простую работу. Он был из примерных старых слуг, еще его прапрапрадед вытирал пыль и топил камин в покоях у прапрапрадеда нынешнего господина Ферклица, вот его и оставили в замке, не ожидая с его стороны никакого подвоха.

«Молодец старикан, – мрачно подумал Кемурт. – Тебя после тихого помешательства на авантюры потянуло, а отдуваться мне».

Впрочем, он понимал, что ввязался сам, поддавшись на уловки Криса.

– Ты небось считаешь меня предателем? – проницательно осведомился Шикловен и тут же заверил: – Я не предатель. Не стал бы я мудрить против господина, если б дочурку мою Клотобию не погубили! И красавица была, и умница, и книжки читала, и все успевала, жить бы ей и жить, а вместо этого что натворила, дрянь подлая… Нету ее больше. – Лицо слуги горестно сморщилось.

Кемурт украдкой вздохнул сквозь зубы, догадываясь, что сейчас придется выслушать историю о коварном соблазнителе и забеременевшей от него деве. Причем можно побиться об заклад, что папаша, увидев круглый живот, сам же прогнал ее с глаз долой, а то и проклял, чтобы после, когда из речки выловили объеденный топлянами труп, свихнуться на мести обидчикам – словно сам он тут ни на полушку не виноват.

«Ты именно что предатель и дурак. Отступиться от близкого человека в беде, да еще от себя добавить – это хуже, чем мудрить против господина», – с неприязнью подумал молодой вор и убрал руку, когда Шикловен попытался ухватить его за рукав.

Девица тоже дура. Могла бы сочинить благовидный предлог и смотаться куда-нибудь подальше на время беременности, а после подкинуть ребенка Надзору за Детским Счастьем да вернуться домой. Надзор – сволочная служба, испытано Кемуртом на собственной шкуре, но для круглых сирот и брошенных детей это спасение: пропасть не дадут. Пораскинь девчонка мозгами, все бы обошлось.

– Ты меня послушай, – снова хватая за рукав, жарко прошептал собеседник, вознамерившийся во что бы то ни стало рассказать ему о своих злоключениях. – Ее мать была сурийкой. Шанийма, красавица моя, в услужение сюда ее взяли, рано померла, добрых ей посмертных путей… А Клотобии добрых путей не будет, не заслужила!

Он вытащил из кармана мятый платок и высморкался. Его сутулые плечи вздрагивали.

«Вот ведь жлоб, до сих пор ее не простил», – с осуждением отметил про себя вор, слегка отодвинувшись.

– Без матери-то плохо, присматривать некому, а я тоже целыми днями по замку хлопотал, проглядел беду, – торопливо и с гнусавой невнятностью заговорил Шикловен. – Спуталась она с этими… Понял, с кем?

– Нет, – бросил слушатель.

– С этими, которым господин Ферклиц щедрой рукой денег отсыпает, чтоб они за границей баламутили. Но об этом – молчок, не подавай виду. Клотобия была по матери сурийкой и лицом на них похожа. Вот ее и втянули, заморочили голову, что боги-де только их любят, а все остальные люди – мусор, от которого надобно избавляться, и если совершишь такое деяние, заживешь после смерти в светлых чертогах, потому что, мол, душа у тебя чистая. После грязного убиения неповинных людей – чистая душа! – Он издал то ли смешок, то ли всхлип. – Дуреха моя в это поверила и захотела стать ходячей смертью. Когда исчезла, я сперва думал, к тетке погостить, а потом уж узнал, что она поехала в Ларвезу. Не помню, как тот город называется, там она заявилась на вокзал, в толпу народа, и разбудила колдовство, которое маг из этих на нее повесил. На куски ее разорвало, на много кусков, и всех, кто был рядом, тоже… – Его голос задребезжал. – Что ж она сделала, стервь окаянная, сука подлая… Доченька моя бедная…

Кемурт сидел истуканом, внутри у него все заледенело. Ждал одну историю, а получил совсем другую. Если б он мог сказать что-нибудь мало-мальски утешительное, он бы, конечно, сказал, но не было таких слов. Вдобавок авантюра, в которую втравил его Крис, представала теперь в новом свете: похоже, тут все куда опасней, чем ему думалось, и наниматель кое-что утаил, чтоб его не спугнуть.

Вляпался.

– Господин Ферклиц знал. Он всегда все знает, ты об этом не забывай. Не стал он им препятствовать, когда они Клотобию сманили, ему было все равно. А с их кровавых дел ему выгода, и Овдабе польза, потому что с иностранцами всяческое торговое соперничество… Это уж не нашего ума дело, господские это дела, только зачем было для этого Клотобию губить?! – Шикловен повысил голос до визгливого выкрика, но тут же испуганно умолк и начал ожесточенными дергаными движениями стаскивать свою потрепанную тужурку.

Они обменялись одеждой, вплоть до нижнего белья. Кемурт перед этим выложил из карманов все амулеты и отдал сообщнику пузырек с зельем от Криса. Он дважды стукнулся макушкой о низкий потолок, а потом начал копировать движения обитателя комнаты, который привычно пригибался.

– Почем знать, что со мной после этого станется, – пробормотал Шикловен, разглядывая в тусклом свете лампы маленькую склянку. – Может, помру. Веришь ли, парень, мне все равно. Я отплатил им, как сумел, за Клотобию. Хотя, по разумению, не должен я помереть, я тут многое видел, могу еще пригодиться твоему господину, не с руки ему сейчас меня травить.

– Он мне не господин, а заказчик, – буркнул вор.

Тот не стал препираться, молча вытащил из угла корзину с привязанным к ручке кожаным ярлыком и полотняный мешок.

– Глянь, вот это хозяйство отнесешь в сарай на Кухонном дворе, поставишь к другим порожним корзинам с такими же надписями. Смотри, не перепутай.

– Ага, понял.

На ярлыке было аккуратно выведено синими чернилами: «Пешновиц и племянники».

– Как дойти до Кухонного двора, помнишь?

– Помню, – восстановив в памяти его советы, кивнул Кемурт.

– Отнесешь, как начнет светать, раньше не ходи.

Шикловен с кряхтением полез в мешок. Закрылся там с головой, улегшись на полу. Вор услышал его бормотание: «Со всем, что на мне есть», – и вслед за тем из горловины мешка вывалился опустевший флакон, а еще через секунду ткань опала, словно человек исчез.

Кемурт, впрочем, знал, что он по-прежнему находится там – другой вопрос, в каком виде. Ему было не по себе и не хотелось смотреть, во что превратился Шикловен. Превратился – и ладно. Если все пройдет, как запланировано, в конечном счете он попадет к Крису, который его расколдует.

Преодолев оторопь, вор свернул мешок, в котором находилось что-то мелкое и неподвижное, но при этом живое, осторожно положил в корзину. Подобрал флакон из-под снадобья и пробку, замотал в тряпицу, сунул в карман: это надо будет спрятать так, чтобы никто не нашел. Потом устроился на тюфяке у стены, завернулся в старое шерстяное одеяло. Лампу гасить не стал.

Хоть и вымотался, сна ни в одном глазу: он то прислушивался к звукам за пределами каморки, то беспокойно поглядывал на корзину, похожую в полумраке на темный валун. То думал, что зря спутался с Крисом, который, как выяснилось, интересуется не только антикварными безделушками и ведет игру на порядок серьезней.

«Ха, я спас тебе жизнь, Крысиный Вор! Даже две твои паршивые жизни, ты теперь мой должник! Завалить из рогатки дюжих арбалетчиков – это тебе не крыску чужую подло прикарманить…»

Арбалетчики сидели в засаде. Один на чердаке домика с чайной на первом этаже и салоном париков на втором, другой за оградой, увитой заснеженным высохшим плющом. Выжидали случая. Подстрелить паскудного кошака – дело хорошее, Шнырь всей душой одобрял, но ведь господин прогневается и казнит его за недогляд лютой смертью!

Нимало не печалясь по сему поводу, гнупи влепил каждому в лоб по тяжелому свинцовому шарику из заклятой господином рогатки и теперь страшно гордился своей меткостью.

Крысиный Вор отправился на ночлег. Почивать он нынче повадился на стороне – в соседнем квартале, на чердаках доходных домов. Началось это после ихней с господином драки. Рыжему ворюге, вишь ты, не понравилось, что господин Тейзург зашел к нему в полуночный час, не постучавшись. Именно так он и заявил, злющий, словно его разбудили пинком, хотя на самом деле ничего такого не было.

Господин всего лишь осторожно потянул с него теплое стеганое одеяло – верно, замерз и хотел к себе в покои это одеяло унести, дело-то хозяйское, в этом доме все добро его, а рыжий сразу взвился с постели, и хрясть кулаком по белой господской роже! Сцепились, как буйная солдатня в трактире. Шнырь от восторга чуть в ладоши не захлопал, хоть ему и досталось по темени свалившимся с потолка куском лепнины – кроме кулаков в ход пошла еще и магия.

Боевая ничья, наваляли друг дружке знатно. Гнупи и тетушка тухурва потом с жадностью слушали рассказ Шныря и злорадно хихикали, а Крысиный Вор после этого в доме у господина глаз не смыкал – видать, стал бояться, что во сне его зарежут. Шнырь бы тоже на его месте боялся, господина Тейзурга лучше не гневить.

Несмотря на ночной мордобой, свой приказ об охране господин не отменил, и маленький гнупи по-прежнему следовал невидимкой за Хантре Кайдо. Правда, в королевском дворце он так и не побывал, в тот раз ему велели дожидаться снаружи.

Глядя на длинный дом с тремя вывесками, куда шмыгнул в поисках теплого угла маг-перевертыш в кошачьей шкуре, соглядатай с удовольствием думал о том, как будет рассказывать остальным о своей победе над арбалетчиками.

О том, что Нинодия Булонг, бывшая ресторанная танцовщица, прожженная плутовка, отставная шпионка Светлейшей Ложи, водится с демоном, не знали ни соседи, ни прислуга. Нинодия умела, когда надо, держать рот на замке.

В конце осени она купила одноэтажный кирпичный домик в тихом квартале поблизости от Королевского Балетного Театра: Шеро Крелдон выхлопотал для нее солидную компенсацию за полученные на службе увечья. Весной ее посылали в Овдабу собирать сведения для Ложи, и там она угодила за решетку – самое обидное, не потому, что спалилась, а по ложному обвинению. Вспоминая об этом, она всякий раз грязно ругалась.

В женской каторжной тюрьме с иностранкой, осужденной за позорные дела, обращались скверно, товарки по заключению так оттоптали ей ноги, что началась гангрена. Нинодию оттуда выкрала песчаная ведьма, ее напарница, а по возвращении в Аленду ей сразу же оказала помощь лекарка под дланью Тавше, и ступни, хвала милостивым богам, остались при ней, но обезображенные и беспалые. Ходила она теперь с тросточкой, а танцевать, как раньше, не могла вовсе. В последнее время начала втайне от всех разучивать перед зеркалом те сурийские танцы, в которых двигаются только руки, плечи и бедра.

Из Овдабы в Ларвезу ее доставили коротким путем через Хиалу, это устроила ведьма-напарница, которую господин Тейзург признавал своей родней. Вместе с ним был его закадычный приятель Серебряный Лис. О Нижнем мире Нинодия ничего не смогла бы рассказать: ей там стало худо и тошно, по совету мага она зажмурилась и не открывала глаз до самого конца. А красавцу демону с копной серебристых волос, звериными ушами на макушке и роскошным лисьим хвостом, она в ответ на комплимент игриво бросила: «Что ж, захаживай в гости, чаем угощу!»

Тот сверкнул в улыбке острыми клыками и галантно поклонился, а потом и впрямь заявился в гости – с букетом роз и коробкой пирожных, словно самый настоящий кавалер. Нинодия струхнула, но в то же время обрадовалась. Ее мало кто навещал. Да почти никто. Зинта раз в восьмицу забегала проведать, порой кто-нибудь из старых приятелей разной степени потрепанности приходил клянчить денег… У нее был такой широкий круг знакомцев, что всех не упомнишь, но это напоминало кишащую насекомыми поляну: бабочки, шмели, кузнечики, стрекозы, мошкара – между ними много чего происходит, жизнь кипит, а как выпадешь из этой мельтешни, никому до тебя нет дела. Кто ж виноват, что она по большей части вращалась среди гуляк, красоток полусвета, театральных клакеров, авантюристов разного толка и прочей такой же публики?

Нинодия осталась одна, если не считать поиздержавшихся попрошаек, которых она встречала сухо и поскорей спроваживала. Шеро и Суно – славные парни, хотя и маги, оба когда-то в золотые денечки были ее любовниками, но у них служба и собственная жизнь. Спасибо и на том, что обеспечили ей недурную пенсию из казны. Хеледика – девочка-умница, без нее Нинодию сгноили бы в овдейской каталажке, да она тоже по горло занята всякими разными делами.

Вот и начала якшаться с демоном Хиалы. С тоски, на безрыбье… Впрочем, это она так оправдывала свое безрассудство. Демон был ослепительно хорош. В основной ипостаси он выглядел как огромная лисица с пышным серебрящимся мехом, но мог принимать и человеческий облик, хоть мужской, хоть женский. В гости к Нинодии наведывался то обольстительный кавалер гвардейских статей, то изящная, словно роза, выкованная из серебра, изысканная дама – с ушами на макушке и пушистым хвостом. Лис при этом вел себя сообразно наружности: то куртуазный ухажер, то подружка-наперсница, разве можно было перед ним устоять?

Нинодия знала о том, что ложиться под демона нельзя, а то он враз твою жизненную силу выпьет, за ночь на двадцать лет постареешь, это не страшно только для некоторых магов вроде Тейзурга, который, как болтают, сам когда-то был демоном Хиалы. Впрочем, со стороны Лиса не было никаких поползновений завлечь ее в постель: он нуждался прежде всего в собеседнике и слушателе, а не в наложнице на пару ночей. Уж почесать языком он любил! Тысячу лет назад его за это в скалу заточили – допек сверх меры какого-то могущественного путешественника из иных миров. А не так давно господин Тейзург освободил его из ловушки, лихо решив неразрешимую на первый взгляд задачу.

И в мужской, и в женской роли Серебряный Лис был отменно приятным гостем – в самый раз, чтобы скоротать вечерок возле камина за чашкой чая или кружкой фьянгро. В последнее время он куда-то запропастился. Хотя, может, и приходил, когда ее дома не было: раны зажили, Нинодия приноровилась управляться с тростью и понемножку начала выбираться в люди – то в театр, то по модным лавкам, вот и сейчас она вернулась с премьеры оперетки «Украденное зеркало».

Мурлыча привязчивый мотивчик, она с помощью извозчика выбралась из наемной коляски, наградила расторопного парня чаевыми и с минуту постояла на тротуаре, с умилением глядя на свой дом. На черепичной крыше и на карнизах уютно искрился снежок, из трубы поднимался дым, сугробы по сторонам от крыльца перемигивались алмазными блестками. Нынче в столице выдалась на диво красивая зима, давно такой не было. Как будто свирепый Северный Пес проникся особым расположением к жителям Аленды и вовсю для них расстарался.

Окно кухни медово светилось за частым переплетом. Верно, Джаменда заварила чай с имбирем к возвращению хозяйки. От калитки до крыльца – десять шагов. Прежняя Нинодия Булонг, которая на тайной службе в разведке Ложи носила прозвище Плясунья, перепорхнула бы мигом, а теперь знай себе ковыляй, нагружая ноги работой.

За кустом, укутанным в пушистую снежную шубу, что-то шевельнулось. Словно там затаился серебристо-белый зверь, почти неразличимый в сугробе. Нинодия покрепче сжала трость, приготовившись огреть псину, если та попробует цапнуть.

– Эй, выходи!.. Кому говорю! А ну, пшел отсюда!.. Лис, да это никак ты?!

Из-за куста выбралась, встряхнувшись, лисица величиной с большую собаку. Похоже, просидела она там долго, раз ее успело засыпать снегом. Густой мех мерцал, как будто впитал в себя звездный свет.

Увидев лисьи глаза, Нинодия ахнула: по краям серебряной радужки налились кровавые ободки, зрачки, которым полагалось быть вертикальными, сжались в точки-провалы. Совершенно безумные глаза, полные безысходной лунной тоски.

Нинодия смекнула, что Серебряный Лис не в себе. Уж не сбесился ли?.. Впрочем, для демонов Хиалы нет разницы между здравым умом и сумасшествием, хотя иные из них способны себя контролировать. Плясунья лишь сейчас в полной мере осознала, что все это время водила дружбу с демоном, а не с каким-нибудь там экзотическим иностранцем.

Пробрало ее до цепенящих мурашек, но она не была бы Нинодией Булонг, если бы сплоховала и стала дожидаться, когда эта хищная серебристая жуть на нее прыгнет.

– Да что с тобой, Лисонька, такое случилось? Чего сидишь в сугробе, так и замерзнуть недолго! – Ласковый голос предательски дрогнул, и она тут же подсунула логичное объяснение, чтобы не выдать своего страха: – Я уж и сама замерзла, зубы стучат… Идем-ка в тепло, чайком погреемся! И лучше обернись человеком, чтобы пить из чашки за столом, а не из блюдечка на полу. Хороший чай – он и в блюдце чай, а все равно из чашки и удобней будет, и больше форсу!

Запоздало припомнила, что демоны Хиалы чуют людской страх, не обманешь их бодрым голосом… Но ее нехитрая уловка сработала. Лисица поднялась на задние лапы, в движении перетекая в другую форму – словно мазнуло перед глазами что-то серебристо-мозаичное, – и вот уже стоит возле заснеженного куста закутанная в меховое манто дама с прелестным бледным лицом.

– Нинодия, с тобой когда-нибудь бывало, чтобы ты вдруг поняла, что у тебя что-то было, уже после того, как оно закончилось? Было да сплыло, а ты и понятия не имела, что у тебя это есть, пока оно не сплыло?

Глаза печальные, с сумасшедшинкой. До Плясуньи дошло, что, во-первых, Лиса и не собиралась на нее кидаться – худо ей, очень худо, вот и пришла разговоры разговаривать. Во-вторых, вопрос риторический: ясно ведь, что она завела речь не о Нинодии, а о себе.

– У меня, Лисонька, по-всякому бывало. Раньше я не задумывалась о том, какое это счастье, когда ноги здоровые. А когда была молодой безмозглой дурой, отдала дочку на воспитание чужим людям, и она у них умерла от простуды. То, о чем ты сказала, многим знакомо – что имеем, ценить не умеем. Пойдем чай пить.

Джаменду, свою приходящую прислугу, она отослала домой. Устроились перед растопленным камином, в уютном полумраке, благоухающем имбирем, духами, шоколадом, крепко заваренным чаем и горящими дровами.

Нинодия пристроила натруженные ноги на пестрой сурийской подушке и с облегчением вздохнула. За последние месяцы она располнела – двигаться стала меньше, а на сладости тянуло, как раньше, и порой у нее появлялись отеки, но расплывшееся лицо напудрено, брови выщипаны и подрисованы. Поседевшие в тюрьме волосы выкрашены в шоколадно-каштановый цвет. Россыпь туго завитых локонов и обрамляющие лоб кудряшки – все как прежде, до Овдабы.

Выходное платье цвета морской волны, с огромным декольте, пышными атласными бантами и слегка помятым воротником из павлиньих перьев намекало на ее принадлежность к полусвету. То, что жизнь тебя в очередной раз потрепала, не повод капитулировать, еще попляшем, это был ее всегдашний девиз.

В кресле напротив расположилось изящнейшее создание в розовых шелках и прозрачной, словно сотканной из паутины в бриллиантах-росинках, дымчатой накидке. Женская ипостась Серебряного Лиса отличалась утонченным сложением при соблазнительных формах и знала толк в нарядах. Впрочем, эти хрупкие белые пальчики могли кочергу завязать узлом. Лисица однажды это проделала, когда Нинодия начала ее поддразнивать, и спасибо, что потом развязала обратно, а то поди объясни такой казус Джаменде и остальным!

Серебристые волосы Лисы были уложены в причудливую высокую прическу – чтобы спрятать звериные уши на макушке, и часть прядей прикрывала двумя полукружиями те места, где у людей находятся ушные раковины. Большой пушистый хвост никуда не денешь, но он скрыт под платьем, и его можно принять за деталь смелого вечернего туалета. Морочить людям головы Лиса умела не хуже, чем завязывать кочергу.

– Поклянись богами и псами, что никому ни слова не скажешь о том, что сейчас услышишь.

– Обижаешь, Лисонька, я и так лишнего не сболтну, даже если наговорю с десять коробов. Если б не умела держать язык за зубами, Шеро не завербовал бы меня в свою шпионскую лавочку, которая, ежели по правде, всю жизнь мне поломала.

– Поклянись. Так надо.

Побоявшись с ней спорить, Нинодия поклялась самой страшной в Сонхи клятвой и приготовилась слушать о лисьих бедах, предупредив угрюмо:

– Коли речь о каких-нибудь ваших демонских разборках в Хиале, лучше не рассказывай, пусть меня боги от этого помилуют!

– Не об этом, – фыркнула Лиса. – Уж у нас в Хиале я бы с конкурентами разобралась, дело нехитрое. Когда Серебряный Лис после тысячелетнего сидения в ловушке вернулся в Нижний мир, он через недолгое время обзавелся свитой и вновь занял достойное его способностей высокое положение. Но конкурент конкуренту рознь. Порой мне думается, что надо бы задавить эту приблуду где-нибудь на чердаке, и дело с концом, потому что не трожь мое! На раз перекусила бы хребет блохастой кошатине – и нет проблемы. – Ее сощуренные глаза под длинными загнутыми ресницами, такими же серебристыми, как волосы, недобро сверкнули. – Увы, это лишь кажется, проблема не исчезнет. И если быть с собой до конца честным – а я научилась этому забавному приему, честности с собой, за то время, пока сидела, вмурованная в скалу, и не было у меня других развлечений, кроме умствований разных, – то нельзя не признать, что он и сам не хочет посягать на мое.

– Говори проще, подружка, – попросила отставная шпионка. – А то этакую профессорскую речь завернула, я за тобой не поспеваю.

– Если проще, то променяли лису на кота помоечного! – процедила рассказчица.

– Это и впрямь ни в какие двери не лезет! – уловив, что вот сейчас обязательно надо посочувствовать, поддакнула Нинодия.

– Представь, что у тебя появился кто-то, с кем вы понимаете друг друга с полуслова, а то и вовсе без слов. Ваше отношение к другим сущностям, предметам и событиям чаще всего совпадает, у вас схожие эстетические предпочтения, вас обычно забавляет или раздражает одно и то же. Ваши точки зрения на многие вещи весьма близки, хотя порой вы затеваете спор на первую попавшуюся тему – единственно ради того, чтобы пожонглировать аргументами в свое удовольствие. Когда вы вместе, вам не бывает скучно, друг для друга вы словно отменное игристое вино, и мир для вас сияет всем своим разноцветьем втрое ярче. Если проблемы, вы всегда можете друг на друга рассчитывать. В постельных делах вам хорошо вдвоем до совершенно безумного наслаждения, а в драках и в стихийно складывающихся играх вы действуете так слаженно, что со стороны кажется, будто вы заранее все отрепетировали. Нинодия, как бы ты назвала такие отношения?

– Любовь, наверное, – рассудительно отозвалась Плясунья. – Что ж тебе не так, ежели все так хорошо?

– То, что он так не считает. – Лиса скривила губы, тонкие пальцы с длинными, слегка загнутыми ногтями цвета старого серебра зло стиснули чашку. – Потому что у него, что бы вы там ни думали, давно уже есть Великая Любовь на сияющем пьедестале! Все было неплохо, пока она сияла на этом своем пьедестале в недостижимых далях, мы даже могли поболтать об этом, как на любую другую тему, а теперь его Великая Любовь объявилась в натуре, приблуда блохастая! Я знаю, на каких чердаках ошивается эта кошачья дрянь, но если порву ее в клочья, на хвосте у Лисы повиснет вся Северная свора, и тогда мне носа не высунуть из Хиалы. Не говоря о том, что отношения с ним испортятся. Жаль, но физическое устранение конкурента не решит проблемы. В данном случае не решит.

Нинодия перестала понимать, о ком идет речь. О людях? О демонах? О ком-то из волшебного народца? Что ж, чем меньше она узнает о лисьих интрижках, тем лучше. Сейчас надо выражать душевную поддержку, а не вопросы задавать.

– Причем Великой Любви этого счастья даром не надо! – фыркнула собеседница. – Мне главное, чтоб и дальше было не надо. Иной раз постель сближает, в особенности если любовник дорогого стоит, а он умеет доставить удовольствие… Разок уже попытался доставить, ага. Сплел и заранее набросил на подушку тончайшее заклинание, предназначенное для того, чтобы удержать предмет неземной страсти в состоянии полудремы, что бы ни происходило. Думал, что все получится наилучшим образом. И ведь могло получиться. Непременно должно было получиться. – Она хихикнула. – Если бы только не скрипнула у него под ногой половица, которая до того никогда не скрипела, а в этот скрип было вплетено совсем незаметное и сразу же рассеявшееся контрзаклинание, которое успело зацепить и разорвать колдовское кружево, словно крохотный острый крючок. Объект Великой Любви вскочил, как ошпаренный, – и дальше ой что было! Жаль, я не видела… Он потом жаловался мне на неудачу, а я делала вид, что сочувствую, хотя про себя и хохотала, и скрипела зубами. Нет уж, не позволю я этому черному делу свершиться! А то вдруг у них слюбится – и грызи локти, Лиса, ты больше не нужна. Не забывай, Нинодия, ты поклялась богами и псами, что будешь об этом помалкивать.

– Да уж помолчу, не сомневайся, больно мне надо о твоих несусветных делах трепаться, еще и клятву эту ужасную нарушать, чтоб кару богов и небесных псов на себя навлечь! Давай-ка по новой чайку заварим…

Плясунья была любопытна и охоча до сплетен, но сейчас нутром чуяла: даже не поклянись она, лучше язык себе прикусить, чем об этом кому-нибудь сболтнуть. Неприятности ей не нужны. Неприятностей в ее жизни и без того было предостаточно.

Выговорившись, Лиса утешилась. По крайней мере, ее глаза уже не казались настолько безумными, исчез окаймлявший радужку кровяной ободок. На прощание она хитро-прехитро подмигнула:

– Если понадобится, вернусь.

Нинодию это насторожило: что значит – если понадобится? Если она решит, что клятва – клятвой, но человека, посвященного в ее сердечные интрижки, лучше навсегда успокоить?

Заперев за гостьей, хозяйка дома постояла, глядя в полукруглое дверное оконце, чуть тронутое изморозью: закутанная в меха дама дошла до калитки, открыла замок с поворотным рычажком, выскользнула наружу, захлопнула за собой решетчатую дверцу. Длинное меховое манто скрывало лисий хвост, да и ночь была на ее стороне: поди разбери в свете фонарей, что там у кого метет тротуар под подолом.

Опустив на оконце заслонку, Нинодия вернулась в комнату. После этих разговоров ей невтерпеж хотелось выпить сладкого ликера или горькой полынно-мятной настойки – все равно, лишь бы чего покрепче. Нельзя. Она вот уже четыре месяца ходила в тягости. Зинта сказала, у нее будет девочка.

Нинодия молилась богам, чтобы ей вернули Талинсу, которая умерла малышкой двенадцать лет тому назад, оставленная ветреной молодой матерью у дальних родственников в деревне. Пусть ей дадут возможность все исправить, в этот раз она Талинсу не бросит! Это желание стало одолевать ее еще во время шпионской миссии в Овдабе. Согласно легенде, Хеледика, с помощью специального амулета изменившая внешность, действовала там под именем Талинсы Булонг. Ох, какая тоска нападала на Плясунью, когда думалось о том, что у нее и вправду могла быть такая дочка… Потом они вляпались, и «дочка» ее спасла. По возвращении в Аленду Нинодия решила, что по-любому родит, наплевав на свое увечье, и непременно от хорошего человека.

На исходе месяца Чаши ей свезло претворить в жизнь первую часть своего плана. Хороший человек был в дымину пьян. Достопочтенный Зибелдон угостил тогда Тейзурга и Орвехта магобоем – запретным вином, от которого у любого мага ум за разум зайдет почище, чем с китонских грибочков. Оказавшаяся в их компании Нинодия тоже хлебнула этого пойла, но ей ничего не сделалось, поскольку она не магичка, а господа волшебники на некоторое время натурально спятили. Ну, она и воспользовалась случаем, чтобы забраться в постель к Суно. Нехорошо получилось, что Зинта их застукала, зато Нинодия теперь носит под сердцем дочь Суно Орвехта, который про то не знает.

Она выцедила в чашку остатки из чайника и устроилась в кресле, греясь в тепле потрескивающих поленьев. Хорошо, когда есть свой домик и полутемная комната захламлена милыми вещицами, которые как будто стоят на страже между тобой и внешним миром. Разнообразные безделушки громоздились на камине, на полках, на двух резных этажерках: не только купленные или подаренные, но еще и утянутые где попало – было у Нинодии такое тайное пристрастие. Вот на воровстве-то ее Светлейшая Ложа и поймала.

После беседы с Лисой в душе остался тревожный холодок, даже растопленный камин не смог его изгнать – наверное, поэтому она сразу уловила еле слышный скрежет замка. А то ведь могла бы не обратить внимания. Кого принесло? Джаменда, у которой есть свой ключ, что-то забыла и вернулась? Или Серебряный Лис, вначале выболтавший свои секреты, а после об этом пожалевший, в этот самый момент открывает входную дверь колдовским способом?

У Нинодии был специальный амулет, с помощью которого она могла сообщить дежурным ребятам Крелдона, что на нее напали. Но это на крайняк. Перед тем как слать сообщение, надо убедиться, что и впрямь наступил крайняк. А то поднимешь ложную тревогу раз, другой, и потом случится, как в той сказке про деревенского баламута и сойгрунов: попадешь в переплет, а тебе не поверят. Плясунья была стреляной вороной и допускать таких ошибок не собиралась.

– Джаменда, ты?

– Это я, госпожа Нинодия!

Знакомый голос ее успокоил. Даже хорошо, что та вернулась, приготовит теплую ванночку для ног, а то ноют, заразы. И после ванночки – рюмку ликера. Если совсем чуть-чуть, худо не станет.

Расслабившись, она с облегчением откинулась в кресле. Дверь открылась, впуская Джаменду – и не только: за спиной у женщины маячили какие-то темные фигуры. В следующий момент они сноровисто и деловито ввалились в гостиную, оттерев бестолково улыбающуюся прислугу в сторону.

Сдавленно ахнув, Нинодия торопливо нащупала потайной кармашек на манжете. Она не амулетчица, чтобы отдавать артефактам мысленные команды, нужно трижды нажать – и дежурный в резиденции Ложи узнает о нападении, а будет ли с этого толк, еще надвое.

Да и незачем посылать известие. Ясно, что эти люди пришли за ней. Не испытывая больше ни страха, ни удивления, Нинодия вяло опустила руку.

– Идем! – приказал один из визитеров.

Другой обратился к Джаменде:

– Где ее шуба?

Третий и четвертая подхватили хозяйку под локти, вытащили из кресла, поставили на ноги – не грубо, но бесцеремонно и решительно. Та слабо замычала от боли, понимая, что сейчас пойдет вместе с ними, потому что так надо.

Служанка все с той же блуждающей улыбкой повернулась к дверному проему, навстречу белому, зыбкому, мерцающему… И вдруг, словно внезапно очнувшись, с визгом шарахнулась.

– Шуба! – как будто отвечая на вопрос своего соучастника, выпалил пятый, возникший на пороге.

Лицо у него было измазано кровью, а шуба на нем была по-королевски роскошная, длиннополая, с великолепным серебрящимся мехом. И творилось с этой шубой что-то неладное: лисьей головке полагалось бы декоративно свисать с воротника, а она вместо этого впилась острыми зубами человеку в щеку.

– Сама напрыгнула!.. Снимите с меня!..

Он хоть и ошалел от боли, все же сохранил некоторое самообладание и отчаянно барахтался, пытаясь выпростать руки из рукавов, но это у него почему-то не получалось.

Стряхнув остатки наваждения, Плясунья поняла, что дело дрянь: ее околдовали и собираются умыкнуть. Мотнув головой, она рванулась из хватки похитителей, но вцепившиеся в нее с двух сторон мужчина и женщина были начеку. Между тем Джаменда врезалась спиной в этажерку, оттуда посыпались фарфоровые слоники, чворки, принцессы, белочки и монахи, перламутровые ракушки, резные креслица и беседки карманного размера, красивые стеклянные флаконы из-под духов, которые Нинодия жалела выбрасывать. Все эти сокровища по большей части разбились в осколки, а их хозяйка в это время яростно боролась со злоумышленниками. Девка, стерва, раньше своего подельника сообразила, как ее усмирить, и надавила каблуком на ногу. Взвыв от боли, Нинодия перестала сопротивляться.

Обладатель, или скорее уж пленник, взбесившейся шубы рухнул на чайный столик, увлекая за собой товарища, который бросился ему на помощь. Еще один визитер на первый взгляд бездействовал: ясное дело, то ли маг, то ли амулетчик. Вопреки его попыткам взять ситуацию под контроль кутерьма продолжалась. Возможно, ему мешали пляшущие по комнате серебристые сполохи, от которых у людей рябило в глазах.

На полу возле опрокинутого столика барахтались уже не двое, а трое. В следующую секунду один обмяк, вслед за ним и второй выбыл из игры, зато третий стремительным прыжком вскочил на ноги. Это был стройный плечистый парень с рельефной мускулатурой, в черном кожаном жилете на голое тело и таких же штанах в облипку. И на одежде, и на сапогах болтались серебряные цепочки и торчали заклепки-шипы. Впрочем, в первую очередь привлекал внимание не экзотический наряд и даже не роскошная серебристая грива, а лисьи уши на макушке и хищно вильнувший пушистый хвост.

– Лисонька, помоги! – всхлипнула Нинодия.

– Демон Хиалы! – вырвалось у заломившего ей руку мужчины.

Вырвалось по-овдейски, хотя до сих пор гости обменивались репликами по-ларвезийски. Что ж, можно не гадать, откуда явились эти засранцы.

– К вашим услугам, господа! – театрально поклонился Серебряный Лис.

Вспомнив, как ее мучили в овдейской тюрьме – а ведь они хотят ее туда вернуть! – экс-шпионка издала отчаянный вопль, вторя сорвавшей голос служанке, и пнула коленом в бок похитительницу. Сильного удара не вышло, но тут всю их сцепившуюся группу повело в сторону, потому что Лис, продолжая движение изысканного поклона, подсек мужчину по щиколоткам.

Маг у двери выставил перед собой руки, слегка согнув пальцы: характерный жест изготовившегося к бою экзорциста.

Заметив опасность, демон рухнул на пол, мигом откатился, давя остатки чайного сервиза, только длинные волосы мазнули по ковру. Теперь его заслоняли от противника люди. Нинодия с надсадным стоном уперлась, не позволяя овдейцам вместе с ней отступить с линии удара. Наплевать на боль. Если они утащат ее с собой, потом будет еще больнее. Лучше подохнуть сразу.

Хорошо, что она не перышко: удалось не сдвинуться с места и выиграть для Лиса несколько секунд. Этого оказалось достаточно, чтобы демон подхватил за ножку чайный столик и через головы остального общества швырнул в мага – с такой силой, что в воздухе свистнуло. Тот сосредоточился на изгоняющем заклинании и отвести снаряд не успел.

Двое других агентов наконец-то выпустили свою жертву и почти одновременно осели, а Лис шагнул к ошалевшей от страха Джаменде и схватил ее одной рукой за горло.

– Мою девку не трогай! – прохрипела Нинодия. – Ее околдовали, а если она с ними заодно, пусть ее в Ложе допросят!

Ступни зверски болели, словно в них натыкали острых гвоздей. Доковылять бы до кресла.

– Я всего лишь пережал сонную артерию, – отозвался Лис, опустив девушку на пол. – Пусть отдохнет. Что-то мне подсказывает, что она в отличие от тебя моей красоты и обходительности не оценит.

Рухнув в кресло, Плясунья вспомнила о сторожевом амулета.

– Слышь, Лисонька, я сейчас позову на помощь, а то мне лекарь нужен. И наверняка сколько-то еще овдейских засранцев по окрестностям шкерится, пусть их парни Крелдона выловят.

– В соседнем переулке стоит карета, там еще двое. Задерживаться не буду, так что зови. Главное, молчок о том, что я тебе наболтал за чашкой чая. Помни, ты поклялась богами и псами.

– Да помню я, помню. Не дура. Небось к дуре ты не ходил бы чаи гонять. И не знала я раньше, что ты еще и в этакую шикарную лисью шубу превращаться умеешь!

– О, эта шуба – предмет моей особой гордости. Искусственно выпестованный облик, в полном соответствии с моим замыслом. Хороша, правда?

– Слов нет, как хороша. Я б от такой не отказалась, да что там я – королеве не стыдно такую надеть! Спасибо, что выручил, только зараза ты, Лисонька, – сказал, что вернешься, а про незваных гостей ни намеком. Ну, все равно спасибо тебе, мой хороший.

– Всегда пожалуйста. Сейчас соберу свой гонорар…

Развернувшись, Лис подхватил с пола одной рукой двух агентов, другой еще двух и поволок к двери, словно тряпичных купол. Кивнул на неподвижного волшебника, придавленного столиком:

– Этот покойник. Остальных я зашиб не насмерть, пусть мои ребята порадуются. В Хиале существование бурное и насыщенное, но довольно однообразное, вот они и рвутся сюда, клянчат, чтобы я замолвил за них словечко перед Золотоглазым. Ты ведь знаешь, обычно наша братия просто так пройти через Врата не может – надо, чтобы кто-нибудь из магов призвал демона. Я-то всегда могу рассчитывать на дружескую услугу со стороны Эдмара, но мои обормоты другое дело. В людской мир их лучше не выпускать, вести себя не умеют, мне потом будет за них неловко. – Лис ухмыльнулся и подмигнул. – Принесу им гостинцев, это на какое-то время их займет.

Нинодия содрогнулась, подумав о том, каково это – стать игрушкой для ужасных тварей в темных областях Хиалы. Это здесь Серебряный Лис такой милый, а там, у себя… Он ведь из ихних князей – один из тех демонов, которые верховодят остальными, и не стоит заблуждаться на его счет. Но ругаться с ним из-за вражеских агентов она не собиралась. Когда овдейские сучки измывались над ней на каторге, попрекая преступлением, которого она не совершала, для нее там тоже была сущая Хиала. И если б эти засранцы провернули свое дельце, ее бы снова туда законопатили, об этом даже думать тошнехонько…

Ее вырвало на подол и на подлокотник кресла. Джаменда очнется – приберет. А Нинодия вспомнила о своей Талинсе, которая сейчас дремлет у нее во чреве, свернувшись крохотным теплым клубочком. Хвала богам, что по животу не ударили. Если б ее увезли в Овдабу, дочку у нее после отобрали бы, чтобы отдать каким-нибудь жлобам по тамошним жлобским законам.

– Слышь, Лис, оставил бы кого-нибудь для допроса. Крелдон тебе спасибо скажет.

Она завела об этом речь не из жалости, а из расчета: хорошо бы Шеро вытянул всю эту дрянную ниточку до конца, а то живи теперь в страхе да с оглядкой.

– Спасибо от мага?.. Хм, как-нибудь перебьюсь. Знаю я, как эти господа говорят свое спасибо. В карете, которая стоит в Веревочном переулке, лежат еще двое, связанные и с кляпами. Я следил за их шайкой со вчерашнего вечера, несмотря на то что мое сердце разбито вдребезги. Взять бы эту рыжую приблуду за шкирку да выкинуть за Врата Перехода, откуда пришел, нечего лакать молоко из чужой миски… – Лис по-звериному оскалил острые зубы, а потом вздохнул. – Но это неосуществимые мечты, демонам не дано открывать Врата Перехода, а уж сделать что-то наперекор самому миру Сонхи и подавно не в моей власти. Но что мое, то мое. Не отдам. Не забывай о клятве, Нинодия.

– Да помню, помню, зараза ты серебристая. Вот не мог сразу предупредить, что на меня охотятся? И не укатит ли карета, пока мы с тобой лясы точим?

– Если сразу, я бы упустил свое удовольствие и не разжился бы гостинцами для братвы. А карета никуда не укатит, я перерезал постромки и шуганул лошадей, да на всякий случай дверцу заклинанием припечатал. Бывай, Нинодия. Врата Хиалы открою снаружи, чтоб тебе не тратиться на очистительные обряды.

Он двинулся в прихожую, волоча за собой пленников, словно те ничего не весили. Никто из них до сих пор не очнулся. У девицы свалился с ноги, зацепившись за порожек, теплый зимний ботинок с развязавшимся шнурком.

Плясунья вновь содрогнулась при мысли об их участи и пробормотала себе под нос:

– Экий ты заботливый… А если б я с испугу скинула?!

Она уже привела в действие спрятанный в манжете амулет, скоро должны появиться люди Крелдона. Поглядев на осколки своих любимых вещиц, Плясунья горестно высморкалась и тем же платком промокнула глаза, а потом решительно скомкала его и запихнула в рукав. Хвала покровителю Ланки, Кадаху Радетелю, Тавше Милосердной, Госпоже Развилок и всем остальным милостивцам, самое важное уцелело, и трижды плевать на этот битый хлам!

Утро выдалось акварельное, с нежными размывами в розовато-сизом небе и легким морозцем. Народу в Имантийском парке собралось, как на ярмарку. На площадке для экипажей места на всех не хватило, кареты и коляски выстроились вдоль улицы, которая вела к старым воротам с выщербленными барельефными вазами. В белых аллеях прохаживалась и стояла кучками благородная публика, дымили жаровни, сновали лоточники с пирожками, шоколадом и засахаренными орехами. Поглядев на это столпотворение, Суно хмыкнул: и как же это никто не додумался билеты на входе продавать… Набежали, словно в цирковой балаган. Представители высшего света специально встали пораньше, а маги отложили на потом насущные дела – лишь бы поглазеть на представление. Впрочем,сами-то вы, коллега Орвехт, зачем сюда явились? Ровным счетом за тем же самым.

Среди экипажей он заметил карету Шеро и теперь высматривал главного безопасника Ложи, то и дело с кем-нибудь мимоходом раскланиваясь. Его окликнули сослуживцы-дознаватели:

– Коллега Суно, вы, говорят, то библиотечное дельце довели до развязки и упокоили вурвана?

– Совершенно верно. Вчера покончил с этим безобразием, хвала богам.

Дело оказалось с двойным дном: он с самого начала подозревал, что убийца – библиотечный сторож, но то, что этот странноватый нелюдимый субъект окажется не заурядным бандитом-амулетчиком, а кровососом, грабившим свои жертвы для отвода глаз, стало для него сюрпризом.

– Вот это я понимаю, славное дельце! – с показушной завистью вздохнул один из коллег. – Не то что моя унылая бредятина с ванной старухи Шивеглерум!

Судя по ухмылкам остальных, кое-что из последних новостей Орвехт упустил.

– А что за инцидент с ванной?

– О, это история, достойная любителей китонских грибочков! Маркиза данг Шивеглерум – свирепая старая мегера с обветшалыми, но внушающими почтение связями. Пожаловалась на разбой: к ней в особняк посреди ночи забрались неизвестные злоумышленники, проникли в ванную, нагрели воды и помылись. Потом на кухне умяли свиной окорок, гречневые лепешки, две бутылки «Игривой герцогини» и половину медового пирога. Везде, где побывали, насвинячили, да еще унесли с собой продукты из кладовки и кое-что из гардероба покойного маркиза данг Шивеглерума. Вдова хранила его одежду, как память, и строго надзирала за тем, чтобы ее регулярно чистили, проветривали и оберегали от моли. Слуги попытались выставить негодяев, но те их околдовали, по сей причине эту чушь из разбойного отдела полиции передали нам. По словам очевидцев, преступников было трое – похожи на сурийцев, тощие, скверно одетые. После купания они сожгли в камине свое вшивое тряпье, причем сожгли грамотно, дотла, и при этом явно использовали волшебство. Потерпевшая рвет и мечет, ее покровители, которых она достала до печенок, требуют результата. А где я возьму им результат?

Орвехт сдержанно кивнул. На румяных от холода лицах коллег читалось понимание: если б не закавыка с магией, виновных живо бы нашли – долго ли найти на улицах Аленды первых попавшихся оборванцев? И задержанные в два счета сознаются, куда ж им деваться… Но те должны быть волшебниками, а последние не мыкаются в крайней нищете. Уж на еду, одежду и недорогую общественную баню любой из магической братии заработает, так что история и впрямь загадочная.

Суно заметил в конце аллеи Крелдона с охраной и направился туда, приветствуя по дороге знакомых. Ему пытались продать горячие пирожки. Под ботинками скрипел снег. На покрытых изморозью ветвях галдели птицы, потревоженные людским нашествием.

Главный безопасник Ларвезы выглядел сумрачнее обыкновенного, – но Орвехт, давно его знавший, решил, что причина тут, пожалуй, не в скверном настроении, а в какой-то головоломной задачке.

– Слышал о том, что на Нинодию напали?

– Что с ней?

– Жива-здорова, я ее к себе в поместье отправил, там не доберутся. – Крелдон посмотрел на Орвехта с непонятной многозначительностью и почему-то добавил, словно уже сказанного было недостаточно: – Все в порядке, не беспокойся.

– Рад, что обошлось, – хмыкнул тот, слегка удивившись, но не выказывая этого. – Кто напал?

– Овдейцы. Рассчитывали увести ее потихоньку, у них был «Заместитель воли».

– И что им помешало?

– Серебряный Лис. Наша Плясунья с ним, как выяснилось, чаи распивала. Вот и говори после этого, что не следует якшаться с демонами Хиалы. Если б не якшалась, отправилась бы в плаванье до Овдабы.

– Им понадобился спаленный агент низшего звена? Чтобы снова засадить в тюрьму – или хотят что-то вытрясти?

– Второе. Ты в курсе, что Хеледика наслала песчаное проклятье на всех, кто виноват в том, что Нинодия стала калекой?

– Об этом она мне не сказала.

– Зато мне сказала, пусть и не сразу. А еще раньше я узнал об этом от Дирвена. Она это сделала под конец, перед тем как за ними вернулись Тейзург и Лис. Она у нас хорошая девочка, с похвальной выдержкой, истерик не закатывает… Хотя лучше б закатывала. – Крелдон сардонически ухмыльнулся и на мгновение стал похож на чудовищного Жабьего Короля из кукольного балагана. – Для овдейских коллег так было бы лучше – дешевле бы отделались. Проклятье нашей ведьмочки поразило не только теток из каторжной тюрьмы, которым Плясунья непосредственно обязана своим увечьем, но еще и всех, кто состряпал ей дело. Вплоть до самых высоких чинов. У всех теперь болят ноги, и лекари ничем не могут помочь. О том, что это была Хеледика, там не знают, иначе охотились бы за ней. Вероятно, из Нинодии рассчитывали вытрясти информацию, но вмешался Лис, который не захотел потерять благодарного собеседника. Четверых он уволок с собой. Нам достался один мертвый маг и двое рядовых исполнителей, мои люди пасут еще двоих. Понаползли, как тараканы на кухню.

Орвехт подумал, что в последнее время много чего упустил: настолько ушел в насущные дела, что перестал интересоваться зарубежными событиями. Надо бы восполнить пробелы, а то куда это годится?

– Чем ты занимаешься сегодня-завтра?

– Сегодня предполагался выходной, хотя кто его знает, а вечером еду в Унсамон. Тамошние гнупи повадились на мануфактуру, красный и зеленый бархат воруют в оптовых количествах, а прочий портят.

– Стало быть, унсамонский бархат подорожает. Жаль. Мануфактура подождет, сейчас поработаешь на контрразведку. Двое агентов, за которыми мы ведем слежку, – амулетчики, мужчина и женщина. Твоя задача – узнать как можно больше об их связях и занятиях и чтобы они, Ланки упаси, не заподозрили чего нехорошего. Нинодия теперь недосягаема, но у них здесь еще какие-то делишки. Намечается любопытная многоуровневая игра, и на первом этапе мне нужен маг-дознаватель. Хороший маг-дознаватель. Сегодня до вечера отдыхай и всех гони в шею, а потом займешься.

– Понял, займусь. Гляди-ка, один из главных героев пожаловал.

По аллее от ворот приближалась группа, сразу приковавшая к себе всеобщее внимание. Эдмар был в длинной серебристо-белой шубе, но с непокрытой головой, темные волосы эффектно раскинулись по великолепному сияющему меху. Его секундант, барон данг Гризевальд, выделялся ярким пятном на фоне снежной белизны – малиновое, синее с кремовым, массивные золотые пряжки, плащ расшит блестящим галуном. За ними чинно следовала свита ляранского князя: двое слуг, один из которых тащил корзину и сложенный зонтик, и двое мечников. Эти были в стеганых зимних куртках с вышитым гербом Ляраны – сине-зелено-фиолетовым узором, ветвящимся по черному полю.

Шуба Тейзурга выглядела искусным подобием той, в которую превращается Серебряный Лис. Орвехт вначале решил, что это он и есть собственной персоной, но нет – ни следа демонического присутствия. Еще и мех подобрали весьма похожий.

Эдмар чуть усмехнулся, перехватив его взгляд и наверняка отследив примененное для проверки заклинание.

Пожилой слуга воткнул зонтик в сугроб возле скамейки и вынул из корзины нечто, похожее на громадный золотистый кокон неведомого насекомого. Иномирский сосуд, сохраняющий напитки горячими, называется термос. Такой же, но поменьше, Эдмар подарил Зинте.

Слуга действовал неторопливо и обстоятельно, с налетом меланхолии. Словно показывал всем своим видом, что дуэли – это мимолетное и суетное, зато правильно приготовленное зимнее вино с пряностями – непреходящая ценность.

– Второй из сегодняшних героев, – негромко произнес Шеро.

Граф данг Ваглерум с секундантом приближался к площадке в центре парка по другой аллее, словно гнушался пройти той же дорожкой, на которой оставил следы его противник. Свиты при нем было человек десять. Он расположился в стороне от Тейзурга, не далеко и не близко.

Обоих дуэлянтов обступила публика. Возле Эдмара собралось заметно больше народу, в этой компании царило оживление. Крелдон с Орвехтом присоединились, но от горячего фьянгро отказались. Суно после достопамятного эпизода с магобоем зарекся употреблять непроверенный алкоголь, а умный Шеро и раньше осторожничал.

Секунданты направились навстречу друг другу с таким значительным и суровым видом, словно это им предстояло драться.

– Чудесный у вас фьянгро, коллега Эдмар. А правду ли говорят, что вызов на поединок случился из-за вашего кота? – донесся голос коллеги Джелодии, магички недурного уровня и до неприличия одержимой кошатницы.

– Истинная правда, очаровательная коллега, – подтвердил Тейзург. – Вообразите, господин Ваглерум полагает, будто я не вправе котика на улицу выпустить. Якобы котик бросается на прохожих и может кого-нибудь поцарапать. Дразнить его не надо, дурные манеры наказуемы.

– Какой неприятный человек! – с чувством произнесла Джелодия, смерив ледяным взглядом графа данг Ваглерума.

Можно не сомневаться, последний упал в ее глазах без всяких шансов на реабилитацию.

– Обратите внимание, какие уморительно скорбные лица у сочувствующих, которые собрались вокруг графа. Любопытно, с чего бы вдруг? То ли они его заранее похоронили, то ли опасаются, что их сочтут недостаточно респектабельными…

Улыбки. Негромкие смешки. Дамы и господа не жалели о том, что прикатили сюда в такую рань. Остроту Тейзурга подхватили, началось своего рода соревнование – каждый предлагал свой вариант, уничижительный для Ваглерума и его сторонников.

На взгляд Суно, в этом было нечто отвратительное: словно шайка уличного сброда, где подпевалы наперебой подмазываются к вожаку. О, безусловно, это не лежало на поверхности, пряталось под лоском внешнего достоинства и рафинированной элегантности. Грустно, дорогие коллеги. В благосклонно-вежливой улыбке Эдмара порой как будто сквозило нечто глумливое.

Когда секунданты, закончив совещаться, двинулись обратно, общий говор стих. Только птицы, не понимая важности момента, продолжали гомонить, словно на безлюдном морском берегу.

Объявили условия: до первого серьезного ранения, без магии, запрет распространяется как на прямое колдовство, так и на амулеты. Для того чтобы за этим проследить, заведено приглашать на поединок волшебника-наблюдателя, но сейчас в этом не было необходимости, в Имантийском парке и без того собралась толпа волшебников.

Вслед за дуэлянтами все общество потянулось по двум параллельным аллеям к заранее расчищенной площадке. С краю, под пологом заснеженных ветвей, стояла на пьедестале белая мраморная дева с меланхоличным лицом – Иманта Блуждающая из свиты Зерл, получившая свое прозвище после того, как влюбилась в бродячего музыканта, забросила воинские забавы и ушла искать своего суженого. Наверное, алендийские бретеры, облюбовавшие это место, изрядно ей досаждали.

– Сударыня, не из-за кота они дерутся, – донесся до Суно доверительный голос гвардейского офицера, с начала осени волочившегося за коллегой Джелодией. – Из-за прозаического пьяного дебоша. Вы, к безмерному унынию моего сердца, уезжали в командировку и не украсили своим присутствием королевский прием, когда приключился этот пассаж. Поначалу-то речь и впрямь зашла о коте господина Тейзурга, а потом сопровождавший его наемник, которого, мое мнение, почем зря во дворец пустили, встрял и навешал по рылу, простите великодушно за словцо, графу данг Ваглеруму. Известное дело, перед этим королевским винцом угостился…

Ответная реплика магички потонула в вороньих криках и чавканье истоптанного снега.

Беззастенчиво пользуясь служебным положением, Шеро Крелдон и Суно Орвехт пробились в первый ряд. Надо ведь хоть иногда пользоваться служебным положением в личных целях?

Когда Тейзург сбросил на руки второму слуге свою умопомрачительную шубу, по толпе прокатился ропот. Рубашка на нем была из винно-красного шелка.

Что в Аленде не носят рубашки такой расцветки – это еще полбеды. Завтра же будут носить. Или через два-три дня, как только портные управятся с заказами. А вот явиться в подобном наряде на поединок – своего рода вызов общественному мнению. Полагается приходить в белой рубашке, сию традицию на памяти Орвехта никто еще не нарушал. Надо понимать, коллеге Тейзургу очень хочется, чтобы эта дуэль запомнилась надолго.

Впрочем, она и так запомнится, чего стоит один только беспримерный мордобой на королевском приеме, послуживший для нее поводом! Виновника инцидента князь Ляраны с собой в Имантийский парк не взял, и правильно сделал – что называется, от греха подальше.

Ваглерум одарил противника тяжелым взглядом: мол, как бы ты ни вырядился, все равно получишь свое.

Эдмар завязал длинные волосы в хвост, его движения были плавны и небрежны. Граф, впрочем, тоже рисовался, но по-другому: этакий могучий бык, готовый ринуться на врага, сшибить с ног и растоптать.

Секунданты вручили обоим глинтанги – короткие мечи нангерской ковки, чаще всего используемые на дуэлях.

Разговоры утихли: вот-вот начнется. Ландшафт своими зимними красотами напоминал театральную декорацию. За площадкой находился пруд – овал чистейшей белизны, пересеченный несколькими цепочками следов и окруженный живописными, как на открытке, заснеженными столетними ивами. На пологом склоне блестели скользкие дорожки, внизу торчали из сугроба сломанные санки, но тех, кто приходит сюда кататься с горки, не было видно: не для них нынче праздник.

Дуэлянты двинулись по кругу, постепенно сокращая дистанцию. Руки у графа были длиннее, это обеспечивало ему некоторое преимущество. Навыки портовой поножовщины, которой коллега Тейзург не чурался в молонский период своей жизни, тут не сильно помогут – Ваглерум опытный фехтовальщик.

Первый выпад сделал граф, оглушительно хекнув. Не то чтобы в этом была необходимость при работе коротким мечом, но у Ваглерумов в обычае начинать схватку таким образом.

Словно в ответ на боевой клич, птицы подняли галдеж, некоторые снялись с веток и черной рябью взмыли в небо. По слухам, птицы Имантийского парка никогда не гадят на головы дуэлянтам – должно быть, понимают, что тогда недолго и без зрелищ остаться.

Тейзург уклонялся от выпадов с дразнящей насмешливой миной и ловкостью танцора. Ему для этого даже напрягаться не приходилось: граф пока что ограничивался пробными атаками, желая выяснить, как противник будет реагировать. Удары были направлены в пространство перед ним или в клинок: поиск брешей в защите. Понимая это, Эдмар держал дистанцию, не отвечая на провокации. И беззастенчиво рисовался. Складывалось впечатление, что он разыгрывает пантомимический этюд, как будто говорит зрителям: «Видите, как забавно этот чудак бесится, а я здесь просто гуляю, и мне его наскоки даже не слишком мешают!» Орвехт подумал, что это он зря, очень зря: Ваглерум – личность не из приятных, но положительно не тот противник, с которым можно напропалую играть.

Граф выглядел одураченным увальнем до поры до времени. Изучал неприятеля, а потом ринулся на него разъяренным вепрем. Обманный рубящий по лицу – маг выставил клинок на защиту, но настоящей целью графа было предплечье, порезанное вторым движением. Насмешливую физиономию пижона Эдмара на миг исказила гримаса. Счет открыт.

После первой крови тот стал осторожнее. Ваглерум наступал – тяжеловесный и сокрушительный, как падающая на голову каменная глыба: увидеть ее ты еще успеешь, а шагнуть в сторону – уже нет. В глазах свирепый огонь, чудовищные мускулистые ляжки обтянуты потертыми лосинами. То-то он устоял на ногах, когда Хантре Кайдо отвесил ему «по рылу», как выразился воздыхатель коллеги Джелодии – такого оплеухой не свалишь.

Граф умело пользовался своим преимуществом в росте, массе и длине рук. Противник всего раз исхитрился его зацепить: он попросту не мог дотянуться до Ваглерума с относительно безопасной дистанции, а если подойдешь ближе – можно и на колющий нарваться. Оставалась целить в руку, сжимавшую рукоять глинтанга, но граф проворно убирал ее при попытке нанести удар.

На бледном треугольном лице Эдмара по-прежнему играла ироничная улыбка, но она сейчас напоминала маску, которую тот нипочем не снимет, даже если его будут резать на куски. Две раны он уже получил, рубашка на боку распорота и намокла от крови. Как маг выдающейся силы, он выносливее, чем обыкновенный человек, вдобавок владеет приемами самоисцеления, но для этого нужно сосредоточиться на происходящих в организме процессах. Секунданты деловито топтались на безопасном расстоянии и обменивались возгласами, пытаясь решить, пора остановить поединок или пока еще рано. На истоптанном снегу темнели кровяные пятна.

Никаких сомнений, у Тейзурга, сумевшего задеть графа всего один раз, шансов на победу не было. Противник неожиданно провел силовой батман, едва не сломав ему кисть. Когда выбитый меч отлетел в сторону, чуть не угодив по ногам расторопно отскочившему секунданту, Суно не слишком удивился.

Эдмар отступил, уклоняясь от возможного выпада, которого, впрочем, не последовало. Сверкнувшие сумасшедшей желтизной глаза ушли в прищур, зубы оскалены в ухмылке. Чем-то он неуловимо напоминал змею, удерживаемую опытным ловцом на безопасной дистанции, но в то же время смертельно ядовитую.

– Господин данг Ваглерум победил! – объявил секундант.

– Вы проиграли, господин Тейзург, – добавил граф, словно опасаясь, что до недруга сей очевидный факт не дойдет. – Чего и следовало ожидать.

– Я проиграл всего лишь эту дуэль, господин Ваглерум, – процедил маг все с той же пугающей приклеенной ухмылкой.

Суно заподозрил, что если он перестанет ухмыляться, то скривится от боли – граф задал ему жару: на рубашке зияли прорехи, по красному шелку расползлись темноватые разводы.

– А вам, право же, не стоило посылать бандитов за головой моего наемника Хантре Кайдо, который, как всем известно, защищает Аленду от посланцев Ктармы. Мне, признаться, весьма любопытно, чьи же вы инструкции выполняете…

Обвинение крайне серьезное. Тем более что прозвучало оно в присутствии Шеро Крелдона. Воцарилось молчание, нарушенное гневным возгласом графа:

– Да никто не посылал их к этому наемному ублюдку, они вашего ублюдочного кота должны были подстрелить!

«При условии, что это не одно и то же», – хмыкнул про себя Орвехт, но вслух не сказал, даже шепотом, даже старому приятелю Шеро.

Спал он теперь на чердаках, избегая попадаться людям на глаза. Одна подслеповатая старушка, сухонькая, как невесомое серое перышко, все равно его заметила и стала зазывать к себе, угощала раскрошенной лепешкой, постелила для него коврик возле печки. «Если у тебя нет дома, живи у меня, ладно? А если чей-то, все равно прибегай, а то никого у меня нет…» Он старался лечить ее от телесных хворей, мурлыча, чтобы войти в резонанс. Насколько получалось, он ведь прежде всего охотник, а не целитель.

Старушка сильно удивилась, когда в одно прекрасное снежное утро к ней постучался незнакомый парень, притащил дрова и корзину с продуктами, коротко объяснив: «Это велели вам передать». Потом еще дважды приходил с гостинцами, но не задерживался, ничего не рассказывал. Отдаст, что принес, – и бегом вниз по лестнице. Старушка решила, что кто-то из дальней родни начал о ней заботиться во славу Тавше, а с пригретым котом-бродягой никак его визиты не связывала.

У него была причина, чтобы ночевать на стороне. Чуть не зачаровали. Хотя, если честно, даже не «чуть»: его уже уносило в ласковый сумрак дремотного океана, когда сработал какой-то посторонний фактор – непонятно, случайный или нет. Словно бритвой полоснуло. Вырвавшись из сладкой паутины наваждения, он сразу же, повинуясь скорее инстинктам, чем здравому смыслу, ринулся в бой.

Как выяснилось немногим позже, с Тейзургом. Тот обозвал его «чокнутым» и объяснил, что почувствовал у себя в доме подозрительную чужую магию, определил, где находится ее источник – в комнате у Хантре, и отправился разбираться, в чем дело. Только он приступил к нейтрализующему заклятью, как ни за что ни про что получил в скулу. Вместо «спасибо».

Глаза у него при этом были честные-честные.

Как бы там ни было, менять работодателя Хантре в ближайшее время не собирался. У них с Золотоглазым общая цель: уничтожить пакость, которая будто бы «знает, чего хотят боги», и с упорством роя насекомых лезет из своих потайных гнезд, чтобы убивать всех подряд. В одиночку ему с этим не справиться. Он хороший охотник, но этого недостаточно, а у Тейзурга информаторы, деньги, связи, интриги… И тот заинтересован раздавить Ктарму, ибо кофейные плантации в опасности.

Вдобавок Золотоглазый не любит проигрывать.

На чердаках, среди дымных и древесных домашних запахов, лунных бликов, погруженного в спячку старого хлама, свернувшемуся в клубок городскому охотнику порой становилось невтерпеж тоскливо. Ему хотелось путешествовать. Побывать во всех уголках Сонхи, погулять по всем городам, лесам и дорогам, увидеть все моря, пустыни, болота и горы своего родного мира, посмотреть на флирий, на русалок, на другой волшебный народец… Много чего ему хотелось, но он должен защищать Аленду от людей-насекомых, которые то и дело ползут сюда, чтобы убивать. Никто другой его не заменит. Только решишь, что все закончилось, наконец-то можно пуститься в странствия, – и снова на перехват, на охоту за очередной «мясорубкой».

Этот сволочной день все-таки наступил. Дирвен в богатом жениховском костюме, рядом с Глодией, сверкающей жемчугами, снежным атласом и белозубой щучьей улыбкой, чувствовал себя, как на жертвоприношении. Ложа неожиданно расщедрилась и выделила приличную сумму, чтобы с размахом отпраздновать супружеское закабаление своего первого амулетчика. Причем заметьте, на прощальную холостяцкую пирушку скопидомы-архимаги денег не дали (хотя она все равно состоялась, парни скинулись), а на эти торжества, которые Дирвену даром не нужны, – пожалуйста, нам не жалко! Хотя по расходам это вышло не в пример дороже.

Для пирушки сняли целую гостиницу, в которой еще и ремонт специально забабахали. Семейство невесты на правах приезжей родни жило у Суно Орвехта, который категорически заявил, что никакого гульбища у себя дома не потерпит. Вот и затеяли играть свадьбу в съемных хоромах, на радость озолотившемуся хозяину гостиницы. Лучше б обошлись какой-нибудь скромной чайной, без воза деликатесов, без оркестра и без дорогущих парчовых драпировок, а разницу отдали бы Дирвену. Но от них скорее дохлого чворка дождешься. Когда он процедил это вслух, госпожа Табинса – старшая Матушка Щука, без пяти минут его теща – подбоченилась, смерила жениха уничижительным взглядом и едко поинтересовалась:

– А ты хочешь, чтобы нас приняли за деревенских, которые в городе только мекают и по углам жмутся?

– Ага, а так ну никто не поймет, что это деревня гуляет! – буркнул Дирвен, за что схлопотал тычок под ребра от Глодии.

Однажды она попробовала, на правах невесты, дать ему подзатыльник. Во было веселье: сшибла столик с чашками и запуталась в задравшейся юбке, да еще синяки остались. Он ее пальцем не тронул – амулет отреагировал на агрессию раньше своего хозяина, и барышню Щуку вмиг отбросило в другой конец комнаты, потому что соображай, на кого руку поднимаешь. Воплей было… Он тогда понадеялся, что Глодия передумает выходить за него замуж, но как бы не так! После этого она приспособилась пихать его локтем в бок: для амулета будто бы не нападение.

Когда его лицемерно поздравляли маги Ложи, явившиеся на торжество, чтобы порадоваться чужому горю и вкусно пожрать, он старался держать невозмутимую мину. Учитель Орвехт от поздравлений воздержался и правильно сделал, а то бы Дирвен стал уважать его чуть меньше, чем до сих пор. Зинта, заглянувшая ненадолго перед началом обрядов – у нее пациенты, некогда ей пировать, – пожелала всяческого благополучия и добавила, что они с Глодией, наверное, еще сдружатся и станут хорошей парой.

– Вы с ней, по-моему, в чем-то похожи – оба темпераментные, боевые… Может, тебе как раз такая девушка нужна?

Глядя в ее серьезные и доброжелательные серые глаза, Дирвен про себя с досадой вздохнул. Понятное дело, невдомек ей, потому что судит с женской точки зрения. Красивая ему нужна! Чего там впереди может быть хорошего, если тебя силком женят на костлявой зубастой Щуке.

Нинодия Булонг поздравила его тепло и сердечно. Слегка огорчилась, заметив тень на его лице, и с заговорщическим видом шепнула, что после свадьбы холостяцкая жизнь у мужчины вовсе не заканчивается, а продолжается параллельно и тайно, главное – умей концы прятать, тогда все сложится наилучшим образом. Вот это и впрямь его утешило. Славная тетка. Минувшим летом Дирвен унес ее на руках из овдейской тюрьмы, куда забрался вместе с Хеледикой и абенгартским вором Кемуртом. С амулетом «Тягло» ему такой вес – раз плюнуть, а сама она идти не могла, ей там ноги покалечили.

Хеледика тоже приехала, но к нему не подошла. Дирвен сколько видел ее в этой суете – все издали: в толпе гостей, через чужие головы, за проемом в соседнем помещении. Тонкая и грациозная, в строгом светлом платье с черными кружевами, лицо словно скользящий лунный блик. Она держалась то вместе с его мамой, то с Нинодией. Поздравила Глодию, даже обнялась с ней – вернее, это барышня Щука напоказ в нее вцепилась, хвастая перед всеми, что якобы дружна с песчаной ведьмой. Лучше бы Дирвен женился на Хеледике, если бы та не потеряла свою девичью честь еще в тринадцатилетнем возрасте.

Самая Главная Сволочь тоже заявилась в гости. Вначале этот гад презентовал Глодии бриллиантовый гарнитур в бархатном футляре с вензелем «ГК», потом обратил взгляд на жениха, снисходительно сощурив длинные переливчатые глаза. Наверняка сказанул бы что-нибудь паскудное, чтобы последние остатки настроения отравить, но рядом была Зинта: встала сбоку, словно третья вершина в треугольнике, и уставилась на него сердито. «Вот только сболтни что-нибудь – будешь иметь дело со мной!» – читалось на ее насупленном лице. Подлец Эдмар ограничился улыбкой – но такой улыбкой, что с Дирвена словно кожу содрали, удавить мало за такую улыбочку.

Лекарка увлекла его в сторону, к ним будто бы невзначай присоединился невозмутимый Орвехт, и Наипервейшую в Сонхи Сволочь к герою торжества больше не подпустили.

По традиции, перед совершением брачного обряда жрецы богов-покровителей проверяют жениха и невесту на привороты и, если обнаружат какую-нибудь дрянь, сразу ее снимут, чтобы никакие наведенные чары не омрачали супружеского счастья. Дирвен отчаянно надеялся на эту традицию: может, его хоть теперь избавят от сволочного приворота? Зря надеялся, почтенные служители Кадаха Радетеля не заметили тончайших хитросплетений этой ворожбы, да еще маги шепнули им, чтобы не затягивали, и все осталось, как было.

По возвращении из храма приунывшего Дирвена Корица и победоносно ухмыляющуюся Глодию Кориц усадили во главе стола. Покосившись на новобрачную, он угнетенно подумал, что у нее хотя бы грудь есть. Вроде бы. И пресловутый темперамент. Но приворожен-то он не к Щуке, а к Самой Главной Сволочи, и с этого хоть вой, потому что нет ножа острее, чем безответная страсть. Ублюдок Эдмар подло отомстил ему за те несчастные пирожки с крысиным ядом.

Зинта не одобряла дуэлей. В ее родной Молоне это считалось таким же преступлением, как злостная порча чужого имущества, поедание шоколада или оскорбляющее доброжителей хулиганство. За это судили. Бессовестных индивидуалистов, затеявших выяснять отношения на поединке, обычно приговаривали к двум-трем годам общественных работ, но если дело обернулось серьезными травмами или убийством, отправляли на каторгу.

В Ларвезе все не так, здесь дуэлянтов не осуждают, но ей было обидно, что Эдмар проиграл, хотя правда на его стороне.

– Жалко, что ты не победил, – вздохнула она расстроенно. – Надо было постараться, раз ты дрался за справедливость.

– Как ты сказала – справедливость? – Он вскинул бровь с истинно зложительским нарочитым недоумением. – Честно говоря, я не знаю, что это такое.

– А вот не надо, все ты прекрасно знаешь! И зачем ты тогда с ним дрался, если не за это?

– Чтобы обеспечить обществу пищу для пересудов, – ответил Тейзург с таким выражением на лице, точно организовал благотворительный обед для голодающих и заслуженно этим гордится. – Я развлек их. Им этого надолго хватит. До весны будут глодать объедки нынешнего информационного пиршества, пока не подвернется что-нибудь новенькое. Согласись, это доброе дело.

– Это никудышное дело!

– А в своем зложительстве я уже чистосердечно раскаялся и исправился.

От таких слов лекарка опешила: чего-чего, а этого от него не ожидала.

– Нанял учителя фехтования, – пояснил собеседник. – Теперь у меня дважды в восьмицу тренировки. То, что в последнее время я забросил это полезное искусство, и впрямь было неправильно, совершенно с тобой согласен.

– Я не совсем это имела в виду…

– В самом деле? А разве имеет значение что-то другое?

Что ни скажи, только ухмыляется. Зато она не позволила ему наговорить гадостей Дирвену – собирался ведь, стервец бесстыжий, по глазам видно, а у мальчишки сегодня и так не самый лучший в жизни день. Зинта считала, что люди должны вступать в брак по взаимному душевному согласию, и в том, что архимаги надумали женить парня, не считаясь с его желаниями, ничего хорошего нет.

Из гостиницы «Золотой подсолнух», помпезно разубранной внутри и снаружи, они с Эдмаром ушли вместе. Оглянувшись на двухэтажное здание с развешанными по фасаду гирляндами бумажных фонариков, матерчатых букетов и символических золоченых ключей от супружеской спальни, лекарка грустно покачала головой: Дирвену весь этот шик вовсе не в радость.

– Не сказала бы я, что жить стало проще, а все-таки хорошо, что Накопителей больше нет, – произнесла она вслух, шагая рядом с Эдмаром мимо лавок с таинственно озаренными витринами.

Когда начинали сгущаться сумерки, лавочники зажигали масляные лампы, и в их неярком свете разложенные за стеклом товары напоминали сокровища в сказочных пещерах.

Эдмар не ответил, и она добавила:

– Интересно, наступит ли когда-нибудь такой день, чтобы все об этом узнали?

– Надеюсь, не наступит, – ухмыльнулся ее спутник. – По крайней мере, не в ближайшую сотню лет… Брр, только этого мне не хватало!

– Почему? – удивилась Зинта. – Ты же благое дело сделал, и сама Тавше Милосердная тебя поблагодарила! Неужели ты настолько испорченный, что добра стыдишься?

– Не переживай, не настолько.

Его ухмылка стала кривоватой и чуть покровительственной. Ухмыляться он умел с самыми разными оттенками, мог бы в театре играть… Хотя зачем ему, он и в обычной жизни из чего угодно устроит театр – одна дуэль эта зложительская чего стоит!

– В чем тогда дело?

– Не вижу никакой прелести в том, чтобы спасать мир по пьянке. Тейзурга напоили, после чего он отправился драться с богами и совершать подвиги – ужас, ты не находишь? Иные из магов Ложи отпускали шутки по этому поводу… Что ж, дошутились.

– А что с ними стало?

– Этого тебе лучше не знать. – Он тепло улыбнулся Зинте. – Я не против того, чтобы обо мне злословили – какая же без этого светская жизнь! Но смотря как обо мне злословят. Некоторых разновидностей злословия в свой адрес я категорически не приемлю. Свою репутацию надо лепить, как изысканную скульптуру, с любовью к деталям… Впрочем, тебе все это ни к чему.

– А по мне, главное – дела, а не репутация. Что про тебя люди болтали, со временем забудется, а что ты сделал – останется. Не смейся, это и вправду так. Но я до сих пор диву даюсь, как же ты тогда про Дирвена этакую нелепицу подумал! Нет бы решил, что он отожрался после перенесенных в Овдабе лишений, а что Дирвен беременный – и как тебе это в голову пришло…

– О, для этого у меня была подготовлена почва. – Эдмар вдруг рассмеялся совсем по-мальчишески, что с ним после Лилейного омута случалось нечасто. – Моя младшая сестренка Лаура балуется сочинительством, пишет истории фривольно-пикантного содержания. Тем же самым увлекаются некоторые светские дамы и барышни в Аленде, среди их новелл попадаются прелестные… Но ты, Зинта, лучше не читай, а то еще надорвешь живот от смеха.

– Это еще почему? – Она насторожилась, стараясь понять, польстил он ей или ввернул шпильку.

– Потому что ты лекарь и осведомлена о предельных возможностях заурядного человеческого организма. Однажды я почитал сочинения Лауры, вдоволь посмеялся и принялся объяснять ей, что иные из ее эпизодов в реальной жизни технически невозможны, а другие если и возможны, то с неминуемым летальным исходом, а третьи вполне возможны, но на практике это выглядит совсем не так, как она воображает. Лаура обиделась и разревелась, а мама потом потребовала, чтобы я больше не высмеивал сестру, потому что пусть она лучше пишет свои безумные рассказы и хорошо себя ведет, чем возьмет пример с меня и пустится во все тяжкие в реале.

– А Дирвен-то здесь при чем?

– Лаура сочиняет в том числе душераздирающие истории о страдающих беременных мальчиках. Вероятно, когда я увидел Дирвена с его тыквой, мне вспомнилась вся эта тихая жуть, а поскольку восприятие окружающей действительности у меня на тот момент было искажено благодаря магобою, сестренкин литературный бред для меня сплелся с реальностью. Могу только строить догадки, я ведь более-менее пришел в себя только в Хиале, а что было перед этим, помню смутно, фрагментами.

Небо уже начинало по-вечернему синеть, в другом конце длинной улицы зажигались тусклые желтые звездочки первых фонарей.

– Архимаги Светлейшей Ложи очень серьезно мне задолжали, – обронил после паузы Эдмар.

Это было произнесено тихо и без какого-то особого выражения, но Зинта все равно зябко поежилась под своим теплым пальто.

– Потому что заперли тебя в Сонхи? Так ведь всего на десять лет, и несколько месяцев уже прошло… И если по-честному, тебе здесь не сказать, что плохо живется!

– Там, куда я не могу вернуться, остались мама и брат с сестрой. В прошлой жизни у меня не было семьи, я принадлежал к нечеловеческой расе, где все устроено иначе, а в этот раз у меня есть близкие, которые мне не безразличны – это забавно и приятно. Но я-то здесь, а они там. Двойняшки как раз вошли в тот возраст, когда тянет на приключения. При необходимости я мог бы вмешаться, помочь советом, вытащить их из неприятностей… Надеюсь, ни во что не вляпаются, они все же не такие оторвы, каким был я, но то, что я не могу за ними присматривать, меня, скажем так, не радует.

«Да ты как был, так и остался оторвой!» – хмыкнула про себя Зинта, искоса поглядев на мага, которому иные из прохожих на всякий случай кланялись.

То ли они знали, что это идет господин Тейзург, то ли на них производила впечатление его роскошная серебристая шуба.

– Теперь ты понимаешь, как скверно поступил, когда заманил и околдовал Поля? Правду говорят, не копай другому яму, а то не ровен час и тебе такую же выкопают. У него тоже там семья.

– Зинта, я ведь уже объяснял тебе, заманил и впрямь я, а околдовал его сам мир Сонхи, ни больше ни меньше. Его место здесь, потому что он здешний Страж – в настоящее время запасной, но это дела не меняет. И за то, что я заманил его сюда именно сейчас, вы все должны воспеть мне хвалу до небес… Или по меньшей мере сказать спасибо. Говоря «вы все», я подразумеваю более чем стотысячное население Аленды. Догадываешься, о чем я?

– Да при чем тут население, если для тебя главное то, чего хочешь ты!

– Опять ругаешься, не удосужившись вначале подумать. Хантре Кайдо – сделай одолжение, забудь его иномирское имя – выследил и уничтожил уже пять штук двуногих «мясорубок». А теперь представь, что его бы здесь не было.

– Ох… – Лекарка представила и ощутила дурноту.

– Если бы у тебя была возможность расколдовать его и отправить домой, ты бы это сделала, пожертвовав ради его семьи сотнями горожан?

Она не смогла сказать ни да, ни нет. Лилово-дымные зимние сумерки сгустились, лицо Эдмара белело над меховым воротником – она видела его краем глаза, но буквально кожей ощущала ироничную усмешку. И еще она улавливала слабый аромат духов от его шубы – что-то дразнящее, орхидейно-тропическое, безжалостное. Зинта мысленно обозвала его стервецом, а когда дошли до перекрестка, буркнула, что ей в другую сторону.

У нее не было ответа на его последний вопрос.

Суно не любил свадьбы. Сутолока, галдеж, вино рекой, однообразные скабрезные шутки на тему брачной жизни – все это его умеренно раздражало. Не говоря уж о выброшенных деньгах и потерянном времени. Тейзург, явившийся в «Золотой подсолнух» то ли по приглашению Табинсы, то ли незваным гостем, заметил с усмешкой опечаленного небожителя, что не назвал бы сие мероприятие образчиком элегантности. «Мягко говоря», – согласился про себя Орвехт, а вслух сказал, что это типичная ларвезийская свадьба, кутерьма должна отпугивать злых духов.

– О, несомненно отпугнет, – понимающе ухмыльнулся собеседник. – Эффективный прием, особенно если злые духи обладают хотя бы толикой хорошего вкуса.

Рубашки из красного шелка с пышными кружевами на манжетах и впрямь вошли в моду. А во дворе особняка Ваглерумов спустя восьмицу после дуэли появилась пара снеговников. Как будто ничего особенного, где их нынче не увидишь – зима выдалась снежная, да только головы у них были человеческие: отрезанные, мерзлые, с заиндевелыми глазами. Принадлежали они двум наемникам с алендийского дна, которые недурно управлялись с арбалетами и зарабатывали на жизнь мутными делишками.

Челядь была напугана, вельможа обвинял Тейзурга. Дознаватель, которому поручили дело, склонялся к тому, что Тейзург ни при чем. Тот, кто это сделал, оставил автограф – на обоих снеговиках было коряво написано кровью: «от Шныря». До сих пор не удалось выяснить, кто такой этот Шнырь. Возможно, еще один рыцарь темных подворотен, который хотел перехватить тот же заказ и, затаив обиду, расправился с конкурентами?

У коллеги Эдмара при случае поинтересовались, будто бы невзначай и со всем политесом, не знает ли он что-нибудь об этом происшествии, но тот сделал удивленные глаза: помилуйте, чтобы он – и на досуге лепил снеговиков, да еще под окнами у Ваглерума? И не водит он знакомства ни с какими шнырями, что у вас, дорогие коллеги, за странные фантазии? Право же, уж лучше бы вам для душевного отдохновения снеговиков лепить, чем употреблять китонские грибочки.

– Вчера мне довелось узнать на собственном опыте, как это печально, когда к тебе проявляют лживый интерес, втайне желая свести знакомство с кем-то другим и рассматривая тебя лишь как средство для достижения этой цели, – доверительно сообщил он Орвехту и Зинте, когда те оттерли его от Дирвена. – Я не раз играл в такие игры, но чтобы со мной так играли – редчайший случай. Коллега Джелодия нанесла мне визит. Как вы думаете, чего хотела прекрасная дама?

Зинта удивленно моргнула, даже слегка наморщила лоб, а Суно невозмутимо ответил:

– Она и ко мне однажды за тем же самым наведалась. С порога сгребла и посадила к себе на колени Тилибирию, ради соблюдения приличий выпила полчашки чаю…

– Коллега Суно, вы, как всегда, проницательны. На моего кота она хотела посмотреть! А этот мерзавец со вчерашнего утра дома не появлялся, где-то бегает… Так что я до некоторой степени отомщен, лицемерная прелестница убралась ни с чем.

– Если женщина чересчур любит кошек, будьте готовы к тому, что с вашим котом она будет ласковее, чем с вами, – процитировал Суно известного романиста, в то же время подумав: вот любопытно, догадывается Тейзург о его догадках насчет упомянутого кота – или же нет?

После того как Эдмар и Зинта ушли, он решил, что тоже надолго здесь не задержится, но кузина Табинса вцепилась клещом и упросила его остаться до завершения обрядов.

– Счастье-то какое, Суно! – Она уже была навеселе, глаза-щелки озорно блестели на разрумянившемся востроносом лице. – Дочу свою родненькую замуж выдаю! Я богам обещала: как первую из девок замуж пристрою – на свадьбе спляшу на столе, и я спляшу!

«Хм, а богам оно надо?»

С другой стороны Табинсу потянул за рукав десятилетний Броло, младший братишка Глодии и Салинсы:

– Мама, а почему на занавеске вышили: «Ниточка в иголочку, невеста не корова, а телочка»? Почему ниточка в иголочку? И чем корова от телочки отличается?

– Ой, да вы послушайте, чего он спрашивает! – Мать невесты всплеснула руками. – Чем, говорит, корова от телочки отличается! А вот вырастешь большой, женим тебя, тогда узнаешь!

Стоявшие рядом женщины, тоже подвыпившие, начали умильно ахать, пересмеиваться, совать нарядному, как на открытке, мальчику сладости и монетки.

Орвехт сомневался в том, что бойкий малец, выросший в деревне, может быть до такой степени наивен. Скорее, работает на публику – за «денежку в копилку» и за внимание окружающих. Второе для Броло даже важнее: обычно Табинса и старшие сестры от него отмахиваются.

Выйдя во двор, Суно подслушал разговор юнцов-амулетчиков, которые строили планы поколотить жениха. Эти парни были не из компании Дирвена, а из числа тех, кто давно уже мечтал ему навалять. Вполне вероятно, что явились они сюда именно за этим, а вовсе не ради угощения. Заметив мага, умокли. Орвехт в течение нескольких мгновений со значением глядел на них, без слов давая понять, что все слышал и принял к сведению.

Впрочем, это всего лишь пустая болтовня – отчего бы ребятам не помечтать? Не справиться им с первым амулетчиком Ложи, который потому и стал первым, что никому из остальных не под силу с ним тягаться. Да и охраны достаточно и в самом «Золотом подсолнухе», и снаружи по периметру. Табинса,может, и спляшет на столе, кто ж ей запретит, но мордобоя не допустят.

– Я видел, как эти хлопушки покупали! – снова привязывался к кому-то Броло. – За них дорого хотели, а матушка стала торговаться. А что значит «Кто на брачном ложе конем скачет, у того молодая жена не плачет»? Почему здесь так написали? Я когда вырасту и женюсь, тоже буду конем скакать?

– Ой, вы слышите, что он сказал? Какой милый ребенок! Ты братик невесты, да? Надо же, какой умненький! Матушкина радость! Вырастешь большой, все узнаешь!

– А я сейчас хочу все знать… – с капризной ноткой протянул мальчик, деловито распихивая по карманам заработанные конфеты и монетки.

У Орвехта это вызывало глухое раздражение: Броло напоминал собачонку, танцующую на задних лапках на потеху зрителям, и в то же время сквозила в его поведении неприятная расчетливая угодливость. Будет скверно, если эти черты закрепятся. Надо бы потолковать с Табинсой: пусть отдаст его в закрытую школу или отправит к отцу в деревню, если самой воспитывать недосуг.

Шеро Крелдон тоже заехал на полчаса в «Золотой подсолнух». То, что угощение на свадьбе первого амулетчика безобразно щедрое и все это профинансировано Светлейшей Ложей, заставило его досадливо нахмуриться.

– А счета тебе не показывали? – полюбопытствовал Суно.

Можно не сомневаться, нулей там изрядно, и сумма в несколько раз завышена, но те, кто прикарманил разницу, будут оправдываться: да помилуйте, все съедено, а что не съедено, то гостями унесено… Поди докажи. После того как перестали функционировать Накопители, воровать в Ложе стали больше: каждый стремился позаботиться о безбедной старости на случай дальнейших превратностей судьбы.

Двое овдейских амулетчиков, к слежке за которыми Шеро на первых порах привлек Орвехта, занимались в Аленде сбором компромата на магов Ложи. Надо полагать, им раздолье. Кому живется хорошо, так это коллеге Тейзургу: что для других компромат, то для него пикантные штришки к образу. А девица-агент оказалась та же самая, что сыграла ключевую роль в похищении Дирвена. Некая Хенгеда Кренглиц, в настоящее время действует под ларвезийским именем Райченда Шумонг.

– Давай-ка маленько угостимся, чем боги послали, да поедем отсюда вместе, – проворчал Крелдон.

– Помилуй, я уже угощался. Лучше пока пройдусь да гляну, что происходит.

Происходило все то же самое. Гости ели и пили, время от времени кто-нибудь вспоминал о новобрачных и начинал выкрикивать непристойные пожелания. Оркестр наяривал музыку из модных опереток, кое-кто пошел танцевать, пары в тесноте налетали друга на друга и шутливо ругались. Дирвен сидел во главе стола мрачный, словно главный герой романтической драмы, Глодия рядом с ним держалась королевой. Парни, которые мечтали отлупить первого амулетчика, отложили свой план на потом и воздали должное пиву. Малолетний Броло опять к кому-то приставал, хотя карманы у него и так уже оттопыривались, как брюхо чворка.

– А я видел, как сюда прибежал жениться большой котик! Он, наверное, хочет жениться на дядюшкиной Тилибирии. Вот такой большущий! А на ушах у него кисточки. Он с улицы прошмыгнул и кого-то здесь ищет, это он Тилибирию ищет, чтобы жениться, он ведь не знает, что ее не взяли на свадьбу, оставили дома… А у котиков бывают свадьбы, как у людей, или нет?

Маг прошел мимо… И, сделав еще шаг, остановился. Вот такой большущий котик. На ушах кисточки. Кого-то здесь ищет.

– Слышали, что он сказал? Какой миленький ребенок, вот радость маме с папой растет! На тебе денежку, положи к себе в копилочку… И конфетку на…

Растроганные его лепетом женщины оторопели, когда Суно Орвехт без церемоний сгреб миленького ребенка за воротник праздничной курточки и потащил за собой.

– Дядюшка Суно… – скуксился Броло.

– Не ной, – оборвал Орвехт, выбравшись вместе с ним в коридор. – Скажи-ка, ты правда видел здесь такого кота или присочинил?

– Взаправду видел, честное слово, пусть мне боги в глаза наплюют, если вру! – заныл Броло. – Он через задний двор прошмыгнул, вот такой большой…

– Показывай, где. – Маг слегка подтолкнул его вперед. – И лучше отучись по всякому поводу богов теребить, а то прогневаются они на вашу семейку. Одна им на столе спляшет, другому они плеваться должны, чтобы научить его говорить правду, – форменная наглость…

Он ворчал, чтобы заглушить тревогу. Кого-то здесь ищет. Если это тот самый кот, немного вариантов, кого он может выслеживать. А ведь вокруг «Подсолнуха» сплели целую сеть сторожевых заклятий и охрана надежная… Стало быть, кто-то их переиграл?

В наружной галерее слуга зажигал фонари, которые висели на подпиравших навес витых столбиках. С темнеющего неба сеялся редкий снежок, во дворе было людно: иные из разгоряченных гостей вышли проветриться, прихватив с собой кружки с вином и пивом.

– Вот туда он забрался! – Мальчик показал на пристройку с приоткрытой дверью. – Я честно видел!

– Беги, свободен.

Нет смысла отсылать его с торжества. Не уйдет, начнет перечить, и драгоценное время будут потеряно.

Последний охранный рубеж пролегал как раз между этим сарайчиком и главным строением. Если его пересечет маг или амулетчик из своих – ничего не случится, если в гостиницу попытается войти чужой волшебник – поднимется тревога. Именно так сторожевая система отреагировала на Тейзурга, но коллеги из тех, кто не прочь к нему подольститься, кинулись навстречу и с любезностями провели его внутрь.

Суно остановился на пороге. Небольшое помещение загромождено корзинами, на гвоздях висят сетки с чесноком и луком. Полумрак, относительный порядок, крепкий овощной запах.

– Коллега, вы здесь? – негромко осведомился Суно, обращаясь к сгустку тени в углу. – Выходите, время дорого.

Блеснула пара глаз. Мягко проскользнув меж двух накрытых тряпками корзин, из угла выбрался кот. По размерам скорее рысь, чем домашняя кошка, с кисточками на ушах. Орвехта одолели сомнения: если он ручной, мог просто выйти на человеческий голос… Уставившись на него снизу вверх, кот мявкнул, словно клянчил сметаны.

– Нужна помощь? – Лучше пару минут выглядеть спятившим дураком, чем потом, уже на посмертных путях, жалеть о том, что повел себя как дурак. – Вы здесь охотитесь на свою обычную дичь? Если да, кивните.

Кот сделал движение головой вверх-вниз – кивнул.

– Вы не можете попасть в дом? Ваша дичь уже там?

Новый кивок, и опять просительное мяуканье.

– Понял, – Орвехт вывалил на пол яблоки из первой попавшейся корзины. – Полезайте сюда, я вас отнесу.

Сверху он прикрыл зверя сдернутой с другой корзины тряпкой. Поднявшись на крыльцо, сотворил заклятье, позволяющее «чужому» пересечь незримую преграду. Маг-перевертыш застрял бы на пороге, поднялась бы тревога, и преследуемая погань, которая неведомо каким образом проникла в дом без лишнего шума, заподозрила бы неладное…

Возможно, мир в ближайшем радиусе разлетится в кровавые ошметки уже в следующую секунду. А перехватчик все равно остался, дожидаясь хотя бы малейшего шанса сделать свою работу, пусть другой на его месте сейчас мчался бы отсюда во всю прыть, чтобы не сгинуть вместе с остальными.

– Коллега Суно, что это вы несете?

– Кота несу. А то мышей тут видели, дамы визг поднимут.

Нетерпеливый толчок: пассажир рвался наружу. Суно еще не успел поставить корзину на пол, когда тот выпрыгнул и стремглав ринулся по коридору в сторону кухни.

– Жрать побежал… Какие ему мыши, когда вокруг столько харчей!

– Да он и так раскормленный, видали?

– Такой своего не упустит!

«Надеюсь, что не упустит», – мысленно добавил Орвехт.

Весь взмок, пока тащил корзину, и вовсе не потому, что ноша была тяжела. Вдоль позвоночника стекла струйка холодного пота. Впрочем, он знал, что тоже останется. И мог бы унести ноги, да не сможет.

«Шеро, здесь «мясорубка». И рыжий здесь».

Короткая заминка, потом пришла ответная мыслевесть:

«Пока ничего не предпринимать. Боевая готовность».

Если начать эвакуацию до того, как перехватчик настигнет посланца Ктармы, тот смекнет, в чем дело, и сразу же приведет в действие смертоносное заклятье. Так что ждать и бездействовать. Суно подозревал, что он сейчас бледнее покойника. Хорошо, что в тускло освещенном коридоре не очень-то разглядишь, у кого какой цвет лица.

В случае успеха ужасатели одним махом уничтожат нескольких архимагов (положим, этим они скорее уж окажут Ларвезе услугу), Шеро Крелдона, который потихоньку прибирает к рукам все больше власти (а вот это уже будет существенный урон), первого амулетчика Ложи (тоже серьезная потеря, каким бы угробцем тот ни был)… Выигрыш для Ктармы и Овдабы предполагается нешуточный. Безусловно, по такому случаю с «мясорубкой» расстарались – накроет целый квартал, чтобы наверняка.

Из кухонного проема тянуло запахами еды, там что-то звякало, булькало, влажно шлепало, но характер доносившейся оттуда людской разноголосицы позволял сделать вывод, что ничего из ряда вон там не происходит.

– Кота здесь не видели? – справился Орвехт у выглянувшей в коридор распаренной женщины в запачканном мукой переднике. – Его принесли, чтобы в номерах мышей ловил, а он сразу к вам сиганул.

Та осоловело помотала головой, вдохнула, как утопающая, коридорный воздух и нырнула обратно в пар и чад.

– А он и побежал наверх к номерам! – звонко выпалил поваренок, высунувшийся на смену женщине. – Знатный котяра, побольше поросенка будет!

Маг направился в конец коридора, к лестнице, устланной белой ковровой дорожкой с алой каймой, да еще усыпанной пшеничными зернами, конфетти и цветочными лепестками. Здесь было темновато, но рядом находилась еще одна дверь в зал, где шло веселье, и оттуда падал свет.

У начала лестницы он остановился, пытаясь уловить доносившиеся сверху звуки, и покосился на проем. Что-то в общей картине его насторожило, он сощурился. Движение там, где ничего двигаться не должно. Потолок. Вернее, закопченная деревянная решетка под потолком, с которой свисают лампы, устрашающие маски, отгоняющие злых духов, и полотенца с вышитыми пожеланиями жениху и невесте.

Наверху скользила неясная тень – то замирала, то снова перемещалась. Толком не разглядеть, но Суно понял. Похоже, дела плохи: судя по тому, как перехватчик в кошачьей шкуре кружит по решетке над залом, он никак не может определиться с целью. Видимо, маги Ктармы снабдили смертника путающими заклятьями, которые на близкой дистанции собьют с толку даже видящего восемь из десяти.

Со стороны казалось, будто Орвехт отдыхает в коридоре от галдежа и духоты. У него на лбу блестела испарина, пальцы, спрятанные в рукавах форменной мантии, были напряжены и слегка скрючены, однако лицо выглядело безмятежным. Он всегда полагал, что одна из наихудших в этой жизни вещей – бездействовать и ждать, зная, что решение проблемы зависит не от тебя, и сейчас он находился именно в такой ситуации.

Лишь одно гипотетическое утешение: он решил, что, если его жизнь в следующий момент оборвется, в серых пределах Акетиса он найдет ту, простите уж, коллеги, паскуду, которая явилась в «Золотой подсолнух» с «мясорубкой», и запихнет в глотку этой паскуде ее же собственные призрачные потроха.

Эта отдающая безумием мысль помогала ему сохранять самообладание, но из-за нее он едва не упустил тот миг, когда события сорвались с мертвой точки, словно выпущенный арбалетный болт.

Тень, блуждавшая по ту сторону потолочной решетки над головами у пирующих, протиснулась через ячейку и атакующим зверем рухнула вниз – кому-то на голову.

Раздался визг. За ним последовали другие вопли, ругань, грохот падающих стульев – гости вскакивали с мест, чтобы рассмотреть, что происходит. За полсекунды до начала этой сумятицы Орвехт на магическом уровне ощутил, как рванулась наружу из своего вместилища слепая разрушительная сила, которая все раздерет на куски, раздробит, раздавит, перемелет… Рванулась – и напоролась на кошачьи когти.

Суно вклинился в толпу и успел как раз вовремя, чтобы отпихнуть господина, замахнувшегося табуретом, выбить столовый нож у другого доброхота и посредством заклинания расколоть кувшин в руках у женщины, которая собиралась окатить морсом взбесившегося зверя. Все эти достойные люди не мешкая бросились на помощь, вот только не разобрались они, кому здесь надо помогать.

На полу сбитый с ног человек судорожно дергался и пытался оторвать от себя злобно урчащего дикого кота.

– Все назад! – рявкнул Орвехт.

«Боевая тревога! Перехватчику не мешать! Все в круг! Те, кого назову дальше, – эвакуируйте людей и организуйте охрану…»

Мыслевесть от Крелдона услышали только волшебники, которые уже ощутили присутствие сработавшей «мясорубки»: маги – за счет своей способности к восприятию сверхъестественного, амулетчики – благодаря предупреждающим сигналам артефактов. Остальная публика не понимала, в чем дело, и тут произошло нечто вконец необъяснимое и пугающее: картинка в мгновение ока поменялась – на полу сцепились уже не человек и кот, а два человека. Один чернявый с расцарапанным в кровь лицом, другой рыжий.

– Демон! – выпалил кто-то из очевидцев, и люди разом отпрянули, бросились вон из зала, в дверях возникла давка.

Шеро Крелдон пробился через толпу и встал напротив Орвехта, по другую сторону от дерущихся. Перехватчик еле справлялся с той смертоносной мощью, которая била фонтаном из своего носителя, словно кровь из вспоротой артерии. Если собственных ресурсов рыжего на это не хватит, остатки «ведьминой мясорубки» превратят в груду щебня весь «Золотой подсолнух», а может, и окрестным домам достанется.

Подоспело еще несколько магов и амулетчиков, образовался круг. Если Хантре Кайдо обессилеет раньше, чем разделается с противостоящей ему дрянью, они удержат ее в этих границах. Постараются удержать.

Между двумя немолодыми мужчинами втиснулась Хеледика.

– Уходи, – сердито бросил Шеро.

Не послушалась. Ее глаза мерцали, словно пара опалов в лунном свете, а волосы, перед тем торопливо расплетенные, струились и колыхались, напоминая массу светлых водорослей, колеблемую течением: занятая ворожбой песчаная ведьма – красивое зрелище.

Дирвен тоже присоединился. Физиономия до того бледная, что отчетливо проступили все веснушки, губы сжаты: первый амулетчик Ложи не драпанет от опасности, пока другие стоят на переднем рубеже. Он ведь первый и лучший! К тому же здесь Сонтобия Кориц, и сейчас он защищает в том числе ее. Суно слышал, как он крикнул:

– Глодия, маму уведи!

К чести Глодии, та не бросила свою новоиспеченную свекровь, которая после трехлетнего пребывания у пшоров так и осталась несколько заторможенной. Схватила ее за руку и потащила вон из зала, другой рукой подобрав свои пышные парчовые юбки.

Если Хантре Кайдо в этот раз не справится, удержит их круг всеядную смерть – или?..

Рыжий справился. Покончив с «мясорубкой», он коротко, без замаха, съездил кулаком по зубам своему противнику.

– Получи, сука!

– Коллега Кайдо, помилосердствуйте! – увещевательно произнес Крелдон после второго удара. – Мне с ним еще на допросах работать!

Орвехт и еще один маг подхватили рыжего, оттащили в сторону, усадили на стул. Он не сопротивлялся. Похоже, находился на грани обморока. Щеки ввалились, по лицу разлилась землистая бледность. Сил у него совсем не осталось, израсходовал без остатка.

– Нужен маг-лекарь! И охрану сюда! – распорядился Суно, одновременно послав мыслевесть Тейзургу.

Ужасателя скрутили, обыскали и поставили на ноги. Молодой парень, то ли суриец, то ли полукровка. Обычно Ктарма в качестве расходного мяса использует женщин, но порой и мужчины становятся смертниками. Еще предстоит выяснить, как ему удалось миновать три магических рубежа, созданных вокруг «Золотого подсолнуха». Надо полагать, кто-то помог.

Накануне коллега Эдмар любезно поделился с Ложей информацией о том, что гнупи способны чуять «ведьмины мясорубки», но изловленный магами черноголовый коротышка, доставленный в большой закрытой корзине, тревоги не поднял. Впрочем, этот народец крайне упрям и зловреден, иной раз им так захочется учинить пакость, что инстинкт самосохранения побоку.

И второе, что нисколько не радует: в круг встало куда меньше коллег, чем требовалось. Причем среди них не было ни одного архимага – те первыми кинулись вон, руководствуясь практичным девизом «Спасайся, кто может!». Шеро Кредлон, вопреки вражьим козням живой, все это запомнит и учтет, но грустно, коллеги, весьма грустно…

Повыскакивавшие на улицу гости возвращались, не очень-то и напуганные, так как не знали подробностей. Им объяснили, что рыжий парень, который сидит на стуле и выглядит полумертвым, – не демон Хиалы, а маг-перевертыш, только что обезвредивший ужасателя. Люди ахали и порывались угостить героя вином, чего им не позволяли маги-лекари.

Примчался Тейзург, злой и против обыкновения необходительный. Отшвырнув пинком уже приготовленные для Кайдо носилки, от удара треснувшие, он на руках отнес наемника в карету и уехал. Карета была не его, а достопочтенного Гривьямонга, но тот счел за лучшее не поднимать шума по этому поводу. Впрочем, экипаж архимага потом нашелся на бульваре Шляпных Роз в целости и сохранности.

В «Золотом подсолнухе» продолжалась гулянка. Крелдон приказал усилить охрану, а сам засобирался в резиденцию Ложи – ужасателя допрашивать, и Орвехта позвал с собой.

– Ясно теперь, почему рыжий Ваглеруму плюху отвесил, – поделился он, когда вышли в коридор. – Попадались мне упоминания в старинных трактатах, ежели маг-перевертыш слишком много времени проводит в облике, у него слабеет самоконтроль на агрессивные проявления. А Кайдо, видимо, постоянно бегает в кошачьей шкуре, когда выслеживает ктармийскую погань.

– Плохо, что это больше не секрет, – заметил Суно.

Шеро сумрачно кивнул и добавил:

– Ваглерума я прижму, пикнуть не посмеет.

Они уже направились к выходу, когда из зала донесся топот и пронзительный женский вопль:

– И-и-эх, одну дочку замуж отдала и другую отдам!.. И-и-э-э-эх, пей-гуляй, вся деревня!..

– Господин Орвехт, там ваша кузина, госпожа Табинса, на столе пляшет! – Голос выглянувшего из дверей охранника-амулетчиика прозвучал почти испуганно.

За этим последовал грохот, звон бьющейся посуды и хор возгласов.

– Сломала стол, – все с тем же сумрачным выражением констатировал Крелдон.

Крысиный Вор заболел, и Шнырь наконец-то смог отдохнуть в уютных темных подвалах под господским домом да похвалиться перед всеми своими подвигами. А то бегай за ним, не жалея ног, и потом еще на чердаках его сон стереги! Нынче окаянный вражина пластом лежал на кровати у себя в комнате, и его кормили с ложки. Когда он, недовольно зыркая похожими на темные вишни глазами, попытался жрать сам – ни единого разу до рта не донес. Только заляпал куриным бульоном подушку, пижаму и свои свалявшиеся рыжие волосы.

«Поделом тебе, ворюга, за краденую крыску!» – злорадно подумал подглядывавший Шнырь.

А все потому, что последнего злыдня всех-на-куски снабдили хитрым заклятьем, которое должно было извести того, кто попытается перебить злыднево колдовство. Крысиный Вор все равно свое дело сделал, но после этого так занемог, что того и гляди помрет.

Господин сидел возле его постели и плел лечебные чары, которые постепенно уничтожали обессиливающую порчу. В этом он был терпелив, но, когда выходил из комнаты наемника, давал волю злости, которую норовил сорвать на всяком, кто подвернется. Прислуга пряталась от него на кухне, а подневольный волшебный народец отсиживался в недрах подвала, дожидаясь развязки: или рыжий уйдет в серые пределы Акетиса, и тогда господин вконец разлютуется хуже демона, или выздоровеет, после чего можно будет без опаски выбираться наверх – может, еще и сливками на радостях угостят!

Время от времени кого-нибудь посылали на разведку, но там все было по-прежнему: комнаты, хотя и натопленные, как полагается в месяц Топора, выглядели промороженными, зеркала блестели холодно и недобро, словно клинки, а оконные стекла, казалось, нацеливались, чтобы в следующий момент разлететься вдребезги и поранить тебя осколками. Наверное, так отражалось на доме настроение его хозяина, однако же самое страшное было не внутри, а снаружи.

Если выглянешь из заиндевелого по краям окна во двор с заснеженным кустарником и литой решеткой, за которой сквозит оживленная улица, возле фонтана увидишь вылепленную из снега большую собаку. В следующий момент до тебя дойдет, что вовсе она не слепленная… А после почуешь, что собака та непростая. И даже среди небесных псов непростая… И станет тебе по-настоящему страшно, в особенности когда поймешь, что этот Снежный Пес тоже ждет развязки, и ежели Крысиный Вор помрет, такой буран поднимется, какого здесь тысячу лет не бывало.

Струхнувший лазутчик на четвереньках отползал к двери, пятясь задом, припадая к безжизненно сияющему паркету, чтобы повелитель метелей и снегопадов его не заметил. Потом кубарем скатывался по лестницам в душную темень подвала, еле озаренного тускло-желтыми и гнилушечно-зелеными волшебными светляками. Шмыгая носом, докладывал остальным, что ничего пока не переменилось.

Тетушка Старый Башмак, пестро одетая маленькая старушонка, черноглазая, веснушчатая, в пыльной шали из паутины и с такими же оборками на чепце – все тухурвы так выглядят, – сокрушенно вздыхала. Гнупи угрюмо переглядывались, размышляя, обрушится на них гнев господина, ежели рыжему ворюге каюк, или пройдет стороной. Они, конечно, ни при чем, но станет ли Золотоглазый разбирать, кто здесь при чем, а кто нет?

Тухурва, догадливая, как все ее племя, смекнула, что надо будет хором кричать – мол-де отомстим за рыжего, поплатятся супостаты! – и тогда господин смилуется, потому как увидит, что они с ним заодно. Гнупи шепотком разучивали, что будут говорить насчет страшной мести, кое-кто заранее припрятал в карманах луковицы, чтобы пролить слезы по Крысиному Вору. Понятно, что при таких умонастроениях Шнырь о своей потерянной крыске даже не заикался, хотя все равно о ней думал.

Он то проваливался в заполненное мельтешащими картинками полузабытье, то ненадолго приходил в себя и тогда видел расписанный лилиями потолок, задернутое кисейной шторой окно, Эдмара в кресле.

Иногда рядом с постелью сидел кто-нибудь из слуг, напряженный и бледный от страха. Тейзургу понадобилось отлучиться, и ясно, что перед этим он до смерти запугал того, кого оставил присматривать за больным: мол, в случае чего ответишь… Хантре это злило даже больше, чем неспособность встать с постели или хотя бы самостоятельно поесть.

Нарисованные лилии начинали плавать по нефритово-зеленому потолку и кружить хороводом, тогда он снова тонул в хаосе картинок, звуков, впечатлений, кусочков то ли настоящих, то ли приснившихся воспоминаний…

Там были ночные города с огромными, как горные хребты, зданиями, облитыми стеклом и разноцветным сиянием. Он их видел то снизу, стоя на улице, то с высоты, словно падая в темную лагуну с мерцающими подводными дворцами. Он определенно бывал раньше в таких городах. Начинал искать знакомые места, вглядывался в лица – вдруг мелькнет кто-то, кого он знает? – но потом спохватывался: толку-то, если это всего лишь бред?

Иногда ему попадались чашки с кофе – на подоконниках, на парапетах мостов и каналов, на пеньках в лесу, на песке посреди безлюдных пляжей. Причем непонятные какие-то чашки: вроде бы обычного размера, но почему тогда в них плавали осенние листья, как они там помещались?

Засыпанная пеплом равнина с выпирающими кое-где каменными хребтинами, почернелыми от копоти, расстилалась в утреннем сумраке до розовеющего горизонта. Пошатываясь от усталости, роняя капли крови из ритуально порезанной руки, он запечатывал Врата Перехода, чтобы они никогда больше не открылись. Рядом ошивался демон Хиалы. Из Врат снова полезла иномирская пакость, тогда демон шагнул вперед, заслоняя его, но вдруг обернулся и с угрозой прошипел:

– Ешь бульон! Хоть ложечку, мерзавец! Или мне тебя убить? Или я должен показать стриптиз и сплясать, чтобы ты все-таки соизволил поесть?

– Я поем бульон, если ты не будешь показывать стриптиз, – произнес он, с трудом выговаривая слова и не вполне понимая, где они с Золотоглазым сейчас находятся: на той равнине-из-прошлого или в светлой комнате с лилиями на потолке?

В давно забытой жизни, где случилась та равнина и та война и Золотоглазый все еще был демоном, Хантре Кайдо однажды приснилась эта комната и этот разговор про бульон. Теперь он об этом вспомнил. Эффект двух зеркал, которые отражаются друг в друге, и попробуй разбери, в какой стороне бесконечного зеркального коридора находится сегодняшний день.

Закоулки, парки, туманные дали, смутно знакомые помещения, обрывки музыки, такой же материальной и видимой, как все остальное, человеческие и нечеловеческие лица – вперемешку, мозаикой, бесчисленными множествами… Иногда ему удавалось вынырнуть оттуда и недолго побыть в комнате, но в этом тоже не было ничего хорошего: собственная беспомощность угнетала, а преодолеть ее он не мог. Вдобавок Тейзург тут же начинал привязываться со своим бульоном. Или в его отсутствие трепещущие слуги умоляли Хантре хоть немного поесть, иначе господин прогневается (ага, он и так злющий, куда уж дальше), и больной из жалости к ним через силу ел.

Впрочем, хуже всего другое. Во тьме его подстерегает нечто бесформенное, безвременное, беспредельное, и он то ползет через этот зыбкий океан без начала и конца по шатким мостикам, то прыгает по льдинам, которые мчатся в темную даль – с одной на другую, с одной на другую, то карабкается по выросшим на пути скалам, до крови обламывая когти, то бредет по необъятной равнине, увязая в песке или в снегу. Он давно уже забыл, куда ему нужно дойти, хотя в начале пути, наверное, помнил. Самое трудное – удерживать все эти мостики, скалы, руины и другие пространственные поверхности в относительно неподвижном состоянии. Если не удержишь, они распадутся и смешаются с бесконечно переменчивой зыбью, тогда уж точно никуда не придешь.

Двигаясь вперед, он следил за тем, чтобы Несотворенный Хаос не съел кое-как слепленную дорожку, которая так и норовила расползтись, истаять, сгинуть. Каким образом это у него получалось, он не задумывался. Главное – добраться туда. Еле теплившееся представление о том, что необходимо во что бы то ни стало попасть туда, заставляло его продолжать борьбу.

Это мучительное путешествие вновь его настигло во время болезни и, выплывая из омутов бреда, чувствуя под головой мокрую от пота подушку, он всякий раз понимал две вещи. Во-первых, это было с ним на самом деле. А во-вторых, это осталось позади: он ведь все-таки дошел.

Однажды бред закончился, и тогда он просто уснул, а когда проснулся, за окном брезжил серый зимний день, лилии на потолке были плоски и неподвижны – не более чем фреска на штукатурке. В кресле возле постели сидела одна из наложниц Тейзурга. Омилат. А может, Джеварья. К стыду своему, он нередко путал, кто из них кто.

– Бульон, господин Хантре! – радостно заулыбалась девушка.

Прежней тревоги у нее в глазах не было: очевидно, все уже знали, что он выздоровел.

– Ага, спасибо. Ешь его сама, я хочу котлету.

Откинув одеяло, он сел, потом нетвердо встал и мимо всполошившейся Джеварьи-Омилат двинулся к двери. Мятая хлопчатобумажная пижама длиной до колен болталась на нем, как на вешалке.

Пол холодил босые ступни, зато почти не качался. В зале от стены до стены лежал ковер с густым разноцветным ворсом и пылал огонь в белом, как снежный дворец, камине.

Он направился было к камину, но передумал и подошел к окну. На тронутых изморозью перилах балкона была укреплена кормушка в виде изящной беседки, там клевали зерно птицы – хохлатые серые комочки с оранжевыми грудками. До чего же хорошо смотреть на что-то реально существующее, которое было пять минут назад, есть сейчас и никуда не денется в ближайшие четверть часа… Снизу его заметил сидевший во дворе пес: радостно залаял и так завилял хвостом, что взметнулся снежный фонтанчик. Хантре помахал ему и обессиленно оперся о подоконник, а когда вновь поднял взгляд, никакого пса уже не было.

– С возвращением!

Он повернулся медленно, чтобы не отпраздновать «возвращение», растянувшись на полу, а то голова кружилась. Эдмар стоял у двери в синей с красным узором баэге, глаза подведены – как же без этого? А тени под глазами, похоже, настоящие.

Улыбаясь, подошел, тоже поглядел в окно.

– О, наконец-то… Хвала Госпоже Вероятностей, Дохрау больше не сидит у меня во дворе перед парадным крыльцом! А то прислуга боялась мимо него ходить, да и сам я, признаться, несколько нервничал. Простые смертные пользовались задней дверью, а я – Вратами Хиалы. И вдобавок преподаватели Магической Академии повадились таскать сюда студентов, чтобы те хотя бы издали, с улицы, посмотрели на Великого Пса Северного Ветра.

– Долго он тут сидел?

– С самого начала, как ты слег. Несколько раз отлучался, чтобы раздобыть мне кое-какие ингредиенты для целебной ворожбы.

Хантре помолчал, ошеломленный этим фактом, потом сказал:

– Спасибо.

– Счастлив это услышать, – ухмыльнулся Тейзург. – Ты ведь скуп на «спасибо», по крайней мере когда речь заходит обо мне. Бесподобно, ты похож на обтянутый кожей скелет с хорошо сохранившейся рыжей шевелюрой и вызываешь у меня сейчас лишь одно желание – накормить тебя.

– Да я бы и сам не отказался поесть. Только не бульон.

– Сначала надень что-нибудь пристойное, а то выглядишь, как сбежавшее с огорода пугало. Уму непостижимо, на что ты израсходовал остаток сил, после того как покончил с «мясорубкой». На то, чтобы набить лицо террористу! Меня всегда изумлял и шокировал твой здравый смысл – вернее, то, что тебе его заменяет. Всякому было ясно, что мерзавец и так свое получит, тем более что на него имел виды коллега Крелдон, который его потом и заграбастал. Нет ведь, надо было на последнем надрыве отвесить по роже! Если бы ты потратил эти крупицы силы на нейтрализацию вредоносного заклятья или приберег их, как резерв, это было бы куда практичней, не находишь?

Хантре понимал, что Золотоглазый прав, но его нотации раздражали, хотелось огрызнуться. От этого он удержался, сознавая, что тот заботился о нем во время болезни и много сделал для того, чтобы он выздоровел.

– Что значит террорист?

– То же самое, что ужасатель – на языке того мира, где я жил перед тем, как вернуться в Сонхи.

Разговаривая, они дошли до комнаты, по дороге Тейзург приказал кому-то из слуг накрывать в столовой.

Хантре натянул штаны, тунику, теплые домашние полусапожки и уже сунул руку в рукав стеганой баэги, коричневой с желтыми листьями – вроде тех, что плавали в кофейных чашках во время его бреда, – когда его пронзила мысль, от которой он на мгновение оцепенел.

– Сколько я болел?

– Почти две восьмицы.

– Так долго… В Аленде за это время ничего не случилось?

– В Аленде каждый день что-нибудь случается.

– Я имею в виду ужасателей с «мясорубками».

– Затишье.

– Почему затишье? Они ведь лезли сюда, как мухи на мед.

– «Ведьмина мясорубка» требует от своего создателя незаурядного искусства. Маги, которые этим занимаются, ценят свои услуги недешево. Их овдейские заказчики – люди состоятельные и могущественные, а могущество порой может сыграть с человеком злую шутку: он начинает мнить себя неуязвимым. Я сделал доброе дело, – глаза Тейзурга загадочно блеснули, – рассеял это опасное заблуждение. Доказал им, что они, увы, уязвимы, и то, что им дорого, тоже может быть растоптано и уничтожено. На какое-то время они присмирели.

– Что ты сделал?

– Ты уверен, что и впрямь хочешь узнать, что мы сделали? Я говорю «мы», потому что в осуществлении моего плана участвовал Дохрау. Великие Псы не вмешиваются в дела смертных, но, поскольку речь шла о тех, кто причинил тебе вред, он отступил от этого правила. Для жителей Овдабы ссориться с Псом Северного Ветра – себе дороже.

– Значит, война закончилась? – осмыслив эту информацию, уточнил Хантре.

– Если бы. Всего лишь передышка. Овдейские интриганы измышляют, как им действовать дальше, чтобы не навлечь на себя гнев Дохрау, а их южные союзники не очень-то его и боятся. Суринань – не его территория. Так что тебе сейчас надо хорошо питаться и поскорее восстанавливать силы.

Когда вошли в столовую с мозаиками из цветного стекла, лицо Хантре вытянулось:

– Опять бульон?..

– Опять, – с пакостной ухмылкой подтвердил Тейзург. – А ты на что рассчитывал? Сегодня-завтра тебе нельзя ничего другого, щадящая диета.

Впрочем, бульон так бульон. Он был зверски голоден и согласен на любую еду.

Хозяин дома тактично ограничился бокалом вина. Орнамент на его баэге издали выглядел, как цветочный, а вблизи оказалось, что это изящные красные паучки, как будто парящие в вечерней синеве – Хантре только теперь рассмотрел рисунок.

– Каждый раз, когда я приходил в себя, ты или твои люди старались накормить меня этим бульоном. Он все время был, в любой момент времени. Это какое-то колдовство?

– Не угадал. Его всего-навсего постоянно варили – на случай, что ты очнешься и удастся хоть немного отравить тебе жизнь, пока ты в сознании. Потом невостребованную порцию съедал кто-нибудь из прислуги или сливали в бидон и относили в лечебницу для бедных во славу Тавше, и так по двенадцать раз в сутки. В этом было нечто от безумного часового механизма.

Сейчас он ел золотистый куриный бульон, как будто приправленный летним солнцем, с аппетитом, даже с жадностью. Попросил добавки.

– Мои гнупи потеряли тех мерзавцев, за которых тебе тогда вздумалось заступаться, а я был слишком занят, чтобы искать их, – сообщил Эдмар, задумчиво вертя в пальцах хрустальный бокал с каплей рубинового вина на донышке. – Похоже, они все-таки восстановили силы и сумели применить какое-то заклинание, мешающее мне их обнаружить. Что ж, так даже интересней…

– Да оставь их в покое. Если они когда-то причинили мне вред, это же было очень давно. Считай, что я простил их.

– Зато я не простил. Собираешься читать мне мораль?

– Ага, больно надо.

– Жаль, это было бы забавно. Я получил бы удовольствие. Хотя ты ведь у нас мордобойщик, а не морализатор… Трепетный этик, готовый навешать затрещин всем и каждому – меня всегда приводило в восторг это изысканное сочетание. Кстати, об этике: начни с себя, а то ведь Шнырь до сих пор горюет по своей крыске. И вольно же тебе было ребенка обижать.

– Хорош ребенок!

– Волшебный народец – это те же дети, которым не дано повзрослеть. Они по-детски непосредственны и по-детски жестоки. Даже тухурва, которая выглядит древней сгорбленной старушкой, под этой оболочкой скорее напоминает зловредную девчонку, чем престарелую даму. И все что угодно для этих существ игра – если хочешь знать мое мнение, не то чтобы они были не правы.

Хантре молчал, глядя в пустую тарелку. У него в душе что-то болезненно отозвалось на слова собеседника, но это не имело отношения ни к волшебному народцу, ни к играм. Наконец он поднял взгляд.

– Ты не в курсе, в том мире, где я жил перед тем, как вернуться в Сонхи, у меня были дети?

– Кто ж тебя знает? Может, и были, может, нет.

Чувство потери. Кто-то у него там остался… И еще появилось ощущение, что Золотоглазый темнит.

– А женщины у меня там были?

«Если скажешь «не знаю», это наверняка будет вранье».

– Одно время у тебя была любовница, которую звали Люана Ришсем.

Похоже, это правда. Хотя он не помнит Люану Ришсем. И Тейзург несомненно в чем-то лукавит.

– Ты недоговариваешь, – произнес он, глядя в упор.

Тот улыбнулся и слегка развел руками.

– Видишь ли, это дела прошлые… Люана была младшей женой правителя одной довольно забавной страны, и так сложилось, что ее мужа я убил, а она потом утешилась в твоих объятиях. Насколько я знаю, детей от тебя у нее не было.

– Почему убил?

– Я же говорю, так сложилось. Игра вероятностей. Я тогда сводил счеты с любимой женщиной – эта очаровательная негодяйка мало того, что сказала «нет», так еще и устроила мне массу неприятностей, вот я и решил ее проучить. Ришсем оказался жертвой обстоятельств. Хантре, ну что ты так колюче смотришь? Право же, тебе рассказать ничего нельзя – сразу начинаешь выискивать: а нет ли в этом какой несправедливости? Это было в моей прошлой жизни. Срок давности вышел.

Хантре пожал плечами, сдерживая раздражение. Его бесил этот снисходительный тон и провоцирующий прищур.

– Обожаю, когда меня с трудом терпят, – ухмыльнулся Тейзург.

– Пойду прогуляюсь, – сухо бросил наемник, поднимаясь из-за стола.

После большой тарелки куриного бульона сил у него определенно прибавилось.

– Никуда ты не пойдешь, только этого не хватало. Если ты отправишься на прогулку в облике, это может закончиться плачевно. Только представь себе ковыляющего по улице истощенного кота со свалявшейся шерстью! Среди прохожих непременно найдется доброхот, который из милосердия попытается добить несчастное животное, чтобы прекратить его мучения. Лучше я прикажу заложить коляску, и поедем кататься. До праздника Равноденствия с зимним маскарадом осталась восьмица, горожане в меру своей фантазии украшают Аленду… Я тебе много чего интересного покажу, прелестная будет прогулка, не пожалеешь. Поехали?

За окном прояснилось, птицы защебетали громче. Мозаичные панно на стенах заиграли цветными бликами. И погулять хотелось, и в то же время далеко он не уйдет. Доплетется мимо сияющего солнечными пятнами заснеженного фонтана до калитки, потом, еле волоча ноги, пойдет по бульвару Шляпных Роз – и через несколько десятков шагов голова закружится, а силы закончатся. Хорошо, если его хватит до следующего перекрестка. Проехаться по Аленде в коляске – это намного лучше, особенно если Тейзург еще и термос захватит.

Он хмуро кивнул, чувствуя, что едва не вспомнил что-то важное, но оно ускользнуло, так и не появившись из мглы, поглотившей его жизнь в другом мире.

Глава 3 Зимний маскарад

Гнездовье крухутаков пряталось среди серовато-белесых, как будто облитых известкой скал, которые выглядели так, словно свалились с небесных высот и разбились вдребезги, но всеми своими острыми верхушками тянутся обратно. Если забредешь в глубь выветренного каменного царства, которое на карте отмечено как Чивьярха, там-то его и увидишь.

В холодных землях бытует присловье «узнаешь, где крухутаки зимуют» – так это о Чивьярхе. Здесь ютятся перелетные птицелюди, которых гоняют из человеческих городов их местные собратья: мол-де мозгов на всех не напасешься. Иные из северных крухутаков после первых заморозков ложатся в спячку до весны, а иные отправляются зимовать в теплые края. И то и другое риск: может, повезет, может, не очень, но им не дано предугадывать, что случится дальше. О прошлом и настоящем им известно все на свете, а будущее для них – такой же туманный океан вероятностей, как для всех остальных.

Большие неряшливые гнезда, сооруженные из веток и краденого тряпья, лепились как попало, только не рядом – их непременно разделяло расстояние не меньше чем в полтора десятка шагов. И каждый крухутак держался особняком. Они знают все, в том числе друг о друге: о чем между собой толковать? Люди считают их болтливыми, но пернатые оракулы тем и сыты, что порой уболтают человека сыграть в три загадки: хочешь есть, умей уговаривать. А в своем поселении долговязые крылатые существа сидят, нахохлившись, в меланхоличном безмолвии и, верно, перебирают свои знания, словно случайные бусины из несметной кучи сокровищ.

Два-три крухутака высиживали яйца. Хоть они и бесполы, но при этом не вырастают из земли, как древоны или грикурцы, и не появляются невесть откуда сами собой, как это бывает с чворками. Если где-то в Сонхи крухутак погибнет, вскоре после этого кто-нибудь из его сородичей снесет яйцо, из которого вылупится птенец – такой же нескладный обладатель чудовищного клюва и печальных человечьих глаз, как взрослые особи.

Трое охотников за удачей притаились в засаде с наветренной стороны, спасаясь от вони, напоминавшей о загаженном курятнике. Разило и от самих птицелюдей, и от их гнезд, и от кучек высушенного солнцем помета. Если где-то рядом крухутак, запах известит о нем раньше, чем он объявится, их гнездовье тоже учуешь издали.

Смуглые жилистые парни в тюрбанах и запыленной одежке выглядели истощенными, невеселыми, но уже не такими замученными, как с месяц тому назад. Наконец-то они отогрелись. В безоблачном небе сияло солнце, древние скалы отдавали тепло, словно громадная печка, так что воздух над вершинами струился знойным маревом, и вечнозеленая растительность знать не знала ни о какой зиме.

Трое беглецов обливались потом и все равно блаженствовали. Пусть за минувшие тысячелетия их родные края изменились до неузнаваемости, одно осталось прежним: это страна бесконечного лета. Здесь тебя может хватить солнечный удар, зато ничего не отморозишь. И Дохрау сюда путь заказан. И омерзительных гнупи здесь нет. И Тейзург остался на севере, в промозглом пасмурном городе… Хотя долго ли ему добраться куда угодно по тропам Хиалы?

Куду, Вабито и Монфу надеялись, что он их потерял. Держались этой версии по молчаливому согласию, потому что если заговоришь об этом вслух – их сегодняшнее бытие, более-менее сносное, тут же рассыплется, как сметенный ураганом соломенный домик.

Мучительное ожидание катастрофы давно уже стало для них таким же привычным, как чувство голода или расчесанные болячки на немытых телах. Всякое пространство, будь то каморка для лопат на алендийском вокзале или обширнаяскалистая Чивьярха, грозило превратиться в ловушку с клейкой мушиной лентой под ногами и театральным задником вместо горизонта. Ты пойман. Это гнетущее чувство никого из них не отпускало. Деваться некуда. Очередная передышка может закончиться в любое мгновение. Через час? Этим вечером? Завтра? О, они знали о том, что Золотоглазый любит поиграть в кошки-мышки.

Выход один: стать вассалами того, кто сможет дать отпор этому отродью Хиалы.

Нельзя сказать, чтобы они переоценивали Дирвена. Силен, ничего не скажешь, но чересчур молод и недалек. Зато Тейзурга яростно ненавидит, и если снабдить юного мага-предметника артефактами, которые позволят ему использовать всю свою мощь без ограничений – почем знать, чья возьмет…

Они боялись надеяться на победу: уже привыкли, что любая их надежда будет растоптана. Они действовали ради своей цели, стараясь не думать о том, что весь окружающий мир – западня, но в то же время ни на секунду об этом не забывая.

В Сонхи многое изменилось: во времена учителя Унбарха некоторые из нынешних разновидностей волшебного народца обитали в пограничных областях Хиалы и не были наделены теми способностями, какие есть у них теперь. Крухутаков в ту пору не было вовсе.

Обретя цель, Куду, Вабито и Монфу занялись самообразованием: обчистили книжную лавку, торговавшую подержанными учебниками, и разжились в числе прочего краткой школьной энциклопедией волшебных существ. Современной письменности они еще раньше начали обучаться, украв на рынке учебник грамматики – позже невидимые прислужники Тейзурга отобрали его и порвали с мерзким хихиканьем.

Энциклопедия им досталась сильно потрепанная, некоторых страниц не хватало, а к иллюстрациям вначале пририсовали карандашом лишнее, а потом – видимо, перед тем как отнести книгу в лавку – их до дыр истерли ластиком, но Куду, Вабито и Монфу все равно почерпнули оттуда немало важных сведений. Как наставлял учитель Унбарх, тот, кто хочет учиться, не будет привередничать и возьмет информацию где угодно.

Ясно, что им нужно спросить о Наследии Заввы у пернатых предсказателей, иначе ищи песчинку в Подлунной пустыне, которая ныне зовется Олосохаром. Другое дело, что отгадать три загадки у них никаких шансов. Принуждать крухутака силой или шантажом бесполезно, в этом случае он все равно ничего толком не скажет, да еще наведет порчу, так что сам обрастешь перьями и запаршивеешь. Последний вариант – избавить птицечеловека от смертельной опасности, чтобы он из благодарности сам предложил тебе ответ на любой вопрос. В расчете на такой поворот Вабито, Монфу и Куду уже который день дежурили около гнездовья, карауля счастливый случай.

Монфу и Вабито, в прошлом элитные бойцы учителя Унбарха и в придачу палачи, привыкли действовать нахрапом. Приволокли в Чивьярху изловленного на большой дороге оборванца, то ли разбойника, то ли нет, раскололи ему голову камнем: мол-де угощайтесь, дорогие, мы вас от голодной смерти спасаем!

Крухутаки, которым Условие запрещает убивать людей без игры в три загадки, от дармового угощения отказываться не стали, это им не возбраняется. Страшное дело, как передрались над трупом: клекот, хриплые вопли, хлопанье громадных крыльев, пыль столбом, кружатся темные перья и пух, щелкают клювы, брызги крови и помета, невыносимая вонь. Дарители укрылись за скалой и нервно прислушивались к отголоскам дележки, а когда мозги мертвеца до последней капли были съедены, завели речь о вознаграждении, но пернатые подняли их на смех.

Если бы все было так просто: проломи кому-нибудь череп – и вот тебе за это знание на золотом блюдечке! Много вас таких умников, это предусмотрено Условием и не засчитается. Нет уж, хочешь получить ответ – сыграй в три загадки.

Что ж, за неимением лучшего оставалось предложение Куду: подстеречь, когда у этих гнусных тварей вылупятся птенцы, и тогда, возможно, повезет спасти мелкого клювастого гаденыша от диких зверей, или от стигов, или от амуши. Вот и жарились на солнце в тоскливом ожидании, обливаясь потом, впроголодь, почти без надежды. Крухутаки знали, что они не опасны, и терпели их присутствие.

Намерзшие на стеклах узоры раскрывались перистыми веерами, в тончайшей игольчатой бахроме по кромкам завитков переливались крохотные радуги. Ледяной барельеф сверкал россыпями алмазов, и в нем как будто обозначилась потаенная дорога, которая вела в глубь этого застывшего ландшафта. Хеледика мысленно скользила по ней – туда, в царство хрустальной стужи, где все завораживающе прекрасно и нет ни страстей, ни обид, ни других эмоций, никаких неприятных переживаний… В деревне песчаных ведьм ее с малых лет приучили к созерцанию, и позже, попав в северные края, она полюбила смотреть на ледяные узоры. В Ларвезе они появлялись нечасто, настоящих морозов тут почти не бывает, зато прошлой зимой в Овдабе, во время своей шпионской миссии, агент Змейка видела их едва ли не на каждом окне, и это помогало ей сохранять душевную гармонию.

Ей хотелось быть такой же спокойной и нечувствительной к боли, как эти причудливые опаловые цветы на стылом стекле. В последнее время в ее жизни хватало событий, нарушающих внутреннее равновесие: после уничтожения смертницы в Гуртханде она еще несколько раз убивала по заданию господина Шеро. Ее послужной список пополнился двумя агентами Ктармы и тремя женщинами, которых те завербовали в качестве расходного мяса.

Крелдон ей не приказывал, а всякий раз доверительно просил об одолжении. Впрочем, песчаная ведьма понимала, что разница тут сводится к формулировкам, и почем знать, что будет, если она откажется от следующего задания… Но она не отказывалась. Господин Шеро не скупился на похвалы, да и жалованье у агента Змейки было немаленькое. Хотя куда ей столько денег? Она завела счет в Королевском банке и пополняла его каждый месяц, оставляя себе сколько нужно на карманные расходы.

Когда она появлялась в театре или на балу, вокруг нее роились поклонники: мужчин влекло к представительницам ее племени, словно мотыльков к фонарю. Будь на месте песчаной ведьмы другая барышня, ее безразличие и холодность распугали бы кавалеров, но частичка унаследованного от олосохарских песчанниц волшебства у нее в крови играла на невидимых струнах, плела ненужные сети независимо от настроения Хеледики.

Вступать в близкие отношения с кем бы то ни было она не собиралась. Однажды сделала глупость. Повторять незачем. Лучше хранить внутреннюю безучастность, подобную ледяным ветвям и звездам на оконном стекле. И собственный опыт, и наблюдаемые со стороны чужие драмы укрепляли ее в этой мысли. Она предпочитала, чтобы при выездах в свет ее сопровождали не воздыхатели, а молодые обходительные коллеги, приставленные к ней Крелдоном для охраны.

Солнцеворот и Новый год она решила встретить дома в уютном одиночестве. Вначале сагаэна – древний ритуальный танец, который танцуют в этот день все песчаные ведьмы. Потом горячее фьянгро с лимоном и пряностями, два праздничных пирога, мясной и сладкий брусничный (их прислала Сонтобия Кориц, мама Дирвена – минувшим летом Хеледика расколдовала ее после заточения в подземельях у пшоров), хорошая книга перед сном. Этого ей вполне достаточно.

Сломалась она к концу сагаэны. Дотанцевала, иначе нельзя, а после беззвучно расплакалась, стоя посреди со вкусом обставленной, но как будто враз выцветшей комнаты.

Олосохарские ведьмы танцуют сагаэну всей деревней, берут с собой даже годовалых девочек, которые едва научились ходить, а тех, что еще не умеют, матери держат на руках. И как же им тогда хорошо – потому что они вместе! А Хеледика – изгнанница и преступница, из трусости поступившая наперекор общине. Из-за нее погибла Ксиланра. Даже если ее позовут вернуться, трещина, разделившая ее и остальных, никуда не исчезнет.

Ее сотрясали рыдания, близкие к судорогам. Она не издавала ни звука, но каждая жилка и каждый позвонок словно куда-то рвались, пытаясь докричаться до кого-то, кто все равно не услышит, горе раздирало ей сердце. Когда это прекратилось, она долго лежала на полу, сперва ничком, уткнувшись лицом в ковер, потом на боку, свернувшись в клубок. Наверное, так чувствует себя разбитый стакан, содержимое которого расплескалось, и сам он – сплошные осколки.

Тяжело поднявшись на ноги, Хеледика подошла к окну. Дивно прекрасные ледяные узоры постепенно утолили боль, начали соединять и примораживать один к другому кусочки души, заполняя стыки прозрачными кристалликами льда и мерцающими снежинками. Разумеется, это было всего лишь ее представление, иллюзия, которая помогла ей ощутить спасительный внутренний холодок.

Лицо в зеркале бледное, как вялая кувшинка, глаза покраснели, но это пройдет. Главное, что она опять почти ничего не чувствует. Другое дело, что ей сейчас не до фьянгро (нет уж, не станет она пить, чтобы заглушить тоску – чересчур скользкая тропка) и не до пирогов.

Хеледика снова подошла к окну. С тех пор как Нинодию Булонг, ее напарницу по овдейскому делу, едва не похитили, она по распоряжению Крелдона переселилась в резиденцию Светлейшей Ложи. Обставленная дорогой мебелью квартира со всеми удобствами, проверенная прислуга за казенный счет. Ей не приходилось хлопотать по хозяйству, разве что шоколад варила сама. Служанка, надо полагать, о каждом ее шаге докладывала начальству, но последнее Хеледику не беспокоило: что ей скрывать, если она не собирается ни пускаться в любовные приключения, ни сотрудничать с противниками господина Шеро?

Обычно она без возражений соглашалась на то, что ей предлагали, однако в этот раз настояла на своем и выпросила жилье в доме возле ограды, окнами на Аленду. До чего же чудесный вид открывался отсюда, с возвышенности, на ларвезийскую столицу! Море черепичных крыш в наплывах снежной глазури, флюгера, скульптуры, шпили, башенки с часами и архитектурными изысками. Из труб поднимались дымки, словно бессчетное множество белых перемычек между Алендой и по-зимнему пухлыми облаками. В морозном воздухе мерцали волшебные фонарики – золотистые, розовые, зеленые, оранжевые, лиловые. Хеледика слышала разговоры о том, что нынче их маловато, поскольку у магов «некие затруднения», но даже этой негустой россыпи цветных огоньков было достаточно, чтобы обрамленный ледяными завитками город за окном манил, словно сказочная картинка из детской книжки.

Вот что ей нужно: отправиться туда, окунуться в праздничную суету, дотемна бродить по улицам, на все смотреть и набираться впечатлений – не по заданию господина Шеро, просто так. Проголодаться, слегка замерзнуть, хорошенько устать. Вернувшись домой в поздний час, она отдаст должное пирогам Сонтобии и горячему фьянгро, после чего уснет как убитая, думая перед сном об Аленде, окутанной флером разноцветного новогоднего сияния.

Прислугу она с утра отпустила, охрана отмечала Солнцеворот в пивной на территории резиденции. Пусть и дальше отмечают, песчаная ведьма, гуляющая инкогнито, не нуждается в провожатых. Она ведь не должна предупреждать их о каждой своей отлучке: желательно, но необязательно – если нет особых распоряжений, это оставалось на ее усмотрение.

Старый интриган Крелдон отлично понимал: коли уж тебе посчастливилось заполучить олосохарскую ведьму, нужно соблюдать по отношению к ней определенные границы, не то песок утечет сквозь пальцы – и поминай, как звали.

Среди кучи мелких подарков, которые Хеледике надарили по здешнему обычаю накануне Солнцеворота, была украшенная серыми кружевами полумаска. Для такой прогулки в самый раз.

Вскоре она и впрямь отвлеклась от гнетущих воспоминаний. На ближайшем к резиденции Ложи перекрестке ряженые девушки плясали под звуки дудки – музыкант был единственным парнем в этой компании – и кидали снежками в проезжающие экипажи, требуя «дань», а из колясок и из окон карет им бросали припасенные для таких случаев конфеты. Хеледику зазывали присоединиться, но она прошла мимо, однако это ее подбодрило: здесь, в Аленде, она вовсе не изгнанница – если б захотела, веселилась бы вместе с ними.

Она бродила по городу, ни в чем не участвуя, только глядя по сторонам и в то же время всей душой отдавшись празднику. Долго бродила, но замерзнуть и устать так и не удалось – ее племя выносливо. Сохранить полное инкогнито тоже не удалось: на площади Неутомимых Подметальщиков, возле скульптурной группы, которая изображала Кадаха Радетеля и почтительно внимающих ему монахов с метлами, ее окликнули по имени.

Бояться нечего – свои. Удивляться тоже нечему: Шенодия – ледяная ведьма, зима самое благоприятное для нее время, то-то она и узнала однокашницу, несмотря на кружевную полумаску и легкие морочащие чары.

Они вместе учились в ведьмовской школе при Магической Академии, а сейчас Шенодия уже успела обзавестись постоянной клиентурой из мороженщиков, мясников и торговцев рыбой – ледяные ведьмы всегда пользуются спросом. Несмотря на то что холод ей нипочем, на ней была шуба и меховая шапочка, поверх которой переливалась диадема с подвесками. Казалось, эти сверкающие украшения выточены из хрусталя, но в действительности они были из чистого льда – Шенодия их себе наколдовала. Это была статная девушка с прозрачными глазами и здоровым цветом лица, завидно уравновешенная.

Флаченда, которую в школе прозвали Плаксой Флачендой, училась вместе с ними. Она носила бусы из красной и пестрой фасоли, в одежду у нее были зашиты бобы, горошины и орешки арахиса. Бобовая ведьма, по своим задаткам довольно сильная, но большая часть ее потенциала рассеивалась впустую, потому что Флаченда без конца страдала – то из-за обид, чаще всего вымышленных, то из-за недостатков своей внешности, то из-за невнимания окружающих. Для ведьмовской силы это все равно что трещина в кувшине с вином. Наставницы в школе так и не смогли ничего с этим поделать. Поглядев на ее удрученно-беззащитное лицо, словно готовое расплыться в плаксивой гримасе, Хеледика с досадой подумала, что за минувшие полтора года Флаченда не изменилась.

Черноволосая красавица Бригинса, подруга Шенодии, училась в Магической Академии. До сих пор училась: она была не из тех, кого выпускают после второго курса и называют магами низшей ступени, или магами по бытовой части. Она происходила из аристократического семейства, но выгодному замужеству или службе при дворе предпочла Академию, поскольку магички пользуются куда большей свободой, чем остальные дамы и барышни из хорошего общества. Семейство не возражало: разве плохо иметь своего человека в могущественной Ложе?

Четвертая девушка в этой компании была Хеледике незнакома. Совсем юная, лет пятнадцати, в забавной вязаной шапочке в виде птичьей головы с торчащим клювом. Похоже, не волшебница – никакого магического фона. Скорее всего чья-то кузина, которую взяли с собой на прогулку. Судя по заурядным чертам округлого личика и двум русым косицам, кузиной она приходилась Шенодии или Флаченде, а не изысканно-породистой Бригинсе.

В одиночку Хеледика уже нагулялась, поэтому пошла вместе с ними пить шоколад в «Алендийскую слойку». Это заведение занимало четыре этажа, и верхний традиционно считался дамским, туда они и направились.

– Смотрите, Хантре Кайдо! – шепнула Флаченда, когда они стайкой поднимались по обрамленной лепниной лестнице через второй этаж.

– Красивый, рыженький…

– Что это он один тут сидит?

– А там за крайним столиком госпожа Джелодия – говорят, она безнадежно влюбилась в него, после того как узнала, что он маг-перевертыш и превращается в кота! Наконец-то эта кошатница встретила кавалера своей мечты…

– Хм, что-то господина Тейзурга рядом не видно, украдут ведь…

– Кламодия недавно такой миленький рассказик про них сочинила! Очень такой жесткий, но миленький, у меня дома тетрадка лежит, я для тебя скопирую и пришлю.

– Бригинса, и мне тогда, ты же можешь заклинанием копировать в один момент!

– Это делается вовсе не в один момент, а чуть дольше, но ладно, тебе тоже.

Интонация магички показалась Флаченде пренебрежительной, и она обиженно насупилась. А Хеледика постаралась сделать строгое лицо: неужели они забыли о том, что Хантре Кайдо – видящий, да еще восемь из десяти, он же почувствует, что о нем болтают всякую ерунду, то-то посмотрел в их сторону!

Должно быть, это получилось у нее нарочито, с перебором, потому что девчонка в птичьей шапочке, покосившись на нее, хихикнула.

В дамском зале на стенах висели картины: изящные барышни с осиными талиями пьют шоколад из красивых чашек и угощаются пирожными, ни в чем себе не отказывая.

– Я костлявая, как вешалка, мне тортик можно… – задумчиво пробормотала Флаченда, взглянув на ледяную ведьму, но потом покосилась на песчаную и потерянно добавила: – Ой, нет, нельзя, я же безобразно толстая…

Бригинса фыркнула:

– Опять началось! Когда ты рядом с Шенодией, ты ноешь, что ты худая, а как увидишь Хеледику, чуть не плачешь из-за того, что ты слишком упитанная. Сейчас ты сидишь между ними и не можешь выбрать, из-за чего тебе переживать. Решай поскорее, худая ты у нас или толстая, и закажем десерт.

– А что мне делать? – с застрявшим в горле всхлипом отозвалась Флаченда. – Я даже в храм Двуликой ходила, не помогло…

– Ну и чем, интересно, могла бы помочь в твоем случае Госпожа Вероятностей? – хихикнула непонятно чья кузина в птичьей шапочке, которую она так и не сняла, усевшись за стол. – Разве что подстроить тебе такую вероятность, чтобы ты попала под действие колдовства, из-за которого будешь худеть или толстеть в зависимости от того, с кем рядом находишься. Ты этого хочешь?

– Нет… – Плакса испуганно помотала головой.

– Вот то-то же! – наставительно заметила девчонка.

«Не по годам умный ребенок, только не очень-то воспитанный», – подумалось Хеледике.

Та подмигнула, словно в ответ на подслушанные мысли. Это заставило ведьму вновь потянуться к ней призрачными песчаными щупальцами – чтобы опять не обнаружить ни малейшего следа магии. Видимо, Хеледику попросту выдало выражение лица.

– Флаченда, твой черед, – напомнила Шенодия. – Давай, пока нам варят шоколад, – и тут же прибавила: – Если совсем уж не хочешь – дело твое.

– Мы все по очереди сказки рассказываем, – пояснила Бригинса. – Что-нибудь собственного сочинения или малоизвестное. Будешь участвовать? Хорошо бы ваше, олосохарское…

– Да с удовольствием, – согласилась Хеледика.

Ей не жалко. Сказку так сказку, олосохарскую так олосохарскую. Разумеется, не из тех, что у песчаных ведьм считаются тайными и для чужих ушей не предназначены, но кроме них есть и другие, которые всем можно слушать.

Скисшая Флаченда, похоже, и впрямь собиралась отказаться, но то, что Хеледика покладисто включилась в игру, заставило ее передумать.

– Я смогу, ничего особенного. Когда надо публично выступать, я чувствую себя неловко, но я сделаю над собой усилие. – Она жалобно уставилась на кружевную салфетку на столе – как будто нарочно сделала паузу, чтобы все смогли оценить размеры предстоящей жертвы.

– А после тебя я свою сказку расскажу! – радостно выпалила чья-то кузина, сведя на нет грустную значительность момента.

– Когда я была маленькая, мы жили на улице Ореховых Косточек, – начала Флаченда невыразительным тоном. – Рядом есть улица Водяных Ткачей, там стоит на холме старая водонапорная башня. Этот холм летом весь зарастает одуванчиками. Мы с бабушкой часто ходили мимо, и я всегда смотрела на башню – она большая, темная, с кирпичным низом и деревянным верхом. У меня сказка-сон, этот сон мне приснился в детстве на самом деле. Будто бы ночь, и я стою на холме перед башней в ночной рубашке, и вокруг одуванчики – головки белого пуха на толстых розовых стеблях. Они хорошо видны при свете луны, которая тревожно сияет посреди темно-синего неба. Я там не одна, передо мной стоит девочка. Она очень красивая, она волшебница и принцесса – с золотыми локонами, в усыпанной алмазами короне, а платье на ней из китонского шелка и блестящей парчи, с оборками, бантами и рукавами-фонариками, у меня такого в детстве не было. – Она снова сделала короткую печальную паузу. – Эта принцесса держала на руках щенка и кошку. И она сказала мне, что кошку и собаку она возьмет с собой, чтобы они жили вместе с ней в далеком белом дворце, а меня не возьмет. После этого она взлетела в ночное небо, словно чудесная бабочка, и исчезла за верхушкой башни. А я смотрела ей вслед и плакала оттого, что я не нужна, даже проснулась в слезах. Этот сон оказался пророческим, у меня в жизни всегда так бывает…

– Да ну, это всего лишь сон, – возразила Шенодия, повернувшись навстречу улыбчивому юноше с полным подносом десертов.

– И смысл у него, возможно, совсем другой, чем ты решила, – добавила песчаная ведьма. – Может, он означает, что это тебе не нужна никакая распрекрасная принцесса? Ты ведь не кошка и не собака – ты человек, и ты сама волшебница, так надо ли расстраиваться из-за того, что тебя не взяли во дворец в качестве домашнего питомца? Мало ли что у нее красивое платье – закажи себе платье еще лучше. И самое главное – это был твой сон, и нарядная принцесса смогла там появиться только потому, что ты сама же слепила ее своим воображением.

– Если это не была снаяна, – значительно обронила Бригинса.

– Нет, если бы снаяна, мне стало бы страшно, а мне в этом сне только плакать хотелось…

– Тебе и наяву все время хочется плакать, – сочувственно и в то же время неодобрительно заметила Шенодия, взяв чашку с дымящимся шоколадом. – Куда это годится, ты же ведьма!

– Вот и я о том же, – тихонько добавила Хеледика, тоже придвинув к себе чашку.

Кажется, ее и впрямь отпустило. Вкусно сваренный шоколад и хорошая компания – именно то, что ей сейчас нужно.

– Я рассказываю! – торопливо дожевав пирожное, объявила девчонка с тощими, как крысиные хвостики, косичками. – В стародавние незапамятные времена жил да был… нет, не принц, зато волшебник и воин, прекрасный, как весеннее утро. И была у него любимая девушка, тоже прекрасная. А может, она и не была первой красавицей, но все равно обладала неоспоримыми достоинствами – такие, как он, в кого попало не влюбляются. Их родители были не против, уже и помолвка состоялась, но тут на беду образовался любовный треугольник, третья вершина которого на каждом углу заявляла о своих исключительных правах на главного героя моей сказки. Мол, никто не лезь, а то убью. И это была очень даже серьезная угроза. Волшебнику в ту пору и двадцати еще не исполнилось, но это не мешало ему чувствовать ответственность за своих близких. И он решил, что вначале надо вывести из-под удара любимых людей, а потом уже разбираться с пресловутой третьей вершиной. Ой, можно мне еще шоколада? Там в кувшинчике осталось… Ага, на целые полчашки…

«Настоящая актриса! – оценила Хеледика. – История – ничего особенного, сон Флаченды и то был интересней, но так играет голосом, что я заслушалась, и все заслушались. Может, девочка из театральных? То-то она такая бойкая…»

– Ну так вот, ему и сочинять никаких предлогов не понадобилось. В то время шла война – такая страшная война, что вы даже вообразить себе не можете, и он был на переднем крае. Он сказал девушке, что расторгает помолвку, потому что его могут убить, сказал не ждать его, а жить дальше своей жизнью – мол, их дороги расходятся и вряд ли когда-нибудь сойдутся вновь. У него была цель сделать так, чтобы третьей вершине треугольника не захотелось из ревности прикончить его невесту, и он своего добился. А через год после этого третья вершина сгинула на войне, и сама война закончилась, тогда волшебник поехал мириться с девушкой – больше им ничего не мешало. Но за это время ее успели выдать замуж. Она так расстроилась из-за разрыва с любимым, что не стала перечить родителям, а потом и к мужу привязалась, и ребенка от него уже под сердцем носила. Волшебник, поглядев на это, даже не попытался ее увести: поздравил молодых и отправился в дальние края. Бывшую невесту он ничуть не винил – только себя, а того, кто и вправду был виноват, уже не было. Потом он встретил другую девушку, и все у них сладилось… Ага, сладилось, да не так, как раньше. Есть люди, которым кого-то заколдовать – раз плюнуть, но попадаются и такие, кто запросто может заколдовать самого себя, вот и он был из их числа. Его сердце не превратилось ни в камень, ни в кусок льда, как порой случается с героями других сказок, но после этой истории в нем как будто что-то угасло. Нельзя сказать, чтобы он вовсе потерял способность влюбляться, но его любовь стала похожа на бесконечные предрассветные сумерки: целый океан нежности – и ни одной искры страсти. Некоторым женщинам это нравится, но все равно грустно: у того, кто может обернуться живым огнем или пройти невредимым сквозь пламя саламандры, душа гореть не способна, – сделав паузу, рассказчица подалась вперед и заговорщически понизила голос: – Если вы его встретите – вы уж, пожалуйста, его расколдуйте!

Концовка получилась эффектная. Бригинса даже зааплодировала, как принято в аристократических салонах, а Шенодия игриво заметила:

– Я ведьма ледяная, вряд ли сумею помочь в таком деле… И как же его расколдуешь?

– Его надо заворожить, – перегнувшись через стол, сообщила девочка деловитым шепотом, словно давала важные инструкции. – Не приворожить, а заворожить, да так, чтобы при этом разрушились те чары, которые он когда-то сплел вокруг своего сердца незаметно для самого себя.

– Говоришь, он красивый? Что ж, если встречу, попробую расколдовать, вдруг получится, – в тон ей отозвалась Бригинса.

– А как же твой барон Дорсевальд? – напомнила Флаченда.

– Он сегодня несет почетный караул во дворце. – Черноволосая волшебница посмотрела на изящную золотую луковку часов, свисавших с ее пояска. – И дежурство у него уже должно было закончиться, а он до сих пор не прислал мне весточку, хотя я дала ему для этого амулет. Если рассержусь, пусть пеняет на себя…

Молодой барон Дорсевальд был королевским гвардейцем. Их интрижка протекала бурно, с романтическими свиданиями, размолвками и примирениями, о которых Бригинса с удовольствием рассказывала подругам. Хеледика относилась к этому снисходительно, словно взрослая к детским забавам, хотя была на два года младше магички: она-то уже знала, что все это пустяки, которые лишь время понапрасну отнимают, а Бригинсе еще предстоит набраться опыта.

– Ой, Хеледика, у меня для тебя новогодний подарок есть! – спохватилась Флаченда, раскрыв свою расшитую бисером сумочку.

Песчаная ведьма изобразила обрадованную улыбку. В Ларвезе принято одаривать друг друга на Солнцеворот фарфоровыми безделушками, кольцами для салфеток, щипчиками для печенья, нарядными чехольчиками для веников либо еще какими-нибудь бесполезными вещицами, которые потом забросят в чулан или на антресоли. Ее всегда поражал этот странный обычай. И таким сюрпризам надо бурно радоваться, не то обидишь дарителя, особенно если это Плакса Флаченда.

– Вот, набор колечек для салфеток! Теперь, если к тебе придут гости, салфетки у тебя на столе будут лежать нарядно.

Хеледика заставила себя просиять.

– И вот это тоже тебе!

– Это… домашние вязаные сандалии?.. Спасибо…

– Нет, ты что, это же подушечки для подлокотников! – выражение лица у Плаксы стало растерянно-настороженным, как будто она пыталась определить, не отвергают ли ее дары, нет ли тут повода для обиды. – Если у тебя дома деревянные кресла, такие подушечки сделают их уютными, а завязки – чтобы привязывать, чтобы они на пол не падали…

– Надо же, какая интересная и нужная вещь! – лживо восхитилась песчаная ведьма, про себя добавив: «Хм, другой вопрос, зачем они мне…»

С непроницаемо счастливой улыбкой она рассовала связку колечек и пару вязаных тряпочек с тесемками по карманам пальто, которое висело на вешалке возле столика. Флаченда выглядела умиротворенной.

– О, мой барон наконец-то прислал мыслевесточку, – ядовито и в то же время с торжеством поделилась Бригинса. – Я еще выясню, что или кто его задержало, и закачу скандал, а то давно я ему скандалов не закатывала…

Ледяная и бобовая ведьмы начали пересмеиваться и давать ей советы.

«Боги, какие же они еще дети», – подумала Хеледика с ощущением своего взрослого превосходства и прохладной печали, как будто позади у нее лет сорок разочарований, самообманов и одиноких вечеров.

– Семнадцать… – пробормотала девочка в птичьей шапочке, водя пальцем по столу.

– Что?.. – переспросила песчаная ведьма, невольно подобравшись.

Ей семнадцать лет. В начале весны, в месяц Чайки, исполнится восемнадцать.

– Говорю, я за сегодняшний день съела уже семнадцать пирожных. А у меня тоже есть для тебя подарок! Хороший подарок, только он тебе не нужен.

«Хвала богам, хоть кто-то здесь понимает, что все эти кошмарные щипчики для веников и колечки для печенья никому не нужны».

– Тогда лучше отдай его Флаченде, или Шенодии, или Бригинсе, – сказала она вслух.

Те так увлеклись, перемывая кости кавалеру Дорсевальду, что ничего больше не слышали.

– Он для тебя. Они его не то что удержать, даже взять не смогут – выскользнет из пальцев, а ты сможешь, но ведь ты скажешь, что тебе его не надо. – Девочка глядела на нее с упреком. – Ну и ладно…

– Что вы там секретничаете? – обернулась Бригинса.

– Я сказала, мне уже пора, а то меня дома заругают. – Девочка вскочила, сдернула с вешалки свою меховую жакетку и, сунув руки в рукава, спросила: – А это правда, что песчаные ведьмы вплетают заклинания и ворожбу в свои танцы?

– Правда, – подтвердила Хеледика.

Это вовсе не тайна, все об этом знают.

– Ух ты! А правда, что женщины из вашей деревни могут станцевать любую сказку, или песню, или еще какую угодно историю?

– Наверное. Неизвестно, любую ли. Представь, что ты сочиняешь стихотворение, и оно у тебя получается или нет, вот и с нашими танцами то же самое.

– А ты сможешь?

– Наверное, – повторила Хеледика.

Застегнув жакетку на одну пуговицу, девочка направилась через зал к лестнице, на ходу бросив через плечо:

– Ну и ладно.

Блеснула черная стеклянная бусина-глаз на ее шапочке в виде птичьей головы. Над стоптанными каблуками сапожек колыхнулся подол длинной юбки, к нему была пришита красная заплатка с известково-белесой ракушкой посередине, еще одна заплатка, представлявшая собой кусок пергамента с фрагментом какой-то карты, обмотанный разноцветными нитками пучок перьев, часовая шестеренка, зеркальце в потемневшей серебряной оправе.

«Если это для маскарада, почему она не пришила все это повыше, чтоб оно было на виду?» – удивилась Хеледика.

– Нахальная у тебя кузина, Шенодия, – с улыбкой заметила Бригинса, когда та скрылась за изгибом лестницы. – Ну и актерка! Далеко пойдет, если ее не будут держать под замком, чтобы не сбежала из дома с каким-нибудь бродячим театром.

– Это не моя кузина, а Флаченды.

– Никакая она не моя! – обескураженно заморгала Плакса. – Я думала, что она твоя кузина…

– А я думала, твоя…

У Бригинсы вырвался удивленный смешок:

– О, вот это номер… Я же говорю, далеко пойдет! Вот хитруша, втерлась, чтобы угоститься за наш счет, а я решила, что она с кем-то из вас… Ни у кого ничего не пропало?

В карманах все на месте. Стащить у кого-то из них кошелек или перчатки не так-то просто – любой волшебник сумеет защитить свое имущество охранным заклинанием, но ведь есть же разнообразные воровские амулеты… Впрочем, тут все зависит от амулета и от способностей его обладателя. Девочка то ли и впрямь не была воровкой, то ли проявила благоразумие и решила ограничиться едой.

«По крайней мере, она так и не всучила мне набор трогательных матерчатых колпачков для защиты безделушек от пыли во время уборки или подвеску для дверной ручки, – порадовалась про себя Хеледика. – Пусть кому-нибудь другому подарит. Может, этот обычай втайне насаждают ларвезийские торговцы, чтобы продавать на Новый год всякий бесполезный хлам в больших количествах?»

– А пирожных-то она съела больше всех, – припомнила Флаченда с оттенком грустного недоумения. – И как в нее столько поместилось?

– Что ж, она эти пирожные отработала, одно слово – актерка, – сказала Бригинса. – А мне пора, Дорсевальд ждет меня на площади Четырех Фонтанов.

Расплатившись, они всей компанией направились к выходу, но в зале второго этажа их окликнули ведьмы-однокашницы, Марлодия и Улинса. Шенодия с Флачендой решили, что можно еще по чашке шоколада, тем более что за столиком у окна пьет чай и читает «Сборник правдивых свидетельств о волшебном народце» маг-перевертыш Хантре Кайдо, красивый, рыжий и темноглазый.

В залах «Алендийской слойки» в простенках меж окон стояли этажерки с книгами, так что иные посетители приходили сюда, как в библиотеку. Обязательное условие – что-нибудь закажи, а дальше можешь цедить хоть по глотку в полчаса.

Хеледика вышла на улицу вместе с Бригинсой. Не то чтобы она недолюбливала Марлодию, но те неприятности, в которые эта барышня вляпалась летом, словно отражали в кривом зеркале ее собственную историю. Во всяком случае, так ей казалось.

Если разобраться, ничего общего: поддавшись на уговоры своего жениха, Марлодия лишилась невинности до свадьбы. Вскоре жених разорвал помолвку, заявив, что не хочет связываться с «нечестной девушкой»: мол, кто поручится, что она не станет его обманывать? Хеледика слышала о том, что незадолго до этого родители молодого человека, владевшие двумя галантерейными магазинами, подыскали ему более выгодную партию с приданым, которое позволяло значительно расширить торговлю.

Отец с матерью, люди строгих правил, прогнали опозоренную Марлодию с глаз долой, но жилось ей неплохо: Ложа для всякого волшебника найдет работу, позволяющую по меньшей мере не голодать.

В доме у несостоявшегося жениха с тех пор мигом скисали сливки и портились другие молочные продукты, потому что не стоило ему обижать молочную ведьму. На помощь приглашали магов, и это безобразие на некоторое время прекращалось, но потом начиналось вновь. Марлодия не сознавалась, что это она наводит порчу, и ее ни разу не застукали.

Хеледика подозревала, что Ложа не особо старалась поймать ее на горячем – не из сочувствия, а из практических соображений, поскольку хозяевам всякий раз приходилось раскошеливаться на возобновление заклятий и новые амулеты. Сильный маг-дознаватель вроде Суно Орвехта скорее всего разоблачил бы вредительницу, но у сильных магов с конца лета других хлопот по горло.

Все бы ничего, но поползли сплетни, да и сама Марлодия порой начинала ругать на все корки мерзавца-жениха. Хеледика таких разговоров избегала. Ей думалось, что насчет ее прошлого, наверное, тоже все знают, только шепчутся украдкой, потому что одно дело – барышня из алендийской семьи, и совсем другое – олосохарская песчаная ведьма, которая во время позапрошлогодних беспорядков насмерть извела своим колдовством целую банду погромщиков.

Пересуды о Марлодии как будто задевали в ее душе какую-то болезненную, неприятно дребезжащую струнку.

Аленду окутали холодные лиловые сумерки. Народу на улицах меньше не стало – наоборот, прибавилось. Сияли фонари, над крышами переливались разноцветные сполохи, с шипением взмывали в вечернее небо «прыгучие звезды». Хеледика шла среди праздничной толкотни, пьяных возгласов, смеха, запахов дыма, жареного мяса и выпечки, следов магии, которые были для нее так же явственны, как звуки или ароматы, и, рассеянно глядя по сторонам, размышляла о своем.

Девочка-рассказчица, которая, как выяснилось, не была ничьей кузиной, упомянула о маге, способном пройти невредимым сквозь пламя саламандры. Господин Суно ищет такого, но пока не нашел, а господин Эдмар обронил, что одного знает, только живет тот маг не в Сонхи.

Минувшим летом Орвехт выполнял задание Ложи в Суринани вместе с амулетчиком Зомаром Гелберехтом. Тот получил тяжелое ранение в схватке с амуши, и тогда господин Суно, чтобы спасти помощника, усыпил его и поместил в «Пламенный конус», использовав для этого амулет, в который заключена пойманная саламандра. Зомар уже который месяц спит в одной из комнат обветшалого заброшенного дворца на окраине пыльного городка. Ни олосохарскому народцу, ни людям до него не добраться: любой, кто шагнет внутрь сияющего конуса, сгорит в мгновение ока. Почти любой.

В одной старинной книге о стихийных сущностях нашлось упоминание о «тех, кому живое пламя саламандры не причинит вреда – это хозяин всех саламандр в Сонхи, а также его заменщики». Иначе говоря, для того чтобы вызволить Зомара, нужен либо Страж Мира (о котором ничего не известно, кроме того, что он есть), либо другое существо той же непостижимой природы, которое при необходимости могло бы занять место Стража.

У господина Тейзурга и впрямь есть знакомый, который был Стражем много тысячелетий тому назад, а потом ушел из Сонхи и поселился в другом мире. Беда в том, что Тейзурга на ближайшие десять лет лишили способности путешествовать по мирам.

Где откопала свою сказку девчонка в птичьей шапочке? А если сочинила сама, откуда она знает о тех, кому не страшен огонь саламандры?

Если еще ее встречу, обязательно расспрошу, решила Хеледика.

Она не была знакома с Зомаром Гелберехтом, но несколько раз видела его в резиденции Светлейшей Ложи. Когда его ранили в Мадре, он попросил господина Суно передать ей свой талисман – китонскую фигурку-тауби, свернувшуюся кошку, вырезанную из полупрозрачного сумеречно-синего камня.

Если держишь в руке тауби, это помогает унять тревогу, восстановить душевное равновесие. Вначале Хеледика с подарком не расставалась, но потом отвела ему почетное место в ящике комода и доставала изредка, «чтобы тауби не заскучала».

Зомар мог не знать (или все-таки знал?), что в состав редкого поделочного камня окинила, добываемого жителями нелюдской страны Китон в Унских горах, входит кремнезем – минерал, подвластный песчаной ведьме, поскольку из него-то по большей части и состоит на вещественном уровне песок великого Олосохара. Благодаря этому талисман Зомара был для Хеледики словно книжка – истрепанная, с вырванными или замазанными страницами, с плохо различимыми картинками, но кое-что прочитать можно. Обрывки впечатлений, которые принадлежали двум китони и трем людям, пробивались сквозь ласковое волшебство талисмана – словно лезли из земли ростки сорняка.

Хрупкий малорослый резчик с молочно-белой кожей и округлыми роговыми выростами на голове, напоминающими то ли черепаховый гребень, то ли костяной венец – так выглядят все представители народа китони, – подарил фигурку из синего окинила своему родственнику. Тот держал лавку шелковых тканей в городе под названием Нгендла, и во время ларвезо-китонской войны его едва не убили солдаты Светлейшей армии. Раненный, он прятался в сарае, в то время как завоеватели грабили его лавку, и там на него наткнулся молодой сурийский наемник, тоже высматривавший, чем бы поживиться.

В Аленде бытует мнение, что ларвезийцы – люди просвещенные, а сурийцы сплошь головорезы, но парень оказался мягкосердечней своих собратьев по оружию, вдобавок его семья почитала Тавше. Во славу Милосердной он перевязал несчастному торговцу руку и позволил ему уйти. Вряд ли он рискнул бы так поступить в присутствии своих товарищей – на это потребовалось бы куда больше смелости, чем для самой страшной рукопашной схватки, – но те, на его счастье, ничего не видели. А китони, у которого даже кошелек не отобрали, подарил своему спасителю тауби: откупился дорогой сердцу вещицей от беды, согласно распространенному в тех краях поверью.

Чтобы талисман не утратил свое тихое волшебство, новый владелец должен или получить его в подарок, или найти, но ни в коем случае не купить, не украсть, не отнять силой.

После войны Кизбур связался с компанией сорвиголов, которые промышляли вылазками в Исшоду – страну в юго-восточной Суринани, разоренную и захваченную волшебным народцем. Время от времени бывает, что на какой-нибудь территории народец обретает великую силу и начинает вовсю куражиться. Жителям тогда только и остается, что собирать свое добро да поскорее уходить из окаянного края. Спустя два-три века праздник для распоясавшейся нечисти закончится, и люди смогут вернуться обратно, а земля там в первые годы будет на диво плодородна, урожаи обильны, к домашней скотине никакая хворь не пристанет.

Есть гипотеза, что мир Сонхи таким образом залечивает раны, нанесенные ему бесцеремонно хозяйничающим человеком: своего рода защитный механизм, неудобный для людей, зато спасительный для природы. Существуют, впрочем, и другие гипотезы, объясняющие сей феномен.

Так или иначе, а в Исшоде сто семьдесят лет тому назад докопались до «черного земляного масла», и вначале местные феодалы продавали его за большие деньги, жили припеваючи, ели-пили на золоте, а после, когда запасы иссякли, начали повсюду рыть – вдруг еще найдется? Не щадили ни травяные пустоши, ни рощи, ни возделанные поля. Вот тогда-то и началось… Нынешние обитатели сурийских кварталов в Ларвезе – это в большинстве потомки беженцев из Исшоды.

В обезлюдевшую страну пробирались охотники за сокровищами и амулетами. Иногда они возвращались назад с ценной добычей, иногда не возвращались, как повезет. Кизбуру не повезло, его растерзали стиги – костяные ящеры о двенадцати лапах, зубастые прыгучие скелеты. У этих тварей ни желудка, ни кишечника, но они насыщаются жизненной силой, разрывая жертву на куски.

Вырезанная из синего камня кошка из далекой озерной страны осталась лежать в луже крови, а потом на высохшей земле. Так и лежала, пока не попалась на глаза исхудалой женщине, которая искала в траве улиток. Луч солнца заставил тауби вспыхнутьспафировой звездочкой, и Мехелат подняла находку.

Людей в Исшоде осталось немного, и жизнь у них была незавидная. Мехелат в свое время не ушла вместе с караваном беженцев, потому что не захотела бросить разбитого параличом мужа. Впрочем, его давно уже не было в живых. Она собирала и варила улиток, ночевала в заброшенных постройках, не задерживаясь подолгу на одном месте. Хеледика предположила, что она, по всей вероятности, была амулетчицей, хотя и необученной, и благодаря этому ей столько времени удавалось прятаться от народца.

Она подобрала маленького Зомара, у которого погибли родители, но через год после этого ее искалечили амуши. По просьбе Мехелат мальчик набрал смертельно ядовитых ягод, выжал сок и дал ей выпить – сама она не смогла бы этого сделать, у нее на руках не осталось ни одного пальца, да и ходить она тоже больше не могла. Перед смертью Мехелат сказала, чтобы он взял себе тауби. Вскоре после этого Зомару сказочно повезло: ему встретился добрый волшебник. Ну, может, почтенный Гелберехт, командированный в Исшоду для сбора интересующих Ложу сведений, и не был человеком большой доброты, зато он разглядел в чумазом мальчишке способного амулетчика и забрал его с собой из этой пропащей страны.

Ведьма впитала обрывки знаний о каждом из прежних владельцев талисмана, как песок впитывает влагу. Ей даже удалось увидеть кое-что из того, что попадалось им на глаза.

Фонтан посреди площади в китонском городе: белокаменный в виде большого гриба, а вокруг хоровод маленьких грибов, из их шляпок бьют журчащие струйки. Искусная резьба, плавные извилистые линии, множество изящных деталей. Дно, видное сквозь подернутую рябью воду, усыпано посеребренной галькой. Жаль, в подробностях не разглядеть – картинка была размытая и затемненная.

Душевные метания Кизбура, который по дороге в Исшоду тайком от остальных съел общий запас вяленого мяса со специями – уж очень аппетит разыгрался, вдобавок это было его любимое кушанье, – а потом убедил товарищей, что они сами все умяли и не заметили, потому что перед тем выпили лишку. Временами он сожалел об этом поступке.

Съедобные улитки, которых собирала Мехелат, и похожие на них несъедобные. Нужно смотреть в оба: если раковина чересчур крупная и отливает желтизной – сущая гадость, всю похлебку испортит. Девушке подумалось, что, попади она в Исшоду без припасов, наверняка сумеет прокормиться благодаря этой полезной информации.

Угрюмые чувства Зомара, который смотрит вслед проскользнувшей мимо Хеледике: она ему нравится, и в то же время он знает, что песчаные ведьмы состоят в отдаленном родстве с песчанницами – разновидностью опасного для людей олосохарского народца.

Песчанницы выглядят как дивно прекрасные девушки – грациозные, гибкие, опьяняюще прелестные, их роскошные волосы золотятся на солнце, а при свете луны мерцают, словно серебристый шелк. Они танцуют нагие на барханах, заманивая путешественников на погибель. Бывает, что они вступают со своей добычей в плотскую связь, и потом у них рождаются дочери – такие же песчанницы, как они сами. В давние времена с ними водил знакомство Тейзург, и его потомство принадлежало к человеческой расе, хотя и с примесью нетипичного для людей волшебства, – так и появилось в Олосохаре малочисленное, но могущественное племя песчаных ведьм, у которых магические способности передаются по женской линии.

Зомар жестоко ненавидел волшебный народец. Весь, без исключения. Хеледика слышала о том, что амулетчик Гелберехт без колебаний может прикончить безобидного чворка или флирию – просто потому, что «они тоже». К песчаным ведьмам, отродью песчанниц, он относился настороженно. Вернее сказать, с неприязнью. И угораздило же его влюбиться в юную олосохарскую ведьму, которую привез в Аленду Суно Орвехт! То ли насмешка Госпожи Вероятностей, то ли очередное испытание. Он привык держать под контролем проявления своих эмоций и о Хеледике ничего дурного не слышал, но противоречивые устремления раздирали его на части.

Ненароком заглянув к нему в душу – она ничего такого не хотела, дремлющая синяя кошка сама раскрыла перед ней свою копилку впечатлений, – девушка словно очутилась в крепости с угрюмо нависающими башнями и мрачными закоулками, частично разоренной, готовой к бою, плохо приспособленной для жизни.

Хеледика ему сочувствовала, но на сближение с ним не пошла бы. Ей хватало своих собственных закоулков и разбитых мостов. В то же время ей очень хотелось, чтобы Зомара поскорее вызволили: вдруг ему без конца снится то, что он пережил в Исшоде?

Когда он проснется, она вернет ему тауби. С объяснениями, почему песчаной ведьме нельзя владеть таким подарком. Мол, будем считать, что талисман находился у нее на хранении. Может, еще добавит, что песчаные ведьмы и песчанницы – вовсе не одно и то же… Впрочем, об этом Зомар и сам наверняка знает, но одно дело – знания, полученные в школе амулетчиков, и совсем другое – мороки прошлого.

Хеледика вместе с другими прохожими отступила к стене, пропуская старинную карету, увешанную гирляндами продырявленных монеток. Громоздкий экипаж тащился медленно, с перезвоном и скрипом, и выглядел обшарпанным, несмотря на выставленное напоказ богатство.

Свет фонарей играл в леденцах, изображающих солнце: торговцы держали их целыми букетами и предлагали всем желающим. А впереди мерцали цветные вспышки, слышались залихватские возгласы, бесновалась скрипка – туда Хеледика и направилась.

Улица вывела ее на небольшую булыжную площадь, где толпа стояла кольцом. На открытом пятачке самозабвенно играл музыкант в маске зайца и долгополом черном пальто – казалось, он изо всех сил старался удержать взбесившийся смычок, но это у него не очень-то получалось. Вокруг отплясывало четверо танцоров, окутанных разноцветным сиянием, по их карнавальным нарядам прыгали язычки пламени – веселого, необжигающего, трепещущего в одном ритме с разнузданной скрипкой.

Зрители притоптывали на месте. Дома с заиндевелыми черепичными крышами и столбы с коваными фонарями как будто тоже хотели пуститься в пляс, но положение обязывало их сохранять неподвижность.

Хеледика протиснулась в первый ряд. Раскрашенные маски артистов улыбались, то и дело меняя оттенок в зависимости от переменчивого волшебного освещения. Маг, обеспечивший им эти чудеса, наверняка находился где-то рядом.

– Давайте тоже! – крикнула одна из танцовщиц, швырнув в зрителей сиреневый огонек. – Кого заляпала – выходи с нами плясать!

К танцующим присоединилась с азартным визгом девушка из толпы, по ее шубке сновали сиреневые искры. Следом на пятачок выскочил парень, атакованный роем зеленых светлячков.

«Видно, это и есть волшебница», – подумала Хеледика, следя взглядом за артисткой в грубовато размалеванной маске. Неутомимо отплясывая, женщина выхватывала из рукава мерцающие шарики и бросала наугад. «Заляпанные» срывались с места, чтобы принять участие в общей потехе. Иные в толпе размахивали руками и кричали:

– В меня, в меня кинь!

Стоявшая рядом пожилая дама провинциального вида восторженно ахнула, когда ее осыпало розовыми искрами. Хеледика заметила и на своем рукаве пляшущие искорки – только почему-то не розовые, а багровые.

Если в этот раз зацепило сразу двоих или часть «волшебного огня» перекинулась на нее с соседки, цвет должен быть одинаковым… В следующий миг ей стало не до этого.

Подбоченившись, провинциалка неуклюже, но с радостной готовностью выкатилась в круг, а песчаная ведьма поняла, что горит – в отличие от остальных участников веселья, по-настоящему.

С ней олосохарский песок. Он ее спасет. Те, кто хочет ее убить, просчитались.

– Танцуй, тебя же заляпали!

Не понимая, что происходит, ее вытолкнули из толпы на пятачок. Впрочем, багровая пакость уже погасла, защитные чары и колдовской песок сделали свое дело за несколько секунд.

Одежда сплошь в прорехах, да и ноги промокли – обувь тоже пострадала. Серьезных ожогов, похоже, нет, ничего не болит, но такое ощущение, как будто чего-то не хватает… Прежде всего надо послать мыслевесть господину Шеро и охране.

Она не смогла это сделать – и вслед за тем осознала, чего же ей «не хватает». Магии. Так уже было, когда она сбежала из деревни и уехала вместе со странствующим торговцем в Ларвезу, а олосохарского песка с собой не взяла. Но сейчас-то песок у нее есть! По крайней мере, только что был… Не мог же он до последней песчинки высыпаться через дыры в одежде, а если и мог, все равно он здесь, у нее под ногами!

Не слушая, что ей говорят – а люди вокруг уже заметили, что случилось неладное, и танцовщица, бросавшая шарики, что-то им объясняла, как будто оправдывалась, пытаясь перекричать звуки скрипки, – Хеледика сунула руку в карман и нашарила там щепотку… Нет, не песка. Стеклянистого крошева. Царапающие бугристые крупинки, ломкие пластиночки… Совсем другие ощущения в кончиках пальцев – и никакого волшебства.

Она сообразила, что произошло. Все-таки это был песок. Именно что был – в прошедшем времени. И он ее только что защитил, приняв на себя колдовской удар, но при этом весь без остатка переплавился в стекло, утратив те свойства, которые делали его источником силы для песчаной ведьмы.

Хеледика даже припомнила, что может оказать такое воздействие на олосохарский песок, ей об этом говорили и в родной деревне, и в школе Ложи. Тот, кто сумел раздобыть сгусток пламени Анхады, огненной реки Нижнего мира, должен обладать немалым могуществом… А у нее сейчас ни капли магии не осталось.

– Я не знаю, что случилось, это не я! – надрывно твердила танцовщица. – Накинь пока мою шаль!

Девушка отпрянула от протянутой шали, как от ядовитой змеи, и стремглав кинулась в толпу. Не назад, а наискось через пятачок – туда, где ее не ждали. Пусть она сейчас не может колдовать, зато бегать не разучилась. Лишь бы не швырнули вслед заклятьем. Подумав об этом, она метнулась вправо, влево, а потом с разгону врезалась в людскую гущу, словно убегающая ящерица в траву, и принялась энергично протискиваться по направлению к ближайшему переулку.

Тонкая и верткая, Хеледика проскальзывала меж зевак, пользуясь всяким просветом в толпе. Один раз ее схватили за руку, но она резким движением вывернулась из захвата – спасибо подчиненным господина Шеро, которые на всякий случай обучили агента Змейку таким приемам, – и ринулась дальше.

Фонари на краю площади светили буднично, неярко, но на стенах домов колыхались цветные тени – это означало, что представление продолжается. Артисты не бросились в погоню за пострадавшей зрительницей, а вернулись к своим танцам. Может, они и в самом деле ни при чем и сгусток анхадского огня подкинул ей кто-то другой.

Мимо первой чернеющий слева арки она проскочила, там ее могут поджидать. Мимо второй тоже промчалась, не задерживаясь. Если ее хотят поймать, самое логичное – устроить засады по всему периметру, поэтому прочь отсюда.

Хеледика неслась по темной улице сломя голову. В сапожках хлюпало. Одежда превратилась в лохмотья, но холода она, разгоряченная бегом, не чувствовала. Другое дело, что ступни кололо: стельки прожгло, а спрятанные под ними песчинки превратились в крупицы стекла.

Аленда вовсю праздновала Солнцеворот, на перекрестках пылали, с шипением разбрасывая искры, огненные «солнышки» на шестах. Над крышами распускались в ночном небе султаны фейерверков. Хеледика держалась людных улиц и смотрела в оба, имея в виду, что противники могут подобраться к ней ряжеными, маскируя похищение под карнавальное действо.

Это могут быть овдейцы, которые пытались захватить Нинодию. Или тот маг, готовивший в Гуртханде смертницу с «мясорубкой».

Израненные и стертые ступни горели, боль становилась все мучительней. Если не вытряхнуть из сапог стеклянное крошево, она скоро не то что бежать – шагу сделать не сможет.

Хеледика завернула в Бархатный Двор. Тут располагалось множество лавок, где торговали тканями со всех концов света и галантерейной всячиной. Входов-выходов в этом огромном здании, снаружи украшенном статуями вычурно разряженных модниц, было несколько – и она их знала, как свои пять пальцев.

Большая часть магазинчиков была закрыта, а в тех немногих, где двери настежь, отмечали Солнцеворот.

Девушка забралась в самую глубь Бархатного Двора. Даже без помощи олосохарского песка она видела в потемках не хуже кошки. Усевшись на пол у стены, торопливо расшнуровала сапог, вытащила мокрую дырявую стельку, вытряхнула стекло. В то же время она чутко прислушивалась и вовремя уловила даже не звук шагов, а скорее короткий тихий шорох.

Затаив дыхание и чувствуя, как предательски громко колотится сердце, ведьма на четвереньках отползла к проему, который вел в подсобку для мусора. Она тоже старалась двигаться бесшумно. Сапог ухватила зубами за шнуровку: не бросать же его, он ей еще понадобится!

Этим помещением пользовался весь Бархатный Двор, поэтому оно не запиралось. Дощатые перегородки разделяли его на отдельные клетушки по обе стороны от сквозного коридора. Мусор тут был не какой попало, а тот, что охотно забирают старьевщики: обрезки тканей и веревок, лохмотья оберточной бумаги, использованные картонные коробки.

Если поднять шум, чтобы сторожа позвали полицию… Впрочем, те вряд ли подоспеют вовремя.

Хеледика скорчилась за грудой мятых коробок, стиснув зубы и прижав к груди промокший сапог. Ее пробирала дрожь.

Не шевелиться и не дышать. Ее нет. Она всего лишь песок.

В коридор бесшумно вплыла тень: большое темное пятно, кто-то крупный.

Ее нет.

– Хеледика?.. – негромко позвал вкрадчивый мужской голос. – Ты ведь где-то здесь? Я тебя чую…

Ланки свидетель, он это сделал. Залез в кабинет его светлости господина Ферклица, отыскал тайник и вытащил то, что хотел заполучить Крис, а взамен подсунул неотличимую с виду фальшивку. Благодарение Хитроумному, его не застукали. Единственным очевидцем была ледяная луна, глядевшая из заоконной тьмы сквозь сверкающую ледяную вязь.

Кемурт не управился бы с этой задачей без нехилых воровских амулетов, но они у него были. Шикловен потихоньку таскал их в замок и прятал в укромных местах: он оставил молодому вору «Семейную повесть о рыбаке из Давара» с нацарапанными на пожелтелых полях схемами, где что лежит. Отсюда следовало, что заказчик подготовился к авантюре основательно – загодя начал готовиться, еще до знакомства с Кемуртом. Нужные артефакты Шикловен проносил в Конгат по одному, и до поры они находились в «усыпленном» состоянии. План Криса всем был хорош, не хватало ему самой малости: возможности для исполнителя по-быстрому смыться с добычей в кармане.

Каменная шкатулка, плоская, словно книжка, умещалась на ладони. Тяжелая. На крышке мозаичная картинка из цветного камня – закат и черные елки. Открывать ее Кемурт не собирался: как известно, любопытному гусю нос прищемили.

Следуя инструкциям Криса, он тщательно покрыл шкатулку волшебной краской из найденного в тайнике пузырька – это сделало ее невидимой для тех, кто хватится пропажи. Впрочем, если попробуешь вынести ее наружу, хотя бы и крашеную, тотчас поднимется трезвон. Об этом Крис предупредил. Мол, не геройствуй, выполнил свою работу – пошли весточку, затаись и жди, за добычей придет посыльный. И добавил с этакой испытующей улыбочкой: это будет демон Хиалы, но ты его не бойся, он тебе ничего плохого не сделает. Для виду накуролесит в замке, якобы только за тем и явился, а ты потихоньку отдай ему шкатулку и после этого сам уходи.

Ага, расчудесный план. Кему было изрядно не по себе, когда он думал о предстоящем знакомстве с демоном. Ожидание затянулось, и он не смог бы сказать, что пугало его больше: встреча с беззаконной тварью из Хиалы или перспектива застрять тут надолго.

Наконец беззаконная тварь пробралась-таки в Конгат. Выглядела она, как здоровенная серебристая лисица – Кемурт видел ее издали, когда она промчалась по коридору с тушкой кролика в зубах.

Господин Ферклиц любил кроликов: содержал в холе около трех десятков, не уставая на них умиляться. Это была его простительная слабость и его самое большое сердечное увлечение, а исчадие Хиалы крольчатник разорило и больше половины питомцев сожрало.

По части «накуролесить в замке» посланец Криса еще как преуспел, но улучить момент, чтобы тайком забрать у вора шкатулку, ему не удалось. Охрана у Ферклица не промах: на вторжение демона сразу отреагировали, привели в действие защитную магию и выдворили окаянного гостя обратно в Хиалу.

Кемурт-Шикловен вместе со всеми занимался уборкой после приключившегося безобразия. Управляющий заверял струхнувшую челядь: господа маги сделали что надо, больше такого ужаса не повторится. Его светлость горевал по кроликам и, видимо, для того, чтобы развеяться, устроил ревизию ценного имущества. Само собой, тут-то и вскрылось, что вместо магической каменной шкатулки в тайнике у него лежит точно такая же, но совершенно никчемная.

Пропажу искали, слуг допрашивали. Засланца так и не разоблачили, его выручило то, что Шикловен еще с весны тронулся умом: Кемурт держался роли слабоумного, и дознаватели остались в заблуждении, что глубже этой обманки ничего нет. Сплетенного Крисом заклинания, которое защищало истинные помыслы вора, они тоже не заметили. Похоже, Крис и вправду крутой маг… Но если бы он в придачу к этому изыскал способ вызволить исполнителя своей авантюры из Конгата!

Никого из обитателей замка наружу больше не выпускали. Надо полагать, это продлится до тех пор, пока не отыщется шкатулка. Кемурт обливался потом, думая о том, что его в конце концов неминуемо вычислят. Или, может, он останется здесь до конца своих дней в шкуре сумасшедшего пожилого слуги – и рано или поздно от такой жизни рехнется по-настоящему.

– Давай-ка шевелись! Чем скорее мы выйдем в толпу, тем для тебя же лучше. Знала бы ты, как распаляют вожделение твои феромоны и магические эманации, особенно в закрытом помещении… Так и хочется отыметь несколько раз подряд, но, если я тебя изнасилую, это тебе на пользу не пойдет, хотя удовольствие в процессе получишь, могу на что угодно побиться об заклад. Еще пять минут – и я за себя не ручаюсь, учти. Ну, сколько можно копаться?

Голос доносился из-за спинки старого деревянного кресла. Спинка была высокая, над ней торчала пара звериных ушей, а с сиденья ниспадал на пол роскошный пушистый хвост, серебрящийся в свете тусклой лампы. Хеледика сидела в другом кресле и сосредоточенно бинтовала ногу ветхим фланелевым лоскутом. Вовсе она не копалась. Она отлично понимала: пусть ее спаситель и мелет языком, как худая мельница, насчет своего хотения он не преувеличивает. Просто диво, что до сих пор не сорвался, другой демон на его месте давно бы уже потерял над собой контроль. Но без обмоток ей, с израненными ступнями, далеко не уйти, тем более что подходящей обуви в этой лавочке не нашлось, и придется снова надеть дырявые сапоги.

– Еще две минуты – и я готова. А как ты узнал, что мне нужна помощь? Я ведь даже мыслевесть послать никому не могла.

Она задала вопрос с умыслом, чтобы хоть немножко отвлечь его от «феромонов» и прочего.

– Да проще простого. – Серебряный Лис коротко хохотнул. – Не забывай, ты разговариваешь с одним из князей Хиалы! Вначале я узнал не о тебе, а о том, что какое-то дерзкое угробище осмелилось притащить в людской мир огонь Анхады. Мы, высшие демоны, это пламя издали чуем, вот и я почувствовал. И естественно, отправился посмотреть, кто этот герой. Его счастье, если он не из моей свиты, потому что, ежели из моей, – откушу голову и спалю останки в той же Анхаде. Ничего личного, но мне, сама понимаешь, потенциальный конкурент под боком не нужен. Ясно, это какой-то человеческий маг призвал бедолагу-демона, связал заклятьем и послал с порученьицем, но кто попало здесь не справится. Почуяв пламень Нижнего мира, я рванул на место происшествия, но никого из нашей братии там не застал, огонь уже погас, зато в толпе ощущался твой запах с примесью страха, и было ясно, что ты пострадала. Я и пошел по следу. Жаль, никто из тех, кто за тобой охотится, по дороге не подвернулся. Я спутал им планы, так что тебе нынче повезло.

И впрямь повезло. Здесь он тоже не преувеличивает. Серебряный Лис нашел ее раньше тех, кто организовал нападение, и привел в тряпичную лавку, что в переулке за Бархатным Двором. Ступни саднили, каждый шаг отзывался болью, но она ковыляла довольно быстро, стиснув зубы. Взять ее на руки демон не рискнул, и прикасаться к ней избегал: «а то ведь не удержусь, сама понимаешь». Решили, что здесь она забинтует ноги и подберет себе что-нибудь из одежды, после этого Лис проводит ее в безопасное место.

Во внутренней комнатушке висели на перекладинах плечики с поношенным товаром: строгого покроя сюртук соседствовал с отороченной истрепанными кружевами нижней юбкой, побитая молью шуба – с летним платьем в горошек. Из-за рамы большого овального зеркала выглядывали кокетливые букетики бумажных цветов, в тусклой зеркальной глубине отражался огонек лампы. На пожелтелых обоях нарисованные дамы и кавалеры совершали променад и пили чай.

– Скоро ты там?

– Сейчас… Забинтовала, а нога в сапог не лезет, придется перемотать.

– Охренительно! Если б не жалобная интонация, я бы решил, что ты издеваешься. Ты уж поторопись со своей перемоткой, если не хочешь отдаться мне посреди этого тряпья.

– Лис, ты замечательно владеешь собой! Наверное, лучше, чем любой другой демон Хиалы! – расчетливо ввернула комплимент Хеледика. – Спасибо тебе и за помощь, и за то, что сдерживаешься.

– Да уж, сдерживаюсь! – фыркнул собеседник. – Тебе тоже спасибо – такое же большое, как мое восставшее достоинство. Если б не мысли о том, что я могу потерять, уступив мучительному сиюминутному желанию, тебя бы ничто не спасло, копуша несчастная.

– Сейчас. – Девушка разорвала тряпку надвое. – А что ты можешь потерять?

Лис понимал, что ему заговаривают зубы, но ничего не имел против: ему это было на руку.

– Разве непонятно? Возможность приходить сюда так часто, как это допускают базовые законы миропорядка, и проводить здесь больше времени, чем в Хиале. Сейчас для меня по дружбе открывает Врата Эдмар, но если я причиню тебе вред – вдруг ему это не понравится? И закончится тогда мое счастье…

– А разве тебе лучше здесь, чем там?

– Думаешь, там хорошо? – В голосе Лиса мелькнула грустная нотка – и, кажется, без всякого наигрыша. – Грызня бесконечная – за власть, за амбиции, за территорию и просто так. Не то чтобы это было скучно, но рано или поздно приедается. Когда меня засадили в скалу – ну, ты знаешь, не понравилось одному странствующему снобу, что я общительный и разговорчивый, – я тогда на тысячу лет выбыл из игры, а как вернулся обратно в Хиалу, и года не прошло, оно мне снова набило оскомину. Впрочем, после той скалы у меня пошла совсем другая жизнь, потому что появился Золотоглазый… Так что его родственницу я пальцем не трону, даже если придется хвост себе изгрызть, но ты все равно сделай милость, поторопись.

– Я уже готова, – завязав шнурки, Хеледика встала, поморщилась от боли, но тут же решила: вполне можно вытерпеть, все равно так намного лучше, чем без обмоток.

– И часу не прошло, – хмыкнул демон.

Сдернув с вешалки плешивое бурое манто, ведьма накинула его поверх своей одежды, превратившейся в лохмотья.

– Идем.

– Подожди, я разведаю. Вдруг нас выследили те нехорошие съедобные люди, которые устроили этот фокус с огнем Анхады? – Поднявшись с кресла, Лис мечтательно добавил: – Я бы не отказался хлебнуть крови, да и отыметь кого-нибудь было бы недурно.

Его лицо скрывала раскрашенная картонная маска, неизменные лисьи уши на макушке казались дополнением к звериному образу. Длинные серебристые волосы заплетены в косу: чем не парик? Пушистый хвост, который он в другой раз спрятал бы под плащом, сейчас тоже на виду – «пришитый», ага, под цвет куртки из серого меха. В охваченной новогодним маскарадом Аленде еще не таких персонажей встретишь: иные из добропорядочных горожан этим вечером смахивали на демонов куда больше, чем настоящий демон Хиалы, затесавшийся в праздничную толпу.

Крупный плечистый Лис двигался нечеловечески плавно и стремительно. В один миг он пересек комнату и исчез в темном проеме, только подвешенный к потолку фонарик из цветной бумаги качнулся.

– Выходи! – донесся приглушенный голос.

Накрыв медным колпаком настольную лампу, девушка в потемках выбралась в соседнее помещение. Скудный свет фонарей проникал сквозь окна в частом переплете и лежал косыми ромбиками на половицах. Густой полумрак, настоянный на блеске черного стекляруса, еле уловимом аромате гвоздики и дремлющих историях старых вещей как будто сулил безопасность: пока ты здесь, с тобой ничего плохого не случится. Хеледика решила, что как-нибудь заглянет сюда днем, лавочка была на свой лад уютная.

Положив на прилавок деньги – кошелек в дырявом кармане уцелел, хотя часть мелочи высыпалась через прорехи, – она остановилась за спиной у Лиса.

– Твои новые приятели держат дистанцию. Я бы на них поохотился, но тогда ты останешься без защиты, а им только этого и надо. Надеюсь, в этой компании нет сильного экзорциста… В прошлый раз был, но я зашиб его чайным столиком. Готова?

Он приоткрыл дверь и боком выскользнул наружу. Девушка последовала за ним. В переулке было темно, морозно, безлюдно.

Демон взял ее за руку и повел под арку наискось, через проходной двор, какими-то закоулками, снова под арку… Нет, не на улицу, а в подвал большого доходного дома. Навесной замок он сорвал театрально небрежным жестом, заодно выдрав с гвоздями приколоченную к дверце скобу.

Ведьма поняла, что сейчас они спустятся в катакомбы. Самое правильное решение, туда преследователи вряд ли за ними полезут. В одиночку она и сама бы туда не сунулась, во всяком случае, не теперь, когда у нее нет с собой олосохарского песка, но с таким провожатым – другое дело.

Внизу ее пробрал озноб. В подземном коридоре было едва ли не холоднее, чем наверху. Лис зажег волшебный шарик-светляк, и в голубоватом сиянии стало видно мощенный неровным камнем пол, белые от изморози стены.

– Срежем путь, заодно оторвемся от них.

В промозглой смрадной черноте клубились тени, и больше никакого движения, катакомбы как будто вымерли. Местные хищники затаились, почуяв большого матерого хищника, явившегося из глубин Хиалы. Позади тоже тишина. Главная опасность – подвернуть ногу или поскользнуться. Хеледика старалась превозмочь боль и не отставать от Лиса.

– Ты ведь далеко не уйдешь, – бросил тот, замедлив шаги. – Через пару кварталов выберемся на улицу, но вопрос, как быть дальше. Сесть в экипаж не сможем, лошади понесут – они от нашей братии шарахаются, их не обманешь. А если отправить тебя одну, почем знать, кто и где тебя поджидает? Пожалуй, не стоит.

– Я дойду, – заверила Хеледика.

– Доползешь. Как больная черепаха. И то если во мне вожделение не пересилит выдержку, а с этим, честно говоря, надвое. До резиденции вашей Светлейшей в Темных Пятнах Ложи отсюда неблизко. До резиденции князя Ляраны чуть ближе, но все равно порядочно, да его сейчас и нет в Аленде, умотал через Хиалу в Китон – мол-де там Солнцеворот празднуют изысканней, чем у людей. Хм, куда бы тебя пристроить… Есть в этом районе города кто-нибудь из ваших, кому ты можешь доверять?

– Боюсь, что нет.

Почем знать, не окажется ли кто-то из «своих» предателем. Господин Шеро предупреждал, что в Ложе не без ренегатов – кого перекупили, кого перевербовали, используя шантаж, он их держал «под колпаком», но Хеледика их поименно не знала, а ведь есть, вероятно, и такие, о которых даже сам Крелдон пока не знает.

– Мне надо сбыть тебя с рук кому-нибудь, кто заслуживает доверия, и чтобы он был достаточно силен, чтобы тебя защитить… О!.. – возглас Лиса прозвучал обрадованно, словно его внезапно осенило. – Ну, конечно, кто же еще! Ты ведь слышала о наемнике, которого Эдмар взял на службу? Боевой маг и в придачу видящий, малость чокнутый, но, по словам Золотоглазого, из тех, кому можно доверять. Самый резон, чтобы он позаботился о родственнице своего нанимателя. Некоторое время назад я видел его в «Алендийской слойке», это в двух шагах отсюда. Если он все еще там, оставлю тебя на его попечение, а потом попробую изловить тех, кто учинил эту пакость с огнем Анхады.

– В самом деле, о нем я не подумала.

Хеледика воспрянула духом: идти недалеко, а Хантре Кайдо наверняка сможет послать мыслевесть господину Шеро – в последнее время они координируют действия по отслеживанию агентов Ктармы.

– А ты почаще упражняй мозги, – процедил Лис, как будто с досадой на ее недогадливость.

Они прошли под канализационной решеткой – сверху доносился уличный шум, слабые отблески фонарей рассеивались в подземной темени, не достигая дна. Мертвенное сияние плывущего в воздухе шарика озарило покрытые наледью стенки колодца: застывшие, словно отвратительнее грибы, наплывы, чудовищные белые бороды, оскал ледяных клыков. Казалось, что все это угрожающе шевелится, разбуженное вторжением… Наверное, всего лишь казалось, поскольку шарик высвечивал участки стены поочередно. Просто игра света и теней на неровной белесой поверхности. Но Хеледика не взялась бы утверждать это с полной определенностью, а проверить ведьмовским способом, не затаилось ли тут что-нибудь еще, она сейчас не могла.

– Дурачье вы, люди, – обронил ее спутник философским тоном. – Эх, мне бы здесь жить…

– В городских катакомбах?

– В вашем людском мире. Само собой, при условии что я буду на свободе, а не в ловушке, как в прошлый раз. Учти, когда чего-то желаешь, нелишне уточнять такие условия, а то вляпаешься, как я тогда. Доводилось мне встречать людей, которые не ценят свой мир. А напрасно… Ежели кто из них попадает к нам в темные области Хиалы, сразу улавливает разницу. Оно, конечно, у нас там грандиозно, однако, слов нет, до чего отвратно. Кромешная тоска.

«Ты уже говорил об этом», – подумала Хеледика. Вслух она заметила:

– Зато в Хиале ты князь.

– Тоже, если вникнуть, тоска. Потому-то наш брат и рвется к людям. Не только для того, чтобы всячески бесчинствовать, жрать, строить козни и удовлетворять свои похотливые потребности – все это и в Хиале можно, а ради пребывания в вашем распрекрасном мире. Ну, представь себе, что ты обречена вечно жить в этом загаженном подземелье под городом, и наверх тебя не выпускают – разве что изредка, с каким-нибудь поручением или по особой милости, и то на ограниченный срок. Представила? То-то же. Говорю тебе, тоска сплошная.

– Известно, что некоторые демоны шли на службу к богам – например, к Зерл или Акетису.

– Думаешь, я не пробовал? – фыркнул Серебряный Лис. – Везде одно и то же: трепло ты, Лис, никакую информацию тебе доверить нельзя – растрезвонишь за просто так, поэтому иди отсюда подобру-поздорову. Может, ты и не самый худший из демонов Хиалы, зато однозначно самый болтливый. Даже Ланки Хитроумный меня к себе не взял: мол, с такими помощниками никаких воровских секретов не останется, и все интриги завянут на корню. Боги того не понимают, что я изменился. Тысячу лет назад меня засадили в скалу за то, что в неподходящий момент брякнул лишнее, но теперь-то я во многих отношениях другой. Им все-таки стоило бы дать мне шанс, как ты считаешь?

– Конечно.

– О, вот мы и пришли. До «Алендийской слойки» отсюда полквартала. Я весь этот город облазил, не знаешь дороги – спроси у меня. Может, даже в темный угол не заведу…

Старая лестница с источенными ступенями. Подошвы скользили по вдавленной поверхности, и никаких перил, с обеих сторон только обшарпанные стены. Ведьма карабкалась первая, мобилизовав всю свою природную ловкость, даже о боли забыла. Потеряла равновесие всего дважды, оба раза ее тотчас подхватывал и легко удерживал демон, поднимавшийся следом.

За дверью, которую он с одного удара выбил – заодно свалив шкафчик, перекрывавший выход с другой стороны, – оказалось захламленное подполье хозяйственной пристройки. Когда выбрались во двор, Хеледика узнала особняк маркизов данг Шивеглерум: и впрямь до «Слойки» рукой подать.

Прутья ограды Лис попросту отогнул, они прошмыгнули в переулок, а оттуда вышли на ярко освещенную улицу Золотых Белок. Тут гулянье было в разгаре, и никто не обратил внимания на еще двух ряженых, вовсе не самых приметных в этой праздничной толпе.

Хантре Кайдо по-прежнему сидел на втором этаже «Алендийской слойки», и вроде бы все с тем же «Сборником правдивых свидетельств о волшебном народце». Книжка толстая – на несколько вечеров. Никто к нему не подсел: столик маленький, на двоих, а второй стул он еще раньше отодвинул, ясно давая понять, что компания ему не нужна. То ли приплатил за уединение, то ли хозяева «Слойки» распорядились ни в чем не отказывать наемнику господина Тейзурга.

Шенодия исчезла, любительница кошек Джелодия тоже ушла, а Флаченда, Улинса и Марлодия по-прежнему были здесь. Им повезло совершить хитрый тактический маневр и подобраться поближе к Кайдо, который с головой ушел в чтение и не смотрел в их сторону.

– Хвала Хиале, он все еще здесь, – тихо произнес Серебряный Лис. – Сейчас сдам тебя под охрану и пойду охотиться. Не беспокойся, этот рыжий из тех, кого люди зовут порядочными… Хотя интересный вопрос: помешает ли ему пресловутая порядочность взять да и присвоить чужое?

Девушка не успела спросить, что он имеет в виду, когда послышался сердитый дребезжащий голосок – как будто из-под этажерки с книгами:

– Истинная правда, ворюга он, тать, каких поискать, и особливо своих крысок берегите, ежели у кого есть, – хапнет и назад не отдаст!

Посетители громко разговаривали, никто не обратил внимания на этот возглас из пустоты. Будь у Хеледики с собой песок, она бы, наверное, разобралась, в чем тут дело. Может, кто-то развлекается чревовещанием? Или какой-нибудь маг решил над ними подшутить?

Лиса это ничуть не насторожило – значит, опасности нет. Он взял ее за руку и повел через зал. Ведьма заметила, что перед тремя ее однокашницами стоят две початые бутылки вина, а Марлодия опять завелась на свою любимую тему – о девственности и предрассудках. Их отделял от Кайдо столик, занятый провинциальным семейством, и на разболтавшихся барышень эти почтенные люди косились неодобрительно.

Рыжий поднял глаза от книги.

– Эй, Хантре, это госпожа Хеледика, родственница господина Тейзурга, – развязно и как будто с оттенком неприязни процедил Лис. – На нее напали, ей нужна охрана. Позаботься о ее безопасности.

– Понял. А ты кто такой?

– Не твоего ума дело.

После этой презрительной реплики демон развернулся, но вместо того, чтобы сразу направиться к выходу, остановился возле столика девушек:

– Барышни, какие же вы прелестные, натуральный розарий! А что вы там про девственность говорили? Ежели кто желает избавиться – к вашим услугам, готов оказать всяческую помощь самым наигалантнейшим образом!

До Флаченды не дошло, она тут была самая неиспорченная. Льняная ведьма Улинса опустила ресницы и жеманно протянула:

– А не находите ли, сударь, что вы произнесли вслух непристойность?

– Девственность – это тьфу! – перебила ее распалившаяся молочная ведьма. – Да кому она нужна?

– О, иногда она бывает востребована для некоторых ритуалов… Вот Хеледика не даст соврать. Вы разве не знаете, почему Хеледика ушла из своей песчаной деревни? Ее собирались принести в жертву, но она сбежала и попросила первых встречных на большой дороге, чтоб ее отымели. Те, понятное дело, не отказались, да и кто бы на их месте отказался! Потом ее догнали, но она уже не была девственницей и для жертвоприношения не годилась. Вы у нее спросите, пусть сама расскажет.

– Хеледика, это правда? – обрадованно всплеснула руками Марлодия. – Ты тоже?! Что же ты раньше молчала…

Песчаная ведьма окаменела. Когда демон заговорил, она шагнула к стулу, который уступил ей Кайдо – да так и застыла на месте.

Четверть часа назад она сочувствовала Серебряному Лису, которому не дают шанса доказать, что он изменился в лучшую сторону – но это было четверть часа назад. Сейчас она вполне понимала неизвестного мага, замуровавшего его в скальной ловушке на тысячу лет. Она бы и сама это трепло из Хиалы в скалу засадила!

Демон удалился, на прощанье куртуазно вильнув пышным лисьим хвостом. Кто-то из посетителей восторженно свистнул, кто-то зааплодировал: они решили, что хвост – часть карнавального костюма и обладатель приводит его в движение, дергая за незаметные веревочки.

– Если хотите, уйдем отсюда, – предложил Кайдо.

– Нет, незачем, – стряхнув оцепенение, Хеледика уселась за столик, ни на кого не глядя.

Если забиться в какой-нибудь угол, будет только хуже. Уж лучше брать пример с Эдмара, которому любой скандал нипочем.

Рыжий наемник устроился напротив. За мгновение перед тем рядом с ними как раз освободилось четыре стула: провинциальное семейство решительно поднялось и направилось вон, бросив недоеденные десерты. Это походило скорее на паническое бегство, чем на степенный исход отужинавших приличных людей из кондитерского заведения.

– Что случилось? – деловито осведомился Кайдо. – Кому послать мыслевесть?

– Господину Крелдону. Передайте, что на Хеледику напали в толпе, использовав пламень Анхады. И пусть принесут мой песок.

Его лицо стало сосредоточенным: он вел безмолвный разговор с главным безопасником Ложи. До чего же красивое лицо: черты изящные, точеные, при этом без всякой слащавости. А темно-карие глаза напоминают о весеннем Олосохаре в сумерках – и главное тут не цвет, а скорее те ощущения, которые появляются, когда в эти глаза смотришь.

– Коллега Крелдон отправил сюда вашу охрану. Его интересует, где и при каких обстоятельствах на вас напали.

Она вкратце рассказала. Кайдо передал информацию, после чего заметил:

– Здесь и сейчас я не улавливаю для вас угрозы. Скорее всего, вам удалось от них оторваться. А что это был за парень с хвостом? Похож на демона.

– Похож? – хмыкнула девушка.

Неспособность распознать с полной определенностью демона Хиалы – довольно странный изъян для видящего восемь из десяти.

– Мне так показалось, – неверно истолковав ее реакцию, пояснил наемник.

– Это и есть демон Хиалы. Приятель господина Эдмара, потому он и помог мне.

– Хеледика, а то, что этот, с хвостом, про тебя сказал – правда, что ли? – крикнула на весь зал Марлодия.

Она промолчала, а Кайдо негромко произнес:

– Правда или нет – не имеет значения. Важны ваши человеческие качества и поступки, а не то, с кем, где и когда вы переспали.

– Для многих это имеет первостепенное значение, – заметила Хеледика бесстрастным тоном, хотя внутри у нее снова что-то оцепенело. – Например, для людей, которые сидели за соседним столиком, а теперь ушли.

– Вы про этих? – По его лицу скользнула неприязненная гримаса. – Такие, как они, чувствуют себя в безопасности, если все вокруг живут по их правилам и никак иначе, меньшего им недостаточно. Тех, кто живет по-другому, они готовы отстреливать, отправлять в ссылку, сжигать живьем, побивать камнями или как минимум загонять в угнетенное состояние. Якобы во славу богов или из соображений нравственности, а на самом деле – ради собственного душевного комфорта.

– А что, по-вашему, имеет значение?

– Например, я слышал, что летом вы спасли свою напарницу, хотя не обязаны были ее выручать. Вот это – имеет.

Его тихий голос звучал ровно, в то же время Хеледика чувствовала, что он изо всех сил старается поддержать ее, поделиться теплом. Для песчаной ведьмы это тепло было драгоценно: что-то у нее внутри до боли скорчилось и ссохлось, давно уже, еще когда она сбежала из родной деревни, и все это время так и оставалось нетронутым, полумертвым, не отзываясь ни на сочувствие Зинты или Нинодии, ни на логические доводы Суно Орвехта или Шеро Крелдона. А теперь эта убитая часть ее души вдруг начала оживать, словно там проклюнулись и полезли к свету зеленые ростки. Ей захотелось плакать, она схватила его чашку с остатками шоколада и уткнулась туда, чтобы скрыть выступившие слезы.

– Глава свалившего отсюда почтенного семейства у себя в лавке обсчитывает покупателей, в том числе небогатых, – сменил тему Кайдо. – А его жена глумится над служанкой, и их дочкам живется, как в тюрьме. Но это не мешает им считать себя людьми высоконравственными – потому что они осуждают пороки. По мне, так они в своем роде упыри.

– Ты сейчас ворожил? – пробормотала Хеледика, не поднимая лица от чашки. – Использовал магию?

Она перешла на «ты» невольно, словно он был свой. У песчаных ведьм нет обращения на «вы».

– Нет. Обыкновенный разговор – это не ворожба.

Для нее этот разговор вовсе не был обыкновенным. Как будто в Олосохаре, в ночь созерцания, в воздухе над барханами что-то соткалось из лунного света: неясно, что это, хочется всмотреться и понять…

Но в следующий момент это зыбкое впечатление исчезло, потому что к ним за столик пристроились, хихикая и гремя стульями, три подвыпившие ведьмы, которые решили не отставать от однокашницы и тоже познакомиться с Хантре Кайдо. Двух бутылок десертного вина им для этого хватило, даже Флаченда разрумянилась и осмелела.

– Здравствуйте, мы с Хеледикой в школе вместе учились! Не возражаете, если мы к вам присоединимся?

– Вам же, наверное, вдвоем скучно!

– Хеледика, а что с тобой случилось?

– Это правда, что про тебя сказал тот парень с хвостом? Тогда нам с тобой надо держаться вместе, и мы за себя отомстим!

– Господин Хантре, а вы можете сейчас превратиться в котика? В такого утю-тю пушистенького котика! Обожаю котиков!

– Не жмись к нему, а то тебя господин Тейзург заколдует, в жабу превратит!

– Ой…

– Господин Хантре, можно вас спросить по секрету, а когда вы с господином Тейзургом, ну, сами понимаете что, кто из вас кто?

– Флаченда, ты, что ли, совсем дура – об этом у него спрашивать?

– Ой, а что, интересно же…

– Не называй ее дурой, а то еще заревет.

– Видишь – не ревет, надо ее почаще поить, тогда плакать не будет. Господин Хантре, это мы о своем, а вы нам покажите, как вы в котика превращаетесь!

– И расскажите что-нибудь про вас с господином Тейзургом!

– Да ну, не надо об этом, пойдемте лучше на танцы в «Чертоги флирии», там сегодня всю ночь играет Королевский оркестр. Господин Хантре, вы будете с нами танцевать?

– Сначала в котика, хоть на минуточку!

– И тогда я его прямо затискаю! Не бойтесь, господин Хантре, это я пошутила…

– А давайте еще вина закажем?

– И еще один тортик! Господин Хантре, какой тортик вы любите?

Рыжий наемник выглядел ошеломленным. Пусть у него на счету больше дюжины агентов Ктармы, одно дело – убивать ужасателей, и совсем не то – обороняться от компании барышень навеселе.

Хеледика тоже не знала, что делать. Призывать к порядку и скандалить она не умела, ибо зачем это олосохарской ведьме, которая приучена действовать молча? Она бы мигом заставила их заткнуться – молочная, льняная и бобовая ведьмы даже втроем не смогут дать отпор одной песчаной, но для колдовства ей нужен песок.

Впрочем, подумав об этом, она как будто уловила эхо магии… Это ощущение усилилось, с лестницы донесся топот, и в зал ворвался целый отряд подчиненных Крелдона. Мешочек с драгоценным песком они принесли, но пускать в ход чары не понадобилось: девицы, увидев магов Ложи в черных мантиях ведомства безопасности, сами умолкли, да и остальная публика притихла.

Хантре вышел из «Слойки» вместе с Хеледикой и ее охраной.

– Ужас какой-то, – растерянно шепнул он на лестнице.

– Они вообще-то неплохие девушки, только нагрузились до безобразия. Солнцеворот ведь, все празднуют… Они не со зла. Извините за эту сцену, господин Кайдо. – Она испытывала замешательство и снова перешла на «вы». – Мне еще показалось, будто вас что-то преследует, невидимое и почти незаметное.

– Знаю. Это какая-то неопасная мелочь.

У подъезда ожидал закрытый экипаж, один из магов распахнул дверцу. Старший по рангу официально поблагодарил коллегу Кайдо за содействие, после чего тот исчез в ближайшем темном переулке. Возможно, сразу же перекинулся, чтобы вернее спастись от Марлодии, Улинсы и Флаченды.

Хеледика понимала, что господин Шеро ее отругает и будет прав. Несмотря на исцеляющие песчаные чары, ступни все еще саднили. Она снова вляпалась в неприятности, и не ее заслуга, что все закончилось благополучно. С какой стороны ни погляди – радоваться нечему, и все же, сидя в покачивающейся на ухабах карете меж двух телохранителей, она испытывала странное чувство, словно этим вечером с ней произошло что-то очень хорошее.

– Сам ты неопасная мелочь, Крысиный Вор! – пробурчал смертельно оскорбленный Шнырь.

Он держался в нескольких шагах от толпы магов, которые его не видели и не чуяли. Зато ведьма почуяла и сказала рыжему ворюге, а тот, как выяснилось, уже и сам что-то заподозрил, о чем надобно донести господину.

Но сейчас Шныря распирала обида, и, выскочив следом за ними на открытую веранду «Алендийской слойки», он походя плюнул в чью-то кружку. Специально для того подпрыгнул, пробегая мимо столика, за которым устроилась компания увешанных амулетами юнцов.

Поделом тому смертному, который хлебнет этого пива: одолеет его досада и маета, и на душе у него будет тошно до тех пор, пока он не развеселится из-за какого-нибудь пустяка – это единственное лекарство от чародейной слюны гнупи.

Мысль о том, что хоть кому-то он в Новый год напакостил, послужила Шнырю утешением, когда подлый крысокрад рванул по закоулкам теперь уже на четырех лапах, и опять пришлось мчаться во весь дух, чтобы от него не отстать.

Веранду «Алендийской слойки» озаряли новогодние фонари, и дым от расставленных по углам жаровен в их сиянии окрашивался во все оттенки радуги. В детстве Дирвен верил, что эти цветные шары, символизирующие солнце, сделаны из леденцов: после праздников их отдадут тем, кто не капризничал и хорошо себя вел. Мама поддерживала в нем это заблуждение, а потом он поумнел и узнал, что они стеклянные.

Жаровни почти не грели, только дымили, но все равно несколько столиков на веранде было занято – тепло одетые посетители угощались горячим фьянгро с пряностями. А компания амулетчиков заказала пиво: их защищали от холода «Теплотворы», которые входят в зимнее снаряжение бойцов Светлейшей Ложи.

– За Солнцеворот и за Новый год!

– И за нашего Первого!

– За Первого!

Одобрительно ухмыльнувшись – приятно же, когда тебя ценят по достоинству! – Дирвен тоже потянулся за кружкой. И тут один из его артефактов предупреждающе тренькнул. Точнее, послал беззвучный импульс, сигналя о непорядке.

– Стой, парни! Стой, я сказал!

Его, как обычно, послушались.

На то, чтобы определить, какая из кружек не понравилась охранному амулету, у него ушло полторы секунды. Взяв ее под настороженными взглядами ребят, он пригляделся к пене, ничего подозрительного не увидел, но оберег подтвердил, что дело нечисто.

– Гнупи туда, что ли, наплевали? – скривился Дирвен. – Во гадство!

И выплеснул содержимое через кирпичный парапет на улицу. Снизу донесся возглас. Один из парней схватил кувшин и налил в опустевшую посудину, на этот раз никаких остерегающих сигналов не было, и амулетчики дружно осушили кружки – за Новый год и за Первого!

«Подонок ты, Дирвен, – подумала тайный агент службы благоденствия Хенгеда Кренглиц, утирая с лица пивные брызги. – Маленький, наглый, хвастливый, ничтожный подонок!»

Пострадала главным образом шляпа, на лицо и на старенькое пальто с пелериной попало меньше. Веранда, где сидели эти недоумки, находилась на первом этаже над высоким цоколем, и девушка разглядела, что пивом ее окатил не кто иной, как бывший любовничек – первый амулетчик треклятой Ложи, которого Хенгеда минувшей весной завлекла в западню и похитила. То, что его потом не устерегли, не ее вина, она свою работу выполнила аккуратно.

Эту мерзкую выходку можно было бы считать местью, но Дирвен, никаких сомнений, Хенгеду не узнал. Если б узнал, кинулся бы задерживать овдейскую шпионку, поднял бы тревогу. Нет, угробище просто-напросто выплеснуло свое пойло через ограждение веранды, не подумав о том, что может облить кого-то из прохожих. Поступок вполне в духе этого свиненка.

Она зашагала дальше. Домой, хотя вначале собиралась обойти еще несколько заведений. Спасибо Дирвену, от нее теперь разит пивом, как от подвыпившей разбитной девицы, а по легенде она барышня из разорившегося, но приличного семейства. Приехала из провинции в Аленду, чтобы ухаживать за престарелым дядей (ушедшим на покой интендантом, которого овдейская разведка в свое время поймала на незаконных сделках).

Деловитая миловидная провинциалочка Райченда Шумонг скупала по ресторанам и у прислуги из богатых домов использованную заварку дорогих сортов чая, которую потом сушила и продавала хозяину лавки «Бакалейные чудеса». Пресловутые чудеса в том и заключались, что стесненный в средствах гурман мог приобрести «самый лучший чай из вторых рук» или «отменнейшие изысканные пряности», которые уже побывали в супе.

Этот скромный промысел позволял ей всюду бывать, собирать информацию, завязывать разнообразные знакомства. Пока улова было негусто: улыбчивый, словно лакированная куколка, сиянский торговец, втайне финансирующий одну из фракций Ложи, и стареющий придворный интриган, еще до Хенгеды спутавшийся сразу с тремя иностранными разведками – аснагисской, сиянской и нангерской. Она рассчитывала с их помощью добраться до более интересных фигур, и хвала всем богам, что в этот раз ей не придется иметь дело с Дирвеном!

Черты лица Хенгеде слегка изменили с помощью чар, которые обновлял раз в три-четыре дня маг-резидент, вдобавок свои светло-русые волосы она выкрасила в темный каштановый. Уже не ветреная девица Тамрила, с которой «случайно» познакомился на улице Дирвен – совсем другая барышня, строже и старше. Ей было не восемнадцать, как она тогда наврала этому поросенку, а двадцать четыре.

С ностальгической грустью думая о том, насколько же приятней было бы встретить Новый год в родной Овдабе – но служба есть служба, Хенгеда Кренглиц была потомственной амулетчицей-службисткой, чем тихо гордилась, – она вышла из переулка на площадь Стихотворцев.

Площадь эта находилась возле Театра Чтецов – небольшого белого здания, убранного по случаю праздника голубыми и зелеными фонарями. Они висели на торчащих из стены крюках, и ветви заснеженного кустарника в их свете искрились россыпями изумрудов и сапфиров. Сбоку была прислонена забытая лестница. На фоне этой декорации перед собравшейся публикой выступал жонглер – рослый парень в звериной маске и серебристом парике, с великолепным пушистым хвостом, на который, верно, ушло не меньше дюжины ценных шкурок. Этот хвост у него еще и шевелился, что имело не меньший успех у зрителей, чем мастерство, с которым парень жонглировал яблоками, ножами и чашками.

– Люди добрые, подайте на пропитание в новогоднюю ночь, кому сколько не жалко! Угостите от щедрот бедного артиста!

– Ты, бедный артист, верни в заведение, чего спер! – надрывался, перебивая, тщедушного вида мужчина, у которого под распахнутым зимним кафтаном белел фартук. – Сколько посуды унес, мерзавец! Чего смеетесь? Я с ним не в доле, он все это из нашей чайной уволок, а меня хозяин послал догонять!

– Ну, так будешь в доле, я с тобой поделюсь!

– Отдавай, кому говорю, посуду!

Люди веселились, одобрительно ухмылялись и кидали «от щедрот» в поставленную на снег шляпу, а Хенгеду пробрал знобящий холодок. Амулеты предупредили ее о присутствии магии, и не поймешь, как истолковать их сигналы: то ли волшебство пустяковое, слабенькое – то ли еще какое мощное, но умело замаскированное.

Она ускорила шаг, чтобы поскорее миновать площадь Стихотворцев. Что-то в безобидном на первый взгляд представлении ее напугало. Потом можно будет припомнить все подробности и разобраться, в чем дело, а сейчас – прочь отсюда.

О таких, как этот господин, в давние времена говорили: «Он из тех, кто превыше всех небожителей почитает воровского бога Ланки».

Благообразный, упитанный, вальяжный, ухоженная темная бородка лоснится от ароматических масел. Глаза приветливые, с этакой добродушной хитринкой и сквозящим за ней расчетливым холодком. Одет богато, но неброско: видно, что больше ценит комфорт, чем показуху. Ловкие холеные пальцы унизаны перстнями, да не простыми, а волшебными – это Куду, Вабито и Монфу определили сразу. Впрочем, гость и сам был магом и вовсе не пытался это скрыть.

– Предаетесь надеждам, молодые люди? – осведомился он по-ларвезийски, нависнув, откуда ни возьмись, над учениками Унбарха, которые понуро бдели с наветренной стороны от гнездовья крухутаков. – Кто знает, может, вам нынче и повезет, но отнюдь не здесь. Моя госпожа приглашает вас отужинать.

Они оказались на ногах еще до того, как незнакомец успел договорить. Первая мысль, мелькнувшая у каждого, – об окаянном враге, Тейзурге-полудемоне. Кто знает, какую игру он затеял на этот раз?

– Ну, ну, молодые люди, незачем так волноваться! – Визитер, похожий на сладкоречивого торговца, с которым надо держать ухо востро, замахал руками в притворном ужасе, обдав троих беглецов душным запахом пота и благовоний. – С вами желает побеседовать прекрасная дама и могущественная чародейка, не раз выручавшая из беды крухутаков. Госпожа предполагает, что у вас с ней, возможно, найдутся общие интересы. Как бы там ни было, я бы вам посоветовал не отказываться от хорошего ужина. Жареная баранина с луком и пряностями, четыре вида соуса, нежнейший отварной рис с зернами кукурузы, сладким перцем и зеленью, вино, фрукты, южные сладости, коими заслуженно славится Суринань…

У Монфу непристойно заурчало в животе, Куду сглотнул слюну, а Вабито напрямик спросил:

– Где и когда она желает нас видеть?

– Вот это мудрый подход, мой молодой друг. В Бунвате, в харчевне «Журавлиный пир», завтра вечером.

Бунватом назывался городишко, до которого от Чивьярхи день пешего пути.

Отвесив степенный полупоклон, незнакомец скрылся за горячими белесыми скалами. Проследив за ним, Вабито, Монфу и Куду увидели, как он отвязал от куста ишака, уселся на него и потрусил в ту сторону, где пролегала большая дорога.

– Ну, и что это значит? – буркнул Монфу.

– Сдается мне, пора уносить ноги, – вздохнул Куду с сожалением.

К вони пернатого народца он уже притерпелся, а жизнь тут была хоть и впроголодь, но спокойная, в отличие от прежней череды мытарств. Ему не хотелось ничего менять.

– Надо пойти на встречу, – угрюмо и в то же время с яростным напором возразил Вабито. – Если это снова тот, о ком мы подумали, нас уже выследили, скрыться не дадут. А если это что-то другое…

Не договорив, он уставился, щурясь, в сквозящую за скалами золотисто-голубую даль.

Прижатая к полу тварь напоминала рябящий мутный ручей, который пытается течь, но остается на месте. При этом она выглядела такой же вещественной, как наступившая на нее матерчатая туфля, поношенная, с загнутым носком и вышитыми цветными звездочками. Две другие гадины, которых тетушка Старый Башмак ухватила за хвосты, казались струями колышущегося серого дыма. От их волнообразных движений голова шла кругом и подкатывала тошнота, смешанная с мертвящим ужасом.

По счастью, их было только три, и тухурва исхитрилась всех поймать. Не окажись ее рядом – быть беде, гнупи не совладали бы с такой напастью.

Шнырь, Дергун и Словоплет забились в дальний угол и дрожали, хотя эта струящаяся пакость рвалась не к ним, а к рыжему ворюге-подлюге. Тот растянулся на полу с белой, как зазря прокисшие сливки, рожей. Кажись, в обмороке. А Папаша Черепах задал деру. Гадов из Нижнего мира он не видел – где ему, простому смертному, и гнупи тоже не видел – благодаря чарам господина, никому из людей их не углядеть, кроме самого господина Тейзурга да Крысиного Вора.

Папаша Черепах, которого гнупи так прозвали, потому что приехал он в сундучке и вначале был большой сонной черепахой, а потом господин превратил его в человека, испугался тетушки Старый Башмак. Как влетела в комнату маленькая проворная старушонка с черными, будто смородина, недобрыми глазами и паутинными кружевами на чепце, так он сразу признал в ней тухурву, о которой, небось, страшилок в детстве наслушался – и был таков.

– Я их долго не удержу! – сиплым от натуги голосом проскрипела Старый Башмак. – Шнырь, дуй за господином!

По ее сморщенному личику, похожему на пестровато-коричневую поганку, каплями стекал пот.

– Так он же меня лютой смертью казнит! – плаксиво отозвался из угла Шнырь. – Все же знают, что бывает с гонцом, который принес дурную весть…

– Господин умный, он никого еще не казнил за нужные вести. – Тухурва едва не упала, но все-таки не упустила ринувшуюся вперед дымную гадину, которую припечатала каблуком к паркету. – Чтоб вас, вишь ты, какая пропасть… Ты смекни, ежели принесешь дурную весть – может, и казнит, а коли вовремя позовешь на помощь – наоборот, благодарностью не обидит. Так что мчись во весь дух, одна нога здесь – другая там, каждая минуточка дорога!

И Шнырь помчался. Чтобы лишний раз не петлять по улицам, он пользовался изнаночными тропками волшебного народца, по которым человек, будь он хоть трижды могущественным магом, пройдет только с провожатым из народца, и то если правый башмак наденет на левую ногу, а левый на правую. Всякое людское строение обрастает со временем такими дорожками и потайными «карманами».

Срезая путь, Шнырь пронесся, как стрела, через множество странных для человека помещений: одни напоминали деревянные ящики или выстланные бархатом шкатулки, другие были точь-в-точь крысиные норы (тут посланец вспомнил о своей потере и горестно шмыгнул носом), третьи, куда ни глянь, сплошь в полочках, на которых громоздилась кукольного размера утварь и лежали съестные припасы. Местные обитатели шарахались с дороги, возмущались, спрашивали, чего он так спешит, один раз кинули вслед орехом.

Ему пришлось сбавить скорость, пробираясь через длинную залу, где от пола до потолка тесным скопищем колонн высились пружины (кое-где к ним были привязаны красные, голубые и желтые лоскутки – видать, для красоты), а каждый шаг отзывался клавишным треньканьем. Словно нутро гигантского рояля. Шнырь понял, что его занесло то ли в театр, то ли в жилище музыканта, но осматриваться некогда: выскочил на улицу – и прямиком к соседнему дому.

Если бы прохожие могли его увидеть, они бы решили, что прыткий гнупи в темно-зеленой курточке проходит сквозь стены: из одной вынырнул – в другую нырнул, и начертанные на стенах обереги черноголовому поганцу не препятствие!

Шнырь не то чтобы знал, где искать Тейзурга, но его вело заклинание, сплетенное господином как раз на такой случай. Гнупи не могут посылать мыслевести: ежели что, вся надежда на быстрые ноги.

Миновав изнаночную галерею, в которой и пол, и потолок, и стены были сплошь лестничные, в ступеньках – Шнырь скакал по этим ступеням, словно брошенный мячик, – он сквозь зеркально блеснувший овал ворвался вместе с брызнувшими осколками в большую нарядную комнату, где угощались и беседовали какие-то люди.

Впрочем, на тот момент, когда запыхавшийся гонец вкатился туда кубарем, они уже не беседовали, а с изумлением смотрели в его сторону. Самого Шныря никто не увидел – их внимание привлекло ни с того ни с сего взорвавшееся зеркало. Гнупи подскочил к господину и дернул за полу черной баэги с серебристо-стальным узором.

– Что это еще за эффектное появление? – Тейзург заломил бровь, одновременно поднимаясь на ноги.

Его глаза из серо-лилово-зеленых вмиг стали золотыми. Гонец втянул голову в плечи, хотя и уловил, что на него смотрят не с гневом, а скорее с тревогой. Господин ведь понимает, что просто так Шнырь за ним не прибежит.

– Беда, господин! – кое-как вымолвил посланец, дыша со свистом. – Крысиный Вор помирает! Идемте скорей, пока его твари из серых пределов Акетиса не сожрали…

– Где?!

– Дома!

Господин схватил его под мышку и шагнул в мигом выросшую перед ними туманную арку. Гнупи только и успел заметить, как шарахнулись люди, роняя стулья – и ничего удивительного, ведь Тейзург выглядел уже не человеком, а демоном с шипами и кожистыми крыльями. Шныря прижимала к чешуйчатому боку мощная когтистая лапа.

В Хиале он раньше не бывал, но сейчас было не до того, чтоб глазеть по сторонам, потому что господин сразу потребовал:

– Рассказывай, что случилось.

– Я не виноват! – первым делом оправдался соглядатай. – Это все Папаша Черепах – подбил Крысиного Вора прошвырнуться в серые пределы, чтобы разузнать про Черепахову дочку Клотобию, которая померла, и рыжий его послушал, потому что пожалел, а меня, ворюга, не пожалел, когда мою крыску присвоил…

Тейзург со злостью что-то прошипел. Шнырь не разобрал, что именно, – понял только, что гневаются не на него, и воспрянул духом:

– Вначале-то бедой и не пахло. Рыжий пришел к Черепаху поболтать, чтобы поупражняться в ихнем овдейском языке, словно школьная бестолочь. – Гнупи понимали любой людской язык и без труда на нем говорили, что позволяло им чувствовать свое превосходство над смертными, не обладающими такой способностью. – А тот давай ему про свою дочку наворачивать. Слово за слово, и кончилось тем, что Крысиный Вор без всякой увертюры нырнул в Нижний мир. Я аж обомлел и сразу сгонял за тетушкой. Как мы вместе прибежали, рыжий уже вернулся в свое человечье тело – хотя бы на то ему хватило ума, чтоб не задерживаться надолго в царстве Акетиса. Да вернулся не один, притащил на себе этих… Они похожи на змей из серого дыма, то ли сторожат там чего, то ли просто водятся. Тетушка их от него оторвала и держит, но они сколько-то успели отожрать, и ему стало худо, в беспамятстве валяется. Эта нечисть если вырвется, опять в него вцепится, а мы его даже уволочь подальше не смогли – из наших там были только я, Дергун и Словоплет, нам втроем целого человека не унести, а Черепах, который во всем виноватый, сбежал…

Договаривал Шнырь, уже сидя на мозаичном полу в коридоре господского дома. Через Хиалу они летели с такой скоростью, что в ушах свистело, то-то и добрались так быстро. Не успев перевести дух, он вскочил и кинулся за Тейзургом, вновь принявшим человеческий облик: еще не хватало пропустить, что будет дальше!

Едва господин ворвался в комнату, где разыгралась драма, тотчас что-то беззвучно сверкнуло, и все три дымные твари расплылись облачками пара. Тетушка Старый Башмак с кряхтением уселась на пол. Она вся взмокла, глаза слезились, на кончике мясистого веснушчатого носа висела капля. Даже сплетенные пауками оборки на ее чепце утратили всякое сходство с кружевами и болтались лохмотьями паутины.

– Антикварный Башмачок, я тобой доволен и непременно тебя вознагражу, – ласково обратился к ней Тейзург. – Но сначала я должен разобраться с этим мерзавцем.

– Ага, наконец-то наш господин понял, что Крысиный Вор мерзавец из мерзавцев! – обрадованно шепнул Шнырь Словоплету и Дергуну. – Мало того, что крыску не отдал, так еще вон чего притащил в господский дом! Щас ему достанется…

Между тем Хантре Кайдо начал подавать признаки жизни – должно быть, исчезновение дымных змей пошло ему на пользу. Глазища свои темные открыл, кое-как сел, привалившись к стене.

Тейзург развернулся к нему так резко, что взметнулись черные с проблесками серебристого узора полы баэги, и сперва Шнырю показалось, что вот сейчас он отвесит наемнику пинка. Шнырь даже пихнул локтем в бок Словоплета: мол, гляди, чего будет, так ему и надо за крыску! Похоже, господину очень хотелось пнуть рыжего. Однако вместо этого он протянул ему руку и произнес с театральным надрывом:

– Вставай, шаман недоделанный!

Маленький гнупи разочарованно шмыгнул носом: ну вот, опять никакого тебе торжества справедливости, хоть люди и болтают, что она иногда торжествует.

Недоделанный шаман попытался встать самостоятельно, не преуспел и лишь после этого снизошел до того, чтобы принять господскую помощь.

Шнырь на цыпочках двинулся за ними по коридору, прошмыгнул следом в кабинет и спрятался под большим дубовым столом. Наверху звякали склянки, шуршала маленькая ручная мельница, что-то булькало – господин спешно готовил зелье сложного состава, и не все запахи были Шнырю знакомы.

Потом донесся его голос:

– Пей. Это должно тебе помочь. Проверенный древний рецепт, только без жертвенной крови – опасаюсь, что такого, как ты, с нее вывернет.

– Правильно опасаешься, – слабо отозвался рыжий, который все это время сидел, бессильно откинувшись, в мягком кожаном кресле.

Шнырь невольно облизнулся: жертвенная кровь – это хорошо, это вкусно, после нее чувствуешь себя так, словно можешь хоть до небес допрыгнуть! Сам он ни разу не пробовал, но слышал рассказы тех счастливчиков, кому довелось. Какой же дурак этот Крысиный Вор, если его от нее воротит.

– Лучше? – спросил после паузы Тейзург.

– Да.

– А теперь сделай милость, объясни свои загадочные действия.

– Я хотел кое-что посмотреть в Нижнем мире.

– И что же тебя там заинтересовало?

Некоторое время они кружили около этого вопроса, словно в танце или в поножовщине: рыжий почему-то не хотел сознаваться, что отправился туда из-за Шикловена, чтобы выяснить про его дочку, а господин на самом-то деле уже знал об этом от Шныря, но делал вид, что не знает. Наконец господину надоело играть, и он выложил правду – вкрадчивым голосом, который так и сочился ядом.

– Я сам принял решение. – Крысиный Вор напрягся и почему-то начал выгораживать не себя, а Папашу Черепах. – Он ни о чем меня не просил, он ведь не в курсе, что я видящий.

Шнырь тихонько хихикнул его промашке: нате вам – за здорово живешь взял вину на себя, хотя, ежели по уму, надо все валить на Черепаха.

– Ты знаешь, мой милый, как это делают опытные шаманы? – осведомился господин все так же вкрадчиво и в то же время с оттенком тоски. – Прежде всего, у них считается хорошим тоном работать вдвоем: один отправляется в серые пределы, другой страхует. Во-вторых, возникающие по ходу дела проблемы решаются за счет клиента. Иначе говоря, если тебе не повезло и за тобой увязались морвы, ты должен был перебросить их на Шикловена. Бывает, что заказчик кого-то с собой приводит специально на такой случай, но это уже детали… И, наконец, в-третьих – самое печальное: поверь, ни один уважающий себя сонхийский шаман не полезет в серые пределы ради такой дряни, как смертница Ктармы. Хантре, извини за бестактный вопрос, но ты нынче с утра в своем уме?

– Я не спорю, что она дрянь, – угрюмо произнес Крысиный Вор, увильнув от последнего вопроса. – То, что она сделала, оправдать нельзя. Я пошел туда не ради нее, а ради него. Он ее тоже не оправдывает, но ему очень тяжело, все-таки родная дочь. Повторяю, он не знал, что я видящий. Я решил посмотреть, что с ней теперь, и заодно выяснить, что там вообще. Случай был исключительно удобный, от Шикловена к Клотобии буквально путеводная ниточка тянулась, и я просто скользнул вдоль нее к другому концу. Правда, ничего утешительного сказать ему не могу, так что лучше не буду ничего говорить. Вряд ли он понял, что произошло.

– И что ты там увидел? – заинтересовался Тейзург.

– Там сплошная муть, как будто под водой, причем вода эта вязкая, мерзостная… Напоминает затопленную помойку. Еще и гады непонятные кишат, вроде этих, которые в меня вцепились. Клотобия блуждает в этой мути, угнетенная, потерянная, в полном недоумении. Насколько я понял Шикловена, подорвалась она с год назад – и до сих пор не может понять, почему оказалась в таком месте, а не в обещанных светлых чертогах. Я мало что успел рассмотреть, на меня набросились местные пиявки, и пришлось удирать. Как, ты сказал, они называются – морвы?

– Если ты отправился гулять на помойку, не удивительно ли, что тебя там атаковала стая злобных бродячих собак? И с чего бы это, а? Маги Ложи меня считают отчасти сумасшедшим, но это они еще с тобой поближе не познакомились… О, сейчас я сварю нам кофе по моему оригинальному рецепту, я тебя таким еще не угощал. Только учти, эта прелесть категорически не предполагает твоих любимых сливок: изысканная пряная тьма в кофейной чашке. Сливки мы лучше гнупи отдадим.

Шнырь под столом довольно ухмыльнулся: всегда бы так! Уж ему сегодня вволю нальют, потому что заслужил. И вдвойне приятно, что ему сливок дадут, а Крысиному Вору – нет.

Снова зашуршала бронзовая мельница с ручкой в виде змеи, кабинет наполнился крепким ароматом жареных кофейных зерен.

– Кстати, помнишь тот наш разговор об ошейнике? Ты не изменил свое отношение к этому пикантному аксессуару? А то мне изготовили на заказ славный такой ошейничек, в самый раз для тебя…

– Иди ты со своим ошейником.

– Значит, ни в какую не согласишься его надеть? Даже если от этого будет зависеть жизнь хорошего человека?

– Это что – шантаж? – спросил Хантре отвердевшим голосом.

– Вроде того, – безмятежно отозвался Тейзург. – Но ты меня сначала выслушай.

Темная двухэтажная постройка в конце улочки издали напоминала скорее мавзолей, чем харчевню. На плоской крыше пусто, дверь закрыта.

Вывеска подтверждала, что это и есть «Журавлиный пир»: три несуразные птицы склонились над горшком, пытаясь что-то достать из него длинными клювами.

Сердце Куду пропустило удар. Он усмотрел в этом аллегорию, если не карикатуру: они втроем точно так же прикладывают тщетные усилия непонятно зачем… Что ж, назначить им встречу под такой вывеской – это была бы шутка вполне в духе Тейзурга.

Монфу тоже казался встревоженным, а Вабито с подозрением озирался, словно ждал нападения.

Еще одна странность: на улице ни души, все вокруг будто вымерло… Или здешние жители затаились? Тогда что за неведомая причина заставила их сидеть взаперти и не высовываться? Час еще не поздний, над Бунватом и окрестными рыже-бурыми холмами в зеленых пятнах виноградников цветет закат, нежный, словно чайная роза, и слепящий позолотой, словно парадные покои во дворце Унбарха, давным-давно обратившемся в пыль под пятой минувших тысячелетий.

– Не нравится мне тут, – негромко произнес Монфу. – Вы ничего не чувствуете?

– Какой-то подвох, – согласился Куду.

– Напрасно мы сюда пришли, – добавил Вабито с упреком.

Можно подумать, это не он больше всех настаивал на том, чтобы пойти на встречу!

– Магия. Неопределенная, темная, слабо уловимая. И вроде бы нечеловеческая.

По части магии Монфу был из них самый сильный. Если он что-то почуял – скорее всего оно и впрямь есть.

– Уходим? – вытолкнул из враз пересохшего горла Куду.

И тут дверь «Журавлиного пира» начала открываться с протяжным скрипом. На мгновение повеяло неживым – это отчетливо уловили все трое. Впрочем, в следующий момент это пугающее впечатление исчезло: на пороге стоял их давешний знакомец – вполне себе живой, потный, благоухающий вином, ароматическими притираниями и обещанной жареной бараниной.

– Уже пришли, молодые люди? Ну, заходите, заходите, негоже заставлять госпожу ждать…

Молча переглянувшись, они вошли. Что бы там ни было, они боевые маги, и после побега от прислужников Тейзурга им удалось частично восстановить силы.

Зал первого этажа погружен в полумрак: ставни на окнах закрыты. И никого. Жужжат мухи, кое-где на столах стоят кружки и миски с едой. Пахнет несвежим жирным варевом. Словно посетителей выгнали – или, может, те сами разбежались? – а прибирать не стали.

Наверху зал для публики побогаче. Насчет угощения – никакого обмана. Тут было и мясное жаркое, и вдоволь риса, украшенного искусно выложенными узорами из кусочков вареных овощей, и четыре темноватых серебряных соусника, и вазы с посыпанными сахарной пудрой сластями, и кувшины с вином. Куду и Монфу, в большей степени, чем Вабито, склонные к рефлексии, даже почувствовали смутный внутренний разлад: наставник Унбарх приучал их к умеренности, а здесь – этакое угождение чреву… Впрочем, это виноватое чувство мелькнуло и пропало. Уж очень есть хотелось.

Провожатый уселся за стол вместе с ними. Звали его Чавдо Мулмонг. Представившись, он глянул с непонятным ожиданием: мол, и что вы на это скажете? Но Куду, Вабито и Монфу никогда раньше о нем не слышали, а потому чинно назвали в ответ свои полные имена и приступили к трапезе.

Ощущение присутствия нежити не отпускало всех троих, но Чавдо определенно знал, в чем дело, и ничуть не волновался.

Госпожа вышла, когда они насытились. Прелестная девушка в богатом сурийском платье, расшитом жемчугом и драгоценными камнями. На голове золотой обруч, усыпанный алмазами, и покрывало из тончайшего шелка, с откинутой назад вуалью. Кожа белая, как у жительницы северных краев, волосы цвета золотистого меда заплетены в толстую косу длиной почти до пят.

У нее были холодные и умные глаза властной старухи, а голос мелодичный, чарующий, волшебный. Впрочем, то, что перед ними волшебница, и отнюдь не юная, трое гостей поняли сразу.

– Госпожа Лорма, – почтительно объявил Чавдо Мулмонг. – Царица Лорма.

Она сразу перешла к делу, как будто у нее были причины для спешки.

– Мне случалось выручать из беды крухутаков, и те из них, кому я помогла, расплачиваются со мной интересными сведениями. От одного я узнала, кто вы такие, от другого – зачем вы бродите около гнездовья, от третьего – кто послал вас с этим поручением. У меня остался в запасе еще один должник, который подскажет, где искать Наследие Заввы. У нас общие враги, почему бы нам не договориться… Я хочу, чтобы Дирвен Кориц получил эти амулеты в свое полное распоряжение, но взамен пусть поклянется богами и псами, что заберет у архимагов Ложи и отдаст мне так называемую «Морскую кровь» – ожерелье из магических кораллов.

– Мы не можем обещать вам, царица, что он поклянется, – учтиво ответил после паузы Куду. – Этот благородный юноша упрям.

– Уговорите его. Ради Наследия Заввы он пойдет на все. Это будет выгодно и ему, и мне, и вам.

Что-то постепенно менялось в ее лице, она уже не выглядела нежной девушкой, едва вступившей в пору цветения. Лилейно-белая кожа приобрела пергаментный оттенок, покрылась мелкими морщинками, губы посинели, вокруг запавших глаз проступили тени. И от нее теперь уже явственно повеяло нечеловеческим, мертвенным… Вот кто здесь нежить!

– Обождите, мне надо привести себя в порядок, – произнесла она все тем же чудесным голосом.

– Спокойно, молодые люди, все под контролем, – заверил Чавдо Мулмонг, когда златовласая царица вышла и вслед ей колыхнулась застиранная занавеска в проеме, который вел во внутренние помещения. – Сладостей пока покушайте, колобочки и сахарные ракушечки очень хороши…

Сахарные ракушечки не лезли в горло. Сквозь тонкие межкомнатные перегородки доносились негромкие звуки: возня, чье-то сдавленное мычание, всхлип – и как будто кто-то шумно втягивает в себя жидкость, долгими глотками, жадно, с хлюпаньем…

Спустя несколько минут Лорма вернулась: она опять была юна и без изъяна прекрасна. Конечно же, она уловила, что новые знакомые все поняли.

– Это была местная девица недостойного нрава, – бросила она с царственной прохладцей. – Подсыпала мужчинам в харчевнях дурманный порошок и потом обчищала их карманы, ее стоило наказать.

Прозвучало это не оправданием, а скорее так, словно Лорма сделала собеседникам одолжение: нате вам то, что хотели услышать.

Куду, Монфу и Вабито уловили в этом нечто привычное. Учитель Унбарх, когда обрушивал на кого-то свой гнев, тоже объяснял своим адептам, почему виноватых надо казнить вместе с семьями, а эту деревню разорить, а ту лавку сжечь, а принадлежащую Тейзургу Марнейю тоже сжечь дотла вместе со всеми жителями: чтобы наказать. Как им втайне поведал учитель после марнейских событий, даже самого Стража Мира следовало наказать за то, что он сделал неправильный выбор и поддержал Тейзурга. Всегда найдется, кого за что наказывать.

Привитое учителем чувство справедливости помогло им смириться с тем, что совершила Лорма, и они приступили к обсуждению плана дальнейших действий.

Метель бушевала уже почти восьмицу, замок Конгат завалило снегом. На крышах и на карнизах он лежал толстенными пластами, а на балконах – вровень с перилами. Старожилы говорили, что в последний раз такое здесь было девяносто два года тому назад в месяц Топора.

Покрытые ледяной вязью окна порой дребезжали от ударов ветра. Когда Кемурт посмотрел на окрестности с башни, открывшийся вид заставил его поежиться, оробело и с невольным восторгом. Вокруг взбаламученная белизна – то ли до горизонта, то ли до бесконечности, из облачной бездны валят хлопья. Ни Абенгарта, который в ясную погоду виднеется на западе, ни окрестных ферм и деревень за снежной круговертью не разглядеть.

Местами в этом неспокойном белом океане наблюдалось какое-то брожение: может, поземка свивалась в клубы, а может, это унавы или варфелы, которые летом прячутся в ледниках Сновидческих гор, а зимой спускаются на равнины к человеческому жилью – для них в такую погоду раздолье.

Унавы с виду похожи на людей, кожа у них как снег, волосы белые, а глаза нехорошие, словно проруби, в которых плещется стылая вода. Они просятся погреться, но если такую напасть впустишь в дом или возьмешь в сани – все заморозит и выстудит и потом с хохотом убежит. Обычно унавы одеты, как люди, это может ввести в заблуждение, но они не шьют одежду сами, а крадут с веревок или снимают со своих закоченевших жертв.

Варфелы напоминают косматых зверей, шерсть у них торчит во все стороны сосульками – да это и есть острые сосульки, изранят не хуже клыков, если такая тварь набросится. Они носятся по снежным просторам, гоняются за санями, нападают на путников, и на их ледяных иглах нередко можно увидеть замерзшую кровь.

Шаманы племен, обитающих в тундре по ту сторону Сновидческого хребта, умеют давать им отпор. У северных кочевников можно выменять амулеты, отгоняющие снежных тварей – Кем читал, что эти примитивные обереги куда эффективней, чем артефакты того же назначения, изготовленные волшебниками просвещенного мира.

Законопослушные обитатели замка переживали, что дрова закончатся раньше, чем утихнет метель, а вора мучили другие опасения. Ферклиц не дурак, наверняка рано или поздно додумается до такой проверки, которая позволит выявить слугу-подменыша. Или тайник со шкатулкой найдут и потом с помощью магии определят, кто последний держал в руках краденую вещь.

Кемурт вздрагивал, когда его окликали. Хвала богам, что Шикловен прослыл чокнутым, и все странности списывали на его душевный недуг.

– Шикловен!

Душа в пятки. Это ощущение провала и барахтанья в невидимом капкане уже стало для него привычным.

– Чего? – спросил он нарочито вялым голосом, стараясь унять волну дрожи.

– Бегом ставни наверху закрывать! Ветер крепчает, вот чего!

– Куда крепчает?

– Туда! Шевелись, телепень! – в сердцах обозвал его управляющий. – Была метель, а теперь пошел буран, с Герцогской башни черепицу сорвало да по окнам шваркнуло! Затворить все осадные ставни, начиная с верхних этажей!

На радостях, что его пока не разоблачили, Кемурт припустил по лестнице во всю прыть. Со стороны можно было подумать, что им движет служебное рвение или ужас перед разбушевавшейся стихией. Впрочем, последнее и впрямь присутствовало, но спалиться вор-засланец боялся больше.

Ветер снаружи свистел и завывал, оконные рамы содрогались, из щелей тянуло ледяным сквозняком.

– Можно подумать, к нам сюда ломится сам Дохрау со всей своей стаей! – пробормотал запыхавшийся пожилой лакей, которого Кемурт нагнал на площадке.

В этой постройке помещения верхнего этажа пустовали, дважды в восьмицу тут протирали пыль и топили камины. Украшенная богатой резьбой старинная мебель в ранних зимних сумерках выглядела строго и печально, и всякого заглянувшего сюда охватывало элегическое настроение.

Массивные внутренние ставни поворачивались тяжело, со скрипом, и запирались на железные засовы. Больше всего времени уходило на то, чтобы отодвинуть с траектории кресла и диваны, перекинуть шторы, убрать с подоконников всякую мелочь вроде подсвечников, вазочек или забытых книг.

Кемурт добрался уже до четвертой комнаты, когда вой ветра перешел в устрашающий рев, и в него вплелось свирепое басовитое рычание. Содрогнувшись, вор поспешно отпихнул с дороги стулья с высокими спинками, сдернул прикрывающую ставень гобеленовую драпировку – и тут двойной оконный переплет хрустнул, будто раздавленная вафля, обледенелые стекла со звоном разлетелись по полу.

Снаружи, в снежной кипени, мелькнула какая-то темная клякса – словно подхваченная штормом каракатица, с которой играют волны.

На мгновение парень оцепенел, а потом схватился за осадный ставень, разворачивая его на заржавелых петлях навстречу секущему из пробоин ветру. Ему залепило лицо снегом, отброшенная воздушной волной махина поволокла его назад, но Кемурт – не иначе, милостью Ланки! – вовремя успел разжать руки и упасть плашмя на пол.

Удар, треск, грохот падающей мебели… Подняв голову, он увидел, что разбитые оконные створки распахнуты настежь, а посередине засыпанной снегом комнаты лежит громадный древесный комель с разлапистым корнем и толстенным стволом в мерзлых грибах-наростах. Вот что это была за «каракатица»! Какова же сила урагана, вырвавшего и забросившего в окно пятого этажа целое дерево?..

Только сейчас Кемурт ощутил леденящую стужу. Ничего, в два счета согреемся – за работу, ставни надо поскорее закрыть! Вскочив, он поскользнулся, упал на четвереньки, в это время в оконный проем как будто плеснула снаружи белая штормовая волна, ему за шиворот и в рукава набился снег. Показалось, что наискось через комнату, от окна к камину, промчался какой-то серый клубок… Может, еще чего закинуло – ничего удивительного!

Стуча зубами, Кемурт кое-как встал и взялся за демонов ставень, готовый опять броситься на пол, если стая Дохрау примется за свои прежние игры.

– Эй, сюда! – крикнули от двери. – Тут совсем крухутакова задница – все выбило, и один Шикловен!

В комнату ввалилось еще трое слуг, один ухватился рядом с Кемуртом, двое за другой ставень – с руганью они двинулись вперед, наперекор ветру свели створки, и кто-то успел задвинуть засов раньше, чем их отшвырнуло обратно.

– Старина Шикловен, у тебя лоб в крови, – сказал дюжий помощник повара, которого тоже мобилизовали на борьбу с ураганом. – Сильно зашибло?

– Ничего, – махнул рукой Кемурт.

Он и не заметил, что его приложило до крови.

– Дерево-то какое принесло… – уважительно покачал головой другой. – За дровишками ходить не надо!

– Шевелись! – прикрикнул старший по должности. – Там еще окна того гляди повылетают!

Утихло ближе к полуночи. Всем, кто самоотверженно закрывал ставни, по распоряжению господина Ферклица налили по большой кружке пива. Вор со своим угощением устроился в закутке возле прачечной.

Главное – не расслабляться, не то сваляешь дурака. С тех пор как хозяин замка хватился пропажи, в спиртное постоянно что-то подмешивали, это Кемурт определил с помощью амулета. Не отраву, какое-то иное зелье – может, развязывающее язык, может, так или иначе усыпляющеебдительность. Наверняка с пивом тоже нечисто. Отказываться нельзя – это вызовет подозрения, но если выпьешь до дна, одни крухутаки ведают, чем это обернется для похитителя хозяйского сокровища.

Кемурт решил потихоньку слить из кружки и выбрал для этого укромное местечко, но оказалось, он тут не один – из-за поворота коридора слышались тихие голоса.

– Вон там он сидит! Туда смотри! Видишь?

– Чворков бред…

– Значит, ты тоже его видишь! Значит, мы с тобой оба рехнулись, как старина Шикловен.

– Тьфу на тебя, если мы рехнемся, как Шикловен, нам и жалованье урежут, как Шикловену!

Поставив кружку на пол, вор подошел ближе: что они там рассматривают?

– А вот и самого старину Шикловена принесло! – оглянувшись, обрадованно сообщил второму помощник повара. – Сейчас проверим, увидит он что-нибудь или нет!

– И чего нам с этого будет, какой прок? – пренебрежительно бросил конюх, грубоватый рябой парень.

– Если он увидит другое – значит, нам блазнится разное, а если тоже его – тогда, может, он и всамделе там сидит! Старина, иди сюда. Загляни в это окошко и скажи, кто-нибудь там есть?

Застекленное оконце выходило в шахту подъемника, освещенную тусклой масляной лампой, подвешенной на крюке в нише. Короб подъемника остановился этажом ниже, и сверху на нем… Кемурт моргнул, сощурился – и убедился в том, что зрение его, пожалуй, не подводит.

– Ну? – прогудел в ухо помощник повара.

– Кота вижу. Большого такого кота… И он в жилетке.

– Во, и он тоже видит! В жилетке! Стало быть, мы не спятили.

– Или оба спятили, как старина Шикловен, – проворчал конюх. – Не бывает таких больших домашних кошек. Откуда он тут взялся и почему в жилетке?

– Может, из циркового балагана? Они там дрессированные, во всяких одежках бегают, даже в панталонах. А сюда провалился через дыру наверху, в нее не то что кот – однажды кастеляншина дочка свалилась, ногу сломала и подняла крик. Тебя тогда не было. Повезло девке, что коробушка стояла наверху, невысоко было падать.

– Я не о том толкую, а откуда ж он в замке взялся? Может, это демон – вроде того, что за хозяйскими кролями приходил?

Кемурт мог бы возразить по обоим пунктам. Во-первых, приходил тот демон не за кроликами, а за украденной шкатулкой, во-вторых, кот в вязаной жилетке, угодивший в шахту подъемника, не был демоном Хиалы – это амулетчик по-быстрому определил, тоже подумав о таком варианте. Впрочем, говорят, что высшие демоны очень хорошо умеют маскироваться, их даже сильный маг не всегда распознает.

Он попятился от оконца вместе с помощником повара и конюхом, которые решили, что о странном звере нужно доложить управляющему. Мнимый старина Шикловен с ними не пошел. Завернул в пустую прачечную, вылил пиво, потом отнес кружку на кухню – по части порядка правила в замке были строгие – и отправился к себе в каморку. Он с ног валился от усталости. Скинув ботинки, натянул для тепла толстые носки из овечьей шерсти и, не раздеваясь, забрался под одеяло. Хвала богам, здесь чердачное окошко уцелело, но все равно было холодно, печка давно остыла.

Неизвестно, сколько ему удалось проспать. Когда он открыл глаза, в потемках смутно белело маленькое заледенелое окно, снаружи завывал ветер – и вдобавок что-то скреблось в дверь. Эти непонятные звуки его и разбудили.

– Эй, кто там? – хрипло осведомился Кемурт.

Ему не ответили, но принялись скрестись с удвоенной энергией. Дверь каморки запиралась изнутри на хлипкий крючок, который сейчас дергался и лязгал от усилий того, кто рвался в гости. Крючок этот запросто можно поддеть через щель хоть ножом, хоть палочкой, если бы пришли дознаватели – так бы и сделали. Это соображение успокоило вора, в первый момент напрягшегося до судорог.

Выдохнув, он нашарил рядом с изголовьем жестяную коробочку с трутом, чиркнул кресалом по кремню и зажег масляную лампу. Куда проще сделать то же самое с помощью амулета – но это один из простейших способов выдать себя со всеми потрохами.

– Кто, говорю?

Снова никакого ответа. А звук шел снизу – в дверь царапались на уровне его колен. Подумав, что кто-то из борцов с ураганом так принял на грудь от господских щедрот, что совсем лыка не вяжет и передвигается ползком, Кемурт откинул крючок, приоткрыл дверь. Какая-то тень шмыгнула мимо его ног в комнату. Растерянный вор обернулся – и увидел давешнего кота.

И правда великоват для домашнего. На ушах кисточки, как у рыси, но это не рысь. Впрочем, они же всякие бывают: лесные, болотные, камышовые, степные, горные… Ишь, глаза отсвечивают. А кроме жилетки на нем еще и ошейник, с которого свисает то ли бубенец, то ли мешочек.

– Ну, и чего ты ко мне пришел?

Гость требовательно мяукнул и тронул когтями подвеску, словно пытался ее сдернуть.

Замшевый мешочек, определил Кемурт, присев напротив. И на нем что-то написано чернилами… «От Криса».

– Так тебя прислал этот прохиндей? – Вор даже скривился от разочарования. – Я уже сколько дней жду, а он мне вместо помощи – кота-почтальона! Погоди, сейчас сниму… Только молока у меня нету, если ты рассчитывал.

Он дрожащими пальцами отвязал мешочек от ошейника. Внутри был маленький стеклянный флакон и сложенный листок бумаги.

«Мой помощник заберет тебя из замка. На спине у него карман со шнуровкой, положи туда шкатулку, после этого выпей зелье из флакона. И не забудь сказать: «Со всем, что на мне есть» – а то мало того, что оставишь улики, так еще и очнешься потом нагишом. Повторяю, шкатулку – в карман на кошачьей жилетке, на нее действие оборотного зелья не распространяется, равно как и на сам флакон с зельем. Перед этим позаботься о том, чтобы у вас был выход наружу: хоть на балкон, хоть на крышу, хоть на карниз – не имеет значения. Вас там ждут. Твой напарник будет действовать в облике. В замке ему перекидываться нельзя, мигом засекут. Не беспокойся, он полностью себя контролирует. Рекомендую тебе выпить зелье в помещении, где плинтусы целые и нет мебели, под которую можно забиться. Если в точности выполнишь мои инструкции, проблем не будет».

Когда Кемурт на второй раз перечитывал послание, написанное деловитым слогом и в то же время изысканно изящным почерком, буквы начали выцветать. Несколько секунд – и в руках чистый листок.

– Значит, ты маг-перевертыш? – шепнул он, заглянув в умные кошачьи глаза.

Кот с достоинством кивнул. На жилетке у него и впрямь был карман со шнурованным клапаном – в самый раз под размер шкатулки.

Надев стоптанные ботинки, вор взял лампу и открыл задвижку чердачного оконца. Снаружи морозная тишь, ветер полностью унялся, словно израсходовал всю свою силу во время чудовищного бурана. Но облака не разошлись, нависают сплошным ватным пологом – на лунный свет не рассчитывай.

Пока они крались по коридорам и лестницам, Кемурт ладонью прикрывал лампу, чтобы светила только под ноги, и с тревогой прислушивался. Конгат не спал. Порой доносились голоса, шаги, стук и скрип: доверенные люди господина Ферклица ищут незваного гостя, которого слуги видели в шахте подъемника. Хорошо, что он сумел оттуда выбраться… Кемурт сжимал зубы так, что один из них едва не треснул, но не позволил себе разбудить и пустить в ход амулеты. Возможно, Ферклиц именно этого и ждет от похитителя шкатулки. Амулеты – на крайняк, если придется отбиваться и драпать в открытую.

По дороге он откидывал крючки и отодвигал засовы на форточках. Кот скользил рядом, словно четвероногий призрак. Несколько раз он забегал вперед и начинал путаться в ногах, показывая, что дальше по этому пути лучше не ходить, надо повернуть, и они поворачивали.

Шкатулка лежала в тайнике, который еще Шикловен загодя приготовил, так обложенная кирпичами, что простукивай, не простукивай – глухая стена. Содрав при свете лампы кусок старых обоев и разобрав ничем не скрепленную кладку, вор запихнул добычу в вязаный карман на жилетке и зашнуровал клапан.

– Тут недалеко есть подходящая комнатушка, там только стол и два стула. Но окно под потолком, не дотянуться.

Ему было страшновато глотать зелье, так и подмывало растянуть время, однако вблизи послышались голоса. Вор подумал: если сцапают – это будет хуже Крисова колдовства, по-любому больнее, и вытащил из-за пазухи флакон. Кот смотрел на него с ожиданием.

Дверь в коридор приоткрыта, сверху таращится слепое окно. Лампу Кемурт поставил на столик, в ее тусклом свете комната напоминала погруженную в полумрак сцену в театре чтецов.

Сейчас он выпьет эту сомнительную жидкость – и что дальше? Тоже станет котом, и тогда они вдвоем рванут на свободу?

– Со всем, что на мне есть, – прошептал он, отвинтив пробку.

Не горько… Зато перед глазами поплыло, но это вскоре прошло. Когда в голове прояснилось, оказалось, что комната раздалась вширь, а стол и стулья теперь громадные, как диковинные беседки, но это еще на самое худшее. Пахло опасностью. Дорогу к двери, за которой чернела спасительная тьма коридора, загораживал хищник, изготовившийся к прыжку. Кемурт сразу понял: перед ним Тот Кто Его Съест.

Он с отчаянным боевым писком отскочил вбок, но тут хищник тоже прыгнул – и в загривок вонзились клыки.

Носиться в потемках по замку, состоящему из нескольких зданий высотой от трех до пяти этажей, энного количества хозяйственных пристроек, четырех башен и обширных подземелий – не самое отрадное занятие. Особенно после тяжелого дня, потраченного на борьбу со стихией. Особенно в поисках, чтоб его, кота.

Дело осложнялось тем, что господин Ферклиц строжайше распорядился изловить его живьем, ни в коем случае не причинив серьезных повреждений – чтобы не прогневать Северного Пса, который мол-де ему покровительствует. Кота надлежало поймать сетью и принести к его светлости «вместе со всем, что при нем будет, что бы это ни оказалось».

Одни решили, что господин, не иначе, свихнулся, но держали сие вольнодумное соображение при себе. Другие понимали, что это дела магические, для несведущего человека неясные, и кот, верно, непростой. Третьи об этих предметах не умствовали, а гадали, будет ли им за усердие поощрительная доплата к жалованью – по всему выходило, что должна быть.

Ферклиц ворожил у себя в кабинете. Впрочем, он обмолвился со вздохом, что ворожба может выявить мага в его истинном облике, а не четвероногую тварь, так что вся надежда на ловцов. Он подхватил простуду и ходил в стеганом ватном кафтане с куньим воротником, горло замотано теплым шарфом.

Незамужняя пожилая сестрица его светлости, занимающая высокий пост в Надзоре за Детским Счастьем – она приехала в Конгат погостить и застряла тут из-за метели, – уговаривала брата принять лекарство и лечь в постель. Лекарство, сбивающее жар, Ферклиц принял, а в постель не пошел.

Ловцы прочесывали замок группами по пять-шесть человек, с факелами, лампами, волшебными или масляными фонарями, а вооружены они были сетями и в придачу одеялами, потому что сетей на всех не хватило. Не слишком они надеялись на везение – тут столько местечек, куда кошачья бестия может забиться, хоть до Летнего Солнцеворота ищи! – но одной из групп повезло.

– Вот он! Глянь туда, бежит вдоль стены!

– Ага, кот… Чего-то в зубах тащит… Берем его, заходите с той стороны!

– Ты смотри, это ж он кроля несет! Хозяйский крольчатник разорил, во сволота!

– Да не кролик это у него, а крысюк… Обходи его, обходи!

Кот заметался и сшиб сиянскую напольную вазу, но крысюка не выпустил. Каким образом он прорвал сеть, для ловцов осталось загадкой – то ли сеть была такая дрянная, что сама собой расползлась, то ли какое-то колдовство. Люди всей гурьбой бросились вдогонку по коридору.

– Одеялом его! Кидай одеяло!

– У кого вторая сеть? Давай вперед, бросай!

– Гатвен, амулеты используй!

– Я использую, – пропыхтел на бегу амулетчик. – Импульсы в клочья, как ваша сеть, что это такое?!

– Магия, вот что!

Кот запрыгнул на подоконник, оттолкнул лапой неплотно прикрытые створки низкой форточки и перескочил на перила заваленного снегом балкона. Окна здесь выходили во внутренний дворик, защищенный от ветра соседними постройками, так что закрывать ставни во время бурана не было необходимости.

– А ну стой, каналья!

Лязгнули запоры, с треском порвались пожелтелые от клея бумажные полоски, окно распахнулось.

– Сеть, живо! Не то уйдет!

– Да куда ему уходить? Щас возьмем…

Беглец примостился на перилах, еле видный в ночной темени, а внизу, до половины первого этажа, белели сплошные сугробы.

– Куда он отсюда денется?

– Кидай скорее!

И тут раздалось устрашающее низкое рычание, снег закрутился вихрем, из него в мгновение ока слепился огромный, с карету величиной, белый пес. Дохнуло стужей, и люди, толкая друг друга, подались назад, а упущенный кот прыгнул прямо в снежное облако, взметнувшееся над двориком.

– А потом он и говорит с этакой неприятной рожей… – Шнырь сделал эффектную паузу и продолжил, кривляясь и передразнивая: – Я, говорит, тоже раньше в мороз в одних перчатках из дому выходил, а теперь до меня дошло, что надо поверх них вторые теплые перчатки надевать, тогда пальцы не мерзнут!

В наступившей вслед за этим тишине раздался робкий голосок чворка:

– А чего такого, если вторые перчатки? Я однажды проглотил маленькую бархатную перчатку, которая пахла духами, похожими на рассыпанные розовые лепестки, но она была только одна…

– Так это ж не кто-нибудь сказал, а Крысиный Вор! – возмущенно перебил оппонента Шнырь. – Если бы кто-то другой так говорил, тогда бы ничего, а Хватантре Коварнайдо сказал это не просто так, а в своей мерзкой злобе и подколодном лицемерии! Это он, значит, вещает, как мы все должны перчатки носить, и каждое его слово так и сочится гадючьим ядом, а если его послушаешь и станешь вторые перчатки поверх первых доверчиво надевать, тут-то он и выхватит у тебя крыску, и больше ты ее не увидишь! Понял, пузатая бестолочь?

– Понял, – растерянно пробормотал чворк, хотя было ясно, что суть до него не дошла: чворки только и умеют, что глотать оброненные людьми мелкие вещи, соображают они туго.

Обычно они заводятся в человеческом жилье сами собой, но у такого мага, как Тейзург, просто так не заведешься. Тот внезапно решил, что у него дома тоже должен быть чворк, и велел тетушке Старый Башмак подыскать подходящего – «не какое-нибудь перекормленное вместилище домашних отбросов, а милого, симпатичного чворка, не лишенного разборчивости и эстетического чутья». Тухурва, зная, как ему угодить, аж целый список составила, и вскоре приглянувшегося господину чворка водворили на новое место. У него было круглое румяное личико, пухлые ручки, будто лакированные улиточьи рожки, а за спиной желто-коричневая в зеленую полоску раковина, в которой он прятался целиком, когда смущался или чего-нибудь пугался. Наивняк, одним словом.

– Ничегошеньки ты не понял! – пренебрежительно фыркнул Шнырь. – А вы знаете о том, что по цвету волос можно судить о характере? Это я сам вывел из своего жизненного опыта! Вот ежели волосы черные, – тут он провел пятерней по жесткой щетине у себя на голове и на загривке, – это свидетельствует об отваге и находчивости, если пегие, как у тетушки тухурвы, – об уме и рассудительности, а если рыжие, как у злобного крысокрада, – о неизмеримой мерзостности натуры!

– А если разноцветные, как у господина Тейзурга? – хихикнула снаяна.

– Да, и если волосы сегодня черные, завтра синие, послезавтра фиолетово-зеленые, как у него, о чем это свидетельствует? – прошелестела вторая.

Они устроились в самом темном углу и напоминали светящиеся хрустальные статуэтки полудев-полузмей, еще и хвостами переплелись. На самом деле этот «хрусталь» в любой момент мог растечься голубовато-белесым туманом, ускользнуть сквозь пальцы. Впрочем, ускользнуть от господина им не удалось. Когда Тейзург минувшим летом добрался до обитавшей в городских катакомбах компании народца, которая по неведению покусилась на то, что принадлежало ему, оттуда никто не ушел, и эти две снаяны попали к нему в рабство вместе с тетушкой Старый Башмак и шайкой Вабро Жмура. В отличие от вольнолюбивых гнупи они об этом ничуть не жалели.

Снаяны живут по-настоящему в царстве снов и затягивают людей в сонные кошмары, чтобы через их страх кормиться жизненной силой. Что этим зыбким существам явь? И что им свобода – они даже слова такого не понимают.

До того как Тейзург стал их покровителем, эти две снаяны перебивались кое-как, поскольку смертные защищаются от их племени амулетами, зато теперь им раздолье – донимают тех, на кого укажет господин. В последнее время их регулярно посылали к тому самому графу Ваглеруму, который победил Тейзурга на дуэли. Гнупи по этому поводу вдвойне злорадствовали: и тому, что их господина вздули, и тому, что их господин кому-то изобретательно досаждает.

– О том, что обладатель этаких разнообразных волос – великий маг, – вывернулся Шнырь.

Он-то в отличие от плененной шайки Жмура сам попросился на службу к Тейзургу и не остался внакладе. Другое дело, что ему было до слез жаль крыску, и он мечтал о том дне, когда господин за что-нибудь прогневается на Хантре Кайдо. А нынче рыжего услали с поручением одного, и Шнырю выпало отдохнуть от соглядатайских трудов. Вот он и травил байки о Крысином Воре, гордый тем, что слушателей собралось почти полторы дюжины.

От господина сейчас лучше держаться подальше: когда у него глаза светятся зло и тревожно, словно две золотые монеты из окаянного клада, – это не к добру. Мудрая тетушка Старый Башмак сказала, что его не отпустит, покуда рыжий не воротится, и до тех пор всем надо сидеть тихо-тихо.

– А еще лицемерный и подлый ворюга Хватантре Коварнайдо как-то раз такое сказал… – снова завел свое Шнырь, но тут сверху донесся громовой собачий лай.

– Это Северный Пес, – определила тухурва, прислушавшись, и на ее морщинистом личике в темных пятнах веснушек расцвела улыбка. – Ишь ты, по-хорошему лает… Стало быть, не стряслось ничего такого, что может господина рассердить. Пошли, ребятушки, посмотрим!

Они всей гурьбой бросились к лестнице, а снаяны поплыли по воздуху, словно два сотканных из тумана неясных образа, только чворк отстал.

Успели в самый раз к интересному: господин самолично распахнул входную дверь. В темени за порогом снежной глыбой виднелся Дохрау – он может быть и большим, и маленьким, сейчас он был величиной с лошадь. С его косматой спины соскочил наездник – Крысиный Вор в кошачьем облике. В зубах у него что-то болталось, Шнырь присмотрелся и обомлел.

– Благодарю тебя, Повелитель Вьюг и Буранов, – церемонно поклонился псу Тейзург.

Тот не удостоил мага ответом – обернулся снежным вихрем и умчался прочь прямо сквозь узорчатую кованую ограду.

– Это – мне?.. – глазам своим не веря, вымолвил Шнырь.

– Нет, Шнырь, должен тебя разочаровать, это – мне.

Господин забрал у ворюги крысу, которая выглядела полуживой, положил на сиянский ковер с хризантемами, сотворил какое-то колдовство – и вот уже вместо крысы ошалело таращит глаза Папаша Черепах, которого после той истории с морвами Тейзург услал из дома в свои южные владения.

Еще одно заклинание – и Шикловен превратился в молодого парня, худощавого, взъерошенного, остроносого.

– Крис… – прохрипел он по-овдейски, мутно глядя на мага. – Ничего себе, ты меня все-таки вытащил…

– А ты сомневался? – хмыкнул господин.

Он стянул с кота жилетку и снял ошейник, после чего маг-перевертыш тоже перекинулся в человеческий облик.

– Вы уже знакомы, но я все же представлю вас друг другу: Кемурт Хонбиц – Хантре Кайдо. Забавно, что у вас одни и те же инициалы, если поменять их местами… Сейчас я распоряжусь насчет то ли ужина, то ли завтрака, а пока – по чашке кофе? Кемурт, только не бери пример с этого извращенца Хантре, не лей в кофе сливки!

Господин светски болтал за троих, оба его собеседника нетвердо держались на ногах и выглядели совершенно измотанными.

Когда они ушли, Шнырь с горечью обратился к чворку, который только сейчас добрался до передней залы:

– Я-то думал, это он для меня крыску изловил! Люди сказывают, что у человека должна быть совесть, вот я и решил, что она появилась у ворюги, и он решил свою вину передо мной загладить, стереть нанесенную мне обиду – а вот и нет, он об этом даже не подумал. То-то и господин говорит, что никакой совести у рыжего мерзавца, иначе бы он дома ночевал, а не по чердакам прятался. Так что не верь, ежели какую брехню про людскую совесть услышишь, это сплошные сказки, не бывает ее на свете! Эх, знал бы ты, какая у меня была крыска…

Оглянувшись, он увидел, что чворк его не слушает: подобрал с ковра потерянную Кемуртом деревянную пуговицу и собирается проглотить – это же чворк, что с него возьмешь.

Глава 4 Тропами Хиалы

Смерч примчался из далей Олосохара в послеполуденный час: что-то одного цвета с песком вьется, скользит с бархана на бархан… Вроде бы медленно, а если учесть расстояние и масштаб – с такой скоростью, что всаднику на доброй лошади не угнаться.

Столб был невелик, и небо над пустыней оставалось бледно-ясным. Значит, не предвестник наползающей из-за горизонта песчаной бури, и вначале это особой тревоги не вызвало. Забеспокоились, когда поняли, что странный вихрь движется прямиком в направлении Гуртханды.

Высотой он был всего-то в человеческий рост. На окраине города его попытался остановить патруль Светлейшей Ложи, но он промчался мимо, обдав мага и двух амулетчиков облаком колючих песчинок. Заклятья и импульсы рассеялись, не оказав никакого воздействия.

Петляя по глинобитной путанице старого сурийского города, смерч огибал препятствия, никому не причиняя вреда, хотя и сеял панику среди верблюдов, ишаков и прохожих.

Возле щербатой саманной стены, отделяющей Гуртханду от ларвезийской Генры, его встретил отряд поднятых по тревоге боевых магов. Уклонившись от стычки, песчаный вихрь помчался вдоль стены на восток и через первую же дыру переметнулся на ту сторону раньше, чем подоспели бойцы Ложи. После этого он пронесся по мощенным брусчаткой колониальным улицам и остановился на привокзальной площади, перед беленым зданием с часами на башенке.

Никто из очевидцев не уловил, в какой момент произошло превращение. Только что был смерч – а теперь вместо него стоит женщина, высокая, осанистая, в неброском одеянии и с котомкой за плечами. Распущенные серебристые волосы колышутся, затихая, словно шелковая занавесь, потревоженная порывом ветра.

Увидеть в Суринани женщину с непокрытой головой – дело почти неслыханное. А если она при этом держится невозмутимо, с царственным видом – так и знайте, что перед вами песчаная ведьма из Мадры, где они живут несколькими обособленными общинами. Если же она не пришла и не приехала, а примчалась песчаным вихрем, это значит, что она принадлежит к числу самых старых и могущественных представительниц своего племени, и с ней шутки плохи. Впрочем, сама она с кем-то шутить лишний раз тоже не станет. Слишком она для этого мудра и спокойна – словно дремлющий песок великой пустыни.

На ходу заплетая в косу длинные седые волосы, ведьма направилась мимо оторопевших людей к зданию. Ее лицо избороздили морщины, но двигалась она грациозно, будто в танце, а коса получилась толще, чем ее запястья, на которых позвякивали серебряные браслеты.

Дежурный по вокзалу маг уже получил сообщение от коллег.

– Госпожа, что вам угодно?

– Мне надо купить билет на поезд, который поедет в город Аленду.

Она говорила по-ларвезийски почти без неправильностей, но с сильным акцентом.

– По долгу службы я прошу вас представиться и сообщить, с какой целью вы направляетесь в Ларвезу.

Он взмок от мысли, что настойчивые расспросы могут ее рассердить. Теоретически он знал, на что способна зрелая песчаная ведьма, достигшая полной силы, и ему не хотелось бы ознакомиться с этим на практике.

– Я Данра, дочь Шакемы, дочери Аманры. Я хочу навестить свою внучку, которая живет в Аленде.

В резиденцию Ложи полетела мыслевесть, связной маг немедленно поставил в известность Шеро Крелдона. И вот уже дежурный по вокзалу, получив указания, со всей любезностью провожает Данру, дочь Шакемы, в комнату ожидания для высокопоставленных персон, велит принести чая и шоколада, распоряжается насчет купе в вагоне первого класса.

Крелдон предположил, что Данра решила лично разобраться, кто организовал покушение на ее внучку. Что ж, боги ей в помощь. Расследование этого пакостного дела до сих пор не сдвинулось с мертвой точки.

Допросили артистов, которые баловались с волшебными огоньками – обычная забава под Новый год – и те рассказали, что какая-то с головы до пят закутанная особа среднего роста, с женским голосом и в маске стрекозы примерно за полчаса до инцидента заплатила им за то, чтобы они устроили представление именно на этой площади. За полчаса – то есть когда Хеледика сидела в «Алендийской слойке».

Танцоры, среди которых оказалось двое студентов Магической Академии, поклялись богами и псами, что больше ничего об этом не знают, и у них были только безобидные цветные шарики-светляки, разрешенные законом. Ту «стрекозу» вряд ли удастся найти, и не исключено, что это было случайное лицо, нанятое на один раз.

Серебряный Лис, с которым переговорил коллега Эдмар, тоже не смог разузнать у себя в Хиале ничего нового. По его словам, если поручение смертного мага выполнил кто-то из демонов-князей, он постарается это скрыть, ибо для них позор подчиниться человеку. Если не князь – тем более сделает вид, что ничего не было. Иначе тот, в чьей свите он состоит, без проволочек его сожрет, как потенциального конкурента: не всякому демону под силу достать и вынести в мир людей пламень Анхады.

Никто из видящих ничего внятного сказать не смог. Даже Хантре Кайдо не преуспел – хмуро пожаловался, что ему как будто что-то мешает: «там все взбаламученное, и я не могу разглядеть, кто это был». Госпожа Данра тоже видящая. Может, хотя бы ей откроется больше?

Хеледика была в командировке на северо-востоке, в провинции Каслайна. В барьонских шахтах разгулялся волшебный народец, дошло до перебоев с поставками руды, а поскольку в состав многих пород входит подвластный песчаной ведьме кремнезем, ее отправили на помощь коллегам, усмиряющим горную нечисть. Охрану ей Крелдон удвоил и приказал не выпускать агента Змейку из поля зрения.

Госпожу Данру встретили на вокзале магички Ложи: послали женщин, рассудив, что на представительницу матриархальной общины это произведет хорошее впечатление. От гостеприимства Ложи она отказалась, остановилась в гостинице «Имбирная роза», неподалеку от резиденции, – из ее окна был виден дом по ту сторону ограды из белого кирпича, в котором жила Хеледика.

В ожидании она каждый день гуляла по городу то вместе с дамами-провожатыми, то без них, учтиво, но без обиняков сообщая, что сегодня у нее одинокая прогулка. Нанесла визит вежливости Тейзургу. Побывала в Королевском Балетном Театре, но, похоже, осталась разочарована. В свою очередь, разочаровала Шеро Крелдона, отмахнувшись от участия в расследовании покушения.

– Я об этом знаю. Это была скверная и опасная история, но это уже позади, не повторится.

– Организаторы могут додуматься до чего-нибудь другого, – проворчал Крелдон, прикладывая усилия, чтобы не показать недовольства.

Данра изящным движением взяла чашку и отпила чаю, без слов показывая, что эта тема ее не занимает. Благородно очерченное морщинистое лицо оставалось спокойным, как застывший пустынный ландшафт. Светлые глаза смотрели на главного безопасника Ложи доброжелательно и отстраненно. То ли она уже сама решила проблему и делиться информацией не хочет, то ли уловила, что злоумышленники отказались от повторных попыток, но ничего больше ей определить не удалось?

«Вот же старая ведьма!» – в сердцах выругался про себя Шеро. Впрочем, уже после того, как гостья ушла.

Зачем она приехала в Аленду, если не ради дознания? Чтобы устроить внучке выволочку? Крелдон рассудил, что это, пожалуй, тоже неплохо – пойдет агенту Змейке на пользу.

Группе Орвехта предстояло действовать совместно с людьми Тейзурга – Хантре Кайдо и неким Фингером Кемаско, молодым амулетчиком молонского, судя по имени, происхождения, который при этом молонского языка не знал и говорил по-овдейски. Впрочем, Суно объяснялся с ним без затруднений. Хантре с Кемом тоже худо-бедно друг друга понимали – оба пользовались языковыми артефактами.

– Приглядывай в оба, чтоб этот парнишка не спер там что-нибудь ценное, – посоветовал Шеро. – А то мне сдается, наш милейший союзник его затем и прислал. Это же взломщик, вор, на лбу у него написано. И надо полагать, хороший взломщик, коллега Эдмар что попало не подбирает.

Орвехт, поглядев на Фингера Кемаско, пришел к тем же выводам. Спровадить его не было возможности: осиное гнездо, которое они собирались разорить, нашел коллега Хантре, и князь Ляраны известил об этом ларвезийских коллег в рамках двустороннего сотрудничества. От условий официальной договоренности никуда не денешься, вдобавок их объединяла цель – борьба с общим противником, но в то же время они, как водится, замышляли друг друга переиграть.

Подпольная лаборатория Ктармы пряталась в старом четырехэтажном здании из потемневшего кирпича. Громоздкая вывеска над входом, побурелая, с остатками облезлой позолоты, сообщала, что здесь располагается торговый дом аснагисского клана Грювандо, обуздавшего пять своих страстей и продающего наилучшие в подлунном мире изделия из кожи. Этот торговый дом еще одиннадцать лет тому назад разорился, а вывеску не снимали, чтобы не накликать беду. Печальный длиннобородый управляющий в аснагисском колпаке и долгополом балахоне сдавал помещения внаем.

Тут обосновались два игорных заведения, лавка недорогого антиквариата, грязноватая чайная, в которой Суно не стал бы пить чай, даже если б ему за это приплатили, салон с нангерскими лечебными грязями «для приумножения дамской красоты», контора составителя исков и жалоб, мастерская чистильщика шляп и кладовая разъездного старьевщика. Вот последний-то и работал на Ктарму, хотя при этом вряд ли знал, на кого работает. Его хозяйство находилось в подвале. Хлама он натащил много и нанял сортировщиков, а что они там «сортируют» на самом деле, Орвехту и коллегам предстояло выяснить.

Его подчиненные взяли под наблюдение все три входа и окрестные переулки, а сам он вместе с наемниками Тейзурга направился к парадному крыльцу.

Суно держал за рукав бледного долговязого юнца и брюзжал под нос:

– Ну, показывай, каналья, кому проиграл мои часы! Да скажи мне хоть словечко поперек – вытяну тростью по спине!

Кайдо вошел следом за ними. С разъяренным папашей и продувшимся недорослем этот посетитель не имел ничего общего. На нем была потрепанная стеганка, тюрбан и матхава, закрывающая нижнюю часть лица. Темно-карие глаза вводили в заблуждение: обычный для сурийцев цвет радужки.

В облике ему внутрь не пробраться, все окна внизу зарешечены, а если кот величиной с дворнягу, явно дикой разновидности, попытается прошмыгнуть в дверь, это сразу привлечет внимание. Лицо он спрятал под сурийской повязкой по совету напарника. Суно уж на что не был охоч до своего пола, и то не мог не признать, что Хантре Кайдо с его наружностью в мужской компании будет выделяться так же, как Хеледика в женской.

Боевой маг держал под мышкой матерчатую сумку с оторванными лямками и озирался с видом дикаря, попавшего на светский прием.

– Куда изволите направляться, судари? – лениво поинтересовался парень, читавший книгу в углу запущенного сумрачного вестибюля с аснагисскими мозаиками, на которых были изображены в серо-фиолетовых тонах достославные деяния торгового клана Грювандо.

– Я намерен разобраться с теми, кто присвоил мои часы, проигранные вот этим несовершеннолетним негодяем в вашем притоне! – раздраженно бросил Орвехт.

– Сударь, я здешний сторож, а игорное заведение вот по этому коридору, повернете направо в боковой коридор, и там будет двустворчатая дверь с пятном от сорванной таблички, – с едва уловимым пренебрежением к обывателю-скандалисту ответствовал молодой человек, судя по виду – студент на заработках. – Есть еще другое заведение на втором этаже, но там принимают только денежные ставки. Вероятно, за часами вам не туда, – дополнил он почти с издевкой.

– Я разберусь и с теми, и с этими, и со всей вашей лавочкой, – посулил «скандалист». – Уж я со всех денежную компенсацию стребую!

– Мне надо, где покупают вещи старье, – перебил его Кайдо. – Смотри, дорогая ковша – всего двести ривлов хочу, бери дешево!

Он вытащил из сумки помятый медный ковшик с выгравированным орнаментом.

– Вот понаехали, да еще почтенных людей перебивают, – пробормотал под нос владелец уплывших часов.

– За эту дрянь и десяти ривлов не дадут, – совершенно справедливо заметил парень с усмешкой превосходства. – Его только подставлять, если потолок протекает…

– Обмануть хочешь, наживаться нечестно?!

И в следующий момент продавец высмеянного антиквариата врезал собеседнику ковшом по голове. Для его спутников это стало неожиданностью.

– Один из них, – пояснил шепотом Хантре.

Оглушенного сторожа усадили на диванчик в углу, Суно навел на него сонные чары. Задремал человек, при такой работе обычное дело.

Согласно плану здания, который они изучили, готовясь к захвату, спуск в подвал должен находиться в конце левого коридора. Ложа располагала планами всех алендийских строений, этим занималось специальное тайное градонадзорное ведомство – его сотрудники не блистали по части магии, зато отличались дотошностью и усердием.

Из глубины широкого темноватого коридора тянуло влажным паром, теплом, бодрящим острым запахом, напоминавшим о прелых водорослях и мокрой глине – там находился женский банный салон с целебными грязями. Орвехту подумалось, что хорошо бы сделать дело без лишнего шума, не подняв переполоха. Что касается игорных притонов – демоны с ними, а перепугать дам не хотелось бы. Изношенный паркет отзывался на людские шаги целой симфонией скрипов.

Видящий остановился и подал условный знак: впереди засада.

Дверца справа, на которую он указал еле заметным кивком, не бросалась в глаза. Можно пройти мимо, приняв ее за часть деревянной панели. Потайной ход или чулан?

Суно шагнул к стене, жестом велев амулетчику сделать то же самое, а Кайдо рывком распахнул подозрительную дверь и отступил в другую сторону.

Господину, который с ошеломленным и рассерженным видом высунулся из чулана, право же, повезло: маг так и не пустил в ход оглушающее заклятье. Благодаря чарам личины, узнать Орвехта этот господин не мог. Сделав знак Хантре – отбой, не наш клиент, – Суно поинтересовался:

– Что это вы здесь делаете, господин Шаклемонг? За дамами подглядываете?

– Общественный долг свой выполняю! – гневно ответил Шаклемонг Незапятнанный. – Смотрю, чем они занимаются нагишом, а то вдруг совершают втайне промеж себя противные добродетельному естеству непристойности, подавая дурной пример молодым девицам! Тогда их надобно изобличить перед обществом и публично осрамить, я бы окунал их голыми в деготь и потом гнал пинками по улице у всех на виду! А после этого их надо сжигать в железных клетках на площадях, перед тем закидав грязью, всем в назидание…

– А для себя ты хотел бы того же самого? – с неприязнью поинтересовался Хантре.

– Я живу, как светлым богам угодно, ничем себя не пятная! – Незапятнанный шипел, словно рассвирепевший гусак, избегая повышать голос, чтобы не услышали за стенкой. – Вся моя жизнь отдана служению во имя правды против кривды! Ты сначала узнай, кто перед тобой…

– Пошел отсюда, – не дослушав, рыжий схватил его за шиворот и швырнул в направлении вестибюля.

Еще и придал ускорение магическим импульсом, так что известный алендийский нравоучитель шлепнулся на пол в нескольких шагах от арки.

– Редкостная гадость, – объяснил свои действия Хантре.

– Да уж, слушать его мало удовольствия, – согласился Орвехт.

– Слушать – еще ладно, а я его чувствую. Клубок раскормленных агрессивных червей, что-то в этом роде.

– Идем.

Репликами они обменялись шепотом и двинулись дальше по коридору, к проему, за которым находилась лестничная клетка. Суно послал мыслевесть группе захвата, которая должна была ворваться в здание по его команде: боевая готовность.

Кем старался держать невозмутимую мину, хотя его изрядно выбивало из колеи то, что он почти не понимает, о чем говорят окружающие. Он учил ларвезийский с помощью языковых амулетов, но пока не сильно преуспел – правда, и времени прошло без году восьмица.

С Крисом, который оказался правителем целого княжества в Суринани, у них все осталось по-прежнему – Кемурт звал его по имени и на «ты». Тейзург сам так пожелал: мол, для разнообразия. Честно говоря, Кем вначале немного струхнул, но потом увидел, что с другим наемником, боевым магом Хантре Кайдо, они только так и общаются. Здесь главное – соблюсти меру и не зарываться. Грубить нанимателю, как Хантре, он не собирался, а в остальном подхватил общий тон.

Еще его напрягало, что он оказался в стане врагов Овдабы, но на этот счет Эдмар его успокоил: ты работаешь не на Ларвезу, а на Лярану – маленькую мирную страну, которая сама по себе, ни с кем не воюет, но вынуждена бороться с теми, кто замышляет подорвать ее экономику, уничтожив кофейные плантации.

Имя он поменял: никакого Кемурта Хонбица, чтобы у бабушки с дедушкой, которые остались в Абенгарте, не было неприятностей со службой благоденствия. Родителями Фингера Кемаско были молонский рыбак и овдейская девушка из приграничной деревни, они тайно поженились в местной часовне Кадаха, которая в последние годы стоит заброшенная. Якобы отец однажды ушел в море и не вернулся, мальчика воспитывала мать, которая прятала его от Надзора за Детским Счастьем, чтобы не конфисковали.

Фингеров можно встретить и в Молоне, и в Овдабе, фамилия Кемаско тоже существует на самом деле. Когда Тейзург жил в молонской столице Паяне, он знал сразу двух Кемаско. Один держал бакалейную лавку и покупал пряности у гильдии контрабандистов, а второй был портовым чиновником.

«Я, можно сказать, его благодетель. У этого замученного делопроизводителя была тайная проблема. Вернее, он думал, что тайная, но она была у него на лбу написана – для тех, кто умеет читать. Он стал одним из первых моих клиентов, и на полученный от него гонорар мы справили Зинте новые ботинки взамен прежних, у которых подметки отваливались, да еще на еду осталось». «Ты зарабатывал всякими полезными заклинаниями?» – поддержал разговор Кемурт. «Скорее уж чарами, – ухмыльнулся Эдмар. – Видишь, Хантре, мои знакомые в Паяне платили бешеные деньги за то, что ты мог бы получить в подарок и однажды, безусловно, получишь… Ладно, не будем дразнить диких кошек, не злись. Ну, что я такого сказал?!»

Рыжего это и впрямь разозлило – по нему сразу видно, в каком он настроении, а Кемурт так и не уловил, о чем речь. Главное, что у него появилось имя-прикрытие, которое вдобавок позволяло ему оставаться Кемом. Он сходил в храм Ланки и поблагодарил Хитроумного за то, что все так славно устроилось.

На это дело Тейзург его послал, чтобы он набрался опыта и заодно прихватил в логове врага что-нибудь стоящее. «Серебряных ложек у меня хватает, если свинтишь золоченую дверную ручку – этого я тоже не оценю. Тащи артефакты и документы, да имей в виду, что маги Ложи – те еще мародеры, они постараются тебя опередить». Все это Кемурт и сам понимал. Для него было вопросом чести вернуться из вылазки не с пустыми руками.

Лестница спускалась в темень подвала, словно в омут. Шедший впереди Кайдо внезапно исчез, и Кем замер на месте, в первый момент решив, что маг провалился в ловушку. Но нет, здесь он – глядит на своих спутников снизу вверх, круглые глаза светятся. Правильно сделал, кошачьим зрением он увидит больше, чем людским, да и споткнуться не рискует. Вора удивляло, что в человеческом облике волосы у него огненно-рыжие, а когда перекинется, шкура серого окраса, разве чуть-чуть с рыжиной.

У Орвехта зажегся на ладони волшебный фонарик. Маг Ложи держал руку таким образом, чтобы прикрыть источник света от возможных наблюдателей, только по полу скользило бледное пятно.

Подвал как подвал. Никакой особенной разницы с абенгартскими подвалами, которые Кемурт за три с лишним года своей подпольной жизни облазил в немереном количестве. Беленные известкой стены, низкий потолок, обмотанные промасленным тряпьем водопроводные трубы – кое-где к ним привязаны обереги, защищающие от течи. Золоченых дверных ручек тут не водилось.

Орвехт порой светил по сторонам, и обстановку Кем видел выхваченными из мутных потемок кусочками. Чердаки и крыши он любил, а подземелья – не очень-то: словно находишься в окаменелом нутре гигантского чудовища.

Воздух был затхлый, но к обычному подвальному запаху мышиного помета, погреба и канализационных стоков примешивалось что-то еще. Пряный дымный аромат – слабый, на пределе восприятия. Вдобавок импульсы амулетов предупреждали о присутствии магии. Не той, которая свойственна шныряющему по подвалам волшебному народцу, а какой-то непонятной.

– Я в курсе, – отозвался Орвехт, когда амулетчик шепотом сообщил об этом. – Будь начеку.

Они шли за котом. На первый раз уткнулись в тупик, и пришлось поворачивать назад: видящий чувствовал, в какой стороне находится противник, а как туда кратчайшим путем добраться – это уже другой вопрос.

Орвехт двигался бесшумно – применил для этогозаклинание. Кемурт ему почти не уступал благодаря своим навыкам и амулету «Тихий шаг».

Впереди забрезжил контур двери, незнакомый аромат усилился. Сочившийся сквозь щели свет явно исходил не от масляной лампы.

Движение в темноте рядом. Вор вздрогнул и отпрянул, хорошо еще, что молча. Это был всего лишь Хантре, который перекинулся и выпрямился во весь свой человеческий рост. В следующий момент он шагнул вперед и выбил дверь магическим ударом.

Помещение оказалось длинное, с боковыми то ли нишами, то ли чуланами. Его озаряло желтым светом несколько волшебных светильников, которые называют «дворцовыми» – они похожи на вешалки для одежды, увенчанные сияющими шарами. Вдоль стен громоздился кучами товар старьевщика: тряпье, побитые молью меха, грязные подушки, шляпы, башмаки. Среди такого хлама много чего можно спрятать. Те же лампы положить на пол да закидать барахлом до следующего раза.

Посередине, на низком кованом треножнике, стояла жаровня с тлеющими углями, вокруг нее сидело трое мужчин и женщина. И они, похоже, вовсе не грелись, а плели какое-то коллективное заклятье. Был здесь еще и пятый, устроившийся отдельно, в углу.

Дальнейшее произошло очень быстро. Кем не то чтобы растерялся, а попросту не успел за сорвавшимися в галоп событиями. Его обычная тактика – незаметно подобраться, взять то, за чем пришел, и потихоньку смыться – не имела ничего общего с той катавасией, которая началась секунду спустя.

От амулетов роем посыпались импульсы, предупреждающие о магических возмущениях в ближайшем радиусе. Кемурт почти машинально выбросил «щит». Сидевшие вокруг жаровни вскочили на ноги. Два светильника взорвались и рассыпались искрами, будто праздничные «прыгучие огни», третий начал мигать, а четвертый вспыхнул так, словно вообразил себя младшим родственником солнца.

Теперь в залитом светом помещении можно было разглядеть каждую трещину на потолке, каждую пуговицу или пряжку среди хлама старьевщика. Опомнившись, Кемурт начал высматривать что-нибудь такое, что Эдмар «оценит». Оба мага вступили в бой с противником, а у него работа другая: его сюда послали не драться, а утянуть, что плохо лежит.

Он зажмурился, чтобы никаких помех, и начал искать. Это похоже на то, как будто прислушиваешься, пытаясь уловить среди множества звуков тихий шепот, или ощупываешь тканевую поверхность, нашаривая притаившиеся под ней крохотные бугорки. Не совсем так, но вроде того. Если ты не амулетчик, все равно не поймешь, потому что нет у тебя нужного чувства, а настоящему амулетчику и объяснять ничего не надо – сам знает.

Ага, есть тут артефакты! Прикрываясь «щитами», Кемурт бросился к куче хлама, в спешке раскопал ее и запихнул в потайной карман линялую шелковую сумочку-мешочек, постаравшись по мере сил «усыпить» ее содержимое. Карман будет оттопыриваться, Орвехт заметит, но не станут же обыскивать… Если что, рыжий заступится.

На стене рядом с ним хрустнула штукатурка, содержимое кучи раскидало, словно порывом ветра, но щиты амулетчика выдержали удар. Вор так и не понял, кто из вражеских магов попытался ему влепить.

Еще вон тот закуток интересен, который отсюда наискось. Там тоже «плохо лежит» что-то припрятанное. Рискнуть, перебежать туда? Времени в обрез, из недр здания уже доносится дружный топот – это мчатся на подмогу вызванные Орвехтом бойцы Ложи.

Кемурт все-таки решился и, мысленно воззвав к Ланки, ринулся к той нише – однако на полпути вильнул в сторону, едва не упал, оттолкнулся от пола, ссадив ладони, и с отчаянным воплем «Не трожь!» рванул с места уже в другом направлении.

За мгновение перед этим худощавый маг с растрепанной белесой шевелюрой, который сидел отдельно от остальной четверки, что-то крикнул по-ларвезийски – и это заставило всех замереть, один лишь Кем ни слова не понял. Худощавый швырнул небольшой сверток на круглый облезлый столик, который торчал из россыпи барахла, и сотворил какое-то заклятье. Вслед за этим его отбросило к дальней стене магическим ударом, но сделать свое дело он, очевидно, успел.

На столике вырос светящийся золотисто-зеленоватый конус высотой в локоть, наподобие волшебного фонаря. Внутри темнело что-то мелкое, словно начинка в прозрачном леденце.

Ланки-милостивец, Кемурт мигом сообразил, что это за «фонарь»! Эти артефакты в неактивном состоянии и впрямь напоминают леденцы, раньше он их видел только на картинках. И накрепко помнил: если такой амулет активирован – дотрагиваться до него нельзя. Даже близко не подходи, чтобы случайно не задеть.

А Хантре Кайдо, похоже, об этом не знал – он же пришлый, «маг-возвратник, которого здесь давно заждались», как отрекомендовал его Эдмар. То-то он без раздумий кинулся к столику, определенно с намерением схватить лежавший там предмет.

Не обращая внимания на остальных, вор бросился за ним – остановить, сбить с ног, пока он не успел дотронуться до этой жути. Приподнявшийся на полу белобрысый маг каркнул что-то злорадное.

У Кемурта почти не было шансов успеть. Даже не мелькнула – вспышкой чиркнула мысль, что он сейчас в последний раз видит рыжего, который с риском для себя вытащил его из Конгата, сильным и здоровым. Еще секунда – и тот станет калекой с обугленной культей вместо правой руки. И когда в следующий раз перекинется, будет не бегать на четырех лапах, а ковылять на трех.

Хвала богам, в последнюю долю этой роковой секунды вор всей своей худосочной массой врезался в Хантре, отталкивая прочь от столика… Или нет, не врезался – тот отклонился, и Кем, пролетев мимо, растянулся на куче пыльного тряпья. Что-то чиркнуло его по плечу.

В следующий момент в помещение ворвались маги Ложи. Звуки общей суматохи, топот, крики.

– Пожар!

Это он понял, хоть и по-ларвезийски.

– Без паники! – рявкнул на своих подчиненных Орвехт. – Она ушла, тушите огонь!

Тоже понял.

Барахло, на котором лежал Кем, тлело и дымилось, он с надрывом закашлялся, но все равно не смел поднять голову и поглядеть назад. Не хотелось ему видеть, что стало с Хантре. То ли от едкого вонючего дыма, то ли от нестерпимой горечи сдавило горло, на глаза навернулись слезы.

Тут его схватили за лодыжки, рывком перетащили на голый пол и давай бить – по спине, по ногам, по затылку. Ладно хоть не пинали, только чем-то хлестали. Он активировал щиты и боевые амулеты, не глядя нанес веерный удар. Судя по яростным возгласам, кого-то зацепил.

– Спокойно! – произнес знакомый голос. – Это пламя сбивали, на тебе одежда горела. Сейчас вставай сразу, не садись – у тебя ожоги.

Вот теперь он почувствовал боль: и спина, и задница, но хуже всего правое плечо – как будто раскаленную железяку прижимают.

С помощью Хантре он поднялся на ноги. То есть как – с помощью Хантре?.. Ну да, тот поддерживал его обеими руками и вообще был целехонек.

Значит, светящаяся штука оказалась не тем, о чем он подумал. Или все-таки тем самым, но рыжий вовремя понял и не дотронулся? Кем повернул голову – плечо так и дернуло болью – и увидел, что на столике ничего нет.

Свалял дурака, это можно пережить. Главное, что все в порядке.

– Уф, я-то думал, это «Пламенный конус»! – пробормотал он с облегчением.

– Это он и был, – подтвердил Суно Орвехт, надзиравший за тем, как его подчиненные вяжут неприятеля. – Тебе не повезло, освобожденная саламандра прыгнула прямо к тебе на плечо.

– Саламандра? Где?.. – Он завертел головой, забыв о боли.

– Убежала, перед этим устроив небольшой пожар, который мы уже потушили. Сиганула в жаровню. Я помог ей заклинанием переместиться оттуда в родную стихию. Кстати, о перемещениях, погоди-ка…

Маг сделал чуть заметный жест кистью, и у него в руке оказалась склянка с бартогской винтовой крышкой – достал из волшебной кладовки.

– Коллега Хантре, смажьте ему ожоги. А потом я бы предложил вам обоим поехать ко мне домой. Как вам известно, Зинта – лекарка под дланью Тавше, она окажет Фингеру наилучшую возможную помощь.

– Забери сверток из моего левого внутреннего кармана, переложи к себе, – шепнул вор, когда Орвехт отошел. – Я кое-что прихватил, Эдмару отдадим. Как все было, расскажи хоть! Ты освободил заключенную в «Пламенный конус» саламандру каким-то заклинанием?

– Не знаю. Я просто взял артефакт, который был внутри. Надо было очень быстро. Опасный артефакт, он мог убить тех, которые шли сюда на помощь. Чтобы обезвредить, его надо взять в руки.

По-овдейски рыжий говорил сносно, хотя и с неправильностями.

– И ты просто сунул туда руку и взял?! Ох… – Кем зашипел от боли, когда Хантре начал размазывать зелье по обожженной спине. – Это же невозможно!

– Все получилось возможно. Когда я это сделал, конус превратился в маленькую зеленую ящерицу, которая убежала.

– Ну да, это ж была пойманная и заклятая магами саламандра! И тебя нисколько не обожгло? Этот гад на то и рассчитывал, что никто ничего сделать не сможет!

Блеклого худощавого мага, который чем-то напоминал пшора, как раз поволокли к выходу люди Орвехта, а он все таращился на Хантре – потрясенно, словно никак не мог поверить, что его запросто переиграли.

– Ты тоже хотел остановить его заклинание?

– Я даже не понял, что он задумал, он же по-ларвезийски что-то там проорал. Я тебя хотел остановить. «Пламенный конус» спалит любого, кто туда сунется, это же все знают! Как тебе удалось не обжечься?

– Не любого, – заметил подошедший к ним Орвехт. – Изредка встречаются маги, которым стихийные сущности, в том числе саламандры, не могут причинить вреда. Насколько я понимаю, коллега Кайдо – как раз из их числа.

– Ничего себе! – восхитился Кемурт. – И тебя, значит, никакой огонь не обожжет?

– Почему же, обожжет – точно так же, как меня или тебя. Зато живой огонь саламандры ему не опасен. Он ее на плече мог бы носить, как домашнее животное.

– Тогда жаль, что так быстро убежала, – усмехнулся Хантре. – Я даже не рассмотрел.

Матхаву и тюрбан он снял, к мокрому от пота лбу прилипли рыжие пряди.

– Может, вам еще представится шанс посмотреть на саламандру. Я связался с Зинтой, она ждет нас.

К ним протиснулся один из магов Ложи, кряжистый и небритый, в обгорелой по краям мантии. Заговорил по-ларвезийски, искоса поглядывая на Кемурта. Орвехт выслушал с невозмутимым лицом, что-то ответил.

– А что такое? – осторожно поинтересовался вор, когда тот вновь присоединился к остальным, рывшимся в хламе.

– Коллега Добрехт сказал, что у тебя задатки неплохого бойца, но тебе следовало бы вначале здраво оценивать ситуацию, а потом уже пускать в ход боевые амулеты.

Кемурт промолчал. Судя по сердитому тону и резкой жестикуляции, на самом деле коллега Добрехт выразился гораздо крепче.

Пришлось дожидаться «спальной кареты» с длинным мягким диванчиком вдоль боковой стенки. Фингер Кемаско из-за ожога не мог сидеть, так что обычный экипаж не годился.

Пока ехали, Суно под звуки городского шума и хлюпающего под колесами раскисшего снега думал о том, что Ланки Хитроумный, верно, ухмыляется, глядя на них из своих воровских чертогов. А чего ж ему не ухмыляться, если Суно Орвехта как мальчишку обдурили? Можно, конечно, утешиться поговоркой, что всякий плясун хоть однажды споткнется, да не очень-то она утешает.

Досадовал он вовсе не из-за того, что ушлый парнишка Фингер и впрямь что-то спер в логове злоумышленников, а потом под шумок передал Кайдо. Сие вполне отвечало неписаным правилам магического сообщества: раз наемники Тейзурга участвовали в операции, тот вправе претендовать на некоторую часть конфиската. Делиться Ложа не станет, разве что отдаст для виду какую-нибудь дешевку, но что его люди стащили, то его законная доля.

Оплошал Суно в другом. И не сейчас, а раньше. Когда вернулся в прошлом году из командировки в Суринань, оставив там Зомара Гелберехта, погруженного в зачарованный сон внутри «Пламенного конуса». Он тогда поинтересовался, не слышал ли коллега Эдмар о каком-нибудь маге, который сможет пройти невредимым сквозь живое пламя саламандры. Уже потом, проштудировав множество старинных книг – листать их приходилось то в купе поезда, то в тряской карете, то по ночам, жертвуя сном, – он выяснил, что такой способностью обладает лишь Страж Мира да его заменщики. Коллега Тейзург, никаких сомнений, об этом знал, но утаил, жабья каналья.

Этот стервец еще и связал Орвехта условием: мол-де он всячески поспособствует его знакомству с магом, который сумеет вызволить Зомара из «Пламенного конуса», а коллега Суно взамен должен – вот прямо сейчас! – поклясться богами и псами, что никому не расскажет о неком незначительном эпизоде своей командировки.

Коллегу Суно – и где только гуляли в это время его хваленые мозги? – нелегкая дернула согласиться. Переутомление сказалось? Впрочем, кто, как не он, всегда говорил своим подчиненным, что переутомление не оправдывает разгильдяйства?

Вроде бы он из-за этой клятвы ничего не потерял. Вроде бы. Но, во-первых, в ней не было необходимости: его знакомство с так называемым Хантре Кайдо все равно бы состоялось, и произошли бы своим чередом все дальнейшее события, и наступил бы сегодняшний день. А во-вторых, на душе паскудно. Вот сидит напротив беспамятный рыжий маг, бывший Страж Сонхийский, о котором Эдмар столько рассказывал им с Зинтой – до того как нашел способ заманить его в Сонхи и околдовать, – и Орвехт, глядя на него, чувствует себя в некотором роде подлецом. Магу Светлейшей Ложи к этому ощущению не привыкать, но тем не менее…

Прошлым летом в Суринани его занесло в глухую деревушку Киншат, и там он узнал о зелье, которое добывают в местном источнике. Стоит иномирцу хлебнуть этого зелья, и тот через некоторое время позабудет свою прежнюю жизнь, привороженный к миру Сонхи. Чего Тейзург и добивался – причем не столько второго, сколько первого.

У парня в другом мире жена и дети, а его убедили, что он одинокий бродяга-наемник. Если бы кто-нибудь выкинул такую штуку, чтобы разлучить Суно с Зинтой, он бы за это дорого поплатился.

«Ты уж прости, коллега, – с тяжестью на душе подумал Орвехт, глядя в тусклое оконце кареты, за которым ползли мимо дома и фонарные столбы в пасмурно-снежной зыби. – Я знаю твое настоящее имя, но я его тебе не скажу».

Зинта успела приготовить нужную мазь до того, как они приехали. Хорошо, что все ингредиенты у нее были. До сих пор ей не доводилось лечить ожоги, причиненные саламандрами, и кроме желания помочь ее разбирало естественное для лекаря любопытство.

Как утверждалось в трактатах, вылечить такие ожоги при всей их тяжести легче, нежели какие-нибудь другие, и осложнений после них не бывает, поскольку чистейшее пламя саламандры выжигает дотла все вредоносное.

Когда от Суно пришла мыслевесть, что он привезет пациента и с ними будет Хантре Кайдо, у Зинты сидела Нинодия Булонг, и лекарка ее ругала на чем свет стоит.

Отставная шпионка жила в резиденции Ложи и два-три раза в восьмицу выбиралась в город. Как она по секрету сообщила Зинте, ее сопровождают тайные шпики из студентов Магической Академии: ей охрана, а им практика. Сама попросила об этом старого дружка Шеро, потому что невмоготу ей ковылять каждый день по одним и тем же дорожкам за белой оградой, она всю жизнь была вольной птахой.

Ругала ее Зинта за дело: еще бы не было отеков, если жрать каждый день сластей без меры да запивать их десертным вином, а то и полынной настойкой! Зложительство это бессовестное, так недолго и ребенка угробить, и собственное здоровье вконец загубить. Нинодия соглашалась и обещала, что больше не будет, – уже в который раз обещала. И как прикажете с этим бороться?

В Молоне лекарка собрала бы живущих по соседству женщин, они бы всей толпой пошли к нерадивой будущей матери и по-доброжительски ее пристыдили. И потом бы рьяно за ней присматривали, за кем-нибудь присматривать – это в Молоне любят. А в Ларвезе нравы не те. Однажды Зинта попросила Табинсу потолковать с Нинодией, но когда через полчаса вернулась, дамы угощались горячим шоколадом, сплетничали и за этим делом умяли полкоробки сахарного печенья.

Может, если бы с ней Суно поговорил… Нет уж. Зинта в такие моменты чувствовала себя последней зложительницей и индивидуалисткой, однако не собиралась сообщать ему, что Нинодия ждет ребенка от него.

Похоже, все-таки подвернулся случай ее вразумить: Хантре Кайдо – видящий восемь из десяти, уж его-то она послушает!

Удержать Нинодию в гостях труда не составило. Пока Зинта, призвав силу Тавше, лечила обожженного парня, Суно в соседней комнате беседовал с Хантре: договорились, что тот поможет расколдовать Зомара Гелберехта, который спит внутри «Пламенного конуса». Для этого нужно будет отправиться в мадрийский город Гунханду, а у Хантре на ближайшее время дела в Аленде, но до конца зимы наверняка получится. Экс-шпионка тем временем листала в гостиной модный журнал, дожидаясь, когда ее познакомят с рыжим магом-перевертышем, о котором в столице столько разговоров.

– А вы еще красивей, чем мне рассказывали, господин Кайдо! Вы не сочтете за назойливость, если я вас, как видящего, кое о чем спрошу?

Хитрый план Зинты удался. Нинодия, с жадностью глядя на собеседника, поинтересовалась, вернется ли к ней в новом рождении ее дочка Талинса, которая умерла в двухлетнем возрасте. Хантре после секундной заминки ответил отрицательно: не вернется, у той сущности сейчас другая жизнь. Вопрошающая расстроилась, промокнула глаза кружевным платочком и справилась, чего ей нужно остерегаться.

Ага, то-то же!

– Холода, – внезапно посерьезнев и даже слегка побледнев, сказал Хантре. – Вам грозит опасность замерзнуть насмерть. Это будет развилка, но больше ничего разглядеть не могу. Куда бы вы ни пошли, одевайтесь теплее.

– Что меня может спасти? – Плясунья знала, как надлежит задавать вопросы видящим.

– Теплая одежда. Не выходите из дома без шубы или мехового манто.

– Уф, спасибо! Уж я приму к сведению ваш совет, не сомневайтесь… А выпить в обед наперсточек сладкого винца и хоть по одной конфетке в день – с этого мне худа не будет?

От такого наглого вранья – «по одной», как же! – лекарка возмущенно поперхнулась.

– Не стоит. Вам это в ближайшие несколько месяцев не полезно, госпожа Зинта подтвердит.

Его голос звучал невесело, а в глазах сквозило такое выражение, словно ему только что шепнули на ухо что-то страшное и сейчас он прикладывает усилия, чтобы отойти от этого, но пока не отошел.

Зинта утащила его в другую комнату – под предлогом, что ей тоже надо по своим женским делам посоветоваться, – и там тихонько спросила:

– В чем дело? Я же, глядя на вас, понимаю… Она все-таки совсем замерзнет?

– Не обязательно. Там развилка. В одном варианте она лежит в снегу, легко одетая, – тогда замерзнет, в другом тоже в снегу, но закутанная в меха, тогда останется жива. Со вторым вариантом как-то слабо и непонятно, там еще накладывается чья-то другая перекрестная развилка, но есть некоторая вероятность, что он перевесит. Я еще немного дальше заглянул…

Он умолк. В окно сочились ранние синевато-серые сумерки, и поди разбери в таком полусвете, побледнел рыжий еще больше или нет.

– Что там было? – требовательно прошептала Зинта. – Что-то плохое? Можете мне сказать, я лекарка.

– Большая, роскошно обставленная комната, за аркой виднелся дворик с фонтаном и розами. Там была Нинодия и две смуглые черноволосые девушки. Как будто служанки, они вели себя с ней приветливо и уважительно. И еще там стояла детская колыбель. Нинодия из нее достала… – он запнулся, – какого-то маленького зверька – вроде бы щенка, серенького такого, с острой мордочкой. Похоже, довольно высока вероятность, что ребенка она все-таки потеряет, и это повлияет на ее рассудок.

– Но ведь щенок мог забраться в колыбель, пока ребенок был в другом месте…

– Да, но Нинодия носила его на руках, баюкала и называла своей самой лучшей на свете доченькой. Я попытался увидеть, как ей этого избежать, но там получается своего рода петля: вероятность с этим эпизодом не осуществится, если госпожа Булонг умрет в сугробе. Мои прогнозы – восемь из десяти. Остается два из десяти, что ничего этого не случится, а будет что-то другое. Эдмар рассказывал, что, когда мы с ним встречались раньше, я однажды предсказал, что он скоро погибнет и мы больше не увидимся, а потом оказалось, что я наполовину ошибся. Я этого не помню, но, может, и правда так было. Хорошо бы я и здесь ошибался…

В гостиную они вернулись в похоронном настроении. Хантре с Фингером вскоре засобирались и уехали, потом и Нинодия отправилась восвояси. Зинта, отговорившись усталостью, закрылась у себя в комнате и сначала всплакнула, потом эгоистично порадовалась тому, что ей видящий ничего плохого не напророчил. А потом решила, что, как бы там ни было, она должна заниматься своим делом – это ее скромный способ повлиять на вероятности, чтобы те развивались в хорошую сторону.

«Шайвелат» выглядела несерьезно и самую малость страшновато: выточенная из темного дерева куколка с бельмами навыкате. Ее глаза – пара крохотных белых шариков – были сделаны из олосохарского жемчуга, который созревает в наростах на шкурах пустынных рептилий. Дирвен высмотрел этот амулет в лавке на Кирпичном рынке.

Куколка предупреждала о том, что Глодия рядом, а то Щука взяла в привычку за ним шпионить. Что она рассчитывала подглядеть, одни крухутаки знают, а скажешь ей, застукав, что любопытной гусыне нос прищемили – только фыркает и ухмыляется. Дирвена это раздражало, тем более что играть в прятки она умела. Ха, зато теперь у него преимущество! Жаль, что на Щуку-мамашу и младшую сестру Глодии Салинсу «Шайвелат» не реагирует: она сообщает своему хозяину лишь о тех женщинах, с которыми он хоть однажды переспал.

У них вся семейка до жути любопытная. Правда, Глодия оказалась не такой кошмарной женой, как он вначале думал. Ну, вернее, не во всем кошмарной, обнаружилось у нее одно неожиданное достоинство, поэтому дома он все-таки появлялся.

Щука его хотела. По-настоящему хотела, а не лицемерила, как те шлюхи, которые притворялись, отрабатывая гонорар, а после болтали о Дирвене всякие гадости. Глодия, кто бы мог подумать, оказалась страстная и ого-го какая темпераментная! И вовсе это неправда, что он не способен доставить женщине удовольствие. Еще как способен, ей же нравится! Эх, была бы она красивой… Но чего нет, того нет. Зато ночи с визжащей и задыхающейся, ошалевшей от вожделения Щукой придавали ему уверенности в себе: как будто он обрел что-то важное, чего раньше у него не было. Постоянно терпеть ее рядом – лучше повеситься, но навещать время от времени в самый раз.

Иногда «Шайвелат» поднимала ложную тревогу, обычно это случалось вблизи дорогих борделей, которые обслуживали Ложу, или когда проезжал мимо экипаж с продажной дамочкой. До него не сразу дошло, в чем дело. Вначале думал, что Глодия совсем сдурела и выслеживает его, даже когда он в городе на заданиях, а потом понял, что амулет срабатывает из-за присутствия какой-нибудь знакомой ему крали. Полезная оказалась штучка.

Выйдя из ресторана «Морской шоколад», он уловил предупреждающий импульс и фыркнул. Ну, что у него может быть общего с этой девицей в порыжело-черном пальтишке и поношенном капоре? Пожалуй, хорошенькая, но выражение лица наводит на мысли о пересушенных сухарях. О таких говорят: опрятная бедность. На локте у нее висела корзинка, словно у уличной торговки или отправившейся за покупками прислуги.

Она повернула к черному ходу ресторана, а Дирвен снова фыркнул: «Шайвелат» считает, что он с ней переспал. Да он ее в первый раз видит! Хотя… Когда это артефакты его обманывали – его, Дирвена Корица, повелителя амулетов?

Одна из «Заповедей амулетчика» гласит: «Если глаза видят одно, а твои амулеты подсказывают другое – доверяй амулетам, а не глазам».

Значит, он эту Засушенную Печеньку и правда когда-то поимел. Может, ее из борделя выгнали – например, за то, что клиентам угодить не умела? Ничего удивительного…

Дирвен решил еще раз на нее глянуть, когда пойдет обратно. Повадками напоминает разносчицу – долго ждать не придется.

И спешить некуда. Перед тем как пообедать в ресторане, он зачистил особняк одного придворного вельможи от наводящих порчу артефактов и нового задания пока не получил. Когда еще выпадет случай прошвырнуться по городу без сопровождения и чтобы никто не пялился: сам-то ты знаешь о своем могуществе, а прохожим невдомек. Лояльный к Ложе придворный завернул против своих недругов встречную интригу и попросил, чтобы амулетчика к нему прислали инкогнито: пусть враги останутся в неведении. Внешность Дирвена изменили с помощью чар, и у него в запасе еще около двух часов этого маскарада. Вот он и погуляет, если опять куда-нибудь не пошлют.

Девушка и впрямь спустя четверть часа вышла на улицу. Обогнув парня перед дверью «Морского шоколада», бросила искоса быстрый взгляд – скорее испытующий, чем кокетливый. Дирвен исхитрился заглянуть к ней в корзину: там лежали набухшие матерчатые мешочки, с виду влажные, кое-где к ним пристали чаинки, и пахнуло оттуда чайной заваркой.

Нацепив на лицо выражение фланирующего бездельника, он направился следом за ней. Знакомые глаза. И в ее движениях, во всей повадке сквозило что-то знакомое. Может, кто из Ложи? Под личиной, как и он сам… Попробовал осторожно, не обнаруживая себя, проверить ее на магию – и сразу почувствовал амулеты. Не меньше дюжины, в том числе боевые.

Дирвен про себя потрясенно выругался. Хенгеда, вот кто это! Ну, точно ведь Хенгеда! Опять эта гадина здесь… Уж теперь он отыграется. Проследит за ней, пошлет мыслевесть в Ложу, и подлую дрянь арестуют.

Он ухмыльнулся, но тут же спохватился, приотстал и скорчил рассеянную мину. А то, если шлепать по снежной слякоти по пятам за барышней, злорадно ухмыляясь, какие-нибудь придурки могут подумать, что у него на уме недоброе, хотя на самом деле он шпионку ловит.

Хенгеда, как последняя нищебродка, покупала в заведениях использованную чайную заварку. Небось еще и торговалась за каждый грош. Дирвен целый час за ней таскался, прячась возле очередного ресторанчика за углом или за тумбой с театральными афишами и всякими тупыми объявлениями: «Рисую благородные портреты с любыми драгоценностями по желанию заказчика», «Ищу великодушного покровителя для оплаты долгов и съемной квартиры», «Даю уроки пения недорого», «Продам настоящее чучело сойгруна».

Он уж думал, что придется брать ее на улице, ничего толком не разведав, но шпионка с потяжелевшей корзиной наконец-то завернула не в чайную и не в ресторан, а в старый трехэтажный дом с лепными лебедями на фасаде. Гравированная табличка сообщала, что здесь находится школа-пансион для девочек, а на выставленной в окне первого этажа картонке было написано, что здание продается. Явка у них тут, что ли?

Хенгеда отперла дверь ключом. Дирвен, немного выждав, проник в здание с помощью амулета-отмычки. Кровь бурлила от мстительного азарта, но он был начеку: что бы ни произошло дальше, отправить мыслевесть дежурному он успеет.

Внутри не оказалось ни школы, ни девочек. Та умиротворенная тишина, какая бывает лишь в отсутствие людей. И странновато, как на картинке в детской книжке, где среди множества обычных деталей обстановки нарисовано что-нибудь чудное, вроде подсвечника на куриной лапе или чайника на колесиках, и ты должен эти неправильности найти.

Прежние обитатели съехали, оставив после себя кое-что из старой мебели, засохшие леденцы – красные, зеленые, желтые горошины на запыленных подоконниках, ветхий клавишный инструмент в углу коридора (наверное, вконец расстроенный, раз его бросили), чернильные кляксы на обоях, почти истаявшие запахи. Все это несерьезное, неопасное…

Бредущий по коридору Дирвен очнулся, когда у него засвербело – то ли ссадина с присохшей болячкой, то ли заноза… Амулет!

Что-то пробует на него воздействовать и уже почти одолело, но амулет отреагировал и послал предупреждающий импульс. А времени прошло всего ничего, считаные секунды.

Его снова начало словно куда-то затягивать – и вновь рывком выдернуло. Он ошалело завертел головой, как будто задремал в поезде или в карете, но от толчка проснулся. Заодно понял, где тут спрятана «куриная лапа». Ну, не может в детском пансионе валяться столько недоеденных сладостей! Их бы оприходовали, желающие всегда найдутся, или взрослая прислуга собрала бы да выкинула. А здесь они на каждом подоконнике: в свете пасмурного дня огоньками в пыли горели красные, желтые, зеленые прозрачные бусины. Никакие это не леденцы.

Опять чуть не впал в бездумное оцепенение. Спасибо, амулет не позволил. На эту цветную пакость смотреть нельзя.

Зажмурившись – сразу полегчало, – Дирвен послал дежурному связному мыслевесть: «Улица Мяты, дом номер восемь, закрытый пансион. Тут магия, действует на меня и на амулеты, оглушает, бусины из цветного стекла, я пока не взял их под контроль…»

Не зря торопился, закончить сообщение ему не дали. Но за секунду до тяжелого ватного удара от дежурного мага пришел ответ: «Какого чворка ты там…» – это означало, что послание принято.

Очнулся он от гадостного привкуса во рту и неудобства во всем теле. Привязали к стулу, как последнего придурка. Еще и кляп. Вдобавок холодно: раздели догола, даже ботинки, гады, забрали. Небось, утащили все его имущество в какую-нибудь дальнюю комнату, чтоб он не смог мысленно дотянуться до своих амулетов. Когда нет времени на обыск, обычно так и поступают.

Кроме Хенгеды, которая поглядывала на него с трудноопределимым выражением – похоже, радость по поводу пленения лучшего амулетчика Светлейшей Ложи смешивалась с досадой оттого, что вот опять ей так или иначе общаться с Дирвеном, – в комнате находилось двое мужчин. Один чернявый, с глубоко посаженными глазами и выступающим подбородком, похож на сурийца, но одет по-ларвезийски. Второй по-мышиному неказистый, в очках с коричневыми стеклами и неряшливом домашнем кафтане – не иначе, живет он здесь. Грязный ворот расстегнут, и видно, что на шее у него незатейливые бусы красного стекла.

Вспомнив о «леденцах» в коридоре, Дирвен свел вместе то и другое. Вот оно что… Если среди магов и амулетчиков женщин меньше, чем мужчин, – примерно треть от общей численности, то ведьмы почти сплошь женщины. Ведьмаки большая редкость. Похоже, этот задрипанный стекольщик черпает силу из цветных стекляшек и через них же наводит чары.

Главное – продержаться до прихода своих. Адрес он сказал, и сюда пошлют летучий отряд.

Стекольщик и чернявый энергично препирались: первый второму что-то продавал. Когда Хенгеда попыталась встрять, от нее отмахнулись. Непонятно, она вместе с кем-то из них или третья сторона. Хорошо бы торг затянулся…

Нет, уже поладили. Стекольщик достал из оттопыривающегося кармана небольшой предмет, завернутый в замызганную тряпку, – то ли книгу, то ли коробку. Хенгеда метнула недобрый взгляд на Дирвена. И тут их что-то насторожило, а потом шпионка бросилась к пленнику и приставила к его горлу нож, заняв позицию позади стула. Вот гадство, он теперь заложник! Испугался не сильно: просто не верил, что его не выручат, у Ложи все преимущества, но какая его ждет головомойка…

В следующий момент оказалось, что рано воспрянул духом: когда дверь соскочила с петель, вместо бойцов Ложи в проеме нарисовалась Самая Главная Сволочь.

Без амулетов Дирвен не мог отслеживать магию и оценивал накал схватки лишь по тому, что видно невооруженным глазом: на лепном карнизе появились трещины, с потолка посыпалась штукатурка, бахромчатые края несвежей скатерти взметнулись, точно стоявший в углу стол собирался взлететь. Стекольщика шибануло о дальнюю стенку, а чернявый упал и проехался на животе.

– Отдайте мне книгу, господа, – произнес Тейзург в наступившей затем тишине. – Мало того, что вы, сударыня, убили моих гнупи, чтобы ее присвоить, вы еще и страдаете чудовищным отсутствием вкуса. Тухурва по сравнению с вами просто салонная прелестница, у нее хотя бы чувство стиля есть… Кстати, она выжила, притворившись мертвой, и проследила за вами. А Надоеда, Дергун и Сумасброд погибли, мне будет их не хватать.

Дирвен вначале решил, что это он Хенгеде наговорил гадостей – жаль, ее рожи не видно! – но в ответ на эти речи неожиданно окрысился Стекольщик:

– Я тебе не сударыня, болтливый актеришка! Называй меня сударем! Ваше мужское племя я презираю, а книга не твоя, ты сам хотел ее украсть!

– Не украсть, а принять в хорошие руки. Этот букинистический раритет разменял не одно столетие и нуждается в особых условиях хранения, которые вы вряд ли сможете обеспечить. Но до чего же это парадоксально и, пожалуй, грустно – рабски подражать тем, кого презираешь и отвергаешь, вы, сударыня, не находите?

Невзрачная Стекольщица, оказавшаяся все-таки не ведьмаком, а ведьмой, не нашлась, что на это сказать. Между тем чернявый с букинистическим раритетом за пазухой приподнялся – с таким выражением лица, точно сейчас швырнет или нож, или заклятье. Скорее второе, ножа у него не было.

Эдмар его опередил. Из носа и изо рта у покупателя хлынула кровь, через несколько секунд тот затих, уткнувшись лицом в алую лужу. Победитель подошел к нему, пинком перевернул тело и вытащил запачканный кровью сверток, который тут же исчез – видимо, отправился в волшебную кладовку Самой Сволочной в Сонхи Сволочи.

Между тем мужеподобная ведьма бочком подобралась к висевшей на стене вышивке с беседкой среди цветов, сорвала ее и скрылась за спрятанной там дверцей.

– Она сбежит, – усмехнулся Эдмар, повернувшись к Дирвену и Хенгеде, которая все это время простояла истуканом позади стула с пленником. – Потайная лестница в подвал, оттуда можно выбраться в катакомбы. Путь заклятый, вы там вряд ли пройдете, даже при условии, что я позволю вам разбудить амулеты. Ах, пардон, я же забыл снять с вас чары…

Звякнул на полу нож – Хенгеда все это время сжимала его в оцепеневших под действием колдовства пальцах, а сейчас он выпал.

– Присядьте. – Маг шагнул мимо стула с привязанным амулетчиком, подхватил девушку под локоть и усадил на другой стул. – Хочу вам кое-что предложить и надеюсь, что вы не скажете «нет». Наш герой успел вызвать подмогу, скоро здесь будут маги Ложи, так что пора уходить, но перед этим… Не хотите красиво отомстить Дирвену?

– Как? – вымученно поинтересовалась шпионка.

Склонившись к ней, точно любезничающий кавалер в бальной зале, Тейзург что-то шепнул ей на ушко.

– Вы… – Она возмущенно распахнула глаза и как будто задохнулась.

– Вам не скрыться, они возьмут ваш след. Впрочем, я вас тут не оставлю, это было бы некуртуазно. Но вы ведь не хотите стать моей должницей? Если между нами ничего не произойдет и я окажу вам услугу, вы будете обязаны своему врагу, а вы для этого слишком горды, не правда ли? Но при другом варианте это будет естественная с моей стороны любезность по отношению к даме, с которой я приятно провел время, тогда это не обременит вас никакими обязательствами. Решайте… И подумайте о том, как сладко мы отомстим Дирвену.

Хенгеда нахмурилась. То ли Тейзург снял с нее чары личины, то ли они сами собой развеялись из-за какого-то зацепившего ее заклинания в ходе магической драки, но у нее снова было настоящее лицо. Разрумянившееся, немного смущенное и оттого особенно красивое.

– Так… Ладно… А мы успеем то, что вы предлагаете? – пробормотала она, опустив ресницы и не глядя на мага.

– Еще как успеем. Они ведь сюда не войдут, пока я не позволю. Согласны?

Она молча кивнула.

Дирвен напрягся и взмок, хотя был нагишом в холодной комнате. Что эта отмороженная парочка собирается с ним сделать? Прирезать? Искалечить?.. Он замычал сквозь кляп и рванулся, стул заскрипел, но веревки не пускали. А Эдмар и шпионка не обращали на него внимания. Маг добыл из своей кладовки стеганое атласное покрывало – будуарно-розовое, да еще с кружевами – и набросил на стол поверх скатерти, а потом начал раздевать Хенгеду, которая опустила ресницы, однако не сопротивлялась.

Пленник ошеломленно вытаращил глаза и попытался выругаться, но из-за кляпа не смог. Да что же эта сволочь… эти две сволочи затеяли?! Впрочем, вопрос был риторический. Понятно что… А он должен смотреть на это, привязанный к стулу, как дурак?!

Гады они, гады, гады… Эта гадина под ним никогда так не стонала и не закусывала собственное запястье, чтобы сдержать крик. С ним она притворялась, выполняла свою сволочную шпионскую работу, а с этим гадом Эдмаром – по-настоящему! А уж Эдмар с ней что вытворял…

Потом он зашвырнул обратно в свою кладовку заляпанное одеяло, галантно подхватил кое-как одетую растрепанную Хенгеду на руки и шагнул в открывшиеся Врата Хиалы. Перед этим оглянулся на связанного амулетчика, одарил его самой сволочной из своих ухмылок и подмигнул. Веревки эффектно лопнули, и в тот же миг, как Врата закрылись, Дирвен обрел свободу.

Летучий отряд подоспел несколько минут спустя. Бывалый боевой маг, ворвавшийся в помещение первым, остановился, увидев Дирвена, и невольно подался назад. Бежавшие следом налетели на него, а после тоже оторопело уставились на открывшуюся перед ними сцену.

– Ты что, угробище, делаешь? – свистящим шепотом спросил командир отряда, вновь обретя дар речи.

– Сейчас я… Сейчас кончу… – огрызнулся, тяжело дыша, первый амулетчик Светлейшей Ложи.

– Кончит он, ага. Рядом с трупом в луже кровищи! Ты у нас никак совсем спятил?

Дирвен не ответил. Можно подумать, они на его месте делали бы что-нибудь другое!

Уже в поезде, свернувшись под пледом на диване в купе, Хеледика подумала, что барьонские рудники никуда не денутся из ее снов.

Когда она впервые увидела среди скал необъятную ямину с гигантским жерлом входа в шахты, у нее закружилась голова. У нее, у ведьмы! Спускаться в эту чудовищную каменную воронку надо было по пыльному серпантину. В обе стороны тащились крепкие приземистые лошадки с повозками, а вдоль дороги громоздились кучи выработанной породы – иные из них можно принять за останки подземных тварей, которые выползли наружу и здесь окаменели, став частью перерытого серо-бурого пейзажа. Горизонт заслоняли хмурые лесистые горы.

А внизу темные лабиринты штолен и местный народец, который повадился морочить рудокопов, гасить им фонари да порой и обрушения устраивать. Песчаная ведьма привыкла к небу над головой, ей там было не по себе, но задание Ложи она выполнила: пользуясь своей властью над кремнеземом, укрепила штольни заклятьями от обвалов.

Она занималась этим не только наяву, но и во сне по ночам: как будто увязла в этих впечатлениях и никак не могла из них выбраться – не из-за происков народца или чьих-то чар, а потому что барьонские ландшафты одним своим видом ее околдовали.

Может, хотя бы теперь, в поезде, который увозит ее все дальше от Барьоны, приснится что-нибудь другое?

В первую ночь проверить это не довелось. Она уже начала погружаться в дремоту, когда пришла мыслевесть от Крелдона: в Аленду приехала госпожа Данра, остановилась в гостинице, ждет Хеледику. Сообщили ей об этом только сейчас, чтобы не отвлекать от важного дела.

После такого известия сна ни в одном глазу. Бабушка покинула пределы великой пустыни и пожаловала в Ларвезу – зачем? Должна быть какая-то очень веская причина для того, чтобы Данра пустилась в такое путешествие.

В гостиницу «Имбирная роза» Хеледика отправилась прямо с вокзала. Бабушка ждала ее: ничего удивительного, она же видящая. Юная ведьма не смела спросить, что заставило ее приехать в Аленду, а та не спешила рассказывать. Пили шоколад с печеньем, говорили о жизни в деревне – Хеледика слушала новости с жадным вниманием и тоскливым чувством потери, но в то же время сидела как на иголках: Данра ведь не для того наведалась, чтобы просто так с ней поболтать?

– А город хорош. Лучше, чем города в Мадре. Мне тут жить целый месяц, а то и поболе, и славно, что он мне понравился.

– Ты думаешь, бабушка, на меня снова нападут? – тихо спросила Хеледика, понимая, что вот наконец-то зашла речь о главном.

– Кто нападет?

– Те, кто устроил то покушение с огнем Анхады.

– А, глупости это, Хеле. – Данра пренебрежительно махнула изящной сухой рукой. – Вот уж не от великого ума поступок, но ты не бойся, этого больше не случится.

– Почему – глупости, бабушка?

– Потому что убить тебя не хотели, а чуть не извели. Если бы ты носила с собой поменьше песка, остались бы от тебя одни пережженные осколки. Помнишь ведь, что огонь Анхады с нашим племенем делает? Ежели сложится, я еще оборву ей уши… Не за это, а за другое, и не сейчас, а через несколько лет, но так оттаскаю, что надолго запомнит мой урок.

– Кому – ей?

Она задала вопрос, невольно расплывшись в улыбке от облегчения. «Через несколько лет» – значит, бабушка не прощаться с ней приехала…

– Неважно кому. В свое время узнаешь. Развилка там зыбкая, еще надвое-натрое, что сложится… Но уж если сложится, задам трепку. Ты решила, я сюда явилась тебя охранять? Ох, если бы, Хеле… Я тебя танцам буду учить. Так и скажи тем, у кого ты на службе, – у тебя теперь каждый день уроки, а если куда пошлют, вместе поедем. Танцевальная ворожба – не то искусство, где можно прерывать обучение.

– Но я же умею… – растерянно произнесла Хеледика. – Летом я расколдовала женщину, которая три года прожила у пшоров, и у меня получилось.

– Знаю, знаю. Но то простая ворожба, какой в детстве учат, а есть еще тайные знания – вот этим мы с тобой и займемся.

– Так я же изгнанница… Мне же этого нельзя… И тебе разве можно меня этому учить?..

Она беспомощно умолкла, а сердце заныло: даже мечтать о таком не смела, это для нее под запретом… А бабушка ради нее решила нарушить запрет?..

– Естькое-кто, чья воля превыше законов общины. Я взяла на себя долг Сейвелики. Дурехи вы обе – и ты, и твоя мать. Хотя, были бы умные, ты бы сейчас напротив меня не сидела.

– А кому мама должна? – настороженно пробормотала Хеледика.

– Двуликой, кому же еще. За тебя. Думаешь, ты случайно встретила на дороге тех немытых пастухов? Это Сейвелика вымолила для тебя развилку. Воспользуешься или нет – зависело от твоего выбора: что будет, то будет. А взамен твоя мать обещала Госпоже Развилок выполнить любое ее повеление. Двуликая лишь теперь объявила свою волю: пусть тебя научат всем тайным премудростям танцевальной ворожбы. А Сейвелика сейчас носит под сердцем твою сестру, нельзя ей ссориться с общиной и уходить из деревни. Я уже старуха, другое дело, я воззвала к Госпоже Вероятностей и предложила замену. Двуликая, хвала ей, согласилась. Так что буду тебя учить.

– Спасибо… – ошеломленно глядя на нее, вымолвила Хеледика. – Я… и не надеялась никогда на такой подарок…

– Дуреха, – беззлобно проворчала старшая ведьма. – Какой тебе подарок! Госпожа Развилок редко делает подарки, и то не всякому. Она от тебя службы хочет.

– Какой службы? – Девушка испуганно вскинула глаза.

– Вот это мне не открылось, но Двуликая ответила, что тебе известно, что ты должна сделать.

– Я не знаю… Бабушка, ничего мне об этом не известно!

– Это, Хеле, разные вещи, – спокойно возразила Данра. – Человек иной раз может не знать о том, что ему известно, обычное дело. Давай-ка думай, что и когда тебе было подсказано. А учебу сегодня же начнем.

Наступило затишье. У Крелдона была информация из надежных источников, что Ктарма собирается нанести Тейзургу ответный удар, и после того, как стало ясно, что для него это не секрет, Ложа предупредила союзника о возможной угрозе. В ответ он со всей любезностью поблагодарил ларвезийских коллег за заботу – в таких изысканных выражениях, что официальные представители Ложи лишь спустя полтора часа заподозрили, что им наговорили гадостей.

Тейзург затеял менять ограду вокруг своего дворца. Тоже чугунное литье, но ничего общего со строгой геометрической классикой, доставшейся ему от прежних владельцев. Новую решетку изготовили по его собственным эскизам. Асимметричные извилистые узоры сплетались, будто лианы в тропическом лесу, у каждой секции свой рисунок, и ни одного прямого угла. Он туда еще и заклинания вплел, а Орвехту и Зинте сказал, что это художественный стиль того нечеловеческого мира, в котором он жил в своем предыдущем рождении. Мол, прямые углы и симметрия там почитаются за дурной тон.

Его глаза при этом слегка сощурились, радужка начала отливать позолотой – не иначе, вспомнил, что в том мире ему сейчас не побывать из-за наведенного архимагами заклятья. А ведь он собирался выкупить там через подставное лицо какую-то свою прежнюю недвижимость… Зинта увела разговор: начала расспрашивать о лечебнице, которую он открыл у себя в Ляране, выполняя данный Тавше обет.

Шаклемонг Незапятнанный выступил в Театре Чтецов с «Очерками притесняемого правдолюбца, пострадавшего от произвола, кровью сердца оскорбленного написанными». В «Очерках» он обличал функционеров Ложи, которые пришли арестовывать преступников и походя избили ни в чем не повинного человека. Имелся в виду инцидент с Хантре Кайдо: во время операции рыжий был в тюрбане и матхаве – не разберешь, кто такой, и неповинная жертва произвола решила, что это один из магов Ложи.

Осрамившийся Дирвен клялся, что «отомстит подлой сволочи». Над ним посмеивались, хотя, узнав подробности, отнеслись с пониманием. Да и огласки эта история не получила: Крелдон, не заинтересованный в утечке, поскольку он сливал Хенгеде Кренглиц через своего агента ложные сведения, связал боевых магов обязательством неразглашения. Но Дирвен все равно рвал и метал, угрожая, что он «еще всех поимеет».

Заодно выяснилось, что в Аленде вновь объявилась Ламенга Эрзевальд – чудаковатая ведьма, получающая силу от красного, зеленого, желтого и коричневого стекла. У дознавателей и боевых магов Ложи было предписание задержать ее, если представится случай.

Орвехт не удивился бы, если б узнал, что эта оригиналка для того, чтобы выглядеть несуразной неряхой, прикладывает не меньше усилий, чем иная кокетка в погоне за красотой. Ламенга Эрзевальд вела жизнь бродяжки, отвергала любое сотрудничество с Ложей и сожалела о том, что родилась женщиной, хотя уж ведьме-то на это грех жаловаться. Промышляла незаконной продажей ценных артефактов, которые добывала где придется, в том числе криминальными способами.

Суно сказал Хеледике, что все-таки удалось найти мага, который сможет освободить Зомара Гелберехта из «Пламенного конуса». Песчаная ведьма мигом подобралась, глаза у нее вспыхнули, как у насторожившейся кошки. Начала допытываться, что за маг, но его имя Орвехт раскрывать не стал: в свой черед узнаешь.

Змейка не настаивала, не в ее привычках привязываться с расспросами, если сказано «нет». Однако видно было, что известие произвело на нее сильное впечатление. Поразило? Напугало? Ввергло в замешательство? Насколько Орвехт мог заключить, все это сразу.

Потом она умчалась в «Имбирную розу» к Данре, а он мимоходом подумал, что юных девушек не всегда поймешь, будь то хоть столичная барышня, хоть олосохарская ведьма.

Кемурт опасался, как бы его не вывернуло. Пейзажу не повредит – вокруг и без того несусветная мерзость, но Эдмар предупредил, что никаких «физиологических следов» живому человеку в Хиале лучше не оставлять. Для здешних обитателей это все равно что визитная карточка с адресом.

Хантре явно разделял чувства Кема – вон какая бледная физиономия. Зато Тейзург, который притащил их сюда на экскурсию, выглядел невозмутимым, словно фланировал по городскому бульвару. Можно побиться об заклад, еще и наслаждался их замешательством.

Перед тем он прочитал своим наемникам лекцию о том, что в давние времена сонхийские маги гуляли по Хиале, как по пригородным паркам, и пользовались ее короткими тропами, чтобы поскорее попасть из одной точки в другую. Вор на это резонно возразил, что он-то не маг, а обыкновенный амулетчик. Не помогло: мол, такие, как ты, в прошлом тоже считались за магов, их называли магами-предметниками, и те из них, кто посильнее, запросто посещали Нижний мир. Разумеется, с необходимыми артефактами, но у Эдмара есть для Кема то, что нужно.

На шее у амулетчика висел на заклятой цепочке «Солнечный проводник»: с его помощью можно открывать-закрывать Врата Хиалы, и вдобавок он защищает своего владельца от демонов.

Горизонта здесь не было, и нормальной перспективы тоже не было. Не сразу поймешь, до тех деревьев – если это деревья – три дюжины шагов или полчаса ходу? То ли подводило зрение, приспособленное к людскому миру, то ли с расстояниями в Хиале все по-другому. Пойдешь к какой-нибудь возвышенности – и она сама поплывет тебе навстречу, хотя это всего лишь часть пейзажа, торчащий бугор. При этом местоположение бугра относительно всего остального как будто не менялось. Кемурт никак не мог определить, в чем тут фокус.

Вокруг зыбилась помойного цвета муть с блеклыми радужными пятнами, разводами и переливами. Вроде бы туман, но кажется, что все здесь только из этого тумана и слеплено – где он расплывался дымом, а где сгущался в предметы.

И наверху – вовсе не небо: за грязноватым маревом сквозило что-то вроде перевернутого ландшафта, нависающего над местностью на огромной высоте. Подумалось: вдруг оттуда кто-нибудь свалится?.. Какой-нибудь здешний демон… Кемурт поежился.

Вдобавок запахи. Ни на что не похожая вонь, от которой мурашки по спине – было в ней что-то угрожающее, впору бежать без оглядки, – смешивалась с гнилостными, приторными, кровяными, горьковатыми ароматами. Одни напоминали о помойке за лавкой мясника, другие о парфюмерном магазине, третьи о жженом тряпье или тухлых яйцах, и все они клубились в здешнем воздухе как будто сами по себе, независимо от каких-либо источников. У Кемурта даже мелькнула мысль, что, может, на самом деле это вовсе не запахи, а что-то другое, обоняние тут ни при чем, просто он воспринимает это таким образом.

Они направились к группе деревьев, которая маячила впереди, словно нарисованная расплывшейся черной тушью на туманном фоне. Вернее, направился Эдмар, и наемники тоже пошли, повинуясь его приглашающему жесту. Рыжий косился на него с раздражением, а вор сосредоточился на том, чтобы унять рвотные позывы, но оба понимали, что без опытного провожатого им тут хана.

Деревья поползли навстречу.

– С расстояниями в Хиале занятно, сами видите. Когда твое внимание к чему-то привязано, возникает притяжение между тобой и этим объектом. Если желаешь куда-то попасть, используй это, как путеводную нить, иначе так и будешь блуждать здесь и год, и два, и целые столетия напролет… Теоретически. На практике влипнешь в ту или иную ловушку намного раньше. Или, как вариант, угодишь к кому-нибудь на обед, и отнюдь не в качестве гостя.

Рощица была невелика и сквозиста, и вроде бы никто в ней не прятался, но в то же время она одним своим видом наводила безысходный тоскливый страх. Тейзург остановился, его спутники тоже. На черных изломанных ветвях висели грозди, похожие на мешочки с лягушачьей икрой, только икринки там были величиной с кулак. Они напоминали глаза с мутными расширенными зрачками и, казалось, в ужасе глядели на подошедших людей.

– Они живые, – севшим голосом произнес Хантре. – Их тут много… Им страшно.

Кем шагнул назад.

– Они неопасны, – небрежно бросил Эдмар. – Совершенно верно, им страшно. Их страх расходится волнами, заражая тех, кто находится в радиусе воздействия и не способен сопротивляться. Жертва присоединяется к ним, чтобы стать еще одним комком страха – видите, сколько их уже в этих гроздьях?

– А чего они боятся? – хрипло выдавил Кемурт.

– Чего угодно. Они боятся – это их базовое состояние, а причина страха – величина переменная. Нечто подобное можно наблюдать и в мире живых, но там это проявляется не столь наглядно, а здесь – красота минимализма, ничего лишнего… Хантре, ну вот что ты собрался делать?

– Попробую освободить их.

– Уймись, никто не держит их в плену, они сами сбились в кучу. Время от времени Акетис посылает сюда своих помощников собирать урожай, чтобы отправить эти несчастные ошметки на перерождение, это входит в его должностные обязанности. Примечательно, что демоны Хиалы их не едят – так же как человек не станет есть поганки.

Когда отошли подальше от рощицы, Кемурт выдохнул с облегчением, уж больно муторное чувство его там охватило.

– Хантре, ты сильно рисковал, – заметил Тейзург с сочувственной усмешкой. – Если честно, на тебя ведь подействовало? Ты вошел с ними в резонанс, как это порой за тобой водится, и проникся их настроением – иначе говоря, тоже начал бояться. Я-то рядом, и составить им компанию я бы тебе не позволил, но тем не менее… Хиала тебя пугает?

– Эдмар, отвали, – процедил рыжий.

– И куда же ты, интересно, денешься, если я тебя послушаю и отвалю? – ухмыльнулся тот.

Его лицо походило на вырезанную из белого мрамора маску, а глаза жутковато сияли, словно золото в плавильном горне. Длинные волосы, с конца прошлой восьмицы иссиня-черные с темно-красными прядями, слегка шевелились, напоминая хищные водоросли. Он выглядел здешним: если не знать, что он человек, его вполне можно принять за одного из демонов Хиалы.

Кемурт от всей души возблагодарил богов за то, что на эту прогулку они отправились втроем. Какой интерес Тейзургу цепляться к кому-то еще, когда рядом Хантре Кайдо? А не будь тут рыжего, начал бы, наверное, донимать Кема. Не может иначе, такая у него натура.

– О, а вот и местные обитатели! – Провожатый указал в мутную даль. – Не прощу себе, если вы на них не посмотрите, что за экскурсия без достопримечательностей?

То, что там копошилось, вначале смахивало на ожившую кучу мусора, а когда подошли ближе, оно утратило всякое сходство с чем-либо из того, что Кемурт видел раньше.

Все-таки не оно, а они. Похоже, их было несколько. И если бы с Кемурта Хонбица потребовали, чтобы он описал их словами – целый день бы промаялся, сочиняя более-менее подходящие определения.

Это не было похоже ни на людей, ни на животных. Может, подобные гады обитают где-нибудь в океанских глубинах, во владениях Таннут – безмолвной Госпожи Пучины. Или даже по соседству с людьми, в болотцах и закисших прудах, но там эта мелюзга не крупнее ногтя, а здесь кто величиной с лошадь, кто еще больше…

Кем видел их словно бы фрагментами, хотя со зрением у него все в порядке, но если такая картинка целиком – это в сознании никак не укладывается, а по частям – еще сойдет.

Огромная рогатая морда, сплошь покрытая коростой, повернулась в сторону пришельцев и разинула пасть, из которой вырвались хлюпающие звуки. Словно там, во тьме смрадной воронки, кто-то тонул и захлебывался.

– Ты тоже очаровательно выглядишь, Гаркангатер, – непринужденно отозвался Эдмар.

Боги, он их дразнить, что ли, собирается? Амулетчик на всякий случай приготовился открыть Врата с помощью «Солнечного проводника» – Тейзург уверял, что у него получится, – чтобы при необходимости без проволочек драпануть в человеческий мир.

– Подари людей, Золотоглазый! Или давай меняться! – утробно проревела глотка, перемежая слова хлюпаньем.

– В другой раз, Гаркангатер, эти мне самому нужны.

– Хоть одного отдай, хотя бы рыжего!

– Рыжего нельзя, – с сожалением заметило другое существо. – Он из запретных. Разве что сам захочет… Эй, рыженький, иди сюда, с нами хорошо-о-о…

У этой твари голос был женский, медовый контральто с чувственной хрипотцой, но исходил он из кожистого «фонаря» величиной с бочку, который тяжело покачивался на кольчатой змеиной шее, отливающей металлическим блеском. При этом существа так переплелись между собой, что не разобрать, где заканчивается одно из них и начинаются другие.

– Не пойдет он к вам, – усмехнулся Эдмар. – Хотя в позабытом прошлом у него и был некоторый опыт близких контактов с неким демоном.

– Тогда второго отдай! Ну что тебе стоит…

Кемурт буквально кожей ощутил, как эти исчадия Нижнего мира на него уставились. Это напоминало прикосновения – липкие, гадостные, но в то же время противоестественно возбуждающие.

– Ставь защиту, живо!

Голос Хантре отрезвил его, а то ведь чуть не шагнул им навстречу… Повинуясь мысленному приказу, «Солнечный проводник» создал преграду между амулетчиком и демонами – скорее «занавес», чем привычный «щит», но Кем сразу почувствовал, что в данном случае это наилучшее из возможного, прикрывает в том числе от ментальных атак.

В омерзительной шевелящейся куче разочарованно захлюпали, зашипели, застонали, а кто-то засмеялся, и этот смех, совсем человеческий, по-мальчишески веселый, показался вору самым страшным звуком из всей какофонии.

– Полюбовались, и довольно. Идем отсюда. Вы только что наблюдали типичную реакцию обитателей Хиалы на живого человека. Увы, от большинства моих здешних знакомых не приходится ждать ни разнообразия в мотивации, ни салонных манер. Хантре, а ты пользуешься успехом!

– Отвали.

Они уже отдалились от компании демонов и теперь находились посреди болотца под нависающим лохмотьями туманным пологом. Вокруг торчали кочки, оплетенные пульсирующими кроваво-синеватыми сосудами, которые вырастали из топкой почвы и в нее же уходили.

– Это я уже слышал. Впрочем, я помню не столь давние времена, когда ты не умел говорить ничего другого, кроме тривиального «я тебя убью».

– Может, мне в те времена просто нечего было тебе сказать, кроме этого?

– Туше, – ухмыльнулся Тейзург. – Это и впрямь была не самая лучшая из наших встреч, я тогда стал жертвой оговоров и кривотолков. Всякий мой поступок окружающие понимали неправильно, любые мои слова истолковывались превратно, и это роковым образом повлияло на твое ко мне отношение. Но потом, хвала Госпоже Вероятностей, все наладилось.

Болотце лежало в похожей на громадную чашу впадине, со всех сторон его обступали белесовато-серые холмы, сквозившие за туманом. Хотя не проходили же мимо никаких холмов, что это за очередной фокус, если еще пять минут назад во все стороны простиралась равнинная гладь с небольшими пригорками?

От холмов ощутимо тянуло теплом и запахом сырого мяса, и они как будто потихоньку придвигались, сжимая кольцо – или это все же был обман зрения? Перевернутый заоблачный ландшафт напоминал то ли руины бескрайнего города, то ли изжелта-бурую гористую местность, и там клубилась пыль, что-то происходило… Кемурт подумал, что в следующий раз надо будет захватить с собой в Хиалу бинокль.

– Бродить тут в человеческом облике непрактично. Можно вляпаться в какую-нибудь гадость, испачкать одежду – мелочь, а досадно. Кем, ты маг-предметник, так что тебе придется мириться с неудобствами, а тебе, Хантре, я бы порекомендовал сменить личину.

Вор упустил тот момент, когда Тейзург перекинулся – прямо на средине этой речи, и ведь даже голос не дрогнул. Только что стоял рядом человек в высоких сапогах, лосинах и кожаной куртке с пижонскими серебряными заклепками в виде скорпионов, а теперь на его месте какое-то жуткое нечто продолжает, как ни в чем не бывало, вещать все с той же невозмутимой интонацией.

Невольно подавшись назад, Кем едва не поскользнулся на «сосудах». Рыжий тоже шарахнулся, обернулся котом, выгнул спину, прижал уши с кисточками и зашипел.

– Нет, Хантре, это немного не то, что требуется, – снисходительно промурлыкал Эдмар, наслаждаясь произведенным эффектом. – Этак кто-нибудь из местных поймает тебя за шкирку да утащит к себе в логово… Ты когда-то умел принимать облик, по своим боевым характеристикам равноценный демоническому, попробуй сейчас сделать то же самое.

Кот втрое увеличился в размерах и ощетинился иглами, словно южный зверь дикобраз, чучело которого Кемурт видел в Абенгарте в Географическом музее.

– Уже неплохо, – заметил Тейзург.

И в следующий миг без предупреждения атаковал.

Спасибо воровскому богу Ланки, Кем успел отскочить. Может, они его и не задели бы – они же, наверное, не хотели ухайдакать полезного взломщика… А может, и зацепили бы случайно, и ему бы хватило. Он-то в отличие от магов не может перекинуться в шипастую бронированную зверюгу, для которой Хиала – дом родной.

Взбесившиеся монстры, которые еще несколько мгновений назад беседовали по-людски, то сшибались, то отскакивали друг от друга. Ошеломленный амулетчик проворно отступил, не сводя с них глаз. Во все стороны летели брызги и ошметки, но не разберешь, ранен кто-то или это всего лишь здешняя жижа, комья грязи и клочья выдранных из почвы «сосудов». Слишком стремительно оба двигались, чтобы он мог судить о ходе схватки.

Тейзург с его лоснящимися, как черный атлас, щупальцами, иные из которых оканчивались клешнями разной формы и величины, выглядел более опасным. Вздыбивший иглы кот проявлял чудеса увертливости и в придачу казался вконец разъяренным – словно дразнили-дразнили, а теперь пеняйте на себя.

Кем понял, что всей душой желает победы коту: во-первых, тот его из Конгата вытащил, в буквальном смысле в зубах унес, а во-вторых, он, несмотря на свои дикобразьи иглы, все-таки больше походил на существо из мира живых, чем его демонический противник.

Лицо залепило склизкой едкой грязью, и вор перестал что-либо видеть. Пока утирался, шум стих.

– А ты недурно держался… Только сделай милость, в следующий раз обеспечь себе гортань с человеческими голосовыми связками, как это делаю я, – тон Эдмара был спокоен и любезен. – Когда ты в обычного кота перекидываешься, оно невозможно, однако демонический облик ты можешь формировать по своему усмотрению.

– Да иди ты, – огрызнулся Хантре.

– Сейчас все вместе пойдем, не бросать же вас тут… Кем, что с тобой случилось?

– Грязью забрызгало, – так и подмывало добавить «вашими стараниями», но он сдержался.

– Бывает. Здесь, в Хиале, чего только не бывает… Отчего же ты не воспользовался возможностями «Солнечного проводника», чтобы избежать этой мелкой неприятности?

Кему стало досадно, что сплоховал. Засмотрелся на драку, разве что рот не разинул, как дурень на ярмарке, и забыл о важном. А еще вор! Поделом, что теперь и рожа, и одежда в грязи. Правда, он же воспринимал их, как своих, потому и не подумал о защите… Но это не оправдание.

– Хантре, открывай Врата, – распорядился Эдмар. – А я посмотрю, как у тебя это получится.

Получилось у рыжего не сразу. С четверть часа он мучился, а потом взорвался:

– Ты мне мешаешь?

– М-м, как ты догадался? – ухмыльнулся Тейзург. – Совершенно верно, мешаю. Максимально усложняю тебе задачу. Ты должен научиться открывать Врата Хиалы, даже если кто-то из здешних обитателей будет тебе противодействовать.

Хантре невнятно выругался и предпринял следующую попытку, а Кемурт терпеливо ждал. Толку-то проявлять нетерпение?

Выбрались они спустя полтора часа. Может, если бы рыжий дал понять, что сдается, Эдмар перестал бы куражиться и чинить помехи, но Кем сразу понял, что на это рассчитывать не приходится. У него зудела кожа и сводило живот, вдобавок опять начало тошнить. Эдмар сам же говорил, что при первом посещении Хиалы задерживаться тут надолго не стоит, а теперь так увлекся игрой с Хантре, что о третьем участнике вылазки совсем забыл.

Рыжий все-таки справился. Ну и злое лицо у него было под конец! А Тейзург выглядел довольным и возбужденным, словно побывал в театре на отменном спектакле. Кемурт еле плелся, мысленно вознося благодарственную молитву Ланки-милостивцу и про себя решив, что больше он в Хиалу ни ногой.

– В следующий раз пойдешь гулять на свою историческую родину без меня, – неприязненно бросил Хантре.

– Согласись, однако, что это был полезный для тебя урок…

Тот не согласился, даже не дослушал – перекинулся и потрусил по коридору на четырех лапах, с истинно кошачьим презрением к человеческим нотациям.

– Увы, при всем своем очаровании он никогда не блистал хорошими манерами, – заметил вслед ему Тейзург, обращаясь теперь уже к Кемурту, который тоже пресловутых манер не проявил, потому что ринулся, спотыкаясь, в другой конец коридора, к уборной.

Зинте страсть до чего хотелось путешествовать. Вот прямо сейчас. По неведомым землям Сонхи или по другим мирам. Позови ее кто-нибудь в экспедицию, как Эдмар той весной, когда они сбежали из Молоны, – так и сорвалась бы… Да нет, конечно же, отказалась бы, но после наверняка бы затосковала.

И надо же было случиться, чтоб это желание накрыло ее именно в то время, когда хочешь не хочешь веди оседлую жизнь, ночуй в тепле, береги свое и не только свое здоровье. Дошло до того, что однажды у нее мелькнула истинно зложительская мысль: пожалуй, хорошо, что Эдмар нынче заперт в Сонхи, а то бы вконец иззавидовалась, что он вовсю гуляет по чужим мирам, а ей с ним попроситься нельзя.

Она ужаснулась собственному эгоизму и сильно расстроилась, а потом решила, что вырвет с корнем из своего сердца эти зложительские ростки. Ей было стыдно перед Эдмаром, и когда тот заглянул в гости, встретила его ласково, стремясь загладить свою тайную вину, хотя перед тем сердилась на него из-за рыжего Хантре, которого на самом деле зовут вовсе не Хантре Кайдо.

Устроились с кружками горячего шоколада у камина, в комнате с сурийским ковром, который пламенел в сумраке раннего вечера, словно маковая лужайка. Глиняные кружки были теплые и шершавые, с нарисованными парусниками, вновь напомнившими Зинте о путешествиях, а сваренный матушкой Симендой шоколад пах мадрийским орехом, бадьяном и чуть-чуть новогодней ярмаркой.

– Мне ее до умопомрачения не хватает, – улыбнулся гость, глядя на Зинту поверх кружки. – Ты ведь знаешь о том, что вы похожи?

Та кивнула, сразу уловив, о ком он говорит. Когда познакомилась в чужом мире с Тиной, и сама подумала, что со стороны их можно принять за сестер.

– В твоей Молоне она была бы на своем месте: тоже доброжительница, каких поискать – и даже не в силу воспитания, а по велению души. Брр, до сих пор содрогаюсь, когда вспоминаю иные из ее доброжительских выходок. И в то же время – не хватает… Как выяснилось, меня к ней приворожили, причем еще в незапамятные времена, в Сонхи, она ведь тоже отсюда. Ее тогда звали Ренарна. Случился этот инцидент уже после того, как я ушел жить в другой мир. Дистанционный приворот, иногда и такое бывает. Сказать за это спасибо я должен Госпоже Вероятностей. Как обычно. Только мне думается, даже не будь этого несусветного приворота, я бы все равно в нее влюбился. Не так стремительно и не с такой силой, я ведь тогда не принадлежал к человеческой расе, но тем не менее… Наверное, именно воздействие приворота помешало мне ее убить. На тот момент это было в моих интересах, но мне до того хотелось заполучить ее живую, что я оказался не в силах нажать на спуск и навсегда лишить себя такого шанса. Забавно, правда?

– Романтично, – с одобрением возразила лекарка.

Они не стали зажигать свет, сидели в уютных зимних сумерках – в тепле, с шоколадом, в отблесках прирученного домашнего пламени. Зинта подумала о том, что ни разу не видела саламандру, разве что ожог от нее довелось исцелять.

– Потом я ее похитил и за все отыгрался.

– А вот это уже зложительский поступок, и хвалиться тут нечем!

– Да нисколько не зложительский. – Эдмар рассмеялся, его глаза мерцали в полумраке, и смех был такой же мерцающий. – Мы с ней всю дорогу играли, к общему удовольствию, и я подарил ей массу новых впечатлений, каких она нигде больше не получила бы. По-моему, она это все-таки оценила, раз не стала меня убивать. Даже больше – не сбежала, когда подвернулся шанс вырваться на свободу. Я слишком опытный игрок, чтобы опуститься до пошлости или незапланированных унижений, так что я ничего плохого ей не сделал. А она тоже отчасти игрок, пусть и делает вид, что это не так. Жаль, что ей нельзя в Сонхи. Она говорила, что хотела бы здесь побывать, но при ее на три четверти искусственном организме это категорически противопоказано. Что ж, зато не явится за Хантре.

– Заманил его сюда и доволен, – грустно упрекнула Зинта.

– Увы, не могу сказать, что я доволен. – Собеседник подмигнул и скорчил расстроенную физиономию.

Ну, как этого комедианта ругать, если для него все на свете – сплошной театр?

– Он ведь опять от меня ускользает, – продолжил Тейзург с оттенком печали. – Как будто я ловлю лунный свет на воде, и это продолжается уже целую вечность.

– А может, тебе этого и не надо? Ну, я имею в виду, никаких таких отношений в зложительском смысле не надо…

– Почему же сразу в зложительском? – Он вскинул бровь.

– Потому, – отрезала Зинта с праведным торжеством – тут она была на своем, как он порой выражается, игровом поле. – Позабыл, что я лекарка? Что для человека неполезно, я тебе хоть во всех подробностях расскажу. Да в таких подробностях, что не обрадуешься.

– И всю романтику порушишь. Наступишь на извращенно прекрасную волшебную орхидею, смахнешь нежнейшую радужную пыльцу с крыльев флирии…

Он не призадумался и не рассердился, наоборот, понес околесицу. Да она давно уже усвоила, что его ничем не проймешь.

– Погоди, дай договорить! Вот почему ты всегда стараешься заморочить? Может, он для тебя что-то символизирует – ту жизнь, к которой тебя всегда тянуло, какое-то, может, просветление… Я не мастерица говорить складно, как ты или Суно, но ты понял, что я хочу сказать?

– Ой, как все сложно! – ухмыльнулся этот зложитель.

– Значит, серьезно разговаривать ты не хочешь?

– Зинта, я ведь начал серьезно, а ты сразу давай сводить разговор на клинику – по-твоему, это было по-доброжительски?

– Да!

– Позволь с тобой не согласиться.

– Не позволю, – буркнула Зинта и, не желая ввязываться в словесные игры, на какие он мастер, сама перевела на другую тему:

– Лечебница у тебя в Ляране уже принимает больных?

– Почти переполнена. – Он криво ухмыльнулся. – Тебе понравится, она красивая – вначале предполагалось, что это будет еще один дворец.

– Я бы и рада на нее посмотреть, да какие мне теперь путешествия…

– Не теперь, так потом, а пока я тебе ее нарисую.

Уже после того, как он ушел, Зинту осенило: вовсе она не отказалась от путешествий, просто отложила их на потом! Лет через пятнадцать-двадцать, когда ее дети вырастут… Главное, не стать за это время закоренелой домоседкой.

Эту комнату Кемурт про себя называл «безликой» – тут не было ничего приметного, чтобы дать ей какое-нибудь другое название, например, «зала с нефритовой мозаикой», «комната с лилиями на потолке», «тупичок с радужным креслом», «комната с китонскими куклами», «гостиная со стрекозиными гобеленами».

До белизны светлые кленовые панели, на полу коричневый, как палая листва, ковер и под цвет ему сурийские подушки для сидения, а из мебели только низкий деревянный столик.

Хантре Кайдо повадился приходить сюда в облике и лежать, свернувшись, на подушке возле облицованной изразцом печки. Тут-то Кем его и нашел.

– Эдмар опять варит кофе на троих, – шепнул он, присев на корточки перед котом, недовольно приоткрывшим щелки янтарных глаз. – Опять сахара не доложит… Он же грозился приучить нас к прелести настоящего кофе – к той горечи, которую он сам любит. С сахаром нормально, а если по его рецепту, на вкус хуже касторки. Только не говори ему, что я тебе это сказал.

– Не скажу, – отозвался Хантре.

Перекинулся он в мгновение ока: скатился с подушки и в следующий момент уселся рядом на полу – уже не диким котом с кисточками на ушах, а человеком.

– Знаешь о том, что существуют артефакты, способные запоминать и повторять человеческую речь?

– Читал. Их очень сложно изготовить.

– Думаешь, у Эдмара таких нет?

– Так не станет же он их у себя дома в каждую комнату совать, – возразил Кем, сделав в уме заметку, что свалял дурака, надо следить за языком. – Это лучше где-нибудь на стороне для слежки использовать.

– Все равно учти. На всякий случай.

Хантре выглядел каким-то смурным: сидит на ковре, прислонившись к стенке, разговаривает – и в то же время витает мыслями где-то далеко, да, похоже, в таких сферах, которые ему совсем не нравятся. Он из тех, у кого много чего на лице написано.

– Ты давно служишь Тейзургу?

– Я ему не служу. – На отстраненной физиономии рыжего на секунду наметилась раздосадованная усмешка.

– А… – Если б амулетчик сейчас что-нибудь жевал, наверное, поперхнулся бы. – Ты же у него наемник, и он тебе платит за то, чтобы ты ужасателей ловил…

– Я делал бы то, что делаю сейчас, даже если бы мне за это не платили. – Он пожал плечами, словно речь шла о каких-то незначительных вещах, без которых вполне можно обойтись. – Правда, тогда бы приходилось ловить на прокорм мышей и крыс, и никакого кофе со сливками.

– Ты, главное, ему об этом не скажи, – посоветовал Кем, про себя добавив: «Ну, и кто из нас после этого должен учесть насчет подслушивающих артефактов?»

– А он знает.

– И до сих пор не урезал тебе жалованье? – деловито изумился вор.

– Ага. А то вдруг я свалю.

– В Ложу? Они ведь тебя вербовали…

– В Ложу я точно не пойду. За ними куча грязных дел, пусть катятся в Хиалу со своей вербовкой.

Это заверение успокоило Кемурта, который был овдейцем и проигрыша своей стране не желал.

– Кстати, о Хиале, Эдмар сказал, что завтра мы опять туда.

– Без меня. – Рыжего передернуло.

– С тобой, – возразил появившийся на пороге Тейзург, который хорошо если не подслушивал за дверью. – Вы оба должны там освоиться, чтобы при необходимости укрыться в Хиале или воспользоваться ее короткими тропами. А если ты свалишь, у меня характер испортится.

– Ты мне это уже когда-то говорил, – заметил Хантре, прикрыв глаза. – Насчет своего сволочного характера, который может еще больше испортиться. Давно. Очень давно. В то время, когда тебя звали Золотоглазым и у тебя еще не было других имен.

– Нашел что припомнить. – Эдмар пинком отправил в угол, где расположились наемники, ближайшую подушку и, подойдя, уселся на нее с безупречной элегантностью сурийского вельможи. – Ты из-за этого в дурном настроении? Из-за нахлынувших воспоминаний о раннем периоде наших романтических отношений?

– Не из-за этого. Ктарма собирается нанести удар, и я никак не могу уловить, где и когда. Похоже, они применили какие-то скрывающие ментальные чары, через которые сложно пробиться.

– Давно у тебя это ощущение?

– С полчаса назад появилось. Пытаюсь хоть что-нибудь увидеть, но пока ничего, при этом сопутствующий эмоциональный фон такой паскудный, что дальше некуда… Они затеяли что-то, что мне сильно не понравится, и я до сих пор не понял, что это будет.

– «Мясорубка»?

– Нет. Другое.

– Тогда я угощу вас кофе. – Тейзург в отличие от Хантре великолепно владел собой, только радужка его длинных, обведенных угольным контуром глаз начала отливать золотом. – Все равно действовать мы сможем не раньше, чем тебе откроется, что и где должно произойти.

Столик подъехал к ним, оставив борозды в коричневом ворсе ковра, а серебряный поднос с кофейником и тремя чашками маг изящно-небрежным движением достал прямо из воздуха – из своей волшебной кладовки.

– Сахар и сливки, – буркнул Хантре. – Иначе сам его пей.

– Бесподобные у тебя манеры. Вполне допускаю, что даже в ту забытую пору, когда я был демоном Хиалы, а ты воином добра и света, рядом с тобой я выглядел не в пример более воспитанным индивидом.

Говоря, Эдмар извлек из кладовки сливочник и сахарницу. Кемурт догадался, что он их заранее приготовил, на тот случай, если рыжий упрется и никак не получится угостить его изысканной горечью. Пока он наливал Хантре сливки, вор вынул из сахарницы, вокруг которой обвился рельефный серебряный ящер, кусок покрупнее и утопил в своей чашке – быстро и плавно, словно стибрил пирожок с лотка или мыло в хозяйственной лавке.

Тейзург приподнял бровь, но ничего не сказал, а Кем пожалел о том, что сделал. Не стоило. Скорее всего он за это так или иначе еще схлопочет.

– Давай попробуем методом исключения, – предложил Эдмар, отпив кофе. – Ты у меня здесь, под присмотром. Зинта? Причинить вред лекарке под дланью Тавше они не осмелятся, это будет прямой вызов Милосердной. Отыграться на ком-нибудь другом… Какой в этом смысл? Я ведь отношусь к жизни и смерти философски. Но если они все же избрали такой сценарий, кто может попасть под удар? Хеледика? Она и сама немало насолила Ктарме, но рядом с ней сейчас ее старшая родственница – опытная и могущественная ведьма, вдобавок видящая. Кто еще со мной связан – остальные песчаные ведьмы, жители страны Китон? И те и другие устроят агрессивным чужакам такую встречу, что посланцы Ктармы из разряда ужасателей стремительно и плачевно перейдут в разряд мучеников. Мои кофейные плантации и ирригационные сооружения в Ляране хорошо защищены, их стерегут демоны Хиалы.

– Демоны?.. – переспросил Хантре.

– Из свиты Серебряного Лиса, по уговору. Уж как они обрадуются незваным гостям – чтобы это себе представить, надо самому быть хоть немножко демоном. Что-нибудь из того, что я перечислил – горячо?

– Нет. Другое. И как будто я уже с этим сталкивался – в той жизни, которая была до Сонхи. Чувство такое… привычное и крайне мерзостное. Из того привычного, к чему никогда не сможешь привыкнуть до конца. Ты ведь знаешь тот мир, из которого я сюда пришел, и у тебя-то с памятью все в порядке. Вот смотри: организация религиозных фанатиков, убежденных в том, что именно они – образец праведности и чистоты, именно они угодны богам, а все остальные – человеческие отбросы. Им никак не удается навязать окружающему миру свою правоту, и они мстят тем, кто не согласен жить по их правилам. Мстят за несогласие – и стараются запугать, чтобы остальные хотя бы из страха начали подчиняться. Вопрос, какой объект они с наибольшей вероятностью выберут для карательного удара?

– Энергостанцию. Вокзал или порт. В Сонхи нет энергостанций, а к местным вокзалам и портам я никакого отношения не имею. Впрочем, в паянском порту, где я когда-то зарабатывал на пропитание, у меня масса знакомых – бывшая клиентура и коллеги по гильдии контрабандистов.

– Тоже не то. Совсем другое.

Рыжий поставил на столик опустевшую чашку и снова привалился к стене. Вид у него был такой, словно он готов в любую секунду сорваться с места – но в этом не было смысла, пока не угадал, «где и когда». Наверное, даже вкуса кофе не почувствовал, хоть и вытребовал из принципа свои любимые сливки и сахар.

– Может, моя новая мануфактура? – в раздумье произнес Эдмар. – Я тебе еще не говорил, собираюсь открыть в Ларвезе производство кофемолок и механических швейных машинок. Последние сейчас делают только в Бартоге, технологию держат в секрете, и стоят они безумно дорого. У меня есть описание древней земной технологии, и специалисты-механики, которых я нанял, уже разобрались в деталях. А кофемолки предполагается выпускать небольшими партиями, по моим собственным эскизам. Мануфактура будет работать в Аленде, с Ложей я все уладил. Не могла ли Ктарма нацелиться на мое предприятие? У меня там уникальное оборудование, изготовленное по иномирским чертежам… Хантре, что с тобой?

Кемурт никогда еще не видел, чтобы человек так страшно бледнел. Даже во время недавней прогулки в Нижний мир Хантре выглядел получше, а сейчас его физиономию враз залила мертвецкая бледность.

– Лечебница… – произнес он таким голосом, словно жить ему от силы пять минут осталось.

– Что с тобой? – Эдмар подался вперед и схватил его за руки, попутно свалив кофейник. – Тебе плохо? Сейчас позову Зинту…

– У тебя в Ляране есть какая-нибудь лечебница? – перебил Хантре.

– Одна есть. Я открыл ее по обету во славу Тавше, и те, кто не может заплатить, получают там помощь за мой счет. В чем дело?

– Рвем туда. – Рыжий вскочил на ноги, словно пружина распрямилась. – Через Хиалу, так короче.

– Да ведь ты же боишься…

Видимо, Тейзург хотел ему напомнить, что он боится Хиалы, сам же говорил, что больше туда ни ногой, – но напоминать было уже некому. Хантре мигом сотворил заклятье, отворяющее Врата в Нижний мир, обернулся давешним котом-дикобразом и прыгнул в туманную арку. Эдмар бросился туда следом за ним, тоже приняв демонический облик.

Арка исчезла – Врата Хиалы закрылись. Оставшийся в пустой комнате Кемурт сидел в одиночестве перед столиком с серебряной посудой и ошеломленно моргал.

Дворец издали напоминал вырезанный из кости гребень, который воткнули в песок и забыли. Белый, изящный, позолоченный солнцем, достойный украшать косу Тавше Милосердной, он слегка дрожал и двоился.

Фарийма утерла глаза. Не плакать. Олосохар выпьет твои слезы, а взамен ничего не даст, поэтому – не плакать.

– Мама, я хочу водички, – прохныкал Сейбур.

– Потерпи.

– Мама, я хочу домой! Я хочу к деду…

– Замолчи, – подавив новый всхлип, прикрикнула Фарийма.

Она сбежала. Пошла навестить занемогшего отца, тут-то и началось. Она знала, как выглядят воины Ктармы и чего от них ждать: увидев их во дворе, поняла, что дело худо, – и мимо лечебницы, в пустыню. Словно туда и направлялась, собирать коричнево-зеленые почки кустиков киго, которые созревают к середине месяца Быка.

Решила обойти город по дуге и вернуться с другой стороны. Не может быть, чтобы всю Лярану захватили ктармийцы: тогда бы им не понадобилась лечебница, которая стоит на отшибе. Говорили, что князь начал строить на этом месте еще один дворец для себя, а потом по обету отдал его в дар Тавше.

Если предупредить остальных горожан, сообща они дадут отпор, а княжеские амулетчики пошлют мыслевесть господину Тейзургу. Лишь бы не оказалось, что князь сгинул: тогда «воины чистоты», которым не от кого ждать возмездия, всех поголовно замучают.

Ушли недалеко. Сейбур пройдет немного и выбьется из сил, да и шажки у него не такие, как у взрослых. А когда Фарийма брала его на руки, сама тащилась, как старая верблюдица. Пот тут же высыхал, заплетающиеся ноги словно песком набиты. Лечебница до сих пор не пропала из виду, хотя все-таки уменьшилась: белеет дорогим резным гребнем за барханами, порой расплываясь в пятно – то ли от сияющего олосохарского марева, то ли от слез.

– Мама, смотри, большая змея и большая киса наперегонки бегут!

В первое мгновение Фарийма оцепенела, но сразу припомнила, что князь Тейзург порой оборачивается огромным змеем – сама не видела, люди рассказывали. Если это кто другой, они с Сейбуром пропали. Черная змея стремительно скользила по барханам, и вровень с ней вприпрыжку несся диковинный крупный кот. Женщина стояла, как вкопанная, прижав к себе сына – все равно от таких зверей не убежишь. Ей было тошно от страха, но она молилась про себя Милосердной и Радетелю, а Сейбур, слишком маленький, чтобы испугаться, с любопытством глядел на приближающееся диво.

Рыжевато-серый кот перекинулся первым. Раз – и вместо него уже парень, светлокожий, как северные бледняки, без тюрбана, волосы огненного цвета стянуты на затылке. Совсем молодой и очень красивый, но с открытым лицом – тоже по обычаю северян. После превращения он не удержался и проехался по песчаному склону, однако тут же вскочил на ноги. Сейбур, глупенький, засмеялся, и парень улыбнулся в ответ, хотя глаза у него оставались тревожными.

Змей с изумрудными и фиолетовыми переливами на антрацитовой чешуе вначале поднялся на хвост, оказавшись выше и Фариймы, и своего спутника, и лишь тогда обернулся – с достоинством, как подобаетважному господину. Он тоже был с непокрытой головой и без матхавы, в богатом одеянии, атласно-черном с красной вышивкой.

Всхлипнув, Фарийма повалилась перед ним на колени – и от облегчения, что это не какая-нибудь олосохарская нечисть вроде стига или скумона, и потому, что сейчас только на него вся надежда.

Князь Ляраны принялся ее расспрашивать, время от времени переговариваясь на незнакомом языке с рыжим магом. Тот смерил ее взглядом и что-то сказал со злостью, обращаясь к Тейзургу. Фарийма испугалась, что он на нее рассердился – может, подозревает, что она заодно с врагами? Но князь ответил рыжему усмешкой, достал прямо из воздуха, как только маги умеют, серебряную флягу и протянул ей.

Отхлебнув глоток на пробу, женщина напоила Сейбура, потом сама утолила жажду. Поняла: рыжий потребовал, чтобы князь дал им воды.

– Фарийма, чтобы спасти заложников, нам надо попасть в лечебницу, не подняв переполоха, – обратился к ней господин Тейзург. – Ты готова помочь?

– Да!

Там отец – хорошо, если еще живой. И с Ктармой у нее свои счеты.

Город представлял собой столпотворение потрепанных шатров, неказистых временных лачуг и добротных, но по большей части недостроенных домов. На четырех площадях стояли каменные водозаборные будки. Нечестивый маг Тейзург колдовским способом пробурил шкуру Олосохара, чтобы добраться до подземной воды, но этого ему показалось мало, и он отобрал у соседей реку Шеханью, а демоны Хиалы доставили сюда изготовленные в далекой стране трубы.

Местные жители еще не знали, что нечестивая, как и сам ее основатель, лечебница захвачена воинами чистоты. Те прибыли в Лярану под видом страждущих и выполнили первую часть своего замысла, а теперь им надо было затаиться, пока маги из их отряда не сплетут губительные для всего живого заклятья.

Первым делом маги Ктармы сотворили чары, не позволяющие открыть Врата Хиалы ни в самой лечебнице, ни в окрестностях, а потом приступили к тому благому делу, ради которого проникли в эту обитель скверны.

Пока они занимались своей богоугодной работой, которая требовала и времени, и немалых усилий, остальные воины карали нечестивцев. Все пациенты этой лечебницы были нечестивцами, иначе не пришли бы за помощью к Тейзургу, а о лекарях и говорить нечего.

После полудня из города привезли козье молоко. Воины Ктармы выпустили кухонную прислугу принять товар: будто бы все как обычно. Запуганных парней держали на прицеле арбалетчики. Возчик ничего не заподозрил и уехал восвояси, насвистывая глупую песенку.

Небо в той стороне, откуда прилетает Пес Анвахо, уже порозовело, когда на дороге, ведущей из города к лечебнице, показались мужчина и женщина. Они спешили, едва ли не бежали. Вскоре часовые разглядели, что мужчина несет на руках девочку с длинной косой.

– Впустить их – и к остальным, – распорядился командир.

Когда эти двое вошли во двор, иные из воинов Ктармы не сдержали возгласов. Парень в линялом тюрбане и латаной бедняцкой одежке держал на руках мальчика – до синевы бледного, без сознания, а за косу издали приняли змею, которая обвилась вокруг шеи ребенка, вонзив зубы ему в плечо. Голова этой гадины была окровавлена, хвост свисал безжизненно, словно конец пояса.

– Помогите, люди почтенные! – крикнула женщина. – Эта тварь напала на моего сына, а этот добрый человек ее убил, да голову оторвать никак не можем, лекаря позовите!

– Пошла! – ее пихнули к двери. – Иди, иди, будет тебе лекарь! А ты кто такой?

Парень не проронил ни слова, только темные глаза сверкали над закрывающей лицо повязкой. Молодой еще, раз носит матхаву.

– Не говорит он по-здешнему, почтенные, – торопливо объяснила женщина. – С юга он, из дикого племени, зато работящий. Ох, помогите, лекаря позовите!

– Гоните их к остальной погани, – велел командир.

Это с ним уже было.

Не в точности как здесь и сейчас, по-другому, но было.

С такими, как эти, он уже сталкивался.

В больницах, школах и театрах им словно медом намазано: прийти туда, где люди чувствуют себя в безопасности – и дать волю той пакости, которая копошится в потемках души, будто черви в куске гниющего мяса. Разумеется, это делается не просто так, а во имя богов, за идеалы, за веру, за торжество высоких моральных принципов… «Во имя» – важная составляющая: она оправдывает любую трапезу жадных до чужой боли червей, надо только поверить в священную цель самому и убедить окружающих. Первое достигается легко, со вторым сложнее, но первого обычно вполне достаточно.

Мимоходом вспомнилось: в той прошлой жизни, которая утонула в непроглядном тумане, он изменил свое отношение к Эдмару – или как его тогда звали? – именно после того, как начал раз за разом сталкиваться с этими. Эдмара на тот момент уже убили, а он вдруг осознал, что, пожалуй, преувеличивал, отводя ему роль самого большого на свете зла. Пресловутые любители вокзалов, школ и больниц, которые всегда «во имя», – намного хуже, истинная мразь, а коронный оправдательный прием у них – скинуть всю ответственность за свои действия на какое-нибудь божество, а то и вовсе на конструкцию из более-менее удачно состыкованных словесных формулировок.

В чем заключался его тогдашний конфликт с Золотоглазом, который теперь снова жив, он вспомнить не смог. Мелькнуло и пропало, и, в общем-то, не важно. Но ощущение узнавания – снова эти, и в Сонхи тоже! – было настолько сильным и яростным, что его передернуло.

– Как же ты собираешься драться, если тебя трясет? – поинтересовался Тейзург шепотом, с намеком на ухмылку. – Невооруженным глазом видно.

– Я не драться собираюсь, а убивать.

Они укрылись в лаборатории. Беленый сводчатый потолок, подвесные шкафчики, на столах котелки, ступки, мешочки, склянки, жестянки, все в беспорядке, на полу растоптанные осколки и просыпанная сушеная ромашка. От этой картинки у него сжало горло.

Пять минут назад, в коридоре, внезапно ожившая змея соскользнула на пол, и раньше, чем конвоиры успели что-либо сделать, перекинувшийся Тейзург превратил их в улиток. Справа была дверь в комнату для приготовления лекарств, туда и свернули. Это здание Эдмар сам проектировал и потому знал как свои пять пальцев.

Женщина с ребенком на коленях примостилась в углу, на чьем-то брошенном халате. Напряженная, словно от нее того и гляди начнут бить электрические разряды. Возможно, ей казалось, что они медлят, но прежде, чем действовать, надо определить, кто где находится, – этим он сейчас и занимался.

– Большое скопление людей на втором этаже, почти прямо над нами. Там заложники и часть бандитов. – Для него это выглядело словно колышущееся мутное пятно, окрашенное всеми оттенками боли, страха, да еще сытого, до упырьей отрыжки, довольства тех, кто кормится этой болью и страхом. – Присутствие магии слабое – вероятно, у кого-то есть амулеты. Маги внизу, тоже всем скопом, налево от нас, на некотором расстоянии.

– Должно быть, в трапезной – самое просторное помещение, – отозвался Эдмар. – Наверняка мерзавцы там еще и продуктов на круглую сумму сожрали. Что ж, я пойду к ним, а ты – на второй этаж, потом сними охрану во дворе и после этого присоединяйся, если я до тех пор не управлюсь с магами.

Он выскользнул в пустой коридор первым, на ходу сдернув с волос серебряную заколку-пряжку с черненым узором и рубинами. Хантре тоже распустил собранные в хвост волосы: это усиливает эффективность некоторых магических приемов, ради того и отрастил шевелюру, хотя – если верить смутному впечатлению, которое даже полновесным воспоминанием не назовешь, – когда-то в прошлом он стригся коротко.

Ага, его трясло. Внутренне, но Эдмар заметил. Это не помешает ему действовать. Никогда не мешало.

В окна лился чайно-золотой солнечный свет, беленый потолок безмятежно сиял, и если смотреть только глазами – никаких признаков того, что этажом выше творится что-то страшное.

Фарийма осталась одна. Сейбур лежал у нее на руках, как неживой, но беспокоилась она не о нем, а об отце. Князь Тейзург сказал, что с мальчиком все в порядке, и можно бы прямо сейчас расколдовать и разбудить его, но с этим лучше обождать. Если сюда заглянет кто-нибудь из ктармийцев, ее сыну лучше выглядеть мертвым.

Отец в плену у этих разбойников. Он был каменщиком и позавчера неудачно подвернул ногу на стройке: руки работящие, а кости-то уже старые. Другие работники отнесли его на носилках в лечебницу, и господин лекарь сказал: «перелом голени», вдобавок с сердцем худо, на ближайшее время ему надо бы остаться здесь, под присмотром. В Палахиде, где они жили раньше, никто бы и речи не завел о такой милости.

Думать о нем и мучиться было невтерпеж. Фарийма устроила Сейбура поудобней, прикрыв полой чужого халата, потом сунула в карман прихваченный со стола ножик и тихонько отворила дверь.

Князя и рыжего мага уже не видно. Никого, только три большие черные улитки уныло ползут по коридору.

Сверху донесся шум. Маги перед тем разговаривали на чужом языке, и Фарийма ничего не разобрала, но сейчас догадалась, что сражение началось. Палаты для больных на втором этаже, и понятно, что всех пленников согнали туда. Она бегом кинулась к лестнице.

На ней были шаровары, платье до колен, шнурованная безрукавка с карманами и обережной вышивкой. На голове платок, лицо закрыто матхавой. Все неброское, одного цвета с блекло-коричневыми Ирбийскими скалами, которые видны из города за барханами на горизонте. В Палахиде так одевались все женщины, чтущие закон и обычай, да и здесь такая одежда не редкость, хотя в Ляране закон другой, дозволено и яркое носить.

В ней не должны узнать ту, которая принесла в лечебницу укушенного змеей ребенка. Если что, она прикинется перепуганной дурочкой.

Шум и возгласы. Из дверного проема в середине коридора вывалился спиной вперед дородный бородатый ктармиец, звякнуло оброненное оружие. Фарийма юркнула в ближайший проем и оказалась в комнатушке с полками, на которых хранилась всякая утварь для ухода за больными. Людей тут не было, а по коридору приближался топот, и прикрыть дверь она не рискнула – вдруг заметят. Прижалась к стене меж двух прибитых полок, молясь Тавше и Кадаху, чтобы на нее не обратили внимания.

Воин Ктармы, хромая, протопал мимо – он спешил к лестнице и затаившуюся женщину не увидел. Зато Фарийма разглядела его лицо и на мгновение оцепенела, а стенка, в которую она вжималась лопатками и затылком, показалась ей холодной, как склизкая глинистая почва раскопанной могилы.

Бесформенная куча камней, и оттуда торчит пыльная сухая ветка – так это выглядело с расстояния в дюжину шагов.

Фарийма его знала.

У Сейбура была старшая сестра Манарья, в этом году ей бы исполнилось одиннадцать. Когда жили в Палахиде, Манарью изнасиловали двое сопляков-оборванцев. Их потом поймали и выпороли на площади, как положено по закону, а десятилетнюю Манарью побили камнями – тоже по закону.

Палахида живет по заветам Ктармы, которые гласят, что коли девушка, не важно, какого возраста, лишилась девственности до замужества – ее надлежит казнить, если только уважаемые свидетели не подтвердят, что она изо всех сил сопротивлялась насильникам. Свидетелей не нашлось, да и откуда бы им при таких обстоятельствах взяться?

Отец Фариймы попытался спрятать внучку, но соседи донесли. Манарью у него забрали и привели приговор в исполнение, перед тем закопав ее в землю по пояс, как велит закон Ктармы.

Куча камней, и оттуда торчит тонкая, как ветка, скрюченная рука, серая от пыли.

Фарийма присутствовала при казни. В глазах у нее плыло, боль раздирала сердце, и она молила богов, чтобы ее девочка умерла поскорей, без мучений.

Она запомнила тех, кто бросал камни. Всех вместе и каждого по отдельности – как на фреске, где все стерлось и выцвело, кроме лиц, которые видны отчетливо: азартные, жестоко-веселые, опьяненные своей ликующей правотой.

На другой вечер после похорон к ним домой приходил ктармийский наставник-вероучитель. Понятно, не к Фарийме, а к ее мужу, Джохишу-гончару. Фарийма заварила им чай и почтительно подала на стареньком лаковом подносе. Как же ей хотелось сыпануть яду в чашку почтенного гостя, но никакой отравы в доме не было. Да и нельзя: ее ведь за убийство тоже побьют камнями, а как же тогда отец и Сейбур?

Она слышала их беседу. Наставник объяснял Джохишу, что закон хороший, нельзя роптать, ибо, если женщин не держать в страхе, они возьмут себе много воли, как женщины северных бледняков или, не к ночи будь помянуты, песчаные ведьмы, – надо возблагодарить богов за то, что мудрый закон защищает жителей Палахиды от такого ужасного бедствия. Джохиш мало-помалу все больше с ним соглашался и потом, когда гость ушел, накричал на Фарийму и поколотил ее до синяков, придравшись к тому, что чай она заварила невкусный и чересчур гремела посудой.

В начале весны Джохиш умер, и Фарийма, стыдно вспоминать, почти не опечалилась. Плакала, как положено по обычаю, желала ему вслух добрых посмертных путей, а сама вспоминала, как он говорил про Манарью, повторяя за наставником, что дурную траву надо выполоть, дабы все поле не погибло – и душа у нее была словно черствая корка.

Тогда-то отец и сказал: «А пойдем, Фарийма, в Лярану, что нам с тобой здесь терять?» И они пошли, тайком прибившись к каравану, который из приморского города Суфлата, живущего под властью Ларвезы, направлялся с товарами через Палахиду в глубь Суринани. Отец все свои сбережения отдал караванщикам, и те, хвала богам, не обманули. В Ляране он нанялся на стройку, и Фарийма тоже стала работать. Для Палахиды это неслыханное дело, там женщину, которая отправится на заработки, побьют камнями, а здесь – можно.

Она собирала в тачку строительный мусор, и по сравнению с прежним существованием это казалось ей невероятно увлекательным: можно всюду ходить, смотреть по сторонам, а то и с кем угодно переброситься словечком-другим – небывалая свобода! Ютились они с отцом и Сейбуром в крохотной лачуге, зато их кормили досыта, а в будущем они смогут построить себе хороший дом. Фарийме здесь нравилось, но порой она думала о Манарье, которую не смогла защитить, и такая наваливалась тоска…

Куча камней, сбоку торчит серая ветка. Может быть, это и правда ветка, а Манарьи там нет? Но если подойти ближе, увидишь судорожно согнутые маленькие пальцы с набившейся под ногти грязью.

Сбежавший ктармиец был среди тех, кто прошлой зимой в Палахиде казнил Манарью. Фарийма им всем желала дурной смерти. Нет уж, этот важный бородач, умеющий метко бросать камни, от расправы не уйдет.

Она кинулась по лестнице за ним, нащупывая в кармане нож. Тут же подумалось, что где ей зарезать такого здоровяка, она ведь не умеет убивать, а он сильный мужчина и воин, выбьет у нее оружие, она его разве что ранить сможет…

И тогда Фарийма воззвала к Зерл, моля о помощи.

В Палахиде обычай запрещает женщинам молиться Неотступной. Только воины могут обращаться к богине преследований и сражений, для женщины это тяжкое преступление, а ту, что осмелится войти в храм Зерл, надлежит побить камнями – так наставляли ктармийские вероучители.

Еще год назад она бы не посмела, но за время путешествия из Палахиды в Лярану насмотрелась на всякое. В иных городах двери храмов Зерл были открыты и для мужчин, и для женщины, а еще люди рассказывали, что на юге за Олосохаром есть такие страны, где женщины тоже становятся воинами.

То ли ее отчаянный беззвучный возглас достиг слуха Неотступной, и та, поглядев с удивленной улыбкой из своих запредельных чертогов, послала Фарийме подсказку, то ли само по себе нарушение запрета смело какие-то внутренние помехи, но она поняла, что надо сделать. Придушить его – веревкой, шарфом, поясом, чем угодно…

Ктармиец не мог не слышать ее шагов, но решил, что следом бежит кто-то из его товарищей, и не оглянулся. Возле двери, которая вела с лестницы в коридор первого этажа, он замешкался, осторожно выглянул – и тут ему сдавило горло наброшенной сзади удавкой.

Фарийма душила его своей матхавой. Он ждал вовсе не такой опасности и не успел напрячь шейные мышцы, что дало бы ему хоть какой-то шанс. Хрустнула гортань, но он все еще пытался сопротивляться, а Фарийма изо всех сил тянула концы захлестнутой тряпки и выла, как разъяренная кошка, выпустив наружу всю ту муку, которая грызла ее целый год и добрую половину души ей выгрызла.

Жертва уже обмякла, словно громадный бурдюк с водой, а она продолжала душить, но потом поняла, что все закончено, и опустила враз ослабевшие руки.

Ктармиец тяжело осел на пол. Фарийма привалилась к стене, у нее не было сил, чтобы отойти в сторону. В боку болело, как от ушиба – похоже, он ее ударил. Ну и пусть. Зато без матхавы легче дышалось.

Они победили, но не успели.

Это он опять не успел. К тому времени, как он ворвался в первую из палат, где держали заложников, бандиты убили семнадцать человек. Развлекались, пока маги Ктармы выполняли основную работу – плели разрушительное для города заклятье, ради которого все и было затеяно. Обезображенные трупы с вырванными языками и отрезанными носами лежали на полу возле стены, устрашая живых, которые ожидали своей очереди. Уже и мухи жужжали над лужами свернувшейся крови.

Ему надо было оказаться здесь на три-четыре часа раньше. Слишком поздно уловил, куда нацелилась Ктарма, да потом еще они с Эдмаром потеряли драгоценное время, поскольку из-за вражеских чар не смогли открыть Врата Хиалы поближе к лечебнице. Ощущение проигрыша и своей вины было острым, словно поворачивали в ране нож, однако не мешало ему действовать.

Перебив бандитов наверху – он видел, кто есть кто, и посылал смертоносные импульсы точно в цель, словно вел избирательно-веерную стрельбу (как будто в прежней жизни ему приходилось использовать оружие с такими возможностями), он перекинулся, выпрыгнул в окно, снова перекинулся и зачистил двор. Кое-кто сбежал, но Хантре был нужнее здесь и вместо погони бросился на помощь Тейзургу.

Вдвоем они дожали ктармийских магов, заодно вконец угробив трапезную, еще полчаса назад чистенькую, с растительными фресками на стенах. Хантре мимоходом посочувствовал уборщикам, которым придется отскабливать от этих стен кровавые ошметки, – и снова наверх. Лекари убиты, но кто-то должен оказать помощь пострадавшим. Он умел и раны перевязывать, и даже в какой-то степени лечить, используя собственную энергию.

Было уже за полночь, когда его увел оттуда Золотоглазый. Чуть ли не за шиворот уволок, объясняя по дороге, что пациентами займутся лекари под дланью Тавше, которых он только что доставил сюда из Молоны через Хиалу. Можно считать, похитил, но объяснил им, что на то воля Милосердной, и эти доброжители уже взялись за дело, их ведь хлебом не корми – дай принести пользу, а Хантре сейчас надо отдохнуть.

От его болтовни голова шла кругом, потом он еще и кружку подсунул, пить давно хотелось – и Хантре лишь спустя несколько секунд понял, что хлебнул сонного зелья. Как будто провалился в бездонное облачное море, где можно только спать и спать, даже во сне ничего не видя, не слыша, не ощущая…

Выплыл он из этого сонного океана не там, где закрыл глаза. Точно не там. Комната с белыми стенами и желто-зелеными циновками на полу, окна закрыты бамбуковыми жалюзи, над кроватью шелковый балдахин с озерами и камышами. В углу умывальник с зеркалом, перламутровыми инкрустациями и медальонами из ракушек. На низком столике у изголовья хрустальный графин и бокал.

«Я в отпуске. И телефон молчит – значит, и правда отпуск. Я ведь сам проснулся, не от телефона…»

Нахмурился, пытаясь вспомнить, что такое телефон. То, что мешает спать – это ясно, а что еще о нем можно сказать и как он выглядит? Или это что-то неопределенное из мира снов, а наяву никаких телефонов не бывает?

Щелки жалюзи сияли так, как будто снаружи десять солнц, а не одно.

Он подошел к роскошному умывальнику. Рожа в зеркале была бледна и неприветлива. Ополоснулся, потом сел на кровать, налил в бокал воды. С лимонным привкусом, вдобавок прохладная – потому что графин зачарован.

Дверь отворилась.

– Лиргисо, ты знаешь, что такое телефон?

В первый момент ему показалось, что застывший на пороге гость сейчас выскочит в коридор и захлопнет дверь. Может, еще и припрет ее чем-нибудь с той стороны – на всякий случай.

«Что я такого страшного сказал?..»

– Хантре, что за ахинею ты спросонья несешь? – криво улыбнулся Золотоглазый, заходя в комнату.

И тогда он все вспомнил: лечебницу, трупы, выживших…

– Сам не знаю, – провел ладонью по влажному после умыванья лицу. – Как я тебя только что назвал?

Возникло ощущение, что это важно, но имя уже ускользнуло – словно утекла сквозь пальцы вода, зачерпнутая из сонного океана: это ведь мир яви, ей тут не место.

– Не обратил внимания, да и какая разница? А «телефон» – словечко из того мира, где мы с тобой встречались до Сонхи. Я надеюсь, Несотворенный Хаос тебе опять не снился?

– Вообще ничего не снилось. Что за дрянь ты мне подсунул? И зачем?

– Чтобы ты хорошо отдохнул.

– А еще?

– Чтобы не попытался сорвать мне суд над бандитами, – Эдмар обезоруживающе улыбнулся и развел руками. – Хвала богам, в Сонхи нет такой напасти, как правозащитники, но если бы на тебя накатило, ты бы заменил целую дюжину. А я, как первое, к твоему сведению, лицо этого маленького государства, без вариантов был обязан казнить уцелевших террористов с максимальной жестокостью. Иначе подданные меня бы не поняли вовсе, а мерзавцы-соседи поняли бы превратно – расценили бы умеренность как проявление слабости. Ну, и демонам, которые сторожат мои кофейные плантации, стоит время от времени подбрасывать угощение… Так что я совершил правосудие в согласии с местными нравами, а ты все проспал. Не сердись, ладно?

«Максимальная жестокость» была ему омерзительна, но защищать бандитов – после того, как не смог защитить от них людей в лечебнице?.. После того, что они сами там творили? Это было бы в своем роде ханжеством. Спросил только:

– Где ты взял уцелевших?

– Те трое, которых я превратил в улиток. И еще двое сбежали, их поймали горожане. Одного забили насмерть, другого сдали мне. Боги и демоны, ну, неужели ты эту дрянь жалеешь?

– Пожалуй, нет.

– Тогда почему у тебя такой вид, как будто тебе самому только что зачитали смертный приговор?

– Если б мы пришли вовремя, обошлось бы без жертв.

– Хантре, нельзя же быть таким перфекционистом! Горожане превозносят нас с тобой до небес, а ты сидишь тут и убиваешься, с ума сойти… Могу засвидетельствовать, в лечебнице ты был великолепен, и я несказанно рад, что ты сражаешься на моей стороне.

– Но я-то знаю, что опоздал.

– О да, не сделал невозможного! – ухмыльнулся Тейзург. – Бывает. Пойдем-ка позавтракаем, а потом я познакомлю тебя с одной интересной особой.

Взяв за плечо, заставил подняться и увлек к двери.

Хантре подчинился, хотя обычно не допускал с ним таких тесных контактов. Только в коридоре опомнился и отступил на шаг в сторону, восстанавливая дистанцию.

– Барышня на выданье, – фыркнул Золотоглазый.

– Нужно добраться до их гнезда. До главарей.

– Благодарю за бесценную подсказку, в настоящее время я как раз занимаюсь сбором информации, и кое-что уже есть. Руководство Ктармы позаботилось о том, чтобы закрыться от видящих, поэтому ты здесь не помощник, но я использую обычные детективные методы. Эту опасность они недооценивают – так же, как в иных мирах, где господствуют высокие технологии, недооценивают магию. Как узнаю координаты гадючника, устроим вылазку, а сейчас полюбуйся моим дворцом.

Княжеский дворец был не завершен. Даже в обитаемом крыле еще ни мозаик, ни фресок. Множество светлых плоскостей, озаренных солнцем или погруженных в тень, словно гуляешь по обширным заоблачным чертогам, окрашенным во все оттенки белизны, – с трудом верится, что это резиденция бывшего демона Хиалы.

Кое-где за проемами пустых комнат виднелись внутренние дворики с выкопанными посередине ямами под фонтаны. Странно только, что нигде никаких рабочих… Можно подумать, все здесь сооружается и штукатурится само собой, по волшебству, но лишь в отсутствие посторонних глаз.

– Я всех отпустил на гулянья. Народ празднует победу над вражьими происками, а наиболее практичные решили потратить дарованный моей милостью выходной на строительство собственных домов. Дворец лучше смотреть, когда здесь не суетится трудолюбивая публика, воплощающая в реальность архитектурную гармонию, но в то же время, оцени парадокс, разрушающая гармонию мимолетного впечатления.

– Не собираешься оставить стены в таком виде? Так ведь тоже хорошо.

– Надоест, – усмехнулся Эдмар. – Сейчас мой дворец напоминает белый лист или, вернее, целый нетронутый альбом, но альбомы для того и существуют, чтобы в них появлялись рисунки. Впрочем, я знаю женщину, которая согласилась бы с тобой – ей нравятся пустые стены и минимум мебели. Увы, я не могу ее сюда пригласить. В силу некоторых особенностей Сонхи убьет ее на третьей-четвертой минуте.

«Ты ее любишь. У тебя к ней сильное притяжение, и если б оно смогло перебить твою навязчивую идею насчет меня, я бы, наверное, сплясал на радостях».

– Не ревнуй, – снисходительно обронил Эдмар. – На моих небесах хватит места и для солнца, и для луны, незачем выбирать одно из двух. Яростное и благословенное солнце – это скорее про нее, а в тебе больше лунного мерцания… Только, ради всех сонхийских богов, не превращайся в кота и не убегай, сколько можно?!

– С чего ты взял?

– У тебя выражение лица такое, точно сейчас перекинешься и сиганешь в ближайшее окно. Поверь мне, чашка хорошего кофе и пристойно сервированный завтрак – это лучше, чем шматок требухи, украденный в городской харчевне. Там еще и кинут чем-нибудь вдогонку.

– Тогда смени тему.

– М-м, и о чем желаешь поговорить?

– Что с пострадавшими?

– Благодарят богов за то, что те послали им на помощь самого красивого в Сонхи мага, который за считаные секунды перебил ужасателей. И поскольку в лечебнице сейчас работают два лекаря под дланью Тавше, большинство пациентов идет на поправку. Лекарей я обещал спустя восьмицу доставить обратно в Молону, вознаградив за труды. Старший из них рвется домой, зато второй буквально влюбился в Олосохар и в сурийскую экзотику, хочет остаться здесь. Я, конечно, рад такому подарку, я ведь, со своей стороны, не рискнул бы неволить избранного служителя Милосердной. Но простодушный парень об этом не знает и думает, что меня придется упрашивать, а то вдруг я не соглашусь и верну его из чарующей южной сказки в скучную повседневность… Вообрази, какая прелесть! Он сейчас мучительно размышляет, как бы ко мне с этим подступиться, а я делаю вид, будто его отправка назад в Молону – дело решенное.

– А почему прямо не сказать, что он здесь нужен и может остаться?

– Интересно же, как он будет меня уламывать. Такая восхитительная игра… Хантре, я догадываюсь, о чем ты сейчас подумал, но ничего у тебя не выйдет, ты ведь не говоришь по-молонски, а других языков он не знает. Иначе так бы я тебе и рассказал!

В небольшой столовой можно было, присмотревшись, заметить среди нарисованной на золоченом потолке листвы птиц и пауков – они как будто прятались то ли от зрителя, то ли друг от друга, маскируясь зеленоватыми оттенками. На лишенных росписи стенах цвета слоновой кости были развешаны вырезанные из темного дерева маски.

– Изображения духов еды, которых почитает одно тропическое племя, – пояснил Эдмар. – Мне их подарили, взяв с меня обещание, что время от времени я буду устраивать трапезы в их присутствии.

Существо, которое принесло им кофе, вызвало у Хантре неясную настороженность. С головы до пят закутано в светло-голубые шелка, лицо закрыто непрозрачной вуалью, свисают длинные рукава. Серебряный кофейник с рельефными стрекозами оно держало прямо сквозь ткань, под которой угадывались длинные тонкие пальцы, но управлялось с ним чрезвычайно ловко. Хрупкая женщина или худой подросток с расхлябанной пластикой балаганного акробата.

Это непонятное создание так и вилось вокруг стола, как будто исполняло клоунский танец, развлекая обедающих господ, и между делом наливало кофе, убирало использованную посуду. Потом уселось в углу прямо на пол, обхватив обрисовавшиеся под полупрозрачным шелком острые коленки.

– Венша, пойдем с нами, – окликнул Тейзург, когда они поднялись из-за стола. – Хантре, познакомься, это очаровательная Венша, самая искушенная и изысканная из моих придворных дам. Остальные, между нами говоря, по сравнению с ней натуральная деревенщина, как оно ни грустно – даже те, кто может похвастать знатным происхождением. Мне еще предстоит вылепить из этой публики настоящее светское общество… Зато Венша – утонченная придворная интриганка высшей пробы. Раньше она служила при другом дворе, но имела несчастье рассердить свою госпожу, и когда та в четвертый раз отправила Веншу ко мне с поручением – в расчете, что я наконец-то расправлюсь с посланницей, – у этой умницы хватило смелости отдаться под мое покровительство. Сейчас она у меня на службе.

Искушенная Венша хихикнула под своими тонкими, но непроницаемыми шелками и отвесила шутовской поклон. Хантре в замешательстве кивнул в ответ.

На террасе стражники отсалютовали князю Ляраны алебардами, которые выглядели чересчур громоздкими и зеркально сияли. Впрочем, кроме этого церемониального реквизита у бравых смуглых ребят были мечи и кинжалы, да еще боевые амулеты в придачу.

Вовсю пекло. Похоже, он и раньше жил в теплых краях, так что ощущение солнечного зноя было смутно привычным. К тому же во дворце есть водопровод – на кухне, в уборных и в купальне, после прогулки можно будет принять ванну.

С холма, где раскинулся дворец, открывался вид на скопление недостроенных домов, кособоких лачуг и видавших виды шатров. Дымились жаровни, вразнобой играли музыканты, кто на струнном инструменте, кто на барабане. На ближайшей площади люди танцевали хороводом вокруг приземистой каменной будки, энергично топая, а стоявшие кольцом зрители ритмично хлопали в ладоши. Город избежал опасности и собирался жить дальше – расти ввысь и вширь, заманивать новых обитателей, обзаводиться своими особенными местечками, сплетнями, легендами и тайнами.

– Это будет большой город, – негромко произнес Хантре, пытаясь сформулировать слабое предчувствие, похожее на пробежавшую по воде рябь. – Больше, чем ты сейчас думаешь.

– О, даже так? Значит, со злачными местами… Пошлости я не потерплю – если какой-нибудь притон оскорбит мой вкус, сразу прикрою.

– Кому что, – фыркнул Хантре.

– А может, я издам указ, запрещающий притоны… Чтобы ляранским подданным было что нарушать. С запретами интересней, ты согласен? К тому же в других мирах я не раз замечал, что вседозволенность создает почву для вульгаризации порока, а этого я одобрить не могу.

Дворец окружала пустая территория, которой предстояло стать парком с цветниками и фонтанами. По другую сторону княжеской резиденции зеленели кофейные плантации, сверкало водохранилище, играла на солнце краденая река Шеханья – Тейзург в буквальном смысле увел ее с прежнего места, изменив русло с помощью магии, так что соседям, мерзавцы они там или нет, и впрямь любить его не за что.

На юге простирались до горизонта желтые дюны, лишенные всякой поросли – словно печальная протяжная мелодия на одной ноте обрела материальное воплощение и притворяется пейзажем.

Туда и направились. Венша то отставала, то забегала вперед, шелестя покрывалами. Она вела себя как маленькая девочка или охваченная беспокойством слабоумная, но Хантре чувствовал, что это вовсе не ребенок, и назвать ее душевнобольной было бы ошибкой.

– Кто она такая? – спросил он шепотом, когда лестно отрекомендованная придворная дама сломя голову умчалась к пальмам, которые купались в золотом зное, растянувшись вереницей, будто уходящий в пески караван.

– Не догадался? Впрочем, ты ведь подобных ей еще не видел…

Тейзург умолк, но когда их спутница вернулась, продолжил:

– Она носит закрытую одежду и вуаль, чтобы не пугать остальную дворцовую прислугу, но те все равно ее боятся… Хотя она очень милая.

Венша в это время что-то с хрустом жевала, непринужденно мотая свисающими длинными рукавами – бледно-голубыми, с вышитыми фиолетовым шелком бабочками.

– Венша, я в виде исключения снимаю запрет, – ухмыльнулся Эдмар. – Разрешаю тебе напугать его.

Когда она выпросталась из своих шелков – торопливо, словно ликуя от внезапной свободы, – Хантре невольно вздрогнул, пусть и был готов к чему-то в этом роде.

Вместо волос – копна жесткой олосохарской травы, иные стебли колосились, на некоторых желтели мелкие невзрачные цветочки. Часть этой растительной шевелюры была собрана по бокам в два пучка, перевитых тесемками с золотой нитью.

Маленькое остроскулое личико похоже на обтянутый кожей череп. Ввалившиеся щеки, безгубый рот, глаза-щелки – и как будто сквозит в этих щелках мутная вода, упокоившая не одного утопленника. Заостренные хрящеватые уши выглядят хищно, и в каждом висит по нескольку сережек – с драгоценными камнями, с лакированными жуками, с оправленными в золото человеческими зубами.

Собственные зубы у нее были треугольные, острые – Венша показала их, улыбнувшись до ушей, отчего ее лицо сразу потеряло сходство с хрупкой высохшей мумией. На такие гримасы никакая мумия не способна. К подбородку под нижней губой прилипло отливающее бронзой надкрылье какого-то насекомого.

Она была ужасающе худа: кожа да кости. Сейчас на ней осталась лишь короткая просвечивающая туника, к которой было пришито несколько мертвых стрекоз с растопыренными слюдяными крыльями. Под прозрачной тканью виднелись ребра и зеленоватые соски небольших отвислых грудей – словно пятна лишайника.

Крупные кисти тонких, как плети, рук свисали ниже колен, зато когти украшал полосатый красно-золотой маникюр. Ступни узкие, но вдвое длиннее человеческих, Венша их продемонстрировала, сбросив сафьяновые башмаки с завязками. Когти на ногах тоже были покрыты лаком.

– Ты амуши? – завороженно глядя на нее, спросил Хантре.

– А разве у тебя есть и другие догадки?

Голос высокий и тонкий – как будто она кривляется и кого-то передразнивает, но на самом деле у всех амуши такие голоса.

– Ты свободна, – сказал Тейзург. – Понадобишься – позову.

Венша сложилась пополам в поклоне, из ее травяной шевелюры при этом выпорхнул мотылек, усевшийся господину на рукав. Потом она свернула свою одежду в узел, проворно зарыла в песок и понеслась прочь, высоко вскидывая тонкие ноги – словно отпущенное на волю огородное пугало. При этом она двигалась на свой лад грациозно, никто не назвал бы ее нескладной, особенно после того, как Венша, не замедляя бега, прошлась «колесом» не хуже заправского циркового акробата.

– А если из города заметят? Или без разницы?

– Морок невидимости, усиленный моим заклинанием, так что ее даже из магов далеко не всякий разглядит. Для стороннего наблюдателя мы с тобой отправились на прогулку вдвоем. Во дворце и в городе Венша иногда ходит без морока, но в зачарованной одежде, которая скрывает ее истинные пропорции. Люди не замечают, что у нее руки слишком длинные и ступни великоваты, и все равно большинство рядом с ней нервничает.

– Чаще она невидимка? Идеальный шпион?

– В том числе это.

Маленькая голенастая фигурка устремилась в сторону зеленого массива плантаций.

– Так я и думал, – хмыкнул Эдмар. – На свидание побежала. У всякой уважающей себя придворной дамы должен быть любовник.

После короткой паузы он рассмеялся:

– Видел бы ты со стороны, какое оторопелое у тебя лицо! Честно говоря, меня тоже переспать с ней не тянет. Амуши иногда вступают в сношения с людьми, отчего рождаются полукровки, но там обычно идет в ход или принуждение, или чары, я запретил Венше развлекаться таким образом на территории Ляраны. Любовника она завела из демонов Хиалы, которые сторожат мои кофейные деревья. Может, даже не одного… Для амуши такие связи не опасны.

Венша издали напоминала мотылька вроде тех, что прятались в ее травяных космах. А сияющая песчаная даль будила странные ощущения. Тревожные. И это не было связано ни с Тейзургом – тот усвоил, за какую черту переходить нельзя, и как будто принял установленные наемником правила игры, – ни с предчувствиями. Скорее его беспокоило что-то из прошлого.

– Марнейю вспомнил?

– Возможно. Только это скорее размытое какое-то впечатление, по-настоящему я ее не помню…

– Зато я помню!

Удар в лицо с разворота швырнул его на песок. Вроде бы что-то хрустнуло – зубы, челюсть? Во рту привкус крови.

– Я миллион лет об этом мечтал, – процедил Тейзург, глядя сверху вниз, его глаза сверкнули расплавленным золотом, а злая ухмылка напоминала оскал. – Ты меня всегда бесил, сколько я себя помню. Не знаю, как было во времена первого нашего знакомства, но когда ты эффектно ушел после Марнейи, и потом, когда мы снова встретились в чужих мирах, ты бесил меня до умопомрачения. Сколько раз мне хотелось тебя придушить за эту твою милую привычку из чего угодно делать трагедию! Я уж молчу о том, что твоя драматическая кончина после падения Марнейи отлилась всему миру Сонхи, ты ведь был не кем-нибудь, а Стражем Сонхийским… Будем считать, что я об этом деликатно промолчал. Но ты подумал о тех, кому ты был небезразличен? Позволь напомнить, в тот раз с самого начала было ясно, что мы проиграем, и мы договорились, что нанесем противнику столько урона, сколько сможем, а потом уйдем, воспользовавшись «клинками жизни». Я так и сделал, а ты промедлил, тебя взяли живым, и я был вынужден смотреть, как тебя, мерзавца, пытают. Ты думаешь, я был безумно счастлив на это смотреть?!

Он схватил Хантре за одежду на груди, вздернул на ноги и снова ударил. Небо качнулось. Из носа потекла кровь.

– И сейчас ты продолжаешь в том же духе. Вся Лярана празднует победу, а ты убиваешься по тем, кого не успел спасти, хотя погибли они еще до того, как мы с тобой вступили в игру. Прими к сведению, Хантре, меня это бесит!

После нескольких секунд молчания он спросил уже другим тоном, деловитым и сочувственным:

– У тебя челюсть цела?

– А тебе не все равно? – огрызнулся Хантре, запрокинув голову, чтобы унять кровотечение.

– А ты сам не знаешь правильного ответа на этот вопрос? – прошипел Золотоглазый, после чего рывком поставил его на ноги и опять врезал.

Когда перед глазами перестали мельтешить темные и слепяще-солнечные вперемешку пятна, Хантре невнятно вымолвил:

– Вот теперь точно сломана.

С нагретой солнцем белой крыши почти достроенного храма Кадаха Радетеля за ними наблюдали, укрывшись за фигурной балюстрадой, двое обтрепанных бедняков-чернорабочих.

– Князь наемника поколотил, – шепнул тот, у которого был мощный бинокль нангерского производства, снабженный в придачу усиливающим хитрую оптику амулетом. – Это славно… Шли рапорт.

Его напарник, специалист по пересылке мыслевестей в условиях повышенной опасности, утер грязным рукавом пот со лба и с одобрением ухмыльнулся: Крелдона такая новость весьма порадует. А если кто измыслит, как сманить рыжего мага-перевертыша от Тейзурга в Светлейшую Ложу, тот получит премию размером с годовое жалованье! Добавьте сюда, коллеги, продвижение по служебной лестнице… Недурные перспективы открываются, хвала Двуликой, Ланки и Кадаху (последний такими делами не ведает, но храм-то его, посему и Радетеля надлежит возблагодарить).

Двое ларвезийских засланцев удовлетворенно переглянулись.

Фарийма бродила по городу, куда ноги несли. На месте ей не сиделось, а на сердце давил тяжеленный камень. Народ веселился, угощался от княжеских щедрот, плясал на площадях вокруг водозаборных будок. Над толпой клубились запахи пряностей, кизячного дыма, жареной баранины, людского пота и дешевых благовоний, в уши так и лезли удары маленьких круглых барабанов, выкрики зазывал и бренчание маранчи.

Порой в праздничный гомон вплеталось шорканье скребков и перестук: кое-кто продолжал работать, чтобы поскорей обзавестись собственным домом. В такие моменты ей становилось совсем худо. Казалось, будто завернешь в ближайший двор – и увидишь там отца, который трудится, как ни в чем не бывало, он тоже не любил терять время даром.

Звуки, запахи и пестрая, словно узоры ковра, суета вокруг напоминали о том, что жизнь продолжается – а отец не дожил, и тоска заставляла Фарийму неприкаянно кружить по улицам.

Он мог остаться в живых. Ктармийские бандиты в первую очередь убивали молодых, на изможденного старика с ногой в лубках, может, и не обратили бы внимания. Но, когда те потащили на расправу парнишку лет пятнадцати-шестнадцати, попавшего в лечебницу после укуса змеи, Ваджил-каменщик начал бранить и поносить их последними словами – отвлек на себя, и его убили, а тот парень уцелел.

За кого-то заступиться, прийти на помощь – это для него было обычным делом. У Фариймы был самый лучший на свете отец, а теперь его нет.

Новые туфли натерли ноги. Она скинула их, подобрала, а служанка тут же бросилась отнимать. Фарийма сперва потянула к себе – еще чего, так и отдам! – и лишь потом, опомнившись, выпустила.

Негоже ей гулять по городу с обувкой в руках, она ведь теперь не Фарийма-мусорщица и не Фарийма – вдова Джохиша-гончара, а знатная женщина Фарийма. В награду за то, что она помогла магам пробраться в захваченную врагами лечебницу и расправилась со сбежавшим бандитом, господин Тейзург пожаловал ей титул.

Она-то гадала, приговорят ее к смерти за убийство мужчины или все же помилуют, и собиралась просить, чтобы о Сейбурепозаботились, если ее казнят, – а князь вместо этого объявил, что отныне она благородная госпожа. В Ляране законы совсем не те, что в Палахиде.

Кроме туфель, хороших, но пока не разношенных, у Фариймы теперь была пара золотых браслетов, одежда из шелка, черепаховый гребень, настоящее зеркало и две служанки. Одна из них всюду ходила за ней с зонтиком и бутылью лимонной воды в оплетке, вторая осталась присматривать за Сейбуром.

Господин Тейзург сказал, что потом у Фариймы появятся свои обязанности при дворе, но сначала ей надо научиться грамоте и некоторым другим премудростям. В Палахиде читать и писать учили только мальчиков, девочку за это могли побить камнями, потому и отец не стал показывать ей буквы, чтобы не довести до беды. А здесь все иначе.

Если бы отец дожил до этого дня… Щуря сухие глаза, Фарийма бросилась дальше кружить по улицам, чтобы не завыть от тоски. Порой бывает, что происходит что-то хорошее, а тех, кто мог бы вместе с тобой этому порадоваться, уже нет рядом.

Глава 5 Суд Акетиса

– И тогда Крысиный Вор этак желчно и подло говорит в ответ… Мол, я бы, говорит, и за бесплатно работал, якобы не нужны мне, говорит, господские деньги, потому как плевать я хотел на честный заработок, но тогда бы мне не давали кофе со сливками, до которых я жаден! И тогда бы, говорит, ловил бы я мышей и крыс себе на прокорм, вот прямо так и отнимал бы, не знаючи жалости, его крыску у всякого сиротинушки, который мне на глаза мои бесстыжие попался!

Они не слушали. Снаяны в дальнем углу переплелись дымно-серебристыми хвостами и зыбко покачивались в воздухе, словно под дуновением сквозняка. Может, в это самое время они снились друг другу и в одном на двоих потаенном сне вели беседу или еще чем занимались, и какое им дело до Шныря с его байками? Чворк забился в свою улиточью раковину – только рожки торчат наружу: тоже небось уснул, бестолочь пузатая. Вабро Жмур, Чун Клешня, Хумдо Попрыгун, Словоплет, Торопыга и Шельмяк играли в «гоняльцы-удиральцы» на облезлой доске сандалу, а тетушка Старый Башмак вязала заколдованный кошелек, бормоча под нос заклинания, которые вплетала с каждой петлей в свою работу. Кто из людей подберет такой кошелек, будет сплошь и рядом терять деньги, если только не повезет ему найти цветок заячьей розы с девятью лепестками.

– Вы не слушаете! – обиженно буркнул Шнырь.

– Наслушались уже, – не отрываясь от вязания, проворчала тухурва. – Ты об этом в который раз толкуешь.

– Давай что-нибудь новенькое! – подхватил Хумдо Попрыгун. – Словоплет у нас каждый раз другой стих сочиняет, а ты заладил одно и то же. Лучше расскажи байку про то, как Крысиный Вор сунул руку в «Пламенный конус» и остался цел, интересно же, ты же видел!

Шнырь насупился:

– И ничего особенного в этом не было, лицемерный Хватантре Коварнайдо сделал это, чтоб перед другими магами-перемагами похвастаться! Не иначе он ту саламандру за чью-то крыску принял, ну, и потянулся ее хапнуть, а она от него тиканула, сперва на Кема-амулетчика прыгнула, потом дальше бежать, чтобы крыскину горькую судьбу не повторить. Я-то сам еле успел отскочить, и об меня один маг споткнулся – ха-ха, обидно, что не упал, а то бы нос расквасил, вот была бы потеха! А ворюга-то потом сокрушался: жалко, говорит, что убежала, а то б я ее беззаконно присвоил, потому как руки мои загребущие к чужому так и тянутся, и слаще хозяйских сливок для меня удовольствие у какого-нибудь сиротинушки всю радость его жизни отнять! Вот такой он, Крысиный Вор, бойтесь его и презирайте!

– Ты зачем хорошему человеку челюсть сломал?!

Этот стервец ответил не сразу. Улыбнулся с печальным достоинством непонятого благодетеля, великосветским жестом взял чашку, пригубил красный сиянский чай и лишь тогда промолвил:

– Зинта, я сделал, как лучше. Вот и причиняй людям добро, чтобы после этого стать жертвой незаслуженного поношения…

– Да уж, причинил так причинил! Кулаком-то хрястнул от всей души, и не по пьяни, а стрезва из зложительских побуждений! Раньше за тобой такого безобразия не водилось.

– Вот здесь ты не права, из самых что ни на есть доброжительских. – Эдмар опять улыбнулся, на этот раз криво, углом рта, с заговорщическим прищуром. – Он ведь начал изводиться из-за того, что не успел, видите ли, всех спасти. А когда такой, как он, из-за чего-то изводится – это истинный тихий ужас, я же давно с ним знаком и имею представление о том, чего от мерзавца ждать. Считая себя виноватым, он как будто включает некий внутренний магнит и начинает притягивать неприятности: получит кирпичом по голове и лишь тогда успокоится. Теперь поняла, что я сделал?

– Обеспечил ему тот самый кирпич, – поразмыслив, вздохнула Зинта. – Да?

– Пожертвовав ради этого своей репутацией, – дополнил Эдмар. – Увы, насчет безобразия не могу с тобой не согласиться. Что касается моих подданных, те решили, что я прогневался – для князя это считается нормальным, а перед коллегами из Ложи, которые затесались ко мне на стройку под видом босяков-поденщиков, право же, неловко. Эти просвещенные люди могли сделать нелестные для меня выгоды.

«А поглядеть, так и не скажешь, что тебе неловко, – хмуро подумала лекарка. – Вон какой довольный сидишь, а то я тебя не знаю!»

– Заметь, Зинта, в моей прошлой жизни он дважды ломал мне челюсть. В первый раз это случилось, когда я заключил с их милой сумасшедшей компанией союз против Унбарха. В кулуарах я подошел к нему, мы начали разговаривать, тут-то он и набросился на меня с кулаками.

– Может быть, ты ему что-то не то сказал?

– Да нет же, он сам начал нарываться на ссору: заявил, что от меня в любой момент можно ждать ножа в спину. Это была не только грубость, но еще и беспардонная ложь – как видящий, он наверняка чувствовал, что вредить им я не собираюсь. Я на эту инсинуацию возразил с предельной корректностью, как обычно, и тут же получил в челюсть.

– Если как обычно, тогда понятно, – пробормотала Зинта.

– Во второй раз его разозлил сущий пустяк, я всего лишь неудачно пошутил. А теперь роли поменялись, уже не у меня, а у него сломана челюсть, и это весьма отрадно. Вселенская справедливость хотя бы изредка должна торжествовать, не то она совсем захиреет.

– А он не догадался, что ты его нарочно ударил? Ну, то есть что с этим самым умыслом… Он же видящий!

– Недооцениваешь, – ухмыльнулся собеседник. – Я учел такую возможность и использовал своего рода эмоциональную завесу. Это сработало: он ничего не понял и до сих пор злится.

– Какую еще эмоциональную завесу?

– Зинта, когда я говорю, что он меня бесит, я говорю чистую правду. Неимоверно бесит, до скрежета зубовного… Иногда, поверишь ли, ловлю себя на желании впиться зубами ему в горло, пусть не загрызть, но искусать побольнее. Я же тебе рассказывал, как он вел себя со мной – и в этой жизни до Сонхи, и в моей предыдущей жизни. Когда мы вновь познакомились, не ведая о том, что на самом деле мы знакомы с незапамятных времен, я сразу почувствовал к нему симпатию. Если бы он отнесся ко мне дружелюбно, я бы начал о нем всячески заботиться, и тогда бы, наверное, все дальнейшее сложилось иначе – другие цепочки вероятностей, другие события… А он при первой же встрече разве что не зашипел на меня, как дикий кот, и полез в драку. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: его запертая на миллион замков память хранила воспоминания о Марнейе, и в этих воспоминаниях он считал, что он меня убил.

– Да как раз удивительно, – не согласилась Зинта. – Если убил, надо бы расстроиться и устыдиться, но коли он на самом деле тебя не убивал, все и перепуталось…

– Ты истинная доброжительница. – Тейзург выдал одну из своих сочувственных усмешек, которые очень ей не нравились: вслух дурой не обозвал, но все равно как будто к этому подвел. – Припомни умонастроения горожан после сурийских погромов прошлой зимой. Заодно с грабителями и забияками пострадало множество южан, которые никому не причиняли вреда – и что же, кто-нибудь из почтенных алендийских обывателей по этому поводу расстраивался и стыдился? Нет ведь, они с утроенной энергией убеждали друг друга в том, что сурийцы все поголовно злодеи, потому и нарвались, среди них нет невиноватых, и жалеть их нечего, и так далее… Считать того, кому ты причинил зло, закоренелым негодяем – это для человека естественно. Забавно, не правда ли?

– Не забавно, а плохо, – угрюмо возразила Зинта.

– Безусловно, плохо, ведь главным образом из-за этого Хантре меня с первого взгляда возненавидел. Мы оба не помнили того, что произошло с нами в Сонхи, иначе я попытался бы объяснить ему, что он меня не убивал. Хвала Двуликой, потом он сам об этом вспомнил – во время последнего сражения с Унбархом, когда я погиб.

Лекарка закивала: об этом он уже рассказывал.

Допив чай, Эдмар добавил:

– Этот же механизм используется в числе прочих приемов, когда надо кого-то повязать кровью. Человека подталкивают или вынуждают совершить жестокое убийство, а дальше он все сделает сам: убедит себя в том, что жертва – исчадие Хиалы, следовательно, ее уничтожение было благим делом, и если продолжать в том же духе, в этом ничего дурного не будет. Своего рода капкан, который смыкает челюсти и держит мертвой хваткой.

– Это неправильно! – Зинта даже свой чай расплескала – нечего было жестикулировать с чашкой в руке. – Человек должен понять, что это неправильно, и разломать капкан!

– Не волнуйся ты так, – мягко посоветовал Тейзург. – Правильно, неправильно – какое это имеет значение? Лучше смотри на все вокруг, как на театральное представление, оценивай игру, образы, красоту декораций и поменьше переживай из-за содержания пьесы. И говорили-то мы вначале о другом… Вообрази, какая неприятность: у меня опять кот убежал. Уже вторые сутки ни слуху ни духу, мерзавец даже поесть домой не приходит.

– Зато ко мне он нынче утром приходил на прием, как я велела. И перестань его мерзавцем обзывать, сам хорош. И насчет содержания пьесы ты не прав – это самое главное!

Сокровищница выглядела хуже выгребной ямы: склизкое темное жерло, полого уходящее в глубь земли. Оттуда тянуло смрадом и вдобавок – на уровне слабого фона – какой-то незнакомой магией.

«Если допустить, что у мира Сонхи есть задница, это, боюсь, она самая…» – удрученно подумал Куду.

Делиться этой мыслью с товарищами он не стал. Не в тех правилах он был воспитан, чтобы вслух такое сказануть.

– Перед тем как туда лезть, вам надо будет воспользоваться заклинанием, блокирующим обоняние, – посоветовал Чавдо Мулмонг. – Если не знаете, не беда, я вас научу.

Судя по тому, что он не морщился, сам он это заклинание уже задействовал. Как всегда благодушный, неунывающий, приветливый до некоторой слащавости, с хитринкой на дне улыбчивых глаз. Сразу дал понять, что под землю вместе с ними не полезет, мол-де у него «здоровье уже не то». И тут же добавил, что у них есть отличный шанс расплатиться с ним, ибо в этой вонючей древней дыре наверняка найдутся и другие забытые ценности, кроме Наследия Заввы.

Куду, Вабито и Монфу ему по-крупному задолжали. Он научил их играть в сандалу, резались всю дорогу, и все трое проигрались в пух и прах. О, как же был прав учитель Унбарх, когда запрещал азартные игры и приказывал бить палками по пяткам тех неразумных, кто предавался этому пороку! Если б соблюдали его заветы, не попались бы на удочку.

Было у них подозрение, что Мулмонг в игре мошенничает, но поймать его на горячем ни разу не удалось. То, что маг может оказаться таким прощелыгой, изрядно их шокировало. Исчадие Хиалы вроде Тейзурга, который так называемую красоту ценит превыше нравственных устоев и свои личные прихоти ставит превыше людских и божественных законов – это еще куда ни шло. Это, как учил Унбарх, воплощение абсолютного зла, которое для того и существует, чтобы с ним боролись. Но маг с повадками рыночного жулика – это приводило их в замешательство. Воистину мир Сонхи за минувшие тысячелетия пришел в упадок! К этому они не были готовы – и не успели опомниться, как стали должниками Чавдо.

Тот скрупулезно записывал, кто ему сколько продул, указывая суммы проигрыша и в ларвезийских ривлах, и в мадрийских бахунах. Всякий раз настаивал на долговых бумажках – «единственно для порядка, чтобы денежки нас не разлюбили, ежели мы их считать перестанем». Может, ради этого он и расстарался, помогая своим подопечным скорейшим образом освоить ларвезийскую письменность?

Они выглядели уже не оборванцами, а вполне приличными путешественниками несколько болезненного вида. Вряд ли их сейчас признал кто-нибудь из тех, кто брезгливо кидал им мелочь на алендийских улицах или гонял их от помоек на задворках богатых рестораций. Но от Тейзурга Золотоглазого просто так не ускользнешь: скорее всего тот не настиг их до сих пор лишь потому, что был занят чем-то другим. Возможно, этот ненасытный в своих злодеяниях полудемон уже ищет их, возможно, уже напал на след… Так что какой бы продувной бестией ни был Чавдо Мулмонг, великое благо, что Куду, Вабито и Монфу с ним повстречались.

Кемурт ехал на спине у демонической твари и обеими руками держался за торчащий впереди шип. Больше держаться было не за что. Когда во время сборов он заикнулся о седле, Тейзург вздернул бровь и так на него посмотрел… Сверху вниз, хотя они одного роста, с холодноватой иронией и едва обозначенным предупреждением. Сразу вспомнилось, как он недавно отметелил Хантре, которому до последнего времени спускал любую грубость: рыжий несколько дней ходил с опухшей челюстью.

Отшучиваться Кем не рискнул. Тем более он не маг, на нем заживать будет медленнее.

Пробормотал уступчивым тоном, что боится свалиться по дороге. Тейзург в ответ ничего не сказал. Не снизошел. Хоть они и общаются будто бы по-приятельски, а в такие моменты очень хорошо чувствуешь, что это всего лишь игра, и правила в ней устанавливаешь не ты.

По черной с маслянистым блеском чешуе скользили фиолетовые, синеватые, изумрудные переливы, от этого голова шла кругом. Кем смотрел по сторонам, но ландшафты Хиалы тоже вызывали головокружение.

Огромные пространства подернуты зыбкой мутью и в то же время заполнены отчетливо различимыми деталями, хотя такое вроде бы невозможно, в мире людей было бы невозможно, а здесь – пожалуйста. Другое дело, что детали по большей части бредовые, словно ты или залип в наведенном снаяной кошмаре, или вовсе спятил.

Например, валун на мохнатых суставчатых лапах, штурмующий с разбегу отвесную скалу. Каждый раз он срывался и падал, и от него откалывались куски – в конце концов разобьется вдребезги, останутся только паучьи ноги.

Или грязно-желтое с кровавыми разводами озеро, которое преследовало мелких тварей совершенно несусветного вида, больше похожих на буквы, чем на живые существа. Те удирали от него вприпрыжку, но медленно и обреченно, как будто бились в агонии, а оно неотвратимо ползло за ними, волоча за собой покрытые неопрятной порослью берега.

Или грибной лес в несколько ярусов, с разбухшими сизыми шляпками, оплывшими под собственной тяжестью, и мелькающими среди стволов неясными силуэтами.

И еще много всякого, глаза разбегаются… Но тут же сбегаются обратно, потому что никакого удовольствия разглядывать всю эту пакость.

Порой эти бредовые просторы сменялись лабиринтами: не то петляющие среди скал ущелья, не то извилистые проходы меж колоссальных запущенных строений с трещинами, ползучей порослью и странными обитателями, которые в панике спешили убраться с дороги. Всякий раз ландшафт преображался внезапно, непонятным для Кемурта образом, из-за чего казалось, что местность то расправляется, как скатерть, то съеживается в ком и собирается вокруг тебя складками.

Хантре в облике крылатого кота-дикобраза от них не отставал, но держался на некоторой дистанции, как будто сам по себе. Наверное, до сих пор не простил Тейзургу мордобой, и Кем вполне его понимал.

Кроме амулетчика, у Золотоглазого был еще один пассажир. Какая-то невидимая мелкая тварь, Кему указал на ее присутствие «Солнечный проводник», и он шепнул об этом Эдмару, но тот ответил, что так и надо.

Это существо выдало себя лишь однажды. Пробираясь мимо обширной, с городскую площадь, полости в живописно обрушенном лабиринте, они увидели громадную золотую статую: нагая женщина в короне, с клыкастым оскалом и грудью чудовищной величины. Возле мощной ноги-колонны сидела толстая крыса о нескольких головах, с путаницей хвостов и когтистыми розовыми лапками, которые торчали из бесформенного туловища, словно шевелящиеся экзотические бутоны – их было пять или шесть, Кемурт не успел сосчитать. Крыса была размером с добрую лошадь, самая большая из ее голов доходила истукану до колена.

Когда они пролетали мимо этой жуткой сияющей статуи, за спиной у амулетчика раздался тихий восторженно-завистливый возглас:

– Вот это да!.. Мне б такую!

– И что ты станешь делать с такой глыбой золота? – спросил вор, слегка повернув голову.

Невидимый пассажир не поддержал разговора. Затаился, словно его здесь нет. Прикинув, что Эдмар, должно быть, велел ему сохранять инкогнито, Кем оставил его в покое.

Изредка попадалось что-нибудь до того красивое, что дыхание перехватывало. Уходящее к туманному горизонту Орхидейное море: из него поднимались влажные стебли с изысканными орхидеями разных видов и оттенков, царственными и нежными, ослепительно-яркими и обманчиво невзрачными, словно тающие льдинки. По воде цвета темного серебра плавали лепестки.

Остановившись на берегу, Тейзург пояснил своим спутникам, что это вечно цветущее море, как и многое другое в Хиале, не находится подолгу на одном месте, и увидеть эту редкостную прелесть – большая удача, но в воду лучше не соваться, цветочки мигом тебя сожрут.

Вскоре Кемурт расслышал музыку и бессловесное пение: низкое медовое контральто, целый хор тихих голосов, вселяющий мучительно-сладкое томление, тоску по всему, что когда-нибудь хотелось, но не сбылось. Для бесконечного счастья только и нужно, что войти в Орхидейное море, хотя бы по щиколотку, попробуй, не пожалеешь, а иначе всю жизнь будешь локти грызть, что не воспользовался последней возможностью осуществить свои мечты…

Амулетчика защищал «Солнечный проводник», и он остался на месте, но до чего же его туда тянуло! А кот выгибал спину и шипел, однако все равно крался к воде, как завороженный. Золотоглазый отшвырнул его прочь, ударив чешуйчатой лапой, и тогда кот зашипел уже на него, но, похоже, опомнился.

– Вполне тебя понимаю, – заметил Тейзург. – Честно говоря, я и сам прикладываю усилия, чтобы себя контролировать. Признай, у меня всегда обстояло с самоконтролем лучше, чем у тебя. Тех времен, когда я был демоном Хиалы, я, увы, не помню, но могу предположить, что в ту пору я был влюблен в Орхидейное море, как и многие здешние жители, которые заканчивают свое существование в его объятиях. Интересно, что они в последние мгновения чувствуют? Ходят слухи, что поглощенные сущности вплетаются в мокрые стебли орхидей и навек там остаются, но правды никто не знает. Добровольного корма цветочкам всегда хватало, а я избежал сей участи – трудно сказать, плачевной или счастливой, – поскольку влюбился до умопомрачения в другое существо…

На этом месте кот пренебрежительно фыркнул и, как показалось Кемурту, чуть было не начал вылизываться, но вовремя спохватился: если у тебя вместо шерсти иглы, лучше демонстрировать свое презрение к окружающим каким-нибудь другим способом.

Еще они видели величественную серебристую лисицу, возлежавшую на белой, словно глыба соли, скале. Вокруг этого престола ошивалось с полторы дюжины тварей самого отвратного вида. Те глазели на визитеров, награждая друг друга тычками, и обменивались скабрезными шуточками в адрес амулетчика и кота, не рискуя задирать Золотоглазого.

Кемурт узнал эту лису: вроде бы тот самый демон, который разорил в Конгате крольчатник господина Ферклица. Тейзург остановился поболтать. Пока они с демоном-князем дружески беседовали, кто-то из свиты кинул в вора комком грязи, но Лис гневно рыкнул, и задира стушевался.

Ко всему тут можно притерпеться, главное – не смотреть лишний раз на небо. Или, точнее, на то, что заменяет в Хиале небо: там, на неимоверной высоте, нависают опрокинутые горы, текут реки, торчат башни, кто-то мельтешит, и не отделаться от мысли, что Хиала – это громадная ловушка, из которой хорошо бы поскорей выбраться. Куда угодно. На любых условиях. И чтобы тебя не вернули обратно.

Мнения Шныря никто не спросил, а он бы лучше остался дома, сидел бы в родном подвале под господским дворцом да травил байки, разоблачающие подлую натуру Крысиного Вора.

Мало ли, что никто слушать не хочет, мол-де ты с одними и теми же разговорами уже надоел, – Шнырь смекнул, как решить эту проблему. Сперва надо завести речь о чем-нибудь другом: о еде, о снах, о городских происшествиях, а потом раз – и ввернуть про рыжего ворюгу! Главное, подгадать момент, когда никто этого не ждет, тогда как миленькие выслушают. Врать напрямую гнупи не могут, но сочинять байки – другое дело, это Условием не возбраняется.

Он уже предвкушал новые каникулы, но господин сказал – отправляешься с нами. Перед дорогой Шнырь даже всплакнул от жалости к себе, сиротинушке горемычному, но потом утешился тройной порцией сливок.

В Хиале он натерпелся страху, ладно еще, что сидел на спине у господина, обернувшегося демоном. Зато какую крыску он там видел! Аж завопил вслух от восторга. Вот бы это была его крыска…

Он, по правде сказать, понятия не имел, что бы стал с ней делать, она же величиной с десяток Шнырей, если не больше. Такую за хвост не раскрутишь, да и хвостов у нее целая дюжина, и все толстые, как веревки, но вот бы она была только его и больше ничья!

А Кем-амулетчик решил, дурень, что он золотому истукану обрадовался. Это жадные людишки падки на золотишко, их только помани звоном монет – продадутся с потрохами, а уж какая славная потеха морочить их, дразня кладами и оброненными кошельками! Шнырь за спиной у Кема презрительно хихикнул: сладко было чувствовать свое превосходство над смертными, которые столько суетятся из-за ерунды. И далось им это золото, что они в нем находят… Вот крыска – другое дело!

Жафеньяла лепилась по берегам каналов, канальцев и заводей, которые иной раз можно было обнаружить лишь по тревожному речному запаху: столько над ними наросло мостов и мостиков, нависающих причалов и пришвартованных зыбкой вереницей суденышек с линялыми цветными флажками, что воды с десяти шагов не видать.

Из-за какого-то налогового финта здесь развелось великое множество плавучих лавок. Одни стояли на месте, прикованные ржавыми цепями к выбеленным птичьим пометом тумбам, другие блуждали в поисках поживы, словно голодные, но медлительные рыбы. Продавцов извещал о визите покупателя не перезвон колокольчика, а скрип переброшенных на берег сходен.

Большие и маленькие лодки лавировали, едва не задевая друг друга бортами, а захоти тут вынырнуть топлян, ему бы пришлось высматривать из подводной мглы свободное местечко на поверхности. Впрочем, обитатели Тваны предпочитали не наводить переполох, а охотиться из засады. Люди обвешивались оберегами от речного народца – в местных лавках это был товар из самых ходовых. И рассказывали байки о жадных торговцах, которые ради золота из утопленных кладов сговаривались с русалками и продавали негодные обереги, и о несчастных торговцах, которые шли на такой обман, чтобы вызволить кого-то из беды.

Название города переводилось, как «Стрекозиная деревня». Жафеньяла напоминала обширное болото – пестрое, густозаселенное, днем и ночью охваченное суетой. Были тут и гнезда, сооруженные из глины, камешков и стрекозиных крыльев, и потаенные торфяные омуты.

Когда-то в прошлом этот город в устье Тваны был вольной торговой республикой, но его давно уже прибрали к рукам Овдаба, Ларвеза и островное королевство Сиян, поделив на «области экономической протекции». Словно кусок мяса, в который вцепились зубами сразу три хищника, и каждый тянет к себе.

Несмотря на пресловутую «протекцию», в глубине закоулков Жафеньялы царили свои собственные законы: даже если вы приобрели в собственность участок земли с болотцем, это еще не значит, что тамошние стрекозы, жабы, личинки и водяные змеи начнут жить по вашим правилам.

Судя по сведениям, которые Тейзург собрал с помощью своей агентуры, в этих краях должно находиться логово главаря Ктармы. Хантре чувствовал: что-то есть, но больше ничего уловить не мог. Слишком много вокруг амулетов и других волшебных вещиц, вплетенных в предметы и постройки заклинаний, неопределенных магических импульсов. Словно путаница ниток. Или рисунок-головоломка, где изображение спрятано в лабиринте линий. Самое подходящее место для резиденции мага, который не хочет, чтобы его нашли. Косвенное подтверждение того, что прибыли, куда надо.

Они уже вторую восьмицу жили в гостинице с видом на Лягушачий канал, запахами плесени и корицы, столетними циновками в комнатах и зелеными фонарями на веранде, а поиски до сих пор не сдвинулись с мертвой точки. Гостиница приглянулась Эдмару из-за вычурных фонарей с изумрудными стеклами, это напоминало ему что-то из того мира, в котором он в прошлый раз родился.

А Хантре во время полета через Хиалу осенило: хоть он и не может вспомнить свою жизнь до Сонхи, ему порой снится путешествие через Несотворенный Хаос – а значит, надо попытаться вспомнить промежуток между тем и другим. Возможно, тогда он узнает о себе что-нибудь новое – или, вернее, что-нибудь забытое?

В Сонхи он дома, но где-то остались люди, которые ему дороги. Пусть он теперь ничего об этом не знает, они где-то есть. Дорогу к ним замело снегом, в котором можно утонуть с головой, но они все равно где-то есть…

Когда родители были живы и Кемурт ходил в школу, а не прятался по чердакам от Надзора за Детским Счастьем, он зачитывался историями о путешествиях. В ту пору он побывал, не выходя из дома, и в Аленде, и в Жафеньяле. Есть мир яви и мир снов – и еще есть мир книг, который ни то ни другое, но включает в себя и сны, и явь.

Ларвезийская столица оказалась куда ярче книжных картинок, и это посреди зимы, а какая же она будет летом! Зато Жафеньяла при всей своей пестроте напоминала блеклые карты на цветных вклейках. Небо над ней так и сияет, но небо само по себе, это же почти тропики, а то, что раскинулось под ним, выдержано в одной гамме с желтовато-зеленовато-бежевыми географическими картами.

Он дурел от жары, приправленной речными испарениями и запахом нечистот. Заметив, что амулетчику совсем худо, Тейзург выдал ему спасительный артефакт, но посоветовал время от времени усыплять эту штуку, чтобы приспособиться. Зато Хантре неплохо переносил здешний климат, хотя Кем читал, что рыжеволосые люди сильно страдают в южных широтах. Может, на крутых магов это не распространяется? Когда он спросил об этом, тот пожал плечами:

– Кажется, я раньше жил в тропиках, – и добавил после паузы: – Наверное.

Все трое ходили в соломенных шляпах и светлых льняных костюмах, как путешественники из книг, это словно возвращало Кемурта к его школярским мечтам. Кто бы мог подумать, что они сбудутся таким образом?

Впрочем, была у него и другая пища для размышлений.

В тот день, когда на него прыгнула саламандра, он встретил у лекарки Нинодию Булонг. На миг замер от неожиданности, потом тряхнул головой, чтобы специально отпущенная челка упала на глаза, но госпожа Булонг скользнула по нему незаинтересованным взглядом и с жадным любопытством уставилась на Хантре Кайдо. Ну, ясное дело: красивый парень, в придачу маг-перевертыш – еще бы на него не засматривались. И еще бы Нинодия признала Кема, у которого той ночью, когда ее выкрали из тюрьмы, лицо было для маскировки перемазано сажей.

Во время своего второго визита он завел с лекаркой разговор о дочери госпожи Булонг. «С чего ты взял, что у нее есть дочь Талинса?» – подозрительно сощурилась Зинта. Кем нутром почуял – что-то не так, не спалиться бы, и отговорился тем, что люди болтали, а он услышал. «Те люди мололи языками, ничего не зная, – вздохнула лекарка. – Была у Нинодии дочка, да умерла в раннем возрасте, это было давно. Сейчас Нинодия снова ждет ребенка и хочет назвать девочку тем же именем. Может, люди какие-нибудь сплетни об этом повторяли, да все перепутали».

Кем сделал правильные выводы. Чворку ясно, Таль ей не дочь. То-то называла ее не «мамой», а по имени. Не иначе две авантюристки хотели взять денег с бывшего ухажера Нинодии Булонг, который бросил ее с ребенком и укатил. Тот подсуетился и упек старую подружку за решетку, а мнимую дочку сдал Надзору за Детским Счастьем, но напарницы оказались девочками не промах и вырвались на свободу. Счастливый конец, опускается занавес… И хорошо бы снова увидеть ту, которая сыграла роль Таль, – ни для чего, просто так, потому что минувшим летом в Абенгарте они подружились.

После того как Тейзург и Хантре сорвались в Лярану, Кем остался сам по себе. По вечерам он читал книги из библиотеки Эдмара, днем гулял. Знакомился с городом, воровал ради тренировки в магазинах и лавках, потом так же незаметно возвращал украденное на место.

Аленда не меньше Абенгарта, и случайно встретить тут кого-то знакомого можно лишь при изрядном везении. Кемурту не повезло: во время этих прогулок Таль ему так и не встретилась.

В Жафеньяле он в первый день ходил как в тумане, а когда увидел в гостиничном зеркале свою физиономию, подивился тому, какая она бледная с прозеленью – в самый раз для выходца из Хиалы.

Как выяснилось под конец полета, свалиться он боялся напрасно, маг об этом позаботился: использовал «приклеивающее» заклятье – захочешь не упадешь. Но вместо того, чтобы сказать об этом сразу, Эдмар устроил под занавес эффектную демонстрацию.

Когда окаянная чешуйчатая тварь начала выделывать курбеты над скоплением скал, иные из которых напоминали кошмарные черные иглы, Кем едва не умер. Не сразу понял, что вовсе не падает… Если честно, дошло до него уже после, когда все закончилось, – они пронеслись через Врата, оказались на узкой полоске залитого солнцем речного берега под обрывистым склоном, и Кемурт обнаружил, что валяется на теплом, почти горячем песке, а оба его спутника приняли человеческий облик.

– Ты зачем это сделал? – процедил рыжий.

Ему хоть бы что, он рассекал мутный воздух Хиалы своими собственными шипастыми крыльями, но Кем уже заметил, что он всегда готов за кого-нибудь заступиться.

– Хантре, ты о чем? – поинтересовался Тейзург с невинной улыбочкой.

– Хорошо-то здесь как… – примирительно прохрипел Кемурт, заопасавшись, что у них дойдет до драки. – Такая теплынь…

Подполз на четвереньках и ополоснул мокрое от пота лицо чудесно теплой сверкающей водой. Покрытая солнечной рябью зеленая Твана пахла водорослями и чем-то незнакомым, но манящим. Хотя, может, просто какими-нибудь тропическими лягушками.

Двое магов и вор целыми днями блуждали по закоулкам города-рынка. Интриган, видящий и логик – хорошая компания, но пока ни интриган ничего не разгадал, ни видящий ничего не разглядел, ни логик, каковым Кемурт считал себя, ничего не вычислил.

Зато каких только лавок и лавчонок здесь не было! Попалась им одна, где торговали сплошь изделиями из перьев – павлиньих, фазаньих, петушиных, каких угодно. На стенах переливались всеми красками шелковистые веера, шапочки, маски, обереги, а на полу стояли полные корзины, накрытые сетками, чтобы невесомый разноцветный товар не разлетелся по тесному помещению.

– Перья крухутака есть? – небрежно поинтересовался Эдмар.

– А есть, господа, хватай-покупай, хорош товар! – радостно осклабился в ответ продавец и полез в дальний угол, где корзины громоздились одна на другой.

Большинство жафеньялских купцов кое-как объяснялись и по-ларвезийски, и по-овдейски и в придачу знали с полдюжины других распространенных языков.

– Я-то предполагал его смутить, но последнее слово осталось за ним, – хмыкнул Тейзург, скользнув незаинтересованным взглядом по дурно пахнущей корзинке с черными и грязно-серыми перьями, свалявшимися в комья.

– Сколько же птиц они извели, – неодобрительно заметил Хантре, когда вышли на улицу.

– Один мой знакомый никак не меньше крыс в Аленде извел – он их ловит и вульгарно жрет, потому что не хочет ужинать за столом в пристойной человеческой компании.

– Я им сразу хребты перекусываю, – хмуро бросил рыжий.

– Трогательная подробность.

– А в пристойной компании за столом такую ахинею по вечерам несут, что лучше уж крыс ловить.

– Ахинею! Это ты об изысканном искусстве флирта?

– Ага, об этом самом.

В другой лавке, ютившейся в цоколе ветхого строения с латунной вывеской, которая сияла на солнце, как золотая, продавались фигурки для упомянутого Эдмаром искусства. Были там и деревянные, и фарфоровые, и бронзовые, и вырезанные из слоновой кости.

Кемурт читал о том, что у местных есть такая старинная игра: влюбленная пара обменивается миниатюрными фигурками, которые символизируют знакомство, первое свидание, случайную встречу, поцелуй, сцену ревности, размолвку, примирение – все что угодно, изображений в наборе несколько десятков, на все случаи жизни.

Эдмар долго выбирал и купил два самых изысканных набора, серебряный с черным жемчугом и из лунного камня, и отправил их в свою волшебную кладовку.

Другой торговец не погнался за ними, сквернословя на всю улицу, лишь потому, что не понял: эти трое только что его разорили.

Его плавучая лавка была приглядней других, протянувшихся бесконечной вереницей вдоль кишащей народом набережной. Свежая синяя краска еще не успела облупиться, над палубной постройкой реял вымпел с ящерицей.

Внутри по стенам висели подвески из прозрачной «дышащей» смолы дерева чинаб. То ли угасшие фонарики, наполненные не светом, а розоватым туманом, то ли экзотические плоды с темнеющими внутри косточками причудливой формы. Кемурт в первый момент глазам не поверил, когда заметил, что «косточки» вроде бы чуть-чуть шевелятся. Никакой магии, ну, абсолютно никакой – амулеты молчат. Нет в этих штуках ни капли волшебства, а они все равно шевелятся…

– Какая дрянь, – отрывисто произнес Хантре.

– Да брось, – негромко отозвался Эдмар. – Самые обыкновенные ящерицы, змейки, улитки, чем они тебе не угодили?

Теперь Кемурт разглядел, что в подвески заключены мелкие животные, каждое не больше мизинца. Им не выбраться из смолы чинаб, но немного воздуха к ним поступает по канальцам в проницаемом веществе, и они там до сих пор живые.

Продавец с улыбчивым морщинистым лицом, сидевший в углу на подушке, поднялся им навстречу. Пока он учтиво кланялся Тейзургу, в котором определил важного господина, вор быстрым движением, словно скользнула тень, снял с гвоздя и сунул в карман подвеску с крапчато-зеленой ящеркой. Чинаб можно разрезать, пусть и с трудом – нож в этом желе будет вязнуть. Он ее оттуда выпустит. На удачу.

Уловленный амулетами магический импульс непонятной природы заставил его напрячься и на миг замереть. Что-то короткое, очень мощное и, похоже, смертоносное. Не в него, мимо. Уф, он-то сперва решил, что сработало какое-то охранное заклинание.

Глянул на Тейзурга: тот остался невозмутим, хотя наверняка тоже почувствовал.

– Чего желают почтенные гости? – подобострастно осведомился продавец. – Мои живые талисманы отгоняют болезни и неудачи, приманивают деньги, укрепляют любовную силу. Обычно их хватает на целую восьмицу, постоянным покупателям делаю скидки. Не хотите, чтобы о вас злословили – купите рисовую змейку. Перламутровка любую женщину сделает сговорчивой, возьмите ее с собой на свидание, а ежовый червь защитит вас от несправедливых обвинений сборщика налогов…

Рыжий развернулся и вышел вон. Эдмар устремился за ним, не дослушав нахваливающего свой товар хозяина агонизирующих талисманов. Вспотевший от недавнего страха Кем выскочил следом, радуясь, что на краже его так и не застукали.

– Что-то стянул? – хмыкнул Тейзург. – Напрасно.

Они шагали мимо ветхих суденышек, увешанных застиранным тряпьем и пахучими гирляндами вяленой рыбы. Похоже, это были уже не лавки, а чье-то жилье.

– Почему? – растерялся амулетчик.

– Сам посмотри.

Кемурт вытащил из кармана добычу: ящерица внутри застывшей капли больше не подавала признаков жизни. Хотя несколько минут назад шевелилась.

– Хантре, ты ведь пустил его по миру, – ухмыльнулся Тейзург.

– Его проблема.

– А вдруг у этого несчастного жена, дети, толпа назойливых бедных родственников?

– Пусть этот несчастный поищет более достойный способ заработка.

– Вот и ходи с тобой после этого по лавкам – тут убьешь, там заколдуешь…

– Кого я заколдовал? – огрызнулся рыжий.

– Ты просто еще не вошел во вкус, все впереди. Зато весь его товар одним махом угробил. И за компанию наверняка прикончил энное количество крыс, обитавших на этой посудине.

– Крысы не пострадали. Я освободил только тех, кто агонизировал. То, что можно условно назвать нитью жизни, в нормальном состоянии и в агонии выглядит по-разному, не перепутаешь.

– Прелесть, какой ты у нас добрый.

– Да иди ты…

– Уточни куда. У меня есть в запасе интересный вариант, который позволит выполнить твое пожелание к обоюдному удовольствию.

Хантре бешено сверкнул глазами, точно сейчас перекинется и вцепится кошачьими клыками так, что не оторвешь, но вместо этого процедил:

– К чворкам на посиделки.

– Увы, это не тот вариант, который представляет для нас с тобой интерес, – с сожалеющей ухмылкой развел руками Тейзург.

На другой день они отправились обедать в «Крокодиловый окорок», его хозяева содержали свое заведение в относительной чистоте и готовили недурно. В этом квартале харчевен было больше, чем жилья, в дымном воздухе витали запахи еды.

– Смотрите, – Кемурт указал на вывеску на другой стороне улицы. – Что-то новенькое…

Коричневые буквы на желтом фоне так лоснились, точно краска еще не до конца просохла.

– Золотой сиянский янтарь, – перевел название Эдмар. – И что же сиянский янтарь делает в таком месте?

– Ну да, ведь в этот закоулок пожрать приходят, а не украшения покупать, – поддержал вор.

Вновь открывшаяся лавка с претенциозным названием находилась почти напротив облюбованной ими харчевни. Тейзург вошел первым, Кем с Хантре следом за ним. Над дверью звякнул медный колокольчик.

– Ух ты! – вырвалось у Кемурта.

И впрямь сплошной янтарь: четки, фигурки, ожерелья, мозаичные панно, склеенные из кусочков вазы, наборные рамки для картин и зеркал, все оттенки желтого и коричневого – и эта красота манит, переливается, пляшет перед глазами…

– Идемте отсюда! – услышал он, как будто издалека, голос Хантре. – Это фальшивый янтарь. Это стекло. Пошли!

Рыжий подхватил с одной стороны его, с другой Тейзурга, и поволок к двери. У всех троих ноги заплетались, как у пьяных. Когда они успели набраться? Они же еще не были в «Крокодиловом окороке», сперва решили на сиянский янтарь посмотреть. Или все-таки были?.. Или не были, но все равно опьянели, вот удивительно… И почему Хантре, который сам едва держится на ногах, так упорно тащит обоих к выходу, разве они куда-нибудь торопятся?..

До двери так и не дошли, всей кучей повалились на пол, и Кемурт напоследок успел заметить, что по затоптанным циновкам рассыпан бисер. Крохотные желтые бусинки подмигивали, от их мерцания рябило в глазах…

Шнырь улизнул. Когда открылась дверь и в лавку ввалились люди, он ринулся наружу, прошмыгнул меж чужих ног, да и был таков. Удирать он наловчился еще в Аленде, пока был бесприютным сиротинушкой, которого всяк норовит обидеть, от злыдня-экзорциста из Светлейшей Ложи до своего же брата гнупи.

Укрывшись за кучей отбросов, Шнырь наблюдал, как из лавки выносят большие продолговатые мешки и грузят в крытую парусиной повозку – один, другой, третий… Бывают чары, которые даже самого сильного мага свалят, ежели он ничего такого не ждет и прозевал атаку, зато на гнупи не подействуют, потому как люди и волшебный народец – существа разной природы. Шнырю ничего не сделалось, а господин, рыжий ворюга и Кем-амулетчик вляпались. Крепко вляпались. Вначале Шнырь наслаждался своим превосходством над людьми, но потом задумался и пригорюнился.

Он-то теперь куда денется?! Как всякий гнупи, он любил позлорадствовать, но он ведь сам попросился к Тейзургу на службу. И не очень-то верил, что его возьмут… Господину он служил не за страх, а за совесть – то есть за сливки, за стол и кров, за возможность чинить пакости без риска попасть в переплет и за прочие хозяйские милости. А нынче он, выходит, остался горемычным сиротинушкой без покровителя?

Действие зелья, защищающего чувствительные глаза гнупи от дневного света, через пару дней закончится, и заклинание, которое делает Шныря невидимкой для людей, тоже сойдет на нет, а возобновить колдовство будет некому. И пригреть-пожалеть сиротинушку некому. Никого-то он на этой чужбине не знает, никому-то не нужен, съедят его тут без соли и не подавятся…

Гнупи скорбно шмыгнул носом, глядя сквозь навернувшиеся слезы вслед отъезжающей повозке, а потом вскочил и припустил следом. Господина надо спасти! Тогда прежняя хорошая жизнь не закончится, а уж сливками его за такой подвиг вознаградят – хоть залейся. Да еще непременно пожалует ему господин два отреза бархата: на красную курточку и на зеленую, и он будет носить то одну, то другую, то хоть обе сразу!

Размышления об этих заманчивых перспективах помогали Шнырю глушить страх, пока он трусил по улицам за длинной парусиновойколымагой. Потом он пробрался на судно, куда перетащили бесчувственных пленников, и затаился на корме среди корзин.

За Наследием Заввы им пришлось гоняться по всему подземелью, обширному, разветвленному, отсырелому и вонючему. Как будто сам Тейзург измыслил для них очередное издевательство. Кольцо-амулет находилось в одном из четырех желудков у мраморной жабы, которая обитала здесь не одну сотню лет, раз вымахала до размеров индюка – эти волшебные твари растут медленно.

Жаба не хотела, чтобы ее поймали и выпотрошили, и скакала на зависть прытко. Да еще вовсю пользовалась своей способностью каменеть при опасности, прикидываясь обыкновенным булыжником. В душной темноте гостей подстерегали расщелины, сталактиты, острые камни, благоухающие тухлым яйцом лужи, заросшие склизкими грибами лабиринты, а треклятая скотина знала тут каждый уголок. Вабито, Куду и Монфу воспользовались заклинанием ночного зрения, но все равно никак не могли ее изловить.

Сколько дней и ночей они на нее охотились, во сколько синяков, шишек и ссадин им это обошлось… Наконец окаянную тварь добыли, вытащили на поверхность, разделали и достали у нее из брюха кольцо, способное наделить мага-предметника великим могуществом – но лишь вместе с двумя другими артефактами из Наследия Заввы.

Заодно расплатились, хвала богам, с Чавдо Мулмонгом. Оставшиеся находки рассовали по карманам. Играть в азартные игры зареклись, но проницательный союзник почуял, что у них завелось кое-какое золотишко, и вновь начал подкатывать: не хотите ли отыграться? Мол, если в прошлый раз продулись в пух и прах, теперь непременно повезет…

Им предстояло найти последний артефакт Заввы – головной обруч, запрятанный в другом месте. И да поможет им покойный учитель Унбарх за время пути не отступиться от строгих заветов и не сесть за доску сандалу с магом-прохиндеем.

Замок стоял на холме, на берегу неказистой мутной речки, и выглядел издали костяным. По правде-то он был построен из белесого кирпича-сырца, спекшегося на солнце. Он казался необитаемым и в то же время опасным, как заржавелый, но исправный капкан.

От причала к воротам тянулась выложенная камнем дорога, по ней и потащили трех пленников. Зачарованная, не сунешься. А вокруг на залитых всевластным солнцем каменистых склонах раскинули свои шатры полуденные тенетники: они как будто сотканы из света, ясным днем их не заметишь, а вляпаешься в эту сияющую паутину – и ты пропал.

Они окружали замок, словно вторая ограда, разомкнутая лишь со стороны дороги: ни муха не пролетит, ни смертный человечишко не проползет. А Шнырь прополз! Тенетники не едят гнупи. Потревоженные световые нити недовольно трепетали, но поймать нахального лазутчика не пытались.

Кто другой – не такой умный – на его месте решил бы дождаться сумерек. В облачную погоду или в темное время суток тенетников словно бы и нет вовсе, а как выглянет солнце, они снова на том же месте – такова их волшебная природа. Но битый жизнью Шнырь смекнул, что здешний главный маг вряд ли оставит свое логово без защиты: когда солнце прячется, наверняка вступает в силу что-нибудь другое, так что тенетники – это для него не препятствие, а шанс попасть внутрь.

Высоченная изжелта-белесая стена, обшарпанная и загаженная птицами, наводила на мысли о былом величии. Она и сейчас была неприступна: ни одной лазейки. Вмурованные в нее обереги Шнырь сразу почуял – та еще гадость, от которой ноют зубы и снуют по коже колкие мурашки. Если б не чары господина, ему бы совсем поплохело, а так он все же сумел пробраться вдоль стены до ворот. Там пришлось маяться в засаде, пока не принесли груз с причалившей барки – и гнупи вместе с людьми прошмыгнул внутрь.

Когда отошел от наружной стены, отпустило: обереги от волшебного народца обычно находятся по периметру, но ежели ты такой ловкий, что исхитрился оказаться на охраняемой территории – настал твой праздник, пакости людям сколько хочешь!

Гордый собой Шнырь вовремя вспомнил о том, что он проник не куда-нибудь, а в цитадель мага, который переиграл самого господина Тейзурга, и удержался от искушения плюнуть в чайник на окне караулки.

Заклинание, благодаря которому он чуял господина, привело его в зал с разбитыми окнами, покорябанной лепниной на потолке и россыпью сверкающих, словно яхонты, осколков на растрескавшемся мозаичном полу.

Тут Шнырь едва не всплакнул от досады. Опоздал! Эх, опоздал, самое интересное пропустил…

Судя по тому, как неважнецки выглядели все присутствующие, господин и рыжий ворюга, несмотря на заклятые оковы, рискнули сцепиться с превосходящими силами противника, но их в конечном счете отволтузили. Зато в ходе схватки они тоже вломили вражеским магам, в том числе самому важному, в котором Шнырь признал здешнего хозяина.

У Тейзурга лицо было в крови, рубашка порвана, длинные фиолетово-черные волосы разметались и спутались, но держался он с небрежной элегантностью актера, который изображает на подмостках романтического героя. Массивные кандалы, ручные и ножные, соединенные цепями с тяжелым ошейником, казались на нем театральной бутафорией, хотя были самые настоящие. Господин из тех, кто при любых обстоятельствах захочет покрасоваться – хоть перед своими, хоть перед врагами, хоть перед единственным завалящим зрителем, который случайно проходил мимо. Шнырь это одобрял: волшебный народец спектакли любит.

Крысиному Вору накостыляли сильнее, он привалился к колонне, как будто вот-вот сползет на пол, и крови на нем было больше. Не иначе, расчетливый господин вовремя остановился, а этот все кидался на рожон, пока не сбили с ног и не вразумили пинками. Поделом тебе, ворюга-подлюга, это тебе не сиротинушек обижать!

Кем-амулетчик казался не слишком помятым, но глядел понуро, вдобавок вместо прежней одежки на нем была какая-то затрапезная рвань. Плененных амулетчиков обычно раздевают на месте, а то вдруг у них где-нибудь в исподнем боевые артефакты зашиты. Видать, в драку он не полез, и правильно сделал, потому что без своих амулетов никакой он не волшебник, враз бы прихлопнули. Оковы на нем были полегче, и блокирующими заклятьями от них не разило.

Сейчас-то веселуха уже закончилась, и Шнырю оставалось только с сожалением вздохнуть, опасливо выглядывая из-за колонны возле двери. Главный маг – видать, тоже битый в недавней заварушке – сидел в кресле. У него было суровое непроницаемое лицо и черная борода, с одной стороны всклокоченная, словно из нее выдрали изрядный клок.

Сложенные на коленях руки, крупные, властные, хищные, были опутаны, словно пряжей, готовыми к употреблению заклятьями, да такими, что гнупи поежился. Но тут же подумал: «А все равно мой господин круче! Небось, это он тебя за бороду оттаскал… Вот я его освобожу, и уж тогда он тебе еще хуже задаст!»

– …Можно искупаться в Лилейном омуте, вспомнить прожитые тысячелетия и все равно остаться всего лишь самовлюбленным позером и болтуном, погрязшим в самых отвратительных пороках, не имеющим ни цели, ни преданных сторонников, если не считать жалких совращенных душонок…

Голос у него был звучный и бархатистый – под стать рукам. Его люди, которых собралось тут не меньше двух дюжин, почтительно внимали, хотя было бы чему внимать. Шнырь, послушав, сделал вывод, что забористо ругаться и обзываться он не больно-то умеет. Вот и господину эти поношения нипочем, стоит себе со скучающим видом. Хотя ясно, что все это говорится скорее для своих, чем для пленников. Шнырь порадовался, что попал на службу к Тейзургу, а не к этому нудному хмырю.

Маг от оскорблений перешел к посулам: мол-де он сожжет бывшего демона живьем, но не сразу, перед этим заставит его посмотреть, как будут пытать Хантре Кайдо. Тот хуже всякого демона, потому что ненавидит дело Ктармы и всякий раз вставал на пути у посланцев, которые несли возмездие в разъедаемый скверной мир.

Шнырь решил, что вот это правильно: пусть ворюга за крыску поплатится!

– Да я бы и сам не прочь посмотреть, как его пытают, – голос Тейзурга был безразлично насмешлив, а выражение разбитого в кровь лица поди разбери. – Эротичное, должно быть, зрелище… Уверен, мне бы понравилось. Только ведь обманешь. Не захочешь продешевить.

– И в чем же я, по-твоему, продешевлю? – Пренебрежительная интонация, как будто маг обращался к согбенному слуге с тряпкой.

– Полагаю, вряд ли ты израсходуешь эту возможность на то, чтобы развлечь бывшего демона, – господин тоже говорил презрительно, словно перед ним непонятливый школяр. – Ведь, имея в своем распоряжении такого заложника, ты мог бы шантажировать самого Дохрау, требовать у него любые сокровища… Ну, или хотя бы выторговать у Великого Пса Северного Ветра свою никчемную жизнь, когда о том зайдет речь. У тебя есть шанс договориться со стихией, и ты собираешься разменять его на вульгарный фарс? Хм, ты это серьезно?

После этого главный, которого маги помельче называли «мой поводырь», распорядился увести нечестивцев. Законопатили их в разные места, и Шнырь, проследив, где заперли господина Тейзурга, полез туда через крысиные норы.

Недоступные людям потаенные ходы волшебного народца здесь тоже были, но сплошь запечатанные, не сунешься. Небось, поводырь этот самый, когда вселился в замок, тутошних обитателей разогнал, а то и чего похуже с ними сделал. Шнырь по этому поводу не огорчался: по крайней мере, не нарвешься на местных, которые не прочь обидеть чужеземного сиротинушку.

Порой он заползал в тупики, и приходилось возвращаться обратно, пятясь задом. Местами протискивался с трудом, радуясь, что он такой заморыш по сравнению с другими гнупи: Чун Клешня или Паго Бурак точно бы застряли. Зато по дороге сцапал и задавил крыску! Победил ее, хотя она его покусала. Тушку припрятал в отнорке, чтобы после забрать, и еще надо будет какой-нибудь котелок в поварне стащить.

Гнупи не любят сырое мясо – им подавай вареное или печеное. Шнырю, понятно, не приготовить жаркое так, как это сделала бы тетушка тухурва с ее сушеными травками и кухонными наговорами, но худо-бедно он себе ужин сварит. Вспомнив другую свою крыску, отнятую ворюгой, который и есть-то ее не стал, забросил на крышу вороне на радость, маленький лазутчик скрипнул зубами от обиды – и пополз дальше, обдирая до ссадин коленки и ладони.

В темницу из крысиного царства вела дыра, через которую никак не протиснешься. Гнупи принялся с сердитым пыхтением расшатывать камень.

Наверху звякнули цепи.

– Шнырь, ты?..

– Я, господин! Я спасу вас, героический Шнырь без страха и упрека пришел на помощь!

Он долго выбирал фразу, которую скажет при встрече с Тейзургом, чтобы тот оценил его старания и щедро вознаградил.

– Умопомрачительный героизм! – восхитился узник. – Шнырь, ты прелесть. Я тронут.

– Господин, а вы мне сливок дадите? Что надо сделать, чтобы вы отсюда сбежали?

– Прежде всего надо, чтобы ты пробрался ко мне. Давай-ка попробуем расширить дыру.

Возились они долго. Тейзурга за это время дважды уводили и потом приволакивали обратно. Во второй раз он свалился на пол и застонал сквозь зубы, но потом все равно подполз и начал скрести кладку.

Воздух в камере был затхлый, пахло застарелыми окаменевшими нечистотами, а от господина – кровью, потом и нехорошими жжеными ранами.

– Они скоро собираются казнить вас лютой смертью? – жалобно прошептал Шнырь, боясь услышать «завтра».

Ответ его успокоил:

– Пока нет. Шанглат вначале хочет прибрать к рукам мое имущество, а это невозможно сделать без моего содействия. Как видишь, я тяну время.

Господина не кормили, поэтому Шнырь оторвал от сердца и отдал ему задавленную в норах крыску. Было до слез жалко отдавать, чуть не заплакал, когда смотрел, как Тейзург поедает ее всырую, без всякой своей элегантности, но даритель утешился тем, что это же не за просто так, а ради будущих хозяйских щедрот. Если господин обессилеет от голода, у него не хватит сил на побег, и тогда никаких тебе сливок.

Наконец лаз стал достаточно большим, чтобы Шнырь кое-как через него протиснулся.

– Найди у меня серебряный волос, – приказал Тейзург, наклонив голову. – Смотри между затылком и теменем. Он еле виден, снаружи самый кончик – ухватишь и тяни, пока весь не вытащишь. Я не могу сделать это сам из-за оков.

Волосы, раньше длинные, были откромсаны выше плеч и слиплись в колтуны. Шнырь подумал, что господин жестоко отомстит тем, кто с ним так обошелся, и заранее ухмыльнулся, предвкушая это событие, а потом начал перебирать свалявшиеся пряди – темнота не помеха, гнупи лучше всего видят в потемках. Вот он, серебряный волосок! Крохотный, пришлось подцепить его грязными ногтями. На проверку он оказался длиннющий, в два человеческих локтя, и красиво мерцал, но при этом было в нем что-то зловещее.

– Жуткий какой… – боязливо заметил гнупи.

– Еще бы не жуткий, ведь это волос князя Хиалы. Не потеряй по дороге. Когда выберешься из замка, отойди подальше и призови Серебряного Лиса. Просто положи волос на землю кольцом, чтобы концы соединились, а внутрь помести вот это. Береги, как зеницу ока. – Господин протянул ему оторванный от рубашки лоскут, на котором перед тем нарисовал своей кровью какой-то знак. – Врата откроются, нужное для этого заклятье уже сплетено с волосом. Расскажешь Лису, что случилось, и принесешь мне то, что он передаст. Все понял?

– Понял, господин! Я все сделаю и непременно вас спасу! Эх, сливок-то как хочется…

– Будут тебе сливки, сколько пожелаешь.

Воодушевленный этим обещанием, Шнырь спрятал ценные предметы за пазуху и ползком отправился в обратный путь.

Кема кормили скверной рыбной похлебкой, в которой плавали то хрящики, то чешуя, и каждый день пороли. После наказания его всякий раз навещал проповедник – ученик Поводыря, преисполненный непреклонного желания направить собеседника на «очищенный от пагубы и лживых красот благой путь».

Ясно, что убивать не собираются. Вербуют. Амулетчики пользуются спросом. Чтобы не стало хуже, он подыгрывал и якобы проявлял интерес, а на душе было муторно. Эдмара и Хантре казнили, добрых им посмертных путей. И пока непонятно, знают ли здесь, что он на самом деле не Фингер Кемаско, а Кемурт Хонбиц. Потому что если да – это прямая угроза для бабушки с дедом. Серьезный молодой проповедник ни разу эту тему не затронул, а Кем тем более опасался проболтаться.

Оставаясь в одиночестве в полутемной камере с высоким зарешеченным окошком и деревянным лежаком, он усердно размышлял об этих разговорах. Анализировал. Почему в процессе вербовки регулярно бьют? Должно быть, вот какой у них замысел: начнешь соглашаться с их правотой – и тогда экзекуции прекратятся, после чего почувствуешь благодарность и еще больше согласишься, и потихоньку покатишься в нужную им сторону, словно зимой на ледяной «сколзанке».

Сделать вид, что проникся, и при случае рвануть в бега? Вопрос, удастся ли ему провести магов… Наверняка они учли такую возможность, в курсе же, что он взломщик. Побег – это первое, чего можно ожидать от приверженца воровского бога Ланки.

Потом Кемурт еще кое-что понял, и кишки скрутило от ужаса. Ну, для чего он может им пригодиться – ненадежный парень, вор, бывший амулетчик Тейзурга? Разве смогут они ему до конца доверять в своих делах? Нет ведь. Зато использовать такого, как он, в одноразовом деле, для которого требуется расходное мясо, – в самый раз. Его ждет участь Клотобии, блудной дочки свихнувшегося старины Шикловена. И если он заартачится – вот тогда-то ему и напомнят о дедушке с бабушкой.

Его не смели убить из страха перед Повелителем Зимней Бури, но держали в темной камере, впроголодь, вместо тюфяка заскорузлая рваная циновка. Испещренные рунами цепи блокировали его магическую силу и не позволяли перекинуться.

Тюремщик сказал, что Тейзурга и Кема убили. Из-за рунных заклятий Хантре не смог бы ощутить присутствие товарищей, даже если бы те находились за стенкой, зато уловил, что ему врут – и таким образом узнал, что они до сих пор живы.

Наверняка Золотоглазый тоже в цепях. И на помощь Дохрау рассчитывать не стоит, Псу Буранов и Снегопадов в эти края путь заказан: даже если ветер дует с севера, он не сможет явиться в тропики собственной персоной.

Прошло трое-четверо суток или целая восьмица? В одном авантюрном романе Хантре читал об узнике, который в похожей ситуации определял время на ощупь – по длине собственной щетины. У него щетины не было, избавился от растительности на лице довольно давно, раз и навсегда, чтобы не возиться. Там, где он жил раньше, это было в порядке вещей.

Каменная кладка впивалась в спину тупыми клыками. Он бы сейчас не отказался от скафандра… В тяжелом десантном скафандре с сервоскелетом он бы порвал эти цепи, как гнилые нитки. Но в Сонхи от таких вещей никакого толку – диковинный нерабочий хлам, иначе практичный Эдмар давно бы уже притащил хотя бы несколько штук.

Хантре встрепенулся – кажется, он начал вспоминать, – но зыбкая граница, разделившая его память, сразу же превратилась в несокрушимую стену. Что такое скафандр? Вроде бы разновидность доспехов. А может, всего лишь слово, которое ничего не значит.

В том, что их взяли, он винил себя. Видящий, и не почувствовал, что «Золотой сиянский янтарь» – это ловушка, специально для них приготовленная. Они столько бродили по Жафеньяле и до того пресытились местной экзотикой, что чутье на опасность у всех троих притупилось, на что Поводырь и рассчитывал. К тому же Хантре настроился на поиски Ктармы и всего, что с ней связано, однако набитая фальшивым янтарем лавка не имела прямого отношения к этой организации, в том-то и фокус.

Смутное впечатление: личные счеты. Поводырь сторговался с кем-то посторонним – этот кто-то был жестоко оскорблен Золотоглазым, – и присутствие нового игрока, причем такого, который не заодно с Ктармой и сам не в курсе, кому помогает, сбило видящего с толку.

Учесть на будущее. Поправка: если ему светит какое-нибудь будущее, кроме этого каменного мешка.

Физические мучения отвлекали от главного: он провалил то, что должен был сделать, и теперь никаких шансов отсюда выбраться, чтобы продолжить борьбу против Ктармы. Во всяком случае, он таких шансов пока не видел. В комфортабельных условиях от этой мысли можно было бы рехнуться, а сейчас внимание переключалось то на боль в том месте, куда упирался выступающий камень, то на онемевшую конечность, то на воспаленные ссадины, так что в своих стараниях максимально отравить ему жизнь глава Ктармы просчитался.

Если он все-таки найдет способ освободиться – Поводырь труп. А если его опередит Золотоглазый – Поводырь жестоко изувеченный труп.

Эдмар как-то раз пошутил с многозначительной ухмылкой, что «бывших демонов не бывает». Кто бы спорил. Глава Ктармы нарвался, хотя вряд ли осознавал, насколько плохи его дела – с того момента, как он произнес то, чего говорить не стоило.

Хантре тогда передернуло, так что цепи звякнули, и Поводырь смерил его прохладным брезгливым взглядом: решил, это реакция на угрозу. Если бы. Тейзург мастер сохранять хорошую мину при плохой игре, но Хантре стоял рядом, а его способность улавливать чужие эмоции не смогли перекрыть даже рунные оковы.

Сокрушительная волна паники, дикой, темной, невыносимой, – и вслед за ней такая же сокрушительная ярость демона Хиалы, жаждущего подвергнуть всем мыслимым и немыслимым истязаниям того, кто посмел его напугать. Тейзург в это время отвечал Поводырю с непроницаемой улыбочкой аристократа, которого занесло в неподобающее общество. Глаза сощурены, радужка словно расплавленное золото – чему удивляться, ясно же, что в глубине души он напуган и зол. Но до какой степени он напуган и зол – это почувствовал только видящий, невольно подавшийся в сторону.

Цепи не позволяли замахнуться, иначе бывший демон прикончил бы Хантре на месте, размозжив ему голову тяжелыми кандалами. Во всяком случае, такой импульс у Тейзурга мелькнул: самое простое решение проблемы, чтобы не повторилось то, что однажды уже было.

Хантре не помнил свои прошлые жизни, а он помнил, благодаря Лилейному омуту. Он ведь рассказывал о Марнейе и о событиях, которые произошли после ее разгрома, но видящий до сих пор не догадывался, что у Золотоглазого с тех времен, через все последующие жизни, осталась душевная травма. Не ожидал от него…

Разглагольствующий Поводырь врезал со всей дури по скрытой, но так и не зажившей до конца болячке – и сам не понял, что сделал. До сего момента он был для Тейзурга всего лишь противником в игре с высокими ставками, сидящим по ту сторону доски сандалу, а теперь перешел в разряд личных врагов. Если бы он понимал, как обстоят дела – скорее всего не заступил бы за эту черту: в отличие от рядовых ужасателей Ктармы с их идейной одержимостью Поводырь был опытным и расчетливым игроком.

Тут густой полумрак, и без разницы, закрыты глаза или открыты, но Хантре все равно прикрыл их, отгородившись от внешнего мира. Чужая душа – потемки и непролазные заросли, и нет ничего хорошего в том, чтобы блуждать в этих чужих зарослях целые тысячелетия напролет, потому что тебя никак не хотят отпустить.

Тейзурга ужаснула перспектива снова увидеть, как Хантре будут пытать. Такое уже было – по его рассказам – после гибели Марнейи, когда он вынужден был на это смотреть и ничего не мог сделать, и вот теперь ему посулили повтор того же самого. В первые несколько мгновений он был близок к безумию, но сумел взять себя в руки. Он еще доберется до глотки Поводыря, живой или мертвый: Хантре подозревал, что такого, как он, даже смерть не остановит.

Шнырь смотрел на результат своих трудов с восторгом и гордостью. Он сам! Вызвал! Демона Хиалы! Одного из князей Хиалы! Пусть он сделал это с помощью княжеского волоса и заклинания, написанного кровью господина, все равно же сам!

Демон явился в образе рослого мужчины с мускулистым торсом, лисьими ушами и пушистым хвостом. Из одежды на нем были кожаные штаны и высокие сапоги со всякими цацками-подвесками, среди которых вызывальщик разглядел и драгоценные камни, и чьи-то клыки, и даже стеклянный шарик с глазным яблоком внутри. Длинные серебристо-белые волосы гостя из Хиалы мерцали в лунном свете. Большинство людей сказали бы, что он красив, но для гнупи это слово было пустым звуком.

На всякий случай Шнырь затаился в кустах и выглядывал оттуда с опаской, а то вдруг князю Серебряному Лису не понравится, что его осмелился призвать какой-то мелкий гнупи.

– Эдмар, ты где? Хотя ясно, что тебя здесь нет… А ты, кто там прячется, выходи по-хорошему!

Демон указал когтистым пальцем прямо на Шныря, и на когте, как будто отлитом из серебра, сверкнул звездный блик.

Гнупи почувствовал, что его обволакивает какая-то невидимая жуть, которая запросто удушит и раздавит, оставив мокрое место.

– Беда у нас, господин князь! – возопил он, на четвереньках выползая из кустов. – Уж такая беда, такое горе, выручать надо господина Тейзурга, только на вас вся надежда, не дайте ему пропасть!

– Не ори, – оборвал Лис. – Рассказывай, что случилось. По существу и без причитаний.

Когда собеседник горестной скороговоркой изложил обстоятельства, он принялся задавать вопросы, а потом презрительно фыркнул:

– Да уж, так я и думал, что этот Крысиный Вор не настолько хорош, как все возомнили.

– Истинную правду говорите, господин князь! – Шнырь обрадованно всплеснул короткими ручками, сразу проникшись расположением к единомышленнику. – Он мою крыску отнял и на крышу закинул, а знали бы вы, сколько он господских сливок задарма вылакал! Слыхано ли дело, господин самолично перед ним сливки ставил на серебряном блюдечке, а он когда позволял себя за ухом почесать, а когда за руку цап! А давайте, мы с вами господина Тейзурга и Кема-амулетчика от злыдней вызволим, а Крысиного Вора в тюрьме забудем? Вот уж поделом ворюге будет, как чужое-то хватать и не отдавать!

– Полагаю, что нам придется вызволить всех троих, – возразил демон, но гнупи показалось, что на самом-то деле предложение пришлось ему по нраву. – Жди меня здесь, никуда не уходи.

Обернувшись огромной лисой, он исчез в ночной тьме, пронизанной трелями цикад и лучами далеких звезд.

Вернулся он не скоро. Луна, похожая на обкусанную мышами сырную голову, уже пожелтела, вдвое разбухла и сползла к холмам, когда гнупи углядел бесшумно плывущее темное пятно. Вначале-то струхнул: вроде бы силуэт чужой, а ну как это злыдни-экзорцисты к сиротинушке подбираются? Но потом признал демона: тот где-то разжился черным балахоном, под которым спрятал лисий хвост, а волосы и лицо наглухо замотал черной тряпкой, да в придачу тащил на плечах два больших мешка. Трава перед ним раздвигалась с чуть слышным шорохом, и больше никаких звуков. Когда он скинул мешки на землю, те начали мычать и шевелиться.

– Люди Поводыря, – сдернув с лица повязку, ухмыльнулся Лис. – Не повезло им нынче.

– Вы их убьете? – осклабился в ответ гнупи, в то же время прикидывая, что, ежели демон будет отлавливать противников по двое-трое за ночь, оно, конечно, само по себе хорошо, но господина-то за это время злыдни окаянные вконец изведут!

– Нет, Шнырь, это ты их убьешь. Для меня. С соблюдением всех формальностей. Держи. – Лис вынул из сапога и протянул ему острый, как бритва, серповидный нож.

– Вы хотите… – Маленький гнупи аж задохнулся от восторга. – Хотите, чтобы я вам жертву принес?! Я – вам?.. Ой, правда?..

– Кроме тебя, некому. Навостри уши и запоминай, что надо сказать.

Лис мог бы и сам прикончить свою добычу, но если выполнить ритуал жертвоприношения, его силы возрастут, тогда он сможет дольше задержаться в мире людей, а при необходимости побывать в Хиале и вновь покинуть ее без посторонней помощи.

– Прими мою жертву, Серебряный Лис! – выпалил раздувшийся от гордости Шнырь, резанув тускло сверкнувшим серпом по шее первого пленника.

Все обзавидуются, когда он будет рассказывать, как брызнула кровь из сонной артерии, и как задергался связанный человек с мутными от ужаса глазами, и как демон сперва жадно припал к ране, а потом, вновь обернувшись матерой серебристой лисицей, начал рвать смертного на куски и пожирать. Шнырю будут завидовать и Словоплет, и Чун Клешня, и Хумдо Попрыгун, и даже сам Вабро Жмур Золотая Серьга! А Крысиный Вор, если б это увидел, стал бы ругаться, ему жертвоприношения не нравятся – они с господином как-то раз об этом поспорили. Только ворюга ничего не увидит, потому что в тюрьме сидит, и там ему, хе-хе, самое место.

– А можно мне тоже капельку? – умоляюще прохныкал Шнырь, перед тем как распороть сонную артерию второму пленнику. – Я совсем чуть-чуть слизну, самую-самую маленькую капельку…

Демон благосклонно кивнул. Как известно, то, что принесено в жертву, нельзя трогать без спросу, но уж если тебя угостили – лучшего лакомства не найдешь.

Закончив жертвенную трапезу, Лис опять куда-то умчался, наказав ждать. Гнупи с помощью огнива развел костерок и сварил вкусную похлебку из мясных ошметков. Небольшой мятый котелок и ложку он еще раньше стянул в замке.

– Много ты не унесешь, – заметил вернувшийся Лис. – Так что передай Золотоглазому вот это. Для побега хватит.

Спрятав за пазуху замшевый мешочек, посланец отправился в обратный путь. Из-за горизонта уже выползло солнце, и мир вокруг стал розово-золотым, от его ослепительного сияния слезились и болели глаза. Не сильно. Пока не сильно, дальше будет хуже, если не возобновить защитные чары, а для этого господин должен освободиться и достать из своей волшебной кладовки приготовленное для гнупи зелье.

Шнырь путался в высоченной густой траве – она в этих краях такая, что человек запутается, не то что представитель мелкого народца. Наконец он добрался до норы, которая сообщалась с замковым подземельем, и оказался в темноте, уютной, как разношенные башмаки или старая любимая курточка.

Тейзурга он в камере не застал. Весь извелся, гадая, ждать или отправляться на новые поиски, но вот послышались шаги и звяканье, лязгнула дверь, и господина втолкнули внутрь. От него разило нездоровым потом, кровью и паленым мясом.

– Это опять я! – подал голос гнупи. – Принес, чего Лис вам передал, вот оно, в мешочке…

– Развяжи, – велел Тейзург.

Шнырь не сразу заметил, что вместо ногтей у него на пальцах кровавые ранки. А в мешочке оказались флакон и заклятый напильник – руны на нем так и вспыхивали, словно искры, как будто не могли дождаться, когда их пустят в ход.

Первым делом господин выпил целебное снадобье. Должно быть, после этого он перестал чувствовать боль, потому что сам взял инструмент и начал возиться с оковами. Казалось, что заклятья сшибаются и беззвучно взрываются, и Шнырь всякий раз ежился, но толку не было: на кандалах ни царапины.

– Бесполезно… – процедил Тейзург. – Передай Лису, что эту дрянь можно только спалить. Так и скажи, он поймет.

– Я бегом сбегаю, я скажу ему, он что-нибудь да придумает, чтобы спасти вас и злыдням отомстить, только вы, господин, не позволяйте им вас убивать! – прохныкал Шнырь.

– Постараюсь не позволить. – Маг прикрыл глаза, как будто враз обессилев, и неловко улегся на полу. – Марш к Лису…

Пробираясь обратно по норам, гнупи то и дело шмыгал носом: кто же позаботится о сиротинушке, если злыдни господина замучают?

Выслушав его рассказ, демон сощурился и пробормотал:

– Вот, значит, как, спалить… Чего-то в этом роде я и опасался. Вряд ли на Золотоглазого надели бы обычные заклятые оковы. Шнырь, мне опять понадобится твоя помощь.

– Какая помощь? – насторожился гнупи.

– Еще одно жертвоприношение. И двумя жертвами мы в этот раз не обойдемся, чтобы мне гарантированно хватило сил для предстоящей авантюры.

– Так это я завсегда готов! – обрадовался Шнырь, предвкушая, как опять сварит себе похлебку от щедрот князя Хиалы.

Чтобы не сойти с ума в темном каменном мешке, он сосредоточился на воспоминаниях о том, что с ним было до Сонхи, – и довспоминался до такого, отчего тоже впору сойти с ума.

Это накрыло его, как тягостный сон, хотя он не спал.

Прослойка между Несотворенным Хаосом и Миром, зыбкая, как дым, и ее обитатели похожи на клочья дыма. Плаваешь, словно труп в невесомости. Вроде бы он застрял там надолго. Можно сказать, что там было плохо, но «плохо» подразумевает, что с тобой происходит что-то нежелательное, а там не происходило ничего. Вообще ничего. Только холодный клубящийся дым.

Инстинкт, который привел его к этому миру, чуть теплился, но временами давал о себе знать, и тогда он пытался выплыть, прорваться внутрь, хотя сам не понимал, зачем ему это нужно. Он давно уже забыл, что такое Врата Хаоса и каким образом их открывают. Впрочем, порой в миры что-нибудь просачивается из областей Хаоса без всяких Врат, вот и ему в конце концов повезло. Возможно, к этому привели его усилия, возможно, случайность.

Мир поначалу был для него так же расплывчат, как пограничные пределы, хотя все тут было иначе: кипела жизнь, как будто непрерывно менялась бесконечно многообразная подвижная мозаика. Он это едва ощущал, все проскальзывало, проносилось, проплывало мимо, он ведь ни с кем и ни с чем тут не был связан – не за что зацепиться.

Зато теперь он находился там, куда стремился попасть. Больше стремиться некуда. Его сущность блуждала внутри мозаики бытия, ни с чем не соприкасаясь, словно микроскопическая пылинка среди колонн, арок и лестничных пролетов беспредельно гигантского здания.

Ситуация изменилось после того, как о нем подумали. Чужая мысль ударила его, словно прицельно брошенный нож.

«Кто ты и где ты сейчас? Кто бы ты ни был, ты ведь где-то есть…»

В этой мысли – адресованной ему, именно ему! – было столько тоски и злости, что он на миг увидел всю картинку целиком.

…Усеянное светляками море под чернильным безлунным небом, сумрачно-белая полоска пляжа, терраса с зелеными фонарями, слитые с темнотой цветущие заросли. На коже существа, которое стоит на террасе с бокалом вина, мерцают драгоценные камни. Это существо, употребившее в придачу к вину какое-то сильнодействующее снадобье, очень опасно, вроде ядовитой змеи.

Он его когда-то убил – в том забытом мире, откуда пришел. Это существо давным-давно ищет своего убийцу, но всякий раз находит кого-то другого. Вроде бы опять нашло – и опять не его, потому и злится, потому и напилось в одиночестве. Он ведь здесь, а не там, где теплая безлунная ночь, и переливаются на волнах голубоватые водяные светляки, и дурманный аромат цветов мешается с запахом прелых водорослей, и вычурные фонари в виде чешуйчатых бутонов бросают на перила изумрудные блики.

Всего миг – и ночная картинка рассеялась в окружающей неопределенности, но он как будто очнулся. В этом мире есть кто-то, с кем он связан. Враг, которого он в далеком прошлом убил и который с тех пор его ищет. Может, врага снова надо убить?.. Тогда он встал на четыре призрачные лапы и отправился искать Врата Жизни.

Чтобы стать настоящим обитателем мира, надо пройти через Врата Жизни – это знание есть у каждого, на уровне базового инстинкта. Врата Смерти откроет тебе кто угодно, нередко они открываются сами собой, да и самостоятельно это сделать недолго (болезненно кольнуло – был у него такой опыт), но Врата Жизни – другое дело: их для тебя должен открыть кто-нибудь из живых.

Теперь он держался тех участков реальности, где больше всего шансов перейти на ту сторону. Местные его гоняли: ты пришлый, куда лезешь, нечего тут ошиваться, проваливай по-хорошему! Он бегал от них и прятался, но ошиваться продолжал: вдруг повезет? И однажды повезло: его позвали.

Обычно люди не видят тех, кто находится за чертой, разделяющей мир живых и все остальное, но она его увидела.

– Котик, иди ко мне! Какой ты худущий, облезлый… Раз тебя сюда пускают, ты не заразный. Ой, ты же совсем ничего не весишь… Тебя тут, что ли, не кормят?

Местные негодующе завопили, когда он одним прыжком очутился у нее на коленях, но ничего поделать не могли: он ведь не просто так, а пришел на зов!

– Так ты мне, что ли, кажешься?.. – Она потрясенно понизила голос, когда погладила его – и рука прошла сквозь «котика». – Здравствуйте, глюки… Что они в этот раз вкололи, если ко мне с этой штуки несуществующие коты в гости приходят? Будем считать, что ты мой воображаемый друг, и все под контролем. Ты ведь хороший, правда?

Она была вся тонкая, но с большим животом и с пышной шапкой коротко стриженных вьющихся волос. Лучистые глаза на исхудалом лице казались огромными. У нее было красивое имя: Аннабель Лагайм На Сохранении Первая Группа Риска.

Наглость чужака местных возмутила, потому что Аннабель была из тех, у кого двойная нить жизни – и, значит, она могла открыть для кого-нибудь Врата в мир живых. Несколько раз недовольные устраивали ему трепку, он огрызался и бегал от них, но все равно кружил около Аннабель, без всякой надежды, просто потому, что она его позвала, и она ему нравилась, и хотелось быть рядом. Правда, больше она его не видела и не звала.

Он тогда первый заметил, что с ней происходит что-то неладное. Еще до того, как подняли тревогу сотканные из плотной материи приборы. Малая нить жизни внутри Аннабель начала мерцать: то есть – то нет, то есть – то нет… Он понял: если порвется, главная нить порвется вслед за ней, и смогут ли удержать Аннабель на своей стороне другие живые с их инструментами – это еще надвое.

Выскочив из укрытия, где прятался от местных, он ринулся вперед. Кто-то попытался его схватить, он вывернулся, его даже всем скопом не смогли остановить. Едва успел, чтобы зажать зубами оба конца порвавшейся малой нити.

Никто из остальных не смог бы этого сделать, но он обладал способностью и перекусить, и удержать нить жизни. Знание о том, как нужно действовать, было привычным и определенным, словно возникло окошко в тумане: он все забыл, но ничего не потерял.

Он начал переливать в Аннабель свою энергию: запас невелик, но это должно ей помочь. О себе он в тот момент не думал вовсе и сперва удивился, почувствовав, что силы у него не заканчиваются, а прибывают. Это Аннабель с ним делилась: он отдавал ей, она – ему, вот у них и получилась закольцовка в «восьмерку».

При обычной закольцовке каждый берет у другого, и никто не остается в проигрыше, а суммарное количество энергии не меняется. При «восьмерке» каждый отдает другому – и общее для них количество энергии возрастает.

– Ты только держись, я с тобой, все в порядке, – слабым голосом бормотала Аннабель Лагайм Первая Группа Риска, в то время как над ней суетились другие живые со своими инструментами. – Ты мне нужен, ты мне очень нужен… Давай, постарайся выжить, пожалуйста…

Ему она все это говорила – или кому-то другому? Вроде бы ему. Теперь уже ему.

С того мгновения он всегда был с ней, потому что держал малую нить: только выпусти, и конец. Витавшие вокруг местные ругали «этого пролазу» на чем свет стоит, но чувствовали, что такой фокус им не по зубам – хоть в прямом, хоть в переносном смысле. Аннабель часто с ним разговаривала. А потом наступил момент, когда что-то начало происходить – с ней, с ним, со всем окружающим миром. Стало больно, невыносимо больно, но он понял, что это Аннабель открывает для него Врата Жизни, и тогда мир, словно взорвавшись, развернулся громадным ослепительно-ярким цветком, наконец-то принимая его по-настоящему…

Дальше как отрезало. Неизвестно, что было дальше. Хантре несколько раз моргнул в темноте, провел ладонью по мокрому от испарины лицу. Звякнули цепи.

Это воспоминание стало для него событием неоценимой важности, однако ничего не могло поменять в его настоящем, ограниченном стенами тесной и грязной тюремной камеры.

У Шныря поджилки тряслись от страха, пока он полз в темноте по извилистым норам. Если шершавый глиняный шар, спрятанный за пазухой, разобьется или хотя бы треснет – даже горстки пепла от сиротинушки не останется, и никто о нем не вспомнит, слезинки не прольет, и подлый рыжий крысокрад будет радостно хохотать на его поминках…

Последняя мысль придала сил: нет уж, ворюга, назло тебе не сгину! Как и всякий гнупи, Шнырь любил делать назло. Он насупился и с удвоенной энергией заработал локтями и коленями, одолевая пологий подъем. Это не помешало ему всплакнуть о том, что его славная зеленая курточка порвалась на локтях. На коленках тоже прорехи, но штанов не жалко – что такое для гнупи штаны? Шнырь спасет господина и будет самым первым героем, назло Крысиному Вору, который как пить дать считает, что это он лучше всех!

Наконец посланец добрался до цели и свою ужасную ношу доставил в целости и сохранности. Поскребся в камень, которым задвинули лаз. Господин отозвался не сразу, и Шнырь почуял, что ему совсем худо, но когда выложил гостинец от Лиса, тот мигом воспрянул.

– Давай сюда, – говорил он тихо и слегка шепелявил. – Зелье принес? Сейчас забейся подальше в нору, если на тебя хоть искра попадет – не будет больше никакого Шныря.

Гнупи и сам об этом знал. Пламень Анхады, зачерпнутый Лисом из огненной реки Нижнего мира, сжигает любые заклятья, вплетенные в материальные предметы, уничтожает волшебные и зачарованные вещи – и заодно с этим смертельно опасен для волшебного народца. Человеку – не важно, магу или нет – ничего не сделается, кроме ожогов, а какой-нибудь Шнырь попросту исчезнет, не успев и глазом моргнуть.

Тейзург неловко свинтил израненными пальцами пробку и припал к флакону с обезболивающим зельем – это было последнее, что увидел посланец, проворно отползая в нору задом наперед.

Через некоторое время до него донесся глухой стон, потом тихое звяканье.

– Где ты там? – позвал господин. – Иди сюда, живо!

Шнырь вернулся в камеру и деловито вытащил из-за пазухи еще два тряпичных свертка. В одном был все тот же зачарованный напильник, теперь маг с его помощью в два счета расправился с оковами, которые превратились в обыкновенные железяки. Там, где они соприкасались с кожей – на шее, на запястьях и на лодыжках, – остались сочащиеся сукровицей воспаленные ссадины.

Гнупи тем временем развернул вторую тряпицу.

– А это вам, господин, жертвенное мяско от господина Лиса, вкусная печеночка, подкрепиться перед побегом!

– Спасибо. – Тейзург, не размыкая губ, саркастически ухмыльнулся. – А смолоть это мяско в фарш вы с Лисом, такие заботливые, не догадались?

– Зачем же вкуснятину – в фарш? – всплеснул руками Шнырь.

– Затем, что целых зубов у меня осталось меньше половины.

– Ох, беда-то какая, господин, ох, они злыдни-изверги… Но вы же маг, вы же себе новые зубы вырастите, а им отомстите, хе-хе, из ихних зубов сделаете цацки! А давайте, я вам разжую печеночку в кашицу, и вам ее только проглотить останется? Чего-нибудь надо – зовите Шныря, он на все мастак!

Господин страдальчески скривился, но вздохнул:

– Разжевывай. Быстро. Время дорого.

– Вы не бойтесь, у меня слюни чистые, – невнятно, с набитым ртом, заверил помощник. – Не то, что у какого-нибудь помойного кота-ворюги, который жрет всякую гадость и заразу в дом приносит…

Жертвенная печенка была страсть какая вкусная и полезная – он и сам чуть-чуть проглотил, усталость как рукой сняло.

Господин тоже почувствовал себя лучше, раз – и перекинулся в большую черную змею. Шнырь полез в нору, а змея за ним. На поверхность они выбрались за травяными зарослями, где их дожидался Серебряный Лис. Демон был в тюрбане и потрепанном долгополом балахоне – издали ни дать ни взять местный, а вблизи видно, что кожа чересчур белая и глаза отливают серебром.

Редкие посреди травяного раздолья деревья, темные на фоне оранжево-розового вечернего неба, отбрасывали длинные тени. Слишком много сияния, гнупи зажмурился, но все равно разглядел,какой господин исхудалый и грязный, сколько у него синяков, порезов и запекшихся багровых ожогов. Неровно откромсанные волосы не доходили даже до середины шеи. Вряд ли его сейчас признал бы кто-нибудь из тех, с кем он водил знакомство в Аленде.

– Что они с тобой сделали… – с угрозой произнес Лис, который подхватил его и обнял, едва тот принял человеческий облик. – Они за это поплатятся. Отдашь их мне?

– О чем разговор! Всех, кроме главаря, насчет него у меня другие планы, тебе понравится. Хотел бы я первым делом принять ванну и привести себя в порядок, но атаковать надо сейчас, пока они не заметили, что меня там уже нет, и не ждут неприятностей. Твои ребята готовы?

– Спрашиваешь, – ухмыльнулся князь Хиалы. – Они всегда не прочь совершить увеселительную прогулку в мир живых и устроить тут кавардак. Ты, главное, людскую защиту сними, а дальше мы все сделаем сами. И ванна тебе будет, если в этом гадючнике найдется ванна.

– Предупреди их, чтобы моего Шныря не зашибли.

На радостях, что два таких могущественных существа о нем не забыли, гнупи чуть в ладоши не захлопал.

Кемурт не был силен в лицемерии, а сейчас это для него единственная спасительная тропинка. Две другие ведут к смерти.

Если не поддашься, тебя или казнят, или сгноят в тюрьме. Если начнешь поддаваться и примешь их учение – чтобы выжить, потому что нет иного выхода, только этот узкий коридор, – тебя либо сделают смертником, либо решат, что способный амулетчик и для других поручений сгодится, но тогда все равно перестанешь быть собой. От твоей прежней личности мало что останется, тебя ждет участь послушного безликого существа, которое зауважало и полюбило своих мучителей, чтобы уцелеть.

Кем чувствовал, что эти процессы уже пошли, и наедине с собой цепенел от ужаса и обреченности. Наверное, что-то в этом роде испытывает прокаженный, который понимает, что гниет заживо, но ничего не может с этим поделать.

В приключенческих книгах для юношества, которыми он зачитывался, пока жил дома, восхвалялось чистосердечие и осуждалось подлое притворство. А между тем в иных ситуациях – как сейчас – расчетливое двуличие было бы самой правильной линией поведения. Боги, ведь хочется выжить и не хочется меняться в ту сторону, куда тебя толкают, однако что-то в нем уже начинало мало-помалу поддаваться. Он находился в угнетенном состоянии, и это, похоже, устраивало тех, кто его обрабатывал: все шло по плану.

Он сидел на неудобной низкой скамеечке, спину жгло и стягивало после очередной порки. Серьезный молодой наставник при свете последних лучей вечернего солнца, падавших в окно, читал ему вслух из рукописного трактата Поводыря. В этой главе шла речь о том, какие одежды надлежит носить мужчинам и женщинам, дабы соблюсти свою духовную чистоту и угодить богам, а из окошка веяло теплым ветерком, напоенным ароматами незнакомых Кему трав – от этого контраста хотелось разрыдаться, но толку-то.

– …Зад не должен быть обтянут штанами, ибо это низменная часть тела, пусть лучше штаны пристойно свисают, чтобы кроме плоти их наполняла еще и добродетель. А шеи молодых людей должны быть целомудренно закрыты, чтобы никого не вводить в соблазн, ибо соблазн марает душу, и боги, видя в людях таковую нечестивую грязь, оскорбляются безутешно…

В дверь деликатно поскреблись, словно кто-то царапал ее ножом со стороны коридора.

Чтец прервался. Снова поскреблись, чуть понастойчивей.

– Кто там и что угодно?

Дверь содрогнулась от удара, но не открылась, хотя была не заперта – как будто ее пнули и в то же время придержали за ручку.

– Да кто это развлекается? – Озадаченное выражение на лице ктармийца сменилось изумленной миной.

Сколоченную из поперечных дощечек дверь сотряс новый удар, от которого одна из нижних реек хрустнула. Из пролома выскользнуло щетинистое грязновато-белесое щупальце с когтем-крючком на конце – оно обвило остолбеневшего наставника, а потом так же молниеносно втянулось обратно, уволакивая с собой сорванные тряпки.

«Это, что ли, тоже часть обработки? – уныло подумал Кемурт, безучастно глядя на ошарашенного полуголого парня, оставшегося в изодранных лохмотьях. – Хотят, что ли, посмотреть, как я отреагирую?»

Он находился в том состоянии, когда уже ничему не удивляешься, – словно безнадежный больной, которого не очень-то интересуют дела здоровых.

– Чуете, братва, парень-то с перепугу полные штаны добродетели навалил! – сказали за дверью, после чего там захихикали и загоготали.

– Демоны Хиалы! – вымолвил наставник помертвевшим голосом. – Откуда они… Этого не может быть…

«Похоже, он и правда обделался», – безучастно отметил Кем, а через пару секунд до него в полной мере дошло: происходит нечто из ряда вон выходящее.

– Дайте мне амулеты, я попробую что-нибудь сделать, – произнес он сипло и неубедительно.

«Сделать» означало «унести ноги», но посвящать тюремщика в детали незачем. Впрочем, тот пребывал в таком шоке, что ему было не до подозрений.

– Здесь нет амулетов, ты же еще не стал верным. Как они одолели защиту…

За дверью возились и издевательски хихикали, потом она начала открываться – медленно, словно те, в коридоре, то ли дразнили оказавшихся в западне людей надеждой на спасение, то ли давали им время, чтобы испугаться до такой степени, когда в душе не остается ничего, кроме леденящего страха.

Амулетчик вскочил, загремев опрокинутой скамейкой, едва об нее не запнулся, бросился к окну, а ктармиец принял боевую стойку экзорциста, выставив перед собой руки с дрожащими скрюченными пальцами. Кем глянул на собрата по несчастью мельком, его целью было закругленное окошко, за которым сулил свободу оранжево-золотой тропический закат. Выпрыгнуть и убежать или, на худой конец, разбиться.

Слишком высоко – три этажа, не меньше, внизу каменные плиты. К тому же это внутренний двор. И, судя по тому, какие твари гоняются за людьми среди пегих, как перепелиные яйца, старинных построек, весь замок Поводыря захвачен демонами.

– Эй, куда ты?!

Что-то больно захлестнулось вокруг щиколотки, его рванули назад. От удара лбом сначала о выступ подоконника, а потом и об пол в глазах потемнело.

Очнулся Кемурт оттого, что в лицо плеснули водой. Первым делом попытался слизнуть с губ драгоценные капли, пить-то ему здесь давали всего два раза в день, и то скудными порциями. Голова болела.

– Ну вы и паскуды, – произнес над ним певучий, с чарующей порочной хрипотцой женский голос. – Это же амулетчик Тейзурга, которого надо найти и притащить невредимым, кто ему рожу расквасил?

– Он сам упал, – возразил другой голос, дурашливо квакающий. – Парень, усвой, ты сам упал. Мы тебя спасали, а ты поскользнулся. Не то где хошь достанем, и тогда мертвецам позавидуешь.

– Спасали вы его от этого подоконника? – с издевкой осведомилась обладательница чарующего голоса. – Гады безмозглые, вам только что-нибудь поручи… Бросьте вы этот кусок смертной плоти, никуда он от вас не денется, ищите рыжего мага!

Оглушительный щелчок бича.

– Харменгера, если тебя трахает Лис, это еще не значит, что ты можешь нами командовать!

– Сухап, ты забываешь о том, что я и без Лиса могущественней любого из вас. Не советую об этом забывать. Право же, никому не советую…

Кем с трудом разлепил опухшие веки и первым делом увидел пару стройных ног в лоснящихся черных сапогах с золотыми шпорами. Сапоги высокие, до колен, а дальше на ней ничего не было, и по мертвенно-синеватой коже ветвился черный орнамент – татуировка? Или это у нее расцветка такая? Скуластое лицо с туманно-темными провалами глаз тоже покрывали прихотливые узоры. Волосы на лобке и на голове были алые и как будто мокрые, повыше висков из этой кровавой копны полумесяцем торчали рога. Из-под верхней губы виднелись клыки, левый с обломанным кончиком. Еще у нее был хвост вроде скорпионьего – длинный, суставчатый, с жалом на конце, он-то и щелкал, словно бич.

Захотелось снова зажмуриться, но Кемурт понимал, что в данной ситуации это не выход.

– Вставай, смертный. – Демоница слегка ткнула его острым золоченым носком сапога. – Отведу тебя к Тейзургу, пока не оприходовали. Эти могут. Поверь мне, еще как могут.

– Тейзург жив?

– Да уж поживее, чем ты, дохляк несчастный, – презрительно бросил другой демон, похожий на карлика с бычьей головой. – Хотя досталось ему хуже, чем тебе.

Амулетчик поднялся на ноги и огляделся. Лучше бы не оглядывался. Не питал он ни малейшей симпатии к сладкоречивому наставнику, который читал ему ктармийские поучения, но того, что делали с этим парнем, он бы злейшему врагу не пожелал. Демоны его облепили, как муравьи пойманную гусеницу, и остервенело насиловали. Не кричал он лишь потому, что у него попросту не было такой возможности. Угрожающее зловоние Хиалы смешивалось с запахом человеческих экскрементов. У Кема перед глазами поплыло, накатила дурнота, и его вырвало скудной тюремной кормежкой.

– Слабак, слабак!.. – радостно заверещали и заулюлюкали демоны.

– Пошли! – раздраженно приказала Харменгера, вновь щелкнув своим хвостом-бичом.

И, видимо, разуверившись в его способности передвигаться самостоятельно, ухватила за шиворот и поволокла в коридор.

Во всех помещениях творилось несусветное. Самая безобидная из мельком увиденных сцен: тварь, похожая на ящерицу с зеркальной чешуей, с визгом раскачалась на люстре и свалилась вместе с ней на головы своим собратьям, после чего началась общая потасовка. Намного хуже было там, где пришельцы из Хиалы терзали людей – хоть это и враги, все равно Кемурту всякий раз становилось тошно.

На лестничной площадке орава тварей дралась из-за большой чугунной ванны с ножками в виде львиных лап. Одни ее куда-то тащили, а другие на них напали, намереваясь отобрать. Из гущи свалки доносились вопли:

– Не трожь, это я ее нашел!

– Отдай, всех порву!

– Я сам отнесу ее Лису!

– Рви ему хватала!

Кема что-то стукнуло по щеке, упало под ноги. Сочащийся бурой кровью мясисто-розовый отросток с клешней на конце. Надо понимать, оторванное хватало. Клешня вяло открывалась и закрывалась, чуть не вцепилась ему в босую пятку.

Когда Харменгера втолкнула его в зал с вереницей арочных окон, за которыми сияло над кромкой крепостной стены лилово-золотое вечернее небо, он вздохнул с облегчением, как будто выполз на берег из полосы взбесившегося прилива.

Зал был довольно обшарпанный, немногочисленные предметы обстановки выглядели так, словно всю прочую мебель отсюда вывезли, бросив что похуже. Зато здесь было пусто и тихо, никаких бесчинств. И демон тут присутствовал только один, вдобавок не такой страшный, как остальная свора: высокий белокожий парень с роскошной гривой серебристых волос и лисьим хвостом. Если б не этот хвост и не звериные уши на макушке, его можно было бы принять за человека, лицо у него было незлое и привлекательное. Он сидел на стареньком комоде красного дерева, а напротив, на кушетке с гнутыми ножками, полулежал, облокотившись о вышитую подушку, человек, показавшийся амулетчику знакомым.

Ввалившиеся щеки, разбитые запекшиеся губы, под глазами синяки. Сальные темные волосы коротко острижены. На нем была просторная туника с чужого плеча, ее белизна оттеняла въевшуюся в кожу грязь и разводы засохшей крови.

Кемурт не сразу понял, что перед ним Эдмар.

Тот криво улыбнулся.

– Кем, иди сюда. Масса народу не постояла бы за ценой, лишь бы увидеть меня в таком состоянии, а повезло тебе, лицу до обидного не заинтересованному. Никакой завалящей ванны в этой обители чистоты так и не нашлось?

Вопрос был адресован Харменгере, но впавший в замешательство Кемурт решил, что ему, и выпалил:

– Нашлась, только они из-за нее подрались.

Демоница недовольно щелкнула хвостом.

– Мы должны были это предвидеть… – весело хмыкнул Лис. – Красавица моя, позаботься о ванне!

Из-под арки навстречу Харменгере выпорхнуло существо, похожее на летучую мышь с печальным старческим личиком.

– Мы нашли Хантре Кайдо, он в подвале, в камере, на нем заклятые блокирующие цепи. Еще там двое магов, тоже в цепях. Надзиратель сказал, они из Ложи, что с ними делать?

– Приведите сюда тех двоих, – велел Эдмар. – Хантре оставьте в цепях и в камере. Он не сильно пострадал?

– Целехонек. – Крылатый скорчил обезьянью гримасу.

– Так я и думал. Магов Ложи – сюда, и сделайте одолжение, не надо теребить их по дороге.

– Пойду-ка я сам за этим присмотрю, а то разгулялись ребята, дождешься от них одолжений, – приятель Тейзурга поднялся с комода, обернулся лисицей с мерцающим, будто посеребренным мехом и стремительно, как сверкнувшая молния, выскочил из зала.

– А почему ты решил Хантре там оставить? – поинтересовался Кемурт, подтащив поближе к ложу Эдмара обитое вытертым бархатом кресло. – Думаешь, он завел нас в ловушку? По-моему, он не виноват.

– Да разумеется, – усмехнулся маг. – Увы, мы все облажались. Впрочем, надо ведь хотя бы изредка делать ошибки, быть идеальным игроком – это слишком скучно.

У Кема сложилось впечатление, что он рассуждает об этом, чтобы сохранить хорошую мину.

– Как они нас поймали?

– Западню устроила стекольная ведьма, у которой на меня зуб. Помнишь, Хантре под конец успел сказать, что в этой лавке не янтарь, а стекло? Ничего, я с ней расквитаюсь. А что касается Хантре – ты же видел, что вытворяют ребята Лиса, ему это не понравится. Побережем его нервы. Цепи блокируют способности видящего – вот и чудесно, пусть посидит в камере, пока у нас веселье не закончится. Поверь, для него так будет лучше, уж я-то его знаю.

– Их нельзя как-нибудь остановить? А то они такое делают…

– Демоны Хиалы, чего ты хочешь, – хмыкнул Эдмар. – Дорвались… Это их гонорар за наше спасение. Или ты предпочел бы, чтобы того, что сейчас происходит, не случилось, но мы бы так и остались пленниками Поводыря?

Нет. Не предпочел бы. Поскольку Тейзург смотрел на него в упор, ожидая ответа, он в конце концов отрицательно мотнул головой и буркнул:

– Хотя бы Лис не такой страшный, как остальные…

– О, это Лис-то не страшный? Мило… – Собеседник ухмыльнулся и сощурил в полумесяцы длинные глаза с красноватыми из-за лопнувших сосудов белками. – И с чего бы тогда все остальные его боялись?

Кем понял, что брякнул глупость. После паузы поинтересовался:

– А Поводырь где?

– Здесь.

– Где – здесь?

Маг кивнул на длинный сверток у стены. Кемурт вначале принял его за скатанный половик.

– Вы его в ковер завернули?

– Сам ты ковер! – огрызнулась похожая на череп физиономия, которая в мгновение ока слепилась на боку «свертка», словно из жидкой темной глины, а потом расплылась складками и исчезла.

Еще один демон. Эти твари тут на каждом шагу. Амулетчик украдкой пощупал кресло, в котором сидел: вроде бы настоящее.

– Честно говоря, мы с Лисом его с трудом одолели. Но из объятий Туртуньяго ему не вырваться, этот упырь впитывает магию, как губка, а для совершения экзорцизма Поводырь сейчас не в том положении. Кстати, он ведь нас слышит и все понимает… – Тейзург довольно зажмурился. – Так что расслабься, мы под защитой демонов Хиалы, и наши дела обстоят лучше некуда. Надеюсь, они найдут для нас что-нибудь съестное, тогда еще и поужинаем. Признаться, я и от жертвенного мяса не откажусь, в самый раз, чтобы восстановить силы, но хорошо бы еще и вина… А для тебя поищут на кухне какие-нибудь лепешки.

Услышанное не способствовало тому, чтобы расслабиться, но мысль о лепешках заставила Кемурта сглотнуть слюну: уж очень его тут морили голодом.

Шнырь с опаской выглядывал из-под кушетки, на которой расположился господин. Всяческие безобразия и кутерьму он, как истинный гнупи, очень даже одобрял, но одно дело, когда буянит черноголовый народец, ограниченный непреодолимыми Условиями, и совсем другое – бесчинства демонов. Ему было страшно. Пусть Серебряный Лис и наказал своим его не трогать – а ну, как ослушаются? Вот и забился под кушетку.

Господин после схватки со здешним главарем был совсем плох, лежал пластом. Вначале-то Лис со своей бандой пошел против Поводыря без него, но вражий маг оказался знатным экзорцистом, и битые демоны позвали на помощь Тейзурга. Тот, хоть и был вконец истощен и измучен, принял участие в схватке, отражая экзорцистские приемы супостата – Шнырь все видел, потому что побежал следом и наблюдал из-за колонны.

Теперь будет чего рассказывать! Если он уцелеет. Вражину сообща одолели, но растративший последние силы господин после этого натурально свалился на пол – еще и расшибся бы, не успей Лис его подхватить. Ежели он помрет, некому будет сиротинушку защитить, даже косточек от сиротинушки не останется… Мысль о собственных косточках, тонких и беззащитных, белеющих в пыли, заставила Шныря залиться горючими слезами.

Его всхлипы заглушил чудовищный грохот, оборвавшийся тяжелым ударом, от которого содрогнулся пол. Оказалось, это демоны съехали в ванне по лестнице и врезались в стенку. Потом ванну приволокли в зал – гнупи видел из-под кушетки ее растопыренные чугунные лапы, громадные, когтистые, как у зверя, – и Харменгера велела остальным нагреть и натаскать воды, а также принести ведро свежей крови. Ага, славно, с этого у господина сразу сил прибавится! Шнырь утер слезы и приободрился.

С кухни притащили корзину с сырными и медовыми лепешками, кувшин вина и кувшин козьего молока. Тейзург сказал Кему-амулетчику налить молока в плошку и поставить под кушетку, да положить рядом пару лепешек. Гнупи наконец-то поел, Кем тоже налег на жратву, хоть и убрел для этого в дальний конец зала, подальше от ванны с розовой от крови водой, в которую с блаженным стоном забрался господин.

В особенности Шныря порадовало то, что Крысиного Вора оставили сидеть в подземелье. Хе-хе, так ему и надо, самое место в тюрьме крысокраду! Правда, господин все же попросил Харменгеру отнести ему еды и сказать, что замок взят своими, но при этом велел наврать – мол-де снять с него цепи или хотя бы вывести его из камеры в ближайшее время никак не получится из-за вражьих заклятий.

На самом-то деле здешнего мага, который мог эти цепи расколдовать, изловили и держали под охраной. Его заставили освободить от таких же цепей двух магов Ложи, которых привел из подземелья Серебряный Лис. Вернее, один пришел своим ходом, а второго, вконец искалеченного, демоны приволокли в кресле.

Уж как эти важные волшебники рассыпались в благодарностях перед господином Тейзургом, своим избавителем! Впрочем, оказалось, что нашли их не к добру: мало того что из-за них Крысиного Вора освободили раньше, чем собирались вначале, так еще и Шныря послали его сопровождать. А все из-за их россказней про штаб-квартиру в городе Сулете – от гостей из Хиалы там налажена защита, а господин покамест полуживой, вот и остался «только один вариант».

– Вы же тут без меня будете жертвы демонам приносить! – заныл соглядатай. – А я не увижу, даже одним глазком не увижу…

– Зато будешь следить за Крысиным Вором, которого нельзя оставлять без присмотра. Если справишься, я тебе принесу жертву – хочешь?

– Ой, взаправду? – Шнырь потрясенно всплеснул руками. – Я справлюсь, господин, положитесь на меня!

– Тогда пошли.

После целебной кровавой ванны Тейзург чувствовал себя заметно лучше. Для него нашли чистые штаны и тунику с вышитыми оберегами от демонов – что не помешало этим самым демонам чуть ее не порвать, каждый хотел принести добычу и выслужиться перед Лисом.

– Будь осторожен, когда взойдет солнце, – предупредил он в коридоре. – Я пока еще не могу дотянуться до своей кладовки и достать тебе зелье. Сам видишь, иначе не надел бы эти обноски.

– Я буду осторожен! – восторженно заверил гнупи, он мог сейчас думать только о небывалой награде, которую ему пообещали.

Еще один полусон-полупровал в прошлое. Это определенно было воспоминание – и с ним был связан вопрос, в свое время оставшийся без ответа.

То ли трюм гигантского корабля, то ли подвалы какой-то крепости. И то, и другое сразу: это был корабль-крепость величиной с большой замок, но плавал он не по воде. Вакуум. Что означает это слово, Хантре так и не вспомнил. Эхо чего-то огромного, словно океан. Раньше знал.

Тусклый свет, вдоль стен тянутся трубы, нити, тросы. Утопающие в полумраке помещения беспорядочно загромождены большими и малыми ящиками. Много мусора. Грязный запущенный лабиринт в недрах то ли крепости, то ли корабля, как будто необитаемый, но порой люди туда заглядывают.

Он там прятался. Он попал на корабль, как пленник, но сумел сбежать, кого-то убив. Другое дело, что он не мог оттуда выбраться, вот и спасался в трюме или в подвале – до тех пор, пока не подвернулся случай покинуть это место. Почему его не поймали? Такое впечатление, что потом он не раз об этом думал и не находил ответа. Должны были поймать. Попросту не могли не поймать. Он был сильно избит, его лихорадило, никто ему не помогал. Его искали. Что им помешало?

Теперь он знал разгадку. Они ведь искали человека, а уходил от них дикий кот. Поди найди его, если он то притаится в темном углу, то запрыгнет на высокий ящик и сольется с тенью под потолком. Как будто он там несколько раз перекидывался туда и обратно, да еще и «со всем, что на мне есть». В лихорадке, в бреду, не осознавая, что делает.

Больше ничего не вспомнилось – ни что было до, ни что было после этого чудовищного корабля, но ощущение, что он наконец-то получил ответ на давно мучивший вопрос, заставило его улыбнуться.

Жаль, сейчас эта информация ничем не поможет.

Он дремал, кособоко скорчившись, чтобы в спину не упирались торчащие из стены камни, когда его охватило нарастающее напряжение, схожее с жестокой судорогой. Вокруг что-то менялось. Что-то происходило. Заклятые цепи не позволяли ему узнать больше, но он как будто ощутил тягу сквозняка, свидетельствующую о том, что за стенами бушует ураган.

Когда дверь камеры с лязгом распахнулась и в озаренном призрачным светом проеме возник женский силуэт, он не слишком удивился.

У нее была тонкая талия, крутые бедра, большие налитые груди, синяя кожа покрыта извилистыми узорами, и в придачу рога и хвост. Никакой одежды, кроме сапог. От нее так и разило кровью и дурной смертью – на нематериальном уровне, он это уловил, несмотря на цепи, зато она держала корзину, от которой вполне материально пахло выпечкой, медом и козьим сыром.

– Рада познакомиться, – она медленно облизнула губы острым черным язычком. – Я принесла тебе поесть.

Хантре не спешил притрагиваться к тому, что она разложила перед ним на относительно чистой тряпке.

– Тебя прислал Поводырь или ты из приятелей Тейзурга и вы захватили замок?

– А сам догадайся. – Она снова облизнула губы, глядя на него с таким довольством, что нетрудно было сделать правильные выводы: если бы обитательницу Хиалы вызвали и принудили к повиновению маги Поводыря, она бы испытывала совсем другие эмоции.

– Тейзург и Кем живы?

– Живехоньки оба. Да ты поешь, вон как отощал.

Первым делом он припал к фляге с водой. Потом спросил:

– Сможешь снять с меня цепи?

– Нам это не под силу, а Золотоглазый после драки скверно себя чувствует. Придется тебе подождать. Не бойся, я посижу с тобой и кого-нибудь пошлю за подушкой, чтобы ты смог устроиться поудобней.

– Найдите здешних магов, которые закляли цепи.

– Ну-у, если их не убили в заварушке…

– Вы же каким-то образом освободили Тейзурга, раз он участвовал в драке?

– Для него добыли пламень Анхады, который выжег заклятья, но там было на один раз. Потерпи. Замок наш, беспокоиться тебе не о чем.

Подушку принесли, и он наконец-то смог сесть прямо, расправить спину, облокотиться.

– Видишь, и здесь хорошо… Меня зовут Харменгера.

Она придвинулась ближе, накрыв его руку своей. От нее одуряющее пахло кровью и мускусом. Хантре прикинул, что в случае нападения сможет вывернуться и врезать ей кандалами. Почувствовав его намерение, демоница отстранилась и подарила ему хищную клыкастую улыбку.

– Не бойся, ни один демон Хиалы не посягнет на жизнь Стража Мира, хотя бы даже бывшего и запасного. Не из какого-нибудь там почтения, а потому что без вас нельзя. Есть предположение, что без вас мир пойдет в разнос. Так что никто из наших тебя не тронет. Даже если начнут пугать, дальше этого не зайдет. Другое дело, что соблазнить такого, как ты, – сладкая мечта любого демона. Если мы всего лишь разок поцелуемся, тебе худо не станет, это ведь не соитие, когда открываются каналы жизненной силы, ты ничего не потеряешь…

– Извини, мне сейчас не до поцелуев.

Харменгера отодвинулась и уселась напротив, обхватив колени и обернув вокруг них черный суставчатый хвост.

– Ты дурак, – бросила она после паузы.

– Может быть. Иначе не оказался бы здесь.

– Нет, не поэтому. Какая же развлекуха без ошибок? Если бы вы не угодили в ловушку, нас бы сейчас тут не было. Но ты мог бы получать от жизни намного больше удовольствия, а ты постоянно упускаешь доступные тебе наслаждения, как воду сквозь пальцы…

– Ты так хорошо меня знаешь, ага?

– Я о тебе много слышала. В Хиале вам с Золотоглазым уже все кости не один раз перемыли, а ты как думал? – Она хрипло рассмеялась. – Знаешь, вот смотрю на тебя и нисколько не удивляюсь тому, что в бытность свою Стражем ты довел Сонхи до полной задницы. Хорошо, что нынешняя госпожа Страж на тебя в этом не похожа.

Упрек отозвался в душе застарелой – не из этой жизни – горечью.

– Госпожа? – переспросил Хантре вслух.

– Ну да, она предпочитает женские воплощения. Я-то всего несколько раз ее видела, и то издали. Сейчас она шаманка на восточных островах – за Олосохаром, за горами, за морем… Любит сказки и волшебный народец, недаром при ней он так расплодился.

Хантре хотел сказать, что рад за мир Сонхи, у которого теперь хороший Страж, но тут сверху донесся грохот и как будто шум ссоры.

– Опять сцепились, паскуды, – скривилась Харменгера. – Мне сдается, это Румитанакс и Клоуду – каждый из них треплется, что не сегодня завтра свергнет Серебряного Лиса, хотя куда им, Лиса это только забавляет. На всякий случай они заранее выясняют между собой, кому из них быть князем. Бестолочи, если вдруг Лис куда-нибудь денется, его место займу я, ибо я круче этих придурков.

– Если до этого дойдет, в первую очередь вали того, у которого хребет в пурпурную полоску. Он опасней.

– Это Тирлан. Постой, с чего ты мне об этом сказал?

– Само пришло в голову, со мной иногда бывает. Считай, в благодарность за ужин.

– Меня вполне устраивает наше с Лисом партнерство, и мне бы не хотелось, чтобы с ним приключилось что-нибудь фатальное… Хотя он может вляпаться, как в тот раз, когда его на тысячу лет в скалу засадили. Что-нибудь еще об этом добавишь?

Он не смог уловить никаких подробностей, да и сама вероятность, которая могла бы привести к такому повороту, была зыбкая, как паутинка на ветру: скорее всего порвется в клочья, так и не сложившись.

Когда в дверном проеме появился Эдмар, Хантре в первый момент не узнал его – стриженого, в неказистой одежде, со следами побоев на осунувшемся лице.

– Флиртуешь с очаровательной дамой? Харменгера, тысяча извинений, оставь нас для приватной беседы.

Демоница усмехнулась и выскользнула в коридор, развратно покачивая бедрами. Судя по донесшимся оттуда репликам, с кем-то разминулась.

– Приставала?

– Пыталась.

– Я тронут тем, как ты хранишь верность, – ухмыльнулся Тейзург.

– Да иди ты.

– А я, признаться, однажды с ней целовался. Хотел подразнить Лиса, но в результате он же и посмеялся. Язычок у Харменгеры верткий и жесткий, словно насекомое в хитиновом панцире, – она исцарапала мне и язык, и десны. Но все равно не изведанные прежде ощущения того стоили… Сейчас с тебя снимут цепи, нам повезло найти мага, который с этим управится. Ты ведь никаких физических повреждений не получил?

– Нет.

– В Сулете, это городишко примерно в сотне шабов отсюда, у Ктармы еще одна штаб-квартира. Несколько магов и амулетчиков, плюс обычная вооруженная шушера. Там находятся двое недоделанных смертников с «мясорубками», также там держат заложников. Сможешь зачистить этот притон?

– Думаю, да.

В камеру втолкнули затравленного ктармийца, который расколдовал цепи, потратив на это с четверть часа. Потом оковы попросту распилили – заклятый напильник резал железо, словно буханку хлеба.

У Хантре перехватило дыхание, когда он разом почувствовал все, что творилось сейчас в замке Поводыря – во всех закоулках и строениях, на всех этажах, во всех коридорах и комнатах…

– Нет, я не собираюсь их останавливать! – раньше, чем он успел что-либо сказать, прошипел Тейзург, до боли вцепившись ему в плечи. – Можешь хоть просить, хоть угрожать. Вот только попробуй закатить истерику в защиту несчастных магов Ктармы, которых мучают злые демоны! У тебя есть выбор: здешний сброд – или заложники в Сулете, кого кинешься спасать, тех или этих?

– Если кто-то сейчас и закатил истерику, так это ты! – прошипел в ответ Хантре.

Из коридора в камеру опасливо заглядывали присмиревшие демоны.

– Я всего лишь отзеркалил тебя, мой милый. Одного недоумка с «мясорубкой» собираются отправить в Аленду, другого в Лярану – информация от полевого агента Ложи, которого тоже держали в этом подвале. Подготовкой смертников обычно занимался сам Поводырь, но, возможно, он успел кого-то обучить, тогда закончат без него. Возьми кошелек и нож. Через Хиалу можно добраться до Сулета за полчаса, демон покажет дорогу.

– Тебе о чем-нибудь говорит имя Аннабель?

У нее ведь была еще и фамилия… Была, но растаяла, словно клочок тумана, осталось только имя, и на том спасибо.

– Вроде бы ты однажды сказал, что так зовут твою мать. В том мире, где наши пути пересеклись до твоего возвращения в Сонхи. Я не имел чести ее знать.

Не соврал, но был здесь какой-то намек на обман… Однако размышлять об этом некогда. Крылатый демон, похожий на седую летучую мышь, призывно заверещал и ринулся в открывшиеся прямо в коридоре Врата Хиалы. Хантре, сменив облик, бросился туда следом за ним.

Этот зал с обшарпанными стенами, крошащейся лепниной под потолком и старой мебелью в круге света напоминал Кемурту безопасный островок посреди насланного снаяной кошмара.

Кресла, кушетку и столик с едой озаряла дюжина разнородных волшебных ламп. Стоявшая в стороне ванна на когтистых лапах еле виднелась в густом полумраке и смахивала на притаившегося демона: попробуешь искупаться, тут-то она тебя и сцапает. Может, так и есть, а настоящую ванну гости из Хиалы потихоньку утащили? Вокруг клубилась душная тропическая ночь, оконные проемы выделялись лишь потому, что за ними мерцали звезды.

Поев и умывшись, Кем почувствовал себя более-менее сносно, даже исполосованная в кровь спина сейчас не болела. Ему перепала целая куча трофейных артефактов, среди которых были целебные: такие штуки помогают всем, но амулетчика будут лечить быстрее и эффективней.

Эдмар сказал, что завтра они вместе обшарят замок, наверняка тут найдется что-нибудь любопытное. Маг Ложи Химелдон учтиво предложил свою помощь, Тейзург в самых изысканных выражениях ответил, что не смеет его утруждать, собеседник возразил, что почтет сие не за труд, а за счастливую возможность отблагодарить своего избавителя. Они рассыпались друг перед другом в любезностях: «Коллега Тейзург, мое участие сбережет вам драгоценное время, долг признательности побуждает меня внести свою посильную лепту в это хлопотное дело!» – «Да право же, коллега Химелдон, я до глубины души тронут, но я вижу, что вам необходим отдых, поэтому умоляю вас, не спешите, вы и после нас сможете внести свою посильную лепту».

«Превеликое спасибо, можно подумать, после тебя тут что-нибудь ценное останется!» – читалось в умудренном прищуре ларвезийца.

«Так я и позволю тебе прибрать к рукам то, что мне и самому пригодится», – сквозило в еле обозначенной улыбочке Тейзурга.

Второй маг Ложи, Коргет, чувствовал себя скверно, палачи Поводыря так его искалечили, что он не мог ходить без посторонней помощи. Его бледное отечное лицо напоминало криво слепленную маску из грязноватого папье-маше, глубоко запавшие глаза угрюмо сверкали. Он был боевым магом и провел в застенках около года, а Химелдон, полевой агент и разведчик, попался с месяц назад.

Потом Эдмар отлучился, чтобы принести жертвы Серебряному Лису и остальным демонам. Те и сами могли убить захваченных ктармийцев, но если совершить жертвоприношение, для демона это куда слаще, и вдобавок у него прибавится сил.

Оба мага Светлейшей Ложи отнеслись к этому с философским хладнокровием, а вору было не по себе, и он молился Ланки, Тавше и Кадаху, чтобы все это побыстрее закончилось, чтобы скорей наступило утро и беззаконные твари убрались восвояси.

Вернулся Тейзург уже в другой тунике, подпоясанной златотканым сурийским кушаком (Кем подумал, что на прежнюю, верно, попали брызги, и с этого ему стало совсем тошно). Принес кувшин крови. Химелдон невозмутимо объяснил, что, пожалуй, не нуждается в столь крайних средствах для поправки самочувствия, а Коргет едва ли не обрадовался, так и припал к кружке, да потом еще, завернув штаны, смазал жертвенной кровью свои изувеченные колени. Кемурту, хвала богам, не предлагали: он ведь не маг, чтобы это пошло ему впрок.

Эдмар пил свой жуткий напиток, словно редкое вино, поддерживая светскую беседу с коллегами. Он еще и волосы подровнять не поленился, так что получилась экзотическая стрижка с падающей на глаза косой челкой. С такой прической древний маг в одежке с чужого плеча выглядел совсем молодым и смахивал на вожака банды из городских трущоб – жестокого, склонного к театральным эффектам и не упускающего случая намекнуть на свое аристократическое происхождение.

«Спасибо Ланки-милостивцу, что он мои мысли не читает», – тут же подумал вор.

И какого чворка он не сбежал тем промозглым осенним вечером, когда Эдмар застукал его возле особняка баронессы Тарликенц? Надо было драпать оттуда во все лопатки. Тогда бы жизнь продолжалась, как раньше, и не сидел бы сейчас Кем на тускло освещенном пятачке посреди темноты, в которой копошатся твари Хиалы.

Когда слышались крики, вой, визг, он старался убедить себя, что все эти звуки издают демоны, которые раскачиваются на люстрах, дерутся друг с дружкой и скачут по лестницам. Они вконец разбушевались, но ничего ужасного за стенами зала не происходит, правда же? Порой кричали так, что сразу ясно – не демоны. Его нервы тогда превращались в скрученную проволоку, и он заставлял себя разглядывать собранные со всего замка волшебные лампы: старую тускло-желтую грушу на аляповатом блюдце, изящную хрустальную танцовщицу, украшенный сусальным золотом сияющий дворец размером с чайник – из личного кабинета Поводыря, незатейливый светящийся шар на керамической подставке… Это не помогало, вдобавок глаза начинали болеть.

Химелдону было все равно, а на лице Коргета временами появлялась болезненно-злорадная гримаса. Кем понимал, что у искалеченного боевого мага есть все основания, чтобы желать врагам мучительной смерти. Ногти и волосы отрастут, зубы взамен выбитых любой уважающий себя маг тоже вырастит, но бывают увечья, с которыми ничего не поделаешь, и самостоятельно ходить Коргет уже никогда не сможет. Он провел здесь целый год, еще б ему не радоваться, что этот гадючник вместе с обитателями наконец-то разворошили и растоптали. И не Кемурту его осуждать.

Вору сперва не понравилось, что рыжего Тейзург велел не выпускать из камеры и оставить в заклятых цепях, но потом дошло: это скорее проявление заботы, чем издевательство. Тоже не отказался бы просидеть всю эту ночь в подвале, не зная, что творится вокруг, и выйти оттуда только утром, когда все закончится, пленные умрут, демоны уйдут, и наступит тишина.

Впрочем, планы Тейзурга поменялись, когда Химелдон рассказал о штаб-квартире в Сулете. Хантре освободили, и тот сразу отправился в городок, где находилось еще одно вражеское гнездо.

– А жаль, коллеги, что он не помнит бытности своей в том мире, где родился, – обронил Химелдон. – Я бы кое о чем у него спросил из научного интереса…

– Ну, так спросите у меня, коллега, – предложил Тейзург, откинувшись на спинку кресла, выглядевшего так, словно Поводырь конфисковал его в каком-то захолустном трактире. – Может, я знаю?

– Бывал я, коллеги, в студенческие годы на раскопках в предгорьях Унского хребта, неподалеку от границы с Китоном. Откапывали древний замок, некогда похороненный под сошедшей с гор лавиной. Благодаря сему обстоятельству его не разграбили. Мы обнаружили там библиотеку, но страницы книг от одного прикосновения рассыпались в пыль – хрупкие, словно крылья мертвой бабочки. Что вы хотите, эпоха Золотого Циркуля, около ста тридцати веков до начала Просвещенной эпохи. Кое-что нам все же удалось сохранить и переправить в библиотеку Ложи. Часть книг была на убраке, а я как раз этот древний язык выбрал в Академии для обязательной специализации. Я занимался тем, что накладывал на уцелевшие книги сохраняющие заклятия, и после этого я их наскоро пролистывал, не мог удержаться. Попалось мне там любопытнейшее упоминание о магах-перевертышах: якобы перекидываться они начинают еще на первом году жизни. Только что лежал в колыбели ребенок – и вдруг на его месте звереныш, по этому признаку их и определяли. Но древние книги, как вы прекрасно знаете, материя сомнительная – поди угадай, где там правда, а где сочинительский вымысел. К тому же о магах-перевертышах мало что известно, они давно уже не рождались. Вот и можно было бы справиться у коллеги Кайдо, перекидывался он в период младенчества или нет.

– Нет, коллеги, – ухмыльнулся Тейзург. – На свое счастье, нет. В том мире магия – величайшая редкость, народ там по этой части крайне невежественный, и если бы ребенок превратился в кошачьего детеныша, страшно представить, как бы отреагировали на это окружающие. Забрали бы его в какое-нибудь научное заведение для исследований и до конца жизни оттуда не выпустили. Возможно, Хантре, как видящий, бессознательно чувствовал такую опасность. Своего рода защитный барьер, и хвала всем богам, что у него был этот барьер, иначе бы он пропал.

– Какое удручающее варварство, – заметил Химелдон, и видно было, что это произвело на него несколько большее впечатление, чем демоны Хиалы и кувшин с кровью. – Как они там живут без магии?

– Весьма неплохо живут и знают толк в комфорте, это один из так называемых высокотехнологичных миров.

– И однако же я придерживаюсь мнения, что мы не могли бы назвать их просвещенными людьми. То-то манеры коллеги Кайдо при всех его достоинствах порой оставляют желать лучшего.

– Увы… – голос Эдмара прозвучал печально, хотя глаза насмешливо щурились.

Потом его утащил с собой Серебряный Лис, а Химелдон и Кем, взяв лампу, отправились в уборную, которая находилась в дальнем конце коридора. Вдвоем, потому что соваться наружу поодиночке дураков не нашлось.

– Разумная мера предосторожности, когда вокруг кишат демоны Хиалы, – шепотом пояснил спутнику маг Ложи, дабы его не заподозрили в трусости. – И не забывай глядеть под ноги, это те еще шутники.

Коргет справил малую нужду в чайник, который захватили с собой, чтобы опорожнить.

В коридоре царила такая темень, словно они пробирались со своей лампой через самую сердцевину тропической ночи. Казалось, в душном мраке что-то вздыхает, шевелится, ползет за тобой по пятам… Вот что-то царапнуло по стене, еле слышный шорох… Маг резко развернулся и осветил громадного, с каретное колесо, мохнатого паука – тот и впрямь крался за ними, да не по полу, а по стенке.

Облившись холодным потом, вор, недолго думая, швырнул в гада чайником.

Не попал: снаряд ударился о стену, крышка отскочила, и всех троих забрызгало вонючей жижей.

Демон с визгом исчез в темноте. Кемурту показалось, что верещал он скорее восторженно, чем негодующе.

– Браво, парень, – едко произнес Химелдон. – И остановило бы это его, сам-то как думаешь?

– Так он же улепетнул…

– Потому что не собирался нападать. Пугал нас, гаденыш. А если б напал, отбиваться надо магией, а не ночным горшком.

Кем пристыжено кивнул. У него на шее висел «Солнечный проводник», защищающий своего владельца от исчадий Хиалы, но все равно встретишь ночью такую тварь – сердце со страху разорвется, да и при свете дня не обрадуешься.

Когда вернулись в зал, Коргет спал. Возможно, он впервые после проведенного в застенках года почувствовал себя в безопасности? Выглядел он ужасающе, и если бы не храп, его можно было бы принять за несвежий труп.

– Надеюсь, будет возможность поскорее обеспечить для него лекаря, – заметил Химелдон, после чего устроился в кресле и тоже прикрыл глаза.

Дремал он чутко, что случись – мгновенно отреагирует.

Вор не мог ни спать, ни даже кемарить, как эти бывалые дяди, и занялся амулетами. Кое-что из его хозяйства пропало, но «Солнечный проводник», благодарение Ланки, нашелся у Поводыря, а среди трофеев были весьма недурные штуковины – и все это досталось ему.

Он определил назначение каждого артефакта и убедился, что сможет любым из них управлять. Выбрав два самых сильных лечебных амулета, положил возле Коргета и приказал им работать на полную мощность. Химелдон встрепенулся, поглядел, снова прикрыл глаза.

Потом Кемурт все же начал клевать носом, но очнулся, когда послышался нарастающий шум: визгливый смех, клацанье когтей, рычание, щелканье, хлопанье крыльев, и в эту какофонию вплетались человеческие голоса – или скорее будто бы человеческие.

В проеме появились Эдмар с Серебряным Лисом в обнимку – словно гуляки,которые возвращаются навеселе с пирушки, за ними повалила свита Лиса. Харменгера и еще кое-кто держались особняком, остальные сливались в чудовищную колышущуюся массу.

Зал озарили цветные сполохи, напоминавшие северное сияние, но при этом тошнотворно зыбкие и мутные, словно в небесные краски подмешали грязи.

– Коллеги, сейчас вы станете зрителями незабываемого спектакля, – обратился Тейзург к магам Ложи. – Уж поверьте, любезный коллега Шеро будет локти грызть с досады, что не оказался на вашем месте. Туртуньяго, давай сюда Поводыря!

Демон, который выглядел будто свернутый у стенки ковер, выкатился на середину зала. Маги подобрались, хотя и наблюдали с интересом. Пусть коллега Эдмар дал понять, что им ничего не угрожает и они через некоторое время свидятся со своим начальством, в такой обстановке можно ожидать чего угодно.

Туртуньяго развернулся, стряхнул человека на пол и взмыл под потолок – тварь, похожая на ската, брюхо усеяно отвратительными розоватыми присосками, среди которых вылепилась гротескная клоунская маска с недоброй улыбкой до ушей.

Глава Ктармы поднялся на ноги. Одежда на нем висела лохмотьями, на коже темнели синяки от присосок, волосы и борода всклокочены, но он все равно выглядел опасным. Коргет зло и невнятно выругался, его больные глаза полыхнули ненавистью. Химелдон деловито сощурился – похоже, изготовился пустить в ход боевые заклятья, если дойдет до свалки. У Кема пробежали по спине колкие мурашки, и он на всякий случай привел в состояние готовности боевые амулеты: хоть и изрядно потрепанный, Поводырь не выглядел сломленным.

– Собираешься скормить меня демонам? – осведомился он хрипло, меряя Тейзурга презрительным взглядом. – Что ж, попробуй…

Выражение лица, как у опытного игрока в сандалу, который пытается контролировать ситуацию, даже когда расклад хуже некуда. И почем знать, вдруг он все же нащупает шанс повернуть ход событий в свою пользу?

– Полагаю, демоны тобой подавятся, – ухмыльнулся Тейзург. – Нет, Шанглат, я собираюсь тебя скормить, если в данном случае уместно будет употребить сие определение, другой сущности. От демонов ты бы ушел рано или поздно… Ты ведь достаточно силен и искушен, чтобы выкарабкаться из Хиалы, верно?

– Твоя пустая болтовня мне еще на допросах опротивела, – брезгливо парировал Поводырь.

– Тебе же хотелось, чтобы я говорил, вот я и старался тебя порадовать… Но к делу!

Эдмар полоснул себе по запястью разноцветно блеснувшим ножом и принялся выводить своей кровью на полу какой-то знак. Наступила тишина – вернее, сумятица урчания, шелеста, тихих свистов, хлюпанья, скрежета и других звуков, производимых оравой тварей.

– Призывает-то он вроде бы демона, хотя сулил нечто другое, – заметил вполголоса Химелдон после некоторой паузы. – О…

Вырвавшийся у мага возглас разительно контрастировал с его недавней интонацией сведущего специалиста.

То, что возникло в слепящей, как от молнии, вспышке посреди свободного пространства, напоминало громадный белый коралл со дна морского или заснеженный куст, при этом оно шевелило ветвями и казалось живым, и у него была волчья морда с зубастой пастью. Повеяло холодом – посреди липкой духоты тропической ночи это было даже кстати, а все равно Кемурт содрогнулся.

Демоны, толкая друг друга, подались назад, и за считаные секунды пустой круг, в центре которого вырос белоснежный волчий коралл, стал на треть шире.

– Тейзург, зачем позвал и что у вас тут за столпотворение? – осведомился пришелец грубым лающим голосом. – Когда-то мы с тобой славно погуляли, что было, то было, но я давно уже не любитель ваших суетных безобразий. Если ты подзабыл, я на службе.

– Приветствую тебя, Снагас. Я призвал тебя, как должностное лицо. Прошу суда твоего повелителя!

По толпе исчадий Хиалы прошел ропот.

– Однако… – изумленно пробормотал Химелдон.

– Ты уверен, что хочешь этого? – спросил Снагас.

– Уверен, – голос Тейзурга звучал твердо. – Прошу тебя, Снагас, седьмой демон-спутник бога Смерти, Перерождений и Справедливости, позови сюда того, кому ты служишь – Акетиса Беспристрастного.

– Ты произнес официальную формулу, и я не могу тебе отказать. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, ведь если Акетис не признает виновным того, кого ты обвиняешь, неприятности будут у тебя.

– Я знаю, что делаю, – подтвердил Эдмар.

На глаза ему падали волосы, выражения не разберешь, а впалые щеки были бледны, как после жестокого похмелья. Поводырь оставался непроницаем, но, должно быть, усмотрел в этом беспримерном вызове ошибку противника и свой шанс. Между тем больше половины демонов как ветром сдуло, в зале стало заметно просторней.

Когда появились новые действующие лица, Кемурт оцепенел. Так и сидел в неудобной позе, вполоборота, подавшись вперед и вжавшись плечом в спинку кресла, и не мог шелохнуться. Не сказать, чтобы физически не мог или не смел – просто он смотрел во все глаза на то, что перед ним разворачивалось, и все остальные чувства, кроме зрения и слуха, словно исчезли.

Демоны, состоящие на службе у бога Концов и Начал, выглядели странно и величественно, но вор их особенно не разглядывал. Он во все глаза уставился на единственного в этой компании человека. Будто бы человека.

На нем был длинный плащ с откинутым капюшоном. Кажется, светло-серый. В чертах лица ничего цепляющего. Склонившиеся перед ним Тейзург и Поводырь выглядели куда эффектней, каждый на свой лад. И все же была в нем сокрушительная сила, Кемурт ощутил ее без всяких амулетов, хотя находился, благодарение Ланки, в дюжине шагов от ее источника.

– Кого и в чем ты обвиняешь? – Голос обыкновенный, никаких громовых раскатов.

– Этого словоблуда, известного под именем Шанглат, а также под псевдонимом «Поводырь», я обвиняю в особо циничном оскорблении сонхийских богов и в клевете на светлых богов нашего мира, Беспристрастный.

Вслед за этим заявлением наступила гробовая тишина. Даже демоны замерли и перестали производить какие-либо звуки. Амулетчик сперва решил, что ослышался. Можно было ожидать совсем других обвинений: в пытках и произволе, в массовых убийствах мирных жителей с применением «ведьминых мясорубок», в нарушении законов тех стран, где подпольно действовали посланцы Ктармы, – еще минуту назад Кем мог бы побиться об заклад, что Эдмар заведет речь об этом. Вдобавок обвинять кого-то в «оскорблении богов» – это же коронный прием Ктармы, которая оправдывает этим доводом и казни, и пытки, и «ведьмины мясорубки»: все делается «во имя светлых богов, которым угодно, чтобы люди жили в заповеданной богами чистоте».

Как сказали бы в овдейской деревне, у Поводыря «челюсть упала ковшиком». После короткого изумленного молчания он вымолвил:

– Ты сам в этом виновен, мерзкое и лживое отродье Хиалы! Беспристрастный, я обвиняю Тейзурга в том, что он предается всем мыслимым порокам и не скрывает этого, объединяется с демонами против людей, способствует тварям Хиалы в их бесчинствах, бесстыдно попирает нравственные законы, своим гнусным примером и своими отвратительными деяниями совращает невинных, самим своим существованием оскорбляет чистоту праведных и заветы богов. Прошу твоего суда над Тейзургом, Беспристрастный!

– Итак, вы обвиняете друг друга, – терпеливо подытожил Акетис. – Вам придется обосновать свои обвинения, таков порядок. Тейзург, ты первый.

– Пожалуй, начну с оправданий, – он улыбнулся, не разжимая губ – еще бы разжал, палачи Ктармы ему два передних зуба выбили, и его худощавое лицо с треугольным подбородком стало похоже на загадочно ухмыляющуюся шутовскую маску. – Не стану отрицать того, что наплел обо мне Шанглат. С пафосом у него ужасающий перебор, как у третьесортного актера, но, если отбросить выразительную декламацию и затасканные эпитеты, мы увидим, что речь идет о непохвальном поведении, которое нельзя считать чем-то из ряда вон выходящим. Что ж, я порочен, общаюсь с демонами и так далее, подаю дурной пример тем, кто падок до примеров, – но мало ли на свете таких, как я? Сколько я всяческого возмутительного совершал – перечислять пришлось бы долго, и я бы всех утомил, поэтому лучше вкратце скажу о том, чего я НЕ делал. Если я, случалось, кого-то убивал, преследуя свои цели, я не заявлял, что это угодно Кадаху Радетелю. Если я совершал нечто жестокое, заставляющее окружающих содрогнуться, я не говорил, что этого хочет Тавше Милосердная. Если я ради собственного удобства стремился кому-то навязать тот или иной образ жизни, я при этом не прикрывался твоим именем, Акетис Справедливый. Поводырь, ты можешь на это что-нибудь возразить?

– Ты погряз в смердящих пороках, и нет такого отвратительного греха, которому ты не предавался бы, ты гневишь великих богов…

– Шанглат, умоляю, не надо о богах, – перебил Тейзург. – Один из них присутствует здесь, и не вынуждай его выслушивать всю ту белиберду, которую ты используешь, чтобы манипулировать своими последователями. По отношению к богу это невежливо. Посылая в ларвезийские города смертников с «мясорубками», ты назойливо твердишь, что сие угодно светлым богам, вот только мнением самих светлых богов ты забыл поинтересоваться. Да тебя и не интересует мнение сонхийского пантеона, тебя вполне устраивают молчаливые небожители, которые не вмешиваются на каждом шагу в людские дела. Тебе нужна та власть, которую можно обрести, ссылаясь на них – и тут все средства годятся, верно? Для того чтобы управлять дурачьем, ты бессовестно лжешь, якобы объявляя волю сонхийских богов. Ты утверждаешь, что для Кадаха Радетеля покрой одежды, которую носит человек, несравненно важнее его добрых дел, и, если рукав или подол окажется на два пальца короче, нежели предписано, а штаны не болтаются на заднице неприглядным мешком, ты велишь запороть преступника во имя Кадаха. В твоем учении Радетель предстает не покровителем тех, кто прилежно трудится, заботясь о процветании семьи, общины, города и страны, а въедливым изувером, который наслаждается казнями, да вдобавок мучает смертных обременительными правилами и бессмысленными запретами – это ли не клевета на Кадаха? Тавше в твоей трактовке отнюдь не воплощение милосердия, а злобная стерва, которая ревниво следит за тем, чтобы ни одна женщина не переспала, не переглянулась, не поговорила наедине ни с кем из мужчин, кроме законного мужа или ближайшего родственника. Из твоих проповедей следует, что она едва ли не оргазм испытывает – трепещет от праведной радости, как ты выразился, – когда какую-нибудь несчастную преступницу побивают камнями, закапывают живьем в землю или сжигают в вязанке хвороста. Такие представления о светлых богах ты внушаешь людям, и сия умственная отрава куда худшее оскорбление для богов, чем брань какого-нибудь богохульника. Ибо кое-кто начинает верить, что боги и впрямь таковы, как ты говоришь, – не лучше демонов Хиалы. И тогда одни решают, что таких богов лучше вовсе не почитать, а другие начинают поклоняться мерзким наваждениям, которые ты подсунул им вместо истинных сонхийских богов. Поэтому я перед лицом Акетиса Беспристрастного обвиняю тебя, Шанглат, в клевете на богов при отягчающих обстоятельствах и в злонамеренном обмане.

В этот раз Шнырь путешествовал через Хиалу на спине у демона, который показывал дорогу Крысиному Вору. Летун был мохнатый, как шмель, и притворялся, что хочет сбросить пассажира, но гнупи цепко держался за его жесткую шерсть.

Свистел мутный, как прокисший кисель, воздух, рассекаемый двумя парами крыльев, а Шнырь думал о жертве, которую посулил ему господин. Вкусную печенку он съест сам, никому не даст… А остальным поделится с тетушкой Старый Башмак и, может, с кем-нибудь еще из тех, кто его не обижал, – но совсем чуть-чуть и только если хорошенько попросят.

Радуясь этим мыслям, он едва не упустил тот момент, когда впереди раскрылись Врата Хиалы и «шмель» вильнул в сторону. Изо всех сил оттолкнувшись от его мохнатой спины, гнупи сиганул в арку, покатился кубарем по траве.

Крысокрад из утыканной иглами твари с мощными крыльями перекинулся в обычного дикого кота с кисточками на ушах. Настороженно прислушался, глянул в сторону замершего гнупи: он ведь и раньше чуял преследователя, а теперь хозяйские скрывающие чары ослабли. Однако беда миновала – то ли не заметил, то ли что-то заметил, да не понял. Соглядатай про себя ухмыльнулся тому, что опять удалось его провести.

Потом кот раздраженно фыркнул и побежал к людскому жилью, а гнупи потрусил за ним. Дома еле виднелись в ночи, как будто тетушка Старый Башмак вышила их темными нитками по черному бархату.

Хантре кружил по улицам до рассвета. Он чувствовал, что и ктармийцы, и похищенные ими люди где-то в этом городе есть, но что-то сбивало его с толку, мешало определить верное направление. Словно эхо в горах: отражается, множится, блуждает, и не поймешь, в какой стороне кричали.

Использованы чары, создающие эффект эха. Тут выручили бы агенты Тейзурга: не маги, не амулетчики – обыкновенные шпионы, натренированные все подмечать. Но людей Тейзурга в Сулете нет, а действовать надо сейчас, пока бандиты не сбежали, убив пленников. Что-то их растревожило: то ли кто-то из захваченного оплота успел послать мыслевесть, то ли, наоборот, здешних насторожило отсутствие связи. Хантре улавливал их беспокойство, словно шорохи, доносящиеся из гнезда шершней. Вот только где оно спрятано, это гнездо?

Охватившее его беспокойство было вроде полосы прибоя: то накатит – то отхлынет, и болтаются там колючие обрывки водорослей, полуживые медузы, какие-то обломки, то вода тебя обволакивает и пытается утащить, то от холода мурашки по коже… Он слишком часто перекидывался и слишком много времени проводил в облике. Сам понимал, что не стоит, но в кошачьей шкуре ему нравилось – словно ты в небольшой уютной комнате, надежно запертой изнутри. Безопасно. Ему не хотелось привязывать свои ощущения к этому слову, и он избегал так думать, но в глубине души знал, что все дело в этом.

Ничего удивительного, что после всей той мути и мерзости, которая творилась в оккупированном демонами замке – успел зацепить краешком, и этого по горло хватило, – его накрыло «прибоем».

Хотелось драки. Именно драки, а не побоища. Но не за счет заложников. Это слово для него почему-то было привычней, чем «пленники». Кажется, там, где он жил до возвращения в Сонхи, захваченных бандитами людей называли заложниками. И спасать их надо в первую очередь. Поэтому насчет драки – как сложится. Скорее всего придется пустить в ход магию наибольшей мощности и поубивать «воинов чистоты» раньше, чем те опомнятся.

В придачу кто-то таскался за ним по пятам. Появился он не здесь и не сейчас, давно уже: скользил следом, будто еле уловимая тень, оглянешься – вроде бы никого нет. Ощущение как от назойливой мухи: навредить не может, но раздражает. Вероятно, шпион Эдмара.

Сейчас он раздражал больше обычного, поскольку сильнее ощущалось его присутствие. Если Тейзург налагал на него какие-то скрывающие чары, теперь они явно ослабли и не были своевременно возобновлены. Раз так, можно его изловить…

Хантре в облике крался вдоль кирпичной стены, с которой осыпалась старая известковая шелуха, крался все медленнее – а потом молниеносно развернулся и прыгнул, сбив преследователя с ног. Тот рванулся прочь, но маг уже принял человеческий облик и на ощупь схватил его за шиворот.

Это был кто-то маленький и жалкий, почти невидимый – колышется в темноте пятно, словно расплывающиеся чернила в мутной воде.

– А ну, пусти, ворюга, не то мою курточку порвешь! – Голос хнычущий, но с нотками ненависти.

– Кто ты такой?

– Ограбленный тобой Шнырь, вот кто!

– Какой еще Шнырь?

– Какой-какой… Крыску помнишь? Это был я!

– Ты – призрак крыски? – озадаченно уточнил Хантре.

– Не призрак, а подло ограбленный бывший ее владелец! Дурачина ты, рыжий, а не видящий, если меня от призрака отличить не можешь! Хе, как я тогда в тебя крыской-то залепил, прямо по лбу, а ты и увернуться-то от моего удара не смог!

– Ага, вспомнил. Ты один из тех гнупи, которые служат Тейзургу.

– Вот-вот, и никогда я тебе свою крыску не забуду, нипочем не прощу! Ты должен был мне ее вернуть, а ты что сделал?

– Раз ты гнупи, ты чуешь «ведьмины мясорубки». В этом городе есть две, только недоделанные. Можешь определить, где они находятся?

– Так бы я тебе, ворюге, и сказал, даже если б знал! – злорадно проворчал Шнырь.

– Ты ведь на службе у Тейзурга, верно? – Теряя терпение, Хантре встряхнул его. – Твой господин велел уничтожить «мясорубки». Говори, где они?

– Для господина-то я бы сказал, господин добрый, а ты злой, но ты, рыжий, вытряхни-ка мусор из ушей! Сказал бы, если б знал. А я и не знаю, все тут запутано-перепутано, совсем как пряжа тетушки тухурвы, когда она колдует, чтобы сбить людей с толку, да приговаривает: «Как мои нитки не распутаешь, так и мои чары не расплетешь». А за крыску ответишь, я буду вечной проблемой твоей совести!

– Ты хотел сказать – укором совести? – рассеянно произнес Хантре, размышляя над сравнением: все запутано, как пряжа, – есть в этом какая-то подсказка…

– Не укором, а проблемой! Укором-то тебя не проймешь, вот и господин про тебя, рыжего мерзавца, так говорит. Он тоже считает тебя мерзавцем, потому что ты дома не ночуешь, хотя он и наливает тебе зазря вкусные сливки, которых ты не заслужил, понял?

– Это он приказал тебе за мной шпионить?

– Так я тебе и скажу!

– Ладно, убирайся.

Маг выпустил ворот курточки, и Шнырь проворно отбежал, шмыгнул за угол, но не ушел. Хантре было не до него. Перепутанные нитки можно или распутать, или разрезать. Во втором случае ктармийцы поймут, что появился враг, так что придется мчаться к их штаб-квартире сломя голову… Но другого способа нет.

«Нитки» напоминали клейкую паутину: скорее увязнешь, чем порвешь. Это требовало большого расхода сил, зато он наконец-то определил, где находится сердцевина этой путаницы, и бросился туда.

По небу разливалось золотисто-розовое сияние, стали видны обережные узоры на стенах, беседки и веревки с бельем на плоских крышах, приколоченные над дверьми лавок размалеванные циновки-вывески. Хлопали калитки, блеяли овцы, доносились человеческие голоса: Сулет просыпался.

Кое-где на крышах сидели флирии – полудевы-полунасекомые, их стрекозиные крылья радужно переливались в лучах восходящего солнца, а белые, как будто гипсовые лица казались задумчивыми и одухотворенными. На самом деле флирии вряд ли о чем-нибудь задумываются. Люди их обычно не видят, но когда они в ночь полнолуния собираются в рой и танцуют в небе, только слепой их не заметит.

Похоже, здесь. На прибитой над воротами выцветшей циновке нарисованы кувшин и сундук: это означало, что за оградой находится охраняемый склад, услугами которого может воспользоваться любой торговец. Штаб-квартира скорее всего в подвалах.

Тянуть незачем, о нем уже знают. Хантре вынес магическим ударом кусок стены и нырнул в пролом.

То, что началось дальше, можно было вкратце описать двумя фразами: «Заказывал драку? Получай драку, мироздание нынче доброе!»

Ктармийцы успели приготовиться к обороне, а он слишком много сил потратил на то, чтобы порвать их «пряжу». Он впервые столкнулся с такими чарами. Наверное, изобретение Поводыря. И Тейзург о «пряже» вряд ли знал, иначе не отправил бы сюда его одного.

Магов и амулетчиков здесь было не меньше десятка, действовали они слаженно, как единое существо. Над двором повисла туча пыли, со скрипом болтались на петлях двери, разлетались вдребезги окна и кувшины, с хрустом ломались столбики, подпиравшие навесы дощатых галерей. На конюшне ржали лошади, откуда-то выскочила большая пятнистая свинья, она ошалело металась и чуть не сбила Хантре с ног. Ворота покосились, а плетенная из крашеного тростника вывеска оторвалась и улетела в соседний переулок.

Эту катавасию мог наблюдать кто угодно, а на магическом уровне над складом вздымались, корчились и опадали ветвистые древа силовых возмущений, молниями вспыхивали боевые импульсы, сшибались встречные заклятья.

Ему удалось выбить двух-трех противников, и тогда он бросился искать заложников. Вход в подвал находился в том сарае, где хранились запечатанные кувшины с маслом, похожие на подбоченившихся широкобедрых женщин. В цементном полу для них были сделаны специальные выемки – для устойчивости, но сейчас пол лоснился, подошвы скользили, повсюду валялись черепки, и в воздухе плавал густой аромат растительных масел. Зато в углу, под затоптанной циновкой, пряталась квадратная деревянная крышка.

Надо было действовать быстро, словно земля под ногами горит. Потому что она и впрямь того и гляди загорится, только не под ногами, а там, где разлито масло. Нетрудно догадаться, что предпримут «воины чистоты».

Двое смертников с незавершенными «мясорубками» были внизу. Юнцы из тех, кто грезит Божественными Чертогами. Хантре прикончил обоих магическими импульсами: пусть они всего лишь жертвы проповедников-манипуляторов – это их ни на грош не оправдывает. Если ты готов оплатить свой входной билет в Божественные Чертоги жизнями случайно подвернувшихся людей, чем ты лучше обыкновенного головореза с большой дороги, который тоже убивает ради своей корысти?

Тюрьма напоминала запущенный зверинец: вонь, грязная солома, по мискам из-под баланды ползают насекомые. Оглушив сторожа, Хантре снял у него с пояса ключи и торопливо отпер решетчатые дверцы камер. Пятеро агентов Ложи, в придачу несколько женщин и подростков, похищенных из местных сурийских семей, не угодивших Ктарме.

Оковы на магах были попроще, чем те, которые надели на Хантре и Тейзурга люди Поводыря. Он справился с заклятьями, хотя израсходовал на это довольно много сил. Зато теперь он не один. Правда, союзники у него истощенные и измученные, придется их прикрывать.

О том, что сам он тоже истощен и измучен, Хантре даже не вспомнил.

– Стойте!..

Не послушались. Двое подростков бросились к лестнице – и наверх, только грязные голые пятки замелькали. А потом донеслись их крики…

– Выходим по моей команде, я пойду первый, – бросил он отрывисто. – Коллеги, позаботьтесь о женщинах. И будьте готовы гасить огонь.

– Это по моей части, – отозвался рослый маг с воспаленным гноящимся рубцом на щеке. – Я не только боец, еще пожарный. Лучше меня пустите вперед.

– Вместе, – предложил Хантре. – Вы берете на себя огонь, я всю эту дрянь.

Наверху уже горело, возле лестницы ощущался жар. Мальчишки, которые выскочили, не дожидаясь остальных, лежали среди битых кувшинов в пузырящемся масле. Мертвые. Содрогнувшись, он мысленно пожелал им добрых посмертных путей.

Ктармийцев стало больше, но они держались на расстоянии от подожженного строения.

«Завести бы ручную саламандру…» – мельком подумал Хантре, подавшись в сторону, чтобы пропустить вперед мага Ложи.

Тот оказался хорошим пожарным: в два счета заставил пламя скрутиться в тонкие смерчи-жгуты и открыть людям проход.

Над двором кружились хлопья копоти, в оставшейся позади постройке клокотало масло и трещали балки. Где-то по соседству заколотили в гонг.

– Уходите, – велел Хантре. – Я задержу их. Вам есть где укрыться?

– Приходите в харчевню «Тростниковая дева», в северной части города, у речки, – скороговоркой отозвался приземистый маг с вытекшим глазом, похожий в своих лохмотьях на профессионального нищего.

Ага, хорошо. Идти туда или нет, он еще подумает, но у Ложи тут есть штаб-квартира – скорее всего по договоренности с местными властями, – и о тех, кого он вытащил, позаботятся.

Дальше стало горячо. Ему только вначале показалось, что ктармийцев набежало много – всего-то с полдюжины магов и амулетчиков, но надо было связать боем их всех, чтобы никто не кинулся за беглецами. Вдобавок подоспела городская стража и примчались наемники купцов, доверивших злополучному складу свой товар. Вокруг царила толкотня и неразбериха.

Он плохо помнил, как унес оттуда ноги. Воздух был едкий от гари, в глазах рябило от сияния взошедшего солнца. И свет, и грохот, и запахи, и крики, и эхо магических импульсов он воспринимал, как сплошную рябь, и шел сквозь эту рябь, уклоняясь от столкновений с тем, что несло угрозу. Вызволенные заложники в безопасности – это он почувствовал, теперь можно и о себе подумать.

Впрочем, «подумать» – сильно сказано: его мысли превратились в такую же пронизанную солнцем рябь, как все остальное.

Он не ощущал хода времени, ничего толком не видел и не слышал. Ни с кем не сталкивался на кривых сулетских улицах только потому, что народ от него шарахался. Хантре напоминал сумасшедшего оборванца: без тюрбана, грязные огненно-рыжие волосы острижены вкривь и вкось, лицо перемазано сажей, одежда выглядит так, словно он нашел ее на свалке или отобрал с боем у городского попрошайки.

Мелькнула мысль о «Тростниковой деве»: коллеги из Ложи говорили, там есть речка – значит, можно искупаться. Но кругом такая рябь, что не поймешь, в какой стороне находится «северная часть города».

Потом в этой ряби, зыбкой, как мозаичные пятна света на воде, появилось что-то плотное, темное и безусловно опасное. Оно двигалось следом за ним, сокращая дистанцию.

Хантре наконец удалось вернуться из «ряби» в обычную реальность. Или, вернее, привести свое восприятие реальности в согласие с обычными человеческими мерками. Он обнаружил, что его занесло на какие-то задворки: ветхие сараи, грядки за покосившейся тростниковой оградой, на которой сохнет белье, вокруг бродят куры, в тени лежат пятнистые свиньи. Из окон опоясанного галерейками жилого дома кто-то выглядывает, но там бояться некого, они сами его испугались, – опасность притаилась за углом. За двумя углами сразу, его пытаются окружить.

Первый удар он успел блокировать. Второй его зацепил, но не сильно. Если бы удалось восстановиться, быстро бы с ними разобрался, но сейчас преимущество у них. Справа так и лупили импульсами, он переключил все внимание на оборону, даже достал их ответным ударом, но тем временем еще двое ктармийцев слева закончили плести заклятье – что-то мощное, он понял, что вряд ли сможет с этим что-нибудь сделать, а они эту пакость вот-вот активируют, идут последние секунды…

Истошный вопль заставил и его, и противников повернуться на звук. От сараев прямо на магов Ктармы во весь опор мчался всадник верхом на свинье: кто-то маленький, с ведром на голове вместо рыцарского шлема, в цветастой хламиде и с лопатой наперевес. Рыцарь Ведра истошно вопил, свинья визжала – и они врезались в опешивших магов раньше, чем те успели метнуть во врага свое заклятье. В результате оно все-таки активировалось и накрыло всех четверых, включая захлебнувшуюся визгом свинью.

Послав еще один импульс в недобитых противников справа – те после этого отступили, унося своего третьего, – Хантре бросился к шевелящейся куче. Несчастная свинья пускала кровавые пузыри и сучила передними ногами, задние были парализованы. Один из ктармийцев лежал ничком и не двигался, второй мычал, закатив глаза, а недавний наездник пытался отползти подальше от свиньи, но запутался в скатерти, которую он заодно с ведром позаимствовал с ограды. На пестрой ткани расплывалось кровавое пятно, почти неразличимое среди красных и бежевых узоров.

Чары невидимости, прикрывавшие его до последнего времени, окончательно рассеялись. Хантре перенес его в тень сарая и достал нож.

– Зарезать меня хочешь, рыжий ворюга, чтоб никто больше тебе о крыске не напомнил? – с ненавистью просипел гнупи, болезненно щуря слезящиеся от солнечного света глаза.

– Ага. Нет Шныря – нет проблемы.

Утро все-таки наступило. Четверо выживших людей позавтракали на разгромленной кухне. Вчерашние лепешки пришлось собирать с пола, зато нашелся уцелевший горшок меда и бочонок маринованной с пряностями свинины, которую едят в этих краях только в таком виде, чтобы не подцепить паразитов. Отскребать от стен намертво влепившиеся куски козьего сыра не стали – наверное, демоны этим сыром швыряли друг в друга, вроде того как в Овдабе зимой играют в снежки. За дверным проемом, в полутемной трапезной с поломанными столами и скамейками, над скисшей кроваво-молочной лужей гудели мухи, зато за окнами сияло солнце, и союзники из Хиалы убрались восвояси.

Эдмар пока еще не восстановил силы настолько, чтобы дотянуться до своей магической кладовки, но заверил, что это вопрос двух-трех ближайших часов и сегодня у них будет «обед, который не вызовет нареканий».

– Поводырь угодил в собственную ловушку, – обронил он с ухмылкой, когда они с Кемуртом отправились искать в опустевшем замке амулеты и другие полезные вещи. – Я и не сомневался, что выиграю этот процесс… Подозреваю, Акетис давно мечтал до него добраться.

– Тогда почему раньше не добрался? – удивился амулетчик. – Он же бог…

– Он формалист, и это неотъемлемое свойство Беспристрастного. Приговор может быть вынесен только на суде, а чтобы состоялся суд, кто-то должен выступить в роли заявителя и обвинителя. Причем не Тавше и не Кадах, на которых старый манипулятор Шанглат ссылался без зазрения совести, а кто-нибудь из людей. Поводырь зарвался. Напрасно он начал мне угрожать, очень напрасно…

Кемурт уставился на него в недоумении, однако дальше спрашивать не рискнул. И потом, занимаясь поисками, время от времени возвращался мыслями к разговору: не надо было угрожать? После всего, что с ним делали в застенках, он отомстил в первую очередь за то, что ему посмели угрожать? Поди пойми его…

А еще вспоминался последний взгляд Поводыря перед тем, как его уволокли с собой демоны из свиты Акетиса: взгляд тертого игрока в сандалу, который обнаружил, что допустил промашку, да уже не успеет вернуть себе преимущество.

Нинодия сидела в «Чайнике без ручки». Славное заведение. Лет пять-шесть назад она здесь, бывало, отплясывала перед публикой, лихо вскидывая пышные цветные юбки.

Над входом висела все та же старая вывеска с чайником – само собой, без ручки, – залепленная набившимся в выемки мокрым снегом. Аленду охватила зимняя оттепель, как обычно метелистая. В такую погодку особенно хорошо устроиться у окна в частом переплете и потягивать горячее фьянгро с пряностями и апельсиновой цедрой. По стеклам распластались белые морские звезды – ничего удивительного, если снаружи бушует нахлынувший на город снежный океан.

Главное, что ты внутри, в тепле, и тебе прельстительно улыбается кавалер – статный, галантный, остроумный, самый шикарный среди посетителей «Чайника» в этот вечер. Он еще и за все платит, как в лучшие твои времена. Подумаешь, под меховым плащом, который он так и не снял, спрятан лисий хвост, а сдвинутый набекрень берет скрывает звериные уши на макушке.

– Я в восторге от вас, смею ли я предложить вам поехать со мной в «Жемчужный приют» или, если угодно, в «Амиланду»? Мы закажем в номер вино, розы и шоколад…

Это у них была такая игра: будто бы Лис не демон, а тоже человек, будто бы они только что познакомились и напропалую флиртуют. У него бывали разные роли: то опытный светский волокита, то молодой провинциал, явившийся покорять Аленду, то иностранец-путешественник, очарованный ларвезийской танцовщицей, которая хоть и не первой молодости, но все еще хороша собой. Нинодия тоже играла: словно с ней все в порядке, и ноги в порядке, вот посидит она за столиком с четверть часа, а потом всем тут покажет, как надо танцевать!

Другое дело, что эти «четверть часа» – длиной в целую вечность… Ладно, нечего кукситься, Лису хуже: он пленник Хиалы, и то не унывает – оттягивается вовсю, пока ему не пробьет час возвращаться обратно в обитель демонов.

Время от времени она сбегала к нему из-под охраны. Да ее и не охраняли – кому она нужна? Шеро по старой дружбе поселил ее в резиденции Ложи за высокой белой стеной, и на том спасибо.

Когда ее тянуло в город, она отправлялась гулять в компании Лиса. Тот подарил ей браслет, сплетенный из серебристого лисьего волоса, благодаря этому они могли посылать друг другу весточки.

О демонском подарке Нинодия ни словечком не обмолвилась и никому волосяной браслет не показывала – носила его под обыкновенным, серебряным с яшмой.

Демоны ей не страшны, иначе Хантре Кайдо сказал бы, что надо их остерегаться. Для нее есть опасность замерзнуть, она помнила об этом и перед каждым выходом на улицу одевалась тепло: раз ее спасет теплая одежда – уж лучше выглядеть, как меховой-шерстяной кочан капусты, чем пропасть ни за что ни про что.

Лиса не было с полторы восьмицы, но сегодня он объявился и позвал ее на прогулку.

– А в следующий раз я буду юной барышней, – шепнул он перед тем, как подсадить ее в наемный экипаж (Нинодия знала, что он обернется лисицей и проводит коляску до самой резиденции). – Буду твоей кузиной из провинции, и ты будешь показывать мне Аленду…

– Идет, – подхватила Нинодия. – Ты будешь проситься в злачные места, но я буду строгая и скажу, что тебе туда нельзя…

– А я буду тебя уговаривать – мол, только одним глазком посмотреть, потому что я читала об этом в безнравственных книжках, которые брала тайком из папиного шкафа, и ты в конце концов уступишь…

– Уступлю, но не сразу…

Их засыпало хлопьями снега, как и всю улицу с желтыми фонарями, все тумбы и кареты, всех прохожих – поди разбери, кто здесь человек, а кто демон с лисьим хвостом.

– Увы, если б я мог остаться здесь по-настоящему… – Он усмехнулся весело, но с грустинкой на дне серебристых глаз.

– Эх, Лис, если б я только могла сделать так, чтобы ты остался здесь по-настоящему, – вздохнула в ответ Нинодия.

Вабито нарушил зарок не садиться за доску сандалу с Чавдо Мулмонгом и опять продулся.

Куду и Монфу проявляли похвальную стойкость. На постоялом дворе, где задержались на несколько дней, чтобы передохнуть, помыться и узнать последние новости, они по вечерам устраивались подальше от двух заядлых игроков. Нынче им и собеседник попался в самый раз, чтобы попрактиковаться в ларвезийском: охотник из Аленды, приехавший в эти края за редкими ящерицами для королевского зверинца.

За кружкой вина он посвятил случайных знакомых в тонкости ловли малого хоботника, степной лисицы и куропатки-пересмешницы, добавив, что с животными надобно обходиться без жестокости: коли нужна шкура или мясо – убивай чисто, а если ловишь живьем, делай это так, чтобы зверя не изувечить.

Когда в харчевне появился парень, не умевший объясниться по-местному, Таркелдон пришел ему на помощь. Это был юнец с повязкой на лице, за плечами у него висел большой мешок. Одет как суриец, но говорил по-ларвезийски, и Таркелдон взялся перевести хозяину, чего он хочет. От него тянуло магией, приглушенной и непонятной: то ли сам из волшебников, то ли таскает с собой амулеты. Скорее, второе. А хотел он всего-навсего поужинать.

Свою ношу он осторожно опустил на пол возле скамьи. Мешок пошевелился, издав негромкий стон.

– Что у вас там? – насторожился зверолов.

– Барсук, – отозвался парень. – Недобиток. Я его на охоте добыл, продам на шкуру или в зверинец. Раненый, потому и стонет. Надо его мясом покормить, чтобы не отдал концы по дороге.

С путешественника мигом слетела вся доброжелательность.

– Раненый? И ты вот так в мешке его таскаешь? А ну, покажи!

Отпихнув парня, он приоткрыл развязанную горловину. Из мешка недружелюбно зыркнула пара горящих глаз, внутри сдавленно заворчали.

– Это мой барсук. – Парень вцепился в мешок и потянул к себе. – Я его здесь покормлю и дальше пойду…

– Охотничек! – процедил Таркелдон. – Незачем мучить раненое животное, добить его надо!

– Тогда за него меньше заплатят, – угрюмо возразил владелец мешка.

Под тяжелым взглядом зверолова он сунул недобитку шмат вареного мяса и сразу выдернул руку. Изнутри донеслось чавканье, перемежаемое стонами.

Расплатившись с хозяином, парень завязал мешок и убрался вон из харчевни. Сам он почти ничего не съел, только с жадностью выпил кружку холодного чая.

– Видели поганца? – сердито спросил Таркелдон. – Заплатят ему, дескать, меньше… Пожалуй, догоню его и добью несчастное животное, а станет возражать – уши молокососу надеру. Охотничек…

Отсутствовал он долго, вернулся раздосадованный.

– Догнали? – справился Куду.

– Сбежал поганец. Амулеты у него, что ли, какие-то отводящие… Попадется мне в следующий раз, уж я с ним потолкую!

Тем временем парень с мешком за спиной шагал по ночной дороге.

Тонкий серпик месяца как будто сделан из золоченой проволоки, манящие травяные запахи, оглушительный стрекот цикад. Он дома. В Сонхи он везде дома. Звездного света ему достаточно, чтобы не сбиться с пути.

– Барсук, ты там живой?

– Покуда живой! – донесся из мешка сварливый голос. – Добить, мол, его надобно, добренькие все какие… И ты меня чуть на растерзание не отдал, хотя ты мне жизнью обязан! Я тебя спас ценой собственной крови, хоть ты и подлый ворюга, прикарманивший мою крыску, и теперь ты до самой смерти мой должник! А ты от меня чуть не отделался…

– Я тебя оттуда унес, – напомнил Хантре.

– А раньше-то, раньше – ты же меня и притащил туда, подвергая риску!

– Потому что ты жрать просил.

– Так мог бы курицу спереть из курятника, долгое ли дело, ты же маг!

– Воровать кур нехорошо.

– И это говоришь мне ты – Крысиный Вор? Кур нельзя, а крыску можно?!

– Надоел уже со своей крыской.

– А уж ты-то мне, рыжий, как надоел! Если б не наш с тобой господин, я бы близко к тебе не подошел, разве только для того, чтобы тебе, подлюге, в чашку лишний раз наплевать, а спасать тебя и подавно не стал бы!

– Тейзург мне не господин, всего лишь наниматель.

– Господин, господин, что бы ты ни говорил, а он твой господин! – Шнырь начал взахлеб дразниться, словно только и ждал повода, но потом его злорадные вопли сменились жалобным стоном. – Ох, как больно-то… Ну, сделай что-нибудь, чтоб у меня не болело!

– Потерпи. Я не умею лечить гнупи. Немного осталось, скоро дойдем до реки, в деревне я возьму лодку, и к утру будем в замке.

– Если я доживу до утра… – с мукой в голосе прохныкал Шнырь.

После боя Хантре на месте перевязал ему раны, располосовав на бинты скатерть, в которую маленький шпион закутался перед своим героическим появлением. Две раны пустячные, а третья оказалась серьезная, но гнупи – живучий народец.

У Хантре не было достаточного запаса сил для путешествия через Хиалу, и он купил на сулетском рынке лошадь. Хорошо, что Эдмар настоял на том, чтобы он брал уроки в манеже: судя по всему, раньше, до Сонхи, ему не приходилось ездить верхом. Ближе к вечеру лошадь захромала, Хантре оставил ее в попавшейся по дороге деревушке и дальше пошел пешком. До деревни с постоялым двором он добрался в сумерках. Таркелдон сказал, что до реки отсюда рукой подать: не больше часа быстрым шагом.

– Если я не помру из-за тебя, Крысиный Ворюга, у меня теперь будет целых два прозвища, – жалобно и в то же время мечтательно пробормотал раненый. – Прежде я был просто Шнырь, а теперь буду Шнырь Барсук или Шнырь Недобиток – во, какие важнецкие имена! Перво-наперво расскажу обо всем тетушке Старый Башмак, и она подтвердит перед остальными, что я теперь Шнырь Барсук и Шнырь Недобиток – я заслужил сразу два крутых прозвища, понял? Тебе, рыжий, этого не понять… Только я, наверное, по дороге помру, невтерпеж больно, а ты, бестолочь рыжая, не умеешь снимать боль у гнупи, потому что ты совсем неуч, а наш господин умеет, потому что он поумнее тебя! И я как есть от невыносимых страданий скончаюсь, ты одни лишь косточки мои хладные в мешке донесешь… Только оплакать останется сиротинушку…

Он начал горько всхлипывать. Хантре прикрикнул бы на него, если б не чувствовал, что этому маленькому паршивцу и вправду плохо.

Остановить кровотечение он сумел, и повязки помогли, но больше ничего сделать не мог.

– Потерпи немного. Вроде бы уже рекой пахнет.

– Только не кидай мои бедные косточки крокодилам в речку. Помру я сиротинушкой горемычным, моргнуть не успеешь, как помру…

– Лучше постарайся дожить до того, как расскажешь тетушке Старый Башмак о своих подвигах и получишь сразу два прозвища. До этого дня обязательно нужно дожить…

Сердце пронзила игла звездного света. Или игла боли – не физической, но все равно нестерпимой.

«Постарайся дожить до маминого дня рожденья…»

«Через месяц у меня будет отпуск, я прилечу домой, и тогда мы с тобой пойдем в Музей кукол. До этого обязательно нужно дожить, правда?»

«В каникулы бабушка и дедушка ждут тебя в гости, постарайся дожить, чтобы поехать с ними к морю…»

Кто ему это говорил?..

Нет, это не ему говорили…

Это он сам кому-то говорил. Спокойно и уверенно, с бодрой улыбкой, в то время как боль раздирала сердце, огромная, как ночное небо, и острая, как молекулярный резак. Вот тогда-то он и научился лицемерить, стал настоящим асом в этом деле.

Кого он раз за разом просил «обязательно дожить»?

– Эй, рыжий, ты чего замолчал-то? – Плаксивые нотки в голосе Шныря сменились негодующими. – Ты давай, утешай меня, а то вдруг я безвременно помру у тебя в мешке!

Все закончилось хорошо. Тейзург в конце концов принес для нее лекарство. Надо будет спросить у него… Хантре тут же понял, что спрашивать бесполезно: Золотоглазый вывернется, ничего толком не скажет и будет по-прежнему темнить.

– Шнырь, тебе нельзя помирать. Твой господин тебя вылечит, ты получишь сразу два почетных прозвища и наловишь себе много крысок и забудешь наконец ту несчастную крыску, о которой ты мне через каждые полчаса напоминаешь.

– Забуду?! – Гнупи аж взвизгнул от обиды. – А ты знаешь, рыжий, какая это была крыска? Шерстка у нее была как серыйбархат, глаза словно две черные жемчужины, а зубы как будто выточены из слоновой кости, из которой люди всякие свои дорогущие шкатулки и другие безделушки делают. А хвост у нее был такой… такой… Ну, в общем, тоже особенный, это была всем крыскам крыска!

– Ты кое о чем забыл, – процедил Хантре.

– О чем? Я же все перечислил…

– Ты забыл о том, что я-то отлично знаю, какая это была крыска. Я эту облезлую дохлятину в руках держал, перед тем как на крышу забросить.

– Все ты врешь, она была особенная, такой крыски больше на свете не сыщешь!

Он завозился в мешке и ткнул мага в спину твердым кулачком, но тычок получился слабый, а Шнырь сам же и закряхтел от боли:

– У, ворюга злонравный…

Темнота скрадывала расстояние, но впереди уже блестела скудно посеребренная река.

Глава 6 Песчаные чары

– Суно, ты ведь можешь подавать достойный пример молодежи, являя собой образец рассудительности, умеренности и приверженности семейным ценностям?

Орвехт едва не поперхнулся кофе, поставил чашку на стол и воззрился на Шеро с немым вопросом.

Лицо главного безопасника Светлейшей Ложи, одутловатое, расплывшееся, с отвислыми щеками и веками, хранило обычное свое выражение – непроницаемое с оттенком угрюмой озабоченности.

– Хочешь навязать мне ученика-шалопая? – догадался Суно.

– Двух шалопаев. И в придачу прибавку к жалованью, чтобы подсластить сию обузу. Юнцы одаренные, изрядно самоуверенные, столпы и авторитеты в грош не ставят, но ты герой Мезры, тобой они восхищаются – стало быть, сами боги велели тебе научить их хорошему. Так что послужи благому делу. Я пошлю их с тобой в Гунханду, по дороге будешь наставлять их разумными беседами и личным примером.

– И что это за юные дарования? – поинтересовался Орвехт, понимая, что ему не отвертеться.

– Ривсойм Шайрамонг, прошлогодний выпускник Академии. С недурными задатками, неглуп, замечен в студенческих кутежах. Без пяти минут жених моей племянницы Челинсы. Ее матушка едва не согласилась на помолвку, но я велел обождать, покуда влюбленный молокосос не докажет, что готов взяться за ум. Коли парень и после свадьбы останется гулякой, с жалобами ко мне будут бегать, а мне, сам понимаешь, оно без надобности.

Суно кивнул. Родственники Крелдона принадлежали к сословию мелких городских предпринимателей, держали лавки, чайные и мастерские. Маг-безопасник вспоминал о них с досадой, но не выпускал их из поля зрения и порой использовал этот канал для запуска в народ нужных ему слухов.

– Итак, Ривсойму Шайрамонгу нужно привить почтение к семейным ценностям, – подытожил Орвехт. – И я показался тебе самым подходящим для сего дела наставником, что весьма удивительно.

– С тех пор как у тебя появилась Зинта, ты остепенился. По модисткам больше не бегаешь, на актерок не тратишься. Я допускаю, что ты грамотно прячешь концы, чтобы Зинту не огорчать, дело житейское, были бы все довольны. Для юного повесы лучшего наставника не найти: в прошлом известный волокита, ныне любящий муж и будущий отец – именно то, что нужно. Парень он смышленый, в экспедиции будет у тебя на побегушках.

– А второй кто?

Выдержав почти театральную паузу, Шеро доверительным тоном произнес:

– Тоже недавний выпускник Академии, с хорошими оценками и многообещающими задатками… Его зовут Грено Гричелдон.

– Грено Дурной Глаз? – уточнил Орвехт.

– Он самый.

– Благодарствую!

Грено был в своем роде феноменом. Он мог ненароком сглазить. Нарочно сглазить он не мог, даже если очень старался, посему не было возможности использовать эту его способность в интересах Ложи. А брякнет что-нибудь, не задумавшись, как это свойственно желающим блеснуть молодым людям, – и нате вам результат.

Ему давно пожелали бы добрых путей, старшие коллеги сей крайний вариант рассматривали. Грено спасало то, что он был неплохим боевым магом – из тех, кто способен эффективно действовать в одиночку, такие нынче в цене. Решено было приучить его к самодисциплине и держать под надзором. Парень старался не болтать лишнего, но порой забывался, в особенности угостившись пивом: всем можно, а ему нельзя? После раскаивался. Хвала богам, никаких серьезных бед за незадачливым остроумцем пока не числилось.

– Да уж как посмотреть, – проворчал безопасник, когда Суно высказал это успокоительное соображение вслух. – Он мне тетушку Филенду того. Результата пока не было, но если она и впрямь спятит, ему несдобровать. Этот разгильдяй посулил, что старая грымза последние крупицы разума растеряет, коли юный кавалер вскружит ей голову пламенными речами. Ну, спасибо… Ежели оно случится и я получу себе на шею кучу нахлебников, уж я его отблагодарю!

Тетушку, а вернее, кузину Шеро Филенду однажды попытались извести китонским ядом, ввергающим жертву в слабоумие. Просчитались с дозировкой, и она с месяц хворала, но поправилась. Как позже выяснилось, за этим стояли свои же племянники, не сумевшие даже концы толком спрятать: две втайне испорченные барышни на выданье и семнадцатилетний недоросль. Филенда была особой настырной и деятельной, нетерпимой к любым проявлениям распущенности, чем и досадила троице заговорщиков.

Ее отец, владелец каретной мастерской и нескольких доходных домов, после этого внес поправки в завещание: покуда Филенда в добром здравии, другие наследники будут получать ежемесячные денежные выплаты, но если она умрет подозрительной смертью либо лишится рассудка, все имущество отойдет Светлейшей Ложе.

Беспроигрышный финт. Теоретически что-то отсудить у Ложи можно, а на деле – поди попробуй. Не на пустом месте родилась известная крестьянская поговорка: «Одолжи магу щепотку соли – он всю солонку проглотит».

Старик ушел в серые пределы Акетиса минувшим летом, и с тех пор Шеро особо присматривал за Филендой и ее окружением: случись беда, виновного он, конечно, найдет, но завещание-то все равно вступит в силу, и обделенные наследники повадятся к нему клянчить денег.

– Вряд ли, – заметил Орвехт. – Она ведь не из тех, о ком говорят «седина в косу – демон под юбку», и юнца, о котором сказал Грено, этакая дама скорее нравоучениями замучает, нежели клюнет на его речи. Хотя контроль не помешает. И посулы Грено не всегда сбываются.

– Надеюсь на это, – буркнул Шеро, подливая себе в чашку остывшего кофе. – Но парня надо приучить к дисциплине. Ежели напортачит по-крупному, сам понимаешь, что его ждет. И по-человечески жалко: разгильдяй, но лоялен. И бросаться способными магами негоже. Займись им, по дружбе прошу. Тебе он не опасен, ты ведь умеешь отводить сглаз. Обучи его приемам, заворачивающим словесный посыл. Прежние наставники Грено в этом не преуспели, но к ним он не питал почтения, а тебя послушает.

– Будем надеяться, – хмыкнул Суно. – Куда деваться, возьмусь.

– И на закуску – любопытный научный факт, – сообщил Крелдон после того, как вызвал мага-порученца и велел сварить еще кофе, с перцем и экзотическим коричневым сахаром. – Наши исследователи установили, что дворец в Гунханде – это и есть легендарный дворец принцессы Мейлак. Его несколько раз перестраивали, во внутреннем убранстве первичные элементы были уничтожены или переделаны, но это он. Хоть и не сказать, что вас туда занес счастливый случай, а наука от этого выиграла.

– В подземельях под дворцом Мейлак должна быть сокровищница с библиотекой.

– Есть она там. Нетронутая, поскольку защищена артефактами по каскадной схеме. Уже пытались ее вскрыть, чтобы книги через кладовку сюда переправить, да не по зубам оказалась. Артефактов три с лишним дюжины, каскады плавающие, перекрывают друг друга. Гениальная защита, и чтобы ее снять, нужен гениальный амулетчик. Суно, ты ведь понимаешь, кого я туда пошлю…

– И это тоже под мою ответственность?

– Нет-нет, ты отвечаешь только за Шайрамонга и Гричелдона. Первого амулетчика Ложи будет сопровождать специальный отряд, но путешествовать вам придется совместно, чтобы в случае чего сообща дать отпор. Твоя задача – наставить на путь добродетельной самодисциплины Грено и Ривсойма. И пригляди, чтобы после вскрытия сокровищницы коллега Тейзург, который наверняка там объявится, ничего в рукав не припрятал. За то, что он вернул нам коллегу Коргета и коллегу Химелдона, мы уже вручили ему официальную благодарственную эпистолу, но присвоить какую-нибудь бесценную книжку за ним не пропадет, ни за кем из нас не пропало бы. А если встретишь Чавдо Мулмонга…

– Прибить его, – невозмутимо подхватил Суно. – Знаю. Я бы и сам не прочь.

Убранство комнаты не то чтобы неопределенное – скорее необязательное, как чаще всего и бывает во сне. Много деталей, но пока не сосредоточишь на них внимание, они словно проскальзывают мимо зрения. За распахнутым окном серо-голубые летние сумерки.

Он стоял у окна, спиной к ней. Стройный, прямой, плечи напряжены. Светло-рыжие, цвета луковой шелухи, длинные волосы на затылке стянуты в хвост – обычная прическа боевого мага.

– Если я заболею, ты придешь меня навестить?

Глупый вопрос. Особенно если тебе только что сказали, что помолвка расторгнута и вы никогда больше не увидитесь.

– Нет.

– Даже если мне будет совсем плохо?

– Нет. Прощай.

Резко повернувшись, он направился мимо нее к двери. Стремительно, не глядя, на подбородке струйка крови из закушенной губы.

Она смотрела ему вслед, ошеломленная этим предательством – пока еще не состоявшимся, всего лишь обозначенным на словах, но таким острым, как будто это уже произошло: она заболела, а он не пришел.

Немного выждав – чтобы не было впечатления, что бросилась вдогонку, – она вышла на террасу и спустилась по широкой белой лестнице в парк, тающий в молочном тумане. Как будто все накрыто громадным облаком. Над песчаными дорожками, размытыми темными всплесками, вздымаются столетние деревья.

Она думала, что для таких отношений, как у них, любые испытания нипочем, но оказалось, это не так. Мелькнула горькая мысль: уж лучше быть деревом или песком, чем продолжать это существование.

У нее были родители, не могла же она их бросить, и дальше все сложилось на первый взгляд благополучно.

Песком она стала потом. Не в этой жизни.

…Хеледика открыла глаза. За окном, которое было наяву, с заледенелыми стеклами и витражной розой цвета молотого имбиря, брезжило зимнее утро.

Ей приснилось то, что она должна станцевать. Эта история, которая началась со сказки, рассказанной под Новый год в «Алендийской слойке», понемногу стала для нее такой же реальностью, как происходящее здесь и сейчас. Более весомой реальностью, чем ее нелепая и наивно драматичная интрижка с Дирвеном.

Порой ей снились кусочки тех событий, нужные для танца или несущественные. Они помогали еще сильнее вжиться в любовный треугольник, который от ее ворожбы должен распасться на осколки, чтобы не осталось ни запирающих граней, ни острых углов.

Этот треугольник давным-давно спрятан в сердце того, для кого она будет танцевать, и временами царапает изнутри. Не разорвалось бы у него сердце от пляски песчаной ведьмы.

Нынешний сон оставил у Хеледики ощущение досады. Почему они оба не поступили иначе? Она видела его смертельно бледное лицо, кровь из прокушенной губы – так почему не подумала о том, что здесь что-то не так, ему же больно, и вовсе он не хочет ее «бросить»! И почему он прямо не сказал, что уходит не по своему желанию, а чтобы уберечь ее от опасности, так как в противном случае ее могут убить? Почему этот разговор не состоялся? Ведь тогда все сложилось бы по-другому…

Последний их с бабушкой завтрак в «Имбирной розе». Номер для постояльцев среднего достатка, с блеклыми обоями в розовую полоску и громоздким умывальником с дюжиной скрипучих выдвижных ящичков для туалетных принадлежностей. После полудня обе ведьмы сядут в поезд, который отправится из Аленды в столицу Мадры Сакханду. Данра сойдет раньше, обернется песчаным смерчем и умчится туда, где наплывают друг на друга бесконечные барханы, а Хеледика вместе с отрядом Светлейшей Ложи поедет в Гунханду. Ей не составило труда напроситься в экспедицию: лучшей спутницы, чем песчаная ведьма, для путешествия по Суринани не найти.

– Я так и не поняла, это я была в прошлой жизни или нет, – пробормотала она, намазывая джемом половинку сдобной булки.

– Не все ли тебе равно? – проворчала Данра. – Опять не о том думаешь. Что было тогда, давным-давно рассыпалось песком вечности и перемешалось, не раз и не два. Вдобавок ты сама знаешь, что песчаная ведьма становится тем, что она танцует, так что теперь это ты – коли захочешь. А думать надо о том, как ты сделаешь то, что должна. Мой совет – устрой это втайне, и в этом я тебе помогу.

– Как, бабушка?

– Мерханда славится своими танцовщицами. С женщинами из нашей деревни им не сравниться, настоящего волшебства в их танцах нет – они его только изображают, но я бы их скорее похвалила, чем обругала. Если на обратном пути вы застрянете в Мерханде, тамошние маги Ложи подарят ему в благодарность вечер с какой-нибудь знаменитой танцовщицей, и ты постарайся ее подменить.

– А если не застрянем?

– Я об этом позабочусь, а ты с ворожбой не подведи – чтобы все сделала, как я научила.

Когда-то он мечтал стать вагоновожатым. Поезд летит вперед, разрывая в клочья снежную мглу и грохоча сотней колес, на головном вагоне грозно щерится драконья морда, победоносно светят фонари, а он – самый крутой на свете амулетчик, это он повелевает артефактами, которые заставляют железную махину греметь и мчаться сквозь ненастье на бешеной скорости… Считай, все сбылось: натопленный вагон первого класса, взбаламученные снежные сумерки за окном, стремительный перестук колес, и если кто достоин звания «повелитель амулетов» – так это Дирвен Кориц, кто же еще! С поездом он бы запросто управился, но это работенка для тех, кто звезд с неба не хватает, а он решает задачи, которые никому другому не по плечу. И все равно на душе пакостно, как будто крухутаки туда нагадили.

Никакие амулеты не помогут расколдовать маму, чтобы она опять стала красивой и веселой, как раньше. Способ есть, но от Дирвена здесь ничего не зависит.

Начальство загнало его на спектакль в Королевской Драме – мол, смотри классику, тебе полезно, – там-то он об этом и услышал, когда один из недоумков-персонажей декламировал свой монолог. Дирвен даже перестал хрустеть засахаренными орешками и рассматривать в бинокль декольтированных дамочек в ложе напротив.

Того, кто был уведен пшорами и жил у них в подземельях, надо расколдовывать в два приема: вначале – чтобы пшорский морок из человека ушел, а во второй раз окончательно. Будто бы герой нудятины, которую показывали на сцене, выручил так свою жену, а правда это или театральная брехня – поди разбери.

Если правда – выходит, что песчаная ведьма расколдовала маму только наполовину, не довела дело до конца?

Рыться в книжках было неохота, разговаривать с Хеледикой тоже, и он спросил у господина Суно.

Оказалось, чистая правда, но песчаная ведьма сделать большего не могла. На втором этапе женщину расколдует только мужчина, а мужчину – только женщина: учитель пояснил, что для этого их каналы жизненной силы должны определенным образом соединиться. Чтобы к Сонтобии Кориц вернулось то, что отнял у нее мерзкий шепчущий народец, ей надо переспать с мужчиной, который будет испытывать к ней расположение и сочувствие и захочет ее расколдовать. Причем ему даже влюбляться необязательно: главное – намерение разрушить чары и в придачу сердечная теплота, которая для этого нужна, как топливо для костра.

Беда в том, что рядом с мамой нет такого мужчины.

Словно что-то, очень тебе нужное, лежит за стеклом, и никак его оттуда не возьмешь. А Рогатая Госпожа уж, конечно, не допустит, чтобы сложилась такая вероятность – от нее скорее новой каверзы дождешься.

Это ведь ее происками Дирвен с Глодией подрались!

Накануне отъезда Щука закатила ему скандал. Из-за Самой Главной Сволочи.

К шлюхам разного сорта, будь они хоть продажными подстилками, хоть лживо порядочными недотрогами-притворами, она ревновала его в меру – сама видела, что он этих кукол презирает. Сцены ревности обычно заканчивались тем, что молодые супруги обсуждали недостатки очередной «фифы», всяко ее просмеивая и не скупясь на обидные словечки, а потом занимались любовью – необязательно в постели, где придется. Уж по этой части ненасытной Щуке никакая раскрасавица в подметки не годилась.

В этот раз вышло иначе. Ее сестрица Салинса, на лицо такая же зубастая рыба-зверь, явилась в гости кушать пирожные и похвасталась новеньким медальоном с крышечкой. Внутри был аляповатый портрет некого смазливого кавалера в обрамлении из мелких розочек.

– Это он, мой возлюбленный! – жеманно призналась Салинса и чмокнула миниатюру перемазанными кремом губами.

– Ха, такой же по-дурацки рыжий, как известный придурок Хантре Кайдо, не повезло тебе, – заметил Дирвен.

– Зенки свои слепошарые разуй, это и есть Хантре Кайдо! – возмутилась гостья. – Давеча я у дядюшки Суно с ним встретилась и нарочно задела его рукавом, когда проходила мимо, а он на меня оглянулся, это было так восхитительно и волнительно!

Ага, небось пихнула его локтем в бок в лучших традициях деревенского флирта, то-то он удивился… Если честно, конфетно-слащавая физиономия в медальоне ничем не напоминала Кайдо, разве что цвет волос похожий, но Салинса рассказала, что «один расторопный мазилка при лавке «Дюжина карандашей» рисует его задешево хоть на маленьких портретах, хоть на больших, ну, я и решила потратиться на свою возлюбленную милашечку, чай, не переплатила!».

Востроносая крестьянская девчонка в элегантном туалете для визитов произнесла это с видом бывалой хозяйки, которая понапрасну денег не транжирит, и Глодия понимающе осклабилась в ответ. Дирвен, глядя на них, затосковал, откусил от пирожного и запил горьким пивом. А после злорадно подумал, что Наипервейшая Сволочь просчиталась, приставив к этому щучьему отродью госпожу Армилу с ее плетками, будуарными тайнами и порочными советами: на людях воспитанницы еще могли притворяться дамами, но, оставшись без присмотра, опять становились теми, кто они есть на самом деле.

Когда Салинса ушла, Дирвен высказался, что Хантре Кайдо – придурок чокнутый, все маги-перевертыши чокнутые, а этот рыжий вообще ненормальный.

Вместо того чтобы вместе с мужем позлословить на его счет, Щука взяла рыжего под защиту – дух противоречия в ней, видите ли, взыграл:

– Да ты лучше язык прикуси, потому как, если б не он, нас бы на нашей свадьбе всех на куски порвало, забыл, что ли, чего тогда было?!

– Он сделал то, за что ему деньги платят. Он же наемник, премиальные лопатой гребет от своего нанимателя. И он, между прочим, из этих самых! Разве не слышала, что про него говорят? Рыжий придурок втерся в постель к Эдмару, не слышала об этом?

Щука отпрянула, захлопала ресницами, а потом сощурилась и с неожиданной злостью спросила:

– А вот интересные дела, чего ты с таким надрывом об этом говоришь, словно у тебя любимую цацку отобрали? Ты, что ли, ревнуешь?! Парня к парню ревнуешь?.. Вот это срамотизм! Небось, сам хотел быть на его месте?! А ведь женатый! На мне женатый, не на ком-нибудь! Ах ты, поганец…

Она сцапала Дирвена за вихор и успела больно оттаскать, прежде чем он опомнился, перехватил худые, но сильные руки и оттолкнул ее.

На первого амулетчика Ложи просто так не нападешь, однако для Глодии он снял защиту, иначе артефакты принимали их любовные игры за агрессию. Но сейчас-то она затеяла драку всерьез и начала швырять в него чем попало, ругаясь дурными словами, а он отражал атаку с помощью боевых амулетов. Набежала охрана, появилась испуганная мама с прислугой, молодых растащили по разным комнатам.

– Я тебе покажу Эдмара! Нечего тут срамотизм разводить! – кричала Глодия, позоря Дирвена перед очевидцами.

Вспоминая об этом в поезде, он сглотнул горький комок. Хотелось всех поубивать – и Щуку, и рыжего придурка, и Самую Главную Сволочь. Если бы у него была возможность с ними поквитаться…

Глаза ее были словно два лунных камня. Переливчатые, разница между радужкой и белком почти незаметна. Волосы будто дорогой золотистый шелк или сгустившийся солнечный свет, они ниспадали до тонких щиколоток совершенной формы и могли заменить ей плащ. Кожа сияла, как олосохарский песок на солнце. Черты лица безупречны, выражение холодноватое, равнодушное. Королева пустыни. Она разменяла то ли десятую, то ли одиннадцатую сотню лет. Звали ее Мавгис.

– Песчанницы, как и пласохи, научаются людской речи не сразу, между собой они объясняются жестами и танцевальными движениями, этого им хватает, – сообщил своим подопечным Чавдо Мулмонг, довольно оглаживая умащенную благовониями бородку. – Молоденькие двух слов связать не могут. Если у песчанницы есть имя – это значит, она уже давно живет на свете. Когда приедут люди заказчика, будьте начеку. Прохиндеи, каких поискать. Способны на любую гнусность, от недоплаты до попытки сдать вас тем, кто посулил награду за ваши головы.

«Награду-то за тебя обещали, а не за нас», – мысленно поправил Куду.

Когда они узнали, что ларвезийские власти объявили в розыск их благодетеля – причем много лет уже ищут, – и то и другое не сильно их удивило.

Песчанница сидела в углу на грязной циновке, подобрав под себя ноги, изящная и неподвижная. Словно мраморная статуя, закутанная в тряпье. На нее надели поношенное платье, роскошные мерцающие волосы заплели и спрятали под платком. Также платок скрывал испещренный рунами ошейник из позеленелой бронзы – по словам Чавдо, старинная работа, сейчас таких не делают. Без этого ошейника пленница давно бы уже утекла, как песок сквозь пальцы.

– На, поешь, Мавгис. – Вабито поставил перед ней кружку с овечьей кровью. – Ничего плохого тебе не сделают. Будешь танцевать для флидского феодала и жить во дворце.

Он успокаивал ее не из жалости: надо, чтобы она не зачахла в неволе раньше времени – ведь тогда за нее ничего не выручишь.

– Сам пей холодную кровь, – голос у нее был негромкий и хрипловатый, совсем не чарующий. – Не нужен Мавгис людской дворец. Великие пески лучше. Мавгис не почитает вашу царицу Лорму, глупую злую вурвану. Мавгис прекрасней, чем Лорма, за что мне ее чтить? Лорма плохо танцует, за что ее чтить?

Она говорила о себе то в первом лице, то в третьем. Изловили ее с помощью самой Лормы для старого флидского вельможи, который надеялся, что танец песчанницы вернет ему мужскую силу. Для этого годилась не всякая песчанница, но Мавгис слыла одной из тех, чьи танцы полны неодолимой колдовской силой.

Каждый из троих ощутил это на себе: словно там, где все давно засохло и умерло, что-то слабо шевельнулось… Это пугало, это загоняло в замешательство, и хотелось поскорее сбыть ее с рук. Пусть она для них не танцевала, но в каждом ее скользящем шаге, в каждом плавном жесте сквозило волшебство, которое сладко кружило голову, манило за собой туда, где возможно все, чего ты хочешь, и нет никаких запретов… То-то Чавдо Мулмонг с утра пораньше сбежал в непотребное заведение, поручив им сторожить «товар». Что же тогда будет, если она станцует?..

Посланцы заказчика прибыли в городок несколько дней спустя. Чавдо им на глаза не показывался. Флида – колония Ларвезы, а Светлейшая Ложа за живого или мертвого Мулмонга готова заплатить не меньше, чем дряхлеющий сурийский феодал за Мавгис.

Покончив с этой сделкой, трое учеников Унбарха вместе со своим провожатым отправились к морю. Им предстояло добраться до Сиянских островов, чтобы найти там золотой обруч из Наследия Заввы.

Путешествовал ли он поездом когда-нибудь раньше? Его память по-прежнему была скрыта за стеной тумана, под толстым слоем снега, но все же возникло представление, что до сих пор он ездил только в тех поездах, которые мчатся по туннелям под землей. В Сонхи таких нет. Похоже, это его первая поездка по наземной железной дороге.

Зима уплывала назад. Белые, как молоко, поля, голые рощи, заснеженные провинциальные городки с дымками над черепичными крышами сменила горная местность – пестрая, словно здесь перемешали перец с солью, корицу, песок, молотый кофе и толченый графит. Поселения с угловатыми домами, издали похожими на пеналы, гроздями лепились на каменных кручах. Железная дорога тянулась то по склонам, то по колоссальным мостам с уходящими в туман мощными опорами – при строительстве наверняка была использована магия.

Не успел он привыкнуть к этой ошеломляющей горной стране, которая глядит на тебя со всех сторон сразу, как ее сменила ковыльно-полынная степь. Небо, прежде заслоненное и вытесненное, развернулось от горизонта до горизонта. Порой за окнами проплывали деревни, окруженные огородами и фруктовыми садами, или старые кирпичные замки. Однажды вдали показался недобро сияющий треугольник – бывший Накопитель. На плитах облицовки сверкали отлитые из заклятого золота иероглифы. Даже на расстоянии Хантре ощутил ту гнетущую госпитально-тюремную атмосферу, которая до сих пор окутывала эту недобрую пирамиду: словно запах разложения, оставшийся после того, как труп уже унесли, или бледные следы на месте соскобленной грязи.

Если не считать встречи с Накопителем, смотреть на ландшафты за окном ему нравилось. Когда надоедало, он брался за книгу. Поезд лучше, чем Хиала. Правда, времени на дорогу уходит в разы больше, но ведь он же хотел отправиться в путешествие по Сонхи?

Его преследовал обрывок воспоминания, всплывшего, когда он нес в мешке раненого Шныря. Обязательно нужно дожить. Говорить такие слова тому, для кого есть риск не дожить, – довольно-таки жестоко… Кроме двух случаев: если собеседник сам завел об этом речь, именно с такой формулировкой, или если собеседник – видящий и знает, что шансов немного.

«Второй вариант. Она видящая, как я. У нее тоже была отрава в крови. Мой организм с самого начала приспособился пережигать яд в дополнительную энергию, и потом меня все-таки вылечили, а ее – не смогли, пока Тейзург не принес лекарство. Она знала, что может скоро уйти, бывали периоды, когда мы отвоевывали у смерти каждый месяц…»

Кем она была для него в том мире до Сонхи?

Однажды мелькнуло: «Если бы она пришла сюда и назвала меня по имени… Или нет, не по имени, а так, как она всегда меня называла… Тогда бы я вспомнил все остальное».

Эдмар впервые появился, когда поезд сделал остановку в местечке под названием Алуда. Хантре смотрел с перрона на полынное море, простиравшееся до горизонта под голубым небом с огромными кучевыми облаками, – и внезапно почувствовал, что он здесь, рядом.

– Привет! – произнес, не оборачиваясь.

– Привет, – рассмеялся, шагнув в поле зрения, Тейзург. – Это тебе.

Он держал два переливающихся на солнце хрустальных бокала: что-то алкогольное, льдисто-изумрудное, с кружками лимона и листьями мяты. После возвращения из замка Поводыря он никому не показывался на глаза, пока восстанавливал зубы и ногти, но сейчас насмешливая улыбка и зеркально-черный маникюр ненавязчиво привлекали внимание к тому факту, что проблема решена. Волосы за это время тоже отросли – фиолетовые, черные, синие и зеленые пряди, все четыре цвета ляранского флага, который развевался над его резиденцией в Аленде.

– Как звали ту девушку в другом мире, для которой ты принес из Сонхи лекарство?

Этот вопрос надо было задать именно так: внезапно и как бы между прочим, взяв у Эдмара один из тяжелых холодных бокалов.

Эхо какой-то неопределенной сложной эмоции, всего на секунду.

– Которую именно? Что ты вспомнил?

– Как ее звали?

– Ту, у которой была неистребимая аллергия, – Ксана. Вылечить ее полностью не удалось, но лекарство ослабило симптомы. И еще была Тамико, отравившаяся соком неизвестного растения, для нее сонхийское снадобье оказалось чрезвычайно эффективным. Может, кто-то еще?.. – Он сощурился против солнца, потом с улыбкой взглянул на Хантре. – Надо сказать, с теми женщинами, с которыми я был близок, у меня почти всегда складывались в дальнейшем хорошие отношения, так отчего бы не оказать услугу? Случались, конечно, печальные исключения – одна чертовка, в которую я влюбился всерьез, засадила меня в тюрьму. По складу характера – истинная богиня, и вела себя соответствующим образом…

– Это была не Ксана и не Тамико, – перебил Хантре. – Она болела тем же, чем я.

– А чем болел ты?

Он обнаружил, что не помнит. Вроде бы отравление? Или нет?

– Ты для нее достал противоядие. – Хантре как будто нашарил что-то на ощупь в илистой мути на речном дне – и никакой уверенности, что ухватился за нужное, а не за бесполезную корягу.

– Тогда ты, наверное, говоришь о Тамико.

Он нахмурился. Это имя не вызвало у него никакого отклика.

– Я ее знаю. Ту девушку. Как будто она мне очень дорога, но я сейчас ничего о ней не помню.

– Ты сказал, она болела тем же, чем ты, – с раздумьем произнес Тейзург. – Это порой сближает – люди, которые вместе лечатся, начинают поддерживать друг друга, трогательно заботятся друг о друге… Вот только я не в курсе, был ли ты знаком с Тамико. А цеплять на себя разнообразные неприятности ты, увы, всегда умел, как никто другой.

Вроде бы не врет – и в то же время Хантре не отпускало ощущение, что ему умело морочат голову.

Пригубил мятно-лимонное ледяное вино. В Сонхи он такого не пил ни разу, но вкус был знакомый и даже что-то напоминал, хотя неясно, что именно.

– Иномирский напиток?

– Один из моих любимых. Весьма радует, что все необходимые для него ингредиенты и в Сонхи можно найти.

– Сволочь крашеная, ты чего здесь потерял?! – донесся надсадный выкрик с другого конца перрона.

– По-моему, тебя зовут, – заметил Хантре.

– Сволота рыжая, где свою драную блохастую шкуру забыл?! Моль сожрала?!

– Скорее уж, это тебе отвешивают комплименты, – учтиво возразил Эдмар, довольно щурясь, словно вопли первого амулетчика Светлейшей Ложи доставляли ему не меньшее наслаждение, чем изысканный изумрудный напиток.

Поезд особого назначения состоял из пяти вагонов, не считая головного и кухонно-трапезного, хотя все его пассажиры и в двух-трех поместились бы. Хантре, Суно Орвехт с молодыми коллегами-практикантами, маг-лекарь с помощницей, первый амулетчик с отрядом охраны, да еще две песчаные ведьмы. Данра и Хеледика держались особняком, они и сейчас сидели в купе, а все остальные высыпали подышать свежим воздухом.

– Извращенцы вы оба!..

Внезапная тишина накрыла перрон, словно ватное одеяло, враз заглушив все звуки. Около кирпичного вокзала с часами на башенке бесшумно сгружали с подводы корзины с провизией. К Эдмару и Хантре торопливым шагом приближался маг Ложи с озабоченным выражением на лице.

– Достопочтенный коллега Тейзург, почтенный коллега Кайдо, приносим извинения за досадный инцидент, который нас тоже крайне огорчил. Дирвен засиделся в поезде, радуется солнышку, дело молодое, он не имел в виду никого из присутствующих, это всего лишь прискорбное недоразумение…

– О, мы оценили, – с ухмылкой промурлыкал Эдмар.

– Да ладно, – бросил Хантре.

Вначале ему хотелось пойти и врезать Дирвену, и плевать на охрану, но когда спохватившиеся функционеры окружили своего подопечного кольцом и задействовали чары безмолвия, злость угасла. А маг, которого отрядили улаживать «недоразумение», и впрямь был расстроен.

С того раза и до прибытия в пункт назначения первого амулетчика наружу не выпускали, зато Тейзург не позволял о себе забыть, хотя невозможно было угадать, появится он на очередной станции или нет. Похоже, эта новая игра изрядно увлекала его.

Иногда его не было видно, но Хантре чувствовал его взгляд, настойчивый, словно возле лица вьется насекомое.

На границе с Флидой, где расстилается полупустыня с зарослями вечнозеленого кустарника и выветренными красновато-бурыми скалами, похожими на разрушенные амфитеатры, он сидел с чашкой на веранде вокзального буфета и будто бы не обращал внимания на прибывший поезд. Хантре поглядел на него и не стал подходить, а Дирвен что-то проорал, высунув вихрастую голову в окно вагона, но сопровождающие оперативно его оттащили и закрыли жалюзи.

Перекинувшись, Хантре отправился гулять по окрестностям: стоянку обещали на час, к тому же без него не уедут. Видел много незнакомых птиц, но охотиться не стал – зачем, если в поезде кормят? Еще видел издали трех или четырех сойгрунов, длинноруких, вертлявых, с людскими торсами и ногами кузнечиков. Уловить присутствие мага в звериной шкуре те не могли, но все равно что-то их насторожило, и они длинными прыжками умчались прочь.

Потом его окликнул сверху скрипучий голос:

– Эй, Хантре Кайдо, сыграем в три загадки? Первосортный ответ на любой вопрос, без обмана!

Высоко в развилке одинокой гигантской мананаги, которая была покрыта не шипами, а жестким белесым волосом, устроился, сложив крылья шалашиком, тощий крухутак с большим клювом в пятнах засохшей крови и глазами печального мудреца. Западный ветер уносил его зловоние в ту сторону, куда тянулись рельсы, поэтому Хантре не учуял его раньше.

– Играем на твои мозги? Каждая загадка – три попытки, все по-честному, честнее не бывает! Информация – чистое золото, исчерпывающий правдивый ответ на любой вопрос!

Кот с кисточками на ушах презрительно фыркнул и потрусил по нагретым солнцем шпалам к станции. Когда он вернулся, Тейзурга на веранде уже не было, только на столике одиноко и выразительно белела его чашка, и рядом с ней лежала черная роза.

На вокзале в Мерханде, столице Флиды, царило столпотворение, напоминавшее птичий базар. На перроне кишели пассажиры, встречающие, провожающие, лоточники, воришки, грузчики с тележками, станционные служащие с начищенными латунными бляхами на тюрбанах, а когда поезд тронулся, Хантре увидел в толпе Эдмара. Тот улыбнулся и помахал рукой, его китонская баэга из искристого синего шелка с черным узором притягивала внимание, словно орхидея в куче пестрого хлама.

В следующий раз он объявился только в Мадре, на станции Нубет. Вокруг простирались волнистые, словно застывшее море, желтые пески – покрытые рябью, поросшие пучками жесткой травы, испещренные цепочками мелких следов.

– Прогуляемся? – предложил Тейзург, словно перед тем они прервали разговор всего полчаса назад. В этот раз он был одет, как сурийский кочевник, лицо ниже глаз закрывала матхава, приколотая к черному тюрбану парными золотыми булавками в виде скорпионов.

Хантре пошел рядом с ним, про себя подумав: если опять собираешься устроить мордобой, врежу первым, а еще лучше – сразу перекинусь, и будешь потом рваные раны залечивать…

– У меня для тебя подарок, – нарушил молчание Эдмар, когда состав с бронзовой драконьей мордой стал совсем игрушечным, а беленые постройки превратились в россыпь коробочек на огромной песчаной ладони Олосохара. – Своего рода метафора наших отношений.

– Это что?

В первый момент показалось, что он держит на ладони крупную головку розы бежевой окраски. Потом разглядел, что роза хоть и пышная, но сухая, лепестки расположены несимметрично и местами покрыты кристалликами песочного оттенка. Да это же вовсе не растение, а камень! Хантре ничего подобного раньше не видел. По крайней мере, не видел в Сонхи.

– Так называемый лунный гипс. Когда в Олосохаре идет дождь, вода сразу уходит вглубь, заодно она вымывает из песка и уносит с собой частицы гипса, из которого после испарения влаги образуются кристаллы это минерала. Никакого волшебства, но в результате получается настоящее чудо – песчаная роза, или, как ее еще называют, роза пустыни. Эту я нашел сам, прими ее в подарок.

На ощупь она была шершавая и слегка бархатистая. Перед тем как взять, Хантре проверил ее на предмет заклятий: ничего прикрепленного или внедренного в структуру – олосохарская магия не в счет, она здесь повсюду, в каждой песчинке, но от себя Тейзург никаких сюрпризов не добавил.

– Осторожничаешь… – Собеседник сощурил длинные насмешливые глаза, так что они стали как два полумесяца – должно быть, ухмыльнулся под скрывающей лицо сурийской повязкой. – Напрасно. Даже если бы я мог тебя приворожить, я не стал бы этого делать. Песчаная роза парадоксальна и восхитительна, эфемерна, как цветок – ее можно разбить на осколки, и в то же время долговечна, как друза кристаллов, которые с течением времени становятся все совершенней и прекрасней. Когда мы с тобой встретились в моей прошлой жизни после неимоверно долгой разлуки, наши отношения разбились вдребезги. Проблема была в том, что ты меня боялся.

– А если не заливать? – фыркнул Хантре.

– Увы, если б я заливал… Обратись к своей способности различать ложь и правду – порой ты о ней забываешь, хотя мог бы воспользоваться. Ты считал меня истинным демоном, что до некоторой степени соответствует истине, и боялся до потери пульса, а я над тобой издевался. В то же время меня это бесило и печалило, поскольку в глубине души я чувствовал, что между нами все должно быть иначе… Но мы как будто проваливались в какую-то адскую трясину, и конец этому положила только моя смерть.

– Это я тебя убил?

– К счастью, не ты. Обрати внимание, из окон поезда за нами наблюдают в бинокли. Увы, то, что они рассчитывают увидеть, сейчас вряд ли может произойти, ты еще не готов, а то бы мы им показали…

Хантре покосился на далекий поезд и внутренне содрогнулся.

– Показывай им все, что угодно, только без моего участия. Мне пора возвращаться, скоро отправление, а мы слишком далеко зашли.

– О, если бы мы могли зайти еще дальше…

Ничего на это не сказав, Хантре перекинулся и помчался к станции, распугивая ящериц и мышей-песчанок. Розу пустыни он все-таки взял с собой, распространив на нее действие заклятья «со всем, что на мне есть».

Данра сошла с поезда в Харзате – пестром торговом городке на перекрестье железной дороги и трех караванных путей, с огромным рынком, который был едва ли не больше всех, вместе взятых, жилых кварталов Харзата.

– Бабушка, мы еще увидимся? – спросила Хеледика.

На душе у нее было смутно.

– Я однажды сон видела, – помолчав, мягко произнесла Данра. – Давно уже, до того, как ты убежала из деревни. Будто иду я по пескам в наших окрестностях и веду за руки двух маленьких девочек моей крови. У той, что постарше, глаза словно песочные опалы, а у младшей словно темные вишни. Может, не раз еще увидимся.

Хеледику охватило громадное облегчение – значит, бабушка в ближайшее время не собирается уходить в Олосохар навсегда, чтобы рассыпаться там песком – а потом она удивленно заметила:

– Разве бывают песчаные ведьмы с темными глазами?

– Вот и я тогда так подумала, а теперь думаю – почем знать, что и как случится дальше.

Они стояли посреди вокзальной толчеи, но люди их огибали, стараясь даже краем одежды не задеть.

– Сделай, как я говорила, да не забудь вначале дать ему вина с зельем, чтоб у него от твоего танца сердце не разорвалось, – прошептала после паузы Данра, и Хеледика отчетливо слышала каждое ее слово, хотя вокруг царил обычный для города-рынка галдеж. – Ты расколдовать его должна, а не убить.

Кивнула. Хорошо, что это еще не скоро, а то она так волновалась, что временами ее охватывала неприятная внутренняя дрожь – как будто вся состоишь из зыбучего песка. Пересохшими губами прошептала:

– Я боюсь, он не станет это пить. Разве можно такого, как он, опоить незаметно?

– Тебе нельзя бояться, особенно когда начнешь танец. А его один раз уже опоили, так что можно, и ты тоже сумеешь. Скажи, что зелье целебное – это чистая правда, да он и сам почувствует, что оно ему не навредит.

Послушно, как в детстве, кивнув, младшая ведьма пробормотала:

– Кто его опоил?

– Вот это тебе знать незачем. Запрячь это в самый дальний короб у себя в памяти. Это сделали не со злым умыслом, да для нас оно и к лучшему. Он слишком сосредоточен на опасностях, поэтому иной раз может не заметить что-то другое. Видящий, но видит не все. Твой танец должен вернуть ему давно утраченную целостность, и если у тебя все станцуется, как надо, он после этого начнет видеть по-новому. Обнаружит, что у листа, который раньше был для него просто зеленой кляксой, есть прожилки, и нежная шершавая поверхность с ворсинками, и крохотные зубчики по краям.

– У него такое плохое зрение?

– Дурочка, я в переносном смысле.

– Та, которая рассказала нам сказку, говорила, что ему надо вернуть способность испытывать страсть, чтобы он мог любить в полную силу…

– О чем же еще рассказывать девчонкам под Новый год, если не о любви? Но это лишь один из камешков мозаики. Не надейся, что все так просто, задача у тебя куда важнее. Ты должна вернуть ему полноту восприятия всего сущего. Он потерял ее давным-давно, и однажды из-за этого случилась беда – под конец того времени, когда он был Стражем Сонхийским. Хотя вру, «потерял» – неправильное слово, замуровал он эту потерю на большой глубине внутри себя и, видать, сам не понял, что сделал. И раз уж виноват в этом был родоначальник нашего племени, кому, как не нам, все исправлять?

– Бабушка, я боюсь, что мне так не станцевать, – тихо вымолвила Хеледика.

– Ты должна, – непреклонно и яростно произнесла Данра, а потом повернулась и, ничего больше не сказав, направилась к лестнице перекинутого над рельсами пешеходного мостика, украшенного облупившейся изжелта-белой лепниной.

Девушка рванулась было за ней, но осталась на месте – словно ветер качнул туда-сюда стебель. Незачем бежать следом, все уже сказано.

Старая песчаная ведьма, высокая и прямая, с выпущенным из-под тюрбана хвостом серебристо-седыхволос, двигалась через толпу неспешной скользящей походкой, и всякий уступал ей дорогу. Даже сидевшие на ступеньках нищие не стали хватать ее за шаровары и за полы, клянча денег. По залитым солнцем кривым улицам, мимо несметного множества харчевен и лавок с распахнутыми дверьми она дойдет до окраины Харзата, а там обернется песчаным вихрем и умчится в сияющие просторы Олосохара.

Оставшись одна, Хеледика почувствовала себя совсем беспомощной, но потом решительно стиснула кулаки под длинными шелковыми рукавами. Она должна. Она это станцует.

В дороге Орвехту порой думалось, что бывают же в этой жизни, хвала богам, простые радости, которыми можно наслаждаться, не вдаваясь в отвлеченные умствования. Пробившийся из-за облачного полога луч солнца, чашка хорошего шоколада или кофе, растопленный камин в непогоду, двое почтительных и здравомыслящих учеников, которые схватывают твои наставления на лету, в то время как с Дирвеном маются другие кураторы… Один из последних, известный тем, что некогда в одиночку выдержал бой с тремя дюжинами сойгрунов, нынче едва не выпрыгнул на ходу из поезда, но коллеги его удержали.

Объяснял он свой поступок тем, что иначе за себя не отвечает: или пришибет «этого угробца», или еще что-нибудь нежелательное сотворит. Прискорбный душевный срыв у него случился после полуторачасового спора с первым амулетчиком, который рвался в соседний вагон разобраться с Хантре Кайдо, «чтоб неповадно было рыжей сволоте всяческий срамотизм на станциях разводить вместе с сами знаете какой сволочью!». Кадаховой милостью боевого мага, сломавшегося на дискуссии с Дирвеном, не пустили прыгнуть из тамбура и уговорили потерпеть.

Суно в меру сочувствовал коллегам, с долей этакой самодовольной снисходительности, но у него были другие заботы: подавать достойный пример Ривсойму Шайрамонгу и учить Грено Гричелдона «заворачивать» сглаз. Истинные каникулы, в особенности по сравнению с работенкой тех, кто отвечал головой и карьерой за первого амулетчика Светлейшей Ложи.

Из мадрийской столицы в захолустную Гунханду поезда не ходили, но местное представительство Ложи заранее позаботилось о верховых лошадях и верблюдах с поклажей. Экспедиция двинулась на северо-восток, в сторону плоскогорья Маюн.

И волшебный народец, и здешние бандиты почитали за лучшее держаться подальше от большого отряда магов и амулетчиков с песчаной ведьмой в придачу. Главная угроза была внутренняя – Дирвен, лютовавший по поводу «самой сволочной в Сонхи сволочи», то бишь коллеги Тейзурга. Последний время от времени присоединялся к ним: то прилетал в демоническом облике, то выползал из кустарника громадной иссиня-черной змеей, то появлялся из туманной арки Врат Хиалы, а исчезал чаще всего так, что никто не замечал его ухода.

Дирвен прожигал его свирепым взглядом, но близко не подходил, да ему бы и не позволили. Охрана у первого амулетчика была добросовестная и натасканная: своевременно изъяла у подопечного самодельную рогатку, из которой тот собирался «шугануть птиц, а то орут, как бешеные, и отдохнуть не дают».

Птицы заливисто щебетали в зарослях кустарника, в тени которого разлегся большой рыжевато-серый кот с кисточками на ушах. Коллеги правильно поняли, какую цель наметил Дирвен. Хантре Кайдо скорее всего отбил бы атаку, но инцидент вышел бы для Ложи некрасивый.

Тейзург во время своих визитов держался с аристократической непринужденностью. То беседовал с коллегами, то развлекал болтовней Хеледику и Нелодию. Застенчивая и серьезная помощница лекаря на привалах что-то увлеченно писала в пухлой тетрадке, и отвлечь ее от этого занятия было непросто. Суно предположил, что барышня прилежно работает над диссертацией, поскольку хочет поскорее стать полноправным магом-лекарем. Заставить ее улыбнуться или втянуть в легкомысленную пикировку удавалось не каждому, но коллега Эдмар в этом преуспел.

Порой он увивался вокруг кота: «Не снизойдешь ли, мой несравненный, до сливок на блюдечке? Или, может, соизволишь чашку кофе? Или бокал вина? А потом прогуляемся по этим прелестным окрестностям…» До сливок маг-перевертыш снисходил, к другим предложениям не проявлял интереса.

– И на том спасибо, что сейчас его не надо искать по болотам, – с доверительной ухмылкой шепнул Эдмар Орвехту. – Дразнит, мерзавец. Признаться, я и сам люблю кого-нибудь подразнить…

– Это я заметил, – сдержанно отозвался Суно.

– Пойду к барышням – кажется, они скучают.

– Да вроде бы нет: Хеледика, мне сдается, тренируется в своих тайных искусствах, а Нелодия диссертацию пишет.

– Думаете, диссертацию? – Тейзург вскинул бровь. – Счастливый вы человек, коллега Суно…

– А разве нет? Неужто путевые заметки?

– О, если бы!.. – Фыркнув, он направился к девушкам, и через пять минут все трое над чем-то смеялись, а Дирвен злился и бросал на них косые взгляды.

Суно мысленно одобрил работу охраны: молодцы коллеги, никаких инцидентов не допустили.

«Как будто в другое местечко приехали, а не в ту Гунханду, где мы с Зомаром прятались от погони минувшим летом», – подумалось ему, когда их кавалькада двигалась по улицам. Те же самые неказистые дома, обшарпанные заборы, выцветшие вывески, назойливые запахи сурийской кухни, но нигде не видно ни джубов с баклажаново-темной кожей и тонкими хоботками, высматривающих, с кем бы поиграть в кости или в сандалу, ни похожих на огородные пугала амуши, гораздых на жестокие шутки. Народец как ветром сдуло: разбежались и затаились, увидев, какой внушительный отряд волшебников нагрянул в город.

Обветшалый дворец на окраине выглядел все так же, разве что осыпалось еще сколько-то кусочков из потускневших мозаик. Эмиссары Ложи разделились на две группы: Дирвен со своими сопровождающими полез в подвал за библиотекой принцессы Мейлак, остальные направились в зал, где Орвехт выдержал бой с прислужниками Лормы.

Как и в прошлый раз, всполошились птицы, свившие гнезда под потолком коридора, среди щербатых лепных ананасов и завитков. Под ногами хрустел засохший помет. Кроме этого звука, да еще гвалта негодующих пернатых, ничто не нарушало безмолвия необитаемого дворца, как будто утонувшего в одной из тихих заводей вечности.

Зомар Гелберехт лежал внутри золотистого конуса – неподвижный, как раскрашенная восковая кукла, но живой.

– Лекари, будьте готовы.

Голос коллеги Хантре прозвучал повелительно – нетипичная для него интонация, но ничего удивительного, он ведь был в другом мире капитаном отряда боевых магов. Орвехт отметил, что в этом они с Зинтой похожи: оба проявляют властность лишь при особых обстоятельствах – и строго в рамках своей компетенции, в пределах необходимого и достаточного.

– С ума сойти, он у нас, оказывается, командовать умеет! Неожиданно. Прелестно и неожиданно, не правда ли, коллега Суно?

Незаметно присоединившийся Тейзург – не иначе, выполз змеей из какого-нибудь пустого проема и пристроился в хвосте процессии – разумеется, не смолчал. Суно покосился на него, но не ответил, да и Хантре не оглянулся, хотя наверняка расслышал его реплику.

Он подошел к сияющему конусу, почти неразличимому в пыльном солнечном свете, который лился в зал через полукруглые окошки под потолком. Остальные ждали возле двери.

Коллега Кламонг с помощницей выступили вперед, чтобы сразу кинуться к пациенту.

Орвехт между тем извлек из поясной сумки и положил на пол ловушку, в которую затянет освободившуюся саламандру. Заполучив ее, мастера амулетов смогут вновь изготовить «Пламенный конус», и Ложа не понесет никакого убытка. Ловушка напоминала то ли мокрую меховую торбу, то ли труп зверька со слипшейся бурой шерстью и разинутой в последней судороге пастью.

Суно предполагал, что коллега Кайдо шагнет внутрь конуса, но вместо этого рыжий присел, не пересекая границу. Почему он мешкает? Неужели опасается, что его все-таки обожжет?

Сияние исчезло. Хантре бросил через плечо:

– Лекари, сюда!

Сощурившись, Орвехт оглядывал пыльный светлый зал, и его ловчее заклятье готово было сорваться, как стрела с тетивы, но саламандры нигде не было видно. И никаких следов ее присутствия. Шмыгнула в трещину? Эх, вот досада, если упустили…

Маги-лекари склонились над Зомаром, а Хантре поднялся и отошел в сторону, одергивая рукава рубашки.

– А я и не сомневался, – ухмыльнулся возникший рядом с ним Тейзург.

– В чем ты не сомневался?

– В том, что ты оправдаешь свою репутацию. Жаль, мой бедный Шнырь этого не видел. Уж он бы оценил.

– Вы не заметили, коллеги, куда делась саламандра? – справился Орвехт.

Изловить ее он уже не надеялся – ясно, что удрала, но хотя бы определить, в чем промашка, дабы учесть на будущее.

– Увы, коллега Суно, я заметил не больше вашего. – Эдмар слегка развел руками.

Глаза у него смеялись, как будто ситуация его забавляла, – можно подумать, это он каким-то неведомым способом прикарманил саламандру под носом у магов Ложи. Впрочем, это обычное для него выражение лица. И если бы рядом было активировано чужое ловчее заклятье, Орвехт непременно бы это почувствовал.

– Там дальше пол разбит, есть трещины, – подсказал Хантре. – Наверное, могла туда. Она сверкнула и исчезла, а я в это время смотрел на раненого. С ним все будет в порядке.

Белый зал с красно-синими мозаичными карнизами давно уже не вмещал в себя столько народу. Маги негромко переговаривались. Пахло целебными зельями. Под ногами хрустела осыпавшаяся штукатурка – напоминание о сражении, которое разыгралось здесь прошлым летом. Подобрав ловушку, похожую на вымокший под дождем неважнецкий воротник, Суно мысленно возблагодарил Госпожу Вероятностей за то, что у него все-таки сложилось вернуться сюда за амулетчиком.

Хеледика вместе с господином Кламонгом и Нелодией лечила Зомара: его надо было как можно скорее поставить на ноги, чтобы он выдержал путешествие до Сакханды.

У магов-лекарей есть для таких случаев специальные заклинания и снадобья, вдобавок Зомару помогали амулеты, а ворожба песчаной ведьмы способствовала увеличению его жизненной силы. Хеледика не делилась с ним – этого ее племя не умеет – зато раскрывала для него дополнительные каналы, чтобы сила приходила к нему из солнечного света и ветра, из мадрийского вечнозеленого кустарника, из пропитанных отголосками людской суеты городских стен. Пусть тут еще не Олосохар, а всего лишь его преддверие, у ведьмы был с собой песок великой пустыни – этого ей для работы хватало.

Она отдала Зомару тауби – вырезанную из синего окинила фигурку свернувшейся кошки: «По-моему, она хочет вернуться к тебе. В состав этого минерала входит кремнезем, а я понимаю шепот песка – он может рассказать о многом, если умеешь слушать».

Амулетчик слегка сощурил глаза, темные и блестящие, как будто птичьи, с болезненно покрасневшими белками. Тауби он зажал в кулаке, и через упомянутый кремнезем сидевшая на табурете возле постели ведьма улавливала его чувства: она ему нравится, и он понимает, что она лояльна к Ложе и Крелдону, – но среди ее дальних предков были песчанницы, поэтому до конца ей доверять нельзя. Примесь волшебной крови – своего рода изъян, и такого человека надо держать под контролем, чтобы он не выкинул что-нибудь странное и опасное для окружающих.

«Ну, спасибо», – хмыкнула про себя Хеледика, в то же время тепло улыбаясь раненому – никто бы не догадался, о чем она думает.

Зомар лежал на топчане, застланном сурийскими ватными тюфяками и свежим бельем. В комнате витал запах лекарств, нездорового мужского пота и зеленого чая.

– Сейчас меня сменит Нелодия, я приду вечером, – сообщила девушка дружеским тоном.

Он благодарно и чуть застенчиво улыбнулся в ответ.

Хеледика уже решила, что на сближение не пойдет, и смотрела на него с затаенной грустью: он об этом не знает, надеется на развитие отношений – с пресловутым контролем, который будет для песчаной ведьмы во благо. Вот только ей совсем не нужен его контроль. Начальство у нее и так есть – по службе, а личные связи представительницы ее племени заводят вовсе не для того, чтобы заполучить господина себе на шею.

Она миновала коридор, неслышно ступая по ветхим разлохмаченным циновкам, и вышла на задний двор. Здесь в послеполуденный час никого не было. За конюшней находился укромный пятачок, вымощенный кирпичом и со всех сторон окруженный старыми хозяйственными постройками. Зимой солнце в Суринани палит не так неистово, как летом, и все равно тут можно было испечь яичницу, если не жалко вывалять ее в пыли.

Сняв шнурованные ларвезийские туфли и хлопчатобумажные носки – горячо, и что с того, в барханах под солнцем Олосохара это обычное дело, – ведьма начала тренироваться. Только пластика, без ворожбы. Главное – довести каждое движение до совершенства, чтобы скользить, как подхваченный и закруженный ветром песок, когда придет время танцевать для Хантре Кайдо.

– Да это же Рийский архипелаг! – вырвалось у Куду, когда посреди туманно-сизого простора под живописными кучевыми облаками показались острова.

Самый большой из них напоминал вытянутую приплюснутую трапецию, а тот, что слева – вздымающийся из воды купол, а правый распахнул объятия, словно подкова, приглашая корабли в удобную внутреннюю гавань, а дальше в голубоватой дымке виднелись и другие.

Бречьятох Куду Этеква некогда побывал здесь с важным поручением: отвозил местным адептам Унбарха проповеди учителя. По дороге корабль подвергся нападению демонов, насланных Тейзургом, и часть свитков была порвана в клочья, так что он смог доставить только половину, за что по возвращении получил одиннадцать плетей. А если б заикнулся, что это несправедливо, ему бы отвесили вдвое больше. Сколько же воды с тех пор утекло… Теперь эта земля называется Сиян, а издали кажется – все те же Рийские острова, обрамленные неизменным морским пейзажем.

Вблизи обнаружилось, что все здесь иначе, ничего общего с тем, что ему запомнилось. Множество пузатых суденышек с грязновато-серыми парусами и гирляндами разноцветных вымпелов. Грозди домов под красными крышами, раньше тут строили не так скученно, и вообще раньше строили не так. Людей стало вчетверо больше, кожа у нынешних смуглее, зато волосы почти у всех светлые, и одеваются они с пестротой цветочных букетов, и чересчур говорливы. Мало того что в глазах рябит, так еще и гвалт постоянный, и все тебе улыбаются, а что скрывается за этими улыбками – поди разбери. Как будто снится что-то знакомое, однако во сне совершенно неузнаваемое. Куду мучительно хотелось проснуться, но просыпаться-то некуда!

В порту они надолго не задержались: наняли парусную лодку и отправились в глубь архипелага, похожего на россыпь буро-зеленых орехов.

Он знал, что где-то в ночи, зыбкой от звездного света и далекого воя диких собак, затаился тот, кто хочет его убить. Может, придет сегодня. Может, в другой раз. Но рано или поздно придет обязательно.

Из-за этого нельзя было перекинуться: не тот случай, когда облик дает преимущество. Расплывчатое представление о крупном хищнике, у которого клыки и когти больше, чем у болотной рыси, и вдобавок стальные мускулы – в два счета порвет. Поэтому никакой звериной драки, хотя какая-то часть его существа, связанная с обликом, привычно рвалась в бой.

Тот, кто крадется сквозь ночь, придет с недобрыми целями, но с ним надо будет поговорить. Это важно. Тоже маг-перевертыш?.. Почему-то никак не удавалось понять, кто это. Адепт Ктармы, решивший отомстить за Поводыря? Лорма или кто-то, с ней связанный? Наемник Ваглерума?

Хантре никому не говорил о своих предчувствиях – ни магам Ложи, ни Тейзургу. Было ощущение, что это что-то очень личное и нужно разобраться, никого сюда не вмешивая. Поговорить важнее, чем сцепиться насмерть и победить.

Он поселился через квартал от постоялого двора, целиком арендованного отрядом Ложи. Над глинобитным забором торчал старый дом, похожий на узкий облезлый футляр, одна его половина состояла из двух этажей, другая из трех, и дверь единственной комнаты третьего этажа открывалась на плоскую крышу второго. Эту комнату Хантре и снял, жилье понравилось ему сразу: место из тех, которые как будто только тебя и ждут.

Пол застлан старыми циновками, над лежанкой балдахин с москитной сеткой и ветхими цветастыми занавесками, которые колышутся от любого дуновения. Вдоль стен несколько плетеных коробов с каким-то хламом, посередине стоит закопченная жаровня. Вот и вся обстановка, но ему хватало.

Как будто это место ему снится, и здесь безопасно, потому что снится-то оно только ему, никто другой не сможет сюда попасть. Он понимал, что в действительности это не так, но что-то в этом было: неизвестный враг никак не мог определить его точное местонахождение. Впрочем, каждую ночь круги сужались – рано или поздно определит. Хантре ждал, ни шага не делая навстречу.

Однажды он дремал на тюфяке, под заплатанным одеялом из верблюжьей шерсти, и вдруг почувствовал: незваный гость здесь. За секунду до того, как скрипнула дверь.

Еле различимая тень двигалась неслышно и плавно – как будто в непроглядной воде скользит темная медуза, распустив невидимые ядовитые щупальца.

Хантре рывком откатился в сторону, обрушив балдахин, который держался на нескольких гвоздиках и на честном слове. Чуть не перекинулся, поддавшись рефлексам, но все-таки удержался и вскочил на ноги. За распахнутой дверью смутно белела под луной поверхность крыши, а дальше была сплошная темень.

Сгусток мрака метнулся в другой конец комнаты. На миг вспыхнули отраженным лунным светом то ли когти, то ли лезвия кастета.

Он безусловно уступал этому существу в скорости и чуть не пропустил атаку. Магический импульс не причинил противнику вреда, его легко отразили, а вслед за этим Хантре получил удар под дых и врезался спиной в стенку. Все же удалось частично погасить энергию удара, не то кулак ночного гостя пробил бы плоть и разворотил внутренности.

От боли все благие намерения улетучились: к демонам разговоры, это драка насмерть! Судорожно заглатывая воздух, он снова швырнул импульс, достаточно мощный, чтобы оглушить сильного мага, – но совершенно бесполезный против визитера, как стало ясно секунду спустя.

Влепив ему затрещину, которая могла бы вышибить мозги, похожий на черную кляксу противник скользнул назад – словно проехался по полу, как по льду, – и прошипел:

– Чтоб тебя пожрал Несотворенный Хаос!

В этом шепоте было столько ярости и горечи, что Хантре содрогнулся – не от самого пожелания, а от этих невыносимых эмоций.

Новая оплеуха. Перед глазами мельтешили пятна, во рту привкус крови. Это не помешало ему врезать в ответ, почти вслепую.

Мелькнуло впечатление, что когда-то это было для него обычным делом – драться на ночных улицах в полувменяемом состоянии, и не страшно, что тебе наваляли… Где и когда это было?.. Вроде бы в каком-то большом городе, полном разноцветных огней. Не важно. Другое важно: противник уклонился, но Хантре зацепил и рванул к себе черный шелковый балахон с закрывавшим лицо капюшоном – и наконец-то увидел, с кем имеет дело.

Глаза, словно два сумасшедших серебряных светляка – и суженные от ярости вертикальные зрачки.

Отшатнувшись, Хантре выставил перед собой руки со слегка скрюченными пальцами и ударил в противника заклятьем, которому его научил в дороге Суно Орвехт – знатный специалист по вопросам экзорцизма. Правда, пальцы он согнул не то чтобы совсем правильно, да и само заклятье сгенерировал наспех, так что коллега Орвехт невысоко оценил бы его работу. Зато остервеневшего демона на несколько шагов отбросило.

Хантре тоже отскочил назад, увеличив дистанцию, и принял боевую стойку экзорциста, чтобы в следующий раз бить наверняка. Зажег под потолком магический шарик и в его неярком свете смог рассмотреть незваную гостью.

Изысканно белая, словно фарфоровая статуэтка, у людей не бывает настолько белой кожи. Закрытое под горло платье строгого покроя, как у ларвезийской горничной или гувернантки, но при этом из прозрачной ткани, которая переливалась блестками, словно лед под фонарем. Под платьем ничего нет. Изящные округлые формы, мнимая хрупкость – кажется, того и гляди переломится, хотя эта дама скорее уж тебя переломит. Позади роскошный меховой шлейф… Да нет же – хвост. Волосы ниспадают мерцающим серебристым плащом, на макушке торчком лисьи уши.

Она облизнула губы и рассмеялась хрипловатым театральным смехом:

– Почему же ты сразу не применил этот паскудный экзорцистский приемчик?

– Не сразу понял, что ты демон.

Было ощущение, что нужно сказать правду, только тогда получится правильный разговор.

Красивое лицо гостьи презрительно скривилось:

– А еще восемь из десяти! Да любой мало-мальски способный маг на твоем месте мигом бы уразумел, с кем имеет дело. Ты видишь меньше, чем они? Что-то с тобой не так, видящий!

– А может, наоборот – не со мной, а с тобой что-то не так?

– Да ну?

– Твои часы уже тикают.

Чтобы остановить ее, вновь изготовившуюся к атаке, надо было произнести именно эту фразу. И это сработало.

Пусть она не успела сорваться с места, выражение лица стало такое, как будто налетела с разбегу на стеклянную стенку.

– Нет у меня никаких часов.

– Похоже, с некоторых пор есть.

Она молчала, только пушистый хвост шевелился: то резко взмахивал, заставляя колыхаться прозрачный подол, то обвивался вокруг стройных ног.

– Эти часы не пробьют, пока сама их не подтолкнешь. Ты ведь и без меня в курсе, как это бывает.

Неприязненно вильнув хвостом, Лиса подошла к лежанке, отпихнула босой стопой с серебряными ноготками обломок балдахина и уселась на тюфяк, обхватив колени. Только после этого процедила:

– Я к тебе не с тем пришла.

– Ты пришла расквасить мне рожу. – Хантре ощупал разбитое лицо, перемазав пальцы кровью. – Чего и добилась. За что?

Он сел на пол у стены напротив, выставив силовую защиту.

– Разве демону нужна какая-то особая причина, чтобы напасть на человека?

– Думаю, князю Хиалы нужна причина, чтобы напасть на бывшего Стража. Я слышал, что такие, как ты, не убивают таких, как я, – это неправда?

– Если б я и впрямь решила убить, ты бы уже агонизировал, как раздавленная мышь, а я бы узнала, какова твоя кровь на вкус. Может, слаще некуда, а может, и гадость. Я всего лишь хотела твою подлую рожу разделать под яшмовую плевательницу. Вроде стоит еще добавить…

До чего же хотелось врезать ей, и вопрос еще, кто кого разделает, но вместо этого он повторил:

– За что?

– Не трожь чужое. Тебя прозвали Крысиным Вором, вот крыс и воруй, а мое отдай, пока не стало худо.

– Ага, забирай. Буду рад, если у тебя получится.

После паузы, наполненной шорохом осыпающихся частиц штукатурки и одинокими трелями какой-то заблудившейся цикады, Лиса неприязненно усмехнулась:

– Да я понимаю, тебе этого даром не надо. Мы, демоны, много чего понимаем, но оно ни к чему нас не обязывает. Это у людей распространенная игра: что-то понять – значит принять на себя некие обязательства по отношению к понятому, а мы, жители Хиалы, играем в другие игры. Ты знаешь о том, что для иных людей понимание – это петля, которая затягивается на шее и превращает несчастного умника в слугу того, что он понял? Это потому, что вы, люди, путаете понимание с сочувствием, а сочувствие – с подчинением, и для вас это сущая паутина, которую вы сами вокруг себя плетете.

– Я видящий, я не путаю.

– Ну, разве что поэтому. – Она пренебрежительно махнула хвостом. – Не то живо оказался бы среди тех, для кого понять – значит угодить в силки. Эх, была бы у меня возможность сплавить тебя домой…

– В Сонхи я дома.

– У тебя есть и другой дом – там, откуда ты пришел.

– Ты что-то об этом знаешь?

– Нет, но гипотетически он у тебя должен быть. Хочешь совет? – Она наклонилась вперед и перешла на заговорщический шепот: – Не трать время на то, чтобы вспомнить, – не выгорит, вместо этого пойди окольной дорожкой и постарайся уловить, кто из людей может что-нибудь сказать по интересующему тебя вопросу. Вдруг да повезет… И катись тогда ко всем демонам того мира, откуда явился, а здешних оставь в покое.

– Никуда я катиться не собираюсь, а насчет оставить в покое – я-то как раз не против.

Он испытывал нарастающее раздражение, но сдерживался: было ощущение, что разговор важнее, чем его недовольство.

– Тоже обычная история, сокровища достаются не тем, кто о них мечтает, – философски заметила Лиса. – И надо бы перестать мечтать – может, тогда оно само в руки свалится, но это выше моих сил, несмотря на все мое немалое могущество. Вот сижу рядом и запросто могу тебя прихлопнуть, но толку-то…

– Убивать и я умею. Для этого достаточно порвать или перекусить нить жизни.

– Ой ли, разве не знаешь – против демонов это неэффективно. Перекусить нить жизни и я смогу.

– А удержать, если порвется, сможешь?

– Как?

– Для этого надо оба конца зажать зубами и принять на себя функцию соединительного звена. У меня однажды получилось.

– Ты не против, если на тебе потренируюсь? – Она придвинулась ближе, приподняв верхнюю губу, так что обнажились клыки – острые, словно пара маленьких белых кинжалов.

– Против. – Он на всякий случай усилил защиту и изменил положение рук, чтобы сразу применить заклятье экзорцизма, если она бросится.

– Не говори Тейзургу, что я к тебе приходила. Ты не хочешь, чтоб он тебя домогался, и тут я на твоей стороне – если что, всегда готова посодействовать. – Она сдула упавшую на лицо серебристую прядь, склонила голову набок и улыбнулась – скорее лукаво и обольстительно, чем агрессивно.

– И как я, по-твоему, объясню коллегам разбитую физиономию?

– Ну, ты же маг и большой мальчик, умеешь лечиться. Если до утра не пройдет, наври, что упал и расшибся. Скажи, что эта рухлядь на тебя свалилась, – она кивнула на обломки балдахина, – а ты спросонья решил, что это нападение, шарахнулся в потемках, споткнулся… Бывает же. Что это за часы, давай-ка о них подробнее!

– Вроде бы какая-то будущая вероятность, и только тебе решать, осуществится она или нет.

– Сама не знаю, хочу ли я этого. Может, не сейчас. Из-за Тейзурга?

– Понятия не имею. Мне кажется, ты любишь кого-то еще?

– Пожалуй, Харменгеру. Самая шикарная деваха в Хиале, после меня, конечно, – ну, ты ее видел. Хорошенько запомни все, что я сказала, да смотри, не проболтайся, иначе коллеги однажды найдут твой труп с вырванными кишками.

Выпрямившись, она обернулась громадной серебристой лисицей, одним прыжком перемахнула к дверному проему, выскочила наружу – и мигом исчезла в ночной тьме. О визите напоминали только следы погрома да плащ, черневший на полу, словно клякса туши.

Шелковую тряпку Хантре на всякий случай спалил заклятьем, а потом выбрался на крышу, захватив с собой жаровню, и долго сидел под звездным небом. В жаровне плясал веселый золотистый огонек, сонхийская ночь была полна тайн – этого добра у нее не меньше, чем звезд, – и он решил, что никуда не уйдет из Сонхи, даже если против него ополчатся все демоны Хиалы.

Суно Орвехт пребывал в превосходном настроении. Зомара Гелберехта удалось вызволить из «Пламенного конуса», его рана заживала без осложнений. Пока амулетчик был на постельном режиме, участники экспедиции изучили дворец принцессы Мейлак и древние гунхандийские катакомбы, сделали кое-какие любопытные открытия, заодно обнаружили несколько нетронутых тайников, так что вылазка прошла с пользой и затраченные на нее средства окупились. Зинта дважды в день слала весточки: с ней все в порядке, и дома все в порядке, вот только Тилибирия забеременела, с кошками накануне весны бывает.

– А я знаю, от кого! – на весь лагерь выкрикнул Дирвен задиристым мальчишеским фальцетом, когда Суно на привале посетовал коллегам, что ему нынче опять котят пристраивать, не нужен ли кому будущий мышелов. – Чего тут гадать!

Орвехт смерил поганца предупреждающим взглядом, но тот в последнее время совсем от рук отбился: вместо того чтобы замолчать, нехорошо осклабился и добавил, что, мол, чворку понятно, с кого надобно взыскать алименты на прокорм блохастых рыжих оглоедов.

Кураторы первого амулетчика озабоченно переглядывались: идти извиняться или сделать вид, что ничего особенного? Суно от души порадовался, что решение сей репутационной дилеммы – не его забота.

– Кто золотишко во дворце прикарманил, тот и котят наплодил! – добавил Дирвен последний штрих к оскорблению и после этого, страшно довольный собой, принялся уплетать зажаренного на костре кролика.

Хантре Кайдо сидел поодаль и жевал сурийскую лепешку с сыром. В сторону первого амулетчика он даже не посмотрел, а как отреагировал на выпады – кто его знает, но хвала богам, что не полез в драку. Во дворце принцессы Мейлак он и впрямь присвоил золотой браслет, тут невзлюбивший его Дирвен не соврал.

На такую вещицу не положил бы глаз разве что праведник: украшение в виде свернувшейся в кольцо ящерицы было выполнено столь искусно, что вырисовывалась каждая чешуйка и складочка, и до половины прикрытые веки, и коготки на маленьких трехпалых лапках. Золотая ящерица казалась живой, она как будто с любопытством подглядывала за окружающими, обвив запястье Хантре и сохраняя полную неподвижность. Браслет выглядел цельным, ни намека на застежку: интересный вопрос, каким образом новый владелец ухитрился его надеть, Суно так и не разгадал этот фокус.

Во всяком случае, это был не амулет: никакого магического фона. И Дирвен подтвердил, что не амулет, а уж в таких вопросах он любого эксперта заткнет за пояс.

Скорее всего украшение обронил один из сойгрунов, гонявшихся за Орвехтом и Зомаром прошлым летом. Окаянный прыгучий народец так же охоч до браслетов, как гнупи до красных и зеленых курточек. Дивное изделие неведомого мастера лежало в пыли, пока его не подобрал Хантре Кайдо.

– Наемник, – презрительно бросил коллега Рогвехт, известный своей неприязнью к наемникам. – Что с него взять? Где увидел, что-то блестит, там и прибрал к рукам. Ох, не люблю эту ушлую братию…

Хантре купил на гунхандийском рынке кожаный наруч с пряжкой и заклепками и стал носить его поверх своей находки, чтобы это ювелирное чудо никому не мозолило глаза.

В Имувате Орвехт набрел на гостиницу, в которой отменно варили шоколад с сурийскими пряностями. Там он и остановился вместе с Ривсоймом и Грено, в то время как экспедиция Ложи заняла небольшой постоялый двор.

Обычная для мадрийского города картинка: кварталы похожих друг на друга незатейливых строений – и пестрое великолепие разнообразных вывесок. Одна из них, ни лучше ни хуже соседних, зацепила внимание Суно, и чуть позже он убедился, что интуиция его не подвела. Боги, какой в этом заведении готовили шоколад! Такой, что, может, сонхийские боги и впрямь иной раз захаживали сюда инкогнито.

Грено Дурной Глаз делал успехи. Сказанув невзначай что-нибудь вроде «этот чудак с корзиной яиц под ноги не смотрит, навернется же, во будет глазунья!», тут же спохватывался и добавлял: «но отделается синяками, и его корзинка не пострадает» или «но сумеет не брякнуться, хотя будет ему урок». Главное – «завернуть» сглаз сразу же, не потеряв драгоценные мгновения, чтобы оговорка приклеилась к пожеланию: тогда эффект будет ослаблен, а то и вовсе сойдет на нет.

Ривсойму Шайрамонгу Суно прилежно являл пример доброго семьянина, который не волочится за каждой юбкой, а хранит верность своей дорогой супруге, пусть и неофициальной. Хотя, честно говоря, за красоткой, которая прогуливалась взад-вперед по террасе гостиницы, он бы, пожалуй, приволокнулся. Зинта далеко, и на их отношения это нисколько не повлияет… Всего лишь дорожный флирт, каких у него в копилке не перечесть… Но не ровен час Ривсойм увидит и сделает неправильные выводы.

– Сударь маг, не могу ли я попросить вас об одолжении? – церемонно обратился к нему господин, сидевший со своей чашкой на соседнем диванчике.

Господин был немолодой, но ухоженный, с брюшком, благородными манерами и клетчатым носовым платком с вышитым вензелем. Вряд ли заядлый путешественник – скорее занесло его в эти края по торговым либо имущественным делам. Он говорил по-ларвезийски с нангерским акцентом и в то же время с чрезвычайным достоинством, как будто задался целью демонстрировать это достоинство каждому встречному при любых обстоятельствах – возможно, в целях самозащиты от недоброго мира. Суно определил его как скучноватого собеседника, однако был с ним сдержанно учтив:

– Коли вы, сударь, изложите, о чем речь, смогу вам тотчас ответить.

Никаких «я к вашим услугам» – такими оборотами маги Светлейшей Ложи не бросаются.

– Ежели вы знакомы с этой интересной дамой, не окажете ли пристойную любезность меня ей представить?

– Увы, не имею чести ее знать.

– Сдается мне, она путешествует в одиночку.

– Возможно.

Незнакомка напоминала плененную пантеру, как будто и терраса с розами в рассохшихся ящиках, и сурийская улочка, уводящая в саманно-глинобитные дебри Имувата, и раскинувшаяся окрест пыльная мадрийская полупустыня – все это было громадной клеткой, из которой ей не вырваться, сколько ни пытайся. Во всяком случае, такие мысли посетили наблюдавшего за ней Орвехта.

Судя по мимике и движениям, она чувствовала себя кем-то вроде плененной пантеры. Орвехт был заинтригован: такое впечатление, что он уже встречал эту женщину раньше. Никаких сомнений, встречал. Быть того не может, он ее в первый раз видит… Или в прошлом она выглядела иначе?

Высокая, порывистая в движениях. Темные волосы собраны чуть ниже макушки в «конский хвост», в ушах сверкают длинные серьги. Черные перчатки без пальцев, кровавый маникюр. Черные сапожки с красной шнуровкой. Одежда смелого покроя – смесь вызова и элегантности, ядовитое сочетание черного и алого. Хороша… Далеко не красавица, черты лица неправильные и вовсе не миловидные, но все равно хороша. Вот что значит отменный вкус!

Он ее никогда прежде не видел. Он ее уже видел. Ей можно дать около сорока – ровесница Нинодии Булонг. Быть может, они встречались давным-давно, в пору юности, и тогда у нее было другое амплуа?

Если и так, вряд ли она узнала Суно Орвехта: он изрядно загорел и был в тюрбане, как обычно во время своих южных путешествий, да в придачу с восьмицу не брился – кстати, надо бы наверстать упущенное.

Незнакомка ушла с террасы. Допив шоколад, Суно отправился за новой порцией в зал, нангерец потянулся следом.

В помещении было темновато из-за узких окошек, на стенах висели для красоты блестящие луженые сковородки. Кроме ало-черной дамы, никаких посетителей. Племянник хозяина в грязном фартуке нахваливал ей свои вина на ломаном ларвезийском. Никаких сомнений, она из Ларвезы. И похоже, неравнодушна к горячительным напиткам.

– Прекрасно, дайте мне бутылку «Вечерней росы», – потребовала она дрогнувшим от затаенной алчности голосом.

Парень расторопно исчез, вскоре примчался обратно с широкой улыбкой и глиняной бутылью, снабженной узорчатой этикеткой.

– Это все, что у вас есть? – Голос незнакомки вновь дрогнул, теперь уже разочарованно.

– Много есть, госпожа! – обескураженно заверил суриец, в глазах у него читалось: «Да ты для начала выпей то, что я принес!»

– У вас найдется «Вечерняя роса» в бутылке коричневого стекла?

Он все с той же радушной улыбкой помотал головой:

– Не, госпожа, бутылка – глина, а вино – песня, вино – вечерний музыка! Угощайтесь, пожалуйста, сама будешь нахваливать, у нас самый лучший северный вино, без обмана возят!

– Не надо. – Она брезгливо скривилась. – Есть у вас «Полынная сладость» в бутылке зеленого стекла с орнаментом в виде листьев полыни?

– Это есть тоже, госпожа! – Он снова умчался и вернулся с пузатым глиняным сосудом, который с гордостью водрузил на стол. – Дорого стоит, не вино – сокровище!

«Хм, могу поспорить, это ее не устроит», – подумал Орвехт, с прищуром наблюдавший за развитием событий. Он уже начал догадываться, что к чему.

– Я же сказала, мне нужна «Полынная сладость» в зеленой стеклянной бутылке!

– Зачем издеваешься? – взвыл сбитый с толку работник заведения. – Нехорошо! Издеваться будешь – боги прогневаются! Будь дорогая гостья, кушай, что есть, нам глиняный бутылка возят, купец так решил заказывать! Ты что хочешь пить, госпожа, вино или бутылка?!

– Пей сам эту гадость. – Дама резко встала, опрокинув плетеный стул.

– Сударыня, сударыня! – Нангерец вскочил и бросился ей наперерез. – Винопитие – пагубная привычка, но позвольте от чистого сердца угостить вас здешним чудодейственным шоколадом…

Видимо, он сделал вывод, что незнакомка вряд ли принадлежит к числу приличных женщин, и, значит, некоторая бесцеремонность простительна. Он и кошелек на ходу из-за пазухи вытащил, словно в подтверждение серьезности своих намерений. Кошелек был увесистый, расшитый крупным желтовато-коричневым бисером.

Незнакомка, устремившаяся было к выходу, так и застыла на месте, ее глаза вспыхнули.

– Дайте это сюда!

– Что?.. – Опешив от такого оборота, кавалер притормозил и попятился. – Мой кошелек?.. Но как же…

Рука с алым маникюром мертвой хваткой вцепилась в пухлую бисерную вещицу. Нангерец, хоть и растерялся, не выпустил свое имущество, рванул к себе.

– Дай сюда!

– Сударыня, это мои деньги! Это же грабеж…

Раздался треск рвущейся ткани, по полу зазвенели монеты, рассыпались розовато-фиолетовые с синей каймой нангерские купюры.

– Янтарь! – процедила женщина. – Всего лишь паршивый янтарь…

– Но, сударыня… – пролепетал кавалер – и поперхнулся словами, когда ему в лицо швырнули вторую половину разорванного кошелька.

Темпераментная незнакомка стремглав выскочила на улицу, только ало-черные юбки в дверях полыхнули.

– Нехорошо, когда женщин такой разбойник, – с осуждением заметил ей вслед племянник хозяина. – Тьфу, позор!

Он внакладе не остался: бутылки с вином уцелели, и, может, какая-нибудь серебряная, а то и золотая монета закатилась в щель – после надо будет проверить.

– Любезнейший, не уносите «Полынную сладость»! – произнес за спиной у Орвехта донельзя довольный веселый голос. – Коллега Суно, составите мне компанию? И кстати, как вам понравился этот маленький спектакль? Жаль, что примадонна покинула сцену, не дождавшись аплодисментов…

– Так это ваших рук дело, коллега Эдмар? – осведомился Орвехт, повернувшись.

Тейзург был в черном тюрбане с золотой пряжкой, украшенной крупным рубином, и долгополом сурийском одеянии из черного с красным узором атласа. Вдобавок с таким же, как у его жертвы, алым маникюром.

– Вы собираетесь послать своим людям мыслевесть, чтобы Ламенгу Эрзевальд разыскали и задержали? – спросил он по-молонски, благо Суно знал этот язык, а двое других очевидцев скорее всего нет. – Умоляю вас, не надо. Мне любопытно, что она станет делать дальше.

– Что-нибудь найдет, я полагаю.

– В Имувате – вряд ли, я позаботился о том, чтобы здесь не осталось ни желтого, ни красного, ни зеленого, ни коричневого стекла.

– Хм… Коллега Эдмар, возможно, вам что-нибудь известно о судьбе любимой кружки нашего коллеги Пачелдона, которая потерялась на привале, когда вы в последний раз порадовали нас своим визитом? Кружка желтого стекла, с цаплей – подарок его покойной матушки, она ему дорога, как память.

– Да верну я ему кружку, разве ж я совсем изверг? – На худощавом лице Тейзурга появилась укоризненная улыбка «что же вы обо мне так плохо думаете?». – Потом, когда отправитесь дальше. Забрал на всякий случай, мера предосторожности. Если Ламенга доберется до цветного стекла, которое дает ей силу, будет не так интересно.

– За что вы так с бедной женщиной?

– А не надо было сдавать нас Поводырю. Это ведь она устроила нам ловушку в Жафеньяле – я об этом раньше не говорил, чтобы коллега Крелдон не вздумал ее искать и не опередил меня. Я еще тогда придумал, как отомщу ей, если сумею выбраться. Вы оценили мой замысел?

– Это вы о том, что Ламенга теперь мечется по Имувату и вырывает кошельки из рук у законных владельцев?

– О нет, это побочный эффект, хотя тоже забавно. Я имею в виду ее внешность. Я ее умыл, причесал, переодел, и если раньше она напоминала гнилую капустную кочерыжку, то теперь я возвел ее в ранг экзотической колючки, ее нынешний облик – мое творение. Заметьте, она предпочла остаться такой, какой я ее сделал, хотя могла бы сменить наряд на какой-нибудь поношенный мужской сюртучок и вываляться в мусорной куче. Но Ламенга Эрзевальд не нашла в себе сил, чтобы отказаться от моего подарка – унизительного и изысканного, оскорбительного и роскошного. Прелестно, не правда ли? Коллега Суно, давайте возьмем «Полынную сладость» и пойдем на террасу, чтобы не мешать этому господину. – Он с сострадательной улыбкой кивнул на нангерца, который, ползая по полу, собирал рассыпанные деньги. – Полагаю, что Ламенга захочет отыграться, так что в перспективе меня ждет еще одно развлечение…

«Мне бы твои заботы, – подумал Орвехт, вновь устроившись на плетеном диванчике, теперь уже с кружкой сладковато-горького зеленого вина. – Впрочем, да сохранят меня боги, твоих забот мне даром не надо…»

Он последовал совету Серебряной Лисы и попытался определить, кто владеет хоть какой-нибудь информацией о том, что с ним случилось. Его дом – Сонхи, но в другом мире у него осталось что-то важное. Пусть он не помнит, что это было, своего значения оно из-за этого не потеряло. И оно по-прежнему где-то вдалеке есть. Надо с этим разобраться.

Суно Орвехт и Зинта что-то знали, но рассказать не могли. Нет смысла добиваться от них ответа.

И еще, как ни странно, Зомар Гелберехт.

Хантре разговорился с угрюмым амулетчиком за столиком в трапезном вагоне. Попытался перевести беседу на другие миры и переходы из мира в мир – смутно чувствовал, что надо об этом.

Их прервал Орвехт, который пришел выпить чашку горячего шоколада. Отослав Зомара к коллегам, у которых якобы возникла срочная надобность что-то уточнить насчет исшодийского волшебного народца, он уселся на его место и негромко произнес:

– Не надо, коллега Хантре.

– Что – не надо? – спросил Хантре резковато, хотя агрессии в голосе мага не было.

– Расспрашивать Гелберехта. У парня и так жизнь нелегкая, а тот, кто сообщит интересующие вас сведения, рискует нарваться. Возможно. Не стану утверждать это наверняка, но подозреваю, что есть такая вероятность. С другой стороны, я бы на вашем месте тоже искал… Предлагаю такой вариант: я подскажу, с кем вы еще можете об этом поговорить, а вы не станете расспрашивать ни Зомара, ни Зинту.

– Ни вас?

– Меня – бесполезно. Я, видите ли, связан обязательством и отдаю себе отчет в последствиях. Но если я просто назову два имени – полагаю, это нельзя считать нарушением. Согласны?

– Согласен.

– Некий Начелдон, отставной капитан ларвезийской армии, и парень по имени Сабил, житель города Пчевата, знают ровным счетом то же самое, о чем мог бы рассказать вам Зомар. Честно предупреждаю, знают они негусто.

– Что ж, и на том спасибо.

Орвехту принесли кружку двойного шоколада.

Хантре допил свой компот и отправился в купе.

А потом, когда равнину накрыла ночь, он долго стоял в коридоре у окна и под перестук колес смотрел на луну, плывущую над вершинами громадных кактусов, которые здесь называют мананагами. Или наоборот: это сонхийские мананаги где-то в других мирах называют кактусами… Луна была всего одна, зато большая и желтая, как сурийская сырная лепешка.

Праздник Фонарей Ланки застал их в Эпаве – флидском городе на границе с Мадрой. Поезд въехал туда под вечер через колоссальную арку из красновато-бурого камня с золочеными виноградными лозами. Когда прокладывали железную дорогу, арку вырубили из цельной скалы, чтобы производить впечатление на прибывающих.

Торжества в честь Хитроумного начинались сразу после захода солнца и заканчивались на рассвете. Хоть Ланки и называют воровским богом, покровительствует он не только тем, кто охоч до чужого добра, но также торговцам и разведчикам, свахам и адвокатам, придворным интриганам и ярмарочным фокусникам, игрокам и дознавателям, так что магам Ложи был резон почтить его вместе с горожанами.

Единственное, чем славился Эпав, – это Вокзальная арка. В остальном здешняя архитектура была добротна и невыразительна. Даже дворец вельможного господина Бутакур-нубы, нынче увешанный траурными флагами, напоминал скорее обширный крытый рынок, нежели резиденцию знатного феодала, хотя внутри, говорят, блистал убранством. Зато с наступлением темноты повсюду засияли розовые, желтые, фиолетовые, зеленые фонарики – вроде тех, что зажигают на Солнцеворот, но изготовленные специально для бога хитрецов и ловкачей. Их украшали миниатюрные бронзовые маски Ланки или изображения лис, обезьян, жуков и пересмешников, в которых он превращался ради своих проделок.

Все, кроме охраны поезда, отправились на гулянья. В эту ночь запросто можно стать жертвой розыгрыша или бессовестного обмана во славу Ланки, однако прямое насилие Хитроумный не одобряет: он бог плутов, а не головорезов, так что тяжких преступлений на празднике Фонарей бывает даже меньше, чем в обычные дни. Зато горожане вовсю изощрялись в дурацких шутках над окружающими.

Город напоминал темные небеса: блуждаешь по извилистым закоулкам меж нагроможденных, как ночные тучи, строений, и из этой тьмы тебе светит множество разноцветных звездочек – неярких, озаряющих лишь свой укромный уголок. Неминуемо споткнешься, кое-где неведомые шутники натянули поперек дороги веревки во славу Ланки. Впрочем, Суно зажег себе шарик-светляк и не попадался в эти предсказуемые ловушки. Зато его дважды облили из окон пивом – и не посмотрели, что маг: в эту ночь не полагается сердиться на выходки, которые веселят воровского бога.

В «Поющем верблюде» он встретил коллегу Фимелдона из местного представительства Ложи. Тот принялся жаловаться, что в Эпаве, несмотря на все меры, бесчинствуют амуши. Полторы восьмицы назад на южной окраине съели лавочника, экономившего на оберегах, и подвесили обглоданные останки к потолочной балке вниз головой.

Да еще прилетевшие на зимовку крухутаки досаждают. Заклевали уже с полдюжины несчастных безумцев, рискнувших сыграть с ними в три загадки, но донимают они горожан не столько этим, сколько своей мерзостной вонью. Когда всезнающая пернатая тварь усядется где-нибудь на крыше и начинает хрипло зазывать желающих получить ответ на любой вопрос, оттуда хоть беги, особенно если погода безветренная.

А старый Бутакур-нуба, в недавнем прошлом самый богатый вельможа Эпава, скончался вовсе не от болезней, его тоже, считайте, волшебный народец извел – но тут уж он сам напросился. Захотелось ему на девятом десятке вернуть утраченную мужскую силу. И что бы вы думали, вернул, не постояв за ценой: поговаривают, что песчанница, которую для него добыли в Олосохаре, обошлась ему в такую сумму, что можно было бы весь город целый год поить-кормить до отвала. Кто из магов сослужил ему службу, неизвестно. Есть подозрение насчет Тейзурга, долго ли ему обернуться через Хиалу туда-сюда?

После того как Бутакур-нуба заполучил песчанницу, во дворце у сбрендившего старика пошло веселье, да в таких масштабах, что помогайте боги. Когда эта тварь начинала свои танцы, молоко скисало от похоти и камни плавились от страсти, неукротимое желание одолевало не только зрителей, но даже тех, кто находился в соседних помещениях, и в дальних помещениях, и на других этажах – никто не мог устоять. Внедренный во дворец агент Ложи тоже того… нет, не спалился, а втянулся в это безобразие, хотя до сих пор имел репутацию образцового дисциплинированного службиста. Да что там наш агент – гостивший у Бутакур-нубы странствующий жрец Кадаха Радетеля, истинный праведник, и тот не смог противиться сладострастному наваждению. Теперь сокрушается, поскольку он из тех, кто пестует свою благодетельную силу за счет аскезы.

Два дня назад сему непотребству наступил конец: дряхлый организм Бутакур-нубы не выдержал, и вельможа отбыл в серые пределы, оставив своему наследнику дворец с ошалевшей от непрерывных оргий челядью и на три четверти опустошенную сокровищницу. Поскольку наследник, живший отдельно от любвеобильного дядюшки, еще раньше заподозрил неладное, он сразу обратился за помощью к экзорцистам, и песчанницу обезвредили. Завтра в полдень ее сожгут в клетке на заднем дворе Бутакуровой резиденции. А пострадавшего от ее чар агента отозвали в Аленду, вся проделанная ради его инфильтрации работа пошла насмарку.

И еще в середине месяца Быка некий ларвезиец, работник торговой фактории, купил на рынке барсучью шкуру с головой и глазами-стекляшками. Хотел дома на стенку повесить – а шкура хвать его мертвыми зубами за ногу, после чего сама собой куда-то уковыляла. Прохожие в сумерках приняли ее за тощую уродливую псину. Что это была за пакость, так и не выяснили. Судя по реакции артефактов на след, который истаял раньше, чем привел к цели, – какая-то неведомая разновидность волшебного народца. Рана у пострадавшего до сих пор болит и гноится, и возле его дома собаки начинают выть.

Также один сурийский торговец продал другому бурдюк якобы с маслом, в котором был зашит скумон. Потом сознался, что его подкупили недруги жертвы. Едва бурдюк развязали, оттуда высунулся хоботок, похожий на толстого червяка с разинутым зубастым зевом. Служанка не успела отбросить эту тварь подальше – та мигом вцепилась и высосала всю кровь. Рядом никого не было, чтобы позвать на помощь. Бурый шар, как будто сплетенный из сухих стеблей, разорвал бурдюк изнутри и покатился на поиски новой еды. Вначале он был размером с небольшой вилок капусты, а под конец втрое раздулся и умчался вприпрыжку по вечерней улице. Все, кто был в доме, погибли, но маги Ложи потом нашли скумона и уничтожили.

Коллега Фимелдон рассказывал об этих печальных фактах с неодобрением и скрытым нажимом, в глазах у него читалось: «Ну, вы же здесь не останетесь, чтобы нам помочь!»

Орвехт сказал, что постарается донести эту информацию до начальства во всех подробностях. Вряд ли Фимелдон поверил, в эту ночь сам Ланки велел обманывать. А Суно хоть и посочувствовал местным коллегам, задерживаться в Эпаве не собирался, его ждали в Аленде.

Повсюду одно и то же: волшебный народец куролесит так, как раньше не смел, потому что магов, способных с ним сладить, стало меньше. Нынче нет возможности черпать силу из Накопителей, поэтому многие из тех, кто прежде расправлялся с амуши и обращал в бегство сойгрунов, теперь разве что чворка напугают.

«Поющий верблюд» считался ларвезийским рестораном, даже вывеска доходчиво сообщала: «Ресторация не харчевня», но внутри это было типично сурийское заведение. Большой зал набит битком, галдеж, духота, на треножниках жгут угодные Ланки благовония, так что своих он вначале услышал, а потом уже увидел сквозь клубы дыма.

– Это же совсем какой-то сволочизм, когда тебе подло предпочитают какую-то сволоту! – со слезным надрывом жаловался звонкий пьяный голос. – Когда эта скотина однажды вусмерть нажралась, я говорю, ну давай по-быстрому в кустах, из окон же не смотрят, а эта сволочь – нет… Ниче, я еще поквитаюсь!

– Дирвен, ты пивка хлебни. И усвой, ни одна баба не стоит того, чтоб из-за нее так душу рвать, я тебе дело говорю, – возразил с хмельной проникновенностью другой голос, тоже пьяный, но бывалый и рассудительный.

– Какая баба? – вымолвил первый амулетчик с осоловелым недоумением.

– Да та краля, которая тебе в кустах под окнами не дала, о которой ты сейчас рассказывал. Эх, пожалуй, хватит тебе пить…

– А-а… – протянул Дирвен после паузы. – Я, честно, даже не помню, как ее звать, – теперь в его интонации появились фальшивые нотки. – Запомнил только, что шлюха и гадина. Налей еще!

– Да ты уже хорош: сам не помнишь, о ком толковал минуту назад. Может, хватит с тебя на сегодня?

– Все я помню! – с пьяной запальчивостью выкрикнул Дирвен. – Сдохну, а не забуду… Давай сюда!

Донесся звук, словно кто-то с жадностью втягивал жидкость, шумно прихлебывая, потом первый амулетчик продолжил:

– Все они одинаковые! Я сказал – все… Ик… Покажите мне хоть одну неодинаковую! Днем с фонарем не найдешь, разве нет?!

– Госпожа Зинта не одинаковая… – возразил заплетающимся языком молодой маг, тайно влюбленный в Зинту, хотя для Суно это не было секретом. – Она словно небесная помощница из свиты Тавше, и ничто дурное к ней не пристанет.

– З-з-зинта?.. Она тоже…

Дирвен с театральной горечью расхохотался, а подобравшийся Орвехт угрюмо подумал: «Погоди ж, поганец, ты у меня допросишься!»

Главное, не давать волю гневу. Право же, здесь и сейчас – не стоит, он этому поросенку потом устроит взбучку.

– Зинта тоже ничего не понимает, не может понять мужчину! Зачем она тогда пришла и давай дверь ломать? В гостинице… Кто ее просил? Взрослые люди промеж собой сами решают, а она все испортила… Вообще все испортила! Если б не она… Зачем она пришла, подняла шум и начала по двери колотить?!

Удар – видимо, кулаком об стол. Орвехт стоял за колонной, сделанной из высохшего изжелта-бурого ствола громадной мананаги с обрезанными иглами, и собутыльники его не видели.

Дружная утешительная разноголосица, потом первый амулетчик угомонился, и разговор перешел на другое. Еще немного послушав, Суно сквозь гам и чад направился к выходу, взяв на заметку, что надо бы спросить у Зинты, что это была за гостиница и что за дверь.

Да еще подумалось, что с тех пор, как у Дирвена завелась своя компания, характер парня изменился не в лучшую сторону. Он и раньше был не подарок, а теперь, когда гордое одиночество сменилось окружением, всегда готовым и согласиться с тобой, и польстить, и угодить, почувствовал себя этаким маленьким королем. Власть ему противопоказана, его даже командиром небольшого отряда назначать нельзя – ну, да начальство, хвала богам, прекрасно это понимает.

Снова погруженные во мрак улицы, где люди похожи на тени, а тени кажутся живыми существами, и светят украдкой цветные фонари.

На площади Трех Алмазов шла пирушка, но никакого бесплатного угощения: еду можно купить или украсть во славу Ланки, а если попадешься, заставят отплясывать на потеху публике. С дюжину таких невезучих уже развлекали гуляк, которые свистели и гоготали, прихлебывая из кружек мананаговое пиво. Рядом играли в кости и в сандалу, среди игроков выделялись два «джуба»: ряженные в искусно сшитых масках из темной кожи, с болтающимися хоботками – они пользовались успехом, всякий хотел с ними сыграть. На настоящего джуба, затесавшегося в толпу под личиной заурядного горожанина, не обращали внимания. Да он в этом и не нуждался, ему лишь бы поучаствовать в игре, а его истинный облик увидит только маг или вооруженный «Правдивым оком» амулетчик.

Орвехт остановился, размышляя, не стащить ли мадрийскую лепешку с сыром. В эту ночь хорошо бы совершить что-нибудь угодное воровскому богу, тогда целый год можешь рассчитывать на его милость. Впрочем, с Ланки никогда и ни в чем нельзя быть до конца уверенным, но все же не помешает… Снедь на прилавках наверняка защищена охранными чарами, так что для начала надо сплести контрзаклинание. Он уже приступил, когда его окликнули:

– Коллега Суно, какая приятная неожиданность!

– Рад вас видеть, коллега Эдмар.

Тейзург был в сурийском тюрбане, его удлиненное треугольное лицо в свете факелов казалось бледным, как мрамор, слегка впалые щеки усиливали впечатление скульптурного портрета. Глаза с золотой радужкой насмешливо щурились. Ничего не скажешь, хорош: древний сонхийский маг с той еще репутацией.

– Вы уже совершили что-нибудь богоугодное, коллега Суно? – осведомился он вполголоса.

– Непременно совершу, коллега Эдмар. Вся ночь впереди.

– Хм, надеюсь, что вы не лепешку украсть собираетесь… Это было бы до неприличного банально и грустно.

Орвехт умолчал о том, что именно это он и предполагал сделать.

– Вокруг и без лепешек немало возможностей.

– Вот и я о том же. Не хотите ли принять участие в отменной авантюре во славу Ланки? Мне нужен сообщник, который постоит на стреме, пока я буду похищать прекрасную даму.

– Боюсь, коллега Эдмар, до таких приключений я не охотник.

– Даже если речь идет о жизни и смерти, о спасении невинного существа? Несчастную девушку против воли сделали наложницей бессердечного богача, вдобавок его родственники невзлюбили ее и собираются погубить. Заступиться за нее некому, сбежать без посторонней помощи – никаких шансов. Меня тронула ее печальная история, и я решил вмешаться. Иногда, под настроение, люблю разрушать чужие козни и мешать чужим пакостям… Клянусь хорошим кофе, я не замышляю в отношении этой бедняжки ничего дурного. Самым благородным образом помогу ей вернуться домой. Ланки не против добрых дел, если они совершаются путем хитроумных уловок, и я подумал, что вам мое предложение, возможно, придется по вкусу. Коллега Суно, я ведь не ошибся?

– Что ж вы не позвали на это дело коллегу Хантре?

– Он еще на вокзале перекинулся и убежал, а пока маг-перевертыш в зверином облике, мыслевести ему слать бесполезно. Даже если уловит зов, все равно не разберет, что вы хотите ему сообщить.

Ценная информация: Орвехт об этом не знал, нигде никаких упоминаний не попадалось. Надо понимать, это подкуп?

– Мерзавец повадился меня игнорировать. Он думает, что может выигрывать у меня раз за разом, и я не отыграюсь… Не буду раньше времени его в этом разубеждать, люблю сюрпризы. – Тейзург ухмыльнулся. – И надеюсь, что какой-нибудь разъяренный повар не зашибет его кирпичом, пущенным вдогонку, – это был бы до крайности печальный конец для мага такого уровня. Идемте спасать бедную красавицу?

– Одно условие: вы мне эту девицу покажете, и я смогу убедиться в том, что она и впрямь не возражает против похищения.

– Да извольте, коллега Суно, о чем разговор?

И он пошел. Ему было любопытно, что за авантюру затеял коллега Эдмар, а узнать это можно лишь одним способом – согласившись принять в ней участие.

С полчаса блуждания по ночным закоулкам, и они забрались через стену в чей-то сад, «оглушив» сторожевые амулеты. Прокрались к дому, при этом Орвехт отметил, что в кустах кто-то есть – и не сторожа, а скорее почитатели Хитроумного, которые залезли сюда в расчете что-нибудь стащить.

Тейзург отворил укрытую плющом дверцу, заодно послав одурманивающее заклятье, направленное на тех, кто находился в доме.

«Ты и один недурно справляешься, зачем же тебе напарник?» – подумал Орвехт.

Шорох позади.

– Эй, уважаемые, чего встали на пороге? – произнес кто-то сиплой скороговоркой. – Заходите давайте, а то нас тут много!

Человек пять или шесть. Те предприимчивые люди, которые прятались по кустам в надежде, что Ланки явит милость и пошлет им счастливый случай… Что ж, вот и послал.

– Обождите, я снимаю охранную сеть, – промурлыкал Тейзург. – А потом – милости просим, и делайте, что хотите. Ничего не имею против чужих развлечений, если они не оскорбляют мое эстетическое чувство.

Искатели удачи сообразили, что перед ними маг, и присмирели. Судя по их повадкам, это были не настоящие воры, а законопослушные жители Эпава, которых в ночь Фонарей Ланки потянуло на подвиги.

Внутри тускло светила масляная лампа в виде тыквы. У Суно и Эдмара лица были закрыты вуалями из конского волоса – не будь они магами, сами ничего бы не разглядели в полумраке сквозь эту плетенку, а их самих и подавно не рассмотришь. Остальные были в матхавах. Похоже, дом богатый, раз сюда явилось столько желающих поживиться.

– Вам туда. – Эдмар указал на приоткрытую дверь, за которой кто-то сидел на полу и раскачивался, одурманенный чарами.

Потом сунул руку под висевший на стене ковер, нашарил рычаг, и фрагмент стены повернулся, открыв проем.

– А нам сюда. Прошу!

Когда проход закрылся, они зажгли шарики-светляки. Небольшое помещение, направо уходит темный коридор, впереди – лестница, которая словно растворяется в подземном мраке.

– Я так понимаю, нам вниз? – хмыкнул Суно. – Если направо, это было бы слишком просто…

– Вот именно, а Ланки вправе ожидать от нас чего-нибудь нетривиального.

В подземельях Орвехт бывал не раз, здешние оказались не самым худшим вариантом. Ничего особенного – пока не начали подниматься и не добрались до площадки, где скорчилась на каменной тумбе хрупкая костяная тварь с громадными крыльями.

Эти останки опутывало выдохшееся заклинание – с ограниченным сроком действия, который давно истек. По уцелевшим обрывкам не понять, как оно работало. Возможно, заставляло экспонат двигаться. Составные части мертвой твари Суно без затруднений опознал: скелет сойгруна и отрезанные крылья крухутака.

– Подозреваю, что создатель этого, с позволения сказать, монстра упивался размахом собственной фантазии, – фыркнул Эдмар. – По крайней мере, он умер счастливым.

– Почему – счастливым?

– Потому что до знакомства со мной не дожил. Я бы продемонстрировал ему десяток-другой более интересных комбинаций при том же исходном материале и загубил бы его самооценку.

Миновав новый подъем, они остановились на пороге. Перед ними было круглое оштукатуренное помещение, невеликое по размерам. Пахло тленом и специями. Повсюду распластались приколоченные гвоздями ящерицы – большие и маленькие, разного вида, одни ссохлись так, что остались только мумифицированные шкурки, другие маслянисто лоснились от зелий, в которых их вымачивали перед тем, как использовать для колдовства.

Эта зловещая мозаика напоминала нависающего над каморкой паука: потолок – брюхо, по стенам как будто спускается восемь ног. Была у него и паутина, охватывающая пространство, которое находилось за пределами каморки.

– Суно, ваш черед, – сообщил Тейзург. – Ради этого мне и нужен соучастник. Нейтрализуйте эту гадость и удерживайте блокировку, пока я не вернусь с девицей. Тогда мое вторжение останется незамеченным, и мне не придется убивать. Таким образом, вы совершите угодное Ланки деяние и вдобавок спасете некоторое количество невинных жизней.

«Похоже, ты не оставил мне выбора, – подумал Суно, приступая к плетению заклятья. – Надеюсь, что твоя девица этого стоит».

Он встал в центре комнаты и осторожно стянул к себе незримые нити составленного из мертвых ящериц «паука», посылая в охранную сеть сигналы, что все тихо-спокойно, ничего необычного не происходит.

Наградой ему был признательный шепот:

– Суно, вы великолепны! Не удивлюсь, если окажется, что вы сильнейший среди магов Ложи, а в том мире, где я в последний раз родился, вы были бы знатным хакером. Скоро вернусь.

Эдмар исчез за дверью, которая пряталась в глубокой закругленной нише, а Суно остался наедине с «пауком». В ожидании напарника он изучал сторожевое колдовство, с каким прежде не сталкивался: думайте что хотите, коллеги, но ради одной этой возможности стоило принять участие в сомнительной вылазке.

Тут определенно были использованы приемы из некромантии: ящерицы мертвы, но их сущности запечатаны внутри останков, лишенные тех восприятий, которые доступны живым, и в то же время наделенные магическим подобием зрения и слуха. Все, что они могут – это наблюдать сотнями незрячих глаз за происходящим на подконтрольной территории. Сейчас Суно вводил их в заблуждение, не то «паук» поднял бы тревогу.

Чтобы освободить их, недостаточно разрушить заклинания – пришлось бы спалить трупы рептилий дотла, иначе одни так и останутся в ловушке, пока пропитанная зельями мертвая плоть не рассыплется в прах, а другие – те, что посильнее, – пополнят ряды волшебного народца. Вполне возможно, что барсучья шкура, о которой рассказывал коллега Фимелдон, явление как раз такого порядка.

Похоже, что «паук» здесь уже давно, но порой сюда приносят новых ящериц, которых прибивают на свободных участках, не нарушая очертаний композиции. Это не позволяет остальным рептилиям впасть в оцепенелую дремоту – известный недостаток такого колдовства, об этом упоминается во многих источниках.

Орвехту удалось определить, что «паутина» накрывает обширный участок – то ли целый квартал, то ли большой дом с садом и пристройками. Сотворившего ее умельца, может, уже с полвека нет в живых, но кто-то за ней присматривает…

На этом месте его размышления были прерваны – скрипнула дверь, и появился коллега Эдмар: один, зато с мешком на плече. Его левая рука была замотана окровавленной тряпкой.

– Уходим!

– А девица?

– В мешке.

Он пересек помещение, Суно последовал за ним, отпуская одну за другой нити «паутины», тихо и плавно возвращая их в исходное состояние.

Когда спустились в подземные коридоры, спросил:

– Вы ранены?

– Она меня укусила. Бедняжка не сразу поверила, что я хочу ей добра.

«Кровищи-то на повязке столько, словно тебя не девица укусила, а злая собака». – Суно оставил это соображение при себе.

Вскоре он обратил внимание на другой любопытный момент: Эдмар, безусловно, применил заклинание, чтобы тащить свою ношу так, будто она почти ничего не весит – но кроме этого нехитрого колдовства от мешка исходила еще какая-то магия, связывающая и блокирующая. Все непросто с этой девицей или кто она там на самом деле…

Наверх они выбрались другим путем. Одноэтажные постройки, запах навоза и дыма. Цветных огоньков в этом квартале раз, два и обчелся. Хозяин захудалой харчевни страсть как обрадовался первой в эту ночь выручке и пустил их в заднюю комнату. Других посетителей не было, так что никаких лишних свидетелей.

В засиженной мухами каморке Эдмар опустил мешок на топчан и откинул с лица сетку из конского волоса.

Веселая, злая, торжествующая ухмылка игрока, только что выигравшего неимоверно трудную партию в сандалу.

Суно с интересом ожидал комментариев. Или дальнейшего развития событий. Или и того, и другого.

– Не догадываетесь, где мы побывали и кого украли? – Тейзург кивнул на шевельнувшийся мешок.

– Песчанницу, полагаю. Другой вопрос, зачем. У вас же, насколько я понимаю, нет таких проблем, как у покойного Бутакур-нубы.

– Она слишком хороша, чтобы сгореть на потеху здешним обывателям. К тому же мы с вами угодили Хитроумному: это была отменная проделка и весьма непростая кража. Вы только представьте, как вам коллеги будут рассказывать о том, что у наследника Бутакур-нубы умыкнули песчанницу, и что вы будете при этом чувствовать!

– Да уж, – флегматично отозвался Орвехт, подумав: «Ты ведь, стервец, и меня провел».

Тейзург между тем достал кинжал и вспорол мешковину.

Вначале наружу выплеснулась масса золотистых волос: от них исходило такое сияние, что в каморке стало вдвое светлее. Потом Суно увидел бледно-голубые, как пара лунных камней, глаза с вертикальными зрачками. На шее рунный ошейник – грубовато сработанный, старый, окислившийся до прозелени. Рот завязан, запястья и щиколотки стянуты ремешками с вытравленными рунами. Затрапезное платье, какого и приличная служанка не наденет, в прорехах светится нежная белая кожа.

– Мавгис, я сейчас уберу кляп, а ты больше не кусайся, договорились?

Дивные глаза слегка сощурились: то ли знак согласия, то ли понимайте, как хотите.

Избавив ее от повязки и кляпа, Эдмар проворно отдернул руки: клыки у песчанниц острые, словно пара миниатюрных сахарно-белых стилетов.

– Чего тебе надо от Мавгис?

Голос немелодичный, сипловатый: ее племя завораживает танцами, а не разговорами.

– Сущую безделицу. Я тебя спас, и я отпущу тебя на волю – не просто отпущу, а доставлю через Хиалу в Олосохар, где ты будешь в безопасности. Ты за это моя должница. Признаешь долг?

– Мавгис признает. – Она облизнула припухшие красные губы.

– Вот и хорошо.

Тейзург разрезал ремешки, потом извлек из своей магической кладовки испещренные рунами кусачки и предупредил:

– Будет больно, не дергайся. Похоже, ошейник обработали твоей же кровью, и сейчас он словно часть тебя – вредоносная, связывающая и все равно неотъемлемая.

– Да, да… – пробормотала Мавгис. – Сними его, я не буду кричать.

– Встань на колени и опусти голову. Коллега Суно, придержите ее волосы.

Как будто в руках у тебя гладкий, прохладный и слегка жгучий шелк… Она все-таки вскрикнула, коротко и негромко.

Две половинки ошейника, звякнув, упали на пол. Эдмар подобрал их и отправил вместе с кусачками и ремешками в кладовку.

Мавгис первым делом разодрала на себе людское платье, отшвырнула лохмотья. Потом выпрямилась перед мужчинами – нагая, золотистая, грациозная – и с царственным достоинством вымолвила:

– Мавгис тебе должна, что я тебе должна? Найти в Олосохаре спрятанный клад? Погубить караван твоих врагов? Обычно люди хотят от нас этого. Чего хочешь ты?

Тейзург улыбнулся.

– Всего лишь танец. Ты мне должна свой самый лучший танец, и ничего больше.

– Мавгис танцует лучше всех! – Песчанница хрипловато засмеялась, блестящие зрачки сузились в две щелки.

По ее мерцающему гибкому телу как будто прошла волна, и эхо этой волны отозвалось в сердце у Суно сладким томлением. Сильна, ничего не скажешь…

– Не сейчас, моя радость, а потом, когда я об этом попрошу, – мягко произнес Тейзург. – Сейчас мы отправимся туда, где ты будешь в безопасности.

После того как они с Мавгис скрылись за Вратами, Суно вернулся в ларвезийские кварталы.

– Коллега Орвехт! – окликнули его около здания представительства Ложи.

Фимелдон и еще двое коллег.

– Вы ведь еще не знаете последнюю городскую новость, коллега Орвехт?

«Да сдается мне, уже знаю».

Вслух Суно спросил:

– А что такое случилось?

Пруды поместья Ноден Го растянулись на несколько десятков шабов. Здесь выращивают карпов и карасей, съедобных улиток и лечебных пиявок, декоративных рыб с колючими радужными плавниками и водоросль «донный глаз», которая нарасхват у зельеваров.

Берега одеты в темный камень, над зеленоватой водой таинственно сияют и подмигивают латунные кольца – как будто намекая на то, что Ноденские пруды полны сокровищ. Держатся они на вбитых в стенки скобах, а от коррозии их предохраняет лак, рецепт которого давно утрачен.

Водоемы, кишащие рыбой, улитками и пиявками, порой нуждаются в чистке. Работа тяжелая и нудная, к тому же кто попало с ней не справится. Обычно хозяева Ноден Го нанимают студентов или волшебников последнего разбора, которые рады любому заработку. В этот раз взяли трех магов-иностранцев – по рекомендации маркиза данг Лайгерума из Ларвезы, милейшего человека, с которым хозяева познакомились в Нангере на горячих источниках.

Куду, Вабито и Монфу трудились от рассвета до заката – изможденные, мокрые, перемазанные илом, от них разило рыбой и гниющими водорослями. Чистить пруды им никогда раньше не доводилось, а Чавдо Мулмонг, он же маркиз Лайгерум, тем временем заводил новые знакомства, играл в сандалу и прибирал к рукам то, что плохо лежит. Ему пришлось запастись терпением: почем знать, завтра или через месяц его подопечные найдут золотой обруч из Наследия Заввы, с виду неотличимый от тысяч одинаковых латунных колец, покрывающих золотистой чешуей старые каменные плиты.

Крухутак, который был должником Лормы, сказал, что обруч находится в прудах Ноден Го: ответ на один вопрос, по уговору. Где именно – это уже другой вопрос. Кто его знает, почему он зажал подробности, прицепившись к неточной формулировке – может, на что-то обиделся. А они расхлебывай.

За ними присматривал хозяйский управляющий, поэтому тратить все время на поиски они не могли, надо ведь еще и треклятые пруды чистить! Управляющий наорал на них, как на последнюю рвань, когда Вабито сдуру прихлопнул особо ценную пиявку.

Эта гадина была длиннее пальца, по грязновато-белой щетинистой шкурке ветвился бежевый узор. Повисла на бедре, словно отвратительная распухшая сосиска – Вабито вначале попытался ее оторвать, но она выскользнула из перемазанной илом пятерни, и тогда он изо всей силы по ней хлопнул. Кровь так и брызнула. Вабито отшвырнул раздавленную пакость, и тут как назло подоспел сиянец. Увидел, что на воде посреди расплывающегося кровавого пятна покачивается узорчатый ошметок, и давай ругаться на своем языке. Мулмонг потом объяснил, что эта разновидность пиявок стоит больших денег, и за порчу товара хозяева вычтут при расчете, да еще урежут им рацион, чтобы наверняка покрыть убыток.

– Они и так за наш счет сэкономили! – возмутился Вабито. – Работаем за гроши и за еду!

– А тебе не все равно? – апатично спросил Куду, тоже покусанный пиявками. – Мы же здесь не батрачим, а ищем артефакт.

– И батрачим тоже, – возразил Монфу. – Нас и до сих пор не то чтобы досыта кормили…

– Главное, молодые люди, не ленитесь, ищите обруч, – добродушно посоветовал проныра Чавдо. – Остальное в нашем деле всего лишь реквизит. Меня ждут на званом обеде, а вечером, ежели сложится, чего-нибудь принесу вас подкормить. А то нехорошо, что вы совсем отощали.

И направился с видом благодетеля к ожидавшей его повозке, издали похожей на красную лакированную игрушку.

– Тут отощаешь… – проворчал ему вслед Вабито. – Хотел бы я знать, он и впрямь договорился на такую мизерную плату или врет и большую часть денег положит себе в карман?

– Не имеет значения, – вздохнул Куду, с привычной тревогой глядя на небо, где клубились наплывающие со стороны моря облака. – Главное, чтобы нас не нашел Тейзург. Главное, что-то сделать, отыскать этот обруч наконец…

– Не вопи над ухом, – оборвал Монфу. – И давайте-ка за работу!

Когда поезд прибыл в Мерханду, оказалось, что придется на день-другой задержаться: в западном направлении волшебный народец разворотил рельсы. Данра свое дело сделала, теперь очередь за Хеледикой.

Она как будто находилась по горло в холодной воде. Вдруг не получится или что-нибудь помешает… И отступать поздно.

Глядя на песчаную ведьму, никто не сказал бы, что она в смятении. Может, это заметил бы Хантре Кайдо, но от рыжего мага-возвратника она держалась на дистанции с того самого дня, как поняла, что это для него надо будет станцевать историю, рассказанную в «Алендийской слойке».

В поезде она изнывала от неуверенности, а в Мерханде стало не до того: сразу началась беготня.

Флидское представительство Светлейшей Ложи решило сделать коллеге Кайдо за его заслуги перед Ларвезой традиционный подарок: вечер с самой лучшей танцовщицей Мерханды.

Лучших было две – Миларья Львиная Стать и Золотая Эвелат, и они яростно соперничали. Большинство ценителей признавало первенство за Львиной Статью, но у нее с недавних пор завелся возлюбленный, темнокожий князь из Южной Суринани, которому не понравилось, что его подруга будет танцевать наедине для молодого мага с Севера. Из-за этого она отказалась, и пригласили Эвелат.

Хеледика отправилась к ней договариваться, радуясь, как удачно сложилось: Миларья слыла гордячкой, которая если на чем-то упрется – нипочем не уступит, а у Эвелат была репутация особы дипломатичной и расчетливой. Песчаная ведьма явилась в ее дом в квартале Колокольчиков под видом мадрийской княжны, которая влюблена в господина Хантре и ищет тайного свидания. Она изменила свою внешность с помощью специального амулета, не раз помогавшего ей в агентской работе: Золотая Эвелат видела перед собой миловидную черноволосую девушку с выщипанными и нарисованными хной бровями, соединенными изящным уголком на переносице.

– Умеешь ли ты танцевать? Если нет, дальше разговаривать не о чем.

– Меня учили танцам, – заверила гостья, скромно опустив ресницы.

– Покажи, что ты можешь.

Она грациозно поднялась с подушки и продемонстрировала.

– Недурно, – снисходительно обронила танцовщица. – Что ж, если сторгуемся, я согласна. Говорят, этот юноша красив, но золотые монеты, знаешь ли, еще красивее…

«Хм, кажется, я догадываюсь, откуда взялось твое прозвище», – подумала песчаная ведьма.

Ей удалось сохранить невозмутимое выражение на лице, когда Эвелат назвала цену. Боги, у нее же нет таких денег! Вроде бы все они с бабушкой Данрой предусмотрели, а об этом не подумали…

Уже выйдя на улицу и усевшись в наемный паланкин, Хеледика вспомнила, что деньги у нее есть – только не здесь, а в Королевском банке. Одолжить у знакомых магов?.. В Аленде она заберет из банка свои сбережения и вернет долги. Лишь бы успеть до вечера.

Сожаления ее не мучили. Главное – танец, а деньги для песчаной ведьмы все равно что гонимый ветром песок: пришли, ушли – какая разница?

Маги были изрядно удивлены, но ни один не отказал. Только к господину Суно она постеснялась обратиться.

Уже начинало смеркаться, когда Хеледика снова отправилась в квартал Колокольчиков. На груди у нее, под сурийской женской накидкой с вуалью, висела тяжелая сумка, набитая золотом.

Вскоре она заметила слежку. Один, второй, еще и третий… И это вовсе не те, кому покровительствует Ланки, – за ней шпионили свои, из Ложи. Можно было предвидеть, что почтенные маги заинтересуются, что же она станет делать дальше, назанимав у них столько денег. На ее счастье, Мерханда – пограничье Олосохара, так что где им выследить песчаную ведьму!

Преследователи были опытные, вооруженные поисковыми заклинаниями, оторваться от них и запутать следы ей удалось только в квартале Колокольчиков. По вечерам на здешних улочках полно зазывал из домов удовольствий, продавцов сладостей, попрошаек, жонглеров, монахов с кружками для пожертвований, носильщиков с паланкинами, игроков с досками сандалу, всякой прочей досужей публики – в этой сутолоке недолго затеряться. Господину Крелдону наверняка пошлют донесение о ее странном поведении, но она придумает, что ему сказать, а сейчас у нее другая задача.

Золотая Эвелат на два раза пересчитала деньги и заверила, что до утра просидит, закрывшись, у себя в покоях. В ее взгляде сквозило легкое презрение к глупой влюбленной девчонке, но Хеледике не было до этого дела.

Закутанная в покрывало песчаная ведьма дошла до укромного закоулка и там с помощью артефакта, подаренного господином Эдмаром, сменила облик. Теперь она выглядела точь-в-точь как Эвелат. А если вывернуть покрывало атласной стороной наружу, на нем вышит цветочный узор, какой во Флиде дозволяется носить на одежде только танцовщицам.

Развязав обернутый вокруг талии пояс, она высыпала из него на землю заклятый песок. Повинуясь ее чарам, из песчинок слепилась трамба – музыкальный инструмент, похожий на продырявленное в нескольких местах яйцо, сурийская разновидность окарины. Обычно их делают из глины или вырезают из дерева, а песчаная трамба создается с помощью колдовства: она предназначена для того, чтобы играть во время танца ведьмы, в одном ритме с ее движениями.

Спрятав инструмент в сумку, Хеледика направилась к оживленной улице, где можно нанять паланкин. Ей было очень страшно.

Ему отвели апартаменты на четвертом этаже гостиницы Светлейшей Ложи. За окнами громоздились плоские крыши, одни выше, другие ниже – скопление великанских ступенек, на которых стоят беседки и жаровни, сушится белье, наслаждаются вечерней прохладой люди с чайниками, кальянами и досками сандалу.

Извилистые дымки тянулись ввысь и таяли в меркнущем лиловом небе. Не в первый раз у Хантре возникло ощущение, что небо над сонхийскими городами странно пустое: несмотря на присутствие крухутаков и птиц, чего-то ему не хватает.

Насекомых? Миражей? Воздушных змеев?..

Как будто там, где он жил раньше, над крышами постоянно что-то летало… Точно, там были летающие механизмы, так что он привык смотреть на города сверху, из воздушного экипажа. Однако теперь это не имеет значения: он вернулся домой, а то, что происходило с ним в чужих краях, забылось, как сон. То ли было, то ли не было – не важно.

Гостиничный слуга принес фрукты, вино и сладости, красиво расставил все это на низком расписном столике. Танцовщица запаздывала. Хантре охватила непонятная и в то же время невыносимая тревога, как в ожидании надвигающегося шторма (вроде бы ему раньше случалось жить у моря?), хотя и не с чего – он чувствовал, что с ловушками и покушениями это никак не связано.

Закат над домами-ступеньками отцвел, уступив место иссиня-черному звездному океану, нахлынувшему с востока, из владений Пса Харнанвы. Ночной воздух был сух и прохладен, во тьме россыпью мерцали огоньки: на крышах светили тусклые масляные лампы и тлели жаровни, внизу сновали прохожие с фонарями и факелами. Слабый ветерок доносил обычные для сурийского поселения запахи горелого масла, дыма, навоза, кислого молока и благовоний.

– Господин Кайдо, к вам пожаловала госпожа Золотая Эвелат!

Танцовщица вошла следом за слугой. Она была с головы до пят закутана в темное покрывало с цветной вышивкой – истинная придворная дама Ночи. Хантре поклонился ей, слуга тоже поклонился и исчез, затворив за собой дверь.

Покрывало взметнулось и с тихим шелестом упало на пол. Смуглое лицо Эвелат до глаз было закрыто плетеной золотистой сеткой, шаровары и туника затканы золотым шитьем, распущенные черные волосы перевиты нитями золоченых бус.

– Я станцую для вас, господин Хантре. Примите мой танец, как подарок.

Из холщовой сумки с вышитыми розами она достала запечатанную глиняную бутылку и окарину, которая выглядела так, словно ее только что выкопали из-под песка. Распустила шнурки, скинула сафьяновые туфли. Стопы и щиколотки Эвелат были разрисованы хной, ногти покрыты перламутровым лаком.

– Прошу вас, господин Хантре, выпейте бальзам, он целебный.

Ловко откупорив бутылку изящными пальчиками, тоже с бледным перламутровым маникюром, она перелила содержимое в чашку. Темной маслянистой жидкости было немного – всего на несколько глотков.

Мгновение он колебался – нет, не отрава – потом залпом выпил: появилось ощущение, что так надо. Бальзам был сладковатый и маслянистый, с ароматом каких-то незнакомых растений, с ноткой горечи – будь ее чуть побольше, желудок вывернуло бы наизнанку.

Эвелат стояла посреди комнаты, до странного непроницаемая, словно пустынный ландшафт или статуя в аллее. Точно ли это обыкновенная живая девушка?

– Мы ждем музыканта, который будет играть на окарине? Не хотите пока фруктов или вина?

– Это трамба олосохарских кочевников, она заклятая и будет играть для нас сама собой. Садитесь и смотрите, господин Хантре, я начинаю танец.

Когда Золотая Эвелат сделала первое движение, из поставленного на пол инструмента полился заунывный мелодичный звук, напоминающий то ли флейту, то ли волынку.

Вначале Хантре восхищался чарующей плавностью танца: казалось, это накатывают на берег морские волны, плывут облака, покачиваются под дождем цветы, стелется трава на ветру – а потом Эвелат словно подхватил демонический вихрь, полный жажды, ярости и тоски по недостижимому. Золотоглазый. Его здесь не было, но в то же время он как будто присутствовал в ее танце, и в какой-то момент Хантре перестал понимать, кто перед ним – нанятая Светлейшей Ложей танцовщица или Тейзург, да к тому же Тейзург из тех времен, когда он еще не носил этого имени и был одним из князей Хиалы.

Но это еще не все, Хантре сейчас не смог бы сказать, где же он сам находится: сидит на подушке в гостиничном номере, возле столика с угощением – или стоит у окна в совсем другой комнате, забытой, но хорошо знакомой, и девушкане скользит перед ним в танце, а замерла у него за спиной. Золотоглазый обещал, что не тронет ее, но они должны расстаться – «иначе я за себя не ручаюсь».

Это прощание: больше они не увидятся. И сердце болит, потому что рушится мир, который они для себя выстроили, и рвутся в клочья все их волны, травы и облака.

Данра говорила: неизвестно, как это заклятье выглядит, но когда его увидишь, сразу поймешь – вот оно. И что с ним делать, тоже поймешь, это же твой танец. А Хеледика боялась ошибиться, боялась не заметить… До последнего мгновения боялась, пока не начала танцевать.

Сейчас время и пространство Хантре Кайдо, все его прошлое и настоящее было замкнуто в ее танце, словно косточка в вишне или песчаная роза в глубине бархана. И нужное заклятье она распознала сразу: как будто шов наискось через сердце, крупными неровными стежками. Впрочем, другая ведьма на ее месте увидела бы что-нибудь другое.

Всего-навсего запирающее заклятье. Он им воспользовался, чтобы ослабить боль потери. Шла война с нечистью, которая вторглась из другого мира, и от Стража Сонхи слишком многое зависело, он должен был действовать и повелевать стихиями, не отвлекаясь на личные переживания. А потом, когда выяснилось, что утраченного не вернешь, не стал его убирать – пусть будет, с зашитым сердцем легче живется.

Через несколько лет после окончания войны его убили в какой-то случайной стычке (с кем угодно бывает, Страж Мира не исключение), и в следующей инкарнации он об этом заклятье забыл – притом что оно никуда не делось.

Иногда ему снилось что-нибудь из той жизни. Золотоглазого, который вырвался из Хиалы и родился человеком, он в дальнейшем интуитивно избегал: всякий раз вовремя уезжал из города, переходил на другую сторону улицы, сворачивал в другой переулок… Если б спросили, не смог бы объяснить, в чем дело. Было смутное чувство, что, если, к примеру, войти не в ту дверь, а в эту, и не сию минуту, а спустя полчаса, все сложится проще и безопасней. Играть в прятки с видящим – безнадежное занятие, даже для бывшего демона, которого, в свою очередь, преследовало неотвязное желание непонятно кого найти. Впрочем, потом они все-таки встретились.

Все это было для песчаной ведьмы как на ладони, поскольку находилось внутри пространства, которое она создавала и очерчивала своим танцем. И теперь она могла убрать шов, снять заклятье, в котором давно уже не было никакого смысла.

Когда она разорвала первый стежок, Хантре вздрогнул и побледнел. Выражение лица у него стало такое, словно ему в сердце вонзили нож, и он не может решить, то ли его выдернуть, то ли лучше не трогать.

На втором этаже гостиницы Орвехт пил остывший зеленый чай и разбирал последние ошибки Грено Гричелдона. Ошибок было немного: Грено почти никого не сглазил, а если где и брякнул лишнее, вовремя спохватился и завернул нежелательный посыл. Успех налицо, но ткнуть младшего коллегу носом в промахи тем более необходимо, иначе возгордится и ослабит самоконтроль.

Ривсойм Шайрамонг хрустел засахаренными орешками и снисходительно поглядывал в окно, на крыши «этой провинциальной сурийской дыры». Круглолицый и румяный, он был похож на хомяка с набитыми защечными мешками. Суно добросовестно выполнял свою задачу – подавал ему пример остепенившегося семьянина, никаких интрижек и дорожных флиртов, не придерешься. Правда, в Имувате он едва не сплоховал, о чем до сих пор вспоминал с досадой – но кто ж об этом знает?

Разумеется, он сообщил Крелдону, что Ламенга Эрзевальд была замечена в Имувате, и послал мыслевестью ее нынешние приметы, однако ведьму-смутьянку так и не взяли. Возможно, она все же отыскала какую-нибудь стеклянную вещицу нужного цвета и вернула свою силу. Или сменила красно-черный наряд на неброское сурийское тряпье. Или и то, и другое сразу, поди теперь найди ее! Так что, если честно, Суно Орвехт заслуживал разноса не меньше, чем приунывший Грено.

Внезапное магическое возмущение заставило его встрепенуться, выставить щиты, изготовиться к обороне или атаке, по обстоятельствам… Парни молодцы, тоже отреагировали. Впрочем, минутой позже стало ясно, что тревога ложная.

Это было похоже на огонек, который сперва чуть теплился, а потом вдруг вспыхнул и ярко засиял. Или на стремительно раскрывшийся бутон, перед тем словно чем-то стянутый, и то, что его стягивало, разлетелось клочьями. Красиво. Для окружающих не опасно. Чья-то личная магия: источник находился неподалеку, в гостинице.

– Отбой, – негромко произнес Суно.

Он оценил ситуацию раньше, чем молодые коллеги.

– Ух ты, что это было? – спросил Ривсойм.

– Скорее всего кто-то на верхних этажах экспериментирует.

Грено открыл рот, явно собираясь прокомментировать непонятное событие, но передумал и ничего не сказал.

Вот и умница, с одобрением подумал Орвехт.

В северо-восточной стороне, за степями и реками, за лесами и морями, ночевала в бревенчатой избушке шаманка. Она завернулась в шерстяные одеяла, а под боком у нее устроилось несколько собак, старая седая лисица, волчок-недопесок, рысь с котенком, белка, два бурундука, не говоря уж о всякой мелюзге. На потолочных балках дремали птицы, на лавке у стены – пласоха с перебитым крылом, в темных углах пригрелся еще кое-кто из лесного народца. В очаге потрескивал огонь, поленья были сложены таким образом, чтобы хватило до утра. Рыжеватые сполохи озаряли деревянную комнату, пропахшую дымом и сушеными травами. На маленьком окошке искрились белые ледяные узоры.

Внезапно шаманка открыла глаза и рывком приподнялась. Завозились потревоженные звери.

Секунду она как будто к чему-то прислушивалась, потом зевнула и пробормотала:

– А, вот оно что… Рада за тебя, братец Страж.

И опять нырнула под одеяло.

Хеледика ушла из гостиницы на рассвете. Чар песчаной ведьмы хватило на то, чтобы Хантре не проснулся, когда она тихонько выбралась из постели, оделась и выскользнула за дверь. Вставшая спозаранку прислуга кланялась ей, принимая ее за госпожу Эвелат.

В этот час казалось, что Мерханда не построена из кирпича и красно-бурого флидского камня, а соткана из слепящего сияния – самое подходящее время, чтобы скинуть личину и вновь стать собой.

Хеледика чувствовала себя так, словно это не она расколдовала Хантре Кайдо, а ее расколдовали. Как будто удавшийся танец заодно и ее тоже от чего-то освободил – помог то ли избавиться от ненужного груза, то ли сбросить омертвевшую кожу. Она свободна в своих отношениях с людьми, будь то хоть ведьмы из родной деревни, хоть Дирвен или Зомар, хоть господин Эдмар, хоть господин Шеро. Танец закрутил ее, как водоворот, и в конце концов вынес на новый берег, где вроде бы все прежнее, но в то же время все по-другому. И теперь лишь от нее зависит, что с ней будет дальше на этом берегу.

Хантре знал, где ее искать. Коридорный сказал, что госпожа Эвелат живет в квартале Колокольчиков, это всякому известно. Туда он и отправился, и ему непрошено составили компанию двое магов – из тех, кто нет-нет, да и заводил разговоры о том, как хорошо работать на Ложу, и какие выгоды получает наемник, заключивший с Ложей контракт, и как щедро Ложа платит ценным специалистам.

Формально их навязчивость была оправдана тем, что это ведь местное руководство Ложи подарило коллеге Кайдо танец Золотой Эвелат. Вдобавок они помогли раздобыть букет цветов, которые в сурийских городах не купишь ни на улице, ни в лавке: дарить дамам цветы здесь не принято, не те нравы. Маги договорились с ларвезийским негоциантом, который позволил им обкорнать клумбу у себя в садике. Они переглядывались за спиной у Хантре с таким удовлетворенным видом, словно уже уломали его подписать пресловутый контракт.

Квартал Колокольчиков, где обитали танцовщицы и музыканты, певцы и жонглеры, рыночные шуты и заклинатели змей, в это время еще спал. А колокольчики здесь и впрямь были: висели гирляндами на карнизах, в арках перед фасадами, в беседках для чаепитий на плоских крышах. Порой налетал ветер, и тогда можно было услышать тихий многоголосый перезвон.

У Золотой Эвелат колокольчики были позолоченные, так и сверкали на солнце. Служанка впустила посетителей в гостевую комнату с парчовыми драпировками и бархатными подушками. Сказала, госпожа сейчас к ним выйдет.

Хантре старался сохранять невозмутимый вид, хотя его охватило беспокойство: он не чувствовал ее присутствия.

Колыхнулся занавес из витых шнурков, и в комнату вплыла хозяйка дома. На ней было одеяние из темного атласа с богатой вышивкой, на распущенные волосы наброшено сетчатое покрывало с узором из олосохарского жемчуга.

Она. И в то же время не она. Несколько секунд они с Хантре смотрели друг на друга, потом он опомнился, поднялся с подушки и протянул ей букет.

– Благодарю вас за вчерашний вечер, госпожа Эвелат.

Не при спутниках же спрашивать, кто вместо нее приходил к нему танцевать. Да и нет никакого смысла в этих расспросах: если вчерашняя гостья способна менять обличья, как перчатки, бесполезно выяснять ее приметы – отправишься по ложному следу.

Танцовщица грациозно поклонилась и взяла цветы. Она смотрела на Хантре с испытующим прищуром, и он понял, что не было ни принуждения, ни обмана: с той девушкой они столковались. Эвелат ничего о ней не знает.

Еще раз поблагодарив за прекрасный вечер, он попрощался. Эвелат успокоилась: клиент доволен и не обмолвился о подмене, а то, что он явился к ней с букетом по ларвезийскому обычаю, выставило ее в выгодном свете перед магами Ложи. Ясно, что цветы предназначались той девчонке, но парень, хвала богам, оказался понятливый и сделал вид, что все как надо.

Уловив эхо ее мыслей, Хантре окончательно убедился в том, что донимать ее расспросами незачем.

Маги пытались зазвать его в «Дом запретных плодов» на соседней улице, но он перекинулся и отправился кружить по городу. Он решил, что обязательно найдет вчерашнюю танцовщицу. Кто она, где ее искать – ни ощущений, ни подсказок, но рано или поздно он ее найдет.

Шныря в этот раз оставили дома: толку-то следить за Крысиным Вором, ежели тот про тебя знает?

В просторном и теплом подвале господинова дворца Шнырь жил припеваючи. У него теперь было несколько зеленых и красных курточек – и бархатных, и атласных, и суконных, и сливки ему каждый день, и прозвище не хуже, чем у других: Шнырь Барсук.

Кое-кто, правда, ворчал: мол, если б он не полез спасать Тейзурга, рабство бы закончилось, и мы бы опять стали свободной шайкой.

Ну и дураки, думал Шнырь, знаем мы ту свободу, когда всяк норовит сиротинушку обидеть. Что ни говори, а нынче живется слаще.

Господин сдержал слово – в награду за свое спасение принес ему жертву, после этого у Шныря прибавилось сил, и теперь он мог пользоваться кое-каким нехитрым волшебством, которое раньше никак ему не давалось. Он быстро нашел применение своим новым способностям: вовсю пакостил людям, в особенности графу Ваглеруму и другим врагам господина – когда тот вернется, небось еще и за это его похвалит и вознаградит! Главное, не повстречать какого-нибудь злыдня-экзорциста, а то как влепят тебе заклятьем, враз все растеряешь.

Слушать рассказы Шныря о Крысином Воре никто больше не хотел, на него ругались и огрызались, говорили, что на сто двадцать четвертый раз надоело. Но он и тут нашел выход – начал плести байки о чем попало, и они сидели, развесив уши, интересно им было. Но он ведь плел не просто так, а с намеками: в каждой его истории у злодея, который появлялся откуда ни возьмись и у кого-нибудь отнимал что-то хорошее, имя начиналось на букву Х, а волосы были рыжие или, для разнообразия, другого цвета, но все равно с рыжиной.

В Фанде, на границе Флиды и Ларвезийской Суринани, поезд остановился для чистки. Бригада магов и амулетчиков облазит весь состав, проверит каждую пядь, чтобы не прилепилось никакое заклятье, не притаилась под днищем вагона или на крыше никакая дрянь из волшебного народца. Недавний приказ Шеро Крелдона во избежание, а то прецеденты были: после известного события железнодорожные обереги не удавалось заряжать в прежнем объеме.

Зомар вызвался помогать чистильщикам, Дирвен не снизошел. Хантре Кайдо тоже предложил свою помощь, но его попросили отдохнуть вместе с другими пассажирами. Вокзальное начальство не доверяло видящим: восемь из десяти – благодарствуем, нам нужна полная гарантия, так что мы уж лучше своими проверенными методами.

Фанда производила унылое впечатление: несколько добротных ларвезийских кварталов, обширное скопление бедняцких лачуг, а дальше простирались до горизонта хлопковые плантации да блестели на солнце каналы с водой цвета крепкого чая. Зато вокзал радовал устроенным во внутреннем дворике фонтаном: позеленелую вазу внушительных размеров украшали короны, лебеди и виноградные лозы.

Дворик опоясывала двухъярусная галерея с плетеными креслами и диванчиками, плеск воды глушил разговоры, создавая иллюзию уединения. Орвехт подсел к коллеге Хантре: давно хотелось расспросить его о некоторых особенностях магов-перевертышей, но рядом то и дело случался кто-нибудь из вербовщиков, в их компании рыжий помалкивал. Надо пользоваться моментом, пока никто не присоседился… Впрочем, не в этот раз. Едва Суно завел разговор, как раздался горестно-свирепый вопль Дирвена:

– А вот и еще одна сволочь пожаловала!

Пассажиры с двух поездов, находившихся на досмотре, начали переглядываться: если «еще одна» – значит, кого-то из них тоже записали в сволочи?..

Кайдо зло сузил глаза. Все идет к тому, что однажды они с первым амулетчиком сцепятся насмерть – и тогда помогайте боги тем, кому доведется их разнимать.

– Не обращали бы вы внимания на эту чушь, коллега Хантре, – произнес Орвехт увещевательным тоном. – Ни для кого не секрет, что парень с головой не дружит.

– Я с ним в драку не полезу, – процедил рыжий.

Выражение побледневшего лица заставляло в этом усомниться.

– Не стоит. Считайте, что это просьба Светлейшей Ложи. Мы глубоко огорчены поведением нашего первого амулетчика.

– Спасибо, мне это уже сотню раз говорили. Не беспокойтесь, по такому поводу я в драку не полезу.

Суно понял и молча кивнул. Ключевые слова – «по такому поводу»: ведь это была бы драка из-за Тейзурга. Подоплека ситуации бесит Хантре не меньше, чем оскорбительные выкрики Дирвена. Пожалуй, даже больше, поэтому можно надеяться, что он и впрямь сдержится – хотя бы для того, чтобы не давать поводов для ликования этим двум поганцам.

Коллега Эдмар приближался к ним по галерее. На нем была черная атласная рубашка и того же цвета кожаные штаны, заправленные в чешуйчатые сапоги из шкуры демона. Холеные пальцы унизаны кольцами с крупными алмазами и сапфирами, ограненными таким образом, что при необходимости эти украшения недурно заменят кастет.

Последнюю деталь Суно подметил еще в прошлые разы. Он одобрял коллег, которые уделяют внимание немагическим боевым техникам, да и сам этого дела не чурался. Хоть и считается, что для магов такая подготовка не обязательна, заклинания и чары не всегда пустишь в ход – в такой момент тебя и выручат приемы рукопашного боя. При условии, что ты ими владеешь.

Свободное кресло развернулось и подъехало к их столику, скребя ножками по шероховатой каменной плитке.

– Позволите присоединиться, коллеги? – с любезной улыбкой осведомился Тейзург, усевшись сбоку от Орвехта, напротив Хантре.

– Уже присоединился, – бросил рыжий.

– Рад вас видеть, коллега Эдмар, – отозвался маг Ложи.

– Взаимно счастлив, коллега Суно. Вам не досаждает неучтивость моего наемника?

Прежде чем Орвехт успел измыслить дипломатичный ответ, чтобы не поссориться ни с тем, ни с другим, Хантре сказал:

– Я больше не твой наемник. Ты меня нанимал, чтобы разгромить Ктарму, – работа выполнена, контракт закрыт.

– Ты ведь еще не получил расчета, – напомнил Тейзург.

Он не выглядел обескураженным, словно заранее знал, что ему скажут.

– Ну так выдай мне расчет.

– А вдруг ты передумаешь? Есть у меня одно предложение… Мы могли бы открыть на паях какое-нибудь выгодное дело. Я пока еще не решил, что интересней: учредить банк, который будет конкурировать с Королевским банком Ларвезы, или отопительное предприятие по образцу городского водопровода – для начала, пожалуй, в Аленде. У меня есть иномирские книги с описанием централизованной системы отопления, к тому же оно и в Сонхи кое-где используется – к примеру, в Нангере и в Бартоге. Нангер стоит на горячих источниках, а Бартога – удивительное царство паровых машин, для начала можно будет выписать инженеров оттуда.

«Твои прожекты не всем понравятся, – хмыкнул про себя Суно. – Думаешь, почему у нас так и нет общегородского отопления, хотя чем мы хуже Бартоги с ее механизмами и паром? Впрочем, дразнить и наступать на мозоли – твое любимое занятие. Мало того, что у нашего первого амулетчика твоими стараниями зашел ум за разум, теперь еще и тут осиное гнездо разворошишь. Иначе разве тебя захватила бы эта идея? Тебя ведь привлекает не благое начинание, а возможность всласть поиздеваться над конкурентами, которые держат дровяной, печной и каминный промыслы и не заинтересованы ничего менять».

– Хантре, это будет захватывающая игра, почему бы тебе не присоединиться? Мне понадобится доверенный охранник – с принципами, чтобы не перекупили.

Рыжий не ответил. Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла – не понять, дышит или нет. Тейзург взял его расслабленную руку, нащупал пульс и скривился в ухмылке:

– Живой. И на том спасибо. Этак демонстративно уснуть, не дослушав, – чем не пощечина собеседнику? Обычно он перекидывается, чтобы изобразить показную незаинтересованность, но в этот раз решил соригинальничать. Радость моя, хватит притворяться!

Он не выпускал запястье Хантре, и Суно подумал, что если бы тот притворялся, уже вырвал бы руку. Должно быть, Эдмару пришло в голову то же самое, он встряхнул рыжего за плечо:

– Очнись!

Тот дернулся и распахнул глаза – темные озера с туманными остатками тающего кошмара. Выражение лица, как у бездомного оборванца, измученного, замерзшего, настороженного: кто знает, где кинут подачку, а где получишь пинка. Словно перед ними совсем другой человек – парень с городского дна, ошеломленно уставившийся на фонтан в зале ожидания фандского вокзала.

В следующее мгновение лицо Хантре разгладилось, взгляд сфокусировался.

– Это был сон… – произнес он хрипло. – Про будущее, одна из вероятностей. Не знаю, что ты там учредил, банк или отопительное предприятие, но вляпались мы так, что мало не покажется.

Он быстро понял, что нет никакого смысла искать ту танцовщицу в Мерханде. То ли она покинула город, то ли все еще здесь, но затерялась, «словно капля в море, или песчинка в пустыне, или хвоинка в лесном ковре из сосновых иголок» – фраза из одного старинного романа, прочитанного в дороге. Было в этой фразе что-то цепляющее… Танцовщица, принявшая облик Золотой Эвелат, буквально сливалась с внешней средой, и Хантре не воспринимал ее как остальных людей – то есть как отдельное существо, которое обладает индивидуальностью и живет само по себе. Как будто она была частичкой чего-то большего: лист из кроны столетнего дерева или песчинка великой пустыни Олосохар.

Вот именно.

Он вернулся на вокзал, сел в поезд и не мог оторваться от окна, пока проплывали мимо пестрые картинки Мерханды. Похоже, они стали ярче, и весь мир стал ярче – словно до сих пор смотрел на него сквозь запыленное стекло, а теперь стекло разбили, и в глаза ударило солнце.

Эта внезапная перемена его ошеломила: что случилось? Или, может, наоборот – что с ним раньше было не так? У него и сил как будто прибавилось. И все это каким-то образом было связано с танцем двойника Эвелат, хотя во время танца он чуть не умер. Думал, сердечный приступ. А потом Эвелат оказалась рядом, обвила его прохладными нежными руками… На мгновение ему показалось, что он тонет в песчаной зыбучке, и его накрыл страх, в следующий момент уступивший место сумасшедшей страсти, для него самого неожиданной. Теперь Хантре точно знал, что означает иномирское выражение «снесло башню». Ему снесло, когда он был с Эвелат.

На вокзале в Фанде он испытал почти физический восторг, увидев серо-зеленый от патины фонтан с белопенно-хрустальными водяными арками и переливчатой рябью в каменной чаше. Тут до него и дошло, в чем суть перемены: он стал воспринимать все окружающее полнее и интенсивнее – и в придачу теперь он получал от восприятия больше удовольствия, чем раньше. Разбили стекло. Убрали приглушающий фильтр, с которым он жил, не подозревая, что бывает иначе.

Устроившись в кресле в дальнем конце галереи, он пораженно смотрел на старый помпезный фонтан с потемневшими барельефами – как будто до сих пор ничего подобного не видел. К нему подсел Суно Орвехт, потом появился еще и Тейзург. Дирвен опять не смолчал, но сопровождающие пресекли скандал. Они свое дело знали, пусть и выглядели измотанными.

Хантре хотелось посидеть в одиночестве, не поддерживая никаких разговоров, но его никак не хотели оставить в покое. Плеск фонтана. И насмешливый голос Эдмара:

– Ливневая канализация Аленды – это нечто… Хотел бы я знать, почему Светлейшая Ложа так и не удосужилась навести здесь порядок? Впрочем, догадаться нетрудно: деньги на ремонт выделялись, и не однажды, но всякий раз разворовывались. Куцых остатков хватало на то, чтобы навести лоск на участках, которые ближе к поверхности, и продемонстрировать эту благодать достопочтенному руководству. А спустишься глубже – и попадешь сюда, в промозглое царство вечной капели и нежнейшей склизкой плесени, разбухших, как тюфяки, утопленников и уплывших под землю потерянных вещей, сводящего с ума журчания и затхлой кромешной тьмы, готовой принять тебя в свои влажные объятия, но не выпустить…

– Заткнулся бы ты, – процедил Хантре.

– А ты следил бы за своими манерами. То, что мы живем в канализации и питаемся объедками, не оправдывает вульгарной словесности.

– Тогда я свалю. Если не заткнешься.

– Увы, не могу тебя отпустить. Источник тепла и света есть только у тебя.

– Хочешь, ворюга, чтоб мы тут без тебя околели от холода, чтоб наши косточки так и мокли в темноте? – шмыгнув носом, возмущенно затараторил третий собеседник. – У, злыдень рыжий… Я тебе за это больше пожрать не дам, чего ночью сверху принесу, потому что ты злой, а господину дам, он добрый. Помните, какой знатный кусок пирога мне вчера попался? Надъеденный только с краешку и свежайший, и я ради господина донес его, даже почти не откусывал по дороге! А ты только отнимать горазд. Как ты тогда мою крыску заграбастал, вспоминать больно, аж слезы наворачиваются… И вот что я скажу, истинная беда нам придет, ежели морозище ударит. У нас уже был такой год, когда Северный Пес под конец зимы с чего-то разбушевался, и тогда стало холодно-холодно, даже в катакомбах водица застывала, иные крыски вмерзали в лед и смотрели на тебя оттуда мертвыми глазами, а шерсть у них торчала ледяными сосульками. Ежели похолодает, будет нам беда еще горше нынешней…

– Шнырь, пораскинь мозгами, – вздохнул Тейзург. – Не похолодает. Для этого нужно, чтобы Северный Пес прорвался в Аленду, а если это случится – мы спасены. Хантре, ты ведь не бросишь нас тут, несмотря на все наши разногласия?

Он промолчал.

– Не бросишь нас, рыжий, правда ведь? – жалобно прохныкал Шнырь, теребя его за штанину.

– Не брошу. Если заткнетесь.

Голова чесалась. Он надеялся, что это не вши. Без магии волосы опять начали вовсю виться и скоро запутались в колтун, он их коротко обрезал. Эдмар сказал, что в таком виде он выглядит «до того ностальгически, что это почти пугает, почти до мурашек» – мол, такая прическа у него была, когда они встретились в другом мире, до Сонхи. Возможно. Об этом он ничего не помнил. Сейчас оба ходили в сурийских тюрбанах – и маскировка, и уши не мерзнут, а лица были измазаны засохшей грязью: оборванцы с городского дна, разве кто-нибудь их узнает? Хотя чего там – еще как узнают!

– Надо выбираться из города. Пусть ты сейчас не видящий, неужели от твоей интуиции совсем ничего не осталось?

– Осталось, но не так много, чтобы я быстро нашел безопасный выход. Наверняка по всему периметру расставлены магические ловушки, и никаких гарантий, что мы сможем их обойти. Если б удалось разыскать Шеро Крелдона, у которого точно есть и схемы всех городских коммуникаций, и планы катакомб…

– Полагаю, его прячут верные агенты из гильдии нищих, и он никого к себе не подпустит. Даже нас. Хм, я бы сказал, нас – тем более… Так что вся надежда на тебя. Шнырь проведет нас через подземелья в знакомой ему части города, а дальше будем уповать на твою интуицию и на мою способность просчитывать действия противника. Демоны Хиалы, до чего хочется выпить бокал хорошего вина и принять ванну…

– И ради этого предлагаешь рискнуть?

– Ради чего же еще рисковать?

Плеск воды, которая текла то ли с улицы через решетку в мостовой, то ли из прохудившейся трубы, вначале раздражал его, но потом он привык: уж лучше это, чем могильная тишина подземелья.

Эдмар ни с того ни с сего встряхнул его за плечо:

– Очнись!

Хантре открыл глаза. Окутанный сверкающими водяными вуалями фонтан посреди вымощенного красной плиткой двора. Южное небо. Плетеные кресла в тени галереи. Легко и ярко одетые пассажиры. Рядом Орвехт в форменной мантии мага Ложи и Тейзург, ничуть не похожий на оборванца. И никакого Шныря.

Суно понимал, что коллега Эдмар попытается или спровадить его, или утащить отсюда Хантре, но отступать без боя не собирался. Как полномочный дознаватель Светлейшей Ложи, он обязан добыть информацию: если видящему восемь из десяти приснилось будущее – это, коллеги, крайне серьезная тема.

Сновидец сидел бледный, как будто не мог поверить, что он уже проснулся и находится здесь, а не там.

Тейзург извлек из своей магической кладовки бутылку вина и бокал, налил, протянул ему:

– Выпей. А потом наедине расскажешь мне, что там было.

Хантре помотал головой:

– Расскажу сейчас. Коллеги Орвехта оно тоже касается. Там было про Шеро Крелдона, мы с тобой прятались в катакомбах под Алендой и говорили о том, что ему помогли скрыться верные люди из гильдии нищих. Это был государственный переворот. Вернее, будет – если не удастся предотвратить.

Когда он пересказал свой сон, Тейзург уточнил:

– Стало быть, корень зла все-таки не в моих невинных забавах, а в политических играх магов Ложи?

– Похоже, что все это случилось из-за тебя. Ты наступил кому-то на хвост, да еще поиздевался над противником, и это была отдача.

«Ну, разумеется, коллега Эдмар, как обычно, – вздохнул про себя Суно. – И какие демоны вернули тебя в Сонхи на нашу голову…»

– Ты мне льстишь, мой драгоценный. – Тейзург добыл еще два бокала, налил вина себе и Орвехту. – При чем здесь тогда коллега Шеро с его оппонентами?

– Заговорщиков несколько. Кто-то хочет свести счеты с тобой, а для кого-то цель – избавиться от Крелдона.

– Имена, коллега Хантре, – подсказал маг Ложи. – Или хотя бы приметы.

– Не могу определить, – с досадой произнес рыжий после паузы. – Туман. Что-то их от меня скрывает. Возможно, для этого использована какая-то специальная магия. Вообще-то один момент показался мне неправдоподобным: разве может быть, чтобы Дохрау зимой или даже весной не мог прорваться в Аленду?

– В самом деле, никогда о таком не слышал, – согласился Орвехт.

– Зато я слышал, – кисло усмехнулся Тейзург. – «Тихая Магнолия». Вот номер, если она уцелела и кто-то ее нашел.

– Окажите любезность, коллега Эдмар, просветите.

– Извольте, коллега Суно, для вас не жалко. «Тихая Магнолия» – артефакт, изготовленный миллион лет назад магами города Пагачо, который, по-видимому, находился на территории современной Аленды. Дохрау тогда самым натуральным образом сошел с ума, поскольку тосковал по Стражу Мира, вы эту историю уже знаете. Чтобы защитить свои дома от спятившего Пса Зимней Бури, пагачийские искусники создали амулет, который не пускал его в город. Это изваянная из белого мрамора магнолия величиной с театральную люстру. Внутри выдолблена полость, туда были помещены некие ингредиенты. В свое время артефакт зарыли в подземельях Пагачо, так что сейчас он должен находиться на изрядной глубине. Полагаю, когда Северный Пес излечился от своего душевного недуга, «Тихую Магнолию» усыпили. По всей вероятности, сейчас она так и лежит в своем тайнике… Если до нее не успели добраться наши недоброжелатели.

– Значит, надо, чтоб не успели. – Суно уже сформировал и отправил Шеро первую мыслевесть. – Дело за тем, чтобы их опередить – и в этом, и в остальном.

Про себя он подумал: «Тебя, поганца, мы тоже постараемся опередить. Ты бросишь на поиски своих гнупи, зато у нас есть Дирвен, который любой амулет хоть на земле, хоть под землей найдет».

Великая пустыня осталась позади, и на станции в Рюде Хеледика вышла на перрон, одетая, как барышня просвещенного мира. Человек несведущий не признал бы в ней сейчас олосохарскую ведьму.

Склоны предгорий пестрели разноцветными черепичными крышами, а вокруг раскинулись виноградники и розарии, которыми славится Рюда. Хеледика дошла до края платформы. Подумалось, что это было самое лучшее в ее жизни путешествие, и Мерханда навсегда останется для нее самым чудесным на свете городом.

Она знала, кто к ней приближается, но не оглянулась: незачем. Если забыть о чудесах, они едва знакомы.

– Я вначале решил, что вы раньше сошли с поезда, – голос Хантре звучал приветливо и в то же время с легким напряжением. – Вы до сих пор не выходили на стоянках, и я вас не видел.

– Доброго дня вам, господин Кайдо, – вежливо поздоровалась девушка. – Не было настроения гулять, поэтому я не выходила.

– Я вообще никак вас не видел, вот что странно.

– Ничего удивительного, господин Кайдо, я ведь песчаная ведьма, – она разговаривала с ним, как благовоспитанная девица с малознакомым кавалером. – На территории Олосохара мы становимся неразличимы, словно мы всего лишь песок великой пустыни. В каком-то смысле так и есть. Прошу прощения, но это общеизвестный факт.

– Я в Сохни недавно и не знаю многих общеизвестных фактов. Так и понял, что здесь причина в этом роде, из-за этого я не чувствовал вашего присутствия.

Возникла пауза. Сейчас можно извиниться и уйти, но ей хотелось побыть около него, хотя бы просто постоять рядом, ощущая, что их разделяет всего пара шагов.

– Я читал, что ваше племя обладает необычными способностями, и в какой-то степени вы все – видящие.

– Не все, господин Кайдо. Моя бабушка видящая, а я нет.

– Считается, например, что женщина из вашего племени под любой личиной узнает человека, с которым у нее хоть раз были близкие отношения, – это правда или суеверие?

– Обладать такой способностью – еще не значит быть видящей. Это наше врожденное свойство, но в то же время, как известно, маги-видящие этого не могут.

– Еще одна вещь, которой я раньше не знал. Кстати, кое-кто из магов может, я тоже обладаю такой способностью.

– Вы здесь всего несколько месяцев, со временем все узнаете…

Хеледика осеклась. До нее с некоторой задержкой дошло, что Хантре ей только что сказал. И что это значит.

Всякий знает, что тугурумы обитают в горных недрах и выползают наружу разве что по ночам. Если тугурум не успеет спрятаться до того, как взойдет солнце, люди наутро обнаружат невесть откуда взявшийся скальный гребень на том месте, где раньше ничего не было. Некоторые думают, что эти существа произошли от троллей, которые давным-давно жили в Сонхи, а потом ушли. Другие считают, что это порождения гор. Тугурумы не охотятся на смертных, но могут по случайности раздавить человека или что-нибудь разрушить. Они выходят на поверхность вдали от людского жилья и обычно никому не мешают.

Зато люди не прочь на них поохотиться: если на тугурума упадут лучи солнца, он враз окаменеет – и тогда берись за кирку! Внутри найдешь золотые жилы и самородки, да еще кое-какие особые минералы, которые ценятся дороже золота, поскольку нужны для изготовления боевых артефактов.

Трое амулетчиков Светлейшей Ложи которую ночь подряд выслеживали тугурума, похожего на громадную каменную колбасу. В этот раз он объявился вблизи скалы, где был пробит железнодорожный туннель. Звездное небо, окутанные тьмой горы, блеск рельсов в тусклом свете волшебных фонариков.

– Светает, – шепнул один из охотников.

Они убаюкивали добычу с помощью своих амулетов, словно трио слаженно играющих музыкантов. Казалось, в этот раз им повезет, но помеха пришла, откуда не ждали – с неба.

Никто не понял, что это было: что-то большое и темное спикировало прямо на них, со свистом рассекая воздух. Тварь издала леденящий вой, от которого, казалось, даже скалы содрогнулись. Тугурум с удивительной для такого существа прытью рванул наутек – но не в ущелье с потайными пещерами, а в туннель, до которого было куда ближе.

Все произошло так внезапно и быстро, что амулетчики не успели дать отпор. Когда они изготовились к бою, окаянная тварь уже умчалась прочь. Никто из них не смог бы рассказать, как она выглядела – клякса мрака, и никаких подробностей. Другой вопрос, что ей понадобилось: спугнуть тугурума и сорвать им охоту? Похоже на то…

Они вошли в туннель и по боковой галерее, огражденной металлическими перилами, направились к его восточному концу. Впереди сплошная чернота, хотя, по расчетам, как раз сейчас должно было показаться из-за гор солнце. Вскоре стало ясно, что выход перекрыт, его заслоняла какая-то темная масса.

– Обвал? – предположил один из амулетчиков. – Эта летучая гадина вызвала камнепад?

– Не обвал, а тугурум! – догадался второй. – На выходе он словил первые лучи.

– Прямо на рельсах окаменел, крухутакова задница! – с чувством выругался третий. – Нам за это премия будет или как?

– Надо послать мыслевесть, чтобы поезда задержали. Гляньте, как он перила помял…

По пешеходной галерее выбрались на ту сторону. Над вершинами горного массива занимался рассвет, по склонам растеклись молочные языки тумана. Тугурум выглядел словно обыкновенная каменная глыба, торчащая из-под арки туннеля.

Гостиница «Пьяный перевал» в давние времена была горным замком, оборонявшим одноименный перевал от врагов. Когда граница Ларвезы отодвинулась на юг, он долго стоял в запустении, а потом его прибрал к рукам предприимчивый житель соседней деревни, выкупивший развалину у Ложи по дешевке благодаря содействию родственника-мага. С тех пор как проложили железную дорогу, через перевал мало кто ходил, и постояльцев было негусто. Хозяин держал магазин и виноградник, это и обеспечивало ему доход, а гостиница была предметом его гордости: не всякий сельский лавочник владеет собственным замком!

Нынче на его улице «перевернулась телега с яблоками»: небывалый наплыв клиентов. Из-за окаменевшего в туннеле тугурума движение на железной дороге остановилось. Пассажиры потянулись в обе стороны через Пьяный перевал – чтобы сесть на поезда, которые доезжали до ближайших к перекрытому туннелю станций и отправлялись обратно.

В огромном камине обеденного зала пылал огонь, на стене грубой кладки висел на почетном месте старинный боевой топор.

– Гляньте, какая знатная штукенция! – восхитился Ривсойм. – Ему, наверное, больше тысячи лет.

– Тысячи две-три, – жизнерадостно отозвался Грено Дурной Глаз, только что пропустивший вторую кружку пива. – А помнишь, кто-то из театральных столпов изрек, что в хорошей пьесе, ежели в первом акте на стенке висит топор, под занавес обязательно кого-нибудь зару…

Орвехт развернулся так стремительно, что парень сразу осекся, спохватился и промямлил:

– Нет-нет, не обязательно… Особенно если… если его на ближайшее время спрячут, и никто не найдет…

– Бестолочь, – хмуро подытожил Суно. – Чему я тебя всю дорогу учил? Что ж, будем надеяться, что тебе удалось завернуть этот посыл.

И пошел разыскивать хозяина, который проявил понятливость, снял злополучный топор и куда-то унес, заверив почтенного мага, что раньше чем через месяц, не вернет его на прежнее место.

Им предстояло переночевать в «Пьяном перевале», а наутро добраться до станции. Кое-кто не захотел ждать, но Суно решил задержаться до завтра. Из окон открывались такие виды, что дух захватывало: величественные горные склоны всех оттенков коричневого и пепельного под облачным пологом, темные пятна перелесков, далекие заснеженные вершины. Созерцать эту картину можно часами, не надоест. И закрадывалась в душу печаль, не имеющая ничего общего с обычной хандрой равнинного жителя: в ней присутствовало ощущение границы между двумя бесконечностями – землей и небом, жизнью и смертью. Пожалуй, даже не печаль это была, а схожее с ней другое чувство: ностальгия по манящим необъятным просторам, которые вот они, рядом, но тебе туда пока еще путь заказан.

То-то и коллега Хантре выглядел так, словно что-то его поразило, и он все не может опомниться. Суно поинтересовался, не улавливает ли он какую-нибудь угрозу.

– Опасности нет, – с сомнением в голосе произнес видящий.

– Вы уверены, что нет? – внимательно глядя на него, хмыкнул маг Ложи.

– Есть, но не для всех, – уточнил рыжий.

– Для кого она есть?

– Вроде бы для меня. Но я не знаю, опасность ли это. Может, просто горы сбивают с толку, у меня от них голова идет кругом.

– Вам что-то мешает увидеть?

– Возможно.

– Что вам мешает?

Орвехт задал вопрос, использовав особые вибрации голоса и в дополнение слабый магический импульс: прием из дознавательского арсенала.

– Коллега Суно, спасибо за попытку помочь, только из этого ничего не выйдет, – после короткой паузы ответил Хантре.

«Вот как, ты отследил, что я сделал, – подивился про себя Орвехт. – Хотя в то же время моя уловка не сработала. Обычно бывает наоборот».

Подошел улыбающийся Тейзург – он объявился после инцидента в туннеле и вместе с ними отправился в путешествие по заброшенной горной дороге. Сказал, что решил присоединиться ради безопасности пассажиров. Коллеги сердечно благодарили его, отчасти из дипломатических соображений, отчасти искренне: кто загнал тугурума на рельсы, неизвестно, но присутствие столь могущественного мага вполне может отпугнуть злоумышленников. Суно был настороже, поскольку давно усвоил: ежели коллега Эдмар начинает радеть о чужом благе и демонстрирует достойное похвалы благородство – жди от него какой-нибудь пакости.

– Коллеги, что это за местная народность обу? Говорят о каких-то женских деревнях, весьма интригует… Интересно, они там гостей принимают?

– Обу – коренные жители этих гор, – пояснил Суно. – У них мужчины и женщины живут раздельно и встречаются только по праздникам, согласно обычаю. Этих праздников у обу довольно много, по пять-шесть за месяц. В женскую деревню вас категорически не пустят, для них это немыслимое нарушение традиций.

– Тогда стоит предупредить Хеледику, она собралась к дамам обу в гости. Хеледика!

Пробиравшаяся через зал песчаная ведьма в шароварах для верховой езды и дорожном жакете повернулась к ним.

– Так это другое дело, женщине туда можно, – вполголоса возразил Орвехт.

– Эдмар, а ты юбку надень, тогда и тебя пустят, – буркнул Дирвен, который со своими сопровождающими направлялся мимо них к буфетной стойке. – Тебе же не привыкать!

– Из тебя тоже получилась… пардон за оговорку, я хотел сказать – получилась бы премиленькая влюбленная девочка.

Охрана мгновенно отрезала своего подопечного от недруга и двинулась к выходу монолитной группой, увлекая с собой первого амулетчика.

– Слаженно работают, – заметил Тейзург с ухмылкой, которая противоречила его нарочито восхищенному тону.

– И за каким демоном тебе это надо, – неодобрительно бросил Хантре.

– Ты не поймешь. Увы, ты для этого чересчур идеальное существо, и все попытки тебя исправить тщетны. Хеледика, отправляться на ночь глядя с визитом в незнакомую деревню – это авантюра, изысканная прихоть или ответственное задание коллеги Крелдона?

– Ни то, ни другое, господин Эдмар, я хочу побольше узнать о танцах женщин обу. Надеюсь, что они согласятся поговорить со мной, а если нет, я хотя бы посмотрю, как они живут. Прошу прощения, мне надо поторопиться, чтобы успеть до темноты. Вернусь утром.

– Ты уверена, что тебе стоит ехать туда в одиночку? – спросил Орвехт.

– Я наняла проводника из местных.

– Без охраны, после этого происшествия с тугурумом? Думаю, лучше бы тебе никуда не ездить.

– Я все равно поеду, господин Суно, – вежливо, но упрямо возразила девушка. – Здесь много кремнезема, и у меня с собой песок – хватит силы на защиту.

Орвехт подумал, что с некоторых пор что-то в ней изменилось, она стала проявлять больше твердости и самостоятельности. Влияние Данры, песчаная ведьма повзрослела? Он собрался было продолжить уговоры, но его опередил видящий:

– Коллега Суно, ей ничего не угрожает ни в пути, ни в этой деревне.

– Спасибо, господин Кайдо. Господин Суно, не беспокойтесь, со мной ничего не случится.

Улыбнувшись им на прощание, она устремилась к выходу. Длинный хвост светлых волос покачивался у нее за спиной, словно маятник.

«Однако…» – изумленно хмыкнул про себя Суно, сохраняя в то же время невозмутимое выражение на лице. От него не укрылся мимолетный, не дольше секунды, обмен взглядами между Хантре и песчаной ведьмой: те посмотрели друг на друга с такой теплотой, словно они близкие друзья или любовники.

Тейзург в это время отвлекся на разговор с коллегой Дигальдом.И хорошо, что отвлекся.

– Занятные здесь обычаи, – рассказывал Дигальд. – По праздникам женщины устраивают состязания, и которая всех перетанцует – выбирает себе кавалера, за ней вторая, потом третья, и так далее. У обу много обрядовых танцев. Соглашаются они танцевать и для путешественников, за плату или за подарки, но лишь в такое время, когда это дозволено обычаем.

– О, значит, мы можем пригласить сюда танцовщиц обу? Восхитительно, за чем же дело стало…

– На исходе зимы они не танцуют. По их поверьям, в эту пору от танцев сходят в горах лавины. Это пустое суеверие, но обу соблюдают запрет до весеннего равноденствия – тогда у них будет большой праздник с плясками до упаду.

– Неужели ни одна не согласится показать нам свое искусство?

– Здешние горцы так держатся за свои обычаи, словно от этого зависит их жизнь и смерть. Приезжайте сюда на равноденствие, в это время они рады гостям, и возможно, какая-нибудь дама обу захочет разделить с вами ложе.

Маги засмеялись.

– Хантре, а ты хотел бы посмотреть на их танцы? – спросил Тейзург.

– Посмотрел бы, – рассеянно отозвался рыжий.

Он о чем-то задумался и мыслями был не здесь.

– Дело за тем, чтобы найти нарушительницу обычаев, которую заинтересует щедрый гонорар. Нарушители бывают всегда и везде, только они умеют прятать концы. Хантре, как считаешь, мне повезет?

– Сомневаюсь.

– Стало быть, два шанса из десяти… Побьемся об заклад, что у меня получится?

– Ты мне сначала расчет выплати, а потом предлагай биться об заклад.

– Позже. После того как ты хорошенько подумаешь, стоит ли брать расчет, и сделаешь правильный выбор. А сейчас я, пожалуй, потолкую с местными… – Коллега Эдмар на прощание одарил собеседников многозначительной ухмылкой.

– Нет уж, с обу у него ничего не выйдет, дадут от ворот поворот, – заметил ему вслед со сдержанным злорадством один из магов Ложи.

– Коллега Кайдо, он вам за сколько месяцев задолжал? – вполголоса поинтересовался другой сочувственным тоном.

– Не важно, – с досадой бросил Хантре и направился к выходу.

– Наемника издалека видно, – проворчал коллега Рогвехт.

Он не одобрял тех, кто служит по найму: их корыстная братия не знает, что такое долг и честь, а степень их верности измеряется величиной жалованья. Эта принципиальная позиция не мешала Рогвехту при случае расхищать казенные деньги, на чем его несколько раз ловили. Несмотря на собственные грешки, наемников любого сорта он презирал за жадность и отсутствие душевного благородства.

– Кайдо все-таки из приличных, – возразил Дигальд. – Неплохо бы наконец взять его в оборот.

– Бросьте, такая же наемная оторва, как все они. Тейзург играет с огнем, это исчадие Хиалы любит играть с огнем. Если наемникам не платить, дело кончается резней и погромом, идет ли речь о простой солдатне или о магах. Вот попомните мое слово, этот рыжий еще отметелит Тейзурга, ежели тот и дальше будет ему жалованье задерживать! Я всегда был против того, чтобы Ложа привлекала наемников. Хвала богам, Ложе и своих верных людей хватает, а иные бегут из других государств, чтобы вступить в наши ряды…

– Это вы про Дирвена? Кхм…

– Дирвену всего лишь не хватает мозгов, а наемникам не хватает верности! Кстати, где он?..

Сопровождающие хватились первого амулетчика, и вовремя – оказалось, тот собирается уезжать: нечего торчать в этой дурацкой гостинице, когда можно успеть на ночной поезд, тем более что в Аленде его ждет важное задание.

Функционеры Ложи приняли эти доводы, про себя кляня поганца, и вместе с ним отправились на станцию. Суно с учениками остался в «Пьяном перевале». Маг-лекарь Кламонг с помощницей и Зомаром тоже остались, им незачем было спешить, а коллега Рогвехт задержался по причине расстройства желудка: его невзначай сглазил Грено, за что уже получил выволочку от Орвехта.

Суно вышел на восточный балкон, с которого открывался великолепный вид на скальные хребты: как будто множество гигантских ящеров с гребенчатыми спинами сбилось в живописную кучу и окаменело. Вдали виднелся ажурный железнодорожный мост над ущельем, поблескивал стеклянными нитями водопад, на снежных вершинах громоздились кучевые облака.

– Суно Орвехт! – окликнул его надтреснутый женский голос. – Я знала, что ты сюда приедешь!

Он обернулся. За одиноким столиком возле арки сидела пожилая дама с набеленным морщинистым лицом, в роскошном, но вышедшем из моды туалете, блекло-голубом с пеной пышных кружев. Ее распущенные седые волосы были растрепаны и всклокочены, на макушке короной торчал резной гребень слоновой кости. На столике перед ней стояла чашка с остывшим чаем.

В первый момент Орвехт ее не узнал, а потом понял, что перед ним госпожа Верлодия, в которую он мальчишкой был безнадежно влюблен. Многие были в нее влюблены. Верлодия – воздушная ведьма, этим все сказано. Ведьмы этой разновидности черпают силу из воздуха, но в голове у них вечно гуляет ветер, мысли путаются, и рано или поздно они сходят с ума. Верлодия была еще и видящая, однако с тех пор, как она помешалась, вперемежку с толковыми предсказаниями несла такую ахинею, что лучше было вовсе ее не слушать.

Сумасшедшие воздушные ведьмы редко бывают буйными, а убить ту, чья защита – воздух, чрезвычайно трудно, поэтому Ложа просто оставляет их в покое. Их немного, и обычно они никому не мешают.

Суно смотрел на бывшую красавицу с грустным щемящим чувством. В ту пору, когда он волочился за ней вместе с дюжиной других поклонников, ей было за тридцать, но выглядела она шестнадцатилетней девчонкой, его ровесницей.

– А помнишь, какие ты мне дарил букеты? – осклабилась старуха. – А я так и не подарила тебе свою благосклонность… Веришь ли, потом я об этом жалела. Но ты не огорчайся, у нас еще все впереди, иногда счастье приходит, когда его не ждешь. Чую наше счастье, оно близко!

С этих речей спятившей ведьмы у Орвехта стало тяжело на душе, он поскорее откланялся и вернулся в обеденный зал.

Ривсойм и Дурной Глаз мирно пили пиво.

– Господин маг, не желаете ли чего покушать? – спросил черноусый хозяин в засаленном фартуке.

– Пожалуй, ваше знаменитое мясное рагу, и принесите мне красного вина.

– Господин маг, а топор-то я спрятал! – добавил хозяин заговорщическим тоном. – Уж не беспокойтесь, так схоронил, что никто не найдет, еще и скрывающий амулет для надежности в тайничок положил – не ерундовину какую-нибудь, а самый настоящий «Мимогляд». Так что ваше веление исполнено, никто не доберется!

– Если «Мимогляд», найдет разве что видящий… – с одобрением заметил виновник беспокойства, язык у него заплетался.

– Грено!.. – одновременно рявкнули Орвехт и Ривсойм.

– А… Я же ничего… – Дурной Глаз на мгновение протрезвел и пристыженно заморгал.

– Грено, в гостинице сейчас находится двое видящих, – жестко произнес Суно. – Если кто-нибудь из них дорвется до топора, ты несешь ответственность за последствия. Учти, одна из видящих – невменяемая воздушная ведьма, теоретически с нее станется что-нибудь натворить, если твой сглаз сработает.

– Так это самое… Все обойдется… – пробормотал Грено.

– Да что ж ты такая бестолочь! Заворачивать надо вовремя – сразу же, иначе эффект существенно падает. Я тебе это объяснял?

– Объясняли…

– Больше не пей.

– У него не всегда сглаз срабатывает, – нерешительно заступился за товарища Ривсойм.

– Посмотрим, – сухо бросил Орвехт.

Надо признать, задание Шеро он провалил. Наполовину. Приучить Грено Гричелдона к полному самоконтролю так и не удалось: пока парень трезвый, все превосходно, однако две-три кружки пива превращают его в злостного вредителя. Тем хуже для Грено. Вероятно, Ложе придется связать его заклятьем на трезвость, которое используется редко из-за целого букета побочных эффектов. Что ж, зато Ривсойму Суно в течение всего путешествия являл пример добродетельного семьянина, игнорирующего любые дорожные соблазны, хотя бы тут не подвел.

В другом углу зала, возле камина, он увидел знакомую загорелую физиономию – известный путешественник и зверолов Таркелдон возвращался из Суринани в Ларвезу. Поприветствовал его, подсел за столик. Таркелдон рассказал, что наловил тех редких ящериц, которых заказывал ему королевский двор, а потом посетовал, что соседка по вагону, некая знатная дама из Аленды, у которой муж служит в колониях, донимает его просьбами изловить пятнистого горного котика. Мол-де этот котик будет сидеть около нее на бархатной подушечке с бантиком на шее, и она будет брать его с собой на променад в экипаже.

– Дивлюсь тому, что у взрослых господ порой не больше разумения, чем у малого ребенка, – угрюмо цедил охотник. – Котика ей подавай, ага… Это же дикий зверь! Я не раз объяснял этим господам, что нельзя держать дикого зверя за комнатную собачонку, он же рано или поздно проявит свой дикий норов и в лоскутья тебя порвет, хорошо если жив останешься. Нет же – подавайте ей котика! Смотрите, вон она, за тем столом… Готова хорошо заплатить. Боги, даруйте людям не только денег, но еще и побольше разума!

Это была одна из его излюбленных наболевших тем. Суно вначале поддакивал, потом свел разговор на охоту в сурийских землях – про это слушать интересней.

Дирвен трясся в седле, ругая последними словами все на свете: и тупую лошадь, и дурацкую кривую тропинку, и своих придурков-спутников, и Самую Главную Сволочь, и рыжую сволочь, и сволочей из руководства Ложи, которые недостаточно его ценят, и мерзавку Щуку, и изменницу Хеледику, и весь подлый женский пол, вместе взятый, и ту чокнутую старую ведьму, которая прицепилась к нему напоследок в «Пьяном перевале».

– Не спеши, мальчик, не то счастье свое упустишь! Скоро, уже скоро в эту гостиницу придет великое счастье… – Облизнув дряблые сухие губы, она мечтательно закатила глаза и развела руками. – Это будет во-о-от такенное счастье, на всех хватит! Уж я-то своего не упущу… Кто знает, может, и твоя заветная мечта нынче сбудется?

Дирвен не уважал старых теток.

– Уйди с дороги, карга полоумная, – буркнул он, обогнув малахольную старушенцию.

– Ну, тогда езжай, езжай! – захихикала она вслед. – После локти грызть будешь, что тебя здесь не было, когда заветное счастье привалило!

На всякий случай он активировал защитные амулеты, чтоб от этой безумной ведьмы ничего в спину не прилетело, но та даже не пыталась колдовать. А настроение все равно испортилось.

– Имел я эту гостиницу! – огрызнулся он, когда на повороте за стремя зацепилась ветка кустарника.

Скорей бы оказаться в Аленде: там верная ему компания, и мама с ее вкусным печеньем, и Щука, хоть она и мерзавка… Но вот приедет он туда – и что дальше? Опять начнется то же самое! Вот если бы на свете была справедливость, если бы у него была возможность каждому придурку влепить по заслугам, и сначала поиметь, а потом раздавить Самую Главную Сволочь, и заставить их всех наконец-то понять, чего стоит первый амулетчик Светлейшей Ложи Дирвен Кориц… Но толку-то грезить о справедливости, если ее не существует.

В горах корабли не тонут. В горах они вообще не плавают. Преследующая его картинка не имела ничего общего с этой местностью, но что-то же вызвало ее из глубин давней памяти, которая осталась за снегами и провалами, по ту сторону захлопнувшейся двери. С картинкой было связано ощущение тревоги, опасности и сожаления из-за напрасно сказанных слов.

Как будто он находится в трюме громадного корабля, полутемном и грязном, похожем на немыслимый лабиринт могильных склепов с прогнившими перегородками и неровным полом – разве бывают такие корабли? Там полно народу, и все обречены: эта махина медленно тонет, еще немного, и внутрь хлынет темная ледяная вода… Если только их не спасут.

Наверное, все-таки спасли, раз он живой?

Но главное не картинка, а слова: он там сказал что-то лишнее. Никак не удавалось вспомнить, о чем шла речь и почему это было неправильно.

Горную страну постепенно окутывали туманные сумерки.

– Хантре, вот ты где!

Тейзург стоял возле низкой кирпичной арки, которая вела с крепостной стены в галерею, и рядом с ним, словно грациозная тень, – женщина в одежде горянки, ее голова была замотана поверх платка черным кружевным шарфом.

– Не люблю быть неоригинальным, но никуда не денешься – придется. Ложа подарила тебе вечер с прекрасной сурийской танцовщицей, а мой подарок – танец этой очаровательной девушки. Я же говорил, что нарушители, не обремененные предрассудками, найдутся всегда и везде, даже в деревне обу. Я не постоял за ценой, и мы поладили. Наша гостья заинтересована сохранить инкогнито, поэтому не покажет тебе своего лица.

– Ты ее не зачаровал?

– Боги и демоны, Хантре, ну, сколько можно подозревать меня во всяких сомнительных уловках? Нет, не зачаровал. Я ей заплатил. Чары, которые ты чувствуешь, – всего лишь маскирующие, чтобы никто из местных ее не узнал. И предваряю твой следующий вопрос: нет, я не сбил ее с пути, она и раньше показывала свое искусство путешественникам.

– Я согласная, – хрипловато произнесла женщина.

Ее глаза блестели за кружевами, словно драгоценные камни.

– Идем ко мне в номер, не будем компрометировать нашу гостью.

Комнату он занял из самых лучших, с коврами и большой кроватью. В растопленном камине трещали поленья.

– Можешь бросить в огонь свой браслет, – подмигнул Эдмар. – Сделаю вид, что я ничего не заметил.

Он извлек из волшебной кладовки и поставил на стол бартогскую музыкальную шкатулку с инкрустированными узорами, составленными из миниатюрных бронзовых шестеренок.

– Мы не найдем здесь флейтиста или скрипача, поэтому нашей гостье придется танцевать под аккомпанемент механического инструмента. Звук у него безупречный. В последнее время я стал поклонником бартогских мастеров, они создают изумительной красоты вещи. Прошу, садись. – Он придвинул Хантре кресло и вручил кружку с горячим фьянгро, благоухающую пряностями.

Шкатулка издала мелодичную трель, и гостья скользнула на середину комнаты. Хантре замер: от ее плавных русалочьих движений по хребту прокатилась волна дрожи.

– Начинай, моя радость! – Шальные глаза Тейзурга сияли, как золотая лава, и казалось, он прикладывает усилия, чтобы не выпустить на лицо раньше времени торжествующую ухмылку. – Станцуй для нас свой самый лучший танец!

Коллегу Рогвехта раздражали не только наемники, для которых по определению нет ничего святого. Еще больше он не любил неряшливых служанок с деревенских постоялых дворов – грязных, неотесанных, благоухающих потом и луком. Вот и в «Пьяном перевале» такая сыскалась, принесла ему в номер воду для умывальника.

Он едва не скрипел зубами, а гнусная деваха не уходила: ждала чаевых. Боги милостивые, неужели кто-нибудь дает таким, как она, чаевые?

Решив, что постояльцу надобно угодить, чтобы он вознаградил за усердие, это страшилище принялось немытыми руками взбивать подушку. Рогвехт, страдальчески барабанивший пальцами по краю стола, скривился от омерзения. Изгаженную наволочку придется сдернуть и выкинуть, это же просто невыносимо!

Прочистив горло, он произнес с подобающим магу Светлейшей Ложи достоинством:

– Довольно, убирайся вон! Ты…

Служанка повернулась – потная, некрасивая, в затрапезном платье, но до чего желанная… Охваченный страстью Рогвехт с глухим рычанием шагнул к ней, на ходу срывая с себя мантию, и женщина, издав протяжный чувственный стон, неуклюже подалась ему навстречу.

От очага пахло крепким горьковатым дымом, а из окошка тянуло речным запахом – студеным, с отголосками стремительного движения и поднебесных ледников, совсем не похожим на запахи равнинных рек. Деревня женщин обу оказалась таинственным местом: на переднем плане – невзрачная примитивная обстановка, а за ней, словно волшебный туман, здешние поверья, танцы, сказки… Песчаная ведьма вглядывалась в этот туман, стараясь побольше заметить и рассмотреть.

В деревне ее приняли хорошо. Она привезла с собой подарки – чай, шоколад, орехи, пряности, накупила всего у хозяина гостиницы. Господин Шеро, которому доложили насчет ее загадочных действий в Мерханде, прислал мыслевесть: когда она вернется в Аленду, у них «будет разговор на эту тему», а пока она может получить некоторую сумму у коллеги Орвехта через его магическую кладовку. Мысль о предстоящем объяснении с начальством тревожила Хеледику, но думалось, что ничего страшного, раз уж Крелдон распорядился выдать ей денег на карманные расходы.

Показывать ей свои танцы обу не стали – «в эту пору нельзя», но устроили в честь гостьи праздничный ужин. Ее проводник заночевал в мужской деревне, которая находилась неподалеку, выше по склону.

Женщины обу носили клетчатые платья до колен, пояса с тремя-четырьмя матерчатыми сумочками на пуговицах, платки и длинные штаны с обережной вышивкой. У них были каштановые косы и смугловатая кожа. По-ларвезийски они говорили с гортанным акцентом, смеялись быстро и коротко. Слушая за ужином их рассказы и пересуды, Хеледика впитывала звуки, запахи и другие впечатления, как песок впитывает воду, и постепенно у нее складывалось представление о танцах обу: словно карандашный рисунок на темной бумаге, когда еле различимые линии не столько видишь, сколько угадываешь.

«Где я?.. Кто все эти люди?.. Почему они в таком виде?.. И я тоже… Боги, срам-то какой… Нет, не жевал я вчера никаких китонских грибочков!»

Согласитесь, коллеги, это не те мысли, с которых стоит начинать новый день почтенному магу Светлейшей Ложи.

Орвехт проснулся от холода. Недолго замерзнуть, если дрова в камине прогорели дотла, а ты нагишом. В течение нескольких мгновений он пытался объяснить себе открывшуюся взгляду картину, потом вспомнил, что здесь творилось вчера.

Находился он в номере «Пьяного перевала», который снял для ночлега, – и добро бы один! А то ведь их тут было много… На широкой двуспальной кровати хватило места и для Грено с Ривсоймом, и для миловидной пухленькой пассажирки с генрийского поезда, которая устроилась между ними – эти трое так и уснули в обнимку. На краю свернулась калачиком служаночка с кухни, коса у нее растрепалась, на спине трогательно проступали хрупкие позвонки. С другой стороны от Суно счастливо улыбалась во сне сумасшедшая воздушная ведьма с разметавшейся седой гривой. И еще какая-то неизвестная дама, тоже, видимо, с поезда, примостилась на диване под шалью, из-под которой виднелось бело-розовое, как морская раковина, колено.

Чары. Никаких сомнений, чары. Но все уже закончилось. Надо провести дознание и выяснить, что за помрачение охватило вчера «Пьяный перевал».

На то, чтоб одеться, ушло некоторое время: пришлось искать свою одежду в ворохе чужой, разбросанной по полу. Параллельно с этим процессом Суно тщательнейшим образом проверил свое состояние и не обнаружил никакого магического ущерба: вероятно, атака преследовала иную цель.

Он вышел из номера и по сводчатой каменной галерее двинулся к лестнице, держа наготове боевые заклятья. Все тихо-спокойно… Да и вчера, пока в гостинице шла свальная оргия, никто ни на кого не нападал. Их всех как будто несла по течению привольная медовая река, и горизонт сулил блаженство, и никаких подводных камней… Может, все это затеяли ради кражи? В «Пьяном перевале» заночевало двое курьеров Светлейшей Ложи. Узнать, в сохранности ли их почта, и немедля отправить мыслевесть Шеро…

Из-под арки навстречу ему выступил Зомар, худой, мрачный, в криво застегнутой рубашке и с угрюмым охотничьим блеском в глазах.

– Господин Орвехт, это была песчанница, – сообщил он вполголоса.

– То есть? – Суно сощурился.

– Я установил, что источник вчерашних чар – песчанница, способная на воздействие исключительной силы. Ее здесь уже нет. След уходит за пределы гостиницы и обрывается на тропе – похоже, что на том месте недавно открывались Врата Хиалы. Пока не знаю, кто это сделал.

«Что ж, зато я, кажется, знаю… И знаю, где он раздобыл эту песчанницу и какой дурень ему в этом помогал!»

– Давай-ка проверим, нет ли пострадавших.

Таковых не нашлось, и у курьеров ничего не пропало. Отправив Крелдону донесение, Суно получил лаконичный ответ: «Воспользуйтесь ситуацией и завербуйте». Как обычно, Светлейшая Ложа везде ищет свою выгоду – и чаще всего находит.

Солнце уже поднялось высоко над горами, и до перевала добрались пассажиры с алендийского поезда. Их изрядно удивляло то, что завтрак в гостинице начали готовить только сейчас, и все здесь ходят какие-то осоловелые. К полудню обеденный зал был битком набит посетителями, ожидающими, что им принесут что-нибудь кроме чая с печеньем.

Суно, Ривсойм и Грено заняли столик возле внутренней арки. По соседству с ними устроился Таркелдон с красивой брюнеткой.

– Ну что, мой милый зверолов, будет у меня ручной дикий котик? – игриво спрашивала дама.

– Сударыня, дикий зверь не может быть ручным, – терпеливо возражал охотник. – Ради вашей же безопасности я не могу исполнить сие безрассудное желание.

– Но я буду его гладить и кормить, он меня полюбит! Ну, поймайте же мне какую-нибудь пушистую пятнашечку, они же здесь водятся…

– Сударыня, в моей практике уже бывали печальные случаи, когда заказчик оставался со шрамами, а то и без пальца, хотя я всякий раз предупреждал…

– Экий вы стали несговорчивый! А мне показалось, что вы готовы на любое галантное угождение…

Молодые маги понимающе усмехались и хрустели подсохшим печеньем, потом Ривсойм уважительно заметил:

– Учитель Орвехт, вы подавали нам такой достойный пример! Я имею в виду, вчера ночью с дамами.

«Я тебе, балбесу, должен был другой пример подавать! – сердито подумал Орвехт. – Запорол сразу оба приватных задания Шеро, давненько со мной такого не бывало…»

– Коллеги, не рекомендую вам очень уж гордиться достижениями вчерашней ночи, – наставительно произнес он вслух. – Мы попали под воздействие мощных чар и не смогли ему противостоять, в этом нет ничего похвального для магов Ложи.

К ним подсел коллега Рогвехт, хмурый и раздраженный, словно ночное безобразие не пошло ему впрок. Брюзгливо спросил:

– Еще не выяснили, какая разэтакая сволочь подсунула нам песчанницу?

– Дирвен сказал бы «известно какая» и в данном случае был бы, полагаю, прав.

– Так я и думал, – желчно пробормотал Рогвехт.

У Грено заурчало в животе.

– Есть-то как хочется, – вздохнул Ривсойм. – Вроде уже пахнет жареным, скоро дождемся! А… – Он осекся и севшим голосом выдавил: – Топор!..

Дурной Глаз тоже переменился в лице и не то чтобы сполз – буквально стек под стол. Только что сидел на стуле, и вот его уже нет.

Орвехт, за секунду до этого ощутивший магическое возмущение, активировал свои щиты и развернулся к арке.

В проеме стоял Хантре Кайдо. Его рыжие волосы растрепались до состояния спутанной копны и падали на лицо, скрывая глаза, а воздух вокруг него едва ли не искрил от готовых сорваться магических импульсов.

«Не хотел бы я быть твоим врагом, – подумал Суно. – Впрочем, я и так тебе не враг, и ты, хвала богам, об этом знаешь».

Пресловутый топор, который раньше висел на стене, а потом лежал в тайнике, видящий держал вполне профессионально, как обученный боец.

– Коллега Хантре, присоединяйтесь, нам сейчас принесут чаю с горными травами, – дружелюбно предложил Орвехт.

Во-первых, начальство распорядилось «воспользоваться ситуацией и завербовать», а во-вторых и в главных, хорошо бы его успокоить, пока не дошло до беды.

– Где эта тварь?

– Вы имеете в виду песчанницу, которая вчера вечером навела на нас чары? Она сбежала.

– Нет, я имею в виду коллегу Тейзурга.

– Мы его сегодня не видели. Возможно, он покинул гостиницу.

«Я б на его месте так и сделал, чтобы с тобой не встречаться, – про себя дополнил Суно. – Разъяренный маг твоего уровня – это ураган, извержение вулкана, волна Ниато. Надеюсь, ты не настолько невменяемый, чтоб этого не понимать. Надеюсь, ты не изменишь себе и не захочешь причинить вред людям, которые не имеют отношения к вашим с Тейзургом разногласиям».

На всякий случай он приготовился блокировать боевые импульсы Кайдо, хотя трезво оценивал разницу в силе и не очень-то рассчитывал на успех.

– О, Хантре, доброе утро! Оно ведь доброе, не правда ли? Где ты взял такой занятный антиквариат?

Из противоположной арки появился коллега Эдмар. На пальцах у него сверкали драгоценные перстни, волосы падали на плечи блестящей темной волной. На нем была синяя, как вечернее небо, китонская баэга с серебристо-красной вышивкой – то ли орхидеи, похожие на пауков, то ли пауки притворились орхидеями. Разительный и элегантный контраст с Хантре, который выглядел загулявшим наемником.

– Ты чем-то расстроен? – Эдмар изобразил заботливое удивление. – Присядь, выпьем кофе, у меня целый термос припасен… О, нет-нет, прости! – Он многозначительно ухмыльнулся. – Лучше уж оставайся на ногах…

«Антиквариат» со свистом рассек воздух, но до цели не долетел – сделал курбет и вонзился в ближайший столик. Те, кто сидел за ним, в панике повскакали, роняя стулья.

– Коллеги, не здесь! – рявкнул Орвехт. – Не подвергайте риску людей, покиньте помещение!

– Хантре, ты можешь объяснить, в чем дело? – двинувшись к ним через зал, участливо справился Тейзург, в глазах у него так и плясали ликующие демонята. – Прошу тебя, скажи вслух! Всем интересно будет узнать, из-за чего ты так взбесился…

Шум стих. Стало слышно, как звякает посуда на кухне за дальним проемом и трещат дрова в камине.

– Ты мне зарплату больше чем за два месяца задержал! – с рычанием в голосе бросил Хантре, после чего развернулся и вышел вон.

Многие сонхийские маги дорого бы дали за то, чтобы увидеть коллегу Тейзурга таким обескураженным, как в это мгновение.

«Переиграли тебя? – подумал Суно, мысленно аплодируя коллеге Хантре. – И поделом!»

– Что такое зарплата? – спросил Ривсойм шепотом.

– То же самое, что жалованье, на иномирский манер.

Эдмар бросился следом за Хантре, а зал так и взорвался разноголосицей.

– Ну что, коллеги, вы это слышали?! – с торжеством провозгласил Рогвехт. – Я же говорил! Все наемники таковы, этот не исключение! Не заплатили за два месяца, и он уже топорами кидается в своего нанимателя, вот оно – истинное лицо наемника!

Из-под стола высунулся бледный Грено.

– Вылезай уже, – сказал Суно. – И пойдемте-ка за ними.

– Он промазал, да ведь? – промямлил Дурной Глаз. – Хвала богам, промазал…

– Ага, – подтвердил Ривсойм. – Теперь взыскания не будет, правда, учитель Орвехт?

– Полагаю, если б он попал с летальным исходом, Грено заслужил бы не взыскание, а благодарность. Еще бы и премию выписали.

– Эх, я же не знал заранее, кто в кого будет кидать, – вздохнул молодой маг.

– Конечно, не знал, потому и не стоило молоть языком, – подытожил Орвехт. – Пошли!

К ним присоединились и другие коллеги, в том числе Рогвехт, продолжавший бубнить свое про наемников с присказкой «я же говорил!».

На тропинке, которая вела вверх по склону, петляя меж серо-коричневых скальных гребней, им навстречу выскочил пастух из деревни:

– Охотник тут есть, который господин Таркелдон?! Там на человека дикий кот напал, так и рвет его! Какой-то ненашенский кот, не пятнистый, но тоже зело лютый! А ну, как он потом на скотину набросится! Господин охотник, помогите!

– Где? – спросил Таркелдон, на ходу разматывая ловчую сеть, которую неизменно таскал с собой вместе с кое-какой другой амуницией.

Он посчитал своим долгом отправиться вместе с магами – и оказалось, не зря.

– Вон там! Идемте за мной!

На площадке, обрамленной кустарником, они увидели Тейзурга с окровавленным лицом, в заляпанной кровью баэге. Тот проникновенно обращался к выгнувшему спину рыжевато-серому коту с кисточками на ушах:

– Умоляю тебя, ты меня выслушай и дай мне шанс все объяснить…

Кот не хотел слушать – свирепо урчал и шипел. На передней лапе у него сиял маленький золотой браслет. Тот самый, из заброшенного дворца в Гунханде: он не попадал под действие заклятья «со всем, что на мне есть», зато менял размеры. Коллеги, давно отметившие этот феномен, выдвигали различные гипотезы и пытались добиться от Хантре объяснений, но все впустую.

В отдалении маячили разбежавшиеся овцы.

– Еще один богатый бездельник, который не видит разницы между диким зверем и комнатным недоразумением, – едко заметил охотник. – И увещевать таких господ без толку.

Держа сеть наготове, он крадучись двинулся в обход, но Суно перехватил его.

– Это не кот, а маг-перевертыш, наш коллега. Не по вашей части.

– Наемник, – добавил Рогвехт с такой интонацией, точно сейчас сплюнет. – Тоже дикое животное, только двуногое. Гляньте, до чего дошло, из-за того что ему вовремя не заплатили!

Увидев толпу народа, кот стрелой метнулся в сторону и исчез в кустарнике.

– Коллеги, зачем вы его спугнули? – невнятно произнес Тейзург.

Глаза уцелели, в остальном его лицо напоминало исполосованный кусок мяса. Должно быть, он заблокировал болевые ощущения, а порванные в нескольких местах губы как будто были растянуты в улыбке – насмешливой и довольной, несмотря на его плачевное состояние. Обернувшись тварью с кожистыми крыльями, он отверз Врата Хиалы и, роняя капли крови, исчез в тумане Нижнего мира.

Маги всей гурьбой двинулись обратно.

– Странный момент, учитель Орвехт, почему коллега Кайдо швырнул обыкновенный топор, а не заклятье? – подивился Ривсойм.

– А ты не понял? – хмыкнул Орвехт. – Он ведь для того и схватился за топор, чтобы заклятьями не швыряться. Грено, сделай, милость, держи язык за зубами.

– А я молчу, – буркнул спускавшийся следом Дурной Глаз, все еще деморализованный.

Во дворе «Пьяного перевала» их встретила песчаная ведьма, только что вернувшаяся из деревни обу.

– Хеледика, ты еще не знаешь, что здесь было! – бросилась к ней коллега Нелодия. – Я так рада, представляешь, так рада за Тейзурга и Хантре!

– Да уж, повод для радости… – сконфуженно пробормотал Кламонг, покосившись на коллег, и поспешил оттащить свою помощницу от ведьмы.

Та мигом насторожилась – так, что даже стянутые в хвост волосы взметнулись, – и спросила:

– Чему ты рада?

Маг-лекарь и присоединившийся к нему Зомар с двух сторон подхватили Нелодию под руки и отвели в сторону прежде, чем она успела ответить. Амулетчик еще и свои щиты привел в готовность и встал так, чтобы находиться на линии между девушками.

– Что случилось? – Ведьма в упор смотрела на Суно тревожно мерцающими желтовато-дымчатыми глазами.

Он все рассказал ей, тогда она сухо промолвила:

– Я найду его, господин Орвехт, – и быстрым шагом направилась к воротам.

Спустя два с половиной часа, после обеда, который в «Пьяном перевале» наконец-то приготовили, Суно получил от нее мыслевесть: «Все в порядке», – и больше ни слова.

Он отправился на поиски, взяв с собой учеников и проводника из местных. Кое-кто из коллег потянулся следом – как же, поступил ведь приказ насчет вербовки!

Их нашли ближе к вечеру. Издали заметили на фоне золотого неба два силуэта: ведьма и кот сидели рядом на скальном гребне, на расстоянии в локоть друг от друга, и смотрели сверху на необъятную страну хребтов, ущелий и далеких ажурных мостов. И казалось, нет здесь ни одной живой души, кроме них.

Глава 7 Сломанный флаг

На забрызганной грязью стене под обережным знаком было накорябано углем:

Шеро Крелдон – душитель свобо

Видимо, свободолюбца спугнули раньше, чем он успел известить мир о своей гражданской позиции. Уничтожив крамольную надпись с помощью заклинания, Орвехт пошел своей дорогой.

Шеро искал злоумышленников, чей комплот мог бы привести к той вероятности, которая приснилась коллеге Хантре на вокзале в Фанде. Обнаружил внутри Ложи несколько заговоров, однако те не выходили за рамки обычного брожения: их участники брали деньги у овдейских друзей, собирались на конспиративные чаепития с рискованными разговорами, время от времени сливали зарубежным друзьям какую-нибудь третьеразрядную служебную информацию, и дальше этого дело не шло. Также были тайные общества в студенческой и придворной среде, но там скорее играли в мятежников и стремились покрасоваться друг перед другом, нежели затевали что-то серьезное. Впрочем, тут ведь многое зависит от того, не появится ли предводитель, который сумеет повести их за собой…

Изобличенных смутьянов задержали: кого в тюрьму Ложи, кого в городскую каталажку, кого под домашний арест. А удалось ли предотвратить опасность, поди угадай. Предсказания видящих были тревожны и неопределенны: вроде бы какая-то беда может нагрянуть оттуда, откуда ее никто не ждет.

Логично было бы спросить у Кайдо, но тот после возвращения в Аленду почти все время находился в облике, вел ночной образ жизни, был замечен на залитых лунным светом крышах и в драках с бродячими собаками. Когда коллега Тейзург пришел к нему мириться, оба перекинулись в демонических тварей и сцепились до кровищи на пустыре за пуговичной мануфактурой вдовы Винсемонг. Разнесли в щепки коновязь и заброшенную сторожку, а сугробы после них выглядели так, словно там скотину резали.

Рыжий был до крайности зол, и Суно вполне его понимал. Любой может попасть под непреодолимое магическое воздействие, от этого не зарекайся, но ежели какое-нибудь трепло потом разболтает при стечении народа, что ты вытворял в околдованном состоянии или что с тобой вытворяли – вот это, коллеги, последнее дело и дурной тон. Для мага Ложи это было бы еще и грубым нарушением этикета, и коллега Эдмар не смог бы после такой выходки рассчитывать на карьеру.

Других он всегда готов осудить за вульгарность, но коли сам в нее впадает – это уже, считайте, не вульгарность, а некая разновидность утонченности. Правила писаны для остальных, а Тейзургу дозволено что угодно. И сие многих порядком допекло, а если добавить сюда еще и убытки, которые Ларвеза понесла из-за остановки движения на железной дороге (ясно ведь, кто загнал тугурума в туннель, хотя стервец так и не сознался – мол, нет у вас доказательств), и то, что от наваждения песчанницы пострадало около двухсот пассажиров с трех-четырех поездов, и то, что маги Ложи замучились свидетельствовать перед уважаемыми семействами, что супружеская верность была нарушена не по умыслу, а по причине злокозненных чар… Все это не добавило коллегам расположения к виновнику скандальной ночи.

Руководство Светлейшей Ложи наметило две задачи: во-первых, завербовать Хантре Кайдо, и желательно на пожизненный контракт, а во-вторых, касательно коллеги Тейзурга… ну, сами понимаете. Эту скользкую тему в открытую не обсуждали, все намеками да переглядками.

Вторую задачу надлежало решить в рамках первой, тут все были единодушны, однако по некоторым пунктам мнения разделились. Одни считали, что вначале надо осуществить вербовку, а потом дать наемнику задание – вы понимаете, о каком задании речь – и прикидывали, во сколько Ложе влетит такой заказ. Другие предлагали повременить, чтобы коллега Кайдо по собственному почину решил означенную проблему, тогда Ложа сэкономит. Пока шли споры, к Хантре подсылали самых искушенных переговорщиков, но тот как будто нарочно их избегал. Суно по поручению начальства тоже ходил его искать и тоже не преуспел.

Коллеги выжидали благоприятного момента, словно многоопытные игроки в сандалу. Маги и амулетчики Ложи получили недвусмысленные рекомендации: в поединок, ежели таковой случится, не вмешиваться, а если коллега Кайдо пострадает, оказать ему помощь и послать мыслевесть лекарям, если же пострадает его противник – действовать по обстоятельствам в интересах Ложи. Кто-то предложил к «действиям по обстоятельствам» привлечь Дирвена, однако от этой идеи отказались – чего доброго, обоих добьет, с угробца станется. Пока дело ограничилось дракой на задворках пуговичной мануфактуры, но оттуда израненные фигуранты уползли живьем.

Тем временем Дирвен нашел в алендийских катакомбах «Тихую Магнолию». При этом угодил в переделку: на изрядной глубине, где был спрятан древний артефакт, на его группу напали какие-то неизученные твари. Несмотря на ушибы и переломы, первый амулетчик отбил атаку и вместе с двумя уцелевшими спутниками выбрался на поверхность. Сейчас он лечился на постельном режиме, Зинта обещала за восьмицу поставить его на ноги, а «Тихую Магнолию» засекретили и взяли под охрану.

И вот что удивительно, безумная ночь в «Пьяном перевале» иным из участников пошла на пользу. Бывает, что одно и то же для кого беда, а для кого словно дверца на солнечную поляну. Зомар Гелберехт в последнее время уже не выглядел таким мрачным парнем, как раньше, и Хеледика тут ни при чем: его нередко видели в компании юной коллеги Нелодии, помощницы лекаря. Ту ночь они провели вместе. Несмотря на чары, у амулетчика хватило контроля, чтобы увести девушку в номер и отделаться от желающих присоединиться, а по возвращении в Аленду у этой парочки начались романтические отношения с цветами-свиданиями-прогулками. Хорошо, когда хоть за кого-то можно порадоваться, подумалось Орвехту, встретившему их однажды вечером на бульваре Крокусов.

Вначале они разговаривали в дверях. Хмурая рассерженная Зинта стояла в проеме, а Эдмар перед ней – словно бродяга, которого и на порог-то не пускают. За спиной у него хлюпала раскисшей снежной слякотью вечерняя улица.

– Пришел, чтоб я шрамы на твоей бессовестной роже залечила? – глядя исподлобья, спросила лекарка.

– Шрамы я и сам могу убрать. Пока оставил их, как подтверждение того, что все это было наяву. Они для меня драгоценны, это своего рода памятный знак, вырезанный на живой кровоточащей плоти.

– Кошачьими когтями, – дополнила Зинта. – И поделом! Сколько раз я тебе говорила – не будь зложителем!

– У иных людей ни стыда, ни совести, – грустно заметил Эдмар.

– Это правда, одного такого я сейчас вижу перед собой. Убирайся отсюда, не пущу тебя в гости.

– Да я не про себя, а про обладателя кошачьих когтей. Разве ты не хочешь выслушать мои оправдания?

– Вот уж чего не хочу, того не хочу. Убирайся!

Он поставил ногу на порог, не позволяя ей захлопнуть дверь.

– Зинта, если я сейчас уберусь, я натворю с тоски что-нибудь зложительское, и тебя же потом совесть замучает. А если мы посидим в сумерках и поговорим – помнишь, как раньше, в Паяне, – ничего плохого не случится.

– Заходи, – буркнула она, отступив с дороги. – Но чаем тебя поить я нынче не стану.

В полумраке гостиной пляшущее в камине пламя бросало красноватые отблески на паркет и на мебель. За окнами сине-лиловая вечерняя акварель, уже с оттенками весенней прозелени, хотя снег только начинал таять. Для Зинты было привычно, что зимой всюду сугробы, а соседи говорили, что в Аленде давно уже не случалось такой снежной зимы.

Эдмар достал из своей кладовки магический светильник: хрустальный полумесяц, который держит в зубах бронзовая змея. В его золотистом сиянии стали еще отчетливей видны шрамы, изуродовавшие бледное треугольное лицо.

А глаза не тронул, отметила про себя лекарка.

– Я не спрашиваю, зачем ты учинил эту зложительскую пакость. Ты ведь был одержим этим непотребством и порой о том говорил, я помню. Но вот зачем ты потом растрепал на всю гостиницу, что промеж вами было, да еще сказал при всех ту гадость? Мало тебе рожу порвали, еще не такого заслужил!

– Добрая Зинта… – страдальчески вздохнул Эдмар. – А хочешь знать, что он мне перед этим сказал?

– Обругал тебя последними словами. И правильно сделал.

– Нет. Он не стал ругаться. Когда чары песчанницы истаяли, он вначале не произносил ни слова. Признаться, я с жадностью наблюдал за ним, и я улыбался, а его это раздражало…

– Ухмылялся так, что впору бы взять тебя за шкирку да приложить от всей души обо что придется. А то я этих твоих улыбочек никогда не видела!

– Речь истинной служительницы Тавше. Не нравится чья-то улыбка – что ж, можно стереть ее о ближайшую твердую поверхность.

– Не поминай всуе Милосердную, уж она-то никак не одобрит того, что ты выкинул!

– Наконец он нарушил молчание, – продолжил Эдмар. – Подошел к окну, за которым уже рассвело, и говорит: «Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?» Зинта, у меня руки чесались ему врезать, но вместо этого, оцени мою ангельскую выдержку, я всего лишь улыбнулся еще шире и посоветовал ему в ближайшее время не садиться. Тут уже он начал меняться в лице, и в его бездонных темных глазах читалось, что он тоже не прочь мне врезать… Но я должен был выполнить уговор и доставить Мавгис в Олосохар, поэтому недосуг было задерживаться ради драки подушками. Когда я вернулся, он швырнул в меня топором, а что было потом, ты знаешь.

– Ты повел себя, как отъявленный зложитель, из-за того и страдаешь. Не надоело еще быть зложителем? Из-за тебя поезда в Суринань полторы восьмицы не ходили, так что ты многим людям доставил беспокойство, и для него ты теперь распоследний враг. Я слышала, ты его искал, хотя лучше б оставил в покое, а он напал на тебя около пуговичной мануфактуры и чутьне убил.

– Зинта, ты заблуждаешься и в том, и в другом, и даже в третьем. – Эдмар улыбнулся, отчего исполосованное рубцами лицо стало похоже на зловещую маску театрального демона. – Около пуговичной мануфактуры не он на меня напал, а я на него. Хотел проверить, будет ли он использовать против меня летальные приемы. Он этого делать не стал, из чего следует, что у него нет желания меня убивать. Это радует. Минувший раунд закончился вничью, игра продолжается.

– Тебе только и осталось радоваться, что не убили. И ничегошеньки ты не понял, как я посмотрю. Если тебе кто-то дорог – не важно кто, – это еще не значит, что он обязан играть в твои игры. Если ты кого-то любишь, это не оправдывает твоей дури или жестокости по отношению к тому человеку. Бывало, что ты всякое разное о себе рассказывал, так вот, если хочешь знать, половина твоих неприятностей – из-за того, что ты этих простых вещей не понимаешь.

– Это ведь не учение молонских доброжителей? – Он вопросительно заломил бровь, из-за шрамов привычная для него гримаса выглядела незнакомо и гротескно.

– Ну, это просто я так думаю. – Зинта немного смутилась, но потом решительно добавила: – Если ты повадился гулять по болотине, не удивляйся, коли в трясину провалишься. Это в Молоне так говорят, ежели не забыл.

После того как он ушел, она помолилась Тавше, чтобы Милосердная наставила его на путь добра и благомыслия. Хотя понимала, что на Тейзурга ее молитвы вряд ли подействуют.

Зато ей удалось образумить Дирвена. Зинта сделала то, с чем не справились ни учителя в школе амулетчиков, ни кураторы из Светлейшей Ложи, ни даже Суно Орвехт: приохотила этого паршивца к чтению.

Прикованный к постели на ближайшую восьмицу, Дирвен злился и ныл, что он спятит от скуки раньше, чем выздоровеет, – и того нельзя, и сего нельзя, так и рехнуться недолго.

– А книжки читать не пробовал? – спросила лекарка.

Осунувшаяся веснушчатая физиономия первого амулетчика презрительно скривилась:

– Ха, романчики! Брехня сплошная в тех книжках. Каждый дурак знает, что ничего этого на самом деле не было, и все равно люди ведутся на вымысел, как придурки, а писатели сочиняют, чтоб им денег заплатили. Если я знаю, что это сплошные выдумки, для меня это скукотень.

Зинта обиделась за книги, особенно за свои любимые, но виду не подала и посоветовала:

– Тогда почитай о путешествиях в чужие страны – там все правда.

– Да тоже скукотища, я про эти страны в учебниках читал. Ну, или во всякой там обязательной литературе, которой нас мучили. Мне положено знать про чужие страны, потому что мало ли куда на задание пошлют. Вот и говорю, ничего интересного в этих книжках нету. Или враки, или дурацкий фактический материал, который я и так лучше других знаю.

Думаете, это заставило Зинту отступить? А вот и нет!

– Ладно, а ты станешь читать, если это будут правдивые путевые заметки – но о тех удивительных странах, о которых тебе совсем ничего не известно?

– Ну, может, и почитал бы от нечего делать… – снисходительно, словно делая ей величайшее одолжение, протянул Дирвен.

– Тогда ловлю тебя на слове. В следующий раз кое-что принесу.

В книжной лавке, что на улице Желтой Цапли, Зинта нашла «Водяные просторы Аатго-Ай» Тавдемонга, «Сумеречные города Бингару» Зибелдона и «Под золотыми небесами Хиду» Джелинсы данг Фровальд. Посмотрим, Дирвен, что ты на это скажешь! К дневникам знаменитых современных путешественников по мирам она добавила древнюю классику: «Земля 21 век – безумный мир парадоксов» Баглена Сегройского и «Зеркальное царство каналов и туннелей Сагланоконо» Леради Гри Фанори.

Книги были тяжелые, в коленкоровых переплетах с золотым тиснением. Их нес в заплечной сумке мальчишка-послушник из храма Тавше, которого жрецы Милосердной определили Зинте в помощники ввиду ее положения.

На крыльце они разминулись с госпожой Филендой, родственницей Шеро Крелдона. Строго одетая дама с худощавым настороженным лицом неискренне улыбнулась, негромко пробормотала что-то вроде бы любезное и прошмыгнула мимо. Она осуждала тех женщин, которые добиваются развода или, еще того хуже, сбегают от мужей и живут с любовниками. В то же время она питала почтение к служителям Кадаха и Тавше. Поскольку Зинта принадлежала сразу к обеим категориям, госпожа Филенда, едва завидев ее, впадала в замешательство и становилась похожа на часы, у которых стрелки вместо того, чтобы идти по кругу, дергаются в разные стороны.

– Встретила Крелдоншу? – доверительно спросила Глодия, вышедшая навстречу лекарке в переливчатой баэге с павлинами – китонские наряды вошли в моду у алендийских дам и даже у иных кавалеров с легкой руки Эдмара. – Любо-дорого, как они с Дирвеном тут разлаялись! Она притащилась его проведать от какого-то богоугодного попечительского общества, приволокла с собой корзинку подгорелого печенья и книжицу Шаклемонга Незапятнанного о том, что в одних позах заниматься любовью можно, а в других нехорошо – мол-де богам не понравится. Давай Дирвена стыдить и поучать, а он давай огрызаться! Ох, как орали! Она сказала, что придет к нам еще, а Дирвен хотел запустить ей вдогонку веником, но я балбесу напомнила, что она родня его начальству, а потому надобно проявлять политес.

Когда Зинта вошла в комнату, раскрасневшийся взъерошенный пациент остервенело рвал в клочья брошюру «Любовь дозволительная и запретная: пособие для юношества».

– Брось это! Я тебе поинтересней книги принесла, про путешествия по другим мирам. И не забывай о том, что тебе нельзя резко вскакивать с постели.

На следующий день Глодия еще в прихожей доложила ей:

– Читает! Вот чудеса-то, наш Дирвен книжку читает! И не потому, что кураторы велели, а в охотку, аж глаза горят, никогда еще с ним такого не бывало. Из тех, что ты давеча принесла. Вот только не знаю, на пользу это или к худу…

– Читать книги – всегда на пользу, их ведь умные люди пишут.

– Может, для других оно и так, – Глодия покачала головой с видом многоопытной женщины, – да только мой дуралей даже среди умных мыслей какую-нибудь глупость себе отыщет, уж я-то его знаю! Потому и боюсь, что не к добру он книжкой увлекся, ой, не к добру…

– Я все эти книжки читала, там нет ничего дурного, – успокоила ее Зинта. – Это очень хорошо, что у Дирвена наконец-то проснулся интерес к литературе.

«Вы просто колода карт…»

Откуда это? Из какой сказки?

В том мире, где он жил до возвращения в Сонхи, это была одна из его любимых сказок, но, кроме этого впечатления, он ничего не помнил. Были только эти слова – вырванная из контекста абракадабра и связанное с ней ощущение свободы.

Он свободен от тех отношений, в которые кто бы то ни было попытается его втянуть, поскольку точка отсчета – это он сам, и ему решать, имеет это для него значение или нет: как выберу, так и будет. И надо же было влипнуть в такую, мягко говоря, нетривиальную ситуацию, чтобы наконец-то в полной мере это осознать. Впору сказать Лиргисо спасибо, но Хантре не собирался говорить ему спасибо. Тот ухмылялся, упиваясь победой – или тем, что он считал своей победой, и на какое-то мгновение Хантре почти сострадание к нему почувствовал.

«Он полностью находится в этой игре и не может выйти за ее пределы. Словно ядовитая змея, запертая в террариуме, для которой мир снаружи недоступен. Если окажешься во владениях змеи, ты пропал, но пока между вами стекло, она может только смотреть на тебя из своей ловушки. Кстати, как я его мысленно назвал?.. Отравленное имя, шелковистое и переливчатое, как змеиная кожа… Ассоциации остались, а слово ускользнуло. И спрашивать бесполезно – уведет разговор в сторону».

– Тейзург, ты дурак, – сказал он вслух. – Посмотри на этот пейзаж – там горы, кустарник, облака, тропинки… Нас окружает огромный мир, в котором много всего, а комната, в которой мы с тобой находимся, – крохотный участок этого мира, точка посреди бесконечности. То же самое и с теми отношениями, которые ты пытаешься мне навязать: это лишь небольшой фрагмент моей реальности. Так что можешь ухмыляться, сколько влезет, ты не победил. Ну, выяснил экспериментальным путем, что чары песчанницы с таким мощным потенциалом действуют даже на меня – и что дальше?

Уже потом, вспоминая, Хантре подумал, что, похоже, сам его спровоцировал: наверняка этот рафинированный эстет рассчитывал на более утонченное оскорбление, нежели «дурак». А тогда, после издевательски-заботливого совета «не садиться», его охватило бешенство: ах ты, тварь, я ж тебя сейчас обратно в Хиалу отправлю – с концом, до следующего рождения!

Сказав ему гадость, Тейзург поспешил убраться с глаз долой. Хантре оделся, порвав со злости собственную рубашку, и отправился искать оружие. Какое попадется, лишь бы не магическое. Сойдет и кухонный нож. Если он не хочет разнести полгостиницы – а он этого не хочет, – нельзя ему сейчас пользоваться магией. На ближайшее время – полный запрет. По этой же причине он и в свою волшебную кладовку не полез: «во избежание», как сказали бы коллеги из Ложи.

Ярость утихла, когда он сидел в облике на пустынном скальном гребне, на ветру, над громадным опрокинутым миром, и вылизывал окровавленную шерсть. Пришла песчаная ведьма, устроилась рядом, начала с ним разговаривать, потом придвинулась ближе и стала гладить, словно домашнего кота. Он не возражал: ей можно.

Переночевали они в пастушьей хижине. Покосившееся глинобитное строеньице как будто сползало вниз с улиточьей скоростью, изо всех сил цепляясь за крутой каменистый склон. Внутри был очаг и старый войлочный тюфяк, в углу стопка высушенных навозно-соломенных лепешек – здешнее топливо. Шуршали сквозняки и ящерицы, сквозь прореху в крыше светила далекая звезда.

– Давай, я сниму с тебя след того, что было вчера, – прошептала Хеледика, ее глаза светились в темноте, словно опалы под луной. – Я – песок, я что угодно могу забрать и рассеять в бесконечности…

Утром они вместе спустились на станцию и сели в поезд. Будущее казалось Хантре по-весеннему неопределенным, когда повсюду оседающие сугробы, капель, ручьи, мокрая наледь, и все это слепит зыбким блеском, так что подробностей не рассмотришь.

Вначале он заподозрил, что Тейзург в довесок ко всему остальному навел на него какое-то ослепляющее заклятье, но нет, в этом сверкании не было ничего от Золотоглазого. Если сосредоточиться, это напоминало переливчатую вуаль, которая почти неразличима, а все же мешает видеть. Возможно, он обязан этим песчаннице – до ее танца ничего подобного не было. Хеледика не смогла разобраться, в чем дело, и сказала, что здесь хорошо бы посоветоваться или с ее бабушкой, или с господином Эдмаром. Но бабушка в Олосохаре, а «господина Эдмара» он скорее пришибет, чем станет у него консультироваться.

По прибытии в Аленду выяснилось, что Светлейшая Ложа строит на его счет вполне определенные планы. От него ожидали убийства. Его собирались подтолкнуть к убийству. Ему готовы были заплатить за убийство. Хантре чувствовал, что Ложа будет добиваться своего с настойчивостью муравьиного роя, штурмующего препятствие. Его отношение к Тейзургу укладывалось в рамки «еще раз встречу – еще раз огребет», но убивать не хотелось, вот он и прятался в облике по чердакам, чтобы не общаться с потенциальными заказчиками.

Выйдя от господина Шеро после разговора по поводу «странных расходов», Хеледика сохранила на лице серьезное выражение – для песчаной ведьмы это не составило труда, хотя другая на ее месте не удержалась бы от усмешки.

Когда она пришла, в кабинете у Крелдона сидела невзрачная магичка неопределенно-средних лет. Прямая, аккуратная, прилизанная, похожая на деловитую чиновницу. Эта худощавая дама устроилась на стуле с высокой спинкой, а грузный безопасник развалился в массивном кожаном кресле: точь-в-точь Обжорство и Умеренность на старинной назидательной гравюре.

– Присаживайся, Хеледика, – пригласил Крелдон. – Познакомься, это госпожа Тумонг.

Чиновница заулыбалась, словно добрая тетушка, приехавшая в гости с полной корзинкой печенья.

– Я уже знакома с госпожой Тумонг, – вежливо отозвалась девушка.

– Ну, так еще раз познакомься! – с нажимом произнес Шеро. – К твоему сведению, госпожа Тумонг курирует платное любовное отдохновение ценных функционеров Ложи, и все казенные расходы по этой части идут через нее. В каждом нашем представительстве есть штатный организатор досуга, обязанный перед ней отчитываться. Дело ведь этакое, что у всякого может возникнуть потребность, и с нашей стороны было бы ошибкой выпускать сию область из-под контроля. – Он сделал вескую паузу и продолжил: – Мои элитные агенты не должны платить за развлечения такого рода из своего кармана, на то есть особая статья в нашем бюджете. Также мои элитные агенты не должны путаться с кем попало, последнее категорически недопустимо. Я могу надеяться, что в следующий раз, вместо того чтобы занимать у шокированных коллег на смазливых акробатов или на непроверенных мерхандийских девок, ты, как подобает разумной барышне у меня на службе, пошлешь мыслевесточку госпоже Тумонг?

– Конечно, господин Шеро. Простите меня, господин Шеро, – воспитанно ответила Хеледика.

Позже ей пришло в голову, что он остался разочарован: должно быть, рассчитывал, что она так или иначе выдаст, на что же ей тогда в Мерханде понадобились деньги.

С Хантре они встречались тайком от всех, снимали на два-три часа мансарды в небогатых кварталах. Маг-перевертыш неплохо знал город – в особенности ту его часть, которая находилась ближе к небу.

Задания, которые Хеледика получала после возвращения в Аленду, по большей части были связаны с обнаглевшим волшебным народцем в столице и окрестностях. Ей уже начало казаться, что это надолго – ну и хорошо, это вполне ее устраивало, – когда господин Шеро сказал ей о командировке в Бартогу.

Разведывательная миссия. Ларвезу интересуют промышленные изобретения, коими славится Бартога: соединение магических и немагических технологий, использование амулетов в сочетании с механическими агрегатами и паровыми машинами. В нынешней сложной ситуации у Бартоги есть чему поучиться – в переводе на язык Ложи это означало: украсть побольше производственных секретов и внедрить полезные новшества у себя, да опередить Овдабу, которая наверняка собирается сделать то же самое. И кого же посылать в Бартогу, если не песчаную ведьму, ведь туда для технических нужд привозят песок из Олосохара – с источником силы у Хеледики проблем не будет.

Ей предстояло сыграть роль дальней родственницы-сиротки завербованного бартогского негоцианта. Пусть там нет законов о Детском Счастье, Хеледика сразу попросила, чтобы эта барышня была совершеннолетняя, а то в Овдабе ей «детского счастья» по горло хватило.

– Двадцать два года, согласна? – пошел ей навстречу Крелдон. – Ты дочь его покойной троюродной кузины, которая когда-то вышла замуж за ларвезийца. Выросла в провинции, бартогского не знаешь… Начинай его учить, тебе выдадут набор языковых амулетов и материалы, которые ты должна посмотреть до отъезда. Работать будешь в составе группы. Вас пятеро, внедритесь по отдельности, а потом свяжетесь и приступите.

Путешествие в далекую загадочную страну – несколько месяцев назад такое задание ее бы обрадовало. А сейчас это было совсем некстати: придется расстаться с Хантре, и неизвестно, сколько времени это займет… Но никто из окружающих, глядя на песчаную ведьму, не заметил бы и тени недовольства. Ее экзотически красивое узкое лицо с приподнятыми к вискам глазами хранило выражение спокойного внимания, словно маска, слепленная из песка.

Глодия все-таки признала, что чтение книг пошло Дирвену на пользу. Сама о том Зинте сказала:

– Послушай-ка, чего у нас было, дуралей-то мой помаленьку умнеть начал и со старой Крелдоншей замирился! С этой самой госпожой Филендой, которая родня господину Крелдону и каждому горшку прихватка. Она к нам опять пожаловала, и вначале-то они с моим снова лаяться стали. Уж не знаю, как Дирвен ее уболтал и к себе расположил, но под юбку к старухе он бы ни за какой выгодой не полез, это я тебе, Зинта, зуб даю.

– Зубы твои мне без надобности, – отозвалась лекарка. – Заболит – выдерну, а просто так ими не швыряйся, новые не вырастут.

Глодия сплюнула через плечо и притронулась к выплетенному на кружевной манжете обережному знаку.

– Твоя правда, хотя от такой беды я зубной амулет ношу, из клыка олосохарского стига сделанный, Дирвен подарил. Вот, значит, поначалу-то Крелдонша давай его всяко ругать, а он огрызается, а я за дверью слушала, но тут нам зелень принесли, и меня кликнули, потому как я самолично выбираю, ежели дома. Прислуга что попало возьмет, а матушку Сонтобию всяк обманет. Ну, я и пошла, а как вернулась, эти уже не гавкают, а промеж себя в добром согласии беседуют. Он ей книжку показывает и нахваливает, которую прочитал, она ему улыбается сердечно, словно разлюбезному наследничку. Думаю, может, теперь эта мымра, коли так подобрела к моему балбесу, замолвит за него словечко перед грозным господином Шеро, чтобы жалованье у Дирвена не урезывали, как нынче, а сделали бы поблажку? Парень ведь семейный, жену прокормить должен, вот бы это приняли во внимание…

– Хорошо, что Дирвен учится ладить с людьми, – одобрительно заметила Зинта. – Книги расширяют кругозор и помогают взглянуть на привычные вещи по-новому. Наверное, тебе тоже стоило бы что-нибудь читать.

– Да я тебе, небось, не деревенская дурочка! Мое любимое – «Фрамила, королева механических кораблей». Читала?

– Нет…

– Эх ты, а еще книгочейкой себя называешь! Про Фрамилу уже тринадцать книжек написано. В лавках обещают, что в конце весны будет четырнадцатый том. Вот, слушай, как интересно, эта Фрамила в Сонхи была обыкновенной кухонной прислугой, потому как уродилась не волшебницей и даже мечтать ни о каких чудесах не могла. А потом она пошла на задний двор с помойным ведром, а в это самое время один маг по соседству открывал Врата Перехода, и ее прям туда шибануло, а Врата удались какие-то неправильные, и никто не знал, что это за мир. Ну, а там магия не в чести, и магов вообще нету, зато всякие диковины механические на каждом шагу, и оказалось, что в этих механизмах Фрамила с ходу все понимает и управляется с ними куда лучше местных. Объездила железного коня, который собственного мастера затоптал и проглотил ключ, которым его можно было выключить, а Фрамила его сразу приструнила и нажала на нужный рычаг, чтоб он ее слушался. Потом она подалась на море, где плавают и сражаются громадные железные корабли, да без амулетов, а за счет происходящей из сочленений шестеренок механической силы. Ей все это оказалось подвластно. А когда ей встретится какой-нибудь принц, или король, или пиратский главарь, Фрамила на кого рявкнет, кого острым словцом подденет, и всяк после этого в нее влюбляется! Из-за нее там такое соперничество, такие интриги – обязательно почитай, не оторвешься. И главное, нрав-то у нее совсем как у меня, вот еще что хорошо, потому как очень все жизненно.

– Будет время, почитаю, – пообещала Зинта.

На самом деле такие истории не очень-то ее увлекали, но она привыкла к любым книгам относиться с уважением.

Золотой обруч из Наследия Заввы с виду ничем не отличался от множества других колец того же размера, усеявших грубо обтесанные каменные плиты. Покрытые лаком, предохраняющим от коррозии, все они одинаково сияли, пуская в глаза солнечных зайчиков. Верхние припудрены пылью, а те, что виднелись сквозь темную зеленоватую воду, обросли скользким налетом. Не будь Куду, Вабито и Монфу магами, не заметили бы разницы между «спящим» амулетом из золота высшей пробы и дешевым блестящим декором. Выгравированные руны под слоем лака были почти незаметны.

Труднее всего было эту штуку отколупать. Скобы вбиты намертво: две под водой, третья наверху. При попытке поддеть древний артефакт ломиком чуть не перевернули лодку. После этого бросили монету, кормить пиявок выпало Куду. Товарищи подбадривали его и давали советы. На то, чтобы отковырять бесценный обруч, у него ушло больше часа – и не удивительно, штифты оказались длиной с палец. Мокрый, продрогший, покусанный прудовыми гадами, Куду наконец-то добыл амулет. Взамен на покорябанный камень приладили заранее приготовленную латунную подделку. С этим возился уже Вабито, а Куду в это время дрожал на корме, закутавшись в старый шерстяной плащ.

Тем же вечером «маркиз Лайгерум» и трое магов-батраков тайком уехали из Ноден Го в щегольском лакированном экипаже Чавдо. Управляющий решил, что они сбежали, не выдержав тяжких трудов, и порадовался своей выгоде: чтобы довести дело до конца, придется еще кого-то нанимать, но за оставшуюся половину работы можно и заплатить вполовину от обычного. Так что никакого скандала, тишь да гладь. Чавдо Мулмонг возблагодарил за это Ланки и пожертвовал некоторую сумму в его храм в портовом городе Тьянбедо.

Здешние приморские кварталы выглядели так, будто их не люди строили, а лепил из чего придется подводный народец – ну, а после море отступило, и горожане заняли опустевшее жилье. Ветхие стены из ракушечника местами крошились и осыпались, их латали облезлыми досками, найденными в полосе прилива. Иные дома вместо черепицы были покрыты заскорузлыми изжелта-серыми пластами, вырезанными из шкуры львиного кита. Вдобавок улицы были извилисты, постройки теснились беспорядочно, там и тут пестрело сохнущее белье, издали напоминая стайки разноцветных рыбешек. На крышах раскорячились высушенные коралловые кусты – амулеты, которые, как считается, могут уберечь дом от удара волны Ниато. Пахло сушеными водорослями, смолой и гниющими на солнце рыбьими потрохами.

Над окрестными строениями рифом вздымался храм Хозяина Океана, украшенный раковинами, заржавелыми якорями, черепами утонувших мореплавателей – это для них почиталось за честь, клешнями гигантских крабов и скелетами несусветных глубоководных тварей. По сторонам от него стояло три храма поменьше: один был посвящен Таннут, Госпоже Пучины, другой Ниато, Госпоже Бурь, а третий всем остальным дочкам Морского Владыки, сколько их есть.

В дебрях Тьянбедо Чавдо Мулмонг преобразился. Уже не преисполненный вальяжного достоинства аристократ, а скорее торговец средней руки. Деловитый, расторопный, улыбчивый, на лбу написано: «Мы люди не гордые». Куду, Вабито и Монфу поспевали за ним в здешней толчее, словно трое провинциальных школяров за бывалым дядюшкой.

В самой путанице закоулков располагалось обшарпанное заведение с темным прямоугольником вывески. Ни рисунка, ни надписи. Словно над дверью приколотили найденную на помойке гнилую доску, просто чтоб обозначить: здесь находится то самое, о чем и так все знают, – или, может, каждый раз что-то другое, но пользующееся спросом в приморских трущобах.

Когда они туда пришли, Тьянбедо уже окутали душные сумерки, благоухающие жареными кальмарами и сиянским розовым вьюном. Казалось, будто город накрыло приливом, даже удивительно, что по улицам не плавают рыбы… Хотя, может, их час еще не настал – осторожничают, дожидаются полной темноты?..

Внутри соты комнатушек и коридорчиков, освещенных тусклыми масляными лампами. Дым с ароматом благовоний. Ощущение опасности. Слабый запах крови.

Лорма ждала их в полумраке, позволявшем разглядеть только блеск ее волос, уложенных в замысловатую прическу, да богатые переливы шелков. Лицо скрывала кружевная маска, украшенная жемчугом, кисти рук спрятаны в рукавах.

– Мы должны поспешить в Аленду, – начала она без обиняков. – Мне удалось ослепить эту гнусную тварь, но чары постепенно ослабнут, и он снова начнет видеть. Вы нашли то, что нужно, теперь нельзя терять время.

– Какую тварь? – спросил Вабито.

– Убийцу Хальнора, – сказала, словно выплюнула, вурвана.

– Так его опять убили? – слегка удивился Куду, в то же время прикидывая, хорошо им с этого будет или плохо. По всему выходило, что хорошо: Тейзург, можно надеяться, начнет мстить за Хальнора новой жертве и про них в ближайшее время не вспомнит.

Пронизывающий взгляд Лормы заставил мага оцепенеть.

– Я говорю о нем самом, – пояснила она холодно. – Об этой гнусной дряни, о Хальноре Проклятом, как его называли в свое время в Сонхи. Он еще не такого проклятия заслужил! Он убил самое дорогое для меня существо. Безвозвратно убил – утащил за Врата Хаоса, туда, где выживают только такие отмороженные твари, как он или Тейзург. От меня оторвали и уничтожили самую лучшую мою часть, этого я никогда не прощу.

Наступила опасная тишина. Никто не смел ее нарушить, только из-за стен доносились отдаленные звуки: голоса, шорканье веника на задворках, перестук копыт.

В безднах Несотворенного Хаоса могут уцелеть только Созидающие, которые способны контролировать его непостижимую субстанцию и лепить из нее в ближайшем радиусе что-нибудь упорядоченное. Кто угодно другой там неминуемо исчезнет, рассеется на частицы, которые перемешаются с мириадами других частиц переменчивой Бесконечности. Поразительно, что Созидающие встречаются даже среди исчадий Хиалы.

– Мы с Чавдо подсунули Тейзургу приманку, мимо которой он пройти не смог, – издав короткий неприятный смешок, продолжила Лорма. – Мавгис, которую вы продали тому глупому старику из Эпава, была зачарована. Вернее сказать, заражена, словно простудой, ослепляющими чарами, предназначенными специально для Хальнора. Сама она о том не знала, иначе не стала бы для него танцевать, чтобы не сослужить мне службу. Песчанницы упрямы и на свой лад хитры, но умом не отличаются. Мавгис не догадалась о своей роли в этом спектакле. А Тейзург, хваленый интриган, для которого все люди игрушки, попался на мой крючок и, разумеется, подсунул Мавгис Хальнору. Пока она танцевала, чары незаметно пристали к нему, и сейчас из него такой же видящий, как из Чавдо неподкупный законник. Я зафрахтовала корабль, мы немедленно отправимся в Ларвезу, найдем Дирвена и отдадим ему Наследие Заввы. А дальше посмотрим, на что наш мальчик способен… Надеюсь, он не обманет моих ожиданий. Скоро в Ларвезе будет новый король – Дирвен Первый.

– Но там же вся Светлейшая Ложа… – с сомнением произнес Монфу. – И Тейзург в придачу! Что сможет Дирвен один против всех, пусть он даже маг-предметник незаурядной силы?

– Очень многое, молодые люди, – огладив бородку, ответил вместо Лормы Чавдо. – Больше, чем вы думаете. Когда он получит Наследие Заввы, его могущество возрастет тысячекратно, и он сможет одним махом взять под контроль все артефакты на обширной территории. При надлежащем влиянии этот молодой человек далеко пойдет, весьма далеко… А сейчас поспешим-ка в порт.

Если б не Зинта, Орвехт не стал бы заниматься такой ерундой. Спихнул бы это дело магам по бытовой части. Но уж больно расстроилась самая прекрасная на свете лекарка из-за этой злополучной уборной, которая находилась возле главных ворот резиденции Светлейшей Ложи и с недавних пор была закрыта на ремонт.

– Суно, это же самое настоящее зложительство, когда бестолковый народ заходит за нарядную мраморную загородку и там гадит, как в последней подворотне! Что же вы ничего с этим поделать не можете, а еще маги! Запаха нет, потому что амулеты, а зараза-то все равно полезет, днем уже припекает, и снег тает. Я вашим говорила, а они твердят: «Примем меры», – и телега так и стоит, где увязла. Сколько еще можно?!

«Ничего удивительного, раз ответственного не назначили», – подумал Орвехт, а вслух сказал:

– Дежурного, что ли, из студентов отрядить, чтобы следил за порядком? Табличка там давно висит, что идет ремонт, и написано, где находится другая ближайшая уборная.

– Вот! Написано! А читать-то в Ларвезе не все умеют, это ж тебе не Молона! Вы над молонскими доброжителями смеетесь, зато в Молоне всех детей бесплатно грамоте учат, а у вас коли денег нет, так и в школу не ходи. Я там одного подловила да застыдила, на табличку показала, а он и говорит, где ж мне это прочесть… К вам сюда и неученые просители ходят, что им табличка, а дверь на замке, вот и делают негожее дело прямо под дверью, если невтерпеж.

– Хм, тогда разве что ограду на время ремонта убрать, не станут же они справлять нужду у всех на виду.

Лекарка посмотрела на него с состраданием.

– Суно, ты нынче совсем не отдыхаешь, а переутомление никому еще на пользу не шло. Зачем же ограду ворочать, если можно в картинках все нарисовать да на нее повесить? На одной картинке пусть будет что-нибудь такое, чтоб даже неграмотному сразу понятно – нет здесь нужного тебе заведения, а на другой пусть будет план, как дойти до ближней уборной.

– Твоя правда, это будет оптимальное решение. Сделаем, не беспокойся.

Он послал мыслевесть знакомому куратору Магической Академии, и тот пообещал немедля поручить эту работу способному к рисованию студенту. Вот так проблема и решилась, после чего Зинта отправилась навестить Нинодию Булонг, которая по-прежнему жила на территории резиденции, а Суно пошел по своим делам.

Сперва в библиотеку, почитать списки новостей со всех концов Ларвезы и остального просвещенного мира, потом в ресторацию, где побеседовал кое с кем из коллег, потом к Шеро Крелдону. Тут его опередил коллега Снарвехт, старый боевой маг, только что приехавший из северо-восточного пограничья. В этом заболоченном краю разгулялся волшебный народец, добытчикам торфа и алмазов спасу от него нет.

Снарвехт – сам похожий на болотного деда, который вылез на кочку и грозит путникам, тянет узловатые руки, чтобы утащить тебя в трясину, – требовал подкрепления. Крелдон отвечал, что послать сейчас некого, все заняты, обстановка везде напряженная. В конце весны будет выпуск в Академии, и тогда определим кого-нибудь из молодежи.

– Бездельник ты, коллега Шеро! – рявкнул старый маг. – Нет бы оторвал свое жирное гузно от кресла, да приехал к нам, да поработал, как встарь! Что ж, благодарствую, будем своими силами от нечисти отбиваться, а вы здесь, как я посмотрю, только жопы рисовать умеете!

На прощанье он так шибанул дверью, что резные панели темного дерева еще некоторое время потрескивали, как будто по кабинету прокатилась ударная волна.

– Скандалист, зато в деле десятерых стоит, – без обиды заметил Крелдон, доставая расписную фарфоровую банку с кофейными зернами. – По донесениям моих наблюдателей, там не настолько все плохо, до лета продержатся. Что вот он хотел этим сказать – насчет жопы?

– Может, какой-нибудь новый фразеологизм? – высказал догадку Орвехт.

Появился Ривсойм Шайрамонг, которого Крелдон после возвращения из Суринани назначил к себе в порученцы, чтобы как следует присмотреться к кандидату в родственники. Доложил, что коллега Снарвехт ушел, бормоча под нос ругательства. Да еще приходила госпожа Филенда, рвалась к «кузену Шеро», хотела пожаловаться на кражу. Мол, оставила свою вещь, прислонив к стенке, чтобы в кондитерскую с собой не тащить, а через недолгое время вышла – уже кто-то прибрал, и это не где-нибудь, а в резиденции Светлейшей Ложи! К достопочтенному коллеге Крелдону ее не пустили – сказали, занят государственными делами.

– И правильно сказали, – одобрил безопасник. – А то взяли моду, посеет кто-нибудь из них зонтик – и сразу бегом ко мне: кузен Шеро, помоги, ты же маг! Я уж устал им объяснять, что потерянные зонтики – это наша дань Госпоже Вероятностей, и ты лучше порадуйся, что она взяла у тебя зонтик, а не что-то другое.

Ривсойму велели сварить кофе. Когда он ушел, Орвехт сказал:

– Вчера вечером меня известили об отмене секретного распоряжения – мол, сам должен понять, какого. Наши связные уже на языке Дирвена заговорили… Так-таки отменяется?

Шеро утвердительно кивнул и пояснил:

– Он возместил ущерб, нанесенный простоем на железной дороге. Внес всю сумму на счет в Королевском банке – часть валютой, часть старинными золотыми монетами и драгоценностями. Только об этом молчок, а то, ежели пойдут слухи, и те и другие начнут просить дополнительного финансирования.

– Неожиданно… – Орвехт и впрямь был удивлен. – Откупился, чтобы не пытались выполнить пресловутое секретное распоряжение? Не похоже на него… Здесь ведь, наверное, что-то другое?

– Другое, – подтвердил Шеро. – Оплатил ссылку Хеледики, но это тоже не для чужих ушей. Я отправил ее с заданием в Бартогу. Согласись, было бы хуже, если бы он решил избавиться от девчонки другим способом. Бартога – неплохое место для песчаной ведьмы, да и Ложе польза.

Суно невесело хмыкнул:

– Так-то оно так…

Вернулся Ривсойм с двумя чашками кофе на подносе и сообщил:

– В приемной госпожа Зинта, она чем-то встревожена, просит немедля ее принять.

– Пригласи! – в один голос потребовали маги.

Зинта разрумянилась, ее серые глаза смотрели сердито и в то же время растерянно. Она держала длинный, в рост человека, шест, увенчанный кругом, замотанным грязной тряпкой.

– Я же не это имела в виду! – выпалила она с порога. – Не вот такое… Здравствуйте, господин Шеро! Не годится такая зложительская картинка! Самого-то студента-художника я еще не видела, а вот это стояло у стенки возле двери в кондитерскую, которая напротив памятника Добрым Волшебницам. Я случайно задела, оно и упало, и тряпка свалилась. Я давай поднимать, а там – это…

– Что это? – спросил Суно, одновременно «прощупывая» замотанный предмет.

Никакого магического фона он не обнаружил.

– То, что для уборной нарисовали, – сконфуженно пробормотала Зинта. – Даже не знаю, как и сказать-то, лучше покажу. Вы уж извините, что показываю…

И сдернула тряпку.

– Так вот что имел в виду коллега Снарвехт, – заметил после паузы Шеро с непроницаемым лицом. – И никаких тебе фразеологизмов…

– Незатейливый студенческий юмор, – кивнул Суно. – Что ж, шутник напросился, будет теперь целую восьмицу уборкой отхожих мест заниматься.

На фанерном круге была нарисована голая задница, жирно перечеркнутая крест-накрест.

Зинту усадили в кресло и угостили горячим шоколадом, который сварил Ривсойм, а Крелдон послал своих людей за художником. Вскоре привели долговязого парня в студенческой мантии, изрядно напуганного.

– Твоя работа? – Шеро кивнул на круг со срамным рисунком.

– Нет… – Парень еще больше перепугался. – Извините, я не приступал еще к этому заданию, сначала пошел в библиотеку, хотел посмотреть, какие изображения используют в таких случаях…

– А об этом безобразии что-нибудь знаешь?

– В первый раз вижу, достопочтенный коллега Крелдон!

– Ладно, ступай в библиотеку и занимайся дальше.

Студент рад был поскорее убраться.

Зинта вскочила, словно хотела кинуться вдогонку, лицо у нее было виноватое и смущенное. Суно удержал ее:

– Ты куда? Отдохни-ка лучше и допей свой шоколад.

– Я же, выходит, оговорила невиновного человека, хуже последней зложительницы… Плохо-то как получилось… Извиниться хотя бы…

– Ничего плохого не было. Задали ему пару вопросов и отпустили. Будущий маг Ложи – не кисейная барышня и должен быть готов ко всему. С этим-то… гм… произведением что делать?

– Скажу Ривсойму на помойку выкинуть. И что там за вопли у меня в приемной?

– Пустите меня! – доносился из-за двери женский голос. – Мне надо поговорить с кузеном Шеро! Меня обокрали, прямо у вас в резиденции обокрали, а вы меня к нему не пускаете!

– Ладно… – Безопасник досадливо махнул рукой.

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась строго одетая дама с суховатым бледным лицом, а следом за ней порученец.

– Шеро, у меня в вашей резиденции средь бела дня сперли очень важную вещь… – выедающим душу голосом начала Филенда, но вдруг осеклась и радостно объявила: – Да вот же оно! Нашлось, хвала светлым богам!

По-хозяйски взяв шест с фанерным кругом, поинтересовалась:

– Вора-то поймали?

Орвехт никогда еще не видел Зинту настолько обескураженной. Лекарка уже собралась извиняться, но Крелдон ее опередил:

– Филенда, зачем тебе это?

– А я с этим, Шеро, на улицу пойду! На бульвар Шляпных Роз, в самое людное время, когда все туда тянутся на променад. Встану там и подниму повыше, народу буду показывать, чтобы все это увидели!

Ривсойм потрясенно разинул рот. Лекарка, напротив, выглядела профессионально сосредоточенной: она теперь смотрела на Филенду пронизывающим взором служительницы Тавше, определяя признаки душевного расстройства.

Суно искренне посочувствовал коллеге Шеро: если его пожилая кузина тронулась умом, вступит в силу завещание, лишающее наследства остальных членов семьи, и клянчащие денег бедные родственники Крелдону обеспечены.

– Ты, старая дура, совсем рехнулась? – спросил безопасник севшим от шока голосом.

– Да у меня соображения побольше, чем у иных других, которые Тейзургу подражать всегда-пожалуйста готовы! – огрызнулась Филенда. – Я возле его особняка встану, буду против всяческого срамотизма протестовать! Нас таких много туда придет! – Глаза у нее сияли, словно речь шла о званом обеде. – У нас общество – Гильдия благочестивых горожан в защиту нравственности! Мы будем бороться со срамотизмом и привлекать к нему внимание общественности, чтобы все нас поддержали. Шеро, ты выделишь нам в помощь полицейских и денег на расходы нашей Гильдии?

– Гм… Присядь, Филенда, сейчас мы с тобой обсудим все эти вопросы. Ривсойм, приготовь для дамы чашку шоколада, разговор нам предстоит основательный. А ты, Суно, проводишь Зинту да возвращайся сюда.

В залитой солнцем приемной с панелями темного дерева и мозаичным полом Орвехт вполголоса спросил:

– Есть признаки безумия?

– Нет, – растерянно глядя на него, прошептала лекарка. – Она в своем уме, вот это и удивительно…

«Вывод Зинты – она не сумасшедшая», – сообщил Суно Крелдону мысленным посланием.

Угощаясь шоколадом и засахаренным миндалем, Филенда рассказала двум дознавателям, что началось все с Дирвена. Она приходила к нему, как представительница богоугодного попечительского общества, в котором состоит уже несколько лет. Члены этого общества навещают больных малоимущих горожан, приносят им гостинцы и слова утешения во славу Кадаха и Тавше. На вопрос, зачем ее понесло к первому амулетчику Ложи, Филенда с медовой улыбкой ответила, что он ведь тоже стеснен в средствах, вот и решили его проведать.

Дирвен вначале грубил, потом похвастался перед ней книжкой про другой мир: мол, там были такие борцы за нравственность, по сравнению с которыми «ваши здешние нравоучители – плюнь да разотри». Филенда, хоть ей и стало неприятно от его неуважительных речей, заинтересовалась и начала выспрашивать подробности. Записала название книжки, купила в лавке такую же, а после сделала доклад на чаепитии своего общества.

Всем это очень понравилось, в особенности Шаклемонгу, и они решили, что у иномирцев есть чему поучиться. Дирвен тоже загорелся участвовать, он-то и предложил для начала устроить манифестацию перед особняком Тейзурга на бульваре Шляпных Роз. И по секрету намекнул, что Тейзургу все равно не жить, Ложа намерена от него избавиться – поэтому, когда они туда придут, никто их гонять не станет.

На этом месте Шеро, сохраняя на лице непроницаемое выражение, шевельнул кистями рук, точно сворачивал кому-то шею, а Суно вздохнул сквозь зубы.

Филенда добавила, что Дирвен привлек в их ряды кое-кого из амулетчиков, которые готовы пойти за ним хоть в огонь, хоть в воду.

Беседуя с воодушевленной активисткой, решившей, что влиятельный кузен на ее стороне, Крелдон параллельно отправлял указания своим людям. Орвехта он держал в курсе. Распоряжения касались арестов, а между тем Филенда, ни о чем не догадываясь, сдала еще и балбесов-школяров, до которых Шаклемонг Незапятнанный долгое время пытался достучаться со своими поучениями. В этот раз достучался: недоросли оценили возможность пугать прохожих и кричать оскорбления в адрес тех, на кого укажут. Новоявленная Гильдия в лице Дирвена Корица, Шаклемонга Незапятнанного и Филенды Крелдон посулила им полную безнаказанность.

Шеро велел юнцов тоже задержать и в каталажку, всех до единого. На памяти Орвехта в последний раз он был настолько же зол после пергамонского инцидента, случившегося прошлой весной.

Когда Филенда выложила все без остатка, ее хватил удар. Мозговое кровоизлияние – видимо, по причине перевозбуждения, определил срочно вызванный маг-медик. Больная осталась в здравом уме, все слышит и понимает, координация движений со временем восстановится. Правда, почти никаких шансов, что она снова начнет связно разговаривать.

Вот так-то, коллеги. Если бы Суно не догадывался, чем все закончится, он мог бы и не заметить тончайшего, как скольжение подхваченной ветром паутинки, поражающего заклятья. Шеро Крелдон был не только службистом, интриганом и влиятельным чиновником Ложи, но еще и одним из самых искусных магов по части колдовства такого рода.

Дирвена доставили к разъяренному начальству ближе к вечеру, после задания. Напакостить-то он напакостил, но это не отменяло того, что профессионал он уникальный: пусть сначала дело сделает, а головомойка подождет.

Не чуя беды, мальчишка вошел в кабинет развязной походкой: решил, что вызвали ради очередного безотлагательного поручения.

– Садись и пиши список, – велел Крелдон.

– Какой список? – в недоумении уточнил первый амулетчик.

– Кому еще успел слить информацию, которая идет под грифом «для служебного пользования».

Дирвен несколько раз хлопнул пушистыми соломенными ресницами, однако в глазах у него, как показалось Орвехту, мелькнуло понимание. Знает, поганец, что рыльце в перьях.

– Накрыли мы твое тайное общество, – тяжело глядя на него, сообщил безопасник.

– Оно не тайное! Мы собирались открыто выступить и заявить о себе на бульваре ШляпныхРоз…

– И порадовать горожан нарисованной задницей?

– Так это в знак протеста против всяческого срамотизма!

– Где ты откопал этакое дурацкое словечко? Ни в одном словаре его нет.

– Теперь будет, – с вызовом буркнул Дирвен. – Это я придумал.

– А служебную информацию зачем разгласил? Ты же в курсе, что это должностное преступление?

– Чтобы людей убедить, а то некоторые боялись идти.

– И убедил ведь, – хмыкнул Суно.

– Пообещав им защиту со стороны полиции и Ложи, – дополнил Крелдон. – Не подумал о том, что подвергаешь риску своих соратников? Боюсь, коллега Тейзург невысоко оценил бы ваше изобразительное творчество.

– Если бы он полез, я бы оказал ему противодействие, а там бы наши набежали, и мы бы его все вместе поимели, – без запинки, как на зачете, отрапортовал Дирвен.

После паузы Шеро тоскливо вздохнул:

– Эх, коллега Суно…

– Знаю, знаю, – в тон ему отозвался Орвехт. – Надо было не вытаскивать из речки, а притопить. Мой просчет. Дирвен, ты отдаешь себе отчет в том, что бульвар Шляпных Роз в придачу с окрестными кварталами после такой стычки, по всей вероятности, лежал бы в руинах?

– Зато избавились бы от этой сволочи, – угрюмо процедил виновник. – Насовсем.

– Не факт, что избавились бы, – сухо возразил Орвехт. – И даже если бы – не факт, что насовсем.

– Согласно секретной инструкции, с которой ты ознакомил несколько десятков городских недоумков, решающие действия ожидались от другого фигуранта, – напомнил Крелдон. – Кстати, прими к сведению, что упомянутое распоряжение аннулировано. Коллега Тейзург – глава дружественного Ларвезе сурийского государства и наш деловой партнер, покушения на него наказуемы законом.

– Почему? – голос парня дрогнул от обиды.

– Потому. Ты исполнитель, твое дело – выполнять приказы и соблюдать дисциплину.

Амулетчик на это ничего не сказал, но дерзко сощурился.

– За попытку нарушить общественный порядок на бульваре Шляпных Роз твои сообщники понесут ответственность. Считай, ты втравил их в неприятности.

– Мы не порядок нарушать собирались, а против срамотизма бороться! Ну, я имею в виду, бороться за общественную нравственность. Как в том мире, о котором Баглен Сегройский в своей книжке написал – вы, что ли, не читали?

– Представь себе, мы тоже читали Баглена Сегройского, – сказал Орвехт. – И в отличие от тебя дочитали до конца. Давай-ка посмотрим, кого ты навербовал. Во-первых, Филенда и другие такие же дамы, которых хлебом не корми, только дай посудить других. Во-вторых, нравоучители вроде Шаклемонга. Сколько мне приходилось наблюдать деятелей такого сорта, чаще всего оказывалось, что это люди со своей гнилью в душе, притом с сильной потребностью кого-нибудь преследовать и подвергать мучениям. Когда Шаклемонг говорит, что он бы одних живьем сжег в печи, а других обмазал дегтем и подвесил вниз головой, я ему, знаешь ли, верю. При попустительстве властей и поддержке толпы он бы и впрямь так поступал. Нравственность для таких, как он, – оправдательный предлог и удобный инструмент. В-третьих, к вам прибились недоросли из тех, которые всегда рады над кем-нибудь поглумиться. Этим не важно, за что бороться, за нравственность или за ее противоположность – все едино. Главное, чтобы не было спросу, а вы им как раз это и наобещали. Вы же прекрасно понимаете, что Тейзург вам не по зубам – следовательно, собирались нападать на тех, кто не сможет дать отпор?

– На его подражателей-срамотистов, – глядя исподлобья, процедил Дирвен. – На тех, кто заслужил!

– На тех, кто не сможет дать отпор и станет легкой добычей для вашей банды.

– Мы не банда, а гильдия общественников! – Мальчишка начал злиться, его голос зазвучал ломко и отрывисто. – И люди у нас в гильдии благоустремленные и высоконравственные, а не такие, как вы говорите!

– Каких ты словечек от новых друзей нахватался… Благоустремленные и высоконравственные люди – это те, кто честно живет, судит себя, а не других, помогает тем, кто в этом нуждается, совершает добрые поступки. И хвала богам, что среди нас такие есть. Это Зинта высоконравственная – она только тем и занимается, что лечит людей и носит еду малоимущим пациентам. Или возьми Хантре Кайдо и Зомара Гелберехта – оба рискуют жизнью и готовы драться насмерть, когда надо кого-нибудь спасать. Смотри на поступки – только они имеют значение. А ты собрал под свои знамена последнюю дрянь, какую не во всякую воровскую гильдию возьмут, потому что побрезгуют. Самому-то не противно?

– Так другие не пошли, только эти, – буркнул амулетчик, по-детски щурясь, словно вот-вот разревется. – Зато они, какие бы ни были, готовы бороться против Тейзурга за нравственные идеалы!

– Ты меня слушал или сидел тут, заткнув уши? Не за идеалы они будут бороться, а кормить своих внутренних демонов, используя пресловутую нравственность в качестве колюще-режущих столовых приборов.

– Слушал! Насчет Зинты и Гелберехта я согласен, их можно уважать, а Хантре Кайдо надо в каторжную тюрьму заодно с Тейзургом!

– Надо полагать, в благодарность за то, что он спас тебя, твоих близких и всех остальных в «Золотом подсолнухе»?

– Так он же по найму, деньги зарабатывал… – отведя взгляд, неприязненно процедил Дирвен, а потом снова вскинул голову, тряхнув отросшими вихрами: – И не передергивайте мои слова, не за это, а за то, что они с Тейзургом два башмака пара! С такими нельзя иначе. Он же не смылся вовремя из этой поиметой гостиницы, хоть и видящий восемь из десяти. Я не видящий, поэтому ушел… Тьфу, то есть, наоборот, несмотря на это, я ушел, а он остался! И Тейзурга он так и не убил, хотя в секретном распоряжении было сказано, что убьет. С этим надо бороться, и власти того мира, про который написал Баглен Сегройский, это понимали, а у нас еще не поняли… Там борцы за нравственность объединились и требовали своего, и власти их поддерживали, не то что у нас.

– Это верно, тамошние власти допустили такую печальную ошибку, серьезно подмочив свою репутацию в глазах более-менее разумных подданных. Недаром же говорят: не тот дурак, кто съел два жбана огурцов, а тот дурак, кто их ему дал. Ты и в самом деле рассчитываешь, что Ложа совершит такую же глупость – при том что мы тоже читали Баглена Сегройского?

– Значит, вы эту книжку не поняли! – запальчиво возразил Дирвен. – Власти должны помогать нам и финансировать, иначе все начнут жить, как Тейзург, потому что посмотрят на него и сами такие же станут!

– Вот даже не знаю, что хуже, когда балбесы вроде тебя не обучены грамоте – или когда они научаются читать и давай все на свой лад перетолковывать, – проворчал молчавший до сих пор Крелдон.

Они с Орвехтом на допросах нередко работали в паре: коллега Суно ведет разговор, а коллега Шеро в это время изучает собеседника, отслеживая с помощью особых магических приемов эмоции, намерения, скрытые душевные движения.

– Подражателей у Тейзурга не так уж много, – продолжил Орвехт. – Остальные смотрят на них со стороны и продолжают жить по-своему. Истинное бедствие – это когда появляются такие, как вы, начинают баламутить общество и стравливают тех и других. Вот тогда, при достижении некой точки кипения, возможно все что угодно.

– Было бы возможно, кабы мы это допустили, – тяжело припечатал Шеро Крелдон. – Посидишь на гауптвахте, да без книжек, раз они тебе впрок не идут. Срамотизм был бы, если б ваша малахольная банда пошла по улицам с этакими картинками. – Он кивнул в угол, где стоял конфискованный у Филенды шест с разрисованным кругом.

– Это наша борьба! Мы все равно будем показывать и рассказывать, что такое срамотизм, и обо всех безобразиях Тейзурга, и про то поимелово в гостинице, чтобы каждый знал, от чего надо оберегать неокрепшие умы!

На пороге кабинета появились вызванные мыслевестью службисты.

– Заберите у него все амулеты – и на гауптвахту.

– Стало быть, чтобы защитить от влияния неокрепшие умы, для начала надо всем и каждому рассказать в подробностях о безобразиях Тейзурга? – спросил Суно.

– Да! Потому что должны же люди знать о том, про что им говорить и читать запрещено, чтоб они сами такие не стали… И мы так и сделаем, чтобы до каждого донести правду и всех поднять на борьбу! Мы будем добиваться, чтобы о Тейзурге и его делах даже упоминать было запрещено!

– На хлеб и воду его, – сумрачно распорядился Крелдон.

– По твоей логике, сначала надо всем рассказать – и каждой старушке, что сидит с вязанием у окна, и каждому малолетнему школьнику – а потом запретить? – уточнил Суно.

– Ну да! В том мире так и сделали, написал же об этом Баглен Сегройский, и правильно сделали…

– Вообще ему жрать не давайте, пока не поумнеет! – рявкнул вслед маг-безопасник.

– Ты хочешь уморить его голодом? – скептически уточнил Орвехт, когда дверь закрылась.

– Хочу выпить чего-нибудь покрепче кофе, – проворчал душитель свободы Шеро Крелдон, доставая из шкафчика запечатанную бутылку с золоченой эмблемой винодельни. – И за какие грехи боги посылают нам дураков?

– Грехов-то у нас с тобой немало за время службы накопилось – видно, за то и посылают. Лучше давай порадуемся, что мы этих деятелей накрыли до того, как они успели бучу в городе поднять.

– И коллеге Снарвехту нынче будет радость. – Безопасник достал два тяжелых граненых бокала, разлил вино. – Получит он подкрепление, за коим приезжал. Тех амулетчиков, которых Дирвен в свою шайку сманил, я к нему в пограничье отправлю: пусть с нечистью на болотах воюют, а не в столице куролесят. С остальными посмотрим, что делать… Самое печальное, что их немало – с полсотни ведь набралось за короткий срок, и стало бы еще больше, ежели бы мы это дело своевременно не прихлопнули.

– Когда это дураков было мало? – хмыкнул Орвехт, пригубив изысканное марочное вино.

– И то верно. Зато мы оперативно сработали, за это и выпьем.

«Хотя бы она не влипнет…»

Он больше не был видящим восемь из десяти, но кое-что осталось при нем. Так, он знал наверняка, что Хеледика жива и здорова, только находится очень далеко. На северо-востоке. И хорошо, что она сейчас в дальних краях. В Аленде что-то назревало, а он даже приблизительно не мог определить, что это будет, каким образом случится, от кого зависит. Кружил по городу, а по ночам забирался на крыши, поближе к звездам, но это не помогало.

Иногда рядом с ним на коньке крыши устраивался лохматый белый пес. Если их замечали снизу люди – показывали пальцами, смотрели, переговаривались. Некоторые начали оставлять на чердаках еду, и это было кстати: не надо заботиться о пропитании.

Однажды его разыскал Шнырь. Хантре его еле видел, словно гнупи был соткан из цветного тумана: смуглое лицо с большим вислым носом, голова покрыта черной щетиной, зеленая курточка с золотыми пуговицами, линялые штаны, тупоносые деревянные башмаки. За спиной висел сшитый из разноцветных лоскутьев матерчатый ранец.

«Если я все-таки могу разглядеть этого паршивца, который благодаря чарам Тейзурга даже для магов невидим, дела не так плохи», – подумалось Хантре.

– Чего ты, Крысиный Вор, домой не идешь? – сварливо спросил визитер. – Господин по тебе скучает, а мы, конечно, рады-радешеньки, что ты убрался, но тоже скучаем… Глянь, я тебе вон чего принес!

Он поставил на пол и открыл ранец: там был блестящий иномирский термос и бутылка сливок.

– Тебя прислал Тейзург?

– Нет, я сам до тебя пошел. Несмотря на то что ты отнял и погубил мою крыску! Несколько дней и ночей я тебя, ворюгу, выслеживал. Кофе сварила тетушка Старый Башмак, а сливок мы нацедили на кухне, мы даже плевать туда не стали. Господин из-за тебя тоскует и злится, нам боязно… Возвращайся, а?

– Возвращаться не собираюсь, но мне надо кое-что обсудить с твоим господином. На днях зайду.

– А насовсем останешься?

– Нет.

– Ты рыжий ворюга и подлый крысокрад! – обозвал его расстроенный Шнырь. – Бутылку можешь с крыши кому-нибудь на голову скинуть, хе-хе, весело будет, а господский термос не вздумай присвоить, как мою крыску, – тут оставь, я потом заберу.

Хантре пил кофе в чердачных потемках, глядя на месяц в слуховом окошке, и думал о том, что он как будто идет по хрупкому мостику над пропастью… Но какой, к черту, мостик, если того и гляди начнется землетрясение.

Поесть ему все-таки принесли, куда ж они денутся. Вначале – хлеб и воду, а потом, как возникла в нем нужда, стали кормить досыта. Они ведь понимают: ослабевший от недоедания амулетчик может и удар пропустить, и голова у него не вовремя закружится… Только оставили, придурки, без сладкого и без пива, как наказанного пятилетку.

Держали его по-прежнему на гауптвахте, но это хорошо, а то бы Щука ему дома все потроха сожрала. Они с мамой к нему приходили, и мама плакала, а Глодия ругалась. Борьбу за нравственность она не оценила: мол-де это заумь и дурь, а в большом городе, известное дело, всякие живут по-всякому, сплошная ярмарка с балаганом, и ежели это запретить, скукотища настанет. Щучья порода, что с нее взять – никаких моральных устоев.

Еще его навестил Орвехт, толковал, что, если хочешь изменить мир к лучшему, начни с себя. Дирвен на это ответил, что придурок он, что ли, с себя начинать, когда гляньте вокруг – полно тех, кого надо взять в оборот и переделать, пока не поздно. Учитель Суно посмотрел на него невесело, как на похоронах, и высказался в том смысле, что вынужден признать – его логика против дирвеновой логики бессильна.

– Это потому, что я же прав! – угрюмо пробормотал Дирвен, когда дверь за магом закрылась.

Невыносимо было думать о том, что Госпожа Развилок, которую правильнее называть Рогатой Госпожой, опять над ним посмеялась. Это ведь она подстроила, чтобы Дирвен уехал в тот вечер из «Пьяного перевала»! А если б он там остался… Все же знают, что один раз не в счет. А придурка Хантре за дверь бы взашей вытолкали, зачем им какая-то рыжая сволочь. Но Рогатая любит подсовывать такие развилки, что или повернешь не туда, или пройдешь мимо и узнаешь об этом уже после, когда впору только локти грызть и думать: «вот если бы…»

Бесился и тосковал он по вечерам на гауптвахте, днем страдать было некогда: первый амулетчик Светлейшей Ложи нарасхват. На заданиях посторонних к нему не подпускали, даже заказчиков, все разговоры через магов из охраны.

В Музейное крыло королевского дворца Дирвена послали искать блуждающий артефакт – старинный, запрятанный давным-давно: на днях он «проснулся» и начал вредить, ускоряя износ мебели, половиц и оконных рам. Когда перед опальным первым амулетчиком появился кухонный слуга с кастрюлькой бульона, Дирвен про себя позлорадствовал, что придурки-сторожа недоглядели. Потом уловил присутствие нехилой магии – ясно, бульончик не простой, с его-то паров охрана и клюет носом – и мигом приготовился к бою.

– Чего надо?

– Заключить с вами сделку, молодой человек, – ответил слуга.

Его физиономию Дирвен видел впервые, но в голосе и манере говорить было что-то знакомое.

– Мы с вами встречались позапрошлым летом в Суринани. Чавдо Мулмонг, к вашим услугам.

– И что вы мне можете предложить, кроме как сдать вас начальству и получить премию? – сощурился Дирвен.

– Да полноте, не смешите меня, разве ваше начальство ценит ваши заслуги? Посмотрите-ка лучше, что я принес!

Поставив кастрюльку на подоконник – Дирвен держал защиту и готов был в любой момент отразить атаку, – Мулмонг медленно вытянул из-за пазухи бумажный пакет. Понимая, что его могут прихлопнуть, как букашку, он старался продемонстрировать безобидность своих намерений.

В пакете был золотистый головной обруч. Медальон на цепочке. И кольцо с печаткой. Арибанские амулеты?.. Откуда они у Мулмонга?

– Это латунные подделки, – пояснил визитер. – Медальон находится у вас, а вот эту копию вы дали молодым людям, которые с помощью вашего покорного слуги нашли остальное. Мы готовы передать вам подлинники, но хотим кое-что получить взамен. Речь идет об артефакте, который вы добудете шутя, когда в вашем распоряжении окажется Наследие Заввы в полном комплекте.

– Наследие Заввы? – переспросил Дирвен, выгадывая время.

Ладони у него вспотели, во рту пересохло. Слишком неожиданно, и вряд ли тут никакого подвоха…

– Так называются эти три амулета.

Мулмонг смотрел на него, сложив на животе руки: мол, теперь твой ход.

– Что вы хотите взамен?

– Старинный артефакт, который носит название «Морская кровь». Это коралловое ожерелье, хранится в сокровищнице Ложи, копию я вам покажу. Поклянитесь богами и псами, что вы отдадите мне «Морскую кровь», и тогда мы отдадим вам Наследие Заввы.

Лукавый взгляд игрока себе на уме. Этот прохиндей не внушал первому амулетчику доверия.

– Вам же соврать – плюнуть да растереть. Почем я знаю, что вы не морочите мне голову?

– Молодой человек, вы меня обижаете, я ведь знаю, кому можно морочить голову, а кому нет. Уж не думаете ли вы, что я рискнул бы обманывать будущего законного хозяина этого дворца? – Чавдо Мулмонг повел рукой, словно указывая собеседнику на обветшалое великолепие королевских покоев. – Боги и псы свидетели, я предлагаю вам честную сделку!

Побеседовать с коллегой Тейзургом Орвехта попросил Шеро Крелдон. Зинту к нему уже посылали, но Зинта – особая статья, к ней он всегда хорошо относился, а нынче надо бы выяснить, как он настроен к Светлейшей Ложе.

Суно отправился в гости после обеда. Остатки раскисших сугробов на бульваре Шляпных Роз уже убрали, большая часть публики щеголяла весенними нарядами. Сияли на солнце витрины магазинов, спицы в колесах экипажей и посеребренные шпили на башенках особняков.

Над резиденцией князя Ляраны реял государственный флаг с сине-зелено-фиолетовым змеиным узором по черному полю. Тейзург сам его придумал, после того как обзавелся собственным княжеством. Ему нравилось, а народ вначале смотрел с оторопью да бормотал обережные заклятья, но потом привык.

Когда маг Ложи остановился перед ажурной чугунной калиткой, его окликнули:

– Добрый день, коллега Орвехт.

Хантре был в своей иномирской куртке, уже изрядно потрепанной. Капюшон низко надвинут, глаза в тени.

«Надеюсь, ты не убивать его явился», – озабоченно подумал Суно.

А вслух сказал:

– И вам доброго дня, коллега Кайдо. Вы тоже сюда?

– Мне надо кое о чем у него спросить, – с досадой подтвердил рыжий.

«Небось специально караулил, когда кто-нибудь придет, – догадался Орвехт. – Ну, это я понимаю… После такого, гм, инцидента мне бы тоже не захотелось идти сюда в одиночку».

Литой узор калитки изображал змею, обвившуюся вокруг стебля цветка.

От дверей уже спешил слуга. Сообщил, кланяясь, что господин сейчас принимает ванну, но безмерно рад гостям и просит немного обождать. Проводил их в залу на втором этаже.

Окна здесь выходили на круговой балкон, уже очищенный от снега – там стояло одинокое плетеное кресло, судя по его виду, забытое с осени. Орвехт не удивился бы, если б узнал, что коллега Тейзург нарочно оставил кресло зимовать снаружи – из эстетских соображений, чтобы посмотреть, как оно будет выглядеть в разные сезоны.

– Как же я счастлив вас видеть!

Хозяин дома вышел к ним в баэге из матово-черного шелка с блестящим узором, напоминающим морозные разводы на оконных стеклах, но в черном варианте. Его удлиненное лицо с треугольным подбородком было гладким без изъянов: от шрамов, оставленных кошачьими когтями, он избавился после того, как выяснилось, что сочувствующих наберется раз, два и обчелся.

Жены и мужья тех, кто провел веселую ночь в «Пьяном перевале», не скрывали злорадства: мол, поделом эту наглую физиономию изуродовали, еще не так надо было проучить! Остальное общество с ними соглашалось – по крайней мере, на словах. Обнаружив, что эффект вышел не тот, какой предполагался – в нем видят не страдающего романтического любовника, а ходячее подтверждение тезиса, что дурные дела не остаются безнаказанными, – маг в два счета убрал рубцы.

– Хантре, ты все-таки пришел…

Похоже, обрадовался он искренне, но было в его улыбке что-то скорпионье.

– Ага, пришел поблагодарить тебя за песчанницу.

– Тем утром мы оба сказали друг другу то, чего не стоило говорить, но согласись, ночь была волшебная…

– Еще какая волшебная, – процедил Хантре. – Ты знал о том, что песчанница наведет чары, которые лишат меня способностей видящего?

– Ты о чем? – нахмурился Тейзург. – Песчанницы не владеют такими чарами… Что же ты раньше молчал, давно это случилось?

– После гостиницы. Значит, ты был не в курсе. Жаль. Лучше бы это оказалась твоя идиотская шутка. Если это подстроил кто-то другой, кому выгодно, чтобы я перестал быть видящим, – тогда дело дрянь, и боюсь, не только для меня.

– Коллега Эдмар, вы не выяснили у песчанницы, кто ее захватил и продал Бутакур-нубе? – спросил Орвехт.

Золотоглазый молчал, он ведь не из тех, кто легко сознается в своих просчетах, но, судя по выражению лица – выяснил, и сложившаяся в результате картина ему совсем не нравилась. Наконец он криво улыбнулся:

– Хантре, я решу эту проблему. Ты не мог бы некоторое время пожить на севере, за Сновидческим хребтом? Там безумно красиво весной, когда тундра цветет. Во владениях Дохрау ты будешь в безопасности.

– Кто за этим стоит?

– Лорма. – Он покаянно развел руками. – У этой кровопийцы к тебе счет. Помнишь, я рассказывал? Я разберусь, а ты отправляйся пока на Северный полюс. Твой старый ледяной дворец до сих пор там стоит – может, еще два-три таких же построишь?

«И мы с коллегами хороши, – подумал Суно. – Надо было не оставлять песчанницу наследнику Бутакур-нубы на расправу, а забрать для дознания».

– Иди ты сам на Северный полюс, – огрызнулся рыжий. – Или куда угодно. Я в отличие от тебя наших прошлых встреч не помню, но почему-то мне кажется, что все это вполне в твоем духе.

– Но согласись, иначе было бы скучно. – Тейзург, уже овладевший собой, ухмыльнулся. – Игра обязана быть интересной. Кстати, все прочее, кроме способности видеть – при тебе? Если нападут, сможешь дать отпор?

– Сейчас проверим.

Пол под ногами дрогнул, оконные стекла задребезжали. С карнизов пластами обвалилась пышная изысканная лепнина, а громадный камин, отделанный белоснежным мрамором, пошел трещинами.

– Вроде все при мне, – бросил Хантре. – Надеюсь, что больше наши дорожки не пересекутся. Прощай.

– Подожди! – крикнул вслед Тейзург, но рыжий не оглянулся.

Шаги на лестнице затихли, внизу хлопнула дверь.

Орвехт тем временем отправил мыслевесть Крелдону.

– Что ж, теперь снят вопрос о его зарплате за два последних месяца, – кисло заметил Эдмар. – Удержу за порчу имущества. Это «прощай» так душераздирающе прозвучало… Коллега Суно, не хотите вместе со мной напиться вдрызг?

– Напиться – увольте, мне еще на службу, но от бокала доброго вина кто ж откажется?

– Тогда присаживайтесь. – На его лице появилась подкупающая улыбка непонятого хорошего человека – не знай Орвехт, что за стервец перед ним, принял бы за чистую монету. – Останемся здесь, не возражаете?

В одной из оконных рам со звоном осыпалось треснувшее стекло, по зале пронесся свежий ветерок. Маг Ложи устроился в кресле, перед тем смахнув с сиденья штукатурку.

– Я не мог поступить иначе, – доверительно сообщил Эдмар, когда пригубили вино. – Что мне оставалось делать? Других вариантов не было, и это позволило Лорме переиграть меня, но игра еще не закончена. Эта древняя пиявка пожалеет о том, что бросила мне вызов. Согласитесь, коллега Суно, любовь извиняет все.

– Не могу согласиться, коллега Эдмар. Не извиняет. Я бы сказал, что в любви так же, как в работе лекаря, должен действовать принцип «не навреди».

– Забавная точка зрения, но на это можно возразить…

Что у него были за возражения, Орвехт так и не узнал, потому что в следующий момент залу тряхнуло – и куда сильнее, чем в первый раз. Остатки оконных стекол звенящим дождем хлынули на пол. Из бокалов выплеснулось вино. Камин раскололся, словно по нему ударили кувалдой.

– Это он слегка перегнул, не находите? – Эдмар выглядел скорее заинтригованным, чем озабоченным.

Суно не успел ответить – за вторым ударом последовал третий. С крыши с грохотом посыпалась черепица. Ляранский флаг тоже свалился, вместе с куском шпиля, и раскинулся на балконе шевелящимся фиолетово-сине-зелено-черным полотнищем.

– Он решил развалить мой дом? – тоном ироничного театрального зрителя произнес Тейзург.

Стремительные шаги – и в проеме появился Хантре. Капюшон был откинут, темные глаза тревожно светились на побледневшем лице.

– Ты немного переусердствовал с эффектами, – дружески заметил хозяин особняка. – Надеюсь, от бокала вина не откажешься?

– Не до вина сейчас. Это сделал не я.

– Честно говоря, я уж начал бояться, что ты ушел насовсем, и мне только и осталось, что сидеть посреди этих руин да слагать стихи о Крысином Воре, который у Шныря украл крыску, а у меня – сердце…

– Ты слышал, что я сказал? Это. Сделал. Не я. Ключевое слово – частица «не», понял? По-моему, началось.

– Ты меня не разыгрываешь?

– По-твоему, пришел бы я сюда ради розыгрыша?

– Поверь, если бы это было возможно, я был бы безумно счастлив. – Он улыбнулся Хантре с искренней теплотой и сожалением (каков мерзавец, оценил Суно), а потом враз стал трезвым, злым и собранным, словно поменял маску. – Мой дом магически защищен, и я не знаю никого, кроме тебя, кому по силам пробить эту защиту…

– Смотрите! – Орвехт указал на обрамленный остатками стекол оконный проем.

В небе что-то происходило. Вначале на пустом месте откуда ни возьмись расплылось облако, похожее на кляксу, потом на полуденной лазури стали одна за другой появляться кривые белесые буквы, сложившиеся в надпись:

Ну что даждались предурки? В Сонхи теперь есть Властилин!!!!

– О, нет… – с мученической гримасой процедил сквозь зубы Тейзург. – Боги и демоны, только не это!

2013–2015

Приложение Волшебный народец мира Сонхи

Амуши

Живут в пустынях, полупустынях и степях. Ростом с людей, похожи на огородные пугала. Ступни у них больше человеческих, костлявые руки свисают ниже колен, на пальцах острые когти, вместо волос трава. Их лица, гротескно худые, напоминают обтянутые кожей черепа, но при этом очень пластичны и способны на самые невероятные гримасы. Голоса, независимо от половой принадлежности, высокие и тонкие.

Амуши агрессивны, любят кривляться, передразнивать, жестоко шутить над людьми. Всеядны, но всему остальному предпочитают свежую кровь и мясо.

Находясь среди людей, скрываются под мороком невидимости, но маги, ведьмы и вооруженные артефактами амулетчики все равно их видят.

Болотный дед

Похож на длиннорукого старика, живет в болотной трясине, при случае может кого-нибудь туда утащить.

Варфел

Обитают в северных краях, похожи на косматых зверей с сосульками вместо шерсти. Зимой носятся по снежным просторам, гоняются за санями, нападают на людей, летом уходят в горы и прячутся в ледниках.

Вурван (вурвана)

Сонхийские вампиры. Чаще всего это бывшие люди, в силу тех или иных причин ставшие волшебными существами. Пьют кровь. Сытого вурвана не отличить от человека, голодный похож на высохшую клыкастую мумию. Не в пример земным вампирам солнечного света не боятся.

Вывырик

Вывырики похожи на ежей с человеческими рожицами, обутых в крохотные башмачки. Заводятся при человеческом жилье, возятся в темных углах, топают, шуршат. Скорее досаждают людям этими звуками, чем пугают по-настоящему.

Гнупи

Уродливые человечки небольшого роста, с длинными набрякшими носами сизого цвета и черной щетиной вместо волос, их еще называют черноголовым народцем.

Выбираются колобродить по ночам, днем отсиживаются в подполье: солнечный свет слепит им глаза. Гнупи носят тяжелые деревянные башмаки, красные или зеленые курточки и все равно какие штаны (для гнупи главное – курточка любимой расцветки, а штаны сойдут любые). Всеядны. Пакостливы.

Живут рядом с людьми, в подвалах, заброшенных постройках, городских подземельях. Людям вредят с удовольствием, но, по Условию, не могут убивать или мучить домашних животных.

Грикурц

Грикурцы – лесная нечисть. Выглядят как маленькие уродцы в мясистых бледных шляпках, перебегают с места на место, невнятно бормочут, хихикают, могут притворяться грибами.

Стараются напугать и заморочить прохожего, чтобы загнать его в чащобу, где человеку недолго сгинуть. Питаются телесными соками и частицами плоти, попавшими в почву, для этого у них вырастают из ступней корешки, похожие на нити грибницы, которые они могут выпускать либо втягивать обратно.

На зиму впадают в спячку в укромных зачарованных норах, натащив туда побольше хвои, сухой листвы и мха.

Джуб

Они ростом с людей. Лысы и темнокожи, как лилово-черные баклажаны, вместо носов у них длинные тонкие хоботки. Питаются жуками, пауками, мухами, мелкими ящерицами.

Любой джуб – заядлый игрок и всегда таскает с собой принадлежности для какой-нибудь настольной игры. Между собой джубы тоже могут играть, но куда больше их тянет сыграть с человеком, ради этого они идут на всякие ухищрения, обманывают, угрожают. Главное для них не выигрыш, а наслаждение от самого процесса.

Находясь среди людей, джубы используют чары личины, но маги, ведьмы и амулетчики смогут увидеть их истинный облик. Вдобавок джубов выдают гнусавые голоса, которые им никак не изменить.

Древон

Хищные волшебные твари, прикидываются засохшими деревьями. Древоны могут перемещаться с места на место, у них цепкие лапы, которые выглядят как ветви и корни. Водятся в загородной местности, чаще всего в лесах и перелесках. Присутствие древонов благотворно влияет на обычную растительность.

Жлява

Этот народец обитает в приморских зыбучках и заманивает свои жертвы красивыми раковинами, съедобными моллюсками, выброшенными на берег вещицами. Подойдешь поближе, захочешь подобрать – и песчаная почва заколеблется, расступится, а жлявы уже тут как тут. Они похожи на невысоких уродливых женщин с лягушачьими лапами вместо ступней, кутаются в старые рыбацкие сети, их длинные пальцы с четырьмя фалангами напоминают членистые ножки насекомых. Жлявы питаются воспоминаниями своих пленников, заставляя человека снова и снова вспоминать то, что вызвало у них интерес. На шеях носят нитки жемчуга: кто отнимет у жлявы ее жемчужные бусы, тот легко разбогатеет, но так же легко он может и потерять все нажитое.

Козяга

Козяги похожи на облачка серого пуха на тонких паучьих ножках. Обитают по соседству с людьми. Прячутся под шкафами и кроватями, за диванами и креслами, по углам в чуланах и сараях. Пугают, прикидываясь в потемках какими-нибудь страшными существами.

Крухутак

Выглядит как несуразная помесь человека и птицы. Грудная клетка голая, человеческая, вместо рук длинные крылья. От пояса до лодыжек все покрыто серовато-черными перьями, строение ног, как у людей, однако ступни напоминают когтистые курьи лапы. На тощей шее маленькая лысая головка. Глаза словно у человека, а ниже – мощный клюв длиной с локоть, слегка загнутый на конце.

Крухутаки знают все на свете, но чтобы птицечеловек поделился информацией, надо сыграть с ним в три загадки (на каждую дается три попытки). Отгадавшему крухутак ответит на любой вопрос (одна игра = цена одного вопроса), неотгадавшему расколет своим страшным клювом череп и съест мозги. Согласно непреодолимому для них Условию, крухутаки могут убивать только тех, кто вызвался на игру и проиграл. Еще они способны наводить порчу, от которой жертва в считаные дни погибает, покрывшись перьями и запаршивев, но это, по Условию, грозит лишь тому, кто попытается силой вынудить крухутака поделиться знаниями без игры. Изредка бывает, что они сами предлагают ответ на вопрос в уплату за спасение своей жизни или в качестве компенсации за ущерб.

Куджарх

Волшебное животное. Водится в пустыне Олосохар. Туловище охватом с бочку, длиной в десять-двенадцать шагов, по бокам четыре пары коротких мощных лап, больше приспособленных для прыжков, чем для бега. Подслеповатые глаза – пара бугорков на складчатой морде. У куджарха плохое зрение, зато чрезвычайно тонкое обоняние и острый слух.

Пасть у этой твари такая, что человек поместится. И небо, и язык величиной с одеяло усеяны зубами, из челюстей торчат клыки. Сожрать может кого угодно, но предпочитает девственниц.

На поверхности они передвигаются прыжками, а в толще песка плавают, как рыбы, извиваясь всем телом и работая кожистыми плавниками, которые в расправленном виде похожи на веера.

Бывает, что заболевший куджарх селится на одном месте и большую часть времени проводит в спячке.

Куджархи свирепы, но трусливы: напуганная тварь мигом закапывается в песок. Если плененный куджарх вырвется на свободу в незнакомой обстановке, он, вероятнее всего, тоже попытается зарыться, куда получится, хотя бы в землю, другое дело, что земля – не песок, в нее просто так не нырнешь.

Осужарх

Обитает в пустыне Олосохар. Голодный осужарх прикидывается зеленым оазисом среди барханов, с кустарником и колодцем.

Когда жертвы заходят на территорию «оазиса», в нем раскрываются провалы, которые в два счета заглатывают людей и животных. Растения и колодцы после этого становятся похожи на перекошенные театральные декорации, так как на самом деле это всего лишь наросты на спине громадного существа, затаившегося под песком, – и вдобавок тут действуют чары, придающие им привлекательную для людей видимость. Насытившись, осужарх засыпает, мнимый оазис в это время выглядит безжизненным. Проголодавшись, он снова пускает в ход чары и притворяется островком зелени, чтобы кого-нибудь заманить.

Песчанница

Песчанницы – прекрасные русалки пустыни Олосохар, они танцуют на барханах, заманивая людей, чтобы угоститься теплой кровью. Их длинные волосы лунного цвета во время танца развеваются и колышутся в воздухе, словно водоросли в воде. Для защиты от их завораживающей магии путешественники носят обереги.

Пласоха

Живут в лесах средней полосы. Их также называют лесными плакальщицами из-за пронзительно-заунывных воплей.

Выглядят они как крупные птицы с грязновато-серым оперением и человеческими головками величиной с кулак. Маленькие лица словно вылеплены из воска, на макушках торчат венчиками перья. Лапы у них узловатые, мощные, со страшными когтями, позволяющими дать отпор врагу или растерзать добычу. Питаются пласохи кровью: лакают, далеко выбрасывая длинные языки. Пролитую кровь чуют издали и слетаются на нее со всех окрестностей.

Пласохи, дожившие до трехсот лет, обретают способность разговаривать по-человечески, их голоса напоминают скрип сухого дерева.

Полуденный тенетник

Встречаются в степях и полупустынях. Выглядят как еле различимые шатры, как будто сотканные из солнечных лучей, со сплошной световой паутиной внутри. Попав в такую ловушку, жертва не сможет оттуда выбраться, и вскоре от нее ничего не останется, если только небо тотчас не затянет облаками. В пасмурную погоду, в сумерках или ночью через место, облюбованное тенетником, можно пройти без всякого риска, но тот, кто забредет туда ясным днем, обречен. Существование этих волшебных созданий прерывисто: при свете солнца тенетник есть, а в остальные промежутки времени его нет.

Пшор

Живут в подземельях или пещерах. Похожи на людей с печальными бледными лицами и шепчущими голосами. Кажется, будто у них длинные белесые бакенбарды – на самом деле это тонкие щупальца с присосками, чтобы пить кровь. Находясь среди людей, пшоры прикрываются чарами личины, но маг, ведьма или амулетчик увидят их в истинном облике.

Пшоры похищают людей, уводят в свои пещеры и заставляют работать, а также питаются их кровью, но в отличие от других кровопийц берут в меру, чтобы человек подольше оставался жив и приносил им пользу.

По Условию, увести они могут только того, кто «никому не нужен» – и речь здесь не об одиночках вообще: жертвой пшоров может стать лишь тот, кто чувствует себя потерянным, никчемным, лишним в этой жизни.

В плену у пшоров человек, опутанный их чарами, теряет последние остатки воли, внутренне цепенеет – и покорно делает все, что ему велят, а также служит для хозяев источником пищи.

Пленника все-таки можно спасти – при условии что кто-то, кому этот человек дорог, придет за ним и заберет его с собой, сумев еще и от пшоров отбиться. Но это полдела, а потом жертву надо будет расколдовать. Что-нибудь по-сказочному простое вроде поцелуя, «я тебя люблю» или «мамочки, меня убивают!» здесь не поможет, чары пшоров придется разматывать постепенно, виток за витком – это будет сложная работа, которая потребует и времени, и определенных самоограничений от того, кто за это возьмется.

Если прочего волшебного народца в Сонхи не бывает много или мало – его всегда столько, сколько заведено (к примеру, если одного джуба или крухутака убьют, вскоре народится новый джуб или крухутак), то пшоры – неприятное исключение из этого правила. Их может быть мало, а может расплодиться тьма тьмущая, и это зависит от того, в достатке ли для них пищи – то есть в конечном счете от людей.

Русалка

Длинноволосые девы с рыбьими хвостами. Живут в морях, реках, озерах. Совсем как земные русалки.

Скумон

Похож на перекати-поле с извивающимся среди спутанных бурых стеблей розоватым хоботком. В зеве хоботка острые, как иглы, зубы. Скумоны нападают на людей и животных, высасывают у них кровь и жизненную энергию за 3–4 минуты. Чем скумон старше, тем труднее его уничтожить. Обитают в степях, пустынях, полупустынях, южных лесах.

Снаяна

Снаяны встречаются там, где живут люди, просачиваются в их сны, навевают страшные или тягостные видения и понемногу вытягивают жизненную силу, отчего человек грустит и чахнет. Связываться с магами и ведьмами избегают. От снаян можно защититься с помощью специальных амулетов или заклинаний.

С виду они похожи то на клочья белесого дыма, то на сотканных из тумана женщин, иногда с какими-нибудь странными чертами в облике, легко меняют форму, в случае опасности могут растечься туманом и забиться в какую-нибудь щель. Голоса у них тихие, шелестящие.

Сойгрун

Сойгруны до пояса похожи на людей небольшого роста, макушками они по пояс взрослому человеку. Руки у них длинные, когтистые, а ноги словно у кузнечиков, благодаря чему они могут совершать головокружительные прыжки.

Эта разновидность волшебного народца обитает в равнинной местности. Они безобразничают, портят посевы, пугают и гоняют скот, иногда нападают на одиноких прохожих.

Человек может откупиться от сойгруна браслетом – не важно, из чего сделанным, хоть из веревочки сплетенным. Браслеты они любят, носят их по нескольку десятков сразу. Если не откупишься, закидают грязью, поколотят, исцарапают, могут и убить.

Стиг

Выглядят словно костяные ящерицы – вернее, зубастые скелеты ящериц размером с собаку. У них по шесть пар лап, а их подвижные длинные хвосты, состоящие из позвонков, напоминают шнурки с костяными четками. Желудков у них нет, они насыщаются жизненной энергией, разрывая жертву на куски.

Могут притворяться кучками костей где-нибудь в степи или на городской помойке, а когда добыча подойдет ближе – вскакивают и набрасываются.

Обитают в степях, пустынях, полупустынях, в поисках еды пробираются в человеческие поселения.

Топлян

Топляны живут в морях, реках и озерах, это водяной народец. Напоминают лошадей, только они зеленые, чешуйчатые, с мокрыми водорослями вместо грив и хвостов. Вблизи видно, что морды у них не конские: утыканная осклизлыми шипами жуть с выкаченными темными глазами без белков.

В воде топляны притворяются валунами и подстерегают неосторожных пловцов или рыболовов, иногда пытаются потопить не защищенную амулетами лодку, выныривая и хватаясь зубами за борт.

Чаще они дремлют на дне и нападают на жертвы в своей стихии, но бывает, что выходят на берег. Тогда они могут атаковать человека или поманить за собой в воду копытных животных – лошадей, коров, коз, верблюдов, овец, на других зверей их чары не распространяются.

Тропки волшебного народца

Больше всего в них нуждаются те существа, которые обитают бок о бок с человеком в городах и деревнях – чтобы не попадаться лишний раз смертным на глаза. Эти волшебные тропки пронизывают и оплетают людские постройки, но для людей они недоступны. Чтобы пройти по ним, человеку нужен провожатый – кто-нибудь из народца, и в придачу надо башмак с левой ноги надеть на правую ногу, а с правой – на левую.

Тугурум

Эти существа обитают в горных недрах и выползают наружу по ночам. Тугурум похож на громадную каменную колбасу. Если он не успеет вернуться под землю до рассвета – с первыми лучами солнца превратится в обыкновенный камень. Тугурумы на людей не нападают, но могут случайно кого-нибудь раздавить, поэтому лучше держаться от них подальше.

Если тугурум под воздействием солнечного света окаменеет, внутри можно найти золотые жилы и самородки, а также редкие минералы, необходимые для изготовления некоторых боевых амулетов.

Тухурва

Живет по соседству с людьми,в городе чувствует себя как дома. Чаще всего селится за компанию с гнупи в каком-нибудь подполье, в подвалах или катакомбах. В отличие от гнупи дневного света не боится. Когда появляется среди людей, использует чары личины и выглядит словно обыкновенная старушка небольшого роста.

Маг, ведьма или амулетчик видят ее истинный облик: лицо у нее морщинистое, смуглое, усыпано веснушками, длинный мясистый нос свисает до верхней губы, блестящие пронзительные глаза похожи на черную смородину. Одежка у нее ветхая, надета одна поверх другой, а сверху наброшена шаль, сплетенная пауками, и такие же паутинные кружева у тухурвы на чепце. Когда она появляется на людях, благодаря маскирующему мороку создается впечатление, что она одета, как все окружающие.

Считается, что тухурва заманивает и уводит непослушных детей, чтобы сварить их в большом котле гнупи на обед.

Унава

Северный народец, с виду похожи на людей, кожа у них белая, волосы тоже белые. Просятся к людям погреться, но, если впустишь унаву в дом – все заморозит и выстудит и потом с хохотом убежит. Носят одежду, но сами ее не шьют, а крадут с веревок или снимают со своих закоченевших жертв. Опасны зимой, летом прячутся в горных ледниках.

Флирия

Существа с радужными стрекозиными крыльями, до пояса похожи на субтильных девиц, а ниже талий у них брюшки, словно у насекомых, и тонкие суставчатые ноги, как у саранчи. Среди них попадаются и такие, что величиной с десятилетнего ребенка, и совсем маленькие, с мизинец.

Флирии людям не враждебны, но, когда они в полнолуние носятся сумасшедшими хороводами, повстречавшийся им человек побежит за ними, зачарованный, и станет добычей для каких-нибудь более опасных тварей, которые нередко сопровождают роящихся флирий в расчете на поживу.

Живут в теплых краях, в лесах, рощах, перелесках, также их можно увидеть (при условии что вы обладаете магическим зрением) в каком-нибудь южном городе – там они чаще всего сидят парами или стайками на крышах домов.

Хонкус

Пылевой народец, который носится и вьется повсюду, где ветер гоняет пыль. Хонкусы водят бешеные хороводы и швыряются сором, норовя запорошить глаза прохожему, могут запутать волосы в колтун, утащить сорванную шляпу. Они похожи на унесенные ветром воздушные шарики с нарисованными ухмыляющимися рожицами и свисающими нитками. Если поймать хонкуса за «нитку», можно потребовать, чтобы он от тебя отстал, и ему поневоле придется уступить, подчиняясь Условию. Но поймать его непросто, вдобавок для большинства людей хонкусы остаются невидимками.

Чворк

Этот народец селится в домах, рядом с людьми. Ростом они взрослому по колено, изредка встречаются и более крупные чворки. Они круглолицы, с улиточьими рожками на макушке и выступающими вперед округлыми брюшками. На спине чворк носит раковину, в которой при необходимости может спрятаться, и передвигаются они, словно улитки.

Они безобидны, зато глотают всякие мелкие вещицы, оброненные или потерянные людьми. Любой чворк – это ходячий клад, но ценность его «сокровищ» обычно невелика: монеты, булавки, ложечки, нитки, огрызки карандашей и все в этом роде.

Они избегают попадаться людям на глаза. Застигнутый врасплох чворк мигом прикинется табуретом, ведром, диванной подушкой, чтобы исчезнуть, едва человек отвернется.

Ирина Коблова (Антон Орлов) Властелин Сонхи

1. Руна Отъятия

Кем дожидался благоприятного момента, складывая из салфетки то уточку, то кораблик.

– …В этой стране все воруют, начиная с господ магов и заканчивая всяким сбродом в чайных! Я говорю – все, уж такая у нас страна! Я говорю – бежать надо из этой страны, хоть в олосохарские пески, хоть на восток за горы! Отвернешься – сопрут! Я говорю – надо было на вывеску поглядеть, а потом уже сюда заходить! «Лягушка-попрыгушка», чего и ждать! Каково название, таково и заведение! То-то часы золотые из кармана упрыгали, и тот, кто их спер, тоже упрыгал, будет он дожидаться, когда за шиворот схватят!

Тут негодующий господин заблуждался. Вор-амулетчик, который спер у него часы, пристроился рядом возле перил и с досадой теребил салфетку. Он состоял на службе у князя Ляраны, получал жалование и воровал в общественных местах ради тренировки: незаметно взял – незаметно верни на место. Ага, как же – незаметно… Шум уже поднялся, и кто другой поспешил бы унести ноги, но Кем был парнем добросовестным и собирался довести дело до конца.

Вот только потерпевший не давал ему никакого шанса – яростно жестикулируя и брызгая слюной, взывал то одному, то к другому посетителю «Попрыгушки»:

– Одно ворье кругом, порядок навести некому! В этой стране нет настоящей власти! Королевский двор – это фикция, только жируют на наши налоги! И Светлейшая Ложа, которая всю власть захапала, тоже неспособна навести порядок! Гнупи в почтенных домах кладовки разоряют, крухутаки на крышах гадят, ночью глаз не сомкнешь – снаяны слетаются, как мухи на мед, того и гляди из Хиалы демоны косяками полезут, а господа маги не чешутся, господа маги все балаболят о временных трудностях! Стране нужна сильная рука, способная навести порядок! Когда же нас, честных горожан, кто-нибудь услышит…

Раскрасневшийся от негодования провинциал в дорогом костюме стоял возле перил, лицом к столикам, и продолжал разглагольствовать, не замечая, что слушатели во все глаза уставились на что-то у него за спиной.

Оторопевший Кемурт не был исключением – вытаращился туда же, куда и весь народ.

С террасы открывался живописный вид на крыши, флюгера, шпили, трубы и башенки ларвезийской столицы. В погожие дни на Холме Лягушачьих Галерей не протолкнуться от приезжих, которые набираются впечатлений, чтобы потом сказать: «Я видел Аленду, как на ладони».

Над городом сияло весеннее солнце, плыли кучевые облака. Вдруг на пустом месте появилось еще одно облако, похожее на кляксу – словно плеснули в лазурь водянисто-белой краски – и из него начали вылепляться одна за другой корявые буквы, сложившиеся в слова:

Ну что даждались предурки? В Сонхи теперь есть Властилин!!..!

Одновременно с этим амулеты Кемурта разом тренькнули, да так, что вора прошила дрожь, и зубы заныли.

– Сдается мне, сударь, небеса вас услышали, – потрясенно вымолвил кто-то из посетителей.

– Да что ж это такое?!

– Магия, что же еще! Фокусничает кто-то.

– Студенты развлекаются, неучи безграмотные…

– Посадят их за этакое позорище правила орфографии зубрить…

– Но силища-то какая! Это ж надо – писать на небе облачными чернилами!

– Силища есть – ума не надо, огребут они за это, и поделом…

– А может, опять народец поганый балует?

– Да что вы, почтеннейший, никакой волшебный народец на такое не способен, а со студентов станется! Этим и силищу на дурное дело потратить не жалко. Небось об заклад побились…

Пока зрители ошеломленно пересмеивались и обменивались репликами, Кем сунул золотую луковку часов в карман владельцу, который с приоткрытым ртом глазел на надпись, проворно отступил и ретировался на улицу.

Холм получил свое имя от ансамбля галерей с лепными барельефами, изображавшими лягушек: одни сидели на круглых гипсовых листьях и следили за прохожими, другие, одетые как люди, танцевали, прогуливались под зонтиками, тащили корзины с покупками, читали книги, держали в перепончатых лапах чашки. Кемурт слышал, что никому еще не удавалось сосчитать их. Как будто три с лишним сотни – но точная цифра всякий раз получалась другая, словно лягушки приходили и уходили.

В галереях располагались чайные, лавки, парикмахерские, студии художников. Стены где сверкали побелкой, а где потускнели и растрескались. Лестницы в этом лабиринте были старые, истертые – смотри в оба. Кемурт на свое чувство равновесия не жаловался и мог бы сплясать на скате крыши, а все равно чуть не сверзился по ступенькам, когда в конце улочки заметил Таль. Он же столько времени ее искал!

Знакомый профиль мелькнул на мгновение, а когда она поворачивала за угол, Кем увидел длинную русую косу – и бросился вдогонку. Никаких сомнений, это она. И походка ее: легкая, быстрая, скользящая, словно ведьма Таль живет в непрерывном танце.

Встретились они прошлым летом в Абенгарте. Кемурт прятался от Надзора за Детским Счастьем, который чуть не забрал его у деда с бабушкой. Ютился на чердаках, пробавлялся мелкими кражами. Не будь он амулетчиком, его бы сцапали, однако милостью воровского бога Ланки он уходил и от полицейских облав, и от городских бандитов. Попросту избегал ненужных встреч, по этой части он всегда был мастер.

Таль приехала в Абенгарт из Аленды вместе с ресторанной артисткой Нинодией Булонг, которая хотела стрясти деньжат с бывшего любовника. Тот засадил свою старую пассию в тюрьму, а Талинсу, которая вовсе не была их дочерью, сплавил Детскому Счастью. Во всяком случае, такие выводы сделал Кемурт.

Ведьма из приюта сбежала, тогда-то они и познакомились, но потом их дорожки разошлись. Кем нет-нет, да и вспоминал Таль. Надежный товарищ, рассудительная, не вредная, находчивая – вдобавок она из тех, с кем всегда легко: и когда идешь на дельце, и когда молча сидишь рядом на крыше, слушая доносящийся снизу городской шум.

Минувшей осенью его взял на службу Тейзург – могущественный древний маг, которому понадобился вор-амулетчик. Гуляя по Аленде, осматриваясь и осваиваясь, Кемурт цеплялся взглядом за каждую девичью фигурку, издали похожую на Таль, но всякий раз это оказывалась не она.

Если ищешь ведьму, для начала выясни, какая это ведьма: что дает ей силу и что ей подвластно. Бывают ведьмы каменные, тряпичные, воздушные, травяные, ледяные, просяные, молочные и много какие еще. Таль не расставалась с матерчатой куколкой, которую носила в кармане или за пазухой, но что зашито в этой куколке, никто не знал. А подвластен ей всякий подножный сор на песчаных дорожках, строительный раствор, скрепляющий кирпичную кладку, мелкие камешки, песок на морских пляжах. Когда они отправились выручать Нинодию, завороженный песок полз следом за ними, словно громадная шуршащая змея. У Кема, прирожденного логика, завелось одно предположение насчет того, кто такая Таль на самом деле, но он всей душой надеялся, что это не так.

Хвала Двуликой и Хитроумному, сегодня он наконец-то ее встретил. Только почему она убегает?

– Таль!

Оглянулась через плечо, но не остановилась.

– Таль, подожди!

Повернула за угол. Главное, не потерять ее в толчее.

Как будто сокрушительный вихрь разнес человеческое жилье вдребезги, а потом опять сложил обломки, словно мозаику. Все как было, но стены, колонны и потолок рассечены трещинами, окна и зеркала скалятся остатками разбитых стекол, мебель запорошена пылью, расколотый пол усыпан кусками штукатурки и лепнины, а свалившаяся люстра напоминает кучу «несметных сокровищ» из театрального реквизита.

Дворец Тейзурга держался на честном слове и на заклинании, которое сплел его хозяин. Когда заклинание иссякнет, все развалится. Между тем удары не прекращались: можно подумать, кто-то лупит по зданию со всей дури гигантским невидимым молотом.

– Дорогие коллеги, мне понадобится ваша помощь, – обратился Тейзург к Орвехту и Хантре. – Не откажите в любезности, удерживайте мое скрепляющее заклятье, пока я не закончу с неотложными делами.

– Полагаю, ответная любезность за вами не пропадет, коллега Эдмар? – практично осведомился маг Ложи.

– О чем речь, коллега Суно!

– Ага, стану я тебе помогать, – темные глаза Хантре враждебно сощурились.

– Станешь, – тепло улыбнулся Тейзург. – Как миленький станешь. В доме находятся люди – моя прислуга, их надо вывести наружу, и хорошо бы дать им возможность забрать свои сбережения и ценные вещи. Ты ведь против этого не возражаешь? Так что приступай, моя радость. Будем считать, что ввиду экстренных обстоятельств ты вернулся ко мне на службу.

Он устремился к перекошенному, словно отражение в воде, дверному проему. Плеснули полы матовой с блестящим узором черной баэги.

Рыжий процедил ему вслед что-то нелицеприятное, слов Орвехт не разобрал.

С Шеро Крелдоном обсудить ситуацию не удалось – отправил ему мыслевесть и получил краткий ответ: «Уже знаю, сейчас занят, действуй по усмотрению».

После этого Суно попытался связаться с Дирвеном: «Ты что творишь, поганец?!»

«Я зло караю!» – отозвался первый амулетчик Светлейшей Ложи – и больше никакого отклика.

Вопрос, как он это делает. Либо открыл новую комбинацию амулетов, позволяющую производить мощные точечные разрушения и заодно писать на небесах безграмотную чушь – либо дорвался до некого доселе неизвестного артефакта. И вряд ли тут обошлось без доброй кружки пива. Никуда не денешься, придется теперь Ложе возмещать ущерб князю Ляраны, который наверняка в два-три раза завысит стоимость загубленного имущества…

Все эти мысли – на периферии: Суно, как и его невольный напарник, сосредоточился на заклинании, удерживающем разбитый дворец от превращения в кучу щебня.

Кемурт потерял ее из виду. Извилистая улица, зажатая меж длинных одноэтажных галерей, вывела на небольшую площадь с фонтанчиком посередине. На чашу фонтана небрежно облокотилась мраморная лягушка в щегольском камзоле, в бассейне у подножия скульптуры белели остатки сугробов. Площадь окружали чайные и ресторанчики, со всех сторон пахло едой, и народу здесь было пруд пруди. Амулетчик остановился и завертел головой, уже почти не надеясь, но тут возле лестницы показался из-за чужих спин знакомый силуэт. Серая жакетка, юбка в серо-коричневую клетку, из-под вязаной шапочки спускается до пояса толстая коса.

– Таль! – срывая голос, крикнул Кемурт.

Не остановилась. Только сейчас он почувствовал, до чего же ему хотелось ее найти. Рванул следом, лишь чудом никого не сшиб с ног, ссадил ладонь о перила. За ней не угонишься… Попробуй угнаться за ведьмой, которая не хочет, чтобы ее настигли.

– Таль, это я, подожди!

Не привык он орать, и луженой глоткой не мог похвастать – получилось сипло, вряд ли она услышала. Лягушки глядели на него со своих барельефов кто с насмешкой, кто с сочувствием.

Улица плавно уводила вбок, огибая достопримечательный холм по спирали. По обе стороны грязновато-белые арочные колоннады, вывески, витрины, столы и стулья на узких верандах, двери с колокольчиками. Кемурт больше не видел ее впереди и целеустремленно лавировал в толпе, рассудив, что внизу проще будет догнать. В результате чуть не проскочил мимо.

Она стояла перед запыленным зеркалом в витрине парикмахерской и заправляла под шапочку выбившуюся прядь. Кемурт остановился рядом – и только тут разглядел, что это вовсе не Таль. Очень похожа, но не она.

– Да отдам я, отдам! – с вызовом бросила незнакомая девчонка, обернувшись к нему – в ее прищуре сквозил и испуг, и затаенный расчет.

– И-и-и… – выдавил запыхавшийся Кемурт.

Хотел сказать «извините», но сорвал голос, когда звал ее, пытаясь перекричать здешний гомон.

– Что упало, то пропало, я подобрала, что упало! – выпалила она скороговоркой. – Сам разиня, что выронил!

Лет пятнадцать-шестнадцать. Жакетка поношенная, полосатые вязаные митенки кое-где заштопаны, зато на ногтях облезлый розовый маникюр. Скорее всего, дома у нее отец-пьяница, а сама она или служит на посылках и носится по городу с поручениями, или ходит по вечерам с масляным фонарем, предлагая свои услуги тем, кого надо сопроводить по темным улицам.

– И скажи спасибо, что я подняла твою побрякушку, а то бы затоптали. Барахло ведь, даже не серебряная! Отдам за три порции мороженого, договорились?

Ясно: прикарманила чью-то оброненную вещь и решила, что он хочет отобрать, потому и убегала.

Он помотал головой, собираясь объяснить, что обознался.

– С трех порций не разоришься, у тебя же водятся деньжата! За то, что я сберегла и возвращаю твою штучку, – она вытащила из кармана тусклую цепочку с подвеской. – Старье, но очень старинное старье – наверно, в антикварной лавке купил? Если б не я, ты бы сам нипочем не нашел, так что все по-честному, гони мороженое!

Кемурт прочистил горло и уже хотел сказать, что бежал за ней, потому что принял ее за свою знакомую, а побрякушка не его – но передумал. Он и впрямь не разорится. Может, иначе она хорошего мороженого никогда в жизни не попробует… Что такое «нет денег», он изведал сполна, когда прятался по чердакам в Абенгарте.

– Пойдем в «Белую мышь», это недалеко. Говорят, там оно вкусное.

– Мороженое везде вкусное. Я слышала, там его подают в шоколадных вазочках, в конце их тоже можно съесть.

Устроились за столиком на веранде, отделенной от булыжного тротуара колоннами – такими щербатыми, словно по ночам их грызет та самая Белая Мышь с вывески заведения. Себе Кемурт заказал кружку фьянгро с двойной порцией пряностей, согреть надсаженное горло.

Спросил про похожих на нее сестер или кузин. Да у меня их целая куча, ухмыльнулась девчонка, три старших и две младших.

Рано обрадовался: ни одна из них не была ведьмой.

Уплетая последнюю порцию, она щелчком отправила ему по столешнице свою находку. Цепочка – окислившаяся бронза, подвеска – роговой кружок в позеленелой оправе, и на нем вытравлена руна защиты. Вроде бы амулет… Точно, спящий амулет. Скорее всего, оберег. Кем сунул приобретение в карман: может, и пригодится.

Он уже спустился с Лягушачьего холма и шагал по бульвару, когда пришла мыслевесть от Тейзурга: «Жду тебя дома. Поторопись».

Началось с того, что Чавдо Мулмонг явился на встречу вместе с тремя завалящими магами, которые давно уже просились к Дирвену на службу, и принес арибанские амулеты. Те самые, о которых рассказывал Серебряный Лис: «Королевская воля» – золотой обруч с выгравированными рунами, «Королевский удар» – перстень с печаткой. Третий артефакт из этого комплекта, медальон «Королевская броня», у Дирвена уже был.

Сокрушительную мощь просыпающихся древних амулетов он ощутил сразу. Как будто накатила высоченная морская волна, а он устоял на ногах и вобрал в себя ее силу, или солнце стало ярче стократ и заполнило собой полнеба, но не ослепило, а высветило все вокруг до мельчайших подробностей – вот на что это было похоже. Ну, держитесь, уж теперь-то он всех заставит с собой считаться: и скопидомов-архимагов, и господина Крелдона, и кураторов, и Щуку с ее Щучьей матушкой, и Самую Главную Сволочь… Все поплатятся!

Спутники Чавдо больше не смахивали на оборванцев с помойки, вдобавок выучились болтать по-ларвезийски.

– Парни, сгоняйте за пивом! – распорядился Дирвен.

Раз набиваются в компанию, пусть от них будет хоть какой-то прок.

Когда трое дохляков ушли, Чавдо рассказал, кто они такие. Маги из невообразимо давних времен, которые когда-то не угодили Тейзургу – и тот, перед тем как смыться из Сонхи, заколдовал этих бедолаг, чтобы они мучились тысячелетия напролет. С год назад Эдмар расколдовал их и давай опять над ними измываться, вот они и решили попросить защиты у сильнейшего в Сонхи мага-предметника – в былые времена так называли амулетчиков.

– Гадство и сволота, – сделал вывод Дирвен. – Пусть не волнуются, теперь я покажу Тейзургу, где крухутаки зимуют… На коленях будет ползать! Я вырву у него ядовитое жало, и все остальное тоже оторву…

– Есть более важное и безотлагательное дело, мой господин, – учтиво напомнил Мулмонг. – Ожерелье «Морская кровь». Мы свою половину сделки выполнили, очередь за вами, чтобы все было честь по чести.

Обращение «мой господин» прозвучало естественно, словно он всю жизнь состоял при Дирвене то ли секретарем, то ли дворецким.

– Мне понадобится время, чтобы найти его.

– Используйте Наследие Заввы. Или арибанские амулеты, если вам угодно так их называть. Истинный повелитель артефактов с их помощью сможет делать все что угодно – и разгонять одним щелчком вражеские армии, и писать на небе, как на бумаге, и находить любые магические предметы… Позвольте преподнести вам маленький презент от меня лично. Приобрел под заказ у некой Ламенги Эрзевальд, рисковой дамы, которая торгует ценными артефактами в обход Ложи. Кстати, она тоже пострадала от Тейзурга. А презент – вот он, вы сами поймете, что это такое.

Жестом ярмарочного фокусника он извлек из воздуха – из своей кладовки – плоский овал из темного полированного металла, размером в две ладони, с иероглифической вязью по ободку. Чего тут не понять: магическое поисковое зеркало.

Дирвен направил на него мысленную проекцию «Морской крови» – эту штуковину он никогда не видел, но у Чавдо имелась точная копия – и отдал приказ. Тотчас в зеркале возникла слегка затемненная, но отчетливая картинка: трехэтажный особняк достопочтенного Лаблонга в резиденции Светлейшей Ложи, анфилада роскошно убранных комнат, сам достопочтенный Лаблонг, восседающий за столом, с драгоценным коралловым ожерельем на дряблой шее – краешек виднелся из-под повязанной сверху салфетки.

Архимаг встрепенулся, словно почувствовал, что кто-то его ищет. Несмотря на немалое расстояние, Дирвен уловил, что его предупредили об этом охранные артефакты. Запросто дотянувшись до них, приказал им игнорировать наблюдение. Лаблонг, степенно кушавший клубничное варенье из вазочки, успокоился и продолжил трапезу: решил, что тревога ложная – муха в комнату залетела или вроде того.

– Я этим придур… ну, то есть, архимагам Светлейшей Ложи присягал на верность, – с досадой припомнил Дирвен, сознавая, что вляпался, как дурак: он ведь поклялся Чавдо Мулмонгу богами и псами, что в обмен на арибанские амулеты отдаст «Морскую кровь».

– О присяге не волнуйтесь, эту дилемму решить не труднее, чем орех расколоть, – самый знаменитый в Ларвезе пройдоха глядел на него с затаенной лукавинкой. – Вы, безусловно, слышали о звездной соли?

– В учебниках и инструкциях написано, что это неподтвержденная легенда. Редкое магическое вещество, которое помогает освободиться от клятв и присяг, – как бы его ни третировало начальство, мол-де «когда научишься думать», все, что относится к делу, он знал на «отлично». – У вас она, что ли, есть?

– Попробуйте угадать, мой господин, почему я неуязвим для Ложи, хотя в свое время тоже был связан присягой? Власти заинтересованы в том, чтобы звездную соль считали выдумкой, но все тайные службы держат ее в своем арсенале.

Он расстегнул сюртук, обдав Дирвена запахом заношенного белья, пота и сладковатых сурийских благовоний, и вытащил из потайного кармана миниатюрный флакон с винтовой крышечкой.

– Там же вроде еще надо клятву произнести задом наперед…

– Или зачитать с листа. Мы все предусмотрели, вот вам перевернутая присяга амулетчиков Ложи, вначале потренируйтесь без соли.

Он прочел эту белиберду три раза подряд, потом Мулмонг вытряхнул ему на ладонь из флакона несколько серебристых крупинок. Прочитав текст в четвертый раз, Дирвен слизнул их.

Как будто монолитная стена развалилась на куски, которые тут же рассыпались в пыль: ты свободен. Иди, куда хочешь. Ну, теперь эти жмоты поплатятся! Придется им договариваться с первым амулетчиком заново, на его условиях.

– Будет вам «Морская кровь», – бросил он небрежно, размышляя об открывшихся перспективах. – Схожу и возьму, в их интересах отдать по-хорошему.

Вернулись Куду, Вабито и Монфу – Чавдо их представил, а то раньше они были для Дирвена просто «три придурка». Бочонок пива – это в самый раз, а увидев пакет с пирожками, он зло скривился:

– Эту мерзопакость сами лопайте, не могли что-нибудь другое принести?

Пирожки он ненавидел с тех самых пор, как Самая Главная Сволочь насильно скормила ему пирожок с приворотным зельем, расквитавшись таким образом за неудавшуюся попытку отравления.

Трое древних магов давай наперебой извиняться. Мулмонг велел им купить другой еды.

– Долго эти недоумки проспят? – спросил Дирвен про свою охрану, которая дрыхла без задних ног на полу.

– Несколько часов. О слугах, которые присматривают за домом, я тоже позаботился.

Дирвен хоть убей не мог понять, как он это сделал: не заклятья и не артефакты, что-то другое.

– Укусы тропических букашек, – пояснил Чавдо, огладив подстриженную полукругом темную бородку, до тошноты умащенную приторными благовониями. – Я принес их в банке и в нужный момент выпустил.

– А нас эта дрянь не покусает?

– Это исключено, мои маленькие друзья зачарованы – с тем, чтобы атаковать вполне определенные цели. К тому же они уже израсходовали свои запасы яда.

Новый особняк принадлежал сиятельным королевским родственникам. Дирвен получил задание проверить его на присутствие вредоносных артефактов, а также убедиться, что все нужные амулеты, вмурованные в стены, исправно функционируют. Сюда еще и мебель не завезли, и запах свежей побелки не выветрился. Художники-обережники здесь уже поработали: нанесли орнамент, который потом будет скрыт под обоями или деревянными панелями.

Устроившись на заляпанном краской табурете, Мулмонг оглядывал пустой светлый зал с таким видом, точно запоминал на всякий случай расположение входных арок, колонн и дверей для прислуги: а то вдруг его в будущем занесет сюда по воровским делам во славу Ланки.

Дирвен остановился перед двустворчатой стеклянной дверью, которая вела на громадный балкон, и с изучающим прищуром уставился на весеннее небо над алендийскими крышами. Это правда, что с помощью Наследия Заввы можно что-нибудь на нем написать – или Чавдо сказал об этом для красного словца, вроде как поэты в стихах брешут? Решил не спрашивать, а разобраться самостоятельно. Насчет того, что могут или не могут амулеты, он кому угодно утрет нос – сами архимаги у него консультируются! А вместо «спасибо» только шпыняют, как мальчишку. Ничего, уж теперь-то все переменится…

Открутив краник бочонка, он доверху наполнил пивом свою походную серебряную кружку с кораблями и гравированной благодарственной надписью – получил ее в награду, когда потопил с помощью Чаши Таннут пиратскую эскадру в Сиянском море. Темное барьонское, оно же горняцкое, хороший сорт.

К тому времени, как вернулись Куду, Вабито и Монфу с копчеными сардельками, он уже понял, как забабахать на небо надпись. Даже нарисовал для пробы запятую, но прохожие наверняка приняли ее за клочок обыкновенного облака – им и невдомек, что это пробует силу Повелитель Артефактов. Ничего, скоро узнают…

Когда приступили к трапезе, древние маги набросились на пирожки, как саранча.

– Не дрейфите, парни, Тейзургу конец, – покровительственно пообещал Дирвен. – Скоро мы с вами отымеем эту сволочь прямо в задницу – все по очереди, я первый, а потом он дохлому чворку позавидует…

Хотел подбодрить, но этих несчастных доходяг с его слов натурально перекосило, все трое закашлялись, забрызгав друг друга пивом и разжеванной кашицей – точь-в-точь клоуны, которые изображают дураков в ярмарочном балагане. Бывают люди, которым делается нехорошо, если во время еды скажешь о какой-нибудь дохлятине, но маги обычно не брезгливые, а эти к тому же кормились на помойках – и на тебе, какие чувствительные.

Мулмонг укоризненно вздохнул и покачал головой, но промолчал.

– Ладно, забудьте о дохлом чворке. Я вот однажды видел, как чворк, недоумок пузатый, слопал оброненный амулет, а после этого разбух, как тесто на дрожжах, и его натурально разорвало изнутри, так я и то не сблевал…

Спохватился, что с такой истории их опять стошнит, но они, наоборот, успокоились, кое-как утерлись и продолжили трапезу.

Пиво как будто промыло Дирвену мозги: он понял, с чего начать. Вызвал в магическом зеркале ненавистный дворец Самой Главной Сволочи и вдарил сверху по крыше, используя силу арибанских амулетов. С карнизов посыпались куски лепнины. На тебе, Эдмар! На тебе еще, получай! Жаль, внутрь не заглянуть – сплетенные Тейзургом чары защищали его жилище от магического наблюдения.

Облачная каллиграфия тоже оказалась плевым делом. Вначале он хотел написать на небе «Всем жопа», но потом решил, что при его могуществе это будет мелковато, и написал другое.

Чавдо опять напомнил про свое ожерелье. Повелитель Артефактов отмахнулся: успеется, сперва нужно доломать сволочной домик.

Что-то не так. Это Кемурт уловил сразу, как только вышел из переулка на бульвар Шляпных Роз. Обычно в это время люди рассредоточены по всей улице более-менее равномерно, а сейчас сбились в кучки, и перед резиденцией князя Ляраны пустое пространство. Словно на брусчатке нарисовали черту, за которую никто не смеет заступить, и одни спешат унести ноги, а другие набежали посмотреть. Вдобавок на крыше не видно черного с сине-зелено-фиолетовым узором ляранского флага, и шпиль исчез.

Кем активировал реагирующие на магию амулеты, и его тотчас неслабо ударило, аж дыхание сперло: поблизости вовсю кипело незримое сражение – как будто сшибаются два потока, и ни один не может одержать верх. С обеих сторон такая сила, что оторопь берет, а поле боя – дворец Тейзурга.

Когда подошел ближе, ему захотелось последовать примеру тех благоразумных, кто задал деру. Двухэтажный дворец из дымчато-белого китонского мрамора напоминал содрогающуюся мозаику… Или, скорее, разбитое и склеенное фарфоровое изделие, только осколки скреплены не клеем, а заклинанием. Ни одного целого окна, от скульптур на крыше почти ничего не осталось. Изысканная лепнина, изображавшая скорпионов, флирий, стрекоз и цветы, среди которых не найти двух одинаковых, выглядела так, словно по ней долго и яростно лупили молотком. Точнее, уже никак не выглядела.

Время от времени расколотый дворец начинал колебаться, будто отражение в воде, и тогда становились заметны пустоты меж ходивших ходуном фрагментов. Вначале Кемурту показалось, что у него рябит в глазах. Ничего себе: это одна лишь видимость здания, которая в любой момент может осыпаться грудой обломков – но что-то удерживает ее от окончательного распада, сопротивляясь ужасающим атакам.

Первым делом он подумал на Хантре – ушедшего от Тейзурга наемника, боевого мага исключительной силы. С месяц назад, когда Кем увидел, как Хантре отделал в драке бывшего нанимателя, он решил, что этот рыжий совсем чокнутый, но когда узнал, из-за чего у них вышла ссора, пришел к выводу, что совсем чокнутый все-таки Тейзург.

Протиснувшись через толпу, он заметил по ту сторону ограды прислугу с сумками и узлами. Двор был усеян кусками сбитых с крыши скульптур. Фонтан, лишившийся трех мраморных танцовщиц, напоминал сахарный огрызок.

– Где господин Эдмар?

Они были на «ты» и без церемоний, так сложилось со времен их знакомства в Абенгарте, но в разговорах с третьими лицами необходимо соблюдать формальности, Эдмар сам об этом сказал. И в общение «без церемоний» он всего лишь играл – во всяком случае, с Кемуртом. С Хантре он играл в другие игры и в конце концов доигрался.

Можно не прикидывать, во сколько обойдется ремонт. Дворца, считай, больше нет – есть грандиозная куча щебня, которая благодаря колдовству висит в воздухе, обманчиво сохраняя прежнюю форму.

– Господин в доме, – отозвалась кухонная служанка с бумажно-белым лицом.

Она пыталась затянуть трясущимися пальцами криво завязанный узел на шали, в которую запихнула свои пожитки. С одной стороны из этого расползающегося тюка свисала пестрая тряпка, с другой торчал надломленный комнатный цветок. Служанка не плакала, хотя губы у нее дрожали. Когда мир вокруг в буквальном смысле трещит по швам, не до слез. Расплачется она потом. Все остальные тоже выглядели перепуганными и подавленными, но судя по тому, что они успели собрать и вынести свое имущество – ситуация под контролем.

«Скотина ты, Хантре, – решил Кемурт, отдав команду своим амулетам на максимальную защиту и направляясь к парадному входу. – Я и не знал, что ты такая скотина. Эти-то перед тобой чем провинились?»

Тейзурга он нашел в одной из комнат первого этажа: тот собирал вещи и отправлял их в свою магическую кладовку. Лицо у него было злое, азартное и в то же время сосредоточенное, как будто одновременно со своим занятием он что-то обдумывал и просчитывал.

– Собирай все ценное – то, что сможешь рассовать по карманам или сложить сюда, – он швырнул амулетчику добытую из кладовки холщовую сумку.

– Не обвалится? – Кем с опаской поглядел на зыбкий растрескавшийся потолок.

– Не раньше, чем выйдем наружу. Хантре и Суно Орвехт держат эту руину в подвешенном состоянии. Восхитительно, правда?

– Хантре? А разве это не он?..

– Кем, порой ты бываешь не по годам умен, а порой не по годам наивен. Это ведь поступок совсем не в стиле Хантре – или ты считаешь иначе?

– А у кого еще хватит на это силы? – с досадой буркнул амулетчик, пряча в сумку хрустальную лампу-орхидею.

– Попробуй сам определить, – Эдмар не то скривился, не то ухмыльнулся. – Оно как раз по твоей части.

Сколько Дирвен ни старался раздавить дворец Самой Главной Сволочи всмятку – чтобы как пирожное, которое размазали подошвой по тротуару – все никак не получалось. Вдобавок картинка в зеркале потускнела, словно отражение в мутной луже: этот гад почуял наблюдение и принял меры, хотя полностью перекрыть канал не смог.

Всякий новый амулет надо основательно изучить, узнать все его возможности, установить оптимальные способы взаимодействия, а с Наследием Заввы Дирвен еще не разобрался по-настоящему. Иначе победил бы. Пока ничья с перевесом в его пользу. К тому же Эдмару явно кто-то помогал, а он работал в одиночку – считай, целой компании магов задал жару!

Чавдо Мулмонг опять завел шарманку про ожерелье, и тогда он отправился к достопочтенному Лаблонгу. Мыслевести от Орвехта и Крелдона, которые догадались, кто вмазал по резиденции Тейзурга («поганец», «бестолочь», «угробище безмозглое» и тому подобные оскорбления) Дирвен игнорировал. С представителями Ложи он потолкует позже, когда прикинет насчет новых условий.

Того, что произошло дальше, он, честное слово, не хотел. Случайно так вышло. Случайно, боги и псы свидетели.

Домашняя охрана Лаблонга пропустила его беспрепятственно – решили, что насупленный первый амулетчик явился по распоряжению достопочтенного. Архимаг все еще восседал за богато сервированным столом, но кушал уже не варенье, а тепличную клубнику со сливками.

Если б Дирвен тратил столько же времени на жратву, ему бы некогда было заниматься всем остальным – вот об этом он тогда подумал, а вовсе не об убийстве, честное слово. Он прямо сказал, что ему позарез нужна «Морская кровь», потому что он выменял на нее амулет, который принесет много пользы. Лаблонг в ответ давай орать и ругаться, и тогда Дирвен понял, что чворка дохлого ему это ожерелье по-хорошему отдадут, потянул к себе… С помощью амулетов потянул, он стоял в десятке шагов от Лаблонга. Честное слово, он предполагал, что замочек коралловой штуковины расстегнется, вот и дернул слишком сильно… А там ничего не расстегнулось.

Ожерелье так и прыгнуло к нему в руку, и он его чуть не выронил, потому что в тот же момент голова Лаблонга упала на ковер, словно ссохшийся капустный кочан. Хлестанула кровь – на белую крахмальную скатерть, на серебро и хрусталь, на стены с игривыми фресками в золоченых лепных медальонах. В первый момент Дирвен оторопел: одно дело убивать врагов по приказу начальства, и совсем другое – непреднамеренно убить это самое начальство… Честное слово, он не хотел. Это все Рогатая Госпожа, это она подстроила, чтобы дурацкий замочек не расстегнулся.

Глотая злые слезы, он подумал, что Лаблонг сам виноват, потому что не отдал «Морскую кровь» по-хорошему, и еще потому что целыми днями жрал деликатесы, вместо того чтобы шейные мышцы тренировать. И Рогатая виновата – она вечно строит козни. А он не нарочно, и все равно его теперь засудят за убийство архимага Светлейшей Ложи.

Смылся без шума, у него же полевая практика ого-го какая. Перед тем как уйти, приказал местным амулетам не поднимать тревоги, будто бы ничего не случилось. Порученцы и охранники даже не заподозрили, что с достопочтенным после визита Дирвена что-то не так. По дороге он еще и двери заблокировал – те, на которых замки с артефактами: пусть думают, что Лаблонг закрылся изнутри.

Он не виноват, хотя все решат, что виноват. Сколько-то времени у него есть, пока эти придурки не спохватятся. Другой вопрос, что ему теперь делать?!

Когда поднялся тарарам, находившийся в услужении у Тейзурга волшебный народец схоронился в подвале. Сразу ясно, что дело худо: пострадали не только возведенные людьми хоромы – это бы еще полбеды, но те потаенные ходы и полости, которыми обрастает, словно лесной пень поганками, всякое человеческое жилье, тоже содрогались и рушились. Смертным туда просто так не попасть, даже самым наикрутейшим магам вроде господина Тейзурга. Разве что кто-нибудь из народца возьмет тебя за руку да проведет по своим тропкам, и перед этим человек непременно должен правый башмак надеть на левую ногу, а левый на правую. Если дом снесут, эти изнаночные полости исчезают постепенно, за несколько дней, и у их обитателей есть время, чтобы убраться оттуда без суеты. А нынче было не так: магические удары разносили вдребезги и дворец, и оплетающий его изнаночный лабиринт.

– Разбегайтесь! – приказал спустившийся в подвал господин. – Здесь вам оставаться нельзя. И заберите с собой чворка – Башмачок, позаботься о нем.

– Как велите, господин, так и сделаем, – отозвалась похожая на сгорбленную старушонку тухурва, пестро одетая и с паутинными оборками на чепце. – Что же за напасть такая стряслась на наши головушки?

– Дирвен раздобыл амулеты, которые наделили его исключительными возможностями. Собирается отомстить в меру своей тривиальной фантазии… Прячьтесь, а когда понадобитесь, я вас найду.

Дважды повторять не пришлось. С год назад гнупи заманили Дирвена в ловушку, и Тейзург заставил его съесть пирожок с приворотным зельем – в отместку за то, что Дирвен подсунул ему пирожки с крысиным ядом. Вот была потеха, знатно повеселились! Да только за первым амулетчиком не пропадет, и с тех пор он убивал или калечил всякого подвернувшегося гнупи. Злые горожане сиротинушек не жалели: мол-де поделом этим пакостникам.

По правде сказать, истреблял Дирвен совсем не тех, кто над ним поглумился: своих слуг Тейзург защитил надежными чарами. Но для большинства людей все гнупи на одно лицо: мелкие, верткие, в зеленых или красных курточках, с черной, как сажа, щетиной вместо волос и вислыми носами, похожими на баклажаны. Дирвен их всех считал виноватыми, а уж теперь-то, дорвавшись до великого могущества, как пить дать сюда заявится, чтобы извести сиротинушек без пощады!

Прихватив свою утварь и скатанные тюфяки с одеялами, гнупи отправились искать пристанище в городских подземельях – через потайной ход, который вел туда прямо из подвала. Последней ушла тетушка Старый Башмак с битком набитой сумкой, сшитой из разноцветных лоскутьев: так она и бросит свое колдовское вязание и баночки с травками-приправами. Ей приходилось подгонять чворка – пузатого человечка-улитку с раковиной на спине. Тот боялся лезть в катакомбы и хныкал, тухурва обещала, что на новом месте позволит ему съесть желтую стеклянную пуговицу, и стращала Дирвеном.

А Шнырь остался. Не дурак он с ними уходить. Его соплеменники попали в неволю к магу из-за своих злокаверзных делишек, но он-то сам попросился на службу! Другие посматривали на него косо из-за того, что минувшим летом он спас господина от погибели: мол, если б нашего поработителя убили, мы бы освободились. Ага, благодарствуем, ихняя свобода Шнырю даром не нужна. Ему нужны сливки от хозяйских щедрот и покровительство доброго господина, чтобы ни дворник с метлой, ни злыдень-экзорцист, ни свой же брат гнупи не смели обидеть горемычного сиротинушку.

Забившись в угол, он дождался, когда стихнет шум на уводящей во тьму лестнице, а потом выбрался наверх. Гнупи – ночной народец, солнечный свет режет им глаза, но Тейзург готовил для своих прислужников особое зелье: хоть целый день гуляй да смотри по сторонам. А они твердят: «На воле лучше, на воле лучше…» Поднимаясь по ступенькам, Шнырь пренебрежительно фыркнул: видали мы эту волю.

Дворец напоминал изрезанный бумажный фонарь, который висит в воздухе, сохраняя прежнюю форму благодаря колдовству. Когда атаки прекратились, Шнырь струхнул: а ну, как Дирвен бросил магичить со своими амулетами, потому что со всех ног спешит сюда, чтобы на месте все доломать и всех порешить?.. Потом он увидел, кто держит дворец в склеенном и подвешенном состоянии, и струхнул вдвойне.

Бывший наемник Тейзурга, рыжий Хантре, которого гнупи прозвали Крысиным Вором, потому что при первой встрече он подло присвоил и забросил на крышу сарая шнырёву крыску. Если в тебя кинули дохлой крысой, это еще не значит, что она теперь твоя, все равно она принадлежит законному владельцу, но людям это не втолкуешь, потому что люди нечестные. Рыжего Шнырь не боялся, хоть и определил его в свои личные враги. Вернулся, не запылился…

Зато второй – Суно Орвехт из Светлейшей Ложи, злыдень-экзорцист, это самая страшная разновидность магов: они тебя прогонят с обжитого места и путь закроют, так что вернуться назад больше не сможешь, да в придачу лишат последних силенок. От экзорцистов Шнырю уже доставалось. Он спрятался за колонной, которая из-за трещин казалась мозаичной: неровен час, Орвехт его заметит.

Первым его увидел Тейзург.

– Шнырь, ты до сих пор здесь?

– Я с вами, господин! – жалобно и упрямо заявил гнупи. – На юге-то, помните, Шнырь вам очень даже пригодился, не гоните Шныря…

– Ладно. Если появится Дирвен, держись от него подальше.

И повернулся к магам:

– Коллеги, я безмерно благодарен вам за помощь. В доме никого не осталось, уходим.

– Тогда я прощаюсь, меня ждут, – последние слова сорвавшийся с места Орвехт произнес уже возле арки.

Вот и славно, что убрался… Шнырь уловил, что он свернул свое удерживающее колдовство, а господин за миг до того развернул – словно один подставил плечо, принимая ношу, а другой отступил в сторону.

– Ты всех вывел? – спросил Хантре.

Он видящий, но с месяц назад на него навели чары, которые лишили его этой способности.

– Сам не чувствуешь? – спросил Тейзург.

– Нет. Не уверен.

– У тебя все должно восстановиться, такого как ты надолго не заблокируешь. Чем меньше будешь злиться, тем быстрее сойдут чары. Осмелюсь дать совет:думая о минувших событиях, вспоминай приятные моменты, а не то, что тебя расстроило – это помогает сохранять душевное равновесие.

Умный же совет, а рыжий так люто посмотрел, точно сейчас в драку полезет – что ему не понравилось? Шнырь аж испугался: ну, как маги подерутся, и тогда все тут развалится, и он наружу выскочить не успеет… Завертел головой: где ближайшее окно? Но Тейзург и Хантре драться не стали. Спустились по лестнице, составленной из застывших в воздухе обломков, вышли во двор, а потом на улицу, и только тогда свернули свои заклинания – слаженно и постепенно, так что дворец не обрушился разом в клубах пыли, а медленно, с тяжким шорохом, расплылся в кучу.

Увидев Тейзурга, зеваки подались назад. Иные стали делать вид, что шли мимо и остановились на минутку, другие давай громко обсуждать погоду или театральные премьеры. Струсили, то-то же, злорадно подумал Шнырь.

Стоявшие отдельной кучкой слуги со своим барахлишком просительно смотрели на господина, но обратиться робели, а ему было не до них. Прошел бы мимо, если б не Крысиный Вор.

– Выдай им жалование.

– М-м? – Тейзург повернулся к нему и прищурился. – Пойдем в «Чай с мадригалом»? После такого экстрима в самый раз выпить кофе…

Рыжий тоже прищурился, и в течение нескольких секунд они непонятно для Шныря мерялись взглядами – не колдовали, просто смотрели, и опять ему показалось, что того и гляди подерутся – наконец Хантре нарушил паузу:

– Сначала заплатишь своим людям, за этот месяц и за следующий, потом «Чай с мадригалом».

Тейзург вовсе не выглядел недовольным, хоть его и заставили раскошелиться. Вынырнувший из толпы Кем-амулетчик остановился рядом и с одобрением наблюдал за тем, как он раздает деньги прислуге. Один Крысиный Вор глядел хмуро. Как он сказал, так и сделали, сам господин его послушался, а он все равно злющий. Шнырю хотелось чем-нибудь в него швырнуть, но побоялся, что господин рассердится.

«Чай с мадригалом» прятался в переулке, его выдавала башенка, увенчанная жестяным флюгером-чайником. На первом этаже находилась лавка с несметным множеством расписных жестянок на полках, а само заведение – на втором. Желто-зеленые витражи, лампы в виде подстаканников, в полукруглых нишах висят свитки со стихами на чайную тему. Шнырь забился под свободный столик возле окна: если ты для людей невидимка, за ними не пропадет об тебя запнуться.

Господин достал из своей кладовки банку с кофе и велел сварить «Пряные сумерки после шторма». Его тут знали давно, и все его рецепты с заковыристыми названиями тоже знали, так что хозяин, который такого важного клиента обслуживал самолично, поклонился и без лишних вопросов отправился на кухню.

Оба мага были измотаны после сражения за дворец, да и Кем выглядел пришибленным. Крысиный Вор откинулся на спинку стула и чуть ли не задремал, а когда Тейзург тронул его за руку – дернулся и распахнул глазища свои темные, словно ему влепили затрещину.

– Ты что-то увидел?

– Не знаю. Вроде бы да, но разглядеть не могу – как будто маячит в тумане что-то темное, бесформенное… Спасибо вам с Мавгис.

– Ну, ей-то не за что, – Тейзург улыбнулся ласково и сострадательно. – Да и мне, если по крупному счету, я же совсем другого хотел…

– Двинул бы тебе в рожу, да неохота в таком месте шум поднимать, – процедил рыжий.

Хе-хе, врешь, ворюга, ухмыльнулся Шнырь.

Не в неохоте дело, а в том, что он вконец обессилел, даже щеки ввалились, словно несколько дней не жравши. Дворец-то он держал дольше, чем мудрый господин, который заместо себя других заставил работать.

– Чем порадуешь? – обратился Тейзург к амулетчику.

– Люди болтают, что ты сам свой дворец разнес – то ли со зла, то ли он тебе надоел. Возмущаются, что ты денег не считаешь и учинил на бульваре гору мусора. Мол, Тейзурга надо притянуть к ответу и за «Пьяный перевал», и за это новое безобразие.

– Прелестно… Сейчас выпьешь кофе и отправляйся по заведениям собирать слухи.

Шнырь хихикнул и потер маленькие ладошки: господин любит все держать под контролем. И еще господин жуть как не любит проигрывать, так что Дирвену от него достанется.

Благодаря специальным чарам другие посетители не могли разобрать, о чем толкуют два мага и амулетчик, и они обсуждали свои дела, как будто сидели в отдельном кабинете.

– Сними с Дирвена приворот, – сухо сказал Хантре. – Он из-за тебя почти рехнулся. Считаешь, это очень весело?

– А разве нет? – господин вскинул бровь. – К тому же если он заполучил так называемое Наследие Заввы, от моего приворота, увы, одно воспоминание осталось. Этот комплект артефактов изничтожает любые привороты, его хозяину даже отдавать команду не нужно. Так что я больше не предмет его безответной страсти, а жаль – восхитительный был фарс… Лорма тоже не сможет его приворожить, и придется ей использовать не магию, а обычную технику манипулирования.

Принесли кофе – черный, без сливок, даже Крысиный Вор не стал в этот раз сливки требовать, так что Шнырю не было завидно.

Когда Кем ушел, Тейзург доверительно спросил:

– Вернешься ко мне на службу? У нас общий противник – спятивший повелитель амулетов. И сам понимаешь, дело не столько в нем, сколько в Лорме с Мулмонгом. Вечно голодная кровопийца и жулик, способный на любое свинство – согласись, их надо остановить. Не могу без содрогания думать о том, что эти двое могут учинить, если и впрямь захватят власть.

Рыжий, казалось, погрузился в размышления. Потом нехотя произнес:

– Ладно, я согласен на совместные действия. Но когда все закончится, лучше не подходи ко мне ближе, чем на дюжину шагов, целее будешь. Хватит с меня «Пьяного перевала».

– Может быть, ты еще переменишь свое решение? – Тейзург грустно улыбнулся, хотя его длинные подведенные глаза на миг полыхнули демонским расплавленным золотом – Шнырь аж испугался и съежился.

– Не старайся, на меня не действует, – бросил Хантре. – Пока не разберемся с этой шайкой, буду работать вместе с тобой. И лучше забудь о «Пьяном перевале».

– Да ты же сам то и дело о нем вспоминаешь.

– Орвехт прислал мыслевесть. Я к ним, – неучтиво перебил Крысиный Вор.

Перед тем как уйти, он залпом допил кофе, и гнупи осуждающе проворчал ему вслед:

– Ага, до хозяйского-то угощения все падки…

– Шнырь, ты слышал, что он сказал? Ты это слышал?

– Слышал, господин, ворюга он и грубиян, каких больше не сыскать, неспроста рыжим уродился! Крыску-то мою как он тогда отобрал, прямо слезы сами подступают…

– Я-то собирался разделаться с Лормой, Мулмонгом и нашим первым угробищем, не растягивая удовольствие. У Наследия Заввы есть свои слабые места, и если объединить усилия с Ложей, у нас будут все шансы их раздавить. А потом я бы подыскал себе новый особняк еще лучше прежнего, в этот раз непременно с бассейном… Но Крысиный Вор перечеркнул мои планы. Мне искренне жаль, Шнырь. Правда, мне жаль. Хочешь сливок, пока у нас не началась интересная жизнь?

– Еще как хочу, господин! – гнупи радостно всплеснул короткими ручками. – И как же я вам за это благодарен, а рыжий ворюга неблагодарный, слова доброго от него не дождетесь…

Окликнув служанку, Тейзург велел принести чашку сливок, а потом чуть слышно прошептал:

– Ты сам так решил. Мне ведь для тебя, моя радость, ничего не жалко – ни Ложи, ни Ларвезы…

Коллеги не принимали ситуацию всерьез. Ничего экстраординарного: Дирвен опять отмочил. Кто-нибудь сомневался, что он отмочит? Задать поганцу по первое число и разобраться, что за артефакты он использовал в целях сего безобразия: для Ложи это будет недурное приобретение, интереснейшие перспективы открываются, особливо по военной части… Что же до порушенного дворца ляранского, будь он неладен, князя – официальные сожаления выразим, но никакой ему денежной компенсации. Ежели что, напомним о привороте: мол, это личные скандальные дела промеж них с Дирвеном, бранятся только тешатся и все в этом роде – где тут законные основания для возмещения ущерба?

Орвехта тревожило, что в этом деле замешана Лорма. Вурвана помнит, кто отобрал у нее прошлым летом «Морскую кровь», и, вероятно, захочет отомстить. По дороге в резиденцию он завернул на улицу Розовых Вьюнов и отправил свою экономку погостить к родственникам, а Зинте послал мыслевесть: в ближайшее время дома не появляйся, ночуй в лечебнице. Кузина Табинса с дочкой еще раньше съехали от него в меблированную квартиру, своего младшего Табинса сплавила к отцу в деревню. Дом Орвехта был защищен надежными заклятьями, и сейчас там не осталось никого кроме Тилибирии, но эта бестия в отсутствие людей и мышами прокормится.

Можно не сомневаться, Лорма снова попытается заполучить «Морскую кровь». Кто из архимагов сейчас пользуется лечебным ожерельем – для непосвященных секрет, но Шеро Крелдон собирался это выяснить.

Стереть с неба сотворенное первым амулетчиком стыдобище попросили коллегу Кайдо: всем известно, что он водит дружбу с Северным Псом. Наползли косматые облака, в воздухе над Алендой закружились снежинки – «Властилина Сонхи» только и видели.

Достопочтенные Гиндемонг и Привелдон по случаю непогоды пришли в своих знаменитых шубах: у первого двойная соболья, стриженым мехом внутрь, длинным наружу, у второго пошитая из шкуры белого полярного медведя. Двое архимагов втайне соперничали – чья шуба лучше? Мнения коллег по сему вопросу разделились примерно поровну. В громадном Колонном вестибюле Привелдон и Гиндемонг расхаживали неподалеку друг от друга, словно выставляясь напоказ, но потом разомлели и отдали свои меховые сокровища порученцам для водружения на вешалку.

В Гранатовом зале собралось несколько сотен магов Ложи: Сокровенный Круг в полным составе, безопасники и дознаватели Малого Внутреннего Круга, представители Светлейшей Инквизиции, некоторые особо доверенные функционеры Большого Внутреннего круга, а также многострадальные кураторы Дирвена. Последние стояли в сторонке, как оплеванные. Кое-кто запаздывал, в том числе достопочтенный Лаблонг – Шеро мимоходом шепнул Орвехту, что у него-то и находится «Морская кровь».

Среди фиолетовых, серых, черных, пурпурных и темно-зеленых форменных мантий затканные золотом одеяния архимагов сверкали, как вышивка на сиянском гобелене. Разбирательство по поводу очередных фокусов первого амулетчика – чем не повод явиться при параде?

– Справедливость – это миф, ее не существует. Сонхи не то место, где ее можно найти. Надежды на справедливость дают утешение слабым и толкают на борьбу сильных, но ни те, ни другие не желают понимать, что от их выбора ничего не зависит.

Голос Лормы звучал сладко и печально, а сама она была так хороша, что трое учеников Унбарха смотрели на нее с невольным восхищением – пусть и знали, что под этой прекрасной оболочкой скрывается древняя нежить.

Фарфорово-бледное лицо, полные темного сияния глаза, прелестно очерченные губы. Роскошные волосы цвета золотистого меда уложены по алендийской моде: Чавдо пригласил куафера с помощником, и эти двое целый час колдовали над прической, да только парикмахерское мастерство их не спасло, из комнаты с трельяжем ни тот, ни другой не вышел. От вурваны пахло духами и кровью.

Высокий ворот ларвезийского платья скрывал добытое Дирвеном ожерелье. Благодаря этому артефакту Лорма сможет постоянно выглядеть юной девушкой, не превращаясь в сморщенную клыкастую мумию.

Насчет справедливости заикнулся Вабито: мол, уж теперь-то она восторжествует, когда окаянный враг, которого Унбарх не добил, за все поплатится!

Лорма ответила на это отповедью и после паузы продолжила:

– Я за месть, не отягощенную справедливостью. Миллион лет назад сонхийские боги предложили мне выбор: или я шагну за Врата Хаоса и без следа исчезну – или перестану быть человеком. Я из Порождающих, и я способна породить того, кто уничтожит богов, чтобы занять их место, но я не в силах это сделать, пока остаюсь вурваной. Как будто у меня внутри дремлет семя, которое не прорастет без благоприятных условий. Из-за этого меня наградили бессмертием – чтобы лишить возможности переродиться. Не во власти богов взять и вышвырнуть кого-то из обитателей мира в Несотворенный Хаос. Это мог бы сделать Страж Мира, но Хальнор Проклятый тогда убрался из Сонхи, а новый Страж еще не вошел в полную силу. Я выбрала жизнь – какую угодно, пусть это не настоящая жизнь, а бесконечная иссушающая жажда на грани между живыми и мертвыми – лишь бы отомстить. Страж не может не вернуться в свой мир, и я знала, что Хальнор, будь он вовеки проклят, рано или поздно объявится в Сонхи. Я все это время его ждала.

Лорма стояла спиной к окну, за которым клубилась накрывшая Аленду снежная хмарь. Облезлые рамы с разболтанными задвижками дребезжали на ветру, а голос вурваны звенел все яростнее, словно она бросала вызов самому Псу Зимней Бури, который по-прежнему признает Хальнора своим хозяином.

– Что делает Дирвен?

– Затеял искать некую девицу-амулетчицу, с которой хочет поквитаться, – Мулмонг развел руками в извиняющемся жесте. – Дело молодое…

– Приведи его сюда. Месть – это хорошо, но торопиться с ней незачем.

– Постараюсь, моя госпожа. Парень упрям, как дюжина гнупи.

– Что ж, нам придется управлять им, несмотря на упрямство, – бесстрастно произнесла Лорма и кивком указала на дверь, после чего повернулась к неразлучной троице древних магов. – Вы знаете, где живет мать Дирвена?

– Да, госпожа, – вразнобой отозвались Куду, Монфу и Вабито.

– Отправляйтесь сейчас туда вместе с нашими наемниками. С помощью тех заклинаний, которым я вас научила, снимите охрану и нейтрализуйте сторожевые амулеты. После того как наемники сделают свое дело, убейте их. Вы должны немного опоздать к развязке, но если вы их упустите, это будет непростительной ошибкой.

Вурвана смотрела пристально и алчно, так что каждый из троих почувствовал себя бурдюком с кровью – ходячим, но недостаточно проворным, чтобы убежать от нее на непослушных тяжелых ногах.

– Нанятые головорезы – не волшебники, хотя одеты в форму Ложи. Вы с ними легко справитесь. Ступайте.

Никто не рискнул спросить – зачем? И так ясно: чтобы Дирвен стал непримиримым врагом Светлейшей Ложи, да еще чтобы повязать их участием в этом деле. Ничего нового, в подлунном мире вечно тасуется одно и то же, учитель Унбарх нередко использовал такие приемы – исключительно во благо, ибо цель оправдывает средства.

Куду рискнул поделиться опасением:

– А Дирвен нас не застукает?

– Мы с Чавдо позаботимся, чтобы ему было не до этого.

Перед тем как выйти на улицу из мещанского двухэтажного дома, который Мулмонг снял внаем, они поглубже надвинули капюшоны. Пасмурное небо, в воздухе пляшут снежинки, холодный ветер задувает под плащи и со скрипом раскачивает подвешенные на цепях вывески.

«Все равно это начало новой жизни, – подумал Куду, зябко ежась на ходу. – Без Тейзурга и без пожирающего душу страха. Без Тейзурга. Повелитель Артефактов его уничтожит, и на поминках Тейзурга я напьюсь допьяна, первый и единственный раз в этом рождении, вот тогда и узнаю, что значит быть пьяным…»

Словно сидишь в Опере до начала представления, и из оркестровой ямы доносятся вразнобой голоса музыкальных инструментов: тревожные, бравурные, нерешительные, ликующие, агрессивные, жалобные – какофония то ли зверинца, то ли вивария, где содержатся пойманные представители волшебного народца. Среди публики тоже идет брожение: разговоры, вздохи, шорохи, возгласы. Звуки напоминают массу перемешанных осколков, но скоро из них сложится что-нибудь определенное – трагическое или комическое, и начнется театральное действо.

Большинство рассчитывало на очередной фарс, но когда выяснилось, что первый амулетчик Светлейшей Ложи убил достопочтенного Лаблонга и присвоил «Морскую кровь», даже до самых одряхлевших архимагов дошло, что в этот раз все будет иначе.

Дирвен бросил им вызов?.. И упрямства, и силы немереной поганцу не занимать. И убивать ему уже приходилось: кто сказал, что остро заточенный нож не может поранить своего хозяина?

Коли он поднял руку на архимага, надо взять в заложницы Сонтобию Кориц – об этом несколько достопочтенных заговорили одновременно, срывая старческие голоса и перебивая друг друга. Предъявить этому угробищу ультиматум: либо немедля вернешь целебный артефакт, да в придачу отдашь Сокровенному Кругу те амулеты, с помощью которых испохабил небо над столицей и разрушил дворец Тейзурга – либо сам виноват, что твоя матушка пострадает.

Коллеги из Круга Инквизиции эту идею поддержали: обычная для них метода. В нынешней заварушке они усмотрели шанс обойти ведомство Крелдона, который в последние несколько месяцев медленно, но верно вытеснял их сразу из нескольких сфер влияния и оттирал от дел. Досадно будет, если эти живоглоты возьмут реванш, подумал Орвехт: у коллеги Шеро свой набор грязных приемов, но это все же более приличный и умеренный вариант тирании, чем диктат Светлейшей Инквизиции.

Страсти накалялись, каждый старался перекричать других. Суно озирался, высматривая Хантре – как бы тот не начал спорить с остальными, бесполезно ведь, да и нет у Ложи иных способов приструнить обнаглевшего угробца… Приметную издали рыжую голову он так и не увидел. Зато обнаружил в заднем ряду коллегу Тейзурга, сменившего элегантную китонскую баэгу на практичный костюм цвета безлунной ночи – в самый раз для поисков приключений по темным переулкам. Пострадавший домовладелец развалился в кресле с бокалом вина и наблюдал за взвинченными магами Ложи с видом взыскательного театрала.

Орвехт хотел подсесть к нему, но не успел – пришла мыслевесть от Шеро: его включили в группу захвата, которая отправится за Сонтобией Кориц. Что ж, деваться некуда. Неприятно, но предсказуемо. И можно надеяться, что присутствие доверенного помощника Крелдона удержит коллег инквизиторов от излишних перегибов.

Определив план действий, высокопоставленные маги всей толпой повалили из Гранатового зала. План у них был заготовлен заранее – на случай, если коллега Тейзург решится на открытую агрессию против Ложи, или Ктарма, минувшей зимой разгромленная, попытается учинить в Аленде какую-нибудь масштабную дрянь, или Овдаба организует военное вторжение. Никому и привидеться не могло, даже с самых забористых китонских грибочков, что применить его доведется против сбрендившего Дирвена, который объявит себя Властелином Сонхи.

Они были готовы и к новой порции скверных новостей, и к внезапной атаке, но негодующий возглас «Шубу украли!» вверг участников собрания в изрядное замешательство.

– Какую шубу? – угрюмо осведомился Крелдон у своих порученцев, которые лишь переглянулись с недоумением.

«Куда делась моя шуба?!!»

Мыслевесть, адресованную всем и каждому, достопочтенный Привелдон сопроводил яростным импульсом – словно тебя хлопнули по голове ладонями с обеих сторон. Орвехт поморщился и потер виски, одновременно выставив защиту.

– Моя шуба из полярного медведя пропала! – рявкнул архимаг уже вслух. – Вот здесь висела, рядом с шубой коллеги Гинде… Э-э… Коллега Гиндемонг, вашей тоже нет на месте! Или вы ее раньше забрали?

– Мою шубу?! – обладатель бесценных собольих мехов, только что вышедший из уборной, ринулся к вешалкам. – Может быть, кто-то ее без спросу перевесил?..

Порученцы что-то мямлили в свое оправдание, озирались, рылись в чужой одежде, заглядывали за колонны, под бархатные диванчики и за темно-красные с золотыми кистями портьеры. Двух самых знаменитых в Аленде шуб нигде не было – как будто их демоны в Хиалу утянули.

– Студенты могли, тогда скоро найдутся – надо на памятниках поискать, кого эти мерзавцы опять одели…

– Студенты профессорские шубы таскают, они себе не враги, чтоб архимагам такие шуточки устраивать. Боюсь, коллеги, это неприкрытое подлое воровство, и ничего больше. Кто-то решил воспользоваться смутой для преступления!

– И никаких следов – грамотный каналья, все затер… Даже фона не осталось.

– Коллега Орвехт, вы где? Вы же дознаватель, займитесь дознанием!

– Сюда не мог проникнуть никто из посторонних! Шубы взял кто-то из присутствующих, поэтому надо проверить всех, у кого есть кладовки!

– Вы предлагаете сейчас этим заняться?! Коллеги, перед нами стоят другие срочные задачи!

– Вот-вот, именно на это грабитель и рассчитывал!

– Может быть, это работа Дирвена? Добрался до них с помощью своих амулетов и цапнул обе. На улице-то метель разыгралась, вот у него и возникла нужда…

– Вполне возможно. Если это кто-то другой, он их ни носить прилюдно не сможет, ни продать – шубы-то уникальные, других таких не сыскать.

– Вор мог завладеть ими ради удовольствия обладания! – скрипучим от ненависти голосом произнес Гиндемонг. – Тогда он будет держать их у себя в потайном месте, чтобы втайне любоваться, и мы никогда не узнаем, кто их унес!

– Истинный ужас, не правда ли? – ухмыльнулся коллега Эдмар, пробившийся через толпу к Орвехту. – Хорошо, что я свою шубу оставил дома – ту самую, которая в точности копирует четвертый облик Серебряного Лиса с его любезного разрешения, вы ее видели. Боюсь, ее бы тоже прибрали к рукам, при здешних-то нравах …

– Дома? – хмыкнул Суно. – Тогда мои соболезнования.

– Сердечно благодарен, но я ее в кладовку забросил, вместе с другими ценными вещами. Увы, дома у меня больше нет.

«Можно подумать, это была твоя единственная недвижимость в Аленде», – скептически заметил про себя Орвехт, а вслух сказал:

– Меня ждут, коллега Тейзург, так что прощаюсь.

– Погодите прощаться, я с вами. Не собираюсь вам мешать, но если там объявится Дирвен, я бы не прочь с ним побеседовать.

– Тогда идемте.

Инквизиторы и безопасники держались двумя обособленными группами – они традиционно враждовали. Снежные хлопья норовили залепить лица и тем, и другим, разыгравшаяся метель вертела флюгера и рвала в клочья поднимавшийся из труб дым, по мостовой мела поземка, словно и не было никакой весны.

После того как перебрались из дворца в нанятый Мулмонгом дом на Прилежной улице, Дирвен нашел Хенгеду через ее артефакты. Любой амулет уникален, двух абсолютно одинаковых не бывает. Когда он минувшей зимой случайно встретил эту тварь и узнал, несмотря на чары личины, он постарался запомнить ее амулеты, чем теперь и воспользовался. Настроился с помощью «Наследия Заввы» на ее «Кошколаз» – и тут же увидел в поисковом зеркале запорошенную снегом улочку, витрину с чучелом крокодила в потрепанной соломенной шляпе и скромно одетую барышню, пробирающуюся по скользкому тротуару мимо лавки колониальных товаров.

Вот крокодилом-то он и отлупцевал ее по первое число! Наследие Заввы позволяло не только крушить дворцы и писать на небе, но еще и манипулировать любым предметом, будь это хоть карандаш, хоть какой-нибудь здоровенный шкаф. Наконец-то он отомстил бесчестной гадине, которая только делала вид, что любит его, и заманила в ловушку, чтобы сдать овдейскому министерству благоденствия. Да потом еще сношалась у него на глазах с Самой Главной Сволочью, чтобы над ним поиздеваться… Ха, ну и кто теперь над кем поиздевался?

Как она испугалась, когда старое изжелта-зеленое чучело с оскаленной пастью зашевелилось в темной полости витрины и ринулось наружу, рассадив стекло! Решила небось, что это или волшебный народец, или демоны Хиалы, а это справедливое воздаяние! Шляпа с крокодила так и не свалилась, потому что была приклеена, но Дирвен ее с третьего раза все-таки оторвал вместе с лоскутом кожи – ни для чего, просто так.

Еще он осколком стекла располосовал подлой предательнице юбку и заодно порвал чулки, а она-то никак не могла понять, почему амулеты ее не защищают. Давно хотел это сделать! В довершение запихнул ей в срамное женское место ее же амулет – пусть почувствует себя опозоренной! Сама виновата, что предала его, поделом ей!

Хотел после всего вывалять ее в грязи, но из-за снега подходящей грязи нигде не было. Он доволок бы эту лицемерную дрянь до помойки с мусорным домиком и затолкал бы внутрь, словно ком изгаженного тряпья – она ведь заслужила, но тут привязался Чавдо Мулмонг: пойдем да пойдем, ждут вас, мой господин.

Пришлось бросить Хенгеду посреди улицы. Наказанная шпионка осталась кособоко сидеть на мостовой, словно растерзанная кукла с плаксиво перекошенным лицом: кто пойдет мимо – пусть над ней посмеется, так ей и надо! Сама виновата.

Чавдо познакомил его с Лормой – с той самой Лормой, неблагой царицей олосохарского народца, едва не погубившей два года назад экспедицию Эдмара. Красивая, словно мраморная статуя в роскошном золотистом парике. Нежить, но все равно красивая.

Дирвен смотрел на нее насторожено. Знал, что Наследие Заввы позволит ему дать отпор кому угодно – даже вурване, которая обитает в Сонхи так долго, что людской крови, которую она за это время выпила, хватило бы на озеро средних размеров – но все равно было жутковато.

– Ты не доверяешь мне? – улыбнулась Лорма.

– Вы тогда всех нас чуть не убили, – буркнул Повелитель Артефактов, на всякий случай активировав защиту.

– Неужели ты не понял, почему я так поступила? Я всего лишь хотела остановить Тейзурга. Тебя убивать я не собиралась, Чавдо может подтвердить, и лекарку под дланью Тавше я бы не тронула. Разве ты не согласен с тем, что Тейзург – зло, которое любой ценой должно быть уничтожено? Жаль, что мы не смогли поговорить, я бы тебе все рассказала… Но кто будет слушать проклятую богами вурвану, которая пытается предупредить людей о том, что в Сонхи вернулся худший из магов древнего мира? Твой учитель Орвехт стал бы меня слушать? – она горько усмехнулась. – Тейзург – бывший демон Хиалы, в душе он так и остался демоном. Его надо остановить, теперь-то ты это понимаешь?

Так вот в чем дело! Дирвен несколько раз хлопнул ресницами, осваиваясь с новой трактовкой минувших событий, и согласно кивнул.

– Сейчас у нас есть возможность это сделать, – продолжила вурвана после паузы. – Вместе мы справимся и с Тейзургом, и с бывшим Стражем, от которого мир Сонхи избавился, а у него все равно хватило наглости сюда вернуться… Вместе мы сможем противостоять им, ты согласен?

Что дела плохи, стало ясно, когда охранявшие Сонтобию Кориц функционеры не отозвались на мыслевесть. А когда группа захвата повернула за угол, первое, что бросилось в глаза – черное пятно, как будто повисшее посреди слепящей белизны.

Переулок засыпало снегом, который налип на крыши, карнизы, перила балкончиков, выбелил тротуары, забил рыхлой массой водостоки и продолжал валить с пасмурного неба, словно зима решила остаться в Аленде насовсем. Начинало смеркаться, но фонарщики со своим хозяйством еще не появились. Перспектива заканчивалась за фасадами ближайших построек – словно сцена с декорациями, и одна из декораций была изрядно попорчена: распахнутое настежь окно с почернелыми створками и выбитыми стеклами обрамлено пятном жирной копоти, внутри темень и никакого движения. Все живое в переулке Трех Плошек то ли вымерло, то ли затаилось.

Шедший впереди невнятно выругался, запнувшись. На тротуаре намело сугроб, сбоку из него что-то торчало. Пара ботинок. Ноги в ботинках. «Так я и думал», – пробормотал боевой маг с выговором уроженца Каслайны, когда с помощью заклинания смели снег с лежавшего поперек дороги трупа. «Не из наших», – заметил другой.

Суно послал мыслевесть Крелдону. Если Сонтобию захватили овдейские агенты, дела обстоят хуже некуда. Останется уповать лишь на то, что иностранные шантажисты тоже намучаются с первым угробцем Светлейшей Ложи.

Еще несколько трупов: охрана госпожи Кориц и неизвестные лица. Прислуга убита, Сонтобии нигде не видно. В гостиной все черно от сажи, вместо мебели головешки, на полу обгорелые останки еще трех человек. Рядом с треснувшим закопченным зеркалом белеет нетронутый листок бумаги, приколотый ножом, который всадили в стену по самую рукоять – не иначе, с помощью магии.

«Сонтобия вне игры».

– Демоны Хиалы, какая вульгарность, – негромко и презрительно обронил Тейзург, нарушив общее молчание.

– Вы о чем? – поинтересовался один из магов.

– Деталь эффектная, не стану отрицать, но кухонный нож с засаленной деревянной рукояткой все испортил. Боги и демоны, от него едва ли не луком пахнет…

– Полагаете, коллега Эдмар, злоумышленники должны были сбрызнуть его духами? – огрызнулся старший из инквизиторов.

– Это не обязательно, но они могли бы позаимствовать чей-нибудь кинжал, тогда сие послание, адресованное, по всей очевидности, нам с вами, выглядело бы куда пристойней.

– Кто это был, вы можете сказать?

– Некто, чей вкус небезупречен, а в остальном – увы, никаких догадок.

Орвехт тем временем изучал листок. Отпечатков не осталось, о почерке тоже говорить не приходится: ровные красивые буквы напоминали типографский оттиск – так называемые «магические письмена», созданные с помощью заклинания.

– Они использовали пламя саламандры. Судя по всему, у них был мощный одноразовый артефакт. Другой вопрос, какая в этом была необходимость – уничтожали следы?

– Или оборонялись от Дирвена?

В доме ни единой живой души, зато кое-что рассказали перепуганные соседи. Они видели, как в переулке появились неизвестные люди, целая банда: одни ввалились в дом, другие остались снаружи. Потом караульщики где стояли, там и попадали – кто у крыльца, кто подальше, а снег все сыпал и сыпал. Вдруг на втором этаже как полыхнет – в окне словно вздулся огненный пузырь, но пожар тут же сам собой погас. Вскоре после этого из дверей вышли двое в долгополых шубах: один в белой, другой в черной. За снежной пеленой лиц не разглядеть, но вроде бы вторая была госпожа Кориц. Спутник ее то ли поддерживал, то ли тащил, чтобы шагала побыстрее, и они исчезли в вихрях метели.

Когда упомянули о шубах, маги начали многозначительно переглядываться, а Тейзург промурлыкал: «Какая прелесть, обожаю вашу Светлейшую Ложу…»

Орвехт подумал, что расследование, по всей вероятности, поручат ему, и достопочтенные Привелдон с Гиндемонгом сживут его со свету, если он не вернет им пропажу.

Знает ли он, что такое Накопители?.. Да это каждый дурак знает, за кого они принимают первого амулетчика Светлейшей Ложи?!

– Это вроде монастырей для древних магов, ну, для тех, кто в прошлых рождениях очень давно тоже был волшебником. У них особые способности к науке, они там живут в тишине и занимаются всякими теоретическими исследованиями. Один только Тейзург не захотел в Накопитель, потому что он наипервейшая в Сонхи сволочь, и ему там не развернуться, и рыжий придурок тоже не пошел в ученые. Там ведь работать надо, а не мерзопакостями заниматься.

– Стало быть, правды вы не знаете, – сложив руки на выступающем животе и проникновенно глядя на Дирвена, подытожил Чавдо Мулмонг с печалью в голосе.

– Еще бы ему сказали правду… – эхом отозвалась вурвана, скривив нежный рот – с виду нежный, как лепесток розы, а на самом деле хищный и ненасытный. – Разве он стал бы с ней мириться?

– Это вы о чем? – настороженно поинтересовался первый амулетчик.

– Посмотри сам, что такое Накопители, – мягко, хотя и с затаенным вызовом предложила Лорма. – С конца прошлого лета они стоят заброшенные, потому что погибла могущественная сущность, с которой они были связаны. Об этом тебе тоже не говорили? Сначала посмотри, потом я расскажу, что знаю.

– Как я посмотрю, если они за городом, и посторонних туда не пускают?

– У тебя есть Наследие Заввы. Накопители – это артефакты, и они подвластны Повелителю Артефактов точно так же, как «Незримый щит», «Каменный молот» или «Правдивое око». Разница только в размерах, количестве ингредиентов и уровне вплетенных заклинаний. Попробуй до них дотянуться!

– Не сомневаюсь, при ваших способностях это проще простого, – подхватил Чавдо. – Вы шутя узнаете главную тайну магов, которую они хранят, как зеницу ока – вам это по плечу. А мы с госпожой запасемся терпением и подождем. Будет лучше, если вы сами доберетесь до скрытой от непосвященных истины.

Шнырь дожидался господина за воротами резиденции Светлейшей Ложи. Волшебному народцу не подойти к этим хоромам ближе, чем на сотню шагов, но ему закон не писан: благодаря чарам господина он мог сидеть на корточках возле арки с позлащенными решетчатыми створками и корчить рожи проходящим мимо волшебникам. И ничего ему не сделается, и никто его не увидит… Сам забоялся и перебежал на другую сторону улицы, подальше от логова экзорцистов.

Тейзург вышел оттуда вместе с большой компанией магов, но приотстал и велел Шнырю выследить Крысиного Вора, а потом пустился догонять остальных. Даже к лучшему, что не взял с собой: маги были один другого страшнее, и ежели кто из них в тебя шарахнет, мало не покажется.

На шее у Шныря висел мешочек, в котором была зашита прядь рыжих волос и клок серой кошачьей шерсти: благодаря чарам, наведенным в эти ошметки, он без труда разыщет их обладателя.

Гнупи то семенил, жмурясь и пригибаясь, то, разогнавшись, залихватски скользил по наледи в своих деревянных башмаках. Ветер норовил сбить его с ног, в рукава и за шиворот зеленой суконной курточки набивался снег. Этак он и к полуночи Крысиного Вора не сыщет: тот водит дружбу с самим Северным Псом, который, небось, открыл для него коридор посреди метельной круговерти. Там, где идет Хантре, ветер стихает, а за спиной у него опять затевает свою бешеную свистопляску – разве за ним угонишься?

Шнырь уже потерял надежду выполнить господское поручение – видать, придется ему, сиротинушке, до завтрашнего утра ковылять по сугробам! – когда метель угомонилась. Город под снежным одеялом словно погрузился в дрему, светились тусклой желтизной залепленные белыми хлопьями окошки, из труб в меркнущее пасмурное небо валил дым – повсюду растопили камины и печки. Шнырь помчался во всю прыть, оставляя на нетронутом пушистом покрове цепочку маленьких следов – для стороннего наблюдателя только она и выдавала его присутствие.

Вот и рыжий. Капюшон куртки откинут, физиономия злобная, озирается по сторонам, точно высматривает, кого бы пристукнуть. Внезапно перекинулся в большого дикого кота с кисточками на ушах и целеустремленно рванул с места, а Шнырь за ним.

Долго бегать не пришлось, вскоре Крысиный Вор остановился и вновь обернулся человеком. Гнупи притаился за углом. Ему хотелось подобраться ближе, там было жуть до чего интересно: вдребезги разбитая витрина захудалой колониальной лавки, из сугроба торчит крокодилий хвост, а другой сугроб тихонько мычит, словно под ним есть кто-то живой – но соглядатай опасался, что маг его заметит.

Под снегом оказалась девица в изодранной одежке, растрепанная, посиневшая от холода, с лиловым от синяков опухшим лицом. Хантре закутал ее в шерстяной плед, который достал из своей кладовки.

– Я убил твои амулеты. Все, какие были, – голос крысокрада звучал отрывисто и неприязненно. – В ближайшее время не держи при себе никаких амулетов. Тебе сейчас нужен очень хороший лекарь. Я отвезу тебя к лекарке под дланью Тавше, но перед этим поклянись богами и псами, что не причинишь вреда ни ей, ни ее ребенку, и не попытаешься похитить ни ее, ни ребенка, и не станешь никому в этом помогать. Ты Хенгеда Кренглиц, овдейский агент. Ты ведь знаешь, кто такая Зинта и с кем она живет.

– Тогда отвези меня к другому лекарю, – слабо и хрипло, но тоже с неприязнью промолвила девица.

– Другой не справится. У тебя травмированы внутренние органы и сосуды, заражение крови уже пошло.

– Мразь… Будь ты проклят…

– Это не я на тебя напал, – огрызнулся Хантре после заминки – как будто до него не враз дошло, что все эти заслуги она приписала ему. – Я убил амулеты, чтобы атака не повторилась, и обезболил, насколько сумел. Ты поклянешься? Я не стану подвергать риску Зинту.

– Тогда что случилось? Амулеты взбесились, на меня налетело чучело из витрины… Потом все закончилось, и лечебный амулет мне помогал, пока не появился ты.

– Не взбесились, это Дирвен перехватил над ними контроль. Наверное, сейчас он отвлекся на что-то другое. Если ты видела надпись в небе – тоже его работа.

– Дирвен мразь, гаденыш паршивый…

– С этим не спорю, но у нас мало времени, – перебил Хантре. – Поклянешься?

– Да. Клянусь богами и псами, что не стану вредить ни Зинте, ни ребенку Зинты. И никому в этом содействовать тоже не стану. Достаточно?

Оглянувшись через плечо, маг позвал:

– Шнырь!

Соглядатай отпрянул за угол.

– Шнырь, я знаю, что ты здесь! Иди сюда!

– Чего тебе, ворюга рыжий-бесстыжий? – проворчал гнупи, бочком подходя к магу.

– Побудь с ней, пока я найду экипаж. Я использовал обезболивающее заклятье – присмотри, чтобы оно не ослабло. Сама она без амулетов не справится.

– Дурак ты, рыжий, – снисходительно фыркнул Шнырь. – Уже с полгода в Сонхи живешь, а того не знаешь, что черноголовый народец не может поддерживать заклятья, сплетенные людьми. Это тетушка тухурва смогла бы, тухурвы много чего могут, а ты нашел, к кому с этим подкатиться, да еще и крыску мою в тот раз…

– Ладно, понял, – оборвал маг. – Тогда просто посиди с ней.

– Хе-хе, так я и стану твои приказы выполнять! – взвизгнул гнупи, с вызовом глядя снизу вверх на выпрямившегося человека.

– Если я о чем-нибудь попрошу твоего господина, он это сделает. Например, оставит Шныря без сливок на целый месяц.

– Шантажист! Про тебя и господин говорит, что ты шантажист под ангельской маской, хотя я не знаю, что это такое, а он рассказывал, что однажды ты шантажом и обманом заставил его утопить в океане сокровище!

– Не помню. Может, и было. Присмотри за ней.

Он уложил Хенгеду на тюфяк, который добыл из своей волшебной кладовки, укрыл сверху ватным одеялом, а потом перекинулся в кота и унесся стрелой в ту сторону, откуда явственнее всего доносился городской шум.

Шнырь остался возле скорчившейся на боку избитой барышни. В человеческих сказках, ежели девица в беде, ей на выручку обычно приходит разлюбезный кавалер, который после на ней женится. А этой, вишь ты, не повезло – ее взялся спасать злющий Крысиный Вор. Может, если бы подольше тут полежала, на нее бы набрел кто-нибудь получше рыжего грубияна? Но могла бы и околеть от холода, в драной-то одежонке.

Смеркалось. Прохожих не было, в трех-четырех окрестных домах кто-то опасливо выглядывал из-за занавесок – и больше никаких очевидцев.

Просто так сидеть возле Хенгеды было скучно, и Шнырь затеял лепить снеговика – уж это дело он любил! Живо скатал из липкого снега три шара, а глаза сделал из монеток, которые нашел среди раскиданных вокруг лоскутьев. На голову нахлобучил старую соломенную шляпу – она тоже валялась в снежном месиве.

Потом он за хвост выволок из сугроба измочаленное и забрызганное кровью чучело крокодила, посадил его рядом со снеговиком – красота получилась! Крокодил скалил зубы и опирался растопыренными передними лапами на сбитый из снега холмик. Те, кто подсматривал из окошек, напугались и затаились: им и невдомек, что это сделал гнупи-невидимка.

– Здоровский у меня снеговик, правда же? – обратился Шнырь к Хенгеде.

Раз она знает о его присутствии, отчего не поговорить?

Не отозвалась. Присев рядом на корточки, гнупи заглянул ей в лицо: опухшие лиловые веки прикрыты, разбитые губы шевелятся – как будто что-то неслышно бормочет.

Шнырь злорадно ухмыльнулся: ерундовое у рыжего заклятье. Едва ушел, сразу перестало действовать, вон как девицу-то скрючило! Долговременные обезболивающие заклинания – непростая наука, даже из магов-лекарей не всякий в полной мере ими владеет, но те всегда держат под рукой свои зелья.

– Чем хныкать, на снеговика, говорю, посмотри! – слегка подергав Хенгеду за клочок изодранной жакетки, потребовал Шнырь. – Тогда маленько отвлечешься…

Не то чтобы он ее жалел, но очень уж хотелось похвастать своим достижением.

Девушка разлепила веки – глаза-щелки мутные, горячечные – и невнятно произнесла:

– Я люблю его, люблю… Я его люблю, ох, как же больно…

– Моего снеговика любишь? – восторженно завопил гнупи. – Правда?!

– Я люблю Тейзурга… Больно… Я раньше думала, никогда не влюблюсь, но это сильнее всего, сильнее боли… Ты ведь у него на службе? Мне все равно, расскажешь ты ему или нет… У нас с ним одно имя на двоих – это не случайно, наверняка не случайно… Ничего случайного не бывает… Когда он сбежал из Паяны, он устроил маскарад с переодеванием и выдавал себя за девицу по имени Энга. У нас есть имя Хенга – сокращенное от Хенгеда, а молонцы произносят его, как Энга, поэтому у нас с Тейзургом имя одно и то же… Как будто связь, которая никогда не порвется, интересно, он об этом знает или нет, но даже если не знает, все равно мы связаны через имя…

Ее бормотание становилось все более нечленораздельным, а от разбитого лица исходил жар, как от кастрюли с кипятком. Шнырь снова попытался привлечь ее внимание к снеговику, но тут послышался нарастающий шум – перестук копыт, скрип, хлюпанье подтаявшей жижи – и из-за угла выкатилась карета. Над козлами покачивался фонарь в железной оплетке, похожий на пойманную звезду. Люди кого хочешь посадят в клетку: хоть звезду, упавшую с неба, хоть какого-нибудь невезучего гнупи.

– На снеговика не наедь! – завопил Шнырь, кинувшись наперерез.

Вороная кляча с куцым султанчиком крашеных перьев шарахнулась в сторону. Возница сдал назад, забубнил что-то обережное. Из кареты выпрыгнул Хантре, сгреб девицу вместе с одеялами и погрузил внутрь, а тюфяк пинком отправил к себе в кладовку.

Шнырь устроился на запятках. Пока не повернули за угол, он с гордостью любовался снеговиком и крокодилом – те как будто провожали его благодарными взглядами.

Слух у гнупи острый, так что доверенный шпион Тейзурга всю дорогу слушал, о чем разговаривали пассажиры кареты.

– Я давно поняла: Госпожа Вероятностей делает подарки не тем, кому они больше всего нужны. Если бы Тейзург относился ко мне так же, как к тебе…

– Если ты его на это раскрутишь, я на радостях у вас на свадьбе на столе спляшу. А потом на обломках стола.

Шнырь хихикнул, представив себе эту сценку.

Рыжий опять пустил в ход обезболивающее заклятье, и вскоре Хенгеда перестала молоть чушь.

– Ты поклялась насчет Зинты, не вздумай нарушить слово. Под землей достану, и от Северного Пса тебе спасенья не будет.

– Считаешь, я стала бы вредить лекарке под дланью Милосердной?

– Ты службистка и готова выполнить любой приказ своегоначальства.

– По-твоему, ларвезийские службисты лучше овдейских?

– Судя по тому, что я знаю, вы друг друга стоите.

Шнырь трясся на задке кареты, ежился от ледяных брызг и сердито думал, что поди разбери этого рыжего. Вот зачем он помогает Хенгеде, ежели при этом глядит на нее, как на ядовитую жабу? Другое дело, если б ему была здесь какая-то выгода, или азарт, или приятность, но сейчас-то зачем? Она ему не нравится, а он все равно не бросил ее помирать на заснеженной улице… Обычно Шнырь догадывался, почему люди поступают так, а не иначе, но Крысиного Вора не поймешь.

Прорваться в Накопитель оказалось не так уж и трудно. Для Повелителя Артефактов – плевое дело. Это и впрямь гигантский артефакт, отзывающийся на все твои импульсы и команды – при условии, что ты не какой-нибудь завалящий недоумок, а Дирвен Кориц, вооруженный Наследием Заввы.

Еще и все видно: будто бы эта громадина сверху донизу усеяна глазами, которыми можно воспользоваться, только собственные глаза перед этим надо закрывать, а то картинки накладываются одна на другую, и башняк сносит, как после запретного пива, настоянного на китонских грибочках.

Обнаружив эту возможность, Дирвен вначале рассматривал нутро Накопителя с жадным любопытством. Грандиозный сумрачный зал. На полу, на стенах, на потолке и на колоннах выложены золотой мозаикой руны Отъятия и Перенаправленности. Цепочки повторяющихся символов тянутся к верхней точке пирамиды – там все они сходятся вместе, и дальше… Ну, ясно, это же тот самый канал, по которому выходит наружу сила, словно вода из водопроводного крана! Маги-кормильцы ее отсюда черпают и снабжают остальных… Хотя в последнее время уже не черпают и не снабжают: этот опустевший Накопитель накрылся медным тазом, да и другие, по словам Чавдо, тоже. Ха, вот, значит, какие у магов «временные затруднения» – теперь Дирвен в курсе их главного секрета!

Но куда подевались все древние волшебники, которые раньше тут жили и занимались наукой? И где они жили, если большую часть пирамидальной постройки занимает колоссальная рабочая полость, предназначенная для аккумуляции и перекачки силы?

Он не сразу обратил внимание на неширокие кольцевые галереи, тонувшие в темноте за колоннами. От громадной полости зала их отделяли перила, вниз вели лестницы. На всех ярусах ряды одинаковых дверей, и на каждой все те же руны. Окон в Накопителе не было, лампы не горели, но тамошние «глаза», которыми воспользовался Дирвен, видели все детали обстановки, словно в полумраке.

Жилые кельи или рабочие кабинеты?.. Его охватило неприятное предчувствие: словно почуял запах падали за секунду до того, как увидел возле дорожки гниющую требуху. Пусть он не видящий, у хорошего амулетчика интуиция тоже неслабая – по крайней мере, когда дело касается артефактов.

У здешних артефактов мерзкое предназначение, он ощутил это до того явственно, что в животе что-то сжалось в комок.

Вместо того чтобы перейти на новую «точку зрения» по ту сторону ближайшей двери, он эту дверь попросту вышиб. А за ней… Да ничего особенного за ней не было: каморка с деревянным топчаном, в углу белеет мелкое фаянсовое судно вроде тех, что в лечебницах подсовывают лежачим больным. Посудина испачкана засохшими нечистотами. В стенной нише глиняная кружка-поилка с надбитым носиком и скомканное грязное полотенце. А топчан коротковат, Дирвен не смог бы вытянуться на нем во весь рост – рассчитан то ли на ребенка, то ли на какую-нибудь малорослую нелюдь. И снабжен невысокими откидными бортиками, которые держатся на петлях и крючках, а из постели на нем только засаленный тюфяк. На потолке убогой комнатушки царственно сверкают золотом руны Отъятия и Перенаправленности.

Что все это значит?.. Он нутром чуял, что ничего хорошего, но продолжил экскурсию. За каждой дверью одно и то же с несущественными отличиями.

Верхушку пирамидального купола перекрывала пластина из чистого золота, вся в паутине выгравированных рун. Мощная штука. Сейчас она «спит», но благодаря специфическим ощущениям, которые знакомы лишь амулетчикам, Дирвен улавливал, до чего она мощная.

Даже при беглом осмотре ясно, что возможности у Накопителя очень даже нехилые, если подойти умеючи. А когда это Дирвен Кориц не мог найти подхода к амулету?

Хотя здешнюю загадку он так и не разгадал: что это за клетушки с лежанками и ночными горшками, приспособленные для каких-то немощных недомерков, и чем тут занимались хваленые древние маги, и куда они все подевались?

Не желая сдаваться, Дирвен отправился в подвал: он перескакивал с одной «точки зрения» на другую, все ниже и ниже, пока не добрался до основания пирамиды. А под этим основанием, под каменными плитами с наглухо задраенным люком… Сперва он глазам своим не поверил – вернее, не своим, а глазам Накопителя. Есть выражение «скелеты в шкафу», а у них тут даже не шкаф – целое подполье костей! Неужели в Накопителях совершались жертвоприношения, которые повсюду в просвещенном мире запрещены?..

Захоронены не скелеты, а сплошь костяные руки и ноги. Человеческие. Их тут сотни. Что за придурки устроили этот чудовищный могильник? Дирвен решил, что надо бы хлебнуть еще пива и послушать, что расскажет Чавдо Мулмонг, который глядит на него с таким выражением на откормленной благообразной физиономии, точно собирается или открыть ему самую страшную на свете тайну, или втюхать флакон с «чудо-эликсиром от всех телесных недугов».

Куду выжил. Монфу тоже уцелел, хоть его и оглушило ответным ударом, а Вабито повезло меньше – захлебнулся собственной кровью. В груди у него хрустнуло, из ноздрей и из угла рта потекли алые струйки, стекленеющие глаза с тоской уставились в бездну снежистого неба – крухутаки знают, что ему там привиделось напоследок. Бречьятох Куду Этеква, бывший младший проповедник воинства Унбарха, пожелал ему, по обычаю нынешнего времени, добрых посмертных путей и поволок за угол обмякшего Монфу. Он не привык быть один, и его ужаснула перспектива утратить последнего товарища по несчастью.

Влипли они из-за покойного Вабито, который всегда был излишне горяч, вот и сейчас вдругорядь ввязался в заварушку. Им было велено снять охрану, дождаться развязки и прикончить наемников, после того как те изувечат и убьют Сонтобию Кориц. Умный план, только все вышло наперекосяк. Охрану убрали, поднять тревогу никто не успел. Бандиты в форменных мантиях магов Ложи ввалились в дом и приступили к тому, за что им заплатили, но тут в игру вмешался еще один участник.

Когда все трое ощутили убийственные импульсы, направленные на исполнителей, Вабито возьми да и ударь заклятьем по их источнику – то ли выслужиться хотел, то ли не смог усидеть. Монфу присоединился, а Куду решил не высовываться, и правильно решил. Ответный импульс его не зацепил, скользнул мимо – как будто неизвестный противник специально позаботился о том, чтобы не задеть ненароком никого из посторонних.

Куду так и не увидел, кто их атаковал. Не до разведки, тут бы ноги унести. Вряд ли это был Тейзург – тот не дал бы им с Монфу уйти. Да и не в его привычках беспокоиться о тех, кто случайно оказался рядом, в свое время он не мелочился: мог и полквартала снести, и гору своротить. Рийский, а ныне Сиянский архипелаг когда-то был частью материка – архипелагом он стал после очередного поединка Тейзурга с Унбархом, но это случилось еще до того, как Бречьятох Куду Этеква появился на свет.

Он кое-как привел Монфу в чувство, и они заковыляли прочь. Встречные принимали их за двух гуляк: один худо-бедно держится на ногах, зато второго развезло, и первый тащит собутыльника домой, подставив ему дружеское плечо.

Снегопад утих, потеплело. Под ногами хлюпало, ботинки раскисли, беглецы несколько раз чуть не упали. Пробираясь в сером киселе сумерек по шелестящим капелью кривым закоулкам, Куду возблагодарил богов за то, что здесь такая запутанная планировка, и удалось оторваться от погони, если за ними была погоня.

– Вот именно по этой причине, мой господин, мой юный друг, я и не захотел оставаться в рядах Светлейшей Ложи. Уж лучше быть служителем воровского бога Ланки, вольным авантюристом, нежели магом-упырем, который питается, словно глист окаянный, чужой жизненной силой. Поверьте, я по-своему честен, и для моего внутреннего честного человека таковое положение вещей было невыносимо. Я взбунтовался. Госпожа Лорма – вурвана, однако она всего лишь пьет кровь, потому что такой ее сделали сонхийские боги. Поверьте бывалому человеку, то, что творили до недавних пор маги просвещенного мира – намного хуже!

Чавдо говорил убедительно и проникновенно, его лукавые темные глаза масляно блестели. Ну да, да, Дирвен отлично знал, что он прожженный мошенник, провернул без счета афер, получил в Королевском банке по фальшивым документам такую сумму денег, что ими можно всю Банковскую площадь вымостить – будет она тогда сплошь золотая, и богатых старушек бессовестно обманывал, и в чужой карман за кошельком залезть не брезговал. Но сейчас-то он выложил истинную правду! Вдобавок Мулмонг может наплести что угодно, однако амулеты своему повелителю солгать не могут.

Так называемых «древних магов» по достижении совершеннолетия и впрямь забирали в Накопители, но вовсе не затем, чтобы они там «занимались наукой». Их содержали, как в тюрьме, а Накопитель отнимал у них силу и перенаправлял в пользу остального магического сообщества, для того-то и поналеплены всюду руны Отъятия и Перенаправленности. Чтобы узники не взбунтовались, им отрезали руки и ноги, то-то и лежанки в комнатушках такие короткие.

И все это тянулось веками, а закончилось недавно, на исходе прошлого лета. Как объяснил Мулмонг, тогда погибла в результате несчастного случая могущественная потусторонняя сущность, которая участвовала в этом процессе, как необходимое звено, получая с него свою десятину. Накопители после этого захирели. Маги прикончили за ненадобностью своих изувеченных «древних» коллег, прикопали в окрестностях и давай морочить головы непосвященной публике – будто бы все по-прежнему, а около уснувших пирамид выставили усиленную охрану, чтобы никто не докопался до правды.

И ничего удивительного, что Шеро Крелдон и Суно Орвехт в последнее время набрали такое влияние – они-то как раз из тех, кто никогда не нуждался в заемной силе. Таких, как они, раньше называли «ущербными магами», но больше не называют: расклад поменялся, они теперь круче всех.

Совершенно верно, Чавдо Мулмонг тоже из «ущербных» магов. Зато достопочтенные архимаги без Накопителей оказались в незавидном положении, и в Ложе до сих пор не случилось переворота лишь потому, что все повязаны хитро составленными клятвами, вдобавок им не больно-то хочется менять существующий порядок вещей.

– Паскудство какое! – высказался Дирвен, за раз опрокинув полкружки пива. – Гадство самое натуральное!

Нажраться он не боялся: с ним Наследие Заввы, или, если по-арибански, «Королевская воля», «Королевская броня» и «Королевский удар». Золотой обруч-венец – «Королевская воля» – при необходимости мигом приведет его в чувство.

– Маги Ложи – воры и палачи, – прозвучал мелодичный голос Лормы. – Здешняя власть прогнила насквозь, только и ждет того, кто придет да возьмет… Но их нельзя недооценивать. Сейчас они готовят ответный удар.

Дирвен смотрел на нее с невольным одобрением: красотка первый сорт, пусть и кровопийца. Грудь у нее хоть куда, а роскошные золотистые волосы так и сияют в свете магических шариков, которые созвездием расположились на высоком потолке с потемневшей лепниной.

– Готовят, – озабоченно подтвердил Мулмонг. – У меня там свои человечки, которые делятся со мной информацией. Ложа объявила Всеобщий Боевой Круг. Можно ожидать, что к ним присоединятся Тейзург и Кайдо.

– И что будем делать? – нахмурился Дирвен, понимая, что в этот раз ему несдобровать, начальство его без соли слопает.

– У тебя есть мощное оружие – наследие Заввы, – напомнила вурвана.

– Сам знаю, – буркнул он рассеянно.

Зародилась шальная мысль: а что, если в предстоящей схватке использовать еще и Накопитель? Ясно, что так никто никогда не делал, но мало ли, чего там не делали до Дирвена Корица…

– В этот раз угробище от трибунала не отвертится! – злорадно посулил достопочтенный Гривьямонг. Его пухлое старческое лицо на свежем воздухе раскраснелось, отвислые щеки азартно подрагивали. – Показательный суд устроим, чтоб для всех был урок, чтобы всем неповадно!

«Всем – это кому?» – хмыкнул про себя Орвехт.

Остальные амулетчики Ложи и так не убивают архимагов, не рушат дома, не сколачивают из городских скандалистов банды «борцов за нравственность», не разглашают служебную информацию, не заводят сдуру интрижки с овдейскими шпионками и не пишут на небе безграмотную ахинею. Дирвен один такой – хотя бы за это хвала богам. И в этот раз он нарвался. «Властилина Сонхи» и дворец Тейзурга ему бы еще простили, но достопочтенного Лаблонга не простят.

Орвехт послал мыслевесть Зинте – хотел предупредить, чтобы побереглась, но та отмахнулась: некогда. К ней только что привезли пациентку в тяжелом состоянии, так что у нее сейчас хлопот по горло, а потом она доберется до засранца Дирвена.

Суно уловил, что лекарка в ярости. Исключительно редкое для Зинты состояние, но уж если ее разобрало – это серьезно. В такие моменты он понимал, почему невеликая по размерам Молона – «страна доброжителей», граничащая с Ларвезой, Ширрой и Овдабой – издавна слывет непобедимой. Не то чтобы ее территория, богатая каменным углем, была никому не нужна: захватить ее пытались, да всякий раз уходили ни с чем.

Впрочем, у Зинты вряд ли будет возможность разобраться с Дирвеном: по первому амулетчику Ложи тюремная камера плачет.

Столичные маги подтягивались к площади Силы, которая находилась в центре великолепной белокаменной резиденции. Стемнело, зато ветер утих, на город больше не валились хлопья снега. Из разрыва туч над крышей Археологического музея выглянуло любопытное око луны, и словно в ответ зажглись вокруг площади три кольца фонарей. В густых сумерках смутно белели здания, блестели, отражая свет, позолоченные скульптуры, решетки и барельефы.

Коллеги деловито строились, каждый функционер занимал свое место в огромном людском кольце. Орвехту подумалось, что позже все участники с удовольствием будут вспоминать этот вечер за кружкой горячего шоколада или фьянгро. Все, кроме кураторов Дирвена, которым придется держать ответ за сей инцидент.

Ни Тейзурга, ни Хантре среди присутствующих не было: для монолитного Боевого Круга Светлейшей Ложи они посторонние. Оба связались с Шеро Крелдоном и сообщили, что находятся неподалеку от резиденции, готовы действовать. Коллега Эдмар поделился сведениями о Наследии Заввы, и связные тут же передали эту информацию всем остальным.

Стоя в толпе, готовой превратиться в единый сокрушительный механизм, слушая негромкие голоса, вдыхая запахи отсыревшего сукна и разных марок одеколона, Орвехт подумал, что все бы ничего, но достопочтенные Гиндемонг с Привелдоном житья ему не дадут, если он не найдет им сплывшие шубы.

Без источника силы Накопитель бесполезен, как саквояж без ручки из Кадаховой притчи «О неразумной бережливости». Дирвен и так, и этак проверял, на что сгодится уснувшая пирамида. Разве что золото ободрать на продажу, а после сдать эту гнусную хоромину в аренду под склад каким-нибудь торгашам…

Как будто от него ускользает что-то важное. Главное – все учесть, сделать правильные настройки и применить нужные команды, тогда этот громоздкий конгломерат артефактов всем задаст жару, и без всяких там безногих-безруких «древних магов» в вонючих комнатушках. Какую же возможность Дирвен упускает из виду?..

Мулмонг напомнил, что маги Ложи со всей Аленды собираются в Боевой Круг. Ну и плевать. Он уже понял, что «Королевская воля» из Наследия Заввы позволит ему обратить против них их же силу. Такого финта они не ждут! Поквитается он с ними и за вычеты из жалования, и за все разносы, и за все запреты, и за то, что его насильно женили, и за то, что прошлым летом оставили в наказание без пива и девок, и за то, что «бестолочью» обзывали… Ха, ну и кто теперь бестолочь?!

Решил посмотреть, что стало с Хенгедой, однако тут его поджидало новое унижение хуже оплеухи. Пока он возился с Накопителем, шпионка исчезла. Дирвен и не сомневался, что эта дрянь смоется оттуда, где он ее бросил: она живучая, подлая и находчивая, такая нигде не пропадет. Встала, отряхнулась да пошла, что ей сделается.

Но, во-первых, он не смог ее найти – амулеты не отзывались. Как будто их вовсе не существует, но это же обман, через который никак не пробиться, хоть локти грызи! А во-вторых, гадина оставила оскорбительное послание: слепила снеговика, надела ему на голову шляпу, да еще посадила рядом облезлого крокодила из витрины. Позапрошлой весной Дирвена поразило проклятие Тавше – за то, что добил раненого бандита, которого госпожа Зинта собиралась лечить. Пусть он был прав, все равно его постигла кара: на голове вырос рог, и приходилось все время носить шляпу, чтоб его прятать. После бескорыстно совершенного доброго поступка рог отвалился, но перед этим Дирвен больше года промучился. Вот на это Хенгеда и намекнула… Ничего, она еще поплатится! Если б она пришла с повинной, он бы, может, и проявил великодушие, а теперь ей же хуже будет.

От этих мыслей его отвлек Чавдо: Боевой Круг Светлейшей Ложи готов к атаке, вот-вот начнется.

– Пусть начинают, придурки, – буркнул Дирвен, до жути злой из-за снеговика в шляпе. – Сейчас эти гады увидят, кто чего стоит!

Двухэтажный домик на улице Костяной Спицы господин купил накануне зимнего Солнцеворота. Вишь ты, понравилось ему, что заднее окно выходит на заброшенный особняк с ветхой колоннадой, кустами на крыше и старинной мраморной скульптурой. Особняк он тоже купил, но восстанавливать не стал: мол-де пусть будет живописная руина, на которую можно любоваться в меланхолическом настроении.

А уж сколько он подыскивал развалину себе по нраву – про то спросите у Шныря и у других гнупи, которые состоят у Тейзурга на службе. Кто другой новые квартиры так перебирать не станет! Зато домишко сторговал первый попавшийся, лишь бы с видом из окна.

Теснота: на первом этаже кухня с кладовкой, ванная, уборная и комната для прислуги, на втором гостиная, столовая и спальня. Прежнюю мебель господин выкинул и завез свою, по его собственноручным эскизам изготовленную – темную, гнутую, словно в кривом зеркале, с извилистой резьбой, напоминающей о древесных корнях и змеиных свадьбах.

В доме он поселил наловленных на стороне пауков и похожих на комки серого пуха козяг, которые любят укромные углы – им всегда в охотку прикинуться чудищем пострашнее и кого-нибудь напугать. Да еще тетушка Старый Башмак сюда захаживала, а гнупи присматривали за развалиной.

Каждую восьмицу тухурва занималась тут уборкой, потом сидела на кухне в кресле-качалке, с чашкой чая и своим зачарованным вязанием. Среди соседей ходили слухи, что «с этим домом нынче стало что-то не так», хотя никаких резонных поводов для этого не было. Господин Тейзург запретил подвластному народцу пакостить в окрестностях – мол-де у него тут «тихий омут с нетронутой гладью».

Сейчас в гостиной спорили господин и Крысиный Вор. На черном лаковом столике белели две чашки, словно кувшинки в луже. Тейзург сидел в кресле – сразу видно, что это могущественный маг, а рыжий устроился на подоконнике – тоже сразу видно, что это разбойник и грубиян, и если что-нибудь отобрал, назад нипочем не отдаст.

Шнырь смотрел на них с изнаночного пространства, из комнатушки, которая справа обросла сверху донизу выдвижными ящиками разной величины, скрипучими и облезлыми, а слева была затянута черными побегами вроде орнамента на господской мебели, с изящными фарфоровыми плошками вместо бутонов. Каждый такой «цветок» охватывали точеные деревянные чашелистики, а внутри темнела жидкость – то ли кофе, то ли отрава. Осторожный Шнырь не стал бы это пить, даже если б его жажда вконец одолела.

Волшебные полости всегда похожи на человеческое жилье, с которым они связаны, и если обстановка поменялась, по ту сторону все равно сохраняется что-нибудь от прежней картины, потому и старые рассохшиеся ящики никуда не делись. Некоторые из них были до половины выдвинуты: в одном ничего, кроме крошек, другой доверху набит разноцветными лоскутьями, в третьем, словно в театральной ложе, устроилась целая компания козяг, сбившихся в пушистый сероватый ком – они, как и Шнырь, с любопытством наблюдали за магами.

Если жилище не защищено оберегами или чарами, обитающий рядом народец может заглядывать к людям с изнанки через волшебные окошки. В домах у волшебников обычно все наглухо запечатано, но здесь господин нарочно оставил лазейки для своих доверенных слуг.

– Ты обещал информацию по Наследию Заввы, я за ней пришел, а не кофе с тобой пить.

– Сначала скажи, где тебя носило в последние два часа?

– Я у тебя больше не работаю, чтоб отчитываться, – огрызнулся Крысиный Вор.

– Меня интересует твое алиби. Пока ты отсутствовал, похитили Сонтобию Кориц.

– Наверное, Дирвен додумался, что ее возьмут в заложники, и забрал в безопасное место.

– Вряд ли. Скорее кто-то из тех, кто был в Гранатовом зале, решил сыграть отдельную партию. Если, конечно, это сделал не ты, м-м?

– Не я.

– Можешь мне довериться, я никому не скажу, – господин заговорщически подмигнул и взял одну из чашек, кивнув рыжему на вторую.

– Доверять нечего: я в это время бегал в облике по городу и пытался найти, где засел Дирвен. Я как будто начинаю снова видеть, но пока очень слабо, так что никаких результатов.

Он тоже взял чашку с кофе. Уголки сомкнутых губ Тейзурга дрогнули в улыбке.

– Если б нашел, переломал бы руки-ноги, – добавил Хантре таким тоном, что Шнырь осуждающе пробормотал себе под нос: «Ох, и любишь ты, Крысиный Вор, какого-нибудь сиротинушку обидеть…»

– За что? – собеседник весело вскинул бровь.

– Мне встретилась одна из твоих пассий, Хенгеда Кренглиц. Он ее избил, покалечил и бросил замерзать на улице. Он теперь может дистанционно брать под контроль чужие амулеты не только вблизи, но и на большом расстоянии.

– Это одна из базовых возможностей Наследия Заввы. Кстати, Дохрау как будто покинул Аленду?

– Его место сейчас за полярным кругом. Весна – время Харнанвы.

– Когда твои способности видящего восстановятся, к тебе обратятся достопочтенные Гиндемонг и Привелдон, у них какие-то злодеи шубы украли, – господин ухмыльнулся с таким довольным видом, точно или кофе очень уж вкусный, или сама ситуация его отменно радует. – Как будешь выкручиваться?

– Если заплатят, постараюсь найти их барахло.

– Прелестно. Так рассказать тебе все, что я знаю о Наследии Заввы?

– Ага. Время не ждет, говори.

– Если заплатишь, расскажу.

– Ты охренел?..

– Давно уже, – господин поставил чашку на лаковый столик и поднялся с кресла. – С того момента, как впервые тебя увидел. Если считать прошлые инкарнации – сколько миллионов лет назад это было? Так и живу с тех пор охреневший…

– Ага, сегодня у нас праздник сорванных чердаков, – злобно процедил Крысиный Вор, соскочив с подоконника. – Сначала Дирвен рехнулся, теперь еще и ты…

Умный Шнырь уже знал, чего от них ждать, и проворно отпрыгнул от окошка в угол. Налетел на ящик с козягами, и тот задвинулся в стенку, а его обитательницы внутри запищали и закопошились. Гостиную озарили вспышки магических импульсов – люди их не видят, а для гнупи они похожи на слепящие молнии. Что-то грохнуло, затрещала мебель, и словно в ответ зазвенело стекло. Потом хлопнула дверь, и наступила тишина.

– Шнырь!

– Иду, иду, господин! – отозвался гнупи, перебираясь на человеческую территорию. – Крысиный Вор ушел? Ох, беда-то какая, и окно-то он вам разбил, и мебель поломал… Но вы же все почините своими заклинаниями, правда? Такого в дом только пусти – все разнесет, а вы его почему-то пускаете, еще и сливок ему в кофе наливаете, хотя могли бы отдать их тем, кто заслуживает… Но фингал-то он вам в этот раз не поставил – это потому, что вы самый могущественный маг в Сонхи! А вы ему фингал поставили?

– Увы, Шнырь, – вздохнул господин, с печалью оглядывая разгромленную комнату. – Я не сделал с ним то, что собирался.

– Ничего, в следующий раз вы всенепременно беззаконному крысокраду наваляете! – подбодрил гнупи.

– А самое грустное то, что он ведь не оставил мне выбора, – Тейзург криво и как-то пакостно ухмыльнулся – Шнырь не понял, о чем он, однако с готовностью ухмыльнулся в ответ. – Я предложил ему последний шанс, но ты сам видел, во что это вылилось… Давай-ка, отправляйся за ним и проследи, что он станет делать.

Не то чтобы соглядатаю хотелось опять носиться по улицам за Крысиным Вором, но с господином не поспоришь, так что он выскочил наружу, залихватски подмигнул холодной желтой луне и помчался по следу, разбрызгивая талую слякоть.

Боевой Круг уже начал перекличку, когда с Орвехтом связался коллега Кайдо – спросил о Наследии Заввы, поскольку Тейзург не захотел поделиться с ним информацией.

Хантре был очень зол. Принимая мыслевести, Суно обычно неплохо считывал эмоции отправителя: послание рыжего ментально искрило, словно запущенная в небо «прыгучая звезда».

Помянув недобрым словом коллегу Эдмара, который выбрал весьма неподходящий момент для своих фанаберий, Орвехт поспешно слил полученные от него сведения коллеге Хантре. Едва успел: Дирвен нанес удар, который Боевой Круг Ложи единым усилием отразил – и дальше им всем стало не до отвлеченных соображений.

Повелитель Артефактов вмазал от всей души, не скупясь. Его распирало желание проучить и свое бывшее начальство, и Самую Главную Сволочь, и Хенгеду, которая уже несколько раз его безнаказанно унизила, и рыжего мерзавца Хантре, и тех мерзавцев, которые заправляют в Овдабе – ну, короче, всех.

«Королевский удар» генерировал сокрушительные поражающие импульсы, «Королевская воля» посылала их в цель, а «Королевская броня» отбивала ответные атаки Ложи – тоже мощные, ведь противников целая толпа. И там не только шушера, которая до недавних времен паразитировала за счет Накопителей, есть и нехилые маги вроде Суно Орвехта и Шеро Крелдона.

Несмотря на всю крутизну Наследия Заввы, Дирвен никак не мог переломить ситуацию в свою пользу. Артефакты обращали против Боевого Круга его же силу, но это не приводило к победе, потому что маги Ложи эту убойную дрянь снова заворачивали обратно. Словно в тебя кинули мяч, ты его отбил, а они снова отбили – только успевай парировать, и эта подлая игра может продолжаться до бесконечности… Или до поражения. Боевой Круг постепенно усиливал нажим. Их там собралось несколько тысяч, а Дирвен против них – в одиночку! Чавдо Мулмонг и Лорма помогали ему по мере своих возможностей, но по сравнению с целой армией светлейших магов у них не ахти какие возможности.

Глотая злые слезы, Дирвен подумал, что Рогатая Госпожа в очередной раз посмеялась над ним, поманив недостижимой победой.

Вконец измотанные, Куду и Монфу примостились отдохнуть под стеной кирпичного дома, такого же серого в ночи, как все остальные окрестные строения. Луны не видно – она оседлала крышу у них за спиной, но в ее свете серебрилась мокрая черепица дома напротив.

Двое беглецов сидели в ледяной жиже и тряслись от холода. Куду попытался сотворить согревающее заклинание, но у него не хватило на это сил: кончики пальцев чуть потеплели, и больше никакого толку. Зато Монфу пострадал не настолько серьезно, как ему показалось вначале, и помирать не собирался. Даже прошептал: «Началось…» за секунду до того, как Куду открыл рот, чтобы сказать об этом. Чувствительность к магическим возмущениям не пропала – хороший признак.

– Если Дирвен с ним справится, мы сможем больше ничего не бояться… Ты помнишь, каково это, жить без страха?

Горячечное бормотание. Возможно, все-таки бредит: находясь в ясном сознании, они таких разговоров не вели.

– Без страха – это похоже на теплую кашу в детстве, когда мы всей семьей садились за стол, помолившись Кадаху, – неожиданно для самого себя ответил Куду.

Его грызли сомнения: в прошлый раз они угодили в неприятности из-за того, что причинили вред Хальнору, а сейчас Лорма вынашивает планы мести все тому же Хальнору и собирается их в это дело втравить… Не завертится ли все по новому кругу, на потеху демонам Хиалы?

– Надо уходить. Слышишь, Монфу – уходить, говорю, пора. Мы что могли сделали, дальше пусть воюют без нас. У меня кое-какие деньжата в поясе зашиты, приберег от Чавдо. Поехали в Суринань? Родные края, хотя там все поменялось, и маг всегда найдет, чем на прожитье заработать.

– Поехали… Будем есть дыни, золотые и сладкие, как луна, – невнятно отозвался Монфу, и Куду не понял, то ли ушибленный заклятьем товарищ заговаривается, то ли проникся его идеей.

В темном небе над Алендой раскинули щупальца невидимые спруты. Они сшибались, сцеплялись, рвали друг друга в клочья. От этого колыхались в промозглой тьме бледные ночные облака, дребезжали в шкафах склянки, беспокойно метались в своих постелях отошедшие ко сну горожане, спотыкались часовые стрелки, выгибали спины и выли кошки, скисало молоко, заходились лаем собаки. Захмелевшие гнупи дурачились, кувыркались и играли в чехарду, а тухурвы спешили напрясть побольше волшебной пряжи, пользуясь тем, что воздух нынче перенасыщен магией.

Ложа медленно, но верно одерживала верх. Формируя заклинания и посылая импульсы в едином ритме с коллегами, Орвехт одновременно пытался вычислить, далеко ли до развязки, дивился недюжинной силе поганца Дирвена, подумывал о том, что хорошо бы, когда это безобразие закончится, выпить двойную порцию горячего шоколада, а еще лучше кофе, да покрепче… Не сразу обратил внимание на то, что картина сражения начала меняться. Впрочем, заметив это, он тотчас отбросил досужие помыслы и усилил свои заклятья, синхронно с остальными, выкладываясь до предела.

Не помогло. То ли включился в игру некий неучтенный фактор, то ли в запасе у мятежного амулетчика был резерв, который он до поры, до времени не использовал. Щупальца «спрута», созданного Боевым Кругом, начали закручиваться в спирали и заплетаться в косички, в результате немалая часть импульсов растрачивалась впустую, а «Властелин Сонхи» снова ринулся в наступление.

Дирвен не сразу понял, что кто-то ему помогает. И нехило так помогает: сбивает атаки Ложи, не позволяя этим придуркам до него дотянуться. Если бы не он (или, может, она?.. или они?), Боевой Круг задавил бы Повелителя Артефактов численным превосходством, и все бы сегодня же закончилось. Ну, или завтра под утро… Благодаря искусной и мощной поддержке неведомого союзника он выстоял, хотя под конец пот с него катил градом – фуфайка прилипла к телу, волосы как после бани. А когда утер влагу под носом, с недоумением уставился на покрасневшие пальцы: ничего себе, еще и сосуды в носу полопались!

В глазах у Лормы мелькнул хищный огонек, но она сразу отвела взгляд и стиснула сложенные на коленях белые руки. Не могут вурваны равнодушно смотреть на кровь, однако эта красотка должна понимать, что без Дирвена ее живо турнут из города, отобрав волшебное ожерелье, или, еще того хуже, запрут в лабораториях Ложи для исследований.

– У нас есть друзья… – в раздумье произнес Чавдо Мулмонг. – Я не знаю, кто это и какую они преследуют выгоду, но постараюсь разузнать. На ближайшее время я бы предложил, мой господин, обустроить штаб-квартиру в надежном месте. Наша цель – государственный переворот и возведение на престол нового короля-амулетчика, впереди затяжная война с Ложей. Вы слышали о замке герцогов Табервальдов в Кипарисовом пригороде? Настоящий старинный замок, отлично сохранившийся, почти в черте Аленды. Мы могли бы его захватить, если подсуетимся. Я там бывал, хотя и давненько…

Дирвен махнул рукой – обожди, разберемся – и повернулся к бочонку с пивом. Он выложился так, что едва не падал с ног, но противников-то он тоже заставил выложиться! Эх, нанести бы сейчас новый удар, пока Боевой Круг не оправился. Если бы Накопитель хоть на что-то годился…

Накопитель. Он моргнул и поставил кружку на видавший виды обеденный стол. Осенило его внезапно, и одни крухутаки знают, дельная это мысль или ерунда. Накопитель функционирует, подчиняясь рунам Отъятия и Перенаправленности – но кто сказал, что отнимать магическую силу можно только у тех, кого заперли внутри пирамиды? И что, интересно, будет, если задействовать артефакты, из которых состоит Накопитель, по другой схеме и нацелить их наружу?

– Щас посмотрим, что получится… – пробормотал загоревшийся этой идеей Повелитель Артефактов.

А Шнырь всё видел!

Сперва он, как было велено, побежал за Крысиным Вором, но тот оглянулся и крикнул, чтоб он держался подальше. Злой-презлой, да еще, подлюга, магическим сгустком швырнул – пусть не в Шныря, над головой, так что закачалась-загремела жестяная водосточная труба на углу ничейной развалюхи, все равно страшно. Гнупи приотстал, а Хантре открыл Врата Хиалы и был таков.

Соглядатай потрусил обратно, тогда и началось… Магия бушевала над городом, словно ветер – не тот, который приносят Псы Четырех Сторон Света, а живительный волшебный ветер, наполняющий тебя силой: для людей-магов – сражение, для народца – праздник. Эх, почаще бы они такую веселуху в городе закатывали! Опьяненный Шнырь радостно верещал во все горло и скакал по лужам, разбрызгивая слякоть – иной раз ему удавалось подпрыгивать до нависающих над улицей балкончиков. Вцепился в простыню, сохнущую после стирки и снегопада, качнулся туда-сюда, вместе с добычей рухнул вниз: для гнупи такое падение нипочем. Завернувшись в белое полотнище, чтобы напугать кого-нибудь встречного, вприпрыжку помчался дальше.

Он уже добежал до господского домика на улице Костяной Спицы, когда его разобрали сомнения: а ну, как Тейзург станет ругаться, что он не уследил за рыжим? Пожалуй, лучше на глаза магу сейчас не показываться… Тем более, тот занят: колдует. Закутанный в простыню Шнырь устроился под стеной, словно маленький сугроб. Надо отдышаться после беготни да отправляться на поиски Крысиного Вора, пока господин не прогневался.

Колдовал Тейзург совсем не так, как другие маги. Шнырь поначалу сам себе не поверил: это что же творится, те все вместе против Дирвена магичат, а господин… Вот те раз, господин им противодействует! Да так искусно, с разнообразными обманными финтами – если бы гнупи находился чуть подальше, да хотя бы на соседней улице, нипочем бы не заметил.

Шнырь тихонько захихикал, его переполнял восторг: вот это да, господин им всем напакостил, отменно напакостил – а они об этом ничегошеньки не знают! Шнырёв господин круче всех!

По тропкам, которые доступны лишь волшебному народцу, он прокрался внутрь: уж очень хотелось подглядеть за Тейзургом из комнатушки с выдвижными ящиками и хищными побегами.

Маг стоял посреди гостиной. Его длинные иссиня-черные с фиолетовыми прядями волосы колыхались, словно в воде, радужка сощуренных глаз сияла демонской желтизной, губы кривились в недоброй ухмылке, и выглядел он при этом слегка спятившим.

– Всё из-за тебя, моя радость, – цедил он негромко. – Ты думаешь, меня можно послать подальше, и это сойдет тебе с рук? Ошибаешься, моя радость… Ты слишком часто ошибаешься… Что ж, получай бесконечную войну, так я и дам тебе уйти! Ты сам поставил условие, эта игра никогда не закончится, ты сам виноват…

Соглядатай струхнул: неужто его заметили?!.. Не похоже, «моя радость» – это или Серебряный Лис, или Крысиный Вор, или какая-нибудь дамочка, а его Тейзург никогда так не называл. Его дело сторона. И молчок о том, что он здесь увидел, а то неровен час маг убьет Шныря, чтобы сохранить тайну.

Выбравшись наружу, он отправился искать рыжего, про себя посмеиваясь: знатная вышла пакость, его господин всех переиграл!

Накопитель не обладал осознанием, подобно живому существу, но когда этот сложнейший конгломерат взаимосвязанных артефактов в полной мере пробуждался, у него появлялась цель – и установка на достижение цели. Маги-путешественники, посещавшие чужие миры, сравнивали сонхийские заклятые пирамиды с так называемым «искусственным интеллектом» – диковинным иномирским изобретением, не имеющим аналогов в Сонхи. Разумеется, все эти сведения были строжайше засекречены, и Дирвен об этом не знал. Он полагался лишь на свою интуицию, да притом использовал Наследие Заввы: чворка дохлого Накопитель подчинился бы ему без «Королевской воли»!

Когда эта колоссальная штуковина начала отзываться на команды, когда он почувствовал, что полностью ее контролирует, он сформировал приказ, меняющий векторы функционирования в той части артефакта, которую пронизывали цепочки заклинаний с повторяющейся руной Отъятия. На миг померещилось, будто поднял и сдвинул тяжеленный рычаг – так и надорваться недолго… Но Дирвен не надорвался – кто угодно, только не он! А в следующий момент к нему так и хлынула небывалая сила. Получилось?.. Ну, еще бы у Дирвена Корица что-то не получилось!

Лорма возбужденно улыбалась, зато Чавдо глядел с выражением полнейшего замешательства, как будто с него посреди улицы свалились штаны.

– Что это значит? – вымолвил он хрипло и потрясенно.

Знаменитого мошенника словно подменили: обрюзгшая физиономия с жесткими складками у рта и набрякшими подглазными мешками – уже не благопристойно гладкая, как секунду назад, а изрядно потасканная.

– Чего это с вами? – оторопело уставился на него Дирвен.

Дыхание восстановилось, самочувствие превосходное: поступающая из Накопителя сила творила чудеса.

– Это я у вас хотел бы спросить… Что вы только что учинили?!

– Накопитель перенастроил, чтоб он у этих гадов силу забирал. Мы победили!

– Гм, я бы так не сказал…

– Почему?

– Потому что Накопитель, повинуясь твоему приказу, отнимает силу у всех без исключения магов, которые находятся в Аленде, – в голосе Лормы золотыми колокольчиками звенел смех. – Надо узнать, насколько велика подконтрольная ему территория, и сможешь ли ты дотянуться отсюда до других пирамид. Чавдо тоже потерял силу, но моя магия осталась при мне – я не человек, мы для Накопителей неуязвимы. Теперь Аленда наша! Чавдо, ты ведь можешь пользоваться амулетами?

Оказалось, что может, но Мулмонга это не сильно утешило, и выглядел он неважно: лоск, наведенный с помощью заклинаний, сошел на нет.

– Я сделаю так, что вы останетесь нехилым волшебником, – великодушно пообещал Дирвен. – Все амулеты на много шабов вокруг теперь в моей власти, и работать с ними я разрешу только тем, кто присягнет мне на верность.

Его сейчас занимали не проблемы союзника, а другие мысли: уж теперь-то Самая Главная Сволочь у меня попляшет!

Несмотря на то, что время близилось к полуночи, в окрестных чайных и ресторанчиках было не протолкнуться. Хозяева сбивались с ног, подгоняли кухонную прислугу и не заикались о том, что пора закрываться: посетители – сплошь светлейшие маги, да и выручка нынче будет немалая.

Суно завернул в «Кремовый фазан», где варили недурной шоколад с кардамоном, и заказал двойную порцию. Еще потребовал плитку горького шоколада, но помощница хозяйки руками развела: уж извините, сударь, ничего не осталось.

Коллеги, высыпавшие из резиденции Ложи после сражения, подъедали запасы, как голодная саранча. Но Дирвен каков поганец… И до чего же поганец силен! Устроившись на свободном стуле с кружкой горячего шоколада, Орвехт подумал с долей грусти: все идет к тому, что придется Ложе выбирать нового первого амулетчика, а этому несчастному паршивцу, как бы ни был он крут и ценен, пожелать добрых посмертных путей. Жаль. Было бы у парня чуть побольше мозгов, жил бы припеваючи.

Шеро Крелдон предложил встретиться и потолковать. Сейчас он на совещании с архимагами, а как освободится, пришлет весточку.

Зинта уже закончила возиться со своей пациенткой. Суно велел ей из лечебницы не выходить и Дирвена не искать – мол, с ним и так разберутся.

«Я его прибью. За девушку. Я говорю всерьез», – угрюмо отозвалась лекарка.

«Мы его без тебя прибьем, – ответил Орвехт. – Хорошенько выспись, тебе сейчас надо отдыхать за двоих. Я тебя люблю. Вас обоих люблю».

Не стал уточнять, что они с коллегами прибьют Дирвена не в том смысле, какой вкладывает в это слово добрая Зинта, а с гарантированным летальным исходом. Время шуток закончились, это угробище представляет слишком большую опасность для окружающих.

Потом с ним связались достопочтенные Гиндемонг и Привелдон. Оба требовали, чтобы коллега Орвехт безотлагательно занялся поисками украденных шуб, чтобы привлек к расследованию лучших видящих, включая коллегу Хантре, если тот уже восстановил свои утраченные способности. Суно заверил архимагов, что сделает все возможное, и сдержанно усмехнулся: по его мнению, именно коллега Хантре смог бы рассказать о судьбе шуб немало интересного… Но заводить с ним такой разговор надо не сегодня, а года этак через три-четыре – может, тогда и выложит, как было дело.

Получив мыслевесть от Шеро, он вышел из битком набитой чайной в слякотную ночь, вот тут-то его и накрыло. Знакомое ощущение… До скрежета зубовного омерзительное – и знакомое. То же самое Орвехт испытывал, когда они с коллегой Эдмаром проникли в захваченный нежитью мезрийский Накопитель и проводили там зачистку.

Через несколько секунд не то, чтобы отпустило – стало полегче. Похоже на зубную боль, которая только что была невыносимой, а сейчас еле ощущается: не исчезла, но ее вполне можно терпеть. Исчезло что-то другое… То ли мир вокруг изменился, то ли с ним самим что-то не так?

Он попытался связаться с Крелдоном – и ничего не получилось. Не смог послать мыслевесть.

Из чайной на скудно озаренную фонарями улицу выходили коллеги. Растеряно озирались, спрашивали друг у друга: «В чем дело?»

После нескольких простых экспериментов Орвехт понял, что исчезло: его магическая сила.

Шнырь без труда отыскал рыжего. Хоть тот и ушел Вратами Хиалы – мол-де смотрите, как я крут! – все равно остался в Аленде. Пришлось бежать до него через полгорода, и в это время что-то случилось. Гнупи не смог бы сказать, что это было, но никаких сомнений – оно случилось. Что-то поменялось на магическом плане, даже сравнить-то не с чем, на его памяти еще ни разу не происходило ничегоподобного. Главное, что Шнырю с этого хуже не стало, да и прочий народец, попадавшийся ему по дороге, ничуть не пострадал, и потайные волшебные пути не закрылись – значит, в Аленде все распрекрасно. Видать, маги опять что-то намудрили, но гнупи эти дела не касаются.

Хантре он обнаружил на улице, освещенной всего четырьмя неказистыми фонарями в виде стаканов с крышками. В кругах желтого света, как будто проникающего сюда из чьих-то снов, маслянисто блестела грязь, оставшаяся после раскисшего снега. С востока задувал весенний ветер, на небе воцарилась луна, черепичные крыши отливали серебром, а на крышах дымили трубы, скрипели жестяные флюгера и темнели кошачьи силуэты.

Сперва Шнырь решил, что Хантре тоже где-то там наверху – для такого, как он, в эту пору самое милое дело! Но нет, рыжий в человеческом облике брел по середине улицы – спотыкаясь, неуверенной походкой, точно ослеп. Хотя смотрит, как зрячий… У него же ночное зрение будь здоров, а нынче идет, словно обыкновенный горожанин, который в потемках в трех шагах ничего не разглядит.

– Эй, Крысиный Вор! Ты чего?..

Хантре вздрогнул, посмотрел – но не туда, где стоял отскочивший в сторону юркий гнупи.

– Шнырь, ты здесь?

– Ты меня разве не видишь?

– Только твой голос слышу, – хрипло отозвался рыжий. – Что случилось? Не сейчас, а примерно с полчаса назад?

– Было что-то жуть какое странное, – согласился гнупи. – Оно и сейчас есть. Будто бы что-то навалилось на город и лежит не сдвинется, но по мне, так ничего не поменялось. Господин сможет объяснить, что это такое, он все знает, а если даже не знает, то найдет разгадку. Давай, перекидывайся в блохастого кота – и побежали к господину. Давай наперегонки?

– Проблема в том, что я не могу перекинуться, – негромко произнес Хантре, и казалось, разговаривает он не с собеседником, а сам с собой. – Сначала я подумал, что Аленда стала еще одной прорвой, где магия исчезает, но раз с тобой все в порядке – значит, волшебство никуда не делось. Значит, это только меня приложило…

– Ты что ли остался без магической силы? – сообразил Шнырь.

– Пытаюсь разобраться, в чем дело.

– Ух ты, так тебе и надо! Я-то тебя вижу, ты-то меня не видишь! Рыжий-бесстыжий, рыжий крыску украл, рыжий кренделя сожрал, рыжего поймали, ухи оторвали!

Хотел кинуть в него комком грязи, но вовремя спохватился: господин прогневается, если узнает.

– Рыжий, слышь, вот чего, я тогда за господином бегом побежал, уж он-то поумнее тебя и во всем разберется. А ты пока где-нибудь тихонько посиди и в драку ни с кем не лезь, а то наваляют тебе, без магии-то запросто, небось много желающих тебе навалять…

Соглядатай со всех ног помчался обратно: господин велел немедля сообщать ему, если с Крысиным Вором приключится худое, а нынче как раз тот самый случай. Он срезал путь по волшебным тропкам, так что до улицы Костяной Спицы добрался быстро. Тейзурга дома не застал – не беда, специальное заклинание в два счета привело его, куда надо: на улицу Негаданной Встречи, в кондитерскую «Лепестки желаний», которая принадлежала господину, но никто из людей про то не знал. Он сам и название ей придумал, и порой захаживал сюда под чужой личиной.

При свете волшебной лампы в виде издыхающей рыбы господин занимался престранным делом: ломал кассу бартогской работы, сияющую полированным деревом и надраенными медными рычажками. Это же его касса, а он ее вон как ломиком раскурочил, хотя мог бы в два счета открыть колдовством. То ли захотелось ему поиграть в ночного разбойника, то ли он всем на горе умом тронулся… Шнырь невольно втянул голову в плечи: ежели Тейзург рехнулся, ой-ой-ой что будет!

– Господин, вам пособить? – вымолвил он, обмирая от ужаса и приготовившись драпануть со всех ног, если маг ударится в буйство.

– Пособи. Отправляйся на кухню, собери плитки шоколада, печенье, сахар, чай. Поищи там какой-нибудь котелок, а также столовые приборы, металлические кружки и миски – бери на три персоны. Мы грабим кондитерскую. И сколько найдешь сливок, все твои.

– Ух ты, какое славное приключение! – воодушевленно отозвался Шнырь. – Уж я постараюсь!

Ясно, это новая игра: рассудительная интонация господина свидетельствовала о его здравомыслии и самообладании.

– А с Крысиным-то Вором стряслось неладное! – спохватился он, роясь в громадном резном буфете, похожем на королевский замок с потемневшей деревянной гравюры. Из недр буфета пахло пряностями, сухой древесиной и чуть-чуть мышами. – Слыхано ли дело, рыжий будто бы перестал быть магом…

– Об этом я уже знаю, – перебил Тейзург. – Сейчас разживемся припасами и пойдем его искать. Ты сможешь его найти, мое заклинание работает?

– Куда ж оно денется! Господин, тут много всего, сумка нужна – вы бы из своей волшебной кладовки достали, я бы сложил.

– Поищи какую-нибудь сумку здесь. И зажги шарик-светляк.

Гнупи сделал, как велено, и лишь потом удивился: Тейзург ведь может в один миг наколдовать хоть целую сотню разноцветных шариков-светляков, а вместо этого…

– Господин, с вами тоже что-то случилось? Рыжий говорил – с ним случилось, и мне сдается, его заколдовали, а вас что ли тоже?..

Сказал и сам испугался: вдруг прогневается? Но господин только вздохнул и терпеливо объяснил:

– Дирвен дорвался до Накопителя, взял его под контроль и заблокировал всех магов, которые находятся на доступной ему территории. Мой бедный Шнырь, тебе надо быть начеку: если попадешься Дирвену, он с тобой жестоко расправится.

Зазвенели на полу вилки-ложки: обомлевший гнупи выпустил их из рук.

– Не хочу тебя пугать, но одуревший от власти Дирвен начнет за вами охотиться, – добавил Тейзург с искренним сочувствием. – В том числе за тобой. Пожалуй, за тобой – в первую очередь, ты ведь лучший из моих слуг: необыкновенно смекалистый, ловкий, проворный, и тебе я больше всех доверяю. Дирвен непременно постарается тебя погубить. Если ты ему попадешься, он подвергнет тебя самым ужасным мучениям, какие только можно вообразить. А я и рад бы тебя защитить, но, увы, пока работает Накопитель, не могу пустить в ход свою магическую силу. Проклятье, что же нам делать? Не хотелось бы бросать тебя на растерзание Дирвену…

К концу этой речи несчастный Шнырь сидел на рассыпанном столовом серебре, не чувствуя, что в зад ему впиваются зубья вилок, и трясся от страха. Пропала его головушка, Дирвен его до смерти замучает, нипочем не пожалеет.

– Разве что взять тебя с собой? – в раздумье произнес господин. – Когда мы выберемся с территории, которую контролирует Дирвен, я опять смогу колдовать и уж тогда не дам Шныря в обиду. Что ж, это вариант…

– Возьмите меня с собой! – гнупи подполз к Тейзургу, ухватил его за штанину и всхлипнул. – Не дайте пропасть сиротинушке, я же вам верно служу, много раз уже пригождался, не бросайте меня, заберите отсюда!

– Решено, – согласился господин после томительной паузы. – Ты пойдешь со мной. Давай-ка собирай все, что пригодится нам в дороге. Там, где работает Накопитель, невозможно открыть Врата Хиалы, поэтому призывать Лиса бесполезно. И от любых артефактов надо держаться подальше – все они подвластны Дирвену, так что придется выбираться из Аленды через катакомбы. Но сначала мы найдем Крысиного Вора, его тоже захватим с собой. Не бойся, я не позволю ему в дороге отнимать у тебя пойманных крысок.

– Пусть только попробует! – проворчал Шнырь, в сердцах погрозив кулаком. – Уж я ему тогда покажу, где крухутаки зимуют, он-то сейчас не маг, хе-хе! Он меня теперь даже не видит! Господин, а вы меня видите?

– Я-то вижу. Отрадно, что мои чары по-прежнему действуют, и ты невидим для всех, кроме меня. Впрочем, без возобновления они постепенно ослабеют, прими это к сведению и не зарывайся.

Он рассовал по карманам деньги из кассы, гнупи тем временем вытряхнул из вышитой матерчатой сумки сломанный веер, обгрызенные карандаши и пожелтелые бумажные пакетики, взамен запихнул туда все нужное. Сумка была для него великовата, господин сам ее взял и повесил на плечо, обронив что-то едкое по поводу вышитых на ней грибов с розовыми бантиками на шляпках.

– А знатно мы кондитерскую разорили! – с гордостью выпалил Шнырь, оглянувшись напоследок. – Как вы, господин, иногда говорите, изысканно получилось, правда же?

– Изысканно – это еще мягко сказано, – криво ухмыльнулся Тейзург.

Человек и гнупи-невидимка шагали по безлюдным ночным улицам мимо темных домов с дремотно светящимися окошками.

– Вот беда-то, что Дирвен этакую неслыханную власть над городом взял, – пробормотал Шнырь, опять пригорюнившись.

– Здесь Ложа виновата, – презрительно фыркнул маг. – Светлейшим олухам надо было использовать технику манипулирования, а они вместо этого пытались воздействовать на него бюрократическими методами. Пусть теперь локти грызут. Ложа упустила свои шансы, и никто не знает, что будет дальше.

Он не сказал о том, что во время битвы посодействовал Дирвену, а Шнырь, понятное дело, ни словечком не выдал, что знает его тайну. Помешав Боевому Кругу, Тейзург устроил величайшую пакость всем волшебникам, сколько их есть в Аленде – даже себя ради этого не пожалел. Семеня рядом, гнупи порой косился на него с восторгом и благоговением: вот какой шнырёв господин, всем напакостил круче некуда, никто другой так не сможет!

2. Город битых статуй

Две дюжины мужчин, вооруженных приставными лестницами, молотками и ломиками, облепили здание, словно тараканы кухонный буфет. Случайный прохожий, глянув издали, мог бы подумать, что они ремонтируют фасад. Если бы… Стоявший в толпе Суно Орвехт, небритый, отощавший за полторы восьмицы босяцкой жизни, угрюмо наблюдал, как они под одобрительные вопли зрителей разбивают маскароны, сносят головы статуям и со всей дури колошматят по лепным карнизам.

– Сокрушайте зло, неугодное светлым богам! – хрипло выкрикивал со ступеней парадного крыльца Шаклемонг Незапятнанный. – Пусть глаза человеческие не узрят больше никакой дрянной прелести, ибо лучше я вырву ваши глаза, чем позволю глядеть на демонские извраты! Искусство от слова «искушение», а искушение происходит от демонов Хиалы, и светлые боги плюются с небес, когда люди беззаконно сотворяют что хотят! Бейте статуи голых девок, бейте окаянные каменные цветы, которые меня на мысли срамные наводят, ежели смотрю я на них своим взором младенчески невинным, потому что похожи эти цветы, демонскими прислужниками изваянные, на всем известное незнамо что! И много такового непотребного искусства развелось как гнили по всей Аленде, и много у нас впереди борьбы, а светлые боги за этот поход во имя правды вознаградят нас денежной удачей и долгой безбедной жизнью!

«Чтоб тебя, засранца, обломком статуи зашибло», – с горечью подумал Суно. И пожалел о том, что он не Грено Дурной Глаз.

Обитатели дома ничем не выдавали своего присутствия. Скорее всего, спрятались в подвале. Банда Шаклемонга покуражится, разнесет весь декор и двинется дальше, а если выйдешь к ним и попытаешься урезонить – плохо кончишь. Возле иных разгромленных особняков Суно видел подсохшие лужи крови.

Шаклемонг Незапятнанный, автор посредственных нравоучительных книжек и выдающийся скандалист, над которым до недавних пор потешалась вся Аленда, после перемены власти набрал силу: теперь это королевский советник по вопросам нравственного воспитания ларвезийских подданных.

Ради пресловутого воспитания он водил по городу толпу своих сторонников, раззадоренных и вооруженных – те громили театры, бордели, чайные с сомнительной репутацией, книжные лавки и салоны красоты, уничтожали скульптуры, сбивали со зданий барельефы. Случалось, кого-нибудь поколачивали, вволю поглумившись. Все это называлось «избавлением города от демонской скверны».

Зато нового короля Незапятнанный восхвалял истово и самозабвенно. На второй день после переворота он пришел на Оружейную площадь в рубище и со слезами на глазах прилюдно покаялся в том, что «вовремя не разглядел величайшего легендарного героя наших дней» и «позволил себе по скудоумию поносить его в своих писаниях грешных», о чем всей душой сожалеет. Наглый конопатый поганец, лузгавший семечки на дворцовом балконе, его извинения благосклонно принял и тем же вечером подписал указ о назначении Шаклемонга главным нравоучителем Ларвезы.

Сокрушители демонской скверны отправились дальше, а Орвехт свернул в проулок. Встретив их, он на некоторое время прибился к толпе, чтобы не выглядеть жертвой, которая старается поскорее прошмыгнуть мимо: они набрасывались на всех, в ком чуяли «не своих».

У него был немалый опыт полевой работы под прикрытием, который в нынешних обстоятельствах весьма пригодился.

Плохо одетый, грязный, опасный обитатель городского дна. Заварушки любого толка он одобряет: больше возможностей поживиться. Борьба за нравственность против городской архитектуры – это игры для сытой публики, втайне мечтавшей о насилии, а для практичного оборванца на первом месте шкурные интересы.

Орвехт вжился в эту роль, и у встречных не возникало сомнений на его счет. Хуже пришлось тем из коллег, кто не захотел поступиться своими привычками. Над иными из магов горожане устраивали самосуд. Правда о Накопителях вышла наружу, но при этом подверглась некоторому редактированию – с правдой, которая выходит наружу, это иной раз бывает. Якобы пищей для Накопителей становились не «древние маги», а кто угодно. И якобы заклятые пирамиды – изобретение Тейзурга, который в действительности ушел из Сонхи за сотни тысяч лет до того, как был создан первый Накопитель. Вряд ли Дирвен сам додумался переврать факты, определенно тут не обошлось без подсказок Лормы и Чавдо Мулмонга.

Спору нет, Накопители – зло, и хвала Госпоже Вероятностей, что прежняя система рухнула. Суно втайне этому радовался, не вступая в дискуссии с коллегами, сожалевшими о «золотом веке». Но те, кто нынче клеймил и поносил Ложу за Накопители, вовсе не были святыми людьми. Ежели кто-то добрался до чужого шкафа и демонстрирует потрясенным свидетелям вывалившиеся оттуда скелеты, это еще не значит, что у него нет своего такого же шкафа.

Обезображенные фасады смотрели друг на друга с тоскливым недоумением, улица выглядела, как после землетрясения. Повсюду битое стекло, куски штукатурки и кирпича, обломки скульптур – не зевай, запнешься. И безлюдье: горожане обходили пострадавшие кварталы стороной.

Было и еще кое-что. Оно не бросалось в глаза, но знающему человеку сразу ясно, что дела обстоят хуже некуда: нарушены обережные орнаменты, защищавшие жилье от нечисти.

Орвехт перешел по Лисьему мостику, оставшемуся без гипсовых лисиц, на ту сторону Водопойного канала. Незатейливые кирпичные дома в три-четыре этажа под красными черепичными крышами, погромщикам здесь делать нечего. Впрочем, коли захотят – найдут, на что ополчиться. Кое-где в верхней части окошек витражное разноцветье, да и кованые держатели для дверных колец в виде звериных голов и цветочных бутонов неровен час вызовут у Незапятнанного «срамные мысли».

Жизнь вроде бы текла, как в недавние времена: люди шагали по своим делам, заворачивали в лавки и чайные, делали покупки, здоровались, ругались, улыбались, останавливались поболтать со знакомыми. Но все же ощущалось тревожное дыхание смуты: больше нервозности, и одеты все попроще, и корзины с продуктами тащат тяжеленные, потому что запасаются впрок – а то мало ли, что будет дальше.

В глубине квартала, под горкой, пряталась аптека папаши Винсойма. Так и было написано на вывеске, старой и потемневшей, зато подвешенной на узорчатом кованом кронштейне дивной работы – эх, не добрались бы до него шаклемонговы молодчики.

Суно уже не в первый раз приходил сюда и предлагал пурпурную плесень рофу, наскобленную в катакомбах. Рофу используют для приготовления лекарств, и стоит она недешево, но он приносил свою добычу в замызганной тряпице, вперемешку с мелким мусором, поэтому папаша Винсойм плевался в сердцах и гнал его прочь.

– Опять ты! Я тебе, глянь, гостинец припас! – крикнул с порога, потрясая дубинкой, сухопарый седой аптекарь в очках с толстыми линзами и заштопанном вязаном жилете. – Так отхожу по бокам, что тебе, дармоеду, самому пилюли понадобятся!

– Жмот очкастый, не хошь покупать, найду, кому толкнуть, а палку свою кой-куда засунь, пока я об твой загривок ее не сломал! – огрызнулся маг Ложи, слывший среди коллег безупречно воспитанным человеком.

– Убирайся отсюда, кому сказано!

– Подкинь сколько не жалко на хлебушек, тогда уберусь с превеликим почтением.

– Работать иди, бездельник!

Это у них был своего рода ритуал. Порой Орвехту думалось: может, папаша Винсойм догадался о его маскараде и попросту ему подыгрывает? Когда балаган закончится, можно будет спросить за кружкой вина. Когда закончится. Если закончится. А пока – не выходить из роли.

Помощники лекарей, приходившие за покупками, шарахались от оборванца-вымогателя. Один, чтоб отвязаться, кинул ему пару медяков – вот и славно, хватит на горсть пользованной чайной заварки.

Они появились, когда начало смеркаться: лекарка в просторном серо-зеленом плаще с капюшоном и сопровождавшая ее хромая девушка с корзиной.

Суно заступил им дорогу на обратном пути из аптеки:

– Госпожа, у меня для вас плесень рофу! Не плесень – чистое золото, для вас приберег, по дешевке отдаю!

Развязно осклабившись, вытащил из-за пазухи грязный узелок. Хромая девица смотрела на него с деловитой прохладцей, ее безобразное опухшее лицо было усыпано воспаленными прыщами. Суно попробовал представить, как бы она выглядела без этой напасти… Но кто бы она ни была, добрая Зинта измордовала ее до полной неузнаваемости.

– Грязи набрал! – отрывисто бросила лекарка. – Половину, считай, испортил! Ладно уж, возьму за полцены, хотя придется после тебя все перебирать, – и добавила тихонько: – Береги себя, лучше уходи из Аленды. Обо мне не беспокойся, меня тронуть не посмеют. Дирвен понимает своей дурьей башкой, что ему за это будет. А для магов нынче опасно, я-то знаю – видела в лечебницах тех, кто столкнулся с шаклемонговцами и выжил.

– Давай уйдем вместе, – в который раз, уже без всякой надежды, предложил Орвехт. – У меня есть план, как выбраться из города.

– Не могу, – она категорично мотнула головой и вытащила из поясной сумки кошелек. – Тут больных много, и еще больше раненых, среди них есть такие, кого без силы Тавше не вылечить.

Повысив голос, произнесла сердито, протягивая ему несколько монет:

– На, в последний раз у тебя покупаю! Или научись как надо рофу собирать, или займись чем-нибудь другим! – и шепнула: – Береги себя, пожалуйста…

Разошлись в разные стороны. Он проводил бы их до лечебницы, но лучше не рисковать – могут выследить. Прохожие сторонились нищеброда с разбойничьей рожей, и кто бы знал, какой камень лежит у него на душе.

Кемурт Хонбиц попадал и не в такие передряги. Когда он сбежал от Надзора за Детским Счастьем, смутно представляя, что ему делать дальше, было хуже. Или когда чуть не свалился с обледенелой крыши в замке Конгат. Или когда угодил в застенки к Поводырю за компанию с Тейзургом и Хантре. Он даже в Хиале побывал и на демонов насмотрелся, с ним много чего случалось, но всякий раз он или сам находил выход, или ему везло милостью Ланки.

В этот раз Кем всего-навсего лишился нанимателя, который невесть куда запропастился – и правильно сделал, что запропастился, потому что новые власти посулили щедрую награду за содействие в поимке «преступного мага Тейзурга, всяческой мерзопакости воплотителя».

При нем амулеты и некоторая сумма денег, он бегло говорит по-ларвезийски, успел освоиться в Аленде – в этом городе не пропадешь. Снял крохотную мансарду в студенческом квартале: будто бы приехал сдавать экзамены на математический факультет. Кроме шуток, в школе у него по алгебре и геометрии были отличные оценки.

Артефакты спрятаны в потайных карманах, и звать его теперь не Кемурт Хонбиц, не Фингер Кемаско, а Келдо Барвехт. Якобы отец держал в Разлучных горах лесопилку, которую после его смерти прибрали к рукам родственники: долю Келдо они выкупили за бесценок, и парень отправился штурмовать столичный университет. Акцент – потому что мама овдейка, с ларвезийским у нее было туго, и с сыном она общалась на своем родном языке. Вполне себе легенда, не хуже прежней.

Тех, кто состоял на службе у Тейзурга, наверняка будут искать. Перед тем, как стать Келдо Барвехтом, он налысо обрил голову, и теперь из зеркала на него смотрела серьезная отроческая физиономия с торчащими ушами и кривым шрамом, который раньше скрывала челка – приложили о каменный подоконник демоны Хиалы. Келдо охотно пояснял, что это ему на отцовой лесопилке прилетело по лбу отскочившим сучком: рассказывал эту историю в подробностях, с наивной гордостью героя событий, благодаря чему заработал среди новых знакомых репутацию зануды.

Может, и впрямь поступить в университет и переждать всю эту смуту в студенческом кампусе? Заодно он станет бакалавром, хоть и под чужим именем… Учеба – очень даже неплохая перспектива.

Ходили слухи, что Дирвен Повелитель Артефактов – новый король Ларвезы, узурпировавший престол и разогнавший Светлейшей Ложу – взял под контроль все амулеты на подвластной территории и дозволяет с ними работать только тем, кто присягнет ему на верность. Будто бы артефакты без его согласия теперь никому не повинуются, даже самым крутым и опытным амулетчикам. Кем диву давался, до чего люди доверчивы: это же брехня чистейшей воды! Амулеты его по-прежнему слушались, хотя на поклон к Дирвену он не ходил и не собирался.

Порой ему встречались в чайных бывшие амулетчики Ложи. Одни уже присягнули, воодушевленные тем, что королем стал «парень из наших», который хорошо платит всем верным. Другие пока не решились и пребывали в унынии: амулеты им больше не подчиняются, хоть ты тресни.

Кем так и не понял, в чем тут фокус. В том, что у страха, как известно, дюжина глаз, и если ты чего-то испугался до кишечных колик – оно сожрет и твою силу, и здравый смысл в придачу? Или на этих ребят навели чары, а они считают, что проблема в артефактах? Ну, ничего же такого нет, его личный опыт тому порукой! Он кое-что у них прикупил, отдавали по дешевке, по цене битого хлама – и у него все работало, как часы. Непонятно. Хотелось с кем-нибудь это обсудить, но Кем помалкивал, чтобы не спалиться.

Хантре жил впроголодь, ночевал в катакомбах, избегая встреч со всеми, кто его искал. Магические способности не исчезли, но что-то непрерывно их поглощало. Ему представлялась громадная ненасытная пиявка с тысячей жадных ртов, которая навалилась на город, присосалась и пожирает магию – она с этого не лопнет, и это может продолжаться хоть целую вечность.

Зато он снова начал видеть – в зыбком, мутном, удушливом тумане, который выделяла «пиявка», но это лучше, чем ничего. Благодаря этому он уходил от преследователей. Несколько раз его все же находил сердитый запыхавшийся Шнырь, который уговаривал присоединиться к ним:

– Не прогадаешь, ворюга, мы-то завсегда себе жрачки добудем – хоть найдем там или сям, хоть у кого отнимем. А ты-то теперь не можешь перекинуться, чтобы крыской на обед разжиться, вот и отощал, аж щеки ввалились, ха-ха! Давай к нам, пока не околел с голодухи!

– Сначала возьми у Тейзурга письменную гарантию, что он отказывается от своих домогательств. Пусть напишет хоть на клочке бумаги. Нотариально заверять не обязательно, сойдет отпечаток пальца. Скажи ему это.

– Господин велел передать тебе, что ты подлец! – возмущенно выпалил Шнырь, настигнув его в следующий раз. – И еще шмат колбасы велел передать. Мы тебе, рыжему подлюге, половину своей сегодняшней добычи милостиво дарим!

– Жрите сами свою краденую колбасу.

– А ежели не съешь наш подарок, мы с господином каким-нибудь хорошим людям стекла побьем, и ты будешь в этом виноват! – злорадно сообщил гнупи.

– Это вы подлецы. Давай ее сюда.

Не смог остановиться, пока не расправился с «подарком»: голод оказался сильнее гордости.

Иногда ему вспоминались кусочки жизни в другом мире – впечатление, или обрывок непонятного разговора, или слово. Например, слово «Элемби», которое в последнее время засело у него в голове. В конце концов он понял, что это название заснеженного городка на берегу моря. Он там кого-то искал и вроде бы даже нашел, но все равно угодил в неприятности. Представление об ударе сокрушительной силы – в спину, между лопаток, с хрустом – и о низком облачном небе, с которого медленно падают на лицо снежинки. И как будто там был Тейзург, смотревший на него с усмешкой сверху вниз.

Зинта определила у него старую травму позвоночника: седьмой и восьмой позвонки грудного отдела в прошлом были раздроблены – «видать, повезло вам тогда с лекарем». Может, то самое? А может, просто какой-то давний сон.

Шнырь пересказал ему со слов Эдмара, что нависающая над Алендой «пиявка» – это Накопитель, который Дирвен взял под контроль. Неучтенный фактор: если б не это, сохранился бы боевой паритет. Им надо объединиться, выбраться из города – это будет непросто, потому что оба в розыске – и уничтожить Накопитель.

– Вреднюга ты, Крысиный Вор, – проворчал Шнырь после того как отбарабанил заученное послание. – Я из-за тебя уже замаялся туда-сюда между вами носиться! Ну, помирился бы ты с господином, а?

Прошли те времена, когда Дирвен работал на Светлейшую Ложу за еду. Никакой Ложи больше нет, зато есть король Ларвезы – Повелитель Артефактов!

Король Руверет, который во всем слушался архимагов, отрекся от престола после беседы с Лормой. Мертвецки бледный, веко дергается – форменный трус. Дирвена официально короновали в Тронном зале с громадными хрустальными люстрами и золоченым потолком. Ха, помпы столько, что дальше некуда, а власти у прежней коронованной особы – плюнь да разотри. Но ничего, уж теперь-то все будет иначе.

Принадлежавший низложенному монарху Королевский банк Дирвен по совету Чавдо Мулмонга немедля реквизировал в пользу государства и назначил Чавдо управляющим. Тот заверил, что его величеству не придется об этом пожалеть – что ж, и не пришлось: только скажи, мигом любую сумму на расходы выпишут без всякой мороки.

Мама так и не нашлась, и похитители до сих пор не выставили никаких условий. Дирвен распорядился, чтобы во дворец привели какую-нибудь ведьму из самых старых и опытных, и велел ей слепить поисковой клубок. Накопитель отнимал силу только у магов, а ведьмы по-прежнему могли колдовать.

Клубок покатился прямиком на север: ясно, что маму увезли в том направлении. Дирвен не смог отправиться на поиски, Лорма и Чавдо его отговорили. Он в первый же день привел в действие «Тихую магнолию» – найденный в катакомбах под Алендой древний артефакт, закрывающий доступ в город Северному Псу. Лорма сказала, что Дохрау его за это растерзает, поэтому теперь он словно в осажденной крепости. С помощью Наследия Заввы он сможет управлять отсюда всем миром, а за мамой надо послать присягнувших амулетчиков. Так он и сделал. Пусть кто-нибудь посмеет причинить ей вред! Эти гады, которые ее захватили, должны понимать, что за все поплатятся.

Щука и ее сестрица Салинса вели себя тише воды, ниже травы. Боятся, то-то же! А старшая Щука еще накануне переворота умотала в родную деревню «присмотреть за хозяйством». Он тогда порадовался, что теща исчезла с глаз долой, а сейчас жалел, что ее здесь нет: тоже поджала бы хвост перед королем, он бы наконец-то задвинул ее на место.

Часть амулетчиков присягнула Повелителю Артефактов, а кто не захотел – сами дураки. Пусть нанимаются на мануфактуры или торгуют вразнос леденцами! Или пусть валят отсюда, хотя валить им придется далековато: влияние Наследия Заввы распространяется на всю Ларвезу и на сопредельные страны, включая на юге часть Суринани, а на севере Молону и треть Овдабы. На этой обширной территории нет ни одного амулета, не подвластного Дирвену. Он отдал команду, блокирующую их подчинение кому угодно кроме тех, кто принес ему клятву верности.

К магам невысокого ранга он проявил королевское великодушие: уносите ноги или зарабатывайте на жизнь честным трудом. Бывшее руководство Ложи арестовал – они заслужили справедливого суда, потому что тираны и жмоты. Тюрьмы в Аленде были переполнены, но Чавдо посоветовал освободить тех, кто сидел там за всякую ерунду вроде подделки векселей, украденной корки хлеба или приставаний к барышням-недотрогам. Дирвен подмахнул указ, и места хватило на всех мало-мальски значимых функционеров Ложи. Хотя часть все-таки улизнула, в том числе не удалось задержать ни Суно Орвехта, ни Шеро Крелдона. Лорма объяснила, что учитель Орвехт, которого Дирвен раньше уважал, всегда думал только о своей выгоде: сколько раз Дирвен нуждался в его поддержке перед самодурствующим начальством, а он не заступился? Так что он предатель, а с предателем разговор должен быть короткий.

Самую Главную Сволочь и рыжую сволочь тоже пока не поймали. Прячутся, гады. Ничего, Лорма сказала, что скоро приведет сюда из Олосохара своих амуши, которые в теплое время года чувствуют себя в этих широтах вольготно, уж они-то всех кого надо выловят.

Начальником полиции Дирвен назначил графа Ваглерума – без подсказок, по собственному почину. Граф был зол и на Хантре Кайдо, который прилюдно съездил ему по сиятельной физиономии, и на Тейзурга, который донимал его издевками. Ценный союзник с немалым влиянием в высшем свете, вдобавок крутой бретер. Победил на дуэли Главную Сволочь, а тот сделал вид, что ему все нипочем, и потом давай изощренно мстить победителю. Зато теперь у Ваглерума есть шанс поквитаться, и своему королю он за это сердечно благодарен.

Шаклемонга, который повинился за свой пасквиль «Размышления и сетования Шаклемонга Незапятнанного о конфузном происшествии с неким амулетчиком и волшебным зверем куджархом», он благородно простил. Назначил его своим главным советником по нравственности и велел разгромить те бордели, где шлюхи говорили про Дирвена гадости, потому что им не нравилось его обращение. Незапятнанный, собрав единомышленников, с энтузиазмом принялся выполнять королевский указ, а потом давай крушить все остальное, объясняя, что полуголые скульптуры, гипсовые маски, которые лыбятся или хмурятся на прохожих, и прочие украшательские завитушки на городских зданиях способствуют растлению неокрепших умов.

Дирвену было наплевать, пусть делают что хотят: главное, что они на его стороне. Только предупредил, чтоб не трогали особняки лояльной знати, потому что все должно быть по справедливости.

Порой думалось: когда он по вине Самой Главной Сволочи разрушил городишко Пергамон, гады-архимаги присвоили его жалование – мол-де возмещай ущерб, а уж как бы они вздрючили его за столичную архитектуру… Но Ложу он прикрыл, и он король, и у него арибанские амулеты, так что никакой придурок не спросит с него за битые статуи.

Но это все дребедень, гораздо больше его мучило то, что в голову порой лезли всякие мысли насчет Эдмара. Ну, всякие там мерзопакостные мысли… Это было мерзко, унизительно, невыносимо.

– Объявите, что мы удваиваем награду за поимку Тейзурга. Или даже утраиваем, возьмем сколько надо в Королевском банке – Чавдо, распорядитесь. Главное, чтоб этого гада выловили живьем, он сперва должен свой подлый приворот с меня снять!

– Может, сказать ему? – шепнул товарищу Монфу, когда они вышли в коридор из Малого зала аудиенций.

– Ни-ни, не вздумай! – опасливо стрельнув глазами по сторонам, возразил Куду. – Хуже будет, он этого не простит. Никто нас не спрашивает, вот и не будем лезть на рожон.

Наследие Заввы избавляет своего владельца от старых приворотов и защищает от новых. Если оно не смогло что-то уничтожить – значит, это был не приворот. Или в придачу к привороту там было что-то еще… Но заикнись об этом – и наживешь в лице Дирвена заклятого врага. Лучше помалкивать.

Никто не узнал о том, что в ночь, когда состоялось генеральное сражение, они задумали сбежать в Суринань. Наутро Куду и Монфу, напуганные исчезновением магии, вернулись к Дирвену – тут-то и узнали о его победе, о Накопителе, о том, что Псу Зимней Бури путь в Аленду теперь закрыт. Посему они остались с прежними союзниками. Пришлось рассказать Лорме и Мулмонгу о том, что случилось в переулке Трех Плошек, но дело ограничилось объяснениями, а учитель Унбарх приказал бы их выпороть. Пусть от них ничего не зависело, все равно их назначили бы виновными, так что нынешние покровители – воистину милостивцы. Вдобавок король пожаловал Куду и Монфу по связке амулетов, с помощью которых они могли худо-бедно колдовать.

Мысль о Тейзурге преследовала их, словно свистящий из щелей холодный сквозняк: а что, если его так и не поймают, если он, как не раз бывало в прошлом, опять переиграет своих противников?..

В те давние времена, о которых нынче помнят одни крухутаки, Тейзург захватил их, опутал паутиной своих заклятий и вморозил в ледяные колонны в стране вечных снегов, во владениях Дохрау – в отместку за расправу над Стражем Мира. Сколько тысячелетий напролет их терзали кошмарные наваждения, они сами не ведали. Полтора года назад он расколдовал их, и тогда начались мучения наяву. Теперь все это позади, при дворе Повелителя Артефактов они живут в тепле и сытости – но можно ли сказать, что они в безопасности и никогда больше не повстречаются с Тейзургом? Ох, вряд ли…

– Помнишь того шамана, который подобрал нас в тундре? – с печалью в голосе спросил Монфу. – Вот кому хорошо! Святой человек, у которого нет врагов.

– Да уж, хорошо тому, кто живет без страха и в гармонии с миром, – согласился его товарищ, покосившись с привычным беспокойством на стрельчатое окно, залитое непроглядными чернилами ночи. – Сейчас он, наверное, сладко спит и уже третий праведный сон видит…

Куду ошибался: Салдун Заячья Лапа не спал. Он камлал над Серым Облаком. Женщина лежала на боку, свернувшись под медвежьей шкурой, поверх выпростана тощая седая косица. Синяк, который вначале был в пол-лица, почти исчез, ее правый глаз снова начал видеть, искалеченные пальцы постепенно заживали – Салдун хорошо лечил, к нему за этим издалека приходили. Только снять с гостьи чары до сих пор не смог, хотя старался вовсю.

Эти чары были похожи на белесую плесень, которая расползлась по ее душе. Что-то застарелое, не вчера появилось. Шаман чуял, что вывести их можно, однако не знал, как это сделать.

Откуда взялась Серое Облако – про то он никому не рассказывал. Уснул он однажды, и приснилось ему, что зовет его сам Дохрау. Заячья Лапа вышел из юрты и тотчас проснулся, а проснувшись, опять вышел из юрты. Весеннее солнце висело низко над горизонтом, в его лучах блестела вода и раскисали сугробы. На юге слоистой лиловой массой проступали в утреннем сумраке Сновидческие горы, с той стороны дул ветер. И еще что-то громадное надвигалось с той стороны… Рассмотрев, кто это, шаман испытал благоговейный ужас: к его стойбищу приближался кудлатый вислоухий пёс – выше оленя, выше юрты, а в зубах он, как показалось вначале, тащил целого медведя. Или нет, не медведя – сверток из белой медвежьей шкуры.

Великий Белый Пёс положил свою ношу на сухой пригорок, обернулся вихрем и умчался в заповедную страну, где никогда не тает снег. Заячья Лапа в раздумье смотрел на его подарок. Большой, однако, сверток, человек поместится… Человек там и оказался: развернув шкуру – а вернее сказать, пошитую из медведя шубу – Салдун увидел закутанную в черные меха седую женщину с разбитым лицом и перебинтованными руками. На бинтах проступали кровавые пятна.

Первым делом шаман дал ей новое имя: будешь Серое Облако – чтобы то, что раньше тащилось за тобой по пятам, наверняка тебя потеряло и не пришло в тундру. Потом принялся лечить ей глаз и руки. Он позаботился бы о ней, даже если бы нашел ее сам, без Великого Пса.

Она была из тех чудных людей, которые живут на юге за Сновидческими горами. Салдун с ними торговал и понимал их язык, но с Серым Облаком они мало разговаривали. Печальная, усталая, молчаливая, она не хотела о себе рассказывать, а шаман не расспрашивал: и так видел, что душа у нее изъедена плесенью.

Небо затянуто низкими перламутрово-серыми облаками, а перспектива – туманом, дома Омфакуанкоса еле виднеются в этом воздушном молоке. Волны с протяжным шумом накатывают на песок, которого почти не видно: столько здесь тускло-белых ракушек, целых и раздавленных в осколки, весь пляж ими усеян. Попробуй прогуляться босиком – изранишь ноги.

Она идет впереди – тонкая, с пышной копной темно-рыжих волос, на ней желтая майка, оранжевые шорты и желто-оранжевые в полоску пляжные сапожки. Завтра ее положат в больницу, а сегодня она захотела сюда – на Орибские острова, на усыпанный ракушками берег: вдруг «все закончится», и она здесь так и не побывает?

Он идет за ней на некотором расстоянии, следом на автопилоте плывет аэрокар. Что, если ей прямо сейчас станет плохо? Это может случиться в любой момент, и не надейся, ты ничего не успеешь сделать…

Под подошвами кроссовок хрустят обломки мертвых белых раковин, и страх трогает его сердце ледяными пальцами, а из полосы прибоя за ним с жадностью наблюдает русалка. Бледная, глаза без зрачков и радужки словно залиты жидким перламутром, волосы туманом стелются над водой. Она лежит на животе, упираясь округлыми локтями в крошево известковых осколков, которые не могут ее оцарапать – ведь вся эта картинка соткалась из зыбкой материи сновидений по ее воле.

– Ты не русалка, ты снаяна. И она, – остановившись, Хантре мотнул головой в сторону удаляющейся рыжей девочки, – не настоящая. Кто она такая?

– Этого я не знаю.

Изобличенная снаяна неспешно поднялась над прибоем. У нее и хвост был, только не русалочий – он походил на свивающуюся в кольца туманную змею.

– Тейзург тебя ищет, – сообщила она, откинувшись, как на диванные подушки, на мягкие жемчужные облака, в то время как панорама ракушечного берега и серо-зеленого моря сжалась до размеров небольшой комнаты. – Велел передать, что вам надо держаться вместе и выбраться из Аленды, потому что за пределами территории, которую накрывает Накопитель, вы сможете пользоваться своей магической силой, а здесь вы оба в розыске.

Это он знал и без снаяны.

– А ты вместо того, чтобы выполнить его поручение, решила перекусить?

– Мы питаемся страхом спящих. Сам Тейзург платит нам десятину, когда мы с ним встречаемся во сне, иначе мы не можем.

– И чем вы его пугаете?

– Тобой.

– Хочешь сказать, он меня боится?

– Не тебя, а твоей смерти, – посланница рассмеялась певучим серебристым смехом, похожим на замирающее эхо. – В его кошмарах ты умираешь. А еще есть женщина, у нее серые глаза, стриженые светлые волосы и загорелая кожа, во сне он целится в нее из иномирского оружия. Он боится, что она разрушит его планы, и хочет ее убить. При этом он боится, что она умрет и навсегда исчезнет из его жизни. Он говорил, что наяву так и не выстрелил, а во сне стреляет и видит, как на груди у нее расплывается кровавое пятно, и испытывает невыносимое отчаяние – такое же невыносимое, как в тех его снах, где умираешь ты.

– Откуда вы знаете, кто из нас чего боится?

– Мы не знаем, мы чувствуем. Так же как вы, люди, чувствуете аромат шоколада или выпечки. Из ваших страхов мы плетем кошмары, чтобы добывать себе пропитание.

– А чем-нибудь другим питаться не пробовали?

– Чем же еще? Что может быть слаще людского страха?

– Интерес, например, – после паузы ответил Хантре.

– Разве интерес бывает таким же сильным, как страх?

– Почему бы и нет?

– Хмм… Если бывает, то нечасто, и для замены не годится. Что ответишь Тейзургу?

– Скажи, что у нас с ним, наверное, был шанс стать друзьями. Раньше, до его идиотской выходки с Мавгис. Наверное. А теперь пусть он от меня отвалит.

– Скажу, – легко согласилась снаяна.

Ей было все равно, какие вести передавать и какие ответы пересказывать.

– Как ты узнала, где я?

– Я не знаю, где ты, знаю только, что сейчас ты спишь, – опять серебристый тающий смех. – Во сне я могу отыскать кого угодно, а где ты находишься в том странном неудобном мире, где люди бодрствуют – разве это имеет значение? Вы там ползаете, как улитки по веткам дерева, а сны – как туман, который обволакивает все деревья в лесу.

Облака, море и пляж колыхались в одном ритме с ее смехом, а потом расплылись и рассеялись.

Промозглый сумрак подземелья, холодина. Он сразу же протянул руки к багровым с пляшущим золотым просверком угольям в ямке: тепла немного, но это спасает, без огня было бы совсем плохо. Вдобавок живот подводит от голода. С тех пор как ему удалось оторваться от Тейзурга и Шныря, он еще ни разу не ел досыта.

Что за девочка ему снилась, как называется местность – вроде бы хорошо знакомая – и едва проступающий в тумане приморский поселок, Хантре вспомнить не мог, но ясно, что это из его жизни до Сонхи. Та девочка выздоровела, после того как Тейзург принес изготовленное магическим способом лекарство. Это впечатление заставило подумать о нем с теплотой: за это ему спасибо, несмотря ни на что, несмотря на «Пьяный перевал» – это важнее всего остального. Но насчет прошлого Хантре он знает больше, чем говорит, и морочит голову.

«Лиргисо, я сыт по горло твоими играми…»

Мелькнувшее имя, под которым он знал Тейзурга в другом мире, тут же выскользнуло из памяти, словно монетка из дырявого кармана. И подумалось: «сыт по горло» – это хорошо бы… Обитателю «странного неудобного мира» без еды не обойтись, поэтому придется ему выбраться из катакомб на городские улицы и раздобыть хотя бы заплесневелую корку хлеба.

Этот город днем и ночью был окутан дымным смогом. Как будто вначале нарисовали дома с узорными балконными решетками, пристроенными снаружи скелетами подъемников и потемневшими от копоти вывесками, да еще фонари, мостовые, паровые экипажи, петляющие по улицам коленчатые трубопроводы, а потом все это покрыли серыми грифельными размывами. Дукон, столицу Бартоги, недаром называли «столицей пара и шестеренок».

Хеледику прислали сюда для промышленного шпионажа: с недавних пор в просвещенном мире возрос интерес к тем областям знания, которые с волшебством не связаны. Тут впереди всех была Бартога с ее фабриками и паровыми машинами. Дукон кишел иностранными агентами – охотниками за технологиями, которым в прежние времена нигде, кроме Бартоги, не придавали особого значения: зачем все это, когда у нас магия? Впрочем, у бартогскихинженеров магия тоже шла в дело: агрегаты, работающие на заклинаниях, механизмы в сочетании с волшебными артефактами, производственные процессы, использующие в качестве источника энергии колдовской песок из пустыни Олосохар. Благодаря последнему обстоятельству песчаная ведьма чувствовала себя здесь, как рыба в воде – для нее источником силы тоже был олосохарский песок.

Погруженная в раздумья, она шла по вечерней улице, озаренной газовыми фонарями, которые куда ярче масляных, если только светимость последних не усилена специальными заклинаниями. Белели пышные кружева, выпущенные по здешней моде из-под рукавов жакетки с двумя рядами бронзовых пуговиц: сигнал для грабителей, что барышня из богатых – но тот, кто сунется к ведьме, пусть пеняет на себя.

В «стране пара и шестеренок» белые рубашки и блузки с кружевами были признаком общественного статуса: день поносил – и в стирку, а иной раз переодеваться приходилось дважды-трижды за день. Агент Змейка внедрилась сюда в качестве дальней родственницы бартогского промышленника, завербованного ларвезийской разведкой.

Сейчас она возвращалась с конспиративного совещания группы, в составе которой работала. Вернее, едва успела приступить к работе, а что делать теперь – непонятно. В Ларвезе переворот. Их начальство арестовано. По непроверенной информации, Шеро Крелдону удалось скрыться. Ходят ужасающие слухи об истинном предназначении Накопителей. Весь Сокровенный Круг в тюрьме, отрекшийся от престола король там же. Королевским банком теперь заведует известный мошенник Чавдо Мулмонг. Ларвезой правит новый король – Повелитель Артефактов, в прошлом первый амулетчик Светлейшей Ложи. У крухутаков не спрашивай, и так ясно, что он заполучил некий артефакт, наделивший его почти безграничным могуществом. Из-за воздействия Накопителя в Аленде и ее окрестностях маги лишились силы, но это еще полбеды – хуже то, что король Дирвен взял под контроль все амулеты на обширной территории и дозволяет с ними работать только тем, кто присягнул ему на верность. До Бартоги он не дотянулся, слишком велико расстояние. Пока не дотянулся.

Группа ларвезийских засланцев состояла из мага-руководителя, трех амулетчиков и недавно присоединившейся к ним Хеледики. Магу и амулетчикам в Аленду лучше не возвращаться, другое дело ведьма. Неизвестно, удастся ли ей выйти на господина Шеро, но Хантре и Эдмара она найдет: любая песчаная ведьма без труда отыщет того, с кем хоть раз вступала в интимную связь. Новоиспеченный король распорядился арестовать их – значит, она должна успеть раньше.

– Всего этого больше нет, Шнырь, – с грустью произнес господин Тейзург, лаская пальцами гипсовые лица, звериные морды, цветы, завитки и виноградные лозы, словно они были живыми. – Только здесь оно и осталось, в ваших изнаночных комнатушках, куда людям путь закрыт, хвала за это Госпоже Вероятностей. Я мог бы это восстановить, работа отняла бы немало времени, но я мог бы – если б не Накопитель и не прочие ухмылки рока.

Его худощавое треугольное лицо осунулось, щеки ввалились, острее проступили скулы. Давно не мытые волосы, обрезанные до середины шеи, слиплись в темные сосульки.

Кому принадлежит особняк, Шнырь не знал, да оно и не важно: чей бы ни был дом, его изнанка – законная территория гнупи, чворков, тухурв, козяг и прочего мелкого народца. Тейзург смог сюда попасть лишь потому, что верный Шнырь провел его по волшебным тропкам, держа за руку, а перед этим он, как полагается, переобулся: левый ботинок на правую ногу, правый на левую.

– Какая невыразимая печаль, что их больше нет…

Его пальцы с облезлыми покарябанными ногтями – лак пришлось соскабливать ножом, чтобы поскорее избавиться от особой приметы – с нежностью прикасались к белым птичьим головкам и оскаленным чудовищным маскам, гладили прихотливые извивы орнамента. Комната сплошь заросла лепниной, словно зимнее окно узорами, только в дальнем углу по стене карабкались грубоватые деревянные полки с чайной посудой, склеенными из цветной бумаги фонариками и шляпными коробками. В одной из коробок кто-то тихонько возился – козяга, наверное.

Снаружи особняк выглядел неважнецки: битый, обшарпанный, на штукатурке потеки мочи, вокруг россыпь обломков – и не потому, что много лет простоял в запустении, а потому что здесь побывал Шаклемонг Незапятнанный со своей командой крушителей. Всяческие скульптурные штуковины он ругал последними словами, мол-де светлым богам не в охотку смотреть с небес на таковое разнузданное искусство, а посему давайте все поломаем.

Шнырь, понятное дело, был на стороне своего господина, убивавшегося по «безвременно исчезнувшей красоте», вдобавок он считал Незапятнанного возгордившимся болтуном: ему-то почем знать, что богам в охотку, а что нет, так и станут они ему докладываться… И в то же время Шнырь ему люто завидовал: это ж надо такую беспримерную пакость в городе учинить! Смертные издавна обзывают пакостниками его соплеменников, но куда там зловредному народцу до людей, ежели тем дурная кровь в головы ударит. Когда человек начинает творить такие дела, гнупи остается только сидеть, не высовываясь, да втихомолку грызть локти от зависти.

Преотвратное местечко. В алендийских катакомбах, разменявших не одно тысячелетие, попадались и хоромы с величавыми сводами и вырубленными из камня полуколоннами, и гнусные клоаки с осклизлой от сочащейся влаги кладкой. В этих пещерах было сухо, но потолок нависал так низко, что рукой дотянешься, а посему духота и крепкий запах ночлежки.

В тесноте, зато в безопасности. В относительной безопасности. Главное сонхийское угробище, то бишь Повелитель Артефактов, скорее всего найдет их, если самолично сюда спустится. Остается уповать на то, что поганцу недосуг гоняться по лабиринтам древних каменоломен за своим бывшим начальством – не королевское это занятие.

Для Суно хуже вони и разведенной беглыми магами помойки – уж не обессудьте, не те здесь условия, чтобы поддерживать чистоту – было другое: отношения, которые мало-помалу складывались в их среде. Лоск цивилизации постепенно сходил на нет, словно краска с застиранного белья. Изгнанники сбивались в группы с тюремно-обезьяньей иерархией: наверху вожаки, внизу мальчики для битья, которыми остальные помыкают. Хвала богам, этому веянию поддавались не все, но поддавшихся хватало. Промеж обособившихся групп уже и стычки начались: как же обойтись без дележки скудных жизненных благ?

Орвехт держался одиночкой, попытки зазвать его в ту или иную группу успеха не возымели. Благодарствую, мне этого не надо. Ох, видели бы вы себя со стороны, дорогие коллеги… Ежели все это безобразие каким-нибудь чудом благополучно разрешится, и мы вернемся к прежнему положению вещей, каково будет вам об этом вспоминать? Впрочем, кто ж вам помешает сделать вид, что ничего не было? Но при этом нынешние расклады наверняка окажут влияние на будущие союзы и контры… Грустно, коллеги.

Коли им хочется увязнуть в этой унылой трясине – вольному воля, а Орвехту вскоре стало не до размышлений о несовершенстве человеческой природы. Он разыскал таки Шеро: припомнил кое-какие разрозненные подсказки старого приятеля, свел их воедино, решил этот ребус – и понял, как установить связь с опальным безопасником. Благодарение богам, он не единственный оказался таким догадливым. Коллеги из ведомства Крелдона наконец-то собрались вместе, и началась работа: пока всего лишь сбор информации. Любого волшебника можно переиграть, «Властелин Сонхи» не исключение. Если отобрать у него Наследие Заввы и усыпить Накопитель, они найдут на поганца управу. Давно нашли бы, кабы не два весомых «если». Пока у них не было плана, как осуществить то и другое.

– Этот подлюга Хватантре Коварнайдо прямо в самое сердце мне плюнул! – жаловался Шнырь затаившейся за сундуком козяге, семейству солидных рыже-коричневых тараканов и чердачной мыши, которая вначале грызла связку старых книг, а теперь притихла. – Вначале-то он как будто повинился передо мной, дескать, признаю, что гнупи не хуже людей, а потом этак оскорбительно: «не обожрись!» И рожа при этом такая, словно он и не здесь вовсе. А мне обжираться недосуг, я знай себе по городу ношусь, бедные мои ноженьки, да еще мы с господином Крысиного Вора от своих щедрот подкармливаем. Господин сказал, он без нас пропадет. Когда мы его потеряли, он совсем отощал, а я ему сыра да сухариков подкинул, а он заместо благодарности – «не обожрись!» Это было с его стороны желчно и бестактно, правда ведь? Жрачкой-то нынче людям разжиться труднее, чем под властью магов-перемагов. С тех пор как Дирвен стал королем, все в городе давай покупать впрок и делать запасы на черный день, потому что с таким королем жди беды, а он мне этак высокомерно – «не обожрись!» У-у, ворюга-подлюга, я тебе крыску не забыл, и этого оскорбления тоже вовек не забуду!

Слушатели не ахти какие, но других не нашлось. Потом он расскажет о своей обиде и господину Тейзургу, и мудрой тетушке Старый Башмак, однако сейчас надо переждать облаву, а пожаловаться хотелось невтерпеж.

На изнанке этого дома Шнырь не застал никого, кроме одной-единственной козяги: накануне переворота здесь побывал злыдень-экзорцист и все местное общество разогнал, а новые обитатели пока не завелись. Зато на чердаке жили тараканы и мышь, за неимением лучшего сойдут и они. Если сюда нагрянут те, кто прочесывает окрестные кварталы, Шнырь и выбравшаяся его послушать козяга – серый одуванчик на тонких членистых ножках – укроются на изнанке.

Господин Тейзург велел во что бы то ни стало разыскать Крысиного Вора, отдать ему кусок сыра и мешочек с сухарями, да проследить, чтобы он поел. Мол-де раньше бывало, что этот мерзавец терял аппетит и доводил себя до истощения, а ежели с ним на улице приключится голодный обморок, его сцапают.

– Давай-ка, Шнырь, лишим Дирвена праздника, – заговорщически ухмыльнулся господин. – Вдобавок если Крысиного Вора арестуют, мы с тобой не сможем ему досаждать.

– А то! – ухмыльнулся в ответ гнупи.

От солнечного света у черноголового народца болят глаза, но у Шныря был тайничок с приготовленным впрок зельем. Запасы еще не закончились, и он по-прежнему выбирался наружу средь бела дня, но от людей приходилось хорониться, потому что господин не мог возобновить чары невидимости. Оправдывая свое прозвище, доверенный соглядатай Тейзурга шнырял по закоулкам, то сворачивая на потаенные волшебные тропки, то перебежками по человеческой территории. Пусть злыдней-экзорцистов в городе больше нет – потеряли они свою силу, хе-хе, дразни их теперь, сколько влезет! – зато остались амулетчики, которые отдубасят тебя до полусмерти, а то и совсем ухайдакают. В конце концов он выследил рыжего в Обойном квартале – разве от Шныря скроешься?

Близился вечер, с пасмурного неба накрапывало, словно дождь раздумывал, то ли пойти, то ли нет. Второй этаж «Штофной розы» нависал над улочкой темным коробом, дверь заведения была плотно закрыта. Может, еще и заперта изнутри.

Трое парней, у каждого на рукаве повязка – знак принадлежности к Гильдии благонравных горожан Шаклемонга Незапятнанного – остановили четвертого: худосочного, длинноволосого, в такой же, как у господина Тейзурга, китонской баэге. Шаклемонговцы его толкали и глумились, а один совал ему жестяную кружку, в которую только что справил малую нужду, да приговаривал: выпей-де волшебный напиток, чтоб освободиться от умопомрачающего колдовства.

К ним-то и направился Крысиный Вор, и догадливый Шнырь сразу понял, зачем.

Втроем они бы его отволтузили – если б он не шагал с таким видом, будто хочет поскорей проскочить мимо, и если бы вначале что-нибудь им сказал, а не напал без предупреждения, и если б у него не было свинцового кастета, которым рыжий орудовал не хуже, чем любой другой беззаконный тать. Поравнявшись с компанией, он молча развернулся и врезал одному, другому, третьему, потом схватил их помятую жертву за ворот черной с фиолетовыми стрекозами баэги и отрывисто бросил:

– Пошли бегом, идиот несчастный.

И заметьте, никто его первый не трогал! Уж такая злобная натура у Крысиного Вора, нет ему большего счастья, чем кому-нибудь навалять ни за что, ни про что, он и на господина Тейзурга огрызается, и крыску шнырёву отобрал и на крышу закинул.

Гнупи задержался, спрятавшись за углом возле «мусорного домика». Вытащил из-за пазухи рогатку, а из сброшенного на землю лоскутного ранца, в котором лежала еда для ворюги, подходящий по размеру камешек. Вдруг недобитки встанут да погонятся? Так и есть, один начал приподыматься – и тут же растянулся на мостовой, потому что меткий Шнырь влепил ему из рогатки точнехонько в переносицу.

Убедившись, что всем троим не до погони, соглядатай вновь надел ранец и помчался по следу. Он расскажет об этом господину, и тот непременно его похвалит!

Людей он настиг под мостом Бесхвостой Собаки. Облезлое кирпичное чудище горбилось над речкой, нависая над укромной отмелью с пятном кострища – обычно там укрывались от дождя городские босяки.

Когда примчался Шнырь, Крысиный Вор советовал нарядному кавалеру вывернуть баэгу наизнанку и вывалять в грязи, а длинные волосы заплести в косицу на сиянский манер. Его собеседник на это возражал, что-де правами своими не поступится.

– Ты соображал, что на тебя могут напасть, когда вышел из дома в таком виде? – с неприязнью спросил Крысиный Вор.

Сам он выглядел нищебродом из сурийских кварталов, рыжая шевелюра спрятана под замызганным тюрбаном, лицо ниже глаз закрыто серо-бурой тряпкой, как в обычае у молодых южан. Шаклемонговцы уже не раз подкатывали к нему на улице – мол, предъяви рожу, а он им свинчаткой по зубам предъявлял.

– Я храню верность лишь одному человеку – самому себе, – ответил подражатель князя Ляранского с горделивой прохладцей.

– Ну и дурак. Если хочешь быть похожим на Тейзурга, прими к сведению, что он сейчас маскируется и не лезет на рожон.

Это была истинная правда, наблюдавший из кустов соглядатай мог бы это засвидетельствовать, кабы спросили.

– Позволю себе усомниться, – парень ухмыльнулся точь-в-точь как господин, словно не один час тренировался перед зеркалом.

– Дурак, – повторил Хантре. – Ладно, в следующий раз не буду мешать твоим развлечениям.

Уставился на старые домишки с островерхими крышами на другом берегу и произнес уже не злым голосом, а тихим и безнадежным, как шелест дождя по этим худым крышам:

– Не смогу я помешать. Поскорей вали из Аленды, только перед этим оденься попроще. В течение суток. Тогда уцелеешь.

– Не хочу лишать себя нынешнего изысканного театра, – надменно возразил подражатель.

Развернувшись, Хантре зашагал прочь, Шнырь припустил следом. Окликнул его около входа в катакомбы за Садом Каменных Плакальщиц:

– Эй, крысокрад, сухариков хочешь?

– Давай, если не жалко.

– Мне-то еще как жалко, но господин в своей бесконечной милости велел тебе еды отнести.

Они устроились под оградой с барельефными урнами и плакальщицами. Город тонул в дождевом тумане, где-то вдалеке – на другом конце кладбища – размеренно били в храмовый гонг.

– Спасибо, – сказал Крысиный Вор, после того как умял половину угощения. – Я был не прав насчет гнупи. Вы не хуже людей. Вернее, многие люди не лучше вас. Дай им возможность, так напакостят, что вам за ними не угнаться.

На это Шнырь малость обиделся:

– Ты много, что ли, видел людей, которые покруче нас пакостят?!

– Сейчас их как мух на помойке развелось. Такое впечатление, что за недолгое время в гильдию Шаклемонга вступило несколько сотен человек, а то и больше. Этот Незапятнанный – выдающаяся мразь.

– Уж это да, истинная гнида, – поддержал собеседник. – Гнупи, говорит, надобно по всему городу истребить, как глистов ядовитых! Сам он глист ядовитый… Как думаешь, рыжий, ежели я съем шаклемонгову печенку, я не траванусь?

– Не траванешься, – буркнул Крысиный Вор.

Помолчал, глядя в туман, и добавил:

– Главное, не обожрись на радостях.

Вот на это Шнырь обиделся всерьез: ты за ним без устали бегаешь, еду ему носишь, а в благодарность – «не обожрись!» Обозвал его ворюгой-подлюгой и убрел прочь, напоказ ссутулившись, понуро опустив голову. Украдкой оглянулся: рыжий знай себе догрызал сухари.

Завернув за угол, соглядатай помчался во всю прыть, на бегу размышляя о том, как он станет всем жаловаться на Крысиного Вора.

Благодарение Ланки, Нинодия все-таки выцарапала у Чавдо свои денежки. Она хранила сбережения на черный день в Королевском банке – «самом надежном банке просвещенного мира», который этот проныра нынче прибрал к рукам. Вышел указ, что ввиду государственной необходимости вклады пока выдаваться не будут, зато потом владельцы получат их с хорошими процентами – его величество гарантирует. Ага, как бы не так. Нинодия сразу смекнула, откуда растут ноги у «государственной необходимости» и чего стоят королевские гарантии.

Прощелыгу Мулмонга она знала с той поры, когда он был начинающим магом Ложи. Еще тогда у него была заветная мечта – тема для шуток и присказок: ограбить Королевский банк.

Раньше он не раз снимал деньги с чужих счетов по фальшивым документам, но это дело хлопотное и рисковое, а теперь ему преподнесли главный банк Ларвезы на золотом блюдечке. Так он и станет делиться с теми, кого облапошил!

Нинодию выручила королевская протекция: Дирвен позапрошлым летом спас ее, выкрал из овдейской тюрьмы, а такие, как он, обычно великодушны с теми, кто им по гроб обязан и не устает выражать свою благодарность. Она добилась аудиенции, попросила о милости, и Повелитель Артефактов распорядился, чтобы ей вернули накопления, ничего не урезывая.

– Только не болтай об этом, во имя Ланки, – благодушно и доверительно посоветовал Мулмонг, зазвавший ее поужинать в «Бешеном поваре». – Ты ведь у нас девочка понятливая.

– Обижаешь, Чавдо, я не из болтливых, особливо в таких вопросах, – в тон ему отозвалась Нинодия «Плясунья» Булонг, бывшая танцовщица и дама полусвета, отставная шпионка Светлейшей Ложи. – Мне своя шкурка всего дороже. Сам видишь, в каком я положении – ноги не ходят, брюхо растет, за душой ни гроша, а жить на что-то нужно…

Она прибеднялась: выхлопотанную Крелдоном пенсию ей сохранили, не зря подавала прошение, хороший мальчик Дирвен пошел навстречу. Наверняка Чавдо в курсе, да только для него это мелочевка, ну и хвала богам.

Нинодия опять жила в своем уютном домике на улице Хрустальной Синицы. Резиденцию Ложи разгромили, загадили и разграбили, а овдейских агентов можно не опасаться, не до того им теперь. Шаклемонг знал о том, что она заручилась высочайшим покровительством, и его оглоеды к ней не цеплялись, даже лепную розетку у нее на фасаде не тронули. Хотя, судя по трещинам, булыжником с улицы однажды кинули. Но по мелочам они даже в королевском дворце декор попортили – «из демоноборческого усердия», как объяснял это Незапятнанный – а новоявленному королю было плевать.

Чавдо остался все тем же хитрованом, которого Плясунья знавала в молодости, с ним держи ухо востро: а ну, как набьет брюхо и сбежит, предоставив даме самой платить за ужин? Мало ли, что он подгреб под себя Королевский банк и стал богаче всех в Ларвезе – с него станется… Сама она тоже не бедствует, спасибо воровскому богу Ланки и славному мальчику Дирвену, однако же запихнула в рукав, под манжету с жемчужно-рубиновой пуговицей, пару блестящих ложечек. Незаметно утянуть приглянувшуюся вещицу, а то и чужой кошелек – это была ее тайная страстишка, на этом ее и поймала когда-то Светлейшая Ложа.

Если Чавдо по всем статьям остался верен себе, то другая старинная знакомая Нинодию изрядно удивила. Стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд, подпольная торговка артефактами, зельями и ценным антиквариатом. Что она заявилась, не таясь, в модную ресторацию – ничего странного, Ложи-то больше нет, и никто не кинется задерживать нарушительницу закона. Другое дело, в каком виде она заявилась: элегантная дама в черно-красном туалете, на руках кружевные митенки и перстни, в ушах рубиновые серьги, на шее черный с блестками газовый шарф, темные волосы зачесаны назад, закреплены драгоценными заколками и распущены по плечам.

Пораженная Нинодия разинула рот и не сразу его закрыла. До чего иной раз люди меняются: Ламенгу она помнила неряшливой особой в заношенной мужской одежонке, этаким сморчком неопределенного пола, который вызывал у кого жалость, у кого раздражение, а коли знаешь, что перед тобой ведьма немалой силы, и вовсе диву даешься. Зато теперь красотка хоть куда: не первой молодости, черты лица грубоватые, но сколько вкуса и шика!

Ламенга подсела к ним за столик. Стараясь на всякий случай подольститься к ведьме, Нинодия не скупясь отсыпала ей комплиментов, но, похоже, не угодила. Поджав ало накрашенные губы, та процедила, что-де останется в чужой коже, несмотря на отравленные внутренние шипы, до тех пор, пока не взыщет должок. Что она хотела этим сказать, поди пойми, ясно только, что с кем-то у нее жестокие контры, и нынешний наряд напоминает ей о мести.

Плясунья украдкой вздохнула: все вокруг разыгрывают свои спектакли, а ей с искалеченными ногами осталось сидеть в зрительном зале, и хорошо еще, если в бельэтаже, а не на галерке.

Попрощалась да отправилась домой. Главное – до темноты. С фонарями в Аленде стало совсем худо, вдобавок на каждом шагу разбой: грабят лавки и богатые дома, нападают на прохожих. В закоулках вокруг «мусорных домиков» громоздятся кучи отбросов, а иные из горожан повадились прямо из окон всякую дрянь выбрасывать. В прежние времена Ложа следила за чистотой и штрафовала нарушителей, но теперь никто этим не занимается.

Здания с отбитой лепниной выглядели, как после пушечного обстрела. Возле тех продуктовых лавок, которые в этот сумеречный час еще не закрылись, хвостами стояли очереди: цены подскочили, однако народ все равно делал запасы.

«Эх, Дирвен, Дирвен, что же ты натворил, – вздохнула про себя Плясунья. – И что теперь по твоей милости с нами будет…»

На бульваре Костюмеров наперерез ее коляске выскочил человек – встрепанный, растерзанный, лицо в крови.

– Помогите! Прошу вас, заберите меня отсюда!

Едва не угодил под колеса. Нинодия взвизгнула, возница осадил лошадь.

– Увезите меня, скорее, они за мной гонятся!

Не дожидаясь приглашения, полез в экипаж, чуть не свалился. Дерганые движения, в глазах ужас, а долгополое одеяние, окровавленное и грязное, вблизи оказалось баэгой из черного с фиолетовыми стрекозами шелка.

Флегматичный пожилой извозчик упустил момент, чтобы хлестнуть лошадь и погнать во весь опор: из-за угла высыпали еще люди, заступили дорогу. Шаклемонговцы. Десятка полтора, не меньше. Был среди них и сам Незапятнанный, отпустивший клиновидную бородку, умасленную до такой степени, что она напоминала острый нож.

– Госпожа Булонг, отдайте его нам! – гневно потребовал распаленный погоней королевский советник по вопросам нравственного воспитания ларвезийских подданных. – Это известный срамотист, подражатель Тейзурга, он должен понести примерное наказание!

Нинодия молчала. Сидела, как истукан, когда парня, мертвой хваткой вцепившегося в поручень, тащили из коляски. Кто-то ударил его булыжником по пальцам, лишь тогда оторвали.

– Езжай! – со слезами в голосе крикнула Плясунья. – Я в деликатном положении, мне нельзя волноваться!

Ее всю дорогу трясло. Ковыляя к своему крылечку, она дважды чуть не упала, а дома вытащила из буфета полынный ликер, нацедила в первую попавшуюся чашку, залпом выпила и рухнула в кресло. Боги милостивые, как он смотрел… С ним ведь ничего страшного не сделают, правда? Поколотят да отпустят, правда? Сам виноват, что в такое время вышел на улицу в баэге, борцы за нравственность на ихнего брата кидаются, как гончие на зайца. Разве могла бы она что-то для него сделать?

Утешив себя этими соображениями, оприходовала еще полчашки ликера, закуталась в шаль и устроилась возле камина. До чего же ей не хватало Серебряного Лиса с его играми-разговорами, но демонам Хиалы путь в Аленду нынче заказан.

«У нас тут и без демонов Хиала кромешная», – подумала Нинодия, а вслух велела Джаменде приготовить лечебную ванночку для ног.

Театральную лавку Шнырь с господином грабанули уже после того, как там побывали сперва шаклемонговы молодчики, а потом мародеры. Ни деньжат, ни других ценностей, до которых падки глупые смертные, там не осталось – ну и не надо, они пришли за другим.

Ловкий и находчивый Шнырь и его добрый покровитель Тейзург забрались под покровом ночи в разгромленную лавчонку и набрали там всяких по-настоящему интересных вещей: склянок и коробочек с гримом, масок, париков, всевозможной актерской одежки. Господин унес добычу в двух больших матерчатых сумках, а Шнырь семенил рядом и гордился тем, что уж они-то, в отличие от жадных и недалеких горожан, знают толк в сокровищах!

Нынче они нашли приют на изнанке доходного дома неподалеку от Кирпичного рынка. С прежнего места их выгнали незнакомые Шнырю гнупи, заодно присвоившие деньги Тейзурга: мол-де здесь наша территория, а это будет наш клад, мы его сейчас хорошенько перепрячем, и никаких бывших магов мы не боимся!

Они оттуда ушли, не связываясь с захватчиками – без магии господину не одолеть противников из народца. А здесь одни козяги да разъевшиеся чворки с лоснящимися облезлыми раковинами. Неопасные соседи. Главное, на полу ничего не оставляй, не то чворки съедят. Спасибо Условию, человечки-улитки глотают только то, что валяется под ногами, вдобавок они медлительные, иначе от них не было бы никакого спасения.

Маленький шпион разведал, где обосновались Вабро Жмур со своей шайкой и тетушка Старый Башмак, но они с господином туда жить не пошли. Гнупи на службе у Тейзурга порой ворчали, что «угодили в неволю к магу», и мечтали о свободе. Эти, ежели страх потеряют, самому господину начнут перечить да исподтишка чинить пакости. Сейчас лучше держаться от них подальше.

Еще есть подземелья, но там темно и промозгло. Господин решил, что они уйдут из Аленды через катакомбы – потом, вместе с Крысиным Вором, которого сперва надо заманить к себе в компанию. Заманить никак не получалось, хотя сколько жрачки ему Шнырь перетаскал – хватило бы на целую толпу нахлебников. Но теперь, как сказал господин, «благодаря несчастному Тевальду у нас появился шанс», и рыжий сам придет в расставленную Лормой ловушку. Надо будет перехватить его под носом у других охотников, вот к этому-то рисковому предприятию они сейчас и готовились.

В изнаночной комнатушке торчала из стен кое-какая мебель: половина стула, комод с облупленными разноцветными ящиками, умывальник с зеркалом – бурый и рассохшийся, похожий на оставшийся от векового дерева пень. Были здесь и старые часы в футляре, маятник за мутным стеклом напоминал плавающую туда-сюда рыбу. Кое-где прилепились, раскинув восковые щупальца, причудливо оплывшие зеленоватые свечи. Они всегда горят и меньше не становятся, это лишь подобие огня, и поджечь от них ничего нельзя: полыхнуть может только на человеческой территории.

Шнырь забился под стул, который наперекосяк высовывался из стены с пожелтелыми обоями, и съежился в комок. Предстоящая авантюра его пугала.

– Не бойся.

Господин тоже выглядел неважно: под глазами тени, в глазах тревога, а губы все равно кривит ухмылка – из-за этого исхудалое треугольное лицо напоминало театральную маску Злого Шута.

– Они собираются казнить Тевальда послезавтра. У нас еще день в запасе. И знаешь, что я сделаю завтра?

– Что, господин? – жалобно спросил гнупи, стараясь сморгнуть выступившую слезу. Эх, пропадет ни за что сиротинушка Шнырь, сгубят его супостаты-амулетчики, Дирвеновы помощнички, одни хрупкие косточки под дождем и солнцем останутся…

– Принесу тебе жертву.

– Правда?!.. – он так обрадовался, что даже дрожать перестал и подался вперед. – Вы самолично принесете жертву горемычному сиротинушке?

Однажды господин уже вознаградил его такой неслыханной милостью за верную службу.

– Именно. Сделаем это в катакомбах, под вечер, чтобы энергетический пик пришелся на следующий день. Если вляпаемся, у тебя будет хороший запас сил, чтобы удрать.

– А как же вы?

– А я собираюсь обыграть их.

– Так они же Крысиному Вору западню готовят, вы же сами говорили, что он обязательно туда придет сорвать им праздник, согласно своей вреднющей натуре, и они наперед рассчитали, что он придет! Раз Тевальда ему не освободить и даже близко не подобраться, он, знамо дело, явится с арбалетом или с бартогским ружьем, и амулетчики враз определят, кто под полой такое оружие прячет, тут-то его и сцапают. И на всех крышах будут засады, чтоб его не упустить, то-то они шастают по чердакам вокруг площади Последнего Слова…

– Все верно, – загадочная ухмылка не сходила с лица господина. – Но их план основан на их представлениях о том, что планирует Хантре. Они нашего Крысиного Вора о-о-очень недооценивают, а большего я тебе пока не скажу. Сам увидишь. Бедного Тевальда жаль, он был забавный, как и все эти горе-подражатели, и не раз говорил, что готов оказать мне любую услугу – что ж, вот и окажет: мы наконец-то изловим Крысиного Вора. Видишь ли, Шнырь, он мой. У тебя была твоя крыска, а у меня есть Крысиный Вор, и я никому его не отдам.

– Уж это истинная правда, – понятливо закивал приободрившийся Шнырь. – Надо держаться за свое, нельзя иначе, и ежели рыжий ворюга наш, то есть ваш, он наш и останется, правда же? И мы раньше всех его поймаем!

– Непременно, мой храбрый Шнырь, – благосклонно подтвердил господин.

– А когда мы будем ловить рыжего, мы его побьем?

– С превеликим удовольствием. Это необходимая составная часть моего плана.

– Вот и славно, господин! Я его больно пну, за крыску отомщу, и он будет знать, как сиротинушек обижать! Вы же помните, как это было, я много раз вам рассказывал: свою крыску я добыл честной хитростью, шуганувши наглого кота из лавки на Черничной улице. Он ее задавил и поволок на хозяйское крыльцо, а я его, труса мордатого, напугал, он ее и выронил, ха-ха! Я тогда несколько дней крыску с собой носил, и все знали, что это моя законная добыча. Помните, господин, вы еще ругались, мол-де зачем дохлятина в доме? А Крысиный Вор, когда я кинул в него крыской и прямо по лбу попал, в своей бесконечной желчной злобе забросил ее на крышу сарая, и там ее ворона склевала, я тогда чуть не заплакал! И потом еще я жизнь ему спас, несмотря на свою обиду, вы же это тоже помните? А он проявил черную неблагодарность и сказал мне – не обожрись, но уж теперь-то крысокрад за все поплатится!

– Я все помню, Шнырь. Непременно поплатится, – согласился Тейзург, устраиваясь на полосатом лоскутном половике. Укрылся плащом, под головой сумка с тряпьем из разоренной театральной лавки – вот и весь его нынешний комфорт.

– А Дирвен, небось, в королевской опочивальне на пуховых перинах спит и горя не знает… – вздохнул Шнырь будто бы печально, а на самом деле с расчетом, чтобы господин позавидовал. – Дирвену мы тоже когда-нибудь отомстим, правда же?

Дирвену в королевской опочивальне не спалось. Поначалу он думал о маме, которая так и не нашлась. «Сонтобия вне игры» – что похитители хотели этим сказать?

Да еще лезли в голову всякие срамные мысли о Наипервейшей Сволочи с его подлым приворотом…

Назавтра день не задался с самого утра. Ее величество Щука явилась в Лазурную столовую для совместного завтрака – в усыпанной бриллиантами короне и с рожей, как прокисший творог, вдобавок за компанию с сестрицей Салинсой. Обе тощие, мосластые, востроносые, с нахальными глазами-щелками. Щучья матушка в столицу не спешила – понимала, что зять ей не обрадуется, зато эти две мерзавки освоились, осмелели и теперь вовсю наслаждались своим нынешним положением. Глодия не уставала напоминать, что это благодаря ее подсказке Дирвен послал Куду, Вабито и Монфу за Наследием Заввы. Мол, сам бы не додумался, я тебя в люди вывела, а без меня так и остался бы мальчиком на побегушках у магов Ложи. Верно Лорма говорит, что королева из нее как из ослицы скаковая лошадь, и надо бы ее сослать куда-нибудь в провинцию.

Ее деревенское величество уселось за стол рядом с Повелителем Артефактов, поковыряло ложечкой свое любимое шоколадное суфле да и блевануло прямо в тарелку.

– Ты чего? – спросил обомлевший Дирвен.

На рукав ему попали брызги рвоты.

– Нехорошо мне… – обморочно пролепетала Щука, поднимаясь со стула.

– Ну и жрала бы у себя, а то насвинячила, как в родном хлеву, – процедил король, демонстративно стаскивая расшитый золотом шлафрок с испачканным рукавом.

– Да ты что ли совсем дурак? – рявкнула Салинса, приобняв сестру и глядя на Дирвена поверх ее плеча зло и многозначительно. – Не понимаешь?! Ты сейчас должен беречь ее пуще зеницы ока! Надобно, чтоб ее лучшие лекари посмотрели!

Щучье отродье ушло, и он тоже смылся из столовой. Ничего хорошего в этих парадных трапезах, так что пусть церемониймейстер катится в крухутакову задницу со своим дворцовым распорядком! Кто здесь главный, в конце-то концов? Даже подумалось, что прежний король, отрекшись от престола, втайне, может, еще и порадовался избавлению от ежедневной тягомотины.

Прислуга не рискнула перечить. Вначале эти придурки донимали его регламентами-этикетами, а сейчас ходят по струнке, потому что боятся Лормы. Она уволила самых назойливых – те исчезли с глаз долой, словно куклы, которых сгребли и забросили в дальний ящик. Остальные после этого присмирели, только дряхлый церемониймейстер продолжает гнуть свое.

Дирвен распорядился, чтобы ему принесли пива и чего-нибудь съестного в Королевский Штаб. Так он называл про себя уютный кабинет с застекленными шкафами, кожаными креслами, старинными картами на стенах и огромным напольным глобусом в углу. В шкафах лежали артефакты, которые он предпочитал держать под рукой – для них освободили место, выкинув ненужные книги. В простенках установили большие волшебные зеркала, обнаруженные в резиденции Ложи. И еще по его приказу тут приладили удобный гамак с пледом и подушками.

Он давно мечтал о собственном тайном убежище – и в убогой квартирке, где они с мамой ютились, пока его не забрал Надзор за Детским Счастьем, и в постылом особняке у богатой опекунши, и в приюте для конфискованных детей, и в Ларвезе под недремлющим оком Светлейшей Ложи. Наконец-то мечта сбылась! Пусть штаб не тайный, зато Дирвен никого сюда не пускал, даже для уборки. Так настроил сторожевые амулеты, чтобы ни один придурок не мог войти. Пусть дожидаются аудиенции в приемной с помпезной золоченой лепниной, до которой пока еще не добрались шаклемонговы ребята с молотками.

Ежедневная инспекция владений: благодаря Наследию Заввы он мог дотянутся до любого места, где есть хоть один завалящий амулет, и увидеть в зеркалах, что там происходит. И вмешаться, если понадобится.

Ему удалось взять под контроль еще два Накопителя – на западе, в портовом городе Кавиде, и на севере, в Хаврае, где он когда-то маялся в ссылке. Территория, на которой маги теряют силу, изрядно увеличилась. Теперь Дирвен пытался разобраться с пирамидой в Саварьоне, к востоку от Аленды. Мало-помалу он подчинит себе все земли от Сновидческих гор до Суринани, от Пурпурного океана до Унского хребта. Амулетчики и так от него зависят: как бы ты ни был крут, все равно без дозволения Повелителя Артефактов ни один амулет тебя не послушается, но для безоговорочной победы надо еще и магов задавить.

Зря он вышел к Зинте. Она бы у него под дверью долго не просидела: умчалась бы к очередному пациенту, поймав «зов боли». И никто его не заставлял, но по наущению Рогатой Госпожи, которая вечно стоит козни, он все-таки вышел в приемную.

Зинта рассматривала вытканное на гобелене морское сражение. На ней была серо-зеленая лекарская форма, куртка расстегнута, под туникой выступает округлившийся живот. Светлые волосы собраны в хвостик, лицо осунулось и повзрослело.

Обернувшись на звук шагов, она смерила Дирвена недобрым взглядом, как будто перед ней не король просвещенного мира, а какой-нибудь недоумок, которого она сейчас вздрючит по первое число. Вот тогда он и понял, что это засада, лучше бы сидел в Штабе и не высовывался.

Вначале лекарка сообщила, что Глодия беременна.

– Почему?.. – вымолвил Дирвен, несколько раз хлопнув ресницами.

– Потому. Тебе никогда не объясняли, откуда берутся дети?

– Да нет, я не это имею в виду… Ну, я не ждал, что эта коза, моя Щука, вдруг это самое… Они же что-то делают, чтобы не залететь…

– Это все, что нашлось в твоей безмозглой башке? Или еще какую глупость скажешь?

– Да это я так, – буркнул после паузы Дирвен, не смея огрызнуться.

Кому другому он бы преподнес урок, но перед ним стояла избранная служительница Тавше, а богиня Милосердия, если прогневается, может очень даже нехило тебе навредить. Однажды Дирвен уже навлек на себя ее проклятие, поэтому с лекаркой лучше не связываться. Поругается да уйдет, а он потом распорядится, чтобы во дворец ее больше не пускали.

– Я, в общем, рад, – добавил он, подумав о том, что королю вроде бы полагается престолонаследник. – Надеюсь, что родится парень, а не девка-соплявка.

Это проявление родительских чувств Зинту не смягчило. Несколько мгновений она смотрела на него все с тем же враждебным прищуром, потом спросила:

– Ты бы хотел подыхать на улице, в грязи, с разорванными внутренностями, мучаясь от боли?

Дирвен уловил, что она неспроста задала такой вопрос: словно вытолкнула его на лед, одно неосторожное движение – и поехал, и грохнешься.

– Что случилось?

– Не думала я раньше, что ты последний засранец среди зложителей. Ту девушку, которую ты изувечил, я вылечила, и надеюсь, что она уже далеко отсюда. А тебя я больше ни на грош не уважаю, хоть ты и надел чужую корону на свою дурную голову. Смотри, как бы опять рог не вырос, а то ведь под короной его не спрячешь, как в прошлый раз под шляпой.

Она что ли забыла, с кем разговаривает?! Одновременно с негодованием – укол страха: только рога ему сейчас не хватало… Лекарка под дланью Тавше стояла перед ним, словно облаченная в несокрушимые доспехи. Покровительство богини, якобы доброй, а на самом деле придирчивой и мстительной, защищало ее надежней, чем самый мощный «Незримый щит».

– Не увечил я никакую девушку, если кто на меня свалил – я не виноват!

– Она из Овдабы. Ты напал на нее на улице, используя амулеты. Случайный прохожий подобрал ее и привез к нам в лечебницу.

А, так вот она о ком… Ясно, куда подевалась Хенгеда: какой-то придурок решил проявить благородство и позаботился о ней. Наверняка эта дрянь ему голову заморочила! И свои амулеты выбросила, чтобы Дирвен не смог ее найти.

– А что ей сделалось-то? – спросил он запальчиво. – Я ее не изувечил, только проучил, она заслужила! И ничего ей с этого не было, встала да пошла, а если ее к вам прохожий привез – значит, она ему голову задурила, эта лицемерная гадина что угодно изобразит!

– Забыл, с кем разговариваешь?! – Зинта сказала то, что он сам хотел ей сказать, но не посмел, опасаясь прогневать Тавше. – Сотрясение мозга, множественные ушибы и гематомы, непроникающая травма мочевого пузыря, разрыв шейки матки, внутрибрюшное кровоизлияние, заражение крови. Кто после этого дрянь и гадина?!

– Она меня заманила и предала! – голос сорвался на фальцет, из-за этого Дирвен еще больше разозлился. – А я всего этого не делал, я только засунул этой твари ее же амулеты в то самое место, которым она меня заманила и предала! Это же для шлюх пустяки, отряхнулась да пошла, а если ей с этого плохо стало, это из-за происков Рогатой, которая меня все время под неприятности подводит! И не надо на меня валить, она сама виновата! Она предала любовь, а я отплатил ей по заслугам!

– А ты ее любил?

– Ну, нет, я-то не придурок, но она же делала вид, что она меня любит, а сама притворялась и работала на овдейское министерство благоденствия, она шпионка!

Пауза. Зинта глубоко вздохнула и произнесла с величайшим отвращением:

– Знаешь, кто ты? Маленький, наглый, самодовольный дурак! И никакие амулеты не сделают тебя чем-то другим. Еще собираешься человека заживо в клетке сжечь, но если ты совершишь такой зложительский поступок, Тавше тебя не простит. Так или иначе за это ответишь!

– Это не я собираюсь, а Шаклемонг! И придурок заслужил, чтоб его казнили, сам виноват! Он вовсю подражает сами знаете какой сволочи и своим примером совращает незрелых отроков, а мы такой срамотизм искореняем! Мы боремся за нравственность!

– Да вы паразиты-зложители, и для нравственности нет врага хуже, чем такие борцы!

– А что вы тогда про Накопители скажете? – крикнул Дирвен.

Голос опять сорвался. Надо поменьше пить пива. Или наоборот побольше… Но пиво тут не причем, это Рогатая Госпожа подстроила.

– Накопители были злом. И то, что ты сейчас используешь Накопитель для своих целей – тоже зло. С тех пор как ты захватил власть, в Аленде бесчинствуют грабители и мародеры – ты об этом знаешь?

– Зато произвол Ложи закончился! Никто больше никого не притесняет и не жирует за счет остальных! Сейчас трудности, зато свобода от магов! А у меня срочные дела! – дверь в Королевский Штаб – у него за спиной, до нее всего-то несколько шагов. – Вы лучше больных лечите, а государственные дела не ваша область, для них нужно государственное мышление…

Говоря, он пятился, не позволяя ей сократить дистанцию. Вряд ли она в него вцепится, даже если поймет, что он хочет сбежать – но кто ее знает?

– Это у тебя-то, остолопа, государственное мышление?! Или у паразита Шаклемонга? Или у жулика Мулмонга, которому ты отдал на разграбление Королевский банк? А больных я лечу! С тех пор как ваша банда захватила власть, битых и резаных стало столько, что я ничем другим больше не занимаюсь!

До двери совсем чуть-чуть…

– И… – распаленная Зинта вдруг замолчала и выдернула из ножен на поясе ритуальный кинжал Тавше.

Дирвен шарахнулся к двери, активировав защиту, но она не нападала, а глядела на свое оружие: голубоватый камень на рукоятке бледно светился. Это значит, где-то рядом или волшебный народец, или демон Хиалы, или неупокоенный мертвец… Или Лорма подслушивает.

Воспользовавшись моментом, Повелитель Артефактов ретировался в свои покои и захлопнул дверь. Лекарка что-то еще говорила, но он тоже не промах – заткнул уши. Наконец она убралась прочь. Настроение было изгажено, залил пивом. Не помогло. Досада ела его поедом, и подумалось, что сжигатьпридурка Тевальда – по-любому перебор, так он Шаклемонгу и скажет. Достаточно будет публично выпороть и конфисковать имущество в казну, а то Чавдо говорил, что денег в Королевском банке маловато, и надо экономить на необязательных расходах.

Зинта шагала по набережной Млечного канала, но по сторонам почти не смотрела. Залитые сиянием черепичные крыши, подмигивающие солнечными бликами окна, таинственные арки подворотен, запах проснувшейся реки, узорчатый мост Вееров на фоне ясного неба – все это скорее слепило и оглушало ее, чем радовало.

Она до того уставала, что в иные моменты готова была задремать на ходу. Пациентов с травмами хоть отбавляй, и среди них много таких, кого спасет только сила Тавше. В последнее время Хенгеда взяла в привычку укладывать ее спать, словно тряпичную куклу, и никого к ней не пускала: мол-де госпожа лекарка отдыхает. Некогда ей отдыхать! Впрочем, шпионка позволяла себе такие вольности, только если Зинта и впрямь становилась похожа на ватную куклу – после второй-третьей бессонной ночи, когда уже никакие снадобья не помогут обмануть измотанный организм. В другое время лекарка ее осаживала: ты меня в моем деле не заменишь, и не тебе тут распоряжаться.

Зато из Хенгеды получилась расторопная и старательная санитарка. Зинта дала ей две мази, по отдельности целебные, а если смешать – лицо враз опухнет и пойдет прыщами. И еще научила прибинтовать к пятке компресс, пропитанный настоем бледной луговой сугины – благодаря этому Хенгеда хромала, так что никто сейчас не узнал бы ее по походке.

Шпионка по-прежнему чувствовала амулеты, но пользоваться ими больше не могла и старалась держаться от них подальше. В палаты с лечебными артефактами она без крайней нужды не заходила, зато выполняла всякую подсобную работу: стирала, мыла судна, помогала на кухне, толкла в ступке ингредиенты для лекарств. Иногда ходила вместе с Зинтой по аптекам – сама напросилась: мол, надо ей посмотреть, что творится в Аленде.

Лекарка надеялась, что ей удалось обмануть Дирвена насчет исчезновения Хенгеды. Когда-то в Молоне Эдмар учил ее убедительно врать, чтоб она не проболталась о его делах в паянской гильдии контрабандистов, вот и пригодились те уроки.

О судьбе этого поганца Зинта ничего не знала, но судя по тому, что Повелитель Артефактов не хвастался победой над своим злейшим врагом, тот до сих пор не попался. Ну и хвала Двуликой.

На улицах там и сям подсыхали склизкие лужи, валялся мусор, белели обломки сбитой со зданий лепнины. Аленда с ее башенками, шпилями, узорчатыми флюгерами и коваными фонарями все еще оставалась нарядной, но день за днем превращалась в огромную помойку. Местами попадалась втоптанная в грязь домашняя утварь – от такого зрелища на душе становилось вконец тяжело: как же все эти вещи здесь оказались, что перед этим должно было случиться?..

Ободранные фасады напоминали страшный сон, а настороженные, с опаской двигавшиеся прохожие – тех, кому этот сон снится.

Лекарку под дланью Тавше никто не смел тронуть, но остальные горожане, выходя из дому, всякий раз рисковали, если только не принадлежали к числу амулетчиков, присягнувших Дирвену, или городских баламутов, прибившихся к Шаклемонгу. Впрочем, шаклемонговцы тоже старались не разгуливать поодиночке: почем знать, какая напасть ждет тебя за углом?

«Да что же вы творите, зложители окаянные, вразуми вас Милосердная!» – в который раз вздохнула про себя Зинта.

На столе перед королевой стоял тазик с половиной громадного соленого арбуза, и она жрала этот арбуз, как беглянка из голодной провинции, смачно зачерпывая хрустящую розовую мякоть столовой ложкой. На подбородке блестело прилипшее семечко.

– Кто будет-то, парень или какая-нибудь фиглятина? – буркнул остановившийся в дверях король после минуты неловкого молчания. – Она тебе не сказала?

Он пришел мириться, но Щука не оценила его добрых намерений и огрызнулась:

– Сам ты фиглятина! Сказала, будет мальчик. Лишь бы умом в тебя не пошел, а то чего ж хорошего быть дураком.

– Сама дура!

– Сам дурак! – азартно парировала Щука.

От перебранок она никогда не уставала, по этой части кого хочешь за пояс заткнет.

При других обстоятельствах они бы сперва поругались, а потом занялись любовью, но сейчас арбуз, которого было еще много, интересовал Глодию больше, чем все на свете постельные утехи. Даже чавкать не стеснялась… Дирвен прикрыл за собой дверь, разочарованный и в то же время умиротворенный: хвала богам, не девчонка – хотя бы в этом Рогатая не сумела ему нагадить!

Велел порученцу найти Шаклемонга. Тот явился вместе с Чавдо, оба выглядели довольными, словно обстряпали на пару обоюдно выгодную сделку.

Несвежая, как застиранная тряпка, физиономия Незапятнанного разочарованно скривилась, когда Повелитель Артефактов объявил, что королевским указом отменяет сожжение Тевальда и заменяет смертную казнь на тридцать плетей и конфискацию имущества в казну.

– Сжечь его надобно, потому что о детях малых подумайте! Ежели несмышленое дитя этакую срамоту увидит, враз таким же срамотистом станет, ибо для разгула непотребных помыслов всякой мелочи довольно: зацепил краем глаза – и уже не можешь думать ни о чем другом, кроме осаждающего тебя со всех сторон порока, и всевозможные мерзостные картины сами собой в воображении рисуются и соблазняют невинное сердце, уж я-то знаю! Сжечь его, и тогда чистые душой горожане будут ликовать, глядя на торжество справедливости!

– Гадство это – людей жечь, – с досадой возразил Дирвен. – Тавше прогневается. Остричь патлы и выпороть, чтобы знал, как подражать сами знаете кому, а потом на каторгу. Дикари мы, что ли?

– Не гадство, а протест тех, кто не в силах терпеть засилье порока и хочет защитить нравственные устои от разрушения!

Они препирались, пока не вмешался Чавдо:

– Вы правы, ваше величество, – произнес он рассудительно, глядя на спорщиков с умудренным прищуром бывалого человека. – Незачем взваливать на себя этакое бремя и гневить Тавше. Но наш дорогой друг Шаклемонг тоже прав, срамотизм надлежит искоренять, дабы защитить горожан от порока. Посему осмелюсь дать совет: почему бы нам не созвать общественный суд, который решит участь преступника? Пусть чистые душой горожане сами определят наказание для Тевальда, и тогда вы, мой господин, не будете нести ответственности за приговор, каким бы он ни оказался.

Незапятнанный порывался что-то сказать, яростно выкатив глаза и тряся клиновидной бородкой, но Мулмонг будто бы невзначай пихнул его локтем в бок – несильно, скорее по-приятельски: мол, уймись, я тебе потом все растолкую.

– Нынче же вечером организуем суд, такое дело незачем откладывать на потом. Господин Шаклемонг, возьмите это на себя и потрудитесь собрать почтенных горожан, у Повелителя Артефактов и без того забот хватает. Мой господин, какое бы решение они ни приняли – это будет их решение, за которое им держать ответ, а вы тут не причем. Я же со своей стороны обязуюсь курировать этот вопрос в части конфискации имущества, дабы не допустить никаких злоупотреблений.

– Уф, ловко вы его спровадили, – одобрил Дирвен, когда просветлевший лицом Шаклемонг ринулся прочь от них по коридору. – А то я думал, что будет полная телега всякой тягомотины…

– Не тратьте драгоценное королевское время на тягомотину, для этого у вас есть доверенные советники, – добродушно усмехнулся Чавдо. – Главное – вовремя напоминать им об их обязанностях, чтобы не повадились отлынивать.

Порадовавшись тому, что все так расчудесно уладилось, Дирвен остаток дня увлеченно возился с артефактами. Даже не стал интересоваться, чем закончился общественный суд: это не его ответственность, у Властелина Сонхи найдутся дела поважнее.

После ужина отправился к Щуке, но та недомогала, поэтому он по-быстрому отымел доставленную из борделя девку и устроился спать в гамаке в Королевском Штабе. Перед этим послал в крухутакову задницу привязавшихся в коридоре придворных чиновников с их сметами-бюджетами, доходчиво объяснив, что он им не придурок-счетовод, а король, и с этой ерундой пусть Чавдо разбирается.

Не спалось. На краю стола волшебный светильник в виде кораблика плыл по водам ночи в шаре уютного золотистого сияния. Поблескивали в полумраке дремлющие зеркала, бронзовый обод громадного глобуса, чернильница в виде головы чворка. За стеклами шкафов тлеющими звездочками мерцали артефакты. Дирвен мысленным приказом погасил свет, и комната погрузилась в темень.

Все равно не спалось. Казалось, кроме него здесь есть кто-то еще. В конце концов не выдержал, и все лампы разом вспыхнули: ну, разумеется, никого! А мерещится, что есть…

Опять потушил свет, и сразу вернулось ощущение чужого присутствия. Как в детстве, когда в темноте под кроватью будто бы кто-то прятался, хотя никого там быть не могло: мама покупала дешевые обереги, и он просил эти штуковины защитить его и от зловредных гнупи, и от людоедки-тухурвы, и от других обитателей опасных домашних потемок. Ясное дело, амулеты его слушались – хотя тогда он об этом еще не знал – и работали не хуже, чем их элитные аналоги, изготовленные для богатых заказчиков. А теперь он Повелитель Артефактов, король Ларвезы и колоний, Властелин Сонхи, он по праву владеет Наследием Заввы, и никто не в силах ему противостоять, даже хваленая Наипервейшая Сволочь! Но кто-то здесь есть. Чуть слышный шелковистый шелест, почти беззвучный вздох.

Готовый размазать противника по стенке, он снова отдал приказ на иллюминацию – и в этот раз то, что проникло на его территорию, не исчезло. Не успело? Или игра в прятки закончилась?

В первый момент Дирвен решил, что это какое-то экзотическое растение из дворцовой оранжереи, другой вопрос, кто его сюда притащил! Ствол в наплывах зеленоватой коры, ветви кроны сплелись в причудливый узел, под кроной вырезана маска – изящные черты, закрытые глаза – а сбоку на ветке примостилась живая змея.

Мелькнула мысль о покушении: приволокли, гады, дерево вместе с гадюкой, чтоб она его укусила! Ну, пеняйте на себя! Он пустил в ход «Королевский удар» – вначале оставить от гостинца щепки-ошметки, а потом разобраться, кто злоумышленники и как им это удалось…

Никакого результата. Сделал несколько попыток, но эта пакость даже не шелохнулась.

Внезапно «маска» открыла глаза – ни радужки, ни зрачков, миндалевидные глазницы как будто заполнены лунным туманом – и произнесла женским голосом:

– По теории вероятностей любой артефакт однажды может не сработать. Тем более во сне.

Тут он понял, что на самом деле все-таки дрыхнет без задних ног, и эта жуть ему снится, как последнему незащищенному придурку.

Все-таки не растение, а существо: за кору он принял облегающий покров из переливчатых черно-зеленых перьев – собственные или платье у нее такое, не разберешь. То, что сперва показалось ему пышной кроной, а потом огромным экзотическим тюрбаном, при ближайшем рассмотрении наводило оторопь: это были рога. Толстые, перекрученные, местами задрапированные намотанной тканью. К концам они сужались, напоминая когтистые птичьи лапы, кое-где были украшены тусклыми кабошонами… Да какие там кабошоны – это же глаза! И они тоже смотрят, как и лунные бельма на недобром узком лице. Или все-таки не глаза? В одном месте на поверхности рога выделялось светлое пятнышко, словно там срезали кружок величиной с монету.

Дирвен мысленно, сквозь дрему, потянулся к оберегу от снаян. Без проблем дотянулся, оберег исправно работал в резонансе с защитным орнаментом, который в королевском дворце нанесен на каждую стенку – а этот ужас все равно здесь! Вдобавок он не мог проснуться: пусть и чувствовал, что это всего лишь сон, вырваться из него в явь никак не получалось, и усвоенные в школе амулетчиков приемы не помогали. Как будто яви вообще не осталось, так что вырываться некуда… Он сидел в гамаке, напряженный почти до судорог и словно заледеневший, а когда попытался встать, гамак качнулся, пол уплыл из-под ног.

Разозлившись, вдобавок еще больше испугавшись, он забарахтался, рванулся и неуклюже вскочил, но все равно не проснулся. Кошмарное рогатое существо по-прежнему стояло напротив, в нескольких шагах от него.

Это не может быть снаяна – оберег же функционирует! Но кроме снаян есть и другие, кто проникает в людские сны и питается жизненной силой спящих. Китонские пауки, например. Хотя откуда им здесь взяться, если вся эта нечисть водится по своим обособленным ареалам… Тут же сообразил, откуда: изловили, принесли в клетке и подсунули в соседнюю комнату – покушение на королевскую особу, сволочной заговор, вот что это такое!

Ни проснуться, ни воспользоваться амулетами. Однако упадка сил он не чувствовал, и до паники не дошло – «Королевская броня» защитит его от любого незваного гостя.

– Кто тебя прислал?

– Я не письмо и не посылка, чтобы меня можно было прислать. Я прихожу и ухожу, когда сама захочу.

– Кто ты? – спросил Дирвен хрипло.

– Это зависит от точки зрения наблюдателя. У меня бесконечное множество и обликов, и трактовок. Ты столько раз называл меня Рогатой Госпожой, что наконец-то нарвался – в моих рогах твоя погибель!

Его прошиб холодный пот. Сделав отчаянное усилие, он сквозь сон дотянулся до «Брони» и воздвиг незримую стенку между собой и этой гнусной тварью – Госпожой Вероятностей.

– А может, и не погибель, тут уж как повезет, но все равно бесславный провал, – добавила она словно в раздумье. – Ты и впрямь поверил этим двум жуликам, Мулмонгу с Шаклемонгом?

Зубы заговаривает. А концы ее закрученных в чудовищный бутон рогов выглядят острыми, как стилеты. В ближнем бою запросто поранит – надо держать дистанцию. Сон там или нет, но способность двигаться он сохранил. Проворно отступил за гамак.

– Не того боишься, – тонкие губы на древесно-зеленоватом лице тронула усмешка. – Посмотри на мои рога внимательно – может, и поймешь, чего тебе нужно опасаться…

Он не отвечал, глядел на нее с прищуром, тяжело дыша, готовый к схватке. Как бы там ни было – он Повелитель Артефактов, и все амулеты в Сонхи ему подвластны, так что еще посмотрим…

– Не все, – возразила Рогатая Госпожа, как будто он об этом не подумал, а сказал вслух. – Угадай, из чего сделан один-единственный амулет, над которым у тебя нет власти?

От ее звенящего смеха и мебель, и стены, и половицы трепетали и колыхались, как флажки на ветру, и не было ничего надежного, весь мир ходил ходуном… А может, это всего-навсего раскачивался гамак, и Дирвен не стоял возле него, а лежал, наконец-то проснувшийся, взмокший, в липнущей к телу рубашке.

В комнате никого кроме него не было.

3. Месть Шныря

Народу на судилище собралось – плюнуть некуда. Так сказали бы глупые люди, а Шнырь все равно плевал на головы зрителям, словно на булыжник мостовой. Эта живая мостовая волновалась, разила потом и пивом, издавала азартные вопли, разноголосо бормотала и хотела жертвы. Маленький гнупи жадно облизнулся: он тоже хотел жертвы, вкусной кровушки и печеночки, и нынче ночью он свое получит – господин Тейзург обещал! Господин добрый, не обманет.

Гнупи смотрел на толпу с безопасной высоты второго этажа. Раньше тут было казенное учреждение, а теперь двери сорваны с петель, столы опрокинуты, бумаги выброшены из шкафов и затоптаны. Внутри никого, кроме полчища мух, деловито жужжащих над зловонными кучками: уж нагадили тут люди знатно!

После погрома для городского народца стала доступна изнанка этого здания, прежде запечатанная магами Ложи – туда-то Шнырь и пробрался. Потайное окошко находилось меж двух скульптур с отбитыми носами, подпиравших балкон этажом выше. Для человека там будто бы ничего нет, кроме оштукатуренной стенки – чтобы заметить свесившегося через подоконник Шныря, надо быть магическим существом или волшебником.

Тевальда притащили на цепи в ошейнике, под его грязными лохмотьями багровели кровоподтеки. Свидетели твердили одно и то же: «У меня обвиняемый вызывает негодование, потому что он подражает Тейзургу, и его богопротивный облик заставил меня испытывать невыносимые душевные страдания».

Парнишка с бегающими глазами и ломким баском отбарабанил это бойко, словно выученный стишок. Его нескладный ровесник с удивленной безбровой физиономией запинался и путался в словах, остальные ему дружно подсказывали. Пухлая немолодая дама произнесла обвинительную фразу певуче, как заклинание, а другая, с повадками рыночной торговки, яростно проорала, грозя Тевальду кулаком. Горожанин с набрякшим отечным лицом, похожий на спившегося подмастерья, изложил обвинение веско и основательно, сорвав у зрителей одобрительные выкрики. Слова у всех были одинаковые, и Шнырь заскучал: никудышный театр, впору свистеть и тухлыми яйцами кидаться.

После короткого совещания Незапятнанный вернулся на дощатый помост и торжественно огласил решение суда: за дурное влияние на горожан и за причиненные их чувствам тяжкие оскорбления обвиняемый приговаривается к публичному сожжению в клетке. Лицо Шаклемонга так и светилось от счастья, как будто он нашел клад или завтра женится на принцессе.

Потерявшего сознание Тевальда уволокли, словно мешок. Зрители сгрудились вокруг загодя приготовленных бочек с пивом: король угощает! Шнырь выбрался наружу, убедился, что амулетчиков с опасными для него артефактами поблизости нет, и шмыгнул в темный закоулок. Он чуял присутствие Крысиного Вора, и господина тоже чуял. Рыжий удалялся вглубь жилых кварталов, а господин ждал в подворотне обшарпанного казенного дома – в недавнем прошлом украшенного статуями, а сейчас похожего на вывалянный в пыли торт, который враз лишился своего кремового великолепия.

Господин Тейзург выглядел, как один из тех молодчиков, которые промышляют в глухих переулках. От повязки на лице он отказался: к таким охотники за наградой цепляются в первую очередь. Зато нарисовал вокруг левого глаза роскошный фингал и заеды в углах губ, в придачу затемнил зубы, как будто они сплошь испорченные. Зря, что ли, они со Шнырем утащили столько всего полезного из той актерской лавки? Волосы он спрятал под залихватски повязанной черной косынкой, которую называл иномирским словечком «бандана», а на стеганую безрукавку, надетую поверх живописно истрепанного камзола, нашил по бандитскому обычаю кованые бляхи в виде черепов. Этим реквизитом он разжился, заколов одного из молодчиков Шаклемонга – к большому восторгу Шныря, который во время нападения скакал вокруг и хлопал в ладоши.

– Рыжий здесь! – выпалил запыхавшийся гнупи. – Я его чую! Уходит, вон туда пошел! Ежели шибко побежим – догоним и уж тогда накостыляем крысокраду за все про все…

– Не сейчас.

Господин ухмыльнулся с истинно бандитским шиком, словно изображал на подмостках главаря самой лютой в городе шайки. Уж он-то, в отличие от давешних свидетелей с их скроенными по одной мерке «невыносимыми душевными страданиями», знал толк в театре.

– Завтра…

– А почему? – преданно глядя на него, осклабился в ответ Шнырь.

Он в игре, он заодно с Тейзургом, и его ждет важная роль в спектакле под названием «Охота на Крысиного Вора», а перед этим ему еще и жертву принесут – не житуха, а сплошной праздник!

– Завтра он будет уязвим. Он убьет невинного человека, из-за этого ему будет плохо, и он примет мою поддержку… Надеюсь, что примет. Бедный глупый Тевальд сослужит мне посмертную службу – поспособствует тому, чтобы мы с Хантре наконец-то помирились. А теперь хватит задавать вопросы, идем за твоей жертвой.

– Идемте, господин! – Шнырь нетерпеливо облизнулся. – Сварю себе печеночку и с вами поделюсь, уж не сомневайтесь…

На соседней улице ветер шуршал в темноте бумажками – днем здесь разгромили книжную лавку. Господин окликнул отбившегося от компании шаклемонговца, молодого парня с девичьими загнутыми ресницами, тяжелой челюстью и недоуменным хмельным взглядом. Назвал его чужим именем, тот возразил, что он не Понсойм, а Фелдо. Господин тогда засмеялся, кося под пьяного, и сказал: «Хвала королю за доброе пиво!» Фелдо отозвался: «Хвала королю Дирвену!» Слово за слово они скорешились и пошли вместе «догонять остальных», а за ними во мраке ночи крался Шнырь.

Упали они неспроста, а потому что господин ловко сделал спутнику подсечку. Побарахтавшись на мостовой, оба поднялись на ноги: один помог другому встать и поволок его дальше, подставив дружеское плечо. Их вело то в одну, то в другую сторону – обычное дело для набравшихся гуляк, и один заплетающимся языком убеждал приятеля не падать, а другой невнятно мычал в ответ. Невдомек было встречным, что у него повреждены голосовые связки, и не настолько он пьян, чтобы беспомощно заваливаться то вправо, то влево.

Господин Тейзург и без магии управился: ткнул его туда, сюда, в горло – несколько умелых прикосновений, и язык отказал, ноги перестали слушаться, руки повисли, как плети, но это видел только глазастый Шнырь. Прохожие не замечали, что один в этой паре ломает комедию, а второй безуспешно пытается позвать на помощь.

Несколько раз отдыхали в укромных закоулках: господин усаживал пленника на землю, словно большую вялую куклу, а сам обессилено прислонялся к стенке. Это раньше он мог переносить неподъемные для людей тяжести с помощью колдовства, а нынче умаялся, как нанявшийся в грузчики белоручка.

– Я с вами всенепременно поделюсь, я не жадина, вместе покушаем! – благодарно бормотал Шнырь, чтобы его подбодрить. – С крысокрадом нипочем бы не поделился, а с вами поделюсь, это истинная правда…

Он боялся, что Тейзург бросит Фелдо, не дотащив до подземелья – ну и обидно же будет! Но господину упрямства не занимать: всякий раз он, стиснув зубы, рывком за шиворот вздергивал шаклемонговца, закидывал его руку к себе на шею, обнимал за пояс и волок жертву дальше. Только один раз процедил с досадой: «Надо было брать кого полегче…» Под конец его шатало уже не понарошку, но до катакомб они все-таки дошли.

В галерее с низкими сводами гнупи зажег четыре тусклых шарика-светляка. Теперь его начали одолевать другие опасения: а вдруг кто-нибудь отнимет у них законную добычу?.. По счастью, ни его сородичей, ни крупных хищников поблизости не было, из темноты подсматривала только всякая мелюзга, которую можно не принимать в расчет.

Швырнув пленника на застывший каменными волнами пол – как будто вся эта громада куда-то течет, медленно и неотвратимо, за дюжину веков продвигаясь всего на пядь – маг отошел в сторону и сел. На лбу капли пота, грим вокруг «подбитого» глаза расплылся кляксой, и дыхание выровнялось не сразу, но это не мешало ему скалить зубы в ухмылке.

Дальше Шнырь натерпелся страху: показалось, что господин передумал насчет жертвоприношения и собирается этого Фелдо отпустить подобру-поздорову. Это как же так, ведь он же обещал! Слушая людской разговор, маленький гнупи чуть не заплакал от огромной, как ночное небо, обиды.

– И чем вам не угодил несчастный Тевальд? – осведомился Тейзург с кривой усмешкой. – Вы вменили ему в вину дурной пример недорослям? Да Хиала упаси, кто же в здравом уме станет брать пример с Тевальда? Он был абсолютно безвреден: бестолковое чучело, ходячий шарж на меня – порой это раздражало, порой развлекало… Впрочем, он по-своему трогателен. Его наивные поползновения завлечь меня в постель – о, это был такой водевиль, что хоть смейся, хоть плачь от умиления! А когда я снизошел до его неумелых домогательств, он так забавно смущался… Будь у меня возможность, я бы спас этого бедного дурака. Жаль, что это не в моих силах. Одна отрада – ты умрешь раньше.

Во время этой вкрадчивой речи шаклемонговец потел и дрожал, и Шнырь тоже дрожал – от предвкушения. Вытащил из припрятанной в углу сумки кухонный нож с засаленной деревянной ручкой, баклажку с водой и котелок, да еще фаянсовую чашку, на которой был нарисован похожий на розу вилок капусты – для крови.

– Фелдо, у тебя есть мизерный шанс уйти отсюда живым. Мизерный, но шанс… Попробуй меня соблазнить? Если мне понравится, я тебя отпущу, и ты вернешься к своим, выпьешь с ними пива, завтра утром снова пойдешь уничтожать архитектурные памятники, вечером посмотришь, как будут жечь на площади несчастного Тевальда… А то, что здесь произошло, забудешь, как страшный сон, и никто об этом никогда не узнает. М-м, как тебе мое предложение?

Ошеломленный этим предательством, Шнырь выронил приготовленную для трапезы вилку, и она звякнула о камень. То есть как это – «я тебя отпущу»?.. А жертвоприношение?! Стало быть, господин Тейзург его обманул?..

Пленник мычал и отчаянно гримасничал. Говорить он по-прежнему не мог, но способность двигаться более-менее восстановилась, и он начал раздеваться, совершая нелепые телодвижения – точь-в-точь клоун, который передразнивает женщин в ярмарочном балагане. Шнырю, глядевшему сквозь навернувшиеся слезы, было не до балагана, потому что все его обманывают, ни во что не ставят, и рыжий ворюга у него крыску отобрал, и господин туда же…

Тейзург рассмеялся, глядя сверху вниз на Фелдо, белого и неуклюжего, вставшего на четвереньки на ворохе тряпья. Шнырю хотелось подскочить да отвесить пинка по откляченному голому заду, а потом что есть мочи укусить за палец господина. Побоялся, не посмел – и, как выяснилось чуть позже, умно поступил, потому что господин тут-то и вынул из кармана серповидный нож для жертвоприношений.

– Это и есть ваша хваленая нравственность? С ума сойти… Что-что ты хочешь сказать?

Пленник дико выпучил глаза и замотал головой, издавая звуки, похожие на рыдания.

– Ах, я тебе что-то обещал? Правда?.. Увы, ты невнимательно слушал, я ведь сказал – если мне понравится, а я не в восторге от твоих, гм, прелестей. Отправляйся-ка лучше соблазнять демонов Хиалы, среди них есть весьма невзыскательные, кто-нибудь да оценит… Храбрый Шнырь, лучший среди гнупи, прими мою жертву!

В полумраке блеснуло лезвие, из вспоротой шейной артерии брызнула кровь. Фелдо с хрипом завалился набок, суча ногами.

Только теперь Шнырь понял, что Тейзург морочил голову не ему, а пленнику. Эх, мог бы тоже повеселиться, а вместо этого изводился и проливал слезы… Схватив свою чашку, он кинулся к Фелдо, чуть не запнулся о ногу с большой грязной ступней, нацедил, перемазавшись, и наконец-то сделал первый глоток теплой жертвенной кровушки. Зря он усомнился в доброте своего господина!

Марлодия – распространенное в Ларвезе женское имя. Хромую санитарку с опухшим прыщавым лицом, которая вместе с Зинтой ходила по аптекам, тоже звали Марлодия. Беседуя с ней под навесом кухонной пристройки на заднем дворе лечебницы, Суно признал в ней амулетчицу Хенгеду Кренглиц, засланную в Аленду под именем Райченды Шумонг. Минувшей зимой он по заданию Крелдона выслеживал группу овдейских агентов, тогда и столкнулся с этой барышней.

Эти холодные и внимательные серые глаза определенно принадлежали Хенгеде-Райченде – хотя тому не было никаких подтверждений, кроме интуитивной догадки. Небольшая сутулость, охрипший голос, изменившаяся из-за хромоты походка – отменный маскарад.

Он смотрел на шпионку с прищуром, как на сидящего напротив игрока в сандалу: знает ли она, кто он такой, и понимает ли, что ее раскусили? Они ведь теперь «в одной лодке» – это иномирское выражение Суно однажды услышал от блистательного поганца коллеги Эдмара.

Ответ на первый вопрос – безусловно, да.

После недолгой игры в гляделки Хенгеда первая нарушила паузу:

– Уговорите Зинту уехать. Если она останется здесь, это плохо для нее кончится.

– Всякий раз уговариваю, – вполголоса отозвался Суно. – Вы сможете устроить, чтобы сегодня вечером она не пошла на площадь Последнего Слова? В ее положении лучше туда не ходить. Жрецы Кадаха и Тавше собираются просить милости для приговоренного, но мне сдается, их не послушают. Дирвена они еще могли бы образумить, однако эта казнь – не его замысел. Сжечь кого-нибудь заживо – давняя мечта Шаклемонга, и его поддерживает Чавдо Мулмонг, доверенное лицо вурваны Лормы, для которой это будет истинный праздник с фейерверком. Вурвана не простит, если ее оставят без праздника. Так что светлых жрецов они спровадят и осуществят то, что задумали, аргументируя свое решение защитой нравственных устоев.

– Зинта в это время будет спать, – заверила Хенгеда. – Преподобный настоятель храма уже говорил со мной об этом. Начальство лечебницы не хочет, чтобы она рисковала. Тут я управлюсь, речь о другом. К Зинте несколько раз приходили от Ваглерума: требуют, чтобы она избавила от увечий юнцов из «золотой молодежи», которых поранил Хантре Кайдо в зверином облике. Он тогда заступился за девушку – вы же знаете об этой истории? Зинта не хочет им помогать. Без обиняков сказала, что не станет тратить силу Тавше на такую дрянь, когда столько пострадавших горожан нуждается в лечении. Сначала Ваглерум пытался договориться с ней, потом начал угрожать. Вы можете добиться, чтобы она уехала?

Овдейка излагала все это ровно и деловито, почти бесстрастно. В то же время в ней ощущался скрытый напор – словно вода, которая точит преграду и однажды снесет ее, разметав камни и щепки.

– Зинта знает, кто вы такая?

В лице что-то дрогнуло, но ответ прозвучал все так же сухо:

– Да. У меня была опасная для жизни травма, Зинта меня вылечила. Я благодарна ей и стараюсь отработать свой долг.

Мимо них протиснулся послушник с корзиной репы. С кухни тянуло чесночной похлебкой. Небо хмурилось, за приоткрытыми воротами ветер гонял пыль.

– Я поговорю с Зинтой, – сказал Суно, подумав: «Но это не значит, что я тебе доверяю».

А вслух добавил:

– Храни вас Ланки.

Загадку Рогатой Госпожи Дирвен разгадал еще до рассвета. Не на того напала. «В моих рогах твоя погибель» – и неприметный светлый кружок на ее чудовищном венце, наверняка это след на месте недавнего среза. К крухутакам не ходи, неподвластный Повелителю Артефактов амулет сделан из ее рога.

Вопрос, кому она подбросила эту штуку. Вот тут как раз и пригодился бы крухутак, но у Лормы пернатые должники закончились – та сказала об этом, когда Дирвен хотел спросить, кто похитил маму.

После завтрака выяснилось, что суд все-таки приговорил Тевальда к сожжению: на прием к королю ломилась делегация жрецов, требовавших, чтобы он отменил казнь. Служители Кадаха и Тавше были настроены решительно, дошло до скандала – с Незапятнанным, который начал с ними ругаться и всех переорал, хотя он был один, а жрецов много. В конце концов они убрались, пообещав, что воззовут к богам, чтобы те образумили людей, творящих непростительное. Шаклемонг кричал им вслед, что боги на его стороне, потому что он поклялся бороться за нравственность и огнем выжигать богомерзкие пороки.

Честно говоря, Дирвену идея такой казни по-прежнему не нравилась, но Чавдо возразил, что это решение благонравной общественности и городского суда, а раз так, нехорошо будет, если король отменит приговор, пренебрегая оскорбленными чувствами своих подданных. Не следует поступать наперекор массовым настроениям – надобно потакать им и умело использовать их в своих целях.

Его речи лились, словно тягучий мед: вроде и учит, как себя вести, и в то же время признает, что главный тут не он, а Повелитель Артефактов. Не то, что маги Ложи, которые первого амулетчика в грош не ставили, несмотря на его заслуги.

Кончилось тем, что Дирвен на все плюнул и закрылся у себя в Штабе. Решил, что допоздна будет работать с амулетами на подконтрольной территории, остальное его не касается. Чавдо верно сказал, пусть городская общественность спустит пар, лишь бы против своего законного короля не бунтовала, и отвечает за эту казнь суд, а вовсе не он.

Под капором с оборками – маска из кроличьего меха, с прорезями для глаз и атласным носиком-треугольником. Там, где должен быть рот, пришита игрушечная мышь: лоскут серого бархата, пара черных бусин, веревочные лапки и хвостик.

За исключением маски, в маленькой барышне не было ничего необычного. Клетчатое пальтишко с пелериной, полосатые чулочки, ботинки с галошами. Ее держала за руку высокая дама в повязанной крест-накрест шали в катышках и шляпке с вуалью, за которой поблескивали очки. То ли родственница, то ли няня.

– Веди себя хорошо, Глименда, и тогда мы купим тебе пирожное, – она говорила нарочито «по-детски», сюсюкая и коверкая слова, как будто опасалась, что иначе девочка ее не поймет. – Смотри-ка, сколько народу собралось – здесь будет представление, вот и посмотрим на жонглеров, не зря мы с тобой приехали, они выступают для тех, кто хорошо себя ведет, слушается старших и не мочит ноги в лужах…

– Не представление, а казнь, – неодобрительно буркнул пожилой мужчина, по виду мастеровой. – Уходили бы вы, сударыня, отсюда с ребенком.

– Да что вы говорите! – манерно ахнула дама.

И повернула к чайной «Марципановая цапля», волоча за собой воспитанницу.

Узкая деревянная постройка, ютившаяся в закоулке возле площади Последнего Слова, и впрямь напоминала цаплю, которая притворяется домом. Далеко выдвинутый балкон третьего этажа – точь-в-точь клюв – скрипел под весом набившихся зрителей. Вот будет потеха, если обломится и рухнет, ухмыльнулся под маской Шнырь, чинно семеня рядом с господином.

Они сделали вид, будто тоже хотят наверх. Когда их туда не пустили, сказав, что места не осталось, господин всех обругал визгливым голосом, а его обозвали в ответ «старой дурой».

Шаклемонговы молодчики останавливали и щупали молодых барышень высокого роста: нам-де только убедиться, что вы под юбкой натуральная порядочная девица, а не замаскированный вражина Тейзург. При этом на самого Тейзурга никто из них не обратил внимания.

– Люди наивны, Шнырь, – снисходительно обронил господин нынче утром, когда лепил себе на подбородок фальшивую бородавку. – Четыре года назад я, спасаясь от Накопителя, выдавал себя за очаровательную девушку, и Дирвен пал жертвой ее, то есть моей, опьяняющей прелести. Наверняка они учли такую возможность, но вряд ли додумаются, что я загримируюсь под некрасивую пожилую особу и оденусь без намека на хороший вкус. Хотя поверь мне, Шнырь, непривлекательность и безвкусица тоже могут быть изысканными.

Грим он наложил по-хитрому, в несколько слоев, и из складного настольного зеркала на него смотрело обрюзглое лицо пожилой дамы, набеленное и нарумяненное. Немного пудры он нарочно просыпал, как будто на пропахшей нафталином темной шали раздавили моль. Довершили дело видавшие виды очки и седой парик с буклями, а на руки «дама» надела линялые зеленые перчатки.

– Еще как изысканно получилось! – с энтузиазмом подтвердил гнупи.

Он был в восторге от такого отменного маскарада, и его аж до слез тронуло то, что господин собственноручно сшил для него кошачью маску и мышку.

– Приятно услышать мнение истинного ценителя, – промурлыкал Тейзург, и Шнырь напыжился от гордости.

После вчерашнего жертвоприношения его так и распирала сила: как будто кровь в жилах бурлит и поет, и он может носиться вприпрыжку хоть целый день без отдыха, и зажечь несколько дюжин шариков-светляков за раз, и еще по-всякому колдовать.

– Шнырь, твой главный враг сейчас – иллюзия всемогущества, – предупредил господин перед тем, как они при полном параде вышли на улицу. – В толпе не лезь людям под ноги, а то ведь наступят и не заметят. И не приближайся к стенам, на которых эти идиоты развесили цитаты из Шаклемонга.

– Если там заклинания, я почую!

– Насчет заклинаний не знаю, но тряпки превосходно горят. Держись подальше от всего, что может полыхнуть.

– Так они же Тевальда жечь собираются, а не все остальное поджигать…

– Больше ничего не скажу. Сам увидишь.

Хотелось поскорее узнать, что будет дальше. Гнупи аж приплясывал от нетерпения и не сразу понял, что с ним разговаривает остановившаяся рядом дама в большой, как колокол, юбке с розовыми оборками:

– Девочка, милая, как тебя зовут?

Ага, так и сказал… Голос его выдаст, поэтому молчок.

– Глименда не может сказать, как ее зовут, она держит в зубах мышку, – ответил вместо Шныря господин Тейзург. – Если она заговорит, мышка убежит. Глименда у нас играет в кошечку.

– Надо же! – умилилась дама с оборками. – А моя племянница такого же возраста приохотилась в собачку играть, даже просила, чтобы ее водили гулять на поводке. Дети такие фантазеры!

Другая дама, белобрысая и прилизанная, обратилась к своей спутнице, темноволосой красотке в клетчатом дорожном костюме:

– Видите, баронесса, каковы ларвезийские нравы? Дети играют в кошечек-собачек, и никто этого не пресекает! У нас сразу нашлись бы неравнодушные горожане, сообщили бы в Надзор за Детским Счастьем, и этих девочек, которые таскают в зубах мышей и гуляют на поводках, изъяли бы из нерадивых семей, чтобы отдать заботливым приемным родителям. А здесь никому нет дела…

Говорила она по-овдейски, но волшебный народец понимает любой человеческий язык – лишь бы он был сонхийский, а не иномирский.

– Меня больше огорчает то, что мои амулеты сдохли, – отозвалась баронесса неприветливым тоном, каким разговаривают с людьми, изрядно поднадоевшими. – Надо было из Суфлата плыть морем. Что ж, посмотрим на казнь и двинемся домой, пока они границы не закрыли.

Третья в этой компании, юная девушка с пышной копной светлых волос, заносчиво фыркнула.

– Грента, ты ведь знаешь, что меня это раздражает, – произнесла темноволосая со скрытой угрозой, и тогда Грента снова фыркнула.

– Казнь мы отсюда не увидим, – деловито заметила старшая иностранка. – Идемте, подберемся поближе?

– Идем, – согласилась вторая. – Тут еще от этой карги нафталином несет!

Они повернули к запруженной народом площади. Баронесса тянула за руку бледную, словно ей дурно, Гренту.

– Спасибо за «каргу», дорогая Лимгеда, – тихонько пробормотал им вслед господин, который тоже понимал по-овдейски.

Шнырь подумал, что нипочем бы не согласился быть маленькой девочкой в Овдабе: захочешь поиграть во что-нибудь интересное, а тебя хвать – и заберут. Нет уж, лучше быть гнупи, носить красную или зеленую курточку, бегать по ночам в деревянных башмаках и чинить пакости смертным.

Кем не собирался на площадь Последнего Слова, но все-таки пошел.

На нем была кургузая куртка с четырьмя внутренними карманами и удобным капюшоном – самое то для вора-амулетчика. На подходе к месту казни его несколько раз останавливали, заглядывали под капюшон, теряли интерес и пропускали.

Ловят не его, а Эдмара и рыжего, но могут ведь припомнить, что на службе у Тейзурга состоял амулетчик… Благодарение Ланки, не опознали. Ежели по уму, не надо бы ему сюда соваться.

Он знать не знал парня, которого собираются сжечь, а все равно было муторно. Время от времени он ощущал рвотные позывы и устремлялся к ближайшей мусорной куче – они в Аленде сейчас повсюду, на каждой улице. Но если б не пошел, стало бы хуже. Он надеялся на чудо: может, боги так или иначе вмешаются, поразят молнией Шаклемонга и выпустят приговоренного из клетки? А если не боги, то хотя бы демоны Хиалы, ведь Тевальда обвинили в «демонских пороках»… Без разницы кто, лишь бы не случилось этой жути.

Возможно, какая-то часть зрителей пришла сюда с такими же надеждами. Но хватало и сторонников Шаклемонга, и зевак, явившихся поглазеть из досужего любопытства.

Кем отметил, что и в толпе, и в окружающих площадь административных зданиях с остатками изуродованной лепнины рассредоточена целая армия амулетчиков. Если бы противники этой затеи взбунтовались и рискнули отбить жертву, их бы в два счета усмирили.

На стенах там и сям были развешаны куски парусины с поучениями Шаклемонга и хвалой королю Дирвену – крупными буквами, но сейчас, в сумерках, надписей не разберешь. Дощатый помост, на котором стояла обложенная дровами клетка, озаряли факелы, а площадь и окрестные переулки тонули в дымно-лиловом вечернем мареве. Еще и погода безветренная. Казалось, нервы того и гляди начнут рваться, как нитки, на которых подвесили тянущий к земле груз.

В клетку втолкнули человека с мучнисто-бледным лицом в пятнах кровоподтеков. Он что-то бормотал, вцепившись в прутья, однако его заглушил Шаклемонг, который с боцманским рупором взобрался на помост и начал говорить о засилье пороков, о своей борьбе за нравственные устои, о том, что сегодняшний день станет истинным праздником для всех, кто хочет воспитывать своих детей в скромности и добродетели. Его пытались перекричать люди в жреческих одеждах, но рупоров у них не было, и их живо оттерли от помоста молодчики из шаклемонговой гильдии.

Кем боялся, что его опять вырвет. Колени мелко дрожали, хотелось к чему-нибудь прислониться, но он стоял в гуще толпы. И за каким демоном его сюда принесло… Когда площадь озарило будто вспышкой фейерверка, и шарахнувшаяся людская масса поволокла его влево, он чуть не упал. Ну и дурак, нельзя тут падать – затопчут.

Справа по стенам заплясало яростное золотистое пламя, пожирая полотнища с надписями: оно мчалось по периметру, словно живое, а потом перекинулось на помост. На прутьях клетки сверкнула искра, в то же мгновение Тевальд с почерневшим лицом осел, как свалившееся с вешалки пальто. На Шаклемонге вспыхнул сюртук, и Незапятнанный с воем ринулся с охваченного огнем возвышения в самую гущу своих единомышленников.

Толпа колыхалась, как желе в сотрясаемой кастрюле. Теперь огненный вихрь метнулся по левой стороне площади, обращая в пепел прямоугольники смутно белевшей ткани. Пахло горелым, над головами кружили хлопья копоти.

Все случилось очень быстро, и Кемурт не сразу понял, что события пошли совсем не так, как задумал Незапятнанный.

– Боги показали, что им неугодны такие деяния! – выкрикнул, надрывая голос, жрец Тавше, подобравший рупор. – Боги даровали приговоренному мгновенную смерть и покарали тех, кто осмелился вершить неправый суд!

То ли на него набросился кто-то из охраны, то ли он сам отшвырнул рупор и смешался с народом – Кем не видел, но от всей души пожелал ему удачи. Главное он сказал, и вся площадь его услышала.

Людская масса потекла в переулки, словно разорванная на куски морская звезда, уползающая в разные стороны. Кемурт двигался вместе со всеми. Руки он согнул в локтях и прижал к бокам, стиснутые кулаки держал перед грудью, защищая ребра – однажды прочитал в приключенческой книжке, что именно так надо вести себя в толпе во время давки. Спасибо Ланки, его больше не тошнило, и колени не дрожали.

Вокруг стоял гомон, кто-то молился, кто-то ругался, кто-то плакал. Кто-то говорил, чтоэто была саламандра – он ее разглядел, потому что смотрел в бинокль, куда же делся его бинокль, может, кто-то подобрал?.. Ага, попробуй что-нибудь подобрать в таком столпотворении – повезет, если всего лишь пальцы оттопчут, а то ведь можешь и не встать.

Оказавшись неподалеку от стены, Кем глянул на водосточную трубу – кажись, добротная, должна выдержать… Не поддался искушению: на крыше можно отсидеться, но там наверняка дежурят подчиненные Дирвену амулетчики.

Дальше по улицам стояли заслоны с фонарями и факелами, всех подозрительных шмонали, пришлось дожидаться своей очереди часа три, если не четыре. Он откинул капюшон – затруднительно принять его за Эдмара или Хантре, но все равно спросили, кто такой. Назвался Келдо Барвехтом.

– Придержите руки, уроды подзаборные! А вашему Тейзургу я когда-нибудь яйца оторву!

Он решил бы, что этот вопль вырвался из луженой глотки разъяренной рыночной торговки – если б не овдейский акцент. Оглянувшись, увидел в свете факелов баронессу Лимгеду Тарликенц и свою бывшую подельницу Гренту, которую в прошлом году сцапали во время облавы и отдали баронессе под опеку. Поскорей натянул капюшон и отступил в тень. Ругань баронессы в адрес «государственного врага» послужила для овдеек наилучшим пропуском, и они благополучно миновали кордон.

Кемурт пристроился за ними – в толкучке это не вызывало подозрений, в крайнем случае примут за обычного вора, который охотится за кошельками – и в течение некоторого времени тащился следом. Понял из разговора, что в Аленде они проездом, возвращаются из путешествия на юг, и у них была третья спутница, которая потерялась в толпе, но они этой потерей ничуть не расстроены, и баронесса, похоже, тиранит Гренту, однако Грента тоже в долгу не остается, так что прав был Эдмар, когда говорил, что они нашли друг друга, и у них своя игра.

Наконец толпа начала редеть, растекаясь по улочкам и переулкам. Овдейки ускорили шаг, Кем отстал. Запнулся в темноте о какой-то хлам, чуть не растянулся на мостовой. Вскоре понял, что заблудился. Воняло гарью и отбросами. Казалось, эта кромешная ночь никогда не закончится: как будто Аленда провалилась в Нижний мир, а горожане так и не заметили, что с некоторых пор живут в Хиале.

Когда невесть откуда выскочила саламандра – сияющая золотая ящерка, за которой тянулся искристый шлейф – и начался переполох, Шнырь побежал в нужную сторону по головам кучно стоявшего народа. Гнупи – прирожденные акробаты, они даже по стенам бегать умеют и вовсю этим пользуются, чтобы досаждать по ночам людям своим топотом.

Перед этим Тейзург посадил его к себе на плечи, объясняя окружающим: «Иначе малое дитё ничего не увидит!» Окружающие ругались: «Нашла, что ребенку показывать, дура полоумная!»

Благодаря зачарованному мешочку с рыжей прядью и клочком кошачьей шерсти Шнырь живо нашел Крысиного Вора. Тот стоял у загаженной щербатой стенки – вот растяпа, нельзя в такой сутолоке ошиваться возле стен, могут притиснуть и задавить! – и выглядел пришибленным, будто у него стряслась беда. Мудрый господин предвидел, что он таким и будет: мол-де это упрощает твою задачу.

Прыгнув ему на плечи, маленький посланец содрал с него тюрбан и взамен нахлобучил лохматый парик, который принес за пазухой. В тот же миг парик намертво прилип. Это колдовство доступно не всякому, но Шнырь благодаря жертвоприношению нынче еще не то мог сделать! Продержится до рассвета следующего дня, за это время им нужно уйти от погони.

Теперь на глаза Крысиному Вору падали темные патлы, а физиономию была перемазана сажей. Люди, которые находились рядом, смотрели в сторону помоста и ничего не заметили.

Жалко, напугать ворюгу не удалось. Нет бы завопил или вздрогнул – а он ухватил за полу маскировочного девчоночьего пальтишка и спросил безразличным голосом:

– Шнырь, чего тебе надо?

– Мне надо, чтоб ты за крыску мою поплатился! – сварливо прошептал гнупи ему в ухо. – А еще надобно тебя спасти, господин велел, у него к тебе серьезный разговор.

На всякий случай изо всех сил вцепился в ворот, чтобы собеседник не сдернул его на землю.

– Где он?

– Здесь, да ты к нему не подойдешь – зенки разуй, народу же как яблок в лукошке! Ты вот чего, главное, не давайся тем, кто тебя ловит. Я из тебя натурального трубочиста сделал – ха-ха, никто не узнает, потом в зеркало посмотришься! Как все отсюда двинут, мы до тебя сами доберемся, мы с господином до кого хошь доберемся!

– Уж это точно, – процедил рыжий.

– И не стой здесь как дурак. Глянь, вон там угол и водосточная труба с загогулинами – самая гиблая штуковина, держись от нее подальше. Жалко, тропка на изнанку дома не рядом, а то б я тебя спрятал. Ты нужен, чтобы вы с господином победили супостатов, поэтому позаботься о себе. А крыску я тебе не простил, не надейся!

Шнырь помчался обратно, словно по кочкам – только вместо кочек были шляпы и береты, тюрбаны и капоры, вязаные шапочки и суконные капюшоны, женские прически и стриженые мужские макушки. Толпа волновалась, ругалась, пахла страхом, потом, разочарованием, перегаром и мочой, а над головами витал запах горелого тряпья и паленого мяса.

Разыскав Тейзурга, посланец устроился у него на плечах и шепнул:

– Я все сделал, как велено. Идемте в ту сторону!

Легко сказать – «идемте». Они начали мало-помалу смещаться по направлению к Крысиному Вору, Шнырь как умел плел чары, чтобы помочь господину протиснуться и защитить его от толкотни.

Вокруг колыхалось море человеческой плоти, и разило все сильнее – такая крепкая и тошнотворная смесь, что даже Шнырь под маской морщил нос, а уж каково было господину Тейзургу! Тот двигался к цели, словно через болотную трясину, а оседлавший его шею верный помощник подсказывал дорогу. Порой толпу охватывало паническое брожение, тогда становилось еще страшнее, но благодаря шнырёвым чарам господина прикрывали будто бы навешанные со всех сторон щиты. Маленький гнупи нипочем не смог бы их наколдовать, если б не вчерашняя жертва. Кое-кому в толпе не повезло: вместе с живыми перемещались мертвецы с разинутыми ртами и выпученными глазами – не падали только потому, что некуда падать. Глядя на толчею сверху, Шнырь радовался своему превосходству над бестолковыми смертными.

К тому времени, как они добрались до противоположной стороны площади, толпа немного поредела. Рыжий сидел под стеной – помятый, в растерзанной куртке без пуговиц, но кудлатый темный парик никуда не делся.

– Ты в порядке? – присев перед ним, спросил Тейзург, в то время как гнупи соскочил на землю и зажег меж сложенных ладошек шарик-светляк.

– Да.

– По тебе не скажешь.

– На свою рожу посмотри, – огрызнулся Крысиный Вор.

– Моя рожа – плод вдохновенных трудов перед зеркалом, а ты похож на бедного сироту, которого злые люди выгнали из дома, так и хочется кинуть тебе медяк на пропитание.

– Я ничего не смог сделать, – пробормотал рыжий с таким надрывом, точно у него что-то ценное отобрали.

Шнырь не понял, о чем он, но злорадно выпалил:

– Вот и поделом тебе за мою крыску, на крышу беззаконно заброшенную!

А господин, сгребши собеседника за отвороты куртки, порванной и залитой кровью – не иначе из расквашенного носа – участливо осведомился:

– У тебя нет сотрясения? Ребра целы?

– Я же сказал, в порядке.

– Это не может не радовать!

И к несказанному восторгу Шныря отвесил крысокраду оплеуху, а потом и вторую, придерживая за куртку, чтобы тот не треснулся о кирпичи затылком.

– Так тебе и надо, так тебе и надо! – мельтеша вокруг них, твердил гнупи.

У рыжего опять потекла из носа кровь, и он произнес потерянным голосом:

– Все, что у меня получилось – это быстро убить. Через глазную впадину в мозг, который вскипел и выгорел за долю секунды. Я не пытался его освободить, он все равно не смог бы уйти. Его еще до суда так искалечили, что он протянул бы не больше восьмицы, я вчера подошел достаточно близко, чтобы все это почувствовать. Я предупреждал его, чтоб он не разгуливал в баэге и валил из города, а он не послушал.

– Если б он тебя послушал, они нашли бы кого-нибудь другого, – заметил Тейзург. – Ты ведь и сам это понимаешь, не правда ли? Шнырь рассказал, как ты заступился за Тевальда около «Штофной розы». Он был бедным подражателем – из тех, кто чувствует себя мало-мальски значительной персоной только с изысканной орхидеей в петлице. Раньше он был никем, а надев баэгу, стал кем-то, похожим на меня. Думаю, для него было бы истинной трагедией вновь стать безликой человеческой амебой – такая перспектива ужасала его больше, чем мученическая смерть за право носить баэгу. Отсюда мораль: надо самому быть изысканной орхидеей – хоть в гриме, хоть в обносках, как мы с тобой…

– И как я! – встрял маленький гнупи.

– Да, и как Шнырь. Ты меня несказанно обяжешь, если встанешь и пойдешь с нами самостоятельно, а то вчера я на месяц вперед натаскался тяжестей. Только не спрашивай, что вчера было, это слишком душераздирающая история, в стиле самых черных городских страшилок. Вставай! Нам надо убраться отсюда заодно с толпой.

– А то еще можем в этом доме спрятаться, – подсказал гнупи.

– Не годится. Лорма тут каждый угол обыщет. Не забывай о том, что она вурвана, и ваши тропки для нее открыты. Хантре, да вставай же! Разве ты не хочешь положить конец этому бездарному фарсу с Дирвеном и Шаклемонгом в главных ролях?

– А ты знаешь, как это сделать?

– Представь себе, знаю. Но расскажу не здесь и не сейчас. Идем, наконец.

Поднявшись, Крысиный Вор скривился и зашипел сквозь зубы.

– В чем дело?

Он не ответил, молча захромал рядом с Тейзургом.

– Надеюсь, не перелом?

– Ногу отдавили.

– Кости стопы целы?

– Демоны знают, – буркнул рыжий.

Еще и попытался отпихнуть господина, который обнял его, поддерживая – но потом сдался и все-таки принял помощь. Видно было, что шагать ему больно.

Двигались они медленно и помалкивали, потому что снова оказались в гуще толпы. Когда дошли до кордона, господин давай ругаться исковерканным визгливым голосом: мол-де и вместо казни показали какую-то дрянь, стоило ли ради этого на площадь ходить, больные ноженьки утруждать, и зять пьяница-негодяй, из дома тащит, в канавах ночует, и внучка-паршивка растет непослушная… Их пропустили без проволочек, еще и прикрикнули – шибче проходи, не задерживай!

Дальше людей повел Шнырь, выбирая безопасную дорогу. Без него им бы не уйти далеко в такой темени.

Погоню он почуял, когда пробирались через квартал Тысячи Зрителей. Изваянные из белого камня и вылепленные из гипса Зрители в былые времена глядели на прохожих с крыш, с карнизов, из-под балконов, из стенных ниш, с оконных арок. Дамы и кавалеры цвета лежалого снега, не сыскать среди них двух одинаковых лиц. И никто их не заколдовал, привязав навеки к старинным домам под крутыми черепичными крышами, по которым любо-дорого кататься зимой – если, конечно, ты ловкий гнупи, а не растяпа-смертный! Это всего лишь скульптуры. До недавних пор были скульптуры, пока сюда не нагрянули шаклемонговцы с приставными лестницами и кувалдами.

Гнилушечно-зеленоватые шарики плыли низко над мостовой, высвечивая россыпь обломков, чтобы спутники Шныря не запинались. Фонари не горели, их побили заодно со всем остальным.

– Здесь кто-то есть, – хрипло сказал рыжий, уставившись на щербатую стенку с темным пятном, в котором Шнырь признал засохшую кровь.

Они остановились передохнуть, потому что у ворюги болела нога, и господин его тащил, почти как Фелдо вчерашним вечером. Оба молчали, стиснув зубы, но тут Хантре заговорил – вишь ты, есть ему кто-то!

Хоть и пожирает людскую магию Накопитель, видящий вроде Крысиного Вора все равно уловит то, чего другие не заметят, поэтому провожатый навострил уши и раскинул сторожевые чары, а потом расстроено буркнул:

– Идут за нами! Кажись, с амулетами. Четверо их, злыдней окаянных.

– У меня два метательных ножа, – деловито сообщил Хантре.

Ага, когда он жил у господина, знатно эти свои ножи через всю комнату в манекен всаживал. Только где ему попасть в амулетчика с боевыми артефактами, ежели он сейчас колдовать не может? Шнырь так и сказал, и рыжий угрюмо кивнул, а после добавил:

– На нас кто-то смотрит, но я его не вижу. Как будто прямо из этой стенки смотрит и хочет что-то сказать. Его здесь убили. Недавно, два-три дня назад.

– Так нет же тут ни двери, ни окошка, даже нашенского, потайного… – пробормотал Шнырь, тоже уставившись на застарелую кровавую кляксу с ошметками присохших к штукатурке мозгов.

Все-таки недаром он стал доверенным помощником господина Тейзурга – он же умный! Пусть не такой умный, как тетушка Старый Башмак, с мудрой тухурвой никому из гнупи не сравняться, но уж поумнее Вабро и остальных.

– Ежели из стенки – это призрак здешний. Два-три дня, говоришь? Ясное дело, жил он тут, небось и дом его, а как пришли злыдни с молотками, он давай им перечить. Нет чтобы зашкериться подальше… Ну, те и шибанули его башкой об стенку, аж мокрое место осталось.

Призраки обитают на изнанке людских домов бок о бок с народцем. Одни задерживается надолго, других помощники Акетиса забирают в серые пределы, чтобы сплавить на перерождение. А иные везунчики через некоторое время прямо на месте перерождаются: становятся гнупи, козягами, вывыриками, чворками – в зависимости от своих душевных наклонностей. Прежнее человеческое существование они после этого забывают – ну и пусть его, зато и прошлое горе вместе с памятью уходит. Шнырь вот нисколечки не пожалел бы, скажи ему какой-нибудь крухутак, что раньше он, здрасьте-приехали, тоже был человеком – скукота ведь.

Господин меж тем избавился от юбки, под которой были удобные для драки штаны, от шали и от старушечьей шляпки с париком, а грим размазал так, что рожа у него стала – не приведите боги увидеть впотьмах при тусклом свете фонаря.

– План номер два, – подмигнул он Хантре.

– Хочешь очаровать их стриптизом?

– Э, нет, это уже будет план номер три. Они увязались не за нами, а за тобой. Если бы мы оставляли след, Шнырь бы почуял.

Маленький гнупи польщено осклабился.

– Позволь связать тебя, – продолжил Тейзург. – Сыграем в я-его-поймал. В нужный момент ты мигом освободишься от веревок, и у нас будут шансы положить их. Руки за спину!

– Давай, – согласился Крысиный Вор.

Призрак выбрался наружу и растекся по стенке, словно зыбкое темноватое желе. Люди его не видели, только Шнырь.

– Слушайте, обитатель тутошний с нами заодно!

– Он хочет нам помочь?

– Дурак ты, рыжий, не помочь, а поквитаться с теми, кто его убил. Или с другими, которые на них похожи. Он понял, что вы не из них, а которые гонятся, те из них, и ему надо, чтобы вы их поближе к дому подманили. Там наверху кусок балкона держится на чихе. Во, гляньте, вон там! Он специально не давал ему падать, чтобы супостатам гостинец приберечь, ежели опять заявятся.

Все это нашептал ему безвременно убитый хозяин дома, похожий на студенистую кляксу. Хантре тоже мог бы услышать, но он в это время точил лясы с господином.

– Прелестно… За мной, сударь, не пропадет отблагодарить вас, когда я вновь обрету свою магическую силу, – Тейзург поклонился в сторону кровавого пятна. – При условии, что нас не зашибет этим балконом, до визита шаклемонговцев, никаких сомнений, великолепным…

– Так не зашибет, потому что я свистну, и вы отскочите! – растолковал Шнырь, сияя оттого, что у него самая важная роль в этой военной хитрости. – Рыжий, сможешь отскочить? Ты же будешь им главной приманкой, награду за тебя вот такенную обещали – кто, говорят, поймает беззаконного крысокрада, того озолотят из королевской казны!

– Смогу, – процедил Крысиный Вор и недобро зыркнул на Тейзурга. – Я тебе когда-нибудь руки переломаю…

Как обычно: обозлился ни с того, ни с сего. Хотя связали-то его понарошку, и он сам дал на это согласие.

Господин миролюбиво ухмыльнулся в ответ.

Издали уже доносились звуки шагов и голоса. Маленький гнупи проворно упаковал в узел господский реквизит, негоже его на виду оставлять.

В лунном свете окрестные дома выглядели давно заброшенными руинами – люди там есть, куда ж они денутся, но все окна плотно занавешены изнутри. Чтобы сбежать из приснившегося кошмара, достаточно всего-навсего открыть глаза, а если кошмар наяву, только и остается запирать двери на все засовы. Из здешних одному призраку бояться нечего, а его соседям живется, как в дурном сне, которому конца не видно.

Шнырь погасил шарики-светляки, юркнул на изнанку дома напротив и прильнул к невидимому для людей окошку. Тейзург и Крысиный Вор сместились под балкон, который до недавних пор, судя по торчащим из стены обломанным зубьям, подпирала пара статуй. Когда из-за угла вывернули преследователи с фонарями, Тейзург и Хантре давай ругаться, господин еще и стукнул ворюгу.

– Это я его взял! Со вчерашнего дня выслеживал, от меня не уйдешь, и приклеенным париком меня не проведешь! С ним была тетка с девчонкой, они чесанули в тот переулок. Догоните, если пошевелитесь, а за этого королевская награда моя без дураков!

Он выкрикнул все это с куражом и надрывом, словно мелкий уличный бандит, который нацелился сорвать куш, но столкнулся с подоспевшими конкурентами.

– Не баламуть, парень, получишь свою долю, – веско отозвался амулетчик, главный в этой группе. – Мы сами его выследили, я еще на площади опознал его и прицепил ему «репей», но тебе мы заплатим за помощь.

Гнупи с досады шмыгнул носом: прозевал «репей», вот теперь и грызи локти! А ведь мог бы снять с рыжего эту дрянь, кабы вовремя заметил.

– Клаймонг? – произнес Хантре отстраненным каким-то голосом. – Я тебя помню, зимой ты участвовал в охоте на агентов Ктармы. Хорошую же сторону ты сейчас выбрал, не жалеешь об этом?

Фонарь высветил его лицо, перемазанное сажей.

– Я присягнул Повелителю Артефактов, и я, как раньше, охочусь за государственными врагами, – сухо ответил Клаймонг, коренастый, бритоголовый, с тяжелым складчатым затылком.

Глядя с прищуром на этот затылок, Шнырь прикидывал, что же делать, чтобы не пропали пропадом их горемычные головушки? По-настоящему опасен только амулетчик, но как раз он-то и не сунулся под балкон – стоял посреди улицы, широко расставив ноги в добротных сапожищах, и был начеку. Один из его спутников держал фонари, булыжник мостовой тускло блестел в их свете, а двое других по-хозяйски двинулись забрать пленника.

– Половина награды – моя! – заявил им с истерическим напором лицедействующий господин. – Половина, ребята, по рукам?! А ну, пошел!

Хантре будто бы уперся и ни с места.

– Четвертушка от четвертины – и довольно с тебя, – возразил Клаймонг. – Давайте его сюда!

– Да какая четвертушка, богов побойтесь, это грабеж! – возопил Тейзург, запрокинув голову, будто бы обращался к луне. – Вы его не получите, пока не договоримся!

Двое шаклемонговцев отпихнули его, и в этот момент призрак, скользнувший по фасаду темноватым кисельным пятном, просигналил Шнырю: пора.

Гнупи свистнул. Сгребши рыжего за шиворот, Тейзург вместе с ним шарахнулся прочь. Перед этим он одного из противников ткнул в шею, другого свалил подсечкой, а сверху на них обрушился тяжеленный кусок балкона, проломив дурные головы – уж об этом мертвый хозяин дома позаботился.

Клаймонг повернулся на свист, готовый к действиям – а догадливый Шнырь тоже был в боевой готовности! Хоть и тряслись поджилки при мысли о смертоносных артефактах, которые он нутром чуял, все равно хватило духа сотворить заклинание «Выдерни коврик». Как известно, для этой шутки с полдюжины гнупи должны объединить усилия, но Шнырь, по самую макушку полный сил после кровавой жертвы, управился в одиночку. Ррраз – и вражина-амулетчик, потеряв опору под ногами, со всего маху грянулся задом о мостовую. Удар ошеломил его, тут-то к нему и подскочили добрый господин Тейзург и злой Крысиный Вор, успевший избавиться от веревки. Блеснули два ножа – и нет амулетчика Клаймонга, а без Шныря не видать бы им легкой победы.

Хантре по людскому обычаю пожелал убитому добрых посмертных путей, с тоской в голосе, но это гнупи услышал краем уха, потому что ринулся в погоню за четвертым. Тот пустился бежать, давясь криком и тряся фонарями. Шнырь в два счета его настиг, прыгнул на плечи, впился мелкими острыми зубами в ухо – оно аж хрустнуло, и рот наполнился вкусной кровушкой. Парень завизжал, завертелся на месте. У него был амулет, защищающий от волшебного народца – Шнырь чувствовал эту штуку, как занозу: неприятно, но стерпеть можно, и потехе не помешает. Атакованный шаклемонговец фонари так и не выпустил, потому что гнупи применил заклинание, не позволяющее ему разжать пальцы, и по мостовой кружили световые пятна.

Тейзург подошел к ним, широко ухмыляясь, и спросил участливо:

– Избавить тебя от этого пакостника?

– Да!.. Помоги…

– Что ж, изволь!

Нож вонзился в печень, парень с утробным воем скорчился на мостовой, гремя фонарями, а ловкий Шнырь еще раньше успел соскочить. И лишний раз убедился, что Крысиного Вора медом не корми – только дай непрошено влезть и что-нибудь испортить: недобро зыркнув на союзников, тот добил жертву одним точным ударом в сердце.

– Шнырь, сними с него «репей», – как ни в чем не бывало, распорядился господин.

Гнупи нашел на штанине у рыжего невидимый для смертных цеплючий комок и прилепил на труп, лежавший среди осколков в луже вытекшего из фонарей масла. Потом осмотрел своих спутников на предмет других таких же гостинцев, ничего не обнаружил, и все трое зашагали прочь при свете плывущих над мостовой шариков-светляков. Их провожал взглядом только призрак, растекшийся по стене на том месте, где раньше находился полукруглый балкончик с каменными балясинами в виде морских коньков, да еще луна глядела с ночных небес, но она не в счет.

Дирвен сразу понял, что случилось на площади Последнего Слова. Это же был тот самый амулет, о котором говорила во сне Рогатая Госпожа! Из ее окаянного рога изготовленный…

Чтобы удержать плененную саламандру, нужны специально заклятые негорючие минералы, но когда в игру вступает Госпожа Вероятностей, возможны любые исключения из правил. И наверняка это многофункциональный артефакт, который работает не только с огнем – такие штуки обычно делают из разнородных ингредиентов.

Насчет многофункциональности подтвердилось, когда в квартале Тысячи Зрителей обнаружили тела Клаймонга и сопровождавших его парней из гильдии Незапятнанного. Двоих зашибло рухнувшим на головы балконом – к крухутакам не ходи, для этого был использован все тот же амулет, неподконтрольный Повелителю Артефактов.

Выяснить подробности не удалось, жители окрестных домов в полуночный час слышали крики, но ничего в потемках не видели. Еще и с жалобами прицепились: мол-де у нас тут ни одного целого фонаря, когда на наши улицы освещение вернется? Когда чворк свадьбу сыграет! Так и ответил им, придуркам, потому что сами должны понимать – король не фонарщик.

Кого преследовал Клаймонг, неизвестно. Со связью нынче плохо: для того чтобы посылать и принимать мыслевести, артефактов недостаточно, нужны заклинания магов. Без них только жрецы и лекари под дланью Тавше могут обмениваться сообщениями – по милости своих божественных покровителей, а всем прочим, невзирая на чины, остаются курьеры да почтовые голуби.

Дирвен предположил, что Клаймонг охотился за наградой: выследил то ли Главную Сволочь, то ли рыжую сволочь, то ли обоих вместе, но нарвался на подарочек Рогатой Госпожи.

Пришлось рассказать приближенным, что у кого-то из его недругов есть неподвластный Наследию Заввы амулет, и вовсе это не боги вмешались во время казни Тевальда, а злонамеренные смутьяны. Дирвен умолчал лишь о том, что здесь замешана Рогатая: незачем пугать союзников, а то еще разбегутся кто куда.

Воспрянувший духом Шаклемонг заявил, что он тогда организует новую казнь, и надобно принять меры, чтобы на сей раз никакие смутьяны не помешали. Он получил ожоги и благоухал целебными мазями, вдобавок обвешался болеутоляющими амулетами, но был полон решимости продолжить свое дело.

Чавдо Мулмонг озабоченно заметил, что в неведомом артефакте могла быть заключена не одна саламандра, а несколько – теоретически это возможно – и стоит иметь в виду, что злоумышленники могут учинить поджог где угодно.

Это предупреждение Дирвен принял к сведению, велел собрать на большую аудиенцию пожарных и приказал им вчетверо усилить бдительность. А пожарные давай требовать свое жалование, которое им еще две восьмицы назад должны были выплатить. Не лучше тех придурков, которые донимали его насчет фонарей! Хорошо, Чавдо все уладил: пообещал, что в течение месяца им половину жалования выдадут, и оставшуюся часть они тоже получат в следующем месяце, а пока могут взять ссуды у него в банке под залог своего движимого и недвижимого имущества.

Когда всех спровадили, Дирвен буркнул:

– А может, ну ее, эту казнь, кому она нужна?

– Всем нужна, ваше величество, – доверительным тоном возразил Мулмонг. – Сами видите, какие у обывателей умонастроения: где наше жалование, почему нам фасады попортили, когда фонари починят, да примите меры, чтобы по вечерам разбоя на улицах не было… Нехорошие умонастроения, с вопросами к власти. Людей надо чем-то занять, а защита нравственности – это каждому близко и понятно, и люди должны увидеть, что новая справедливая власть ни перед чем не остановится, дабы защитить их от пороков и всяческого развращения. Повезло нам со стариной Шаклемонгом. Вы думаете, ваше величество, он чокнутый? Есть немножко, и в придачу свербит у него промеж ног по всякому поводу, это истинная правда, но дело не только в этом. Да будет вам известно, у него рыльце в перьях по денежной части. Оттяпал и продал полдома, которые по завещанию должны были отойти его племяннице. Занимался в провинции сбором пожертвований на строительство школы для бедных детей при храме Кадаха и добрую половину – себе в карман. Ведал кассой некого квартального товарищества по закупке дров и опять же допустил изрядную растрату, после чего был под следствием, но откупился. Для него борьба за нравственность – все равно, что боевой артефакт, защищающий от неприятельских ударов: смотрите не сюда, а туда, воровство не главное зло, наперед с постельными пороками надобно разобраться. И это, ваше величество, урок всем правителям, не побоюсь сказать вам правду. Заставьте обывателя перво-наперво думать не о повышении налогов и не о мусорных кучах на улицах, а о том, с кем его сосед в кровати кувыркается, и как бы этого соседа притянуть к ответу за недозволенные утехи – и тогда брожение пойдет промеж соседей, помои не выплеснутся за пределы этой лоханки, а вы будете властвовать в свое удовольствие. Поэтому не мешайте Шаклемонгу, пусть действует нам во благо.

– А, ну, тогда ладно, – согласился Дирвен.

Правильно сделал, что назначил Чавдо управляющим Королевским банком и министром финансов – золотой помощник, все проблемы решает, как семечки щелкает.

– Сам ты чокнутый, Крысиный Вор! И что ты сказал про навязчивую идею – это брехня, навязчивой может быть веревка или человек, который до всех цепляться охоч. А идея – это же такая людская мысль о чем-нибудь… – тут Шнырь запутался, потому что речь шла о непонятном ему предмете, но быстро нашелся и закончил: – Сам ты, рыжий, дурак!

Обидно ему стало за господина. Тот промолвил этак с расположением: «Я тебя люблю, и никуда ты от сего факта не денешься, и от меня тоже никуда не денешься, не надейся», – а ворюга в ответ обозвал его «чокнутым демоном» и сказал, что вовсе это не любовь, а навязчивая идея.

– Лучше разожги костер, – примирительным тоном попросил Тейзург, когда все выговорились. – Она ведь по-прежнему с тобой? Нам со Шнырем пришлось бы возиться с огнивом, а для тебя это дело одной секунды.

Дровишек в это убежище они загодя натаскали. Хантре молча протянул руку к «шалашику» из поленьев, меж его замызганным рукавом и запястьем как будто сверкнула золотая искра – и заплясало пламя.

– Как ты это сделал?! – изумился Шнырь. – Ты, что ли, колдовать можешь? Или у тебя есть огненный амулет? Это же рисковое дело, вдруг Дирвен через него до нас дотянется, и не сносить нам тогда сиротских головушек… У господина спроси – он тебе растолкует, почему нельзя играться с амулетами.

Ни колдовства, ни волшебного артефакта он не почуял, но дрова-то все равно загорелись!

– Саламандра у него есть, – усмехнулся Тейзург. – Он ведь чертов ангел, таких, как он, пламя саламандры не берет.

– Кто-кто он? – навострил уши гнупи.

– Терминология другого мира, не забивай себе этим сиротскую головушку. Поскольку Хантре из Стражей, стихийные существа не могут причинить ему вред. Помнишь, после возвращения с юга он носил золотой браслет в виде ящерицы? И ведь никто, кроме меня, так и не понял, в чем дело… Раньше он наводил на нее чары, чтобы она выглядела, как ювелирное украшение, а теперь прячет за пазухой. И сказать тебе, Шнырь, откуда у него саламандра?

– Откуда?

– Спер он ее. Беззаконно присвоил, как пресловутую крыску. Она была заключена в «Пламенный конус», и маги Ложи собирались ее поймать, чтобы снова использовать, а Крысиный Вор ее хвать – и в рукав. Магам соврал, что она убежала.

– Ух ты, ворюга!.. – покачал головой Шнырь со смесью негодования и восхищения.

– Вот-вот, ему что твоя крыска, что саламандра… Хантре, что ты кривишься? Тебя так сильно раздражает наше общество – или?..

– Или, – с шипением выдавил рыжий.

Господин попытался стянуть у него с ноги сапог, не смог, располосовал ножом. Стопа оказалась распухшая, багровая, мокрая от сукровицы. Рыжий глянул на нее и тоскливо выругался. А ведь сколько прошел, хромая, да еще и переобувался… Убежище находилось в таком потайном месте, куда нет прямого пути: Шнырь провел людей по тропкам волшебного народца, а для этого, как известно, человек должен поменять местами башмаки – левый на правую, правый на левую.

– Роскошно… – в голосе Тейзурга тоже прозвучала тоска. – Что же ты раньше не сказал?!

– А у нас были варианты?

– Шнырь, придется тебе сбегать в лечебницу при храме Тавше на улице Мышиных Посиделок и привести сюда Зинту. Сейчас же, не откладывая. Пожалуй, кого-нибудь другого я бы не послал с таким поручением, для этого нужна выдающаяся находчивость и незаурядная ловкость… На обратном пути замаскируйся под человеческого ребенка, лицо прикрой шарфом. Скажи госпоже Зинте, что ты от меня, и объясни, что случилось. Предупреди ее, чтобы надела удобную обувь.

– Зинте незачем сюда лезть, – запротестовал Хантре.

– А у нас есть варианты? – передразнил его господин. – Тебе нужна помощь лекаря под дланью Тавше, и Зинта сживет меня со свету, когда узнает, что я ее не позвал. Не хочу тебя пугать, но у тебя есть шансы остаться без ноги. Пока Шнырь не вернется с Зинтой, я постараюсь скрасить тебе ожидание приятной беседой…

Тут Крысиный Вор закатил глаза к каменным сводам, как будто после этих слов ему стало вконец худо. А Шнырь нашел среди сваленного в углу реквизита подходящую одежонку, сложил в ранец, который сшила ему из лоскутьев тетушка-тухурва, и отправился за лекаркой.

Наверху уже рассвело, но время нынче смурное, да и злыдня-экзорциста на улицах больше не встретишь – кто в тюрьме, кто сбежал из города, кто прячется в катакомбах – и прохожие предпочитали не обращать внимания на мчащегося сломя голову гнупи. Нет пакостнику до них дела – и хвала богам.

До цели он добирался хитрыми зигзагами. Будто бы сперва навострился в одну сторону, а после на изнанке знакомого дома переоделся в маленького оборванца, замотал лицо грязным шарфом – чтоб не видно большого вислого носа, который сразу выдаст гнупи – и с оглядкой двинулся к храму на улице Мышиных Посиделок.

Лекарка выслушала его и без проволочек решила: «Идем, сейчас я только возьму, что надо». Перед тем Шнырь пересказал ей, что велел господин: разные пустяковины, но знали об этих пустяковинах только Эдмар и Зинта.

Девица с отечным прыщавым лицом заступила дорогу – я-де с вами, но лекарка строго возразила: «Ты за нами не угонишься, я летящим шагом пойду». Девица эта показалась Шнырю знакомой, он пригляделся, принюхался – и узнал Хенгеду, которую рыжий подобрал на улице избитую и привез в эту самую лечебницу. Маскируется – и правильно делает. Она бегом притащила с кухни банку меда с мадрийскими орехами и запихнула Шнырю в ранец: «Не потеряй, черноголовый, и обязательно дайте госпоже Зинте поесть, после того как она призовет силу Тавше». Вот те раз – догадалась! Но раз она шпионка, должна быть поумнее других девиц.

Благодаря «летящему шагу», который Тавше даровала своим избранным служителям, Зинта шагала со скоростью бегущего стремглав человека, и вровень с ней мчался Шнырь.

Прыткого уличного мальчишку послали за лекаркой, и сейчас тот ведет ее к больному – небось, такие мысли мелькали у прохожих, уступавших им дорогу.

Миновали заведение с искусно вылепленными гипсовыми барельефами, изображавшими чайные кусты. Шаклемонговцы с гиканьем разбивали лепнину молотками и ломиками, а в окнах на втором этаже маячили бледные лица. Шнырь на ходу поддернул шарф и съежился, прячась за Зинтой, но вошедшие в раж молодчики на них даже не посмотрели.

В катакомбы спустились через лаз за Краснобокой водонапорной башней, с недавних пор щербатой и обшарпанной, словно после осады. Внизу Шнырь скинул неудобную людскую обувку и одежку, надел привычные для гнупи деревянные башмаки и зажег шарики-светляки. Где пробирались по лестницам и коридорам, а где он брал спутницу за руку и вел по тропкам народца.

Когда добрались до места, Крысиный Вор лежал под ворохом тряпья: его знобило. Не тратя время на «здравствуйте», лекарка призвала силу Тавше и занялась его ногой.

– За три-четыре дня пройдет. Ногу в этот период не нагружать, – предупредила она после того, как сделала перевязку. – Мазь я вам оставлю, будешь менять ему компресс дважды в день. Еще был ушиб ребер и две гематомы на спине, это я почти без остатка убрала.

– Спасибо, – поблагодарил рыжий.

– В ближайшие три-четыре дня я его никуда не пущу, – заверил господин. – Восхитительные будут денечки… Он остался при одном сапоге, а босиком тут не погуляешь. Увы, никакие свободолюбивые устремления не заменят хорошей обуви. Но потом, если он будет паинькой, мы со Шнырем украдем для него новые сапоги.

– Самые справные найдем, хоть он и не отдал мою крыску, – подхватил гнупи. – Мы всегда берем, что получше!

В последний раз они своровали в лавке зубной порошок: господин отвлекал приказчика разговорами, а соучастник в это время цапнул с полки нужную коробочку, высмотрев ту самую марку, которая нравится господину пуще всего.

– За три-четыре дня я тут с ними рехнусь, – безрадостно заметил Хантре.

– Не рехнешься, я буду о тебе нежно заботиться, – ухмыльнулся Тейзург, такой довольный, точно к нему вернулась способность колдовать, хотя на самом деле ничего такого не случилось.

Зинта уплетала мед с орехами: после того как лекарь под дланью Тавше пропускает через себя силу небесной покровительницы, его собственные силы истощаются, и ему надобно поесть, чтобы восстановить их. Утолив голод, она подняла на сидевших напротив магов упрямый и отчаянный взгляд.

– Когда у Хантре все заживет, сделайте что-нибудь, чтобы прекратить это зложительство! Некому же кроме вас…

Дирвен с наслаждением потянулся, глядя сквозь ресницы на сияющее витражное окно королевской опочивальни. Наконец-то он узнал, что такое счастье!

Раньше ему не везло в любви. Вначале попал на обманщицу Хеледику, которая подло скрыла, что уже отдавалась кое-кому до него. Потом были продажные твари из алендийских борделей, ублажавшие первого амулетчика за деньги Ложи – за спиной они всяко его просмеивали и болтали про него гадости. Да еще Энга Лифрогед, чарующая и омерзительная – на самом деле не Энга, а одна из масок Тейзурга, который в придачу сплел такой приворот, что даже Наследие Заввы не смогло избавить Дирвена от этого гнусного наваждения. И гадюка Хенгеда, завлекшая его в подвалы овдейского министерства благоденствия. И принудительная женитьба на Щуке, похотливой, но некрасивой, всегда готовой его унизить. В последнее время она еще больше подурнела, целыми днями блюет в своих покоях.

К чворкам их всех! Рядом с Дирвеном раскинулась на королевском ложе прекрасная, как мечта, женщина с гривой медово-золотистых волос, царственно совершенная в своей наготе. На ней ничего не было, кроме бархотки на нежной шее, а в бархотке спрятано испещренное рунами коралловое ожерелье – древний артефакт, благодаря которому вурвана сохраняет облик юной девушки.

Плевать, что вурвана. Зато честная. Сама сказала, что она, разумеется, не девственница – за столько лет, сам понимаешь – но очень жалеет о том, что не может подарить Дирвену свой первый поцелуй и свою невинность. До сих пор она никого не любила, а в него сразу влюбилась по-настоящему, еще тем летом в Олосохаре, но она боялась вызвать у него отвращение, поэтому не предпринимала никаких шагов.

Всех остальных женщин Лорма считала мелочными, глупыми, хитрыми, корыстными и презирала их – так же, как Дирвен. А еще она сказала, что Повелитель Артефактов ее всевластный господин и самый крутой в Сонхи любовник!

Она уже послала весточку своим амуши в Олосохар, и когда те доберутся до Аленды – найдут и Тейзурга, и Хенгеду, и Хантре Кайдо, и попрятавшееся начальство Светлейшей Ложи. С такими слугами Дирвен со всеми врагами разберется, ни одно из нанесенных ему оскорблений не останется неотомщенным.

– Куда собрался? Куда, говорю, собрался, крысокрад вульгарный и беззаконный?

Словечко «вульгарный» Шнырь подцепил от господина. Непонятно, что оно означает – главное, что ругательное.

– Эй, ты чего, оглох?

Нога у Хантре зажила, и хорошие сапоги ему справили – разжились обновой в лучшей обувной лавке на Кирпичном рынке.

– Это отнюдь не воровство, Шнырь, – пояснил Тейзург на обратном пути. – Мы с тобой помогаем почтенным лавочникам вносить свой вклад в поддержку освободительного движения.

– Знамо дело! – согласился маленький гнупи – он всегда соглашался с господином.

Эти несколько дней прошли тихо-гладко, хотя вначале-то у людей чуть до поножовщины не дошло. Ясно, кто был зачинщиком! Злобный крысокрад вытащил нож да и говорит:

– Захочешь вспомнить «Пьяный перевал» – сразу к своим друзьям в Хиалу отправишься.

А у самого рожа бледная, как у покойника, с остатками стертой сажи, и нога замотана бинтами.

– Помнить ты мне не запретишь, – ухмыльнулся господин. – Моя память со всеми ее океанами и призраками, лабиринтами дорог и садами кошмаров, муками рождений и омутами смертей, уютными будуарами и звездными безднами – это, знаешь ли, моя личная территория. И «Пьяный перевал» останется там навеки, никуда не денется. Но вслух, так и быть уж, буду вспоминать что-нибудь другое…

Он принялся рассказывать байки из своих прошлых жизней в чужом мире, а когда он отдыхал, Шнырь аж три раза ввернул историю о потерянной крыске, смакуя горестные подробности. Один рыжий ни о чем не рассказывал, но становился угрюмым, если собеседники надолго замолкали. Зато какой-никакой слушатель.

А сколько было канители уговорить его поесть – уж этого Шнырь вовек не забудет!

«Если заморишь себя голодом, нож не удержишь», – после этого аргумента Хантре все-таки снизошел до кормежки, хотя видно было, что жует и глотает через силу.

Вчера господин послал Шныря разведать, что творится наверху, вот он и гонял по городу с ранних сумерек до полуночи. Вернувшись, сообщил, что шаклемонговцы затеяли жечь костры из книжек и лютуют пуще прежнего. Если раньше ходили толпой и сшибали с домов лепнину, а хозяева могли запереть двери да отсидеться внутри, то теперь они вламываются в дома, и никто им перечить не смей, потому как есть у них указ, королем Дирвеном подписанный: всякую литературу, которая вредна для общественной морали, предавать огню. Шаклемонг таскает с собой свиток с печатью на шнурке и перед носом у каждого встречного им размахивает – уж такой довольный, словно получил во дворце не кусок пергамента с подвешенной цацкой, а горшок золотых монет.

Когда запалили костер на улице Белой Кареты, владелец гибнущих книжек давай ругать последними словами незваных гостей – так те его самого швырнули в огонь. Он оттуда выскочил в горящей одежке, а шаклемонговцы стоят вокруг кольцом, орут, гогочут и снова толкают. Потом его жена прибежала, стала причитать и в ногах у них валяться – мол, пощадите ради Кадаха и Тавше. Ей хоть и не сразу, но все-таки разрешили забрать обгорельца домой. Кабы не она, ухайдакали бы насмерть. Незапятнанный сказал им вослед, что это начало его похода за угодные богам нравы, и справедливая кара никого не минует.

Господин слушал Шныря с такой миной, точно сейчас промолвит: «Думаете, я удивлен? Да ничуть…» А рыжий будто заледенел, только злые темные глаза разгорелись угольями – можно подумать, в каждом сидит по крохотной саламандре, хотя на самом деле она у него одна и прячется за пазухой.

Похвалив Шныря за наблюдательность и усердие, Тейзург завел речь про экспедицию в Олосохар вместе с Зинтой и Дирвеном, про свою жизнь в далеком мире, где он был непохожим на человека экзотическим существом и ходил сплошь усыпанный драгоценными каменьями, про вылазку в оккупированную нежитью Мезру, про нелюдскую страну Китон с посеребренными фонтанами и грибными клумбами вместо цветников. Рассказчик он знатный, даже Крысиный Вор заслушался и мало-помалу стал похож на обыкновенного человека, а не на демона Хиалы, которому самое милое дело кого-нибудь порешить.

Нынче под вечер – они всегда знали, который час, потому что своровали в пользу освободительного движения бартогский будильник в виде окуня с циферблатом в зубах и карманные часы-луковку с облезлой позолотой – Тейзург засобирался в гости. Мол-де некий скромный негоциант с романтической душой давно уже добивался его внимания, и так, и этак искал подходы, сам по себе он человек непримечательный, зато у него дома есть ванна.

– Увы, все в этом мире имеет свою цену, и меня тоже можно купить, – произнес господин с грустной снисходительной усмешкой. – На одну ночь. Не подумай плохого, Хантре, всего на одну ночь. Королевский обмен: несколько часов неземного блаженства в постели за два-три часа неземного блаженства в горячей ванне с ароматической солью,изысканным китонским мылом и восхитительным инсектицидным отваром. Предложение, от которого невозможно отказаться, ибо мерзкие сородичи Лормы, алчущие моей крови, уже который день не выпускают меня из лабиринта пыток.

Гнупи насторожился: что это еще за сородичи Лормы, которые увязались за ними – а он, выходит, проглядел? Из народца поблизости ошивается только всякая подземная мелочь и уж точно ни одного вурвана… В течение некоторого времени Шнырь недоуменно прислушивался и принюхивался, стараясь уловить малейшие признаки чужого присутствия, пока рыжий не пояснил:

– Твой господин хочет сказать, что его вши заели.

– А, вот оно что! – обрадовался Шнырь.

– Я подцепил эту гадость в толпе на площади Последнего Слова. Хантре, когда живешь во дворце, есть определенный шик и вызов в том, чтобы называть вещи своими именами, но если твой дом – городская клоака, эффект будет уже не тот. Не забывай о том, что все должно быть уместным… И позволь мне считать, что это была вспышка ревности.

– Вали к своей ванне и к ее несчастному обладателю, – огрызнулся Крысиный Вор. – Что с тебя взять, если ты чокнутый.

– Хм, семантический анализ твоих реплик подталкивает к весьма интересным выводам…

Господин отправился наверх без провожатого: из их нынешнего схрона можно было выбраться не только потайными тропками волшебного народца, но и по доступным для смертных коридорам и лестницам. С той ночи, как они заполучили в компанию рыжего, они дважды поменяли убежище, кочуя по катакомбам в направлении южной окраины Аленды.

После того как Тейзург ушел, гнупи чуток выждал и пробормотал озабоченно, будто бы разговаривал сам с собой:

– Надобно и мне отлучиться, до лечебницы сбегать, господское поручение выполнить: попросить Зинту, чтобы всенепременно заглянула на улицу Белой Кареты, потому как есть там для нее пациент с ожогами.

Господин втайне подговорил его так сказать: мол-де рыжий мерзавец падок до всяческих добрых дел, и это будет еще одна шелковая ниточка в нашей ловчей паутине.

Шнырь приметил одобрительное выражение на бледной ворюгиной физиономии: вот и славно, Тейзург будет доволен!

Возле храма Тавше ему пришлось подождать в кустах на задворках. А как лекарка вернулась, и он рассказал ей про обгорельца, та выспросила подробности и сразу отправилась на улицу Белой Кареты, даже не передохнувши. Только выпила по-быстрому кружку крепко заваренного чаю с медом и сливочным маслом, которую подала ей выскочившая навстречу Хенгеда.

На обратном пути гнупи стянул куриный рулет и бутылку сидра. Полосатый трактирный кот выгнул на него спину, зашипел, сердито шевеля хвостом, но он успел сунуть добычу в свой лоскутной ранец и припустил во всю прыть. Народцу, который обитает бок о бок с людьми, Условие не позволяет причинять вред домашним животным, не то бы он показал этому раскормленному наглецу, где крухутаки зимуют.

Когда Шнырь вернулся в убежище, ворюги след простыл. И ведь давно уже умотал, часа два миновало… Неужто сбежал?

Оставив рулет и бутылку, гнупи бросился в погоню. Ежели крысокрад опять начнет играть с ними в прятки – и господин осерчает, и самому обидно: сколько старались, чтоб его изловить, а все понапрасну… Ну уж нет, от Шныря не уйдешь!

След вывел на поверхность около разгромленного шаклемонговцами циркового балагана. Не удивительно, что Крысиный Вор нашел дорогу: хоть он и лишился магии, чутье видящего осталось при нем. Спугнув грустную мартышку в замызганном кукольном платьишке, гнупи вылез из-под фундамента покосившейся беседки и побежал за рыжим.

Аленду окутали зеленовато-сиреневые сумерки – тот самый час, когда городской народец выбирается во дворы и на улицы. Шнырь мчался прямиком по следу и настиг ворюгу у моста Задумчивых Цапель, на котором, кто бы сомневался, ни одной цапли не осталось – посшибали с каменных тумб да скинули в канал.

– Эй, рыжий, так нечестно! Чего ты ушел без спросу?

– У меня дела.

Физиономию он измазал сажей, а огненно-рыжую шевелюру спрятал под линялой косынкой с вышитым черепом – из театрального реквизита. В старом ярмарочном театре такие косынки повязывали актеры, игравшие разбойников с большой дороги, чтобы зрителям сразу было понятно, кто есть кто. Ишь ты, даже не скрывает свою злодейскую натуру!

– Какие у тебя могут быть дела? – сварливо осведомился Шнырь, поспевая за ним. – Куда навострился-то?

– Убивать, – взглянув сверху вниз, бросил Хантре.

– Эге, хорошее дело… Ни-ни, погоди!.. Постой, говорю!.. Кого это ты убивать собираешься?!

Крысиный Вор не ответил и зашагал еще быстрее, хотя слегка прихрамывал, а у маленького гнупи душа ухнула в пятки: никак он, тать беззаконный, господина Тейзурга задумал извести? Грозил ведь ему ножом ни за что, ни про что…

Положим, на худой конец Шнырь и без господина проживет, тем более что злыдней-экзорцистов в городе больше нет, а от амулетчиков всегда можно убежать, если ты не последний разиня – но с господином куда интересней! Тут тебе и приключения, и разнообразные пакости… А кто сварит сиротинушке зелье, защищающее глаза от дневного света, кто будет угощать Шныря жертвенной кровушкой в награду за верную службу? Нет уж, остаться без господина он категорически не согласен!

– Рыжий, ты чего? – заканючил гнупи. – А пойдем-ка лучше домой, я там, слышь, вкусной жрачки принес! Не губи господина Тейзурга, ежели смилуешься, я тебе за это еще больше разной еды натаскаю… Не убивай его, а?

– Не ной, – оборвал Крысиный Вор. – Сдался мне твой чокнутый господин. Хотя его изысканную рожу я рано или поздно разобью в хлам. Нарвется.

– А кого ж ты тогда порешить хочешь?

– Шаклемонга. И тех, кто вместе с ним, кто подвернется.

– Хе-хе, вот это славное дело! Так бы сразу и сказал! Я знаю, где Шаклемонг – в той стороне, откуда тянет горелым, чуешь? Небось опять насобирали книжек да костер до небес запалили, они это дело любят. Идем, я тебя коротким путем доведу!

И Шнырь деловито потрусил впереди, радуясь, что отвел беду от своего доброго господина, а рыжий поспешил за ним.

В этот раз шаклемонговцы жгли костер на перекрестке между Пыльным кварталом и карандашной мануфактурой. Квартал был небогатый, но вовсе не пыльный, просто он так назывался. Дома сдвинуты впритык, и не разберешь, где расплылась по штукатурке грязь, а где блеклый обережный узор. То-то здешние крыши облюбовали крухутаки. Сейчас им раздолье – гонять их больше некому, и они повадились ночевать на чердаках, лазая туда через дыры в прохудившихся кровлях.

Пока пробирались с Крысиным Вором по темным проходным дворам, загроможденным сараями, Шнырь насчитал трех пернатых тварей, глядевших на представление с высоты.

Борцы с пороками развели костер посередине булыжного перекрестка, за которым виднелась кирпичная ограда мануфактуры. Судя по высоте пылающей кучи, среди небогатых обитателей Пыльного квартала нашлось немало любителей почитать. Защищать свои книжки никто не вышел: слухи о том, что случилось на улице Белой Кареты, уже расползлись по городу.

Шаклемонговцев было три-четыре десятка, а то и побольше. Лица озарены светом факелов, вокруг колышутся длинные тени. И довольно много досужей публики – то ли единомышленники, то ли просто зеваки, они повсюду таскались за Незапятнанным и его подручными, чтобы поглазеть на экзекуции. Тут тебе и приличные господа, и городская рвань.

– Эй, рыжий, там есть амулетчики, – предупредил гнупи.

– Ага, учту. Здесь те, кто был на улице Белой Кареты, вот они-то мне и нужны…

Его глаза блестели лихорадочно, как у больного.

– А ты что ли отличишь их от остальной шелупони?

– Я отличу, – произнес Хантре сухо и отстраненно, с прищуром глядя из зева подворотни на скопление народа.

И двинулся вперед неспешной расхлябанной походкой: еще один обитатель алендийского дна подтянулся на огонек, кому до него какое дело.

Когда рыжий вклинился в толпу, Шнырь выскочил из укрытия и проворно вскарабкался на покосившийся фонарный столб с оскалом стеклянных зубьев на верхушке. Ежели что, он мигом спрыгнет, а сейчас главное – ничего не пропустить!

Люди стояли кучно, иные переминались с ноги на ногу, но вот среди них началось шевеление… Эх, жаль, издали не все подробности увидишь, даже если ты не растяпа-смертный, а зоркий гнупи.

– Давай, давай, режь их!.. – азартно бормотал Шнырь.

Крысиный Вор действовал, как обычно: подобрался тишком, напал без предупреждения. По дороге сюда он хромал, а сейчас – ну, точно пружина! Кому всадил нож под ребра, кому рассек горло, так что кровь хлестанула на соседей, как из дырявого бурдюка – и ведь безошибочно выбирал тех самых, которые на улице Белой Кареты толкали в огонь несчастного книгочея. Шнырь-то их запомнил, у гнупи важнецкая память – любой смертный обзавидуется, но рыжий этих молодчиков раньше в глаза не видел. Худой да ловкий, он сновал в людской гуще, словно одержимый демоном, хотя такого, как он, ни один житель Хиалы не моги тронуть, он сам себе демон.

Вот уж счастье, что он не на доброго шнырёва господина руку поднял, а на посторонний сброд! Как есть взбесился, а еще Тейзурга «чокнутым» обзывал… Ну, и кто после этого чокнутый?!

Остальные сперва решили, что у кого-то в потемках свистнули кошелек, потому и возгласы. Многие тут успели нагрузиться пивом, и поначалу до них не дошло, что рядом идет резня. Но потом началось брожение, люди засуетились, иные тоже на всякий случай повытаскивали ножи. На мостовой лежало несколько трупов – когда факельщики осветили их, поднялась настоящая суматоха.

– И-эх, до Шаклемонга не добрался… – проворчал гнупи с досадой.

Незапятнанного обступили амулетчики с «незримыми щитами» – своего заводилу они охраняли на совесть. После короткого совещания двое остались при Шаклемонге, а трое кинулись ловить убийцу.

– Ворюга, драпай! – истошно завопил Шнырь, съезжая по фонарному столбу.

Хвала демонам, тот послушался, а подоспевший гнупи швырнул под ноги преследователям воронье яйцо, заколдованное тетушкой Старый Башмак. Ценная штуковина, таскал с собой на крайний случай. Люди поскользнулись, перед глазами у них зарябило, в ушах захлопали крылья – будто бы ты внутри снявшейся вороньей стаи, но продолжалось это недолго: амулеты свели на нет чары тухурвы. Зато Шнырь и Крысиный Вор успели нырнуть в подворотню.

– Давай за мной! – поторопил гнупи. – Да гляди под ноги!

Он пустил впереди шарик-светляк, чтобы рыжий не спотыкался. Амулетчикам темнота не помеха, они еще и лупили вслед беглецам боевыми импульсами, так что со стен сыпалась штукатурка. Сцапали бы рыжего, кабы не Шнырь, который в тупичке за сараями велел ему поменять местами сапоги – левый на правую ногу, правый на левую – и увел его на изнанку Пыльного квартала.

Тут их никакими боевыми артефактами не достанешь, ха-ха, сам Дирвен остался бы ни с чем! И отследить их перемещения внутри потайного пространства недотепы-смертные не могли, зато Шнырь и его спутник видели их через окошки, не существующие для тех, кто находится снаружи. Беглецы пересекли Пыльный квартал, пробираясь по запутанным коридорчикам и комнатушкам изнанки, вышли на безлюдную темную улицу и дали деру.

Внутри им никто опасный не встретился, жили там главным образом чворки, вывырики и козяги. Было и несколько гнупи, но те не стали связываться со Шнырем, набравшим изрядную силу после жертвоприношения. Только ругались вслед: мол-де зачем сюда человека привел!

Среди прочего попалась им комната, в которой стены были сплошь из книжных корешков – разного цвета и толщины, одни потертые, с неразличимыми буквами, другие совсем расклеились, третьи как новенькие. Пол тут был кожаный и продавленный, будто бы сиденье старого кресла. А другую комнату делили на ярусы облезлые полки, на которых стояли шалашиками истрепанные книги, и под ними уютно устроились козяги, похожие на хлопья серого пуха.

В людском мире этих книг больше нет, разве что обгорелые страницы остались, а во владениях волшебного народца все по-прежнему: здесь ничего просто так не исчезает.

Когда выбрались из Пыльного квартала, рыжий оглянулся и сказал:

– Хорошо, что есть такие места.

– Знамо дело, хорошо! – отозвался гнупи. – А то где бы мы от вас, людей, прятались?

На больную ногу Крысиный Вор не жаловался, шагал быстро. Но Шнырь все равно торопил: заклятое воронье яйцо у него было только одно, уже израсходованное, и «Выдерни коврик» не поможет – выгадаешь минуту-другую, а толку?

Хантре выглядел неважно, точно заболел. Гнупи несколько раз спросил «ты чего?», он помалкивал, но потом ответил сдавленным голосом:

– Я убийца.

– Вестимо, убийца, – охотно подтвердил Шнырь. – А еще беззаконный тать и отъявленный крысокрад, уж это истинная правда! Давай-ка шевелись, покуда нас не поймали. И сам ты чокнутый!

Погоня их так и не настигла, но уже в катакомбах, когда миновали первую лестницу, Шнырь пригляделся к спутнику и ахнул: вот те раз, дела-то совсем плохи, а он только сейчас заметил неладное.

Узорчатые серебряные подстаканники с витыми ручками – и низкие каменные своды, затхлый воздух, тусклая масляная лампа в проржавелой оплетке, похожая на огромное гнездо лежанка с ворохом засаленных пледов и одеял. Потемневший от гнили дощатый стол завален бумагами: схемы алендийской канализации и городского водопровода, пухлые записные книжки, карты, справочники, цилиндрические футляры со свитками. Личный архив Шеро Крелдона, долгие годы пополнявшийся и хранившийся в надежном месте – вот и настал момент, когда он понадобился. Коллега Шеро привык держать в уме даже маловероятные варианты, поэтому тайник для своего резервного архива он оборудовал, не используя магию.

– Дураки мы, Суно, – констатировал он угрюмо, отхлебнув крепко заваренного чаю. – Накопители надо было не законсервировать, а уничтожить.

– Мы ведь именно это и предлагали, – напомнил Орвехт. – Если б архимаги все как один не ополчились на эту идею…

– А то я забыл, – буркнул Крелдон. – Это-де варварство – разрушить сие чудо научной мысли, которое еще может для чего-нибудь пригодиться. Вот и пригодилось. Только не нам. А если бы мы организовали уничтожение пирамид тишком от достопочтенных любителей дармовщины, мы с тобой не здесь бы чаи гоняли.

– И угробца Дирвена не надо было из речки вытаскивать, – в тон ему отозвался Орвехт. – Да кто же знал…

– Вот-вот. Судя по тем сведениям, которые приносит моя агентура, экономику страны он уже раздербанил, подарив Королевский банк Мулмонгу. Он ведь не знает, что такое страна, для него это пустой звук… Только и осталось, что грызть локти, копить информацию и ждать.

– Чего ты ждешь?

– Хеледику. Она доберется до Аленды и постарается с нами связаться – или я совсем ее не знаю. С песчаной ведьмой у нас будут какие-никакие шансы переиграть этих засранцев.

– Надеюсь, что к тому времени от архитектурных памятников Аленды что-нибудь еще останется. Ты бы видел, во что они превратили город…

– Мне докладывали, – Шеро снова взялся за звякнувший в подстаканнике стакан с чаем – оплывшая глыба человеческой плоти в сумраке подземной штаб-квартиры, спертый воздух и сидячий образ жизни не пошли ему на пользу. – Придется раскошелиться на реставрацию и приводить Аленду в порядок по мере возможностей, а погромщики будут у меня гнить на каторге до тех пор, пока все до последнего кусочка не будет восстановлено. Если на это человеческой жизни не хватит – значит, там и подохнут, об этом я позабочусь. Демоны Хиалы и то нагадили бы меньше. Как ты думаешь, Суно, читал ли Шаклемонг труды Фурберехта?

– Кто его знает. Он ведь не математик, а невежественный болтун. Вот Поводырь Ктармы – тот наверняка Фурберехта проштудировал и работал с дальним прицелом.

Почтенный Фурберехт, живший семьсот лет тому назад, был то ли эксцентричным мыслителем, то ли сумасшедшим – на это счет мнения расходились, но никто не поспорит с тем, что он был гениальным математиком. Его «Алгебраические основы заклинаний», «Интегральные исчисления магических импульсов», «Статистические методы расчета магических возмущений», «Дифференциальные уравнения колебаний активности Хиалы» известны всякому студенту, прошедшему полный курс обучения в Академии. Фурберехт полагал, что все без исключения можно описать на языке математических формул, чем и занимался до конца своей жизни, одержимый идей создать «Всеохватную числовую энциклопедию всего сущего». Добрался он и до богов. «Изъяснение природы божественного многообразия» – один из тех трудов, которые принесли ему славу из ряда вон выходящего оригинала.

По утверждению Фурберехта, божественные сущности, привязанные к тому или иному обитаемому миру, можно представить как многомерные объекты нестабильной конфигурации. При этом нестабильность является одной из их субстанциальных характеристик, но для людей сие неочевидно, так как речь идет о процессах, чрезвычайно растянутых во времени. Можно уподобить эти процессы течению стекла или же путешествию света далеких звезд через безвоздушное пространство. Божественные сущности способны менять свою конфигурацию, но происходит это не произвольно, а в результате суммарного воздействия человеческих представлений, ожиданий и эмоциональных посылов. Согласно гипотезе Фурберехта, этические характеристики того или иного божества – величины переменные и находятся в прямой зависимости от ментального давления людей, с этим божеством взаимодействующих. Когда численность адептов и интенсивность давления достигают критического порога, запускается процесс деформации божественного объекта.

Свою «теорему этической зависимости» Фурберехт доказывал с помощью дифференциальных уравнений высшего порядка, математические выкладки заняли три четверти «Изъяснения природы божественного многообразия». Впрочем, официального признания эта спорная гипотеза так и не получила.

– Сдается мне, читал его Шаклемонг, – буркнул Крелдон. – Хотя бы предисловие мог осилить. Сглупили коллеги, что своевременно не засекретили.

– Может, все-таки соизволишь оторвать свою неземную красоту от пола и пересядешь вот сюда, чтобы я смог нарисовать для нас защитный круг?

– Для себя рисуй, – произнес рыжий тихо и тускло. – Мне и тут хорошо.

– Значит, хорошо тебе? Ну, так сейчас будет плохо!

Господин подошел к нему и отвесил пинка – известное дело, осерчал. Не скупясь врезал, синячище на ляжке останется. После этого он схватил Крысиного Вора за шиворот и выволок из угла на середину пещеры, где Шнырь расчистил место для обережного круга.

– Могу представить, как ты бесил меня в те легендарные времена, о которых рассказывал Лис – когда ты был Стражем Сонхи, а я князем Хиалы, – процедил Тейзург с первостатейным театральным надрывом. – Страдай здесь, и чтоб из круга – ни шагу.

Хантре не отозвался. Даже не возмутился, что его пнули, хотя в другой раз из-за ерунды в драку лезет. Уселся, ссутулив плечи и обхватив колени. Рожа грязная, глаза как у больного. Шнырь не мог взять в толк, из-за чего он сокрушается. Хотел поубивать тех шаклемонговцев, которые отличились на улице Белой Кареты – ну, и поубивал же, молодец. Самого Незапятнанного так и не достал, но это была не промашка, а здравомыслие: правильно, что не попер без магии на амулетчиков. И ломает его не из-за Шаклемонга, а по вовсе непонятной причине: мол-де я их убил, и если бы снова все повторилось – снова бы убил, это без вариантов, но нет у меня права кого-то судить и казнить, и потому отвалите. Ага, размечтался! Так и отвалят от тебя шнырёв господин со Шнырем.

Взяв кусок угля, Тейзург принялся выводить на полу линию круга. Рыжий вляпался, как последний дурак: до того извелся по поводу учиненной в Пыльном квартале резни и всяких-разных неведомых прав, что сам не заметил, как сплел для своих покойников ниточку путеводную. Небось всей толпой заявятся… А еще видящий! И Шнырь эту зыбкую канитель не сразу углядел, по дороге не до того ему было.

Всяк знает, что ежели человек кого-то порешил, мертвец до истечения сорока дней может наведаться по его душу – но лишь в том случае, если убийца сам дорожку проложит. Шаклемонговцы кого-нибудь ухайдакают и горя не знают: у нас-де борьба за нравственность, и вождь наш Незапятнанный богоугодное дело затеял. Иные из них и раньше душегубством занимались, корысти или потехи ради, нисколько не сожалея о содеянном. Другое дело Крысиный Вор – совестливый он, вишь ты. Лучше бы проявил свою совестливость, когда шнырёву крыску на крышу закинул!

Утащат его покойники в Хиалу, и останутся господин Тейзург со Шнырем без рыжего ворюги… Господин будет по нему печалиться, а еще пуще будет злиться: его-то мертвяки не уведут, их добыча – только убийца.

В Хиале, где нет Накопителя, к Тейзургу и Хантре вернулась бы магическая сила, а после они открыли бы Врата и выбрались в мир людей в дальних краях, куда Дирвену не дотянуться. Уж Шнырь бы изловчился, чтобы провалиться в Нижний мир вместе с ними, и тогда бы опять началась веселая житуха… Но это невозможно, хоть ты тресни.

Уволокут одного рыжего, а он вместо того, чтобы отволтузить похитителей да порадоваться вновь обретенному могуществу, и в Хиале будет вовсю страдать. Чего доброго, заблудится, угодит в какую-нибудь ловушку, и поди его потом найди! Верно господин сказал, что не знает другого такого мерзавца, как Хантре Кайдо.

Тейзург нарисовал круг без изъянов, да еще добавил изнутри обережный узор от неупокоенных мертвецов. Рисовальщик он хоть куда, но все равно дела плохи: магии-то в его круге нет, а без нее ораву гостей с того света не остановишь.

– Спасибо, но это не поможет, – глухо произнес Хантре, словно вторя мыслям Шныря.

– Ты меня пугаешь, – криво ухмыльнулся господин. – Если уж ты мне говоришь «спасибо», боюсь, у тебя совсем с головой неладно… Хватит убиваться по шаклемонговской падали, это дурной тон.

– Дело не в этом. Я не вправе быть палачом, и я не хочу быть палачом.

– О, даже так! Ну, тогда успокойся, ты поступил не как презренный палач, а как приличный во всех отношениях уличный бандит, Шнырь свидетель.

– Уж это правда, господин! Набросился на них, как отъявленный бандюга, который нажевался китонских грибочков да пошел всех подряд резать. Он бы еще не то учинил, кабы кто-нибудь ему дохлую крыску издали показал… Хе-хе, тогда бы там одни трупаки лежали, небось никого бы в живых не осталось! А я тут смекнул, может, вам саламандру на них натравить? Слыхал я, что маги против таких гостей огненные амулеты используют – «Глаз саламандры» и еще какие-то штуки…

– В этих амулетах еще и заклинания работают, – возразил господин, озирая пещеру лихорадочно и яростно, словно высматривал какое-никакое оружие против мертвяков, хотя ничего подходящего тут не было. – У Хантре желтая саламандра, она спалить гостей не сможет, для этого нужна зеленая или синяя. Заметь, Шнырь, в огненном облике он сам – синее пламя, а сейчас похож на умирающую медузу: позор, да и только… Что скажешь о круге?

– Ежели сказать как есть, круг ваш всем хорош, но он не магический, потому не поможет, – чуток помявшись, опасливо вымолвил Шнырь. – Вот ежели бы с нами тетушка тухурва была, она бы подсобила, но до нее бежать через полгорода, пока обернешься туда-сюда, все уже случится. От таких посетителей только две защиты – или магия, или любовь, больше никак от них не отбиться.

– Какая любовь? – стоявший вполоборота Тейзург резко повернулся. – Сделай одолжение, с этого места – подробней!

– А вы, господин, разве не знаете сказку про бедную девушку Кламодию и непутевого Понсойма? Этот Понсойм был гуляка, не слушал старших, проматывал отцовское наследство, играл в сандалу с кем ни попадя. А Кламодия, скромная и добрая бедная девушка, жила по соседству и с детства его любила. Мало-помалу продулся непутевый парень в пух и прах, последнее на кон поставил, да только связался он с ушлым солдатом, который вовсю мошенничал. Ну, Понсойм и проиграл. Приметил он, что солдат его обманывал, и говорит – так нечестно, отдавай деньги назад. А тот давай насмехаться, и тогда Понсойм как ударил его кулаком – солдат упал, грянулся затылком об пол и разом помер. Заплакал Понсойм: что же я наделал, человека злодейски убил, да теперь он, небось, заявится ночью и в Хиалу меня утащит! Пошел домой, все ставни и двери запер, а Кламодия как узнала от людей, что случилось, прибежала к нему и говорит: не отдам тебя упырю с того света. Нарисовала круг, уселась возле Понсойма и крепко его обняла. Как стемнело, пожаловал мертвяк – бельма выпучил, зубами клацает, руки тянет, а схватить своего убийцу не может, потому что любовь Кламодии парня защищает. Так и прошла ночь, уж такого страху они натерпелись – словами не передать. И на вторую ночь так было, и на третью, а на четвертую упырь не явился – понял, что ему тут ничего не перепадет. Понсойм с Кламодией уехали туда, где их никто не знал, поженились и стали жить-поживать. Знамо дело, сказка – небыль и вымысел, но тетушка Старый Башмак говорила, что это верное средство от неупокоенных мертвяков, любовь для них преграда неодолимая. Только нам-то с этого что за прок, у нас же нет бедной скромной девушки, чтоб ее около Крысиного Вора посадить…

– И не надо, – фыркнул Тейзург. – Не хватало нам еще и такой напасти в довесок к упырям.

Он сел на пол рядом с Хантре. По углам пещеры, освещенной тусклыми шариками-светляками, клубились тени, и люди напоминали двух безликих оборванцев, нашедших приют в каменном чреве Аленды.

Шнырь первый почуял, что визитеры близко. Проворно вскарабкался на известняковый выступ: пусть для его племени выходцы с того света не опасны, эти нагрянут целой толпой, и при жизни они шибко лютовали – лучше держаться от них подальше. Эх, жалко, что Крысиного Вора утащат, да, видать, пропала его рыжая головушка…

– Это тебе за крыску мою справедливое воздаяние, – пробормотал пригорюнившийся гнупи – не столько для того, чтоб ворюга услышал, сколько себе в утешение.

Потянуло тленом, заколыхались тени на потустороннем сквозняке, а потом раз – и появились мертвяки. Застывшие мучнистые рожи, выпученные глаза, искривленные приоткрытые рты. У двоих под щетинистыми подбородками зияли кровавые улыбки от уха до уха и одежка была в засохшей крови. Остальные четверо, которых рыжий заколол ударами в сердце, выглядели целехонькими. Были тут и небедные горожане в сюртуках из хорошего сукна, и нищеброд в лохмотьях, и городской разбойник с шипами-заклепками на стеганке.

– Какое общество… Добро пожаловать! – с издевательским радушием произнес Тейзург.

Придвинулся ближе к Крысиному Вору, обнял его и притянул к себе.

– Ты чего? – дернулся тот.

– Сиди смирно!

Рыжий обмяк, будто пьяный. Не иначе, господин ткнул в нервные узлы, как он умеет, и у ворюги руки-ноги враз отнялись.

– Итак, господа, чем обязаны?

– Убийца!.. Убийца!.. – гнусаво забубнили гости, а те, у кого были перерезаны глотки, вместо слов издавали утробное бульканье и негромкий сиплый свист.

Кто другой перепугался бы, но рыжий, поглядев на эту пакость, неожиданно воспрянул духом – словно его ледяной водой из ведра окатили.

– Да я бы вас, мразей, снова поубивал, и вашего Шаклемонга я рано или поздно прикончу!

– О, какая прелесть, наконец-то ожил, – заметил Тейзург. – Господа, я признателен за то, что вы привели его в чувство, а теперь убирайтесь!

Мертвяки продолжали наступать, угрожающе бормоча. Оттого, что у Крысиного Вора настроение переменилось, они не уйдут – рыжему надо было раньше взяться за ум. И бегать от них бесполезно: пусть они окоченелые и медлительные, зато могут здесь исчезнуть, там появиться – словно фигурка сандалу, которую переставили с одной клетки доски на другую. Для того чтобы увести человека с собой, им достаточно сыграть в «ляпки»: прикоснулся к тебе этакий гость – и прости-прощай.

– Что ж, попробуйте забрать его у меня!

Шнырь наблюдал издали, но ему почудилось, что глаза Тейзурга вспыхнули хищной желтизной, совсем как прежде, до Накопителя. Хантре тоже сверкнул глазами и попытался высвободиться из объятий, точно разозлился на всех без разбору – и на нежить, и на своего защитника, уж такой злобный у него нрав. А как он тогда шнырёву крыску на крышу закинул – никто ведь его не трогал, первый затеял ссору! Эх, пропадет он сейчас ни за грош, даже косточек ворюгиных не останется.

Время как будто остановилось. Застывший, словно ящерица, Шнырь встряхнулся и помотал головой: взаправду остановилось или нет?.. Ничего не менялось: двое живых сидели на полу, а мертвяки топтались на расстоянии и тянули руки, но дотянуться не могли. И вовсе не круг их удерживал: охранного волшебства в нем как не было, так и нет, иные из упырей заступили внутрь, размазав подошвами угольную черту, но подойти ближе – ни в какую.

– Право же, господа, убирайтесь, это в ваших интересах. Не усугубляйте. Мы с вами еще встретимся в Хиале, и тогда вы пожалеете о своей неучтивости. Это здесь я человек, а в Хиале я демон. Рано или поздно я отсюда выберусь, и не надейтесь, что я забуду о вашем визите. Возможно, кто-то из вас успеет вновь родиться, но от меня это не спасет – все равно я каждого из вас найду, так что в следующей жизни бойтесь темноты, бойтесь трупов и подземелий, свой шанс вовремя уйти вы уже упустили…

Незваные гости, которым так ничего и не перепало, начали исчезать один за другим. Запах разложения исчез вместе с ними.

– Ушли! – крикнул Шнырь. – Сегодня больше не явятся! Господин, а как вы это сделали?

– Второй способ, – ухмыльнулся Тейзург.

Он вышел из круга, откупорил бутылку сидра, налил полную кружку и залпом осушил.

– Рехнуться с вами можно, – пробормотал Хантре.

Двигаться он не мог, завалился набок, словно пьяный.

– И это говоришь ты, а они же из-за тебя сюда приходили! – возмутился соскочивший на пол гнупи. – Это из-за тебя можно рехнуться, а не из-за нас!

– Из-за нас тоже, не умаляй наших достоинств, – возразил господин, выглядевший донельзя довольным.

Он перетащил Крысиного Вора на лежанку и укрыл двумя шерстяными пледами, добытыми в городе с бельевых веревок. Тот закрыл глаза – то ли уснул, то ли провалился в забытье, и тогда господин поманил своего верного помощника наружу, в каменный коридор с низким потолком и неровными стенками.

– Шнырь, для всего есть предел, даже для моего терпения. Сегодняшний пассаж меня доконал: толпа омерзительных упырей, дурно пахнущих и дурно воспитанных – это, знаешь ли, уже чересчур… Как ты смотришь на то, чтобы отомстить Крысиному Вору?

– Хорошее дело, господин, уж на это я завсегда готов! А как мы отомстим? Когда проснется, зададим ему взбучку?

– Нет, мой находчивый Шнырь, месть должна быть достойной и утонченной. Вспомни, с чего началось твое знакомство с Хантре?

– Так вы же знаете, с чего – я в него крыской кинул, прямо в лоб попал, я же меткий, а он ее не вернул, хвать и на крышу забросил, а ворона только и дожидалась… До сих пор слезы наворачиваются, это ж была моя добыча!

– Вот именно, Шнырь. Он присвоил твою законную добычу – а мы с тобой уведем у него из-под носа его добычу, и сделаем это с максимальной для себя пользой, так что рыжему мерзавцу останется только локти грызть.

Первые несколько дней после казни Кемурт провел, как в бреду. Почти не ел. Вот бы все случившееся и впрямь оказалось бредом: ничего этого не было, ты выздоровел… Ага, только выздороветь должен не он, а весь окружающий мир. Он никогда не идеализировал государственную власть, но ни овдейские, ни прежние ларвезийские власти не доходили до того, чтобы заживо сжигать людей по дурацким обвинениям, да еще и «в угоду богам». Ладно, боги вроде бы показали свое отношение к этому, послав саламандру – наверное, больше такого не повторится, но все равно в душе как будто свищ остался.

Он опомнился, когда на бульваре Алых Пуговиц зацвели персики. Первая мысль была: как, уже лето? Лишь потом спохватился, что Аленда – это же субтропики, и весна тут наступает раньше, а здешние зимы обычно похожи на овдейскую осень, минувшая снежная зима была исключением из правил.

Кем двинулся дальше по бульвару, озираясь уже более-менее осмысленно. Шаклемонговцы с молотками до этой части города пока не добрались, фасады в порядке, но тут разбита витрина, там оконный проем с остатками разноцветного витража заделан фанеркой, а подпирающая балкон скульптура заляпана присохшим желтком. На тротуарах мусор. Кое-где на верхних этажах растянуты куски парусины с надписями: «Хвала Повелителю Артефактов» и «Хвала Незапятнанному» – жители, что ли, надеются, что это спасет их от погромов? Если раньше Аленда напоминала Кемурту шикарную даму в богатых изысканных нарядах, то теперь она смахивала на красотку в дорогом, но рваном платье, с подбитым глазом, настороженно крадущуюся по опасным закоулкам.

Он наконец-то почувствовал голод и завернул в первую попавшуюся чайную. Спросил кружку бульона с мясным пирогом. За то время, пока его носило по окраинам реальности, цены существенно подскочили, и плату нынче брали вперед.

В голове не укладывалось, что за всем этим стоит Дирвен. Если б ему раньше сказали, что так будет, не поверил бы. И если б от него зависело что-то изменить, чтобы прекратился этот бред, в котором город захлебывается, как в мутном паводке безумия…

– Я уже дала тебе все, что нужно – вот и действуй, почему ты до сих пор не взялся за дело?

Он вздрогнул, как от пощечины, и обернулся.

Это было сказано не ему. За соседним столиком девушка в красной жакетке, сидевшая спиной к Кемурту, обращалась к мужчине с безвольным набрякшим лицом запойного пьяницы, и толковали они о своем – о какой-то тяжбе из-за дровяного сарая. Но эта хлестко произнесенная фраза так и застряла у него в голове – до конца дня вспоминалась, и на следующий день, и потом.

Ох, и затряслись у Шныря поджилки, когда господин Тейзург изложил ему свой план! Аж перед глазами померкло: ежели что пойдет не так, не сносить ему головушки, и супостаты растопчут сапожищами его бедные косточки… От жалости к себе Шнырь всплакнул, шмыгая носом, но заради мести рыжему ворюге согласился рискнуть. Уж это будет месть так месть, уж они с господином проучат Крысиного Вора, чтоб неповадно ему было чужую добычу на крышу закидывать!

Он сбегал до тетушки Старый Башмак и попросил ее связать для рыжего обереги от мертвяков. Две узеньких манжеты из пестрой шерсти и такая же круговая повязка на шею: туда вплетены заклинания тухурвы, так что вчерашние визитеры больше не найдут своего убийцу, а если бы и нашли с чьей-то помощью – даже подойти к нему не смогут, не то что с собой увести.

В уплату Шнырь отдал тетушке фаланги пальцев Фелдо – жертвенные кости в цене, для иного колдовства только они и годятся. Да еще поделился вяленым мясом Фелдо, сохраненным в тайнике про запас. Гнупи из шайки Вабро как узнали, что у них будет на обед, так давай привечать Шныря, вывалили ему целый ворох городских новостей.

Народцу сейчас жилось вольготней, чем при магах: от амулетчиков хоть и доставалось, но все же не так, как от злыдней-экзорцистов. Однако ходили слухи, что у Дирвена за главную советчицу вурвана из южных краев, и как потеплеет, она весь свой неблагой двор в Аленду приведет – тогда держитесь, пришлые возьмут власть и начнут помыкать местными жителями. Одни считали, что ничего страшного: город большой, те не смогут всюду поспеть. Другие заранее прикидывали, где будут прятаться, когда придут амуши, которые никому спокойного житья не дадут и всех заставят себе служить, силы-то у них побольше, чем у гнупи, с ними разве что тухурва сможет потягаться.

Шнырь бы тоже вовсю боялся вторжения амуши, кабы не перебивалось это другим страхом: что же с ним, сиротинушкой, будет, если не удастся осуществить план господина Тейзурга без единой промашки?

– Они загребут награду, и ничего им сказать не смей – они же избранные, и хоть ты в десять раз умнее, все равно какая-нибудь деревенщина с амулетом будет поплевывать на тебя сверху вниз!

Лундо был всей душой согласен с собеседником: тот прямо таки излагал вслух его собственные мысли. Последний из амулетчиков мнит себя едва ли не таким же всемогущим, как Повелитель Артефактов – они же теперь аристократия! Заняли теплое местечко, насиженное магами Ложи, все верно… Другое дело, что новый знакомец уже успел попросить в долг: «сколько не жалко, через несколько дней отдам».

Кислая гримаса поиздержавшегося образованного человека, просительный тон с еле обозначенным намеком на чувство собственного достоинства. Взгляд нарочито дружелюбный, взывающий к сочувствию и в то же время испытующий.

Лундо читал этого Джерсойма, как открытую книгу, потому что видел в нем самого себя – и вот как раз поэтому отлично понимал, что взаймы ему давать не надо. Знал он все эти уловки и доверительно-искательные интонации: в стесненных обстоятельствах сам так же перебивался.

Угостил кружкой вина и пирогом: все-таки приятно побеседовать с тем, кто разделяет твою точку зрения и в придачу смотрит на тебя, как на благодетеля. С тех пор, как Лундо вступил в гильдию Шаклемонга, он не бедствовал, борцы за нравственность каждую восьмицу получали довольствие из королевской казны.

– Если хочешь к нам, я могу замолвить словечко перед Незапятнанным. Нам нужны люди, которые не боятся грязной работы.

– Замолви, буду благодарен, никогда не забуду, приличные люди должны помогать друг другу… – рассыпался в заверениях Джерсойм, глядя проникновенно и растроганно.

Лундо, тоже умевший демонстрировать искренние чувства в обмен на протекцию или денежное вспоможение, покровительственно добавил:

– Сегодня-завтра поговорю, наберись терпения. Шаклемонг умный человек, что он орет – это маска для черни, в людях он разбирается.

– Поэтому я и хочу с ним потолковать, – собеседник глянул по сторонам, еще сильнее ссутулился, нависнув над грязным столиком, и понизил голос до шепота. – Я знаю, как можно выследить Тейзурга и получить награду. Не думай, я не шучу. Только без амулетчиков, я им не доверяю, они же все заслуги себе припишут! Дело верное. Есть у меня одна кралечка – луковая ведьма, влюблена в меня по уши, а сейчас их племя приструнили, так она лишний раз пикнуть не смеет, только ноги раздвигает. Она поймала одного из тех гнупи, которые служат Тейзургу, он сидит в клетке у нее дома. Если хочешь, съездим туда, покажу. Надо рассказать об этом Шаклемонгу, но так, чтобы амулетчики не пронюхали. Если ты ссудишь мне хотя бы сотню на ближайшее время, я с награды сразу отдам. Гнупи же врать не могут, и когда мы стали тыкать его раскаленной спицей, он проболтался, что знает, где спрятаны деньги Тейзурга. Смекаешь, да? Так что даже если половину награды зажилят, клад будет наш! Только без лишних людей: я, ты и Незапятнанный, поделим на троих. И одолжи мне хоть сотню, если я говорю, что верну – можешь мне верить, непременно верну…

Четвертак ему Лундо все-таки одолжил, после того как побывал на улице Малой Бочки и посмотрел на плененного гнупи. Ведьмы не было дома, Джерсойм открыл своим ключом. Жилье насквозь пропахло луком, по стенам висели набитые луковицами рваные чулки, на подоконниках зеленели заросли перьевого лука, под ногами хрустела сухая бледно-рыжая шелуха. Грязные пожелтелые обои, небогатая обстановка, кое-где валяются в беспорядке предметы женского туалета.

– А в постели твоя ведьма луком не воняет? – ухмыльнулся Лундо.

– Я уже притерпелся, – усмехнулся в ответ Джерсойм. – Нос прищепкой зажимаю… Она зато горячая, на все готова. Что скажу, то и сделает, понимает свое место рядом с мужчиной. Идем сюда!

Новая власть ведьм не одобряла. Шаклемонг говорил, что их всех надлежит переписать и непокорных сжечь, а прочих взять под контроль: чтоб они носили опознавательные знаки, соблюдали установленные для ведьм ограничения и колдовали только по распоряжению надзирающих за ними чиновников. Недавно Незапятнанный поделился, что король уже одобрил его прожект.

Вторым ключом из связки провожатый отпер дальнюю комнатушку. Посреди выложенного из луковиц круга стояла большая железная клетка, а в ней скорчился гнупи в зеленой курточке. Лицо он закрывал ладошками, пряча глаза от лившегося сквозь пыльное окно солнечного света, на голове и на загривке торчала черная, как сапожная вакса, щетина.

– Ближе не подходи, – предупредил Джерсойм, остановившись возле порога. – Без нее нельзя. Видишь, все тут зачаровано, чтобы он не сбежал. Эй, черноголовый, ты знаешь, где Тейзург?

– Знаю, добрые дяденьки, только не мучайте меня больше… Все-все вам расскажу, только пожалейте меня, отпустите на волю, не губите сиротинушку…

– Куда делись деньги Тейзурга, тоже знаешь?

– Знаю, и место вам покажу, только не погубите…

– Ну что, слышал? – он повернулся к Лундо. – Завтра мы станем богачами, но без Шаклемонга не обойтись – чтобы нас не отодвинули в сторонку, нужен влиятельный человек, вхожий к Повелителю Артефактов. Лишь бы кто-нибудь еще в долю не влез… Предлагаю позвать сюда Незапятнанного и показать ему этого гнупи, пусть сам убедится, что дело верное. Только без посторонних, а то каждый захочет примазаться. И одолжи мне сотню, не просто так ведь, а под залог… Как только сорвем куш, сразу верну.

Ну, это надвое: может, вернет, а может, и нет. Сам Лундо отдавал долги неохотно и не всякому, и возникло у него подозрение, что Джерсойм в этих вопросах тоже тот еще эконом.

– Пожалейте меня, хоть на минуточку из клетки выпустите ручки-ножки размять, хоть водички дайте попить, а я вам покажу, где прячется Тейзург, и про его денежки все расскажу… – снова заканючил гнупи.

– Заткнись, вошь подпольная, – оборвал Лундо. – Еще дойдет до тебя очередь.

И, когда вышли в коридор, обратился к собеседнику:

– Я поговорю с Шаклемонгом. Поехали со мной, прямо сейчас и поговорю, пока амулетчики со своими побрякушками нас не опередили.

– А сотни на ближайшие два-три дня у тебя не найдется? – с мягкой настойчивостью напомнил Джерсойм.

– Только четвертак с собой, – сдался Лундо, в глубине души досадуя на свою уступчивость. Но подбросить парню деньжат – стратегически верное решение, а то вдруг он сторгуется с кем-нибудь другим.

С Незапятнанным переговорили уже под вечер, в роскошном кабинете ресторана «Золотой омлет», который до недавних пор назывался «Омлет на шляпе».

Заведение переименовали от греха подальше: когда Повелитель Артефактов был первым амулетчиком Светлейшей Ложи, он одно время постоянно носил шляпу, чтобы спрятать рог, которыйвырос у него на лбу из-за проклятия Тавше. От рога он в конце концов избавился, но заводить речь о шляпах при нем не стоило – вдруг усмотрит издевку. После того, как неизвестный шутник приписал на вывеске «Омлет на шляпе Дирвена», сведущие люди посоветовали хозяину сменить название.

Вначале Шаклемонг потребовал долю в три четверти, потом чуток уступил – согласился на две трети. Джерсойм пытался торговаться дальше, но куда там, с тем же успехом можно выдирать кость из зубов у матерого пса. Слово за слово, и Незапятнанный пожелал лично допросить пойманного гнупи.

– Только уж давайте без амулетчиков, еще и с ними делиться, они же чворка дохлого нам оставят! – выпалил разволновавшийся Джерсойм с истерическими нотками.

Этот довод Шаклемонг принял к сведению: поехали втроем в его коляске. Охрана осталась пить пиво и резаться в сандалу. Когда проезжали мимо редких в нынешней Аленде фонарей, их тусклый маслянистый свет скользил по лицам, и глаза Незапятнанного вспыхивали в уличном полумраке алчно и счастливо.

По дороге Джерсойм скис: похоже, он искренне рассчитывал на дележку поровну. Лундо, уже успевший изучить Шаклемонга, отнесся к ситуации философски: одна шестая, то бишь почти семнадцать процентов – тоже неплохо. По-всякому лучше, чем ничего.

Коляску оставили за квартал от улицы Малой Бочки. Кучер, которому велели ждать, вытащил из-под сиденья шипастую дубинку для обороны от лихих людей – он был недоволен, но перечить хозяину не посмел.

В доме луковой ведьмы ни одно окошко не светилось.

– Еще не вернулась, – пояснил Джерсойм, звякая ключами. – Она допоздна бегает по лавкам и рынкам, оживляет порченый лук, ей за это платят.

– Подсудное дело, – заметил Шаклемонг. – А потом эту гниль продают!

– Так я за нее не в ответе, и за каким демоном она мне теперь сдалась! Пинка под зад – и пусть катится вместе со своим луком. Господин Шаклемонг, осторожно, не запнитесь, тут ступенечка…

Входная дверь со скрипом открылась. Трое зашли в дом. Месяц серебрил черепицу на обветшалой крыше, но заглянуть внутрь не мог, хоть и было ему страсть как любопытно, что там происходит.

Его не интересовали лозунги, идеологии и религиозные догмы. Такое впечатление, что никогда не интересовали – до Сонхи тоже, хотя он так и не вспомнил, что с ним было до Сонхи.

Это все словесные конструкции – вербализация тех состояний, взаимодействий и процессов, которые он ощущал напрямую, минуя вторую сигнальную. И в большинстве случаев вербализация никуда не годная, вводящая в заблуждение вместо того, чтобы верно описывать истинные побуждения людей. Камуфляж. Но поди это кому-нибудь объясни. Клин клином вышибают, и вредоносным словесным конструкциям можно противопоставить только другие словесные конструкции, а в этом он был не силен. Тут добьешься понимания скорее от циника вроде Тейзурга, чем от среднестатистического горожанина, который всегда считал, что нравственность – это хорошо, а безнравственность – плохо, и раз новые власти провозгласили «борьбу за нравственность» – значит, они хотят сделать как лучше, пусть и допускают перегибы. Слова обладают своей собственной магией, которая иной раз сильней и очевидных фактов, и здравого смысла.

Хотелось бы ему сейчас оказаться в кошачьей шкуре, но здесь не перекинешься.

Город как будто поразила злокачественная опухоль, которая все больше разрасталась и давала метастазы: каждый, кто раньше питал тайную склонность к мучительству, присоединялся к пресловутой борьбе. Впрочем, происходящее можно было бы закамуфлировать и другими словесными оборотами, суть бы не поменялась. Хантре ощущал эту агрессивную «опухоль» почти физически, как собственную болезнь: ее надо уничтожить, пока она не пожрала всю Аленду, но он не в состоянии ее уничтожить.

Когда он убил тех шестерых подонков на окраине Пыльного квартала, полегчало, но ненадолго. На душе было мерзко: фактически он вынес и сам же привел в исполнение смертный приговор – а значит, тоже окунулся в затопившую город кровавую муть. Нужно было выбить Шаклемонга, а он вместо этого порезал распоясавшуюся мелкую дрянь. И это бы еще полбеды, но у дряни остались близкие люди: у одного мать, у другого беременная сожительница, у третьего старый дед… Он все это почувствовал и сожалел не об убитых, а о тех непричастных, кто не дождется их домой – и это далеко его завело, чуть не довело до Хиалы.

Тейзург со Шнырем с утра пораньше куда-то запропастились, и Хантре тоже выбрался наверх. Его бы сейчас никто не узнал: лицо распухшее, в болячках – благодаря мазям, которые гнупи принес от Зинты. Коротко обрезанные рыжие волосы спрятаны под банданой, запястья перебинтованы, чтобы не бросались в глаза обереги, на шею намотан линялый шарф.

Отправился за пропитанием. Не дело жить нахлебником при двух негодяях, так что сегодня его очередь принести что-нибудь на ужин. Аленда купалась в солнечном свете, играла всеми красками и в то же время пахла страхом, гарью, разрухой – одно другому не мешало.

Услуги грузчика-поденщика никому не требовались: нынче нарасхват работа, а не рабочие руки. Угрюмый парень с опухшей рожей выглядел больным и доверия не внушал. Уже под вечер сердобольная хозяйка маленькой чайной велела ему собрать в тачку и отвезти до ближайшей кучи мусор с заднего двора, в уплату дала кулек прошлогоднего печенья.

До входа в катакомбы на задворках разоренного цирка Хантре добрался в темноте. Достал из тайника раздобытый Шнырем шахтерский фонарь – оставил его здесь сегодня утром, когда уходил. Там же лежал гвоздь – значит, Тейзург и Шнырь уже вернулись: об условных знаках они договорились заранее.

Еще не добравшись до пещеры, он уловил ароматы еды: пахло вареным мясом и картошкой, специями, лавровым листом… А он-то собирался засохшим печеньем их порадовать!

– Хантре, у нас тут скромная, но душевная вечерника, – Тейзург сидел на ворохе пледов, скрестив ноги на сурийский манер, перед ним стояла початая бутылка «Вечернего рубина» и два хрустальных бокала. – Присоединяйся! Вино не самое изысканное, но весьма неплохое.

– И мяско варится! – осклабился гнупи, хлопотавший над котелком в другом углу пещеры. – Печеночка с картохой! С добрым господином я поделюсь, а тебе ни вот такусенького кусочка не дам! Картоху можешь есть, так и быть – правда же, господин? А на печеночку рот не разевай, она вся моя!

Что-то не так у них с этим «мяском»… Хантре принюхался, но дело было вовсе не в запахе.

– Что за гадость вы варите?

– Гадость?! Сам ты гадость! – негодующе взвизгнул Шнырь, опередив Тейзурга, который собирался что-то произнести с иронической полуулыбкой. – Ежели ты Шаклемонга не любишь, это еще не значит, что ты можешь нашу еду по-всякому обзывать!

– Откуда у вас это мясо?

– Оттуда, где жаба упала с блюда! Мы тебя опередили, Крысиный Вор, ха-ха! Как думаешь, где твоя добыча?! У Шныря в котелке твоя добыча! Пользуйся нашей милостью, бери картоху, да не забудь сказать спасибо!

– Так это вы Шаклемонга собираетесь есть?.. – Хантре нетвердо шагнул к стенке и уселся на пол.

– Можно и так сказать, а можно сказать и по-другому, – ухмыльнулся Тейзург. – Иди сюда, любовь моя, выпей вина. Мы избавили Аленду от Незапятнанного, это стоит отпраздновать.

– Жрать-то его зачем?! Чокнутые людоеды, с вами точно можно рехнуться…

– Хантре, не будь занудой, вот лучше держи «Вечерний рубин». Поверь мне, вино прелесть!

Он все-таки выпил, хотя зубы слегка стучали о край бокала. Без алкоголя было бы хуже. Потом взял фонарь, тюфяк, два пледа и ушел ночевать в соседнюю пещеру, подальше от этой сумасшедшей парочки с их варевом.

Шнырь до того объелся, что живот у него стал тугой и круглый, как у чворка. Уж больно вкусна да нажориста была шаклемонгова печенка с приправами, которые он давеча выпросил у тетушки Старый Башмак. Еще и с картохой, и после он ворюгиного печенья погрыз – как сказали бы люди, «из принципа», хотя лезло с трудом. А перед этим он всласть напился жертвенной кровушки!

Но уж как ему было страшно, когда они с господином заманивали Незапятнанного в ловушку, того никакими словами не передать. Сами подумайте, каково это – сидеть в клетке, пусть она даже на самом деле не заперта.

Зато все задуманное удалось. Крысиный Вор как узнал, что его добыча досталась Шнырю, так опечалился и иззавидовался вконец, даже разговаривать с ними больше не захотел и спать отправился в другое место. Так ему и надо, будет знать, как чужую крыску отнимать! Отомстил ему Шнырь. Другое дело, что объелся, и в этом, если разобраться, опять же виноват рыжий ворюга: гнупи ведь столько печенки за раз умял не просто так, а ему назло.

4. Катакомбы

Товарный поезд прибыл на Пересчетную под вечер. Выкрашенная в зеленый цвет драконья морда на тяговом вагоне до того запылилась, что хоть рисуй на ней пальцем обережные знаки.

Вагоновожатый присягнул на верность Повелителю Артефактов, чтобы не остаться без амулетов и без работы. Груз он доставил по расписанию: гравий и песок, бревна и уголь, но никто не спешил ему навстречу с конторской книгой наперевес. Окна длинного кирпичного здания с часами на башенке слепили солнечной позолотой, оттуда далеко разносились пьяные возгласы. В прежние времена это был бы из ряда вон выходящий инцидент, а сейчас такое сплошь и рядом.

Амулетчик оглянулся на головной вагон с запыленной мордой: дракон спит, хоть бы что ему… Вновь повернувшись к зданию станционного управления, увидел на перроне девушку – откуда она взялась?

На ней был жакет мышиного цвета и дорожная юбка, за плечами висела украшенная бантом котомка, с какими отправляются в гости к бабушкам школьницы из небогатых семей. Бартогские очки с синими стеклами, серая шляпка с небольшими полями, узел волос на затылке спрятан в вязаный чехол. Провинциалочка. Она стояла около вагона, груженого песком – и когда успела подойти? Ей здесь нечего делать, пассажирские поезда минуют Пересчетную, не останавливаясь.

Возможно, недурна собой: прямой носик, точеный подбородок – остального за очками не видно. Амулетчик расправил плечи и молодцевато выпятил грудь.

– Барышня, вы заблудились?

Она не ответила. Порыв ветра швырнул в лицо вагоновожатому колючие песчинки, он заморгал. Вроде бы ему только что померещилось, что на перроне есть кто-то еще, но вокруг ни души… Придется дойти до конторы, а там, глядишь, и пива нальют, раз у них нынче гульба.

– Эй! – окликнул он помощников, которые проверяли свое хозяйство через контрольные артефакты на доске управления. – Я до начальства!

– Тут вроде какая-то магия посторонняя! – отозвались из вагона. – Сторожевик мигал, будем проверять или к чворку?

– Это пусть станционные проверяют, – подал голос другой помощник. – Их работа. Глянь, больше не мигает – если что-то прицепилось, уже сбежало. Ты нам это, пивка принеси!

Хеледика тем временем пролезла под вагоном, подобрав юбку, таким же способом перебралась через соседние пути. Возле ограды грелась на лужайке стая прикормленных бродячих собак, по-весеннему облезлых. На песчаную ведьму они не обратили внимания – то ли трава зашелестела, то ли стрекоза пролетела, ничего интересного.

Сняв котомку, ведьма протиснулась через дыру в заборе, отряхнулась, снова надела котомку и направилась к видневшимся за пустырем домикам под черепичными крышами. До Аленды она собиралась дойти пешком.

– То есть как это – съели?.. Совсем, что ли, придурки?.. В городе, что ли, лопать больше нечего?!

На королевские аудиенции уже дважды прорывались горожане с петициями: дескать, из-за спекуляций и оголтелого разбоя в Аленде совсем плохо с продуктами. И якобы теперь за это Дирвен отвечает! Натурально сбесились, он же Повелитель Артефактов и король Ларвезы, а не управитель по продовольственной части.

Пусть достают из кладовок прошлогодние соленья или покупают еду на рынке, если лавочники задирают цены. Дворцовые повара знай себе готовят, ни на каких разбойников и спекулянтов не жалуются, и все бы с них брали пример.

Когда ему доложили, что Шаклемонг нашелся – вернее, нашлись останки, неустановленные злоумышленники разделали и съели Шаклемонга – ему сразу вспомнились те оголодавшие недоумки.

Приближенные хранили молчание и смотрели на короля кто скорбно, кто озабочено, кто встревожено. Первым заговорил Чавдо Мулмонг:

– Ваше величество, мы все единодушно негодуем. Отвратительное преступление! Госпожа Лорма изучила найденные фрагменты и по остаточному магическому следу определила, что это было жертвоприношение.

– Крухутакова задница! – с чувством высказался Дирвен. – Накопитель же создает непреодолимую преграду для демонов Хиалы…

– Значит, жертву принесли кому-то другому. Там были использованы путающие чары народца, это не позволило выяснить подробности.

Что ж, кое-какие подробности всплыли на следующий день, когда на улице Малой Бочки, в доме у торговца луком, нашли одного из шаклемонговых ребят, накануне тоже исчезнувшего.

Сам торговец его и нашел: ездил в деревню за товаром, а когда вернулся, с порога услышал доносившееся из глубины дома мычание. Сбегал за соседями – с толпой не страшно, вооружились кто чем, еще и встреченного на улице монаха с собой позвали и пошли смотреть.

Мало того, что хранившийся в корзинах лук был раскидан по полу – посреди комнаты стояла клетка, и в ней сидел, скорчившись в три погибели, человек с кляпом во рту. Как он только сумел туда втиснуться? Вот он-то и мычал, а вовсе не нечисть, как вначале решил хозяин.

Послали за полицией, а потом и за королевскими амулетчиками. Клетку пришлось распиливать, выбраться из нее самостоятельно Лундо не мог, руки-ноги затекли. Первое, что он вымолвил, когда его избавили от кляпа и дали напиться: «Этот гнупи как выскочит… Тейзург оказался… Спасите меня!..»

К великой досаде Повелителя Артефактов, внятных показаний от него не добились: спятил, как последний придурок.

Отыскали и кучера Шаклемонга – у сожительницы, с перебинтованной головой, в дымину пьяного. Протрезвев, он рассказал, что вечером отвез Шаклемонга и Лундо с приятелем в тот самый квартал, где находится улица Малой Бочки. Незапятнанный велел ему обождать, сам вместе с парнями куда-то ушел, и кучер сколько-то времени честно ждал, а дальше будто в темную яму ухнул. Очнулся под утро с разбитой головой, в коляске, которая стояла на пустыре за Угольным рынком. Лошади исчезли, упряжь обрезана. Видать, подобрались сзади, саданули по затылку, завезли в другое место… Он кое-как доковылял до сожительницы – хвала богам, что не помер по дороге, а запил для того, чтобы заглушить головную боль.

– Сдается мне, ваше величество, он сам лошадей на сторону продал, – проницательно заметил Чавдо Мулмонг. – Дело житейское, кто же без грешков? Другой вопрос, кто его приложил, и на кой Незапятнанного понесло на ночь глядя искать приключений без охраны.

Чворку ясно, что здесь замешана Самая Главная Сволочь, но Лорма сказала, что скоро до Аленды доберутся ее амуши, и Тейзург никуда от них не денется.

Еще она посоветовала выслать Глодию с сестрицей куда-нибудь в тихий пригород. Это правильно, Щуке во дворце не место. Потом доложили, что на других этажах было слышно, как эта мерзавка орала и ругалась, когда ей сообщили о ссылке, а до кареты ее пришлось тащить на руках, и она всех исцарапала. Ну и пусть, зато Дирвен наконец-то от нее отделался.

Шаклемонгу нашлась замена: граф Эрчеглерум, из числа тех придворных, которые присягнули новому королю. Костлявый, блеклый, засушенный, с оттопыренными губами и пронизывающим взглядом. Дирвену он не понравился, но его порекомендовал Чавдо, а когда Эрчеглерум изложил свои планы, Повелитель Артефактов признал, что этот Заплесневелый Сухарь будет полезен.

Эрчеглерум предложил на будущее отказаться от разрушения статуй и архитектурного декора: что за ребячество, иные кварталы выглядят так, как будто по ним из пушек стреляли, домовладельцев это раздражает, а нам нужны лояльные горожане. Посему необходимо убедить обывателей, что все это делалось не из самодурства, а ради уничтожения демонских заклятий, вплетенных в украшения на фасадах. Борьба за нравственность – нужный инструмент, но люди Незапятнанного свою задачу выполнили, и настало время потихоньку избавиться от этого распоясавшегося отребья. Надзирать за нравами будут чиновники специально созданного ведомства. Никакой шаклемонговщины, все должно происходить благопристойно, согласно утвержденному протоколу, у консервативно настроенных обывателей это найдет понимание. Взаимную слежку между горожанами будем поощрять: введем штрафы за безнравственное поведение, четвертина от суммы – вознаграждение доносителю, остальное в казну. О борьбе тоже забывать не стоит: людям нужно на кого-то списывать свои беды, кого-то ненавидеть и мучить, так уж они устроены. Чтобы они не вздумали сплотиться против власти, надобно обеспечить им врага, посему будем бороться с ведьмами – зловредными пособницами демонов Хиалы. Тут можно взять за основу прожект Шаклемонга: его записи сохранились, там есть немало дельных предложений.

– Мой господин, Эрчевальд – прирожденный политик, он все сделает в наилучшем виде, – отрекомендовал своего протеже Чавдо.

– Пусть действует, – великодушно разрешил Дирвен.

Он так и не смог дотянуться до неподвластного амулета, хотя по-всякому пытался: и через Наследие Заввы, и через различные комбинации других артефактов – каждый день бился над этой задачей, но без толку. Ладно, хотя бы Рогатая больше не снилась.

Зато несколько раз приснилась Наипервейшая Сволочь. Не то, чтобы в каком-нибудь особенном виде – просто он знал, что скотина Эдмар где-то рядом, и от одного этого знания наступали понятно какие последствия. Ничего, когда слуги Лормы наконец-то его изловят, Дирвен с ним за все посчитается, в том числе за эти мерзопакостные сны.

Опальная Щука слала письма, надушенные приторными цветочными духами. Он их выкидывал, не читая. Сдалась ему эта ставленница Ложи. Тем более Лорма сказала, что ребенок у нее, может, вовсе не от Дирвена, такое бывает сплошь и рядом. Как подумал о том, что эта дрянь могла ему изменить, лицо вспыхнуло, словно от пощечины. К дохлым чворкам Глодию, он не из тех, кто прощает предательство.

Шнырь увидел их на обратном пути, на кладбище Опоздавших Швецов.

Если верить старой небылице, эти Швецы никуда не успевали вовремя, даже на собственные похороны опоздали. Зато сейчас им повезло больше, чем мраморным купальщицам из фонтанов или гримасничавшим на фасадах зданий гипсовым шутам: двое так и стояли у заброшенных ворот, третий хоть и лежал на земле вместе с вывороченной тумбой, тоже остался целехонек. Позеленелые от патины, обгаженные птицами, зато шаклемонговцам не по зубам – это же цельное литье, молотком не разобьешь.

Недоступный для смертных лаз в катакомбы находился среди фамильных склепов с урнами. Хорошо, что умный Шнырь не пошел туда прямиком, а начал на всякий случай озираться и принюхиваться.

После истории с Шаклемонгом королевские амулетчики разлютовались, повсюду ловушек понаставили. У них были планы алендийских подземелий, где обозначены людские входы-выходы, но гнупи пользовался дорожками волшебного народца, а господин Тейзург и Крысиный Вор на поверхность теперь вовсе не выбирались. Пропали бы они, кабы Шнырь им жратву не носил. Он и в этот раз кой-чего съестного раздобыл, затем и бегал в город.

Вокруг никого, но что-то его насторожило. Местечко глухое, у людей пользуется дурной славой: «народец балует». По ту сторону пыльной дороги – забор хлопчатобумажной мануфактуры, снаружи обшарпанный, зато изнутри сплошь изрисованный оберегами. Из-за этого территорию мануфактуры Шнырь обходил, негодуя на злых людей, всегда готовых тебе навредить.

Правда же никого нет… И тихо, только птицы пересвистываются – чаще, чем обычно, словно что-то их потревожило.

В гости к Опоздавшим Швецам иногда наведывались кладоискатели, и Шнырь наверняка знал, что есть тут несколько замурованных горшков с монетами, только смертные, хе-хе, ни одного до сих пор не нашли. Вот и хорошо: интересней ведь, когда клад где-то лежит, и можно подстраивать всякие каверзы тем, кто его ищет, а когда его отроют, уже никакой развлекухи.

Если бы пришли недотепы с лопатами, было бы слышно, как они стучат и копают. Шнырь крадучись двинулся вперед. В зарослях жасмина, орешника и сирени теснились невысокие склепы, торчали колонны, увенчанные погребальными урнами. Попадались и статуи богов, шаклемонговцы побоялись их разбивать. Зеленел запущенный кустарник, из земли вовсю лезла весенняя травка… Сообразив, что здесь неладно, гнупи как стоял, так и замер, съежился за кустом, даже дышать перестал.

Вон там, в просвете! Два султана длинной травы, один пошевелился… На самом деле он еще раньше их увидел, но сперва не понял, что к чему. Не бывает в Аленде в это время такой травы, рановато для нее в месяц Водоноса.

Зимой, когда господин за компанию с рыжим и Кемом-амулетчиком устроил вылазку на юг, Шныря взяли с собой. Уже под конец завернули на несколько дней в господское княжество, там-то он и увидел амуши, которая раньше была придворной дамой у Лормы, а теперь состояла на службе у Тейзурга. Шевелюра у этой Венши в точности так и выглядела: словно жесткая изжелта-зеленая трава, какая в тех краях растет повсюду.

Среди могил засели слуги Лормы, сторожат вход в катакомбы.

Струхнувший Шнырь вернулся назад, стараясь не потревожить ни одной веточки, выбрался за ворота и задал стрекача.

В лечебнице пахло травяными настоями, мазями, потом, мочой, свернувшейся кровью, овсяной кашей, застиранным бельем – даже крепкий запах хлорки не мог перебить этот букет. Салинса зажимала нос надушенным платочком, ее пышная юбка на кринолине цеплялась то за дверной косяк, то за двухъярусный столик на колесах, заставленный звякающими суднами. Из-за наплыва избитых и раненых палаты были переполнены, санитары сбивались с ног.

– Ты бы надела чего попроще, – не выдержала Зинта, когда гостья чуть не смахнула со стола банку с толченой водорослью мугу для присыпания мокнущих ран.

– Негоже мне выходить на люди в простоте, я ведь теперь не деревенщина, а королевина сестра, – степенно возразила Салинса. – Чтобы люди про меня чего не сказали… Соответствовать надобно своему положению в обществе!

А у самой глаза покрасневшие, взгляд бегающий, тревожный. Не обратив на это внимания, Зинта ухватилась за главное:

– Тогда походатайствуй перед этими поган… Тьфу, заговариваюсь, перед королем и королевой, чтобы нам во имя Тавше привезли угля и дров, и побольше продуктов, и еще пожертвовали бы денег на закупку всего необходимого у аптекарей. Это будет доброе дело, угодное Милосердной, а то перебиваемся кое-как…

– Да ты постой, не о том сейчас нужно беспокоиться, – перебила гостья. – Есть беда похуже, ты сперва меня послушай, у балбеса-то у сестрицыного нынче ум за разум зашел!

– Тоже мне новость, – фыркнула лекарка. – Про то давно известно.

– Ну, так еще хуже стало! Раньше-то наш балбес просто дурил, а теперь совсем с ума соскочил, ровно китонских грибочков объелся – у Глодии, говорит, не от меня ребенок, на стороне нагуляла. Сестрице как пересказали его слова, она вконец извелась, худущая стала, один живот торчит, и кушать ничего не хочет. Кусок, говорит, в горло не лезет. Ты бы ее посмотрела, а? – сделав паузу и набрав воздуха в легкие, рассказчица провыла с трагическим надрывом: – Ой, да за что же нам такое горе, сведут в могилу мою сестреночку бедную, без ножа ее Дирвен зарезал своим обвинением паскудным, что же с нами теперь бу-у-удет!..

– Потише, – осадила Зинта. – Нечего здесь ор поднимать и пациентов беспокоить. Дирвен – дурак, мог бы первым делом у меня спросить. Плоть всякого человека или животного состоит из мельчайших частиц, точно из бисеринок, сцепленных между собой в узоры и цепочки. Узоры эти у каждого свои, по их сходству можно определить родство. Тавше даровала своим избранным служителям способность посмотреть по-особому и увидеть их так же, как я вижу шитье у тебя на рукавах. И я могу официально засвидетельствовать, что Дирвен – отец ребенка. Между прочим, наши свидетельства даже в судах считаются за непреложное доказательство.

– Тогда скажи ему, а мы с сестрицей век будем благодарны, станем тебе ноги мыть и воду пить…

– Ну, спасибо! Экая мерзость, напьетесь дрянной воды, а потом и животы закрутит, и глисты заведутся, а я лечи. Вот уж без нужды мне такая благодарность.

– Люди так говорят, – веско заметила гостья.

– Люди много чего говорят, головой не думая. Поехали во дворец, посмотрю Глодию и потолкую с Дирвеном.

– Глодия не во дворце, выслал ее балбесина в Лоскутья. Это, если не знаешь, самая окраина и глушь, королевский особняк там до недавних пор стоял заколоченный, в комнатах плесенью воняет, сестрица бедная все глаза выплакала, за что ж ей такое горе…

– Поехали. Сначала в Лоскутья, потом к Дирвену, и пусть только попробует не принять.

Зинта решила, что после примирения королевской четы заведет разговор о снабжении лечебницы. Пока экипаж едет, у нее есть время не только подремать, но еще и подготовить аргументы.

С восьмицу назад Тавше явила милость и приняла под свою длань сразу двух лекарей с улицы Мышиных Посиделок, но работы по-прежнему было невпроворот. Избранные служители призывали силу покровительницы по столько раз на дню, что со счету сбивались.

Это неправда, что Милосердная взимает с них плату за свой дар, истощая здоровье тех, кто ей служит. Не иначе, первым до такой гадости додумался кто-нибудь вроде Шаклемонга. Дар – он и есть дар, и Тавше – не жадная процентщица. Другое дело, что человеческий организм не приспособлен для того, чтобы пропускать через себя поток сокрушительной и животворной божественной силы: это его истощает, так как сопровождается большим расходом энергии, и для восполнения потерь лекарь под дланью Тавше должен хорошо питаться. Сами знаете, как сейчас в Аленде с едой. Зинта переживала не только за себя, но еще и за Санодию с Берсоймом, и настроилась во что бы то ни стало добиться своего.

Лоскутья встретили их линялым разноцветьем белья, развешанного на заржавелых балкончиках, тряской по давно не чиненной мостовой, петушиными криками из-за видавших виды кирпичных заборов, похожих на обгрызенное печенье. И впрямь глухое местечко, но Зинта по книжкам примерно так и представляла себе те края, куда отправляют ссыльных королев.

По кровельным скатам сидело множество птиц, то-то вся черепица в белёсых кляксах, а на крыше одного заколоченного дома еще и крухутак примостился – завернулся в крылья и торчал пугающим темным горбом между трубой и флюгером. Анвахо пригнал с запада большую грозовую тучу, но она ползла медленно, до солнца еще не добралась.

Коляска остановилась возле обшарпанных каменных ворот со следами былого великолепия. Открывать никто не спешил.

– Прислуга у нас недостаточно вышколенная, – тоном великосветской дамы пояснила Салинса и добавила по-свойски: – Прямо тебе скажу, говнюки!

– Идем через калитку.

– Да ты что, не по чести мне пешком-то до калитки ходить, соседи подумают – вот деревенщина…

– Зато мне по чести, – отрезала Зинта, поднимаясь с сиденья. – Некогда мне ждать!

Немного подождать ей все же пришлось: спутница опять зацепилась юбкой, выбираясь из экипажа, да еще извозчик потребовал денег.

– Ты покуда не уезжай, еще во дворец нас повезешь. Чай, будешь потом внукам рассказывать, что саму королеву возил, потому что честь выпала!

Хмурый пожилой дядька поглядел на нее с козел и пробормотал себе под нос известное присловье:

– Честь не грыжа, коли выпала, обратно не всунешь.

– Чего-чего ты сказал? – уперев руки в бока, развернулась к нему Салинса.

– Идем! – поторопила Зинта.

Запертую калитку им так и не открыли, будто никто не слышал стука.

– Давай через задний двор, – решила хозяйка. – Ужо я им всем задам, эти бездельники у меня поплачутся!

– Госпожа, ежели что, вас я назад в лечебницу бесплатно довезу! – крикнул вслед извозчик, и Зинта не сразу поняла, что обращался он к ней.

Пошли по тропинке вдоль ограды, юбка Салинсы одной стороной шоркала по старой кирпичной кладке, другой цеплялась за ветки шиповника. Зинта была в удобных лекарских штанах, куртке с капюшоном и шнурованных ботинках, ей такие дорожки хоть бы что, зато в душе словно комар тревожно зудел. Хотелось поскорей убраться из этого места и в то же время тянуло в дом. Встрепенувшись, она мысленно обругала себя: так и есть – это же «зов боли», но почему-то приглушенный, словно крик сквозь подушку. Лекарь под дланью Тавше этот зов всегда почувствует, а приглушить его можно колдовством… Отпихнув с дороги спутницу – прямо в куст, ну и ладно – Зинта рванулась вперед. За спиной раздался вопль Салинсы, но она уже дергала заднюю калитку.

Заперто. На крючок. Поддеть через щель… Лекарка вытащила из ножен ритуальный кинжал Тавше. На рукоятке фонариком сиял кабошон – это означало, что где-то рядом то ли волшебный народец, то ли демоны, то ли еще какая нечисть.

Зинта глянула на крухутака, застывшего темным пятнышком на коньке крыши под брюхом у наползающей тучи. Он далеко, он тут не причем. Нечисть в доме.

Лязгнул откинутый крючок, калитка со скрипом распахнулась, лекарка мимо дровяного сарая и конюшни бросилась к кухонному крыльцу. Салинса ринулась за ней, подобрав юбки – она не понимала, что происходит, но разозлилась и приготовилась ругаться.

Задняя дверь не заперта. Зинта промчалась по коридорам и лестницам запущенного особняка «летящим шагом», словно опередивший грозовую тучу сквозняк. Чуть не запнулась о чьи-то ноги. Женщина, судя по одежде – прислуга, фартук потемнел от крови. Ей уже не поможешь, только пожелать добрых посмертных путей.

Анфилада комнат с мебелью в чехлах, портретами в золоченых рамах, свисающими с лепных потолков холщовыми коконами – погруженными в спячку люстрами. Позади взвизгнули: Салинса тоже наткнулась на труп с распоротым животом.

Вот и зала, сестрички успели ее на свой лад украсить: темные старинные портьеры подвязаны атласными бантами цвета девичьего румянца, в креслах и на диванах раскиданы шитые золотом подушки, на столиках вазы с конфетами, бартогские музыкальные шкатулки, статуэтки прекрасных пастушек, бедных скрипачей и влюбленных парочек.

Еще один коридор, приоткрытая дверь, из-за нее доносятся высокие дребезжащие голоса: кто-то хнычет, кто-то передразнивает…

В опочивальне было светлее, чем в других помещениях, сорванные шторы валялись на полу под окном. Разрытая постель, скомканные окровавленные простыни. Встрепанную Глодию с перекошенным ртом, в испачканной кровью нижней юбке, держало в объятиях существо, похожее на сбежавшее с огорода пугало. Худущее, долговязое, одетое в рваный балахон, к которому пришиты съежившиеся пауки и мертвые птички с распластанными крыльями. Вместо волос на макушке пучок травы, перемотанный золотыми цепочками. Ссохшееся лицо с темными, как болотная вода, глазами корчилось в гримасах комического отвращения, а тонкие когтистые руки шарили по телу хрипящей жертвы и щипали, оставляя синяки.

Другое такое же существо напялило поверх своих отрепьев кринолин с пышной фиолетовой юбкой и надело на голову усыпанную бриллиантами корону, которую Глодия носила по-домашнему с утра до вечера, а на ночь клала на столик возле изголовья. По зубьям короны сновали блестящие черные жучки, выползавшие из травяной шевелюры.

Эта тварь чем-то лакомилась – обсасывала то ли красный леденец, то ли ягоду, вынимала и снова прятала за щеку.

Лекарка опознала в «ягоде» мертвый человеческий эмбрион. И такие пугала с травяными космами она уже видела: в Олосохаре, когда Эдмар затеял экспедицию, чтобы раскопать свой разрушенный город. Это амуши – пустынный народец, слуги Лормы.

– Не дам попробовать! – заверещала тварь в короне, кривляясь перед новой гостьей. – И не проси, с тобой не поделюсь! Ни за что не дам…

Шагнув вперед, Зинта без замаха полоснула по грудной клетке – в точности как показывал Суно, однажды решивший, что навыки рукопашного боя даже лекарке под дланью Тавше не помешают. У нее не было времени на регулярные тренировки, да и зачем, ведь ее дело лечить, а не калечить. Но самое простое она запомнила, хотя вряд ли применила бы против человека. Она и на нелюдь не подняла бы руку – если бы эти амуши не сделали того, что сделали.

Противник как будто сгорел изнутри в мгновение ока. По ковру рассыпались травяные стебли и клочья тлеющей кожи, осел на пол пустой колокол кринолина, корона закатилась под стул. Священный нож Тавше для нечисти смертельно опасен.

Второй амуши заслонился Глодией, однако лекарка уже вспомнила о том, что не нужны ей против таких тварей хитрые фехтовальные приемы. Преодолев дистанцию «летящим шагом», она резанула по костлявому предплечью – этого хватило, чтобы непрошеный визитер отправился в Хиалу вслед за своим собратом.

Камень на рукоятке больше не светился: других амуши в особняке не было. И живых людей кроме них не осталось – кто не успел сбежать, тех прикончили, раненых она бы почувствовала.

В дверях завыла Салинса.

Первым делом Зинта призвала силу Милосердной и остановила у пациентки кровотечение. Потом сердито повернулась к дверному проему:

– Хватит голосить. Переоденься, помоги сестре одеться, бери ее на закорки и неси в коляску. Нельзя вам здесь оставаться. Да скажи мне, где у вас тут кухня и кладовка!

В этом доме продукты уже никому не понадобятся, и Зинта решила, что все подчистую заберет с собой – для лечебницы.

– Давайте шибче, не то потонем! – торопил людей Шнырь, карабкавшийся первым. – И будут косточки наши сиротские… Уй, не сюда, здесь даже мне не пролезть! Надо вернуться до своротки и по другому подъему, спускайтесь…

Дождина зарядил такой, что в городских каналах поднимался уровень воды, на мостовых пузырились лужи, содрогались под хлещущими струями оконные стекла, жители верхних этажей подставляли тазики и ведра под капель с потолков, с тревогой глядя на расплывающиеся по штукатурке мокрые пятна. А тем, кто ютился в подвалах, и вовсе не до шуток – неровен час, зальет, и коврики будут плавать по полу, как листья кувшинок.

В катакомбах под Алендой есть участки, куда во время ливней приходит вода с нижних уровней – ненадолго, но захлебнуться успеешь. Когда город накрыло, Тейзург, Хантре и Шнырь как раз в таком месте и находились. Видящий первый сказал, что отсюда надо валить. Они поначалу решили, что их выследили амуши, а потом внизу зашумело, забулькало, гнупи учуял запах нечистот и объяснил людям, что к чему.

От лестницы их отрезало – там уже разлилось темное маслянистое озеро, шарики-светляки отражались в нем, как в мутном зеркале. Пришлось выбираться другим путем. То ли здесь когда-то случился обвал, то ли так было с самого начала – точь-в-точь скальные уступы, на которые Шнырь насмотрелся в Хиале, когда путешествовал на юг вместе с господином. Тусклых шариков едва хватало, чтобы осветить людям этот каменный кавардак.

Один раз господин оскользнулся и чуть не сорвался, но Хантре успел схватить его за руку и втащил на уступ. Тейзург картинно поцеловал его чумазое запястье – вестимо, из человеческой благодарности, и тогда рыжий прошипел: «Я ведь тебя и обратно столкнуть могу!» Ясное дело, может, уж такой у него злобный нрав.

Несколько раз приходилось поворачивать назад – тупик, ищи другую дорожку, а внизу угрожающе клокотало, порой еще и плескало: не иначе, проснулись те, кто дремлет в подземных водах. Шнырь никогда их не видел, только знал о том, что они есть. И как их задобрить, тоже знал, тетушка Старый Башмак рассказывала. Вытащил из своего ранца мешочек с жертвенными костями, кинул в эту душную темень да произнес: «Возьмите откуп, а нас не трогайте». От мертвого Шаклемонга больше пользы, чем от живого! Небось, хозяева подземных омутов порадовались такому ценному подарку, никто из них не пытался схватить Шныря и его спутников.

В конце концов добрались до лестницы, которая привела в безопасный коридор с низкими сводами. Воздух отсырелый, по стенкам плесень, и слышно, как наверху лупит по уличной решетке, но вода утекает в обход через канализационные стоки. Одно хорошо: пока льет, амуши можно не бояться, ихний народец дождей не любит.

Хеледика свернулась в клубок под выпирающим из склона комлем старой ивы и сквозь дрему слушала шум ливня. Нора находилась выше затопленной отмели: когда в небе загромыхало, девушка взобралась сюда, цепляясь за торчащие корни. В почве достаточно песка, чтобы ей было уютно. Кого-нибудь другого такая ночевка ужаснула бы, а для песчаной ведьмы – в самый раз, даже лучше, чем в обычной человеческой постели.

Песок отдавал накопленное за день тепло и нашептывал свои истории: о брошенной невесте, которая пыталась утопиться, но только промокла и ушла искать место поглубже, о повздоривших и подравшихся лопатами кладоискателях, о нелюдимом старике, который в течение двадцати лет приходил сюда рыбачить… Никакой информации, которая помогла бы ей пробраться в город.

Попасть в Аленду нетрудно. Попасть в Аленду, не спалившись, чтобы Дирвен не узнал о ее прибытии – куда труднее. Он сумел взять под контроль весь периметр, повсюду кордоны и сторожевые артефакты. Здесь не Олосохар, ее заметят. Известные ей входы в катакомбы тоже охраняются. Разве что проложить свой собственный подземный коридор – для этого надо найти участок, где много песка, и подальше от входов-выходов. Поисками подходящего места Хеледика сейчас и занималась, питаясь захваченным в дорогу печеньем и сушеными ягодами лимчи (после приключившейся в Овдабе истории она одно время смотреть на них не могла, но потом это прошло).

Такая жизнь ей даже нравилась: речной песок, журчание воды, занавес из древесных корней… Когда-нибудь она устроит себе каникулы в похожем уголке. Когда-нибудь потом, а сейчас ей предстоит перехитрить Дирвена.

Ни дров, чтобы разжечь костер, ни сил, чтобы двигаться. После такого марш-броска впору лежать пластом. Желательно в тепле. По дороге они пару раз попадали под холодный душ и промокли до нитки.

Шнырю хоть бы что – гнупи и летом, и зимой бегают в своих красных или зеленых курточках, заплатанных штанах и деревянных башмаках. Мерзнут они, только если ударят свирепые морозы, но даже тогда простуда их не берет. Хантре грела Риии, переползавшая с места на место, заодно и одежду на нем сушила. Хуже всех было Тейзургу, у которого зуб на зуб не попадал, но это не мешало ему нести ахинею:

– Ливневая канализация Аленды – это нечто… Светлейшая Ложа так и не удосужилась навести здесь порядок. Выделенные на ремонт средства всякий раз разворовывались, остатков хватало, чтобы навести лоск на отдельных участках и продемонстрировать эту благодать достопочтенному руководству. А спустишься глубже – и попадешь сюда, в промозглое царство вечной капели и нежнейшей склизкой плесени, разбухших, как тюфяки, утопленников и уплывших под землю потерянных вещей, сводящего с ума журчания и затхлой кромешной тьмы, готовой принять тебя в свои влажные объятия, но не выпустить…

– Заткнулся бы ты, наконец, – попросил Хантре.

Он уже это слышал. Во сне. Когда задремал на вокзале в Фанде, и ему привиделось будущее. В том его сновидении Лиргисо говорил почти то же самое, с незначительными отличиями. Сейчас он пройдется насчет манер…

– Сделай одолжение, следи за своими манерами, – криво ухмыльнулся трясущийся от холода Тейзург (или как его там еще когда-то звали?), явно обрадовавшись тому, что его все-таки слушают. – Пусть мы живем в канализации и питаемся объедками, сие не оправдывает вульгарной словесности.

– Тогда я свалю. Если не заткнешься, – Хантре произнес то, что говорил во сне.

– Не свалишь, совесть не позволит. Источник тепла есть только у тебя.

– Хочешь, ворюга, чтобы мы тут без тебя околели от холода, чтоб наши косточки так и мокли в темноте? – шмыгнув носом, возмущенно затараторил гнупи. – У, злыдень рыжий… Я тебе тогда пожрать не дам, чего ночью сверху притащу, потому что ты злой, а господину дам, он добрый, он мне жертвы приносит! А помните, какой знатный кусок пирога мне давеча попался? Надъеденный только с краешку и свежайший, и я ради господина его донес, даже почти не откусывал по дороге! А ты только отнимать горазд. Как ты мою крыску тогда заграбастал, вспоминать больно, аж слезы наворачиваются… Хоть я тебе и отомстил, у меня из-за крыски эти самые… Ну, помните же, как те прохиндеи друг за дружкой на суде повторяли?.. Невыносимые душевные страдания, вот, понял? Из-за тебя!

– Шнырь, не старайся, он не способен посочувствовать чужим душевным страданиям. У него душа соткана из звездного света, что ему наши с тобой чувства… Он этого не понимает – правда, Хантре?

– Наверное, правда, – процедил он сквозь зубы.

– Видишь, даже не отрицает. М-м, сейчас бы к растопленному камину, и по кружке горячего фьянгро, а Шнырю полную чашку сливок… Хантре, помнишь, какой камин был у нас в номере «Пьяного перевала»?

«Камин помню, все остальное – не очень-то».

Он не сказал об этом вслух. То, что произошло в том треклятом номере с камином, как будто превратилось для него в источенную песком фреску с едва различимым рисунком. Он ничего не забыл, но этот эпизод утратил остроту и стал неимоверно далеким – чары песчаной ведьмы, примененные с его согласия. Песок стирает.

Только Тейзургу об этом знать не обязательно.

– Сливки – это завсегда хорошо! – мечтательно вздохнул Шнырь. – И славно, что сейчас не зима, а то выдался у нас однажды год, когда Северный Пёс на что-то осерчал, и стало холодно-холодно, даже в катакомбах водица застывала, иные крыски вмерзали в лед и смотрели на тебя оттуда мертвыми глазами, а шерсть у них торчала ледяными сосульками. Ежели бы сейчас ударил такой морозище, была бы нам беда еще горше нынешней…

– О, если бы Северный Пёс прорвался в Аленду, мы были бы спасены. Хантре, ты бы нас тут не бросил?

Он промолчал.

– Ты бы не бросил нас, рыжий, правда ведь? – прохныкал Шнырь, теребя его за штанину.

– Не бросил бы. Все равно от вас не отделаешься.

Голова чесалась. Лишь бы не вши. Эдмар сказал, что с коротко обрезанными вьющимися волосами он выглядит «до того ностальгически, что это почти пугает, почти до мурашек» – мол, такая прическа у него была, когда они встретились в другом мире, до Сонхи.Может, и так, Хантре ничего об этом не помнил.

Сейчас оба намотали тюрбаны на сурийский манер, лица измазаны грязью. Хотя ищеек, которых Лорма послала по их следу, таким маскарадом не проведешь.

– Надо поскорей выбираться из Аленды, – словно в ответ на его мысли, сказал Тейзург. – Выражаясь на понятном тебе языке, валить. Ты ведь сможешь найти безопасный выход?

Единственный плюс по сравнению с тем, что ему приснилось на фандийском вокзале: он все-таки не утратил способностей видящего.

– Насчет безопасного – под вопросом. Наверняка на всех выходах засада или магические ловушки, и никаких гарантий, что мы их обойдем. Если бы добраться до Крелдона, у которого точно есть схемы всех городских коммуникаций и планы катакомб…

– Полагаю, его прячут верные агенты из гильдии нищих, и он никого к себе не подпустит. Даже нас. Хм, я бы сказал, нас – в первую очередь… Так что вся надежда на тебя. Шнырь доведет до окраины, а дальше будем уповать на твою интуицию. Демоны Хиалы, до чего же хочется выпить бокал хорошего вина и принять ванну…

– Нажраться и утонуть в ванне?

– Утонуть можно и здесь. Но не нажраться, – в тон ему отозвался Тейзург.

До сих пор окоченевший, аж губы посинели. Решив, что плевать и на Пьяный перевал, и на все остальное, Хантре придвинулся к нему вплотную и прижался, обхватив за плечи.

– Она вот здесь, под рукавом. Грей пальцы.

– Кстати, как ее зовут?

– Ага, так и сказал.

Маг, которому известно имя саламандры, может получить над ней власть. Он сам угадал имя Риии, но ни с кем этим делиться не собирался.

Тейзург не сболтнул никакой пошлости, сидел в обнимку с ним молча – похоже, все-таки понимает, когда можно быть треплом, а когда не стоит. Хотя раз на раз не приходится. Вроде бы начал отогреваться и задремал… Хантре тоже клонило в сон, и подумалось: если он сейчас уснет под доносящийся сверху плеск дождя, ему, наверное, приснится вокзал в Фанде, вымощенный красной плиткой двор, старый фонтан и Суно Орвехт в плетеном кресле напротив.

Пробрало Зинту уже потом. Вначале она позаботилась о сестрицах: Глодию уложили на койку в храмовом подвале – там держали пациентов, которых надо спрятать, Салинсе выдали форменный балахон и швабру – если хочешь остаться здесь, ты теперь не «принцесса», а санитарка. Да еще обход, а когда перестало лить, привезли троих с резаными ранами и четвертую со сломанным носом, и это еще выдался тихий-спокойный вечер, потому что горожане из-за ливня сидели по домам.

Зинта еле доплелась до комнаты, где ночевали лекари, и призвала силу Тавше – не для себя, для сына, который толкался у нее во чреве. Она не может иначе, зато может использовать свой дар для того, чтобы с ним все было в порядке. Хенгеда принесла ей миску овсянки с медом. После этого она попыталась уснуть, да не тут-то было – перед глазами вставал тот запущенный особняк, амуши с перемазанным кровью ртом, блеск лезвия в сером предгрозовом сумраке опочивальни…

Ее колотила дрожь, все тело казалось чужим, отмороженным. Натянула на голову одеяло, и все равно сна ни в одном глазу. Позже из храма пришел жрец Милосердной – то ли за ним сбегала Хенгеда, заглянувшая мимоходом и заметившая, что Зинту трясет, то ли Салинса отошла от потрясения и давай всем рассказывать о пережитых ужасах.

Преподобный совершил над Зинтой очистительный обряд, а потом долго сидел возле нее и объяснял, поглаживая по спине, что она все сделала правильно: Тавше дозволяет тем, кто под дланью, использовать ритуальное оружие против мучающей людей нечисти. И ребенок Глодии погиб не из-за того, что она промедлила – это случилось раньше, ее вины тут нет. Она действовала быстро и находчиво, а все остальное – результат стечения обстоятельств.

Это Зинта и сама понимала. Наверное, Суно одобрил бы ее поступок. Когда все закончится, надо будет спросить у него, можно ли было в такой ситуации действовать лучше. Но худо само по себе то, что происходят такие вещи, и что среди горожан находятся зложители, которые ведут себя как те же амуши, и что маги когда-то изобрели Накопители, чтобы паразитировать на других магах, а потом эту дрянь прибрал к рукам зарвавшийся мальчишка, объявивший себя Властелином Сонхи. Когда она все это сбивчиво высказала, жрец опять начал утешать: что поделаешь с людьми, коли с ними даже боги ничего поделать не могут, вот хоть Тейзурга возьми – с его-то знаниями мог бы стать великим мудрецом, а он такое вытворяет, что впору только руками развести. Зинта плакала и соглашалась, уткнувшись в мокрую подушку.

Под утро все-таки задремала. Будить ее не стали – проснулась поздно, однако же вовремя, чтобы наткнуться на Ваглерума. Граф услышал о том, что в лечебнице на улице Мышиных Посиделок появилось еще два лекаря под дланью Тавше, и приехал договариваться, чтобы те привели в порядок драные рожи «золотых юнцов», которым в начале зимы досталось от Хантре. Раны от кошачьих когтей зажили, но выглядели молодые аристократы непрезентабельно: впору выступать в цирке уродов, а не на балах танцевать. Эту проблему и рассчитывал решить для своих протеже Ваглерум.

Большой, вальяжный, с обрюзглым грубовато-породистым лицом, он с отвращением поглядел на Зинту сверху вниз и угрожающе пророкотал:

– Обошлось без вас, госпожа Граско. Здесь есть достойные лекари, готовые помочь пострадавшим.

– Ну и ладно, – буркнула заспанная Зинта: она не собиралась осуждать Санодию и Берсойма – небось, запугал он их. – Тогда отдаю ваших поганцев на суд Милосердной, и пусть им воздастся по их поступкам, когда их коснется сила Тавше.

– Что?.. – граф поперхнулся и побагровел до мясного оттенка. – Что вы сказали?!

– То и сказала, – огрызнулась лекарка, отворяя дверь во внутренний коридор: некогда ей со всяким зложителем лясы точить, пациенты ждут.

Позже ей рассказали, что договариваться с лекарями под дланью Тавше Ваглерум передумал. Вышел вон, ни на кого не глядя, сел в свою коляску и укатил ни с чем.

Тряпки, судна, пропитанные кровью бинты, стопки измазанных кашей мисок на кухне, тазы с бельем в душном тумане прачечной, ведра с грязной водой – все это было для Хенгеды болеутоляющим снадобьем. Будь у нее выбор, она бы согласилась на травму похуже, но без того унижения, которое ей довелось пережить. Оно так и осталось с ней, словно багровое пятно от ожога или гнойная язва.

Лекарство только одно – разделаться с Дирвеном: вначале равноценно унизить этого гаденыша, потом кастрировать тупым ножом, потом прикончить… Или нет, лучше вернуть его в подвалы министерства благоденствия. Господин Ферклиц, скорее всего, отказался от мысли завербовать «Повелителя Артефактов» – чересчур опасно, незачем повторять ошибки Светлейшей Ложи – но будет не прочь с ним поквитаться.

Хенгеда яростно выкрутила половую тряпку. Работа спасает. Она бы тронулась рассудком, если бы не работа. К тому же большинство здешних пациентов пострадало от тех, кто состоит на службе у так называемого Властелина Сонхи – и, значит, заботясь о них, Хенгеда в какой-то степени мстит гаденышу. Мысль об этом заставляла ее трудиться с удвоенным рвением. Порой ей вспоминалась встреча с Тейзургом, неимоверно далекая – яркий, насмешливый, разноцветный сон, который то ли был в ее жизни, то ли нет.

В лечебнице ее ценили за сноровку и ответственное отношение к своим обязанностям. Уже намекнули, что собираются повысить до старшей санитарки и назначить ей денежное жалование. Никто, кроме Зинты, не знал о том, что она овдейский агент. Пациенты, случалось, благодарили ее: «Да благословит вас Тавше!»

Сама Хенгеда предпочла бы, чтобы ее благословила Зерл – богиня преследования, сопротивления и возмездия. Если раньше она каждый вечер дисциплинированно молилась Ланки – покровителю интриганов и шпионов, то теперь стала молиться еще и Неотступной. По утрам, чтобы не мучиться вопросом насчет очередности. Как известно, эти двое между собой плохо ладят, и в народе ходило немало сказаний о том, как воровской бог обвел вокруг пальца воительницу в золотом шлеме, а та не осталась в долгу и задала ему взбучку.

Закончив мыть подземный переход между лечебницей и храмом, Хенгеда в последний раз отжала тряпку и разогнула спину. Минутная передышка.

Заполненная тусклым сумраком галерея наводила тоску, словно здесь время остановилось. Зато безопасно. Как в детстве под старой бабушкиной шалью. Как будто ты потерянная вещица в чьем-то кармане, среди других забытых мелочей – тоже ощущение из детства… Возможно, ей предстоит провести тут остаток жизни. Что ж, она бы и на это согласилась – при условии, что гаденыш Дирвен получит по заслугам, но Тавше Милосердная не из тех, кто заключает с людьми такие сделки.

Подхватив звякнувшее дужкой ведро, Хенгеда поднялась по ступенькам, толкнула дверь. Выплеснуть грязную воду на заднем дворе за храмом – и назад в лечебницу. На полу возле входа подсыхала рвотная масса с примесью крови. Остановившись, шпионка замыла пятно – не годится оставлять такое безобразие – и угрюмо оглядела подвальный коридор. Это участок Салинсы: ту определили поближе к сестре, а она манкирует своими обязанностями.

Хенгеда нередко бралась за чужую работу: не по доброте душевной и не для того, чтобы выслужиться, а чтобы устать до оцепенения и приглушить свою неистовую боль. Она охотно помогала тем, кто добросовестно трудился – это не зазорно, однако ее чувство справедливости восставало против того, чтобы облегчать жизнь лентяйкам вроде Салинсы. Разгильдяйство она ненавидела, вдобавок эти две девки вызывали у нее лютое отвращение. Племянницы Суно Орвехта, боги милостивые… Орвехт – противник, но достойный противник, и в отношении его родственниц овдейская шпионка искренне ему сочувствовала.

– Зачем вам понадобилось рисковать из-за этих глупых куриц? – спросила она с упреком, когда на другой день принесла чай осунувшейся Зинте. – Вы же сами могли пострадать… Они не стоили того, чтобы вы из-за них попали под удар.

Зинта взяла кружку обеими руками, словно больной ребенок, устало посмотрела на Хенгеду, помолчала, потом сказала:

– Знаешь, если бы Хантре как ты рассуждал, ты бы так и осталась лежать под снегом в том закоулке.

Шпионка только вздохнула. На святых не обижаются. Со святыми не спорят. Наверное, святость – это до некоторой степени душевное расстройство.

Так и есть, Салинса в наглую филонит – сидит у сестрицы, и они вволю чешут языками, даже в коридоре слышно.

Вначале опальную королеву поместили в общую палату, но на другой же день выдворили оттуда в отдельную каморку: она как заведенная рассказывала о нападении амуши, пугая других пациентов мерзкими подробностями. Увещевания не помогали – заткнуть Глодию можно только с помощью кляпа.

Хенгеда подкралась к двери. Ну, сейчас будет им нагоняй!

– …Ох, чего я натерпелась… Ты, Салинса, уехала, а они тут как тут, я кричала-кричала, звала на помощь, вся изошла криком – никто не пришел! Где же, думаю, сестреночка моя родная, почему она не защитила меня, ведь матушка учила нас горой стоять друг за друга! А тебя не было рядом, а они давай меня терзать, а я кричу и кричу: «Помоги-и-и-ите! Помоги-и-и-и-ите!» – вот так я кричала, и никто не слышит…

– Я же за Зинтой ездила, как ты сама велела, – проворчала в ответ Салинса.

– Как ты уехала, тут-то они и пришли, а я совсем одна, мне было так страшно, так больно… Ох, какой ужас я пережила… Некому, думаю, за меня заступиться, даже сестренка родная меня бросила…

Способ номер двадцать четыре, машинально отметила про себя Хенгеда. Как и всякого агента министерства благоденствия, ее обучали манипулировать людьми, секретную таблицу с описаниями всевозможных уловок она знала назубок. Номер двадцать четыре позволяет ввергнуть человека в угнетенное состояние, ослабить рассудочное начало, вызвать болезненное чувство вины и стремление загладить эту вину – а дальше планомерно дави, чтобы добиться намеченной цели. Глодия с Салинсой никаких таблиц не зубрили, но по этой части любого профессионального интригана заткнут за пояс.

– А ты-то сколько раз меня бросала! – взвилась обвиняемая, пустив в ход оборонительный прием номер двадцать шесть. – И когда вы с матушкой поехали на ярмарку, а меня оставили одну прибираться, и ты даже не заступилась за меня перед матушкой, хотя я думала – уж сестренка-то старшая замолвит за меня словечко! И когда я лежала в лихорадке с больным горлом, а вы все ходили мимо и сахарные кренделя с шоколадными конфетами кушали, я ведь тогда только и думала – никому-то я не нужна… Знала бы ты, как мне было обидно!

– Это я сейчас никому не нужна! – перехватила инициативу Глодия, уйдя в глухую оборону с помощью безотказного приема номер восемнадцать. – Лежу в этом чулане одна-одинешенька, выселили меня сюда, как прокаженную, и никто ко мне не приходит, умирать здесь начну – и то никто не заглянет! Всем на меня наплевать, всяк заботится о себе, а я никому не нужна, даже, думаю, родная сестренка от меня отвернулась…

Под конец она вовсю давилась рыданиями, и Салинса тоже начала всхлипывать.

– Не бросай меня… Хотя бы ты меня не бросай…

– Да разве я брошу родную кровиночку…

Экие твари. Сейчас помирятся, перестанут хлюпать носами – тогда Хенгеда распахнет дверь и испортит им идиллию.

– Зинте-то хорошо, она-то родит… И Нинодия родит, хоть и охмурила дядюшку Суно обманом по пьяни, ее-то никто пальцем не тронет, она с ними закадычная подружка… Не люблю ее, прощелыжницу!

– Дядюшке-то так ведь и не сказали, что она от него забрюхатела, а потом она как заявится к нему денег требовать, то-то он будет волосы на себе рвать…

– Да вы сами не знаете, чего городите, – в тон им подхватила шпионка, заходя как ни в чем не бывало в тесную каморку. – С чего бы вдруг Нинодия понесла от вашего дядюшки? Тоже мне, насочиняли небылиц… Салинса, ты посиди с сестрой, я за тебя коридор вымою, дело недолгое, а ей, бедняжке, сейчас нужна твоя помощь. А про Нинодию зря вы напраслину говорите, я вот раньше жила в прислугах у одного старичка-мага, и знаю, что они всегда принимают меры, ежели эти самые дела… Как бы он такое допустил?

– А вот и допустил! – с торжеством возразила Салинса. – Нажрались они в тот раз, как подмастерья на праздник – дядюшка Суно, архимаг Зибелдон и Тейзург. Магобой по незнанию выпили, а магов с него ведет хуже, чем с китонских грибочков. Когда дядюшку домой привезли, Нинодия шмыг к нему в постель… Он наутро ничего и не вспомнил, и все об этом молчок, а матушка наша все равно пронюхала, что было, да нам рассказала.

– Она же велела нам молчать, – спохватилась Глодия.

– Да теперь-то какая разница… И нечего трещать, что я напраслину горожу!

– Так я же не знала, – кротко согласилась Хенгеда. – Ладно, ты посиди, поговори с сестрой, чтобы она поскорей выздоравливала…

Поменяла воду и принялась с новыми силами драить коридор. Хвала Ланки, теперь она сможет отвести неприятности от Зинты с ее ребенком, какие бы планы ни строил господин Ферклиц. Если дойдет до этих планов, она предложит господину Ферклицу равноценную замену. Хенгеда чувствовала себя, словно бедняк, который наклонился за коркой хлеба и подобрал драгоценный перстень.

– Страх, ваше величество – это великая сила, позволяющая управлять людьми, не вызывая с их стороны ненужных подозрений, – развалившийся в кресле Чавдо Мулмонг в расстегнутом малиновом сюртуке смотрел на Повелителя Артефактов с лукавым довольством, но в то же время так и лучился почтительностью. – Эрчеглерум знатный специалист в этом деле. Его распространители слухов за короткий срок посеяли семена страха по всей Аленде, первые всходы уже полезли… Скоро они будут повсюду, и уж тогда мы зададим жару, – поставив бокал, он энергично потер руки, словно мастер, готовый взяться за работу.

– Распространять-то чего… – хмыкнул Дирвен. – Они же и так боятся, особенно после того, как я раздолбал халупы магов. Весь город в штаны навалил!

Он затеял это не во исполнение какого-нибудь там стратегического плана, а потому что захотелось размяться. В большом волшебном зеркале дома казались игрушечными и рушились как будто не по-настоящему: ну, рассыпаются, и чего такого? Увлекшись, он раздавил всмятку с полсотни особняков и дворцов в разных кварталах, в том числе жилище Шеро Крелдона на улице Серебряной Лампы и дом Суно Орвехта на улице Розовых Вьюнов. Во была потеха, когда народишко выскакивал в панике! Правда, это были не те, кто третировал Первого Амулетчика во времена Светлейшей Ложи: или без спросу вселившиеся голодранцы, или старая прислуга, у которой не хватило ума перебраться к родственникам. Но все равно получилось круто, вся Аленда обделалась, так за каким чворком еще какие-то слухи распускать?

– Я сейчас не об этом, мой господин, я говорю о другом страхе, – благодушно пояснил Мулмонг, вертя в пальцах бокал на тонкой ножке. – Мы должны привить горожанам страх перед ведьмами – пособницами демонов Хиалы, вы же не забыли об этом прожекте? Когда люди кого-то боятся, они нуждаются в защите, и кто их спасет, если не Повелитель Артефактов? Слуги госпожи Лормы обеспечат необходимые инциденты – и нате образ подлого врага! Обыватели будут трепетать перед врагом и уповать на то, что король их защитит. Кстати, нашлись две ведьмы, готовые с нами сотрудничать – бывалые дамы, старые боевые лошадки, я давно веду с ними дела и ручаюсь за них. Они будут мутить воду и подбивать остальных на бунт против законной власти, но не следует забывать о том, что они действуют в наших интересах. Это стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд и бумажная ведьма Глименда Нугрехт.

– Обе находились в розыске? – небрежно заметил Дирвен, припомнив распоряжения своего бывшего начальства.

– Совершенно верно, ваше величество. Они займутся созданием нужной обстановки, будут пугать и раздражать обывателя, подготовят арену, на которой вы явитесь в образе доблестного рыцаря. Ну, за успех! – Чавдо снова налил себе и поднял бокал. – Вам не надо ни о чем беспокоиться, мы сами все устроим. Порвем общественное мнение на лоскутья и сошьем из него новые декорации, как заправские портные!

Повелитель Артефактов тоже отхлебнул вина. Ведьм не жалко, получат по заслугам. Они или распущенные, или смотрят на парней, как на грязь под ногами, так что все они предательницы. Если бы Хеледика не была ведьмой, она бы сберегла свою девичью честь для Дирвена, и тогда бы он женился на ней, а не на Щуке, которая тоже оказалась предательницей. Ему доложили, что она беззаконным способом избавилась от ребенка и после этого сбежала вместе с Салинсой. Чего еще ждать от щучьего отродья? Все они одинаковые. Зато Лорма любит его по-настоящему и не лицемерит.

Он уже решил, что разведется с Глодией и сделает Лорму королевой. И никто ему не указ – теперь он сам издает указы.

Дождь шуршал по черепичным крышам, ткал вместе с весенними сумерками зеленовато-серый гобелен, на котором еле видны фонарные столбы, плывущая через перекресток карета, радостно плюющиеся водосточные трубы, разбитые витрины, понурые дома, не знающие, что сулит им завтрашний день, могильные кучи на месте раздавленных особняков.

Зинта старалась шагать быстро, хотя все в ней противилось побегу. Лечебница переполнена, вон сколько народу нуждается в помощи! Но жрецы Милосердной решили: она должна уйти, чтобы уцелеть и сберечь своего ребенка. И не просто уйти, а уехать из Аленды, не то ее выследят.

Преподобный Грисойм велел добраться до монастыря в Рупамоне – там ее будут ждать и переправят в безопасную глушь. Милостью Тавше он уже послал мыслевесть преподобному Марчету. С Зинтой отрядили Хенгеду, которую в лечебнице знали, как Марлодию. Кого же еще, если это она подоспела на помощь и расправилась с убийцей?

Вчера ближе к вечеру поступило больше раненых, чем обычно: когда одуревший Дирвен начал рушить дома, кого зашибло, кого придавило. Столпотворение, духота, стоны, работы невпроворот. Зинта раз за разом призывала силу Тавше и под конец едва не падала от усталости. В ее положении надо беречь себя, кто ж с этим спорит, но куда денешься, если пациентам нужна помощь? Не отказывать же старухе с трясущимся подбородком и разбитой головой, или парню, подволакивающему замотанную окровавленным тряпьем распухшую ногу, или девчонке двенадцати-тринадцати лет с рваной раной на щеке? Хенгеда увела Зинту из приемной почти силком, сказав, что с остальными управятся Берсойм и Санодия – те как раз вернулись из города.

По дороге на кухню завернули в умывальню, и следом за ними туда ввалился рослый мужчина в бинтах, перед этим топтавшийся в коридоре.

– Почтенный, это женское отделение, – сухо заметила овдейка. – Вам дальше – и за угол.

Не услышал. Косолапо ступая, пошел на Зинту. Блеснул вынутый из рукава нож.

Она ахнула и попятилась. С ним и разговаривать-то никакого смысла: выпученные глаза как будто остекленели, не в себе человек. Ясно, что опоили, да не простой дрянью вроде отвара китонских грибочков, а колдовским зельем.

Лекарка понимала, что ничего сделать не сможет, только глядела на него, вжавшись в угол возле крайнего умывальника. Великан надвигался, от него разило потом с примесью незнакомого снадобья, овощной похлебкой и мазью от фурункулов. А Зинта была слишком измотана, чтобы испугаться по-настоящему. Вместо страха – невыносимое чувство, что она всех подвела: и своего нерожденного ребенка, и Суно, который надеялся, что она выживет, и больных, которых больше не сможет лечить… Она уже приготовилась отдать душу Тавше, когда в рыбьих глазах убийцы мелькнул проблеск понимания и недоумения.

Он тяжело качнулся вперед, словно накренившийся шкаф. Звякнул на полу выпавший из пальцев нож. Зинта инстинктивно выставила перед собой руки, защищая живот, из последних сил оттолкнула убийцу, но тот все равно навалился, обмякший и тяжелый.

Лекарка почувствовала его агонию: поврежден левый желудочек сердца и межжелудочковая перегородка – один из тех случаев, когда спасать бесполезно. В следующее мгновение из раны в спине вырвали посторонний предмет, и открылось кровотечение.

– Не упадите, – замороженным голосом произнесла Хенгеда, вытирая стилет об одежду убийцы.

Спрятала оружие под юбкой, только лезвие блеснуло. А Зинта осторожно подогнула колени и сползла по стенке в тесный промежуток между трупом и раковиной, стоять она уже не могла. Пожелала шепотом добрых посмертных путей: он ведь не виноват, его околдовали. Так и сидела, пока тело не оттащили санитары, которых позвала заглянувшая в умывальню женщина с разбитым лицом и рукой в лубке. Даже у Хенгеды не хватило сил сдвинуть его с места.

Выяснилось, что он явился в лечебницу после полудня, с порезами и ушибленной раной головы. Травмы нетяжелые, после перевязки должен был уйти домой, но не ушел, а пациентов столько, что за каждым не уследишь.

– Это или Ваглерум устроил, или Лорма, – предположила шпионка. – Раз он не справился, пришлют кого-нибудь еще.

Их позвали в храм, там перед Хенгедой поставили чашу с табликами – маленькими деревянными пластинками с нарисованными символами – велели зажмуриться и тянуть. Лекарка про себя молила Тавше о прощении. Хенгеда взяла, не раздумывая, первый попавшийся таблик: Прощение и вытянула. Над ней совершили положенные очистительные обряды, потом жрецы посовещались и велели им обеим собираться в дорогу.

На другой день ближе к вечеру Зинта с Хенгедой под тихий шелест дождя покинули лечебницу: будто бы родственница забрала домой выписанную пациентку. Оделись, как батрачки – штаны, боты, подпоясанные куртки до колен, волосы спрятаны под косынками, сверху капюшоны. Никого не удивило, что две крестьянки уходят пешком, а караульных не должно удивить, что они направляются прочь из города: известное дело, в деревню.

– Если начнут задавать вопросы, вы, главное, молчите, я сама с ними объяснюсь, – предупредила шпионка.

Она хоть и уважала Зинту, но в ее здравый смысл не верила.

Поначалу рассчитывали добраться до восточного пригорода, переночевать в гостинице для фермеров, напроситься в попутчики – кто-нибудь да подвезет. Наметили маршрут через небогатые кварталы, малоинтересные для грабителей. Нынче разбой в Аленде без помех творится средь бела дня, а по вечерам бандиты кутят в пивных и ресторанах, так что сумерки более-менее спокойное время.

Другое дело, что в гостиницу их могут не пустить – побоятся открывать в поздний час. Но, судя по рассказам пациентов, в те гостиницы, которые платят дань бандам, пускают в любое время: хозяева заинтересованы побольше заработать, а если случится налет, местные головорезы пойдут разбираться с конкурентами.

– Скорее. Повернем направо – и дальше бегом!

Зинта кивнула, не спрашивая, в чем дело: шпионка то и дело озиралась из-под капюшона, и если так говорит – значит, что-то заметила.

Направо был замусоренный проулок меж двух стен в потеках. Единственное окошко в частом переплете глянуло на спешащих мимо девушек по-старушечьи печально и строго. По ту сторону открылся каналец с деревянным пешеходным мостиком.

– Бежим через мост!

Хенгеда схватила спутницу за руку и потянула за собой, но в результате ей и пришлось бежать, а лекарка всего лишь перешла на «летящий шаг». Они промчались по мостику, такому скрипучему, точно он только и ждал случая кому-нибудь спеть свои песни. На той стороне остановились.

– Смотрите!

Зинта уже и сама их увидела: на другом берегу вихлялись, гримасничали и размахивали длинными тощими руками два огородных пугала с травяными шевелюрами. Известно, что амуши не могут перейти по мосту через текучую воду – разве что человек на закорках перенесет, но плавать в лодках этой нечисти вроде бы не заказано…

– Идем скорее, пока они не нашли лодку, – тяжело дыша, выпалила Хенгеда.

Амуши побежали вдоль канала, кривляясь и высоко вскидывая голенастые ноги. Что-нибудь да найдут…

– Надо в катакомбы, тут недалеко есть ливневый колодец с расшатанной решеткой. Если решетку не починили, мы спустимся, и там дальше клоака с мостом – они за нами не смогут.

Зинта снова кивнула. В катакомбах она уже бывала – в те разы со Шнырем, но теперь ведь тоже не одна, а с Хенгедой. Бояться некогда, они должны спастись! Кинжал Тавше смертельно опасен для амуши, однако у тех наверняка есть в запасе какой-нибудь хитрый план.

Решетку так и не починили. Шпионка оттащила ее, скребя по булыжнику. В разверстый черный прямоугольник стекала ручейками дождевая вода.

– Там темно, – только и сказала Зинта.

– У меня лампа. Спускаться надо по скобам, вы первая, я буду светить. Высота в три человеческих роста.

– Хорошо.

Стиснув зубы, она полезла в колодец. Взяться за верхнюю скобу, нашарить ногой нижнюю, крепко держаться и не бояться, не медлить… Наконец она оказалась внизу, едва не поскользнулась, в потемках ссадила ладонь об осклизлую кладку.

Хенгеда спустилась быстрее и ловчее. Волшебная лампа у нее была маленькая, в виде грибочка на прищепке – прицепила себе на куртку. Наверное, это из ее шпионского снаряжения: раз не амулет, можно оставить.

Впереди зиял туннель, туда они и направились, держась за руки. Воняло нечистотами, на то и клоака. Зинта с раскаянием подумала, что решетку-то на место не поставили, не было такой возможности, и теперь остается уповать на милость Кадаха и Тавше: да приглядят светлые боги за тем, чтобы никто не свалился в колодец.

Кроты, живущие на Сойкиных огородах, проснулись оттого, что их уютный и надежный земляной мир ходил ходуном, точно вот-вот наступит конец. Пусть для кротов это будет не конец света, а скорее уж конец тьмы, им от этого не легче.

В это же самое время старый Клудо, вышедший из сторожки покурить трубку, почувствовал, что крыльцо под ногами колеблется, как палуба корабля. Словно под домом не суша, а морская пучина, охваченная усиливающейся зыбью, потому что на дне затеяли пляску лихие дочки Хозяина Океана.

Из вскопанных грядок полезли наружу червяки, жуки и личинки, ошалело закружились преждевременно вылупившиеся бабочки. В курятнике не своим голосом заорал петух.

Вскоре дрожь земли прекратилась – так же внезапно, как началась. А внизу, на глубине, прямо из осыпающейся стены выползла на четвереньках песчаная ведьма. Она все-таки нашла обходной путь! Не сразу удалось обнаружить участок с достаточным содержанием песка в почве, но в конце концов ей попалось то, что нужно. Позади остался потайной отнорок, через него она уведет из города Хантре и Эдмара, господина Суно и господина Шеро – всех своих, кому угрожает опасность.

Вытряхивать смешанную с песком землю, набившуюся за шиворот, в рукава и в ботинки, Хеледика не стала. Тем лучше, она уже закляла этот песок, он обеспечит ей дополнительную маскировку.

Тейзург и Хантре живы. Сейчас она ощущала их отдаленное присутствие сильнее, чем на поверхности. Прячутся в катакомбах? Их-то она без труда найдет – как и любого, с кем у нее хоть раз была интимная близость. Сложнее будет разыскать Крелдона и Орвехта.

Хеледика зажгла несколько шариков-светляков, переливчатых, как песочные опалы под луной: в кромешной тьме подземелья даже ведьме с ее ночным зрением не обойтись без света.

Земляной ход с выпирающими из стен корнями давно срубленных деревьев, похожими на рваный невод для ловли чудовищ, сменился коридором, облицованным крошащимся ракушечником.

Отдаленный шорох в путанице туннелей. Кто-то пробирался навстречу. Хеледика погасила светляки и затаилась: от охраняемого периметра она отошла недалеко, здесь можно нарваться на амулетчиков, стерегущих выходы.

Впереди забрезжило зеленоватое сияние, по коридору побежали изломанные тени.

«Иногда даже мне везет, – подумала песчаная ведьма, глядя на трех амуши, окруженных роем мельтешащих, словно кто-то невидимый ими жонглировал, гнилушечно-зеленых шариков. – Вы-то мне и нужны!»

Если б такая встреча случилась в начале зимы или раньше, она бы обмирала от страха и думала только о том, как бы сбежать от них, но теперь, после уроков бабушки Данры, другое дело.

Амуши ее не заметили: песок маскировал присутствие ведьмы. Когда Хеледика шагнула из тени им навстречу, тот, что шел впереди, разинул рот в дурашливом изумлении, но в следующий момент понял, кто перед ним, и отшатнулся.

По телу песчаной ведьмы волной прошло движение – как будто ветер качнул ветку. Трое амуши синхронно повторили это движение и замерли, словно марионетки, неспособные пошевелиться без воли кукловода. Их пластичные лица утратили всякое выражение: без гримас они выглядели ненастоящими, точно маски с прорезями, сшитые из потертой желтоватой кожи.

Пожалуй, ей хватит двоих, с тремя она может и не справиться. Оглядев их, выбрала самого опасного: на нем была замшевая куртка, разрисованная бурыми кровяными узорами, с бахромой из высушенных пальцев, на шее ожерелье – оправленные в бронзу человеческие зубы. Этого трудней всего будет контролировать, он и сейчас пытался моргнуть.

Сосредоточившись – словно за ней придирчиво наблюдала бабушка Данра – ведьма сплела и набросила на него чары. Амуши через силу оскалился, дернул головой – неужели не получилось? – но потом начал съеживаться и на глазах усыхать. Его одежда кучей упала на пол, а сам он превратился в комок перепутанных корешков, уцелела только шевелюра: теперь это был всего лишь пучок длинной жесткой травы. Треть шариков-светляков, оставшись без хозяина, рассыпалась гаснущими искрами.

Преодолев отвращение, Хеледика завязала в узел его тряпье, пахнущее гнилью, прелым сеном и свернувшейся кровью, и вручила одному из околдованных амуши: улику надо будет спрятать подальше отсюда, чтобы никто не нашел. После этого она двинулась дальше по коридору, а следом за ней ковыляли, точно цапли, две долговязых марионетки, задевая травяными патлами низкие своды.

Вот бывает же: пошел за одним, а нашел совсем другое! Храбрый кормилец Шнырь отправился за едой для доброго господина и злого рыжего ворюги, но пришлось ему дать крюка, чтобы не повстречаться с амуши, и по дороге он наткнулся на кого бы вы думали? На Зинту и Хенгеду.

Те сидели под волглой каменной стенкой, понурые, с тусклым волшебным фонариком и одной на двоих котомкой, от которой слабо пахло сухарями. Спорили, в какую сторону повернуть. Как понял из их разговора гнупи, сперва они тоже прятались от амуши, а потом заблудились.

Подумалось, что славно было бы пугнуть их из потемок… Удержался: как-никак, они почти свои, особенно Зинта, с которой господин давно уже дружбу водит. Объявляться тоже не стал, вначале надо рассказать об этом Тейзургу.

Шнырь выбрался на поверхность, своровал для людей вареные картохи, которые хозяйка выставила остужаться на подоконник, да еще подвернулась ему на помойке годная копченая рыбина, объеденная не до конца. Небось, кто-то из королевских амулетчиков выкинул, уж эти-то всяко не голодают. Навел на рыбину чары, чтобы амуши издали не учуяли, и помчался обратно.

Когда он рассказал про Зинту и Хенгеду, Тейзург с Хантре решили, что надо взять их с собой и выбираться из города вместе. Пошли навстречу, даже не перекусив.

Если те снялись с прежнего места и плутают, Шнырь разыщет их в окрестностях, вряд ли они могли далеко уйти. Другое дело – выбраться из города: он уже бегал на разведку, но пока не нашел такого пути, чтобы миновать все засады.

На полдороге Крысиный Вор насторожился, начал озираться, словно прислушиваясь непонятно к чему, и сказал, что сюда идет Хеледика. Господин хмыкнул и тоже как будто насторожился, но по-другому, точно какие-то невеселые размышления его одолели.

– Если попытаешься ей навредить, я тебя пришибу, – пообещал рыжий.

Как обычно, ни с того, ни с сего. А ведь господин Тейзург худого слова ему не сказал.

В наклонном коридоре с раскисшим в грязное месиво полом они и вправду встретили Хеледику. Потрясенный Шнырь аж рот разинул: как же, такой навредишь! Песчаную ведьму сопровождали двое амуши, околдованные и во всем ей послушные – ни дать, ни взять заводные куклы. Малость осмелев, он тайком пнул одного по тощей лодыжке, а тот даже головы не повернул в его сторону.

Надо было послушать Зинту. Если честно, Хенгеда знала алендийские катакомбы не лучше, чем лекарка: запомнила дюжину входов в разных районах, однажды побывала в городской клоаке вместе с резидентом, устроившим ей небольшую познавательную экскурсию – вот и весь ее опыт. А Зинта несколько раз ходила туда-сюда со Шнырем, почему бы не довериться ее интуиции? Но Хенгеда настояла на своем: свернем туда, куда я сказала!

Это самое «туда» вначале было сухое и без уклона, потом стало кренится вниз и вывело их в затопленный туннель. Маслянистая черная вода стояла зеркалом от стенки до стенки, отражение фонарика сияло тусклым пятнышком, словно в глубине подземного омута кто-то зажег свечу. Тянуло пробирающим до костей холодом и могильной затхлостью.

Повернули обратно. Заблудились они еще вчера. Поначалу соблюдали «правило левой руки», но потом где-то оплошали и перестали понимать, ходят они кругами под одними и теми же кварталами, или все-таки двигаются в направлении окраины, или их поймал лабиринт, который вовеки не выпустит. Хотя какое там «вовеки», все закончится гораздо раньше.

Хенгеда была угнетена еще больше лекарки, которая уповала на свою небесную покровительницу и время от времени принималась молиться, то вслух, то про себя, беззвучно шевеля губами. Зинте не в чем себя упрекнуть, а вот она…

Допустила ошибку. Проявила невнимательность. Поступила неправильно. Разве может быть что-нибудь хуже? Халатность и разгильдяйство – пороки из числа самых отвратительных, и теперь она погибнет из-за собственной непростительной халатности, да еще лекарку погубит, хотя собиралась ее спасти.

Думать об этом было невыносимо, даже боль пережитого унижения отступила на второй план. Хенгеда несколько раз тайком от спутницы прикусывала костяшки пальцев, но потом спохватилась: еще истерики не хватало!

– Слышишь?.. – остановившись и тронув ее за рукав, прошептала лекарка.

Так ушла в свои терзания, что прозевала отдаленный звук: как будто кто-то мерно шлепает по воде.

– Идут двое или трое, – прислушавшись, определила Хенгеда. – Хорошо бы нам спрятаться и посмотреть, кто это.

Легко сказать – «спрятаться»! Это напоминало преследование в ночном кошмаре: они брели, оскальзываясь, по щиколотку в темной стоячей воде, в насквозь промокших ботинках, а звуки неумолимо приближались.

– Здесь они! – азартно проверещал чей-то голос, как будто смутно знакомый. – Сюда!

Зинта чуть не упала, но Хенгеде удалось ее удержать.

Движение в конце коридора – кто-то небольшой юркнул и тут же скрылся. Потом впереди забрезжило зеленоватое свечение плывущего по воздуху роя шариков.

Шпионка и Зинта остановились: убегать бесполезно. К ним приближались, шлепая длинными ступнями по воде, двое амуши, свои руки-плети они сцепили в «замок», и на этих импровизированных качелях сидело самое прекрасное существо, какое Хенгеда когда-либо видела в своей жизни.

Это и есть Лорма?.. Узкое точеное лицо освещали мерцающие глаза, светлая масса волос завораживающе колыхалась и как будто отражала лунный свет, хотя нет здесь никакого лунного света… Хенгеда глядела в оцепенении, чувствуя, как внутренности сжимаются в холодный ком, а потом услышала радостный возглас Зинты:

– Хеледика! Откуда ты взялась?

Девушка соскочила и подбежала к ним, разбрызгивая ледяную жижу.

– Меня Шнырь привел, это он вас нашел. Зинта, садитесь сюда – не бойтесь, я их полностью контролирую. Нас ждут Хантре и Эдмар, идемте скорее.

Шпионка глубоко вздохнула, чувствуя, как слабеют одеревеневшие колени и постепенно расслабляются сведенные судорогой мышцы.

Песчаная ведьма Хеледика, лазутчица и убийца на службе у Ложи, агент Шеро Крелдона. До сих пор Хенгеда трижды видела ее издали, а вблизи – в первый раз. Вот она, значит, какая.

Если повернуть за угол и пройти по улице Мыльных Камней, а потом по Большой Имбирной, выйдешь прямо к фонтану Заячий Бал. Только никакого фонтана там больше нет: круглый бассейн с оббитым бортиком, после недавних дождей переливается через край мутная вода, в ней плавают нечистоты и мусор – затопленная помойка посреди площади. Впрочем, если присмотреться, можно заметить длинные белые уши, торчащие среди отбросов, да еще треснувший купол с искусно вырезанными оборками. Все, что осталось от скульптурной композиции, изображавшей четыре пары ушастых дам и кавалеров, которых Шаклемонг объявил «нечестивым демонским искушением, склоняющим горожан к похотливым помыслам».

Незапятнанного склоняло к пресловутым «помыслам» что угодно, даже мраморные зайцы. Хвала богам, если его и впрямь наконец-то пристукнули, но это информация непроверенная. К тому же смерть одного подлеца ничего не меняет, надо уничтожить всю шайку узурпаторов, а эту задачу не решить, пока работает Накопитель и пока у Дирвена есть Наследие Заввы.

Вот и знаменитый Дом Розы. Орвехт ускорил шаг, торопясь пройти мимо, хотя торца все равно отсюда не видно. Торец украшала барельефная лепная роза величиной в три этажа, по весне ее всякий раз подкрашивали, чтобы была розово-желтая на охряном фоне. Ну, а этой весной там осталась обшарпанная стенка, выглядевшая так, будто дом освежевали.

Бульвар Тридцати Двух Звёзд обошел по соседним улицам. Прежде там зажигалось по вечерам тридцать два фонаря из цветного стекла разных оттенков. Можно не гадать, что с ними стало.

Не уберегли город…

Суно оглядывался по сторонам с тяжестью на душе и отводил взгляд, словно здания, фонари и мосты смотрели на него с укоризной.

Когда повернул на улицу Розовых Вьюнов и увидел развалины на месте своего двухэтажного дома, не слишком удивился. Этого следовало ожидать. Хвала Кадаху, что пожилую экономку он еще раньше отправил к родственникам – в начале заварушки, когда казалось, что это всего лишь заварушка, ненадолго. Жаль, если Тилибирия погибла. Но не расспрашивать же соседей, видел ли кто-нибудь его кошку после обрушения дома: он ведь теперь не почтенный господин Орвехт, а оборванец с городского дна, зыркающий исподлобья на предмет чего-нибудь спереть.

Его догнали уже в конце улицы. Забежали вперед, мурлыкнули. Потерлись о ногу, приветственно задрав хвост.

«Умница, что выжила», – с облегчением подумал бывший маг.

Отпихнул кошку грязным стоптанным ботинком и зашагал дальше. Та опять забежала вперед, требовательно мяукая. Снова отпихнул. Этой серой разбойнице не объяснишь, что такое конспирация.

– А ну, пошла, зараза, пусть тебя хозяйка кормит! – гаркнул он сиплым голосом в расчете на очевидцев. – Я себе жратву несу, ишь ты какая до чужого!

Тилибирия бежала за ним два квартала, потом отстала.

Лишь бы не сильно обиделась… Хотя что значат кошкины обиды, когда разваливается весь мир?

Попетляв по городу, он добрался до условного места, где его ждал преподобный Грисойм из храма Тавше. Старый жрец сам его вычислил, несмотря на маскировку, и с тех пор передавал ему лекарства для подпольщиков, заодно снабжая информацией.

В этот раз Суно узнал от него о нападении амуши на Глодию, о покушении на Зинту и о том, что Зинту вместе с так называемой Марлодией отослали в Рупамон. Тем же вечером он потолковал с Шеро и тоже отправился в путь.

После недавнего погрома, учиненного «Властелином Сонхи», те, кому было, куда податься, устремились прочь из Аленды – кто в деревню, кто в дальнюю провинцию, кто за границу. Орвехт рассчитывал покинуть город вместе с потоком народа: на выездах кордоны и проверки, но ищут главным образом Тейзурга и Хантре. Обещанную за их головы награду на днях опять увеличили – до такой баснословной суммы, как будто Дирвен задался целью разбазарить за короткий срок всю государственную казну.

С людьми водиться – все равно, что переходить изрытую улицу с завязанными глазами: не угадаешь заранее, где кочка, а где колдобина. И это верно не только для гнупи, угодившего в человеческую компанию, но и для ихнего общения друг с дружкой.

Шнырь так и не уяснил, что происходит меж господином, рыжим и песчаной ведьмой: совсем даже не колдовство, но как будто посередке вращается какой-то сложный невидимый механизм, который и зацепляет всех троих, и в то же время расталкивает в стороны, и остановить его они не могут, и отойти подальше не могут, и никак их не расколдовать, раз это не колдовство. Была бы здесь тетушка Старый Башмак, уж она бы поняла, в чем дело – тухурвы мудрые и много чего знают, а когда такие штуки замечает гнупи,для него это ребусы без разгадок.

И еще оказалось, что Зинта может быть не только доброй, но и грозной.

Как добрались до нынешнего убежища, с нее первым делом стянули раскисшие ботинки и мокрые носки, обернули ей ноги сухим тряпьем, и Хантре со своей саламандрой начал ее греть. Через рукав, чтобы не полыхнуло. Саламандры могут и зажигать, и гасить пламя, но он все равно побоялся выпустить огненную ящерку без контроля.

Отогревшись, лекарка сосредоточенно уставилась на них с господином, будто бы с каким-то нехорошим подозрением, и наконец пробормотала:

– Ох, ну и гадость…

– Кто гадость? – вздернул бровь Тейзург. – Смею надеяться, не я?

Оба сидели напротив Зинты. Хеледика устроилась возле стены, прикрыла глаза, прислонилась затылком – может, здешние песчинки что-то ей нашептывают? Овдейская шпионка уселась в сторонке и деловито растирала босые белые ступни, не поднимая лица.

– Да гости ваши! – с досадой буркнула лекарка. – Что вы в последнее время ели?!

То и ели, что Шнырь сворует или на помойке найдет… Он повременил встревать в людской разговор – и правильно сделал.

– Увы, ели что придется, без приличествующих нашему статусу изысков, – дипломатично ответил господин Тейзург. – Просвети нас, о каких гостях идет речь?

– О крючерылке игловидной, о цепне бледном земляном, о волоснице обыкновенной, – принялась сердито перечислять Зинта. – Да еще о мясоверте печеночном, вот это совсем худо… У обоих.

– В прошлый раз всех этих прелестей не было?

– Когда я в последний раз к вам ходила – нет, я бы заметила. Но если в организм вместе с пищей попали яйца, а паразиты еще не вылупились – не увидишь, если специально не искать, так что могло быть по-всякому. Что же вы, а?..

– Шнырь… – ласково и многозначительно произнес господин.

И все посмотрели на Шныря, которому от этой интонации захотелось втянуть голову в плечи и отползти в тень.

– Да ладно, – заступился Крысиный Вор. – Он делал, что мог. Таскал нам еду с помоек, а какая была альтернатива? Еще больше воровать? Проще всего украсть у бедняков, которые, может, тоже на помойках еду находят, и у них это, может, последнее. Когда уйдем отсюда, избавимся от паразитов, а если не уйдем, без разницы, как пропадать – с мясовертом печеночным или без него.

– И правда, чего это я… – сконфужено пробормотала Зинта, хотя рыжий глядел в упор не на нее, а на Тейзурга. – Давай сразу ругаться, не подумавши. Жалко, что избавить вас от этой пакости не смогу, для этого нужны травяные сборы или заклятые зелья, но хотя бы уберу болевые симптомы, если что-то беспокоит.

– Лучше потом, когда отдохнете, – сказал Хантре. – А ты не цепляйся к Шнырю, выбора у нас не было, сам об этом знаешь.

– Ну, выбор-то был, – криво ухмыльнулся Тейзург. – У нас ведь была прекрасная возможность заменить объедки с помоек на вкусную и здоровую пищу, но из-за твоих гастрономических предрассудков от этого варианта пришлось отказаться.

Рыжий угрюмо сверкнул глазами, но господин, не давая ему высказаться – небось опять начал бы Шаклемонга с вареной картошкой хаять! – перевел разговор на другую тему:

– Чего мне сейчас не хватает, кроме кофе, так это грейпфрутового сока. В прошлой жизни это был мой любимый фруктовый сок, но я убедил себя в том, что я его ненавижу. Угадаете, почему?

– Потому что чокнутый, – фыркнул Крысиный Вор.

– Потому что он был для тебя не полезный? – предположила лекарка.

– М-м, ни то, ни другое. Чтобы наслаждение стало еще острее – изумительный чарующий вкус и в придачу изысканная гамма эмоций. Все мое окружение поверило, что я его терпеть не могу, да я и сам в конце концов почти поверил – удерживал эту иллюзию, не позволяя ей рассеяться, зато наградой мне был такой упоительный коктейль ощущений…

Честно говоря, Шнырю было невдомек, зачем господину это понадобилось, но он на всякий случай понятливо закивал.

Остальные выглядели озадаченными.

– Никогда не слышала о фруктах с таким названием, – вежливо нарушила молчание Хенгеда. – Они растут в тропиках?

– В Сонхи грейпфрутов нет. Я собирался завезти сюда саженцы – увы, не сложилось, и теперь уже нескоро сложится, но когда-нибудь я непременно вас угощу.

Хеледика достала из котомки, которая болталась за плечами у одного из околдованных амуши, жестянку с чайной заваркой, сахар, жареные орехи и сухари двух видов – пшеничные и ржаные. Шныря из этой снеди заинтересовали только орехи: ему тоже дадут или промеж собой все поделят? Пусть господин уже сменил гнев на милость, угощение-то не господское, а ведьмино…

Его послали сбегать за хорошей водой для чая, а когда вернулся, отсыпали горсть орешков. Меньше, чем хотелось, ну так и людям досталось понемногу. Зато не обделили.

Дров у них не было, но из рукава у рыжего выпрыгнула огненная ящерка, распласталась сбоку на закопченном котелке, и вскоре вода закипела. Под низкими каменными сводами пахло сухарями и отсыревшей обувкой, которую Хеледика после ужина принялась сушить своими чарами.

На ночлег устроились рядком: с краев Крысиный Вор со своей саламандрой и песчаная ведьма – она в родстве с олосохарским народцем и мерзнет меньше, чем обыкновенные люди. Между ними Зинта, Тейзург и Хенгеда. Зачарованные амуши сидели у стены в одинаковых позах, подтянув к груди острые колени и опустив травяные головы. Принадлежавшие им шарики числом с дюжину, изрядно потускневшие, медленно кружили сонными светляками.

Шнырь примостился у противоположной стенки. Глядел на спящих людей – и опять увидел то, чего не понял.

Ведьмины волосы раскинулись шелковой паутиной и мерцали в потемках, как будто даже шевелились, но, может, это Шнырю показалось. Хенгеда повернулась к ней спиной и уткнулась в господина Тейзурга, хмурясь во сне, упрямо и болезненно кривя сжатые губы. Известное дело, люди порой ворочаются, и в какой-то момент колдовские волосы Хеледики оказались у шпионки под головой. Внезапно ведьму точно подбросило – она рывком села, посмотрела на соседку, прошептала: «Вот, значит, как…» Ее глаза при этом полыхнули такой ледяной яростью, что Шнырь аж съежился. А Хенгеда так и не проснулась, только тихонько застонала. Ух, держитесь, сейчас осерчавшая ведьма или убьет ее, или заколдует самым лютым колдовством…

Вместо того чтобы убить или заколдовать, Хеледика заботливо подоткнула плед, которым была укрыта шпионка, и вновь улеглась, но перед этим чуток отодвинулась и волосы подобрала, чтобы больше с ней не соприкасаться. Что бы это значило? Гнупи еще заметил, что песчаная ведьма уснула не сразу, словно что-то ее беспокоило, но потом все-таки задремала.

Утром все вели себя, как ни в чем не бывало. И господин на верного Шныря больше не гневался, и Хеледика не бросала на овдейку косых взглядов. Позавтракали скудными порциями сухарей и орехов да и двинулись в путь.

Порученец примчался вовремя, чтобы спасти Дирвена от дворцового казначея с ворохом счетов и стопкой конторских книг. И как только этот тщедушный старикашка дотащил четыре тяжеленных тома… Решил превратить утро своего короля в крухутакову задницу – вот и дотащил, и не рассыпался по дороге.

Обычно Повелителя Артефактов ограждал от подобных визитов Чавдо Мулмонг, но он накануне уехал по делам, и казначей прорвался.

Чворка дохлого ему надо?! Сует под нос какие-то счета, в которых нулей больше, чем соленых орешков на тарелке у Дирвена, и спрашивает этаким въедливым учительским тоном: «Ваше величество, вы действительно все это подписывали? Нижайше извиняюсь, но вы и впрямь полагаете, что на закупку тряпок для смахивания пыли и на замену износившихся шнурков для портьер требуются именно те суммы, которые здесь указаны? Или мы из соображений государственной важности запасаемся тряпками и шнурками на тысячу лет вперед? Вы знаете, ваше величество, сколько стоит одна подрубленная хлопчатобумажная тряпка пристойного вида для протирки полированных поверхностей? Дороже, чем не подрубленная, которая будет оставлять волокна, но уж никак не пятьдесят ривлов золотом! Ваше величество, вы считать умеете?»

Старый придурок. Допустим, свою закрючку Дирвен признал и даже припомнил, как Чавдо между делом совал ему на подпись эти бумаженции, но за каким демоном Повелитель Артефактов должен вникать, сколько стоит подрубленная или не подрубленная пристойная тряпка? А последний вопрос – это и вовсе оскорбление монаршей особы…

Казначей зудел хуже комара, так и хотелось его прихлопнуть, но тут ворвался взмыленный порученец, сияющий, как те самые пятьдесят ривлов. Сразу видно – с хорошими новостями.

Парни наконец-то выследили этих гадов. Самая Главная Сволочь и рыжая сволота – кто бы сомневался, что они вместе! – да еще гадина Хенгеда, и маленький юркий гнупи в зеленой курточке, и двое из трех амуши, которых потеряла Лорма. И в придачу Зинта, ей-то зачем прятаться в катакомбах, ее же никто трогает, пусть бы себе лечила больных… Даже странно, что в этой компании не оказалось беглой Щуки с ее щучьей сестрицей!

Зато с ними был кто-то восьмой. Амулетчики не поняли, кто это, а в волшебном зеркале это существо выглядело, как пятно: то ли туман, то ли движущийся сгусток каменного крошева. Может, какой-то неведомый обитатель подземелий, с которым Эдмар успел скорешиться?

Когда Дирвен, используя Королевский Удар, завалил им проход, осыпавшаяся порода зашевелилась – уже не по его воле – и начала сама собой расползаться, убираясь с дороги. В придачу случился обвал в том коридоре, где находились королевские амулетчики, одному ушибло плечо, другому проломило голову. К крухутакам не ходи, это был ответный гостинец от «пятна».

Дирвен принял решение: скорее туда, он лично с ними разберется!

Или не окончательно разберется, а захватит гадов живьем. Тогда можно будет поквитаться с Тейзургом так, как ему давно хотелось… Всякий знает, что один раз не в счет, особенно если делаешь это не из мерзопакостных наклонностей, а ради возмездия. И это вовсе не значит, что он тоже из этих самых, это другое.

А Хенгеду он отдаст Лорме в служанки, пусть эта дрянь весь остаток жизни жалеет о том, что когда-то предала будущего короля. Рыжего тоже Лорме, она просила, у нее к нему какие-то свои счеты из прошлого. Зинту вернуть в лечебницу, пусть все видят, что Повелитель Артефактов справедлив и великодушен. «Пятно» уничтожить на месте, оно тут, похоже, самое опасное.

И самое главное – забрать у них амулет Рогатой.

Дирвен бегом переоделся: штаны с карманами для артефактов, куртка с капюшоном, сапоги. Удобное для вылазок обмундирование амулетчика он всегда держал наготове. Следом за порученцем выскочил в коридор. Возле дверей стояла небольшая лакированная тележка – на ней-то казначей и довез свои конторские фолианты.

Ожидавшая у крыльца карета с грохотом помчала короля к восточной окраине. По дороге Дирвен пытался наблюдать за развитием событий через карманное зеркальце, но в нем много не разглядишь: темнота, что-то шевелится, плавают светящиеся точки… Когда приехали, он сразу выпрыгнул наружу и, отмахнувшись от рапортов, бросился к полуразвалившейся часовне Ланки в заброшенном саду – там был вход в катакомбы.

«Ну, держитесь, гады, я иду! Недолго вам осталось гулять…»

Он воспользовался «Скоробегом», усиленным «Королевской волей», и мчался, опередив остальных, как будто к сапогам приделали колесики. Ориентиром служили импульсы артефактов, которые находились у амулетчиков, выследивших беглецов.

Лестницы, туннели, вонючие каналы, пещеры, коридоры во чреве земли, все погружено в вечную темноту. Перед тем как нырнуть в лаз, Дирвен надел поверх капюшона поданный кем-то шлем с волшебной лампой, ее свет выхватывал то растрескавшуюся стенку с кишмя кишащей белесой пакостью, проворно уползающей в тень, то нишу с огрызком уродливой статуи, то дурацкие каменные наросты на потолке.

Еще немного, и он увидит скотину Эдмара! Первым делом плюнет в подлую накрашенную рожу, потом поставит раком и отымеет… Или нет, лучше не при всех отымеет, а то вдруг про него что-нибудь не то подумают. Но с этим успеется, для начала он попросту фасад ему разобьет, потому что скотина Эдмар наверняка будет ухмыляться, он всегда ухмыляется, и сегодня Дирвен за все сразу ему наваляет, чтобы тот ползал на коленях и просил пощады. А когда он упадет перед Повелителем Артефактов на колени, можно будет… Хотя нет, тоже нельзя, не то начнутся сплетни, будто его тянет на всякую мерзопакость, а он же совсем не поэтому.

Пришлось пробиваться через два завала, но с помощью «Стенолома» и «Королевского удара» он расчистил дорогу. «Королевская броня» прикрывала от той дряни, которая валилась и сыпалась сверху, даже по шлему ни один камешек не стукнул.

Вот они! Свет лампы выхватил из зеленоватого полумрака несколько темных фигур, окруженных роем издыхающих шариков-светляков. Шарики наверняка принадлежали амуши, у них всегда такой болотно-гнилушечный цвет.

– Вот и увиделись! – с торжеством выпалил Повелитель Артефактов.

Мальчишеским фальцетом, потому что дыхание после бега сбилось.

– Ты летел ко мне на крыльях любви? – услышал он ненавистный насмешливый голос. – Я польщен…

Вот же гад, а? Ничего, скоро ему станет не до смеха!

Ближе всех к Дирвену – между ним и остальными беглецами – находилась будто бы волосяная копна: распущенные патлы ниспадали ниже пояса и мерцали, словно китонский шелк под луной. Вначале подумал, что она стоит спиной, но в следующий момент бросил взгляд на ботинки – ага, носками сюда: то ли голова свернута, то ли волосы занавешивают лицо всплошную без единой щелки. Эта светлая масса еще и колыхалась, как медузьи щупальца, хотя никакого сквозняка не было. Похоже, это и есть «пятно».

Двое гротескно изломанных амуши держали на весу какой-то тюк… Они, что ли, гардероб Самой Главной Сволочи с собой таскают, чтоб ему даже в катакомбах каждый день баэги менять? Впрочем, тут же понял, что это не тюк, а Зинта: предатели-амуши сцепили руки в «замок», и она сидела, как на табурете. Лица у долговязых пугал были неживые, застывшие, словно халтурно сляпанные маски.

Наипервайшая Сволочь и рыжая сволочь точь-в-точь уличные попрошайки, оба в замызганных тюрбанах, рожи грязные. Хенгеда в низко повязанной косынке смахивала то ли на батрачку, то ли на каторжницу, поделом ей, Дирвен никогда не сможет ее простить. В тени притаился мелкий уродец гнупи.

Главный вопрос: у кого из них амулет Рогатой?

Уставился на них и чуть не пропустил атаку! Его спасла «Королевская броня»: свалившаяся с потолка глыба раскололась, обломки скользнули по невидимому куполу и рухнули на пол.

– Подготовились, гады?! Не выйдет, за все поплатитесь!

Нанес ответный удар – вполсилы, потому что не собирался дарить им легкую смерть, вдобавок побоялся прибить Зинту, а то вдруг из-за нее опять рог вырастет. Их должно было раскидать по темной кишке коридора… Но не раскидало.

Каменная кладка затряслась с одном ритме с Волосяной Копной, которая то ли дрожала всем телом, то ли исполняла, не сходя с места, сурийскую пляску «тростник на ветру». По стенам побежали трещины – словно длинные кривые рты, которые жадно всасывали энергию импульса, в подошвы ударила вибрация. С таким явлением Дирвен столкнулся впервые. И пока непонятно, эта девка использует амулет Рогатой – или она ведьма?

Новая попытка обрушить на него каменюку с потолка. Отбил, хотя и чихнул от повисшей в воздухе пыли, а Волосяная Копна воспользовалась этим, чтобы опять вмазать.

Все-таки ведьма. Да притом хорошо знакомая ведьма… Лунные волосы затрепетали и взметнулись, отчего коридор еще сильнее заходил ходуном, аж тошнота подступила, как на море в болтанку – и тогда он увидел ее лицо. Узкое, точеное, землисто-серое от пыли. Губы сжаты, ледяные глаза яростно светятся.

Она так смотрела, что по спине у Дирвена пробежали мурашки. Не может быть, чтобы Хеледика хотела его убить, она же его любила, она помогла ему найти и забрать у шепчущего народца маму, да еще расколдовала ее, несмотря на все трудности…

Вдруг она и теперь сумеет найти маму? В этот раз он вознаградит ее по-королевски, пусть что угодно для себя просит: хоть графский титул, хоть поместье с доходным виноградником, хоть дворец в черте города. Единственное исключение – он все равно на ней не женится, как бы ни уговаривала, потому что она не сберегла для него самое главное достояние девушки. Хотя можно взять ее в королевские любовницы – почему нет, она красивая, не хуже Лормы.

– Хеледика, тебе и госпоже Зинте ничего не угрожает! Сдавайтесь, я обещаю вам обеим помилование, королевское слово!

Не ответила. Новая атака. Ей подвластен кремнезем, благодаря этому она может устроить катавасию с землей и камнями. Раньше она так не умела, но ее научила старая песчаная ведьма Данра, ее бабка, минувшей зимой специально приезжавшая в Аленду из Олосохара.

Если б не «Королевская броня», ему бы конец. Хеледика пыталась его убить! Не просто остановить, а убить.

– Хеледика, ты чего?! – крикнул он, невольно пятясь от взбесившегося каменного крошева. – Давай поговорим!

– Мне с тобой не о чем разговаривать.

Первое, что она произнесла, соизволив разлепить узкие ледяные губы.

– Почему?! Раньше ты со мной разговаривала!

Он уже в который раз почувствовал себя преданным, но все еще надеялся перетянуть ее на свою сторону.

– Потому что с вошью не разговаривают перед тем, как ее раздавить.

Дирвену опять стало муторно – то ли от пронизавшей коридор вибрации, то ли от этого нового предательства, неожиданного и сокрушительного.

– Что на тебя нашло?!

– Недавно я узнала о тебе кое-что, чего не знала раньше, – в голосе ведьмы свистели песчаные бичи.

– Да что ты узнала?!

Больше она не произнесла ни слова. Темное подземное пространство, державшее их, словно в пригоршне, скрежетало, дрожало, крошилось, плыло, как будто глядишь сквозь стекло в потеках дождя – не водяного, а пыльного. Остальные беглецы сбились в кучку за спиной у Хеледики: дожидались, чем закончится сражение. Там, где они стояли, такого раздрая не было, хотя время от времени что-то вяло сыпалось им на головы.

Дирвена осенило: ясно, что вывело из себя песчаную ведьму. Ревность, что же еще! Женщины только этим и живут.

– Хеледика, что он тебе про меня сказал?! Эта сволочь, которая у тебя за спиной от законного возмездия прячется, что он тебе наплел?! Если он рассказывал, что я к нему приставал, когда он нажрался, и звал в кусты для этого самого, ты ему не верь, все было не так! Госпожа Зинта подтвердит, это она тогда попросила меня найти его, чтобы он по пьяни чего-нибудь не натворил! Я только хотел его задержать, пока за ним не придут, чтобы отвести домой, ничего другого я не хотел! А он открыл Врата Хиалы да и свалил туда, и теперь еще врет! Верь мне, а не ему, ничего мерзопакостного я ему не предлагал!

– Однако, Дирвен… Сколько же я, оказывается, интересного в тот день пропустил! – подала голос Самая Главная Сволочь. – Так ты пытался завлечь меня в кусты для совершения мерзопакостных действий, воспользовавшись моим беспомощным состоянием? Прелестный пассаж… Какая жалость, что стараниями коллеги Зибелдона с его магобоем я об этом ничего не помню.

– Поплатишься, сволочь! – срывая голос, выкрикнул Дирвен. – Хеледика, не верь ему, это вранье!

Переубедить остервеневшую от ревности ведьму не удалось – судя по тому, что она не оставляла попыток его прикончить. Между тем обладатель амулета Рогатой тоже времени даром не терял. Спину обожгло, запахло паленым – внезапно, он не ждал нападения с тыла. «Королевская броня» справилась с огнем за считанные секунды. Дирвен успел заметить маленькую золотую молнию, чиркнувшую сквозь пылевой вихрь, мимо Хеледики, к остальным его противникам.

Боль исчезла – лечебные артефакты и «Королевская воля» мигом сделали свое дело, ожог тоже скоро заживет. Видимо, подчиненная амулету Рогатой саламандра незаметно подобралась и прыгнула на спину, но Наследие Заввы не подвело.

– Думаете, если у вас амулет из рога Двуликой, вы сможете со мной тягаться? – азартно сощурился Повелитель Артефактов. – Ха, да вы даже с этой штучкой против меня слабаки! Что вы еще можете сделать?!

– Откуда ты знаешь про амулет из рога Двуликой? – откликнулся Эдмар.

– Значит, он у тебя? Или у твоего рыжего дружка? Или у этой шлюхи из министерства благоденствия? Двуликая мне приснилась и сама сказала о том, что есть амулет, который мне не подвластен, так что я в курсе! И плевать, что не подвластен – все равно я сильнее! И тебя я еще поимею, столько раз поимею, сколько захочу, я тебя порву, ты у меня по четыре раза в день сосать будешь, сволочь!

– Хеледика, слышала? И ты еще сомневаешься насчет кустов?

Дирвен понял, что зря это сказал, не надо было при ведьме… Не удивительно, что она еще больше рассвирепела и обрушила коридор. Или, может, у нее с самого начала был такой предательский план: все тут расшатать и вызвать обвал.

Повелителя Артефактов спасла «Королевская броня», не позволившая каменным глыбам его придавить. Определив с помощью амулетов верное направление, он принялся пробивать ход. Все равно не уйдут! Никуда не денутся! Везде расставлены караулы, этих гадов перехватят, а если даже не перехватят – в два счета настигнем… Так он думал, пока выбирался из завала и бежал, хромая, по коридорам, начисто забыв о еще одном немаловажном обстоятельстве. А когда одолел лестницу, которая вывела в подвал винодельни в пригороде, взбежал по другой лестнице и вышиб дверь – тут же отпрянул от порога, жмурясь от плеснувшей в глаза белизны.

Снаружи не было ничего, кроме этой бушующей белизны. Деревянная постройка содрогалась и скрипела под напором ветра, окна залепило мокрым снегом. Еще и холодина, но разгоряченный бегом Дирвен не сразу это почувствовал.

К крухутакам не ходи, они все-таки выбрались за пределы города. В такое ненастье их не выследишь, и эта свистопляска не закончится, пока они не уберутся подальше от Аленды. Северный Пёс дождался своего хозяина и своего часа.

Шнырь попал в беду из-за Крысиного Вора – из-за кого же еще!

Как началось сражение, он шмыгнул в боковой отнорок. Решил, если Хеледика победит, он вернется к остальным, а если нет – драпанет без оглядки, чтобы сберечь назло врагам свою горемычную головушку.

Когда по велению ведьмы пустился в пляс песок, содержащийся в земных породах, и окрестные хоромы заходили ходуном, он съежился и поглубже надвинул капюшон, спасаясь от камешков. Эх, знал бы – разжился бы в городе зонтиком, гнупи не возбраняется уводить забытые людьми зонтики, сейчас бы в самый раз пригодился… Вдруг рыжий повернулся и крикнул: «Шнырь, беги!» Он и сорвался с места, а в следующий момент наверху тяжко заскрежетало и все так зашаталось, что он споткнулся, покатился кубарем, но в панике вскочил и припустил еще быстрее. Оглянулся на бегу – а отнорка-то позади нет!

Ежели бы он остался на месте, его бы придавило да засыпало… Живо представив себе эту картину, гнупи утер слезу, а потом встряхнулся и бросился искать обходной путь – надо же узнать, чем все закончилось!

Черноголовый народец в подземельях не блуждает: это для людей тут лабиринт, в котором недолго сгинуть, а гнупи дорогу в катакомбах всегда найдет, как человек на городских улицах, даже если не бывал раньше в тех местах. Другое дело, что обвалы ведьма вызвала нешуточные: ткнулся туда, сюда – сплошь тупики.

Ругая про себя Крысиного Вора, Шнырь спускался по древним источенным лестницам все ниже и ниже. На глубине есть подземное озеро, и если пробраться на ту сторону, дальше, может, и попадется уцелевшая дорожка.

Всяк из алендийского народца знает, что к этому озеру ходить нельзя. Тетушка Старый Башмак рассказывала, почему нельзя. А Вабро Жмур и Хумдо Попрыгун хвастались, что однажды пробежали по берегу, Попрыгун еще в воду заступил, намочив туфлю, и ничего не случилось. Тухурва на их похвальбу только головой покачала: «Повезло вам, озорникам, что Его не разбудили, а ежели Он из-за вас проснулся, то всплыть не успел… Другой раз там не шастайте!»

Шнырь и не собирался шастать. Он мигом проскочит – одна нога здесь, другая там. Все равно подводный обитатель знай себе спит.

Озеро казалось невеликим по размеру, но лишь на первый взгляд: оно было вроде полыньи в каменном панцире. И обойти его можно только по кромке меж скальной породой и застывшим темным зеркалом водяного зрачка.

Гнупи крался, затаив дыхание, под подошвой у него ничего не хрустнуло, ни один камушек в омут не скатился… А все равно озерная гладь пошла рябью и будто бы посветлела.

Он глянул краем глаза, и дыхание пресеклось: под водой медленно двигалось что-то белёсое… Словно бы сделанное из плохо вычищенного старого серебра, чешуйчатое, каждая чешуина – такого размера, что Шнырь целиком на ней поместится. Остро запахло лежалой рыбой, как из старой бочки за рыбной лавкой. Гнупи рванулся вперед… Попытался рвануться, а на деле точно прирос и шевельнуться не мог.

Вода опять потемнела, но не потому, что Он ушел на дно. Теперь из полыньи глядел чудовищный глаз: темный, влажно блестящий, с беловатой в кровавых прожилках каймой по краю.

Шнырь обмер от ужаса.

– Ты меня разбудил… – донесся из-под каменного панциря голос, похожий на бульканье воды, стекающий в канализационные стоки.

– Я н-н-не хотел, г-господин… – выдавил Шнырь. – Н-нижайше прошу, отпустите сиротинушку…

Молчание. Наконец страшный голос пробулькал:

– Откуп!..

– Да-да, господин, у меня есть жертвенные косточки, вам понравятся…

– Откуп принеси… – Он словно не расслышал этого предложения. – Золото принеси, тогда помилую… Не деньги человечьи, найди мне драгоценную золотую драгоценность, до первого летнего дня принеси, не то тебя съем.

На лодыжке у гнупи как будто захлестнулась ледяная петля.

В полынье плеснуло: Хозяин Омута неспешно опускался на дно, чтобы смотреть дальше свои холодные рыбьи сны.

Шнырь побрел, спотыкаясь, прочь. Ощущение, что лодыжка стянута, мало-помалу проходило, но все равно не улизнуть. Где бы он ни был, как миленький прибежит на зов, ноги сами принесут.

Единственное спасение – раздобыть откуп. А где его взять? Черноголовый народец может таскать у смертных еду и всякую мелочевку, но воровать людские драгоценности ему заказано. Разве что кто-нибудь сам отдаст… Была у Шныря курточка с золотыми пуговицами – хозяйский подарок, но ее присвоили чужие гнупи, когда выгнали их с господином из заброшенного особняка на улице Голубой Виноградины.

Он знал места, где лежат припрятанные людьми клады, но толку-то, если ты гнупи и ничегошеньки оттуда забрать не сможешь: это как жрачка за стеклом витрины для голодного нищеброда. Другое дело, ежели кто-нибудь найдет сокровище и обронит колечко или цепочку – тогда не зевай, что упало, то тебе перепало! Эх, да только нет у него времени, чтобы выслеживать кладоискателей, а рассеянных среди них раз, два и обчелся.

Господин бы выручил, но где он сейчас? Неведомо, уцелел или нет… Шнырь шел по извилистому коридору и горько плакал, шмыгая носом: пропадет он пропадом, проглотит его чудище озерное, даже косточек не останется.

Суно выбрался из Аленды, подрядившись за еду помогать горожанке с тремя детьми и кучей баулов. Вдова часовщика отправилась в провинцию от греха подальше, а то вдруг в следующий раз королю взбредет в голову раздавить ее домишко, или ограбят, или ночные твари кого-нибудь из детей утащат – говорят, в соседнем квартале случилась такая беда, а потом нашли обглоданного. Про Орвехта она сказала на выезде, что это ее работник, бедный родственник покойного мужа. Пропустили. Поверили. А чего ж не поверить, если рожей не вышел, чтобы сойти за коллегу Тейзурга или коллегу Хантре?

В толпе покидающих город он высматривал Зинту и Хенгеду, но никого похожего не увидел. Тревога ела его поедом, однако вдову с ее потомством он проводил до Лакрая, как договаривались, и лишь потом отправился в Рупамон.

Зинты там не было. Преподобный Марчет, получивший мыслевесть от преподобного Грисойма, радушно его встретил и посоветовал ждать, взяв на вооружение душевную дисциплину.

Орвехт посетил купальню, наконец-то смыл многодневную грязь, надел взамен своего тряпья чистую, хотя и ношеную одежду, без аппетита съел в трапезной тарелку похлебки. На душе скребли кошки, и только пресловутая дисциплина не позволяла им изодрать все подряд в кровавые ошметки.

Погода испортилась, когда настоятель пригласил его в монастырскую библиотеку. Красные и серые черепичные крыши Рупамона только что грелись на солнце – и вдруг набежало облако, флюгера на башенках завертелись, как бешеные. По улице полетела, кувыркаясь, чья-то шляпа, за ней вдогонку, словно привидение, мчалась сорванная с веревки простыня. С севера наползали даже не тучи, а сплошная взбаламученная хмарь – и за считанные минуты небо заволокло. Повалил мокрый снег, крыши и мостовые выбелило, как в месяц Топора, уже и дороги не видать, одни сугробы.

Как же они доберутся до монастыря в такое ненастье… Хорошо, если где-нибудь укрылись… Орвехт учтиво отвечал на вопросы преподобного, рассказывал о ситуации в столице, привычно храня на лице бесстрастное выражение.

– А наши на Дровяной рынок собирались, – заметил послушник, протиравший напольный глобус с рельефными бронзовыми материками. – Сейчас только на санках!

И добавил, надраивая тряпкой Северный полюс:

– В тундре за Сновидческим хребтом в такую погоду на собаках ездят…

Настоятель взглянул на него укоризненно. Парнишка с простодушной деревенской физиономией виновато поклонился, но видно было, что его распирает желание поделиться еще какими-нибудь интересными фактами.

– Служители Милосердной убеждали магическое сообщество покончить с известной вам практикой и разрушить Накопители, но нас не слушали, – вернулся к теме разговора Марчет. – И вот результат…

Орвехт молча кивнул. А что он мог бы сказать? Пусть он не пользовался заемной силой из Накопителей – или, будем честны, без крайней необходимости не пользовался – но ведь не возражал против «известной практики», был винтиком этой порочной системы, добросовестно обеспечивал ее функционирование. И не его заслуга, что пресловутой практике наступил конец. За это нужно поблагодарить извращенца и позера коллегу Тейзурга, и злопамятного коллегу Зибелдона, напоившего коллегу Тейзурга магобоем, и Зинту, не побоявшуюся выпросить у Двуликой «ничтожно малую вероятность». А вы, коллега Суно, всего лишь рядом стояли, так что по крупному счету заслужили все то, во что вляпались.

– Мы пытались объяснить архимагам, что это пагубный порядок вещей, ибо все в нашем мире взаимозависимо, и ничто не проходит бесследно. Мы не смогли их в этом убедить и тоже несем свою долю вины. Люди – не стадо, и жрецы – не пастухи, а учителя для тех, кто приходит к нам по доброй воле, но в данном случае наше недеяние было величайшей ошибкой.

Орвехт вновь наклонил голову – скорее выражая почтение к позиции преподобного Марчета, чем в знак согласия. Бездействие бездействию рознь, и недеяние жрецов не идет ни в какое сравнение с приспособленчеством магов – функционеров системы, которая зиждилась на Накопителях.

Парнишка с тряпкой навел лоск на глобус и теперь протирал подоконник. За окнами Рупамон с его башенками, еле видными в снежных завихрениях, плыл сквозь белый шторм, такой же невероятный в месяц Водоноса, как… Пожалуй, как та невозможная, нелепая, оскорбительная для здравого смысла история, в результате которой с Накопителями было покончено.

– Мы не можем изменить прошлое, – помолчав, добавил Марчет. – Оно уже состоялось и никуда не денется, но от нас зависит, что будет завтра, и через год, и через десять лет.

– После того как я найду Зинту, я вернусь в Аленду. Мы постараемся… решить проблему.

– Поисками займемся, как только стихнет метель. У Зинты священный кинжал Тавше, мы определим местонахождение…

Ему не дали закончить фразу.

– Там на собаке едут!

Настоятель вздохнул и покачал головой, но все же подошел посмотреть.

– Ух ты, изрядная собаченция! – восторженно добавил неугомонный послушник. – Я думал…

Что он думал, никто не узнал, потому что монастырское начальство тут-то и влепило ему подзатыльник – да такой, что парнишка ткнулся лбом в задребезжавшее стекло.

– Какая тебе собаченция, балбес. Не глазами смотри!

После паузы тот опасливо промолвил:

– Это снежный ветер, который выглядит собакой… Ух ты… Зато люди настоящие, и у кого-то из них священный кинжал Милосердной!

Тут и Орвехт бросился к окну. В самый раз, чтобы увидеть, как громадный вислоухий пес одного цвета с разыгравшейся метелью – такой громадный, что на спине у него сидело друг за дружкой несколько человек – улегся, поджав лапы, чтобы пассажирам удобнее было слезть. Двор как будто накрыли стеклянным куполом: снег сюда больше не сыпался, хотя снаружи продолжала бушевать метель.

Суно, преподобный Марчет и послушник наперегонки устремились к двери, сбежали по лестнице.

Орвехт первым выскочил на крыльцо, навстречу людям, которые брели через двор, по колено проваливаясь в сугробы. Двое вели под руки третьего, четвертый нес на руках пятого. А собаки уже и след простыл – на том месте, где она ложилась, даже вмятины не осталось.

Сказать, что Зинта чувствовала себя, как в детстве, значило бы соврать: были в ее детстве зимы с метелями, горками, промокшими варежками и набившимся в сапожки снегом, но не было таких сказок наяву, не катал ее на спине Северный Пёс! Скорее это напоминало тот раз, когда Эдмар утащил ее в другой мир, чудесный и невообразимый: происходящее до того не похоже на обычную жизнь, что незачем его с чем-то сравнивать, надо просто смотреть и запоминать все подряд. Сколько запомнишь – всё твое.

Она спотыкалась и вязла в снегу, Эдмар и Хенгеда с двух сторон ее поддерживали, а с крыльца сбежал навстречу Суно – вот хорошо, что он тоже здесь! Отвыкшие от дневного света глаза щурились и слезились, белизна слепила, кругом была сплошная белизна – как будто они все-таки умерли и попали к Тавше в облачные чертоги. Но лекарка знала наверняка, что ее спутники живы, и Суно живой, и сама она тоже, и с ее ребенком, хвала Милосердной, все в порядке. И вокруг не облака небесные, а заваленные снегом надворные постройки рупамонского монастыря.

Суно обнял ее, и Зинта уткнулась в него лицом, вдыхая сквозь рубашку родной запах. Он неловко и нежно провел рукой по ее голове – по накинутому капюшону.

– Носилки сюда! – прозвучал рядом чей-то голос.

Это для песчаной ведьмы, которую Хантре донес до крыльца на руках. Ничего страшного, просто она истратила много сил, когда колдовала. Расшатать камни и вызвать обвал – дело нелегкое, особенно если через твою голову обмениваются любезностями два таких бесстыжих трепла, как Дирвен и Тейзург. Вот у кого языки без костей, и сейчас им должно быть очень неловко перед теми, кто слышал, какую околесицу они городили. Зинта на их месте сгорела бы со стыда, а Эдмару хоть бы что.

Дирвен выжил. Об этом сказала Хеледика перед тем, как они выбрались на поверхность, а ей нашептал подземный песок.

Хоть и стал он последним зложителем, Зинта не желала ему смерти. Лучше бы он взялся за ум да понял, что натворил. Когда поделилась этим соображением с Орвехтом, тот скептически хмыкнул и заметил, что в данном случае смерть – менее тяжкая кара, чем понимание, но второй вариант, к сожалению, поганцу вряд ли грозит.

Потом он начал пенять ей – зачем доверилась овдейской шпионке, зачем пошла с ней, откуда тебе знать, что у нее за планы… Тут Зинта возразила: если бы у Хенгеды на уме было худое, Тавше не позволила бы ей вытянуть из чаши с табликами Прощение. Милосердную не обманешь, и сам видишь, как ладно все получилось.

Они сидели в келье храмовой гостиницы, пили чай с имбирем и лимоном, за окном в частом переплете виднелся красно-серый Рупамон, весь засыпанный пушистым снегом, как на новогодней открытке. Метель ушла на запад, в сторону Аленды, а здесь пасмурно и тихо.

– Хантре был Стражем нашего мира, так ведь? После него пришел другой Страж, и я вот думаю, почему он не вмешался еще в самом начале в эту историю с Накопителями? Хантре бы, наверное, вмешался и не допустил…

– Как я слышал, нынешнего Стража больше интересуют звери, птицы и волшебный народец. Судя по рассказам коллеги Тейзурга, прежний Страж чересчур увяз в людских делах, и как раз по этой причине наш мир едва не докатился до фатальных неприятностей. Посему когда место освободилось, мир Сонхи из всех кандидатур выбрал того, кому нет особого дела до судеб людей и государств. Коллега Хантре – прекрасный человек, я его искренне уважаю, но он оперативник, а не стратег. Такой оперативник, за которого не жалко десятерых стратегов отдать, и все же…

– А как же тогда люди?

– Люди на то и люди, чтобы самостоятельно решать свои проблемы, тем более, если они сами эти проблемы создали. Не переживай, с Дирвеном, Мулмонгом и Лормой мы разберемся.

Ее клонило в сон. Собиралась вначале в купальню, а потом уже отсыпаться, но поняла, что не сделает и шагу, уснет прямо сейчас – поверх одеяла, чтобы не испачкать простыни, зато наконец-то на кровати, под боком у растопленной печки в мозаичных изразцах.

Право же, коллеги, хотелось бы Орвехту отправиться в те края, где он снова будет магом, а не последним в городе босяком, но он собирался вернуться в Аленду, как обещал Крелдону.

В ходе перепалки с противниками Дирвен выболтал информацию исключительной важности: у кого-то есть неподвластный ему амулет, созданный при участии Двуликой. Этот поганец столько ее поносил, без конца обвиняя во всех своих неприятностях – тут даже у Тавше Милосердной лопнуло бы терпение, что уж говорить о Госпоже Развилок! Логично предположить, что она подарила или подбросила роковой для «Властелина Сонхи» артефакт кому-то из тех, кто находится в Аленде, а не в дальних странах за Унским хребтом. Стало быть, надо этого амулетчика поскорей разыскать.

Тейзург и Хантре планировали уничтожить Накопитель, используя бартогские технологии для подрыва крепостных стен и скальных пород. В монастыре они задержались, чтобы избавиться от паразитов, которых подцепили, питаясь объедками с помоек. Строго по часам пили снадобья под руководством здешнего лекаря. Коллега Тейзург по всякому поводу иронизировал, как за ним водится.

– Решили вернуться в Аленду, коллега Суно? Искренне восхищаюсь, всегда обожал ответственных людей… Главное, когда будете путешествовать с Хеледикой, голову берегите.

Озадачить собеседника ему не удалось. Коллега Суно был в курсе, что вошедшая в полную силу песчаная ведьма получает информацию об окружающем мире в том числе через свои колдовские волосы – это у нее дополнительный орган чувств, унаследовано от песчанниц. И если, ночуя с ней рядом, коснешься головой ее волос, она узнает, что не дает тебе покоя, что тебя радует, пугает или мучает. Не чтение мыслей, не доступ к памяти – скорее, считывание лежащих на поверхности впечатлений, но даже в таком варианте это позволяет многое узнать о человеке.

– Поберечь голову никому не помешает, коллега Эдмар, – ответил он учтиво и невозмутимо.

В монастыре амулетов не было: их собрали в сундук, запечатали печатями со священными рунами и унесли в подвал стоявшей на отшибе часовни. Но все равно испытывать судьбу незачем: лучше добраться до столицы, пока не ждут.

Хеледику он нашел в одном из темноватых коридорчиков третьего этажа. Она сидела на подоконнике узкого закругленного окошка: задумчивая, сосредоточенная, словно решает в уме какую-то задачу. Толстая коса лунно-песочного цвета напоминала любопытную змею, прильнувшую к стеклу. Снаружи по жестяному карнизу стучала капель.

– Настоятель сказал, по дороге можно доехать до реки, а дальше с оказией на попутных судах. Деньги у меня есть, речные перевозчики всегда не прочь заработать. Ты готова?

– Завтра, господин Суно, хорошо?

Что ж, завтра так завтра.

Хенгеда собиралась проводить Зинту до монастыря и незаметно исчезнуть, но какое там незаметно: уйти по нехоженому раскисшему снегу, загребая ботами ледяную кашу, в то время как местные жители сидят по домам, топят печки да глазеют из окон? Она осталась.

Побеседовали с Орвехтом, суховато-любезным, как невкусное печенье к чаю. Обменялись наблюдениями по поводу того, что творится в Аленде: это не нарушение, в данном случае интересы овдейских и ларвезийских служб совпадают.

Ей не терпелось отправиться в путь: здесь нечем себя занять, и опять лезут воспоминания о том закоулке с лавкой колониальных товаров – словно гной сочится из воспаленного нарыва, пыльная витрина лавки как будто затянута паутиной, и она запуталась в этой паутине, осталась там навсегда… Но это не мешало вежливо отвечать на реплики собеседника.

Орвехт предложил ей денег: «У вас, наверное, нет с собой достаточной суммы на дорожные расходы?» Не стала отказываться – у нее никакой суммы с собой не было. Спросила, куда можно будет переслать, и каким образом, если от Королевского банка один фасад с вывеской остался. Через торговое предприятие, которое занимается поставками сиянского чая, ему передадут. Хенгеда припомнила, что в этом предприятии у него доля: известная информация, ничего нового он о себе не сообщил. Что ж, она отправит ему деньги, как только вернется в Абенгарт, возвращать долги – важно, и ни у кого еще не было повода обвинить ее в недостаточной пунктуальности.

«Зерл Неотступная, будь милостива, помоги мне вернуть должок еще и Дирвену…»

Поговорили с Хантре Кайдо. Не то, чтобы кто-то из них искал этой встречи, столкнулись в коридоре возле трапезной.

– Спасибо, – неожиданно для самой себя сказала Хенгеда.

Кажется, в тот раз она его не поблагодарила.

– Пожалуйста, – это прозвучало так, словно он огрызнулся.

Осунулся, щеки ввалились, и все равно невозможно красивый. Если б у нее были карие глаза, рыжие волосы и мозги набекрень, она бы Тейзургу больше нравилась? С тех пор, как добрались до Рупамона, тот не обращал на нее внимания – ничего общего с салонными играми, просто ему нет до нее дела.

– Я помню свое обещание, – произнесла она с вызовом. – Я не стану вредить Зинте и ее ребенку. И тебе тоже.

– Насчет меня не зарекайся. Похоже, что мне ты все-таки навредишь.

– Я же сказала, я не собираюсь этого делать.

– Не здесь и не сейчас. Не нарочно. Тебе даже в голову не придет, что это касается меня, и ты будешь думать, что действуешьправильно.

– Тогда объясни, в чем дело, чтобы я знала заранее, чего не надо делать, – потребовала Хенгеда, стараясь совладать с раздражением.

Раздражал он ее изрядно. Не только из-за Тейзурга – такие всегда ее раздражали. Если б он был службистом, он был бы недисциплинированным службистом.

– Больше ничего не могу определить. Я тебя не обвиняю, с твоей стороны это будет без умысла, из-за непонимания.

Шагнул в сторону, но замешкался и добавил:

– Зато другое определилось. Держи имя, которое ты захочешь узнать: Нимче Кьонки.

– Ширрийское имя. Мужское или женское, не разберешь, в Ширре с этим никакой разницы. Зачем оно мне?

– Не знаю, но вроде бы понадобится, так что я тебе время сэкономил.

И пошел своей дорогой, а Хенгеда, уняв новую вспышку раздражения, направилась в трапезную. Что еще за Нимче Кьонки? Ладно, отложим – может, в работе пригодится.

А после ужина к ней в келью заглянула песчаная ведьма.

– У тебя ведь найдется немного времени?

– Да, конечно, – вежливо и настороженно отозвалась шпионка.

Вообще-то она собиралась выспаться, чтобы завтра с утра пораньше отправиться в путь. При условии, что удастся хотя бы задремать, душа – сплошной воспаленный нарыв, жить с этим невыносимо, но хочется не умереть, а отомстить.

– Мне понадобится твоя помощь, а то Зинту неловко беспокоить…

Ведьма боком скользнула мимо нее в келью, кошачьи глаза мерцали, и коса тоже мерцала – хоть лампу туши, чтобы масло сэкономить.

– Чем могу помочь? – официальным тоном спросила Хенгеда.

– Надо сделать мне массаж, а то после той стычки спина до сих пор ноет. Только давай дверь запрем, чтобы кто-нибудь не вошел.

Сам собой звякнул крючок. Гостья, нисколько не смущаясь, начала стягивать через голову вязаную фуфайку.

«Здрасьте, я ей кто – горничная? Ладно, так даже лучше: может, хотя бы устану, разминая ей спину, и тогда все-таки усну…»

Утром попрощались – и каждый отправился в свою сторону.

Хантре и Эдмар отбыли первыми, их унес на мохнатой спине Снежный Пёс. Как только маги окажутся там, где не работают Накопители, они откроют Врата Хиалы и тропами Нижнего мира доберутся до Ляраны. После этого Эдмар свяжется через какой-нибудь амулет с Повелителем Артефактов и постарается заморочить ему голову насчет того, где находятся остальные.

– Заранее жалею Дирвена, – хмыкнул Суно, – ибо могу представить, что наговорит ему коллега Тейзург.

Хенгеда собиралась вернуться в Абенгарт. Эх, жаль, что Зинта ее расстроила напоследок… После завтрака у них зашла речь о том, что для Ларвезы, Молоны и Овдабы проблема сейчас одна – «Властелин Сонхи», будь он неладен, а потом слово за слово давай сравнивать, в какой стране больше порядка и лучше живется. Зинта возьми да скажи, что не хотела бы оказаться в Овдабе, в особенности теперь, когда у нее шестой месяц на исходе.

– У вас там закон о Детском Счастье, который, как дурная мельница, и взрослых, и детей перемалывает. В Молоне или в Ларвезе если хочешь ребенка – роди себе ребенка, а у вас считается по-другому: хочешь ребенка – отними у кого-нибудь ребенка.

– Это правильный закон, – возразила шпионка. – Все делается в интересах детей, которые должны расти в хороших условиях у благоразумных любящих родителей.

– Не знаю, правду ли про Овдабу говорят, что туда, бывает, из других стран женщин заманивают, чтоб они рожали, потом детей забирают, а их самих выгоняют. Уж очень это по-зложительски, на страшные сказки больше похоже, но пошли эти слухи из-за вашего закона!

– К сожалению, правда, – сказал Суно. – Обусловлено это тем, что у чистокровных овдейцев нередко рождаются дети с пороками развития – из-за широкого распространения практики близкородственных браков, в настоящее время запрещенных. Чтобы исправить ситуацию, необходима свежая кровь.

– Вот оно что… Но исправлять-то можно по-разному, и незачем делать это по-зложительски! – поглядев на незаинтересованное лицо Хенгеды, лекарка прикинула, о чем она, небось, на самом деле думает, и решила ее успокоить: – Тебе-то ничего такого не грозит, ты же полукровка.

– Мои родители как раз чистокровные овдейцы. И никаких пороков развития.

– Ты наполовину овдейка, наполовину ширрийка, я же, когда тебя штопала, смотрела твои цепочки…

Хенгеда шагнула в сторону от окна, за которым монахи наводили дощатый мостик через раскисший двор, и села на стул. Зинта уловила, как участился у нее пульс, и испугалась:

– Ох, зря мы об этом заговорили… Прости, если я сказанула не то.

– Со мной все хорошо, – заверила шпионка.

Вскоре ее пульс пришел в норму, а потом ее позвали: если хотите уехать с сегодняшней почтовой каретой, вам пора.

– Нехорошо-то как получилось… – вздохнула Зинта, глядя, как Хенгеда идет по досточкам через двор следом за провожатым.

– Могу побиться об заклад, она об этом не знала, – отозвался Суно.

– О чем?

– О том, что она наполовину ширрийка.

– Ох, об этом я не подумала… Да у нее ведь и денег на дорогу нет…

– Не беспокойся, я одолжил.

– Зря одолжил… Ну, то есть, одолжил – зря, лучше было просто так дать, по-доброжительски, она же столько для меня сделала, чего там после этого деньгами считаться…

– Не лучше. Ее бы такое предложение оскорбило.

– Ну, ладно, тебе виднее…

Тут и лекарку позвали: пора ехать, повозка готова. Обняла Суно, Хеледику тоже обняла. Храни их обоих Тавше.

Снаружи сверкало все, что могло сверкать, в лужах отражалось голубое небо. Зинта вспомнила, как совсем недавно, до того как все это началось, мечтала о путешествиях… Что ж, вот и выпросила себе новое путешествие.

Шнырь много дней и ночей горевал о своей предстоящей безвременной кончине. Или, может, не сильно много – в подземельях не разберешь, ночь или день, а часов у него не было.

Приходили королевские амулетчики, всюду рыскали, ругались последними словами, но никто из них так и не обронил ничего золотого. Это было в самом начале, а потом он сидел один-одинешенек и тосковал, непонятно сколько времени тосковал, пока не услышал голоса.

Один голос точно знакомый… Да и второй вроде тоже. Подкравшись, он опасливо выглянул из-за угла – и увидел в конце длинного каменного коридора песчаную ведьму, с ней был злыдень-экзорцист Суно Орвехт. Бывший экзорцист, хе-хе, нынче он колдовать не может, но в прежние времена немало сиротских головушек загубил… Они шагали рядом в сиянии шариков-светляков, с котомками за плечами.

Сердце у маленького гнупи екнуло: что, если попроситься к ведьме на службу? На временную службу, господина Тейзурга он ни на кого не променяет, но сейчас господина рядом нет, а денечки бегут. Вдруг ведьма какую-нибудь золотую цацку ему пожалует, и тогда он откупится от чудища из черного озера! Вдобавок приключения, о которых можно будет всем рассказывать…

Шнырь утер слезы и потрусил следом за людьми.

5. Ожерелье и Чаша

Конский залив далеко вдается в сушу, на западе в него впадает пограничная река Ялаха, разделяющая Ларвезу и Молону. С двух сторон к заливу подходят железнодорожные пути и тракты с шабовыми столбами, по воде налажено паромное сообщение.

Белёсым и хмурым весенним утром на берегах возле переправы было людно. С юга на север через залив двигалась целая флотилия: галеры, баркасы, паромы с королевскими амулетчиками и солдатами. Скрипели уключины, мерно шлепали весла, далеко разносились команды.

Кое-где на переливчато-серой воде покачивались остатки льдин, прозрачных, как истончившиеся леденцы. В молочной дымке как будто еще что-то плавало – виднеется или нет, поди разбери. Это водяной народец наблюдал с безопасного расстояния за людскими играми. То русалка вынырнет – бледное лицо, за спиной колышутся длинные волосы с отливом в зелень, то похожий на осклизлую корягу топлян, способный за раз откусить у человека руку или ногу. Для них война – это хорошо: что-нибудь да перепадет.

На судах переговаривались, азартно ругались, пересмеивались, кто-то сипло, но воодушевленно затянул разухабистые куплеты. Впереди легкая победа: Повелитель Артефактов любого неприятеля шутя одолеет.

На северной стороне вражескую флотилию ждали в сосредоточенном молчании. Вдоль одетой в пестро-серый камень набережной выстроились молонские маги и ведьмы, за ними стояли солдаты, полицейские, оставшиеся без амулетов амулетчики, да еще ополченцы, подтянувшиеся из окрестных городов и деревень. Многие прибыли сюда из столицы.

От боевых артефактов, подконтрольных самозваному королю Ларвезы, никакого толку, поэтому вооружились немагическим оружием: арбалетами, луками, бартогскими ружьями, топорами, мечами, саблями, а у кого ничего не нашлось, пришли с рогатинами, вилами и дубинками.

Возможно, Тейзург удивился бы, увидев среди ребят с ножами и арбалетами своих бывших подельников из гильдии контрабандистов – почти все они были здесь, как и глава их гильдии, по совместительству почтенный управитель паянской таможни. Впрочем, тот не афишировал свои связи с криминалом и держался особняком от этой братии, вместе с другими таможенниками. А вот Зинта ничуть бы не удивилась, узнав в одном из лучников Улгера Граско – еще больше обрюзгшего и потрепанного с того дня, как она в последний раз его видела, но зато воспрянувшего духом и как будто помолодевшего, с прежним блеском в глазах. Это ведь был тот самый Улгер, которого она когда-то полюбила.

Все они приготовились защищать Молону – свою небольшую, небогатую и не очень-то ласковую страну. До последнего вздоха. Сейчас они были прежде всего молонскими доброжителями, сплотившимися перед лицом внешнего агрессора, а кем-то еще – уже потом, во вторую-третью очередь.

Впереди магов, пограничников и ополченцев стояли, растянувшись редкой цепью, люди в серо-зеленой лекарской одежде, безоружные, если не считать ритуальных кинжалов Тавше. Мужчины и женщины, старые и молодые. Когда над их головами просвистели первые пушечные ядра, угодившие в портовые строения из бурого кирпича – открыть ответный огонь у молонцев не было возможности, артиллерия работает на артефактах – они заговорили нестройным хором:

– Мы, лекари под дланью Тавше, защищаем тех людей, которые стоят за нашими спинами! Да падет гнев Милосердной на тех, кто причинит им вред, и на тех, кто отдает приказы убийцам! Да покарает Тавше того зложителя, который прислал убийц на добрую молонскую землю!

Залпы орудий, плеск волн, ор чаек, грохот обваливающегося кирпича – где уж людям перекричать эту какофонию. Но Повелитель Артефактов их услышал.

– Придурки поиметые… – зло процедил Дирвен. – Ну, придурки же, кто же еще!

Стиснул кулаки так, что костяшки побелели, но удержался и не треснул по зеркалу, в котором сквозь легкий туман, словно в запотевшем окне, видна была вооруженная толпа на набережной и окутанные дымом постройки на заднем плане.

Эти доброжители натурально чокнутые. На кой ему сдалась их вшивая Молона, он всего лишь хотел провести свою армию через их территорию, чтобы добраться до Овдабы – а они подняли бучу, как будто их грабить пришли.

– Ваше величество, какие будут распоряжения? – поинтересовалась спиральная раковина на литой серебряной подставке, похожая на шипастую морскую тварь с перламутровым зевом.

«Далекий голос» – редкий артефакт, худо-бедно заменяющий мыслевести. Через него-то Дирвен и услышал угрозы этих придурков, молонских лекарей под дланью Тавше, а теперь командующий ждет его решения.

Подлость это, чтоб им в Хиалу провалиться! Так не воюют! Если его люди высадятся, начнется сражение, прольется кровь, и тогда… Вдруг Тавше и впрямь послушает этих недоумков? В Молоне только ее и чтут, потому что она покровительствует лекарям, остальных богов там считают бесполезными. Наверняка она к молонцам благоволит, вдобавок Дирвен для нее меченый – однажды уже оделила его рогом… Можно побиться об заклад, эти расчетливые мерзавцы знают, что делают, призывая гнев Милосердной. Он с надрывом выругался, чуть не всхлипнул – не сметь, короли не плачут! – и отдал приказ:

– Прекратить обстрел! Высадку отменить, поворачивайте обратно! Людям скажите, что молонцев мы пугнули, и они обделались, навалили полные штаны, теперь вякнуть не посмеют, будут соблюдать нейтралитет, мы одержали победу без высадки! Наша цель – Овдаба, на Абенгарт двинемся морем, отплытие послезавтра, после загрузки припасов. А сегодня всем праздновать победу над Молоной, и чтоб ребятам поставили пива – они заслужили. Скажите им, что это была генеральная репетиция перед походом на Абенгарт!

– Ваше величество…

– Выполнять приказ! – рявкнул Дирвен так, что в шкафах задребезжали стекла.

Хотелось все крушить и плакать от злости, но лучше сделать вид, что все идет по его секретному плану.

В глубине зеркала маячила удаляющаяся набережная: молонцы грозили кулаками вслед королевской эскадре, что-то кричали и потрясали оружием, часть толпы ринулась тушить развороченные дымящиеся здания, туда же наперегонки бросились лекари.

– Да кому нужна ваша дурацкая Молона… – с отвращением пробормотал Дирвен. – Даром никто не возьмет!

Чтоб отвести душу, выпил пива и разрушил в Аленде несколько уцелевших особняков, которые принадлежали раньше магам Ложи, а теперь стояли ничейные. После этого полегчало. Но все равно настроение было паскудное, отпустило только после обеда, когда ему доложили, что дворцовый казначей, высохший лысый сморчок, донимавший его счетами за подрубленные тряпки, по неосторожности сверзился с лестницы и сломал себе шею.

– Больше этот старый чудак не будет вам досаждать, мой господин, – заверил Чавдо Мулмонг. – Назначим на его место кого-нибудь посмышленей.

Вчера он вернулся из поездки, и Дирвен пожаловался ему на выжившего из ума казначея, а сегодня проблема раз – и решилась. Вот потеха, если тот оступился, когда тащил по лестнице тележку со своими бухгалтерскими фолиантами!

Вечером командующий сообщил через «Далекий голос», что ребята пьют за победу, славят своего короля и полны решимости завоевать Овдабу. Жизнь налаживалась. Еще бы уничтожить амулет Рогатой и добраться до сбежавшего на край света Тейзурга… Но с этим успеется, мрачно пообещал себе Дирвен, непременно успеется. Шаг за шагом он захватит весь мир, и тогда в Сонхи не останется ни одного угла, где Самая Главная Сволочь могла бы от него спрятаться.

Когда лез в голову последний разговор с Эдмаром, ему хотелось пинать мебель и грызть бокалы. Тот связался с ним через зеркало. Повелитель Артефактов осматривал свои отдаленные владения, а тамошние придурки даже не догадывались, что за ними наблюдают. Впрочем, были территории, где он ничего не видел, хоть ты тресни – это означало, что местные гады-маги все амулеты куда-то упрятали и запечатали заклятьями. Ничего, рано или поздно он дотянется до их Накопителей, и тогда с неподчинением законному королю будет покончено, они еще пожалеют о том, что не покорились ему добровольно. Вот об этом он и думал, когда непроглядная темень зеркала пошла рябью, и появилось изображение: Эдмар в серебристо-коричневой баэге сидел в кресле, а на коленях у него развалился сволочной кот, здоровенная зверюга с кисточками на ушах и презрительным взглядом.

– Сюрприз, – ухмыльнулся Тейзург. – Неважно выглядишь, Повелитель Побрякушек.

– На себя посмотри, гад поиметый, – огрызнулся Дирвен. – Не пошли тебе на пользу канализационные харчи?

Исхудалое треугольное лицо недруга еще больше, чем обычно, напоминало маску Злого Шута: сильнее ввалились щеки, резче обозначились скулы, и все равно он был кра… тьфу, мерзопакость, самоуверен до крайности. На его баэге бледно-коричневые змеи извивались и сплетались на туманно-серебристом фоне, наводя на мысли о ночных кошмарах. Волосы всего лишь до середины шеи – ха, пришлось гаду постричься, когда прятался от возмездия! – зато разноцветные, как будто отобрал у художника палитру и все краски извел на себя: черные, зеленые, фиолетовые, пурпурные, синие пряди, смотреть тошно. Глаза сияют, словно золотые монеты, которыми расплачиваются друг с дружкой беззаконные твари в Хиале. Страшные глаза, лучше не всматриваться, и если бы Дирвен не был Повелителем Артефактов – может, и струхнул бы, но прошли те времена, когда он мог испугаться этого ублюдка.

Взяв с подлокотника маленькую белую чашку, изящную, как бутон кувшинки, Эдмар отпил и продолжил беседу, картинно заломив бровь:

– В канализационных харчах была своя прелесть. Новые впечатления, новая игра… Мы ведь тебя обыграли, признаешь? Бедный, бедный маленький Дирвен с маленьким во всех отношениях достоинством… Я же видел тебя нагишом – честно говоря, не впечатлило. Трогательно, не спорю, однако я бы не сказал, что это выглядело соблазнительно. Три очаровательных дамы, которые были с нами в катакомбах, приводят себя в порядок и отдыхают, но я могу позвать их сюда. Попросим Хеледику с Хенгедой быть арбитрами в этом вопросе – кому и судить о наших достоинствах, если не им? И почему это я поиметый, если ты меня так и не поимел?

– Я тебя… Я тебя еще поимею… – выпалил Дирвен, лицо горело, слова рвались из горла, как будто он тонул и звал на помощь: это же неправда, неправда! – И ничего у меня не маленький, не ври!

– Да ну?

– А ты… Ты… От тебя одна мерзопакость!..

Он задыхался, в висках гулко стучало, точно вот-вот голова лопнет.

– Дирвен, закрой рот, – сострадательно улыбнулась Эта Сволочь. – Во-первых, я здесь, а ты там. И во-вторых, видишь ли, я не хочу. Зато благодаря мне ты познал изысканные муки неразделенной любви…

– Ты еще пожалеешь об этом! Запомни этот день, гад, еще пожалеешь!

– Хотя о чем это я, ты ведь уже нашел лекарство от своих сердечных страданий… – длинные насмешливые губы искривились, будто бы от внезапной досады. – Прискорбно, что не в моей власти отнять у тебя то, чем ты утешаешься.

– Вот именно, грызи локти, гад!

Лорма его любит и ни на кого не променяет. Она так и сказала: Дирвен самый лучший из тех, с кем она спала за свою долгую жизнь.

– Увы, мне только и остается грызть локти. Ведь ты всегда можешь утешиться и получить доступное тебе наслаждение, отрывая крылышки у мух, сжигая заживо людей в клетках и самоудовлетворяясь в королевской опочивальне – кто ж тебе запретит, если ты теперь король?

– Я не… Ублюдок, гад, я никого не сжигал, это горожане на своем суде так решили! Я тебя, гада, еще сожгу в клетке, а перед этим поимею вдоль и поперек, запомни мои слова!

– Дирвен, я знаю, какую награду ты за меня назначил – надо признать, я впечатлен и польщен. Но наше романтическое свидание в застенке так и не состоялось, и тебе остались печально жужжащие мухи с оборванными крылышками, а я, как видишь, вернулся в свое княжество, пью кофе, глажу котика и вполне искренне тебе соболезную…

– Я еще раздавлю твое вшивое княжество, которое в кармане поместится! – крикнул Дирвен, сжав кулаки. – А из твоего кота я чучело сделаю и на стенку повешу!

Но собеседник уже исчез. Темная зеркальная поверхность, и в ней отражается конопатое лицо с выражением смертельной обиды, такое несчастное, словно весь мир лежит в руинах, и солнце закатилось навеки.

– Девочка, скажи-ка мне, кого ты будешь искать?

Затерянный в катакомбах схрон, то ли комната, то ли пещера. Полумрак, тряпье, спертый воздух, чтобы не сказать вонь, остатки несвежей еды, затхлая водица в кувшине – издалека принесли, поэтому цены ей нет.

Пока Орвехт отсутствовал, Шеро Крелдон совсем сдал: большой, опухший, с набрякшим изжелта-сизым лицом, словно поднятый некромантом труп. Дышит тяжело, с хрипами, живот под грязным одеялом вздымается горбом.

Ему бы хорошего лекаря. Суно предлагал привести к нему Зинту или кого-нибудь из новых лекарей под дланью Тавше, но глава подполья отказался: конспирация. Среди своих есть несколько магов-целителей, но сейчас они даже чирей вылечить не способны, а воспользоваться артефактами – это все равно, что выползти из канализации на алендийскую мостовую и крикнуть: «А вот он я, вяжите!»

Напротив сидела Хеледика – тонкая, изящная, словно статуэтка из лунного камня, ведьмовские волосы мерцают, внимательные кошачьи глаза тоже как будто светятся в полумраке.

– Думаю, что боевого амулетчика… Достаточно сильного и не присягнувшего Дирвену.

– Непра… – Шеро закашлялся, сипло и надсадно, с бульканьем в утробе. – Неправильный ответ. Дирвен с Наследием Заввы побьет любого боевого амулетчика. Ну-ка, хорошенько подумай, кому Госпожа Развилок, хвала ей вечная, могла отдать такой артефакт, чтоб наверняка насолить угробцу? Что для этого нужно сделать – и у кого будут шансы это сделать?

– Это должен быть вор, взломщик, да? Чтобы он украл Наследие Заввы, хотя бы один из трех артефактов. Господин Эдмар говорил, что эта штука работает, только если все три предмета находятся у одного человека.

– Вот-вот, теперь ты поняла. Будь умницей, найди вора с амулетом Двуликой и заставь его действовать. Я дам тебе список тех, на кого стоит обратить внимание. Коллега Суно, будь другом, достань из того угла коробку под номером сорок три.

Слабый, как чай третьей заварки, свет фонаря – хорошо, что номера нарисованы жирным чернильным карандашом. После недолгих поисков Орвехт извлек из груды старую шляпную картонку, перевязанную разлохмаченной бечевой. Кто бы мог подумать, что этот «архив», который все считали оригинальной причудой Крелдона, когда-нибудь пригодится… Хеледика аккуратно переписала данные в розовый дневничок с цветами и бабочками – на страницы с нарядными заголовками «Мои верные кавалеры», «С кем я танцевала», «О ком втайне думаю», «Кого не желаю больше видеть».

– Ступай, и будь осторожна, да хранят тебя боги.

– Чуть позже, господин Шеро.

Она вынула из-за пазухи бархатный кошелек, распустила шнурки, вытащила плотно завязанный мешочек, размотала тесемку, взяла крохотную щепотку песка. Оглядев загроможденный грязной посудой стол, бросила песчинки в относительно чистую кружку из почернелого серебра, плеснула туда же немного воды из кувшина.

– Выпейте это. У вас водянка, я заставлю лишнюю жидкость выйти из организма. Господин Суно, приготовьте, пожалуйста, какую-нибудь посудину, лучше ведро.

– Знал бы, до чего доживу, – угрюмо проворчал Крелдон, не глядя на девушку. – Не от водянки помру, так со стыда…

– Вы должны дожить до нашей победы, – с сочувствием и в то же время непреклонно отозвалась песчаная ведьма. – Это все, что я могу сейчас сделать.

Орвехту пришло на память: «Лунный свет серебрит и хрустальный павильон, и грязь под ногами, для луны нет разницы между тем и другим…» Из «Третьей похвалы Лунному свету», перевод с китонского Лимилы данг Коревальд, придворной поэтессы, жившей в позапрошлом веке.

Ушли вместе, потом Хеледика исчезла в каменном лабиринте, а Суно повернул в туннель, который вел к ближайшей клоаке. В одной руке тусклый фонарь, в другой ведро с вихлявой ручкой, почти доверху полное мочи. Если б не своевременная помощь ведьмы, Крелдон, скорее всего, и восьмицы не протянул бы.

Теперь вся надежда на Хеледику и на неизвестного вора-амулетчика – при условии, что выболтанная Дирвеном информация достоверна, а то мало ли, что ему там могло присниться с пяти-шести кружек пива… Впрочем, Орвехт не позволял себе надеяться: надо скрепя сердце работать над решением проблемы, даже если нет никакой надежды.

Первую часть своего плана Шнырь выполнил запросто, недаром он самый умный среди гнупи, состоящих на службе у господина Тейзурга. В два счета напросился к ведьме в помощники: «Возьми меня с собой, я тебе пригожусь!» – «Хорошо, пригодишься». Он порывался еще ее поуговаривать, потому что загодя приготовил разные хитрые доводы – жалко ведь, если они пропадут, но ведьма оборвала: «Я же сказала, идем со мной. Только молча».

Господин на ее месте выслушал бы просителя, еще бы всласть поиграл, притворяясь, будто сейчас даст ему от ворот поворот – на это он мастак! А песчаной ведьме, вишь ты, не до игрушек. Не так уж с ней интересно.

Ежели смотреть на нее с расстояния, на первый взгляд она казалась тонкой и хрупкой, как ветка, одетая в изморозь – но только на первый. Куда больше она была похожа на гибкий смертоносный бич. Встретились им по дороге двое амуши… Ага, где встретились, там и остались: мигом скрючились, ссохлись, превратились в два пучка длинной сорной травы с болтающимися корешками, и никакое хваленое колдовство их не спасло.

– Можно, я в их барахлишке пороюсь и чего-нибудь стоящее себе возьму? – оробело и подобострастно спросил Шнырь.

– Можно, если это не волшебные артефакты. Сверни их тряпье и спрячь за те камни.

Рассчитывал на золотишко, да ничего не нашлось. Позеленелые бронзовые побрякушки, лакированные жуки и цикады, чьи-то зубы, нанизанные на кожаную тесемку вперемежку с жемчугом, резной деревянный гребень в пятнышках засохшей крови. Тоже хорошие вещи, но для откупа не годятся.

О том, что у него должок хозяину черного озера, гнупи не стал ей рассказывать. Господину выложил бы все как есть, а с ведьмой держи ухо востро, лучше у нее будто бы невзначай что-нибудь золотое в подарок выпросить. Не то обрадуется и поставит условие: я тебе золото на откуп, а ты за это будешь у меня на побегушках на веки вечные. Каждому ведь захочется такого сметливого, расторопного и храброго помощника… Вы бы разве отказались от ловкого и находчивого Шныря? То-то же, и никто бы не отказался!

Как добрались до выхода, ведьма достала из котомки серое платье с пуговицами на груди, жакетку, шляпку и сноровисто переоделась, скинув то, в чем гуляла по катакомбам: шаровары, вязаную фуфайку и куртку с капюшоном. Невзрачную котомку вывернула наизнанку – другая сторона оказалась поприглядней, с фиолетовым бантом. Сложила туда одежку. Волосы заплела в косу, завернула кренделем и упрятала в вязаный чехол, в придачу надела бартогские очки с синими стеклами. Платье было скомканное, мятое, но она в два счета разгладила его колдовством – словно только что из шкафа.

Шнырю велела держаться в сторонке, будто они не вместе. Ну, это он и сам понимал.

Снаружи был вечер, лилово-зеленый, теплый, ароматный… Только ароматы совсем не те, что в прошлые весны: раньше в эту пору в Аленде пахло цветами, пряностями, вареным шоколадом, а нынче – помойкой.

За то время, что Шныря не было в городе, небитых фонарей поубавилось, но гнупи с ведьмой и в потемках отлично видели, Хеледике даже синие очки не мешали. Издали доносился шум, словно неритмично звенели медные тарелки и люди что-то горланили, голоса были высокие, женские.

– Кажись, это на Гвоздичной площади! – деловито доложил из тени Шнырь.

Туда и направились – посмотреть. Пошли наискось через Поэтический сад, без труда пролезши меж прутьев ограды: кто другой застрял бы, но Хеледика проскользнула вслед за гнупи, разве что котомку сняла и потом опять надела. Шнырь решил, что надобно иметь это в виду, ежели когда-нибудь удирать от нее придется.

В саду росли вишни, яблони, сливы, жасмин и шиповник, и еще бурьян на клумбах, за которыми никто не ухаживал. Зато люди вовсю этот сад удобряли – тоже хорошее дело, хотя неинтересно, раз теперь из-за этого никто не ругается. В темноте белели мраморные постаменты и раскиданные в траве обломки, раньше это были памятники поэтам былых времен. Покойный Шаклемонг литературу не одобрял, пусть и писал нравоучительные книжки о том, что людям можно и чего нельзя.

По ту сторону лежала Гвоздичная площадь, людная, освещенная факелами, полная гомона и суеты.

– Ух ты, вот это да! – восторженно ахнул Шнырь, прильнув к узорной решетке.

– Они что, все разом сошли с ума?.. – озадаченно пробормотала рядом с ним песчаная ведьма.

По углам секретера стояли розы: слева белая в вазе из черного обсидиана, справа черная в молочном халцедоне. Посередине бутылка флабрийского, стоившая едва ли не дороже, чем вся обстановка этого кабинета. Запечатанная алым сургучом, с позолотой и витиеватым росчерком главного смотрителя Флабрийской винодельни на ярлыке.

За стрельчатым окном с вуалью городской пыли на стеклах – грязно-розовое вечернее небо, островерхие черепичные крыши, жестяные флюгера в виде дворцов и кораблей, закопченные башенки со знаменитыми бартогскими часами, показывающими по несколько раз в день целые спектакли: в недрах каждых часов спрятан механический театр. Вдали дымили заводские трубы, пятная закат пепельными размывами.

– Боги и демоны, до чего же мне хочется наконец-то ее открыть… – вздохнул Тейзург, глянув из-под опущенных ресниц на бутылку.

– Открой, – отозвался Хантре. – Остатки печени угробишь, недоеденные мясовертом печеночным.

Хозяин особняка скорчил гримасу, пародийно-огорченную, ироничную и снисходительную. После скитаний в катакомбах он стал чаще гримасничать, как будто в результате пережитых лишений в элегантном рафинированном господине проснулся уличный фигляр.

– Увы, ты прав. Пока не восстановится здоровье, на эту прелесть можно только смотреть, как на дразнящий недосягаемый мираж.

В рупамонском монастыре их вылечили от паразитов, но прописали диету. Оба мага владели техникой самоисцеления и рассчитывали привести себя в порядок за две-три восьмицы.

– Так убери эту бутылку с глаз долой.

– Э, нет, без искушений неинтересно! И как мило, что ты обо мне беспокоишься… Или не обо мне, а о взрывчатке для Накопителя, которую я заказал и за которую должен заплатить?

Хантре промолчал. Ответь он утвердительно – это, наверное, было бы неправдой. Подумал: жаль, что ты не умеешь дружить без этих своих постельных заморочек.

Впрочем, он не сомневался в том, что у этого пижона стальная воля, и сорваться до того, как поврежденные ткани печени полностью восстановятся, Лиргисо способен в последнюю очередь.

В этот раз его прежнее имя удержалось в памяти чуть дольше, чем обычно, хотя все равно истаяло, как звон разбитого стекла: мгновение – и ничего не осталось.

Из Рупамона они через Хиалу добрались до Ляраны. Там за это время ничего не стряслось: враги Тейзурга предпочитали не рисковать, ожидая известий о том, что в Аленде его наконец-то схватили.

Когда молодой лекарь под дланью Тавше, уже четвертый месяц работавший в ляранской лечебнице, предложил им свою помощь, Хантре первый отказался. Ситуация не критическая, вначале он попробует справиться с последствиями заражения самостоятельно. Эдмар отреагировал на его решение насмешливо-соболезнующей гримасой, но тоже сказал, что лишняя тренировка не помешает.

Чтобы разобраться с «Властелином Сонхи», надо уничтожить накрывающий Аленду Накопитель – и они отправились в Бартогу.

В «столице пара и шестеренок» у Тейзурга был старый трехэтажный особняк – с дипломатическим статусом, серой от дуконского смога лепниной на фасаде и всевозможными техническими приспособлениями, от нескольких подъемников (для господ, для прислуги, для перемещения мебели, для подносов с едой) до замысловатых механизмов, открывающих-закрывающих двери и окна. Поворачиваешь торчащий из стены рычажок, и дверь перед тобой торжественно распахивается, иногда со скрипом, если металлические сочленения давно не смазывали.

– Проще открыть вручную, – заметил Хантре после первого знакомства с этими штуковинами.

– Дурной тон, – Тейзург осуждающе вздернул бровь, но потом ухмыльнулся. – Если ты принадлежишь к приличному обществу, забудь о том, что дверь можно открыть, приложив к ней ручное или пинковое усилие, иначе дашь повод для кривотолков.

– Я не из приличного общества. Забыл о том, что я наемник?

Похоже, его собеседник не просто изобразил удивление, а удивился по-настоящему. Помолчав, уточнил с недоверчивой ноткой:

– Могу ли я истолковать твои слова так, что ты согласен вернуться на прежнюю работу?

– Надо же мне где-то работать, – пожал плечами Хантре.

Эдмар как будто хотел спросить что-то еще, но передумал. Насмешливо прищурился, превратив по-человечески растерянное лицо в непроницаемую маску.

– Демоны Хиалы, я ведь тебе жалование за четыре месяца задержал… Если завтра-послезавтра – устроит?

– Вполне.

Перекинувшись, Хантре в кошачьем облике свернулся в кресле – чтобы не продолжать разговор.

«Ты ведь не поймешь, почему я так решил. Или поймешь на свой лад, только этого не хватало в довесок к остальным нашим проблемам. Ты увяз в своем ядовитом болоте, ты там корни пустил и давно уже стал частью этого болота, гиблой трясиной в человеческом облике. Демон Хиалы среди людей. Может, все могло быть по-другому? Я не пытался тебе помочь, ни давным-давно, ни просто давно, ни недавно. Ничего об этом не помню, но наверняка знаю, что не пытался. Я всегда уходил, свалить – это проще всего. А когда ты защищал меня в катакомбах от мертвецов, что-то изменилось. С моей стороны это не благодарность и не долг – не моральное принуждение – но в этот раз я не уйду. Хотя не знаю, в моих ли силах вытащить тебя из болота.

Главное, не забывать о том, что ты псих, чокнутый демон. Как умалишенный, который выглядит смирным, а потом внезапно свернет шею кому-нибудь из окружающих. Ты не шею свернешь, но тоже хорошего мало, еще одного «Пьяного перевала» мне точно не надо».

Тейзург достал из ящика стола несколько листов «нефритовой» сиянской бумаги – той, что с зеленоватым оттенком – взял карандаш и принялся рисовать. Исхудалое треугольное лицо с заострившимися скулами, на подведенные глаза падает отросшая челка. С таким выражением любители китонских грибочков берут на кончик ложки очередную дозу: еще чуть-чуть – и эта реальность съежится до размеров карманного зеркальца, отступит, истает, а ее место займет что-то другое.

Рисовал он быстрыми уверенными росчерками. Кот неспешно потянулся, перепрыгнул на спинку дивана и вдоль стенки направился, крадучись, к художнику.

«Если меня в непотребном виде нарисуешь – будешь опять в бинтах ходить…»

Перескочив на спинку кресла, уставился из-за плеча Эдмара на картинки.

– Смотри, кисонька, это комедия Дель Арте на выезде – Коломбина, Арлекин и Пьеро. Персонажи древнего иномирского театра, упоминания о них встречаются в путевых заметках некоторых путешественников по мирам, посещавших Землю. Когда после своего купания в Лилейном омуте я сопоставил то и другое, меня это и ошеломило, и позабавило, и очаровало… Впрочем, ты не в курсе, что это была за история, поэтому просто смотри. Эти двое мерзавцев похитили третьего – между нами говоря, тоже мерзавца. Верховодила Коломбина, без нее там ничего бы не случилось. Видишь, Арлекин и Пьеро без ума от нее, каждый на свой лад, а она нянчится с Пьеро и бессердечно издевается над похищенным Арлекином. Грустно, не правда ли? Я изобразил их в традиционных костюмах Дель Арте, хотя в жизни они были одеты по-другому. На Коломбине была старая черная футболка, истрепанные кожаные штаны с эффектными прорехами на коленях и мужские ботинки, которые она сняла с подвернувшегося трупа, но это не мешало ей быть прекрасной. Как обрушившийся с ясного неба ураган, как вонзившийся в сердце нож, как сметающая лодки и дома волна Ниато… Как потрясение, которое не всякий переживет, а пережив, не останется прежним.

Кот разглядывал рисунки. Человеком в этой компании была только Коломбина, два других персонажа – красивые, но не люди. Существа иной расы. Причем один из них, с изящным и волевым треугольным подбородком, насмешливым ртом и коварно сощуренными глазами явно напоминал Тейзурга, словно тот нарисовал свой автопортрет.

«Так это он и есть в прошлой жизни, серебряная маска этого существа висела у него в алендийском дворце в одной из комнат. В катакомбах он рассказывал нам со Шнырем о том мире. А она – не Коломбина. Кажется, я ее знаю…»

Засмотрелся на рисунок – и вдруг увидел: она стоит на смутно знакомой улице, в разноцветном сиянии, льющемся из уходящей ввысь стеклянной стены, под накрапывающим с ночного неба дождем. В блестящей от дождя черной куртке с поднятым воротником, собранные в хвост волосы намокли.

Внезапно ее глаза расширились, как будто она смотрела из этого зыбкого городского наваждения прямо на него:

– Поль?.. Черт побери, ты где?!..

Она назвала его именем, данным при рождении, и тем самым открыла путь: чтобы попасть отсюда – туда, сейчас надо всего лишь перепрыгнуть со спинки кресла к ней на плечо. Она киборг, под весом свалившегося из ниоткуда кота даже не пошатнется…

В следующий миг все поплыло. Чтобы удержаться, он вцепился когтями в кожаную обивку и в руку Эдмара, соскочил на стол, пробежал наискось к другому креслу.

– Теперь-то за что?!.. Хантре, что случилось?

На рисунке расплылась капля крови.

Считается, что у кошек голова не кружится, даже если это маг-перевертыш в кошечьей шкуре, а у него закружилась. Разглядывал картинки, и что-то ему померещилось, как обрывок сна, но тут же ускользнуло – оно уже далеко, словно улетевший в темноту мотылек.

Главное, что он в Сонхи, у себя дома. Эта мысль умиротворяла, и он задремал, свернувшись в кресле. Правда, что-то его тревожило, как будто вернувшийся мотылек бился в стекло, но это было на периферии его кошачьего и человеческого сознания – то ли есть, то ли нет…

– Во, смотрите, смотрите, у ней на шляпе дохлая ворона! Может, та самая, которая мою крыску тогда утащила, так ей и надо, хе-хе, что у ведьмы на шляпе свой век закончила, потому что не воруй чужого! А у той, которая рядом стоит, никак ощипанная курица… Лучше б ее в кастрюлю, правда же? Голодуха в городе, а она еду себе на шляпу нахлобучила… Уй, смотрите, госпожа Хеледика, голая задница! Вон там белеет, видели? Вот, вот она, смотрите, пока не заслонили – натурально задница! Ишь ты, эта ведьма хорошую юбку не пожалела, специально вырезала дыру да исподних штанов не надела, чтоб перед всем народом своим бесштанным хозяйством сверкать, а зачем – одни крухутаки знают…

– Вот и я хотела бы это узнать, – пробормотала Хеледика.

Они притаились в кустах за оградой, а на Гвоздичной площади, озаренной сиянием разноцветных волшебных фонарей, собралось два с лишним десятка алендийских ведьм, вырядившихся, как на маскарад. И те вовсю бесчинствовали, орали блажными голосами, улюлюкали и отплясывали, бесстыдно задирая юбки.

– Шнырь, они, по-твоему, зачарованы? Что-нибудь чуешь?

– Да кажись, ничего такого нету, ни вот столечки.

– Я тоже не чувствую ничего, что объясняло бы этот кавардак. Они танцуют, и если б они были под чарами, я бы через танец это уловила. Значит, китонские грибочки или что-то еще в этом роде.

– Уй, берегитесь! – дернув ее за рукав, скороговоркой предупредил гнупи. – Там стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд, она моего господина однажды в ловушку поймала, у нее большая власть над желтым, красным, зеленым и коричневым стеклом…

– Я про нее знаю. Пуговицы у меня из черного стекла, очки из синего, ей до меня не дотянуться.

– Сестры-ведьмы, правда на нашей стороне! – зычным голосом провозгласила Ламенга. – Обывателям, которые трусливо глядят на нас из-за своих обывательских занавесок, не нравится наше собрание! Они не признают за нами права устраивать собрания на городских площадях! Давайте их проучим! Да здравствует свобода волеизъявления!

Ведьмы встали в круг и давай плести чары, а потом захрустело, зазвенело, бледные лица отпрянули от окон, которые разом пошли трещинами и посыпались на мостовую.

– Уи-и-и, бей, круши! – радостно завопил гнупи, но спохватился – они же с Хеледикой в засаде сидят – и опасливо прикрыл рот ладошкой.

Впрочем, его счастливый вопль потонул в общем галдеже и грохоте.

– Ясно, это провокация. Но зачем, кому это надо?

– Так для веселухи же, чего непонятного! Хе-хе, всем окна побили, даже тем, кто не смотрел на них! А вон тот не успел отскочить, так ему рожу порезало, кровушка на подоконник капает, и еще у тетки, где ящик с геранью, прямо из глаза торчит осколок, а она стоит истуканом… Не, уже повалилась, то ли в обморок, то ли померла, видели? Знатно ваши товарки оттянулись, правда же?

– Они мне не товарки, хотя некоторых я знаю, – сухо произнесла песчаная ведьма.

– Да я вам не хотел худого сказать, наоборот, лихо же у них получилось, теперь весь город будет судачить…

– Помолчи, – оборвала Хеледика. – Уходим отсюда, и хорошенько прикройся чарами.

Догадливый Шнырь и сам уже понял, что вот-вот начнется второй акт этого спектакля.

Залегли за кустами шиповника, возле укромной песчаной дорожки, и Хеледика для всякого магического наблюдения слилась с этой дорожкой – будто бы нет ее здесь, один песок. Бывалый Шнырь тоже не оплошал, защитился от злодеев-амулетчиков превосходнейшими чарами, какие не всякий гнупи сумеет сплести. Одна беда, ничего отсюда не видать. Только звуки слышны – команды, крики, мужская ругань, женский визг. Когда вся эта катавасия закончилась, и шум стал удаляться, Хеледика вскочила:

– Идем. Я должна с кем-нибудь из них поговорить.

Выбрались на погрузившуюся во тьму площадь. Ни одного фонаря не осталось, но им фонари без надобности. На мостовой валялось тряпье, оторванные пуговицы, потерянные шляпки и башмаки, под стенами домов поблескивало в лунном свете битое стекло. По булыжнику сновали сгорбленные тени – одна, вторая, третья, потом и четвертая из-за угла вынырнула… Даже Шнырь не сразу признал в них людей. Мародеры ищут, чем поживиться. А жители окрестных домов затаились, задернули высаженные окна занавесками, лишь кое-где за кисеей слабо желтел свет лампы.

Наклонившись, Хеледика подобрала крупную пятнистую фасолину.

– Флаченда, бобовая ведьма, мы с ней вместе учились. Пошли за ней.

Двое мародеров с рычанием, как бродячие собаки, сцепились из-за несвежей куриной тушки, которую одна из ведьм таскала на шляпе.

– Я гляну, что там валяется? – спохватился Шнырь, подумав о спасительном золотишке. – Вдруг чего хорошее… Я скоренько, и потом догоню вас, ладно?

– Ладно, только догоняй без шума.

– А то, меня даже вы не заметите!

Не повезло ему на Гвоздичной площади: ничего золотого в суматохе не обронили. Попалось несколько медяков, выкрашенная красным лаком пуговица в виде розы и почти целое, только чуток надломленное павлинье перо. Хозяйственный Шнырь сложил находки в свой лоскутной ранец – может, на что сгодятся, перо тоже прихватил, жалко такую ценную вещь оставлять, и припустил за песчаной ведьмой – по запаху, по следу, пахло от нее песками и необъятными просторами, пугающими, как холодное лунное дыхание на загривке.

Настиг ее на улице Алых Ниток, и не только ее:Хеледика, выдерживая дистанцию, кралась за шумной компанией из четырех человек, а следом за ней будто бы ползла по тротуару песчаная змея.

Трое парней и барышня. Один из них амулетчик, девица ведьма. Спутанная ведьма, что-то ее блокирует – не иначе, нацепили на нее предназначенный для такого дела артефакт. Будь она посильнее да поумнее, может, и смогла бы его перебороть, но вместо того, чтобы сопротивляться, она потеряла голову от страха и жалобно хныкала:

– Отпустите меня, пожалуйста, я же ничего плохого не сделала! У меня дома мама с папой, сестренка и бабушка, они обо мне беспокоятся! Я больше не буду на эти собрания ходить, честное слово, не буду, пожалуйста, отпустите меня!

– Ты давай ножками шибче перебирай, щас придем куда надо и сперва отымеем тебя во все дырки, а потом тебя будут судить, и тогда еще посмотрим, что с тобой делать дальше…

– Ты такая пышечка, не хочешь чуток поджариться?

– Ну не надо, пожалуйста…

– Ножками, говорю, перебирай, курва этакая!..

Хеледика остановилась, рядом с ней остановился запыхавшийся гнупи.

– Вот и я!

– Ты-то мне и нужен. Отвлеки амулетчика. Хоть на несколько секунд, чтобы он не успел на меня отреагировать.

– Уж не сомневайтесь! – ухмыльнулся догадливый Шнырь, мигом смекнувший, что надо сделать.

Поверх деревянных башмаков на нем были войлочные, сшитые и заклятые тетушкой тухурвой – они позволяли ему носиться без обычного для гнупи топота. Он вприпрыжку настиг компанию и пощекотал амулетчику шею павлиньим пером. Ясное дело, парень подумал на насекомое, вздрогнул, потянулся рукой к затылку, и тут на него вихрем налетела Хеледика. Амулетчик издал горловой звук, поперхнулся и повалился навзничь, Шнырь учуял сладкий запах крови.

А ведьма не промах, верно рассчитала: почем ей знать, какие у него артефакты, и если б она применила магию, тот бы, может, сумел дать отпор. Хотя ей бы нипочем не заколоть его, кабы не помощь находчивого Шныря!

Двое других корчились на мостовой, скребли пальцами по булыжнику, пытаясь вдохнуть, а толку-то дышать, когда носоглотка забита песком: их атаковала раздвоившаяся «змея», сотворенная песчаной ведьмой.

Бледная заплаканная девчонка хлопала мокрыми ресницами, кривила дрожащие губы и пыталась что-то сказать, но могла только судорожно всхлипывать.

Выхватив из кармана жакетки маленькие дорожные ножницы, Хеледика откромсала у нее локон, к которому был прицеплен блокирующий амулет – и не просто прицеплен, а запутан с волосами, чтобы просто так не снять. Потом вынула бартогский нож с выдвижным клинком и добила издыхающих противников.

– Акетис вам справедливый судья, – произнесла она вместо пожелания добрых посмертных путей.

Древнее напутствие, каким провожают в серые пределы тех, кому нет прощения.

Песок по ее велению выполз наружу, как будто мертвяков стошнило уличным сором. Это она молодец, одобрил про себя Шнырь, никому и невдомек будет, что их убила ведьма своим колдовством: зарезали, и все дела.

– Идем отсюда, – она взяла оцепеневшую Флаченду за руку и потянула за собой.

Гнупи потрусил следом, точно невидимка из сказки: кто из смертных заметит его в темноте, при скудном лунном свете?

– Хеледика… – давясь рыданиями, пробормотала спасенная бобовая ведьма. – Это правда ты?

– Не называй меня по имени. Поговорим потом.

Богатые улицы остались позади, пошли кварталы для горожан попроще, хотя крыши там и тут одинаково серебрились – луне своего серебра ни для кого не жалко, другое дело, что она и дань возьмет с каждого, когда пожелает.

Остановились возле дома с заколоченными крест-накрест окнами. На первом этаже лавка, не поймешь какая – над дверью вместо сорванной вывески выделялся прямоугольник чуть посветлее остального фасада. На втором, как водится, хозяйская квартира, тоже заброшенная. Жильем здесь и не пахло.

Достав из щели под крыльцом ключ, Хеледика отперла облезлую дверь. Шнырь прошмыгнул внутрь заодно с ведьмами.

По стенам ряды пустых полок – ясно, что не погром, просто все вывезли. На темном прилавке косо распластались бледные лунные пятна от окна. Пахло пылью, старой лакированной древесиной, мышами и самую малость плесенью.

Юркнув на потаенную изнанку дома, для людей недоступную, Шнырь узнал, чем здесь торговали: как бы ни менялась обстановка, на изнанке так или иначе все остается.

Ярусы деревянных полок, таких больших, что гнупи запросто поместится, и на каждой что-нибудь есть. Медные подстаканники, сапожные щетки, лампы, фонари, свечи, галоши, чернильницы, клубки шерсти, музыкальные шкатулки, перчатки, ситечки для чая, канделябры, пуговицы, карандаши, стопки носовых платков и конвертов. Свисали гирляндами прищепки, мочалки и катушки разноцветных ниток. Отсюда ничего не унесешь: все эти вещи только здесь настоящие, за пределами дома они исчезнут.

Жили в этой тесноте козяги, которых легко можно перепутать с накопившейся по углам пылью, два сонных раскормленных чворка и похожий на ежа вывырик – этот забился на верхнюю полку и бормотал оттуда что-то ругачее, глядя на Шныря опасливо, но непримиримо. Больно надо с ним связываться: если ему сбежать некуда, начнет скакать вокруг да колоться иголками, и пусть ты сильнее, еще вопрос, чья возьмет.

Тем временем девушки поднялись на второй этаж, в жилую когда-то комнату, где стоял брошенный диван, такой ветхий, что попытаешься сдвинуть – на месте развалится. Песчаная ведьма зажгла шарик-светляк, он повис возле пола и озарял их лица снизу, чтобы с улицы не заметили. Когда сели, в диване заскрипели пружины, в воздухе расплылось облачко пыли. Обе закашлялись.

Шнырь видел их через оконце, которое на изнаночной стороне есть, а на человеческой нет.

– Флаченда, зачем вам это понадобилось?

– Что понадобилось? – гнусавым от слез голосом спросила бобовая ведьма.

– То, что вы вытворяли на Гвоздичной площади.

– Мы не вытворяли, мы хотели заявить о своем существовании…

– Разве кто-то в нем сомневается?

– Ну… Не сомневаются, но нас не признают, а мы добиваемся признания!

– Кто у вас главный?

– Ламенга Эрзевальд и Глименда Нугрехт, я тебя с ними познакомлю, они такие замечательные личности… – осекшись, Флаченда добавила. – Лишь бы их не схватили…

– Да им-то как раз ничего не будет, они сотрудничают с Мулмонгом.

– Не говори так! Ложа преследовала их за то, что они хотели сохранить свою независимость!

– Одно другому не мешает. Каждый человек – словно лабиринт, даже если с виду кажется простым. Неужели никто из вас не подумал о том, что на Гвоздичной площади на вас нападут?

– Шенодия говорила, что нас собираются бить и арестовывать. Она же ледяная ведьма, ее сейчас даже в королевский дворец приглашают, она там замораживает мясо для хранения и помогает готовить мороженое, – голос Флаченды звучал тонко и жалобно. – За ней там кто-то ухаживает, то ли из придворных, то ли повар, он ее предупредил, а она сказала нам и не пошла на Гвоздичную площадь, а я все равно пошла. Шенодия живет в своем ограниченном мирке и не интересуется борьбой, ей было интересно просто так, она любит посидеть в компании, а рисковать вместе с нами она не захотела…

– Хоть одна умная среди вас нашлась.

– Это не ум, а приспособленчество! Она ренегатка, перешедшая на сторону обывателей, которые равнодушно смотрели из окон, как нас избивают!

Шнырь перебрался через волшебное оконце в человеческую комнату – словно клякса ночной темноты отделилась от стенки – подошел, неслышно ступая, и уселся на полу возле границы освещенного круга. Он деликатно помалкивал, чтобы его не заругали.

– Как ты не понимаешь, – говорила в это время бобовая ведьма песчаной ведьме, – если мы не станем заявлять о себе, у нас не будет никаких прав и привилегий, Ламенга с Глимендой очень хорошо все это объяснили, поэтому борьба нужна обязательно… Ой… А-а-а-а-а-а-а!..

– Ты чего?! – Хеледика тоже вскочила, у Шныря аж дыхание сперло от ее защитно-поискового заклятья – словно бич хлестнул вкруговую по комнате и за пределы комнаты. – Ничего же нет!

– Гнупи-и-и! – ухватившись за нее, завопила Флаченда. – Там гнупи!.. А-а-и-и-и!..

Уши заложило от ее истошного визга, но польщенный Шнырь все равно расплылся в улыбке, встал и воспитанно шаркнул ножкой. Она его испугалась! Ведьма его испугалась! Когда простые смертные девчонки орут, как резаные, увидев кого-нибудь из черноголового народца – это обычное дело, но если ведьма из-за тебя подняла такой крик – значит, ты воистину ужасен!

Она ведь могла бы так колдануть, что потом три дня бока будут ныть, а вместо этого ухватилась за Хеледику, как выпавший из окна хватается за карниз, и зазря надрывает глотку. Зловещий Шнырь смотрел на нее с восторгом, почти влюблено: до чего же приятно, когда тебя боятся!

Хеледика наконец-то оттолкнула подружку на диван. У Флаченды в судорожно сжатом кулаке осталась выдранная пуговица с ее жакетки.

– Замолчи! – улучив паузу, потребовала песчаная ведьма. – Он с нами заодно.

– А… А вдруг он прыгнет?.. – пролепетала Флаченда.

Конечно же, Шнырь прыгнул – из темноты к дивану, потом от дивана в дальний угол, потом снова на середину комнаты и два раза подскочил до потолка, а после с разгону взбежал по стенке, сиганул на пол, лихо перекувырнувшись в воздухе, и раскланялся, будто акробат в цирке – все это под аккомпанемент захлебывающегося девичьего визга.

– А ну, хватит! – Хеледика начала изгибаться всем телом, как в танце, и воздух в комнате загустел, так что и звуки в нем глохли, и двигаться стало трудно, словно тебя поймало невидимое желе.

Присмиревший Шнырь сел на пол, всем своим видом показывая, что он паинька. Девчонка тоже умолкла.

– Ты боишься гнупи?

– Ну да, они же еще хуже пауков и мышей, – ответила Флаченда сорванным голосом. – Сами маленькие, а носы у них большие и вислые, и щетина на загривке, и они прыгают…

Шнырь взял на заметку: можно подкинуть ей мышь или паука, даже обоих сразу – во будет потеха.

– Я живу в Аленде уже четыре года, но, кажется, до сих пор не все в вашей жизни понимаю, – произнесла песчаная ведьма после некоторого раздумья. – Я боюсь того, что опасно, а вы здесь боитесь чего попало, но иногда не замечаете по-настоящему опасных вещей.

– Так это же гнупи…

– Между прочим, он помог мне отбить тебя у этих… у этой падали.

– Ой… – мягкое округлое лицо Флаченды, опухшее от слез, болезненно скривилось, как будто она успела позабыть о том, что с ней случилось, а теперь вспомнила. – Ты их правда что ли убила?

– Да. Что еще можно было сделать?

– Ой, не знаю… Я бы не смогла…

– Я могу. Хотя убивать неприятно, если ты об этом.

Дальше разговор пошел о том, куда податься Флаченде: она хныкала, что хочет домой, а Хеледика рассудительно возражала, что нельзя, потому что всех участниц сборища на Гвоздичной площади будут искать, она и сама попадется, и своих домашних в неприятности втравит, ей теперь нужно прятаться.

Та снова расплакалась, а Шнырь смотрел на нее и дивился: то борьбу ей подавай, то куксится и слезы льет – одно название, что ведьма. Другое дело Хеледика – не моргнув глазом убьет или околдует, пусть и выглядит тихоней.

Хотя с господином Тейзургом ей не сравниться: господин из чего угодно такой театр устроит, что все ладоши отобьешь ему аплодировать! Уж он бы тут всласть поиграл и покуражился… Это как с подарками: ежели представить, что тебе вручают одно и то же, завернутое в простую белую бумагу или в разноцветную, с узорами, блестками и занятными картинками – сразу поймешь разницу.

А Крысиный Вор, дурак такой, выбрал скучную песчаную ведьму. В месяц Чайки, когда они вернулись с юга, и рыжий в кошачьем облике хоронился по чердакам – еще до того, как Дирвен затеял всю эту бучу и стал королем – господин однажды выпил в одиночестве две бутылки вина и грустно сказал: «Вообрази, Шнырь, этот мерзавец предпочел мне Хеледику…» «Да уж как есть мерзавец! – с негодованием отозвался верный Шнырь, всей своей зловредной душой болевший за господина. – Так бы его и поколотил, вот честное слово, поколотил бы! И за свою крыску, и за то, что с вами знаться не хочет…»

Он много в чем не понимал Крысиного Вора, а тут и подавно: водиться надо с тем, с кем интересней, правда же?

По части пряток Кем был специалистом: пришлось научиться, когда скрывался в Абенгарте от Надзора за Детским Счастьем. Хотя у Зомара тоже ого-го какой опыт, он родился в Исшоде, где заправляет волшебный народец, а потом его забрал с собой командированный маг Ложи. Он умел смотреть на окружающий мир с точки зрения дичи, которая прячется от хищников и просчитывает все варианты спасения. Сколько раз уже вычислял, где у Кема схрон. Но застукать врасплох не смог, потому что у Кемурта висит на шее «Оберег Таль».

За ним-то Зомар охотился. Ничего личного, просто ему нужен амулет, ограждающий своего хозяина от власти Повелителя Артефактов.

Оказалось, это чистая правда, что те, кто не присягнул Дирвену, больше не могут управлять амулетами. У него все под контролем, без его дозволения артефакты не работают. Единственное исключение – «Оберег Таль»: словно хлещет дождь, а тебе хоть бы что, ты под зонтиком. Роговой кружок на позеленелой бронзовой цепочке позволял Кему распоряжаться своим арсеналом независимо от самозваного королевского величества.

Он установил это опытным путем еще до встречи с Зомаром и Нелодией. Когда мелькнула такая догадка, забрался на пустой чердак и начал экспериментировать: выложить один из амулетов, отойти подальше и посмотреть, что будет… Настала очередь подвески, которую отдала ему похожая на Таль девчонка в обмен на три порции мороженого, и арсенал разом «сдох». Бегом вернулся, схватил подвеску – артефакты снова ожили. У каждого амулета есть название, и он назвал эту штуку «Оберег Таль».

Главное, держи свое преимущество в секрете, не то за тобой будет гоняться полгорода. Но однажды он заступился за парня с девушкой, на которых напал амуши, и спалился, как последний дурак.

Долговязое пугало в балахоне с нашитыми где попало пуговицами и громадной шляпе, украшенной букетом тряпичных роз, приплясывало вокруг загнанной парочки и глумливо хихикало, лицо у него было, как у мумифицированного трупа, но при этом подвижное, словно перчаточная кукла на руке у кукольника-виртуоза. В когтистых желтоватых пальцах амуши вертел ржавый ножик, уже успел и одежду на своих жертвах располосовать, и с дюжину порезов нанести. Доставалось главным образом девушке, тварь словно дразнила ее спутника: ну что, не можешь защитить? И не сможешь, и не надейся…

Кемурт впервые в жизни выдержал настоящий бой насмерть – и победил. Пригодились боевые артефакты, которые он успел накупить по бросовой цене у бывших амулетчиков Ложи.

Все произошло в укромном закоулке, свидетелей не было. Тяжело дыша, он прислонился к грязной стене с покарябанным обережным орнаментом.

Противник лежал на мусорной куче, словно обгорелое огородное пугало, выкинутое хозяевами: можно было подумать, что он давно уже мертвый. Его жертвы молча смотрели на своего спасителя.

Смуглый горбоносый суриец, худой, жилистый, ловкий. В ходе драки он использовал приемы рукопашного боя и простого бандита одолел бы, однако напавшая тварь владела магией, это сводило на нет его шансы. Сероглазая девушка, явно ларвезийка, темно-русые волосы до плеч слегка вьются, всклокоченная челка слиплась от крови – лоб порезан, и на щеках кровоточат неглубокие порезы. Должно быть, из волшебниц: обыкновенные барышни заплетают длинные волосы в косу или укладывают в прическу. Магичка или амулетчица, была бы ведьмой, смогла бы дать отпор. Оба одеты скорее по-походному, чем в обноски, но теперь им придется отстирывать заляпанные кровью куртки и зашивать прорехи – дело поправимое, главное, что живы остались.

– У меня есть лечебные амулеты, чтоб остановить кровь, – предложил Кемурт вместо того, чтобы молча свалить оттуда. – Погодите, сейчас достану…

Эти двое смотрели недоверчиво, но помощь приняли: что им еще оставалось?

– Из-за амуши у тебя будут неприятности, – заметил парень. – Эти твари на королевской службе. Пронюхает об этом Дирвен, и конец твоим амулетам.

Тут-то Кем и свалял дурака, да так, что Ланки на своих воровских небесах презрительно ухмыльнулся и плюнул с досады. Потому что пусть ты не интриган, как Эдмар, зато логик, а для логика взять и брякнуть: «Не присягал я ему, я с моими амулетами сам по себе, у меня оберег для этого есть», – непростительный промах. Нет бы вывернуться: «Ну да, конец, но я же не мог пройти мимо…» – потом проводить их в безопасное место и сделать ноги. А он еще и поклялся богами и псами, когда новые знакомые сходу не поверили. Вот и нарвался.

Девушка подобрала, отряхнула и повязала втоптанный в грязь платок, который сдернул с нее амуши. Истосковавшийся по компании Кемурт подумал, что хорошо бы им держаться вместе, маленькой шайкой, так и еду проще добывать, и противостоять всем напастям. Эти ребята ему понравились. Про Зомара Гелберехта он слышал – один из самых крутых амулетчиков Ложи, хотя и не такой крутой, как Дирвен. Нелодия в прошлом году окончила Магическую Академию и готовилась стать магом-лекарем.

Теперь они были никем, ютились на складе у сурийского торговца, занимаясь уборкой за кров и скудную кормежку. Родители Нелодии жили в провинции, далеко от Аленды, здесь у нее родственников не было. А родителей Зомара растерзали и съели амуши – это случилось в Исшоде, давно, когда он был маленьким. На службе у Светлейшей Ложи он прикончил без счету этих тварей. Тот, который напал на них с Нелодией, узнал его и хотел отомстить – прошлым летом амулетчик убил его любовника, гонявшегося за Орвехтом и Зомаром вместе с другими слугами Лормы. Так и сказал, когда заступил им дорогу в замусоренном проулке: если б не твоя вина, я бы, может, и не тронул вас, пеняй на себя, сперва твоя девка сдохнет у тебя на глазах, а вслед за ней ты. Вмешательство Кема похоронило его планы, заодно с самим мстителем.

Они как будто подружились, но на второй день Зомар завел речь о его обереге: позволь посмотреть, давай проверим, смогу ли я тоже им воспользоваться… Кемурта насторожил блеск его глубоко посаженных темных глаз. Посмотреть не позволил и тем же вечером исчез, не попрощавшись. Зомар его выследил, начал уговаривать: лучше отдай мне, я ведь боевой амулетчик, смогу действовать эффективней, я буду защищать Нелодию и тебя, ты от этого только выиграешь, бои с нечистью – моя специализация… Так-то оно так, но Кем все равно не хотел расставаться с «Оберегом Таль». Он, конечно, дурак – раз проболтался – но не настолько же!

Теперь он прятался и от амуши – вдруг те уже в курсе, кто разделался с их соплеменником – и от угрюмого целеустремленного Зомара. Ночевал, где придется. Пропитание тоже добывал, где придется, вор-амулетчик в большом городе с голоду не пропадет. Подумывал о том, чтобы хоть пешком добраться до Абенгарта: там дедушка с бабушкой, раньше он с ними переписывался, корреспонденция доставлялась через принадлежащую Тейзургу торговую компанию, но после того, как объявился «Властелин Сонхи», связь пропала. Как они там, все ли с ними в порядке… Единственное, что до сих пор держало его в Аленде – мысли о Таль: найти бы ее и забрать с собой. Или просто повидаться, поговорить… Даже если она совсем не та, за кого себя выдавала, и выглядит не так, как ему запомнилось.

– Гляньте, судари, на тот забор – на нем ваши кишки болтаются! А яйца лежат во-о-он там под кустиком, а руки-ноги раскиданы по всему радиусу поражения, а головы на клумбе…

– И печально смотрят друг на друга, – ухмыльнулся Тейзург.

– Именно так, сударь. Только вы лучше не зубоскальте, а подумайте о том, что если б у нас был настоящий подрыв, все вышло бы в точности так, как я сказал. У вас, сударь, есть хотя бы самая малость воображения, чтобы это себе представить?

– Даже нарисовать могу, мастер Бруканнер, – любезно отозвался Эдмар.

Достал из ниоткуда – из своей магической кладовки – лист бумаги, карандаш, дощечку и, присев на скамью, которую они с Хантре только что «минировали», принялся что-то увлеченно набрасывать, как художник на пленэре.

Бруканнер, известный в Бартоге мастер-подрывник, неодобрительно фыркнул. Ему было под шестьдесят, и то, что человек его профессии дожил до таких лет, служило ему дополнительной рекомендацией в придачу к двум дюжинам писем с лестными характеристиками и полному шкафу официальных наград.

– Судари, в нашем деле всякий раз надобно думать головой, ежели не хотите, чтобы ваша голова сказала «до свиданья» и отправилась в самостоятельное путешествие.

После этой сентенции он вытащил из кармана большой мятый платок и шумно высморкался. Большой, грузноватый, кряжистый, он напоминал заматерелого кулачного бойца, ушедшего на покой, но все еще способного навалять кому-нибудь из молодняка. Тяжелый подбородок зарос седой щетиной, блекло-голубой левый глаз смотрел на богатеньких, но непонятливых учеников цепко, строго, оценивающе, с затаенным презрением: ох, и бестолочи вы, судари, хоть и маги. Вместо правого глаза – прибор с круглой выпуклой линзой, закрепленный на ремешке с бронзовыми заклепками. Правый глаз Бруканнер потерял в молодости, еще до того, как стал признанным мастером своего дела.

На руках перчатки с прорезями, механическими протезами и вшитыми амулетами, заставляющими протезы работать. Пальцев у мастера осталось всего семь: на левой не хватает одного, на правой двух – оторвало в ту пору, когда он учился на ошибках.

Он был горным подрывником, прокладывал шахты и туннели в Каршейской прорве. Без протезов он действовал так же умело, как в перчатках, несмотря на нехватку пальцев.

Прорвами называют территории, где нет магии: среди них попадаются и небольшие участки величиной с пустырь, и обширные области вроде Карша. Амулеты там «засыпают», заклинания не действуют, маги и ведьмы не могут пользоваться своей силой. Бруканнер привык работать, не полагаясь на магическую поддержку, и пиетета перед волшебниками не испытывал – в прорве они такие же растяпы, как все остальные.

Бывало, что его нанимали кладоискатели или охотники на тугурумов. Пусть он не был амулетчиком, зато отлично разбирался в артефактах для подрывных работ, и случалось, что его привлекали для консультирования амулетчиков.

На нем была поношенная тужурка с медными пуговицами, в карманах лежала пара часов-луковок: одни обыкновенные, другие для отсчета секунд. Мешковатые клетчатые штаны, растянутые и грязные на коленях, заправлены в высокие шнурованные ботинки, на поясном ремне сумка с мелким инструментом. В придачу несвежий шейный платок и засаленная шляпа – Эдмара то и другое раздражало, но он терпел. А мастер Бруканнер, скрепя сердце, терпел пижона с подведенными глазами, лаком на ногтях, ироничной улыбочкой и кучей денег.

– У тебя, парень, руки не такие кривые, как у него, но сегодня ты тоже не жилец, – обратился он к Хантре. – Когда-нибудь учился нашему делу?

– Не могу сказать.

Как будто да… В полицейской школе был курс по обезвреживанию взрывных устройств, он сдал зачет с третьей попытки, а многие ходили на пересдачу по пять-шесть раз. Это воспоминание – скорее впечатление, чем воспоминание – в следующий момент показалось ему недостоверным. Игра того самого воображения, о котором говорил Бруканнер.

Эдмар закончил рисовать и молча протянул им листок, слегка улыбаясь уголками губ.

Натуралистически изображенные внутренности и фрагменты тел, на клумбе среди поломанных ирисов две головы, как будто все еще живые – но это ненадолго – смотрят друг на друга с тоской, словно сожалея о том, что так и не успели поговорить в этой жизни, которая только что закончилась.

– Вы, сударь, чем такие художества разводить, лучше б мою науку усваивали! – рассердился мастер-подрывник.

Еще чуть-чуть, и плюнул бы, сдержался единственно из почтения – не столько к нанимателю, сколько к сумме, которую тот положил на его счет в Горнопромышленном банке.

Пересаживаясь из одной почтовой кареты в другую, Хенгеда доехала до городка с речным портом, переправилась через Ялаху, потом по молонским землям добралась на перекладных до пограничной реки Бегоны – и наконец-то оказалась в родной стране. Выглядела она, как небогатая дама преклонных лет, путешествовала налегке: ездила на вендонские минеральные воды лечить больные кости, в Ларвезе ее ограбили (это никого не удивляло), а теперь возвращается домой.

Она старалась двигаться так, словно ее и впрямь мучает артроз. Наведенные Хеледикой чары сходили постепенно, и «молодеть» она начала уже в Овдабе. Только цвет волос не изменился: поседела она по-настоящему. Одни крухутаки знают, когда: в том закоулке, где была витрина с чучелом крокодила, или в лечебнице, после того как она заколола подосланного к Зинте убийцу и ждала суда Тавше, не надеясь на прощение, или в катакомбах, где они с лекаркой заблудились… Русых прядей осталось едва ли не меньше, чем седины. Невелика беда, волосы можно покрасить.

«В любой цвет, хотя бы в тот, который вам всем так нравится…» – подумала Хенгеда с ожесточенной горечью.

Девчоночья обида. Негоже ей, привыкшей рассуждать и действовать рационально, испытывать такие чувства.

Они были честны, они ведь ничего ей не обещали – ни тот, ни другая. Тейзург всего лишь хотел подразнить Дирвена, в придачу он спас ее от ареста. А песчаная ведьма сделала в Рупамоне то, что сделала… Из сочувствия?.. Скорее всего. Песок стирает, но для того чтобы он мог стереть болезненные впечатления, нужен телесный контакт. Разумеется, шпионка спросила об этом. Уже после спросила.

Хенгеда считала себя холодной, сдержанной, не склонной к бесполезным увлечениям. Ей случалось соблазнять мужчин по заданию своего руководства, но она к ним ничего не испытывала, кроме скрытой враждебности и презрения. И не надо путать ее со шлюхами – она секретный агент Министерства благоденствия. Кто же знал, что она окажется страстной и влюбчивой? Сама от себя такого не ожидала.

Зато Дирвен остался в дураках: ей не больно. Она помнила о нападении в переулке, но теперь это была невнятная потускневшая картинка, не влияющая на ее настроение. Песок стирает. Эффективно стирает, она убедилась. Другое дело, что за все приходится платить, и зыбкий след осиянного луной песка ты после этого уже никак не сотрешь, ни с тела, ни с души.

Вдобавок придется доложить начальству, что она спалилась и для разведывательной работы больше не годится: после того, что произошло между ними в Рупамоне, песчаная ведьма в два счета ее вычислит и найдет.

Овдаба славилась своими дорогами, лучшими в просвещенном мире. Встречные почтовые кареты были набиты битком: люди уезжали из Абенгарта, потому что ходили слухи о ларвезийском флоте, который приближается к столице. В ту сторону мало кто направлялся. Возница предупредил, что ночевок в гостиницах не будет: начальство велело сократить остановки, чтобы перевезти больше пассажиров. Поезда не ходили, амулетчики-вагоновожатые не могли ими управлять – Повелитель Артефактов и до Овдабы дотянулся.

Когда проехали Кабунду, девушка осталась в карете одна. За окошком ничего, кроме темени и сияющей белой луны, как будто экипаж сбился с пути, укатил в полуночные небеса, и теперь будет странствовать во тьме до бесконечности. Было холодно, ветер дул с севера, Хенгеда плотнее закуталась в потрепанный шерстяной плед, который ей дали с собой в рупамонском монастыре.

Дохрау прогневался на Дирвена, который закрыл для него Аленду, и сейчас гонит волны навстречу ларвезийским кораблям, рвет паруса, сбрасывает с мачт зазевавшихся матросов. Только те все равно доберутся, у них амулеты.

Небольшая остановка на переполненном постоялом дворе – сходить в уборную. Когда Хенгеда и возница вернулись, в карете сидела еще одна пассажирка: фонарь высветил плутоватое остроносое личико, атласную розу на шляпке и проштампованный оплаченный билет до Абенгарта. Шпионка устроилась в углу и демонстративно завернулась в плед, словно крухутак в свои крылья. Девица ей с первого взгляда не понравилась. Наверняка примется чесать языком.

Ехать и ехать бы по ночной дороге в одиночестве, как будто в мире не осталось ничего, кроме луны. Другие кареты не в счет – они словно лодки в океане, где каждый плывет своим курсом, океан лунного мрака всех несет на своих волнах, и в то же время каждый сам по себе… Как бы не так! Четверти часа не прошло – и посыпалось горохом из порванного мешка:

– А вы куда едете?.. Далеко, говорю, направляетесь?.. Ой, так вы спите или нет?.. Мне вот не спится, а вам в дороге спится или нет?.. Смотри, смотри, там корова, чего это ее на ночь бросили?.. Или не корова, а простыня сохнет… Ты, что ли, спишь?.. – мерзавка-попутчица вскоре перескочила на «ты». – Я вот совсем не хочу спать… У тебя нет орехов?.. Жалко, что нет, могли бы на что-нибудь поменяться, я люблю меняться, всегда с собой что-нибудь таскаю. И представляешь, какая досада, была у меня одна хорошая вещица, но я подарила ее балбесу, который не знает, что с ней делать, а лучше бы тебе отдала, правда?.. Но хочешь, я для тебя тоже что-нибудь у себя в карманах найду? У меня всякое-разное завалялось, я же говорю, чего только с собой не таскаю…

– Не хочу, – сухо произнесла шпионка. – Благодарю вас, я бы лучше подремала.

Словно дверь у нее перед носом закрыла – но это не возымело действия.

– Ну и ладно, я предложила, ты отказалась, а могла бы чем-нибудь полезным разжиться… Я не навязываюсь, даже если со стороны кажется, что навязываюсь. И я не обидчивая, что бы там про меня ни говорили, но если меня приглашают в гости, а когда я наконец-то прихожу, сразу велят вывести вон – как это, по-твоему, называется?..

«Я бы тоже велела вывести тебя вон, – подумала Хенгеда. – С удовольствием бы выкинула тебя из кареты».

– Теперь ему придется постараться, чтобы снова зазвать меня в гости, во второй раз я просто так не приду, пусть не надеется… Знаешь что, у меня есть кузина, ну, считается, что она как будто моя кузина, хотя на самом-то деле чай седьмой заварки, и вот она бы на моем месте за такое убила, а я просто повернулась да и ушла… Но если меня все время обзывать одними и теми же словами, мне это, конечно, не понравится, а кому бы понравилось…

В карете было темно, как в чулане. Назойливо пахло дешевыми духами и пудрой. Когда в окошко заглядывала луна, белки глаз сидевшей напротив развязной барышни синевато поблескивали, словно эмалевые, и смутно белела атласная роза на ее шляпке.

«Как будто я утонула в пруду, в котором живет словоохотливая русалка, а пруд маленький, и деваться некуда…»

– Если вы не против, я собираюсь немного поспать.

– Да спи, кто тебе не дает, я только вот что хочу сказать, если вдруг повстречаешь мою кузину, и она начнет у тебя что-нибудь выпрашивать, лучше сразу отдай, она привыкла добиваться своего, а если не встретишь – считай, тебе повезло…

Хенгеда закрыла глаза. Украсть у нее нечего, к болтовне этой трещотки она притерпелась. Ее с малых лет готовили в агенты и приучили засыпать в любой обстановке.

Дед и отец, оба службисты, воспитывали подрастающую амулетчицу в строгости: «В твоих жилах течет кровь Кренглицев, ты должна быть достойна своего имени, чтобы мы тобой гордились». А мама всегда была образцовой хозяйкой дома, чинной, благовоспитанной, как будто с упоением играла роль образцовой хозяйки, супруги и матери. Словно шкатулка на полке в гостиной, свидетельствующая о достатке и пристойных вкусах своего владельца, а если эту загадочную шкатулку открыть – внутри обнаружишь потертую бархотку, чуть-чуть пыли и сломанную булавку. Хенгеда и в детские годы, и потом считала, что строго выверенная забота с демонстрациями ласки, напоминающими красивые, но несъедобные пирожные из папье-маше в витрине кондитерской – это и есть материнская любовь. Однажды шкатулку случайно уронили, она открылась, и оказалось, что нет там никаких сокровищ…

«Я должна посмотреть домовые книги, старые записи о найме прислуги или еще какие-нибудь зацепки».

В семье Кренглиц домовые книги содержались в идеальном порядке: пронумерованные, с датами на корешках, все записи сделаны разборчивым почерком. В каморке на чердаке хранился архив за прошлый-позапрошлый век, а те, что поновее, стояли на полках в кладовке.

– …И вовсе я никому не мешаю, но если похлебку не перемешивать, в ней же все слипнется и ляжет на дно кастрюли, только попробуй себе это представить, – не умолкала попутчица. – У меня столько беготни, столько хлопот, хорошо, когда есть помощники, которые, правда, не знают, что они мои помощники, но тоже вовсю баламутят, поэтому я таки отыскала лазейку и вернула его домой, хорошо же, правда? И тебе с этого хорошо, ну, сама подумай, будто бы у тебя внутри много комнат, и часть из них была заперта, и ты об этом даже не знала, а он распахнул дверь – и все это твое, и тебя больше, чем тебе раньше казалось…

Она все-таки задремала, а когда проснулась, была в карете одна, только на противоположном сидении лежала оторванная от шляпки атласная роза. Небо за окнами посветлело – хмурая утренняя синь, луна просвечивала, как бумажная. Копыта цокали по мостовой: пригород.

Абенгарт был не то, чтобы охвачен паникой, но вовсю шла эвакуация. Министерство благоденствия уже выехало полным составом на север, в крепость Треген у отрогов Сновидческого хребта: дежурный порученец сказал, что, согласно генеральному предписанию, всем вернувшимся агентам надлежит проследовать туда же.

Перед тем как отправиться в Треген, Хенгеда завернула вначале в лавку, потом домой. Ей надо было кое-что проверить и кое-что сделать.

Двухэтажный кирпичный дом Кренглицев, тесно окруженный надворными постройками, находился в пригороде. Родители и дед уже уехали, присматривать за хозяйством осталась старая прислуга. Девушка ее отослала: если Дирвен узнает, что здесь жила Хенгеда Кренглиц – будет, как в Аленде, и плевать ему, есть кто-нибудь внутри или нет.

Домовая книга двадцатичетырехлетней давности стояла в кладовке на своем месте. Долго искать не пришлось – она ведь уже знала имя. Молодая служанка Нимче Кьонки, приехавшая на заработки из Ширры, занемогла и слегла, вместо нее наняли в помощь кухарке другую девицу. В следующей книге нашлась запись о расчете Нимче Кьонки – в месяц Пчелы, через три месяца после того, как родилась Хенгеда.

«Вот я и открыла вашу шкатулку».

Никаких эмоций. Почему она должна испытывать по этому поводу какие-то эмоции?

Растопила на кухне плиту, нагрела воды, развела в большой фарфоровой чашке краску.

Пока волосы сохли, собрала вещи. Выйдя с котомкой за ворота, в последний раз оглянулась на дом – вряд ли он благополучно дождется своих хозяев.

Почтовые кареты были переполнены, билет для нее нашелся только благодаря жетону Министерства благоденствия. И то досталось место на крыше почтовой кареты третьего класса, открытое всем ветрам. Зато обзор. И северный ветер ей не враг, она у него на спине каталась.

Хенгеда закуталась в теплый шерстяной плащ и втиснулась на лавку меж других пассажиров, от которых пахло луком и нафталином. Прядь волос, выбившаяся из-под ее капора, пламенела, как осенние листья.

Кемурт уже третий день обитал в книжной лавке, разгромленной шаклемонговцами. Раньше он, случалось, заходил сюда: лавку держала пожилая пара, то ли муж и жена, то ли брат и сестра. Хотелось надеяться, что они выжили, просто куда-нибудь переехали… На первом этаже в потемках можно ногу сломать: на полу громоздились сорванные со стен полки и кучи книг, опрокинутый прилавок – словно киль затонувшего корабля. По ночам в этом бумажном море шуршали мыши. А на втором хоть и побывали мародеры, зато в маленькой гостиной уцелел диван. Даже стеганое одеяло нашлось. Распоротое – или хозяева достали что-то зашитое, или грабители искали деньги – но чтобы укрыться сойдет.

Дверь не запиралась, окна на первом этаже вдребезги – залезай, кто хочешь. Кем постоянно был настороже: Зомар не оставлял попыток застать его врасплох и не раз угадывал, где он прячется. Впрочем, лавка находилась далеко от тех кварталов, где они познакомились, вчера и позавчера он сурийца не видел.

Он уже принял решение вернуться в Абенгарт и сейчас собирал в дорогу все необходимое. Ходили слухи о войне, о том, что король Дирвен после быстрой и сокрушительной победы над Молоной послал военный флот в Овдабу. Еще два-три дня – и прощай, Аленда.

Первое, что его насторожило, когда пробирался вдоль стены к лестнице – под ноги попало что-то мягкое, будто тряпка. Нет же здесь никакого тряпья, еще утром не было… Присел – чтобы с улицы не заметили – и лишь тогда зажег волшебный фонарик.

Точно, какой-то грязный балахон с нашитыми узорами из кусочков кожи, позеленелыми дырявыми монетами и крупными, с мизинец, лакированными жуками. Похоже на одежду амуши… Он напрягся, аж мурашки по спине, и отдал боевым амулетам команду на готовность.

Позади стенка, уже хорошо. В темноте никакого шевеления. На груде книг и разломанных полок лежит какой-то кустик. Скорее даже не кустик, а большой пучок травы, длинной, жесткой, колосящейся, с бородой засохших корешков – тоже вопрос, откуда взялся.

– Он ждал тебя в засаде, – произнес знакомый голос, тот самый, который ему так хотелось услышать. – Я успела раньше.

– Таль?.. – хрипло и недоверчиво отозвался амулетчик, повернув голову в сторону чернеющего проема, за которым находилась лестница.

– Кем, это я.

– Тогда покажись.

– Хорошо. Только я выгляжу не так, как ты думаешь. В Овдабе у меня была измененная внешность, а сейчас я такая, как на самом деле.

Это и убедило его в том, что она настоящая. Если б его хотели поймать на Таль, предъявили бы ту, которую он запомнил.

– Да я уже понял. Логик я или кто?

Она выступила из проема и сразу же присела, над полом вспыхнул ведьмовской шарик, осветив ее лицо, как будто вырезанное из лунного камня.

– Хеле… – все-таки запнулся на ее имени, слишком оно длинное для таких разговоров. – Хеледика… Я тебя… Я искал тебя, и один раз даже встретил девушку, очень на тебя похожую, то есть, похожую на Талинсу Булонг. Только не думай, что я присягнул Дирвену, просто так получилось… – он спохватился и осекся.

– Я не амулетчица, отнимать амулет не стану, мне без надобности. У меня есть фляжка с чаем и сухари. Давай спрячем то, что осталось от амуши, и пойдем наверх.

Балахон и пучок травы они похоронили под книгами и после этого поднялись на второй этаж. Хеледика была в темной юбке удобного кроя и темной жакетке, светлые волосы песочного оттенка заплетены в косу. Таль, которую он запомнил, просвечивала сквозь ее настоящий облик, словно живой стебель сквозь хрустальную вазу – так ему подумалось, даром, что он всегда был сухарем-логиком, а не поэтом.

Выпили холодного сладкого чаю из гравированных стаканчиков, которые навинчивались поверх крышки на бартогскую флягу, и она перешла к делу:

– Надо кое-что украсть, без тебя не получится. Это очень важно. Поможешь?

– Ну, вообще-то… Я собираюсь домой, в Абенгарт. У меня там бабушка с дедушкой, ты же в курсе, а этот выкормыш гнупи Ювгер, то есть, Дирвен, двинул туда военную эскадру… Ой!..

Кемурт чуть не подскочил, когда что-то стукнуло его по макушке. По полу покатился засохший огрызок яблока.

– Вот и ой тебе, а ты не оскорбляй! – раздался позади негодующий писклявый возглас. – Дирвен ваш человеческий выкормыш, и не смей его с нами сравнивать, не оскорбляй черноголовый народец, смертный!

– Это Шнырь, он со мной, – вмешалась Хеледика. – Шнырь, иди сюда, чаем угощу.

Маленький гнупи в замызганной зеленой курточке вышел из темного угла и уселся рядом, сердито глянув на амулетчика. Вроде бы он был из той шайки, которая состояла на службе у Эдмара.

– Не хотел тебя обидеть, – примирительно сказал Кем. – У меня шоколад есть, хотите?

– Давай сюда свой шоколад, – пробурчал Шнырь таким тоном, будто делал ему одолжение.

– Поровну поделим, – уточнила Хеледика. – Кем, для того чтобы остановить войну и прекратить всю эту дрянь, надо украсть у Дирвена артефакт, который дает ему власть над остальными амулетами. Там три артефакта, но работают они только вместе, поэтому достаточно будет забрать один из них. Попробуем?

Небольшая заминка – словно время замедлилось, словно идешь против ураганного ветра, с трудом делая каждый шаг – и Кемурт согласно кивнул.

Потом отломил и положил в рот квадратик шоколада, но вкуса почти не почувствовал.

Тейзург любезно пригласил мастера Бруканнера составить им компанию, но надо было видеть, как скривился старый подрывник, когда его позвали в театр.

– Это, что ли, та самая Драма, которая на площади Одинокой Звезды? Бывал я в этом театре, судари, только время даром потерял. Играли-то они даже неплохо, а как дошло в «Невесте с железной рукой» до взрыва, разом впечатление испортили. Разве так будут лежать обломки, если особняк был заминирован изнутри? Совсем не так! А публика-дура аплодирует… Чему аплодировать – тому, что режиссеришка с горе-декораторами не проконсультировались у специалистов и обломки разложили тяп-ляп? Не спектакль получился, а ерунда, на одном фиглярстве выехали! Хотел пойти в кассу и деньги за билет назад потребовать, да кто ж тебе их отдаст, разве что судиться с этими шаромыжниками… И ведь я, старый дурак, потом еще раз туда сходил. Племянница приехала в гости, упросила, чтобы я сводил ее на «Месть русалки». Сюжетец знаете? Деревенские олухи глушат в озере рыбу, русалки начали в отместку топить людей, из города прислали молодого мага, чтобы он разобрался. Маг в одну русалку влюбился, и она в него тоже, но по наущению своих подружек она утащила парня на дно. Ни о чем сюжетец – как говорится, трагедия в чайном блюдце, но барышням нравится. И что вы думаете, судари? Первая же сцена, где кидают в озеро бомбу, чворкам на смех! Они расстарались, водомет на сцену выкатили – на заднем плане фонтаны, вовсю грохочет, после этого русалки поют хором и обещают отомстить. Только разве такие фонтаны бывают от подводного взрыва?! Совсем не такие, и звуки не такие! И как после этого остальное смотреть, если уже никакого доверия к этому театру? Так что, судари, коли охота время и деньги потерять, езжайте туда без меня, ничего стоящего вы там не увидите.

Тейзург выслушал презрительную речь Бруканнера с наслаждением, словно монолог актера, скорчил восхищенную гримасу у него за спиной и подмигнул Хантре, вслух же произнес тоном безукоризненно воспитанногочеловека:

– Тогда не смею настаивать, мастер Бруканнер. Мы с Хантре в вашем деле не специалисты и посему все же отправимся в театр.

На улице моросил дождь и клубился маслянисто-сизый влажный смог, фонари светили размыто, словно глубоководные рыбы в толще темной воды. Хантре попытался вспомнить, где и когда он видел светящихся, как фонари, глубоководных рыб – видел ведь! – но потом бросил об этом думать. Не важно. Это было не в Сонхи.

Если в ларвезийских театрах декораций обычно немного – холщовые или фанерные разрисованные задники – то в дуконской Драме сцена как будто находилась во чреве гигантского механизма, скрытого в полумраке, и там непрерывно что-то ворочалось, звякало, скрипело, перемещалось, поблескивало, выпускало водяные фонтанчики и струи подкрашенного дыма, мигало разноцветными огоньками. Порой сквозь музыку пробивался лязг закулисной машинерии, но зрителям это не мешало – они привыкли.

В нишах стояли заводные куклы в человеческий рост, одетые как дамы и кавалеры, в нужные моменты они размеренно хлопали в ладоши. По сюжету пьесы, которая называлась «Опасное желание», главный герой тоже побывал в театре, влюбился в одну из таких кукол и начал упрашивать волшебников, чтобы те ее оживили. В конце концов нашел мага, который решил эту задачу, заключив в механическое тело куклы демона Хиалы. Приведя к заказчику его возлюбленную, маг умолчал об этой подробности, только предупредил, что превращенной девушке ни в коем случае нельзя давать тропический плод млачайра – в переводе с туземного языка, «сердце демона».

Юноша наслаждался обретенным счастьем, о чем без умолку говорил, обращаясь к зрительному залу, а демон хотел вырваться на свободу, но не мог преодолеть связывающее заклятье и все больше свирепел от необходимости быть милой барышней-куколкой и выслушивать сентиментальные монологи своего кавалера. На свадьбу приехал дядя жениха, торговец колониальными товарами, и подарил молодым корзинку экзотических фруктов. Дорвавшись до млачайры, демон избавился от заклятья, после чего начал выполнять лихие акробатические трюки и мучить несчастного влюбленного, который никак не мог поверить, что перед ним не кукла, оживленная его любовью, а тварь из Нижнего мира. Сценическая машинерия нагнетала мрачные эффекты, актриса-акробатка в красно-черном трико и рогатой маске выполняла рискованные номера, срывая аплодисменты.

В антракте Эдмар с улыбочкой заметил:

– М-да, можешь поблагодарить Госпожу Вероятностей за то, что я не милейший мастер Бруканнер… «Млачайра» в переводе с языка топси означает не «сердце демона», а «сердце жены демона». Есть у них сказочка о том, как дочь вождя влюбилась в пришлого охотника и вышла за него замуж, а это был один из князей Хиалы, которому захотелось пожить среди людей в человеческом облике. Вроде нашего Серебряного Лиса. Новобрачная поняла, кто он такой, когда увидела у него длинный хвост с пучком иголок на конце – он прятал сей демонический атрибут под штанами, обернув вокруг бедер. Она все равно его не разлюбила, но вскоре зачахла и умерла, поскольку во время совокуплений демон поглощает жизненную энергию человека. На месте ее погребального костра выросло дерево с приятными глазу розово-красными цветами и сладкими плодами, которое назвали млачайра, а демон всплакнул на похоронах и отправился искать приключений в другие края. Также могу добавить, что пойманного и связанного заклятьями демона млачайра, увы, не спасет, для этого нужны другие средства.

Говорил он ласково и наставительно, словно это Хантре был автором пьесы. Огрызнуться, чтобы поставить его на место, собеседник не успел: дверь распахнулась, из коридора заглянули две похожие друг на друга девушки в одинаковых желто-коричневых клетчатых платьях.

– Ой, извините, мы ошиблись… – произнесли они дуэтом.

– Мы не хотели вам помешать… – виновато объяснила первая. – Мы всегда сидим в этой ложе, но в этот раз нам пришлось взять другие места.

– Мы сюда завернули по привычке, – подхватила вторая. – Эта ложа удобней, и отсюда лучше видно, а вы нас опередили…

Обе старались изобразить неловкость, но смотрели с озорным вызовом.

– М-м? – Тейзург искоса взглянул на Хантре.

Секунду помедлив, тот чуть заметно кивнул: ничего подозрительного – на поверхности только любопытство, желание завязать знакомство и настрой на флирт. Даже если за этим скрывается что-то еще, проявится оно не сейчас.

– Эту вопиющую несправедливость можно исправить, – обворожительно улыбнулся Эдмар. – Мы с другом будем счастливы, если вы составите нам компанию, вы ведь позволите нам остаться в вашей ложе?

А Хантре подумал об Аленде, о Хеледике: дни шли за днями, но на подготовку диверсии требуется время – словно примчался во сне на вокзал за несколько секунд до отправления поезда, и все эти лестницы, залы, переходы, которые отделяют тебя от перрона, не преодолеть за оставшееся мгновение, ты опоздал…

Но это было не предчувствие, а всего лишь чувство паники, накрывавшее его время от времени.

– Деточка, если б у меня были твои проблемы, я бы давно уже был не жилец, – с неподдельной оторопью произнес Шеро Крелдон, руководитель алендийского подполья, в недавнем прошлом главный безопасник Светлейшей Ложи. Насквозь больной, душа до сих пор не покинула измученное отечное тело лишь потому, что он решил: «Нет уж, не дождетесь, не уйду я в серые пределы, пока не покончу с этим бардаком».

Флаченда умиротворенно всхлипнула. Она только что рассказала, что никто не принимает ее всерьез, в школе с ней дружили только те, кому больше дружить было не с кем, и если ведьмы собираются компанией, они разговаривают между собой, а ее игнорируют, она не любит свое отражение в зеркале, потому что она слишком худая и бледная, дома ее по всякому поводу ругают, даже если она не виновата, а когда она была маленькая, папа говорил, что ее отдадут в приют, если она будет плохо себя вести, и ей всегда предпочитают кого-нибудь другого, и кавалеры не обращают на нее внимания, потому что она слишком толстая и щекастая, и несправедливо, что у нее нет никаких способностей, ей ничегошеньки в жизни не добиться, она неуклюжая и некрасивая, никто ее не любит, хотя она никому ничего плохого не сделала, но если бы она была Порождающей, все было бы иначе, она бы порождала что-нибудь красивое и удивительное, чтобы всем понравилось, и тогда бы к ней относились хорошо, она все время чувствует себя неловко, а если бы она была принцессой, она бы сейчас, наверное, сидела в тюрьме, но тогда на нее хоть кто-нибудь обращал бы внимание, она никому по-настоящему не нужна, никому, никому…

– Твоя правда, коллега Шеро, – хмыкнул Орвехт. – Мы-то с тобой, два старых дурака, с какого-то перепугу решили, что это у нас неприятности… Иной раз полезно сравнить себя с другими.

– Что верно, то верно. Деточка, не плачь, лучше завари-ка мне еще чаю. Своего, лечебного.

Флаченду привела Хеледика: ее нужно спрятать, а господину Шеро нужна сиделка, так что пусть она останется здесь.

– Ты уверена, что это хороший вариант? – с сомнением поинтересовался Орвехт, когда те их не слышали. – Не лучше ли было бы найти для коллеги Крелдона другую помощницу, а не тащить сюда эту многострадальную барышню?

– Она знает обо мне, – в желтовато-дымчатых кошачьих глазах песчаной ведьмы читалось: «Я не хочу ее убивать». – С тем, что нужно делать сиделке, Флаченда справится.

Девчонка оказалась не так уж плоха. Наколдовала с дюжину шариков-светляков, старательно наводила чистоту, выносила горшки, варила похлебку, готовила зачарованное питье, выводящее из тела лишнюю жидкость.

Вот и сейчас она положила в чашку белую фасолину, лицо сосредоточенное: плетет чары. Хеледика принесла ей полную котомку мешочков с бобами, фасолью, горохом, так что недостатка в источниках силы у бобовой ведьмы не было.

Хеледика рассказала, что домой к Флаченде приходили с обыском и все перевернули вверх дном, но никого не забрали. После той ночи некоторых ведьм с Гвоздичной площади нашли в закоулках мертвыми. Королевские дознаватели решили, что Флаченду Сламонг тоже замучили насмерть «возмущенные горожане», и труп лежит где-то в укромном месте. Уцелевших арестовали, только Ламенге Эрзевальд и Глименде Нугрехт «удалось скрыться от правосудия». Поведение встревоженных родителей убедило визитеров в том, что те свою дочь не прячут и ничего о ней не знают.

Сламонг был почтмейстером, заведовал конторой на улице Желтых Стульев, под началом у него состояло пять человек. Жалования им не платили с тех самых пор, как случился переворот, но ему пришлось раскошелиться, чтобы семью «пропавшей без вести преступной ведьмы» оставили в покое.

Флаченда беспокоилась о своих близких и просила, чтобы ее отпустили с ними повидаться: «они за меня переживают». Крелдону пришлось объяснять ей, во что она вляпалась, после чего сиделка разревелась и пролепетала, что жить на свете незачем, раз даже те, кто поднимает других на борьбу за права, обманывают и ведут двойную игру.

«Не сказать, что я шибко сочувствую этим Сламонгам, – подумал Суно, глядя на печальное лицо девушки. – Те еще манипуляторы. Это ж как надо было постараться, чтобы сделать тебя тем, что ты есть… Не сомневаюсь, хотели как лучше, а потом давай расстраиваться и удивляться, отчего это дочка выросла нескладная, застенчивая, нерешительная, робеет перед каждым встречным и доверяет прохиндеям. И ведь даже теперь, когда они ее мысленно похоронили, ни чворка не поймут».

Старый хитрец Шеро был с ней ласков и не скупился на похвалы. Тоже манипулятор, этого не отнимешь, но в отличие от бестолочей Сламонгов, воспитавших обиженную на весь мир размазню, умный манипулятор. Может, и удастся ему что-нибудь склеить-залатать: он не любит, когда барышни куксятся, в особенности если эти барышни – его подчиненные.

Когда Шеро рассказал ей, что Лорма из Порождающих, почему ее и сделали навечно вурваной – чтобы не смогла воспользоваться этой способностью, а то однажды ее порождение захотело подмять под себя весь мир, спасибо, что Страж этого не допустил – Флаченда начала горевать из-за того, что она не Порождающая. Это ведь не хуже, чем быть принцессой или первой красавицей, она бы столько всего хорошего породила – и деревья, на которых растут конфеты для голодных, и разноцветных крылатых овечек, которые резвились бы в небе над городом, и добрый волшебный народец, который бы не пакостил, а помогал людям…

Поделившись своими планами, она вспомнила о том, что это пустые мечты: как известно, Порождающими, Созидающими или Разрушителями не становятся – согласно кочующей по учебникам формулировке, это «атрибуты тех сущностей, которые являются таковыми». И разом погрустнела, словно внутренний фонарик погас.

– Беда с ней, – проворчал Шеро, после того как Флаченда ушла с горшком. – Лучше бы девочка была смышленой интриганкой и думала о том, какие выгоды она сможет извлечь из моей протекции, когда мы покончим с этим безобразием. И прошу тебя, Суно, когда все это останется позади, напоминай мне о том, как я тут чуть не помер, и как за мной горшки выносили – ежели я не возьмусь за себя и не буду каждый день упражнения делать. Магия магией, а насчет тренировок ты все же был прав.

– Напомню, за мной не пропадет.

Они только так об этом и говорили: не «если покончим», а «когда покончим». Хотя наступит ли это «когда»? Вот сидят они со старым приятелем в подземном чреве Аленды, в комнатушке с низким потолком, в сером могильном полумраке, среди грязного тряпья, немытой посуды, коробок с крелдоновской картотекой, и как будто заживо похоронены – но делают вид, что в мире живых от них по-прежнему что-то зависит.

Хвала Госпоже Вероятностей, шансы появились: Хеледика нашла вора-амулетчика с артефактом Двуликой – это оказался Фингер Кемаско, из людей Тейзурга, Суно его знал. Теперь дело за тем, чтобы он выкрал у короля-угробца Наследие Заввы.

Вдобавок Шеро велел песчаной ведьме сорвать свадьбу Дирвена и Лормы. Новоиспеченный король объявил о разводе с Глодией и о новой женитьбе, пригласил иностранных послов на прием в честь своего бракосочетания. Став королевой, вурвана позаботится о том, чтобы связать подданных ларвезийской короны такой клятвой, которую никто не рискнет нарушить – и тогда она, считай, всех переиграла… Крелдон и Орвехт обсудили, как это можно предотвратить, а потом изложили свой план Хеледике.

– Сможешь это сделать?

– Да, господин Шеро. Я владею нужными чарами, а Кем украдет Чашу Таннут.

Она стянула через голову вязаную фуфайку, распустила шнуровку корсета и спрятала в потайной карман копию секретного плана королевского дворца из архива Шеро. Корсеты были принадлежностью бального туалета, постоянно их носили только придворные дамы да некоторые провинциальные аристократки строгих правил, а у Хеледики корсет был шпионский, для хранения документов, с удобной шнуровкой на груди.

– Ты ведь знала раньше Фингера Кемаско? – проницательно заметил Крелдон.

– Да, мы с ним уже знакомы, – отозвалась песчаная ведьма. – Встречались, разговаривали… Я ему нравлюсь. Думаю, он справится.

– Поторопитесь, времени у нас мало. Эта тварь как только станет королевой, сразу постарается закрепить свое положение, клещом вопьется. Боюсь, она что-нибудь такое провернет, что ее потом не оторвешь от ларвезийского трона… Наверняка уже приготовилась.

– Мы справимся.

По Аленде ходили пьяные глашатаи, объявляли на площадях и перекрестках о грядущей королевской свадьбе. От песчаной ведьмы пока никаких известий.

Вернулась Флаченда, она выглядела напуганной.

– Что случилось, деточка?

– Я темноты боюсь, – виновато призналась девушка. – Вдруг там какая-нибудь нечисть прячется.

– У нас тут окрестности безопасные, – успокоил ее Крелдон. – Нечисть не водится, иначе мы бы здесь не обосновались. Народец, случается, забредает, но с этими ты легко справишься, это тебе как таракана туфлей пришлепнуть.

– Я их боюсь, – голос Флаченды обреченно дрогнул. – На них и смотреть-то страшно, особенно гнупи и крухутаки – бррр, ужас… У нас однажды крухутак на крышу дровяного сарая сел, я его увидела в окно – такой темный, громадный, такая мерзость в перьях… Я тогда завизжала, а потом мне стало дурно, меня тошнило, а они все подумали, что я притворяюсь! Когда я волнуюсь, я плохо колдую. У меня все получается плохо…

«Ведьма, боги милостивые…» – вздохнул про себя Орвехт.

«Если ты король, рано или поздно изведаешь все глубины человеческого предательства», – слова из какой-то драмы, которая закончилась тем, что придурки-персонажи друг друга перерезали, а оставшийся в живых наследный принц высказался в том смысле, что он бы тоже зарезался, раз вокруг такой гадючник, но его ждут государственные дела. Названия Дирвен не запомнил. Они с Глодией тогда еще поругались из-за орешков в карамели: Щука прибрала к рукам оба кулька и не захотела делиться.

Эти слова пришли ему на память, когда он выслушал ответ крухутака. Пернатый гад угодил в ловушку на крыше заброшенного королевского особняка в Лоскутьях, того самого, из которого удрали Глодия с Салинсой. Прислуга оттуда сбежала, в доме едва ли не в открытую хозяйничал народец, и гнупи развесили на чердаке вяленые крысиные тушки, а оголодавший крухутак попытался украсть у них припасы. Полез днем, когда черноголовый народец прячется в подполье, но гнупи там поставили капкан от воров. Амуши узнали об этом и позвали Лорму, которая освободила крухутака в обмен на ответ.

Повелитель Артефактов тоже об этом узнал, благодаря амулетам и волшебному зеркалу: он как раз «гулял» по Лоскутьям и обратил внимание на возню на чердаке. Вначале ему показалось, что Лорма раздосадована таким оборотом, но потом она уступила и позвала своего должника на Жемчужную террасу королевского дворца.

– Скажи, мешок с вонью, у кого в плену моя мама, и что она сейчас делает? – потребовал Дирвен.

Получеловек-полуптица, долговязый, тощий, с крыльями вместо рук, заросший ниже пояса серо-черными перьями, неуклюже переминался с ноги на ногу возле мраморной балюстрады. От него несло загаженным курятником – хоть нос зажимай. Пернатые лодыжки переходили в узловатые птичьи лапы размером с гренадерскую ступню, левая была замотана окровавленным тряпьем.

– Твоя мать не в плену, а в стойбище у своего мужа, она сейчас улыбается и варит похлебку из кореньев.

– Какого… Какого чворка, у какого еще мужа?!.. Кто ее муж?..

Маленькие глазки, скорее человеческие, чем птичьи, красноватые от лопнувших сосудов, злорадно сверкнули над громадным, как топор палача, клювом.

– А это уже второй вопрос! Хочешь получить ответ, сыграем в три загадки?

Ага, дураков поищите с ним играть… Если не разгадаешь каждую загадку с трех попыток, он долбанет тебя клювом в темя и съест мозги, крухутаку только это и нужно. А принудишь его к ответу силой – наведет порчу, сам тогда станешь пернатым уродом и скоропостижно помрешь.

– Проваливай отсюда и мне не попадайся! – рявкнул Дирвен.

Крухутак взмахнул крыльями и взмыл в золотистое вечернее небо.

Повелитель Артефактов оторопело смотрел на панораму с разноцветными черепичными крышами, башенками, дымками из труб и бесформенными серо-бурыми пятнами на месте раздавленных домов. Откуда у мамы взялся муж?.. И если ее похитили, разлучили с Дирвеном, почему она улыбается?!

– Как я ненавижу этих лицемерных женщин, которые прежде всего думают о себе, а не о своих сыновьях! – с горечью произнесла Лорма – она сидела на скамье немного поодаль и слышала их разговор. – Дирвен, она тебя предала! Было ли похищение – или это инсценировка, чтобы ты не пытался ее вернуть? Она ведь еще раньше тебя предала, когда в сговоре с архимагами заставила тебя жениться на Глодии. А вся эта история, когда тебя у нее забрали – разве тогда не она была виновата? Ты раскапризничался и попросил мороженого, но это естественно для ребенка, а она не захотела выполнить твою просьбу, потому что с ее стороны тоже был каприз: ей хотелось купить на эти деньги красные занавески. Что хуже, каприз ребенка, у которого не так уж много радостей в жизни, или каприз себялюбивой и жадной взрослой женщины? Видела я таких… Поверь, если бы у тебя была сестренка, она бы любила ее больше, чем тебя. Она тебя предала. Уехала, подгадав с моментом, когда всем будет не до поисков, и вышла замуж, не думая о том, что тебе нужна ее поддержка. Ты спас ее от пшоров, но даже это не заставило ее всю свою жизнь посвятить тебе. Она тебя бросила, найди в себе мужество это понять. Она давно уже тебя бросила, еще в тот день, когда оставила без мороженого. Поверь, если б было иначе, она бы в разлуке с тобой не улыбалась, а плакала.

Это было чудовищно, слишком больно, чтобы сразу с этим свыкнуться, и панорама Аленды перед глазами у Дирвена слегка расплывалась, будто отражение в воде.

Лорма подошла сзади, обняла его и шепнула:

– Я с тобой! Я всегда буду с тобой, я не брошу…

Дирвен сморгнул слезы. Мама его предала и сбежала, вышла замуж, кому-то улыбается вдалеке. Мама никогда его не любила, иначе бы в тот день купила ему миндальное мороженое, и ничего бы не случилось. Зато Лорма его любит, скоро они поженятся, и рядом с ним будет верная королева, которая никогда не предаст.

Бывают же люди, которые ни за что с тобой не поделятся, даже объедка не кинут, а лучше унесут тот объедок на помойку и ногами растопчут, лишь бы никому не давать, хоть ты помирай с голодухи у них на глазах. Глотай слезы, сиротинушка, будь сыт одними слезами – ничего тебе не перепадет…

Шнырь взаправду расплакался, даже притворяться не пришлось.

– А ну, перестань! – рассердилась Хеледика.

И тогда он ушел от нее на изнанку дома, где обитал один-единственный чворк с облезлой раковиной. В изнаночной кухне почернелые кастрюли с остатками присохшей каши росли из стен и из потолка, словно древесные грибы на старом тополе. Должно быть, раньше в этом доме жила рассеянная хозяйка, у которой еда часто пригорала.

Песчаная ведьма оказалась злой и жадной: когда гнупи изобразил, что вот-вот помрет от истощения, это ничуть ее не тронуло. Видать, даже сердце у нее слеплено из песка. Другое дело – добрый и щедрый господин Тейзург, у него сердце как пылающий огонь в камине, как веселое и беспощадное пламя Нижнего Мира, уж он бы своего верного помощника не обделил… Правду говорят: «Свяжись, гнупи, с ведьмой – будешь плакать, пока три пары башмаков не стопчешь», – а он позабыл об этой мудрой присказке.

Когда Хеледика выследила и заманила в укромное место королевского амулетчика, ростом и сложением похожего на Кема, Шнырь обрадовался: будет ему нынче еще одна жертва… Ага, понапрасну ложку с плошкой приготовил.

Кемурт поглядел на парня, потом воткнул себе в бок волшебную булавку и стал его точной копией, различишь только по одежке. Переоделся в чужое – и нипочем не угадать, кто из них подменыш. Знатный артефакт, таких раз, два и обчелся, Кем получил эту булавку от господина Тейзурга.

– А с ним что делать? – голос у вора-амулетчика тоже изменился, стал низким, сипловатым.

– Придется его убить. Это один из тех, которые ходили с Шаклемонгом. Кем, ты сейчас лучше иди. Ты взломщик, а не убийца, а мне уже приходилось… Я позабочусь о том, чтобы тело не нашли. Главное, во дворце будь осторожен, я проберусь туда позже и найду тебя.

Раздетый до исподнего зачарованный пленник вяло шевельнулся, дернул кадыком, будто почувствовал, что его дорожка завернула к серым пределам.

Мгновение Кем глядел на Хеледику, потом тихо сказал: «Спасибо тебе. Тоже будь осторожна», – и они обнялись. Не как любовники – скорее, как друзья-солдаты перед боем, хотя любовниками они тоже побывали, Шнырь подсматривал.

Вор-амулетчик ушел, стараясь подражать походке своего двойника, а девушка повернулась к пленнику. На улице стемнело, бедно обставленная комната была погружена в полумрак – ее освещал золотистый шарик, сотворенный ведьмой. Окна занавешены рваными простынями, которые Хеледика с Кемуртом нашли в сундуке.

Чворк рассказал Шнырю, что хозяева дома сбежали к родне в деревню, после того как их старшего сына забили насмерть люди Шаклемонга: за то, что «глаза мерзопакостно подведены, как у Тейзурга, а это невинным отрокам дурной пример». На самом-то деле хозяйский сын не подводил глаза, а по велению лекаря смазывал коричневой мазью воспаленные веки, но шаклемонговцы разбираться не стали. У отца с матерью осталось двое младших, и семейство подалось прочь из города, пока с ними тоже чего не случилось.

На простынях шевелилась тень песчаной ведьмы, а ее смертоносные чары напоминали змею, изготовившуюся ужалить.

– Эй, – гнупи дернул ее за юбку. – Ты чего, хочешь просто так его убить? Тут ведь еще и Шнырь есть!

– Ну и что?

– Принеси его мне в жертву, тогда у меня сил прибавится, и я стану лучше прежнего тебе помогать!

– Нет, – отрезала Хеледика. – Никаких жертвоприношений.

– Почему? Ты, что ли, не умеешь? Так я тебя научу, какие слова сказать, а ножик не обязательно должен быть ритуальный, хотя ритуальный лучше, господин его с собой носил – вдруг понадобится, но ежели у тебя нету, любой сойдет.

– В жертвоприношениях нет ничего хорошего, и я этого делать не буду. Однажды меня тоже чуть не принесли в жертву, я сбежала. Любую проблему можно решить другим способом, без жертвоприношений. А если кажется, что нельзя, надо пораскинуть мозгами и все равно найти другой способ.

– Так ведь тут большая разница, если тебя хотят принести в жертву – надо уносить ноги, а если ты кого-то в жертву приносишь – это, наоборот, полезное дело! – попытался растолковать непонятливой ведьме помощник.

Но девушка не стала его слушать и прикончила королевского амулетчика без всякой пользы, а когда обиженный гнупи заканючил, так глянула своими мерцающими глазами, что он поспешил убраться из человеческой комнаты на изнанку.

Шнырь сидел, нахохлившись, возле стенки, на которой росли негодные закопченные кастрюли, и жаловался чворку:

– Вот бывают же злые люди, которые ни себе, ни другим… Не просто пожадничают что-нибудь тебе отдать, потому что самим нужно, а изведут понапрасну, чтоб никому не досталось, да еще осерчают, ежели попросишь поделиться… С такими никогда не водись, надо водиться только с добрыми!

Пузатый человечек-улитка кивал, соглашаясь, но потом встрепенулся и двинулся к лазу, который вел на человеческую территорию.

Ведьма уволокла труп в подпол, на полу осталась пуговица, а чворки охочи до мелких вещиц, оброненных людьми. Они их глотают и потом живут впечатлениями, которые связаны с этими трофеями – но для того, чтобы понять, как это важно, надо быть чворком, а не гнупи.

Одну кружку Кемурт выпил, вторую вылил себе на грудь, чтобы наповал разило пивом. Высохнет в самый раз к тому времени, как он доберется до дворца.

Это будет пострашнее, чем в замке Конгат, где он зимой тоже кое-что украл по заданию Эдмара. В Конгате были люди, а здесь еще и древняя вурвана. Из Конгата его вытащил Хантре, а сейчас рассчитывай только на себя.

На улице Соломенной Невесты его окликнули:

– Тирсойм!.. Эй, Тирсойм, ты чего, оглох?!

Тирсоймом звали амулетчика, личину которого он присвоил. У ларвезийцев встречаются имена – язык сломаешь, всегда запинался на этих «Понсоймах», «Тирсоймах», «Ривсоймах». Но сейчас он «пьяный», и язык у него заплетается естественным образом, это позволяет маскировать овдейский акцент.

Хотелось рвануть в ближайший переулок, но он заставил себя остаться на месте. Ухватился за фонарный столб: на взгляд со стороны – чтобы не упасть, на самом деле – чтобы не побежать.

– За короля выпил!.. Ребята, хвала королю Дирвену, Повелителю Арте… Артю… Артютю…

Компания одобрительно загоготала. Его похлопали по плечу и взяли с собой, он пошатывался и цеплялся за спутников.

Дворец сиял посреди тусклого вечернего города, словно единственная люстра в анфиладе темных комнат.

Вместе с остальными Кем-Тирсойм миновал чугунные с позолотой ворота, прошел под громадной белой аркой с помпезной лепниной. Вот он и в цитадели «Властелина Сонхи» – запросто пробрался, полдела сделано… Мысленно сгреб себя за шиворот и хорошенько встряхнул: рано радуешься, дурак, мышь тоже обрадовалась, когда мышеловку с сыром увидела.

Обстановка во дворце была не настолько разгильдяйская, как он себе представлял, насмотревшись на королевских амулетчиков в городе. На улицах Аленды те вели себя, как разбойничья вольница, но в резиденции Повелителя Артефактов – другое дело. Здесь они неожиданно для Кемурта вспомнили о дисциплине. Вдобавок во дворце были еще и придворные, переметнувшиеся на сторону узурпатора, и вышколенная прислуга, продолжавшая исполнять свои обязанности. Шансов привлечь к себе ненужное внимание хоть отбавляй.

Им заступил дорогу плечистый рябой парень с оценивающим прищуром игрока, просчитывающего твой следующий ход. Засланец взмок под его взглядом и, чтобы не спалиться, пошатнулся, ухватился за соседа, вместе они поскользнулись на паркете, чуть не упали.

– Тирсойм, кто-то говорил, что никогда не нажрется, и я могу на него положиться?

– Угостили… – промычал «Тирсойм». – Был повод… Важнецкий повод, один раз в жизни…

– Что за повод? – поинтересовался рябой, которого амулетчики называли капитаном Лурвехтом.

Молодчина, отлично выкрутился. Теперь живо придумывай повод – такой, чтоб он не потянул за собой цепочку неудобных вопросов.

– Мне предсказали, что я женюсь… На графине женюсь, на красивой, богатой… Ведьма предсказала и сбежала, а я пошел выпил…

– Она тебя надула, чтобы сбежать, – холодно заметил Лурвехт. – Я думал, Тирсойм, что ты малость поумнее.

– Не-не… Эта ведьма поклялась богами и псами… В том и загвоздка… Теперь я должен найти графиню, и ее… И ей это самое… Представиться ей…

– Иди проспись, пьяный осел.

В нехорошо сощуренных глазах начальства читалось: уж я позабочусь о том, чтобы твое предсказание не сбылось.

– Дрянное было пиво, живот с него крутит, – пожаловался Кемурт. – Парни, я того, в нужное место…

– Давай еще навали кучу посреди коридора, чтоб твоя графиня в нее наступила, вот и познакомишься, – процедил Лурвехт.

Остальные засмеялись. Махнув рукой, вор промямлил: «Она же сразу должна понять, кто хозяин…» – и под новый взрыв хохота неуклюже двинулся в боковой коридор. Его трясло, на лбу выступила испарина, единственное спасение – выглядеть вдрызг пьяным.

Уединившись в каморке сортира, он на всякий случай привел в действие «Мимогляд» и вытащил из внутреннего кармана сложенный в несколько раз план здания, перерисованный на тонкую портновскую бумагу. Ближайшая потайная дверь находилась рядом, в помещении с умывальниками: сортир в королевском дворце – это не просто сортир, а стратегически важный пункт для соглядатаев и коронованных беглецов.

Пришлось дожидаться, когда все посетители исчезнут, но поскольку Тирсойм «маялся животом», у него был повод сидеть тут безвылазно. Наконец в помещении с двумя монументальными мраморными раковинами, заляпанным зеркалом и вытертым до плеши бархатным креслом в углу, сосланным сюда из каких-то парадных покоев, не осталось ни души. Оклеенная красно-белыми изразцами невидимая дверца – не отличишь от стенки – находилась за креслом. Кем открыл ее с помощью «Ключа Ланки», протиснулся в щель и подтянул кресло на место. Поставить вплотную не получилось – с той стороны будет видно, что оно сдвинуто, остается уповать на милость воровского бога.

Повесив на шею волшебный фонарик на шнурке, он осторожно двинулся по темному коридору, такому узкому, что два человека средней комплекции разминулись бы только впритирку.

Полы секретного лабиринта были устланы глушащими звук шагов ковровыми дорожками, от века пыльными. Наверху клубились лохмотья старой паутины, кое-где попадалась новая паутина с застывшими в ожидании темными комочками. Посветишь на потолок, а там как будто опрокинутое дно заросшего канала.

Чего здесь не хватало, так это тишины. Звуки роились в спертом воздухе словно сами по себе: обрывки разговоров, хихиканье, журчание воды, звяканье столовых приборов, всхлипы служанки, которую кто-то обидел, скрип двери… Наверное, фокус в том, что в стенах замурованы какие-то приспособления, улавливающие звук.

Вор вытащил из потайного кармана кошелек, достал оттуда засушенного морского конька длиной с полмизинца, хрупкого, колючего, покрытого лаком. Прибинтовал к левому запястью, где бьется жилка пульса. Конек не простой, заколдованный: его дух, заключенный внутри мертвого тельца, хочет вырваться из этой ловушки, Чашу Таннут он чует на расстоянии и поможет ее найти.

Хеледика не сказала, где взяла его. Кемурт сам догадался: у магов Ложи, которые прячутся в катакомбах. Ну и пусть, они сейчас заодно. И с коньком-ищейкой они заодно: Кем не любил, когда с живыми существами так поступают, но эту несчастную морскую тварь он освободит – бросит в Чашу, которая принадлежит Госпоже Пучины, старшей из дочерей Хозяина Океана, и плененный дух перенесется в родную стихию, так что все будет по-честному.

«Хочешь вернуться домой – помоги мне, – шепнул вор. – Давай, ищи дорогу!»

В коридорах пахло старой кладовкой и мышами. И почем знать, не крадется ли кто-нибудь навстречу, неслышно ступая по ворсистой дорожке… В случае чего он изобразит, что рад-радешенек живому человеку: был пьяный, сам не понял, как здесь очутился, наверняка его зачаровали, вытолкнули из человеческого мира на территорию народца, хотя он не переобувался, ни-ни, ботинки надеты правильно, но с ним здесь творится какая-то дребедень, голоса слышны, а людей не видно, да еще окаянная темень… Главное, успеть погасить фонарик и побольше истерики: «Выпустите меня отсюда!»

Зато амуши можно не опасаться: он повсюду чувствовал присутствие вмурованных в стены мощных артефактов, перекрывающих дорогу волшебному народцу.

В изнаночных помещениях дворца точно никто не живет, а если б и жили, это были бы те, кто издавна соседствует с людьми: гнупи, тухурвы, чворки, снаяны и всякая относительно неопасная мелюзга. Амуши – обитатели пустынь и травяных равнин, им подавай простор… Хотя кто сказал, что они не могут прятаться на изнанке людского жилья? Но воздействия здешних амулетов народцу не выдержать, это и Шнырь подтвердил: во дворец он пробраться не мог, хотя Тейзург обеспечил ему нехилую защиту от всевозможных оберегов. Вурваны – исключение, они ведь не только волшебные существа, но еще и бывшие люди, так что на Лорму это не распространялось, а ее олосохарская свита поселилась где-то в другом месте.

Кемурт успокаивал себя, чтобы не праздновать труса: уже проверено, со своим арсеналом он способен выдержать бой с амуши, другое дело, что он пришел сюда не понаехавшую нечисть истреблять, а украсть Чашу Таннут.

И еще он слишком туго прибинтовал конька, запястье колет. Стоп… Вовсе не туго! Несчастное существо, запертое в мертвом засушенном тельце, начало шевелиться, почуяв путь на волю.

Он до одури петлял по коридорам, поднимался и спускался по узким, точно в склепах, лестницам, то подбираясь к помещению, где спрятан морской артефакт, то вновь от него удаляясь. Главная здешняя ловушка – не нарваться на филера, который бродит по тем же пыльным закоулкам, шпионя за обитателями дворца, а просто-напросто не попасть, куда надо. Это все равно, что с закрытыми глазами вдевать нитку в иголку. Вроде бы до нужной комнаты рукой подать, а коридор всякий раз уводит в сторону.

Отсюда можно было не только подслушивать, но еще и подсматривать: кое-где в стены на уровне человеческого роста были вмонтированы застекленные «глазки» – словно окуляры бартогских подзорных труб, наверняка эти штуки тоже заказывали в Бартоге.

Звуки отвлекали от решения пространственного ребуса – чего стоили одни только безумные стихи, которые кто-то бормотал без остановки на нижнем уровне лабиринта, в дворцовом подвале!

Кемурт определил, что комната с Чашей Таннут находится на втором этаже, но вопрос, как до нее добраться. Он нарезал круги, словно мотылек около вожделенного фонаря, а подвальный стихотворец как будто издевался над ним:

В другой раз Кем отыскал «глазок», но чтеца не разглядел – с той стороны было темно, как в могиле, только этот дребезжащий голос:

Когда вора занесло сюда в третий раз, «глазок» тускло светился, и слышался другой голос – по-хозяйски благодушный, рассудительный, увещевающий:

– Коллега Сухрелдон, ваше благополучие зависит единственно от того, согласитесь ли вы с нами сотрудничать. Пусть вы и производите впечатление безнадежно помешанного, я подозреваю, что какие-то крупицы здравого смысла вы все же сохранили… Нам нужны ваши способности видящего. Если вы проявите благоразумие, вы тотчас получите лекарскую помощь и надлежащий уход, вы сами себе вредите…

Говоривший расположился спиной к «глазку» – мужчина плотного сложения, в придворном бархатном сюртуке с шитьем на рукавах. Рядом с ним стояла женщина, ее волосы цвета золотистого меда были уложены в высокую прическу, перевитую золотыми цепочками с драгоценными камнями. Изящную белую шею охватывала темно-красная, под цвет платья, бархотка. Амулет, реагирующий на присутствие волшебного народца, послал импульс, но оцепеневший вор и без этого догадался, кто она такая.

Узник, прикованный за ногу к торчащему из стены кольцу, кособоко сидел на грязной соломе. Второй ноги у него не было – ниже колена обрубок, перемотанный заскорузлыми бинтами, левая рука со скрюченными пальцами висела плетью. Лицо в запекшихся кровавых рубцах, веки почернели и распухли, вместо ногтей гноящиеся язвы.

Если б его не назвали по имени, Кемурт не узнал бы Сухрелдона – мага с поэтическими наклонностями, донимавшего Светлейшую Ложу и всякого, кто ни попадется, своими бездарными нравоучительными виршами.

Кем раньше считал, что Шаклемонг и Сухрелдон одного поля ягоды. Оказалось, не одного. Иначе он не сидел бы на цепи, избитый и покалеченный.

– Ты не настолько сумасшедший, как пытаешься нас убедить, – сказала вурвана. – Будешь мучиться, пока не согласишься служить мне. Ты меня понял, кусок гниющего мяса?

Сухрелдон дрожащим голосом произнес:

Он поперхнулся словами и взвизгнул, когда вурвана ударила его носком туфельки по забинтованному обрубку.

– Идем, Чавдо, пусть он еще подумает.

Сухрелдон завывал от боли, как раненное животное. Лорма и Мулмонг ушли, оставив его в темноте. Двигаясь параллельным курсом по тайному коридору, Кем слышал их приглушенные голоса:

– Мне сдается, госпожа моя, он все-таки совсем чокнутый. Если б дело обстояло иначе, он бы своевременно сбежал, как другие видящие. Вдобавок он сообщает свои предсказания в стихах, и поди пойми, где прогноз, а где ахинея… Я полагаю, будь он в своем уме, он бы уже сломался.

– «Око безумия» в его присутствии слегка мутнеет – это говорит о том, что с головой у него и впрямь не все ладно, однако же он не безумен. Посмотрим, кто упрямей, он или я! Ты верно заметил, других видящих у нас нет – успели расползтись и забиться в щели, придется ломать этого.

Кемурта охватила дрожь, как на промозглом ветру в месяц Совы. Чтобы поскорей оказаться от них подальше, свернул в первый попавшийся отнорок, а то вдруг почуют, что рядом кто-то посторонний… С новым рвением принялся за поиски, и наконец-то ему повезло: очередной коридор привел в тупичок с дверью, возле которой мертвый морской конек словно взбесился. Мертвый, ага… Куда живее своих живых сородичей! Казалось, если бы не бинт, он бы самостоятельно пополз к цели.

Из комнаты не доносилось никаких звуков, зато она была битком набита мощными амулетами, в том числе сторожевыми. Как будто вдоль и поперек натянуты нити с колокольчиками, только задень – поднимется трезвон. Но делать нечего, придется туда лезть.

Кемурт взмок, пока вскрывал дверь и «договаривался» с охранными артефактами. Наконец он переступил через порог, протиснулся по стеночке мимо огромного глобуса. Вроде бы кабинет: книжные шкафы, захламленный письменный стол, кожаные кресла. На столе приглушенно светится волшебная лампа-кораблик, в больших зеркалах между шкафами золотятся блики. Тут же почувствовал: зеркала не простые, тоже артефакты. У дальней стены висит что-то длинное, похожее на гамак. Вот оно покачнулось, на стене с картой мира колыхнулась тень – в самом деле, гамак. И в нем кто-то спит, доносится мерное дыхание… Ланки-милостивец, сделай так, чтобы он не проснулся!

Судя по остервенелой реакции конька, Чаша Таннут – в этом шкафу. Открыть так, чтобы ничего не скрипнуло… Ну, и где же она? Хеледика рассказала, как она выглядит, но здесь ничего похожего. Может, в каком-нибудь тайнике?..

На нижней полке стоял эмалированный ночной горшок с простецким цветочком. «В ночном горшке обрящешь чашу». Каким же недоумком надо быть, чтобы спрятать в таком сосуде дар Таннут – вряд ли ей это понравится… Он вытащил Чашу, завернул в шелковый платок с вышитой хвалой морским божествам и убрал в матерчатую котомку. Закрыл горшок, исхитрившись не звякнуть крышкой, неслышно поставил на место, затворил дверцу шкафа.

Выпрямившись, бросил взгляд на гамак – и замер: там шевельнулись, заворочались…

– Какая же ты сволочь!..

Вор прирос к месту. По спине меж лопаток стекала капля холодного пота.

– Ты сволочь, Эдмар… – в гамаке всхлипнули. – Зачем тебе рыжий?

Это разговаривают не с ним. Диалог идет во сне. Стараясь унять дрожь в коленях, Кемурт бесшумно двинулся к двери.

– Зачем тебе сдался этот рыжий… – горестно повторил обитатель кабинета.

Теперь выйти в коридор… Не выскочить сломя голову, а выйти потихоньку, словно уползающая тень… Закрыть дверь, запереть ее «Ключом Ланки», один за другим «отпустить» здешние амулеты… Дело сделано, можно уносить ноги.

Только убравшись подальше от места преступления, в другой конец дворца, в потайной закуток возле прачечной, судя по плеску воды и разговорам за стенкой, Кемурт понял, у кого же он, Ланки-милостивец, увел из-под носа Чашу Таннут, кто спал в том гамаке!

О том, чтобы сходить туда еще раз и взять что-нибудь из Наследия Заввы, он, конечно, тоже подумал, но умозрительно, всего лишь как о возможности. Кишка тонка. Не сейчас.

Активировал «Мимогляд», привел в действие все остальные прячущие-маскирующие-отводящие амулеты из своего арсенала, от души помолился Хитроумному и лишь тогда ощутил боль, как от свежей ссадины, в левом запястье.

Ссадина там и была. Морской конек под бинтом стер ему кожу до крови.

Кемурт развязал котомку, развернул и поставил на шелковый платок Чашу. Она была сделана из раковины морского моллюска: снаружи бугристая, в коричневых разводах, местами с белесым известковым налетом, а внутри перламутровая. Величиной с суповую миску. До середины заполнена водой, но эта вода не выливалась, даже если перевернуть Чашу вверх дном – она и здесь, и не здесь, это кусочекокеана, связанный неразрывно со своей стихией.

Когда Кемурт бросил туда мертвого конька, тот не растворился и не пропал мгновенно, а начал уменьшаться, как будто постепенно удалялся, в то же время оставаясь на месте. Говорят, что сотворенная Госпожой Пучины чаша на самом деле бездонна, хоть и выглядит небольшой.

Конек превратился в точку, словно соринку в воду смахнули, потом и вовсе исчез. После этого Кем завернул Чашу и убрал в котомку. Свое обещание морскому существу он выполнил, да не прогневается на него Таннут. Теперь надо тихо сидеть и ждать Хеледику.

Его со вчерашней ночи мучил вопрос: Хеледика была с ним только потому, что состоявшаяся хоть раз близость позволит ей найти человека где угодно – или он ей нравится?

Как товарищ и сообщник – да, он надеялся, что да… Лучше не хотеть от песчаной ведьмы чего-то большего: «она песок, прохладный, текучий, нежный, как шелк, и смертоносный, как сотня стрел, ускользающий сквозь пальцы, волшебно мерцающий напоследок…» Это из «Мадрийских каникул» Колвена Пирговица, там главный герой тоже влюбился в песчаную ведьму, когда ездил в Суринань по торговым делам, и потом всю жизнь не мог ее забыть.

После того как между ними все произошло, он спросил, неловко и хрипловато:

– Я слышал, ты с Хантре… Ничего не будет, если он узнает?..

– Это рабочая необходимость, он поймет, – отозвалась девушка, и сердце Кемурта покатилось в пятки, расколовшись на куски: он для нее всего лишь «рабочая необходимость», вот как…

– Кроме того, я сама по себе, – добавила Хеледика. – Так же, как он сам по себе, пусть мы и полюбили друг друга. У него есть женщина, с которой он очень прочно связан, хотя сейчас он ее забыл, она где-то не в Сонхи и, наверное, ждет его. Я почувствовала, что она есть, мы такие связи чувствуем. Я думала, она – это я, но когда станцевала для него, поняла, что она – это она, все-таки они снова друг друга нашли…

– Я не понял…

– Это не важно. Я не присваиваю чужого. Мне хорошо с ним, но когда он уйдет, я не пропаду, потому что у меня есть Олосохар, и есть танцы, и есть те, кто мне дорог. Я не только человек, я еще и песок Олосохара, частица осознания Великой пустыни. Может, тебе кажется странным, что у меня случилась та история с Дирвеном – ты ведь слышал об этом? Наверное, я тогда приобрела определенную форму, здешнюю форму, как тот песок, который дети набирают в игрушечные формочки, чтобы лепить пирожные, а потом то, что слепилось, рассыпалось, и я снова стала собой. Наверное, так. С Дирвеном мы не были друзьями, а любовь без дружбы рано или поздно рассыпается – чуть заденешь, и ничего не осталось.

Кемурт лежал рядом с ней на тюфяке, на скрипучей железной кровати в брошенном доме, слушал ее тихий голос и возню мышей под полом. Тем временем осколки его несчастного сердца потихоньку вернулись из пяток на свое законное место, склеились и срослись обратно. Она рассказывает о себе – значит, она ему доверяет?..

Сейчас он вспоминал вчерашнюю ночь, словно хватался за спасательный круг в ледяной воде – чтобы не думать о том, что будет, если «Властелин Сонхи» хватится пропажи и доберется до него раньше, чем Хеледика.

Янжек Плец зарабатывал на пропитание и учебу в заведении «Увлекательные прогулки по Дукону». Щуплый, напористый, пронырливый, он сносно болтал на трех иностранных языках, носил очки с толстыми линзами, дрался так себе, но таскал в карманах два пружинных ножа. Напоказ, для солидности, жевал омерзительный дешевый табак, втайне тратил деньги на ларвезийский шоколад, не любил магов и собирался стать адвокатом.

Сегодняшний клиент с первого взгляда вызвал у него неприязнь. Маг. Самоуверенный пижон с ироничным прищуром. Длинные глаза театрально подведены, рот выглядит чересчур большим из-за впалых щек и острого подбородка – черты резкие, вызывающие, словно он намерен дразнить окружающих самим фактом своего существования и получает от этого немалое удовольствие. Без шляпы, темные волосы с фиолетовыми и зелеными прядями лежат в изысканном беспорядке. Из-под рукавов по аристократической моде выпущены многослойные кружевные манжеты – не просто белые, как у других франтов, а белые, черные и дымчатые, точно крылья бабочки «ночная королева», которую Янжек видел в музее естествознания. На холеных пальцах серебряные перстни, ногти покрыты лаком цвета ночного неба с перламутровым переливом. За спиной маячит телохранитель, лицо под надвинутым капюшоном до глаз закрыто черным шарфом. Маг-то средней паршивости, если без охраны никуда…

– Янжек, это клиент королевского класса, у него собственное княжество в Суринани, он платежеспособен, как нам и не снилось, так что будь пообходительнее, – доверительно предупредил управляющий. – Я бы отправил с ним Стукерта или Байжека, но они раскашлялись, лоботрясы, клиенты этого не любят, а Кальена гуляет с дамами из Нангера. Уж постарайся, чтобы господин Тейзург остался доволен.

Намек на то, что рожей не вышел, и выгуливать солидных клиентов тебя посылают, если больше некого. Янжек Плец проглотил обиду. Главное, прилично заплатят: сопроводителю причитается десять процентов от стоимости экскурсии. Хотя на деле перепадает по семь-восемь – всегда найдут, за что вычесть.

– Янжек, мне отрекомендовали вас, как лучшего экскурсовода в этом заведении, – произнес обладатель собственного княжества с понимающей улыбочкой. – Не разочаруете?

– Вас ждет увлекательная и незабываемая прогулка по Дукону, воистину дивная прогулка! – бойко посулил Янжек. – Вы увидите единственные в своем роде достопримечательности нашей столицы, которую заслуженно называют столицей пара и шестеренок!

– О, даже так? Что ж, если эта прогулка будет воистину дивной, я, со своей стороны, не поскуплюсь на чаевые… Скажем, тысяча фальденов – как вы находите, это будет достойный гонорар? Лично вам, из рук в руки, вашему управляющему знать об этом незачем. Но – с одним условием: наша прогулка и впрямь должна оказаться дивной, как вы обещаете.

Тысяча фальденов – целое состояние! Иной раз попадаются богатые иностранцы с причудами, которые сорят деньгами направо и налево. У этого господина Тейзурга на лбу написано: «Я та еще язва», но если поразить его воображение чем-нибудь таким, что есть только в Бартоге и больше нигде, он, может, и раскошелится.

– Идемте, сударь, – пригласил Янжек. – Дукон – царство математиков, изобретателей и механиков, другого такого города в Сонхи нет!

Первым делом он повез клиента на холм мастера Кнеца – беспроигрышный вариант для начала экскурсии. Экипаж с откинутым верхом катил по широким многолюдным улицам, мимо кирпичных домов с серыми от копоти статуями и грязновато-разноцветными вывесками, которые приходилось каждые два-три месяца подновлять, так быстро они темнели. День выдался ясный, солнце просвечивало сияющим пятном сквозь серо-желто-фиолетово-бурый смог, накрывающий город.

По дороге Янжек рассказывал, как обычно, об истории Дукона, основанного тысячу двести восемнадцать лет тому назад мятежным герцогом Дуконом Праглийским, выдающимся инженером своего времени. Тейзург слушал все с той же улыбочкой. «Помилуйте, да я это уже знаю, но вы говорите, говорите, забавные факты, особенно в вашей интерпретации», – промурлыкал он снисходительно, когда экскурсовод деликатно осведомился, продолжать ли ему.

Зато охранник выглядел заинтересованным. По крайней мере, Янжеку так показалось, хотя не разберешь, физиономии-то не видно – только темные глаза блестят над шарфом.

Эту братию с тяжелыми кулаками и скупо отмеренными мозгами он тоже не любил, пусть и не так непримиримо, как заносчивых магов. Но раз уж его угораздило попасть на таких клиентов, он не ударит лицом в грязь и выложит все, что полагается, хотя бы для благодарного дуболома-охранника.

Холм мастера Кнеца венчала гигантская человекоподобная фигура с цилиндрической головой, занесшая ногу над черепичными крышами теснившихся вокруг одноэтажных строений. Полая и ажурная – вся из металлических прутьев, засиженных птицами, сквозь нее виднелся городской ландшафт под дымным небом. Ясно, что топтать дома не пойдет, а все равно выглядит угрожающе.

Прокашлявшись – от смога першило в горле, обычное дело – Янжек начал рассказывать о гениальном изобретателе, который давным-давно жил на этом холме. Однажды он сделал механического человека, чтобы тот познавал мир и приносил людям пользу. Механический человек был великаном ростом с трехэтажный дом. Вначале он ко всем относился по-доброму, но окружающие боялись, что он кого-нибудь убьет, и вдобавок насмехались над ним из-за цилиндрической головы. В результате он возненавидел все человечество и в первую очередь своего создателя, который наделил его уродливой внешностью. Начал отрывать людям головы: ты мою голову высмеивал – ну, так у тебя сейчас никакой не будет. Гонялся за всеми встречными, кого не схватит, того растопчет. Ненавистного мастера Кнеца не трогал до поры лишь потому, что влюбился в его красавицу-дочь, но когда увидел барышню с женихом, так обезумел, что истребил население всего холма и нескольких окрестных кварталов, только влюбленная пара чудом сбежала. Кончилось тем, что Кнец пожертвовал собой, чтобы заманить чудовище на пустырь, где волшебники подготовили ловушку. Напоследок механический человек ударом кулака размозжил голову изобретателю, но тут маги пустили в ход заклинание, от которого железные сочленения начали вибрировать и развинчиваться, так что он мигом рассыпался на куски. Эти куски шевелились, пытаясь опять собраться вместе, однако самый молодой из магов, тоже влюбленный в дочь старого Кнеца, подбежал и выхватил из кучи металлолома артефакт, привязывающий душу к телу – это была тряпица с тайным магическим рисунком-заклинанием. Громадные стальные челюсти напоследок вцепились храбрецу в икру, и он после этого до конца жизни хромал, а девушка благополучно вышла замуж за своего возлюбленного. Прошли века, и на холме, где когда-то стоял дом Кнеца, установили эту грандиозную статую в честь гениального мастера и его взбунтовавшегося изобретения.

– М-да, унылая история, – Тейзург адресовал экскурсоводу ласковый сострадательный взгляд. – Если это главная городская легенда, чего и ждать от остального…

– Почему же унылая, сударь? – спросил задетый за живое Янжек.

Со всем политесом, на какой вправе претендовать богатый клиент.

– Персонажи удручают, – доверительно пояснил собеседник. – Вдобавок остался без ответа вопрос, что за невезучую сущность мастер Кнец засадил в свое выдающееся творение. Полагаю, это был либо человек небольшого ума, либо глупый мелкий демон. Уважающий себя демон Хиалы не израсходовал бы столь бездарно драгоценный шанс оттянуться в мире людей. И не влюбился бы в какую-то снулую девицу, о которой известно только то, что она была красивая, как же иначе, а возжелал бы по меньшей мере население целого квартала, с самыми умопомрачительными последствиями для населения…

Он произнес это мечтательно, словно сам был демоном Хиалы. Янжек украдкой тронул висевший на шее оберег от демонов, но тот был ни холодный, ни теплый – значит, с клиентом и его спутником все в порядке. Уголки губ Тейзурга чуть дрогнули, как будто обозначив снисходительную улыбку, но поди угадай, своим мыслям он улыбнулся или заметил жест экскурсовода.

– Я склоняюсь к тому, что это все же была человеческая сущность. Душераздирающие страдания по поводу осмеянной цилиндрической головы, пресные романтические чувства… Демон, даже самый бестолковый, наслаждался бы ситуацией, избегая грошовых эмоциональных ловушек. А ты как думаешь?

– Не могу определить.

– Хантре, я ведь прошу тебя не определить, а подумать. Право же, думать полезно, этому стоит научиться… Серьезно, я тебе это настоятельно рекомендую. Тот, кто не пытается думать и полагается только на свое непогрешимое восприятие, рискует в один прекрасный день оказаться в идиотском положении, могу привести сколько угодно примеров.

– В идиотском положении я уже побывал, – процедил охранник. – В «Пьяном перевале». Не беспокойся, второго раза не будет.

– Увы, нанести удар в самое сердце – это ты умеешь, этому даже мне впору у тебя поучиться…

Пока они переговаривались, Янжек, примостившийся на откидном сидении напротив клиентов, привстал, повернулся, дернул возницу за полу куртки и велел ехать к Трубе. Уж это зрелище с кого угодно собьет спесь!

Знаменитая Труба пряталась в дебрях почернелых от копоти фабрик, складов, мануфактур, доходных домов, одетых в разбитый камень каналов и многочисленных мостов, решетчатых, словно ограждение цирковой арены. В Дуконе было немало сливных труб, но Труба – только одна: увидев ее, всяк поймет, почему.

Раньше, чем она покажется на глаза, ты почуешь ни с чем не сравнимую вонь, куда там запаху помойки или сортира, а потом начнешь различать в городской какофонии будто бы рев и плеск мощного водопада. Последний поворот, выезд на набережную Бешеных Устриц – и вот она, во всей своей красе!

Возница остановил коляску на обычном месте, откуда открывался самый эффектный вид на уникальную достопримечательность. Янжек выжидающе уставился на своих иностранцев: ну что, проняло?!

– Ничего себе хрень… – потрясенно вымолвил охранник по-ларвезийски.

Господин Тейзург одарил экскурсовода еще одной сочувственной улыбкой, вытащил прямо из воздуха – ага, маг он все-таки не из самых никудышных – серебристый шелковый шарф и замотал нижнюю часть лица. Все это с изысканно обреченным видом, будто петлю у себя на шее прилаживал.

Янжек почувствовал, что остался в дураках. Тоже натянул до глаз замусоленный ворот свитера. Обычно он делал это первый, а клиенты следовали его примеру.

Труба высовывалась из осклизлой каменной стены Устричного канала, точно опрокинутая башня. В диаметре она была столь велика, что не каждый взрослый человек, встав в ее жерле, дотянулся бы до верха. Впрочем, никто в этом жерле не удержится – мигом сшибет с ног, особенно в те часы, когда идет большой сброс. Под городскими мостовыми к главной Трубе пристыковано множество других фабричных труб, и на выходе из нее иной раз хлещет с сокрушительным напором.

Канал и сейчас вовсю бурил, по взбаламученной воде кругами расходилась сизая, ржавая, зеленоватая, грязно-желтая пена.

– Я бы не назвал сие зрелище дивным, – промолвил клиент, задумчиво щуря глаза над шарфом. – Незабываемое – да, в чем-то эпатажное – пожалуй, но все-таки не дивное… Янжек, если бы я в качестве ответной любезности пригласил вас на экскурсию в Хиалу, я бы мог показать несколько достопримечательностей, весьма похожих на вашу распрекрасную Трубу, но куда более гармоничных в своей адской дисгармонии.

Ясно, господин пижон передумал расставаться с тысячей фальденов. Янжек не больно-то и надеялся… Хотя чего там – в глубине души надеялся, как безмозглый сопляк на конфетку от доброго дяди. Эти позорные ростки доверчивости надо без остатка выкорчевать: собираешься завоевать теплое местечко под дымным небом Дукона – рассчитывай только на себя. Что ж, стервозный маг лишний раз ему об этом напомнил.

– И жилые дома рядом, – заметил Хантре. – Убиться, тут еще и белье на балконах сушат…

– Если развешивать тряпки в комнатах, там все отсыреет, плесень заведется, – пояснил Янжек покровительственно: пусть он на иерархической лестнице стоит ниже богатого мага, зато выше тупицы-охранника. – Жить рядом с Трубой безопасно, волшебный народец сюда не лезет, даже если обереги слабеют. Русалки и топляны здесь натурально дохнут без всякой магии. Однажды к Трубе подобрался топлян и мигом окочурился, всплыл кверху брюхом, теперь чучело в музее, так что здесь хоть ночью можно рыбачить – никто тебя под воду не утащит.

Это чучело Янжек видел. Тварь величиной с лошадь, в потускневшей иззелена-черной чешуе, грива словно копна засохших водорослей. Копыта похожи на заплесневелые камни, а морда на темную сучковатую корягу, в приоткрытом зеве торчат острые, как шила, зубы.

– Что вы говорите, здесь еще и рыбачат?! – с театрально преувеличенным энтузиазмом осведомился Тейзург.

– Рыбы здесь нет. Если какая-нибудь по каналам заплывает, тоже дохнет, но я имею в виду, если б она была.

– Какая жалость, ни рыбы, ни устриц, которых обещает табличка с названием на стене дома…

– Устрицы водятся! Еще какие, таких нигде больше не бывает. Раковины у них цветные, как вода из трубы, а сами они в бородавках и наростах, некоторые из-за этого не закрываются. Но они несъедобные.

– Почему-то меня это не удивляет, – хмыкнул клиент.

После завтрака в Башне Обозрения – грандиозная панорама Дукона сквозь пелену смога, до пасмурного поднебесья рукой подать, а еда так себе, но сюда поднимаются не ради еды – Янжек повез своих подопечных на дневное представление в Цирк Уродов.

В зале для избранной публики царил полумрак, по углам на треножниках курились благовония – душные чувственные ароматы, уж наверняка туда по щепотке перетертых китонских грибочков сыпанули. В стенных нишах поблескивали сосуды с заспиртованными младенцами кошмарного вида: двухголовыми, безголовыми, сросшимися, некоторые вовсе не похожи на людей. Полукруглую сцену освещали лампы в виде гротескных масок, а синеватые от пудры лица артистов выглядели еще гротескней и причудливей.

Считалось, что они такими родились, а Цирк Уродов дает им возможность прокормиться, но Янжек знал, что это вранье. Их когда-то в раннем детстве изувечили, превратив обычные человеческие лица в чудовищный товар, приносящий хозяевам предприятия нехилый доход.

Время от времени по этому поводу поднимался шум, и городские власти назначали проверки, но будущий адвокат Плец понимал, что Цирки Уродов никогда не прикроют, потому что с них получают свою долю большие шишки, в том числе из герцогов и магистров. Впрочем, слухи о том, что поставщики уродов крадут детей – тоже по большей части вранье, страшилки для непослушных мальчиков и девочек. Семьи из городской бедноты сами продают их подпольным «лепилам», предложение едва ли не превышает спрос.

Не то чтобы Янжек чтил своего отца-пьяницу и сварливую мать, но он был признателен им за то, что его никому не продали, о нем худо-бедно заботились, ему дали возможность выучиться в школе – он видел многих, кому повезло меньше. И сейчас он не корячится на сцене в акробатических этюдах, развлекая пресыщенную публику, а сидит вместе с этой публикой за столиком в зале, потягивая лимонно-мятный ледяной коктейль. И это только начало, он своего не упустит.

– Хантре, тебе не нравится представление?

– Нет, – отозвался охранник.

– Позволь спросить, почему? Уж на что у меня взыскательный вкус, и то не могу не признать, что они выполняют номера виртуозно.

– Дело не в этом. Им это не доставляет удовольствия. На кого из них ни посмотри, за каждым тянутся страдания, многократно повторявшееся принуждение, отсутствие выбора. И я в первую очередь вижу это, а потом уже виртуозные номера. Дрянное заведение.

– Если его прикроют, артистам некуда будет податься.

– И это тоже, в довесок к остальному.

Янжека осенило: так вот почему парень прячет физиономию! В Башне Обозрения ларвезийцы по совету экскурсовода ничего заказывать не стали, а здесь взяли по коктейлю, но Хантре к своему не притронулся и шарф с лица не убрал. Можно побиться об заклад – он сам урод, потому его и задело за живое.

– Того же эффекта можно добиться, используя грим и маски, – добавил он угрюмо, подтверждая выводы Янжека.

– Хантре, тебе давно пора научиться наслаждаться тем, что есть, отбрасывая всяческие довески, как ящерица отбрасывает свой хвост. Попробуй?

– Я вроде бы не ящерица.

– Ну да, ну да, как же я мог забыть, для таких, как ты, хвост – наиважнейшая часть тела… Но ты все-таки попробуй, сыграй в это хоть раз, хотя бы не всерьез. Давай прямо сейчас, как ты на это смотришь?

– Обстановка не располагает, – процедил охранник с интонацией «да отвяжись ты от меня наконец».

– И кто-то еще смеет утверждать, что это я не хочу сказать «прощай» своим недостаткам. Должен заметить, мой милый, что мы с тобой друг друга стоим.

После цирка Янжек повез их по площадям с самыми интересными часами: Театральными, Павлиньими, Железнодорожными, Часами Принцессы, Часами Сапожника, Часами Двух Клоунов. Механические павлины со скрежетом распускали хвосты в натуральную величину, фарфоровая принцесса выскакивала из дворца и кружилась в танце, курсировали по жестяным волнам корабли с золочеными парусами, а Янжек отчаянно надеялся – хоть и запретил себе надеяться – что господин Тейзург сочтет все это в достаточной степени «дивным» и отстегнет ему тысячу фальденов.

Потом отправились в Паровой Дом. Коляска неспешно катила по аллее с Судейского холма, впереди раскинулся один из тех городских ландшафтов, какие можно увидеть на литографиях и открытках: здания с башенками, арками, статуями и узорными решетками, фонари, экипажи, хорошо одетые прохожие. У тех, кто не бывал здесь раньше, в первый момент возникало впечатление, что в этой картинке что-то не так. Вслед за этим наблюдатель понимал, что один из домов перемещается относительно других: угловатая темная громада с четырьмя большими трубами, из которых вовсю валит дым, ползет по улице со скоростью чворка, и это никого не удивляет, словно так и должно быть.

Увешанный вывесками Паровой Дом двигался по своему постоянному маршруту, делая остановки, чтобы впустить-выпустить посетителей. В нем располагалось несколько ресторанов, закусочных и кондитерских. Янжек повел своих иностранцев на второй этаж, в «Котлеты без гаек»: хозяин этого заведения платил ему за каждого клиента – твердый процент с заказа, без обмана – и готовили здесь неплохо.

Когда устроились за столиком в небольшом зале без окон, зато с подведенными к каждому креслу окулярами хитроумной оптической системы, позволяющей гостям любоваться улицей, Хантре откинул капюшон и наконец-то размотал шарф. Янжек, уже составивший о нем мнение и мысленно набросавший отменно безобразный портрет, вначале моргнул – убедиться, что глаза не обманывают, а потом настроение у него враз скисло.

Его грела мысль, что он разбирается в людях и запросто их читает благодаря своим отточенным аналитическим способностям, но в этот раз он даже близко не угадал. Хантре оказался красивым парнем, и как будто без скрытых изъянов. Разве что рыжий, таких в детстве дразнят, Янжек и сам натерпелся, но у него рыжина блеклая, ржавого оттенка, а у охранника волосы были огненно-рыжие.

Когда тот стянул и повесил куртку, на запястье у него сверкнул из-под рукава черного свитера браслет в виде ящерицы – то ли золотой, то ли латунный, как здешние инкрустации на полированных деревянных панелях. Наверняка латунь, золото ему вряд ли по карману, зато работа отменная – сразу видно, мастер делал.

Янжеку даже показалось, что ящерица шевельнула миниатюрной головкой. Заводная штучка с секретом. Но могло и померещиться, в зале было душно, пахло жареным мясом, вином, кухонным и табачным дымом, вытяжка еле справлялась, хотя лопастники вовсю крутились. В придачу тускло-желтый свет удивительных электрических ламп добавлял неопределенности.

Здешние лампы получали энергию благодаря движению Парового Дома – никакого масла, никакой банальной магии, одни лишь чудеса инженерной мысли, но на Тейзурга даже это не произвело впечатления. Того и гляди опять заведет свое: «А вот у нас в Хиале…» Хотя появись тут настоящий демон Хиалы – можно побиться об заклад, господин пижон первым обделается.

После обеда поехали к Верже, посмотрели при свете гаснущего заката на разгрузку судов портовыми агрегатами, похожими, как на дальнего родственника, на Механического Человека мастера Кнеца. Вода блестела, словно потемневший столовый мельхиор, даль затянуло вечерним туманом.

На клиента напало желание пройтись пешком, коляску отпустили. Янжек по-честному предупредил, что здесь неподалеку Вержейская Прорва, она захватывает часть реки, а на суше – приличный кусок городских кварталов.

– Вы, сударь, наверное, о ней слышали. Как в любой прорве, магия там не действует. Это место с дурной репутацией, можно встретить бандитов. Лучше вам не ходить по этим закоулкам.

– Нам не привыкать к таким удовольствиям, правда, Хантре? – Тейзург ухмыльнулся, как будто подначивая своего спутника. – Если от чего-то бегать, оно непременно тебя догонит, ты ведь знаешь. Прогуляемся?

– Пошли, – бросил охранник.

Про себя кляня сдуревшего клиента, Янжек потащился за ними. А куда денешься, если ему за эту экскурсию еще не заплатили?

Сумерки накрыли город, словно темное желе, как будто нависавший над крышами смог опустился до мостовой. Еще и заморосило. Безлунный вечер, но кто же видел над Дуконом луну? Для этого надо в деревню ехать. Если заходила речь о луне, Янжек представлял себе месяц с картинки в детской книжке или оклеенный серебряной бумагой круг, подвешенный над сценой в театре. Зато в Бартоге повсюду газовые фонари, а в Ларвезе, говорят, до сих пор масляные, даже в столице.

На здешних улицах с разбитыми тротуарами фонари стояли на изрядном расстоянии друг от друга. Янжек в своем поношенном костюме мог сойти за местного, Хантре с шарфом на лице смахивал на разбойника, зато Тейзург однозначно привлекал ненужное внимание. Ему бы сейчас кружева запихнуть в рукава, чтоб никому глаза не мозолили, а он вместо этого еще и веер достал – роскошная вещица, как будто китонской работы, но даже если подделка, стоит недешево.

– Тебе жарко? – спросил охранник – небось, подумал о том же, о чем и Янжек.

– Пока нет, но скоро станет жарко. Этот веер был со мной в Мезре. Давно хотел показать его тебе, да случая не было.

– Я его уже видел.

– В деле не видел.

– Судари, если мы поспешим, в самый раз успеем в Парк Фейерверков к началу грандиозного представления, которое пользуется заслуженным успехом у гостей города, – деликатно поторопил их экскурсовод.

Приманка не сработала: иностранцы шагали мимо громоздившихся в темноте угрюмых домов, как по аллее Судейского парка. Надо ли удивляться, что после поворота с улицы Мусорщиков в паучью путаницу трущобных закоулков из мутного желе возникли, заступив им дорогу, некие фигуры угрожающего вида – одна, вторая… пятая, шестая…

И это не просто парни из бедняцких кварталов, от которых недолго откупиться. Со своим плохим сумеречным зрением Янжек не сказал бы наверняка, но, похоже, в темноте на некотором расстоянии маячил стрелок с ружьем… И еще с другой стороны. Серьезная банда.

– Судари, нас хотят ограбить, – произнес он тихой скороговоркой. – Лучше отдайте им деньги и ценности. Я вас предупреждал, здесь не место для прогулок.

Если б это были те, с кем можно поладить, сейчас бы кто-нибудь сказал: «Господа, подкиньте деньжат скоротать вечерок!» – и все бы закончилось миром. Заодно словивший приключений клиент убедился бы в правоте экскурсовода. Но Янжек уже понял, что дело дрянь.

– Плохой вам выпал вечерок, господа, – по-упырьи осклабился бандит с широким, как корма корабля, небритым подбородком, блеснув золотым зубом. – Что же вы без дамочек гуляете? Была бы с вами дамочка, мы б ее себе оставили, а вас ощипали да отпустили, а нынче и с деньжатами расстанетесь, и с потрохами… Поджилки-то трясутся?

– Жаль вас разочаровывать, господа, но денег у нас нет, мы, видите ли, все потратили, – произнес Тейзург тоном воспитанного человека, в любой ситуации не забывающего о своем хорошем воспитании, ибо все остальное – ерунда и суета. – Возможно, вам понравится мой веер, я его купил в антикварной лавке… А ты отдай им браслет, который я тебе подарил в счет жалования, все равно он не золотой, а позолоченный, – обратился он к охраннику.

Янжек взмок, и поджилки у него тряслись, но в следующее мгновение он растянулся на мостовой: Хантре с выкриком «Это ты нас сюда завел!» сбил его с ног подсечкой.

Очки слетели, но не потерялись, потому что были на шнурке – чтобы повисли на шее, если свалятся. Только не бежать, хотя так и подмывает вскочить, оттолкнувшись от булыжника ссаженными ладонями, и кинуться наутек. Во-первых, догонят – их много, а бегает он чворкам на смех, во-вторых, могут пальнуть в спину. Самое правильное – лежать в грязи и не рыпаться.

Кто-то заорал благим матом. По мостовой как будто метнулась золотистая молния, и вслед за этим грохнуло, точно рядом случился небольшой взрыв. Запахло пороховой гарью.

– Берегись, у него приспособа лепестрическая!

Еще один хлопок взрыва. В этот раз Янжек даже вспышку увидел – вот это да, в руках у стрелка рвануло ружье!

Тут на него кто-то наступил, выругался, шарахнулся, но потом тоже свалился на мостовую. Экскурсовод начал неуклюже отползать к стенке ближайшего дома, одной рукой придерживая очки с треснувшими линзами.

– Янжек, да вставайте же, не то пропустите самое интересное, – услышал он веселый голос Тейзурга.

Когда приподнялся глянуть, в лицо что-то брызнуло, залепив стекла.

Вопли, топот, мельтешение.

– Янжек, вставайте, наконец, все уже закончилось, – снова позвал Тейзург. – Я понимаю, что вы сторонник разумной осторожности, и ничуть вас не осуждаю, но вы же будете локти грызть, когда узнаете, сколько всего пропустили!

Кто-то подхватил экскурсовода под мышки – умело, словно санитар в больнице – и помог встать.

– С тобой все в порядке? – спросил Хантре. – Тебе лучше было лежать, чтоб не зацепили в драке. Эй, ему понадобятся новые очки!

– Да не волнуйся, заплатим за очки. «Эй» – вот это прелестно, даже припомнить не могу, когда ко мне в последний раз так обращались… И признай, что китонский боевой веер эффективней твоих ножей и кастетов! У меня четверо, считая этого любителя дамочек и чужих потрохов, а у тебя только двое.

– Плюс двое стрелков.

– Ружьеносцы не считаются, ты ведь их не собственноручно прикончил. Так что счет не в твою пользу, и ты, как проигравший, мне должен… Не буду при посторонних о том, что ты мне должен.

– Ничего я тебе не должен, – огрызнулся охранник.

Шарф у него сбился, открыв лицо, на щеке кровоточил длинный косой порез. А что до общей картины, Янжек не сразу разглядел в тускловатом свете фонаря, сквозь разбитые и заляпанные очки, что там такое… Бандиты лежали на мостовой, кроме главаря с могучей щетинистой челюстью, который сидел, ссутулившись и перекосившись, словно набитое соломой чучело.

– Хантре, помоги! – потребовал маг. – Оставь в покое нашего экскурсовода, пока я не начал ревновать и беситься, вспомни о том, что официально ты у меня на службе, и сделай одолжение, помоги своему работодателю поднять эту вонючую тушу. Янжек, отсюда далеко до границы прорвы?

– С полчаса ходу, если не быстро. В ту сторону. Но полицейский участок и ближе есть.

– Подозреваю, что все там купленные, и нашего нового знакомого отпустят через пять минут после того, как мы уйдем, так что пошли отсюда.

Они вдвоем с Хантре поставили главаря на ноги. Тот тяжело дышал и скалил зубы, временами издавая невнятное мычание, словно разучился говорить. Руки у него свисали, как парализованные, ноги заплетались. Можно подумать, пьяный. Что же Тейзург с ним сделал, если не заколдовал? В прорве ни один маг колдовать не может.

Янжек с величайшей осторожностью, чтобы не выдавить расколотые стекла, протер очки. Как выяснилось, они были забрызганы кровью, а не грязью. О китонских боевых веерах с лезвиями он читал и в музее такой видел. Значит, господин Тейзург не только пижон и трепло – еще и драться умеет, и зачем ему тогда охранник… Ковыляя рядом с ними по неровной мостовой, Янжек все сильнее ощущал боль в разбитом колене и гадал, заплатят ему за эти треклятые приключения или нет.

Где проходит граница Вержейской Прорвы, он знал приблизительно. Когда миновали кирпичную ограду, за которой, несмотря на поздний час, вовсю дымили трубы, питая нависающий над крышами смог, охранник сказал:

– Вышли. Чувствуешь магию?

– Как восхитительный аромат игристого вина, – отозвался Тейзург.

На ограде под фонарем виднелась табличка – возможно, одна из тех, что предупреждают о прорве.

– Боюсь, до полиции еще далеко – правда, Янжек? К тому же не будем забывать о коррупции… Нет гарантии, что этот отвратительный господин, мечтавший посмотреть на наши потроха, никогда не выберется с каторги. Поэтому я намерен отправить его в Хиалу прямо здесь. Хантре, что ты об этом думаешь?

– После того, как мы его столько тащили? Издеваешься?

– Угадал, – ухмыльнулся Тейзург. – Обожаю над тобой издеваться, это так же восхитительно, как дразнить кота… Янжек, признайтесь, когда я говорил о Хиале, вы, верно, думали, что я трепло?

– Право же, сударь, я никогда не позволил бы себе помыслить такие недопустимые вещи о госте нашего города, о нашем уважаемом клиенте, – со всей искренностью, на какую был способен, заверил Янжек, в действительности именно так и думавший.

– М-м, правда? А что же вы позволили себе помыслить по поводу моих высказываний о Хиале?

– Эдмар… – произнес Хантре как будто с предупреждением.

– Я решил, что вам угодно было шутить.

– Прелестно… Значит, вы не принимаете меня всерьез? Впрочем, я нахожу, что для вас это извинительно, поскольку вы были вежливы, тут с моей стороны никаких претензий, но я просто обязан рассеять ваши заблуждения.

– Хватит уже трепаться, если хочешь, чтоб окружающие не считали тебя треплом, – перебил охранник. – Мы сдаем этого подонка в полицию или нет?

– Не испытываешь желания за него заступиться?

– Я скорее за бешеную собаку заступлюсь, – экскурсоводу показалось, что Хантре передернуло, словно гвоздем по стеклу провели. – Она хотя бы не ведает, что творит, а эта ходячая помойка все понимает.

Измученный Янжек про себя вздохнул с облегчением: гада убьют. А то богатым иностранцам все нипочем, они уедут, и еще вопрос, не выйдет ли Челюсть-Корма назавтра же из кутузки на волю. Вдруг Янжек Плец опять с ним где-нибудь столкнется – тот наверняка его узнает… Хвала богам, если все закончится здесь и сейчас, раз и навсегда.

– Боюсь, ты и впрямь классический образец несимпатичного негодяя, – обратился Тейзург к пленнику таким тоном, что поди пойми, дурачится он или говорит серьезно. – Если бы мой охранник за тебя заступился, ты мог бы рассчитывать на пощаду… Янжек, оцените – эксклюзивный номер, специально для вас!

Он щелкнул пальцами, и в нескольких шагах от них возникла туманная арка – будто дверь из ночи в пасмурный день. За ней было светло, но от этого мутного радужного сияния подкатывала тошнота, словно от вони протухшего мяса. У Янжека заныло в солнечном сплетении, как от удара. Хантре шагнул вперед и встал, заслонив, между ним и проемом, так что на дальнейшее экскурсовод смотрел из-за его плеча.

Там, за аркой, кто-то был. На туманной перине сплелись в объятиях две девушки… Если это девушки, а не что-то другое… Одна фарфорово-белая, с копной серебристых волос, звериными ушами на макушке и пышным серебристым хвостом, как у лисицы. Другая мертвенно-синяя в черных узорах – это на ней трико или такая кожа? Волосы у нее были кроваво-красные, как будто мокрые, полумесяцем торчали рога, и вдобавок извивался лаково черный хвост, длинный, суставчатый, как у чудовищного скорпиона.

Ноги подломились, и Янжек где стоял, там и сел, не почувствовав удара о мостовую. Хотелось зажмуриться, но он все равно смотрел на них, как завороженный.

– Золотоглазый!.. – завизжали демонические девицы, то ли обрадовано, то ли свирепо, кто их разберет.

– Мои драгоценные, у меня для вас сюрприз. Этот господин сам признался, что обожает играть с дамочками в рискованные игры, и еще он питает слабость к дымящимся теплым потрохам, так что для него знакомство с вами будет истинным подарком Акетиса. Примите в дар! – Тейзург толкнул бандита под арку. – Лисичка, буду признателен, если ты его допросишь: меня интересует, случайно мы встретились в темных закоулках или он выполнял чей-то заказ. Целую ручки, ножки и очаровательные хвостики, мои красавицы!

Демоницы послали ему воздушные поцелуи. Громила барахтался в тумане, клубящемся возле их ложа, словно тонул в зыбучке.

В следующее мгновение арка исчезла. Пустырь с блестящими черными лужами, за ним виднеется в темноте длинное одноэтажное строение с единственным фонарем возле крыльца, и ничего необычного.

– Ты чокнутый… – тоскливо процедил охранник. – Не мог просто его пристукнуть?

– Нехорошо думать только о себе, – терпеливо и ласково возразил Тейзург. – Право же, Хантре, ты как ребенок. Оставили бы мы здесь труп, подкинули бы лишней работы дуконской полиции…

– Мы и так оставили кучу трупов.

– Спишут на поножовщину. Другое дело – мертвец в единственном экземпляре, такая находка предполагает сыскные действия. К тому же я подбросил новую игрушку Серебряной Лисе и Харменгере, я позаботился о торжестве справедливости во славу Акетиса, я подарил незабываемые впечатления нашему экскурсоводу, в порядке компенсации за доставленное беспокойство. Постоянно быть альтруистом – это пресно и небезопасно, но время от времени стоит давать волю душевным порывам и делать добро.

– Какое добро? – прошипел Хантре.

– А компенсацию я бы лучше деньгами… – пробормотал Янжек будто бы себе под нос, с трудом поднимаясь на ноги.

– О чем разговор, свою тысячу фальденов вы заработали. Хантре, когда же ты отучишься лицемерить? Я ведь спрашивал, не хочешь ли ты за него заступиться! Спрашивал или нет?.. Последнее слово было за тобой, и что ты ответил?

Охранник промолчал. Демонстративно замотал лицо шарфом, не обращая внимания на порез. Уставился на спутников, засунув руки в карманы, словно хотел сказать: «Мы пойдем, наконец, или так и будем здесь торчать?»

– Янжек, ведите нас туда, где можно поймать коляску, чтобы доехать до приличного ресторана. Хорошее вино, достойно сваренный шоколад, приятная ненавязчивая музыка – что-нибудь в этом роде. Паровая экзотика не обязательна, главное – душевная атмосфера, чтобы Хантре пошел на мировую со своей совестью. Когда он с ней не в ладах, он невыносим. Вы, верно, решили, что я держу охранника, чтобы он охранял меня от злоумышленников? Да помилуйте, я не нуждаюсь в защитниках, его задача – охранять от меня всех окружающих. Правда, Хантре?

Тот не ответил.

Хромая рядом с ними по скверно освещенной улице, Янжек прикидывал в уме, какую часть заработанной суммы он положит на сберегательный счет в банке, а какую потратит. Эти размышления помогали ему терпеть и боль от ушибов, и насмешливую болтовню клиента, пребывавшего после всех злоключений в отменном настроении.

О Вратах Хиалы он старался не вспоминать, как о муторном ночном кошмаре. Хвала богам, что в своих криво сидящих треснувших очках он видел эту картинку нечетко. Плохое зрение всегда казалось ему проклятием, пять лет жизни отдал бы за то, чтоб избавиться от близорукости, даже десять… Но сейчас он был только рад, что не смог увидеть все подробности.

На улице Костяной Рыбы попался экипаж, доехали до «Приюта полуночников», там Тейзург вручил ему обещанную тысячу фальденов. С Хантре они за ужином мало-помалу начали обмениваться репликами.

Янжек тоже через силу поел, хотя аппетита не было. Остатки потихоньку сложил в припасенный бумажный пакет, запихнул в карман – можно будет сэкономить на завтраке. Не каждый раз «гости города» приглашали его за стол и кормили за свой счет, чаще приходилось ждать в сторонке, надо пользоваться случаем.

Расставшись с ними, поехал домой в наемной коляске – не ради шика, а чтобы не ограбили по дороге. Когда поднимался в свою чердачную каморку, на площадке между четвертым и пятым этажом встретился сосед-однокурсник, тоже снимавший тут жилье.

– Ничего себе выглядишь! – присвистнул он, подняв повыше ручной фонарь. – Тебя побили или сам упал? Что случилось?

– Клиенты психи, – лаконично объяснил Янжек.

В Абенгарте она не подводила, и здесь не подвела. Появилась, когда Кемурт беспокойно дремал, привалившись к стене в пыльном потайном чулане. Использовала какое-то колдовство, он заметил чужое присутствие только в последний момент, напрягся, но тут же услышал негромкое: «Кем, это я».

Глаза с приподнятыми к вискам уголками лунно мерцали, заплетенные в косу волосы тоже окружал ореол слабого сияния.

Пока сидели и ждали, Хеледика шепотом рассказала, что приехала во дворец с кухонным фургоном, который доставил припасы для праздничного ужина. Оделась, как девчонка-прислуга, во дворец то и дело брали новых девчонок и мальчишек, которые надолго не задерживались – бесследно исчезали. Благодаря волшебному ожерелью Лорма не нуждалась в ежечасных порциях крови, чтобы сохранять облик юной дамы, но ей все равно постоянно хотелось есть. Незнакомые лица никого не удивляли, так что ведьма с деловитым видом затесалась в толпу слуг, а потом, улучив момент, пробралась в секретные коридоры.

У нее были карманные часы в заглушающем тиканье футляре. Начало назначено на полшестого: бракосочетание короля Дирвена и Лормы, возложение ларвезийской короны на чело королевы в присутствии иностранных послов и поддержавшей смену власти знати, поздравительные речи, парадный ужин и бал.

Хеледика выглядела собранной и немного напряженной.

– Справишься, – шепнул Кем. – В Абенгарте круче бывало, помнишь, когда у нас зарубаны на пятках висели, а мы второй день не жравши…

– Конечно, справлюсь, – Хеледика придвинулась ближе, коснулась его плечом.

Так и сидели, пока не подошло время действовать.

Первая часть торжественной церемонии должна была пройти в Большом тронном зале. Главная трудность: песчаной ведьме надо подобраться как можно ближе к Лорме, коридоры по периметру зала для этого не годятся – слишком велико расстояние от стен до возвышения с троном. Между первым и вторым этажом тоже есть потайные ходы, но в полный рост там не выпрямишься, можно только ползать на четвереньках.

– Я и лежа станцую, – лунно-кошачьи глаза Хеледики светились холодно и азартно.

– Лежа?.. – оторопело переспросил Кемурт: ему вспомнились слова замученного сумасшедшего поэта.

– Так даже надежней будет. А что такого?

Он рассказал о Сухрелдоне.

– Как он сказал: «пусть не забудет про меня», и дальше о небесном чертоге? Это он попросил о помощи… Я смогу сделать то, что он имел в виду, даже через стенку. Сходим туда после того, как закончим с Чашей.

Кем не стал спрашивать, «что он имел в виду». И так понятно.

Онизабрались в темную полость под тронным залом через лаз, к которому вела пыльная железная лесенка, и поползли к центру обширного помещения. Как будто находишься под гигантским прессом, еще чуть-чуть – и тебя придавит, расплющит… Без паники, реальные опасности тут совсем другие: занозить ладонь, стукнуться головой о потолок, напороться на торчащий гвоздь, вляпаться в мышиный помет.

Наверху шумела невидимая толпа: шаги, скрип паркета, шорохи, разговоры. Потом кто-то зычно провозгласил:

– Его величество король Дирвен, Повелитель Артефактов!

Гомон стих.

– Туда, – определила ведьма, когда Дирвен недовольно высказался:

– Давайте уже начинать, какого чворка тянуть!

Перед этим диверсанты ползали кругами, пытаясь понять, где находится трон.

Кто-то начал почтительно оправдываться, ссылаясь на протокол. Кемурт похолодел, когда в разговор вплелся мелодичный женский голос:

– Немного подождем, любимый, и если эти жрецы не явятся, пусть пеняют на себя.

Это она приходила в подвал к Сухрелдону.

Добравшись до нужного места, вор снял висевшую на шее котомку с Чашей Таннут и растянулся на полу, пристроив голову на согнутом локте.

Хеледика перевернулась навзничь, распустив мерцающие волосы, вытащила сверток, достала Чашу и поставила себе на живот. Предупредила:

– Сейчас лучше отползи подальше.

Он так и сделал.

– Обойдемся без жрецов, – произнес наверху вальяжный мужской голос. – Негоже королю ждать опоздавших, начинайте церемонию!

А это спутник Лормы, который вместе с ней допрашивал видящего.

Оркестр заиграл бравурный марш, однако после первых тактов мелодия прервалась: облажались, это же гимн свергнутой династии Дарчеглерум, последний представитель которой наверняка сидит на цепи в подвале, если его Лорма до сих пор не сожрала. После заминки зазвучала «Розовая соната», ее обычно исполняют на свадьбах в честь юной невесты. Самое то для древней, как Унский хребет, вурваны.

Когда музыка смолкла, кто-то завел похвальную речь в честь прекрасной и мудрой королевской избранницы, верной подруги Повелителя Артефактов. Вот тут-то Кемурту и начало казаться, что он лежит не в пыльном промежутке между полом и потолком, которым совсем чуть-чуть не хватает, чтоб воссоединиться, а на берегу океана, и рядом накатывает на песок прибой, а дальше, в темноте – бескрайняя водяная бездна.

Он взглянул на Хеледику: ее разметавшиеся волосы колыхались, как зыбь на море в лунном свете, и сама она двигалась – лежа навзничь, оставаясь на месте, она танцевала волнующееся море, она сама была волнующимся морем, и Чаша Таннут у нее на животе как будто покачивалась на волнах. Из Чаши исходило сияние, синевато-зеленое, как морская вода. Кем глядел, завороженный, ощущая и необъятный простор, и легкую качку, и солоноватые брызги на губах… А потом наверху умолкли – и вслед за мертвой паузой раздались возгласы, кто-то завопил дурным голосом, что-то упало и разбилось, и тогда все разом тревожно загомонили, словно там драка или пожар.

– Получилось, – сказала ведьма, переставив Чашу на пол. – Смотри!

Зажегся шарик-светляк, и Кемурт увидел, что в прозрачной воде что-то плавает: как будто множество черных обрезков – крохотных, фигурных, похожих на нарисованные тонким пером закорючки. Они постепенно тонули, но не оседали на перламутровое дно, а попросту исчезали, их становилось все меньше. То ли растворялись, то ли уходили через Чашу во владения Госпожи Пучины.

– Что это?

– Иероглифы, которые были на ожерелье. Мне удалось вернуть их Таннут, и ожерелье перестало быть волшебным предметом, а Лорма приняла свой истинный облик.

Сверху доносился топот, ругань, обережные молитвы, крики, кто-то пытался успокоить людей, кто-то требовал, чтобы гости немедленно освободили помещение, а кто-то другой распоряжался, чтобы никого не выпускали.

Кем завернул Чашу в платок, убрал в котомку, и они поползли к лазу с лестницей. Теперь надо вернуть артефакт на место, и чтобы никаких улик, что его кто-то брал.

Благодарение Ланки, в королевском кабинете никого не было. Про себя молясь Таннут, чтобы не прогневалась, вор поставил Чашу туда, где ее прятал Дирвен. К этому времени от иероглифов следа не осталось: в чаше-раковине была только прозрачная морская вода, ничего, кроме воды.

– Идем к Сухрелдону, – сказала песчаная ведьма. – Надо его освободить, тем способом, каким это возможно… Он ведь сам попросил. И он видящий, может что-нибудь про тебя сказать, а тебе еще вторую часть надо выполнить.

Подвал словно вымер: вся охрана ушла смотреть на торжество и сейчас, должно быть, принимала участие в общей суматохе. Безумного поэта было слышно издали:

В этот раз его камеру освещала подвешенная на крюк лампа, хотя он был там один. Тусклый желтоватый полумрак – ровно столько, сколько нужно, чтобы узник мог видеть прислоненное к противоположной стенке зеркало, мутное, как грязная лужа, и в нем свое отражение. Одежду у него забрали, и он сидел, скорчившись в три погибели. Голый, жалкий, истерзанный, лиловый от кровоподтеков.

Глянув в окуляр, Кем уступил место Хеледике, а поэт продолжал бормотать:

Ведьма отстранилась от окуляра и начала двигаться в одном ритме с речитативом Сухрелдона – стоя на месте и не отрывая ступней от пола, в этом изломанном танце участвовали только ее колени, руки и плечи.

– Тогда в чертог Кадаха мчись – тебя здесь ничего не держит! – опередив его, закончила Хеледика.

Взметнула руки в последнем движении и уронила, как будто враз лишившись сил.

Из-за стены донесся короткий хрип и звяканье цепей, потом наступила тишина.

Кем приник к окуляру: изувеченный маг лежал на полу, не подавая признаков жизни.

– Добрых посмертных путей, – тихо произнесла песчаная ведьма. – Он уже не здесь. Идем.

Они выбрались из дворца потайным ходом, который вел к дровяным сараям на задворках министерских зданий, и смешались с толпой, собравшейся на раздачу королевского угощения. В толпе еще не знали, что свадьба сорвалась, и кричали: «Хвала их величествам!»

Кемурт и Хеледика, спрятавшая волосы под низко повязанным платком, тоже разжились пирожками – с ливером и с яблочным повидлом. Пирожки были тощенькие, плоские, как лепешки, зато их напекли много, хватало на всех. Без амулетов Кем не рискнул бы полезть за ними в давку, даже с амулетами не рискнул бы, но у него живот подводило от голода.

– Сухрелдон, добрых ему посмертных путей, был влюблен в тебя, – пробормотал он сбивчиво, когда вышли на запущенную безлюдную улицу с особняками, от которых веяло позапрошлым веком, и разросшимися акациями за коваными оградами.

– В меня многие влюблены, – отозвалась песчаная ведьма. – Это из-за воздействия нашего племени на людей.

«И я тоже», – хотел сказать Кемурт, но вместо этого усмехнулся:

– Ты его отправила в чертог Кадаха. Он достоин уважения за то, что не стал служить этой шайке, и, наверное, попадет туда. Но он же всех там замучает своими виршами!

– А может, ему хотя бы Кадах объяснит, что если ты любишь стихи, но не обладаешь талантом, лучше их не писать, а читать. И заниматься чем-нибудь таким, что у тебя получается хорошо.

– Точно. Тогда он в следующей жизни будет не плохим поэтом, а ценителем поэзии…

Кемурт шагал рядом с Хеледикой по благоухающей акациями темной улице, и ему хотелось говорить о чем угодно, только не о том, что через пару дней надо будет вернуться во дворец и выполнить номер, по сравнению с которым кража Чаши Таннут – детские игрушки.

6. Золото для Шныря

Лагерь абенгартских беженцев раскинулся у отрогов Сновидческого хребта в Меновой долине. Шатры, палатки, шалаши, экипажи с опущенными на землю оглоблями выстроились ровными улицами, и каждой улице был присвоен порядковый номер. Овдейская дисциплина даже здесь взяла свое, несмотря на развал прежнего миропорядка, отсутствие удобств и сомнительный завтрашний день.

Сверху все это напоминало ряды заплат, аккуратно нашитых на чиненное-перечиненное одеяло. Вдали виднелась крепость Треген, похожая на вырезанное из серого камня украшение для каминной полки. Хенга Кьонки, рыжая, встрепанная, с прицепившимся к штанам прошлогодними репьями, забралась по склону так высоко, как сумела, хотя подошвы скользили по старой хвое, и ветер рвал полосатый красно-белый шарф.

Хенгеда Кренглиц замотала бы простуженное горло серым шарфом, но Хенга – другое дело. Их теперь двое. И это вовсе не бред повредившейся в уме от пережитых лишений барышни, а сознательно принятое решение. Она думала об этом всю дорогу от столицы до северных гор. Она хочет быть Хенгой. Ей решать, кем она будет.

Девушка уселась на хвойную подстилку. Склон был до того крутой, что по нему можно съехать, набирая скорость, пока не обнимешься с сосной или не влетишь в кустарник.

Эвакуированные из Абенгарта волшебники выбрались за пределы той территории, которую контролирует Повелитель Артефактов, но в безопасных приграничных землях жилья было негусто: оккупированный высоким начальством Треген, несколько торговых факторий, поселки с трактирами-гостиницами, рассчитанными на полдюжины постояльцев. Если Дирвен расширит сферу своего влияния, им останется уйти в тундру.

Хенга вцепилась в почву, в ладони вонзились засохшие хвоинки. До чего же ей хотелось отомстить этому ничтожеству… Ей не больно, песок стирает, но знание о том, что случилось, никуда не делось. Если подвернется возможность поквитаться с Дирвеном, за ней не пропадет.

Пришла мыслевесть: глава министерства Благоденствия ждет Хенгеду Кренглиц с докладом. Пришлось почтительно извиниться за то, что в настоящий момент она явиться не может, так как думала, что ее очередь наступит позже, и отправилась в лес поискать орехов. Ферклиц не стал ей выговаривать, назначил на завтра – ему было, чем заняться, беседы с руководителем дожидалась целая толпа функционеров.

Насчет орехов она соврала, ее понесло сюда без всякой разумной причины. Хенгеда Кренглиц была городским агентом, и сегодня состоялось ее первое знакомство с дикой природой.

Спуск занял около двух часов. Приходилась огибать то непролазный кустарник, то муравейник, то овраг с остатками лежалого снега, присыпанного древесными семенами и порыжелой хвоей. В Аленде все цветет, а в северных краях в месяц Водоноса весна только начинается.

Местами Хенга передвигалась на карачках, хватаясь за все, что под руку попадалось: все равно этого позорища никто не видит. Порой возвращалась обратно в поисках безопасного пути. Пласохи, лесные твари с вороньим оперением, мощными когтистыми лапами и кукольными головками, наблюдали за ней, мечтая, чтоб она свернула шею. Возбужденно переговаривались высокими скрипучими голосами, но подлетать близко не смели – чуяли боевой амулет.

Лишь однажды, меж двух невидных за прошлогодним бурьяном оврагов, одна из них сиганула наперерез, едва не мазнув ее по лбу крылом. Хенга успела разглядеть недоброе восковое личико размером с кулачок и венчик перьев на макушке. Вместо того чтобы шарахнуться, девушка присела, где стояла. Понимая, что эта атака была затеяна неспроста, осмотрелась, не поднимаясь с четверенек – и обнаружила с обеих сторон естественные ловушки: если б она отсюда скатилась вправо или влево, ей бы костей не собрать.

После этого пласохи увеличили дистанцию, но не отстали. Им нужна раненная или неудачно упавшая жертва, чтобы можно было разорвать когтями плоть и налакаться крови. Не теряя надежды, они сопровождали ее до конца, пока она не набрела на тропу, которая вывела к опушке.

Дальше начиналась Меновая долина: жители просвещенного мира с давних времен торговали здесь с жителями тундры. Впереди виднелись серые, бурые, бежевые чотуны – конические хижины, крытые оленьими шкурами.

Пахло навозом, копченым мясом, псиной, медвежьим жиром. От устроенных под открытым небом очагов тянуло дымом. Люди тундры при необходимости могли обходиться без огня, но их шаманы запросто добывали огонь, а шаман тут каждый пятый-шестой. Как раз они-то и приходили в Меновую долину торговать с овдейцами: их соплеменники считали, что простого человека южане перехитрят – моргнуть не успеешь.

Хенга не знала их языка, но иные из пришельцев говорили по-овдейски. Она замедлила шаг, услышав гортанно-певучую речь толмача, который вел неторопливую беседу с закупщиком из фактории:

– Каменный Глаз не пришел, не ищи его. К морю пошел, сон ему был, а какой сон, того никто не знает, про то не сказал шаман. Бывают такие сны, которые надо рассказать людям, и бывают сны, которые не надо рассказывать.

– У меня с ним сделка, я ж ему дал задаток…

– Сны важнее задатка, – возразил толмач терпеливо, словно увещевал малого ребенка. – Пришли Два Хвоста, Мох в Кулаке, Заячья Лапа, Серое Крыло, Догнавшая Моржа. Меняйся с ними!

В сооруженных из жердей загонах стояли низкорослые олени. Вокруг чотунов сидели и лежали собаки, они вовсю линяли, невесомые клочья шерсти плавали над вытоптанной землей, липли к штанам и подолам.

Между стойбищем северян и лагерем абенгартцев вклинился рынок, там вовсю шел натуральный обмен, оправдывая название долины.

Хенгу интересовали амулеты. Из Ларвезы она вернулась без ничего, дома даже подходить к своему тайнику не стала, опасаясь, что Дирвен может почуять ее через какой-нибудь артефакт. В Трегене ей выдали незатейливый табельный набор: «Щит», «Удар», «Лечебный», «Правдивое око», «Мыслевесть» – самое необходимое, и на том спасибо. Зато у северных шаманов можно что-нибудь выменять, по части амулетов они признанные мастера.

Был у Хенги еще один артефакт, «спящий», неведомо для чего предназначенный: пожелтелая шляпная роза из белого атласа, с торчащими нитками и чем-то твердым внутри, вроде камешка. Осталась лежать на сидении кареты после болтливой попутчицы. Когда девушка вылезла на конечной станции, ее окликнул смотритель, заглянувший внутрь на предмет забытых вещей:

– Сударыня, вы тут безделку свою потеряли, приберите! Терять не положено.

Хенгеда молча сунула розу в карман. Позже вспомнила о ней, достала, чтобы выкинуть – и сразу почувствовала: вещица непростая. Для чего она предназначена, так и не разобралась, но решила, что можно обменять ее у кочевников на что-нибудь понятное и полезное.

Кроме артефактов на рынке предлагали сушеные ягоды, ножи, топоры, шкуры, ткани, цветные нитки, соль, сахар, чайную заварку, зеркальца, кованые пряжки, обувь, плетеные шнурки, посуду, вяленую рыбу и оленину, украшения и фигурки из моржового клыка, целебный мох в мешочках, всякое мелкое барахло, которое привезли с собой беженцы. Хенга прошлась по рядам, больше разглядывая людей, чем товары.

Кочевники тундры и пришельцы с юга отличались не только внешностью, говором и одеждой. Первые были спокойны и улыбчивы: у них жизнь течет по-прежнему, никаких напастей, и это нашествие их не пугало – скорее, сулило выгоду. Вторые прятали нервозность за собранностью и сдержанностью. Они тут не на месте, и кто знает, что их ждет дальше: а ну, как дотянется сюда Дирвен, и тогда одна дорога – на крайний север, за Сновидческий хребет.

Попадались на рынке и такие персонажи, насчет которых не враз определишь, к какой категории их отнести. Например, вот эта женщина в расшитой обережными узорами наланхе. Одета как дикарка, но косы не темные, а соломенно-золотистые, и глаза не раскосые, и на носу веснушки. Овдейка ведь, никаких сомнений, хотя держится вместе с девчонкой из тундры. Миловидная, но сквозит в чертах ее лица что-то неуловимо отталкивающее, неприятное…

Хенгеда остановилась, наблюдая за ней искоса и не понимая своей реакции: что здесь могло так сильно зацепить – взгляд этой ряженой незнакомки? Вовсе нет, озиралась та с интересом и некоторой робостью, словно провинциалка на улице большого города. Может, не человек?.. Тоже вряд ли: на ней столько оберегов, защищающих от народца и демонов, что будь она нечистью, тут бы ей и конец пришел.

– Кто это? – вполголоса спросила Хенга, присев около продавца амулетов, раскладывавшего на шкуре свой товар. – Светловолосая женщина из наших, в вашей одежде.

– Это, девушка, Золотое Облако, жена Заячьей Лапы. Почему ты ее испугалась?

«Я – испугалась?.. А ведь испугалась, да… Почему?..»

– Как ее звали раньше? – задала новый вопрос Хенгеда, в надежде, что ответ прояснит ситуацию.

– А раньше ее звали Серое Облако, – невозмутимо сообщил собеседник. – Шаман Заячья Лапа свою жену в тундре нашел. У нее есть защитник, кто ее обидит, на того он рассердится, знай об этом, девушка.

– Я не собираюсь ее обижать, я только хотела спросить, кто она такая.

Хенгеда начала перебирать артефакты на кожаных шнурках, потом вытащила из кармана замусоленный атласный цветок:

– Смотри, что я могу предложить.

Кочевник с круглым смугловатым лицом рассматривал розу, храня непроницаемое выражение, наконец покачал головой и произнес:

– Бери взамен пять моих амулетов, – словно опасаясь, что иначе она не поймет, показал пятерню. – Сама выбери, что возьмешь.

Хм, тогда, может, и меняться не стоит? Но даже если она сейчас продешевит – все равно она понятия не имеет, для чего годится эта роза. Отдав ее продавцу, Хенга пополнила свой арсенал и направилась к овдейскому лагерю.

По дороге ей снова попалась Золотое Облако, возле лотка с пряжей и прочим хозяйством для вязания. Хенга увидела изуродованные кисти ее рук, прежде спрятанные под длинными вышитыми рукавами наланхи: на правой средний и безымянный палец без верхней фаланги, на левой не хватает мизинца. Женщина перебирала крючки и спицы, как будто примериваясь, сможет ли вязать, несмотря на свое увечье. Юная спутница на ломаном овдейском уверяла ее, что сможет, и рассказывала про какого-то охотника с обмороженными руками, который выучился все делать лучше прежнего.

Ну и дешевка, с раздражением подумала Хенгеда, отвернувшись. Уж лучше благородная некрасивость, чем вот такая слащавая миловидность. Волосы цветом как лежалая солома, вульгарно припухлые губы, в придачу веснушки, как будто на лице мухи свадьбу сыграли. Самый отвратный тип внешности. У этого шамана совсем нет вкуса.

С детства приученная раскладывать все по полочкам, Хенгеда наконец-то увидела нужную полочку: дело не в самой этой тетке, а в ее наружности – тот же типаж, что у Дирвена, только в женском варианте.

У нее и раньше сводило скулы от презрения, если какой-нибудь молодой человек или девица напоминали ей «Повелителя Артефактов», чтоб ему сдохнуть и стать игрушкой демонов Хиалы. А эта ну очень похожа… Сонтобия Кориц после плена у шепчущего народца выглядела старухой, она видела магический портрет Сонтобии. Хотя есть поверье, что при определенных обстоятельствах жертва пшоров может вернуть себе то, что было отнято. Эту женщину шаман Заячья Лапа нашел в тундре, и у нее есть защитник, которого лучше не сердить.

– Я про нее не скажу, – тихонько пообещала Хенга, повернувшись на север, навстречу дующему с гор ветру.

А про себя дополнила: «Рыжий дурак, больше некому, такой рычаг воздействия чворкам скормил… Все рыжие не в ладах с головой».

И в следующий момент вспомнила о том, что сама она теперь тоже принадлежит к этой непочтенной категории.

– Что это за кот?

– Не все ли тебе равно? Лучше оцени, как изящно и безжалостно я разделался с Дирвеном, и в придачу заставил его думать, что девочки с нами, так что незачем искать их на северных дорогах или в Аленде…

– Не заговаривай мне зубы. Я спросил, что это за кот?

– Ревнуешь? М-м, какая прелесть… Мне безумно приятно, и я мог бы тебя помучить, но вместо этого честно признаюсь, что кот несуществующий. Наваждение, сотворенное для комплекта: мягкое кресло, чашка ароматного кофе, ласковый котик на коленях – все атрибуты идиллического уюта… Мне показалось или тебе и впрямь что-то не нравится?

– Он похож на меня, – процедил Хантре.

– Правда?.. А ведь и в самом деле, вылитый ты… Поразительное совпадение!

– Значит, совпадение?

– Ты же не допускаешь мысли, что я нарочно? – ухмыльнулся Тейзург.

Возле двери истуканом стоял дворецкий, преисполненный официоза и почтения, на серебряном с чернью подносе белели две визитных карточки. Повинуясь жесту своего господина, он подошел торжественной поступью, а когда поравнялся с Хантре, сидевшим на подоконнике, неодобрительно поджал губы.

– Это почти интересно… – вскинул бровь Эдмар, разглядывая визитки. – Что ж, пригласите их.

Церемонно поклонившись, старый слуга направился к выходу.

– Крамжек, постойте! – окликнул Тейзург. – Вы мне что-то еще хотели сказать? Ну же, смелее, не стесняйтесь!

– Диван в Западной гостиной, сударь. Коли изволите посмотреть, сами увидите – вся обивка негодная, словно ее, прошу прощения, когтями драли. Старинный перламутровый штоф с розанами, слыханное ли дело, сударь, этакую вещь бессовестно портить! И ведь я его, злодея, вчера на месте застукал… Иду мимо с лампой и грелкой, слышу – кто-то шоркает, будто кошка туда пробралась. Я дверь приотворил, посветил, а эта нечисть как сверкнет на меня глазами из темноты – не понравилось, что помешал!

– Пожалуй, я шокирован… Могу ведь я иной раз позволить себе такое удовольствие – испытать шок по достойному поводу? Это как бокал полынной настойки… Но вернемся к погубленному дивану. В приличных домах подобному безобразию не место, вы со мной согласны, мой безупречный Крамжек?

– Несомненная правда, сударь, – подтвердил дворецкий сдержанно.

При всем своем лоске образцового слуги, иронию он улавливал, и его от нее коробило.

– Вы что-нибудь предприняли, чтобы пресечь беспардонные действия невоспитанной нечисти, бесчинствующей в моем доме?

– Я в него, сударь, грелкой кинул, а он увернулся да и сбежал. Прошмыгнул мимо меня и умчался по коридору. Впотьмах немудрено промахнуться, у меня только и была переносная лампа с заклятой свечкой, а охочая до мебели бесчинная тварь и без света обойдется.

– Как легко в наши дни стать жертвой злого умысла, – с философской печалью заметил Тейзург. – Хантре, что скажешь?

Наемник пожал плечами: мне-то какое дело? Дворецкий бросил на него еще один осуждающий взгляд.

– Крамжек, пригласите сюда этих забавных господ.

После того как тот удалился, хозяин дома кротко произнес:

– Знаешь ли, Хантре, когда я приобретал эту недвижимость, меня заверили, что мебель в Западной гостиной – умопомрачительно ценный антиквариат, восемьдесят лет тому назад подаренный герцогом Правундером его пассии, заодно с особняком. Очаровательный гарнитур, в особенности был хорош растерзанный диван.

– Вот на нем-то герцог и задушил свою пассию, – отозвался Хантре. – Ее же шарфом. Из ревности. Потом мерзавец соврал, что убитая страдала удушьем и не пережила очередного приступа. А на диване остался след – как будто он был опутан нитками или паутиной, ты тоже мог бы увидеть, если бы применил заклинание. Эта дрянь действует на тех, кто в подавленном или тревожном состоянии. Тебе нипочем, а кто-нибудь другой сядет – и провалится в муть чужих эмоций, и потом будет таскать это на себе, пока оно не истает. Тот, у кого мало жизненной силы, мог бы из-за этого заболеть. Я разорвал эту паутину, больше ее там нет. Успел до того, как прилетела грелка. Кстати, для этого не обязательно быть мной, то же самое умеют делать обычные кошки. Обивку поменяешь, не проблема.

– О, так ты не только привел в негодность антикварную мебель, ты еще и уничтожил восхитительные тенета старинного зла, презрев их музейную ценность? Полагаю, мне и впрямь стоит обойти весь дом и поближе познакомиться с обстановкой, чтобы выяснить, куда еще тебя нельзя пускать… И почему же ты сразу определил герцога в мерзавцы, разве у него был дурной вкус? По здешней мебели не скажешь…

– Потому что ревность – повод для разрыва отношений, а не для убийства.

– Ты в самом деле так считаешь? Ужас… А как же любовная романтика?

– Если для тебя романтика – это бытовой криминал, то я однозначно не романтик.

Дверь вновь открылась, и в гостиную вошли двое господ в черных сюртуках и дорогих шейных платках в темную клетку, с лоснящимися зализанными шевелюрами, нафабренными усами и золотыми часами на цепочках. Один поджарый, другой рыхловатого сложения, но было в их физиономиях неуловимое сходство. Сразу видно, что перед вами люди основательные и серьезные – не из тех, кто тратит время на пустяки.

Их звали господин Хец и господин Стауфальф, оба занимали высокие посты в Департаменте противодействия внешним угрозам.

Тейзург запрятал подальше свои провоцирующие улыбочки и тоже стал серьезен под стать гостям, а Хантре переместился с подоконника в кресло.

Как выяснилось, Департамент в курсе их замысла и очень заинтересован в том, чтобы они преуспели. Все Накопители на территории Бартоги уже находятся в процессе демонтажа, чтобы так называемый Повелитель Артефактов не смог взять их под контроль. Мастер Бруканнер – непревзойденный профессионал, он отправится в алендийский Накопитель вместе с господином Тейзургом. Департамент позаботится о прикрытии. Будет целесообразно, если господин Кайдо останется в Дуконе, чтобы работать совместно с сотрудниками Департамента и поддерживать связь с его сиятельством князем Ляранским, поскольку для уничтожения Накопителя вряд ли потребуется его непосредственное участие.

Тут Эдмар картинно вскинул бровь, но что он собирался сказать по поводу завуалированной вербовки его наемника – никто не узнал, потому что Хантре опередил:

– Потребуется. Я пойду туда вместе с Тейзургом и Бруканнером.

– Но зачем, господин Кайдо? – осведомился Хец. – Вы же не подрывник. Вы боевой маг и видящий, но использовать свои способности по первому пункту вы там не сможете, а по второму – нет необходимости. Ваши бартогские коллеги, сведущие в Накопителях, уже снабдили нас информацией касательно того, на что необходимо обратить внимание. Мы в курсе, что господин Тейзург вместе с господином Орвехтом участвовал в обезвреживании мезрийского Накопителя…

– К тому же не помешало бы от него избавиться… – пробормотал Эдмар в сторону, чуть слышно, храня любезное выражение на лице.

Стауфальф и Хец сделали вид, будто не расслышали.

– Если они пойдут без меня, шансов на провал – девять с долями из десяти. Если я пойду вместе с ними – половина на половину, это намного лучше.

– Не соблаговолите уточнить, почему? – поинтересовался Хец.

– С этим неясно. Как будто я там должен буду сделать что-то ключевое. Как будто что-то абсурдное, неправильное, но это поможет нам довести дело до конца.

Вы, наверное, хотите спросить: а что же в это время делал Шнырь?

Пока Кем-амулетчик пропадал в королевском дворце, а песчаная ведьма колдовала в катакомбах, отводя ищеек от убежища обессилевших магов, Шнырь рыскал по разоренным особнякам в поисках золота. Ничегошеньки мародеры ему не оставили. Правду говорят, что нет на свете нечисти злее людей, хотя люди, которые ругают на все корки гнупи и прочих, с этим не согласны.

Он поведал о своей беде тетушке Старый Башмак, но тут даже мудрая тухурва не могла ему помочь. Она знала места, где лежат клады, а толку-то? Шнырь тоже знал, но народец не может самовольно присвоить человеческий клад.

Бежали минуты, текли часы, и неумолимо приближался тот роковой день, когда горемычный сиротинушка отправится на съедение хозяину подземного озера.

Почему до Лормы никак не дойдет, что Дирвен не может жениться на высохшей клыкастой мумии? Он-то думал, что она умная. Незадолго до того, как Шаклемонга сожрали неизвестные гады, тот всучил королю в подарок три своих брошюрки, Дирвен их полистал от нечего делать, и в «Наставлениях Незапятнанного юным барышням о девическом благонравии» увидел обрамленную завитушками фразу: «Женский ум в том и заключается, чтобы знать, что надо мужчине». Золотые слова! Когда Лорма вернулась к разговорам о свадьбе, он в ней разочаровался. Другое дело, если б она по-прежнему была красивой…

Вурвана утверждала, что существуют и другие артефакты, кроме «Морской крови», которые позволили бы ей вернуть свой прежний облик. Но их раз, два и обчелся, и находятся они демоны знают где. За пределами подвластной Дирвену территории. Когда он завоюет весь мир, он до них доберется, а пока и говорить не о чем.

Что случилось с волшебным ожерельем, никто объяснить не мог. Иероглифы с него смылись – натурально смылись, непонятно каким образом. Остались «неплохие кораллы и ни на грош магии», как выразился Чавдо. Может, еще один подарочек Рогатой Госпожи, может, происки жрецов, которые исподтишка молились своим богам, чтобы королевская свадьба не состоялась. А Лорма никак не возьмет в толк, что в постели она ему такая не нужна: как советница – это пожалуйста, но королева из нее теперь чворкам на смех.

В отместку вурвана повадилась высасывать кровь у девок, которых ему привозили для развлечения. Ну и к демонам, шлюх не жалко. Однажды он пошутил: сунул за корсаж очередной потаскухе браслетик с бриллиантами и рубинами, дура обрадовалась – решила, что это ей, а на следующий день Дирвен увидел знакомую безделушку на когтистой мумифицированной руке и спросил, как ни в чем не бывало: «Понравился мой презент?» Лорма благосклонно улыбнулась, обнажив трупные десны и сахарно-белые клыки. Она его любит, и если бы только с ней не приключилось это гадство… Выглядеть юной красавицей она и сейчас могла, но ненадолго, а кому понравится, если твоя дама раньше, чем успеешь кончить, превращается в натурального мертвяка?

Дел у него и без Лормы было невпроворот: он постепенно и упорно, день за днем, пять за пядью расширял подконтрольную территорию. Думаете, гады, от него где-то можно спастись? От Повелителя Артефактов вы нигде не спасетесь! Настанет день, когда Самая Главная Сволочь будет ползать перед ним на коленях и униженно молить о пощаде, а потом покорно сделает все, что он прикажет. А рыжую сволоту он сошлет на северный полюс к Зимнему Псу, которого посадит на цепь. Если есть «Тихая магнолия», которая не пускает Дохрау в Аленду, возможен, наверное, и артефакт, позволяющий привязать Небесного Пса к его конуре… Заодно подданные порадуются и восславят короля Дирвена за то, что он навсегда отменит зиму.

А изменница Хеледика и мама, которая его бросила, будут горько жалеть о том, что предали Дирвена, и явятся просить прощения… Он еще не решил, простит их или нет. Наверное, все-таки простит, но не сразу.

На подвластных землях он уже подчинил себе почти все Накопители. Маги удирали без оглядки, чтобы строить козни на окраинах, где они пока еще могли пользоваться своей силой. Ха, скоро им будет дохлый чворк на блюде вместо магии!

Порой думалось: в детстве у него было мало игрушек, и сколько раз он плакал, глядя на витрины с армиями оловянных солдатиков и сборными деревянными замками – зато теперь он Властелин Сонхи и может играть с настоящими солдатиками и городами, и никто ему не указ, и Эдмару он рано или поздно за все отомстит.

Кем следовал за Дирвеном, как на привязи – словно тень, которая прячется во тьме потайных закоулков. Выжидал момента. Пока золотой обруч на голове у Повелителя Артефактов, кольцо на пальце, а медальон на шее, вору ловить нечего. Отнимать у Дирвена амулеты полезет только набитый дурак.

Если бы непобедимый угробец хоть на минуту снял или уронил одну из трех составляющих… Но он даже ванну принимал, не расставаясь с Наследием Заввы. Вот и оставалось ждать удобного случая, уповая на милость Госпожи Вероятностей и воровского бога Ланки.

Кемурт уже приспособился к такой жизни. Из секретных коридоров выбирался только по нужде, когда в уборных никого не было, да за едой, которую таскал по ночам на кухне. Спал урывками, в самых укромных закутках возле прачечной или кладовки с униформой для прислуги. И всякий раз его мучило беспокойство: вдруг именно сейчас выпал шанс увести королевский артефакт, а его не оказалось рядом, чтоб этим шансом воспользоваться?

Хуже всего – знать, что от тебя слишком многое зависит: остановить вторжение ларвезийской армии в Овдабу, защитить алендийских ведьм от преследований, а горожан от произвола королевских бандитов, избавиться от вурваны, которая убивает по несколько человек в день – все это станет возможным, только если Кемурт выполнит то, за что взялся. Он в полной мере ощутил, что такое «груз ответственности». От этого впору спятить.

Бартогский торговец штучным товаром папаша Ванжеф – так он отрекомендовался – брюзжал, призывая в свидетели богов и таможенников, что других таких криворуких раздолбаев, как его работники, свет не видывал. У него не хватало трех пальцев, правый глаз был стеклянный, зато левый смотрел из-под кустистой черновато-седой брови с бывалым прищуром. На месте другой брови багровел след от старого ожога.

Увечье не мешало ему колесить по дорогам, он и ларвезийскую границу пересек с грузом музыкальных шкатулок, шарманок, настольных и настенных часов, театральных биноклей и заводных игрушек: в Бартоге рынок забит таким товаром, а в Ларвезе, небось, со свистом уйдет! Судя по внушительным размерам фургона, загроможденного сундуками и ящиками, пусти его в Ларвезу – и здесь тоже рынок будет забит, но таможенникам хоть бы что. Они разжились шкатулками, часами и биноклями, вытрясли из папаши Ванжефа пошлину за въезд и «подмазку» – выполнили свою работу в полном объеме, дальнейшее их не касалось.

– Шевелитесь, бездельники! – торговец в сердцах погрозил хлыстом своим помощникам и пояснил пограничному офицеру, говорившему по-бартогски:

– Эх, напрасно я, сударь, с этой шантрапой связался. Напросились в услужение, чтоб задарма вернуться домой, а мне с них никакой пользы, только пиво хлестать да кулаками махать горазды. Из студентов, приезжали к нам учиться инженерному делу, но неспособные оказались, выгнали их отовсюду.

Работники, двое молодых парней, накануне с кем-то подрались, и результаты этого события были налицо – вот и все, что можно сказать об их наружности. Опухшие рожи с фингалами и прочими следами побоев: знатно их отволтузили. Надо думать, поделом.

– Наймите других, – равнодушно посоветовал таможенник.

– Э, нет, эти негодяи уже задаток прокутили, пускай отработают!

Негодяи угрюмо зыркали на хозяина, но помалкивали.

Фургон покатил дальше, пыля по дороге. За ним увязались, точно слепни за быком, три-четыре кучки оборванцев – то ли из местных, то ли пришли из-за кордона, кто их разберет. Разбойники и мародеры, преследующие добычу. Или, если угодно, агенты прикрытия, сопровождающие диверсионную группу в составе мастера-подрывника и двух магов.

Крепость Треген была невелика по размерам, зато стояла на крутом холме. Построенная из серого кирпича, с круглым донжоном и зубчатыми стенами, по-овдейски добротная, она была последним пунктом назначения на проложенном через лесистые косогоры Северном тракте. Дальше ехать некуда: впереди хребет с ледниками, облачными лежбищами и пещерами, в которых гнездятся сны да птицы.

Вокруг располагались палатки, костры, люди, собаки, лошади, походные кухни, точь-в-точь как на батальном полотне «День перед штурмом» или «Твердыня в осаде». Хотя осаждали Треген только службисты, явившиеся с донесениями к высокому начальству.

Притулившаяся у подножия холма конечная почтовая станция с постоялым двором была битком набита абенгартской знатью – хуже, чем городская ночлежка зимней ночью. И обстановка под стать ночлежке: из открытых окон второго этажа неслась ругань – это не хозяева распекали нерадивых слуг, а цвет овдейского общества делил гостиничные тазики и тюфяки. Хенгеда прошла мимо с отстраненным выражением на лице. Она бы до такого не опустилась.

Ее определили на жительство в четырехместную палатку вместе с другой девицей-агентом, магичкой преклонных лет и супругой министерского чиновника, все они вели себя, как воспитанные дамы в стесненных обстоятельствах, а здесь… Ни дисциплины, ни благородной сдержанности. Еще и на дуэль друг друга вызовут, потому что каждая сторона почитает себя оскорбленной, а началось все с тазиков.

На дороге, которая вела к воротам Трегена, ей попалась навстречу баронесса Тарликенц – в темно-красном с черным галуном дорожном костюме и черных перчатках, с черной гривой дерзко разметавшихся волос и алыми, как у сытой вурваны, губами. Хенгеда разок видела ее в Аленде, уже после переворота – значит, ей тоже удалось оттуда выбраться. Можно не гадать, зачем эта мерзавка наведывалась в Треген: выпрашивать амулеты. И ведь ушла не с пустыми руками, наверняка ей выдали, что получше – не за личные заслуги, а за родственные связи.

Мало того, что баронесса, хоть и амулетчица, не состояла на государственной службе, а жила в свое удовольствие, так она еще и вовсю распутничала, давая пищу для сплетен. Этого Хенгеда Кренглиц не понимала. Даже так: НЕ ПОНИМАЛА. Хотя ей ли осуждать Лимгеду Тарликенц – после Хеледики?..

Но ведь это было совсем другое, яростно возразила себе Хенгеда: одно дело – поддаться чарам песчаной ведьмы, и совсем не то – совратить несовершеннолетнюю воспитанницу. Второе гнусно и недопустимо. И все об этом знают, но закрывают глаза: надо делать вид, что ничего не происходит, влиятельные овдейские семьи не выдают своих отпрысков на растерзание правосудию.

Хвала богам, Хенгеда с этой развратной особой не водила знакомства, они даже представлены друг другу не были. Так что она баронессу проигнорировала, а та и вовсе не удостоила ее вниманием: что за дело Лимгеде до какой-то скромной барышни в застегнутой под горло серо-коричневой жакетке и вязаном капоре мышиного цвета?

Под капор Хенга упрятала рыжие волосы. Пред очи начальства лучше являться в облике, для начальства привычном.

Она все-таки опоздала на двенадцать с половиной минут. Не по своей вине, а из-за особенностей внутренней планировки Трегена.

По лестнице ей навстречу спускался Дитровен Брогвер, известный представитель торговой элиты, владелец нескольких крупных мануфактур, один из тех, кто ведет дела с пшорами из Пшорских гор. Последнее было тайной – вслух о таком не говорят, а если и говорят, то с негодованием отметают инсинуации – но Хенгеда была в курсе.

Наверху и внизу толпились другие посетители, терпеливо дожидавшиеся, когда господин Брогвер одолеет лестницу. Не из почтения к его богатству и положению в обществе, а потому что двигался он со скоростью чворка, вдобавок ему помогал лакей. Узкая лестница была рассчитана на оборону на последнем рубеже, так что по стеночке мимо них не протиснешься.

От напряжения Брогвер скалил крупные лошадиные зубы, на лбу у него выступил пот. Он с прошлого лета маялся ногами, и никакие лекари не могли ему помочь, даже те, над которыми простерла свою длань Тавше. Видящие, к которым он обращался, в конце концов определили, что его прокляла охваченная гневом ведьма. Другим волшебникам ее чары не снять: чтобы избавиться от болезни, Брогвер должен пожалеть о содеянном и попросить прощения за совершенное зло.

Он оказался не единственным: от наведенной хвори такого рода страдал кое-кто из судейских и из Надзора за Детским Счастьем, а также надзиратели и заключенные женской каторжной тюрьмы в Висгарте – счет шел на десятки. След вывел к Нинодии Булонг, бывшей ресторанной танцовщице, бывшей алендийской содержанке Брогвера.

Слишком поздно выяснилось, что она работает на ларвезийскую разведку, а ее дочь от Брогвера в действительности умерла в раннем возрасте. Девчонка, вместе с которой она прошлой весной прикатила в Абенгарт, тоже была шпионкой Ложи. Если б их вовремя вычислили, с ними был бы другой разговор – деловой и цивилизованный, речь шла бы о перевербовке, а не об очередном триумфе Закона о Детском Счастье. Вместо этого Нинодию Булонг обвинили в родительском жестокосердии и растлении собственной дочери, использовав «улику хвоста и башни», а девочку отправили в приют для конфискованных детей. Все это произошло с согласия Брогвера – реши он заступиться за бывшую любовницу, и для громкого процесса, в коем ради поддержания должных нравов нуждалось овдейское общество, нашли бы другую фигурантку.

Вот он теперь и переползал со ступеньки на ступеньку, упрямо и обреченно, словно покалеченный паук. Если б дело стало за тем, чтобы принести жертве извинения, присовокупив к ним денежную компенсацию, проблема давно бы решилась. Но по условию, вплетенному ведьмой в проклятие, и Брогвер, и судьи, и блюстители Детского Счастья, и товарки по заключению, которые издевались над Нинодией в Висгарте, чтобы избавиться от недуга, должны раскаяться. Вроде бы все просто, а на деле – недостижимо, как заоблачные ледники Сновидческого хребта, которые видны из долины в ясную погоду.

Ради эксперимента нескольким каторжанкам рассказали обо всей подоплеке и предложили извиниться письменно. Когда их послания отнесли на почту, две женщины исцелились: как показали допросы, они от всей души пожалели о том, что травили заключенную, которая ничего худого своей дочери не сделала и пострадала из-за оговора. У остальных – никаких перемен.

Хенга догадывалась, какая ведьма все это устроила, но делиться своим предположением с начальством не собиралась. Хвала богам, она работала в Аленде по другим заданиям, неимеющим отношения к этому казусу.

Но если догадка верна – зачем? Чтобы задать невыполнимое условие? Из мести, из раздражения? Из-за привязанности к пострадавшей? Неужели существо, сотканное из лунного света и взвихренного песка, может быть привязано к Нинодии Булонг?

Тейзург не поступил бы так. Хотя – поступить-то он может как угодно, но он мог бы это сделать ради игры, или чтобы посмотреть, что из этого получится, или если бы это была составная часть интриги. А она – зачем? Не из-за Нинодии ведь… Таких, как Нинодия Булонг, Хенгеда презирала.

Они с песчаной ведьмой так и не поговорили. Было все, кроме разговоров, и пересекутся ли их пути когда-нибудь еще, чтобы поговорить?

Брогвер наконец добрался до последней ступеньки и тяжело опустился на табурет, который уступил ему один из чиновников, расположившихся с бумагами за наспех сколоченными столами. Тогда Хенгеда сгребла свои размышления в дальний ящик и поднялась на второй этаж.

Темноватый коридор с единственным окошком в конце: словно находишься внутри подзорной трубы. Секретарь велел подождать, за это время она постаралась упорядочить свои мысли, попрятала все лишнее и личное, словно ничего такого у нее нет и быть не может.

Глава Министерства благоденствия господин Ферклиц выглядел изможденным. Пожелтелое лицо, мутноватые от усталости глаза, обвисшие подглазные мешки. Когда разведчица рассказала о том, что Тейзург и Кайдо затевают какую-то авантюру против узурпаторов, а в Аленде, предположительно, есть подполье, которым руководят Крелдон с Орвехтом, он тяжело вздохнул и произнес:

– Никогда не думал, что буду желать им удачи… Боги великие, пусть им повезет! Если они преуспеют, мы вернемся к нашему противостоянию, а сейчас Зерл им в помощь, Кадах им в помощь, Ланки им в помощь…

Как будто захлебнувшись именами богов, Ферклиц закашлялся, отпил остывшего чаю, вытер губы несвежим платочком, проницательно глянул на подчиненную и спросил:

– Что-то еще?.. Продолжай.

– На тот случай, если они преуспеют и мы вернемся к противостоянию с Ложей, у меня есть полезные сведения.

Она рассказала о том, что Нинодия ждет ребенка от Суно Орвехта.

– Вот и хорошо, – одобрил Ферклиц. – И рычаг воздействия получим, и со святой лекаркой связываться не будем. Ты хотела мне что-то еще рассказать?

– Я спаленный агент, – произнесла Хенгеда ровным голосом, щеки у нее вспыхнули, но она продолжала говорить, как будто шла по колено в воде против течения. – Маскировка мне больше не поможет. Вначале меня атаковал этот гов… этот подонок…

Сухо и отстранено рассказала о нападении, о своих травмах, о том, как Хантре Кайдо подобрал ее на улице и отвез в лечебницу, Зинта исцелила, а песчаная ведьма, используя свое специфическое колдовство, избавила от душевной боли. Подытожила:

– Хеледика теперь узнает меня под любой личиной и найдет где угодно, даже на расстоянии. Сожалею и приношу извинения, господин Ферклиц, но я, наверное, больше не гожусь для разведывательной работы.

Он некоторое время неодобрительно молчал – Хенгеда успела покрыться холодным потом, почувствовать себя безнадежным ничтожеством и просверлить взглядом дырку в столешнице – потом произнес:

– Что ж, если эта война закончится в нашу пользу, подберем тебе другое занятие. Вот хотя бы Надзору за Детским Счастьем требуются амулетчики… Также в тропических колониях большая нужда в дисциплинированных функционерах, но это не для барышни, это была бы скорее ссылка, чем штатный перевод на другую работу. А тебя, пожалуй, наказывать не за что.

Хенгеда Кренглиц, прежняя Хенгеда, без возражений согласилась бы надзирать за Детским Счастьем, но рыжая Хенга Кьонки подняла взгляд на начальство и сказала:

– Господин Ферклиц, я буду благодарна, если меня отправят работать в колонии. Тропики меня не пугают. Смею думать, что там я по-прежнему смогу приносить пользу.

– Читал я, судари, в ерундовых книжонках о том, как инженеры, спецы опытные, головы ломают, не разумея, с какой стороны к делу подступиться, и тут какой-нибудь дилетантишка откуда ни возьмись выскочит, только глянет – и сразу ему, дураку, все ясно, и давай учить профессионалов, что им делать, а те его знай благодарят… Тьфу! – мастер Бруканнер сердито сплюнул. – Беллетристика это называется, ежели по-литературному, а ежели по-моему, глупая брехня! Так не бывает. Раньше чворк на снаяне женится, чем горе-любитель специалиста его работе научит. Так что, парень, маг ты, может, и стоящий, но держи руки свои неумелые подальше от моего оборудования, что бы тебе там ни привиделось.

– У меня впечатление, что это не будет связано с техникой, – возразил Хантре. – Я же сказал, это будет что-то абсурдное, но на данный момент важное, ключ к разрешению ситуации в нашу пользу.

– Во-во, в том дурном чтиве тоже какой-нибудь неуч делает что-то абсурдное, и потом выходит, что оно-то и правильно, а профессионалы все как один об этом не догадались. Это, судари, называется вредоносная глупость, потому что к чему клонит? Дескать, можешь не учиться, и опыт нарабатывать незачем, перво-наперво будь везучим дурнем, и тогда любую техническую задачу тебе решить как семечки пощелкать. В жизни такое раз на миллион случается, и то ежели неумеха окажется ленивым гением. А ихние книжки почитать – гении толпами по улицам бегают… Враки. Ты, парень, сначала картошку чистить научись, а потом уже лезь наперед мастера.

– Совершенно справедливое утверждение, – промурлыкал Тейзург, ловко выхватив из пальцев у Хантре испачканную кровью картофелину.

Картинно слизнул кровь, словно сироп с мороженого, и срезал изящным движением остатки кожуры. Он был на себя не похож – лицо опухшее, перекошенное, в застарелых синяках. Заплывшие глаза насмешливо щурились под низко повязанной банданой: как будто актер намекает понимающим зрителям, что все это не всерьез.

Хантре выглядел не лучше – поди опознай. Еще и волосы крашеные, хотя рыжина все равно пробивалась, как оттенок.

Над их внешностью поработали лучшие бартогские специалисты по немагической маскировке. Никакого грима, только зелья и притирания, обеспечивающие такой эффект, словно тебя долго били, преимущественно лицом обо что попало.

На ночлег остановились в перелеске, не доехав до постоялого двора. Торговля шла туго, и бережливый папаша Ванжеф экономил, о чем не уставал рассказывать на ломаном ларвезийском каждому встречному.

Где человеческое жилье, там и амулеты, через которые Дирвен может их увидеть. Несмотря на маскарад, лучше до поры, до времени не попадаться ему на глаза.

Разбуженные Повелителем Артефактов Накопители накрывали обширную территорию, но у каждого из них был ограниченный радиус действия. Словно дырявое полотно – где целая ткань, а где прореха. Сейчас диверсанты находились в очередной «прорехе», но магией не пользовались: ни намека, что они не те, за кого себя выдают.

В небе клубилась облачная мгла. Неподалеку от их стоянки пряталась в ночи река, выдавая свое присутствие молочной дымкой и редкими всплесками. Когда Хантре ходил за водой, он почувствовал чей-то изучающий взгляд и успел заметить бледное, как утонувшая луна, лицо в ореоле колышущихся волос. Русалка тут же исчезла, даже не попытавшись утянуть его на дно. Впрочем, он ведь бывший Страж: говорят, им это не грозит. А если утянут Эдмара, сами потом будут не рады и сбегут из здешних мест, подальше от такого соседства.

Вода бурлила в котелке, дожидаясь картошки, которую выменяли в деревне на заводного зайца с барабаном. Пока чистили, Хантре два раза порезался. Похоже, никогда раньше этим не занимался. Зато Тейзург управлялся с картофелинами с нарочитой жеманной изысканностью, словно предавался модной забаве в аристократическом салоне, но при этом работал быстро – в результате он и разделался почти со всеми корнеплодами.

Мастер Бруканнер смотрел на обоих с неодобрением: один растяпа, другой позер – удружили ему боги спутниками!

– Хантре у нас белоручка, – доверительно сообщил Тейзург. – Н-да, картошку чистить – это тебе не врагов отправлять в серые пределы…

– Я же не зарабатывал на жизнь, как ты, помощником повара в трактире, – огрызнулся Хантре.

– На жизнь я зарабатывал не этим. Рассказал бы, чем, но не хочу мастера Бруканнера шокировать. Как-нибудь наедине расскажу, со всеми пикантными подробностями… Зато я, как ты знаешь, искупался в Лилейном омуте и помню свои предыдущие воплощения – чем я только ни занимался, чему ни учился… Вначале я чуть не сошел с ума, но миру Сонхи несказанно повезло – этого не произошло, не то страшно представить, чтобы бы здесь сейчас творилось.

– Слыхал я об этом Лилейном омуте, – осуждающе заметил подрывник. – Зачем же вы, сударь, туда купаться полезли?

За это предприятие ему платил не Тейзург, а бартогское правительство, заинтересованное в восстановлении легитимной власти в Ларвезе, и теперь он разговаривал с бывшим нанимателем без прежнего политеса.

– Выбирать не приходилось, меня утопили. Это похоже на безумие: проваливаешься внутрь себя на невообразимую глубину, захлебываешься самим собой… Но я вынырнул. А тебе, Хантре, в Лилейный омут нельзя, и если вдруг надумаешь там искупаться – я костьми лягу, посажу тебя под замок, но туда не пущу. Ты не выплывешь, тебя погубит чувство вины. То, что для меня всего лишь информация, которую я пропускаю сквозь себя, как любую другую, для тебя стало бы камнем на шее. Хотя создавали Лилейный омут как раз на тот случай, если очередной Страж Мира сбрендит, это было уже после того, как ты ушел из Сонхи. Очаровательный парадокс, не правда ли? Мастер, где у нас соль и специи? Хантре, ты лучше сиди смирно и ничего не трогай, ты ведь так посолишь, что плакал наш ужин, это тебе не крыску в подвале схарчить.

Хантре боролся с естественным желанием врезать ему, чтобы наконец-то заткнулся. Тейзург наслаждался его реакцией, но вдруг решил пойти на попятную и сменил ухмылку на примирительную улыбку:

– Мастер, он об этом не помнит, но в том мире, где он жил до возвращения в Сонхи, ему не приходилось самостоятельно готовить еду.

– Так ты, парень, из аристократов? – догадался Бруканнер. – То-то наружность у тебя аристократическая, хоть и рыжий… Небось привык, чтобы вместо тебя все делали слуги?

– Механические, – дополнил Эдмар. – Там всю рутинную работу за людей выполняют машины. Сплошное царство техники.

– Правду говорите? – единственный глаз мастера так и вспыхнул живым интересом. – Эх, побывать бы там да на те машины посмотреть…

Хантре попытался что-нибудь вспомнить о том мире – наверное, похожем на Бартогу – но сразу появилось ощущение, что там не было ничего по-настоящему реального. В Сонхи он дома, зачем ему чужие миры?

Амуши освоились в Аленде и вовсю охотились на горожан. Булыжные закоулки, подворотни с лепными арками и мусорными кучами, завешанные бельем дворики, аллеи парков, дровяные и каретные сараи – это для них такие же угодья, как пустыня, степь или те глинобитные городишки, в которых заправский путешественник Шнырь побывал минувшей зимой за компанию со своим господином.

И ладно бы нападали только на людей – нет же, городской народец эти злыдни тоже притесняли и мучили! Одни снаяны их не боялись, но снаяна, чуть что, обернется зыбким туманом, утечет сквозь пальцы, а после придет к тебе в сон поквитаться – дураков поищите с ними связываться, когда и без них хватает, кого обижать.

Мудрые тухурвы попрятались: если тягаться с амуши в колдовстве, еще неизвестно, чья возьмет. В крухутаков пришлые супостаты пуляли из рогаток, устраивая засады на крышах алендийских домов. Залепит камнем, а потом выскочит и давай кривляться, словно долговязое огородное пугало отплясывает победный танец, молотя босыми пятками по черепице.

Люди их не видели, но слышали шум и пугались. Правильно делали, что пугались. Однажды на глазах у Шныря какая-то тетка выскочила на балкон верхнего этажа, стала задирать голову и браниться – мол, кто там балует? Решила, что пьяные трубочисты. А пугало, свесив длинную тощую руку, хвать ее за волосы, втянуло наверх и без проволочек пообедало. Она так и осталась лежать на крыше, растерзанная, вся в кровище, на радость слетевшимся воронам и к ужасу других жильцов дома.

Как у зверей на хищника найдется другой хищник, так и на амуши нашелся охотник: олосохарская ведьма, которая ходила по улицам под видом небогато одетой субтильной барышни в очках с синими стеклами. Ее украдкой сопровождал храбрый Шнырь. Он помогал Хеледике прятать то, что оставалось от амуши, и выпросил дозволение брать себе их побрякушки, если это не амулеты. Надеялся, что рано или поздно попадется что-нибудь золотое. Пока не везло: золоченой дребедени полно, а настоящего золота, годного для откупа – нисколечки.

Ведьма оказалась жестокой и ловкой хищницей, а все равно с ней было даже вполовину не так интересно, как с господином. Она убивала амуши, чтобы защитить людей. Сама сказала. Вот бы она этим занималась из какой-то своей выгоды или ради удовольствия, а толку-то защищать тех, кто ничем тебя не отблагодарит, кто тебе совсем даже не понравился? Как та здоровенная молочница, которая едва не толкнула девушку своей тележкой с бидонами, а Хеледика четверть часа спустя отбила ее у людоедов. Невоспитанная мордатая тетка осталась лежать в луже разлитого молока, так и не узнав, кто ее спас – ведьма навела чары, от которых она сомлела. Стоило ли ради нее стараться? Не понимал этого Шнырь, хоть ты тресни.

Господин Тейзург защищает Крысиного Вора и готов из-за него рисковать, но это же его Крысиный Вор! Не чей-нибудь, а его. Только говорить об этом рыжему ворюге ни-ни, он и так злой, а если сказать, что он чей-то, еще пуще обозлится. Такие, как он, не любят быть чьими-то. Хотя на самом-то деле он господинов, потому что господин так решил, и, стало быть, на малую толику шнырёв, ха-ха! Когда защищаешь свое, это совсем другое дело, а для чего защищать все подряд? Это как в холодную пору вытащить на улицу плиту с кухни да растопить, захотевши обогреть весь квартал.

– Зачем тебе это надобно? – не выдержал в конце концов Шнырь, приготовившись изобразить паиньку, если она заругается, или стрекануть, если вдруг осерчает – с ведьмами держи ухо востро.

Они сидели в темной комнате с перекошенной порезанной картиной на стене, луной за разбитым окном и затоптанными гобеленами на полу, лицо Хеледики занавешивали мерцающие волосы.

– Как бы объяснить, чтоб ты понял… Мне нравилась та Аленда, которая была раньше, и мне совсем не нравится эта Аленда, в которой шаклемонговцы и амуши делают, что хотят. Это не их город. Амуши здесь не место, у Аленды есть свой народец.

– Уж это верно! – горячо поддержал Шнырь. – А то они всяко нас обижают, глумятся над сиротинушками… Сколько времени у тебя уйдет на то, чтобы их всех извести?

– Я не знаю, сколько их. Пока я прикончила семнадцать. Каждый раз, когда я убиваю кого-то из них здесь, взамен появится на свет новый амуши – в тех краях, где им положено находиться. Хотелось бы надеяться, что рано или поздно они у Лормы закончатся.

Насчет того, что в прежнюю пору жилось лучше, Шнырь мог бы возразить, до короля Дирвена алендийский народец вовсю гоняли экзорцисты и прочие маги – тоже не сахар. С другой стороны, тогда он был при господине, и ух ты какая шла веселуха, а теперь господин пустился в бега, без него скучно… Как в той сказке, где есть правая и левая дверца, и какую ни выберешь – что-нибудь потеряешь.

– Я понимаю, что каждый амуши – это неповторимая индивидуальность, – добавила Хеледика после паузы, откинув волосы и сосредоточенно глядя перед собой. – Так же, как любой человек, или гнупи, или чворк, или кто угодно. И смерть – это смерть, после перерождения будет уже другая личность. Я не люблю убивать, но я делаю, что могу, чтобы что-то изменить, и я готова держать ответ за свои поступки перед судом Акетиса.

Ее собеседник сразу ухватился за главное:

– Ишь ты, а я, значит, тоже неповторимая индивидуальность?

– Конечно, – все тем же тоном подтвердила ведьма.

– Я всегда это знал! – гордо выпалил Шнырь. – И я неповторимей, чем другие гнупи, правда же? То-то и господин приблизил к своей милости меня, а не Вабро Жмура, и не Словоплёта, и не Чуна Клешню, и не Морковника!

Но ведьма задумалась о своем и ничего не ответила.

Вот уже третий день они ловили кровожадные пугала на живца – на амулетчика Зомара и магичку Нелодию. Те перебивались поденными заработками, нанимаясь в уборщики за кусок хлеба, и прятались где придется. Этот Зомар был мастак прятаться, не то бы их давно изловили. Амуши точили на него зуб, потому что в прежние времена его не раз посылали в южные края истреблять ихнюю братию.

Сейчас эта парочка ютилась в разгромленной бане на улице Деревянных Пуговиц. Про бани Шаклемонг говорил, что они-де уводят человека на ложный путь от соблюдения своей нравственной чистоты, а тамошние голые статуи растлевают отроческие умы, поэтому баню погромщики разнесли вдребезги – демоны Хиалы обзавидуются.

Внутри натуральное болото: сырость, плесень, вонь, мокрицы. На полу в закисшей мутной жиже блестят осколки зеркал, размокшие мочалки валяются, словно дохлые зверьки, над опрокинутой мебелью и раскиданным хламом вьется мошкара. Уже и жаба завелась – прискакала с Незабвенных прудов из соседнего квартала. Последний из городских нищих в такой дыре не поселится, а Зомар с Нелодией решили, что им для схрона в самый раз.

Первый амуши подобрался к их убежищу позавчера: орясина в голубом атласном камзоле поверх латанного-перелатанного линялого балахона в застарелых пятнах крови. Его травяные космы свисали на лицо, занавешивая глаза – видна только улыбка до ушей, словно зубастый полумесяц, и в каждой руке он держал по бронзовому серпу. Эх, ну что ему стоило прийти с золотыми серпами! Ведьма мигом превратила гостя в пучок степной травы, а Шнырь в который раз обреченно вздохнул: ничего для откупа.

Нынче пожаловала вторая. Промеж собой амуши интриговали и соперничали, и приключений искали чаще всего поодиночке. Бывало, что они развлекались вдвоем-втроем, но тогда и добычу приходилось делить. Когда Шнырь навестил в катакомбах шайку Вабро, Словоплёт похвастался, что однажды его сцапали на улице два пришлых злыдня, хотели съесть, да поспорили, кому печенка достанется, и как у них дошло до ругачки, он перегрыз веревку и чесанул во всю прыть. Черноголовый народец не способен обманывать, но травить байки ему не заказано, так что повествователь мог и присочинить – это же Словоплёт! А может, и вправду было. Всякий гнупи знает, что задавать рассказчику баек разоблачительные вопросы – верх невоспитанности, после такого никто с тобой знаться не захочет, потому что нет преступления хуже, чем порушить игру.

Если тухурва или снаяна – это всегда «она», а гнупи или чворк – «он», то среди амуши есть и те, и другие. У них и дети появляются так же, как у людей. Они даже могут вступать в сношения с человеком, и тогда рождается полукровка, люди таких убивают, а амуши воспитывают, как своих, потому что выродок принадлежит к их племени: волшебная кровь сильнее человеческой.

По опустелой замусоренной улице в зеленовато-лиловых сумерках вышагивала амуши-дама. Колыхалось длинное кисейное платье, под ним просвечивало долговязое тело, костлявое, точно обтянутый кожей скелет. Травяную копну волос скрывала широкополая шляпа. Амуши двигалась с вихлявой грацией и ужимками, как будто передразнивала всех на свете дам, совершающих на ночь глядя романтический променад. Когда она подошла ближе к притаившимся за разрушенной оградой охотникам, Шнырь разглядел, что кисея расшита стеклярусом, олосохарским жемчугом и сморщенными черными ягодами, а по шляпе снуют текучими узорами зеленоватые букашки и белесые мотыльки, которые живут в шевелюрах у амуши.

Хеледика рывком выпрямилась. Гнупи тоже высунулся из укрытия, приготовившись смотреть, как эта дама упадет на булыжную мостовую травяным пучком с засохшими корешками, и следом осядет, точно оборванная штора, невесомое пустое платье, а сверху его прихлопнет шляпой. Это должно было произойти в считанные мгновения… Но не произошло.

Увидев песчаную ведьму, амуши взвизгнула:

– Так я и знала! Они не верили, что это ты, а я так и знала!

Одновременно она скакнула в сторону, яростно вихляя каждым суставом – гибкая, словно вместо костей у нее змеи. Казалось, что она пустилась напоследок в безумную пляску, и Хеледика тоже сорвалась с места, как уличная танцовщица перед зрителями. Шнырь вначале уставился на них, разинув рот, но быстро понял: отплясывая друг перед дружкой, обе колдуют, кто кого переколдует-перепляшет – та и победит.

С головы у амуши слетела шляпа, окруженная роем мотыльков, и устремилась, как снаряд, в лицо песчаной ведьме, но та успела отклониться. Шляпа не плюхнулась в пыль, как можно было ожидать, а развернулась планирующей птицей и атаковала ведьму с тыла. Та крутанулась в пируэте, но все-таки получила удар в плечо и едва не упала. Дама-пугало оскалилась, ее травяные волосы растопырились дыбом, желтоватое безгубое лицо вовсю гримасничало, точно отражение в волнующейся воде.

Шнырь прикидывал, не пора ли драпать. И досмотреть интересно, и жуть как страшно: слишком сильна эта амуши для юной песчаной ведьмы – видать, первую тыщу лет уже разменяла и многому научилась, Хеледике ее не одолеть. А за кого она примется, когда расправится с девчонкой? Пропадет тогда сиротинушка горемычный, ни за грош пропадет…

Ведьма шаталась, как пьяная, но танцевать не прекращала. Из носа у нее потекла кровь, запачкав подбородок и платье на груди. Амуши, увидев это, начала причмокивать и сюсюкать, облизываясь длинным мертвенно-зеленоватым языком:

– Ой же ты моя сладкая, что же ты свой сиропчик расплескиваешь, чтобы мне меньше досталось, надо с тобой кончать поскорее, а то бы еще поиграли…

Но тут над головой у Шныря, который начал бочком отползать за угол, что-то свистнуло и с тупым стуком влепилось амуши в череп, так что теперь уже она покачнулась, а из колосящейся шевелюры взмыл рой потревоженных мотыльков. Это была бы для нее минутная неприятность, но девчонка с перемазанным кровью лицом воспользовалась моментом и выполнила свой коронный ведьмовской прием. Шнырю все-таки довелось увидеть, как распласталось на грязном булыжнике кисейное платье, в котором запуталось нечто, похожее на выдранный с грядки сорняк. Летающая шляпа, от которой Хеледика только и знала, что увертывалась, тоже плюхнулась на мостовую.

– С тобой все в порядке? – из пролома в ограде выбрался Зомар с арбалетом, за спиной у него маячила Нелодия. – Рядом есть кто-нибудь еще из этих тварей, ты их чувствуешь?

– Нет, – хлюпнув носом, ведьма утерла кровь рукавом. – Здесь только один гнупи, не стреляй в него, он со мной.

– Ага, вот он я! – подал голос Шнырь. – Я не сбежал, не бросил тебя, оцени, какой я смелый и надежный помощник, другого такого днем с фонарем не сыщешь!

И направился к Хеледике, подобрав по дороге слетевшие с нее очки с треснувшими стеклами. Одним глазом он настороженно косил на Зомара: известно, что этот амулетчик несказанно свиреп к народцу, даже безобидного чворка не пощадит. Положим, арбалетным болтом гнупи насмерть не убьешь, но это больно, и синячище будет еще какой.

– Молодец, что не сбежал, – похвалила ведьма. – Спрячь то, что от нее осталось.

И уселась на мостовую прямо там, где стояла. Нелодия и Зомар кинулись ее поднимать, а потом все вместе схоронились в подвале бани, в комнатушке для прислуги – там было сухо, и уцелела жаровня с помятым чайником.

Шнырь завязал в узелок засохший сорняк, осыпанную дохлыми козявками шляпу и грязное кисейное платье, унес в соседний квартал и зарыл в куче мусора. Среди украшений побежденной дамы ничего золотого не нашлось, а он-то понадеялся… Когда вернулся, люди уже вовсю гоняли чаи, но ихние чаи были жидкие, невкусные, никакого удовольствия, поэтому он проявил чувство собственного достоинства и не стал проситься в компанию.

Шмыгнул на изнанку, где стены были сплошь в зеркалах и скульптурах: белые купальщики и купальщицы поливали друг друга водой из кувшинов, миловались, улыбались, и невдомек им было, что на человеческой половине их больше не существует. Но какая им разница, они же мраморные.

Местное общество состояло из пятерых раскормленных чворков – в таких заведениях им раздолье, то и дело кто-нибудь обронит мелкую вещицу и не заметит. Сейчас они пребывали в тревоге: вернутся ли прежние хозяева бани, при которых так хорошо жилось, и что будет дальше с домом, и куда им деваться, если дом разрушат? Чворку без крыши над головой не выжить: даже если его на улице никто не обидит, он сам через некоторое время исчезнет – это же не гнупи, который нигде не пропадет! Человечки-улитки понуро шевелили рожками и всплескивали пухлыми ручками в перетяжках. Один из них, самый чувствительный, забился в свою раковину и не принимал участия в разговоре. Послушав их жалобы и порадовавшись, что он не чворк, Шнырь отправился подглядывать за людьми.

Те сидели в полутьме с единственным свечным огарком, кутаясь в какую-то рвань. Хеледика уже не дрожала от озноба, но еще не оправилась, а то бы смогла зажечь хоть один шарик-светляк.

– Я попробую сделать твои порезы малозаметными, – говорила она магичке. – Только завтра, сегодня со мной уже всё…

На лице у Нелодии было несколько свежих рубцов вкривь и вкось, один рассекал верхнюю и нижнюю губу.

– Не надо. Если мы сумеем выбраться туда, где я смогу пользоваться магией, сама от них избавлюсь. А здесь лучше так, – ее голос дрогнул. – Сейчас лучше быть некрасивой, меньше неприятностей.

– Да я уже насмотрелась, – отозвалась Хеледика. – А ведь раньше были люди как люди…

– Эти так называемые люди не слишком отличаются от амуши, – угрюмо сказал Зомар. – Они хуже амуши, народец не может переступить через свою природу, а у этих свобода выбора.

Темноликий, горбоносый, с черными глазами-щелками и ввалившимися щеками, он напоминал мрачную гротескную куклу, и говорил с надрывом, как будто сделал невесть какое печальное открытие. А чего тут нового, если Шнырь и без него это знал? Известное дело, люди.

Разговоры у них были скучные – эх, жалко, нет здесь господина Тейзурга! – и гнупи отправился спать. Отыскал тюфячок, свернулся калачиком и уже приготовился задремать, когда снова вспомнил о том, что истекает отпущенный ему срок, а золота он так и не нашел. И до того страшно и горько ему стало, что он потихоньку заплакал. Уж лучше быть чворком или человеком, чем пропадать ни за что, ни про что… Скоро придет ему конец, и если он не придумает, как спастись от лютой погибели, не будет больше на свете единственного и неповторимого Шныря.

Оно, конечно, хорошо быть королем: ни тебе начальства, ни дурацких заданий, и наорать на тебя никто не смеет, и без пива не оставят, но даже у королей бывает, что день не задался. Дирвен проснулся в дурном расположении духа. Вчера ему девку плаксивую подсунули, все ныла, что она-де в борделе поломойка, а не платная барышня, будто бы ее схватили и затащили в карету силком, потому что все барышни попрятались, а попрятались они, потому что которую увезут в королевский дворец, та больше не возвращается, их там убивают. И давай скулить: «Ваше величество, помилуйте меня, пожалуйста, отпустите живой…» А разве он хоть одну из этих шлюх убил? Целехонькие от него уходят, хоть и пользованные, это Лорма их потом перехватывает и жрет, но он же не причем.

Дуреха-поломойка так его допекла своей зареванной рожей и дребезжащим голосишком, что он даже отыметь ее не смог – расхотелось. Велел прогнать взашей и завалился спать в гамаке в Королевском Штабе, а как полезли в голову всякие срамные мысли о Самой Главной Сволочи, так снова невтерпеж захотелось, и ему – королю Ларвезы, Повелителю Артефактов, Властелину Сонхи! – пришлось самоудовлетворяться, как последнему школяру. Сволочизм беспримерный.

Утро тоже выдалось сволочное, под стать вчерашнему вечеру. После завтрака явилась Лорма и стала требовать, чтобы он лично занялся розыском Гвимунды, ее придворной дамы, которая куда-то запропастилась – уже четвертые сутки ни слуху, ни духу.

– Ха, да ты же сама говорила, что хорошо бы от нее избавиться, – напомнил отставной любовнице Дирвен. – Вот и радуйся, ну ее к демонам…

Лорма несколько раз жаловалась, что Гвимунда, старейшая и самая искусная в чарах среди ее амуши, втайне против нее интригует.

– Нет, не «ну ее», – прекрасное лицо, на котором уже начали проступать признаки тлена, раздраженно скривилось. – Другое дело, если бы мне удалось с ней покончить, но она исчезла сама, и мне это не нравится. Она уже восемнадцатая! Почти пятая часть моих амуши в этом городе бесследно пропала, и я хотела бы знать, что с ними случилось, дезертировали они или погибли.

– Ладно, поищу ее через амулеты. Я как раз нашел способ, как объединить все артефакты в систему для поиска чего угодно, опробую на твоей Гвимунде. Почему ты не можешь оставаться молодой и красивой без волшебного ожерелья и других штучек?

– Потому что я вурвана, и это мое проклятие, – отчеканила Лорма, в глазах у нее полыхнуло бешенство, отвисшие щеки дрогнули, как у рассерженной старухи.

Поднялась, царственно выпрямилась и молча вышла. Какого чворка? Он же ничего плохого ей не сказал.

Следом явился с докладом граф Ваглерум, начальник столичной полиции, и попросил выделить в помощь его людям побольше амулетчиков: они прочесывают катакомбы в поисках беглых магов Ложи, но что-то им постоянно мешает, вынуждая плутать и ходить кругами. Не иначе ведьмы пакостят, больше некому.

Дирвен подписал распоряжение, заодно поставил свой росчерк на приказе об арестах всех находящихся в Аленде ведьм, еще на прошлой восьмице подготовленном Эрчеглерумом. Ведьмы – зло, никакой им пощады. И горожане против них уже настроены, ни один придурок не станет сочувствовать этим гадинам.

Заглянувший после графа Чавдо Мулмонг напомнил о своих провокаторшах, Ламенге Эрзевальд и Глименде Нугрехт: эти две ведьмы пострадать не должны, создание нужного нам общественного мнения – их заслуга, они еще пригодятся… Дирвен великодушно подмахнул для обеих секретные охранные грамоты.

Потом Чавдо завел речь о налогах: мол, надо хорошенько потрясти ларвезийских подданных, казна пустая, и в Королевском банке денег осталось – чворк наплакал, все съедают непомерные государственные расходы. В доказательство он вывалил на стол перед Дирвеном кучу бумаженций из пухлой кожаной папки: счета какие-то дурацкие, реестры с непонятной цифирью… Знает же, что Повелитель Артефактов ненавидит вникать во всю эту бухгалтерскую ерундистику!

– Ну, что я еще должен подписать, чтоб от меня все отстали? – рявкнул Дирвен, теряя терпение.

– А вот это, ваше величество! – Чавдо жестом фокусника раскрыл перед ним вторую папку, потоньше, бархатную с золотым тиснением. – Мы вводим подушный налог, упраздненный в прошлом тысячелетии свергнутой преступной властью, а также налог на балконы, в зависимости от размеров балкона, налог на выступающие элементы на крышах, налог на домашних животных, включая обитающих в подполье мышей и крыс, налог на кареты с застекленными окошками…

– Да хватит уже, – буркнул Дирвен. – Давайте чернильницу, все разом подпишу, и на застекленные преступной властью балконы, и на обитающих на крышах мышей, надоела мне ваша канцелярщина хуже свербежа в заднице!

– Такова природа государственной власти, ваше величество, – заметил Мулмонг почтительным, но непреклонным тоном мудрого наставника.

Разделавшись с этой тягомотиной, Повелитель Артефактов отправился в Штаб. Ему не терпелось проверить в деле новую поисковую систему собственного изобретения. Лорма со своими разбежавшимися амуши подождет, перво-наперво он попробует найти Самую Главную Сволочь! Вдруг скотина Эдмар зализал раны и вернулся в Ларвезу, чтобы строить козни против законного короля?

Вот бы и вправду вернулся…

Разграбленный фургон папаши Ванжефа стоял у обочины. Сбившиеся в шайку бродяги, которые не один день его преследовали, путешествуя на товарняках безбилетными пассажирами, наконец-то решились на атаку: еще немного – и тогда бы прощай, пожива, до столицы рукой подать. Уже и алендийский Накопитель виднеется за полем и рощей темным в золотистых взблесках треугольником.

Напали на том повороте, где от дороги отходит тропка, уводящая к болоту. Кустарник там удобный для засады. Двух сбежавших лошадок на другой день поймали крестьяне, а куда подевался торговец с помощниками – неизвестно. Скорее всего, кормят болотных пиявок, не то бы объявились. Вокруг фургона валялись разбитые ящики, механические игрушки и жалобно тренькающие шарманки: ясно, что грабители утащили самое ценное. Местные жители прибрали то, что могло сгодиться в хозяйстве, а на фургон пока не посягали, хотя планы насчет него строили.

Тем временем мастер Бруканнер, Тейзург и Хантре смотрели из рощи на свою цель. В бинокли можно было разглядеть отлитые из золота руны, вбитые в каменную облицовку заброшенной пирамиды.

– Зайдем туда с черного хода, – сказал Эдмар. – Он должен быть с противоположной стороны, планировка всех Накопителей одинакова.

– Выкладывайте все лишнее, чтоб не тащить балласта, – распорядился Бруканнер.

У каждого была увесистая заплечная котомка. Лишнего оказалось не так уж много: сложили в холщовую сумку и спрятали в зарослях шиповника.

– Погоди-ка, а это у тебя что – никак, пиво?! – услышал Хантре возмущенный возглас мастера.

В котомке у Эдмара, рядом с запакованной взрывчаткой, торчало горлышко завернутой в бумагу бутылки, кое-как туда втиснутой.

– Что вы, как можно! Это благородное флабрийское – Хантре, то самое, помнишь? Я достал его из кладовки, когда мы были в «прорехе». После того как Накопитель взлетит на воздух, отпразднуем победу самым изысканным образом. Если уцелеем…

– Да что вы, сударь, такое несете? – опять рассердился подрывник. – Я же объяснял вам, уже глотку надсадил объяснять! Чтоб этакая махина взлетела на воздух, понадобится столько взрывчатки, сколько нам на себе за раз не унести, целую восьмицу таскали бы, и то бы не хватило. Мы выведем из строя ключевой артефакт Накопителя, его «сердце» – этого достаточно, чтобы он перестал работать, наши спецы все рассчитали. И вы знаете об этом, а все равно нелепицу городите. Стыдно, сударь!

Судя по ухмылке Тейзурга, стыдно ему не было.

– Мы поняли, мастер, – отсутствующим тоном произнес Хантре.

Его мутило от близости Накопителя, натурально мутило, до тошноты, и ему не терпелось отправиться в путь, чтобы поскорее покончить с этим делом.

– А ты, парень, не лезь, куда не следует, – осадил его бартожец. – Сделает он то, чего профессионал не сумеет, как же, как же…

– Что, не вышло подлизаться к начальству? – поддел Тейзург, когда мастер, раздраженно фыркая, склонился над своей котомкой.

– В рожу получишь, – огрызнулся Хантре.

Ему казалось, что Накопитель издает низкий вибрирующий гул – почти неощутимый, на пределе восприятия – и в этот гул вплетаются обрывками, словно подхваченный ветром звуковой сор, проклятия и жалобы, мучительные стоны, хруст рассекаемых костей… Это всего лишь эхо. Всего этого уже нет.

– Идем, парни, – окликнул подрывник. – И накрепко запомните главное: вот эта здоровенная дура, которая торчит впереди – ничто против гения бартогской инженерной мысли!

Они пробирались перелесками и огородами, перешли по скрипучему мостику через речку, обогнули две деревни, большую ферму и виноградник. Со стороны их можно было принять за грязных обтрепанных попрошаек.

Накопитель окружала кирпичная стена с башенками, ворота были заперты. Гробовая тишина, и никаких признаков, чтобы внутри кто-то находился. Дома вокруг, в один-два этажа, с черепичными крышами, в недавнем прошлом ухоженные, тоже выглядели опустелыми: раньше здесь жили маги Ложи и прислуга, а теперь никого не осталось. Окна почти везде разбиты – мародеры тут уже побывали.

Тейзург забросил на стену веревку с воровским крюком, влез наверх, просигналил: никого. Хантре последовал его примеру. Подняли на крюках котомки, потом скинули веревочную лестницу для мастера. Они действовали быстро и слаженно – не раз выполняли все это на тренировках в Бартоге. Во двор спустились через башенку с винтовой лестницей. Никто не поднял тревогу, нигде никакого движения.

– Что скажешь? – Эдмар взглянул на Хантре.

– Людей здесь нет, но времени у нас в обрез. Скоро станет опасно.

– Так мы сюда не на лавочке рассиживать пришли, – проворчал Бруканнер. – Шевелитесь, парни!

Обогнув пирамиду по плитчатой дорожке, они оказались возле двери, на которой пиявкой извивалась единственная золотая руна. Предчувствие опасности усилилось, но Эдмар уже достал бартогскую отмычку. Хантре попытался определить, что им угрожает: как будто всё, что находится в поле зрения, и как будто спасаться бегством – опасней, чем зайти внутрь и выполнить задуманное. В первом случае у них никаких шансов выжить, во втором – два или даже три шанса из десяти. Похоже, влипли, но они с самого начала знали, на что идут. Надо прорваться, во что бы то ни стало… Только еще понять бы, что он должен для этого сделать?

Распахнув дверь, Эдмар изобразил галантный полупоклон, но мастер Бруканнер свирепо глянул на него уцелевшим глазом, и все трое без проволочек ввалились внутрь.

Широкий полутемный коридор с вереницей колонн, в глазах рябит от позолоты и переплетающихся лепных символов на капителях. Виски заныли, тошнота усилилась. Навалилась то ли усталость, то ли обессиливающая тяжесть, вдобавок его начало знобить. Так и тянуло сесть на пол, распластаться, не шевелиться… Тейзург тоже выглядел неважно, его рот слегка искривился, то ли в усмешке, то ли в болезненной гримасе. Лучше всех чувствовал себя Бруканнер: магом он не был, поэтому Накопитель не пытался его разжевать и переварить.

– Сюда! – позвал Эдмар. – Не наступай на руны – хуже станет. К мастеру это не относится, а ты смотри под ноги.

Боковой коридор вывел в громадный зал, опоясанный круговыми галереями в несколько ярусов. Гнетущий сумрак, на полу тускло сияют руны – словно разломы с ядовитой золотистой жижей, словно застывшие перед атакой золотые насекомые… У Хантре начало темнеть в глазах. Кажется, Тейзург его поддерживал. Стараясь не наступать на сверкающую пакость, они следом за мастером дошли до центра зала, сняли и расстегнули котомки.

– Давайте, парни, каждый выполняет свою работу, и больше ничего не трожь, – хриплой скороговоркой распорядился подрывник.

Они принялись освобождать от бумажных оберток и складывать «фундаментом» тяжелые липкие бруски, а Бруканнер тем временем собирал мину. Он действовал ловчее всех, хотя пальцев у него было меньше, чем у помощников. Готовое взрывное устройство выглядело, как башенка на четырех ножках-раструбах.

Прищурив здоровый глаз, мастер глянул наверх – туда, где сходились пирамидальные своды и мерцала, слепила, переливалась золотая пластина с неразличимыми символами. Острие башенки, установленной поверх «фундамента», было нацелено в эту пластину.

Бруканнер уже начал разматывать запальный шнур, когда на них обрушился удар: как будто каждый получил затрещину, мина свалилась со своего пьедестала, котомки раскидало. Упакованная в оберточную бумагу бутылка флабрийского покатилась по плитам, но чудом не разбилась.

А потом под сводами раздался голос – ломающийся, мальчишеский, полный яростного торжества:

– Ну что, доигрались, придурки?! Теперь ты, сволочь, не уйдешь от расплаты!

Честно говоря, Дирвен не рассчитывал, что и впрямь обнаружит Эдмара на подвластной территории. Хотелось, но не верилось. Почесав голову – она чесалась от тяжелой короны, усыпанной драгоценными камнями, корона была неудобная, но он все равно носил ее с утра до вечера, поверх обруча из Наследия Заввы, хоть зануда-церемониймейстер и говорил, что она-де предназначена для особо торжественных случаев, а не для того, чтобы в ней в уборной сидеть – Повелитель Артефактов приступил к эксперименту. И вот те раз – Наипервейшая Сволочь тут же нашлась! Да не где-нибудь на окраине владений, а в алендийском Накопителе!

К крухутакам не ходи, Эдмар замышлял очередную пакость: в компании старикана с покалеченными руками и Хантре Кайдо, которого Дирвен признал не сразу, возился с какой-то дурацкой штуковиной. Ха, никак они притащили сюда специальный артефакт, чтобы «усыпить» Накопитель? Сдохший у них артефакт, даже не спящий, а совсем никудышный, это он на раз определил. Наверное, еще по дороге накрылся медным тазом, а они даже не поняли, потому что не могут воспользоваться своими магическими способностями. Во придурки!

И Тейзург, и рыжий выглядели так, словно их вывозили в грязи, а потом долго били. Или в обратной последовательности, но с тем же результатом. Вдобавок рыжий сейчас не был рыжим: выкрасил волосы в темный цвет. Это, что ли, для маскировки? И ведь через пол-Ларвезы сюда добрались, не попавшись королю на глаза… Но с Накопителем они все равно ничего не смогли бы сделать. Или смогли бы – у них ведь амулет Рогатой! Дирвен его не чувствовал, но он у них должен быть, иначе они бы не затеяли эту авантюру.

Вначале он нанес удар – и заодно убедился, что подарок злокозненной Рогатой Госпожи не может защитить их от сокрушительной мощи Повелителя Артефактов. Потом с торжеством выпалил:

– Ну что, доигрались, придурки?! Теперь ты, сволочь, не уйдешь от расплаты!

– Дирвен, как же ты не вовремя… – простонал, морщась, Эдмар.

– Ничего, у нас с тобой еще много времени впереди, и ты еще обо всем тыщу раз пожалеешь, понял?! Думаешь, если ты слепил тут навозную кучу с какой-то дурацкой железякой на верхушке, ты можешь тягаться с Накопителем? Не рабочий у тебя артефакт, выкуси! Вы, придурки, только пол в Накопителе запачкали, и сами будете его отмывать, после того как эту дерьмовину на помойку унесете, а потом я тебя, Эдмар, со всех сторон поимею, понял? За все поплатишься, и первым делом свой сволочной приворот с меня снимешь!

– Погоди, какой приворот? – Тейзург с видимым усилием приподнял голову, отстраняясь от вбитой в пол золотой руны Отъятия, словно она обжигала ему лицо. – Сделай одолжение, поясни, о чем ты?

– О привороте твоем сволочном, который был в пирожке! У тебя, что ли, память отшибло? Ты с меня эту мерзопакость снимешь, понял, сволочь поиметая?

– Но ведь приворот долженбы исчезнуть сразу после того, как ты завладел Наследием Заввы. Разве ты не знаешь о том, что тройной королевский артефакт без остатка уничтожает любые привороты?

– Так он же его не уничтожил… – обескуражено пробормотал Дирвен – себе под нос, однако «Далекий голос» отменяющей команды не получил, и в Накопителе его услышали.

– О, вот это номер! – глаза Тейзурга с сеточкой кровавых прожилок на белках насмешливо сощурились. – Дирвен, я приятно удивлен… Стало быть, твое чувство ко мне – это не результат злодейского приворота, а большая и трепетная любовь? Демоны Хиалы, какая прелесть, кто бы мог подумать…

– Все ты врешь! Это приворот! Я ненавижу всякую мерзопакость, я бы вас всех убивал без разговоров! На, сволочь, получай, я тебя прямо сейчас прикончу!

Подвывая от злости, он начал избивать мерзавцев – главным образом подлеца Эдмара и подлеца Хантре, они заслужили. Старого хмыря приложил разок башкой о каменную плиту, и тот больше не двигался, ну и демоны с ним. Один глаз у него оказался стеклянный, вывалился от удара. Во недоумки, на такое дело взяли с собой калеку.

Дирвен остановился, когда у обоих уже рожи были в кровище – не поймешь, то ли уделал их до мяса, то ли нет. Сердце бешено колотилось, едва ли не в горло ударяло, словно он волтузил противников не с помощью артефактов, а в кулачной драке.

– Проси пощады, сволочь! На коленях проси пощады! Тогда, может, еще денек-другой проживешь… – вымолвил он, задыхаясь. – Ты мог бы быть моей правой рукой, а вместо этого…

Выплюнув сгусток крови, Тейзург оскалил в ухмылке уцелевшие зубы.

– Твоей правой рукой? Дирвен, у тебя и впрямь все так плохо, и ты способен… гм, на скромные плотские услады… только вот таким образом? Бедный, бедный Дирвен…

Между тем кривой старикан очнулся и пополз к разваленной куче в центре зала. То ли еще и на второй глаз ослеп и не видит, где выход, то ли принял к сведению слова Повелителя Артефактов насчет уборки и решил заслужить помилование. Если окажется, что эти придурки заморочили ему голову, можно будет великодушно отпустить его на все четыре стороны.

– Я тебя безжалостно раздавлю, сволочь, медленно раздавлю, за всю свою мерзопакость поплатишься!

С презрительным выражением на лице – Дирвен надеялся, что оно по-королевски презрительное, жаль, что эти мерзавцы его не видят – он наблюдал, как Тейзург попытался встать, но под гнетом незримой тяжести рухнул на колени. Сразу же неловко сел, чтобы это не выглядело, как мольба о пощаде, вот же гад… А Хантре подполз к нему и обнял за плечи.

– Держись… Скоро будем в Хиале, там не больно.

Повелитель Артефактов собирался раздавить только Тейзурга, а рыжую сволоту не трогал. Куда он лезет, мог бы присоединиться к одноглазому, который начал кое-как сгребать в кучу раскиданную дрянь, и тоже заработать прощение. Что ж, вместе подохнут. И плевать, что это Страж Мира – бывший ведь, за бывшего ничего не будет.

– Так ты со мной? – Тейзург как будто улыбнулся, не разобрать под кровавой маской.

– Уйдем в Хиалу вместе.

– Нате, гады! – вскипев от досады, крикнул Дирвен. – Сами напросились, сами виноваты! И амулет Рогатой вам не поможет!

Кемурт наблюдал за расправой из потайного коридорчика возле королевского кабинета. Через глазок он видел и ерзающего в кресле Дирвена в съехавшей набекрень короне, раскрасневшегося, азартно сжимающего кулаки, и Эдмара с Хантре в громадном темноватом зеркале, до того избитых, что узнать их можно было только по голосам.

Обруч на голове у «Властелина Сонхи», под короной, кольцо на пальце, медальон на шее, выпростался поверх рубашки. Все Наследие Заввы в поле зрения – а толку-то?

«Ребята, простите, я не могу вам помочь, – с ужасом глядя на то, что творилось в зеркале, подумал взмокший вор. – Или могу?.. Пожар, что ли, устроить?..»

Если он что-нибудь подожжет, Повелитель Артефактов мигом потушит огонь, а он себя выдаст, и тогда у него не останется шансов выполнить свою задачу… Добрых посмертных путей им. Они еще живы, но угробец того и гляди их прикончит. Тейзург в Хиале не пропадет, и для него это, наверное, лучший вариант, чем плен, да и для Хантре тоже.

Возможно, Дирвен подумал об этом, потому что не спешил их убивать.

– Эдмар, я даю тебе последнюю возможность вымолить прощение! Сволочь, ты меня слушаешь или нет?!

Они лежали в обнимку, перемазанные кровью, и выглядели полумертвыми, а на заднем плане копошился их спутник: воткнул поверх темной кучи непонятную штуковину – увенчанный конусом цилиндр на четырех ножках.

– Эй, дядя, оставь эту рухлядь! – прикрикнул Дирвен.

Штуковина откатилась в одну сторону, «дядю» отшвырнуло в другую.

– Эдмар, не старайся казаться дохлее, чем на самом деле, я же вижу, что ты смотришь! Ты пытался меня вынудить, чтобы я тебя убил, для тебя же Хиала дом родной, но не пройдет у тебя этот фокус, не надейся на легкую смерть! А насчет приворота я пошутил, а ты и поверил, никакой мерзопакости я к тебе не чувствую, можешь целоваться со своим рыжим, мне плевать!

– Я бы не против, да он не хочет, – пробормотал Тейзург как будто в забытьи.

А Хантре молча приподнялся на локте и приник разбитыми губами к его окровавленному рту. Эдмар положил ему на затылок руку с раздробленными пальцами. Глядя на них, Кемурт ощутил пронзительную тоску: не было в этом никакой чувственности, они всего лишь прощались – друг с другом и с жизнью, и если бы только он мог им помочь…

Дирвен тоже на несколько мгновений онемел, а потом взвыл:

– Сволочь ты, Эдмар, сволочь, гад, сволочь! И рыжий твой сволочь! А еще Страж! Тьфу, мерзопакость!

Он рванул на груди рубашку, словно задыхался от ярости, блеснула и отлетела в сторону порванная цепочка…

Тот самый благословенный момент, которого столько времени дожидался Кемурт Хонбиц! Стряхнув оцепенение, вор кинулся к потайной двери, мигом вскрыл ее «Ключом Ланки», проскользнул в комнату и коршуном бросился на добычу. Старался двигаться бесшумно, но зацепил ножку стула, тот загремел…

– А… – Дирвен обернулся. – Ты кто?! Что здесь делаешь?

Сунув медальон за пазуху, взломщик выскочил в темный коридор. Секретный лабиринт он за минувшие дни изучил вдоль и поперек, так что у него было преимущество. Главное – выдерживать дистанцию, чтобы Повелитель Артефактов не «дотянулся» до похищенного амулета.

– Стой! – позади слышался топот. – А ну, стой!..

Чуть не забежал в тупик, но вовремя сориентировался и рванул первую попавшуюся дверь. Белая лестница с пузатыми, как вазы, балясинами и широкими перилами. Кем съехал по перилам и нырнул в проем, занавешенный бархатной портьерой. Завизжали, но он уже мчался через анфиладу роскошных комнат с приторным цветочным ароматом. Позади снова завизжали, на этот раз громче – Дирвен несся следом. Он не такой долговязый и более тренированный. Догонит. Надо на улицу, поймать экипаж…

Бешеной каруселью мелькали двери, лица, коридоры, лестницы, арки. В ушах звенело от возгласов. В спину летели убойные импульсы – Кем это чувствовал, но у него был «Оберег Таль», и его защита пока блокировала все атаки. Впрочем, он не питал иллюзий: до настоящего поединка с Повелителем Артефактов еще не дошло.

Он взломщик, а не боец, ему надо было стырить амулет по-тихому, чтобы никто не повис на пятках, беготня – не его стихия. Но кто знает, сколько еще пришлось бы ждать, и дождался бы он второго такого случая или нет?

Заброшенного вида коридор с малиновой дорожкой. Впереди – тупик? Ланки-милостивец, не тупик, а воздушная галерея с большими пыльными окнами, уводящая через улицу в соседний дом. Кемурт ринулся туда, больше бежать было некуда.

Оставляя на плитах кровавый след, мастер Бруканнер полз к центру зала. Его помощники валялись, как неживые. Судя по последнему донесшемуся возгласу, узурпатора что-то отвлекло, и можно сделать еще одну попытку.

Переломанное тело болело, как будто его пропустили через мясорубку, зато мина вроде бы целехонька, и вот он запальный шнур.

«Врешь, дура, я тебя все-таки доконаю, – мысленно обратился мастер к пирамиде, заново сгребая в кучу твердое топливо, которое должно придать начиненному взрывчаткой снаряду первичный импульс и необходимое ускорение. – Не на того напала, и не на таких объектах я свою работу доводил до конца…»

В этот раз ему не помешали. Глаз застилало мутной пеленой, но подрывник ориентировался по сияющему участку наверху – там один такой, не промахнешься.

«Фундамент» выглядел неряшливо, но не было времени выравнивать – здешний самозваный королек в любой момент может вернуться. Бруканнер воткнул наконечник шнура в вязкую податливую массу. Волоча за собой другой конец, отполз на минимальное безопасное расстояние, вытащил из кармана запальную машинку, отвернул блокирующий рычажок, крутанул колесико. Никакой вашей магии, судари, одна только надежная бартогская техника!

Шнур вспыхнул, шевельнулся, как потревоженная змея, и начал стремительно укорачиваться, издавая слабое шипение и выбрасывая фонтанчики искр. Запахло горелым.

Мастер распластался на полу и прикрыл голову руками. Послышался свист, звук удара, грохот… Его словно плетью хлестнули, сдирая с костей мясо – но звуки были правильные, и перед тем, как провалиться во тьму, он успел подумать: «Что бы вы, парни, без меня делали…»

Шнырь дожидался Хеледику в разоренном казенном здании по соседству с королевским дворцом. Ведьма отправилась разведать обстановку, прикинувшись девчонкой из торгового дома, поставляющего ко двору харчи, а гнупи туда ходу нет. Вот он и сидел под канцелярским столом, в загаженной зале с рассыпанными по полу гербовыми бумагами. Вначале сунулся на изнанку, но сразу почуял ловушку – хитрую, искусно замаскированную, не заметил бы ее, если б не погрыз нынче утром сбереженную шаклемонгову косточку с присохшим мяском. Хорошо, что он запасливый, и хорошо, что до его тайника никакие ворюги-подлюги не добрались. Жертвенное мясо усиливает колдовские способности, поэтому против него трюк не сработал.

Амуши постарались, больше некому. Сделав такой вывод, смекалистый Шнырь остался на людской территории. В здании затеяли ремонт, но работники филонили, убрать мусор успели только на верхнем этаже, а на втором царили тишь да разруха.

Время от времени Шнырь выглядывал в окно. Утром он глотнул зелья, защищающего глаза от солнечного света, и мог любоваться дневной суетой на площади во всех подробностях, не упуская ничего интересного. Эх, жить бы ему не тужить, кабы не привязь невидимая, которая в урочный день утянет его в подземное озеро, чудищу на съедение. Уже скоро. Пусть ему удается порой об этом не думать, от его недумания ничего не изменится: чтобы спастись, нужна ценная золотая вещь.

Сперва он беззвучно всхлипывал (разревешься в голос – какие-нибудь злыдни услышат), а потом с пущего отчаяния начал тихонько молиться, утирая горькие слезы.

– Милостивые боги сонхийские, и грозные князья Хиалы, и Страж Мира, и Великие Псы, и все-все-все, кто меня слышит, пожалейте мою невинную головушку, сжальтесь над сиротинушкой горемычным, пошлите мне что-нибудь золотое, чтобы я от чудища подземного откупился, ну что вам стоит! Помогите мне избежать лютой погибели, и я тогда… я тогда…

Здесь нужно было что-то пообещать – назвать условие, которое ты добровольно выполнишь, и Шнырь начал перебирать в уме, чем бы заинтересовать тех, к кому он взывает. Никогда больше не дразниться? Не кусаться? Не плевать в человеческую еду, тем самым наводя на людей чары дурного настроения? Не топать ночами по крышам, мешая людям спать? Не прятаться в «мусорных домиках», чтобы выскочить оттуда с диким хохотом и напугать какого-нибудь недотепу с помойным ведром? Страсть до чего не хотелось отказываться от таких замечательных вещей, а уж как он будет завидовать другим гнупи, не связанным роковыми обещаниями…

– Я тогда… Я тогда в добро поверю!.. – застенчиво вымолвил находчивый Шнырь.

Недаром же он самый умный в шайке Вабро: он ведь не принял обязательство совершать добрые дела – он сказал, что поверит в добро, а верить-то можно во что угодно, это еще не причина поступать не так, как тебе хочется.

Немного погордившись собой – вон как ловко выкрутился, не всякий так сумеет! – гнупи снова скуксился. Какое дело до него Кадаху с Тавше, Небесным Псам, князьям Хиалы и прочим могущественным сущностям? Только и остается смотреть в окошко, пока зелье действует, вдруг там случится что-нибудь хорошее – или прохожие подерутся, или у кареты колесо отвалится…

Вдалеке послышался шум, и гнупи навострил уши: вроде бы человек топочет, будто сюда бежит…

Он юркнул под стол, затаился, хотя чего ему бояться, если все равно близка неминуемая кончина?

Дверь с треском распахнулась, в залу ворвался Кем-амулетчик – под чужой личиной, но Шнырь-то знал, что это он. Запыхавшийся, глаза дикие.

– Ты чего? – настороженно поинтересовался гнупи, выглянув из-под стола.

Издали доносился чей-то еще топот, все ближе и ближе.

– Шнырь, ты… – с трудом переводя дыхание, произнес Кем. – На вот это… И беги отсюда со всех ног… Спрячь где-нибудь… На, держи…

Вытащив из-за пазухи что-то, зажатое в горсти, он протянул руку – и в падавшем из окна солнечном луче блеснуло ЗОЛОТО!

Хантре очнулся от грохота и толчка: похоже, перед этим он отключился, но надолго ли – непонятно. Приподнял голову в самый раз, чтобы увидеть, как с потолка в центре зала валятся обломки в столбе пыльного дневного света, а Бруканнер лежит ничком и даже не пытается отползти.

Рядом застонал Тейзург.

– Там мастер… – Хантре попытался рывком встать, но тело прошило болью.

Вряд ли у него все кости целы… А Эдмару еще хуже досталось. Но сейчас опасности нет. Что бы там у Дирвена ни случилось, оно случилось очень вовремя. И Накопитель выведен из строя: снова можно пользоваться магией. Ему удалось частично перекрыть боль и кое-как добраться до Бруканнера.

Подрывник был жив, и его бы прямо сейчас доставить к лекарю, желательно – к лекарю под дланью Тавше.

– С ума сойти, мы с тобой целовались по твоей инициативе… – Тейзург, тоже подобравшийся к ним ползком, искривил в улыбке почерневшие губы.

– Забудь об этом, лучше исцеляйся поскорее, и потащим мастера в твою ляранскую лечебницу. Придется через Хиалу. А что касается этого, я просто сделал то, что надо было сделать, чтобы Дирвена сорвало с петель. Не знаю, что с ним стало от такого зрелища – может, удар хватил…

– Нет уж, я об этом не забуду, и тебе не устану напоминать! Это было восхитительно…

– На твоем месте мог быть кто угодно.

– Кто угодно?.. Демоны Хиалы, и Зинта еще меня обзывала портовой шлюхой, но это она с тобой плохо знакома…

Хантре без замаха врезал ему и сам же взвыл: похоже, рука в двух местах сломана, и в довершение от удара обломки сместились.

– Ты же меня так совсем убьешь, – морщась, упрекнул Эдмар. – Мой запас прочности не безграничен.

А Бруканнер прохрипел:

– Парни, хорош кулаками махать, надо выбираться. Если помру, деньги внучке… Она у меня умница, в девять лет заводную куклу разобрала и сама обратно собрала…

– Мастер, вы еще увидите свою внучку, – пообещал Хантре и взглянул на Тейзурга. – Твое флабрийское не разбилось, надо его напоить – и летим через Хиалу. Мы оба полуживые, но давай рискнем, попробуем сменить облик – может, тогда станет легче?

– Как скажешь, я готов исполнить любую твою прихоть, лишь бы тебе понравилось. Только голова чудовищно болит после твоей оплеухи, надеюсь, что это не черепно-мозговая…

Дирвен настиг предателя, похитившего «Королевскую броню», в опустелом здании алендийского градоуправления, соединенном с дворцом воздушной галереей. Что бы вы думали, это оказался Тирсойм – амулетчик скромных способностей, размазня и посредственность, вечный прихлебатель, любитель пива. От него такой изощренной подлости можно было ожидать в последнюю очередь. А хуже всего то, что медальона у него уже не было: передал сообщнику. Удаляющийся легкий топоток, в соседнем помещении хлопнула дверь…

Повелитель Артефактов едва не залепил ему «Каменным молотом», но вовремя спохватился: предателя нужно будет допросить, а «Каменный молот» оставил бы от него мокрое место. Полоснул по ногам «Когтями дракона», изрядно удивился, когда этот рохля сумел закрыться «Незримым щитом», плюнул с досады и ринулся в погоню за его сбежавшим подельником.

Первым делом надо вернуть медальон, а когда Наследие Заввы будет в комплекте, он и ренегата накажет, и с остальными заговорщиками разберется. Ясно же, что это заговор против законной власти! Самая Главная Сволочь и рыжая сволота отвлекали его, делая вид, что у них амулет Рогатой, который все это время был у подкупленного Тирсойма. Каковы гады… Они и в Накопитель полезли ради того, чтобы Тирсойм тем временем добрался до королевских артефактов. Ну, кто бы догадался, что он взломщик?!

Тут у Дирвена мелькнула мысль: а Тирсойм ли это был? Если вор получил от гада Эдмара артефакт, позволяющий менять внешность, и в придачу у него амулет Рогатой… Вот засада! Но сейчас некогда, некогда, главное – догнать улепетывающего мелкого негодяя. То ли ребенок, то ли карлик, то ли гнупи… Чуть-чуть сократив дистанцию, амулетчик определил, что удирает от него гнупи. Наверняка один из тейзурговых слуг. И это самый худший вариант, человека он бы уже настиг, а черноголовый народец бегает так, что на скаковой лошади не угонишься. Вдобавок гнупи то и дело нырял в стены домов – пользовался изнаночными тропками волшебного народца, для людей закрытыми.

Прохожие шарахались, завидев несущегося сломя голову Дирвена в королевской короне, в домах захлопывались окна и двери, и никто не присоединялся к преследованию. Хотя что они могли бы сделать, гоняться за гнупи без амулетов – дохлый номер. Если бы сократить дистанцию до дюжины шагов, он бы вернул контроль над медальоном… Но Рогатая Госпожа вовсю мешала, еще бы тут обошлось без ее происков!

Шнырь мчался, ног под собой не чуя. Он ведь не просто от Дирвена убегал, а спасался от лютой погибели! Наверняка эта золотая цацка очень ценная, иначе Повелитель Артефактов не погнался бы за ним, как сдуревший барбос за кошкой. Вроде бы даже волшебная. Сгодится для откупа. Главное, до подземного озера ее донести…

Он петлял по закоулкам, перескакивал через заборы, нырял на изнанку человеческого жилья. Дирвен не отставал: у него амулеты, помогающие находить волшебный народец, идти по следу, бегать без устали – и в придачу упрямства хоть отбавляй. В Жемчужном квартале он почти загнал Шныря в ловушку: на здешних домах недавно подновили обереги, на волшебные тропки не свернешь, а людские двери-окна заперты, вот он конец неминучий… Но поверивший в добро Шнырь взбежал по стенке, хоть обережные знаки и жгли ему пятки сквозь подошвы, промчался по крыше, спугнув котов, съехал по водосточной трубе в соседний переулок и рванул во всю прыть.

До ближайшего входа в катакомбы уже рукой подать – это на улице Тряпичной Рыбы, на задворках заброшенной усадьбы, где ночуют босяки. Как они всполошились, когда в их пристанище сначала ворвался Шнырь, а следом за ним ввалился Дирвен в сверкающей драгоценными каменьями короне, с воплем: «Где этот гнупи?!» Небось решил, что они заодно… Шнырь в это время уже летел, как получивший пинка мяч, по наклонному каменному коридору. Только зря он понадеялся, что преследователь начнет точить лясы с трущобными жителями и отстанет: тот мигом разобрался, что к чему, и ринулся в катакомбы за Шнырем.

Встречные гнупи, лазавшие в подземелье по своим делам, сперва ошеломленно глазели на погоню, а потом начинали восторженно улюлюкать вслед.

Наконец Шнырь добрался до потаенного озера, круглого, как недобрый ледяной зрачок. Сунул руку в карман, обмирая от страха: вдруг выронил по дороге?.. Нет, не выронил…

– Я принес… На тебе откуп, подводный хозяин!

Золотой медальон блеснул, уходя в непроглядную черноту.

– А ну, давай сюда, чего спер! – из-за скальной стены выскочил Дирвен с фонарем. – Что такое… Он не у тебя? Куда ты его дел, по-хорошему говори!

– Он теперь у Него, – понизив голос из почтения к здешнему обитателю, пояснил Шнырь.

– Ах, ты… – Дирвен бросился к озеру, присел у кромки, всматриваясь в стылую темень.

Гнупи уловил, что все его смертоносные амулеты приведены в готовность: всплыви сейчас чудище – ох, что будет… Но чудище не всплыло – видать, не захотело тягаться с Повелителем Артефактов, зато ларвезийская корона свалилась у Дирвена с головы и бултыхнулась в воду.

– Это тебе от меня еще один откуп, хозяин озера! – тут же крикнул находчивый Шнырь – и пустился наутек.

Незримая петля, захлестнутая у него на лодыжке, исчезла: он снова был свободен.

Компанию демонов, игравших на «раздевание до костей» у подножия Берцовой гряды, отвлекли звуки, доносившиеся из глубины взбаламученных желтовато-бурых небес. Кто-то хрипло пел:

– Это еще что такое? – одна из участниц игры подняла изящную змеиную головку на длинной шее, покрытой перламутровой чешуей.

Вслед за ней и остальные начали всматриваться. Тем временем демон, похожий на черного тритона с лицом грустного клоуна, с развороченной и обглоданной грудной клеткой – он безнадежно проигрывал – будто бы невзначай шевельнул хвостом и передвинул на доске одну из фигурок.

В вышине, на фоне смутных очертаний головокружительно далекого опрокинутого пейзажа, плыли два крылатых силуэта. И как будто они несли кого-то третьего, бескрылого, вот он-то и распевал в всю глотку:

– Сдается мне, человеческая кровь с превосходным алкоголем, – принюхавшись, определил один из демонов. – Повезло кому-то…

– Отнимем? – деловито предложил другой.

– Это же Золотоглазый и рыжий отставной Страж! – взмахнув ресницами-веерами, заметила обладательница змеиной головки. – Вы не находите, господа, нынче они какие-то невменяемые?

– Тогда, может, отнимем?

– Да ну, связываться с ними, психами чокнутыми, – махнул когтистой лапой самый многоопытный из компании.

– Лишь одна паровая машина… – доносился издали замирающий припев.

7. Голодные и беззащитные

Важные события порой случаются нежданно-негаданно: к примеру, пробираешься ты с масляным фонарем в одной руке и ведром нечистот в другой по извилистому подземному ходу, ни на какие приятные сюрпризы не рассчитывая, стараясь не запнуться в потемках, и вдруг тебе становится хорошо. Причем это не то «хорошо», которое приходит после дозы китонских грибочков, а настоящее «хорошо» – словно каменные своды над головой раскрылись, и в разломе засияло солнце, и в ведре плещется не моча, а благоуханное ароматическое масло, и сил вдесятеро прибавилось…

Магия вернулась, понял Суно.

Зажег для пробы шарик-светляк. Получилось.

Послал мыслевесть Шеро. Тоже получилось.

Как бы там ни было, он донес ведро до пещеры с выгребной ямой и выплеснул содержимое. Вначале надо выяснить, что происходит: то ли союзники преуспели, то ли враги додумались до хитрой ловушки – допустим, Дирвен временно усыпил Накопитель, а когда обрадованные маги выберутся на поверхность, тут-то всех и повяжут, не придется за ними по катакомбам гоняться… А посему, коллеги, выжидаем, лечимся, восстанавливаем силы.

Около Крелдона уже хлопотали двое лекарей. Повсюду сияли шарики-светляки. Каменные своды, в кои-то веки озаренные до последней трещинки, оказались живописно разноцветными: темно-серые, светло-серые, крапчато-серые, изжелта коричневые, бурые, голубоватые, зеленоватые, бежевые, местами пестрые, как перепелиное яйцо, кое-где с блестками слюды. Вот так живешь и не видишь по-настоящему того мира, в котором живешь.

Воспрянувшие маги то и дело обменивались мыслевестями – чтобы убедиться, что они снова это могут. В голове у Орвехта стоял галдеж, как на рынке, так что он не сразу понял, кто это мурлычет песенку на бартогском:

«Пусть неласков со мной любимый,

Пусть я чахну день ото дня,

Лишь одна паровая машина

Никогда не бросит меня…»

Определив вокалиста, он отозвался:

«Коллега Тейзург? Надеюсь, вы пребываете в добром здравии?»

«Увы, коллега Суно, на ближайшее несколько дней мое многострадальное здравие оставляет желать лучшего. Но я пребываю в здравом уме, если вы это имели в виду, однако из деликатности, которую я ценю, избрали окольный путь. Жаль вас разочаровывать, но это не первая ласточка безумия, а вариация на тему прелестной бартогской песенки о разнообразных житейских невзгодах и паровой машине. Мы с коллегой Хантре слушали ее всю дорогу, пока летели через Хиалу в компании с пьяным мастером-подрывником. Он без остановки ее распевал, а под конец мы пели уже втроем, всех демонов распугали, в особенности тех, которые не обделены музыкальным слухом. Ах, да, чуть не запамятовал: надеюсь, вы с коллегой Шеро не будете на нас в обиде за то, что алендийский Накопитель остался без верхушки?»

«Вам удалось вывести из строя Накопитель?..»

«Неужели вы сомневались в наших способностях?» – притворно удивился этот стервец – и исчез.

Вот же трепло, почти с нежностью подумал Орвехт, и послал мыслевесть Шеро, а тот сообщил о разрушении Накопителя остальному подполью.

Как бы ни хотелось Крелдону принять участие в вылазке, вначале ему следовало подлечиться. Наверх отправились те, кто в состоянии одолеть в маршевом темпе подземные коридоры и лестницы, и не свалиться в обморок, наконец-то выбравшись на солнышко. Истощенные и оборванные маги Ложи рвались к солнышку не за этим.

Замусоренная Аленда раскинулась под сияющим розовато-золотистым небом, словно облезлая кошка, разнежившаяся, пока не бьют и не гонят. Подпольщики вылезли на поверхность через заброшенную водонапорную башню в Мелочном квартале. Вход в катакомбы охраняли присягнувшие Дирвену амулетчики, но с ними разделались прежде, чем те успели понять, что происходит.

Кто куда идет, обсудили еще по дороге, используя мыслевести, а координировал операцию Шеро Крелдон.

Суно направился к королевскому дворцу: голодранец с темной от въевшейся грязи разбойничьей рожей, деловито шагающий по малолюдным улочкам. Кто-то из своих увязался за ним, хотя было решено, что он действует в одиночку. Обернувшись, чтобы напомнить об этом незадачливому коллеге, он увидел Флаченду.

– Ты что здесь делаешь?

Бобовая ведьма выглядела замарашкой из трущоб. Замызганная юбка, через грудь крест-накрест повязан рваный клетчатый платок с остатками бахромы. Сальные волосы заплетены в косичку, отвыкшие от солнца глаза щурятся и беспокойно моргают.

– Меня дома потеряли… – пролепетала она, стушевавшись. – А с господином Шеро остались маги-лекари, они сказали, я там не нужна… Всегда так, я никому не нужна…

– Они имели в виду, что в данный момент твоя помощь не требуется, потому что они своими средствами решат проблему эффективней, – терпеливо пояснил Орвехт.

– Да?.. А можно, я тогда с вами пойду? Я боюсь, что на меня нападут…

– Дойдем вместе до бульвара Приветствий, дальше со мной будет опасней, чем без меня.

Не отсылать же ее обратно. Не найдет дороги, к тому же те, кто задержался в убежище, собирались двинуться в путь сразу же, как только Крелдон и другие пациенты почувствуют себя лучше.

– На меня прохожие так смотрят… – виновато пробормотала Флаченда. – Я совсем ужасно выгляжу, да?

– Не хуже, чем я. Сделай одолжение, не отвлекай меня.

На полпути между Несладким каналом и площадью Вечерней Фиалки он получил мыслевесть от песчаной ведьмы. Та сообщила, что Кем украл у Дирвена один из трех королевских амулетов и отдал его гнупи, который состоит на службе у Тейзурга. После этого гнупи и погнавшийся за ним «Властелин Сонхи» куда-то умчались, чем это закончилось – неизвестно. Похоже, что Дирвен до сих пор не настиг беглеца, потому что те амулетчики, которые не присягали самозваному королю, снова могут управлять артефактами. Хеледика связалась с магичкой Нелодией – господин Суно ее знает, она ездила вместе с ними в Суринань вызволять Зомара, а когда случился переворот, Зомар и Нелодия вместе прятались. Девушка пересказала ему последнюю новость, и он уже отобрал артефакты у подвернувшегося королевского амулетчика.

«Передай Зомару через Нелодию, чтобы был готов их выкинуть, если Дирвен вернет медальон», – ответил Орвехт.

Переговорить непосредственно с амулетчиком он не мог – для этого нужно, чтобы у парня был настроенный должным образом артефакт дальней связи.

Сообщил добрую весть Шеро, и тот направил всем своим генеральное распоряжение: если кто увидит Дирвена, преследующего гнупи, первому из этих поганцев всячески препятствовать, а второго ни в коем случае не трогать.

Первая стычка произошла в Кренделе. Большое серовато-желтое здание, и впрямь напоминавшее крендель, целиком перекрывало набережную канала, так что попасть на мост Одинокой Цапли можно было только через него, по внутренней галерее – или в обход, а потом до следующего моста. Галерея была открыта с раннего утра до позднего вечера, по обе стороны располагались лавки, конторы, чайные и другие заведения, но сейчас там царила разруха: одни двери заколочены, другие настежь, внутри все перевернуто вверх дном.

Здесь-то Орвехт и нарвался на засаду – с полдюжины амулетчиков, кое-кого он знал в лицо. Противник уже в курсе: Чавдо Мулмонг наверняка заметил перемены.

С ренегатами Суно быстро управился, но у одного из них был «Глаз саламандры»: причинить вред магу парень не смог, зато устроил пожар. Галерею охватило пламя, весело затрещали заляпанные вывески, разбитые двери и оставшийся после грабежей раскиданный хлам – словно всё это только и ждало случая, чтобы поскорее исчезнуть с глаз долой.

Пропал Крендель, с мимолетным сожалением подумал Суно. У него не было времени тушить огонь. Четверо негодяев сбежали, еще двое, которым досталось хуже всех, пытались добраться до выхода через задымленную галерею.

– К лестнице, – бросил он Флаченде, которая всю драку простояла рядом, словно оцепеневшая, хотя могла бы ему помочь. – Ты бывала здесь раньше?

– Только в лавках и один раз на детском балу, мне было тринадцать лет, тут на втором этаже сдаются внаем залы для балов и праздников, – отозвалась она дрожащим голосом, давясь всхлипами. – Меня на этом балу никто не приглашал, и два мальчика обсмеяли мое платье с желтыми бантами в горошек, а я все слышала…

Орвехт уже тащил ее за руку к лестнице, про себя моля богов, чтобы поскорее выпал случай оставить эту барышню где-нибудь в безопасном месте.

– А как мы спустимся? – спросила запыхавшаяся Флаченда, когда миновали третий пролет.

– На торце железная лестница.

Чердак у Кренделя был вконец замусоренный: помет, яблочные огрызки, шелуха семечек, заскорузлое тряпье, птичьи косточки… И похоже, пировали здесь не люди, магические следы указывали на присутствие народца.

Через слуховое окошко Орвехт увидел двух пострадавших амулетчиков, ковыляющих по улице: все-таки удалось им спастись, а в дальнейшем, если не сбегут, их ждет трибунал и каторга – будут разбирать завалы разрушенных Дирвеном зданий.

На чердаке стояла несусветная вонь: снизу пробивался едкий запах гари, и в придачу разило загаженным курятником, хоть нос зажимай.

– Помогите! – раздался скрипучий голос. – Освободите меня!

Флаченда взвизгнула и вцепилась в рукав мага.

Крухутак. Долговязый и тощий, можно ребра пересчитать. На правой лодыжке сомкнулись челюсти массивного капкана, перья слиплись от крови, по полу растеклась темно-красная лужа. Длинные крылья понуро опущены, глаза смотрят поверх клюва умоляюще и тоскливо.

– Выручите меня, а я вам на любой вопрос отвечу!

Что ж, это была бы неплохая сделка, но Суно сразу понял, что работы здесь не на пять минут. И даже не на десять. Капкан из позеленелой бронзы испещрен мелкими рельефными символами, от него тянется такая же цепь, обвитая вокруг подпирающего крышу столба и уходящая на изнанку дома. Чары амуши, поди расплети их, они как запутанные и сросшиеся корешки, а у него хлопот по горло, и в придачу на нем повисла так называемая ведьма, которая едва ли не подвывает от ужаса.

– Ничем не могу помочь. Сам видишь, капкан зачарован, а я тороплюсь. Возможно, сюда еще кто-нибудь заглянет, сколько-то времени у тебя в запасе есть. Как же тебя, всезнающего, угораздило попасться…

– Я не попался! – птицечеловек хлопнул крыльями, задев столб, и в потоке дымного золотого света, падавшего из окошка, вместе с пылинками закружился серый пух. – Это амуши, они подбили меня камнем из пращи, приволокли сюда и посадили на цепь – за то, что я был непочтителен с царицей Лормой. Расколдуй и сломай капкан, а потом сможешь задать мне любой вопрос без игры в три загадки, я отвечу! Девушка, может быть, ты меня освободишь? Ты бобовая ведьма, ты могла бы, я тебя научу, что сделать…

Флаченда тряслась и повизгивала, как перепуганный щенок. Орвехт потащил ее к выходу, не тратя время на разговоры.

Железная лестница спускалась зигзагами по стене к каналу, ослепительно сверкавшему в лучах вечернего солнца. На каждом этаже площадка с дверцей. Суно опасался внезапной атаки, они здесь как на ладони. Выставил щиты, досадуя, что на спутницу рассчитывать не приходится. Зато внизу ни людей, ни амуши.

По мосту Одинокой Цапли они перешли на другую сторону. От цапли предсказуемо остался огрызок – каменная тумба и штырь, прежде заменявший скульптуре ногу. Над Кренделем поднимался столб черного дыма.

– А что будет с этим крухутаком? – спросила Флаченда, тревожно глядя на Орвехта. – Он же там сгорит…

– Скорее, задохнется в дыму до того, как чердак охватит пламя. Нам с тобой дальше не по пути. Здесь кварталы тихие, спрячься где-нибудь до конца заварушки. Ты ведьма, воспользуйся своими способностями.

– Я постараюсь… А он правда успеет задохнуться до того, как там начнет гореть?

– Теоретически, да, – бросил Орвехт уже на ходу.

На улице Медного Каблука оглянулся: хвала богам, Флаченда отстала.

По бульвару Приветствий фланировала нарядная публика. Ее было не так много, как в прежние времена, цветочниц, мороженщиков и художников тоже поубавилось, но все же светская жизнь текла своим чередом. Лояльные к нынешней власти представители аристократии и состоятельные негоцианты совершали променад по аллее с поломанными скамейками, затоптанными клумбами и щербатыми мраморными пьедесталами, торчавшими из весенней травы, как пеньки выбитых зубов. Что по этому поводу сказал бы коллега Тейзург… Жаль, что его здесь нет.

С помощью несложного заклинания Орвехт мимоходом отмечал всех, кто попадал в поле зрения: позже они с Шеро составят списки, кого притянуть к ответу и ограничить в правах за сотрудничество с узурпаторами.

На дым недалекого пожара гуляющая публика не обращала внимания: экая невидаль для сегодняшней Аленды. Зато все начали задирать головы, когда с неба послышался лязг, словно там гремели цепями, а потом из-за крыши Географической Академии с остатками мозаичной карты мира на фасаде показался крухутак. Он летел низко, тяжело взмахивая крыльями, на ноге у него болталась длинная цепь. Гляди-ка, выбрался… И объявился вовремя: все глазели на летуна с капканом, и никто не заинтересовался оборванцем, который шагал вдоль бордюра, деловито оглядывая замусоренные газоны.

По дороге Суно послал мыслевесть Хеледике и назначил место встречи: фонтан в маленьком сквере за Театром Трех Фонарей. Или то, что осталось от фонтана… Раньше на этом пятачке собирались уличные рисовальщики, теперь там была помойка. Облюбованная художниками чайная «Под фонарем» закрылась после того, как ее разгромили шаклемонговцы – из-за картинок, которых в этом заведении висело по стенам великое множество: бывало, что посетители расплачивались своими работами. Как водится, погромщики ссылались на богов, мол-де такие непонятные художества им не по нраву, хотя мнением самих богов на этот счет никто не поинтересовался.

Они ждали возле небольшой белокаменной чаши, загроможденной поломанной мебелью из чайной.

Худощавый парень неброской наружности, штаны ниже колен порваны, в прорехах видны окровавленные бинты. Угрюмый молодой суриец с цепким взглядом битого жизнью охотника. Девушка в замызганной жакетке и мешковатых шароварах, на брови падает челка, в углах губ заеды, лицо в подсохших порезах. Еще одна девушка, одетая, как работница из приличной лавки или торгового дома, а под низко надвинутым капором мерцают золотисто-пепельные глаза, по-кошачьи круглые, колдовские.

– Рад вас видеть. Благодарности и награды потом, когда разберемся с этой поганью. Кем, что с ногами?

– «Когти дракона». Я блокировал, только штаны порвались и кожу рассекло. Ему было не до меня. Я знаю, где лежат амулеты, которые он нахапал, и где в подвалах держат арестованных.

По-ларвезийски взломщик говорил недурно, хотя и с акцентом – выучился за минувшее время.

– Идем во дворец. Сначала ты проводишь Зомара в кабинет Дирвена, потом спустишься вместе с девушками в подвал, и открывайте камеры. Нелодия оказывает помощь, Хеледика прикрывает – это мы уже обсудили. Зомар, твоя задача взять под охрану арсенал Дирвена и продержаться до прихода коллег.

«А моя задача – раздавить главную гадину», – добавил про себя Орвехт.

До резиденции «Властелина Сонхи» добрались задворками министерских зданий. Глухая калитка в кирпичной стене была заперта, но долго ли ее вынести?

– Вы чего, паскуды, куда прете?! – промычал с набитым ртом оторопевший охранник.

От него несло пивом и копченой рыбой, выскочил из караулки с селедочным хвостом в руке.

– Приятного аппетита, Бельдо Хвелдон, – отозвался узнавший амулетчика Суно. – Мы вернулись.

– А… Господин Орвехт… – промямлил парень, растерянно моргая на обуглившийся прямо в руке рыбий хвост.

– Зомар, обыщи его, забери амулеты.

Бельдо Хвелдон был так ошарашен, что даже не сопротивлялся. Возможно, в глубине души он подозревал, что рано или поздно нынешний праздник этим и закончится. Песчаная ведьма навела сонные чары вначале на него, потом на его подоспевшего напарника.

Дальше разделились. Шагая по коридорам, Суно тоже использовал сонное колдовство: чем меньше народу будет путаться под ногами, тем лучше. Амуши не могут здесь находиться из-за действующих оберегов, его противники – Чавдо Мулмонг и вурвана, а также присягнувшие Дирвену амулетчики. Лорма бессмертна, прочая шушера обождет, главная цель – Чавдо.

Попавшаяся навстречу служанка, прежде чем задремать на ковровой дорожке, ответила, что с полчаса назад видела «господина министра финансов» в Сиянском кабинете на третьем этаже. Туда Орвехт и направился, но на лестничной площадке между вторым и третьим этажом глянул в окно и понял, что Чавдо, как бы ни хотелось безотлагательно его прибить, тоже подождет.

Через дворцовую площадь ехал принц на белом коне. То бишь засранец Дирвен на белой лошадке, которую он не иначе где-то увел без спросу. Встрепанный и помятый, но на лбу сияет золотой обруч из Наследия Заввы. Вопрос, вернул ли он медальон. И как с ним сладить, если вернул.

Суно успел вовремя, чтобы перехватить его на крыльце. Судя по насупленной физиономии, третий амулет из заветного комплекта «Властилин Сонхи» упустил, но не стоит полагаться на домыслы.

По ступенькам он поднимался понуро, словно не больно-то ему и хотелось возвращаться во дворец. Брошенная лошадь побрела вдоль розоватой в лучах вечернего солнца колоннады, цокая копытами по брусчатке: никто не спешил о ней позаботиться, все попрятались.

Увидев Орвехта, амулетчик зло сощурился:

– Так это вы все подстроили?! И вора с гнупи подослали, и этих сволочей отправили в Накопитель? Все ваши шавки против меня – плюнь да разотри, я еще поимею этот город!

– По-моему, ты уже поимел этот город, и городу это совсем не понравилось.

– Как будто здесь было лучше, когда правила ваша Ложа, – буркнул Дирвен, сверля его непримиримым взглядом – точь-в-точь мальчишка, которого несправедливо обругали.

– Да как тебе сказать. По крайней мере, дома стояли в целости, и на улицах не было мусорных куч, и художников не обижали, и на кострах никого не жгли.

«Впрочем, Ложа делала немало других плохих вещей, и я в этом, случалось, участвовал, у каждого свои грехи. Но твоей вины это не отменяет».

– А что вы на меня-то все валите? Это городская общественность так решила, чтобы защитить оскорбленную нравственность! Горожане выразили свою волю, а власть прислушалась и пошла им навстречу.

– Дай-ка угадаю, кого цитируешь… Чавдо Мулмонга? Ваша так называемая «городская общественность» – это относительно небольшая группа населения. Весьма специфическая группа, ее представители встречаются во всех сословиях сверху донизу, среди людей любого возраста и достатка. Пока в обществе все спокойно, они сидят и не высовываются, если не брать в расчет единичные инциденты. А стоит начаться брожению, как они лезут из всех щелей, собираются вместе и ведут себя, как рой шершней.

«Ложа использовала эту шваль для сурийских погромов. На мое счастье, ты бестолочь и не додумаешься напомнить мне об этом».

– Вы не смогли удержать эту дрянь под контролем, – продолжил Орвехт вслух. – Подозреваю, что даже не пытались, и они так испакостили Аленду, что демоны Хиалы теперь локти грызут от зависти.

– Для верховного правителя главное – политика, а не всякие там завитушки на домах и никому не нужные статуи! Пусть люди сами решают, что с ними делать, это была борьба с мерзопакостью, а не рой шершней… Зато мы восстановили справедливость, а вы гноили древних магов в Накопителях! Власть Ложи стояла на костях – скажете, не так?!

– Не скажу. Что было, то было. Но в Ложе нашлось немало тех, кто искренне порадовался, когда коллега Тейзург разгромил эту лавочку.

– А эта сволочь тут каким боком?..

– Так ведь это он разорвал ту паутину, без которой Накопители превратились в бесполезные конгломераты артефактов. Уничтожил ее одним махом, заодно с главным пауком. Об этом тебе Мулмонг не рассказывал?

Дирвен презрительно инеприязненно щурился, кривил губы, морщился, словно используя мимические мышцы для того, чтобы отодвинуть подальше нежелательную информацию. Потом высокомерно бросил:

– Это для вас они были бесполезные, а я с ними работаю!

– Да уж, хорошо поработал. Еще лучше, чем в Пергамоне. Медальон-то куда задевал?

– Я его еще достану! Не ваше дело.

Ощерился, как получивший пинка звереныш. Стало быть, медальона у него нет. Суно послал мыслевесть коллегам: пусть поспешат сюда и возьмут на себя нейтрализацию Повелителя Артефактов, а он тем временем постарается перехватить Чавдо.

– Ты хоть раз задумывался о том, сколько ни в чем не повинных людей из-за тебя пострадало – не магов, не имеющих отношения к Ложе?

– А почему все меня предали?! – Дирвен подался вперед, стиснув кулаки, словно собирался кинуться в драку с бывшим учителем.

С плохим учителем, который так и не сумел его ничему научить.

– Кто тебя предал?

– Все! – миловидное веснушчатое лицо от накатившего гнева пошло красными пятнами. – Сначала мама, она же могла отложить эти дурацкие занавески и купить мне мороженое, я бы тогда не заплакал, на нас бы не донесли, и меня бы не конфисковали… Потом меня в приюте пичкали всякой дрянью, чтоб я стал послушным, меня тогда только амулеты спасли. Потом вы пристроили меня в Ложу, которая стала меня использовать для своей выгоды – скажете, не так? Потом меня предала Хеледика, потому что оказалась шлюхой, и недавно она предала меня во второй раз, она меня чуть не убила, чтобы спасти всякую сволоту!

– «Всякую сволоту» – это ты о Зинте?

– Кроме Зинты, там еще был Эдмар со своим рыжим, – сверкнув глазами, возразил Дирвен. – И гадина Хенгеда. А Хеледика меня чуть не убила, чтобы они ушли от справедливого возмездия. Зинте я бы ничего не сделал, хотя она тоже меня предала, она ведь не сказала мне сразу, что Энга – это переодетый Эдмар. И он меня предал хуже всех…

– А твоя совесть чиста, и ты никого не предавал – к примеру, ту же Хеледику?

– Я ее любил! Пока не узнал, что она меня не достойна, потому что не сберегла свою девственность… А Ложа прикарманивала мое жалование, хотя я делал больше, чем остальные всем скопом!

– Вернее, удерживала в качестве компенсации за те разрушения, которые ты учинил в Пергамоне.

– Так я, что ли, нарочно?! Это все Эдмар со своими шуточками, вот с него бы и спрашивали!

– Разве не ты привел в действие «Рвущий цепи, рушащий стены»?

– Вы тоже меня предали! Спасли из речки, будто бы благородный поступок, а на самом деле для того, чтобы я приносил пользу вашей Ложе. Ну, так получайте такую пользу, которую я сам считаю полезной!

– Ложа тебе немало дала взамен. Ты получил образование, у тебя были хорошие перспективы – не хуже, чем у других способных амулетчиков.

– Усраться, как я вам благодарен! Такие перспективы, что хоть в петлю – ни денег, ни пива, ни свободы, и орали на меня из-за каждой ерундовины! Еще и женили на Глодии…

– А надо было выдать замуж за Эдмара?

Физиономия «Властелина Сонхи» на долю секунды стала задумчиво-заинтересованной, в следующее мгновение он скривился и яростно выпалил:

– Я ненавижу всякую мерзопакость, и я всегда буду против этого бороться! Таких надо на площадях в клетках жечь, правильно говорил Шаклемонг, которого эти гады сожрали! А Эдмара я еще поимею во все дырки…

– Все-таки зря у тебя приняли экзамен по классической логике. Экое позорище…

– А причем тут ваша дурацкая логика?! Вы мне сейчас еще об одном своем предательстве напомнили, когда я сдал эти рассусоливания вместе со всем курсом, а вы потом мою оценку аннулировали и отправили меня на пересдачу, этого я тоже не забыл!

– Дирвен, не трать время на пустые разговоры с предателем!

Орвехт ощутил присутствие вурваны за мгновение до того, как услышал этот мелодичный голос, но все же успел, не оборачиваясь, отбить нацеленный в спину магический удар. Лорма была весьма искушенным противником, однако по уровню силы – ничего из ряда вон выходящего. Хотя не стоит ее недооценивать: опыта у нее столько, что это с лихвой восполнит все недостатки.

На ней был элегантный прогулочный костюм из малинового бархата, роскошные медово-золотистые волосы искусно уложены, тонкие руки затянуты в атласные перчатки. К аромату духов примешивался слабый запах тлена и крови. Пока еще красивая – недавно поела, но губы уже побледнели, глаза ввалились, на алебастровой коже проступила сеточка морщин, словно трещины на разбитом зеркале.

– Этот лживый и корыстный маг Ложи тебе зубы заговаривает, а ты его слушаешь! Уничтожь его, Повелитель Артефактов!

Мальчишка все же замешкался. Суно, насколько возможно, усилил щиты, готовясь отразить удар. Противников двое – он один. Плохо.

Впрочем, уже не один: от въездной арки к ним спешила, подобрав обтрепанные юбки, Марченда Фимонг – магичка на дюжину лет старше Орвехта, но отчаянная, как юнга с пиратского корабля. Прямолинейная и дерзкая на язык, она никогда не скрывала, что думает о Накопителях, и долгие годы прозябала в ссылке в глухой провинции, а после известного события Шеро перевел ее к себе под начало и вернул в столицу. Она была из тех коллег, кто регулярно выбирался на поверхность и добывал еду для остального подполья.

Марченда на ходу плела боевое заклятье, а за спиной у Суно хлопнула парадная дверь, и рядом встал Грено Гричелдон, известный также как Грено Дурной Глаз. Боевой маг из вчерашних студентов, ездивший вместе с Орвехтом в последнюю сурийскую командировку. Свое прозвище он получил недаром, запросто мог сглазить – и цены бы ему не было, если б умел делать это преднамеренно. Нет ведь: когда он ставил перед собой такую цель, никакого результата, а сказанет что-нибудь ненароком, и хоть за голову хватайся.

Грено выглядел скверно. Исхудалый, изможденный, в болячках и синяках, грязные волосы колтуном. В сравнении с его заскорузлыми лохмотьями обноски Орвехта тянули на недурной костюм – в гостиную средней руки зайти не стыдно.

Ясно, что парень сидел в подвале, и только его оттуда выпустили, рванулся на помощь коллегам. Он нетвердо стоял на ногах, но свирепо и одержимо плел убойное заклятье, вкладывая в него весь остаток сил.

– Чтоб ты сдохла, гнида прожорливая! – просипел он сорванным голосом. – Будь ты проклята за Симодию!

– Мой дорогой, я уже проклята, – произнесла с безразличной прохладцей стареющая на глазах Лорма. – А твоя маленькая глупая Симодия была пирожным на один раз… Или, если угодно, порцией коктейля, подарившей мне немного румянца на щеках и блеска в глазах…

Грено зарычал и шарахнул недоделанным заклятьем, но оно разбилось о щиты, выставленные вурваной и Дирвеном.

– А ты что по этому поводу думаешь? – спросил Суно, в упор глядя на «Властелина Сонхи».

– Я-то причем? – огрызнулся мальчишка. – Это же ее дела… И между прочим, Лорма меня не предавала!

– Пойдем отсюда, – та взяла спутника за локоть, а слева от них, в тени меж двух колонн, наметилась туманная арка.

– Мои амулеты! – спохватился Дирвен. – Там мой арсенал, я должен забрать…

Орвехт и остановившаяся на ступеньках коллега Марченда ударили одновременно, перед этим обменявшись мыслевестями, но противники отбили атаку. Главное – не позволить им перейти в наступление.

– У меня найдутся для тебя амулеты, целая кладовая, а сейчас преимущество не на нашей стороне, – вурвана потянула своего кавалера к Вратам Хиалы. – Ты еще отомстишь им!

– Еще поимею! – посулил Дирвен, шагнув вместе с ней в мутную клубящуюся арку.

Дурной Глаз швырнул им вслед еще одно заклятье – наспех сплетенное, слабенькое, а Суно поскорей запечатал Врата Нижнего мира, чтобы не раскрылись снова на этом же месте.

– Симодия… – пошатнувшись, всхлипнул Грено. – Сестренка…

– Добрых посмертных путей, – сочувственно произнес Орвехт.

Марченда кивнула ему – мол, иди, куда собирался – и обняла молодого коллегу.

– Успокойся, мальчик, добрых посмертных путей твоей сестренке.

Напоследок Суно услышал, как парень бормочет:

– Я успокоюсь, когда эта гнида обожрется насмерть и сдохнет в муках от несварения желудка…

«Поделом бы ей, но в данном случае не сбудется: она ведь не смертная женщина, а вурвана – сколько ни сожрет, все пойдет впрок».

Поисковое заклятье на Чавдо Мулмонга Суно давно уже приготовил: в течение всего этого времени держал в уме и совершенствовал, словно карандашный эскиз, ожидающей воплощения на холсте, или подробнейший проект здания, которое то ли будет, то ли не будет когда-нибудь построено. Снова и снова рассматривал его придирчиво, менял детали и связки – чем не занятие для городского босяка? А сейчас в два счета сплел по загодя продуманной схеме и немедля активировал.

Главный недостаток таких заклинаний – они недолговечны, расползаются и тают, как мороженое в тепле. А уж если на том конце другой волшебник, который сразу почует, что его ищут, вдобавок тот еще мастер ускользать от преследования…

Но направление и приблизительное расстояние определить удалось. Чавдо не успел далеко уйти.

Поймав за поводья лошадь, на которой приехал Дирвен, Суно отправился в нужную сторону. Аленду окутывал золотистый весенний вечер – словно шарф из китонского шелка, наброшенный на плечи избитой нищенке. На улицах полно мусора, фасады знакомых домов изуродованы до неузнаваемости. Кое-где могильными курганами громоздятся кучи битого кирпича с торчащими обломками водосточных труб и оконных рам, а под завалами, возможно, гниют тела людей, не успевших выскочить наружу, когда Повелителю Артефактов в очередной раз приспичило отомстить тем, кто его «предал». По небу ползут клубы черного дыма: Крендель большой, дотла выгорит нескоро. А все равно и черепица на крышах сияет, и мостовая радует глаз где розоватыми, где лиловатыми переливами, и плети вьюнов свешиваются с пустых, как ложи закрытого театра, балконов, и цветут каштаны. Город затаился, но не вымер. Сколько же предстоит работы, чтобы он опять стал таким, как раньше…

Слабеющее поисковое заклятье вело Орвехта в ту сторону, где находилась резиденция Светлейшей Ложи. Впрочем, теперь уже не резиденция, а оставшиеся после нее руины.

Он повернул на улицу Розовых Вьюнов, проехал мимо развалин своего дома. На огрызке торцовой стены грелась на солнце серая кошка. Хвала богам, живая. Уже седьмой год пошел, как он ее подобрал: тощий кошачий подросток вертелся около чайной, куда он зашел поужинать. Суно бросил ей шмат телячьего языка, и после этого она увязалась за ним, жалобно и настойчиво мяукая. Когда он остановился, подав знак показавшемуся из-за поворота извозчику, кошка уселась на тротуар у его ног. Маг подхватил ее, чтобы не попала под колеса – и в результате привез к себе домой. Умница, что уцелела. Он заберет ее отсюда, как только обзаведется новым жильем.

Тилибирия заинтересованно наблюдала за всадником, потом спрыгнула со своего пьедестала и выскочила на улицу с требовательным мявом. Узнала.

– Хорошая киса, брысь! Иди домой!

За частыми переплетами маячили лица соседей. Возможно, кто-то из них подкармливал кошку, пока Орвехта не было. Выйти наружу никто не рискнул: когда творятся странные дела, лучше дожидаться развязки, не привлекая к себе внимания.

Выехав на Незабвенный бульвар, который вел к Западным воротам разгромленной резиденции, Суно обнаружил, что «хорошая киса» трусит следом.

«Иди домой» в данном случае некорректный императив: домой – это куда? Пока дом стоял на месте, кошка могла надеяться, что блудный хозяин рано или поздно вернется, а теперь их жилище разрушено – зато человек нашелся. Он ведь не собирается ее бросить? Он где-то живет – значит, и она будет там жить!

Наверное, так она рассуждала, а может, и не так, но все равно бежала за ним, как шесть лет назад. Хотя где ей поспеть за всадником – выбилась из сил, осталась серым комочком посреди почти безлюдного бульвара. Суно сплел и прицельно отправил заклятье, которое поможет ему разыскать Тилибирию, когда все закончится, а потом рысью проехал под уцелевшей аркой.

Для арки это стало последней каплей, и она с грохотом обрушилась у него за спиной. Успокоив лошадь, маг двинулся вперед по развороченному лабиринту.

Со всех сторон громоздились сумрачные белесые руины, словно разрытое дно пересохшей реки. На освещенных гребнях вспыхивали в лучах заходящего солнца обманчивые серебряные звезды, ослепительно сияли обломки золоченых решеток и статуй, снежно белели куски мрамора.

Дальше не проедешь, скорее лошадь ноги переломает. Снабдив ее «заклинанием возвращения», чтоб нашла дорогу туда, откуда Дирвен ее увел, Суно отправился на поиски пешком. Зато нищенская одежонка у него в самый раз, чтобы лазать по развалинам… Путеводная ниточка совсем истончилась, того и гляди исчезнет, но все-таки он успел. Впрочем, Мулмонг и не пытался сбежать, как будто нарочно поджидая одинокого противника.

Суно послал мыслевесть Крелдону, сообщил, где находится, но толку-то? Руины занимают территорию в несколько кварталов, и ничего приметного тут не осталось – ни башенки, ни фонтана, сплошные завалы, словно по бывшей резиденции долго и яростно топтался сапожищами рассвирепевший великан. Одну из куч высотой с трехэтажный дом венчало что-то сверкающее, будто небольшой ледник на горной вершине. Похоже на люстру. Но в качестве ориентира не годится, до этой красоты отсюда слишком далеко.

– Коллега Суно, я наслышан о вас и душевно рад, что мне представился случай засвидетельствовать вам свое почтение!

– Да бросьте, Чавдо, ну какие мы с вами коллеги!

В последний раз он видел Мулмонга вживую без маскировки лет этак пятнадцать тому назад, еще до того, как тот был изобличен в неблаговидных делах и пустился в бега. Потом не раз доводилось смотреть на его магические изображения, да еще прошлым летом столкнулся с ним в Сакханде, но там он выдавал себя за руфагрийца и пользовался чарами личины.

Знаменитый прохиндей разительно изменился, даже по сравнению со своими не столь давними портретами. Холеное обрюзгшее лицо, тяжелый взгляд умудренного царедворца. А интонации все те же – доверительные, располагающие, «два таких хороших человека всегда поймут друг друга!» От него пахло потом, благовониями, жареной говядиной и луковым соусом – не иначе, заварушка оторвала его от послеполуденной трапезы.

– Суно, за что же вы меня обижаете? – он протестующе развел руками. – Ведь мы оба маги, оба неглупые люди… Ложа таких, как мы с вами, никогда не ценила, но мы выбрали разные дорожки – я предпочел свободу, вас интересует карьера, только разве это помеха для сделки? У меня есть, что предложить вам в обмен на некий товар, неужто не договоримся?

– И что вы собрались у меня выторговать?

Морочит голову или ему и впрямь что-то понадобилось? Какой-нибудь редкий артефакт – допустим, аналог ожерелья «Морская кровь», тут Лорма за ценой не постоит, но с чего они взяли, что у Орвехта завалялся такой товар?

– Врата Хиалы.

– Всего-то? С удовольствием открою их для вас и дам пинка под зад, – невозмутимо ответил маг Ложи.

– Ох вы шутник… – Чавдо осклабился и покачал головой. – Экая невидаль – открыть Врата Хиалы отсюда туда. Но я наслышан, что Тейзург научил вас открывать их изнутри, об этом я и толкую. Возьмете в ученики? На гонорар не поскуплюсь…

– Хотите сказать, что Лорма учила вас, учила, но так ничему и не научила, а у меня должно получиться?

– Госпожа Лорма готова швырять деньгами, но не знаниями, – удрученно, словно набиваясь на сочувствие, вздохнул Мулмонг.

– Держала вас на коротком поводке и во время переходов через Хиалу не позволяла ничего подсмотреть?

В масленом взгляде мелькнула тень раздражения, но лицо мошенника тут же разгладилось, и он произнес дружеским тоном:

– Ну же, коллега Суно, не набивайте цену! Или набивайте, Ланки с вами, я бы тоже набивал. Скажите, наконец, сколько вы хотите за свои уроки?

Орвехт нанес удар: толку-то с ним лясы точить? Чавдо мгновенно выбросил щит. Со стороны ничего эффектного: стоят два человека, один тот еще нищеброд, другой выглядит поприличней, хотя тоже извозил недешевый костюм, пока пробирался через развалины. Сперва разговаривали, теперь замолчали и буравят друг друга взглядами. Совсем не то, что поединок фехтовальщиков или на худой конец амулетчиков, стороннему наблюдателю даже рассказывать было бы нечего. Хотя схватка идет насмерть.

– Коллега Суно, да вы спятили… – проворчал Мулмонг, его лоснящееся лицо еще больше обрюзгло, по лбу сползала капля пота. – Тяжеленько с вами справиться, но шансы у вас против меня паршивенькие, мне покровительствует сам Ланки, воровскому богу угодны мои дела!

– Тут вы ошибаетесь, Чавдо, – Орвехт тоже взмок, его едва ли не шатало от напряжения. – Это вам только кажется, что покровительствует. Хитроумному угодны плутни и дерзкие аферы, а не растерзанные потроха и толпы безмозглых молодчиков, которые жгут книги, портят фасады и справляют нужду на разбитые статуи. Ланки давно от вас отвернулся, с тех самых пор, как вы из авантюриста превратились в зажравшегося паразита.

– Передергиваете, коллега Суно, потроха – это Лорма, а попорченные фасады, о которых я искренне сожалею – Шаклемонг со своими сподвижниками, в то время как я…

– В то время как вы всего лишь стояли рядом. Но вы так хорошо стояли рядом, что без вас не случилось бы всего остального. Нынче вы доверенный советник сбежавшего Властелина Сонхи, самый обыкновенный паразит-коррупционер… Разве что глотка у вас повместительнее, чем у коррупционеров Ложи.

– Мы могли бы договориться… – пропыхтел Мулмонг, отступая – новый удар он парировал ценой изрядных усилий.

– Могли бы. А те, кто погиб, пока вы правили, могли бы жить, и город мог бы остаться таким же, как раньше.

– А что скажете по поводу Накопителей, вы, функционер Ложи?! – выдал главный контраргумент Чавдо, нацеливая в противника очередное убийственное заклятье.

– Хорошо, что их больше нет. С ними давно уже следовало покончить. Такой ответ вас устроит?

Дальше Орвехт не реагировал на его реплики. Наносил и отражал удары молча. Когда Чавдо упал, затих, перестал подавать признаки жизни, он еще в течение некоторого времени продолжал бить в неподвижное тело импульсами, пока не понял, что уже все – неуловимого Мулмонга больше нет. А у него силы исчерпаны без остатка, даже на короткую мыслевесть не хватит, даже на один шаг.

Он все же попытался сделать этот шаг: надо бы добрести до развалившихся ворот, там его найдут и окажут помощь… В следующий момент обнаружил, что лежит в тени руин и видит над собой прощально сияющее небо. Он не мог пошевелиться, но держался за уплывающую жизнь, как потерпевший кораблекрушение за доску. Рано ему в серые пределы. У него Зинта, и скоро родится сын… И еще столько всего надо сделать, привести в порядок Аленду… И Тилибирия тычется в него, просит есть…

Это не было бредом: кошка и впрямь до него добралась. Хвала богам, что не прибежала раньше, пока шла схватка – ее могло зацепить импульсом. Пронзительный требовательный мяв рвал в клочья погребальную тишину этого места, неудивительно, что Суно очнулся. А за руинами звучали человеческие голоса, все ближе и ближе…

– И вот бегу я быстрее ветра, пяток под собой не чуя, а Дирвен за мной. Зубами скрежещет, глаза выпучил, руки загребущие тянет, чтобы отнять добычу у сиротинушки горемычного, того и гляди настигнет. Все свои амулеты смертоносные в ход пустил – сейчас, думает, изловлю этого храброго Шныря и предам лютой смерти, а потом спляшу на его бедных косточках. И совсем бы пропала шнырёва головушка, ежели бы не моя выдающаяся смекалка! Приметил я переулок с бочкой водовоза, вихрем промчался мимо, а потом взбежал по стенке, прыгнул на вывеску цирюльни, хвать за нее, перескочил Дирвену за спину да и тиканул в тот переулок. Он сперва по вывеске влепил, только меня там уже не было, а потом раз – и по бочке! Ух, как все заругались, когда она раскололась! Крысиный Вор нипочем бы не додумался до такого маневра… Бегу дальше, слышу топот – Повелитель Артефактов опять меня настигает. Давай своими амулетами фонарные столбы сшибать и на меня, горемычного, ронять, а я же ловкий, никого ловчее не сыщете, и от них уворачиваюсь, и от прочего амулетного колдовства, которое он мне вослед нацеливает. Вижу – дыра в заборе, шмыг туда, я ведь умный, а рыжий ворюга на моем месте на нее бы внимания не обратил, где ему… Дирвен ползабора снес, ха-ха, вместе с матрасом, который там на просушку разложили, и снова догоняет меня с неумолимым зловещим топотом. Да только не родился еще тот смертный, который догонит быстроногого Шныря, пусть даже с самыми распрекрасными амулетами!

Алендийский народец к его подвигу отнесся по-разному. Кто радовался, что произволу амуши пришел конец, кто ругался: такой-сякой, вернул власть магам, опять нам от экзорцистов житья не будет! Зато когда он рассказывал о погоне, все единодушно были на его стороне: молодец, что Дирвену-задирвену утер нос, знай нашенских! А как доскажет до конца, поднимался галдеж, иной раз доходило до потасовки между несогласными. Шнырь держал ухо востро, и если его собирались поколотить, сразу делал ноги.

С шайкой Вабро он тоже рассорился, но что ему какой-то Вабро, если в Аленду вернулись господин Тейзург с Крысиным Вором! Уж как Шнырь по ним соскучился… По рыжему тоже соскучился, с ним интересней, чем без него. Только нынче он стал совсем чокнутый: слонялся по улицам то в истинном облике, то в кошачьем (хотя еще вопрос, который облик у него истинный) и нападал на людей, рожи разбивал до кровищи, иной раз ломал руки-ноги.

Кидался он не на каждого встречного, только на тех, кто прежде ходил по городу с Шаклемонгом, участвовал в судилище над Тевальдом на площади Последнего Слова, творил под шумок грабежи и насилия. Он же видящий, на раз определит, замешан человек в этих делах или нет. Но все равно дурак, потому что дрался без магии, как простой смертный. А чего ради, Шнырю было невдомек: то ли так люто злился, что забывал магичить, то ли перед самим собой бахвалился – мол-де я и без колдовства всякому наваляю!

Зря бахвалился, порой ему тоже перепадало. Однажды схлестнулся насмерть с двумя приказчиками из колбасной лавки на улице Дырявого Ковша. Они во время смуты вовсю куражились над теми, кто не мог дать отпор, а нынче стали тише воды, ниже травы, разве что замучают втихаря собаку или кошку, а людей трогать – ни-ни, сплошной мёд с карамелью. Один сбрил бородку, другой отрастил усики – чтобы не признали, а признавши, засомневались. Да разве Крысиного Вора обманешь? Углядел их издали, перекинулся и рванул навстречу, а любопытный Шнырь бегом за ним.

Обратно он перекинулся в тени дома, и им показалось, что шальной незнакомый парень выскочил из подворотни. Небось, если бы сразу поняли, кто это, чесанули бы от него со всех ног. Дальше пошло-поехало, бить людей эти двое тоже умели, дошло до поножовщины, но рыжий словно с цепи сорвался и в конце концов порешил обоих. Шнырь и гордился его победой, он же «свой» – и вовсю злорадствовал, что крысокрада отволтузили.

Избитый Хантре сидел на тротуаре возле двух мертвяков и мало-помалу приходил в себя, потом подобрал нож и резанул по запястью. Возмущенный Шнырь подался вперед: опять у него что ли угрызения эти самые?!

– Рыжий – дурак, укусил за пятку хряк, ты что делаешь?.. Ты…

Гнупи осекся: Крысиный Вор не членовредительством занимался, а совершал ритуал призыва на крови. И призывал он Тех, которые придут не ко всякому… Но к нему пришли, хотя и не сразу. Он уже и разозлиться успел пуще прежнего – второй, третий раз полоснул, что-то беззвучно шепча разбитыми губами.

Ощутив ледяное дуновение, Шнырь юркнул в ближайшее подвальное окошко, думая в этот миг лишь о том, что он хорошо себя вел, положенных для гнупи Условий не нарушал, никого из великих не прогневал, правда ведь, его наказывать не за что… Но интересно было – жуть, и он не кинулся наутек, пусть и стучал зубами от страха.

– Чего орать-то, подождать не можешь? – вопросило существо, похожее на белоснежный коралл с оскаленной волчьей мордой среди извивающихся ветвей.

– Забирайте своих клиентов, – хрипло произнес Крысиный Вор.

– Клиенты наши, не вопрос, но с чего такой шум поднимать? – проворчал второй, с черной короной на рогатой голове, сплошь обвитый пульсирующими сосудами поверх багровой кожи. – Глянь, Снагас, всю вену в клочья изрезал – полминуты не мог подождать, невтерпеж ему.

– Как на крылечке перед почтой, когда там закрылись в середине рабочего дня чайку попить, – подхватил Снагас. – Сразу набегут такие, как он, и давай в дверь колотить, про режим работы кричать, жалобную книгу требовать… Можешь, парень, хоть самому Акетису пожаловаться, а нет никакой разницы, один раз ты нас призовешь или десять раз подряд.

Затаивший дыхание гнупи понимал, что грозные демоны-спутники бога смерти изволят лицедействовать, они могут быть какими угодно, все это театр для Крысиного Вора, отставного Стража Сонхийского… И немножечко для Шныря! Они же знают о его присутствии, от них не спрячешься, и охваченному благоговейным ужасом маленькому зрителю ну очень хотелось думать, что это представление – и для него тоже, хоть совсем чуть-чуть…

– Псих, зато жизненная энергия – восхитительное игристое вино, – напарник Снагаса облизнулся. – Вкусно… И ведь сам ее расплескивает, главное – оказаться рядом в нужный момент.

– Кстати, это же тот самый, из-за которого Золотоглазый… – доверительно сообщила волчья морда. – Оценил?

Все предыдущее рыжий пропустил мимо ушей, а тут взбеленился:

– Долго еще собираетесь торчать посреди улицы в людском мире? Забирайте своих клиентов и валите отсюда!

– А ты не груби тем, кто при исполнении, – ухмыльнулся багроволикий.

– Люди нас не видят, – добавил Снагас. – А то об этом не знаешь?

– Сами вы психи… – процедил Крысиный Вор, когда демоны с добычей исчезли.

С трудом поднялся на ноги, хватаясь за стенку, и побрел к перекрестку. Прохожие принимали его за пьяного, побитого в трактире, а Шнырь предвкушал, как будет об этом рассказывать – вначале господину, а после всем остальным.

Кемурт сидел с Зомаром и Нелодией на террасе «Лягушки-попрыгушки»: отсюда он увидел надпись в небе в тот памятный день, когда все пошло наперекосяк. Кажется, это было сто лет назад… Или все же не так уж давно, в месяц Чайки?

С Холма Лягушачьих Галерей открывался вид на Аленду, необъятную, пеструю, со следами недавних разрушений – серо-бурыми пятнами в океане черепичных крыш. Кем насчитал восемнадцать таких проплешин, потом сбился. Город напоминал выздоравливающего, который был при смерти, но выкарабкался и собирается жить дальше.

– Ты молодец, что не отдал мне оберег, – смуглую физиономию Зомара озарила кривоватая дружеская улыбка. – Если б не ты…

– Если б не Шнырь, – усмехнулся в ответ Кемурт. – Я бы от Дирвена не убежал, он тренированный, и амулеты у него круче моих. Иногда не верится, что все получилось, и мне это не снится.

– Правда-правда не снится, это я тебе как маг говорю, – заверила Нелодия. – Ты точно не спишь, иначе у нас был бы один сон на троих.

Следы порезов у нее на лице почти исчезли: белесые черточки, скоро и этого не останется. Глаза смотрели из-под каштановой челки уже без прежнего затравленного выражения. И вместо нищенского тряпья – платье в серую клетку, с черными кружевами и жемчужными пуговками.

Зомар и Нелодия собирались пожениться – «когда жизнь наладится», во второй половине лета, в месяц Лодки или Чаши. Кема уже пригласили на свадьбу.

Он побывал дома, навестил бабушку с дедушкой. Туда и обратно коротким путем через Хиалу, Эдмар устроил. В Абенгарте царила неразбериха, насколько возможна неразбериха в Овдабе с ее приверженностью к порядку. Армия Дирвена получила приказ от Верховного Мага Светлейшей Ложи: оставить все награбленное, где лежало, и немедля вернуться в Ларвезу, в места расквартировки. Захватчики поспешили убраться прочь, расколовшись на два лагеря. Одни отправились с повинной к прежнему начальству, другие, прихватив, что Ланки послал, подались кто в заморские края, кто в пираты. Овдейские маги и чиновники возвращались с севера, полиция ловила мародеров, прежнюю систему слежки еще не восстановили – самый подходящий момент, чтобы наконец-то повидать своих, передать им деньги, лекарства и продукты.

Главное, что большая война между Ларвезой и Овдабой так и не началась. Шпионские игры, вредительство, провокации, локальные стычки на море и в колониях, дипломатические уколы и ноты протеста – все это как было, так и будет, но того всепожирающего кошмара, который зовется войной, все-таки не случится. Этого не надо ни Ложе, ни овдейскому правительству.

Угроза миновала, и сейчас Кемурта занимало другое. Обещанная Эдмаром «королевская награда». Тот вчера именно так и высказался, глядя на взломщика с задумчивым прищуром поверх бокала вина:

– Кем, ты у нас совершил сказочный подвиг, а в сказках за сие полагается королевская награда… Обычно это принцесса, так что не будем отступать от традиций. Ты ведь хочешь заполучить принцессу?

– Зачем она мне сдалась? – растерялся Кем.

Принцесс в ларвезийском королевском доме официально было четыре, две сестры и две дочери короля Руверета – дамы не первой молодости, вроде бы даже все замужем, в том числе за представителями иностранных династий. Но какая-то из них живет в Аленде, вполне могла овдоветь во время смуты… Ага, только этого не хватало!

Насмотревшись на его испуганную физиономию, Тейзург ласково пояснил:

– Кем, я ведь говорю о сказочной принцессе, у которой нет королевства, все ее сокровища – золотые пески Олосохара… О Хеледике. Ты в нее влюблен, не правда ли?

– Так она в меня нет, – замявшись, все-таки вымолвил Кемурт.

– И наша с тобой цель – это исправить, – подхватил Эдмар. – За свою любовь надо бороться, ты согласен? Сколько бы миллионов лет на это ни ушло, любовь надо преследовать, как ускользающий лунный блик в темном океане Мироздания – нескончаемая игра на бескрайних полях бесконечности, это так изысканно… Впрочем, я увлекся, это не твой вариант. Хеледика нужна тебе здесь и сейчас. Поверь мне, вы будете прекрасной парой, и мы с тобой сделаем все возможное и невозможное для того, чтобы ты ее заполучил. Я на твоей стороне. Играем?

Ошеломленный амулетчик кивнул. Вот уже почти сутки он жил словно в облаках, то надеясь, то не веря, что из этой затеи что-то получится.

На другой стороне Холма Лягушачьих Галерей, на веранде чайной с изрядно пострадавшей колоннадой (на разбитых капителях чудом уцелели полторы кувшинки и лягушка в лихо заломленном берете), устроились еще две посетительницы. Хозяйка, воодушевленная тем, что в ее заведение наконец хоть кого-то занесло, варила им шоколад с перцем из припрятанных запасов, а они смотрели в ожидании на безлюдную улочку, на противоположную стенку в сколах и грязных потеках – ни следа от барельефа, изображавшего лягушачий бал. Больше здесь любоваться было нечем, но дамы радовались уже тому, что снова выбрались на совместную прогулку.

Одна с утра пораньше была навеселе, в лиловом бархатном платье с бантами и воланами, необъятном, как чехол для трона. Вычурная шляпка с виноградными гроздьями (овальные нефритовые бусины, золоченая проволока, листья из парчи), по плечам рассыпались туго закрученные каштановые локоны. Одутловатое лицо густо напудрено, яркие малиновые губы – как рана, на отечных пальцах ни одного кольца: если наденешь, потом не снимешь. Она смахивала на клоунессу, которая играет стареющую содержательницу борделя в пошлой пьеске.

Зато вторая была изящна, словно серебряная брошь тонкой работы, истинная аристократка. Закутана в пастельные шелка, подол оторочен белым и серым мехом, из-под него выглядывает розовая туфелька с серебряным шитьем. Пепельные с серебристым отливом волосы уложены в роскошную прическу – честь и хвала парикмахеру, сотворившему это произведение искусства. Лицо за прозрачной вуалью прекрасно, как фарфоровая маска, на губах серебряная помада, ресницы и брови тоже серебрятся, как будто заиндевели. Тонкие руки затянуты в белые атласные перчатки.

– Эй, любезная хозяюшка, а рюмочка винца у тебя найдется? – развязно крикнула первая дама в сторону приоткрытой двери. – Душечкой будешь, если принесешь красненького!

И доверительно пояснила спутнице:

– Не боись, я же совсем чуток, с наперсточек. Винишко мое родненькое не повредит мне, и Талинсе не повредит, – она погладила себя по выпуклому животу. – Пускай моя кровиночка сызмальства привыкает, что ее бедовая-непутевая мамашка без винца помрет, а лекарям мы ничего не скажем, чтоб не ругались. Поверь, Лисичка, я битая старая перечница, я знаю, что делаю. Ни-ни, своей кровиночке не наврежу… Видящий сказал, что для меня есть только одна опасность – ежели замерзну в сугробе, а про винцо ни слова.

– Если напьешься, до ночевки в сугробе недалеко, – заметила дама аристократической наружности.

– Да ну, лето на носу, какие сугробы, а в северные края меня на веревке не затащишь, уже побывала там, насиделась в их тюрьмах по самое не могу, больше туда ни ногой…

Тут они замолчали, потому что из-за угла вывернула компания молодых магов, тоже подвыпивших.

– Гляньте, какая красотка дочка у маменьки! – крикнул один из них, ткнув пальцем в сторону чайной. – Поз… Позна… Познакомимся?..

Изможденный, черноволосый, с мутными покрасневшими глазами.

– Идем, Грено, идем, – приятель поволок его дальше, а другой приотстал и, поравнявшись с верандой, сказал:

– Приносим извинения, сударыни. У коллеги во время смуты несчастье случилось, сестру убили. Он до сих пор не пришел в себя.

– Уф, душа в пятки, – проворчала Нинодия, когда те скрылись за поворотом. – Я уж думала, что мне сейчас предъявят за знакомство с поганцем Дирвеном, а куда ж мне было деваться, хочешь выжить – вертись юлой…

– Однако мою маскировку не раскусили… – удовлетворенно хмыкнула Серебряная Лиса, она же Серебряный Лис, князь Хиалы. – Измельчал нынче маг.

– И еще я тебе вот что скажу, – тяжко вздохнула Нинодия, приняв у хозяйки вместительный стакан красного вина. – Раньше я хоть и баловалась винишком, да пропойцей не была, что ты, а теперь сил нет остановиться. Начала я этим делом спасаться во время смуты, чтоб им всем было пусто! Ты послушай, Лисонька, стрезва-то мочи нет, как душа ноет… Все Тевальд этот несчастный вспоминается, как он за мою коляску цеплялся, как он смотрел, а они его отрывали, тащили… И потом его в клетке на площади… Я туда не ходила на эту жуть смотреть, да какая разница, ходила или нет? Как вспомню его глаза, так душа каждый раз переворачивается, и не пережить бы мне этого ужаса, если б я не пила. А ведь я должна соблюдать трезвость ради своей кровиночки… Но такие глаза у него были, не могу…

Всхлипнув, она шумно высморкалась в большой кружевной платок и одним махом оприходовала стакан.

Песчаная ведьма работала на разборе завалов с утра до позднего вечера. Все, что содержало кремнезем, приходило в движение, расползалось и укладывалось в повозки, подчиняясь ее воле. Это требовало времени и сил, только в сказках такие вещи делаются запросто. Жила она в гостинице «Пятый зонтик», за счет города. Ее сбережения пропали вместе с исчезнувшим капиталом Королевского банка, но, как истинная олосохарская ведьма, Хеледика из-за денег не переживала. К тому же она по-прежнему на службе, и рано или поздно ей опять начнут платить жалование.

Иногда в руинах попадались трупы людей, кошек, собак. Однажды откопали живого человека, протянувшего под завалом полторы восьмицы – бездомного, забравшегося переночевать в пустующий особняк, его увезли в лечебницу при храме Тавше.

Город казался Хеледике бесформенным и немного зыбким, лишившимся своей прежней структуры: словно что-то, слепленное из песка, растоптали и разрыли, а что слепится взамен – пока неизвестно. Это зависит от тех, кто здесь живет. Наверное, и от нее тоже, и она старалась по мере своих возможностей привести Аленду в порядок.

С Хантре они почти не виделись. Он, как одержимый, охотился на тех, кто довел город до нынешнего состояния. Если Хеледика относилась к случившемуся философски: что было, то было, главное, чтобы теперь началось что-нибудь другое (хотя Дирвена она убьет, подвернись ей такая возможность), то для него это как прогулка босиком по битому стеклу. Он воспринимает такие вещи на другом уровне, и сейчас его не остановишь. Пусть нельзя сказать, что он сошел с ума, это состояние ближе к безумию, чем к тому, что лекари по душевным болезням называют нормой. И это не тот случай, когда колдовство песчаной ведьмы могло бы помочь.

По вечерам ее ждал около «Пятого зонтика» Кемурт, приносил с собой что-нибудь съестное, и они пили чай, а потом сидели на балкончике ее номера и разговаривали – то вспоминали Абенгарт, то о чем угодно. Однажды отправились гулять по крышам. В Аленде это было совсем не так, как в Абенгарте: здесь и луна светит ярче, и тени на черепице лежат иначе, и коты наглее, и от полиции прятаться не надо.

Шнырь с господином тайком отправились на изнанку доходного дома на Малой Гороховой улице: чтобы «изъять», как выразился Тейзург, припрятанные там ингредиенты для зелий.

Резиденцию Светлейшей Ложи Дирвен разорил не сразу: вначале повыбивал все двери и пришел с верными амулетчиками за артефактами и другими ценностями. Но резиденция большая, магического и немагического добра там было навалом, поэтому вслед за «Властелином Сонхи» и его приближенными туда потянулись мародеры, как из людей, так и из народца. Четыре дня подряд тащили все, что не приколочено, да и приколоченное выдирали с гвоздями, только ленивый не поживился. Даже какие-то ошалелые тетки прибегали за шторами, ковриками и цветами в горшках, а на пятый день Повелитель Артефактов разрушил «оплот тирании», и над окрестными кварталами, словно туман, висела пыль – в дюжине шагов ничего не видать.

Нынче самый главный Верховный Маг издал указ: награбленное вернуть государству до исхода месяца Флейты, и тогда будет считаться, что честные горожане взяли имущество Ложи на сохранение, а ежели кто по-хорошему не вернет, тот расхититель. Вдобавок посулил награду всякому, кто найдет припрятанное.

Сметливый Шнырь обнаружил один такой схрон и рассказал об этом своему доброму господину. Пошли туда после полудня: ежели в темное время, гнупи с Малой Гороховой похватают свои сокровища и зададут стрекача, а средь бела дня им деваться некуда – у них ведь нет глазного снадобья от солнечного света.

Господин по такому случаю надел живописно порванный камзол и рубашку с истрепанными кружевами – то ли студент, то ли авантюрист с дерзкими смеющимися глазами под черной пиратской косынкой, которую он называл «банданой». Уж как встречные дамы на него заглядывались! А семенившего рядом Шныря никто не видел благодаря скрывающим чарам.

На изнанке дома было тесно, повсюду облезлые выдвижные ящики разного цвета. По стенам и потолку, точно древесные грибы, лепились подушечки – одни с блеклой вышивкой, другие как новенькие.

Тутошние попрятались, затаились, никто не осмелился перечить, и Шнырь показал Тейзургу неприметный синий ящичек, в котором лежали сокровища: деревянная шкатулка и несколько холщовых мешочков со всякими редкостями вроде чешуи новорожденной русалки, сушеной убегай-травы, пыльцы флирии, окаменевших слез хвостатой горной девы. Маг забросил все это к себе в кладовку, а потом обратился к другим ящикам, не до конца задвинутым – оттуда доносились еле слышные шорохи, в щелках поблескивали настороженные глаза.

– Я забрал то, что вам не принадлежит, мне оно нужнее, чем вам. Но не обижайтесь, я кое-что оставлю взамен!

И вытащил из кладовки большой кувшин сливок, да в придачу коробку, полную склянок с полезными для народца зельями: одни тебе прыгучести добавят, другие помогут восстановить силы, ежели кому-то от экзорцистов достанется.

Известное дело, шнырёв господин всех умнее: после таких отменных подарков здешние жители останутся довольны, хотя между собой поворчат для виду.

Когда господин хочет завести врага, уж он его так обсмеет, такие каверзы подстроит, что враг получится злее некуда, а если, наоборот, задумал кого-то к себе расположить, тоже всенепременно своего добьется, один Крысиный Вор исключение: господин Тейзург к нему по-хорошему, а тот огрызается.

– Шнырь, а ведь мне полагается награда от Светлейшей Ложи, – заметил он на обратном пути. – Достопочтеннейший коллега Шеро издал указ: кто найдет похищенные компоненты для магических зелий, тому заплатят, так что я вправе претендовать… Но у Ложи нет денег – всю ее казну и капиталы Королевского банка увел покойный коллега Чавдо, я даже готов предоставить Ларвезе государственный займ, это было бы забавно… Впрочем, я отвлекся. Поскольку ингредиенты весьма ценные, и заплатить за них Ложе, увы, нечем, я вынужден забрать в счет вознаграждения сами ингредиенты. Полагаю, это допустимо, и это ни в коем случае нельзя назвать присвоением чужого добра, то бишь вульгарной кражей. Шнырь, ты ведь со мной согласен?

– Еще как согласен, господин! Это Крысиный Вор мою крыску вульгарно присвоил – цапнул и не отдал, когда я в него крыской бросил, помните, я же много раз вам рассказывал. А вы не такой! Вы по-честному нашли, это ведь я для вас нашел, и по-честному взяли найденное в уплату! Да я и в кружку, и в тарелку наплюю тому, кто станет говорить иначе…

– Вот именно, мой незаменимый Шнырь, – благосклонно промурлыкал господин Тейзург.

Они шагали по безлюдной улице, вдоль многоэтажных домов с битой лепниной и пятнами яичных желтков с присохшими остатками скорлупы на стенах. Кое-где уже соорудили леса, но работников не видать. Шнырь сердито жмурился, когда из переулков слепило вечернее солнце: зелье зельем, но это уже чересчур! Ночь всяко лучше дня, правда же?

Когда перед ними на мостовую что-то шлепнулось, он мигом отпрыгнул назад, и господин тоже не растерялся, выставил магический щит… Но это была всего лишь роза – вялая, разлохмаченная, как будто ее вытащили из помойки.

– Эй, иди сюда, у меня для тебя кое-что есть! – донесся сверху звонкий выкрик.

Оба запрокинули головы: на лесах на уровне четвертого этажа стояла то ли девчонка разбойного вида, то ли вертлявый длинноволосый мальчишка – не разобрать, даже зоркий Шнырь не разобрал: может оказаться и так, и этак.

– Кто ты, прелестное существо? – улыбнулсягосподин Тейзург.

Хотя существо было вовсе не прелестным, скорее уж разбитным и нахальным. В руках ничего, но вдруг еще чем-нибудь кинет?

– Лезь сюда, не пожалеешь!

Призывно махнув рукой, она исчезла в оконном проеме (или он исчез) – только доски скрипнули да просыпалось немного штукатурного сора.

– Что ж, принимаю твое приглашение… – хмыкнул господин, его глаза азартно загорелись. И добавил вполголоса, обращаясь к спутнику: – Не сомневайся, Шнырь, я храню верность нашему Крысиному Вору, но под этим подразумевается, что я ни за что не оставлю его в покое, а вовсе не отказ от других приключений.

– Ваша правда, господин, чтоб я никогда больше никому в тарелку не плюнул, ежели в этом сомневаюсь! – с готовностью согласился гнупи.

– Идем. Я заинтригован.

Парадная дверь была заколочена, но во внутреннем дворике за аркой обнаружилась еще одна, не запертая. Из вестибюля вела наверх мраморная лестница, замусоренная шелухой семечек, щепками, клочьями войлока, разноцветными обрывками географических и астрономических карт, растоптанными лепешками жеваного табака. Попался выбитый человеческий зуб, Шнырь подобрал его и сунул в карман. На стенах желтели застарелые потеки – сразу видно, шаклемонговцы приходили, они повсюду так отмечались, и не потому, что до сортира бежать далеко, а потому что ихняя душа этого просит. В коридорах валялись поломанные стулья, словно неведомые твари, которые на последнем издыхании выползли из кабинетов, да так и умерли, угловато скрючившись на пыльном паркете.

И нигде ни души. На четвертом этаже тоже никого, «прелестное существо» куда-то запропастилось. Уж не в ловушку ли их заманили?.. Но магии Шнырь ни вот столечки не чувствовал. Потом он издали почуял людей, однако люди оказались не те: двое рабочих сидели в комнате с дощатыми козлами и ободранными стенками.

На участке, где еще не успели сбить штукатурку, вкривь и вкось были вырезаны надписи: «бей магав», «Лимила шлюха», «Властилин сонхи Урра».

Господин сотворил скрывающие чары, и люди его не заметили.

– Видишь, Джамо, день закончился, и ты себе шею не свернул, давай-ка двинем домой, – увещевал старший. – Работа не мышь, в подпол не сбежит.

– Он сказал, что я сегодня могу умереть до захода солнца, если пойду на работу, – смурным голосом возразил младший. – Солнце еще не село, и такая тоска на сердце, будто и впрямь умираю. Лучше тут подождать, а то на улице мало ли что…

– Дело хозяйское, подожди, – флегматично отозвался его напарник, после чего поднялся на ноги и начал отряхивать запачканные штукатуркой штаны.

– А уж какой страх меня взял, когда он из переулка выскочил! – дрогнувшим голосом продолжил Джамо. – Гляжу – здоровенный кот бежит, потом раз – и человек. Щас, думаю, поколотит, он же, говорят, всех подряд колотит, а он заместо этого сказал мне на работу не ходить, иначе умру до захода солнца. А как я не пойду, если за прогул уволят…

– Управляющий гад из гадов, чтоб ему… Испугался ты зря, Кот-Оборотень не всех бьет, только тех, которые заслужили. Хорошего человека он не тронет, а при нужде еще и поможет – заступится, предупредит об опасности, как тебя предупредил.

– Я весь день берегся, да если бы знать, миновала беда или за углом поджидает…

– Ладно, бывай.

Тейзург и Шнырь крадучись отошли подальше, и когда шаги старшего рабочего стихли на лестнице, господин тихонько промолвил:

– С ума сойти, Хантре стал персонажем городского фольклора! Кот-Оборотень, прелестно… Надо будет рассказать ему.

– Так он же сбрендил, у него нынче одно на уме – кому бы еще навешать.

– Увы, Шнырь, остается только ждать, когда его условно здравый смысл возобладает. Но боюсь, это произойдет нескоро. На него жалуются, и ладно бы только представители алендийского высшего общества – что они такое по сравнению с ним или со мной? Но не так давно ко мне обратились с претензией демоны из свиты Акетиса: мол, сделай замечание своему грубияну-наемнику, на трансцендентном уровне бытия он, может, и ровня нашему начальству, но куда ж это годится – грубить должностным лицам при исполнении! Мол, у нас на него никакой управы, а у тебя он формально в подчинении, согласно договору найма… Вообрази, Шнырь, как мне было неловко перед моим старинным приятелем Снагасом. Я пообещал, что урежу Хантре премиальные за текущий месяц и проведу с ним разъяснительную беседу. Надеюсь, что рано или поздно его отделают до состояния, несовместимого с дальнейшими поисками приключений, и тогда мы сможем забрать его домой.

– Стало быть, господин, мне больше не стрелять из рогатки в тех, на кого он напал, ежели перевес не на его стороне? – уточнил понятливый Шнырь.

– Стреляй, только если будет угроза для его жизни. При его способностях к магической регенерации травмы – дело поправимое, а пока он будет на постельном режиме, глядишь, и образумится…

– Это Крысиный Вор-то образумится?

– Относительно, Шнырь.

Обошли все коридоры четвертого этажа, повсюду заглянули, но «прелестного существа» нигде не нашли. Шнырь пробежался по изнанке, но и там его не оказалось. Потом чуткие уши гнупи уловили звук шагов со стороны боковой лестницы – он выскочил на площадку, глянул сверху и побежал докладывать Тейзургу.

– Господин, сюда барышня поднимается! Да не та барышня, которая вас зазвала, а совсем другая. Ее Флачендой звать, она бобовая ведьма, однажды испугалась меня и как заверещит! Ведьма, а испугалась, ха-ха… Нынче она помощница четвертого секретаря Верховного Мага, и говорят, ее на эту должность определили за какие-то личные заслуги во время смуты. Интересно, здесь-то ей чего понадобилось? Может, в этом доме тоже какой-нибудь клад запрятан, а она о том проведала, ведьма же!

– Давай-ка за ней проследим, – решил господин. – Сдается мне, наш таинственный незнакомец сбежал, но хоть что-то интересное…

Флаченда была в невзрачном коричневом платье и старенькой накидке с капюшоном, хотя обычно наряжалась в пух и прах. Небось дома-то на нее больше не ругаются, раз она в фаворе у Верховного Мага. Сплетники болтали, что приходиться ему полюбовницей она никак не может: одни утверждали, что новый глава Ложи давно и тайно вздыхает по Хеледике, другие припоминали, что он-де кому-то говорил, будто он однолюб, и его любимую женщину зовут Ларвеза. В честь страны, что ли, назвали? А про Флаченду судачили, что заслуги у нее всамделишные – повезло дурехе, оказалась в нужный момент в нужном месте и была при Верховном Маге навроде сиделки и служанки, пока он по катакомбам прятался. Зато теперь у нее работенка непыльная – карандаш очинить, с поручением сбегать, чуток поколдовать, если скажут, и в то же время протекция такая, что попробуй тронь!

Флаченда то останавливалась на ступеньках, вздыхала, жалостно моргала, теребила край накидки, то устремлялась дальше. Миновала лестничную площадку, не заметив притаившихся за дверной створкой зрителей.

Волосы заплетены в косички и завернуты двумя кренделями. На шее бусы из пестрой фасоли – для бобовой ведьмы нет лучшего оберега. Щеки раскраснелись, выражение лица испуганное и расстроенное, словно на кого-то обиделась, или ее заставляют сделать то, чего ей не хочется, или, наоборот, решилась на что-то через силу, а самой боязно, и готова пойти на попятную.

– На чердак полезла, – определил Шнырь. – Никак она с крыши сигануть собралась? Барышни иногда сигают… Идемте, поглядим, как будет падать!

– Или отговорим ее. Барышня категорически не в моем вкусе, но почему бы не причинить добро, если милейший коллега Шеро будет мне за это благодарен? Я все еще не потерял надежды всучить ему государственный кредит, это открыло бы для меня массу забавных возможностей… Идем!

Они взбежали по лестнице, потом на чердак и оттуда на залитую солнцем крышу с тремя грязновато-белыми башенками. Ту, что посередке, венчал жестяной флюгер, скрюченный, словно дохлый паук – это кто-то из шаклемонговых амулетчиков по нему вмазал. От нагретой за день черепицы, заляпанной голубиным пометом, исходило тепло, как от печки.

Флаченда стояла возле крайней башенки и что-то держала в руках, до того сосредоточенная – даже не заметила, как Шнырь с господином прокрались у нее за спиной и спрятались за другой башенкой.

Что у нее там завернуто в тряпицу? Длинное черновато-серое перо! Мгновение – и оно вспыхнуло колдовским пламенем, чуткий нос гнупи уловил вонь, которую ни с чем не спутаешь.

– Вот те раз… – пробормотал изрядно удивленный Шнырь – тихонько разговаривать можно, благодаря господским чарам девчонка их не услышит. – У нее перо крухутака!

– Еще любопытней, чем я рассчитывал, – отозвался Тейзург.

Эта барышня жуть как боится птицелюдей, сама говорила об этом Хеледике, но если жжет перо – значит, оно получено от кого-то из их племени для призыва. Одно из двух: или Флаченда спасла крухутака от неминучей беды, и теперь он должен расплатиться с ней ответом на любой вопрос, или договорилась с пернатой орясиной сыграть в три загадки, только не сразу, а когда она приготовится, Условие это допускает. Но как это может быть, если она, завидев кого-нибудь из народца, враз теряет всякое соображение и верещит, как резаная?

Через некоторое время в золотистом вечернем небе над дальними крышами показался крестообразный силуэт, он постепенно приближался: обладатель пера летел на зов.

Умный Шнырь никогда не забывал, глазея на интересное, еще и по сторонам оглядываться. Вот он сейчас он зыркнул туда-сюда – и заметил парня, которого рыжий ворюга отговаривал приходить на работу. Тоже выполз на крышу, примостился возле трубы, подальше от края. Небось, высматривает, нет ли на окрестных улицах чего опасного… Ежели поскользнется и свалится – сам дурак.

Крухутак шумно приземлился перед девицей и чуть не упал. Взмахнул крыльями, чтобы сохранить равновесие. Лодыжка у него была замотана тряпьем в засохших пятнах крови. Не иначе, позаботилась о нем какая-то тухурва, они обо всем городском народце заботятся. Самостоятельно крухутак не смог бы забинтовать рану, у него же крылья вместо рук.

– Я готов уплатить тебе долг, – произнес он печальным скрипучим голосом. – Задавай свой вопрос.

Он, конечно же, знал, что их подслушивают, крухутаки все на свете знают, но ему не было до этого дела, а Флаченда не обращала внимания на окружающую обстановку. К тому же господин Тейзург использовал и чары сокрытия, и чары безразличия, для парочки собеседников они со Шнырем как будто находились за тысячу шабов отсюда.

– Я хочу спросить… – заговорила девушка, волнуясь и запинаясь. – Это очень важно для меня… Как становятся Порождающими?

– Никак не становятся. Порождающими рождаются, так же, как Созидающими или Разрушителями, это глубинное свойство сущности. Лучше бы ты спросила меня о чем-нибудь полезном. Вопрос израсходован, мы с тобой в расчете.

– Значит, совсем никак… – она всхлипнула. – А я всегда хотела… А теперь мне и жить незачем, можешь долбануть меня по голове своим клювом…

Ее голос все больше дрожал, и под конец она разревелась, как ребенок.

– Долбануть не могу, – с сожалением проскрипел крылатый оракул. – Это не по Условию, ты ведь не проиграла мне игру в три загадки. Мы, крухутаки, всегда отвечаем истинную правду, но отвечать-то можно по-разному. Можно рассказать необходимое и достаточное – и молчок, пусть вопрошальщик хоть лопнет от злости. За это на меня и прогневалась Лорма, за это и велела своим слугам поймать меня в ловушку. А можно выложить все без остатка, со всеми исключениями из правил. Ты меня боишься, я тебе неприятен, но, несмотря на это, ты меня пожалела и вернулась, чтобы спасти. Поэтому тебе я расскажу всё. Однажды некая девица стала Порождающей. Один-единственный раз, это случилось давным-давно и больше не повторялось. Нет, речь не о Лорме, это совсем другая история. Ты еще плачешь или готова слушать?

– Рассказывай! – Флаченда в последний раз судорожно всхлипнула и высморкалась. – Как у нее получилось, что для этого нужно сделать?!

– Сто пятнадцать тысяч двести семьдесят пять лет, три месяца и четырнадцать дней тому назад в городе Нержон, который находился на полуострове Сибу, в настоящее время этот юго-восточный полуостров носит название Вандейра, маг-иномирец по имени Кроун сделал так, что волшебница Альмена из Нержона стала Порождающей, а волшебница Реса Мьюн из Флаусита перестала таковой быть. Единичный феномен, ни до, ни после ничего подобного не случалось. Перед тем как отправиться восвояси, Кроун рассказал нержонским магам, что применил уникальный комплекс заклинаний, разработанных в его родном мире, но на самом-то деле все произошло не так. Маг-путешественник обладал выдающейся способностью вытягивать чужую жизненную силу, но держал это в секрете. Лучше всего это у него получалось во время любовных утех. Когда Реса Мьюн приревновала его к Альмене и подсыпала обоим заклятого яду, чтоб они потеряли разум, утопились в море и стали неприкаянными утопленниками, он заподозрил неладное, разобрался, в чем дело, выплеснул отраву и решил отомстить. Пришел к Ресе Мьюн, начал с ней любиться да и выпил ее почти досуха, так что она постарела в одночасье на двадцать лет, словно провела ночь с демоном Хиалы. А Кроун, что называется, хлебнул лишку. Почувствовал, что его распирает изнутри, того и гляди разорвет, и немедля заявился к Альмене, которая была ему мила, давай еще и с ней вашим человеческим страстям предаваться. Но если из Ресы Мьюн он тянул, как пьяница из бутылки, то Альмене отдавал, а она и рада, вся раскрылась навстречу, потому что хотела от него ребенка. Только ребенка все равно не получилось, Альмена из-за перенесенной в детстве болезни была к этому неспособна. Зато получилось кое-что другое, чего никто из троих не ожидал, и поняли они это уже задним числом. Распалившийся Кроун отобрал у Ресы Мьюн то, что делало ее Порождающей, в буквальном смысле вырвал фрагмент ее сущности, а потом отдал Альмене, которая втянула в себя его дар, приняв одно за другое. Ты ведьма, ты должна понимать такие вещи. Представь себе, что кто-то выпил компот, проглотив заодно вишневую косточку, а потом отрыгнул жидкость вместе с косточкой в чужую глотку. Поскольку все участники были магами, они вскоре обнаружили, что случилось небывалое, и Кроун, желая заработать репутацию великого искусника, напропалую врал, что он-де совершил это умышленно, чтобы наказать Ресу Мьюн и вознаградить Альмену. Вот такая история случилась в городе Нержон в незапамятные времена. Я вижу, тебя это ничуть не утешило?

Флаченда мгновение помолчала, словно ей спазмы сдавили горло, и убитым голосом произнесла:

– Значит, мне надеяться совсем не на что, я же никому не нравлюсь, тем более чтобы так совпало… Этого же никогда не будет! А я так хотела стать Порождающей, я бы тогда устроила, чтобы в городе появились добрые разноцветные летающие овечки, они бы порхали над улицами и оставляли бы на подоконниках букетики цветов и мороженое, чтобы у людей всегда было хорошее настроение…

– Тогда займись чем-нибудь другим.

Крухутак глядел на нее поверх чудовищного клюва в замешательстве – небось, в первый раз столкнулся с таким собеседником.

– В меня никто не влюбляется, это в Хеледику все влюблены, а я никому не нужна…

– В Хеледику влюблены не все, – возразил пернатый всезнайка.

Так растерялся, что начал выбалтывать ответы за здорово живешь – вот это да!

– Все они думают, что у меня толстый зад, и что я некрасивая, и что я плакса, мне ни разу не признавались в любви, я даже никогда в жизни не целовалась, меня только дома целовали в щечку, но я тогда была маленькая, а когда я выросла, они стали меня стыдиться, сами так говорили, а теперь хоть и не говорят, потому что меня взяли на хорошее место, но все равно так думают! Я же знаю, что они про меня думают! А когда я училась в школе, другие девочки надо мной смеялись. Я никому не нужна, и когда я сегодня утром на улице споткнулась, кто-то позади крикнул: «Заходите к нам, у нас свежие булочки!» – это про меня крикнули, нарочно, чтоб меня высмеять…

– Это крикнул приказчик из чайной «Медовая плюшка», чтобы зазвать посетителей, – оторопело пробормотал крухутак.

Считай, второй раз подряд опозорился: ихнее племя даже грошовыми ответами не разбрасывается.

– Нет, я же поняла, что это в мой адрес: мол, столько булочек съела, что задницу к мостовой тянет! Мама так говорила, и когда я училась в школе, и когда уже выросла, и еще она ругалась, что я тощая, как грабля, потому что не хочу ужинать. И тот приказчик тоже хотел сказать, что я тощая, мол, иди к нам за булочками, грабля несчастная… – она начала шмыгать носом. – Я кому-то нужна только для того, чтоб меня можно было высмеивать, а подруги со мной дружат, потому что рядом со мной все они выглядят красивыми…

Крухутак начал от нее пятиться, едва не подвернул больную ногу, суматошно расправил крылья, готовясь взлететь.

– Ты больше не хочешь меня слушать? Меня никто не слушает, когда я говорю о себе, потому что я никому не нравлюсь. А если я на службе говорю о себе, у них сразу какие-нибудь срочные дела, и они сбегают или меня спроваживают, а я же все понимаю! Отдала бы полжизни, чтобы стать Порождающей, как Альмена, но я никому не нужна, и такое бывает только в сказках…

Крухутак взмыл в небо, от взмаха его длинных темных крыльев закружилась пыль. Шнырь решил, что теперь-то несчастная барышня наверняка прыгнет с крыши, но вместо этого она, тихонько всхлипывая, направилась к надстройке с дверцей на чердак.

– Веселуха, правда же? – шепнул гнупи.

– Еще какая веселуха, – задумчиво отозвался господин.

Его сощуренные глаза сияли расплавленным золотом не хуже растекшегося по дальним крышам солнца, Шнырю аж боязно стало.

– Гляньте, парень-то уцелел, а я думал, сейчас он затеет играть с крухутаком в загадки, тут-то ему и придет конец, предсказанный крысокрадом, а он остался живехонек…

– Ничего, это дело поправимое, – обронил Тейзург, направляясь к молодому рабочему, который чуть не подскочил, обнаружив, что здесь есть кто-то еще.

– Приятель, хочешь выпить? – спросил маг, выглядевший, будто уличный бандит, с которым всяко лучше не связываться. – У меня сегодня удачный день, угощаю.

– Благодарствую, кто ж откажется, – отозвался парень, глядя на него с опаской.

– Хорошее вино, которое ты всегда мечтал попробовать?..

Тот помертвел лицом, словно приговоренный, которому предложили последний бокал перед казнью.

– Сиянское сливовое розовое, все его нахваливают…

– Тогда изволь.

Маг извлек из своей кладовки бутыль в оплетке и кружку, налил, а рабочий взял трясучими руками и выпил до дна. Шнырь уловил эхо мощного заклятья, туманящего память.

– Ничего личного, – сочувственно улыбнулся Тейзург. – Поверь, я искренне сожалею.

Даже не ударил его, всего лишь дотронулся до горла быстрым, словно бросок змеи, движением, и парень враз обмяк, осел на пыльную черепицу уже бездыханный.

– Идем отсюда, Шнырь.

– А за что вы его, господин? – осторожно поинтересовался гнупи, когда выбрались с чердака на лестничную клетку.

– Ни за что. Лишние свидетели всегда умирают, и он не стал исключением из этого правила.

Они спускались по лестнице, наступая на грязные обрывки материков, полуостровов, созвездий и океанов. На изнанке дома карты остались целехоньки, каждая размером с обеденную скатерть, все стены ими завешаны – хоть целый год ходи и рассматривай. Но Шнырь думал не об этом, а о том, как же славно, что он для господина не «свидетель», а соучастник. Всех своих слуг из народца Тейзург связал магической клятвой, которая не позволит им выболтать посторонним то, о чем он велел помалкивать: ежели попытаешься ее нарушить, ты не жилец. Некоторые были этим недовольны, но смекалистый Шнырь понимал свою выгоду.

– А ту нахальную растрепу, которая вас сюда позвала, не будем больше искать? – спохватился он уже в вестибюле.

– Ее здесь нет.

– А где она тогда? – гнупи задело за живое, что кто-то переиграл его в прятки, не хотелось просто так это оставлять.

– Где угодно. Везде.

Он уставился на господина, озадаченный таким ответом, и тут Тейзург задумчиво промолвил:

– Шнырь, мне бросили вызов. Что ж, я его принимаю… Найди мне Флаченду – проследи, куда она направилась, и возвращайся, а я пока приведу себя в подобающий вид.

– Ее вы тоже убьете?

– Нет, тортом угощу.

Гнупи ухмыльнулся – умеет же господин сказануть! – и побежал по следу бобовой ведьмы. Расстроенная барышня домой не спешила, бродила по улицам, выбирая такие, где народу поменьше. Убедившись, что она далеко не уйдет, Шнырь помчался за господином.

Тот успел преобразиться: сменил разбойничью одежку на темно-красный с вышитыми черными орхидеями камзол, рубашку с многослойными кружевами и рубиновыми запонками, черные с красной вышивкой штаны. Волосы, которые он за короткий срок вновь отрастил с помощью колдовства до середины лопаток, нынче с утра у него были черные с красноватым отливом. И ботинки надел хорошие, и ногти успел покрыть лаком, алым и черным в полоску. Сразу видно, что перед тобой господин важнее некуда! Шнырь надулся от гордости, семеня рядом с ним по тротуару.

– Сюда, теперь надо направо повернуть! В той стороне она…

По дороге зашли в кондитерскую «Миндальные грёзы» – в городе снова было в достатке еды, владельцы заведений повытаскивали из тайников запрятанное, из провинций везли продовольствие. Господин купил тортик в форме сердца, с миндалем, шоколадным кремом и взбитыми сливками, велел упаковать в нарядную коробку с эмблемой кондитерской и перевязать розовой лентой. Убирать в кладовку не стал, понес в руках.

Флаченда никуда не делась, брела по Перчаточной улице, грустно глядя на булыжник под ногами – и чуть не налетела на Тейзурга, который заступил ей дорогу, шагнув наперерез из переулка.

– Ой, извините… Ой…

Увидев, кто перед ней, она вконец растерялась и залилась краской.

– Это вы меня великодушно простите, – произнес кавалер самым шелковым голосом. – Не хотел вас напугать. Кажется, я вас уже где-то видел… У меня хорошая память на красивые лица. А это вам! Я дал обет, что вручу этот торт первой же очаровательной девушке, которая попадется навстречу, и уже битых полчаса гуляю с ним по закоулкам… Наконец-то мне попались вы! – он протянул ей коробку. – Прошу вас, возьмите.

– Но я ведь… Я не… – сконфуженно пробормотала бобовая ведьма.

– О, вспомнил, где я вас видел! Вы состоите на службе у Верховного Мага, не так ли? И вы, верно, опасаетесь, что я попытаюсь вас завербовать, подкупить? Право же, нет, это не ценный подарок, хотя я был бы счастлив подарить вам что-нибудь ценное, достойное вашей прелести. Это всего лишь очень вкусный торт с шоколадным кремом. И можете рассказать Верховному Магу о нашей случайной встрече, в которой нет ничего предосудительного. Вы ведь обязаны докладывать своему начальству об инцидентах такого рода, согласно служебной инструкции? Засвидетельствуйте мое почтение коллеге Шеро. А я безумно рад, что встретил вас и могу выполнить свой обет. Прошу вас, примите мой скромный дар!

Флаченда взяла коробку с пышным розовым бантом, но не упала замертво, как ожидал Шнырь, а тихонько пробормотала:

– Благодарю вас, господин Тейзург, мне очень приятно.

– Мне показалось или вы плакали? – спросил он с оттенком беспокойства, словно только сейчас это заметил. – Неужели кто-то вас обидел? Я могу чем-нибудь помочь?

– Мне никто не может помочь, – она помотала головой, опухшее от слез простоватое лицо жалобно сморщилось. – Сегодня я узнала, что моя мечта никогда не сбудется…

– Почем вы знаете, что не сбудется? Давайте вместе загадаем желание, чтобы ваша мечта сбылась!

Господин улыбнулся, словно добрый волшебник из детского спектакля. Девушка тоже улыбнулась сквозь слезы.

– Загадала.

– И я загадал, – он подмигнул ей, после чего отвесил изысканный поклон. – Сейчас я вынужден вас покинуть – неотложные дела, но всей душой надеюсь, что мы еще увидимся.

Когда отошли на два с половиной квартала, Шнырь решился нарушить молчание:

– И что теперь будет? Она траванется этим тортиком?

– Буду удивлен, если траванется, – хмыкнул Тейзург. – У «Миндальных грёз» безупречная репутация.

– Так вы разве не собираетесь ее убить? – спросил обескураженный гнупи.

– Демоны с тобой, Шнырь… И демоны мне в помощь, чтобы удалось привить ей хороший вкус, потому что разноцветные овечки, которые летают над Алендой, гадят на головы прохожим, а потом в качестве неуместных извинений оставляют у них на подоконниках букетики цветов с городских клумб и мороженое, которое за считанные минуты растает – еще не хватало нам такой напасти… Заранее содрогаюсь.

– Что верно, то верно, ни к чему нам такая напасть, – покладисто согласился Шнырь, привыкший во всем соглашаться с господином, но втайне подумал: «Ух ты, какая знатная была бы пакость, вот это по-нашенски! Не так уж проста эта бобовая ведьма…»

Суно с полвосьмицы отлеживался в постели. Была бы нужда, встал бы на второй день, применив специальное заклинание, которое действует на человека, словно ключик на бартогский заводной механизм. Но интуиция подсказывала, что спешить незачем, лучше восстановить силы. То же самое советовала Зинта, утром и вечером посылавшая ему мыслевести. Поезда снова ходили, и она собиралась вернуться в Аленду, но задержалась в Рупамоне, чтобы долечить своих пациентов из местных жителей.

Он сутками дремал, а когда ворочался, порой утыкался лицом в меховой бок – возле него дежурила Тилибирия.

Наконец открыл глаза и понял, что выздоровел. Кошка тоже так считала: с удовлетворенным видом вылизывалась на стуле рядом с кроватью.

За окном виднелась часть балкона и кроны деревьев, потолок украшала пышная лепнина, местами со сколами, словно в нее чем-то швыряли, целя в серединки розеток и женские маски. Похоже, это королевский особняк на улице Золотой Булавки, ему случалось бывать здесь в прежние времена.

В смежной комнате за аркой, у заставленного склянками стола, что-то делала светловолосая женщина в платье с закатанными рукавами. Вот она повернулась вполоборота, и Суно окликнул:

– Коллега Джелодия, рад вас видеть!

Он и впрямь обрадовался. Когда начались аресты и погромы, Джелодия исчезла: соседи говорили, что вечером к ее дому подъехала карета, проворные люди в масках вышибли дверь, вынесли длинный извивающийся мешок и укатили. Ее кошки разбежались по окрестностям, кое-кто их подкармливал. Потом Повелитель Артефактов разрушил дом, и из семи кошек осталось четыре.

Хеледика с Кемом в подвалах королевского дворца Джелодию не обнаружили, но были в Аленде и другие тюрьмы, из которых повыпускали уголовный сброд, чтобы освободить место для магов Ложи. А могло быть и так, что ее похитили вымогатели. Никто не надеялся увидеть ее живой и невредимой.

– И я рада, что вы очнулись, коллега Суно, – отозвалась магичка в обычной своей манере, немного рассеянной.

Подошла, погладила блаженно выгнувшуюся Тилибирию.

– Хорошая киса, умница… Если бы не она, вас бы нескоро нашли. В этих развалинах многослойный магический фон, это мешало поискам.

– Чавдо покойник? – уточнил Орвехт.

А то с «живой легенды» сталось бы прикинуться трупом, оклематься и уползти.

– Уже похоронили, Акетис ему судья, – глаза Джелодии недобро сверкнули. – Сейчас я Верховного Мага позову.

– Откуда у нас взялся Верховный Маг? – удивился Орвехт. – Раньше ведь не было…

Но она уже вышла, и за ней с требовательным мяуканьем побежала Тилибирия.

«Сдается мне, дорогие коллеги, я многое пропустил…»

Долго ломать голову не пришлось, потому что появился Крелдон: большой, обрюзгший, щеки висят складками, но уже без тех ужасающих отеков, которые чуть не свели его в могилу в катакомбах. Прежний Шеро.

– Судя по твоему виду, ты теперь каждое утро совершаешь пробежку?

– Не без того, – Верховный Маг – ибо кто здесь еще может быть Верховным Магом? – грузно опустился в кресло. – В придачу с гирей упражняюсь. Попробуй отлынивать, когда вокруг столько надзирателей… И не спровадишь – тут же хором напоминают, что сам об этом просил.

– Так просил же. Могу напомнить, слово в слово. Как я понимаю, тебя можно поздравить с высоким постом?

– И тебя тоже, достопочтенный коллега Орвехт.

– Ожидаемо, но все равно внезапно. Из Сокровенного Круга кто-нибудь уцелел?

– Пятеро искалеченных стариков, которых нашли в подвалах дворца. Они добровольно отреклись от статуса архимагов и ушли на покой. Остальные погибли.

– А что с Наследием Заввы?

– Гнупи скормил медальон Безымянной Рыбе.

– Тогда хвала богам – это лучшее, что можно было сделать.

Никто доподлинно не знал, что представляет собой Безымянная Рыба, но если этот монстр что-то проглотил, оно пропало с концом, а глотал он все, что падало к нему в озеро. Было предположение, что во чреве у сей хтонической твари находится некое подобие Врат Хаоса, но это уже из области отвлеченных гипотез, поди проверь.

– Хоть в чем-то повезло, – согласился Крелдон. – Сделай одолжение, побеседуй с коллегой Джелодией, чтобы она не покушалась убить или заколдовать капитана Трайгевальда. А то недосуг сейчас подыскивать нового начальника королевской охраны, у нас и других забот хватает.

– За что она на него? Обидел кошку?

– Умыкнул Джелодию. Это он со своими друзьями-офицерами увез ее в мешке и спрятал, на несколько часов опередив шаклемонговцев. Держал взаперти, пока смута не закончилась, а она рвалась к своим кошкам. Теперь не может ему простить, что кошка и два кота погибли под развалинами, когда Дирвен разрушил дом. Мол, будь она рядом, она бы их защитила. Никакого прочего насилия несчастный кавалер над ней не совершал, это она сама признает, но уже успела приложить его боевым заклятьем – по счастью, не в полную силу. Я повысил его в чине и назначил начальником охраны его величества. Лояльный офицер, спас от расправы мага Ложи, сотрудничеством с узурпаторами не запятнан. Поговори с ней, ты ведь умеешь.

– Поговорить-то поговорю… – не без скепсиса отозвался Суно.

– Свою Тилибирию на колени посади, в ее присутствии Джелодия будет сговорчивей, – проинструктировал Верховный Маг. – Ты должен взять с нее обещание, что она не станет вредить Трайгевальду, только и всего. Мы же не сватать их собираемся.

– На такое безнадежное дело я бы не подписался.

Вряд ли у гвардейца есть шансы. Дама его сердца романтически влюблена в Хантре Кайдо – и не потому, что коллега Хантре несравненный боевой маг, хорош собой и выглядит на вечные двадцать лет, а потому что он умеет перекидываться в кота. Составить ему конкуренцию мог бы разве что другой маг-перевертыш, но капитану королевской гвардии при всех его блестящих перспективах надеяться не на что.

– Когда у нас будет новая резиденция, первым делом поставим на главной площади памятник коллеге Сухрелдону. Без его подсказки взломщик не нашел бы Чашу Таннут, угробец держал ее в ночном горшке Ризуара.

– И где же он его раздобыл?

– Обнаружил в кладовке у кого-то из достопочтенных да и прибрал к рукам.

Легендарный «ночной горшок Ризуара», с виду и впрямь напоминавший этот полезный сосуд, служил хранилищем для предметов, которые надо хорошенько спрятать. Мощные отводящие чары не позволяли непосвященному даже заподозрить, что объект поисков находится внутри.

Победили бы они, если бы обстоятельства сложились в другую мозаику – или до сих пор сидели бы в катакомбах? Почем знать…

– Как там наш ляранский союзник поживает?

– Развлекается в свое удовольствие, кто ж ему, стервецу, запретит. Купил за бесценок у Эрчеглерумов особняк, который давно ему нравился. Граф Эрчеглерум арестован, его родственники тоже под следствием, вряд ли они рискнули торговаться с таким покупателем. Что любопытно, коллега Хантре снова числится у него в наемниках, но в настоящее время форменным образом рехнулся: шатается по улицам и бьет горожан. Троих убил. А коллега Эдмар любезно отвечает жалобщикам, что готов возместить причиненный его наемником ущерб, но только по решению суда присяжных, которых назначит Светлейшая Ложа. Сам понимаешь, судиться на таких условиях желающих нет.

Суно кивнул. Нетрудно догадаться, что это за горожане, которых бьет коллега Хантре.

– Пострадавших берем на заметку?

– Само собой. Коллега Кайдо нам изрядно времени сэкономил, у побитых уже нашли кое-что из награбленного. Примечательно, что магию он в этих стычках не использует.

– Подослать к нему Хеледику не пробовали?

– Девочка расписалась в своем бессилии, но подтвердила, что он относительно вменяем и за грань не переступит.

– Полагаю, он себя полностью контролирует. Был ведь уже прецедент – топором швырнул, а не заклятьем.

– И еще о происшествиях, твоя племянница Глодия сбежала. Недоглядели. Только не бросайся вдогонку, девица взрослая, сама о себе позаботится, а тебя другая работенка ждет.

– Сбежала? – удивился Орвехт. – Разве ей тоже вменили соучастие? Это вы, коллеги, перегнули…

– Кадах с тобой, Глодия Кориц проходила, как свидетельница и потерпевшая. Отправилась Дирвена искать. Допросы показали, что ее злонамеренно оговорили – якобы забеременела не от мужа. Кто-то сердобольный возьми да скажи ей об этом, вот она и решила найти своего поганца, чтоб открыть ему всю правду. Как рассказала ее сестрица, перед этим Глодия начиталась приключенческих книжек для барышень. Небось возомнила себя героиней, которой речка по колено, море по пояс. Удрала из лечебницы и следы замела – прихватила с собой кое-какие амулеты, Дирвен научил ее пользоваться еще до того, как заварил кашу. Следствие с этого не потеряло, у нас осталась Салинса Орвехт, которая активно сотрудничает и строит матримониальные козни в отношении неженатых дознавателей.

– А что за работенка?

– За ужином обсудим. Сейчас тебе все принесут, соберешься, и поужинаем втроем, с участием еще одной важной персоны.

– Уж не с коллегой ли Эдмаром?

– Как будто кроме него других важных персон нет, – проворчал Крелдон. – Нет, не с этой напастью. И предваряю твой вопрос, не с удалившимися на покой архимагами. Сам увидишь.

– Кстати, если выжили пятеро, что стало с остальными?

– Лорма их жрала одного за другим. Уцелевшим повезло, оказались в конце очереди. А больше всех повезло коллеге Зибелдону.

– Уж это верно…

Достопочтенный Зибелдон, о котором они вспомнили, находился в это время за дюжину миров от Сонхи и отдыхал от дорожных превратностей в уютном заведении под названием psyhushka. Мага-путешественника доставили сюда местные стражи порядка после стычки с аборигенами.

Миновали те времена, когда он был уважаемым исследователем, которому есть, куда вернуться. Зибелдон покинул Сонхи в прошлом году, в начале месяца Колесницы, еле ноги унес от разъяренных коллег и с тех пор в родном мире не появлялся.

Нынче его занесло на Землю. Воистину удивительный мир. Можно сказать, миров тут несметное множество: каждый из них вращается вокруг своего небесного светила, и здешние жители плавают от одного к другому на межзвездных кораблях через великое безвоздушное пространство.

На второй день изгнанник отправился на концерт. Купил у механической куклы порцию мороженого и получил в подарок входной билет – отчего же не пойти?

Полутемный зал, мигание разноцветных светильников, запахи еды и дешевой парфюмерии. На сцене группа полуголых людей изображала акты совокупления и немузыкально вопила. В ларвезийском театре таких горе-артистов освистали бы, а их незатейливое срамное кривлянье прельстило бы разве что демонов Хиалы, и то самого последнего разбора.

«Небывалый эпатаж», который сулила афиша у входа, положения не спасал. К эпатажу достопочтенный Зибелдон был равнодушен. Если ты повидал десятки чужих миров, начинаешь считать все эти «плевки в лицо» и «пощечины традициям» дешевым баловством. То, что здесь и сейчас кого-то эпатирует, в других краях норма. Да и здесь оно через сколько-то времени может стать нормой, а потом сменится чем-нибудь еще, в жизни все непрерывно перетекает с места на место и меняет облик. Если отбросить мишуру злободневности, остается искусство – и оно либо есть, либо нет. Здесь даже малой его толики не было, поэтому беглый архимаг дожевал хрустящие кукурузные хлопья, купленные у похожего на цаплю механического человека, и вышел вон.

Опасность подстерегала его за углом.

– Помогите ребенка подсадить!

Он обернулся – и узрел престранную картину: женщина с сердитым лицом, в пристойно закрытом длинном платье и косынке в цветочек, взобравшись на скамью, пихала наверх мальчика лет десяти, который тянулся к высоко расположенному открытому окну. Ребенок сосредоточенно пыхтел, женщина что-то монотонно бормотала – то ли заклинание, то ли молитву. Окликнувшая Зибелдона благообразная старушка стреляла глазами по сторонам, как будто стояла на стреме.

Оглянулся он вовремя: дама с мальчиком потеряли равновесие – и поздоровались бы с тротуаром, не успей Зибелдон подхватить их. Несмотря на почтенные годы, на телесную немощь маг не жаловался.

– Сударыни, если вам не досталось билетов на этот с позволения сказать концерт, вы ничего не потеряли.

– Греховное зрелище, тьфу! – с чувством отозвалась старушка.

– Совершенно с вами согласен. Я бы этих несчастных лет на пять отправил учиться вокалу, хореографии и актерскому мастерству, и потом бы еще поглядел, можно ли допускать их до сцены.

– Помогите нам залезть в окно! – перебила женщина помоложе. – Он должен это увидеть!

– Я бы не сказал, что малому ребенку стоит на это смотреть.

– Вот-вот, если он это увидит, мы подадим в суд и потребуем с организаторов концерта компенсацию, потому что нанесен ущерб психическому развитию несовершеннолетнего ребенка! Иск на миллион. На два-три миллиона. Как порядочный человек, вы должны нам помочь!

– Гм, странная постановка вопроса… Но почему же вы не войдете через дверь?

– А потому что не пускают туда с несовершеннолетними детьми, – пояснила старушка. – Только и осталось в окно…

Пока они разговаривали, их окружила небольшая толпа. Решительно настроенные мужчины и женщины, некоторые тоже с детьми, одеты по-разному, и в то же время складывалось впечатление, что все они в одинаковой незримой униформе.

– Вот! – первая дама ткнула пальцем в сторону окна. – Без сигналухи. Нужен антиграв или пусть мужчины подсадят!

– Вы как увидите сатанинское безобразие, сразу же заревите погромче, – деловито напутствовала детей старушка.

– Но помилуйте, господа, для чего вам это нужно?

Путешественнику растолковали, что по давнему закону такие представления не для несовершеннолетних, поэтому надо, чтобы они это увидели, и тогда можно будет вчинить иски за ущерб.

– Господа, я бы назвал это мошенничеством, – заметил достопочтенный Зибелдон.

Словно плеснул кипятком на раскаленную плиту. В ответ его обозвали развратником, оскорбителем чувств и богохульником, хотя никаких местных богов он не хулил – последнее отнюдь не в его правилах.

Подросток с нагловато-нервным прыщавым лицом извлек из висевшей на плече сумки яйцо и швырнул в оппонента, но тот мигом сотворил незримый щит. Желток и белок прямо в воздухе растеклись, будто кляксой по стеклу, скорлупа шлепнулась на тротуар.

Остальных это раззадорило. Похоже, они не поняли, что столкнулись с магом, и списали эффект на распространенную в этом мире хитроумную механику. Яиц они принесли много – вероятно, чтобы кидать в артистов, а то и в зрителей на выходе. Сейчас подвернулась еще одна жертва: случайный прохожий, не одобряющий их затею.

Зибелдон применил заклятье, и все яйца разом взорвались, забрызгав его противников с ног до головы, а сам он закрылся щитом. В это время с неба спикировал летательный экипаж, и выскочившие оттуда полицейские всех задержали.

За нарушение общественного порядка участникам инцидента светил денежный штраф либо неделя тюрьмы (здешняя неделя – сонхийская восьмица без одного дня). На резонный вопрос полицейского офицера: «Зачем вы с ними связались?» Зибелдон ответить не смог. В самом деле, зачем? Мог ведь пройти мимо. Прежде он таких глупостей не совершал. В любом из миров смотрел на проявления туземных нравов с отстраненной снисходительностью. А сейчас взыграло накопившееся раздражение, и ввязался в скандал. Конфуз для архимага Светлейшей Ложи, но в Сонхи об этом, хвала богам, никто не узнает.

В тюрьму Зибелдон не хотел, да и платить штраф в его нынешних стесненных обстоятельствах накладно. Изобразил душевнобольного страдальца, для путешественника по мирам это полезный навык, ибо никогда заранее не знаешь, во что вляпаешься – и вот он вместо кутузки в лечебнице. Лекарь под дланью Тавше раскрыл бы обман, но здесь таких не водилось.

В приюте умалишенных достопочтенный Зибелдон демонстрировал миролюбие и незлобивость. Дабы не глотать снадобья, кои находил небезвредными, использовал чары для отвода глаз. В этом мире, почти не знакомом с магией, даже ученые были поразительно несведущи в таких вопросах, и никаких мер предосторожности против колдовства не принималось. Управляться с механическими созданиями вроде тех, что денно и нощно присматривали за пациентами, он научился уже давно. Земля – не единственный мир, где существует подобное диво. На их неживые мозги можно воздействовать с помощью особых арифметических заклинаний, а вывести их из строя не труднее, чем сломать бартогскую музыкальную шкатулку.

Ни одна земная психушка не удержит надолго сонхийского мага, но Зибелдон оставался тут по веской причине, понятной всякому бережливому человеку – экономии ради.

Кормили в лечебнице четыре раза в день, вкусно и сытно. Маг-изгнанник гулял в парке, читал, играл в шахматы с механическим санитаром и рисовал по заданию лекаря свои проблемы. Все здешние пациенты этим занимались. Поскольку у Зибелдона не было проблем (не считая того, что он порядком поиздержался, а в Сонхи его ждет трибунал Светлейшей Ложи), рисовал он демонов Хиалы. Чего ж людей не порадовать, коли тебе предоставили стол и кров за казенный счет? Лекари рассматривали и обсуждали его дилетантские картинки с профессиональным интересом: мол-де классический случай, в полном соответствии с диагнозом.

На людной площади слова тонут в общем гомоне – в пяти-шести шагах ничего не разберешь, зато в пустынной местности даже негромкие голоса слышны издали. В этом небогатом на магиюмире – по сравнению с Сонхи, где она за каждым углом и под каждым камнем! – Зибелдон чуял волшебство на изрядном расстоянии. Приближение другого мага он уловил задолго до того, как тот появился в поле зрения.

Похоже, этот другой его ищет… Посланец из Сонхи? И ведь даже, каналья, не маскируется – настолько уверен в своих силах!

– Ну-ну, коллега, иди сюда, я тебе устрою теплую встречу… – пробормотал беглый архимаг со сдержанным азартом.

Мелькнуло сожаление по поводу других обитателей психушки, которые могут пострадать в схватке – милейшие люди, хотя и со странностями, по-настоящему слабоумных среди них раз-два и обчелся. Но тут уж кому как повезет. Отправляться под трибунал достопочтенный Зибелдон не собирался.

Миновав песочницу, в которой его соседи по отделению лепили пирожки, пройдя мимо беседки, где еще двое пациентов увлеченно дискутировали о субъектоцентрических аспектах репрезентации условно четырехмерных континуумов применительно к искусственному интеллекту семнадцатого поколения, он повернул в ясеневую аллею. В конце ее сияло вечернее солнце, и по ту сторону решетки – которую дублировала для пущей надежности так называемая «силовая стена» – кто-то стоял, почти неразличимый в этом свете. Пришлый маг.

Готовый к поединку Зибелдон неспешно двинулся вперед с намерением задать ему трепку, чтобы раз и навсегда отвадить бывших коллег… И лишь подойдя ближе, разглядел, что это не он, а она. И лет ей с виду совсем немного – пятнадцать-шестнадцать, не больше. И вряд ли она из Сонхи. Но перед ним волшебница, никаких сомнений.

На материальном плане пылали в лучах солнца, словно осенние листья, пышные медно-рыжие волосы, а на нематериальном было еще интересней: гостью сопровождал призрачный охранитель. Распластался над ней, словно плащ с капюшоном, и при этом находился в боевой готовности. Зибелдон оценил, насколько он силен и опасен: пожалуй, лучше не делать резких движений и воздержаться от любых магических проявлений, которые могут быть истолкованы, как угроза. Некромантка?.. Кто бы мог подумать, что в этом мире возможны такие встречи?

Она первая нарушила молчание:

– Здравствуйте. Извините, что я вас беспокою, но у меня потерялся папа, а вы знаете, как попасть туда, где он сейчас находится.

Гм, да это и впрямь почти ребенок.

– Будьте любезны, уймите своего призрачного слугу. Я вижу, он изготовился к атаке, хотя я не собираюсь на вас нападать. Я грешным делом подумал, что сюда пожаловал кое-кто из моих старых знакомых…

– Он не слуга. Это мой друг и телохранитель. Мне было шесть лет, когда его убили. Он спас меня, а сам погиб, но решил остаться с нами. Вы его видите?

Задавать такие вопросы магу – все равно, что поинтересоваться у счетовода, знаком ли он с арифметикой, или спросить у портного, сумеет ли тот пришить пуговицу. В Сонхи Зибелдон отчитал бы юную коллегу, но сей варварский мир – другое дело.

– Разумеется, вижу. Позвольте полюбопытствовать, отчего это вас удивляет?

– Обычно его видим только мы с папой.

Экое невежество… Никакая она не некромантка, и своего незримого спутника, стало быть, не контролирует: он сопровождает и защищает ее не в силу принуждающего заклятья, а по собственной воле, что само по себе удивительно.

– Ваш папа – маг?

– Наверное, да. Иногда его так называют. Полгода назад он потерялся, и его до сих пор не нашли. Он живой, но где-то далеко. Я чувствую, что он живой, и еще один наш друг тоже это чувствует, но добраться туда не может. Недавно у меня появилось ощущение, что есть человек, который пришел оттуда, где папа сейчас находится, и он знает, как туда попасть. Я стала искать этого человека и нашла вас. Помогите мне, пожалуйста.

Ясно, девчонка видящая.

– Сонхи, – произнес Зибелдон вслух. – Это название вам о чем-нибудь говорит?

– Да! Я знаю про Сонхи. Объясните мне, как туда добраться.

Достопочтенный Зибелдон про себя вздохнул. Легко сказать – «объясните». Перед тем как открывать Врата Перехода, маг должен усвоить необходимые базовые знания, которые вряд ли есть у девочки из этого мира – диковинного и многогранного, однако по части волшебства прозябающего в невежестве. Что ж, придется покинуть уютную психушку и взять ученицу, а все потому, что он никогда не умел отказывать юным барышням с серьезными умоляющими глазами.

Важной персоной, явившейся на неофициальный ужин с Верховным Магом и его ближайшим помощником, оказался король Руверет, «добровольно» отрекшийся от престола в пользу Властелина Сонхи. Впрочем, это уже исправили: в тайнике у Шеро нашлась «звездная соль», уничтожающая любые клятвы. Всего щепотка, этого достаточно. Держа ее на ладони, монарх прочитал задом наперед текст абдикации, после чего слизнул жгучие серебристые крупинки – и готово, отречение аннулировано. Минутное дело. Куда больше времени ушло на то, чтобы доподлинно восстановить сказанное и отрепетировать, произнося по бумажке записанную в обратном порядке абракадабру.

Руверет был уже немолод, и пережитые в тюрьме страдания наложили на него отпечаток. Он напоминал замученного делами пожилого чиновника с подорванным здоровьем и усталыми печальными глазами.

– Я теперь, господа, король без короны и банкир без капиталов. Хотелось бы мне быть полезным, а не просто вывеской на государственном фасаде…

– Корону сделаем новую, – махнул рукой Шеро. – Главное – деньги вернуть, не то в долги залезем. Честь и хвала коллеге Суно за то, что он прибил таки Мулмонга, однако перед этим Чавдо успел куда-то сплавить почти все наворованное. Победителей не судят, но победителям приходится решать проблемы, которые лезут изо всех щелей после победы. Ты уже понял, чем займешься в первую очередь? – последний вопрос был адресован Орвехту.

– Да чего ж тут не понять.

– Бери кого хочешь, используй любые ресурсы, делай что считаешь нужным – твоя задача в приоритете.

– Будем искать, – отозвался Суно. – Можно предположить, что Чавдо прятал награбленное не в спешке, когда земля под ногами загорелась, а начал заниматься этим заблаговременно. Скорее всего, он планировал через неопределенное время исчезнуть. Здесь у него была власть, но не было магии, да и ощущения от работающего Накопителя не самые приятные… Значит, потихоньку готовился к эмиграции. При этом у него не было возможности пользоваться волшебной кладовкой, и через Хиалу он не ходок, даже Врата не смог бы открыть, с учетом Накопителя. Известно, что временами он надолго отлучался из дворца. Или схроны в Аленде, или он вывозил деньги и ценности из города, хорошенько замаскировав… Разберемся.

– Если не разберемся, мы банкроты, – буркнул Крелдон. – Овдейский посол уже заводил речь о продаже наших южных колоний. Стервец Тейзург предлагает кредит, а у самого на роже написано: «Уж тогда-то повеселимся!» Если б мерзавца интересовала нажива, можно было бы столковаться, но ведь у него другое на уме – устроить балаган, в котором он будет за главного режиссера. Нет уж, хватит с нас балагана… Распродажа колоний – тоже не дело. А если занять у сиянцев, они такие проценты заломят, что без последних штанов останемся.

– Понял, – Орвехт про себя вздохнул, словно перед тем, как взвалить на спину тяжелую ношу. – Что ж, найдем и деньги, и корону.

– Корону не найдешь, – Крелдон с мрачным видом подцепил вилкой тефтелю. – Ее Дирвен утопил.

– Зачем?..

– Когда он погнался за гнупи, корона была у него на безмозглой башке, так и носился по улицам, зевакам на радость. А потом, когда он пытался выудить медальон, корона свалилась в озеро, где ее проглотила Безымянная Рыба. Изготовим новую, лишь бы деньги нашлись. Ох, зря ты этого угробца из речки вытащил…

«Наверняка они сейчас жалеют о том, что Орвехт меня тогда из речки вытащил, – Дирвен сглотнул комок, щурясь на вечернее солнце. – Только я все равно Повелитель Артефактов, даже без медальона и без их дурацких Накопителей, а им дохлый чворк на блюде, пусть теперь локти грызут, что я больше на них не работаю…»

С обветшалого балкона открывался вид на улицу: оплетенные вьюнами дома с порослью на кровельных скатах, на фонарных столбах скалят зубы мумифицированные мертвые головы – человеческие и не только. Городская жизнь идет своим чередом, но как будто с прохожими что-то не так… В следующий момент понимаешь, что это вовсе не люди: долговязые амуши с травяными космами, темноликие, как баклажаны, джубы с носами-хоботками, прыгучие длиннорукие сойгруны с ввернутыми ногами кузнечиков. Хотя люди среди них тоже попадаются, но это или вурваны вроде Лормы – одна видимость, что человек, или забитые невольники местных жителей. Исшода вся такая с тех пор, как ее захватил волшебный народец.

Раньше этим захолустным городом правил царь Млюарри, из амуши, но Дирвен с Лормой его прикончили – у Лормы с ним были какие-то давние счеты – и она стала здешней царицей, двор Млюарри присягнул ей. А Дирвен ее консорт, и пусть кто-нибудь вякнет насчет того, что он человек, поэтому должен знать свое место. Головы тех, которые вякали, теперь торчат на столбах с проржавелыми фонарями, взамен прежней дохлятины.

Он Повелитель Артефактов, здешняя нечисть перед ним трепещет, а на душе все равно паскудно… Как же получилось, что он проиграл и оказался в Исшоде? Можно ли было этого избежать? Если разобраться, в этом много кто виноват: и мама, и овдейский Надзор за Детским Счастьем, и Суно Орвехт, и вся остальная Светлейшая Ложа, и Хеледика, и Зинта, и Глодия, и Хенгеда, и все те шлюхи, с которыми Дирвен спал, и Шаклемонг со своими придурками-погромщиками, и Самая Главная Сволочь, и рыжий мерзавец, натурально эту сволочь околдовавший, и Чавдо Мулмонг, который обещал, что все предусмотрит, но не предусмотрел того, что подосланный вор проберется во дворец и стащит медальон. Виноватых много, и все они выполняли волю Рогатой Госпожи.

«Я на всю жизнь тут не останусь, – Дирвен упрямо смотрел на заходящее солнце, глотая злые слезы. – Еще устрою им поимелово… Я же хотел как лучше, а эти придурки все испортили!»

Вернувшись в Аленду, Зинта поселилась в лечебнице при храме Милосердной. Бездомных магов временно распределили по королевским особнякам, с удобствами, но в тесноте, вдобавок и у нее, и у Суно работы невпроворот. Если возникнет срочная нужда в лекарке под дланью Тавше, не придется далеко бежать, а если ей самой понадобится помощь, опять же другие лекари всегда рядом.

– Позвольте, господа, пациент при смерти! Нет, молодой человек, вы очень милы, и я не сомневаюсь в ваших профессиональных достоинствах, но его спасет только сама госпожа Зинта. И зачем вы срезаете челку до середины лба – или уберите ее, или отпустите до бровей, сейчас у вас огорчительно простоватый вид. Однако это сущая безделица по сравнению с невообразимыми страданиями пациента…

Услышав знакомый голос, она торопливо вытерла руки, глянула на миску с только что вырванными аденоидами, похожими на окровавленных червяков, потом на оцепеневшую в кресле горожанку с разинутым ртом, и повернулась к помощнику:

– Сейчас очнется, и сразу дай ей мороженое, а мне надо бежать, что-то случилось…

Только она вышла в коридор, изысканный, как ветка орхидеи, Эдмар подхватил ее под руку и повлек к выходу:

– Идем, без твоей помощи пациент вряд ли доживет до вечера!

Лицо у него было такое встревоженное, что Зинта сама рванулась к двери, а он поспешил за ней.

У ворот ждала элегантная коляска с откинутым верхом.

– Зинта, прошу!

Сам устроился напротив, и экипаж тронулся.

– Гоните побыстрей! – велела лекарка кучеру, когда выехали на улицу Речных Находок.

– Да незачем гнать, – улыбнулся ее визави. – Пациент перед тобой.

– Ты?.. Погоди-погоди… Да с тобой же все в порядке!

– Душа исстрадалась, – кротко возразил Эдмар. – И мне, как чудодейственная пилюля, необходим разговор с тобой, как в Молоне в былые времена. Шнырь – очаровательный собеседник, но порой хочется разнообразия…

– Ах, ты…

От возмущения лекарка задохнулась, и он воспользовался паузой:

– Шоколадку хочешь?

И ведь угадал, чем купить: шоколада ей хотелось. Невтерпеж хотелось, с самого утра, но никто не угощал, а самой бежать в кондитерскую недосуг.

– Темную с орехами, – буркнула Зинта. – И чтоб орехов побольше.

В Молоне поедание шоколада считалось пороком. Запретный шоколад туда привозили контрабандой, продавали из-под полы и лакомились тайком, а кого на этом ловили, тот навлекал на себя всеобщее осуждение. Вот и сейчас она, взяв у Тейзурга плитку, ела так, словно за ней наблюдают внимательные глаза молонских доброжителей: по-беличьи быстро откусит – и спрячет в рукав, снова откусит – снова спрячет…

– Еще? – Эдмар откровенно ухмылялся.

– Еще две, – ответила она с набитым ртом. – Мне надо.

– Хоть десять. Зато теперь я знаю, как выглядят истинные поедатели шоколада… Между прочим, ты трогательно перемазалась.

– Я же сказала, мне надо, – она сердито вытерла губы тыльной стороной ладони и принялась за вторую плитку. – Некоторые известку лижут. Тебе-то не рожать, вот и помалкивай. И с поедателями шоколада меня не сравнивай!

Расправившись с едой, она откинулась на мягкую спинку сиденья. В подсыхающих после дождика лужах отражалось солнце и барахтались воробьи. Аленда так и манила своими улицами и переулками – по-прежнему яркая, разноцветная, хоть и обшарпанная после недолгого правления «Властелина Сонхи», и мусорных куч почти нигде не осталось. Зинта давно мечтала выбраться на прогулку, но все было некогда, некогда… А сейчас Эдмар, паршивец, вытащил ее погулять обманом, и она вовсе не торопится от него сбежать. Наверное, в какой-то степени она все-таки зложительница.

Эдмар был хорош: развалился напротив, словно важный господин – да он и есть важный господин. Один из сильнейших в Сонхи магов и правитель собственного княжества, это для нее он как был, так и остался Эдмаром.

Треугольное лицо с высокими скулами и острым подбородком снова было ухоженным, безупречно гладким. Глаза словно два полумесяца, и ниже еще один полумесяц – ироничные улыбчивые губы. Отросшие темные волосы разметались по плечам, иные пряди от середины книзу синие, зеленые, фиолетовые, точно цветные штрихи на картине. В левом ухе покачивалась серьга: крупный овальный изумруд, оплетенный двумя изящными змейками – то ли с шипами, то ли с острыми драконьими крылышками, и вдобавок с миниатюрными язычками, похожими на танцующее пламя.

Холеные пальцы унизаны перстнями, на ногтях сияет медно-зеленый лак, переливчатый, словно спинка жука-бронзовки. Из-под рукавов выпущены слоистые газовые манжеты, которые у портных и модников называются «пионовыми» из-за сходства с этими цветами. Лиловато-серый сюртук расстегнут, позволяя любоваться открытой шеей и пышным «пионовым» воротником рубашки, а пуговицы все разные: золотые змейки вроде тех, что на серьге, у одних мерцают изумрудные глаза, другие свернулись вокруг зеленых, как морская вода, кабошонов.

На плечи наброшен китонский шелковый шарф, лилово-бело-голубой с хищными цветами и змеями, а поверх него палантин из белого меха, украшенный серебряной лисьей головой в натуральную величину, с высунутым золотым языком и рубиновыми глазами.

Кавалеры в Аленде так не одевались, но это же Эдмар! Зинта невольно залюбовалась этакой красотой, хотя и подумала: «Неужели ему не жарко? Теплынь ведь на улице… Наверняка магию использует, чтоб удар от перегрева не хватил».

– Я-то думала, ты меня к Хантре позвал, когда говорил про пациента.

– Да что ему сделается? Он скорее уж других пациентами сделает… Это я тут главный страдалец, а он творит разбой в свое удовольствие, и с ума сойти, сколько народу за него переживает: а вдруг его невзначай толкнут или стукнут, пока он очередную жертву колошматит.

– Хантре не разбойник, он нападает на тех зложителей, которые были заодно с Шаклемонгом и чинили пакости! Если хочешь знать мое мнение, поделом им. Доводилось мне лечить тех, кому от них досталось. Как задумаешься о том, что люди могут делать такие вещи, жить становится неохота… Но потом вспоминаешь, что кроме них есть и другие люди, и это проходит. А за Хантре все беспокоятся, потому что он хороший – добрый, смелый, честный…

– Вот тут я с тобой соглашусь лишь наполовину. Добрый – несомненно. Смелый… хм… В начале своей нынешней жизни, когда мы в очередной раз познакомились, он был изрядным трусом – я-то помню, но со временем он научился ломать свою трусость. Вдобавок он безбашенный, и когда его срывает – все страхи побоку, так и заработал репутацию смельчака. А что касается сомнительно лестного определения «честный» – это не про него. Хантре знать не знает, что это такое.

– Опять ты его оговариваешь!

– Да ничуть. Не бывает честных Стражей. Мир с таким Стражем был бы хуже каторги, зато просуществовал бы недолго – без калейдоскопического круговорота видимого и скрытого, без недосказанности, без волшебства, без миражей… Брр, истинная жуть, даже представлять себе такой мир не хочется, я же все-таки впечатлительный. Пресловутая честность, которую ты считаешь добродетелью, противоречит самой природе Стража Мира. При необходимости Страж должен быть способен залатать мир, с которым приключилась какая-нибудь неприятность – так же, как ты зашиваешь раны своим пациентам, а в таком деле не обойтись без иллюзий, плавно и ненавязчиво перетекающих в категорию реальности. Некто честный и прямой, как доска в заборе, с такой задачей не справится. Я-то, в отличие от тебя, прекрасно понимаю, с кем имею дело… И неужели ты думаешь, что меня могло бы столь безумно увлечь что-то меньшее?

Ох, и самодовольная у тебя физиономия, подумала Зинта, а вслух сказала:

– Ты ведь после Лилейного омута много всякого помнишь и знаешь, вот и объясни мне, почему все эти, которые с Шаклемонгом толпами ходили, погромы устраивали, да еще требовали, чтобы людей на площади сжигали заживо, все эти, которых Хантре теперь бьет, почему они такие? Их заводил и тех, против кого горожане свидетельствуют, сейчас арестовали, а остальным, которые с ними были, только штрафы выписывают, и Суно говорит, их много, собранных денег пожарным на жалование хватит. Ты можешь мне ответить, откуда эти зложители берутся и почему их столько развелось?

– Спроси что-нибудь полегче, – он состроил гримасу, выражающую крайнюю степень замешательства, но потом ухмыльнулся и подмигнул. – Ладно, Зинта, хотя бы на второй вопрос я тебе отвечу. Ложа сама их поощряла, и можешь не сомневаться, будет продолжать в том же духе.

– Зачем?

– Ради поддержания своей власти, зачем же еще? Видишь ли, те, о ком ты говоришь – своего рода шлак, который ни на что ценное не годится, но при необходимости из него можно изготовить дополнительные подпорки или таран, его можно вывалить на головы тем, кто тебе неугоден… Ложа вовсю их использовала, вспомни сурийские погромы. И надо заметить, среди сурийцев их тоже хватало в избытке, иначе не случилось бы тех досадных событий. Потом их привлекли на свою сторону Дирвен с Мулмонгом. Теперь Ложа вернула власть, и сама подумай, с какой стати она выкинет на помойку нужную в хозяйстве вещь? Их припугнули, из них вытрясут деньги, которые Ложе сейчас позарез необходимы – и пусть расползаются по своим щелям, пока снова не понадобятся. Зинта, не смотри так грустно, лучше перебирайся жить ко мне в Лярану. Княжество у меня небольшое, и моего личного могущества вполне достаточно, чтобы обходиться без таких некрасивых вспомогательных средств. Как просвещенный тиран с хорошим, смею надеяться, вкусом, я в своих владениях подобной гадости не потерплю – в два счета отправлю гуманитарную помощь демонам Хиалы… Ладно, этого ты не слышала, забудь. Кстати, как раз потому, что Хантре в этом вопросе твой единомышленник, я нисколько не боюсь, что Ложа его переманит, хотя, безусловно, такие попытки будут. Не пойдет он к ним. Выберет меньшее из зол – то есть, твоего покорного слугу. Возможно, поставит условие – весь шаклемонговский сброд за борт, тогда подумаю, и достопочтенные коллеги вздохнут с превеликим сожалением: лучше бы гору золота попросил. Вот так-то, Зинта… Не печалься из-за этого, съешь еще шоколадку.

– Но сделать-то с этим что-нибудь можно?! – она расстроено стиснула кулаки.

– Вряд ли. Разве что геноцид, но ты ведь первая скажешь, что это не по-доброжительски. Так что получай удовольствие от жизни, не проливая слез из-за ее несовершенства. Не обращай внимания, что я улыбаюсь, я серьезно.

– А что такое гуманитарная помощь? Погоди, я же читала об этом у путешественников по мирам…

– О, смотри, смотри, какая прелесть – на башне Часовых Созвездий не только все часы на месте, но даже скульптуры уцелели!

– Где?.. – повернулась Зинта.

Наконец-то случилось то, чего Шнырь с господином столько времени дожидались: Крысиному Вору так накостыляли, что уйти самостоятельно с места происшествия он не мог, даже перекинуться и доползти до ближайшего подвального лаза не мог. Противники ему в этот раз попались уж больно лютые, и было их шестеро.

Вначале они пили пиво в забегаловке на улице Капустных Листьев, угрюмо ругая Ложу – сиплыми шепотками, с опаской и с оглядкой. Как понял из разговора подобравшийся невидимкой Шнырь, Ложа этих шестерых не просто оштрафовала за учиненные во время смуты безобразия, а обобрала до нитки. Кое-кто из них замыслил перехитрить государство и отдал свое добришко на сохранение родственникам, но маги на этом только выгадали: пришли да конфисковали все ценное, не разбирая, где чье, и не слушая возражений. Недаром у людей есть поговорка: «Одолжи магу щепотку соли – он всю солонку проглотит».

Бывшие шаклемонговцы спустили последние гроши и в паскудном настроении побрели по улице, а Шнырь, зная о том, что Крысиный Вор ошивается поблизости, увязался за ними. Дальше все случилось так, как он рассчитывал. Из закоулка наперерез компании выскочил кот с кисточками на ушах, зашипел и завыл, яростно шевеля хвостом, а потом раз – и обернулся рыжим парнем. Злющий, глаза сощурены.

– Вы мрази, без вас этот мир был бы лучше, – перевел он на человеческий язык то, что перед этим орал по-кошачьи, и без дальнейших разговоров врезал тому, который стоял ближе всех.

Трезвые, может, и кинулись бы от него наутек, а этим пиво в головы ударило. Ух, как они рассвирепели! Рыжий им тоже навалял – он ловкий, быстрый, всяческим приемам мордобойства обученный, но он был один против шестерых, а Шнырь в этот раз не вмешивался, и ветер дул с юго-запада, а не с севера.

Его сбили с ног, начали пинать, выплескивая накопившуюся злобу. Гнупи решил, что это уже чересчур, и скинул свой лоскутной ранец, но достать рогатку не успел.

– А ну, прочь, канальи!

К ним приближался размашистым шагом королевский гвардеец из той же забегаловки. Из-за него-то компания и снялась оттуда, не досидев. Ввалился, хлопнув дверью, прошел к стойке, словно матерый пес мимо присмиревших шавок, и потребовал «самую большую кружку самого дрянного пойла». Рослый, мрачный, небритый, хотя в новеньком капитанском мундире с золотыми галунами. Представитель власти, да еще и в скверном настроении – шаклемонговцы решили, что надо уносить ноги подобру-поздорову. А он, вишь ты, выпил свое «дрянное пойло» да и не стал там засиживаться, так что они все равно от него не спаслись. Одному сходу дал пенделя, и тот покатился кубарем. Сверкнула на солнце шпага, через секунду вонзившаяся под ребра самому ретивому. Шнырь с восторгом смотрел на представление, которое надолго не затянулось: пятеро кинулись наутек, шестой отправился в серые пределы.

Крысиный Вор с окровавленной рожей пытался приподняться, но это у него плохо получалось. Капитан усадил его, прислонив спиной к стенке.

– Парень, ты в порядке?

– Вроде да… Спасибо…

– Где живешь? Тебе помочь?

– Нет. Лучше я тебе помогу…

– Господин маг?.. – гвардеец наконец разглядел, кого отбил у своры подонков. – Что же вы не колдовали, неужто опять с магией какая-нибудь неприятность?

– Все нормально, я сам не использовал магию, она не для этого. Если сделаешь то, что я скажу, у тебя будет шанс.

– Какой шанс?

– Помириться с ней.

– Так она же в тебя втрескалась! – произнес гвардеец с таким свирепым надрывом, что Шнырь струхнул: а ну, как теперь уже он рыжего до смерти ухайдакает?

– Не в меня, а в один из моих обликов. Это разное. Иди сейчас на улицу… Погоди, с названием непонятно: кажется, то улица Гусака, то Тележная…

– Так это одно и то же, – подсказал обескураженный гвардеец. – Раньше была Тележная, потом ее переименовали, потому что в Лоскутьях другая Тележная есть.

– Значит, иди на улицу Гусака. Там должен быть доходный дом, желтый, кирпичный, как будто трехэтажный… Не знаю, я ни разу там не был, но он как будто стоит посередине на нечетной стороне.

– Видел я этот дом. Ну и что?

– Там все подвальные окошки наглухо заколочены. Разломай доски или выбей дверь, если кто-нибудь начнет ругаться – посылай к демонам. Я бы сам туда сходил, но я сейчас никакой, и тебе это нужнее. Когда спустишься в подвал, сам поймешь, что делать. Ты его услышишь, он пищит. Потом отправляйся к ней и спроси, чем кормить. Может, вначале она не захочет с тобой разговаривать, повтори вопрос три или четыре раза, пока не услышит, о чем ты спрашиваешь. А дальше все будет зависеть только от тебя. Это твой последний шанс наладить с ней отношения. Не откладывай.

– А ты как же?

– За мной приедут. Иди.

Гвардеец послушался. Когда он скрылся за углом, рыжий окликнул, подняв разбитое лицо:

– Шнырь, ты ведь здесь?

– Так тебе и надо, так тебе и надо! – злорадно выпалил соглядатай. – Мне-то сейчас еще за господином бежать, ноженек усталых не жалея, а тебе хоть бы что…

– Можешь не бегать, я послал ему мыслевесть.

– С чего это ты сегодня такой добрый? – с подозрением поинтересовался Шнырь.

– Сам не знаю.

Он подошел, примостился рядом возле стенки – люди все равно не увидят.

– Небось, думал, что запросто их поколотишь, а они злые оказались, вот и поделом тебе за мою крыску!

– Проблема не в том, что они злые, – отстранено и задумчиво, словно обращаясь к кому-то, кого здесь на самом деле не было, произнес Крысиный Вор, – а в том, что они голодные и беззащитные. И вот это уже беспросветное дерьмо.

– Да вроде они были пожравши, и кулаками махали не хуже твоего… Ты их, что ли, жалеешь?

– Нет. Я не об этом. Голодные, потому что они кормятся чужими страданиями, чужим унижением. Они без этого не могут – это для них и пища, и развлечение, и повод для радости, и способ заявить о своем присутствии в этом мире, куда там до них Лорме. Это у них постоянная потребность, насытиться они не могут, сколько бы ни сожрали, потому и голодные. Беззащитные – другая разновидность: эти будут чувствовать себя в безопасности, только если все окружающие станут жить по их правилам, согласно их представлениям о том, как надо. Это у них распространяется и на членов семьи, и на каждого встречного, и на людей, о которых они только слышали, и на жителей других стран, в которых они никогда не бывали. Если кто-то живет иначе, они испытывают беспокойство, которое сильно их мучает. Чтобы подогнать окружающий мир под свои мерки, они готовы кого угодно угробить – хоть знакомого, хоть постороннего, хоть собственного ребенка, им без разницы. Голодные и беззащитные – не всегда одни и те же, но если и то, и другое сразу – это сволочнее всего. Ты ведь был на площади Последнего Слова, когда судили Тевальда. Ты их видел.

– Такие, как Шаклемонг, ты это хочешь сказать? – подхватил сообразительный Шнырь.

– Да. Шаклемонг был типичным представителем голодных и беззащитных.

– Зато с картохой… – гнупи мечтательно облизнулся и тут же на всякий случай отодвинулся от сердито зыркнувшего собеседника.

Послышался перестук копыт, звуки едущего экипажа, но это оказалась не коляска господина Тейзурга, а фургон с надписью «Лучший сахар и прочие крупы».

– Кто-то уверял меня, что если он мне понадобится – мигом примчится, только позови, – процедил Крысиный Вор. – Ладно, понадобился. Ну и где?..

– А может, он сейчас чем-то важным занят – кого-нибудь заколдовывает или чего-нибудь там еще! – вступился за своего доброго господина Шнырь. – Ты-то, ворюга, сколько от нас прятался, водиться с нами не хотел, а как тебе чего-то надо – сразу все бросай и беги сломя голову? Что ли так? Думаешь, все должно быть по-твоему?

– Примерно так, – огрызнулся рыжий.

– Я от тебя и не ждал ничего другого.

Эту фразу гнупи подслушал у людей. Большинство смертных обижалось, когда узнавало, что «ничего другого» от них не ждали, но несправедливый крысокрад к большинству не относился, не проняло его.

– Эй, а ты ведь еще не слышал о том, как я от Дирвена убегал! – спохватился Шнырь.

Он успел рассказать свою историю два с половиной раза, пока из-за поворота не показался шикарный экипаж господина Тейзурга.

Черноголовый народец по Условию не может причинять вред лошадям, и те его не боятся, так что гнупи вместе с людьми устроился в коляске, господин разрешил.

Рыжий выглядел истинным разбойником – глаз подбит, физиономия в разводах пыли и засохшей крови, зато господин был на загляденье нарядный и держал роскошный белый цветок из южных краев.

– Синяк под глазом, какая прелесть, – произнес он меланхолично, слегка улыбаясь уголками губ. – За время нашего знакомства ты несколько раз ставил мне фингалы, но вот вопрос: могу ли я хотя бы мимолетно почувствовать себя отмщенным, если этим украшением оделил тебя не я, а некие несимпатичные мне люди?

– Можешь почувствовать себя отмщенным и заткнуться. И без тебя голова болит. Кажется, меня по ней треснули.

– Не тошнит?

– Нет. Регенерация идет, но медленно. Бывало и хуже.

– Сейчас поедем домой, там отдохнешь, а может, и здравый рассудок к тебе вернется. Хотя последнее сомнительно…

– Ладно, поехали, – согласился Крысиный Вор.

Голос у него был усталый и какой-то бесцветный, как у проигравшего. Шнырю даже обидно за него стало – он же все-таки «свой», ихний с господином!

– Чего ты, рыжий, куксишься? – встрял гнупи в людской разговор. – Известное дело, поколотили, ежели они на тебя вшестером, а ты, как дурак, без магии дрался! А ты их вылови по одному да каждому задай взбучку – правда же, господин?

– Золотые слова, Шнырь, – благосклонно отозвался Тейзург. – Хантре, дерешься ты весьма неплохо, признаю, но твоя стратегия и тактика – это ужас ужасный… На шестерых бандитов с кулаками. Без магии. Умопомрачительно. Снимаю перед тобой воображаемую шляпу и раскланиваюсь. Впрочем, судя по тому, что там остался лежать труп, хотя бы одного ты прикончил, и то радость.

– Это не он прикончил, а гвардеец, который заступился, когда его лежачего стали пинать, – снова вмешался гнупи.

– Так ты еще и позволил им себя пинать?.. Демоны Хиалы, какое несусветное позорище, не буду я снимать перед тобой шляпу. Ты хотя бы помнишь о том, что ты мой наемник, и твоя репутация – это до некоторой степени моя репутация?

– Мне без разницы, – бросил Хантре.

Уже не таким вялым голосом, с нотками злости.

– Шнырь, ты их запомнил? – вполголоса осведомился Тейзург.

– А то!

– О чем вы шепчетесь? – еще пуще обозлился рыжий. – Это мои дела.

– Ты ведь, мой драгоценный, переживаешь о том, что реальность не соответствует твоим представлениям – вот и переживай себе дальше, а наши со Шнырем дела тебя взаимно не касаются.

После этих слов господин заговорщически подмигнул маленькому соглядатаю, и тот подмигнул в ответ, про себя ликуя: уж он расстарается, всех пятерых найдет – ясно же, какая ему будет за это награда!

Экипаж катил мимо лавок с яркими новенькими вывесками. Из-за домов доносились глухие удары.

– Тенбо, – окликнул кучера господин, – поворачивай туда, посмотрим, что за шум. Вроде бы дверь вышибают.

Улица Гусака называлась так из-за флюгера на башенке самого высокого дома. Раньше жестяной гусь горделиво задирал голову к небу, а теперь ему свернули шею на сторону – будто бы выглядывает из-за собственного тулова. Гнупи даже пожалел, что это сделал не он, а какие-то шаклемонговцы.

Возле трехэтажного дома из желтого кирпича происходила суета: уже знакомый Шнырю офицер, заступившийся за Крысиного Вора, бил сапогом по заколоченному подвальному окну, а сверху на него ругались жильцы.

– Люблю королевских гвардейцев, – заметил Тейзург. – Не только за то, что они радуют глаз безупречной выправкой, но еще и за то, что они умеют культурно и ненавязчиво развлекаться, не роняя чести мундира… Капитан Трайгевальд, вам помочь? – окликнул он, когда проезжали мимо.

Капитан оглянулся через плечо – раскрасневшийся, злой, сосредоточенный – и вернулся к своему занятию.

– Не мешай человеку, – подал голос Хантре.

– И в самом деле, не будем мешать, тут и без нас весело.

Коляска поехала дальше. Позади хрустнула треснувшая доска.

– Это Крысиный Вор его подговорил, – наябедничал Шнырь, когда повернули за угол. – Пойди, сказал, на улицу Гусака, люди там у себя подвал заколотили, а ты им все разломай!

– Хантре, так ты имеешь к этому отношение? М-м, как интересно… Объяснишь, в чем дело?

– Это вас со Шнырем не касается. И меня не касается.

– Поставил человека в неловкое положение, а остальное тебя не касается? Мило.

– А может, там клад спрятан? – догадался Шнырь. – Может, рыжий решил вознаградить его за свое спасение и надоумил, где искать сокровище?

– Хантре, это правда? Не беспокойся, никто не собирается отнимать у капитана Трайгевальда твой подарок.

– Это не то, что вы подумали. Но он никогда не пожалеет о том, что послушал меня.

– Ну и ладно, у меня своих сокровищ достаточно. Хантре, давай лучше поговорим о тебе. Тема деликатная, но обсудить ее стоит. Если ты получаешь удовольствие, валяясь на грязной мостовой и получая пинки по ребрам, кто ж тебе запретит, не могу осуждать, мне тоже порой хочется чего-нибудь этакого извращенного. Но почему же ты не обратился ко мне? Только намекни, я буду рад организовать для тебя что угодно в этом роде, но, разумеется, в более изысканном варианте, мы воплотим в жизнь любые твои странные фантазии…

– Ага, конечно. Со своими странными фантазиями я как-нибудь без тебя разберусь.

– Но ты не можешь лишить меня надежды, Хантре, – господин Тейзург по-змеиному улыбнулся. – Я буду ждать. Я умею ждать.

– Другой вопрос, чего дождешься.

– А почему без нас-то? – возмутился Шнырь – когда тебя не берут в игру, это всяко задевает за живое. – Ежели, например, хочешь напакостить, так мы с господином по этой части побольше твоего умеем!

– Это точно, – отозвался рыжий с такой особенной интонацией, что гнупи сразу насторожился. – Если б не ты, Лиргисо, в той схватке Ложа справилась бы с Дирвеном, и не было бы всего дальнейшего. Зачем?.. Хотя вопрос риторический, – его разбитые губы искривились в усмешке, так что выступила капелька крови. – Я знаю, почему ты это сделал.

– Давно понял? – господин в ответ тоже криво усмехнулся, как будто отзеркалив его выражение лица.

– В Накопителе. Когда Дирвен атаковал тебя, а я предпринял действия, которые вывели его из равновесия. Ну и дурак же ты. И я тоже дурак, мог бы это предвидеть, так что здесь и моя вина.

«Ишь ты, как завернул… Зато у вас есть умный Шнырь!» – подумал их спутник, но вслух не сказал – некоторые вещи достаточно знать про себя, а выбалтывать незачем.

– Боги и демоны, так ты себя за это наказываешь? Вот это уже я мог бы предвидеть… И что теперь?

Господин глядел на Крысиного Вора, как змея перед броском, а тот глухо произнес:

– Давай будем смотреть на это, как на урок, который мы оба должны запомнить. Город жалко.

– Зато сколько заказов получат художники и скульпторы… Сохранились рисунки, полотна живописцев, магические слепки, все разрушенное можно восстановить. Кое-что я готов лично отреставрировать – чтоб оно снова было.

Экипаж выехал на площадь Укатившихся Обручей, и здесь гнупи, высунувшись из-за бортика, снова увидел капитана Трайгевальда. Тот стоял у края тротуара, мундир у него на груди был расстегнут и оттопыривался – что-то прячет за пазухой! Еще и придерживает, чтоб не выпало. Чем же он, интересно, в том подвале разжился?

Окликнув извозчика, гвардеец забрался в коляску и велел гнать на улицу Золотой Булавки. Небось отправился к магам, которые нынче там обосновались: предъявит им свою находку да награду получит.

– О, кажется, я понял, что он нашел, – улыбка у господина была такая грустная и подкупающая, что Шнырю захотелось немедленно сделать для него что-нибудь хорошее – например, какую-нибудь выдающуюся пакость, которая его порадует. – Пожалуй, с таким союзником у него есть шанс завоевать сердце своей дамы… Есть или нет? При всей своей эксцентричности, она отнюдь не наивна, фальшь распознает.

– Есть. С его стороны тут никакой фальши. И с ней помирится, и друга нашел.

– Добрый ты, Хантре, когда речь идет о чужих отношениях…

– Вот только не начинай опять, – огрызнулся Крысиный Вор.

– А как же то, что произошло между нами в Накопителе? Сделаем вид, что этого не было?

– Это была тактическая уловка. Театр для Дирвена. Ну, допустим, если под рукой нет гири, на чашу весов можно бросить что угодно, лишь бы перетянуло.

– Даже если то, что ты небрежно бросил на чашу весов, для кого-то драгоценно?

– Надо было спасти наши шкуры и уничтожить Накопитель.

– Кто ж с этим спорит? Но в театре можно перевоплотиться в кого-то другого, а можно раскрыться и наконец-то сыграть самого себя.

– Я играл роль, – раздраженно возразил рыжий. – В этом не было ничего, кроме работы на публику. Отвали, понял?

Шнырь не мог взять в толк, о чем они говорят, но всей душой был на стороне господина.

На некоторое время люди умолкли, только цокали по мостовой подковы, да пел свою дорожную песню экипаж, а солнце ушло за крыши, и небо постепенно становилось лиловым с прозеленью.

– Что же ты до сих пор волосы не отрастил? – поинтересовался Тейзург.

Есть чары, которые магам легче плести, когда у них волосы длинные – это древняя наука, нынешними волшебниками позабытая, но шнырёв господин много всякого знает, он больше всех знает.

– Не до того было. Отращу.

– С этой короткой вьющейся шевелюрой, да еще и с немилосердно расквашенным лицом, ты поразительно похож на себя прежнего. Ты был таким, когда мы с тобой в очередной раз встретились – в далеком чужом мире, не подозревая о том, что мы давно уже знакомы. Ты и тогда постоянно ввязывался в драки, это у тебя неистребимое. А меня ты боялся… Теперь-то я понимаю, что меня это бесило. Подсознательно я пытался тебя растормошить, чтобы ты очнулся и стал самим собой – таким, как сейчас.

– Хрень какая-то.

– Хантре, ты ведь знаешь, что это правда.

– Знаю. Все равно хрень.

Дальше они молча играли в гляделки, а Шнырь высматривал в сумеречном небе первые серебряные звездочки: если они уже начали подмигивать, скоро наступит ночь – самое привольное время для гнупи.

Проехав по круто выгнутому мосту Гуляки, повернули на улицу Черных Вишен – каждый дом здесь прятался в собственном парке, и в дальнем ее конце находились новые хоромы господина.

– Хантре, ты ведь уже наигрался в героя подворотен? Не хочешь теперь поиграть во что-нибудь другое?

– Отвали, – с досадой отозвался Крысиный Вор.

– Он говорит, что бьет их, потому что они голодные и беззащитные, – доложил Шнырь, которому уже наскучило смотреть на звезды. – Голодные, говорит, оттого, что у них до чужих унижений и страданий лютый голод, пуще чем у Лормы, а беззащитные, потому что становится им худо, ежели кто-то рядом думает не по-ихнему и живет по-своему. И Шаклемонг по этой части был, говорит, самый голодный и беззащитный. Так ведь, рыжий?

– Ты верно уловил суть, – устало, вроде бы даже с тоской, произнес Хантре. – Одно радует, Ложа хоть и использует эту дрянь, но держит на дистанции. Бывает хуже. Об этом писал Баглен Сегройский, путешественник по мирам – не ручаюсь, что запомнил слово в слово, но у него примерно так: «А те правители, которые начинают с ними заигрывать и дергают за все ниточки подряд, уподобляясь кукловоду, уверенному в своей безграничной власти над марионетками, иной раз попадают в ловушку, потому что запутываются в этих ниточках, как муха в паутине, и если не сумеют вовремя освободиться – сами станут марионетками своих марионеток».

– Занятно, что Дирвен тоже начитался Баглена Сегройского, об этом рассказывал коллега Суно. И немало оттуда почерпнул. Несравненный путешественник-созерцатель схватился бы за голову от его трактовок…

По обе стороны господских ворот располагались кованые чугунные фонари в виде орхидей, да не масляные, а волшебные: сгустки золотисто-зеленоватого сияния, которые зажигались и гасли в урочное время. Больше здесь ни у кого таких не было.

Когда коляска остановилась у парадного крыльца, Тейзург выпрыгнул первый, опустился на одно колено и галантно подал руку. Крысиному Вору это не понравилось, прошипел что-то злобное. Чего доброго, перекинется да сиганет в темноту, и опять за ним гоняйся… Но он был так избит, что на побег у него сил не хватило. Скривившись от боли, кое-как вылез, даже на господинову руку слегка оперся.

Его проводили в комнату, и Тейзург самолично отправился готовить ванну с целебными зельями. Хантре тем временем умылся, сменил свои обноски на шелковую баэгу с орнаментом из кленовых листьев. Устроившийся в уголке гнупи ахнул, увидев, сколько на нем кровоподтеков, и почувствовал даже не злорадство, а законное возмущение: если ты боевой маг, почему наполучал тумаков вместо того, чтобы проучить обидчиков?

Насупился, всем своим видом выражая осуждение – хоть бы Крысиный Вор оглянулся! Тот и впрямь оглянулся, но его неодобрительной гримасы как будто не заметил, так что старания пропали впустую.

– Шнырь, смотри, что у меня есть.

Он только что выложил из карманов всякую мелочь – монетки, гребенку, свернутый бинт, короткий нож баз гарды, карандаш… А еще…

У гнупи аж дыхание перехватило, когда он разглядел, что там. Невольно подался вперед, не сводя глаз с этакой красоты.

– Рыжий, ты где это взял?!

– Нашел.

«Это я должен был найти, а не ты!..»

Набрал полную грудь воздуха, готовясь заканючить, но Хантре его опередил:

– Если хочешь, возьми себе.

– Жалко тебе, что ли… – горестно выпалил Шнырь – слова сами рванулись наружу, еще до того, как он разобрал, что ему сказали.

– Я же говорю,забирай. Пусть это будет моя вира за крыску.

Гнупи выхватил у него подарок. Вещица-то непростая, с волшебством… И неописуемо замечательная: длинный крысиный хвост и скрюченные лапки, переплетенные засохшие корешки, причудливо изрезанные лоскутья кожи, шнурки с бусинами, шлифованные камушки, похожие на прозрачные темные глаза, да еще непонятно чьи клыки – будто бы целый кусок челюсти, все это связано в затейливый пучок, так и хочется сунуть за пазуху. Всем сокровищам сокровище – не то, что какое-нибудь там золото! Надо будет пришить изнутри на курточку вместительный потайной карман.

– Для чего он, ты понял?

– Вроде бы защищает от гнева и глупости начальства. Тебе пригодится.

– Да как ты смеешь… – обиделся на дарителя Шнырь. – Мой господин самый лучший на свете! Я теперь в добро верю, я же тебе рассказывал, что я дал такой обет, ежели спасусь. Так что по части добра я теперь дока, чего про добро не знаешь – спроси у меня, и я тебе скажу, что добрее господина Тейзурга никого не сыщешь. Он мне жертвы приносит! И даже когда я думал, что он решил меня обмануть, он посмеялся над тем смертным, а потом все равно принес его в жертву своему верному Шнырю! Ты бы так не сделал, ты-то злой, ты даже сейчас на меня зубами скрипнул, я слышал. И сам ты глупый, иначе бы тебя не колотил кто попало…

Он мелкими шажками отступил в угол, чтобы шмыгнуть на изнанку, если Крысиный Вор осерчает и захочет отнять подарок, но тот отвернулся, уселся на подоконник. Над спутанной шевелюрой мерцала далекая звездочка.

– Ты чего, рыжий? – настороженно спросил Шнырь. – Жалко стало, что подарил, завидно теперь, хочешь назад забрать? Дожидайся, так и отдал…

– Да никто у тебя ничего забирать не собирается.

– А чего тогда хмурый, если дарёного не жалко? Или ты опять об этих подумал, которые голодные и беззащитные?

– Вроде того, – невеселым голосом подтвердил собеседник. – Без них было бы лучше, да куда от них денешься. Вы с твоим господином и то меньшее зло.

– Вот видишь, рыжий, хорошо, что есть мы!

– Если б еще можно было от вас отделаться, цены бы вам не было, – невоспитанно, по своему обыкновению, заметил Крысиный Вор, хотя только что сам назвал их «меньшим злом».

2015–2016 гг

Приложение. Волшебный народец мира Сонхи

Амуши

Живут в пустынях, полупустынях и степях. Ростом с людей, похожи на огородные пугала. Ступни у них вдвое больше человеческих, костлявые руки свисают ниже колен, на пальцах острые когти. Вместо волос трава, в этих растительных шевелюрах могут скрываться насекомые, которых амуши используют для колдовства. Их лица, гротескно худые, напоминают обтянутые кожей черепа, но при этом очень пластичны и способны на самые невероятные гримасы. Голоса, независимо от половой принадлежности, высокие и тонкие.

Амуши агрессивны, любят кривляться, передразнивать, жестоко шутить над людьми. Всеядны, но всему остальному предпочитают свежую кровь и мясо. Людоеды.

Находясь среди людей, скрываются под мороком невидимости, но маги, ведьмы и вооруженные соответствующими артефактами амулетчики все равно их видят.

Болотный дед

Похож на длиннорукого старика, живет в болотной трясине, при случае может кого-нибудь туда утащить.

Варфел

Обитают в северных краях, похожи на косматых зверей с сосульками вместо шерсти. Зимой носятся по снежным просторам, гоняются за санями, нападают на людей, летом уходят в горы и прячутся в ледниках.

Вурван (вурвана)

Сонхийские вампиры. Чаще всего это бывшие люди, в силу тех или иных причин ставшие волшебными существами. Пьют кровь. Сытого вурвана не отличить от человека, голодный похож на высохшую клыкастую мумию. Не в пример земным вампирам, солнечного света не боятся.

Вывырик

Вывырики похожи на ежей с человеческими рожицами, обутых в крохотные башмачки. Заводятся при человеческом жилье, возятся в темных углах, топают, шуршат. Скорее досаждают людям этими звуками, чем пугают по-настоящему.

Гнупи

Уродливые человечки небольшого роста, с длинными набрякшими носами сизого цвета и черной щетиной вместо волос, их еще называют черноголовым народцем.

Выбираются колобродить по ночам, днем отсиживаются в подполье: солнечный свет слепит им глаза. Гнупи носят тяжелые деревянные башмаки, красные или зеленые курточки и все равно какие штаны (для гнупи главное – курточка любимой расцветки, а штаны сойдут любые). Всеядны. Пакостливы.

Живут рядом с людьми, в подвалах, заброшенных постройках, городских подземельях. Людям вредят с удовольствием, но, по Условию, не могут убивать или мучить домашних животных.

Грикурц

Грикурцы – лесная нечисть. Выглядят, как маленькие уродцы в мясистых бледных шляпках, перебегают с места на место, невнятно бормочут, хихикают, могут притворяться грибами.

Стараются напугать и заморочить прохожего, чтобы загнать его в чащобу, где человеку недолго сгинуть. Питаются телесными соками и частицами плоти, попавшими в почву, для этого у них вырастают из ступней корешки, похожие на нити грибницы, которые они могут выпускать либо втягивать обратно.

Если кто-то целеустремленно идет своей дорогой, не глазея по сторонам – он в безопасности, а кто начнет обращать на них внимание, да еще испугается, может стать их жертвой.

На зиму впадают в спячку в укромных зачарованных норах, натащив туда побольше хвои, сухой листвы и мха.

Джуб

Они ростом с людей. Темнокожие, как лилово-черные баклажаны, лысые, вместо носов у них длинные тонкие хоботки. Питаются жуками, пауками, мухами, мелкими ящерицами.

Любой джуб – заядлый игрок и всегда таскает с собой принадлежности для какой-нибудь настольной игры. Между собой джубы тоже могут играть, но куда больше их тянет сыграть с человеком, ради этого они идут на всякие ухищрения, притворяются людьми, обманывают, угрожают. Главное для них не выигрыш, а наслаждение от самого процесса.

Находясь среди людей, джубы используют чары личины, но маги, ведьмы и амулетчики смогут увидеть их истинный облик. Вдобавок джубов выдают гнусавые голоса, которые им никак не изменить.

Древон

Хищные волшебные твари, прикидываются засохшими деревьями. Древоны могут перемещаться с места на место, у них цепкие лапы, которые выглядят, как ветви и корни. Водятся в загородной местности, чаще всего в лесах. Присутствие древонов благотворно влияет на обычную растительность.

Жлява

Этот народец обитает в приморских зыбучках и заманивает свои жертвы красивыми раковинами, съедобными моллюсками, выброшенными на берег вещицами. Подойдешь поближе, захочешь подобрать – и песчаная почва заколеблется, расступится, а жлявы уже тут как тут. Они похожи на невысоких уродливых женщин с лягушачьими лапами вместо ступней, кутаются в старые рыбацкие сети, их длинные пальцы с четырьмя фалангами напоминают членистые ножки насекомых. Жлявы питаются воспоминаниями своих пленников, заставляя человека снова и снова вспоминать то, что вызвало у них интерес. На шеях носят нитки жемчуга: кто отнимет у жлявы ее жемчужные бусы, тот легко разбогатеет, но так же легко он может и потерять все нажитое.

Козяга

Козяги похожи на облачка серого пуха на тонких паучьих ножках. Обитают по соседству с людьми. Прячутся под шкафами и кроватями, за диванами и креслами, по углам в чуланах и сараях. Пугают, прикидываясь в потемках какими-нибудь страшными существами.

Крухутак

Выглядит, как несуразная помесь человека и птицы. Грудная клетка голая, человеческая, вместо рук длинные крылья. От пояса до лодыжек все покрыто серовато-черными перьями, строение ног, как у людей, однако ступни напоминают когтистые курьи лапы. На тощей шее маленькая лысая головка. Глаза почти человеческие, а ниже – мощный клюв длиной с локоть, слегка загнутый на конце.

Крухутаки знают все на свете, но чтобы птицечеловек поделился информацией, надо сыграть с ним в три загадки (на каждую дается три попытки). Отгадавшему крухутак ответит на любой вопрос (одна игра = цена одного вопроса), не отгадавшему расколет своим страшным клювом череп и съест мозги. Согласно непреодолимому для них Условию, крухутаки могут убивать только тех, кто вызвался на игру и проиграл. Еще они способны наводить порчу, от которой жертва в считанные дни погибает, покрывшись перьями и запаршивев, но это, по Условию, грозит лишь тому, кто попытается силой вынудить крухутака поделиться знаниями без игры. Крайне редко бывает, что они сами предлагают ответ на вопрос в уплату за спасение своей жизни или в качестве компенсации за ущерб.

Куджарх

Волшебное животное. Водится в пустыне Олосохар. Туловище охватом с бочку, длиной в десять-двенадцать шагов, по бокам четыре пары коротких мощных лап, больше приспособленных для прыжков, чем для бега. Подслеповатые глаза – пара неприметных бугорков на складчатой морде. У куджарха плохое зрение, зато чрезвычайно тонкое обоняние и острый слух.

Пасть у этой твари такая, что человек поместится. И нёбо, и язык величиной с одеяло усеяны желтоватыми зубами, из челюстей торчат редкие, но острые клыки. Сожрать может кого угодно, но предпочитает девственниц.

На поверхности они передвигаются прыжками, а в толще песка плавают, как рыбы, извиваясь всем телом и работая кожистыми плавниками, которые в расправленном виде похожи на веера. Сторонний наблюдатель заметит присутствие куджарха по внезапному и необъяснимому шевелению барханов.

Бывает, что заболевший куджарх селится на одном месте и большую часть времени проводит в спячке.

Куджархи свирепы, но трусливы: напуганная тварь мигом закапывается в песок. Если плененный куджарх вырвется на свободу в незнакомой обстановке, он, вероятнее всего, тоже попытается зарыться, куда получится, хотя бы в землю, другое дело, что земля – не песок, в нее просто так не нырнешь.

Осужарх

Обитает в пустыне Олосохар. Голодный осужарх прикидывается зеленым оазисом среди барханов, с кустарником и колодцем.

Когда жертвы заходят на территорию «оазиса», в нем раскрываются провалы, которые в два счета заглатывают людей и животных. Растения и колодцы после этого становятся похожи на выцветшие, перекошенные театральные декорации, так как на самом деле это всего лишь наросты на спине громадного существа, зарывшегося в песок – и вдобавок тут действуют чары, придающие им привлекательную для людей видимость. Насытившись, осужарх засыпает, мнимый оазис в это время выглядит безжизненным. Проголодавшись, он снова пускает в ход чары и притворяется островком зелени с колодцем, чтобы кого-нибудь заманить.

Песчанница

Песчанницы – прекрасные русалки пустыни Олосохар, они танцуют на барханах, заманивая людей, чтобы угоститься теплой кровью. Их длинные волосы лунного цвета во время танца развеваются и колышутся в воздухе, словно водоросли в воде. Для защиты от их завораживающей магии путешественники носят обереги.

Пласоха

Живут в лесах средней полосы. Их также называют лесными плакальщицами, из-за пронзительно-заунывных воплей.

Выглядят они, как крупные птицы с грязновато-серым оперением и человеческими головками величиной с кулак. Маленькие лица словно вылеплены из воска, на макушках торчат венчиками перья. Лапы у них узловатые, мощные, со страшными когтями, позволяющими дать отпор врагу или растерзать добычу. Питаются пласохи кровью: лакают, далеко выбрасывая длинные проворные языки. Пролитую кровь чуют издали и слетаются на нее со всех окрестностей.

Пласохи, дожившие до трехсот лет, обретают способность разговаривать по-человечески, их голоса напоминают скрип сухого дерева.

Полуденный тенетник

Встречаются в степях и полупустынях. Выглядят, как еле различимые шатры, как будто сотканные из солнечных лучей, со сплошной световой паутиной внутри. Попав в такую ловушку, жертва не сможет оттуда выбраться, и вскоре от нее ничего не останется, если только небо тотчас не затянет облаками. В пасмурную погоду, в сумерках или ночью через место, облюбованное тенетником, можно пройти без всякого риска, но тот, кто забредет туда ясным днем, обречен. Существование этих волшебных созданий прерывисто: при свете солнца тенетник есть, а в остальные промежутки времени его нет.

Пшор

Живут в подземельях неподалеку от людских городов и деревень. Ростом с человека, похожи на тени с печальными бледными лицами и шепчущими голосами. Кажется, будто у них длинные белесые бакенбарды – на самом деле это тонкие щупальца с присосками, чтобы пить кровь. Находясь среди людей, пшоры выглядят как люди, поскольку используют чары личины, но маг, ведьма или амулетчик увидят их в истинном облике.

Пшоры похищают людей, уводят в свои пещеры и заставляют работать, а также питаются их кровью, но, в отличие от других кровопийц, берут в меру, чтобы человек подольше оставался жив и приносил им пользу.

По Условию, увести они могут только того, кто «никому не нужен» – и речь здесь не об одиночках вообще: жертвой пшоров может стать лишь тот, кто чувствует себя потерянным, никчемным, лишним в этой жизни.

В пещерах у пшоров человек, опутанный их чарами, теряет последние остатки воли, утрачивает память, внутренне цепенеет – и покорно делает все, что ему велят, а также служит для своих хозяев источником пищи.

Пленника все-таки можно спасти – при условии, что кто-то, кому этот человек дорог, придет за ним и заберет его с собой, сумев еще и от пшоров отбиться. Но это полдела, а потом жертву надо будет расколдовать. Что-нибудь по-сказочному простое, вроде поцелуя, «я тебя люблю» или «мамочки, меня убивают!» здесь не поможет, чары пшоров придется разматывать постепенно, виток за витком – это будет сложная работа, которая потребует и времени, и определенных самоограничений от того, кто за это возьмется.

Если прочего волшебного народца в Сонхи не бывает много или мало – его всегда столько, сколько заведено (к примеру, если одного джуба или крухутака убьют, вскоре народится новый джуб или крухутак), то пшоры – неприятное исключение из этого правила. Их может быть мало, а может расплодиться тьма тьмущая, и это зависит от того, в достатке ли для них пищи – то есть, в конечном счете от людей.

Русалка

Длинноволосые девы с рыбьими хвостами. Живут в морях, реках, озерах. Совсем как земные русалки.

Скумон

Похож на перекати-поле с извивающимся среди спутанных бурых стеблей розоватым хоботком. В зеве хоботка острые, как иглы, зубы. Скумоны нападают на людей и животных, высасывают у них кровь и жизненную энергию за 3–4 минуты. Чем скумон старше, тем труднее его уничтожить. Обитают в степях, пустынях, полупустынях, южных лесах.

Снаяна

Снаяны встречаются там, где живут люди, просачиваются в их сны, навевают страшные или тягостные видения и понемногу вытягивают жизненную силу, отчего человек грустит и чахнет. Связываться с магами и ведьмами избегают. От снаян можно защититься с помощью специальных амулетов или заклинаний.

С виду они похожи то на клочья белесого дыма, то на сотканных из тумана женщин, иногда с какими-нибудь странными чертами в облике, легко меняют форму, в случае опасности могут растечься туманом и забиться в какую-нибудь щель. Голоса у них тихие, шелестящие.

Сойгрун

Сойгруны до пояса похожи на людей небольшого роста, макушками они по пояс взрослому человеку. Руки у них длинные, когтистые, а ноги словно у кузнечиков, благодаря чему они могут совершать головокружительные прыжки.

Эта разновидность волшебного народца обитает в равнинной местности, где можно вовсю скакать и нетрудно спрятаться среди высокой травы. Они безобразничают, портят посевы, пугают и гоняют скот, иногда нападают на одиноких прохожих.

Человек может откупиться от сойгруна браслетом – не важно, из чего сделанным, хоть из веревочки сплетенным. Браслеты они любят, носят их по нескольку десятков на своих тощих длинных руках. Если не откупишься, закидают грязью, поколотят, исцарапают, могут и убить.

Стиг

Выглядят, словно костяные ящерицы – вернее, зубастые скелеты ящериц размером с собаку. У них по шесть пар лап, а их подвижные и гибкие длинные хвосты, состоящие из позвонков, напоминают шнурки с костяными четками. Желудков у них нет, они насыщаются жизненной энергией, разрывая жертву на куски.

Могут притворяться кучками костей где-нибудь в степи или на городской помойке, а когда добыча подойдет ближе – вскакивают и набрасываются.

Обитают в степях, пустынях, полупустынях, в поисках еды пробираются в человеческие поселения.

Топлян

Топляны живут в морях, реках и озерах, это водяной народец. Напоминают лошадей, только они зеленые, чешуйчатые, с мокрыми водорослями вместо грив и хвостов. Вблизи видно, что морды у них не конские: утыканная осклизлыми черными шипами жуть с выкаченными кровянисто-темными глазами без белков.

В воде топляны притворяются валунами и подстерегают неосторожных пловцов или рыболовов, иногда пытаются потопить не защищенную амулетами лодку, выныривая и хватаясь зубами за борт.

Чаще они дремлют на дне и нападают на жертвы в своей стихии, но бывает, что выходят на берег. Тогда они могут атаковать человека или поманить за собой в воду копытных животных – лошадей, коров, коз, верблюдов, овец, на других зверей их чары не распространяются.

Тропки волшебного народца

Больше всего в них нуждаются те существа, которые обитают бок о бок с человеком в городах и деревнях – чтобы не попадаться лишний раз смертным на глаза. Эти волшебные тропки пронизывают и оплетают людские постройки, но для людей они недоступны. Чтобы пройти по ним, человеку нужен провожатый – кто-нибудь из народца, и в придачу надо башмак с левой ноги надеть на правую ногу, а с правой – на левую.

Тугурум

Эти существа обитают в горных недрах и выползают наружу по ночам. Тугурум похож на громадную каменную колбасу. Если он не успеет вернуться под землю до рассвета – с первыми лучами солнца превратится в обыкновенный камень. Тугурумы на людей не нападают, но могут случайно кого-нибудь раздавить, поэтому лучше держаться от них подальше.

Если тугурум под воздействием солнечного света окаменеет, внутри можно найти золотые жилы и самородки, а также редкие минералы, необходимые для изготовления некоторых боевых амулетов.

Тухурва

Обитает по соседству с людьми, в городе чувствует себя как дома. Чаще всего селится за компанию с гнупи в каком-нибудь заброшенном подполье, в подвалах или катакомбах. В отличие от гнупи, дневного света не боится. Когда вращается среди людей, использует чары личины и выглядит, как обыкновенная старушка небольшого роста, обычно сгорбленная.

Маг, ведьма или амулетчик увидят ее истинный облик: лицо у нее морщинистое, смуглое, усыпано веснушками, длинный мясистый нос свисает до верхней губы, блестящие пронзительные глаза похожи на черную смородину. Одежка у нее ветхая, надета одна поверх другой, а сверху наброшена шаль, сплетенная пауками, и такие же паутинные кружева у тухурвы на чепце. Когда она появляется на людях, благодаря маскирующему мороку создается впечатление, что она одета, как все окружающие. Голос у нее скрипучий, пахнет от нее мышами, раздавленными ящерицами, заплесневелыми погребами и подвалами.

Считается, что тухурва заманивает и уводит непослушных детей, чтобы сварить их в большом котле гнупи на обед.

Унава

Северный народец, с виду похожи на людей, кожа у них белая, волосы тоже белые. Просятся к людям погреться, но если впустишь унаву в дом – все заморозит и выстудит, и потом с хохотом убежит. Носят одежду, но сами ее не шьют, а крадут с веревок или снимают со своих закоченевших жертв. Опасны зимой, летом прячутся в горных ледниках.

Флирия

Существа с радужными стрекозиными крыльями, до пояса похожи на субтильных девиц, а ниже талий у них брюшки, словно у насекомых, и тонкие суставчатые ноги, как у саранчи. Среди них попадаются и такие, что величиной с десятилетнего ребенка, и совсем маленькие, с мизинец.

Флирии людям не враждебны, но когда они в полнолуние носятся сумасшедшими хороводами, повстречавшийся им человек побежит за ними, зачарованный, и станет добычей для каких-нибудь более опасных тварей, которые нередко сопровождают роящихся флирий в расчете на поживу.

Живут в теплых краях, в лесах, рощах, перелесках, также их можно увидеть (при условии, что вы обладаете магическим зрением) в каком-нибудь большом южном городе – там они чаще всего сидят парами или стайками на крышах домов.

Хонкус

Пылевой народец, который носится и вьется повсюду, где ветер гоняет пыль. Хонкусы водят бешеные хороводы и швыряются сором, норовя запорошить глаза прохожему, могут запутать волосы в колтун, утащить сорванную шляпу. Они похожи на унесенные ветром воздушные шарики с нарисованными ухмыляющимися рожицами и свисающими нитками. Если поймать хонкуса за «нитку», можно потребовать, чтобы он от тебя отстал, и ему поневоле придется уступить, подчиняясь Условию. Но поймать его непросто, вдобавок для большинства людей хонкусы остаются невидимками.

Чворк

Этот народец селится в домах, рядом с людьми. Ростом они взрослому по колено, изредка встречаются и более крупные чворки. Они круглолицы, с улиточьими рожками на макушке и выступающими вперед округлыми брюшками. На спине чворк носит раковину, в которой при необходимости может спрятаться, и передвигаются они, словно улитки.

Они безобидны, зато глотают всякие мелкие вещицы, оброненные или потерянные людьми. Любой чворк – это ходячий клад, но ценность его «сокровищ» обычно невелика: монеты, булавки, ложечки, нитки, огрызки карандашей и все в этом роде.

Они избегают попадаться людям на глаза. Застигнутый врасплох чворк мигом прикинется табуретом, ведром, диванной подушкой, чтобы исчезнуть, едва человек отвернется.

Ирина Коблова ЗОЛОТО ЛАРВЕЗЫ (Антон Орлов)

1. Город в кофейных тонах

Небо заволокло кофейной дымкой, как будто у художника, отвечающего за вечера в Аленде, закончились все краски, кроме серо-коричневой. Этому было объяснение: над крышами плыли щебеночно-пылевые облака, останки разрушенных домов покидали город, освобождая место для нового строительства. Все под контролем, на головы горожанам ничего не свалится – маги, занятые на восстановительных работах, за этим следят. А закат окрашен в оттенки сепии, корицы, жженого сахара, это даже красиво, и впору любоваться редким явлением, если не знать, сколько всего пропало в Аленде.

Он вылез на крышу в облике, устроился возле каминной трубы, прижавшись к ней мохнатым боком. Сидел так, пока не стемнело. Небо к этому времени прояснилось, из-за далекой башенки на здании Первой Чайной мануфактуры выплыла большая луна, и он, как всегда в полнолуние, подумал о том, что полчаса уже истекли. Давно истекли. Он должен был вернуться через полчаса, а прошла целая вечность. Хотя незачем возвращаться, в Сонхи он дома, в Сонхи он на своем месте… Но вернуться он должен был не просто куда-то, а к кому-то. Не помнил, к кому, но помнил, что надо.

Добравшись по облитому лунным сиянием скату крыши до карниза, он скользнул, как тень, вдоль стены по лепному выступу, местами опасно искрошенному.

Возле угла светилось окно с фигурными стеклами в частом переплете. Кот заглянул внутрь: вполоборота сидел гость – по пояс обнаженный парень с копной серебристых волос, торчащими на макушке лисьими ушами и лисьим хвостом. На подлокотнике непринужденно лежала когтистая ручища в перстнях.

Хозяин особняка расположился в кресле напротив. Сине-зелено-фиолетовые волосы, многослойная китонская баэга из тончайших драгоценных шелков, с вышитым серебряной нитью паутинно-грибным орнаментом.

Кот затаился и навострил уши.

– Твоя приблуда блохастая нас не подслушивает? – проницательно осведомился князь-демон. – Он ведь, когда в облике, не разберешь, рядом или нет.

– Ну, даже если, – усмехнулся Тейзург, подливая себе и гостю в бокалы. – Наша тема вряд ли его касается.

– Это как знать… – задумчиво возразил Лис. – В Хиале проблема.

– Когда это в Хиале не было проблем? – картинно вскинул бровь Эдмар.

– Проклятое место появилось.

– Проклятое – по сравнению со всей остальной Хиалой?

– Вот именно. Всякому, кто подойдет близко, там худо становится. Как будто подыхаешь, как будто тебя живьем наизнанку выворачивает.

– Я бы не сказал, что в этом есть что-то нетривиальное для Хиалы. Маловато, чтобы заинтриговать.

– Золотоглазый, мне плевать, заинтригован ты или нет, или заинтригован, но по своему стервозному обыкновению делаешь вид, что не заинтригован. Ты должен пойти туда с нами и посмотреть, что это такое.

– Это где?

– Плато Тугоррат.

– О-о… И полоумный князь Тугорра пустит нас туда на экскурсию?

– Нас будет много. О Тугорре с некоторых пор ни слуху, ни духу, заодно выясним, что с ним стало.

– Ладно уж, не буду делать вид, что я не заинтригован.

– Тогда обсудим детали нашей вылазки, только сначала, уж прости мне эту вольность в твоем доме, я чем-нибудь кину.

Князь Хиалы стянул с ноги черный сапог, увешанный блестящими цацками. Ступня у него была длинная, фарфорово-белая, загнутые когти на пальцах отливали серебром.

– А кидай, – благосклонно разрешил Тейзург. – Окно придется чинить, зато я почувствую себя отмщенным. За все сразу.

Не дожидаясь развязки, кот ретировался по карнизу вбок, перескочил на ветку старого каштана, проворно спустился ниже и спрыгнул на клумбу. Выпрямившись в полный рост, уже в человеческом облике, он первым делом развернул магические щиты, но было тихо. Ни стекло не зазвенело, ни створка окна не хлопнула.

На мгновение Хантре замер в боевой готовности, потом отступил в тень, на ходу сворачивая щиты. На клумбе торчали из рыхлой земли ростки – недавно нанятый садовник на днях что-то высадил – но взошло еще не все, и кажется, он ничего не помял.

Завернув за угол, снова взглянул на небо. На душе было тревожно – из-за лунного света, из-за разговора Тейзурга и Серебряного Лиса о «проблеме в Хиале», из-за того, что никак не мог вспомнить, словно натыкался на стену, к кому он должен вернуться.

Смотреть на проклятое место отправились целой ватагой: вместе не так страшно, и отбиваться сподручней. Шнырь бы забоялся и не пошел, господин Тейзург его не неволил, да взыграла ревность: это ведь он самый доверенный слуга из всех господских гнупи, и если заместо него возьмут Вабро Жмура, или Шельмяка, или Торопыгу, или Морковника, обидно же будет!

Крысиного Вора высокое общество решило с собой не брать.

– Без него, – сразу выдвинул условие Серебряный Лис. – Из людей захвати кого-нибудь другого.

– Кого не жалко – или?.. – хмыкнул господин.

– Не для этого, – в тон ему ответил князь Хиалы. – Бери того, кто сумеет толково рассказать о своих впечатлениях. И для полноты эксперимента кого-нибудь из народца.

Из людей Тейзург позвал Кема-амулетчика, а рыжего крысокрада, как и было оговорено, не позвал. Шнырь его в коридоре встретил: тот в подлючем кошачьем облике трусил вдоль стенки – то ли мышеловить навострился, то ли кого-нибудь поколотить. Бывало, что он харчем с хозяйского стола брезговал и добывал еду по окрестным подвалам. Соседи его привечали: крысюков-де повыведет, а Тейзург, ясное дело, злился. А то еще на городских улицах котом из-за угла выскочит, тут же в человеческий облик перекинется и давай волтузить тех, кто при короле Дирвене над прочим народишком куражился. Сам тоже тумаков наполучает, но когда его это останавливало?

В Хиале было мутно и зыбко. Здесь не разберешь, стоит все на месте или потихоньку плывет, меняя очертания. По здешним тропам можно попасть из одной точки людского мира в другую куда быстрее, чем поверху, но иной раз приходится подолгу блуждать, добираясь до нужной тебе области Нижнего мира. Хиала словно мешочек с игральными костями, и будто бы кто-то их постоянно трясет, из-за чего они оказываются то рядом, то далеко друг от друга. Тут лучше ни во что не всматриваться, а то почем знать, во что всмотришься, и что оно сделает, поймав твое внимание, словно муху на клейкую полоску.

Шнырь помнил об этом и по сторонам особо не глазел. Держался возле господина Тейзурга за компанию с Кемом-амулетчиком да слушал разговоры высоких господ, а те обсуждали приключившуюся в Хиале напасть. Припоминали, кто в последнее время бывал возле Тугоррата и не замечал ли чего необычного. Этого места и раньше все избегали, потому что тамошний князь Тугорра норовил сгубить всякого, кто забредет в его владения. У него даже подданных не было – любые другие сущности интересовали его исключительно в качестве жратвы. В остальных качествах они его люто раздражали, особенно если пытались проскочить через его территорию или шумели поблизости.

Тугоррат – обширное каменное плато, издырявленное, как сыр, окутанное вековыми туманами, которые подвластны князю Тугорре. Тот хоть и гнездится в норах, враз дотянется своими туманными щупальцами и до пеших гостей, и до летунов в воздухе.

Сам Тугорра велик размером и одет в чешуйчатую броню, сплюснутый, будто клоп, а вместо головы у него сплошная пасть. Говорят, раньше жили на свете люди, которые ему поклонялись, жертвы приносили, Врата Хиалы для него отворяли, но когда их род пресекся, Тугорру в людском мире позабыли, и он за это на всех осерчал.

– Лис, пока я понял одно: с Тугоррой что-то случилось, и все вы этим расстроены, хотя могли бы порадоваться, – заметил господин, выслушав Лисовы соображения.

– Мы не знаем, что произошло в Тугоррате, – отозвалась громадная лисица с серебряными глазами и мерцающим серебристым мехом. – Зато известно, что теперь каждому, кто подойдет к границе плато, становится хуже некуда. Я тебе уже говорил. Надо выяснить, что и каким образом на них воздействует.

– Вдобавок вопрос, куда делся сам Тугорра, – добавила Харменгера, ближайшая помощница Серебряного Лиса.

В ее жутковатых глазах без белков и радужки клубилась тьма. Шнырь не знал, как она выглядит на самом деле – она все время находилась в человеческом облике. С оговоркой, что у людей не бывает мертвенно-синей кожи с темным узором, и блестящих черных рогов полумесяцем, и торчащих из-под верхней губы клыков, и длинного гибкого хвоста, щелкающего, словно бич. Из одежды на ней были только сапоги с золотыми шпорами, но Шныря это не смущало – какое ему дело, ежели кто-то нагишом? Эка невидаль. Зато Кема-амулетчика смущало, и тот старался лишний раз на Харменгеру не глядеть.

Остальные из свиты Лиса то прикидывались людьми, хотя, как водится, что-нибудь да выдавало их истинную природу, то принимали свой настоящий облик, и тогда сквозь хмарь Нижнего мира скользило такое, что привидится в кошмарном сне, и потом три ночи глаз не сомкнешь.

По дороге никто на них не напал – не рискнули связываться, хотя иные встречные выкрикивали издали хулу в адрес Шнырева господина. Догадливый Шнырь уяснил, в чем дело, не приставая с расспросами. После того как господин Тейзург с Крысиным Вором и мастером-подрывником Бруканнером уничтожили алендийский Накопитель, подвластный самозваному королю Дирвену, они полетели через Нижний мир в Лярану – княжество Тейзурга в Олосохаре. Господин и рыжий, перекинувшись, несли раненого Бруканнера, которого перед тем напоили, чтобы он в Хиале с ума не съехал. А пьяный мастер давай бартогские песни горланить – его спутники слушали-слушали и в конце концов подпевать начали. Был бы с ними Шнырь, тоже бы за компанию спел: учинить потеху и всех перебудить, пусть даже демонов Хиалы – это завсегда милое дело! Но Шныря с ними не было, доблестный Шнырь в это время выполнял самую героическую задачу – убегал от Дирвена с заветным амулетом, который дает своему хозяину власть над всеми остальными амулетами в Сонхи.

Впереди, за растрескавшейся бурой равниной с редкими кустиками, замаячила не то приплюснутая каменная гряда, не то стена. Из разговоров Шнырь понял, что они почти у цели.

Двинулись через равнину, и далекая громада, окутанная зловещей хмарью, поплыла им навстречу. Здешние кустики вблизи оказались костяными обломками. То ли сами собой они тут растут – в Хиале и не такое увидишь, то ли кто-то понавтыкал их в землю, лютуя над побежденным врагом. На иных запеклись потеки крови.

– Видите? – показала Харменгера. – Этого раньше не было.

Гряду сверху донизу раскалывали вертикальные трещины – словно ущелья в горах или улочки, уводящие вглубь городского массива.

– Тугорра вырос настолько, что его плато треснуло во всех направлениях? – высказал догадку один из демонов. – Но тогда где он сейчас?

– Чувствуете что-нибудь этакое? – спросил Серебряный Лис.

– Пока никаких необычных впечатлений, – отозвался Тейзург. – Кем?

– По-моему, лучше стало… – неуверенно произнес амулетчик. – Легче дышится вроде бы… Можно туда ближе подойти?

И подошел бы, но Харменгера ухватила его за шиворот.

– Стоять. Гнупи что-нибудь почувствовал?

Шнырь не мог сказать, почувствовал он что-то особенное или нет. Было ощущение, что он того и гляди узнает страшную тайну, которую лучше не узнавать – из разряда «оставь, где лежало», но это ведь самое естественное чувство для такой вылазки.

В стороне шумно ударил из земли фонтан темной слизи, дурно пахнущие брызги попали Шнырю на лицо. Он шмыгнул за спины демонов, на ходу утираясь. Вслед за фонтаном высунулась округлая, как бугор, башка внушительных размеров.

– Горлопаны непритязательные! – крикнула она неожиданно тонким плаксивым голосом. – Пьянь невменяемая! Уши как свернулись в стручки, так они до сих пор стручками – из-за вас, вокалистов позорных!

По бокам на башке и впрямь алели продолговатые наросты, формой напоминавшие стручки.

– Кого это существо имеет в виду? – с прохладцей поинтересовался Тейзург, надменно щуря свои длинные глаза с золотой радужкой.

– Тебя, тебя, кого же еще! И дружков твоих окаянных из людского рода, с которыми вы тут втроем летали, песни орали! Уши-то до сих пор не развернулись…

Не дожидаясь реакции оппонента, башка ушла под землю. После нее осталась лужа вонючей слизи с рыхлым островком посередине.

– Сама ты куча из выгребной ямы! – запоздало выпалил обидевшийся за господина Шнырь.

– Лачея, погоди! – Харменгера бросилась к холмику, ее сверкающие золотые каблуки до основания погружались в мутную жижу. – Ответь на пару вопросов, я тебе за это кое-что дам! Тебе понравится!

Серебряный Лис повернулся к Тейзургу.

– Так вы и здесь отметились? По краешку летели или над Тугорратом?

– Вот этого не помню. Я был невменяем, но не от алкоголя – множественные переломы, травмы внутренних органов, кровь в буквальном смысле заливала глаза. Даже смена облика не помогла, слишком серьезные были повреждения. Просто чудо, что мы все-таки добрались до Ляраны и сумели открыть Врата. Было больно на пределе выносимого, и я боялся потерять сознание. Честно говоря, потому и подпевал Бруканнеру – для меня это был способ сохранить какой-никакой самоконтроль. Двоих Хантре не дотащил бы, он тоже был не в лучшем состоянии. Когда мы с горем пополам открыли Врата и вышли на дорогу, в нескольких шагах от ворот лечебницы, он сразу свалился в обморок, в обнимку с мастером. А я еще некоторое время держался и отдавал необходимые распоряжения, – Тейзург ухмыльнулся, и Шнырь тоже осклабился, радуясь, что его господин круче Крысиного Вора. – Если бы Тугорра атаковал, мы бы вряд ли смогли дать ему достойный отпор.

Лис в раздумье хмыкнул. Двое из его свиты перехватили Кема, который направился было к ближайшему разлому, с таким выражением на лице, словно ему посулили исполнение заветной мечты. Вернулась раздосадованная Харменгера – ей так и не удалось выманить Лачею и получить информацию.

– Что ж, предлагаю посмотреть на Тугоррат сверху, – сказал Тейзург. – Шнырь, Кем?

– Бери их с собой, – потребовал Серебряный Лис. – Кто еще полетит?

Вперед шагнула одна Харменгера. За спиной у нее и у Лиса распахнулись черные крылья с шипастыми отростками. Остальные мялись до тех пор, пока князь не ткнул пальцем:

– Ты, ты и ты!

Господин Тейзург перекинулся в летучее чудище, и Шнырь с Кемом забрались ему на спину.

– Если Тугорра себя обнаружит, сразу набираем высоту, – распорядился Лис. – Врассыпную не бросаться, бесполезно. Держим оборону группой, уходим по высокой дуге к ближайшему краю Тугоррата.

Шныря начало потряхивать, но оставаться в компании демонов без ихнего главаря – это куда страшнее, чем лететь на разведку вместе с господином. Вот Кему, похоже, речка по колено, море по пояс: взгляд ищущий, восторженный, и на губах блуждает такая улыбка, точно отвара китонских грибочков хлебнул.

– Шнырь, у тебя будет важная задача, – сказал Тейзург. – Ты глазастый, высматривай внизу Тугорру.

– Все высматривайте Тугорру, – велел своим Лис. – Кто заметит, кричи «полундра».

Все знают, как выглядит окно или зеркало, в которое засадили камнем? Уж Шнырь-то знал – случалось ему, хе-хе, ежели в охотку напакостить и подвернулось людское жилье без надежных оберегов. Посередке дыра, от нее разбегаются трещины. Вот так и выглядел Тугоррат: голое каменное плато, во все стороны расколотое, под колышущимся туманным пологом.

Сквозь грязноватое марево было видно и пустошь внизу, и текучий, как медленная вода, опрокинутый пейзаж на невообразимой высоте, заместо неба: Хиала – замкнутая сфера.

В том месте, откуда лучами разбегались трещины, что-то мерцало, словно там застряла упавшая звезда.

– Экая гадость… – процедил один из подданных Лиса, парень с рыбьей головой и устрашающими буграми мускулов, от него за дюжину шагов несло гниющей рыбой, а крылья у него были тоже перепончатые, но белесые и тускло-прозрачные. – Чуете, что за дрянь?

– Мы можем подлететь туда поближе? – отчаянно счастливым голосом спросил Кем – совсем у бедняги чердак снесло.

– Небось, оттуда прилетело, – Шнырь ткнул пальцем вверх, показывая на далекий перевернутый ландшафт с гребнями и кратерами.

Ему с этого сияния было ни хорошо, ни плохо. Звезды он и раньше видел, они полезные, светят по ночам вместе с луной.

– Не оттуда, – хрипло бросила Харменгера. – Это не принадлежит Хиале, оно пришло извне. Откуда оно взялось, хотела бы я знать?

– Называется, угадайте с трех раз, – буркнул Серебряный Лис таким тоном, словно он-то уже обо всем догадался.

– Красиво, – заметил Тейзург. – Безумно красиво. Положил бы в карман и унес, если б оно поместилось в кармане.

– Ну-ну… – фыркнул Лис. – Псих ты, Золотоглазый.

Может, между ними началась бы перепалка, но тут Шнырь углядел внизу Тугорру – и вовсе не такого большого, как рассказывали, всего-то с мелкую дворняжку размером, но в остальном в точности подходящего под описание.

– Полундра!

Трое Лисовых подданных тоже завопили, причем каждый показывал в свою сторону.

– Это я его первый увидел! – возмутился гнупи.

– Нет, я!

– А вон еще один сидит!

– Сколько их здесь?!

– Тугорра никак размножаться надумал и потомства наплодил?..

– Сам-то он где?!

– Может, это мелкое отродье его сожрало?..

– Попробую с ними поговорить, – решил Лис. – А вы, если что, прикройте мою задницу сверху.

Он опустился вниз, подковки его сапог звякнули о каменную поверхность. Крылья убирать не стал, чтобы при необходимости сразу взмыть в воздух.

– Князь Тугорра, я к тебе с разговором!

К нему отовсюду поползли, горестно пища, чешуйчатые клопы-переростки.

– Кто вы такие, и где князь Тугорра?

– Да я же перед тобой! – ответил хор писклявых голосов. – Будь ты проклят, Лис, за то, что водишься с этой тварью Тейзургом!

– У тебя ко мне какие-то претензии, великий, хм, неподражаемо великий Тугорра? – с издевкой осведомился Шнырев господин, спустившись пониже.

– Ишь ты, обходительный какой, когда трезвый! – захныкали обитатели плато, дружно пятясь к зияющей в сторонке норе, в которую запросто пролезло бы существо величиной не меньше быка. Из дыры тянуло застарелой вонью, как из пересохшей городской клоаки. – Сначала вы тут шумели, потом сверкнуло, а кто эту сволоту сюда притащил?!

– Постой! – крикнул Лис. – Эй, постойте!..

Но вся эта орава уже ссыпалась в нору, и наступила тишина.

– Я бы сказал, измельчал Тугорра, – хмыкнул господин. – Но самое грустное, он тоже считает, что я был пьян, хотя всю бутылку восхитительного флабрийского мы влили в мастера Бруканнера.

Направились в ту сторону, где сияло в тумане. Демоны приотстали, и Лису с Харменгерой приходилось подгонять остальных.

Когда добрались до проклятого места, Шнырь был разочарован: никакой застрявшей звезды там не оказалось. Трещины ветвились по каменному плато от одной-единственной небольшой расщелины – можно подумать, кто-то вонзил туда клинок, а потом выдернул. В самой середке они были тонкие, но чем дальше, тем больше раздавались вширь. И эта расщелина сияла, словно китонское стекло в лучах солнца. Вокруг валялось несколько грязно-серых чешуек, точь-в-точь таких, как у размноженного Тугорры, только побольше. Рядом на каменной поверхности светилось что-то еще… Будто бы отпечаток пары крыльев.

Шнырь хотел подойти ближе, но боязно стало, передумал. А Кем направился туда, как зачарованный, не глядя под ноги, едва не оступился в трещину. Удержать его никто не успел. Опустившись на колени, он вначале дотронулся кончиками пальцев до диковинного сияющего отпечатка, потом прильнул к нему, разрыдался и начал что-то бормотать.

– Отвратительно… – процедила Харменгера, хлестнув своим скорпионьим хвостом так, что взметнулось облачко пыли.

– Слушать тошно, – поддержал рыбоголовый.

– Кто-нибудь может его заткнуть?! – гнусаво спросил второй демон, похожий на вихлявую матерчатую куклу в человеческий рост. – Это за всякие рамки выходит!

А третий, с выступающим хребтом в пурпурную полоску, сварливо проворчал, обернувшись к Тейзургу:

– Бавсо прав,кто-то должен его заткнуть. Ты, Золотоглазый, цепляешься к тем, чьи манеры тебе не по нраву, а что позволяет себе твой слуга? Он оскорбляет наши чувства, Хиала – не то место, где можно молиться кому попало.

– Он не в себе, – невозмутимо заметил Тейзург. – Напоминаю для забывчивых, мы взяли его с собой, чтобы посмотреть на его реакцию.

– Вот и посмотрели, а теперь заткни его или я за себя не ручаюсь!

– Тирлан, угомонись, – прорычал князь.

Харменгера улыбнулась краешками иссиня-черных губ. Она тоже была недовольна поведением Кема, но ей как будто понравилось, что Тирлана осадили. Не иначе, зуб у нее на этого ящера, решил догадливый Шнырь.

– …В Овдабе я воровал, чтобы прокормиться, и чтобы Гренту прокормить, она не взломщица и не умела, как я. Иногда мы грабили богатых ребят, но мы никому не причиняли вреда… Старались не причинять… – невнятно бормотал Кемурт, давясь рыданиями. – Прости меня, я дурак… Я ведь не хотел ничего плохого, но есть хотелось, и другого выхода не было, или был, но я его не увидел… Дай мне сил и разумения, чтобы я и дальше никому серьезно не навредил, чтобы я увидел правильный выбор, если снова понадобится, я постараюсь…

– С кем это он так душевно толкует? – осторожно потянув господина за полу черного бархатного камзола с серебристо-фиолетовой вышивкой, спросил Шнырь. – С еще одним Тугоррой что ли?

– Не с Тугоррой, потом объясню.

– Уйми его, Золотоглазый, – потребовал Лис. – Видишь, моих ребят это бесит. Ты единственный из нас можешь туда подойти.

– Ладно. Только моего амулетчика не трогать.

– А если тронем, то что? – с угрозой осведомился Тирлан.

– Да все что угодно, – ухмыльнулся Тейзург. – Я ведь тоже не всегда готов за себя поручиться.

– Не тронут, – заверил князь. – Главное, прекрати это безобразие.

Маг подошел к парню, ухватил его за ворот и поставил на ноги.

– Кем, довольно. Идем.

Амулетчик с перемазанным мерцающей пылью лицом выглядел невменяемым, но все-таки подчинился. Тейзург увел его в сторонку, бросив на демонов предостерегающий взгляд.

А Шнырь подошел ближе, вглядываясь в сияние. Он странно себя чувствовал: словно внутри у него – там, где ничего никогда не было, на самом дне – что-то тревожно скреблось. Будто и не дно там вовсе, а дощатый настил, за которым провал, а дальше есть что-то еще… Будто идешь по темному коридору, а в конце его дневной свет, зимняя холодина и кто-то жалобно скулит…

Большая облезлая собака, грязно-белая в рыжеватых пятнах, морда и бок в крови, лежала на полу среди тряпья. За что они ее? Она же добрая, никого не покусала. Раньше была хозяйская, а когда состарилась, выгнали со двора, чтоб не кормить задаром, и она рылась на помойках. Он тоже искал еду на помойках, там и встретились, с тех пор ночевали вместе в ничейной развалюхе с выбитыми окнами, согревая друг дружку – вдвоем теплее. Если удавалось чего-нибудь найти или выпросить подаяние, он с собакой делился. А вчера вечером ее запинали какие-то парни, которые вышли из трактира, просто так, потехи ради. Он бросился защищать, его отшвырнули – раз, другой: «Не лезь под руку, малец, не то зашибем!» Он плакал и просил не бить, но вошедшие в раж пьяные парни только гоготали. Потом ушли, она осталась лежать на запятнанном кровью истоптанном снегу, еще живая, бока вздрагивали. Кое-как доползла до их «дома», он помогал ей, добрались к ночи, там она легла и больше не вставала. Только тихонько скулила, словно за что-то извиняясь, и лизала ему руки горячим шершавым языком. Он просил: «Не умирай, ладно? У меня же никого больше нет. Папа с мамой умерли, потому что заболели и денег не было, а дядя сказал, иди отсюда, не нужны дармоеды, а теперь мы с тобой вместе, я тебе завтра поесть принесу…» Уговоры не помогли. На следующее утро собака начала мелко дрожать, взгляд у нее стал мутный, не узнающий, лапы шевелились, будто пыталась бежать, а потом взвизгнула, выгнулась дугой, в последний раз дернулась и затихла. Он сидел рядом, оцепенев от горя. За что они ее? Она же была хорошая, добрых ей посмертных путей, никого не обижала, их тоже не трогала. Если б он мог, он бы поубивал их. Через день пришли мусорщики, мертвую собаку забрали, его обругали, один кинул ему недоеденный пирожок с капустой. Еда не лезла в горло, да и глотать было больно, уши внутри тоже болели, а за лбом как будто растопили печку. Он сгреб тряпье в кучу и лежал там, скрючившись, ему то становилось жарко, хотя дыхание клубилось белым паром, то начинал зябнуть и сжимался в комок от нестерпимого гложущего холода. Временами забывалось, что собаки больше нет, и тогда он искал ее на ощупь, чтобы приткнуться к теплому мохнатому боку, но потом вспоминал, что случилось, и всхлипывал от горя и бессильной злости. Он их ненавидел, мечтал отомстить – и этим парням, и другим таким же. Если б он только мог им отомстить! Он всех людей ненавидел, быть человеком – последнее дело…

– Шнырь, очнись!

– Ненавижу людей! – вцепившись в руку господина, взвизгнул Шнырь. – За что они собаку убили, что она им сделала, она была хорошая! Они совсем как те, которые с Шаклемонгом по городу ходили, так бы и выпил их кровушку, а кишки бы ихние в грязюку растоптал! Людишки дрянь, у-у, как я их ненавижу!..

– Ну, это еще куда ни шло, – заметил демон, похожий на тряпичную куклу.

– Расскажи, что тебе привиделось, – потребовал Тейзург.

Шнырь принялся рассказывать, давясь всхлипами.

– А можешь вспомнить, что было после этого?

Что случилось после, он без труда вспомнил – да оно никогда и не забывалось, это же был его день рождения!

Наступило неизвестно которое по счету утро, и он выздоровел: ничего больше не болело, ни голова, ни горло, даже было не слишком холодно, хотя за окном белел снег, а он сидел нагишом. Только дневной свет казался невыносимо ярким, резал глаза, аж слезы выступили, но если не смотреть в упор на заколоченный крест-накрест оконный проем, глаза не жгло. И еще у него всю одежку украли, пока болел, и обувку тоже. Вот кто украл: на куче тряпья скорчился исхудалый мальчишка лет семи-восьми, бледный, неживой, окоченевший. Вроде бы на кого-то похож… Ишь ты какой, присвоил его одежонку и тут же помер!

Живот подводило от голода, и он сгрыз, давясь, остаток мерзлого пирожка с капустой, найденный на полу среди мусора. Это не еда – страсть как хотелось мяса. Чтобы отправиться на поиски жратвы, надо что-нибудь надеть, голого на улице заругают, но снять свои вещички с мертвого воришки он почему-то не мог. Ни в какую не мог: запрещено Условием. Придется ждать, когда стемнеет.

Устроился в углу, обхватив острые худые коленки, и стал размышлять о том, как он отомстит людям. Когда скашивал глаза к переносице, что-то мешало. Надо же, нос у него вдвое распух и вырос – наверное, из-за того, что он переболел простудой.

Время от времени с улицы доносились шаги – все спешили мимо, но вот кто-то повернул к развалюхе. Заскрипели прогнившие ступеньки, потом скрипнула дверь.

На пороге стояла маленькая старушка в залатанном зимнем плаще. Заплатки были разноцветные – розовая, желтая, зеленая, белая в красный горох, из-под надвинутого капюшона виднелись серые кружева чепца, тонкие, как паутина. Длинный мясистый нос весь в рыжеватых веснушках, а глаза черные, блестящие, озорные. На руке у нее висела холщовая сумка с тряпочной картинкой, изображавшей крысу в полосатых штанах, которая держала в зубах ломоть сыра.

– Здравствуйте, сударыня, – вымолвил он испуганно.

– Здравствуй-здравствуй, – отозвалась старушка ласково. – Кому сударыня, а тебе тетушка. Нынче я всю ночь шила да тачала – так и знала, что кому-то пригодится обновка. На-ка, оденься.

Она достала из сумки зеленую курточку с деревянными пуговицами, серые суконные штаны и пару деревянных башмаков. Он поскорей натянул одежку – все пришлось впору. Башмаки тоже оказались удобные, хоть и выдолблены из дерева: нигде не жмут, не сваливаются, на ноге сидят не хуже, чем кожаные со шнуровкой, так и захотелось в них побегать. Он пробежался, топоча, по комнате, несколько раз подпрыгнул, перекувырнулся, снова пробежался туда-сюда – никогда еще у него не было такой отменной обувки!

– Ишь ты, какой шнырь, – засмеялась дарительница. – Значит, Шнырем и будешь. А меня зови тетушкой Весёлое Веретено.

– Меня зовут…

Сказал и тут же осекся: странное дело, он не помнил своего имени.

– Как я нарекла, так и зовут. Пойдем-ка, Шнырь, со мной. Небось проголодался, а я как раз мясной похлебки наварила.

В животе заурчало: неужто накормят?!

– Эй, ты куда? – окликнула Весёлое Веретно, когда он шагнул к двери. – Покуда день не закончился, негоже тебе на улицу нос высовывать, не то глазоньки разболятся. А как солнце сядет, колобродь сколько хочешь до рассвета. Иди-ка сюда, через подземелье пойдем.

Она толкнула неприметную дверцу в стене, которую он прежде почему-то не замечал. И тут он понял, что она вылитая тухурва, которая ходит по волшебным изнаночным тропкам и уводит непослушных детей, чтобы сварить их в котле, на съедение черноголовому народцу. Недаром говорят: где гнупи, там и тухурва, где тухурва, там и гнупи.

– Я знаю, кто вы и для кого похлебки наварили! – он с опаской уставился на распахнувшуюся дверцу, за которой была темень подполья и уходящие вниз ступеньки. – Там же гнупи…

– Вот дурачок! – добродушно рассмеялась тетушка Весёлое Веретено. – А сам-то ты кто, если не гнупи?

Этот день и себя, новорожденного, он помнил, а что было раньше – до недавних пор не помнил, как будто раньше вообще ничего не было. Торопливо пересказал это господину и Кему, который стоял возле них, но все еще был как зашибленный.

– Сколько лет после этого прошло?

shy;- Годочков семьдесят, не меньше… Уж я за это время всласть людям напакостил! А отомстил ли тем самым, не знаю, я же еще не был собой, когда это случилось, и все, что до дня рождения было, как в туман провалилось. Похожим на них я пакостил и так, и сяк, может, и им от меня чего перепало…

– Месть – это прекрасно, – согласился господин. – Шнырь, было бы нечестно, если бы я утаил от тебя открывшуюся возможность. Я не сторонник той назойливой честности, которая родная сестра занудства – привет сущностям, с которыми только что пообщался Кем – но здесь особый случай. Ты сейчас на развилке и можешь переиграть. Если захочешь. Допускаю, что это тебе подарок от Госпожи Вероятностей – за то, что ты насолил Дирвену. Ты можешь вернуться. Для этого тебе надо подойти к отпечатку и снова погрузиться в события, которые случились перед твоим днем рождения. В этот раз я не буду тебя оттуда выдергивать – дойдешь до конца.

– И я вернусь… туда? – осипшим от ужаса голосом выдавил Шнырь. – В то самое прошлое?..

– Нет, в прошлое не вернешься, все не так страшно.

– А что тогда будет?

– Ты умрешь, как гнупи, и снова родишься в мире людей человеческим ребенком.

– Не-е-ет!..

Шнырь в панике так заорал, что демон Бавсо от неожиданности шарахнулся и наступил на скорпионий хвост Харменгеры, которая в ответ хлестнула его этим хвостом по ногам, точно бичом.

– Нет уж, не хочу я к людям, и человеком родиться не хочу, еще чего не хватало! Мерзнуть да рыться в помойках, еще чего, не променяю я славную вольную жизнь на людское прозябание…

– Выбор за тобой. Я-то буду только рад, если останешься. Но в новой человеческой жизни тебе должно повезти больше, чем в прошлый раз. После того, как ты столько времени принадлежал к волшебному народцу, ты, скорее всего, родишься магом.

– Нет! – угрюмо и жалобно возразил Шнырь. – Быть человеком – даром не надо, потому что не бывает ничего хуже! Лучше побейте меня, ежели за что-нибудь осерчали, только не уговаривайте!

– Да не собираюсь я ни бить тебя, ни уговаривать. Я всего лишь рассказал тебе об открывшейся возможности, ничего не утаивая.

– А я категорически отказался, – буркнул гнупи, чуток успокоившись.

Рано обрадовался: господин и впрямь больше не уговаривал, зато теперь на него насел оклемавшийся Кем. Оказалось, он все слышал, пусть и выглядел, как по голове треснутый, и с какого-то перепугу решил, что должен во что бы то ни стало убедить Шныря «вернутся к людям».

– Да я и так возле людей верчусь! Тут в чашку с недопитым чаем плюну, чтоб у раззявы настроение испортилось, там по стеночке пробегу, топоча, чтобы разбудить да напугать кого-нибудь в полуночный час. Где люди поселятся, там, хе-хе, и мы тут как тут!

– Я не это имею в виду! До того как стать гнупи, ты был человеческим ребенком, и ты должен вернуться в человеческую жизнь, чтобы развиваться и двигаться к Свету. Если ты однажды соприкоснешься со Светом, ты сразу поймешь, как это важно!

– Помер тот ребенок, а я взамен него появился.

– Это ты был тем ребенком, ты заблудший дух, и я хочу тебе помочь…

– Не подходи, а то чем-нибудь кину! Ну чего ты такой прилипала?! Господину нажалуюсь! Господин, скажите ему, чтоб не цеплялся, он еще хуже рыжего ворюги!

– Ангел Света – не ворюга! – трепетным голосом возразил сбрендивший амулетчик.

– А крыску мою кто спер, ежели не он?! Я же тебе про крыску рассказывал!

– Забудь о крыске, ты должен стать человеком и обратиться к Свету!

– О крыске забыть?!!!

В конце концов Шнырь начал от него, приставалы, бегать. Из Кема бегун неважнецкий, и если бы в тот достопамятный день ему не встретился Шнырь, он бы нипочем не спасся с украденным всевластным амулетом от короля Дирвена. Вдобавок Дирвен ему тогда по ногам врезал – магический удар, просто так не вылечишь, и хоть он получил помощь от магов-лекарей, до сих пор малость прихрамывал. Амулеты придавали ему сил и снимали боль, без них Кему пришлось бы туго. Убежать от него легче легкого, даже неинтересно…

Вскоре Шнырь понял, что недооценивал преследователя: и откуда у него столько прыти взялось – ни намека на хромоту! Хотя гнупи ему все равно не догнать.

Пока они нарезали круги, высокое общество совещалось. Носившийся сломя голову Шнырь улавливал обрывки разговора:

– Судя по отпечатку, принял истинный облик всего на миг…

– И мечом один раз, но Тугорре хватило…

– А кто его сюда притащил? Тейзург, не изображай, что твое дело сторона!

– Господа, не понимаю ваших претензий. Тугорра для всех создавал неудобства, а теперь Тугоррат – свободная территория, которая может стать вашей…

– Пока здесь эта жуть, на Тугоррат никто не позарится. Тебя-то не припекает, ты забыл, каково это, ты давно уже не демон!

– Милый Бавсо, порекомендовал бы воздержаться от таких заявлений.

– Сколько пройдет времени, пока оно рассеется?

– Да оно теперь будет тут сиять целую вечность! Отметился, называется! Вот за это и не выношу светлую шваль…

– Акетис об этом знает? Рассказать ему, что позволил себе один из их братии…

– Все он знает, только не станет ничего делать. Этот псих себя не контролировал, какой с него спрос, а Акетису на руку: теперь начнут сюда сползаться те, кого он собирает по всей Хиале.

– А может, он с неосознанным умыслом?!

Все загалдели разом, изрыгая такую хулу, что Шнырь аж поежился на бегу.

– Погоди! – крикнул ему запыхавшийся Кем. – Выслушай меня!

– Десять раз подряд выслушал!

– Обещай, что подумаешь об этом!

Гнупи уловил, что догоняльщик готов пойти на попятную.

– Если пообещаю, отстанешь?

– Тогда мы позже вернемся к этому разговору, после того как ты хорошенько подумаешь!

– Заметано! Я подумаю!

Смекалистый Шнырь перехитрил его: во-первых, подумать о чем-то – еще не значит на это самое «что-то» согласиться, а во-вторых, он ведь обещал подумать, а не вернуться к разговору. Когда уговариваешься с волшебным народцем, держи ухо востро.

– Эй, Кем, хромать-то чего перестал? Раньше что ли притворялся?

– Не притворялся я, у меня после того удара ноги болят… Болели… Погоди… – на его физиономии появилось озадаченное выражение, он начал топтаться, ходить туда-сюда, несколько раз подпрыгнул на месте и наконец потрясенно сообщил: – Теперь не болят, даже если амулеты не активированы! Совсем не болят… Вот это да!..

Между тем демоны решили, что отпечаток крыльев и сияющую трещину надо завалить камнями, которые можно добыть в расселинах. Сказано – сделано. Принялись за работу, один господин Тейзург с невозмутимым видом стоял в сторонке, и всяк его попрекал, а он отвечал, что не хочет испачкать свои манжеты из китонских кружев.

– Ты облик смени, тогда ничего твоими манжетам не сделается! – пропыхтел рыбоголовый, таща мимо него здоровенный валун.

– Господа, я готов принять участие в вашем, гм, проекте по облагораживанию ландшафта, но за достойную оплату.

– Тот день, когда ты перестал быть демоном, был скорбным днем для людского мира и величайшим праздником для Хиалы, ни один из нас в этом больше не усомнится!

– О, правда? Ты умеешь польстить…

А потом Харменгера крикнула:

– Лис!.. Лис… Ты вляпался!..

Демоны соорудили пирамиду из выломанных камней, но она получилась шаткая и развалилась – прямо на тех, кто пытался ее выправить. Не досталось одной Харменгере, которая в это время тащила новый валун, остальных посшибало с ног. Им это нипочем, раны затягивались на глазах, но у Лиса остался на руке мерцающий след, как будто мазок волшебной светящийся краски. Он попытался его стереть – без толку, это сияние еще и на пальцы налипло.

– Стой! – рявкнула Харменгера. – Не так!

Остальные трое попятились. Самым непроворным оказался рыбоголовый, его-то демоница и сцапала за загривок, смяв хрустнувший плавник. Подтащив ближе к Лису, чиркнула по горлу лаково черным когтем. Из раны фонтаном ударила темная зловонная кровь, так что князя Хиалы окатило с головы до носков щегольских сапог. Шнырь на всякий случай юркнул за господина Тейзурга.

– Теперь лучше? – деловито осведомилась Харменгера.

– Да, – хрипло бросил Лис.

Постороннее сияние с его белой кожи исчезло.

Отшвырнув рыбоголового, демоница слизнула брызги крови со своей трупно-синей руки с будто бы вытатуированным узором. Пострадавший демон хрипел, булькал, зажимал рану от уха до уха, но помирать вроде не собирался. В разрезе что-то шевелилось – то ли срастались располосованные ткани, то ли внутри у него еще жильцы обитают.

– Надо с этим покончить, – распорядился князь. – Башню городить незачем, навалим камней в несколько слоев и довольно.

– Жаль, башня выглядела бы эффектней, – заметил Тейзург тоном пресыщенного зрителя.

На него бросали такие взгляды, что Шнырь забеспокоился: вдруг они всем скопом накинутся и поколотят доброго господина?

Наконец дело было сделано: получился круг из валунов, словно замостили болотце.

– А если кто-нибудь раскопает? – с сомнением предположил Бавсо.

– Кто же в здравом уме сунется это раскапывать, – фыркнул Лис. – Золотоглазый, ну ты и язва. Припомню.

Господин широко ухмыльнулся и развел руками.

К великому облегчению Шныря, после этого они в Нижнем мире надолго не задержались, прямиком вернулись домой. Кем помалкивал, глаза у него так и светились, точно не в Хиале побывал, а на празднике. Так и ушел, счастливый, с таким видом, будто он и здесь, и не здесь.

– Господин, что ж это за напасть такая была? – тихонько поинтересовался гнупи, когда амулетчик убрел по коридору.

Расскажет или нет – дело хозяйское, а за спрос не бьют.

– М-м, как бы тебе объяснить, Шнырь… Среди множества сущностей, обитающих в мирах и за пределами миров, есть те, кого называют светлыми, или ангелами, и наш друг Хантре по своей истинной природе – один из них. Хотя сам об этом не помнит. Давно уже не помнит. Когда мы после Накопителя летели через Хиалу, нас, очевидно, понесло через Тугоррат, хотя будь я в здравом уме и твердой памяти, выбрал бы другой маршрут. Могу только предполагать, что случилось дальше. Тугорра поймал нас туманными щупальцами и потащил вниз, чтобы сожрать. Когда мы были на волосок от гибели, Хантре принял свой истинный облик – судя по единичному отпечатку крыльев, всего на мгновение – и ударил ангельским мечом. Тугорре настал конец, его плато вдоль и поперек треснуло, а трое невменяемых странников с задорными песнями полетели дальше. Шнырь, не сомневайся, я был трезвый, хотя и сильно избитый.

– Еще б я усомнился, господин! – горячо заверил Шнырь. – Но как же Тугорре настал конец, если вон их сколько там бегает…

– Настоящего Тугорру Хантре прикончил, а уменьшенные копии Тугорры – это все те, кого он раньше поглотил. Они были его пленниками, находились в его утробе и отождествляли себя с ним, питая его своей энергией – пока его не настиг конец. Они до сих пор не опомнились и считают себя Тугоррой. Брр, как подумаю, что нас ожидала та же участь… Не удивительно, что у Хантре от такой перспективы все предохранители сорвало. Демоны Хиалы не нападают на Стражей, но Тугорра, видать, совсем спятил.

– Вот оно что… А эти самые светлые – они как маги-перемаги из Светлейшей Ложи? И Шаклемонг тоже говорил, что делает всякое во имя Света, а рыжий его зарезать собирался, хоть и ангел… Вот славно, что мы тогда крысокрада опередили, и я печеночку Шаклемонгову сварил в котелке да съел! – гнупи облизнулся. – Только невдомек, почему те и эти называются одинаково, а делают разное…

– О, Шнырь, это у светлых любимая больная мозоль, – ухмыльнулся господин Тейзург. – Во многих мирах хватает практичных магов и шаклемонгов, которые утверждают, что они действуют во имя Света. Как относятся к этому истинные светлые сущности – ну, ты сам видел, как Хантре реагировал на Шаклемонга. И что он думает о Светлейшей Ложе, для нас с тобой тоже не секрет.

– А чего ж они тогда не наваляют тем, кто норовит к ним примазаться? Запросто бы наваляли…

– Не могут, ибо это будет недопустимое вмешательство в бытие других сущностей, палки в колеса чужому развитию, нарушение естественного хода вещей и так далее. Поэтому приходится им скрепя сердце терпеть все измывательства над своей репутацией. Могу представить, как ликовал Акетис в глубине своей ангельской души, когда я потребовал суда и сдал ему с потрохами главу Ктармы. Наверняка он давно мечтал добраться до мерзавца, но, увы, по собственному произволу не мог это сделать. Можно считать, он теперь мой должник, хотя вряд ли признает это вслух.

– Он тоже из них?

– Он и Тавше. Эти двое в Сонхи то ли командированные, то ли волонтеры, направо и налево причиняют добро, но ни шагу за рамки должностных инструкций. Сила Тавше, которую может призывать Зинта, имеет ту же природу, что и сила, убившая Тугорру.

– Чудно… Одна богиня Милосердия, а другой бог Смерти!

– Они оба боги милосердия, только Тавше занимается живыми, а Акетис мертвыми – собирает в Хиале тех, кто растерялся и заблудился, отнимает у демонов игрушки.

– Это же нехорошо – игрушки отнимать!

– Совершенно с тобой согласен, Шнырь, но светлые полагают, что духи, даже самые никчемные, не должны становиться игрушками для других сущностей. И это одна из тех областей, где им не возбраняется лезть в чужие дела, так что Акетис вовсю тиранит бедных демонов Хиалы.

– Ишь ты, какой злой, совсем как рыжий, который у меня крыску отобрал! То-то они из одной шайки…

– Между ними есть принципиальная разница. Эти сущности бывают двух видов: формалисты и чокнутые. Первые неукоснительно выполняют обязательные для них правила, а вторые не могут спокойно выносить чужие страдания и сходят с ума. Они забывают, кто они такие, и живут среди людей, как люди. Светлые боги Акетис и Тавше – из формалистов, а наш друг Крысиный Вор – сам понимаешь кто.

– Тогда из которых остальные боги – формалисты или чокнутые?

– Прочая пестрая компания сонхийских небожителей – сущности иной природы, и это к лучшему, иначе здесь было бы не так интересно. Ангелы нередко становятся Стражами миров, но бывают и другие Стражи. Похоже, что нынешняя Хранительница Сонхи – из других, недаром при ней так вольготно живется волшебному народцу.

– Ух, сколько много вы знаете, господин! – восхитился Шнырь.

– Я собирал информацию, чтобы понять, что представляет собой Хантре. Если надумаешь сделать то, о чем мы говорили, можешь воззвать к Акетису – он контролирует те тропы, по которым тебе нужно будет пройти.

– Нет уж, ни в какую не надумаю! Об одном жалею, что не сыскать мне сейчас тех самых, которые собаку побили.

– Поверь, Шнырь, я тебя хорошо понимаю. Когда ты видишь, как пытают и убивают того, кто тебе дорог – это очень больно, – радужка глаз Тейзурга, перед тем задумчиво сощуренных, так и полыхнула золотой лавой. – Крысиный Вор – редкий подлец.

– Он кого-то у вас запытал и убил? – ахнул гнупи.

– Нет, Шнырь, это его убили. А я в это время стоял на посмертной тропе, но все видел… Меня они не получили, я воспользовался «клинком жизни» – и он должен был уйти так же. Мы с этим мерзавцем заранее договорились, но он позволил им захватить себя живым. Он мог не допустить того, что случилось дальше, но потерял голову из-за гибели жителей города, который мы защищали. Он отвратительно уязвим, это общая беда всех чокнутых ангелов. Этого я ему никогда не прощу.

– Подлец и есть! Когда собаку убили, у нее не было сил убежать, и потом она не могла не умереть. Если б могла, она бы выздоровела и со мной осталась, а рыжий, значит, мог не допустить, чего там случилось, и все равно допустил?

– Вот именно, Шнырь. Кстати, есть один старый должок, который я не взыскал до конца, еще с тех времен… Помнишь трех оборванцев, которым вы досаждали перед тем, как впервые столкнулись с Крысиным Вором? Одного из них уже нет в живых, но двое уцелели, надо будет разыскать их. Пусть не надеются, что они от меня избавились.

– Небось понадеялись, что вы про них забыли, тут-то вы их и найдете, ха-ха! А Кем на том месте, где сияло, Крысиному Вору молился?

– Скорее уж его начальству. При таком ударе открывается канал, который исчезает не сразу, так что мои милейшие друзья из Хиалы еще долго будут обходить Тугоррат стороной. Что же касается Кема… Придется искать нового взломщика, наши дороги неминуемо разойдутся. Гм, вот интересно, сообразит ли он, что воровской бог Ланки ему больше не покровитель? Он ведь попросился на службу к Свету, а на двух стульях не усидишь.

– Страсть как интересно, – поддакнул Шнырь.

– Только не говори ему об этом. Любопытно посмотреть, что будет дальше, не стоит нарушать чистоту эксперимента.

– Само собой, не стоит!

Если господин запретил о чем-то говорить, Шнырь нипочем не мог об этом сказать: наложенное Тейзургом заклятье словно на замок ему рот запирало.

– А можно попросить крысокрада, чтобы показал тот меч, которым он Тугорру укокошил?

– Не покажет. Даже не поймет, о чем ты спрашиваешь. Этот меч – его атрибут, когда он в своем истинном облике.

Хантре встретился ему вечером в коридоре – направлялся в сторону кухни, не иначе, за жратвой.

– Рыжий – чокнутый, рыжий – чокнутый! – задразнил его Шнырь. – Сам господин сказал, что ты чокнутый!

– Для меня его мнение не новость, – процедил Крысиный Вор.

Устроились за столиком в дамском зале «Алендийской слойки». Целую вечность назад – на Солнцеворот минувшей зимой – они провожали здесь уходящий год, и хоть бы одна почуяла, что случится дальше… С Шаклемонгом песчаная ведьма разделалась бы в два счета, но кто же знал, что этот полоумный болтун, герой скандалов и анекдотов, может стать по-настоящему опасен?

– Добрых посмертных путей Марлодии! – нарушила печальное молчание Плакса Флаченда.

Она уже не была такой плаксой, как раньше: после жизни в катакомбах поняла разницу между ерундовыми поводами для слез и настоящими неприятностями. Вдобавок начала со вкусом одеваться и в разговорах намекала, что у нее появился романтический поклонник: все бы ахнули, если б узнали, кто это, но она сохранит его имя в тайне – «все равно вы мне не поверите!» Оставалось надеяться, что помощница секретаря Верховного Мага не связалась с каким-нибудь проходимцем, интересы которого далеки от романтики, или с иностранным шпионом. Впрочем, Крелдон наверняка в курсе, а если сравнить Флаченду прежнюю и Флаченду теперешнюю, наличие кавалера пошло ей на пользу.

Четыре ведьмы взяли бокалы с поминальным вином. Марлодию, их однокашницу, убили шаклемонговцы.

– И всем остальным, погибшим от рук этой дряни, добрых путей, – сказала Хеледика, наливая по второму разу.

Раньше на стенах висели картины, изображавшие изысканных барышень, поедающих всевозможные лакомства, а сейчас только новые обои с розами, и запах клейстера все еще не выветрился.

– И добрых путей всем, кто преждевременно ушел, – тихо вымолвила Улинса.

Ее левый глаз закрывала льняная повязка, а лоснящаяся от льняного масла щека, если присмотреться, казалась зыбкой, как отражение в воде. Зато следа от ожога не видно. Со временем восстановится и глаз, и кожа, но пока то и другое лучше прятать. Ее нашли в подвалах дворца вместе с другими узниками. Позже выяснилось, что льняную ведьму сдали свои же родственники – рассчитывали таким образом откупиться от неприятностей, да прогадали: теперь им предстоит выплатить немалый штраф за сотрудничество с узурпаторами. А старая бабушка, пытавшаяся защитить Улинсу, до ее освобождения не дожила, сердце не выдержало.

Ледяная ведьма Шенодия помалкивала. Она не была ни героиней сопротивления, как Хеледика или Флаченда, которая ухаживала в катакомбах за больным Крелдоном, ни жертвой узурпаторов. Во время смуты она старалась не привлекать к себе внимания и оказывала услуги по части замораживания продуктов поварам вельмож, переметнувшихся на сторону Дирвена. Платили гроши, зато не трогали. Теперь иные из товарок посматривали на нее косо – «приспособленка!» – хотя обвинять Шенодию в предательстве не было повода. Когда Эрчеглерум, сменивший Шаклемонга на посту королевского советника, затеял провокацию против ведьм, дворцовый повар предупредил ее об этом, и она пыталась предупредить остальных, но ее не послушали – а сейчас попрекали тем, что она «осталась в стороне», «позаботилась о себе», «не пострадала».

Хеледика взяла Шенодию под защиту. Пусть попробуют ей что-нибудь сказать поперек. Когда попробовали, она объяснила, что, во-первых, бороться против узурпаторов и поддаваться на провокации узурпаторов – это разное, не надо путать то и другое. Во-вторых, если пострадавшим нечем похвалиться, кроме того что они повелись на провокацию и в результате пострадали, не такая уж это великая заслуга. И наконец, в-третьих, если мы начнем выискивать, кого бы назначить во враги и затравить – чем мы лучше шаклемонговцев?

Порой она задумывалась о том, что не будь за спиной у Шаклемонга толпы «активистов», готовых по первому зову громить, калечить, убивать, он бы так и остался безвредным старым брюзгой. Все дело в открывшихся возможностях – и в том, что нашлось немало желающих присоединиться. С одним из них песчаной ведьме довелось побеседовать.

Ее привлекли к поимке шаклемонговского десятника, активного участника расправ, прятавшегося в тунских песчаных карьерах. От Аленды до Туна полчаса на поезде. Амулетчик полицейской группы, парнишка лет пятнадцати, за два дня так и не сумел выследить беглеца – тот пользовался воровскими артефактами, позволяющими скрываться и уходить от погони. С амулетчиками у возродившейся Ложи было туго: часть их переметнулась на сторону Дирвена, а после свержения самозваного короля кто разбежался, кого отправили в серые пределы. Лояльных не хватало, так что приходилось посылать на задания недоучившихся юнцов.

Сняв ботинки, Хеледика соскользнула по крутому сыпучему склону и босиком направилась в нужную сторону. Налетавший порывами теплый ветер гонял песчинки, трепал ее штаны и куртку: в Аленде она работала на разборе завалов и поехала в Тун в вагоне первого класса, не переодевшись. Ей было хорошо – наконец-то она в своей стихии. Остальные не могли спуститься в карьер тем же путем и двинулись в обход по серпантину.

Беглый шаклемонговец ночами промышлял по окрестным деревушкам, а днем отсиживался под солдатским походным плащом, который благодаря амулетам был неотличим от окружающий среды. Разве такой уловкой собьешь с толку песчаную ведьму?

Он попытался сбежать, но песок выскальзывал из-под ног, вздымался волнами, ударял под колени.

– Договоримся?

Взгляд испытующий: проиграл, но не сдался.

– О чем? – без интереса спросила ведьма.

Вдали, среди залитых солнцем серовато-желтых складок, маячили крохотные фигурки – это спешил полицейский наряд.

– У меня деньги припрятаны. Много. Если дашь мне уйти, половина будет твоя. Богами и Псами клянусь, не обману.

– Да мне и жалования хватает. Зачем вы измывались над людьми, зачем убивали? Говори!

Чтобы услышать правду, она использовала песчаную ворожбу, совсем чуть-чуть, в таком месте много не требуется. Его и прорвало:

– Ненавижу девок! Все ваше женское племя ненавижу, все вы грязные потаскухи, мажетесь, наряжаетесь, красуетесь, посмотришь на такую – сразу встает, эта паскуда словно ключик у тебя в заводе поворачивает! А то еще руки оголяют, ноги из-под юбок выставляют, у той плечи наружу, у этой спина, сама идет – задом вертит, всюду ваши завлекушки, хоть по сторонам не гляди. Вся грязь и мерзость от вас. Одни всем дают, грязные подстилки, другие, цацы такие, не дают, только дразнят, верно Шаклемонг говорил, весь срам от вас происходит! Вас надо бить, убивать, держать как скотину, чтоб не фуфырились и готовы были услужить, чтобы знали свое место! Я хоть кому-то из вас отомстил! А магички и ведьмы хуже всех, побольше воли забрали, и потому в вас больше всего грязи и мерзости, я отомстил каждой, которая мне попалась…

Тут он поперхнулся песком и закашлялся.

– Тогда плохи твои дела, – холодно сказала Хеледика. – От грязи и мерзости ты никуда не денешься, потому что эта грязь не снаружи, а у тебя внутри. Ты смотришь на других людей – и ничего не видишь, кроме своего отражения. Если бы ты хотел избавиться от этой гнили, ты бы начал с себя. Твой учитель Шаклемонг тоже всю жизнь копошился в грязи, которая заполняла его душу, а винил других. Эта мерзость так и лезет из тебя с каждым словом, поэтому лучше помалкивай.

Он попытался что-то сказать в ответ, но песчаная удавка сдавила ему горло.

Подоспели служители закона, один из них подал Хеледике ее запыленные ботинки. Обуваться не стала, пошла босиком, приотстав от остальных. Ноги по щиколотку погружались в песок, словно в теплую воду – хотя при желании она могла бы шагать по песку, как по паркету, не оставляя следов.

Вдали на склоне виднелись в полуденном сиянии красные и зеленые крыши Туна. Песок нагрелся, как утром в Олосохаре, и поднявшееся у нее в душе смятение уходило.

Когда выбрались из карьера, арестованного повели в участок, а она, обувшись, направилась к железнодорожной станции. Постепенно ей удалось восстановить свою внутреннюю гармонию. Не иметь ничего общего с такими, как ее недавний собеседник, не допускать их в свою жизнь, чтобы всякий из них, шагнув к тебе, натыкался на невидимую стенку. Если сделаешь шаг навстречу, поддавшись жалости или корысти – влипнешь, как муха в паутину.

Ведьмам принесли десерты, разговор вертелся вокруг того, кто из выживших чем занимается, потом зашла речь о модных лавках – какие из них были разгромлены и неизвестно, откроются ли снова, а какие вовсю торгуют. Заскучавшая Хеледика перебирала в уме благовидные предлоги, чтобы распрощаться, и тут пришла мыслевесть от Орвехта: он получил посылку и должен кое-что ей передать, пригласил зайти сегодня, если найдется время.

Вниз вела лестница с битой лепниной shy;- еще не отреставрировали после смуты. Хозяйка заведения извинялась, что выручки пока хватило только на окна и обои.

В зале на втором этаже она услышала знакомые голоса. Впрочем, близкое присутствие Кемурта она еще раньше почувствовала, ему теперь от нее не скрыться. Сидят с Зомаром за крайним столиком и вовсю спорят, а в кружках перед ними стынет крепко заваренный чай, судя по аромату – «Сиянская полночь».

– …Послушай, Кем, человеколюбие – это хорошо, но ты вникни в значение слова: человеколюбие. Речь идет о милосердии к людям. Именно из человеколюбия я убивал и буду убивать любую нечисть. Да ты вспомни тех амуши, которые куражились в Аленде – сам же кое-кого из них прикончил. И правильно сделал. А на что я в Исшоде насмотрелся, об этом не за чаем рассказывать.

– Бывают же безобидные – чворки, флирии, джубы. Этих-то за что?

– Все они заодно. Те, которые якобы не опасны, всегда готовы своим посодействовать, я не раз это наблюдал. Я знаю, о чем говорю.

– Я слышал, когда вы с Орвехтом в Гунханде спасались от слуг Лормы, вас выручил джуб.

– Потому что хотел с кем-нибудь поиграть в сандалу, и достопочтенный Орвехт его на этом поймал. Не тот пример.

– А знаешь, откуда берутся гнупи?

– Тебе сказать формулировку из учебника? Возникают в результате завихрений магических потоков и спонтанного образования магических сгустков, которые уплотнятся до степени физического воплощения, при условии, что общая численность гнупи в Сонхи на момент воплощения не превышает порогового значения. Проще говоря, появляются сами собой.

– Я не об этом. Ты в курсе, что духи умерших детей, которые столкнулись с жестокостью и несправедливостью, и перед смертью мечтали отомстить, могут стать гнупи? Про одного такого я знаю наверняка.

Помолчав, Зомар угрюмо произнес:

– Это плохое посмертие. Надо желать каждому уходящему добрых посмертных путей.

– Ему не пожелали, никого не было рядом, когда он замерз насмерть, больной и голодный. И чтобы при жизни ему помочь, тоже никого не нашлось. У нас в Овдабе закон о Детском Счастье дурацкий, это из-за него я подался в бега и стал вором, вместо того чтобы ходить в школу. Но все-таки не совсем дурацкий, у нас осиротевшего ребенка забрали бы в приют, а там хотя бы кормят и лечат. На улицу бы не выкинули, за это в Овдабе засудят.

– Скорее всего, теперь и в Ларвезе многое переменится. Верховный Маг и его Ближний Круг – это не прежние архимаги, которым было плевать на всех, кроме себя. А то, что дух человека может воплотиться в ком-то из народца, известный факт, и это не отменяет того, о чем я говорил. Народец враждебен людям, одни по мелочам, другие калечат и убивают. С этим ничего не поделаешь, Кем.

– Я вот думал о том, почему народец нам враждебен? Если почитать про другие миры, не везде так. В книгах насчет этого пишут, что нам не повезло, но, может, везение тут не причем? Волшебный народец – наше отражение, каковы люди, таков и народец. Возьми Аленду в период смуты, разве она сильно отличалась от Исшоды? При условии, если бы шаклемонговцев и всю остальную дрянь, которая примазалась к Дирвену, заменить на амуши?

Зомар некоторое время молчал и наконец кивнул в знак согласия.

– Вот видишь, – продолжил Кемурт. – И если больше станет людей, которые меняются в лучшую сторону, может, народец вслед за ними тоже начнет меняться? Только люди первые должны стать другими – как головной вагон с ходовыми артефактами, который тащит за собой остальной поезд.

– И что мы, по-твоему, можем для этого сделать? – невесело и с ноткой сочувствия поинтересовался собеседник.

– Пока не знаю. Но хотелось бы понять, что можно сделать.

Хеледика скользнула мимо по лестнице. Вначале собиралась поздороваться, но у амулетчиков свой разговор, лучше не мешать им.

Снаружи расцвел в полнеба янтарно-пыльный закат. Птицы сидели по карнизам, недовольно нахохлившись – сейчас не их время: над улицами клубились, уплывая в южном направлении, облака цвета кофе и жжёного сахара.

На бульварах и в скверах устроились художники с мольбертами: запечатлеть «неповторимую красоту момента», которая закончится вместе с работами по расчистке города от завалов. Кое-где стояли ничейные мольберты, перевязанные крест-накрест траурными лентами – словно заколоченные окна в опустелых домах. Из-под лент торчали увядающие цветы. В память о тех, кого убили во время смуты.

Хеледике подумалось: если бы и впрямь было возможно то, о чем говорил Кемурт… Но он идеалист, мир просто так не переделаешь.

В последние несколько дней он перестал хромать и неуловимо изменился. Будь его покровителем не Хитроумный, а Милосердная, песчаная ведьма решила бы, что он не сегодня-завтра станет лекарем под дланью Тавше – как будто у него появилось внутреннее сияние наподобие того, что есть у Зинты. Но Кем ведь не лекарь, и где воровской бог Ланки, а где милосердие? Узнать бы, что с ним произошло, но о таком не спрашивают, захочет – сам расскажет.

На востоке виднелась над крышами иззелена лиловая полоска летних сумерек, не потревоженных людским вмешательством. Хеледика направилась в ту сторону. Орвехт и Зинта снимали домик на улице Бешеных Ласточек, неподалеку от лечебницы при храме Тавше. На стенах цветные полоски обережного орнамента – маг собственноручно вернул им надлежащий вид. Между первым и вторым этажом затертый след лепной гирлянды. На подоконнике с царственным видом разлеглась Тилибирия.

Зинты не было дома – поехала навестить Нинодию. На кухне звякала посуда, в коридор выглянула матушка Сименда, вернувшаяся на службу к Орвехту. Увидев, кто пришел, приветливо заулыбалась. Все как раньше, только дом другой. На мгновение сердце у Хеледики сжалось, но это была вчерашняя боль – главное, что все они уцелели, включая кошку, живы-здоровы, и скоро их станет на одного больше.

Суно Орвехт выглядел усталым, но это привычное, у него всегда было много работы. Тем более, сейчас он занят поисками денег и ценностей из Королевского банка, украденных Чавдо Мулмонгом. К песчаной ведьме уже обращались, да она ничем не смогла помочь: Мулмонг знал о ней и, видимо, позаботился о том, чтобы не оставить никаких зацепок для ее ворожбы.

– Посылку с севера привезли, – маг поставил на стол деревянный ящичек. – Здесь и для тебя кое-что есть.

Внутри два отделения. В том, что побольше, лежал листок дорогой желтоватой бумаги: «Возвращаю Вам долг», а мешочек с монетами уже перекочевал в другое место. В меньшем отделении бархатная коробочка и еще одна записка: «Прошу передать Хеледике».

– Я проверил, все чисто.

– Я и не сомневалась.

– А вот это напрасно, – хмыкнул Орвехт. – Сомневаться и проверять – не лишнее, в особенности если речь идет о наших овдейских друзьях. Я правильно понимаю, что ты узнаешь ее под любой личиной и всегда сможешь определить ее местонахождение?

Хеледика кивнула, скромно опустив ресницы.

– Значит, этой барышне есть резон от тебя избавиться. Уж такаянаша работа, ничего не попишешь.

В коробочке была брошь из северного янтаря: словно капля загустевшего солнечного света, и внутри что-то темнеет… Миниатюрная веточка с обломанными хвоинками.

Хеледика взяла ее на ладонь и как наяву услышала шум ветра в овдейских соснах.

В полутемной комнате царил кавардак, словно в гримерке примадонны накануне премьеры. Пахло лекарствами, пудрой, ликером, нездоровым потом, духами, конфетами и перегаром. В кресле развалилась Нинодия Булонг в заношенном кружевном капоте: огромный живот вздымается холмом, кокетливая россыпь завитых локонов, набеленное лицо как размякшая восковая маска.

– Опять пила?! – спросила Зинта с порога.

Да простит ее Милосердная за то, что поддалась гневу, лекаря под дланью Тавше это не красит и в работе не помогает, но терпение у нее иссякло еще на прошлой восьмице.

shy;- Да я вот столечко, с полстакашечки! – пациентка ухмыльнулась с пьяной хитрецой. – За здоровьишко дочурки моей ненаглядной, мы с ней напополам – капелька мне, капелька ей, моей кровиночке… Ха-ха, шучу! Ты же сделаешь так, чтоб ей не навредило? Не удержалась, с кем не бывает? – она сменила развязный тон на заискивающий. – Разве что со святыми не бывает, но я-то не святая вроде тебя, и на такое во время смуты насмотрелась, чего никак забыть не могу, только винишком и спасаюсь, ты пойми…

Зинте хотелось ее стукнуть. Может, и впала бы в грех – порой она делала то, чего сама от себя не ожидала. Но это чревато осложнениями и для Нинодии, и для ее еще не рожденного ребенка.

– Я тоже на многое насмотрелась. Вспомни о том, что ты уже должна была родить, но если будешь в таком состоянии, как сейчас, это почти наверняка закончится плохо. Я замедлила процессы у тебя в утробе, но это не может тянуться до бесконечности, крайний срок – еще полтора месяца. За это время тебе надо подлечиться, поэтому хватит пить и выполняй мои рекомендации. Если хочешь жить.

– Да я уж и сама не знаю, хочу ли я жить…

– Вызвать роды сейчас? Тогда вели прислуге кипятить воду.

– Нет-нет! – сразу пошла на попятную Нинодия. – Я бы еще пожила, дочурку свою Талинсу понянчила…. Не буду больше пить, ни капелюшечки, вот честное слово тебе в том даю!

– У меня твоих честных слов уже столько накопилось, что если продавать их за грош по штуке, на новые туфли хватит.

– Право же, в этот раз удержусь! Давай, лечи меня, буду выздоравливать, чтобы родить да в ясные глазки моей Талинсы посмотреть! Непутевая мамашка у моей кровиночки, куда денешься…

Хуже всего то, что Зинта сама не знала, есть в этом смысл или нет. Хантре привиделось, что Нинодия вместо ребенка будет нянчить остромордого серого щенка. Видящие восемь из десяти ошибаются редко – и все-таки есть шанс, что ребенок выживет, поэтому нельзя опускать руки, но если б еще Нинодия бросила пить и была заодно с лекаркой…

После того как она, призвав силу Тавше, вновь залатала то, что латала уже не раз, пациентка тяжко вздохнула и промолвила:

– Ты, Зинта, сама рассуди, что мне делать? Ноги покалечены, красоты былой не осталось, прежние кавалеры в мою сторону даже не глянут, разве что деньжат выпросить… Какая у меня теперь житуха? Вот и тянется рука за рюмашечкой-подруженькой…

– Ты могла бы открыть школу танцев. Или писать мемуары – у тебя было столько разных приключений, интересно бы получилось. Или можешь научиться какому-нибудь новому делу, которым когда-то раньше хотела заняться, но так и не попробовала.

– Легко тебе говорить, не поймешь ты меня, ох, не поймешь…

– Ладно, дай чего-нибудь из еды, да я пойду, – сердито буркнула Зинта.

Вышла на улицу с куском яблочного пирога – лекарю, призывавшему силу Тавше, после этого надо поесть, чтобы не довести себя до истощения. Не хотелось ей задерживаться в этом доме, похожем на старую шкатулку, набитую сломанными украшениями, ветхими любовными записками да заботливо сохраненными ярлыками с винных бутылок.

Последние кофейные тучи уплыли: на сегодня работа закончена. Аленду окутали нежные с прозеленью сумерки, такие же, как в прошлом и позапрошлом году в начале месяца Пчелы. Зинта петляла по закоулкам при свете волшебного фонарика – подарка Суно. У нее подойдет срок в конце лета, она носила изрядно надоевший шнурованный бандаж, но продолжала лечить больных. Милость Тавше хранила ее от осложнений, да и не бывало такого, чтобы лекарку под дланью постигла какая-нибудь неприятность с родами. Хотя это не отменяло необходимости побольше есть, надо было взять на кухне у Нинодии два куска пирога… Но скоро она вернется домой и поужинает.

Вот и набережная Сойны, впереди мост, по которому они с Хенгедой сбежали от амуши.

– Не трогайте нас, пожалуйста, ничего у нас нет!

– Деньги давай!

Зинта остановилась, а потом решительно повернула в темный закоулок, из которого доносились возгласы. Двое небогато одетых стариков пятились от заступившего им дорогу парня.

– А ну, отвяжись от них! Я служительница Милосердной, во имя Тавше убирайся отсюда, не то навлечешь на себя ее гнев, сляжешь от болячек, и никто тебя не вылечит!

В подкрепление своих слов Зинта вынула из ножен ритуальный кинжал Тавше – пусть убедится, что она именно та, кем назвалась. Обычно это действовало.

Парень обернулся: помятое лицо со следами порезов от бритвы, мутные алчущие глаза. И слабый, на пределе восприятия, запах китонских грибочков, кто другой не учуял бы.

– Уходите поскорее! – бросила она пожилой паре.

Те торопливо заковыляли прочь, старушка поддерживала под руку своего спутника, опиравшегося на трость.

Грабитель чуть было не кинулся за ними, но заметил, что лекарка одета получше, и сделал выводы.

– Деньги давай! Убью!

– Я могу тебе помочь, выведу отраву, и ты перестанешь мучиться.

Он ее словно не услышал:

– Деньги давай, коза порченая! Убью, сука, убью!..

Денег у нее с собой не было: утром взяла на карманные расходы, да все раздала пациентам в бедняцких кварталах, а то какой толк лечить тех, кому еды купить не на что?

Она выставила между собой и грабителем кинжал Тавше, прикрывая живот. Это не то оружие, которое можно использовать против человека, разве что напугать… Он тоже выхватил из-за пазухи нож – движения расхлябанные, но привычно-ловкие.

– Убирайся, именем Тавше!

Вделанный в рукоять кинжала кабошон налился голубоватым мерцанием. Значит, перед ней не человек?.. Кто он – вурван, демон? И почему тогда камень начал светиться не сразу?..

Сбоку скользнула тень. Звук удара, влажный хруст – и из грудной клетки бандита высунулся окровавленный кулак. Парень захрипел, изо рта вытекла темная струйка, лекарка увидела белки его закатившихся глаз – а потом над запрокинутой в конвульсиях головой вспыхнула другая пара глаз, лунно-серебряных с вертикальными зрачками.

– Убрала бы ты эту свою штуку? – примирительно произнес вкрадчивый мужской голос. – Все-таки я спас тебе жизнь и могу рассчитывать на скромную благодарность.

– Ага, вот прямо сейчас уберу! Изыди!

Стряхнув нанизанного на предплечье агонизирующего бандита, демон тут же перехватил обмякшее тело, впился клыками в шею. Капюшон откинулся, Зинта увидела белое лицо и гриву серебристых волос. Это Серебряный Лис, один из князей Хиалы, приятель Эдмара и Нинодии. Лекарка рванулась было уйти, но передумала. Стояла и угрюмо смотрела, как он насыщается, а демон косил на нее мерцающим глазом. Наконец отшвырнул затихшую жертву, утер окровавленный рот и осклабился:

– Неужто хочешь поблагодарить? Приятная неожиданность… Один мой нежно любимый знакомый однажды сказал, когда плакался мне в жилетку: «Такие, как он, никогда не говорят спасибо таким, как я», – а я ему на это: «Да брось ты этого мерзавца, ты от него не только спасибо не дождешься, он тебе и еще кое в чем отказывает…»

– Благодарю тебя за то, что выручил, – перебила Зинта, не дожидаясь, когда собеседник умолкнет – слыхала она о том, что Серебряный Лис известный болтун. – У меня к тебе разговор, только давай куда-нибудь отойдем, чтоб не около покойного, добрых ему посмертных путей.

– Добрых?.. – он насмешливо заломил серебристую бровь. – Если бы я не подоспел, это бы ты здесь валялась, порезанная.

– Все равно стоит пожелать добрых путей, чтобы в следующем рождении человек не повернул опять на кривую дорожку.

– Готов побиться об заклад, этот снова повернет, несмотря на твои благие пожелания. У меня к тебе тоже разговор, идем.

Они вышли на пустынную в поздний час набережную, спустились на каменную площадку возле воды и устроились на скрипучей деревянной скамейке, сплошь покрытой выцарапанными инициалами влюбленных. Демон надвинул капюшон и запахнул плащ. На той стороне уютно желтели окошки кирпичных домов с островерхими крышами, на мостике возился фонарщик, и свет первого из четырех фонарей уже отразился в Сойне зыбким росчерком.

– Говори, чего хотел? – потребовала Зинта внезапно охрипшим голосом.

Испугалась она с некоторым запозданием: уселась на лавочку с демоном Хиалы, который только что человека сожрал… Пусть над ней длань Тавше, а ее Суно – один из сильнейших в Ларвезе экзорцистов, демон-то рядом, свернет ей шею, и она даже пикнуть не успеет. Другое дело, что сбежать от него вряд ли удалось бы.

– А может, ты первая? – лукаво предложил Лис.

– Нет уж, вначале ты, – она перешла на молонский: стыдно же будет, если кто-нибудь подслушает и догадается, кто ее собеседник, а исчадию Нижнего мира без разницы, на каком языке разговаривать.

– Если я сделаю то, чего хочешь ты – взамен сделаешь то, о чем попрошу я?

– Посмотрим. Вначале давай обсудим, чего хочет каждый из нас.

– О, я вижу, тебя не переупрямишь… – так вкрадчиво смеяться умеют только демоны, да еще Эдмар. – Ты ведь лекарка, вот и вылечи меня от той дряни, которую я подцепил.

В первый момент Зинта растерялась: значит, вот о чем речь, ничего дурного… Но потом вспомнила, что лекари-люди не умеют лечить демонов, это для них ёлки темные, как говорят в Молоне, и какую бы хворь ни подцепил Лис, вряд ли она может ему помочь.

– Я бы вылечила, но мы в ваших заболеваниях не разбираемся.

– Оно как раз по твоей части. Меня угораздило вляпаться в свет – в тот самый свет, которому ты служишь. Это не самое желанное из того, что может случиться с демоном Хиалы.

– Каким образом? – обескуражено спросила Зинта.

– Один из ваших в Хиале отметился. Мы приводили в порядок то место, где остался след. Ну, мне и не повезло – я эту дрянь задел, на руке появилось светящееся пятно. Мне сразу оказали первую помощь, но я опасаюсь, что частицы света успели проникнуть под кожу, и теперь я ношу это в себе. Сделай что-нибудь.

– Погоди, один из наших – то есть, лекарь?

– Нет, рангом повыше. Вроде твоей покровительницы, только мозги набекрень. Один из тех, которые считают себя людьми и живут как люди. Кое-кто из наших от них без ума, но я этих восторгов не разделяю. Сможешь забрать просочившиеся в меня частицы света? Подобное тянется к подобному, и ты, наверное, слыхала о том, что высший демон может излечить человека, зараженного тьмой? Между нами говоря, используемый для этого способ у людей считается непристойным, зато он весьма эффективен.

– Знаю, – невозмутимо отозвалась лекарка. – Это помогает, если процесс не стал необратимым. И если демон не обманет.

– Я бы сказал, люди обманывают чаще. Вызовут демона, сторгуются, а в соседней комнате прячется экзорцист, и потом семь потов сойдет, пока выбьешь у заказчика свой гонорар. Мы умеем высасывать и втягивать ту тьму, которая пришла из Нижнего мира. Можешь избавить меня от этого окаянного света? Заметь, я не настаиваю на нашем способе. Вполне допускаю, что для извлечения света необходимо что-то другое, без орального контакта. Главное, избавь меня от этой заразы.

– Даже не представляю, возможно ли это. Раньше такие пациенты ко мне не обращались. А почему ты решил, что свет у тебя внутри?

– Бывает, что я совершаю странные поступки, – ответил Лис после длинной паузы.

Сумерки стали гуще. Возле каменных ступенек плескала вода.

– Странные – это какие?

– Как сегодня вечером. У меня был выбор – меню из трех пунктов: девчонка с корзиной, которая незадолго до этого попалась мне навстречу, или те, за кого ты заступилась, или одинокий прохожий в соседнем переулке, но я предпочел забрать жизнь грабителя. Свет меня к этому ненавязчиво подтолкнул или я сам сделал выбор? Не знаю ответа на этот вопрос…

– Ты убил его так, как убивают демоны, да еще пил его кровь – где же тут свет?

– Меня беспокоят нюансы. Бывает, что ты подозреваешь у пациента заболевание, обращая внимание на незначительные симптомы? Вот и здесь то же самое.

– А еще бывают мнительные пациенты, – фыркнула Зинта. – По тебе не похоже, что ты заразился светом. Я не могу что-то сделать по этому поводу, но, по-моему, ты как был, так и есть отъявленный демон Хиалы.

– Утешает… – задумчиво протянул Лис. – Ладно, твоя очередь.

– Кто для тебя Нинодия Булонг?

– Хм… Она из тех, кого раз, два и обчелся – ей без разницы, демон я или кто. Мы с ней как будто выходим за пределы своих ролей в затасканной пьесе и начинаем играть другие роли в другой пьесе, которую по ходу сочиняем мы сами – это дорогого стоит. А тебе какое дело до наших отношений?

– Я ее лекарь и хочу привести ее в чувство. Можно ли сказать, что ты к ней привязан?

– Если привязанность – это когда тебе кто-то нужен, и ты не можешь, да и не хочешь отвязаться от этой потребности, то, пожалуй, да. Мы, демоны, не лишены привязанностей.

– Обратил внимание, что после смуты она уже не такая, как раньше? Сильно опустилась и больше пьет, хотя ей сейчас вообще нельзя пить.

– Раньше с ней было веселее, это верно.

– Попробуй на нее повлиять, чтоб она взялась за ум. Если она тебе нужна, как приятельница, это в твоих интересах.

– Уже пробовал. Увы…

– Тогда хотя бы, когда вы пьете вместе, старайся выпить побольше, чтобы ей меньше досталось.

– Она потом без меня наверстает упущенное.

– Я не могу помочь тебе, а ты не можешь помочь мне. Жаль.

– Кое в чем я тебе все-таки помог, – ухмыльнулся Лис. – Если ты еще не успела об этом забыть.

На мостике Зинта оглянулась: демон так и сидел на скамейке – темная глыба, едва различимая в сумраке возле воды.

Роф, который Лорма отжала у царька местных амуши, даже по меркам Исшоды был распоследней дырой. Он напоминал старую заброшенную клумбу, местами вытоптанную, местами заросшую бурьяном вперемежку с одичалыми цветами, вдобавок с поналепленными из чего попало домишками под сенью буйных сорняков. В прошлом это были обыкновенные постройки в сурийском или колониальном стиле, но когда в Исшоде начал хозяйничать народец и люди сбежали, их дома превратились в нечто странное, под стать новым обитателям.

Оплетенные вьюном хибары с порослью на дырявых крышах, за оконными проемами видна диковинная обстановка – на первый взгляд похоже на людское жилье, а на второй сомнения берут. Обосновались там джубы, амуши, вурваны, сойгруны.

Облезлые столбы с мертвыми головами на верхушках: те, что вконец ссохлись – враги прежнего царя Млюарри, которые посвежее – враги царицы Лормы и Дирвена. Кое-где до сих пор сохранились ржавые клетушки фонарей. У здешней нечисти свои суеверия, и некоторые из фонарных столбов считаются «несчастливыми»: если приладишь туда голову своего ненавистника, его дух спрячется в столбе, наберется сил и начнет тебе всячески вредить.

От водопровода одно воспоминание осталось. В канализации завелись таинственные создания, мелкие, верткие, неуловимые: для них эти дырявые трубы и закисшие колодцы – дом родной.

Двухэтажная трущоба, которую местные уважительно называют дворцом, до сих пор не развалилась только благодаря скрепляющим чарам. А сортир на ее задворках – омерзительная халупа с дырой в дощатом настиле, очередная издевка Госпожи Вероятностей. Порой Дирвена так и подмывало разнести этот вонючий рассадник навозных мух одним ударом «Каменного молота», и удерживало его только соображение, что тогда он останется вообще без сортира. Волшебным тварям такие удобства не нужны.

Когда он велел построить новую уборную, хихикающие сойгруны соорудили узкую, как пенал, будку со ступеньками на потолке и стульчаком в стене вместо окна. Головы четверых строителей украсили окрестные столбы, остальные разбежались, дурашливо вереща. После этого Дирвен зарекся поручать такие дела пакостливым подданным Лормы.

Люди в Рофе тоже были. Ходячие полутрупы. Дирвен нанял их для постройки нужного домика с удобствами, по-честному нанял, хоть они и рабы, за ежедневную кормежку досыта. Но те еле волочили ноги, да еще сойгруны им мешали, поэтому работа продвигалась кое-как. Рогатая Госпожа изощренно мстила Дирвену за то, что он ее не почитает.

А самая большая засада – в Рофе ни одной годной девки. Все заморенные, грязные, с потухшими глазами. Оставалось довольствоваться Лормой: та сожрет кого-нибудь и станет ненадолго молодой и красивой – успевай, пока не приняла свой истинный облик. Дирвена от нее натурально воротило, но больше здесь поиметь некого. Или забитая рабыня-замарашка, или напившаяся крови вурвана – Рогатая не оставила ему выбора.

Порой в голову лезли всякие мерзопакостные мысли о Наипервейшей Сволочи, и тогда Дирвен уединялся в своих покоях, приняв меры, чтобы никто не мог за ним подглядеть. А то будут потом за спиной хихикать, и фонарных столбов на всех не напасешься.

Надо было Главную Сволочь прикончить сразу, но если прикончишь – никогда уже не поимеешь. Вдобавок Эдмар свой среди демонов, он и в Хиале неплохо устроится. Дирвен знал, что в Аленде он сейчас живет припеваючи, Дирвен все-все про него знал: там застряли Куду и Монфу, с которыми он поддерживал связь через мыслевести.

Лорма отдала ему несколько шкатулок с артефактами, и среди прочего он обнаружил «Крик альбатроса». Мощнейшая штука. Таких амулетов, позволяющих установить связь с кем угодно, на любом расстоянии, невзирая ни на какие преграды, в Сонхи по пальцам пересчитать.

Шпионы ежедневно перед ним отчитывались и каждый раз просили забрать их из Аленды. Приходилось объяснять, что пока они должны продолжать наблюдение. Эта тягомотина его бесила, и очень не хватало Чавдо, который кого хочешь уболтает. Но Мулмонга убил Суно Орвехт, об этом Дирвен тоже узнал от своих соглядатаев.

Чавдо был пройдоха из пройдох: то, что он присвоил капиталы Королевского банка, для Дирвена стало неожиданностью. Магам Ложи так и надо, но он же, получается, спер казну еще до того, как маги вылезли из катакомб и захватили Аленду! Спер не у них, а у своего короля, который назначил его первым советником, управляющим банком и министром финансов. Доверие предал, как последний гад.

В Исшоде были места получше Рофа, но Лорму там не жаловали. Она рассказала ему про Эгедру – вурванский город, людей там много, вурваны пьют их кровь, но не убивают и другим не позволяют. Порой Лорма заводила речь о том, что вместе они могли бы Эгедру захватить.

В один прекрасный день Дирвена осенило: там же наверняка полно девок – будет, кого поиметь. Воодушевившись, он с утра до вечера изучал артефакты из подаренных шкатулок, а эта мумифицированная дохлятина и не догадывалась, о чем он на самом деле думает.

– Слыханное ли дело – страховка от государственного переворота! Вот, Суно, полюбуйся, какие условия этот поганец нам выкатил! Последнюю совесть потерял, ежели она у него когда-то была…

Орвехт взял стопку листов, сколотых золотой скрепкой с гербом князя Ляраны на миниатюрной печати. Договор о предоставлении государственного займа. Сравнив предлагаемые условия и просчитав возможные последствия, они пришли к выводу, что это будет наименьшее из зол. Заем у Сияна – кабальные торговые контракты на два-три века вперед, у Овдабы – потеря прежнего влияния и уступки по важнейшим пунктам в вековых спорах касательно южных колоний, у Бартоги – беспошлинный допуск на внутренние рынки иностранных товаров и продажа сырья по заниженным ценам, этак недолго и самим в колонию превратиться. Остается достопочтенный коллега Тейзург. Беспошлинный ввоз в Ларвезу кофе с его плантаций – это можно пережить, в отличие от бартогской товарной интервенции, чреватой разорением ларвезийских фабрикантов и ремесленников.

– Он что же, думает, если подпункты в кредитном договоре написать буковками с просяное зернышко, мы внимательно читать не станем? Недооцениваешь нас, коллега Эдмар, мы вот так сделаем…

Сделать «вот так» не получилось – нужное заклинание не сработало.

– Заклял свою писанину, стервец, – проворчал Крелдон. – Только через лупу.

Взяв бартогскую лупу в гравированной бронзовой оправе, Суно обратил внимание на книжку, прикрытую на три четверти папкой с бумагами на подпись. Судя по краешку заголовка – «Непристойные похождения трех нескромных сестричек». Вот уж не замечал раньше за старым приятелем Шеро склонности к такому чтиву!

Приступил к изучению состряпанного Эдмаром договора. Верховный Маг тем временем просматривал корреспонденцию.

– Стоимость страховки, которую мы у него же якобы добровольно приобретаем, он включил в общую стоимость займа?

– Одно слово, стервец, чтоб его…

«Три нескромных сестрички» теперь уже наполовину высунулись из-под тисненой кожаной папки, и Суно не удержался:

– Не сказал бы, что это достойный образец сочинений такого сорта. Есть на эту тему книжки, поизящней написанные.

– Не надо мне поизящней, – буркнул Шеро. – Я диету соблюдаю. Ты заметил, что я уже малость похудел?

– Заметил и всячески одобряю. Не пойму только, причем здесь эта низкопробная писанина.

– А притом, что она мне держаться помогает. Как захочется невтерпеж сдобной булки, или пирожного, или шоколада, так я эту похабщину открою, прочту несколько страниц – и тошно становится, не до жратвы. Я отнюдь не противник постельных дел, но надо же было на любовную тему этаких гадостей наворотить!

– Что ж, если оно тебе помогает блюсти диету, хоть какая-то с этой книжонки польза.

– А тортиком я себя на день рождения порадую – шоколадным, с карамельным кремом и взбитыми сливками, по моему любимому рецепту, и съем его без помех… – на мгновение взор Верховного Мага Ларвезы мечтательно затуманился, но тут же снова стал озабоченным. – У тебя что-нибудь прояснилось?

Суно отрицательно качнул головой. В поисках капиталов Королевского банка он до сих пор не преуспел. Ни одной рабочей зацепки. Ниточки обрывались, поисковые заклинания не помогали. В его практике было несколько загадок, которые он так и не разгадал, и будет крайне досадно, если текущее дело пополнит этот список.

Найдутся припрятанные Мулмонгом деньги и золотые слитки – отпадет необходимость в займе. Время поджимает: подошли сроки выплачивать жалование, пенсии и субсидии, выдавать денежное довольствие, платить по счетам, а в казне шаром покати. Что один человек спрятал, то другой может найти, и думать о том, что Чавдо напоследок всех переиграл, было хуже, чем глотать ложками горчицу.

Князь Ляраны явился на встречу с пятиминутным опозданием. Сине-фиолетовая баэга с вышитыми золотой нитью грибами – китонский орнамент, указывающий на высокое общественное положение обладателя наряда, в перстнях искрятся опалы, на губах фиолетовая помада и обаятельная улыбка. Словно коллега Эдмар задался целью разрушить традиционный образ кредитора, какими их изображают в романах и на театральных подмостках: неброско одетый деловитый субъект, схожий с чиновником средней руки.

– Да полноте, дорогой коллега Шеро, это была шутка, – произнес он самым невинным тоном, выслушав мнение Крелдона по поводу «страховки от государственного переворота». – Я и подумать не мог, что вы примете это всерьез. Неужели не обратили внимания, что бумага заклятая? По ларвезийским законам документы на такой бумаге юридической силы не имеют, и я намерен у себя в Ляране издать аналогичный закон, так о чем разговор? Вот что я намерен вам предложить, – он извлек из своей магической кладовки еще один договор – с виду точную копию первого. – Как только подпишем, и вы подготовите хранилище, я вам тотчас передам золото и серебро в слитках в оговоренном количестве.

– Не будете возражать, если я ваш шуточный договор испепелю?

– Да ради всех богов и демонов! – Эдмар развел руками, с его лица не сходило выражение «вы мне не доверяете, а я – сама добродетель».

В этот раз заклинание увеличения возымело действие, да и текст был не настолько мелкий. Каллиграфический почерк, изящные виньетки в начале каждого раздела. Маги Ложи внимательнейшим образом изучили и сверили оба экземпляра. Ни слова о страховке, и компенсация за упущенную выгоду при досрочном возврате займа вполне приемлемая. Разумеется, пункт о беспошлинном ввозе на территорию Ларвезы и всех ее колоний обжаренных кофейных зерен, а также молотого кофе в неограниченных количествах никуда не делся – данное соглашение действует в течение ста лет и не теряет силы, если Ларвеза вернет заем досрочно. Необременительная уступка, все равно у Ложи нет своих кофейных плантаций.

– Что еще за залог?.. Сираф? Не припомню, чтобы мы это обсуждали…

– Всего лишь формальность, – кредитор снова развел руками и подкупающе улыбнулся. – Посудите сами, если у вас заведется новый Дирвен и опять произойдет что-нибудь в худшем смысле слова непотребное, я рискую остаться с корзиной битых яиц, как выражаются ваши крестьяне. Тогда в виде компенсации хотя бы права на территорию получу… И в перспективе – весьма занятный конфликт с Овдабой. Посему я настаиваю на этом пункте, хотя почти не сомневаюсь, что до передачи залога дело не дойдет. Мой главный интерес – наше торговое соглашение. Полагаю, еще до середины лета коллега Суно найдет то, что ищет, и тогда вы незамедлительно вернете мне львиную долю займа, растянув остаток максимум до Солнцеворота. Но мне все же будет спокойнее, если с залогом, иначе с моей стороны финансовые риски непомерно велики…

Сираф – одна из южных колоний Ларвезы, маленькая нищая страна, ее царька Ложа в свое время споила и купила, вместе с потрохами и со всей территорией. Плантации сахарного тростника, лакомый кусок для Овдабы.

– Договорились, коллега Тейзург, пусть будет с залогом.

«Демоны с тобой, стервец», – наверняка подумал Крелдон, хотя вслух ничего такого не сказал.

И после этого главы двух государств подписали договор.

День с самого начала не заладился. Когда он возвращался домой, за ним погналась сорвавшаяся с поводка собака.

– Абра!.. Абра, бай!.. Абра, ко мне!.. Кому сказал, бай!.. Бай, Абра!.. – надрывался слуга в зеленой ливрее.

Крупная породистая псина не обращала внимания на команду «бай». Он вмиг очутился на дереве. Абра скакала вокруг, захлебываясь лаем.

– Простите великодушно, милостивый сударь, ее только восьмицу назад из деревни привезли! Воронам да кошкам проходу не дает, на почтальона кидается… Абра, бай, сидеть, кому сказано!.. На кого лаешь?!.. Не гневайтесь, сударь!..

Слуга знал, кто он такой, и тем более знал, кто такой господин Тейзург. Ухватив Абру за ошейник, поволок ее к особняку в конце улицы Черных Вишен, не переставая ругать. Когда они удалились, Хантре перебрался на нижнюю ветку, спрыгнул на вымощенный брусчаткой тротуар и потрусил своей дорогой.

Калитка была закрыта, он пролез сквозь просвет в чугунном кружеве. Срезал путь через парк, запрыгнул в распахнутое окно.

В зале первого этажа попался навстречу Кемурт. При виде вернувшегося после четырехдневной отлучки кота амулетчик замер на месте, потом расплылся в растерянной и восторженной улыбке, молитвенно сложил ладони и низко поклонился.

– Здравствуй… Я понял… Мне ответили, и я понял, зачем я живу, хотя не смогу пересказать это словами, ни по-ларвезийски, ни по-овдейски. Хотя я многого еще не понимаю, но я решил, что буду служить Свету… Принести тебе подушку помягче? Или сливок с кухни?

– Кем, ты не заболел? – спросил Хантре, приняв человеческий облик.

Амулетчик опять согнулся в поклоне, точно послушник перед настоятелем.

– Ты, часом, не спятил?! Чего ты мне кланяешься?

Кем смотрел на него сияющими глазами, словно впервые увидел, и как будто хотел что-то сказать, но не мог решиться.

– Вот что любовь с людьми делает… – ухмыляющийся Тейзург наблюдал эту сцену с галереи. – Забавно… Да вы продолжайте, я не хотел мешать.

Вконец смутившись, Кемурт что-то пробормотал и выскочил вон.

– И что все это значит?

– Это значит, что он тоже по уши влюблен, – Эдмар неторопливо спускался по мраморной лестнице с балясинами в виде вставших на хвосты змей, продолжая улыбаться. – Наверное, хотел признаться, да я его спугнул. Ты недооцениваешь свою привлекательность.

– Если бы это было так, я бы сегодня же отсюда свалил, но это не так.

В смятенных чувствах Кемурта не было ничего общего с тем, о чем говорил Эдмар – это он знал наверняка, пусть и не мог уловить, что это за чувства.

– Давай ты позавтракаешь, потом я сварю нам кофе, и побеседуем о делах. Тебя как обычно где-то носит, а между тем для тебя есть работа.

Пить кофе устроились в комнате, которую Тейзург уже успел переделать на свой вкус.

Вместо прежних обоев с геральдическим орнаментом и позолотой – белые стены, местами оживленные цветной росписью, и каждый такой островок выглядит, словно часть чего-то большего, скрытого в тумане. Окутанные зелеными сумерками диковинные цветы и притаившаяся среди них ящерица с пучками нежных стебельков по обе стороны миниатюрной головки. Фрагмент многоэтажного здания и расцвеченной вечерними огнями улицы внизу – Хантре нигде в Сонхи ничего похожего не видел, но вроде бы видел где-то в другом месте. Спиральная раковина, из которой опасливо выглядывает кто-то членистоногий, и со всех сторон его поджидают хищники, но они прорисованы не до конца, то ли есть, то ли нет – может, это всего лишь спутанные водоросли. Абстрактный узор, извилистый, прихотливый, чуждый симметрии, наводящий на мысль о ловушке.

Украшенный графскими гербами помпезный кабинетный шкаф, оставшийся от бывших владельцев, уступил место шкафу белого дерева по эскизам Эдмара: он походил на громадный цветок или, скорее, на обитателя морского дна – ни одного прямого угла, хотя с функциональностью все в порядке. На полках расставлены и разложены резные фигурки, чаши, еще какие-то предметы.

Китонский чайный столик из цельной пластины хрусталя держался на посеребренной опоре в виде куста папоротника, сквозь отполированную до ледяного блеска столешницу просвечивали искусно выкованные листья.

– Обрати внимание на чашки – угадаешь, откуда?

– Не Ларвеза, это точно… И не Китон…

Разглядывая кофейные чашки – внутри кремовые, снаружи цвета темного шоколада, с тонко процарапанным рисунком – Хантре ощутил смутную тревогу. Что-то хорошее. Было. Но уже закончилось. Давно закончилось. Не совсем закончилось, пока еще можно вернуть.

На той, что у него, озеро с тростником и птицей на одной ноге, на той, что у Эдмара – цветущее колючее растение. Рисунки лаконичные, в несколько линий, и все-таки живые.

– Сирафская керамика. Антиквариат. Попалось в одной захудалой лавке. Этим чашкам четыреста с лишним лет, сейчас в Сирафе таких не делают. Хотя они до сих пор делают кое-что другое. Я там побывал и накупил разного, – поднявшись, он начал доставать из шкафа содержимое, вскоре на столике места не осталось. – Да ты пей кофе, зря я, что ли, старался? Потом перейдем к делу, но сначала посмотри мою коллекцию.

Вырезанные из дерева фигурки зверей и птиц, расписные глиняные плошки, потемневшие от грязи подставки для посуды – изысканное деревянное кружево, рукоятки ножей с обломками заржавелых клинков. Произведения искусства, которые перед тем, как попасть на полки шкафа в особняке Тейзурга, хранились не в лучших условиях. Хантре брал и рассматривал то одну, то другую вещицу, делая глоток-другой горького напитка.

Осознав, что кофе в этот раз ощутимо горчит, он поставил чашку и поднял взгляд на Эдмара.

– Ты что, на сахаре экономишь?

– У меня ведь нет собственных сахарных плантаций, – произнес тот с многозначительной ухмылкой.

– И денег на сахар из лавки тоже нет.

– Чем ты опять недоволен?

– Ты мне сахара в кофе не положил.

– Все в порядке с твоим кофе. Сделай еще глоток – сам убедишься, только вначале отвлекись от этих экспонатов.

Так и есть, с кофе все в порядке… Ему показалось. Или что-то повлияло на его восприятие? Никаких наведенных чар он не почувствовал, хотя после прошлых инцидентов всегда держал защиту в присутствии Тейзурга.

– В чем тут фокус?

– Возможно, в том, что ты видящий и в придачу неисправимый гуманист. Должно быть, ты уловил чужую горечь, и это повлияло на вкусовые ощущения. Создатели всей этой красоты находились не в тех условиях, которые способствуют безмятежному расположению духа.

– А что с ними случилось?

– Потом расскажу, давай сначала о делах.

Разложенные на хрустальном столике изделия стайкой птиц поднялись в воздух и заняли свои места на полках шкафа.

– Погоди…

– Нет уж, это ты погоди. Забыл, что ты на работе? Ознакомься с этим документом. Изучать во всех подробностях не обязательно, просто посмотри.

– Ты одолжил денег Ложе? Понятно… И я должен обеспечить сохранность этого экземпляра?

– Да боги с тобой, Хантре, это копия. О сохранности оригинала я и сам позабочусь, вдобавок договор скреплен магическими клятвами. С моей стороны все обязательства выполнены в полном объеме, теперь дело за тем, чтобы Светлейшая Ложа тоже выполнила взятые на себя обязательства. Или, наоборот, не выполнила… Я больше заинтересован во втором варианте.

Чета Лабелдон направлялась в Сакханду, столицу Мадры. Орсойма назначили заместителем управляющего торговым представительством «Масел и пряностей Юга» – с перспективой занять его место, когда старик уйдет на покой. Прежний заместитель, пристрастившийся к китонским грибочкам, однажды явился в контору с сачком и начал ловить несуществующих бабочек, после чего был уволен. По слухам, в последний раз его видели в компании джуба за доской сандалу. Так как Орсойм Лабелдон зарекомендовал себя человеком во всех отношениях положительным, от него ожидать таких безобразий не приходилось.

Эрмодия гордилась его назначением, но заранее переживала из-за того, что там будет скука смертная, и поговорить не с кем, и от моды отстанешь… К тому же ее горничная не захотела ехать в Мадру и взяла расчет. Эрмодия плакала и выразительно вздыхала, Орсойма это сердило, но он умел находить решения – недаром его ценили в «Маслах и пряностях Юга».

– Возьми новую горничную, – посоветовал он, не отрываясь от своих бумаг. – И компаньонку для вашей женской болтовни, тогда не будешь скучать… – на мгновение призадумавшись, добавил: – Горничную и компаньонку в одном лице, чтобы не влезать в двойные расходы.

– Где я ее возьму? – жалобно спросила Эрмодия, показывая, что готова заплакать.

– Объявление, – пояснил супруг, мягко, но настойчиво подталкивая ее к двери своего маленького, как чулан, кабинета. – Повесь на театральной стенке, там ходят, читают.

Глотая слезы, она вышла в тесный коридор. Напротив дверь гостиной, рядом дверь спальни. Зато в Сакханде они будут жить в большом просторном доме, и жалование у Орсойма будет втрое больше – столько всего можно купить… Но модных магазинов там нет, и она там окажется в одиночестве, если в ближайшие несколько дней никого не подыщет. Вдобавок придется нанять горничную из местных – черномазую, лопочущую на непонятном языке, не обученную ухаживать за деликатной дамой.

Театральные стенки были возле всех алендийских театров: с одной стороны афиши, с другой платные объявления, написанные аккуратным разборчивым почерком на специальных картонках. Можно заказать с рисунком, но это стоит дороже. Орсойм говорил, что в Бартоге объявления печатают в газетах, которых в Ларвезе никогда не было, потому что архимаги этого не хотели. Но теперь они, наверное, появятся – Верховный Маг разрешил, при условии, что там не будет крамолы.

Она не надеялась, что ей повезет, но компаньонка-горничная объявилась на второй день. Бойкая девица в траурной шляпке с вуалеткой и платье с бантами из дешевого коричневого шелка – один спереди на лифе, два на юбке по бокам, все как положено в этом сезоне. Моложе Эрмодии, зато некрасивая: остроносая, с небольшими глазами и костистым лицом мужланки, жидковатые волосы гладко зачесаны и скручены в пучок, кисти рук по-крестьянски крупные, хотя и ухоженные. Орсойма такая особа не заинтересует, это сразу расположило к ней Эрмодию.

Обманутая женихом Клименда Чимонг собиралась в Мадру к своему дяде, который работает в торговой конторе и позвал ее к себе вести хозяйство.

– Уже решила, что поеду, больше-то мне податься некуда, и тут гляжу – ваше объявление! Ну, думаю, уж лучше я пойду в услужение к воспитанной благородной даме, а то знаю я своего дядю, знатный неряха и выпить не дурак, мыкаться с ним ничего хорошего. А вы, сразу видно, аристократических кровей, и вся такая изящная, и кожа у вас будто фарфоровая… Все, что надобно уметь горничной, я умею – одеть, причесать и всякое такое. В компаньонки тоже сгожусь, со мной не заскучаете. Всю дорогу буду развлекать вас разговорами. А захотите, стану вам интересные книжки пересказывать. Про модистку Нелинсу и пиратов, про то, как обыкновенная барышня из Ларвезы попала в чужой мир и стала там знаменитой волшебницей и принцессой – не читали?

– Хвала богам, нет! От книжек зрение портится, можно совсем ослепнуть, и читать литературу вредно для нервов. Из-за чтения в голове мысли заводятся. И если женщина к этому пристрастится, она становится истеричная и неуравновешенная, можно и вовсе с ума сойти.

Все это ей не раз говорил Орсойм. До замужества Эрмодия увлекалась любовными романами в обложках с розочками, но супруг не одобрял беллетристику, поэтому она тоже стала придерживаться мнения, что читать вредно, и осуждать читающих девиц.

– Коли вы так говорите, не возьму с собой книжек, и даже вспоминать о них не стану. Из жизни я тоже много чего могу порассказать.

Эрмодия решила, что компаньонка из нее в самый раз, и у Орсойма не было возражений, и на предложенное жалование она согласилась. В день отъезда пришла в немарком дорожном платье, багажа всего ничего – саквояж да котомка за спиной.

Лабелдоны со своей спутницей заняли просторное двойное купе в вагоне первого класса, оплаченное «Маслами и пряностями Юга». Окна в медной окантовке, раскладные плюшевые диванчики, умывальник с уходящим в стену отводком, шкафчики на замочках – для мелких вещей ежедневной необходимости. В каждом отделении привинченный к полу столик накрыт белоснежной скатертью, пол застелен коврами с обережным узором.

Клименда начала с того, что придирчиво осмотрела занавески и скатерти, нашла на одной крохотное пятнышко – что-то въевшееся, похоже на чернила – с торжествующим видом показала и шепнула: «Уж вы об этом не беспокойтесь, я с ними разберусь!» Эрмодия с удовольствием слушала, как она выговаривает в коридоре стюарду: «Да как же вы могли подсунуть такую грязную скатерку госпоже Лабелдон, глаза-то ваши где были, форменное неуважение проявили, вас уволить за это мало!» Тот пытался что-то сказать в оправдание, но Клименда ему слова вставить не давала. «Если назначим ее домоправительницей, с черномазыми она справится», – одобрительно заметил Орсойм.

Стюард безропотно заменил скатерть, а госпожа Лабелдон после этого почувствовала, что находится под защитой. Супруги решили, что в Сакханде наймут женщину для уборки, повара и еще одного мужчину-слугу, поэтому Эрмодия заранее переживала: будут ли они ее слушаться, не станут ли делать назло или вести себя непочтительно… Но если доверить командование Клименде, она им спуску не даст.

В купе было душно: наглухо завинченные окна в дороге не открывались – из соображений безопасности, чтобы никакая нечисть в вагон не заскочила. Обереги изношенные, после катастрофы с Накопителями магические мастерские не производят их в достаточном количестве.

– Не могли они разве хотя бы несколько Накопителей спасти, все равно эти древние маги, которых там держали, были покалеченные и не смогли бы жить как все, какая им разница, где лежать… А обереги всем нужны, без них люди страдают! – с горячностью сказала однажды Эрмодия, изнывающая от духоты и застоявшихся несвежих запахов.

– Там была сложная магическая система, которая целиком разрушилась, но ты не поймешь, это долго объяснять и для тебя это будет неинтересно, – Орсойм знал все на свете, водил знакомство и с торговыми служащими, и с магами. – Доподлинно неизвестно, что случилось, но кто-то все изгадил. Если б не это, и смуты бы не было. Золотой век закончился вместе с Накопителями, и от тебя требуется все твое благонравие, чтобы ты была моей милой домашней волшебницей и поддерживала меня во всех начинаниях, тогда я займу кресло управляющего, и мое жалование в дальнейшем позволит нам покупать хорошие обереги, несмотря на дороговизну.

Днем они ходили в клубный вагон для пассажиров первого класса – Орсойм в мужской салон, Эрмодия с Климендой в дамский. После госпожа Лабелдон с удовольствием слушала, как ее компаньонка перемывает косточки остальным пассажиркам.

Та все примечала: у кого грязь под ногтями, у кого слегка помятый воротничок, у кого пристал к подолу волос, кто ест конфеты, хотя платье на талии того и гляди расползется по швам, кто робеет, как дурочка, чересчур умничает или ведет себя развязно, под стать дамам полусвета. Клименда разбирала их обстоятельно и азартно, отпуская меткие словечки, уничижительно копируя чужие интонации. Эрмодия наслаждалась, слушая эти речи: она ведь не такая, как другие дамы. И платье на ней не лопается, и воротничок не смялся, она не похожа ни на стеснительную дурочку, ни на невоспитанную выскочку. Она в их обществе, как роза в хрустальной вазе посреди курятника.

Лишь об одной женщине Клименда говорила хорошо, да не просто хорошо, а с восхищением и обожанием – о королеве Глодии.

– Королеву звали Джименда, – поправила ее Эрмодия в первый раз. – Я имею в виду покойную супругу его величества короля Руверета, а Глодия – из прежних королев?

– Глодия была супругой Дирвена-самозванца, но в отличие от этого угробца с дурной безмозглой башкой, которому я в глаза наплюю, ежели до него доберусь, она была истинной королевой! Потому-то и пострадала отнечисти, с которой он столковался…

– Да разве жена узурпатора и самозванца может считаться королевой?!

– Глодия была королева с макушки до пят, всем королевам королева! Из крестьянского рода, но почем знать – может, на какую-нибудь из ее прабабушек в свое время положил глаз кто-то из Дарчеглерумов, но это, понятное дело, осталось в тайне. Зуб даю, так и было, и в ее жилах течет самая настоящая королевская кровь! Кабы не ее благое влияние и заступничество, этот засра… узурпатор окаянный половину Аленды бы перемесил, и нынче было бы куда больше развалин. Ей не могли простить ее удивительного благородства, и она стала жертвой подлой интриги. Сперва венценосный супруг-угробец отправил ее в опалу – на окраину города, в Лоскутья, там и потолки протекали, и под обоями была плесень, и на кухне воняло, и мыши средь бела дня бегали. Но это еще не все, потом к ней подослали для расправы амуши, и те вырвали прямо у нее из утробы недавно зачатого ребеночка. Верные подданные успели спасти свою королеву и прятали ее в лечебнице при храме Тавше, пока смута не закончилась. А потом… – Клименда выдержала многозначительную паузу, – потом королева таинственно исчезла. Никто не знает, куда она ушла, всеми преданная и оболганная, с кристально чистой благородной душой, сияющей, как алмаз в ночи. И знаете, что я еще скажу, вот кабы законная королева Глодия сидела на троне, наша жизнь была бы сплошной мед да шоколад! Сами виноваты, что потеряли свою королеву, а теперь поздно слезы лить. Эх, давайте-ка, чтоб не печалиться, о другом потолкуем. Заметили, у этой индюшки госпожи Сеглерум из-под верхней юбки выглядывает нижняя в пошлый цветочек? Маркиза, а одевается, как модистка! Я думаю, для того она этакую нижнюю юбку надела, чтоб не жалко было выкинуть, если в поезде пообтреплется…

С такой интересной собеседницей скучать в дороге не приходилось. И Орсойм пребывал в сносном расположении духа, не выговаривал Эрмодии за то, что она пристает к нему с женскими глупостями и не знает, чем себя занять. Путешествие оказалось вовсе не таким тягостным, как она опасалась.

Только один эпизод омрачил ее настроение – когда на станции Табрай она увидела этих.

Две женщины в форме амулетчиков Ложи, с нашивками железнодорожных служащих. На них были штаны и куртки с карманами, шнурованные ботинки, ремни с поясными сумками – все как у мужчин-амулетчиков. Одной лет сорок, полная, с широким круглым лицом и шапкой вьющихся волос, подрезанных до ворота, Эрмодия ни за что бы не вышла за порог с такой простецкой прической. Другая помоложе, наверняка считает себя хорошенькой, каштановые волосы заплетены в косу, ремень на талии туго затянут, как будто напоказ. Они осматривали состав на предмет прицепившейся нечисти, заглядывали под вагоны, забирались по лесенкам на крыши. Вроде бы что-то нашли – с дальнего конца поезда донеслись их возгласы.

– У тетки-то задница в штанах еле помещается, – поглядев сбоку на приунывшую Эрмодию, заметила компаньонка. – Боги свидетели, я бы постыдилась! А молодая и вовсе коза козой.

Они чинно прогуливались по перрону вдоль длинного вокзального здания. Клименда держала над ней шелковый зонтик с оборками – от солнца. Пассажиры высыпали размяться и подышать свежим воздухом, было людно, как на бульваре в час променада, а эти две амулетчицы никого не стеснялись.

В прежние времена амулетчиками на государственной службе становились главным образом мужчины. Из женщин мало кому удавалось туда пробиться, большинство амулетчиц находило применение своим способностям по хозяйственной части. А после смуты все переменилось – Верховный Маг издал указ, чтобы их тоже брали, «ибо для амулетчика Светлейшей Ложи главное не половые признаки, а лояльность, соблюдение Устава и голова на плечах». Тех, кто переметнулся на сторону самозваного короля, от службы отстранили, так что лояльные амулетчики были нарасхват.

Орсойм не одобрял женщин-амулетчиц, и Эрмодия тоже не одобряла. Но желающие нашлись, да еще захотели носить мужскую форму – якобы в штанах заниматься такими делами сподручней, чем в юбках – и руководство пошло им навстречу. Вдобавок тех, кто изъявил желание, начали обучать рукопашному бою – считалось, что для амулетчиков Ложи это полезный навык. Если в присутствии Эрмодии заходила речь о таких ужасных вещах, она говорила: «Фу, не надо об этом, это же совсем противоестественно», – всячески показывая, что ей неприятно.

Не случись той катастрофы с Накопителями, не было бы всех этих перемен, которые, по словам Орсойма, «расшатывают устои нашего общества». Лабелдоны всегда старались держаться подальше от любой крамолы, но как-то раз, обсуждая тревожным шепотком последние нововведения, договорились до того, что Шеро Крелдона заслуженно прозвали «душителем свободы». Потому что его указ об амулетчицах на государственной службе – наступление на свободу тех, кто хочет жить, как заведено, не сталкиваясь на каждом шагу с девицами в штанах.

Когда поезд тронулся, Эрмодия снова их увидела: те сидели на скамейке в конце обезлюдевшего перрона, что-то пили из кружек, между ними стояла корзинка со снедью, как на загородном пикнике. Обе выглядели бодрыми и веселыми, хотя чему радоваться, если содержать тебя некому, и приходится самой зарабатывать на жизнь. Хвала богам, Эрмодию такая участь миновала, но все же она ощутила смутное неудовольствие, словно ей плохо, а им хорошо, словно она птица в клетке, которая смотрит сквозь прутья на вольных птиц.

Объяснение пришло в голову само собой, и от облегчения она даже вздохнула со слабым стоном: ну конечно, им хорошо – ведь они на солнышке, на воздухе, а ей еще ехать и ехать в этом поезде! Она сама уже вся пропахла поездом, и волосы у нее стали сальные, и уборная здесь как железный зверь с лязгающей пастью… Это единственная причина, почему она им позавидовала, а в остальном они ей должны завидовать.

Наконец добрались до Сакханды. Недавно побеленный вокзал сверкал на солнце, как будто его слепили из снега, а все вокруг было глинобитное, спекшееся – мешанина бурых, песочных, бежевых, зеленовато-коричневых построек с приплюснутыми крышами и занавешенными балкончиками. В глазах рябило от пестрых вывесок и разноцветных зонтиков. Улочки были кривые, плохо вымощенные, зато на каждом шагу попадались храмы Ланки, украшенные золочеными масками воровского бога, который считался покровителем города.

За Лабелдонами прислали коляску, так что им не пришлось лезть в толчею на привокзальной площади и нанимать экипаж или паланкины. Ветер гонял пыль, Эрмодия опустила вуаль. Оказавшись в этом варварском городе, она опять почувствовала себя несчастной, а Клименда всю дорогу вертела головой, глядя по сторонам с жадным любопытством.

– Жарища, – заметила она вслух. – Но свыкнуться можно, у нас летом, когда раздухарится, так же бывает. Если бы вы мне выплатили жалование за минувшую восьмицу, я бы сходила до лавки, что-нибудь из одежды себе куплю, а то мое платье, простите за такой конфуз, пропотело насквозь.

– Можно ведь, Орсойм? – нерешительно спросила Эрмодия.

Новоиспеченный заместитель управляющего сакхандийским представительством «Масел и пряностей Юга» озирал улицы, по которым они проезжали, с прищуром стратега, и она робела отвлекать его от раздумий.

– Да, это можно. Клименда, получишь свое жалование и купишь все необходимое. Компаньонка моей жены и наша домоправительница должна быть опрятной.

– Почтительно благодарю вас, господин Лабелдон, – просияла компаньонка.

Снятый для них двухэтажный дом выглядел запущенным – потолки нуждались в побелке, стены в покраске или в новых обоях, которые завозят сюда из Ларвезы – зато какой же он был большой и просторный!

– Не дворец… – обронила Клименда с таким видом, словно раньше жила во дворце, но после добавила: – Я хочу сказать, все здесь надо выскоблить, и тогда у вас будет не дом, а конфетка!

Получив свое жалование, она отправилась за покупками. Служащий из конторы, встречавший Лабелдонов, нарисовал ей на бумажке, как дойти до ближайшей лавки. Он предлагал ее проводить, но компаньонка отмахнулась:

– Не пропаду. Мне надо поскорее тут освоиться, чтобы быть полезной госпоже Эрмодии.

Прошел час. Прошло два часа. Прошло четыре часа. Небо над шумным глинобитным городом стало темно-розовым, начали сгущаться душные сумерки, а Клименда все не возвращалась.

– Куда она запропастилась? – растерянно спросила госпожа Лабелдон.

– Я не знаю, – недовольно бросил Орсойм. – Гефройсим предлагал ее проводить! Все это ваше женское упрямство… Ее могли похитить работорговцы, ее могли утащить и съесть амуши. В лучшем случае она заблудилась, и тогда, надеюсь, завтра найдется. Пусть это послужит тебе уроком, чтобы ни шагу из дома без сопровождения!

– Да, да… – всхлипнула Эрмодия.

Она беспокоилась не столько о сгинувшей в дебрях Сакханды компаньонке, сколько о себе: кто теперь будет заботиться о том, чтобы она не скучала, ездить с ней за покупками и надзирать за прислугой?

В это самое время никем не съеденная и не похищенная Клименда Чимонг, она же Глодия Орвехт, в недавнем прошлом Глодия Кориц, стояла в храме Зерл перед статуей богини преследования и молилась:

– Яви свою милость, Неотступная, помоги мне добраться до этого поганца, чтоб я выложила ему всю правду о том, что это был его загубленный ребеночек, чтоб истинная правда навеки застряла ему костью в глотке, и чтоб не смог он эти мысли из башки своей дурной выкинуть! Направь мой путь по стезе преследования, чтоб я настигла засранца, где бы он ни был, и все бы ему высказала, и наплевала бы в зенки его бессовестные! Помоги мне достигнуть цели и свершить возмездие, чтоб засранцу всякий раз икалось, как меня вспомнит, а я тебе за это пожертвую… – тут Глодия запнулась. – Денег сколько могу пожертвую…

Сверх меры тратиться не хотелось, чтобы хватило на дорожные расходы туда и обратно. Свои сбережения она покамест не трогала: из Аленды в Сакханду доехала задаром, на всем готовом, да еще разжилась жалованием за восьмицу. Ее так и подмывало стребовать с Лабелдонов за месяц вперед, но коли те ославят ее воровкой и подадут в суд, потом не отбрешешься. Она ведь не сгинуть собирается, а насолить Дирвену и вернуться домой.

Кто-нибудь решил бы, что Глодия отправилась на Юг в одиночку на верную погибель – но у нее с недавних пор был секрет, о котором ни одна душа не знала. Ни матушка, ни сестрица Салинса, ни дядюшка Суно, ни въедливые дознаватели Ложи – никто-никто. Она и сама об этом секрете не догадывалась, пока не случился тот конфуз в «Чашке на доске».

Глодия была так поражена своим открытием, что даже не стала отругиваться, когда матушка с сестрицей принялись шпынять ее за недостойное деревенское поведение. После этого она решила, что непременно доберется до Дирвена. Несколько дней ушло на сборы: она зашивала в нижнюю юбку деньги и еще кое-что нужное, без чего ей не обойтись, да бегала к театральным стенкам читать объявления. Дуреха Эрмодия с ее надутым муженьком вовремя подвернулись, и она поехала с ними в Мадру, ежедневно молясь Зерл Неотступной.

Сперва Глодия собиралась положить в чашу для пожертвований золотую монету, но передумала, бросила две серебряных. Приготовила было три, однако третью в последний момент удержала в кулаке и сунула обратно в карман.

Истово поклонившись напоследок – поклонов-то ей не жалко, спина, чай, не отвалится, а богине приятно – она вышла на озаренную чадящими фонарями площадь и направилась через людскую сутолоку к постоялому двору для караванов.

– Предлагаешь мне участвовать в ограблении?.. Совсем охренел?

– Хантре, я ведь твой работодатель, – с мягким упреком напомнил Тейзург.

– Выражаясь твоим изысканным языком, не вижу особой прелести в том, чтобы работать на мошенника и грабителя.

– Очень мило, что ты начал выражаться изысканным языком, я тронут, – собеседник смотрел на Хантре невозмутимо и загадочно, чуть улыбаясь уголками губ – как будто у него в запасе есть сокрушительный аргумент, прибереженный напоследок. – Надеюсь, что за «мошенника и грабителя» ты в любой угодной тебе форме извинишься, и тогда мы перейдем к делу.

– Ты и есть мошенник и грабитель. Сначала всучил им кредитный договор, теперь собираешься обокрасть заемщиков, чтобы те не смогли расплатиться в срок, и ты приберешь к рукам залоговую территорию. Решил переплюнуть Чавдо Мулмонга?

– За это тоже не забудь извиниться, – кротко произнес Эдмар. – Иначе я могу обидеться.

Поднявшись, он взял с полки одну из деревянных фигурок – свернувшуюся кошку – и начал рассеянно вертеть в пальцах. С наигранной грустью улыбнулся:

– Значит, ты категорически не хочешь участвовать в моей авантюре? Жаль…

Хантре тоже поднялся и шагнул к двери. На миг его накрыло волной горечи – сдавило горло, в глазах потемнело – но он тут же стряхнул это наваждение и развернулся к Тейзургу:

– Ты что вытворяешь?

– Это не я, – уголки губ дрогнули, как будто скрытая улыбка просилась на волю. – Почему ты всегда думаешь на меня?

– Тогда кто это сделал? Вот сейчас, только что?

– Возможно, они?.. Дарю, – он протянул на ладони изделие сирафского резчика. – На память об этом разговоре. Да не бойся, не зачаровано.

Насчет «не зачаровано» – спорное утверждение, однако Хантре чувствовал, что отказываться нельзя. Протянув руку, взял кошачью фигурку – и содрогнулся: то ли от боли, то ли от чего-то другого, схожего с болью. Не выдержав, положил подарок на стол.

– Сила шаманского призыва с просьбой о помощи, – ухмыльнулся наблюдавший за ним Эдмар. – Давно хотел посмотреть на это со стороны. Да ты сядь, на тебе лица нет. Может, вина?

Он кивнул. Голова шла кругом, и не отпускало ощущение, что его поймали.

– Сначала объясни, что все это значит. Лучше по-хорошему объясни.

– Вот только не надо угроз. Я всего лишь передал тебе послание. Давай нанесем визит тому, кто вырезал этого котика, и пусть автор сам с тобой объясняется. Можем прямо сейчас туда отправиться.

– Ладно, – согласился Хантре, взяв у него бокал. – Прежде всего, я хотел бы понять, как этот твой скульптор меня зачаровал.

– Во-первых, жители Сирафа пока еще не мои подданные, так что обожди с претензиями. Во-вторых, ну какой там скульптор – всего лишь старуха-рабыня с сахарных плантаций Светлейшей Ложи. И наконец, в-третьих, вряд ли она думала, что кого-то зачаровывает, когда в своей грязной лачуге вырезала из найденной деревяшки фигурку Кота-Хранителя – древнего мифологического персонажа, почитаемого в тех краях. Вероятно, за работой она чуть-чуть шаманила – бормотала какую-нибудь сирафскую песню, без всякой надежды, по привычке… Идем? Предлагаю завернуть на кухню, поставим в мою кладовку корзину с едой. Ты ведь, когда увидишь эту старуху с выводком покрытых болячками голодных внуков, наверняка захочешь их накормить.

Хантре кивнул и положил в карман подаренную фигурку.

– Я уже все понял насчет Сирафа. Идем. А ты не мог сказать то же самое без этого театра?

– Без театра не так интересно.

2. Омут чужой души

На разведку в Джахагат Дирвен отправился в компании джуба и двух амуши. Джахагат – город-рынок, его лучше не трогать, а то на них ополчится все население Исшоды.

Джуба звали Шевтун, он был из рофских старожилов и хотел прикупить на рынке человека для игры в сандалу. Да не кого попало, а сообразительного, обученного, такие стоят недешево. Лорма дала ему золота – с условием, что он прикроет ее шпионов. Дирвен изображал раба, а парочку амуши его хозяин будто бы нанял для охраны.

Путешествие, занявшее три дня, было хуже каторги. Тропки петляли среди высокой травы, зарослей непролазного кустарника, кишащих ящерицами бурых скал и сверкающих на солнце озер, заселенных крикливыми птицами. Люди давно проложили бы дорогу, а этим придуркам и так сойдет. Когда Дирвен пробурчал это вслух, Зунак и Бесто начали хихикать и через каждые полчаса спрашивать, с кривляньями и преувеличенной почтительностью, не слишком ли неудобно его высочеству консорту шагать по тропинке, недостойной его рваных ботинок и мозолей на царственных стопах. Ехидные гады, по части издевок Самой Главной Сволочи не уступят… Один Шевтун культурно помалкивал – наверное, играл сам с собой в уме очередную партию, это для джуба интересней, чем словесные перепалки.

Но то были дневные неприятности, а самое худшее начиналось по ночам. От кусачей мошкары Дирвена защищали амулеты, зато от полоумных спутников не было никакого спасения.

Шевтун доставал из заплечного мешка старую лакированную доску, расставлял фигурки и принимался играть за двоих. При этом он гнусаво и монотонно бормотал, то повышая, то понижая голос, а его баклажанно-фиолетовый хоботок угрожающе раскачивался. Порой, войдя в азарт, он громко стукал фигурками – Дирвен надеялся, что рано или поздно доска у него треснет.

И это была мелочевка по сравнению с тем, что вытворяли Бесто и Зунак: скинув свои истрепанные балахоны, расшитые замусоленными обрывками кружев, олосохарским жемчугом, высушенными улитками и другой всячиной, эти огородные пугала самозабвенно и страстно предавались любовным утехам. Одно хорошо, это были он и она – никакой мерзопакости, иначе Дирвен не удержался бы и влепил им, гадам, не контролируя силу удара, а потом пришлось бы объясняться с Лормой за ее покалеченных придворных.

Но хоть это был и не разврат, а нормальное поимелово, спать-то они все равно мешали. Стонали, визжали, хихикали, выли, а уж в каких позах выдрючивались – глянешь и не поймешь, где чьи тощие мосластые руки-ноги или травяные космы, которые у этих тварей вместо волос. В первую ночь он спросил, нельзя ли потише, так они после этого стали шуметь пуще прежнего.

Джубу это не мешало, а Дирвен не мог уснуть, да еще всякая мерзопакость в голову лезла: вот если б это были не амуши, а он с Самой Главной Сволочью… Тьфу! И никакой его вины здесь нет, это все приворот. Эдмар подло соврал, когда сказал, что арибанские амулеты должны были избавить его от любых приворотов.

Во время дневных переходов он тащился, злой и не выспавшийся, стараясь не отставать от этих придурков, а когда пришли в Джахагат, первым делом завалился спать, активировав сторожевые артефакты.

Расстеленная на столе географическая карта была настоящим произведением искусства, но это не помешало Тейзургу ее исправить и дополнить. Река Шеханья – один из притоков Канабары, берущей начало в Унских горах и отделяющей Олосохар от простирающейся к югу саванны – была тщательно закрашена и нарисована заново, так как его стараниями она поменяла русло. На прежде пустом участке появилось новое государство – Лярана, и от нее тянулся на север пунктир, обозначающий железную дорогу: через территорию Мадры в Сираф, оттуда на северо-восток к горному хребту, за которым находится Бартога. Поскольку дорогу еще не построили, пунктир был бледно-голубой – в отличие от синего, обозначающего действующие коммуникации. Сираф заштрихован тем же цветом, что и Лярана: изумрудно-зеленый с переливом в аметистово-фиолетовый.

Надо отдать Эдмару должное: все линии и надписи были выполнены с безупречным изяществом, так что его поправки общее впечатление от старинной карты не портили. Не сразу и поймешь, что с ней что-то не так – для этого надо знать, куда смотреть.

– И ждать реализации твоего плана пять лет?

Голос Хантре прозвучал отрывисто. Его до сих пор не отпустило после Сирафа. Старую женщину, вырезавшую фигурку Кота-Хранителя, вместе с тремя внуками забрали в Лярану, по его просьбе, хотя Эдмар, похоже, с самого начала это предвидел. Ну и черт с его интригами, главное – поскорее осуществить его план, потому что всех оттуда не заберешь. Дочь у старухи умерла, надорвавшись на плантациях, когда вынашивала четвертого ребенка, отца детей еще раньше запороли насмерть, потому что дерзил надсмотрщикам-ларвезийцам. «Типичное сирафское семейство» – по выражению Эдмара, сохранявшего полную невозмутимость – сейчас находилось в лечебнице. Для искусной резчицы с задатками шаманки в Ляране найдется работа, а ее внуки будут ходить в школу, так что о дальнейшей судьбе этих четверых можно не беспокоиться. Но есть еще и все остальное население Сирафа.

– Очаровательный поворот: сначала ты обзываешь меня грабителем, а теперь сам же подталкиваешь к совершению грабежа, да еще вовсю торопишь…

– Я найду тебе то, что украл Мулмонг, но ты должен обещать, что жизнь в Сирафе переменится.

– Обещаю, – улыбнулся Тейзург. – Заметь, я всегда выполнял данные тебе обещания. Это ты мне, случалось, бессовестно морочил голову и потом отказывался от своих слов… К тому же я и сам хочу, чтобы мой Сираф был страной утонченных художников, а не колониальной выгребной ямой. Для плантаций я собираюсь закупить бартогскую технику – производители из кожи вон лезут, чтобы кому-нибудь ее наконец-то всучить и освоить новые рынки, но Ларвеза и Овдаба, главные поставщики сахара из колоний, такими излишествами не интересуются: зачем, если есть рабы?

– Рабство отменишь.

– Как тебе угодно. Не то чтобы я был принципиальным противником рабства, но наемные работники, заинтересованные в том, чтобы техника не ломалась, будут лучше управляться с бартогскими агрегатами. Пожалуй, стоит придумать для них стильную униформу… С учетом жары… О, у меня уже есть идеи, это будет нечто!

– Давай потом займешься униформой. Пять лет – много. Ускорить процесс можно?

– Увы, никак. Сначала должна образоваться просрочка по кредитному договору, и только после этого я смогу заявить права на залоговую территорию. Другой вариант – вооруженный захват, но у меня ведь нет армии, а если я наберу наемников и развяжу войну, тебе это вряд ли понравится. Да я и сам не любитель военных развлечений. Дуэли, точечные удары, диверсии, локальные стычки – во всем этом есть своя прелесть, а крупномасштабные военные действия меня не привлекают, – ухмыльнувшись, он добавил: – Заметим в скобках, к величайшему счастью для Сонхи.

– Сираф – не единственная колония северных государств, есть и другие.

Хантре сам не заметил, что произнес это вслух, зато Тейзург сразу отреагировал:

– О, ты хочешь сказать, что их тоже хорошо бы заграбастать под мою юрисдикцию? Этак ненавязчиво подталкиваешь меня к борьбе за мировое господство? Хм, почему бы и нет, это будет захватывающая игра… Раз таково твое желание, я готов бросить весь мир к твоим ногам!

– Да нет, я не это имел в виду! – он слегка испугался, глядя в сверкнувшие расплавленным золотом глаза собеседника. – Один Властелин Сонхи у нас уже был, всем хватило. Я о другом. Шеро Крелдон и Суно Орвехт – разумные просвещенные люди, и у них в колониях такое творится…

– Согласен, достопочтенные коллеги Шеро и Суно – милейшие люди, однако прими во внимание, что сегодняшнее благосостояние Ларвезы зиждется в том числе на эксплуатации южных колоний, от этого никуда не денешься. Повсюду пищевые цепочки, такова жизнь, как бы это тебя ни расстраивало. Хм, не хочешь власти над миром – есть и другие сценарии, которые позволят решить беспокоящую тебя проблему… Обещаю, что будет весело. Еще кофе? Или, может, вина?

– Потом. У тебя есть карта Аленды – чем подробней, тем лучше?

– Для тебя у меня есть все что угодно.

Эдмир достал с верхней полки шкафа футляр и расстелил карту на столе, прижав углы серебряными китонскими пресс-папье в виде птиц. Хантре несколько секунд смотрел на нее – сердце билось неровно, удары отдавались в висках, а в голове как будто бушевала снежная буря – потом ткнул пальцем:

– Здесь. Искать надо отсюда.

Треуголье было из тех районов, где народец из заброшенных строений особо не гоняли. Рейды проводились регулярно, но скорее для острастки, чтобы гнупи и прочие соседи не досаждали местным жителям. Если их отсюда вышвырнуть, они объявятся где-нибудь еще – возможно, там, где проблем от них будет больше.

С одной стороны Треуголье ограничивал канал Встреч, с другой – ограда разорившейся мармеладной мануфактуры, с третьей – парк Ночных Мостиков. Раньше на озаренной разноцветными фонарями площадке играл по вечерам оркестр, который нанимали вскладчину владельцы здешних чайных, но во время смуты в парк нагрянул Шаклемонг с толпой своих активистов, и сейчас Ночные Мостики представляли собой унылое зрелище. Угрюмые арестанты из числа вчерашних погромщиков под присмотром солдат отмывали загаженные чайные, собирали по кустам битое стекло и прочий мусор, вылавливали из прудов обломки стульев, издохших рыбок («королевские» амулетчики соревновались, чей удар смертоносней), прогулочные лодки с пробитыми днищами, помятые фонари и куски перил. Достали утопленников – двух мужчин и трех женщин, все они числились среди пропавших без вести.

Само Треуголье выглядело местом тихим и запущенным. Старые дома пестрели обережными узорами, на гнутых балясинах железных балкончиков висели заклятые куклы, отгоняющие нечисть, и полоскались освященные ленты из храма Кадаха-Радетеля. Тут всегда можно задешево снять меблированные комнаты или дом, в том числе сдавалось несколько обветшалых особняков в приличном состоянии. Впрочем, теперь особняков поубавилось – два из них разрушил Дирвен: один потому, что он принадлежал достопочтенному Гривьямонгу, а второй потому, что стоял рядом.

Сюда-то и привели Орвехта поиски. Еле обозначенные зацепки – то ли есть, то ли нет. Показания горожан, которых будил по ночам шум повозок. «Память вещей», свидетельствующая о том, что в глухие предутренние часы по улицам Треуголья проезжал закрытый фургон, запряженный ломовой лошадкой – и обратно возвращался порожняком.

Рано обрадовался: заклинания для обнаружения золота, серебра и драгоценных камней положительного результата не дали.

Воспользоваться магической кладовкой Чавдо не мог, так что все украденное должно было остаться в Аленде. Маскирующие артефакты, эффективные даже против поисковой ворожбы высокого уровня? Теоретически это возможно, однако разве рискнул бы «управляющий Королевским банком» положиться на амулеты, если ему надо было одурачить в первую очередь Дирвена, обладающего абсолютной властью над амулетами?

Есть и третий вариант – схрон находится где-то в изнаночных полостях здешних домов. Мулмонг мог это провернуть, если ему помогал кто-то из народца. Каким образом ушлая легенда воровского мира этого добилась? Представителей волшебного народца, как и людей, можно шантажировать. Допустим, у Чавдо был союзник, и вряд ли этот союзник до сих пор жив…

Изловив гнупи, Суно заключил с ним сделку: черноголовый пленник получит свободу и две новых курточки в придачу – одну из зеленого сукна, другую из красного бархата – если послужит ему проводником по изнанке Треуголья.

Прогулка вышла познавательная, но толку не было, а напоследок разжившийся обновками гнупи выкрикнул ему в спину: «Маг загребущие руки съел колбасы две штуки, день и ночь те колбасы он ел, и живот у него заболел, бедный маг загребущие руки!» Кто другой после такого стишка, брошенного вдогонку, промаялся бы животом не меньше суток, но Орвехт вмиг рассеял порчу, даже не оглянувшись на мелкого пакостника.

«Залезть в чужую душу» – идиома, но кое-кто может сделать это в буквальном смысле. Он мог. Другое дело, что считал этот прием грязным и очень не любил его использовать. Только в исключительных случаях. Как будто раньше – до Сонхи – он несколько раз получал таким способом информацию, которая позволяла предотвратить теракты, но никому не объяснял, что делает, ссылался на интуицию.

Он и сейчас не пошел бы на это без крайней необходимости. Надо выяснить, чего ждать от Тейзурга, если тот получит Сираф – это ведь не только «залоговая недвижимость», а еще и люди. Не придется ли пожалеть о том, что помог ему в этой авантюре? В Ляране как будто все в порядке, но Лярана – небольшой город в процессе становления, а Сираф – целая страна. Половину ее территории занимают плантации с такими условиями труда, что при одном воспоминании об «экскурсии» Хантре испытывал желание или кого-нибудь убить (надсмотрщика, управляющего, мага Ложи – там все друг друга стоят), или сбежать на край света, хотя бы к Дохрау на северный полюс, или…

Положить этому конец – правильное решение, только сначала надо убедиться, что под властью Тейзурга в Сирафе не станет хуже.

Они сидели в комнате с алыми диванчиками и ветвящимися по темно-красным стенам черными стеллажами, напоминавшими ползучие растения, которые лишь притворяются мебелью. Эдмар открыл бутылку флабрийского и, похоже, преследовал цель его напоить. Как будто не знает, что при смене облика маг-перевертыш избавляется от воздействия алкоголя: всего-то и нужно перекинуться туда и обратно. Или только туда, обратно можно и потом.

Увидев в кресле напротив вместо собутыльника крупного рыжевато-серого кота с кисточками на ушах и темной полосой вдоль хребта, Тейзург расстроено произнес:

– Стоило ли переводить на тебя драгоценный напиток… Хватило бы и блюдечка с молоком. Твое здоровье, котик! Иди сюда…

Особой надежды в его голосе не было, но кот перепрыгнул к нему на колени, повозился, устраиваясь, свернулся в клубок и замурлыкал.

Как бы оно ни выглядело со стороны, это простой и легкий способвойти в резонанс. Хотя в прошлые разы он вроде бы не пользовался этим способом, он тогда еще не умел произвольно менять облик.

…Тонешь в чужой сущности, словно в зыбучке, главное – не пытаться выплыть, вообще забудь о том, что умеешь плавать, потому что со второй попытки может и не получиться. Камнем на дно, а потом медленный подъем обратно, заодно не будет путаницы с хронологией. Главное, не спятить по дороге: резонанс опасен тем, что в процессе можно потерять свои личные границы. И не поддаваться угрызениям, пока не вынырнешь. Он ни на секунду не забывал о том, что это неправильный, запретный прием.

Дна не было. Вовремя вспомнил: Эдмар искупался в Лилейном омуте – так что погружаться можно до бесконечности, сквозь темные воды тысячелетий. Впрочем, он не успел провалиться так далеко. И, похоже, остановился как раз на том уровне, где есть нужная информация: заводы и сельскохозяйственные предприятия в собственности, и в довесок – руководство криминальной организацией. Похоже, это была предыдущая жизнь Тейзурга.

Сияние драгоценных камней – на солнце, в сумерках, при искусственном освещении…

Они там ходили в буквальном смысле усыпанные драгоценностями, Эдмар об этом рассказывал.

Не отвлекаться на воспоминания, а то в два счета из резонанса выбросит. В настоящий момент он здесь – там – в этой чужой глубине – и больше нигде.

…Острое чувство неудовлетворенности. Небольшой замкнутый мир, развернуться негде. Он добился всего, чего можно, и дальше никаких перспектив – не потому, что они недоступны, а потому что их попросту нет. Общество закоснело в своих правилах, ритуалах, предрассудках, он развлекался тем, что нарушал правила и дразнил этим окружающих – выверено, с оглядкой, там все были настолько опутаны многочисленными «принято – не принято», «можно – нельзя», что даже он не смог бы разорвать эту паутину без риска стать изгоем. Временами накатывала тоска, особенно если возникало смутное впечатление, будто он ищет кого-то, кого давно уже потерял… Но, разумеется, никто об этом не догадывался, он был неизменно великолепен и демонстрировал несокрушимую уверенность в своих силах.

Нереализованная энергия находила выход не только в интригах, любовных приключениях и пакостях, которые он устраивал окружающим – у него был еще и бизнес, считавшийся в том обществе низменным занятием. Местная элита владела своими заводами и поместьями под девизом: «Получи в наследство и забудь», так что он занимался этим втайне. Наилучшим образом организовал производство и сбыт, обеспечил неплохие условия для добросовестных работников, хотя к недобросовестным был безжалостен, следил за тем, чтобы все его распоряжения выполнялись, не поощрял злоупотреблений со стороны управляющего персонала. Для него это была занятная игра, приносившая, кроме доходов, некоторое удовлетворение. На недостойных изысканного аристократа увлечениях его так и не поймали, он умел прятать концы.

Все это рухнуло в одночасье, без каких-либо признаков надвигающейся катастрофы. Впрочем, он до последнего момента мог все исправить, ему удалось взять ситуацию под контроль, для благополучной развязки оставалось только вовремя нажать на спуск – а он этого не сделал. Его тогда раздирали противоречивые чувства: он оказался, хотя и не по своей воле, в новой захватывающей игре, однако для того чтобы остаться в ней, надо было проиграть в старой игре. Его бесила мысль о возможном проигрыше, но мысль о том, что в случае выигрыша все схлопнется и останется по-прежнему, наводила тоску. Хотелось и того, и другого сразу, хотелось невыносимо, до скрежета зубовного. Как будто сидишь в теплом и уютном гниющем болоте, вдоль и поперек тебе подконтрольном, и вдруг увидел издали море… Можно закрыть дорогу к морю – иначе все потеряешь – но разве сможешь о нем забыть?

Кончилось тем, что он проиграл. Ему грозил едва ли не пожизненный тюремный срок, но он нашел способ одурачить противников и сбежал из-под охраны. Представление о какой-то чудовищной магической процедуре: с кем-то поменялся телами, после чего подбросил преследователям якобы свой труп.

Заодно с новой личиной он получил в собственность строительное предприятие на грани банкротства. Взялся за работу, без зазрения совести прикончил родственников-акционеров, которые довели семейное дело до плачевного состояния и могли ему помешать. Отношение к персоналу? Изводил насмешками своих замов и управляющих, зато хорошо платил толковым сотрудникам, увеличивал премии по мере того, как возрастала прибыль, выслушивал тех, кто предлагал что-то полезное, и нередко внедрял их идеи. Если бы сфера его интересов ограничивалась бизнесом, через некоторое время он стал бы уважаемым главой процветающей строительной империи… Но ему уж очень хотелось добраться до тех, кому он проиграл в прошлый раз. Вернее, до той.

Их было двое. Женщина – как будто Хантре ее знал, но теперь она была для него силуэтом в тумане, даже сквозь восприятие Тейзурга он не мог ни разглядеть ее, ни вспомнить, кто она такая. И могущественная сущность, заключенная в теле мужчины, не человек, даже не маг, бери выше. Лиргисо – имя сверкнуло в памяти цветной вспышкой и сразу исчезло – мечтал избавиться от второго, а первая вызывала у него сложные чувства.

…Он хотел ей отомстить. Хотел перетянуть ее на свою сторону. Хотел, чтобы она отбросила предвзятое мнение о нем и оценила его по достоинству. Хотел, чтобы она стала его любовницей и союзницей, они будут прекрасной парой, и никто не сможет им противостоять…

Первый шаг, предпринятый в этом направлении: он ее похитил и запер в надежном месте, точь-в-точь классический маньяк-психопат.

«Ну, идиот… Умный, но временами идиот. Ага, это самый безотказный способ наладить с человеком хорошие отношения! Тебе еще повезло, что я тогда не успел тебя пристрелить…»

Тут Хантре чуть не выбросило, но он все-таки удержался там, где находился. Вообще-то, информацию для выводов он уже получил. Тейзургу можно отдать Сираф, из него получится неплохой правитель. Хотя бы на первое время, а дальше видно будет. Вряд ли обойдется без злоупотреблений, но это будут частные инциденты, зато для местного населения начнутся перемены к лучшему, и лет через десять-пятнадцать Сираф станет благополучной развивающейся страной.

Пора было выныривать, но он медлил. Возможно, через восприятие Эдмара он сумеет что-нибудь уловить – узнать – увидеть – о своей жизни до Сонхи? Эдмар готов рассказывать о чем угодно, только не об этом, сплошные экивоки, ничего не добьешься.

…Непроглядный туман…

«В этом отрезке времени я ничего не вижу и не чувствую, потому что я там был… Работает чертова блокировка, за которую не знаю кому сказать спасибо, даже обходной путь не помогает».

Вот и верхний слой – Сонхи.

В первый момент он удивился тому, что сегодняшний Тейзург не настолько безмятежен и неуязвим, как можно подумать, глядя на него со стороны.

Образ почти небожителя, который наблюдает за возней смертных с иронической снисходительной усмешкой, восседая на сияющей вершине – это у него еще одна маска, для Ложи и для всех остальных. А под этой маской много чего намешано: и ностальгия по прошлой жизни, хотя будь у него выбор, он вряд ли захотел бы туда вернуться, и горечь оттого, что так и не добился той женщины, и беспокойство за кого-то, кто остался в недоступном для него мире. И лютая досада после эпизода в «Пьяном перевале» – он ведь рассчитывал, что дальше все пойдет по-другому. И еще какой-то давний колючий клубок: хотел бы что-то исправить, но уже проехали, а теперь его бесит и невозможность это исправить, и то, что кто-то (опять она?) скептически отнесся к его словам, когда он сказал, что исправил бы, если б мог. И неистовое желание многое в Сонхи изменить. Кое-что он уже сделал – отобрал у Ларвезы Китон, основал Лярану, уничтожил Ктарму, заинтересовал своими проектами Бартогу, обеспечил условия для того, чтобы через несколько лет прибрать к рукам Сираф, но это только начало. В том мире под зеленым солнцем, где он родился в прошлый раз, он тоже хотел перемен, но они были недостижимы, ведь тогда он не был магом, его способности в силу печальных обстоятельств задолго до этого оказались заблокированы. Зато теперь его никто не остановит, и Сонхи из захолустья, до недавних пор опутанного сетью Накопителей, превратится в один из самых восхитительных миров земной грозди…

В следующий момент все закончилось.

– Ты что себе позволяешь?!..

Кота схватили за шкирку и встряхнули. Эдмар, хоть и пьяный, хоть и с запозданием, все-таки понял, что происходит.

– Ну, знаешь ли… Такого я от тебя не ждал!

Несмотря на чувство вины, болтаться в воздухе, прижав уши, он не собирался. Извернувшись, вцепился когтями в руку. Брызнула кровь.

Когда Тейзург отшвырнул его, он мигом выскочил в открытое окно. Мчался два квартала, не останавливаясь, потом нырнул в подвал Первой Чайной мануфактуры: подходящее место, чтобы все обдумать в спокойной обстановке.

Докуям-Чар оказался распаршивой вонючей дырой, неподобающей для местопребывания королевской особы.

Столпотворение глинобитных гостевых сараев хуже последнего курятника в Ларвезе, сто лет не беленых и не крашеных, вперемежку с загонами для верблюдов, уборными и харчевнями, которые не намного чище уборных. Толпы немытых смуглых южан, балакающих по-своему, хотя они с давних пор торгуют с Ларвезой и могли бы за это время выучить человеческий язык. Трубные крики верблюдов, которые не только орут, как демоны Хиалы, но еще и рожу тебе заплевать норовят. Расстеленные в пыли дорогущие новые ковры – чтобы всяк по ним потоптался, якобы это придает им последний лоск, а после этого их выколотят, свернут и повезут продавать на просвещенный Север. Срамота, да и только: дурят людей, а те за это деньги платят.

Пришлось надеть сурийский платок, чтобы здешние мужланы не наглели и закутанные тетки вслед не ругались. В караванном пригороде мадрийской столицы ошивается народишко со всей Суринани, и нравы у многих дремучие. В наглухо повязанном платке голова потела и чесалась. Заместо него можно носить усхайбу – длинное закрытое одеяние с капюшоном и вуалью из конского волоса, но в ней обзор никудышный.

Хуже всего была вонь – пахло верблюдами, псиной, сортирами, пропотевшей нестиранной одеждой, кислым молоком, которым сурийки умащивают свои тяжелые черные косы, жареным мясом из харчевен, кровью от разделанных туш, гниющими потрохами, пряными маслами. Купив по флакончику гераневого и розового масла, Глодия надушила свой платок, но от вонищи это не спасало.

Ежели по уму, надо было не пускаться в это треклятое путешествие, а открыться дядюшке Суно да попросить, чтобы пристроил ее на непыльное местечко… Но стоило подумать о Дирвене, и пораженческих настроений как не бывало: перво-наперво она с засранцем поквитается!

Глодия ни о чем таком не помышляла, пока не сходила вместе с матушкой и Салинсой в «Чашку на доске» – чайную в том квартале, где матушка сторговала двухэтажный кирпичный домик, потому что негоже кузине ближайшего помощника главы государства на всю жизнь деревенщиной оставаться.

К этому времени Глодия уже выздоровела. Чтобы разорванное нутро поскорей заживало, ей дали лечебный амулет, и она без устали требовала от этой побрякушки, чтобы все по-хорошему срослось, не кровило, не болело – то про себя, то вслух шепотом. Амулет ее слушался. Она это чувствовала и не удивлялась: попробовал бы задрипанный мешочек на шнурке ее не послушаться! Сама Зинта удивлялась тому, как быстро она выздоровела.

Засранца Дирвена вместе с его поганкой-вурваной из Аленды выгнали, а известного прохиндея Мулмонга убил дядюшка Суно. Кабы не это родство, опальной королеве Глодии пришлось бы туго, но она ведь не только жена узурпатора, а еще и племянница достопочтенного Орвехта! Их с сестрицей затаскали по допросам, выспрашивали подробности про Дирвена и про тех, кто его поддерживал – что ж, она в охотку вывалила все, что знала, и просила лишь об одном: ежели его поймают, пускай ей дозволят одно-единственное свидание с бывшим супругом, чтоб она ему в глаза подлючие наплевала! Дознаватели обещали, что в случае ареста Дирвена Корица ее ходатайство будет рассмотрено в установленном порядке.

Им с Салинсой даже разрешили забрать свои вещи из опечатанного особняка в Лоскутьях. Наряды, гребни, туалетные принадлежности. В комоде под ворохом кружевного белья лежал мешочек с амулетами, которые Дирвен дарил Глодии еще до того, как между ними дурная жаба проскакала. Видать, отвезти ей в ссылку личное барахлишко он велел не амулетчикам, а дворцовым слугам, и те запихнули в мешки все, что нашлось в ее королевских покоях.

Вначале Глодия хотела швырнуть подарки засранца в огонь, но спохватилась: Аленда после смуты кишит распоясавшимся волшебным народцем, защитные артефакты лишними не будут – хоть они Дирвеном подаренные, хоть из кучи дерьма выкопанные. Чего ж не носить их с собой, карман не тянут.

За Салинсой наперебой увивались маги Ложи, мечтавшие породниться с дядюшкой Суно, и нынче она ходила у матушки в любимицах, а Глодию обе попрекали Дирвеном. Она в долгу не оставалась, уж огрызаться-то она умела! Матушка,бывало, хвалилась перед чужими: «Зубастые девки выросли, обе в меня!»

Привычно и почти беззлобно переругиваясь, они дошли до чайной. На позолоченной вечерним солнцем вывеске над дверью была намалевана игральная доска и поверх нее – накладная латунная чашка. Сосед говорил, что в «Чашке на доске» собираются местные любители сандалу, но заглядывают туда и те, кто хочет просто поболтать за кружкой чая или пообедать-поужинать.

Табинса с дочками явилась в это заведение в первый раз, завсегдатаи украдкой их рассматривали. Устроившись за столиком, они заказали чай с пирожными и тоже начали разглядывать посетителей. Шепотом обменивались впечатлениями:

– Староваты и одеты по-простецки, как мастеровые…

– Бантик-то у нее на юбке криво пришит, сама что ль пришивала?

– А вот та, с платочком на шее, ну будто вчера из деревни! Чулки красные, туфли малиновые…

– Окна-то у них по углам не совсем чистые, небось еще до смуты в последний раз мыли…

– Да чего там окна, вы только гляньте, кого сюда пускают! – изумленно выпалила Глодия. – Ишь ты, кто там рассиживает!

И указала пальцем в дальний угол, где скромно расположился с доской сандалу, поджидая желающих присоединиться, посетитель в поношенном коричневом сюртуке. Услышав ее, он вздрогнул, отвернулся и ссутулился, пряча лицо.

– Сдурела?!.. – ахнула Табинса.

Одно дело – перемывать людям кости втихушку, и совсем другое – ни с того, ни с сего учинить скандал в публичном месте.

– Да вы глаза разуйте! Разве сами не видите, кто это?! – на весь зал крикнула Глодия.

Тут посетитель в коричневом сюртуке вскочил, суматошно сгреб расставленные для начала партии фигурки и с доской под мышкой ринулся к выходу. Опасливые движения, голова втянута в плечи, словно в ожидании удара.

– Перед людьми позоришь… – прошипела Табинса, когда к ней вернулся дар речи. – Совсем у тебя ум за разум!..

А Салинса так и сияла, радуясь тому, что старшая сестрица оконфузилась.

– Сударыни, уж извините, но у нас так вести себя не принято, – сказала подошедшая к ним хозяйка «Чашки».

– Да вы что ли сами ничего не заметили? – обескуражено спросила виновница.

– Одет он неказисто, но видно, что человек приличный. Уже без малого месяц каждый вечер к нам захаживает. Что вы против него имеете?

– Нехорошо вы, барышня, поступили! – подхватила пожилая дама за соседним столиком. – Тишайший старичок, моего внука приохотил к игре в сандалу, раньше этот балбес только и знал голубей гонять, а теперь вовсю играет – это, говорят, для умственного развития полезно.

– Ну да, еще бы этот к игре не приохотил! – буркнула Глодия. – Говорите, уж месяц, как он сюда повадился? Глаза-то ваши где?!

– Играть на деньги он его не учил, – торопливо возразила дама. – Только умственное развитие, никакого азарта.

Остальные посетители тоже наперебой возмущались. Приторно улыбаясь хозяйке, Табинса заверила, что со своей дурехой она дома разберется. А пирожные пускай сложат в пакет, она унесет их с собой, раз деньги заплачены.

Всю дорогу Глодию ругали, но та помалкивала, точно воды в рот набрала. В конце концов матушка с Салинсой решили, что ей нездоровится, потому и отколола такой фортель. Дома спровадили ее в постель и послали за лекарем.

Глодия сидела на кровати, уперев руки в колени, и угрюмо размышляла, что за напасть с ней приключилась: почему в «Чашке на доске» все видели одно, а она другое? Все видели «приличного человека» и «тишайшего старичка», а она – самого натурального джуба с баклажанно-фиолетовой кожей и шевелящимся хоботком вместо носа!

Может, она от перенесенных лишений умом рехнулась? С пострадавшими от злого умысла королевами, о которых пишут в книжках, такое порой случается, а она чем хуже? Тогда надобно держать рот на замке, не то запрут в приюте душевнобольных, чтоб не позорила высокопоставленного дядюшку и матушку-горожанку.

Или ей подсыпали порошка из китонских грибочков? Ну, тогда лекарь разберется, в чем дело, и засвидетельствует, что она не виновата!

Или ее околдовали? Тогда бегом к кому-нибудь из магов Ложи, чтобы поскорей сняли заклятье, пока еще хуже не оскандалилась.

Или…

Скрытый под чарами личины волшебный народец видят маги, ведьмы и вооруженные нужными артефактами амулетчики.

К магии у нее способностей нет: они с Салинсой не отставали от дядюшки, пока тот не устроил им проверку по всем правилам. Но это была проверка на магию в чистом виде, а не на власть над артефактами – об этом сестрицы не подумали, а он и рад был поскорей от них отделаться.

А вдруг… Способности по части амулетов у кого раскрываются сызмальства, у кого позже. Иному уже за двадцать стукнет – и тут выясняется, что у него дар. Дирвен рассказывал, у них в школе амулетчиков было несколько великовозрастных учеников, которые задирали носы перед «сопляками», а ему все равно в подметки не годились.

Вскочив с кровати, Глодия свирепым движением задрала юбку и вытащила из кармана в исподнем связку амулетов. Вот оно – «Правдивое око», позволяющее своему обладателю, ежели тот наделен даром, видеть волшебный народец в истинном облике.

Ну, давайте, работайте… Эти финтифлюшки вправду отзываются на ее мысленные приказы – или ей только кажется? Да где там кажется, если в лампе сам собой зажегся фитиль, повинуясь «Огнеделу» – красной бусине с крохотным угольком внутри!

Подойдя к окну с зажатым в кулаке «Правдивым оком», Глодия увидела, что над улицей болтается несколько белесых воздушных шариков с нарисованными рожицами и свисающими нитками. Не шарики это, а хонкусы – воздушный народец, который сегодня здесь, завтра там, повсюду летает вместе с ветром, а порой набрасывается на людей и норовит запорошить пылью глаза.

– Я вас вижу! – злорадно прошептала Глодия и от избытка чувств пустилась в пляс по комнате.

– Как есть девка спятила! – веско заметила прибежавшая с первого этажа матушка. – Тебя какая муха навозная в жопу укусила? Ногами топочешь хуже черноголовых, лампу жжешь, хотя еще не стемнело! Перед людьми нас опозорила на всю дерев… тьфу ты, на весь городской квартал! Хоть продавай домишко да съезжай! Будут теперь болтать, что мы как деревенские, вести себя не умеем!

Глодия могла бы кое-что сказать в свое оправдание… Но не стала. Только промолвила:

– Да вот разбирает меня чего-то, сама не пойму. Может, чего подсыпали. За лекарем-то послали?

– Завтра утром будет, – чуток остыв, проворчала матушка. – Не топочи, спать ложись.

Всю ночь новоявленная амулетчица ворочалась с боку на бок и размышляла, что делать дальше. Сказать о своем даре, попроситься в ученье? Уж тогда она утрет нос матушке с сестрицей: Салинса выскочит замуж за какого-нибудь проныру из Ложи, который рассчитывает на продвижение благодаря удачной женитьбе – а она сама поступит на государственную службу и непременно продвинется! Уж она-то не станет дурить, как балбес Дирвен. Она и Устав назубок выучит, и начальству будет во всем угождать. Дядюшке Суно не придется за нее краснеть, и он пристроит ее на самое завидное местечко с хорошим жалованием… Или сперва хоть под землей отыскать сбежавшего засранца и ткнуть его носом в истинную правду? Пусть узнает, какого дурака свалял и что натворил!

Приехавший наутро лекарь всех успокоил: мол-де вчерашние выходки пациентки – хороший признак, они свидетельствуют о том, что ее травмированное естество полностью восстановилось, и у нее близятся ежемесячные женские дни. Прописал отвар для успокоения нервов.

– Щеки-то знатные наел, – вынесла вердикт матушка, после того как за ним закрылась дверь. – Видать, жрет без меры, хоть и не ходит под дланью Тавше, оттого и пузо впереди него в дверь лезет. Ты смотри у меня, чтоб больше не вытворяла, а то мы на всю Аленду деревенщиной прослывем!

И послала прислугу в аптеку за корешками для отвара.

– Ничего больше не вытворю, матушка, – покладисто заверила Глодия.

На нее поглядели недоверчиво, но в оставшиеся несколько дней она вела себя примерно. Она уже приняла решение и, набившись в компаньонки к Лабелдонам, отправилась в Мадру: растяпы-дознаватели упоминали при ней о том, что Дирвен с Лормой сбежали в Исшоду – южную страну под властью волшебного народца.

Исчезла она по-умному, чтобы не сразу хватились. За день до отъезда попросилась в лечебницу на обследование, матушка и рада была ее туда сплавить. Саквояж с вещичками прихватила с собой, пациенты иной раз приносят все свое. И когда молчком уходила оттуда с этим саквояжем, никто не всполошился: видать, домой отпустили, дело хозяйское. А Глодия прямиком на вокзал – и до свиданья.

В Сакханде она застряла, как рыбешка в мережке. Ушла от Лабелдонов, купила здешнюю одежду, сняла дрянную комнатенку в гостинице поблизости от Докуям-Чара – а дальше-то что?

Для начала ей нужно добраться до Очалги – ларвезийской колонии на дальнем юге, за Олосохаром, на границе с Исшодой. Беда в том, что обычные караваны туда не ходят, только боевые отряды Светлейшей Ложи, к которым прибиваются торговцы. Ей с ними нельзя: маги и амулетчики, чего доброго, распознают, что она тоже амулетчица, начнут выяснять, кто такая, и отправят обратно в Аленду.

С утра до вечера Глодия вертелась среди людей: усваивала сурийскую речь и пыталась разузнать, как бы ей попасть, куда надо, не связываясь с Ложей. Преуспела только в первом, израсходовав три языковых амулета (Дирвен говорил, у них тот недостаток, что они работают в течение недолгого срока после активации, и надо вовсю пользоваться, чтобы артефакт не пропал зазря). А по части второго – ничегошеньки. Это что же получается, даже на чужбине, в Мадре, куда ни плюнь – попадешь в агента Ложи! Глодия испытывала и патриотическую гордость за свою страну, которая этак до всех докопалась, и досаду, что из-за этого рушатся ее планы. Каждый день она ходила в храм Зерл Неотступной и просила богиню преследования посодействовать ей с оказией до Исшоды.

– Как же так?.. – пробормотал гнупи, обескуражено глядя на господина. – А может, мы его лучше поколотим?.. Или заколдуем так, чтоб не смог сам расколдоваться? Как же без него-то…

– Увы, Шнырь, такие, как он, не должны долго жить. Его жизненный опыт надо обнулить, и это единственный гарантированный способ.

В груди у Шныря что-то заныло – не так люто, как в том страшном зимнем видении про собаку, но все равно стало тоскливо. А господин Тейзург сидел в кресле с бокалом вина – бледнее покойника, недобро сощуренные глаза сияют расплавленным золотом. Как на поминках. Гнупи горестно шмыгнул носом.

– Шнырь, мне самому грустно, но деваться некуда. Придется его убить. Я не могу допустить, чтобы он стал сильнее меня. Сейчас мы на равных, однако с учетом того, что он за сущность, такой риск есть. Да еще и дели его с теми, с другими, с третьими… Это невыносимо и оскорбительно. Обычно Стражи долго не живут – они рано погибают и возвращаются в новом воплощении, словно цветок, который цветет недолго, и потом на той же ветке раскрывается новый бутон. Поверь, Шнырь, так для всех будет лучше. И это не будет преступлением, я всего лишь помогу свершиться необходимому – согласно заведенному в Сонхи порядку. Я сделаю это правильно, максимально щадящим способом.

– Северный Пёс за него осерчает! – уцепился за спасительный довод Шнырь.

Планы господина его огорошили не хуже, чем заклятье экзорциста или выплеснутые из окошка на голову помои. Вдобавок он и сам не мог понять, из-за чего так расстроился: хотел же отомстить рыжему ворюге… Да, но он ведь не хотел, чтобы рыжий насовсем исчез…

– Хантре не исчезнет, не беспокойся, – криво усмехнулся господин, словно угадав, о чем подумал насупленный собеседник. – Родится снова, и мы его найдем.

– А он будет помнить про то, как у меня крыску отнял, и про все остальное?

– Нет. В том-то и смысл этой операции. Шнырь, я хочу сделать, как лучше. Исчезнуть он может, если его не убить. Осознает свою истинную природу – и уйдет к себе подобным, – закатив глаза, Тейзург глянул на потолок с белыми лепными ирисами.

– По чердакам что ли будет ошиваться, заодно с другим кошачьим сбродом?

– Да если бы. Есть тут всем известная парочка альтруистов, которым никто слова поперек сказать не может… И вряд ли они станут возражать, если к ним присоединиться еще и третий. Обрадуются и свалят на него часть своей работы! – новая кривая ухмылка получилась у господина еще выразительней предыдущей. – После того, что произошло в Хиале, такой риск нельзя сбрасывать со счета. На первый взгляд, в этом ничего страшного, но… Но я этого не хочу. Шнырь, он мой. И мне он нужен такой, как раньше, а не такой, каким он может стать, если его сейчас не остановить. Одну я уже потерял, не хочу еще и другого потерять.

Гнупи сидел, точно пришибленный, на полу возле камина, который не топили, потому что стояла жара, и смотрел, как Тейзург наливает в бокал остатки темно-красного вина. Может, еще передумает?.. Нет, вряд ли, это Шнырь нутром чуял.

– Не пытайся его предупредить и не забывай о наложенном на тебя заклятье. Откроешь рот, чтобы сболтнуть лишнее, и тебе конец. Угадай, что тебя ждет – учитывая, что ты вспомнил, кем был раньше?

– Неужто постылая человеческая доля? Ни-ни, господин, я ни за какие коврижки не сболтну!

Помолчав, он добавил:

– Только чего-то худо мне с этого…

– Да мне и самому невесело, – доверительно усмехнулся господин. – Но ты подумай о том, что мы его потом найдем, и всем будет хорошо.

– А сейчас-то все равно худо.

– Не оплакивай его раньше времени, это случится не сегодня и не завтра. Сначала надо разобраться с капиталами Королевского банка, а в этом деле его помощь незаменима. Я полагаю, до конца лета Хантре будет с нами, а потом… Что ж, потом произойдет неминуемое. Такие, как он, должны умирать в начале осени, и все закончится раньше, чем листья на деревьях станут рыжими, как его волосы, – поставив бокал на столик, Тейзург коротко и как будто с надрывом рассмеялся. – Вот интересно, в новом воплощении он будет таким же рыжим?

Говорил он без умолку, словно сам себя подбадривал, задумавши злое дело, и Шнырь, слушая его, совсем пригорюнился.

«Коровник-то у нас в деревне поприглядней, чем здешние хоромы», – с удовольствием вынесла вердикт Глодия.

Дома и глухие глинобитные заборы сплошь были выкрашены в серо-бурый, иззелена-бурый, тускло-бежевый, словно краску тут гонят из навоза. Хотя она знала, что не из навоза, а из шуглы, местного ядовитого растения. Не дура, перед отъездом почитала путеводитель про эту несуразную страну.

Порой она выбиралась из Докуям-Чара поглядеть на город, заодно тренировалась с «Верным провожатым» – артефактом в виде деревянного человечка с граненой бусиной вместо головы. Повинуясь мысленным командам, амулет запоминал дорогу и на обратном пути подсказывал направление, главное – не зевай и вовремя улавливай импульсы. В первый раз Глодия заблудилась, пришлось потратиться на «ночную гостиницу» – пропахший тошнотворными благовониями зал с гамаками в два ряда: для тех, кто припозднился и не хочет добираться домой по опасной темной Сакханде. Но потом она приноровилась использовать «Провожатый» и больше не плутала.

Так себе городишко, хоть и столица Мадры. Нигде ни колонн, ни лепнины, зато повсюду на плоских крышах беседки для чаепитий – большей частью неказистые, как будто их дети из палочек смастерили. Дом как навозная куча, да в придачу этакая ерундовина сверху торчит. Нет бы делали, как в Ларвезе, чтобы двускатные черепичные кровли с узорными флюгерами.

Женские и мужские уборные друг от друга особняком: приметишь издали заведение с ведерком на вывеске, а потом окажется, что тебе не сюда. Вдобавок цены кусаются – ежели понос, разоришься. Ну, да местный народишко приспособился оправляться по закоулкам. Вначале Глодия держала фасон, памятуя о том, что она из культурной страны, но потом на все плюнула и тоже стала присаживаться по малой нужде, где приспичит. Дикари же кругом, а из своих никто не узнает. Главное, чтобы городская стража не застукала, тогда заставят раскошелиться за нарушение общественного порядка, но она тоже не промах: сделала свое дело – и сразу делай ноги, Ланки в помощь.

Воровской бог Ланки – покровитель Сакханды, там и тут со стен его храмов улыбались ослепительные золотые маски. Проходя мимо, Глодия про себя возносила коротенькую молитву, но внутрь не заворачивала: как известно, они с Зерл друг друга недолюбливают, и если ей сейчас нужна помощь Неотступной, негоже бить поклоны Хитроумному – на двух телегах не уедешь.

Были здесь и дворцы с разноцветными мозаиками, точь-в-точь потрепанные лоскутные половики. Таких, чтобы как новенькие, раз, два и обчелся. Самая яркая и затейливая мозаика украшала царскую резиденцию на главной площади. Побывать бы внутри, но кто же Глодию туда пустит? На лбу не написано, что она тоже коронованная особа.

Купила по дешевке зонтик, тут многие с ними ходят для защиты от палящего солнца. Выбрала какой поярче, розовый с желтыми и лиловыми цветами, и сразу почувствовала себя изысканной дамой: она ведь не кто-нибудь – опальная королева Ларвезы, которая скитается по свету в поисках беглого короля-засранца.

Зунак и Бесто подбросили Дирвену в постель дохлого варана, заляпанного синей, зеленой и фиолетовой краской – не иначе, с мерзопакостным намеком. Ясно, что они, не Шевтун ведь, джубы народ серьезный, интересуются только настольными играми, а кроме них четверых сюда никто не может зайти, охранное заклятье не пустит.

Рассвирепевший Дирвен схватил дохлятину за хвост и выкинул наружу, придав ускорение «Быстрой лопатой». Попал в кучку сойгрунов на другой стороне улицы – те, усевшись в кружок, хвастались и мерились браслетами, до которых они падки, как чворки до оброненных мелких вещиц. У этих тварей ноги кузнечиков, а торсы и головы человеческие, и у каждого на тощих руках болтается множество браслетов: медных, кожаных, бронзовых, сплетенных из цветных ниток, украшенных самоцветами, высушенными ягодами или стеклянными бусинами – для них все едино.

Когда прилетел варан, сойгруны сперва брызнули в разные стороны, потом негодующе заверещали и всей гурьбой помчались по улице.

– Придурки, – процедил им вслед Дирвен.

Последнее, что он увидел, перед тем как вернуться в шатер: сойгруны налетели на кого-то длинного и грациозного, с головы до пят закутанного в голубой плащ – амуши, или вурван, или даже песчанница, а может, кто-то неведомый, о ком не во всякой энциклопедии написано. Образовалась куча-мала, над которой заплясали блескучие вспышки: сбитый с ног прохожий применил магию.

Для Джахагата в этом происшествии не было ничего из ряда вон выходящего.

Город-рынок так и норовил закружить тебе голову путаницей кривых улочек. Многие дома тут были ярко раскрашены, из глинобитных стен барельефами скалились черепа, торчали слоновьи бивни или иголки сплющенных высушенных мананаг – гляди в оба, чтоб не напороться. На иных фасадах были выложены мозаики из глазурованных керамических черепков, стекляшек, костей, зеркальных осколков и речных ракушек. Вперемежку с халупами стояли истрепанные шатры в гирляндах бубенчиков и линялых заплатах. Попадались строения без окон и дверей – туда войдешь только по изнаночным тропкам, но для волшебного народца это не препятствие.

Кое-где над пестрыми одноэтажными трущобами высились дивно прекрасные дворцы, облачно-белые или разноцветные, с тонкими ажурными башенками. Дирвен подозревал, что на самом деле это заколдованные развалюхи: состряпали тяп-ляп, потом навели чары – и на тебе королевские хоромы. Лорма тоже так умела и порой меняла облик своего «дворца» в Рофе, но делала это ненадолго: она методично обрабатывала Дирвена насчет захвата Эгедры, и создавать для него чересчур комфортные условия во временном пристанище в ее планы не входило. Он эту старую хитрозадую мумию раскусил, ей только кажется, что она им вертит, как хочет.

За банку жуков-бронзовок и ежедневную партию в сандалу Шевтун снял у местного джуба залатанный шатер, внутри разгороженный ширмами из стрекозиных крыльев. Деревянные рамы гармошкой, а вместо натянутой ткани или веревочной плетенки – туманно-слюдяная поверхность с еле видными прожилками. Это ж с ума сойти, сколько возни! Работа келтари – малочисленного и скрытного народца мастеров, который людей избегает, хотя и не стремится им навредить.

Ростом келтари невелики – по плечо взрослому человеку, хрупкие, остроухие, беловолосые, с тонкими искусными пальцами. Известно, что они живут небольшими группами, вдали от человеческих поселений, и все время делают всякие сложные штуки – на заказ или просто так, они без этого не могут. Если келтари поймать, без работы он вскоре зачахнет, а если поймать и дать ему работу, все равно зачахнет, хотя и не так быстро. Дирвен слышал о том, что маги Ложи пытались решить проблему содержания келтари в неволе, но не преуспели: те все равно взаперти мрут без видимых причин. Зато и прятаться от людей умеют, как никто другой.

В Исшоде им раздолье, никто не сцапает. Для остального народца они в охотку мастерят что угодно, главное попроси. Жаль, строители из них никудышные – тщедушны, слабосильны, а то можно было бы подкатить насчет сортира в Рофе… Хотя почем знать, что бы они понастроили.

Изготовленная келтари посуда, которую постояльцы получили в свое распоряжение вместе с шатром, мало напоминала человеческую утварь. Из чашек можно пить, из плошек можно есть, котелки, сковородки и чайник тоже годились для своих целей – и на этом сходство заканчивалось. Куда больше все это походило на расколотые птичьи яйца, плоды и клубни растений, раковины причудливой формы, орехи на ножках-выростах… Чайнику Дирвен в первый момент чуть не дал пинка – принял его за речного гада с единственной раскрытой клешней. Келтари – непревзойденные мастера, но их представления о прекрасном далеки от человеческих.

Бесто и Зунак под вечер отправились на бал, в леденцово-розовый дворец с тремя башенками – им прислала приглашение здешняя госпожа из их племени, а Шевтун с Дирвеном пошли на невольничий рынок. Джуб уже присмотрел, кого купит: старого сурийца, который до того, как угодить в рабство, зарабатывал игрой в сандалу по харчевням и постоялым дворам, и его внучку, тоже обученную премудростям игры. Шевтун хотел заполучить обоих, уже и задаток отдал, чтобы торговец ни с кем другим не сговорился – но делал вид, что жадничает и раздумывает. Выполнял свою часть уговора с Лормой, чтоб у Дирвена было время побольше разузнать об Эгедре.

Внучка у старика-игрока была хорошенькая, но здесь она мало кого интересовала. Дирвен удивился, когда узнал, что амуши больше всего привлекают женщины, похожие на них: костлявые худые дылды со страхолюдными физиономиями – по человеческим меркам уродины, а они таких берут в наложницы. Ха, тогда ведь и Лорма с их точки зрения не красавица! Лишь бы не сожрала маленькую смуглянку Ниларью, если поймет, что у Дирвена на уме… Он размышлял об этом, когда Шевтун прервал показной торг, придвинулся к нему, обдав затхло-пряным запахом, и тихонько промолвил:

– Сюда идут те, кто тебе нужен.

Невольничий рынок был разгорожен на несколько рядов клетушками-загонами. В утоптанную землю вкопаны жерди, сверху настланы циновки – для защиты от солнца, а то живой товар помрет раньше, чем его успеют сбыть с рук. Продавали здесь и людей, и зверей, и птиц, и даже кое-кого из народца.

На людей, апатично сидевших под навесами, Дирвен старался не смотреть, поскорее шагал мимо. Он ничем не мог им помочь, так что нечего дергать его за штанину и глядеть с мольбой. Может, они по собственной глупости вляпались или в чем-то провинились… Например, старый игрок Татобур, которого сторговал Шевтун, был завзятым шулером, вот и нарвался, а Ниларья угодила в рабство заодно с дедом. Сами же виноваты? Их предысторию Дирвен уловил из разговора старика и джуба, которого ничуть не смутило то, что ему хотят всучить прожженного кидалу – скорее воодушевило: достойный противник!

Те, о ком предупредил Шевтун, неторопливо шествовали по проходу меж загонов. Впереди два богато одетых вурвана с высохшими, как пергамент, лицами, заплетенные в косички волосы уложены в высокие прически с драгоценными шпильками. Следом двое мужчин и женщина, у этих шеи замотаны шарфами, запястья перебинтованы. Вид у людей нездоровый, бледноватый, но одежда чистая, и выглядят они не настолько забитыми, как остальные их соплеменники, которых Дирвен встречал в Рофе и Джахагате.

Приценились сначала к Ниларье – амуши-продавец сказал, что уступит девчонку, если от нее откажется покупатель, который успел раньше. А потом и к Дирвену, но тут уже Шевтун проворчал, что его слуга не продается.

Группа двинулась дальше, разглядывая товар. Дирвен смотрел им вслед и в деталях, по пунктам, как учили в школе амулетчиков, запоминал: во что одеты, как держатся, каким образом у людей повязаны одинаковые шарфы с красной вышивкой. Когда он отправится на разведку в Эгедру, все это ему понадобится, чтоб не выделяться среди местных.

Договорившись на завтра насчет сделки, они тоже пошли прочь. Из клетушек под навесами пахло хуже, чем в запущенном зверинце: мочой, пропотевшей одеждой, испражнениями, рвотой, гниющими фруктами, еще какой-то съедобной тухлятиной… Поганое местечко. Дирвен уже в который раз помянул недобрым словом Рогатую Госпожу, которая подстроила, чтобы он угодил в эту крухутакову задницу.

Тирсойм «Беглец» Ружевальд, или Тирсойм «Беглец» Гулдон, встретился Нинодии, когда она ковыляла с тростью по бульвару Красных Перчаток. О том, что он Гулдон, Нинодия лишь недавно узнала: раньше незаконнорожденный отпрыск маркиза данг Ружевальда носил самовольно присвоенную аристократическую фамилию. Но Ружевальды были из тех, кто поддержал узурпаторов – со всеми вытекающими последствиями, и Беглец решил, что быть выходцем из простонародья тоже неплохо. Он балагурил и пел душещипательные городские баллады в ресторанах средней руки, развлекал гостей на свадьбах, выступал на ярмарках. Плутовато-печальное круглое лицо с ямочками на щеках, черная нитка усиков над верхней губой, хрипловатый баритон, слегка надтреснутый, но приятный. В любое время суток слегка подшофе, неизменная деталь костюма – старомодный бант на шее.

Тирсойм, хоть и Беглец, от топляна не убежал. Гуляки, которых он веселил на загородном пикнике, устроились на речных мостках, свесив ноги. Вдруг из воды с тихим всплеском высунулась мокрая черная голова размером с лошадиную, вытянутая, безглазая, в торчащих наростах, похожая на всплывшую корягу – и цап его за ботинок. В компании был студент Магической Академии, который не растерялся и ударил заклятьем, так что топлян убрался ни с чем – не считая половины беглецовой ступни.

В первый момент Нинодия его не узнала: вроде бы это он идет навстречу по аллее – его физиономия, его повадки, его комично повязанный бант… Но почему без трости, и вышагивает, словно с ногами все в порядке, разве что на правую чуток припадает?..

Она так и впилась в него недоуменно-жадным взглядом. Ружевальд-Гулдон тоже уставился на нее и отвесил шутливый поклон:

– Нинодия, ты ли это?.. Ну, ну, я слышал, что с тобой приключилось… Пропустим по стаканчику, за встречу?

Беглец был не дурак «пропустить по стаканчику» за чужой счет, но Нинодия сразу согласилась: надо выспросить, кто и как ему помог.

Завернули в ресторан «Пьяная бабочка» – один из тех, где Беглец пел по вечерам, так что налили ему бесплатно, и ей не пришлось раскошеливаться за двоих.

– Бартогский протез, – доверительно пояснил он, когда Нинодия пристала с расспросами. – Только тсс, никому ни слова! Дорогущие штуки, нашему брату не по карману, но этот – новая конструкция, раньше таких не делали. Изобретатель приехал в Ларвезу, чтоб испытать его подальше от конкурентов. Удобная штука, внутри амулет, который надо менять раз в три месяца. Можно и без него, но когда с амулетом – ну, как будто нога целиком своя, даже сплясать могу! Этот парень меня нанял, чтобы я испытал его приспособу, каждый день хожу к нему и все в подробностях рассказываю. Ох, и дотошный… Зато, когда испытания закончатся, этот протез достанется мне в собственность, такой у нас уговор. Он и других добровольцев искал, но пока никого подходящего не нашел, вот и наседает на меня со всей своей профессорской дури…

– Для испытания протезов? – севшим от волнения голосом вымолвила Нинодия.

– Ну! Может, знаешь кого или сама захочешь? Мороки в этом деле – чворку не съесть, крухутаку не склевать, все ему расскажи, и какие ощущения утром, и какие через час, и какие через два часа, и как нога себя вела, после того как ты на толчке посидел, и меняются ли ощущения в зависимости от того, что ты скушал на завтрак и сколько принял на грудь вечером… Хоть башкой о стенку бейся, ему хоть бы что, знай себе выпытывает и в тетрадку по датам записывает. Врать тебе не стану, не всякий согласится, но если вдруг чего, я проставлюсь. Он мне обещал потом два амулета для протеза задаром отдать, если еще кого-нибудь приведу.

– Проставляйся! – выдохнула Нинодия. – Я согласна, если на тех же условиях.

– Не передумаешь? – спросил Беглец, как будто не смея поверить своей удаче. – Мороки же будет чворку не съесть, я тебя по-честному предупредил…

– Не передумаю, все равно у меня нынче никаких срочных делишек. Когда меня к нему отведешь?

– Хоть сегодня поехали. Я туда после обеда собираюсь, для ежедневного научного отчета. С этим профессором чесночной похлебки всякий раз по три часа потеряешь. Он еще и пуганый, конкуренты из Бартоги ему за каждым углом мерещатся. Рассказывал, его там чуть не пристукнули, чтоб изобретению хода не дать, он же форменный переворот на рынке устроит.

– Да согласна я, согласна. Поехали, чего откладывать.

– Я тебя предупредил, что он за фрукт. И не обессудь, если не подойдешь, – Беглец озабоченно наморщил лоб – он привык к выразительной театральной мимике. – Такие дела, этот изобретатель уже готовые протезы с собой привез, и надо, чтоб они по размеру сгодились. Примеришь волшебные туфельки, тогда и станет ясно…

Тут он замолчал, потому что с улицы ввалилась компания молодых магов в испачканных штукатуркой мантиях – где-то в окрестностях завалы разбирали, сортировали мусор к вечерней транспортировке. В небольшом зале сразу стало тесно и суматошно, хотя еще мгновение назад в воздухе безмятежно плавали, сияя на солнце, золотые пылинки, да тихо поскрипывал старый буфет в углу, как будто сам с собой разговаривал в полудреме.

На шум вышла хозяйка, новые посетители заказали обед. Нинодия сидела, отворотившись: она-то при узурпаторах не слишком бедствовала, Дирвен даже распорядился, чтобы ей продолжали выплачивать государственную пенсию за увечье, и домишко ее погромщики не тронули – а нынче находились такие, кто ставил это ей в упрек.

– Ишь ты, и господа приспособленцы сюда пожаловали, – с неприязнью бросил один из магов. – Надеюсь, они тут не задержатся?

Беглец съежился: бывало, что он пел для королевских амулетчиков – на еду зарабатывал, а куда ему было деваться? Но от этих сочувствия не дождешься, они во время смуты сполна хлебнули: кто в катакомбах прятался, кто валялся, избитый, в тюремной камере на гнилой соломе, иные близких потеряли. Нинодия была лично знакома с Шеро Крелдоном и Суно Орвехтом, с обоими переспала в молодые годы – это что-нибудь да значит, но поминать их не стала, вместо этого произнесла смиренно и примирительно:

– Мы сейчас уйдем, судари, не будем вам мешать. Вы уж имейте снисхождение к двум калекам! Не от хорошей жизни мы приспосабливались, сами видите – я на сносях и, почитайте, без ног, его тоже всяк обидит… За что же нас бранить, если и без того на нас, убогих, весь мир ополчился?

Вроде бы ей удалось затронуть нужные струнки: маги начали рассаживаться за двумя сдвинутыми столами, не отпуская больше замечаний в их адрес. Впрочем, нет, мрачноватый черноволосый парень все-таки высказался:

– Тьфу, бывают же пролазы, которые везде неплохо устроятся, да еще жалуются, что на них весь мир ополчился! Вот если бы сюда забрел кто-то, на кого мир и впрямь ополчился, сразу бы разницу заметили…

Нинодия струхнула, но, против ожиданий, остальные своего товарища не поддержали, наоборот – зашикали на него:

– Грено, опять!..

– Дурной Глаз, следи за языком!

– Мы же пообедать пришли, а если заявится кто-нибудь, про кого ты сказал, обед под вопросом…

Она догадалась, кто этот чернявый: Грено Гричелдон по прозвищу Дурной Глаз – известен тем, что может невзначай сказануть о какой-нибудь напасти, которая вскоре сбудется. Одна радость, сглазить нарочно он никого не способен, только если само собой вырвется. Во время смуты у него погибла то ли сестра, то ли подружка. Если бы мог вредить с умыслом, Нинодию с Беглецом вмиг скрутило бы в три погибели.

– Поторапливайся, да пойдем, – шепнула она Гулдону, который сосредоточенно допивал вино из подрагивающего в пальцах стакана.

– Заметили? – обратился к товарищам один из магов. – Врата Перехода открылись! Где-то рядом, за квартал от нас.

Судя по ответным репликам, кроме него это почувствовали еще двое. Врата Перехода соединяют Сонхи с другими мирами, и открывать их могут только сильнейшие из магов – или опытные маги, объединившиеся для этого в группы.

Молодые волшебники единодушно решили, что главное – обед, а с явившимся в Аленду путешественником-иномирцем пусть разбираются те, в чью компетенцию это входит.

Нинодия с облегчением вздохнула и возблагодарила про себя воровского бога Ланки, которого почитала, как своего покровителя: свезло им с этими Вратами – маги принялись строить догадки, кто да зачем пожаловал в Аленду, и о «приспособленцах» забыли. На радостях она тряхнула стариной: утянула поцарапанную яшмовую запонку в мельхиоровой оправе, выпавшую из манжеты Беглеца. Не то чтобы ей нужна была эта запонка, но удержаться не смогла: незаметно смахнула в подол, сунула в карман нарядного лилового платья в рюшах и оборках.

Гулдон со стуком поставил стакан, печально крякнул.

– Ну что ж, идем? Экипаж возьмем в складчину, живет он далековато. Что там за кутерьма на улице?

Хозяйка с помощницей уже тащили с кухни подносы – в самый раз пробраться к двери, пока недоброжелатели внимания не обращают… Но сперва надо расплатиться, а то скандала не миновать. Хозяйка глянула в их сторону:

– Прошу обождать, сейчас подойду к вам со счетом!

А с улицы и впрямь доносился нарастающий шум: лаяли собаки, орали вороны, завывал ветер, что-то скребло и грохотало… В зале задребезжали стекла.

– Что там делается! – оторопело пробормотал Беглец, повернувшись к окну.

Нинодия тяжело привстала, ухватившись за край стола, и тоже посмотрела: небо заволокло клубами пыли, разгулявшийся ветер рвал с каштанов листву, по тротуару промчалось, вихляясь и подскакивая, колесо от телеги. В воздухе кувыркались сорванные с голов шляпы и черной тучей вились вороны, да еще галки, голуби, речные чайки. Вся эта птичья орава не просто так сюда слетелась: она преследовала одинокого прохожего, который целеустремленно шагал, пригнувшись, против ветра, отбиваясь палкой и заклятьями от наседающих со всех сторон разъяренных собак – тех было не меньше дюжины.

Из пыльной взбаламученной бездны спикировал крухутак, и Нинодия потрясенно ахнула: сейчас как долбанет этого бедолагу своим страшным загнутым клювом… Но птицечеловек вместо этого заложил круг и полоснул жертву когтистой лапой, разодрав накинутый капюшон. Долбануть без игры в три загадки он по Условию никого не может.

– Тебе здесь не рады! – его негодующее хриплое карканье даже в ресторане услышали. – Убирайся, откуда пришел!

В следующий момент он словил заклятье и отлетел спиной вперед, теряя перья, отчаянно взмахивая длинными крыльями, но в дерево все-таки не влепился, успел выправиться – как будто сам ветер его подстраховал. Заложив новый вираж, крухутак с победным клекотом нагадил прохожему на голову.

– Сбесились они, что ли? – произнес кто-то за спиной у Нинодии.

– Да Грено опять напророчил! Вот вам человек, на которого весь мир ополчился – любуйтесь и наслаждайтесь!

– Интересно, за что? Никогда о подобном не слышал…

– А сейчас узнаем, он сюда идет.

Хозяйка рванулась к двери – запереть от греха подальше, но один из магов Ложи ее удержал:

– Не надо. Мы должны выяснить, в чем дело. Возможный ущерб будет возмещен в установленном законом порядке.

– Так его же обгадили с головы до ног… – беспомощно пробормотала владелица ресторана. – А он сюда зайдет… А тут посетители…

– Получить информацию важнее, – возразил другой волшебник.

Человек приближался, его глаза одержимо сверкали на грязном окровавленном лице. Одежда в пятнах крови и потеках свежего помета, штаны в клочья порваны собаками. В правой руке палка – и он умело орудовал этой палкой, обороняясь от своры дворняг, а левую держал за пазухой, словно там спрятано что-то ценное. Загорелый, немолодой – из тех крепких жилистых стариков, которые борозды не испортят. Нинодии почудилось в нем что-то знакомое: можно побиться об заклад, уже встречались, но где и когда?

Хозяйка смотрела на него, недобро сощурясь: небось, всей душой желала удачи его преследователям, потому что если нечто этакое ввалится в ее чистенькое заведение – потом закрывайся до завтра и все здесь отмывай. В ее взгляде так и читалось: хоть бы не дошел, чтоб тебя…

Он дошел.

Вместе с ним в зал ворвалась заполошно орущая чайка, но тут же кубарем вылетела наружу, после чего дверь захлопнулась. Снаружи в нее колотились и царапались с лаем, карканьем, пронзительными воплями. Дверь содрогалась, но выдерживала напор. Кто-то использовал заклятье, и на окна разом опустились жалюзи. В ресторане воцарился полумрак – заодно с отвратительной вонью крухутакова помета.

– Благодарствую за теплую встречу, дорогие коллеги! Вот уж не ожидал, что наши достопочтенные архимаги так расстараются ради скромного путешественника!

Сдернув с ближайшего стола скатерть, гость утер с лица помет и кровь – тут-то Нинодия его и узнала.

– Какие архимаги?.. – нарушил молчание волшебник, раньше других преодолевший замешательство.

– Твое начальство, Джамо, какие же еще! – с сарказмом отозвался достопочтенный Зибелдон, яростно вытирая руки.

– Так ведь нет больше архимагов! – заметил другой функционер Ложи. – Разве вы об этом не знаете?

– В каком смысле нет? Куда они делись?

– Одни погибли во время смуты, когда Дирвен учинил переворот, другие добровольно отказались от власти в пользу Верховного Мага Светлейшей Ложи. Когда вы в последний раз посещали Сонхи, достопочтенный коллега?

– Когда Сокровенный Круг дал мне пинка под зад, тогда и посещал, – проворчал путешественник по мирам. – И кто же стал Верховным Магом? Надеюсь, это не…

– Достопочтеннеший Шеро Крелдон, – с особой торжественно-уважительной интонацией произнес собеседник.

– Хвала богам! Я уж было подумал, что это стервец Тейзург… А кто расстарался и наложил на меня это пакостное заклятье, из-за которого все, что шевелится, атакует меня, как злейшего врага?

Из недоуменных реплик Нинодия поняла, что присутствующие об этом ничего не знают и даже никогда не слышали о подобных заклятьях.

В дверь бились так, что она ходила ходуном. На окна тоже сыпались удары, звенели разбитые стекла, но частый переплет не позволял обезумевшим преследователям пробраться внутрь.

– Коллеги, если хотите о чем-то спросить, после спросите, сперва ответьте на мой вопрос, – вновь перехватил инициативу Зибелдон. – Я разыскиваю неопытного путешественника, который, предположительно, отправился гулять по мирам и заблудился. Кто-нибудь из вас знает или, может быть, видел этого человека?

Он что-то вытащил из-за пазухи. Чей там портрет, Нинодия разглядеть через головы не могла.

– Да кто ж его не знает!

– Кто это? – Зибелдон подобрался, как охотничья собака, напавшая на след.

– Очень похож на Хантре Кайдо, наемника Тейзурга.

– Только у коллеги Хантре волосы рыжие, а не седые, но в остальном вылитый он.

– Давно он тут появился? – справился гость.

– Меньше года, в месяц Совы.

– Кайдо маг-возвратник из древних, скитался по чужим мирам, но ничего об этом не помнит – его околдовали, память отшибло. Его кто-то ищет?

Бывший архимаг не успел ответить, потому что в этот момент одна из оконных рам все-таки хрустнула. Жалюзи заколыхались под напором ринувшейся в зал вороньей стаи, следом пролезла похожая на волка собака. Зибелдон развернулся в сторону кухни, к возникшей из ниоткуда туманно-перламутровой арке.

– Бывайте, коллеги! Благодарю за помощь!

Собака прыгнула на него, но отлетела в сторону. Он шагнул к арке, и тут с угрожающим скрипом и дребезжанием сорвался с места буфет, до сих пор тихо-мирно стоявший у стены. Поехал по полу, круша столы и стулья, стремительно набирая скорость, и с разгону обрушился на путешественника.

В следующее мгновение Врата Перехода исчезли.

По разгромленному залу с карканьем метались вороны. Собака, поджав хвост, скулила возле двери, виновато поглядывая на людей. На полу лежал разбитый буфет – точнее, его нижняя половина, а верхнюю как будто отломили, и куда она делась, можно только гадать. Хозяйка, держась за сердце, уселась на стул. Маги выглядели сосредоточенными: обменивались мыслевестями со своим начальством. А на улице опять светило солнце, ветер угомонился.

– Посидели, называется, в приличном заведении, – буркнула Нинодия, повернувшись к Беглецу. – Если б Зинта мне чрево не запечатала, я бы от волнения уже десять раз тут разродилась! Ох ты ж, страсти какие…

Труднее всего притворяться, будто не замечаешь хонкусов, которые кувыркаются в воздухе над прилавком с пряностями, норовя взметнуть из раскрытого мешочка щепотку молотого перца или куручума, чтобы прохожие начали чихать и тереть глаза. Или фиолетового джуба, который пристроился к игрокам в сандалу под навесом харчевни и ждет, когда можно будет вступить в игру, аж ногой в разношенном ботинке от нетерпения притоптывает. Или парочку сойгрунов, которые прискакали в сумерках вместе с караваном и невесть зачем вертятся возле клеток с павлинами. Или амуши в замызганном балахоне с мышиными скелетиками, увязавшегося за важным бородатым сурийцем и его закутанной женой – с издевательскими гримасами, неприличными жестами и комичными танцевальными ужимками.

С амуши было хуже всего, Глодия аж леденела, когда их видела: что с нейсотворили те амуши, которых убила священным кинжалом Зинта, она вовек не забудет. Но ради отмщения засранцу Дирвену она свой страх как-нибудь перетерпит.

Она стала по сурийскому обычаю носить матхаву – повязку, закрывающую нижнюю часть лица. Так меньше риска себя выдать. Еще можно усыпить «Правдивое око», и тогда вся эта погань, кишмя кишащая в Докуям-Чаре, не будет мозолить глаза… Но она-то все равно будет знать, что нечисть ошивается среди людей, передразнивает, выжидает случая напакостить – лучше глядеть в оба.

Однажды она разминулась с Лабелдоном, который в сопровождении двух ларвезийцев и вооруженного дубинкой сурийца-охранника приходил потолковать с караванщиками. В наглухо повязанном платке с матхавой он ее не узнал. Небось, так и не догадался своим скудным умишком, что им с Лабелдоншей выпала честь ехать в поезде с опальной королевой-амулетчицей.

Утром и вечером Глодия посещала храм Зерл, истово молилась перед бронзовой статуей в три человеческих роста, опускала в чашу для пожертвований монетку – самую мелкую из того, что бренчало в карманах. Вскоре она освоилась и начала делать замечания другим посетительницам, заодно и в сурийском языке практиковалась.

– Чего в такой грязной одежонке-то сюда заявилась? – напустилась на исхудалую дерганую девчонку. – Можно подумать, богине приятно смотреть на твои обноски!

– Кланяться надо, если в храм заходите! – неодобрительно бросила двум путешественницам, болтающим между собой по-овдейски. – Здесь вам не лавка и не ресторан, совсем люди стыд потеряли…

– Не забывайся, где находишься! – шикнула на женщину, которая сперва хлюпала носом, а потом тихонько высморкалась в подол. – Может, еще и кучу навалишь перед алтарем? Постыдилась бы этак развязно себя вести!

Когда ее одернул молодой служитель, которому это почему-то не нравилось, Глодия его живо приструнила:

– Я им с богоугодной целью говорю, людей надо ставить на место, чтобы понимали, как вести себя в храме! У самого прореха на рясе, заштопать второй день не собрался, люди-то все подмечают…

Служитель счел за лучшее с ней не связываться.

Днем она ходила по местным лавчонкам, для вида приценивалась к тому-другому и выспрашивала о караванах на юг. Если начинали донимать встречными расспросами, плела небылицы: жила в Аленде, вышла замуж за сурийца, который приезжал из Очалги на заработки, они поженились, а в начале весны ее Тойбур поехал домой проведать родителей, и с тех пор ни слуху, ни духу, вот она и отправилась его искать.

Находились бессердечные люди, которые обзывали ее дурой и говорили, что у Тойбура в Очалге наверняка уже есть две-три жены. Мол, езжай домой, пока не поздно. В душе Глодия была с ними согласна – и сама бы какой-нибудь дурехе то же самое сказала, но твердила плаксивым голосом, что любит Тойбура и готова быть ему неважно какой по счету женой.

Если советовали попроситься в караван с отрядом Ложи, отвечала, что родня была против ее замужества, и среди ее родственников есть маги, которые могли послать своим весточку, чтоб ее задержали. Они на все готовы, лишь бы помешать ее счастью с Тойбуром, а она хочет быть рядом с мужем и жить по сурийским обычаям. Некоторых собеседников это трогало, и те обещали известить ее, если что-нибудь подвернется.

Обедала она в харчевнях – грязных, темноватых, с низкими потолками – и с жадностью ловила обрывки разговоров. Все харчевни в Докуям-Чаре были разгорожены на две половины, мужскую и женскую, причем женская половина всегда была поплоше. Глодию не раз подмывало закатить скандал, но ради мести Дирвену она сдерживалась.

Сурийки в этом несправедливости не усматривали, зато две овдейки-путешественницы, заглянувшие ради впечатлений в «Баранью ногу», дали волю злым языкам. Она по-ихнему худо-бедно понимала: свекровка из Овдабы, и когда ту привезли в Аленду, Глодии вручили карманный словарь и языковой амулет, чтоб она могла объясняться с матушкой Дирвена.

Как эти две девицы чихвостили местные порядки и вонючую баранью похлебку, любо-дорого послушать! Это оказались те самые, которых Глодия давеча одернула в храме Зерл. Черноволосая постарше, светленькая помладше, у обеих шляпы с вуалями, защищающими белую кожу северянок от солнца Мадры. Глодия уловила, что после Сакханды они собираются в Бартогу, а потом в Нангер, и как будто путешествуют вдвоем, без кавалеров.

Промеж себя они тоже обменивались колкостями – не разберешь, в шутку или всерьез, потом начали отпускать замечания в адрес суриек, а тем было невдомек, что их высмеивают. Глодия за соседним столом злорадно ухмылялась в миску с похлебкой: так их, так… Сегодня опять не разузнала ничего полезного, зато хоть душой порадовалась.

Чего?.. «Смотри, какие мужицкие руки», «жилетка от старьевщика со штопкой на спине», «из платка торчит щучье рыльце» – это они о ком?..

Ее обдало волной жара, когда она поняла, кого эти две поганки так оскорбительно характеризуют!

Сперва хотела вскочить и обложить их по-всякому, и пусть какая-нибудь посмеет гавкнуть в ответ… Но здравый смысл одержал верх, вдобавок Глодия вспомнила о своем новообретенном могуществе. Напросились, козы драные, щас она им покажет… В другой раз неповадно будет оскорблять королевскую особу инкогнито!

То, что случилось дальше, превзошло ее ожидания. Глодия собирались всего лишь плеснуть в бесстыжие овдейские рожи бараньей похлебкой, которую они только что охаяли, но чуток перестаралась. Обе миски подскочили и стукнули донцами о стол, после чего раскололись на куски. Жирное варево мало того, что окатило этих мерзавок – как ей и хотелось – так еще и растеклось по дощатой столешнице с намертво въевшейся в щели грязью, закапало на пол… А сами виноваты, нечего было рассусоливать над едой да злословить!

– Амуши! – взвизгнула одна из суриек.

Посетительницы ринулись к двери, толкаясь и прикрывая лица ладонями – повязывать матхавы, снятые ради трапезы, не было времени. Решили, что сюда пробрался кто-то из нелюди под мороком невидимости… А овдейки хоть и вскочили из-за стола, паниковать и удирать вместе со всеми не спешили.

– Нас атаковали! – бросила черноволосая. – Эта сука из Ложи!

В следующее мгновение миска Глодии тоже подскочила и разлетелась на черепки, но похлебки там было на донышке. Она-то, в отличие от этих балованных поганок, не приучена над едой клювом щелкать, за это от матушки завсегда можно было схлопотать ложкой по лбу.

– Сама сука! – рявкнула опальная королева. – И подружка твоя сучка!

Снова прибегнув к помощи «Длинной руки», двинула на них стол, но тот вначале поехал, а потом остановился и дернулся обратно в ее сторону.

– Грента, работаем в паре, – бросила черноволосая.

Да они тоже амулетчицы! То-то возглас «амуши!» их не напугал – видят, что никакой нечисти здесь нет.

Подхватив свою котомку – вещички она в гостинице не оставляла, а то сопрут за милую душу – Глодия шарахнулась назад, и два табурета сшиблись на пустом месте.

– Сверху!..

Эх, кабы Грента смолчала, чья-то миска с остатками сурийской медовой каши нахлобучилась бы черноволосой поверх модной шляпы с откинутой вуалью.

Из коридора в женский зал опасливо заглядывали мужчины. Подхвативши подол, Глодия кинулась к окну, отбросила плетеную веревочную занавеску, перемахнула через низкий подоконник и припустила бегом по улице. Совсем как в детстве, когда они с Салинсой лазали за соседскими яблочками, а потом удирали сломя голову… Овдеек она не испугалась – пусть их двое против одной, еще неизвестно, чья бы взяла. Но она не какая-нибудь дурная, чтобы раскошеливаться за разгром в харчевне, уж этого от нее не дождутся!

Через несколько кварталов отдышалась, повязала матхаву и снова давай петлять по залитым солнцем кривым улицам, мимо загонов с верблюдами и облезлых глинобитных заборов. Жаль, нет у нее «Круговерти» – амулета, помогающего уходить от слежки и погони. Зато в мешковатом коричневом платье, безрукавой куфле и платке с матахавой поди отличи ее от местных теток, таких же закутанных и безликих. Котомка за спиной тоже неброская, и не она одна ходит с котомкой: Докуям-Чар – перекресток ста дорог, странников тут больше, чем местных жителей.

Одна беда, зонтик в «Бараньей ноге» забыла. Хотя и к лучшему, с ним ее издали бы высмотрели – уж больно он цветастый да приметный.

Завернула в лавку тканей, чуток поругалась с торговцем, которому не понравилось, что она все подряд перещупала, но ничего не купила. Эх, кабы Глодия по-прежнему была королевой Ларвезы, велела бы сшить себе платье из блестящего фиолетового атласа с золотыми звездами, и еще из желтого шелка с букетами – шелк мадрийский, дешевый, совсем не то, что сиянский или китонский, но букеты уж больно хороши да цветасты. Недовольное бурчание смуглого кривоносого продавца мешало предаваться мечтам, и она вышла на улицу, хлопнув дверью. С досадливым вздохом миновала лавку амулетов: прикупила бы чего-нибудь, кабы знала, что и как выбирать, а то всучат негодную дрянь, уж по этой части здесь все горазды.

Близился вечер, небо над неопрятным глинобитным муравейником начало розоветь, дневной зной пошел на убыль, и народу на улочках прибавилось. Ей навстречу попались длиннобородые жители Аснагисы в высоких островерхих колпаках, а потом чудная компания то ли парней, то ли девок, черных, как сажа, в пестрых узорчатых одежках. В толпе грациозно скользнула песчаная ведьма – босиком, в шароварах и тунике пыльного цвета, в намотанном по-мужски тюрбане, из-под которого хвостом были выпущены длинные светлые волосы. То-то ни одного амуши рядом не видно – они песчаных ведьм как огня боятся.

А это еще что за королевишна?..

Ростом с высокого мужчину, осанистая, с непокрытой головой, что для здешних мест удивительно. Бронзовая кожа, роскошная нечесаная грива черных волос с единственной рыжей прядью. Подол откромсан наискосяк, а нашитые на платье бляшки сверкают, как золотые зеркальца. Сандалии на босу ногу, с золочеными ремешками, оплетающими мускулистые икры, с боков к этим ремешкам еще и ножи в затейливых ножнах пристегнуты. На запястьях массивные браслеты с рельефными картинками – видно, что недешевые.

Городская сумасшедшая из-под надзора сбежала, фыркнула про себя Глодия. Или фиглярка из балагана, только чего ж эта дурында вышла на люди, ничего не накинув поверх актерской одежонки?

Казалось, никто, кроме нее, не обращает внимания на эту ряженую дылду. Наверное, та не в первый раз в этаком виде здесь разгуливает, уже свыклись.

Вблизи Глодия рассмотрела, что бляшки, пришитые к ее платью цвета ночного неба, выкованы в виде скрещенных кинжалов, ящериц и раскинувших крылья хищных птиц. И они словно не отражают свет вечернего солнца, сползающего за приплюснутые крыши Докуям-Чара, а сияют сами по себе. Небось, фальшивка, настоящее золото так не блестит. Или тут не обошлось без колдовства? Наученная недавним опытом в «Бараньей ноге», Глодия мысленно обратилась к амулету, реагирующему на магию – у нее в нижней юбке и такой был зашит. Ничегошеньки не уловила: это не магичка и не ведьма, и амулетов при ней вроде бы нет.

– Девочка, ты не только зануда и скупердяйка, но еще и дурно воспитана.

Говорит по-ларвезийски, без акцента. Кого ж она, интересно, костерит?..

Возле Глодии ни души, так что можно дальше не гадать. И везет же ей сегодня на всякий тарарам!

– Сама такая, деревенщина невоспитанная! – выпалила она в ответ, уперев руки в бока. – Ишь как вырядилась, всех окрестных ворон распугала! Подол-то тебе какие шелудивые собаки оторвали?!

Когда умолкла, чтобы перевести дух, тетка невозмутимо произнесла, глядя на нее сверху вниз:

– Хоть ты и грубиянка, я тебе помогу. Отведу к тем, кто направляется в нужную сторону. Пошли.

Цап за руку – и поволокла по улице. Сперва Глодия хотела воспользоваться амулетами и освободиться, но передумала: пустить в ход свою силу она всегда успеет, а если эта чокнутая сведет ее с теми, кто держит путь в Очалгу, можно будет простить ей несуразный подол. Лишь бы там не оказалось магов Ложи.

Хоть и было на улицах в этот час людно, они двигались через людскую сутолоку, ни с кем не сшибаясь. И никто не обращал на них внимания, хотя черноволосая выглядела так, что впору пальцем показывать да судачить. Лишь один вылупился, как на невидаль – тот самый парнишка из храма Зерл, который вякнул на Глодию из-за того, что она делала замечания другим молящимся. Он подметал возле двери, но, завидев их, так и остолбенел в скрюченном положении, выронив щетку и совок, а потом повалился на колени и ткнулся лбом в пыль.

Глодия аж вспотела: в Сакханде уже прознали о том, что сюда приехала инкогнито опальная королева Ларвезы, ее разыскивают! Этот сопляк видел ее в храме с открытым лицом и теперь опознал, несмотря на матхаву – по стати, по манере двигаться, бывают же такие глазастые… Но раз он почтительно кланяется, можно надеяться, что не побежит доносить магам Ложи.

Он лишь на миг поднял голову – на мальчишеской физиономии выражение благоговейного ужаса и восторга, словно то, что он увидел, стало для него величайшим подарком – и снова простерся ниц.

– Рясу-то заштопал? – милостиво обронила Глодия, когда проходили мимо.

Если ее уже ищут, сами боги послали ей эту полоумную тетку!

Они выбрались на южную окраину Докуям-Чара. С одной стороны розовеет под вечерним солнцем песчаный океан, с другой лепятся самые захудалые из постоялых дворов, неприглядные, как поганки – будто бы держатся друг за дружку, а то, неровен час, смоет песчаной волной да унесет в бескрайние дали Олосохара.

Завернули в один из гостевых сараев. Низкие притолоки, полумрак, спертый воздух, на плетеные веревочные занавеси нацеплены обереги от нечисти.

Возле внутренней двери пили чай двое сурийцев – в тюрбанах, но безбородые, в отличие от большинства местных, и у обоих шеи замотаны узорчатыми шарфами. Простудились в этакую жарищу? То-то вид у них болезненный.

На вошедших они уставились настороженно.

– С чем пожаловали?

– Девку вам привела. Возьмите ее с собой.

– Продаешь? – оживился тот, что постарше. – Сколько за нее хочешь?

– Даром отдаю! – полоумная тетка толкнула к ним Глодию через все помещение. – Лишь бы отделаться.

– Это что еще за фокусы? – возмутилась Глодия. – Ну-ка, погодите…

Ее не стали слушать, потащили внутрь. Она ругалась, лягалась, царапалась, вырывалась, но на подмогу этим двоим выскочили их подельники. Одолели всем скопом, проволокли по темным коридорчикам и втолкнули в комнатенку с зарешеченными окошками, где понуро сидели на циновках три сурийки, простоволосые, но в одинаковых белых шарфах. Похоже, товарки по несчастью.

Платок съехал, котомки и куфлы с карманами Глодия лишилась, платье порвалось… Зато амулеты при ней: правильно сделала, что зашила их в нижнюю юбку. Никто ее тут не удержит, она еще и девиц этих унылых на волю выпустит, чтобы покупатели остались при сплошных убытках.

– Кто эти простуженные свинюки, которые нас тут заперли?

Пришлось повторить вопрос дважды, лишь тогда одна из девушек подняла заплаканное лицо:

– Они из Исшоды, слуги вурванов, нас повезут туда на съедение. Я так надеялась, что меня купят наложницей в богатый дом… – и начала тихонько всхлипывать.

Чокнутая не обманула: они отправятся туда, куда Глодии надо попасть! Тогда никаких побегов, перво-наперво – усыпить амулеты и затаиться, чтобы никому не пришло в голову ее обыскивать.

Сдернув надоевший платок, Глодия уселась возле стены в такой же позе, как остальные пленницы. Доберется она до засранца Дирвена, ох, доберется…

Спустя полчаса лязгнули засовы, дверь со скрипом открылась. Принесли чай в захватанных глиняных кружках, всем раздали лепешки и по шмату овечьего сыра, а Глодии вдобавок швырнули длинную полоску белого шелка.

– Шею прикрой, – потребовал слуга вурванов. – Человеку нехорошо ходить с голой шеей.

– А то, что мне платье порвали, и я тут сижу с голой жопой – хорошо?! Может, иголку с ниткой одолжишь?

– Да кому нужна твоя жопа. Шею, говорю, прикрой, бесстыдница!

Хоть Кемурт и умник-разумник, где ж ему перехитрить гнупи, особенно если этот гнупи – всем известный смекалистый Шнырь!

Сбрендивший неофит, как высказался о нем господин Тейзург, без конца заводил разговоры о том, что самое милое дело – это развиваться и двигаться к Свету, и для этого мол-де надо родиться человеком. Шнырь поразмыслил, как обернуть это себе на пользу, и выставил условие: так и быть, он не станет убегать или затыкать уши, но взамен Кем будет слушать его байки о Крысином Воре – по справедливости, баш на баш.

Кема хватило на два с половиной дня. Отстал. Но потом вернулся и подкатил с таким предложением, что у Шныря аж дух захватило: он готов и дальше выслушивать Шныревы небылицы, по одной в сутки, а взамен будет читать ему человеческие книжки о приключениях.

Гнупи любят интересные книжки, но сами читать их не могут. Умеют, но не могут, неизвестно почему – даже мудрая тухурва не возьмется объяснить, в чем тут загвоздка. Прочесть письмо, или вывеску, или что на стенке накарябано – это запросто, а книжки для черноголового народца словно запертая дверь, от которой потерялся ключ. Вот потому-то в домах, где люди читают друг дружке вслух – только не скучную тягомотину, а что-нибудь занятное – гнупи меньше досаждают жильцам, а то вдруг те обидятся и съедут.

Для порядка он немного покочевряжился, а после согласился. Кем принес из лавки толстую книгу с картинками: о двух щенках, котенке, утенке и лисенке, которые отправились в морское путешествие. Они то сталкивались с пиратами, то высаживались на необитаемом острове, то попадали в шторм, то убегали от чудовищного кракена, которого случайно разбудили – но непременно спасались и всегда выручали друг друга. Когда начинались опасности, Шнырь не мог на месте спокойно усидеть: вдруг новое приключение для кого-нибудь из команды закончится плохо? Сам он тоже сочинил байку, в которой был рыжий пират Хватантре Коварнайдо, с вороной вместо попугая на плече – этой вороне он отдавал крысок, украденных с захваченных кораблей.

До Кема наконец-то дошло, что Шныря не переупрямишь, и он забыл о своих проповедях, только знай себе читал. А еще бывало, что они обсуждали прочитанное: кто прав, кто не прав, что больше понравилось… Иной раз даже спорили. Оказалось, этот Кем не всегда зануда, с ним можно и об интересном поговорить.

И была бы у Шныря не жизнь, а сплошная веселуха, если б он не горевал о Крысином Воре, которому суждено сгинуть в начале осени. Думая об этом, он злился и сердито шмыгал носом: почему с этим рыжим вечно все этак, а не по-другому?

Если встречались в коридоре, обзывал его, а если в парке возле дома – еще и кидался камнями, которых специально натащил с улицы. Ему хотелось, чтобы рыжий тоже разозлился и начал ругаться, или пусть даже влепит заклятьем – тогда его станет не жалко. Но рыжий, как обычно, не делал того, чего от него добивались, уж по этой части он мастер.

А господин Тейзург видел, что Шнырь вытворяет, но не гневался – как будто замысел гнупи для него не секрет, и от этого было вдвойне жутко. Однажды тихонько обронил с кривой усмешкой:

– Можешь продолжать в том же духе, но не пытайся его предупредить – этого не прощу.

Испуганный Шнырь втянул голову в плечи и понятливо закивал. А на другой день принес с развалин в соседнем квартале каменюку побольше и метко швырнул из кустов рыжему в колено.

– На тебе, ворюга-подлюга, за все получай!

– Шнырь, в чем дело?! – крикнул Крысиный Вор.

Но он уже улепетывал – опасаясь, что вдогонку прилетит заклятье, и в то же время надеясь, что это наконец-то случится, и тогда он освободится от ненужной и непонятной тоски, которая вцепилась в него клещом после того разговора с господином.

От удара в коленной чашечке хрустнуло.

– Шнырь, в чем дело?!

Мелкий поганец кинулся наутек и мигом исчез в глубине парка.

С некоторых пор реальность напоминала отражение в беспокойной воде – даже не одно, а несколько, и они то сливались, то расслаивались, то были видны отчетливо, то уходили в рябь. К магическим и социальным катаклизмам это не имело отношения, и на том спасибо. Проблема связана с ним.

Вроде бы это началось, когда они подорвали алендийский Накопитель. Во всяком случае, не раньше. Первое время после той вылазки он жил, словно подхваченный вихрем, или даже словно он сам был этим вихрем, и часть подробностей как в воду канула.

Хантре окончательно пришел в себя, когда Тейзург со Шнырем подобрали его, избитого, на улице и привезли сюда. Видимо, на этом отрезке – между Накопителем, где он получил сотрясение мозга, и его вселением в особняк на улице Черных Вишен – случилось что-то, существенно повлиявшее на его взаимоотношения с реальностью.

Если раньше демоны Хиалы сами к нему цеплялись, заигрывали, провоцировали, то теперь они шарахались от него, как от чумного. Напрашивался вывод, что пока добирались после Накопителя до Ляраны, случилась какая-то заварушка. Похоже, и в самом деле что-то было: их атаковали, они отбились… Но этот безумный рывок через Нижний мир запомнился ему обрывками, как мутный бред, и у Тейзурга было то же самое, а мастер Бруканнер, которого они все-таки дотащили живым до ляранской лечебницы, был вдрызг пьян.

Шнырь стал несчастным и дерганым, за его агрессивностью сквозило чувство потери: словно он ждал от Хантре чего-то плохого – по меньшей мере, конфискации еще одной крыски, и заранее мстил за то, что должно случиться.

Кем вел себя загадочно и нелепо, как будто вконец раздружился с головой, но вел он себя так только с Хантре, на остальных это не распространялось. Никаких объяснений от него добиться не удалось.

Один Тейзург был невозмутим: он напоминал греющуюся на солнце змею, которая недавно поменяла кожу и с удовольствием демонстрирует окружающим свою новую чешую – сверкающую, непроницаемую, без малейшего изъяна – однако в любой момент готова к молниеносному броску. От него исходило ощущение опасности: приглушенное, почти на пределе, то ли есть, то ли кажется.

Вторгаясь в его память, Хантре понимал, что добром это не кончится. Такие, как Эдмар, нарушения своих личных границ не прощают, хотя сами не очень-то считаются с чужими границами. Но это не сегодняшняя опасность и даже не завтрашняя: до тех пор, пока их связывает общая задача, она отодвинута в будущее.

Сираф важнее, чем любые их разногласия и личные границы.

В пустой галерее первого этажа под ногами хрупало белесое крошево: выскобленные стены и потолок заново оштукатурят и распишут фресками по эскизам Тейзурга. Из-за угла доносилось шорканье веников. На первый раз уже подмели, но уборка продолжалась: его светлость – хотя какая там светлость из бывшего демона Хиалы! – требовал, чтобы все работы в его резиденции выполнялись идеально, даже на промежуточных этапах. Оробелым уборщикам по собственному почину помогал Кемурт со своими амулетами.

– Кем, можно тебя на пару слов? – позвал Хантре.

Эдмара, который может вклиниться в разговор, сейчас нет дома, а он еще не потерял надежду выяснить, что происходит.

Амулетчик согнулся в поклоне, но вспомнил, что собеседника это раздражает, и выпрямился. На лице выражение замешательства, преданности и неловкости.

– Пойдем куда-нибудь, разговор есть.

Они поднялись в бальный зал на втором этаже, тоже подготовленный к ремонту: голые стены с фрагментами обережных узоров, прежде спрятанных под обоями, развороченный паркет, гулкое эхо. Всей обстановки – дощатые козлы да несколько замызганных стульев из дорогого гарнитура, оставшихся от прежних владельцев.

Он дохромал до стула. Боль в колене то слабела, то усиливалась, через некоторое время пройдет, процесс регенерации уже начался.

– Будешь кофе? У меня в термосе есть.

Кем переминался с ноги на ногу, как будто не смея сесть без разрешения в его присутствии.

Хантре извлек из магической кладовки термос, свинтил две одинаковых чашки. Иномирская посуда, в Сонхи таких не делают, даже в Бартоге, но для него в термосе не было ничего непривычного: как будто их полно в том мире, где он жил раньше. У него такой был. Или не совсем такой, но похожий. И даже не один.

Сразу возникло ощущение, что ему здесь и без термосов хорошо, тем более что Эдмар натащил их сюда в достаточном количестве – еще до того, как маги Ложи лишили его возможности открывать Врата Перехода.

Он дома. Его дом здесь, а не там.

– Что с тобой? – насторожился Кем.

– А в чем дело?

– Показалось, что ты под чарами. Характерное такое выражение в глазах… Как будто мелькнуло, всего на пару секунд.

– Если бы что-то было, я бы почувствовал. Навести на меня чары сейчас точно никто не пытался. Может, сядешь и возьмешь чашку?

Амулетчик подчинился и начал скомкано благодарить.

– Объясни, почему ты с некоторых пор ведешь себя со мной, как по голове ушибленный? – перебил Хантре. – С Эдмаром и то держишься проще, хотя он князь Ляраны и твой наниматель.

Взгляд у Кема стал особенным – доверчивым и сияющим.

– Ты ведь ангел Света, и благодаря тебе я соприкоснулся со Светом, – произнес он почти шепотом.

– Ага, приехали… Откуда такая информация?

– Я видел священный отпечаток, который остался в Хиале на плато Тугоррат, когда ты поразил своим ангельским мечом князя Тугорру. Отпечаток твоих крыльев… Они говорили, когда Тугорра на вас напал, ты на миг принял свой истинный облик.

– Кто – они?

– Тейзург и Серебряный Лис.

– Два трепла. И ты уверен, что тебя не разыграли?

– Я соприкоснулся со Светом – в этом я уверен! И отпечаток там есть, они говорили, он теперь долго не исчезнет, хотя демоны Лиса завалили его камнями.

– Это ничего, что я не знаю никакого Тугорру и вообще не помню такого инцидента?

– Это было, когда вы летели с Бруканнером после Накопителя. Эдмар рассказывал, вы оба тогда были не в себе, и он тоже этого не помнит. Серебряный Лис обнаружил, что там появилось странное место, и позвал его посмотреть, меня взяли с собой. Теперь я знаю, кто ты на самом деле!

Кемурт глядел на него, как на величайшее диво.

– У меня не было с собой никакого меча. Только ножи, которые так и не пригодились.

– Эдмар сказал, этот меч – твой атрибут, когда ты в истинном облике.

– Дай подумать, ладно?

Допив кофе, Хантре поставил на пол чашку, откинулся на скрипнувшем стуле. Он собирался не думать, а добраться до нужной информации своим способом: если с Тейзургом получилось, должно и с самим собой получиться.

Сплошной туман – заблокированный период его жизни – и бесконечное свободное падение сквозь этот туман, сквозь беспредельную зыбь Хаоса, сквозь узнаваемую пестроту древнего мира Сонхи…

Кажется, вот оно. Никаких картинок, одни лишь отголоски впечатлений о том, что с ним тогда происходило. Он был вместе с сущностями, с которыми, возможно, находился в родстве, но потом оттуда ушел. Никто его не выгонял, сам ушел. И словами обычного языка об этом не расскажешь, потому что слова, вроде бы подходящие по смыслу, все равно искажают суть. Например, можно сказать, что он ушел из-за несогласия с остальными – но несогласия не было, просто он принял решение существовать рядом с теми, кто не принадлежит к их числу, существовать с ними наравне и по мере своих возможностей менять их существование в лучшую сторону. Или еще пример, напоследок ему как будто сказали: «Иди куда хочешь» – но в этом не было того эмоционального подтекста, который люди нередко вкладывают в эту фразу, это означало только то, что за ним признают право находиться там, где он сам пожелает. Возникла почти картинка: множество мерцающих информационных сгустков, то ли планеты, то ли цветы, и он поддался притяжению того из них, который понравился больше других – это и был мир Сонхи…

Хантре через силу разлепил веки. Залитый летним солнцем зал с ободранными стенами, клочья обоев по углам, кружение сияющих пылинок, заляпанные окна, за которыми зеленеют кроны деревьев – случайная конфигурация здешней материи, которая могла бы принять и любые другие формы… Но это быстро прошло: мир дорожил своей определенностью и берег ее от таких посягательств, пусть даже мысленных.

– Долго я там гулял?

– Полчаса, наверное.

– Мне показалось, дольше. Похоже, я действительно когда-то очень давно принадлежал к сообществу, из которого ушел, чтобы жить в Сонхи. Или, может, не с самого начала принадлежал, а пришел туда откуда-то еще, какое-то время находился вместе с ними и потом ушел – я не уловил, что было раньше. Как будто я был с ними не согласен по некоторым моментам. Мне ближе позиция «если можешь сделать – возьми и сделай». Хотя признаю, что есть достаточно серьезные доводы против того, чтобы применять такой подход в любой ситуации.

Кем слушал с жадностью и обеими руками держался за измазанное известкой атласное сиденье, словно опасался свалиться со стула. Он что ли так и просидел все эти полчаса, не смея шелохнуться?

– Во Вселенной великое множество разных сущностей и сообществ. К тому, о котором мы говорим, определение Свет, действительно, подходит – это воспринимается, как мощный и благотворный Свет. Ты перестал хромать после того контакта?

– Да… – Кем молитвенно сложил ладони. – Это было… Даже не знаю, как сказать…

– По-моему, когда Зинта призывает силу, она подключается к тому же источнику, только не напрямую, а через Тавше, которая выполняет функцию концентратора, – Хантре спохватился, что употребил бартогский технический термин, но собеседник кивнул – он был парнем начитанным. – Тавше тоже оттуда, и, видимо, у нее открыт постоянный канал. Кстати, вот пример того, что вызывает у меня несогласие: лечат тех, кому повезло привлечь внимание лекаря под дланью, но масса других заболевших и травмированных такой помощи не получает.

– Наверное, для этого есть какие-то причины.

– Наверное. Но для тех, кто не дождался помощи, это дела не меняет.

– В некоторых мирах таких называют ангелами, об этом писали путешественники по мирам. Никогда не думал, что увижу вблизи ангела… – Кемурт нерешительно и как-то по-детски улыбнулся.

Хантре вздохнул сквозь зубы:

– Я не ангел. Ну, или давно уже бывший.

– Не бывший, иначе ты не смог бы принять свой истинный облик, когда на вас напал Тугорра, и поразить его мечом-атрибутом.

Чуть не спросил, кто такой Тугорра, но раз между ними произошла стычка, он и сам должен об этом знать.

…Муть и боль, силы на исходе, зато они все-таки победили, осталось еще чуть-чуть продержаться, дотянуть до Ляраны. Они и держались, пока внизу не разверзлась ненасытная пасть – и всех троих начало затягивать в удушливую смрадную темень, где длилась и никак не могла оборваться агония тех, кто угодил туда раньше. Вялое шевеление множества жертв, которые питают раздувшегося паразита и считают себя его составными частями. Уже цепенея, соскальзывая в этот провал, Хантре понял, что их ожидает такая же участь, от отчаяния и ужаса чуть не рехнулся – и в следующий момент на него нашло помрачение. Или, скорее уж, просветление, судя по тому, что рассказал Кемурт. Что было во время то ли помрачения, то ли просветления, он уловить в подробностях не смог: мгновенное ощущение сокрушительной слепящей вспышки – и все. А потом они снова летели над зыбкими ландшафтами Нижнего мира, на грани бреда, полуживые, до предела измученные…

– Теперь хотя бы понятно, почему демоны Хиалы со мной больше не здороваются.

Кем смотрел на него все с тем же умиленно-восторженным выражением.

– Как ты думаешь, Свет, с которым ты соприкоснулся, нуждается в том, чтобы ему поклонялись?

– Нет, – поразмыслив, ответил амулетчик.

– Тогда не надо смотреть на меня, как на статую в храме. Разных сущностей много, и нет необходимости в том, чтобы одни поклонялись другим. Тварь, которая кормилась от Накопителей, по всем параметрам была в Сонхи локальным божеством – и что, это должно кому-то внушать уважение?

– Свет – другое дело, – убежденно возразил Кемурт.

– Вот именно. Буду рад, если ты перестанешь передо мной расшаркиваться, словно я королева Ларвезы.

– Почему же королева Ларвезы, а не княгиня Ляраны? – насмешливо-учтивый голос Тейзурга прозвучал сверху – там находилась галерея, с которой на днях посбивали графские гербы Эрчеглерумов, из-за чего она теперь выглядела, как после нашествия шаклемонговцев.

Хантре не уловил его появления, хотя должен был. Даже сейчас не чувствовал его присутствия.

Заэкранировался. Он и раньше так делал.

– За княгиню ты и сам сойдешь, зачем тебе еще одна?

По лестнице неторопливо спускалась элегантная алендийка, одетая неброско, но с истинно столичным шиком. Каштановые волосы собраны в узел. Шляпка с густой вуалеткой – на виду лишь треугольный подбородок и алая полоска губ, чуть искривленных в иронической улыбке.

Посещая те кварталы, где обрывался след вывезенных из Королевского банка денег и слитков, они каждый раз маскировались по-новому. Они не единственные напали на верный след: несколько раз видели там Орвехта, но лучший дознаватель Ложи продвинулся в поисках не дальше, чем его тайные конкуренты.

– Энга Лифрогед, прошу любить и жаловать. Увы, здесь нет Дирвена, он бы оценил… Собирайтесь, не заставляйте прекрасную даму ждать!

Гардеробную для этих вылазок устроили в комнате, для посторонних запечатанной: никто кроме них не мог туда войти. Одежда на стойках, как в модном магазине, на одной из стен большое зеркало в деревянной раме, еще два по углам, со створками на шарнирах. На окне плотно закрытые китонские жалюзи, расписанные «водяными грибами», которые видны лишь под определенным углом – словно синеватые тени на перламутровом фоне.

Хантре, как чаще всего бывало, преобразился в сурийца, спрятав рыжую шевелюру под тюрбаном. Глаза подходящего цвета – темно-карие, вдобавок коричневый грим сделал лицо дочерна смуглым. Кемурт тоже воспользовался гримом, подрисовал брови и надел парик.

«Дама» их не дождалась. Чтобы не вызывать подозрений, до Треуголья они обычно добирались порознь.

День был солнечный, разноцветный, переливчатый, как пыльца с крыльев флирии. В Треуголье у него всякий раз появлялось ощущение, что оттенки цвета – это базовое, а очертания и размеры предметов – второстепенные характеристики. Наверное, таким видят мир некоторые художники, однажды у них с сестрой зашел разговор на эту тему, и она сказала… Хотя нет ведь у него никакой сестры, откуда ей взяться, в Сонхи он дома, а родственников у него здесь не нашлось, значит, и сестры тоже нет… Но родился-то он не в Сонхи… Только это не имеет значения, раз он вернулся домой…

– Ты чего? – спросил Кем, когда он сбился с шага около ветхого домика, похожего на засохшее пирожное, в пыльной щербатой лепнине, чудом пережившей шаклемонговские рейды.

– Со мной вроде что-то не так… И вроде давно не так, но я не могу понять, в чем дело. Сейчас показалось, как будто бирюзовый волчок перед глазами крутится, из-за него я не могу вспомнить, о чем перед этим подумал.

– Может, какие-нибудь сбивающие чары, которые применил Жмот? – деловитым шепотом отозвался амулетчик.

Жмотом они называли между собой Чавдо Мулмонга – чтобы никаких зацепок, если кто-нибудь услышит их разговоры.

– Что-то другое…

– Щас я помои-то на головы выплесну! – донесся с балкончика наверху азартный старушечий голос. – Неча тут стоять да высматривать, а ну-ка, проходите мимо! Уже пошла за помоями!

Они двинулись дальше.

– А то ходят тут, шелопуты, чего бы стащить! Видали мы таких… – неслось им вслед, пока не завернули за угол.

Так называемая Энга стояла возле ограды заброшенной мануфактуры – стройный силуэт на фоне обветшалой кирпичной стены, как будто в линялый гобелен вонзили кинжал.

– Сколько я должна вас ждать?! – измененный зельем голос звучал томно и недовольно.

– Простите, госпожа, не сразу нашел улицу, – степенно извинился Кемурт.

В буром парике с проседью и с приклеенными усами он выглядел лет на двадцать старше. Хантре с потертым бартогским чемоданчиком для инструментов держался у него за спиной.

– Я плачу не за ожидание, – надменно скривилась «дама». – Ну, пошли, Купрехт или как вас там…

По сегодняшней легенде, госпожа хотела купить недорогой старый дом – в хорошем состоянии, чтобы сэкономить на ремонте, и наняла сведущего в таких делах мастера.

Они отправились бродить по Треуголью, якобы высматривая в окнах дощечки с надписью «продается». Шнырь тоже был здесь – прятался на изнанке тесно стоявших домов, проворно шмыгал через открытые участки.

А дощечек ни одной не осталось: то ли недвижимость этого местечка внезапно начала пользоваться бешеным спросом, то ли Ложа все что есть выкупила или арендовала.

«Мастер» критически высказывался о здешних постройках – с видом знатока, набивая себе цену – и советовал присмотреть дом в другом районе. Госпожа была не в духе, задавала вопросы и тут же раздраженно обрывала его, не дослушав. Бессловесный работник-суриец покорно тащился за ними с чемоданчиком.

Уведенные из Королевского банка деньги и ценности сюда привезли, но отсюда не увозили. Шнырь уже облазил все подвалы и всю изнанку здешних домов. Канализационные туннели и расположенные ниже катакомбы тоже проверили, как и заколоченные корпуса мармеладной мануфактуры. Что же ускользнуло от их внимания?

Если увидеть предмет поисков никак не получается – значит, он лежит не на виду… Надо просто-напросто додуматься до того же, до чего додумался Мулмонг. Возможно, способности видящего тут бесполезны, и они с Орвехтом на равных.

Ставка в этой игре непомерно высокая. Такая, что если проиграешь, впору дальше не жить.

Ставка – Сираф со всем его населением.

Изможденные лица. Обмазанные глиной хижины-плетенки, на каждой табличка с номером: для удобства надсмотрщиков все работоспособные жители деревни переписаны. Кое-где торчат ветхие деревянные скульптуры, серые, тронутые гнилью, с остатками тончайшей резьбы – уцелели с тех времен, когда сирафцы принадлежали сами себе. Хромая старая шаманка, одетая в латаную рвань. Спина ее кособокого соседа – в рубцах, струпьях, гноящихся язвах, здесь это сплошь и рядом.

А вокруг тихо покачиваются розоватые метелки цветущего тростника, в зарослях полыни стрекочут цикады. Сираф – красивая страна, но Хантре эту красоту едва заметил. Когда пришли в деревню, его охватил озноб: как будто с головой стоишь в мутной воде, и вокруг людей плавают или неподвижно висят какие-то ошметки – только это не грязь, что-то другое. У «воды» привкус боли. Хотя эту среду неправильно сравнивать с водой, она больше похожа на вязкое желе, которое сковывает движения, давит на грудь и на горло. Захочешь убежать – не отпустит: каждый, кто здесь рожден, навеки пойман.

Он попытался разобраться, что за «ошметки» преследуют жителей деревни: и раньше порой видел нечто подобное, но не в такой концентрации. Туманные нечеткие слепки небольших предметов, абстрактные узоры… Или все-таки не абстрактные, каждый из них обладает смыслом… У старой резчицы, у ее соседа и еще у некоторых такого ореола не было – в чем разница между ними и остальными?

Вскоре понял, в чем: у тех, кто слишком искалечен, чтобы работать на плантациях, есть время на творчество, а у тех, кто от рассвета до заката гнет спину на «просвещенных» хозяев, сил для этого не остается. То, что они могли бы создавать, так и маячит на расстоянии вытянутой руки, не воплощаясь, но и не рассеиваясь. Произведения искусства, которым не суждено преодолеть границу между замыслом и его осуществлением – словно полуживые медузы в плену у прибоя. Нельзя сказать, что это исключительная особенность Сирафа, но здесь этого в разы больше, чем где бы то ни было, как лапши в супе.

Он с трудом вынырнул из «желе» и вернулся в состояние обычного человеческого восприятия.

Вдали, на фоне орхидейно-роскошного тропического заката, белели ларвезийские дома с портиками и колоннами, и с той же стороны доносились протяжные истошные крики – кого-то из рабов подвергали экзекуции. В деревне к такому привыкли, а у Хантре с Тейзургом чуть не дошло до драки.

Тейзург его туда не пустил: открыл Врата, и они, сцепившись, провалились в Хиалу, где на них сразу налетел лысый демон с бледным ликом плачущего шута и розовым перепончатым «воротником» – то ли они его потревожили, то ли он проходил мимо и захотел принять участие в потасовке. Когда его отшвырнули, он поглядел на них, понял, на кого нарвался, и поспешил исчезнуть.

Хантре порезался о перепонку, это привело его в чувство. А Эдмар заметил, что если сейчас затеять разборки с колониальными чиновниками в Сирафе, их дальнейшие планы можно будет скормить первым же встречным демонам, зато когда Сираф достанется ему, он сделает из этой дыры цивилизованную страну.

Для того чтобы их планы не пошли на корм демонам, надо опередить Ложу.

Треуголье отличалось от других районов Аленды, но обычным зрением этих отличий не увидишь. На одном из уровней восприятия мир напоминает ковер или многослойную цветную паутину – и здесь его нити были перепутаны, а местами свалялись в комки. Похоже, что обереги тут должны изнашиваться быстрее, потому и народцу раздолье. Но никаких дополнительных укромных полостей на изнанке Треуголья нет, это они уже проверяли, и это подтвердила побывавшая здесь тухурва. А если не полость – тогда что? Может быть, спрятанная под спутанными в колтун нитями прореха в «ковре»? Раньше ему это в голову не приходило…

Он отошел в сторону, уселся на щербатое крылечко заколоченного дома. Спутники покосились на него и тут же вернулись к своим препирательствам: «дама» обвиняла «мастера» в том, что он задумал всучить ей недвижимость за конскую цену, чтобы получить с продавца вознаграждение, консультант оправдывался – мол, у него и в мыслях такого не было, и он уже дюжину раз пожалел, что с ней связался, на вас, сударыня, не угодишь… Эдмар играл свою роль самозабвенно и с удовольствием, Кемурт выглядел немного ошеломленным, но это лишь добавляло убедительности его персонажу.

«Колтунов» целых пять, и под одним из них дыра. Трещина в пространстве. Провал. Только под одним. Надо посмотреть на это вблизи.

– Хозяина, сколько будем ходить? – спросил он, подражая ломаной речи сурийцев, недавно перебравшихся в Ларвезу. – Не слушай этот злой женщин, обед пора!

– Ну, Кубрехт, это уже ни в какие рамки! – процедила взбешенная «заказчица». – Еще и ваш паршивый слуга будет мне грубить? И я за это платить должна?!

– А ну, помалкивай! – прикрикнул «мастер» напомощника. – Сударыня, мы договорились на почасовую оплату…

– Вы меня за почасовую оплату водите кругами по самым дрянным закоулкам, до сих пор не показали ничего приличного!

– Хозяина, я в обед пошел! – вскочив, Хантре подобрал чемоданчик и направился в ту сторону, где находилась «трещина». – Пустой живот не работа!

– Стой, подлец! Инструменты положь! Кому говорю, стой!

Мастер с дамой бросились за ним.

Он повернул за угол. Такая же сонная улочка, на балконах сохнет белье, на узких тротуарах из всех щелей лезет трава. Еще поворот. Где-то рядом, в этом замусоренном закоулке… Справа – стена жилого дома, вряд ли обитаемого, на втором этаже пара пыльных окон в частых переплетах. Слева – глухой кирпич, похоже на каретный сарай с вместительным чердаком для всякого хлама, типичная для Аленды надворная постройка. «Трещина» справа, за этой блекло-розовой стеной с облупившейся штукатуркой.

– Денег давно не платишь – нет больше работа! – на ходу огрызнулся Хантре.

Решено было во время поисковых вылазок мыслевестями не обмениваться – мера предосторожности, вместо этого они пользовались кодовыми фразами. Он сообщил спутникам: «здесь что-то есть» – и прошел мимо, не сбавляя шага. Если за ними наблюдают – а в Треуголье сейчас наверняка все под наблюдением, и старожилы, и посторонние – не стоит привлекать внимание функционеров Ложи к этому месту.

На набережной канала Встреч разругались окончательно, и каждый направился в свою сторону – чтобы вернуться кружным путем в особняк на улице Черных Вишен, перед этим убедившись, что слежки нет, и никакое чужое заклятье не прицепилось.

– Так вот в чем дело… – Эдмар не слишком удивился. – Что ж, Мулмонг был интересным противником, впору пожалеть о том, что милейший коллега Суно отправил его в объятия демонов.

Они сидели в Нефритовом кабинете князя Ляраны: стены, пол, столешница – приглушенная стылая зелень подернутого ледком пруда в месяц Совы. Зато в чашках дымился горячий кофе.

– Ты знал об этой трещине? – спросил Хантре.

– Если бы знал, мы бы не потратили столько времени на поиски, – ласково улыбнулся ему Тейзург. – Я знаю о таком явлении – это крайне редкая аномалия, своего рода червоточина в ткани реальности. Удивительно другое: каким образом Мулмонг сумел провернуть такой трюк под носом у Властелина Сонхи… Впрочем, зная обоих – ничего удивительного.

– Он использовал какой-то амулет? – теперь уже задал вопрос Кемурт.

– «Тихий крот», или, по другим источникам, «Провожатый Унонды». Понятия не имею, кто такой Унонда. Или кто такая. Вероятно, автор этого полезного изобретения.

– Никогда не читал и не слышал об этом…

– Тем не менее, ты этот артефакт видел и держал в руках. И Хантре его тоже видел.

Откинувшись в кресле, Тейзург щурил подведенные глаза и ухмылялся, наслаждаясь замешательством собеседников, но Хантре испортил ему удовольствие:

– Наверное, та шкатулка Ферклица, которую Кем добыл в замке Конгат?

– Совершенно верно. Что же ты свой кофе не пьешь? Ах, прости, я не налил тебе сливок… – Эдмар вел себя как раньше, словно Хантре не попался на взломе его памяти – это скорее настораживало, чем успокаивало. – «Тихий крот» у нас есть, с его помощью мы сможем переместиться по каналу червоточины в другой конец – вероятно, там и находится сокровищница Мулмонга. Полагаю, у него тоже был такой артефакт, и все наворованное он сбрасывал в трещину. Только сбежать этим путем не додумался, в современных источниках ни намека на такую возможность. Хотя это не для него, по червоточине надо путешествовать в демоническом облике. Мы с тобой перекинемся, а Шныря и Кемурта возьмем пассажирами.

Шнырь сидел в уголке с чашкой сливок и глядел исподлобья на Хантре. Чашки у всех четверых были из одного сервиза, выточенные из нефрита в тускло-зеленых разводах.

– До сих пор ни разу не замечал таких трещин.

– Это редкое и преходящее явление. Червоточины, или завороты, как их еще называют, появляются в силу неведомых причин, потом зарастают и исчезают. Увы, все переменчиво…

При этих словах лицо у Шныря стало совсем несчастным, рука с чашкой дрогнула, несколько белых капель упало на пол.

– Они зарастают постепенно, так что для нас никакого риска, – взглянув на него, добавил Тейзург.

Похоже, Шныря это не слишком утешило.

– Может, не брать его с собой?

– А тебя, рыжий, никто не спрашивает! – взвился гнупи. – Не твое дело! И если тебя, крысокрада окаянного, убьют как собаку, не буду я плакать, не надейся!

– Ну и что это значит? – поинтересовался Хантре, когда тот исчез.

– Болезнь роста, я думаю, – Эдмар тепло улыбнулся, как будто извиняясь за выходку своего слуги. – Кемурт решил заняться его воспитанием и читает ему книжки. Должно быть, это вывело его из равновесия – новый взгляд на мир и так далее. Не обращай внимания. Еще кофе?..

3. Заворот

Шеро Крелдон родился в месяц Пчелы и обладал всеми качествами, какие приписывают людям этого знака: целеустремлен, упорен, работоспособен, последователен в осуществлении своих планов, отличается завидным самоконтролем. Впрочем, когда дело касалось сладких десертов, самоконтроль ему изменял. В последнее время он нашел способ борьбы с этим пагубным пристрастием: держал под рукой какое-нибудь непристойное чтиво самого последнего разбора, и если в голову лезли мысли о пудингах-вафлях-пирожных, прочитывал несколько страниц похабщины – аппетит враз отшибало.

В приемной Суно спохватился, обшарил карманы, отдал секретарям завалявшуюся плитку шоколада (во избежание), и лишь потом направился в кабинет Верховного Мага.

Стараниями Дирвена Ложа осталась без резиденции – обширная территория в центре Аленды огорожена забором, за которым сплошные руины – и теперь штаб-квартира высшего руководства располагалась в одном из дворцов, конфискованных у знати, опрометчиво поддержавшей «Властелина Сонхи». Мрамор, позолота, лепнина, ковровые дорожки – все как полагается, а все равно масштабы не те.

– Скажу сразу, порадовать нечем, – заговорил Орвехт, усевшись в кресло для посетителей. – Треуголье воистину заколдованное место. Концы теряются именно там – это все, что могу утверждать с полной определенностью. В библиотеке бы порыться, да нет у нас больше библиотеки… За одно это Дирвена убить мало.

Верховный Маг сумрачно кивнул. Суно заметил, что книжка, спасающая от обжорства, у него уже другая: вместо «Непристойных похождений трех нескромных сестричек» – «Столичные приключения весёлого парикмахера из Мехины».

– На день рожденья запихну эту дрянь подальше и съем свой любимый тортик, – проследив за его взглядом, признался Шеро. – И никто мне не помешает. Один раз в год можно. Тем паче, пятьдесят – юбилейная дата, хвала богам, что не в катакомбах доведется отмечать. Поверху будут узоры из сливок и взбитого по моему собственному рецепту шоколадного крема… Ладно, эк меня повело, – открыв наугад «Весёлого парикмахера», он пробежал глазами несколько абзацев, и мечтательное выражение сошло с его одутловатого лица. – Несусветная гадость, ежели несвоевременный аппетит одолеет – всячески рекомендую. Слыхал уже про Зибелдона?

– Краем уха, – Суно был всецело погружен в свою задачу с канувшим банковским капиталом и за новостями следил с пятое на десятое. – Слыхал, что он объявился в Аленде, но кто-то его отколошматил, и он как пришел, так и ушел. Полагаю, нарвался на тех, кто не может простить ему той достопамятной пьянки с последствиями?

– Неправильно полагаешь. Отколошматил его не кто-то, а сам мир Сонхи, и не за последствия вашей достопамятной пьянки, а за то, что явился он с целью розыска некого человека.

Если интриган Шеро рассчитывал удивить собеседника, у него это не вышло.

– Коллеги Хантре где-то хватились?

– Эх, был бы ты в нынешнем деле так же догадлив, – проворчал Верховный Маг. – Зибелдон успел получить информацию, но вдогонку ему прилетело шкафом, и живой ли ушел – неизвестно. Дело было в «Пьяной бабочке» на бульваре Красных Перчаток. В заведении осталась половина буфета, перекушенного надвое закрывшимися Вратами. Мы ее забрали для исследований. А верхняя половина отправилась путешествовать по мирам, тоже кому-то для исследований досталась… Мы получили весьма любопытную информацию – повезло, что очевидцы не простые зеваки, а наши маги, завернувшие в «Пьяную бабочку» пообедать. В том числе Гричелдон. О визите человека, на которого, по его словам, ополчился весь мир, он сообщил незадолго до инцидента.

Минувшей весной Грено «Дурной Глаз» Гричелдон был на волосок от гибели. Хорошо, что не спороли горячку. Если бы поступил приказ от архимагов, Грено втихую отправили бы в серые пределы, потому что как он что-нибудь не подумавши ляпнет, так оно и случится. Нарочно сглазить он никого не мог, и держать эту способность под контролем не мог, хотя Орвехт пытался его поднатаскать. Догадку о том, что дело с ним обстоит вовсе не так, как все думают, первой высказала Марченда Фимонг, активная участница сопротивления, которую Крелдон вернул из ссылки накануне смуты.

Коллега Марченда была известна своими здравыми суждениями, ее и сослали за то, что она критически отзывалась о системе, которая зиждилась на Накопителях. Познакомившись с Грено и послушав, как его характеризуют, она всего-навсего поинтересовалась: «А вы уверены, что он глазит? Может быть, он нетипичный видящий, и говорит о том, что будет? Проверяли вы его на сглаз в лабораторных условиях по углубленной процедуре?»

Шеро и Суно переглянулись. Не проверяли.

Марченда оказалась права: Грено – видящий восемь из десяти. Глобальных прогнозов от него не жди, но если он вдругорядь сболтнул о каком-то локальном событии, оно с высокой степенью вероятности произойдет. Управлять этой способностью он не может, зато и сглазить никого не может, ни по умыслу, ни случайно. «Хвала богам, что не ухайдакали коллегу ни за что, ни про что», – подытожил тогда Крелдон.

Информацию о том, что Грено – нетипичный видящий, засекретили для узкого круга посвященных. Прозвище «Дурной Глаз» от него так и не отлипло, и коллеги по-прежнему его одергивали, если у него срывалось с языка «не то».

– Выправи мне бумагу, предоставляющую неограниченное право доступа в любую библиотеку на территории Ларвезы, независимо от чинов владельца и времени суток, – попросил Орвехт.

– Это можно, – Шеро потянулся к бронзовому чернильному прибору – тоже конфискованному, судя по гербам, ничего-то своего у Ложи не осталось. – Все что скажешь, лишь бы вышел толк. Наш стервец-кредитор свои договорные обязательства выполнил, но чует мое сердце, есть у него в запасе какой-то подвох… Да еще овдейские коллеги нам давеча полуофициальную претензию выкатили.

– Обижаются, что заняли не у них?

– По другому вопросу. Некая баронесса Тарликенц, состоящая в родстве с влиятельными персонами, отправилась со своей воспитанницей путешествовать. Обе амулетчицы. В Сакханде они в погоне за экзотикой зашли пообедать в дрянную сурийскую харчевню, и там у них вышла стычка якобы с амулетчицей Ложи. Сия находчивая девица использовала «Длинную руку», чтобы облить баронессу и ее спутницу похлебкой из их же мисок, вдобавок имели место словесные оскорбления. В ходе инцидента пострадала обстановка харчевни, после чего наша барышня сбежала через окно, а овдейкам пришлось заплатить за разгром. Знаешь ведь неписаное правило: ежели маги или амулетчики разных стран где-то погорячились – ущерб возмещают те и другие, а кто отлынивает, тот свою державу позорит. Жабы овдейские не преминули на это указать.

– Некрасивая ситуация, – согласился Орвехт. – Надо бы выяснить, кто эта амулетчица, чтобы куратор провел с ней воспитательную беседу.

– Уже выяснили, что сия лихая девица и впрямь ларвезийская подданная, но амулетчицей Ложи не является. Это была стычка между частными лицами.

– Ну и хвала богам. Тогда какое отношения все это имеет к Ложе?

– А такое, что личность сбежавшей барышни установлена, и она тоже приходится родственницей некой важной персоне. Но об этом мы овдейским коллегам сообщать не будем.

Шеро уставился на него выжидающе. Неспроста он все это рассказывает.

– Надеюсь, речь не о Глодии? – спросил Суно после паузы, обреченно вздохнув.

– Надеяться-то можешь, да против фактов не попрешь.

– Будь у нее ума побольше, ее способности обнаружились бы раньше. Задержали?

– Пока не нашли. То ли залегла на дно, то ли ее уже нет в Сакханде. Задерживать не будем, возьмем под наблюдение: если через нее доберемся до Дирвена – появится шанс принять надлежащие меры. Но сперва ее надо найти. Что-то в последнее время у нас все бесследно исчезает, и деньги, и люди… А порой то и другое вместе. Подозреваю, что Чавдо не все целиком увел, кое-что казначейские служащие растащили – и их теперь тоже днем с фонарем не сыщешь.

Получив заветную бумагу за личной подписью главы Светлейшей Ложи, с двумя гербовыми печатями на шнурках, Суно отправился к маркизе Фанхевальд, несговорчивой старой даме, которая в лучшие времена объездила весь свет вместе со своим ныне покойным супругом. Маркиза жила затворницей в тихом районе, гостей не принимала, фасад ее особняка прятался за кронами вековых лип, и во время смуты о ней никто не вспомнил. Возможно, Чавдо Мулмонг имел в виду, что у нее есть, чем поживиться, но поставил ее в конец списка, все равно никуда не денется. Молодчики Властелина Сонхи до гнезда маркизы не добрались – к счастью и для нее, и для Орвехта.

Чтобы попасть внутрь, пришлось прибегнуть к магии: вышколенные слуги, такие же престарелые и упрямые, как их госпожа, ни в какую не хотели впускать незваного гостя. Пока маркиза недовольно и придирчиво изучала документ, Орвехт рассматривал друзы кристаллов, раковины тропических моллюсков, ветвистые кораллы – все эти экспонаты внушительных размеров были расставлены в гостиной вдоль стен и снабжены подписанными от руки табличками. Кому все это достанется, когда госпожа данг Фанхевальд уйдет в серые пределы? Хорошо бы она завещала свои сокровища Ложе или короне… Выкупить коллекции вряд ли получится: хозяйка, скорее всего, не захочет расстаться с тем, что напоминает ей о былых странствиях и приключениях.

Наконец маркиза капитулировала и повела его в библиотеку. Анфилада из четырех комнат, меж дубовых стеллажей втиснулись застекленные шкафчики с минералами, гербариями, диковинной утварью из всех уголков Сонхи.

– Смотреть книги, сударь, будете в моем присутствии, – категоричным тоном заявила хозяйка, усаживаясь в кресло. – Чтобы ничего не тяпнули к себе в кладовку, а то кто ж вас, магов, не знает…

Орвехт заверил ее, что никогда бы так не поступил. Хотя чего уж там, поступал не раз – но исключительно в интересах дела и на благо Ложи.

Потом маркиза сменила гнев на милость и, позвонив в колокольчик, велела заварить чай на двоих.

В библиотеке Фанхевальдов нашлось редкое издание «Парадоксов пространства» Ри Чавиллы и «Полная энциклопедия практикуемых и гипотетических тайников» безымянного автора, вот их-то он и принялся штудировать. Ушел, когда начало смеркаться, пообещав маркизе, что завтра принесет экзотический кофе, которого она, как выяснилось, еще не пробовала.

Он бы засиделся до полуночи, но хотелось поскорее увидеть Зинту. В последнее время отношения между ними не то что разладились, но дали трещину – тонкую, как волос, почти незаметную. Это как заноза, которую то чувствуешь, то нет. Суно не знал, что с этим делать.

Если бы речь шла о них, о будущем ребенке, об их окружении, он сумел бы все уладить. Но Зинту беспокоило другое. Когда она впервые завела об этом разговор, Орвехт поначалу не понял, куда она клонит.

– Вы с Шеро Крелдоном теперь самые главные люди в Ларвезе, так ведь?

– Коллега Шеро главный, поскольку он Верховный Маг, а я вхожу в круг его ближайших помощников. Мы будем жить хорошо, тебе не о чем больше беспокоиться.

– Мы-то будем, а как насчет всех остальных, кому несладко живется? Вы с Шеро собираетесь принимать правильные законы?

Лицо Зинты, побледневшее и немного опухшее на позднем сроке, для него все равно оставалось прелестным. Он смотрел на нее с нежностью – и в первый момент не догадался, насколько глобальную и скользкую тему она затронула. Честно говоря, к этому он совсем не был готов, потому и не успел перевести разговор в безопасное русло.

– Правильные – это какие? Увеличить расходы на лечебницы? Есть такие планы. Мы собираемся через пару месяцев восстановить финансирование лечебниц при храмах Тавше в прежнем объеме.

– Это доброе дело, но это, как говорят в Молоне, всего один стебелек из стога сена. Еще надо принять законы, чтобы всякому наемному работнику платили не меньше, чем нужно на прожитье, и чтобы людей не заставляли работать больше десяти часов в сутки, и чтоб у каждого было по два выходных в восьмицу, и чтобы тем, кто немощен, государство платило пособия, достаточные для жизни, и чтобы были бесплатные школы для детей бедняков, и чтобы тех зложителей, кто колотит своих работников, за это судили, и чтобы зложителей-взяточников тоже судили…

– Зинта, погоди, неужели ты студенческих подпольных брошюр начиталась?!

– Не начиталась, хотя видела я те брошюры – там много верного написано. Раз вы с Шеро теперь верховная власть, сделайте так, чтобы зложительства стало меньше, а справедливости больше. Кому ж и делать, если не вам?

– Не все так просто. Общество подразделяется на слои, группы, фракции, у каждого малого сообщества – свои интересы, и если мы с Шеро все перелопатим, не считаясь с чужими устремлениями, этак мы останемся без поддержки.

– А разве для вас важнее всего поддержка тех зложителей, которые только и думают, как бы побольше под себя подгрести, и не совестно им оттого, что другим из-за этого плохо?

– Зинта, государство можно сравнить с бартогской машиной, чрезвычайно сложно устроенной. Если в ней сломаются передаточные механизмы, выпадут шестеренки и винтики – машина перестанет работать. И если кто-нибудь попытается насильственно переделать ее так, как ты предлагаешь, ничего хорошего не получится.

– Почему? В Молоне же получилось!

– Гм, не сказал бы. И по нашей информации, и по твоим же собственным рассказам, в Молоне тоже процветают и взяточники, и те, кто гребет под себя, не считаясь с чужими интересами. Зложители, которые маскируются под доброжителей, если использовать молонскую терминологию.

– Вот видишь, в Молоне им все-таки приходится маскироваться, потому что все знают, что взятки и чрезмерная жадность в ущерб другим – это плохо. А в Ларвезе не приходится, здесь таких еще и уважают за то, что они вперед всех прибежали к столу, отпихнув остальных, да больше всех слопали. Я и правда на всякое насмотрелась, когда мы с Эдмаром жили в Паяне, иные зложители даже над Доброй революцией посмеивались. Но знаешь, Суно, если у людей с первого раз что-то получилось криво-накосо, это еще не значит, что оно у них по-хорошему никогда не получится. А вы у себя в Ларвезе даже не пробовали так поменять жизнь, чтобы все стало по-справедливому, ну так сейчас попробуйте – самое время!

И что ему, спрашивается, с этим делать? Если бы Зинта попрекнула его тем, что он дважды в восьмицу проводит время с барышнями из борделей (с этим все обстояло по-прежнему – коллега Тумонг, курирующая досуг функционеров Ложи, пережила смуту и вернулась к исполнению своих деликатных обязанностей), он бы сказал, что любит только ее и пользуется платными утехами исключительно из гигиенических соображений, поскольку ей это сейчас противопоказано. Но об этом она ни словом не обмолвилось, ее волновали общественные проблемы: справедливость, условия труда наемных работников, школы для всех… Хвала богам, что лекарка под дланью Тавше не станет подбивать горожан на беспорядки или в этих беспорядках участвовать, разве что примчится оказывать помощь пострадавшим. Но на Суно она в тот вечер глядела так, словно чуть-чуть обманулась в своих ожиданиях.

– Зинта, перемены должны происходить постепенно, шаг за шагом. Вопрос о доступности начального школьного образования, пожалуй, стоит поднять. Обязательно его рассмотрим, а то не годится, что мы уступаем Овдабе и Молоне, где население почти поголовно грамотное.

– Этого мало!

– Шаг за шагом, как по лестнице, чтобы не полететь с этой лестницы кубарем, – и, не давая ей возможности продолжить спор, Суно спросил: – Больше тебя ничего не тревожит? Что-нибудь не столь масштабное, из ближайшего окружения?

Финт удался.

– Нинодия, – озабоченным тоном сообщила Зинта. – Ведет беспутную жизнь, пьет, хотя я ей запретила. Боюсь, она своего ребенка погубит. Сейчас ей нельзя рожать, и я силой Тавше запечатала ей чрево, но это же временное, а она никак не возьмется за ум. Поговорил бы ты с ней? Может, хоть тебя послушает…

– Прости, но не вижу смысла. Утопающего не спасешь, если он сам рвется в воду, еще и камень в охапке тащит. Ты сделала все что могла, дальше выбор за Нинодией. Если она выкинет камень, снимет с шеи петлю и начнет выполнять твои рекомендации – буду рад, если нет – кто ж ее заставит. Увещевать Нинодию – неблагодарное занятие. Будет поддакивать и уверять, что исправится, а едва ты за порог, снова примется за свое.

– Да я уж знаю, – вздохнула Зинта. – Говорит, что хочет родить и в этот раз ни за что свою дочку не бросит, а сама…

– Насчет этого я тоже не спешил бы ей верить. Полагаю, опять бросит. Скорее всего, отдаст няньке и будет о ней забывать на восьмицу-другую. А пить, увы, не бросит.

– Суно, а давай, как все это начнется, ее дочку к себе возьмем? – Зинта уставилась на него с просьбой в глазах и затаенным напором – словно только и ждала момента, чтобы заговорить об этом. – Будут у нас мальчик и девочка, брат и сестра.

– В принципе, не возражаю, но, может быть, пусть это будет не ребенок Нинодии? Возможна дурная наследственность – ты ведь, как лекарь, сама понимаешь…

– Если она пойдет не в мать, дурной наследственности не будет.

– Подозреваю, что отец ребенка такой же забулдыга, как сама Нинодия.

– Не забулдыга. По отцовской линии там с наследственностью все в порядке. Я знаю, кто это.

– И кто же?

– Не скажу, – буркнула Зинта, отведя взгляд, но потом решительно вскинула голову. – Ты согласишься взять к нам ее ребенка?

– Раз ты уверена, что все в порядке, и раз ты этого хочешь, я не против.

Пообещала Нинодии или ее неведомому партнеру, что никому о них не расскажет? Если истинная молонская доброжительница дала слово – не сомневайтесь, она его сдержит.

Суно понимал, что к теме реформ она еще вернется, и готовился к новому разговору, как к диспуту с искушенными в словопрениях коллегами. Аргументы должны быть вескими, примеры доказательными… Если он не сумеет убедить ее в невозможности таких перемен, трещина не исчезнет, а если их отношения разладятся – Зинте есть, куда пойти. Она всегда может поселиться при лечебнице, да и стервец Эдмар готов приютить ее хоть в своей алендийской резиденции, хоть в Ляране. Плохо. Ему было бы спокойней, если бы он был для нее единственной опорой.

Коллега Хантре предпочел остаться на службе у Тейзурга, хотя Ложа предлагала ему самые заманчивые условия. Поди объясни таким, как они с Зинтой, что Лярана – новое княжество, там пока еще ни традиций, ни сложившихся кланов и сословий, только переселенцы со всех концов Суринани, а единственная власть – князь Тейзург, который волен делать все, что ему вздумается. Экспериментируй сколько угодно, открывай бесплатные школы, издавай любые законы. Кто же станет ему перечить? Это его страна, его игровая площадка.

По донесениям агентов, ляранская лечебница занимает целый дворец и всегда полна пациентов – одни прибывают, другие уходят, еще и народу там работает изрядно. Коллега Эдмар выполнил обет, чтобы умилостивить Тавше, хотя та на него и не гневалась. Не было насущной необходимости в таком обете. И о его альтруизме кому-нибудь другому рассказывайте. С какой целью он все это затеял? А чтобы опутать Юг своей шпионской паутиной: пациенты тянутся отовсюду, знай себе расспрашивай да вербуй соглядатаев.

Когда Суно обмолвился об этом в разговоре с Зинтой – пусть поймет, что ее старым приятелем движет отнюдь не великодушие – та отмахнулась: ну и что, главное, что такая лечебница есть, и даже если Эдмар под прикрытием наладил разведку, это не отменяет того, что бесплатно лечить больных – доброе дело. «У Ларвезы ведь тоже в Суринани разведка, вот и открыли бы такую же лечебницу, чем его за это хаять», – сразила она Орвехта последним доводом.

У коллеги Тейзурга денег – чворку не съесть, крухутаку не склевать, его сокровищница с древних времен дожидалась своего хозяина. Еще одна причина, в силу которой он может позволить себе все что угодно, даже основать в Олосохаре еще одно княжество, если ему Ляраны станет мало. Или даже не в Олосохаре, а в краях с более мягким климатом, и не основать, а выкупить у какого-нибудь бедствующего царька. Впрочем, где же сейчас найдешь такого дурня со страной на продажу, если государства просвещенного мира все более-менее стоящее давно прибрали к рукам…

Коляска на рессорах катила по ровной брусчатке без единой колдобины, и все равно достопочтенный Орвехт так и подскочил на сидении. Можете считать, дорогие коллеги, двух таких дурней Тейзург уже нашел. И не надо ехать в дальние края, чтобы на них посмотреть.

– У людей только одна обязанность – быть вкусными. Мы прежде всего люди, и от нас нельзя требовать, чтобы мы были умными, или смелыми, или сведущими в магии и других премудростях, – говоривший чуть скривил губы и покачал головой, снисходительно, с оттенком осуждения и недоумения, словно показывая своим подопечным, как надо относиться к тем, кто предъявляет к людям такие нелепые требования. – Обо всем думать, что-то решать, справляться с трудностями – удел вурванов, а нам надлежит с благодарностью принимать их заботу, во всем их слушаться и прежде всего – быть вкусными. Неважно, кто ты и чего хочешь, главное – всегда оставайся вкусным, и тогда будешь пользоваться в Эгедре заслуженным уважением!

Его звали Арулам, в караване он был старшим надсмотрщиком. Болезненное моложавое лицо, темные волосы собраны в пучок, богатая одежда, как у сурийского вельможи, шея плотно замотана узорчатым шаром с золотым шитьем. Слушатели сидели напротив. Четыре девицы, считая Глодию, шестеро парней. Слуги вурванов собирались купить больше невольников, но их спугнули маги Ложи, и пришлось им покинуть Докуям-Чар раньше намеченного срока. В пустыне они вскоре оторвались от погони, так как путешествовали отчасти в обычном пространстве, отчасти по тропам волшебного народца на границе людского мира и Хиалы. В нескольких шабах от Сакханды караван поджидали двое вурванов – они могли ходить по этим тропам и водить с собой спутников. Демонов там не встретишь, это еще не сама Хиала, а, скорее, что-то вроде изнанки в человеческих городах. Как объяснил Арулам, в Олосохаре немало таких путей, так что им не придется тратить на дорогу полтора месяца.

Глодия изнывала от жары, немытое тело чесалось, на перебинтованном запястье зудел укус. Хоть невольники и носили белые шарфы Нераспробованных, вурваны, сопровождавшие караван, уже отведали их крови, чтобы составить представление о товаре. Двоих забраковали, как невкусных, но не отпустили, и на стоянках заставляли прислуживать остальным. Вначале Глодия струхнула: а ну, как эти твари, хлебнув ее крови, поймут, что она амулетчица? Но потом вспомнила, Дирвен однажды сказал, что такая угроза есть только для магов и ведьм, амулетчика по крови не распознать.

Несмотря на скверное самочувствие, она была прилежной ученицей, задавала Аруламу вопросы об Эгедре и порой напоказ рассуждала о том, что по сравнению с ее прежней жизнью это будет не самая худшая доля. Она опять назвалась Климендой и наплела о себе, что вышла замуж за сурийца, а тот ее бросил, у него уже есть две жены, третью не прокормить, и она не знала, куда ей деваться, но тут встреченная на улице тетка, одетая как чучело огородное – амуши обзавидуются, приволокла ее к покупателям.

– Одежда на ней была обычная, как у всех, – заметил Арулам, сидевший напротив с чашкой, похожей в его тонких сухих пальцах на белую скорлупку.

– Чего?.. – Глодия едва чаем не поперхнулась. – А как же драный подол, сикось-накось откромсанный, и золотые цацки на платье, и черные патлы нечесаные?

– Ты о чем? На женщине, которая тебя привела, было коричневое платье, куфла с карманами и платок.

– Да ну, хочешь сказать, я на вашей жаре совсем сдурела?!

– Нафантазировала, – терпеливо возразил собеседник. – Люди склонны к пустым фантазиям, но от нас никто и не требует, чтобы мы видели вещи такими, как есть. Главное, что ты вкусная, все остальное по сравнению с этим пустяки.

Глодия хмыкнула, однако спорить не стала. Выходит, она единственная увидела эту несусветно выряженную тетёху в истинном облике, но амулеты почему-то не предупредили о том, что перед ней то ли ведьма, то ли олосохарская нечисть.

Дирвен отдавал ей то, чего самому не надо – артефакты, сила которых на исходе. В Ложе такие перезаряжают или списывают. Вот был бы номер, если бы «Длинная рука» перестала работать в разгар стычки в харчевне! Глодия аж поежилась, подумав о том, как те две овдейских поганки могли ее отделать. Воистину Кадах-Радетель надоумил ее сбежать. Амулеты надо экономить: неизвестно, надолго ли их хватит, а ей еще выбираться из этой крухутаковой задницы под названием «распрекрасный город Эгедра, в котором все люди счастливы».

Сейчас ей не терпелось поскорее там оказаться. Во время переходов по изнаночным тропам ее мутило, как и всех остальных: будто бредешь в тумане, почва под ногами то ли твердая, то ли зыбкая, в голову лезут всякие страсти про песчаные зыбучки… На привалах не лучше, днем жарища, по ночам холодина, вокруг сплошь барханы, то голые, то покрытые диковинной порослью, а песок местами изрыт норками, из которых того и гляди выползет змеюка или скорпион.

– …Посмотрите, как живут люди, предоставленные самим себе, – говорил Арулам с оттенком грустного сожаления. – Воюют, по всякому поводу ссорятся, ни о чем не способны договориться без взаимных каверз и уколов. Такова человеческая природа, от нее никуда не уйти, и людей нельзя за это строго судить. Чтобы люди жили в мире и согласии, ими должны руководить мудрые вурваны. Любой человек, сколько бы он ни прожил на свете, подобен ребенку, а дети не могут отвечать за себя в полной мере, кто-то должен за ними присматривать. Умный человек всегда знает, что он жалкий глупец. Умный человек всегда знает, что он нуждается в опеке. Умный человек всегда знает, что он прежде всего пища. В Эгедре люди выполняют свое истинное предназначение – служат возлюбленной пищей для тех, кто их с величайшей нежностью опекает, в Эгедре вы будете счастливы. Пищевые цепочки – это основа всего, и у человека есть свое место в пищевой цепочке, это непреложный закон бытия. Кто забывает о своем месте в пищевой цепочке, тот всю жизнь впустую промучается и никогда не будет счастлив. Всякое яблоко должно быть съедено, всякая бабочка должна завершить свой путь в желудке у ящерицы, и всякий человек должен отдавать свою кровь мудрому, терпеливому, бесконечно заботливому вурвану…

Глодия преданно и наивно хлопала глазами, а про себя думала: «Эк завернул, пустобрех, ну прямо-таки проповедник на храмовой площади! А у самого рожа-то худосочная, небось мрете вы там, как мухи по осени, у своих кровопийц бесконечно заботливых…»

На обратном пути из Джахагата в Роф Дирвен нашел клад.

Возвращались из города-рынка кружным путем: вурваны, которые приценивались к Ниларье, могли снарядить погоню. Для лучшего в Сонхи амулетчика отбиться от этих тварей – плевое дело, но Зунак и Бесто заладили, что царица Лорма не велела ни с кем драться. Шевтун поддержал их, джубы месилова не любят: ради войны приходится отвлекаться от Игры. Зато для джубов весь окружающий мир – словно доска сандалу, и они знают о нем такое, чего не знают остальные.

– В этой местности есть заворот, и мы можем сделать ход скулонским узлом! – произнес он гнусаво и значительно, с торжеством глядя на своих спутников. – Таких мест на свете мало, но здесь, хвала Игре, особенное место.

«Скулонский узел» – термин из сандалу магов, прием из арсенала самых крутых мастеров: вот и все, что Дирвен об этом знал. Присмиревшие Зунак и Бесто тоже вряд ли взяли в толк, о чем идет речь, у амуши другие забавы. А старый Татобур повеселел и одобрительно цокнул языком, они с джубом обменялись понимающими взглядами. Ниларья, посмотрев на деда, тоже воспрянула духом.

– Эти попрыгальцы пойдут сойгруном или уточкой, а мы заложим по краю заворота скулонский узел! – Шевтун издал характерный для джубов булькающий смешок. – Где им нас поймать!

«Попрыгальцами» любители сандалу называли бестолковых неопытных игроков, которые переставляют фигурки, не просчитывая ходы и не улавливая логику партии.

Вот они и двинулись этим самым скулонским узлом, что бы оно ни означало. Дирвена разбирало любопытство, но если спросишь – Зунак и Бесто поднимут на смех, им только дай повод. Зато однажды он подслушал, как Татобур объяснял Ниларье:

– Пространство, в котором мы живем, не всюду одинаковое. Представь себе дом, внутри которого одна большая комната, и такой же дом, разделенный внутренними стенами, со вторым этажом и лестницами, и еще один дом, обросший изнаночными комнатами и коридорами, да с висячим мостиком, который соединяет его с домом на другой стороне улицы. Вот и пространство такое же разное, люди этого не замечают, а джубы чувствуют. Кто научился играть в сандалу, тот может представить себе, как оно устроено.

В школе амулетчиков был ознакомительный курс «Введение в общую теорию пространства», там о похожих вещах рассказывали, но Дирвен слушал вполуха – его интересовала практика, а не ученая заумь. На работу с амулетами это не влияет, так что можно не париться.

Они уже третий день петляли среди невысоких пестровато-бурых скал и зарослей древовидного кустарника. Впереди шагал джуб, за ним Ниларья, потом Татобур, потом Бесто и Зунак (или Зунак и Бесто – эти порой менялись местами, один присаживался на карачки, второй через него перемахивал залихватским сальто) и замыкающим Дирвен. Настроение было паршивое, как в самые черные времена работы на Ложу: два старых мерзавца, Татобур и Шевтун, сговорились против него, чтобы он не мог с девчонкой словом перемолвиться, и не соглашались поменять построение. С досады Дирвен пинал все, что ни подвернется.

А подворачивалось тут немало странного: яблочные огрызки, шишки северных елей, рваная подметка, пустая деревянная рамка для картины, треснувшая фаянсовая миска, от удара распавшаяся на осколки. В самих предметах ничего необычного, но откуда они взялись в тропической глуши?

Дохлая черепаха, которую он вначале принял за камень. Ощетиненная хрупкими шипами морская раковина – ее пнуть не успел, Зунак сцапала раньше. Потрепанный складной зонтик в цветочек, эта находка досталась Бесто, который сразу начал с зонтиком выкрутасничать, словно шут перед публикой.

– Господин Шевтун, откуда здесь все эти вещи? – послышался голос Ниларьи.

– Из заворота выпадают, – отозвался джуб. – Что попало в заворот, то хозяин не найдет.

Какая-то пространственная фиглятина, сделал вывод Дирвен.

В отдалении в траве еще что-то валялось, но им было сказано не сходить с условной тропинки, которую прокладывал их провожатый: на шаг вправо-влево еще можно, а дальше нельзя. Судя по тому, что сейчас даже амуши без возражений ему подчинялись, лезть на рожон не стоило.

– Мы идем по краю заворота, – объяснил внучке Татобур. – Это как перебираться по камням через речку – если оступишься, ничего хорошего.

Дирвен ломал голову, как бы выманить Ниларью на свидание. Привалы устраивали в стороне от заворота, и укромных местечек хватало – есть, где подловить, но беда в том, что старик с нее глаз не спускал.

– Ты мою девчонку лучше не трожь, – напрямик заявил он Дирвену. – Ты состоишь при неблагой царице, нам незачем с ней ссориться. Наш покровитель – господин Шевтун, мы люди подневольные, никому из местных переходить дорогу не собираемся.

– Царица не узнает, я об этом позабочусь. У меня амулеты. Сейчас долговязые в трех шагах нас не услышат.

Они беседовали возле ручья, от стоянки их отделял кустарник с оранжево-розовыми цветами. Амуши потребовали, чтобы Ниларья сплела им венки, и девушка трудилась, устроившись возле задремавшего под деревом джуба. Татобур пошел набрать воды, и Дирвен ради разговора вызвался ему помочь.

– Толку с твоих амулетов. Есть разные способы узнать, что человек делал или не делал.

– Если она никому не скажет, и я не скажу, никто не узнает.

Старый игрок только рукой махнул да глянул на него, как на попрыгальца.

– Все равно она в Исшоде пропадет, а если ответит на мою любовь, у нее в жизни будет хоть немного счастья, – буркнул задетый за живое Дирвен.

– В чем тут счастье? – рассудительно, словно речь шла о чем-то заурядном, вроде кукурузных лепешек или котелка с водой, поинтересовался Татобур.

– В том, что я ее люблю, и я вижу, что она отвечает на мои чувства!

– Может, и любишь, да только не сердцем, а тем, что у тебя между ног болтается. Послушай меня, такая любовь до добра не доведет.

– Да все равно же вы с ней в Рофе пропадете! – разозлился Дирвен.

– Может, и не пропадем, если господин Шевтун будет нами доволен. Может, и получится у меня отыграть для Ниларьи свободу. А если она свяжется с тобой, и царица рассердится, ты-то выйдешь сухим из воды, а девчонке несдобровать. Послушай меня, если ты и впрямь Ниларью полюбил, даже близко к ней не подходи, чтоб до беды не довести.

Переубедить его не удалось – этот старый пень давно забыл, что такое любовь, и Дирвен решил действовать в обход. Ниларью надо подстеречь и соблазнить. Самая Главная Сволочь говорила, что он не умеет соблазнять девушек, но в Аленде он не раз слышал, как парни хвастались своими победами: ничего особенного, у него тоже получится.

Цветочки-конфеты-театры – это для тех, кто не понимает, что ты перед ней так и сяк, а она твои конфеты слопает, на какую-нибудь дурацкую оперу за твой счет сходит, а заместо любви дохлого чворка от нее дождешься. Или после поимелова заставит жениться, даже если у тебя не было таких планов. Или треснет по башке и продаст врагам, как поступила с Дирвеном подлая гадина Хенгеда. Соблазнить – это значит, добиться от девицы сердечного расположения, а для этого надо, чтоб она всей душой тебе посочувствовала. Опытные парни советовали побольше говорить о своих душевных страданиях и всяческих неприятностях, чтоб ей стало до слез тебя жалко и захотелось исправить мировую несправедливость, тогда почти наверняка возьмешь свое.

У Дирвена неприятностей было хоть отбавляй, даже сочинять не придется. Он ей расскажет, как его в детстве забрали у мамы и отдали в приют, как его ловили и пичкали зельями, когда он оттуда сбегал, как он в одиночку, рискуя жизнью, переплыл ледяную Бегону – и попал в кабалу к Ложе, как ларвезийские маги пользовались его способностями, а денег не платили и вовсю над ним измывались, как его предала Хенгеда, хотя он думал, что она его любит, как его против воли женили на некрасивой Глодии, как мама его бросила, уехала в неизвестном направлении, вышла замуж, даже весточки не прислала, он только от крухутака об этом узнал, как Чавдо Мулмонг его ограбил… И о том, как Лорма использует его в своих интересах, она оказалась не лучше магов Ложи, а во дворце у нее даже сортира приличного нет… Или нет, про сортир на надо, это будет неромантично. Всего остального для соблазнения хватит, главное – остаться наедине, и лишь бы никто не помешал.

Из-за того что им пришлось заложить крюк, путешествие затянулось, и припасы у людей закончились. Дирвен заявил, что натощак много не прошагаешь, пусть Ниларья наберет съедобных улиток и мануки, а он наловит рыбы в ручье.

– Лови побольше, – хихикнула Зунак, ее травяная шевелюра торчала над кокетливым венком, словно бурьян посреди клумбы. – Мы тоже хотим рыбы!

Ручей был справа от невысокого скального гребня, а кустарник с жирными полосатыми улитками и недоспелой, но сладкой манукой – слева, так что Дирвен и Татобур с Ниларьей направились в разные стороны. Старик наверняка присядет отдохнуть, у него больное колено, и Шевтун из-за него объявлял привалы по нескольку раз в день. Зунак и Бесто куда-то умчались. Джуб сам с собой разыгрывал партию в сандалу – Татобур упросил отпустить его с внучкой.

Дело за тем, чтобы подобраться к Ниларье. Если ломануться поверху, Дирвена выдаст шорох кустарника и треск веток, но у него есть «Прыжок хамелеона», так что он пройдет сквозь эти дурацкие скалы. Считается, что это опасно, но чего не сделаешь ради любви, если у тебя уже которую восьмицу не было нормального поимелова.

Активировав амулет, он зажмурился и шагнул в путаницу узловатых ветвей, за которой виднелся разогретый полуденным солнцем камень. Он сейчас сгусток несокрушимой воли и одно целое с амулетом, для него нет преград, он уже на той стороне…

«Прыжок» считается опасным и мучительным фокусом, амулетчики Ложи используют его в крайних случаях. Во-первых, можно застрять. Во-вторых, расплата за успех – жестокие судороги, ненадолго, но мало не покажется, поэтому рекомендуется перед «Прыжком» зажать в зубах тряпку, иначе рискуешь откусить себе язык. Для Дирвена это детские страшилки: застревают не уверенные в себе слабаки, а судорог он почти не испытывал, даже без тряпки обходился, потому что у него был «Бархатный привратник» – парный к «Прыжку хамелеона» артефакт, спасающий от побочной дряни. Нашелся в секретном хранилище в резиденции Светлейшей Ложи. Единственный экземпляр, который гады-архимаги берегли и никому не давали, а изготовить по образцу еще один такой же им было слабо – и в конце концов этот раритет достался Повелителю Амулетов.

Когда исчезло неописуемое ощущение, возникающее в момент броска через препятствие, Дирвен открыл глаза и оторопел: вот это номер, он попал не туда! Должен был оказаться на зеленой равнине с зарослями мануки, спиной к этой дурацкой скале, а вместо этого стоит в пещере… Она довольно просторная, но завалена каким-то хламом. Пахнет выделанной кожей и деревом – от мешочков и шкатулок, громоздящихся сплошными кучами на полу. Стены теряются в тусклом полумраке. Сверху сочитсярассеянный свет – там укреплены изогнутые зеркала из полированного металла, старинный сиянский фокус. Оглянулся: позади неровная каменная стенка.

Сглотнув, он взял себя в руки, мысленно обругал Рогатую, отдал приказ «Прыжку хамелеона» и шагнул обратно. Еще не успев открыть глаза, почувствовал солнечное тепло, услышал шелест листвы и стрекот цикад. То самое место, откуда он совершил «Прыжок». Эта крухутакова скала внутри полая, только и всего! Так и есть: при второй попытке Дирвен сначала оказался в уже знакомой пещере, а потом на равнине с кустарником.

Вон сидит в тени деревца Татобур, а девчонки не видно, зато слышен ее голос: что-то напевает, собирая розовато-белые плоды мануки. Бдительный дед смотрит в противоположную сторону – туда, где скала, похожая на длиннющий хвост каменного зверя, постепенно понижается и уходит в землю. Наконец-то можно подойти к Ниларье… Или сначала исследовать пещеру?

Его одолело любопытство, даже мысли о поимелове отступили, и он вернулся в потаенную каменную полость. Правильно сделал, потому что в сундуках, шкатулках и мешочках были монеты – ларвезийские, овдейские, сиянские, бартогские, мадрийские, нангерские, а еще золотые и серебряные слитки, драгоценные камни, какие-то бумаженции с печатями… Пещера намного больше, чем можно подумать, глядя на скалу снаружи – видимо, какой-то пространственный фокус, связанный с заворотом. Она под завязку набита несметными сокровищами, и все это теперь принадлежат ему! Получается, что справедливость все-таки существует, и Дирвен стал самым богатым человеком в Сонхи. Только бы никто не спер у него нежданно привалившее богатство.

Кто-то ведь все это сюда притащил, вряд ли оно само в заворот упало, как всякие там зонтики, яблочные огрызки и дохлые раки.

Всю оставшуюся дорогу Дирвен подгонял спутников, и к Ниларье больше не подкатывал – у него есть дела поважнее. Татобур решил, что он то ли устыдился, то ли обиделся, и вел себя с ним по-дружески, даже рассказал свою историю.

Они из Флиды, из местечка под названием Бачанда. В месяц Колесницы, на осеннее равноденствие, Ниларья с подружками устроили девичью вечернику. Парней там не было, и никакого разврата не было, но старших все равно возмутило то, что они веселились и танцевали, нарядившись в алендийские бальные платья, купленные у заезжего старьевщика: скромные девушки не должны так себя вести. Родня сочла себя опозоренной, и для участниц вечеринки это был смертный приговор – кого отравили, кого придушили. Татобур как раз в это время заглянул в Бачанду проведать свое семейство, ну и вызвался, раз такие дела, отправить Ниларью в серые пределы. Родственники порадовались, что он избавил их от этой печальной необходимости, а старый игрок всех одурачил: сказал им, что убил и прикопал внучку, а вместо этого велел ей переодеться мальчишкой и забрал с собой. Они уехали в Мадру и с тех пор скитались вдвоем.

– Флида же под протекторатом Ларвезы, и там законы просвещенного мира, за убийство их должны были засудить, – недоверчиво заметил Дирвен.

– Законы просвещенного мира для северян, а местные живут по своим обычаям, ваши чиновники в эти дела не лезут. Лишь бы не бунтовали да налоги платили. Большой вроде парень, а жизни не знаешь.

– Что мне надо, я знаю, – буркнул задетый амулетчик.

– Вот и хорошо, – миролюбиво согласился Татобур.

– Гадская жизнь в этой Флиде, – помолчав, высказался Дирвен.

А про себя подумал: если бы ему не помешали, он бы через пару лет стал полновластным правителем Сонхи, издал бы правильные законы и всех заставил бы по ним жить, тогда бы везде воцарилась справедливость, и все бы наконец вздохнули свободно… Жалко, не сумел объяснить это Орвехту во время последнего разговора, когда тот давай попрекать его всякой мелочевкой. Властелин Сонхи не должен размениваться на мелочевку, у него масштабных задач по горло. Если бы его не подвели и не предали, в Сонхи наступил бы Золотой век, и все были бы довольны.

Может, все-таки высказать им, чего он хотел и что они потеряли? У него есть самый мощный из всех известных артефактов для связи – «Крик альбатроса», как миленькие выслушают, не смогут ни перебить, ни закрыться… Но толку-то? Выслушают – и опять заладят свои дурацкие возражения, а он же не спорщик, он человек воли и действия. Опомниться не успеешь, вывернут все так, будто бы ты кругом неправ и по уши перед ними виноват. К чворкам схоластику, с магами Ложи ему не о чем разговаривать.

– Женщинам да девицам в наших краях живется несладко, – тоже после паузы отозвался Татобур. – Недаром говорят, что лучше родиться мальчиком в семье последних батраков, чем девочкой в богатом доме. В Мадре дышится вольнее, вот мы с Ниларьей и подались туда. А знаешь, почему во многих странах Суринани днем с фонарем не сыщешь волшебницу, кроме песчаной ведьмы, хотя мужчин-волшебников у нас не меньше, чем в других краях?

Дирвен об этом слышал, но о причинах не задумывался – его это не касалось.

– Они по какой-то причине не рождаются в Суринани?

– Рождаться-то рождаются, как везде, да их свои же… – старик чиркнул по горлу желтоватым ногтем. – Об этом ваши власти тоже знают, но не дают ходу таким делам из уважения к обычаям. К ответу притянут только того, кто пожадничает, потому и поговорка: родилась ведьма – готовь откупные. Ниларья не волшебница, но все равно для нее тут ничего хорошего. Я подумывал перебраться в Ларвезу, только сначала надо было деньжат поднакопить, играл по-крупному, повышал ставки, ну и сам видишь, до чего доигрался. Ниларья могла сбежать, да не захотела меня бросить. Я тебе всей душой благодарен за то, что ты отступился от недоброго умысла, и желаю тебе поскорей найти свое счастье.

Дирвен чуть не брякнул, что он теперь богаче любого придурка и купит себе этого счастья хоть отбавляй, даже соблазнять никого не придется – самые шикарные крали передерутся за то, чтоб ему угодить. Вовремя прикусил язык: никто не должен узнать о кладе, тем более старый плут Татобур, который тоже не прочь разбогатеть.

В Рофе он, отчитавшись перед Лормой о разведке, сказал, что должен сходить еще раз, в одиночку и с полным арсеналом, чтобы кое-что проверить перед марш-броском на Эгедру. Старая мумия поверила, будто он разрабатывает тактику нападения, а Дирвен вернулся к своему тайнику и соорудил ловушку из артефактов: кто полезет за его сокровищами, тот сам виноват.

– Коллеги, мы должны подойти к нашей задаче со всей ответственностью! День рождения достопочтеннейшего Крелдона, главы Светлейшей Ложи и главы государства – знаковое, не побоюсь этого слова, событие для всей Ларвезы. В том, что это первый день рождения и одновременно юбилейный день рожденья, отмечаемый Верховным Магом Ложи на этом посту, мне видится нечто символическое, и празднование сей знаменательной даты нельзя пускать на самотек. Достопочтеннейший Крелдон пожелал отметить юбилей в узком кругу доверенных соратников, но это не помешает нам всей Ложей от всего сердца его поздравить. В связи с этим необходимо решить ряд важных вопросов: утвердить предварительную смету, определиться с цветом парадных ковровых дорожек – пурпурные или черничные с золотом, составить тексты поздравительных речей, выработать единую точку зрения на допустимые напитки и угощения, с учетом того, что Верховный Маг соблюдает диету, согласовать регламент предстоящего торжества…

Коллега Аджимонг разливался соловьем. Известный празднослов и бюрократ, смуту он переждал в Мезре, был в командировке. Когда вернулся в столицу, Шеро назначил его на должность советника по организации официальных мероприятий – и мешать никому не будет, и найдет применение своим способностям – но, кажется, допустил ошибку. Аджимонг применение своим способностям нашел и объявил собрание по случаю «предстоящей знаменательной даты».

– Пункт номер один – декорирование стен и дверных проемов, я уже набросал ряд предложений, но мы выслушаем каждого, у кого есть свежие идеи. Дело ответственное, поскольку дверной проем – это первое, что увидит достопочтеннейший Крелдон, когда прибудет утром на службу. Предлагаю украсить стены драпировками, за которыми спрячутся удостоенные этой чести коллеги, согласно заранее утвержденному списку. Когда Верховный Маг начнет подниматься по лестнице, они с улыбками выскочат из-за драпировок и слаженным хором грянут здравницу в честь достопочтеннейшего именинника. Назначим время репетиций с обязательной для всех явкой, но к этому вопросу мы еще вернемся, это будет одиннадцатый пункт нашей сегодняшней повестки. Напоминаю, сейчас мы обсуждаем вопрос о декорировании. Праздничное убранство должно отражать и нашу лояльность, и неоценимые заслуги Верховного Мага в победе над узурпаторами, и величие возрожденной Ларвезы…

– Эк его разобрало, – пробормотал коллега Харвет, сидевший рядом с Орвехтом.

Во время смуты Харвет потерял глаз и теперь носил бартогский протез – головной обруч с окуляром, заменявшим утраченный орган зрения. Бронзовое изделие украшали искусно выгравированные руны, в центре выпуклой линзы мерцал амулет. На исхудалом лице мага клювом торчал хрящеватый нос, уцелевший правый глаз смотрел на оратора с затаенным раздражением.

Орвехт сдержанно кивнул. От масштабов этой затеи никто не в восторге, но попробуй возрази Аджимонгу и его единомышленникам – прослывешь нелояльным злопыхателем. Суно, пожалуй, мог бы себе это позволить, да не хотелось тратить на противостояние время и силы, у него и так забот хватает.

Поднявшись, он адресовал оратору жест, означавший «у меня задание первостепенной важности», и шепнул Харвету:

– Пойдем, выведу.

Коллеги провожали их завистливыми взглядами.

Попрощавшись с благодарным Харветом, Суно отправился в Треуголье. Перед тем завернул в гостиницу «Добрый филин», сменил официальную мантию на поношенный сюртук городского обывателя среднего достатка. В Треуголье тишь да гладь, и ничего не прояснилось. Несколько десятков боевых магов посменно сидят в засаде, денно и нощно поджидая охочих до банковского капитала злоумышленников, но пока никаких инцидентов. Возможно, предположение Орвехта насчет аппетитов коллеги Тейзурга относится к области бредней. Что ж, если это нерабочая версия, он первый порадуется. Но если достопочтенный князь Ляраны решил перещеголять покойного Чавдо Мулмонга, пусть пеняет на себя. И его соучастники пусть пеняют на себя, даже если это коллега Хантре. Государственные интересы превыше всего. Никому не позволено посягать на территориальную целостность Ларвезы и ее колоний.

После Треуголья Суно вернулся в «Добрый филин», снова переоделся и отправился домой. По дороге спохватился: обещал ведь проведать Нинодию и побеседовать с ней о пагубности пьянства, Зинта уже который день об этом напоминает. В этот раз он бы выполнил обещание, но прислуга сказала, что госпожа Булонг на восьмицу уехала в деревню к родственникам.

С успокоенной совестью – бесполезный разговор не состоялся в силу не зависящих от него обстоятельств – Суно забрался в коляску и послал Зинте мыслевесть о своем визите к Нинодии: пусть не думает, что он не держит слово. Зинта не ответила, но так и раньше бывало, если она занята с пациентом.

Смеркалось, коричневые тучи уже уползли дисциплинированной вереницей на юг, в прозрачном бирюзовом небе над крышами зажглись первые звезды. На душе было неспокойно. Он опять послал мыслевесть Зинте и опять не получил ответа. Все еще занята? Связался с руководителем группы в Треуголье: там без происшествий, подозрительных личностей не замечено. Снова адресовал мыслевесть Зинте – никакого отклика, а тревога ныла, как разболевшийся зуб – и велел вознице гнать.

Дома ее не оказалось. Дежурный по лечебнице жрец Тавше сообщил, что Зинта уже ушла. Она любит гулять по городу теплыми вечерами, и раньше бывало, что бродила допоздна… Но раньше его не снедало такое беспокойство.

Послал мыслевесть. Без ответа.

Не могла же лекарка под дланью Тавше попасть в беду? Овдейские коллеги не сумасшедшие, чтобы пойти на такой риск, тем более сейчас, когда Ларвеза сдала позиции после смуты, и противостояние утратило былую остроту. Не могли же слуги Лормы до нее добраться? Не могла же Зинта от него уйти?..

Поскорее в лечебницу, оттуда взять след – и разыскать ее, и пусть тревога окажется ложной.

Ощущение демонического присутствия возникло, когда он был в коридоре. Словно на тебя стремительно надвигается вздыбившаяся темная волна. Суно едва успел принять боевую стойку экзорциста – и тут на входную дверь обрушился удар, лязгнул выбитый замок.

Чтобы демон Хиалы вломился к экзорцисту его уровня, да еще таким образом…

Слова застыли на губах, а заклятье – на кончиках пальцев, когда Суно увидел, кто стоит на пороге, и что он принес.

Овладев собой, властно приказал:

– Положи ее!

Хотя внутренности скрутились в ком, и понимание, что вот сейчас он потеряет то, что ему всего дороже – если уже не потерял, если Зинта еще жива – было ужасающе отчетливым и неотвратимым.

– На пол в прихожей? – с сарказмом осведомился Серебряный Лис. – Маг, ты совсем дурак или все-таки есть надежда, что еще не окончательно раздружился с головой? Показывай, куда ее положить. И пошли зов лекарю под дланью Тавше. Если ты имеешь какое ни на есть представление о демонах Хиалы, ты, возможно, понимаешь, что я этого сделать не могу. Я даже рану запечатать не смог, в силу нашей субстанциальной несовместимости. Будь в ней побольше тьмы, я бы на месте оказал первую помощь, но она со всеми потрохами принадлежит свету. Единственное, что мне оставалось – поскорее доставить ее туда, где помогут, и я кратчайшим путем понес ее домой, чтобы нарваться на дурака-мужа, который стоит столбом и хлопает глазами. Впрочем, чего и ждать от мага условно Светлейшей Ложи! После того как вы просрали и власть, и государственную казну, над вами вся Хиала животы со смеху надорвала.

– Замолчи! – рявкнул Орвехт. – Давай ее сюда, в гостиную!

Вокруг рукоятки ножа, торчавшей из левого бока, расплылось на ткани кровавое пятно. Веки на бледном лице слабо подрагивали.

Лис положил ее на кушетку, тем временем Суно применил заклятья – останавливающее кровь и обезболивающее. Жрец Тавше на его мыслевесть ответил, что пришлет лекаря немедленно, едва тот освободится: сейчас он зашивает пациента после операции.

Веки снова дрогнули, Зинта открыла глаза.

– Суно… Я не могла иначе… Сын жив, я успела…

Она замолчала – похоже, ей было трудно говорить. Орвехт стоял на коленях возле кушетки, держал ее за руку и вливал в нее свою силу. Когда в гостиную ворвался лекарь, он поднялся, уступая место специалисту, голова закружилась, повело в сторону – но тут его схватили за шиворот и швырнули на стул.

– Поблагодари меня, маг, и я пойду.

Серебряный Лис все еще был здесь, в одном из своих антропоморфных обличий: рослый парень в клепаной черной коже, с фарфорово-белым лицом и длинной гривой серебристых волос, с лисьими ушами на макушке. Хвоста не видно – спрятан под плащом, сколотым у горла фибулой в виде двух звериных черепов, вцепившихся друг в друга зубастыми челюстями.

– Что случилось? – голос прозвучал хрипло, как будто перед этим соврал его в крике.

– В прошлый раз я подоспел вовремя, сегодня чуть-чуть опоздал. Уличная шваль, которой развелось в вашем городе, как мух на помойке.

– На нее напали?

– Не на нее, но она не смогла пройти мимо. Все истинно светлые – сумасшедший народ.

– Где сейчас эти подонки?

– В Хиале. Можешь их там поискать, если ты такой мягкосердечный, – серебристые глаза с вертикальными зрачками смотрели на Орвехта с насмешливым вызовом.

Склонившийся над Зинтой лекарь призвал силу Тавше, Суно видел его напряженные плечи и стриженый затылок. Ученик Зинты. Лишь бы у него все получилось. Стукнул о паркет извлеченный из раны нож с засаленной кожаной обмоткой на рукоятке.

Демон прохаживался по комнате с видом скучающего гостя, на его сапогах звякали цепочки и подвески.

– Ну так что, маг, признаешь, что за тобой должок?

Как бы там ни было, Орвехт еще не спятил – или спятил, но не настолько – чтобы признать себя должником одного из князей Хиалы. Непрофессионально. Чревато. Сущее безумие.

– Я благодарен за то, что ты сделал, и если ты собираешься пойти на службу к Акетису, это, я думаю, будет весомый довод в твою пользу, – ответил он уклончиво, прикидывая, как бы поскорей выставить спасителя Зинты, не прибегая к экзорцизму.

– Однажды я просился к нему на службу, – демон ухмыльнулся, сверкнув клыками. – Увы. Не прошел собеседование, как это называет на иномирском жаргоне один мой обожаемый знакомый. Значит, ты теперь мой должник, верно?

– Я тебе очень признателен.

«Настолько, что до сих пор терплю твое присутствие в моем доме», – мысленно дополнил Суно.

– Маг Ложи, этим все сказано, – рассмеялся Лис. – Что ж, при случае я напомню тебе о твоей признательности…

Наконец он убрался, хлопнув многострадальной входной дверью. Спасибо, что не стал прямо здесь открывать Врата Хиалы. Впрочем, он наверняка отправился шататься по вечернему городу, пользуясь этой возможностью, пока не подошел срок вернуться в Нижний Мир.

– С госпожой Зинтой все будет хорошо, и с ребенком тоже, но до родов ей лучше побыть под нашим присмотром. Карета из лечебницы скоро приедет.

Парень совсем молодой, немного волнуется, хотя видно, что удовлетворен выполненной работой.

– Покушайте, – в гостиную вошла матушка Сименда, все это время простоявшая с подносом в коридоре.

Лекарь благодарно кивнул и ухватил большой кусок зажаристой рыбной запеканки. После призыва силы ему необходимо поесть. На улице уже цокали по брусчатке копыта.

Орвехт отправился в лечебницу вместе с Зинтой, и его еще раз заверили, что все будет в порядке. Даже разрешили с ней поговорить – всего пару минут, ей сейчас нужен покой.

– Суно, я думала, что смогу их остановить… – бледные губы слабо улыбнулись, и только теперь он заметил синяк на опухшей скуле. – Не знаешь, та девочка смогла убежать? Меня ударили, дальше не помню…

– Судя по всему, убежала, – припомнив все, что рассказал Лис, ответил Орвехт, глядя на нее с нежностью и печалью.

А чего ты хотел, выбрав вместо заурядной прекрасной дамы служительницу Милосердной? До поры, до времени с ней просто, но будь готов к неожиданностям, и поступать она будет так, как велит сердце. Трижды прав Лис, назвавший таких, как она, «сумасшедшим народом».

Уже возвращаясь домой, Суно подумал, что он, как ни крути, все-таки должник этого демона, пусть и хватило ума не признать это вслух.

В окне у матушки Сименды теплился ночник. Заглянув к ней, сказал, что поводов для тревоги нет. Потом растянулся, не раздеваясь, на кушетке у себя в кабинете.

Проспал час или полтора. Когда рывком сел – весь в поту, с тяжело колотящимся сердцем – даже светать еще не начало.

Первым делом Орвехт сплел проверочное заклятье, но ни одной снаяны поблизости не оказалось, этот странный и тягостный сон не был их наваждением. Всего лишь плод его измученного разума, потому что он уснул, думая о своем долге перед Серебряным Лисом… Вот и привиделось не пойми что, приправленное горькими мыслями о долге, хотя Лиса в этом сумбурном кошмаре не было.

Впрочем, если не брать в расчет эмоции сновидца, на кошмар сновидение все-таки не тянуло.

…Он как будто находится в хорошо знакомой комнате – но знакомой не наяву, а во сне. Просторная гостиная, богато и продуманно обставленная, в его собственном доме. Хотя такого дома у него никогда не было.

Перед ним стоит девушка лет шестнадцати-семнадцати, изящная, с аристократически белой кожей и тонкими чертами лица. Дерзкий взгляд серых глаз из-под длинной косой челки. Пепельные волосы с отдельными серебристыми прядями – они у нее с рождения такие. Он видит ее впервые, хотя уже слышал о ней: маги-перевертыши в наши дни большая редкость, да их и раньше было не то чтобы много. На ней дамский камзол из серебряной парчи, рубашка в тон и штаны, заправленные в замшевые сапожки. Серый бархатный берет залихватски сдвинут набекрень. Она глядит на Орвехта испытующе, с вызовом, словно хочет сказать: «Так это и есть ты?»

Возле двери стоит Зинта, выражение лица у нее расстроенное и понимающее – как будто она больше всех знает о том, что здесь происходит. Рядом с ней темноволосый юноша в мантии студента Магической Академии, в его физиономии есть что-то смутно знакомое: Суно его определенно где-то видел. Вернее, кого-то похожего видел, и не во сне, а наяву, но это было давно.

И еще здесь Нинодия, постаревшая, еще больше расплывшаяся, набеленная, накрашенная, не вполне трезвая, одетая с шиком дамы полусвета. Взгляд у нее виновато-хитроватый, словно у маленькой девочки, стащившей чужую конфету: ну что со мной поделаешь, я такая, ты же не очень сердишься?.. Орвехту хочется ее убить. Он до скрипа стискивает зубы, чтобы совладать с яростью – возможно, не удержался бы, не будь здесь остальных.

Потом он снова смотрит на девушку в берете и с горечью думает, что долг перед Серебряным Лисом, так и не признанный, никуда не делся, и надо же было, чтобы все так повернулось…

– Ну что ж, давай знакомиться, – говорит он, подавив невеселый вздох.

И после этого просыпается, мокрый от пота, с бешено колотящимся сердцем: что это было?..

Суно встал, стянул влажную рубашку, зажег магическую лампу в виде тюленя и отправился на кухню варить себе шоколад. Зинта в лечебнице, опасность миновала. Непросыхающую Нинодию где-то демоны носят. Ему с утра пораньше в Треуголье – продолжать поиски.

И той серебристо-пепельной девушки наяву нет.

Пока еще нет.

Если бы не Сираф, сказал бы Эдмару, что в эту пространственную аномалию лучше не лезть. Неприятности гарантированы, и ему достанется хуже всех. Что за опасность, Хантре определить не смог. Словно мутная стылая вода, захочешь рассмотреть поближе – не удержишься на краю, хлебнешь этой мерзости, а там не только склизкая гниль и грязная пена, в этой мути запросто можно напороться на ржавую арматуру… Одно он знал наверняка: не пожелал бы ничего подобного ни себе, ни Эдмару, ни злейшему врагу.

Сам он по степени риска на втором месте. Заранее ныли несуществующие переломы. Побои? Неудачное падение с высоты? Ладно, ему не привыкать.

Главное, что отказываться от этой авантюры нельзя. Если они промедлят, о Сирафе можно забыть. Ложа наступает им на пятки, Суно Орвехт – серьезный противник. А если рискнуть сейчас, все получится, хотя и дорогой ценой.

Плевать на цену.

Вроде бы у Кема есть шансы избежать опасности – при условии, что он загримируется до неузнаваемости.

Насчет Шныря неясно, то ли пропадет, то ли выживет.

– Тебя что-то настораживает?

– Как обычно. Главное, чтобы Кем загримировался, это важно. Если опередим Ложу, Сираф у тебя в кармане.

А ведь Тейзург был прав, когда говорил, что лицемер из него непревзойденный – первые интриганы Сонхи могут всем скопом локти грызть от зависти.

В аснагисскую лавку на Кружевной улице привезли семена бербы.

Эта мыслевесть заставила Орвехта едва ли не поперхнуться, а потом допить чай в несколько глотков и выскочить из дома, на ходу стряхивая крошки с мантии.

Берба – пряность на любителя, зато среди ее иссиня-черных семян попадаются волшебные, которые можно использовать в качестве ингредиентов для некоторых амулетов. Примерно по одному на тысячу, распознает нужное семечко только маг. Аснагисские коллеги своими ресурсами за здорово живешь не делятся, но иногда что-нибудь упускают, поэтому Ложа приплачивает торговцам за возможность проверить товар перед тем, как его выставят на продажу.

Другое дело, что семена бербы завезли с восьмицу назад, и маг-снабженец в лавке уже побывал. А если достопочтенный Орвехт займется работой, с которой справится любой студент-старшекурсник – это и вовсе анекдот.

Сорвался он не в лавку, а в Треуголье. Похоже, события сдвинулись с мертвой точки.

Не зря он обхаживал маркизу Фанхевальд: нужная информация нашлась. После этого Суно явился к ней в гости с иномирским кофе из старых запасов и изготовленными на заказ шоколадными плитками с рельефными компасами и кораблями. И в придачу с двумя коллегами, известными специалистами по пространственным феноменам. В присутствии хозяйки дома, которая подношения взяла, но магов Ложи в своей библиотеке без присмотра не оставила, те изучили источники и тут же принялись чертить схемы, в которых даже Орвехт мало что понял. Главное, что сами они понимали друг друга с полуслова.

Взяв с маркизы клятву о неразглашении государственной тайны, гости ушли, и только в кабинете у Крелдона специалисты объяснили, в чем дело.

Согласно их гипотезе, в Треуголье находится устье относительно постоянного нисходящего канала пространственного шлира, относящегося к разновидности неявных протяженных искривлений пространства, называемых также червоточинами, или заворотами. Наверняка это один из тех домов, где жильцы никогда не задерживались надолго. Скорее всего, он был загодя куплен Мулмонгом через подставное лицо и теперь стоит заколоченный. На изнанке дома – точка входа, а где точка выхода, определить не удалось, данных маловато. Судя по предположительным характеристикам канала, другой конец находится далеко от Аленды.

Вернуть то, что провалилось в канал заворота, теоретически можно. Для этого понадобятся сложные вычисления и немалые ресурсы, но с расчетами коллеги справятся, и ресурсы найдутся – при необходимости Ложа объявит сбор Всеобщего Боевого Круга, даже если придется отселить из Треуголья всех жителей и сравнять с землей часть построек.

Сейчас дело за тем, чтобы пресловутый канал обнаружить, и здесь вся надежда на Хантре Кайдо. Коллеги в засаде получили новые инструкции: затаиться, используя маскирующие чары, дождаться визитеров и проследить за ними, не выдавая своего присутствия, а удар нанести в последний момент – когда злоумышленники проберутся в нужный дом, проникнут на изнанку и таким образом укажут на местоположение точки входа.

Каналу магический удар не повредит, а коллеги Эдмар и Хантре, и кто там еще с ними будет, сами нарвались. Выдавать кредиты, а потом грабить заемщика, чтобы он не смог вернуть долг и расстался с залоговой недвижимостью – это, знаете ли, нехорошо. Некрасиво. Князю Ляраны придется смириться с тем, что Сирафа ему не видать, как своих ушей. Если он уцелеет в этой заварушке, Ложа досрочно вернет ему кредит, а если нет – вернет лет этак через двадцать, когда он объявится в новом воплощении: договором предусмотрен и такой вариант, на случай безвременной гибели этого практичного стервеца.

Главное, что Суно свою задачу выполнил: нашел уведенные Мулмонгом капиталы Королевского банка. Ларвеза сохранит почетное место среди первых стран просвещенного мира и останется при своих колониях. Отменный будет подарок Шеро ко дню рождения!

С округлой щекастой физиономией и выпяченными губами Кемурт выглядел дурак дураком. Не театральный грим и не колдовство, а хитрый иномирский фокус: у Эдмара есть шприцы вроде бартогских, со специальным желе, которое впрыскивают под кожу, как лекарство, после чего тебя не узнают ни свои, ни чужие. Самостоятельно от такой личины не избавишься, вытянуть желе обратно можно только другим иномирским инструментом, эта штука у Эдмара тоже есть.

Лезть вместе с магами в невидимый провал, который ведет непонятно куда, было до мурашек страшно. Даже подумывал втихую свалить… Но все-таки не свалил.

В последнее время он жил с ощущением, что мозги того и гляди закипят, словно каша на плите. Что ему теперь делать, в какую сторону идти? Если бы Хантре согласился стать его наставником… Но Хантре ясно дал понять, что не собирается наставлять кого бы то ни было. После контакта с Отпечатком на плато Тугоррат, когда эмоции более-менее утихли, Кемурт попытался все это осмыслить, сконструировать заново картину мира и своего места в этом мире, но до сих пор не преуспел.

Авантюра Эдмара подвернулась как нельзя кстати: отвлечься от умственных исканий на задачу, требующую действия – то, что надо, пока вконец чердак не снесло.

Если взять для сравнения коробку из проклеенных картонных листов – когда эти листы начинают расслаиваться, и между ними появляются пустоты – можно более-менее представить себе, как выглядит изнанка дома номер два на Малой Капустной улице.

– Чегой-то мне здесь не нравится, – тихонько пробормотал Шнырь. – Словно ступишь не туда – и враз куда-нибудь ухнешь. Словно тут не половицы, а тонкий ледок, по которому нельзя ходить, только во всю прыть, чтоб он проломился уже после того, как ты на него наступил.

– Когда мы были здесь в прошлый раз, ты ничего такого не говорил, – заметил Тейзург. – Тогда у тебя не было таких ощущений?

– Тогда не было, – виновато шмыгнув носом, подтвердил гнупи.

– Хм, любопытно. И сейчас, и тогда у нас был с собой «Тихий крот», и сейчас, и тогда с нами был непогрешимый Хантре… Но впечатления разительно отличаются. Хантре, что скажешь?

Он пропустил «непогрешимого Хантре» мимо ушей. Сам хорош. Хотел бы он и впрямь быть непогрешимым. Не предупредить об опасности – это намного хуже словесных подначек.

– Можно сказать, что сейчас я вступил в диалог с этой пространственной штукой. Через «Тихого крота», который лежит у тебя в кармане. Хотя немного не так, здесь нет разумного собеседника для диалога, здесь другое. Это похоже на… Не могу вспомнить, на что, но я уже имел дело с такими информационными структурами раньше, не в Сонхи. Может, ты знаешь, как они называются?

– Увы, понятия не имею, о чем ты, однако суть я уловил.

Эдмар соврал: он отлично понял, о чем идет речь, но почему-то не захотел в этом признаться. Глаза слегка сощурены – два насмешливых полумесяца, на губах кривая улыбочка. То ли игра ради игры, это вполне в его духе, то ли за этим прячется что-то не столь безобидное. Знал бы его хуже, решил бы, что он относится к их предприятию недостаточно серьезно.

– Похоже, так: я привел в действие информационную структуру, которая в прошлый раз находилась в свернутом состоянии, а теперь заработала, потому что я, условно говоря, нажал на кнопку «Пуск». Теперь она разворачивается, подчиняясь своей программе, но ее можно и обратно закрыть. Наверное, Мулмонг делал то же самое, если у него тоже был «Тихий крот».

Еще не договорив, Хантре почувствовал, что в его словах было что-то… Неправильное?.. Неуместное?.. Какие-то лишние смысловые вкрапления. Он увлекся, и в его объяснениях пару раз проскочило что-то царапающее, как гвоздем по стеклу, но в то же время совершенно бессмысленное.

– Что я только что сказал?

– Белиберду какую-то, – буркнул Шнырь, который все еще на него обижался непонятно за что.

Кем тоже открыл было рот, но передумал и промолчал.

– Главное, что мы все поняли, – успокаивающим тоном произнес Эдмар.

Видно, что темнит – но в чем и каким образом? Хотя сейчас это не важно. Сейчас важно только одно: опередить Ложу.

Дом был во всех отношениях необитаем – на изнанке никого из народца. Ни гнупи, ни чворков, ни вывыриков, похожих на ежей с человеческими рожицами, ни козяг, которых можно принять за комья тополиного пуха или пыли, не будь у них тонких паучьих ножек. Видимо, ненужных свидетелей разогнал Мулмонг, перед тем как приступил к переброске наворованного в свой схрон.

Облезлые половицы. На беленых стенах расселись, словно дремлющие ночные бабочки, фарфоровые безделушки из тех, что украшают столы и комоды в ларвезийских гостиных средней руки. Увидев их в прошлый раз, Тейзург закатил глаза и тут же страдальчески скривился, потому что потолок они тоже оккупировали. Бело-розовые и бело-голубые с позолотой королевы, цветочницы, матросы, влюбленные, молочницы, пастухи, маги, иные в обнимку с подсвечниками или облокотились на часы – носители незатейливой рыночной эстетики. Эдмар процедил, что в Ляране, а потом и в Сирафе он под угрозой штрафов запретит своим подданным держать в домах подобные художества.

– Тиран, – бросил Хантре.

– Да разве ж я отрицаю? – ухмыльнулся князь Ляраны.

Из стен там и тут выступали буфетные дверцы, за стеклом поблескивали мутные, как будто в них сцедили влагу пасмурного вечера, стаканы и рюмки. Одну из комнатушек целиком занимала незастеленная кровать с панцирной сеткой, и под ней крошево окаменевшего печенья – осталось с тех пор, когда здесь еще водились изнаночные жители.

Вход в канал находился в помещении с дверцами и статуэтками, которое ничем не отличалось от соседних. На первый взгляд не отличалось, а на второй – зыбилось и слоилось, закручивалось воронкой, словно уходящая из ванны вода. Только это не вода, а само пространство.

– Ложа рядом, чувствуешь? В этот раз они почти успели… Что ж, пусть попробуют доказать, что это были мы! Но если мы промедлим, им и доказывать ничего не придется.

– Перекидываемся – и в канал, – отозвался Хантре, про себя добавив: «И прости меня. Ради Сирафа».

– Приготовились, коллеги, – скомандовал Орвехт.

Никаких сомнений, это они. Достопочтенный Тейзург на сей раз превзошел самого себя – явился в черном с кружевами дамском платье и модной шляпке с вуалеткой. Ничего гротескного или театрально условного: перед вами своеобразно красивая особа, знающая себе цену, взирающая на мир так, словно она всем госпожа. Умеет, стервец. Впрочем, мы с вами, коллеги, и без таких умений не пропадем.

Госпожу в черных кружевах сопровождали двое скромно одетых горожан. Можно побиться об заклад на годовое жалование, один из них – Хантре Кайдо под чарами личины. Второй, возможно, Фингер Кемаско, амулетчик Тейзурга. Что ж, если эти двое уцелеют, подходящий будет момент, чтобы их перевербовать. Предварительно объяснив, что деяние, на котором они попались, относится к разряду противозаконных и наказуемых – хищение государственного достояния в особо крупных размерах – и карается смертной казнью либо пожизненной каторгой.

Очевидно, есть и четвертый, кто-нибудь из народца, а то как же они на изнанку попадут?

У магов Ложи стоял в соседнем закоулке фургон с тремя клетками: за проводниками дело не станет, накануне изловили пару гнупи и чворка.

Охотники за капиталами Королевского банка вошли в дом номер два на Малой Капустной улице. Здесь полно таких запущенных домов с давно не мытыми тусклыми окошками и пестрыми от облезающей краски дверями.

Рассредоточенные по Треуголью функционеры бегом подтянулись к месту событий. Их было столько, что окружили строение сплошным кольцом: в самый раз для максимально эффективного удара.

Судя по ощущениям, канал того и гляди откроется… Суно ждал. Надо ударить ни раньше, ни позже, и единственный советчик – его интуиция. Канал заворота никуда не убежит – по крайней мере, не в ближайшие несколько лет – но злоумышленников лучше бы нейтрализовать до того, как они туда нырнут. Во избежание осложнений.

– Щиты! – отдал он новую команду.

Его подчиненные развернули магические щиты. В наступившей тишине доносился из соседнего переулка удаляющийся скрип тележки: завернувший с перекрестка молочник, увидев, что творится, поспешил убраться от греха подальше.

Противник наверняка уже знает об их присутствии.

– Бей!

Ударили слаженно – на тех, кто находился внутри, со всех сторон обрушилось круговое заклятье.

Ответный удар не заставил себя ждать. В оказавшемся меж двух огней доме хрустнули и посыпались оконные стекла. Дверь содрогнулась, словно ее пытались выбить, с крыши фонтанчиками брызнули осколки черепицы. Одна из тронутых ржавчиной водосточных труб отвалилась и с протестующим треньканьем покатилась по тротуару, прямо под ноги магам. На блекло-розовой штукатурке в дождевых потеках добавилось трещин.

Щиты не выдержали. У некоторых пошла носом кровь, кое-кто потерял сознание. К пострадавшим сразу бросились маги-лекари, дежурившие в Треуголье вместе с боевым отрядом.

Орвехт тоже это почувствовал: словно тебя на мгновение накрыло мутной волной, которая вымывает и рассеивает твою силу, да вдобавок несет с собой вкрадчивый шепот, сводящий с ума… Чего и ждать от коллеги Тейзурга, бывшего демона Хиалы.

– Бей!

Второй удар по мощи уступал первому, но в этот раз контратаки не последовало.

– Клетки сюда! – распорядился Орвехт. – Штурмовой группе переобуться!

Маги сосредоточенно и проворно, как на соревнованиях, меняли ботинки: левый на правую ногу, правый на левую – иначе на изнанку не попадешь.

Рысцой прибежали коллеги с железными клетками – каждую тащили вдвоем, ухватив за боковые ручки. Из двух на людей недобро зыркали гнупи, один в потрепанной зеленой курточке, другой в малиновой. В третьей клетке лежала светло-коричневая раковина величиной с ведро, ее обладатель забился внутрь и не подавал признаков жизни: чворки – боязливый народец.

– Держать щиты, боевая готовность! Пошли!

Внутри ни души: грабители все-таки успели… Но вряд ли они сейчас могут похвастаться отменным самочувствием. В лучшем случае зализывают раны, в худшем лежат пластом, как выпивохи после дебоша. Жаль, до них пока не добраться. Зато вход в канал – вот он, добро пожаловать, ежели ты из тех, кто способен ходить такими путями. Но даже если такие пути не для нас, мы свое добудем – теперь это дело относительно непродолжительного времени, дорогие коллеги.

Суно послал мыслевесть специалистам-пространственникам, которым надлежало немедля прибыть в Треуголье, и рапорт о завершении первого этапа операции Шеро Крелдону.

О том, что какая-то сволота ломанулась за его сокровищами, Дирвен узнал, когда возился с полученными от Лормы амулетами.

В старых тяжелых шкатулках, обитых изнутри вытертым бархатом, много чего нашлось. Там были артефакты, о которых он слышал в школе Ложи всего пару-тройку раз, потому что они изготовлены в незапамятные времена и считаются утраченными. Зато Дирвен читал о них в трактатах и справочниках. Кураторы говорили, что взять в руки книжку его только из-под палки заставишь, но то, что ему надо, он в их хваленых книжках находил и схватывал мигом, не забивая голову остальной ерундой. Он же не виноват, что кроме полезной информации об амулетах там полно рассусоливаний – чтобы отыскать что-то стоящее, приходилось все равно что в помойке рыться.

– Для меня здесь ничего интересного, – обронила Лорма с почти человеческой горечью, скривив сухие, как ветхий пергамент, губы. – В свое время я думала, что вот это мне поможет… Но нет, для меня не сработало.

Она повертела в сморщенных пальцах и бросила обратно в шкатулку миниатюрный бронзовый овал с ручкой, похожий на кукольное зеркальце. С обеих сторон рисунок из точек – человеческое лицо, и на обороте тоже лицо, но другое.

– Так это же «Кувырок личины»! – изучив амулет, Дирвен едва не присвистнул. – Ты ведь можешь…

– Я – не могу, – оборвала вурвана. – Только что сказала, ты не услышал. Для таких, как я, это не действует.

«Кувырок личины» – один из тех легендарных амулетов, которые упоминаются в древних источниках, однако секрет их изготовления давно забыт, и считается, что ни одного экземпляра не сохранилось. Тем более что «Кувырок» из одноразовых амулетов, которые после первого и единственного использования превращаются в хлам. Если его активировать, он меняет внешность своего обладателя: черты лица, волосы, голос, запах пота, расположение родинок – все становится другим, и это насовсем, обратно не переиграешь.

Дирвен добавил игрушечное бронзовое зеркальце к той связке, которую всегда держал в потайном кармане на всякий крайняк.

Языковые амулеты – тоже неплохо, давно собирался выучить бартогский и аснагисский. «Кровостоп» запечатывает раны, «Луногляд» позволяет при лунном свете видеть не хуже, чем при солнечном, «Рыбий царь» приманивает рыбу. «Негрибач» защищает разум от дурманящего воздействия китонских грибочков, даже если жрать их горстями – единственный недостаток, он на один раз. «Прыжок хамелеона» позволяет проходить сквозь стены и другие препятствия, у него такой есть, но запасной лишним не будет. А это, похоже, «Слуп-слуп», название дурацкое, но с ним можно перебежать через водоем любой протяженности, словно посуху, наступая на ряску, плавник и листья кувшинок, главное – не останавливайся, а то сразу на дно. «Слуп-слупы» в ходу у жителей тропиков, но там, где на поверхности речек и озер никакая дрянь не плавает, толку от них, как от дохлого чворка.

«Раковина дарителя» – тоже полезная штука, вроде «Чаши Таннут», которая осталась в Аленде. Корабль с ее помощью не потопишь, даже утлую лодчонку не потопишь, зато можно отправить на дно морское что-нибудь ценное или, наоборот, ненужное: в дар перед путешествием, во исполнение обета или чтоб откупиться от гнева морских божеств. Может, когда-нибудь пригодится.

Было и такое, с чем он до сих пор не разобрался: например, медная женская голова величиной с кулак, с торчащей посреди лба крохотной змеиной головкой, или деревяшка вроде отточенного карандаша без грифеля, усеянная, словно кабошонами, цветными стекляшками. Эти штуковины считались древними еще в те времена, когда Лорма была не вурваной, а человеком. В них ощущалась дремлющая сила, но одни крухутаки знают, для чего ее можно применить. За прошедшие тысячелетия в Сонхи много чего изменилось: страны, языки, ландшафты, созвездия, имена земель, рек и гор, одни разновидности волшебного народца исчезли, другие появились, кое-кто из старых богов то ли уснул, то ли канул в небытие, да и в магии не обошлось без перемен. Ничего удивительного, что древних артефактов не добудишься, но не было еще такого амулета, который оказался бы Дирвену не по зубам.

Он надеялся, что среди неопознанного окажутся строительные артефакты, тогда можно будет без помощников поставить на заднем дворе годный сортир и привести в порядок пару комнат, которые хоть и назывались «покоями консорта», выглядели как ночлежка для босяков. Похоже, раньше тут жили придворные царя Млюарри: вселившись в эти хоромы, Дирвен первым делом отодрал приколоченных к стенам ящериц, расплющенных, засушенных, вдобавок покрытых черным и золотым лаком.

Широкая кровать с ворохом пользованных одеял и подушек – цветастое шитье, прихотливые сурийские узоры, и все это истрепанное, как из лавки старьевщика, а украшенные резьбой столбики источены жучками-древоедами. Потолок в потеках – в сезон ливней только и знай подставляй тазики. Ветхие ларвезийские обои чем-то заляпаны, а там, где они отстают,видны пятна плесени. Скрипучие половицы всякий раз исполняют симфонию, окна не открываются, а если сумеешь открыть, потом намаешься, пока закроешь – одну раму он уже сломал.

У Лормы на все один ответ: вот захватим Эгедру… Дирвен и сам был не прочь захватить эту треклятую Эгедру, но его приводило в ярость то, что решает не он: ну совсем как в те времена, когда Ложа использовала его в своих интересах – и это дохлое величество туда же!

Он с головой ушел в изучение амулетов, старался только о них и думать, это помогало отделаться от всяких мутных мыслей, которые вились вокруг, словно кусачая мошкара. От летучей пакости его защищал «Верный полог», а от своих же мыслей никакие артефакты не спасут. Если дать им волю, становилось тошно, как будто отравы хлебнул.

Чавдо Мулмонг оказался обманщиком, готовым ограбить даже своего короля, Лорма – расчетливой кровожадной гадиной с холодным сердцем, хотя он-то вначале решил, что она способна любить. И Хеледика во второй раз его предала, чуть не убила, да еще смотрела, как на грязь под ногами. И мама… А что он знает про маму? Только то, что сказал крухутак, но этот пернатый мешок выдал информации с воробьиный нос, и вдобавок Лорма сразу влезла со своим фальшивым сочувствием. Может, маму похитили и насильно выдали замуж? А он, как наивный сопляк, развесил уши… Ясно, что это происки Рогатой, но все равно до жути досадно. И в Ларвезу ему теперь нельзя – схватят и засудят, как преступника. В Овдабе его ждет то же самое, хотя туда он возвращаться и не собирался. А Суно Орвехт в последнем разговоре обвинил его во всем, что творилось в Аленде во время его правления, как будто он нарочно приказывал грабить и устраивать погромы! Они же сами делали что хотели, не по его указу. Лорма и ее амуши, Мулмонг, Шаклемонг со своими единомышленниками, сменивший Шаклемонга Эрчеглерум – все они действовали самостоятельно, правитель не отвечает за каждый чих своих подданных! А на душе все равно тошно, словно там мутная лужа, в которой кишмя кишит всякая дрянь. Таскать это в себе ничуть не лучше, чем ходить с рогом на голове.

И нормального поимелова у него давно уже не было. Лорма не в счет. Хоть она и превращается ненадолго в красивую девушку – с засохшей в уголках рта чужой кровью – он-то знает, кто она на самом деле. А Ниларья по наущению деда-жулика от него шарахается, словечком перемолвиться не хочет. Ну и пусть катится, пусть чахнет над доской сандалу, не зная радостей настоящей любви, ей же хуже.

Зато амулеты своего повелителя не подведут. И он наконец-то разбогател. В Исшоде тратить деньги не на что, но он же не собирается торчать здесь вечно. Надо разобраться с арсеналом, завоевать Эгедру, чтобы Лорме было чем заняться, а потом найти способ забрать из пещеры деньги и махнуть в дальние края, где ни Лорма, ни Ложа, ни министерство благоденствия его не достанут.

Раскрасневшийся, взмокший, злой – лучше не подходи, Дирвен экспериментировал у себя в комнате с непонятной деревяшкой в бусинах, когда уловил сигнал сторожевых артефактов: кто-то полез в его сокровищницу. Это его почти обрадовало, наконец-то можно хоть кому-нибудь навалять. Ну, держитесь, сами напросились, задаст он жару подлому ворью!

Он раньше ел на серебре,

Теперь последней корке рад,

Живет кротом в своей норе,

Но мудростью глаза горят!

Его нутро терзает глист,

Но враг пред ним дрожит, как лист,

И он радеет о стране

В подземной темной глубине!

На солнце выползает он -

И воцаряется закон!

Когда нестройный хор смолк, из-за двери с геральдической резьбой донесся голос Аджимонга:

– Уже лучше, коллеги, но пока еще не безупречно, продолжаем репетировать! Стараемся не фальшивить, и побольше грозного величия! Напоминаю, от репетиций освобождены только те, кто выполняет задания особой важности, но крайне желательно, чтобы они тоже подошли ко мне порепетировать в удобное для себя время. Достопочтенного Орвехта хорошо бы отловить, он еще ни разу…

Услыхав это, достопочтенный Орвехт приложил палец к губам и крадучись направился к лестнице. А достопочтенная Марченда Фимонг – наоборот: распахнула дверь и ворвалась в зал, с решительным выражением на круглом пухлощеком лице.

– Коллеги, это что еще за словоблудие вы тут развели?! Самим-то не тошно?

– Коллега Марченда, мы хотим напомнить Верховному Магу о его заслугах перед Ложей и Ларвезой, о перенесенных тяготах и величайшем в истории подвиге! Неужели вы осмелитесь отрицать заслуги достопочтенного Крелдона?

– Думаете, балбесы, коллеге Шеро это понравится? Кто сочинял это безобразие?

– Это плод коллегиального творчества, выпестованный из глубины сердца, выражение нашей преданности главе государства!

– Хотя бы куплет про глиста выкиньте, сделайте одолжение! Вас не жалко, но Шеро собирается отметить день рождения тихо-мирно, с теми, кого сам позвал, а вы ж ему весь праздник своими глистами испоганите!

– Тогда предложите свой вариант, коллега Фимонг, – произнес Аджимонг преисполненным оскорбленного достоинства тоном.

Марченду пригласили, а его нет. Впрочем, он собирался явиться к дверям начальственного кабинета самочинно, в сопровождении вымуштрованного хора из нескольких десятков высокопоставленных магов.

– Мы ведь должны каким-то образом сказать о том, что Верховный Маг стойко переносил лишения и радел об отечестве… – подхватил кто-то из аджимонговых сторонников.

– А без глиста об этом сказать никак не получится?!

– Вот и предложите свой вариант, если наш вам не нравится! Критиковать все горазды, другое дело – проявить творческую смекалку…

Орвехт тихонько удалился. Чуяло его сердце, что в день рождения Шеро придется им обороняться от этих деятелей, но не в таких же масштабах… Аджимонг превзошел его ожидания, иной раз оторопь берет.

Сейчас в лечебницу к Зинте. Раны заживают, она идет на поправку, а он так и не поговорил с Нинодией. Некогда. Спасение государственной казны важнее. Зинта поймет. Маги-пространственники уже работают над вопросом, как извлечь со дна заворота все то, что Мулмонг туда сплавил. Лишь бы успеть раньше, чем оглушенные заклятьями грабители соберутся с силами и переправят похищенное в недосягаемое для Ложи место.

Вроде бы небольшое кафе с треугольными белыми столиками и прозрачными стенами, за которыми простор, облака, далекие пейзажи… Одна видимость, что это кафе. То-то в чашке перед ним вместо кофе или чая – озерная вода с камышами и клочьями тумана. У Тейзурга, наверное, то же самое. Но, может, что-то другое.

– Мы живы?

– Полагаю, пока еще живы, раз мы здесь, а не где-нибудь еще, – Эдмар взял свою чашку и как ни в чем не бывало сделал глоток. – Помнишь, как мы сидели тут в прошлый раз?

Он попытался вспомнить – и почувствовал себя слегка пьяным, как от шакасы или шампанского, перед глазами бирюзовая рябь… Помотал головой, стряхивая наваждение, хотя разве это стряхнешь?

– Прошлого раза не помню.

– Ты тогда получил тяжелые травмы, но я позаботился о том, чтобы ты выжил.

– В этой жизни или когда?

– В этой, хотя довольно давно.

– Почему я получил травмы?

– Результат магического опыта, к которому ты не был готов – тело не выдержало нагрузки. А я боялся тебя потерять, и в один из моментов кое-что принял, чтоб успокоить нервы… Снадобье вроде китонских грибочков. После этого меня занесло сюда, а ты уже сидел здесь в одиночестве, с чашкой своего любимого болотного пойла. Мы тогда наконец-то поговорили после долгой разлуки, но я, когда очнулся, все забыл. А ты?

– Я тоже. Когда мы там, мы не помним, о чем разговаривали здесь. А сейчас мы, похоже, влипли в неприятности.

– Неприятностей не бывает, – ухмыльнулся собеседник. – Ты ведь знаешь, как я к этому отношусь.

– Для тебя не бывает, для других бывают. Я не о себе, а о тех, чье будущее зависит от нашей авантюры.

– Мое отношение к этому ты тоже знаешь. Увы, мы разные, но, быть может, именно поэтому нас притягивает друг к другу?

– Пойдем, – Хантре поставил чашку и встал. – Чем скорее, тем лучше.

– Может, еще посидим? Для тебя ведь не секрет, что время здесь и там течет с разной скоростью.

– Не в этом случае. Нам так влепили, что по времени мы сейчас намертво привязаны к своим физическим телам. Сначала влепили вдогонку, потом мы угодили в какую-то клейкую магическую пакость, и такой эффект получился из-за совмещения того и другого. Пока мы тут болтаем, время течет с обычной для нас скоростью, еще немного – и не очнемся.

– Тогда пойдем. Хотелось бы надеяться, что в этот раз бить не будут…

Поставив чашку, в которой, похоже, был просто хороший кофе, а не камыши и туманы, Эдмар распахнул стеклянную дверь. Они одновременно шагнули через порог.

Перед тем как выйти из царской хоромины, Дирвен сунул под стельки ботинок два плоских кожаных кругляша с вытисненными рунами: «Пятокрылы», парные амулеты, с ними домчишься куда хочешь быстрее скаковой лошади. Круче «Скоробега», редкая штука – изготовить их сложно, и на это уходит уйма времени, но охваченная завоевательским зудом Лорма расстаралась и добыла для него «Пятокрылы». Их доставили в Роф уже после того, как разведчики вернулись из Джахагата. Не новые, но на год-полтора хватит.

Путь до скалы с тайником занял меньше часа. Вечерело, небо стало похоже на лилово-розовый пион, в зарослях дурными голосами орали птицы и прочее тропическое зверье.

Первым делом он осмотрел окрестности, но нигде никаких признаков вторжения. А внутри кто-то есть. Не зря возился с ловушками, любители чужого не заставили себя ждать.

Или, может, объявился тот, кто устроил здесь тайник? Все равно это теперь сокровища Дирвена, потому что кто найдет клад волшебного народца и отберет силой или хитростью у прежнего хозяина, тот становится его законным владельцем, так заведено. Отобрать – это запросто. А новоявленным претендентам, если они люди – что в Исшоде маловероятно – надавать пинков и прогнать взашей. Хотя придется с ними поделиться, так тоже заведено, иначе нечаянное богатство не пойдет ему впрок.

Дирвен активировал «Прыжок хамелеона» и шагнул внутрь сквозь оплетенную вьюном скальную стенку.

Много денег – это, конечно, хорошо. Но не всегда. Кемурт предпочел бы, чтобы здесь и сейчас их было поменьше, потому что лежать на них неудобно.

Денег в этой пещере, словно гальки на пляже. Несметные россыпи золотых и серебряных монет, слитков, драгоценных камней, вдобавок обрывки лопнувших от магического удара кожаных мешочков, обломки разбитых шкатулок, мятые бумажки с гербовыми печатями. И на том спасибо, что с головой не утонули.

Пошевелиться он мог, но с трудом: как будто спутан по рукам и ногам, но не веревками, а чем-то вязким. Наверное, похожие ощущения испытывают те, кто угодил в болотную трясину. Еще чуть-чуть, и он поймет, в чем дело… Ну да, эту «трясину» создают амулеты – ловушка для незваных гостей. Взять их под контроль не удалось, они подчиняются кому-то покруче Кемурта Хонбица.

Полумрак, под сводами пещеры поблескивают изогнутые металлические зеркала. Остальные тоже здесь: с трудом приподняв голову, он обнаружил рядом Эдмара и Хантре. Оба в своем настоящем облике, лица перемазаны кровью и расплывшимся гримом, Хантре остался без парика, а Тейзург без дамской шляпки с вуалеткой. И оба без сознания.

В дальнем углу кто-то хныкал.

– Шнырь, ты?

– Кто же еще? – плаксиво отозвались из темноты. – Ох, пропала моя головушка горемычная, истлеют мои косточки в злодейской норе… Кем, а Кем, а давай ты что-нибудь придумаешь, чтобы мы спаслись – ну, как в той книжке, которую мы читали? Когда их пираты поймали…

– Попробуем, когда все очнутся. Эдмар и Хантре вроде дышат, но мне кажется, их шибануло похуже, чем нас с тобой.

– Есть такие чары, которые на магов действуют сильнее, чем на остальных, и чем маг круче, тем больше ему достанется, – деловито сообщил гнупи. – Эти злыдни из Ложи небось знали, против кого колдуют. Ох, пропали наши головушки…

– Тихо! – шикнул Кемурт.

Но Шнырь уже и сам замолчал.

Один из участков скальной стены колыхнулся, как штора, которую пошевелил ветер, на миг из камня вылепился барельеф… И вот уже не барельеф, а человек стоит возле стенки. Ясно, амулетчик выполнил «Прыжок хамелеона».

Новоприбывший оглядывал сокровищницу с оторопелым выражением на хорошо знакомой Кему разгоряченной веснушчатой физиономии. Вот уж влипли так влипли…

– Ну вы придурки, вы чего здесь все вверх дном перевернули?! Аккуратно же лежало, а вы полезли за чужим добром и насвинячили! Сами будете собирать обратно все до последней монеты, а потом я решу, что с вами делать!

– …С Вратами Перехода не все так просто, как считает досужая публика. На первый взгляд, маг открывает их и шагает через порог – как будто всего лишь перемещается из комнаты в комнату. Но что происходит с путешественником в этот момент? – Зибелдон выдержал паузу. – Если взять для аналогии явления вашего мира, и если представить себе человека в виде сгустка информации – иначе говоря, в виде файла, то можно сказать, что в момент перехода ваш файл преобразуется из одного формата в другой. Благодаря этому феномену путешественник обретает способность изъясняться в чужом мире на местном языке и не испытывает телесного неудобства из-за внезапной и по сути катастрофической смены внешней среды. Когда он возвращается через Врата домой, происходит обратная конвертация. Сей процесс занимает всего лишь мгновение – промежуток времени, потребный для одного шага, и обычно не сопровождается пагубными побочными эффектами. Но мир может отказать визитеру в конвертации и не пропустить его через Врата. Аналогичного результата могут добиться заинтересованные маги, если применят соответствующее заклятье. Это требует колоссального расхода силы, но моих бывших коллег в случае с Тейзургом это не остановило. Хотя результат они получили чворкам на смех, чего и ждать от выживших из ума бездарей…

Достопочтенному Зибелдону давно не приходилось читать лекции. В последний раз – в алендийской Магической Академии около трех лет тому назад. А сейчас он делился знаниями с благодарной аудиторией за чашкой чая, глядя на прелестную волшебницу, за которой был не прочь приволокнуться.

Синеглазая брюнетка с фарфорово-белой кожей – его любимый типаж, вдобавок в этой компании она самая могущественная. Две ее подруги, одна из них – жена потерявшегося мага-путешественника, тоже обладали силой, но Лейле значительно уступали.

Отрадно, что все трое лелеют планы добраться до Тейзурга и припереть его к стенке. Светловолосая Тина, чертами лица несколько напоминающая Зинту, сказала, что в этот раз он нарвался и пусть пеняет на себя. Достопочтенный Зибелдон, разумеется, ничего не имел против. Поделом будет мерзавцу, из-за которого погибли редчайшие ростки иноглярии из мира Туан Тиги. За ту несусветную историю с куджархом и разоренной клумбой Тейзург перед ним так и не извинился.

Отрадно, что они из тех, кто держит слово. Когда он вернулся из своей недавней вылазки в Сонхи с драгоценной информацией, проломленным затылком и перебитым позвоночником, ему немедля оказали помощь, как и было обещано. Проведя несколько дней в лечебном «коконе», схожем с легендарными «хрустальными гробами», Зибелдон пошел на поправку. Сейчас он передвигался в антигравитационном инвалидном кресле – истинном шедевре здешних технологий, но через восьмицу-другую сможет встать на ноги.

И наконец, отрадно то, что он в хорошей компании. Они все ему нравились, не только прекрасная, как дивный сон, Лейла.

Взрослые объявились через некоторое время после того, как к нему пришла юная видящая, заявившая, что он-де знает, как попасть туда, где находится ее исчезнувший отец. У Зибелдона гора с плеч свалилась: брать на себя ответственность за способного, но не получившего должного образования подростка ему совершенно не хотелось. Когда нагрянули Лейла и Тина, разыскивавшие Марсию, он только обрадовался, а когда узнал, что они, хвала местным богам, мало-мальски сведущи в магии, обрадовался вдвойне. Он успел истосковаться по обществу себе подобных и уже не чаял встретить их в этом варварском мире.

Помочь в поисках заблудившегося путешественника Зибелдон охотно согласился: он успел соскучиться по задачам, которые с ходу не решить, вдобавок не помешает обзавестись в этом мире полезными связями, вдобавок Лейла…

Межпланетное путешествие с Земли на Нез оказалось весьма любопытным опытом, хотя для него так и остался невыясненным вопрос, что такое гиперпространство: часть Несотворенного Хаоса или некая иная среда, неизвестная сонхийским ученым? Зибелон склонялся ко второму варианту.

Для начала он с портретом пропавшего мага отправился в Сонхи навести справки. Ему повезло – информацию удалось получить в первой же забегаловке, и в то же время не повезло – при его появлении как будто сам мир взбесился, словно цепной пес при виде перелезающего через забор воришки. Поначалу грешил на коллег из Ложи, еще и подивился тому, какое мощное заклятье эти бездари ухитрились сотворить. А потом вскрылись дополнительные подробности, и оказалось, все куда серьезней. Похоже, обратная дорога в Сонхи ему теперь навеки заказана.

В «Бешеной бабочке» один из магов упомянул о том, что наемник Тейзурга, известный как Хантре Кайдо, не помнит, как его звали раньше и кем он был до того, как попал в Сонхи. Услышав об этом, собеседницы Зибелдона переглянулись, Тина процедила:

– Лиргисо – пациент реанимации. Вопрос времени. Он перешел границы, это ему с рук не сойдет.

Она выглядела рассвирепевшей. Ивена то сплетала, то расплетала пальцы. Лейла о чем-то задумалась, сощурив синие глаза.

– Кто такой Лиргисо? – осведомился Зибелдон.

– Это имя Тейзург носил в прошлой жизни.

– Он ведь явился к вам в гости, когда Поль лечился после травмы? – Лейла повернулась к Ивене. – Наверняка у Поля брали кровь на анализ, я добуду замороженный образец, и проверим, нет ли следов психотропных веществ.

– А на чары проверяли? – поинтересовался маг-путешественник. – Нет?.. О, запамятовал, у вас это не практикуется, а напрасно. Принесите-ка мне этот образец, я посмотрю и заодно познакомлю вас с этой методикой.

Результат превзошел его ожидания: после проверочного заклятья пробирка с кровью начала испускать бирюзовое мерцание.

– Вот оно что… – изумленно вымолвил Зибелдон. – Это же приворот Киншатского источника! То-то рассказывали, что прошлым летом киншатские сторожа озолотились, поскольку нашелся некий покупатель, пожелавший сохранить инкогнито. Когда Эдмар побывал у вас в гостях, они что-нибудь пили?

– Пили вино, которое он принес, – голос Ивены напоминал натянутую струну. – Не надо было, я понимаю… Но ведь они пили это вино все трое – и Поль, и он, и девушка, которая была вместе с ним.

– Не имеет значения. Эти чары действуют только на того, кого предполагается зачаровать. Как у вас говорят, индивидуальная настройка.

К его дальнейшим пояснениям они отнеслись с изрядной долей скепсиса. То, что миры иной раз присваивают путешественников, и те забывают, кто они такие и откуда пришли, то, что с миром можно договориться, чтобы он кого-то заманил и зачаровал, то, что для этого достаточно подмешать человеку в питье чуть-чуть особого снадобья – с их точки зрения это сказки, полная чушь. Только из вежливости никто не произнес этого вслух.

Зибелдон не мог повышать голос – сразу напоминали о себе травмированные ребра, и все равно в пылу дискуссии он охрип, доказывая, что каждый мир представляет собой гигантскую сверхсистему, таких сверхсистем великое множество, и они могут существенно различаться между собой на всех уровнях: непохожие элементы, не те взаимосвязи между отдельными элементами и подсистемами, по-иному организованные информационные структуры. Хвала богам, в какой-то момент до всех троих дошло, что они отрицают то, о чем давно уже знают – но знают умозрительно, в других терминах и на других примерах.

– Возможно всё что угодно! – сипло выдавил Зибелдон, радуясь победе над оппонентками и морщась от боли в грудной клетке. – Ваш мир тоже мог бы показаться жителям Сонхи до крайности странным и в чем-то невозможным. Но у нас к этому относятся проще, мы давно знаем о множественности миров. Путешественниками написано немало книг, вашим покорным слугой в том числе – всяк обученный грамоте может прочитать.

– А как вы смотрите на то, чтобы здесь у нас написать книгу о Сонхи и о тех мирах, где побывали? – спросила Лейла.

Зибелдон решил, что смотрит на это положительно, тем более если заплатят гонорар.

– Только сначала надо вытащить Поля из этой за… – Тина запнулась. – Из вашего мира Сонхи. Есть способ сделать так, чтобы к нему вернулась память?

– Проще простого. Для этого надо, чтобы кто-то из его близких пришел за ним и назвал по имени. Если это будет его ребенок, достаточно назвать «папой», но я бы не рекомендовал брать с собой в Сонхи Марсию или Михаса. Они еще дети, а я не могу дать гарантию, что путешествие будет безопасным. Таким как вы, Тина, тоже нельзя отправляться в миры с сильным магическим началом, не выяснив предварительно, как это может повлиять на искусственную составляющую вашего организма.

– Я пойду, – решительно сказала Ивена.

Тонкая, с суховатым бледным лицом и ранними морщинками возле тревожных лучистых глаз. Зибелдон уже знал, что дочь у нее родилась больная и полностью выздоровела два года назад – это заслуга Тейзурга, доставившего для Марсии из Сонхи заклятое лекарство. Впрочем, то, что она родилась больная, тоже его заслуга.

– И я, – сказала Лейла. – Очень хочу посмотреть ему в глаза! Он ведь, когда появлялся здесь, так и не соизволил со мной встретиться. Ограничился изысканными интригующими посланиями, – она недобро усмехнулась. – Ну да, меня не было на Незе, я моталась черт-те где, но что ему стоило разыскать меня, чтобы повидаться? А Поля ждут на работе.

– И дома, – мрачно добавила Тина.

Рассказав им о Сонхи все, что необходимо иметь в виду путешественникам-иномирцам, Зибелдон проинструктировал Лейлу с Ивеной, как открывать Врата. Сам он не мог с ними отправиться – инвалидное кресло с собой не возьмешь, вдобавок не хотелось, чтобы его снова огрели шкафом. На тот момент он еще был не в курсе, почему на него остервенело набросилось всё, что шевелится, едва он ступил на пыльную брусчатку тротуара в своем родном мире.

Полнейшее фиаско. Врата Перехода попросту не открылись – ни у Лейлы, ни у него. Этак недолго прослыть мошенником, который вначале заморочил голову юной Марсии, а потом и взрослым волшебницам. Сбитый с толку, Зибелдон после передышки на пробу открыл Врата в мир Бингару, который несколько раз посещал. Хвала богам, не разучился, и силу не потерял, и прекрасные дамы смогли убедиться, что он их не обманывает. Лейла после этого, следуя его подсказкам, тоже самостоятельно открыла Врата в Бингару, однако Врата Сонхи все равно оказались ей не по зубам.

– Не понимаю, в чем дело, – в раздумье произнес Зибелдон. – Похоже, нас не пускают, но почему? Когда мир кого-то присваивает, у его близких всегда остается шанс прийти за ним и забрать назад. Насколько я знаю, не сохранилось свидетельств о том, чтобы это сопровождалось катаклизмами и атаками на визитеров. Или не всегда, или мы что-то упустили?..

– Поль говорил со мной о Сонхи, – чуть сбивчиво, с напряжением в голосе, вымолвила Ивена. – Эдвард Мангериани… то есть, Тейзург, сказал ему, что он – бывший Страж мира Сонхи, который когда-то оттуда ушел. Может быть, из-за этого?

Вот те раз… Достопочтенный Зибелдон на несколько секунд онемел, зато все части головоломки встали на место.

– Что ж, тогда все ясно. Если мир заполучил обратно потерявшегося Стража, пускай даже запасного, уж он постарается его не выпустить. Потому и меня вздрючили, потому и Врата Перехода для нас на замке. Ничего не попишешь, обстоятельства непреодолимой силы.

– А если открыть эти Врата не отсюда, а из другого мира? – предложила Тина.

Дельная мысль, но из этого ничего не вышло. Мир Сонхи не собирался отдавать вернувшегося Стража, и Врата не удалось открыть ни с замусоренного пустыря в дебрях обшарпанных бингарских многоэтажек, ни из цветущей долины под радужно-сумеречным небом Туан Тиги.

– Н-да, уж теперь мне о возвращении домой можно забыть окончательно, – философски заметил маг-изгнанник.

– Вы с вашими знаниями и здесь будете востребованы, – утешила Лейла. – Черт, что еще можно сделать?

– А если каким-то образом вынести на хрен эти чертовы Врата? – повернулась к Зибелдону Тина.

– Теоретически можно, – вздохнул консультант, шокированный и в то же время отчасти восхищенный ее подходом к проблеме. – Теоретически всё можно, однако я не представляю, кто на это способен на практике… Здесь понадобится тяжелая артиллерия.

Они обменялись такими взглядами, словно это их обнадежило.

– Тяжелая артиллерия будет.

4. День рождения Шеро Крелдона

– Любимый тортик нашего величайшего героя и руководителя, по его личному рецепту, обещает стать воистину шедевром кулинарного искусства! Взбитый крем из шоколада четырех редчайших сортов, изготовленный из какао-бобов с плантаций Рабенда, Куола, Сухи и Билим! Легендарные сиянские специи для кондитерской выпечки, те самые, которые Сиян продает в ограниченных количествах на вес золота! Орехи нокут и джодон, лакарийская ваниль, цукаты из гуэлы, макки и фахайи! Все это мы уже закупили. Разумеется, втайне от достопочтеннейшего Крелдона, поэтому я убедительно прошу всех присутствующих не проговориться. Наш беспримерно самоотверженный Верховный Маг предпочел бы обойтись менее дорогими ингредиентами, но мы решили, что Ложа не будет экономить на праздничном торте, который призван единожды в год скрасить его суровую диету, – докладчик обвел аудиторию значительным взглядом с оттенком немого приказа. – Пусть это будет наша маленькая, но важная, не побоюсь этого слова, государственная тайна! Кто желает, может ознакомиться со сметой и счетами, дабы убедиться, что мы готовы отчитаться за каждый ривл, а то я уже слышал краем уха, какие некрасивые предположения кое-кто высказывает… Не буду называть имен, но пусть им будет стыдно. Нами движет исключительно лояльность и желание сделать приятный сюрприз мудрейшему из магов просвещенного мира. Однако вернемся к тортику. Если вас интересует остальное, то мука, тростниковый сахар, яйца, нежнейшие сливки для крема – все это тоже будет наилучшего качества. Но экзотические ингредиенты, которых достопочтеннейший Крелдон более чем достоин, потребовали немалых расходов, поэтому, ввиду дороговизны, тортик будет скромных размеров. Персональный сладкий шедевр, исключительно для нашего бесконечно дорогого юбиляра. Для гостей, которым выпадет честь сесть за праздничный стол вместе с героем торжества, – интонация стала чуть суше, вдохновенные огоньки в глазах угасли – Аджимонг так и не удостоился приглашения, хотя все еще надеялся, – будет приготовлен торт из ингредиентов попроще, так что хватит на всех.

Сидевшая рядом с Орвехтом Флаченда украдкой вздохнула.

– Сделаем перерыв, коллеги, а потом обсудим следующий немаловажный вопрос: как мы украсим тортик.

Суно вместе с людским потоком направился к выходу из бального зала, превращенного в зал совещаний и сплошь заставленного стульями. Его сюда буквально затащили, окружив в коридоре плотным кольцом, когда он наведался в резиденцию Ложи для консультации с математиками по модели заворота. В два счета бы отбился, но не применять же боевую магию против своих. А теперь он намеревался ускользнуть, воспользовавшись перерывом.

– Чего опять грустишь? – услышал он позади голос Грено Гричелдона.

– Я думала, что попробую кусочек, – отозвалась Флаченда. – А если главный торт будет маленький, для одного господина Шеро, тогда не будут всех кусочками угощать.

– Да погоди расстраиваться, ты ведь знаешь, что достопочтеннейшему Крелдону аппетит перебивает? Вот начнет какой-нибудь похабник за столом непристойностями сыпать, и кому тогда Верховный Маг отдаст свой тортик, если не тебе?

Он всего лишь неловко сострил, пытаясь утешить Флаченду, но в коридоре воцарилась тревожная тишина. Это ведь сказал не кто-нибудь, а Грено Дурной Глаз! Или, для узкого круга посвященных, Грено – видящий восемь из десяти. А как известно, уж если он что-то случайно сболтнул…

– Да кто же пустит какого-нибудь похабника за стол к господину Шеро, если там будут только те, кого он сам пригласил? – тихонько возразила бобовая ведьма.

Как обычно: с головой ушла в свои мудреные переживания и не замечает сгустившейся вокруг предгрозовой атмосферы.

– Ну, если это будет мыслеве…

– Грено!..

Хор воплей заставил злополучного провидца умолкнуть.

Флаченда покраснела, Гричелдон растерянно озирался – до него только сейчас дошло, что он опять «сглазил». В этот раз самого Шеро Крелдона. О том, что в действительности он нетипичный видящий восемь из десяти, ему из соображений секретности так и не сказали, и теперь он чувствовал себя едва ли не государственным преступником. Ссутулился, втянул голову в плечи и смотрел виновато на рассерженных старших коллег, а те наперебой ругались, громче всех негодовал Аджимонг. Впрочем, к ним уже пробивалась через толпу Марченда Фимонг, она не позволит растерзать Грено и сумеет навести порядок, поэтому Орвехт со спокойной совестью двинулся к лестнице: в самый раз под шумок сбежать – и в Треуголье.

А пророчество Дурного Глаза учтем, примем меры. Надо будет на время застолья установить полную блокировку, чтобы все мыслевести извне поступали к секретарям, а те, коли дело безотлагательное, устно доложат Верховному Магу. И тогда нам никакие похабники не страшны, предупрежден – значит, вооружен.

У светских бездельников, которые мнят себя законодателями моды и прочей дребедени, в ходу выражение «я в шоке». Они его лепят к месту и не к месту: любую ерунду увидел – сразу «в шоке». Дирвен таких ребят от души презирал, но сейчас, когда разглядел, кто же угодил в его западню, любимое словцо алендийских пижонов само пришло в голову.

Он был в шоке. Натурально в шоке.

Это называется – здрасьте, добро пожаловать в страну китонских грибочков!

Самая Главная Сволочь собственной персоной, хотя сперва принял его за дамочку. Рядом валяется Рыжая Сволочь. Рожи как у площадных комедиантов после мордобоя – размазанный грим и кровища. Вроде, оба живые… Ха, скорее уж полуживые.

Еще и третий, но у этого только кровь под носом. Раньше никогда его не видел. Чары личины с него должны были слететь – побочный эффект от тех амулетов, которые Дирвен использовал для ловушки, и не похоже, что парень загримирован. С такой физиономией мог бы дураков в театре играть, а не за чужими кладами лазить. Однако дурак этот не так прост – у него амулеты. Не стал обыскивать и отбирать: успеется, взять их под контроль плевое дело.

Первым делом он отвесил пинка Главной Сволочи, потом Рыжей Сволочи. Шевелятся, гады. Подошел к третьему, но пинать не стал, а приподнял его за шиворот и спросил:

– Ты кто такой?

– Джамо я, – невнятно произнес парень. – Кажись, зуб того…

– Амулетчик?

Вопрос был риторический, но хотелось проверить, правду скажет или соврет.

– Да, – тот кивнул и скривился от боли. – Куда это мы провалились?

– А направлялись куда?

– В подвал… Она сказала, заплатит, если я с ними туда схожу, амулетчик им нужен, я и пошел… Я потом уже понял, что эта ведьма меня скормить кому-то хочет, – парень показал на Эдмара. – Когда понял, хотел оттуда ноги сделать, и тут под нами пол проломился. Ты ведь человек, не демон?.. – он попытался нарисовать пальцем в воздухе отводящий знак из арсенала экзорцистов. – Ты похож на свергнутого короля…

Это Дирвену приятно было услышать, но расслабляться он не собирался.

– Я и есть король Дирвен. Был бы демоном, уполз бы от твоего знака в Хиалу, поджавши хвост!

Джамо глядел на него с опаской.

– Ты хоть знаешь, кто это? – он кивнул в сторону не до конца оклемавшейся сволоты.

– Она волшебница, вроде из Ложи… Ох, зубы, – снова поморщился и схватился за щеку. – Подсела ко мне в чайной, сказала, хочет нанять амулетчика. А это ее слуга. Полезли в чужой подвал, и под нами пол проломился…

Запрокинув голову, парень в недоумении посмотрел на теряющиеся в полумраке скальные своды и тусклые китонские зеркала.

– Только пролома не видно, и место какое-то странное. Где это мы, в катакомбах?

– Ха, держи карман! В Исшоде.

– Быть не может… – растеряно пробормотал Джамо. – Мы же были в Аленде, в подвале старого дома на Малой Капустной…

– Вы сюда провалились из того подвала через пространственную фиглятину. А эти две рожи – совсем не те, кто ты думаешь, они тебе голову задурили. В общем, тебе и повезло, и не повезло.

Дирвен выжидающе уставился на собеседника. Наконец тот догадался спросить:

– В чем повезло? И в чем не повезло?

– Не повезло в том, что тебе придется выбираться из Исшоды своим ходом. Если ты не из тех завалящих амулетчиков, которые плюнь да разотри, дойдешь куда надо. Арсенал у тебя нехилый, так что отобьешься, если кого встретишь. А повезло, что тебя никаким демонам не успели скормить, и я тебе ничего не сделаю, у меня же к тебе претензий нет. Я тебе даже «Прыжок хамелеона» одолжу, чтобы ты смог отсюда выйти.

– Я никогда не пользовался «Прыжком хамелеона», – Джамо сник, его физиономия теперь напоминала цветом скисший творог. – Послушай, я ведь не нарочно сюда попал…

– Ты придурок, я тоже не нарочно! – рявкнул Дирвен, которому внезапно стало тошно, потому что вспомнились несправедливые упреки Орвехта. – Просто отсюда по-другому не выйти, это полость внутри скалы, и наружу хода нет, я проверял. Или через заворот, как вы сюда свалились – или «Прыжок». Главное, перед тем как шагнуть, возьми в зубы кляп, иначе можно язык прикусить, когда тебя скрутит. У меня тоже при первом «Прыжке» поджилки тряслись. Иначе помрешь тут, замурованный, я ведь не подрядился тебе, придурку, жратву сюда таскать и горшки выносить!

– Ладно, – бесцветным голосом произнес Джамо. – Я понял. Придется попробовать.

– И можешь перед выходом набить карманы, – Дирвен зачерпнул горсть монет, высыпал обратно звякающим ручейком. – До вас у меня все тут лежало в мешочках и шкатулках, а теперь хуже чем в сортире. Наводить порядок будут эти гады, а ты бери, сколько сможешь унести.

– Клад народца? – догадался парень.

Ненадолго замолчал, что-то прикидывая в уме.

– А можно… Можно, я чуть побольше возьму? Сколько поместится в мешке за спиной. Тут вон сколько золота, ты же не обеднеешь, а я всю жизнь за кусок хлеба бился… В карманах много не унесешь… Можно, а? Ты ведь король и повелитель амулетов, что тебе несколько сотен монет, у тебя же тут горы золота…

– Ну ты и придурок… Не боишься, что тебе придется с этим мешком за спиной «Прыжок хамелеона» выполнить? Между прочим, рекомендуется в первый раз это делать без груза и в удобной одежде, чтоб не сбиться с нужного настроя.

– Я попробую!

Он смотрел на Дирвена просительно и отчаянно. Видать, вконец рехнулся от жадности.

– А мешок-то где возьмешь? – презрительно ухмыльнулся повелитель амулетов.

– У меня есть, – неуклюже усевшись, он задрал полы куртки и расстегнул пряжку широкого матерчатого пояса, который оказался свернутой котомкой с двумя широкими лямками и продернутым через горловину шнурком. – Можно, я сюда наберу, сколько поместится?

– Валяй, если тебе нахапать денег важнее, чем выжить. А я посмотрю, как ты через стенку с мешком золота пройдешь… И потом тебе через пол-Исшоды с этой ношей ковылять. Ну, дело твое, я предупредил.

Скорее всего, застрянет в скале, и это будет результат его собственного выбора. А Дирвен за его выбор не отвечает, так же как не отвечает за то, что вытворяли в Аленде олосохарские пугала и Шаклемонг со своей бандой.

– Сколько нагребешь и вынесешь – все твое. Но я бы на твоем месте приберег мешок для того, чтоб какой-нибудь жратвы по дороге насобирать. Я скоро вернусь, кое-что принесу. Этих двоих не трогай, с ними у меня будет отдельный разговор. И не подходи к ним, понял?

Джамо кивнул, теребя мешок. Видно было, что ему не терпится накидать туда золота, аж пальцы подрагивают.

Отдав последовательно несколько команд своим артефактам, Дирвен перенастроил ловушку: теперь она сузилась до небольшого пятачка, на котором лежали двое магов, и в то же время ее сдерживающая сила в несколько раз увеличилась. Вот будет подлость, если за время его отсутствия эти гады очухаются и освободятся… Но он обернется мигом, одна нога здесь, другая там.

Достопочтенный коллега Сибрехт, изможденный старичок в мешковатом бутылочно-зеленом сюртуке с нашитыми в три ряда карманами на пуговицах, напоминал чудаковатого пенсионера, живущего в тихом запущенном квартале вроде того же Треуголья. Величайший специалист по амулетам, только благодаря этому и уцелевший во время смуты. Властелин Сонхи решил, что он может быть полезен, и его держали в подвальном каземате на скудной кормежке, но не измывались, как над остальными.

Когда узурпаторов вышвырнули, он вместе с другими архимагами добровольно сложил полномочия, а потом изъявил желание вернуться на службу и присягнул Крелдону. Власть его мало интересовала, главное – заниматься любимым делом, а в каком чине, это уже вопрос второстепенный. Хотя Генеральный советник по артефактам – весьма достойная должность, и почета не меньше, чем в былые времена. И на день рождения Шеро его пригласили, в отличие от Аджимонга, который уже перестал надеяться и на всех удостоившихся косился с затаенной обидой, как нищий родственник-приживал, которого не позвали на семейное торжество.

Сибрехт проконсультировал коллег по части защиты от нежелательных мыслевестей и теперь явился с инспекцией. Обошел коридоры и комнаты, останавливаясь там, где были спрятаны блокирующие артефакты, и наконец выдал заключение:

– Неплохо, коллеги, весьма неплохо. Мы сделали все, от нас зависящее, и можем уповать, что никакие безобразия не омрачат праздник. Я знаю только два артефакта, которые теоретически могли бы пробить такую защиту – это «Морская труба» и «Крик альбатроса». Но это весьма редкие артефакты, к тому же тут многое зависит, как вы знаете, от личной силы амулетчика. Вряд ли недоброжелатели Верховного Мага пойдут на такую бессмысленную провокацию, а от рядовых дебоширов и шутников мы будем надежно защищены.

– Студенты могут что угодно учинить, – озабоченно заметил Аджимонг. – Они еще раньше прозвали нашего достопочтеннейшего главу, – тут он понизил голос до конфиденциального шепота, – душителем свободы… С них станется!

– И где же студенты возьмут «Морскую трубу» или «Крик альбатроса», которых в просвещенном мире раз, два и обчелся? В лавке купят?

– Спасибо, коллега Сибрехт, – поблагодарил Суно, не давая Аджимонгу затеять ненужную дискуссию. – Мы в дополнение усилим защиту заклятьями, так что никакие студенты нам не страшны.

Дирвен целеустремленно промчался по улицам Рофа, где вовсю кипела работа: амуши собирались устроить бал в честь полнолуния, и жители подметали улицы, развешивали на оградах и на деревьях цветочные гирлянды, позолоченных насекомых, пучки крашеных перьев, резные и плетеные украшения работы келтари. Пахло медом, прелой листвой, подгорелой кукурузной кашей, сурийскими благовониями, вдобавок едва ощутимо тянуло закисшим болотом – обычные для Рофа запахи. Повсюду носились сойгруны, вереща и поднимая суматоху. Люди выглядели понурыми: кого-нибудь из них наверняка сожрут, при царе Млюарри ни один бал в Рофе без этого не обходился, а при Лорме – и подавно.

Опять на душе стало муторно, хотя любому придурку ясно, что от Дирвена тут ничего не зависит. Одно название, что соправитель царицы-мумии… Он никому ничего не должен и отвечает только за себя. А местные сами виноваты, что не сбежали отсюда или сваляли дурака и угодили на невольничий рынок. Он бы на их месте давно сделал ноги.

Ниларьи с Татобуром нигде не видно: господин Шевтун будет держать своих людей под замком, пока гулянка не закончится. Хоть Ниларья и поступила с ним хуже последней шлюхи – сначала понравилась ему, потом предала любовь – Дирвен порадовался тому, что она уцелеет. И подумал: что бы там ни говорил Орвехт, он все-таки способен на великодушные чувства, в отличие от этих самовлюбленных кукол, которые его сплошняком предавали, начиная с Хеледики и заканчивая Ниларьей. А защитить здешних людей от кровожадного народца не в его власти, в Рофе испокон веков так было, и ничего тут не изменишь…

– А вот завтра посмотрим, – пробормотала тощая, как обтянутый кожей скелетик, девчонка-подросток, мазнув его по ноге истрепанным веником из пальмовых листьев.

– Чего?.. – спросил Дирвен, глянув на нее сверху вниз.

Рваная туника цвета половой тряпки, цыплячья шея искусана мошкарой, на макушке венок из наполовину облетевших белых раголий, волосы грязным пучком, но глаза на изможденном личике неожиданно дерзкие. Небось попала сюда недавно, еще не научилась бояться.

– Да я просто так сказала…

– Ты постарайся спрятаться получше, когда начнется, – вполголоса посоветовал Дирвен, поддавшись внезапному душевному порыву.

– Не-а, прятаться не лучше. Они как раз ищут тех, кто спрятался, наперегонки ищут, а если торчишь на виду и выглядишь хворым – может, и пронесет. Хотя не всегда.

Говорила она по-ларвезийски. Чуть не спросил, как ее зовут и почему здесь оказалась, но вовремя спохватился: она чья-то рабыня, так что взять ее под защиту он все равно не сможет, только лишний раз поругается с Лормой. И у этой шмакодявки есть шансы пережить бал: кто же польстится на эти кости, особенно если она прикинется больной.

Сообразив, что на помощь рассчитывать нечего, девчонка отвернулась и снова принялась шоркать веником по заросшей мостовой, сметая в кучу дохлых бабочек и почернелую фруктовую кожуру.

Во дворце-развалюхе он надолго не задержался. Рассовал по карманам нужные амулеты, которые хранились в шкатулках на колченогой этажерке у него в комнате, после завернул на кухню за лепешками, вяленой тыквой и земляными орехами. Сложил еду в котомку. Готовили повара-люди, и все равно Дирвен мяса с этой кухни в рот не брал, если только не добыл его сам на охоте, и оно не было зажарено в его присутствии.

С Лормы станется угостить его человечиной. В Аленде так уже было, вовремяпроблевался с помощью «Желудочного дворника» из набора первой помощи. Если б эту мумию не одолел зуд прямо за столом выложить, из чего котлеты, оно бы с концом ушло в кишечник. Тогда он разозлился, но вскоре остыл, он ведь тогда еще по-другому к Лорме относился – считал, что она его любит! А сейчас вспоминал об этой паскудной шутке с яростью и омерзением. Старая нежить слишком много себе позволяет и не боится ни богов, ни демонов, ни Стража Мира. А чего ей бояться, если все страшное с ней уже случилось, и ее дальнейшее существование на века предопределено – без перспектив, без надежды, без перемен?

– Куда это ты собрался?

Легка на помине. Столкнулся с ней на первом этаже, в пустом зале с расшатанными полами.

За разбитыми окнами уже сгустились душные оливковые сумерки, под потолком роились волшебные светляки, по полу ползали размытые цветные тени. Там, где половиц не хватало, чернели проломы, в них что-то шныряло и шуршало. В этой окаянной стране не всегда разберешь, где волшебный народец, а где просто крысы.

Лорма выглядела как женщина в возрасте, сохранившая остатки былой красоты. Недавно отобедала, но хватило ей этого ненадолго.

– Хочу кое с чем поэкспериментировать перед Эгедрой, – пояснил Дирвен деловитым тоном занятого человека. – Подальше от Рофа, чтоб они с нашей стороны ничего не ждали. Если тут болтаются их шпионы, пусть докладывают, что у нас никакой суетни, кроме балов.

Ее лицо на глазах увядало, но не потому, что она усомнилась в своем консорте – истинная природа вурваны брала свое. Завтра на балу наверстает упущенное, вовсю оттянется… Подумалось – уже не в первый раз с тех пор, как он попал в Роф – что лучше бы все сложилось по-другому, и не было бы всей той мути, которая случилась, когда он получил в свое распоряжение арибанские амулеты. Надо было не слушать Чавдо и Лорму, а забрать ожерелье по-тихому, не убивая Лаблонга, отдать в уплату за королевские артефакты – и чтобы дальше их дорожки разошлись. Если бы можно было вернуться в прошлое и поступить по-другому! Но все сложилось так, а не иначе, и ясно, кто в этом виноват: Госпожа в Рогатом Венце, да еще Самая Главная Сволочь со своими издевками. Одна радость, уж теперь Эта Сволочь поплатится.

Вот честно, в тот момент у Дирвена никаких нехороших мыслей не было. Честное слово, он собирался всего лишь отволтузить Эдмара, чтоб места живого не осталось, разбить до сплошного синяка наглую рожу да в придачу зубы повыбивать, чтоб неповадно было ухмыляться, а потом пусть чинит разломанные шкатулки, зашивает порванные мешочки и собирает монеты. Дирвен мог бы поклясться богами и псами, что думал только об этом, когда при свете злодейской желтой луны мчался в потемках обратно к скале с тайником.

Ну, еще подумал о том, что рыжий мерзавец там совсем некстати, и от него хорошо бы избавиться, но так, чтобы не прогневать Северного Пса – и эту проблему решить проще простого. Среди магических вещичек, которые отдала ему Лорма, есть «Ошейник перевертыша», позеленелое старьё с истертыми рунами. Рабочее старьё, в самый раз сгодится. Если надеть эту штуку на мага-перевертыша, тот через некоторое время, когда силы иссякнут, перекинется в свою звериную ипостась, а обратно перекинуться не сможет, пока с него не снимут ошейник, который в момент метаморфозы еще и сожмется до нужного размера. После этого останется вытащить кота наружу (если нацепить на него второй «Прыжок хамелеона» – сработает или нет?), унести подальше и выпустить где-нибудь в джунглях. Пусть побегает… И поделом ему, и мешать не будет. Ошейник Дирвен взял с собой, вдобавок захватил охотничью сеть.

В пещере без неожиданностей: Джамо сидит возле набитого мешка в позе медитирующего монаха, глаза прикрыты, руки молитвенно сложены – не иначе, благодарит воровского бога Ланки за подвалившую удачу. Двое других пленников не померли, но и не очнулись.

Дирвен сразу надел на рыжего ошейник. Замочек механический, без магии, но хитро устроенный – шпилькой не откроешь. Теперь у него на одного противника меньше. Как человек Хантре опасен, обученный боец, а кот – мелкая скотина, можно его в расчет не брать.

Встрепенувшийся Джамо наблюдал за его действиями с настороженным выражением.

– Этот парень не слуга, а маг, надо его обезвредить, – ответил Дирвен на невысказанный вопрос. – Не жалей их, ты ведь даже не знаешь, кто они такие. Сволочи первостатейные, вот они кто такие. Я тут съестного принес. Сейчас поужинаем, потом расскажешь, что делается в Аленде, и до утра отбой. Снаружи ночь, тебе лучше уйти, когда взойдет солнце.

Дирвен чувствовал себя великодушным парнем, это было приятно – как будто добрался в холодину до домика с камином или наконец-то стащил с ног неудобные сапоги. А собеседник выглядел малость придурковатым, поел чуть-чуть и опять давай про себя молиться. Всполошился, когда Дирвен захотел посмотреть, что он нагреб в мешок – физиономия стала такая, словно ему нож к горлу приставили. Перетрусил, что хозяин сокровищ глянет на золото и передумает? Решив быть великодушным до конца, Дирвен не стал развязывать шнурок, только хмыкнул:

– Ладно, мне все равно, и от своего слова я никогда не отказываюсь. Тебе же завтра с этим грузом сквозь стенку шагать! Если жадность тебя сгубит, я не виноват.

– Я справлюсь, – произнес Джамо почти беззвучно, еле шевеля губами. – Я должен.

На вопросы про Аленду он отвечал то же самое, что Дирвен уже знал от Куду и Монфу, с которыми ежедневно связывался, используя «Крик Альбатроса». Горожане ругают его на все корки, маги разбирают завалы, в продуктовых лавках снова всего полно, но цены после смуты подскочили вдвое, и за это опять же ругают Дирвена, хотя цены повышают торговцы, он тут вообще не причем.

Потом он разгреб в углу кучу тускло поблескивающих монет, чтобы откопать скатанный походный тюфяк – притащил сюда из Рофа на второй день, вдруг придется заночевать. Активировал сторожевые амулеты, поворочался и уснул.

Разбудил его нахальный луч солнца, проникший сквозь щель в каменном своде.

– Подъем! – буркнул Дирвен, зевнув и усевшись на тюфяке.

Джамо уже проснулся – а может, и вовсе глаз не смыкал – и продолжал беззвучно молиться.

– Хорош донимать Ланки, завтракаем – и выметайся отсюда со своим мешком.

Дирвену не терпелось спровадить его, чтобы поквитаться с Эдмаром без лишних свидетелей, но в тот момент у него все еще не было на уме ничего дурного.

Завтракать Джамо не стал, пару лепешек и горсть орехов рассовал по карманам.

– Вот тебе «Прыжок хамелеона». Это не насовсем. Как только выйдешь отсюда, заберу.

Кивнул. Видно было, что его трясет. Надел амулет на шею, выпрямился с мешком золота за спиной – смотри-ка, хватило силенок. Впрочем, Дирвен тут же понимающе усмехнулся: ничего удивительного, ему «Тягло» помогает. Мог бы взять его «Тягло» под контроль, и тогда бы посмотрел… Ну да ладно, пусть идет. И если уцелеет, пусть всем рассказывает, что встретил Дирвена Повелителя Амулетов, опального короля Ларвезы, и тот оказался хорошим парнем, который знает, что такое честь и благородство.

– Чего стоишь? Пошел! Чем дольше будешь себя накручивать, тем больше риска, что застрянешь. И про кляп не забудь, иначе язык откусишь.

Джамо снова кивнул, молитвенно сложил руки и с отчаянной просьбой в голосе произнес:

– Услышь меня, помоги мне пройти невредимым сквозь эту стенку и вынести невредимым то, что у меня в мешке за спиной!

Потом полез в карман, на первый раз попал мимо, на второй вытащил тряпичный комок, зажал в зубах – и шагнул вперед.

Если б Дирвену предложили побиться об заклад, он бы скорее поставил на то, что этот придурок застрянет – но Джамо прошел. Может, и правда Ланки его услышал и решил подсобить своему служителю, который о сохранности нахапанных деньжат печется не меньше, чем о собственной жизни.

Дирвен вышел наружу следом, жмурясь от бьющего в лицо горячего солнца. Парень корчился в траве и сдавленно мычал сквозь кляп, зато мешок целехонек.

Первым делом, присев рядом, стянул с него шнурок с «Прыжком хамелеона», убрал в карман. Дождавшись, когда судороги утихнут, покровительственно бросил:

– Все, ты свободен. Тебе туда, на северо-запад, ориентируйся по солнцу. Где всякое барахло валяется, лучше не ходи, это заколдованные места. Иди по тропинке, ее джубы протоптали. И потом забери на север, чтобы Роф обойти.

Джамо не стал отдыхать после «Прыжка». Неуклюже поднялся и двинулся вперед. По его физиономии катились капли пота, он пригнулся, словно шагал против ветра, и с трудом переставлял ноги, как будто за ними волочились арестантские гири.

– Эй, что с тобой?

Не отозвался, даже не оглянулся. Можно подумать, что он идет по горло в воде, и все силы уходят на борьбу с течением. По суше так не ходят. Он и раньше-то выглядел придурком, а теперь, похоже, совсем сбрендил.

Дирвен отлил, с наслаждением потянулся и вернулся в пещеру к своим пленникам.

С утра пораньше Суно навестил в лечебнице Зинту: та уже начала вставать и старалась по мере сил помогать неходячим пациентам. Хвала богам, настоятель храма Тавше временно отобрал у нее священный кинжал, чтобы не вздумала призывать силу, нельзя ей сейчас.

Потом связался с коллегами, работавшими по Треуголью, но там без перемен: модель канала заворота готова, пространственники и математики со вчерашнего дня пытаются выстроить и совместить с ней модель «невода», который поднимет со дна содержимое, однако что-то у них не клеится. Обещали в течение нескольких дней разобраться, забыли только попросить коллегу Эдмара, чтоб он любезно согласился обождать эти несколько дней. Во избежание нежелательного развития событий группа боевых магов нанесла еще один удар по злоумышленникам – все через тот же канал, вслепую, так что об эффективности сей превентивной меры можно только гадать. Тейзург и Хантре могли находиться в зоне поражения – при условии, что они все еще не пришли в себя после первого удара – но могли и убраться оттуда, во втором случае боевая группа только силы впустую потратила.

Вдобавок наблюдатели доложили о присутствии в районе Треуголья подозрительных лоточников, мороженщиков, цветочниц, художников и попрошаек – предположительно, овдейских, молонских, бартогских, аснагисских и сурийских шпионов. По-видимому, те уже поняли, что Ложа наконец-то нашла капиталы Королевского банка, и следят за развитием событий. Обидно будет ударить лицом в грязь перед иностранными коллегами, не говоря о величайших убытках.

Первый, кто попался ему навстречу в резиденции Ложи, был сияющий коллега Сумрехт, помощник Аджимонга. В отличие от своего начальника, он не переживал по поводу того, что Верховный Маг не пригласил его на день рождения – ему это в любом случае не светило, зато искренне наслаждался бурной подготовкой к празднику.

– Достопочтенный коллега Орвехт, только вас ждем! Сейчас будем утверждать эскиз тортика, идемте скорее!

Надо ли объяснять, что ему сейчас не до тортиков, дорогие коллеги? С другой стороны, у математиков с пространственниками модель «невода» пока еще не готова, а взглянуть на эскиз кондитерского чуда все-таки любопытно.

Трехмерное магическое изображение висело над овальным столиком из молочной яшмы, вокруг столпились высокопоставленные функционеры Ложи, их помощники и секретари.

– Оцените сию красоту, коллеги! – взглянув на вошедшего Суно, торжественно провозгласил Аджимонг. – Все здесь не просто так, а со смыслом! Две облитые взбитым шоколадом полусферы с одинаковыми розочками символизируют монолитное единение Ларвезы и Светлейшей Ложи, а это – шоколадная фигура мага, подобная башне, скрепляющая союз королевской и магической власти, а также подчеркивающая ведущую роль Ложи в нашем государстве. Каллиграфическая надпись съедобным золоченым кремом – «С Днем Рождения, Дорогой Юбиляр!» Эскиз, скромно отмечу, мой собственный. Можно сказать, выстраданный, из глубины сердца… Надеюсь, ни у кого не будет возражений, принимаем единогласно?

«На дне объекта замечено магическое возмущение».

Мыслевесть из Треуголья заставила Орвехта сорваться с места, коллеги перед ним благоразумно расступились.

Каждый шаг давался с трудом, как будто бредешь по горло в трясине, на пределе сил преодолевая сопротивление вязкой среды, и со всех сторон тебя окружает что-то невидимое, но при этом склизкое, отвратительное, как гниющая мертвечина. Еще и холод до костей пробирает – холод грязной стылой воды, в которую если канешь с головой, уже не вынырнешь.

Одно он знал наверняка: это не имеет ничего общего с «Прыжком хамелеона». «Прыжок» он все-таки выполнил, скала осталась позади, и вряд ли Дирвен причастен к тому, что с ним сейчас происходит. Похоже, это какие-то здешние чары, в которые он по случайности вляпался. Было ощущение, что эта гнилая трясина существует давным-давно, сотни тысяч лет ее никто не тревожил – он первый. Понять бы, как из нее выбраться, амулеты здесь бесполезны, а он не маг, чтобы применить что-то другое…

Стоило задаться этим вопросом – и сразу пришел ответ: БРОСЬ МЕШОК, НАЛЕГКЕ УЙДЕШЬ. Как будто сама трясина подсказала. Надо всего-навсего бросить мешок, и тогда его выпустят, и дальше он без помех пойдет своей дорогой – с амулетами, с лепешками и орехами, которыми поделился Дирвен, с распиханными по карманам золотыми монетами, разве не заманчивая перспектива?

Только он этот мешок не бросит. Ни за что. Не дождетесь.

Стиснув зубы, с каждым шагом заново выдираясь из цепкой хватки этой безымянной дряни, Кемурт тащился вперед, еле переставляя ноги. А над головой сияло солнце, вокруг порхали тропические бабочки, перекликались цикады и птицы – им было невдомек, что с человеком творится что-то неладное.

Приподнять голову удалось с четвертого раза. Даже в лежачем положении голова кружилась, а при попытке осмотреться все поплыло, как отражение в текучей воде. Успел разглядеть, что рядом лежит Эдмар с разбитым лицом, они находятся в просторном темноватом помещении, от края до края заполненном рыбьей чешуей. Но пахнет не рыбой, а нагретым камнем, металлом, потом. Вдобавок чем-то изысканным и пряным – духи Эдмара, который даже на грабеж (если называть вещи своими именами) отправился со всеми атрибутами, свидетельствующими об утонченном вкусе своего обладателя.

Кое-как сфокусировав взгляд, Хантре понял, что на полу вовсе не чешуя, а несметные россыпи золотых и серебряных монет. Видимо, это и есть пресловутые капиталы Королевского банка, которые должны куда-нибудь запропаститься, чтобы Сираф достался Тейзургу.

И лежат они прямо на монетах: больно, неудобно, руки-ноги затекли. Вдобавок их как будто со всех сторон окружает невидимое желе. Зимой, когда побывали в Жафеньяле, видели там торговца, продававшего ящериц и других мелких зверушек, живьем заключенных внутрь подвесок из прозрачной смолы. Хантре тогда одним махом уничтожил весь его товар – не было другого способа освободить медленно умиравших пленников. А теперь он сам угодил в похожую ловушку, и ему не хватает сил, чтобы из нее вырваться.

Воздух спертый, но откуда-то сверху тянет слабеньким сквозняком. Они в громадном каменном мешке, под скальными сводами царит затхлый сумрак, наверху тускло блестят, словно рельсы в потемках, большие вогнутые зеркала.

Выхода наружу отсюда нет – во всяком случае, обычного выхода, это он почувствовал сразу. Ни лаза, ни двери, но Мулмонг наверняка собирался воспользоваться награбленным… Значит, надо искать необычный выход.

Этот вывод съел остатки сил, и он снова уронил голову на похоронно звякнувшие монеты.

– …Хантре! Хантре, ты меня слышишь?.. Ты живой?.. Поль, мерзавец, очнись!.. Мы вляпались, если сам еще не понял.

Что-то непонятное, но важное – подействовало, словно поднесенный к лицу нашатырь. Прежде свернутое и запечатанное, оно рванулось из глубин его души и как будто ударилось о невидимую преграду, рассеялось, истаяло. Зато этого импульса хватило, чтобы он рывком сел, заставив незримое желе тяжело всколыхнуться.

Тело отозвалось болью – ушибы и трещины в костях, как минимум трещины, если не пара-тройка переломов. Но это не важно, главный вопрос другой: кто он, где находится, зачем его сюда занесло?.. Хотя все в порядке, он ведь у себя дома, в Сонхи, он бывший Страж мира Сонхи, и ему здесь хорошо…

– Я у себя дома… – произнес он, еле шевеля запекшимися губами.

– Трогательное признание, – ядовито процедил Тейзург, глядя на него с недобрым прищуром целящегося лучника. – Особенно в нынешней ситуации.

– Что ты мне сейчас сказал? Не сейчас, а перед этим? У меня от твоих слов чуть мозг не взорвался…

– Назвал тебя мерзавцем. Готов принести извинения в любой угодной тебе форме, но не раньше, чем мы отсюда выберемся.

– Не это. Ты сказал что-то еще.

– Еще я сказал, что мы вляпались, и это, увы, констатация факта. Кстати, когда ты успел обзавестись этим прелестным аксессуаром? Выглядит, как антиквариат сомнительной ценности, но тебе идет.

– Ты о чем?..

Не было сил держаться прямо, и он снова распластался на куче золота из ларвезийкой казны. Ударился головой о звякнувшую денежную подстилку, в глазах помутилось.

– Об ошейнике. До сих пор не заметил?

Точно, на шее что-то есть. Потрогал: похоже на металл. И как эту штуку снять? И откуда она взялась?

– Не знаю, что это. Ясно, что дрянь какая-то…

Снова попытался сесть.

– Побереги силы, – посоветовал Эдмар. – Чувствуешь, их что-то непрерывно вытягивает и поглощает? Не так, как Накопитель в Аленде, но эффект похожий. Лишний раз не дергайся, и постарайся залечить травмы – насколько сумеешь. В отличие от Накопителя, здешний пылесос не может выжрать из нас все без остатка, мощность не та.

– Здешний что?..

– Есть в Бартоге такие агрегаты величиной с комод. Выберемся отсюда, куплю для ляранского дворца, они забавные. Сколько у нас шансов выбраться живыми?

– Один из десяти, – сказал после паузы Хантре. – Даже не один, меньше.

– Ты ведь знал? То-то заранее ходил такой бледный…

– Чувствовал. Но без этого риска у тебя не было бы шансов получить Сираф. Ты ведь любишь рискованные игры.

– Сейчас у меня эти шансы есть?

– Да.

– Ну, хоть чем-то порадовал, – с ядом в голосе отозвался Тейзург.

Тишина. Похоже, кроме них здесь никого нет. Сил почти не осталось, и то, что есть, надо использовать для регенерации… Вопрос, куда подевались Кемурт и Шнырь. Где они, и все ли с ними в порядке – определить не смог, мешало «желе».

Чьи-то шаги, звон и шорох монет.

– Ну, вы, два придурка! Вы думаете, залезли сюда, все раскидали, и вам это сойдет с рук?! – знакомый голос. – Теперь за все, гады, поплатитесь!

Пинок по ребрам.

– Дирвен, только тебя здесь не хватало… – хрипло и зло процедил Эдмар, которого, судя по звукам, тоже пнули, причем не один раз.

Он шел и шел, а это наваждение все не кончалось. Казалось, он бредет, спотыкаясь, уже целую вечность, и припекающее затылок солнце тоже ползет по небу целую вечность… Какой-то частью рассудка Кемурт сознавал, что времени прошло не так много: его тень чуть укоротилась, и солнце до сих пор позади, а не в зените.

Как будто за ним тащится что-то тяжеленное, вцепившееся мертвой хваткой, поэтому каждый шаг дается с боем. Когда же оно, наконец, отцепится?.. Да хоть прямо сейчас – если бросишь мешок.

Еще ни разу в жизни ему не было так худо. Пот заливал глаза, кости ныли от мертвящего потустороннего холода, оглушительно трещали цикады, окружающий мир превратился в мешанину солнечного сияния и цветных пятен. Безусловно реальной здесь была только еле заметная тропинка – да мешок, который надо бросить, чтобы его отпустили. Сколько он еще продержится? Шаг за шагом, шаг за шагом…

– …А вот сюда мы повесим гирлянду из флажков с мудрыми изречениями нашего Верховного Мага! Все внесли свою лепту, каждый припомнил, и у нас получилось ровно пятьдесят флажков, как и было задумано. «Соблюдай умеренность в еде сегодня, не откладывая на завтра», «Недооценивать союзника – не меньшая ошибка, чем недооценивать противника», «На работу надо приходить вовремя» – это же истинный кладезь здравых наставлений на все случаи жизни! Я думаю, в дальнейшем надо будет издать афоризмы достопочтеннейшего коллеги Крелдона специальной брошюрой в достойном оформлении, чтобы раздавать юношеству в воспитательных целях. Объявим конкурсы для студентов и школьников, на тему «Как я претворяю в жизнь заветы Верховного Мага» – это может быть и сочинение в вольной форме, и сценическая постановка. Я надеюсь, вы все поддержите мою благую инициативу, я могу на вас рассчитывать? А сейчас повесим флажки!

Гирлянда выпорхнула из рук Аджимонга, развернулась в воздухе и заняла место меж двух колонн с капителями в виде павлинов с раскрытыми хвостами.

– Недурно смотрится, как вы находите, коллеги?

Маги, которых он уже изрядно допек, не возражали, лишь бы поскорее вернуться к своим делам. Один коллега Трунемонг, известный любитель подлить дегтя во всякий горшок с медом, задмчиво обронил:

– Недурно-то недурно, да вот эти павлины… Не сочтет ли достопочтеннейший Крелдон, что вы хотите на что-то намекнуть? Опять же оппозиция возрадуется…

Распорядитель праздника переменился в лице – словно проколотый воздушный шарик или словивший заклятье хонкус.

– Да что вы, коллега Трунемонг… – вымолвил он свистящим шепотом. – Как можно… Лепные павлины – это же традиционный архитектурный элемент, их же везде, как нерезаных, как голубей на улице… И я без никаких намеков, вы меня сильно расстроили, я, собственно говоря, только примерить сюда хотел эту гирлянду, а повесим мы ее над дверью, по обе стороны от которой стоят девы-ящерицы из свиты Зерл Неотступной, у меня с самого начала был такой замысел!

Новое заклинание он сотворил поспешно и суетливо – злополучная гирлянда чуть не порвалась, как от налетевшего ветра. Подхватив ее, Аджимонг делано бодрым голосом объявил:

– Как она смотрелась бы здесь, мы уже посмотрели, а теперь идемте вешать ее на запланированное место, а сюда мы цветочную гирлянду зарядим, иначе здесь будет некая пустота, которая должна быть заполнена, в чем я и хотел сейчас убедиться!

«Эх, мне бы ваши заботы, дражайшие коллеги», – хмыкнул про себя Орвехт, направляясь к лестнице.

Поначалу Дирвен обрадовался, что эти два гада попались, но потом понял, что Рогатая подкинула ему тот еще подарочек.

Что теперь с ними делать?

Насчет рыжего решено: когда сменит облик, унести подальше и выкинуть – но вдруг об этом пронюхает Лорма? У нее здесь повсюду глаза и уши.

С Хантре она давно мечтает расправиться, потому что в своем прошлом рождении тот укокошил кого-то милого ее сердцу. Но это ее личная месть, Дирвен не собирался впутываться в эту гнилую историю. Ссориться с Зимним Псом – дураков поищите. И кроме того, хоть ему и не нравился рыжий, душа не лежала отдавать его на растерзание древней кровопийце. Это ведь он всех спас в «Золотом подсолнухе», когда туда заявился ужасатель с «ведьминой мясорубкой». Получается, Дирвен тоже ему жизнью обязан… Если бы Хантре занимался борьбой с ужасателями и больше никуда не лез, и присягнул бы весной законному королю Ларвезы, и не ошивался бы около Эдмара – ну вот честно, ничего бы против него не имел. Одно дело накостылять ему, чтоб надолго запомнил, а сдавать его Лорме – это будет распоследняя дрянь. Дирвен поступит так, как считает нужным, и никакая царица-мумия ему не указ.

Как быть с Наипервейшей Сволочью – вопрос посложнее. Хуже, чем на зачетах в школе амулетчиков, когда преподаватели специально измышляли всякие каверзные задачки.

Заставить Эдмара собирать монеты – это бы заманчиво, кто-то ведь должен все это раскиданное добро собрать. Можно приказать рабам в Рофе сшить побольше мешочков, а мастерам келтари наделать шкатулок, якобы для трофеев из Эгедры. Но даже если тары будет вдоволь, налицо неразрешимая дилемма: чтобы заставить Эдмара потрудиться, надо, чтоб у него хватило на это сил – однако если у него прибавится сил, он же пустит в ход магию… Как обеспечить и то, и другое сразу, и чтоб у него не было шансов устроить какую-нибудь сволочную пакость?

Некая неведомая сила то ли была на стороне Дирвена, то ли что-то имела против этой отмороженной парочки: по ним уже два раза шарахнуло мощным магическим импульсом. Дирвена защищали амулеты, а Тейзург и рыжий теряли сознание, так что даже допросить их толком никак не получалось. Откуда приходят удары, определить не удалось, но это наверняка связано с заворотом.

Не теряя времени даром, он обыскал пленников, все изъятое отнес в дальний угол пещеры. Ценных артефактов у них при себе не было, да им и не надо.

Эх, привести бы эту сволочь в чувство, а то он даже на пинки почти не реагирует… Только хорошо бы подстраховаться, чтобы сразу его отсюда вышвырнуть, если ситуация станет неуправляемой – куда-нибудь подальше, в жерло вулкана или на дно морское. Был бы подходящий амулет… Едва эта мысль мелькнула, Дирвен понял, что подходящий амулет у него есть: «Раковина дарителя» – она для того и предназначена, чтобы сплавить что-нибудь или даже кого-нибудь во владения Хозяина Океана. Раковина осталась в Рофе, но с «Пятокрылами» он мигом туда-сюда обернется.

Наконец-то выбрался! Идти с каждым шагом легче, пробиравший до костей мертвенный холод истаял, как мороженое на солнце. Колыхавшееся перед глазами пестрое марево сменилось обыкновенным южным пейзажем: трава по колено, цветущий кустарник, могучие раскидистые деревья, в отдалении блестит речка. Пахнет нагретой землей, полынью, незнакомыми цветами. В горле сушь, ноги заплетаются, но от недавнего наваждения следа не осталось.

Кое-как доковыляв до ближайшего дерева, Кемурт неловко уронил мешок в траву, развязал и позвал:

– Шнырь, вылезай! Мы оттуда ушли.

На кухне Дирвен разжился старым ведром, положил на дно пару глиняных кружек, похожих на бесхвостые ананасы – работа келтари, и кое-какой снеди, чтоб эти гады у него с голодухи раньше времени не померли. В придачу сунул туда медный кувшин, воды можно будет набрать по дороге. Потом поднялся к себе, достал из шкатулки витую перламутровую раковину, местами потемневшую, со сколами, величиной с мелкий заварочный чайник. Она хрупкая, лучше взять ее вместе со шкатулкой. Замотав в тряпку, убрал в заплечную котомку, подхватил лязгнувшее ведро и двинулся к выходу.

Перила парадной лестницы украшали деревянные мартышки, вперемежку с ними сидели сойгруны – они изображали скульптуры и не шевелились, но, увидев Дирвена с ведром, захихикали. Ступени были разноцветные от пятен засохшей крови и сока раздавленных ягод – фиолетовых, розовых, оранжевых.

– Эй, погоди-ка! – окликнула его Зунак, вынырнувшая из бокового проема. – Ты нам нужен!

Из ее травяной шевелюры выглядывало, скаля золоченые зубы, чучело карликового крокодильчика.

– Чего тебе? – Дирвен остановился.

– Сходи к царице. Ей с утра нездоровится, и никто из нас не понимает, в чем дело. Может быть, ты что-нибудь узнаешь?

Задерживаться не хотелось, но проще уступить, чем препираться.

– Как ей может нездоровиться? – буркнул Дирвен, повернув следом за придворной дамой-амуши в боковой коридорчик.

– Вот и мы в недоумении.

В комнате с задернутыми парчовыми шторами стоял крепкий запах крови и сурийских благовоний, с едва уловимой примесью могильного тлена. Лорма, возлежавшая на кровати среди вороха шелковых подушек и покрывал, выглядела прелестной юной девушкой – но девушкой то ли прихворнувшей, то ли измученной мигренью.

– Что случилось? – с порога спросил консорт, которому не терпелось покончить с этой тягомотиной.

Возможно, со стороны это выглядело, как беспокойство за царицу.

– Не могу понять… – вымолвила она страдальческим тихим голосом. – Что-то случилось… Чувствую себя так, как будто из меня постепенно выпускают кровь, каплю за каплей.

– Чью кровь – твою или ту, которую ты выпила? – невежливо уточнил Дирвен, раздосадованный задержкой.

– Не имеет значения. Это ощущение, как будто что-то в мире сломалось и пошло не так… У тебя нет такого ощущения?

– Нет.

– Ты не знаешь, минувшей ночью или сегодня утром нигде ничего необычного не случилось?

– Да все тихо-спокойно, – заверил Дирвен.

Не считая того, что к нему в сокровищницу, как снег на голову, свалился Эдмар с подельниками… Но ведь это случилось до того, как Лорма разболелась, он же вчера вечером ее видел, и с ней все было в порядке. Значит, между тем и другим никакой связи. Разве что на нее тоже действуют импульсы, которые идут из заворота.

– До вечера отлежишься, – утешил он бодрым голосом. – Бывают же время от времени всякие магические возмущения и сдвиги – может, на тебя что-то такое влияет.

– Это похоже на магический сдвиг, и мне это не нравится. Не могло же произойти то, что никак не могло произойти… Если узнаешь о чем-нибудь из ряда вон выходящем – обязательно скажи мне! Вот опять начинается… Как мне плохо…

– Если узнаю, скажу, а сейчас я в разведку.

– С кухонным ведром? – несмотря на свое недомогание, удивилась Лорма.

– Ну да, оно для маскировки. С ним я сойду за местную прислугу, хоть издали, хоть вблизи.

– Про шарф не забудь, гениальный конспиратор, – пробормотала царица, откинувшись на подушки. На ее тонко очерченном лице обозначилась гримаса боли.

– Взял я шарф, в котомке лежит.

У придурков из Эгедры считается, что человеку неприлично ходить с голой шеей: лучше выйти из дому без штанов, чем без шарфа. А ведро нужно, чтобы пленники его сокровищницу в сортир не превратили, он же не собирается выпускать их наружу – значит, придется обеспечить этим гадам какие-никакие житейские удобства. По этому поводу Дирвен заранее злился, но в то же время подумал, что будет утонченного Эдмара всячески этим шпынять, уж теперь-то он за все отомстит!

– Ну что? – спросила дожидавшаяся в коридоре Зунак, хотя наверняка слышала их разговор с начала до конца.

– Хворь у нее какая-то, – на ходу бросил Дирвен. – Я тоже ничего не понял. Пройдет.

Активировав «Пятокрылы», он стремглав помчался к своему тайнику. Лишь бы не оказалось, что за время его отсутствия Наипервейшая Сволочь успела что-нибудь придумать, чтобы вырваться из ловушки.

Шнырю и раньше случалось путешествовать в мешке, но в этот раз он уж такого лютого страху натерпелся! Думал, сгубит его Дирвен: наверняка не простил того, что храбрый Шнырь сбежал от него с заветным амулетом и лишил королевской власти. Прикинуться каким-нибудь другим гнупи никак не получится: его племя врать не умеет, и ежели спросят, как зовут – тут-то он и попался. А добрый господин Тейзург и Крысиный Вор лежат, как неживые, некому защитить горемычного сиротинушку. Дирвен в потемках не заметил, что гостей к нему пожаловало не трое, а четверо, но это вопрос времени. Пещера большая, да спрятаться негде, и наружу хода нет, ни одной волшебной тропки.

После первого визита Дирвена он дрожал, съежившись, в дальнем углу, и тут к нему подобрался Кемурт. Парень был бледен, как скисшее молоко, его тоже колотила дрожь.

– Шнырь, полезай в мешок. Я тебя унесу. Раз ты из волшебного народца, в стенке не застрянешь, я читал об этом в учебнике по амулетам. Эдмару и Хантре я помочь не могу, а тебя отсюда заберу.

– И чего ты за это хочешь? – опасливо поинтересовался гнупи. – Ты же теперь этот самый, воин света… Небось чего-нибудь взамен потребуешь. Чтоб я на службу к твоему свету пошел или еще чего, а я потом тыщу раз пожалею, что здесь головушку не сложил.

– Ничего не потребую.

– Как это – ничего? – Шнырь до того удивился, что на мгновение даже трястись перестал. – Бывало, что маги Светлейшей Ложи кого-нибудь из наших щадили или выручали из беды, и те попадали к ним в кабалу, и после говорили, что чеснок лука не слаще.

– То Светлейшая Ложа, а то Свет, ты одно с другим не путай. Свет не торгуется, он просто помогает, если может помочь. Лезь в мешок и сиди тихо, как мышь. Он скоро вернется, у него «Пятокрылы».

– Эй, ты хоть карманы-то золотишком набей, если в мешке буду я, – дал ему Шнырь дельный совет перед тем, как забраться в котомку.

Сидеть, затаившись – это всякий гнупи умеет. Дирвен-задирвен ни о чем не догадался, и Кемурт, пройдя сквозь стенку, вынес Шныря из ловушки, но выпустил не сразу: вначале они куда-то шли, и гнупи чуял вокруг неведомое старое колдовство, от которого так и разило вековечным могильником. Наконец эти чары рассеялись, тогда амулетчик остановился, сгрузил мешок на траву и развязал горловину:

– Шнырь, вылезай! Мы оттуда ушли.

От яркого солнца он зажмурился: кабы не зелье, которое варит для своих слуг господин Тейзург, от дневного сияния враз бы глаза разболелись.

Кем сидел на траве, привалившись спиной к толстому, будто свитому из древесных жгутов стволу, и вид у него был совсем неважнецкий: пересохшие губы растрескались, под глазами круги – словно из гроба сбежал. Если б не хитроумный иномирский грим, он бы еще хуже выглядел.

– Чего это с тобой?

– Не знаю. Пока шли, из меня что-то все силы вытянуло, – ответил парень сиплым больным шепотом.

– Тебе водицы надо испить. У тебя фляжка, давай-ка попей, а то вдруг будет обезвоживание – помнишь, мы в книжке об этом читали?

Кемурт не в силах был шевельнуться, пришлось самому отстегнуть у него от пояса небольшую флягу с винтовой пробкой.

– Там чай был, не осталось… Ночью выпил, а то в горле пересохло, – можно подумать, не человек говорит, а шуршат засохшие листья. – Оставил бы, если б знал.

– Не беда, вон там, кажись, речка – я мигом сгоняю. Ты, главное, никаких стигов и скумонов к себе не подпускай.

Схватив фляжку, Шнырь со всех ног помчался к блестевшей за травяным раздольем воде.

Когда Дирвен остановился перед скалой с тайником, никаких мерзопакостных планов, о которых стыдно сказать вслух, у него не было. Честное слово, не было. Он думал лишь о том, что ему сейчас позарез нужны артефакты, годные против могущественного мага. Существуют же такие штуки – вроде того золотого паучка, в два счета высасывающего из жертвы магию и жизненную силу, которого дал ему Чавдо позапрошлым летом на раскопках, чтобы Эдмара обезвредить. Дирвен тогда считал, что Эдмар сговорился с Лормой, хотя на самом деле это Мулмонг был в сговоре с царицей, но он же об этом не знал… А теперь он сам с Лормой заодно…

Ожесточенно скривившись, выкинул эту тягомотину из головы. Еще не хватало увязнуть во всяких там размышлениях и эмоциях, он ведь не монах и не девица с книжкой – он повелитель амулетов, человек действия. Если кто и виноват в том, что его угораздило стать консортом царицы-мумии, так это Рогатая Госпожа, и маги Ложи, и Суно Орвехт, который не нашел для него нужных слов, хотя Дирвен считал его своим учителем, и предательница Хеледика, из-за которой он перестал верить в любовь, и предательница Хенгеда, и мама, согласившаяся женить его на Щуке… Они ему выбора не оставили. Если бы не они, все бы сложилось по-другому, и сейчас бы у него были другие союзники.

Того паучка Чавдо получил от Лормы, у нее наверняка есть еще, но Дирвену она таких артефактов не давала. Чтоб не решил, что с эффективным оружием против магов он и без нее не пропадет. Да он и так без нее не пропадет. Только вначале надо перепрятать деньги, а для этого надо разложить их по мешочкам… Тьфу, морока. Хорошо этому придурку Джамо: у него всего лишь котомка золота, взял да унес. То-то богачи порой жалуются, что чем больше денег, тем больше проблем – теперь Дирвен понимал их, как никто другой.

Решив, что нечего на пустом месте философию разводить, он привычно отдал команду «Прыжку хамелеона» и шагнул внутрь. Эти двое так и лежали там, где он их оставил, но, похоже, были в сознании.

Поставив на кучу монет звякнувшее дужкой ведро, неспешно подошел к своим недругам, отвесил каждому по пинку – в четверть силы, чтоб опять не отрубились.

– Восхитительно… – хрипло процедил Эдмар. – Ты задался целью переломать мне последние ребра?

– Да я тебе не только ребра переломаю, я тебя, гада, поимею! Кто мне помешает?

И тут Дирвен понял, что захоти он поиметь Наипервейшую Сволочь, ему и впрямь никто не помешает. Аж бросило в жар от этой мысли. А дальше все случилось само собой… Честное слово, не думал он заранее ни о каких мерзопакостях, и зачинщиков таких непотребных дел он бы на фонарях вешал, и вообще Эдмар сам его спровоцировал.

До птичьей речки Шнырь домчался вприпрыжку, шурша высоченной травой, которая пыталась поймать его за курточку, но не всерьез, а понарошку. Чья речка – сразу ясно: пернатого народу тут было видимо-невидимо, и не все из присутствующих обрадовались Шнырю. Как давай на него кричать: мол, чего тебе надо? Один длинноногий, с морщинистым фиолетовым зобом под клювом, уставился, словно важный дворник, который прикидывает, как бы тебя половчее метлой огреть. Шнырь передразнил его, но на всякий случай отбежал подальше: а ну, как осерчает и долбанет длинным клювом?

Стайка мелких птичек, черно-белых с голубыми хохолками, при его появлении снялась с куста, как будто сам воздух пошел рябью, и дружно опустилась на соседний куст. А сидевшая там же флирия – выше пояса изящная белоликая дева, ниже насекомое, словно верхнюю половинку фарфоровой куклы приставили и обезглавленному туловищу саранчи, да еще приладили пару радужных крыльев – ничуть его не испугалась.

Вначале он взахлеб напился теплой воды, пахнущей речными жителями и бесконечным летом, потом наполнил фляжку, натуго завинтил и рванул обратно, провожаемый птичьим гомоном.

Странное дело, фляжка с каждым шагом тяжелела, как будто не речная водица в ней, а камни. И небо померкло, и все вокруг разом выцвело… Шнырь почуял магию – старую, тяжкую, мертвящую, ту же самую, которая преследовала их с Кемом, когда они выбрались из пещеры. Это не флирия, у тех волшебство другое – легкое и мерцающее, как цветные фонарики в ночи, и птицы тоже не причем, они колдовать не умеют. Его поймала какая-то неведомая жуть – из одной ловушки спасся, да в другую угодил, как ощипанный куренок в кастрюлю.

– Отпусти! – всхлипнул Шнырь. – Чего надо?!

И тут же понял, чего этой жути надо: брось флягу – уйдешь подобру-поздорову.

Вначале Хантре думал, что оружия у него почти не осталось, но потом стало ясно, что не почти, а вообще. Он-то рассчитывал на «шип китонской розы», спрятанный в манжете и на ощупь не отличимый от толстой нитки, но Дирвен вспорол манжету, оцарапав ему лезвием запястье, и «шип» забрал. Амулетчиков Светлейшей Ложи учили обыскивать, вдобавок есть артефакты, реагирующие на смертоносные предметы.

Он отволок Хантре в дальний угол и угрюмо пообещал:

– Когда перекинешься, я тебя, гада, отсюда выкину на все четыре! Давай, перекидывайся, ты же только наполовину человек!

Теперь понятно, для чего нужен ошейник.

– Если допустить, что человек – это что-то вроде тебя, то лучше быть им только наполовину.

Вместо того чтобы снова его пнуть, Дирвен выпалил с выражением ярости и обиды на мальчишеском лице:

– Да я все хотел сделать по-хорошему! Если бы мне не мешали, я бы все устроил как надо. Я хотел создать справедливое государство, в котором нет места предательству, обману и мерзопакости, поэтому ко мне люди потянулись, которым надоело жить под властью гнилой Ложи. А ты здесь вообще лишний! Если ты такой крутой видящий восемь из десяти, почему ты тогда из «Пьяного перевала» не свалил? Перекидывайся, чего ждешь, никому ты здесь не нужен!

Перекидываться Хантре не стал, хотя мог бы, несмотря на упадок сил – ошейник посодействует, ошейник только того и ждет. Другое дело, что обратно потом не перекинешься.

Несколько секунд подождав, Дирвен сплюнул на кучу тускло блестевших золотых монет, выругался, пнул его и вернулся к Эдмару.

– Помнишь, сволочь, ты говорил, что я тебя никогда не поимею?..

То, что творилось дальше, Хантре не видел, только слышал.

Что бы они там ни делали, ему надо восстановить силы. Риии он еще раньше велел уходить, и маленькая сияющая ящерка скользнула в щель в каменной стене. В закрытой полости, заваленной металлическими кругляшами и слитками, воспользоваться помощью саламандры – изощренный способ самоубийства. Здесь она их не выручит, зато сама угодит в неприятности, если Дирвен ухитрится поймать ее с помощью какого-нибудь специального артефакта: плененных саламандр используют для изготовления некоторых амулетов вроде «Глаза саламанды» или «Пламенного конуса».

Чтобы отсюда выбраться – причем вместе с содержимым пещеры, иначе напрасно старались – надо открыть Врата Хиалы, а на это ни у него, ни у Тейзурга попросту не хватит сил.

– …А сейчас ты мне скажешь, портовая шлюха, что вы искали в этом подвале, из которого сюда провалились! Лучше говори по-хорошему, все равно же сломаешься и скажешь!

Эдмар долго держался – или, скорее, делал вид, что держался – и наконец капитулировал:

– Ладно скажу, какая теперь разница… Вот эти самые деньги искали. Поскольку твой приятель Чавдо все, что мог, из Королевского банка вынес, я был вынужден предоставить Ложе государственный займ. Очень упрашивали, и я из дипломатических соображений согласился, хотя для меня это, скажем так, немалые расходы, – голос Тейзурга звучал измученно и обреченно. – Хотелось бы, чтобы они поскорее вернули мне долг, но для этого нужно найти то, что у них увели, и я согласился принять участие в поисках. Кто же знал, что здесь этакий пространственный выверт, и Мулмонг перебрасывал похищенное в тайник за полторы тысячи шабов от Аленды… Я правильно понял, мы находимся в Исшоде?

– Погоди-погоди, так это деньги из Королевского банка? – голос Дирвена звучал потрясенно. – Те самые?..

– А у тебя были другие предположения? – судя по интонации, Эдмар, несмотря на свое плачевное положение, ухмыльнулся.

– Вот это номер… Я думал, тут сокровищница кого-то из народца. Но тогда это мои деньги!

– Гм… Светлейшая Ложа так не считает.

– Мне плевать, что считает Ложа, я все еще король Ларвезы!

– Это ничего, что у населения Ларвезы на сей счет другое мнение?

– На мнение населения мне тоже плевать. Я король, потому что я не отрекался от престола, а прежний король отрекся в мою пользу, и если Ложа вернула эту рухлядь на трон, все равно он не законный монарх, а самозванец. Я знаю законы. Процедура абдикации не была выполнена, я все еще король, и деньги мои!

– Твои до тех пор, пока Ложа не вернула их на место в не твой Королевский банк, – в голосе Эдмара было столько издевки, что Дирвен этого, конечно же, не стерпел.

– Ах ты,сволочь!.. Я король Ларвезы, понял?! А ты портовая шлюха, до которой снизошел король, и я тебя порву, а Ложа моих денег не получит, дохлый чворк им на блюде!

– А еще ты Властелин Сонхи… – обморочно простонал его собеседник.

– Да, я Властелин Сонхи! Скажи это еще раз, только с почтительной интонацией, понял? Скажи, если не хочешь прямо сейчас подохнуть!

– Властелин Сонхи…

– Вот так, правильно… Я Властелин Сонхи, и это мое золото, и подо мной самая золотая в Сонхи шлюха…

«Сдуреть можно от их диалогов… Если Кем прав в своих безумных домыслах, почему же мое небесное начальство допустило, чтобы я оказался заперт в одной палате с двумя буйными психопатами?»

Шнырь упрямо полз вперед, путаясь в траве и волоча за собой тяжеленную, как чугунная гиря, фляжку. Или ему только казалось, что полз, а на самом деле копошился на месте, как покалеченная гусеница, и расстояние до дерева, под которым остался Кем, ничуть не сокращалось?

Брось флягу.

Ага, так и бросил! Собаку он не спас, что он тогда мог сделать против здоровенных пьяных лбов, а фляжку дотащит, он ведь тот самый Шнырь, про которого в Аленде сказки рассказывают… Непонятно, что за гиблое колдовство они с Кемом невзначай разворошили, но он ушел и от злыдней-экзорцистов, и от безымянного хозяина черного подземного озера, и от Дирвена-задирвена – и от этой жути уйдет!

Будто бы оно похоже на клубок величиной с гору – намертво запутанный, полный колючек и обглоданных костей, старый, как подлунный мир, и Шныря угораздило зацепиться за нитку, торчащую из этого клубка. Брось флягу – и нитка отцепится, но фляга-то нужна для Кема, который иначе может помереть без воды… Шнырь полз еле-еле, из последних сил, но все-таки полз.

Шеро Крелдон, конечно же, знал о приготовлениях коллег, но махнул на это рукой. Куда больше его занимала операция по возвращению капиталов Королевского банка. А коллеги во главе с Аджимонгом пусть порадуются, от нас не убудет. Положение главы Светлейшей Ложи и, фактически, главы государства ко многому обязывает, в том числе приходится терпеть некоторые мелкие неудобства. Впрочем, Орвехт подозревал, что насчет масштабов грядущего «сюрприза» Шеро все-таки не в курсе, иначе не был бы столь снисходителен. Зато его любимый тортик обещает стать «истинным кулинарным шедевром», как и посулил Аджимонг.

Коллеги-пространственники заверили, что «невод» будет готов завтра ближе к ночи или, крайний срок, послезавтра к утру. После спасения денег и слитков канал с алендийской стороны будет запечатан, так что «неустановленным злоумышленникам» придется выбираться оттуда другим путем.

Официально считалось, что под удар попали некие не идентифицированные авантюристы, соблазнившиеся легкой поживой. Никаких имен, боги упасите: делаем вид, что мы ни о чем не догадываемся. Что ж, коллегам не привыкать играть в такие игры – еще и года не прошло, как живем без Накопителей.

В особняк на улице Черных Вишен доставили приглашение князю Ляраны на званый ужин в королевском дворце по случаю дня рождения Верховного Мага Светлейшей Ложи – все честь по чести. Его светлость отсутствует? Если до завтра изволит вернуться в Аленду, будем рады видеть его на торжестве.

Гарантий, данных Тейзургу, Ложа формально не нарушала: ну кто бы мог подумать, что это он болтается с подозрительными целями по Треуголью, переодетый в женское платье? И нельзя утверждать, что маги Ложи нанесли по злоумышленникам смертельные удары – другое дело, что в канале заворота возникает своего рода резонанс, многократно умножающий силу первичного импульса: для простого смертного ничего страшного, но для мага чревато плачевными последствиями.

Резиденция Ложи занимала дворец, конфискованный у опального семейства данг Рузевальд. Фасад украшали мозаичные корабли, по обе стороны парадного крыльца резвились мраморные дельфины с мраморными же глобусами: Рузевальды держали торговую флотилию. Поскольку во время смуты они выбрали не ту сторону, флотилия отошла государству. Зато дельфины и глобусы не пострадали от шаклемонговских погромщиков.

Наискосок, через перекресток, располагался ресторан «Скрипичный ключ», вдобавок рядом с ним, на первом этаже доходного дома с остатками лепной роскоши, недавно открылись две чайных. Место нынче прибыльное, надо же функционерам Ложи где-то пить-есть.

В кабинетах «Скрипичного ключа» окопался Аджимонг со своими приспешниками, поэтому Суно завернул в одну из чайных. Здесь хватало посетителей в мантиях Ложи – таких же, как он, не выспавшихся: одни всю ночь занимались украшательством и репетициями, другие принимали участие в плетении «невода», который требовал изрядных затрат силы, а те, кому больше всех не повезло, поучаствовали и в том, и в другом.

Орвехт устроился возле окна. Раньше в этом помещении была школьная лавка, во время смуты ее предсказуемо разгромили. Запах типографской краски, чернил и новеньких карандашей до сих пор витал в воздухе, смешиваясь с ароматами чая, булочек, горячего шоколада и жареных колбасок.

– Иногда мне жить не хочется, – произнес за соседним столиком знакомый жалобный голос. – Посмотрюсь в зеркало, и кажется, что я или слишком толстая, или слишком худая… Как ты думаешь?

– А по-моему, ты в самый раз, – сонно возразил другой голос, тоже знакомый.

Грено Гричелдон этой ночью отдавал силу на «невод», ему бы сейчас домой и в постель, пока на репетицию не затащили. Впрочем, усмехнулся про себя Суно, как раз его-то не затащат: побоятся, что «сглазит» мероприятие. Свою лепту он уже внес, но усугубить никогда не поздно.

– И еще вспоминаю, как меня тогда эти схватили, – убито продолжила Флаченда. – Если бы не Хеледика… И ужасно думать о том, что вдруг где-нибудь на свете вот именно сейчас что-нибудь такое же происходит…

– На свете много чего происходит, – возразил молодой маг. – И плохого, и хорошего. Почем знаешь, вдруг кто-то где-то вот именно сейчас вышел на развилку, пока мы с тобой пьем чай? И если у него хватит твердости дойти до конца, что-то в мире для всех переменится к лучшему…

– Грено!..

– Дурной Глаз, ты опять?!..

– Грено, следи за языком!..

– Грено ничего плохого не сказал! – рявкнул Орвехт, перекрывая раздавшиеся с разных сторон возгласы. – Надлежало бы, коллеги, сначала прислушаться, о чем идет речь!

Осознавшие свою ошибку коллеги начали оправдываться, что они-де после бессонной ночи, и это же Дурной Глаз, он уже брякнул не то насчет тортика для Верховного Мага, от него только и жди неприятностей… Гричелдон и бобовая ведьма поскорее сбежали из чайной. Заступившийся за них Суно, покончив с запеченными в тесте колбасками, тоже отправился домой: вздремнуть два-три часа, а потом снова за работу, и вечером непременно заглянуть к Зинте в лечебницу.

Следить за временем можно по солнечным лучам, проникающим в этот каменный мешок через расщелины наверху, но их преломляют и дробят сиянские зеркала, искажая картину. Вроде бы около полудня. Дирвен ушел, пообещав напоследок Эдмару: «И никуда ты, сволочь, отсюда не денешься!»

– Насчет того, что не денусь – спорное утверждение.

Это было сказано уже после того, как они остались вдвоем – значит, адресовано Хантре. Он с трудом повернул голову. На то, чтобы принять сидячее положение, сил не хватило: то ли результат воздействия ошейника, то ли последствия перепавших от Ложи ударов. Скорее, причина в ошейнике, потому что Тейзург, в отличие от него, даже встать сумел.

Он был обнажен – стройный силуэт в зыбком золотистом полумраке, спутанные волосы падают на плечи, и даже при таком освещении видно, что весь в синяках и в крови. Сделал несколько нетвердых шагов по направлению к Хантре.

– Сейчас открою Врата – и у Дирвена останутся одни ностальгические воспоминания…

Он и впрямь попытался открыть Врата Хиалы, и у него это почти получилось, но сил не хватило.

– М-м, придется здесь задержаться, а я-то надеялся…

Доковылял до тюфяка у стены и со стоном на нем растянулся.

– Как тебе удалось настолько восстановиться? – хрипло спросил Хантре.

– Попробуй угадать. Может, у меня могущества побольше, чем у тебя? А может, что-нибудь еще… Ты разве не заметил?

– Нет… Но если скажешь, как ты это делаешь, я тоже попробую.

– Это не твой способ. Так что можешь строить догадки, чтобы скоротать время.

По крайней мере, раздавленным он не выглядел. Сейчас не выглядел, но пока здесь был Дирвен, казалось, что он полностью сломлен. Морочил голову. Надо признать, Хантре на его месте так не смог бы.

– Лишь бы он не додумался сплавить деньги в такое место, откуда Ложа их не достанет, – произнес Эдмар вполголоса, с нотками тревоги и сдержанной ярости. – Демоны Хиалы, я ведь согласился предоставить Ложе заем при условии, что это ненадолго! Предполагалось, что Мулмонг спрятал наворованное где-то в Аленде… Ты не мог предупредить, что есть и другие варианты?

– Я же говорил, что не могу точно определить, что-то мешало, – лишь бы не испортить ему игру, ставка в этой игре – Сираф. – Мулмонг использовал скрывающие чары, и было впечатление, что деньги где-то рядом – пусть не в подвале, а под землей, в катакомбах…

– Толку-то мне теперь от твоих впечатлений. Если Ложа в течение года не вернет заем, я разорен, останется только Лярану с аукциона продать! Ты понимаешь, что мне есть, за что тебя убить?

– Понимаю, – ответил Хантре, чувствуя – мурашками вдоль хребта – что вот это уже не то чтобы совсем игра.

Все остальное – спектакль для Дирвена, который вполне мог оставить здесь подслушивающие артефакты, а последняя фраза – можно считать, предупреждение.

А Шнырь всё полз и полз, и никогда еще ему не было так трудно. Громадный клубок, невесть кем накрученный, застящий небеса, мертвой хваткой в него вцепился, потому что сам он мертвой хваткой держал ремешок фляжки, которую волок по земле, надрываясь от усилий. Еще чуть-чуть, а потом еще чуть-чуть, а потом еще и еще – и он доберется куда надо, хотя бы к вечеру… Лишь бы Кем дождался его и не помер.

В какой-то из моментов он почувствовал, что стало самую малость легче. Окаянный клубок поддался и как будто начал разматываться, тяжко и нехотя – виток за витком, виток за витком… Вот то-то же, Шнырь-из-сказки кого хочешь переупрямит! Воспрянув духом, он двинулся дальше.

На главной улице Рофа Дирвен с разгону врезался в группу людей, украшавших цветными ленточками фонарные столбы с мертвыми головами. Не нарочно: после неоднократного поимелова его мотыляло из стороны в сторону, только «Пятокрылы» и выручали – ноги сами несли его в нужном направлении. А эти придурки прямо на дороге оказались. Троих сшиб и сам упал, а случившиеся рядом сойгруны давай радостно верещать и перескакивать через кучу-малу туда-сюда.

– Сразу видно, консорт наш вернулся! – ядовито произнесла придворная дама Изельша, которая даже среди амуши считалась злой на язык особой. – Дирвен, мы так без тебя скучали!

Она остановилась у края заросшего тротуара, на ней была туника из розовой кисеи, с бубенцами на подоле, и на проколотом подбородке болтался золоченый бубенчик, а травяные волосы были заплетены в косицы, стоявшие торчком. Темный провал безгубого рта насмешливо кривился. Одну из тощих мосластых ног с длинными ступнями она поджала, словно цапля, и была как вылитая похожа на огородное пугало.

Увидев приближенную Лормы, люди подались назад, кланяясь смиренно и почтительно.

– Сплетите венки из цветов и наденьте на фонарные головы, – велела Изельша, оглядев их работу.

Дирвен поднялся и шатко побежал к дворцу, стараясь не налетать на столбы и на прохожих. Чуть не столкнулся с Шевтуном, тот осуждающе пошевелил баклажанным хоботком и пробулькал вслед что-то неодобрительное.

– Где тебя носит? – спросила Зунак, выскочив ему навстречу из бокового коридорчика.

– Я в разведку ходил!

– И чего разведал, что у тебя рожа такая счастливая?

– Ну… Информация обнадеживает… Завоюем мы эту Эгедру – раз плюнуть!

– Царица совсем плоха, – амуши понизила голос. – Если б она не была бессмертной, мы бы решили, что она при смерти. Уже троих с утра выпила, и ей не полегчало. Сходи к ней.

– Так ходил же утром.

– Еще сходи. Как бы она бал не отменила…

Ему не было дела ни до царицы-мумии с ее непонятными хворями, ни до амуши с их балом. Как лучше поступить: завалиться спать – или сначала отнести в пещеру артефакт, блокирующий Врата Хиалы, и после этого завалиться спать? Можно прямо там на тюфяке, только сперва надо будет связать гадов, чтоб они его сонного не удавили. Или еще несколько раз отыметь эту сволочь, и уже потом завалиться спать…

Зунак подтолкнула его к покоям царицы. Не удержавшись на ногах, он навалился на заскрипевшую дверь и рухнул на пол перед кроватью – словно рыцарь, от избытка чувств упавший на колени.

– Что с тобой? – встревожено спросила Лорма. – Ты тоже скверно себя чувствуешь? Может быть, нас обоих околдовали?

Она выглядела испуганной и измученной – ни дать ни взять сраженная недугом юная барышня. Тонкие белые пальцы нервно теребили атласную подушку. Над лужицей крови возле облезлой ножки туалетного столика гудели мухи.

– Я в разведке устал по самое не могу, – Дирвен кое-как поднялся, ухватившись за спинку кровати. – Но сейчас опять туда пойду… Очень надо для пользы дела… А у тебя эта болезнь еще не прошла?

– Нет, – она бессильно откинулась на груду смятых подушек. – Чувствую себя так, как будто из меня жилы выматывают, виток за витком, виток за витком… Хотелось бы думать, что это всего лишь происки эгедрийских вурванов или что-нибудь в этом роде, а не то, чего никогда не могло случиться. Ты был в Эгедре?

– Следил за ними издали, – уклончиво ответил Дирвен. – Ох, и устал… Я еще не закончил разведку, сейчас надо кое-что взять, чтоб эти гады даже не надеялись. Ладно, я пошел.

На выходе из комнаты его опять повело, он стукнулся лбом о косяк, хотя и не сильно.

– Всем героям герой, – проворчала позади Зунак.

– Он странно выглядит, но мне сейчас не до него, – умирающим голосом отозвалась царица.

У себя в комнате Дирвен сунул в карман артефакт, блокирующий Врата Хиалы – грубо выкованный ажурный медальон из серого сплава, размером с ладонь – потом завернул на кухню, потребовал жратвы и пива. Перед ним поставили миску рыбной похлебки и вареную кукурузу, а пиво, сказали, будет завтра утром.

Поев, чуть не уснул прямо на кухне, но тут его как подбросило: надо установить блокировку, чтоб эта сволочь не сбежала через Хиалу, а то никакого больше поимелова… И перепрятать деньги, это же его королевская казна, у Ложи на нее никаких прав.

Так и подмывало кому-нибудь рассказать о своем триумфе, хотя бы понурым слугам, которые на посыпанном мукой столе готовили угощение к балу: колобки с саранчой и фаршированные лягушачьими лапками запеченные сливы. Но этим ни слова, а то вдруг они Лорме донесут.

Вспомнилась книжка Баглена Сегройского, путешественника по мирам, писавшего о Земле начала двадцать первого века. В том мире была замечательная штука под названием «междусеть»: что-нибудь напишешь, и все-все прочитают, а можно еще и «выкладывать фотки» – так называются картинки вроде тех, которые делают в Бартоге с помощью диковинных светописных механизмов. Если б такая «междусеть» была в Сонхи, весь мир узнал бы о том, что Дирвен с Самой Главной Сволочью наконец-то за все поквитался.

Ползти все легче, да и фляжка полегчала, а клубок, разматываясь, становился все меньше и меньше. Уже ничего не мешает подняться на ноги. За травой видна раскидистая крона дерева, под которым сидит Кем. Шнырь оглянулся: позади блестит под ярким небом птичья речка. Все как было вначале. И никакого клубка, одна истончившаяся нитка от него осталась.

Шагнул вперед – нитка оборвалась, и как не бывало никакой жути. Тогда он припустил со всех ног, по дороге чуть не запнулся о круглый, как мячик, зеленовато-рыжий плод с толстой пупырчатой кожурой, величиной с большое яблоко. Такие плоды росли на дереве и валялись внизу, если они съедобные да сочные – может, и не надо было за водой бегать… Зато Кем живой.

– На, пей, – Шнырь протянул ему фляжку. – Потом расскажу, чего со мной было.

Кем выпил не все – сделал несколько жадных глотков и отдал ему, что осталось:

– Давай-ка тоже глотни, а то выглядишь так, как будто сутки полз по пустыне.

– Не, не по пустыне, а здесь. Ко мне опять прицепилось то самое колдовство, которое по дороге сюда мешало, это был клубок, и сейчас он, кажись, размотался, но я лучше по порядку расскажу…

– Лезь на дерево! – прошипел вдруг Кем. – Живо!

Он смотрел мимо Шныря. Тот оглянулся – и увидел стигов: костяных шестилапых ящеров, которые убивают хоть людей, хоть животных, хоть даже кого-нибудь из народца, кто помельче. Желудков у этих скелетов нет, насыщаются они жизненной энергией растерзанной жертвы. Эти недавно кого-то разорвали – зубастые белые морды измазаны свежей кровью, но все равно нападут, на то и стиги. У Кема боевые амулеты, но для драки он все еще плох…

– Ну чего вам от нас надо, вы же сытые! – в отчаянии крикнул Шнырь. – Лучше поиграйте, а нас не трогайте! Нате вам мячик!

Схватив валявшийся возле корней плод, он залихватски швырнул его:

– Ловите!..

Это могло бы отвлечь собак, и то не всяких, а стиги играют только со своими жертвами… Но два шестилапых скелета переглянулись пустыми глазницами и наперегонки ринулись за «мячиком».

– Феноменально… – выдохнул Кем, на лбу у него выступила испарина. – Как ты зачаровал их?

– Я не зачаровал, – Шнырь плюхнулся на землю, у него поджилки тряслись. – Я просто кинул, чтоб они побежали…

– Погоди, щас я защитный круг, пока они не вернулись!

Кем кое-как поднялся и обошел вокруг дерева, задействовав обережный амулет, потом снова уселся и привалился к стволу, тяжело дыша.

– Отдохнуть надо, но мне уже лучше. Я читал о стигах, они всегда нападают, если могут напасть, они так себя не ведут…

Костяные ящеры умчались, отнимая друг у дружки «мячик», и мелькали двумя белыми мошками среди зелени.

– Значит, нам попались сбесившиеся стиги, – решил гнупи. – Повезло… Дальше-то что будем делать?

– Пойдем на северо-запад. У меня есть амулет, определяющий стороны света, и бартогский компас. Как только встретим какого-нибудь мага, попросим его призвать Серебряного Лиса – у меня полные карманы, чем заплатить. С Дирвеном я не справлюсь, а Лис что-нибудь придумает, чтобы их выручить.

– А дай мне компас! – попросил Шнырь. – Ух ты, какой он здоровский, как в книжке на картинке…

– Ты поговорил с Нинодией?

Зинта полулежала, опираясь спиной о подушку, живот под одеялом вздымался холмом. Светлые волосы коротко подстрижены и заправлены за уши, взгляд внимательный, требовательный. На тумбочке у изголовья несколько книг на ларвезийском и на молонском, верхняя с закладкой – ее любимые дневники путешественников по мирам.

– Не успел, она уехала. Как выяснилось, не к родственникам, а в монастырь при храме Кадаха. Письмо прислала, вот, сама почитай.

Письмо принесли позавчера, но Суно посмотрел его только сегодня – спасибо, матушка Сименда напомнила. Нинодия писала, что живет при обители Кадаха, в столицу вернется нескоро и просит ее не искать, потому что она решила поменять свою жизнь. Неподалеку от монастыря есть лечебница Тавше, и если понадобится, ей окажут помощь. Она решила завязать с пьянством и победить свое пристрастие к воровству, чтобы Талинсе не было стыдно за свою беспутную мать. Зинте – поклон с великой благодарностью, Шеро – душевные поздравления с грядущим юбилеем. Это письмо она с оказией передала в Батриду, монастырь находится в другом месте.

На дешевом сером конверте марка с парусником и почтовый штемпель Батриды. Плясунья выдает желаемое за действительное: никто и не стал бы ее искать. Но если она наконец-то взялась за ум, это и впрямь хорошо.

– Видишь, с ней все в порядке. Искренне за нее рад.

– Лишь бы родила без осложнений, – озабоченно наморщив лоб, сказала Зинта. – Я запечатала ей чрево силой Тавше, но раз она в монастыре, и там рядом лечебница, они позовут кого-нибудь из жрецов Милосердной, чтобы снять печать. Как думаешь, у нее получится поменять свою жизнь?

– Я бы не был в этом уверен. В монастыре она может измениться под влиянием окружающей обстановки, но когда вернется в Аленду – никаких гарантий, что не станет прежней Нинодией. Поживем – увидим.

– А как насчет реформ, вы с Шеро собираетесь их проводить?

Он-то надеялся, что Зинта об этом забыла.

– Общественные реформы должны быть постепенными и не разрушительными для общества, люди еще не пришли в себя после смуты.

– Так они быстрее придут в себя, если у них жизнь по-хорошему наладится! Мне же много кого приходилось лечить, и я знаю, как живется рабочим с фабрик и мануфактур: там обычное дело, если они работают по двенадцать часов, а платят им мало, потому что хозяева жадничают. Вы с Шеро собираетесь навести порядок?

– Зинта, пойми, для этого пока не время.

– А когда будет время?

– Когда общество созреет для таких перемен.

– Ну, так оно у вас созреет и шмякнется с ветки на землю, как переспелая груша, и сами тогда будете локти грызть, что вовремя ничего поменять не захотели! – рассердилась Зинта.

В такие моменты Орвехт поневоле жалел о том, что он высокопоставленный маг из ближайшего окружения главы Ложи, а не прежний рядовой функционер, с которого взятки гладки. Остается лишь уповать, что после рождения ребенка ее интерес к неудобным политико-экономическим вопросам отодвинется на задний план.

Выручила его милосердница, которая принесла Зинте лекарства и бартогский градусник. Суно попрощался и отправился в Треуголье.

Хотелось прогуляться пешком, и он отпустил возницу на полпути. Тот час, когда пылевые облака цвета пепла и корицы, с темнеющими во чреве обломками, уже уползли с алендийского неба, а сумерки еще не наступили. Из распахнутых окон плывут запахи еды, кто-то изводит расстроенную виолончель. Впереди, над каналом, черным огрызком на розовом фоне виднеется Мост-с-Беседкой, который во время смуты стал Мостом-без-Беседки.

Отголоски манящих чар и поисковых заклятий – похоже, где-то поблизости работают экзорцисты, и похоже, они пока не преуспели. В Треуголье можно не спешить, все равно «невод» еще не готов. Суно повернул в боковой проулок, скользкий от недавно выплеснутых помоев. За этакое безобразие полагается штраф, но нарушители пользуются тем, что властям пока не до того.

Коллег было пятеро, обычный состав для рабочей группы экзорцистов. Он знал Сугервехта – опытного, хотя и не наделенного большой силой профессионала из тех, кто блестяще справлялся, пока можно было черпать из Накопителей, и Джелодию, тоже весьма сведущую по этой части. Двое серьезных юношей и девица с решительным взглядом и легкомысленными кудряшками – видимо, недавние выпускники Академии. С ними была женщина в домашнем платье, с заплаканным лицом: пострадавшая или, скорее, мать либо родственница жертвы.

– Требуется помощь, коллеги? – осведомился Орвехт.

Ему обрадовались: он ведь из тех, у кого хватает собственных ресурсов для работы в одиночку – серьезное подкрепление.

– Что случилось?

– Дочку мою увела тухурва, – охрипшим от слез голосом сказала женщина.

– Давно?

– Утром…

Многовато прошло времени, чтобы на что-то надеяться. По всей вероятности, уже сварили и съели, и найдут они разве что остатки пиршества. Коллеги это прекрасно понимали, но их цель сейчас – выловить тухурву с шайкой гнупи, во избежание дальнейших инцидентов. Хотя окаянная нечисть наверняка уже сбежала, почуяв присутствие экзорцистов.

Как выяснилось, семилетняя Динелия играла в принцессу и отказалась мыть за собой посуду после завтрака, а мать в наказание оставила ее без сладкого. Обиженная девочка ушла гулять, к обеду не вернулась. Когда ее начали искать, дети с соседней улицы рассказали, что девочка в короне сидела на тротуаре и как будто вытряхивала из туфель камешки, а рядом с ней стояла маленькая сгорбленная старушка. У Динелии и впрямь была самодельная картонная корона, «как у настоящей принцессы». Смекнув, что не камешки она вытряхивала, а переобувалась по наущению тухурвы – левую туфлю на правую ногу, правую на левую – женщина побежала в полицейский участок, дежурный амулетчик передал мыслевесть, и Ложа прислала группу экзорцистов. Спустя пять с половиной часов после инцидента: драгоценное время упущено.

Коллеги взяли след, потом его потеряли, но потом Джелодия опять взяла след: она известная любительница кошек и сумела позаимствовать у них кое-какие приемы, полезные в этом деле. На улице Трюфелей на задворках разгромленной во время смуты бакалейной лавки нашли криво склеенную картонную корону, раскрашенную желтым карандашом, мать Динелии ее опознала.

До чего же с детьми все непросто, вздохнул про себя Орвехт, плетя поисковое заклинание, и нам с Зинтой еще предстоит через это пройти, да пошлют нам боги ребенка с головой на плечах…

– Идемте, коллеги. А вас я попрошу держаться позади, ради вашей безопасности, – обратился он к несчастной женщине.

Та кивнула, глядя на него с вымученной надеждой. Хотя попросил он ее об этом, чтоб не вырвалась вперед и не увидела первой то, что осталось от ее дочери.

Быстрым шагом направились к каналу. Заклинание не только нацелено на обладательницу картонной короны – оно вдобавок определяет пригодный для человека путь. Видавший виды парапет, старые скамейки. Вниз ведут истертые ступени. На каменной площадке уснувшими рыбинами лежат две лодки, справа жерло ливневого стока.

– Сдается мне, коллеги, нам туда. Вы, сударыня, подождите здесь.

До стока можно было добраться по карнизу шириной в локоть, хватаясь за вбитые в стенку ржавые кольца. Суно первым ступил, пригнувшись, под низкую арку. Человеку в полный рост не выпрямиться, зато гнупи и тухурвам раздолье.

Они двинулись гуськом при свете плывущих впереди шариков-светляков. Где-то на нижних уровнях журчала вода, под подошвами хрустел влажный мусор, и доносились из темноты еще какие-то звуки – словно жалобно скулит щенок. Собачонка свалилась в канализационный колодец? Или там кто-то из народца, кого можно будет допросить?

Посланный вперед магический шарик высветил скорчившуюся поперек туннеля фигурку, вроде бы человеческую.

Девочка лет семи-восьми. Зареванная, в грязном платье, испачканные руки в ссадинах. Не морок, самый обыкновенный человеческий ребенок. Поисковое заклятье привело к цели.

– Как тебя зовут?

– Д-динелия… – она захлебнулась рыданиями.

– Не реви. Мы маги Ложи, пришли забрать тебя отсюда. Мама тебя ждет. Как ты сюда попала?

– Тухурва… Она заставила меня мыть котел… Сказала, если вымою плохо, меня сварят и съедят… Я больше не буду-у-у… Она сказала, у меня в туфлях камешки, вытряхни, а это она наколдовала мне камешки, а когда я переобувалась, она сказала, я перепутала туфли, а я не перепутала, а из-за нее показалось, что перепутала… Она была как добрая бабушка, спросила, почему я плачу, и позвала к себе домой есть конфеты… А гнупи меня дразнили и дохлую мышь в котел кинули…

– Ясно, пойдем-ка отсюда. Давай, пролазь мимо меня – и вперед. Коллеги, поворачиваем обратно!

Хотя «ясно» – это громко сказано. Ничего не ясно. Так не бывает. Или, выражаясь бюрократическим языком, подобных прецедентов не зафиксировано. Тухурвы и гнупи съедают уведенных детей – не то чтобы Условие принуждало их так поступать, но никогда еще они не вели себя иначе. Чтоб эти зловредные твари заставили похищенного ребенка всего лишь вымыть котел, а потом отпустили, не причинив вреда – это уже, коллеги, какая-то слегка другая реальность…

Обстоятельно расспросив Динелию, ее отдали матери, которая посулила на ночь выставить за порог угощение для «добрых соседей», а завтра вместе с дочкой сходить в храм и сделать подношение Кадаху-Радетелю. После этого маги всем составом отправились в ближайшую чайную. Главный вопрос: это единичный случай или тенденция? Или тут вмешалась некая третья сторона, о чем Динелия не знала?

Срок дежурства группы Сугервехта закончился, и они засиделись допоздна, соревнуясь в гипотезах. Потом за Джелодией приехал капитан Трайгевальд: у этих двоих отношения все-таки наладились, хотя вначале волшебница не могла простить капитану, что он держал ее взаперти во время смуты, чтобы спрятать от погромщиков. Как выяснилось, первая кошатница Ложи сменила гнев на милость после того, как он вызволил и забрал к себе домой замурованного в подвале котенка.

Остаток вечера экзорцистам испортила мыслевесть от Аджимонга, который потребовал, чтобы все они явились на генеральную репетицию перед завтрашним торжеством. Сугервехт заявил, что намерен этой ночью выспаться, хоть луна упади на землю, достопочтеннейший коллега Крелдон его поймет и простит, а молодежи отвертеться не удалось. Суно коротко ответил распорядителю праздника, что у него задание, и поехал в Треуголье.

После обеда Дирвена все-таки сморило. Если прямо сейчас двинуть обратно, он, чего доброго, уснет прямо на бегу. Тогда он поднялся к себе и растянулся на кровати, не раздеваясь.

Проснулся оттого, что в лицо били через западное окно косые солнечные лучи. Искупался в бочке на заднем дворе, потом отправился собирать по всему Рофу кошели и мешочки. Объяснял, что собирается побывать в Эгедре под видом бродячего торговца, и значит, ему надо иметь при себе какой-никакой товар. Люди отдавали свое безропотно, джубы предлагали сыграть партию-другую в обмен на то, что ему нужно. К амуши не обращался – связываться с этими пугалами себе дороже, зато рофские вурваны сами принесли, у кого что нашлось: они были не прочь перебраться в Эгедру, но тамошние их к себе не пускали. Захватив на кухне еды, Дирвен с туго набитой котомкой за спиной отправился в путь.

В Рофе шли последние приготовления к балу, на всех мумифицированных головах, смотревших на город с фонарных столбов, красовались венки. На заросших травой крышах сидели флирии, их сюда ближе к вечеру много слетелось. Они вели себя беспокойно, то одна, то другая вспархивала, иные кружили парами. Когда взойдет полная луна, они помчатся в ночном небе безумным хороводом, роняя с крыльев разноцветную мерцающую пыльцу, но пока их час еще не настал.

По дороге до пещеры Дирвен вконец извелся: а вдруг там уже никого… Но пленники были на месте. Рыжий до сих пор не перекинулся, хотя недолго ему осталось, денек-другой – и готов. А Эдмар в наглую устроился на его, Дирвена, тюфяке, чего и ждать от такой сволочи!

– Пошел отсюда! Или нет, не пошел… Я тебя сейчас прямо тут поимею, сам напросился!

Пожрать ему Дирвен дал, а потом велел раскладывать золото по мешочкам. Эдмар отрабатывал еду с кислой миной: небось, снова думал о том, что теперь он разорен, и придется ему Лярану с молотка продавать. Рыжий работать не стал и к еде не притронулся, ну и ладно, поскорей бы от него избавиться. Набитые монетами мешочки Дирвен уносил в яму, которую выкопал с помощью амулетов в укромном месте посреди кустарника, в двух шабах от пещеры. Даже если Ложа найдет способ добраться до его денег, все равно он кое-что перепрятал! Работа шла медленно, он то и дело отвлекался – честное слово, не потому, что он из тех придурков, которые падки до всякой мерзопакости, а потому, что Наипервейшая Сволочь заслуживает возмездия.

На ночь он обоих мерзавцев связал и уснул на тюфяке, активировав на всякий случай охранные амулеты, а утром поскорее выбрался на свежий воздух – в пещере после вчерашнего стоял крепкий запах пота, как будто он пустил туда на ночлег роту солдат. Потом вернулся обратно, разрезал веревки, чтоб Эта Сволочь за время его отсутствия не отдала концы, и отправился в Роф.

В этот раз его мотыляло сильнее, чем вчера, зато он был доволен: сполна отомстил, и еще отомстит! Эх, была бы в Сонхи «междусеть», как в той книжке Баглена Сегройского… Пиво уже дозрело, и за завтраком он опрокинул сразу три кружки, а потом, используя «Крик альбатроса» связался с Куду и Монфу. В Аленде ничего интересного, король Руверет дает званый ужин по случаю дня рождения Верховного Мага… Дирвен презрительно фыркнул: ага, как же, «король»! Соглядатаи завели старую песню о том, что оставаться в Аленде им опасно, но он велел продолжать наблюдение и оборвал связь.

Перелил пиво во фляжки, упаковал в котомку. Теперь будет еще забористей, чем до сих пор.

В зале его поджидала Лорма. Бал она пропустила, но со своим недугом справилась. Изношенное лицо зрелой дамы: с утра пораньше кого-то оприходовала, однако заемная красота уже на исходе. Волосы убраны в роскошную прическу с длинными костяными шпильками.

– Дирвен, ты не почувствовал ничего необычного? Они вчера ночью никого не съели!

– Кто не съел?

– Мои придворные. Всю ночь отплясывали до упаду, людей тоже заставляли танцевать и отгадывать загадки, но они никого не съели. Такого еще не бывало. Я боюсь, случилось что-то скверное, произошли роковые перемены, но этого не могло быть, не могло… – царица стиснула кулаки, взгляд у нее был почти затравленный.

Ну и к лучшему, что не съели, подумал Дирвен, однако вслух не сказал, а то начнется объяснялово, и битый час от нее не отвяжешься.

– Куда это ты собрался с пивом?

– В разведку. Это для подкупа местного населения, – вывернулся консорт. – Для вербовки наших сторонников среди людей, которые живут в Эгедре. Поимеем мы эту Эгедру!

– Ты выглядишь утомленным, – задумчиво отметила Лорма.

– Так я после бессонной ночи в засаде. Мне пора.

Он вышел на пустынную в этот час улицу, усыпанную растоптанными увядающими цветами, и тут его осенило: пусть в Сонхи нет никакой «внутрисети» – зато у него есть «Крик альбатроса»!

Верховный Маг, достойный Шеро,

Всегда служил всем нам примером,

Скромнее мага не сыскать -

Об этом каждый должен знать!

Хор грянул, когда гости во главе с именинником поднимались по лестнице. Высокопоставленные маги, исполнившие славословие, прятались за колоннами и за драпировками – по тайной команде Аджимонга все как один выскочили и затянули песню. Надо признать, получилось у них недурно, уши заткнуть не хотелось, не напрасно распорядитель мучил их репетициями.

– Тронут, коллеги, – ошарашено пробурчал Крелдон – и добавил тихонько, обращаясь к Суно Орвехту и Марченде Фимонг, шагавшим справа и слева: – Надеюсь, этим они ограничатся.

– Зря надеешься, – сочувственно отозвалась Марченда. – У них еще кой-чего припасено. Не беда, выслушаем, что споют, а потом всех лишних выгоним, запрем двери и душевно посидим старой боевой командой.

Столы были накрыты в зале на верхнем этаже. Четыре лестничных пролета с площадками, отделанный мрамором коридор и еще два лестничных пролета украшены цветами и гирляндами, нашлось место и для флажков с пятьюдесятью афоризмами Верховного Мага. Парадные ковровые дорожки с вызолоченной каймой, по стенам развешаны шелковые полотнища с каллиграфически выведенными пожеланиями несокрушимого здравия и долгих лет на благо Ларвезы. Шеро сохранял невозмутимо-благожелательный вид, однако же испустил вздох облегчения, когда наконец добрались до зала.

Званых гостей около трех десятков – проверенные старые товарищи Крелдона. Их общество украшали своим присутствием две юных барышни, тоже с немалыми заслугами перед Верховным Магом и Ложей: Хеледика, по случаю торжества сменившая штаны и тунику на платье из дымчато-золотистого китонского шелка, и Флаченда, весьма миловидная в нарядном вишнево-розовом туалете.

Аджимонг суетился, норовя рассадить всех согласно своему плану. По краям осталось несколько свободных мест – не потому, что кто-то из приглашенных не явился, а потому что чем боги не шутят: вдруг глава Ложи оценит проделанную им работу и все же позовет его за стол, а то и на кого-нибудь из его помощников распространит сию милость? Чтобы не пришлось бегать за стульями и столовыми приборами.

– Связь-то зачем перекрыли? – проворчал Шеро, когда они с Орвехтом устроились во главе стола. – Ты в курсе, кто додумался?

– Грено кое-что сболтнул, не исключена выходка недоброжелателей с целью испортить праздник, вот Аджимонг и принял меры. Помещение заблокировано артефактами, все мыслевести поступают к секретарям, которые находятся в коридоре за дверью. Сибрехт лично курирует защиту.

– Деятели… – хмыкнул Крелдон. – А это что еще затевается?

– Сейчас будут произнесены поздравительные речи, от всего сердца, преисполненные величайшей благодарности к светочу мудрого руководства, коим является для нас Верховный Маг! – провозгласил сияющий, как золотая монета на солнце, Аджимонг. – А потом – один за другим два сюрприза!

Светоч мудрого руководства стоически вздохнул: положение обязывает.

Хвала богам, Марченде удалось-таки их образумить, поздравительные речи были краткими.

– Прошу всеобщего внимания, наш первый маленький сюрприз! – гордо, словно спускал на воду корабль, объявил маг-распорядитель.

Двое коллег в сверкающих роскошным шитьем парадных мантиях внесли на золотом подносе и водрузили на стол торт.

– Это по вашему любимому рецепту, достопочтеннейший коллега Крелдон, над ним потрудились лучшие повара Аленды, и все мы надеемся, что тортик доставит вам много радости в этот знаменательный день!

– Ну, вот это уже дело, – заметил Шеро с одобрением, враз оттаяв – о тортике он давно мечтал, стойко соблюдая диету. – Благодарю, коллеги! Пожалуй, прямо сейчас отведаю, а после отдадим должное обеду.

Аджимонг подскочил, как вышколенный стюард, и поставил торт перед Крелдоном, не забыв прокомментировать:

– Извольте обратить внимание, две кремовых розочки справа и слева символизируют единство Ложи и государства, а это – шоколадная фигура мага с божественным пралине внутри, символ того, что у нашего руководства все под контролем… Откушайте!

После чего отступил на шаг и объявил:

– А теперь настала очередь второго сюрприза!

Для Суно не было секретом, что произойдет дальше: заполнившие коридор и лестницу коллеги, а также выстроившиеся на улице перед резиденцией рядовые маги, студенты Академии и ученики школы амулетчиков затянут хором поздравительный гимн. Там всего-то с дюжину куплетов, можно вытерпеть, только бы не слишком фальшивили.

– Итак, наш большой сюрприз для достопочтеннейшего именинника!

«Слушайте все, придурки, я все-таки поимел эту сволочь!»

Рука Шеро, потянувшаяся с вилкой к тортику, на полпути замерла.

«Только не думайте, что я из таких, я бы давил всякую мерзопакость, я только проучить его хотел! Во, слушайте, какое это было годное поимелово!»

– Это и есть ваш большой сюрприз, коллега Аджимонг?! – повернулся к распорядителю Харвет, блеснув бартогским окуляром, заменявшим потерянный во время смуты глаз. – Смело, что уж тут скажешь…

– Нет, нет, это регламентом не предусмотрено… – потеряно вымолвил Аджимонг. – Это что-то немыслимое… Коллеги, почему в зал поступают посторонние мыслевести? – он начальственно повысил голос. – Примите меры! Мы же установили блокировку, почему она у вас не работает?!

– Потому что у него «Крик альбатроса!» – сердито пояснил достопочтенный Сибрехт. – И это Дирвен! Я вас предупреждал, что против «Крика альбатроса» и «Морской трубы» данная блокировка не поможет.

– Убрать блокировку, – распорядился Крелдон. – Мне нужна связь.

– Сейчас будет сделано, – бывший архимаг захромал в коридор, на ходу отдавая распоряжения помощникам.

Дирвен между тем взахлеб рассказывал о своих взаимоотношениях с «этой сволочью», не упуская ни одной пикантной подробности.

– Сдается мне, у нашего кредитора неприятности, – усмехнулся один из коллег.

– Это у нас неприятности, – тяжело взглянул на него Крелдон. – Скоро будут, если пространственники не подсуетятся. Суно, поговори с поганцем, уточни местоположение.

Орвехт кивнул. Где находится другой конец канала, до сих пор не удалось выяснить.

«Дирвен, ты там, видимо, неплохо проводишь время, но местные власти могут привлечь тебя к ответственности – как минимум за нарушение общественного порядка».

«Ха, я в Исшоде, я сам тут местная власть! Слушайте дальше, я и не думал раньше, что…»

– Исшода, – произнес вслух Суно. – Не лучшее место спрятать деньги, если Мулмонг собирался сбежать от Лормы. Хотя у него выбора не было: воспользоваться магией он в Аленде не мог, и это, видимо, был единственный способ переправить украденное подальше от столицы.

– И Лорма вряд ли собиралась в Исшоду, пока не припекло, – отозвался Шеро. – А Чавдо, вероятно, планировал в дальнейшем перебросить оттуда деньги к себе в кладовку. Коллеги обещают закончить с «неводом» к вечеру, и тогда не мешкая поднимем все, что есть. Это угробище уймется или нет?

– Боюсь, нескоро уймется.

– Сколько, оказывается, в жизни такого, о чем я раньше понятия не имела, – хмыкнула Марченда. – Вот так узнаешь что-нибудь новое на старости лет, и голова идет кругом…

– Я тоже раньше об этом понятия не имел! – горячо заверил коллега Реквехт – с таким напором, точно опасался, что у окружающих может сложиться другое мнение.

«Дирвен, мы уже составили представление о том, как ты проводишь время в Исшоде, – попытался урезонить поганца Суно. – Можешь не продолжать».

«Я еще не все рассказал! А потом…»

– Достопочтенные коллеги, предлагаю вам послушать поздравительный гимн, который мы подготовили в честь нашего достопочтеннейшего именинника! – прочистив горло, объявил с бледной улыбкой Аджимонг. – Это, собственно говоря, и есть наш второй сюрприз, то есть, большой сюрприз, если первым сюрпризом считать тортик… Ох, запутался… Отвлекитесь от этих непристойностей, и мы споем! А вы, достопочтеннейший коллега Крелдон, кушайте тортик, вы его даже не попробовали, что же вы…

– Диету соблюдаю, – угрюмо ответил Верховный Маг. – Экая гадость, это похуже трех нескромных сестричек и веселого парикмахера из Мехины… Теперь долго кусок в горло не полезет, а послезавтра торт будет уже не тот. Флаченда, Хеледика, угощайтесь!

Флаченда, слушавшая откровения Дирвена с удивленным и заинтересованным выражением на лице, радостно всплеснула руками. Невозмутимая, как вырезанная из песчаника статуэтка, Хеледика воспитанно поблагодарила. После этого они поделили кулинарный шедевр, располовинив шоколадную фигуру мага, и деликатно устроились с тарелками в сторонке, за столиком для игры в сандалу. Аджимонгпосмотрел на них долгим печальным взглядом, сокрушенно покачал головой, но ничего не сказал.

– Суно, езжай-ка в Треуголье, – распорядился Шеро. – Какое уж тут веселье… И приступайте, чем скорее, тем лучше. Еды с собой возьми, ежели у тебя аппетит не отшибло.

Заворачивая в салфетки нарезанный ломтиками сыр и балык, Суно услышал возглас Реквехта:

– Коллеги, сколько мы еще будем слушать про «годную задницу», прошу прощения за дословную цитату?! Предлагаю обсудить вопрос о неотложных мероприятиях по нравственному воспитанию наших молодых магов и амулетчиков, в целях недопущения в дальнейшем такого… такого… Даже слова-то для сего безобразия не подберу!

– Воистину золотое предложение, коллега Реквехт! – с энтузиазмом подхватил Аджимонг. – Я готов в течение восьмицы составить план мероприятий и заняться организационной частью, а также курированием этого полезнейшего направления нашей работы! И мы сегодня все-таки споем, как собирались – это будет наша нравственная победа и достойный ответ на отвратительную диверсию, это сплотит и воодушевит нас!

Когда Суно выбрался на соседнюю улицу и сел в коляску, хор в несколько сотен луженых глоток затянул славословие Верховному Магу.

Стоит потерять сознание – в два счета перекинешься. Он это понимал, поэтому удерживался возле кромки: забытье словно темное дремотное море, шагни туда – и оно поглотит тебя с головой. Временами накатывают волны прибоя, но всегда можно отступить подальше. Пока еще можно.

Двигаться в физическом теле не было сил, и на магию не было сил, все без остатка вытягивал ошейник. Иногда – в те промежутки, когда Дирвена в пещере не было – Тейзург приподнимал ему голову и поил водой из глиняной кружки с надбитыми краями.

– Почему… не… не убил… – с трудом ворочая языком, произнес Хантре.

Давно ведь мог это сделать: он владеет изощренной техникой боя, позволяющей вывести противника из игры всего лишь нажатием на одну из особых точек. Правильное прикосновение – и мерзавец парализован, а после добить ударом в висок или придушить. Сколько угодно было подходящих моментов, при близком физическом контакте…

– Все бы тебе убивать, – ухмыльнулся собеседник. – И что потом? Напряги свои кошачьи мозги, мы тут замурованы. Врата Хиалы открыть не сможем – блокирующий артефакт установлен снаружи, до него не добраться. Артефакты, которые тянут из нас силу, тоже находятся снаружи, он все предусмотрел. Я не уверен, что в таком состоянии, как сейчас, смогу воспользоваться «Прыжком хамелеона» без риска застрять в скале. При этом еды и воды у нас будет в обрез – остатки того, что он в очередной раз принесет. Так называемый Властелин Сонхи обыграл меня, и я перед ним бессилен…

Эдмар говорил угнетенным голосом, а радужка его многозначительно сощуренных глаз сияла расплавленным золотом, в придачу к ухмылке. Напрашивался вывод, что не так уж он бессилен, и «Властелин Сонхи» предусмотрел не все – что-то важное упустил.

Будь Хантре на его месте, Дирвен уже был бы покойником… И они были бы замурованы в скале вместе с разлагающимся трупом? То-то Эдмар не спешит снять с него ошейник. Не может, потому что в пещере нет подходящего инструмента – или не хочет, опасаясь, что напарник, сорвавшись, разрушит его непонятные планы?

Во всяком случае, силы у Тейзурга прибывало, как будто он нашел источник, из которого тянул по мере возможностей. Часть этой силы забирали у него аккумулирующие артефакты, но на все без остатка их мощности не хватало, и кое-что оставалось в его распоряжении.

А Кем и Шнырь все-таки спаслись: благодаря иномирскому гриму Дирвен не узнал Кемурта и позволил ему уйти – хотя бы один повод для радости.

Плохо, что избавиться от денег до сих пор не удалось. Он чувствовал, что где-то в отдалении плетется магическая паутина, и как только она будет готова – Ложа вернет свое, тогда в Сирафе, который так и останется ларвезийской колонией, еще долго ничего не изменится…

Темная волна в ползучих стеклянистых переливах, с привкусом тоски и поражения, плеснула совсем близко, словно приглашая. Он на шаг отступил. Забытье – не выход.

– Дирвен подтвердил свою репутацию угробища – и угробил, как он наивно полагает, мою репутацию, – Тейзург склонился над ним, искривив в усмешке распухшие потрескавшиеся губы. – Ты это слышал?

– Что слышал?

– А, ты ведь сейчас не воспринимаешь мыслевести… Многое потерял!

Дирвен с полчаса рассказывал о том, как поимел Эту Сволочь, во всех подробностях, прерываясь лишь затем, чтобы хлебнуть пива. Теперь весь мир знает, что он гаду Эдмару отомстил, не остался в долгу, с ним шутки плохи! Придурки из Ложи, бывшие кураторы, под конец начали его стыдить, а чего ему стыдиться – это же он поимел, а не его поимели.

Допив остатки пива, полез на скалу – собрать амулеты, которые заряжались от артефактов-поглотителей, вытягивающих силу у запертых в пещере магов, и положить на их место те, что принес взамен. Они были спрятаны в укромных местах в гуще ползучего кустарника и от народца защищены оберегами, ни одна местная паскуда близко не подберется. А человеку сюда не залезть без «Кошколаза», и то надо быть нехилым амулетчиком, чтобы «Кошколазом» воспользоваться, иначе запросто шею свернешь. Других амулетчиков поблизости нет, Джамо со своим мешком уже далеко ушлепал. Ну и пусть себе идет, хотя, раз сокровища оказались не кладом народца, а похищенными капиталами Королевского банка, можно было с ним не делиться.

Надо еще и «Пятокрылы» зарядить – они изношенные, с запасом на год или чуть больше, но с подзарядкой лет пять прослужат. Только для этого придется их здесь надолго оставить… Хотя заряжать амулеты можно в несколько приемов, и если, приходя сюда, класть их возле одной из тускло-золотых пирамидок размером с кулак, а потом забирать, получится в самый раз.

Додумавшись до этого решения, Дирвен уселся на опутанный лианами выступ и начал расшнуровывать ботинок, чтобы вытащить оттуда истертый кожаный кругляш. Тут-то его и накрыло.

Похоже то ли на подземный толчок, то ли на порыв ураганного ветра, хотя не было ни ветра, ни признаков землетрясения. Его натурально тряхануло от импульсов амулетов, и он в панике ухватился за скалу, успев отдать «Кошколазу» команду на удержание.

Хмель мигом выветрился. Первым делом он подумал на гада Эдмара, но эта поиметая сволочь сейчас в пещере, и все артефакты работают как надо… И это точно не Ложа. И не чары народца. И вообще ничего вокруг не происходит. Погода безветренная, нагревшийся за день скальный хребет неподвижен, листва кустарника шевелится только там, где ее тревожат насекомые или мелкие птички, которые, кстати, ведут себя спокойно – а его так и прошивает исходящими от взбесившихся амулетов импульсами. Как будто он на берегу моря, и от горизонта надвигается волна Ниато высотой с дом, хотя до моря отсюда, как до луны.

Это случилось, когда Орвехт, отдав порцию силы на «невод», который, по заверениям коллег-пространственников, вот-вот будет готов, собрался перекусить балыком с праздничного стола. Как будто налетел ветер и разом задребезжали все оконные стекла. Хотя ветра не было, и стекла в оккупированном Ложей заброшенном доме не дребезжали. Работа остановилась, все прислушивались к своим ощущением, обмениваясь недоуменными взглядами.

– Врата Перехода, – сказала наконец Бригинса Тайчемонг, принадлежавшая к числу старейших пространственников – суховатая и прямая, с аккуратными белесыми буклями, гроза студентов Магической Академии.

– Кто-то пытается их открыть? – спросил молодой коллега из тех, кого мобилизовали в Треуголье на отдачу силы для «невода».

– Скорее уж кто-то пытается их выломать, – хмыкнула пожилая волшебница. – По моим впечатлениям, какая-то сущность хочет войти, но для нашего мира это нежеланный гость, для которого Врата закрыты.

Это продолжалось с четверть часа, охватившее магов напряжение не отпускало, и невидимые «стекла» дребезжали все сильнее, а потом – ощущение багрово-золотой вспышки, и все прекратилось.

– Страж Мира запечатал Врата для этой сущности, – произнес один из пространственников. – Хвала богам… За работу, коллеги, пока Дирвен с нашими деньгами ничего не учудил!

Налетевший ветер заставил отступить темное море забытья: только что Хантре стоял у кромки прибоя – а теперь оно отхлынуло. И… И вовсе он не Хантре, был им когда-то давно, а в этом рождении у него другое имя. Не разобрать какое, хотя кто-то настойчиво зовет его по имени, так настойчиво, что вся текущая реальность ходит ходуном.

– Ты это чувствуешь? – спросил склонившийся над ним Тейзург.

– Да…

– Какая-то взбесившаяся стихия ломится в Сонхи, а ее не пускают, веселье в разгаре. Жаль, нам это ничем не поможет.

– Это не стихия, – он снова мог говорить связно, хотя и с трудом. – Это друг. Это пришли за мной, они нашли меня… Но сначала Сираф.

– Какой еще друг, что ты несешь?

Эдмар смотрел с тревогой, и даже в полумраке, несмотря на разукрасившие удлиненное треугольное лицо синяки, было видно, что он побледнел.

– Это какое-то стихийное бедствие, и я надеюсь, что Страж вмешается в ситуацию. Мне сдается, у тебя ум за разум заходит…

Вскоре это прекратилось: Страж Мира выполнил свою работу – своей кровью и своей волей запечатал Врата Перехода от незваного гостя. Вначале Хантре охватило чувство потери, но потом он понял, что это ложное чувство – в Сонхи он дома, и он Хантре Кайдо, а не кто-нибудь еще. Только почему кажется, что опять ускользнуло меж пальцев что-то важное?..

– М-да, восхитительный сегодня денек, – с облегчением, как ему показалось, заметил сидевший рядом Тейзург.

А море забытья снова рядом: один шаг – и канешь в туманную глубину.

Когда Дирвен спустился со склона, его сморило, как будто с утра до обеда мешки таскал. Задремал прямо в кустарнике, активировав обереги, а проснулся от трезвона сторожевых амулетов: опять кто-то лезет в сокровищницу! Снаружи никого. Тогда, значит, Эдмар исподтишка затеял какую-то пакость?..

Ворвавшись в пещеру, Дирвен тут же шарахнулся к стенке и ошеломленно уставился на тускло отблескивающий в потемках металлический занавес, повисший в воздухе.

– Ты что, гад, делаешь?!

– Это не я, – донесся из-за звенящего занавеса полный торжества голос Эдмара. – Это, видишь ли, Ложа собирается изъять отсюда свое добро! Ты поимел меня, о чем теперь знает каждый чворк в Сонхи, зато маги Ложи поимели тебя!

– Нет! – крикнул Дирвен. – Никто меня не поимеет, слышите, гады?! Это моя королевская казна, и никто ее не получит!

Что нужно сделать, чтоб этим гадам ничего не досталось, первый в Сонхи амулетчик сообразил быстро. Уж соображал-то он всегда быстро, что бы там про него ни болтали… Добрался вдоль стеночки до своей котомки, вытащил «Раковину дарителя», положил на пол под скальным уступом и послал мысленную команду: «Все золотые и серебряные монеты, все ценные бумаги, золотые и серебряные слитки, драгоценные камни и ювелирные украшения, сколько их есть в этой пещере, кроме амулетов, отдаю в дар Хозяину Океана, Госпоже Пучины Таннут и Госпоже Бурь Ниато!»

Вначале показалось, что он проваливается в разверзшуюся яму, но в следующее мгновение понял: это монеты пришли в движение и хлынули вверх, к подразумеваемой горловине каменного мешка. Теперь он лежал не на денежной подстилке, а на твердой неровной поверхности, в глазах рябило от мельтешения и блеска. Потом его вздернули на ноги и притиснули к стене.

– Ты же убить меня хотел…

Голоса не было, да Эдмар его бы и не услышал – такой звон и грохот стоял в пещере. Видимо, прочитал по губам, и он тоже прочитал ответ по губам:

– Не здесь и не так. Смотри, какая красота!

Сверкающая масса металла от пола до потолка кружилась медленным вихрем, словно сброшенная драконья чешуя, среди переливов золота и серебра вспыхивали рубиновые, изумрудные, сапфировые искры. И кружилась она не просто так, а как будто не могла выбрать, куда ей устремиться – вверх или вниз.

Хантре тоже заворожило это зрелище, и он смотрел, как оцепеневший, понимая, что если эта красота увеличит амплитуду вращения – их с Эдмаром перемелет в кровавый фарш.

Это напоминало перетягивание каната – чья возьмет, и в конце концов повелитель амулетов пересилил магов Ложи: сперва денежная зыбучка с оглушительным звяканьем моталась туда-сюда, а потом как миленькая потекла к «Раковине дарителя». Маги совсем чуток отхватили.

Злорадно ухмыльнувшись, Дирвен отправил своему бывшему начальству еще одну мыслевесть: «Нате вам дохлого чворка на блюде и чуток на карманные расходы! Моя королевская казна теперь лежит на дне морском и никому не достанется!»

Ему зачтется этот щедрый дар, если когда-нибудь придется уповать на милость Хозяина Океана и его лихих дочек. Жалко, что пива не осталось, после такого в самый раз бы глотнуть.

В пещере стало заметно просторней и вдобавок темнее – полированную поверхность сиянских зеркал исцарапало болтавшимися в воздухе монетами. Пол усыпан обрывками кожаных мешочков, обломками деревянных шкатулок с металлическими замочками и уголками, распластанными картонными папками, футлярами из-под ювелирных изделий, мятыми бумажками с печатями. Топча весь этот банковский мусор, Дирвен направился к своим врагам, стоявшим у противоположной стены.

– Видели, гады?! Я и без королевских амулетов что угодно могу!

Хантре повернул к Наипервейшей Сволочи перемазанное засохшей кровью лицо и что-то негромко произнес. «Жираф твой»? Вроде бы да…

– Ах ты, паскуда рыжая, это кто здесь жираф?!

Эдмар шагнул вперед. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки из куска изодранной одежды, но этот гад ничуть не стеснялся своей наготы – держался так, как будто разряжен в пух и прах. И вдобавок улыбался: делает вид, будто ему нипочем, что Ложа осталась без денег и не сможет вернуть Ляране долг.

– Ты разорен, понял?

Продолжая улыбаться, словно ему по этому поводу весело, Эдмар развел руками в жесте «ну что я могу на это сказать».

Оттолкнув его с дороги – пусть рискнет что-нибудь сделать, нарвется на удар защитных амулетов – Дирвен приготовился врезать рыжему, и тут увидел, что рыжего больше нет. Вместо него есть крупный поджарый кот с кисточками на ушах, в полумраке светится пара звериных глаз. Наконец-то перекинулся! Хотел дать ему пинка, но кот увернулся: «Ошейник перевертыша» вытягивает у мага силу лишь до тех пор, пока тот не примет облик.

– Ха, да ты теперь всего лишь мелкая кошатина, что ты можешь против человека! Вот я тебя сейчас… А… А-а-а, сволочь!..

Спасенных денег набралось три с половиной сундука.

– На карманные расходы, как и сказало это угробище, – похоронным тоном констатировал один из пространственников.

– Зато мы кредит взяли, – оглядев мрачные лица, напомнил Пачелдон, маг по бытовой части, обладавший несносной привычкой во всем видеть положительные стороны и не к месту сообщать о них окружающим, к тому же не посвященный в подробности пресловутого кредитного договора.

«Ну что, Суно, хороших новостей никаких?» – пришла мыслевесть от Шеро.

«Есть одна хорошая новость: Сираф не единственная наша колония», – попытался утешить старшего товарища Орвехт, тут же поймав себя на том, что уподобляется коллеге Пачелдону.

Амулеты надежно защищают своего владельца от диких и домашних животных, от волшебных тварей, от оборотней, но, как выяснилось, могут подвести, если твой противник – маг-перевертыш в зверином облике. Этой сволоты рождается раз, два и обчелся, и до последнего времени почти все они попадали в Накопители, поэтому специальной защиты от них не предусмотрено.

Дирвен не был бы повелителем амулетов, если б не справился с подлым котом. Тот ему даже физиономию не порвал, хотя пытался. Не на того напал… Отшвырнул его и как следует вмазал, и кот остался лежать меховым комком посреди раскиданного по полу хлама.

– Рекомендую обдумать заранее, что ты скажешь Северному Псу, когда тебе доведется с ним встретиться, – бесстрастным тоном произнес Эдмар, перед тем молча наблюдавший за поединком. Глаза сощурены, поди разбери, какие чувства он испытывает.

– Я не хотел! – огрызнулся Дирвен. – Он же сам напал!

Роняя капли крови, взял ловчую сеть, которая лежала в углу и уцелела во время денежной катавасии, поскорее замотал в нее окаянного зверя. Потом воспользовался «Кровостопом» и другими лечебными амулетами. Забинтовав руки, сцедил в кружку последние капли пива из четырех фляжек – набралось на пару глотков. И несколько раз подряд отымел Эту Сволочь, потому что ну совсем приперло.

Перед тем как уйти, он вырубил Эдмара «Малым кулаком» и связал – чтобы кота без него не выпустил.

Завтра он унесет кошачьего гада подальше, за сотню шабов отсюда, и там выкинет, а сегодня на это сил не осталось.

В котомке брякали пустые фляжки. Тропинка извивалась, как угорь в ручье, кустарник так и норовил закружиться хороводом. Несколько раз он упал, после этого начал почаще отдыхать, обнимая встречные деревья. Хорошо с «Пятокрылами» – сами несут… Это его с пива на жаре так развезло или он вымотался, меряясь силами с Ложей? Еще и одышка появилась… Здешний климат плохо на него действует, он же северянин, надо найти способ забрать с собой деньги, которые успел перетаскать в свой персональный тайник, и податься в другие края. Тем более что Ложа наверняка пришлет сюда охотников за его головой.

В розовато-сиреневом небе появилась бледная луна, а над улицами вечернего Рофа плавали зажженные волшебным народцем шарики-светляки: зеленые, лиловые, желтые – недолго угадать, где чьи. Светляки дурашливо скачущих сойгрунов напоминали суетливых белесых насекомых, у вышедших на вечерний променад амуши они мерцали болотными гнилушками. В окнах у господина Шевтуна сияли желтые и лиловые шарики, в их свете можно было разглядеть за рваными кружевами занавески, в глубине гостиной, игровой столик и трех игроков над доской сандалу. Дирвен презрительно хмыкнул – нужна ему теперь какая-то Ниларья! – и еле разминулся с фонарным столбом, который предательски шагнул наперерез.

Дворцовую лестницу удалось одолеть не сразу, а когда с третьей попытки одолел, уселся отдохнуть на верхней ступеньке.

– Из разведки вернулся? – ледяным тоном поинтересовалась Лорма.

Она стояла в дверном проеме, юная и обворожительная, за спиной у нее маячили, гримасничая, долговязые придворные дамы.

– Ну да. Это же далеко, я устал.

– И что разведал?

– Завоюем мы эту Эгедру, им нечего нам противопоставить, – с досадой буркнул Дирвен, думая о том, что хорошо бы она убралась с дороги, а ему хорошо бы встать и дотащиться до кровати.

– Надеюсь, что ты не ошибаешься. А теперь скажи, мой милый консорт, с какой сучкой из Хиалы ты спутался у меня за спиной?

– Почему с сучкой? – Дирвен уставился на нее, растеряно хлопая ресницами. – С чего ты взяла такую чушь?

– С того, что по тебе видно. Даже не знаю, рассердиться на тебя за этот некрасивый обман или посмеяться над глупым мальчишкой… Кто она? Серебряная Лиса, с которой ты свел знакомство в Овдабе? Или ее закадычная подружка Харменгера? Или другая демоница, падкая на сладенькое? Тебя использовали, мой милый, ты еще этого не понял?

– Что за чушь, кто мог меня использовать? – он попробовал встать, но не удержался на ногах и снова уселся.

– А с кем ты сношался, пока я болела?

– Да ни с кем я не сношался! – разозлился Дирвен. – Ты болела, а теперь я заболел, переутомился потому что!

– По тебе видно, что это за болезнь. Разве тебя не учили, что людям нельзя совокупляться с демонами Хиалы, потому что те выпивают вашу жизненную силу – так же, как мы, вурваны, пьем кровь?

– Так меня амулеты защищают!

– Слышали? – бросила Лорма через плечо своим дамам, и те манерно захихикали. – Почти сознался, гаденыш… Амулеты тебя защищают не от этого. Существует два-три артефакта, которые могут оградить человека от потери жизненной энергии во время любовных утех с демоном Хиалы, но это такая же редкость, как звездная соль, у тебя этих амулетов нет. К кому ты бегаешь на свидания и потом приползаешь сюда, как недожеванная котлета?

Быть того не может, Эдмар ведь не демон… Хотя когда-то раньше был демоном Хиалы… Что, если у него сохранилась эта способность – забирать чужую энергию во время любовных утех?

– Сволочь! – выпалил Дирвен, потрясенно глядя на Лорму снизу вверх. – Во сволочь…

– И кто же эта сволочь? – облив его презрением, осведомилась царица.

– Да пошли вы все, я с этой сволочью разберусь!

Ярость придала ему сил – он вскочил, нетвердо сбежал по ступенькам и ринулся в темноту.

– Подожди! – крикнула позади Лорма. – Меня подожди!

Он мчался знакомой дорогой при свете все еще полной луны, а она со своими амуши мчалась следом. За ними увязались сойгруны – скакали кузнечиками и восторженно верещали. Потом и сойгруны, и амуши отстали, только Лорма не отставала – наверное, у нее тоже «Пятокрылы».

На ходу активировав «Прыжок хамелеона», Дирвен ворвался в пещеру.

Эдмар уже очнулся и почти избавился от веревок, хотя он нацепил на путы запирающий амулет.

– Ты, гад из Хиалы, сейчас поплатишься…

Маг закрылся от удара «Каменного молота», отскочил и оказался возле сетки с котом.

– Сам догадался или подсказали?

– Я ему подсказала, – глядя на Эдмара с опаской и расчетливым интересом, промолвила Лорма, тоже невесть как проникшая в пещеру.

– Я не сомневался в том, что вы не только прекрасны, но еще и умны, – он обольстительно улыбнулся ей, словно великосветский кавалер, флиртующий с дамой. – Наша прошлая встреча была омрачена взаимным недопониманием, но никогда не поздно все исправить, не правда ли?

– Пожалуй, – как будто в некотором замешательстве произнесла вурвана.

– Жаль, что не могу задержаться. Позвольте откланяться, мне пора.

– Ты сволочь поиметая! – выпалил Дирвен. – Все теперь это знают, и ты разорен – деньги-то на дне океана!

– Да не то чтобы разорен. Я не настолько альтруист, чтобы отдать Ложе в долг все свое состояние без остатка. Вдобавок есть оформленный по всем правилам договор, и я не сомневаюсь, что со мной рассчитаются. А что касается того, что между нами было… Видишь ли, у меня весьма разносторонний жизненный опыт, и было бы достойно сожаления, если бы я начал испытывать из ряда вон выходящие эмоции по поводу незначительного эпизода с неловким и назойливым партнером. Это всего лишь мелкая дефектная бусина в драгоценном ожерелье моих интимных впечатлений. Можно бы раздавить ее каблуком, но пусть будет, забавное приключение.

Дирвена бросило в жар: вот же сволочь, унижает его в присутствии Лормы!

– Зато я всем рассказал, как тебя поимел! Вся Ложа знает, понял, и все остальные, кто меня слышал!

Эдмар рассмеялся.

– Ну, так ведь и я могу всем желающим кое-что рассказать. Думаю, это будет весело, и все узнают, какой ты трогательно неопытный, удручающе нечистоплотный, наивно самовлюбленный, уныло твердолобый в своих интимных поползновениях…

Издевается… У Дирвена кровь стучала в висках, и хотелось только одного – убить этого гада. Он сейчас должен быть униженным и сломленным, а ему, гаду, хоть бы что, он не чувствует того, что должен чувствовать, надо было убить его сразу после того, как в последний раз поимел… И потом бы он зубоскалил со своими дружками-демонами в Хиале?.. Зато не считал бы себя победителем…

– Приятно было побеседовать, но мне пора. Не терпится принять ванну после этого маленького недоразумения.

– А как ты отсюда уйдешь, если ни Врата Перехода, ни Врата Хиалы открыть не сможешь? – глотая злые слезы, крикнул Дирвен. – Попробуй, сволочь поиметая, возьми у меня «Прыжок хамелеона»!

Он активировал все боевые амулеты и приготовился к поединку насмерть.

– Нет… – пробормотала Лорма, отступая назад.

«За меня испугалась? – он удивился, хотя было не до нее. – Значит, все-таки любит?..»

– Дирвен, ты повторяешь ошибку одной нашей с тобой общей знакомой. Врата Перехода, Врата Хиалы – и это всё? По-твоему, больше никаких Врат не существует? Ну, так сейчас я тебе кое-что покажу!

– Не надо! – в голосе Лормы бились истерические нотки. – Мы уберем артефакт, блокирующий Врата Хиалы, и вы сможете открыть их…

Эдмар как будто разминал кисти рук. Или не разминал, а колдовал – это канал силы, но не атака, что-то другое…

В полумраке пещеры обозначились очертания дверного проема. Наметились створки, которые в следующий момент обрели призрачную плотность и начали медленно раскрываться – бесшумно, хотя, в то же время, было впечатление чудовищного низкого рева. Словно вторя этому беззвучному реву, утробно и тоскливо завыл кот, до сих пор молча зыркавший из сетки.

– Да брось, кисонька, ты ведь уже там гулял, для тебя это почти родная стихия. Сейчас домой пойдем, а дома есть ванна…

Тейзург подхватил сеть с котом и выпрямился на фоне того неописуемого, что клубилось в проеме. Стройный и надменный, хотя его наготу прикрывала только набедренная повязка да кровоподтеки. На осунувшемся разбитом лице торжествующая ухмылка.

– Может быть, составите нам компанию? Не желаете присоединиться? Жа-а-аль…

Обозначив галантно-шутовской полупоклон, он шагнул через порог, прямо в эту сводящую с ума бездну, для которой не подобрать определений. Или не в саму бездну, а на уходящий вдаль ажурный мостик с диковинными зелеными фонарями, которого еще секунду назад там не было. Обернувшись, шевельнул кистью руки – изысканно-небрежный жест, одновременно с магическим импульсом – и створки начали закрываться, так же медленно, как перед этим отрывались.

Когда они сомкнулись, вурвана застонала и сползла по стенке. Она сейчас выглядела точь-в-точь как древняя ссохшаяся мумия, откопанная магами-археологами.

А Дирвен так и стоял, точно прилип спиной к каменному выступу. Его сковало судорогой, и он не сразу смог вернуть себе контроль над телом. Когда смог, тоже уселся на пол. Прямо в лужу, и штаны теперь мокрые. Но вроде нет здесь никакой лужи – штаны промокли сами по себе… Вот гадство, это из-за пива, он же четыре фляжки выпил, а отлить вовремя не успел, а Рогатая и воспользовалась моментом!

– Консорт… – прохрипела ожившая мумия, когда остатки проема истаяли в пещерном сумраке. – И это мой консорт… Расскажи мне все от начала до конца.

Рассказал, куда деваться – надо тянуть время, пока штаны не высохнут, чтоб не было видно влажного пятна, а то амуши засмеют. Потом застирнуть в речке, и никто ничего не узнает.

– Он тобой манипулировал. Чем больше ты давал волю своей похоти, тем больше силы он у тебя вытягивал, пока не накопил достаточно, чтоб открыть эти проклятые Врата, – помолчав, она добавила тихонько, словно разговаривала сама с собой: – Бояться этого не позорно, там никто не уцелеет, кроме Созидающих. Он закрыл их только ради того, чтобы не поссориться со Стражем Сонхи, а иначе… Воистину нет ничего хуже. Я уже видела Врата Хаоса, это было давно, это был самый черный день в моей жизни…

Ага, раз не позорно – она не должна цепляться насчет штанов… Но амуши и сойгрунам все равно лучше на глаза не показываться, пока не высохнет.

– Ты должен был сразу сказать мне, что случилось, и отдать мне мерзавца Хальнора. Почему ты этого не сделал?

– Неприятностей не хотел, – буркнул Дирвен. – С Дохрау связываться… Я мог бы его где-нибудь оставить, чтобы ты сама его нашла.

– И что тебе помешало?

– Занят был. Амулеты заряжал от силы этих гадов, мне все это понадобится, чтобы захватить Эгедру.

– Что ж, после того, что было, ты должен захватить для меня Эгедру, – непререкаемым тоном промолвила Лорма.

Дома небогатые, но с мозаиками – из разноцветных керамических черепков выложены узоры и целые картины. Под окнами разбиты цветники, гармонирующие с изображениями на фасадах. Входные двери, балясины и перила балкончиков, столбы, подпирающие навесы над крылечками – все покрыто прихотливой резьбой. Загнутые карнизы крыш украшают деревянные фигурки: чаще всего кошки, но попадаются и другие звери, а также птицы, рыбы, ящеры.

– Красиво у вас. Как будто на каждой улице живут художники.

– Так и есть, – отозвалась девушка-экскурсовод, смуглая, черноволосая, в цветастой хлопчатобумажной тунике, свободных штанах до лодыжек и ременчатых сандалиях. – Мы сами украшаем свои дома. Идемте сюда!

Поворот – и вышли на одетую в розовый камень набережную. На другой стороне реки, в некотором отдалении от берега, что-то двигалось, сновало, шумело, отблескивало на солнце. Жаль, нет бинокля.

– Это порт для дирижаблей. Когда построят, у нас будет регулярное воздушное сообщение с Бартогой. Я говорила, что учусь в Бартоге, в Дуконском университете? Сейчас у нас каникулы. Поездом туда-сюда все-таки долго, а когда начнут летать дирижабли, смогу чаще видеться со своими.

– Не мерзнете в Бартоге?

– Тепло одеваемся, – она озорно улыбнулась. – Мне вначале казалось смешным столько всего на себя накручивать, а выпал снег, и сразу оценила. Там много наших учится, мы живем целой общиной. А когда я стану инженером-мелиоратором, наверное, поеду в Лярану. Хотя будет интереснее, если в Китон… Я из тех, кто учится за счет князя, поэтому буду работать там, куда направят. Зато в Лярану тоже летают дирижабли из Бартоги, и говорят, будут рейсы между Ляраной и Сирафом. Мы уже пришли, смотрите – это музей под открытым небом, кусочек старой деревни, сохраненный в нетронутом виде. Так здесь жили тридцать лет назад, когда Сираф был колонией.

Он уже был в этой деревне, только не во сне, а наяву. А сейчас он видит сон, но через тридцать лет этот сон станет явью.

5. Невкусная Мейлат

Услышав за кустарником знакомые голоса, Мейлат свернула в соседнюю аллейку. Как обычно, говорили о том, что надо есть и пить, чтобы кровь стала слаще, и как влияет на кровь дневной сон, и чем лучше натирать кожу для пикантного привкуса… Она каждый день пыталась убедить себя, что ничуть им не завидует. Не все же родятся вкусными. У людей бывают и другие достоинства. Зато она старательная в хозяйственных делах, умеет шить и вышивать… Но чего все это стоит, если ты невкусная? Между вкусными и невкусными людьми громадная разница, как будто они существа разной природы.

Внутренняя территория Владения Дахены, окруженная построенным по периметру людским домом – сплошной парк с тенистыми аллеями. Растительность выглядит запущенной, хотя ее время от времени подстригают, ветви сплетаются над головой, образуя укромные древесные коридоры. Кое-где на пересечениях аллеек повешены гамаки, стоят беседки и скамейки – некрашеные, потому что вдыхаемые с воздухом частицы краски пагубно влияют на вкус крови. В центре этого лабиринта высится Башня Дахены, горделиво вознесенная над человеческим мирком, преисполненная мрачного великолепия.

Пошла в обход, но все равно нарвалась – не на тех, так на других. На площадке, где аллейки пересекались, несколько юношей и девушек расслабленно покачивались в гамаках под лиственным пологом: лица словно чахлые цветы, под глазами круги, запястья перебинтованы, шелковые туники расшиты жемчугом и драгоценными камнями. Пахло вином и пряностями. Мейлат уловила тонкий аромат «Тайны всех ночей» – притирания, которое готовят из меда, перца и четырех видов специй, вурваны это любят. От «Тайны» невыносимо зудит кожа, но чего не стерпишь ради того, чтобы стать еще слаще и желанней? У Банарьи и Готиша руки в расчесах: счастливые, сегодня их будут вкушать. Мейлат ощутила укол зависти. А вино пил Кумабур, любимец госпожи Нюрт Дахены, которая предпочитает кровь с винными нотками. Он-то и начал цепляться:

– Чувствуете, потянуло какой-то горечью напополам с кислятиной? Да это же идет Мейлат!

Остальные захихикали. Хотя ничего они, включая пьяного Кумабура, не могли «почувствовать», это могут только вурваны, и то им для этого надо человека попробовать. А люди друг у друга кровь не пьют. Даже если всего лишь слизнешь из интереса капельку чужой крови – это страшный грех, людям нельзя так делать, за это наказывают.

– Мейлат, тебя еще никто не называл вкусняшечкой? – спросила Банарья. – А то вдруг тебя распробовали и оценили, а мы и не знаем…

– Не все же вкусные, она же не виновата, что вурванов от нее тошнит, – будто бы заступился Готиш.

Хотела поскорее шмыгнуть в аллею, но тут Кумабур уронил богато украшенный кубок с остатками вина:

– Мейлат, подними!

Она подняла и подала ему, а то еще нажалуется.

Кумабур снова разжал пальцы:

– Я так ослаб, меня каждый день вкушают, совсем нет сил… – его голос звучал капризно и томно. – Ты бы хотела быть на моем месте? Но от тебя всех тошнит, как от закисшего чая с плесенью. Чего стоишь, подними!

Молча подобрав и сунув ему в руки кубок, она бросилась прочь.

– Тупая шея! – крикнул вслед Кумабур.

Позади засмеялись.

Хотелось забиться куда-нибудь и так просидеть весь день. Почти ничего не видя от слез, она брела по аллее и внезапно в кого-то уткнулась.

Юлур. Он считается самым вкусным из людей Дахены, вурваны воспевают его в стихах, называя его кровь «сладчайшим нектаром», каждая капля которого «подобна драгоценному рубину», но при этом он хороший, издеваться не станет. Он излюбленная пища вурванов Дахены и главный над людьми, куда там до него Кумабуру.

– Что случилось? – спросил он ласково. – О чем ты плачешь?

Изможденное лицо, впалые щеки, губы цвета увядающей блеклой розы, а глаза светятся искренним участием.

Мейлат обо всем ему рассказала, давясь всхлипами.

– Ничего не поделаешь, люди есть люди, – произнес Юлур тихим приятным голосом. – Каждый из нас хочет, чтобы его вкушали. Быть пищей – наше главное предназначение и естественное для человека желание, из-за этого люди соперничают, злословят друг о друге, исподтишка друг другу вредят. Недаром говорят, где люди – там и гадючник.

– Все бы отдала за то, чтобы стать вкусной, – охрипшим от слез голосом пробормотала Мейлат.

– Может быть, ты будешь вкусной в следующей жизни. Зато у тебя доброе сердце. Для тебя есть дело: вернулся караван из диких земель, сегодня утром были торги, и у нас двое новеньких. Ты позаботишься о девушке по имени Клименда – обучи ее всему, что должны знать люди Дахены. Первое время будешь за ней присматривать. И главное, следи, чтобы наши ревнивые вкусняшки не подсыпали ей какой-нибудь дряни.

– Буду следить, – заверила Мейлат, вытирая слезы.

Хорошо, что для нее нашлось занятие. Лишь бы эта Клименда не оказалась такой же вредной, как Банарья или Кумабур.

Все-таки Глодия не прогадала, когда пошла с той полоумной теткой, всучившей ее работорговцам из Эгедры. Добралась бы она куда надо в одиночку – это коровьим хвостом по воде писано. Она слыхала о том, что маги Ложи бывают в Исшоде в командировках, ну и представляла себе, что хоть там и полно нелюди поганой, но живет эта нелюдь по-людски, потому что как же иначе? Железных дорог нет, зато небось дилижансы ходят, и гостиницы есть, и какой-никакой порядок… А оказалось, ни гостиниц, ни дилижансов, не говоря уж о порядке.

Если бы вурваны не охраняли своих подопечных, те достались бы на обед стигам или скумонам, которые порой мелькали среди цветущего кустарника. Или кого-нибудь выкрали бы увязавшиеся за караваном амуши – дело кончилось стычкой, и одного из своих эти пугала утащили с поля боя за руки, за ноги, словно долговязую сломанную куклу. Еще и хохотали так, словно не трепку получили, а одержали победу. Глодия смотрела на них с оборвавшимся сердцем, на привале Аруламу пришлось отпаивать ее сладким чаем.

К Аруламу она за время пути втерлась в доверие, и тот определил ее, как самую бойкую и смышленую, главной над остальными нераспробованными. А вурваны держались особняком, до разговоров с людьми лишний раз не снисходили.

– Это не должно вас ранить, ведь они намного выше людей, они вершина пищевой цепочки, – увещевал Арулам. – Наше человеческое предназначение – во всем угождать им и быть хорошей пищей, тогда они будут с нами ласковы.

По благоуханной зеленой Исшоде ехали в закрытых повозках, запряженных очалами – здешними животными с ножищами как у слонов, складчатыми шеями и толстой кожей цвета перезрелой репы. В этих краях очалы остались только в Эгедре, остальных сожрали.

Завернули в город Джахагат, чтобы продать на невольничьем рынке тех двоих, которые оказались невкусными. Одно название, что город – аж в глазах рябит, такая вокруг пестрота и несуразица, зато Глодия разжилась там ценной информацией. Арулам сказал, что несчастных купили рофские амуши для своей царицы Лормы. Эта Лорма тоже вурвана – по слухам, самая древняя представительница их благородного племени. В отличие от эгедрийских вурванов, она людей убивает, и ей невелика разница, вкусный человек или нет, лишь бы утолить свою неистовую жажду. В Эгедре ее осуждают.

«Осуждать-то горазды, да это не помешало вашим проглотам сбыть ей тех бедолаг», – хмыкнула про себя Глодия.

Эгедра ей не понравилась: то ли город, то ли не пойми что. Ну, да она ведь не на постоянное жительство сюда приехала, а для исполнения своего тайного плана.

На приличном расстоянии друг от друга громоздились колоссальные постройки, обшарпанные, как последние трущобы в Аленде, каждая величиной с целый квартал. Над плоскими крышами зеленели кроны деревьев, а посередке непременно торчала башня: будто господин в длинном черном пальто смотрит сверху вниз на склонившееся перед ним отребье.

Унылые длинные здания – в четыре-пять этажей, а мрачные башни – в два раза выше, их оконные переплеты и балкончики сверкали позолотой. Глодия уже знала, что вурваны живут в башнях, а люди в домах. Промеж «владений», как называл это Арулам, примостились одноэтажные жилые хибары, мастерские, лавки, сараи. Виднелись и огороды, и загоны для скота, на речке ловили с мостков рыбу.

Повозки остановились у большого приземистого строения – там новоприбывших разместили на ночлег, перед тем сводив в купальню. Одежу выдали новую, но Глодия отстояла свою нижнюю юбку, в которой много чего поназашито. Сказала, это подарок покойной бабки, на удачу, и оборки до сих пор как новенькие, нипочем она с ней не расстанется, самолично постирает да будет носить дальше. Переорать-переспорить ее никто из местного народишка не смог, кишка тонковата, в конце концов отстали.

На ужин пресные лепешки и вода: чтобы ничто не повлияло на вкус крови перед завтрашним аукционом. Потом их всех завели в длинную комнату с низким небеленым потолком и подвешенными в ряд гамаками – совсем как в сакхандийской «ночной гостинице» для припозднившихся прохожих, только без оберегов на стенах, не станет же нечисть против себя колдовать.

Душную темень еле-еле рассеивали тусклые шарики-светляки, чтобы те, кому посреди ночи приспичит, нашли дорогу к лоханке за ширмой. Кто-то захрапел сразу, кто-то тихонько всхлипывал. Глодия с мрачным азартом, смакуя подробности, проговаривала в уме, что и как она выскажет своему засранцу, когда до него доберется.

Тут-то и случился весь этот ужас, и будь она опытной амулетчицей – с головой бы себя выдала, ведь тогда бы она не визг подняла, а вмазала по упырятине: в числе прочего у нее в нижней юбке были зашиты «Каменный молот» и «Медный кулак».

Ни одна половица не скрипнула, когда в гуще мрака возникло шевеление, и оттуда беззвучно выплыло два темных сгустка. Вроде глаза блеснули… Один из сгустков навис над крайним гамаком, оттуда донесся сдавленный стон. Заледеневшая Глодия наблюдала сквозь ресницы, как второй – вторая, второе? – скользит по проходу: можно подумать, закутанный в черное человек, хотя наверняка же не человек это вовсе. И на снаяну не похоже, те прозрачные, белесые, как будто сотканы из тумана.

Казалось, оно выбирает, на кого наброситься. Когда стало ясно, что эта жуть того и гляди окажется возле нее, Глодия что было мочи завопила дурным голосом.

Жуть отпрянула, напоследок прошипев с досадой:

– Тупая шея!

У здешних это считается нехорошим ругательством – все равно что дурой обозвали, только еще обидней.

Вторая жуть бросила свою жертву и тоже исчезла в непроглядной темени. Может, вылезли в окно, может, смылись через потайную дверь, но когда набежали люди во главе с вурваной из тех, кто сопровождал караван, и вспыхнуло с дюжину новых шариков-светляков, оказалось, что посторонних в комнате нет.

Пахло кровью, как будто зарезали скотину, в придачу кто-то обделался. Одна из девушек рыдала в истерике. Глодия лежала оцепеневшая, ее запоздало прошиб холодный пот, и она впервые пожалела о том, что затеяла это сумасшедшее путешествие.

Вурвана ходила от гамака к гамаку и осматривала свой товар на предмет повреждений. Она единственная была без шарфа, на шее алмазное ожерелье, туника заткана богатым шитьем, из замысловатой, как на бал, прически торчат золотые шпильки. Черты суховатого лица правильные и жесткие, встретишь такую на улице – не угадаешь, сколько ей лет, сорок или за шестьдесят. Под ее пронзительным взглядом Глодия еще пуще обмерла, аж живот свело.

Убедившись, что больше никто не пострадал, вурвана отдала распоряжения, и парня с разодранной шеей куда-то унесли – живого или мертвого, Глодия не поняла. На всякий случай пожелала ему, как полагается, добрых посмертных путей.

Она думала, что после этаких страстей ни в какую не уснет, но те, кто их стерег, применили какие-то успокаивающие чары. Сама не заметила, как ее сморило, а проснулась только утром. За окнами сияло солнце, оглушительным хором щебетали птицы. На потолке копошилась всякая летучая и ползучая дрянь вдвое-втрое крупнее той дряни, которая водится в Ларвезе.

Нераспробованных снова погнали в купальню с плесенью по углам. Водопровода у нечисти не было, воду таскали ведрами. Занимались этим мужчины и женщины в летах: вурваны предпочитали молодую кровь, и те, кого не ухайдакали насмерть, продолжали жить в Эгедре, выполняя всякую работу по хозяйству. Выглядели они не шибко здоровыми, хотя еще не старики, но, похоже, были довольны своей участью.

После скудного завтрака новички изнывали в ожидании, пока соберутся покупатели, а потом начались торги. Глодию купили во Владение Дахены и повезли туда в запряженной очалом повозке, украшенной павлиньими перьями. Этих самых Владений здесь тьма тьмущая, и впрямь целый город.

Повозка остановилась перед аркой в грязновато-белесой кирпичной стене. Лязгнули засовы, со скрипом отворилась дверь. Коридоры и лестницы выглядели запущенными, словно тутдавным-давно не прибирались, а комната на втором этаже, в которую Глодию привели и оставили одну – ни то, ни се.

Мебель неважнецкая, словно одни хозяева выкинули ее на помойку, а другие обрадовались и притащили домой. Сверкают золотыми нитями парчовые занавески. Вазы по углам наверняка больших денег стоят, хотя и нечищеное старье, а большие цветастые подушки для сидения выглядят как новенькие, словно их только вчера привезли с сурийского базара.

Окно выходило в потаенный внутренний двор, там зеленел парк – натуральные джунгли, ничего толком не рассмотришь.

Глодия устроилась на подушке. Знать бы, на правильном пути она или угодила в беду… Нет уж, не сгинет она тут, не дождетесь!

– Здравствуй, Клименда. Меня зовут Мейлат.

Вошедшая девица, одних с ней лет, была русоволоса, голубоглаза, на лицо светленькая – ну, какая из нее Мейлат? Сразу видно, не сурийка. Хотя Глодия уже приметила среди местных трех-четырех северян. Мало ли, кого и как занесло в эту окаянную страну.

– И тебе здравствуй, – надо с ней подружиться, чтобы поскорее тут освоиться и все разведать.

– Я первое время буду твоей наставницей. Если чего-то не понимаешь, спрашивай у меня. Хочешь чаю? Или сначала показать тебе Владение Дахены?

Казалось, эта Мейлат перед ней слегка робеет, хоть и набивается в наставницы – и Глодия почувствовала себя хозяйкой положения.

– Сначала давай чаю, а потом все покажешь.

Сразу видно: эта нераспробованная из тех, кто знает себе цену – вон как уверенно держится. Прекрасно понимает, что она вкусная, и умеет этим пользоваться, даже если раньше, в диких землях, не имела дела с вурванами. На лицо недобрая: острый хрящеватый нос хищной рыбы чересчур выдается вперед, глаза-щелки любопытные и цепкие, а большой тонкогубый рот кажется чересчур зубастым для человека… Но если присмотреться, зубов у нее не больше, чем у всех. Кожа светлая, жидковатые волосы цвета лежалой корицы с мышиным оттенком – может, Клименда из тех же дальних северных краев, что и сама Мейлат?

Ее когда-то звали Мейленанк, и она приехала с родителями из дикой страны Руфагры, но об этом она почти ничего не помнила. Кроме прежнего имени и рассохшегося оконного переплета, за которым все как будто выкрашено белой краской, вдобавок на стекло снаружи налип белый пух. Странная картинка. Скорее всего, это был детский сон. Зато насчет имени правда, это здесь ее стали называть Мейлат, потому что язык сломаешь всякий раз выговаривать «Мейленанк». Ей было шесть лет, когда их с мамой привезли в Эгедру. Мама была вкусная и упросила тех, кто ее вкушал, чтобы невкусную девочку никуда не продавали, оставили прислугой во Владении Дахены. Мама давно умерла – истаяла, зачахла, о таких говорят: «слишком сладкая, чтобы долго жить».

– Знатную помойку вы тут развели, – фыркнула Клименда на пыльной лестнице, когда под подошвами захрустела давленая арахисовая скорлупа.

Мейлат обреченно подумала, что сейчас ее заставят все это сгребать руками и собирать в подол, капризные любимчики вурванов вроде Банарьи или Кумабура иной раз любят покуражиться.

– Чего стоим? Давай-ка веди туда, где у вас чаем угощают!

– Да, да, идем! – торопливо согласилась провожатая. – Нам сюда!

Надо постараться наладить добрые отношения, чтобы эта вкусняшка с костистым рыбьим лицом не присоединилась к тем, кто ее мучает.

Окна чайной на первом этаже выходили в парк: длинный зал погружен в тень, солнечный свет цедится сквозь листву, и оттого сам воздух как будто с прозеленью. В этот час никого тут нет, ну и хорошо. Одно из любимых местечек Мейлат, но когда в чайной собираются вкусняшки, сюда лучше вовсе не заходить – выскочишь в слезах.

Хакил, похожий на изящный хрупкий скелет в серо-фиолетовом шелковом халате, заварил им листья нукки. Он всегда разговаривал с Мейлат ласково, хотя в свои лучшие годы был таким сладким, что вурваны, случалось, устраивали ритуальные поединки за право угоститься его кровью вне очереди. Ходили слухи, что ему недолго осталось, однако неизбежность своей близкой кончины он принимал с печальным достоинством. Еще бы, ведь он прожил жизнь не зря: выполнил свое предназначение в пищевой цепочке – в отличие от тех, от кого «всех тошнит».

Шумно отхлебнув из чашки, Клименда скривилась:

– Говно у вас чай. Настоящего что ли нету?

– Это и есть настоящий чай… – растерялась Мейлат.

– То, что ты называешь настоящим чаем, мы не пьем, – мягко сказал Хакил, храня невозмутимое выражение на изможденном высохшем лице. – Это полезный для крови напиток из нукки. Как у нас говорят, сладость требует жертв.

– Да какая сладость, точно жженую картонку в кипятке забодяжили! Боги свидетели, так бы и сплюнула, да хорошие манеры не позволяют.

– Зато человеческая кровь от нукки становится слаще, – терпеливо пояснил Хакил.

Клименда вроде бы хотела еще высказаться, но передумала.

– Ты привыкнешь, – заверили ее собеседники почти хором.

Надо, чтобы ей у нас понравилось, надо ее удивить и заинтересовать, озабоченно подумала Мейлат. Как и все остальные, она восхищалась Юлуром, вдобавок всей душой была благодарна за то, что он к ней относится по-дружески, и хотела выполнить его поручение так, чтобы Сладчайший остался доволен.

– Пойдем, я покажу тебе кое-что необыкновенное, – пообещала она заговорщическим тоном, когда вышли из чайной.

– Показывай, чего ж не поглядеть, если за это денег не просят, – благосклонно отозвалась новенькая.

– Внутри Владения Дахены деньги тебе не нужны, а если захочешь что-нибудь купить в лавке, наши покровители одаривают нас деньгами на расходы. Скажу по секрету, тебя наверняка сегодня вечером щедро одарят, так заведено.

Они поднялись на четвертый этаж, прошли по солнечному коридору с видом из окон на соседние грандиозные постройки и остановились перед большой двустворчатой дверью, украшенной резьбой и покрытой черным лаком, местами облупившимся.

– Угадай, что там?

– Да кто ж вас знает.

– Смотри! – заранее торжествуя, Мейлат распахнула протяжно заскрипевшие створки и отступила в сторону.

– Петли-то чего не смазали, – критически заметила ее спутница, как будто ничуть не пораженная зрелищем.

– Знаешь, что это такое?

– Да я ж тебе не вчера из деревни приехала! Знать-то знаю, только не скажу, как это будет по-вашему. А в Ларвезе это называется театр, эка невидаль.

– Ты знаешь, что такое театр? – обескуражено промолвила Мейлат.

– А ты думала, на деревенскую дуреху напала? – злорадно хохотнула новенькая. – Это в Суринани их раз, два и обчелся, то-то вы наше ларвезийское слово прикарманили, а в Ларвезе свой театр есть в каждом захудалом городишке. Я-то думаю, куда она меня повела, чего такое хитрое у нее на уме… Удивила графиню кружевными панталонами!

Она зубасто ухмылялась, и Мейлат тоже неуверенно улыбнулась: все-таки хорошо, когда высмеивают не тебя за то, что ты невкусная, а всего лишь какое-то обстоятельство, о котором ты рассказала. Хотя в глубине души стало обидно: она любила театр, вовсю помогала с костюмами и декорациями, а уж какое счастье, когда ей тоже перепадала какая-нибудь крохотная роль! Кто же позовет на мало-мальски значительную роль невкусную? В этом мире все лучшее – для вкусняшек.

И этот зал она любила: старый бархатный занавес цвета венозной крови расшит золотыми звездами, ряды стульев с кожаными сиденьями – для людей, роскошно убранные ложи – для вурванов. Кое-где на вытертых бархатных перилах и на полу видны остатки замытых пятен: напоминание о том, чего у Мейлат никогда не будет… Она сглотнула горький комок.

– Ну и воняет у вас тут, – сморщила нос Клименда. – Как в сарае, где поросей резали и запашок остался.

shy;- Это аромат крови тех, кого здесь вкушали во время представлений или после, – голос Мейлат дрогнул от сдержанных слез, до чего же она завидовала тем счастливчикам. – Некоторых вурваны прямо здесь выпивали досуха – это же вурваны, бывает, что на них нападает неистовая жажда, которую надо поскорее утолить. А наша человеческая доля – быть для них желанной пищей, так мир устроен.

– Надо же, мне бы и в голову не пришло, – отозвалась после паузы новенькая. – А что у вас в театре за пьесы? Есть над чем посмеяться?

– Пьесы не смешные, мы ставим драмы и трагедии про еду. Моя любимая – «Медовая Амилат», про девушку-сироту, которая жила в диких землях и всем угождала, но ее все равно обижали, а потом она прибралась в доме у доброй волшебницы, и та в благодарность сделала ее кровь сладкой, как мед. Однажды она нашла умирающего от жажды вурвана и напоила его своей кровью, и он забрал ее в свои владения, и дальше Медовая Амилат жила счастливо.

– Ну да, – хмыкнула Клименда. – Пока не выпили досуха.

А Мейлат тихонько вздохнула: хотела бы она тоже встретить добрую волшебницу, которая сделает ее кровь сладкой, как мед!

– Еще мне очень нравится «Украденная трапеза», но там конец грустный. Я там сыграла городского фонарщика с лестницей, который всего два раза выходит на сцену и говорит: «Вот и вечер наступил, пора зажигать фонари» – чтобы зрители поняли, что уже вечер. Трое вурванов явились в дикий человеческий город, чтобы утолить жажду, и встретили юношу с очень вкусной кровью. Перед этим его ранил грабитель, рана была неопасная, и он шел по улице, роняя алые капли, а вурваны слизнули и отправились по следу за ним, потому что ничего вкуснее не пробовали. Тарсил состоял в услужении у мага, мыл склянки и горшочки для зелий. Он стал тайком пускать вурванов в дом, чтобы они вкусили его крови, потому что в глубине души он всегда чувствовал, в чем состоит человеческое предназначение, и мечтал занять свое место в пищевой цепочке. Зловредный невкусный хозяин однажды вернулся в неурочный час, и произошло магическое сражение. Один из вурванов был убит, а двое других сбежали, и Тарсил с ними. По дороге вурван и вурвана из-за него поссорились, между ними начался поединок, а Тарсил тогда схватил нож, крикнул: «Вкусите меня оба, пока нас не настигла погоня!» – и одним взмахом перерезал себе горло. Вурван и вурвана выпили его кровь до последней капли и помирились над его телом, а из его сердца выросла волшебная роза – говорят, у каждого, кто ее понюхает, кровь становится вдвое слаще.

Вот бы понюхать ту розу…

– Пьески-то сами сочиняете? – поинтересовалась Клименда.

– Что ты, нет, конечно, сочиняют вурваны! Люди не способны создавать ничего нового, они же предназначены не для этого. Заниматься творчеством могут только те, кто находится на вершине пищевой цепочки. Все наши пьесы, сказки и песни придуманы вурванами, они заботятся о том, чтобы мы не скучали.

– И еще они вовсю вешают бубенцы вам на уши, – пробормотала себе под нос ее собеседница.

– Какие бубенцы?

– Присказка такая, слово выскочило – что дверь хлопнула. В ваш театр небось со всей Эгедры народ приходит?

– Бывает, – с гордостью подтвердила Мейлат. – А мы иногда ходим в театры других Владений. Нас пригласили во Владение Сукомы на «Любовь к трем каплям», премьера уже скоро, ты тоже пойдешь!

– Душно здесь, – окинув зал недовольным взглядом, заметила Клименда. – Погулять-то на свежем воздухе можно?

– В парке. Новеньких первое время в город не выпускают. Идем, покажу тебе двор.

Сердце заранее сжалось, но раз она будет не одна, а вместе с нераспробованной вкусняшкой, может, и не станут к ней цепляться, разве что вслед что-нибудь скажут.

– Пошли, хоть на людей погляжу, а то ходим, как по вымершему дому. Словно всех, кроме нас и того доходяги в чайной, ваши заботливые уже слопали.

– Людей у нас много, только они сейчас в парке или в других помещениях, – Мейлат натянуто улыбнулась. Она нарочно выбирала такие лестницы и коридоры, где невелика вероятность кого-нибудь встретить.

На лестничной площадке между третьим и вторым этажом с Климендой случился странный припадок. Она вздрогнула, остановилась, как вкопанная, и изумленно произнесла:

– Дирвен?..

В замешательстве огляделась, а потом выражение лица у нее стало такое, как будто о чем-то узнала и сильно рассердилась. Не обращая внимания на Мейлат, уселась на подоконник, уперла руки в колени, растопырив локти. Глаза недобро сощурены, зубы оскалены, тронь – укусит. Порой она что-то свирепо бормотала на незнакомом языке.

– Что с тобой? – робко спросила провожатая.

Та махнула рукой: не лезь. Казалось, она к чему-то прислушивается, хотя было тихо, из-за стен не доносилось ни голосов, ни музыки.

Мейлат размышляла, не позвать ли кого-нибудь из старших, но так и не решилась – кто знает, что Клименда выкинет, если она уйдет.

Наконец новенькая шумно выдохнула, подняла на нее взгляд и процедила:

– Засранец!.. Ну, засранец!.. Еще доберусь я до тебя, и такую годную задницу тебе покажу, что это будет всем жопам жопа! Я-то думала, дальше позориться некуда – и на тебе… Ох, Мейлат, это я своего бывшего муженька вспомнила. Как о нем, угробище безмозглом, подумаю, так меня всю трясет. Не обращай внимания. Меня уже отпустило, пошли в парк.

– Он с тобой плохо обращался? – сочувственно спросила девушка, радуясь, что для непонятного поведения Клименды нашлось простое объяснение, и не надо бежать за помощью.

– Он угробец, балбес и поганец, каких свет не видывал.

– Дикие земли – ужасное место, потому что люди там предоставлены сами себе, а люди сами собой управлять не могут. Зато теперь ты в Эгедре, во Владении Дахены, и все плохое осталось позади – забудь это, как дурной сон, дальше будет только хорошее.

Она произнесла это без запинки – много раз слышала, много раз сама так говорила, и от этих слов на душе всегда становилось спокойно, хотя бы на какое-то время.

Не похоже, чтобы Клименду совсем отпустило: она по-прежнему выглядела рассвирепевшей, но на провожатой злость не срывала, и на том спасибо.

Из гущи парка доносились голоса, кто-то перебирал струны маранчи, щебетали птицы. В кронах деревьев белели кукольные личики флирий и мерцали радужные переливы их стрекозиных крыльев: у этих полудев-полунасекомых брюшки и ноги, как у саранчи, поэтому среди листвы не разглядеть, что там ниже пояса, и кажется, будто они растут на ветвях, как цветы.

Мейлат спиной ощутила жар нагретой полуденным солнцем кирпичной стены, и в то же время – привычный мучительный холодок: всегда найдутся те, кто или обзовет ее, или кинет огрызком, или потребует смеху ради какой-нибудь бессмысленной услуги. Недаром говорят, где люди – там и гадючник, и если люди между собой поладили – это значит, они поладили против кого-то. Человек в этом мире беззащитен, а невкусный человек беззащитен вдвойне.

– Ты говорила, там качели есть, – угрюмо напомнила Клименда.

Первые попавшиеся им качели были заняты, на скамеечке устроились Винная Жиленат и Тобиш, та еще парочка, а в траве на стеганой атласной подстилке сидел Сахарный Нетосур, терзавший расстроенную маранчу с бантом на грифе.

– Мейлат, тебе нравится моя музыка? Ты у нас невкусняшка, но слух-то у тебя есть…

– Хорошая музыка, Нетосур, – вежливо отозвалась девушка.

На качелях захихикали.

– Если дурного ишака за хвост потянуть, он и то получше споет, – фыркнула новенькая.

– Ой, а это кто? – с деланным удивлением протянула Жиленат, как будто только сейчас ее заметив. – Еще одна невкусняшка в придачу к Мейлат? Или она из тех, в ком что-то есть?

– Ты что сказала, тупая шея? – обиделся на критику Нетосур, поначалу лишившийся дара речи.

Клименда шагнула к нему и выхватила инструмент, а когда музыкант вскочил, огрела его жалобно тренькнувшей маранчей пониже спины.

– Хоть одну задницу надрала! – объявила она с мрачным удовлетворением. – Хоть и не ту, но тоже поделом. А ну, пошел отсюда, пока добавки не схлопотал!

Нетосур отступил, пятясь, в боковую аллею, на его лице застыло по-детски растерянное выражение: такого отпора он ни разу не получал.

– Кому еще вздрючку? – Клименда развернулась к качелям. – Вижу еще две тупые шеи!

Ринувшись в атаку, она подскочила с тыла и спихнула Жиленат с Тобишем с подвешенной на цепях скамеечки в траву.

– Щас и вам перепадет!

– Она бешеная! – взвизгнула Винная Жиленат и кинулась бежать, потеряв вышитую туфлю.

Тобиш бросился за подружкой, напоследок ему тоже досталось музыкальным инструментом по заднице, после чего Клименда зашвырнула маранчу в кусты. Оттуда выпорхнула маленькая флирия, суматошно трепеща стрекозиными крыльями.

– Видела? Вот как с ними надо! – новенькая уселась на отвоеванные качели. – Ты глаза-то разуй, они же все немочь худосочная, в чем только душонки держатся. Ты их всяко поздоровее, так чего им спуску даешь? А все потому, что не умеешь себя поставить! Держись возле меня, тогда не пропадешь.

Мейлат благодарно кивнула, глаза щипало от подступивших слез. Пусть это не встреча с доброй волшебницей, которая может сделать ее кровь сладкой и желанной, но все равно настоящее чудо.

Почти израсходованный амулет для связи Глодия захватила с собой, потому что не любила разбрасываться добром: цацка с ноготок, вдруг на что-нибудь сгодится? Вот и сгодилась… Когда угробище начало хвастать своими срамными подвигами, «Ментальный почтальон» внезапно заработал, и она тоже все-все услышала. Хвала богам, рядом не было никого, кроме Мейлат, а то здешние могли бы что-нибудь заподозрить.

«Дурень, ой, дурень… Болтают, если господин Тейзург помрет, он станет не обычным покойником, а демоном Хиалы, и хоть ты его убей, от расплаты не отвертишься. Живой или мертвый, он до тебя доберется, и тогда я только порадуюсь, боги и псы свидетели! «В сто раз круче поимелова со Щукой и девками из борделей» – ты, засранец поганый, что хотел этим сказать?.. Я твои зенки бесстыжие выцарапаю и еще кой-чего оторву, а остальное отдам господину Тейзургу на расправу, ежели с ним тебе круче! Уж если я тебе Щука, я и поступлю с тобой, как щука! Одна радость, что мы с тобой уже в разводе, хвала Радетелю. А из-за того, что ты государственные деньги в море выкинул, Ложа теперь всю Ларвезу вдвое-втрое налогами обложит, об этом ты своей дурной башкой подумал?»

Разъяренная до белого каления, она вместе с Мейлат вышла в парк, и там подвернулись те худосочные недоумки, которым она от души наваляла. Маловато наваляла, душа просила еще, но потом они встретили других таких же – этих Глодия отчихвостила на словах, обстоятельно высказав, что о них думает.

Мейлат решила, что новенькая взяла ее под защиту. Этой несчастной дурехе Глодия слова худого не сказала: в самый раз подвернулась, ей позарез нужен своей человек в этом упырьем гнезде.

На закате ее повели в башню Дахены. Свернутую в узелок нижнюю юбку с зашитыми амулетами она оставила на хранение Мейлат: вурваны могут почуять магические артефакты.

На ней было струящееся одеяние из белого шелка, ее сопровождали Юлур и Дихарья – парень и девка из старожилов, до того изможденные, что если б не шевелились, впору принять их за мертвяков, зато главные над остальными людьми.

Убранство в башне оказалось такое шикарное, что Глодия аж рот разинула, но быстро вспомнила о том, что она тоже не из простых – горожанка, алендийская дама, да и на королевском троне посидеть успела – и постаралась изобразить на лице достойное выражение, как наставляла госпожа Армила, учившая их с Салинсой хорошим манерам.

Если в людском доме повсюду смесь бедняцкого убожества и потрепанной роскоши из вторых-третьих рук, то здесь все первостатейное: яшма, перламутр, черный и белый мрамор, кованое золото, мозаики из драгоценных камней, сверкающие занавесы из нитей с нанизанными хрустальными бусинами или отборным жемчугом.

«Ишь ты, умеют пустить пыль в глаза, чтоб каждый подумал: богато живут господа Проглоты, которые на вершине пищевой цепочки, это вам не какие-нибудь людишки», – сделала вывод Глодия.

То, что происходило дальше, смахивало на дурной сон. Вспомнились те подосланные Лормой амуши, которые вырвали у нее из чрева нерожденного ребеночка, и ее бы тоже замучили насмерть, если б не подоспела Зинта со своим священным кинжалом. Куда весь кураж подевался – она словно обмерла, руки-ноги стали как ватные, могла только беспомощно дергаться и тихонько выть от боли.

Вурваны не собирались ее убивать, они всего лишь ее вкушали. Передавали друг дружке, словно медово-сырную лепешку на празднике Солнцеворота, от которой каждый должен откусить, чтобы в доме воцарились достаток да согласие. Нарядное платье сорвали, оставили нагишом. Умно поступила, что отправилась на это поганое пиршество не в юбке с амулетами, а то бы прощай ее тайный арсенал.

Болела израненная их клыками шея, изжеванные запястья и порезы по всему тему. Порой кто-нибудь ронял снисходительным тоном ценителя: «Какая ты лакомая штучка», а в остальном они разговаривали между собой на незнакомом языке. Сурийский Глодия с помощью амулетов усвоила, но вурванскую речь не понимала – наверное, что-то древнее. Их иссохшие аристократические лица после порции свежей крови становились гладкими и юными, иные сразу же удалялись парами, а то и тройками, чтобы любиться в соседних комнатах. Юлура и Дихарью тоже вкушали, но больше всего мучений выпало на долю Глодии.

Когда все закончилось, эти двое завели ее в отдельный закуток, смазали укусы и порезы каким-то прохладным снадобьем, от которого боль немного утихла, помогли надеть платье и замотали ей шею шарфом – уже не белым, а вышитым. Голова кружилась, ноги заплетались, обратно в людской дом ее вели под руки. В комнате уложили на кровать, но лежать было больно, все тело – сплошная рана.

– Выпей лекарство, – глядя на нее нерешительно и в то же время с жадным любопытством, Мейлат протянула кружку. – А потом я смажу тебя мазью, от которой к утру станет лучше, вот увидишь. Счастливая ты, как я тебе завидую…

– Дура что ли? – всхлипнула Глодия.

Наутро боль и впрямь утихла, но она чувствовала себя препогано, словно ее всю ночь гуси клевали. Вдобавок слабость, как после болезни, и гадкий привкус во рту.

Посмотрела в настенное зеркало – вконец расстроилась: так она выглядела в лечебнице, куда привезла ее Зинта после нападения амуши. Бледная, подурневшая, под глазами круги. Она знала про себя, что не красавица, рыночные художники с таких, как она, продажных картин не пишут – зато с огоньком. А где он теперь, тот огонек? Лицо словно грязным ластиком терли, искусанные губы выцвели, как будто постарела в одночасье на дюжину лет. В юбке, которую сберегла Мейлат, зашиты лечебные амулеты, но если ими сейчас воспользоваться – могут застукать, да и лучше не расходовать их до побега.

Ее поздравляли, кто искренне, кто с кислыми ревнивыми улыбочками. Мейлат вручила ей кошель с деньгами: одарили за вчерашнее, Юлур принес и положил на столик, когда ее привели, а она и не заметила. Щедро одарили – сразу видно, остались довольны.

В трапезной голова от запахов еды закружилась еще сильнее. Перед ней поставили поднос с завтраком. Все жгучее от приправ, даже сладкий десерт с перчинкой.

– Наши покровители решили, что для твоей крови лучше всего подходит привкус специй, и тебя будут называть Перечная Клименда.

Похоже, ей полагалось обрадоваться, и она кое-как изобразила улыбку.

Когда пошли с Мейлат гулять в парк-лабиринт, перед глазами временами плыло. К крухутаку не ходи, кровью дело не ограничилось, в придачу у нее сколько-то жизненной силы выжрали. Еще две-три восьмицы – и она превратится в такую же ходячую развалину, как остальные здешние, и больше не сможет никому из них задать трепку.

«Ну, это мы посмотрим, – подумала она с ожесточением. – Не затем я сюда явилась, чтобы безвременно сгинуть, не на ту напали, я хоть кому поперек глотки застряну…»

После обеда к ней в комнату заглянула Дихарья, болезненная и отстранено горделивая, в роскошном наряде из сиреневого шелка и таком же шарфе с аметистовыми подвесками на свисающих концах.

– Поздравляю тебя, Клименда, – произнесла она благосклонно, с покровительственной ноткой, словно важная дама снизошла до кухонной прислуги, и Глодия внутренне ощетинилась. – Когда у тебя наступят ежемесячные женские дни?

– Тебе-то какое дело?

– Когда у тебя месячные дни? – повторила вопрос Дихарья, теперь уже таким тоном, что новенькой стало чуток не по себе.

Она про здешний уклад многого не знает, не стоит переть на рожон.

– Через полторы восьмицы, да кому какая разница?

– Когда начнется, обязательно скажешь об этом мне или Юлуру. Есть любители, которые предпочитают вкушать такую кровь прямо из естественного источника.

– Тьфу ты, какое говнище! – с чувством высказалась Глодия.

Тонкие подрисованные брови Дихарьи неодобрительно сдвинулись.

– Чтобы больше не смела так говорить! На первый раз прощаю. И не забудь о том, что я велела.

Когда пересказала все это вернувшейся Мейлат, не скупясь на ругательные словечки – с этой можно дать себе волю – та испуганно глянула на дверь и прошептала:

– Так нельзя говорить. Среди наших покровителей есть такие, кто это любит, и я бы все отдала, если бы… Но моя невкусная кровь даже так не годится. И с Дихарьей не ссорься. Говорят, есть верные признаки того, что она начала преображаться. Мы думали, Юлур тоже преобразится, но с ним этого никак не происходит, он просто истаивает, а Дихарья станет вурваной. Иногда люди превращаются в вурванов и занимают место на вершине пищевой цепочки – ты, наверное, об этом слышала? Дихарья намного выше всех нас, и лучше веди себя с ней так, как будто она уже одна из них.

– Ладно, примем к сведению, – буркнула Глодия, досадуя и на постыдную перспективу с «месячными днями», на свою оплошность.

Ссориться со здешними заправилами ей не с руки. Поразмыслив, попросила Мейлат сходить к этой Дихарье и передать, что она извиняется за дерзость – мол, выросла в деревне, где все по-простому, да еще засмущалась от неожиданности, вот и брякнула не то. Мейлат добросовестно выполнила поручение и, вернувшись, отчиталась: Дихарья ее простила и надеется, что она усвоила урок, «чтобы в будущем таких недоразумений не было».

– Ох, что бы я без тебя делала, – благодарно вздохнула Глодия, про себя подумав в адрес Дихарьи: «Нежить поганая, ежели встретимся в будущем, когда ты станешь упырятиной, а я амулетчицей получше многих на государственной службе, уж тогда я покажу тебе «урок», потаскуха упырья!»

И все равно на душе было гадостно, хоть и твердила себе, что с ее стороны это не унижение, а интриганская уловка ради достижения цели. Надо быть примерной девочкой, чтобы не вздумали мариновать ее взаперти сверх положенного.

Дихарья вроде бы не затаила на нее зла – и Глодия смекнула, почему: разве будет хозяин держать зло на домашнюю скотину? Хотела корова его боднуть, да вытянули ее хворостиной, с тех пор ведет себя смирно, молока дает вдоволь… Небось Дихарья уже почувствовала себя вурваной и на людей смотрит, как на будущую еду, что ей за дело до их мнений.

Признаки близкого преображения, насчет которых новенькую просветила Мейлат, в глаза не бросались: клыки заострились, будто подпиленные, ногти стали прозрачные, словно из мутноватого хрусталя, и еще Дихарья научилась зажигать волшебные шарики-светляки, хотя, говорят, и без них теперь отлично видит в потемках. Мейлат сказала, что ее преображение должно завершиться к середине лета, а потом клан Дахены закатит грандиозную вечеринку в честь новой вурваны, и Дихарья, которую нарекут древним именем, на этой вечеринке кого-нибудь из людей выпьет досуха, так полагается по обычаю.

От Мейлат Глодия узнала, что в Эгедре есть и люди, которых не вкушают или вкушают изредка – это те, кто живет за стенами Владений и занимается сельским хозяйством, рыболовством, ремеслами на потребу всем остальным. Они же и лавки держат. Если среди них попадаются особо вкусные, таких забирают во Владения, но без необходимости их не трогают, они считаются пищевым запасом Эгедры.

– А ты чего туда не перебралась, раз тебя здесь все кому не лень дрючат?

– Там будет то же самое. И чего хорошего, если вокруг одни люди! А здесь вурваны рядом, это для человека полезно, потому что благотворно влияет на наше здоровье и душевное равновесие.

– А может, в городе ты бы замуж вышла? Хотя замужем тоже по-всякому, еще достанется какой-нибудь обалдуй вроде моего угробища безголового…

– Твоего мужа обезглавили? – участливо спросила Мейлат.

– Да если бы! Вроде башка на месте, но ее все равно что нет. Жопой он думает, а не башкой.

– Так он же человек, люди не бывают умными.

– За всех-то не говори, – буркнула Глодия.

Стояла духота, и шарф размотать не смей – потому что неприлично, но ближе к вечеру она почувствовала себя сносно.

– Я бы побоялась жить в городе, – добавила Мейлат тихо. – Здесь мы под защитой наших покровителей, стены Владений пропитаны их магией, а городским придется плохо, если на нас нападут. Я тебе уже говорила про Лорму, она давно хочет захватить Эгедру. Недавно она опять объявилась. Говорят, у нее теперь есть консорт из людей – такой сильный амулетчик, что он сможет в одиночку завоевать целый город. По слухам, он причинил много бедствий и разрушений в диких землях, а теперь он здесь, и Лорма собирается послать его против нас.

Она и впрямь боялась – ежилась, будто ее знобило, губы нервно кривились.

– Ты чего?

– Если они нападут, нашей мирной жизни конец.

Да у вас тут такая мирная жизнь, что никакой войны не надо, фыркнула про себя Глодия.

В этот раз ее не повели в башню, дали передохнуть, зато на следующий вечер за ней пришли. Снова упадок сил и на душе гнусно. Вурваны ее даже не презирали – разве можно презирать тефтелю или пирожное? Они попросту употребляли ее в пищу, а то, что она при этом живая, шевелится, что-то говорит, не имело значения.

Наутро лежала пластом. Приподнимешь голову – и комната с бедновато-претенциозным провинциальным убранством поедет каруселью. Мейлат принесла лечебное зелье.

– А ты податься в другие края никогда не думала? – закинула удочку Глодия.

– Какие – другие? – русоволосая девушка в опрятном синем халатике и плотно намотанном неброском шарфе с заправленными в ворот концами удивленно улыбнулась.

– В дальние, которые на севере. Хотя бы туда, где ты родилась.

– Ты что, это же дикие земли! Там люди предоставлены сами себе, никому не нужны, не знают, что такое забота и защита… Мне было бы страшно так жить. И там ходят с голыми шеями, а это же такой стыд! Даже говорить об этом стыдно. Люди там не понимают своего места в пищевой цепочке и делают что хотят, вместо того чтобы выполнять свое предназначение. Не хотела бы я туда попасть.

Эх, жалко, что в бега ее не сманишь. Путешествовать в компании всяко было бы веселее, да и безопасней: ночью одна спит, другая сторожит. Но эту даже уговаривать бесполезно.

– В Эгедре тоже всякое бывает. Нас когда привезли сюда на продажу, двое вурванов забрались в комнату, где нас заперли, и одному парню шею погрызли. Я даже не знаю, жив он остался или нет. Как он хрипел – у меня аж мурашки по коже.

– Он умер, я слышала об этой истории. Только он наверняка был сам виноват. Если бы вел себя по-другому, на него бы не напали.

– Да как он мог быть виноват, если спал в гамаке, никого не трогал, а эти залезли туда, где мы ночевали, и давай ему глотку рвать?

– Если вурваны набросились на человека, этот человек всегда сам виноват, – убежденно возразила Мейлат. – Может быть, он палец поранил, и выступила капля крови, а они почуяли… Люди должны закрывать шеи и хорошенько бинтовать все порезы, чтобы не вышло беды. А вурванам всегда хочется крови, и судить их за это нельзя – такова их природа, это же вурваны.

«Эк вам тут головы задурили… – наученная опытом, Глодия ничего не сказала вслух. – И мне уж повезло так повезло: мало того, что выдали замуж за дурака, так теперь еще и попала в страну дураков!»

Золотая маска с алмазами и рубинами изображала прекрасное лицо, а в прорезях – блеклые глаза старой мумии, кровожадной, многоопытной, алчной до чужой боли. Как он раньше этого не замечал?.. Но он же думал, что Лорма его любит, и наверняка ему Рогатая голову морочила, чтобы он потом прозрел и сполна хлебнул горечи от нового предательства.

Хотя даже это ерунда по сравнению с предательством Наипервейшей Сволочи. Гад притворялся сломленным, будто бы он целиком во власти Дирвена, а сам тянул из него жизненную силу, чтоб открыть Врата Хаоса и красиво уйти со своим сволочным котом под мышкой. И никакого больше поимелова… Хотелось выть, ругаться, кататься по полу, биться головой о стенку, пинать все что подвернется, но ничего этого Дирвен не мог, потому что первые два дня лежал пластом и мало-помалу приходил в себя с помощью лечебных амулетов. Рабы выносили за ним горшки, кормили с ложки мясным бульоном, поили молоком из глиняной кружки-птицы работы келтари, с носиком в виде клюва. Туда-сюда по комнате – кружится голова. Он и до Рофа не смог бы добраться самостоятельно, его с шутовскими ужимками принесли в ветхом паланкине амуши: последние силы ушли на «Прыжок хамелеона» из опустевшей пещеры.

– Он выжрал тебя почти до дна, – холодно заметила Лорма, когда пришла его навестить. – Я вовремя вмешалась, еще чуть-чуть – и ты бы канул в серые пределы. За свое спасение ты должен мне Эгедру.

– Будет тебе Эгедра. Когда поправлюсь.

– Надеюсь на это, мой консорт, – отозвалась она с предупреждающей ноткой.

«Да какой я тебе консорт, дохлятина пользованная», – он, понятно, не сказал это вслух, но его взбесило то, что Лорма начала угрожать.

Над кроватью шевелились на сквозняке лохмотья рваного шелкового балдахина. Дирвен сосредоточенно наблюдал за их вялым танцем, это помогало держать свои чувства под замком.

– Прости, я ревную, – произнесла царица покаянным тоном. – Что с нами делает любовь… Я ведь тебя люблю, а ты предпочел мне… и кого… Если бы у меня был артефакт, защищающий от метаморфоз, этого бы не случилось. После Эгедры надо будет найти один из этих артефактов, во что бы то ни стало. Помнишь, как хорошо нам было в Аленде?

Такие финты сбивали его с толку и вызывали раздражение. Где же все-таки правда: она его любит и страдает – или притворяется, как последняя шлюха, для которой на первом месте не он, а собственные интересы? Послать бы ее, у него уже в печенках вся эта тягомотина, но пока приходится делать вид, будто он с ней заодно.

– Если б можно было добраться до такого артефакта, о чем разговор, – буркнул он, про себя добавив: «Опять завела шарманку…»

– Доберемся, и тогда нам снова будет хорошо. Но сейчас мне нужна Эгедра, как можно скорее, чтобы восстановить силы после того, что случилось.

– Ты потеряла часть силы, потому что эта поиметая сволочь открыла Врата Хаоса?

– Нет. Не поэтому. Случилось кое-что похуже. Я узнаю, кто это сделал, для этого требуется медленная ворожба, но я узнаю…

Она села на шаткий колченогий стул, который Дирвен не рисковал использовать по назначению: рассыплется – моргнуть не успеешь. А ей хоть бы что, восседает как на троне. Применила скрепляющие чары, для нее это раз плюнуть. Ниспадающие до пола волосы медового цвета сияли на солнце под стать золотой маске, скрывающей мертвое лицо Лормы.

– Это давняя история, – сказала она после паузы. – Я никому об этом не говорила, но теперь не имеет значения. Когда-то я была Порождающей, и тот, кто соткался из моей мечты, из моего желания рассыпать на дорожках этого мира острые, как бритва, лезвия и добавить тьмы по углам, явился в Сонхи, прекрасный и смертоносный… Но потом Хальнор спалил его синим пламенем и утащил бестелесную сущность за Врата Хаоса, чтобы не оставить ему даже мизерного шанса на возрождение. Вскоре после этого те, кого называют сонхийскими богами, устроили надо мной судилище, – она фыркнула. – Сделали меня бессмертной нежитью, чтобы я никогда больше не смогла воспользоваться способностями Порождающей. Они его боялись – ведь он мог одержать над ними верх и занять их место! Поверь, они мало чем отличаются от архимагов Ложи. Когда на меня обрушилась их кара, я прокляла этот мир, я вложила в проклятье всю свою тоску, жажду, ярость… Они так и не поняли, что я сделала. Страж Мира мог бы понять и помешать, но его в тот момент в Сонхи не было, Хальнор ушел Вратами Хаоса, а новый Страж еще не успел набрать силу. Кое-что все равно вышло по-моему, пусть не так, но эдак, – из-под маски раздался тихий безумный смешок. – Это я закляла волшебный народец Сонхи, и тогдашний, и будущий, на вражду с людьми, на неистребимую страсть терзать, калечить, убивать людей, наслаждаться их мучениями, пить их кровь, есть человечину. Я хотела зачаровать всех, но кое-кто не поддался – те, у кого есть другая главная страсть, предопределенная Условием: джубы, которым лишь бы играть, келтари, которые с упоением мастерят свои безделушки, чворки, которые глотают всякую дребедень, оброненную людьми, и потом гуляют в грезах по своим глупым воображаемым мирам. Всегда найдется кто-нибудь, кого не зачаруешь, потому что он уже зачарован чем-то другим. Но таких немного, и они не мешали тем, кто был подвластен моему проклятию. В тот момент мой рассудок кипел и агонизировал, но все же я сумела вплести необходимое ограничивающее условие. Невыполнимое условие: пусть это продолжается до тех пор, пока кто-нибудь из людей – с оговоркой, из обыкновенных людей, не Страж Мира и не кто-то из запасных Стражей – бескорыстно, из милосердия, по зову души не спасет от смертельной опасности кого-то из кровожадного народца, а представитель кровожадного народца бескорыстно, по зову души, не спасет от смертельной опасности человека. Если человек спасает крухутака, держа в уме, что пернатый всезнайка расплатится ответом на любой вопрос, или русалку, которую можно связать обещанием принести золота со дна морского – это не в счет. Я все предусмотрела. Тысячелетия убегали, как волны к горизонту, и ничего не менялось. Мне так не хватало моего зловещего прекрасного принца, моего возлюбленного порождения, зато были в Сонхи и лезвия на каждой дорожке, и пауки-людоеды в каждом темном углу… А теперь пришел кто-то с веником!

Лорма говорила с надрывом и горечью, и сама не заметила, что последние слова прозвучали комично. Огорошенный такой концовкой ее длиннющего трагического монолога, слушатель невольно рассмеялся.

– Тебе весело? – она рывком повернулась к нему, золотая маска сверкнула в лучах солнца.

– Совсем не весело, я от неожиданности, – возразил Дирвен, понимая, что дать бой в полную силу ему пока не светит. – Как это вообще могло быть? Чтоб человек ни с того, ни с сего спас какого-то гада из народца, придурок он что ли, я поэтому и засмеялся. И не бывает же, чтоб амуши, или гнупи, или сойгрун бескорыстно полез спасать человека, тоже анекдот. Ты уверена, что это вправду случилось?

– Сначала сомневалась, теперь уверена, – она зябко обхватила себя за плечи высохшими пальцами. – Все обрушилось и развалилось, и я чувствую себя так, как будто меня рвали стиги, но я чудом уцелела… Ничего, это еще не все, они поплатятся. Раз они соприкоснулись с моим заклятьем, должны были остаться следы, и я узнаю, кто это был. Если над человеком уже совершили очистительный обряд, ворожба не поможет, но предателя из народца я найду и покараю. Выздоравливай, готовься к рейду в Эгедру, и не думай, мой консорт, что ты еще раз сможешь меня провести.

Величаво поднявшись со стула, она направилась к двери, которая приоткрылась с шелестом и хихиканьем: амуши из свиты царицы подслушивали в коридоре.

Мир вокруг разноцветный и забавный. Что за жизнь, если не над чем посмеяться? Всего лишь угасающее эхо жизни, которая то ли есть, то ли нет. У полукровок на этот счет бывает и другое мнение, но Венша – истинная амуши, от травяных стеблей на макушке до кончиков загнутых желтоватых когтей. Уж развлекаться-то она любила и умела. Хотя с тех пор, как она принесла клятву верности господину Тейзургу (иначе бы ей несдобровать – кто навлек на себя гнев царицы Лормы, тот не жилец ни под солнцем, ни под луной), приходилось во многом себя ограничивать.

Убивать или мучить без повеления Тейзурга никого нельзя. Гулять среди людей под мороком невидимости и втайне их передразнивать – можно, а вредить и мешать им тоже нельзя, равно как и заманивать их на свидания, притворяясь человеческой девицей. Одна радость, княжеские кофейные плантации стерегут демоны из свиты Серебряного Лиса, хотя бы с ними можно всласть предаваться любовным утехам.

Иногда господин все-таки дозволял ей поиграть, как с тем парнем, который воровал у других людей, пока те работали. С ним было весело, но хватило его на три неполных восьмицы – потом он спятил, и Венша, рассудив, что этак уже неинтересно, его съела.

Это случилось несколько дней назад, когда она отправилась в Нухават, городишко на границе Ляранского княжества – бывшей Урюды, выкупленной Тейзургом у прежнего владетеля – и забытой богами Шилиды.

Нухават и раньше был последней дырой, а нынче все, кто легок на подъем, утянулись оттуда в соседнюю страну за лучшей долей, прихватив с собой скотину и домочадцев. Шилидский царек всполошился и поставил на границе стражу, чтобы не выпускать тех, кто еще не успел сбежать. Там можно вволю повеселиться, на чужие земли запрет Тейзурга не распространяется. Для быстроногой амуши полтора дня ходу, а если по окраинным тропам, пролегающим меж людским миром и Хиалой – и того меньше, но в этих зыбких пределах можно нарваться на подданных Лормы, которая после изгнания из Аленды обосновалась в Исшоде. Со старыми знакомыми лучше не встречаться.

Она пустилась в путь накануне полнолуния. Завтра всевластная луна войдет в полную силу, и флирии будут метаться в ночных небесах радужным мерцающим роем, оглашая окрестности своими стенаниями, которые бередят в людских душах потаенные бродяжьи струны. Люди не смогут противиться этому зову, побегут за роем – и многие из них достанутся на ужин амуши, стигам, скумонам. Подумав об этом, Венша облизнулась, дотянувшись кончиком длинного языка сперва до мочки правого уха, потом до левого. В Ляране такие дела под запретом – Тейзургу нужны живые подданные, а не кучки их обглоданных костей. Другое дело Нухават, уж там она славно проведет время!

Ни от кого не таясь – в этих безлюдных местах таиться не от кого – она вышагивала по заросшей диким чесноком пустыне. Пучки жестких, как волосы амуши, зеленых стеблей, белые соцветия да промеж них заплатки песка цвета бледного золота. Вдали вроде бы маячит что-то другое, но до границы с Шилидой еще шагать и шагать, а по дороге никакого веселья не предвидится… Тут-то ее и накрыло.

Трудно сказать, на что это было похоже.Как будто мир внезапно крутанулся и сразу вернулся на прежнее место, это заняло всего мгновение – но за это мгновение что-то непостижимым образом изменилось.

Вначале Венша не поняла, в чем дело, просто ей стало беспричинно весело. Оттого что солнце светит, оттого что дикий чеснок, такой нахальный и довольный собой, отхватил себе территорию аж до горизонта… Взгляд упал на ползущего по песку бутажута, разжившегося дохлой песчануркой: насекомое ковыляло под своей ношей, словно грузчик, взваливший на спину тяжеленный тюк, это выглядело уморительно. Венша рассмеялась и передразнила бутажута – он, впрочем, этого не заметил – а потом двинулась дальше, отвешивая цветущему чесноку насмешливые поклоны: ишь ты, какой важный и как тебя много, а я зато как ветер, нынче здесь – завтра ищи-свищи!

Заметив парящего в лазурном небе стервятника, она присела в шутовском реверансе и крикнула: «Эй, подари перышко!» Стервятник сделал вид, что не услышал: птица высокого полета может позволить себе игнорировать амуши.

Впереди на открытом участке – забавно перепутанные цепочки следов песчанурок: что за мышиные танцы у них тут были? Кое-кто утанцевался до смерти и поехал в кладовую к бутажуту, остальные пережидают дневной зной в своих норках, до чего смешные!

Куда ни глянь – найдешь, над чем посмеяться, и для этого совсем не обязательно кого-нибудь мучить. Почему она не понимала этого раньше? Вдруг оказалось, что мир на каждом шагу веселый, и у веселья множество оттенков, а она до сих пор как будто смотрела сквозь кровавый морок, скрадывающий подробности.

Раскрылось напоказ все то, что прежде было от Венши спрятано – словно распустился в кипятке бутон связанного чая. Лишь бы оно опять не спряталось, это же так чудесно: идешь своей дорогой, смотришь по сторонам и всему, что ни попадется навстречу, улыбаешься до ушей.

До Нухавата она добралась в поздний час, когда солнце уже уползло в логово Пса Анвахо, но небо в той стороне все еще розовело меркнущими полосками. Полная луна уже сияла во всей своей славе, потешаясь над смертными и бессмертными.

Встретила кое-кого из амуши, но это были не те, кто служит Лорме. Немногочисленный местный двор во главе с царицей Таченак – Лорма, смахивающая на лежалый человеческий труп, мизинца этой красотки не стоит. Восхитительно смешная Таченак была на голову выше любого из своих подданных, а в ее роскошной травяной шевелюре жили светляки, которые с наступлением сумерек выползали и рассаживались на травинках, образуя мерцающий узор в виде короны.

Таченак была умна и расчетлива, с Тейзургом не ссорилась. Однажды в знак доброй воли прислала к Венше гонца с известием о том, что владетели Шилиды, Рачалги и Касожи сообща наняли головорезов для засады на караванном пути, чтобы перехватывать тех, кто направляется в Лярану. Князь послал разобраться демонов Хиалы, которые были рады-радешеньки такому поручению, а на обратном пути завернули ко двору Таченак – ух, какую гулянку они тогда закатили! Поблизости случился отряд ларвезийской Ложи, направлявшийся из Мадры в Очалгу, и боевые маги дали деру со всей возможной скоростью, даже на ночлег останавливаться не стали, а амуши и гости из Хиалы издевательски хохотали им вслед. Жаль, Венша все пропустила, она в это время была в Ляране.

Оказалось, что весь двор Таченак почувствовал то же самое, что и она. Значит, перемены произошли не с ней, а с миром. Царица старше остальных, восьмой век разменяла, но ничего подобного не помнила. Можно спросить у крухутака, один из них тут как тут объявился и давай предлагать свою игру в три загадки, но среди амуши желающих не нашлось. Стало в мире одной тайной больше, да их и так что звезд на небе – и разве это кому-нибудь мешает развлекаться в свое удовольствие?

Всю ночь напролет амуши отплясывали в лунном свете, занимались любовью то попарно, то всем скопом, скакали по крышам, заглядывали, гримасничая, в окна защищенных оберегами нушаватских домов – праздник удался, Ее Величество Луна наверняка осталась довольна. Лишь на рассвете, на обратном пути – их племя может несколько суток кряду обходиться без сна – Венша вспомнила о том, что ни кусочка человечины не съела, ни глотка крови не выпила… Да ей и не хотелось. Раньше хотелось, теперь нет. Насекомые, которых можно наловить по дороге, куда вкуснее. И всегда были вкуснее, но в то же время что-то вынуждало ее хотеть людской крови и плоти, а больше не вынуждает. Она свободна. Что бы это ни значило, она свободна.

На закате следующего дня впереди блеснула золотом речка Шеханья, уведенная – вот умора! – с территории Касожи, которая лежит к востоку от Ляраны. Пришлось заложить изрядный крюк: через текучую воду Венше по мосту не перейти, разве что кто-нибудь на закорках ее перенесет, да где же сыскать такого доброхота? Возле недавно построенного моста с круто изломанными арками – белесо-бурый камень для него выламывали в Ирбийских скалах – никого не видать. А то можно было бы, прикрывшись мороком невидимости, подобраться к человеку, прыгнуть на спину и потребовать, чтоб ее переправили на другой берег. Амуши долговязые, но весу в них немного, так что сгодится хоть женщина, хоть подросток.

Отвесив насмешливый поклон горделиво изящному мосту – в этот раз твоя взяла, но я по тебе уже каталась на чужом хребте, и еще прокачусь! – Венша помчалась вдоль речки к зеленеющим на северо-западе кофейным плантациям. Здесь был еще один мост, и демон Бавсо, похожий на смешную тряпичную куклу с вихлявыми руками-ногами, после короткого, но бурного и веселого совокупления перенес даму на ту сторону.

– Увидишь Золотоглазого, спроси, почему нас до сих пор не сменили, – сказал он на прощание. – Должны были еще вчера, а завтра на рассвете наше время закончится, тогда нас Хиала поглотит. С Лисом отсюда никакой связи, Золотоглазого звали – не отвечает.

– Спрошу, – пообещала Венша.

– В прошлый раз было то же самое, когда он застрял в Аленде из-за тамошней бучи, – добавил Бавсо. – Вляпается во что-нибудь, это он завсегда пожалуйста, а нам это совсем не на руку…

Выкопав из песка припрятанное людское одеяние из лилового с золотом шелка – долгополое, с длинными рукавами, капюшоном и непрозрачной для людских глаз вуалью – она закуталась наглухо, точно воспитанная в строгих правилах сурийка, и направилась к темному на фоне лимонно-розового неба строящемуся городу. Там ее знали под именем Веншелат, как придворную даму, которая по неведомой причине никому не показывает своего лица. Если иные и догадывались, кто она на самом деле, вслух о том не болтали: князю виднее, кого брать на службу.

Ляранский двор вызывал у Венши снисходительную усмешку, и в этом они с господином Тейзургом были единодушны. Здесь не было ни замешанных на безумном соперничестве интриг, как при дворе Лормы, ни плетущихся, словно прихотливое филигранное кружево, интриг ради общего развлечения, как при дворе Таченак.

– Порой меня преследует странное чувство, как будто я не абсолютный монарх, а заведующий торгово-строительной конторой с исполнительными сотрудниками! – доверительно сказал ей однажды князь с язвительно-кислой ухмылкой. – Заманить сюда, что ли, парочку негодяев, чтоб они затеяли что-нибудь этакое?.. Пожалуй, так и сделаю, но не завтра, а когда построим город и наладим устойчивые экономические связи. Пока придется терпеть этот разгул доброжительства во вкусе Зинты и Хантре…

Венша тогда с ним согласилась, но сейчас подумала, что при нынешних обстоятельствах без «парочки негодяев» все-таки лучше. Вскоре выяснилось, что Тейзург в плену – она узнала об этом, подслушав разговор ларвезийских магов-шпионов, которые работали на стройке, выдавая себя за нищих переселенцев. Захватил его повелитель амулетов Дирвен, консорт Лормы, и, похоже, та пока об этом не знает. Зато перед Ложей Дирвен похвалился своим достижением, использовав амулет для связи. Судя по всему, шпионы получили приказ ничего не предпринимать, продолжать наблюдение и ждать дальнейших распоряжений.

Венша рассказала об этом Фарийме, самой разумной из здешних придворных дам, которая во время заварушки с лечебницей удавила одного из бандитов и за это удостоилась княжеской милости.

– Я надеюсь, что наш господин спасется, – видно было, что Фарийма испугалась, но держит себя в руках. – Он ведь маг, каких поискать.

– Если он не вернется, и поползут слухи, объяви себя его наместницей. Я тебя поддержу, и еще кое-кто поддержит.

Веншу тоже снедала тревога. Лорма не простит бывшую приближенную, которая переметнулась к ее недругам. Царица-вурвана никому ничего не прощает. Если Венша останется без покровителя, ее дела плохи. Попроситься ко двору Таченак – не выход, та не сможет защитить ее от Лормы. Значит, надо, чтобы Лярана устояла и дождалась возвращения Тейзурга.

– Нам нужен правящий совет горожан на время отсутствия князя. Я знаю, у кого какие умонастроения, и скажу тебе, кого мы туда позовем.

Фарийма некоторое время молчала и думала – сосредоточенная, враз осунувшаяся, а потом, к великому облегчению Венши, согласно кивнула.

– Возьми вот это и всегда держи при себе, – амуши достала из кармана своего шелкового одеяния подвеску на сплетенном из травяных волокон шнурке.

– Что это?

– Оберег. Полученный в дар из моих рук, он защитит тебя от… от таких, как я. От любого из моего племени.

Глаза Фариймы слегка расширились. Вспомнила, кто, согласно поверью, может сделать человеку такой подарок. Хотя никогда они таких подарков людям не делали. Возможно, Венша первая.

Если у Фариймы и были сомнения на ее счет, теперь они уж точно рассеялись.

– Благодарю тебя, – женщина взяла оберег. – А можно… Можно еще один, для моего Сейбура?

– Почему бы и нет? Завтра. Его надо будет заклясть в лунном свете.

– Если нас захватит Шилида, Касожа или Рачалга, хуже всего придется женщинам, – сказала Фарийма с обреченным выражением в тревожных темных глазах. – Когда мы сюда пришли, я сперва не служила при дворе, была мусорщицей…

– Да я помню, я тебя видела, – хихикнула Венша. – Ты была до того смешная!

В устах амуши это комплимент – все равно, как если бы человек сказал: «Ты была очаровательна!»

– Такая счастливая ходила, как будто собирала в свою тележку не мусор, а золотые слитки. Вдруг ни с того, ни с сего начинала грустить, на ходу плакала, а потом опять счастливая.

– Я плакала, когда вспоминала свою дочь. Ей было десять лет, ее побили камнями за то, что над ней совершили насилие, и никто из мужчин не засвидетельствовал, что она не виновата. В Палахиде, где мы жили раньше, такие законы. Одного из тех, кто убивал Манарью, я задушила, хвала Зерл, когда они напали на лечебницу. А счастливая я потому, что теперь живу в Ляране, здесь все иначе и для мужчин, и для женщин. Здесь я могу везде ходить и сама решаю, что мне делать, могу наняться на работу и потратить заработанные деньги, ни у кого не спрашивая дозволения, – она говорила с отчаянной интонацией, словно в чем-то убеждая собеседницу. – Если сюда придут из Рачалги, Шилиды или Касожи, они заведут такие же порядки, как у них, и всех нас заставят жить по своим законам. Мне будет не нужна такая жизнь. Мне будет не нужна эта жизнь, если она снова станет такая, как в Палахиде, но я даже утопиться не смогу, у меня Сейбур…

– Значит, дело за тем, чтобы их сюда не пустить, – подхватила Венша, довольная, что не прогадала – в союзники надо брать тех, кому отступать некуда. – Главное, не пропускай мимо ушей мои советы. Чтобы тебя признали госпожой наместницей, ты должна вести себя, как госпожа, а не как вчерашняя мусорщица, которую взяли во дворец. Даже если ты не чувствуешь себя настоящей госпожой, ты должна сыграть роль госпожи, как в театре.

С некоторых пор театр в Ляране был: узнав, что среди переселенцев есть бродячие артисты, господин собрал их и велел заниматься своим делом, назначив им содержание из казны. Те были рады-радешеньки, да и остальные горожане порадовались новому развлечению.

– Я постараюсь, – сверкнув сухими глазами, заверила Фарийма.

Чтобы за оставшееся время приучить всех к мысли, что она важная персона, Венша взяла в обыкновение подавать ей чай или кофе на серебряном подносе – раньше она прислуживала таким образом только самому Тейзургу да несколько раз рыжему Хантре. И позвала одного из актеров давать Фарийме уроки. Актеры тоже союзники, соседские царьки их не жалуют. Бывало, что представителей этого ремесла, не угодивших власть имущим, изгоняли в пустыню со скудным запасом воды, на верную смерть.

Сколько-то времени у них есть, и когда соседи решатся на вторжение – Лярана будет готова к теплой встрече.

Скользя, словно грациозное привидение в наглухо закрытом шелковом одеянии, Венша принесла чай в укромный внутренний дворик с колоннадой, где ее ждали Фарийма с Сейбуром и мастер Бруканнер из Бартоги. За минувшие несколько дней она уже много с кем успела обсудить от имени «госпожи наместницы», что делать, если соседи попытаются завоевать Лярану. Новоявленный Городской Совет объявил запись в ополчение, от добровольцев отбоя не было – но что они смогут противопоставить захватчикам?

Мастер Бруканнер вместе с Тейзургом и Хантре разрушил алендийский Накопитель, при этом был ранен, и когда они уходили через Хиалу, его раны кровоточили. Людям не стоит оставлять в Нижнем мире свои телесные выделения, для обитателей Хиалы это словно путеводная ниточка. Мастер носил оберег от демонов – медальон с выгравированными рунами, специально для него изготовленный. Венша знала, что за тайный ингредиент добавили в сплав. Вышло так, что она была третья из посвященных. Тейзург наложил на нее заклятье, чтоб она ни словом не могла обмолвиться о том, что Хантре вскрыл себе вену и нацедил в плошку крови, которую влили в расплавленный металл: кровь таких, как он – для демонов Хиалы непреодолимая преграда.

Бартожец по-сурийски не говорил, а из здешних никто, кроме нескольких светлокожих бродяг из дальних краев, не говорил на его языке. Другое дело Венша: представители волшебного народца понимают любую человеческую речь и годятся в переводчики – если сумеешь с ними поладить или это в их интересах.

Она разлила чай – концы длинных рукавов свисали ниже колен, пряча когтистые пальцы амуши, но она ловко управлялась с любыми предметами сквозь шелковую ткань – и устроилась на подушке возле стены, в тени, словно скрытая третья вершина треугольника. Это показалось ей забавным, и Венша беззвучно хихикнула под вуалью.

От Бруканнера она была в восторге, люди нечасто бывают такими занятными. Матерый, кряжистый, покрасневшее под олосохарским солнцем лицо заросло неряшливой седой щетиной. Вместо правого глаза бронзовая штуковина с выпуклой стекляшкой, держится на засаленном клепаном ремешке, а уцелевший левый глаз – по-стариковски блеклый, внимательный и ехидный. Собственных пальцев у него осталось всего семь, зато он носил перчатки с механическими протезами и вшитыми амулетами, а в карманах у него лежало двое серебряных часов-луковок: одни все время тикали, а другие он включал для отсчета секунд.

Иные из здешних думали, что его покалечил кто-то из зловредного народца, и сокрушенно качали головами вслед, но он покалечился сам – «по молодости да по глупости, пока опыта не нажил». Он был мастером-подрывником, рушил скалы – без заклинаний и амулетов, единственно с помощью непостижимой для амуши человеческой науки. Он и алендийский Накопитель таким способом уничтожил. Венша собиралась выяснить, сгодится ли его наука для защиты Ляраны от врагов.

Сидевшая напротив Фарийма в темно-красном с золотым шитьем платье выглядела царственно, что от нее и требовалось.

С капителей колонн на них смотрели притаившиеся среди мраморной листвы птицы, улитки, ящерицы. На иных колоннах были только белые выпуклости – словно яйца, из которых пока еще ничего не вылупилось. Кто там прячется, известно только ваятелям, а может, и они раньше срока ничего не знают.

В центре дворика находилась чаша будущего фонтана, там ослепительно сверкала золоченая чешуя змеи, кусающей себя за хвост на фоне изумрудно-зеленой мозаики. Сейбур выбрался на солнцепек и катал по плитам тарахтящую штуковину на колесиках, которую смастерил для него Бруканнер. Тем лучше: меньше риска, что кто-нибудь исхитрится их подслушать. Для защиты от чужих ушей Венша использовала свои чары, но не стоит недооценивать засланцев, среди которых каждый второй или маг, или амулетчик.

– Так я и знал, что ваш князь опять во что-нибудь вляпается, – с досадой процедил бартожец, выслушав собеседницу. – Одно слово, раздолбай, хоть и древний маг, это я понял сразу, еще когда работать с ним довелось. Уж такую ахинею по всякому поводу нес – чворки со смеху животы надорвут, демоны Хиалы со стыда покраснеют. А ежели перейти к делу, наперво такой вопрос: селитра у вас найдется?

Венша не знала, что такое селитра, но дипломатично ответила:

– Надо поискать… Мы поищем, только скажите, как она выглядит.

– Эх, ясно… Ты ведь, сударыня, не из людей, тебе объясняй – не объясняй, все равно не поймешь, Условие не позволит. И сударыня Фарийма, не в обиду ей, вряд ли поймет, нужного образования у нее нет. Вот что, соберите-ка мне самых толковых мастеров из тех, кто по ремесленной части, да еще позовите старших над теми, кто работает на княжеских плантациях. Плодородную почву и удобрения сюда завозили со стороны, может, и завалялось на складах что-нибудь полезное для нашего дела. Ваше счастье, если завалялось…

Он взял рукой в потертой перчатке хрупкую, словно голубой лепесток, пиалу и в несколько глотков осушил. Тогда Венша изломанно-плавным движением переместилась со свой подушки к стоявшему на полу подносу, взяла чайник, чтобы разлить остатки… И в это мгновение ее словно ударили в сердце ледяным кулаком. Чайник выскользнул, раскололся, но она даже звона не услышала.

В залитом солнцем дворике возле мозаичной чаши обозначилось нечто, напоминающее призрачный дверной проем.

– Что за демоны?.. – севшим голосом вымолвил Бруканнер, нашаривая на груди под несвежей рубашкой свой обережный медальон.

Веншу трясло, но все-таки она сумела произнести:

– Это не Хиала, это хуже… Держитесь!..

Несмотря на ее предупреждение, Фарийма алой с золотыми взблесками птицей сорвалась с места, выскочила на солнце, схватила в охапку Сейбура и утащила в галерею. А Венша мертвой хваткой вцепилась в ближайшую колонну, и никто не смог бы оторвать ее от этой колонны, и надеялась она лишь на то, что колонна устоит, сохранит свою определенность… Потому что из этого страшного проема, из-под уже наметившейся двери, так и тянуло сквозняком неопределенности.

Створки раскрывались как будто нехотя – нематериальные, но в то же время неимоверно тяжелые. Сейбур заревел, Фарийма, спотыкаясь, потащила его к арке в конце галереи. Хоть и не волшебница, эта женщина и впрямь сильна, раз сохранила способность действовать. Бруканнер оцепенел, как истукан. Венша, кажется, завизжала.

За порогом стояло нечто, силуэтом похожее на человека, но покрытое темной чешуей, и на плече у него сидел крупный кот, вцепившийся в чешую когтями.

Визитеров Венша не испугалась – признала вначале кота-перевертыша, а потом и Тейзурга, хотя еще не видела его в таком облике, но то, что клубилось и зыбилось у него за спиной…

Шагнув на белые плиты, маг развернулся к проему, что-то сотворил, и чудовищные Врата начали медленно закрываться. Когда они окончательно исчезли, Венша сползла по колонне на пол. Руки и ноги обмякли, точно вялые стебли. Рядом валялись осколки чайника, и она тоже чувствовала себя разбитым чайником. Главное, что уцелела, что ее не утащило туда.

– Убери когти! – услышала она голос Тейзурга. – Мы вернулись домой, а теперь буду признателен, если ты отпустишь меня или хотя бы перекинешься!

Путаясь в своем шелковом балахоне, амуши уперлась непослушными ладонями в мокрую от разлитого чая плитку, с трудом села и повернула голову.

Чешуя на теле мага постепенно исчезала, уступая место кровоподтекам и коросте подсохших ссадин. Лицо тоже разбито, длинные волосы спутаны в колтуны. Когда спекшиеся губы растянулись в улыбке, выступили капли крови.

– Венша, радость моя, распорядись насчет ванны… Или нет, ты лучше присмотри за котом, а ты, Фарийма, вели приготовить ванну.

– Будет исполнено, мой господин! – с ликованием в голосе крикнула из галереи Фарийма. – Сейбур, идем…

– Боюсь, он не вполне вменяем, – продолжил Тейзург. – Еще убежит и куда-нибудь забьется, не упускай его из виду.

Как раз в этот момент кот спрыгнул и начал озираться, шерсть у него стояла дыбом.

– Так я и знал, что этот раздолбай выберется, – проворчал Бруканнер, вновь обретя дар речи.

– Мастер, я тоже рад вас видеть. Во фляжке, которую вы носите с собой, найдется глоток алкоголя?

– Вы же всегда воротили нос от моей фляжки! – склочно напомнил мастер-подрывник, но все же расстегнул бартогскую поясную сумку, с которой не расставался.

– Не имеет значения.

Кот метнулся в галерею, однако Венша не зевала и бросилась за ним.

После беспорядочной беготни по первому этажу он забился под иномирский шкаф в конце парадного коридора – белый, плавно несимметричный, с косыми стеклами и обводами из серебристого металла. Отменно забавный шкаф: проходя мимо, амуши всякий раз его передразнивала, строя гримасы под своей вуалью. Он стоял на блестящих ножках в виде перевернутых плошек, вот туда-то кот и залез: притаился возле стенки и затих, только глаза в полумраке светятся.

Венша уселась на пол, чтоб его караулить. Прошел час, другой – никаких перемен, тогда она выдернула из своей травяной шевелюры подсохший стебелек и просунула под шкаф.

Кот следил за травинкой, потом потянулся к ней лапой, но передумал. Венша хихикнула.

– Смотри – шевелится… Давай поиграем! Я знаю, какая ты могущественная сущность, но сейчас-то ты кот, поиграй со мной!

После злополучного дня рождения Шеро Крелдон ходил мрачнее тучи, подчиненные избегали попадаться ему на глаза. Исключений едва ли с десяток наберется – старые товарищи вроде Суно Орвехта, Хемсойма Харвета, Марченды Фимонг. Эти трое и сейчас у него сидели, пили крепкий сиянский чай. Суно отметил, что Верховный Маг вроде бы похудел – и это, кто бы спорил, ему на пользу. Возможно, после пресловутого торжества ему до сих пор кусок в горло не лезет.

– Поступила информация из Бартоги, что Луканнер и Нец сооружают в Мажеке верфь для строительства дирижаблей, – поделился Шеро. – Мы в курсе, они давно это затевали, да никак не могли найти инвесторов, а теперь, стало быть, кого-то нашли. Вовсю развернулись…

Орвехт хмыкнул: у него было предположение, кто мог вложиться в это предприятие – и остальные, по всей вероятности, подумали о том же самом.

– И наконец-то хорошая новость, – с похоронным лицом добавил Крелдон. – Пришла мыслевесть от наших людей в Ляране, что коллеги Тейзург и Кайдо объявились. Во дворце беготня, в городе праздник. Обождем немного, потом официально справимся о здоровье князя Ляранского.

– Как же его угораздило попасть в такой переплет? – сокрушенно покачал головой Харвет.

– Возомнил себя неуязвимым, вот и угодил в ловушку, – отозвалась Марченда. – Угробец Дирвен давно хотел свести с ним счеты.

– Полагаю, это не секрет, и можно отправить мыслевесть Зинте? – спросил Суно. – Пусть порадуется…

Все четверо не просто напропалую лицемерили: подменить неудобную реальность благопристойной официальной версией – это ведь тоже своего рода магия. Если убедить себя и друг друга, что все было не так, а иначе, приемлемая трактовка ляжет поверх того, что произошло на самом деле, словно густая масляная краска.

Перед достопамятной операцией в Треуголье были замечены неустановленные лица – скорее всего, бывшие подельники Мулмонга, рассчитывавшие добраться до его схрона. Кто-то из магов Ложи пошутил, остальные подхватили: мол-де это, наверное, переодетый коллега Тейзург и с ним Хантре Кайдо. Но помилуйте, это ведь была шутка, разве можно было всерьез о таком помыслить? С китонских грибочков – пожалуй, но чтоб на трезвую голову… Так что мы искренне сожалеем об этой неприятности, что же вы, коллеги, нас не предупредили, в таких случаях необходимо согласовывать действия, во избежание недоразумений. Если бы вы нас своевременно поставили в известность, мы бы приняли меры для обеспечения вашей безопасности, а в данной ситуации Светлейшая Ложа не может нести ответственность за сей досадный инцидент.

Каждый из участников чаепития мысленно повторял спасительные бюрократические заклинания, и подразумеваемая краска слой за слоем укрывала картинку, которую надо поскорей замазать с глаз долой.

Дирвен отправился в Эгедру, не дожидаясь, когда силы полностью восстановятся. В горле саднило, временами нападал неуместный при такой жарище озноб, приходилось почаще отдыхать, но лечебные амулеты делали свое дело – хотя и медленнее, чем раньше. Когда зацепился за сволочную мананагу, царапина воспалилась и покраснела, и заживала эта дрянь постепенно, а не за считанные минуты. Лекарь сказал бы, что у него ослабла общая защита организма, да он и без лекаря это знал.

Мог бы сразу догадаться, если б Наипервейшая Сволочь ему голову не заморочила. Он ведь тогда был как в угаре и думал только известно о чем… Даже сейчас порой думается… Хотя он не из таких, просто из-за сволочного приворота увяз в этой мерзопакости, как в трясине, это хоть с кем может случиться.

Лорма послала с ним четверых амуши, которые всю дорогу кривлялись и дурачились, но досаждать ему не смели – после того, как он одному чересчур зарвавшемуся вмазал «Медным кулаком». Обнаглевшее пугало впечаталось спиной в ствол дерева – жаль, что не в мананагу – и просидело так больше часа, с перекошенным ртом, раскинув костлявые руки-ноги, но потом оклемалось.

Все вокруг цвело, щебетало, сияло, а Дирвену казалось, что он прожил на свете целую сотню лет, и не осталось у него других чувств, кроме горечи разочарования и печальной выстраданной гордости. Кругом сплошное предательство и обман, и любви не существует. Девицам верить нельзя, если какая-нибудь захочет его отогреть – он лишь холодно рассмеется ей в лицо, потому что все равно доверять не сможет. В придачу выяснилось, что парни в этом отношении не лучше девиц. И всяк норовит использовать тебя в своих интересах, для некоторых гадов даже самое крутое поимелово – всего лишь средство, чтобы накачаться под завязку чужой жизненной силой и открыть Врата Хаоса. И не осталось на свете никого, кто достоин уважения.

Эгедра оказалась дурацким городом: чего и ждать от чокнутых кровососов? Обширные многоэтажные здания уныло-трущобного вида, с потаенными внутренними дворами и торчащими посередке башнями с золочеными балконами. Неказистые домишки вне этих твердынь – так называемых Владений – точно самые захудалые фермы в Ларвезе. Люди в большинстве выглядят нездоровыми, и шеи у всех замотаны шарфами. Дирвен тоже выглядел как после болезни, под стать местному населению, и тоже нацепил шарф, а свою шевелюру перед вылазкой выкрасил в черный цвет, чтоб не выделяться, но мог бы и не красить – тут были не только чернявые южане, попадались и светловолосые.

Он пришел на подворье, где коптили рыбу, и спросил, не нужны ли работники. Сказал, что он из Джахагата, раньше был в услужении у джуба, но тот его выгнал, потому что игрок в сандалу из него никудышный, а он слышал разговоры о том, что в Эгедре людям живется лучше, чем в Джахагате. Его взяли чистить рыбу за кормежку и ночлег. Работенка для придурков, но в качестве прикрытия сойдет.

Перечная Клименда, бледная и осунувшаяся, пятнистая от укусов, руки забинтованы – сразу видно, что она желанная пища! – стояла посреди комнаты в своей любимой нижней юбке и узорчатом шарфе, а Мейлат хлопотала вокруг: надо подогнать нарядное платье, в котором новая фаворитка Дахены отправится в театр.

Они два дня не разговаривали – после того как Клименда внезапно разозлилась и вытолкала ее взашей, напоследок больно ткнув кулаком в спину. Слухи о том, что Перчинка, с которой лучше не связываться, больше не защищает невкусную Мейлат, живо расползлись по людскому дому, и чего только она не натерпелась за это время от остальных, которые наконец-то дождались своего часа! Над платьем она старалась вовсю, роняя слезы на атласную ткань, и сегодня принесла для примерки, с тайной надеждой, что Клименда сменит гнев на милость, и они все-таки помирятся. Только не спрашивать «а что я такого сказала?» – яростный тычок кулаком как раз за этим вопросом и последовал.

Хотя ничего плохого не сказала, ей бы и в голову не пришло оскорбить Перчинку.

Злополучный разговор начался с того, что Мейлат, бегавшая в лавку за блестящей тесьмой и пуговицами для платья, выложила последние городские новости: Нилеал Бакатру и Кайманора Бакатру нашли притопленными неподалеку от коптильни Фатакура. Их сильно объели речные твари – скелеты опознали по украшениям и с помощью чар. Теперь все гадают, кто мог это сделать.

Эти двое многим досаждали – ну, ты сама видела, как они тогда забрались к вам перед торгами, чтобы вперед всех полакомиться новенькими. Они совсем недавно преобразились, и это обычное поведение для молодых вурванов, старшие их за это наказывают, но не убивают, а Кайманора и Нилеал кто-то убил. Или противники Бакатры, которые не хотят, чтобы их стало больше, или кто-то из тех, до чьей еды это парочка без спроса дорвалась, а то они несколько раз нападали на чужих людей и выпивали их досуха. Или даже – тут Мейлат понизила голос и поежилась – с ними расправился повелитель амулетов, консорт Лормы, та ведь хочет завоевать Эгедру, и если он здесь, мы все под угрозой.

Клименда подобралась, на осунувшемся костистом лице появилось такое выражение, словно она не еда, а хищница, готовая вцепиться зубами в чью-нибудь глотку. Надо же, страшилками о повелителе амулетов даже ее проняло!

Мейлат добавила, что он, по слухам, выглядит, как светловолосый юноша приятной наружности, и может быть, Нилеал с Кайманором захотели вкусить его крови, потому и попали в беду. Говорят, у Фатакура как раз перед этим появился пришлый работник, теперь куда-то запропастившийся. То ли его кто-то выпил досуха – обычный конец для пришлого, который не успел найти себе покровителей, то ли дело обстоит гораздо хуже. И до чего жаль Кайманора и Нилеал: едва возвысились – и такое несчастье!

– Поделом, – без всякого сочувствия заметила Перчинка. – Если б не кидались на людей, остались бы целы.

– Люди сами виноваты, если вурваны на них нападают, – возразила Мейлат. – А вурванов нельзя за это строго судить, они вершина пищевой цепочки и всегда хотят крови, поэтому люди должны следить за собой, чтобы не давать им поводов для нападения. Если будешь разгуливать с таким видом, как будто ты еда для всех подряд, еще и шарф неплотно повяжешь – тогда не удивляйся, что попадешь в неприятности!

– Как есть страна дураков, – фыркнула в ответ Клименда. – Я смотрю, у вас тут народ еще дурнее, чем мой бывший угробец-муженек.

– А ты разве замужем? Ой, я забыла, ты ведь уже говорила в первый день…

– Была замужем за последним засранцем, теперь мы, хвала богам, разведены. У меня и ребеночек должен был родиться, да потеряла я ребеночка, и это был такой лютый страх…

Ее рассказ заставил Мейлат содрогнуться. Амуши – кошмарные существа, в Эгедру их не пускают, а они все равно, бывает, пробираются в город и бесчинствуют, пока вурваны их не выгонят. Мейлат видела их несколько раз из окон людского дома. Обитателям Владений бояться нечего, а тем, кто живет сам по себе, приходится несладко. Но даже то, что порой вытворяют незваные гости в Эгедре, не идет ни в какое сравнение с тем, что она услышала от Клименды. Залезли к ней домой, убили прислугу, своими длинными когтистыми пальцами вытащили у нее из чрева нерожденного ребенка – а он был совсем крохотный, не больше абрикоса, еще и на человечка-то не похож – и давай измываться, Клименду спасла от них лекарка со священным кинжалом Тавше.

Перчинка рассказала свою историю несколько раз подряд, добавляя все новые подробности, ужасающие и мерзкие, как будто не могла остановиться. Мейлат всей душой ее жалела.

– Очень страшно такое пережить, я тебя понимаю. Но не может быть, чтоб они ни с того, ни с сего… Наверное, ты все-таки сама дала им какой-то повод. А шарф ты в то время носила? В диких землях ведь люди шарфов не носят, ходят с голыми…

– Чего?.. Да ты совсем что ли дурная?!

– Я только хочу понять, чем ты их раздразнила, потому что если такие, как они, на людей нападают, люди всегда сами ви…

– А ну, пошла отсюда, курица малохольная!

Рывком отворив дверь, Перечная без церемоний выпихнула ее в коридор.

– А что я такого сказала? – попыталась наладить отношения Мейлат – и, схлопотав кулаком в ребра, чуть не растянулась на полу от полученного ускорения.

В следующие два дня Клименда смотрела на нее, как на пустое место. Но примерить платье все-таки согласилась.

Убедившись, что Перчинка довольна ее работой, Мейлат собралась с духом:

– Не знаю, что я в прошлый раз сказанула не так, но мне очень жаль, и я прошу прощения.

– Да что с тебя взять, если ты выросла в стране дураков, – махнула перебинтованной рукой Клименда. – Глянь-ка, вот здесь и здесь надо еще розанчиков из золотой тесьмы накрутить, а то как-то их негусто… Успеешь до театра?

– Конечно, успею! – просияла Мейлат.

– Теперь помоги мне его снять, чтобы швы не расползлись, да пойдем поужинаем у Хакила.

За два дня без этой недотепы Глодия одурела от скуки. Книжек тут нет, общество паршивенькое. Вдобавок она глазом моргнуть не успела, как заработала себе грозную репутацию, и снулая «еда» от нее шарахалась, а Хакил, с которым хотя бы поболтать можно, деликатно попросил ее не засиживаться в чайной подолгу, а то она распугивает всех остальных: те заглянут в дверь, увидят ее и сразу уносят ноги.

В город ее не выпускают. Тренироваться с амулетами нельзя – могут застукать. Только и остается пялиться в окно, на грандиозные обшарпанные Владения и крытые тростником лачуги, или гулять по коридорам «скотного дома», как она обозвала про себя людской дом – и это истинная правда, раз людей тут за домашнюю скотину держат. Ничего интересного, и ей становилось тошнехонько при мысли о том, сколько таких «перечных», «винных» и «медовых» гуляло здесь до нее, сколько «еды» эта демонова мельница уже перемолола.

Еще можно выйти в тенистый парк-лабиринт, там есть скамеечки и качели, которые при ее появлении мигом пустеют – только из-за кустарника доносятся смешки и приглушенные голоса. Словно мелкие рыбешки бросаются врассыпную, завидев щуку.

«Раз я щука – значит, щукой и буду, – с ожесточением решила Глодия. – Ох, покажу я тебе, засранцу, щуку! И коли я щука, меня тут не удержат, я из этой мережки прогрызу себе выход наружу…»

Пока у нее не было планов, как отсюда выбраться. Чуть ли не каждый вечер ее таскали на трапезы в башню Дахены. Целебные снадобья делали свое дело – к утру все более-менее затягивалось, но от телесной слабости не спасали. Отлеживаясь в постели, Глодия чувствовала себя так, словно в ней появились трещины, которых раньше не было, и через них мало-помалу утекает ее жизненная сила. Одна радость, из-за этих треволнений у нее внутри что-то сдвинулось, и ежемесячные женские дни никак не наступали – любителям пикантных блюд из башни Дахены оставалось только зубами скрежетать с досады.

Вот бы помириться с несчастной дурехой Мейлат – но она держала лицо и дожидалась, когда та сама сделает первый шаг. Наконец-то дождалась, и года не прошло! Они вместе явились в чайную и устроились за свободным столиком, ловя на себе опасливые взгляды «вкусняшек». К ним тут же подошел Хакил, похожий на хорошо воспитанную печальную мумию – с одобрительной улыбкой, словно искренне обрадовался их примирению.

К облегчению притихших «вкусняшек», надолго они там не задержались, снова отправились в комнату Перечной Клименды: ей не терпелось услышать от Мейлат последние новости и сплетни.

Из коптильни Дирвену пришлось убраться после того, как на него напали двое придурков-кровососов. Подловили вечером на задворках, без свидетелей – сами себя, гады, перехитрили! Одному вмазал «Каменным молотом», другой «Медным кулаком», а потом, не дав опомниться, упокоил обоих «Костяной иглой».

Лорма не соврала, «Костяная игла» этих тварей с концом убивает. Хотя с чего бы ей врать, ее-то ничем не упокоишь – хоть кинь в жерло вулкана, хоть разруби на миллион кусочков, эта бессмертная мумия регенерирует. Так что она нисколько не рисковала, вручив своему консорту эффективное оружие против вурванов.

Другое дело, как он должен с помощью «Костяной иглы» завоевывать Эгедру. Убивать здешних хозяев поштучно? В городе девяносто семь Владений, в каждом обитает по две-три дюжины упырей – всего их должно быть около трех тысяч. Это сколько же времени на них уйдет… Впрочем, у Лормы время есть.

Надо создать видимость, будто он занят истреблением эгедрийских вурванов, и потихоньку смыться. Наконец-то перед ним сложная задача, которую предстоит решить в полевых условиях – ему давно не хватало таких задач.

Дирвен ночевал в сараях, питался тем, что удавалось стащить, а днем слонялся по городу, используя «Маскарадный кубик», позволявший ему на время принимать облик кого-нибудь из местных. Он пока не решил, куда двинуть: в Суринань, на Юг или в восточные страны за Унским хребтом. Надо зашкериться туда, где его не найдут ни ищейки Ложи, ни овдейские агенты, ни Лорма, ни Самая Главная Сволочь.

На премьеру Глодия отправилась в лиловом платье с розанчиками из золотой тесьмы, в шарфе с нарядным шитьем и кружевной полумаске, украшенной олосохарским жемчугом. На груди переливалось алмазно-жемчужное ожерелье – подарок Дахены, а волосы она спрятала под лиловым тюрбаном, увенчанным страусовым пером. Сразу видно, не абы кто – фаворитка здешних господ! Хоть и не нравилось ей быть пищей, своим высоким положением она гордилась.

Мейлат помогла ей натянуть поверх бинтов атласные перчатки, да в придачу застегнула на запястьях широкие драгоценные браслеты. А то вдруг найдутся желающие без чести и совести, всякое бывает.

Она попросила Юлура, чтобы ей разрешили взять Мейлат с собой, и та прямо-таки засветилась от счастья.

Нижнюю юбку с амулетами Глодия надела якобы для того, чтобы платье сидело пышнее. Если угробец в Эгедре, он наверняка заявится в театр, тут-то она и задаст ему жару! Главное, узнать этого засранца в толпе. По здешней традиции все зрители, и вурваны, и люди, приходят на представление инкогнито. Даже Мейлат надела скромную блекло-голубую полумаску под цвет своего шарфа.

– У меня была красивая, от мамы осталась, – пояснила она грустно. – Ее отобрали и порвали, но я клочки храню, как память о маме.

– Плохо тебе здесь живется, – обронила Глодия.

Она нередко заводила об этом речь, с дальним прицелом: вот бы эта недотепа захотела вместе с ней отсюда удрать.

Владение Сукомы мало чем отличалось от Владения Дахены – все та же облезлая роскошь провинциальной гостиницы. Зато театральный зал был втрое больше, и под потолком висела громадная хрустальная люстра, наверняка привезенная из «диких земель».

Зрителей уймище, как же отыскать среди них Дирвена, который то ли здесь, то ли нет? Гости из Владения Дахены, как и остальные эгедрийские театралы, приехали в повозках, запряженных очалами, и она еще возле входной арки отметила: экипажей не счесть, стоят в несколько рядов.

Перед началом спектакля объявили, что «Любовь к трем каплям» написал Аридьяго Сукома, и он же сыграет главную роль. Зал разразился аплодисментами, Глодия тоже хлопала, хотя и чувствовала, что дело дрянь: поди найди в этом столпотворении того, кто тебе нужен!

Сюжет был в духе тех вурванских небылиц, которыми восхищалась Мейлат: главный герой пришел в поисках еды в человеческий город и увидел на мраморной балюстраде (выкрашенная в белый цвет фанерная декорация) брызги крови – слизнув их, он остался доволен и захотел вкусить остальное. Кровь принадлежала трем разным людям, и вурван никак не мог решить, за кем в первую очередь кидаться в погоню – о чем и рассказывал зрителям с выражением, вдохновенно заламывая руки. Наконец он определился и пошел по самому привлекательному следу, а за ним устремились хладнокровные убийцы – отряд злодеев-магов, чуть-чуть опоздавших.

После этого объявили антракт. Морща нос от стоявшей в зале сладковатой вони, Глодия поднялась с расшатанного бархатного кресла, высматривая Мейлат в боковом проходе у стеночки – зал набит битком, и тем зрителям, кто попроще, сидячих мест не хватило.

Дирвен отправился на спектакль не из любви к искусству – на всякое дурацкое искусство он и в Аленде насмотрелся – а потому что это был единственный шанс побывать в одном из Владений. Просто так туда не попадешь, охранные чары будь здоров, другое дело в толпе.

Вначале он прибился к горожанам, глазеющим на разряженную публику, потом с помощью «Маскарадного кубика» принял облик одного из гостей и с уверенным видом двинулся к арке с распахнутой настежь двустворчатой дверью. Во психи: резьба на двери изображала орнамент из внутренностей, Лорме наверняка понравится. В пестрой толчее никто не обратил внимания на то, что один из расфуфыренных доходяг вошел под арку дважды.

«Маскарадный кубик» держит личину недолго, но долго и не надо: активировав «Тайный вожатый», Дирвен увлек подходящего по росту парня в боковой коридор, завел в первую попавшуюся комнату, позаимствовал его тряпье и велел спать до полуночи. После чего, уже при полном параде, вернулся в толпу зрителей. Многофункциональный «Кубик» отводил от него чужие взгляды не хуже, чем «Мимогляд», да он теперь и не выделялся среди остальных.

На шею намотан вышитый шарф. Удобные штаны с карманами спрятаны под просторными бирюзовыми шароварами, а безрукавка амулетчика, тоже с дюжиной карманов, под сиреневой туникой и малиновой разлетайкой с длинными рукавами, подпоясанной златотканым кушаком. В придачу оранжевый тюрбан с гранатовыми бусинами, полумаска и перчатки. На запястьях массивные золотые браслеты – обязательный аксессуар, здесь у всех перчатки и браслеты.

Парень, уснувший на циновке в комнатушке с бидонами, выглядел как жертва истязателей: шея натурально лиловая, с припухлостями и ямками от клыков, спина в порезах, руки забинтованы, губы до того бескровные, что их будто вовсе нет. Дирвен подумал,что сам он, пожалуй, чересчур здоровый для сливок здешнего общества… Но «Маскарадный кубик» выручит, а если дойдет до трепа, он скажет, что попал в Эгедру недавно.

Батрацкую одежду, которую до сих пор носил поверх своей экипировки, он свернул в узел и сунул в захламленную кладовку в том же коридорчике. Если не получится ее забрать, с «Ключом Ланки» разжиться в городе новой – раз плюнуть.

Все норовили сесть поближе, а он занял стратегически выгодное крайнее место в одном из последних рядов. Привычно наметил маршрут отступления. Здоровенная хрустальная люстра – это хорошо, в случае заварушки можно будет ее обрушить… Хотя никакого смысла, вурваны расселись по ложам, а в партере под люстрой их жертвы, из которых и так противники никудышные.

Размышляя, что делать дальше, он не вникал, что за фиглятину показывают на сцене, только хлопал в ладоши вместе со всеми, чтоб не выделяться среди остальных придурков.

Надо отправить в Роф амуши с донесением: он уже начал действовать, но на постепенное истребление хозяев Эгедры уйдет не меньше года, и работать ему придется в условиях глубочайшей конспирации, так что пусть Лорма запасется терпением. Да она и сама понимает, что такие вопросы за три ночи не решаются. А он прикончит еще пару-тройку упырей и якобы заляжет на дно, после чего потихоньку смоется.

Весь арсенал при нем, включая полностью заряженные «Пятокрылы», и нужно будет завернуть к тайнику, взять с собой побольше денег. Лорме останется только гадать, сбежал ее консорт или его разоблачили и сожрали местные кровососы. Она, конечно, может спросить у крухутака, но не так давно она жаловалась, что у нее не осталось ни одного задолжавшего крухутака, а от поисковой ворожбы Дирвена прикроют амулеты.

В зале пахло нездоровым потом, мазями, благовониями, пудрой, несвежими бинтами, увядающими цветами, которые чахли в вазах в стенных нишах, вдобавок чем-то сладковатым и противным, как на помойке. Казалось, еще чуть-чуть – и воздух загустеет в тошнотворно-приторный кисель, тогда его надо будет не вдыхать, а глотать. Когда объявили антракт, Дирвен вместе с доброй половиной зрителей устремился к выходу. Толпа вынесла его во внутренний парк, озаренный созвездиями волшебных фонариков, и здесь он наконец-то вздохнул полной грудью: духота южной ночи не шла ни в какое сравнение с морилкой в зале.

Путаница темных зарослей, в листве сияют разноцветные огоньки. Скамейки и скрипучие качели облеплены худосочной публикой, как насесты птицами. Над клумбами мотыльками снуют человечки величиной с мизинец, с узорчатыми крылышками – он впервые увидел таких на выставке Светлейшего собрания, когда случилась та паскудная история с куджархом. Эчами только выглядят человечками, разума у них не больше, чем у мотыльков. За кустами смешки, стоны, тихие голоса, но о чем говорят, не разобрать из-за маскирующих чар.

Дирвен активировал «Острослух», но оказалось, ничего интересного: «Ах, моя сладость, давай-ка снимем браслетик и перчатку, покажи мне свое мармеладное запястье, ну куда ты, куда ты, не бойся, всего один глоток, иначе браслетик не отдам, и дома тебя накажут… Вкусно… А давай шарфик размотаем, тебе же терять нечего…» И все остальное в этом роде.

Воздух пронизан волшебством, словно тончайшими ядовитыми нитями, и если придется для самообороны пустить в ход амулеты, эхо на таком фоне будет почти неразличимо – можно надеяться, всплеска чужеродной магии никто не уловит. Спустя пару минут Дирвен понял, что для него это немаловажное обстоятельство: за ним кто-то следит, того и гляди подкатит с уговорами «размотать шарфик».

Это оказалась дама, изящная, грациозная, тюрбан из серебряной парчи украшен лунным камнем величиной с голубиное яйцо, полумаска – пена серых кружев. Точеный подбородок, белая, как лепестки жасмина, кожа.

Одевались тут с шиком, но при этом кто во что горазд: расшитые бисером сурийские куфлы, затканные прихотливыми узорами сиянские халаты, бальные платья и камзолы просвещенного мира. На этой было алендийское голубое платье, шея замотана шарфом с блестками, на руках перчатки и серебряные браслеты. Поди разбери, кто перед тобой – вурвана или человек, этим вечером кровопийцы ради маскарада тоже нацепили шарфики и перчатки. Мелькнула мысль, что это может быть Лорма: пробралась тайком в Эгедру, чтобы поглядеть, чем занят ее консорт.

Встретив взгляд Дирвена, она улыбнулась и направилась к нему, уже не таясь.

– Скучаешь?

Все-таки не Лорма. Местная штучка. Хотя этот вкрадчивый голос показался ему знакомым.

– Гуляю.

– А в шарфике не жарко?

Ага, так и думал!

– А тебе?

– Да мне хоть мороз, хоть пекло… – она медленно облизнула губы, и на него внезапно накатило такое властное и невыносимое желание, что голова пошла кругом.

Ясно, ворожба, но почему его амулеты бессильны против этой ворожбы? И что ему теперь делать?..

Он стоял столбом, изнывая от нестерпимого, как боль, телесного вожделения, а его собеседница понимающе усмехнулась:

– Если хочешь, чтоб я тебе отдалась, угадай с трех раз, вурвана я или человек.

Ха, с трех раз только дохлый чворк не угадает!

– Вурвана, кто же еще. Но шарфик для тебя разматывать я не буду.

– Неправильный ответ. Я не вурвана.

– Тогда человек. В смысле, не человек, а девица.

– И снова неправильный ответ. Осталась третья попытка. Если не угадаешь, по мозгам я тебя не долбану, здесь и без меня найдется, кому это сделать, но искать незанятые кусты мы с тобой не пойдем.

Она изящно-небрежным жестом вытащила из рукава веер, как будто сотканный из стрекозиных крыльев, прикрыла нижнюю часть лица. Глаза в прорезях полумаски загадочно мерцали, обещая подвох.

Не амуши, это точно. И не китони, те малорослые, а эта одного роста с Дирвеном. Русалки по суше не разгуливают. У песчанниц словарный запас невелик – им и незачем, между собой они общаются на языке танца. Эта интриганка не принадлежит к их племени. Хотя, возможно, состоит с ними в родстве.

– Ты песчаная ведьма?

Рассмеявшись, она после томительной паузы бросила:

– И снова не угадал, не судьба нам с тобой поваляться в кустах. Да оно и к лучшему, а то мне давеча рассказывали, каково это – предаваться с тобой любовным утехам. Говорят, так себе удовольствие.

Потрясенный Дирвен не сразу осознал, что эта мерзавка ему сказала! Потом сжал кулаки – но вовремя понял, что оскорбление адресовано не ему, а тому несчастному парню, который дрыхнет в кладовке с бидонами. Она же понятия не имеет, с кем на самом деле разговаривает! Но кто она такая, если не вурвана, не человек и не песчаная ведьма?

Укол досады: повелся, как мальчишка. Врет же… Хоть она вурвана, хоть человек, кто ей запретит соврать? А может, это магичка Ложи, морочит голову объекту ликвидации, пока ее напарник со спины подбирается… Дирвен будто невзначай переместился, чтобы тыл ему прикрывал непролазный с виду кустарник, и отдал амулетам команду на готовность.

– Приготовился защищать самое дорогое? – глумливо фыркнула его визави.

Ну, точно эта дрянь из Ложи!

– Об меня зубы обломаете, – ненавидяще процедил Дирвен, борясь с наведенным желанием, которое никуда не делось. – Ты ведь знаешь, кто я такой?

– Я-то знаю, но здешнее общество не в курсе. Что неведомо вурванам, то не секрет для князя Хиалы.

Глаза в прорезях маски на миг вспыхнули серебром, а зрачки превратились в вертикальные щелки, полные тьмы.

Теперь он вспомнил, где и когда слышал этот голос: прошлым летом в Овдабе, когда она вытащила его из подвала министерства благоденствия. И насчет желания все понятно, высшие демоны это умеют. Перед ним Серебряная Лиса, она же, то есть, он же – Серебряный Лис, один из князей Нижнего мира.

Но если она здесь разгуливает – значит, кто-то выпустил ее из Хиалы в мир людей… К крухутаку не ходи, Наипервейшая Сволочь уже вернулась тем же путем, каким свалила из пещеры. Недолго он блуждал, даже Несотворенный Хаос поспешил от этого гада поскорее избавиться!

Дирвен судорожно сглотнул, осмысливая информацию. Эдмар захочет ему отомстить. Еще одна причина не задерживаться в Исшоде.

– Он рассказал мне о своем последнем приключении, – словно прочитав его мысли, светским тоном сообщила Лиса. – Во всех подробностях. Изрядно посмеялись.

– Ржать-то над чем? – буркнул уязвленный Дирвен. – Это же я его, а не он меня… И я не такой, я просто хотел ему по справедливости отомстить за все предыдущее.

– Какая разница, кто кого, – усмехнулось исчадие Хиалы. – В этом театре главное – красиво сыграть свою роль, и Эдмар это умеет, а ты… – она пренебрежительно скривила губы, словно уличная девка, перед которой хорохорится кавалер с пустыми карманами.

– Да мне плевать.

Отвернувшись от паскудно ухмыляющегося демона, Дирвен двинулся прочь по темной аллейке, но тут его схватили за шиворот и без церемоний развернули – с такой легкостью, точно он весил не больше перышка.

– Куда?! Мы с тобой еще не закончили.

В томном голосе Лисы прорвались рычащие нотки, а глаза опять вспыхнули лунным серебром, и зрачки стали вертикальными. Дирвен попытался активировать боевые амулеты, но их импульсы смело, как палые листья порывом ветра. Мелькнула мысль: вот если бы рядом был сильный экзорцист вроде Суно Орвехта, который был бы с ним заодно… В Ложе против высших демонов только так и работают. Или если бы у него по-прежнему был тройной амулет арибанских королей…

– Ты посягнул на то, что принадлежит князю Хиалы, – спокойным тоном, от которого мурашки по коже поползли, произнесла Серебряная Лиса. – Это с твоей стороны непростительная ошибка.

– Да на этой сволочи пробы негде ставить! – огрызнулся взмокший Дирвен. – Он же ходит и направо, и налево, как будто ты об этом не знаешь!

– Кто ж ему запретит ходить направо и налево? Но ты присвоил то, что принадлежит мне, а этого делать не стоило.

– Так он же сам меня приворожил!

– Арибанские амулеты уничтожают любой приворот. В пещере ты действовал по собственной воле.

– А он не возражал! Даже сам объяснял мне, что и как делать… – тут Дирвен смутился и зло добавил: – Но я не из таких, я просто хотел ему отомстить…

– Объяснял, потому что иначе был риск, что ты, влюбленный неопытный дурень, его покалечишь, – Лиса повела изящным плечиком, и попробуй пойми, то ли она еле сдерживает ярость, то ли всего лишь насмехается.

Надо придумать, как от нее отделаться. Иначе придется заговаривать ей зубы до бесконечности – вернее, до того момента, когда истечет срок ее пребывания в мире людей, и ей придется вернуться в Хиалу. Но это может продолжаться хоть несколько часов, хоть до рассвета.

– Я спас тебя в Разлучных горах, – напомнил Дирвен.

Вся одежда на нем, и своя, чужая, промокла от позорного холодного пота, и тюрбан хоть выжимай.

– Ну, так и я спасла тебя в Овдабе, за тот раз мы в расчете. Да и спасал меня не ты, а Золотоглазый, ты всего лишь болтался рядом.

– Он не возражал! Ну, в пещере не возражал… Хотя я…

– Хотя ты якобы не такой, это спорное утверждение я уже слышала. Значит, не возражал? А скажи-ка мне, с чего все началось? Ты подошел и спросил, имеются ли у него возражения, а Эдмар тебе что ответил?

– Да чего там было спрашивать, он же почти без сознания валялся, я его пнул – он что-то промычал, и все.

– Сам себе противоречишь, – отметила Лиса скучным тоном судейского чиновника. – Давай-ка уточним, как это было: он валялся без сознания или не возражал?

– Так это же одно и то же! – Дирвен замучено вздохнул сквозь зубы. – Валялся без сознания и не возражал, чего тут непонятного?

– Вот это воистину по-нашему! Вся Хиала с тобой согласилась бы, а кто я такая, при всем моем высоком статусе в Нижнем мире, чтобы не разделять мнение всей Хиалы? Я и так в последнее время хожу, как по шаткому мостику, никогда не знаешь, какая дощечка под ногой хрустнет… Ладно, будем считать, что ты признан невиновным.

Он пошатнулся от облегчения. Хорошо хоть, не уселся на землю. Зато насланное Лисой желание стало таким острым и томительным, что его того и гляди разорвет изнутри.

– Убери это, – попросил он, с трудом выталкивая слова из горла. – Пожалуйста…

По спине крупными каплями катился пот.

– Ах, это… Просто так это не уберешь, я имею в виду – без посторонней помощи, – она лукаво улыбнулась. – Но помощь мы в два счета найдем. Пошли, выловим годных девчонок, пока антракт не закончился. Есть тут одна в самый раз для тебя, девка-огонь, истинный жгучий перец, недаром ее прозвали Перчинкой. А подружка у нее тихоня, зато недурна собой. Они будут рады с тобой познакомиться.

Ухватив Дирвена под руку, Лиса поволокла его в гущу темных аллеек и тусклых цветных отсветов. Вывернуться из железной хватки демона не было никакой возможности. Поворот – и впереди клумба с белеющими в потемках цветами, над которыми вьется летучий народец, а возле нее и впрямь стоят две девицы. Одна в пышном платье с воланами и тюрбане с пером, на шее сверкает ожерелье, другая в подпоясанном халатике и тюрбане без пера – словно богатая барышня и служанка. Лица скрыты под масками.

– Девочки, кавалер в беде – выручайте, пока у него штаны не порвались! – без обиняков брякнула Лиса по-ларвезийски.

– Да идите вы к демонам! – возмутилась «богатая барышня», тоже по-ларвезийски, а вторая испуганно съежилась.

– Не поминай демонов к ночи, красотка, один из них ближе, чем ты думаешь. И сперва глянь, кого я тебе привела – подарок от Серебряной Лисы на серебряном блюдечке!

Она быстрым движением, Дирвен не успел отшатнуться, сорвала с него полумаску, после чего обернулась громадной лисицей, юркнула в клумбу и уселась среди цветов. Маленькие эчами в панике разлетелись, трепеща крылышками. Нарядная девица потрясенно ахнула.

– Перепихнемся по-быстрому? – криво улыбнулся ей Дирвен, торопясь распутать завязки шаровар.

Та на секунду остолбенела, потом ринулась к нему… Он думал, в объятия, но в следующее мгновение мир взорвался от боли. Уже корчась на земле, понял, что ему нехило двинули коленом в пах.

«Уснувшие» амулеты не слушались – исчадие Хиалы постаралось. Восстановить над ними контроль он сумеет, на этом поле он даже демону не уступит, если б еще никто не мешал… Нависнув над ним, бешеная девица отвесила ему оплеуху, потом, не давая опомниться, вторую, а потом сдвинула свою полумаску – и он увидел знакомое, хотя и заметно осунувшееся лицо Щуки.

– Не ждал меня, засранец?!

– Это ты… – морщась от боли, выдавил Дирвен.

– У-у, угробище!..

Она саданула ему кулаком в глаз и проворно отшатнулась, когда он попытался ей врезать.

– Из-за тебя наш нерожденный ребеночек погиб, самому-то не совестно?!

– Да ты же сама вытравила плод, мне все рассказали! И не наш он был, нагуляла на стороне, это я тоже знаю!

– Чево-о-о?! – свирепо протянула Глодия. – И кто ж тебе, дурню безмозглому, такое сказал?!

Лорма сказала. Но сейчас, глядя на разъяренную Щуку, Дирвен почувствовал, что об источнике информации лучше умолчать.

– Я спрашиваю, кто сказал?!

– Во дворце говорили.

– Ну, тогда выслушай меня, засранец! Ребенок был твой, и на стороне я не гуляла. Это ты суешь свой причиндал во всякую задницу и передницу, а я хранила супружескую верность, и до свадьбы я ни перед кем ноги не раздвигала, матушка нас с Салинсой по этой части держала в строгости. Богами и великими псами клянусь, что это так! А ты подлым наговорам поверил, это тебе Лорма наплела, чтоб меня извести и стать королевой, а потом она и тебя извела бы, чтобы весь трон прибрать под свою старую высохшую жопу! А тех амуши, которые у меня из утробы нерожденного ребеночка живьем вырвали и жевали, как сливу, прямо у меня на глазах, тебе тоже Лорма присоветовала ко мне подослать?

– Что?..

Она сама не понимает, что несет, это же Щука, она нарочно, быть такого не может… Но что-то в нем уже поверило услышанному и сжалось в тоскливый холодный ком.

– Я не знаю, какие амуши на тебя напали, после того как вы с Салинсой сбежали из Лоскутьев, – произнес он замороженным голосом. – Не надо было оттуда уходить, тогда бы ничего не случилось, там вы были под охраной.

– Ой, да что ты говоришь?! Да ведь это в Лоскутьях и случилось, а сбежали мы уже после, нас оттуда госпожа Зинта забрала, она как раз подоспела вовремя, чтобы убить тех амуши своим священным кинжалом. Когда эти твари явились, твоя охрана почему-то куда-то подевалась. Они зарезали прислугу, потом ко мне, и давай куражиться, я кричала-кричала, да никто не пришел на помощь, а Салинса уехала к госпоже Зинте, вместе с ней вернулась, и кабы не святая лекарка, ушла бы я в серые пределы вслед за нашим с тобой загубленным ребеночком. Я говорю истинную правду, боги и псы свидетели! Если я сейчас хоть полслова соврала, пусть меня демон в Хиалу утащит! – Глодия ткнула пальцем в сторону клумбы, где выглядывал из гущи помятых цветов большой серебристый лис. – Все так и было, как я рассказала, богами и псами клянусь!

– Должен признать, у меня нет оснований для того, чтобы утащить ее в Хиалу, – подал голос демон. – Голая правда и ничего кроме правды.

– Вот, слышал?! – она всхлипнула, яростно высморкалась в шелковый подол и вновь надвинула на лицо полумаску. – Облапошили тебя Лорма с Мулмонгом, как деревенского дурачка на ярмарке! Если для тебя самое ценное – жопа, ничего удивительного, что ты в ней-то в конце концов и оказался! Мейлат, пойдем отсюда.

Ее спутница все это время простояла возле кустарника, теребя дрожащими пальцами концы вышитого пояска. Глодия повторила «Мейлат, пойдем» по-сурийски, схватила ее за руку, и они исчезли за поворотом аллейки.

Дирвен еще долго сидел, сгорбившись, возле этой сволочной клумбы. Отдал команду лечебным амулетам, и боль вскоре прошла, а все равно чувствовал себя избитым, пришибленным, раздавленным всмятку. Уж лучше бы Щука и впрямь избила его до полусмерти за своего ребенка. Он же вовсе этого не хотел, когда услал ее в Лоскутья с глаз долой! Вдобавок она сама была виновата, не по-королевски себя вела, перед всеми его позорила, а насчет ребенка Лорма сказала… Он же тогда все еще верил Лорме, думал, что она его любит.

Над парком поплыл звук гонга, и публика потянулась в сторону здания. Ну и хорошо, а то с души воротит смотреть и на кровососов, и на их «еду». Он всегда был одинок, дальше он пойдет своим путем. Хотя еще вопрос, куда идти, и что теперь делать… Хотелось поквитаться с Лормой, но эту дохлую гадину не убьешь, разве что засадить ее куда-нибудь, откуда она не выберется. Будь у него полный комплект арибанских амулетов, он бы попытался.

– Размышляешь о несправедливости этого бренного мира?

Лис, оказывается, все еще здесь – притаился возле дорожки, почти слившись с тенями кустарника и зыбким сиянием фонариков.

– Все больше убеждаюсь, что не так уж велика разница между Хиалой и людским миром, – с горечью бросил Дирвен. – Вокруг предатель на предателе.

– Это кто же тебя, такого хорошего, предал? – поинтересовался демон, как будто сам не знал ответа на этот вопрос.

– Все. И Хеледика, и твоя ненаглядная сволочь, и Лорма, и Чавдо… И даже мама, – подумав о ней, Дирвен сглотнул комок. – Я-то думал, хотя бы она никогда меня не бросит.

– Мама-то чем провинилась? – Лис устроился поудобней, обернув вокруг лап мерцающий хвост.

– Она сбежала, когда мне больше всего нужна была ее поддержка. Ничего не объяснила, даже письма не оставила. И крухутак потом сказал, что она где-то на стороне вышла замуж. Если б она была рядом, все бы сложилось по-другому.

– Так ты не в курсе? Вот те раз…

– О чем я не в курсе?

– Наверное, Лорма и Чавдо Мулмонг решили поберечь нервы своего короля, – словно в раздумье произнес Лис. – Мудрое решение. Эти двое опасались, что законопослушная женщина твои действия не одобрит, и ты начнешь из-за этого расстраиваться. Они послали к ней своих наемников – те должны были оставить в доме изувеченный труп и позаботиться об уликах, которые указывали бы на магов Ложи. Исполнителям помешали. Они едва приступили, когда туда ворвалась хорошо тебе известная чердачная приблуда. А перед этим, заметь, он спер две лучших шубы в резиденции Светлейшей Ложи. В переулке Трех Плошек он мигом порешил всех участников – и тех, кто занимался твоей мамой, и тех, кто стоял на стреме. Дотла спалил мебель в комнате и приколол к стене записку «Сонтобия вне игры». Эдмар изрядно фыркал по поводу того, что в качестве фиксирующего предмета он использовал не какой-нибудь изысканный кинжал, а первый попавшийся кухонный нож. Я тоже нахожу, что это дурной тон. Мы, демоны, в таких вопросах щепетильны. Он перебинтовал Сонтобии руки – она успела потерять левый мизинец и две фаланги на правой кисти – а потом увел ее оттуда, закутав в краденую шубу. Куда она подевалась дальше, сам прикинь, если перед этим Северный Пёс засыпал Аленду снегом, а после куда-то умчался.

Послышались шаги, и Лис умолк. Мимо прошли трое вурванов, спешивших в зрительный зал. Каждый отвесил светский полупоклон в сторону демона, благосклонно кивнувшего в ответ. Должно быть, гости из Хиалы здесь не редкость, раз они даже не удивились.

– Он не сказал об этом, – буркнул Дирвен, когда трое воспитанных кровососов скрылись во тьме парка.

– А ты у него спрашивал?

Ну да, опять он якобы не прав, и демон Хиалы туда же! Словно тонешь, барахтаясь из последних сил, и ухватиться не за что, и никто руки не протянет.

– А он бы разве сказал, если б я спросил? Он мне когтями глотку чуть не порвал, только амулеты спасли. Меня от этой рыжей сволоты натурально корежит.

– Отрадно слышать, истинный бальзам на мою демонскую сущность! По этой рыжей приблуде половина Хиалы сходит с ума, но я-то принадлежу к другой половине. Приятно встретить единомышленника, – Лис мечтательно облизнулся, показав острые клыки. – Я сделал доброе дело – поспособствовал твоей встрече с Глодией, и вот она, заслуженная награда, не заставила себя ждать.

– По-твоему, свести меня со Щукой на узкой дорожке – доброе дело?!

– А как же иначе? Разве лучше было бы оставаться в неведении? Хотя зря я это сделал, ох, зря, мостик-то еще сильней зашатался…

– Какой мостик?

– Эта моя личная проблема. Тебе такие проблемы и не снились.

С этими словами Лис серебристой тенью скользнул в кустарник – бесшумно, и ни одна ветка не шелохнулась, как будто он туманом просочился сквозь заросли.

На протяжении второго акта Глодию терзали мрачные раздумья: она ведь собиралась сперва высказать Дирвену всю правду и после хорошенько отволтузить его, чтоб на карачках уполз, а на деле ограничилась пинком в причинное место да тремя затрещинами – не маловато ли отвесила?

Как увидела поганца своего бывшего, самозваного Властелина Сонхи, беглого короля Ларвезы, по которому петля плачет, так ей сразу вспомнились наставления госпожи Армилы, обучавшей их с сестрицей Салинсой хорошим манерам и всяческим светским премудростям. Та говорила, что при выяснении отношений важно закончить разговор в подходящий момент и сделать это красиво. Когда Глодии показалось, что наступил подходящий момент, она удалилась во всем блеске своего достоинства, в сопровождении свиты, то есть, Мейлат.

А теперь ее одолевали сомнения: может, лучше было бы так навалять бесстыжему угробищу, чтоб на нем места живого не осталось? Рядом ведь был осерчавший за господина Тейзурга Серебряный Лис, который не позволял ему активировать амулеты… И-эх, сплоховала, такой шанс упустила! Но тут же думалось, что слово иной раз бьет потяжелее кулака, и она закончила этот разговор как надо: синяки и ушибы Дирвен живо залечит с помощью амулетов, а то, что его в правду носом ткнули, небось бесследно не пройдет.

Представлялось то так, то эдак, и от противоречивых чувств она ерзала на стуле, словно юбка угваздана скипидаром – однажды в пору деревенской жизни случился с ней такой конфуз.

Недовольные соседи шикали, а она до того увязла в своей «рефлексии», как называла этакие утонченные умствования госпожа Армила, что даже не огрызалась.

Вначале Мейлат была счастлива: если во Владении Дахены она не пропускала ни одного спектакля и всегда принимала участие в подготовке, то попасть в театр другого Владения, да еще на премьеру – это для нее редкий подарок! Мама обычно брала ее с собой, но с тех пор, как мама умерла, в ее жизни многое изменилось. Перчинка все-таки хорошая, несмотря на свой непростой нрав, и словами не выразить, как Мейлат была ей благодарна.

В антракте Клименда ни с того, ни с сего накинулась на подошедшего к ним юношу – судя по узорам на шарфе, из Владения Этрагиды. Из-за чего вышла стычка, Мейлат не поняла, они говорили между собой на чужом языке. Вдобавок она была чуть жива от страха, потому что рядом находился демон Хиалы. Высшие демоны иногда появляются в Эгедре, вурваны избегают с ними ссориться. Великое счастье, что он никого не тронул – наверное, уже успел насытиться.

Перчинка потом сказала, что парня в шарфе Этрагиды она давно знает, засранец тот еще, других таких засранцев свет не видывал. Наверное, он из тех, кого вместе с ней привезли из Мадры.

Между тем вурван Тирьяго, которого играл прекрасный и хищный Аридьяго Сукома, нашел первого из людей, чью кровь он слизнул на балюстраде. Не повезло: тот оказался одним из нелепых чудаков, которые считают, что люди должны жить, как им вздумается, а не выполнять свое предназначение в пищевой цепочке. Парень был учеником часовщика и мечтал создать часы с механическими птицами, которые выскакивают и танцуют. Днем и ночью он корпел над своими чертежами, и жаждущий вурван стал для него всего лишь досадной помехой, отвлекающей от любимого дела. Мейлат вместе со всем залом от души смеялась над этим недотепой, который увлечен никчемными игрушками и пренебрегает тем, что составляет главный смысл человеческой жизни.

Потом на сцене появился загадочный юноша, нежнейшим тенором спевший «Кого б нектаром алым напоить…» – и она сразу догадалась, что это и есть тот персонаж, который в последнем действии утолит жажду Тирьяго.

Вурван разыскал девушку, которой принадлежала вторая капля крови, но у этой коварной злодейки был жених из магов. Она пригласила Тирьяго к себе домой, а сама тайком сбегала к жениху, все ему рассказала и согласилась подать из окна условный знак боевым магам, которые будут поджидать в засаде.

На этом второй акт закончился. Когда объявили антракт, Мейлат плакала, изо всех сил стараясь всхлипывать потише. Хорошо, что она в маске, и ее мокрых глаз никто не увидит. Вот бы ее растерзал тот демон в лисьем облике, тогда бы все ее страдания разом оборвались… Почему вурваны бывают такими жестокими?

Комический эпизод: Тирьяго встретил старую знакомую, за которой ходила по пятам назойливая невкусная девица, возомнившая, что кровь у нее – слаще не бывает. Вурваны спели дуэтом, сравнивая невкусных людей с прокисшим позавчерашним супом, с неудавшимся пирогом, который хозяйка, застыдившись, тайком выкинула на помойку, с вонючей лужей, оставленной в подворотне пьяницей. Зрители хохотали и бешено аплодировали, а Мейлат стояла у стенки, оцепенев от своего горя, и ей хотелось исчезнуть, перестать быть, лучше б она никогда не рождалась, это несправедливо, что некоторые люди рождаются невкусными… Она же не виновата, что она такая, и никто из невкусных не виноват! Сейчас ведь и над ней тоже смеются: это она похожа на прокисший суп, на выброшенный пирог, на мерзкую лужу в подворотне. Невкусным жить незачем, но ей не хватает решимости самостоятельно уйти из жизни.

Сквозь пелену слез она взглянула на Клименду: та не аплодировала, даже не улыбалась. Размышляет о чем-то своем или ей не смешно? Мейлат охватила горячая благодарность, и она дала себе слово, что сделает для Перчинки все что угодно – за то, что та не смеется вместе со всеми. Это придало ей сил, чтобы немного успокоиться.

Когда объявили антракт, Перчинка вскочила с места, протиснулась к ней, бесцеремонно распихав тех, кто оказался на дороге, и подхватила ее под руку:

– Идем, погуляем.

– Идем, – угнетенно отозвалась Мейлат.

– Ты чего, ревела что ли? – спросила Клименда уже в аллейке.

– Да… Ты же слышала, что они спели? Невкусным место на помойке…

– Ну так радуйся, целее будешь. А ты никогда не хотела податься туда, где всем накласть, вкусная у тебя кровь или нет?

– В Роф, где правит Лорма? – Мейлат содрогнулась. – Говорят, она все время жаждет и вкушает всех подряд – вкусных, невкусных… Наверное, что мне еще осталось…

– Да ты совсем, что ли, головой о дверь сортира ушибленная?! Не в Роф, а туда, где тебя когда-то звали Мейленанк. Тьфу ты, имечко – язык сломаешь, но у нас в Ларвезе есть похожее имя Миленда, оно тебе тоже подойдет. Драпануть отсюда не хочешь?

– В дикие земли? – прошептала она потрясенно.

– Не такие уж они дикие. Ты не думай, что там живет сплошная деревенщина – у нас тоже есть и театры, и лавки… И много такого, чего нет в Эгедре.

– Неужели ты мечтаешь туда вернуться? Ты ведь желанная пища Дахены, с тебя пылинки сдувают, тебя вкушают, а в диких землях люди предоставлены сами себе…

– И там никто не попрекнет тебя невкусной кровью!

– Но это же неправильно, когда люди предоставлены сами себе и никому не служат пищей!

– Да кто тебе сказал, что неправильно? Если так говорят те, для кого люди – домашняя скотина на убой, они вам еще не таких бубенцов на уши навешают. Лишь бы жратва не вздумала бунтовать да не разбежалась.

– Ты что, нельзя так говорить…

– Не бойся, мы же тихонько. Госпожа Вероятностей подкинула тебе развилку, и если прошляпишь – дурой будешь.

Мейлат поежилась: неужели Клименда говорит все это не просто так, а всерьез подбивает ее сбежать из Эгедры? Ну да, у новеньких такое бывает, но потом они успокаиваются и понимают, что нигде больше о них не будут заботиться так, как здесь.

Парк со всех сторон окружали стены людского дома – словно ты спрятана в громадных ладонях, ты под защитой, в темноте уютно светятся редкие окошки, и будь Мейлат желанной едой, как бы она была счастлива! А Перчинка просто не понимает своего счастья, она ведь не знает, каково это – быть невкусной, никому не нужной, как прокисший суп… Подумала об этом, и опять на глаза навернулись слезы, а Клименда снова принялась за свое.

Говорили они чуть слышным шепотом, а то здесь за каждым кустом могут торчать чужие уши. Потом ударил гонг, возвещающий о начале третьего действия, и темные аллеи опустели. Перчинка в зал не торопилась, да и у Мейлат после дуэта про невкусных пропало желание смотреть представление дальше.

Клименда вовсю наседала на нее со своим безумным побегом, и когда внезапно сменила тему, она вначале обрадовалась – наконец-то, лучше поговорить о костюмах, которые, между прочим, в театре Дахены ничуть не хуже, и Мейлат как раз из тех, кто их шьет – а после увидела, что они тут уже не одни.

Из мрака и тускловатых цветных отсветов бесшумно выступили запоздавшие зрители – один… второй… третий… четвертый… Сразу ясно, вурваны.

– Что же ты не спешишь в зал, вкусняшечка? Шарфик тебе не жмет?

– Размотай шарфик, покажи свою нежную перечную шейку! Не бойся, мы только посмотрим…

– Мы всего по глоточку…

Мейлат обмерла. Она понимала, что сейчас будет. А наутро выпитую досуха Клименду, белую и холодную, найдут под кустами…

– Не трогайте ее, пожалуйста! – взмолилась она тонким обреченным голосом. – Лучше меня возьмите!

– Да кому ты нужна, помойка! – брезгливо бросила дама в усыпанной бриллиантами маске.

Единственный выход – бегом в зал и позвать на помощь, лучше кого-нибудь из вурванов Дахены… Неуклюже, как в дурном сне, она рванулась вперед, но ее тут же сбили с ног.

– Лежать, тупая шея! – вурван больно пихнул ее носком лакированной туфли. – Не будешь суетиться, останешься жива. Может быть…

Остальные трое надвигались на Клименду – неспешно, играючи, и в то же время отрезав ей все пути к бегству, но вдруг один из них охнул и согнулся, как будто его ударили в живот невидимым кулаком.

В укромном уголке парка Дирвен нашел беседку с гамаком, там и устроился: лучше дождаться, когда лечебные артефакты сделают свое дело, и уже после этого отсюда валить. Глодия саданула коленом со всей своей щучьей дури – до сих пор бы катался по земле и выл, если б не обезболивающий амулет. Щука, что с нее взять. И с какого перепугу она вообще здесь оказалась? Хотя ясно, с какого – происки Рогатой.

На душе словно крухутаки нагадили: все было не так, как он думал, все получилось не так, как он хотел.

Когда гамак покачивался, наверху что-то скрипело. С резной крыши беседки свисали дурацкие фонарики, на столике у изголовья поблескивала в их ублюдочном тусклом свете облезлая посеребренная ваза с двумя персиками, манукой и апельсином. Умял фрукты, не забыв проверить на отраву. Весь мир выгребная яма, но есть-то все равно хочется.

Выплюнув последнюю косточку, Дирвен утер рукавом шелковой разлетайки сок с подбородка – и замер, уловив всплеск знакомых импульсов.

Кто-то привел в действие «Медный кулак», а вслед за ним – «Каменный молот». И похоже, словил в ответ магический удар… Или не словил, в последний момент успел закрыться «Незримым щитом». Во придурок, щит надо было активировать одновременно с «Кулаком», а не после! Вдобавок артефакты у него полудохлые, заряда чуть-чуть – это можно определить по характеру импульсов.

Наверняка этот парень из Ложи. Или из Овдабы. К крухутаку не ходи, кто-то из вражеского стана. Хотя вдруг он из Мадры или из Бартоги? Тех можно считать нейтральными.

Угрюмо скривившись, Дирвен вылез из гамака и двинулся туда, где неизвестный амулетчик вел неравный бой с наседающими упырями.

Вот теперь Мейлат могла бы сбежать, на нее больше никто не обращал внимания. Но сил не было даже на то, чтобы вскочить на ноги, она только дрожала и давилась всхлипами. Вурваны не должны быть такими! Они должны быть сильными, великодушными, заботливыми… А эти ничем не лучше Лормы!

Между тем происходило странное. Перчинка топталась на месте и свирепо ругалась, то на чужом языке, то по-сурийски: обзывала вурванов последними словами, обещала надрать всем жопы, посылала «кровососов поганых» к демонам и в крухутакову задницу. Как она может, она же человек! Людям нельзя так разговаривать с вурванами, те такого не прощают. Это другому человеку можно сказать что угодно, а с вурванами в любых обстоятельствах надо вести себя уважительно, они оскорблений не стерпят. Но почему-то никто из них до сих пор не набросился на Клименду, не сорвал с нее шарф и не вонзил клыки в шею – словно что-то мешало им к ней подойти.

А потом из аллейки выскочил парень, с которым она подралась в первом антракте, тоже что-то крикнул. Вурвана в бриллиантовой маске развернулась к нему – и сразу повалилась в траву с негромким, но жутким воем, на глазах съеживаясь и усыхая, Мейлат в жизни не видела зрелища страшнее.

Упырей оказалась целая шайка, невезучий амулетчик сражался против них в одиночку. Или, наоборот, везучий – раз уж сам повелитель амулетов пришел ему на помощь.

Все импульсы били из одного источника. Не сказать, что этот источник из разряда плюнь да разотри shy;- пожалуй, по силе до среднего уровня дотягивает, но при этом то ли тупой, как чворк, то ли совсем необученный.

– Эй, работаем в паре, я ведущий! – бросил Дирвен по-ларвезийски, а потом по-овдейски и по-сурийски.

И без проволочек атаковал повернувшуюся на голос вурвану – использовал «Костяную иглу», от которой кровососы насмерть усыхают. Тварь так и не успела метнуть заклятье, о котором предупредили реагирующие на магию артефакты.

Вот те на, Щука с подружкой тоже здесь! Хотя чего и ждать от щедрой на каверзы Рогатой Госпожи.

Амулетчика не видно – в кустах он, что ли, прячется? Ну точно придурок, от вурванов так не спасешься. Отбив щитами все заклятья, нацеленные теперь уже в него, Дирвен шибанул «Каменным молотом» самого слабонервного упыря, бросившегося наутек. Не хватало, чтоб сюда еще и все остальные обитатели этого осиного гнезда слетелись!

Подобно большинству боевых артефактов, «Костяная игла» не могла поражать цели непрерывно: отдала рабочий заряд – накопила заряд, и пока очередной цикл не завершился, надо использовать другие амулеты.

Хозяева Эгедры живо сообразили, с кем столкнулись, и начали действовать слаженно, чего не скажешь о Дирвене с его горемычным соратником. Этот недоумок понятия не имел о том, что значит «работаем в паре»! Вмазал «Длинной рукой» по заднице одному из упырей – оно было бы эффектно, если б бой шел не всерьез, и если бы повелитель амулетов именно в этот момент не изготовился нанести удар элегантному кровососу в тюрбане с роскошным пером.

Вурван неэлегантно полетел кубарем, и удар у Дирвена вышел смазанный – никакого ущерба противнику, не считая того, что перо сломалось: заряд потрачен впустую. Зато Глодия решила, что это крутизна заоблачная, и злорадно выпалила:

– Получил по жопе, дохлый гад?! И все получите, никто не уйдет без гостинца!

– Придурок, не лезь! – рявкнул Дирвен. – А ты, дура, вали в сторону!

Хоть она и последняя щука, если пришибить ее невзначай – еще поганей на душе станет. В особенности после того, что она ему рассказала.

Послушалась. Она по-крестьянски практичная, хоть и стерва. Один из вурванов попытался ее схватить, но ему прилетело «Медным кулаком» – хоть какая-то польза от остолопа-напарника.

Тем временем вурван, которому досталось «Длинной рукой», проворно подполз на четвереньках к щукиной подружке и сорвал с нее шарф: если сейчас нажрется свежей крови, силы у него враз удвоятся… Девчонка вскрикнула и попыталась отползти, но тут агрессора утихомирили двойным ударом «Каменного молота»: Дирвен и его бестолковый напарник почти синхронно пустили в ход один и тот же артефакт. Кровосос обмяк – на ближайшее время нейтрализован.

«Игла» готова к работе! Второй жертвой стал упырь, который потихоньку отступал, швыряя заклятьями – кому другому от них стало бы худо, но повелителю амулетов закрыться от такой атаки, что плюнуть.

– Мейлат, иди к нам! – окликнула Глодия по-сурийски.

Девчонка ее как будто не услышала: схватила свой шарф и принялась судорожными движениями наматывать на шею, не переставая всхлипывать.

Щука выбрала самую безопасную позицию – у него за спиной. Ага, как только ей понадобилась защита, все претензии побоку! За компанию с ней переместился, так и не показавшись из-за кустарника, амулетчик-неумеха: Дирвен уловил, что его артефакты сменили местоположение и сейчас находятся совсем рядом. Неужели придурок втрескался в Глодию, польстившись на эту остроносую рыбью рожу с глазами-щелками и зубастыми ухмылками? Тогда он вдвойне придурок!

Дирвен подумал об этом вскользь, ему приходилось отражать заклятья двух оставшихся упырей и пресекать их попытки к бегству. Из-за спины у него невпопад лупил импульсами злополучный соратник – должно быть, решил, что вот это и называется работой в паре. Убиться, какой герой… Порой он доставал противников, но действовал неэффективно: не давал своим артефактам накопить полный рабочий заряд, использовал арсенал не по классическим боевым схемам, которые всякий выпускник школы амулетчиков назубок знает, а как попало. Или он возомнил, что сможет работать по неклассическим схемам собственного изобретения? Или схлопотал по голове и сам не видит, что его тактика – чворкам на смех? Зато Глодия от каждого удара, нанесенного им по цели, приходила в восторг и издавала торжествующий вопль.

Третий готов. Теперь главное – не упустить последнего, пока «Игла» не накопит заряд для очередного смертоносного импульса.

Упырь понимал, что обречен, и рвался в спасительную тьму аллеек, словно муха, которая бьется в стекло, увертываясь от мухобойки. А «напарник» разошелся не на шутку и лупил по цели всем, что у него в запасе было, под азартные вопли Глодии. Худо-бедно внес свою лепту: пока он связывал вурвана атаками, Дирвен тщательно обшарил окрестности – похоже, никого кроме них в этом парке нет, все на спектакле. Когда «Костяная игла» вновь накопила поражающий заряд, он нанес удар, и к трем ссохшимся мумиям в ворохах атласного тряпья добавилась четвертая.

– Акетис вам судья! – свирепо выпалила Глодия. – Вот она, справедливость-то, и ни один засранец от нее никуда не денется! Мейлат, не реви, все уже закончилось.

Съежившаяся Мейлат продолжала реветь.

Дирвен повернулся к бывшей жене. Не то, чтобы он надеялся на благодарность…

– А ты вовремя успел, – нехотя процедила Щука. – Ладно, чего уж там. Из-за тебя я ребеночка своего нерожденного потеряла и перенесла много страданий, но хоть сейчас помог.

– Как ты вообще здесь оказалась?

– Тебя искала, чтоб всю истинную правду в глаза тебе высказать! Богами и псами клянусь…

– Я уже это слышал и все понял, – оборвал Дирвен. – Можешь дальше не клевать мозги.

– Не нравится, да? А уж мне-то как было плохо! Я тогда кричала-кричала, и никто не пришел на помощь…

– Ты же сама сказала, что на помощь пришла госпожа Зинта!

– Ну так это было потом, а вначале никогошеньки рядом не было! Гадина твоя Лорма, дохлятина вонючая!

– Не моя она гадина, – буркнул Дирвен.

Тут бы ему повернуться и уйти, но вместо этого спросил:

– Выбираться-то как будешь? Твой хахаль придумал какой-нибудь план, как вы отсюда свалите?

– Какой еще хахаль?!

– Амулетчик, который мне вроде как помогал! – с сарказмом пояснил повелитель амулетов. – Где он? Сидит в кустах у тебя за спиной, потому что стесняется?

Щука несколько секунд молчала, сверкая глазами из прорезей полумаски, а потом оскорблено прошипела:

– Зенки разуй, угробище! Амулетчик перед тобой.

– Чего?!.. – вот тут он вконец изумился, едва ли не рот разинул.

Ну да, амулеты на ней. Раньше было не до того, чтобы точно определить их местоположение. После нескольких секунд молчания, совладав с шоком, он пробормотал:

– Но как… Почему ты раньше не сказала?

– Да я сама недавно узнала, – сбавив тон, проворчала Глодия. – Ты же говорил, бывают поздние амулетчики, которые годам к двадцати начинают командовать артефактами, вот и я, видать, из таких. А как выбираться буду, сама не знаю, но здесь оставаться мне ни в какую нельзя, после того что мы учинили.

– Ладно, выберемся вместе, а потом мне направо, тебе налево. По дороге научу с амулетами работать.

Его осенило, как можно заткнуть эту невыносимую сволочную дыру в душе: Глодия из-за него потеряла ребенка, но если он обучит ее всему, что она захочет и сможет усвоить – можно будет считать, что он возместил ей ущерб. От этой мысли он сразувоспрянул духом.

– Уходим сейчас, пока не подняли тревогу. Все вурванские цацки сними и выкинь, на них могут быть заклятья.

Опасался, что заартачится, но Глодия без возражений сорвала и зашвырнула в поломанные цветы браслеты и алмазно-жемчужое ожерелье. Окликнула по-сурийски свою подружку:

– Мейлат, хватит кукситься, пошли!

– Ты хочешь взять ее с собой?

– Она пойдет с нами. Будет мне компаньонкой в дороге. Мейлат, вставай!

Мейлат взглянула на нее, потом на ближайшую мумию в траве и снова затряслась от безудержных рыданий.

– Есть у тебя «Тайный вожатый» или «Заместитель воли»? – деловито спросила Глодия. – Тогда бери ее в оборот. Жалко ее, хорошая девка.

– Морока с ней будет.

– Зато она здесь давно и Эгедру знает. Подскажет, чего и как, вернее выберемся.

– Ха, под «Тайным вожатым» она ничего не подскажет, будет только подчиняться. Ладно, берем.

Лис сказал, что она недурна собой – это был весомый аргумент в пользу Мейлат.

– Только не вздумай к ней по этой части подкатывать, – проницательно фыркнула бывшая супруга. – Это тебе не какая-нибудь задница, а серьезная девушка не из таких, я ее в обиду не дам.

Повинуясь «Тайному вожатому», серьезная девушка не из таких перестала всхлипывать и поднялась на ноги с сосредоточенным выражением на заплаканном лице. Маску она еще раньше потеряла, пока барахталась в траве. На мордашку и впрямь нестрашная. Вдобавок на местную не похожа. Дирвен все это отметил мимоходом: сейчас главное – уйти без шума.

Наружу выбрались, воспользовавшись «Ключом Ланки», благо охраны возле запертой двери не было – все обитатели Владения Сукомы набились в зрительный зал, а от сторожевых заклятий троих беглецов прикрыл «Зонтик Ланки». Хватает его за раз на несколько секунд, но большего и не понадобилось. Перед этим Дирвен забрал из кладовки свою батрацкую одежку: лучше не оставлять тут ничего своего, да и драпать в таком виде удобней. Чтобы Глодия и Мейлат смогли одеться попроще, пришлось завернуть в одну из городских лавчонок, а потом еще и в харчевню – за едой в дорогу.

У Глодии вскоре появилась одышка и закружилась голова. Дирвен активировал все лечебные амулеты, но главная засада была в том, что она потеряла много крови, из-за этого чувствовала себя, словно издыхающая анемичная барышня на пешей прогулке. Хорошо, что щучьего упрямства ей не занимать, но все равно приходилось идти медленно, с передышками. И на закорки ее сейчас не возьмешь – он и так навьючен припасами по самое не могу. Мейлат все это не утащит, она ведь не амулетчица, для нее «Тягло» работать в полную силу не будет. Щука из-за своей немощи люто злилась и без устали цедила ругательства в адрес «кровососов поганых».

При свете волшебного фонаря, прицепленного к шляпе Дирвена, дошли до пристани. В Эгедре царила кромешная тьма – вурваны в фонарях не нуждались и считали, что их «еде» нечего шастать по ночам. Окошки Владений еле светились, зато в небе алмазной россыпью переливались звезды. Годные лодки Дирвен приметил заранее и сейчас выбрал самую подходящую для путешествия втроем.

– Если будет заварушка, экономь заряд, – посоветовал он Глодии, распихивая под сиденья припасы. – И не используй один и тот же амулет без остановки, выдерживай время для накопления.

– Ты же говорил, что заряд в них еще есть! – сварливо напомнила неблагодарная ученица. – И почему тогда они то заряженные, то не заряженные?

– Потому что у артефакта есть абсолютный заряд и рабочий заряд. Рабочий расходуется при каждом использовании, потом снова накапливается. А если абсолютный весь вышел, зарядить амулет заново могут только маги. Ну, или можно его зарядить от магов, я так и сделал, когда мне эта сволочь попалась.

– Да уж, с этой сволочью ты времени даром не терял! – ядовито подхватила Щука, и у него пропала охота делиться с ней знаниями дальше.

– Чем балаболить, лезь в лодку. И если хочешь, чтоб я тебя чему-то научил, слушай меня внимательно, а не околесицу неси.

Повинуясь его безмолвному приказу, Мейлат устроилась на корме у руля. Все-таки хорошо, что взяли ее с собой, а то Глодии совсем худо – после марш-броска по Эгедре она вконец вымоталась, только и может злословить. Действие «Тайного вожатого» скоро закончится, но за это время они успеют отплыть подальше от города. Дирвен сел на весла – с «Тяглом» он будет грести, как заведенный, а поскольку «Тягла» у него целых три, и можно чередовать их, к утру они будут далеко отсюда.

– Умница, – похвалил он Мейлат. – Правь от берега!

– Умница, только дура, от здешнего житья на всю головушку одурела, – проворчала Глодия. – Ну да ничего, говорят же – с кем поведешься… Теперь-то, рядом с нами, наберется ума-разума!

– От тебя что ли наберется?

– Так не от тебя же!

– Ты бы заткнулась, а то я гребу и слежу за обстановкой!

– А я тебе что ли мешаю?! – огрызнулась Щука.

Наконец она задремала, устроив себе меж двух сидений гнездо из краденого одеяла, и тогда Дирвен понял, что на душе у него уже не так погано, как пару часов назад. Для этого всего-то и нужно было пообщаться с Глодией, и чтобы потом она замолчала!

Сон это? Или все-таки не сон? Только что Мейлат была в парке Владения Сукомы, и там творился невыразимый ужас, а теперь она сидит на скамеечке в лодке, вокруг блестит в темноте вода. Напротив расположился парень в батрацкой соломенной шляпе, с бесстыдно голой шеей. Он неутомимо работает веслами, а возле ног Мейлат лежит, свернувшись, кто-то еще. Это Клименда, только одета она не как возлюбленная пища Дахены, а как запасная еда из города. Может быть, все они умерли, и это их посмертный путь?

Тишина, только плещет вода и мерно скрипят уключины, да перекликаются ночные птицы. Пахнет рекой, пряными лепешками, копченой рыбой.

– Эй, выправи руль, – негромко, почти шепотом, велел парень. – Не заворачивай к берегу, нам туда не надо.

Она послушалась, потому что привыкла делать все, что ей говорят, и только потом спросила:

– Как мы сюда попали?

– Сели в лодку да поплыли.

– Я не помню…

– Ты и не можешь помнить, потому что была зачарована. Держи курс так, чтобы мы шли посередке.

– Может, шарф наденешь? – стыдливо отведя глаза, попросила Мейлат. – Без шарфа неприлично, ты же человек!

– Ха, было да сплыло неприлично. Привыкай жить среди людей.

Укол мучительного страха.

– Скажи, что случилось!

– Не ори, – шикнул парень. – А то спящее лихо разбудишь.

– А я уже не сплю! – подала голос Клименда.

– Что случилось? Как мы здесь оказались? Скажи мне, прошу тебя! – Мейлат умоляюще смотрела на нее сверху вниз.

– Вот только истерики не надо, – пробурчал гребец.

– Помнишь, как нас чуть не слопали? А мы их уделали и драпанули из этой упырьей дыры, и тебя с собой прихватили, не пропадать же тебе, – объяснила Перчинка. – Тебя там и раньше все клевали, а после такого раздрая и подавно житья не будет, вот мы и решили взять тебя с собой. Теперь ты состоишь при мне в компаньонках.

Когда она откинула одеяло и уселась на дне лодки, Мейлат увидела, что она тоже без шарфа. Ужас какой, разве можно кому-то показывать голую шею в кровоподтеках?..

– Нас догонят.

Мысль о преследователях скорее обнадежила ее, чем напугала. Ее, конечно, накажут за то, что она угодила в такую историю, но раз не по своей воле, можно рассчитывать на снисхождение. И потом она будет жить во Владении Дахены, как раньше – пусть ей там живется несладко, зато она в безопасности, как будто ее держат в заботливых ладонях…

– Догонят, так напросятся, – угрожающе хохотнула Клименда. – Не дрейфь, с нами не пропадешь!

Мейлат вцепилась в руль и сидела, словно оцепеневшая. Вокруг река и ночные небеса, впереди по курсу серебрится тонкий серпик народившегося месяца, и нет у нее никакого будущего. Прокисший суп выплеснули на помойку – лодка уносит ее туда, где люди живут без смысла и цели, забыв о своем месте в пищевой цепочке.

6. Пути разные, добрые и недобрые

Прибой Несотворенного Хаоса отступал медленно, пядь за пядью. Хотя «отступал» – не то слово: скорее, постепенно отслаивался от упорядоченной реальности, становился менее ощутимым. Пока он не исчез окончательно, лучше оставаться на безопасном островке. Под шкафом. Одна из неизменных и надежных пространственно-временных ячеек мира Сонхи – если в ней закрепиться, тебя никуда не унесет.

Его пытались выманить, поставили снаружи две миски, в которых регулярно меняли воду и молоко, да время от времени приносили чашку с кофе. Кот на эти уловки не велся: сначала он разберется с пространством-временем, а потом наступит черед молока.

Наконец он почувствовал, что хаос ушел совсем. Смутно белеет в темноте облицованный мрамором коридор, возле стенки притаился кто-то, из-под шкафа невидимый. Тишина, все спят.

Он выбрался из укрытия и первым делом уткнулся в миску с водой. Вылакал все что было – для кота за раз многовато, но если без проволочки перекинуться, ничего страшного.

– Эй, а твой кофе я выпила, все равно остыл!

Девушка сидела у стенки, подтянув колени к подбородку. С головы до пят закутана в шелка, лица не видно, вдобавок он знал, кто это – и все равно она показалась ему красивой. Недавно она словно родилась заново: раньше как будто таскала на себе шипастую клетку, одни шипы торчали внутрь, другие наружу, а теперь этой клетки больше нет.

– Господин Тейзург велел его разбудить, если ты вылезешь из-под шкафа.

– Ага, только мне бы сначала умыться.

– Ванна сейчас будет, об этом он тоже распорядился, чтобы держали наготове. Идем.

Ночь как теплое море. И это пронизанное серебристым звездным светом море, на дне которого лежит и дворец, и уснувший город, и вся великая пустыня Олосохар, целиком принадлежит миру Сонхи. Тот, кто ради драматического эффекта сравнивает ночь с хаосом, настоящего Несотворенного Хаоса, на свое счастье, никогда не видел.

Его шатало. От стенки к стенке. Из тени в сияние магического фонаря, льющееся наискось из оконной арки. Провожатая вилась вокруг, готовая подхватить, но она его не удержит, в амуши меньше веса, чем в людях.

Вдобавок плыли хороводом имена, которые были даны ему в разные времена при рождении – надо выбрать одно из них, правильное: Хантре, Кеврис, Хальнор, Поль, Хантре… Казалось, кто-то слегка подталкивает к нему имя «Хантре». Похоже, это и есть правильный выбор. После того как определился с именем, шатать перестало – словно до сих пор плитка коридора колебалась при каждом шаге, а теперь затвердела.

И все равно осталось неясное ощущение, что он снова допустил ошибку… Впрочем, это ощущение вскоре сошло на нет, а они с Веншей между тем спустились в благоуханное помещение, где стояла ванна размером с двуспальную кровать. По углам приглушенно светили волшебные лампы в виде цветочных бутонов, за столиком у стены играли в сандалу двое мужчин и две женщины. При их появлении игроки встрепенулись.

– Господин Хантре, здравия и достатка вам на долгие годы! – заговорил, отвесив поклон, невысокий пухлощекий суриец с проседью в волосах. – Вода в ванне горячая благодаря заклинанию постоянного действия, о котором позаботился его светлость. Я чрезвычайно рад, что вы очнулись в наше дежурство, это для всех нас величайшая честь! К вашим услугам, заместитель главы ляранского Городского Совета Матабил-нуба, хранитель малой запасной печати Городского Совета.

Эти бюрократические подробности добили и изгнали прочь последние зыбкие отголоски того, что осталось за Вратами: Несотворенный Хаос и малая запасная печать Городского Совета несовместимы.

Приходилось идти ночами, потому что закончилось действие зелья, защищавшего глаза Шныря от солнечного света. Вдобавок солнце на Юге жаркое, лютое, так и норовит тебя ослепить: мол, раз ты гнупи, нечего тебе тут шастать, возвращайся в свои края подобру-поздорову! А он и рад бы вернуться, да сколько же для этого придется еще прошагать…

Днем они прятались по кустам, и башковитый Кем придумал завязывать ему глаза тряпкой, а то вдруг он случайно глянет на злющее солнце. Это в городе можно схорониться в подвале или в катакомбах, а тут повсюду деревья да травяные заросли, даже скал с пещерами ни одной больше не попалось.

Шли на северо-запад. Кем благодаря своим амулетам тоже неплохо видел в потемках, а для гнупи ночь – самое разлюбезное время, хоть дома, хоть на чужбине. Амулетчик ориентировался по звездам, Шнырю подсказывало дорогу присущее его племени чутье, но все равно время от времени он просил спутника сверить направление по компасу. Уж больно ему нравился бартогский компас с гравировкой на бронзовом корпусе, искусно нарисованными значками, обозначающими стороны света, и подвижной, будто она живая, путеводной стрелкой.

Питались птичьими яйцами – гнупи до них так же охочи, как до сливок, и фруктами, которые здесь повсюду растут сами собой. Иногда удавалось поймать рыбу, амулетчик запекал ее до хруста, чтобы не подцепить паразитов. Еще в этих краях водились съедобные улитки, но Кем решил, что будет их есть, только если ничего другого не подвернется, а Шнырь попробовал – и впрямь съедобные. Хорошо путешествовать, когда вокруг еды навалом.

Удивительное дело, свежей кровушки Шнырю ну совсем не хотелось. С голодухи не отказался бы, но больше не мечталось о ней, как раньше. То ли дело сливки, уж они-то ему никогда не разонравятся!

– Доберемся до человеческого жилья, где скотину держат, куплю тебе сливок, – пообещал Кем.

Гнупи и одним яичком в день будет сыт, а человеку, чтобы шагать без устали, надобно съесть побольше, поэтому Шнырь добывал яйца главным образом для своего спутника. Однажды полез в заросли, где учуял гнездо, и нарвался на притаившихся сойгрунов. Драпануть не успел – заметили друг дружку одновременно.

Их было пятеро-шестеро. Обычная численность для стайки этих обормотов, которые всюду носятся, верещат, озоруют и запросто могут с места запрыгнуть на крышу сарая или в окно второго этажа. Ноги у них словно у кузнечиков, а на длинных руках болтаются браслеты: кожаные, бронзовые, тряпочные, бисерные, из травинок сплетенные, попадаются даже золотые и серебряные – какие угодно. Сойгруны до них падки, таскают по две-три дюжины, а если у кого-то из их братии браслетов столько, что уже и надевать некуда, устраивают тайные схроны. Нипочем не простят, если разоришь такую сокровищницу и присвоишь ихние цацки. Зато от них всегда можно откупиться браслетом. Иной раз привяжутся к людям, мельтешат вокруг, кидаются грязью – не отстанут, пока путник не швырнет заранее припасенную откупную побрякушку. Или не задаст им по первое число, если это маг, амулетчик или ведьма.

Браслета для откупа у Шныря не было. Он тут пришлый, диковинный для местного народца чужак. Он один, а их много. И Кем далеко, в поисках ужина Шнырь забрался в самую гущу кустарника, рассчитывая потом догнать спутника. Если эти прыгуны набросятся всем скопом, ему несдобровать, и амулетчик на помощь не успеет, поэтому надо пустить в ход дипломатию. Он ведь смекалистый, и от Дирвена-задирвена убежал, и от хозяина подземного озера спасся – и от сойгрунов уйдет.

В звездном свете отливали синевой белки их глаз-пуговок, таких темных, что не отличишь зрачок от радужки. Поблескивали браслеты на тонких, как ветки, руках. У Шныря душа в пятки, но он старался не подавать виду, что струхнул.

– Кто такой?.. Кто такой?.. Кто такой?.. – загалдели сойгруны.

Человек, пусть он даже маг из магов, не разберет, что они не просто так верещат, а о чем-то толкуют – для этого надо быть или кем-нибудь из народца, или вурваном, или демоном.

– Путешественник я, – Шнырь выпятил грудь. – Из северных земель, которые лежат за Олосохаром.

– Далековато тебя занесло!.. Далековато занесло, к нам занесло!.. Что у нас делаешь?..

– Держу путь домой. Попал в неволю к людям, то да се им подавай, так и угодил в ваши края.

Лишь бы не спросили, как зовут. Соврать-то он не сможет, а ежели ничего не ответишь, могут и разозлиться.

– С человеком идешь!.. С человеком идешь, мы видели, видели!.. Кто таков человек?

Гнупи не лгут – Условие не позволяет, но преподнести правду можно по-всякому. У этой прыгучей братии ума не хватит понять, что находчивый Шнырь обвел их вокруг пальца.

– Ох, ребята, это Кем-амулетчик, воин Света. Бойтесь его, коли он за вами увяжется, никакого спасу от него не будет! Уж так он лютует в своем служении Свету, уж я от него бегал-бегал, а все равно не убёг… Гляньте, в той стороне он идет. И вот что я вам скажу, уносите-ка ноги, покуда он вас не заметил, не то поздно будет!

После такого предупреждения сойгруны стреканули во всю прыть и мигом исчезли среди серебрящегося в ночи разнотравья. А Шнырь спихнул с гнезда похожую на подушку крапчатую птицу, сердито загоготавшую, набрал в котомку яиц и помчался обратно, страшно довольный собой.

– Сойгрунов встретил, – доложил он Кему. – Сбежали, как ошпаренные, я их тобой напугал. Глянь, какой знатный ужин я нам раздобыл! И ты мне еще не рассказывал про созвездия, которые в той стороне, как они называются и почему – давай, нынче расскажешь?

И бывают же такие казусы, дорогие коллеги: начинаешь изучать информацию, чтобы не оставить камня на камне от некой гипотезы или прожекта, разбить доводы оппонента в пух и прах, и внезапно обнаруживаешь, что пресловутый прожект, честно говоря, не так уж и плох. А если вдобавок оппонент – самый дорогой для тебя человек, ломаешь голову уже не над тем, как бы половчее разнести его аргументы, а над тем, как можно было бы с пользой для Ларвезы и Ложи воплотить в жизнь кое-что из этих прекраснодушных мечтаний.

Суно сам не заметил, как втянулся. Упустил тот момент, когда начал просчитывать: в каком варианте и в какой последовательности надлежит проводить реформы, как наилучшим образом подготовить для этого почву, сколько на это уйдет времени, какие будут риски и какие меры, направленные на предотвращение этих рисков, необходимо заранее спланировать… Штудировал экономические трактаты, иномирскую переводную литературу, дневники путешественников по мирам – в Аленде публичные библиотеки разорили, но в других городах, хвала богам, таких погромов не было, и многое уцелело.

– Зинта, я сейчас занимаюсь этим вопросом, – ответил он, когда та в очередной раз завела об этом речь. – Ты мне подкинула задачку не из легких, так что запасись терпением.

Та мгновение смотрела ему в глаза, потом обрадовано кивнула.

К Шеро надо идти с готовым рабочим планом, где все досконально расписано и обосновано. И заранее прикинуть, кто из коллег такой план поддержит. Марченда Фимонг – наверняка. Есть и другие, на кого можно рассчитывать. Да Шеро и сам, хоть и «душитель свободы», отнюдь не ретроград – одно его нововведение с амулетчицами на государственной службе чего стоит.

Никакой второй Молоны в Ларвезе, конечно же, не будет, но если, к примеру, узаконить обязательный минимальный размер оплаты наемного труда, в перспективе вырастут поступления в казну за счет подоходного налога. И начальные школы за казенный счет – тоже неплохая идея. Остались без капиталов Королевского банка, так наверстаем упущенное благодаря просвещению, экономическим реформам и разумному общественному устройству. Хотя Сираф, по всей вероятности, придется отдать ляранскому стервецу.

Орвехт был первым, кого тот удостоил мыслевестью после избавления из плена. Начал с выматывающей душу светской беседы о погоде, мол-де в Ляране жара, и в Аленде тоже наступило лето – а Суно как раз выкроил полчасика, чтобы пролистать переводное бингарское исследование «Из руин в поднебесье: факторы экономического роста после социальных потрясений на примере Агги, Койлуоны и Уккри-Ноэкри эпохи Цветов и Дыма». Сидел во «Вчерашнем счастье», в уголке у окна, перед ним стояла чашка крепкого сиянского чая и лежала книжка, тут-то и пришла мыслевесть от Эдмара.

«…Полагаю, вы сейчас наслаждаетесь прелестным алендийским вечером? Завидую вам, коллега Суно! Впрочем, у меня в Ляране тоже умопомрачительно дивные вечера, надеюсь, как-нибудь заглянете в гости. Вообразите, мой кот забился под шкаф и даже поесть не выходит, я уже начинаю беспокоиться – уверен, вы меня поймете, как котовладелец котовладельца. А я в последнее время увлекся международным правом, там столько удивительного и забавного… При случае кое-что процитирую, вместе посмеемся. Признаться, я безмерно рад, что мое вынужденное сожительство с вашим первым амулетчиком наконец-то закончилось! Догадываюсь, что вы собирались обсудить со мной вопрос о компенсации за моральный и физический ущерб, причиненный мне вашим амулетчиком и по совместительству экс-монархом, но не знаете, как подступиться к этой деликатной теме? Не стесняйтесь, обойдемся без экивоков, я не против рассмотреть все предложения Светлейшей Ложи. Ах, ваша столица в месяц Лодки восхитительна! Хотел бы я прогуляться по алендийским бульварам, но пока восстанавливаю подорванное здоровье, и лекарь не велит мне отлучаться. Молонский доброжитель, а ведет себя, как истинный тиран. Можно подумать, я передал ему бразды правления! Нет, серьезно, он диагностировал у меня повреждения внутренних органов, которые еще немного – и привели бы к перитониту, и он готов засвидетельствовать это в международном суде. Но мы ведь не собираемся доводить дело до суда, тем более что в этом случае еще и Овдаба с Молоной могут присоединиться и предъявить Ложе претензии за ущерб… Я все же склоняюсь к тому, чтобы уладить этот вопрос между Ляраной и Ларвезой в приватном порядке. Кстати о доброжителях, как дела у Зинты?»

Суно сдержанно ответил, что у Зинты все хорошо, хотя его так и подмывало послать любезного собеседника к демонам в Хиалу. Впрочем, толку-то посылать этого шельмеца туда, где он чувствует себя как дома?

Выразил искреннее сочувствие по поводу пресловутого ущерба – высоким протокольным штилем, как не последнее в Ларвезе лицо главе иностранного государства. И мягко ввернул, что Светлейшая Ложа не может нести ответственность за упомянутые действия своего бывшего амулетчика, поскольку оные были совершены в месяц Пчелы текущего года. То есть, уже после той даты, когда Дирвен Кориц был официально лишен всех званий и наград и объявлен в розыск, как государственный преступник.

На это коллега Эдмар с азартом игрока процитировал замшелый закон, о котором в последний раз вспоминали в те времена, когда прапрабабушка Суно по отцовской линии провалила вступительные экзамены в Магическую Академию.

Кончилось тем, что достопочтенный Орвехт многословно пожелал князю Ляраны скорейшего выздоровления и на этом исхитрился закончить разговор. Похоже, Эдмару стало скучно, когда он понял, что ничего, кроме пространных бюрократических речей, от собеседника не добьешься. А Суно допил остывший чай и с сожалением убрал в кладовку «Из руин в поднебесье»: факторы экономического роста подождут, ему пора на улицу Тряпичной Ящерицы – нечисть из общественной бани изгонять.

Мраморные плиты сияли сахарной белизной, базальтовые напоминали о бездонном пространстве, пронизанном лучами далеких светил. Те и другие обжигали босые ступни. На магическую защиту не было сил, по отношению к магии он сейчас как тот жонглер, у которого все выскальзывает из рук. Всего-то и нужно – полностью совпасть с этой реальностью, но после прогулки через Несотворенный Хаос на это требуется время.

Тейзург – практичный и при всех своих изысках способный, когда прижмет, к железной самодисциплине – целыми днями выполнял ментальные упражнения для ускорения адаптации. Ему тоже советовал. Он попробовал, и вроде бы помогало, однако временами нападало беспокойство: словно тебя подхватило ветром, и этот ветер в каждой клеточке твоего тела, и непонятно, куда и зачем тебе нужно мчаться, но куда-то нужно. В Сонхи он дома, но после возвращения из Несотворенного Хаоса не отпускало ощущение, что у него есть дом где-то еще.

Терраса занимала полкрыши, под ней находилось трехэтажное крыло княжеского дворца, а четвертый этаж другого крыла отсюда выглядел, словно перламутровый павильон под голубым небом. На венчающем башенку шпиле – черный с изумрудно-фиолетово-синим змеистым узором флаг Ляраны. Сейчас узора не рассмотреть: полуденный штиль, флаг из «штандартного» китонского шелка свисает, как плащ на гвозде.

– Догуляешься до волдырей на пятках.

Не уловил приближение Эдмара. Мир – пятнами, разноцветными, переменчивыми, они то и дело уплывают со своих постоянных мест в сонхийской мозаике. Где уж тут кого-то заметить.

Тейзург был в белой с серебристой вышивкой баэге, волосы тоже белые, успел выкрасить в перерыве между адаптационными упражнениями. Издали – благостный небожитель, от которого впору ждать поучительного примера, вблизи – ироничный прищур, обычная для него усмешка на худощавом треугольном лице прожженного актера и циника.

– Мне это помогает, – отозвался Хантре. – Ощущения в ступнях дают более-менее устойчивую привязку к здесь и сейчас. Потом залечу. Но оно все равно как будто отдельно от меня, а надо, чтобы совпало.

– Для этого есть и другие способы, кроме разгуливания босиком по крыше, на которой можно яичницу жарить. Обратился бы ко мне…

– Да иди ты.

– Вообще-то, я имел в виду целительные для рассудка ментальные практики, – с готовностью ухмыльнулся Тейзург, словно только и ждал такого ответа. – Но то, о чем ты подумал, тоже неплохой способ, я очень даже не против.

Его слова колыхались ядовитыми щупальцами, которые никак не дотянутся до добычи, однако не теряют надежды зачаровать тебя своим змеиным танцем.

– И зачем тебе это надо?

– Тебя удивляет, что я тебя хочу?

– Ты ведь хочешь не меня, а совсем другого.

– Кого же это? – изломил бровь Золотоглазый. – Я, знаешь ли, заинтригован…

– Не кого, а чего. Тебе нужен далекий свет, а ты принимаешь за него лампу в моем окне.

– Хм, крепко же тебя по головушке Хаосом приложило… Вынужден разочаровать, в данном случае – два из десяти. Пойдем-ка отсюда, а то еще немного, и запахнет паленым мясом.

Он позволил увлечь себя к арке, за которой тень и прохлада. Боль в обожженных подошвах была отдаленным сверканием: оно пульсировало в той точке реальности, где ему хорошо бы оказаться полностью.

В комнате с витражными окнами от пола до потолка баэга Тейзурга расцвела радужными переливами, на лицо и волосы легли разноцветные блики.

– Жаль, что ты не в белом, – заметил он, на шаг отступив и смерив Хантре оценивающим взглядом, словно статую или вазу.

– Ага, нам с тобой только в белом и ходить.

– Почему нет? Белый, да будет тебе известно, содержит в себе все прочие цвета и оттенки. Презренный закон физики, одинаковый для многих миров, в том числе для Сонхи. Сторонники монохромной картины мира сего обстоятельства не учитывают.

– А почему презренный?

– Ну, хорошо, внушающий почтение закон физики, – ухмыльнулся Золотоглазый, с нарочито покладистым выражением «для тебя ничего не жалко».

Новая проблема: после совместного путешествия через Несотворенный Хаос они накрепко связаны, от этого никуда не денешься. Они соединенными усилиями лепили, прокладывали, удерживали в состоянии видимого существования дорогу, по которой шли. Начал Эдмар, он присоединился чуть позже, когда совладал с паникой. Чтобы их не растащило в разные стороны, приходилось не то что держаться друг за друга – они едва ли не корни отрастили, чтобы сцепиться почти в единое целое. Иначе бы до сих пор там блуждали. Хантре видел ориентир – далекий кровавый диск, словно маяк в тумане, и знал наверняка, что эта штука находится в Сонхи: держи курс на нее, рано или поздно туда попадешь. Тейзург никаких маяков не видел, зато сохранял самообладание, язвил и нес ахинею, удерживая его от соскальзывания в бушующую Бесконечность, не позволяя забыть, кто они и почему здесь оказались. Неизвестно, куда и когда они бы добрались поодиночке, но они были вместе – и это безумное странствие закончилось во внутреннем дворике ляранского дворца, где устроили чаепитие Венша, Фарийма и мастер Бруканнер. Как выяснилось, спасительный путеводный диск висел на груди у мастера: медальон-оберег от демонов Хиалы, выкованный из заклятого сплава, в который добавили немного крови Хантре. Эта мелочь их и выручила.

Теперь все это позади, однако связь между ними просто так не разорвешь, и отделаться друг от друга на протяжении энного количества перерождений им вряд ли светит. Интересно, Тейзург об этом догадывается? Говорить ему об этом Хантре не собирался.

– Не могу найти Кема и Шныря. С утра пытаюсь, но все плывет каруселью. Никого сейчас не найду. Ты посылать-принимать мыслевести можешь?

– Уже могу. С Кемом я связался, они идут на северо-запад. Забрать их я пока не в состоянии. Открыть Врата Хиалы – пожалуйста, но пока не восстановятся силы, я туда ни ногой, слишком много там желающих сплясать на моих костях. Впрочем, как и в людском мире. Кстати, о плясках на костях, у меня состоялся презабавный диалог с коллегой Суно.

– Ложа объявила награду за наши головы?

– С какой бы стати? Увы, ты ведь у нас простой наемник, а не дипломат. Это я сплясал на костях, то есть, напомнил дражайшему коллеге Орвехту о международном законе, согласно которому государственная магическая организация несет ответственность, в том числе финансовую, за действия своих невменяемых членов. Иначе говоря, если волшебник сбрендил и представляет опасность для окружающих, организация обязана эту проблему своевременно решить, в противном случае ей придется возмещать ущерб пострадавшим. В особенности если пострадавшие – официальные лица и, тем более, главы других государств. Мило, правда? В последний раз этот закон применялся на практике лет этак триста тому назад. Маги просвещенного мира отслеживают и ликвидируют потенциальные угрозы, однако на сей раз не успели.

– Они ведь пытались. Это ты им помешал.

– А кто об этом знает, кроме тебя? И ты будешь молчать, как заинтересованное в Сирафе лицо.

– У них тоже есть видящие.

– Пусть попробуют доказать мою причастность к плачевному фиаско Боевого Круга.

Из хрустального в цветных искрах графина Эдмар налил воду в два бокала, пояснив:

– Алкоголь нам, увы, пока нельзя. Он усиливает неопределенность момента, а это нам противопоказано.

– Кажется, я знаю, что нам нужно, – сказал Хантре, отпив из бокала. – Пойдем на стройку работать! Хоть кирпичи класть, хоть мусор в тележках возить или что-нибудь в этом роде. Кирпичи класть лучше не будем, а то напортачим, и оно потом развалится – мы же неквалифицированная рабочая сила. Физический труд без магии – это нам точно поможет. И не в твоем дворце, а пойдем туда, где много народу и нас не знают.

– А как же твои обожженные пятки?

– Смажу мазью от волдырей и забинтую, не вопрос. И воспользуемся иномирским гримом, чтобы точно не узнали. Пошли!

Изящным жестом поставив бокал на ассиметричный, как лепесток цветка, мраморный столик, хозяин Ляраны поднялся с кресла и в раздумье произнес:

– В своей предыдущем воплощении я одно время был генеральным директором строительной компании, а теперь – чернорабочим на стройку?.. Что ж, будем считать, что в этом тоже есть своя прелесть.

– Какой из тебя повелитель амулетов, если ты даже курицу спереть не можешь!

– Так не на глазах же у этих придурков! – огрызнулся Дирвен.

Они сидели в засаде на окраине деревушки, в которой обитало два-три джуба, община келтари, сойгруны, еще какая-то неведомая нелюдь и с полторы дюжины людей, батрачивших на всех остальных. Раньше тут был целый городок, а сейчас большая часть обветшалых домов заросла по самые крыши – опутанные лианами постройки еле угадывались в скоплениях буйной зелени. Небось, и внутрь не пробраться, бывшие комнаты заполонили тенета корней и побегов, в таком жилище поселится разве что древон, хищное чудище, похожее на столетнее дерево с растопыренными засохшими ветками. Деревушка народца – несколько улиц, а дальше сплошные джунгли.

Свои припасы трое беглецов уже оприходовали, и теперь ее величеству Щуке захотелось куриного бульончика. Расписала, что кому делать: ты добудешь курицу, а Мейлат приготовит. Котелок есть, прихватили в той лавке, которую обчистили в Эгедре, соль и специи тоже есть, не хватает главного ингредиента.

Дирвен пытался втолковать ей, что им лучше никак себя не обнаруживать, но куда там – проще переспорить Сокровенный Круг в полном составе. Глодия выдвинула подлый ультиматум: если не получу бульона, ты от меня тоже кое-чего не получишь. Чворку ясно, деваться некуда. К Мейлат она все равно его не подпустит. Вдобавок Дирвен подозревал, что единственное достоинство Мейлат – миловидное личико, но можно побиться об заклад, она из тех никудышных девчонок, которые в постели как вареные рыбы, а с Глодией все-таки забористо. Хотя что та, что эта не сравнится с Самой Главной Сво… Тьфу, не хочет ведь он об этой мерзопакости думать, само в голову лезет!

Он уже подкатывал к бывшей жене насчет поимелова, но та всякий раз переводила разговор на то, сколько страданий она перенесла из-за Дирвена, и как он перед ней виноват. Ну да, виноват, самому тошно, но до каких пор можно это мусолить? Когда заикнулся о супружеском долге, Щука злорадно возразила, что они же в разводе, и напомнила Кадахову притчу о глупце, который выкинул золотые слитки, приняв их за дешевые болванки, а после горько сокрушался.

Зато как приспичило ей куриного бульончика, сразу пошла на попятную… Надо пользоваться, пока не раздумала.

Незаметно украсть домашнюю птицу у волшебного народца – почти дохлый номер, у них тут все куры меченые, потому что здешние сами друг у дружки вовсю воруют. Дирвен согласился на эту тупую затею не из придури, а ради поимелова. Щуку взял с собой. Во-первых, пусть сама посмотрит, какая это крухутакова задница, а во-вторых, раз он учит ее работать с амулетами, нужна полевая практика. За минувшие несколько дней Глодия окрепла, лечебные артефакты делали свое дело.

От Мейлат в таком предприятии никакого толку, оставили ее на берегу возле лодки.

Низенький курятник выглядел так, словно лезет из земли громадный диковинный гриб, но пока вылез только наполовину. Человек туда войдет, согнувшись в три погибели, а для малорослых келтари или сойгрунов в самый раз. Сооруженная рядом клеть накрывала обширный травяной участок, внутри бродили крапчатые несушки. Обитатели деревни держали их ради того, чтобы лакомиться яйцами, а добыть мяса и на стороне можно.

С жердей свисали обереги от любителей курятины: мешочки с магическими ингредиентами, закрученные в жгуты цветные лоскутья, ожерелья из заклятых зубов. Наверху торчали два соломенных пугала: одно в драной шляпе, другое в парике из спутанных человеческих волос, с бантом на макушке.

Ни ястреб, ни шакал, ни дикий кот, ни стиг, ни скумон внутрь не проберутся – загородка и чары их не пустят, но разве это остановит двуногих хищников с амулетами?

Те выглядели под стать местным батракам: Дирвен спрятал безрукавку с карманами под замызганной рубахой, Глодия была в шароварах и сурийской куфле поверх заношенной шелковой туники. Свои артефакты она рассовала по карманам куфлы. Чтоб не напекло головы, на пиратский манер повязали косынки. Встретив такую парочку в городе, благоразумный человек перейдет на другую сторону улицы – с таким видом, словно туда и направлялся. На всякий случай. И правильно сделает.

«Ланки-милостивец, подсоби мне во славу твою!» – воззвала мысленно Глодия к воровскому богу.

Хотя в чем подсобить, и сама толком не решила. Чай, не дура, знала она о том, что украсть у волшебного народца не проще, чем сплясать на поверхности озера или укусить себя за локоть. Но уж больно хотелось увидеть, как угробище облажается, вот и посулила ему награду, на которую он кинулся, точно оголодавшая собака на кость. Если он все-таки решит эту задачу, она внакладе не останется: будет ей утешительный куриный бульончик. Вдобавок она посмотрит да запомнит, что и как Дирвен станет делать с амулетами. И еще ей позарез надо хотя бы разок убить амуши – после этого наверняка полегчает, и тогда ее мучительный страх перед этими тварями наконец-то пойдет на убыль.

Похоже, в деревушке не было ни одного амуши, третий пункт придется отложить на потом. А насчет первого она и сама не знала, чего ей хочется больше – чтобы «повелитель амулетов» осрамился или вкусного бульона и любовных утех на привале. Попросить помощи у Хитроумного всяко не помешает: чтобы им тут не задали взбучку, и чтобы она при любом раскладе осталась в выигрыше.

Из кособокой халупы вышла женщина в залатанной юбке и тунике с цветастым обережным шитьем. Знатная работа: прихотливые узоры сплетаются-расплетаются, аж в глазах рябит, наверняка вышивали келтари – хозяева деревушки постарались защитить свою прислугу от опасных соседей. Лицо морщинистое, темные с проседью волосы скручены в небрежный узел. Бабец далеко за сороковник, на глазок определила Глодия. Видать, тут не самое распаршивое для людей местечко, если те до таких лет доживают. Хотя, возможно, ее украли недавно.

Женщина принялась собирать развешанное на веревках белье. Ее передразнивало трое сойгрунов – скакали вокруг, потешно копировали движения, что-то лопотали, но держались на расстоянии и ничем не кидались. Она не обращала на них внимания. Закончив, направилась с корзиной по цветущей, как аллея в парке, улице и на крыльце каждого домишки что-нибудь оставляла. Небось всю деревню обстирывает. Сойгруны ускакали в противоположную сторону.

– Щас, – шепнул подельнице Дирвен.

Но никакого «щас» не получилось, потому что из халупы с розовым кустом на крыше вышла на променад другая тетка. Тоже смуглая и в длинной юбке с заплатами, но по пояс голая, вислые треугольные груди бесстыдно выставлены напоказ, а волосы бурые с рыжиной, на голове лохматятся гривой, да в придачу убегают по хребту меж лопаток сужающейся дорожкой. То ли оборотень, то ли непонятно кто.

Оборотни, в отличие от магов-перевертышей вроде Хантре Кайдо, в зверином облике себя не контролируют и перекидываются туда-сюда не «со всем, что на мне есть», а нагишом. Потому-то и водятся они главным образом в теплых краях. В зимнюю пору, если в недобрый час перекинешься, а потом очнешься под открытым небом без одежки – ты не жилец, и никаких заклятий не понадобится, чтобы спровадить тебя в серые пределы.

Гиена или еще какая-нибудь сука, с отвращением подумал Дирвен, раздраженный новой помехой. Ну, чего ей дома не сиделось… Тут из-за угла появился джуб в долгополом балахоне с оборками. Увидев соседку, приветственно пошевелил баклажанно-фиолетовым хоботком, а потом эти двое остановились возле загородки птичника и давай точить лясы на незнакомом Дирвену языке.

Щука нетерпеливо вздохнула. Дирвен ткнул ее локтем в бок. Есть такое правило боевого амулетчика: в засаде не вздыхай, а исчезни для окружающего мира и выжидай момента. Потом он разберет по пунктам ее первую полевую вылазку и в каждую ошибку ткнет носом, как делали наставники в школе Ложи, во будет потеха!

И еще он ей выскажет, что она такая же, как все, продажная шлюха, за миску бульона готова ноги раздвинуть… Но выскажет уже после поимелова, а то с нее станется передумать. Или лучше напоследок, перед тем как они распрощаются, а то вдруг больше не даст, и тогда получится, что он ради одного-единственного раза рисковал, как романтический придурок из книжки для барышень.

Джуб и звероподобная тетка побрели по улице вглубь деревушки, продолжая чесать языками, потом свернули в гущу зелени. Вроде, никакая сволочь не смотрит. Не факт, что через минуту не выползет из своей халупы кто-нибудь еще, но повелителю артефактов на такую плевую задачу минуты хватит.

Он рванулся вперед, на ходу активировав «Прыжок хамелеона» и «Зонтик Ланки», который на недолгое время делает своего обладателя невидимкой для сторожевой магии. «Зонтик» не подвел – ни один оберег не пикнул. Не обращая внимания на слабое эхо судорог, которые кого другого свалили бы с ног, он схватил первую попавшуюся курицу, сунул в висевшую на плече холщовую сумку и ринулся обратно. Сквозь жердяную загородку – и в кусты, где поджидала Глодия. Курица не трепыхалась: не пережила шока, да ей все равно котелка не миновать.

– А теперь незаметно уходим, – проинструктировал Дирвен.

Щука выглядела недовольной, хотя ей полагалось обрадоваться.

– Ты чего?

– Мог бы и вторую прихватить, – проворчала неблагодарная мерзавка. – Едоков-то трое!

– Ты же не сказала!

– А своя голова на что?

Хотел ее осадить, но тут заверещали пугала, торчавшие сверху на клети:

– Курочек-то стало на одну меньше!.. Нигде не видать, была да сплыла, никак ворюги наведались!.. Ловите, хватайте, спасайте!..

Они вопили на разных языках, в том числе на сурийском, да так пронзительно, что уши заложило. Не может быть, чтобы «Зонтик Ланки» на них не подействовал… Дирвен сообразил, в чем промашка: надо было подкинуть взамен какую-нибудь подходящую по размеру птицу. Эта заклятая соломенная пакость не только отпугивает ястребов, но еще и непрерывно пересчитывает обитателей курятника, и если результаты не сошлись – поднимает тревогу. Постороннего вторжения чучела не заметили, зато мигом обнаружили, что поголовье их подопечных убавилось.

Джуб и его спутница уже выскочили на улицу, в придачу откуда ни возьмись высыпали сойгруны. Сбив эти прыгунов широким веерным импульсом «Веселого града», Дирвен скомандовал:

– Уходим!

В кустах не отсидеться – обложат со всех сторон, и придется прорываться с боем.

Грабители бросились наутек. У него «Пятокрылы», у нее «Скоробег». Схватил ее за руку, чтоб не отставала.

Маги и амулетчики неспроста не любят сойгрунов. С этими прыгучими гадами та проблема, что лупить по ним заклятьями или импульсами боевых артефактов – все равно, что бить тапком тараканов: лупанешь, и вроде бы зашиб, а они оклемаются и снова живехоньки. Вмазать на поражение способен не всякий, и Дирвен тогда с потрохами себя выдаст. Вручную запросто можно проломить сойгруну лысую башку или свернуть шею, но ты его сначала поймай!

Их набежало десятка полтора – скачут вокруг, бросаются наперерез. У Дирвена был «Веселый град», у Щуки «Пчелиный горох», и она уже усвоила, что при работе в паре надо бить по переменке, если от ведущего не было другой команды: лупишь по цели, пока артефакты напарника копят рабочий заряд. Им удавалось держать сойгрунов на расстоянии, главные противники – джуб и тетка. Вдалеке маячили и другие преследователи, но те пока не всчет.

Джуб резво семенил, по-старушечьи подобрав подол балахона с дурацкой оборкой, и что-то с его бегом было не так… В очередной раз оглянувшись, Дирвен не увидел его там, где рассчитывал: тот уже в стороне, намного правее. А потом раз – и очутился на дюжину шагов левее прежнего места, и при этом заметно ближе к беглецам.

Он же перемещается, как фигурка по доске сандалу! Джубы много чего знают о пространстве и умеют этим пользоваться. Наверное, когда господин Шевтун уводил своих спутников от погони по краю заворота, со стороны это выглядело примерно так же, хотя сами они никаких странностей не замечали.

В этих краях заворота нет – скорее всего, нет – и ему не разгуляться, но эти джубские приемчики позволяли ему по крайней мере не отставать от своей спутницы.

Та вначале гналась за грабителями в человеческом облике, а потом на бегу перекувырнулась, выпроставшись из юбки – и вот уже никакой тетки, вместо нее рассекает травяные заросли матерая косматая гиена.

– Держи, – Дирвен на бегу передал Глодии сумку с добычей, чтоб ничего не мешало, если придется пустить в ход нож. – Прыгнет – «Каменный щит» в режиме «панцирь»!

У обоих появилась одышка: Щука все еще была малокровной немочью после Эгедры, а он не до конца восстановил силы после подлой выходки Наипервейшей Сволочи. Вдобавок ежедневное пиво вместо ежедневных тренировок не пошло ему впрок. Но он все равно разделается с погоней, а потом отымеет продавшуюся за куриный бульон Щуку.

Джуб забирал вправо, гиена влево: пытаются взять в клещи. Часть сойгрунов отстала, но несколько прыгунов, которых не зацепило «Веселым градом» и «Пчелиным горохом», по-прежнему скакало вровень с людьми. При этом они выдерживали дистанцию и мельтешили пуще прежнего: чтобы по ним прицельно вмазать, пришлось бы остановиться, а такой возможности у беглецов не было.

– Верните курочку, разбойники! – гневно булькал на ходу джуб – словно рассерженный закипающий чайник. – Не ваша курочка, оглоеды, верните по-хорошему!

«Эх, да наддайте же вы, растяпы!» – с досадой подумала запыхавшаяся Глодия. Не хотелось ей разводить любовные шашни со своим бывшим засранцем, ничего она ему не забыла и не простила. Эка невидаль – бульон, хочется-перехочется, и так не голодаем. Поглядеть, как хвастливому угробищу утрут нос, а потом не раз и не два напомнить ему об этом, будет куда слаще.

Словно подслушав ее мысли, тетка-гиена прыгнула – тяжелый удар в спину. Глодия не оплошала, успела отдать амулету команду на режим «панцирь». Ее обдало звериной вонью из разинутой пасти, но зубы оборотня клацнули, не задев кожу. Все произошло молниеносно, и когда Дирвен развернулся над сбитой с ног сообщницей, гиена уже отпрыгнула вбок, уходя с линии поражения. Да и не могла бы она сейчас кусануть, потому что держала в зубах холщовую сумку!

Издав яростный вопль, амулетчик влепил по оборотню полновесным зарядом, но зверюга на месте не стояла: то ли исполняла на радостях победную пляску, то ли нарочно вилась туда-сюда, взяв пример с сойгрунов. Те осмелели, истошно заверещали и давай кидаться комьями земли, дохлыми улитками, твердыми зелеными плодами, похожими на крупный крыжовник.

«Ну и славно, теперь бы задницы унести, а уж потом я тебе выскажу…» – злорадно подумала Глодия, поднимаясь на ноги.

В режиме «панцирь» защитный артефакт расходовал заряд быстрее обычного, уже выдохся – ей досталось по уху, по плечу, по спине.

– Бежим, чего галок считать! – бросила она перед тем, как сорваться с места.

Дальше их преследовали только сойгруны. Джуб и дама-оборотень, отбив курицу, повернули обратно. Вначале дама рычала и мотала косматой гривой, словно норовистая собака, но джуб сотворил какое-то заклятье, и она потрусила за ним к деревне, как на привязи.

«Ишь ты, народец, а подсобляют друг дружке», – подивилась про себя Глодия.

– Работаем в паре, спина к спине, – властно и зло бросил Дирвен. – Вмажем прыгучим гадам!

Рогатая опять над ним посмеялась. К крухутаку не ходи, бескорыстно Щука юбку не задерет, да теперь еще будет всю дорогу плевать ему в душу за упущенную курицу. Хотя бы на сойгрунах отыграться… Но даже тут нате вам дохлого чворка: сообразив, что сейчас будет, прыгуны кузнечиками порскнули в разные стороны. Он все равно ударил им вслед, и кое-кто покатился кубарем, но на такой дистанции их по-настоящему не отлупцуешь. А будь у него полный комплект королевских амулетов, всех бы разом прихлопнул.

– Ты заряд-то понапрасну не расходуй, – ворчливым тоном рачительной хозяйки посоветовала Глодия. – Они уже далеко улепетнули, а что станешь делать, если еще какая напасть выскочит?

В первый момент Дирвен аж онемел: кто здесь кого учит с артефактами работать?!

Кречет и Скрипка устроились под навесом с мисками похлебки. Наступил Час Забагды, когда солнце в зените жарит за дюжину солнц, и тени от стен не шире ладони. Княжеский дворец на холме сверкал и манил, как изысканный белый мираж, а за ним, среди зелени плантаций, слепила расплавленным золотом краденая речка Шеханья. Пустыня – зыбкий желтый сон: начнешь всматриваться вдаль, и соткутся из ее марева или танцующие на барханах песчанницы, или черепичные крыши Аленды, куда разведчикам Ложи нескоро предстоит вернуться.

Они внедрились в конце зимы, на исходе месяца Чайки. Их предшественников, Репья и Муху, отозвал Крелдон, после того как Тейзург повадился регулярно присылать им корзинки с фруктами, вином и шоколадом, да вежливо справляться во вложенных эпистолах, не испытывают ли агенты дружественной державы у него на стройке каких-нибудь неудобств. И ведь стервец даже перевербовать их не пытался! После третьего раза Крелдон пресек это безобразие. Сменщики вроде бы до сих пор не спалились – по крайней мере, корзинок с угощением от князя Ляранского им пока не приносили. Смуту пересидели в тепле и безопасности, недавно записались в городское ополчение.

По легенде они полукровки из Флиды: по отцовской линии ларвезийцы, по материнской сурийцы. Если ты при таком происхождении не маг и не амулетчик, да вдобавок без гроша за душой, у тебя никаких перспектив, вот они и решили попытать счастья в Ляране. Здесь всякого народа хватает. Шеро Крелдон лично навел на агентов маскирующие заклятья, которые не позволяли распознать в них магов.

Навес – растянутый на жердях кусок парусины – худо-бедно давал тень. Вдобавок скоро подвезут воду, заварят для работников чай: чем не жизнь? Скрипка вытащил из кармана куфлы истрепанный сурийский буквенник, он якобы учился грамоте, а Кречет уже умел читать.

Агенты смотрели в оба и формировали в уме отчеты для Ложи, которые Скрипка, знатный специалист по пересылке мыслевестей в обход сторожевых заклятий, в условленный час отправит в Аленду.

Последние наблюдения: на восточной окраине растущего как на дрожжах города ведутся землемерные работы, коими руководят выписанные из Бартоги инженеры. И все чаще в Ляране можно встретить переселенцев из просвещенного мира, порой тут услышишь и руфагрийскую, и нангерскую, и ширрийскую речь, и даже родную ларвезийскую.

По-ларвезийски переговаривались двое парней, которые расположились неподалеку от агентов. Оборванцы в запыленных тюрбанах. Рожи опухшие, неприглядные, зато кисти рук аристократически изящные – видно, что непривычны к физическому труду. Или в бегах от кредиторов, или лоботрясы из тех, кто отправляется в Олосохар, наслушавшись россказней о зарытых под барханами сокровищах.

Эти двое появились тут сегодня утром и уже успели отличиться: на ровном месте опрокинули вихлявую тележку с мусором, за что были обруганы надсмотрщиком Салавеш-нубой. Тележка после этого сломалась окончательно, и Салавеш-нуба сказал, что или они ее починят, или чтоб он их завтра на своем участке не видел, пускай просятся к кому-нибудь другому. В Ляране от жажды не помрешь, воду пить дозволено всем, а еду надо заработать. Парни честно пытались починить тележку, но не преуспели, и стали таскать мусор в носилках. За усердие они все-таки получили по миске похлебки с одной на двоих ячменной лепешкой.

Один из них еще и хромал.

– Тебе лучше? – спросил его приятель, когда они умяли свои порции и растянулись на циновках в скудной тени навеса, по примеру других работников.

– Вроде да. Может, спросим у… Ну, у нашего знакомого мастера, как отремонтировать эту чертову тележку?

Словцо непонятно каковское, отметил Кречет, который свободно говорил на пяти языках и еще на трех читал без словаря. Впрочем, в Ляране чего только не услышишь.

– Далась тебе эта тележка, – фыркнул парень и перешел на сурийский. – Хотя интересный вопрос, почему ее до нас не починили? Использование неисправных орудий труда замедляет работу, и надсмотрщик должен был сразу послать за починщиками – тут есть летучая артель, которая тем и занимается, что приводит в порядок все поломанное.

– Тогда сходим за починщиками?

– Тебе еще и голову напекло? Демоны с тобой, не хватало, чтобы я бегал за починщиками, когда это входит в обязанности Салавеш-нубы.

– Я тебе, бездельнику, язык вырву! – рявкнул надсмотрщик, который будто бы дремал под персональным балдахином, а на самом деле все слышал. – Завтра, ишачье отродье, будешь искать другую работу, а здесь чтобы духу твоего не было!

– Увы, кто-то из нас скоро и впрямь будет искать другую работу, – ухмыльнулся наглый парень. – Интересно, кто же именно?

– Я тебе, мерзавцу, всю спину плеткой исполосую, а потом рот зашью, чтобы ты понимал, с кем разговариваешь! – пригрозил Салавеш-нуба, но встать поленился.

Полуденный воздух – словно обволакивающий солнечный мед, и все движения даются с трудом. В этот час даже для того, чтобы приподнять голову, надо сделать над собой усилие. Пахнет потом, чесноком и строительным раствором, неумолимо клонит в сон, да попробуй тут усни, под ругань разозленного надсмотрщика!

– Зря вы так, – укоризненно заметил Скрипка. – Не надо баламутить, к начальству надлежит иметь почтение.

Бальзам на самолюбие Салавеш-нубы, с дальним прицелом – агентам не помешает быть на хорошем счету у местного начальства.

Поднявший бучу парень одарил его белозубой улыбкой, потом повернулся к своему приятелю:

– Давай-ка прогуляемся, а то нас тут побьют. Согласись, со мной не бывает скучно!

– Это да, – обреченно процедил второй, нетвердо поднимаясь на ноги.

– Разгильдяи, – буркнул вслед Кречет, когда возмутители спокойствия скрылись за водонапорной башней, которую только-только начали облицовывать мозаикой.

Из ночи в ночь одно и то же: знай себе шагай да ищи пропитание – не то, что в книжках, где за каждым пригорком новые приключения. Книжек у них с собой не было, зато Кем по дороге пересказывал, чего когда-то прочитал. Слушать его было страсть как интересно, и все-таки Шнырю не терпелось поскорей добраться хоть до самого распоследнего городишки: там всяко веселее, чем посреди сплошной травы вперемежку с диковинными южными перелесками, гнупи – испокон веков городской народец.

Местные поселения они обходили стороной: ежели их поймают амуши, будут сиротские косточки в пыли валяться, под дождями мокнуть, а то и косточек не останется.

От нечего делать Шнырь мечтал: вот бы о его подвигах тоже написали книжку! Вот бы ему научиться самостоятельно читать людские книжки, вот бы завести собаку… Однажды ему приснилось, что все это сбылось. Будто бы он сидит за столом, и не в изнаночной комнате, а в человеческой, перед ним лежат обгрызенные цветные карандаши и книжка-раскраска – «Сказка о том, как храбрый Шнырь от короля-самозванца с заветным амулетом убежал». И он все до последней буковки может в ней прочитать! Уже несколько раз перечитывал, а сейчас, высунув от усердия кончик языка, раскрашивает курточку Храброго Шныря в елово-зеленый цвет. Половину домов на этой картинке он уже раскрасил, а половину еще нет. И будто бы во сне он знать не знает, что он и есть тот самый Шнырь, но так даже интересней. На столе горит лампа в виде кораблика. В комнате натоплено, на коврике дремлет белая с рыжими пятнами собака – его собака, он ее никому в обиду не даст. Занавеска задернута не до конца, за окном зимние сумерки, а на подоконнике в горшке южное растение с большими звездчатыми листьями на мохнатых стеблях. Открывается дверь, заходит женщина с кружкой, на которой нарисован компас вроде того, что есть у Кема. Вместо того чтобы завизжать при виде Шныря, она по-хорошему улыбается и говорит: «А кто пьет молоко с пенкой и вовремя ложится спать, тот обязательно поступит в Магическую Академию!»

Тут он проснулся. Открыл глаза – и зажмурился: сквозь листву кустарника солнце вовсю палит-светит, без слез не глянешь. Эх, сливок бы… Не отказался бы и от молока с пенкой, но где ж его взять наяву?

Потом ему нет-нет, да вспоминалось это чудн ое сновидение: вот бы в таком хорошем сне насовсем остаться!

Когда в следующий раз попалось на глаза растение, которое стояло на окне в приснившейся комнате, спросил у Кема, как оно зовется. Тот даже это знал: если по-научному, магнафария клофероза обыкновенная, а люди, которые в Ларвезе и Овдабе для красоты ее заводят, называют звездолянкой лапчатой.

На другую ночь после этого амулетчик заподозрил слежку. Никого они не видели, но артефакты сигналили о присутствии волшебного народца кроме Шныря. Ну, так ведь это Исшода, народца здесь пруд пруди… На следующую ночь повторилось то же самое. Глазастый гнупи углядел таки, кто за ними увязался: всего-навсего стайка сойгрунов. И чего такого, сойгруны любопытные, а что не пристают и не требуют откупных браслетов – так это, небось, или те самые, которых он в прошлый раз «воином Света» застращал, или ихние знакомцы.

Кем сказал, что ему все это не нравится. Хотя с чего бы кому-то за ними гоняться – они же в Исшоде никого не трогали, никому дорогу не перешли.

Этих стрекоз называют «посланницами ночи»: они темно-синие с переливами, длинные слюдяные крылья отливают мерцающей синевой – как будто они тайком, пока все спят, купаются в звездном свете и забирают его отблески с собой в полуденный мир.

Стрекоза сидела у Хантре на руке. Сколько раз их видел, но только сейчас заметил, какие они красивые. Или даже не так: замечал-то и раньше, но не обращал внимания. В первый раз обратил. Одна из тех перемен, которые произошли с ним после танца Хеледики в Мерханде.

Весной было не до того. Сначала «Пьяный перевал», затем переворот, катакомбы, подготовка диверсии. Потом его настигло то, что можно определить емким народным выражением «сорвало чердак». Когда снова подружился с головой – поиски ларвезийских денег, ловушка в пещере, Несотворенный Хаос. Но теперь, после нескольких дней тяжелой физической работы, он более-менее пришел в норму – если применительно к нему можно говорить о норме – и наконец-то в полной мере осознал, что его восприятие стало другим.

На стройке они сменили несколько участков: из-за вызывающего поведения Эдмара их отовсюду выгоняли. Можно считать, они в «черном списке». Вчера их все-таки взяли на облицовку водозаборной будки – неохотно, с недоверием, единственно потому, что не хватало желающих в полуденную смену, когда сильнее всего печет.

– Не груби начальству, а то нас и отсюда турнут.

Тейзург в ответ ухмыльнулся. Он с удовольствием вошел в роль смутьяна, для которого нет большей радости, чем надерзить власть имущим в присутствии законопослушных работников. Хантре, в отличие от него, конфликтов не искал и помалкивал, но его всякий раз выгоняли за компанию с Эдмаром: «он вместе с этим, они заодно».

Хотя если б они и впрямь были голодранцами в поисках заработка, Эдмар вел бы себя по-другому. Он умеет быть паинькой. Слишком хорошо умеет. Но это всего лишь одна из масок бывшего демона: наступил на змею – не удивляйся, если она тебя ужалит.

Вспоминая, что творилось в той пещере, Хантре сознавал, что он бы так не смог. Сорвался бы вдребезги – и тогда ни побега, ни Сирафа… Похоже, Тейзург это понимал и старался оттянуть на себя все внимание Дирвена, чтобы тот даже не смотрел лишний раз в сторону второго пленника, лежавшего пластом в заклятом ошейнике.

«Так и было, – соприкоснувшись на миг с тем отрезком времени, определил Хантре. – И я должен сказать ему за это спасибо… Хотя бы мысленно, потому что скажи я об этом вслух – он выдаст в ответ что-нибудь в своем духе».

Если бы то же самое произошло с ним, он бы без вариантов спятил. Вероятно, перекинулся бы и вцепился в глотку врагу, а потом, независимо от результата, на какое-то время так и остался бы сбесившимся зверем, ему было бы невыносимо вернуться в человеческий облик. Но ничего такого не случилось, и сейчас он сидит на берегу сияющей под олосохарским солнцем «краденой речки», а на запястье у него отдыхает стрекоза космической расцветки, и жизнь продолжается.

По берегам зеленел тростник с длинным царственными метелками – он растет быстро, особенно если еще и магия в помощь. С тех пор, как Тейзург увел Шеханью на свою территорию, прошло не так уж много времени, а здесь уже такие заросли, как будто она испокон веков течет по этому руслу. Стебли слегка покачиваются… Хотя не должны покачиваться, ветра-то нет.

Не сразу заметил, что за ним наблюдают. Хаос еще не до конца разжал свою хватку, это влияет на восприятие: никакой разницы между соглядатаем, который находится рядом, и кем-нибудь, кто всего лишь подумал о нем за сотню шабов отсюда.

В направленном на него внимании не было враждебности. Только любопытство. Вроде бы.

– Может, выйдешь? Я знаю, что ты здесь.

В тростнике хихикнули.

– Лучше ты сюда иди! Не бойся, не утоплю…

Он раздвинул стебли. В небольшом затоне по пояс в воде сидела обнаженная девушка. Бледная смугловатая кожа, успевшие высохнуть волосы отливают зеленью, а их концы распустились и колышутся, словно всплывшие на поверхность водоросли. Возле нее в воде тускло серебрилась чешуя большой рыбины – или, вернее, русалочьего хвоста.

Русалок он и раньше видел. Было бы странно, если бы в Шеханье ни одной не оказалось. Но вначале глазам своим не поверил: у кромки, вровень с водой – столик, похожий на лист кувшинки, а на нем греет на солнце глиняные бока заварочный чайник в окружении выводка маленьких пиал древесно-шоколадного цвета… За это, наверное, надо поблагодарить Несотворенный Хаос и свое расшатанное воображение.

Чайник не спешил исчезать из реальности, да еще и русалка произнесла, как ни в чем не бывало:

– Чего так смотришь? Я знаю, кто ты! Чаем угостишь? А то мы соску-у-учились…

– Вы разве пьете чай? – в замешательстве спросил Хантре.

– Пьем, когда Тейзург угощает. Чай вкусный! Чай как зеркало, в которое можно нырнуть. Нам нравится. Однажды он угостил нас кофе, но кофе никому не понравился. Чай как медленная река, а кофе – словно дверь туда, где нам делать нечего.

– Не приходило в голову, – Хантре улыбнулся и присел на краю затона.

Теперь он заметил, что берег тут резко обрывается – глубокий омут, наверняка искусственного происхождения. Своего рода укромная беседка: пусть без крыши, зато со всех сторон окруженная тростником, да еще со столиком для чаепитий.

– Угостить сейчас не смогу, но передам Тейзургу, что вы ждете чая.

Логично, что Эдмар наладил контакты с местными русалками: без их согласия увести соседскую речку с прежнего места было бы сложнее.

– Вас много?

– Пятеро. Раньше было четверо, пока меня сестрички к себе не взяли, – она озорно улыбнулась. – Наклонись ко мне, расскажу свою историю. Не бойся, щекотать не буду!

Он колебался лишь мгновение. Даже если она стащит его с берега в омут – в его нынешнем состоянии это, может, только на пользу пойдет.

Собеседница не стала его топить. Обхватила за голову мокрыми ладошками и приникла холодными губами, а когда отстранилась, он уже знал, откуда она взялась и что с ней было раньше.

Тоже логично: под водой не поговоришь, используя человеческий речевой аппарат – значит, у них должен быть другой способ обмена информацией, не выныривать же каждый раз на поверхность.

– Ну и как тебе история моей жизни?

– Наверное, я на твоем месте поступил бы так же. Но тебе сложно будет вернуться в человеческий мир, если вдруг захочешь.

– А я и не хочу!

«Возможно, тебя туда потянет, когда Лярана станет большим разноцветным городом, не похожим на сурийские города».

Об этом он вслух не сказал. Восемь из десяти – а в его нынешнем состоянии, может, и не восемь, поменьше.

– Так не забудь напомнить Тейзургу!

Плеснув хвостом, она ушла в глубину. По глади омута побежали круги, слегка зашевелились стебли по краям тростникового коридора, соединяющего затон с речкой, а потом все затихло.

Печет солнце, в воде отражаются заросли и небо. На носик чайника уселась отливающая бронзой стрекоза.

Тилаф – столица Касожи, город на берегу Шеханьи. Теперь уже не на берегу, а раньше река полоскала опрокинутые красно-бурые башни княжеского дворца, и всякий платил князю Касожскому пошлину за переход по каменному мосту с одного берега на другой.

Сколько Диленат себя помнила, ее все время тянуло к реке. Шеханья манила ее и когда царственно сверкала в лучах полуденного солнца, и когда становилась таинственно-лиловой с блеском или сумеречно-зеленой под вечерним небом, и когда бесновалась в клочьях пены серо-желтым чудовищем, захваченная пляской налетевшей с юга бури. Как будто Диленат была маранчей, а Шеханья прикасалась к ее струнам невидимыми водяными пальцами – и душа отзывалась музыкой. И не было ей покоя ни вдали от реки, в пропахших дешевыми специями комнатушках небогатого глинобитного дома, ни в тростниках возле воды, где ее охватывал пронизывающий восторг перед этим великолепием и разбирало любопытство: что там – под отражениями, под шелковой рябью, под кругами и всплесками?

Ей было десять лет, когда она в первый раз увидела русалок. Вначале решила, что кто-то купается, а потом разглядела, что это девушки, хотя закон только мужчинам дозволяет купаться в речке нагишом. Их длинные зеленоватые волосы стелются по воде… Она ухватилась за висевший на шее оберег, а одна из русалок поглядела на нее – издали, но так, что сердце екнуло – и засмеялась.

Тогда Диленат сразу убежала домой, однако потом ей захотелось еще на них посмотреть, и она стала тайком приходить на мостки в зарослях тростника, если там не было мальчишек или рыбака с удочкой. Русалки ее заметили, они все замечают. Иногда подплывали ближе, что-нибудь говорили. Диленат была настороже и проворно отбегала, чтобы не утащили в воду, если какая-нибудь выныривала возле самых мостков. И в то же время ее к ним так и тянуло. Понемногу начала с ними болтать, как с подружками. Те однажды предупредили: пока не ходи сюда, у нас один из топлянов разлютовался, даже мы не можем найти на него управу.

Эта тварь с черной мордой в кривых наростах, зубастой пастью и будто бы заплесневелыми лошадиными копытами нападала на рыбаков и купальщиков, да еще повадилась вылезать на берег, таскать овец, а касожские маги ничего не могли с ней поделать. В конце концов князь нанял ларвезийских магов. Те топляна прикончили, но цену заломили такую, что князь в полтора раза поднял налоги. Зато Диленат опять начала бегать на мостки, к своим подружкам-из-речки.

Когда ей исполнилось тринадцать, к ней посватался Уджаниш-нуба, владелец богатой лавки. Нестарый, вдобавок недурен собой, и все отзывались о нем с похвалой, как о человеке строгих нравов.

Двух своих прежних жен Уджаниш-нуба удавил, потому что те его опозорили. Первая вышла на улицу купить фиников у разносчика, не опустив закатанные рукава – бесстыдно выставила напоказ голые руки до локтя. Вторая провинилась тем, что поставила перед ним на стол остывшую похлебку – Уджаниш-нуба это тоже счел для себя позором. Диленат боялась, что она его наверняка чем-нибудь рассердит, и тогда ей конец.

Прибежав на мостки за день до свадьбы, она разрыдалась и обо всем рассказала русалкам.

– Тогда иди к нам, – засмеялась старшая из них. – Ты ведь наша, разве ты до сих пор этого не поняла? Иди сюда! – и протянула белую руку с острыми зеленовато-перламутровыми ногтями.

Решив, что лучше в речку, чем умереть в доме Уджаниш-нубы, девочка в последний раз всхлипнула, придвинулась к краю и тоже протянула дрожащую руку.

Русалка рывком сдернула ее с мостков, а в следующий миг с Диленат случилось то, что невозможно ни словами описать, ни с чем-то сравнить. Она даже захлебнуться не успела. Ее как будто вывернуло наизнанку, одновременно внутрь и наружу, закрутило вокруг собственной оси… Это была не боль, другое ощущение, но такое же сильное, как боль. И длилось всего мгновение, а когда все закончилось, она попыталась вдохнуть полной грудью… Но в этом она больше не нуждалась, так же, как и в облепившем ее мокром тряпье.

– Я же говорила, ты наша, – услышала-уловила Диленат – теперь уже бывшая Диленат – когда русалка провела ладонью по ее спине. – И чего ты столько ждала…

А он сидел на берегу и пытался погрузиться в глубину этого дня и этого места – прогретого солнцем, с зелеными, синими и бронзовыми стрекозами, которые ничуть его не боялись, утренними речными запахами, сиянием на воде, тихим шелестом тростника и глиняным чайником на искусно вырезанном плавучем столике. Дотронулся кончиками пальцев: на ощупь чайник был шероховатый и теплый, как будто недавно заваривали. Движение получилось неловкое, одна из маленьких пиал бултыхнулась в воду. Русалки достанут.

Он пытался нырнуть в эту реальность здесь и сейчас так же, как они ныряют в свою стихию – легко, одним махом, но это никак не удавалось. Вот и остается погружаться медленно, все больше входя в резонанс со стрекозами, тростником, речными испарениями, ползущим к зениту солнцем…

Из резонанса его выдернули, встряхнув за плечо:

– Ты где, моя радость?

– Здесь. Процентов на семьдесят, по крайней мере. Мы на работу не опоздали? А то я как будто из времени выпал…

– Еще час до смены, – Тейзург уселся рядом. – Я уже начинаю находить своеобразную прелесть в нашем нынешнем образе жизни. И уже составил список, кого разжалую в чернорабочие… Здесь я устанавливаю правила игры, и заводить свои порядки наперекор моим – непростительная вольность. Венша хороший информатор, но она упускает кое-что из нюансов человеческого общения, так что провести личную инспекцию весьма стоило.

– Собираешься аннексировать Касожу?

Ничуть не растерявшись от неожиданного вопроса, Эдмар развел руками и выдал терпеливо-сочувственную улыбку дипломата, выражающего официальное сожаление по поводу тех действий, которые ему приходится комментировать.

– Ну, а что мне еще остается? Пока Дирвен наслаждался свалившимся на него счастьем, владетели Касожи, Рачалги и Шилиды повели себя некрасиво – начали готовить вторжение в Лярану. Венша, умница, первая забеспокоилась, ее стараниями появился Городской Совет, которого до недавних пор не было. Они организовали ополчение, еще и мастера Бруканнера позвали в консультанты, собирались под его руководством заминировать подступы к городу – вообрази, какая прелесть! Распускать Совет я не стал, пусть будет. И решил, что раз уж у меня столько подданных, ничего трагичного, если их станет еще больше… По отношению к Касоже это с моей стороны жест доброй воли: когда я увел Шеханью, экономика у них совсем захирела, но если эта территория станет моей, придется позаботиться о мелиорации. Мои агенты уже начали готовить почву для того, чтобы местные жители встретили меня, как избавителя от векового угнетения. Не бойся, я не собираюсь учинять массовое кровопролитие – хватит точечных ударов. Восстановлю силы, и тогда навещу соседей… Возьму с собой Лиса с Харменгерой, персоне моего ранга приличествует наносить дипломатические визиты в сопровождении свиты.

– А я тебе тоже местный житель?

– Разумеется, ты же мой наемник, и у тебя, если не забыл, ляранское подданство… М-м, с чего вдруг такой вопрос?

– Я не слышал о том, чтобы русалки рассказывали о себе каждому встречному. Это ведь ты ее попросил? Чтоб я имел представление, какие порядки в Касоже.

– Хантре, я тронут, буквально испытываю умиление – ты наконец-то учишься делать выводы на основе наблюдений, не цепляясь за свою непогрешимую интуицию! Все-таки наше последнее безумное приключение пошло тебе на пользу.

– Кстати о пользе, русалки просили чаю.

– Будет им чай. Вечером, на закате. Если желаешь, можешь к нам присоединиться.

– И кстати об интуиции, ты ведь некоторое время назад собирался меня убить, но теперь передумал. Почему?

Вторым вопросом ему удалось ввергнуть собеседника в замешательство. На секунду-другую, но удалось – судя по тому, как тот сощурил глаза.

– С чего ты взял?

– Увидел. Не тогда, а сейчас. Скажешь, почему?

– Во время наших прежних встреч за пределами Сонхи ты постоянно вынашивал планы меня убить, и я не задавал тебе по этому поводу бестактных вопросов. Проявлял уважение к твоим желаниям, демонстрируя хорошее воспитание и весьма одобряемую в том социуме терпимость. А стоило мне разок об этом подумать – и сразу претензии?

– Мне важно знать, в чем дело.

– Согласись, твое беспардонное вторжение в мою память не могло не разозлить. Это хуже, чем читать без спросу чужую переписку.

– Я должен был выяснить насчет перспектив, перед тем как помогать тебе с Сирафом. И я готов извиниться. Это не главный повод для убийства, было что-то еще.

– Готов, но не извиняешься, очаровательно… И позволь уточнить, в какой форме ты готов извиниться?

– В словесной. Приношу тебе извинения.

– Вот знаешь ли, тебя за одно это хочется убить! Останавливает только то, что тогда в ближайшие пятнадцать-двадцать лет до тебя не доберешься.

– Ты не ответил на мой вопрос. Главный мотив несостоявшегося убийства. Ты ведь ждал от меня какого-то действия… По моим ощущениям, ты не хотел допустить чего-то такого, чего я и сам не хочу. Вот это мне и нужно узнать.

Тейзург молчал. Смотрел на него задумчиво, радужка длинных глаз, обычно насмешливых, а сейчас серьезных, переливалась золотом.

– Ты опасался, что меня может снова сорвать, как недавно в Аленде, и я начну все вокруг разносить, только не вручную, а с магией?

– Не это, – наконец усмехнулся Эдмар. – Думаю, в этом случае я бы сумел с тобой справиться, не прибегая к крайним мерам.

– Тогда почему?

– Хм, после того, что ты учинил в Хиале… Не думал о том, чтобы сменить свою роль в этой реальности? Полагаю, Акетис и Тавше не стали бы возражать, если бы ты присоединился к ним, это укрепило бы их позиции в Сонхи.

– Ты что, всерьез?.. Мало того, что у Кема на этом мозги съехали, так еще и ты туда же… Нет, не думал. И не собираюсь. Оно мне надо?

– Кто тебя до конца знает…

– Да уж точно не ты. Опасался, что я свалю на небеса, и решил на всякий случай пристукнуть – видимо, планировал после того, как мы банковский капитал в надежное место переправим? А когда мы прошвырнулись через Хаос, пришел к выводу, что такой вероятности больше нет, и отменил смертный приговор? Так ты, что ли, ради этого решил уйти Вратами Хаоса – чтобы меня там отделало? Хотя мог же вырубить Дирвена и воспользоваться его амулетами, только не говори, что ты бы не справился. Псих ты, Лиргисо.

Он понял, что произнес все это вслух, уже после того, как замолчал.

– Пойдем работать, а то мастер будет ругаться, – кротко предложил Эдмар.

– Ага, только знаешь, если б у меня и в самом деле были такие планы, как ты подумал, и ты бы меня остановил, я бы потом, когда опомнился, первый сказал бы тебе за это спасибо.

– Вынужден заметить, что сам ты псих, – отозвался Тейзург после паузы.

Двое психов выбрались из тростника и молча направились к охваченному людской суетой городу-миражу в солнечном мареве.

Кемурт теперь уже не подозревал, что их преследуют. Он в этом больше не сомневался.

Вначале пытался связаться с Эдмаром или Хантре – ни тот, ни другой не отвечали, и он решил, что те опять угодили в неприятности. Попробовал достучаться до кого-нибудь из ляранских амулетчиков, состоящих на службе у Тейзурга, тоже никакого результата. А потом отправил мыслевести Хеледике, Зомару, Нелодии, Суно Орвехту, Гренте – всем, с кем хоть раз общался таким способом, и когда никто не отозвался, понял, что в неприятности угодили они со Шнырем.

Оба «Ментальных почтальона» активированы, и заряда у них с хорошим запасом. Может ли быть так, что его мыслевести доходят до адресатов, но что-то мешает ему улавливать ответы?

Классический способ проверки: поскольку у него два «Почтальона», на пробу сам себе отправил мыслевесть – и тут же ее получил: все работает, как часы!

Первым делом подумал на Дирвена: неужели тот опять дорвался до какого-то артефакта, дающего власть над всеми остальными артефактами, и никто больше не может управлять амулетами без его контроля – кроме Кемурта Хонбица, у которого есть «Оберег Таль»?

Хорошо, что не остановился на этой версии, а стал перебирать другие варианты. И экспериментировать, используя комбинации амулетов – на ходу, потому что земля под ногами горит.

В конце концов он «поймал эхо» – то есть, уловил след отраженного импульса. Потом еще раз, и еще… Это называется «эффект зонтика»: импульс уходит, но натыкается на некий магический барьер.

Поначалу Кем обрадовался: судя по всему, Дирвен не имеет к этому отношения, и значит, никакой глобальной крухутаковой задницы… А после дальнейших экспериментов понял, что дела плохи: этот самый «зонтик» вроде бы накрывает не слишком большую территорию, зато перемещается вместе с ними!

Они шагали со всей возможной скоростью, обливаясь потом, выбиваясь из сил, даже при свете солнца – Кемурт завязывал Шнырю глаза и сажал его на закорки. Под ребрами кололо, того и гляди жилы начнут рваться, он до волдырей сбил ноги, но он все равно шагал, как одержимый. Надо выиграть эту гонку, вырваться из зоны действия треклятого «зонтика» и послать мыслевесть Эдмару!

Травяная равнина пошла холмами, впереди замаячили горы. Если это Кабаюн, до границы с людскими землями рукой подать. И в гористой местности можно будет попробовать один фокус, о котором он читал, позволяющий преодолеть «эффект зонтика». Все необходимые для этого амулеты у него есть, лишь бы получилось.

Пока Венша не увидела их, ей бы и в голову не пришло, что какая-то людская затея может околдовать ее без всякого волшебства.

Эти трое появились с очередным караваном, и от остальных переселенцев отличались только тем, что кроме заплечных котомок притащили с собой складную ширму и громоздкий плетеный сундук. Над ними посмеивались: сразу видно, зажиточные люди пожаловали!

Северяне, местные называют таких «бледняками». Бодрый старик, хромой парнишка болезненного вида и бойкая веснушчатая девчонка.

К ним подошли княжеские чиновники, которые ведут учет новоприбывших, и велели предъявить содержимое сундука. Венша в это время находилась в дюжине шагов от них, но обратила внимание на уморительно шокированные физиономии проверяльщиков. Плетеная крышка со стуком захлопнулась, и те двинулись дальше, как будто враз повеселев. Ей тоже захотелось посмотреть, что там, но в этот момент она учуяла едва заметную магию от тюков, которые привез мадрийский торговец, и принялась выяснять, в чем дело. Оказалось, на тюки были наведены чары, чтобы выдать дешевые благовония за не облагаемые ввозной пошлиной сельскохозяйственные удобрения. А на имуществе чудных северян Венша никаких магических следов не заметила, вот и стало ей не до них. Хотя она ошибалась: магия в этом сундуке была – да еще какая!

Несколько дней спустя она снова увидела этих троих на площади Вчерашних Желаний.

Все здешние названия утверждаются княжеским указом, поэтому в Ляране вы не найдете ни Горшечной улицы, ни Навозной, без которых ни один город в соседских землях обойтись не может. Зато здесь есть улица Полуденных Снов, улица Шагов за Спиной, площадь Ночи, переулок Забытой Чашки – Венше все это нравилось больше, чем обычные для людских поселений незатейливые имена, похожие друг на друга, как земляные орехи или неказистые домишки.

Площадь окружали здания в три-четыре этажа, достроенные или почти достроенные, с широкими лестницами и колоннадами, иные из них уже начали красить во все оттенки олосохарского заката, но сейчас работники сделали передышку, чтобы посмотреть представление. Трое северян установили в центре площади потрепанную расписную ширму, и там вовсю шла потеха: у старика на каждой руке надета кукла-перчатка, у его помощников по одной кукле. Время от времени кто-нибудь из них присаживался и торопливо заводил мелодично тренькающую бартогскую шкатулку, а когда понадобилось спеть за страдающего в разлуке с любимой кавалера, старший кукольник взял лежавшую наготове маранчу и под аккомпанемент исполнил арию надтреснутым хрипловатым баритоном.

Венша и в толпе постояла, и зашла с обратной стороны – поглядеть, что у них за ширмой. Так и вилась вокруг в своей наглухо закрытой шелковой усхайбе, голубой с вышитыми мотыльками.

Вовсю пекло, на площади пахло краской, потом, чесноком, вялеными финиками, актеры говорили за кукол разными голосами, зрители издавали одобрительные возгласы и хлопали в ладоши. Очарованная Венша хлопала вместе с ними. В пыльную шляпу у подножия ширмы ей нечего было положить, зато на другой день она сунула туда узелок с хорошим чаем, сахаром и завернутыми в тряпицу сырными лепешками с дворцовой кухни. И доложила о кукольниках Тейзургу, который назначал понравившимся артистам жалование из казны, но тому пока было не до театра: они с рыжим Хантре работали на стройке вместе с поденщиками, чтобы поскорей избавиться от отметин Несотворенного Хаоса.

После четвертого спектакля Венша поняла, чего хочет, и отправилась на базар в Алуду, отпросившись у господина, которого нашла в очереди к котлу с вечерней кашей. Чтобы переговорить, им пришлось отойти в сторонку, а когда Тейзург вернулся на свое место, важный бородатый надсмотрщик зычным голосом велел кашевару: «Этим двоим – видишь, вот этим бледняцким рожам! – накладывай в последнюю очередь, чего со дна выскребешь, потому что они растяпы косорукие и почтения не имеют!» Венша всю дорогу хихикала.

Если в благой для народца стране Исшоде, в рыночном городе Джахагате, торговля идет и при солнечном, и при лунном свете, то в человеческих землях нелюдь устраивает свои базары под покровом ночи – тогда меньше риска, что нагрянут непрошеные гости с заклятьями и амулетами. Алуда находилась в Рачалге, ниже по течению Шеханьи. Этой деревушке повезло остаться при своем рыбном промысле, река поменяла изгиб севернее. В получасе ходьбы от Алуды народец облюбовал площадку для своих торжищ.

Венша тенью скользнула в заросли. Человек увидел бы тут непролазный кустарник, а если бы все-таки полез туда и обнаружил потайной проход – оказался бы в зачарованном месте. Если протиснешься через сквозную расщелину в скале, попадешь в закрытую с трех сторон маленькую долину: чем не базарная площадь?

Скалы серебрились под луной, перемигивались огоньками – зеленоватыми, желтоватыми, голубоватыми, опалово-молочными – по цвету сразу ясно, кому принадлежат шарики-светляки. На невысоких верхушках мерцали радужными переливами крылья флирий и дурно пахнущими темными глыбами громоздились крухутаки. Нынче тут много народца собралось: тускло-зеленоватых шариков амуши больше всего, но хватает и голубых звездочек келтари – они-то ей и нужны.

Сотворив полдюжины светляков, которые закружились у нее над головой, словно мошкара возле фонаря, Венша отправилась смотреть, кто что меняет. Сама тоже явилась на базар не с пустыми руками: заплечная сумка набита вещицами, пожалованными господином. Тот после победы над недругами выкупил в Аленде особняк, на который давно положил глаз, и отдал ей всякую-разную мелочь, которая там нашлась. По здешним меркам она была богачкой.

В зыбком сиянии шариков-светляков скалы искрились слюдяными блестками. По темному шелку реки убегала в ночную даль лунная дорожка. Венша озиралась, высматривая соплеменников. Она пришла сюда в шляпе с затеняющими лицо обвислыми полями и срезанной тульей (чтобы торчала наружу травяная шевелюра), в обычном для амуши балахоне, расшитом мертвыми стрекозами, олосохарским жемчугом и черепами ящериц. И она чуяла, что есть тут кто-то знакомый… Это могут быть подданные Таченак или амуши других окрестных дворов – Венша с ними не ссорилась, а им незачем ссориться с ее покровителем – но может оказаться и кто-нибудь из давних врагов.

Надвинув шляпу на глаза – как и все ее племя, с помощью заклинания она могла видеть сквозь любую ткань, замшу или войлок – Венша оскалилась зубастым полумесяцем. Если посланец Лормы собирается с ней поквитаться, еще посмотрим, кто кого.

А на базаре вовсю шла торговля. На плоских камнях-прилавках разложили свой товар мастера келтари. Малорослые, хрупкие, их длинные белые волосы спереди заплетены в косицы, позади распущены. Мужчины и женщины у них на одно лицо, различаются только вышивкой на туниках. Дерутся они чуть получше чворка, но охотников обижать их раз, два и обчелся: такую ловушку смастерят и зачаруют, что впору будет сказать спасибо, если жив останешься. Ходили слухи, что Лорма в незапамятные времена начала притеснять келтари, в результате на несколько сотен лет застряла в хитроумном капкане и после этого зареклась с ними связываться. Быль это или небыль, Венша не знала, но царица-вурвана недолюбливала мирный беловолосый народец, хотя иной раз что-нибудь им заказывала и расплачивалась по уговору.

Мерцали склеенные из стрекозиных крыльев веера, над ними парила заинтересованная снаяна – то принимала облик длинноволосой девы, то растекалась белесой дымкой. Уж очень ей хотелось взять в руки понравившийся веер, но ее туманные пальцы в мире яви ничего не ухватят, другое дело во сне. Только и остается надеяться, что кому-нибудь такой веер приснится, лишь тогда она сможет им завладеть.

На соседнем валуне сияли причудливые фонарики, сплетенные из бронзовой проволоки или вырезанные из дерева. Тут же посуда в виде птичьих яиц, ракушек, плодов и цветочных бутонов, гребни для русалок и песчанниц, фигурки сандалу для джубов, зачарованные пояса, помогающие поддерживать чары личины, сумки, башмаки, ножи – выбирай, чего твоя заблудшая душа пожелает!

Венша направилась туда, где столпилось большинство покупателей. У этого мастера посуда не стояла на месте, а разгуливала туда-сюда поприлавку. Впереди семенил вперевалку чайник на округлых глиняных ножках, с таким видом, словно точно знает, куда направляется, а за ним, как утята за уткой, четыре чашки – гуськом, крохотными шажочками, все разной формы, но похожи друг на дружку крапчатым окрасом. Люди назвали бы их сервизом. Венша подумала, не купить ли этот сервиз, уж больно забавный. Судя по тому, что все только глазели, продавец заломил цену, но у нее в котомке полно сокровищ, каких здесь не видывали, она может себе это позволить.

Несколько сойгрунов вертелось, высматривая браслеты, но как раз их-то продавцы не выкладывали напоказ, а то с этих прыгунов станется схватить понравившийся и задать стрекача. Условие не позволяет им воровать у людей, зато у другого народца – всегда пожалуйста.

Два джуба с лоснящейся кожей цвета спелых баклажанов устроились со своим товаром в разных концах базара, чтобы не сманивать друг у друга покупателей. Между собой эти любители настольных игр неизменно вежливы и соблюдают неписаный этикет. Они принесли на обмен всякую честно выигранную всячину – джубы всегда играют честно.

Тот, что был в заношенной куфле с разлохмаченными остатками шитья, разложил на тряпице несколько разноцветных плиток сиянской туши, часы-луковку, таинственно мерцающую хрустальную крышку от какой-то людской посудины и три новых кожаных перчатки. Второй, в сюртуке со следами оторванных галунов, сбывал позолоченный мундштук, деревянную гребенку, ложку с эмалевой картинкой на черенке, загадочную механическую штуковину, ощетинившуюся зубьями шестеренок, и пару кожаных стелек. Венша подошла сперва к одному, потом к другому, но у джубов не было того, что она искала.

Оглядев остальные прилавки, она направилась к сидевшим в сторонке мастерам келтари, работавшим на заказ. Те несколько раз переспросили, с магией или без магии – непривычно им было, что кому-то нужны такие изделия без вплетенных чар. Но не объяснять же всем любопытствующим, что она задумала! Келтари обещали управиться к утру: если без колдовства, работа несложная, времени займет немного.

Мучаха с желтой косицей и лицом точь-в-точь человеческим, но несусветно худым, с ввалившимися щеками и выпирающими острыми скулами, сидела на корточках возле своего лотка с лакомствами: тут были и сушеные жуки, и жареные земляные орехи, и вяленые рыбешки, и крохотные горшочки с улитками в меду. Венша набрала всего, заодно поболтала с ней о последних новостях, но та мало что могла рассказать. Это племя малочисленное и скрытное, людей боится как огня, потому что те охотятся за кисточками с хвостов мучах, которые нужны им для зелий и амулетов – а если мучаха останется без кисточки на хвосте, она захворает и умрет. Венше пришло в голову, что люди с точки зрения мучах такие же злыдни, как амуши с точки зрения людей.

Пока они болтали, мимо целеустремленно проскакал сойгрун – оттуда, где тихо плескала в темноте Шеханья, и потом в ту сторону направился джуб с хрустальной крышкой от неведомой посудины. Возле мокрого камня из воды по пояс высунулась русалка, поджидавшая торговца: крышку пристроили. Сойгрун получил за посредничество сразу два браслета – сплетенный из водорослей, с бусиной речного жемчуга, и засаленный кожаный ремешок с медной пряжкой.

– Не видела здесь пришлых амуши, не видела кого-нибудь не из местных? – будто бы невзначай задала Венша главный вопрос.

– Одного видела, – отозвалась мучаха. – Издалека явился, никто его не знает. Где-то здесь бродит.

Хорошо, если враг только один… А может, и не враг, всего лишь странник, которому нет дела до придворной дамы из Ляраны.

– Ты заметила какие-нибудь перемены? По-твоему, что-то с недавних пор стало иначе?

Если разговариваешь с мучахой, вопросы надо повторять дважды на разный лад, иначе она тебя не поймет. Люди знают об этом и с помощью такого приема разоблачают мучах, затесавшихся в человеческое общество – но те тоже не промах и, чтобы себя не выдать, прикидываются глухими.

– Вот уж не скажу, – собеседница неопределенно вильнула длинным голым хвостом с жиденькой кисточкой на конце – он высовывался сбоку из-под ее рваных юбок. – Что-то поменялось, то ли тени от облаков теперь не те, что раньше, то ли от всех стало пахнуть по-другому, от тебя тоже… От амуши пахнет свернувшейся кровью и высохшей на солнцепеке травой, и раньше в твоем запахе было больше крови, а нынче больше травы, но что это значит – поди пойми. А вот люди не изменились, от них держись подальше!

Тут подошел джуб, получивший за хрустальную крышку горсть почернелых серебряных монет со дна реки, а за ним варан-оборотень и двое келтари. Венша со своей едой отсела в сторонку, в тень возле неглубокого пустого грота. Она уже заканчивала трапезу, когда ее окликнули:

– Венш-ш-ша, неужели это ты?..

Ему не удалось застать ее врасплох. Один миг – и она уже на ногах, блеснул в лунном свете выхваченный из кармана серповидный нож.

– Куарри, какая встреча! Век не виделись, и вот ты здесь, ну надо же!

Придворный Лормы отвесил вихлявый шутовской поклон и небрежно вынул двумя пальцами стилет из петельки на своем одеянии. Он носил все тот же грязный балахон, расшитый человеческими зубами и позолоченными улитками. За минувшее время зубов прибавилось.

Венша тоже насмешливо поклонилась: вражда враждой, но когда это мешало игре?

Двигаться они начали одновременно, передразнивая друг друга – ворожба и танцевальные ужимки, не всякая песчанница их перепляшет. А вот с песчаными ведьмами им лучше не встречаться, вошедшая в полную силу песчаная ведьма – для представителей их племени верная погибель.

Решив, что шансы, пожалуй, равны, Венша приободрилась. При дворе Лормы Куарри не принадлежал к числу самых опасных. Он мужчина, она женщина – и что с того? Они ведь не люди, у которых половая принадлежность предполагает большую или меньшую физическую силу.

У амуши все иначе. Забеременев, женщина-амуши на четвертый месяц выталкивает из своего чрева кожистый плод величиной с кулак, который закапывает в потайном месте, защитив отводящими чарами. Вскоре после этого из земли вылезает несколько травинок. День за днем их становится больше, они тянутся вверх, и спрятанный плод тоже растет, а потом из него выбирается, как насекомое из куколки, тощее голенастое существо с травяной шевелюрой.

Если амуши понесет от человека, произойдет то же самое, но во внешности ее ребенка будут людские черты: ступни поменьше, руки покороче, вместо когтей плоские ногти. А человеческие женщины рожают детей от амуши обычным для себя способом, и внешность у тех почти людская, но среди волос на голове попадаются травинки. Из таких полукровок получаются отличные засланцы – главное, намотай платок или тюрбан, да не забывай выдергивать проклюнувшиеся ростки.

Венша, хоть и была дамой, кавалеру Куарри ни в чем не уступала.

– Ладно-ладно, я к тебе с поручением, я всего лишь почтовый голубь! – промолвил тот, растянув безгубый рот в ухмылке до ушей. – Почтальонов не убивают, иначе письма не получишь!

Стилет у него в пальцах так и вертелся, словно блестящее тонконогое насекомое пыталось вырваться на волю. Венша тоже так умела.

– Ядовитое письмо от твоей повелительницы? Ишь, какой чести я удостоилась! И как же ты заставишь меня взять его в руки?

– Письмо не ядовитое и не тебе, а твоему повелителю от моей повелительницы. Если передашь его по назначению, Лорма, возможно, простит твою провинность.

– Она сама об этом сказала?

– Ты ведь хочешь заслужить прощение царицы?

– Ты не ответил на вопрос, любезный Куарри! Она говорила об этом или нет?

– Могу поспорить на три зуба с моего любимого балахона, она имела это в виду.

– Ах, вот как…

Чистокровные амуши лгать не способны, а вурвана хоть правду скажет, хоть соврет, один крухутак ее разберет, так что письмо вполне может оказаться отравленным или зачарованным. Ясно только, что оно и впрямь адресовано Тейзургу. И Венша могла бы поставить трех самых красивых стрекоз со своего балахона против трех самых завалящих зубов с балахона Куарри, что Лорма вовсе не поручала ему передать эпистолу через придворную даму. Небось велела вручить лично князю, но посланец перетрусил, вот и измыслил окольный путь.

– Куарри, недосуг мне с тобой лясы точить. Да и тебе неблизкий путь предстоит – в Лярану, пред очи моего повелителя… Интересно, что будет, если ты попадешься на глаза рыжему магу Хантре, который оч-ч-чень недоволен тем, что вы творили в Аленде? Уйдешь ли оттуда живым, вот вопрос… Ну, да я об этом скоро узнаю.

– Венша, отнеси письмо ты, – поразмыслив, капитулировал оппонент. shy;- Забагдой клянусь, это всего лишь бумажка в запечатанном конверте, для тебя в этом нет ничего опасного!

– А чем отблагодаришь? – ухмыльнулась Венша.

– У меня есть зачарованные корешки сабу для любовного зелья, которое всякого человека заставит поверить, что перед ним не амуши, а нежная пышнотелая девица. Почти всякого, не считая таких, как твой повелитель и его рыжий приятель.

Она фыркнула:

– Оставь себе, вот уж не интересуюсь!

Зачем ей корешки сабу, если она и в своем истинном облике пользуется успехом у демонов Хиалы, стерегущих кофейные плантации в Ляране?

– Тогда чего ты хочешь за эту небольшую услугу?

– Небольшую? По тебе не скажешь… Давай сыграем, будто бы ты крухутак, а я будто бы выиграла у тебя игру в три загадки, да не одну, а целую дюжину?

– Венша, ты хуже Лормы! – возмутился Куарри.

Сторговались на полудюжине вопросов.

Наутро она отправилась в обратный путь. В котомке у нее лежало письмо для Тейзурга, ходячий чайный сервиз, завернутый в тряпье, чтоб не побился в дороге, да еще несколько нужных вещей, изготовленных мастерами келтари. Вдобавок теперь Венша знала, что случилось в тот день, когда она бегала в Нухават – и с ней, и со всем остальным сонхийским народцем.

Этот сон был хуже всех предыдущих вместе взятых, хотя Несотворенный Хаос в этот раз не снился, о нем всего лишь упомянули в разговоре. Но осталось ощущение, что скоро случится что-то непоправимое, а он не смог это предотвратить. Стоило открыть глаза – и олосохарское солнце без остатка спалило неясную картинку, однако это ощущение никуда не делось.

Снилось, что он «у себя дома» – хотя дома он в Сонхи, а в Сонхи у него своего дома нет. Но эта комната была ему хорошо знакома, и тех, кто там находился, он тоже знал. Двое детей лет десяти-одиннадцати – мальчик и девочка, и девушка-подросток постарше, с гривой вьющихся рыжих волос, на кого-то похожая чертами лица. Так и не понял, на кого.

Все трое выглядели угрюмыми.

– Они ничего не смогли сделать, – произнесла старшая. – У них не получилось открыть эти Врата, хотя много раз пробовали. В другие места открываются, а туда нет.

Мальчишка сосредоточенно молчал, словно что-то обдумывал, но до сих пор ничего не придумал. А у младшей девочки было такое выражение, как будто она хочет сказать, но никак не соберется с духом.

– Зибелдон говорит, их туда не пускают, – добавила рыжая. – А Стив пытался выбить эти Врата, но даже он не смог. Должен быть какой-то обходной путь… Если подобрать нужный код доступа, Михас, как ты думаешь?

– Это не код, – насуплено отозвался Михас. – И Стив бы взломал любую прогу, если бы там было что ломать.

Темноволосая девочка с двумя хвостиками и лицом печального мышонка смотрела на них так, словно что-то буквально рвется у нее изнутри, и в то же время ей очень страшно.

– Тим, ты что-то знаешь?

– Да… – она судорожно вздохнула, словно перед прыжком в воду. – Мар, помнишь, я тебе рассказывала… И тебе тоже… Как я играла с крухутаком в три загадки, и он спросил про Врата, а я сказала про Врата Перехода и Врата Хиалы, но то и другое было неправильно… Ну так вот… Эдмар потом сказал, что есть еще третьи Врата.

– Какие?! – почти одновременно выпалили Мар и Михас.

– Они называются Врата Хаоса, – после паузы, словно через силу, прошептала Тим.

«Нет!!!»

Он крикнул это вслух? Во всяком случае, все трое повернулись в его сторону, но он уже их не видел, а видел тростниковый навес, под которым работники прятались от солнца. Пахло потом, давно не стираной одеждой и строительным раствором. Вяло жужжала муха, норовившая сесть кому-нибудь на лицо.

– Кричишь, как будто тебя насилуют, – лениво заметил Эдмар, растянувшийся рядом на истрепанных циновках. – И снова твое любимое «нет», хоть раз бы сказал «да»…

– Да иди ты, – пробормотал Хантре.

Сердце билось так, словно хотело пробить грудную клетку и ускакать подальше.

– Опять Хаос приснился?

– Ага…

Он уже не помнил, что именно было во сне, но его колотила дрожь, как будто окатили ледяной водой.

– А ну, тихо, баламуты! – осадил надсмотрщик. – Без конца порядки нарушаете, да еще в час полуденного отдохновения орете, не даете подремать честным людям, ничего святого для вас нет! Вот достроим княжескую тюрьму, и вас туда первых на жительство определят! Князь наш – великий маг, он все видит… Ишаки безмозглые, только шум поднимать горазды!

Своей руганью он перебудил остальных. Увидев, что работники заворочались, махнул рукой и громогласно рявкнул:

– Вставай, бездельники! Кто рано встает, тот Кадаха радует! Солнышко уже не так палит, за работу!

Дирвена так и подмывало уйти. Бросить этих двух мерзавок, и пусть выбираются отсюда, как хотят. Но раз взялся за дело, доведи до конца – ты же не кто-нибудь, а повелитель амулетов!

Сдержит он свое обещание, но перед тем как они покатятся в Ларвезу, всё им начистоту выскажет. Глодию он многому научил по части работы с артефактами, а она по-прежнему подло отказывает ему в поимелове, и к Мейлат его не подпускает. А та во всем ее слушается, этой вареной рыбешке Щукино покровительство важнее, чем любовь.

Так и пробормотала, глядя на него, как побитая собачонка:

– Я вижу, что я тебе нравлюсь, но я не хочу рассердить Клименду, она ведь против…

Тьфу! И вовсе она ему не нравится, но сгодилась бы за неимением лучшего.

В другой раз, уловив из их перепалки, что раньше они вели семейную жизнь, Мейлат радостно заулыбалась:

– Так вы муж и жена?

– Мы разведены! – в один голос рявкнули бывшие супруги.

Дуреха с тех пор даже глядеть в его сторону избегала.

Вдобавок Глодия не упускала случая наплевать Дирвену в душу. Уже охрип ей доказывать, что он не из этих, и он всегда боролся против этой мерзопакости, мало ли что у него было с Наипервейшей Сволочью – Эдмар сам виноват.

– А если бы ты был не из этих, у тебя бы на парней не вставало! – злорадно выпалила в ответ Щука.

Дура деревенская. Что она понимает в высоких материях…

С горя Дирвен во время стоянок отправлялся бродить по окрестностям – якобы на охоту, за дичью на прокорм щучьему величеству, а на самом деле с тайной надеждой встретить какую-нибудь служаночку из местной деревушки. Хорошо бы не старую и не страхолюдину, но на худой конец сойдет какая угодно. Однажды ему повезло: за излучиной реки, на цветущем зеленом берегу, увидел сразу трех теток, одетых в пеструю рвань.

Тощие, как грабли, но для прислуги народца это обычное дело: в Рофе рабы нарочно ели поменьше, чтоб их самих не сожрали. На вурван и оборотней вроде не похожи. Светлые до блеклой желтизны волосы заплетены в длинные косы. Две постарше, с огрубевшими смуглыми лицами, третья выглядит ровесницей Глодии и Мейлат.

Дирвен выждал, когда младшая отобьется от своих товарок, и окликнул по-сурийски:

– Эй, до вашей деревни далеко?

Девчонка так и подскочила на месте – до сих пор Дирвена скрывал от нее «Мимогляд» – но не бросилась наутек, а уставилась на него с недоумением и опаской.

– Ты здешняя?

Та наморщила лоб, как будто силясь уразуметь, что он сказал. То ли вовсе не знает сурийского, то ли у местных свое наречие.

Попытался объяснить жестами, чего ему надо – и снова повезло, она оказалась понятливая. Укрылись за кустами, чтобы старшие их не увидели. Дирвен глядел на костлявую желтоволосую пигалицу со смесью симпатии и презрения: ну, хоть одна нашлась, которой нужна любовь – и в то же время ясно, что она распоследняя шлюха, раз перед первым встречным ноги раздвигает. Не лучше Хеледики. Он уже кончал, когда почувствовал щекотку на бедре: то ли метелка травы – но с чего бы ей ползать туда-сюда, то ли крупное насекомое…

Отстранился от партнерши с легким отвращением, тяжело дыша, скосил глаза, и тут увидел, что это волосяная кисточка на конце длинного хвоста. По-крысиному голого, изжелта-розоватого… Черты лица, зубы, ушные раковины – все как у людей, а под юбкой хвост!

Шарахнулся от нее с застрявшим в горле воплем. Вмазал бы, но запутался в сползших штанах и упал, а когда перекатился, изготовившись к бою, этой твари уже след простыл. Все три хвостатых тетки прытко удирали, на ходу плетя отводящие чары. Дирвен не стал их преследовать: верный способ себя выдать, а ему это незачем. Иначе гадина поплатилась бы за обман.

Поддернув и застегнув штаны, направился к стоянке, пиная по дороге все, что можно было пнуть. Хотелось ему невтерпеж хоть кого-нибудь поиметь – и поимелово состоялось, но поимел он не годную девицу, а в буквальном смысле «хоть кого-нибудь»! Надо же было на такую засаду нарваться… А виноваты во всем две сволочных недотроги – Щука с Мейлат, да еще Рогатая Госпожа, которая никогда не упустит случая над ним поглумиться.

Ближе к вечеру Венша добралась до города. Закутанная в усхайбу, с котомкой за спиной, она шагала по безлюдной в этот час улице Флирий – ну где еще, кроме Ляраны, может быть улица с таким названием? Из-за недостроенных домов доносился знакомый галдеж: на площади Вчерашних Желаний представление в разгаре. Венша направилась туда напрямик, закоулками, сквозь косые тени и золотистое предзакатное марево.

Ширма на обычном месте, Хурмдье, Шиленанк и Бронжек вовсю плетут свои чары – не имеющие ничего общего с магией, но тем более удивительные.

За минувшее время Венша разузнала, кто они такие и откуда пришли. Старший кукольник, Хурмдье, уроженец далекой горной страны Нангер, застенчивый хромой Бронжек – из Бартоги, а энергичная и решительная, готовая кому угодно дать отпор конопатая Шиленанк – наполовину бартожка, наполовину руфагрийка. Встретились и спелись они чуть больше года тому назад, с тех пор кочуют маленькой труппой, теперь и до Ляраны добрались. Хорошо, что они не сурийцы, для которых нет напасти хуже амуши. И хорошо, что их не было в Аленде, когда подданные Лормы держали в страхе тамошних горожан. А то вдруг поймут, кто такая на самом деле «придворная дама Веншелат» – и захотят ли они тогда с ней знаться?

Играли пьесу про бедного трубочиста, жадного купца и прекрасную цветочницу, второе действие подходило к концу. Обогнув рассевшихся на циновках зрителей, Венша подобралась к ширме с обратной стороны, скинула котомку и украдкой вытащила то, что принесла с базара. Спрятала под свисающими рукавами усхайбы, выжидая подходящего момента. «Непродажную розу» она уже видела и выучила наизусть.

– Ну, так я свидетеля позову, и тогда господин судья в тюрьму тебя посадит! – пригрозил купец трубочисту.

– У нас тоже есть свидетель! – вступилась цветочница. – И пусть это селезень перелетный, он умеет человеческим голосом разговаривать!

– Ихний свидетель-селезень у меня на кухне в кастрюле варится, – сообщил купец, отворотившись к зрителям, а потом вновь повернулся к собеседникам: – И где же ваш хваленый свидетель? Мой уже тут как тут, сейчас он всю правду господину судье расскажет!

За купца и судью играл Хурмдье, за трубочиста и пьянчужку-свидетеля – Бронжек, за цветочницу и селезня – Шиленанк. Подкупленный выпивоха обвинил трубочиста в краже, но тут появилась сбежавшая из кастрюли говорящая утка, и они давай спорить, не позволяя остальным вставить ни слова.

Большинство зрителей знало, что произойдет дальше – но в этот раз дальше произошло то, чего никто не ожидал.

– А я тоже все видел! – квакающим голосом крикнула лягушка в малиновом камзоле, выскочив сбоку из-за ширмы. – Вор он, как есть вор, это он у купчины и кошель, и пирог с капустой спер!

– Да что ты говоришь, ты же бессовестно врешь, тебя там и близко не было, это я все видел! – возразил патлатый долговязый персонаж, похожий на амуши, в одежке из цветных лоскутьев. – Все было честь по чести, купчина сам съел пирог да припрятал кошель, а потом позабыл, а тебя я сейчас палкой по башке огрею!

Если младшие кукольники от такого поворота опешили, то Хурмдье не растерялся.

– А ну, тихо, не то всех скопом посажу в тюрьму! – гаркнул судья. – Итак, у нас есть четыре свидетеля, и сейчас они всё по порядку расскажут, а кто станет говорить не по порядку, того схвачу за пятку и через подвальное окошко в каталажку заброшу! Суд – это вам не игрушки, сначала заслушаем показания господина лягушки!

Зрители хохотали и вопили, отбивая ладоши, артисты вдохновенно импровизировали.

Когда представление закончилось, и народ начал расходиться, старший кукольник обратился к Венше:

– Мое величайшее почтение, госпожа Веншелат! Судя по вашему мастерству, вы не в первый раз играете?

– Как раз таки в первый, – польщено осклабилась под вуалью амуши. – Но не в последний, если вы не против.

– Тогда примите мои поздравления с блистательным дебютом! И хорошо бы нам заранее сюжеты обсудить, да если позволите, погляжу я на ваших кукол – кто еще у вас есть…

Он улыбался, и его плохо выбритый подбородок торчал вперед, как будто подтверждая улыбку, а глаза смотрели проницательно, с чуть заметным прищуром. Возможно, Хурмдье все-таки догадался, кто она такая? Но это ведь не помешает ей участвовать в представлениях…

Ночь уже высыпала из своего рукава сотни серебряных звезд, когда Венша рассталась с кукольниками и направилась к белеющему на холме дворцу, озаренному разноцветными фонарями. Она как будто нашла сокровище – и этим сокровищем оказалась она сама, словно половинку ее души когда-то давным-давно украли и спрятали, подменив на что-то другое, но теперь Венша вернула свою пропажу. И наконец-то она здесь вся целиком, и звезды ей подмигивают, и Хурмдье, Бронжек и Шиленанк ждут ее завтра на репетицию.

Кабаюн вздымался впереди дремлющим ящером, который так долго спит, что на его шкуре уже и лес вырос, и звери-птицы поселились – гнезда свили, норы выкопали. Интересно, когда они роют норы, старый каменный ящер чувствует щекотку?

Запыхавшийся Шнырь думал об этом, чтобы не думать о том, как у него рученьки-ноженьки болят, и как он невтерпеж устал, и какие лютые злыдни гонятся за ними по пятам…

– Немного осталось! – подбадривал Кем. – Давай поднажмем – и там я попробую один фокус, чтобы нас услышали. Должно получиться, Кабаюн на нашей стороне! Главное, не хнычь и не сдавайся. Помнишь, как они в книжке от погони уходили? Вот и мы с тобой так же!

Шнырь в этот момент как раз собирался захныкать, но передумал: если как в книжке, надо держаться героем. Зато потом, когда они вернутся в Аленду, он будет всем-всем об этом рассказывать… Главное, не отставать от Кема, которому придают сил амулеты. Хотя если очень долго шагать без отдыха, уже и амулеты не помогут, можно попросту помереть на ходу после очередного шага.

С тревогой глянув на спутника – все ли с ним в порядке? – Шнырь прохрипел:

– Ты тоже не сдавайся! А когда мы спасемся, ты мне новую книжку почитаешь?

– Обязательно, – тяжело выдохнул амулетчик. – У нас с тобой есть цель – спастись и прочитать книжку! Идем на последний рывок!

Кабаюн уже заслонял полнеба, за его горбом пылал розово-оранжевый закат, постепенно уступая место шоколадным сумеркам. В зарослях лениво перекликались и передразнивали друг друга ночные птицы – им, в отличие от двух беглецов, спешить некуда.

– Опять поскрёбков со дна наложили? – поинтересовался с сочувственной кривоватой усмешкой парень, подсевший к ним после ужина. – Эти шкуродёры глумятся как могут, наживаются на нашем брате…

Ларвезийские слова он не коверкал, но говорил с акцентом. Крупный, сутуловатый, с загорелым квадратным лицом и упрямым взглядом исподлобья. На потный лоб налипли темные пряди. Вроде бартожец, хотя кто его разберет. Он не первый день наблюдал за ними, а заговорил только сегодня.

– В первую очередь кормят тех, кто хорошо работает, – отозвался Хантре.

Насчет качества своей работы он не обольщался. Ему до сих пор не удалось полностью синхронизироваться с реальностью здесь и сейчас. Временами окружающее плывет, поэтому многое получается невпопад. Эдмар не раз украдкой исправлял то, что у него выходило наперекосяк – используя отводящие чары, чтобы надсмотрщики не заметили.

Эдмар вроде бы уже пришел в себя и продолжал батрачить на стройке за компанию с Хантре. Вдобавок ему понравилась роль смутьяна: вернешься во дворец, и этой увлекательной игре наступит конец. Можно, конечно, с той же целью отправиться в Аленду, но вряд ли после недавних событий коллегу Тейзурга встретят там с распростертыми объятиями.

– Ну-ну, утешайся, – снисходительно хмыкнул собеседник. – Ты повторяешь то, что тебе господа в послушную черепушку вложили. А ты знаешь, что сегодня ел на ужин господин Тейзург?

– Поскрёбки кукурузной каши, – брякнул Хантре, покосившись на Эдмара, который уже расправился со своей порцией.

И охнул от боли, получив локтем в ребра.

– Голову ему, болезному, напекло, не соображает, что несет, – доверительно пояснил Эдмар.

– Не соображает, но мыслит правильно. Господин Тейзург возлежит под шелковым балдахином, обжирается деликатесами и пьет вино, которое стоит, как пара новых сапог. А по справедливости заставить бы его работать вместе со всеми да уплетать на ужин пригорелую кашу!

– Думаю, вино, которое пьет господин Тейзург, все же стоит дороже твоих сапог, – кротко возразил князь Ляраны.

– Пожалуй, не меньше, чем три дюжины сапог, – охотно согласился парень. – А босяки гнут на него спину от рассвета до заката, и вы тоже гнете на него спину! Разве это правильно? Как вы, ребята, насчет того, чтобы дать господину пинка по его хваленой заднице и объявить Лярану свободной республикой?

– Может, хорошо бы сначала достроить город и наладить экономику? – спросил Хантре после паузы.

Взаимосвязи, пронизывающие окружающую реальность, по-прежнему не были для него ни устойчивыми, ни единственно возможными. Он и эту идею рассмотрел, как выхваченный из общей нестабильной картины фрагмент – выделив в первую очередь то, что показалось ему существенным.

«Так я и думал, что эта идея найдет у тебя сочувствие. Значит, никаких принципиальных возражений, не считая того, что сейчас, видите ли, момент не самый подходящий? Мило. А ведь я тебя сливками поил…»

Эдмар сидел рядом, почти касаясь плечом его плеча, и все равно мыслевесть он едва уловил – словно далекое эхо. Но уловил ведь! Уже хорошо, раньше и того не было.

– Я говорю не про завтра, власть берут не сгоряча, надо подготовиться. Я, ребята, давно к вам присматриваюсь, и понял, что вы наши люди. Меня зовут Кештарен, я руководитель ляранской ячейки.

– Тебя не так зовут, – заметил Хантре.

– Само собой, не так. Из меня овдеец, как из тебя сиянец, это мое здешнее имя. Готовы вступить в наши ряды?

– Хоть сейчас, – с энтузиазмом отозвался Тейзург. – Только без него. Сам видишь, он чокнутый. Так вы и в самом деле собираетесь дать пинка по заднице сильнейшему в Сонхи магу?

– Против любого мага найдется свое оружие, – туманно и многозначительно обронил Кештарен.

– Я участвую.

– Ладно, Джамо, мы с тобой еще потолкуем без лишних ушей. Я тебя потом сам найду.

Эдмар пошел в чернорабочие под именем Джамо, а Хантре – под именем Бельдо.

Их собеседник поднялся, вперевалку побрел мимо сидевших кучками работников, исчез за углом.

– Придется следить за радужкой, – ухмыльнулся Тейзург. – Жаль будет, если я себя выдам, эта игра обещает быть восхитительной. Готов поспорить, он потребует, чтобы в доказательство своей преданности я прикончил ненужного свидетеля – то есть, тебя, и тогда Бельдо Руки-из-Задницы придется исчезнуть. Не обижайся, но меня, как генерального бенефициара ляранского проекта, не может не радовать то, что профнепригодный работник перестанет вносить свою сомнительную лепту в трудовой процесс. Займешься другим делом.

– Каким? – с подозрением спросил Хантре.

– Ты не находишь, что здесь творится бардак?

– А ты только сейчас это заметил?

Они сидели возле стены, пахнущей нагретым за день камнем и подсохшим строительным раствором. Хантре смотрел, не отрываясь, на полосатое небо в просвете длинной улицы, уже затопленной сумраком. Смотреть надо так, чтоб оно не слоилось на спектры, которые нормальным человеческим зрением видеть не положено… Расстройство психики – вроде так это называется? Рассудок в порядке, зато восприятие плывет.

– Ляране нужна полиция. Кто-то должен пресекать уголовщину и стоять на страже закона, не обессудь за высокий штиль. Ты займешься подбором кадров. Не хочу доверять эту задачу новоявленному Городскому Совету, когда у меня есть ты. Видишь ли, я ценю коррупционеров и умею находить с ними общий язык, но одно дело – коррупционер в Ларвезе или в Бартоге, и совсем другое – коррупционер в моем личном княжестве. Надеюсь, улавливаешь разницу?

– Честно говоря, нет. Коррупция – она везде коррупция, хоть в Ларвезе, хоть в Ляране, хоть на северном полюсе.

– Гм, сам понимаю, что требую от тебя слишком многого… Объясню так, как объяснил бы пятилетнему ребенку: коррупционер в Ларвезе или в Бартоге – мой союзник, потому что в своей игре с местными властями я использую его в своих интересах. А коррупционер в Ляране для меня помеха, потому что здесь я сам местная власть. Куда ж от них денешься, но мне бы хотелось, чтобы в ляранской полиции их было по крайней мере не слишком много. Будет грустно, если стражи порядка столкуются с ворьем, которое уже завелось в моем городе. Ты ведь справишься?

– Да.

Конкретная задача, требующая внимания, дисциплины и тесного взаимодействия с окружающей реальностью. Не хуже физического труда на стройке. И он как будто не понаслышке знает, какие функции выполняет полиция и как она должна работать… Что-то такое у него уже было по ту сторону непроглядной снежной пелены, поглотившей его жизнь до Сонхи.

– Прекрасно, тогда в ближайшее время вступишь в должность префекта полиции Ляраны – после того как несчастный Бельдо будет принесен в жертву грядущему торжеству пока не знаю чего. По бокалу хорошего вина, за твое назначение?

– Предлагаешь достать его здесь из кладовки и спалиться? – сощурился Хантре.

Это соображение вернуло его в реальность без остатка. Ненадолго, но вернуло.

– Отойдем подальше и спрячемся в пустом доме. Прикрытие я обеспечу. Идем!

Двое оборванцев, глава княжества и без пяти минут префект полиции, направились вглубь темных закоулков. Улица Лазурного Моря уводила наискось от гаснущего разноцветного заката. Голубые и перламутровые мозаики на фасадах пока только подразумевались, а завелись ли в недостроенных домах какие-нибудь морские призраки – или пусть не морские, а хотя бы тоскующие о недостижимых морях – этого даже Хантре не мог бы сказать.

На перекрестке белела мраморная чаша, из постамента посередине торчали трубы с навинченными заглушками. Эдмар еще не определился с эскизом, тем временем в будущий фонтан намело песка: Олосохар не терпит пустот.

Хантре присел на гладкий бортик, до сих пор хранящий дневное тепло. Сейчас что-то сорвется, как стрела с тетивы… Он почувствовал это за секунду до того, как пришла мыслевесть – обоим сразу:

«Эдмар, Хантре, нас со всех сторон обложили! Вы меня слышите?!»

Ответил Тейзург:

«Кем, где вы? И почему раньше молчал?»

«Они блокировали мыслевести, я дозваться не мог! Мы дошли до Кабаюна, здесь помог один финт… Сможете нас забрать?!»

«Кто вас обложил?»

«Твари Лормы. С ними ли Дирвен, не знаю».

«Как донесла моя агентура, Дирвен от Лормы сбежал. Хотя могли поймать…»

«Забирайте нас скорее!»

– Идем за ними! – Хантре рывком, так что на миг весь окружающий мир пошел рябью, поднялся с бортика. – Открывай ты, я могу открыть не туда.

– Не здесь же, – прошипел Тейзург, схватив его за плечо и увлекая к ближайшей подворотне. – А то увидят нас за этим непотребным занятием, и тогда меня в заговорщики не возьмут.

Двор окружала арочная галерея, похожая в потемках на новенькую театральную декорацию с вычерченными по лекалу проемами. Под ногами песок вперемешку с битым камнем. Не запнуться бы… Что-то неуклюже шарахнулось и заковыляло прочь. Одного цвета с песком, похоже на краба. Где еще он видел сухопутных крабов? Где-то же видел… Но в Сонхи он дома, какое ему дело до морских и сухопутных тварей, обитающих не в Сонхи… Что-то с ним не так, вроде бы Кем что-то говорил ему на эту тему, но он почему-то забыл, что именно.

Эдмар уже открывал Врата Хиалы. По тропам Нижнего Мира они в два счета доберутся до плоскогорья Кабаюн на границе Исшоды и Очалги.

Посреди двора соткалась из ничего зыбкая арка, за которой клубилась мгла. И в этой мгле что-то переплеталось, шевелилось, перетекало… Как будто сплошной клубок червей толщиной с фонарный столб shy; shy;- гладких, лоснящихся, желтовато-белесых, без конца и без начала. В следующее мгновение эта пакость заполнила собой всю арку сверху донизу, не оставив ни единого просвета. Накатила вонь заброшенной выгребной ямы.

– Вуагобу, – с отвращением процедил Тейзург. – И надо же, чтоб именно он… Хотя это предсказуемо, он союзник Лормы. Было бы странно, если б наша красавица за столько лет не обзавелась приятелями в Хиале.

Арка растаяла вместе со своим обитателем, а воздух во внутреннем дворике остался смрадным и затхлым, словно за проемами и за балюстрадой галереи громоздились кучи мусора, невидимые в потемках.

– Прорвемся? – спросил Хантре.

Время уходит. Толчками, сгустками, как кровь из вскрытой вены. Пока неясно, но они могут не успеть.

– Не прорвемся, – Эдмар скривился – с откровенной злостью и в то же время с долей рисовки. – Эта тварь хуже Тугорры, которого ты красиво порешил, находясь в невменяемом состоянии. Разве что ты сможешь вызвать то состояние целенаправленно, только это вряд ли. С Вуагобу мы даже вдвоем не справимся. Но у меня есть запасной вариант… Помнишь замок Конгат, как ты оттуда Кема вытаскивал? Используем по назначению «Тихий крот», ради которого мы провернули ту операцию. Можно сказать, Кем для себя старался.

– Так «Тихий крот» у тебя? Я думал, он достался Дирвену.

– Когда мы бросились в заворот, я успел вернуть его в кладовку.

Эдмар сделал небрежный жест, словно брал что-то с полки – и у него в руке оказалась знакомая Хантре плоская шкатулка размером с книгу, на крышке черные елки на мозаичном фоне.

– Чем это поможет?

– Перетащим его оттуда сюда, не сходя с места. Расчищай площадку, надо нарисовать круг.

«Кем, вас еще не поймали?»

«Пока нет, но они близко! Со всех сторон! Они вроде поняли, что я связался…»

«Немного времени есть? Прекрасно, тогда остановись и нарисуй на земле замкнутую окружность. Лучше ножом, но сойдет и острый камень. Когда закончишь, не выпускай нож, на землю не клади. Действуй!»

– Почему – его? – спросил Хантре, расшвыривая обломки. – Их же двое!

– Поэтому я и хотел через Хиалу. Кема вытащим, он держал шкатулку в руках, «Тихий крот» его запомнил. Но нет гарантии, что этот фокус сработает для Шныря. Впрочем, посмотрим.

– Надо забрать обоих.

– А я разве против?! – огрызнулся Тейзург, вонзая в песок тускло блеснувший нож. – Шнырь представляет для меня большую ценность, чем Кемурт, безнадежно спятивший на почве снизошедшего на него просветления. Но выбирать не приходится. Я экспериментировал, и переместить таким способом кого-то из народца ни разу не удавалось. Только людей.

«Кем, нарисовал круг?»

«Да!»

«Пусть Шнырь сядет тебе на спину, и скажи ему, чтобы крепко за тебя держался».

«Ага, да, сейчас… Мы готовы! Теперь что делать?»

«Теперь займи позицию посередине, и на счет три, одновременно со мной, вонзи нож в центр своего круга. Точно в центр. Небольшая погрешность допустима, но лучше без нее».

Бросив Хантре: «ты постой снаружи», он положил шкатулку на песок. Не в центральной точке – немного сместив в сторону. На шаг отступил, поглядел и чуть передвинул. Откинул крышку с цветной картинкой. Хантре так и не увидел, что там внутри. Да скорее всего, ничего там и не было.

«Кем, приготовились! – опустившись на одно колено, скомандовал Тейзург. – Один… Два… Три!»

На счет «три» он всадил нож в центр круга, и что-то лязгнуло, как будто металл наткнулся на металл. Эдмар погрузил туда по локоть другую руку – легко, словно в воду или в рыхлый сугроб – его плечо дернулось, и в следующее мгновение на площадке посреди темного двора сидело уже два человека.

Два человека. Без гнупи.

Кем ошалело озирался. Взъерошенный, потный, грязный, с редкой юношеской щетиной на подбородке и запавшими, как у больного, глазами.

– Где я? – прохрипел он.

– В Ляране, – отозвался Хантре. – А Шнырь?..

– Значит, не получилось, – раздосадовано заметил Эдмар, закрывая и убирая в свою кладовку «Тихий крот». – Жаль.

– Он же за меня держался, на спине у меня сидел… – потеряно вымолвил Кемурт. – Почему… Можно его тоже оттуда забрать?!

– Не получится. Поверь, мне в самом деле жаль. Буду рад, если он сумеет удрать.

– Не может быть, чтобы никаких шансов…

– Может. Сплошь и рядом бывает.

А Хантре тем временем открывал Врата Хиалы – но там без перемен, Вуагобу по-прежнему за порогом. Закрыть и снова открыть, и снова с тем же результатом… Но если будет хотя бы небольшой зазор, чтобы перекинуться и проскочить мимо этой погани…

Вонь гниющих разделанных туш, закисших помоев, вековой плесени, и за каждой новой аркой – влажно лоснящаяся живая плетенка, текучая, вызывающая головокружение.

– Не продолжай, – сочувственно бросил Эдмар после шестого или седьмого раза. – Вуагобу необъятен, он заблокировал все окрестности. Еще и силу твою жрет, кто ж от такого удовольствия откажется. Уймись, наконец, хватит его кормить.

– Я хочу прорваться к Шнырю.

Новые Врата, и опять за ними эта дрянь. Он понимал, что Вуагобу даже через порог может атаковать, и был настороже, но удар пришел не из зева Нижнего Мира, а со спины. Даже не удар – легкий тычок в основание шеи. Его подхватили, не дав упасть, а дальше все окружающее начало проваливаться в темноту, теряя плотность и очертания, рассыпаясь на молекулы…

Как же так: Шнырь ведь сидел у Кема на закорках, изо всех сил вцепился в его запыленную пропотевшую одежку, даже успел заранее обрадоваться спасению – и тут Кем внезапно исчез. Будто бы выскользнул, в мгновение ока съежился до размеров горошины, и его уже нет. Только валяется нож, которым он нарисовал на высохшей земле круг. А с высоты глядит тонкорогий месяц: любопытно ему, что случится дальше.

Ножик Шнырь подобрал, вдруг пригодится. И припустил со всех ног в ту сторону, куда укатилось солнце, отправившееся ночевать во владения Пса Анвахо.

Не мог же Кем его бросить… И господин Тейзург не мог его бросить, он ведь знает, что Шнырь самый верный из его слуг. Если что-то вышло не так, они же все равно за ним вернутся, они же понимают, что иначе он пропадет! А сейчас надо мчаться во весь дух, пока не поймали. И Шнырь мчался один-одинешенек, вверх-вниз по каменистым склонам. Звезды наверху перемигивались – небось уже успели побиться друг с дружкой об заклад, сцапают его или нет.

Погоня до поры, до времени не показывалась на глаза. Лишь изредка он замечал, что левее или правее несется почти вровень с ним белесый скелет о шести лапах, с вытянутой зубастой мордой, или катятся клубками мрака шары величиной с тележное колесо. Его преследовали стиги и скумоны. Амуши отстали, где этим долговязым орясинам угнаться за прытким гнупи! Он от самого Дирвена ушел, и от этих уйдет…

Улепетывал налегке, всё свое нехитрое бродяжье имущество они еще раньше побросали, оставив только нож да фляжку с водой shy;- то и другое у Кема на поясе. И еще у амулетчика был арсенал, рассованный по карманам. А у Шныря висел на шее кожаный мешочек с его собственным амулетом, подарком Крысиного Вора.

Эта штуковина была страсть какая красивая: высохшие крысиные лапки и хвост, обрезки кожи, корешки с нанизанными цветными бусинками, темные камушки-зрачки, да еще неведомо чьи клыки, пожелтелые и кривые – и все это спутано-склеено вместе. Шнырь, бывало, доставал и любовался, потом бережно прятал обратно. Ворюга сказал, это вира за крыску, но свою крыску, беззаконно заброшенную на крышу сарая, Шнырь все равно ему не простил.

Рыжий еще брякнул, мол-де амулет защищает от гнева и глупости начальства, однако это было бессовестное вранье, чтобы возвести поклеп на доброго Шнырева господина. Когда маленький гнупи показал свое сокровище тетушке Старый Башмак (только ей и показал, а то ведь каждому захочется!), та поглядела, помолчала в раздумье и промолвила: «Не для этого твой оберег предназначен, а для чего – никак не могу ухватить, вильнет хвостом да исчезнет. Чую только, что он тебе пригодится. Не расставайся с ним, держи при себе».

Вначале он собирался найти надежное потайное место, чтобы не отобрали, но раз мудрая тухурва велела держать при себе, последовал ее совету. Смастерил мешочек на тесемке, чтоб этакая красотища никому в глаза не бросалась, и стал носить на груди под курточкой.

Кабаюн – старое каменное царство. Бывают горы и повыше, в нахлобученных снежных шапках и тысячелетних ледяных панцирях, про них написано в книжке, которую читал ему Кем. Пусть Кабаюн до них не дорос – хе-хе, он рядом с теми поднебесными кручами, как гнупи рядом с человеком! – здесь тоже были и верхушки, и расщелины, и обрывы. Вот бы попалась речка, и через нее мостик – от амуши он тогда запросто улизнет, им Условие не позволяет переходить по мосту через текучую воду, зато для черноголового народца такого запрета нет. Правда, скумоны и стиги все равно не отстанут, но смекалистый Шнырь придумает, как их перехитрить.

Несподручно бежать с ножом наперевес, он ведь на человеческую руку рассчитан, а для гнупи длиннющий. Пару раз чуть на него не напоролся, прыгая со склона по зубьям-уступам, но все равно не бросил. А ну как понадобится, если амуши его настигнут? У этих пугал крови в жилах всего ничего, зато кровь у них первостатейно волшебная!Коли тебе доведется отведать хоть каплю этой крови, обретешь небывалую силу – тяжеленный валун с места сдвинешь, помчишься как ветер, стенку лбом прошибешь. Только для этого надо быть кем-нибудь из народца, на человека не подействует, не то ушлые маги давно бы уже переловили всех долговязых ради ихней чудодейственной кровушки.

Хватает этой силы ненадолго, но чтоб уйти от погони – в самый раз. Когда наступал час правдивых сказок, об этом говорили и тетушка Весёлое Веретено, и тетушка Старый Башмак, и другие тухурвы. И всякий гнупи знал стишок-считалку:

Кто амуши кровь слизнет,

Чудо-силу обретет.

Перепало – не зевай,

Что есть мочи убегай!

Ежели загонят в угол, он пырнет амуши ножом, чтобы брызнула кровь. Только в тех же сказках говорится, что пустить им кровь непросто. Обычно у них сухие раны – все равно, что стебель рассечь, сукровица не в счет.

Уж он постарается, изо всех сил ударит! Но лучше бы просто убежать от них, лучше бы за следующей горкой оказался мост…

Ни выбеленные лунным светом костяные ящеры, ни еле видные, как сгустки тьмы в ночи, шары-кровососы на беглеца не нападали. Злыдни, которые их послали, хотели захватить храброго Шныря живьем, чтобы замучить и слопать без соли. А стиги и скумоны если набросятся, растерзают в клочья, до того они жадные и безмозглые.

Шнырь подивился, что Лорма не отправила в погоню сойгрунов, эти бы в два счета его поймали. Но хватит и таких загонщиков: когда взойдет солнце, глаза начнут слезиться, и он уже не сможет так прытко удирать, тут-то его и настигнут.

Он чуял, что развязка близка. Пропадет он один-одинешенек, бросили его на лютую смерть, а он-то думал, что они с Кемом друзья, как в той книжке… Тут же мелькнуло, что вовсе Кем его не бросал, наоборот – на спину посадил, чтобы с собой забрать, и если бы не помешало какое-то непонятное колдовство, они бы спаслись вместе. Подумал об этом, но в следующий миг эту мысль вытеснила горькая обида: бросил, бросил… Так оно и думалось – то одно, то другое, словно мячик прыг-скок.

Все это мельтешило в голове на бегу, главное – мчаться без остановки! И не потерять нож, это будет последний шанс, если амуши его схватят.

Когда округлые шерстистые горы замаячили на границе земли и неба, Кем сказал: «Кабаюн с нами заодно». Может, и заодно, может, и подвернулась бы спасительная лазейка, будь у Шныря хоть немного времени, чтобы перевести дух да осмотреться. А то ведь злыдни висят на пятках, только и остается улепетывать сломя голову… Ну, и кончилось тем, что его загнали в тупик.

Попытался взбежать по отвесному каменному склону, как умеют только гнупи, которые досаждают по ночам горожанам, топоча по стенкам. Всего-то на два своих роста не дотянул до верхушки – сил не хватило, он же полночи драпал без передышки!

Свалившись вниз, Шнырь всхлипнул, схватил упавший рядом нож, приподнялся на четвереньках – и обнаружил, что его взяли в кольцо зубастые скелеты о шести лапах и зловещие темные шары, самый большой из которых был выше его макушки, а самый мелкий размером с яблоко. Будь он человеком, враз бы накинулись, но гнупи не их добыча, им с него никакой сытости.

От скумонов, которые катались вокруг, шурша мелкими камешками, пахло свернувшейся кровью, а от застывших, как изваяния, стигов – только старой высохшей костью. С этими не договоришься, они и разговаривать-то не умеют.

Шнырь сидел в окружении, тяжело дыша, и все поджилки у него тряслись от огромного, как ночное небо, страха. Отчаянно надеялся, что вот-вот появятся господин Тейзург с Крысиным Вором, разгонят всех оглоедов… Но вместо них из темноты появились долговязые пугала в обтрепанных балахонах, с глумливыми ухмылками до ушей и серебрящимися в лунном свете травяными космами.

– Ах ты, бедняжка, – просюсюкал один из них, у которого свисала с подола нарезанная ленточками бахрома из человечьей, судя по запаху, кожи. – Бросили тебя твои друзья?

Так и есть, бросили. Господин Тейзург возьмет заместо него другого гнупи на побегушках, а о Шныре все и думать забудут – и господин, и рыжий, и Кем, иначе давно бы его отсюда забрали.

– Для людей такие, как ты, все равно что мухи или комары, – продолжил амуши притворно сочувственным тоном, присев напротив. – Тебя предали, на кой ты им сдался? Ты их забавлял, за это тебя и держали, но для людей что один гнупи, что другой – никакой разницы.

Это была истинная правда, и Шнырю хотелось расплакаться, но это не помешало ему привести в исполнение заранее придуманный план. Он ведь уже успел приготовиться. Ринулся на врага, словно пружиной подброшенный, и вонзил нож под ключицу над засаленным воротом балахона.

В следующий миг его вздернули в воздух, а потом шмякнули о землю. Звякнул отлетевший нож.

– Неплохая попытка, – заметил собеседник, тронув длинным когтистым пальцем порез, из которого выступило чуть-чуть сукровицы. – А я-то думал, зачем такому маленькому гнупи такой большой ножик? Вот зачем! Учтем, учтем… Это тебе тоже зачтется.

– Полезай в мешок! – приказал другой амуши, в балахоне, украшенном мертвыми бабочками, позеленелыми монетками и рыболовными крючками. – Раз-два, полезай!

Шнырь затравленно зыркнул по сторонам, изготовившись дать деру, но злыдни окружали его со всех сторон.

Амуши подобрал нож и широко ухмыльнулся:

– С чего начнем, с ушей или с твоего разнесчастного вислого носа? Три-четыре, полезай!

Шнырь подчинился, заполз в вонючий пыльный мешок, а то ведь на месте покромсают.

Несли его долго. Порой кололи и щипали сквозь мешковину. Он жалобно вскрикивал, но куда больнее было думать, что его и впрямь предали, бросили, все-все его бросили, никому он не нужен, и никто слезинки не прольет, когда его горемычные косточки будут мокнуть под дождем и сохнуть на солнце. Или, быть может, его все-таки спасут в последний момент?..

Пленника вытряхнули из мешка во дворе одинокой заброшенной постройки, мимо которой они с Кемом проходили минувшим вечером. Каменная кладка в пятнах копоти, словно здесь что-то сгорело. Дырявая крыша с птичьими гнездами пронизана звездными лучами. Из проема тянет загаженным курятником: похоже, тут повадились ночевать крухутаки, но сейчас ни одного нет дома – пернатые оракулы, которые всё про всех знают, предпочитали держаться подальше от Лормы с ее неблагой свитой. Глинобитный забор большей частью развалился, а то, что осталось, оплетено горным вьюном, лишь поэтому не рассыпается.

Шнырь сразу навострился тикануть через ближайший пролом. Пока тащили в мешке, он успел отдохнуть, а от страха у него завсегда крылья на пятках вырастали – сами Великие Псы не догонят! Но злыдни оказались из догадливых, мигом схватили за руки, за ноги, посадили на цепь. И давай гримасничать, дразниться, куражиться, словно над пойманным зверьком.

Цепь была ржавая, но толстая, одним концом она цеплялась за вбитое в стену кольцо, другим за браслет у него на лодыжке. Надежно сработанное хозяйство: был бы напильник, и то пришлось бы пилить целую восьмицу. Наверное, в прошлом тутошние жители держали на цепи собаку или кого-то еще.

Мучительный ужас заполнил Шныря от макушки до пят – словно какое-то постороннее существо без спросу влезло в твою шкуру и холодит кровь, трясет поджилки, напускает в голову зыбкого стылого тумана, захватывая все больше места, заставляя тебя сжиматься в бессильный комок. Глумившиеся над ним амуши вполовину старались напрасно: из-за этого всеядного ужаса, который нельзя израсходовать, стремглав улепетывая, Шнырь почти не слушал, как над ним издеваются. Сидел, будто сломанная кукла – с той разницей, что куклы не дрожат.

Уже начинало светать, когда со стороны Исшоды послышалось звяканье бубенчиков, и на склоне показался паланкин. Несли его люди, по пояс голые, лоснящиеся от пота. Бежали рысцой, тяжело дыша. Гнупи издали почуял, что они зачарованы. Следом трусило еще полторы дюжины человек в худой одежке, их окружали амуши – погонщики и охрана. Катившийся сбоку скумон попытался прыгнуть на крайнего пленника, но один из амуши сбил его метким пинком.

Шнырь смекнул, что эта обмороченная толпа здесь не просто так: запас еды для Лормы. И стало ему совсем худо, гнупи-то ей схарчить и вовсе минутное дело. Хотя вурваны не охочи до народца, им человечину подавай. Но кто помешает этим злыдням замучить его до смерти?

На Лорме была корона с ажурной золотой маской, прикрывающей лицо, и богатое старинное платье, кое-где испачканное засохшей кровью. Зубья короны украшены рубинами и жемчугами, а узоры маски изображают людей, которых казнят разными способами.

Амуши разложили походный стульчик с вытертым бархатным сидением, и царица уселась напротив Шныря, которому стало еще страшнее: раз она расположилась со всеми удобствами, это затянется надолго.

– Ты знаешь, что ты сделал, дрянная букашка? – прозвучал из-под маски презрительный мелодичный голос.

– Пощадите сиротинушку, милостивая прекрасная госпожа, ничегошеньки я не сделал! – заканючил Шнырь. – Ежели в той пещере были ваши сокровища, я взял совсем чуть-чуть, и то после выкинул, только прикажите – вернусь по своему следу и все найду! Не знал я, что это ваш клад. Не провинился я перед вами ни в чем, не гневайтесь! А что мы от вашего слуги Дирвена сбежали, так он же сам нас отпустил… И по дороге мы ничего ненашенского не присвоили, только подножным кормом питались, ни в какие ваши дела не лезли, поэтому сиротинушке невдомек, за что вы изволите гневаться…

– Хватит! – оборвала царица, и одно из ее пугал-прихлебал отвесило ему пинка.

Лорма принялась задавать вопросы, а если он медлил с ответом, амуши его пинали, да так, что он скулил от боли. Все-все без утайки выложил. А чего ему утаивать, коли он никакой пакости ей не учинил?

Посередине допроса вурвана проголодалась. Сняла золотую маску с короной, отдала подержать кривляке-амуши с мертвыми жуками и замызганными атласными бантиками на балахоне, а сама выдернула из сидевший на карачках толпы девчонку и впилась ей в горло. Жертва под конец словно проснулась – забилась, застонала, да где ж ей вырваться из цепких костлявых рук древней нежити? Лицо у Лормы вначале было, как у ссохшегося трупа, но за время трапезы постепенно разгладилось, налилось жизнью: можно подумать, перед тобой натуральная восемнадцатилетняя барышня.

Когда она отшвырнула девчонку, та еще шевелилась, но ее тут же облепили скумоны, точно мухи выброшенный кусок требухи: перепало им кой-чего за верную службу.

– Я никогда не видывал девицы прекрасней, чем вы! – расчетливо проскулил Шнырь, надеясь подольститься к вурване.

Та хмыкнула и продолжила допрос. Начала выпытывать про господина Тейзурга и Крысиного Вора. Шнырь осторожничал, чтобы не разбудить смертельное господское заклятье, и она как будто понимала, в чем дело, вопросы задавала все больше окольные. Хотя от пинков это не спасало – отвешивали то справа, то слева, у него уже все нутро болело.

– Ты мерзкая жалкая букашка, – процедила царица с отвращением. – За то, что ты сделал, тебя осталось только раздавить… Медленно раздавить, начиная с пальчиков на ногах, чтобы ты подольше корчился от боли, чтобы тебе было еще хуже, чем мне!

– Да я же ничего не сде…

Новый пинок оборвал его отчаянный возглас.

– Займитесь им! – бросила Лорма, поднявшись со стула. – Сначала обыщите, вдруг у него есть что-нибудь ценное.

Поманив из покорной толпы парня с безвольно поникшей головой, она повисла на нем и давай угощаться – зло, жадно, взахлеб, роняя на подол капли крови, словно ей было невтерпеж худо, и только еда могла ее утешить.

А на Шныря, который давился всхлипами и от ужаса даже разрыдаться по-настоящему не мог, набросились ее прихлебалы, стащили деревянные башмаки, порвали на лоскутья зеленую курточку.

– А это что? – один из них стянул с него через голову шнурок с заветным мешочком. – Ну-ка, посмотрим…

И вытащил крысиный амулет, подарок рыжего ворюги.

– Не трожь… – просипел Шнырь, глотая слезы. – Не твое!

Хоть и приговорили его к лютой казни, не мог он смириться с тем, что его опять бессовестно грабят.

– Было твое, стало мое, – ухмыльнулся амуши. – Прелестная подвеска… А ну-ка, отними!.. Утю-тю!..

И начал вертеть крысиным амулетом перед носом у несчастного пленника. Шнырь, не отдавая себе отчета, что делает – ему бы сейчас в ногах у них валяться, пощады просить, хотя все равно не пощадят – ухватил свое сокровище, потянул к себе, но патлатый изверг сжал покрепче и тоже потянул к себе.

Предмет спора хрустнул.

Одна половинка осталась у гнупи, другая у его мучителя. Рассыпались клыки, покатились крохотные бусинки, отвалился хвост, похожий на засушенный корешок – вместе с кусочком кожи, к которому был приклеен и примотан нитками.

Но амулет-то был непростой, не абы где найденный! Шнырь ведь получил из рук Крысиного Вора – наглого и несговорчивого Хватантре Коварнайдо, которого хоть запугивай, хоть приманивай, все равно сделает по-своему, потому что никакой закон ему не писан. К чему он прикоснулся, то несет на себе отпечаток его зловредной натуры – этак о нем высказался один из демонов Хиалы, после того что он у них на плато Тугоррат учинил.

Ничего удивительного, что раздербаненный амулет поранил обоих спорщиков. Шныря лишь чуток царапнуло, зато амуши острый костяной обломок вонзился глубоко в ладонь, пропорол до кровищи. На землю упала тяжелая, темная с прозеленью капля…

Как бы маленький гнупи ни трясся от страха, он не был бы тем самым находчивым Шнырем, если б не воспользовался моментом!

Амуши скорчил гримасу, уставился с дурашливым изумлением на свою пострадавшую руку, а пленник тем временем упал на четвереньки и слизнул каплю чудодейственной крови. Другие злыдни не успели его остановить.

По жилам Шныря как будто промчался животворный огонь. Забыв о том, что посажен на цепь, он рванулся вперед – и цепь лопнула, словно была балаганным реквизитом из картонных колечек. Гнупи бросился наутек.

Он летел, как выпущенный из арбалета болт, ног под собой не чуя, даже боли от пинков и щипков больше не чувствовал. На изгибе замшелой каменной хребтины оглянулся, жмурясь на восходящее солнце: зубастые стиги и шары-кровопийцы увязались за ним, трое-четверо амуши тоже кинулись в погоню – небось Лорма прогневается, оттаскает их за травяные патлы, а то и вовсе казнит заместо неуловимого Шныря. Надо от них оторваться, пока заемная силушка не иссякла. Хорошо, что солнце не слепит зенки, а жарит в затылок, от дневного света кровь амуши не спасает.

Склоны, валуны, а кое-где и кустарник, сквозь который он с треском проносился напролом, не обращая внимания на царапины. Вишь ты, как выручил его своим подарком Крысиный Вор… За это можно и крыску простить, но не вслух, а про себя, на словах он и дальше будет припоминать рыжему разбойнику его беззаконное деяние. Лишь бы убежать от злыдней, что ж они никак не отстанут, даже как будто нагоняют…

Силушка постепенно таяла, зато Кабаюн ближе к своей сердцевине стал похож на настоящие горы, хотя и не шибко великие: тут тебе и кручи, и разломы – ежели повезет перескочить через ущелье, которое преследователи враз одолеть не смогут, он оставит их с носом. Пока те станут искать обходные пути, карабкаться вниз, потом вверх, ловкий Шнырь будет уже далеко.

Сбоку щелкнули зубы стига. Он отчаянным прыжком ушел в сторону и метнулся вверх по краю расщелины – туда, где она расширялась. Амуши нагоняют, но он их всех перехитрит… Он перескочит, а они не перескочат…

Вот как раз подходящее место! Заложив петлю, Шнырь с разгона сиганул на ту сторону – почти вслепую, наперерез неистовому утреннему солнцу.

В следующий миг что-то ударило его в спину промеж лопаток, и вначале он даже получил дополнительное ускорение, а потом полетел кувырком вниз, как сбитый из рогатки воробей, успев подумать: «Как же так…»

Клыки и когти против неумолимо сжимающихся текучих колец, против лоснящейся твердокаменной шкуры…

Тейзург, вырубивший его предательским ударом, хотел «как лучше». В этот раз как лучше и получилось: пока его бессознательное тело несли к белеющему в скудном свете месяца дворцу, он сам – бестелесная сущность, в звериной ипостаси – насмерть сцепился с сущностью, которую называли Вуагобу. Так даже проще, не рябит в глазах и тошнота не подкатывает – это все реакция человеческих органов чувств, которые в такой схватке только помеха.

Сожрать противника Вуагобу не пытался – для него это будет хуже любого яда. Вместо этого норовил раздавить, а он остервенело вгрызался и рвал, одновременно стараясь пробиться к Шнырю. В какой-то миг вроде бы получилось что-то сделать – сам не понял, что именно, и было ли это по-настоящему или померещилось. Некогда разбираться, он тут же снова набросился с утробным рычанием на древнего, как мир, червя-паразита. Вуагобу вырос до необъятных размеров: слишком многие его кормили, сами того не сознавая, да и сейчас вовсю кормят. Но это не значит, что он неуязвим для когтей и клыков.

В конце концов Вуагобу понял, что прикончить разъяренного кота ему не светит, и убрался прочь. Расчетливая гадина. На то, чтобы ее преследовать, сил не осталось.

Потрепанный кот захромал в тумане в противоположную сторону. Он вышел из себя, а теперь дело за тем, чтобы в себя вернуться… Вокруг ничего определенного, но это все-таки не Хаос, он у себя дома, в Сонхи он в два счета найдет дорогу. Беда в том, что «сил не осталось» – это для него сейчас не метафора, а исчерпывающая характеристика текущего момента.

Сменил ипостась. Не помогло. Все же он пытался идти, с неимоверным трудом, шатаясь и проваливаясь на каждом шагу в разверзающиеся пустоты, как будто постепенно растворяясь в тумане. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут кто-то подставил плечо, закинул оцепенелую руку себе на шею, и его решительно потащили вперед, в нужном направлении.

Вскоре туман начал редеть, и он почувствовал себя в большей степени существующим, чем некоторое время назад. Потеря присутствия здесь – все равно, что потеря крови, когда ты в человеческом теле.

До Шныря сейчас не дотянуться, но если он все-таки смог что-то сделать – это уже сделано, а если не смог – уже поздно.

Теперь он разглядел того, кто его тащит. Вернее, ту. Чуть вздернутый нос, веснушки, небольшой упрямый подбородок. Пушистые волосы, цветом как древесный ствол на солнце, заплетены в толстую косу. Одета как лекарка, в серо-зеленую тунику и такие же штаны. Есть в ней что-то от Зинты. Или, скорее, наоборот – это в Зинте есть что-то от нее.

Почувствовав взгляд, она остановилась, повернула голову, продолжая его поддерживать. Глаза у нее были зеленые – не с прозеленью, а по-настоящему зеленые, словно молодая листва в месяц Флейты. У людей в Сонхи радужки такого цвета не бывает. Впрочем, она ведь не человек. Во всяком случае, не больше, чем он.

– Очнулся? Куда тебя проводить?

– Куда угодно… – слова выговаривались с трудом. – Можно в кафе… В чайную наверху, оттуда точно найду путь обратно.

– Тогда пошли, – она снова поволокла его вперед, фыркнула: – Ты как всегда, обязательно во что-нибудь вляпаешься.

Они давно знакомы. Целую вечность не виделись. Всегда относились друг к другу с большой симпатией, зато и разногласия у них были принципиальные: в прошлом, бывало, спорили до хрипоты, но хоть бы на самую малость ее позиция изменилась… Наверное, она про него думала то же самое.

До нужного места добрались быстро. В одиночку он бы туда шел и шел, а ей для этого понадобилось всего-то две дюжины шагов.

Треугольные белые столики-лепестки, за стеклянными стенами небесный простор. Смутно вспомнилось, что в прежней жизни – вернее, в этой, но до Сонхи – у него было любимое кафе на крыше высотки в центре города. Впечатление мелькнуло сверкнувшей в воздухе дождевой каплей: то ли и впрямь что-то такое было, то ли когда-то приснилось.

– Хорошо здесь. Только без приглашения сюда не попадешь, – она озиралась, веснушки золотились в льющемся со всех сторон солнечном свете – или, может, не солнечном, но очень на него похожем.

– Я же говорил, приходи сюда в любое время. Давно говорил, но это приглашение без срока давности.

– А этот мерзавец, которого я недавно лечила от похмелья, заблокировал вход для всех, кого он определил в посторонние. Тоже давно, но уже после того, как ты сказал.

– Сейчас… – он сосредоточился. – Готово, для тебя блокировка снята.

– Ух ты, спасибо! Мне здесь нравится. И время здесь еле течет, это особенно хорошо, можно отдохнуть. Ты по-прежнему так думаешь?

Сразу понял, о чем она, словно только вчера в последний раз спорили.

– Да, я по-прежнему считаю, что субъект религиозного культа в ответе за действия своих фанатиков и примазавшихся манипуляторов.

– И что ты предлагаешь делать? Если принцип невмешательства – побоку, последствия могут оказаться еще хуже исходной ситуации. И ты об этом знаешь, но смириться не можешь.

– Поэтому мое место там.

На дискуссию не было сил, да и толку дискутировать, раз каждый и дальше будет стоять на своем.

– Что с тобой сделаешь, если ты так решил. Главное, не расходуй силы без остатка, вот как в этот раз. Видишь, что у тебя в чашке?

У него там был туман. Вроде бы вечерний. А у нее – хороший зеленый чай без всяких затей.

– Шнырь…

– О нем позаботятся. Только уже не я. Ну, ты понял.

Он кивнул.

После паузы – она пила свой чай, он смотрел на свой туман, который никак не хотел превращаться в кофе – она негромко сказала:

– Иногда пытаешься сделать что-то хорошее, а в результате получается… Я надеялась, что будет по-другому, а они…

– Молона?

Теперь уже она молча кивнула. Потом неохотно произнесла:

– Человеческий фактор, будь он неладен. Я надеялась, что они откажутся от Накопителей и станут поменьше паразитировать друг на друге, но они так исказили исходный посыл…

– Зато у них нет колоний. И школы для всех.

– Колоний у них и раньше не было. А школы – это да, хоть с этим вышло, как надо.

Что-то его беспокоило, все больше и больше, словно жужжание неумолимого механизма или камешек в ботинке. Но это был не звук и не тактильное ощущение. Очертания предметов в иные моменты слегка расплывались, и как будто две картинки накладывались друг на друга.

– Тебя пытаются откачать, – пояснила его собеседница, допив чай. – Решили, что ты умираешь – еще бы, после драки с Вуагобу. Отовгер только что попросил у меня силы, я не могу ему отказать. Рада была повидаться.

– Я тоже.

– Что – ты тоже? – спросил с театральным надрывом занявший ее место Эдмар. – Тоже нанижешь на иголки, как энтомолог свои коллекционные экземпляры, весь неблагой двор Лормы, а потом на целую вечность отправишься утешаться в сумеречное царство китонских грибочков? Как это мило с твоей стороны…

Самое главное, что Шнырь уцелел! Думал, конец, а вот и нет: остался живехонек, и ему почти не больно.

В тех местах, которыми он ударялся, пока летел вниз, прилепились небольшие темные комочки – это, что ли, репьи такие местные? Там, где они есть, ноют ушибы, но не сильно, запросто можно вытерпеть, а в остальном все в порядке.

Только головой он, видать, знатно шибанулся: что-то сделалось со зрением – будто мир вокруг больше не цветной, а серый и зыбкий. Но это ведь не насовсем? Когда он вернется в Аленду, тетушка Старый Башмак сварит для него нужное лечебное зелье, и он станет видеть как раньше. А пока так даже лучше, солнечный свет глаза не режет. Хотя солнца и не видно: утонуло в водянисто-серой хмари, словно вовсе его нету. Но главное, что Шнырь уцелел.

Он выполз на четвереньках из-под каменного уступа и огляделся. Попытался принюхаться, но здесь ничем не пахло. Или это он перестал чувствовать запахи, потому что стукнулся? Вот же угораздило… Потрогал нос: на месте, не расквашен всмятку, чуток болит.

Ишь ты, сюда еще кто-то свалился… Этому повезло меньше: голова вдребезги, аж мозги разлетелись, точно каша из разбитой миски. И ни одного крухутака рядом. Прозевали, хе-хе! Жалко, что это не амуши, кто-то мелковатый. Небось шастал по своим делам, а тут погоня, а он испугался и бежать, ну и сгинул ни за грош – потому что был не такой ловкий, как Шнырь.

В Аленде, ежели случится какая-нибудь оказия, он вместе с остальными глазел на трупы, но посмотреть вблизи на этого мертвяка ему нисколечки не хотелось. Главное, что он сам жив-здоров.

Наверху в сером мареве что-то зашевелилось, и он снова забился под уступ. Надо переждать, когда амуши уйдут, и потом уже выбираться.

Слуги Лормы переговаривались, их голоса еле доносились, как сквозь ватное одеяло. Глядели они не туда, куда надо, а на разбившегося бедолагу. Небось думают, что это и есть Шнырь.

Потом он уловил, что наверху плетется заклятье, и вниз медленно, как осенний лист, опустилось что-то вроде отвратительной черной кляксы или раскоряченного паука. Раньше он не видел заклятий, только чуял – чтобы их увидеть, надо быть тухурвой, а не гнупи. А нынче видит, потому что ушибся, и от удара у него в голове случился какой-то вывих, но тетушкино зелье все поправит, главное – добраться до дома.

Шнырь замер: лишь бы эта жуть его не заметила. Клякса-раскоряка вначале опустилась на незнамо чей труп – хе-хе, тоже перепутала! – но потом уверенно двинулась в его сторону.

Самое время драпануть, да куда отсюда драпанешь… Он съежился и затаил дыхание – хотя и перед этим не дышал, не иначе от страха дыханье сперло, еще когда падал. И держался изо всех сил, чтобы не выдать себя рвущимся из нутра отчаянным воплем.

Прозрачную, как темный студень, кляксу с шипами-отростками отделяло от него расстояние в несколько пядей, когда сбоку вынырнула белая змея с небесно-голубым хохолком, цап эту пакость – и та скукожилась, вмиг истаяла.

– Вовремя я успела, – произнес голос, похожий на перезвон колокольчиков. – Вылезай, Шнырь.

Перед носом у него извивались щупальца, атласно-белые с голубыми венчиками – то, что он принял за змею, тоже было щупальцем – выше они сплетались в юбку-колокол, из которой стеблем вырастал женский торс, одетый в перламутровую чешую. Фарфорово-белое лицо, почти человеческое – люди называют такие лица красивыми – только ресницы не по-людски ветвистые, лазурно-голубые, и в придачу узкие губы того же цвета. А глаза прозрачные, как хрусталь. Волосы белесые, толстые, змеящиеся… Да это и есть змеи, одни переплелись меж собой, другие свисают, шевелятся, зыркают по сторонам голубыми эмалевыми бусинками, и все это вместе похоже на замысловатую прическу знатной дамы. Руки точь-в-точь как у людей, но с длинными зеркально-голубыми когтями. Только она здесь и была яркая, посреди наводящей тоску серой мглы.

Сметливый Шнырь сразу понял, что видит перед собой важную персону из высших демонов, и угодливо перед ней склонился. Небось она из тех, с кем Шнырёв господин дружбу водит – он так и знал, что добрый господин не бросит его в беде!

– Я Лазурная Ласма. Сто тридцать четвертая… Я пришла за тобой.

– Вас, госпожа, прислал господин Тейзург? – почтительно спросил маленький гнупи.

– Нет, не Тейзург.

– Тогда, значит, князь Серебряный Лис?

– И не трепло Лис. Я ведь представилась, как положено, назвала тебе свой порядковый номер…

Она глядела так, словно он должен сам о чем-то догадаться, а он молчал, переминался с ноги на ногу. Внутри все похолодело, съежилось в ноющий комок. Пусть он самый догадливый среди гнупи, сейчас он ни о чем не хотел догадываться. Лучше бы залезть обратно под камень, зажмуриться, заткнуть уши, отсидеться, пока Лазурная Ласма не уйдет, а потом домой, тетушка тухурва что-нибудь придумает…

– Отпустите сиротинушку, милостивая госпожа, – захныкал Шнырь. – Я же ничегошеньки не сделал, Условий не нарушал, а они давай меня ловить, на цепь посадили, хотели казнить, да я убежал, а теперь вы обратили на меня свой взор, хотя я ни в чем перед вами не провинился…

– Я твой персональный провожатый, мне поручено сопроводить тебя на новое место, – произнесла Лазурная Ласма с официальной прохладцей.

– На какое место? – тихим, как будто истаявшим голосом спросил гнупи, испугавшись пуще прежнего.

– Ты заслужил право выбора. Аленда, Жофеньяла, Сутам, Карбагет – в каком городе ты хочешь жить? Я намерена покончить с этим делом безотлагательно, а то еще сбежишь, а мне отчитываться.

– Аленда, госпожа, я ведь тамошний! – Шнырь чуток приободрился. – Уж как я буду благодарить вашу милость, ежели подсобите горемычному сиротинушке вернуться в Аленду, еженощо буду вспоминать да благодарить, век не забуду такой великой милости!

– Забудешь раньше, чем солнце сядет – и наш разговор, и меня. Прекрасно, идем в Аленду. Есть у меня там еще одно дельце, два яблочка сшибу одним камнем.

Про яблочки – это всего лишь присказка, но о чем Ласма толкует? Хорошо бы не о том, чего надо бояться…

– Я же взаправду ничего не сделал! – на всякий случай напомнил Шнырь.

– Сделал. Вы с Кемуртом вместе сделали, но ты об этом еще не знаешь. Когда Кемурт унес тебя из пещеры, а ты дополз до него с фляжкой, вы тем самым разрушили древнее проклятье, которым Лорма когда-то связала сонхийский народец. Чтобы его снять, человек должен был бескорыстно спасти представителя зловредного народца, а представитель зловредного народца – бескорыстно спасти человека. Ваша общая заслуга велика, но твоя все же немного побольше. Кемурт всегда был добрым парнем, однако для гнупи это небывалый поступок. Я бы сказала, невозможный, но нельзя назвать невозможным то, что хотя бы единожды произошло. Решающую роль сыграл ты.

– Тогда понятно, с чего они так разлютовались, – пробормотал ошеломленный Шнырь. – Ежели я им, выходит, так знатно напакостил! А тот мертвяцкий клубок, который от речки за мной тащился, значится, и был тем самым проклятьем? И что теперь?

– Теперь народец Сонхи свободен от наведенного Лормой людоедского морока. Число ее подданных убавилось, еще бы она не захотела с тобой поквитаться. Сойгруны, которые были у нее в услужении, сначала выследили вас, но потом разбежались, она больше не может их контролировать. Часть амуши осталась – амуши разные, как и люди, однако многие из них решили, что лучше без нее, и ушли.

Ласма говорила с одобрением – похоже, хвалила его, и он воспрянул духом. Но тут же подумал, что ему несдобровать, царица-вурвана никогда ему этого не простит.

– Если эти злыдни меня найдут, пропала моя головушка!

– Не найдут. Там, куда я тебя отведу, ты будешь в безопасности.

– А что еще там будет? – поинтересовался он осторожно, словно проверяя на прочность хрусткий ледок, затянувший в месяц Топора воду под мостом.

– А чего ты хочешь? Ты заслужил награду.

– Правда?.. Тогда можно сделать так, чтобы я снова стал видеть все цветное, как раньше, и нюхать запахи – можно меня вылечить?

– Обещаю, что сегодня же до полудня к тебе вернется и зрение, и обоняние, и осязание, и все остальное.

– Вот хорошо! – он шумно вздохнул от облегчения, хотя получилось не по-настоящему, а как будто он притворился, что вздыхает.

– И способность дышать тоже вернется, – негромко добавила Ласма. – Скажи-ка мне, чего ты хочешь больше всего на свете?

Поразмыслив, Шнырь выпалил:

– Раз я совершил неслыханный подвиг, хочу, чтобы про доблестного и находчивого Шныря повсюду сказки рассказывали, и чтобы в книжках обо мне написали!

– За этим дело не станет. Чего ты хочешь для себя?

– Хочу научиться читать книжки, в которых всякие интересные истории…

– Научишься.

– Правда? Ух, как это будет хорошо!

– А еще чего хочешь?

– Собаку завести… Наше племя не держит домашних животных, но если бы мне за мою великую заслугу…

– Думаю, для этого не будет никаких препятствий.

– Уж я свою собаку никогда не выгоню, даже если она совсем старая станет!

– Твое третье заветное желание? – глядя на него сверху вниз непроницаемыми хрустальными глазами, осведомилась Лазурная Ласма.

– Еще я хочу… Чтобы злыдни всякие ничего не могли мне сделать, чтоб не бояться больше ни амуши, ни магов-экзорцистов! – он понимал, что хватил через край, заговорил о неосуществимом, но она же сама спросила о заветном желании.

– Гм… Не вижу в этом ничего невозможного. Скажи-ка мне, кем надо быть, чтобы не бояться ни амуши, ни экзорцистов?

Он насупился:

– Кем-нибудь могущественным, ясное дело.

– А конкретней?

Шнырь упрямо молчал, глядя под ноги, на мелкие серые камешки.

– Сейчас мы с тобой отправимся в Аленду, где ты научишься читать, заведешь собаку и станешь тем, кому не страшны ни амуши, ни экзорцисты. Только сначала избавься от всего лишнего.

– От чего?..

У него же никакого имущества больше нет – и курточку, и башмаки отобрали.

– От этого, – Ласма ткнула острым лазурным когтем в один из висевших на нем темных комков. – Незачем брать с собой отболевшую боль, вредно для здоровья.

– Так они же не болят, только прицепились ко мне, как репьи, – пробормотал Шнырь.

Начал отрывать и выкидывать. Комки расплывались в воздухе.

– С головы сними, – подсказала Ласма.

На голове оказались даже не репьи, а сплошная лепешка. Словно сунулся для смеху в миску с тестом, которую хозяйка забыла прикрыть на ночь, а потом тесто засохло шапочкой. Словоплёт и Дергун однажды такое учинили, пришлось им бегать на канал отмываться, хотя была уже поздняя осень.

– Я бы тебе посоветовала еще и жалость к себе выкинуть. Сейчас как раз подходящий момент, чтоб одним махом с этим покончить.

– Как же я ее выкину?.. – буркнул Шнырь. – И кто меня, горемычного, пожалеет, если не я сам?

– Мое дело порекомендовать. Что ж, идем в Аленду, нас там заждались.

Ласма протянула атласно-белую руку с изящными длинными пальцами, и он подал ей свою маленькую пятерню, с которой только что снял аж три комочка-репья. Мелькнула догадка, что вот теперь по макушку увяз, не переиграешь: она не смогла бы уволочь его силком, все зависит от того, дашь или не дашь ей руку…

Ущелье исказилось, точно в кривом зеркале, каменные стенки раздвинулись перекошенными декорациями – и Шнырь с его провожатой очутились на городской улице. Вокруг все цветное, но неяркое, и до того хорошо, словно сидишь с чашкой сливок в тепле и уюте. В домах приветливо желтеют янтарные окошки, в сине-сиреневом небе тихонько звенят и подмигивают друг дружке звезды. Молодой месяц заманчиво серебрит черепичные крыши – по таким крышам славно кататься зимой, когда они скользкие: скатишься, потом взбежишь по стенке наверх и снова скатишься, веселуха… Только откуда взялся месяц, если только что было утро?

– Что это за место, милостивая госпожа?

– Это добрый путь, Шнырь. Один из них.

Дальше он помалкивал. И так ясно, что с ним случилось, если он идет добрым путем, и его ведет за руку Лазурная Ласма – сто тридцать четвертый демон-спутник бога смерти Акетиса.

Кемурт убито растянулся на раскладной бартогской койке, в комнате, куда его отвели ласковые служанки. Он здесь, а Шнырь там. Он сделал всё, что мог – или не всё?

Да какая разница – всё, не всё, это ведь мысли о том, как ты будешь выглядеть в собственных глазах, а тому, кто остался там, это ничем не поможет.

Хантре чуть не отдал концы, и надо было видеть лицо Эдмара – он же круче всех, опытнее всех, может одним выверенным прикосновением отправить человека в глубокий обморок, но не убить… Однако в этот раз он, судя по результату, едва не сплавил свою жертву в серые пределы. Отовгер, лекарь под дланью, даже призвав силу Тавше, не сразу сумел привести Хантре в чувство. После этого выяснилось, что тварь по имени Вуагобу убралась прочь, никто больше не подстерегает их за Вратами Хиалы, но рыжий лежал пластом и ничем помочь не мог, лекарь погрузил его в целебный сон, а поисковая ворожба Эдмара не сработала.

– Боюсь, что все кончено, – процедил тот, зло щурясь. – Досадно…

И ушел сидеть около Хантре.

Кемурт хотел спросить: «Досадно – это единственное слово, которое у тебя нашлось?» – но глянул на бледное треугольное лицо с ввалившимися щеками, то ли человеческое, то ли змеиное, враз не скажешь, и промолчал. Не решился.

Кемурта повели мыться, потом в опочивальню, он ковылял, кривясь от боли – ноги в кровавых волдырях, сбиты до мяса. Уже взошло солнце, белые стены сияли, девушки прикрыли жалюзи. Он глотал слезы, глядя на потолок с незаконченной росписью, изображавшей рыбий хоровод.

«Я сплю», – понял он, когда рыбы и каракатицы начали плавать по штукатурке туда-сюда. Во сне, как и наяву, горели воспаленные веки, в горле застрял горький ком.

– Кем!.. Кем, слышишь меня?!

Он повернул голову: посреди комнаты стоял худенький темноволосый мальчишка лет семи-восьми.

– Кем, чего уставился, как на невидаль? Это же я!

– Шнырь?.. Ты… Ты же… Ты где?..

– Здесь. Сказали, зайди в любую дверь, и в его сон попадешь, только ненадолго, я и зашел… Когда ты исчез, меня сперва поймали, но я убежал. А потом расшибся, мне вдогонку чем-то кинули. Зато живой им не достался, – мальчишка шмыгнул носом совсем по-шнырёвски.

– Я не знал, что исчезну… Мы пытались к тебе пробиться, но Врата Хиалы были заблокированы.

– Я про это уже знаю. Передай рыжему, что я все-таки простил его за крыску. И хорошо, что они тебя не поймали. Потом узнаешь, как важнецки мы им насолили, а сейчас мне пора. Мне сказали, что я буду жить в Аленде и научусь читать книжки. Вот будет славно, если мы с тобой когда-нибудь опять встретимся!

Он шагнул назад – и вот уже посреди комнаты никого, пол разлинован теневыми и солнечными полосками.

– Шнырь… – хрипло произнес Кем, утирая мокрое от пота и слез лицо.

Что это было – сон, не сон?

А потом они оказались на выцветшей, будто бы невзаправдашней улице, смутно Шнырю знакомой. Когда он был… Ну, то есть, когда с ним все было в порядке, случалось ему здесь пробегать.

В Аленде уже наступило утро, хотя Кем говорил, что солнце там всходит позже, чем в Исшоде. Дворник орудовал метлой, проехал фургон с нарисованными на парусине кренделями, попадались прохожие – только все это словно ненастоящее, даже незачем сторониться, чтоб на тебя не налетели. Хотя на самом-то деле это он сейчас ненастоящий. Шнырь пригорюнился.

– Почти пришли.

Лазурная Ласма не шагала по булыжной мостовой, а скорее плыла, скользила, извивая нижние щупальца. После того как она разрешила повидаться с Кемом, Шнырь уже меньше перед ней робел. Ничего худого она ему не сделает – о чем говорила, то и будет. Помощники Акетиса при исполнении не врут.

– Милостивая госпожа, а можно, вы меня к госпоже Зинте отведете? – попросил он, искательно глядя на нее снизу вверх. – Уж она-то всякого вылечит…

– Не к Зинте, там место занято. Но тебе тоже достанется неплохой вариант. Нам сюда.

Дома в два-три этажа, не бедные, не богатые, с черепичными крышами и окнами в частых переплетах. В одном домишке все окна были распахнуты, и двери настежь. Внутри то протяжно стонали, то ненадолго унимались, то снова давай стонать. Сквозь Ласму и Шныря проехал экипаж – слабое дуновение, не более того. Когда остановился, оттуда выбралась грузная женщина в лекарской одежке, за ней парнишка с саквояжем, бегом исчезли в доме. Шнырь нутром чуял, что все это не сулит ему ничего хорошего.

Они вошли следом за лекаркой и ее помощником. Внутри все двери тоже были открыты, шкафы нараспашку, ящики комодов выдвинуты. На кухне со всех кастрюль сняты крышки. Старуха с беспокойным лицом распутывала узлы на завязках висевшего на гвозде фартука, бормоча молитву.

Ласма и Шнырь поднялись на второй этаж, вошли в комнату, где суетились люди возле кого-то на кровати.

– Мы ничего не можем сделать, – докладывал новоприбывшей лекарке другой лекарь.

– Все открыли, все развязали, никакого толку! – плаксиво встряла растрепанная тетка. – За ведьмой послали, так она еще не пришла…

А Шнырь во все глаза уставился на потолок: они, что ли, не видят, кто у них там сидит?!

В первый момент это существо можно было принять за громадную летучую мышь, а присмотришься – вроде человек на корточках, только вниз головой, и кутается не в перепончатые крылья, а в серый, как дождевая хмарь, плащ. Из рукавов выпростаны мускулистые руки с набухшими жилами, ладони сведены вместе, когтистые пальцы сплетены в замок. Ясно, что ничего здесь не сдвинется с мертвой точки, хоть ты все дверцы в доме пооткрывай и все узлы поразвязывай. Мудрые тухурвы рассказывали о таких шепотом да с оглядкой.

Шнырь втянул голову в плечи. И хотелось ему задать стрекача, и слабость накатила от великого страха. А существо при их появлении оттолкнулось от потолка, не расцепляя рук, легко перекувырнулось в воздухе и выпрямилось перед Лазурной Ласмой. За спиной, наискосяк, блеснул длинный изогнутый клинок – туманный, просвечивающий. Под капюшоном бледное пятно лица, тоже как будто слепленного из загустевшего тумана.

– Долго же вы шли! – донесся из-под капюшона хриплый голос. – Мне поручено изловить Чавдо Мулмонга, а не ее угробить. И так еле удерживаю, а если приведут сильную ведьму или мага, еще надвое, чья возьмет.

– Мы уже здесь, Охотница, – успокоила Ласма. – Этот на замену, присмотри за ним.

И тенью скользнула в толпу, но через мгновение вернулась, держа за шкирку отвратного вида тварь, которая барахталась, норовя вырваться. Охотница с явным облегчением расцепила пальцы, встряхнула кистями, словно они занемели. Народ в углу оживился. «Идет-идет, поднатужься! – донесся властный голос старшей лекарки. – Давай, девочка, постарайся…»

Шнырь разглядел, кого притащила сто тридцать четвертая помощница Акетиса – точь-в-точь здоровенную раскормленную вошь – и невольно отпрянул.

– Держи свою добычу! – Ласма швырнула мерзкого паразита демону с клинком за спиной.

Вошь затрепыхалась, точно пыталась улететь, но ее мигом сгребла землисто-серая когтистая ручища.

– Думал, Чавдо, ты самый умный? – осклабилась Охотница. – Думал, нас можно перехитрить? Заметать следы ты умеешь, заранее приготовился. Но ты же не считал тех, кого обрек на мучения, довел до нищеты, подтолкнул к самоубийству, а их было много, очень много… Все они взывали к справедливости – взывали к нам, не надеясь на людскую справедливость. Из их горя сплелась моя ловчая сеть, из их боли свилась путеводная нить, которая привела меня сюда, не пришлось тебя долго искать.

И сунула добычу в рукав.

– Ты чуть не опоздала, – бросила она Ласме вместо благодарности.

Шнырь на шажок отступил, потом еще на шажок. Если важные персоны о нем забудут, может, и получится тикануть, и бегом до тетушки Старый Башмак или до тетушки Весёлое Веретено, уж они ему как-нибудь подсобят, тухурвы много всякогоумеют…

Тут его взгляд зацепился за растение на подоконнике – ишь ты, звездолянка лапчатая, он такую во сне видел! Только во сне она была пышная и раскидистая, а у этой всего-то три листочка из горшка торчат. Зато горшок точь-в-точь тот самый, приснившийся.

– Шнырь! – повернулась к нему Лазурная Ласма.

– Гляньте, что здесь! – он показал пальцем на звездолянку.

– Ты чего ждешь? Пошел!

Влепила подзатыльник – и он полетел кубарем прямо туда, где хлопотали над кем-то лекари…

7. Трое в лодке

Зинту выпустили из лечебницы под честное слово, что она не станет больше искать приключений по глухим закоулкам. Жрецы Милосердной так ее пристыдили – сквозь землю бы провалилась. А Суно дал ей «Ментальный почтальон»:

– Это тебе для связи с моими порученцами. Если увидишь, что творится беззаконное насилие, мимо которого пройти не можешь, сразу им сообщай. А сама на рожон не лезь, очень тебя прошу. Окаянные князья Хиалы, знаешь ли, не каждый день по нашим улицам разгуливают.

– Лис не окаянный, – не поднимая глаз, возразила Зинта. – Он не такой, как другие демоны.

Жрецы уже ушли, они сидели вдвоем в комнате с лиственно-солнечной завесой в окне. На сине-бело-коричневых квадратах скатерти трепетали тени яблоневых веток. Было хорошо и уютно, только шов возле левого подреберья немного тянуло.

– Вот и я о том же.

Осунувшееся лицо Орвехта, как будто постаревшее после смуты, повышения по службе и навалившихся новых обязанностей, стало задумчивым, с оттенком неясной тревоги.

– В чем дело? – насторожилась Зинта.

– Да что-то непонятное с этим Лисом. Словно подкинули загадку, которую не могу разгадать. Хотя прецеденты бывали, и наш знакомец, скорее всего, пойдет на службу к Акетису, а мы с тобой счастливые очевидцы сего феномена.

Рассуждая о перспективах Серебряного Лиса, Орвехт привычным движением, словно подписывал документы, рисовал в воздухе обережные знаки. Наверняка и заклятье отводящее сплел, но Зинта не волшебница, чтобы это почувствовать.

– Ну вот, ты же сам сказал, что прецеденты были! Тогда что непонятно?

– Есть ощущение, что ситуация непростая. Как формула с неизвестной переменной. Или картина, которую видишь в щелку, и часть деталей находится вне поля зрения.

Он хотел что-то еще добавить, но тут его позвали мыслевестью по делам Ложи.

– Чуть не забыл, – уже шагнув к порогу, он усмехнулся. – Новое письмецо от Нинодии, вставшей на путь исправления. Почитай.

И положил на стол вскрытый конверт с тетеревом и кораблем на кривовато наклеенных марках.

Зинте осталось полтора месяца, ее сын должен родиться в конце лета. Когда она вступилась за ту девчонку, думала, что уличные поганцы не рискнут поднять руку на служительницу Милосердной – и получила нож под ребра. Уже потом узнала, что спас ее Серебряный Лис, на руках отнес домой, а после примчался Берсойм, молодой лекарь под дланью Тавше. Сейчас ей было совестно: негоже беременной рисковать собой и ребенком. Но если бы прошла мимо, делая вид, что ничего не замечает, тоже было бы совестно. Сколько же дряни развелось в Аленде после смуты – словно взбаламутили лужу, и вся грязь со дна поднялась.

Кого ей не хватало, так это Эдмара: он, конечно, тот еще зложитель, но вот бы с ним поболтать о чем угодно, как раньше.

На днях Суно обмолвился, что князь Ляраны собирается в Аленду с официальным визитом. Надолго ли задержится, неизвестно: репутация у него после всем известной истории – оторви да выброси, только и осталось использовать чары личины, чтобы появляться в общественных местах инкогнито.

Заметив ее реакцию, Орвехт хмыкнул:

– Не разделяю твоей радости, без него было бы спокойнее. Прибудет он для переговоров с коллегой Шеро, и надеюсь, не задержится здесь надолго.

«А я надеюсь, что повидаюсь с ним», – вслух Зинта об этом не сказала, чтобы не расстраивать Суно.

Усевшись за стол, достала из конверта письмо Нинодии:

«Милые мои, у меня все хорошо. Зинта, не беспокойся о моем здоровье, нынче я за собой слежу, даже стала в зеркале лучше выглядеть. Через две восьмицы твою печать снимут, и тогда я рожу здоровенькую девочку, мою Талинсу. Я премного благодарна тебе за терпение и помощь. Я больше ни капли не пью, даже думаю об этом пагубном деле все реже. Винище разрушает душу и тело, я с ним навсегда завязала. Теперь я нахожу в жизни другие приятности: читаю развивающие ум книги, вяжу пинетки для своей крошки, совершаю полезные для самочувствия прогулки. Сердечно желаю вам всяческого благополучия. Ваша Н.»

За сотни шабов от комнаты в алендийской лечебнице, где сидела за столом Зинта, развалилась в кресле Нинодия – тоже у окна, тоже за столом. И скатерть тоже была клетчатая, только бежево-серая с кистями, из дорогой ткани, но местами замызганная, в пятнах компота и подливки.

За окном ни листвы, ни солнца: небо пасмурное, даже гор не разглядеть, хотя в ясные дни они вырисовываются за хмурым ельником, словно гравировка на хрустале. На равнине меж лесом и замком местами белеет снежок. Лето в этих краях нынче не задалось: повадился прилетать сюда с юга Пёс Забагда – поговаривают, в отместку за то, что Пёс Дохрау минувшей весной, в месяц Водоноса, навалил снега по колено и учинил лютую метель в южных краях. Тепла не приносит, только дразнит северного братца, а тот и рад с ним силой помериться. То носятся друг за дружкой, то катаются по небесам, сцепившись в ураганный клубок, и Забагда лупит ветвистыми молниями, а Дохрау не дает спуску и молотит его снежными лапами. Не так уж они и недовольны друг другом, и не их собачье дело, что люди от такой погоды не в восторге.

На Нинодию промозглый ландшафт наводил уныние. «Выкрали меня по суше да по морю, за темные леса, за высокие горы, в дальние страны…» – вспомнилась ей жалоба-присказка из детской сказки.

Влипла, как провинциальная дуреха без году восьмица в столице. Поверила Тирсойму Беглецу, а тот без зазрения совести продал ее овдейским агентам.

Когда приехали на якобы профессорскую съемную квартиру, прислуга проводила их в гостиную и удалилась, а следом за ней вышел и Беглец, сказав, что ему «надобно отлучиться по делам телесным». Ох, неспроста он глаза отводил, и его скомканная виноватая улыбочка относилась вовсе не к «делам телесным», а к подлому предательству, которому нет прощения. Дальше… Не помнила Нинодия, что было дальше. Навели чары, что же еще. Очнулась уже в каюте, под присмотром двух прилизанных белобрысых девок-службисток, которые сменяли друг друга и ни на минуту не оставляли ее одну.

Она-то думала, можно больше не беречься, на кой она теперь-то сдалась овдейскому министерству благоденствия – небось все интересное уже выяснили, и кому нужна бывшая Плясунья? Оказалось, нужна. Только не она, а ее Талинса – дочь достопочтенного Орвехта, ближайшего соратника Верховного Мага Ларвезы. Рычаг воздействия, чтоб им всем заодно с предателем Беглецом в Хиалу провалиться.

С ней обращались не как с захваченным иностранным агентом, даже не как с обыкновенной арестанткой. Словно Нинодия была для них племенным животным – или сосудом, из которого предстоит извлечь ценное содержимое. Лечили, заботились об удобствах, хорошо кормили. Даже снабдили такими же, как у Тирсойма, бартогскими протезами – чтоб не упала и не ушиблась. Отвезли в старый замок на севере Овдабы: места спокойные, и кто ее станет здесь искать? Да ее в любом случае искать не будут, Суно ведь не знает, что она носит под сердцем его ребенка. Залезла к нему в постель украдкой, словно воровка в чужой карман, вот и поплатилась. Зинта в курсе, но Зинте заморочили голову письмами, которые Нинодия сама же и писала по указке похитителей. Вначале упиралась, пока не пригрозили, что заберут протезы, и будут вывозить на свежий воздух в кресле-каталке.

Откуда они пронюхали? Зинта не хотела, чтобы она открылась Суно, и можно побиться об заклад, держала язык за зубами. Но могли проболтаться маги Ложи, которых в тот день отрядили стеречь невменяемого после рюмки магобоя Орвехта.

Вместе с ней из Абенгарта приехала Тавгеда Ферклиц – ухоженная мымра в летах, до оскомины аккуратная, смахивающая на школьную линейку, которой можно и дотошно измерять все подряд, и бить по пальцам. Родная сестра господина Ферклица, министра благоденствия Овдабы.

В отличие от своего высокопоставленного братца, магичкой она не была, зато занимала должность генерал-инспектора в Надзоре за Детским Счастьем. На пленницу она глядела с брезгливым неодобрением, однако замечания делала не ей, а прислуге, которая тут же кидалась вытряхивать крошки из постели, менять запачканную скатерть, оправлять Нинодии прическу, больно дергая пряди – словно ты не живой человек, а парикмахерский манекен.

Госпожа Тавгеда собиралась взять Талинсу на воспитание. Об этом они говорили с Ферклицем в Абенгарте перед отъездом – в присутствии Нинодии, словно она бездушная вещь.

– Пожалуй, мы назовем ее Кайтобия, – увлеченно рассуждала эта уксусная функционерша с породистыми отвислыми щеками и бриллиантовой брошкой на воротнике-стойке. – Или Бренга, тоже хорошее имя. Надо иметь в виду возможную дурную наследственность по материнской линии и с первого года жизни прививать ей дисциплину, аккуратность, повиновение старшим…

Хотелось оттаскать ее за волосы, а еще хотелось прибрать к рукам брошь, которая наверняка стоит целое состояние, но Нинодия чинно сидела в кресле, сцепив отечные пальцы – как будто смирилась и готова сотрудничать в обмен на сносное обращение.

Порой невтерпеж хотелось пропустить рюмашечку. Ни о чем другом не просила, а об этом, случалось, заводила речь, унижалась, хотя самой было противно – да без толку, никаких поблажек. Лишь однажды эта мымра снизошла до ответа:

– Госпожа Булонг, алкоголь в вашем положении категорически противопоказан, это может навредить ребенку. Но если вы будете хорошо себя вести и соблюдать предписания лекаря, после родов все ограничения будут сняты. Вы получите столько вина, сколько пожелаете, но только после того, как будет выполнен ваш материнский долг. Потерпите, немного осталось.

Вначале-то Нинодия воспрянула духом, принялась благодарить. А потом сообразила, что не милость это, а способ от нее избавиться, не замаравши рук. Винища ей дадут хоть залейся, и она с головой уйдет в запой, из которого уже не выйдет. Даже отраву подсыпать без надобности. И удержаться она не сможет, ой, не сможет… Хотя раз они решили ее прикончить – все равно прикончат, и лучше уж родимое винишко, чем яд или удавка. Нинодия зло и горько всплакнула, потом высморкалась, глядя сквозь пелену слез в окно, на слякотную равнину и поросшие дремучим лесом отроги Сновидческого хребта.

Тейзург все-таки убил его. Хотя и не по-настоящему.

По приказу руководителя ячейки Джамо свернул шею своему незадачливому приятелю Бельдо и спихнул то ли труп, то ли еще живого в речку с невысокого обрыва, перед этим сунув ему за пазуху пару камней.

Кештарен и один из его соратников наблюдали за расправой из зарослей тростника. Серо-коричневая одежда, лица спрятаны под матхавами – словно и нет их здесь.

В момент «сворачивания шеи» Хантре испытал острое желание врезать зарвавшемуся исполнителю. Удержался. Это ведь его убивают, а не наоборот.

Перекинувшись в падении, залез в нору почти вровень с водой, выкопанную заранее в отвесном глинистом склоне. Частично вымок, а хвост и вовсе хоть выжимай. Это обстоятельство не добавило ему расположения к людям, которые свесились с обрыва и шуровали палками, дабы убедиться, что жертва их конспирации не выплывет.

Так и хотелось цапнуть кого-нибудь за руку… Снова удержался. Это звериное, подспудное – неизбежное, когда ты в облике. Давно научился с этим справляться.

Под обрывом и впрямь лежал утопленник, русалки раздобыли его ниже по течению Шеханьи. Одна из них, поджидавшая на дне, проворно замотала камни и башмаки Бельдо в сброшенную одежду. Потом она по плечи вынырнула, призывно оскалив острые зубы, ее волосы цвета позеленелой меди колыхались на воде шлейфом.

– Идите ко мне! Что же вы?.. – позвала она с гиблой чувственной хрипотцой – и тогда люди, побросав палки, пустились бежать.

Это была не Диленат. Возможно, старшая из них. Влажные синеватые губы, глаза как два омута. И царственно скульптурные черты лица, бледного со слабым намеком на смуглый оттенок.

– Я помогу тебе, – предложила она деловито. – Они ушли. Плавать-то умеешь?

Выбравшись из норы, он бултыхнулся в воду, мигом перекинулся и ответил, отфыркиваясь:

– Не проблема.

Бельдо больше нет. Есть префект полиции Ляраны Хантре Кайдо. Или его могли бы звать как-то еще?.. Хотя с чего такие мысли, если в Сонхи он дома.

Вечером прошедший проверку Джамо отправился на собрание заговорщиков. Мешать Эдмару Хантре не собирался. Кештарен и его единомышленники сегодня тоже, можно считать, прошли проверку. Или, наоборот, не прошли. Если они готовы убить случайного человека ради того, чтобы испытать очередного кандидата – грош цена их теориям и планам. Они с Тейзургом друг друга стоят, и незачем вмешиваться в их игры. Разве что для того, чтобы защитить непричастных.

Речка, по которой они плыли, как по тростниковому коридору, впадала в другую реку, такую широченную и сверкающую, что хотелось зажмуриться. Противоположный берег еле виден – то ли есть, то ли нет.

– Это Канабара, – объяснил Ювгер. – Течет с востока на запад. А вон там Унский хребет.

Далекие горы на востоке тянулись в обе стороны бесконечным сизым контуром. Слишком много простора, и расстояния такие, что голова кружится. Мейлат полжизни бы отдала, чтобы вернуться в Эгедру, но Клименда, которую на самом деле зовут Глодия, и Ювгер, которого на самом деле зовут как-то иначе, не собирались считаться с ее желаниями.

Пока пересекали Канабару, она сидела, уставившись на свои колени, и прерывисто дышала, чувствуя себя так, как будто уже начала тонуть в этом бескрайнем водяном сверкании. Когда наконец добрались до берега, тихонько рассмеялась от облегчения.

– Очалга вроде там, – Глодия, которую нисколько не проняло, показала на северо-запад. – Это что же, нам теперь пешком туда трюхать?! Ну ты завез нас, одно слово – угробище!

– Сама дура! – огрызнулся ее бывший супруг. – Дохлый чворк тебе, а не Очалга. Я не придурок туда соваться, меня там сразу повяжут. Хотя не повяжут, я надеру им задницы, но все равно там засада.

– И не только надерешь, – проворчала Глодия, недобро щурясь на раскинувшиеся вокруг дали. – Уж это да…

– Ты держи эти мерзопакостные намеки при себе, а то веслом по рылу!

– Ну так и я тебе веслом по рылу! Ребеночка-то я из-за тебя потеряла, это твоя полюбовница подослала ко мне своих тварей, забыл что ли? И я кричала-кричала, а они меня терзали-терзали, а я и думаю, мой-то угробец об этом знает, но сидит пиво хлещет, хоть бы что ему…

– Да не знал я об этом ничего! – рявкнул Ювгер. – Сколько раз тебе повторять! Значит, так, слушайте обе, пойдем вверх по Сябану до Крибы. Ты насчет географии хоть немного соображаешь? Сябан – приток Канабары, до него отсюда должно быть несколько шабов, а Криба – это колония, поделенная между Ларвезой и Бартогой. Вам же лучше, оттуда вдоль Уна идет на север железная дорога, не придется с караваном через Олосохар тащиться.

– А ты после этого куда? Небось тоже по железной дороге – и за горы в Бартогу?

– Любопытной гусыне нос прищемили, – буркнул Ювгер.

Переругивались они по-ларвезийски, но Мейлат почти все понимала благодаря висевшему на шее языковому амулету. У Ювгера полно артефактов, и она уже догадалась, что он амулетчик. Глодия тоже оказалась амулетчицей. Ох, и глупые же они, даже слушать не хотят о своем месте в пищевой цепочке. Человек, никем не вкушаемый, подобен сгнившему яблоку, в Эгедре об этом каждый знает. Но Глодия и то ли Ювгер, то ли не Ювгер – дикари из диких земель, что с них взять. Ужасно то, что Мейлат пошла против своего человеческого естества и вместе с ними сбежала в неизвестность.

Эти двое смахивали на речных пиратов – мелких, но опасных хищников, которые вовсю крысятничают, избегая связываться с теми, кто может дать отпор. Глодия загорела и похудела, зато набралась сил. Облупленный острый нос, цепкие и азартные глаза-щелки. Мейлат ее немного побаивалась, порой даже думала, что останься Перчинка в Эгедре, она вполне могла бы подняться на вершину пищевой цепочки – бывает же, что люди становятся вурванами. Вот и у нее был шанс найти свое настоящее счастье, а вместо этого она скитается, как последняя бродяжка.

Истрепанная куфла неопределенно-пыльного цвета, под ней грязная шелковая туника – напоминание о безбедной жизни во Владении Дахены. Замызганные шаровары во время вылазки за курицей порвались, Мейлат поставила на них три заплатки. Из-под выгоревшей разбойничьей косынки свисает тощая косица. Руки в шрамах, на голой шее рубцы от укусов – неприлично же, а ей хоть бы что! Но когда на шароварах позади разошелся шов, она всполошилась и потребовала, чтобы Мейлат починила прямо сейчас, прямо на ней. Ювгер, поглядев на это, обозвал их русалками-развратницами и сплюнул.

– А ты сам-то кто?! – злорадно выпалила Глодия, уперев руки в бока. – Сам-то чего вытворял со своим полюбовником?!

И ойкнула, потому что Мейлат случайно уколола ее иголкой.

– Не твое дело! – почти затравленно огрызнулся парень.

Схватил удочку – показалось, что руки у него слегка дрожат – и бегом умчался на видневшийся вдалеке мысок ловить рыбу.

Он был миловиден, носил батрацкую шляпу с затеняющими лицо полями. Превосходно сшитая – уж в этом Мейлат знала толк – безрукавка с карманами, штаны из добротной материи, тоже с дюжиной карманов. Шея и руки открыты, но без шрамов – сразу видно, из нераспробованных.

Мейлат в халатике с длинными рукавами и шарфе, повязанном на манер платка – и шея укрыта, и голову не напечет – можно было принять за уведенную пиратами пленницу. Она старалась угодить обоим, но недовольство Глодии пугало ее больше, чем недовольство Ювгера. С бывшим мужем Перчинки они скоро распрощаются, поэтому никаких шашней, как бы тот ни настаивал.

Голодать не приходилось – ели рыбу, которую Ювгер ловил, а Мейлат варила в котелке с солью и пряностями, уничтожающими паразитов. Глодия руководила стряпней, хотя Мейлат и сама бы справилась: во Владении Дахены она была мастерицей на все руки, в том числе на кухне помогала. Но та все равно командовала: «Выпотроши рыбину!», «И вот это тоже убери», «Давай, сполосни теперь», «Посоли!» А потом сидела с таким видом, словно сегодняшний обед – ее заслуга. Мейлат не обижалась, ведь Перчинка все-таки добрая: не бьет ее, не шпыняет, не издевается над тем, что она невкусная.

Иногда Ювгер и Глодия воровали кукурузу на полях возле какой-нибудь деревушки. Когда возвращались из набега с полной котомкой сочных початков, Глодия победоносно ухмылялась, как будто совершила подвиг, а Ювгер раздосадовано косился на нее, но помалкивал.

К человеческому жилью не заворачивали.

– Нам с ними якшаться незачем, одно слово – деревня, – объяснила Глодия. – Покупать у них нечего, не будем же мы как черномазая деревенщина одеваться. Вот доберемся до цивилизованного города, там и справим обновки. Тебе тоже. Раз ты состоишь при мне, ты должна прилично выглядеть.

– И шарф можно будет купить? – робко спросила Мейлат. – Чтобы все было прикрыто… Если нельзя, я этот постираю…

– Будет тебе новый шарф, хоть и дурь это у тебя в голове, – благосклонно махнула рукой ее покровительница. – У моего угробища деньги есть, на все хватит.

– Вместо поимелова – дохлый чворк, а тряпки им покупай, содержанки дешевые, – еле слышно пробурчал Ювгер.

– Чего-чего ты сказал?! – тут же развернулась к нему Перчинка.

Тот не ответил. Угрюмо зыркнул из-под шляпы и приналег на весла.

Когда добрались до города, на душе у Мейлат стало тревожно: как будто раньше еще можно было повернуть назад, а теперь уже всё – она пересекла черту, из-за которой нет возврата. И нечего надеяться, что их настигнет погоня, слишком далеко на север они заплыли.

Город походил на Эгедру больше, чем нищие деревушки, но всё в нем было до того странно, что хотелось сжаться в комок и ни на что не смотреть. Дома в два-три этажа, с балкончиками и невысокими башенками, люди с бесстыдно оголенными шеями. У каменного причала покачивается на воде множество пришвартованных лодок. Подошел строгий пожилой мужчина в очках и камзоле с галунами, начал что-то говорить на незнакомом языке – наверное, требовал денег, потому что Ювгер ему заплатил. После этого Глодия с Ювгером отправились за покупками, а ее оставили в лодке.

Она разглядывала красивые, словно театральные декорации, постройки на берегу – белые, серые, розовые – когда за спиной раздался ужасающий рев, и лодка закачалась. Вцепившись в скамейку, Мейлат обернулась. Нет, это был не всплывший после вековой спячки топлян, а диво пострашнее. Рассекая переливчатые воды Сябана, к берегу приближалось судно – обшарпанное и невеликое размерами, но с большой черной трубой, из которой валил дым, и двумя колесам по бокам. Оно-то и ревело. Ни парусов, ни весел, только громадные колеса шлепают по воде.

Мейлат вначале оцепенела, потом съежилась на дне лодки, вспоминая все обережные приговорки, какие знала, и молясь богам, чтобы Оно ее не заметило. А чудовищное судно как ни чем не бывало пришвартовалось, с палубы перекинули сходни, появились люди, к которым не спеша направился смотритель причала. Она тогда поняла, что здесь это в порядке вещей. Ничему не удивляйся, ты в диких землях.

Когда вернулись ее спутники, Мейлат в первый момент уставилась на них, как на незнакомцев. Те были одеты словно актеры в пьесе о приключениях вурванов в людском городе. Глодия в нарядном платье с оборками и кружевной пелерине, в шляпке с лентами-завязками, украшенной матерчатым букетиком. Ювгер батрацкую шляпу сменил на головной убор с блестящим лаковым козырьком, поверх безрукавки на нем была клетчатая рубашка с расстегнутым воротом. Вначале девушка решила, что это какие-то здешние господа по пристани гуляют, и лишь когда Перчинка назвала ее по имени, признала своих.

– Глянь, Мейлат, это бартогский пароход, – указав пальцем на плавучее диво, критичным тоном сообщила Глодия. – Чего-то он совсем неказистый, ну как самый завалящий сараишко в деревне. Только и делов, что с трубой. Посмотришь – тьфу, а разговоров-то… Зачем эта паровая машина и прочая дурь, когда у нас есть амулеты?

Высказалась она по-ларвезийски, у местных другая речь, но смотритель причала, наверное, знал ларвезийский, потому что вперил в нее осуждающий взгляд поверх блеснувших на солнце очков.

– Не пали нас, дура! – шикнул Ювгер.

– А сам дурак! Мейлат, вылезай, пойдем тебя тоже приоденем. А то выглядишь, как замарашка-попрошайка, мне даже стоять возле тебя неловко – люди поглядят на нас да чего-нибудь скажут.

– Ежели хотите, чтобы ваша лодка охранялась, за сию услугу взимается отдельная плата, согласно утвержденному ценовому уложению, – сообщил на ларвезийском подошедший чиновник, и после добавил: – Амулеты, барышня, дело хорошее, да только если доберется сюда Дирвен Кориц, опасный преступник и противоестественный извращенец, плакали ваши амулеты, а паровой машине ничего не сделается. За сутки охраны с вас пять круверов, или двадцать пять ларвезийских ривлов.

– Чего?.. – потрясенно выдавил Ювгер. – Как?.. Чего сказал?..

Несмотря на загар, видно было, что лицо у него пошло красными пятнами, а уши запылали, как два мака.

– Я сказал, двадцать пять ривлов, молодой человек, – терпеливо повторил смотритель. – Согласно утвержденному ценовому уложению, это не мой произвол, и все до последней монеты поступит в городскую казну. Подешевели нынче ларвезийские деньги, ввиду политических событий. Уже не один к одному, а один к пяти. Желаете, чтобы ваше суденышко пребывало под охраной?

– Чего?.. – хрипло повторил парень, глядя на него так, точно сейчас накинется с кулаками.

– Ты не чевокай, а деньги доставай, – одернула спутника Перчинка. – Если лодку сопрут, втридорога потратимся – чай, никто нас задаром не повезет. А вы, сударь, на него не сердитесь, – добавила она, обращаясь к чиновнику. – Бережливый он, за грош удавится – видите, как разволновался из-за ваших слов? Давай сюда кошель, бестолочь, сама заплачу.

Испепеляя взглядом смотрителя, тот вытащил из кармана и сунул ей кошель. Глодия отсчитала монеты, взяла расписку, которую чиновник накарябал чернильным карандашом на бумажке с номером, вырванной из тетради в кожаном переплете.

shy;- Не… Неправда!.. – отрывисто, словно гавкнул, вымолвил Ювгер. – И вовсе не… Это Тейзург извращенец!.. Все же знают!..

Как будто слова застряли у него в горле, а теперь он наконец-то сумел вытолкнуть их наружу.

– Что ж, про господина Тейзурга всякое болтают, но сие неподтвержденные слухи, – флегматично отозвался чиновник, убирая казенную тетрадку и карандаш с золочеными буковками в поясную сумку. – Вернувшийся древний маг, да этакие подвиги за ним числятся – в газетах чего только не напишут, поди разберись, чему верить, чему нет. Было даже про то, что он якобы имел адюльтерную связь со своим наемным охранником, и тот его за это едва топором не зарубил. Но другие писали, что он задержал охраннику жалование, вот это больше похоже на правду. Слышали о том, какой у дорогих наемников принцип? Плати согласно договору, а коли не заплатил в положенный срок – ты уже не наниматель, и можешь быть убит. Скорее всего, охранник хотел его припугнуть из-за недоплаченных денег. Опять же известно, что господин Тейзург по дамской части признанный кавалер. Если за ним и водятся еще какие-то грешки, достоверно об этом никто не знает. А Дирвен Кориц сам рассказал о своих срамных похождениях, используя для сего постыдного признания амулет дальней связи. Да в таких подробностях рассказал, что человеку с моральными устоями даже в голову не придет подобную срамоту выдумать. А газетчики наши – люди ушлые, порасспросили магов и амулетчиков, которые получили ту мыслевесть, да пропечатали в специальном выпуске с цензурным штампом «Только для взрослых». К нам на прошлой восьмице тоже завезли. Каюсь, читал я из праздного любопытства эту газетенку, аж полчаса плевался, выдающаяся гадость.

Пунцовый Ювгер открывал и закрывал рот, как будто опять подавился словами. Глодия сама запихнула ему в карман кошель и с досадой процедила:

– Пойдем, что ли, а то хватит тебя удар – вот еще нам будет обуза…

– Вижу, что вы молодежь неиспорченная, смущают вас этакие разговоры, – заметил смотритель. – Вы лучше не читайте эту газету. Приятной вам прогулки по нашему городу!

– Благодарствуем, – медовым голосом отозвалась Перчинка, а потом скомандовала: – Идем! Вот еще мне наказание, за двумя простофилями присматривать…

Они двинулись по старому каменному причалу к розово-серому городу. Когда отошли подальше, Глодия проворчала:

– Ну как есть дурачина. Кто сейчас чуть не спалился перед этим толстопузым в заштопанном камзоле?!

– Я не… Не извра… Не из этих…

– Правда что ли? Чворкам об этом рассказывай. Где тут, интересно, вчерашней газетой можно разжиться? Небось в библиотеке…

– Даже не вздумай!

– А ты мне не запретишь!

Мейлат шагала рядом с ними, в душе помертвевшая, почти не глядя на прохожих, вывески, железные балкончики с висячими цветами. Она с детства развивала в себе наблюдательность, привыкла подмечать мелочи и оговорки. И она уже догадалась, что Ювгер – это и есть Дирвен Кориц, самый ужасный амулетчик диких земель.

На здании Дорожной Ревизии повесили новые часы: золоченый циферблат величиной с окно, возле каждой цифры дверцы. Скрытый от людских глаз механизм занимал целую комнату на четвертом этаже. Добравшиеся до него шаклемонговцы увидели, что детали сделаны вовсе не из золота, и от великого огорчения все вдребезги разнесли: шестеренки, оси, пружины большие и маленькие валялись по окрестным дворам и соседним переулкам. От знаменитых часов одно воспоминание осталось, но теперь из Дукона привезли точно такие же. Подарок Тайного Совета Бартоги дружественной Ларвезе. Суно сказал, они еще кое-что за свой счет восстановят, а когда Зинта назвала их настоящими доброжителями, хмыкнул: «Не так все просто, они нарушили старое международное соглашение и заинтересованы в том, чтобы наша сторона не выражала протеста, а при необходимости поддержала их. Политика, Зинта. Шельмец твой Эдмар. Ну, посмотрим, что мы с этого получим…»

Хотела возразить, что Эдмар не ее шельмец, но промолчала. Это ведь она нашла его, израненного, и выходила. И от Накопителя спасла тоже она. Так что, выходит, все-таки ее. До некоторой степени.

Напоследок Зинта оглянулась, и новенький циферблат подмигнул ей солнечными бликами. Посмотреть бы на тот механизм, когда часовщики закончат свою работу. До смуты в Дорожной Ревизии дважды в месяц устраивали экскурсии для путешественников и прочих желающих, но она так и не выкроила время туда сходить, а теперь непременно сходит.

Ее одолевало желание все увидеть и везде побывать, словно весь мир – груда новогодних подарков, которые можно будет распаковать после того, как наступит полночь. После родов. Хотя понятно, что не до того ей будет после родов. Зато позже они с сыном до всех достопримечательностей в Аленде доберутся, хорошо бы втроем, но если у Суно будет невпроворот государственных дел, можно и вдвоем.

Она разъезжала по городу в удобной коляске с мягким ходом, конфискованной у кого-то из вельмож, поддержавших «короля Дирвена». Работы хватало: навещала пациентов, которым могла помочь только сила Тавше – по списку, выданному с утра в лечебнице. На козлах рядом с возницей сидел амулетчик, приставленный к ней для охраны. Вначале Зинта сердилась, что его нельзя отослать, но потом решила: раз он все равно от нее ни на шаг, пусть помогает с лежачими больными.

Он отгонял попрошаек, которые заунывными голосами требовали «монетку на хлебушек», но не смог преградить дорогу закутанной в дымчато-розовые шелка даме, подсевшей к ним в чайной.

Несмотря на летнюю жару, у дамы виднелся из-под подола серебристый мех. В придачу кабошон на рукоятке священного кинжала Тавше начал светиться, точно голубоватый фонарик.

– Не надо, – остановила Зинта встрепенувшегося охранника. – Все в порядке, он меня спас. Она, то есть…

– Он, она, разве это существенно? – чувственным голосом обронила Лиса, присаживаясь на свободный стул и откидывая вуаль. На тонком бледном лице ночным серебром мерцали глаза с эмалево-черными вертикальными зрачками.

– Я должна тебя поблагодарить, – решительно заявила Зинта. – Если бы не ты, я бы пропала.

– Можешь не только поблагодарить, но еще и отблагодарить. Слышала я, ты от Нинодии письма получаешь? Обо мне она что-нибудь писала?

– Нет…

– Покажи мне эти письма.

– Дома лежат. Их всего три, пришли на наш теперешний адрес. Она живет в мире с собой при кадаховом монастыре в каком-то хорошем месте. Ты ее лучше не ищи, она не хочет, чтобы ее искали. Боится, что тогда она может вернуться к прежнему и снова начнет пить, сама так написала.

– Покажи, я хочу их прочитать.

Зинта заметила, что амулетчик не ест, не пьет, не шевелится – замер на стуле, словно оловянный солдатик в сидячей позе.

– Это ты его?! Ты что творишь…

– Не бойся, сейчас сниму чары. Завтра увидимся, принеси мне то, о чем я попросила. Иначе получится, что ты мне задолжала.

На другой день Зинта отдала Серебряной Лисе письма, перед этим посоветовавшись с Суно. Тот сказал, что Нинодии это не повредит: она столько якшалась с демоном Хиалы, что для него прямая дорожка к ней давно проторена, и три листка бумаги, исписанные ее рукой, ничего не меняют.

Сняли два номера в гостинице «Весёлый странник» неподалеку от порта. С холма открывался вид на зеленовато-голубой Сябан с далеко выброшенным каменным языком причала, пришвартованными лодками, несуразным пароходом, который перестал дымить и теперь не выделялся среди остальных суденышек. В речном сверкании виднелись парусники, издали похожие на мотыльков.

Тут повсюду люди, и все заняты какими-то непонятными делами, но при этом никого не кормят своей кровью, поэтому их жизнь пропадает впустую. Мейлат вздохнула – как умудренный человек, который знает чуть больше, чем окружающие, но ни в чем не может их убедить – и отвернулась от окна. Обстановка номера успокаивала, потому что напоминала комнаты в человеческом доме Владения Дахены. Но это всего лишь иллюзия уюта: ты в незнакомом диком городе, где нет ни одного вурвана и люди предоставлены самим себе. «Все иллюзорно, кроме алой крови», – вспомнилась ей строчка из стихотворения Нюрт Дахены. До чего это верно!

На ней было коричневое платье с пуговками спереди, волосы заплетены в косу, шея пристойно закрыта шелковым шарфом в тон платью. В «Веселом страннике» была купальня, и она наконец-то отмылась после путешествия, а потом они с Глодией сходили в лавку на соседней улице. Для этого Мейлат надела старую юбку с кофтой, одолженные у хозяйки гостиницы, а шею замотала полотенцем, потому что ее грязную одежду выбросили, пока она сидела в ванне.

– Как дура в полотенце по улице пойдешь, – веско заметила Глодия. – Люди скажут, из деревни приехала. А мы и не узнаем, чего они говорят – все тут балакают по-бартогски, не лучше дикарей.

Насчет дикарей Мейлат согласилась, но расстаться с полотенцем не захотела. Зато из лавки вышла уже в шарфе.

Было там голубое платье, которое понравилось ей больше, и приказчик объяснял на пальцах, что цена та же, однако Перчинка недовольно процедила:

– Нечего тебе красоваться, ты компаньонка, а не дама, тебе надо поскромнее выглядеть. И коричневое не маркое, за день не изгадишь, для дороги самое то.

Мейлат не стала спорить. Она невкусная – этого никаким красивым платьем не исправишь.

Пообедали в номере, потом Глодия сказала:

– Пойду-ка я библиотеку ихнюю посмотрю. Небось поганец мой тоже туда намылился, после него там камня на камне… Ты лучше здесь посиди, а захочешь гулять, далеко не уходи, заблудишься. На вот, если чего там купить, сластей или фруктов. Много не дам, а то обсчитают тебя, как деревенскую, не знаючи языка.

Задрав шелковую юбку, под которой обнаружились штаны с карманами, она вытащила кошелек и отсчитала несколько монет, пояснив:

– Угробец дал. Попробовал бы не дать, я б его на месте со свету сжила.

Вначале Мейлат удивилась, что Глодия под платье надела мужские штаны, но потом сообразила, что у нее рассованы по карманам амулеты.

Непривычно было сидеть на расшатанном стуле возле окна, ничего не делая. Во Владении Дахены она радовалась, когда оставалась одна, но там она всегда чем-нибудь занималась: украшала бисером наряды для возлюбленной пищи, вытирала пыль, шила театральные костюмы, переписывала аккуратным почерком роли для актеров, чистила подсвечники и столовые приборы. А теперь она ощутила пустоту: словно ты внутри стеклянного шара, в котором ничего больше нет, и от окружающего мира тебя отделяют закругленные прозрачные стенки.

Она тихонько вышла из номера. Спустилась по лестнице, пересекла зал, стараясь быть незаметной. Посторонилась, пропуская служанку с тряпкой – та ничего ей не сказала, как будто тоже катилась мимо в своем стеклянном шаре.

На улице было знойно и душно, от разогретой мостовой исходил жар, как от плиты на кухне. В той стороне, где река, небо стало медово-золотистым. Мейлат пошла наугад, то окунаясь в скудную тень линялых навесов над витринами лавок, то выходя на солнцепек. Перчинка с Дирвеном сошлись во мнении, что городишко задрипанный, в кармане уместится, а ее поражало, как много здесь ухоженных улиц – одна заканчивается, другая начинается, и сколько домов с застекленными окнами, и двери не облезлые, и цветы на балконах, и как хорошо одеты прохожие… Вот удивительно: вурванов здесь нет, но люди все равно живут так, словно кто-то о них заботится. А может быть, вурваны здесь все-таки есть, но соблюдают инкогнито?

Хотя для нее-то какая разница: есть вурваны, нет вурванов, на нее все равно никто не польстится – кому нужна невкусная кровь? Во Владении Дахены ее спасала от таких раздумий работа, или кто-нибудь начинал к ней цепляться и становилось не до того, а сейчас на нее напала тоска, заполнившая весь этот ослепительный мир от горизонта до горизонта. Даже хуже, чем тоска: безнадежное ощущение своей невкусности и никчемности.

Она брела, куда глаза глядят. Новые туфли натерли пятки, платье липло к спине, появилась одышка. Не привыкла она к долгим пешим прогулкам по жаре – это совсем не то, что бегать по коридорам и лестницам людского дома.

Очередная улица вывела на берег канала, благоухающего речной гнилью. Мейлат понуро облокотилась о пыльный выщербленный парапет, испачкав платье и ладони. Поглядела вниз, на неподвижную золотую воду. В горле горький ком, подступили слезы. Она никому не нужна. Она невкусная, в пищевой цепочке нет для нее места.

– Бедная… Не надо плакать… – произнес кто-то за спиной, участливо и так тихо, что это прозвучало почти как шепот.

Ее мягко взяли за локоть.

Легенда у Дирвена была незатейливая и убедительная: кладоискатель он, побывал в Исшоде, кое-чем разжился, но это чворкам на смех – если б нанялся на ферму, и то бы заработал больше. Возле границы все давно уже выгребли, а далеко заходить опасно. Он рискнул сунуться поглубже, но там стиги, амуши, оборотни, какие-то девки хвостатые, еле ноги унес.

Жители Бражена смотрели на него, как на конченого придурка, и кивали: «Наши сорви-головы тоже туда ходили – кто вернулся с невеликой добычей, кто с пустыми руками, кто с одной рукой, кто вовсе не вернулся…»

Вот-вот, и он о том же. Звать его Ювгер, он из хорошего, но разорившегося овдейского семейства. Клименда – ларвезийка из Мадры, замуж никто не берет, так она наслушалась баек про Ламенгу Эрзевальд и подалась в авантюристки. Познакомились в Исшоде, ее тоже за золотишком народца туда понесло. А Мейлат из тамошних, украли еще ребенком, жила у вурванов, поэтому она малость чокнутая и скорее снимет трусы, чем шарфик. Ну да, и он, и Клименда с некоторыми способностями по части амулетов. Хотя в Овдабе говорили, что у него этих способностей чворк наплакал, возьмут вторым помощником первого помощника на какую-нибудь плевую работу, поэтому он не пошел на службу, вместо этого рванул на Юг попытать счастья.

Он грамотно навешал бубенцов им на уши, перед этим обсудив с Глодией, что они будут о себе рассказывать, и отправился в бордель. Наконец-то! Еще чуть-чуть, и натурально спятил бы от воздержания. Подлая Щука так и не сдалась, а на его довод, что для женщины отказывать в поимелове такое же преступление, как быть шлюхой, давай что-то балаболить про логику.

Орвехт тоже донимал его этой самой логикой, однажды аннулировал ему зачеты по формальной и парадоксальной логике – якобы Дирвен предмета не знает. Ясное дело, Щука от него нахваталась. Услышала краем уха и теперь повторяет за дядей-магом к месту и не к месту. Если ты ей толкуешь про поимелово и женский нравственный долг, причем тут логика?

Он брел по улице, засунув руки в карманы, глядя по сторонам из-под надвинутого на глаза бартогского картуза. Как было написано в одной книжке, которую ему пришлось прочитать для зачета по литературе, «с презрительной ухмылкой на лице и ядом истинного превосходства в душе». Ха, знали бы все эти придурки, кто он такой, вот бы забегали, вот бы обделались…

Городишко был не больше Пергамона, зато шума – хоть уши затыкай: за стенами длинных кирпичных строений с дымящими трубами что-то громыхало, скрежетало, лязгало. Здешние фабрики. В бартогской промышленности вовсю используются амулеты, поэтому он запросто найдет, где залечь на дно, чтоб никакая мстительная сволочь его не нашла.

Повернул в тихую часть Бражена, поглядел с другой стороны улицы на помпезное двухэтажное здание с начищенной табличкой, бронзовыми львами по обе стороны лестницы и лепниной на портике, изображающей книги, свитки, глобусы. В библиотеку завтра, а сейчас надо найти приличное заведение по части жратвы и пива.

Взгляд упал на девицу в коричневом платье, с наглухо замотанной шеей. Еще одна жертва вурванов, вроде Мейлат? Да это вроде и есть Мейлат… Куда же она направляется одна, без Щуки?

Не то чтобы Дирвену было до нее дело, они ведь уже доплыли до цивилизованных мест, а где цивилизация, там и бордели. Он теперь даже смотреть на нее не станет. Но Щука могла насчет него проболтаться, они ведь не умеют хранить секреты, и все они предательницы. Причем если Глодия своим щучьим умишком понимает, что сдавать его бартогским властям ей никакой выгоды, то от этой куклы из Эгедры жди чего угодно. Денег у нее нет, вдруг захочет подзаработать? За него же наверняка обещано вознаграждение.

Вскоре он заметил, что за этой унылой дурехой еще кое-кто следит: худощавый парень в широкополой шляпе, физиономия до глаз замотана серым шарфом – то ли грабитель, то ли в Бражене нашлась для Мейлат родственная душа. Дирвен активировал «Мимогляд», и на него не обращали внимания ни эти двое, ни редкие прохожие.

Улица вывела на набережную канала, здесь Мейлат остановилась возле засиженного птицами парапета. Хмырь пристроился рядом. Разговаривают. По разбитой мостовой прогрохотал фургон с намалеванными на парусине ножницами. Все еще разговаривают. Потом снялись с места и пошли – рядышком, под ручку!

Дирвен, кипя от злости, двинулся следом. Во гады! Ему она отказывала в поимелове, потому что рядом Щука, а с первым встречным – нате, пользуйтесь! Все они одинаковые. Ничего, он этой парочке испортит праздник… Сами виноваты.

Они так и жались друг к другу. Прошли мимо дурацкой каменной беседки, в которой торчал рыбак с удочкой, скрылись за торцом грязновато-белого дома с казенной табличкой. Дирвен осторожно выглянул из-за угла. Вот они: остановились в тени раскидистого дерева и целуются, по такому случаю даже свои шарфики размотали! Ну, сейчас он им устроит…

Начал прикидывать, что бы такое им устроить – чтоб на месте обделались и на всю жизнь запомнили, и тут обратил внимание, что как-то неправильно они целуются. Не в губы. Этот мозгляк обхватил ее обеими руками, держит в объятиях и уткнулся ей в щеку, а у нее на шее как будто здоровенный белесый паук елозит… Или это не паук, это хмыревы бакенбарды шевелятся…

До Дирвена с запозданием дошло, что он видит. Вернее, кого. Это же пшор! Самый паскудный народец, который уводит тех, кто чувствует себя брошенным, проигравшим, никомуне нужным. Пшоры забрали маму в Овдабе, но потом Дирвен с помощью Хеледики ее вызволил. Их еще называют шепчущим народцем. В Исшоде их нет, потому что людей там мало, и почти все у кого-нибудь в рабстве – не разгуляешься. Эти гады обитают вблизи человеческих поселений, а похищенных уводят в свои подземелья и держат как скот, чтобы кормиться их кровью и жизненной силой. Еще и работать на себя заставляют.

Пшоров Дирвен ненавидел.

– Эй, гнида, отцепись от нее!

Бледное лицо повернулось в его сторону. Присосавшиеся к шее Мейлат бакенбарды-щупальца, похожие на белесых червей, продолжали жадно пульсировать: гад попался оголодавший, никак не мог оторваться.

Эх, оставить бы от него мокрое место, но тогда с головой себя выдашь: не каждый амулетчик, даже с хорошим арсеналом, способен прихлопнуть нечисть одним ударом. Поэтому вмазал в четверть силы, и понятливый кровосос пустился бежать.

Он удирал вихляво, спотыкаясь, и казался размазанным, как будто его нарисовали карандашом, а потом слегка растерли мокрым пальцем: плетет чары, чтобы враг не смог прицельно отвесить вдогонку. Но таким его видел только Дирвен, у которого было «Правдивое око». А для прочих наблюдателей сценка выглядела так, словно ухажер подвалил к одинокой барышне, развел шашни, и тут объявился другой кавалер – тогда первый перетрусил и наутек, пока бока не намяли. Парни, стоявшие в дверях пивной, заулюлюкали вслед. Какая-то тетка остановилась и начала громко возмущаться нынешними девицами, у которых ни скромности, ни чести. Дирвен, хоть и не любил теток, был с ней полностью солидарен.

Мейлат озиралась и растеряно моргала, словно только что вышла из потемок на солнечный свет. Шарфик валялся у ее ног, на шее кровоточили мелкие ранки. Дирвен подскочил и с наслаждением влепил ей пощечину.

– Опомнись, дура! Ты с кем связалась?! Бери свою тряпку и чешем отсюда!

Венша удостоилась похвалы Тейзурга – за то, что сумела развеселить рыжего Хантре, который смеется редко.

Вначале она, как обычно, подала им кофе, а потом выпустила из корзинки купленный на базаре в Алуде ходячий сервиз. Маленький глиняный чайник, пестрый, как перепелиное яйцо, вперевалку засеменил по столу, за ним гуськом ковыляли чашки. Маги ошеломленно уставились на это диво, потом расхохотались. Венша отвесила изысканный шутовской поклон, вновь отметив про себя, какие они разные: смех Тейзурга похож на переливы змеиной кожи, а смех рыжего – на россыпь солнечных бликов.

Пользуясь хорошим настроением князя, она выпросила для Таченак и ее подданных разрешение побывать в Ляране: на один день от рассвета до заката, под чарами личины, с нерушимым обещанием, что амуши не причинят вреда никому из горожан и не станут чинить никаких безобразий. Уж очень Венше хотелось, чтобы те посмотрели на представление с ее участием в кукольном театре Хурмдье.

Театр под покровительством дамы Веншелат наконец-то перебрался с прожаренной солнцем площади в здание с прохладными белыми сводами, колоннами и скамейками для зрителей. Там же нашли пристанище трое артистов.

Пока шли репетиции, мастера выкладывали мозаиками колонны и стены. Дверей в кукольном театре еще не было, зато уже работал водопровод, освященный Кадаховым жрецом, которому Венша старалась не попадаться на глаза. Жрец был из тех, кто и впрямь связан со своим божеством, и явился в Лярану без приглашения. Сперва Венша решила, что старик перепутал, кто здесь князь, потому что с Тейзургом он разговаривал с вежливым достоинством, зато перед рыжим согнулся в поклоне, так и лучась почтением. Потом выяснилось – не перепутал, просто решил для себя, что Хантре главнее, и хоть ты тресни.

Удалившись из комнаты, она устроилась за стенкой, меж двух кадок с розами. Амуши могут «сливаться» с растениями, как будто вплетаясь своей сущностью в корни и стебли, так что не всякий маг почует их присутствие. Для нее до сих пор было загадкой, знает Тейзург о том, что она подслушивает, или нет. Ей нравились их с рыжим разговоры – это было так же интересно, как спектакли в театре Хурмдье. А если речь зайдет о настоящих секретах, они всегда могут применить чары от чужих ушей, несколько раз так и делали.

– Как насчет того, чтобы отпраздновать втроем возвращение в Сонхи из объятий Несотворенного Хаоса?

– Кему сейчас не до праздников. Он еще не отошел после Шныря.

– Так я и не собираюсь его приглашать. Я же сказал – втроем… В узком кругу: только мы с тобой и Мавгис.

– Да иди ты, – обозлился рыжий. – Вместе с Мавгис. В следующий раз убью.

– Хм… Ее-то за что?

– Я не про нее.

Венша несколько раз видела Мавгис: самая могущественная среди песчанниц Олосохара, ее танцы – горячий темно-золотой мед, который затапливает и подчиняет себе окружающий мир. Никто не мог ее перетанцевать – ни другая песчанница, ни амуши, ни песчаная ведьма, и она взирала на всех свысока, с ленивым презрением. На Лорму тоже, и до чего это злило древнейшую в Сонхи вурвану! В конце концов та отомстила: Мавгис по велению царицы изловили и продали людям в город Эпаву. В неволе она танцевала для старого градоправителя, а после его смерти песчанницу хотели сжечь, но Тейзург ее выкрал и спас.

Венша вспомнила о письме, которое передала князю. Что ему написала Лорма, она так и не узнала. Развернув послание, Тейзург прочитал его и сразу же спалил дотла магическим огнем, а потом задумчиво ухмыльнулся. Что бы там ни болтал Куарри, Лорма наверняка пыталась через письмо навести на противника чары. Но почему у Тейзурга было такое выражение лица, как будто все идет по его плану?

– Для тебя есть срочная работа, – сообщил он, смирившись с тем, что вечеринка с участием Мавгис не состоится. – Некие злоумышленники собираются подорвать водозаборную башню на площади Невидимых Цветов, с целью посеять недовольство властью в умах горожан… Стой!

Звук упавшего стула, кошачье шипение с переходом в рычание, сдавленный возглас.

– Куда?!.. Не сейчас ведь, а завтра!

shy;- Ты меня за шкирку так не хватай, – донесся после паузы голос Хантре.

– А ты мне руку оцарапал! Выслушивать до конца научись, а то если будешь таким же манером с осведомителями работать… Без главного исполнителя теракт не состоится, а исполнитель в настоящий момент мирно пьет кофе в компании полицейского чиновника. Кстати, ты должен будешь меня арестовать.

– Да хоть сейчас.

– Хоть сейчас не надо. Тебе предстоит взять с поличным Джамо Парсойма. Я отбываю в Аленду на переговоры с Ложей, и надо будет как-то объяснить мое исчезновение Кештарену и компании. Проведу сколько-то времени в застенках, потом сбегу, а после того, как организация начнет мне доверять, внедрю туда своих агентов и героически погибну. Буду признателен, если изобьешь меня при задержании – это пойдет на пользу моей репутации. И заодно добавит тебе весу в глазах подчиненных, они уважают грубую силу.

Видимо, Хантре так или иначе выразил согласие, потому что Тейзург добавил:

– Так и знал, что эта приятная мелочь тебя порадует.

Венша решила, что непременно пойдет завтра на площадь Невидимых Цветов, чтобы на это посмотреть. Но еще лучше, если ее позовут в этом участвовать.

Ранки на шее саднили, голова кружилась, да еще Дирвен-Ювгер наговорил ей обидных слов, а Глодия уже второй час ругалась, умолкая лишь для того, чтобы перевести дух или выпить чаю – но Мейлат все равно чувствовала себя счастливой. Она теперь не хуже других! Нашелся тот, кто вкусил ее алый нектар с удовольствием. В глубине души она всегда надеялась, что появится кто-нибудь, для кого ее кровь будет сладкой и желанной… Глаза опухли от слез, в ушах звенело от визгливого голоса Перчинки, и несмотря на это ей было хорошо.

– Ну чего ты лыбишься?! Чуть не сожрали девку, а она лыбится, как дуреха деревенская, головой о дверь сортира ушибленная! Или совсем уже с ума спятила? Не подоспел бы мой угробец, и ты бы пропала ни за грош. Увел бы тебя пшор окаянный в свои подземелья, и ты бы жила там во тьме и вони, как скотина в дрянном хлеву. Не мылась бы, ходила в обносках, спала на грязной соломе, трескала бы помои, а то и похлебку из мертвецов, которые в неволе раньше тебя околели. Да еще бы работала на эту погань до упаду, а они бы твоей кровью от пуза кормились. Ты хоть это уразумела своей дурной башкой?!

Мейлат промолчала. Все равно Перчинка ее не поймет. А пшор так крепко и бережно держал ее в объятиях, так жадно приник к ее шее… Единственное, что смущало – он вкушал кровь неправильным способом: не вонзил клыки, как вурван, а присосался растущими по обе стороны лица щупальцами, похожими на белых червей с острыми рыльцами. В первый момент они показались Мейлат отвратительными, вдобавок неприятно пахли, но потом она решила, что это мелочи, он ведь считает ее вкусной – ради этого можно стерпеть что угодно. И еще он нашептывал, что заберет ее с собой туда, где о ней будут заботиться… Глодия рассказывает о пшорах всякие ужасы, но почем она знает? Это всего лишь слухи, о вурванах тоже много чего болтают. Если бы Дирвен-Ювгер не помешал, она бы пошла с тем пшором, не испугалась бы своего счастья.

– А все потому, что целыми днями сидишь и унываешь, как помоями облитая. Недаром у нас в дере… в нашей городской местности говорят: тоску тащить – пшоров кормить. Поговорки-то не на пустом месте родятся, народ зря не скажет!

Сама она не найдет, где живут пшоры, но вот бы ее новый знакомый сам за ней явился – он же распробовал ее кровь, ему же понравилось…

Когда стемнело, компаньонки устроились на скрипучей двуспальной кровати, и охрипшая от ругани Глодия вскоре уснула, а Мейлат лежала с открытыми глазами, вытянувшись в струнку, и отчаянно прислушивалась к шорохам в ночи. Вдруг стукнет в окно камешек, вдруг тот пшор придет за ней – и тогда она не раздумывая с ним сбежит!

Нинодия наконец-то узнала, где ее держат: в крепости Треген, неподалеку от знаменитой Меновой долины. Случайно узнала, из разговора прислуги. Здешняя челядь в ее присутствии лишнего не болтала, но тут случилась очередная снежная катавасия, а две девчонки утром ушли в лес за грибами. Неизбалованные северные грибы пользовались каждым моментом лета: два-три теплых денечка – и уже полезли из-под хвои.

Непогода застала служанок на обратном пути. Вернувшись с полными корзинками снега, те взахлеб рассказывали, что страху натерпелись, видели варфелов – магических тварей с сосульками вместо шерсти, примчавшихся с ледников Сновидческих гор. И вот чудеса, варфелы их не тронули, только носились вокруг, мелькая в снежных вихрях, хотя известно, что человеку их встретить лютая погибель – истерзают до крови и бросят замерзать.

Старшая горничная отнеслась к их рассказу скептически: ну-ну, если б это были варфелы, вы бы сейчас не пачкали мокрой обувкой пол и не тараторили, как две сороки. Наверное, это были собаки кочевников, торгующих в Меновой долине. Сами же говорите, что почти дошли до Меновой, когда повалил снег.

Нинодия сидела в кресле, прикрыв глаза, и размеренно дышала – будто бы дремлет и не слышит голосов из коридора. Вот ее, значит, куда законопатили… Меновая долина – это шанс спастись. Туда допускают иностранных торговцев, которые платят Овдабе пошлину: вдруг среди них найдутся ларвезийцы, да в придачу агенты Ложи?.. На своих двоих ей туда не доковылять, но бартогские протезы не подведут, главное – улизнуть из-под охраны, и чтобы у нее был достаточный запас времени.

С утра пораньше Дирвен отправился в библиотеку.

Глодия там еще вчера побывала. Рассказывала, что дверцы шкафов у них из наборных цветных стекол, похожих на леденцы, у ее бабушки в буфете такие же, а в читальном зале чистенько, но полы облезлые, а библиотечная барышня, которая сидит в углу, чтобы книжки не растащили, одета как серая мышь и двух слов связать не может: чего ни спросишь, сперва глядит в словарь, потом отвечает.

По поводу срамных газет ее щучье величество только ухмыльнулось многозначительно: ну да, есть они там, и всяк в этом городишке теперь знает, какое ты угробище.

Ха, да она же по-бартогски ни бельмеса! И вряд ли те газеты лежат на этажерках в читальном зале. Так что ничего она не видела.

Когда вышел в коридор, из-за соседней двери доносился голос Щуки, которая опять принялась распекать Мейлат за вчерашнее. Заплаканная дуреха что-то бормотала в свое оправдание. Жизнь ей, видите ли, не в радость, если она невкусная и никто ее крови не хочет, а вчера ей наконец-то повезло… Хотя больше всех повезло пшору, который ушел живым только потому, что повелителю амулетов не с руки раскрывать свое инкогнито. И зачем этой малахольной какие-то упыри, если рядом Глодия, которая кровь пьет стаканами, мозги жрет столовой ложкой – куда там вурванам и крухутакам!

Библиотека встретила Дирвена запахом книг и нагретого солнцем старого дерева, да еще из служебных комнат тянуло горячим шоколадом. Как в резиденции Ложи в былые времена… Он сердито тряхнул головой. Сами виноваты, что третировали его, зажимали жалование и не преклонились перед новым королем.

В читальном зале он выдал хорошенькой библиотекарше свою кладоискательскую легенду и попросил все газеты с середины месяца Флейты – ему бы узнать, что происходит в мире. Читать по-ихнему он еще со школы амулетчиков умел: обязательный курс, учебники по бартогским артефактам полагалось штудировать в оригинале.

Зря потерял время, той самой газеты в этих подшивках не оказалось. Информация лишней не будет, но он-то пришел сюда не за новостями о том, какие торговые соглашения Бартога заключила с Ларвезой и Нангером, какая компания подрядилась прокладывать через Олосохар новую железную дорогу и чем закончились испытания соединенных медными проводами говорильных аппаратов в Дуконе.

Пока он будто бы с интересом читал всю эту ерундовину, через зал прошлепал смуглый босоногий уборщик, вынес из внутреннего помещения корзинку с мусором, потом занес обратно. На туземца никто даже не посмотрел – кроме Дирвена, глянувшего вскользь из-за газеты. Ха, у него же на лбу не написано, что в этот момент он настраивал «Маскарадный кубик»! Дальше – плевое дело, на службе у Ложи он и не такие задания выполнял. Ну, держитесь, придурки…

Ждать пришлось часа два, не меньше. В этом городишке хватало недоумков, которых хлебом не корми, дай посидеть с книжкой. Наконец вся публика утянулась обедать, и библиотекарша вышла. Перед этим сообщила ему с вежливой улыбочкой на ломаном ларвезийском, что скоро вернется. Скоро, или не скоро, или через пару минут – он успеет.

«Маскарадный кубик» обеспечил ему кратковременную личину уборщика, наработанное за время службы чутье привело в комнату с жалюзи на окнах и запертыми шкафами, а «Ключ Ланки» помог эти шкафы открыть. Сторожевые амулеты Дирвен усыпил мимоходом, за полсекунды. Вот оно! Еще и срамные картинки, гады, нарисовали… Аж три газеты, все захватанные, по краям истрепанные: как будто половина взрослого населения Бражена мусолила эту мерзопакость.

Сперва хотел спалить эту дрянь на месте, но его так и подмывало прочитать, что там эти сволочи про него с Наипервейшей Сволочью понаписали. Про него же, не про кого-нибудь!

Вновь заперев шкафы, чтобы все выглядело, как раньше, он сунул газеты за пазуху, тихонько вышел в коридор, затворил дверь и лишь тогда разбудил артефакты. Личина к этому времени исчезла, но она ему больше не нужна. Имелась тут отдельная комната для детишек, с раскладными книжками, бумагой для рисования и цветными карандашами. Сейчас там никого, он и устроился с газетами за низким столиком, на дурацком расписном стульчике. Сторожевой амулет усыплять не стал, он же не собирается что-то испортить или спереть, а общий фон лишний раз лучше не искажать. Вдруг в Бражене есть какой-нибудь нехилый маг вроде Орвехта, который завернет в библиотеку и заметит, что с охранной магией что-то не так.

Вслух он объяснялся по-бартогски с горем пополам, но в написанном почти все понимал, тем более с языковым амулетом. Вскоре стало ясно, что он столкнулся с неслыханной подлостью: автор мерзопакостной писанины бессовестно глумился над ним, вовсю старался выставить его в самом дурацком и невыгодном свете. О безвестном амулетчике и рыжем психе, которых он великодушно пощадил, тут вовсе не упоминалось, хотя могли бы, правды ради, и об этом написать. А Тейзурга деликатно называли «пострадавшим», как в судейском протоколе: мол, сперва после магического удара «пострадавший» находился в бессознательном состоянии, потом очнулся, но не мог оказывать сопротивление из-за полученных травм, побоев и примененных Дирвеном артефактов.

Зато о нем такого понаписали – и что он делал, и что говорил, и о чем якобы в это время думал, как будто подлюга-газетчик мало того, что со свечкой рядом стоял, так еще и мысли читал. А уж как их нарисовали… Посмотришь – натурально плюнуть хочется, и в то же время так и подмывает смотреть, потому что иллюстрации выполнены искусно, каждая деталь тщательно прорисована, чтобы все как на самом деле. Аж четыре картинки, и рисовальщик тоже подлец тот еще, потому что лицо Этой Сволочи везде или отвернуто, или занавешено длинными патлами, а Дирвен выглядит нелепо и жалко, несмотря на то, что он сверху. Одно хорошо, гад-художник перестарался: хоть повелитель амулетов и похож на себя, на этой издевательской пачкотне у него слишком карикатурная физиономия, чтобы сопоставить и опознать.

Первую газету Дирвен скомкал и порвал в клочья. С минуту сидел, застывший, сгорбившись на неудобном стульчике, с пылающим лицом и сжатыми кулаками. Подумалось: вдруг сыщется какой-нибудь умник, который обрывки соберет и все восстановит… Он слышал, что сволочь Эдмар научил такому заклинанию магов Ложи, а те и рады объедкам с его стола. Вдруг бартогские волшебники обратятся к ним за помощью, и те сумеют восстановить эту дрянь даже из пепла?

В бессильной ярости скрипнул зубами – и тут его осенило.

Когда он был королем, советник по вопросам нравственного воспитания Шаклемонг однажды испросил дозволения сорвать со стен те дворцовые картины, на которых люди нагишом, да в костер на площади. А министр финансов Чавдо Мулмонг воспротивился: мол, известные шедевры, денег стоят. Сошлись на том, что жечь картины не надо, потому что государству убыток, лучше все срамные места на них бумажками заклеить. Так и поступили.

А эту пакость можно зарисовать, будто бы у Дирвена поимелово не с Той Самой Сволочью, а с какой-нибудь девкой. Карандаши под рукой… И он принялся за дело.

Рисовал с нажимом, чтобы какие-нибудь гады не стерли ластиком. Можно ли с помощью магии уничтожить линию серого грифеля? А если грифели цветные? А если чернильный?.. Этого он не знал, но хорошо бы нельзя, а то вся работа насмарку.

Главную в Сонхи Сволочь он снабдил дамским лифом и пышными задранными юбками, а себе пририсовал корону – будто бы он с придворной дамой в королевских покоях. Вот теперь это правдивые картинки, а не мерзопакостная клевета на свергнутого монарха Ларвезы! Газеты – зло, но в Бартоге и в Нангере они давно уже есть. Как ему докладывали оставшиеся в Аленде невезучие маги Куду и Монфу, теперь и в Ларвезе будут, Верховный Маг разрешил. А он бы не разрешил, потому что газеты – рассадник безнравственности, так говорил Шаклемонг, а Дирвен всегда был за нравственность.

Шаги в коридоре заставили его замереть. Кто-то идет…

Выучка не подвела, мигом сунул улики на полку с картонными книжками, мятые клочья сгреб с пола и запихнул туда же. А сам встал посреди детской комнатушки – якобы заблудился, якобы забрел сюда случайно – и скроил вежливо-озадаченную мину. За секунду до того, как на пороге появился уборщик со шваброй наперевес.

Из-за неширокой спины туземца выглядывало трое библиотекарей, включая девицу из читального зала. Та обеими руками держала перед собой «Энциклопедию волшебного народца мира Сонхи», словно собиралась тяжеленной книжкой кого-то прихлопнуть. У одного из мужчин был бартогский пороховой пистолет, у другого дубинка. Эти придурки, что ли, за грабителя его приняли?!

Тут же пришло в голову спасительное решение. Вспомнилось, как действовал Шаклемонг, когда с толпой сподвижников громил в Аленде книжные лавки. Сперва в намеченный магазинчик отправляли своего человека, якобы покупателя, который осмотрится, потопчется, возьмет полистать одну, другую книжку, а после незаметно хвать какое-нибудь фривольное издание – и за спиной у продавца переставит к школьным учебникам. Потом он будто бы случайно обнаруживал на полке с детской литературой неподобающую взрослую беллетристику, и давай возмущаться: мол, что творите, малолетних развращаете, королевские законы нарушаете! А тут и Незапятнанный со своими парнями подоспеет – и нет больше книжной лавки. Шаклемонг объяснял, что это необходимая мера, чтобы горожане были на их стороне. Вот и Дирвен решил этой мерой воспользоваться.

– Смотрите, что у вас тут! – он указал на полку с пресловутыми газетами, засунутыми между «Страной железных человечков» и «Путешествием лягушонка Юнжека на воздушном шаре». – Преступное насаждение мерзопакости! Я сюда случайно зашел, заблудился потому что. Вижу – газеты какие-то на детской полке, я и взял посмотреть, а там сплошной срамотизм! Если дети увидят, им же сразу того же самого захочется, нельзя такие газеты в библиотеке держать! Вы должны разобраться, как они сюда попали! Это совращение неокрепших умов, судить за это надо!

Говорил он по-бартогски, активировав языковой амулет в полную силу: сейчас главное – выпутаться из этой дурацкой истории, в которую он вляпался из-за Той Самой Сволочи и происков Рогатой.

– Разберемся, – сурово произнес библиотекарь с дубинкой, пухлолицый здоровяк, который выглядел так, словно жрет одни сдобные булки – похоже, здешнее начальство.

Насупленный тощий очкарик в забрызганных чернилами нарукавниках продолжал целиться в Дирвена из пистолета, а барышня крепко сжимала энциклопедию, глядя с недобрым прищуром.

– Это кто-то из ваших, больше некому! Поддались моде на срамотизм и хотят научить плохому неокрепшие детские умы!

А что ему оставалось, если не обвинять их? К тому же они всяко виноваты, раз допустили, чтобы такая подлая писанина с запретными картинками хранилась у них в заведении, пусть даже в особом шкафу под замком.

– Пройдем ко мне в кабинет! – распорядился здоровяк.

Если сделать ноги, будет погоня, поэтому Дирвен подчинился, не ожидая никакой дальнейшей подлости. Уши все еще горели, но он чувствовал свою правоту. В коридоре подвалило двое полицейских и амулетчик с сумкой на поясе. Значит, эти книжные придурки сразу послали за представителями власти? Ну, им же хуже! Он от своих слов не откажется. Пусть он чуть-чуть искажает факты, правда все равно на его стороне, потому что он борется против насаждения срамотизма.

Табличка на двери сообщала: «Заведующий Браженской общественной библиотекой г-н Р. Коржец». Здоровяк расположился в кресле по ту сторону стола с коричневым сукном и потускневшим бронзовым пресс-папье в виде обожравшегося чворка. Полицейский офицер учинил Дирвену допрос: кто такой, откуда и с какой целью прибыл, куда направляешься, что делал в библиотеке. Он говорил по-бартогски, а девица переводила, то и дело заглядывая в словарь, который достали из шкафа. Второй полицейский прилежно записывал.

Амулетчик с очкариком тем временем куда-то ушли. Потом вернулись, амулетчик поставил на стол большую шкатулку. Артефакт, это Дирвен сразу уловил и насторожился. Хотя было бы из-за чего, он же проверял: в детской комнате только оберег от народца, «Недремлющий сторож» и еще один амулет, вмонтированный в механизм бартогского лопастника, похожего на цветок с кожистыми лепестками. Когда лопастник крутится, веет прохладный ветерок, но при Дирвене он не крутился.

– Посмотрели, что там? – озабоченно спросил Коржец у тощего библиотекаря, который вперил в Дирвена пронзительный обвиняющий взгляд.

– Н-невиданное свинство… – чуть заикаясь, произнес очкарик, ткнув пальцем в сторону задержанного.

– Так я и думал, – кивнул заведующий. – Невозможно, чтобы кто-нибудь из моих подчиненных… Давайте посмотрим изобличающую светопись!

Амулетчик откинул крышку шкатулки.

Чего?!!..

Дирвен, конечно, слышал о бартогской светописи, даже видел изображения. Для магических картинок нужны заклинания или специальные артефакты, а для светописи – громоздкая механика и особым образом зашлифованные линзы. В Бартоге любят соединять магию с инженерными изобретениями, и пусть в детской комнате запечатлевающих амулетов не было, «Недремлющий сторож» или артефакт в лопастнике могут работать в одной цепочке со светописным механизмом… А он не проверил, потому что был сам не свой из-за мерзких издевок в этой дурацкой газете.

Дирвен почувствовал, как опять вспыхнули уши: надо же было допустить такой промах!

В бартогских учебниках приводилось несколько схем соединения в рабочую цепочку стандартных магических артефактов и неволшебной механики. Самый распространенный вариант: амулет реагирует на движение и подает сигнал аппарату, при необходимости другой вспомогательный амулет глушит звук светозаписывающей штуковины. А потом на бумаге, пропитанной специальными растворами, проявляется изображение, но с этим много мороки, поэтому чаще используется простой способ: картинку «вытягивают» и запечатлевают артефакты, в состав которых входит хранящий память олосохарский песок.

Если бы он заподозрил, что здесь такая засада… Но из-за происков Рогатой ему это даже в голову не пришло.

Тех, кто его задержал, Дирвен нисколько не боялся. Положить их – плевое дело, хоть сейчас мог бы взять под контроль весь их арсенал. Но тогда здешние поймут, с кем столкнулись, и пошлют мыслевести Крелдону, «пострадавшей» сволочи, гадам из министерства благоденствия… Вдобавок Лорма будет в курсе, куда подевался ее консорт. Если из Крибы можно рвануть на все четыре стороны, то из этой дыры – только вверх или вниз по речке, поэтому нужно изобразить несчастного мальчишку, пойманного с поличным. Он и впрямь чувствовал себя несчастным, был зол и пристыжен, даже притворяться не надо.

Худшие опасения подтвердились. На пластинке мутного стекла, вделанной изнутри в крышку шкатулки, стали появляться одна за другой черно-белые картинки. Вот Дирвен стоит посреди комнаты, до половины вытянув из-за пазухи свернутые газеты; вот он со свирепым выражением на лице рвет одну из газет; вот сидит, скрючившись, за низким столиком и читает; вот трудится с карандашом в руке; вот запихивает газеты на полку между книжками.

Судя по всему, светозаписывающий аппарат находился в том же углу, где торчал, как пальма в кадке, потрепанный лопастник. Наверняка спрятан в нише за дверцей, которую не отличить от стенной панели. Если бы как следует осмотрелся, заметил бы на стенке окуляр с блестящей линзой, но он же не рассчитывал на такую дрянь, поэтому проверил комнату только на артефакты.

Ясно, для чего это понадобилось: посетители библиотеки оставляют там свою сопливую мелкоту, вот и обеспечили возможность приглядывать, чем занимаются дети в отсутствие взрослых. По той же причине аппаратуру спрятали с глаз долой: чтобы спиногрызы не поломали. Если бы он все это знал заранее!

– Ну и как ты, засранец, это объяснишь? – поинтересовался Коржец.

Барышня перевела, воспитанно заменив «засранца» на «дурака».

А Дирвен еле удержался, чтобы не пустить в ход «Каменный молот». Дураком и засранцем его маги Ложи обзывали, а теперь он должен выслушивать оскорбления от каких-то библиотекарей?!

– Сама дура! – рявкнул он, глянув на девицу с ненавистью. – Они на полу в коридоре валялись, а я подобрал. Смотрю, там сплошная мерзопакость, я и решил зачеркать этот срам, чтобы дети не увидели, чтобы прилично выглядело, ну, как приличное поимелово… Я же несовершеннолетний, и моему душевному здоровью причинили вред, я испытал из-за этого невыносимые страдания! Почему вы такую мерзость в библиотеке держите и на полу разбрасываете?!

Ха, пусть попробуют отвертеться: шкаф он запер, никаких улик. Даже если там тоже есть подлая шпионская аппаратура, без артефактов она сработать не могла. А этот разиня со шкатулкой так и не просек, кто перед ним, потому что Дирвен весь свой арсенал усыпил и ни одному амулету не позволит отозваться на чужой импульс.

Очкастый придурок сходил посмотреть: и правда, заперто. Наверняка ему же и достанется, или мышиной барышне, или обоим вместе – надо ведь Коржецу кого-то обвинить в разгильдяйстве.

– А если ты, безмозглая башка, несовершеннолетний, зачем подобрал газету для взрослых? – вперив в Дирвена тяжелый взгляд, спросил один из полицейских. – Да еще в детскую комнату притащил. Почему не позвал старших?

– А почему она лежала на полу?! – не дожидаясь перевода, возопил Дирвен. – Я по овдейским законам подросток, мне девятнадцать лет, и вы должны оградить меня от травмирующих переживаний! Это у вас надо спросить, почему то, что может нанести вред развитию неокрепшего рассудка, валяется в коридоре у всех на виду!

Когда барышня, запинаясь, перевела, офицер гневно промолвил:

– Здесь тебе, паршивый сопляк, не Овдаба! Бражен – бартогская колония, у нас ты за свои художества ремня в участке получишь! И твоему неокрепшему рассудку вреда с этого не будет, одна польза! Другой раз не подбирай, что в коридоре валяется – пройди мимо и позови старших! Ну-ка, пошли! А вы, господин Коржец, проведите внутреннее расследование, почему у вас такой инцидент случился. Ватгерен поможет, – он кивнул на амулетчика. – Я сразу говорил, газеты эти – форменное непотребство, нашли, про что написать…

– Так прислали из Крибы с сопроводительным письмом, – удрученно отозвался заведующий. – Лично я тоже возразил бы, но раз наши попечители так решили…

В этот момент Дирвен, до сего момента стоявший с понуро опущенной головой, оттолкнул с дороги второго полицейского и ринулся к двери. Подчиненные Коржеца отшатнулись. Амулеты Ватгерена послушно дали осечку. Один уборщик не сплоховал и огрел Дирвена шваброй, что-то сердито лопоча на своем туземном языке.

Он едва не стукнулся головой о косяк, но извернулся, уходя от второго удара, вырвал у противника швабру и врезал древком, словно копьем, бросившемуся в атаку полицейскому. Нападение на представителя власти – за это хоть в Ларвезе, хоть в Овдабе, хоть в Бартоге не поздоровится…

Вихрем промчавшись по коридору, Дирвен миновал читальный зал, слетел по широкой закругленной лестнице, пересек залитый солнцем вестибюль. Вслед ему задребезжали стекла двустворчатой двери. Лишь бы застать Щуку с Мейлат в гостинице, драпать надо из этой дыры!

У Зинты появилось еще одно важное дело.

Она и раньше заглядывалась на львиные и кошачьи морды водосточных труб, затейливые фонари, изношенные каменные лестницы, мостики над каналами. Останавливалась посреди улицы, чтобы запрокинуть голову и хорошенько рассмотреть витраж или мозаику. Могла заложить крюк ради какого-нибудь места, которое как будто отзывалось в душе музыкой, хотя никакой музыки там не было. До недавних пор Зинта считала, что это имеет значение только для нее, но вдруг оказалось – не только.

Песчаная ведьма подсела к ней в «Столичной белке», куда она завернула пообедать. «Белка» с восьмицу назад открылась после ремонта. Одна из любимых чайных Суно. Шаклемонговцы разнесли ее вдребезги, оставив изгаженные стены и груды обломков, потому что у Дирвена был зуб на это заведение: когда-то он подрался здесь с Эдмаром, и ему пришлось возмещать хозяину ущерб.

Старик уцелел, потому что заблаговременно спрятался у внучки в другом конце города. Бронзовой белке, которая сидела на отдельной полочке над стойкой, повезло меньше – после погрома она исчезла, но взамен изготовили новую точно такую же.

Зинта доедала сиянский рыбный суп, когда сбоку скользнуло что-то зыбкое, словно мираж в пустыне Олосохар, и в следующее мгновение на стул напротив опустилась Хеледика. Ее глаза мерцали на узком лице, как два песочных опала, а волосы были распущены, и в них вспыхивали солнечные искры… Или показалось?

На ней была серая туника и штаны, заправленные в высокие шнурованные ботинки. Дорогая обувка не очень-то сочеталась с одеждой поденщицы – зато удобно для работы в развалинах, оставшихся на месте резиденции Светлейшей Ложи после правления «короля Дирвена».

– Значит, это вы… – произнесла Хеледика, внимательно глядя на лекарку своими ведьмовскими глазами, по-кошачьи приподнятыми к вискам, и только после этого, спохватившись, поздоровалась: – Доброго дня, госпожа Зинта!

– Доброго. Что значит – это я?

– Я ворожила. Ищу тех, кто нужен, чтобы поднять город.

– Так я же не волшебница. И хотела бы помочь, да толку с меня… Или хочешь, чтоб я об этом с Суно поговорила? Он и сам знает, что надо поскорее навести порядок. Они стараются, я вижу. Но этот поганец в чужой короне столько наворотил, что враз не разгребешь.

– Я имею в виду не это. Нужно ваше желание, чтобы город поднялся, и то, каким вы хотите его увидеть, и ваше отношение к городу – вы же чувствуете, что он живой. Помните, когда мы с вами познакомились, вы мне в дороге рассказывали про Апну, про Паяну, про Аленду? Если бы я сразу об этом подумала, я бы и без ворожбы к вам пришла. Ваши представления о городе – словно пряжа, из которой свивается нить для восстановления городского гобелена. Тем, кто будет ткать гобелен, без пряжи не обойтись, а если они возьмут, что попало – тогда и получится что попало. Нужны вы.

Все это выслушав, Зинта вначале загордилась, потом испугалась: такая ответственность, вдруг она не справится, подведет?

– Ох, ты меня озадачила… А если я не смогу сделать так, чтобы появилось сколько надо этой самой пряжи?

– Вы не одна, я уже полторы дюжины таких нашла. Даже больше, вы двадцать первая. Хожу по улицам, ловлю это ощущение, и если почувствую то самое – иду по следу за человеком. Почувствовать можно, если человек недавно прошел там, где я нахожусь, и танец его присутствия еще не затих. Не совсем правильные слова, по-нашему я сказала бы как есть, но это на ларвезийский никак не перевести.

Песчаная ведьма улыбнулась быстрой, как скользнувший луч, улыбкой и повернулась к пожилому сиянцу в поношенном желто-зеленом халате с вышитыми на подоле аистами, терпеливо ожидавшему в трех шагах от их столика.

– Здравствуйте, господин Шайму. Мне, пожалуйста, зеленого чаю, большую кружку.

– Здравствуйте, госпожа Хеледика, всегда рад вам услужить!

Хозяин «Белки» поклонился и пошел на кухню.

– Тебе, наверное, куда проще наворожить эту пряжу, чем кому-то из нас, – заметила Зинта. – Ты ведь в танце можешь.

– Я – другое, – она так и сказала о себе: «другое», а не «другая». – В танце я могу прясть, если будет из чего. Для этого нужны жители города. Или приезжие – те из них, кому город открылся. Мне он тоже открылся, но по-другому, я ведь нездешняя, я олосохарский песок, – на мгновение она наморщила лоб. – Станцевать это я могла бы, но не знаю, как сказать словами… Город вас принял, и сейчас надо, чтобы он смотрел на себя вашими глазами и постепенно становился таким, каким вы хотите его видеть. Я для этого не гожусь, моими глазами смотрит Олосохар.

– Вроде, поняла, – неуверенно произнесла лекарка. – Что я должна делать?

– То, что уже делаете: смотреть на город, чувствовать его в себе и снаружи, хотеть, чтобы он поднялся и стал еще лучше, чем до сих пор.

Зинта подумала, что она ведь и впрямь все это уже делает.

– Главное, думайте об этом почаще, – добавила песчаная ведьма. – Каждый день.

– Раньше я о таком и не слыхала. А ты откуда об этом знаешь?

– Случайно открылось. И раз это есть, наверняка открылось не мне первой. Я шла по улице Неистребимой Лозы, и там в одном доме начинающий музыкант учился играть на скрипке. Он фальшивил, инструмент у него не очень-то, но он в эту музыку душу вкладывал – и свою любовь к Аленде, желание, чтобы город поскорее залечил раны и стал краше прежнего. Но слушать его было невыносимо, и я порвала ему струны, – она снова улыбнулась быстрой улыбкой, на этот раз с оттенком извинения. – Наверное, если бы я этого не сделала, его бы поколотили соседи. Потом я поднялась к нему и поговорила с ним о городе – так же, как с вами… Спасибо, господин Шайму.

Сиянец поставил перед ней большую фарфоровую кружку с тонко прорисованными красными башенками в молочном тумане.

У Зинты вертелись на языке еще вопросы насчет «пряжи» и общения с городом, но вслух она так и не задала их – решила, что сама понемножку разберется.

Зарево в ночном небе казалось огромным, как будто целый квартал охвачен огнем, хотя горело одно-единственное здание в центре Бражена. Тревожный колокол смолк: кому положено, уже примчались тушить, и весь городишко проснулся. С той стороны тянуло гарью, эта едкая вонь забивала вкрадчивые речные запахи. Проламываясь через тростники, Дирвен услышал, что кто-то из девчонок раскашлялся.

Хвала богам, обе сидели в лодке, как он велел. Хотя куда бы они делись в потемках? Разве что в кусты по нужде.

– Кто идет? – нарочито свирепым голосом рявкнула Глодия, когда мостки заскрипели у него под ногами.

– Свои, – буркнул Дирвен, перебираясь на место гребца. – Уматываем отсюда!

Мейлат еле заметно вздохнула, печально глядя в звездную даль. К крухутаку не ходи – расстраивается, что тот оголодавший пшор за ней не пришел.

Он мощными гребками направил лодку на середину реки.

– Фу, вонища, – недовольно сморщила нос Щука. – Это ты, что ли, постарался, пожар устроил? Хочешь, чтобы мы совсем задохнулись?!

– Не задохнешься. Сейчас отплывем подальше… До утра будем плыть, как в ту ночь, когда из Эгедры уходили.

После небольшой паузы Глодия спросила:

– Чего поджег-то?

– Библиотеку эту дурацкую. Использовал «Глаз Саламандры» – если он у тебя есть, больше ничего не надо. И если объект достаточно большой, лучше поджигать с нескольких сторон, чтоб наверняка.

Вряд ли неблагодарная ученица пропустила информацию мимо ушей. Она схватывала на лету, понимая со своей деревенской практичностью, что все, сказанное Дирвеном об амулетах – на вес золота. Но заговорила она, с присущей ей подлой стервозностью, о другом:

– Ну, как есть угробище! Теперь, чего доброго, нас с Мейлат обвинят в соучастии, еще и такого чирья на жопе нам не хватало!

– Против срамотизма надо бороться, – угрюмо и непреклонно возразил Дирвен.

Грести с помощью артефактов было ничуть не тяжело, и все равно он обливался потом. Жаркая духота тропической ночи, вода теплая, как суп, и в придачу ветер с юго-востока, поэтому запах гари до сих пор их преследует.

– Одно слово, угробище, – проворчала Глодия. – Где ни побываешь, там город после тебя как пирог, на который жопой сели. Сперва Пергамон, потом Аленда, теперь этот Бражен. Небось не остановишься? Хотя эти крысы библиотечные мне совсем не понравились. Говорят непонятно по-каковски, не люблю я этого. Может, они тебя всяко просмеивают, а ты с ними как с воспитанными людьми рассусоливаешь, всякие здрасьте-пожалуйста… Как подумаю об этом, так бы и наплевала им в зенки, а я всегда об этом думаю, если чужой речи не понимаю. Я чувствительная. И одеты серенько, ни рожи, ни вкуса изысканного… Но пожар ты зря учинил, нам бы потихоньку отсюда сплавиться, а теперь тебя же и заподозрят.

Когда после побега из библиотеки Дирвен примчался в гостиницу, Щука продолжала ругать Мейлат. Велел им бегом собирать манатки, они похватали накупленное – и на пристань. Отплыв от дрянного городишки вниз по речке – якобы в ту же сторону, откуда явились – спрятались в тростниках. Дирвен активировал укрывающие амулеты и велел Глодии сделать то же самое. Несколько раз доносился плеск, мимо проходили туда-сюда какие-то суденышки, но за сплошной зеленой стеной не видно, кто это, рыбаки или полиция.

Хотелось выговориться, и он, едва не дрожа от праведного гнева, рассказал своим спутницам, что произошло. Мейлат глядела жалостно, словно он простудился или ушибся, а Щука дотошно выпытывала подробности.

Едва стемнело, Дирвен отправился мстить. Никто не может оскорбить повелителя амулетов и не поплатиться за это.

Теперь они шли вверх по Сябану, против течения. Он задействовал ускоряющий артефакт, и лодка рассекала блестящую темную воду, словно на веслах сидела дюжина гребцов.

– Сами виноваты, нечего такую мерзопакость в библиотеке держать. Если б не держали, ничего бы не случилось. Один дурак в газете про это написал, а другое дурачье подхватило, ну и пусть теперь пожар тушат.

– А ты что ли не понял, какая там закулисная интрига? – с ненавистной ему интонацией всезнающей умудренной тетки поинтересовалась Глодия. – Эх, ты, остолопина…

– Закрой свою щучью пасть!

– Я-то все поняла! И ты бы допер, если б мозгами пораскинул. Это же господин Тейзург самолично все устроил, чтоб тебя, дурня, всенародно опозорить, а себя в наилучшем виде показать после нанесенного тобой тяжкого оскорбления.

– Чего ты мелешь?!

– Чего есть, то и мелю! Сам рассказывал, что те срамные картинки были весьма искусно нарисованы, и тебя там будто бы осмеяли, а у господина Тейзурга даже лицо было прикрыто. И еще ты говорил, что толстый библиотекарь ответил полицейскому, мол, сам он не хотел те газеты брать, но ихнее начальство прислало их из Крибы с сопроводительным письмом. Говорил же?

– Ну, говорил, – раздраженно процедил Дирвен. – Ну и что?

– Вот тебе и ну, остолопина! Чворку ясно, кто за этим стоит! Кто те картинки искусные нарисовал, жаль, я не видела, и кто газетчикам из Бартоги заплатил, чтоб они про это со смаком расписали и выставили тебя на позорище, да чтобы побольше этих газет нашлепали, а потом повсюду разослали. Ну, и мне-то яснее ясного, кто с ихним высоким начальством договорился, небось тоже за немалые деньги, чтоб эти газеты в каждую библиотеку приняли. Вот зуб даю, так и было. Ты его на весь просвещенный мир ославил, а он тебя, и последнее слово за ним осталось. И хоть об заклад побьюсь – одной Бартогой тут не обошлось, в Ларвезу и Овдабу тоже небось завезли.

Хотел на нее рявкнуть, но слова застряли в горле. А ведь Наипервейшая Сволочь вполне могла… И Рогатая могла…

– Ха, в Ларвезе и в Овдабе эту мерзопакость по-бартогски полтора умника прочитает, – выдавил он, постаравшись презрительно ухмыльнуться. – Или чуть побольше, все равно маловато.

– А кто тебе сказал, что к нам они зашлют по-бартогски? Переведут на нашенский да на овдейский, и нашлепают в типографии столько, что чворку не съесть, дело недолгое. Вот хорошо-то, что мы с тобой уже в разводе, а то бы я заодно стобой осрамилась… Зуб даю, так и было, хоть на что спорим.

– Зубы я тебе сейчас выбью, если пасть не закроешь!

Его захлестнула едкая обида, так и хотелось врезать по этой ненавистной физиономии, востроносой и тонкогубой, с нагло сощуренными глазами-щелками. Волосы Глодия спрятала под залихватски повязанной пиратской косынкой – новой, цветастой, купленной в браженской лавке. В ушах у нее болтались, мерцая в свете волшебного фонаря, блестящие серьги с жемчугом и фальшивыми камушками. От его щедрот принарядилась. Ясно, что спасибо не скажет, у ихней щучьей породы это не в правилах, но хоть бы уж помалкивала. Дирвен и без нее догадался бы о том, кто стоит за этой мерзкой затеей с газетами. Немного позже, но догадался бы.

Шаклемонг перед тем, как его сожрали, собирался издать свою новую брошюру «Наставления всем женщинам и девицам, как надлежит вести себя с Мужем разумной жене». Он писал, что по-настоящему умная жена никогда не станет выпячивать свой ум напоказ, и если до чего-то додумается первая, не брякнет в лоб, а скажет обмолвками, чтобы ты будто бы сам до этого дошел. Вот это правильно, да только Щука дура, и ей главное не служение мужу, а собственные интересы.

Как писал Шаклемонг, который таскался за королем со своими бумажками и зачитывал вслух отрывки, «таких жен надо нещадно учить во их же благо, а если учение не возымеет действия – без малодушной жалости искоренять, дабы они другим женам и девицам пагубного примера не подавали».

Так бы и искоренил ее из лодки… И после этого наконец-то отымел бы Мейлат, которая съежилась между ними, обеими руками сжимая черпак, точно решила, что он скоро понадобится.

– Я тоже рад, что мы с тобой развелись! Нужна ты мне… Кровопийца хуже Лормы!

– Ой ли, сам ты хуже Лормы! Даже моего младенчика еще не рожденного не пожалел, из-за кого я ребеночка нашего потеряла?! Ты виноват! А кто людей на съедение Лорме отдавал – и девок, с которыми перед этим разок покувыркался, и прислугу, которую для того и брали во дворец на один день, и всякого, кто тебе чем-то не угодил? Я-то знаю, мне маги-дознаватели кой-чего рассказали!

Это был подлый удар ниже пояса. Дирвен избегал думать о тех, кого выпила Лорма – ну, было и было, всякое же в королевском правлении бывает. И как говорил Чавдо Мулмонг, не может правитель за каждой мелочью уследить. Но все равно было тошно, пять лет жизни отдал бы, чтобы об этом забыть, да никто не предлагал ему такую сделку.

Он даже грести перестал. Только смотрел на гнусно возбужденную щучью физиономию и пытался найти весомые возражения.

– Ну, чего молчишь? – победно осклабилась Глодия.

На фоне теперь уже далекого зарева она выглядела, как исчадие Хиалы.

– Так я же был королем, а правитель не может за всем уследить!

– Ой, да чворкам об этом рассказывай! Все ты мог, и окоротить эту гнилую дохлятину мог, ты же повелитель амулетов! А вместо этого в постели с ней валялся, не боясь трупным ядом заразиться, кого другого с мертвечины воротило бы, а тебе в самый раз…

– Закрой пасть! Еще слово скажешь – зубы выбью! Я не мог по-другому, потому что я много страдал, а она хоть и дохлятина, понимала меня, а вы же никто меня не понимали… У меня детская душевная травма, ясно тебе, дуре?!

О детских душевных травмах, за которые многое должно прощаться, Дирвен читал у древнего путешественника по мирам Баглена Сегройского, в его книжке «Земля 21 век – безумный мир парадоксов». Хорошая книжка, он оттуда немало полезного почерпнул. В том мире бытовала идея, что если кто-то перенес детскую душевную травму, а после, когда вырос, совершил жестокое убийство или другое тяжкое преступление, его за это нельзя строго судить.

– Чего-чего у тебя?.. – собеседница наморщила лоб. – Никак уже ум за разум, заговариваться начал?

– Детская душевная травма! – он так рявкнул, что Мейлат втянула голову в плечи. – Когда мне было шесть лет, мама заперла меня в чулане за то, что я кидал в стенку рыбными тефтелями, потому что она вязала салфетки на заказ и не испекла мое любимое печенье. Я там целый час, наверное, просидел, я плакал. Она должна была найти ко мне подход, а вместо этого в чулан, это моя душевная травма, и потом все было из-за этого!

– Добрая у тебя матушка, – покачала головой Щука. – Меня б за такое вздрючили, а тебя пальцем не тронули, только в чулан, как наследного принца. И стало быть, ты отдавал невинных людей вурване на лютую смерть, позволял своим дружкам бить и грабить горожан, учинял погромы и рушил дома в отместку за то, что тебя тринадцать лет назад на часок закрыли в чулане? Ну, не засранец ли ты после этого?

– Сама засранка! Не в отместку, а потому что у меня с детства душевная травма!

Он уже отчаялся что-то втолковать ей, и тут Щука, верная своей подлой натуре, плеснула масла в огонь:

– Видать, ты так и остался тем капризным мелким говнюком, который кидал в стенку рыбные тефтели. Только причиндал между ног отрос, как у большого. Я-то думала, меня за взрослого парня замуж выдают, а оказалось – тьфу… Плюнь да разотри, как ты сам любишь про других говорить, хотя это про тебя же и сказано!

– Ах ты…

Хотел влепить затрещину, но до нее отсюда не дотянуться, еще и Мейлат между ними сидит, а если амулетом, вдруг он ее ненароком убьет. Ничего, на берегу он ей сполна за все навешает… Отложив расправу на потом, Дирвен с отвращением процедил:

– Щучье рыло!

Теперь уже Глодия почувствовала себя оскорбленной:

– Как ты меня назвал?! Ах ты, засранец…

«Незримый щит» прикрыл повелителя амулетов от удара «Каменного молота». Сбоку что-то хрустнуло, лодку качнуло. Он хотел презрительно бросить «Ха!», но вместо этого выдавил «хххх», обнаружив, что вместо правого весла сжимает деревянный огрызок, и вдобавок борт расколола трещина.

– Дура, ты что делаешь?! Лодку потопишь!

– И боги, и люди скажут мне спасибо за то, что я избавила мир от такого угробища! – крикнула распаленная Глодия, и словно в ответ ей в зарослях на берегу завопила ночная птица.

– Дура, у меня «Непотопляй», я выплыву! Сама потонешь!

– Я умею плавать!

И в придачу у нее «Плавник» – с «Непотопляем» не сравнить, но даже завалящего пловца гарантировано выручит.

– Мейлат, плавать умеешь?

– Нет, – кротко отозвалась девушка, выплескивая за борт содержимое черпака. – Ой, тут еще…

– Она из-за тебя утонет! Правь к берегу, поворачивай руль!

– Нет, она утонет из-за тебя, потому что ты первый начал, и еще одна невинная жизнь будет на твоей совести! Боги-то не простят…

– Из-за тебя, это ты первая начала! Руль, дура, поверни!

– Я повернула, это ты рассиживаешь, как в гостях, греби давай!

– Как я тебе выгребу одним веслом! Если ты весло мне сломала!

– Жаль, что не об твою дурную башку! Мейлат, вычерпывай, прибывает же!

Стояла ароматно-душная тропическая ночь, река серебрилась под звездным небом. Зарево пожара на юге почти угасло. К заросшему берегу вихляво двигалась одинокая лодка, за ней с почтительного расстояния наблюдали русалки – одна, вторая… а вон и третья вынырнула. Они с любопытством прислушивались к людским возгласам, далеко разносившимся над переливчатой черной водой:

– Это ты виноват!..

– Сама виновата! Рулем работай!..

– А ты греби, дурачина! Мы плывем или тонем?..

– Да не в ту сторону рули, нас крутит!..

– Мейлат, шибче вычерпывай…

8. О концах и началах

Баэга из драгоценного китонского шелка мерцала в лучах вечернего солнца, в ее бронзовых и золотистых переливах угадывались то города, то деревья, по рукавам вился прихотливый орнамент. Такое роскошное одеяние повесить бы на стенку и любоваться. Он засмотрелся, в то время как двое слуг держали это произведение искусства на весу и терпеливо ждали.

– Может, сойдет что-нибудь попроще? Зацепится еще, порвется…

– Никак нельзя, господин наместник, – первый секретарь Городского Совета, явившийся за компанию со слугами, сопроводил возражение поклоном. – Согласно протоколу, утвержденному его светлостью, наместнику князя надлежит являться на официальные приемы в парадных одеяниях, при этом парадным одеяниям членов Городского Совета негоже превосходить одеяние господина наместника, дабы второе лицо княжества воссияло среди прочих государственных лиц аки ясный месяц среди звезд. Посему Городской Совет покорнейше просит вас одеться согласно протоколу, а если вы явитесь как сейчас, нам всем придется, нижайше прошу прощения, сменить парадное облачение на повседневные одежды, что также будет нарушением протокола…

– А там написано, в каком одеянии надлежит являться на официальные приемы самому князю?

– На сей счет, господин наместник, ничего не сказано. Его светлость господин Тейзург волен одеваться, как его светлости будет угодно.

– Вот мерзавец, – заметил Хантре.

– Я затворяю свой слух, я этих слов не слышал, – с достоинством произнес чиновник, символически прикоснувшись кончиками пальцев к выглядывающим из-под тюрбана мочкам ушей.

Его куфла так и слепила золотым шитьем, а тюрбан из белого атласа был усыпан олосохарским жемчугом и украшен страусовым пером. Возникший в отсутствие Тейзурга Городской совет принял к сведению, что князь ценит роскошь и элегантность, и старался не ударить лицом в грязь – на свой лад, с истинно южным размахом. Добравшиеся до Ляраны портные не испытывали недостатка в заказах.

– Принесите мне этот протокол, хотелось бы посмотреть.

– После приема непременно принесу, господин наместник.

Надев похожую на золотистый мираж баэгу, Хантре вскоре перестал о ней думать. Вопреки опасениям, она оказалась прочная: вроде он и раньше слышал о том, что китонский шелк высшего качества может выглядеть нежным, как паутинка, хотя не враз порвешь.

Ляранская сторона давала торжественный обед в честь бартогского посла, по случаю 273-летней годовщины Дня Вычислителя – национального бартогского праздника. Посол прибыл из Дукона вместе с инженерами, которые приступили к строительству воздушного порта для дирижаблей, существующих пока только в проекте. Поскольку Тейзург отправился в Аленду улаживать отношения с Ложей, вручить подарки иностранному дипломату должен был Хантре, получивший, как снег на голову, титул наместника.

Это внезапное назначение «вторым лицом в государстве» оставило у него смутно тревожное ощущение. Словно где-то – даже не рядом, а на некотором расстоянии, в конце коридора – перерезали еще одну ниточку, захлопнулась еще одна дверь.

– Ты уверен, что сделать меня заместителем – хорошая идея?

– Да не волнуйся ты так, – бывший демон Хиалы с удовольствием зажмурился. – Бремя власти будет для тебя не слишком тяжким, об этом я позаботился. Есть Городской Совет, со всеми прелестями бюрократии, так что твои полномочия ограничены.

– А твои?

– А мои – безграничны, поскольку я абсолютный монарх, однако в мое отсутствие княжеством управляет коллегиальный орган власти.

– Тогда зачем тут я?

– При внешней либо внутренней угрозе Городской Совет и прочие структуры обязаны беспрекословно выполнять твои распоряжения, как если бы они исходили от меня.

– Понял, если будет чрезвычайная ситуация, как тогда с лечебницей. Надеюсь, в мирное время от меня ничего не потребуется?

– Увы, напрасно надеешься, – Эдмар развел руками в нарочито сокрушенном жесте. – Потребуется. Будешь замещать меня на официальных приемах, кто-то ведь должен.

– Какого черта?..

– Честно говоря, я пытаюсь тебя социализировать, из самых благих побуждений.

Сразу после этого признания Эдмар шагнул в раскрывшийся за спиной туманный проем, на ходу перетекая в демонический облик. Бросаться за ним в Нижний мир Хантре не стал, только прошипел вслед ругательство – скорее на кошачьем языке, чем на человеческом.

Он попал на крючок почти так же, как те, кто рвется к власти. Плевать он хотел на власть, никогда не тянуло, другое дело – ответственность. Благие намерения Тейзурга по поводу Ляраны и Сирафа определяются прихотями бывшего демона. И Хантре сознавал, что в данной ситуации ключевая фигура – это он, поэтому не может он отсюда уйти.

Эдмар способен и на плохое, и на хорошее, вот только для него нет принципиальной разницы между тем и другим. Ждать от него можно чего угодно, в самом широком диапазоне. Вспомнились – словно давний полузабытый сон – материалы какого-то расследования, в центре которого находился все тот же Тейзург, натворивший дел. Только не под этим именем и не в этой жизни. Ошеломляющая мозаика фактов: по совокупности тянет на пожизненное, но в то же время хватает такого, что можно трактовать как смягчающие обстоятельства.

Нельзя допустить, чтобы в Сонхи он стал таким же отморозком, как тогда.

Что еще, кроме Эдмара, было «тогда», Хантре так и не вспомнил. Единственное впечатление вроде бы оттуда: небо и солнце такого цвета, как будто смотришь сквозь зеленое стекло.

Он высидел на приеме до конца, даже сымпровизировал короткую поздравительную речь, вручая подарки бартогскому послу – представительному лысому господину, взмокшему до испарины в мундире с эполетами и роскошной перевязью. Председатель Городского Совета потом уверял, что его речь была истинным перлом благорасположения и государственной мудрости. Перлом или нет, но получилось не хуже, чем у других официальных лиц.

На следующее утро секретарь, как и обещал, принес ему протокол. И ведь ясно, что Эдмар про себя ухмылялся, с удовольствием внося в документ издевательски-пафосные поправки. Для него это еще одна игра, в которой он может участвовать, а может и не участвовать, в зависимости от настроения: себя-то он оставил за рамками этого бюрократического разгула.

Если бы он проникся нежными чувствами к Лорме или кому-нибудь вроде нее – никаких гарантий, что это не обернулось бы проблемами для Ляраны, присоединенной на днях соседней Шилиды и тех его владений, которые пока в перспективе. Хантре все чаще размышлял об этом, и знал бы Тейзург, что «второе лицо в государстве» вынашивает крамольные замыслы… Хотя, может, и догадывается, и это для него тоже игра. Надо найти способ ограничить его полномочия. Кештарен с подельниками – та еще шайка, таких на пушечный выстрел нельзя подпускать к власти. Зато в Ляране теперь есть Городской Совет, и люди, которых Венша там собрала, в общем достойные, неглупые и достаточно смелые, на них и надо делать ставку. Проблема в том, что Эдмар уже начал опутывать их бюрократической паутиной – во избежание конкуренции и забавы ради, один протокол чего стоит.

На полуофициальном ужине, ради которого опять пришлось облачиться в роскошную баэгу, Хантре высказал все, что думал по поводу утвержденного князем протокола. Члены Совета сокрушенно качали головами, почтительно возражали, иные предпочитали хранить молчание, но Хантре видел, что в душе они придерживаются того же мнения. И когда он сказал, что за формальностями не стоит забывать о благе Ляраны, не нашлось никого, кто бы внутренне с этим не согласился.

Видящий против демона-интригана. Только не увлекаться. И не допускать, чтобы Эдмар увлекся – если тот расценит это, как борьбу за первенство, он сделает все для того, чтобы любой ценой выиграть. Для Ляраны, Шилиды, Сирафа и прочих подразумеваемых территорий в этом не будет ничего хорошего.

Когда начинает светать, пески Олосохара становятся бледно-аметистовыми. Над ними разливается океан холодного молока в серо-голубых и сиреневых переливах, а краешек солнца, сияющий над кромкой барханов, вначале кажется серебряным. Как будто это совсем другая пустыня – не та, что днем или вечером.

Хантре любил этот короткий промежуток, и в то же время его беспокоило сходство того, что он видит, с какой-то другой местностью, которую он не помнил, но хорошо знал. Те же краски, только там не песок, а море. Хотя песок тоже есть, вдоль полосы прибоя. И он там был не один, с кем-то еще. Вспомнить людей никогда не удавалось, зато вспоминались местные растения: глицинии, вебринерии, розы, кьямавы… В Сонхи из этого есть только розы и глицинии.

Он дошел до конца уводившей в пустыню улицы – пока еще необитаемой, с недостроенными домами – когда ощутил угрозу. Секунду назад ничего не было, а теперь есть. Что-то ринулось с глухим рычанием из туманно-сиреневых теней, клубящихся меж каменных стен. Едва успев отпрыгнуть в сторону, он приземлился на четыре лапы и тоже зарычал.

Замершая напротив серебристая лисица вдвое превосходила его размерами – впрочем, она может быть величиной и с лошадь, и с ящерицу, которая уместится на ладони. Кинжальные клыки оскалены, глаза бешеные, вертикальные зрачки полны кромешной тьмы.

Сам он выглядел со стороны под стать противнику: шерсть вздыблена, распушенный хвост.

Появившийся из закоулка одинокий прохожий, едва увидев их, бросился наутек. Краем человеческого сознания Хантре уловил, что он оказался тут не случайно: собирался подать какое-то прошение «господину наместнику» лично в руки, минуя дворцовых чиновников. А теперь наверняка решит, что через чиновников все-таки безопасней – при таком-то начальстве!

Звери, которые были не звери вовсе, несколько мгновений кружили посреди улицы. Между тем солнце высунулось из-за горизонта, барханы пожелтели, от каждой травинки и от каждого строения нарисовались длинные тени. Небо расцвело золотисто-розовым, и в его ослепительной бездне обнаружились перистые облака.

Серебряный Лис первым принял человеческий облик. Хантре, с задержкой в секунду, последовал его примеру.

Демон скалил клыки, его тяжелые кулаки были сжаты, на мощной шее и мускулистых руках серебрились под мраморно-белой кожей набухшие жилы. Он был до пояса обнажен, в кожаных штанах, сапоги увешаны подвесками, как стойки для украшений в галантерейной лавке. Хотя украшений с пожелтелыми зубами странной формы и фрагментами позвоночника неведомой твари в лавках обычно не увидишь. Похоже, на штаны и сапоги пошла шкура какого-то менее везучего демона.

А лицо словно яростная трагическая маска, словно Лису не то что воздуха – всего мира не хватает, чтобы вдохнуть полной грудью.

– Чего надо?

– Ты мне еще вопросы задавать будешь? – процедил князь Хиалы, пронизывая его ненавидящим взглядом.

Хантре вспомнил о том, что с недавних пор он не только «господин наместник», но еще и префект полиции этого города, и разговаривать с агрессором ему полагается иначе – не как участнику уличной стычки (хотя где-то в заснеженных глубинах его памяти был и такой опыт), а как лицу, облеченному властью.

– На каком основании нарушаем общественный порядок?

По крайней мере, демона это обескуражило. С полминуты он смотрел на собеседника – Хантре был наготове, чтобы выбросить магические щиты в момент атаки – и внезапно сменил облик.

Черты лица те же, но мельче, изящней. В придачу к штанам и сапогам появилась туника, то ли шелковая, то ли из промозглого тумана Нижнего мира.

– Ты должен кое-что для меня сделать, – заявила Лиса безапелляционным тоном.

Ее голос звучал хрипло, в нем смешались брезгливость и горечь.

– Тебе нужна помощь?

– Еще не хватало, чтобы я обратилась за помощью к такому, как ты. Тейзург распорядился, чтобы ты сделал то, что я скажу.

– Он платит мне жалование. Что от меня требуется?

Это опять ее обескуражило. Лиса нарывалась на драку, и так легко было поддаться… Но он видел перед собой – вторым слоем, за ликом разозленного демона – существо, с которого как будто кожу содрали. Не в буквальном смысле – на сапоги, но ей от этого не легче. Хантре смутно улавливал отголоски ее чувств: с ней такое впервые, она как будто хлебнула яда, разъедающего внутренности, и как будто колеблется, ожесточиться или нет.

– Посмотри эпистолу, – бросила она с неприязнью, достав из-за голенища смятый листок. – Золотоглазый говорит, ты умеешь читать то, что осталось между строк. Меня предали, хотя я не давала для этого оснований. В Хиале это в ходу, да и в людском мире тоже сплошь и рядом… А все равно паскудно. Если она решила, что я собираюсь сожрать ее новорожденного детеныша, так я вроде не давала повода так думать. Наоборот, я предложила ей защиту, ничего не требуя взамен. Я дала ей браслет, сплетенный из моего волоса, чтобы мы всегда могли связаться – а теперь он уничтожен. Его спалили магическим огнем, уж это я даже на расстоянии почуяла. Только определить направление не смогла, ее нынешние защитнички приняли меры.

– О ком ты говоришь?

– О Нинодии, о ком же еще. Мы общались так, словно я не демон, а человек. Это было… необычно. Мне нравилось. Но в начале месяца Пчелы она сбежала. Внезапно и бесследно исчезла, и никакой весточки не оставила. Потом стали приходить письма – Зинте с ее муженьком-магом, а мне Нинодия ни разу не написала. Живет при каком-то Кадаховом монастыре, бросила пить, все у нее распрекрасно… – Лиса презрительно фыркнула. – При этом защищена недурными заклятьями от магического поиска и, в особенности, от демонов Хиалы, да еще от моего подарка избавилась.

– Возможно, ей надо побыть наедине с собой. У людей такое бывает.

– Представь себе, я знаю, что у людей такое бывает. Могла бы предупредить.

– Ладно, что я должен прочитать между строк?

– Меня интересует, почему она вдруг решила со мной расплеваться. Боится за свое отродье, или боится дурных посмертных путей, потому что якшалась с демоном, или вознамерилась стать святошей, потому что Кадаховы жрецы ей голову заморочили? Я хочу знать, – Лиса горько и театрально усмехнулась. – Хочу получить информацию, только и всего.

– С одним условием.

– Будешь ставить мне условия?..

Изящная, как стилет, Лиса вновь превратилась в Лиса, разъяренной глыбой нависшего над собеседником.

Когтистая ручища сгребла его за одежду и вздернула в воздух, так что ноги оторвались от земли. Из такого положения процедуру экзорцизма не выполнишь, Суно Орвехт предупреждал: маг, которого демон схватил – считай, не жилец.

– Да… – прохрипел Хантре. – Ты должен обещать… что не причинишь ей вреда… даже если…

Князь Хиалы отшвырнул его и с рыком в голосе произнес:

– Я хочу знать, а не отомстить. Люди в большинстве слабы и мелочны, Нинодия не исключение. Чем я должен поклясться – всепожирающим пламенем Анхады?

Хантре сидел на песке – сгруппироваться успел, и все равно в момент удара в глазах потемнело.

– Просто пообещай, этого достаточно. Ты знаешь, кто я такой.

«Хотя я сам этого толком не знаю», – дополнил он мысленно.

– Хм… Обещаю, что не буду мстить Нинодии и не стану ее преследовать. Это тебя устроит?

Хантре кивнул и тут же пожалел об этом – голова закружилась.

– Разобраться бы с тобой за все сразу… – процедил демон.

– За все сразу лучше с Дирвеном разберись.

– Уже, – злорадно ухмыльнулась Лиса – эта мгновенная метаморфоза вызвала у него новый приступ головокружения. – По отношению к Дирвену я некоторым образом связана, однажды этот говнюк мне помог, да и Золотоглазый просил не убивать его, поскольку хочет насладиться растянутой во времени утонченной местью. Но зато я свела его кое с кем, он уже получил от меня гостинец… На, читай.

Поднявшись на ноги – похоже, сотрясение, надо запустить процесс регенерации, а если начнет тошнить, дойти до лечебницы, и, кстати, чего еще не хватает в Ляране, так это общественного транспорта – он взял истрепавшийся на сгибах листок.

«Здравствуйте, мои дорогие Суно и Зинта!

Хочу вам сообщить, что я уехала из Аленды и живу в мире с собой при Кадаховом монастыре. Это письмо я с оказией передала в Батриду, а где находится обитель, не скажу, не надо меня искать. Не беспокойтесь обо мне, мои дорогие. Тут неподалеку есть лечебница Тавше, и ежели что, мне помогут. Я решила поменять свою жизнь. Порадуйтесь за меня, я встала на путь исправления, и теперь у меня все хорошо. Бросила пить ради моей крошки Талинсы, изо всех сил держусь. С воровством тоже хочу завязать, чтобы Талинсе не было за меня, беспутную, стыдно. Зинте низко кланяюсь с великой благодарностью. Почтеннейшему Шеро мои поздравления с грядущим юбилеем. В столицу я вернусь нескоро, не хочу снова сбиться с пути. Наконец я узнала, что такое тихое счастье без пьянства, суеты и пороков, и вам желаю счастья. Ваша Нинодия».

Накрыло после первой же строчки. Словно провалился в яму, полную стылой мутной жижи, и никаких шансов выбраться, и порой мелькают в этой мути черные просверки – то ли местные пиявки, то ли вспышки отчаяния, когда хочется расшибить голову о стенку…

– Это не то, чем выглядит, – еле ворочая языком, произнес Хантре. – Ну и дерьмо… Тут ни слова правды. Не считая того, что она в настоящее время не пьет. Это написано под принуждением. Ее держат взаперти, направление и расстояние определить не могу. Она не надеется, что кто-нибудь придет на помощь.

Ноги подкосились, и он снова уселся на песок.

– Вот, значит, как, – прищурилась Лиса, глядя на него сверху вниз. – А я…

– А ты поверила написанному. Как и все остальные. На что они и рассчитывали.

– Дай сюда, – демон, теперь уже Лис, выхватил письмо. – Пригодится для ворожбы. Дирвена я когда-то нашел, хотя этого маленького засранца хорошо спрятали, и ее найду. Насчет того, что никто не придет на помощь, она ошибается.

– Там не жарко, – сказал вдогонку Хантре. – Холодные сквозняки от окна, больше никаких ориентиров. Ищи к северу отсюда.

– Учту, – бросил, не обернувшись, князь Хиалы, перед тем как исчезнуть.

Начало припекать. Утренний небосвод сиял все ослепительней, стены построек и барханы в пятнах зелени купались в позолоте, отражая солнечный свет, а он так и сидел, пытаясь собраться с силами. Если тебе врезал человек – это одно, а если прилетело от демона, пусть даже не вложившего в это действие никакой магии – совсем другое дело.

В тот момент, когда Лис его швырнул, надо было активировать щит. Не успел. В обычных драках у него с реакцией все в порядке, но когда доходит до магических стычек, он вначале принимает решение, и только после этого блокирует или бьет. «Надо больше тренироваться»? Вот как раз не надо, потому что если он, при его-то возможностях, ударит на рефлексах, а потом окажется, что не стоило… Не то чтобы он сожалел о том, что произошло на плато Тугоррат, но этот инцидент подтверждает, что на рефлексах он может много чего натворить. И не обязательно в Хиале. И никаких гарантий, что не пострадают те, кто случайно окажется рядом. Так что для него самоконтроль важнее, чем скорость реакции.

Устроился в тени, привалившись спиной к каменной кладке. Надо поскорее восстановить энергетический баланс – солнечный свет и небесный простор в помощь.

Отдохнуть ему не дали. Из бокового проулка появился бородатый суриец в испачканной строительным раствором куфле. Остановился, озираясь, потом направился прямиком к нему. В трех шагах опустился на колени: не подобает возвышаться над высоким начальством.

– Господин наместник, блага вам и здравия под солнцем, под луной и под звездами! Припадаю к вашим стопам, взываю к закону и правосудию, ибо вы светоч закона, ибо вы карающий меч над главами лиходеев!

Ватахур-нубу он знал: один из тех артельщиков, у кого они с Эдмаром работали во время своей трудотерапии. Продержались у него под началом то ли два, то ли три дня и были с позором изгнаны. Впрочем, нареканий к нему у Тейзурга не было, и он не попал в число тех, кто после возвращения князя во дворец лишился должности.

– И вам здравия, Ватахур-нуба. Что случилось?

Ничуть не удивившись тому, что маг назвал его по имени, артельщик продолжил:

– Беззаконие случилось, господин наместник, преклоните свой драгоценный слух, молю о справедливости! У меня на участке колеса с тележки сняли. Дерзостно и неправедно своровали, под покровом ночи…

– Какие колеса? – после такой прелюдии он ожидал как минимум убийства или разбойного грабежа. – Всего-то? Починщики из летучей артели ставят взамен изношенных колес новые, почему эти проходимцы к ним не обратились?

Проходимцы – это, скорее всего, рабочие с участка по соседству. Надо как можно скорее набрать людей в достаточном количестве, чтобы было кому разбираться с такими инцидентами.

– Осмелюсь покорно молвить, господин наместник, у нашей тележки были воистину дивные колеса! Бартогской работы, да из особого металла, который плавят токмо в иноземных печах, да с бартогскими черными кольцами по ободу, которые смягчают ход – с ними последняя рухлядь идет как по маслу, а будучи сняты, те кольца при изрядном усилии тянутся, но не рвутся. Сносу бы им не было, да нашлись бесстыжие люди…

– А вы сами где взяли эти колеса? На складе у починщиков таких нет.

– Так у бартожцев и взяли, господин наместник, – Ватахур-нуба показал в ту сторону, где расчищали площадку под воздушный порт.

– То есть, вы их утянули с бартогской стройки, а потом кто-то бесстыжий утянул их у вас? И кого я после этого должен привлечь к ответственности?

– Нет-нет, господин наместник, такие дела у нас не одобряются! – артельщик протестующе замахал руками. – Мы их выменяли у тамошних на карайпу, все было честь по чести.

– Что такое карайпа?

– Благословенный напиток, господин наместник, его из черноигольной мананаги варят, которая весьма для карайпы годится. Хорошее питье, от него все, что видят глаза, становится удивительным, а человек обретает душевное счастье. Парни из моей артели нашли черноигольник, наварили в достатке, и мы бартогские колеса выменяли, а это ворье тут как тут…

Мананаги росли в Олосохаре где поодиночке, а где целыми семействами, попадались они и в окрестностях Ляраны. Иные выглядели, как ощетиненные иглами нефритовые колонны, другие напоминали причудливые скульптуры, составленные из мясистых зеленых лепешек или шаров, усеянных шипами.

«Вот тоска, и я теперь за все это отвечаю… Причем непонятно, такие дела противозаконны – или закона на этот счет пока нет, и то, что я сделаю, будет полицейским произволом?»

– Много карайпы у вас осталось?

– Половину употребили, но запас есть, преподнесем господину наместнику с величайшим почтением!

– Идем.

Он поднялся на ноги. Уже лучше. Головокружение отпустило.

Ватахур-нуба, не чуя подвоха, привел его к себе в шатер. Раскидал ворох свалявшихся войлочных одеял, которыми укрывались по ночам, когда песчаное царство остывало под холодными звездами, и глазам явились две медных баклаги с краниками. Пятнистые, потускневшие, слегка помятые – словно исконные обитатели пустыни пробрались в людское стойбище и прикинулись посудой. В придачу среди тряпья лежали три поясных фляжки.

– Это все?

– Нынешний запас, господин наместник, а как закончится – еще наварим.

– Больше не наварите. Человек от этого зелья теряет рассудок, видит не то, что есть, и не сознает, что делает. Поэтому карайпа в Ляране под запретом. Нельзя ни пить, ни варить, ни пускать в оборот для обмена. Все, что есть, подлежит конфискации и уничтожению.

После этой речи, при гробовом молчании работников, не смевших перечить вслух, он вытащил баклаги наружу и отвернул первый краник, похожий на крючковатый нос. Побежала темная с прозеленью струйка, распространяя крепкий горьковато-травяной запах.

– Не надо! – сдавленно ахнул Ватахур-нуба. – Господин наместник, ваша мудрость велика, но нельзя же… Солнце же печет…

Игнорируя протесты, Хантре с ожесточенным чувством должностного лица при исполнении открыл вторую баклагу и с помощью заклинания эффектно вышиб пробки из фляжек.

Несколько мгновений все в тишине смотрели, как пахучее зелье утекает в песок, а потом худощавый работник с перекошенными плечами запрокинул лицо к небесам и протяжно запел, словно был один-одинешенек в целом мире. Еще двое начали приплясывать на месте, топчась по брошенным инструментам. Кто-то опрокинул пинком ведерко со строительным раствором и расхохотался.

– Я лишь хотел дерзновенно молвить, не надлежит это делать на солнцепеке, господин наместник, – умиротворенно произнес Ватахур-нуба. – Блаженство-то какое, только ноги у меня теперь короткие, и куда мне такие длинные руки, они же как виноградные лозы растут и растут, вон докуда уже доросли…

Хантре понял, что совершил чудовищную ошибку. Это варево из кактуса не надо было сливать при высокой температуре, потому что испарения. О чем и пытался предупредить артельщик, а он не послушал, и что теперь делать?

Похоже, на него карайпа подействовала не так, как на остальных. Неожиданно вспомнилось, что сказал ему Кем в Аленде незадолго до того, как они угодили в ловушку. Вспомнилось и тут же исчезло. Это было что-то важное, ключевое, но почему-то для него недоступное.

И еще Суно Орвехт зимой, в поезде, назвал ему два имени: Сабил из Пчевата и Начелдон. Эти тоже знают что-то важное. Он тогда решил их разыскать, но позже напрочь об этом забыл.

Достав из магической кладовки тетрадь и чернильный карандаш, он записал имена, одно и то же крупными буквами на нескольких страницах. И вдобавок у себя на руке. Было ощущение, что когда действие карайпы закончится, он опять об этом забудет, но если потом написанный текст попадется на глаза – возможно, у него будет шанс разобраться.

В этот раз коллега Тейзург приятно удивил.

Формат встречи предполагал, что участники явятся с супругами. Король Руверет и Шеро Крелдон – вдовцы, а первый советник Верховного Мага прибыл со своей официальной сожительницей. Зинта отнекивалась, но он настоял: это лишний раз подтвердит ее статус – и статус их ребенка. На прошлой восьмице, угощая ужином молонского посла, Орвехт завел разговор о том, чтобы Зинте дали развод с Улгером Граско. Посол обещал посодействовать. В темно-зеленом платье с тонкой серебристой вышивкой, с холмом живота под свободными складками, лекарка выглядела весьма достойно. С Шеро она давно знакома, да и короля Ларвезы видит не впервые, некоторое время назад монарх был ее пациентом.

Оставалось гадать, кого притащит с собой в качестве «супруги» коллега Тейзург: смазливого юнца в женском платье, Серебряную Лису, одну из красоток алендийского полусвета? С него станется.

Все приготовились к тому, что придется терпеть за столом какую-нибудь нетривиальную особу, но князь Ляраны прибыл в сопровождении элегантной черноволосой дамы с царственной осанкой и утонченно-породистым лицом. Похожа на представительницу сурийской знати. Так и оказалось: Тейзург представил ее, как принцессу Касинат, свою официальную наложницу, владетельницу Шилиды – сопредельного Ляране государства, которое с недавних пор находится под его протекторатом.

– Увы, господа, стараниями вашего Дирвена я оказался в неловком положении, – произнес он доверительным тоном после взаимных протокольных приветствий. – Полагаю, каждый из вас хоть раз в жизни испытал, как это бывает…

В Яшмовом кабинете повисла пауза. На изможденном лице Руверета читалось, что он мог бы выразить несогласие, но в силу хорошего воспитания лучше смолчит. Крелдон хранил непроницаемо-сумрачную мину: мало ему злополучного дня рождения, теперь еще откровения другой стороны выслушивай… Небось опять кусок в горло не полезет, с сочувствием подумал Орвехт.

shy;- Боюсь, коллега Тейзург, не у всех присутствующих столь богатый жизненный опыт, – произнес он вслух.

А лекарка без обиняков брякнула:

– Вот недаром говорят, коли роешь другим ямы, не обессудь, если тебя самого лихо с лопатой за углом поджидает. А Дирвена если встречу, в рожу плюну, прости меня Тавше.

По-молонски, так что его величество и ее высочество ни слова не поняли. Зато Шеро едва слышно хмыкнул – то ли осуждающе, то ли одобрительно, поди разбери. Суно мысленно схватился за голову: из Зинты тот еще дипломат.

– Зинта, это была не лопата, – с обезоруживающей улыбкой возразил коллега Тейзург. – М-м, скажем так, нечто другое… Говорят еще, что каждый толкует недопонятое согласно своим тайным устремлениям – занятная гипотеза, не правда ли? Увы, господа, отдаю должное вашей проницательности, но я имел в виду не то, о чем вы дружно подумали. Речь идет не о забавном интимном приключении, а о моих благих планах преподнести вам похищенные Мулмонгом капиталы Королевского банка и взамен подписать соглашение о воздушных сообщениях посредством дирижаблей между Бартогой, Ляраной и Ларвезой. Прекрасные были планы… Но ваш протеже их угробил, и теперь передо мной маячит перспектива заполучить ораву нищих подданных, которых первым делом надо будет лечить и обеспечивать продовольствием, – он едко усмехнулся. – Чувствую себя едва ли не председателем благотворительного общества…

Надо признать, ему удалось поставить их в тупик. Гадай теперь, чего он на самом деле хотел: прибрать к рукам и ларвезийские деньги, и Сираф – или явиться героем в белом плаще и заключить упомянутое соглашение?

– Если бы только вы не вмешались… – мягко упрекнул Тейзург, адресовав Верховному Магу сожалеющий взгляд. – Вы чуть не отправили нас в серые пределы. Не говоря о том, что вы посодействовали исполнению заветной мечты Дирвена и в буквальном смысле утопили деньги в море, незатейливо проиллюстрировав народную поговорку. Не могу отказать вам, господа, в определенном шике и размахе, но также не могу удержаться от вопроса: зачем вы так?

– Раз уж у нас нынче в чести народная мудрость, позвольте напомнить, коллега Тейзург, сказку о хитром башмачнике, который сам себя перехитрил, – невозмутимо ответил Верховный Маг. – Предупреждать надо. Кто знал, что это вы? Уж больно хорошо замаскировались. Канал, по которому Чавдо вывел награбленное, мы нашли, и предполагали, что столкнемся с его подельниками или с агентами Лормы. Если бы мы с вами координировали действия, многих неприятностей можно было бы избежать.

– Увы, искренне сожалею, – Тейзург развел руками – без улыбки, но с затаившимся в легком прищуре намеком на усмешку. Он-то в выигрыше, Ларвезе придется отдать ему в погашение кредита недурной кусок колониального пирога.

Суно опасался, что Зинта сейчас выдаст какую-нибудь доброжительскую сентенцию, но она, хвала Тавше, смолчала.

– Касательно воздушных сообщений с Бартогой, мы не против рассмотреть такой прожект, – задумчиво произнес Руверет, соединив кончики искривленных высохших пальцев, унизанных королевскими печатками.

Верховный Маг неспешно кивнул: этот вопрос раньше не обсуждался, но он доверял деловому чутью короля-финансиста. Быть может, все-таки свезет выбраться из долговой ямы в обозримые сроки, пусть и скормив Сираф шельмецу Тейзургу.

– Я рад, что вас это заинтересовало, ваше величество, – отозвался тот. – Полагаю, надо организовать трехстороннюю встречу и выслушать предложения наших бартогских друзей. А теперь, господа, я собираюсь попросить вас об услуге – в обмен на услугу с моей стороны. Речь о залоге и сопутствующих проблемах. Господа, я прекрасно понимаю, что моя проблема – накормить, вылечить и цивилизовать сирафских голодранцев – ничто по сравнению с вашей проблемой. Но вам пока не о чем волноваться, я приложил все усилия для того, чтобы не пустить коллегу Хантре в Аленду.

– Причем здесь Хантре Кайдо? – удивился король.

– Он побывал в Сирафе, – с такой мнимо сочувственной улыбочкой вонзают нож в сердце жертвы. – Каюсь, когда я отправился посмотреть на залоговую территорию, я взял его с собой. Все мы порой совершаем ошибки.

Крелдон и Орвехт невольно переглянулись.

– И в чем же дело? – с легким недоумением поинтересовался Руверет.

– Повторяю, Хантре был в Сирафе.

– И чего такого? – спросила Зинта.

Конечно, Эдмар только этого и ждал.

– Он все видел. Вы же знаете, он впечатлительный. После этого визита мне пришлось сначала скрутить его, как буйнопомешанного, а потом битый час успокаивать. Впечатлительный боевой маг – это истинное бедствие… Но я уже нашел, чем его занять, я присмотрю за ним. И я надеюсь на ответный жест доброй воли с вашей стороны.

Руверет смотрел с вежливым вниманием, ожидая дальнейших пояснений. В отличие от магов, он не был лично знаком с коллегой Хантре. И вряд ли имел представление о том, что происходит в колониях. Для него все сводилось к цифрам: доходы, расходы, сальдо, проценты, поступления в казну, цены на сахарный тростник и прочие тамошние товары – вот что он мысленно видит, когда заходит речь о подконтрольных странах, все остальное для него фон, несущественные моменты. В то время как рыжий маг-перевертыш за эти самые «несущественные моменты» и впрямь кому угодно глотку порвет.

Зинта нахмурилась в раздумье – словно на языке вертится вопрос, и она того и гляди задаст его вслух.

– Какой же ответной услуги вы от нас ожидаете, коллега Эдмар? – дипломатично опередил ее Верховный Маг.

– Равноценной, коллега Шеро. Поскольку все мы понимаем, что деньги со дна океана не достать, Сираф неминуемо достанется мне, согласно условиям нашего с вами кредитного договора. И поскольку мне там предстоит многое перекроить на свой вкус, я буду признателен, если мне позволят заранее подготовить почву для перемен. Заодно это поможет умиротворить самого безумного в Сонхи мага… И если ему взбредет в голову посетить Аленду, можно надеяться, что он никого здесь не убьет. Преподнесем это так, что прежние власти творили немало ужасного, но времена поменялись, и мы постепенно все исправим. Объяснения с Хантре я беру на себя, главное – не давать ему повода для очередного приступа умопомешательства.

– Господин Тейзург, при всем почтении к вам, урожаи с сирафских плантаций сахарного тростника в течение этих пяти лет принадлежат Ларвезе, – твердо заявил король.

– С этим не спорю, ваше величество. Зато коренное население Сирафа переходит под мою юрисдикцию – скажем, с месяца Колесницы сего года, за оставшееся время мы с вами подпишем необходимые документы. О… – радужка его глаз вспыхнула золотом, и на лице появилось такое выражение, словно он внезапно додумался до чего-то приятного. – Обложу их подоходным налогом, чтобы хоть частично возместить предстоящие расходы.

– Но какие налоги с рабов… – в недоумении заметил Руверет, наверняка припомнивший казначейские выкладки по Сирафу.

– Не с рабов, господа, а с наемных работников на ваших сахарных плантациях. Буду взимать подоходный налог с их жалования.

Уж лучше бы он обрушил потолок на головы присутствующим – это произвело бы не столь сокрушительный эффект.

– Но раз они и так плохо живут, может быть, ты освободишь их от налогов? – спросила лекарка, не потерявшая дара речи, в отличие от остальных.

– Зинта, я же не собираюсь задушить их непомерными поборами – буду брать сжалования работников такой налог, чтобы оставшегося им хватало на еду и прочее необходимое, – добил оппонентов ляранский стервец.

– Князь, я предложил бы обсудить нам с вами эти вопросы в приватном порядке. Я убежден, мы сумеем найти взаимовыгодный компромисс с учетом всех обстоятельств и дальнейших перспектив, – король-финансист оживился, как после стаканчика целебного зелья, в тусклых больных глазах появился блеск.

Деловые переговоры – его стихия, он наконец-то почувствовал себя полезным. А Суно боялся даже думать о том, что скажет Зинте сегодня вечером. Он слишком хорошо ее знал, чтобы надеяться увильнуть от разговора о колониях. Хоть ночевать домой не езди. Гм, что если нынче вечером кому-то из коллег срочно понадобится его помощь?.. Но это будет всего лишь отсрочка, о Сирафе Зинта не забудет. Еще и начнет искать информацию на стороне. Круг общения у лекарки обширный, ей же такого понарасскажут… Нет, лучше не откладывать.

Возможно, у него на лице проступило на миг несчастное выражение, потому что Крелдон метнул ему предупреждающий взгляд – словно ткнул заточенным карандашом. Они заранее условились не обмениваться на этой встрече мыслевестями: иные из сильных магов, находясь рядом, могут уловить твое сообщение, даже если оно адресовано не им и защищено чарами. Таких по пальцам перечесть, Суно не принадлежит к их числу, зато коллега Шеро на это способен. И демоны разберут коллегу Эдмара – какие свои возможности он до поры, до времени не афиширует.

Согласно протоколу, полагалось устроить перерыв для неофициальных бесед. Зинта с шилидской принцессой отправились в соседний зал смотреть картины, Крелдон и Руверет расположились на диванчике в углу. Орвехту пришла на память детская книжка «Жабий король и кузнечик-скрипач»: большой, обрюзгший, мрачновато-бесстрастный глава Ложи и похожий на печальную сухонькую мумию пожилой монарх весьма напоминали персонажей с тех картинок. Разве что Руверет без скрипки. Подпольные критиканы уже додумались изображать Шеро на карикатурах в виде Жабьего короля.

Сам он вслед за Тейзургом подошел к окну. Хорошо бы выяснить, в курсе ли тот, что руководство Ложи отлично понимало, с какими конкурентами имеет дело в Треуголье. Хотя этого стервеца просто так не расколешь, захочет – намекнет, а не захочет – так и будет голову морочить.

– Надеюсь, коллега Эдмар, вы уже в добром здравии? Нас всех опечалило это досадное недоразумение, меня в особенности, ведь я руководил операцией. С функционерами, которые вели наблюдение за объектом и не удосужились вас идентифицировать, проведены разъяснительные беседы. Впрочем, вряд ли у них были шансы сделать правильные выводы, не могу не отдать должное вашей непревзойденной маскировке.

– Лестно это слышать, коллега Суно, от вас – тем более, – благосклонно промурлыкал собеседник. – Мы ведь тоже знать не знали, что это вы, когда нанесли ответный удар. Думали, что за нами увязались канальи из тех, кто втайне служит Лорме.

Из зала за арочным проемом доносились голоса принцессы и лекарки, которая с грехом пополам объяснялась по-сурийски. Те остановились перед громадным полотном Персойга, изображавшим посещение королевской четой корабельных верфей в Батриде. Зинта в темно-зеленом с серебром, Касинат в темно-красном с золотом – словно два роскошных цветка посреди строгого интерьера. Орвехт снова ощутил укол тревоги: хорошо любоваться издали, пока тебя не приперли к стенке неудобными вопросами.

У Зинты в последнее время бурлит в крови истинно доброжительская жажда справедливости. Вначале он надеялся, что это скоро пройдет, будет вытеснено проснувшимся материнским инстинктом, но однажды понял, что плохо он Зинту знает. Это и есть проснувшийся инстинкт: навести порядок в мире, в котором предстоит жить ее ребенку. Надо признать, дела в этом мире и впрямь обстоят неважно. Будем честны, дорогие коллеги: чем Сираф лучше Накопителей? Ну, разве тем, что рабам в колониях руки-ноги не усекают. Но Суно Орвехт – человек системы, он давно приучился пользоваться пресловутым шкафом со скелетами, игнорируя гниющие кости. А по мнению лекарки под дланью Тавше, кости надо выгрести и похоронить, и навсегда с этим покончить, и шкаф отмыть с мылом.

– Кажется, они нашли общий язык, – заметил он вслух.

– Рад за принцессу. Ей надо развеяться, бедняжка недавно перенесла невосполнимую потерю – у нее все родственники умерли.

– Добрых путей… Как же стряслось такое несчастье?

– Вряд ли мы когда-нибудь об этом узнаем, коллега Суно. Никаких следов насильственной смерти либо магического воздействия. Есть предположение насчет яда, но лекари не нашли признаков отравления. Весь царский дом Шилиды отправился в серые пределы, и с ними за компанию несколько приближенных. Касинат в это время находилась в Мадре, шесть лет назад ее выдали замуж за сакхандийского торговца. Второй женой, вдобавок перед этим ее лишили способности к деторождению – об этом позаботился ее единокровный братец, Каханур-нуба, шилидский царек. Во избежание конкуренции. А когда с ним приключилось несчастье, как и со всеми прочими законными претендентами на расшатанный антикварный стул, называемый в Шилиде троном, между представителями знати началась грызня за власть. Вообразите, при живой-то принцессе! – Эдмар театрально закатил глаза к потолку. – Они повели себя некрасиво, но самые ярые из них тоже внезапно умерли, а тут и Касинат вернулась домой.

– Разве в Суринани женщина может унаследовать престол?

– Нет, но при отсутствии наследников по мужской линии престол наследует ее супруг, если он знатного происхождения. Кажется, я еще не сказал, в это же самое время Касинат овдовела. Торговец упал и умер на пороге харчевни на площади Тысячи Самоцветов. Наверное, у него были скрытые проблемы со здоровьем. Касинат ждала незавидная участь – вторая жена, по определению бездетная, хорошо, если оставят приживалкой, а не выкинут на улицу. И это притом, что она получила неплохое для сурийки образование в самом знаменитом сакхандийском буруфойту.

Орвехт кивнул. Буруфойту – в перевода с сурийского, «потаенный цветник» – своего рода пансионы для девочек из хороших семей, где их учат читать, писать, танцевать, петь, вышивать, играть на маранче, вести домашнее хозяйство и слагать стихи о красотах природы (другие темы для сурийских поэтесс под запретом).

– Коллега Суно, разве я мог пройти мимо? Я забрал ее из Сакханды и предложил свое покровительство, а потом мы с Касинат заявили права на трон. Кто не мечтал в юные годы спасти принцессу? И вот, нежданно-негаданно, как десерт на блюдечке… Это оказалось забавно и приятно.

– Рад за принцессу.

«И против тебя, подлеца, никаких улик», – мысленно дополнил Суно.

– О, смотрите-ка, фонтан починили, – усмехнулся Тейзург.

Окно выходило в залитый солнцем внутренний дворик: светлая крыша галереи наискось между восточным и западным крылом – словно проложенная в воздухе дорожка. Ниже видна крытая черепицей пристройка, в центре плещет беломраморный фонтан. Со всех сторон стены с арочными окнами и лепными балкончиками. По сравнению с резиденцией Ложи все это выглядит мелковато, едва ли не провинциально, но резиденции больше нет, а королевский дворец как стоял, так и стоит. Масштабы уже не те – это, коллеги, символично и печально… Но поддаваться хандре некогда: нужно довести до конца треклятые переговоры, не угодив в худшую, чем до сих пор, кабалу, а вечером состоится весьма непростой разговор с Зинтой. Впору пожалеть о том, что этого спасителя принцесс в Треуголье не прикончили.

Понсойм Угрелдон не любил писать объяснительные. Зато его начальство любило их читать. А потом дотошно разбирать промахи – для почтенного Трумонга не было большей радости. Он вызывал проштрафившегося амулетчика к себе в кабинет, удобно устраивался в кресле за столом, клал перед собой листок с объяснительной, рядом ставил графинчик со сливовым вином, надевал очки и приступал к воспитательному процессу.

Рассмотрением инцидента дело не ограничивалось: Трумонг не пропускал ни одной грамматической или орфографической ошибки, критиковал почерк, тыкал пальцем в кляксы и помарки. Нередко он заставлял очередную жертву переписывать документ «в надлежащем виде» и лишь потом подшивал к остальным бумагам.

На один разбор уходило не меньше часа, и ты все это время переминайся с ноги на ногу посреди кабинета. Поговаривали, что если бы руководство Ложи додумалось отдать Трумонгу под начало Дирвена, тот через полгода ходил бы по струнке.

Угрелдон прилагал все усилия для того, чтобы избежать объяснительной. И у него получалось. С конца зимы, с месяца Чайки, никаких нареканий. Он прослыл счастливчиком. Но злой рок может подкрасться незаметно – к примеру, в облике двух юных девиц обтрепанного вида, приближавшихся по дороге к пригородной заставе, на которой Понсойм нес дежурство.

Одна была довольно хорошенькая, светло-русые волосы заплетены в косу, шея замотана грязным шарфом, как у простуженной старухи. У второй под глазом фингал, лицо из-за опухшей скулы выглядит перекошенным, в придачу губа разбита, зато взгляд острый, въедливый – сразу видно, зубастая девица.

Согласно полученной на днях инструкции, дежурному полагалось записать в постовую книгу, кто они такие, откуда прибыли и с какой целью направляются в Крибу. А также выяснить, есть ли у них при себе амулеты, и тоже переписать.

– Марлодия Лабелдон, – бойко представилась битая барышня. – А направлялись мы в Крибу за покупками, из Отты, у меня там тетка замужем за фермером, да нас по дороге ограбили, все без остатка отобрали. И который взялся нас подвезти, сбежал со своим фургоном, на дороге нас бросил. Ну, мы и чесанули пешком. Небось в Крибе не пропадем, у меня тут еще одна тетка живет.

– Ваше имя? – обратился Понсойм к хорошенькой девице.

– Мейленанк, – тихо ответила та после запинки.

Руфагрийка. И внешность типично руфагрийская.

– Фамилию назовите.

Мейленанк взглянула на свою спутницу, словно искала поддержки, а потом нерешительно произнесла:

– Паченту… Да, Паченту. Вспомнила недавно…

Говорила она с сильным акцентом, и при этом глядела неуверенно, как будто балансирует на доске над пропастью.

– Ее народец украл, когда она маленькая была, – пояснила Марлодия Лабелдон. – Недавно отбили, но она до сих пор на голову дурная. Она со мной, я о ней позабочусь. Ну, еще чего спросите или мы пойдем?

– Амулеты при себе есть? – спохватился Понсойм.

– Нету. Откуда им взяться? Я же говорю, все у нас отобрали. Уж я подам жалобу на разбой на дороге!

– Обязательно подайте жалобу, – согласился Угрелдон. – Не смею больше задерживать.

Амулетов у них и впрямь не было – сторожевые артефакты ничего не выявили, и сам он ничего не почувствовал.

Спустя полчаса на заставу нагрянул почтенный Трумонг, любитель объяснительных, и с ним почтенный Джорбет.

Посмотрев последние записи в постовой книге, Джорбет удивленно вскинул брови:

– Паченту… Хм, интересно, интересно… Угрелдон, кто это?

Дежурный рассказал о девицах.

– Что-нибудь подозрительное? – насторожился Трумонг.

– Скорее, любопытное. Паченту – был такой руфагрийский естествоиспытатель, изучал олосохарских насекомых, с этой целью приехал в Мадру с женой и ребенком, и вскоре погиб. Вурваны. Нашли обескровленного, с характерной раной на шее, а жена и дочка исчезли. Это случилось лет пятнадцать тому назад, еще до того, как вы перевелись в Крибу. Неужели его дочь?

Разговаривая дальше на эту тему, маги вышли из дежурки, а Угрелдон про себя порадовался, что все у него в образцовом порядке, и Трумонг ни к чему не придрался.

И тут снаружи раздался истошный крик:

– На обед у нас сегодня!.. На обед кабачки, фаршированные повидлой!..

Понсойм так и подскочил, опрокинув стул. До окна было ближе, чем до двери, и он по пояс высунулся наружу.

– Чего?!..

– Кабачки с повидлой на обед! – снова заорал, до хрипа срывая голос, его сослуживец, запыхавшийся, словно мчался к заставе сломя голову, а за ним по пятам гналась орава демонов Хиалы.

Впрочем, увидев Трумонга, он тут же смешался и промямлил:

– Или с повидлом у нас кабачки… С каким-то вареньем…

– Боевая тревога! – командным голосом рявкнул Джорбет. – Все артефакты – в хранилище, живо! Не паникуем, действуем по инструкции!

Кодовая фраза «на обед кабачки, фаршированные повидлом» означала: Дирвен здесь.

Всем известно, что этот угробец в два счета возьмет под контроль любые артефакты. Поэтому амулетчики получили приказ, если он объявится, мыслевестей не посылать, передавать информацию на словах.

Понсойм трясущимися руками отпер сейф, выгреб все, что там было, в коробку из-под печенья и бегом бросился в подвал, где находился другой сейф, для особых случаев, защищенный заклятьями и бартогскими шифр-замками. Встал в очередь – на заставе находилось четверо амулетчиков, считая гонца, и каждый спешил избавиться от арсенала, который в любой момент может подвести своего хозяина.

Лишь вечером он узнал, что с теми девицами дал маху, и писать объяснительную все-таки придется.

Эти придурки приняли меры, чтобы никто с артефактами не пробрался в Крибу незамеченным. Ха, да для Дирвена обойти их кордоны – плюнуть и растереть! Он забрал у девчонок все амулеты, чтобы к ним никаких вопросов, и отправил дурех на заставу. А сам, использовав тройной «Прыжок хамелеона» и каскадную защиту от магического отслеживания, прошел сквозь сложенную из кирпича городскую стену, сквозь решетку с зубьями поверху и сквозь забор какой-то сволочной фактории, где его чуть не застукали.

Крибу обнесли стеной, потому что к востоку от города лежит обширное заросшее болото, с которого лезет нечисть. На западе, где Сябан, стены нет, но там их наверняка поджидают из-за кутерьмы в Бражене, поэтому решили войти в город с другой стороны. Украденную в туземной деревушке лодку еще раньше бросили, чтобы не вызывать подозрений.

После того как Щука ухайдакала предыдущую лодку, до берега они с горем пополам доплыли – хотя, если б не амулеты, их бы сейчас рыбы доедали. На берегу Дирвен как следует проучил эту зарвавшуюся дрянь, от души врезал, а она кинулась на него, как цепная сука, выдрала клок волос, расцарапала физиономию и попала кулаком по носу, который до сих пор смахивал на веснушчатую картофелину. При этом она визжала и сквернословила, а Мейлат-Мейленанк суетилась вокруг и поливала сцепившихся насмерть спутников водой из черпака. Да их не смог бы разнять даже хлынувший с небес ливень! Наутро они продолжили путешествие.

Стоя на неровной булыжной мостовой, Дирвен вздохнул полной грудью. Свободен! Наконец-то он отделается от Щуки с ее снулой подружкой-недотрогой.

Мелькнуло: может, исчезнуть не прощаясь, не отдавать мерзавке амулеты? Но потом решил, что ее собственный арсенал все-таки вернет, это будет честно, а своими артефактами делиться не станет, не заслужила она подарков.

Нашел их на малолюдной улице, что вела от заставы к жилым кварталам Крибы. По обе стороны глухие заборы, вдоль узких тротуаров развесистые акации с длинными, как будто лакированными стручками. Глодия и Мейлат глазели по сторонам, хотя смотреть было не на что, а редкие прохожие глазели на них.

– Пошли, – буркнул Дирвен. – В какой-нибудь дурацкой гостинице комнату снимем.

Надвинул картуз почти на самый нос, а ниже черты лица у него после драки с остервеневшей Щукой малость не те, что в нормальном виде, ни одна ищейка не узнает.

– И чего эти местные на нас пялятся, сами-то как деревенщина одеты, – недовольно проворчала Глодия. – Глянь, Мейлат, вон у той из-под подола носки полосатые!

– Тихо, – шикнул Дирвен. – Не привлекай внимания. Это ларвезийская половина города.

– А ты мне не указывай!

Мейлат покладисто молчала.

После нескольких поворотов набрели на гостиницу «Тетушка Шенодия» с довольной старушенцией на вывеске.

– Дурацкая, как тебе и хотелось, – заметила Глодия.

Эту мерзавку бей, не бей – скорее убьешь, чем вразумишь. Снова проснулась давняя обида на тех, кто женил его на Щуке. Он им за все отомстил, когда правил в Аленде, но мало отомстил, обида не прошла. Потому что самая главная на свете мерзавка – это Рогатая Госпожа, она еще хуже Наипервейшей Сволочи.

В комнатушке на втором этаже пахло застарелой мочой от матраса на двуспальной кровати и дешевыми сурийскими благовониями, которыми матрас побрызгали. Зато снизу, из зала, тянуло жареными котлетами с луком.

– Остальное давай! – возмутилась Глодия, когда он выложил из потайных карманов ее хозяйство.

– Остальное – что? Вот все твое, забирай.

– А где то, что у меня было, пока мы плыли?!

– Так это я тебе одалживал во временное пользование. Не тяни грабли к чужому.

– У самого грабли!

– Тебе мало, хочешь еще схлопотать? Да кто ты вообще такая, гусыня деревенская, а я – повелитель амулетов и король Ларвезы! Я еще верну то, что принадлежит мне по праву.

– Сам гусак хвастливый, ну так и я тоже королева! – прошипела она свирепо, скрючив пальцы с обломанными грязными ногтями, словно изготовилась вцепиться ему в рожу.

– Да ты была королевой только потому, что я стал королем!

– А кто ко мне амуши подослал, из-за кого я ребеночка потеряла?!

Любит она пнуть ниже пояса, уж такая у нее подлая натура.

– Не я подослал! И забыла, что я тебя из Эгедры вытащил? Я уже все искупил!

– Искупил или нет – это мне видней! Ничего ты не искупил!

Король с королевой глядели друг на друга с ненавистью, тяжело дыша, и тут раздался возглас Мейлат:

– Ой, смотрите!.. Что это такое?..

В комнате было темновато, а за пыльным стеклом в частом переплете сияло солнце, виднелась колониальная улочка с домами в два-три этажа – и приближалась группа магов и амулетчиков, одни в ларвезийской форме, другие в бартогской. Двое впереди, шагая рядом, с явной натугой катили тележку, на которой лежал механизм, похожий на громадное насекомое в черном хитиновом панцире. Во все стороны торчали усики, раструбы, шевелящиеся хоботки.

Внезапно процессия остановилась, все сгрудились над тележкой, а потом из этой кучки выскочил парень в ларвезийском обмундировании и бросился бежать, точно вор, стибривший кошелек. Никто из остальных даже не поглядел ему вслед. Двинулись дальше, прямиком к «Тетушке Шенодии». Дирвен на расстоянии ощутил импульсы боевых артефактов – целый хор, словно музыканты большого оркестра принялись настраивать инструменты.

Это же знаменитая бартогская «Гончая Правингера»! Он ее раньше только на картинках видел, ну и, конечно, читал о ней, и на лекциях рассказывали. У нее внутри специальная полость, в которую помещают телесные выделения, волосы, обрезки ногтей нужного человека – тогда она берет след, определяет направление и неумолимо ползет к цели.

Можно не ломать голову, кого она ищет в Крибе. Уже нашла.

– Мне пора, – бросил он сквозь зубы.

Эти придурки думают, что у них есть шансы справиться с повелителем амулетов?

Глодия, успевшая распихать свой арсенал по карманам, выскочила на лестницу следом за ним, волоча за руку Мейлат. Дирвен услышал, как она объясняет:

– Нельзя, чтобы нас арестовали, они же решат, что мы заодно с угробищем, по допросам затаскают… Мы должны сами до начальства дойти, не отставай, тикаем отсюда!

Втроем они ссыпались вниз и ринулись через кухню к черному ходу. Там их ждали – еще с десяток амулетчиков и двое магов.

– Вот он! – объявил, сверкнув очками, молодой парень с высокомерной физиономией, в черной мантии безопасника.

– Да я вас всех поимею! – выпалил в ответ Дирвен.

Такого эффекта он не ожидал: враги дрогнули и разом попятились, как будто пытаясь спрятаться друг за другом. Кто-то запнулся о ведро с овощными очистками, другой едва не поскользнулся на содержимом ведра. За считанные секунды в поле зрение никого не осталось. Рассредоточились, гады. Хотя им от него не спрятаться, для этого им пришлось бы усыпить свои амулеты.

Активировав щиты на полную мощность, он настороженно замер на пороге кухни. Лучше уйти без боя, не растрачивая заряд понапрасну.

– В ловушку заманивают? Во придурки, стратеги…

– Ясное дело, люди за свои жопы испугались, – пояснила у него за спиной пошлячка Щука. – Сам сказал, что ты их поимеешь, вот они от тебя и схоронились. Небось каждый слышал, чего ты тогда про поимелово рассказывал, да и газет начитались…

– Они что ли решили, что я из таких?! – его как молнией ударило, он аж взмок. – Да я всех таких поубивать готов, ты же видела, как я в Аленде с мерзопакостью боролся! И ты думаешь… Они думают…

– А чего ты с господином Эдмаром вытворял?

– Так он был сам виноват! И я не потому, что я такой, а ради справедливости!

Удар «Когтей дракона» он легко отбил, а прилетевший из-за сарая «Пчелиный горох» еще и направил обратно. И вихрем сорвался с места, активировав «Пятокрылы». За воротами его поджидали, но вся их соединенная мощь не спасла прощально тренькнувшую «Гончую Правингера» от удара «Каменного молота».

Дирвен мчался во весь дух по улицам Крибы, на бегу глотая злые слезы: все они придурки, как они смеют так думать, он же не из этих…

После Исшоды Кем чувствовал себя как будто расколотым: части души – словно куски треснувшего зуба, от каждого прикосновения больно. Он никогда не хотел быть предателем, но получается, что сначала бросил в беде Хантре и Эдмара, а потом еще и Шныря.

Ну да, он понимал, что магам все равно бы ничем не помог. И если б он остался, не смог бы уйти вместе с ними Вратами Хаоса, он же не Созидающий. Сто раз об этом думал, и все равно легче не становилось. А едва вспоминал о Шныре – как будто нож в ране поворачивали. Несмотря тот разговор во сне, чувство вины не отпускало.

Он напросился помогать в лечебницу, которая стояла во славу Тавше дивно прекрасным белым ансамблем на окраине строящегося города. Хватался за любую работу. Подружился с Отовгером, молодым лекарем из Молоны. Отовгер говорил, что с теми, кто выжил, кого-то потеряв, нередко творится такое же, как с ним. Он считал, что Кем не виноват, приводил кучу оправдательных доводов – но толку-то от доводов, если они меняют всего лишь точку зрения, а не то, что произошло?

В свободные минуты он выбирался на крышу лечебницы, его всегда тянуло поближе к небу. Там и беседки были, чтоб не на солнцепеке. Но ему больше нравилось ночью, под звездами, или на закате, или ранним утром, а днем на этой крыше можно лепешки печь.

В этот раз он поднялся туда вечером, когда крыша уже начала остывать и не жгла пятки даже сквозь подошвы. Барханы – песчаные волны в мареве уходящего солнца – окрасились во все оттенки крепкого чая под золотисто-оранжевым небом.

– Не помешаю?

Кемурт оглянулся. Волосы Хантре пламенели в низких косых лучах, и в ореоле этого сияния лицо казалось затененным.

– Нет, конечно. Тут хорошо. В Абенгарте мы часто сидели на крышах. И если б я знал, что будет дальше… Я бы его, наверно, оттуда столкнул, чтобы всего этого не случилось.

– Эдмар уже взял с меня обещание, что я его не убью, если встречу. Хочет сам расквитаться.

– А я слышал, Стражам нельзя давать обещания…

Тут же засомневался, стоило ли это говорить – считай, влез без спросу на чужую территорию.

– Давать можно, нарушать нельзя. Но я пообещал грамотно, с оговоркой насчет исключений: если просто увижу Дирвена – не трону, а если тот будет для кого-то представлять угрозу, и остановить его получится только смертельным ударом – мое обещание теряет силу. И перечислил, что считать угрозой. Вроде я когда-то изучал право… Там, где жил до Сонхи.

На востоке пустыня на глазах выцветала, небо над ней стало нежно-лавандовым, с обещанием прохлады. Со стороны города доносился обычный вечерний шум, выкрики торговцев, рев верблюда, звуки маранчи.

– Ты не виноват, – сказал рыжий после паузы.

– Я-то знаю, что виноват.

– Нам крупно повезло, что ты сумел выбраться из пещеры вместе со Шнырем. Если бы вы остались, еще надвое, где бы мы сейчас были.

Кем и сам это понимал, но толку-то.

– А Шнырь? Он так надеялся, что мы спасемся вместе…

– Он сейчас далеко отсюда. Где-то там, – Хантре показал на северо-запад, где солнце напоследок плавило барханы в сплошную слепящую зыбь.

– Мы с ним когда-нибудь встретимся? Он ведь снова стал человеческим ребенком… Или станет… Если встретимся – я смогу догадаться, что это он? Хоть какой-нибудь признак…

– Подожди, я попробую.

Рыжий прикрыл глаза и замер, как изваяние, подставив лицо золотому свету, а потом негромко произнес, как будто говорил во сне:

– Приют для брошенных животных в Аленде. Студенческое добровольческое общество помощи бездомным животным.

– Разве такое есть? – удивился Кемурт. – Никогда не слышал…

– Будет. Но не завтра, а когда тот, кого звали Шнырем, поступит в Магическую Академию.

– Он про собаку рассказывал – когда вспоминал, как в прошлый раз умер… И если поступит в Академию, значит, в этот раз не пропадет!

Стало чуть легче, словно выдернули вколоченный в душу ржавый гвоздь. Боль не утихла, но хотя бы гвоздя больше нет.

– Я тоже хотел то ли о чем-то у тебя спросить, то ли что-то сказать, но почему-то не могу вспомнить, – Хантре смотрел неуверенно, в голосе звучала досада. – Со мной такое редко бывает.

– Давай начнем с того, из какой области вопрос, – деловито предложил Кем.

– Тоже не помню. Странно… Хотя, вроде, это касается Эдмара. Точно, он говорил, что когда вернется из Аленды, устроит нам прогулку в Хиалу, чтобы мы восстановили навыки перехода через Нижний мир. Наверное, я хотел об этом тебе сказать.

До резиденции Ложи Глодия с Мейлат добрались на закате. Криба хоть и распоследняя провинция, все же городишко немаленький, а если спрашивать дорогу у каждого встречного, при нынешней суматохе это добром не кончится. Те, кому надо, наверняка уже знают, что Дирвен путешествовал в компании двух барышень. И ладно, если их ларвезийцы схватят, а если бартожцы – дело дрянь.

Вот и мыкались по улицам, стараясь никому глаза не мозолить. Глодия активировала «Мимогляд», чтобы на них не обращали внимания. Она уже не надеялась, что им повезет до захода солнца, когда приметила над крышами блистающий золоченый шпиль. Повернули в ту сторону – за оградой несколько зданий с белыми лестницами и клумбами, возле караулки точат лясы двое парней в знакомой форме. Хвала богам-милостивцам, не придется ночевать в подворотне.

– Идем, – усыпив свой арсенал, она устремилась к караулке, таща за собой Мейлат.

Почуяла готовые к атаке боевые артефакты, и еще не добежав, крикнула:

– Я Глодия Орвехт! Отведите нас к начальству!

– Кто такие? – в наглую, с прохладцей, спросил тот, что постарше.

– Глодия Орвехт! – повторила она, уставясь ему в заплывшие гляделки. – О достопочтенном Орвехте, главном доверенном соратнике Верховного Мага, в первый раз что ли слышите? Я его племянница, мои связи – это тебе не кобель под углом нассал! Чем зенки пялить, начальству докладывай.

На потной физиономии дежурного появилось сосредоточенное выражение: докладывает.

– Пошли, – буркнул он, закончив общаться с невидимым собеседником. – Обе шагайте вперед. Ну и несет от вас…

– Сам вонючка!

– Помалкивай да шагай! Сюда, налево.

– Я тебя запомню!

– Чего?.. Запоминай, если память не отшибет. Которая красивая, помалкивает, бери пример с подружки.

– Сам-то красавец – и рожей вышел, и пивным брюхом! Рожу-то как из говна слепили, если какая девка с тобой поцелуется, сразу блевать побежит…

– Да я тебя!..

Глодия напряглась и подалась вперед, но этот боров не посмел ее ударить, только выругался. Она тоже в долгу не осталась. Костеря друг друга, по дорожке меж двух розариев дошли до бокового крылечка – и тут из-за обвитой вьюном шпалеры выступил важный с виду маг в фиолетовой мантии.

– Это еще что за речи? – произнес он изумленно. – Сиврет, это что-то неслыханное!

– Ну так она… – попытался оправдаться Сиврет, сразу растерявший все свое красноречие.

– Добрый вечер, почтенный! – перехватила инициативу гостья. – Я Глодия Орвехт, и прошу немедля послать мыслевесть достопочтенному Суно Орвехту. Передайте, что его племянница вернулась из Исшоды и готова обо всем ему доложить. А эта девица со мной, звать ее Мейлат, а по-настоящему – Мейленанк Паченту, она была невольницей у вурванов в городе Эгедре, со мной оттуда сбежала. Сюда мы добирались вместе с государственным преступником, которого по всей Крибе ловят, но я не с ним, и я к Светлейшей Ложе лояльна, уже считаю себя амулетчицей на службе. Главное, дядюшке Суно про меня поскорей доложите!

– Глодия, это хорошо, что вы лояльны, – невозмутимо ответил маг, когда она умолкла. – Настоятельно рекомендую вам воздержаться от сквернословия, которое не красит юную даму и не пристало амулетчице Ложи.

– Да этот первый на меня гавкнул, я только отлаивалась! Дядюшке-то моему сообщите, что я здесь?

– Я послал мыслевесть дежурному в Аленде. Идемте, барышни. Сиврет, свободен.

Она украдкой ухмыльнулась: в последних словах мага ей почудилась угроза, адресованная грубияну-амулетчику – мол, еще с тобой потолкуем. Ее до сих пор распирало от злости.

Провожатый, которого звали господин Чабрелдон, позвал прислугу, распорядился насчет купальни и чистой одежды, и тут пришел ответ из столицы: достопочтенный Орвехт ожидает разговора с Глодией.

– «Ментальным почтальоном» умеете пользоваться?

– Умею, меня мой бывший засра… кое-кто научил, да у меня амулет не настроенный, я уж пыталась сама до дядюшки дозваться…

– Вот вам настроенный артефакт. Прежде всего установите контроль – знаете, как это делается? Достопочтенный Орвехт ждет. А вы, Мейленанк, ступайте пока в купальню.

Мейлат послушно вышла вслед за темнокожей служанкой. Глодия и Чабрелдон остались в небольшом зале с обитой малиновым бархатом мебелью, мраморными статуями богов в нишах и замысловатыми бронзовыми часами на столике под стеклянным колпаком.

«Дядюшка Суно?»

«Рад, что ты нашлась, Глодия».

– А уж я-то как рада! Передавайте от меня поклоны и поздравления с минувшим днем рождения достопочтеннейшему дядюшке Шеро, доброго ему здравия на долгие годы!

«Глодия, при мысленной связи нежелательно говорить вслух, из-за этого твои мыслевести становятся невнятными».

«Ох, я и забыла…»

На самом-то деле про господина Шеро она сказала вслух нарочно, чтобы ее услышал и Чабрелдон, и остальные, кто в дверь заглядывает.

«Глодия, сейчас я буду задавать вопросы, а ты – отвечать на них. «Ментальный почтальон» не позволяет читать мысли или показывать мысленные картинки, поэтому думай словами, как будто ты мне об этом рассказываешь, только молча. Амулетчикам, которые не привыкли думать словами, приходится этому учиться. Надеюсь, у тебя с этим затруднений не будет».

И дальше он форменный допрос учинил, разговор затянулся надолго. Зато ей придвинули стул, застелив тряпкой, чтоб не изгваздала бархатное сиденье своими обносками.

Дядюшка не очень-то давал высказаться, то и дело осаживал: «Только факты, Глодия». Хотя порой его и мелочи интересовали – например, заставил во всех подробностях описать ту тетку, которая сплавила ее забесплатно эгедрийским покупателям: и как выглядела, и что говорила, и во что была одета, и как на нее реагировали окружающие… Не позволил ругаться в адрес этой дурынды, мол-де хуже себе сделаешь, но объяснять ничего не стал. Про Мейлат сказал, чтобы привезла ее с собой, да обмолвился, что до сих пор никому еще не удавалось выкрасть человека из Эгедры. Глодия взяла это на заметку – стало быть, она первая, славное начало послужного списка!

Потом начал расспрашивать о Дирвене, и она без утайки все выложила. Засранец не делился с ней своими планами, а куда он теперь подался, одни крухутаки знают.

Напоследок дядюшка велел ей составить список амулетов, которые есть у Дирвена, и отдать Чабрелдону. Сказал, что их с Мейлат первым же поездом отправят в Аленду, и по прибытии она должна будет написать подробный отчет о своих приключениях.

«В дороге изучи Устав амулетчиков Светлейшей Ложи – ты теперь на службе, тебе полагается знать его и соблюдать».

«Дядюшка Суно, а с которого дня я на службе?»

«Гм… Либо с сегодняшнего, либо с того дня, когда ты прибыла в Эгедру – это будет зависеть от информативной ценности твоего отчета».

«Да уж я постараюсь, дядюшка, не отчет будет, а чистое золото!»

«Надеюсь, Глодия».

После купальни, в простеньком чистом платье, она вместе с Мейлат в сопровождении служанки отправилась в трапезную, и навстречу снова попался Сиврет.

– Ты в следующий раз думай, прежде чем гавкнуть, – негромко бросила Глодия. – А то, может, на свое будущее начальство хавальник разеваешь.

Тот угрюмо промолчал. Все-таки последнее слово осталось за ней.

Если бы Эдмар у себя над воротами приколотил вывеску «ЗДЕСЬ ЖИВЁТ ЗЛОЖИТЕЛЬ», он и то не добился бы большего эффекта.

Возле ворот маялось трое… нет, даже четверо несчастных. Еще один читал книжку в коляске с откинутым верхом – этот, в отличие от остальных, выглядел вполне довольным, но тоже чего-то дожидался.

Когда подъехал экипаж Зинты, все они встрепенулись, как попрошайки, завидевшие прохожего.

– Я сойду и узнаю, в чем дело, – решительно заявила лекарка своему охраннику.

– А я доложу, – отозвался амулетчик, озадаченно глядя на эту картину.

Зинта с помощью возницы выбралась на тротуар. Тот, что был богаче всех одет и стоял на коленях в уличной пыли, так и пополз к ней, потеряв по дороге лакированную туфлю:

– Госпожа, прошу вас, выслушайте меня! Умоляю о крупице милосердия, замолвите за меня словечко перед господином Тейзургом!

Двое других тоже подтянулись поближе. У одного глаза покраснели и припухли, на щеках блестели дорожки слез. У другого, который был бледнее, чем увядающая роза в петлице его жилета, сердце билось неритмично, с паузами. А третий, наоборот, попятился, глядя на Зинту, как на воплощенный кошмар, вжался спиной в ограду.

– Прошу вас, передайте господину Тейзургу мою покорнейшую мольбу, пусть он меня хотя бы выслушает!

– Госпожа, замолвите за меня словечко! Я не заслужил такой жестокости!

– Я готов на вечное рабство, если он снизойдет к моей просьбе…

– Неужели мне совсем не на что рассчитывать? Передайте ему, что я готов на все! Так и скажите, на все!

– Молю об одном-единственном снисхождении! Я повешусь у него на ограде, если он снизойдет и поставит такое условие, добровольно сведу счеты с жизнью…

– Неужели он совсем лишен сострадания, если вверг меня в такие муки и отнял всякую надежду?!

Зинта, оглядев их, сердито поинтересовалась:

– Вы, что ли, из тех, кто бесчинствовал и притеснял горожан, когда заправлял Дирвен?

Но страдальцы хором запротестовали: они и сами натерпелись от этих бандитов, чудом уцелели, а тот, что с розой, и вовсе приехал из Гламона, а другой пережил смуту в своем загородном поместье в сорока шабах от Аленды.

– Тогда я не понимаю, что происходит?

– Вы только скажите ему, что я готов переписать на него все свое состояние! – глядя на нее снизу вверх, выкрикнул с обреченным надрывом коленопреклоненный. – Я не шучу, прямо сегодня перепишу! Все документы готовы, со мной нотариус!.. – он ткнул пальцем в сторону коляски, где сидел с книжкой довольный жизнью румяный господин.

– А я готов наутро у него на ограде повеситься, пусть он только снизойдет к моей мольбе! – подхватил приезжий из Гламона.

– Вы лучше отправляйтесь к себе в гостиницу и примите сердечные капли, – посоветовала ему Зинта.

Потребовать объяснений у нотариуса? Или нет, лучше она с этого стервеца Эдмара спросит, что он опять учинил и почему так измывается над людьми! Вначале она по-хорошему собралась к нему в гости, но раз из-за него такое зложительство творится, об этом и пойдет разговор.

– Я поговорю с ним, shy;- пообещала она хмуро, направляясь мимо экипажа к распахнувшимся воротам.

– Пешком дойдете? – спросил амулетчик. – Наряд сюда уже выслали.

Экипаж двинулся следом за ней.

Столбы ворот венчали кованые чугунные орхидеи – волшебные фонари, которые с наступлением сумерек наполняются изумрудным сиянием. Зинта специально приехала ближе к вечеру, чтобы посмотреть, как они светятся, но если она сейчас разругается с хозяином особняка – небось выскочит отсюда, не дождавшись. Она была настроена решительно.

Страдалец, державшийся на дистанции, при ее приближении всхлипнул и выставил перед собой руки, словно защищаясь:

– Н-н-не подходите… Только не подходите ко мне!..

Немолодой, с оплывшим напудренным лицом и подкрашенными губами, он чем-то напоминал Нинодию.

– Что с вами? – спросила лекарка.

Никаких признаков органического умственного расстройства или отравления китонскими грибочками. Может, он ее с кем-то перепутал?

– Не подходите… Только ближе не подходите… – пролепетал собеседник.

Его левый глаз начал дергаться, дряблые щеки под слоем розоватой пудры тряслись, как потревоженный студень.

– Чем я вас так напугала?

Амулетчик остановился рядом.

– У вас это… – искривив рот то ли в брезгливой, то ли в замученной гримасе, страдалец показал на ее живот.

Зинта машинально сделала отводящий обережный жест.

– Ну, так я беременная, на последнем месяце хожу.

Несмотря на объяснение, он прерывисто дышал и смотрел так, точно сейчас сползет по решетке в обморок – как будто у нее не ребенок во чреве, а демон Хиалы под платьем спрятан.

– Прошу вас, не подходите ко мне близко…

– Тогда посторонитесь, чтобы я прошла.

– Да, да, я сейчас… Не смею мешать…

Он бочком засеменил вдоль ограды в сторону, ноги заплетались.

– Извращенец, – заметил охранник. – Бывают такие.

На крыльце особняка появился Тейзург в узорчатой синей баэге. Улыбаясь, пошел навстречу.

– Ты лучше оставайся у ворот, встретишь тех, кого сюда вызвал, – велела Зинта провожатому.

Она приготовилась много чего Эдмару высказать, и ей не хотелось ругаться при чужом человеке.

Экипаж повернул в боковую аллею, где в конце виднелась за аркой площадка для карет. Несчастные просители топтались возле медленно затворяющихся ворот, но не могли пересечь некую незримую черту – видимо, их не пускало внутрь какое-то заклятье.

– Зинта, до чего я рад тебя видеть! – Эдмар раскрыл объятия.

Лекарка остановилась.

– Ты почему поступаешь, как отъявленный зложитель?!

– Ты о чем? – он не перестал улыбаться. – Я-то надеялся, ты одобришь наши с Хантре планы насчет Сирафа… Или ты что-то имеешь против дирижаблей?

– Причем тут дирижабли?.. То есть, насчет Сирафа будет хорошо, если ты сделаешь, как говорил. И против дирижаблей я не против… – она волновалась и торопилась, поэтому запуталась в словах. – Я сейчас не об этом. Зачем ты мучаешь тех людей, которые стоят на улице возле твоих ворот?

– Ах, эти… Они сами выбрали свою участь. Идем, тебе лучше присесть.

– Нет уж, погоди. Нельзя так издеваться над людьми! Ты угрожал им или что-то у них забрал? Или им нужна помощь, и помочь можешь только ты?

– Угадала с третьего раза. Помочь им могу только я. Но не хочу.

Он развел руками в жесте лицемерного сожаления.

– Прояви милосердие, сделай то, о чем они просят! Я уверена, тебе это ничего не стоит.

– Однако, Зинта… – теперь он уставился на нее шокировано, изобразив на лице изумление. – Вот уж от кого, но от тебя я такого не ожидал… Ты и правда считаешь, что я должен согласиться на то, о чем они просят? Зинта, ты ли это? Ты хоть понимаешь, на что меня толкаешь?

И опять сощурил глаза в смеющиеся золотые полумесяцы.

– Тогда скажи, чего им надо, и если речь идет о чем-то плохом, о каком-нибудь зловредном колдовстве, я возьму свои слова назад.

– А если не о колдовстве?

– Они у тебя денег взаймы попросили? Хотя на бедняков не похожи, и один говорит, что готов все свое состояние на тебя переписать…

– Зинта, я стал жертвой рекламы. Видишь ли, реклама – страшная сила.

– Это я помню, – согласилась лекарка.

О том, что такое «реклама», она знала из книг путешественников по мирам. Вдобавок прошлым летом она и сама побывала вместе с Эдмаром в другом мире. До сих пор вспоминала с оторопью, как нажала на запретную кнопку, и из телевизора выпрыгнула призрачная рекламная девица, которая принялась заманивать ее в заведение под названием «Гламур-Галактик».

– Только здесь-то причем реклама?

– Да как тебе сказать… Когда Дирвен растрепал на весь мир о том, какое счастье на него свалилось, он много внимания уделил моим достоинствам весьма специфического свойства. И нашлось немало желающих оказаться на месте Дирвена. Какие письма я получаю… Да при этом с какими стилевыми перлами… – он зажмурился и помотал головой. – Истинный ужас! Не буду тебе их показывать, тебе сейчас нельзя волноваться. А некоторые соискатели еще и сюда явились.

– Так вот чего они хотят? – ахнула Зинта. – Я-то думала… А они извращенцы бессовестные… Ну, я им выскажу!

– Ты куда? – Эдмар удержал ее.

– Пристыдить их, чтобы одумались!

– Пойдем лучше чай пить. Кофе и шоколад не предлагаю – тебе ведь не рекомендуется? С ними я сам разберусь. Они жалки и отвратительны, это бросает тень на мою репутацию, но я еще не решил, в кого их превратить.

– Ты что, так нельзя! Это будет зложительство еще хуже… Мой сопровождающий вызвал наряд, их заберут отсюда за нарушение порядка.

– Такое вариант меня тоже устроит, я сегодня добрый. Идем.

Они расположились на балконе. За кронами старых вишен, за черепичными крышами, виднелась далекая башенка – то скрывалась в плывущей по небу пелене цвета сепии, то снова проступала, поблескивая едва различимым циферблатом. За минувшее время почти все завалы в жилых кварталах убрали, но осталась еще резиденция Ложи, там пока ничего не трогали. Как объяснил Суно, вначале там надо выявить и обезвредить все «хвосты» – обрывки и побочные эффекты нарушенных заклинаний. Этим сейчас и занимаются, и Хеледика целыми днями там пропадает.

– Мне полчашки, – попросила Зинта, с жадностью глядя на стеклянный чайник с сиянским зеленым чаем. – Больше нельзя.

Ох, как ей хотелось пить, особенно по вечерам, но она держалась: сама ведь ругала пациенток, которые на последнем сроке доводят себя до отеков. Заметив ее алчный взгляд, Эдмар убрал чайник с глаз долой – в свою магическую кладовку, и правильно сделал.

– А дирижабли скоропоявятся?

– Пока сказать не могу, да и мог бы – не сказал бы. Сама понимаешь, это моя маленькая государственная тайна.

– Я их только на картинках видела. Прокатиться бы хоть раз, чтобы сверху на город посмотреть, и на все остальное тоже.

– Прокатишься, не сомневайся.

Вспомнив свой разговор с песчаной ведьмой, Зинта решила: ей нужны дирижабли в небе над Алендой, разноцветные, величаво плывущие в ясной синеве или среди облаков, но только чтобы они не падали, и чтобы всякий желающий мог стать пассажиром, и чтобы в Молону они тоже летали.

Из Крибы уехали на следующий день. За время странствий Мейлат измучилась, хотя ни разу не пожаловалась, не привыкла она жаловаться, позволяют жить – и на том спасибо. Но она так надеялась, что перед новой дорогой можно будет отдохнуть… В душе приуныв, она старалась на подавать виду, что расстроена. И не сразу поняла, что дальнейшее путешествие будет совсем не таким, как до сих пор.

Их привезли к красивому розовому зданию с башенками, а на заднем дворе этого здания стояли вереницы больших фургонов с окошками и без окошек. Завели в фургон: внутри коридор и комнаты, обставленные не хуже, чем покои излюбленной пищи во Владении Дахены – с диванчиками, столиками, ковриками, шторками на окнах.

– Сортир-то чистый? – первым делом спросила Глодия у улыбчивого слуги в белом переднике. – Ежели чего засрано, лично достопочтенного дядюшку Суно в известность поставлю.

Тот переменился в лице и рассыпался в заверениях, что в его вагоне все надраено в наилучшем виде.

Они устроились в комнатке с плюшевыми креслами и столиком возле окна.

– Ишь, забегали… – с торжеством ухмыльнулась Глодия. – Вот погоди, Мейлат, стану я начальницей по амулетной части – еще не так забегают, у меня по струнке будут ходить. Этот свинтус Сиврет нынче опять нагрубил: все, говорит, подсуетились, чтобы вас поскорее отсюда сплавить, потому и спецпоезд к перрону уже подан. Однако же обзываться в этот раз не посмел! Чует, засранец, что еще будет он мне низко кланяться, ежели снова встретимся. А ты чего куксишься? Мы в Аленду едем, в самую главную столицу среди всех столиц просвещенного мира!

– А шеи там закрывают? – робко спросила Мейлат.

К голым шеям вокруг она уже притерпелась, но все равно было стыдно и неприятно на это смотреть.

– Нет. Аленда – это тебе не вурванская деревня, это людской город, и люди там живут по-людски. Ты тоже привыкнешь жить по-людски.

– Но что я там буду делать?

Мягкий толчок, и постройки за окном потянулись мимо.

– Дядюшка сказал, тебе пособие назначат. Будешь рассказывать про Эгедру все, что знаешь. И… – тут глаза Перчинки вспыхнули, она даже выпрямилась в своем кресле. – Ты же по части шитья мастерица! А я видела, как девки-амулетчицы одеваются, напялит такая мужскую форму, и на ней эти разнесчастные штаны, как седло на хрюшке, да куртейка с чужого плеча. Ты мне по меркам форму сошьешь, и придумаешь всякие хитрости, чтобы скрыть недостатки и подчеркнуть достоинства. Ты же заправская портниха, вот и будешь при деле.

– Я тебе все что угодно сошью! – обрадовалась Мейлат: вот хорошо, что ее умения пригодятся.

За окном проплывали длинные кирпичные строения, беленые заборы, крытые тростником сараи. Потом засверкала вода, замелькали уходящие вверх прутья решетки. Грохот усилился, запахло рекой. Мейлат поняла, что они едут по мосту через Сябан.

– И вот чего, – Глодия уперлась локтями в столик и подалась вперед. – Ты мне не одну форму сошьешь, а еще про запас, потому что мало ли по каким задворкам да канавам мне на службе лазать придется, угробец рассказывал… Чтобы было, во что переодеться, и чтобы все было красивое, и чтобы в самый раз по мне!

– Сошью все, что скажешь.

Мейлат улыбнулась: только теперь она почувствовала, что жизнь продолжается. И если Аленда и впрямь такой большой город, как рассказывает Перчинка – туда, наверное, наведываются вурваны в поисках еды, в театре Дахены были пьесы с такими сюжетами. Может быть, ей еще повезет встретить того, кому ее кровь покажется сладкой?..

Южный горизонт обложило лилово-свинцовыми тучами, эта клубящаяся масса упорно ползла вперед, нависая брюхом над хвойными далями. Если присмотреться, можно разглядеть, что переднее облако похоже на оскаленную пёсью морду.

Некогда присматриваться, Нинодия и так понимала, что дело дрянь. После целой восьмицы затишья Забагда снова пожаловал к братцу в гости. Налетавшие с юга порывы ветра все яростнее трепали листву кустарника.

Запахнув плащ, она прибавила шагу. Возвращаться в Треген – нате вам дохлого чворка, терять-то ей нечего. Нужно добраться до Меновой долины и найти там ларвезийцев.

Время от времени Нинодия оглядывалась на свою тюрьму – точь-в-точь простецкий замок на вершине холма, намалеванный на театральном заднике – но погони пока не было. Из-за одышки она еле тащилась, зато благодаря бартогским протезам не спотыкалась, и ноги от ходьбы не болели. Хвала Ланки-милостивцу, она вырвалась! Или пока еще не вырвалась, ведь если хватятся – в два счета настигнут и приволокут обратно.

Удача улыбнулась ей, когда она уже потеряла всякую надежду. Крейса, тетка из деревни, сборщица ягод, нередко наведывалась в Треген со своим товаром. Грузная, краснолицая, не дура выпить. О том, что Нинодия пленница, она знать не знала – похитители соблюдали конспирацию. Крейса решила, что она провинившаяся родственница важных господ, которую сослали в глушь, чтоб не позорила семейство.

Тавгеда Ферклиц еще вчера укатила по своим делам в Майбенгарт, городок за холмами и ельниками. Служанки за подопечной приглядывали, но главным образом смотрели, чтобы она не дорвалась до вина и сластей, ничего похуже от нее не ждали. А Крейса выменяла у кухарки бутылку крепкой можжевеловой настойки и в поисках укромного местечка завернула к ней в комнату. У Нинодии сердце екнуло: другого шанса не будет. В Треген уже привезли белобрысую пышнотелую кормилицу, а на днях ожидают мага-лекаря с акушеркой, так что была не была…

Уловив, за кого ее принимает Крейса, заморочила болтовней, пододвинула кружку. Сама лишь чуток глотнула – удержалась, перехотела! Предложила гостье вздремнуть. Они почти одного роста, и полнотой схожи. Натянула поверх протезов ее вязаные полосатые чулки, зашнуровала растоптанные сапожки, закуталась в шерстяной плащ, пропахший табаком, хвоей и печеными грибами. Надвинула капюшон. Пьяную Крейсу накрыла с головой одеялом, взяла ее корзинку – и к выходу, про себя истово молясь воровскому богу.

– Тетушка Крейса, уже уходите? – окликнула ее в темноватом коридоре девчонка с веником.

– Угу, – промычала Нинодия.

И теперь она из последних сил ковыляла по грунтовой дороге к далекому пестрому пятну Меновой долины. А за спиной у нее надвигалась, застя дневной свет, грозовая стая Южного Пса, а впереди, над Сновидческим хребтом, вскипела вьюжная белизна – это стая Северного Пса приготовилась дать отпор.

– Крейса!.. Эй, тетя Крейса!

Ветер свистел, протезы поскрипывали, заставляя обливаться холодным потом – а ну, как сломаются, вдалеке рокотало, вот и не услышала, как ее нагнала повозка.

– Доброго дня, милок, – бросила она невнятно, не поднимая скрытого капюшоном лица.

– Полезай сюда! До мена довезу, а то ветер у-у-у, беда…

Повозка запряжена мохноногой лошадкой. Спереди в ряд три обшарпанных кожаных кресла с торчащей из дыр обивкой – раньше стояли у кого-то в гостиной, а теперь им нашлось другое применение. Позади, в дощатом коробе, дюжина больших бидонов.

В кресле посередке сидел молодой парень – щекастый, с вывернутыми губами и бестолковой улыбкой. Спасибо тебе, Ланки, что дурачка послал… Но видать, не совсем он дурачок, раз отправили одного с товаром в Меновую долину. А там его наверняка встретит кто-то из своих, и надо будет унести ноги прежде, чем этот кто-то привяжется с вопросами.

Путаясь в плаще, Нинодия забралась в кресло.

– Ты не Крейса… – проявил неожиданную наблюдательность слабоумный возница. – Одежа-то Крейсина…

– Верно, я ее кузина. В грязь упала, изгваздалась, она и дала поносить, пока мое сохнет. Ты лучше езжай поскорей.

Корзину поставила на колени. По ярмарке лучше ходить не с пустыми руками, будто бы за покупками.

Рыдван покатил дальше – мягко, без особой тряски. Все остальное неказисто, зато на колеса хозяева потратились: бартогские, с черными рифлеными ободьями, бездорожье и слякоть им нипочем.

Через Сновидческий хребет словно белесая волна перехлестнула, в лицо ударил ветер пуще прежнего – и в спину тоже. Нинодия обеими руками вцепилась в приколоченный сбоку поручень, а корзина Крейсы умчалась, кувыркаясь, в помутневшую серо-зеленую даль. Горы пропали из виду в надвигающейся молочной свистопляске. Судя по звукам, позади хлынул ливень.

– Вперед! – заорала она не своим голосом. – Гони туда!

Парень привык делать, что ему говорят. Стегнул лошадь, не давая повернуть, и рыдван понесся навстречу метели, уходя от водяной стены. Сейчас им надо держаться Дохрау – лучше под снег, чем вымокнуть.

Вскоре они потеряли направление. Нинодия куталась в плащ, возницу более-менее спасала шляпа, не улетевшая благодаря завязкам под подбородком.

Вокруг бесновались снежные вихри… Боги милостивые, да если бы только вихри! Это же варфелы – магические твари, похожи на косматых белых зверей, вместо шерсти у них сплошные сосульки. Живут они в горных ледниках, но в такую погоду их и на равнинах можно встретить, и нет для них пущей забавы, чем гоняться за санями и каретами.

– Малый, куда едем?.. Дорогу-то видишь?!

Тут же поперхнулась попавшей в рот снежной крупой, надсадно закашлялась. Хорошо, что Зинта ей чрево запечатала, иначе бы прямо сейчас и разродилась. Но она выкарабкается… Несмотря на весь этот белый ужас и тянущую боль в животе. Главная беда, что они мчатся невесть куда, ни зги не видно.

Позади кто-то рассмеялся звенящим стеклянным смехом. Грохнули бидоны, повозка вильнула. Лучше даже не думать о том, кто мог туда запрыгнуть… Что могло туда запрыгнуть… Но как же не думать, если оно за спиной!

Сверху заглянули, ухватившись за спинки кресел. Мимо лица скользнуло что-то шелковистое, и Нинодия, скосив глаза, увидела длинные белоснежные волосы, колышущиеся на ветру. Тот же смех прозвучал снова, уже над самым ухом. Да ведь это унава! Здешний зимний народец, стужа им нипочем, а все равно просятся в тепло – стучатся в окна, скребутся в двери, но впусти такую в дом – живо все выморозит и с хохотом убежит.

Парень заорал, рывком переметнулся в боковое кресло – и оттуда сиганул в сугробы. А унава перелезла через спинку, уселась на его место. Еще одна запрыгнула и устроилась с ней рядом. Первая наклонилась вперед, цапнула брошенные вожжи – человек не сумел бы так, свалился бы под колеса, а этой хоть бы что.

– Девоньки-красавицы, придержите лошадь, я сойду!

Она повторила просьбу трижды, но «девоньки» не обращали на нее внимания. Белокожие, белогубые, а глаза словно ледок в замерзшей луже. Сразу видно, нелюдь. Одежда в прорехах, истрепанная – у одной бедняцкая, у другой с остатками дорогого шитья, унавы снимают ее с окоченелых трупов или крадут с веревок. Говорят, людей они собственноручно не убивают – другое дело, что способны все вокруг выстудить, и тогда рядом с ними в два счета околеешь.

– Девоньки, вы слыхали о Серебряном Лисе? Он из князей Хиалы, и он мой покровитель! Кто меня обидит, тому не поздоровится! Дайте я сойду, мне с вами не по пути!

Человеческую речь они все-таки понимали. Унава натянула поводья, и Нинодия, не мешкая, вылезла-вывалилась в сугроб. Повозка тут же умчалась, растворилась в метельной сумятице, только черные ободья бартогских колес прощально мелькнули. Варфелы ускакали следом. Все это светопреставление – ненадолго, и до того как оно закончится, зимним тварям надо вернуться в нетающие ледники Сновидческих гор, не то им придется худо, сейчас не их время.

Снега по колено, все валит и валит. Нинодия побрела наугад, лишь бы не стоять на месте. Вроде бы в сторону, противоположную той, куда умчался доставшийся унавам рыдван. Видящий восемь из десяти предсказал, что она сгинет, если замерзнет в сугробе, и спасти ее может только теплая шуба… которой у нее нет. Есть отсыревшей шерстяной плащ, от которого толку мало.

От холода зуб на зуб не попадал, и вдобавок в животе ныло. Посиневшие пальцы занемели, она грела их, засовывая в рукава, как в муфту. Но еще хуже, когда мерзнут пальцы на ногах, а их-то у нее больше нет – впору порадоваться протезам, которым что жара, что мороз, все едино. Главное сейчас – шагать, не останавливаясь, тогда она спасется, и свою Таль спасет. Не так уж медленно она шагает, раз еле различимое в метельных вихрях дерево будто бы само плывет ей навстречу… Хотя вовсе это не дерево, а человек – хорошо, если такой же заплутавший, а не отправленный на поиски из Трегена… Хотя вовсе это не человек, а Серебряный Лис! Ну, точно он!

Нинодия, на радостях враз ослабевшая, уселась бы в сугроб, если бы демон ее не подхватил.

– Лисонька!.. Это ты, собственной персоной?.. Как тебя сюда занесло?!

– Тебя искал. Уж очень хорошо тебя спрятали, даже для моей ворожбы. Я только сейчас почуял, где ты находишься.

– Это потому, что я сбежала, – Нинодия всхлипнула. – Лисонька, не бросай меня здесь!

Ее трясло, она едва могла говорить, и в животе болело все сильнее.

– Тебе надо в тепло. Знал бы, захватил бы одеяло.

Сам-то он был по пояс обнажен: белый, статный, скульптурно-мускулистый – загляденье, а из одежды на нем только штаны да сапоги, ему-то холодина нипочем.

– Через Хиалу нельзя, там тебе конец. До ближайшего жилья отсюда несколько шабов, но пока я тебя донесу…

– Я околею, – произнесла она непослушными губами. – Уже околеваю, чтоб всем этим Ферклицам было пусто. Видящий однажды сказал, что судьба мне замерзнуть, если не спасет меня теплая шуба.

– Шуба есть. Продержись три минуты, только не садись в снег и не падай. Я сделаю шалаш, мы там заляжем, пока эта собачья кутерьма не закончится.

– А шуба-то где? – дрожа, вымолвила Нинодия.

Демон не ответил, он уже ломал деревья где-то за бушующей снежной пеленой. Вскоре вернулся с громадной охапкой веток и тонких стволов, начал проворно сооружать шалаш, не обращая внимания на снегопад. Нинодия могла только трястись от холода. Своих пальцев, сжимавших края плаща, она больше не чувствовала.

– Идем, – закончивший работу Лис подхватил ее. – Эту тряпку лучше скинь.

– Да как же…

Не слушая возражений, он отобрал у нее намокший от снега плащ, застелил им ложе из елового лапника, а потом обнял ее сзади – и Нинодия в тот же миг обнаружила, что на ней теперь меховая шуба, большая и теплая.

– Полезай в шалаш! – приказала свисавшая с воротника лисья головка.

– Ох… Лисонька, это что ли тоже ты? Я и забыла, что ты умеешь в шубу превращаться…

Превозмогая боль, она опустилась на четвереньки, кое-как заползла в укрытие. Улеглась, забравшись под дивно красивую серебристую шубу с ногами и с головой.

– Согреваешься?

– Да… Ох, живот-то как выворачивает… Больно…

– Плохи дела, – произнес демон после паузы. – Малая нить жизни у тебя во чреве порвалась.

– Таль… С ней плохо?

– С ней кончено, а чрево у тебя запечатано, и для тебя это смертельно опасно.

У нее не было сил даже на то, чтобы заплакать.

– Значит, помру я здесь? Ну, спасибо тебе, Лисонька, что пришел за мной. Благодаря тебе, мой хороший, я хоть по-людски помру, это тоже дорогого стоит…

– Погоди, – перебил Лис. – Попробую кое-что сделать. Один рыжий мерзавец объяснял мне, что если зажать зубами разорванную нить жизни, оба конца, то человека можно удержать в мире живых. Получится, не получится, одна Госпожа Развилок знает. Посмотрим…

Он умолк. Нинодия старалась дышать, как научила ее Зинта, и боль в животе стала понемногу утихать. Она согрелась и больше не дрожала. Тепло, покойно, хочется спать – умирающие ведь не так себя чувствуют?

Сквозь накатившую дрему она почувствовала, как толкнулась в животе Таль. Тоже, значит, живехонька, а он говорил, малая нить порвалась.

Лисья головка, завернувшаяся внутрь шубы, лежала возле ее лица, щека к щеке. Дыхания демона Нинодия не чувствовала.

– Лис… – тихонько позвала она. – Эй, слышишь?..

Лис не отозвался.

Дирвен был уже далеко от Крибы. «Пятокрылы», потом товарный поезд, потом снова «Пятокрылы» и еще два поезда. Если запрыгнуть ночью на ходу, взяв под контроль железнодорожные артефакты, никто не расчухает, что пассажиров стало на одного больше.

С тех пор, как распрощались со Щукой, он впервые за много дней почувствовал себя счастливым. Для этого всего-то и нужно было некоторое время помаяться с ней рядом, а потом умчаться навстречу свободе. Свою вину перед Глодией он полностью искупил: все, чему научил эту ненасытную мерзавку, нехилая компенсация за причиненный ущерб. Тем более что ущерб ей причинила Лорма, а вовсе не он. Теперь этот долг погашен, других долгов у него нет.

Иногда вспоминал о маме – то с обидой, то великодушно думал, что к лучшему, если у нее где-то там новая семья. Наверное, она тоже о нем вспоминает.

До чего хорошо без Лормы и Глодии! Больше он ни одной из этих дешевых кукол не позволит собой помыкать, и ни одной не поверит, как поверил когда-то Хеледике. «Если тебя не раз предавали под личиной любви, ты навеки ранен» – это из какой-то дурацкой пьесы, которую в театре показывали, он тогда грыз орешки и тайком отхлебывал из фляжки пиво, но эти слова запомнил. Точь-в-точь про него.

Станция с лягушачьим названием Квага, фермы и виноградники под сенью Унских гор. Это все еще территория под совместным протекторатом, отсюда рукой подать и до туннеля, который в Ларвезе называют Большим Восточным, а в Бартоге Большим Западным, и до ларвезийской границы.

За время железнодорожных скитаний Дирвен разжился новой одеждой, очками с синими стеклами и чужим билетом – правда, на другой поезд, но кому какое дело. Главное, чтобы краешек торчал из нагрудного кармана: перед вами такой же, как все, путешествующий придурок.

Хотелось пива. Отправление через час двадцать минут, пассажиры успеют прогуляться и отобедать. А ему лучше обождать до завтра – билет для антуража у него есть, но места нет, и пришлось бы или ютиться в тамбуре, или на всю ночь засесть в уборной.

– Ты не бывал раньше в Кваге? Самое лучшее пиво в «Живописной картине», вон та крыша с разноцветной черепицей.

– «Живописная картина»? Ну и названьице, оригиналы…

– Это потому, что у них в зале висит громадная картина. Говорят, еще при деде нынешней хозяйки высадили однажды с поезда безбилетного художника. Чтобы заработать на еду, он писал фермерам семейные портреты, а трактирщик заказал ему полотно с праздничным застольем на фоне пейзажных красот и миловидными девицами. Их двадцать две, я в прошлый раз посчитал. А какое там божественное пиво… В Дуконе такого не найдешь.

Дирвена обогнали, болтая, двое бартогских пижонов. Он двинулся за ними. Божественное пиво – это в самый раз. И хотя бы посмотреть на годных девок, пусть даже нарисованных, если поимелово в ближайшее время не светит.

В ту же сторону потянулись и другие пассажиры, он прибавил шагу. На ходу запихнул билет поглубже в кармашек: он заночует в Кваге, поэтому не стоит выглядеть отставшим от поезда придурком.

Кое-кто успел раньше, все места с видом на красочное полотно размером в полстены были заняты. Но он сперва поест, а потом развернет стул и поглядит, что там за девицы.

Обслуживали расторопно, принесли бартогские сардельки с тушеной капустой. Пива Дирвен потребовал две больших кружки. Осушив первую, разочарованно фыркнул: не сказать, что пойло, но вовсе не «божественное».

– Обыкновенное пиво, – буркнул он вслух по-бартогски.

– А чего вы хотели, молодой человек? – отозвался засушенный господин с лошадиными зубами, сидевший напротив, рядом с такой же засушенной дамочкой. – Тут не умеют варить пиво, это вам не Дукон и не Каркацал.

– Некоторые хвалят…

– Значит, они настоящего пива никогда не пробовали.

– Гранжек, дорогой, ты на это обрати внимание, – спутница слегка толкнула его локтем в бок. – Может быть, художник и талантливый, иногда талантливые люди изображают странные вещи, но повесить такое в зале, где люди обедают… Этого я не понимаю!

– Да уж, – согласился Гранжек. – Не то, что приятно созерцать во время еды.

За соседними столиками тоже обменивались впечатлениями – недоуменные смешки, неодобрительное ворчание, кто-то вполголоса требовал от своего семейства: «Не смотрите на это, не смотрите!.. В тарелки смотрите…»

– Хозяйка, что это вы на стенку повесили?

– Эта картина сто лет здесь висит! – огрызнулась хозяйка. – Чем она вам не нравится?… А-а… О-о… Это еще что?.. – и после паузы раздался яростный вопль: – Кто это сделал?!!..

Тут уже и Дирвен повернулся. Зайдя в трактир, он сразу давай высматривать удобное место, картину не разглядывал – заметил только, что она цветастая, в потемневшей резной раме, и на ней много всякого изображено. А теперь увидел, что там изображено… Голубое небо, цветущий сельский пейзаж, но никакой это не праздник, а коновал за работой, и к нему выстроилась очередь – кто скотину привел, кто связанного человека приволок, а некоторые пришли сами и понуро стоят со спущенными штанами. Причем каждый второй из этих обреченных – светловолосый, вихрастый, конопатый, похож на Дирвена… Один еще и в короне.

На колено ему упал из ниоткуда кровоточащий обрубок, скатился на пол. Дирвен шарахнулся, опрокинув стул, подавился криком. И лишь спустя мгновение понял, что это свалилась у него с вилки недоеденная сарделька в томатном соусе.

На него не обратили внимания, потому что все наперебой возмущались и высказывали догадки. Кто подумал на гнупи, кто на шутников с поезда. Между столиками пробиралась женщина в форменном камзоле с эполетами и нагрудным знаком в виде многолучевой звезды.

– Госпожа, да что ж это делается! – всплеснула руками хозяйка.

Отстранив ее, магичка подошла к злополучной картине, с минуту постояла и потом объявила:

– Это наведенные чары. Рассеются через три-четыре часа. Заклятье сплетено весьма искусно, и это не народец, работа человека. Если здесь присутствуют студенты Магического университета, – она обвела зал пронизывающим взглядом, – можете не сомневаться, молодые коллеги, мы проведем проверку и найдем виновных.

Обстановка разрядилась. Хозяйке посоветовали занавесить «это безобразие», и та послала служанку за старыми простынями. Дирвен тем временем протискивался к выходу.

– Занавешивайте скорей, одного уже затошнило! – крикнул какой-то доброхот.

Его и впрямь слегка подташнивало, ноги стали ватными. Он-то понимал: студенты Дуконского Магического университета здесь не причем. Это послание от Наипервейшей Сволочи, адресованное лично ему, Дирвену. Те пижоны, которые вовсю нахваливали пиво и картину с двадцатью двумя девицами, нарочно говорили об этом у него за спиной, чтобы он пришел сюда и увидел этот мерзкий кошмар, специально для него состряпанный.

Зеленые дали, аккуратные домики под черепичными крышами, синеватый горный хребет, протянувшийся с юга на север – все это одна большая ловушка, из которой нет выхода, потому что Эдмар знает, что он здесь.

Одно дело, если этот гад валяется полуживой, а ты успел дать команду амулетам, высасывающим у жертвы магическую силу. И совсем другое – столкнуться с ним, когда он не обезврежен.

Надежда только на «Пятокрылы»: оказаться как можно дальше отсюда, задействовать все защитные артефакты, проверить насчет магического преследования – и сразу новый бросок. И так до тех пор, пока не будет уверенности, что слежки нет. Хотя какая там уверенность, ясно же, что Эта Сволочь не успокоится, пока не отомстит.

Не заботясь о том, что какие-нибудь придурки начнут удивляться, чего он так быстро бежит – не в этом сейчас главная опасность, вспотевший от страха Дирвен активировал спрятанные под стельками амулеты и рванул прочь из Кваги.

В Хиалу ему сейчас хотелось меньше всего, но Тейзург настаивал. Проще прогуляться в Нижний мир, чем от него отделаться.

– Мы ненадолго, ведь это ваша первая вылазка после знакомства с Вуагобу. Не сомневаюсь, вам это по силам, – уговаривал он проникновенно, ласково, с затаенной издевкой – как же без этого. – Увы, иногда приходится ломать себя и делать то, чего не хочешь. Я мог бы даже сослаться на личный пример… В не столь отдаленном прошлом…

Хантре ощутил укол вины за «личный пример»: чувствовал ведь, что они вляпаются хуже некуда, и промолчал. Не глядя в глаза, кивнул – согласен на Хиалу.

– Вот и прекрасно, – одобрительно ухмыльнулся этот манипулятор. – Кем, ты, надеюсь, тоже не возражаешь? Ты хотел о чем-то спросить?

– Да. Помнишь, мы говорили про памятник Шнырю? Ты узнал, согласятся ли маги Ложи, чтобы он стоял в Аленде?

– Даже речи об этом не заводил. Запечатлеть Шныря в бронзе и воткнуть где-нибудь на городской площади или на бульваре – это все же не самая здравая мысль. И птицы обгадят, и другие гнупи не пройдут мимо, не говоря уж о людях… Это было бы оскорбительно для Шныря, так что от этой идеи я отказался.

– А если его в фонтане поставить? – не сдался Кем.

– М-м, тоже не годится. Памятник будет, но не статуя.

– Мозаика на каком-нибудь здании?

– И не мозаика. Больше пока не скажу – придет время, сами увидите. Но Шнырю это наверняка бы понравилось. Итак, кто из вас откроет Врата?

Они стояли на заднем дворе княжеского дворца, за ними с любопытством наблюдала Венша, с головы до пят закутанная в голубые шелка. Она отправилась куда-то с большой корзиной, накрытой салфеткой, но задержалась посмотреть. От корзины пахло жареным мясом, выпечкой и корицей.

– Хантре, давай ты, – решил Тейзург.

С первого раза не получилось. Со второго тоже. Туманная арка возникала на долю секунды, начинала мерцать и пропадала. Венше это наскучило, и она ушла по своим делам. Кем терпеливо ждал, переминаясь на солнцепеке с ноги на ногу. Эдмар отпускал якобы сочувственные замечания.

– Не могу, – в конце концов честно признал Хантре. – Во мне словно дверь, которую заклинило.

– Одно удовольствие, какие мы нежные, – Эдмар закатил глаза к знойному олосохарскому небу. – Ладно, не отказываться же нам от прогулки из-за твоей заклинившей двери.

Арка Врат, затянутая мутным текучим туманом, материализовалась в нескольких шагах от них. Кем невольно подался назад.

– Да не будет там ничего страшного, – нарочито терпеливым тоном пообещал Тейзург. – Мы посетим владения Серебряного Лиса, у него все под контролем, почти идиллия, никаких опасностей и неожиданностей не предвидится. Разве что кто-нибудь кинет в нас комком грязи – и то, если Лис будет смотреть в другую сторону. Идем!

Втроем они вошли под арку. В следующую секунду Хантре получил удар в лицо, по барабанным перепонкам хлестнуло многоголосым воем, свистом, визгом…

Агенты Кречет и Скрипка укрылись от полуденного зноя в тени белой, как чистая страница, стены и пили жидкий чай вприкуску с лепешкой. По легенде они босяки, работающие за еду.

– Алендийская кухня… – ностальгически вздохнул Кречет.

Вблизи никого, кто мог бы их подслушать.

– Ларвезийское марочное вино, – с набитым ртом отозвался Скрипка.

– Горячий шоколад с ликером и специями…

– Рыбный рулет по-мехински…

– Несравненное овощное рагу в «Сытой дюжине»…

– А жаркое на вертеле в «Пещере гурмана»?..

– А какой там фаршированный перец!

– Но фаршированные кабачки у «Бешеного кухаря» ничуть не уступают.

– Когда-то мы еще вернемся в Аленду и снова все это отведаем, – философским тоном произнес Кречет, собирая в кучку на мозолистой ладони последние крошки.

– А взбитые сливки и слойки под шоколадной глазурью в «Алендийской слойке»?

– А я бы жареного цыплё… – тут он осекся, подобрался и на что-то уставился.

Скрипка тоже повернул голову: по безлюдной улице к ним приближалась вихляво-грациозной походкой высокая фигура в струящемся одеянии небесного цвета. На локте у нее висела корзина.

– Если это то, о чем я подумал…

– Может, пройдет мимо?.. Не могли же мы…

Придворная дама Веншелат не прошла мимо, а поставила корзину перед агентами и присела в реверансе.

– Господа, его светлость князь Тейзург посылает вам скромное угощение. Князь изволил поинтересоваться, всем ли вы довольны, и что он может сделать для того, чтобы почтенные тайные агенты Светлейшей Ложи не испытывали никаких неудобств в его владениях?

– Э-э… Вы, госпожа, ни с кем нас не перепутали?

– Добрая госпожа, мы бедные поденщики…

– Что ж, его светлость велел проявить деликатность и не настаивать, если вы пожелаете и дальше сохранять инкогнито, – усмехнулась закутанная в шелка амуши, после чего изящно поклонилась и направилась прочь.

– Спалились? – одними губами произнес Скрипка, когда она исчезла в переулке.

– Эх…

– Зато теперь домой, согласно инструкции.

Кречет снял с корзины салфетку.

– Недурное вино… И жареный цыпленок, как на заказ! О, булочки с корицей! Еще и сурийские сладости – видимо, чтобы скомпенсировать нам горечь поражения. Куда денем?

– Да хоть артистам отнесем. А жалко…

Они не были бы агентами Ложи, если бы набросились на деликатесы от щедрот коллеги Тейзурга. Пусть проверочные заклинания не выявят ни чар, ни ядов – это еще не гарантия, что обошлось без подвоха. Почем знать, что у Тейзурга на уме.

– Зато вернемся в Аленду, отметим у «Бешеного кухаря». Угощаю.

– А я тогда приглашаю тебя в «Сытую дюжину». Теперь уже скоро…

Кем активировал «Незримый щит» с запозданием – после того как маги поставили свою защиту. В первый же миг они словно под обстрел попали. Вдобавок здесь орут и верещат так, что голова того и гляди взорвется, и перед глазами все мельтешит.

Когда мельтешение сложилось в более-менее упорядоченную картину, он обнаружил, что закидали их не грязью, а внутренностями, оторванными клешнями и еще какими-то неопознанными фрагментами демонических тел.

– Они спятили? – ошеломленно пробормотал Хантре, утирая кровь с разбитого лица – торопливо и тщательно, чтобы ни одна капля не упала на белесую, как старая кость, почву.

– Похоже на то, – отозвался Эдмар.

Он тоже выглядел крайне изумленным. Похоже, этот любитель сюрпризов не планировал на сегодня таких развлечений.

Перед ними кипела битва: твари отталкивающего вида вовсю друг друга волтузили, кромсали, швыряли оземь, рвали на куски. Поверженные не умирали окончательно: дымящиеся ошметки шевелились и норовили сползтись воедино. Кем шарахнулся в сторону, уступая дорогу лаково черной клешне с обломанными шипами, которая рывками, словно не до конца раздавленное насекомое, подбиралась к истерзанной окровавленной туше. То ли воссоединиться с ней хотела, то ли цапнуть напоследок.

У них тут два лагеря или каждый сам за себя и против всех? О незримую преграду шмякнулась чья-то оторванная пятерня, почти человеческая, но с загнутыми желтоватыми когтями. Упала на землю, секунду-другую полежала – и поползла, загребая узловатыми пальцами, обратно в гущу сражения. Вокруг театральным занавесом колыхалось грязно-серое марево, скрывающее перспективу. В воздухе висел мясной запах, смешанный с неведомым приторным ароматом, то ли изысканным и почти завлекательным, то ли до тошноты мерзким.

А самое страшное происходило в некотором отдалении: там на фоне слоистой мути то яростно сшибались, то отскакивали в разные стороны синий в черных разводах смерч с ужасающей разинутой пастью и некто, похожий на гигантского тритона с пурпурным зубчатым хребтом.

– На подданных Лиса кто-то напал? – спросил Кемурт, надеясь, что сейчас они уберутся отсюда, пока целы.

– Весь этот сброд – его подданные, – отозвался Эдмар.

И произнес уже другим голосом – так, что его услышали все:

– Не хочу мешать вашему приятному времяпрепровождению, господа, но боюсь, князю Серебряному Лису это не понравится.

На миг кутерьма затихла, а потом кто-то выкрикнул:

– Нет у нас больше князя! Сгинул Серебряный Лис!

Побоище возобновилось. У Кема обмякли ноги, когда он заметил, что кошмарный синий смерч и тяжеломордый тритон, не прекращая своей боевой пляски, двинулись в их сторону.

Еле смог выдавить:

– Что это?..

Его сковало мертвящее оцепенение, и в то же время все инстинкты вопили: беги, пока не поздно! Хотя рассудком он понимал, что рядом с двумя сильными магами безопасней, чем где-либо еще. На худой конец у Хантре есть меч, тот самый, которым он Тугорру прикончил. А у него на шее висит «Солнечный проводник», защищающий от обитателей Нижнего мира… Но спасет ли амулет от этого?

– Если не ошибаюсь, вы с Харменгерой друг другу представлены, – тоном светского повесы отозвался Тейзург. – И Тирлана ты уже видел. Меня ничуть не удивляет, что они затеяли выяснять, кто круче… Другой вопрос, куда делся Лис.

Кемурт глянул на него сбоку: на скулах желваки, радужка сияет золотой лавой, и зрачки как будто стали вертикальными – разительный контраст с небрежно-скучающей интонацией. Разъярился из-за того, что ему рубашку с кружевами дерьмом и кровищей заляпали? Или беспокоится за Лиса?

– Дай руку, – отрывисто произнес Хантре. – Мне нужен телесный контакт с тобой.

– О-о… – Эдмар оживился, но дальше высказаться не успел – рыжий перебил:

– Для поиска. У тебя были близкие отношения с Лисом, и я через тебя, по цепочке, попробую определить, где он сейчас.

Маги взялись за руки.

А синий смерч – гиблая жуть высотой в три-четыре человеческих роста, с клыками по окружности зева и кровоточащими ранами на подвижном щетинистом теле – тем временем приблизился к людям, и следом прискакал его противник, чудовищный тритон-переросток. Тоже с рваными ранами на боках и кровоподтеками, тем более заметными, что кожа у этой твари была точь-в-точь человеческая. Один из зубьев полосато-пурпурного гребня вдоль хребта болтался на мясном лоскуте.

Толпу дерущихся помельче эти двое рассекали, словно пара больших рыбин подернутый ряской пруд.

Харменгера перекинулась первая. Мгновение – и перед ними стоит нагая женщина с синей кожей в извилистых темных узорах. Безупречно стройная, мечта ваятеля, а из одежды на ней только сапоги. Кем судорожно сглотнул. Очарование разрушали рога, торчащие черным полумесяцем из кроваво-красной шевелюры, и длинный суставчатый хвост наподобие бича.

У Тирлана на смену облика ушло некоторое время: тритоноподобная тварь начала ужиматься в размерах, и одновременно из нее постепенно вылеплялось человеческое тело. Под бледной кожей, словно черви, перемещались мускулы, меняя расположение и форму. Появились штаны и запачканная кровью безрукавка телесного цвета. Глянув на его гладкое набрякшее лицо, Кем не то, что ощутил оторопь – едва ли не кишки скрутило. Уж лучше смотреть на Харменгеру.

Раны, которые они нанесли друг другу, никуда не делись. Оба выглядели избитыми, но, похоже, были не прочь продолжить.

– Золотоглазый, плохи дела, – заговорила демоница. – Лис пропал. Совсем. Кто его, неизвестно, но ты же в курсе, мы такое чувствуем сразу.

– У кого плохи, у кого наоборот, – ухмыльнулся ее противник, сплюнув кровью.

– Что ж, у тебя они в любом случае плохи, – она ухмыльнулась в ответ, показав кривой обломанный клык. – Тейзург, все твои договоренности с Лисом остаются в силе, я намерена соблюдать их. Как ты на это смотришь?

– Ты знаешь о том, что я твой верный почитатель, – Эдмар отвесил галантный поклон. – Ты самый восхитительный кошмар в этой области Хиалы. Но прежде всего я хотел бы выяснить, что стало с Лисом. И с кого я должен взыскать по этому счету.

– Если выяснишь, я к тебе присоединюсь, – Харменгера сузила туманно-темные глаза. – Лис попросту исчез. Только что где-то был, а в следующий миг его уже нет. Можно подумать, его столкнули в пламень Анхады – оглушенного, так что он не успел выбраться. Или…

– Каким бы способом Лис ни сгинул, князь теперь я, – осклабился Тирлан. – Преклонись передо мной, пока у тебя еще есть шансы выпросить милость.

– Это ты будешь просить о милости, – демоница хлестнула его по лодыжкам своим хвостом-бичом, но он отпрыгнул, и под ногами у него хрустнул чей-то расколотый панцирь.

– Лис жив.

Хантре сказал это негромко, но уверенно, обращаясь к своим спутникам. Харменгера и Тирлан на секунду застыли, а потом разом повернулись в его сторону.

– Ты уверен? – спросил Эдмар.

– Да.

– Где он?

– Где-то далеко отсюда. Но он жив. Вернее, она жива – сейчас это со всей определенностью она, Лиса.

– Он, она, не важно. Направление взял?

– Там, – помедлив мгновение, рыжий махнул рукой. – Но она сейчас точно не в Хиале. И… подожди… Она как будто находится в тесном замкнутом пространстве. То ли в мешке, из которого не может выбраться, то ли ее где-то замуровали – это определить не могу, на месте разберемся.

– Ну, ясно, опять угодил в ловушку, – с явным облегчением фыркнула Харменгера. – Если понадобится, меня призовите.

– Буду иметь в виду, моя несравненная, – проникновенно улыбнулся Эдмар.

Тирлан между тем ретировался – бочком, на ходу превращаясь в большеголовую мертвенно-бледную тварь на кривоватых когтистых лапах. Когда метаморфоза завершилась, он гигантской амфибией заскользил прочь от них и растаял в клубящейся мути.

– Сбежал, – ухмыльнулась демоница, после чего крикнула: – Эй, все слышали? Серебряный Лис жив!

– Идем, – позвал Тейзург. – Чем скорее до него доберемся, тем лучше.

Кем пристроился с другой стороны от Хантре. Маги так и не расцепили рук, и перекидываться не стали. Рыжий сказал, им обоим сейчас надо находиться в человеческом облике, чтобы не потерять Лиса.

Битва прекратилась, лишь некоторые из демонов продолжали остервенело терзать друг друга. Пострадавшие рылись в раскиданной вокруг расчлененке – видимо, в поисках своих оторванных конечностей. Им стоило поторопиться, потому что иные из их собратьев кинулись пожирать все бесхозное. Кем читал о том, что демоны Хиалы поглощают и присваивают энергию съеденных.

Шагали молча, лишь однажды Эдмар обронил:

– Направляемся на север? Если нашу Лису поймал кто-то из шаманов тундры, придется с ним договариваться. А может, и не придется… Отверзающее заклятье, давно забытое в так называемом просвещенном мире, весьма эффективно вскрывает магические ловушки.

Обстановка вокруг тасовалась, как в лихорадочном сне. Ландшафты Нижнего мира наплывали, смещались в стороны, меняли размеры, скручивались – похоже, из-за той магии, которую Тейзург применил, чтобы ускорить движение. Кем старался все это не разглядывать, но что-то в нем отзывалось на скользящие мимо картинки приступами страха, отчаяния, похоти, обреченности, безудержного голода напополам с отвращением. Словно в душе натянуты струны, и их то и дело небрежно трогают чьи-то невидимые пальцы. Он начал про себя молиться Свету, отблеск которого видел на плато Тугоррат, и тогда полегчало. Мог бы сразу додуматься.

Наконец эта прогулка дорогами бреда закончилась, и перед ними раскрылась арка, а за ней – слепящая белизна.

Вокруг было полно снега. И внизу, и на лапах больших ёлок, меж которых затесались лиственные деревья с отяжелевшими заснеженными ветками.

– Где-то рядом.

Ошалевший Кем, стоя по колено в сугробе, жадно вдыхал пахнущий хвоей холодный воздух. Даже не сразу почувствовал, что мерзнет. Голова кружилась. До чего же тут лучше, чем в Хиале! Пожалуй, на месте Серебряного Лиса он скорее выбрал бы сидеть в ловушке здесь, чем быть князем там. Хотя он ведь не демон, и ход мыслей демона для него непостижим.

– Полагаю, Овдаба или Ширра, – заметил Тейзург. – Только одеты мы неподобающе.

Он достал из магической кладовки теплые плащи и сапоги для всех троих.

Рыжий снова взял его за руку, на несколько секунд замер с сосредоточенным лицом.

– Сюда.

Проваливаясь где по колено, а где и глубже, они побрели через нетронутые сугробы. В сапоги набился снег. Один раз Кемурт заметил под навесом кустарника паутинку – она выглядела совсем по-летнему, не считая того, что на ней сидело несколько снежинок. Перекликались птицы, других звуков не было.

За ними увязалась пласоха – пернатая тварь величиной с индейку. Перелетая с ветки на ветку, она цеплялась за очередной насест мощными когтистыми лапами. Хохолок у нее на макушке выглядел потрепанным, бледное личико с кулак не выражало никаких эмоций, словно у восковой куклы. Пласохи, прожившие на свете достаточно долго, умеют разговаривать по-человечески, но эта молчала. Их народец по-прежнему питается кровью, несмотря на то, что заклятье Лормы потеряло силу? Или для них тоже что-то изменилось? Если спросить, она ответит?

– Здесь, – Хантре остановился.

Впереди торчал большой сугроб, очертаниями похожий на шалаш.

– Ты уверен? Есть слабый магический фон, но я не чувствую демонического присутствия.

– Лиса где-то здесь. Если она в ловушке, блокирующие заклятья или артефакты мешают тебе ее почувствовать, но у меня восприятие по другому каналу. И там есть кто-то еще. У тебя в кладовке найдется лопата для снега?

– Дворницкая лопата? – надрывно усмехнулся Эдмар. – Деревянная, не обязательно новая? О, боги и демоны, как это низменно… – он закатил глаза к пасмурному небу, после чего уже другим тоном сказал: – Да конечно же, найдется, я предусмотрительный. Но в данном случае лучше использовать магию, это будет изящней и безопасней.

Закрутился вихрь, мигом раскидавший по окружности рыхлый снег. Под ним и впрямь оказался шалаш, внутри что-то белело. Когда новый вихрь разметал ветки, они увидели застеленное тряпкой ложе из лапника, на котором лежал кто-то, закутанный в серебристо-белые меха.

Человек пошевелился, из мехового кокона высунулось отечное лицо с копной пегих волос.

– Лисонька, очнись! – произнесла женщина сиплым голосом. – Нас нашли господин Тейзург и господин Кайдо! Лисонька, да что же ты молчишь?!

Нинодия Булонг. Она-то откуда здесь взялась?

Маги подошли к ней, Кем двинулся за ними.

– Парни, выпить найдется? – спросила Нинодия, пытаясь принять сидячее положение. – Я знаю, мне нельзя, но без глотка вина я сейчас помру. И приведите в чувство Лиса! Он превратился в шубу, чтобы я не замерзла, а потом потерял сознание. Видите? – она потрогала свисавшую с воротника звериную голову. – Словно неживой…

Тейзург взял владонь лисью морду с незрячими серебряными глазами, сощурился и произнес:

– Похоже, его здесь нет. Сейчас это просто шуба… Хантре, что скажешь?

– Это покинутая оболочка, в которой Лиса находилась некоторое время назад. Сейчас Лиса не в ней, но где-то рядом.

– Под землей?

– Возможно. Не могу определить. Но она здесь, и она слышит нас.

– Дайте же выпить, судари, хоть малюсенький глоточек, пожалейте больную женщину! – попросила Нинодия, кое-как усевшись на своем ложе.

Эдмар извлек из кладовки фляжку, молча протянул ей. Та припала к горлышку shy;- жадно, взахлеб, облилась вином. Серебристый мех намок, словно от крови.

– Госпожа Булонг, что произошло? – спросил маг, когда она оторвалась, чтобы перевести дух.

– Меня овдейцы похитили, они мою Талинсу хотели присвоить. Нынче я от них сбежала, и пропала бы ни за грош в этой снежной каше, если б Лис не появился. Он сказал, что искал меня, да не мог найти раньше из-за прячущих заклятий. Я продрогла, как цуцик, еще и снег валил – это у них называется месяц Лодки, овдейское лето, будь оно неладно. Околела бы с холодрыги, но Лис соорудил шалаш, а сам превратился в эту самую шубу. И после этого с ним что-то случилось, разговаривать перестал. Если он попал в какую-то ловушку, вызволите его, парни, вы же маги!

– Он рядом, – повторил Хантре, озираясь. – В замкнутом пространстве, которое не может покинуть. Дай руку, я попробую определить точное местоположение ловушки.

– Плюс-минус несколько шагов, несущественная разница, – усмехнулся Эдмар. – Я по-прежнему его не чувствую, но моя связь с ним достаточно сильна, чтобы отверзающее заклятье сработало даже вслепую. Сейчас я выпущу его оттуда, где он заперт.

– Давайте, господин Тейзург, выпустите Лисоньку на волю! – азартно поддержала Нинодия, отсалютовав фляжкой, к которой вслед за тем снова приложилась.

В следующий момент Кемурт ощутил импульс амулета, предупреждающий о мощном магическом всплеске. Одновременно с этим рыжий повернулся к Эдмару и выпалил: «Стой!», а женщина выронила фляжку и утробно, по-животному, взвыла.

– Где Лис? – озираясь, произнес Тейзург. – Оно же сработало…

– Еще как сработало. Ты когда-нибудь роды принимал?

– Сейчас важнее найти Лиса, – ясно было, что на Нинодию ему плевать. – Заклинание справилось с ловушкой, но я по-прежнему его не чувствую…

– Уже нашелся, – Хантре кивнул на роженицу, которая с перекошенным лицом завалилась на ложе и опять застонала. – Ее ребенок – это и есть Лиса. Только теперь уже не демон.

– Но как… – Эдмар умолк и нахмурился. – Хм, вот как… Тогда, боюсь, это необратимое изменение. Лиса должна выжить. Вернуться сейчас в Хиалу в таком виде для нее крайне нежелательно. Позови Северного Пса и отправляйся за лекарем. Кем, а ты собери этот хворост и разожги костер.

Стаскивая в кучу раскиданные ветки, Кемурт краем глаза увидел, как пронесся над еловыми верхушками снежный вихрь, обернувшийся громадным белым псом. Хантре перекинулся, запрыгнул ему на спину, и они умчались.

Вскоре запылал огонь. Эдмар тем временем разрезал на Нинодии одежду и постелил добытые из кладовки чистые простыни. Похоже, он использовал какие-то заклинания, воздействующие на процесс родов. Кем топтался в сторонке, по ту сторону костра. Его не звали подойти ближе, он и не подходил.

Нинодия молчала – наверное, тоже из-за какого-то заклятья. Тейзург обычно заботился о своих удобствах, не очень-то считаясь с окружающими, если только это не Хантре, не Зинта или не кто-нибудь еще, в ком он заинтересован.

А потом глядевший в сторону леса Кем услышал за треском пламени негромкое хныканье. И вслед за тем расстроенный голос Эдмара:

– Лисичка моя, что же ты с собой сделала?

Он оглянулся: маг держал в руках сверток из одеяла. Нинодия лежала, как труп, под окровавленной простыней. Хотя нет – ее грудь вздымалась и опускалась, потом она начала с каждым вздохом издавать тихие стоны.

Налетел порыв ветра, и как будто громадное облако стремительно скользнуло над лесом, а в следующий миг возле костра опустился на подтаявший снег Дохрау с двумя наездниками. Хантре соскочил и попытался помочь своей спутнице, но та пренебрежительно фыркнула: «Заботиться надо о тех, кто действительно в этом нуждается», – и слезла сама. Говорила она по-молонски. Женщина средних лет, коротко стриженая, с решительным волевым лицом. Поверх лекарской одежды – меховая шуба, которую рыжий, видимо, достал для нее из кладовки. Эту шубу она сбросила ему на руки и сразу направилась к пациенткам.

Кемурт, спохватившись, низко поклонился Зимнему Псу.

Оборвав Эдмара, который начал что-то говорить, лекарка вынула из ножен священный кинжал и призвала силу Тавше.

– Она из Паяны, – пояснил подошедший Хантре. – Ее зовут Ринальва.

Издали донесся собачий лай.

– Нинодию ищут. Ничего, сейчас мы отсюда улетим.

Кемурт упустил тот момент, когда Дохрау увеличился в размерах: только что был с лошадь, а теперь уже с мебельный фургон, запряженный лошадью. Хотя, если понадобится, он может вырасти еще больше.

Лекарка окликнула их с Хантре, велела перенести Нинодию. Та пришла в себя и просила «хоть глоточек винишечка».

– Нужна кормилица, – бросила Ринальва Тейзургу.

Даже тот принял ее властный тон, как должное.

Хеледика рассказывала, как они весной сбежали из Аленды – их унес на себе Дохрау, и Кем порой думал: жаль, его там не было, вот бы тоже разок прокатиться на спине у Северного Пса… А теперь его желание сбылось. Уселись верхом, друг за другом. Ему велели присматривать за Нинодией, а Лису положили в тряпичную люльку для переноски детей, которую сноровисто примотала к своему телу лекарка.

Кем приготовился к болтанке, но они двигались плавно, несмотря на ураганную скорость. Одной рукой он обхватил сидевшую впереди пассажирку, другой вцепился в космы мягкой шерсти. Внизу проносились верхушки елок, лиственниц, сосен вперемежку с зелеными, хотя и присыпанными снегом кронами лиственных деревьев. Мелькнула группа всадников, которые придержали лошадей и смотрели в их сторону.

– Мы для них выглядим, как низко летящее облако, – сказал Хантре. – Если подняться выше, будет интересней, но там холодно.

Раскисшие сугробы остались позади. Под ними сменяли друг друга поля, крыши, дороги, потом засверкала серебром большая река, и Кемурт понял, что это Бегона, по которой проходит граница. Снова перелески, деревни, поля, огороды – но это уже другая страна.

Море черепичных крыш с флюгерами и кирпичными трубами. Дохрау опустился на мостовую. Теперь он со своими пассажирами уже не притворялся облаком, и на них уставились прохожие.

– Нинодии помогите, – распорядилась Ринальва.

– Это же не Аленда? – пробормотал Кемурт, озираясь.

Стоял он нетвердо, голова кружилась. Нинодия мешком повисла на руках у них с Хантре и уселась на тротуар, но тут из дверей ближайшего здания выскочили двое милосердников с носилками, подхватили ее, бегом унесли внутрь.

– Паяна, столица доброжителей, с которой у меня связано множество воспоминаний, в том числе интимного характера, – ностальгическим тоном произнес Эдмар. – Дальше поездом.

– Это ничего, что мы в Молоне?

– Кем, а что тебя пугает? Доброжители не кусаются. Хотя, конечно, некоторые из них, в определенных пикантных ситуациях… Когда я зарабатывал здесь на еду для нас с Зинтой, со мной всякое бывало. Но что касается большой политики, Лярана с этой благословенной страной не ссорилась. В свое время я отсюда сбежал, но законов не нарушал, меня ни разу не поймали ни на чем противозаконном.

Дохрау уже умчался, словно его здесь и не было.

Через толпу любопытных к ним пробился полицейский в фуражке с кокардой. Тейзург, улыбаясь, представился.

– Добрые гости, вы можете остановиться в «Старой груше», а я незамедлительно доложу о вас доброму начальству. Гостиница в конце улицы – видите вывеску? С каждого из вас причитается гостевая пошлина, постановление Совета Попечителей Молоны за номером четыреста двадцать семь дробь три.

– О, никаких возражений, – покладисто улыбнулся Эдмар.

По дороге к «Старой груше» Кем отметил, что люди здесь одеты попроще, чем в Ларвезе или в Овдабе, а улица выглядит слишком провинциально для столицы. Но, наверное, в Паяне есть и более фешенебельные улицы.

Они провели здесь четыре дня. Тейзург пропадал на официальных встречах и, кажется, был доволен. Кемурт и Хантре бродили по городу – раньше ни тот, ни другой не бывали в Молоне. Однажды Кем попросил Хантре проводить его через Нижний мир в Абенгарт, чтобы навестить деда с бабушкой, и наконец-то повидался с ними после долгого перерыва.

– С «Солнечным проводником» ты и сам мог бы туда прогуляться, – обронил узнавший об этом Эдмар. – У тебя для этого есть и артефакты, и знания… Не хватает только чуть-чуть смелости.

Он промолчал. В Хиале он не был уверен в своих силах, и вряд ли дошел бы куда-нибудь в одиночку.

За день до отъезда он подслушал разговор магов через стенку номера. В «Старой груше» селился народ скромного достатка, но Тейзург хотел быть поближе к Лисе, поэтому не стал искать другую гостиницу. Внутренние перегородки – фанера, оклеенная обоями: считается, что у доброжителей не должно быть секретов друг от друга. Впрочем, маги наверняка приняли меры, чтобы кроме Кемурта их никто не услышал.

– Вечером собираюсь нанести визит главе гильдии паянских контрабандистов. Ты ведь знаешь, кто он такой и что меня с ним связывает…

Кем не разобрал, что Хантре процедил в ответ. Эдмар рассмеялся:

– Позволь считать это проявлением ревности?

– Да делай что хочешь, только совсем не обязательно держать меня в курсе. Надоело уже.

– Но ты так забавно реагируешь… Главное, что мне не надоело. Мы с тобой нередко друг друга бесим, и это так восхитительно… О, я тебе еще самого главного не сказал: Лисичка – маг-перевертыш. Сегодня утром дежурная милосердница обнаружила вместо человеческого детеныша лисенка с серебристо-серой шерсткой. Побежали за Ринальвой, и та догадалась сразу же послать мыслевесть мне.

– Так вот в чем дело… Зимой я встретил Нинодию у Зинты и видел картинку – как будто она нянчит щенка вместо ребенка. Я тогда решил, что ребенок, скорее всего, погибнет, а она после этого сойдет с ума. Если б сразу подумал о том, что возможны другие варианты…

– Прелесть, особенно с учетом того, что ты сам маг-перевертыш. Нет бы мне рассказал, я бы объяснил. А Лисичку я украду, это решено. Увезу в Лярану. У меня на нее больше прав, чем у кого бы то ни было.

– Красть-то зачем? Возьми Нинодию с собой. Заодно будет у тебя благодарная аудитория взамен Шныря. Лис ценил ее, как собеседницу, всегда готовую выслушать любой треп.

– М-м… Возможно, ты и прав, я подумаю. Но по поводу ее алкоголизма и клептомании придется что-то делать. Ринальва жаловалась, что она уже успела прибрать к рукам три чайных ложки, пинцет и чужую гребенку. Правда, когда ее приперли к стенке, без возражений отдала награбленное. И вдобавок за спиной у милосердницы оприходовала пузырек спиртовой настойки, предназначенной для другой пациентки. Как подумаю, что будет твориться в ляранском дворце с ее участием… Истинный ужас, согласись. Но, наверное, это будет весело.

– Ну, хотя бы из этих соображений. Какой бы ни была Нинодия, не надо их разлучать. Для Лисы так будет лучше.

После паузы Тейзург сказал:

– Уму непостижимо, почему Лис не вырвался на волю. Он ведь мог переиграть… До самого последнего момента мог, но не воспользовался этой возможностью. Что ж, когда-то я и сам через это прошел, хотя не помню, как это было. И вряд ли рядом со мной был опытный наставник, Лисичке повезло больше.

– Что за возможность?

– Судя по тому, что ты слегка побледнел – не отпирайся, заметно – ты уже уловил, что это довольно жестокая возможность. Демон мог прогрызть выход наружу, после чего снова принял бы свой истинный облик, ничего не утратив. Такие инциденты известны. А Серебряный Лис не стал этого делать, вот что поразительно…

В другой раз Кемурт, уже с умыслом – на то он и взломщик, подслушал, о чем беседуют Тейзург и Ринальва. Та завернула в «Старую грушу» пообедать, а спустившийся в зал Эдмар подсел и вроде бы принялся вешать бубенцы ей на уши. Суровая лекарка внимала заинтересованно, их головы слегка сдвинулись. Неужели капитулирует? Кем видел, как она отшивала тех, кто пытался к ней подкатывать – с насмешливой прохладцей, никаких уступок ни кавалерам, ни общественному мнению.

Торопливо дожевав кусок пирога и допив чай, он направился к выходу – нарочно мимо них, чтобы хоть кусочек разговора поймать. Но речь шла вовсе не о том, о чем он подумал: Эдмар не в постель ее завлекал, а рассказывал о Сирафе, о ларвезийских плантаторах, которые вконец замучили местных, и сколько всего там надо будет сделать, когда Сираф достанется ему… Хантре прав, он постоянно нуждается в аудитории.

Уезжали в полдень, с нарядного пряничного вокзала неподалеку от порта. Эдмар выкупил целый вагон первого класса.

Из кареты с помощью Хантре выбралась смуглая сурийка с ребенком на руках – кормилица, доставленная из Ляраны. Следом за ней вылезла Нинодия, а потом Ринальва. За спиной у лекарки висела котомка, возница вытащил и подал ей два баула.

Так она едет с ними, чтобы оказывать помощь в дороге? Сколько же всего она с собой тащит!

На платформе при их появлении поднялись со скамейки еще две лекарки, обе под дланью Тавше – судя по тому, что у них священные кинжалы. Тоже с котомками и объемистыми баулами. Помоложе Ринальвы, одна с косичками, у другой кудри пышным облаком.

– Доброжительницы Дарилла и Миртобия, – представила их старшая лекарка. – Мы едем сначала к вам в Лярану, потом в Сираф.

Это было сказано таким тоном – мол, я тебя ставлю перед фактом. Кемурт, робевший перед Ринальвой, на месте князя Ляраны стушевался бы, но тот сохранил лицо – с улыбкой ответил, что рад познакомиться, и сделал приглашающий жест в сторону вагона.

Когда мимо окон поплыло здание вокзала с лиловыми башенками и пестрым обережным орнаментом, Кему подумалось: эх, жаль, что Эдмар с Овдабой мосты не наводит, ведь тогда можно было бы и в Абенгарте не таясь побывать.

Зайдя в кабинет, Глодия чинно поздоровалась и одарила достопочтенного Орвехта подобострастной зубастой улыбкой. Суно отметил, что форма с иголочки сидит на ней превосходно. По фигуре подогнали – то ли сама, то ли кто-то помог.

Ее отчет он уже просмотрел. Недурной отчет, ожидал худшего. Масса любопытных фактов, но еще больше избыточных подробностей – главным образом, уничижительных характеристик по части наружности и манеры одеваться, которыми Глодия не скупясь оделяла каждого, кто попадался ей на глаза.

Однако же как полевой агент она зарекомендовала себя неплохо: добралась до Исшоды, внедрилась в Эгедру, вывезла оттуда ценного информатора, добилась содействия от поганца Дирвена. Ее бы способности да в благих целях, то бишь на пользу Ложе… Впрочем, пользу Ложе она уже принесла, и можно надеяться, не в последний раз. Поэтому Орвехт разговаривал с ней терпеливо и доброжелательно. Уточнил оставшиеся вопросы, напоследок посоветовал прилежно учиться и соблюдать Устав.

– Достопочтенный дядюшка Суно, я кой о чем попросить хотела, – уже поднявшись со стула, сказала новоиспеченная амулетчица.

– Слушаю тебя, Глодия.

– У агентов, которых куда-нибудь засылают, прозвища есть, и ежели мне тоже будут такие поручения давать – можно, я буду называться агентом Щукой?

– Гм, отчего же нельзя? Раз тебе так хочется…

– Премного благодарна, дядюшка. Меня засранец Щукой обзывал, я и решила – пусть это будет мое боевое прозвище. Все потом и забудут, что вначале это было ругачее слово, и станут думать, что я Щука, потому что никому спуску не дам, всякого прищучу!

– Хорошо, Глодия.

Когда дверь за ней затворилась, Суно подумал, что это, пожалуй, остроумное решение. Агент Щука и впрямь далеко пойдет. Другой вопрос, хорошо это или плохо для всех окружающих.

В этот раз у ворот особняка на улице Черных Вишен никакие странные визитеры не ошивались. То ли взялись за ум, то ли Эдмар их отвадил.

Зинта насторожилась, узнав от прислуги, что у господина гости: неужели он этих несчастных зложителей теперь домой к себе пускает? Хотя могут быть и другие гости, он ведь много с кем знается.

– Кто у тебя? – спросила она вполголоса, когда Тейзург в роскошной сиренево-голубой баэге вышел ей навстречу.

– О, пойдем, покажу. Они тебе понравятся.

Их было трое. Полная пожилая дама в очках, мужчина средних лет, с виду горожанин скромного достатка, и нарядная девушка с ярко-синей прядью в русой челке и чернильными пятнами на пальцах. Для такой личности, как Эдмар, удивительная компания. Перед ними стояли бокалы и тарелки с угощением, возле каждого лежала раскрытая тетрадка с карандашом.

Хозяин дома вначале отрекомендовал Зинту, придвинув ей кресло, а потом представил своих гостей.

– Ой, так я вас знаю! – обрадовано выпалила лекарка. – Уже книжек накупила, чтобы вслух читать, и книжек для раскрашивания тоже, потому что дети быстро растут, а у меня уже скоро…

И спохватилась:

– Очень приятно познакомиться.

Дама постарше сочиняет истории для детей и сама рисует к ним раскраски, мужчина – известный художник, иллюстрирующий детские книжки, а девушка – начинающая писательница, ее имени Зинта раньше не слышала. Эдмар собрал их, чтобы они придумали сказки про гнупи, который разрушил древнее заклятье Лормы. Что ж, дело доброе. Куда лучше того безобразия, которое он с бартогскими газетами учинил, чтобы высмеять Дирвена на весь просвещенный мир.

Сейчас Зинта приехала не к Эдмару, а к Нинодии, которая жила у него после возвращения из Овдабы. Тот распорядился, чтобы лекарку проводили, а сам остался с гостями. По дороге она снова и снова перебирала в уме доводы, чтобы и на своем настоять, и Нинодию не обидеть. Так увлеклась, что не смотрела по сторонам и шоркнула юбкой по недавно побеленной стене, а служанка испугалась, что с нее за это спросят.

– Мы никому не скажем, – успокоила Зинта. – Или я скажу, что так и было, сама еще раньше вляпалась.

Нинодия была навеселе. Перед ней стоял хрустальный бокал с серебряной насечкой, похожий на юбку балерины, и лежала россыпь театральных либретто.

Стараясь не волноваться, Зинта изложила свой план: пусть Талинса живет у них в семье, и она будет воспитывать детей, как брата и сестру, потому что они и есть брат и сестра, а Нинодия поселится в соседнем доме, это запросто можно устроить. И Талинса будет знать, что Нинодия – ее мама, они каждый день смогут видеться. А еще Суно и Зинта закажут для Нинодии самые лучшие бартогские протезы и будут покупать ей все, что нужно. О том, что Талинса – дочь Суно, они ему расскажут позже. Все можно уладить между собой по-доброжительски, так что у них не будет поводов ссориться. Для Нинодии с дочкой это самый безопасный вариант, овдейцы не посмеют выкрасть их из-под носа у Орвехта. И они наверняка решат, что он уже знает правду про Талинсу, поэтому тем более не посмеют.

Умолкнув, Зинта сложила руки на коленях и уставилась на нее в ожидании.

– Придумала-то ты хорошо, – вздохнула Нинодия, отпив из бокала. – Да и верить тебе можно. Эх, кабы я была себе хозяйка, я бы согласилась…

– А почему ты себе не хозяйка? – подобралась Зинта, уловив в ее сипловатом пьяном голосе сокрушенную нотку.

– Так господин Тейзург сказал, что берет мою Талинсу на воспитание и потом, когда подрастет, себе в ученицы, потому что она волшебница. Маг-перевертыш она, вроде рыжего Кайдо. Уже перекидывалась, прямо в кроватке, у меня в первый раз аж сердце в пятки ухнуло. А я, говорит, могу поехать с ними в Лярану и заниматься чем-нибудь при театрах, которые у него там есть. Не так уж худо, но, по правде сказать, боязно, лучше бы я возле вас держалась. Да только не я тут решаю, буду около Талинсы – и на том спасибо. Эх, Талинса моя далеко пойдет, в отличие от своей непутевой мамашки, – вытянув из рукава кружевной платочек, она промокнула глаза, деликатно высморкалась. – Лис-то сгинул, знаешь уже? Обернулся шубой, чтоб я не замерзла, а сам погиб, вот тебе и демон Хиалы. Только шуба от него и осталась. А господин Тейзург прибрал ее и сказал, Талинса будет носить, когда вырастет.

– Я не знала. Добрых путей Лису.

Лекарка засомневалась, можно ли желать добрых путей демону Хиалы, но потом решила, что Серебряному Лису, который дважды ее спасал, все-таки можно.

– И слышишь, Зинта, – Нинодия понизила голос до шепота. – Может, господин Тейзург считает, что Талинса – его дочка? Они же все были один другого лучше, как хлебнули этого магобоя, себя не помнили… Может, он теперь и подумал, что он тогда со мной, хотя промеж нас ничего не было. Ты бы поговорила с ним, тебя он послушает. Объясни ему, что Талинса не от него. А я на твое предложение всей душой согласна, будем жить рядышком, как закадычные подружки.

Насчет «закадычных подружек» Зинте не очень понравилось, но у нее все равно будет не очень-то много времени, чтобы точить лясы с Нинодией.

– А сейчас Талинса где?

– В комнатах на третьем этаже. При ней кормилица и няня, и сегодня там опять эта ужасная госпожа Хармина. Брр, как увижу ее, у меня мурашки по спине, при ней я туда не ползаю. Господин Тейзург говорит, она Талинсу охраняет, а меня все равно от нее жуть берет.

Когда Зинта выходила из комнаты, Нинодия горестно вздохнула и опять взялась за бокал.

Служанка дожидалась в коридоре. Сначала они завернули в туалетную комнату и окончательно убрали с платья чуть заметный след от побелки – «а то вдруг господин Тейзург увидит», потом отправились наверх. Две улыбчивых сурийки, няня и кормилица, пили чай с молоком. Сказали, что с Талинсой сейчас госпожа Хармина, при этом тревожно переглянулись, и ни одна не захотела проводить Зинту в детскую.

Кто такая эта Хармина – еще одна молонская лекарка? С Ринальвой, Миртобией и Дариллой она так и не повидалась. Не решилась. Вдруг осудят за побег из Молоны? Вдобавок в Паяне ей уже доводилось встречаться с Ринальвой: та состояла в Обществе Независимых Доброжительниц и сурово отчитала Зинту за то, что она пять лет терпела мужа-пьяницу, вместо того чтобы взять его в оборот или бросить к демонам. Зинта перед ней до сих пор немножко робела.

Сейчас лекарки уже в Ляране, Эдмар переправил их туда через Нижний мир. Но он вполне мог сманить еще какую-нибудь независимую доброжительницу, которая всех тут приструнила.

– Сюда пожалуйте.

Служанка замедлила шаг, а гостья решительно двинулась вперед и открыла дверь.

Стоявшая у окна дама повернулась.

Зинта оторопело моргнула.

– Добрый… день…

Ее красные волосы – даже не рыжие, а кроваво-красные – были уложены в прическу в виде полумесяца, как будто накручены на двурогий каркас. На бледном до синевы лице мерцали темные глаза, левый перечеркивала свисающая прядь. На скулах узоры, как будто нанесенные тушью, а в ушах длинные серьги с сапфирами и рубинами. Облегающее, как вторая кожа, темно-синее платье с глубоким декольте, сбоку разрез, и видны высокие красные сапоги на блестящих каблуках.

– Ах, госпожа Зинта, счастлива вновь увидеться, – Хармина улыбнулась, не размыкая иссиня-черных губ.

– Вы кто? – спросила лекарка, совладав с замешательством.

– Я будущая гувернантка Талинсы. Когда она подрастет, научу ее разному хорошему… Или разному плохому… Это зависит от точки зрения. А вы очень милая, когда не сквернословите.

– Когда это я сквернословила? – Зинта была так ошарашена, что даже не слишком возмутилась.

– Не помните? Во время нашей прошлой встречи вы грязно ругались и плевались нам вслед. Услышанные от вас непотребные выражения имели грандиозный успех в нашем кругу и на некоторое время вошли в моду.

– Да не было такого и быть не могло!

– Было… – собеседница, словно дразня, улыбнулась шире, показав торчащие из-под верней губы клыки. – В вашем съемном домике на улице Горошин. Погром устроили не мы, а бранили вы нас, это было так несправедливо…

– Что?..

Опомнившись, Зинта выхватила из кармана священный кинжал Тавше. Голубоватый кабошон на рукоятке светился. Нет бы сразу глянуть! Она-то думала, что разговаривает с человеком…

– А ну, изыди, окаянная тварь!

– Ну вот, вы опять забыли о хороших манерах, – скривила губы Хармина – или как ее там зовут на самом деле.

– Изыди!

– Но я присматриваю за ребенком…

– Держись подальше от ребенка!

– Я вижу, вы уже нашли общий язык? – раздался за спиной у лекарки веселый голос, и в поле зрения появился Эдмар. – Зинта, позволь представить тебе княгиню Харменгеру, преемницу Серебряного Лиса, который ушел на другие пути, хотя в то же время остался с нами. Надеюсь, до скандала у вас не дойдет? Я не против скандалов, но поскольку я к вам обеим отношусь очень нежно, буду весьма огорчен…

В кроватке захныкала Талинса.

– Джемелат, иди сюда! – позвал Эдмар по-сурийски и взял Зинту под руку. – Пойдем, не будем мешать кормилице.

– Но демон… – лекарка оглянулась: Харменгера исчезла, хотя камень на рукоятке продолжал мерцать – значит, она по-прежнему где-то рядом. – Демона нельзя подпускать к ребенку!

– Зинта, этот демон этому ребенку вреда не причинит. Пойдем, я тебе все объясню.

Он утащил ее на полукруглый балкон с лепной балюстрадой, нагретой солнцем и местами растрескавшейся – ремонт сюда еще не добрался. За балконом росли вишни.

– Ты знаешь, чей это ребенок? – в лоб спросила Зинта.

– Знаю. Формально – достопочтенного коллеги Суно и Нинодии, – Эдмар приподнял бровь, глядя на нее с улыбкой. – А коллега Суно, позволь спросить, об этом знает?

– Нет пока… – она растерялась, однако тут же собралась с мыслями. – Тогда тоже позволь спросить, зачем тебе Талинса?

– Затем, что это Серебряный Лис.

– Но… Но как… Как это может быть?

– Ребенок Нинодии погиб. Лис попробовал удержать порвавшуюся нить жизни, и его затянуло внутрь. Ты ведь в курсе, что он мог выбраться?

– Если бы он сделал то, что ты имеешь в виду, Нинодия умерла бы страшной смертью, – тихо сказала Зинта. – Значит, он не захотел так поступить. Тогда я тем более хочу о нем, то есть о ней, позаботиться.

– Ни в коем случае. Не забывай, это вчерашний демон в своем первом человеческом воплощении, и лучше всего о нем сможет позаботиться другой бывший демон, более опытный. И Суно об этом говорить незачем. Он ведь маг Ложи, экзорцист, а с некоторых пор еще и важный государственный деятель – чего доброго, решит, что ради общественного блага должен принять меры… Сама понимаешь, какие это могут быть меры. Вдобавок оцени иронию ситуации: дочь экзорциста – бывший демон. Поверь, для всех будет лучше, если он об этом не узнает. Из людей в курсе только я, Хантре и Кем, а теперь еще и ты.

– Я никому не скажу.

Помолчав, Зинта спросила:

– Что ты собираешься делать дальше?

– Да уж найду, чем заняться.

2018-2020

Ирина Коблова Дороги Сонхи Series “Сонхийский цикл”, book #7

Глава 1. Сны и сквозняки

Солнце за веками.

Вчера забыл опустить жалюзи – косые лучи падают на лицо, даже с закрытыми глазами ощущается неистовое сияние. Тропики. А за окном снуют в утреннем небе аэрокары, сверкают далекие стеклолитовые высотки. Пора вставать. Хотя он вроде бы в отпуске. Или не в отпуске, его вчера со службы выгнали. Помог скрыться двум участникам подпольной экстремистской группировки. Сделал он это аккуратно, чтоб остальные фигуранты не поняли, что они под слежкой. Остальные там конченые отморозки, а эти двое вляпались, потому что хотели перемен к лучшему и пошли не за теми людьми. Вот и вывел их из-под удара, за что вчера вечером много всякого о себе выслушал и был уволен с высокой должности. Сразу с двух высоких должностей. Хотя все это было не наяву. Особенно если припомнить, кто его уволил. Это же сущий бред… Но если лечь спать, не закрыв жалюзи, и словить утром солнечную ванну с температурой плавления мозга, еще не то приснится. Пора вставать, и под душ, а потом… Надо будет навестить маму с папой (почему кажется, что уже с полгода их не видел, даже по гиперсвязи?), заглянуть к сестре – и с Ивеной на Орибы, давно собирались. По дороге отвезти Михаса на тренировку, а Тим к учительнице рисования. Мар предпочитает самостоятельные прогулки – наверстывает упущенное. Надо открыть глаза…

Нельзя открывать глаза. Он тогда снова их всех забудет. Так уже не раз было.

Сердце билось тяжело и медленно, солнце все ярче сияло за сомкнутыми веками.

Вчера забыл опустить жалюзи – едва проснулся, в глаза ударило неистовое сияние, в котором без остатка сгорели обрывки странных мыслей, посетивших его во сне. Тропики. Олосохар. А за окном бездонное утреннее небо и растущий как на дрожжах город. Пора вставать. Хотя он больше не префект полиции и не наместник князя Ляранского. Тейзург его вчера уволил – после того как узнал, что он помог скрыться двум подпольщикам из организации Кештарена. Хантре сделал это аккуратно, чтоб остальные не поняли, что они под слежкой. Остальные там конченые отморозки, а эти двое вляпались, потому что хотели перемен к лучшему и пошли не за теми людьми. Вот и вывел их из-под удара, за что вчера вечером много всякого о себе выслушал и распрощался с высокой должностью. Сразу с двумя высокими должностями. Ну и к лучшему. Тейзург потом приходил мириться, пытался выломать дверь, все как обычно.

Что же ему все-таки снилось? Как будто что-то важное… По крайней мере, во сне оно казалось важным. Но если лечь спать, не закрыв жалюзи, и словить утром солнечную ванну с температурой плавления мозга, может присниться все что угодно.

– Читал?

Верховный Маг жестом фокусника извлек из своей кладовки книгу размером с два кирпича. Почтенная старина, судя по облезлому корешку, потемневшему истертому переплету со следами мышиных зубов и тускло-коричневому обрезу. На обложке сохранились кабошоны – пара рубинов, изображающих, судя по расположению, чьи-то глаза. От книги пахло ветхой кожей, незнакомыми благовониями и едва уловимо селедкой.

– Возможно, в другом издании читал.

– Вряд ли. Фагреби Акрамон Вечный «Рубиновые записки». До недавних пор – один из двух сохранившихся экземпляров, а нынче единственный сохранившийся. Первый был в библиотеке Ложи. Этот из сокровищницы сиянского королевского дома, наши люди раздобыли.

Суно понимающе кивнул. Неспроста в народных сказках маг – чаще всего персонаж до чужого добра охочий. Только в этих сказках волшебники норовят прибрать к рукам все, что не приколочено, а вот это уже несправедливое преувеличение. В действительности маги падки на волшебные артефакты, на ингредиенты для артефактов, на книги и прочие носители информации. Хотя нельзя не признать, встречаются печальные исключения… Но их все-таки меньшинство. Нынешнее руководство Светлейшей Ложи, в отличие от прежнего руководства, лишнего не возьмет. Если что-то где-то утянули – то бишь, раздобыли – значит, оно для Ложи не лишнее.

– Читал в переложении Мастагора, а также в переложениях Идвиги Пробужденной и неизвестного автора эпохи Трёх Ключей.

– Стало быть, не читал вовсе, – фыркнул Шеро Крелдон. – На, почитай. Главное, береги как зеницу ока.

Суно бережно открыл книгу. Камтокские иероглифы. Похоже на верхний камток. Придется со словарем. Страницы вдоль кромки обрамляет извилистый темный орнамент, местами заползающий в текст, и он тоже несет семантическую нагрузку – характерная особенность камтокского периода. Без орнамента смысл один, а с ним уже другой, и это две половинки одного целого, которые для понимания прочитанного надо свести воедино. Поэтому в переложениях неизбежно что-то теряется: тут перо дрогнуло, там невольно упростили обрамляющий узор – и содержание уже не то.

– Будь я вурваном, сплясал бы на радостях, – произнес Верховный Маг с непроницаемым выражением на широком одутловатом лице. – Сдается мне, здесь в числе прочего тот самый знаменитый рецепт Фагреби… Хотя кто его знает, не настолько я силен в камтоке, да и никто у нас не силен. Погляди еще ты. Ежели это так, для науки весьма любопытный факт.

Суно отправил «Рубиновые записки» в свою кладовку, скептически хмыкнув: факт, может, и любопытный, но ежели поделиться открытием с ученым сообществом – неловко получится. Книгу-то они сперли. В лучших традициях сказочных магов. Хотя, с другой стороны, кто мешает им заявить, что это экземпляр Ложи, чудом уцелевший после смуты?

Фагреби Акрамон Вечный был вурваном, но жил среди людей, успешно скрывая свою истинную сущность. На тот момент, когда его все-таки упокоили, он был матерым кровососом, разменявшим не одну сотню лет, а выглядел цветущим юношей. Во всяком случае, так утверждалось в сохранившихся с той поры документах. Как ему это удавалось, можно только догадки строить, этот секрет Фагреби унес с собой в серые пределы. Скорее всего, использовал какой-то артефакт вроде того ожерелья, которое выманила у Дирвена Лорма. Впрочем, в некоторых древних источниках утверждалось, что это был не артефакт, а заклинание.

Все это, несомненно, представляло немалый интерес для специалистов. Но Суно Орвехт не был ни историком, ни языковедом, ни охотником на вурванов – у него другая специализация, он дознаватель и экзорцист. А еще он ближайший помощник Верховного Мага. И если Шеро хочет, чтобы он потратил время на чтение «Рубиновых записок» – значит, на то есть причина.

В тюрьме кормили три раза в день – жидкой кашей на воде, зато эту кашу у тебя не отнимут ни другие оголодавшие босяки, ни гораздые на издевки гнупи. И лучше спать на тюфяке, чем на куче мусора. Вдобавок не били, если не считать синяков, которые им наставила при задержании бывшая королева. Но самое главное – здесь каменные стены, крепкие засовы и мощные охранные заклятья. Если бы Куду и Монфу вынашивали планы побега, их бы все это удручало, но они втайне радовались тому, что мерзкие прислужники Тейзурга до них не доберутся.

После того как Дирвен и Лорма покинули Аленду, а Чавдо Мулмонг был убит, они остались без покровителей. Дирвен поддерживал с ними связь, и они добросовестно собирали для него информацию, не теряя надежды, что он все-таки заберет их отсюда. Хотя могли бы догадаться, что нет у него такой возможности. В конце концов он без обиняков заявил, что не нанимался решать их проблемы, у него своих проблем хватает, а Куду и Монфу ему нужны, как дохлый чворк на блюде – и больше на связь не выходил. К тому времени выброшенные из своей эпохи ученики Унбарха совсем поиздержались, вдобавок их выследили гнупи – и опять начались прежние мытарства. Одно хорошо, сейчас лето, не приходится стучать зубами от холода, но вслед за летом наступит осень, а потом и зима.

Защищаться от своих преследователей с помощью магии они не смели, опасаясь, что Тейзург тогда лично явится, чтобы подвергнуть их новым мучениям. И каждую ночь они становились добычей демониц-зыбелий, которых теперь называют снаянами: за порогом яви их поджидали мутные, тягостные, безысходные кошмары, всегда об одном и том же, и в этих снах они понимали, что будет дальше, но ничего не могли изменить. Просыпались изнуренными – зыбелии кормятся жизненной силой своих жертв. Куду и Монфу с горем пополам давали отпор оборванцам, с которыми приходилось конкурировать за объедки из мусорных домиков, но на большее их не хватало.

Тюрьма Ложи стала для них воистину островком спасения.

В тот вечер они ковыляли по залитой вечерним солнцем улице с доходными домами и высматривали какую-нибудь чайную или трактир. Вид у них был ледащий, и когда они возле дверей заведений рассказывали о том, что потеряли все нажитое во время смуты, сердобольные горожанки верили. Порой им перепадал огрызок булки или недоеденный пирожок – с капустой, с повидлом, иной раз даже с мясом. Главное, съесть подаяние на месте, пока гнупи не отобрали. Те отнимали у них не всю еду, кое-что оставляли, но не из милосердия, а чтобы жертвы не околели с голодухи. Если бы набраться сил, появились бы шансы ускользнуть из ловушки… Но на это надеяться не приходилось.

– Смотри, новая чайная, – показал Монфу. – И девицы…

– Вдруг чего дадут, – безучастно согласился Куду.

Нынче утром гнупи подстерегли их, когда они проходили под старой каменной аркой, и сыпанули сверху едкого перца, злорадно хихикая. В носоглотках до сих пор свербело, глаза слезились. Но все же они разглядели над дверью то ли чайной, то ли кондитерской нарядную вывеску «Сладкая Мейлат», по краям разрисованную цветами.

Напротив двери стояли две девушки, несчастные маги видели их вполоборота. Одна осанистая, в штанах с карманами и щегольской форменной куртке – амулетчица Ложи. С тощей косицей цвета жухлой травы, зато голова горделиво вскинута. Вторая в клетчатом платье, шея замотана белым кружевным шарфиком. У этой русая коса была потолще, а сама она выглядела скромной и неопасной.

Куду и Монфу направились к ним, приволакивая сбитые в кровь  ноги в худых ботинках, и вскоре услышали их разговор.

– Эх, оплошала ты, Мейленанк, со своим названьицем, – покровительственно выговаривала подружке самоуверенная девица-амулетчица. – Теперь всякая мимоходящая деревенщина будет думать, что у нас тут лавчонка сладостей. Да и городские за леденцами сюда набегут, объясняй каждому пентюху, что это швейная мастерская! Ну да ладно, я уступила, чтобы ты не ревела. Нехорошо, если главная мастерица будет выходить к заказчицам урёванная, словно кошелек в нужник уронила. Чего доброго, начнут болтать, что это я тебя притесняю – мол, твою долю дохода присваиваю, опозоришь меня перед людьми.

– Нет-нет, что ты, я ничего такого не хотела! – всполошилась Мейленанк – говорила она с сильным акцентом. – Я только подумала, мы ведь можем угощать заказчиц шоколадом и печеньем… Это должно им понравиться… И достопочтенная госпожа Марченда одобрила…

– Так-то оно так, но я-то знаю, почему ты захотела такое название, – фыркнула ее подружка. – Потому что дура. Все надеешься, что какой-нибудь кровосос прочитает, чего над дверью написано, и захочет твоей крови отведать. Это ж истинная правда, уж я-то тебя насквозь вижу!

Та в ответ что-то пробормотала еле слышно.

– Да ладно тебе отпираться, – махнула рукой девица в штанах. – Ежели кого приманишь, я упырятину окаянную сдам начальству, и представят меня к награде… – в ее голосе появились мечтательные нотки. – И чего я сразу об этом не подумала? Первостатейная у нас вывеска, и намалевали красиво, пускай висит.

– Добрые барышни, – заговорил Куду жалостным заунывным голосом – у него это получалось лучше, чем у Монфу, – подайте на пропитание от душевных щедрот! Держали мы с братом лавку, торговали кое-как, большой прибыли не имели, да в месяц Водоноса пришли целой толпой беззаконные мятежники, все разгромили, нас били смертным боем и чуть не убили, с тех пор побираемся, и здоровье у нас подорванное, и уже третий день не евши…

­– Какое несчастье, – сочувственно произнесла Мейленанк, потянувшись к расшитой бисером поясной сумочке.

– А эти еще из какой жопы вылезли?! – недобро поинтересовалась ее подружка. – Ну, ты только погляди, кто пожаловал! Значит, вы, болезные, лавку держали, а мятежники все разгромили и вас поколотили? И врать вам, горемычным, зенки бесстыжие не застит? Не признали меня, засранцы?!

В первый момент Куду и Монфу лишились дара речи. Это костистое щучье лицо, остроносое, тонкогубое, с нехорошим прищуром… Как же, ее забудешь! А не признали потому, что глаза у них до сих пор зудели и слезились от перца, вдобавок за минувшее время она успела загореть до бронзовой смуглоты.

– Ваше величество… – пятясь, пролепетал Монфу.

– Величеством я была поневоле во время вашей поганой смуты! – оборвала его Глодия. – А в сердце я всегда хранила лояльность Светлейшей Ложе и законному королю Руверету! За то и пострадала, и ребенок мой нерожденный этих страданий не пережил… А ну, стоять!

Эхо магического импульса – похоже, отправила кому-то мыслевесть. Вслед за этим Куду больно пнули под колено, а развернувшегося для бегства Монфу прямо в копчик. Мейленанк ахнула и благоразумно отступила к краю тротуара. Потеряв равновесие, Куду уселся на брусчатку и получил пинка по ребрам. Всхлипнувший от боли Монфу попытался поставить щит, но Глодия еще больше рассвирепела и с помощью амулета нанесла удар, от которого он распластался как лягушка.

– Врать-то, я погляжу, стыда у вас нету! А кто тех мятежников подзуживал честных людей громить?! Мейлат, не бойся, наподдай им тоже! Какие я страдания по милости их шайки перенесла, тебе такое и не снилось! Уж теперь-то за все поплатятся!

Подоспевшие маги Ложи опутали их заклятыми веревками, зато оттащили распаленную Глодию.

– Это же ты надоумила Дирвена послать нас за Наследием Заввы! – гнусаво крикнул Монфу, хлюпая расквашенным носом.

– А я не затем сказала принести эти амулеты, чтобы дуралей против закона пошел! Я-то хотела, чтоб он их на благо Ложе использовал и продвинулся по службе, а вы свели его с Мулмонгом и Лормой, и давай на него дурно влиять! Он же как есть дурачина, своего-то ума нету! А я возражала против ихнего дурного влияния, и за это меня чуть не извели! А с кого началось, если не с вас?!

– Это не мы! – слабым голосом возразил Куду. – Это само собой…

– Само собой только говно из жопы лезет! – на всю улицу рявкнула бывшая королева.

Наверху со стуком захлопнулось окно.

– Глодия, вы роняете престиж Ложи, – попытался урезонить ее один из магов. – Нашим людям не подобает так выражаться, тем более в присутствии обывателей.

– А я чистую правду говорю! Я много чего про них расскажу…

После этого Куду и Монфу решили, что лучше уж они сами все о себе без утайки расскажут.

Допрашивали их каждый день с утра до вечера. Дознаватели и скорописцы сменяли другу друга, только им никакой передышки. Зато теперь они спали по ночам как убитые, без кошмаров – снаяны не могли проникнуть в тюрьму Ложи.

Ларвезийских магов интересовало все: и далекая эпоха, из которой они пришли, и Тейзург, и Лорма, и покойный Мулмонг, и то, что они видели-слышали во время смуты. Куду и Монфу расплачивались информацией за крышу над головой, за однообразную, но сытную кормежку, за отсутствие выматывающих душу сновидений. Они отчаянно надеялись, что останутся пленниками Ложи до конца своих дней, и в то же время подозревали, что нового удара долго ждать не придется.

– Говорят, ты начал интересоваться своим отражением в зеркале? Это очень мило и весьма похвально…

–Показалось, что меня покусала какая-то мошкара, – безразличным тоном отозвался Хантре. – Почти незаметно, уже прошло.

– А, ну разумеется… Что же ты не воспользовался заклинанием от мошкары?

– Не сразу обратил внимание.

– Готов поспорить, никто тебя не покусал. Но я также готов поиграть в деликатность и не буду развивать эту тему.

– Уже развил.

– Хантре, меня радует то, что в тебе наконец-то проснулся интерес к собственной внешности. И ты ведь знаешь, я умею ждать.

Он промолчал. Кто «говорит», можно не ломать голову: закутанная в шелка Венша, скромно ожидающая с кофейником возле арки, за которой белеет парапет террасы и серебрится ночное небо. Кроме нее некому. Подсматривать и подслушивать так, что даже он не заметит, здесь умеет только она. Идеальный соглядатай. Надо быть осторожней. В последнее время Хантре и в самом деле начал интересоваться отражением в зеркале – но не своим, а тем, которое в иные моменты подменяло его отражение.

Началось с того, что он мельком бросил взгляд на зеркало инкрустированного перламутром умывальника у себя в комнате, и показалось – что-то не так. С лицом. Хотя вроде бы все в порядке… Но это не совсем его лицо.

Из зеркала смотрела девушка лет четырнадцати-шестнадцати, и у нее были его глаза, его нос и линия скул, его очертания губ… Волосы тоже рыжие, но более темного оттенка. Вьющиеся, а у него просто волнистые, он их ради удобства распрямил с помощью магии. Сравнить одежду не было возможности, размеры зеркала позволяли увидеть только лицо.

Он поднял руку. Отражение не повторило его жест. Вернее, повторило, но с некоторой задержкой – после того как наваждение рассеялось. Вот теперь он видел там себя, а не кого-то другого.

Перегрелся на олосохарском солнцепеке?

Вначале Хантре так и решил, но потом снова ее увидел. В зеркале, которое висело в одной из ниш Халцедонового коридора, над тенелюбивым растением с узорчатыми листьями. Длилось это две-три секунды, но он успел спросить: «Кто ты?» Судя по мелькнувшему в глазах выражению, она его услышала – или прочитала по губам – и исчезла, уступив место его собственной растерянной физиономии.

Угрозы он не чувствовал. Тут не угроза, что-то другое. Как будто тянет сквозняком. И этот нематериальный сквозняк появился не вчера, а раньше. Похоже, после того, как кто-то попытался извне прорваться в Сонхи, а нынешний Страж Мира отныне и навеки запечатал для этой сущности Врата Перехода. Но как будто осталась щель, сквозь которую оттуда временами проникает что-то тревожащее, для чего и определения не подберешь.

Рассказывать об этом Эдмару он не собирался.

За окном уже начинало светать, когда Суно при свете волшебной лампы в виде мыши с ломтем сыра дочитал «Рубиновые записки». На столе перед ним лежало четыре словаря и стояло три кружки с остатками крепчайшего чая. Он испытывал изрядное недоумение.

Неужели Лорма за минувшие тысячелетия так и не добралась до этой книжки? А если добралась, неужели не сумела расшифровать рецепт Фагреби Вечного? Суно убил на эту головоломку несколько ночей, а ведь у древней вурваны было куда больше времени. Или, возможно, ей попадались негодные экземпляры – с незначительными искажениями в обрамляющем текст орнаменте и, как следствие, с другим конечным смыслом?

Если Фагреби Акрамон Вечный не соврал, вурван может сколь угодно долго выглядеть человеком в расцвете юности – для этого ему всего-то и нужно каждое полнолуние принимать зелье, приготовленное из крови могущественного сонхийского мага. Важное условие: маг и впрямь должен быть могущественным, иначе эффекта не будет. И второе важное условие: в его жилах должна течь чужая кровь.

Имеется в виду, что он должен был хоть раз в жизни подвергнуться процедуре переливания крови, которую иной раз практикуют для спасения пациентов лекари под дланью Тавше? Первое, что приходит в голову – и уводит не в ту сторону.

Орвехт склонялся к тому, что под «чужой кровью» Фагреби подразумевал кровь чужого мира. Иначе говоря, для зелья нужен маг-возвратник, по происхождению сонхийский, но в своем нынешнем воплощении рожденный не в Сонхи. Узнай об этом Лорма, она бы землю рыла, лишь бы добраться до коллеги Тейзурга или коллеги Кайдо.

Венша все сильнее чувствовала, как этот город прорастает в нее, а она прорастает в город. Тонюсенькими корешками-побегами, то здесь, то там. Это не мешало ей гулять по окрестностям – хоть в гости к Таченак, хоть на базар в Алуду, но уйти насовсем она теперь вряд ли сможет. Потянет ее обратно, и любая дорога приведет назад в Лярану.

Амуши – народец пустынь и травяных равнин, но иные из них приживаются в прожаренных солнцем южных городах. В Сакханде, столице Мадры, их полно, да и не только в Сакханде. К месту они не привязаны, захотят – отправятся в другие края. А Венша с некоторых пор не просто здешний обитатель, вроде всех остальных: похоже, что у Ляраны на нее особые виды.

«Что ж, я согласна, – сказала она городу. – Ты мне тоже нравишься. Мы с тобой друг другу подходим».

Лярана еще не успела обзавестись изнаночными полостями и ходами, слишком мало прошло времени – все это скорее подразумевалось, чем существовало по-настоящему. Но для Венши подразумеваемые волшебные тропки открывались, стоило лишь захотеть. Вначале она не придавала этому значения. Решила, что это чары Тейзурга, заинтересованного в том, чтобы его главный соглядатай мог пробраться куда угодно.

И когда ее попытался разоблачить перед горожанами неизвестный маг, тоже подумала на чары. Этот невзрачный смуглый парень нарочно столкнулся с ней на площади Вчерашних Желаний. Ударил заклятьем, от которого ее как будто парализовало, и сдернул с нее шелковый балахон – Веншу аж крутануло на месте, как волчок.

– Смотрите, люди, кто служит Тейзургу! – крикнул он на всю площадь.

Заклятье, срывающее личину, хлестнуло, как порыв ветра с мелкими камушками.

– Смотрите, кто… – внезапно маг осекся, уставился на нее, словно глазам своим не веря, и уже без всякого куража промямлил: – Кто это…

После чего юркнул в толпу, торопливо плетя отводящие чары.

Веншу пошатывало. На ней ничего не было, кроме прозрачной туники, расшитой стрекозами.

И никто, не считая разоблачителя, не кинулся наутек.

Сразу двое, мужчина и женщина, бросились поднимать и отряхивать ее одеяние из голубого китонского шелка.

– Ваша усхайба, госпожа… Наденьте, прикройтесь… Чтоб его, бесстыдника, демоны Хиалы так же осрамили!

– А под усхайбой она одета, как амуши... – донеслась чья-то негромкая реплика.

– Она же придворная дама, при княжеском дворе чего только не учудят, – возразил другой голос.

– Негодника-то этого поймали?..

– Да сбежал…

Венша поспешно закуталась в балахон. Она не знала, как выглядит, но судя по реакции окружающих – как обыкновенная женщина людского племени. Свернув в переулок, ощупала под вуалью свое лицо: будто бы человеческое, и в придачу вместо травяной шевелюры – две волосяных косички.

К тому времени, как она вернулась во дворец, она снова стала собой. Подивилась, насколько сильны чары ее покровителя – ей тогда не пришло в голову, что это может быть что-то другое.

Маг-провокатор как сквозь землю провалился. Даже Хантре не смог взять его след. Тейзург злился – ему бросили вызов, вдобавок на его территории. Хотя Венше показалось, что он испытывает по этому поводу еще и хищную радость, приправленную азартом: новое развлечение! Из него получился бы амуши, а из рыжего – нет.

Она поняла, что с ней творится что-то небывалое, той ночью, когда забрела на мостик Зелёных Фонарей – и вначале смотрела на звезды, а потом глянула вниз.

Первый из ляранских каналов, прорытый с помощью магии, соединил Шеханью с прудом в дворцовом парке. Кованый мостик установили раньше, чем закончили облицовку. Изящный, вычурный, он напоминал плеть растения, а фонари – шесть чешуйчатых стеблей с бутонами из граненого изумрудного стекла, и не было среди них двух одинаковых. Тейзург говорил, что так выглядят мосты в том мире, где он родился и жил в предпоследний раз перед возвращением в Сонхи. Мол, это будет его любимый мостик, бередящий ностальгические чувства, а если кто-нибудь накидает здесь мусора, пусть пеняет на себя.

Венше мост Зелёных Фонарей тоже приглянулся. Она полюбила сидеть по ночам на прихотливо изогнутых перилах и болтать ногами, глядя на город. Пока можно. Пока по каналу не пустили воду. Амуши не могут переходить по мостам через текучую воду, Условие не позволяет. Разве что кто-нибудь перенесет на закорках. Перейти вброд, если неглубоко, или переправиться на лодке – это пожалуйста, а мосты не для них.

В тот раз она бегала в Нухават, в гости к Таченак, и не просто так, а на премьеру. Побывав с разрешения Тейзурга в Ляране под мороком личины и поглядев на кукольное представление с участием Венши, Таченак со своим двором решила обзавестись собственным кукольным театром. Кто ж им запретит? Если ты амуши, можно делать все, что не возбраняется Условием.

Кукол смастерили келтари, которых всегда можно найти на базаре в Алуде, а пьесу они сочинили сами. Балаган устроили в заброшенном сарае на окраине Нухавата. У местных жителей этот сарай незаслуженно пользовался дурной репутацией, а теперь он эту репутацию наконец-то заслужил, и его будут обходить стороной уже с полным на то основанием.

Представление вышло сумбурное и бестолковое, словно клубок перепутанных разноцветных ниток. Актеры играли, кто во что горазд, и каждый норовил перекроить сюжет по своему разумению. Зрители – Венша и те подданные Таченак, кому не хватило ролей, а также два джуба, семейство мучах, местная цапля-оборотень и несколько сойгрунов – хохотали, вопили и хлопали в ладоши.

После между амуши начались разговоры о том, что хорошо бы выкрасть человека и заставить его сочинить настоящую пьесу. Но кто угодно не подойдет, нужен драматург, а где ж его взять в этих краях…

– Моих не трожьте, – категорически заявила Венша.– Господину Тейзургу это не понравится, наши артисты под его покровительством.

Амуши с сережками из лакированных жуков-рогачей предложил снарядить лазутчиков в Сакханду: там всяких людей полно, наверняка и  драматург найдется. Другой, с белесыми пятнами на лице – однажды плеснули заклятым зельем, следы ожогов так и не сошли до конца – заметил, что драматург драматургу рознь, и надо не хватать кого попало, а выбирать вдумчиво.

До чего в конце концов договорились, Венша не знала, потому что отправилась восвояси. Напоследок еще раз предупредила, чтобы к ляранцам руки загребущие не тянули.

– За этим я присмотрю, – заверила ее Таченак.

На обратном пути, добежав до моста Зелёных Фонарей, она привычно устроилась на перилах, откинула вуаль – никого же нет рядом, а издали поди разгляди ее в потемках человеческим зрением! – и подставила лицо звездному свету. Волшебные фонари в этот час едва мерцали, а внизу, как будто на темном шелке, зыбились изумрудные отсветы. Одинокая сонная цикада стрекотала на прихотливо закрученном завитке ограждения. Венша передразнила ее, и цикада умолкла. Внизу плеснула вода.

Вода?..

Она чуть не свалилась со своего насеста, осознав, что сидит над текучей водой. Этого попросту не может быть! Пока она гостила в Нухавате, облицовку закончили и канал открыли – но раз так, она должна была, подойдя к мосту, как будто в незримую стенку уткнуться. А этого не случилось. Вопреки Условию. Разве Условие могло в одночасье поменяться?..

Венша слезла с перил, нетвердо встала на ноги. Ощущения в теле не такие, как обычно. Выпростала руку из длинного шелкового рукава: человеческая кисть. И со ступнями то же самое. Ощупала лицо и волосы – да, сейчас у нее именно волосы, а не травяные стебли! – и стремглав сбежала с мостика.

«Я же амуши!»

После этой мысли ощущения изменились, причем она поймала момент перемены – безболезненной и мгновенной: ступни вытянулись, руки удлинились, на пальцах появились когти, на голове торчком поднялась колосящаяся трава. И лицо снова ее собственное. Но вот бы увидеть, что это за лицо, когда она превращается в человека?

Во дворце Венша остановилась у первого же зеркала. Поблизости ни души. Зажгла тусклый шарик-светляк, откинула вуаль, и…

Стоит только захотеть, чтобы облик сменился. Каким-то неведомым образом она об этом уже знала. И это не чары личины: когда ты под чарами, все равно ощущаешь себя такой, как на самом деле, хоть и видишь фальшивое отражение.

Сейчас на нее глядела из зеркала долговязая девушка, скорее загорелая, чем смуглая. Глаза цвета ржавчины, пушистые рыжеватые ресницы. Волосы тоже цвета ржавчины, заплетены в две косички, свисающие чуть ниже плеч.

– Кто ты? – прошептала Венша. – И почему ты – это я?..

Ответа не было. Но было смутное чувство, что где-то в глубине души она знает ответ.

К Тейзургу не пошла – тот или спит, или не один. Отправилась к рыжему Хантре. Заодно можно будет выяснить, затаил он на нее обиду или нет, ведь это она рассказала князю о том, что он спровадил неизвестно куда двух парней из шайки Кештарена.

Уж она повеселилась, слушая их разговор из-за оплетенной вьюном шпалеры. Вначале говорил за двоих один Тейзург, а Хантре сидел на подоконнике подобно изваянию, обернув хвост вокруг лап, и взирал на него непроницаемо-янтарным кошачьим взглядом. Лишь когда господин попытался сгрести его за шкирку, он встрепенулся и молниеносно ударил лапой, так что тот отдернул руку.

– Боги сонхийские, демоны Хиалы, это же немыслимо даже для самых извращенных фантазий… Наместник верховного правителя, второе лицо в государстве, префект полиции устраивает побег преступникам, замыслившим свержение законной власти! Честно говоря, когда я решился на этот эксперимент, я предполагал, что ты выкинешь что-нибудь экстраординарное – но не до такой же степени! – в его голосе появились надрывные нотки. – Хантре, я ожидал от тебя какой-нибудь забавной эскапады против бюрократизации Городского совета, а ты… У меня слов нет… Я в шоке, я охренел! Ты больше не наместник и не префект полиции, ты разжалован. Сам-то понимаешь, чего ты заслуживаешь?

Кот смотрел на оратора презрительно, как умеют смотреть только кошки.

– Или ты этого и добивался?.. Ты сделал это для того, чтобы я тебя разжаловал, чтобы избежать присутствия на официальных мероприятиях в качестве второго лица Ляраны? Сознайся, для этого? Ты ведь выбрал самых незначительных членов организации и позаботился о том, чтобы Кештарен ничего не заподозрил… Если это был ход в игре со мной, такое я могу понять и простить. Это так, Хантре? Я разгадал твой замысел?

Выдержав паузу, Тейзург сам себе ответил:

– Увы, это не так. Ты поддался непростительному душевному порыву и захотел спасти тех, кто с твоей точки зрения невиновен. Хантре, это ничего, что они повязаны кровью? Туда ведь без вступительного экзамена не берут. Мне интересно, как тебе с твоей хваленой совестью удалось договориться?

Венша за лиственной ширмой чуть слышно хихикнула: толковать кошкам о совести – все равно, что черпать воду ситом.

Впрочем, на подоконнике под мраморной аркой сидел уже не кот, а человек.

– Они оба раскаиваются в том, что сделали, и хотят искупить вину. Я дал им такую возможность.

– Раскаиваются!.. – фыркнул Тейзург. – Я тебе тоже в чем угодно раскаюсь, предлагай любую тему.

– Это не то прагматичное раскаяние, которое демонстрируют преступники на суде. Я же видящий. Им действительно хреново с того, что они купились на агитацию Кештарена, который в конечном итоге метит на твое место, и пришли совсем не туда, куда собирались.

– А собирались куда? – сощурился князь Ляраны, взяв со столика на изогнутой ножке бокал с густым рубиновым вином.

– Бороться за социальную справедливость. Для них это не разменная монета, как для Кештарена, а настоящая цель.

– Умопомрачительно… – процедил Тейзург с театральной тоской в голосе. – И ты, на тот момент префект полиции, сплавил их от меня подальше? Ты знаешь о том, мой милый, что это должностное преступление? Гм, все-таки ты их выдворил из страны, это смягчающее обстоятельство… Кстати, куда ты их сплавил?

– Не дождешься.

– Социальная справедливость, о которой они мечтают, по определению невозможна. Хочешь сказать, ты этого не понимаешь? Всегда найдутся те, кто сумеет адаптировать самую распрекрасную с твоей точки зрения социальную систему под свои интересы.

– Даже в адаптированном виде в одном обществе больше справедливости, в другом меньше. Когда человек по десять-двенадцать часов в сутки работает за гроши, которых в обрез хватает на еду и самое необходимое, это свинство и со стороны нанимателя, и со стороны государства, регулирующего трудовые отношения.

– Тебе жалование повысить? Демоны Хиалы, только скажи, на что тебе не хватило…

– Не уводи разговор в сторону. Такого полно и в Ларвезе, и в Бартоге, не говоря о том, что творится в Суринани. Кештарен – игрок вроде тебя, а эти двое хотят перемен и улучшения жизни для всех. Им нечего делать в вашей с Кештареном игре. Пусть где-нибудь профсоюзы организовывают.

– Ошибаешься, мой драгоценный, Кештарен не вроде меня, у него никудышное чувство стиля…

Тейзург снова обращался к коту с кисточками на ушах, который начал было умываться, но передумал, развернулся и сиганул в звездную ночь.

– Венша, как тебе это нравится? – князь повернулся к шпалере. – Я пригрел на груди социалиста! Уж лучше бы змею, со змеей я бы нашел общий язык. Но сердцу не прикажешь… Этот мерзавец обожает разбивать мне сердце – только склею осколки, а он опять.

О том, кто его выдал, видящий конечно же знал. Но у Венши было кое-что для него припасено: можно поспорить, обрадуется.

Не спит: полоска света из-под двери. И наверняка уже почувствовал, что кто-то пожаловал в гости.

Двери во дворце, да и не только во дворце, были деревянные, хорошей работы – из древесины, которую доставляли через Хиалу. Венша гордилась своим городом: здесь много такого, о чем соседние городишки вроде Нухавата или Тилафа даже мечтать не смеют.

Негромко постучав, она вошла в комнату – под вуалью, закутанная в струящиеся шелка. Хантре читал, сидя на вышитой сурийской подушке, у него над головой сияли шарики-светляки.

– Мое почтение! – Венша изобразила шутовской реверанс. – Ты ведь не сильно злишься?

– За что?

– Ну, за то, что он узнал, кто помог тем растяпам сделать ноги.

– Ты поступила так, как должна была поступить, а я – так, как я должен.

– Ты-то кому должен?

– Точно не знаю. Но должен.

– У меня для тебя хорошая новость, мучаха на хвосте принесла. Говорят, Мавгис зарылась в песок. Пока Госпожа Луна не обновится пять-шесть раз, она точно не объявится.

Веншу рассмешило озадаченное выражение его лица: видать, не сразу сообразил, что речь идет о пяти-шести месяцах.

– Зачем?

– А ты разве не знаешь, зачем песчанницы зарываются в песок? Чтобы разрешиться от бремени в лоне Олосохара. Хорошо быть песчанницей, но я бы не хотела, они никогда не смеются, только танцуют. Раз мы с тобой помирились, скажи, как я выгляжу?

Она сбросила балахон.

В первый момент глаза Хантре изумленно расширились, но потом выражение стало такое, словно он что-то понял – мгновенно понял, в отличие от предыдущего раза.

– Ну как?..

– Ты симпатичная, – он улыбнулся.

– И я сейчас по-настоящему человек, это не морок?

– По-настоящему. Хотя обычным человеком тебя не назовешь, ты и в этом облике магическое существо.

– А захочу, стану амуши – смотри, оп-ля! – Венша раскланялась, как в балагане перед зрителями. – А теперь я снова она! Это вроде того, как ты превращаешься в кота и обратно.

– Это другое, – после короткой паузы возразил Хантре. – Имей в виду, ты можешь вот так менять облик только в Ляране, за пределами города не получится. Похоже, что город выбрал тебя своим духом-хранителем. И наверняка потом еще кто-нибудь появится, это будет большой город.

– Чем больше, тем лучше, пусть растет! И пусть в нем будет все, что есть в других городах, и в придачу то, чего нигде больше нету. Но она-то откуда взялась? Эта девушка, в которую я превращаюсь?

В этот раз он молчал дольше, наконец произнес:

– Если хочешь, могу кое-что рассказать о ней. Только это будет невеселая история.

– Хм, я обожаю повеселиться, но невеселой историей меня не напугаешь. Не забывай, кто я, – придвинув ногой синюю с золотым шитьем подушку, она уселась напротив. – Рассказывай!

– Небольшой желтый городок на северной окраине Олосохара. Желтый, потому что местная глина такого цвета, и там полно построек из саманного кирпича. Дома и заборы одной окраски с пустыней, а старый княжеский дворец весь в мозаиках – издали кажется, что он увешан пестрыми коврами, как рыночный павильон. Вблизи впечатление так себе. Зодчие выполнили пожелания заказчика, а заказчик не отличался художественным вкусом.

– Кажется, я знаю, где это, – Венша устроилась поудобней, подтянув колени к подбородку. – Ишават ну точь-в-точь такой, как ты говоришь. Когда-то я неподалеку от него жила и неплохо там развлекалась, пока нас не выгнали нанятые местными ларвезийские экзорцисты. Они убили нашего царя и еще троих. Уцелевшие отправились в другие края, тогда-то мы и прибились ко двору Лормы. И что же произошло в Ишавате?

– Однажды туда приехал с караваном бродячий театр. Вроде театра Хурмдье, только не кукольный. Актеры-северяне танцевали и пели под маранчу, разыгрывали комедийные сценки. Одна из них очень не понравилась ишаватскому князю – решил, что это его высмеивают. Актеров было пятеро, в том числе две девушки. Их избили, девушек еще и изнасиловали, потом всех пятерых отвезли в пустыню и бросили там без воды. Сначала они пытались идти в ту сторону, где проходит караванная тропа, но если ноги переломаны, далеко не уйдешь. Они умирали один за другим. Дольше всех продержалась одна из девушек – та, что была похожа на твое отражение в зеркале. Она была среди них самая упрямая и дала себе слово, что рано или поздно за всех отомстит. Но в конце концов она тоже умерла, и на том месте, в ложбинке меж двух барханов, вырос пучок олосохарской травы.

Хантре замолчал.

– Ну, дальше я сама расскажу, – подхватила Венша. – Прошло некоторое время, и однажды этот пучок зашевелился, из песка выбралась новорожденная амуши с травяными волосами. Мое племя забавное: чаще всего мы рождаемся от других амуши, но иногда появляемся сами собой, вот и с ней так получилось. Ничуть не страдая от жажды и палящего солнца, она отправилась в Ишават. Надутому и обидчивому ишаватскому князьку она сполна отомстила – хотя уже и не помнила, за что. Как ее теперь зовут, ты и сам знаешь.

Рыжий кивнул.

– Не сказала бы я, что это плохой конец, – добавила Венша. – По мне, так самый что ни на есть хороший. Известно, что умерший человек не может стать кем-нибудь из народца, если сам того не захочет. Вурваны – единственное исключение, но вурваны не настоящий народец. Они ни то, ни сё: не люди и не мы, не живые и не мертвые – нежить. Мы-то живые, хотя и не так, как вы, чуть по-другому. Как ты думаешь, эта девушка понравится Тейзургу?

– Наверняка понравится.

Ишь ты, как оживился. Венша хихикнула: ясно, что в этих делах он будет на ее стороне. По той же самой причине, по какой он всегда приветлив с госпожой Харменгерой. Много ли найдется людей, которые обрадуются, увидев демона Хиалы? А этот рад-радешенек, если она появляется во дворце, потому что Тейзург тогда все свое любовное внимание дарит ей и будто бы никем больше не интересуется.

Венша решила, что уж теперь-то ничто не помешает ей стать любовницей Тейзурга. Как и подобает настоящей придворной даме. Люди болтают, что любиться с амуши – все равно, что лечь в постель с веником, другое дело песчанница, или келтари, или, на худой конец, мучаха. Ну, посмотрим, что он скажет, когда увидит ее такой, как сейчас! И пусть это будет сюрприз, так забавней.

Перед тем как отправиться в княжескую спальню, она по совету Хантре несколько раз сменила облик туда-сюда – убедиться, что это ей подконтрольно и не произойдет само собой в самый интересный момент. Расплела косички. С ними смешнее, но волосы у той девушки – у нее в этом облике – оказались пышные, густые, в самый раз, чтобы кого-нибудь соблазнить. И ни намека на травяные ростки в шевелюре, как бывает у амуши-полукровок.

Она прокралась в комнату и устроилась на постели в картинной позе, спустив с одного плеча шелковую тунику.

Тейзург так и замер на пороге. Венша почуяла проверочное заклятье.

– Это еще кто?

– По-моему, мы давно знакомы…

Она жеманно улыбнулась, передразнивая прелестниц людского племени, и шевельнула плечом, чтобы туника соскользнула ниже.

Мастерская «Сладкая Мейлат» начала шить форму для амулетчиц Светлейшей Ложи: и повседневную, и для полевой работы, и парадную, и для прочих особых случаев. С подходом – чтобы все было подогнано наилучшим образом, чтобы каждая девица на государственной службе выглядела благообразно и достойно.

Вначале Глодия попросила денег взаймы у Орвехта, который отнесся к ее прожекту скептически. Зато их разговор услышала Марченда Фимонг. Замысел ей понравился, она вложила свои сбережения и вызвалась в официальные кураторы швейного предприятия. Шеро одобрил. Теперь Глодию распирало от гордости: обзавелась новыми связями с руководством Ложи без участия дядюшки Суно.

Когда Верховный Маг пригласил ее на чашку чая, агент Щука ничуть не смутилась: почему бы и нет, она ведь на короткой ноге с высшим начальством!

Чаепитие втроем. Суно глядел на оторву-племянницу с затаенным интересом: честно говоря, не ждал от нее таких фортелей.

Словно героиня народной сказки, та отправилась в неведомые края на поиски суженого, но не для того, чтобы отбить его у чародейки-разлучницы, а чтобы поквитаться за обиды со своим бывшим поганцем.

Теперь у нее в голове карьера, продвижение по служебной лестнице. Для этого надо многому научиться – и Глодия учится. Какой она станет через пять лет? А через десять? Жаль, в будущее не заглянешь. Разве что у коллеги Хантре поинтересоваться, но его сейчас нет в Аленде.

О Хантре они с Шеро говорили вчера вечером, когда Суно вернул «Рубиновые записки» и выразил недоумение по поводу того, что Лорма не пытается опробовать рецепт Фагреби Вечного. Или уже пыталась, но не преуспела, потому что маг попался недостаточно могущественный? Тогда ей самый резон повторить опыт.

– Не исключено, что она об этом не знает, – заметил Крелдон. – Сиянский экземпляр не во всем совпадает с утраченным экземпляром Ложи, там был другой рецепт. Возможно, Вечный оставил две оригинальных рукописи, и в одной содержалась ценная для кровососов информация, а в другой пустышка, отчего же Фагреби не мог пошутить? Если Лорма об этом проведает и начнет охоту, твоя задача – сделать все возможное, чтобы вывести из-под удара коллегу Кайдо. Нам не нужны заморозки, которые будут губить урожаи, и зимы, сопоставимые со стихийными бедствиями. «Тихой магнолии» на всю Ларвезу не хватит, она привязана к городу и накрывает только столицу.

– Сделать все возможное и вывести из-под удара – или просто сделать все возможное? – уточнил Орвехт.

– Первый вариант, – Шеро прикрыл веки, сложил руки на объемистом животе и стал еще больше похож на статуэтку Жабьего Короля. – Что касается Сирафа… Коллега Тейзург взял нас на испуг, но если вникнуть, у коллеги Хантре не должно быть к нам больших претензий по поводу колоний. Мы верховная власть без году восьмица. И вот хоть убей меня, Суно, этот стервец Тейзург не станет затевать то, что ему невыгодно. Даже ради чьих-то прекрасных глаз. Стало быть, его планы насчет Сирафа сулят экономическую выгоду. Мы все это тщательно изучим, и кто нам возбраняет сделать то же самое – на пользу Ларвезе и к радости коллеги Хантре?

Гм, неплохо, заодно и Зинта порадуется...

– Вот-вот, – кивнул Крелдон, угадавший, о чем подумал его помощник.

На злополучный день рождения Торговая Палата Аленды преподнесла Верховному Магу серебряный чайный сервиз. Чашки были украшены чеканными дворцами, кораблями, виноградными лозами, большой пузатый чайник выглядел державно и величественно.

Глодия разлила чай и уселась, чинно сложив руки на коленях. Загорелая, нос облупился, на шее бархотка с бисерными розочками – прикрывает оставшиеся после Эгедры шрамы. Их можно свести магическим способом, но не за раз, и стоит это недешево. Похоже, она уже успела воспользоваться чьими-то услугами, вначале следы упырьих клыков были заметней. Глаза-щелки так и светятся любопытством: неспроста же ее позвали чаи распивать с верховной властью!

– Угощайся, – Шеро придвинул ей вазу с фигурным шоколадом. – Я на диете, для гостей держу. Ты знатно отличилась, когда поймала этих двух проходимцев. Мы получили от них немало ценной информации, да они уже рассказали все, что могли. Больше не пригодятся. Только и осталось сдать их коллеге Тейзургу, который зол на них за давние дела. Они его боятся пуще суда Акетиса.

– И поделом этим подлым дрищам, – кровожадно согласилась Глодия, после чего изящно взяла двумя пальчиками шоколадную балерину. – Уж я бы их тоже отчихвостила, заслужили!

– Тебе особое задание: будешь их сторожить вместе с двумя магами. Ежели проболтаешься, что их ждет – они ударятся в панику, и не удивлюсь, если сбегут прямо у вас из-под носа.

Орвехт, храня на лице невозмутимое выражение, самую малость приподнял бровь: вот, значит, как… А Шеро после паузы добродушно добавил:

– На службе чего только не бывает… Иной раз и улепетнет кто-нибудь из-под охраны.

Глодия, перед тем откусившая балерине голову, чуть не подавилась. Откашлявшись, свирепо заверила:

– У меня не улепетнут! И я не проболтаюсь, еще чего! Уж я-то знаю, что такое служба!

– Не сомневаюсь. Но мне сдается, все-таки проболтаешься, и после этого они улепетнут. Ты же умная девочка, ты меня поняла? Я ведь сказал, это особое задание.

Она сощурилась и медленно кивнула, но потом опасливо промолвила:

– А мне за это…

– Тебе за это ничего не будет. Не считая поощрения, если все пройдет, как задумано. Коллега Суно свидетель. Мы это в узком кругу обговорили, можно сказать, по-родственному, и я на тебя надеюсь. Подробную инструкцию получишь позже, а сейчас пей чай.

Ничто не предвещало беды. Безвкусная каша три раза в день. Сны без кошмаров, полные всякой незначительной ерунды. Многочасовые разговоры с магами Ложи, изматывающие, зато без физического воздействия, поскольку Монфу и Куду рьяно сотрудничали и вовсю старались угодить допросчикам. Они уже выложили все, что смогли припомнить, о своей родной эпохе, теперь началась работа со старинными книгами и рукописями. Им показывали или зачитывали отрывки: Ложу интересовало, знакома ли им эта информация, и если да, могут ли они что-нибудь добавить. Иной раз это были не тексты, а изображения с зашифрованным тайным смыслом. Если и впрямь удавалось что-то прояснить, Куду и Монфу радовались, как школьники, которых похвалил учитель. Вести такую жизнь до скончания века – лучшее, на что они могут рассчитывать.

Беда стряслась после того, как в очередной раз поменялся конвой, согласно заведенному распорядку. Их стерегли двое магов-бойцов и один маг-предметник – амулетчик, если по-нынешнему. Конвойные отдавали приказы, которым Куду и Монфу безропотно подчинялись, а в остальном хранили молчание. Но не в этот раз.

– Ишь ты, какие хари отожрали на казенных-то харчах! А ну, шевелитесь, канальи позорные, не заставляйте почтенных дознавателей ждать!

Голос слишком высокий для мужского. И вдобавок знакомый.

Куду втянул голову в плечи и шагнул вперед. Монфу замешкался – то ли от растерянности, то ли остатки гордости взыграли – и получил пинка под зад, потерял равновесие, чуть не врезался лбом в дверной косяк.

Амулетчик откинул капюшон форменной куртки, до того низко надвинутый. Да, это была она – бывшая королева Глодия собственной персоной. В ушах жемчужные сережки, на шее рыночное колье с олосохарским жемчугом и фальшивыми рубинами – прикрывает шрамы, которые частично все равно видны. Гладко зачесанные волосы стянуты на затылке. На костистом щучьем лице торжествующая ухмылка.

Боевые маги, двое юнцов, маячили на заднем плане с отсутствующим выражением на физиономиях. Ясно, что одергивать ее они не собираются. Себе дороже.

Куду и Монфу надеялись, как приговоренные к смерти на помилование, что их, по крайней мере, не оставят с Глодией наедине. Увы, напрасно надеялись. В промежутке между допросами (такое порой случалось – дознаватель ушел, его сменщик прислал охране мыслевесть, что на полчаса задержится) магам приспичило отлучиться. С заискивающими улыбочками попросили напарницу присмотреть за арестантами: «они же неопасные, куда они денутся...»

– Да уж я присмотрю! – ответила та, подарив пленникам многообещающий свирепый взгляд.

И бестактно проворчала вслед магам:

– Не надо было вчерашние сардельки с прокисшей горошницей на завтрак лопать…

А потом повернулась к своим подопечным:

– Не рады мне, говнюки? Вот погодите, то ли еще будет!

Монфу угрюмо молчал, сгорбившись и уставившись в угол. Куду попытался объяснить ей, что они не виноваты в том, что происходило в Аленде при Дирвене, Мулмонге и Лорме, они как щепки, подхваченные бурным потоком. Глодия в ответ цедила заковыристые деревенские ругательства – негромко, чтобы из коридора не услышали, потом обронила:

– Небось рады-радешеньки, что хорошо устроились? И дождик над вами не каплет, и смертным боем не бьют… Недолго вам жировать осталось!

У Куду внутри словно что-то оборвалось, и он спросил, еле шевеля помертвевшими губами:

– Почему недолго?

– А потому что господин Тейзург, которому вас пообещали в дипломатических целях, не такой добренький, как достопочтенные маги Ложи. Уж у него-то сполна нахлебаетесь! И я вас жалеть не буду, после всего, что мне от ваших покровителей довелось перенести, я скорее последнего забулдыжку подзаборного пожалею. Все уже решено, и поделом – чего заслужили, то и получите!

В глубине души они все время ожидали чего-нибудь в этом роде.

Глодия с гордым видом развалилась на стуле и принялась покачивать ногой в изящном дамском ботинке. Внезапно скривилась, пробормотала что-то насчет горошницы и сарделек. Смерив арестантов недобрым взглядом, выпалила скороговоркой:

– Я сейчас тоже отлучусь и скоро вернусь, а вы чтоб сидели тут, как дохлые мыши! Иначе так от меня схлопочете – места живого не оставлю. Поняли, говнюки?

– Этого не может быть! – чуть слышно пробормотал Монфу, когда дверь за ней закрылась. – Мы же для них полезный источник…

– Так они уже все досуха вычерпали! – так же тихо отозвался Куду, сплетая и расплетая дрожащие пальцы. – С нами может произойти все что угодно…

– А если она нарочно сказала, чтобы нас напугать?

– А если не нарочно?

У Куду мелькнула тоскливая мысль, что надо было пойти в ученики не к Унбарху, а к Прохеримию Многоречивому или к Нотолоку из Бевра, тогда бы все сложилось иначе… Но его семья жила на земле, подвластной Унбарху, и выбора не было, да он и сам в то время считал, что нет доли почетней, чем служить Великому Учителю.

Собрат по несчастью развернул его лицом к себе, встряхнул за плечи и произнес без звука, одними губами:

– Бежим.

– Как?..

– Маги мы или червяки раздавленные?

Подумалось, что скорее второй вариант – но вместо того, чтобы сказать об этом вслух, Куду согласно кивнул. Что может быть хуже Тейзурга?

Их тюремщики по части блокирующих заклятий особо не старались: всем было ясно, что для пленников тюрьма скорее убежище, чем узилище. Но теперь, когда Глодия проговорилась о дальнейших планах Ложи… Монфу начал плести двойное заклятье личины, Куду присоединился.

Воистину чудом было то, что они сумели выбраться на улицу под видом своих же охранников. Держали их не в настоящей тюрьме, а в переоборудованном под каталажку старом особняке в тихом жилом квартале. Ушли дворами, по дороге стянули кое-какую одежду с веревок, а свои вещи завязали в узел и зашвырнули в «мусорный домик».

– Куда теперь денемся?

Вечерело, и они уже были достаточно далеко от тюремного особняка. Забрались в пустой заколоченный дом, оторвав расшатанную ставню. Лишь бы не нарваться на тех гнупи, которые служат Тейзургу.

– К Лорме, – запавшие глаза Монфу обреченно блеснули. – Больше некуда.

– Она же нас сожрет! Или не сожрет… Помнишь ту книгу, с рецептом для вурванов – они еще спрашивали, попадались ли нам такие сведения в наше время?

– Я как раз об этом и подумал. Один обмолвился, что книга уникальная, в единственном экземпляре. Рецепт я запомнил. Ты ведь тоже запомнил? Мы и ей угодим, и… и от него избавимся… потому что она…

Воспрянувший Куду кивнул. А потом снова сник:

– До нее еще надо добраться…

– Призовем кое-кого. Там, – Монфу ткнул пальцем вниз, указывая на замусоренный пол, – не все его любят, есть и враги. И у нее там есть союзники. А мы хоть и раздавленные червяки, но маги, и можем призвать червя, которого никто не в силах раздавить.

Куду содрогнулся, когда понял, что он говорит о Вуагобу Ненасытном.

– Сожрет…

– Нет, если мы скажем, что служим Лорме. Они друг другу полезны, и он доставит нас к ней, и не позволит другим на нас напасть.

– Тогда не будем тянуть, пока нас не нашли!

– Я об этом и толкую. Я сформирую заклятье призыва, а ты откроешь Врата. Приготовься.

Куду снова кивнул, пытаясь совладать с дрожью.

А что им еще оставалось?

Опять не закрыл до конца жалюзи, солнце бьет в глаза – сквозь горизонтальные просветы, сквозь веки, сквозь расстояния и миры. Пора вставать, отвезти Михаса на тренировку, а Тим к учительнице рисования, не опоздать бы к назначенному времени…

Едва подумав об этом, он обнаружил, что Тим уже там. Сидят вдвоем за столом: полноватая девушка-незийка с коллекцией сережек в заостренных ушках и худенькая темноволосая девочка. Перед ними карандаши и бумага.

Почему-то он видел их сверху, как будто из-под потолка.

– Что сегодня рисуем? – спросила Шениролл у своей ученицы.

– Я хотела попросить… – начала девочка тихим серьезным голосом. – Чтобы ты нарисовала дорогу… Только не просто так, а по-настоящему. Ты ведь умеешь рисовать по-настоящему!

– Ты тоже научишься. Лучше давай, ты сама нарисуешь дорогу, а я буду подсказывать, что и как.

– Нет, – Тим мотнула челкой. – Надо, чтобы дорогу домой для него нарисовала ты. Потому что ты можешь по-настоящему.

– Послушай, я уверена, что его в конце концов найдут. Этим занимается Космопол, и еще какие-то службы подключили…

– Если он там, где мы думаем, его никто не найдет. Он только сам может оттуда вернуться. Поэтому нужно, чтобы ты нарисовала ему дорогу домой. Настоящую дорогу.

– Ладно, – Шениролл улыбнулась – невеселой улыбкой взрослого, который хочет утешить расстроенного ребенка. – Давай так: я рисую дорогу домой – а ты придорожные пейзажи и все остальное, согласна?

– Хорошо. Но у меня это будут просто картинки карандашом на бумаге.

– У меня то же самое.

– Не то же самое, ты ведь можешь рисовать по-настоящему, – девочка придвинула ей лист. – Начинай, ладно?

Художница взяла карандаш и провела первую линию.

Он открыл глаза. Жалюзи исполосованы рвущимся в комнату солнечным сиянием.

И опять ему снилось что-то странное, не имеющее отношения к текущей реальности.

Глава 2. Горная Аленда

У этого дурацкого курорта и название дурацкое – Горная Аленда. То ли триста, то ли четыреста лет назад тогдашний князь Нангера женился на принцессе из династии Дарчеглерумов, и когда она заскучала по Ларвезе, переименовал один из своих городишек в Аленду. Только добавил «Горная», чтобы никто не перепутал. Разве не придурок? Чворку ясно, эта краля у него за спиной крутила и с тем, и с этим, потому что все они такие.

Выждав, когда полицейский в шлеме с плюмажем отвернется, Дирвен сплюнул возле бронзовой таблички, сообщавшей главные факты из истории города, и с независимым видом двинулся дальше.

На нем была куртка «горного лучника» с красными и желтыми галунами – не настоящая, из тех, что продаются для приезжих, и цветастая нангерская шляпа с лихо загнутыми полями. Вырядился как недоумок-курортник, чтобы затеряться среди других ряженых бездельников. На нангерских целебных источниках толчется масса народу, самое подходящее место для передышки. Главное, смотреть в оба и не нарваться на кого-нибудь, кто может его опознать.

Он выполнил несколько хитрых финтов с амулетами и якобы отправился в Руфагру, а на самом деле сюда. Удалось ли сбить с толку преследователей, одни крухутаки знают, но пока от Самой Главной Сволочи ни одной весточки. И никаких признаков, что за ним увязались агенты Крелдона или наемники Лормы.

Пешеходная булыжная улочка забирала в гору, над ней сплошным кованым кружевом нависали вывески: галантерейные лавки, цирюльни, рестораны, аптеки, «Часы и лупы», «Настоящий алендийский шоколад», магазинчики сувениров – последние на каждом шагу. Плакаты на тумбе посреди перекрестка обещали на нескольких языках «Гарантированные притирания для вечной молодости» и «Захватывающие опасные приключения в горах с подлинными разбойниками без риска для жизни».

Дирвен высматривал бордель, должны же они тут быть. Он уже сколько времени без поимелова, словно придурок-воздержанец. Если б его не выслеживали все кому не лень, подкатил бы к какой-нибудь прямо на улице… Но вдруг попадется дрянь, которая закатит скандал, это привлечет к нему ненужное внимание всякой мимопроходящей сволоты.

«Самые горячие у нас» – обещала вывеска возле арки в стене. Дирвен туда и повернул, надеясь, что речь идет не о лечебных пиявках и не о знаменитых нангерских оладьях.

С некоторых пор его так и тянуло отправиться в путешествие. Такое бывало и раньше – и здесь, и до Сонхи, до снежной завесы. Что там осталось, за этой завесой, он не помнил, но ощущение знакомое. Словно ветер, который пронизывает тебя насквозь, и под его напором нет ничего незыблемого.

Несколько дней подряд он слонялся с утра до вечера по улицам Ляраны. В народе пошли слухи, что опальный наместник мечется туда-сюда и места себе не находит от великого огорчения, потому что лишился должности. Одни его жалели, другие осуждали. Мадрийский торговец предложил место охранника в караване. Он бы согласился, но на верблюде по Олосохару – не то. Его преследовал смутный, но непреодолимый зов дороги. Это должна быть именно дорога, а не верблюжья тропа средибарханов. Почему? Он не знал ответа на этот вопрос.

Подходящих людей в ляранскую полицию он уже набрал, вдобавок теперь есть Городской совет и хранительница города. Дальше справятся без него. А он пойдет на этот зов, найдет ту самую дорогу... И посмотрит, что там. Как будто что-то важное.

Объяснять все это Эдмару не стал. Сказал только, что хочет сменить обстановку и собирается туда, где можно путешествовать пешком. Мог бы предвидеть, что тот начнет набиваться в спутники и предлагать свои маршруты.

Нангерские горные дороги и тропы – в самый раз для пеших прогулок, ты ведь там еще не бывал, тебе понравится, а я гарантирую ежедневный кофе и покажу интересные места...

Хантре прислушался к своим ощущениям и не уловил внутреннего протеста. Нангер так Нангер. Он ведь дома. В Сонхи он везде дома.

Хотелось или разрыдаться, как в детстве, или поубивать всех этих потаскух. Наверняка же хихикают над ним в соседних комнатах!

Так плохо Дирвену не было ни разу в жизни – ни когда Надзор за Детским Счастьем забрал его у мамы, ни когда у него вырос рог из-за проклятия Тавше, ни в застенках министерства благоденствия.

В застенках его много чем пугали, но только не этим. И рог – сущая ерунда по сравнению с тем, что с ним случилось сейчас. Та мерзкая поддельная картина в Кваге оказалась пророческой, а он и не понял, только здесь выяснилось.

Он бы сбежал после такого позора, но хозяйка борделя – густо накрашенная бывалая дама – перехватила его в коридоре и взяла в оборот.

– Не пьереживай, мальчик, всьякое бывает, – участливо ворковала она над ухом, притиснув осрамившегося клиента к своей объемистой мягкой груди. – Я чьего только не пьовидала… В пьервый раз, пьереволновался?.. Обычное дьело, не надо так пьереживать…

– Не… – Дирвен всхлипнул. – Не в первый…

– И такое тьоже случается. У меня лучшее завьедение в Горной Аленде, с прекрасной рьепутацией, и пьоверь мне, это заслуженная рьепутация. От меня ни одьин клиент не уйдет неудовлетворьенным. Идьем сюда, идьем…

Увлекла его в комнату с кружевными драпировками и неприличными гравюрами на стенах, усадила на диван, велела служанке заварить чай «Копье страсти» и подать «наше особьенное пьеченье с пьерчиком».

Дирвен сомневался в обещанном результате – наверняка же это не случайный конфуз, а гостинец от Той Самой Сволочи! – но в глубине души надеялся, что старая предводительница шлюх сумеет ему помочь.

Зря надеялся. Толку от этого чаепития, как от дохлого чворка.

Вначале-то все было распрекрасно, а в самый последний момент бац – и словно рухнул подвесной мост, у которого веревки обрезали.

Он порывался сбежать, но его снова не пустили: платежеспособный клиент, досадно будет, если его проблему решат в конкурирующем заведении, и тогда он в следующий раз пойдет туда, а не сюда.

Послали за двумя ведьмами, приятельницами хозяйки. Одна шерстяная, другая каменная. Они без проволочек определили, что на него наведено заклятье, даже назвали срок: совпало с тем днем, когда он сошел с поезда в Кваге и завернул поужинать в «Живописную картину».

Старухи выполнили несколько обрядов, он покорно терпел всю эту мороку – вдруг поможет. Напрасно потратил время и деньги. Ведьмам лучше заплатить согласно уговору, даже если колдовство не сработало, а то в довесок еще и они какой-нибудь пакостью наградят.

Хозяйка заведения даже после этой неудачи не хотела отпускать Дирвена просто так, начала предлагать «сладостные утьехи для тьех, чье копье не при дьеле». Тьфу, только этого ему не хватало! Послал ее вылизывать задницы демонам, за что схлопотал в спину потрясенное: «Грубиян!..»

Пусть скажет спасибо, что он просто ушел, а не разнес ее притон в щепки. Очень хотелось что-нибудь разнести.

Дирвен понуро брел по улице, и все вокруг казалось ему выцветшим, зыбким. Как он теперь будет жить? В Кваге его жизнь закончилась, а узнал он об этом только сейчас.

Горная Аленда местами и впрямь напоминала столицу Ларвезы. Благополучную, до смуты. Дома с лепниной и балкончиками, ухоженные тротуары, витрины, скульптуры. Вдобавок на каждом углу можно услышать ларвезийскую речь.

А за очередным поворотом посреди жилого квартала высится гора: заснеженная вершина, величавые бока в каменных складках, языки сползающих ледников… В первый момент глядишь с оторопью, потом вспоминаешь, что уже читал об этом нангерском фокусе. К тому же, если посмотреть магическим зрением, гора не настоящая: аккуратный холм величиной с дом, и на него наведена иллюзия, которую поддерживают на радость курортникам. То-то из-за соседних домов ее не видно, хотя первое впечатление – она такая же огромная, как те горы, которые высятся на западе, уходя верхушками в облака.

Приглушенный зов дороги не исчез. Хантре по-прежнему тянуло в путь, непонятно куда. Но здесь можно и задержаться.

По Горной Аленде гуляли втроем – он настоял на том, чтобы взять с собой Кемурта. Парню нужно прийти в себя, а ему нужно, чтобы в компании был кто-нибудь третий. Тейзург скис, разозлился и пытался возражать, но сдался, когда Хантре сказал, что иначе отправится путешествовать в одиночку.

Остановились в гостинице с видом на иллюзорную гору. Заснеженная громада вздымалась над скоплением светлых крыш-зонтиков, под которыми прятались целебные купальни. На другой стороне улицы стояло здание с вывеской «Почта» меж двух колонн. В душе что-то шевельнулось: он давно уже не получал известий от… От кого?.. И о себе не давал знать… Кому?.. Но это не в Сонхи, это осталось по ту сторону снежной завесы, отрезавшей его от прежней жизни. Снова возникло ощущение нематериального сквозняка.

– Нравится? – Тейзург облокотился о перила с ним рядом – почти рядом, с легким намеком на нарушение личного пространства. – Здесь всегда полно народу, но весь четвертый этаж я арендовал бессрочно, и рискнули бы они пустить сюда кого-то другого… Однажды было, больше не рискнут. Я плачу хозяину заведения не за то, чтобы обнаружить в своем номере какого-нибудь слабоумного подагрического монарха с выводком нянек.

– Могу себе представить, – рассеянно отозвался Хантре, прислушиваясь к своим ощущением.

С появлением Эдмара сквозняк исчез, словно плотно закрыли дверь. А за дверью осталась дорога, которая только его и ждет.

Порой бывает, что амулеты начинают работать наперекосяк. «Огнедел» вместо того, чтобы зажечь огонь, выдает бесполезные вспышки вроде фейерверочных прыгучих звёзд. «Каменный молот» бьет по цели, а потом как будто отскакивает и в придачу лупит по чему-нибудь рядом. «Длинная рука» в одну сторону тянется, а в другую нет, и хоть ты тресни. Маги, которые специализируются на артефактах, умеют приводить их в порядок, но если у амулетчика достаточно силы и опыта, он и самостоятельно все наладит – для Дирвена это всегда было плевым делом.

А сейчас ни в какую. Аж холодный пот прошиб: еще и это?.. Он-то думал, что с ним не может случиться ничего хуже, чем уже случилось, но он недооценил Рогатую Госпожу: теперь она начала отщипывать по кусочку от его способности повелевать амулетами!

Артефакт был ерундовый: лупоглазая деревянная куколка, посылающая импульс, если поблизости какая-нибудь краля, которую Дирвен хоть раз поимел. «Шайвелат» называется. Купил на Кирпичном рынке, когда был женат на Щуке. Та повадилась его выслеживать, переодевалась до неузнаваемости, а амулет предупреждал о том, что любопытная мерзавка ошивается где-то рядом. «Шайвелат» ни разу не подвела. И ни разу не соврала – до сегодняшнего дня.

Радиус у амулета примерно с этот ресторанчик. Ни с дородной хозяйкой за стойкой, ни с двумя ее юными копиями в передниках с цветными оборками у Дирвена ничего не было. Хотя дочки сгодились бы… Если б не постыдная напасть, насланная Той Самой Сволочью.

Компания бодрых старушек из Бартоги, увлеченно обсуждающих за чашкой горячего шоколада свои болячки – не то. Две дамочки из Овдабы, в приталенных куртках «горных лучниц» (как будто в Нангере когда-то были горные лучницы!) – тоже мимо. В Овдабе у него ни с кем не было поимелова, одно название, что родина. Остальные посетители – мужчины: четверо нангерцев в дурацких пестрых шляпах, одинокий старик, похожий на монаха, и еще трое парней за увешанной расписными глиняными блюдцами ширмой-плетенкой, явно приезжие, хотя пытаются болтать между собой по-нангерски.

Дирвен устроился в темноватом закутке сбоку от стойки, за другой плетенкой, и не мог их всех хорошенько рассмотреть. Уловил магический фон – старикан, похоже, из магов. Может, среди старушек затесалась ведьма. Ну, и амулетов на этой публике хватает.

Он был взбешен и подавлен, и аппетита чворк наплакал, но все равно заставил себя съесть отбивную и порцию нангерских оладий, которые здесь трескают и с первым, и со вторым, и с десертом. Выпил кружку пива, размышляя и почти не обращая внимания на вкус.

Оделившая его рогом Тавше – богиня, поэтому он не мог избавиться от проклятия без ее на то воли. Но Самая Главная Сволочь – всего лишь человек, хоть и бывший демон, хоть и из числа сильнейших магов. А Дирвен – Повелитель Амулетов, и быть того не может, чтобы для него не существовало способа избавиться от пакостного подарка Этой Сволочи. Для решения его проблемы наверняка где-то есть нужный артефакт или сочетание артефактов… Надо найти то, что сработает.

Погрузившись в эти мысли, он почти забыл о «Шайвелат». Ну, тут еще два варианта: или амулет пошел вразнос, или неподалеку все-таки болтается краля, которую он поимел. Может, на кухне морковку чистит? И надо к этим овдейкам присмотреться: мало ли, где они шлялись раньше, и где он мог с ними повстречаться? А самое главное, соблюдать осторожность, чтобы потаскушка, на которую реагирует «Шайвелат», его не опознала.

Дирвен был в парике с завитыми темными локонами, над верхней губой приклеены фальшивые усики. Вдобавок нацепил бартогские очки с подкрашенными стеклами, хотя зрение у него – крухутак обзавидуется. Дурацкий вид, но лучше так, чем разоблачение с побоищем и погоней.

Расплатившись с улыбчивой дурехой в переднике, он неспешно двинулся к выходу наискосок через зал – так, чтобы пройти мимо овдеек, которые сидели к нему спиной. Надеялся увидеть знакомую физиономию, и тогда станет ясно, что «Шайвелат» сигналит, потому что так и должно быть.

Увидел. Одна из них – Грента из Абенгарта. Прошлым летом, сбежав из застенков министерства благоденствия, Дирвен прибился к шайке бездомных подростков, которые скрывались от Детского Счастья и промышляли мелким воровством. Кемурт и Грента – амулетчики, и с ними некая Таль, юная ведьма, на проверку оказавшаяся Хеледикой, засланной в Овдабу со шпионским заданием.

Вторую, темноволосую красотку с породистым стервозным лицом, Дирвен видел в первый раз.

Ни с той, ни с другой у него поимелова не было.

А «Шайвелат» не унимается, а он никак не может уловить, в чем дело… И напрашивается вывод, что его власть над амулетами больше не безгранична. Ошеломленный этой новой каверзой Рогатой Госпожи, он торчал возле столика соотечественниц и растерянно хлопал ресницами. От внимания подлых девиц это не укрылось, и те давай его обсуждать – по-овдейски, думая, что он ни бельмеса не понимает.

– Грента, ты только посмотри, какой очаровательный кавалер от тебя без ума! Ах, эти усики опытного соблазнителя… И очки впечатляют – свидетельство учености, заведу себе такие же для благотворительных аукционов. А свои немытые волосенки он всю ночь накручивал на бабушкины папильотки, чтобы поразить тебя в самое сердце!

Грента разглядывала Дирвена с пренебрежительной прохладцей. Она никогда ему не нравилась – из тех заносчивых девчонок, которые еще хуже шлюх: таким всякую романтику подавай, а поимелова не допросишься.

– По-моему, Лимгеда, он претендует на твою благосклонность. Сейчас он упадет на колени и начнет объясняться в любви, ты позволишь ему поцеловать краешек своей туфли?

– Подозреваю, что поцеловать краешек туфли – это единственное, на что способен такой кавалер, – сладко промурлыкала темноволосая.

Дирвена бросило в жар. Наугад брякнула?.. Или знает?..

– Шлюхи поиметые, кому вы нужны! – выдавил он по-овдейски осипшим от ярости голосом и, не совладав с собой, вмазал по их столику «Медным кулаком». Вполсилы, но этого хватило, чтобы оставить на скатерти месиво из десертов и осколков.

– Ну вот опять… – с досадой процедила Лимгеда. – Чем мы прогневали Двуликую? Сначала та щучья барышня в Мадре, а теперь еще это недоразумение… История повторяется!

На мгновение Дирвен опешил. Глодия рассказывала о своей стычке с двумя овдейками-амулетчицами в сакхандийской харчевне, вовсю хвасталась, как она их проучила. «Щучья барышня» – это наверняка про нее! И он теперь на тех же самых нарвался…

Этого мгновения им хватило, чтобы переглянуться и нанести ответный удар. Едва не прозевал, но успел выставить «Незримый щит». Мерзавки тоже не зевали: заляпанная скатерть с их столика всколыхнулась, как подхваченная ветром простыня, и устремилась к нему, норовя облепить физиономию. Ха, всего-навсего «Длинная рука»! Он располосовал скатерть в воздухе «Когтями дракона» и пнул столик – на Лимгеду, чтобы ей по ногам досталось. Мог бы навалять этим дряням по заслугам, используя амулеты, но так и спалиться недолго.

– Сударь, нье надо у нас бьезобразничать! – одна из хозяйских дочек, всплеснув руками, вклинилась между ним и овдейками. – У нас дьостойное завьедение, пожьялуйста, нье надо!..

Дирвен оттолкнул ее, и дуреха с размаху уселась на пол, показав всем любопытствующим свои толстые ноги в разноцветных нангерских чулках. Вообще-то он не хотел, сама напросилась.

Краем глаза уловил движение сбоку, за сквозистой плетеной ширмой: один из парней вскочил, другой попытался его удержать. Еще один непрошеный герой спешит поучаствовать! Вдобавок рыжий… Последнее обстоятельство вызвало у Дирвена вспышку горькой злости, и он врезал парню накопившим новый заряд «Медным кулаком» сильнее, чем собирался. Но тут же охнул от боли – удар вернулся ему под дых, словно отскочивший от стенки мячик. Амулеты, одновременно с этим словившие убойное заклятье, разом послали замирающий импульс.

Дирвен оторопел, увидев, кто перед ним: не просто очередная рыжая сволота, а Хантре Кайдо! И возле ширмы ухмыляется Та Самая Сволочь в элегантной куртке нангерского покроя – так ухмыляется, как будто узнал свою жертву, несмотря на маскировку.

Зато Хантре его не узнал, хоть и видящий. Иначе убил бы на месте. По крайней мере, попытался бы. Или перекинулся бы в подлого кошака и вцепился в рожу, как в прошлый раз. Но он, видно, решил, что перед ним незнакомый дебошир-амулетчик, потому что всего лишь процедил по-овдейски:

– Убирайся отсюда. И чтобы больше здесь не появлялся.

После чего повернулся к сидевшей на полу девчонке:

– С вами все в порядке?

Подал ей руку, помог встать. Та заворожено уставилась на красивого посетителя, который бросился за нее заступаться. А Дирвен тем временем пятился к выходу – под громогласные причитания хозяйки, негодующие возгласы старушек и отнюдь не аристократическую ругань Лимгеды, под презрительным взглядом Гренты и понимающим насмешливым прищуром Эдмара. Старый маг, неспешно доедавший крупяные биточки, тоже на него глядел – остро, оценивающе, но без враждебности, и ничего не предпринимал.

Выскочив за порог, Дирвен активировал «Пятокрылы» и рванул бежать, петляя среди вышедших на вечерний променад курортников. Власть над оглушенными магическим ударом амулетами он быстро восстановил, для него это раз плюнуть. И гора с плеч: с этой властью у него все в порядке, «Шайвелат» отреагировала на присутствие Тейзурга. Сейчас главная засада в том, что Эта Сволочь заявилась в Нангер, а он-то думал, что оторвался от слежки.

Эдмар почему-то решил, что он собирается разыскивать парня, устроившего дебош в «Несравненном штруделе», и весь остаток вечера уговаривал отказаться от этой затеи. Мол, такой паршивец еще не раз нарвется и свое получит, оставь это на произвол Госпожи Вероятностей, бери пример с нас: я же не кинулся в погоню, хотя с баронессой Тарликенц меня одно время связывали весьма нежные, хотя и непродолжительные отношения, и Кемурт держит себя в руках, хотя хорошо знает Гренту, прошлой весной они вместе воровали еду в Абенгарте.

– Да я не из-за них, – пояснил Хантре, наконец-то улучив паузу. – Толкнуть служанку – это было свинство.

– За этот неподобающий поступок он уже наказан. И наверняка понял, что ему досталось от мага. Заметил, как он испугался?

– Заметил. Не собираюсь я за ним гоняться.

– Вот и прекрасно. Думаю, он уже далеко отсюда.

Мимо них прошли, отразившись в витрине с фарфором, Лимгеда и Грента. Эдмар отвесил изысканный поклон, чуть наметив усмешку в уголках губ. Темноволосая овдейка сверкнула глазами и презрительно вздернула подбородок, Грента с любопытством посмотрела на Тейзурга, потом на Хантре, задержала взгляд на Кемурте, который от ее внимания заметно напрягся.

– Здесь какие только оригиналы не попадаются. Бывают и драки, и поединки, местные к этому относятся философски. Очередной сумасшедший иностранец – уверяю тебя, компенсация за ущерб, который он может причинить, заложена в стоимость товаров и услуг для курортников.

Хантре рассеянно кивнул. Именно в этот момент его накрыло ощущение, словно заглянул в колодец, уходящий в головокружительную туманную глубину. Ни с того, ни с сего. Аж дыхание перехватило. Вряд ли это связано с недавней стычкой. Да и в ближайшем радиусе ничего из ряда вон выходящего. Заполненная нарядной публикой улица, витрины, вывески, фонари. Впереди мерцает радужными искрами ледник на верхушке иллюзорной горы, а настоящие горы уже растворились в сумерках.

Как будто уловил что-то со дна времен – неимоверно древнее, как Унский хребет, вдобавок почти не имеющее отношения к людям.

Дирвен мчался, словно за ним по пятам неслась с улюлюканьем свора демонов Хиалы – и в иные моменты ему казалось, что так и есть. От Наипервейшей Сволочи можно ожидать чего угодно. Не свернул шею в потемках лишь благодаря «Луногляду». Впереди замаячило созвездие огоньков, оказавшееся еще одним курортным городишкой – Бадьярди. Тоже дурацкое название, но хотя бы не Горная Аленда.

У нангерцев язык – челюсть вывихнешь, вдобавок у каждого клана свое наречие, а кланов этих не меньше дюжины. Зато здесь даже трактирные служанки и уличные попрошайки худо-бедно объясняются по-ларвезийски, по-овдейски или по-бартогски. Языки трех великих держав самые ходовые, потому что оттуда в Нангер тянется больше всего богатых бездельников.

Эта Сволочь знает, что он здесь.

Зато здесь можно затеряться среди понаехавшей публики, главное – замаскироваться с умом.

По части маскировки у Дирвена был нехилый опыт с тех времен, когда он работал на Ложу. Избавился от парика, стащил у лысого придурка из Ширры другой парик – черный, лохматый, с густой челкой. Усики оставил, очки выкинул. Куртку «горного стрелка» поменял на другую такую же, только с голубыми и зелеными галунами. Благодаря «Кошколазу» и «Ключу Ланки» он мог незаметно пробраться хоть в гостиничный номер, хоть в лавку, так что для смены облика не пришлось дожидаться утра.

Остаток ночи провел в каретном сарае «Приюта счастливых», на мягком раскладном сиденье большой кареты. На дверцах кареты красовались золоченые гербы с коронами, но даже если в ней разъезжает монаршая особа – наплевать. Ему надо выспаться. И сам он тоже король не хуже любого венценосного придурка, хоть и лишившийся престола.

Когда рассвело, его разбудил «Верный напоминальщик», и он поскорее оттуда убрался, прихватив на кухне три яблока, бутылку пива и вчерашний пирог с мясом.

До вечера неприкаянно слонялся по городу, стараясь держаться там, где народу побольше. Вывески борделей так и лезли в глаза. Что за гадство: когда надо, они словно нарочно прячутся в переулках и за арками подворотен, вспотеешь пока найдешь, а когда тебе не до них – наперебой красуются и дразнят! Хотя чему удивляться, происки Рогатой. И нельзя сказать, чтобы ему не хотелось, но он же знал: если уступить желанию и зайти в один из этих притонов – так и выйдешь ни с чем. Еще и хихикать за спиной будут, она мысль об этом приводила его в ярость.

В благоухающей тухлыми яйцами Колоннаде Здравия, окружавшей тройным кольцом павильон с минеральными источниками, Дирвену начала строить глазки худосочная барышня с кружкой. Личико изможденное, из-под шляпки русая коса – длинная, аж до плоской задницы. Вид нездоровый. Ясно, что послал ее сюда лекарь, у водицы в этом павильоне вкус такой же, как запах, по доброй воле никто эти целебные помои пить не станет.

Барышня маячила поблизости, вздыхала, бросала на Дирвена робкие взгляды, не решаясь заговорить. Да он бы сейчас даже на такую согласился – если бы только мог! Или все-таки попробовать?.. Если опять не получится, можно будет сказать, что это она виновата: кожа да кости, цыпленок ощипанный, как увидел, что у нее под платьем, враз никакого желания. А если поимелово все-таки состоится, это будет означать, что ему всего-то и нужно держаться подальше от Наипервейшей Сволочи: некоторые чары слабеют, если находишься далеко от того, кто их на тебя наслал. Надо проверить.

– Добрый вечер, сударыня! – Дирвен постарался произнести это развязно-галантным тоном опытного сердцееда. – Не окажете любезность подсказать, где здесь можно приобрести кружку?

– Добрый вечер, сударь, – она ответила по-ларвезийски, при этом еще больше засмущалась и растерялась, жалко заморгала. – С той стороны есть лавка, я могу вас проводить…

И когда они направились меж колонн и оккупированных недужными курортниками скамеек в ту сторону, пролепетала:

– Если лавка закрыта, я могу одолжить вам свою кружку… У меня заболевание не заразное.

Тунанк Выри была боязлива, как и все ее племя. А вы когда-нибудь встречали небоязливую мучаху? И легко ли быть смелой, если вокруг столько желающих отрезать кисточку с твоего хвоста, после чего ты неминуемо зачахнешь и умрешь?

Неосторожные мучахи долго не живут, а Тунанк Выри уже полвека разменяла. Это не мешало ей выглядеть молоденькой девушкой, с той разницей, что человеческие девушки не прячут под юбками хвосты – длинные, по-крысиному голые, с кисточкой на конце. Без кисточки мучахе долго не протянуть. И наверное, это неспроста, ведь иначе можно было бы от хвоста избавиться, да и жить среди людей в свое удовольствие.

Еще одно отличие: ее племя не понимает собеседников с первого раза. За редкими исключениями, которым кто-то помог. Старый маг, которому служила Тунанк Выри, варил для нее зелье, благодаря которому она мигом все схватывала, и ей не приходилось ни притворяться глуховатой, ни добиваться с помощью хитрых уловок, чтобы человек повторил сказанное дважды.

Как известно, родовое имя у мучах – это какое-нибудь женское имя, обычное для той местности, где они живут, одно на все семейство. А второе имя, нелюдское, у каждой мучахи свое собственное.

Тунанк издавна обитали в Руфагре близ города Кафо, но однажды охотники за кисточками их всех поймали – ее мать, ее тетку и трех сестер. Младшую спас оказавшийся рядом маг-путешественник. До того, как она успела лишиться кисточки.

Остальные Тунанк не пережили учиненного над ними злодеяния. Порой ей вспоминалось родное жилище на изнанке заброшенной людской усадьбы – все там было вверх дном, ведь мучахи неспособны поддерживать порядок. Рваные пестрые юбки, постоянная болтовня родственниц, вкусная похлебка из набранной по окрестностям съедобной всячины… Она могла бы нарожать дочерей, чтобы обзавестись новым семейством. Для этого мучахе надо вступить в сношения с человеком, и если суждено, у нее родится маленькая мучаха. Конечно, если ее не разоблачат, если она сумеет утаить от кавалера хвост с драгоценной кисточкой! Но ее покровитель сказал, что размножаться ей незачем, ему хватит одной Тунанк Выри.

Зато теперь у нее много людской одежды с кружевами и красивыми пуговками, и она может каждый день пить сладкий чай с печеньем. А тайком доить коров и коз ей больше незачем – любимое мучахами молоко она покупала на деньги, которые давал покровитель.

Тунанк Выри для него шпионила, собирала новости, помогала добывать вещи, которые его интересовали, была его провожатой по изнанке людских домов и тропкам народца. Она старалась во всем угодить покровителю, и он был доволен. Но последнее поручение сильно ее напугало: и отказаться нельзя, и пропадешь ни за что. Мучаха вся дрожала, от макушки до кончика хвоста, который спрятала в шелковый чулок и обмотала вокруг бедер.

Опять ничего не вышло. Да Дирвен не особо и надеялся.

Они с девицей, которую звали Барвила, уединились в гостиничном номере. Двуспальная кровать застлана покрывалом с линялыми оборками. За окном обшарпанная беленая стенка и клочок сиреневого неба. А ему невтерпеж хотелось, и при этом он понимал, что чворка дохлого что-нибудь получится.

Барвила оказалась стеснительной, раздеваться отказалась – мол, они же почти не знакомы. Дирвену было плевать, голышом или в одежде, лишь бы наконец-то… Но дальше все случилось точь-в-точь как в прошлые разы.

– Это потому, что ты плоская и тощая, как мочалка! – выпалил он, отвернувшись.

На глазах закипели злые слезы.

– Нет, нет, не поэтому! – возразила она торопливо, ничуть не обидевшись. – Ты околдован, я это почувствовала!

Он растерялся – не ожидал такого ответа.

– Откуда ты знаешь?

– Я немножко волшебница. У меня способности слабые, даже учиться никуда не взяли. Но я чувствую, что на тебе заклятье. Наверное, какая-нибудь ревнивая девица хотела тебе отомстить? Я помощница господина Арнахти, это старый уважаемый маг-отшельник, ты о нем слышал? Я думаю, он может тебе помочь. Он и мне помог, если бы не он, я бы давно умерла.

А ведь не распознал в ней волшебницу, амулеты не предупредили… Хотя, если она паршивенькая магичка из тех, кто по бытовой части, ничего удивительного. Проверил: ну да, фона у этой пигалицы чворк наплакал, то ли есть, то ли нет. Так бывает, если маг совсем никакой, плюнь да разотри. Либо если маг ого-го какой и поставил блокировку, потому что хочет сохранить инкогнито. Наипервейшая Сволочь и рыжая сволочь в «Несравненном штруделе» тоже были под блокировкой.

– Твой господин Арнахти сумеет снять с меня заклятье?

– Он уже помогал кавалерам, оказавшимся в такой щекотливой ситуации.

В сиреневом полумраке номера ее лицо выглядело совсем жалким: впалые щеки, небольшой острый носик, зализанные волосы на пробор в ниточку. Взгляд испуганный и сосредоточенный.

– Ха, ты же неспроста ко мне подкатила, – догадался Дирвен. – Это он тебя подослал?

– Да, – не стала отпираться Барвила. – Господину Арнахти рассказали о тебе в Горной Аленде, и он хочет предложить тебе помощь, если договоритесь о цене. Господин Арнахти берет деньги только за состоявшуюся помощь.

Ясно, перед ним не искательница курортных приключений, а деловитая барышня на побегушках. Так даже лучше.

– Что ж, веди к своему господину Арнахти.

– Он здесь, в другом номере, – она как будто с облегчением перевела дух. – Господин Арнахти ждет нас, пойдем.

Как только покровитель отпустил ее, Тунанк Выри выскочила на улицу, дошла до соседнего квартала и там шмыгнула на изнанку старого заколоченного дома. Здесь тоже была своего рода гостиница, и заправляла в ней тухурва, которую звали Три Спицы.

Маленькая старушка с вислым носом и сморщенным веснушчатым личиком, на чепце колышутся паутинные оборки, платье сшито из разноцветных лоскутьев, а надетая поверх жилетка связана из разноцветной пряжи. Она и сейчас вязала, спицы в сухоньких пятнистых ручках так и мелькали. В этот раз не заклятый кошелек, который лучше не подбирать (хотя люди все равно подбирают), а самый обыкновенный полосатый чулок.

Три Спицы сидела на табурете, похожем на древний пень, такой он был рассохшийся и облезлый, а напротив, на плюшевых диванчиках, устроились две горные девы. Тунанк Выри их знала – Хейга и Мерейга.

У горных дев имена такие, что их в самый раз выкрикивать в ущельях и на обрывистых склонах, и потом ловить долго не смолкающее эхо. Они сами выкрикивают свои имена, а если от их воплей сходят оползни, только рады – им раздолье кататься на снежных лавинах, даже если для всех остальных это беда. Выглядят они как девушки, ладные, черноглазые, с гривами спутанных темных волос. Только ноги у них чересчур волосаты, и вместо ногтей – крепкие когти, которыми удобно цепляться за уступы. При таком образе жизни пары чулок им хватает от силы на восьмицу, но Хейга и Мерейга любили щеголять в чулках, вот и явились к тетушке тухурве за обновками.

Три Спицы старательно вывязывала отверстия для когтей, а гостьи пили ягодный чай. Диванчики торчали из стены вкривь и вкось, у одного лакированные ножки и вовсе не доставали до пола – обычное дело для изнаночных комнат. Горным девам это ничуть не мешало, они привыкли лазать по отвесным склонам и скакать по ледникам, усидят на чем угодно. Другое дело Тунанк Выри – налив себе чаю, она расположилась на полу, на подушке с вышитым чворком.

– Где была, чего видела? – осведомилась Три Спицы, не прекращая работы.

Мучаха начала с главной новости: в Бадьярди объявился Дирвен-амулетчик, но вредить народцу как будто не собирается, да и не задержится он здесь надолго.

– Дела людские – это дела людские, – веско заметила тухурва. – Лишь бы ихние злыдни нас не трогали.

Тунанк Выри пригубила чай: кисловатый и терпкий, с горчинкой – из горных ягод, которые принесли Хейга и Мерейга. Людской чай с сахаром нравился ей больше, но об этом она благоразумно промолчала.

– Что ж, дальше выкладывай.

Она принялась рассказывать. Горные девы то и дело хихикали, хотя, в отличие от мудрой тухурвы, вряд ли многое понимали. Тунанк Выри старалась держаться от них подальше: они глупые, все бы им или хихикать, или вопить во все горло. Морочат путников на горных тропах, бегают то в длинных юбках, то нагишом – им никакой разницы. Этим двум подружкам еще и вязаные чулки подавай, хотя их племя испокон веков ни в чулках, ни в башмаках не нуждалось. Все им в забаву, и людей они не боятся: если столкнутся с волшебником, который по-настоящему опасен, умчатся на горные кручи, куда человеку хода нет.

А вот если вся твоя сила заключена в кисточке на хвосте, будешь относиться к жизни совсем иначе.

Этот хваленый маг оказался дряхлым дедом, тем самым, что сидел возле двери в «Несравненном штруделе». Первым делом сообщил, сколько стоят его услуги, и уставился с затаенным ожиданием: мол, ты платежеспособный клиент или из тех, кто плюнь да разотри?

Дирвен молча вытащил кошель, а из кошеля золотую монету – двадцать пять овдейских ролтингов.

– Задаток. Остальное после результата.

– Разумеется, – согласился господин Арнахти.

Он напоминал менялу с репутацией, который не позволит усомниться в своей честности и в то же время ни за что не упустит своей выгоды. Другой вопрос, насколько ему можно доверять.

Нангер – маленькая страна, у здешних волшебников нет такой мощной организации, как в больших государствах. У них есть глава, который носит титул мага-побратима Верховного князя, есть и своя магическая школа, но их немного. Здесь и Накопителей никогда не было, потому что в Нангере даже на один не набралось бы древних магов в достаточном количестве. По договоренности с Руфагрой, нангерские кормильцы черпали силу из тамошнего Накопителя, поставленного в приграничной области. Так что они сволота не лучше всех прочих. И надо быть начеку, вдруг Арнахти и Барвила работают на одну из иностранных разведок. Или даже не на одну.

Барвила жалась у двери, как пугливая собачонка. Старикан отослал ее и приступил к расспросам: есть ли у Гвенгера (Дирвен не стал выдавать себя за ширрийца, назвался овдейским именем, так как говорил без акцента только по-овдейски и по-ларвезийски) предположения, кто мог навести на него чары, лишающие мужской силы?

– Есть одна сволочь, – лаконично пояснил Дирвен.

– Эта особа сейчас в Нангере?

Белесые глаза старого мага щурились и слезились, веки были дряблые, обвислые, и ресниц осталось раз, два и обчелся. Вперив в собеседника печальный взгляд, он пояснил:

– Для снятия этого проклятия требуется либо лично присутствие исполнителя или заказчика, либо какой-нибудь весомый телесный фрагмент. Если для выполнения необходимых действий придется ехать в другие края, путевые расходы за ваш счет.

– Он сейчас в Горной Аленде. О Тейзурге слышали?

– Да кто ж о нем не слышал? Мой метод избавит вас от его проклятья, но поскольку он могущественный маг, это потребует от меня немалых усилий. И, соответственно, обойдется дороже. Если не секрет, чем вы его рассердили?

– Он меня домогался, – недолго думая, брякнул Дирвен. – Ну, понимаете, о чем я? Даже говорить об этом противно. Я ему так и сказал, что на дух не переношу этой мерзопакости, поубивал бы всех таких, а эта сволочь сразу влепила мне своим заклятьем.

И не то чтобы это была неправда, потому что Эдмар сам виноват. Дирвен вовсе не соврал, а всего-навсего изложил факты таким образом, что они стали чуть дальше от действительности и чуть ближе к истине.

– Отвратительная история, – согласился господин Арнахти. – От вашей болезни есть лекарство, но от вас потребуется деятельное участие.

– Он может меня узнать.

– Я вам дам артефакт для маскировки. И еще один артефакт, который поможет в нашем предприятии. Надеюсь, что вы справитесь.

Повелитель амулетов про себя ухмыльнулся: нет в Сонхи такого артефакта, с которым он бы не справился.

По утрам, когда постояльцы завтракали, гостиницу осаждали экскурсоводы.

Мужчины и женщины в традиционных нангерских костюмах, говорливые, обходительные, напористые. Зазывали смотреть достопримечательности, участвовать в народных праздниках – в окрестных деревнях каждый день какой-нибудь праздник, ловить рыбу в горных речках, лазать по пещерам, дегустировать местные блюда и напитки «в полезной для пищеварения естественной обстановке».

Обещали «незабываемые приключения с подлинными разбойниками». Клиенту предлагалось взять с собой сумму, на которую он будет ограблен, а перед этим подписать договор о возмездном оказании услуг – с обязательным пунктом, что клиент заранее отказывается от любых претензий к разбойникам, действующим в рамках договора. Авантюры на любой вкус: «Веселое и поучительное приключение для семей с детьми», «Приключение для чувствительных дам и господ, без излишнего беспокойства, с дружеским чаепитием в конце», «Особое пикантное приключение для взрослых дам», «Особое пикантное приключение для взрослых кавалеров, с участием знаменитой разбойницы Содьи Кначеги».

Последний пункт в зазывном листке, подсунутом вместе с завтраком, Эдмара заинтересовал, и тот начал уговаривать спутников познакомиться с Содьей Кначеги. Мол, если услуги подлинных разбойников нам не понравятся, я превращу их в горных козлов или в мышей – разумеется, не предъявляя им никаких претензий, согласно букве договора.

– А еще тут можно посмотреть на окаменелые останки демонов древности в недавно открытой пещере Очьемьят, – сообщил Кемурт, вытянув из-под ощетиненной выпуклыми ромбиками мельхиоровой сахарницы другой листок.

– Окаменелые останки демонов? – фыркнул Тейзург. – Они это серьезно? И все живы-здоровы, и коллеги до сих пор не набежали, дабы изъять или запечатать?

– Господа, будьте снисходительны, гостям Нангера нужны развлечения, – укоризненно произнес старик, пивший чай за соседним столиком.

Судя по речи без характерного местного акцента, тоже приезжий, и судя по фону – маг. Они уже видели его в «Несравненном штруделе». А может, видели там похожего старого мага. Даже Хантре не мог бы сказать наверняка, он это или другой человек.

– Я бы посмотрел, – заметил Кемурт. – Ясно, что покажут бутафорию, но, может, сама пещера интересная.

– Любопытно взглянуть, что они придумали на радость гостям Нангера, – согласился Эдмар. – Хантре, надеюсь, против пещеры Очьемьят у тебя возражений не будет?

– Давайте посмотрим, – отозвался Хантре.

Опять возникло смутное представление о колодце, на дне которого что-то лежит, под вековыми слоями холодного тумана… Хотя нет у этого колодца никакого дна. Но там все равно что-то лежит.

Дирвен чем дальше, тем больше сомневался в том, что этот господин Арнахти сможет ему помочь. То ли шарлатан, который до сих пор не понял, на кого напал, то ли волшебник из самых завалящих, вдобавок начинающий выживать из ума.

Когда Дирвен был первым амулетчиком Светлейшей Ложи, его каждую восьмицу возили в театр – мол, для расширения кругозора и чтобы культуры поднабрался. Бывало, что на сцене появлялся какой-нибудь никудышный маг, который путался в заклинаниях, надевал камзол наизнанку и вместо своей трости уносил оставленную служанкой швабру. Цензура Ложи, разумеется, держала все под контролем, и если в пьесе был такой персонаж, в противовес ему обязательно показывали мудрого, решительного, компетентного мага, хотя бы в одном из эпизодов – «чтобы у публики не сложилось искаженного представления о наших коллегах», как однажды пояснил Дирвену его куратор.

Господин Арнахти был точь-в-точь как те бестолковые комедийные волшебники. Вчера он уверял, что снять паскудное заклятье – раз плюнуть. Главное, чтобы тот, кто учинил сию непотребную каверзу, хотя бы пять минут находился рядом. А сегодня заявил, растеряно моргая слезящимися глазами, что ничего не получится, потому что артефакт, способный даже могущественного волшебника обездвижить и ввергнуть в бессознательное состояние, сам собой выбрался у него из кладовки и куда-то уполз.

– Куда уполз? – сквозь зубы процедил огорошенный клиент.

– Я не смог определить, – сокрушенно затараторил Арнахти,  словно не замечая, что собеседник готов схватить его за дряблое горло и приложить о стенку. – Магический след слабый и прерывистый, я его потерял… Но погодите, выход есть! Если мне удастся в ближайшее время найти достаточно сильного и умелого амулетчика, согласного за умеренную цену мне помочь, я, в свою очередь, смогу помочь вам и выполню свои обязательства. В Горной Аленде кого только не встретишь, я поспрашиваю… Вы готовы обождать несколько дней? Если нет, я верну задаток.

Дирвен глядел на него с прищуром и размышлял, несмотря на клокочущее в душе раздражение. Артефакты, способные самостоятельно перемещаться, действительно, существуют. Бездушные создания, которые ведут себя, как живые – вроде механических заводных игрушек, только с ними все намного сложнее. Встречаются они редко, но на службе у Ложи ему приходилось иметь с ними дело. Ловить такую штуковину, если она удирает или прячется – та еще морока. Для того чтобы взять ее под контроль, надо оказаться на рабочей дистанции от объекта, который как будто соображает, что гулянка скоро закончится, и во всю прыть от тебя улепетывает. И самая засада в том, что чаще всего это не единичный артефакт, а конгломерат наподобие организма, у которого есть голова, сердце, ноги, так что нужно брать под контроль все составные части разом.

Арнахти заплакал. Вытащил из кармана застиранный платок с вышитыми в уголке инициалами, промокнул   слезящиеся глаза, потом печально высморкался.

– Я никогда еще не оказывался в таком положении перед клиентом, – пояснил он удрученным тоном. – Задаток отдам сейчас, чтобы вы не подумали… Если мне удастся в скорейшем времени найти амулетчика для решения сего вопроса, я пошлю за вами Барвилу. Прошу вас никому не рассказывать о том, как я оконфузился.

Вытянув руку, он извлек из воздуха кошель и начал развязывать дрожащими пальцами.

На мгновение Дирвену стало его жалко.

– Погодите, не надо пока отдавать задаток. Я амулетчик, но эти способности у меня проявились недавно. Не знаю, смогу ли я изловить ваш артефакт, учиться я начал год назад. Я попробую. Если поймаю, вы мне сделаете скидку?

Неплохо бы сбить цену. Денег он захватил, сколько смог, остальное в тайнике в Исшоде. Он ведь не маг, чтобы наколдовать себе волшебную кладовку, до которой можно дотянуться откуда угодно. Даже из магов не всякий сумеет это сделать, только самые-самые, вроде Наипервейшей Сволочи или Суно Орвехта. Но тогда получается, что Арнахти тоже не совсем плевый маг? Хотя завел он эту кладовку, наверное, еще когда был в расцвете сил, а потом дал слабину, раз у него оттуда артефакты в неизвестном направлении уползают. В один прекрасный день он попросту не сможет до нее дотянуться, и она останется ничья – заброшенная и недоступная. Может, однажды на нее наткнется какой-нибудь другой волшебник, такое порой случается.

– Конечно же, я сделаю вам скидку! Скажем, возьму в уплату те двадцать пять ролтингов, которые получил от вас в задаток, и на этом будем в расчете.

– Идет. Где ваша кладовка?

­– В горах. Я уже староват, чтобы туда лезть, Барвила вас проводит. У нее слабое здоровье, это последствие пережитого магического потрясения, но она справится. Она из Мезры. Вы, наверное, знаете, какое бедствие там случилось четыре года назад? Семья Барвилы погибла, ее спасли чужие люди, с тех пор она потеряла аппетит и страдает телесной немощью. Прошу вас, не задавайте ей вопросов о ее прошлом, вряд ли она захочет рассказывать о пережитых страданиях.

– Да я понимаю, – буркнул Дирвен. – Лучше не терять время, пока ваш артефакт не уволокся в Олосохар или на Северный полюс.

Его интересовали собственные перспективы, а не прошлое Барвилы. Жизнь без поимелова – разве это жизнь? Пусть он настроен скептически насчет способностей господина Арнахти, попытаться стоит.

К тому же, если у старика ничего не получится, можно будет тайком забрать пресловутый артефакт – якобы снова уполз, пусть докажет, что это не так! – и найти кого-нибудь, кто сумеет помочь.

Глава 3. Эхо Вторжения

Тунанк Выри дрожала, как чворк, застигнутый врасплох под открытым небом. Ни один чворк без серьезной на то причины не выберется из уютного жилья наружу. Вот и она не полезла бы в горное подземелье с Дирвеном-амулетчиком, которого следовало называть Гвенгером – будто бы ей неизвестно, кто он такой на самом деле – ни за что бы не полезла… Если бы не приказ покровителя.

Она оделась, как местная девушка: курточка с галунами, штаны заправлены в шнурованные сапожки, поверх юбка до лодыжек, с двойной цветной каймой по подолу. Нипочем не заметишь, что под юбкой и штанами вокруг бедер обернут хвост мучахи с кисточкой наконце.

– Здесь полно народца, – произнесла она озабоченно, когда вошли в пещеру и зажгли налобные волшебные фонари.

– Угу, – небрежно бросил амулетчик.

– Здесь водятся горные девы и всякая неопасная мелюзга. За нами следят, чувствуешь? Но они нам ничего не сделают. Горные девы тоже не опасны, если ты сам не станешь за ними гоняться.

Господин Арнахти защитил ее маскирующими чарами, но амулеты все же могут предупредить своего повелителя о близком присутствии волшебного существа. Пусть думает, что это здешние обитатели. Тем более что они и впрямь тут есть.

Она двигалась нарочито неловко, порой оступалась и приглушенно вскрикивала: если начнешь скакать по камням, как истинная мучаха, спутник заподозрит, что дело нечисто.

– Старый пень нашел место для своей кладовки! – презрительно высказался Дирвен, после того как тоже оступился и чуть не подвернул лодыжку.

– Он тогда был еще молодой. И он не хотел, чтобы до его тайника добрались другие маги.

– Эти залезть друг другу в карман не дураки. А ты откуда знаешь, где это?

– В прошлом году господин Арнахти посылал меня туда посмотреть, все ли в порядке. Он не смог достать нужную книгу, и сходить сам тоже не мог. Он дал мне путеводный артефакт и заклинание доступа. Оказалось, камнегрызы прогрызли щель, и книга выпала наружу. Наверное, через эту щель и артефакт уполз, хотя я в тот раз заложила ее камнями.

Дирвен что-то проворчал себе под нос. Похоже, что-то крайне нелестное для господина Арнахти.

– А почему он сейчас не дал нам тот путеводный артефакт?

– Он его уничтожил, чтобы кто-нибудь еще не воспользовался, я ведь уже запомнила дорогу. Сейчас поворот – и мы пришли.

Мучаха остановилась и глубоко вздохнула. Дальше начнется самое страшное. Ей придется использовать свою волшебную силу, заключенную в кисточке, ведь иначе им не найти то, что нужно поймать для господина Арнахти.

Если Дирвен ее разоблачит, она сбежит – заранее наметила путь к отступлению. Подбодрив себя этим соображением, Тунанк Выри прижала к скальной стенке ладони и пустила в ход заклятье доступа.

Каков маг, такова и его кладовка, фыркнул про себя Дирвен, скептически оглядывая то, что открылось их взорам. Небольшая пещерка, два криво сколоченных стеллажа – небось молодой Арнахти сам припер сюда эти доски, но столяр из него оказался так себе. Интересно, по одной таскал или с помощью заклятья унес все сразу? Дирвен снова фыркнул, представив себе волшебника, пыхтящего с неудобной ношей по пещерным кишкам. Но потом вспомнил, что у магов есть заклятье, позволяющее «сворачивать» вещи до игрушечных размеров. Наверняка воспользовался. Хотя то заклятье вроде бы уменьшает не все подряд: одежду, обувь, ковры, одеяла, палатки, шатры, паруса, рулоны ткани – запросто, а доски под вопросом.

На полках лежали книги и облезлые футляры со свитками, стояли горшочки, шкатулки, флаконы, бутылки, чайник с отбитым носиком. Все это смахивало на товар последнего разбора в лавке старьевщика. Хлам, который давно не нужен, а выкинуть рука не поднимается. Волшебный фон ощущался, но, похоже, ничего по-настоящему крутого здесь не было. В углу, возле боковины одного из стеллажей, чернела дыра, кое-как заложенная камнями.

Дирвен присел на корточки, поднес ладонь: есть слабый ток воздуха. Когда он послал мысленный приказ-импульс, отозвалось несколько амулетов, лежавших в шкатулках, и в чайнике что-то задребезжало, но из дыры никакого отклика. Значит, сбежавшая штуковина не рядом: или успела уползти достаточно далеко, или свалилась вниз, если там провал.

– Ты его чувствуешь? – дрогнувшим голосом спросила Барвила.

– Пока нет.

– Господин Арнахти дал мне поисковое заклятье. Я тебя очень прошу, не смотри сейчас в мою сторону!

Дирвен хмыкнул и вытащил из заплечной котомки веревку с грузиком. Так и думал – сволочной провал: веревка была изрядной длины, но грузик не достал до дна.

– Вопрос, как мы туда спустимся…

Говоря, он обернулся – и Барвила вскрикнула, присев на полусогнутых. Юбка задрана, штаны приспущены. Застыла в этой нелепой позе, и взгляд такой, словно прощается с жизнью.

– Приспичило что ли? – буркнул Дирвен. – Ну, оправляйся тогда, и пойдем искать.

– Не смотри на меня… – пролепетала девушка.

Он отвернулся.

– Ха, твой старикан будет рад-радешенек, если ты навалишь кучу у него в кладовке!

– Я не кучу…

– А если по малой нужде, кому какое дело.

– Да, да… Я уже все, – шорох одежды. – Идем отсюда.

Дирвен двинулся к выходу, радуясь, что с ним не Щука – уж та обругала бы его на чем свет стоит! И за то, что оглянулся, и за то, что ей не вовремя приспичило, и за то, что беглый артефакт до сих пор не нашел, и за дыру в стенке, и за вчерашний дождик… Хвала богам, что отделался.

– Там внизу большие пещеры, и я знаю, где можно туда спуститься, – торопливо сообщила Барвила. – Только…

– Только что? Ты ведь чего-то боишься? Что за нечисть там водится?

– Там все давно окаменелое, и сейчас уже ничего не водится. Но там все равно страшно. Сам увидишь.

Так и не понял, думала Тунанк Выри, пока они пробирались по извилистым каменным ходам, спускаясь все глубже во чрево горы. Она вовсе не по нужде присела, она ведь не человек – ее племя испытывает такую потребность куда реже, чем люди. Чтобы в полной мере использовать свое волшебство, ей надо было высвободить обмотанный вокруг бедер хвост. В штанах она прорезала дырку, и теперь хвост мучахи был скрыт от чужих глаз всего лишь юбкой.

К счастью, Дирвен не пытался проявлять галантность и больше смотрел по сторонам и под ноги, чем на нее. Порой приходилось слегка шевелить хвостом, чтобы взять верное направление, но она и сама в это время двигалась, вскидывала колени, виляла бедрами, то подбирала, то одергивала юбку. Вдобавок ее выручала игра света и тени.

Казалось, что их со всех сторон окружают неосязаемые черные заросли. В свете фонарей здешние тени получали возможность хотя бы ненадолго пробудиться и вовсю колыхались, гримасничали, раскрывали бутоны, тянулись друг к другу, а потом снова погружались в вековую дрему.

Тунанк Выри чуяла горный народец – те держались на расстоянии и наверняка дивились тому, куда эти двое направляются. Потому что никто из народца по собственной воле туда не пойдет.

– Не чувствую я здесь амулетов, – проворчал Дирвен. – Эй, сделаем привал?

– Мы еще не добрались до дна, артефакт господина Арнахти далеко от нас. Давай пообедаем.

Она сгрызла полсухаря – мучахе больше не надо. Ее спутник умял три копченых сардельки и нангерскую лепешку с луком, обронив ехидное замечание насчет барышень-плоскодонок, которые воротят нос от еды.

– Я пирожки с яблоками люблю, – призналась Тунанк Выри. – Могу сразу два съесть.

Амулетчик подавился последним куском, выпучил глаза и закашлялся.

– Гадость… – прохрипел он, когда снова обрел способность говорить.

– Тебе что-то попалось – волосы или муха в тесте?

– Пирожки с яблоками гадость! Один раз съел, на всю оставшуюся хватило… Чего уставилась? Поднимай свои тощие прелести да пошли!

Дальше мучаха помалкивала – и потому что опасалась еще больше его разозлить, и обиделась за свои любимые пирожки.

Чем ниже спускались, тем холоднее становилось. Дирвен начал мерзнуть, и Тунанк Выри делала вид, что тоже мерзнет. Хотя ее племени нипочем, когда землю укутывает снежное одеяло, и на оконных стеклах людских домов распускаются сверкающие ледяные цветы. Мучахи ложатся в зимнюю спячку после Солнцеворота, в месяц Быка, а просыпаются на исходе месяца Чайки, разбуженные первой капелью. Господин Арнахти говорил, что в теплых краях ее соплеменницы бодрствуют круглый год. С тех пор, как он взял ее на службу, Тунанк Выри тоже обходилась без спячки.

И все-таки сейчас ее пробирало до костей. Не потому что холодно, а потому что там впереди такое…

Когда лучи фонарей выхватили из тьмы Часового – так она называла про себя эту несусветную тварь, как будто сплетенную из окаменелых веревок, с торчащими во все стороны отростками, которые заканчивались разинутыми зубастыми ртами – она была готова к тому, что увидит. Зато Дирвен издал приглушенный возглас, и в следующее мгновение Тунанк Выри ощутила мощный магический всплеск. Часовой пошел трещинами, зашатался и тяжело осыпался. Отскочивший камешек чиркнул мучаху по юбке.

– Не надо! Это не настоящее! Они как статуи, их тут много, но они давно окаменели. Господин Арнахти сказал, этот пласт относится к Верхнему Стихийскому периоду. Люди в Сонхи тогда уже были, и цивилизации были, и откуда-то пришли эти твари, но их победили. Там, дальше, есть вырубленные прямо на скале картины.

– Во пакость, – пихнув ногой обломок разбитого вдребезги Часового, процедил Дирвен.

– Хорошо, если артефакт господина Арнахти здесь, – озабоченно произнесла мучаха. – Ниже я никогда не спускалась…

Она-то знала, что здесь, где же еще ему быть.

– Ты же такая хворая, зачем ты вообще сюда лазила?

– Господин Арнахти посылал меня посмотреть, потому что беспокоился за свою кладовку. Я ведь магичка, и в горах нет того, что может повлиять на мое здоровье. Ты что-нибудь чувствуешь, есть где-нибудь рядом с нами артефакты?

– Вроде что-то есть, но не совсем рядом. В той стороне. Пошли.

Дирвен фыркнул под нос: «пошли» не совсем верное слово – впереди не ровная поверхность, а сплошные каменные зубья, провалы, гребни, через которые надо перебираться, глядя в оба. Если Барвила переломает свои тощие ноги, он что ли на закорках ее обратно понесет? Уже собирался раздраженно бросить, чтобы шкандыбала поосторожней, когда увидел, как лихо она балансирует, переступая с камня на камень. Только зачем-то обеими руками придерживает юбку, чтоб не задиралась, хотя все равно же у нее под юбкой штаны.

– Ты что ли была циркачкой до того, как заболела? Откуда у тебя такая прыть?

Эта дуреха смутилась и чуть не сверзилась с камня.

– Нет, я не циркачка. Господин Арнахти навел на меня заклятье, оно одноразовое и плетется долго, в прошлый раз тоже…

Ясно, вовсе она не круче Дирвена. Без заклятья старого хрыча в два счета свернула бы шею.

Сам он задействовал комбинацию из «Прямохода», «Кошколаза» и «Неваляя». Если девчонка спросит, приготовился соврать насчет циркового прошлого, но та беспокоилась только о своей юбке и лишних вопросов не задавала.

В этих пещерах было целое сонмище окаменелых монстров. Одни походили на ту тварь, которую Дирвен разбил, другие выглядели иначе, но тоже мало общего с населяющими Сонхи животными, насекомыми, морскими гадами, как нынешними, так и ископаемыми. Демоны прошлого? Даже для демонов они казались чересчур противоестественными. Или, точнее, не противоестественными, а невозможными, чуждыми до тошноты – несовместимыми со всем сущим. Если рассматривать их внимательно, пробирала жуть до мурашек по спине, хотя Дирвен повидал всякое, даже разверстые Врата Хаоса.

Иные из них как будто окаменели в тот момент, когда извергали из себя других подобных тварей, только более мелких. Подумалось о саранче. Если они были на самом деле, да еще так свирепо размножались, как же они тогда не слопали все живое в Сонхи?

Увидев вырубленные картины, о которых говорила Барвила, Дирвен понял, почему не слопали: похоже, что все живое в Сонхи объединилось и дало им отпор.

На барельефах были запечатлены грандиозные битвы: с полчищами неведомых тварей сражались маги и каменные исполины, небесные псы и морские змеи, саламандры и подземные черви. А кое-где твари против тварей, только с той и другой стороны твари разные – как будто даже демоны Хиалы дерутся против этой напасти заодно с остальными. Жалко, все целиком не увидишь, лишь кусочками, насколько позволяет свет фонарей.

Целая анфилада залов-пещер с наскальными изображениями. И повсюду несусветные окаменелые чудища, большие и маленькие, и фрагменты их тел.

Дирвена осенило:

– Я знаю, что это такое! Когда-то очень давно было вторжение из чужого мира, но наши выбили тех, кто поналез, и Страж Мира запечатал для них Врата в Сонхи.

Ему об этом Серебряный Лис в Абенгарте рассказывал.

– Эти гады окаменели, потому что сунулись в горы и нарвались на каменных исполинов, – добавил он, понизив голос. – Те могут хоть кого в камень превратить.

– Ой… Не надо про них, – попросила Барвила шепотом.

Ее губы дрожали, острый носик побелел, и на нем отчетливее проступили веснушки.

– Да они спят, – так же тихо ответил амулетчик. – Нас не тронут. Нужны мы им, как индюку арифметика.

Каменные исполины – стихийные сущности ростом с дом в три-четыре этажа. Выглядят они как грубо вытесанные фигуры с руками-ногами и безликими буграми вместо голов. Глаз у них нет, но они хорошо ощущают движение и вибрацию. Дирвен видел их только на картинках. Они веками спят в горных недрах, слившись с окружающей породой, и на зов Стража Мира поднимутся без проволочек, но если кто другой захочет их разбудить, ему придется попотеть. От негромких людских разговоров уж точно не проснутся, нет им до этого дела.

Так увлекся разглядыванием барельефов и окаменелой пакости, что на некоторое время даже забыл о цели вылазки. Спохватился, когда уловил импульс постороннего артефакта: вроде то самое, зачем пришли!

Вскоре стало ясно, что ему предстоит та еще тягомотина. Не тот здесь рельеф, чтобы гоняться за артефактами – значит, надо, чтоб они сами к тебе приползли. Для повелителя амулетов задача посильная, но муторная.

После того как Суно Орвехт привез его в Аленду и определил в школу при Ложе,  к нему на первое время приставили одного из старших учеников, чтобы выгуливал новичка-иностранца по городу и помогал освоиться. Этот Понсойм был заядлым рыболовом – хлебом не корми, дай посидеть с удочкой. Несколько раз он таскал Дирвена с собой, но тому было скучно, и пока Понсойм таращился, как одержимый, на поплавок, его подопечный, отойдя в сторонку, упражнялся с амулетами.

Сейчас Дирвен почувствовал себя Понсоймом на рыбалке: сидишь и ждешь, когда оно «клюнет» – то есть, окажется в пределах досягаемости, а потом тянешь к себе, осторожно и выверено, чтоб не сорвалось. Эх, были бы у него арибанские амулеты… Но он и без них управился.

Когда из щели меж обломков выползло нечто, похожее на ошметок раздавленной сколопендры, Барвила взвизгнула и одним прыжком очутилась на камне почти с нее высотой.

– Дура, – бросил Дирвен, не отрываясь от работы. – Это и есть артефакт твоего господина Арнахти, одна из составляющих. Тот, кто его изготовил, на завтрак, обед и ужин жрал китонские грибочки. Среди магов такие придурки попадаются…

Мерзкое с виду творение неизвестного волшебника доковыляло до ботинка повелителя амулетов и покорно остановилось. Дирвен взял его двумя пальцами и засунул в лежавший наготове мешочек.

Амулеты – верные помощники, и чтобы какой-то из них вызывал у него омерзение – ну, ни разу еще ничего подобного не было! Это ввергло его в замешательство, однако дальнейшей работе не помешало. Может, на этот артефакт наведены какие-то чары, чтобы никто не захотел его присвоить?..

Дальше пошло проще, ведь теперь у него была одна из составных частей магического конгломерата – своего рода «приманка» для остальных ингредиентов. Но гадливое чувство не исчезало: как будто тебя пытаются угостить булкой с тараканами вместо изюма или подсунули в постель девицу с паучьим брюшком ниже пояса. И дело не только в том, что смотреть противно, на уровне ощущений то же самое. Приходилось переступать через внутреннее сопротивление, чтобы мысленно соприкасаться с этой штукой и ловить ее импульсы, которые тоже отличались от всего, с чем он имел дело до сих пор. Разница как между музыкой и скрежетом гвоздя по стеклу. Надо будет добиться от Арнахти объяснений, откуда этот артефакт взялся.

Ингредиенты, один другого отвратней, сползались к ловцу, который хватал их и прятал в мешочек. Поймал себя на том, что брезгливо вытирает пальцы о штаны.

Барвила молча наблюдала сверху. Дирвен подивился прыти этой худосочной барышни, но с большого перепугу люди еще не на такие фортели способны. Если сама не сможет оттуда слезть, он ее потом снимет с помощью «Длинной руки» и «Тягла».

Наконец-то последний ошметок! Запихнул его к остальным, затянул тесемки мешочка.

Конгломерат состоит из семнадцати отдельных элементов, и одни крухутаки знают, из чего все это состряпано. Похоже, артефакт многофункциональный, вроде «Маскарадного кубика» или «Наследия Заввы». Предназначение? Как будто с его помощью можно брать под контроль, управлять – но не другими амулетами, уж это Дирвен первым делом проверил. Если б оказалось, что это аналог тройного королевского амулета, он бы простил этой штуковине ее гнусный вид и не менее гнусный магический фон.

Пока он изучал находку, Барвила самостоятельно спустилась с каменюки – видимо, опять воспользовалась заклятьем Арнахти.

– Пойдем? – спросила она дрожащим голосом. – А то заночевать тут придется.

– Пошли, – отозвался Дирвен.

Мешочек он завязал покрепче и убрал в поясную сумку. И всю дорогу его так и подмывало выкинуть эту дрянь. Даже не просто выкинуть, а зашвырнуть в расселину поглубже, чтобы наверняка никто не достал. Или лучше не зашвырнуть, а искрошить в пыль «Каменным молотом», потом спалить крошево «Огнеделом», и пепел развеять. Не смог бы объяснить, почему – всего лишь ощущение: эту штуку надо уничтожить.

И никакой господин Арнахти ему не указ… Но Арнахти с помощью этого амулета сможет избавить его от подлого проклятья Наипервейшей Сволочи. Пускай он сперва сделает, что обещал, а дальше посмотрим.

День выдался облачный – из тех, когда спросонья глянешь в окно и не сразу поймешь, что там, снаружи. То ли за ночь выросла гора до небес, и дом стоит на ее верхушке, то ли сами небеса опустились на землю, накрыв окрестности.

Как за лобовым стеклом, когда летишь в тропосфере сквозь массу слоистых облаков.

Поймал себя на том, что опять начал думать непонятными словами. Обрывок того, что было до Сонхи? Или что-то, реально существующее?

– Кто-нибудь в курсе, что такое лобовое стекло? – спросил он за завтраком.

– Плод твоих странных фантазий, я полагаю, – фыркнул Тейзург. – Ты еще скажи, затылочное стекло или брюшное стекло. Опять что-то приснилось?

– Это у бартогских дирижаблей, – вмешался начитанный Кемурт. – Оно в гондоле спереди, чтобы воздухоплаватели все видели.

Хантре никогда не летал на дирижабле.

Зато пользовался другим воздушным транспортом.

Другим – это каким?..

Эдмар был раздосадован тем, что проявил неосведомленность – притом что у него в Ляране скоро появится воздушный порт, и вдобавок он вложил немалые средства в бартогский дирежаблестроительный завод. Хотя дело не в неосведомленности, тут же определил Хантре: знает он, что такое лобовое стекло. Но почему-то решил притвориться, что не знает, а теперь разозлился на Кема, который из лучших побуждений влез с пояснениями.

Бывший демон скрывал досаду за насмешливыми улыбочками и снисходительным прищуром, но она все равно ощущалась, словно еле уловимый ядовитый аромат – по крайней мере, для видящего.

Несмотря на туман, за клиентами в назначенное время приехала экскурсионная карета, украшенная разноцветными кистями величиной с небольшой веник. И кучер, и сидевшая внутри девушка были в праздничных нангерских костюмах. Пандьеда всю дорогу рассказывала об истории, традициях и природных богатствах горного княжества, бойко, хотя и с акцентом. Эдмар начал флиртовать с ней, она вежливо поддерживала эту игру, не выходя за рамки своей роли – как будто отвечала ему из-за стекла витрины. Уже под конец подобралась к тому, что им предстоит увидеть: пещеру с окаменелыми останками демонов древности обнаружили недавно, экспонаты проверены на магию и не опасны для посетителей, вдобавок там развешаны мощные обереги. Ваша экскурсия – четвертая, и все гости, побывавшие до вас в пещере Очьемьят, остались довольны. Мы будем благодарны, если вы порекомендуете эту достопримечательность своим знакомым.

Карета остановилась. Горы тонули в молочной хмари, словно их тут и не было. Отчетливо в поле зрения – почти отвесный каменный склон, несколько валунов, кустарник. В стороне виднелась за белесой пеленой группа домишек, их стены сверху донизу покрывал охряной орнамент.

Гостей встретила еще одна девушка в традиционном наряде, ее сопровождали двое мужчин в косматых овчинных жилетах и масках демонов – при этом у каждого на шее висел бронзовый диск величиной с чайное блюдце, с обережным заклятьем от демонов.

– Это меры предосторожности, – сообщила Пандьеда. – Они пойдут с нами, мы будем под защитой.

Тейзург хмыкнул:

– Прелестно...

Он пока держался в рамках, но это ненадолго: «окаменелые останки» бывших сородичей – вполне достойная мишень для сарказма.

А Хантре чувствовал себя так, словно еще десяток шагов – и дальше будет обрыв в туманную бесконечность. Если оступишься… Но там не оступишься, этот провал находится не в пространстве, а во времени. Даже не находится, всего лишь подразумевается. Что закончилось, то закончилось. Но его все равно мутило, и голова кружилась. Похоже на страх высоты, хотя вот именно страхом высоты он никогда не страдал, у него были другие страхи. Здесь не высота, но есть что-то общее.

Горцы в масках исчадий Хиалы распахнули перед гостями двустворчатые двери с накладными коваными оберегами. Из глубины пещеры донесся заунывный вой. Вздрогнул только Кемурт. Тейзурга такими штучками не проймешь, а Хантре не уловил в этом звуке угрозы – похоже, какой-то музыкальный инструмент.

Вслед за провожатыми они двинулись по вырубленному в скале коридору, озаренному светом подвешенных на крюках фонарей – масляных и волшебных. Фонари выглядели так, словно их насобирали где придется.

Пандьеда воодушевленно расписывала, насколько ужасно и неповторимо то, что ожидает гостей в выставочной пещере. Вторая девушка шла позади всех и помалкивала. Как будто чего-то боялась. В один из моментов Хантре почти физически почувствовал ее дрожь, оглянулся – и она сразу попятилась, едва ли не шарахнулась к выходу, словно это еще больше ее напугало.

Ощущал ли он опасность? Он ощущал близость провала, обрыва, бездонного колодца, и это впечатление перекрывало всё остальное.

Наконец они вошли в «выставочную пещеру», как называла ее Пандьеда. То, что лежало посередине, на каменном подиуме, и было разложено вдоль стен… Действительно, останки. Действительно, окаменелые. Но они не принадлежат сонхийским демонам.

Кем с самого начала подозревал, что их ждет подвох: покажут бутафорию, в лучшем случае изготовленную искусным мастером, в худшем сляпанную вкривь и вкось. Эти ребята хотя бы понимают, с кем связались? Неужели здесь никогда не слышали об Эдмаре Тейзурге? Быть того не может. Значит, раз они все-таки рискнули пригласить такого гостя, у них припасено что-то любопытное. Иначе сразу пошли бы на попятную: не смеем отнимать у вас драгоценное время, достопримечательность не стоит вашего внимания и все в этом роде. Может, откопали останки вымерших волшебных тварей, которые водились сотни тысяч лет тому назад, а за демонов их выдают для пущей интриги? Мол, покажем вам то, чего ни у кого больше нет. На ископаемых тварей и в музеях можно посмотреть, другое дело – обитатели Хиалы.

 Эдмар был недоволен тем, что Кемурт невпопад объяснил насчет лобового стекла у дирижаблей, однако ничего по этому поводу не сказал. Потом отыграется, при случае. Эх, можно ведь было промолчать… Пока ехали в карете, его вниманием завладела барышня-экскурсовод – розовощекая, черноволосая, типичная нангерская горянка. А Хантре всю дорогу сидел с отсутствующим и смутно тревожным выражением на лице. Будто бы смотрел в окно, хотя что там сейчас разглядишь, кроме тумана.

Когда добрались до пещеры Очьемьят, Кемурта заинтересовали не столько горцы в масках, сколько вторая барышня. Она выглядела болезненной, особенно по сравнению с Пандьедой – тщедушная, с хрупкими костлявыми запястьями и впалыми щеками, вдобавок чем-то не на шутку напугана. Показалось, что с ней что-то не так. Что именно – непонятно, и дело вовсе не в том, у нее нездоровый вид. Возникло впечатление, что она не такая, какой кажется. Спросить бы у Хантре, тот бы сразу определил, в чем дело. Но не при всех же спрашивать, и Хантре явно было не до нее. Впрочем, один раз он на нее оглянулся – барышня попятилась, да на удивление проворно, хотя под ногами не паркет, и не оступилась, не запнулась. Чего она испугалась?

Войдя в пещеру, освещенную фонарями, Кемурт едва не разинул рот, оторопело уставившись на экспонаты. Такого он еще не видел.

От Тунанк Выри требовалось немногое: потихоньку ворожить, держась возле трех волшебников, которых привезли «на экскурсию».

Ворожба мучахи почти незаметна. У тех, кто находится рядом, в мыслях и чувствах становится чуть больше рассеянности и сумбура – это нужно для того, чтобы морочить охотников за кисточками. Хватает ненадолго, и многие люди, даже не маги, способны этому противиться, но сперва они должны догадаться, что происходит. Мучаха собьет преследователей с толку – и наутек, а уж прыти ей не занимать. Главное, выиграть чуть-чуть времени.

Если б не распоряжение господина Арнахти, Тунанк Выри уже была бы далеко отсюда.

Могущество Тейзурга пугало ее до обмирания сердца: как будто перед тобой расщелина, где клубиться тьма и поджидают добычу хищные цветы, которые и не цветы вовсе, за их завлекательными лепестками прячутся ядовитые шипы и щупальца. Оттуда живой не уйдешь, если только эта жуть не соизволит тебя отпустить.

А к рыжему, наоборот, так и тянуло подойти поближе – словно там сияние солнца в месяц первоцвета и манящий лунный свет, весенние сумерки и золотистая осенняя дымка, все это сразу, и куда против такой ворожбы мучахе с ее нехитрыми чарами… Хотя он не ворожит, он не нарочно. Но он тоже могущественный маг, об этом лучше не забывать.

Третий в этой компании – амулетчик, его не проймешь: на нем артефакт, защищающий от чар народца. Хорошо, что он не настолько силен, как его спутники.

Если поймут, что затевается, ей несдобровать.

Двое учеников господина Арнахти, вырядившиеся «демонами» – не очень сильные маги. Исполнительные, послушные, но в открытой схватке толку от них не будет.

А Пандьеда и кучер Шамдье – обыкновенные люди, не волшебники. Они верно служат господину Арнахти, потому что он их благодетель.

Полтора года назад Пандьеда нанялась помощницей гувернантки, в ее обязанности входило присматривать на прогулках за девочками из богатой семьи. Одна из них, своенравная и капризная, как-то раз убежала – да и угодила в ловушку, устроенную зимним народцем. Пандьеда нашла ее по цепочке следов. На невысокой скале, которую называют Прялкой Ньенды, громоздилась снежная шапка чудовищных размеров – нависла прямо над этим местом, того и гляди свалится. Дело было в пригородном поместье, звать на помощь некого. Но один прохожий все-таки случился рядом – сухонький старичок, который проезжал мимо в санях и вышел размять ноги. Он оказался магом и в два счета девчонку вызволил. Уж как Пандьеда была ему благодарна, словами не передать. Она ведь не знала, что если б не участливый старичок, ее подопечная не сбежала бы из парка возле усадьбы и не провалилась бы в сугроб, а на Прялке Ньенды не оказалось бы снежной шапки величиной с полсарая, точнехонько над тем сугробом.

Мучаха знала правду, но зачем ей об этом думать, не ее ума это дело.

Пандьеда была доброй девушкой, порой угощала ее оладьями или сладкими булочками: «тебе надо побольше есть, чтобы замуж взяли». Тунанк Выри замуж не собиралась, но оладьи и булочки ей нравились. Хотя куда мучахе столько еды, отщипывала по кусочку, остальное относила тетушке Три Спицы.

Шамдье зарабатывал грузовым извозом. Однажды на горной дороге у него отвалилось колесо, и фургон накренило над крутым обрывом. Сам-то успел соскочить, но того и гляди случится беда: и лошадь покалечится, и бутыли с подсолнечным маслом побьются – расплачивайся потом с хозяином. Его выручил оказавшийся поблизости маг. И невдомек ему было, что подоспевший в нужный момент благодетель сам же все и подстроил.

Шамдье и Пандьеда выполняли поручения господина Арнахти, порой он даже платил им за работу. О том, что в этот раз поручение рискованное, им не сказали, чтобы не пугать понапрасну.

Вся надежда на Дирвена, который поджидает в засаде, в одном из неприметных гротов «выставочной пещеры». Узнав, что он объявился в Нангере, господин Арнахти начал размышлять над тем, как бы взять его в оборот, и велел Тунанк Выри приготовиться к непростой работенке – но оказалось, что на сей раз будущему помощнику незачем устраивать неприятности. Великая беда у него уже есть, надо лишь с умом этим воспользоваться. Мучаха вздохнула с облегчением: Дирвен куда опасней, чем Пандьеда или Шамдье, и не хотела бы она принимать участие в таком обмане. Но от всего остального отвертеться не удалось, и вот она здесь, едва живая от страха. Того и гляди станет еще хуже – когда Дирвен пустит в ход то, за чем они ходили в нижние пещеры.

Он уже видел этих тварей. Как будто во сне, хотя на самом деле в одной из прошлых жизней. Очень давно. Он тогда носил это же самое имя – Хантре Кайдо, или как было принято говорить, Хантре из дома Кайдо.

Имя – связующая нить между настоящим и неимоверно далеким прошлым, между явью и как будто сном. Если бы сейчас его звали как-то иначе, он бы вряд ли получил доступ к этому каналу: имя сыграло роль ключа.

Вторжение. Эти твари пришли в Сонхи извне. С учетом того, как они жрали все, что могли переварить, и какими темпами размножались, ничего удивительного, что их собственный мир стал для них тесен.

По отдельности они не отличались большим умом. Человеку проигрывали – но это если изловить такую тварь и изолировать от соплеменников. Их объединял разум роя, как пчел или муравьев, только они представляли собой не один сплошной несметный рой, а множество сообществ, каждое из которых обладало единым сознанием и занимало свое место в структуре сверхсообщества. Можно сказать, что подобием личности у них был не отдельно взятый индивид, а группа индивидов, неразрывно между собой связанных.

Хуже всего было то, что они нашли способ управлять людьми, сгоняя их вместе и превращая в такие же сообщества. Одно хорошо, происходило это не повсеместно: твари проделывали эти фокусы с помощью специальных артефактов, которых у них было наперечет.

Несмотря на то, что люди интересовали их как рабы и пища, находились те, кто соглашался с ними сотрудничать. Одни из корысти, другие ради того, чтобы свести с кем-то счеты или спасти своих близких, взятых в заложники, третьи в надежде, что если будешь полезен новым хозяевам – тебя не сожрут и даже вознаградят.

На Хантре из дома Кайдо регулярно покушались: Стражу Мира подчиняются стихийные сущности, если его убить – для захватчиков это будет немалый выигрыш. У тварей не было шансов незаметно к нему подобраться, посылали людей. Первое время его постоянно окружала толпа телохранителей.

Не картинка – скорее, это похоже на обрывок полузабытого сна: какое-то помещение, вроде бы роскошно обставленное, на полу кровища и трупы. Рядом стоит Тейзург, который тогда еще не был Тейзургом. И толпа магов, шокированных, негодующих, все говорят одновременно. Кто-то пытается выполнить обряд экзорцизма, но, не успев довести дело до конца, врезается спиной в разбитое окно, снеся раму с торчащими осколками.

– И это – охрана Стража Мира? – ухмыляется демон, кивая на трупы. – Сам видишь, они ни на что не годились. Не говоря о том, что среди них затесался предатель, стоило бы выяснить, кто из этих наимудрейших дал ему рекомендацию… С этого дня я буду твоим телохранителем, другая охрана тебе не понадобится. У кого-нибудь есть возражения? Если есть, с удовольствием выслушаю, рамы будете чинить за свой счет.

Князья Хиалы тоже присоединились к защитникам Сонхи, это было в их интересах: у захватчиков свои демоны, которые явятся в поглощенный мир вслед за смертными тварями.

Следующий обрывок сна: он до хрипоты спорит с магами и генералами по поводу жителей деревни, превращенных тварями в рой марионеток. Оппоненты считают, что деревню надо «прополоть» – или, как сказали бы сейчас, зачистить. Они уже «пропололи» несколько населенных пунктов. С их точки зрения, это самый экономный и надежный способ решения данного вопроса. А он сумел определить, что марионетки – это не навсегда: воздействие иномирского артефакта прекратилось, и через некоторое время после того, как будут сняты удерживающие заклятья, пострадавшие вернутся в нормальное состояние. Снять заклятья ему по силам, надо только изолировать «марионеток», обеспечить водой и едой, и дождаться исцеления. На это уйдет два-три месяца, не больше. Ему терпеливо и непреклонно возражают насчет расходов и прочих неудобств. Время чрезвычайное, сейчас не до того, чтобы спасать каждую жизнь, «прополоть» проще.

Что с того, что он Страж Мира и носит титул Императора? Когда началась война, сонхийские маги торжественно возложили ему на голову усыпанный драгоценными камнями венец и вручили выкованный из золота меч, извлекши то и другое из тайного хранилища. Толку от этих регалий никакого, венец неудобный, а золотой меч в бою в два счета придет в негодность – но так полагается, пафоса ради.

Они со своим прополочным зудом не уступили. Кончилось тем, что он швырнул меч и венец им под ноги (давно хотел избавиться от этого реквизита, да было как-то неловко), и вышел вон, не зная, что предпринять дальше.

– Хантре, я уже все сделал, – шепнул поджидавший возле двери демон, бесцеремонно приобняв его за плечи. – Идем отсюда.

– Что ты сделал?

– То, что ты хочешь. Отправил туда моих подданных, чтобы взяли деревню под охрану. Не бойся, они там никого не тронут и другим не позволят.

– Что?..

– Обсудим подробности подальше от чужих ушей. Все будет так, как ты пожелаешь.

Они заключили договор: я сделаю все, что ты захочешь, а ты согласишься на все, чего захочу я. И плевать на общественное мнение – главное, что появилась возможность спасать людей, которых иначе принесли бы в жертву… Нет, не победе. Победа над захватчиками от этого не зависела. Речь шла о жертвах из соображений удобства и экономии, а уж историки потом представили бы это, как печальную необходимость, как дорогую цену, уплаченную за освобождение Сонхи от иномирских тварей. Работа у них такая – все представлять в нужном свете. И даже Страж Мира не смог бы этому воспрепятствовать, если бы не его союз с одним из князей Хиалы.

Тварей в конце концов выбили из Сонхи, и он навеки запечатал для них Врата в свой мир. А до этого сонхийским магам удалось захватить несколько артефактов, с помощью которых пришельцы превращали людей в марионеток. Для исследований. Предполагая, что ничем хорошим эти исследования не закончатся, Хантре с помощью своего союзника отобрал у них трофеи и уничтожил. Это вызвало недовольство, но Страж Мира вправе уничтожить то, что, по его предчувствиям, грозит миру новой бедой.

Он подозревал, что один из артефактов демон спрятал, но держал подозрения при себе, чтобы маги не кинулись на поиски. Собирался потребовать, чтобы союзник из Хиалы отдал ему эту дрянь, да не успел: в последней стычке с тварями демон погиб. При определенном стечении обстоятельств демоны тоже умирают, и перерождаются после этого уже не демонами.

А Хантре потом искал артефакт, но так и не нашел.

Эти «воспоминания о забытых снах», невесомые и липкие, как плывущие по воздуху паутинки, появились не случайно. И выбор тоже не случаен.

Кучи ископаемых останков для этого недостаточно.

Имени тоже недостаточно.

Так и не решенная в далеком прошлом проблема… которая может стать актуальной?.. Или уже стала?..

Он понял – внезапной вспышкой – что та штуковина, припрятанная князем Хиалы, находится где-то поблизости, это и послужило катализатором для «забытых снов». И времени почти нет. Буквально секунды.

Успел послать Тейзургу и Кемурту мыслевесть, это быстрее, чем говорить вслух:

«Ставьте максимальную защиту, мы в ловушке. Потом объясню…»

Глава 4. Огрызок

Дирвен сам не ожидал такого эффекта. Эта неприглядная штуковина, похожая на уродца из царства насекомых, ввергла в бессознательное состояние не только Наипервейшую Сволочь и двух его сволочных приятелей. Ученики господина Арнахти – нангерец Ручди и полунангерец-полуларвезиец Квельдо, тоже где стояли, там и скопытились.

Повелитель амулетов пару раз изумленно моргнул, но тут же взял себя в руки. Чуток перестарался. Ну, бывает. Артефакт оказался мощнее, чем он предполагал. И бьет не точно по цели, как «Медный кулак» или «Каменный молот», а по площадям, как «Веселый град» или «Пчелиный горох». Может, надо было использовать его в комбинации с «Прицелом Зерл»? При условии, что они совместимы, а то бывает у некоторых артефактов несовместимость, и тогда результаты непредсказуемы.

У него не было времени как следует изучить добытый в подземелье артефакт. Так он и скажет, если Арнахти что-нибудь вякнет по поводу своих учеников в дурацких масках, которые валяются без сознания за компанию с противником. Тут Дирвен спохватился: старик же не знает, кто он такой, достаточно будет сослаться на свою неопытность в этих делах.

Арнахти вовсю его торопил: он-де уже приготовил нужное зелье, пока Гвенгер с Барвилой ходили добывать артефакт, а у этого зелья ограниченный срок, надо действовать поскорее, иначе скиснет. И уже на следующее утро послал карету за «экскурсантами». После вылазки в подземелье зверски хотелось спать, а когда отправились к пещере, старик по дороге долго и нудно инструктировал его и своих учеников, повторяя одно и то же, вперемежку с заверениями, что в случае неудачи задаток он вернет. Чтобы не выходить из роли, Дирвен покорно слушал, про себя костеря дотошного маразматика последними словами. В результате времени на изучение артефакта осталось чворк наплакал: пока сидел в засаде в «выставочной пещере» с окаменелыми иномирскими гадами.

Барвила под удар не попала, успела сбежать. Вернулась вместе с господином Арнахти. Дирвен тем временем вволю отвесил пинков Наипервейшей Сволочи и заодно обнаружил, что долговязый парень в надвинутой на глаза нангерской шляпе – не кто иной, как Кем из Абенгарта. Он слышал о Фингере Кемаско, амулетчике Тейзурга, но увидеть того вблизи ни разу не доводилось. Наверняка это он и есть.

Ругаться по поводу своих учеников старый маг не стал, только сокрушенно вздохнул и послал Барвилу за кучером с носилками. А сам извлек из карманов заношенной мантии что-то вроде дамских сеток для причесок, с бусинами и прочей декоративной дребеденью, и обмотал головы всем трем пленникам.

– Чтобы не очнулись раньше времени, – пояснил он озабоченно. – Сейчас они не опасны.

Дирвен уловил исходящий от сеток магический фон. Ясно, артефакты из группы тех, что предназначены для оглушения и обездвиживания противника.

Потом началась морока с перетаскиванием беспамятных тел из пещеры в глинобитный домишко на склоне горы. Внутри были дощатые лавки и стол, все это серое, ветхое, шаткое. Пахло лежалым тряпьем и мышами. По углам навален какой-то хлам, на полках запыленная утварь, а на столе ждет своего часа медный кувшин с зельем.

Пленников и учеников сложили в ряд на полу. Кучера и вторую девицу маг отослал, велев ждать снаружи. После того как он похлопотал над Ручди и Квельдо, те начали подавать признаки жизни. Барвила присела возле них, положила каждому руку на лоб и принялась плести какие-то чары.

– Сейчас я все сделаю, – заверил Арнахти Дирвена. – Встаньте сюда!

Дирвен встал около Эдмара, которого оттащили в сторонку от остальных. Жаль, из-за сетки не видно подлой рожи Этой Сволочи. Хотя ничего интересного, он же без сознания.

Что-то напевно бормоча, старик окропил из кувшина сначала Дирвена, потом Тейзурга, потом снова Дирвена, после чего объявил:

– Вот и все! Я выполнил свои обязательства. Единственное, хочу попросить вас кое в чем мне помочь…

 – Заклятье правда снято? – перебил клиент.

– Не сомневайтесь, все получилось, – заверил Арнахти. – Я понимаю, что вам не терпится убедиться в этом на деле, и я специально пригласил сюда девушку…

– Эту, которая в карете с ними приехала? Сойдет!

– Нет-нет, Пандьеда блюдет себя для замужества. Я пригласил для вас другую девушку, крестьянку из деревни неподалеку, она ждет в соседней комнате. Можете проверить, так сказать, свои вернувшиеся способности. А потом обсудим мою просьбу, я готов заплатить вам за помощь…

Не дослушав, Дирвен выскочил в коридорчик и рывком распахнул заскрипевшую дверь. Темноватая комнатушка с топчаном, застланным тюфяком, а на тюфяке сидит девица, миловидная, румяная, с роскошной гривой черных волос до пояса. Тонкая рубашка до пупа расстегнута, и видны налитые груди. Одарила его озорной улыбкой – ясное дело, ей не привыкать.

Арнахти не соврал, все получилось в наилучшем виде. Да так забористо, как давно уже не бывало. Поимел ее несколько раз подряд. Она так и не согласилась снять шнурованные ботинки и полосатые вязаные чулки – уперлась и ни в какую. Зато под юбкой у нее ничего не было. И сразу видно, что поимелово ей в охотку. Не то, что какая-нибудь плаксивая барышня или шлюха из борделя. Вдобавок от нее приятно пахло – свежестью ледниковых речек и горных трав.

Когда она выскользнула за дверь, даже не застегнув на груди пуговки и не заплетя косу, Дирвен раскинулся на тюфяке в счастливой истоме. Эх, надо было спросить, как ее зовут, из какой деревни… Но Арнахти наверняка знает.

Старый маг заглянул вскоре после того, как девица ушла, и завел речь о том, что Тейзург – несомненное зло, и коли уж им довелось его захватить, они обязаны положить конец этому злу. Не согласится ли Гвенгер принять участие в этом опасном, но благородном деле?

Будь у нее выбор, Тунанк Выри уже мчалась бы прочь отсюда, куда глаза глядят. Если эти могущественные маги вырвутся из пут, всем несдобровать, и ей в том числе. Но господин Арнахти спас ее от охотников за кисточками, и она поклялась верно ему служить.

Оклемавшиеся Ручди и Квельдо двигались неуклюже, как пьяные. Вместе с Дирвеном они перетащили пленников в карету, достаточно большую, чтобы все поместились. Пандьеда со слезами на глазах упросила господина Арнахти отпустить ее: она тут больше не нужна, она вернется в город пешком, а может, кто подвезет. Бледный Шамдье уселся на козлы,трясущимися руками взялся за вожжи. Подневольные помощники знали, кто такой Тейзург, и если б не требование благодетеля, не ввязались бы в такую авантюру.

В карете мучаха забралась на сиденье с ногами, натянула юбку на коленки. Она не хотела ничем оскорбить захваченных магов, пусть даже те без чувств – мало ли, как дальше все повернется. Арнахти глянул на нее укоризненно, но ничего не сказал. Сам он, не церемонясь, поставил ноги в поношенных сапогах из телячьей кожи прямо на пленников, которых уложили на полу, и погрузился в раздумья.

Квельдо и Ручди благоразумно устроились по углам. Зато Дирвен наступил на грудь и на живот Тейзургу, да еще напоказ вытер грязные подошвы о его одежду. Тунанк Выри содрогнулась. Если он узнает, как его провели… А ведь узнает, рано или поздно.

Распутать заклятье Тейзурга старый маг не смог. Раздраженно бросил, что здесь не один месяц пришлось бы повозиться, и ладно бы ради достойной цели, а то ведь из-за сущей ерунды. Поэтому Дирвена он попросту обманул, а тот и не понял – он ведь заезжий. Уж местный-то сразу бы догадался, кого ему подсунули! Варейна – горная дева, с ними только у покойника не получится. У нангерцев про это и сказки, и песни есть, да он тех сказок и песен никогда не слышал.

Труднее всего было уговорить Варейну надеть неудобные для нее ботинки, на которые маг навел уменьшающие чары. В городе он оказывал такие услуги богатым дамам: на самом деле туфли большие, но благодаря колдовству ножки в них выглядят миниатюрными. Вот и здесь он применил этот трюк, а повелитель амулетов не заметил подвоха. Без ботинок фокус не прошел бы: ступни у горных дев крупные, поросшие бурым волосом, с когтистыми пальцами – сразу видно, что нелюдь. Господин Арнахти подарил Варейне за помощь коралловые бусы и бочонок меда.

Ох, что будет, когда Дирвен узнает правду...

Путешествие оказалось долгим и тягомотным. Тряска по каменистым горным дорогам, ночевки в прилепившихся на склонах «домиках странников», а порой и под открытым небом, если очередной домик занят, однообразная экономная кормежка, холодина по ночам.

Одеяла и еду старик доставал из кладовки, но не из той, где побывали Дирвен с Барвилой, там продовольственных запасов не было. Чай, сухари, копченая нангерская колбаса худьякьяги, которая за пределами Нангера считается деликатесом, а здесь ее жри не хочу, в каждой деревне делают по собственному рецепту. Твердая – зубы обломаешь, надо нарезать тонкими кружочками. У здешних придурков даже есть боевой танец с этими колбасами-дубинками, отплясывают осенью на празднике плодородия. Так-то она вкусная, но старый жмот мог бы выдавать порции и побольше.

И опять никакого поимелова. К Барвиле один раз подкатил – та начала отнекиваться и блеять что-то вежливое, жалко моргая, а после Арнахти объяснил, что ей ничего такого нельзя из-за телесного недуга. Ну и ладно, не больно-то его и тянуло на этот цыплячий скелетик. Так и сказал – погромче, чтоб услышала, пусть ей тоже будет обидно.

Давно бы уже расплевался с этой несуразной компанией, но, во-первых, ему надо уйти от ищеек и где-то отсидеться. Старикан хотя бы по этой части не промах – вовсю наплел скрывающих и запутывающих заклятий. А во-вторых, они же захватили Наипервейшую Сволочь, и если бы еще разок… Как подумаешь об этой мерзопакости, так в жар кидает.

Пленники были целиком опутаны сетками, которые Арнахти тоже добыл из своей кладовки. Три неподвижных продолговатых свертка, словно запасы паука. Маг сказал, что в этом состоянии они в воде и пище не нуждаются, и укрывать их на ночь от холода незачем.

Ручди и Квельдо беспрекословно выполняли все распоряжения своего учителя. С первым из них Дирвен, когда надо было перекинуться словечком, упражнялся в нангерском языке. А второй по непонятной причине старался держаться от него на расстоянии: и не садился рядом, и на ночевках норовил устроиться так, чтобы между ним и Дирвеном лежал кто-нибудь другой. Как будто побаивался или брезговал – или то и другое вместе.

Сперва Дирвен предположил, что он из тех, кто во время правления Властелина Сонхи перешел на его сторону, а потом дал деру от Ложи. Вот и перетрусил, когда появился неизвестный амулетчик – вдруг это ларвезийский агент, который выслеживает сторонников короля Дирвена?

Если так, можно будет ему открыться.

Спросил про него у Барвилы, но та сказала, что Квельдо уже лет восемь живет в Нангере, а в ученики к господину Арнахти пошел шесть лет назад. Тогда непонятно, чего он от Дирвена шарахается, как от заразного. Хотя если он сбежал из Ларвезы из-за каких-то неприятностей с Ложей, может, до сих пор опасается, что за ним явятся агенты Крелдона?

Наконец доехали до усадьбы в горной долине, соединенной с внешним миром извилистым проходом в скалах. Унылое местечко, но для схрона на пару месяцев сойдет.

«Что случилось? И где я сейчас?»

Голова разламывается, мышцы затекли, все тело ноет. Вдобавок сознание плывет, это хуже всего. Даже не плывет – бултыхается, как медуза в закрытой банке.

Хантре кое-как разлепил веки. Глазные яблоки ныли, заодно со всем остальным. Взгляд сфокусировался не сразу. Темная каморка, небольшое окно под потолком, за решеткой сквозит тусклая белизна. Дверь тоже с зарешеченным оконцем. На полу грязный тюфяк – на нем-то он и лежит. В углу ведро с проржавелой крышкой.

Потолок от стенки до стенки затянут паутиной. Или сурийским веревочным кружевом. Или ни тем, ни другим, а магической сетью, и пока находишься под этой дрянью, ты бессилен.

Тейзург где-то рядом. Возможно, в соседней камере. Насчет Кема неизвестно, но, скорее всего, он тоже здесь. И надо же было так по-дурацки вляпаться…

Прошло сколько-то времени, и послышались тихие шаги, на дверном окошке приподнялась шторка. Он разглядел бледное лицо с острым веснушчатым носиком, блеск испуганных глаз. В следующее мгновение лязгнул ключ в замке, дверь открылась.

– Я принесла вам воды и каши.

Девушка из «выставочной пещеры». Та, которая выглядела нездоровой и держалась в тени. Поставила на пол миску и кружку – не перешагивая через порог, что логично, ведь тогда она тоже попадет под воздействие этой пакости на потолке.

– Где мы находимся? – голос звучал еле слышно, как после затяжной простуды.

Не ответила. Только смотрела печально и виновато, словно хотела извиниться.

Дверь закрылась. Потом снова лязгнул замок – где-то поблизости, а потом еще раз. Похоже, остальных держат в соседних помещениях.

Он с трудом сел, но тут же завалился набок. И уже после этого вспомнил и окаменелости, которые им показывали в пещере, и свой «забытый сон о прошлом», и внезапную догадку насчет припрятанного демоном иномирского артефакта.

Много лет назад, впервые попав в эту потаенную долину, Тунанк Выри почувствовала себя в безопасности. Никакие охотники за кисточками сюда не доберутся. Господин Арнахти здесь полновластный хозяин, лишь он знает дорогу, а если кто попробует проникнуть в его владения извне или без спросу отсюда уйти – заблудится на целую вечность. В придачу неподалеку есть места, где из-под земли время от времени выходит удушающий газ, и если туда забредешь, прямиком угодишь в серые пределы. В окрестностях сохнут на солнце и мокнут под дождями полторы дюжины скелетов – все, что осталось от чересчур любопытных и настырных.

Нехороших людей в усадьбе нет. Четверо учеников, которые живут тут почти безвылазно и возятся по хозяйству, да старая повариха. Тьека гоняет Тунанк Выри с кухни, потому что где мучаха – там беспорядок: вовсе не хочешь сделать не так, но само собой получается, что жестянку с чаем поставила на пол возле помойного ведра, а недоеденную оладью положила на доску для разделки мяса. Но в остальном повариха не злая. Парни тоже неопасные, своему учителю во всем послушные – они маги невеликих способностей и рады-радешеньки, что могущественный волшебник взял их в ученики.

А теперь дела плохи: господин Арнахти привез сюда пленников, от которых добра не жди, да еще заманил к себе на службу Дирвена-амулетчика. Если хотя бы десятая доля того, что о нем рассказывают, правда – он тот еще бедокур. Тунанк Выри отсоветовала бы своему покровителю с ними связываться, но кто же будет спрашивать совета у мучахи?

И еще одна причина, из-за которой ей в последние три года было неуютно в этой усадьбе. Омураки. Покровитель отыскал их невесть где, приручил и держит в загоне. Тунанк Выри старалась лишний раз о них не думать, от одной мысли об этих кошмарных тварях ее пробирала дрожь.

Неизвестно, откуда они взялись. Господин Арнахти говорил своим ученикам, что они не демоны, но при этом в них присутствует отголосок демонического начала, словно кровавая нить, вплетенная в обычную пряжу. В давние времена волшебный народец был другой и обитал отчасти в людском мире, отчасти в Хиале – может, и омураки из таких?

Упоминаний о подобных существах Арнахти в книгах не нашел. Зато сумел определить, что у них есть Предназначение. Неведомо какое, но есть. Он сумел взять их под контроль и ломал голову над тем, для чего они предназначены, однако до сих пор в этом не преуспел.

На одном из нангерских языков «омура» означает «туман в сумерках». Жители горных деревушек назвали этих тварей омураками, потому что те чаще всего появлялись в сумеречную пору. Таскали овец и до полусмерти пугали все живое одним своим видом. Горцы обратились за помощью к магам, и господин Арнахти якобы изгнал эту напасть в Хиалу, а на самом деле увел тварей к себе в усадьбу.

Загон для них устроили в стороне от жилых и хозяйственных построек, возле отвесной скальной стены, белесой, как пасмурное небо. Плетеный забор через каждую дюжину шагов увешан запирающими артефактами, чтобы чудища не отправились гулять по долине.

Пищи им, несмотря на внушительные размеры, требовалось немного. Ели они что угодно: мышей и насекомых, ягоды и грибы, овец и коз, яйца, падаль, объедки с кухни. Человечиной тоже не брезговали. Однажды им бросили на растерзание вора, который попытался украсть у господина Арнахти старинную книгу по заказу другого мага. Омураки жрали его несколько дней, уже бездыханного – несчастный почти сразу умер от ужаса.

Тунанк Выри старалась не подходить лишний раз к их загону, да ее туда и не посылали. За этими кошмарными существами присматривали ученики. Она слышала, как те докладывали, что твари в последнее время стали проявлять беспокойство: ходят туда-сюда, хлещут длинными крысиными хвостами, принюхиваются. Что их растревожило, непонятно. Господин Арнахти велел повесить на ограду дополнительные обереги и непрестанно наблюдать за омураками с вышки – хлипкого двухэтажного домика возле загона, с площадкой под навесом вместо крыши. Мучаха испугалась, что ее тоже назначат дежурить, но эту обязанность распределили между учениками, да еще Дирвена припахали. Она мечтала о том, чтобы покровитель поскорее разгадал тайну омураков, а потом раз и навсегда от них избавился, чтобы долина снова стала безопасным местом.

Очередная насмешка Рогатой Госпожи: эта горная усадьба оказалась скучнейшей дырой. Если бы Дирвена отправили сюда в ссылку, он бы все разнес и вырвался на волю, но раз это убежище, приходится терпеть.

О пиве можно забыть до лучших времен, Арнахти его не жалует. Если себя он время от времени «балует красным винцом», как он сам это называет – так и хочется презрительно сплюнуть, то его ученики должны быть трезвенниками. «Гвенгер» ему не ученик, но старикан заопасался, что остальные нахватаются от него дурного примера и отобьются от рук.

Маг он все-таки не самого последнего разбора – Дирвен сделал этот вывод уже здесь, в долине, хотя поначалу думал, что как волшебник Арнахти плюнь да разотри. С этим хмырем надо быть начеку, в такого плюнешь – растереть-то, может, и не получится.

Зато он не догадывается, кто такой «Гвенгер» на самом деле. Хотя нельзя быть уверенным на все сто. Так или иначе, от остальных нангерских магов он особняком, у него свои мутные интересы.

Насчет женщин тоже никак. Хворая Барвила и повариха Тьека – грузная седеющая тетка с усиками над верхней губой. Вторая хотя бы вкусно готовит, это примиряло Дирвена с ее внешностью, но для поимелова обе не годятся.

И до Наипервейшей Сволочи не доберешься. Он уже прикидывал, как обезвредить сторожевые артефакты, для повелителя амулетов это посильная задача, но там еще и заклятья… Хотя в паре с толковым магом получилось бы. Да и без мага получилось бы – если б не риск, что поднимется трезвон и Арнахти примчится выяснять, что происходит.

Зато он узнал, что похожий на мерзкого гада артефакт был изготовлен для сельскохозяйственных нужд. Здешний огород одолевали насекомые-вредители, но с помощью «Королевы роя» этому положили конец: все жуки-гусеницы организованно выползли наружу, и их склевали налетевшие тучей птицы – и те, и другие подчинялись «Королеве». Вдобавок с ее помощью можно управлять домашним скотом и обитателями курятника. Арнахти пояснил, что приведение объекта воздействия в бессознательное состояние – одна из функций этого артефакта: когда идет стрижка овец и коз, важно, чтобы те не сопротивлялись, и здесь «Королева роя» воистину незаменима. Ну, а то, что она таким же образом погружает в беспамятство людей, даже магов, можно считать непредвиденным дополнительным эффектом. Она позволяет взять под контроль и прогнать стаю волков, поэтому нечего удивляться заложенной в нее мощи. При этом заряд расходуется на диво экономно, этот артефакт – истинное сокровище!

Арнахти доверительно признался, что он пока не успел в полной мере исследовать «Королеву роя», все откладывал да откладывал, но теперь наверстает упущенное. Для начала он потребовал, чтобы ученики изобразили волчью стаю. Тех было четверо, в придачу он позвал кучера Шамдье и велел привести Кема. Гвенгера тоже попросил принять участие в эксперименте. Нет-нет, амулеты снимать не нужно, просто сделайте одолжение – встаньте рядом с остальными. Представим себе, что вы преследующие меня волки…

Что было дальше, Дирвену запомнилось смутно. Он двигался и что-то делал, а в голове сплошной туман, как будто это не его голова, как будто он вовсе без головы… Потом обнаружил себя на огороде с тяпкой в руках, на ладонях кровавые мозоли. И остальные рядом. Во придурки, они все тут вскопали и сорняки повыдергали, как охочие до работы крестьяне!

Чувствовал он себя прескверно, и был в этом не одинок. Кто-то из учеников сблевал прямо на кочан капусты. Кем с физиономией цвета прокисшего творога уселся на землю, его мотало как тряпичную куклу. Шамдье растеряно озирался, а потом всхлипнул и утер слезу.

Неподалеку за грядками маячила Барвила, глядела на них с опаской, зябко обхватив руками плечи.

Один Арнахти был в восторге и воодушевленно рассуждал о том, что «Королева роя» позволит превратить Нангер в цветущую страну, покончить с волками, найти управу на нерадивых работников, увеличить заготовки овечьей и козьей шерсти, спасти урожаи от крючконосиков, бурокрылов и схляпней. Эксперимент удался, он всем благодарен за участие. Тьека напекла оладий, и сейчас все смогут дружно подкрепиться, а после вернутся к своим обычным занятием.

– Сколько прошло времени? – заплетающимся языком спросил по-овдейски Кем.

– Два с половиной часа, – снизошел до ответа господин Арнахти. – Пойдем с нами. Я вижу, что ты неиспорченный молодой человек, хотя и попал в дурную компанию.

Ха, да это же взломщик отпетый, ухмыльнулся про себя Дирвен.

Он уже знал от Куду и Монфу, что один из трех арибанских амулетов у него спер в тот роковой день Фингер Кемаско, амулетчик Тейзурга. А сейчас заподозрил, что в его тайник в Исшоде тоже свалился Кем, за компанию с Эдмаром и рыжим. Физиономия была другая – видимо, какой-то особо хитрый грим, зато рост, сложение, осанка, походка – ну, вылитый он! А Дирвен поверил и великодушно отпустил этого служителя Ланки на все четыре, еще и денег дал… Ничего, зато теперь свиделись.

Делиться своим открытием с Арнахти он не стал. Старик не внушал ему доверия. Два часа пакостного состояния, когда ты себе не принадлежишь, и тебя контролирует кто-то посторонний – не многовато ли будет?

Надо уносить отсюда ноги. И забрать с собой «Королеву роя». Незачем оставлять ее Арнахти.

Покровитель велел Тунанк Выри присматривать за Кемом, беседовать с ним о чем угодно и по вечерам докладывать – как он себя вел, что говорил. От этого будет зависеть его дальнейшая участь. Господину Арнахти нужен взломщик, но пока неизвестно, можно ли доверять Кему. Если он покажет себя хорошим молодым человеком, девица Барвила поспособствует его бегству, после чего он угодит в ловушку и окажется на волосок от гибели. Тут-то и явится благодетель, который спасет его, подлечит и возьмет к себе на службу, попеняв за непослушание. Если же выяснится, что нутро у него гнилое, он сгодится для экспериментов. Тунанк Выри бояться нечего, без амулетов он не опасен.

Порадовавшись, что ей не придется присматривать за Дирвеном, мучаха осторожно спросила:

– А что будет с остальными? Без них ваша усадьбы была таким прекрасным местом…

И без омураков тоже. Но об этом она сказать вслух не рискнула.

– Я понимаю твою тревогу, – вздохнул покровитель. – Мне и самому не нравится, что приходится держать их здесь, пусть даже под заклятьями. Но больше негде. Мне нужны деньги, артефакты и прочие ценности, которыми владеет Тейзург. Он должен всё мне отдать, и как только это произойдет, я запечатаю его сущность в долговременную ловушку, которую мы надежно спрячем. Он до сих пор не сломался, но я еще не познакомил его с моими омураками… Когда он увидит, что им на растерзание брошен тот, кто ему всех дороже, его сердце дрогнет. Я приберег этот аргумент на крайний случай. Пусть наша долина защищена от… – Арнахти сделал паузу – не назвал, от кого, но Тунанк Выри догадалась, что он имеет в виду Великого Северного Пса. – Все же без необходимости лучше не перегибать. Пока я использую другие методы, но если больше ничего не останется, нас выручат омураки. Я все же надеюсь, что он капитулирует раньше.

– А Дирвен? – дрогнувшим голосом спросила Тунанк Выри.

Ей все это было очень не по нраву.

Маг нахмурился и ответил, вперив в нее строгий взгляд:

– За Дирвеном я сам наблюдаю, здесь твое участие не требуется. Возможно, он и дальше будет мне полезен. Ты же видела, он подвластен «Королеве роя», как и все остальные, и никакие амулеты ему не помогут.

Мучаха торопливо кивнула несколько раз подряд. Этот ужасный чужой артефакт не имел над ней власти – покровитель уже проверил. «Королеву роя» создали, чтобы управлять людьми, а она из народца. И все же, наблюдая за экспериментом, она ощутила что-то невыразимо отвратительное, невыносимое… Оно не могло до нее дотянуться, и все равно она содрогнулась. Но она не хотела рассердить покровителя, поэтому сказала:

– Прошу простить меня, господин Арнахти, я привыкла бояться, как и все мое племя. Я исполню все, что вы приказали.

– Ступай, – устало произнес маг, вроде бы удовлетворенный тем, что услышал.

Медуза в банке. Умирающий комок слизи. Океан остался в прошлом, из банки не выбраться.

Это неправда. Это всего лишь то, что пытаются ему внушить.

Если разорвать в клочья паутину, затянувшую и потолок, и все горизонты в придачу – наваждение рассеется. Только до потолка не достать. И спалить эту дрянь не получится. С ним была саламандра, притворявшаяся золотым браслетом на запястье, но она исчезла. Хантре подозревал, что Риии сейчас не в лучшем положении, чем он сам. Когда он отсюда выберется, надо будет ее найти.

Большую часть времени он пребывал в оцепенении и чувствовал себя агонизирующим комком слизи. Раз в день это воздействие ослабляли, чтобы он съел миску каши и выпил кружку воды. Тогда Хантре вспоминал, кто он такой, что случилось… Но вспоминал на короткий промежуток времени.

Когда он уловил, что кто-то пустил в ход древний иномирский артефакт – тот самый, спрятанный демоном-союзником – он попытался вырваться из застенка. С тех пор ему не позволяли долго находиться в полном сознании.

Кем интересовался судьбой своих спутников – мучаха отвечала уклончиво: их отпустят не раньше, чем Тейзург отдаст господину Арнахти то, что должен отдать. Расспрашивал о долине и ее обитателях – тут она тоже говорила лишь о том, о чем можно и нужно говорить. Про учеников ничего лишнего. Кого как зовут, сказала, а чем они занимаются – не ее ума дело. Притворилась, будто не знает, кто такой Дирвен: мол, юноша по имени Гвенгер страдает недугом, который неприлично обсуждать вслух, и обратился к господину Арнахти за помощью.

Когда Кем спросил про повариху, Тунанк Выри рассказала, что господин Арнахти – благодетель Тьеки. Соседи обвинили ее в наведении порчи, якобы она из мести подбросила им какую-то дрянь, полученную от сумасшедшей ведьмы. От расправы ее спас маг, проезжавший через их городишко. Благодарная Тьека пошла к нему в услужение, больше ей некуда было пойти. И кучера Шамдье он тоже однажды выручил, и Пандьеду, и сама Барвила ему жизнью обязана – ее матушку, тетку и сестер сгубили злые люди, а она уцелела по милости господина Арнахти.

О себе мучаха говорила скомкано, показывая, что ей тяжело и неприятно об этом вспоминать, да он и не стал выпытывать подробности. Сощурился, призадумался, а после спросил:

– Кто навел порчу на соседей Тьеки?

Тунанк Выри моргнула в замешательства. Она-то знала, кто, но Кему какая разница?

– Неизвестно… А чего ты вдруг об этом, ты разве бывал в Цубьяде?

– Не бывал. Но сильный маг мог бы выяснить, кто виноват. Странно, что он этого не сделал.

– Наверное, он торопился, – не понимая, куда клонит собеседник, пробормотала Тунанк Выри.

– А почему у Шамдье на той дороге сломалось колесо?

Мучаха снова растерялась:

– Колеса же иногда ломаются на дорогах…

– А почему сбежавшая от Пандьеды девочка провалилась именно в тот сугроб, над которым нависала снежная голова?

– Ну, такое тоже иногда бывает… – промямлила мучаха, словно оправдываясь.

– А почему с твоими близкими случилась беда, когда рядом оказался твой благодетель?

Тунанк Выри от его речей разволновалась хуже некуда. Словно в тот раз, когда на исходе месяца Чайки, едва проснувшись, отправилась погулять на речку, все еще схваченную льдом, да на радостях, в солнечном сиянии, не заметила, куда забрела – а под ногами хрустит, того и гляди ухнешь в гиблую стынь… Ее тогда выручил отчаянный прыжок в сторону берега. Человек на ее месте провалился бы, но мучаха и весит меньше, и скачет так, что тягаться с ней могут только сойгруны да горные девы.

То же самое чувство внезапной беды.

– Так вот ты кто, – заметил Кем, глядя вниз, мимо ее острых коленок, скрытых под юбкой.

Она тоже глянула – и обмерла: из-под подола высунулся беспокойно подрагивающий кончик хвоста.

– Ой… – только и смогла она вымолвить.

– Не бойся, я никому не скажу. Арнахти знает, а остальные нет?

– Еще кое-кто знает.

Она вспомнила о том, что находится под защитой покровителя. Да и Кем не похож на свирепых охотников за кисточками. Хотя кто его разберет, он же амулетчик. А еще одной посвященной в ее тайну была повариха, тоже по случайности увидевшая хвост.

– Ты подумай, о чем я спрашивал. Кто навел порчу на соседей Тьеки, почему у повозки сломалось колесо, почему так вышло с девочкой, за которой присматривала Пандьеда. И как получилось, что плохие люди добрались до твоих родственниц, хотя вы же умеете прятаться и убегать, я читал про ваше племя.

Тунанк Выри молчала. Как будто хрустит под башмаками лед, негромко, но страшно, и в этот раз никакой прыжок не спасет, потому что до берега как до луны. Нет больше никакого берега.

– Ты ведь уже знаешь ответ на все эти вопросы, – добавил Кем.

Бледный, осунувшийся, похожий на простуженного долговязого школьника. А внимательные светло-серые глаза, по-мальчишески пытливые, как будто в самую душу заглядывают.

От господина Арнахти мучаха ничего не могла утаить, где ей противиться его заклятьям. Все как есть выложила.

Покровитель некоторое время пребывал в задумчивости, с суровым и печальным выражением на лице, потом недовольно произнес:

– Жаль. Такая была возможность… Я надеялся, что он не совсем испорченный юноша, а он оказался вконец испорченный. Забудь о том, что он тебе говорил. На, съешь конфетку.

Он достал с полки знакомую ей жестянку с облезлым узором,  с натугой открыл крышку высохшими старческими пальцами, и пока Тунанк Выри жевала сахарную подушечку, сотворил какое-то колдовство. После этого смятение улеглось, ее охватило привычное чувство благодарности.

Кема тем же вечером вернули в темницу. А Тунанк Выри до утра не покидало ощущение, что она забыла что-то важное. Неприятное, но важное. Или не очень важное, но забыла. Хотя с первыми лучами солнца это прошло. Поводов для тревоги и так хватает – омураки, Дирвен, опасные пленники господина Арнахти. Незачем что-то еще выдумывать.

Дирвен уже второй час торчал на вышке возле загона с самыми отвратными на свете тварями. Долину накрыли водянисто-серые сумерки. Похолодало. Горы, как потекшее желе, постепенно сливались с унылой небесной хмарью. Скоро его сменит один из учеников старого мага – то ли Савендье, то ли Курочди, уже все их дурацкие имена выучил. А пока он злился и изнывал по глотку пива, потому что выносить соседство этой жути на трезвую голову – такая радость, что хоть вешайся.

Омураки словно были созданы для того, чтобы внушать ужас, омерзение и желание оказаться от них подальше. Величиной с лошадь, с вытянутыми зубастыми мордами выходцев из ночных кошмаров, после которых просыпаешься в холодном поту. Тощие, как будто не сегодня-завтра сдохнут, но при этом подвижные, текуче-гибкие. Их шерсть смахивала на клочья зыбкого тумана, по земле волочились длиннющие голые хвосты вроде крысиных. На лапах серповидные когти: один взмах, и кровища фонтаном, кишки наружу.

Сейчас их толком не рассмотришь – скользящие в сумерках бледные тени. Четыре пары мертвенно светящихся глаз как будто плавают сами по себе тусклыми шариками-светляками.

В дальнем конце загона, возле естественной скальной стенки, у них был сарайчик, однако им в этом сарайчике не сиделось. Все четверо пришли к загородке и вытягивали шеи в сторону усадьбы, порой тоскливо подвывали – негромко, но от их воя бегали по спине мурашки и позорно сводило живот.

Для таких случаев на наблюдательном пункте имелось ведро с крышкой. Сдаешь дежурство сменщику – вынеси за собой, неподалеку специально вырыли выгребную яму. А без этого никак, иначе караульщики все бы тут засрали: омураки внушали животный ужас, когда впору опростать кишечник и мчаться прочь сломя голову. Арнахти не задумывался о том, что его ученики от такой ежедневной вахты рано или поздно рехнутся?

Паскудные твари проявляли беспокойство, и если б не загородка с удерживающими заклятьями, наверняка рванули бы к усадьбе. Зачем – чтобы всех там сожрать? Так их же не морят голодом, в загоне гниет недоеденная репа и куски сырого мяса. И вода в корытце есть – ее наливают снаружи по желобу, чтоб не заходить лишний раз на их территорию. А им все равно неймется. Хотя почему неймется, этот маразматик, затеявший на старости лет поиграть с огнем, объяснить не может: мол, вы наблюдайте, наблюдайте, пока еще не набралось достаточного материала для выводов.

Сменил его Курочди, крепко сбитый нангерец с физиономией прилежного ученика. Чернявый, бровастый, нос картошкой – с Савендье они похожи, как родные братья, поначалу Дирвен их путал. Ручди моложе всех остальных и выше ростом, а Квельдо родом из северных провинций Ларвезы, волосы у него посветлей и пожиже, чем у местных, и черты лица тоньше. Все они из тех посредственных магов, которых Дирвен в грош не ставил: Повелитель Амулетов с толково подобранным арсеналом такую публику уделает в хлам, не особо напрягаясь.

Зато старичок-благодетель – шкатулка с двойным дном. Похоже, что по силе он не уступает Суно Орвехту или Шеро Крелдону. И насчет дырявой кладовки голову заморочил: наверняка это была обманка, то-то не хранилось там ничего ценного.

Зачем? Да затем, чтобы заезжий амулетчик изловил для него «Королеву роя»! Которая вовсе не сбежала от Арнахти, а никогда ему не принадлежала. Тогда получается, что он знал или хотя бы подозревал, кто такой Гвенгер из Овдабы? Неспроста же именно к нему подкатил… Дирвен хотел припереть к стенке Барвилу, но та почуяла жареное и всячески избегала разговора наедине.

И тогда получается, что у Дирвена больше прав на «Королеву роя», чем у кого бы то ни было, ведь это он ее раздобыл.

Когда придет время уносить отсюда ноги, «Королеву» он заберет с собой. А после… Уничтожить? Или все-таки оставить, вдруг пригодится?

Взяв волшебную лампу – неказистый фонарь в жестяной оплетке, Дирвен сходил с ведром до выгребной ямы, потом не спеша направился к усадьбе. Наблюдения за омураками полагалось записывать в амбарную книгу, да еще устно отчитываться перед маразматиком-исследователем, и по дороге он презрительно кривился – надоела ему эта тягомотина хуже свербежа в заднице.

Окошки светились вдалеке, в густеющем сине-сером сумраке. Время ужина, но после двух часов с омураками аппетита чворк наплакал. Он решил прогуляться. Пусть сперва рассосется холодный ком в животе, иначе кусок в горло не полезет, даже если это стряпня Тьеки.

Долину накрыла темень, но у него «Луногляд». Убрел довольно далеко и от загона, и от усадьбы. Впереди вроде бы кустарник, а за ним журчит речка. И ни одного придурка рядом.

Дирвен улегся на мягкую траву, закинул руки за голову. Что, если он, используя «Пятокрылы», сбегает однажды ночью до ближайшей деревушки?.. А после скажет Арнахти и остальным, что пошел вечером прошвырнуться по долине, не рассчитал время, не нашел в потемках обратной дороги, и пришлось заночевать под открытым небом – хорошо, что был с собой теплый плащ. Никто же не знает, что у него «Пятокрылы». Но сначала надо выяснить, где находится ближайшая деревня, а то будешь носиться всю ночь по горам и вернешься назад «ни пирога не поев, ни мёду не выпив», как говорят в Овдабе.

«Жаворонок на связи. Дежурный, вы меня слышите?»

«Жаворонок, я Пряха, слушаю тебя. Давненько не выходил на связь, коллега, что случилось?»

Дирвен едва не подскочил. И с чего ему такая дрянь мерещится, как будто он снова на службе у Ложи… Хотя почему – мерещится?! Это же его «Крик альбатроса», один из самых мощных амулетов дальней связи, уловил чей-то обмен мыслевестями! Пряха – старая магичка из доверенных людей Крелдона, ее вся Ложа знает. А этот Жаворонок – не иначе, шпион, затесавшийся среди учеников Арнахти?

«Не было возможности раньше. Важная информация для Большого. Существование Огрызка подтвердилось. Сейчас Огрызок у Нетопыря. Здесь Угробец, это он достал Огрызок, после того как Нетопырь привлек его к себе на службу. Нетопырь захватил Язву, Рыжего и Язвиного взломщика. Огрызок может ввергнуть в бессознательное состояние даже сильного мага, они были захвачены с его помощью. Также Огрызок берет под контроль группы людей и управляет ими, как единым организмом, противиться этому невозможно. Первый эксперимент Нетопырь поставил с нами, это длилось недолго. Потом он проделал то же самое с двумя ближайшими к его гнезду деревнями. Там население уже трое суток находится в невменяемом состоянии и повинуется всем его приказам, даже самым нелепым. Под воздействием Огрызка люди ведут себя, как насекомые. Пряха, здесь кто-то есть! Меня выследили...»

Дирвен уже был на ногах и отразил магический удар «Незримым щитом». Если б Жаворонок не заметил его присутствия, он бы затаился и выждал, когда шпион уйдет. Похоже, тот работает в одиночку, и любой посторонний для него противник. Вдобавок мог определить, что идет перехват мыслевестей, вот и ринулся в атаку.

Новый удар. Нехило бьет, но куда ему против повелителя амулетов!

Большой – это Крелдон, Нетопырь – старичок-исследователь Арнахти, Язва – Наипервейшая Сволочь, кто же еще. Насчет Рыжего тоже можно не ломать голову. А кого эти гады называют Угробцем? Да тоже ясно, кого... Одно слово, гады.

Квельдо, это же наверняка он, не собирался отпускать живым ненужного свидетеля. И скорее всего, уже догадался, с кем имеет дело. Дирвен тоже не собирался отпускать его живым –   ну совсем без надобности, чтобы на пятках повис агент Ложи.

Кончилось тем, что Жаворонок нарвался. И он все же оказался не настолько никчемным магом, как старался выглядеть для Арнахти и остальных: в ходе поединка у Дирвена половина боевых артефактов разрядилась.

Добил его контрольным ударом «Каменного молота», так что череп хрустнул. Пожелал, как положено, добрых посмертных путей, чтобы у покойника никаких претензий.

Когда подошел забрать трофейные амулеты, изрядно удивился: это был вовсе не Квельдо, а Савендье. Или Курочди умотал с поста возле загона, чтоб отправить донесение в Аленду? Эти двое похожи, а у Жаворонка голова проломлена, лицо в крови – поди разбери, кто из них.

В усадьбе заметили бы отсутствие Савендье, поэтому скорее уж Курочди. Хотя мало ли, под каким предлогом Савендье мог отлучиться – допустим, старик послал его за травами, которые нужно собирать именно в этот час безлунной ночью.

Кто бы он ни был, труп надо спрятать. Дирвен не собирался докладывать об этом происшествии Нетопырю. К крухутакам не ходи, тот с самого начала был в курсе, кто такой «Гвенгер».

Чтобы не капала кровь, замотал разбитую голову Жаворонка его же плащом. Задействовав «Тягло», взвалил ношу на плечи, активировал «Пятокрылы» и «Круговерть».

Ему всего-то и нужно выбраться за пределы долины и найти ущелье поглубже. Не угодив по дороге в расставленные Нетопырем ловушки, но амулеты вовремя предупреждали об опасностях и защищали от враждебной магии. Прошел, как нож сквозь масло.

Избавившись от тела, Дирвен уже собирался повернуть назад – добытый из-под земли артефакт надо забрать с собой, когда заметил в темноте огоньки. Далековато, но для «Пятокрылов» это не расстояние.

В нангерских горных поселениях сложенные из камня дома тесно лепятся друг к дружке, а внутри этого массива лабиринт улочек, двориков, тупиков – незваный гость в два счета заблудится. Но только не Дирвен с «Верным провожатым», запоминающим дорогу. С помощью «Ключа Ланки» он без труда проник в крестьянскую твердыню. Пахло дымом, овечьей шерстью, колбасой худьякьяги, сушеным навозом. А пиво у них есть? И вот бы тут нашлась какая-нибудь вроде той, с которой его свел Арнахти возле пещеры Очьемьят…

Час поздний, но в одной из построек окна светятся – чего им не спится? Перед тем как отправиться на поиски годной красотки, Дирвен решил туда заглянуть.

Дверь приоткрыта. Он подобрался к проему и замер в тени. Что здесь происходит?!..

Похоже, в этот зал с низким закопченным потолком набилось все население деревушки от мала до велика. Может, у них праздник? Так для веселья чересчур тихо. Или кого-то хоронят? Опять же причитаний и молитв не слышно.

Они заняты делом: сидят и что-то перебирают. Или только изображают работу? Один точно перебирает, перед ним мешок с крупой, а остальные впустую повторяют его движения. В тусклом свете масляных ламп Дирвену показалось, что выражения лиц у всех одинаковые. Моргнул несколько раз, присмотрелся – и вовсе не показалось, они и впрямь одинаковые: глядят сосредоточенно, лбы наморщены, рты приоткрыты.

Дирвен вошел и громко поздоровался. На него никто даже не посмотрел. Только мышь, подъедавшая с полу рассыпанную крупу, шмыгнула под стол – она тут выглядела самой разумной.

Эти придурки живые или покойники? Как будто живые… По крайней мере, дышат.

Вспомнился доклад Жаворонка Пряхе насчет экспериментов с Огрызком. Значит, вот почему они такие... Ну и пакость!

Желание враз отшибло. Несколько минут назад лишь об этом и думал, и молодые девчонки здесь были, но теперь его охватило отвращение. Когда они с Хеледикой пробрались в пещеру шепчущего народца, чтобы увести оттуда маму, зачарованные пленники пшоров так же выглядели… Хотя нет, не так же: у тех все-таки были разные выражения физиономий, и двигались каждый сам по себе, а здесь как будто одна сущность находится сразу в сотне тел. И это сотворил с ними Огрызок? Или «Королева роя», как называет этот артефакт Арнахти? Пакость, иначе не скажешь.

Дирвен как пришел, так и ушел – тихонько, ничего не трогая. И лишь потом, удалившись от мерзкой деревушки на пару шабов[1], осознал, что его едва ли не трясет.

Всю дорогу он размышлял о том, как поступить с Огрызком: уничтожить или оставить себе? Отвратная штука, его нутро буквально вопило, что от такой штуки надо избавиться, да так, чтобы ничьи загребущие руки до нее больше не дотянулись. А с другой стороны, это же силища: кто угодно или вырубается с гарантией, или подчиняется тебе беспрекословно… Причем подчиняется даже после того, как артефакт унесли на изрядное расстояние. Это шанс вернуть корону и трон – или в Ларвезе, или где-нибудь еще. Он по праву король, он вернет себе королевство, неважно какое, и всех заставит с собой считаться. Приняв окончательное решение, Дирвен мстительно ухмыльнулся.

Когда они с Жаворонком сражались, Арнахти мог уловить магическое возмущение. И вдобавок недосчитался двоих – своего якобы ученика и так называемого Гвенгера. Значит, надо действовать быстро: пришел, взял, ушел. Весь арсенал при нем, деньги зашиты в пояс и рассованы по карманам нательной безрукавки. Едой можно разжиться в любой деревушке. Главная опасность – это если полоумный Нетопырь пустит по его следу омураков… Аж нехорошо стало от этой мысли, но Дирвен тут же подумал, что Арнахти еще не настолько их выдрессировал: усвищут в горы за беглецом, и лови их потом. Вряд ли станет рисковать, раз они такие ценные.

В долине темно и тихо. Никакой суеты с фонарями.

Специально сделал крюк мимо загона с гнусными тварями. На втором этаже домика светится окно, кто-то маячит на площадке. Дирвена сверху заметили, окликнули по-нангерски. Это Курочди, до сих пор торчит на посту, хотя прошло больше двух часов. Значит, Жаворонком был Савендье. И он же должен был сменить Курочди, но никого уже не сменит, потому что ушел в серые пределы.

– А что случилось? – спросил Дирвен по-овдейски. – Я прогуляться хотел, да заснул на траве, продрог как собака.

Савендье хватились, раз он не заступил вовремя на дежурство. Исстрадавшийся Курочди послал мыслевесть учителю, а сейчас решил, что Гвенгера для того сюда и прислали.

– Ладно, я подежурю, пока этот раздолбай не нашелся, – недовольно процедил амулетчик. – Отлынивает, кому сюда охота. Я уже чуток выспался, хоть согреюсь.

Что ему это даст? Все будут думать, что он на вышке около загона, а он в усадьбу за Огрызком – и прочь из этой унылой долины. Выигрыш во времени.

Курочди ринулся вниз по лестнице, звякая дужкой ведра. Бодро сбегал до выгребной ямы и обратно, и вот уже его фонарик мерцает в темноте, удаляясь по направлению к усадьбе.

Дирвен рванул туда же параллельным курсом без фонаря, ему и «Луногляда» хватит.

В усадьбе не спали. Услышал из коридора, как на кухне Барвила рассуждает дрожащим голоском: несчастного Савендье, наверное, растерзали омураки, они только и ждут случая всех нас сожрать, подошел слишком близко к загородке, а его хвать – и затащили внутрь.

– Не болтай глупостей, вертихвостка, – отозвалась повариха, ее голос тоже звучал встревожено. – Может быть, он горную деву встретил да приглянулся ей. Найдется жив-здоров, вот уж ему достанется от господина Арнахти…

– В нашу долину нет ходу горным девам, господин Арнахти об этом позаботился, – возразила Барвила.

Ха, да какая из нее вертихвостка! Барышня-сухарик на побегушках у старого придурка, больше она ни на что не годится.

– Там ограда такая, что тварь никак башку не просунет и человека к себе никак не утащит, – веско заметил Шамдье. – Нет, здесь что-то другое случилось. Может, маги пойманные чего-то наколдовали.

Благодаря языковому амулету Дирвен понимал то наречие, на котором общались между собой домочадцы Нетопыря, хотя болтать по-ихнему пока не выучился. И языковой амулет у него предпоследний, надо будет раздобыть еще. Они после активации в подзарядке не нуждаются, но при этом одноразовые – закончился срок, можно выкидывать.

Арнахти и его учеников на кухне не было. И Огрызка в ближайшем радиусе не было – ясно, что Нетопырь таскает его с собой, чтобы никто не прикарманил.

Поднявшись на спрятанную под навесом галерейку чердачного этажа, Дирвен вскоре разглядел оттуда приближающиеся огоньки: идут обратно с шариками-светляками. Куда ходили, можно не гадать – на то место, где умер Жаворонок. Поскольку Дирвен применил «Круговерть», вряд ли они выяснили, кто был там еще, и куда делось тело Савендье.

С другой стороны тоже приближается огонек – это плетется вымотанный после затянувшегося дежурства Курочди, у него же нет «Пятокрылов».

Нужно подождать, когда старик отправится на боковую, и забрать Огрызок. А перед этим, чтобы побольше неразберихи, чтоб они не сразу поняли, за кем кидаться в погоню… Выпустить пленников?.. С Наипервейшей Сволочью и рыжим этот фокус не пройдет – там такие охранные заклятья, что проще у куджарха из пасти добычу вырвать. Но есть еще Кем – вот и пусть удирает, благодаря своего покровителя Ланки и отвлекая на себя внимание преследователей.

Дирвен слышал, как Курочди доложил учителю, что около загона дежурит Гвенгер. Старый пень, не проявив никакого снисхождения, отправил его записывать наблюдения в амбарную книгу, а остальным велел отдыхать – с первыми лучами солнца они пойдут искать Савендье.

Прошмыгнула к себе в комнату Барвила. Лампа на кухне погасла. До рассвета не так уж много времени.

Усадьба напоминала здешние деревушки: кучно поставленные жилые и хозяйственные постройки в один-два этажа, наверху галерейки под навесами, внизу дворики и мощеные проходы меж каменных стен. Только окна как в городских домах, но рамы давно облезли и рассохлись. Ну и мебель подороже, хотя сплошное старье – прошлый век, если не позапрошлый. И у деревенских почище, а здесь прибираться некому: повариха на кухне хлопочет, Барвилу с тряпкой или веником Дирвен никогда не видел. За скотиной ученики убирают, но дом вконец запущенный.

Он уже изучил тут все, как свои пять пальцев. Прокрался туда, где держали Кема, обезвредил охранные заклятья, открыл замки «Ключом Ланки».

Пленник спросонья испуганно уставился на него, задрав белесые брови.

– Живо вставай, – велел Дирвен шепотом. – У тебя руки-ноги целы?

–Да…

– Считай, тебе повезло. Я тебе кое-что дам с собой, и метись отсюда куда подальше. Хотя гад ты, конечно, редкостный. Это ведь ты спер у меня королевский медальон?

Взломщик не ответил. Сидел, ссутулившись, на грязном тюфяке и настороженно глядел на визитера снизу вверх.

– На, – Дирвен швырнул ему шнурки и теплую куртку. – В карманах есть кое-что нужное, чтоб у тебя были шансы уйти. И шевелись, если не хочешь тут сгнить!

Кем начал шнуровать ботинки.

– В пещере тоже был ты? Я тебе еще полный мешок золота позволил унести, а ты гадом оказался.

Снова промолчал.

Наконец нетвердо поднялся на ноги, надел куртку. Сипло спросил:

– А они?.. Их тоже выпустишь?

– Только тебя.

– Ты знаешь о том, что Хантре спас твою маму? Он ее из Аленды в безопасное место отправил, иначе бы ее убили. Сейчас с ней все в порядке.

– Знаю, – прошипел Дирвен, зло скривившись. – Что я могу сделать, если там такие заклятья, что амулеты их не берут? У меня в арсенале нет того, что могло бы с ними справиться. А ты уматывай. Пошли, до дверей провожу. У тебя в кармане «Скоробег» –   почти израсходованный, но на сколько-то хватит.

– В мешке было не золото, ­– неожиданно сказал Кем.

 – А что тогда?

– Шнырь.

– Какой еще Шнырь?

– Мой друг.

– Ребенок, что ли? Вы совсем придурки, что на такое дело ребенка с собой взяли?

– Он был из народца.

– Да разве можно дружить с народцем?.. – Дирвен аж оторопел, услыхав такое.

– Можно.

– Ну ты придурок… А почему был – дружба, что ли, закончилась?

– Он погиб.

Дирвен лишний раз убедился, что всякий, кто свяжется с Наипервейшей Сволочью, через некоторое время так или иначе становится чокнутым. В Абенгарте Кем выглядел здравомыслящим парнем, а теперь – ну ни в какие ворота.

Лясы точить некогда, спровадил его поскорее до выхода и отправился в опочивальню к Арнахти.

Огрызок рядом. За стенкой. Или за двумя-тремя тонкими стенками.

В комнате пахло какой-то гнилью, пряностями, мышами, несвежим бельем. Темнота напоминала чернильную жижу, даже «Луногляд» не помогал, хотя так не должно быть. Дирвен подался назад, к дверному проему, да было поздно – он уже потерял опору и проваливался в эту зыбкую чернильную тьму…

Покровитель поднял всех на ноги еще до рассвета. Квельдо и Ручди потащили в темницу опутанного магической сетью Дирвена, который попался на попытке выкрасть «Королеву роя». Заодно обнаружили, что Кема след простыл. Господин Арнахти устало махнул рукой – ему не уйти, не настолько он силен, чтобы миновать все ловушки. Ясно, что выпустил его Дирвен, но это была дурная услуга.

Не выспавшаяся Тьека гремела на кухне посудой. Курочди, с лицом мрачнее тучи, торопливо завтракал вчерашними оладьями – ему было велено отправляться к загону и наблюдать за омураками, которые остались без присмотра. Тут же Шамдье вслух рассуждал о том, что сейчас выгонит пастись овечек и козочек, а потом возьмется за лопату и пойдет наводить порядок в хлеву. Тунанк Выри догадалась: это он решил напомнить хозяину, что у него хлопот по горло, чтобы его тоже не послали караулить окаянных тварей.

Господин Арнахти еще ночью выяснил, что Савендье убит магическим способом, но куда делось тело, неизвестно. След закручен, ворожба не помогла. Судя по всему, это работа Дирвена, которого можно будет допросить только вечером – раньше не очнется. Покровитель приказал мучахе сходить на то место, где пролилась кровь, и поворожить своим способом, вдруг ей что-нибудь откроется.

Шагая по росистой траве под светлеющим серым небом, Тунанк Выри пыталась обрадоваться: Дирвен больше не опасен, его будут держать взаперти, и все амулеты у него забрали… Но эти размышления ничуть ее не успокаивали. Она кончиком хвоста чуяла, что самое страшное еще впереди.

[1] Шаб – мера длины, около 1,3 километра.

Глава 5. Твари из прошлого

Все прошло на диво слажено и благопристойно. Когда начались схватки, послали за госпожой Глимонг, известной повитухой. Да еще примчалась Хеледика, готовая, если у роженицы из-за потуг откроется недавняя рана, оказать помощь своим ведьмовским способом. Вдобавок Зинта и сама контролировала процесс, используя силу Тавше – лекаркам под дланью это не возбраняется.

Суно, ожидавший в гостиной в компании матушки Сименды и Тилибирии, плел обережные заклятья от демонов Хиалы и прочей всевозможной нечисти. На всякий случай, во избежание. Сидеть сложа руки было невыносимо.

Наконец он услышал негромкий младенческий плач и бросился в комнату.

– Здоровый мальчик! – сказала песчаная ведьма, едва он появился на пороге.

А госпожа Глимонг показала ему крохотное существо с пока еще не обрезанной пуповиной и велела подождать за дверью. Достопочтенный Орвехт безропотно подчинился.

Конечно же, тем вечером он никуда не собирался. Подчиненные без него управятся, если только небо на землю не упадет. Но тут пришла мыслевесть от Крелдона – и ему, и Хеледике: обоим немедля прибыть в резиденцию Верховного Мага.

«У меня сын родился».

«Поздравляю, и Зинте передавай мои поздравления. Но все равно тебя жду. Пожар».

Словно тазик ледяной воды на голову. «Пожар» – это значит, случилось что-то крайне серьезное. Именно что небо на землю… Или другой инцидент того же порядка.

Функционеров собралось полтора десятка – проверенные полевые агенты с безупречной репутацией. В кресле с высокой спинкой сидела, чопорно выпрямившись, сухощавая пожилая дама с сурово поджатыми губами, в отороченной черными кружевами мантии. Пряха, одна из старейших магичек-связных.

– Коллеги, все вы слышали об Огрызке и знаете, что это, предположительно, такое, – без проволочек начал Шеро. – Разве что Хеледика не знает. Суно, в поезде ей расскажешь. Пришло донесение от Жаворонка из Нангера. Огрызок нашелся, и нашел его наш властелин недобитый. В этот раз Угробцем манипулирует Нетопырь. Тоже все в курсе, что за личность. Сейчас вам соберут кое-что в дорогу, и вы отправитесь в Нангер под видом курортников. Задача сами понимаете какая: любой ценой захватить и доставить в Аленду Огрызок. Даю слово коллеге Грувелдон, она перескажет последнее донесение коллеги Финагрета, – он кивнул Пряхе.

Не было времени подготовиться к допросу. Едва в голове прояснилось, Нетопырь уже тут как тут. И ни одного амулета в пределах досягаемости – знают, гады, с кем имеют дело.

Каморка вроде той, где держали Кема. Дирвена подняли с тюфяка, усадили на стул у стенки, еще и привязали к этому стулу. Арнахти устроился напротив, в раскладном бартогском креслице, которое выглядело так, словно с одного пинка развалится. Курочди, Ручди, Квельдо и Барвила выстроились у него за спиной.

Барвила выглядела испуганной, ученики – угрюмыми, старый хмырь – печальным и оскорбленным в лучших ожиданиях. А пленник уже успел покрыться гусиной кожей: он был босиком и голяком, не считая чужих портков. Ясно, приняли меры, а то вдруг у него в одежке что-нибудь зашито.

Работая на Ложу, он прошел нехилую школу. Его же на всякие задания посылали, ну, и инструктировали, как себя вести, если попадешься.

Как бы ни был силен Нетопырь, он не из тех, кто владеет ментальной магией, вроде Шеро Крелдона. Иначе не прозевал бы шпиона в своем ближайшем окружении.

Надо тянуть время, пока сюда не нагрянут агенты Ложи. Полундра и неразбериха в его интересах: может, удастся завладеть нужными артефактами, или Арнахти перед лицом серьезного противника захочет договориться с ним по-хорошему.

Сперва тот спросил, как его зовут на самом деле. Дирвен усмехнулся и сказал. Никто из этой гнилой компашки не удивился – получается, все они были в курсе, и ученики, и барышня-сухарик.

– Что ты делал в моих покоях? – сверля его взглядом, поинтересовался маг.

– «Королеву роя» хотел поизучать. Вы же ее в день по чайной ложке изучаете, я быстрее разберусь.

Нетопырь сохранил мину разочарованного мудрого наставника, но все же в лице у него что-то слегка дрогнуло.

– Почему ты убил Савендье?

Дирвен уже придумал простой и каждому понятный ответ на этот вопрос:

– Домогался он ко мне – ну, с этой самой мерзопакостью… Увязался за мной, то да се… А я не терплю этой мерзопакости, убивать таких готов. Я оборонялся, потому что мои чувства были оскорблены, ну и врезал так, что у него голова хрясть. Он сам виноват.

Тут уже все переменились в лицах, а господин Арнахти нахмурился и произнес:

– Не замечал за Савендье таких наклонностей…

– Да врет он! – выпалил Квельдо. – Он сам извращенец, он же на весь просвещенный мир своими непотребными делишками хвастался безо всякого стыда! Меня аж дергает, когда он близко подходит, к такому только повернись не той стороной… Учитель, да наверняка он сам домогался Савендье, а тот не захотел, вот он его и убил!

– Врешь ты все! – возопил Дирвен, вскочив вместе со стулом. – Это он ко мне полез, а не я к нему! Я таких ненавижу!

– Тихо! – приказал Арнахти – его интересовало не кто кого домогался, а более существенные подробности. – Где тело Савендье?

– Унес наружу, – буркнул амулетчик.

– Как унес?!.. – теперь и Нетопыря проняло – он же столько охранных заклятий вокруг своей долины понаплел, а кто-то запросто ходит туда-сюда.

Пришлось рассказывать в подробностях, как ушел из долины, да как вернулся. Во-первых, запираться бессмысленно – начнут допрашивать с пристрастием, во-вторых, надо, чтоб Арнахти понимал его ценность и не захотел поскорее его прикончить.

Наконец они ушли, стул и веревки унесли с собой. Победа осталась за Дирвеном, хотя это была так себе победа.

Он растянулся на тощем, как прелести Барвилы, соломенном тюфяке. Руки-ноги занемели, во рту пересохло, голова чугунная. А хуже всего то, что узнал, наконец, почему этот придурок Квельдо от него шарахается: потому что несправедливо записал его в извращенцы!

Повсюду белесая хмарь, с неба моросит – ткутся водяные паутинки и тут же рассыпаются мельчайшими брызгами, то ли есть они, то ли нет. Скорее все-таки есть, потому что горы мокрые, и на влажных камнях недолго поскользнуться. Человеку недолго, а мучахе хоть бы что, пусть она и не горная дева.

Господин Арнахти оседлал камнешмыга – магическую тварь, похожую на вырубленного из гранита поросенка величиной с пони. Он приманил его, зачаровал и выдрессировал, чтобы разъезжать на нем по окрестностям. Камнешмыги издавна обитают в Унских горах, людей сторонятся, да и людям нет до них дела. Они не зловредные, никому не мешают. Здешние маги иногда их ловят, чтобы использовать для своих нужд. У них один недостаток: такое существо привязано к своей территории и не может ее покинуть, так что далеко на нем не уедешь. А если изловленного камнешмыга силком вытащить за ее пределы, он превратится в обыкновенный валун.

Этого назвали Уджи. Его каменный хребет скрывала попона из сложенного вчетверо стеганого ватного одеяла, к которому пришили ремни, застегнутые под брюхом твари. А сверху еще и пуховая подушка в гобеленовом чехле – вместо седла. Когда Тунанк Выри впервые это увидела, ей стало смешно, но она благоразумно сохранила на лице серьезное выражение, чтобы не рассердить покровителя.

Сама она мчалась вприпрыжку рядом с всадником. Камнешмыги бегают не настолько быстро, чтобы мучахе за ними не угнаться.

Хмарь впереди стала гуще, изменила цвет – здесь она была с желтизной, словно брюхо протухшей рыбы. Господин Арнахти остановил Уджи, Тунанк Выри тоже остановилась.

– Что ж, этот молодой человек подписал себе смертный приговор, – сухо произнес маг. – Хотя мог бы пригодиться мне для экспериментов и прожить подольше. Он сам выбрал свою участь. Когда период выбросов закончится, сходишь сюда, найдешь его тело и заберешь амулеты, которые дал ему Дирвен.

– Я поняла, господин Арнахти, – тихо отозвалась мучаха.

Она чувствовала себя подавленно. Разговор с Кемом чем-то ее растревожил – она не все запомнила, но вроде бы он говорил ей что-то плохое… И все равно его немного жаль. Уж лучше бы остался в усадьбе пленником. Он успел уйти довольно далеко и забрел в ущелье с ядовитым паром, впереди целый лабиринт таких ущелий. Этот подземный пар ничем не пахнет, и пока поймешь, что ты задыхаешься, будет поздно. Страшная медленная смерть.

В глазах защипало, ей захотелось всхлипнуть. Удержалась, но маг все равно заметил.

– В чем дело, Тунанк Выри?

– Я подумала о том, как много вокруг опасного.

– Слушайся меня, тогда будешь в безопасности. Сама видишь, что бывает с теми, кто непослушен. Пойдем.

Они повернули обратно.

Дирвен маялся в этом застенке уже двое суток, если не больше. В придачу к штанам ему кинули шерстяную фуфайку – нестиранную, вонючую, заскорузлую под мышками, еще и кусачую. Зато в ней теплее, чем голышом.

Духота, застарелый запах мочи, свет еле сочится в оконце под потолком. Мерзкое ощущение телесной слабости, как будто он болен – то ли наведенные чары, то ли в еду подмешивают какую-то дрянь. А может, Нетопырь тянет из него жизненную силу – некоторые маги умеют делать это на расстоянии, через стенку. К крухутакам не ходи, так и есть! И до чего паршиво без амулетов… Он уже забыл, каково это – быть как все, кто неспособен к волшебству.

Окошко стало белесым, словно бельмо на глазу – наступило утро. Барвила принесла кормежку. Держалась боязливо, но, похоже, не опасалась нападения. Она была не одна, в темноте коридора возле тележки с кастрюлей и чайником маячил кто-то еще. Но дело не только в этом: она знает, что Дирвен под заклятьем, и сейчас у него попросту не хватит сил, чтобы наброситься на тюремщиков и сбежать. То-то его даже не заковали.

Дверь захлопнулась, послышался заунывный скрип удаляющейся тележки. Дирвен без аппетита съел кашу, отлил в ведро. Стянул гадкую фуфайку – он надевал ее только на ночь, чтоб не продрогнуть –  и пластом растянулся на тюфяке. Но в этот раз долго отлеживаться ему не дали.

Снова лязгнул замок. Он думал, это Барвила пришла за миской и кружкой, но вместо нее в каморку ввалились ученики – все трое, с мрачными разбойничьими рожами, словно явились чинить расправу. Квельдо держался за спинами товарищей.

Дирвена вздернули на ноги, скрутили запястья, завязали глаза и поволокли наружу. Старый хмырь затеял очередной эксперимент со своим треклятым Огрызком? Если бы удалось по ходу дела дотянуться до подходящего боевого артефакта… Он бы задал жару этим придуркам, надолго бы запомнили!

Когда вывели во двор, наконец-то вдохнул полной грудью свежий воздух, пахнущий травами, дождем и простором. Его шатало, вдобавок камешки кололи ступни, он же не привык разгуливать босиком. Но далеко идти не пришлось, посадили в телегу. Через некоторое время еще кого-то притащили и устроили рядом, потом кто-то забрался и пихнул Дирвена, чтобы подвинулся. Судя по голосам, все помощники Арнахти здесь. Может, тот уже знает про Жаворонка и собирается драпать из усадьбы, захватив с собой пленников? Хотя на большие сборы эта суета не похожа – тогда, значит, эксперимент. Телега тронулась.

И ведь никаких артефактов у этих гадов при себе нет! Или все-таки что-то есть… Но оно намертво переплетено с заклятьями, и вдобавок там что-то вконец запутанное, как потрепанная кошками пряжа. Он бы, может, и распутал, если б у него было время, но не похоже, что это боевые амулеты. Что-то другое.

О самом страшном варианте Дирвен до поры до времени не думал: или бегство от незваных гостей, или эксперимент с Огрызком. Первое сулит разнообразные возможности, второе противно, но не смертельно. А когда донесся издали ужасающий низкий вой, он понял, что у Нетопыря могут быть и другие планы.

В школьные годы, до того как жизнь переломилась надвое, Кемурт зачитывался «Настольной книгой юного путешественника» – папа с мамой подарили ему все пять томов. Благодаря этому он много чего знал о чужих краях, в том числе об Унских горах и о здешних ядовитых гейзерах. Их выбросы губят все живое – если только оно не успеет забраться повыше, чтобы переждать опасный период. На какую высоту надо подняться, видно сразу: где зеленеет на уступах растительность, там и человек выживет. Если поросль чахлая и нездоровая, лезь выше. Газовые гейзеры здесь не бьют фонтанами, отрава сочится потихоньку, и все же определить начало выброса можно – по желтоватому мареву в воздухе, так что гляди в оба. И не ночуй на земле, а то можешь и не проснуться. Ядовитый пар поднимается на высоту в полтора-два человеческих роста. Если заберешься выше, ты спасен.

Вооруженный знаниями и амулетами, Кемурт отправился в путь. Страха высоты у него не было, зато был опыт выживания на абенгартских крышах. Вдобавок кроме «Скоробега» Дирвен дал ему «Кошколаз», и по уступам он карабкался без труда.

В ущельях рос кустарник мьётта, усыпанный продолговатыми иссиня-черными ягодами – кислющими, зато съедобными и полезными. Можно ими питаться за неимением другого провианта. По ночам в горах холодно, даже в разгар лета, но теплая куртка с капюшоном более-менее спасала.

Вначале его терзало чувство вины – он уходит, бросив Хантре и Эдмара, но потом осенило: если он сбежит из владений Арнахти, он сможет им помочь. Надо позвать Великого Северного Пса, а уж дальше тот разберется. Для этого нужно выбраться из бесконечной череды ущелий, подняться повыше, встать лицом к северу, навстречу ветру, и кричать, называя Дохрау по имени, до тех пор, пока кто-нибудь из его небесной стаи не передаст вожаку, что Хантре в беде.

Может, есть и другие способы призвать Дохрау, но Кем их не знал, поэтому остановился на этом варианте. Да только анфилада ущелий все не кончалась, а ему уже несколько раз приходилось отсиживаться на уступах – когда в горле начинало першить, и в воздухе появлялась желтоватая дымка. Из-за этого он ушел недалеко, но сдаваться не собирался и двигался вперед так быстро, как только мог, мысленно взывая к Ланки Хитроумному, покровителю всех взломщиков и беглецов.

Приехали, во всех смыслах… Знакомая вонь тухлятины – за оградой гниют куски мяса, а заниматься там уборкой дураков нету. Арнахти об этом даже не заикался, учеников у него и так по пальцам пересчитать.

Негромкие утробные подвывания, от которых нутро леденеет.

Его же не собираются скормить этой жути?..

Дирвена вытащили из телеги и к чему-то стоймя привязали. Похоже, к столбу. Около наблюдательного пункта вкопано в землю несколько столбов, а в самом загоне ничего такого нет. Тогда это не казнь, а демонстрация для устрашения и назидания… Несмотря на эту мысль, позорно сводило живот, колени ослабли – если б не веревки, сполз бы на землю.

Его избавили от повязки.

Впереди знакомая белесая скала, ограничивающая долину с запада, над ней клубится туманная хмарь.

Загона не видно – его скрывает грязное полотнище, натянутое меж столбов ограды, и на фоне этого занавеса Нетопырь восседает на каменном хряке. В поношенном костюмчике нангерского стрелка и популярной в этих краях трехцветной шляпе он похож на безобидного пожилого курортника. И вроде бы у него что-то есть… Усыпленные «Пятокрылы», наверняка в сапогах под стельками, где же еще им быть!

На траве лежит кто-то связанный по рукам и ногам, голова целиком замотана сеткой с магическими побрякушками. Рыжий? Или Эдмар?

Уловив возню сбоку, Дирвен с трудом повернул затекшую шею: кого-то привязывали к соседнему столбу. У этого заклятая сетка была намотана наподобие тюрбана – физиономия на виду, но вконец разбитая и опухшая, с ожоговыми волдырями на щеках, с первого взгляда не опознаешь. Да и со второго тоже. Вдобавок на глазах у пленника замызганная тряпка.

– Тейзург, вы же любите театральные эффекты, вот я и приготовил вам сюрприз! – сварливо и в то же время с нотками торжества объявил Арнахти. – Барвила, сними с него повязку!

Барышня-сухарик семенящей походкой подошла к избитому. Бледная, губы дрожат, словно это ее сейчас бросят на съедение омуракам. Сдернула тряпку и шмыгнула в сторону.

Меньше всего Дирвен ожидал услышать в такой момент смех Этой Сволочи. Или Эдмара так отделали, что он умом тронулся?

Наверное, та же мысль посетила Нетопыря, который нахмурился, пожевал губами и уставился на пленника уже не с торжеством, а в недоумении. Собирался что-то сказать, но Тейзург его опередил:

– Арнахти, вы воистину немилосердны! Такой жестокости я от вас не ожидал… Мне ведь нельзя смеяться, у меня ребра сломаны! Я не сомневался, что рано или поздно вы решите меня добить, но кто бы мог подумать, что настолько изощренным способом… О, как больно…

– Что вас рассмешило? – сухо спросил Нетопырь.

– Боги и демоны, да конечно же вы! Если б вы только видели себя со стороны… До чего же вы уморительны в седле из любимой подушки! А под ней еще и одеялко, не подходящее по цвету и сто лет не стираное, зато заботливо свернутое, чтобы спасти дряблую задницу от синяков. Это так нелепо, что почти трогательно!

Во сволочь, почти восхитился Дирвен, даже в такой паскудной ситуации издевается.

Осмеянный Арнахти вперил в оппонента ненавидящий взгляд, но тут же овладел собой и с достоинством произнес:

– Тейзург, вам ли не знать, что волшебство может выглядеть нелепо с обывательской точки зрения, но это не лишает его величия и эффективности. Вы никогда не пробовали прокатиться на камнешмыге? Спины у них, как неровные гранитные глыбы, а пригодных для них седел люди не изобрели. Мне удобно. Да, мне удобно, и я не намерен тратить время на то, чтобы сделать из этой амуниции произведение искусства, как поступили бы вы. Я, в отличие от вас, не любитель изящной ерунды.

А старик тоже не промах. И девять из десяти, что Дирвена сюда притащили просто как зрителя. Поэтому надо взять себя в руки, и не навалить в штаны в присутствии Этой Сволочи... Хотя омураки близко, только Эдмар про них еще не знает.

– Хм, как же вы тогда объясните свою первую реакцию на мои слова? Мне показалось, вы как будто обиделись… И мне сдается, дорогой Арнахти, в глубине души вы сознаете, что многого лишены. Вы и смеяться-то не умеете. Признайтесь честно, вам когда-то приходилось быть предметом насмешек, и вы до сих пор от этого страдаете?

– Зато вы, Тейзург, умеете смеяться, – невозмутимо промолвил Нетопырь. – Что ж, посмотрим, как вы будете смеяться над тем, что сейчас увидите.

И одним рывком, с помощью заклятья, убрал натянутый меж столбов непрезентабельный занавес.

Эта жуть была тут как тут. Все четыре твари напирали на загородку, норовя просунуть меж прутьев отвратные морды с мерцающими, как болотные гнилушки, глазами. Ограда слегка пошатнулась – или Дирвену показалось из-за накатившей дурноты? Позади зашуршала трава: подручных Арнахти смело на почтительную дистанцию от загона. А Дирвен убежать не мог, эти гады его на совесть привязали.

Вслед за тем он услышал изумленный голос Эдмара:

– Глазам своим не верю… Арнахти, вам удалось меня удивить! Где вы их раздобыли?!

– Вы что-то о них знаете? – осведомился Нетопырь.

Будто бы спокойно, хотя его пальцы так и вцепились в изогнутую деревяшку, прикрепленную спереди к импровизированному седлу.

– Я о них слышал, – голос Этой Сволочи наконец-то дрогнул. – У них кошмарная репутация. Жрут все, что попадает в поле зрения. Как вам удалось с ними совладать?

– Настоящий маг совладает с чем угодно, – отозвался Арнахти с долей высокомерия. – Если маг охотится за знаниями, а не растрачивает себя на суетные страсти и прочую ерунду. А что касается их аппетита… Если вы не проявите благоразумие и не выполните мое требование, я отдам им того, кто лежит на траве.

– Если я выполню ваше требование, я останусь босым и нищим, без гроша за душой! – теперь в голосе Эдмара прорвались истеричные нотки.

Проняло тебя, гада, злорадно отметил Дирвен.

– Вы и так босиком, – резонно заметил Нетопырь. – Что вам терять? А если вы допустите, чтобы его растерзали омураки, к вам будут претензии… – он не договорил, всего лишь мотнул подбородком в сторону севера.

– Если вы это сделаете, к вам тоже будут претензии. Как вы их назвали – омураки?

– А вам известно другое их название?

– Я о них слышал, как о безымянных тварях. Где вы взяли этот ужас?

– Изловил в горах. У вас не слишком много времени, чтобы принять решение и спасти вашего... гм, приятеля.

– Вы не посмеете.

– Это вы не посмеете отказаться от единственного шанса его спасти.

– Я не собираюсь терять все, что у меня есть, из-за угроз сбрендившего вымогателя. Приберегите свой театр для кого-нибудь другого.

– Тейзург, это вы любите шутки, а я не шучу.

Так они препирались, будто бы вежливо, хотя видно было, что готовы друг дружку удавить, и Наипервейшая Сволочь все больше срывалась на истерику.

– Хватит разговоров, – произнес, наконец, Нетопырь непреклонным тоном. – Вы уже достаточно моего времени украли, пора заканчивать. Сейчас вы увидите, что мои слова не расходятся с делом. Ручди, Квельдо, подойдите сюда!

Возникла заминка: ученики подходить не спешили, но Арнахти нахмурился, и те подчинились.

– Сделайте то, о чем я говорил вам раньше.

Как будто речь шла о чем-то будничном – мол, поставьте стулья на место или не опоздайте к назначенному часу. Ох, и гад же, не лучше архимагов Ложи, или Ферклица, или Лормы.

– Шевелитесь! – он лишь слегка повысил голос, но эти придурки с несчастными рожами засуетились, перетащили бессознательного Хантре к воротам загона, обвязали еще одной веревкой и проворно отступили назад, держа веревку за конец. Все это под истеричные выкрики Наипервейшей Сволочи, которая постепенно теряла и свое хваленое достоинство, и последние остатки самообладания. А Дирвен даже злорадствовать не мог, так ему было муторно и страшно.  И… и он все-таки обделался, но сейчас это не имело значения. Они же не собираются открыть ворота?

Арнахти бросил на него укоризненный взгляд и отъехал на несколько шагов в сторону.

– Тейзург, у вас есть последний шанс его спасти. Это вы будете виновником того, что сейчас произойдет.

– Вы не сможете так поступить! – с надрывом возразил Эдмар.

Хантре лежал в двух шагах перед воротами. Створки начали со скрипом раскрываться.

Дирвен вспомнил, что ему говорили перед первым дежурством на вышке у загона, сам же Арнахти и говорил: омураков удерживает внутри не ограда – они ее в два счета снесут или перепрыгнут, а магический барьер. Так что старик блефует, тварям не пересечь незримую черту… Он же не дурак убрать заклятья!

Омураки столпились по ту сторону ворот и возбужденно хлестали длинными крысиными хвостами. Почуяли свободу?.. Какое им дело до обмотанного веревками и магической сетью человека, если у них в загоне и так остатки жратвы раскиданы… Хотя нет, все-таки тянут к нему шеи, только дотянуться не могут – барьер не пускает.

– Тейзург, я могу немного сдвинуть линию, – академическим тоном сообщил Арнахти. – Совсем немного, но им этого хватит, чтобы добраться до свежей пищи. От вас зависит…

Он не успел договорить, потому что омураки хором завыли, и этот сокрушительный жуткий вой не шел ни в какое сравнение с тем, что Дирвен слышал раньше.

Кажется, он еще раз обделался. Он был на грани обморока. Ему показалось… Или не показалось – твари всем скопом ринулись наружу, как будто их вой смел хваленый магический барьер.

И вовсе не свобода была им нужна, а все-таки еда, потому что они обступили Хантре, ухватили зубами, все вчетвером, и мигом утащили к себе в загон.

– Арнахти, вы подписали себе смертный приговор, – уже без всякого намека на истерику заметил Тейзург. – Даже хуже, чем смертный.

Сгрудившись вокруг брошенного на землю человека, омураки принялись рвать его в клочья.

– Это вы подписали себе смертный приговор, – огрызнулся Нетопырь. – Вы навсегда его потеряли!

– А кто вам сказал, что я не хотел от него избавиться?

Ну ты и сволочь, сквозь накатившую дурноту подумал Дирвен.

– Что ж, его уже не спасти, хотя боги свидетели, я этого не хотел. Это полностью ваша вина! Сейчас я залатаю барьер, и тогда мы с вами продолжим.

Арнатхи повернул камнешмыга к распахнутым воротам.

Один из омураков прервал кровавую трапезу и двинулся ему навстречу.

Маг, видимо, принялся плести заклятья – без амулетов чворка дохлого разберешь, но что ему еще оставалось в такой ситуации?

Твари это не понравилось. Ощерив острые, как иглы, зубы, которые только что терзали человеческую плоть, тварь снова завыла. Ее мертвящий вой как будто проникал в каждую клеточку тела, пронизывал безнадежным холодом и душераздирающей тоской, заставлял трепетать и съеживаться.

Дирвен корчился в своих путах и вроде бы даже кричал, срывая голос. Что творилось с Наипервейшей Сволочью, он не видел. Камнешмыг потрусил прочь, но не настолько быстро, как хотелось Арнахти: тот соскочил с его спины и рванул бегом, на удивление прытко для человека преклонных лет – потому что активировал «Пятокрылы». Омурак исчез из поля зрения вслед за ним. Выворачивающий душу вой постепенно удалялся. Дирвен обмяк в своих путах.

Тем временем жуткий клубок из трех других омураков распался, и… Он не сразу понял, что видит. Пускай в глазах туман, зрение его никогда не подводило. Несколько раз моргнул. Хантре лежал навзничь на каменистой земле. Никаких следов крови – не похоже, чтобы его погрызли. Вокруг раскиданы какие-то клочья… Но это всего лишь клочья веревок и магической сетки. Ну да, не будут же они жрать его вместе с этой дрянью… Соображают. Однажды Дирвену довелось увидеть, как чворк сдуру проглотил амулет – ничем хорошим для чворка это не закончилось.

Рыжий пошевелился. С трудом перевернулся на бок. Попытался сесть, и это ему почти удалось, но сил не хватило, и он завалился на спину. Вернее, чуть не завалился, потому что один из омураков мигом улегся позади, да еще изогнулся всем туловищем, будто спинка салонной кушетки, создав для него опору. Хантре облокотился на омурака. Похоже, сознание у него все еще затуманено, и он не понимает, что за твари вокруг него вьются.

Другой омурак уставился на привязанных к столбам пленников, двинулся в их сторону – медленно, как будто сомневаясь, надо ему это или нет.

– Иди же ко мне, моя радость, – устало позвал Эдмар. – Давай воссоединимся. Иначе, боюсь, мне до вечера не дожить.

Омурак ринулся к нему, молча и целеустремленно, в следующее мгновение прыгнул – и в прыжке превратился в туман, который обволок Тейзурга зыбким коконом и тут же исчез.

– Уже лучше, – произнес тот заметно окрепшим голосом после паузы. – Хотя ощущения странные…

Он, что ли, может колдовать даже с этой паскудной сеткой на голове? Тогда почему до сих пор не освободился от веревок?

– Дирвен, мне даже спрашивать об этом неловко, но… Тебя никогда не учили, что акт дефекации надо совершать в специально отведенном для этого месте? Мало мне всего остального, так еще и это.

Заметил, гад…

– А ты предатель! – парировал Дирвен. – Ты его предал! И я слышал, как ты скулил перед Арнахти из-за денег!

– Гм… Комплимент принят, тебе удалось мне польстить. Вот если бы ты сказал, что из меня посредственный актер, я бы, пожалуй, оскорбился. Уж извини, что я опять об этом, ну и несет от тебя…

– На себя в зеркало посмотри, сволочь недобитая!

К ним направился еще один омурак. Дирвен подавился словами. А тварь одним взмахом когтистой лапы распорола веревки, которыми Эдмар был притянут к столбу, после чего тоже расплылась в серое марево и исчезла.

Тейзург первым делом размотал заклятый тюрбан. Потом нетвердой походкой вошел в загон и уселся рядом с рыжим, за компанию с последним омураком, изображающим спинку кушетки. Дирвена он даже взглядом не удостоил.

Тунанк Выри примчалась в усадьбу вперед всех – и с головой себя выдала, потому что не могут человеческие девушки носиться с такой скоростью, да еще и длинными прыжками, словно башмаки у них на пружинах. Одна надежда, если непосвященные подумают, что она использовала какое-нибудь заклятье… Но тут оказалось, что из-под юбки у нее выглядывает кончик хвоста с рыжеватой кисточкой. Шамдье от удивления рот разинул, а Тьека ничуть не удивилась, потому что знала ее тайну.

– Омураки… – тяжело дыша, выпалила мучаха, прислонившись к дверному косяку. – Запирайте двери и окна…

Вой чудовищных тварей кучер с поварихой слышали. Сразу кинулись делать то, что она сказала, охая, роняя стулья и бормоча обережные молитвы. Но тут в дом ворвался господин Арнахти – «Пятокрылы», которые он забрал у Дирвена, позволяли ему бегать так, что сойгруны позавидуют. Тунанк Выри опередила его лишь потому, что первая бросилась наутек.

– Засовы от них не спасут, – бросил он раздраженно. – Их остановит только магический барьер. Вы ступайте на кухню, а ты мне понадобишься. Пошли со мной. Почему же не работает то, что раньше работало?..

Снаружи доносился кошмарный вой омурака. Поднявшись на галерейку чердачного этажа, они его увидели: жуткая сумеречная тварь кружила возле усадьбы, но как будто не могла пересечь некую черту – покровитель немало сделал для того, чтобы защититься от незваных гостей и выдержать осаду.

Овец и коз, которые обычно паслись в окрестностях, как ветром сдуло. Вдалеке маячила сбежавшая лошадка с тележкой. Курочди, Квельдо и Ручди ковыляли по дороге, спотыкаясь и пошатываясь.

Господин Арнахти не пустил омурака в усадьбу, но обрести прежнюю власть над ним не смог: тварь ему больше не подчинялась, а ее вой обладал непреодолимой силой и сметал искусно сплетенные заклятья, словно ураганный ветер листву с деревьев. Мучаха могла бы сказать: «А я так и знала! Я же говорила, что добром это не кончится!» Но она благоразумно помалкивала, лишь поддакивала магу, который порой горестно вздыхал и задавал ей какой-нибудь вопрос, не требующий ответа.

В конце концов омурак ушел – зыбким призраком умчался в тот конец долины, где тускло белела пограничная скала и темнел на ее фоне крохотный двухэтажный домик возле загона. Что там творилось, неизвестно. Арнахти достал из кладовки подзорную трубу, но ничего толком рассмотреть не удалось: картинка расплывалась и туманилась, и справиться с этим не помогли ни заклинания, ни встроенные в бартогское изделие амулеты.

– Они воспользовались моим же изобретением – артефактами с блокирующих сетей, – проворчал маг. – Остроумные проходимцы… Но как им удалось? Или это не их заслуга, а непредвиденный спонтанный эффект?

Вернувшиеся ученики выглядели измученными, словно что-то высосало у них силы почти без остатка. Мучаха про себя вздохнула с облегчением: сейчас господин Арнахти сотворит самые надежные заклятья и наконец-то запечатает усадьбу, так что снаружи не проберется ни человек, ни демон, ни иное существо. Козы и овцы разбежались, но в усадьбе и без них еды вдоволь.

– Тунанк Выри, поди сюда, – позвал ее покровитель. – С этих бездарей немного толку, придется послать тебя. Положи-ка вот это к себе в карманы, да смотри, не потеряй.

Он извлек из своей кладовки и протянул ей несколько подвесок на шнурках.

– Это же амулеты, – удивилась мучаха. – Зачем они мне, наше племя не может ими пользоваться...

– Отдашь их Дирвену, если он до сих пор жив и не сошел с ума. «Каменный молот», «Медный кулак», «Незримый щит», «Сторож здоровья», «Скоробег», «Кошколаз» и «Ментальный почтальон». Вот еще держи – веревки разрезать.

Он сунул ей в руки небольшой нож в потертых ножнах.

– Но… господин Арнахти… Дирвен ведь там…

– Сбегаешь туда и освободишь его. Перед этим ты должна будешь ему сказать, что я хорошо к нему отношусь и питаю уважение к его способностям, а что его привязали к столбу – так я всего лишь хотел наказать его за то, что он убил моего ученика и хотел украсть «Королеву роя». Я не собирался причинять ему вред, но случилась беда, и теперь нам надо объединиться, чтобы сообща найти управу на омураков. Все запомнила?

– Господин Арнахти, я не могу туда пойти! Прошу вас, смилуйтесь! Они же меня растерзают…

– Глупости. Ты от них убежишь, ты быстрее всех бегаешь. Кроме тебя послать некого. Только не вздумай освободить Тейзурга! Даже близко к нему не подходи, и что бы он тебе ни говорил – не слушай, он наш злейший враг. Ты должна пересказать Дирвену то, что я велел, разрезать веревки и отдать ему амулеты. И сразу после этого бегите сюда. Если омураки за вами погонятся, я запечатаю вход в усадьбу у них перед носом, как только вы окажетесь внутри. Если Дирвена загрызли, беги одна, ты мне еще пригодишься. И помни о том, что солгать мне ты не сможешь! Не вздумай меня обмануть, ты за это дорого поплатишься! Возьми с собой его ботинки, они в угловой каморке западного коридора. Ступай!

– Слушаюсь, господин Арнахти, – помертвевшими губами произнесла Тунанк Выри.

Эти две сволочи так и прикорнули рядом, на омураке вместо подушки – чуть ли, гады, не в обнимку. Потом вернулась тварь, погнавшаяся за Арнахти, и тоже возле них улеглась.

Дирвен тем временем овладел собой, даже кишечные спазмы прекратились. Как бы ни злословили на его счет надутые маги Ложи, дураком он не был и быстро сделал правильные выводы.

Омураки подчинялись Нетопырю, а теперь подчиняются Наипервейшей Сволочи. Двух Эдмар то ли уничтожил, то ли сожрал каким-то демоническим способом. Скорее, второе, потому что ему после этого заметно полегчало, как будто принял лекарство и выхлебал миску куриного бульона. Он может натравить эту жуть на своих противников. Зато у Нетопыря есть Огрызок, и если тот явится сюда во всеоружии… Хотя на омураков Огрызок не действует, старик уже проверял.

А Рогатая Госпожа в очередной раз поиздевалась над Дирвеном – это же по ее милости он прилюдно обделался!

Аж зубами скрипнул в бессильной ярости. Существуют ли артефакты, эффективные против богов? Тогда бы он ей за все отплатил…

Что это? Амулеты в пределах досягаемости – мгновение назад ничего не было, а теперь есть!

Нетопырь вернулся?.. Один из омураков поднял голову, навострил уши.

– Дирвен… – послышался за спиной дрожащий голосок.

Барвила? Вот те раз, неужели барышня-сухарик в него втрескалась?

– Чего? – прохрипел амулетчик.

– Меня прислал господин Арнахти. Он сожалеет о том, что так с тобой поступил, потому что ты убил Савендье и хотел украсть у него «Королеву роя». Он хорошо к тебе относится и не собирался причинять тебе вред. Он велел мне освободить тебя и передать тебе амулеты и ботинки. Сейчас я разрежу веревки.

Путы его больше не удерживали, и он сполз на землю – руки-ноги затекли и окоченели, как будто уже покойник.

– Амулеты где? Надень их мне на шею.

Барвила так и сделала, не сводя глаз с отмороженной компании в загоне.

Пальцы еле слушались. Натянул вязаные носки, кое-как справился с ботинками. Барышня-сухарик поглядывала на него с нетерпением, нервно теребя кончик длинной жидкой косы. Смертельно бледная, тонкие губы дрожат, щеки ввалились, как будто восьмицу голодала, а веснушчатый носик словно еще сильнее заострился. Зато она не обращала внимания на то, какая оказия с Дирвеном случилась. Некрасивая, но хотя бы воспитанная, все бы девицы такими были.

Со второй попытки поднялся на ноги. «Сторож здоровья» вовсю трудился, и контроль над своим телом он уже более-менее восстановил.

А прислать ему заодно с ботинками сменные штаны заботливый старикашка не догадался?!

– Бежим отсюда, – поторопила Барвила. – В усадьбе нас ждут. У тебя «Скоробег».

– Знаю, – буркнул Дирвен. – Дай оклематься, а то побегу и навернусь. Рванем, когда я скажу, чтоб эта пакость нас не догнала.

Он двинулся к домику. Шатко, но с ощущением, что силы понемногу прибывают. Барвила пошла за ним. Тварь смотрела из-за ограды, однако не трогалась с места и, хвала богам, не выла.

На двери был внутренний засов, понятливая барышня сразу его задвинула. Окошки маленькие, омураку не пролезть, разве что башку просунет. А больше здесь ничего хорошего – ни чьих-нибудь запасных портков, ни скатерти на столе, ни занавесок на окнах. Одеяла тоже нет:  Арнахти считал, что его помощники должны вести наблюдение, а не дрыхнуть на дежурстве. Ничего годного для набедренной повязки.

Кляня последними словами Рогатую Госпожу с ее подлыми шутками, Дирвен в комнатушке на втором этаже стянул изгаженные штаны. Мало-мальски чистый участок ткани смочил водой из кувшина, с горем пополам обтерся. Вот же засада, всю воду израсходовал, надо было сперва напиться! Свернутые комом штаны запихнул в ведро для естественных нужд.

Взгляд упал на застиранное полотенце на гвоздике. Хоть что-то... Рано обрадовался, Рогатая опять над ним посмеялась: полотенце маленькое, даже на один раз вокруг бедер не обернешь.

Барвила дожидалась внизу. Встала у стенки так, чтобы не маячить в окне и в то же время видеть расположившуюся в загоне сволоту. Когда появился Дирвен, ничуть не смутилась – хоть бы что ей, как будто он одетый. Вот что значит хорошее воспитание! Или она попросту бесстыдница хуже последней шлюхи?

Одолжить у нее штаны? Должна же понимать, что негоже ему в таком виде бегать, а сама в юбке останется… Да только не налезут, по швам лопнут, она же тощая, плоскозадая, руки-ноги как веточки.

– Давай сюда свою юбку!

Барвила испуганно округлила глаза и одним прыжком отскочила.

– Юбку, говорю, давай, она мне нужна!

Снова шарахнулась.

Попытался ее схватить, но она оказалась верткая, как угорь. И амулета подходящего нет, не бить же ее «Каменным молотом».

Дирвен отрезал ее от лестницы и все-таки зажал в углу возле двери. Ухмыльнулся: ну все, некуда тебе деваться.

– Живо скидывай юбку! Лучше по-хорошему, а то хуже будет!

Эта дуреха обмерла от ужаса, словно перед ней омурак, а не человек. А в следующий миг присела, на карачках проскользнула у него под рукой, молниеносно выпрямилась, рванула засов и выскочила наружу.

Дирвен бросился за ней. Прыткая дрянь – почти поймал, а она опять выскользнула, как рыбешка меж пальцев. В придачу оказалось, что бегать нагишом неудобно и в иные моменты даже больно. То-то дикари в тропиках набедренные повязки носят… Отдал приказ «Сторожу здоровья», а то не хватало ему, как последнему придурку, кровавых мозолей на яйцах.

Едва он увидит хвост – сразу поймет, кто она такая! Тогда не сдобровать ей, сгинет Тунанк Выри, как сгинула вся ее родня. Кто же откажется от волшебной кисточки с хвоста мучахи?

Без кисточки она не сможет ни колдовать, ни быстро бегать, зачахнет и умрет раньше, чем Госпожа Луна вновь станет круглой.

Одно спасение – домчаться до усадьбы и попросить защиты у покровителя. Она выполнила его поручение, у него нет поводов на нее сердиться.

Поперек дороги рухнул один из вкопанных столбов. Тунанк Выри отпрянула назад, а Дирвен тут как тут – чуть ее не схватил.

– Давай юбку, паскуда!

Увернулась.

Расставив руки, он загородил ей дорогу.

– Дура, мне же прикрыться нечем! Вот богами и псами клянусь, мне от тебя ничего больше не надо!

Как бы не так: увидит кисточку – и враз обо всем остальном забудет.

Он понимал, что по прямой ему за ней не угнаться, и всякий раз кидался наперерез.  «Скоробег» помогал ему творить чудеса, на то он и Повелитель Амулетов. Перед лицом смертельной опасности Тунанк Выри даже об омураках забыла.

Банка с отравленной мутью, в которой он бултыхался агонизирующей медузой, внезапно пошла трещинами, раскололась, и…

…И как будто он снова дикий кот в заповедном лесу, как много лет назад. До снежной завесы, но в Сонхи – до того как он ушел отсюда Вратами Хаоса.

Лес дремучий, зачарованный, укрытый колдовскими туманами – для популяции болотных кошек в самый раз. Жилось им привольно: ни охотников, ни лесорубов в этот лес не пускала Охрана. Иногда приходили мирные люди, пели песни, оставляли под кустами плошки с молоком, таких Охранники не трогали, даже на глаза им не показывались, чтобы не напугать до полусмерти.

Бессчетное множество раз он там рождался, умирал и снова рождался, отринув свое человеческое сознание, отягощенное непосильным грузом вины. Он ведь тогда считал, что это он сжег Марнейю… Сейчас он смотрел на это чуть со стороны, его жизнь в заповедном лесу давно закончилась – и в то же время что-то, пришедшее оттуда, находилось с ним рядом. На расстоянии вытянутой руки.

Почти ничего не видя – перед глазами остаточная муть, зрение еще  не сфокусировалось – он попытался встать, но сил не хватило. Прислонился к теплому боку Охранника и снова провалился в забытье. Не так, как раньше – это было хорошее забытье: в его туманных глубинах пахло хвоей, покачивались еловые лапы над водяными оконцами, а наверху сквозь переплетение ветвей и зачарованную дымку мерцали звезды.

– Хантре, просыпайся!.. Хантре!.. Поль!.. Очнись, много интересного пропустишь!

Он сидел на земле. Или, скорее, полулежал, привалившись спиной к чему-то удобному. Ближайшая территория напоминала окрестности разоренной помойки: вокруг раскиданы куски протухшего мяса, заплесневелые оладьи, гнилые овощи. Ясно, что здешние жители не голодают… В десятке шагов – плетеный забор, ворота настежь, дальше простирается окаймленная горами зеленая долина. Сбоку торчит домик с площадкой под двускатным навесом вместо крыши. Все это общий план, а за воротами разворачивается действие на грани бреда: Дирвен, встрепанный и голый – на нем только ботинки, да еще амулеты на шее – гоняется за девушкой с длинной косой. Девушка та самая, что была в «выставочной пещере», и она же приносила Хантре еду, пока его держали в камере.

– Восхитительно, не правда ли? – произнес рядом Эдмар. – Восхитительно и жестоко, потому что смешно, а у меня сломанных ребер больше, чем целых…

Хантре повернулся и в первый момент оторопел.

– Кто тебя так?..

– Некий Арнахти. Вымогатель и самоуверенный носитель дурного вкуса. Поступать так ради денег – некрасиво, а поступать так ради денег со мной – не только некрасиво, но еще и недальновидно.

После пары обманных маневров Дирвен сделал отчаянный бросок и схватил девушку, они повалились на траву. Некоторое время барахтались, потом оба вскочили. Издал победный возглас, амулетчик взмахнул над головой сорванной с жертвы юбкой. Девушка пятилась от него мелкими шажками: она осталась в курточке и штанах, заправленных в сапожки, а позади у нее…

– Да у тебя хвост! – возмущенно выпалил Дирвен.

Та вильнула этим самым хвостом – с кисточкой, вроде коровьего – и помчалась прочь длинными прыжками. Амулетчик торопливо натянул добытую с боем юбку, затянул завязки на поясе и бросился за ней.

Взять!

Приказ не был произнесен вслух и не был сформулирован словами – Хантре уловил его, как импульс.

Тотчас лежавший возле них Охранник метнулся к воротам и смазанной тенью устремился за удирающей парочкой.

Приказано не убить, а догнать и вернуть, это Хантре тоже уловил.

– Это те, которых ты оставил, когда ушел из Сонхи?

– Они самые, – Тейзург вроде бы усмехнулся – или, скорее, обозначил усмешку разбитыми губами. – Вопрос, где еще двое, их было шестеро.

– Погоди, один с нами, другого ты послал догонять – получается, не хватает четверых.

Мелькнуло опасение, что он то ли считать разучился, то ли в глазах у него двоится – тогда его отделали еще хуже, чем кажется на первый взгляд.

– Здесь их было четверо, – снова ухмылка вопреки боли, с этого лица ее только смерть сотрет, и то не факт. – Двое вернулись туда, откуда пришли, иначе я бы шагу ступить не смог. Этих я пока оставил, могут пригодиться. Арнахти сам себя переиграл: он их где-то нашел и якобы приручил, я-то все гадал, о каких чудовищах он говорит, и вдруг такой умопомрачительный подарок! Я даже готов поверить, что добрые дела иной раз вознаграждаются: я ведь их тогда создал, чтоб они за тобой присматривали, в буквальном смысле от себя оторвал. Те двое, которых я поглотил, решили мне проблему раздробленных берцовых костей. И если ты поможешь мне встать, мы с тобой сможем дойти до этого миленького простецкого домика за оградой. Их – то есть, автономную часть меня! – Арнахти держал в грязном вонючем загоне и кормил отбросами, как тебе это нравится? За это оскорбление я предъявлю ему дополнительный счет…

Хантре попытался подняться на ноги. С первой попытки не вышло, голова закружилась.

И что-то еще не давало ему покоя – недоступное для памяти и осознания, только что мелькнуло...

– Что ты мне сказал, когда пытался разбудить? Как ты меня назвал?

– Возможно, я не стеснялся в выражениях и сказал что-то не то, но скверное самочувствие меня извиняет.

Вторая попытка увенчалась успехом. Вдобавок выручил Охранник, который одновременно с ним приподнялся на полусогнутых, чтобы при необходимости послужить опорой.

Хантре подал Тейзургу руку.

– Может, тебе верхом на него сесть? Он вес человека выдержит?

– Вес-то выдержит, но на нем не удержишься, они на верховую езду не рассчитаны. Ухватить за шкирку и унести – это им легко, они ведь были созданы, чтобы охранять болотного кота.

– Спасибо.

– М-м, как приятно от тебя это слышать…

Они побрели к воротам.

Издали навстречу двигалась другая группа: Дирвен с хвостатой девушкой и Охранник, неумолимо пресекающий все их попытки сбежать.

В дверном проеме Эдмар ухватился за косяк.

– Демоны, придется еще одним пожертвовать, чтоб никакого кровоизлияния в мозг… Хантре, у меня к тебе просьба. Готов умолять на коленях, со всеми сопутствующими развратными действиями…

Смолчал, не огрызнулся. Какую бы ахинею ни нес Тейзург, состояние у него сейчас – врагу не пожелаешь.

– Какая просьба?

– Не интересуйся судьбой Арнахти и не влезай в мои с ним дальнейшие дискуссии. Поверь, он не менее безжалостен, чем я. И полагаю, я не первый.

– Разбирайтесь между собой.

– Ты прелесть…

– Но меня интересует иномирский артефакт, который он, возможно, присвоил. Эту дрянь надо найти и уничтожить.

– Готов всячески содействовать.

Охранник обвился вокруг своего создателя, словно полотнище ткани, обернулся туманным студнем и исчез.

– Теперь лучше, – сообщил Эдмар после паузы. – Однако залатать удалось далеко не все, а четвертого хорошо бы пока не трогать. Я ведь искал их и в конце концов решил, что они сгинули – ничего удивительного, за столько лет кто угодно сгинет. А они выжили, тоже ничего удивительного: запас прочности у них колоссальный, чтобы уцелели в любых катаклизмах. Я вложил в них столько воли и тоски, что сам себе изумляюсь. В те времена, когда они охраняли тебя на болоте, их называли болотными псами, или псами Тейзурга, хотя какие же они псы? Похоже, Арнахти прибрал их к рукам до того, как я искупался в Лилейном омуте, и я не смог их обнаружить из-за его скрывающих чар. Любопытно, куда же еще двое запропастились? Погибли? Заперты в ловушках? Или у них появилось самосознание, они не хотят его утратить, и поэтому избегают встречи со мной? Не отказался бы промочить горло, а ты?

– Подожди, я посмотрю, что есть наверху.

На второй этаж вела скрипучая лестница. Там тоже не нашлось ни воды, ни лежанки, ни одеяла.

Они уселись на пол у стенки. За открытой дверью щебетали птицы, зеленела трава, в отдалении виднелась отвесная белесая скала.

Потом на пороге появился Дирвен в нангерской юбке, которая расползлась по боковому шву, но кое-как держалась на завязках, и худенькая, как скелетик, хвостатая девушка в застегнутой под горло курточке и вязаных штанах. Обморочно бледные, почти невменяемые от страха. Охранник заблокировал им путь к отступлению.

На шее у Дирвена висели боевые амулеты, и хотя поджилки тряслись, он все-таки приготовился к схватке. Хантре тоже приготовился – выставил  магический щит, на это вернувшихся сил хватило.

Глава 6. Дирвен и сволочи

Вокзал в Дебандьере называют Западными Воротами Нангера: сюда прибывают поезда с той стороны Унского хребта. Здание с массивными колоннами, витражными окнами и громадными хрустальными люстрами сражает наповал дворцовым великолепием. Блеск позолоты, гул голосов под мозаичными сводами. Раскрашенные барельефы изображают эпизоды клановых войн и исцеление больных в минеральных источниках. Есть на что посмотреть, но пассажиры, сошедшие с ларвезийского поезда, по сторонам не глазели.

Юная барышня утонченной наружности куталась в пелерину, отделанную мехом и кружевами, через каждую дюжину шагов останавливалась, чтобы перевести дух. Ее поддерживала под локоть седая тетушка с добродушным пухлым лицом. Рядом вышагивала горничная, с таким горделивым видом, словно это она тут над всеми госпожа. Бойкая девица лет двадцати, с ухватистыми руками и костистой физиономией, в которой было что-то, наводившее на мысли о хищных рыбах.

Их сопровождали достойного вида господин средних лет и чернявый лакей, то ли суриец, то ли полукровка, в ливрее той же расцветки, что платье и косынка у горничной.

За этой группой на некотором расстоянии тянулись другие пассажиры ­­– кто поодиночке, кто вдвоем, главным образом мужчины, хотя были и три-четыре дамы.

У стороннего наблюдателя могло сложиться впечатление, что все они между собой каким-то образом связаны. Так и оказалось: пока выполнялись необходимые для въезда в Нангер формальности, один из таможенников, щеголеватый молодой человек, неплохо изъяснявшийся по-ларвезийски, выпытал кое-какие подробности у горничной.

– Наша барышня – первая наследница в Аленде! – сообщила та доверительно, одарив его кокетливой зубастой улыбкой. – У нее все родственники ушли в серые пределы во время смуты, и все их капиталы нынче ей достались. Да только хворая она совсем, может хоть завтра безвременно помереть, даже лекари под дланью Милосердной вылечить не смогли. Госпожа Райченда – опекунша, привезла ее сюда на целебные воды. Известное дело, пока опекает, может чего-нибудь себе отхватить, а ежели барышне добрых путей пожелают, все богатство в государственную казну отойдет. А господин адвокат с нами отправился, чтобы над барышней никакого насилия по принуждению к замужеству не учинили. Ему за это деньги заплачены. Небось сами видите, какая свита за нами увязалась? Это всё женишки, которые хотят приданое заграбастать. От них чего угодно жди. Видите, некоторые еще и сестриц своих бесстыжих прихватили, чтобы за приличных людей сойти. Тьфу, прохвосты! Только мы, понятное дело, держим ухо востро, барышню в обиду не дадим.

Разжившийся информацией таможенник потом пересказал все это своим сослуживцам, попутно размышляя, не попросить ли у начальства отпуск на ближайшую восьмицу.

А Суно Орвехт, Хеледика, Марченда Фимонг, Глодия и Зомар после заполнения въездных документов направились к пересадочным перронам – в сопровождении прочих коллег из оперативной группы, согласно заранее разработанному плану перемещения.

Тунанк Выри стояла, вытянувшись в струнку, ни жива, ни мертва от страха. Омурак их не отпустит, и волшебство мучахи против него бессильно… Так же, как амулеты Дирвена.

– Сесть на пол, – приказал Тейзург.

Она послушно уселась, как подломленная. Почти с благодарностью, ноги не держали. Впрочем, она понимала, что недавний пленник господина Арнахти вовсе не заботится об их удобствах: из такого положения труднее кинуться наутек. Хотя мучахе – запросто, но ее сковывал ужас, такой же огромный, как старые белесые горы, окружающие долину со всех сторон.

Дирвен замешкался, тварь за спиной угрожающе заворчала, и он тоже плюхнулся на земляной пол.

– Дай сюда амулеты.

Опять замешкался, и тогда омурак слегка прикусил ему правое запястье своими кошмарными зубами-иглами. Амулетчик в панике дернулся, подавился криком. Дрожащей левой рукой снял с шеи подвески, которые прислал ему господин Арнахти, неловко швырнул на середину комнаты.

Рыжий подался вперед, сгреб их и передал Тейзургу.

– Тут есть «Сторож здоровья», используй его.

– А ты убери щит, не расходуй силу.

Лицо Тейзурга, в кровоподтеках и ожоговых волдырях, мало походило на то лицо, которое мучаха видела в пещере Очьемьят. А радужка заплывших подбитых глаз сияла расплавленным золотом, в сочетании со всем остальным это наводило оторопь. Он же не простит того, что с ним делали, не простит, не простит… Эта отчаянная мысль билась, словно жилка на шее у Тунанк Выри.

Хантре Кайдо сильно осунулся: бледный как покойник, щеки ввалились, скулы заострились, но все равно очень красив. Арнахти не рискнул причинить ему вред из-за Северного Пса, да и взять с него нечего – у него же нет денег и других сокровищ, как у Тейзурга. Покровитель однажды обмолвился, что размышляет, в какую бы ловушку его засадить, чтоб никто не нашел, и чтобы никаких следов не осталось. Предполагалось, что Тунанк Выри ему в этом поможет, но, к счастью, до этого не дошло. Ох, не хотелось бы ей в таком деле участвовать.

У обоих на лицах ни следа щетины: они что-то с собой сотворили, чтоб она не росла. Иномирская магия, а может, какие-то иные средства. Волосы, у одного темные, у другого рыжие, коротко острижены вкривь и вкось. Сведущие маги используют для некоторых чар силу своих волос, и покровитель позаботился о том, чтобы лишить их такой возможности.

Господин Арнахти – мудрый и осторожный, но забыл обо всякой осторожности, когда решил заполучить богатства Тейзурга. А Тунанк Выри так и знала, что добром это не кончится, да разве поможет ей теперь это знание?

Ничего хорошего от Наипервейшей Сволочи Дирвен не ждал. Лишь бы тот не приказал омураку откусить ему руку или что-нибудь еще… Арнахти – выживший из ума придурок, сколько времени возился, так и не смог взять этих тварей под контроль, а Эдмару они мигом подчинились.

– Дирвен, позволь выразить тебе мое безмерное восхищение! – вроде даже ухмыльнулся, хотя не разберешь, рожу ему знатно расквасили. – Юбка тебе весьма идет, я приятно шокирован и очарован…

– На себя посмотри! – рявкнул Дирвен, забыв о том, что в кожу на запястье по-прежнему впиваются игольчатые клыки.

– Меня в очередной раз избили, иногда со мной такое случается, в этом мы с Хантре похожи. Но ты сегодня подарил мне незабываемые впечатления, и за это я готов тебе многое простить. Прелестно… Хотя и мучительно, смеяться со сломанными ребрами – та еще пытка.

– Ты сам в Разлучных горах в юбке бегал, когда выдавал себя за Энгу! И когда вы в мой схрон провалились, тоже был в юбке!

– В обоих случаях это была вынужденная маскировка. Но чтобы радостно носиться у всех на виду сначала с голой задницей, а потом в добытой с боем юбке не в силу необходимости, а по велению сердца, следуя неизъяснимому душевному порыву – я, право же, не настолько извращенец, хоть обо мне и говорят всякое.

«Посмотрел бы я на тебя, если б ты обосрался!»

Вслух не сказал, чтобы не напоминать лишний раз этим придуркам о случившейся с ним оказии.

– Мне нужен источник информации, – запекшиеся почернелые губы на разбитом лице изобразили улыбку. – По возможности – разумный источник информации, и хвала Госпоже Вероятностей, такой источник у нас есть.

Когда Эдмар помянул Рогатую Госпожу, Дирвен неприязненно сощурился. И вслед за тем приготовился к торгу. Первым делом он потребует, чтобы омурак разжал зубы… Но Эта Сволочь как будто враз потеряла к нему интерес и перевела взгляд на хвостатую Барвилу, которая сидела в неловкой позе, как истуканчик, и дрожала мелкой дрожью.

– Ты ведь способна понимать вопросы с первого раза? Как тебя зовут?

Кем понял, что ходит кругами, когда в третий раз увидел скалу, похожую на изжелта-серый занавес, который опал складками да так и окаменел навеки. Вот и ветка кружелистника торчит – в прошлый раз воткнул в трещину, потому что заподозрил, что здесь он уже был.

В «Настольной книге юного путешественника» все куда проще, чем на самом деле: выполнишь определенные действия – добудешь огонь, будешь соблюдать «правило путеводной руки» – и никакие лабиринты тебе не страшны. А если естественный горный лабиринт еще и зачарован? Сбрендивший маг вряд ли заинтересован, чтобы к нему на огонек незваные гости толпами заглядывали. И наверняка принял меры, чтоб ни войти, ни выйти. Среди полученных от Дирвена амулетов не было такого, который помог бы определить, есть тут чары или нет.

Он сперва запаниковал, потом мысленно отвесил себе оплеуху и принялся искать проход, в который еще не сворачивал, отчаянно взывая к воровскому богу Ланки, покровителю всех   взломщиков и беглецов. Не может быть, чтобы выхода не было, просто быть такого не может…

И новый проход как на заказ подвернулся: неширокая расщелина, он уже ее видел, но в прошлый раз туда не полез. А теперь только и осталось рискнуть.

Вначале пришлось протискиваться едва ли не боком, дальше проход расширился и вывел в новое ущелье. Серые в красноватых прожилках скалы по обе стороны уходили ввысь великанскими ступенями. Вдали вздымались горы до небес, но до них еще шагать и шагать.

Возблагодарив Хитроумного, открывшего ему путь к спасению, Кемурт двинулся вперед.

– Барвила Нучелдон, – помертвевшими губами произнесла Тунанк Выри.

– Назови свое настоящее имя.

Назвала бы, куда ж ей деваться, да горло словно удавкой сдавило. Скажешь, чего нельзя говорить – петля затянется.

– Не продолжай, – вмешался Хантре. – Она под заклятьем, правдивый ответ ее убьет.

– Барвила Нучелдон, если это не так – кивни.

Мучаха не шелохнулась. Вот если бы он сказал «если это так – кивни», и она попыталась бы кивнуть, ей пришлось бы худо.

– Хантре, нам нужна информация. И у нас есть ты. Сможешь распутать это заклятье?

– Такая попытка ее тоже убьет.

– Да я и не сомневаюсь. А порвать – сможешь? Так же, как ты рвал «ведьмины мясорубки», чистой силой без заклинаний.

– Может получиться.

– Барвила, подойди к нему, – приказал Тейзург. – Не бойся, никто здесь не заинтересован в том, чтобы ты умерла.

Встать не получилось, ноги не слушались. Она подползла к магам, коса и хвост волочились по полу.

Рыжий уставился ей в глаза – это было не страшно, даже шевельнулась надежда, что сегодня не последний день в ее жизни.

– Так, ясно… Ляг на пол, мне нужен доступ к твоему затылку. Не пугайся, я сменю облик.

Мгновение – и вместо человека перед ней сидит большой рыжевато-серый кот с кисточками на ушах и глазами цвета янтаря.

– Делай, что он сказал, – велел Тейзург.

Тунанк Выри покорно улеглась на земляной пол, уткнувшись лбом в ладони. А кот устроился у нее на спине, чуть вонзил когти ей в шею возле затылка и замурчал, совсем как обычные домашние кошки.

Величавый неподвижный ландшафт поменял цвет. Пасмурное небо, оловянно-серые скалы, кое-где с прожилками красноватой породы, под ногами темная каменистая почва – и теперь ближе к земле появился оттенок желтизны, которого раньше не было. Еле заметно, легкой дымкой.

Опасный признак: начинается выброс. Он-то понадеялся, что ядовитые гейзеры осталась позади.

Там, откуда он пришел, воздух над землей тоже пожелтел. Повернуть назад не получится, надо залезть повыше.

Горы тут ступенчатые, и каждая из этих ступеней высотой с двухэтажный дом. Если туда забраться, он спасен. Да только ни выступов, ни трещин, уцепиться не за что, даже «Кошколаз» не поможет. Есть амулеты, с которыми можно взбежать по отвесной стенке, но «Кошколаз» работает по-другому.

И вроде бы на недавно пройденном участке тоже не попадалось подходящих выступов. Значит, надо двигаться вперед. Дымка пока на уровне колен, запас времени есть.

Быстро идти не получалось: питаться ягодами и кореньями – это лучше, чем ничего, но на таком рационе силы постепенно убывают. Вчера нашел птичье гнездо, там было всего три крапчатых яичка величиной с абрикос.

Дымка поднялась чуть выше колен. Землю под ногами он видел сквозь легкий желтоватый флер, но пока еще можно было дышать без опаски.

У него в запасе полчаса. Не больше.

Хвостатая пигалица лежала ничком на полу, сверху улегся кот. Дирвен ей даже позавидовал: не замерзнет. Сам он уже успел продрогнуть, хотя вначале был разгоряченный после беготни. День прохладный, а на нем же ничего нет кроме юбки да ботинок. Вдобавок омурак так и держит в пасти его запястье.

– Скажи своей твари, чтоб отпустила, я же сейчас без амулетов, – постарался произнести это с достоинством, чтобы Эдмару не показалось, будто он просит пощады.

– А кто тебе помешает до них дотянуться? – вполне логично возразила Наипервейшая Сволочь.

– Ну… Если я богами и псами поклянусь, что ничего против тебя не сделаю, пока отсюда не выберемся?

– Хм… Пожалуй, меня это устроит. Поклянись, что ты не попытаешься причинить вред, с помощью амулетов или без них, ни мне, ни Хантре, ни этой девушке, которая называет себя Барвилой Нучелдон.

Деваться некуда, поклялся. Зубы разжались. Омурак уселся сбоку, под окошком, и опять же ничего хорошего в этом не было: раньше Дирвен его хотя бы не видел, а теперь он в поле зрения. Тварь обернула вокруг себя длиннющий крысиный хвост и застыла кошмарным изваянием. В загоне воняло тухлятиной, но от самого омурака ничем не пахло. Зато исходившее от него ощущение жути было таким же сильным, как невыносимый запах. Это не действовало только на Эдмара и Хантре. Даже Нетопырь задал стрекача, когда его драгоценные объекты наблюдения вырвались на волю.

– Нашел себе нового Чавдо Мулмонга? – этот гад вроде бы ухмыльнулся – одна радость, что рожа у него всмятку. – Или даже новую Лорму?

– У меня с ним было деловое соглашение, – угрюмо огрызнулся Дирвен.

– Прелестно… И что ж это было за соглашение?

– Он твое паскудное заклятье снял!

Об этом стоило сказать хотя бы для того, чтобы сбить спесь с Наипервейшей Сволочи.

– М-м, как интересно… А ты уверен, что снял? Разве мое заклятье может снять кто-нибудь, кроме меня?

– Я уже поимел одну штучку, так что в этом он слово сдержал. А ты бы не оказался в этой крухутаковой заднице, если б не навел на меня свое гадское заклятье, так что получил по заслугам!

Эдмар некоторое время молчал, и Дирвен понадеялся, что он размышляет о своей роковой ошибке. Тишину нарушало только мурчание кота.

– Что за штучка?

– Крестьянка из местных, – бросил амулетчик. – Арнахти ее привел, чтобы я убедился.

– Дай-ка угадаю… Она была красивая, черноволосая, страстная, от нее восхитительно пахло горными лугами и ледниками? И ничего не стеснялась, но не захотела снять чулки и ботинки?

– Ты ее знаешь? – в первый момент он удивился, хотя чему тут удивляться. – У тебя с ней тоже было поимелово?

– Дирвен, ты когда-нибудь слышал о горных девах? Они славятся тем, что с ними так называемое поимелово возможно для кого угодно – и для дряхлого старика, и для того, кому плотские удовольствия недоступны по причине болезни, и для того, кто под заклятьем… Такова их магия. Горную деву можно принять за обычную девушку, но ее нечеловеческую сущность выдают ноги – мохнатые, с когтями на пальцах. Бедный Дирвен, опять тебя одурачили…

Так и рванулся вмазать ему. Омурак распрямился, словно пружина, ощерил зубы-иглы. Да Дирвен и сам удержался, он же поклялся богами и псами, а такую клятву нарушишь – и на этом, и на том свете огребешь неприятностей.

Подмывало сказать Этой Сволочи что-нибудь обидное, и он выпалил:

– Зато рыжий тебя не хочет!

– Да он не только меня, он никого не хочет. Увы, для сущности вроде него это нормальное состояние. Поначалу мне это досаждало, но когда я понял, откуда он такой взялся и кому я отдал свое несчастное сердце, пришлось смириться. Впрочем, даже в этом есть своя прелесть… Вечная погоня за недостижимым. Но давай лучше о тебе. Дай-ка угадаю, куда ты первым делом пойдешь, когда мы покинем эту гостеприимную долину и доберемся до ближайшего городка? Разумеется, в одежную лавку?

– Само собой, – буркнул Дирвен.

– И купишь две-три новых юбки, и в придачу миленькое платьице в горошек, с оборками…

– Ты сволочь!..

Кемурт шагал по горло в ядовитой дымке. Наверное, со стороны могло показаться, что его голова плывет сама собой над желтоватым туманом. Если уровень еще немного поднимется, он начнет дышать отравой.

Дважды замечал белеющие сквозь марево кучки костей. Горные козы? Или останки таких же, как он, беглецов из долины Арнахти?

Он понимал, что это конец. Глядя с тоской на пасмурное небо, начал молиться – уже не воровскому богу Ланки, а Свету, с которым соприкоснулся через отпечаток крыльев на плато Тугоррат: о бабушке с дедушкой, чтобы с ними все было хорошо, о том, чтобы Хантре и Эдмар спаслись, о Шныре, который теперь уже не Шнырь, о Хеледике…

Почти не было страшно – скорее, невыносимо от мысли, что все для него заканчивается так по-дурацки.

Желтоватая дымка поднялась до подбородка, потом до уровня губ. Еще чуть-чуть – и всё. Кем сделал глубокий вдох, зажмурил глаза. Он будет шагать вперед, пока сможет.

Суно неторопливо пил чай, созерцая плывущие за окном вагона горные пейзажи. Пока никаких явных признаков того, что нангерская сторона заподозрила неладное. Чары, скрывающие магическую суть эмиссаров Ложи, весьма надежны, да и Глодия, разболтавшая подробности о «барышне-наследнице», отлично сыграла свою роль.

Захват Огрызка – задача крайне серьезная, а то, что там еще и Дирвен объявился, эту задачу существенно усложняет. Зомар Гелберехт, ныне первый амулетчик Светлейшей Ложи, уступает так называемому повелителю амулетов с большим отрывом, и если дойдет до поединка, исход предрешен. Впрочем, на такой случай у нас есть боевые маги, вдобавок с нами песчаная ведьма: соединенными усилиями одолеем.

Нет, дорогие коллеги, наша проблема номер один – не Огрызок и не Дирвен, а международные, будь они неладны, отношения. Как бы не оконфузиться… Потому что существует некий договор, подписанный всеми странами просвещенного мира, согласно которому артефакт, найденный на территории входящего в число подписантов суверенного государства, принадлежит этому государству. Вы спросите, дорогие коллеги, кто ж его соблюдает? Но тут ведь главное, чтобы тебя не поймали на горячем, помогай нам Ланки. Иначе неловко получится. Престиж Ларвезы и без того в последнее время изрядно пошатнулся.

А проблема номер два – сам Нетопырь. Непростая фигура, и дело даже не в том, что это сильный и сведущий маг.

Иной раз в великосветских салонах, при дворе, а то и на официальных мероприятиях, куда приглашают лишь избранных, можно встретить персону сомнительных, прямо скажем, личных достоинств. Людей неосведомленных сей факт ввергает в недоумение: а этот что делает за одним столом с его величеством или в одной компании с магами высокого ранга? Он же взял в банке крупную ссуду, якобы на развитие мануфактуры, да так и не вернул ни гроша, у себя на заднем дворе собак для развлечения вешает, проходящим мимо девицам отпускает вслед скабрезные замечания, а то и за юбку хватает. Всяк же знает, какая это мутная личность, помесь Чавдо Мулмонга и Шаклемонга, Акетис им судья. И его до сих пор не притянули к ответу за некрасивые делишки, и в приличном обществе принимают, да еще наградили золотыми часами бартогской работы, с памятной гравированной надписью «За заслуги...» А когда обвинители особо рьяно на него нападают, власти берут его под защиту и дают понять: этого не трожьте.

А все дело в том, дорогие коллеги, что заслуги перед государством у сей одиозной персоны и впрямь немалые. Коли понадобится, только свистни – раскошелится, посодействует, организует, в лепешку расшибется, но все устроит и решит наилучшим образом. Посему его терпят. Если б Чавдо Мулмонг был лоялен к Ложе, его бы тоже терпели и при необходимости брали под защиту.

Фочайди Крандье Бочди Арнахти был в Нангере как раз такой неприятной, но полезной персоной. Нет, он не был замечен в присвоении денег с благотворительных аукционов или в приставаниях к дамам на улицах – скандалов он избегал и старался не привлекать к себе внимания. Но кое-какие магические преступления, по данным крелдоновской разведки, за ним числились, однако же ему все сходило с рук. Сколько ему лет – весьма интересный вопрос. Похоже, что никак не меньше двухсот. И по неподтвержденным сведениям, он древний маг. У Нангера своих Накопителей не было, выявленных древних магов горное княжество сдавало в аренду руфагрийским соседям в обмен на возможность черпать силу из их Накопителей. Нетопырь чудом избежал этой печальной участи. Хотя какое там чудо: Бочди, его третье имя, указывает на то, что по рождению он принадлежит к великокняжескому дому.

Ежели ему навредить, власти дружественного Нангера будут огорчены, так что работать нам, дорогие коллеги, предстоит с ювелирной аккуратностью.

Он все еще шагал. Сколько шагов можно сделать на одном вдохе? Не десять ведь… И не двадцать, и не тридцать.

Больно. Хотя это не боль, а что-то другое. Похоже на пронизывающую все тело судорогу. Он не задыхался, но было острое ощущение рассинхронизации: как будто для грудной клетки со всем ее содержимым и для мышц, костей, сухожилий, отвечающих за ходьбу, время течет по-разному. Для легких оно остановилось после того как Кемурт сделал вдох, а для ног продолжает идти, и поэтому он сам продолжает идти. Разве так бывает?

Среди амулетов, которые дал ему Дирвен, нет ничего, что могло бы обеспечить такой эффект. И он никогда о подобных артефактах не читал и не слышал. Вдобавок что-то удерживает его в вертикальном положении. За шиворот. Ему остается только ноги переставлять.

Кем открыл глаза. Все вокруг заволокло желтоватой дымкой, поднявшейся выше человеческого роста. И он не один. Рядом шагает человек. Не Хантре и не Эдмар, хотя в первое мгновение мелькнула надежда, что это они спаслись и пришли на помощь.

Капюшон серого плаща надвинут, можно разглядеть только твердо очерченный профиль. Кто-то из местных, нангерских?

Крепла уверенность, что этот чеканный профиль он уже видел. Но никак не получалось вспомнить, где и когда.

Сперва ничего не происходило, а потом Тунанк Выри показалось, что внутри у нее проросла то ли паутина, то ли целая сеть перепутанных побегов. Давно уже проросла, но раньше она этого не замечала. А теперь, когда паутина-путаница начала рваться и усыхать, мучаха наконец-то почувствовала, что в ней завелось нечто чужеродное. И целые куски ее памяти оплетены этими липкими нитями, словно паучья добыча.

Тот день, когда все семейство Тунанк поймали охотники за кисточками, до сих пор вспоминался ей кусочками: как будто картинку порвали в клочья, и часть обрывков унесло ветром. Она думала, это от пережитого потрясения, неприятно же к такому возвращаться… А сейчас потерянные обрывки нашлись и сложились вместе.

…Они тогда вышли всем скопом из своего жилища на изнанке заброшенной усадьбы, повинуясь манящим чарам. Сотворил эти чары маг, который пришел вместе с охотниками, благообразный сухонький старичок – остальные называли его господин Арнахти.

– Погодите, успеется! – прикрикнул он властно, когда охотники с ножами наготове обступили дрожащих мучах. – Сначала я выберу самую смышленую, остальные ваши.

Он начал с каждой Тунанк разговаривать, задавать вопросы, и в конце концов выбрал Тунанк Выри.

Она стояла, оцепенелая от обездвиживающих чар, и с ужасом смотрела, как у ее матери, тетки и сестриц отрезают с хвостов кисточки. Мучахи плакали и причитали, но людей это не разжалобило. Когда все закончилось, Арнахти направился к своей карете, и она пошла за ним, как на поводке. Покалеченные Тунанк остались во дворе усадьбы. На изнанку им больше не попасть, и жить им без кисточек недолго – до следующего полнолуния.

Напоследок Арнахти поругался с охотниками: напомнил им о своем проценте с выручки, да чтобы не пытались больше его обмануть. Один из амулетчиков назвал процент грабительским, маг сердито возразил, что без него они гонялись бы за этими мучахами до чворковой свадьбы. Каждый повторил свои доводы дважды-трижды, так что Тунанк Выри все поняла и оттого еще больше испугалась.

Арнахти велел ей лезть в карету, сам забрался следом. Когда тронулись, заговорил ласково: мол, он выкрал ее у злых людей, вовремя успел, ее семейство уже не спасти, но осиротевшая Тунанк Выри не пропадет, он возьмет ее к себе на службу… И все для нее стало так, как он говорил, а она и не поняла с перепугу, что ее зачаровывают.

Время от времени она вспоминала, что случилось в тот день на самом деле. Наведенные на мучаху заморачивающие чары ненадежны, могут по разным причинам потерять силу – это свойство ее племени. Но покровителю очень нужна была мучаха-помощница со своей особенной магией, какой ни у кого больше нет, и он всякий раз восстанавливал ослабевшее колдовство. Твердил, будто бы утешая, что семейство Тунанк, коли уж их выследили, было обречено, и она должна благодарить его за спасение. Потом начал регулярно угощать ее собственноручно приготовленными конфетами, и она перестала вспоминать подробности того рокового дня. Теперь-то понятно, что в конфеты покровитель добавлял нужное снадобье.

Она лежала на истоптанном земляном полу, уткнувшись лицом в ладони, и тихонько всхлипывала. Кот уже не сидел у нее на загривке. Тунанк Выри скорее ощутила, чем увидела, как он снова перекинулся в человека. На шее возле затылка саднили царапины, оставленные его когтями.

– Как тебя зовут? – услыхала она вопрос Тейзурга.

Назвала свое настоящее имя. Морочащие чары уничтожены, но она по-прежнему понимала сказанное без повторений – благодаря зелью, которое она принимала раз в четыре дня, время еще не истекло.

– Почему ты служишь Арнахти?

Тунанк Выри рассказала все как есть, а после добавила:

– Мое семейство погибло из-за него. Мы не мстим и не убиваем, я даже представить себе такое не могу, но я больше не хочу ему помогать.

– Тогда помоги нам, – попросил Хантре.

– И подумай о том, что тебе нужен новый покровитель, – добавил Тейзург.

Она села – зареванная, перемазанная, обессилевшая, хвост от обуревающих ее чувств скрутился восьмеркой.

– Если ты нам поможешь, я заберу тебя отсюда. Не бойся, я не стану тебя обижать.

Мучаха глядела с сомнением. Не доверяла она людям, и этому опасному магу, о котором столько всякого рассказывают, тем более не доверяла.

– Хм… Если я пообещаю, что заберу тебя в свои владения и буду хорошо с тобой обращаться, ты не поверишь? Человек тебя уже обманывал… И если добавлю, что я не совсем человек, а бывший демон, это вряд ли будет аргументом в мою пользу?

Тунанк Выри безотчетно кивнула.

– А если я дам слово не тебе, а ему? – мотнув головой в сторону рыжего, Тейзург скривился от боли. – Тогда поверишь?

Она мгновение помешкала, прислушиваясь к ощущениям в кисточке хвоста, и снова кивнула.

– Хантре, я тебе обещаю, что если Тунанк Выри ответит на все наши с тобой вопросы и поможет нам отсюда выбраться, я заберу ее с собой, возьму к себе на службу и не стану чинить ей никаких обид в отместку за то, что она содействовала Арнахти.

– Принято, – отозвался рыжий. – Тунанк Выри, сможешь принести нам воды? Наверху есть кувшин.

– Погоди, она еще не подтвердила, что мы договорились.

– Я согласна, – мучаха в третий раз кивнула. – Вода ближе всего в поилке для омураков.

– Прекрасно, – усмехнулся Тейзург.

Она взбежала по скрипучей лестнице, схватила со стола кувшин и в три прыжка спустилась вниз. Покосилась на омурака: ясно, что не тронет… И все равно внушает ужас.

– Принеси какие-нибудь штаны, если попадутся, – буркнул Дирвен, понуро сидевший у стенки. – Тогда юбку отдам.

Ну и гады, ну и сволочи… Эта хвостатая коза ускакала за водой, не ответив – да вряд ли она что-нибудь найдет, никакие штаны там не валяются. А Эдмар больше не удостаивал его вниманием. Надо же быть таким отъявленным гадом… Пока рыжий в кошачьем облике снимал заклятья с Тунанк Выри, Эта Сволочь вовсю издевалась над Дирвеном, а скажешь что-нибудь в ответ, только еще больше развеселится. Потом он утомился и заткнулся, вдобавок кот на них зашипел, как будто они ему мешали.

За время затишья Дирвен худо-бедно взял себя в руки: ну, подумаешь, юбка – вот добудет он себе штаны, и у Наипервейшей Сволочи уже не будет повода зубоскалить. То есть, повод все равно останется, о юбке Эта Сволочь не забудет, но позиция Дирвена уже не будет настолько уязвимой. Почти совладал с собой. А когда Эдмар спросил, поверит ли хвостатая, если он даст слово не ей, а Хантре, и та кивнула – его как будто ножом полоснули. Хотя с чего бы, хотя ему же ничего не сказали… И все равно это было как плевок в лицо.

Эдмар одной фразой обозначил разницу в отношениях, и разница эта – величиной с бездну. Мол, ты ничего не значишь, а вот если я дам слово рыжему, это будет нерушимо – все равно, что для обыкновенного придурка богами и псами поклясться. И девка из хвостатого народца согласилась, что это серьезная гарантия. Такой сволочизм намного хуже гнусных шуточек про юбку, и если б не омурак, Дирвен кинулся бы с кулаками на Эту Сволочь, пусть избитую в мясо, но все равно опасную, и будь что будет… Он сидел, не шелохнувшись, угрюмо глядя на стоявший под лестницей короб со всякой хозяйственной мелочевкой, лишь бы не смотреть на этих двоих.

Потом вспомнил, что в коробе лежит. В числе прочего, кое-какое тряпье там лежит, из которого можно соорудить дикарскую повязку.

– Мне надо взять из ящика нужную вещь, – произнес он хмуро и независимо. – Не оружие.

– И что это за нужная вещь? – осведомился Эдмар.

– Тряпка, если найдется. Ты же мне «Сторож здоровья» не отдашь.

– Увы, мне он нужнее, вашими с Арнахти стараниями, – еще и ухмыльнуться попытался – так мог бы ухмыляться изувеченный покойник. – Что ж, давай посмотрим, что там есть. Хантре?

Короб выполз на середину комнаты. Плетеная крышка откинулась, взметнув облачко пыли. Рыжий сразу цапнул лежавший сверху нож в засаленных истертых ножнах и заодно самую годную тряпку. Подпоясался, нож заткнул за пояс. Ясно, дотянуться до своих магических кладовок оба не могут – то ли сил пока не хватает, то ли из-за наведенных на долину чар, только и осталось мародерствовать.

Дирвен сглотнул комок. Рыжий, в отличие от Наипервейшей Сволочи, за все это время ни слова ему не сказал, зато в глазах читалось: дашь повод – прибью. Куду и Монфу докладывали, что он творил в Аленде, лучше не давать ему повода. Хотя еще вопрос, кто кому наваляет, если драться без магии… Но, во-первых, рыжий может перекинуться и пустить в ход когти, как тогда в Исшоде, а во-вторых, если ему на подмогу бросится омурак… Главное, скажи он что-нибудь, пусть даже ругательное – и завязался бы разговор, тогда бы можно было объяснить, что Дирвену эта тряпка нужнее, а для пояса и веревка сойдет. И заодно спросить про маму… Но его молчание как стена. А Эта Сволочь, ну вот можно об заклад побиться, прекрасно все понимает и наслаждается тем, что рыжий отгородился этой стеной не от него, а от кого-то другого. Гады оба, те еще гады…

Сделал набедренную повязку из того, что осталось в коробе. Под язвительные комментарии Эдмара, который «выражал восхищение» и еще всяко изгалялся.

Тем временем хвостатая вернулась с водой – еле дотащила, хлипкий народец. Напоила этих сволочей, налила им в ладони, чтобы рожи умыли. Кувшин с остатками поставила перед Дирвеном.

– Теперь ты вернешь мне юбку?

И как же до него сразу не дошло, что она из народца? Худющее веснушчатое личико, острые скулы, русая с желтизной коса до задницы, а сама тощая, но подвижная и быстрая – он ведь одну такую уже видел! В Исшоде, когда выбирались оттуда с Глодией и Мейлат. И даже поимел… А потом увидел хвост и от шока чуть не вмазал ей, но она тиканула вместе со своими товарками – сумасшедшими прыжками, люди так не скачут. Как они называются – мучахи? В Овдабе и Ларвезе такие не водятся.

– Ты же штаны не принесла, – бросил он хмуро, после того как напился.

Повязка получилась не ахти. Сгодится, чтобы бегать и лазать, но придется следить, чтоб не развалилась в самый неподходящий момент.

– Ему понравилось, – обронил Эдмар сочувственным тоном. – В юбке Дирвен чувствует себя обольстительным, проявим же деликатность…

– Сволочь!

Тейзург принялся расспрашивать об Арнахти, Тунанк Выри отвечала без утайки. Так странно было чувствовать себя… свободной?.. И вдобавок страшновато, но она не могла бы сказать, что пугает ее больше: грядущая неизвестность – или то, что ее оставят здесь, а потом она уже в который раз все забудет и снова станет верной служанкой господина Арнахти.

Рыжий стиснул кулаки, узнав, что Кем обречен. Из лабиринта больших и малых ущелий с ядовитым паром нет выхода во внешний мир.

– Я не виноват, что он туда поперся, – глядя исподлобья, проворчал Дирвен. – Я хотел дать ему шанс уйти. Сам я туда-сюда легко прошел, был в деревне, где все вусмерть зачарованные, но я был с амулетами. Думал, он тоже пройдет.

– Ты единственный, кому это удалось, – тихо сказала Тунанк Выри.

– Кем жив, – посидев с полминуты с отсутствующим видом, сообщил рыжий.

– Может быть, он сумел подняться достаточно высоко, – предположила мучаха.

– Тогда мы его заберем, как только сможем. Куда Арнахти дел саламандру, которая была у Хантре?

– Она в ловушке, а ловушка в усадьбе, у него в лаборатории. Он хочет сделать «Пламенный конус» на продажу, и уже начал подготовительные процедуры.

– А где сейчас «Королева роя»?

– Он убрал ее в кладовку, чтобы до нее не дотянулся повелитель амулетов.

Дирвен скроил презрительную мину. Получилось заносчиво, как уподростка.

– Где находится кладовка? – спросил Хантре.

– Этого я не знаю. У него три кладовки. Одна из них под горой, где пещера Очьемьят, мы с Дирвеном там были, когда ходили за «Королевой роя». А где еще две, знает только сам Арнахти.

Дальше вопросы задавал рыжий. Тейзург сидел молча, привалившись к стене, опустив почернелые веки. Тунанк Выри осторожно шевельнула хвостом, направив на него кисточку – так и есть, ей не показалось...

– Господин Тейзург, вы же умираете!

Хантре резко повернулся к нему:

– Что?.. Используй четвертого!

– Не хотелось, а придется, – отозвался маг надтреснутым голосом.

Вслед за этим омурак, сидевший, словно изваяние, встрепенулся и прыгнул прямо на них. Подавившись визгом, мучаха шарахнулась в угол.

Он был одновременно здесь и не здесь – в бездонной пропасти за пределами памяти, в той бездне, куда утекает прошедшее время. Почти перестал замечать, что происходит рядом, возглас Тунанк Выри вернул его в реальность.

«Сторож здоровья» не справлялся: взял под контроль работу сердца, но не смог предотвратить кровоизлияние в брюшной полости. Тут нужно несколько таких амулетов, чтобы работали параллельно, а у них только один. Хотя поглощение четвертого омурака вроде бы решило проблему: Эдмар глубоко вздохнул и даже изобразил кривую улыбку.

– Поврежденные внутренние органы я залатал, но теперь мы можем рассчитывать только на собственные силы.

– Этого ужасного существа больше нет? – тихо спросила из угла мучаха. – И другие тоже исчезли?

– Увы, ты права. Ни одного не осталось. И напрасно радуешься, это осложняет наше положение.

– Арнахти говорил, что у них есть предназначение, и хотел разгадать, в чем оно заключается, но так и не разгадал, – девушка из народца подобралась поближе, уселась на свое прежнее место, обернув хвост вокруг колен. – А вы, наверное, знаете, откуда они взялись и зачем.

Видно было, что ее разбирает любопытство, но задавать вопросы напрямую она не смела.

– Это мои создания, Тунанк Выри. Даже больше – это часть моей сущности. В буквальном смысле от себя оторвал, давным-давно, перед тем как уйти из Сонхи Вратами Хаоса. Их единственное предназначение заключалось в том, чтобы оберегать от неприятностей одного сумасшедшего, который решил, что поступил неподобающим образом, с горя превратился в дикого кота и убежал в темный лес на болоте. Очаровательно, правда? После того как Хантре тоже покинул Сонхи, они, скорее всего, залегли в спячку, однако потом что-то их разбудило. Вероятно, проснулись, когда я вернулся, но Арнахти изловил их до того, как я искупался в Лилейном омуте. Где и когда он их поймал?

– В горах, к северу отсюда. Три года назад.

– Что ж, по времени сходится.

А Хантре как будто стоял у приоткрытой калитки сада – таинственного, колдовского, опасного, с хищными цветами и заманивающими черт-те куда аллеями… По ту сторону незримой границы, которую он никогда не переступит. Они с Тейзургом всегда будут по разные стороны этой границы. И каждый может уйти в свои дали, как уже не раз бывало, но потом извилистые пути снова приведут их в пограничье, на место встречи – тоже не в первый и не в последний раз.

Это длилось недолго. Сейчас у него есть задача: найти иномирский артефакт, который когда-то притащили в Сонхи несостоявшиеся завоеватели, и сделать так, чтобы этот артефакт никому не достался.

– Так эти отвратные гады – часть тебя? – потрясенно выпалил Дирвен. – И ты их не слопал, а вроде как вернул на место? Надо ж быть таким психом…

– Что тебя так шокировало? – осведомилась Эта Сволочь. – Разве в школе амулетчиков не читают обзорный курс высшей магии? Твое невежество удручает, хотя чему удивляться…

– Я этот курс с первого раза сдал! А шокировало то, что ты же такой изысканный – плюнуть хочется, а твари у тебя получились омерзительные, аж выворачивает, от одного вида рехнуться можно.

– О, так и было задумано. Мои создания были совершенны в своей омерзительности, идеально приспособлены для того, чтобы внушать ужас. Ты ожидал от меня чего-то другого?

– Да чего от тебя еще ждать, кроме какой-нибудь мерзости, – буркнул Дирвен, сознавая, что это не самый блестящий ответ.

– Как сказать… Могу заколдовать, могу снять заклятье, могу не снимать заклятье…

Издевается? Или хочет предложить сделку?..

– Твое пакостное заклятье с меня Арнахти снял. Ты говоришь, не снял, а почем я знаю, что ты не врешь?

– Тунанк Выри, Арнахти избавил его от моего заклятья или нет?

Перед тем как ответить, хвостатая отодвинулась подальше и заняла такую позицию, чтобы проще было сигануть в открытую дверь.

– Он не смог снять это заклятье и сказал, что не будет возиться, – произнесла она скороговоркой, не поднимая глаз. – Для того чтобы Дирвен поверил, будто заклятье снято, он пригласил горную деву по имени Варейна, потому что если с горной девой, то все произойдет благодаря магии горных дев.

– Сволочи… – выдохнул Дирвен. – Все вы гады и сволочи…

– И ведь Арнахти даже речи не заводил о том, чтобы я решил вопрос с заклятьем, – с притворным сочувствием заметила Наипервейшая Сволочь. – Его интересовали только мои деньги и прочее ценное имущество. Бедный Дирвен…

– На себя посмотри!

А у рыжего на физиономии так и читалось: ну и придурки вы оба.

– Сниму заклятье в обмен на лечебные амулеты. Мне нужно еще несколько штук… Не меньше четырех. Или ты мне их принесешь, или Хантре и Тунанк Выри через некоторое время пожелают мне добрых путей, и твой единственный шанс избавиться от заклятья я заберу с собой в Хиалу. Вряд ли найдется кто-нибудь другой, кто сможет тебе помочь. Арнахти сильный маг, но здесь, как видишь, потерпел неудачу.

– Да где я возьму тебе амулеты?! У меня был один «Сторож здоровья», и он сейчас у тебя.

– В усадьбе возьмешь. Арнахти попрятал от тебя артефакты, но теперь, полагаю, достал их из кладовки и раздал своим помощникам. Он рассчитывает на тебя, как на союзника, раз прислал за тобой Тунанк Выри. Кстати, почему ты убил этого Савендье? То, что он приставал к тебе с известными намерениями – это ведь плод твоих фантазий, в действительности была другая причина?

Эти гады знают только то, что успела выложить хвостатая перед тем, как Эдмару поплохело. И… и лучше не говорить, что Савендье был агентом Крелдона. Скоро сюда нагрянут маги Ложи, тогда насчет лечебных амулетов Эта Сволочь будет договариваться уже с ними, а Дирвена побоку.

– Да мы с ним трепаться начали о том, о сем, он и сказал про меня… Ну, то есть, сказал про повелителя амулетов, будто бы не знал, что это я, хотя на самом-то деле знал, как я потом узнал… Я и не сдержался. Он нарывался, вот и получил. Я его случайно убил, хотел просто вмазать. В усадьбу мы с ней вдвоем пойдем или я один?

Тунанк Выри съежилась и уставилась на Тейзурга круглыми от страха глазами, по ее длинному голому хвосту с кисточкой на конце прошла волна дрожи.

– Пойдешь один, ей нельзя туда возвращаться.

– Ха, так Арнахти спросит, где я потерял Барвилу!

– Он не только об этом спросит. Что здесь происходит, он из усадьбы не видит, как уже подтвердила Тунанк Выри, – при этих словах Эдмара хвостатая испуганно кивнула несколько раз подряд. – Мне удалось создать завесу, с помощью его же блокирующих артефактов. Скажешь ему, что омураки загрызли Хантре, а потом напали на Барвилу. Когда ты уходил, она была еще жива, но не могла сбежать вместе с тобой, так как ей прокусили обе лодыжки – поэтому ты оставил ей «Сторож здоровья». В силу печальной необходимости ты позаимствовал у нее юбку… И можешь обвинить меня в том, что якобы я заколдовал Барвилу, из-за чего у нее вырос хвост. Хм, что касается меня… Я попытался взять омураков под контроль, и сначала мне это удалось, но потом они набросились на меня и покусали. Я остался лежать в луже крови, живой или нет – ты не понял, а подойти и пнуть не рискнул. Сам ты уцелел, потому что успел забежать в домик и задвинуть засов, а потом наблюдал за разыгравшейся драмой с вышки. После того как омураки ушли в свою конуру, ты спустился, перенес Барвилу в домик, надел ей на шею «Сторож здоровья» и бегом отправился в усадьбу.

По части инструкций Эдмар оказался таким же въедливым, как кураторы Ложи – два раза подряд заставил все повторить. Хорошо еще, без своих обычных шуточек.

– Тебе придется вернуть мне амулеты. Этот сморчок спросит, куда я их дел.

– Не торопись, сначала заключим договор по всем правилам. Ты должен поклясться богами и псами, что принесешь мне лечебные амулеты, а также ботинки или сапоги, не станешь играть на стороне Арнахти и ни слова не скажешь ему о том, что здесь видел и слышал.

– А чем ты поклянешься, что снимешь свое гнусное заклятье, если я все выполню? Такие как ты ведь не клянутся богами и псами… Дашь слово ему? – Дирвен зло мотнул головой в сторону Хантре.

– Почему бы и нет? Это самая надежная гарантия, какую я могу предложить, Тунанк Выри подтвердит. Кстати, о нем… Четвертый пункт: заберешь из лаборатории и принесешь сюда его саламандру.

– А он мне за это что?

– Не убью тебя.

Усраться можно, его величество Хантре Кайдо наконец-то соизволил хоть что-то Дирвену сказать.

– Премного благодарен! – его передернуло, как от пощечины. – Я тебе саламандру, а ты мне скажешь, что стало с моей мамой!

Вышло по-детски, еще и голос сорвался на фальцет.

– Если поклянешься богами и псами, что не станешь вредить ни ей, ни сестре, ни при каких обстоятельствах, – ледяным тоном ответил Хантре.

– Какой сестре, у меня никогда не было сестры!

– Будет.

– А… – он растеряно захлопал глазами, но потом понял. – Ну, ясно… Придурок я, что ли, сестре вредить…

– Насколько я знаю, у Глодии предполагался от тебя ребенок. Что с ним стало?

– Так они мне сказали… – промямлил Дирвен, а внутри его аж передернуло от ненависти к этой рыжей сволочи.

– Заключаем договор? – устало спросил Тейзург. – Или не заключаем, и тогда мое заклятье останется с тобой на всю жизнь. А возможно, и в следующих жизнях даст о себе знать.

От ядовитой дымки щипало в глазах, поэтому Кем шагал, зажмурившись. Все равно провожатый держит его за шиворот, а самостоятельно ему отсюда не выбраться.

Сколько прошло времени, он не мог бы сказать – попробуй, определи, если для разных частей твоего тела время течет с разной скоростью. Зато почувствовал, когда обстановка изменилась: дуновение ветра, тепло солнечных лучей на лице, камешки под подошвами шуршат по-другому… Вдобавок воздуха не хватает, и враз ослабевшие ноги подгибаются.

– Теперь можешь дышать, – сказал кто-то у него над головой.

Голос смутно знакомый. Уже слышал его однажды.

На суде.

На каком суде?.. В Аленде, когда судили тех, кто переметнулся на сторону узурпаторов, Фингера Кемаско несколько раз вызывали свидетелем. Значит, его спас кто-то из магов Ложи?

Мешком осел на землю, зашелся в судорожном кашле, жадно хватая ртом воздух. Разлепил, наконец, веки.

Первое, что увидел – две пары ног. Одни в серых сапогах, то ли кожаных, то ли матерчатых, и выглядят эти сапоги идеально, иначе не скажешь. А другие босые, изящные, чуть загорелые.

– Я окажу ему помощь, – произнес женский голос. – Мы уже столько правил нарушили, что еще одно нарушение ничего не изменит.

– Главное правило соблюдено – он все-таки позвал нас, хотя и в последний момент, – отозвался мужской голос.

Лекарка присела возле Кема. Ясно, что лекарка, потому что на ней серо-зеленые штаны и такая же туника. Лет двадцати пяти или немного постарше, на носу россыпь веснушек, древесно-русые волосы заплетены в толстенную косу. Глаза цвета весенней зелени – разве такие бывают?..

В следующий момент на него сияющим целительным потоком хлынула сила Тавше – это ни с чем не спутаешь, запомнилось, когда Зинта лечила его от ожога. Утих кашель, прошло жжение в глазах, перестали болеть сбитые в кровь ноги. Только в действиях этой лекарки под дланью Милосердной что-то было не так…

– Толку-то взывать к Ланки, если он тебе больше не покровитель, – заметил мужчина, глядя сверху вниз на Кема, который наконец-то сумел принять сидячее положение. – На плато Тугоррат ты присягнул Свету – думаешь, воровскому богу это понравилось?

– Но… – едва начав, он умолк, мысленно обозвав себя дураком. Распоследним набитым дураком. Мог бы и сам додуматься. – Теперь понял. Я вам очень благодарен за то, что спасли меня. И вам тоже… – перевел взгляд на лекарку, и лишь теперь до него дошло, что не так. – Но у вас же нет священного кинжала Тавше…

– А я в нем и не нуждаюсь. Выбирай, кому будешь служить дальше – Ланки или Свету?

– Свету, – без запинки ответил Кемурт, постепенно, как будто вопреки какой-то противодействующей силе, осознавая, почему она не нуждается в священном кинжале лекарки под дланью, и на каком суде он видел того, кто его спас. – Я могу быть чем-то полезен Свету?

– Можешь, – ответил Акетис.

А Тавше добавила:

– Бывают ситуации, когда нам нужен свой взломщик.

Одолжить штаны ни та, ни другая сволочь не согласилась: мол, других у нас нету, а ты себе в усадьбе новые раздобудешь. Ладно хоть, амулеты отдали – кроме «Сторожа здоровья». Иначе старый хмырь прицепится с вопросами, где их посеял. Так что пришлось бежать нагишом, не считая ботинок, полосатых носков и нангерской юбки цвета коровьей лепешки, с желтой каймой по подолу.

Дирвен был очень зол. А кому понравится выглядеть придурком? Всю дорогу представлял себе, как он примчится в логово Нетопыря, и ученики сразу давай ржать над ним, всякие идиотские шуточки отпускать… Кто первый заржет, тому он влепит «Каменным молотом», а кто второй, тому «Медным кулаком». Он их проучит… Плохонькие маги против Повелителя Амулетов – это все равно, что компания домашних сопляков против головореза-наемника.

В усадьбу он ворвался, кипя от ярости. Что не помешало ему сходу определить, что артефакты тут есть, в том числе лечебные. Арнахти приготовился обороняться от омураков и как следует вооружил своих недоумков. Ха, только это им не поможет!

Во дворе ни души. Наверху, за мутным окном, выходившим на галерейку, кто-то маячил – скорее всего, сам Нетопырь.

Свирепо шибанув входной дверью, Дирвен миновал прихожую, из которой вправо и влево уходило два коридорчика, и ворвался в гостиную, она же трапезная. Курочди, Ручди и Квельдо были здесь – встав треугольником вокруг обеденного стола, сообща колдовали над пыльным выцветшим макетом из папье-маше, изображавшим долину и окрестности.

Появление Дирвена нарушило процесс: ученики оторопело на него уставились. Того и гляди, гады, заржут… Он решил перехватить инициативу:

– Я вас всех поимею! Скидывайте штаны, придурки, живо!

На секунду присутствующие окаменели.

Потом враз побледневший Квельдо обморочным голосом пролепетал:

– Не надо… Только не меня…

И грохнулся на пол, закатив глаза.

Дирвен тоже опешил: не ожидал такого номера! Думал, смеяться начнут, а они испугались, как будто омурака увидели. У Курочди аж веко задергалось. Понимают, что против Повелителя Амулетов они плюнь да разотри. Ну и пусть боятся, лишь бы не начали юбку высмеивать.

– Давайте сюда амулеты! Все что есть бросайте на пол! Или обоих поимею!

Наперегонки начали кидать артефакты ему под ноги. А положить-то некуда, юбка эта дурацкая без карманов...

– И штаны снимайте!

Оба попятились, теперь между ними и Дирвеном находился стол. Ручди попытался вмазать ему заклятьем, но он выбросил навстречу «Незримый щит» – импульсы сшиблись в аккурат над макетом, издавшим сухой бумажный хруст.

– Что вы делаете!.. – ахнул Курочди. – Нельзя…

И побледнел еще сильнее, чем отрубившийся Квельдо.

В следующее мгновение в дверном проеме, который вел во внутренние комнаты, появился Арнахти.

– Дирвен, где Барвила?

Вывалил ему все, заранее отрепетированное, и потребовал лечебные амулеты для Барвилы. Мол, он за ней сбегает. Омураки сожрали рыжего и теперь сытые, дрыхнут в конуре, а девчонку бросать жалко, он ее на закорки посадит или на плечах дотащит, только ему понадобится «Тягло», лучше не одно, и несколько штук лечебных.

– Да, да, я тебе дам амулеты. Тейзургу тоже оставишь «Сторож здоровья». Будет неплохо, если он выживет, мы с ним не закончили… Не держи на меня зла, я отношусь к тебе с искренним расположением и всегда восхищался твоими способностями. А здесь что случилось?..

Последний вопрос был адресован Ручди и Курочди, которые встали рядышком перед столом, заслоняя поврежденный рельеф из папье-маше.

– Он хотел нас того… – промямлил Ручди. – Как тогда Тейзурга…

– Хотел штаны у кого-нибудь из них позаимствовать, а то мне пришлось взять у Барвилы юбку! – возмущенно объяснил Дирвен. – Не голяком же бегать. Мне нужен мой жилет с карманами и мои штаны.

– Да, да, идем, я тебе все отдам, – согласился Арнахти.

– Дурак, так бы сразу и сказал! – донесся вслед надрывный возглас.

Нетопырь вернул Дирвену одежду, которая лежала комом в чулане. Нужных амулетов выдал, не скупясь. Хвостатую он потерять не хотел – видать, и впрямь ценная помощница. Да и в спасении Тейзурга был заинтересован, поскольку до сих пор надеялся прибрать к рукам его имущество.

Дирвен рассовал арсенал по карманам.

– Я обернусь туда-сюда быстрее, если вернете мне «Пятокрылы».

Арнахти задумчиво пожевал губами.

– Ты молодой, быстрый, тебе и «Скоробега» хватит. «Пятокрылы» я тебе верну, но позже.

Ясно, зажать собирается. Сделал вид, что поверил.

К выходу пошли через трапезную. Квельдо все еще валялся без чувств. Курочди и Ручди колдовали над столом и опять попытались его загородить, но в этот раз маневр не удался – Нетопырь увидел помятый макет.

– Это что?.. Вы… Вы что сделали?! Вы понимаете, что это значит?!..

– Это из-за него! – Ручди обвиняюще ткнул пальцем в амулетчика.

– Ты первый ударил! – огрызнулся Дирвен.

– Неучи, что же вы натворили… Задержка во времени, да, сколько-то времени у нас есть… Живо становитесь, попробуем залатать! Пока у нас еще есть время!

Маги треугольником расположились вокруг стола. На Дирвена больше не обращали внимания, лишь Нетопырь торопливо махнул ему рукой: мол, беги, не задерживайся.

Он выскочил в дверь, а потом оглянулся – никто не смотрит, и метнулся за угол, использовав «Мимогляд». Аккуратно, как еще в школе Ложи научили, выдавил стекло, залез через окно в комнатушку с пыльными шторами и сваленными у стен тюками. Награбленное добро? К крухутаку не ходи, Эта Сволочь – не первая жертва, тихий старичок наверняка и раньше промышлял вымогательством.

Хвостатая объяснила, где находится лаборатория, и он пробрался туда с помощью «Зонтика Ланки». Тикают часы, в шкафах и на полках бутылки, горшки, банки, на столах всякая магическая дребедень вперемешку с мусором. Нетопырь занимается изготовлением амулетов, но готовых изделий тут нет – все в кладовках. Попался на глаза потертый кошель с нангерскими кундами, Дирвен сунул его в карман. Считай, свое вернул: Арнахти так и не отдал деньги, которые у него при себе были, а он эту тему не затрагивал, чтоб не вызвать подозрений.

На трехногом чугунном столике в углу – стеклянная колба, вокруг кольцом разложены артефакты, а в колбе саламандра. Сейчас она смахивала на дохлую ящерку с тускло-золотой чешуей.

Усыпив амулеты, Дирвен сунул колбу в висевшую на плече сумку, выпрошенную у Нетопыря «на всякий случай». Как объяснил Эдмар, саламандра очнется не сразу, и ей самостоятельно не выбраться из сосуда, горловина которого запечатана магической печатью.

В эту же сумку запихнул чьи-то ботинки, найденные на жилой половине.

Вылез в окно, снова задействовал «Мимогляд» – и перебежками до ворот. В усадьбе никакой суеты. Ха, магам сейчас не до него, они свою побитую рухлядь чинят.

Рванул к загону по прямой: омураков больше нет, бояться нечего. И Эдмар как миленький избавит его от пакостного заклятья, а Хантре расскажет о маме, потому что Дирвен свою часть уговора выполнил.

Он мчался как на крыльях, и в иные моменты ему казалось, что земля под ногами содрогается.

Глава 7. В тумане

После того как Дирвен ушел, Эдмар обессилено привалился к стене. Его знобило. Четвертый омурак спас его от скоропостижного летального исхода, но он по-прежнему находился в двух шагах от тропы мертвых.

Хантре придвинулся ближе, так что они соприкоснулись плечами.

– Возьми у меня. Только в меру. Мне, возможно, еще драться придется.

– Щедрое предложение... У Дирвена я взял немного, поскольку собирался послать его за лечебными амулетами. А она для этого не годится – она часть замкнутой системы, из которой невозможно ничего изъять. Жизненная сила представителя волшебного народца вся без остатка принадлежит народцу, знаешь об этом?

– Теперь буду знать. Ну и хорошо.

– Дирвен бесподобен… – снова заговорил Эдмар после паузы. – А ты еще удивлялся, почему я не убил его за то, было в Исшоде. Убить Дирвена – это было бы преступление!

– А у него на совести сколько преступлений? Сколько людей по его вине погибло?

– Но согласись, это ведь не мешает ему быть восхитительно забавным? Убил бы – потерял бы массу удовольствия.

Хантре промолчал. Его не раз поражало – и здесь, в Сонхи, и где-то еще, до снежной завесы, поглотившей все подробности его предыдущей жизни – это несоответствие между деянием и фигурантом. Убийства, изнасилования, тяжкие телесные, грабежи, издевательства над теми, кто не смог дать отпор – и в результате следственных действий выясняется, что совершил это обыкновенный засранец, с детства на кого-нибудь обиженный и готовый вымещать свою обиду на каждом, кто в недобрый момент подвернется, убежденный, что весь мир ему должен… Несостоявшийся Властелин Сонхи не был исключением, разве что выделялся масштабами разрушений.

Рассуждать на эту тему не хотелось. Надо собраться с силами и отдать необходимую часть силы Тейзургу – для него это сейчас, как переливание крови для раненого. И выяснить, что происходит, потому что знобит не только Эдмара. Еще и земляной пол под ними вздрагивает, как в ознобе.

Примчавшись обратно, Дирвен застал самую что ни на есть мерзопакостную картинку: сидят рядышком, и голова Этой Сволочи лежит на плече у рыжей сволочи. Аж передернуло от злости. Так бы и вмазал, если б не поклялся богами и псами. А хвостатая застыла вполоборота к ним, в нелепой раскоряченной позе, упершись ладонями в пол – ха, как будто к поимелову приготовилась! И физиономия у нее что-то чересчур испуганная… Дирвен инстинктивно подобрался: не прячется ли за коробом или на лестнице возле лаза на второй этаж еще какая-нибудь дрянь?

– Ты чего?

Под подошвами ощутимо дрогнуло. Он-то думал, мерещится.

– Какого чворка?!

– Дай господину Тейзургу амулеты, – подняв на него взгляд, бесцветным голосом попросила Тунанк Выри. – У нас мало времени. Я не успела рассказать про духа местности и про то, что еще сделал Арнахти.

– Давай амулеты, – потребовал рыжий.

– На. Гады вы оба…

Не удостоив его ответом, Хантре осторожно высвободился и надел всю дюжину «Сторожей здоровья» Эдмару на шею. Потом повернулся к Тунанк Выри:

– Землетрясение? Их же вроде здесь не бывает, горы старые.

– Это дрожит верхний пласт земли. Перед тем как господину Тейзургу стало плохо, я рассказывала, что Арнахти поймал в ловушку духа местности, чтобы полностью подчинить себе долину и окрестные горы. Он создал и заклял магический макет, через который можно воздействовать на это место. Неужели с макетом что-то случилось? Он мог его достать, чтобы сделать недоступным для омураков тот участок, на котором стоит усадьба, и если его случайно уронили…

– Не уронили, а помяли, – вмешался Дирвен. – Этот придурок Ручди жахнул в меня заклятьем, а я отбил, ну и срикошетило на стол, прямо по макету. Арнахти как увидел – взбеленился, и сейчас они макетом занимаются, так что саламандру я забрал, плевое дело.

Неприязненно скривившись, вытащил из сумки колбу, сунул рыжему. Тот ловко, словно ярмарочный фигляр, отбил горлышко о лестничную балясину, вытряхнул дохлую ящерку себе на ладонь и спрятал за пазуху.

– В каком месте был поврежден макет? – подал голос оклемавшийся Эдмар. – И насколько серьезно?

– Посередке. Там что-то хрустнуло и смялось.

– Тогда надо уносить ноги. Немедленно.

– Веревки берем с собой, – Хантре откинул крышку короба.

На дне нашлась старая жестяная кружка и пара заржавелых ножей – один достался Этой Сволочи, другой Дирвену.

– Ты ведь сможешь определить самый безопасный путь? – обратился Эдмар к мучахе.

– Да, – с готовностью откликнулась та.

– А верхний пласт земли – это насколько глубоко? – догадался поинтересоваться Дирвен. – По колено, по пояс?

– Как этот дом, только не в высоту, а в глубину. Даже еще глубже. Нам надо поскорее выйти наружу!

Рыжий закинул руку Эдмара себе на плечо и поволок его к двери, спросив на ходу:

– Перекинуться сможешь? Змею будет легче тащить, чем человека.

– Сейчас не смогу. А ты, в кого-нибудь покрупнее?

– Тоже нет. Только в базовый облик, но на коте ты далеко не уедешь.

Тунанк Выри вилась вокруг них, хотя давно могла бы драпануть, при ее-то прыгучести. Дирвен, деваться некуда, тоже топтался рядом. По уговору, Наипервейшая Сволочь снимет с него заклятье, когда будет в состоянии это сделать. О месте встрече они договорятся через мыслевести, и оба приняли обязательство никаких подвохов при этом друг другу не чинить. Все решено, но для того чтобы встреча состоялась, Эдмар должен выжить. Если его здесь прикончат или сам помрет от полученных травм и магических воздействий – считай, из-за Дирвена, который помог Арнахти его захватить – уговор потеряет силу. Так что хочешь – не хочешь надо позаботиться о том, чтобы он уцелел.

Наружу выбрались вовремя. Повелитель амулетов судорожно сглотнул, наблюдая, как домишко, в котором только что сидели, кособоко сползает в разверзшуюся ямину. Построенный для омураков сарай тоже ухнул под землю, следа не осталось.

– В сторону гор нельзя, – предупредила мучаха. – Чем ближе к усадьбе, тем безопасней. Арнахти постарается спасти свой дом.

– Судя по масштабам светопреставления, вряд ли он преуспеет, – заметил Эдмар. – Хантре, что скажешь?

– Она права. И катаклизмы через некоторое время затихнут. Другой вопрос, когда.

– Нам нужно переждать бедствие, и для этого самый разумный вариант – подойти поближе к унылому обиталищу Арнахти. Хотя неизвестно, спасет нас это или нет, – разбитое лицо Наипервейшей Сволочи искривила гримаса то ли боли, то ли злости, после чего он обратился к Тунанк Выри: – Радость моя, ты рассказала нам много интересного, и ты узнала о нас кое-что интересное. Ты ведь понимаешь, если будет риск, что нас снова захватят, придется тебя убить. Увы, я сделаю это с большим сожалением. Держись возле меня, не отходи ни на шаг.

– Я понимаю, –   грустно отозвалась хвостатая. – Я не хочу вернуться к Арнахти, чтобы снова началось то, что было со мной раньше. Это самое ужасное, что может со мной случиться. Я буду держаться возле вас и не сбегу.

– Больно не будет, – пообещал Тейзург.

Рыжий невесело глянул на них, но промолчал.

– Тогда пошли, что ли, а то стоим как придурки, – поторопил Дирвен.

Земля под ногами тряслась, словно панцирная сетка кровати, на которой ворочается в бреду больной великан.

Вела мучаха, даже рыжий с ней не спорил: он угадает нужный путь восемь из десяти, а она чует наверняка. Длинный голый хвост с пегой метелкой на конце скользил то вправо, то влево, как будто угорь в воде извивается. Дирвен снова вспомнил, как поимел одну такую в Исшоде, и ему стало противно. Хотя Лорма еще хуже. То ли дело Эта Сво… Тут он поймал себя на том, что мысли опять норовят свернуть не туда, и угрюмо выругался под нос. Он ведь не виноват, что так вышло. Эдмар сам виноват.

Время от времени Арнахти пытался дозваться его через «Ментальный почтальон»: заботливо справлялся, как обстоят дела, и жива ли Барвила, и не исчез ли у нее наколдованный Тейзургом хвост… Ха, да куда ж он денется! Пару раз ответил, что Барвила пока жива, но потеряла много крови, и хвост при ней, но она надеется, что господин Арнахти ее расколдует, а Тейзург без сознания, но вроде еще не помер. Потом ему это надоело, и он мысленно завопил: «Господин Арнахти, здесь такое началось!.. Нам конец!..» После чего игнорировал мыслевести, сколько бы Нетопырь ни надрывался.

А пейзаж вокруг был такой отвратный, что хотелось или зажмуриться, или проснуться. Повсюду ямы и трещины, земля где провалилась, где вздыбилась. Белесая хмарь, заволокшая небо над владениями Нетопыря, опустилась ниже и свисает клочьями – теперь она стала похожа на рваную драпировку. На верхушке образовавшейся на ровном месте хребтины из камней, глинистых комьев и пучков травы дурацким чубчиком торчит куст, мотаясь туда-сюда, потому что хребтина то и дело вздрагивает заодно со всем остальным. Во вляпались… Но Дирвен был собран и сосредоточен, и боялся в меру: у него амулеты, рядом два сильных мага, хоть они и битые сволочи, и хвостатая свое дело знает.

Продвигались вперед еле-еле, как издыхающий чворк. Хотя у них же нет цели в назначенный срок куда-то попасть – им всего лишь нужно в каждый момент находиться там, где земля не уйдет из-под ног.

Видели издали камнешмыга, на котором разъезжал по долине Арнахти: каменный поросенок потеряно слонялся посреди окружающего раздрая и как будто тоже чуял, куда нельзя соваться. На нем все еще была попона из одеяла, а подушку где-то потерял.

Спасти усадьбу Нетопырю не удалось. Это они поняли, когда подобрались к ней достаточно близко. То есть, даже не к ней, а к тому, что от нее осталось.

Из земли торчит где осыпавшаяся с боков стенка с разбитым окном, где кусок забора. Посреди зияющего чуть дальше провала можно разглядеть черепичный треугольник – крышу западной пристройки. Уцелела только пара сараев. Людей не видно.

– Арнахти успел уйти, – сказала Тунанк Выри. – Я бы его почуяла.

– Его здесь нет, – согласился Хантре. – Насчет остальных непонятно, фон сильно взбаламучен.

– Тьеку жалко, – добавила хвостатая. – Она хорошая. Относилась ко мне так, словно я девушка людского племени, хотя знает про меня правду. Ее Арнахти тоже обманул. Он подстроил, чтобы все поверили, будто она навела порчу на соседку, а потом спас ее от рассерженных людей. Она вкусно готовит и обычную еду, и лечебную, а ему нужна была повариха.

Рыжий что-то тихонько пробормотал – то ли пожелал Тьеке добрых путей, то ли выругался. А Дирвен подивился тому, что девка из народца способна пожалеть человека. В Исшоде он за тамошними обитателями такого не замечал.

Земля опять затряслась, и они убрели в сторону от усадьбы. Вместе с сумерками сгущался туман – белесая хмарь, словно кисель, стекала с небес за землю.

Ночь прошла хуже некуда. Где стояли, там и заночевали, в грязи, в кромешной темени. Да еще несколько раз перебирались с места на место, когда хвостатая предупреждала, что сейчас тут все зашатается.

Вдобавок эти две сволочи дремали в обнимку: саламандра ожила, но так и сидела за пазухой у рыжего, и тот прижимался к Эдмару, чтобы его согреть – если через ткань, не обожжет. Дирвен понимал, что иначе этот гад околеет от ночной холодрыги, его и так колотит озноб. Но все равно злился, потому что форменная мерзопакость же, вот прямо рядом! Так бы и сплюнул, но во рту пересохло, воды-то у них не было.

Эдмар чувствовал себя скверно, несмотря на то что «Сторожа здоровья» трудились, как шестеренки в часах. Лечебные артефакты разделили на две связки: одна висела на шее у пациента, другая была у Хантре, который заряжал их своей силой. Маги выжимали из них все что можно, и все равно их мощности не хватало. Эта Сволочь больше не помирала, но и улучшений не наблюдалось.

Хантре сдержал слово, рассказал о маме. Ложа хотела ее использовать, как рычаг воздействия на взбунтовавшегося первого амулетчика, а рыжий решил сплавить ее в безопасное место – пусть разбираются без нее, потому что за преступления Дирвена она не в ответе.

– Прелестно, наконец-то сознался открытым текстом, – встрял в разговор Эдмар, ради такого случая очнувшийся. – Хантре, ты забыл упомянуть о том, что между делом спер в резиденции Ложи две шубы, принадлежавшие достопочтенным архимагам. Одна из черного соболя, другая из полярного медведя, каждая стоила целое состояние. Боги и демоны, какой восхитительный скандал из-за этого случился… Но я сделал все, чтобы отмести гнусные инсинуации в твой адрес.

– А шубы зачем? – удивился Дирвен.

– Ее унес Пёс Зимней Бури, – сухо пояснил рыжий. – В полете на высоте холодно.

Он все время так говорил, сухо и отстраненно: мол, информацию я выложить обязан, раз пообещал, но ты для меня по ту сторону стенки.

Когда он пришел в переулок Трех Плошек, с мамой были наемники Лормы. Та велела изувечить и убить Сонтобию Кориц, чтобы Дирвен подумал на Ложу. Хантре прикончил их и в помещении все изнутри выжег, чтоб никаких улик, а маме перебинтовал искалеченные руки и увел ее оттуда. Потом Дохрау улетел с ней в свои владения за Сновидческим хребтом, в стойбище шамана, который разобрался, что она опутана остаточными чарами пшоров, и нашел способ их снять.

Ну да, Хеледика объясняла, что это делается во время поимелова, и помочь женщине может только мужчина, а мужчине – только женщина, поэтому она тут не справится.

Мама наконец-то полностью избавилась от чар шепчущего народца и стала женой того шамана, и сейчас носит его ребенка, будущую сестру Дирвена.

– Как их можно найти?

– Этого не скажу, – отрезал Хантре. – Такого уговора не было.

– Я же поклялся, что не причиню им вреда!

Рыжая сволочь промолчала и на все попытки продолжить разговор никак не реагировала. Зато Наипервейшая Сволочь промурлыкала:

– Игнорировать и бесить он умеет… Обожаю...

До промозглого серого рассвета они все-таки дожили. Долина по-прежнему ходила ходуном, но уже с промежутками, которые раз за разом увеличивались. Видящий и хвостатая сошлись на том, что колебания затухают, но не были уверены, что этот поиметый маятник опять не начнет разгоняться.

– Дух долины навел бы порядок, если б Арнахти не посадил его в ловушку, – расстроено морща лоб, сказала Тунанк Выри.

– А кто ему помогал? – поддел ее Дирвен.

Сникла: наверняка же не обошлось без ее участия.

– Ты лучше Аленду вспомни, – неприязненно бросил рыжий.

– А ты… А ты вспомни «Пьяный перевал»!

Ну, просто не пришло на ум ничего другого. Рыжая сволочь бешено сверкнула глазами, а мучаха проворно отползла, чтоб не зашибли ненароком, но тут встряла Наипервейшая Сволочь:

– Насколько мне известно, в «Пьяном перевале» никто не умер, и все остались довольны… Как бы ни отрицали это впоследствии.

Хантре развернулся уже к нему, и Дирвен тоже переместился в сторонку – пусть лучше между собой подерутся, а то ведь он даже вмазать ни тому, ни другому не сможет как следует, раз поклялся богами и псами. Но до драки не дошло. После минуты молчания Хантре процедил:

– Вот ты и позавтракал...

Эдмар улыбнулся и развел руками. Во сволочь, он же бывший демон, может питаться энергетическими выплесками. Хотя обычная жратва ему тоже нужна, как и всем остальным.

И воды бы раздобыть. У Хантре за спиной вместе с мотком веревки висел кувшин, а у Дирвена лежала в сумке мятая жестяная кружка, да пить было нечего.

После того как Тунанк Выри по ведомым лишь ей признакам выбрала безопасное место для очередного привала, решили чего-нибудь поискать. Дирвен отправится туда, где раньше был огород – может, на грядках что-то уцелело, а Хантре сходит к ручью за водой. Он этого ручья никогда не видел, но сказал, что найдет. Хвостатая останется с Эдмаром.

У них около часа до следующего содрогания долины, за это время нужно обернуться туда-сюда. У Дирвена есть «Верный провожатый», запоминающий дорогу, а рыжая сволочь и так не потеряется.

Туман неоднородный: видимость где на две-три дюжины шагов вполне сносная, а где на расстоянии вытянутой руки все тонет в белесой мгле. Надо быть настороже, чтоб не переломать ноги и не сверзиться в яму. Но зато и ты не на виду, если Нетопырь со своими недоумками ошивается поблизости.

Попадались островки вовсе без тумана, одни размером с комнату, другие с городскую площадь – словно отдельные участки местности накрыты стеклянными колпаками, непроницаемыми для этой хмари.

Часть огорода находилась под таким «колпаком», а сам огород выглядел так, словно подвергся нашествию кротов величиной с корову. Еще и прудик образовался, которого раньше не было, но жижа в нем выглядела отвратно, как будто с навозом перемешали, пить не рискнул.

Набрал на развороченных грядках пучок редиса и несколько морковок, вконец угваздавшись. Времени осталось с запасом: можно сделать крюк и пройти через территорию усадьбы – вдруг там что-нибудь из съестного валяется? Недалеко же, а у него «Скоробег».

Развалины тонули в тумане. Не сразу удалось определить, где раньше находилась кухня, настолько все перерыто. И все-таки не зря сюда завернул: нашел в грязи палку колбасы худьякьяги с завязками на конце – наверное, из тех, что висели под потолком, их там целая гирлянда была.

В надежде еще чем-нибудь разжиться заглянул в ближайшую яму: разинутая пасть земли, с боков торчат балки, каменные блоки, длинный обломок лакированной доски – в прошлом то ли полка, то ли скамья, кусок деревянной лестницы. Внизу, на такой глубине, как будто смотришь с крыши двухэтажного дома, куча тряпья. Нет здесь никакой колбасы, а если и есть, ее не достанешь.

На дне что-то шевельнулось, издало слабый звук, похожий на стон.

Дирвен напрягся, но лишь в первое мгновение. Это не дрожь долины. Там кто-то живой.

Всмотревшись, понял, что это Тьека. Лицо перемазано, узнал по одежке – единственная женщина в логове Нетопыря, кроме так называемой «девицы Барвилы».

– Эй, вы меня слышите?

Опять застонала, потом что-то произнесла сорванным голосом – слов не разобрать.

Дирвен прикинул, сможет ли ее вытащить. У него «Тягло» и за спиной смотанная веревка, длины должно хватить. Но закрепить верхний конец негде. И вдобавок никакой гарантии, что стенки ямы не поплывут, если он полезет туда за Тьекой, и пасть земли не захлопнется, проглотив две жертвы вместо одной.

– Простите, – сказал он глухо. – Я ничего не могу сделать.

Непонятно, услышала или нет.

Вернулся к своим – хотя какие они «свои»! – угрюмый и подавленный, зато с едой. Хантре все еще не было.

– Да ты у нас добытчик! – ухмыльнулась Наипервейшая Сволочь.

Промолчал.

– Меланхолия одолела с утра пораньше?

– Там Тьека. В яме сидит.

– Живая? – ахнула Тунанк Выри. – Ее можно спасти?

– Нельзя. Ямина глубокая, и в любой момент все может осыпаться.

Мучаха поникла, съежилась.

Он мрачно уставился в туман, кляня про себя Рогатую Госпожу, на чем свет стоит.

– Дирвен, тебя это расстроило? – поинтересовался Эдмар тоном любопытствующего бездельника.

– Не обрадовало, – огрызнулся амулетчик.

– Хм, но ведь когда ты рушил дома в Аленде, среди погибших и покалеченных тоже были такие, как эта Тьека – старая прислуга, которая не в ответе за своих хозяев. В чем же разница?

– Да ты… ты… еще ты будешь…

У него аж дыхание перехватило, и нужных слов, как назло, не нашлось. Ладно бы ему сказала такое Зинта, или какой-нибудь праведный жрец светлых богов, или пусть бы даже рыжая сволочь… Хотя они сказали бы это по-другому. А то ведь Тейзург, который, если б ему было нужно, еще не то бы учинил.

– Чем к другим цепляться, начни с себя! – буркнул Дирвен, припомнив нотации Суно Орвехта.

– Очаровательно…

Тунанк Выри всхлипнула. А потом сообщила:

– Хантре возвращается. Несет воду.

– Не говорите ему о Тьеке, – уже другим тоном потребовала Эта Сволочь. – Кто проболтается, горько пожалеет.

– Не скажу, – угнетенно отозвалась хвостатая.

Дирвен презрительно скривился и снова вперил взгляд в туман. На душе было паскудно.

Рыжий появился из белесой мути по-кошачьи бесшумно. С полным кувшином воды, вдобавок рожу умыл. Первым делом обменялся с Этой Сволочью амулетами: отдал заряженные, забрал израсходованные. Потом рассказал, что ручей оказался не там, где говорила Тунанк Выри – видимо, поменял русло. И еще он обнаружил следы, оставленные Арнахти и его учениками, но их самих не видел.

Приступили к завтраку. Тунанк Выри сгрызла до половины самую мелкую морковину, остаток сунула в карман курточки – мол, ей этого хватит. На ее веснушчатом остроскулом личике застыло пришибленное выражение, но это никого не удивляло. А Дирвен глядел на двух сволочей, которые жрали его колбасу, и в душе все больше распалялся: Хантре нельзя говорить о Тьеке – он, видите ли, чувствительный, может расстроиться, а мерзопакостно влюбленная Наипервейшая Сволочь, видите ли, не хочет его расстраивать… Тьфу!.. Со злости даже сплюнул не дожеванный кусок худьякьяги. Сотрапезники уставились на него с удивлением.

– Хрящ попался! – свирепо пояснил Дирвен.

Содрогание земли в этот раз еле ощущалось и длилось недолго. Даже вскакивать и тащиться на другое место не пришлось – хвостатая сказала, не опасно.

– Кажется, все заканчивается, – произнесла она с таким унынием, точно сожалела об этом, хотя на самом-то деле, к крухутакам не ходи, думала о несчастной поварихе.

– Что случилось? – поинтересовался Хантре.

Его остриженные волосы начали виться и окружали лицо пламенным ореолом. Эдмару на всех наплевать, только на него не наплевать…

А Дирвену наплевать, что впечатлительная рыжая сволочь распереживается, и никакая Наипервейшая Сволочь ему не указ!

– Там Тьека, – бросил он, глядя на Тейзурга с затаенным вызовом. – Провалилась и в яме сидит. Ее не вытащить. Может, уже завалило.

– Почему сразу не сказал? – рыжий поднялся на ноги, как распрямившаяся пружина. – Бери веревки, пошли.

– Куда?.. – опешил Дирвен.

– Тьеку вытаскивать. Или предлагаешь подождать до завтра?

– Хантре, это опасно, – вмешался Эдмар. – Ты же видел эти ямы – там все неустойчиво, стенки в любой момент могут осыпаться. К сожалению, Тьека обречена, и если ты полезешь за ней – это будет напрасная игра со смертью.

На Дирвена он даже не взглянул. И вряд ли можно считать это хорошим признаком.

– Посмотрим, – бросил Хантре. – Идем. У тебя есть «Тягло»?

– Да, – растеряно отозвался амулетчик.

Все вышло не так, как он думал. Он ведь думал, что рыжий начнет страдать, как Тунанк Выри, а тот вместо этого сразу подорвался спасать Тьеку. Деловито, словно пожарныйили какой-нибудь полицейский из тех, которые при любом светопреставлении действуют по инструкциям. Только у него же нет никаких инструкций…

Наипервейшая Сволочь и Тунанк Выри остались сидеть возле обломка доски с недоеденной колбасой и кувшином. Хвостатая смотрела с надеждой, стиснув от избытка чувств маленькие костлявые кулачки, Тейзург – с непроницаемым выражением, а кулаки-то и у него были сжаты.

Дирвену стало чуток не по себе, и он ринулся вперед, потом спохватился – у него же «Скоробег», угонится ли за ним рыжий? Но тот перекинулся и помчался вприпрыжку.

Яма была на месте, повариху все еще не засыпало.

– Готовь веревки, – выпрямившись в человеческом облике, приказал рыжий. – Я спущусь, обвяжу ее. Тащить начнешь по моему сигналу, и тащить надо будет быстро. Сбросишь мне веревки, когда я буду внизу.

– Как ты спустишься? Обрушится же все…

Но тот вместо ответа снова перекинулся и прыгнул в яму, легко перескакивая с одной опоры на другую. Амулетчик, с веревками наготове, наблюдал за перемещениями кота с замиранием сердца. Порой начинали сыпаться комья почвы и камешки, но это была мелочевка, стенки провала оставались на месте. Похоже, Хантре еще и магию применил, чтобы удерживать их в неподвижном состоянии. Наконец он добрался до дна, принял человеческий облик и махнул рукой: давай.

Дирвен скинул все четыре веревки. Рыжий проворно обмотал Тьеку и снова подал знак: тащи!

Активировав «Тягло», амулетчик потащил, пятясь от ямы, яростно впечатывая каблуки ботинок в раскисшую землю. Лишь бы веревки с живым грузом ни за что не зацепились… И лишь бы не случилось сейчас очередного содрогания…

Наконец через край мешком перевалилась оплетенная веревками Тьека, встрепанная, с темным от грязи лицом, словно глыба земли с космами седых волос. На спине у нее висел кот, уцепившись когтями за толстую вязаную кофту. Едва они оказались в двух шагах от кромки провала, он соскочил, перекинулся в человеческий облик, подхватил ее под мышки и бегом отволок подальше. Вовремя, потому что тут-то и посыпалось: в отместку за то, что из глотки вырвали добычу, яма отвоевала себе еще немного пространства.

После этого рыжий свалился, как подкошенный, рядом с поварихой. Та пыталась шевелиться и что-то невнятно бормотала. Лишь бы не оказалось, что она спятила...

Пошатываясь, Дирвен направился к ним. Он взмок и тяжело дышал, на ладонях горели ссадины.

Вблизи выяснилось, что Хантре без сознания, а Тьека глядит вполне осмысленно и твердит слова благодарности.

Когда амулетчик избавил ее от веревок – пришлось резать, узлы были затянуты намертво – та обняла его и произнесла по-нангерски, еле ворочая языком:

– Хороший мальчик… Дай тебе боги здоровья и счастья, избавления от всех бед…

Ей бы рыжего обнимать: если б не он, никто бы за ней не пришел. Но вытащил-то ее Дирвен! Так что заслуга у них напополам.

Обессилено уткнулся лбом в ее мягкое плечо. Впервые за много дней на душе было хорошо – как будто вынырнул из кромешной паскудной мути туда, где светит солнце.

До усадьбы добирались часа полтора. Тунанк Выри мигом бы домчалась, но Тейзург не мог идти быстро, и ему приходилось часто отдыхать. Вдобавок мучаха тащила на треть полный кувшин и узелок с остатками еды.

Маг то принимался жаловаться, с театральным надрывом, что уже не в первый раз оставляет в живых мерзавца, который его забавляет, а потом этот мерзавец создает ему проблемы, то умолкал и плелся, стиснув зубы. Она вначале испугалась, что его услышат, если Арнахти с учениками где-то рядом, и уже хотела сказать об этом, но вовремя уловила тончайшее, как паутинка, заклятье «глухой вуали». Потом он начал молиться Госпоже Вероятностей, чтобы та позаботилась о Хантре: «я тебя столько развлекал, не отнимай его у меня, окажи мне эту милость».

Тунанк Выри чуяла, что у него жар. Он себя контролировал, даже колдовать мог, но непонятно, сумеет ли дать отпор, если случится стычка с Арнахти.

В конце концов они пришли куда надо, и как же она обрадовалась, когда оказалось, что все живы!

Повариха была озябшая, побитая, грязная, вся в кровоподтеках и ссадинах, но обошлось без переломов. Она сгорбилась на травяной кочке, со «Сторожем здоровья» на шее, спиной к спине с Хантре – тот согревал ее теплом саламандры. Эти двое сохраняли сидячее положение лишь потому, что подпирали друг друга. Позже мучаха узнала, что рыжий потерял много сил, используя магию, иначе бы их завалило в яме.

Дирвен при появлении Тейзурга отошел в сторонку – ощетинился, взгляд исподлобья: приготовился к ссоре.

– Тунанк Выри, дай им напиться. Сначала ему.

Рыжий что-то произнес, с трудом шевеля губами. Похоже, возразил.

– Для нас важнее, чтобы ты поскорее восстановил силы, – терпеливо, хотя и с едва уловимым оттенком ярости, пояснил Тейзург. – Давай все-таки будем действовать рационально, умоляю тебя.

Мучаха напоила обоих из кружки, которую тоже захватила с собой.

– Мне сходить по воду или попросить Дирвена? – смиренно спросила она после этой процедуры.

– Идите вместе. Ты разумней, но ты этот кувшин хорошо если к вечеру принесешь. А он без тебя вряд ли найдет воду.

– Зато мы человека спасли! – с вызовом буркнул амулетчик, по-прежнему сохраняя дистанцию.

Тунанк Выри сунула ему в руки пустой кувшин и примирительно сказала:

– Идем скорее!

Ей тоже было неуютно рядом с разозленным Тейзургом, и она беспокоилась за Тьеку. Даже сказала об этом вслух, когда добежали до поменявшего русло ручья.

– Ничего он ей не сделает, – Дирвен скривился, словно раскусил стручок горчицы. – Из-за своего рыжего. Ну, пошли!

– Подожди, я кое-что посмотрю.

Тунанк Выри опустила пальцы в студеную воду. Ручей весело журчал – наверное, он давно мечтал переселиться на новое место и повидать новые берега. И… и не так давно из него черпали воду другие люди. Выше по течению. Он показал мучахе обрывки их отражений – размытой картинкой, всего на миг, но этого было достаточно.

– Идем обратно, – позвала она шепотом. – И давай постараемся не шуметь.

– Эти придурки рядом? – тоже шепотом спросил амулетчик.

– Не совсем рядом, но не очень далеко.

Когда вернулись к остальным, она обошла руины усадьбы и обрадовано сообщила:

– На изнанке не все ушло под землю! Смотрите, вон там сарай не провалился – и при нем есть изнаночный сарай, а к нему примыкает изнанка усадьбы, которая еще несколько дней простоит на поверхности. Арнахти запечатал здесь всю изнанку, но теперь его печати разрушены. Мы можем там спрятаться и отдохнуть. Я вас туда проведу, только вам для этого надо переобуться – правый башмак на левую ногу, левый на правую.

– Прекрасно, – отозвался Тейзург.

Переобувшись, люди взялись за руки, и она завела всех на изнанку.

Полутемное помещение, довольно большое, как и наполовину развалившийся сарай, возле которого оно образовалось. На ржавых гвоздях и крючках развешаны постромки, ковшики, тряпки. За дверным проемом виднеется комната уже не с земляным полом, а с деревянным, а дальше еще и еще – целая анфилада.

Арнахти запечатал изнаночные полости сразу же, как была построена усадьба, и никакой народец никогда тут не жил. Повсюду пахло, как в заброшенном чулане с ненужным хламом. Кое-где из стен торчали рассохшиеся выдвижные ящики с посудой для зелий, огрызками карандашей, орудиями пыток, золотыми и серебряными монетами, пузырьками чернил, драгоценными украшениями, несвежим бельем. В одном из ящиков обнаружилась целая горсть золотых зубных коронок. В дальней комнате из стенки до половины выступала кровать, застланная стеганым ватным одеялом – на ней устроился Тейзург, а для остальных мучаха насобирала подушек, которые валялись на полу вперемежку с книгами в засаленных переплетах.

На изнанке переносить вещи из комнаты в комнату можно, да только наружу ничего не заберешь – кроме по-настоящему материальных предметов, которые попали сюда из людского мира, а не появились сами собой, как отражения в зеркале. Так что Дирвен напрасно распихивал по карманам кунды, ривлы, фальдены и ролтинги, бурча с вызовом, что это законное возмещение ущерба, потому что Арнахти его ограбил. Тот и впрямь его ограбил, но здешние деньги на людской территории попросту исчезнут.

Тунанк Выри подобрала вытертую бархатную скатерть с истрепанной бахромой, обмотала вокруг бедер, заколола найденной в одном из ящиков бартогской булавкой: сойдет за юбку. Хоть и знала, что снаружи отраженная скатерть разделит судьбу отраженного золота.

– Безотрадное зрелище, уж прости за прямоту, – окинув ее взглядом, заметил Тейзург. – То ли дело Дирвен в твоей юбке – этакая свеженькая милашка из овдейского трактира для непритязательной публики, со своеобразным пошловатым шармом…

– А ты портовая шлюха! – огрызнулся из соседней комнаты Дирвен.

– О, я был весьма дорогой портовой шлюхой. В паянском порту меня до сих пор вспоминают, как изысканное порочное наваждение. А тебя, с кем ни поговори, вспоминают как неловкий простецкий анекдот – и мой личный опыт не исключение, увы...

– Да от тебя одна мерзопакость!

– А не заткнулись бы вы оба? – процедил Хантре, который, как показалось мучахе, скверно себя чувствовал.

– Тунанк Выри, расскажи Тьеке, как обошелся с ней Арнахти, – потребовал Тейзург после паузы. – Чтобы она не думала, что предает своего якобы благодетеля, когда будет отвечать на мои вопросы.

Повариха была в сознании и могла говорить тихим сорванным голосом. Когда мучаха поведала ей правду, она тяжко вздохнула и промолвила:

– А ты думаешь, раньше я не догадывалась, кто все это подстроил? Вот и оказалось, что не напраслину городила, так и есть. Здесь такие дела творились, что мудрено было не догадаться. Добрые люди таких дел не творят. Тебя я, девочка, не виню, ты существо подневольное. Всякий знает, если кто из ваших попадет в неволю к магу – считай, по макушку увяз. Вот ученики его – другой разговор… Хотя, небось, им он тоже головы задурил. Одного не понимаю, коли ему кухарка занадобилась, чего ж он меня по-хорошему-то не нанял, а через обман, да еще очернил перед всеми… Но он любит, чтобы его за благодетеля почитали, ради того и все эти уловки. Да еще на жаловании сэкономил.

О судьбе остальных обитателей усадьбы она смогла рассказать немного. Шамдье погиб, ему размозжило голову упавшей балкой. Тьека сначала пыталась доволочь его до двери, но потом поняла, что с ним уже кончено, пожелала добрых путей и выскочила из дома. Видела Арнахти с учениками: те резво убежали, не обращая на нее внимания, Курочди тащил под мышкой злополучный макет. Тьека осталась одна возле разваливающихся построек, и при очередном толчке земля ушла у нее из-под ног – она вместе с верхним пластом съехала вниз и сидела на дне ямы, пока ее не вытащили Хантре и Дирвен.

Изнаночная полость время от времени подрагивала, но не сильно. Здесь всяко безопасней, чем на людской территории: и пол под ногами не провалится, и потолок на голову не рухнет.

Ближе к вечеру мучаха с амулетчиком еще раз сбегали за водой, а потом на бывший огород за морковкой и редисом. Скатерть Тунанк Выри сняла и оставила возле порога: если взять с собой, исчезнет раньше, чем успеешь обернуться туда-сюда, и потом в изнаночных комнатах ее уже не будет.

Когда вернулись, Тейзург сказал, что видел из окна людей: их было двое, бродили среди холмов и провалов, как будто что-то искали. Силуэты в тумане нечеткие, но, похоже, это были ученики Арнахти.

– А они не заметили, что кто-то в окне? – насторожился Дирвен.

– Если смотреть с изнанки, ты их увидишь, а они тебя нет, – дрогнувшим голосом объяснила Тунанк Выри. – Наверное, искали колбасу.

Если те охотятся за ними – это слишком страшно, чтобы говорить об этом вслух.

– Я попытаюсь определить, ищет нас кто-нибудь или нет, – сказал Хантре, когда за окнами стемнело. – И вы мне очень поможете, если не будете мешать.

Сражение с ямой его вконец измотало. Пока Дирвен тащил их, он старался удерживать стенки провала в неподвижном состоянии, да еще вбивал в эту массу торчавшие на пути обломки, чтобы Тьека не напоролась на доску или камень. Чистая ворожба, но чувствовал себя так, словно уработался физически.

Вдобавок ощущение тревоги. Не то чтобы совсем беспричинное – в их положении есть, о чем беспокоиться – но внезапное и невыносимо острое.

Закрыв глаза, он откинулся на подушку и провалился туда, где все зыбкое, перемешанное, ускользающее, но при этом доступное – если умеешь выхватывать из этой круговерти нужную информацию.

…Хозяин взбесившейся долины и трое его учеников. За время плена он и не видел их толком, но, похоже, это они. Сидят возле костерка, закутавшись в теплые плащи, вокруг густая сумеречная хмарь.

– Завтра необходимо найти кого-нибудь из них, – пожевав губами, говорит старший в этой компании – озабоченное морщинистое лицо под капюшоном. – Ни людей, ни их останков, ни омураков, это подозрительно. Дирвену я больше не доверяю. Завтра прочешем всю долину.

…Хеледика. У окна, в вагоне или в карете, рядом кто-то еще.

– Он там, я чувствую, – говорит она невидимому для Хантре собеседнику. – Его-то я без труда найду, и вместе мы найдем Огрызок.

…Кем. Непонятно, где он – окружающая обстановка плывет, но как будто жив и здоров, и тоже кого-то убеждает, что «их надо найти».

– Мы не можем вмешиваться в такие дела, – отвечает ему лекарка с толстой косой. Хантре вроде бы ее знает, но не может вспомнить, кто это. Не из тех троих, что приехали работать в ляранскую лечебницу. Возможно, видел ее в Молоне.

…Венша и Городской совет в полном составе.

– Их надо найти, – непреклонно заявляет хранительница Ляраны – сейчас она выглядит, как девушка с копной волос цвета ржавчины. – Давайте пошлем сыскарей в этот Нангер, пусть выяснят, где нашего князя в последний раз видели и что случилось. Попросим помощи у бартожцев, они заинтересованная сторона.

…Некто худощавый, в низко повязанной бандане и походной куртке, штаны заправлены в «десантные» ботинки, за спиной рюкзак. Его или ее – что-то мешает разглядеть черты лица, как будто смотришь сквозь мутноватый фильтр – темным плащом окутывает живая тень.

– Я иду тебя искать! – отчаянно, словно собираясь с духом, то ли выкрикивает, то ли шепчет этот некто – и шагает вперед.

Сердце ударило в ребра, как будто рванулось выскочить из груди.

– Стой! – попытался произнести Хантре.

В изнаночных полостях, которыми обрастает всякий построенный человеком дом – так же неминуемо, как в зеркалах появляются отражения – обычно тоже есть окна: одни выходят в людское жилье, другие наружу. На здешней изнанке внутренних окон не было, хозяин усадьбы об этом позаботился. И даже если б они были, что там сейчас увидишь, кроме земляной массы вперемешку с обломками? Пожалуй, без них лучше, решила Тунанк Выри. А за теми окнами, которые смотрели во двор – теперь уже бывший двор – царила непроглядная темень.

Люди спали, одна мучаха бодрствовала. Ничего угрожающего она поблизости не чуяла, хотя взбесившаяся долина до сих пор не успокоилась.

Когда Арнахти с помощью Тунанк Выри поймал в ловушку духа местности, он объяснял, что это нужно для безопасности усадьбы. И хоть ее пугала эта затея, она поддалась на уговоры: безопасность – это ведь самое-самое важное… Но иной раз в погоне за безопасностью можно разбудить такие опасности, что все вокруг полетит кувырком.

Перед тем как устроиться на ночлег, люди опять поссорились.

Рыжий под конец своей ворожбы выгнулся, словно в судороге, а потом обмяк и потерял сознание. Когда удалось привести его в чувство, сказал, что ему привиделось что-то страшное, но что именно, он не запомнил. Такое бывает. Зато много чего узнал.

Во-первых, Арнахти начал догадываться, что его переиграли, и собирается прочесать долину.

Во-вторых, Кем выжил, Хантре видел его мельком вместе с какой-то лекаркой под дланью Тавше.

Мучаха от радости едва в ладоши не захлопала. Избавившись от заклятий Арнахти, она вспомнила свои разговоры с Кемом: тот догадался, что покровитель ее обманывает, и пытался сказать ей об этом. Вот хорошо, что он уцелел! Наверное, из-за содроганий земли скальный лабиринт вокруг долины разомкнулся, и он сумел выбраться из заклятого места.

В-третьих, сюда едет песчаная ведьма Хеледика вместе с ларвезийскими магами, и они собираются искать так называемый Огрызок – рыжий был уверен, что речь идет о «Королеве роя». Вопрос, каким образом они об этом узнали?

– Удивляться нечему, – хмыкнул Тейзург. – У Крелдона великолепная шпионская сеть, по этой части он достоин восхищения. Очевидно, среди людей Арнахти затесался его агент. Тьека, это ведь не вы? Если бы вы были волшебницей, вы бы не просидели столько времени в яме…

– Не она, точно, – подтвердил Хантре.

– Может, Шамдье, которого зашибло, – буркнул Дирвен. – А может, Квельдо, он ларвезиец.

– Или Савендье… – протянул Тейзург как будто в раздумье, не сводя с амулетчика пристального взгляда.

Тунанк Выри уловила, что в лице у того что-то дрогнуло, хоть он и старался сохранить озабоченное и серьезное выражение. Маг тоже это заметил.

– Ты ведь убил его из-за этого – потому что узнал, что он агент Ложи?

– Да я же рассказывал, как все было!

Дирвен напрягся, запах его пота усилился. Врет и виляет, отметила мучаха. На всякий случай она отодвинулась подальше, под бок к поварихе.

– И что любопытно, ты ведь ничуть не испугался, когда Хантре сказал о магах Ложи, – добавил Тейзург таким вкрадчивым тоном, что у нее мурашки по спине поползли. – Потому что уже знал об этом, не так ли? Ты перехватил мыслевесть, которую Савендье отправлял в Аленду?

Дирвен глядел, набычившись, потом с вызовом бросил:

– А я что ли обязан тебе обо всем докладывать?!

– Да демоны милостивые, конечно же, нет! Но до чего бездарный из тебя актер… Твои бывшие кураторы умылись бы горькими слезами, если б имели удовольствие присутствовать при нашей беседе. Учили, учили, но так и не научили.

– А ты сволочь лицемерная! И рыжий твой тоже!

– С тем, что он – тот еще лицемер, я не спорю, и кто бы тут взялся спорить… Но все-таки признай, Дирвен, что я – блистательная лицемерная сволочь, а ты – жалкая и неумелая лицемерная сволочь.

– Да ты…

Амулетчик свирепо уставился на него, подыскивая какое-нибудь хлесткое оскорбление, и тут высказался рыжий:

– Оба вы сволочи. Заткнитесь, а?

Он выглядел смертельно уставшим.

– Сам такой! – рявкнул, развернувшись к нему, Дирвен.

– Добрые люди, угомонитесь! – вмешалась Тьека. – Уж простите меня за вольность, господа волшебники, но нам бы всем отдохнуть перед завтрашним днем. На голодный желудок настроение никудышное, и я бы вас накормила, кабы могла чего вкусного приготовить, да кухня под землю провалилась. А все равно не надо ругаться, лучше бы как следует выспаться.

Говорила она по-нангерски, но Дирвен и Тейзург местную речь худо-бедно понимали.

– Ваша правда, сударыня, ­– согласился последний.

Амулетчик зыркнул на него с ненавистью и ушел в соседнюю комнату.

Радуясь, что повариха сумела утихомирить их разумными словами, Тунанк Выри принялась устраивать для людей ложа из подушек, скатерток и занавесок – пусть поскорее ложатся спать, пока снова не разругались.

Сама она лишь чуточку вздремнула, а едва начало светать, выбралась наружу и принялась носиться вокруг убежища туда-сюда, плетя заклятья, которые тянулись за ней, как нитка за снующей по канве иголкой. Это полагается делать босиком, на рассвете. Обережная ворожба мучах, помогающая им прятаться от охотников за кисточками – маги называют ее «танцем мучахи», хотя это больше похоже на суматошную беготню с внезапными прыжками и пируэтами, без упорядоченных танцевальных движений.

Почувствовав, что цель достигнута, Тунанк Выри вернулась обратно. Людей она с вечера предупредила, что собирается сделать. Пусть Тейзург и Хантре использовали сбивающую со следа магию, а у Дирвена «Круговерть», ее ворожба лишней не будет.

Тихонько пробралась в дальнюю комнату, к поварихе, заметив, что остальные тоже проснулись, хотя и притворяются спящими. Тьека сидела, подсунув под спину подушку. Ноги в рваных полосатых чулках опухли, руки лиловые от синяков. За ночь у нее разболелись ушибы, и она пыталась найти удобное положение.

Мучаха зашнуровала ботинки, замоталась в скатерть. Тейзург велел ей никого не выводить наружу до тех пор, пока здесь не побывает Арнахти со своими подручными – тот наверняка захочет проверить территорию усадьбы.

После скудного завтрака волшебники снова разошлись по разным комнатам, продолжая злиться друг на друга. Да и Тьека пригорюнилась – у нее все болело, несмотря на «Сторож здоровья», и наверняка она размышляла о том, что же ей дальше-то делать? В городке, где она жила раньше, из-за козней Арнахти ее считают злодейкой, и вся родня от нее отвернулась. Куда ей теперь податься?

Тунанк Выри устроилась возле нее, чтобы не попасть под горячую руку своему новому покровителю или Дирвену, который злился больше всех.

К ним подошел рыжий, уселся напротив. Его мучаха не боялась, но все равно насторожилась: чего ему вдруг понадобилось?

– Сможешь перевести то, что я скажу?

– Конечно, смогу, – отозвалась она с облегчением – всего лишь поболтать пришел, и сообщила по-нангерски: – Тьека, господин Хантре хочет вам что-то сказать.

– Скоро здесь будут ларвезийские маги. Они захотят поговорить с ней, и когда узнают, что она отлично готовит диетическую еду, начнут звать ее с собой в Аленду. Пусть соглашается. Там у нее все сложится благополучно, а в Нангере ее ничего хорошего не ждет. В Лярану ей тоже нельзя, она олосохарской жары не выдержит.

Тунанк Выри перевела.

– Скажи, что я видящий восемь из десяти, – добавил Хантре.

Это она тоже перевела, а потом, внезапно осмелев, выпалила:

– А мне в Лярану можно?

– Тебе – можно и нужно.

Тунанк Выри даже вздохнула от облегчения, и тут донесся голос Дирвена:

– Идут, гады!

Люди заняли такие позиции, чтобы наблюдатели снаружи не смогли их увидеть. Хотя их и так не увидишь: для того, кто смотрит из человеческого мира, на этом месте ни стен, ни окон. И все же мучаха на всякий случай последовала их примеру. Сердце у нее трепыхалось, словно его поймали и зажали в кулаке, а оно из последних сил рвется на волю. Мало ли, какие заклятья у Арнахти в запасе... Она ведь далеко не все о нем знает, всего о нем никто не знает.

Четыре фигуры появились из тумана, побродили туда-сюда. Тунанк Выри уловила отголоски поисковых заклинаний, но ее ворожба не подвела: скрывающее колдовство, благодаря которому мучахи живут неподалеку от людей, а те и не подозревают об их соседстве.

– Возможно, Дирвен побывал здесь, – в конце концов заметил Арнахти. – Но где этот паршивец сейчас? Он сможет долго водить нас за нос, используя «Круговерть» и «Мимогляд».

Еще одна особенность изнаночных полостей: внутри слышно, о чем говорят обитатели внешнего мира – хоть под крышей, хоть под открытым небом.

– Сколько же времени уйдет на то, чтобы привести все в порядок… – сокрушенно добавил старый маг. – Вы двое со мной, Ручди останется здесь и поищет что-нибудь съестное. Запасы в моей кладовке не бесконечны.

– Но если... – промямлил спавший с лица ученик. – Если эти твари придут сюда…

– Похоже на то, что омураки покинули долину, – задумчиво, словно обсуждал этот вопрос сам с собой, промолвил Арнахти. – Никаких признаков их присутствия, как будто они исчезли.

– Но если все-таки…

– Тогда ты пожнешь плоды того, что сделал, – непреклонно произнес наставник. – Макет пострадал из-за твоей неосторожности. Разве я приказывал тебе швырять в Дирвена заклятьями?

– Так он же сказал, штаны снимайте, я и подумал…

– В следующий раз будешь лучше думать. Курочди, Квельдо, идем к загону. А ты набери овощей и постарайся найти колбасу.

Маг со своими спутниками исчез из поля зрения, обогнув развалины сарая. Провинившийся ученик с несчастным лицом побрел в сторону огорода, нервно озираясь и прихрамывая.

– Надо его захватить, нам нужна информация, – негромко произнес Тейзург. – Хантре, Дирвен, справитесь?

– Да, – отозвался рыжий. – Только я так и не понял, с собой у них Огрызок или нет. Подходящее название для этой дряни.

– Не с собой, – проворчал амулетчик. – В кладовке у старого гада лежит. Не будут они такие артефакты с собой таскать, если я рядом.

Мучаха вывела людей наружу. Хантре сразу перекинулся, даже переобуваться не стал, а Дирвен сноровисто поменял башмаки, и все трое направились туда, где канул в туман Ручди. Кот крался, припадая к земле, короткими перебежками. Амулетчик поглядывал на него так, словно хотел дать пинка: рыжий в любом облике его раздражал.

Тунанк Выри держалась позади. Ее бедное сердце колотилось, будто того и гляди разорвется. Хотя мучахи не умирают от разрыва сердца – такое может произойти с человеком, а она умрет, если у нее кисточку с хвоста отрежут. Как случилось с ее матерью, теткой и сестрицами. Арнахти может и с ней так поступить, в наказание за то, что она переметнулась к его врагам… Но хуже всего, если он снова ее зачарует, и все вернется в прежнюю колею.

– Эй, Ручди! – недовольным тоном окликнул Дирвен, когда они увидели впереди роющегося в грязи мага. – Я вас, придурков, сколько ищу! А остальные где?

Ученик вздрогнул и уставился на него.

– Ты… Учитель тебе мыслевести посылал, почему ты не отвечал?

– Это я ему посылал мыслевести, а он не отвечал! Тут везде крухутакова жопа, омураки ваши в яму провалились, но, может, уже вылезли. Вы чего со своими исследованиями наколдовали?!

– Сейчас я учителю мыслевесть отправлю…

Мучаха, присевшая за земляным холмиком, заледенела с макушки до пят. Однако Ручди не успел: выпрямившийся у него за спиной Хантре схватил его за горло, одновременно применив заклятье, блокирующее мыслевести.

Обратно к сараю обмякшего пленника потащил Дирвен – взвалил на плечи и задействовал «Тягло», перед этим неприязненно бросив рыжему:

– Захвати то, что он нашел.

Две луковицы с поломанными зелеными стрелками да одинокая морковина. Хантре подобрал добычу.

Втащить на изнанку человека в бессознательном состоянии невозможно: он должен зайти туда самостоятельно, держа за руку провожатого из народца. Поэтому Ручди уложили на землю под стенкой сарая, и Дирвен сразу принялся его обыскивать, заявив, что все трофейные амулеты принадлежат ему.

Тунанк Выри через невидимую для людей дверцу вошла внутрь, чтобы вывести Тейзурга. Тот велел ей взять кувшин, в котором оставалось на треть воды – и они его уронили, едва преодолев границу между волшебным и людским пространством. Оступившись, маг потянул ее за собой… Хорошо, что кувшин медный, не то разлетелся бы на черепки.

– До чего печально быть таким неловким, – кротко улыбнулся Тейзург. – Хантре, сможешь сходить за водой? Тебе это проще всего.

– Ты что задумал? – с тревожным недоумением, как показалось мучахе, спросил рыжий.

– Ничего такого, что пойдет нам во вред. Принеси воды, пока опять не пришлось прятаться.

Хантре взял кувшин, перекинулся и скрылся в тумане. Маги-перевертыши перекидываются «со всем, что на мне есть» – это распространяется и на предметы, которые они держат в руках.

– Дирвен, все амулеты забрал?

– Все! – огрызнулся амулетчик. – И они все мои, как я уже сказал твоей рыжей сволочи!

– Да разве ж я спорю, что твои? Если всё забрал, отойди в сторонку. Тунанк Выри, тоже отойди.

Тейзург вынул ржавый нож, найденный в коробе в сторожевом домике, и тяжело опустился на колени возле бесчувственного пленника.

– Ты чего, прирезать его собираешься?! – возмутился амулетчик. – Для чего мы его захватили?!

– Именно для этого. Не вижу смысла в допросе – вряд ли он расскажет нам что-нибудь, чего не рассказала Тунанк Выри.

Мучаха юркнула за угол сарая и наблюдала оттуда. Она уже догадалась, что собирается сделать Тейзург, и уловила заклятье, которое тот начал плести. Брызнула кровь, в следующее мгновение из ниоткуда возникла арка, под которой клубился туман – но не такой, как вокруг, а мутный, с тягучими тускло-цветными переливами.

– Прими мою жертву, Харменгера!

Мгновение спустя под аркой возникла высокая человеческая фигура. Человеческая?.. У людей не бывает ни мертвенно-синей кожи с ветвящимися по ней узорами, ни венчающих голову рогов, полумесяцем торчащих из алой копны волос, ни длинных скорпионьих хвостов с жалом на конце. В остальном явившаяся на зов демоница походила на женщину человеческого племени. Одежды на ней не было никакой, только высокие лаково черные сапоги с золотыми каблуками и шпорами.

– Ну и вид у тебя, мой дорогой, – голос у нее был чарующе сладкий, хрипловатый. – Так я и думала, что ты опять вляпался в приключения. М-м, какое изысканное угощение, еще и маг!

Шагнув из Врат Хиалы в людской мир, она легко, словно куклу, подхватила хрипящего в агонии Ручди и припала к его располосованному горлу.

Тунанк Выри судорожно вздохнула. Арнахти, случалось, призывал демонов Хиалы и давал им поручения, но то были мелкие сущности, а от Харменгеры исходила такая темная мощь, что все внутри цепенело. И Арнахти всегда принимал меры предосторожности, а Тейзург просто позвал ее, не используя никаких ограничительных заклинаний и защитных артефактов – словно в гости на чашку чая.

Оторвавшись от кровавой трапезы, демоница облизнулась длинным черным языком.

– Нацедить тебе лекарственного питья?

– Не откажусь, моя радость. Тунанк Выри, принеси кружку.

Выйдя из-за сарая, мучаха поклонилась гостье из Хиалы и, обойдя их по широкой дуге, шмыгнула на изнанку. Тут она обхватила себя за дрожащие плечи, сжалась в комок, съежилась… Но всего на несколько секунд: нельзя заставлять их ждать.

– Девочка, что там случалось? – спросила Тьека. – Я из этого окна ничего толком не вижу, все живы?

– Из наших – все, – отозвалась мучаха.

Ручди для нее теперь «не наш» – как быстро все поменялось.

А Дирвена в это время аж корчило от жгучего хотения, и он ничего не мог с собой поделать. В школе амулетчиков был курс «Основы демонологии», и он знал о том, что исчадия Хиалы способны оказывать на людей такое воздействие, и есть артефакты, защищающие от этого. Но у него такого артефакта не было, а Харменгера еще и нагишом – всё напоказ, во засада... Попытался отвернуться, но не смог себя пересилить.

Прибежала хвостатая с кружкой. Демоница нацедила туда крови из перерезанной глотки Ручди, и Эта Сволочь давай пить, как ни в чем не бывало, словно пивом в трактире угостили.

Между тем тварь с окровавленным лицом оторвала у жертвы голову, сунула внутрь когтистую руку, выдрала и отшвырнула требуху. Разворотив грудную клетку, с ужасающим хрустом и хлюпаньем, вытащила сердце, которое тут же и сожрала.

Плюхнувшись тощим задом на кочку, Тунанк Выри уткнулась лицом в ладони. Дирвена тоже мутило так, что колени ослабли, но желание, которое вызывала Харменгера, было сильнее дурноты, сильнее чего угодно. Если бы поманила – пополз бы к ней на четвереньках, скуля от вожделения, не смог бы противиться… Да только она внимания на него не обращала.

Тут-то и вернулась рыжая сволочь с водичкой. Кувшин второй раз за утро брякнулся на землю.

– Вы что делаете?..

– Хантре, мы отправляемся в Лярану, – сообщил Эдмар. – Харменгера доставит нас туда через Хиалу.

– Ты послал меня захватить его для жертвоприношения? Ты же сказал, нам нужна информация!

– И я тебе не солгал, – ухмыльнулась Эта Сволочь. – Кто станет отрицать, что нам нужна информация? Я ведь не говорил, что Ручди нам нужен, как источник информации.

– Подонок… – осмыслив услышанное, процедил рыжий.

– Так и думал, что скажи я правду – у тебя найдутся возражения, поэтому пришлось воспользоваться размытой формулировкой, – Тейзург с притворно покаянным видом развел руками.

– А призвать ее без этого ты не мог?

– Не мог, – ответила вместо Эдмара Харменгера. – Допустим, на его зов я бы явилась без кровавой жертвы и прочих формальностей. Но я бы его просто не услышала, да и Врата Хиалы вряд ли бы открылись. Сам видишь, в каком он состоянии – хорошо, что до сих пор живой. Я знаю, что ты принципиальный противник жертвоприношений, иначе ты не был бы тем, кто ты есть, но взгляни на ситуацию с рациональной точки зрения.

Как будто умудренная магичка наставляет менее сведущего коллегу. От чарующей хрипотцы в ее голосе желание Дирвена стало мучительно острым, а на Хантре это, похоже, вовсе не действовало.

– Нам не так уж долго надо было продержаться, скоро здесь будут маги Ложи.

– Которые несказанно обрадуются шансу меня прикончить. Подумай о Ляране и о Сирафе.

Непонятно, при чем тут Сираф – одна из завалящих ларвезийских колоний в Суринани, но у рыжего физиономия стала такая, словно ему врезали под дых.

– Сходи вместе с Тунанк Выри за Тьекой, – потребовал Эдмар после паузы.

Хантре молча подошел к хвостатой, поднял ее на ноги, держась так, чтобы заслонить от нее изувеченные останки Ручди.

– Идем, – сказал он негромко. – Надо вывести Тьеку, сама она из вашего пространства не выйдет. Я сейчас переобуюсь, а ты смотри на меня, не оглядывайся.

Со стороны могло показаться, что они растаяли в воздухе.

– Кого берем с собой? – осведомилась Харменгера.

– Мучаху и его, если согласится.

– А этого? – она кивнула на Дирвена.

– А он тебе нужен?

– Мне – нет.

– Вот и мне тоже нет.

Как ножом полоснули, но обида ничего не значила по сравнению с вожделением, которое внушала Харменгера.

Наипервейшая Сволочь сейчас выглядит, как выбравшийся из канавы избитый нищеброд – вот нисколечки не хочется. Ну, если честно, почти не хочется. А демоница натурально сносит чердак: крутобедрая, стройная, с налитыми грудями – их соски словно покрыты черным лаком, а узоры на синеватой коже как будто слегка шевелятся, обещая тягучие и сладкие наслаждения… Что угодно отдал бы за поимелово с ней! Хотя какой-то протестующей частью ума Дирвен понимал, что это гадко, стыдно, гибельно – сплошная мерзопакость, и все равно так хочется, что впору завыть.

Заметил краем глаза движение: вернулись рыжий и хвостатая с поварихой. Глаза у женщины были завязаны. Ее отвели подальше, усадили на кочку.

– Отправляйся с ними, – сказал Хантре мучахе. – Для тебя так будет лучше.

Та дрожала, как осиновый лист, и с ужасом глядела на демоницу.

– Тунанк Выри, иди сюда, – позвал Тейзург. – Ты ведь знаешь о том, что ваш народец может посещать Нижний мир, ничем не рискуя. Ну, разве что кто-нибудь из демонов нападет, но с таким провожатым, как Харменгера, нам ничего не угрожает.

Хвостатая всхлипнула от страха и еще крепче вцепилась в руку Хантре.

– В моих владениях у тебя будет сколько пожелаешь разноцветных шелковых юбок. А если останешься здесь, Арнахти снова до тебя доберется.

– И мне не нужна кисточка с твоего хвоста, – добавила Харменгера. – У меня на хвосте жало, это куда практичней твоей кисточки.

– Иди с ними, – мягко увлекая ее вперед, повторил рыжий. – Для тебя это выход и спасение. И в Ляране у тебя снова будет семья.

– Правда?.. – пролепетала Тунанк Выри, повернув к нему бледное заплаканное лицо.

– То ли две дочери, то ли даже четыре.

– Ничего не имею против, – подхватил Тейзург. – Арнахти запрещал тебе заводить семью, потому что держать в зачарованном состоянии одну мучаху – это еще куда ни шло, но если вас больше, можно и не справиться. А я не возражаю против того, чтобы среди моих подданных было несколько представительниц твоего племени.

Она перестала сопротивляться, и Хантре подвел ее к этой жуткой парочке, а сам отступил.

– Я остаюсь. Надо найти и уничтожить Огрызок.

– Возьми лечебные амулеты. Надеюсь, ты не станешь игнорировать мои мыслевести? При необходимости зови на помощь, Харменгера придет за тобой.

– Если понадобится, буду рада помочь, – широко ухмыльнулась демоница, после чего подхватила под руку Эту Сволочь, обняла за талию оцепеневшую Тунанк Выри и вместе с ними шагнула в клубящуюся под аркой мглу Нижнего мира.

У Дирвена вырвался из горла почти звериный стон, когда мелькнули напоследок ее синие в черных узорах ягодицы, и манящим насмешливым росчерком вильнул вырастающий из копчика суставчатый хвост. Не помня себя от вожделения, он на четвереньках пополз к тающей арке – туда… скорее… за ними...

Нежданный пинок сбил его с этой траектории.

– Тебе там самое место, но ты туда еще успеешь, – с неприязнью бросил рыжий, после чего развернулся и направился к Тьеке.

Дирвен сидел на земле, скривившись от боли, и смотрел на то место, где только что были Врата Хиалы. Почувствовал, что подбородок вроде мокрый. Кровь? Утерся рукавом – оказалось, слюни.

Они ушли, а он остался… Вокруг туман, ямы, вздыбленные земляные гребни, кусок покосившегося сарая, растерзанный труп – куда ни глянь, ничего хорошего.

Его как будто выпили до дна. Сил не было даже на то, чтобы разрыдаться или выругаться.

Глава 8. Нангерская каша

Издали это выглядело, как еще одна деревушка на фоне серо-буро-красноватых гор, на склоне в пятнах зелени. Только что-то с этой деревушкой было не так.

Первой высказалась Глодия:

– Гляньте-ка, ни одного дымка над крышами! То ли народишко отсюда съехал, то ли все у них померли.

На разведку отправились двое магов, Зомар с напарником и песчаная ведьма. Остальные ждали на тропе в нескольких шабах от поселения.

До Горной Аленды эмиссары Ложи доехали поездом, дальше путешествовали на низкорослых нангерских лошадках. Хворой барышне якобы порекомендовали найти малоизвестный целебный источник в горах, да обратиться за помощью к здешнему магу-отшельнику, вот все общество туда и отправилось. Признаков слежки пока не замечено, хотя это еще не значит, что за ними не следят.

Вскоре пришла мыслевесть от коллеги Вербелдона: «Швец, поднимайтесь сюда, ботва за полцены».

Швец – давнее полевое прозвище достопочтенного Орвехта. А «ботва за полцены» означает, что разведчики обнаружили нечто из ряда вон выходящее.

Суно направил лошадку вверх по склону, любуясь великолепным пейзажем и в то же время высматривая в этих красотах что-нибудь необычное или настораживающее. Ни того, ни другого. День выдался солнечный, припекало, в небесной лазури парили орлы, вдалеке сверкали заснеженные вершины. Обычная картина для Нангера в разгар лета.

Деревня – скопление невзрачных построек в один-два этажа, слепленных в единый массив. Словно эти домишки так и выросли гроздью на боку у величавой горы.

Возле ворот Орвехта встретили амулетчики, Зомар доложил:

– Тут все невменяемые. Что привело их в такое состояние, неизвестно.

Мыслевестями без крайней нужды не обменивались – Нетопырь хитер и сведущ. Возможно, и Жаворонок погиб из-за того, что выбрал неподходящий момент для отправки донесения в Аленду.

Над воротами скалился бараний череп с закрученными рогами, увешанный истрепанными разноцветными кисточками – для отпугивания нечисти. Да только своих подопечных он от беды не уберег.

Поглядев на жителей деревушки, Суно сделал вывод, что с подобным еще не сталкивался, хотя повидал всякое. Все они маялись в одном из внутренних двориков: набились туда битком, и хорошо, если в этой толчее никого не задавили. Хотя кое-кто лежал на земле, не подавая признаков жизни – остальные не обращали на них внимания. С какой целью они тут собрались, неизвестно, но сейчас все уставились на Вербелдона и Клеройма, которые опасливо глядели на них с галерейки на втором этаже. Головы задраны, выражение лиц одинаковое: брови недоуменно приподняты, рты приоткрыты.

– Они под чарами, – негромко сообщила Хеледика, занявшая позицию возле проема, который вел во дворик. – Не могу определить, что за чары.

Второго амулетчика послали за остальными.

Орвехт склонялся к тому, что причиной нынешнего состояния жителей деревушки стало воздействие Огрызка. Хотя нельзя исключать и других объяснений. Но к крухутакам не ходи, без Нетопыря тут не обошлось. По данным Ложи, он давно увлекался странными и рискованными экспериментами. Впрочем, рискованными они были не для мага, а для его подопытных объектов.

– Я обойду вокруг деревни, – сказала Хеледика, деловито расшнуровывая ботинки. – Может быть, тогда пойму больше.

На ней был мальчишеский костюм «нангерского стрелка», удобный для верховой езды и лазанья по горам. Когда она направилась босиком к воротам, распущенные волосы лунно-песочного цвета взметнулись мерцающим плащом.

– Зомар, иди с ней, – приказал Суно. – Держись на дистанции, наблюдай за обстановкой. Если возникнут помехи, действуй по обстоятельствам.

Первый амулетчик Ложи двинулся следом за ведьмой. Смуглый, чернявый, горбоносый – по происхождению суриец, в семилетнем возрасте вывезли из Исшоды. Надежный функционер, весьма неглуп, и выдержка отменная. Жаль, по уровню способностей до Дирвена не дотягивает. Но амулетчик с таким даром, как у несостоявшегося Властелина Сонхи, рождается раз в тысячу лет. И такой засранец, как Властелин Сонхи, тоже раз в тысячу лет рождается… Хотелось бы надеяться, что раз в тысячу, не чаще.

Надо иметь в виду, что сей угробец болтается где-то поблизости и вдобавок находится под влиянием Арнахти.

Подтянулись остальные, потом вернулись Хеледика и Зомар. Амулетчик сказал, что помех не было, и постороннего присутствия не замечено – ни людей, ни народца. После него заговорила ведьма:

– То, что мне открылось, не поддается объяснению. Жители деревни как будто склеены в единую сущность. И это не похоже на то, что происходит, когда на группу людей наводят чары подчинения. Они сейчас как единое существо, как рой насекомых – только без матки и без разделения функций. Души как будто слиплись в общий ком, и как будто копируют друг друга по усредненному образцу, – видно было, что ей страшно, хоть она и старалась говорить ровным голосом. – Сейчас их меньше, чем было вначале, некоторые умерли – маленькие дети и старики этого не выдержали. Они едят одновременно, и все остальное тоже делают одновременно. У них одно сознание на всех, и разделиться они не могут.

Судя по обрывкам информации из древнейших источников, именно такое воздействие оказывает на людей Огрызок.

– Идем дальше, – распорядился Суно. – В боевой готовности.

Согласно донесениям Жаворонка, в долину Арнахти просто так не попадешь: устроив себе уединенную резиденцию, тот поймал в ловушку духа местности и взял под контроль окрестную территорию. В том числеобеспечил выход на поверхность ядовитых газов с большой глубины в окружающих долину ущельях, да еще замкнул эти ущелья в лабиринт. Без Нетопыря не пройдешь, не проедешь… Но до сих пор никто из серьезных противников и не пытался штурмовать его цитадель. С княжеским домом Фочайди Крандье Бочди Арнахти не ссорился, а иностранные магические сообщества до сей поры не посылали в его владения боевые отряды.

Для того чтобы миновать скальный лабиринт, у эмиссаров Ложи есть бартогские дыхательные шлемы с фильтрующими воздух артефактами. Не с собой, этакую громоздкую экипировку затруднительно протащить через таможню без лишних вопросов, но когда придет время, коллеги передадут все необходимое через магическую кладовку.

Перед тем как лезть в путаницу ущелий, Орвехт решил посмотреть на долину Нетопыря со склона ближайшей горы. Взял с собой Зомара и Хеледику. Одеты они как местные, издали сойдут за крестьян.

Когда поднялись достаточно высоко, на том месте, где полагалось находиться долине, увидели белесое пятно. Арнахти использует туманную завесу? Что ж, учитывая, каких пленников он в этот раз захватил – разумная мера предосторожности.

Пятно выглядело неоднородным: где туман погуще, а где словно кисейный балдахин, под которым смутно виднеется ландшафт. Извлекши из поясной сумки мощный бартогский бинокль, Суно обнаружил еще одну «ботву за полцены»: на тех участках, которые сквозили в просветах туманного полога, можно было разглядеть земляные холмы и рытвины. Изрядных размеров, если сделать поправку на расстояние… А ведь Жаворонок ни о чем подобном не докладывал.

Что здесь могло случиться? Да все что угодно, все-таки коллеги Эдмар и Хантре – маги не последнего разбора. Возможно, в этот раз Нетопырь откусил кусок, который застрял у него в глотке. И поделом. Другой вопрос, не усложняет ли это задачу, поставленную перед эмиссарами Ложи.

Мнения, как водится, разделились: одни ставили на Тейзурга и Кайдо, другие на то, что Арнахти в ходе очередного эксперимента напортачил и получил результаты, с которыми не смог совладать, третьи на стихийный катаклизм.

Время близилось к вечеру, и решили расположиться на ночлег, а завтра, с утра пораньше, провести разведку поосновательней. В отряде трое рисовальщиков, они отправятся с биноклями на гору и сделают максимально точные наброски каменного лабиринта – это поможет выстроить маршрут. А песчаная ведьма постарается получить дополнительную информацию о долине и ее окрестностях через танец.

Дальние горы в сумерках стали зыбкими, прозрачно-синеватыми – уже и не разберешь, где кончается гора и начинается небо. Из-за почти неразличимой вершины выполз месяц. Уплетая походный ужин, коллеги дисциплинированно, вполголоса, обсуждали свои гипотезы касательно разрушений в долине.

– Да чего головы ломать, ежели мне-то и так все ясно, – проворчала агент Щука, устроившаяся за спиной у дядюшки Суно.

– Что тебе ясно? – строго, с рассчитанной долей укоризны, одернул племянницу достопочтенный Орвехт.

– Так коли тут наш угробец ошивается, он и разворотил эту долину, чворку ясно. Сперва он в Пергамоне светопреставление учинил, потом в Аленде дома порушил, потом еще в Бражене библиотеку спалил – ну, и здесь тоже он, кто ж еще? Вот увидите, чья работа, зуб даю!

Если б не Тьека, он бы сошел с ума. Хотя кто-то когда-то (вроде бы всё тот же Тейзург) говорил, что сойти с ума ему не светит, потому что он и так сумасшедший. Однако всегда найдется, куда спятить дальше. Но сейчас рядом с ним была измученная пожилая женщина, о которой надо позаботиться.

Эдмар оставил им лечебные амулеты. Разделив их на две связки, Хантре одну заряжал, другая была у Тьеки. Ей «Сторожа здоровья» помогали эффективней, чем предыдущему пациенту: магических повреждений у нее не было, только простуда, ушибы и кровоподтеки.

Они кочевали с места на место, избегая встречи с Арнахти, чему способствовал висевший над долиной туман. Хантре был готов к стычке, но лучше б до этого не дошло, как бы ему ни хотелось свернуть упырю шею. Никаких гарантий, что получится – он все еще чувствовал себя вконец истощенным.

Зато его хватало на то, чтобы плести маскирующие чары: это не они с Тьекой, а еще одна земляная куча посреди зыбкой белесой мглы, ничего заслуживающего внимания… Раза три-четыре это спасло их от столкновения с Арнахти. Тот изловил своего камнешмыга и разъезжал верхом, за ним понуро плелись двое учеников. Никто из этой компании Хантре и Тьеку в десятке шагов не заметил. Впрочем, не их ведь искали, а Тейзурга, Дирвена и мучаху. Брошенную на произвол судьбы повариху списали со счета, Хантре якобы растерзали омураки. Вот если бы поисковые заклятья были нацелены на них – возможно, и не сработало бы.

Дирвен то появлялся, то исчезал. Вначале они вместе похоронили Ручди: сбросили изувеченные останки в ближайшую яму и засыпали землей, пожелав добрых посмертных путей.

– Это из-за тебя Эта Сволочь прикончила этого придурка! – заявил над могилой бывший Властелин Сонхи.

Лицо перемазано грязью, непримиримый взгляд, всклокоченные вихры торчат во все стороны.

– Логику где потерял? – так же отрывисто спросил Хантре. – Он это сделал, чтоб открыть Врата Хиалы и призвать Харменгеру.

– Если б не ты, он бы принес в жертву старуху. Он ее из-за тебя не тронул. Решил отдать демону кого тебе не жалко. Поэтому из-за тебя!

– Повариха не в ответе за то, что здесь творилось, а Ручди был помощником Нетопыря.

– Она за что-нибудь другое в ответе, – буркнул Дирвен.

– За что?

– Да эти старые тетки все одинаковые! Она же наверняка мужу изменяла, пока тот не помер, а когда была молодая, отказывала парням в поимелове, когда ее просили по-хорошему. Все они такие. А Ручди этот, ну, просто заблуждался.

Тьека, сидевшая в сторонке, хоть и не понимала ларвезийскую речь, уловила, что ее спасители ссорятся, и заковыляла к ним. Вовремя: еще секунда – и перекинулся бы, а в облике он контролирует себя хуже, чем в человеческом варианте. Но пришлось броситься навстречу поварихе, та хромала и могла оступиться.

Дирвен после этого разразился новой тирадой, обращаясь уже к ней – у него был языковой амулет, позволяющий объясняться по-местному. То ли оправдывался, то ли опять кого-то обвинял. Недолго догадаться, кого, потому что показывал пальцем то на только что засыпанную могилу, то на Хантре. При этом физиономия у него была растерянная, обозленная, несчастная, как будто и впрямь воюет за справедливость.

Хантре не собирался принимать на себя ответственность за то, что случилось, пока он ходил за водой. Он не охранник, приставленный к Тейзургу, так что пусть Властелин Сонхи валит подальше со своими претензиями, без него проблем хватает. Хотя с другой стороны… Если б это был не помощник Арнахти, а Тьека или кто угодно еще из непричастных к преступлениям хозяина долины – смог бы он успокоить себя такими доводами? Вряд ли.

Когда кто-то вроде Тейзурга на последнем рубеже борется за свою жизнь, ему все остальное побоку. Нетопырь выжрал у него немерено жизненной силы, вдобавок нанес серьезные травмы, но при этом не давал умереть, используя специальные поддерживающие заклинания. Без них Эдмар долго не протянул бы – если б не подвернулись когда-то созданные им Охранники, и если бы не его бешеная воля к жизни.

Выбор у него был невелик: кого-нибудь убить или умереть самому. Хантре на его месте убивать не стал бы. А хватило бы духу помешать, если б не услали за водой? Учитывая, что Тейзург – ключевая фигура в том, что касается перспектив Ляраны и Сирафа? Ладно, в Ляране теперь есть Городской совет и хранительница города, да еще бартогское представительство, заинтересованное в совместных проектах. Эти Лярану не отдадут. Но как насчет Сирафа?

Он бы не позволил Тейзургу принести в жертву Ручди,  пожертвовав Сирафом? Или не стал бы вмешиваться?

Но выбирать ему не пришлось.

Сидя рядом с Тьекой на кочке, под беспросветным туманным пологом, Хантре угрюмо глядел в белесую муть. Земля опять трясется или это его колотит дрожь? Судя по всему, его, потому что он снова и снова пытается сделать выбор между двумя плохими вариантами – хотя выбор уже не актуален, проехали.

Женщина потрепала его по плечу заскорузлой рукой и произнесла по-нангерски что-то утешительное.

– Да, вы правы, – через силу согласился Хантре.

И все-таки: что бы он выбрал?..

Как на заказ, из тумана вынырнул Дирвен. Азартно сощурился, словно продолжая прерванный пару минут назад спор:

– Ты же спрашивал перед этим, что он задумал, а он отвертелся, а ты все равно ушел, хотя ты же видящий восемь из десяти! А что касается погромов в Аленде, так я не приказывал, чтоб они на невинных людей нападали, ни один король не может каждый чих своих людей контролировать!

Не успел даже собраться с мыслями для ответа – низложенный Властелин Сонхи швырнул в них комом грязи и ретировался, не дожидаясь возражений.

Оказалась, это не грязь, а морковка.

– Тьека, хотите есть? – спросил Хантре. – Сполосну ее в ручье, и сварим в кувшине.

– Хьярошие мьяльчики, – с теплотой в голосе отозвалась повариха на ломаном ларвезийском.

Кувшин достался им, кружка Дирвену. Для Хантре проблем с пропитанием не было: перекинулся – поймал мышь, а Тьеке он варил овощи с огорода. Если посадить Риии на потускнелый бок медной посудины, вода вскоре закипит. Старая женщина всякий раз смотрела на сверкающую золотистую саламандру по-девчоночьи восторженно. Один раз они даже чаепитие устроили: повариха наскребла несколько щепоток красного сиянского чая, высыпавшегося когда-то из коробочки у нее в кармане. Пить приходилось из горлышка, придерживая друг для друга увесистый кувшин.

Тьека была как столетнее кряжистое дерево, побитое непогодой, но с уходящими вглубь корнями. Пока держишься за дерево, тебя не унесет потерявшим берега потоком – так что еще вопрос, кто здесь кого спасает.

Когда Ложа посылала Дирвена Корица добывать ценные артефакты, он ни разу не сплоховал. Бывало, что полевая группа возвращалась ни с чем – если маги свою задачу провалили, а он все, что от него зависело, выполнял так, что не придерешься. Хотя все равно придирались, к чему-нибудь другому.

Сейчас у него нет группы поддержки. Зато нет риска, что кто-то облажается, а ты расхлебывай. Вдобавок сейчас он работает на себя: надо вернуть амулеты, прикарманенные Нетопырем.

«Пятокрылы» у старого гада в сапогах, остальное тот забросил в  свою кладовку. К крухутакам не ходи, эта кладовка или в долине – и тогда она под землю провалилась, хотя, может, и раньше была в подземелье, или в окрестных горах. И защищена всевозможными заклятьями, в двух шагах ничего не заподозришь.

У Дирвена был нехилый опыт по отъему чужих артефактов в пользу Ложи, который подсказывал, что тайник где-то поблизости.

Арнахти с двумя уцелевшими придурками рыскал по долине, и это наводило на мысль, что здесь находится что-то для него важное. Иначе давно бы подался в цивилизованные края.

На Эдмара охотится? Так маги раз плюнуть определяют, если в каком-то месте недавно открывались Врата Хиалы: наверняка уже понял, что Наипервейшая Сволочь оставила его в дураках.

Или ищет «девицу Барвилу»? Если живая – сгодится для дальнейшего использования, а если померла – хотя бы кисточку с хвоста отрезать? Тунанк Выри говорила, что кисточка мертвой мучахи ценится меньше, но все равно обладает некоторыми волшебными свойствами, а этот скаредный гад своей выгоды не упустит.

Мелковато, должна быть еще причина.

А что, если он тоже в ловушке – перемудрил с лабиринтом, и теперь из-за катаклизма не может отсюда выбраться? Тогда он слоняется по долине не просто так: то ли выполняет подготовительную работу перед задуманным большим колдовством, то ли ищет что-то нужное.

Дирвен наблюдал за противником, принимая меры, чтобы тот его не застукал. Повелитель Амулетов против старого сволочного мага – ну, посмотрим, чья возьмет!

Ха, и группа поддержки у него все-таки будет: когда агенты Ложи доберутся сюда и сцепятся с Нетопырем, он воспользуется случаем, чтобы завладеть артефактами. Не вчера родился, уже приходилось действовать по такой схеме.

Насчет одного пока не решил: что делать с Огрызком, если удастся его заполучить? Такая дрянная штуковина не должна принадлежать ни Арнахти, ни Тейзургу, ни Ложе, вообще никому. Разъединить ее на семнадцать составных частей и зашвырнуть в недра Унских гор, чтоб еще миллион лет там пролежала? Или отдать рыжей сволочи, пусть ликвидирует?

Если отдать – только рыжему, он этот Огрызок точно уничтожит. А кто-нибудь другой захочет прибрать к рукам или продать, за такое сокровище любой маг кучу денег отвалит.

Или все-таки оставить себе? Он сможет правильно распорядиться «Королевой роя», с ней он снова добудет себе корону, и чтобы все было по справедливости…

Никак не мог выбрать, так поступить или этак, но время еще есть.

И очень хотелось объяснить рыжей сволочи правду. Чтоб эта правда ему поперек глотки застряла. Додумавшись до очередного веского аргумента, Дирвен разыскивал их с Тьекой и швырял в ненавистную рожу:

– Эти гады меня всю жизнь использовали – как Нетопырь хвостатую, даже еще подлее! Я за это и раздавил их дворцы, а не для того, чтобы каких-нибудь там старых служанок убить. Если кто пострадал, случайно вышло. Сами напросились, нельзя же людей использовать, как инструмент или домашнюю скотину.

Хантре сплел заклятье, рассеивающее звуки, а у Дирвена был «Неслухач» – Арнахти дал, чтоб омураки его шагов не услышали. Вблизи можно было разговаривать, даже не особо понижая голос.

– А ты сам разве никогда не использовал других людей, как инструмент или домашнюю скотину? – рыжий сощурил свои сумрачные глазища, под которыми темнели синяки – так уставился, словно врезать хочет.

– Я – никогда, – запальчиво возразил Дирвен. – Эдмару я отомстил, потому что было за что! А кто в Аленде перешел на мою сторону и выполнял мои приказы, с теми я не поступал так по-гадски, как со мной Ложа.

– Никого не забыл?

– Никого.

– А твое отношение к женщинам?

– Так это же другое! – Дирвен аж глаза вытаращил, услыхав такой несуразный довод. – Они же для того и нужны, чтоб было поимелово, они ведь не мужчины! А ты рассуждаешь как придурок, готовый идти у них на поводу!

Сбежал раньше, чем рыжая сволочь успела возразить. Он Магических Академий не кончал, он привык действовать, а не спорить. Хотя рыжий тоже не очень-то умеет спорить. Вот если бы вместо него был Суно Орвехт или Наипервейшая Сволочь – тогда держись.

Наутро, злой и продрогший после ночевки на сырой траве, Дирвен снова разыскал оппонента. Опять подмывало высказаться.

– Для меня никто никогда не нашел нужных слов. Ни учитель Орвехт, ни другие учителя и кураторы, вообще никто! А если б они нужные слова нашли, может, и не было бы того, что было в Аленде.

– Ага, это интересно, – процедил Хантре, он тоже выглядел злым – может, здешние непуганые мыши доперли, с кем имеют дело, научились прятаться, и ни одна за ночь не попалась. – Значит, ты признаешь свою зависимость от других и свою ущербность по сравнению с другими?

– С какой это стати?!.. Совсем что ли рехнулся?!

– Ты сейчас фактически признал, что твоими действиями управляешь не ты сам, а другие люди, которые говорят тебе нужные или ненужные слова.

– Я сказал наоборот, что они не нашли для меня нужных слов!

– Вот именно, а должны были найти, потому что самостоятельно ни до чего умного не додумаешься? Тебе надо, чтобы рядом был манипулятор, который будет говорить то, что тебе хочется услышать, и руководить твоими поступками – кто-нибудь вроде Мулмонга или Лормы?

– Да ты чего городишь, придурок? Ушел я от этой дохлятины! Сам ушел, понял? И я бы сказал, чего надо тебе, да при Тьеке не буду!

Старуха, услыхав свое имя, ласково закивала – она же по-ларвезийски ни бельмеса, а Дирвен смылся, пока рыжий псих не перекинулся и не вцепился когтями, как тогда в Исшоде.

Больше суток держался от них подальше. На другой день, ближе к вечеру, нашел их на бывшем пастбище, которое сейчас выглядело так, словно здесь выбрались из-под земли каменные исполины, закатили гулянку с боевыми плясками и мордобоем, а потом зарылись обратно.

– Что бы там обо мне ни думали, я иду своим путем и никому ничего не должен, – с чувством превосходства сообщил Дирвен, глядя сверху вниз на Хантре и повариху – те сидели возле земляного холма спина к спине, грелись теплом саламандры.

– В твоем исполнении это звучит, как жизненное кредо паразита, – бросил в ответ рыжий.

– Почему это?!

– Если бы ты сказал: я никому ничего не должен, и мне никто ничего не должен – это был бы один из достойных вариантов существования. Но ведь тебя послушать, тебе каждый что-нибудь должен: женщины, все поголовно, должны тебе поимелово, Орвехт и его коллеги – нужные слова, горожане в Аленде должны были соответствовать твоим представлениям о том, как им выглядеть и как жить. Ну, и так далее. Ты идешь своим путем, но при этом другие люди должны расстелить перед тобой ковровую дорожку и выстроиться вдоль обочины, чтоб по первому требованию удовлетворять твои потребности. Разве не так?

– А ты… ты… Ты поиметая Тейзургом кошачья сволочь!

Умчался на другой конец долины – не будет же рыжий за ним гоняться, бросив на произвол судьбы Тьеку.

Это был последний раз, больше Дирвен не ходил с ним спорить.

Следил издали за Арнахти, пил из ручья, питался морковкой. Свезло найти еще одну палку худьякьяги.

Размышлял о том, что непременно разыщет маму с сестрой, будет им помогать, и тогда все, что случилось раньше, потеряет значение. Но порой думалось, а вдруг после рождения сестры он станет маме не нужен… Лорма однажды сказала: если бы у тебя была сестра, твоя мать любила бы ее больше, чем тебя. Вдруг она права? Она, конечно, дохлая гадина, но у нее большой жизненный опыт. И что-то Дирвену подсказывало, что эти ее слова могут оказаться пророческими. В очередной раз подумав об этом, сглотнул горький комок: его все предают, пора бы уже привыкнуть.

Еще хуже, когда в голову лезли мысли о Харменгере: изгибы ее великолепного тела, дразнящие ягодицы, сладостная хрипотца низкого чувственного голоса… Как огнем жгло, вот бы поиметь прямо сейчас! А ее глаза… Миндалевидные, угольно-черные, без радужки и белков: кромешная тьма, словно оттуда смотрит бездна, сулящая такое поимелово, перед которым все остальное померкнет.

Но Харменгера ушла под ручку с Наипервейшей Сволочью, даже не посмотрев на него, насмешливо вильнув своим скорпионьим хвостом на прощанье.

Снова сглотнул комок. Все его предали, исключений нет.

Дело застопорилось, так и пришлось в очередной раз доложить коллеге Шеро.

Рисовальщики свою задачу выполнили, теперь у отряда была подробная схема ближайшего участка горного лабиринта. Из Аленды передали через кладовку дыхательные шлемы – или «слоновьи шлемы», как их называют из-за того, что это бартогское изобретение напоминает слоновью голову с хоботом. Экипированные разведчики углубились в путаницу ущелий, но по возвращении доложили, что эта часть лабиринта с его внутренними областями не сообщается. Где-то должен быть проход, да такой, что не только люди проберутся – карета проедет. Однако вопрос, где он находится.

Двигаться по периметру, исследуя один участок за другим? Это сколько же времени понадобится? И чем дольше проволочка, тем больше риска, что Нетопырь сбежит, припрятав Огрызок до лучших времен.

Хеледика тем временем рыскала по окрестностям, выбирая площадку для танца. Орвехт не усматривал особой разницы между этими лужайками, заросшими горным разнотравьем, но песчаной ведьме виднее: это ее специфическая ворожба, станцевать нужно там, где подскажет чутье.

Наконец нашла, хотя и далековато от лагеря. Вместе с ней отправились Суно, коллега Марченда и еще двое магов. Остальные под руководством коллеги Вербелдона продолжали изучать скальную путаницу в поисках лазейки.

Едва увидела, внутри ёкнуло: здесь! Небольшая площадка на склоне горы, над пестреющими в траве цветами кружат мотыльки, с одной стороны кустарник, с другой торчит засохшее кривое дерево. Попадались лужайки и побольше, и поровнее, но Хеледике приглянулась именно эта. Нигде больше не возникало чувства, что она нашла нужное место.

Вернулась сюда к полудню, вместе с магами. Первым делом госпожа Марченда проверила траву, невысокую, лишь местами по колено, и выгнала с лужайки ядовитую змею. Поблескивая на солнце иззелена-черной мозаичной чешуей, изумрудная накка с достоинством заскользила прочь, как будто давно собиралась прогуляться.

– Некоего коллегу напоминает... – заметил, многозначительно кашлянув, почтенный Кравемонг.

Остальные переглянулись и сдержанно согласились. Имя не было произнесено вслух: негоже в присутствии сильнейшей ведьмы Ложи неуважительно отзываться о предке-родоначальнике ее племени. Хеледика, впрочем, и так поняла, кого они имеют в виду.

– Отломить эту ветку, чтоб не мешала? – осведомился почтенный Тралдон.

Одна из засохших ветвей торчала далеко в сторону – словно узловатая костлявая рука тянется из зыбучки, растопырив пальцы в последнем отчаянном жесте.

– Дерево не трогайте! – встрепенулась Хеледика. – И прошу вас, не стойте рядом с деревом.

Невесть почему это показалось ей важным.

– Давайте, мальчики, на другой конец поляны! – поддержала ее достопочтенная Марченда.

«Мальчики» безропотно подчинились.

Хеледика разулась и распустила собранные в хвост волосы, вытащила из заплечной сумки нангерскую юбку – из коричневого сукна, длиной до лодыжек, с красно-желтой каймой по подолу, и отбеленную сорочку с вышитым воротом.

– Все отвернулись! – скомандовала Марченда.

Переодевшись, ведьма вышла на середину лужайки. Под босыми ступнями трава, комки земли, камешки, сломанное птичье перо – множество точек соприкосновения с этим местом. А солнце уже начинает клониться к западу.

Тралдон достал флейту и принялся наигрывать незатейливую мелодию: ворожить надо под здешнюю музыку.

Она двинулась посолонь танцевальным шагом, который подсмотрела у местных девушек, плясавших на площади в Горной Аленде. Первые три круга медленно, потом быстрее. Аккомпанирующий маг подстраивался под ее ритм.

Смутное ощущение: непонятно что, но есть – тоньше волоса, тише замирающего шепота. Едва не наткнулась на вытянутую к середине лужайки безлистую ветку, спустя несколько секунд удивилась: как это она может в танце случайно на что-то наткнуться? Разве что само под ноги кинется…

На следующем круге ветка снова царапнула по ее рукаву, словно тонкие высохшие пальцы попытались уцепиться за ткань.

«Помоги...»

Это был не звук, даже не мысль – отголосок впечатления: то ли померещилось, то ли не совсем померещилось. Но Хеледика на каждом новом круге замедляла шаг возле дерева, и вот ей показалось, что скрюченные пальцы-веточки чуть шевельнулись… Не прекращая танца, она молниеносно схватила призрачное запястье, потащила за собой – не ветку, которая осталась, где была, а то, что тянулось к ней, слившись с этой веткой, и умоляло о помощи.

«Не отпускай меня!!..»

Вот теперь точно не померещилось.

Начала постепенно ускорять темп. До чего же странно танцевать с кем-то, кого здесь и нет вовсе, только его запястье… Хотя в иные моменты как будто появлялась рука, слабая, исхудалая, мерцающая – то есть, то нет. Потом и вторая мелькнула. Ведьма была настороже и в следующий раз ее поймала. Держась за руки, можно сплясать кненьеду, или «Вечернюю прогулку»: пары несутся по кругу, словно в обещание того, что солнце непременно взойдет снова.

Сколько-то кругов спустя она смогла более-менее разглядеть своего партнера: худой, длинноволосый, на голове помятая шляпа, в свалявшихся патлах запутались листья. Он был прозрачен и невесом, как подхваченный ветром пух одуванчика, и он все еще был не здесь, в любую секунду мог исчезнуть.

Хеледика начала понимать, с кем танцует. Крепче стиснула его руки: нет уж, я тебя ни за что не отпущу, и будем танцевать столько, сколько понадобится, чтобы вытащить тебя сюда целиком.

Сощурившись, хотя и не было в том необходимости, Суно магическим зрением разглядывал кавалера, с которым кружила песчаная ведьма. Изможденный оборванец, смуглый, длинноносый, долговязый, в лохмотьях, но при этом в залихватски заломленной нангерской шляпе с истрепанными полями. Порой казалось, что это всего лишь морок, сотканный из дыма или тумана, однако в иные моменты он выглядел вполне материальным.

И никаких сомнений по поводу кто кого поймал: это ведьма вцепилась в него мертвой хваткой и тащит за собой в танце. Хотя он и не сопротивляется – ухватился за нее, как утопающий за брошенную через борт веревку.

К достопочтенному Орвехту бочком, вдоль края лужайки, подобралась достопочтенная Марченда.

– Суно, ты понял, с кем она танцует?

– Догадываюсь. С нашим шансом попасть в долину скорейшим образом. В придачу сможем рассчитывать на всяческое содействие, вряд ли этот господин питает к Нетопырю добрые чувства.

– Он пока еще не здесь. Девочка свое дело знает, а наша задача – обеспечить музыку.

Оба повернулись к флейтисту, раскрасневшемуся, с каплями испарины на лбу.

– Коллега Кравемонг, ты ведь на скрипке умеешь? Сейчас запросим через кладовку инструмент, и сменишь его. Эту ворожбу нельзя останавливать.

Скрипка подхватила мелодию, а Тралдон, тяжело дыша, опустил флейту.

Солнце достигло дальних вершин Унского хребта, и позлащенные ледники засияли, как хрусталь в витрине дорогого магазина. Скрипка и флейта несколько раз сменяли друг друга, музыка не смолкала, танец продолжался. Волосы ведьмы струились мерцающим шлейфом, юбка раздувалась колоколом, полоскались широкие рукава. Ее партнер выглядел тенью, сумевшей отлепиться от земли и подняться на ноги. В иные моменты казалось, что лохмотья и шляпа есть, а его нет, но потом он опять как будто сгущался из ничего.

Горную страну уже начали окутывать сумерки, когда пара наконец-то остановилась и расцепила руки.

– Прекрасная госпожа, я тебе бесконечно благодарен и готов исполнить любое твое желание, – низко поклонившись, сказал кавалер-оборванец.

Голос у него был хриплый, измученный, с характерным нангерским акцентом.

– Проведи нас, пожалуйста, безопасным путем в долину, которая за этими горами, – попросила Хеледика, усевшись на траву.

Она тяжело дышала, мокрая от пота сорочка прилипла к спине.

– Все что пожелаешь, прекрасная госпожа, – ответил вызволенный из заточения Дух Местности.

Дирвен приготовился к долгому ожиданию. Уж если старый гад Арнахти сам не может выбраться из своей зачарованной долины, нечего рассчитывать, что маги Ложи победоносно ворвутся сюда с минуты на минуту, как в третьем акте героической пьесы.

Он чувствовал себя охотником, которому невесть сколько предстоит сидеть в засаде – то ли полторы-две восьмицы, то ли целый месяц. Если б Нетопырь не заграбастал его амулеты, рискнул бы сунуться в горный лабиринт: однажды получилось, и второй раз получится. Но не оставлять же Арнахти «Пятокрылы»! Придется запастись терпением, у него сейчас не тот арсенал, чтобы атаковать сильного мага. Пока надо ставить достижимые цели: например, найти еще одну худьякьяги.

Съежившись на травяной подстилке, он чутко дремал, дрожа от холода и мечтая о «Теплотворе», с которым толковый амулетчик даже в мороз не замерзнет. Так продрог, что засыпал урывками, и тогда ему снилось, что «Теплотвор» у него есть. Или не у него, а где-то поблизости, и он через какие-то темные развалины, подвалы, буреломы пробирался туда, где лежит заветный артефакт, но каждый раз просыпался, не достигнув цели.

А в очередной раз проснулся, и это ощущение не исчезло.

Да тут не только «Теплотвор» – целая куча амулетов, в том числе боевых, и эта куча целеустремленно движется куда-то мимо него... Импульсы едва уловимые, так бывает, если артефакты под маскировкой. Кто другой не заметил бы, но Повелитель Амулетов – это вам не какой-нибудь придурок.

Сообразив, что это значит, Дирвен вскочил, как подброшенный.

Началось!

Где заночевал Нетопырь со своими двумя недотепами, он еще с вечера запомнил. Туда и направился сквозь промозглую темень и туман, активировав «Луногляд». Первым делом нужно вернуть «Пятокрылы».

Долина представляла собой плачевное зрелище – даже ночного зрения хватало, чтоб в этом убедиться. Как после грандиозного стихийного бедствия. Да это и было стихийное бедствие. Не иначе, Фочайди Крандье Бочди Арнахти возомнил себя величайшим в Сонхи магом, если рискнул засадить в ловушку духа местности. Для контроля злосчастной долины и окрестных гор он, скорее всего, использовал макет подобия, и в один прекрасный день допустил роковую ошибку.

Когда Суно минувшим утром изложил эти соображения на совещании, Глодия упрямо пробурчала:

– А я все-таки думаю, это мой бывший засранец постарался, вот увидите!

Вербелдон в раздумье заметил:

– Полагаю, коллеги, такую гипотезу нельзя исключить.

– А амулетчикам и амулетчицам Ложи не следует забывать о дисциплине, – суховатым тоном добавил Орвехт.

Перед марш-броском весь день отдыхали, выступили вечером. Дух Местности за это время запечатал на пути отряда созданные Нетопырем каналы, через которые выходил на поверхность ядовитый газ. Но он все еще был очень слаб, сам признался, что сделал лишь малую часть необходимого, поэтому эмиссары Ложи на всякий случай надели «слоновьи шлемы».

Двигались по ущельям гуськом. Впереди вышагивал долговязый господин в лохмотьях и лихо заломленной шляпе с пером, худющий, как скелет, но преисполненный достоинства, за ним песчаная ведьма, за ней Суно Орвехт и остальные. Замыкали цепочку Вербелдон и Зомар. Тишину нарушали звуки воздуха, проходящего через «хоботы» шлемов, да скрип камешков под подошвами походных ботинок. Хотя на расстоянии в дюжину шагов и того не услышишь – маги применили маскирующие заклятья. Далекий иссиня-белый кружок луны сопровождал их, то выглядывая, то прячась за неразличимыми в ночном небе горами.

Потом луна вовсе пропала, и звезды с ней заодно. Казалось, что над головами нависла необъятная отсыревшая перина.

– Мы в долине, – сообщил провожатый. – Воздух чистый.

– Ни зги не видно, – произнес кто-то из коллег, избавившись от шлема.

– Это туман, который мы наблюдали сверху, – отозвался другой.

Благодаря выпитому перед вылазкой зелью голоса у всех звучали одинаково.

– Что скажешь, они здесь? – тихо спросил Суно у Хеледики.

– Хантре здесь, Дирвен тоже. Господина Эдмара здесь нет.

Значит, Нетопырь все-таки спровадил его в серые пределы? Если это так – несколько проблем решено одним махом. И что весьма ценно, без всякого участия Светлейшей Ложи.

Шлемы передали по цепочке Орвехту и Марченде, те вернули их в кладовку. Натянули вязаные разбойничьи маски. Действовали слажено, быстро, без суеты. Единственным новичком среди них была Глодия, но сейчас она вела себя образцово – помалкивала и держалась возле Зомара, согласно инструкциям.

Отряд в боевом построении двинулся следом за Духом Местности. Пахло развороченной землей и увядающими травами, порой ощущался слабый трупный запах.

На случай, если дойдет до объяснений, в запасе было две легенды.

Эмиссары Ложи охотятся за государственным преступником Дирвеном Корицем.

Ларвезийские маги в оздоровительных целях путешествуют по горам, узнали от местного пастуха, что в этой долине произошло нечто странное, и отправились посмотреть – здравствуйте, коллега Арнахти, вы тоже здесь?

Но лучше бы обойтись без разговоров: пришли – взяли – ушли.

Суно разбил своих подчиненных на три группы. «Разбойники», то бишь отборные боевые маги, под предводительством Вербелдона атакуют Арнахти. Самая простая задача, с поправкой на то, что укокошить Нетопыря нежелательно, поскольку это может вызвать вопросы у княжеского дома Нангера. Вторая группа, с Орвехтом во главе, захватит Огрызок, который Арнахти наверняка попытается использовать против незваных гостей. Третья, под руководством достопочтенной Марченды, нейтрализует Дирвена – тут главной ударной силой будет песчаная ведьма, но и остальные не должны оплошать.

Амулетчики вошли во вторую группу. Хотя Глодия просилась в третью, уж очень ей хотелось «надрать задницу этому поганцу, чтоб даже в Хиале вспоминал и вздрагивал». Но Суно был непоколебим: твое дело – выполнять команды первого амулетчика и никуда наобум не лезть, тебя взяли в том числе для обучения в полевых условиях.

– Ежели он будет к этому Огрызку руки свои поганые тянуть, от меня по рукам получит! – угрюмо пообещала Глодия.

– Не забывай, работаем тройкой, я ведущий, – напомнил Зомар.

– Да уж не дура, – буркнула агент Щука.

Она всегда старалась оставить за собой последнее слово, даже если никакого смысла в этом не было. Но амулетчица она и впрямь с недурным потенциалом, и во время марш-броска не давала поводов для нареканий.

Остановившись, Дух Местности знаками показал, что они уже близко к цели. В полной тишине отряд распался на группы. Суно мысленно вознес коротенькую молитву Госпоже Вероятностей, которую он всегда почитал, в отличие от паршивца Дирвена.

В этом сне вроде бы и не было ничего страшного: расколотое черное зеркало, по которому ползет мотылек. Или что-то, похожее на мотылька. Но проснулся в холодном поту, не сразу вспомнил, как его зовут… Хотя до снежной завесы, разделившей жизнь надвое, его и впрямь звали не Хантре Кайдо, а как-то иначе.

Лишь осознав, кто он, и где находится, и кто с ним рядом (Тьека, тоже встрепенувшаяся, он ее потревожил), Хантре понял, что агенты Ложи наконец-то добрались до долины. Хеледика где-то поблизости, и вместе с ней остальные.

– Сюда пришли другие маги, сейчас начнется сражение, – объяснил он Тьеке по-ларвезийски, надеясь, что она уловит хотя бы общий смысл сказанного. – Оставайтесь здесь. Будет лучше, если вас никто не заметит, пока все не закончится.

После чего перекинулся и направился туда, где назревала заварушка.

Застать Нетопыря врасплох не удалось. Фочайди Крандье Бочди Арнахти не вчера родился. А если точнее – задолго до того, как сие приятное событие произошло с Суно Орвехтом и всей его командой.

Опыта ему не занимать, и, конечно же, он поджидал налетчиков, вкруговую обвешавшись защитными заклятьями. Если смотреть магическим зрением, это было даже красиво – напоминало многолепестковый цветок, безупречный в своем геометрическом совершенстве. Хотя Нетопырь никогда не придавал значения красоте, его интересовала только польза.

Рядом с ним стояли нангерец Курочди и ларвезиец Квельдо Шабрелдон, подавшийся в чужие края после того, как в четвертый раз провалил выпускные экзамены в Магической Академии. Эти, в отличие от невозмутимого старичка, выглядели напуганными. В валуне, накрытом рваным стеганым одеялом, Суно опознал камнешмыга. Коллега Финагрет, добрых ему посмертных путей, упоминал о нем в своих донесениях. Не считая засланца Ложи, у Арнахти было еще двое учеников – парень из местных и недужная ларвезийка, но этих нигде не видно.

Люди Вербелдона окружили Нетопыря, как стая охотничьих собак крупного зверя, и били заклятьями со всех сторон, не давая ему передышки. Орвехт со своими выжидал, не вмешиваясь: их черед настанет, когда противник вытащит из кладовки Огрызок.

– Да я вас всех поимею!.. – донесся из темноты возглас Дирвена – там тоже шло сражение.

Курочди содрогнулся и упал, словив нацеленное в Арнахти заклятье. Вслед за ним распластался на земле беглый двоечник Квельдо Шабрелдон – то ли его тоже зацепило, то ли додумался притвориться мертвым.

Старый маг держал оборону, спину ему прикрывал камнешмыг – этим созданиям заклятья нипочем, все равно, что по стенке лупить кулаками.

Перевеса не наблюдалось ни на той, ни на другой стороне. Нетопырь силен, его защиту просто так не пробьешь, зато и среди «разбойников» пока все целы. Лишь бы не сбежал, с него станется открыть Врата Хиалы или Врата Перехода… Но боевые маги действовали грамотно и не давали ему передышки.

Внезапно камнешмыг пошевелился – словно валун качнулся туда-сюда, а потом флегматично потопал в сторону. Нападающие отскочили с дороги, усмотрев в этом хитрую уловку. Однако для Арнахти такое поведение послушной ездовой твари тоже стало неожиданностью – еле успел выбросить дополнительные щиты, прикрывая свой тыл.

В следующее мгновение Орвехт понял, в чем дело: на некотором расстоянии от поля боя маячила в тумане долговязая фигура в шляпе с пером, к ней-то и направился камнешмыг.

Нетопырь тоже заметил Духа Местности. Секундное замешательство – а потом, отвлекшись на миг от остальных противников, он хлестнул заклятьем-бичом, и долговязый как будто сломался пополам. Пройдя по инерции еще несколько шагов, камнешмыг остановился. Дух Местности корчился в судорогах, как травянистый побег, мотающийся на ветру, но тут из темноты выскочила еще одна фигура, невысокая и гибкая, и хлестнула своим песчаным бичом – кремнезёма-то в здешней почве достаточно! – одним махом перерубив заклятье Нетопыря.

Видимо, для Арнахти это стало последней каплей. В очередной раз ударив по атакующим «разбойникам», он сделал характерное движение правой кистью – и в руке у него появилось нечто небольшое, извлеченное из кладовки.

– Пошли! – скомандовал Орвехт своей группе.

И те отозвались слаженным хором:

– Пошли!

Они ведь одно целое, как горошины в одном стручке, как пчелы из одного улья, как пальцы одной руки. Им не надо лишних слов, чтобы понимать друг друга. И в серые пределы они уйдут все вместе, как единое существо, чей срок подошел к концу – потому что пора.

Рванув ворот походной куртки, Суно мертвой хваткой вцепился в собственное горло: главное – разорвать трахею и сонную артерию, дальше все произойдет само собой. При этом каким-то крохотным неправильным кусочком сознания он понимал, что делает не то, не надо бы этого делать…

Свирепый кошачий вой ударил по барабанным перепонкам, и он очнулся. В первый момент ничего не увидел: тьма кромешная – хоть глаза выколи. Мелькнула мысль: «Откуда здесь Тилибирия?..» Неоткуда здесь взяться его кошке, она в Аленде осталась... А он хорош – поддался постороннему воздействию и чуть сам себя не придушил! И это достопочтенный Орвехт, правая рука Шеро Крелдона, экое позорище…

Вой не смолкал, к нему примешивались человеческие вопли.

Воспользовавшись заклятьем ночного зрения – как выяснилось, перед суицидальной попыткой он еще и все свои заклятья свернул – Суно увидел, что Нетопырь суматошно топчется на месте и пытается оторвать от себя крупного кота с дворнягу размером. Тот повис на нем и норовил разодрать когтями лицо.

Вовремя подоспели, коллега Хантре!

Дирвен совсем чуть-чуть опоздал. Когда на поле боя появился извлеченный из кладовки Огрызок, он сразу это почувствовал. Но перехватить контроль не было никакой возможности – на него насели маги Ложи, целая шайка. Нехилые маги, и вдобавок они соображали, с кем имеют дело: ни у кого из них не было при себе даже самых безобидных артефактов. Упустил момент, тут-то его и накрыло.

Очухался от дурного кошачьего ора – и, не мешкая, ринулся вперед, не обращая внимания на боль в горле. В отличие от остальных, он уже испытал на себе пакостное воздействие Огрызка, так что не стал тратить драгоценные секунды на удивление и дурацкие вопросы «что со мной было?»

Арнахти сражался с остервеневшим котом, «Королева роя» валялась на земле у его ног. Дирвен рванулся схватить артефакт – наперегонки с безликими темными силуэтами. От полетевших справа и слева заклятий прикрылся «Незримым щитом», заодно врезал кому-то «Медным кулаком» и разрядил оказавшиеся в зоне досягаемости чужие амулеты. Надо поскорей уносить ноги, он здесь единственный с открытой рожей – не перепутают!

Почти схватил перемазанный кровью Огрызок, но тут один из противников очертя голову налетел на него врукопашную и яростно просипел:

– Не трожь!.. Катись отсюда, засранец, к своему Эдмару и к своей Лорме, жопы им целуй!

– Глодия?!..

Меньше всего ожидал нарваться здесь на Щуку. Или он до сих пор под чарами, и все происходящее ему мерещится?

Его замешательством воспользовался другой амулетчик, молниеносно сцапавший Огрызок. И сразу подскочил маг, готовый забросить добычу в кладовку. Тогда Повелитель Амулетов сделал единственное, что можно было сделать, чтоб оставить этих гадов ни с чем: повинуясь его приказу, древний артефакт распался на семнадцать частей и брызнул врассыпную. Ха, пусть теперь ловят – эта дрянь еще и в землю закапываться умеет, а тут ей раздолье, все вокруг перерыто.

Лишь после этого он отшвырнул Щуку и вскочил. В самый раз, чтобы кинуться в погоню за Арнахти, который все-таки сумел оглушить заклятьем кота и метнулся в темноту. Вслед им полетели убойные импульсы, но погони не было – агенты Ложи бросились искать составные части Огрызка.

«Пятокрылы» мощнее «Скоробега», но Нетопырь был измотан сражением и ранен, от кота ему изрядно досталось. Да к тому же не собирался он бежать далеко. Остановился, пошатываясь и тяжело дыша, и вроде бы приготовился открывать Врата – то ли в Хиалу, то ли в другой мир. Тут-то Дирвен и влепил ему «Каменным молотом». Магический щит частично погасил удар, но все же нетвердо стоявший на ногах Арнахти упал. Добавив «Медным кулаком», чтобы наверняка, Дирвен подскочил и проворно стащил у него с ног обувку.

– Это ты?.. – слабым голосом произнес Нетопырь. – Неужели ты способен отнять у старика последние сапоги? Какая низость…

Но Дирвен уже мчался прочь, сквозь туман и мрак, с сапогами под мышкой. По крайней мере, свои «Пятокрылы» он вернул.

Наутро Суно отправил коллеге Шеро краткий доклад, а когда перевалило за полдень, за ним последовало подробное донесение по установленной форме.

Захватить Огрызок на данный момент не удалось: сей артефакт состоит из семнадцати частей, способных к самостоятельному перемещению, и все это ползает где-то здесь, в долине. Работаем над этим вопросом, все силы брошены на поиски. Отрадно, что ретировавшийся Нетопырь не смог забрать Огрызок с собой, благодаря вмешательству коллеги Хантре, и Дирвен тоже не смог его присвоить, благодаря самоотверженным действиям агента Щуки.

Глодия просияла и задрала нос, когда ей объявили официальную похвалу от Верховного Мага.

Эмиссары Ложи после дружной попытки самоудушения чувствовали себя скверно, дажепесчаная ведьма не стала исключением – тут ведь не Олосохар, где ее защищает песок великой пустыни. Маги-лекари оказали всем помощь и раздали «Сторожа здоровья». Хвала богам, серьезно никто не пострадал. Коллега Хантре, которого эта напасть не затронула – он ведь находился в кошачьем облике, а Нетопырь направил удар на людей – успел в самый раз.

Курочди погиб. Судя по результатам обследования, добил его сам Нетопырь, перед тем как броситься наутек. Квельдо Шабрелдона спасло то, что он отполз подальше и свалился в рытвину. Там его и нашли. Беглый двоечник заявил, что готов сотрудничать и сможет много о чем рассказать, пусть только уберут ментальные блоки, которые засадил ему Арнахти. Что ж, в таких делах достопочтеннейший Шеро мастак. Дурень Квельдо выглядел счастливым, как спасенный из плена: несладко ему тут жилось, и если б не страх перед учителем, давно бы сбежал.

Еще одна ценная находка – Тьека Гачди Паведье, знатная повариха, особливо по части диетических и лечебных блюд. Долгие годы она заправляла на кухне в одном из самых знаменитых курортных ресторанов, потом ее пригласил к себе престарелый князь, страдавший от изрядного веса и проблем с пищеварением. После его смерти госпожа Паведье решила немного пожить в родном городке, тут-то до нее и добрался Нетопырь. Шеро будет рад: его прежнего повара убили во время смуты, достойную замену до сих пор не нашли. Тьека согласилась отправиться в Аленду, а коллега Хантре поручился за то, что она не находится под чарами, и доверять ей можно.

Арнахти ушел Вратами Хиалы. Открыть в долине Врата Перехода невозможно, он давно об этом позаботился, во избежание ненужных визитов. Пользоваться Вратами Хиалы он без крайней необходимости не хотел, вдобавок собирался восстановить контроль над долиной – задача трудоемкая, но выполнимая, однако маги Ложи спутали ему планы. К лучшему, что скрылся, не придется объясняться с княжеским домом Нангера за причиненный ему ущерб.

А Глодия вдвойне возгордилась, когда узнала, что оказалась права: макет подобия пришел в негодность из-за Дирвена. Кое-кто из коллег успел побиться об заклад, и те, кто поставил на Угробца, сорвали куш. Агент Щука уже обмолвилась, будто бы в шутку, что ей за это причитается с каждого выигравшего коробка конфет или какая-нибудь другая дамская приятность, потому что она первая угадала.

В туманном пологе появились разрывы с лоскутьями неба, местами в прорехах можно было разглядеть горы. Солнце сияющим пятном просвечивало сквозь белесую пелену, а над землей этой хмари уже вовсе не осталось.

Изрытую долину разбили на квадраты, и посланцы Ложи методично прочесывали их в поисках составных частей Огрызка. Кто работал парами, кто в одиночку. Пока никому не повезло.

Песчаная ведьма в напарниках не нуждалась. Исследуя свой участок, она думала то о зачарованной деревне, то о минувшей ночи, когда по приказу Нетопыря чуть себя не убила. Не должно такого быть. Лучше бы этот Огрызок так и лежал в недрах земли.

Господин Суно сказал, что во избежание в дальнейшем таких инцидентов нужно во что бы то ни стало найти его и доставить в Аленду, для изучения и хранения в надлежащих условиях.

Хантре не принимал участия в поисках – отправился в деревню, сказав, что попытается снять чары с жителей. Хеледика не смогла с ним пойти, она на службе.

– Прекрасная госпожа…

Девушка обернулась.

Если в потемках Духа Местности еще можно было принять за обыкновенного бродягу, то при свете дня сразу видно: перед тобой не человек. Волосы – масса тонких побегов с засохшей листвой и новыми набухающими почками. Кожа цвета древесной коры, а где у людей на руках просвечивают вены, там у него прожилки, как у растений. Скулы на худом длинноносом лице выступают, словно узловатые утолщения на ветках. Глаза темные, круглые, птичьи.

Сейчас он выглядел лучше, чем при их первой встрече, и перо на своей рваной шляпе заменил на новое – дымчато-коричневое с пурпурными крапинками.

– Как ты себя чувствуешь? – улыбнулась Хеледика.

– Я выздоравливаю, прекрасная госпожа. Ты так и не сказала, чего хочешь в награду за помощь.

– Я ведь попросила проводить нас в долину, и ты нам очень помог.

– А чего ты хочешь для себя? Если заведешь хозяйство на подвластной мне земле, у тебя всегда будет хороший урожай, насекомые и птицы не тронут твои посевы, и твоя скотина всегда будет здорова. Еще я могу достать для тебя спрятанные в моих владениях старые клады, как бы глубоко в землю они ни ушли. И если захочешь выйти замуж за кого-нибудь из местных жителей, я все устрою. Я исполню любое твое желание, если это в моей власти.

Хеледика с минуту размышляла, потом шагнула вперед и тихонько сказала наклонившемуся к ней Духу Местности, чего она хочет.

Глодию определили в помощницы к первому амулетчику. Этот Зомар Гелберехт не шибко ей нравился. Суриец, ребенком вывезенный из окаянной Исшоды: фамилия ларвезийская, а рожа как у черномазого босяка-разбойника. Некрасив, немногословен, галантного разговора с дамой поддержать не умеет. Вдобавок женатый – на магичке, которая вместе с ним пряталась по трущобам во время смуты.

Глодия уже подкатывала и к дядюшке Суно, и к госпоже Марченде, чтобы ей назначили другого напарника, из холостых молодых магов приятной наружности. Ее отчитали: мол, ты здесь должна не интрижки разводить, а искать Огрызок. «И подумай головой, чего хорошего, если маги приятной наружности начнут за тобой волочиться, потому что ты племянница достопочтенного Орвехта?» – сурово добавила Марченда. Ну, так она уже старуха, давно позабыла, каково это, когда в жилах играет кровь и нутро просит любовных приключений.

Найду я вам этот Огрызок, раньше всех найду, с ожесточением думала недовольная Глодия, шагая по намеченному маршруту на некотором расстоянии от Зомара и проверяя почву под ногами мысленными импульсами.

Ничего не нашла – ни в первый день, ни во второй, ни в третий. Да и остальные ничего не нашли.

Готовкой на всю ораву занималась местная тетка, прежде служившая у Нетопыря на кухне. Подслушав, что ее заберут с собой в Аленду, на теплое местечко к достопочтеннейшему Крелдону, потому что она всем стряпухам стряпуха, Глодия приняла это к сведению. Всякий раз желала ей доброго утречка и доброго вечера на ломаном нангерском, скаля зубы в приветливой улыбке. Известное дело, с теми, кто в услужении у высокого начальства, надо всячески ладить: тогда они на тебя не нажалуются, а может, и словечко замолвят при случае.

Эта Тьека выглядела разумной и добродушной, Глодии она даже понравилась. Помогали ей двое дежурных. Продовольствие для отряда передавали через кладовку, помощники разводили огонь магическим способом.

На четвертый день Тьека затеяла сварить на ужин знаменитую нангерскую кашу «мабьяш» с орехами и ягодами. Один из магов, большой любитель покушать, заметил, что с изюмом «мабьяш» будет не тот, лучше бы здешней виньи насобирать.

– Я могу сходить по ягоды! – вызвалась Глодия, которой уже до оскомины надоело искать Огрызок. – Только скажите, как эта винья выглядит да где растет. Когда мы жили в де… в нашем маленьком городке, мы с сестрой корзинами ягоды из леса таскали.

– Мы еще свою задачу не выполнили, некогда по кустам лазить, – возразил дядюшка Суно. – Обойдемся изюмом, тоже неплохо.

Белесая мгла, нависавшая над долиной, словно унылое фальшивое небо, за которым спрятано настоящее, к исходу четвертого дня совсем истаяла. Глодия отошла подальше от лагеря по своим деликатным делам, мечтая случайно запнуться о фрагмент Огрызка, будь он неладен. В ее душе тихо-мирно уживались противоречивые чувства: она изнывала от желания поскорей отсюда убраться, потому что скукотища, и в то же время с азартом думала о том, как будет славно, если она раньше всех что-нибудь найдет, и какая ей перепадет за это награда. Ежели есть первый амулетчик, почему бы не быть и первой амулетчице? Девок-то нынче много на службу взяли, и не у всякой такие заслуги перед Ложей и такая родня, как у Глодии Орвехт. Да и способности у нее изрядные, это даже ее бывший засранец признавал. Почему бы и нет?

Ничего не попалось. Что-то мелкое шмыгнуло в потемках, но оказалось мышью, которая замерла на месте и уставилась на человека глазами-бусинками.

Обрадовавшаяся было Глодия ругнулась и направилась в ту сторону, откуда пахло кашей и доносились голоса. А спустя дюжину шагов заметила милующуюся в сумерках парочку. Интересные дела, кто это? Хотя можно не гадать: по лунному мерцанию распущенных волос она признала Хеледику, а тощая орясина в шляпе – спасенный из ловушки здешний дух. И вроде как он что-то ей дал из рук в руки… Нашел припрятанные Нетопырем деньжата да вознаградил ведьму за помощь?

Разошлись в разные стороны. Хеледика целеустремленно зашагала к лагерю, в каждой руке по небольшому узелку, на ходу запихнула их в карманы штанов. Ее колдовские волосы колыхались, как щупальца медузы-белянки в воде, будто она ворожила. Наверняка тоже надеется найти вперед всех кусочек Огрызка.

– Чего это у тебя? – нагнав ее, спросила Глодия. – Золотишком одарил?

– Ягоды. Попросила его насобирать, хочу попробовать.

– Ух ты, в самый раз для Тьекиной каши! Поделишься?

– Нет, – после заминки отрезала ведьма. – Их немного, и я съем их сама. Извини, он их мне принес.

– Да ну, немного – аж два узелка! – возразила Глодия, опешившая от такого ответа Хеледики, которая обычно не жадничала.

– Потому что они разные. Не обижайся, это мое угощение. В другой раз поделюсь.

Вроде бы не хотела она ссориться, но дать на пробу по одной ягодке из каждого узелка ни в какую не согласилась. Глодия тоже не хотела с ней ругаться: эта зазнайка – самая могущественная ведьма Ложи, ей случалось и убивать, и порчу наводить. Себе дороже с такими ругаться.

Угрюмо наблюдала, как Хеледика взяла миску побольше, навалила себе поварешкой из котла двойную порцию, а потом уселась в сторонке и вытряхнула в кашу содержимое узелков.

«Смотри не лопни, любительница ягод, – ожесточенно подумала Глодия. – Тебя, говорят, однажды ягоды лимчи довели до беды, а теперь от нангерских ягодок живот разболится. Ежели субтильной барышне столько слопать, завтра весь день будешь по нужде бегать».

Ведьма ела медленно, с сосредоточенным лицом. Как будто вовсе не в радость ей эта каша, но раз уперлась на своем, надо всем назло дойти до конца. Умяла без остатка, и видно было, что через силу, на одном кураже.

Следующий день принес Глодии сплошные приятности.

Во-первых, зазнавшаяся ведьма получила по заслугам. Наутро она выглядела нездоровой: под глазами синяки, цвет лица нехороший. Завтракать не стала – ни крошки в рот не взяла, ни глотка воды не выпила.

«А все потому, что не надо жадничать! – злорадно подумала агент Щука. – Сама себя наказала».

А может, это Дух Местности решил проучить ее за недостойное поведение, как в известных сказках? Вот и не пошли впрок дареные ягодки.

Начальству Хеледика объяснила свое недомогание тем, что прицепились к ней какие-то чары Нетопыря во время танцевальной ворожбы. Она вначале не заметила, чары эти подействовали с задержкой. Ничего страшного, помощь не нужна, она сама справится.

Может, и правда, но то, что она вчера объелась и теперь животом мается – тоже правда, к крухутакам не ходи. Глодия почувствовала себя отмщенной.

Во-вторых, вернулся Хантре Кайдо, который сумел расколдовать жителей деревушки, и те в благодарность всучили ему целое ведро здешних ягод. Хватило на всех – рыжий не стал жмотничать, в отличие от своей зазнобы.

В-третьих, дядюшка Суно и госпожа Марченда велели Хеледике призвать Духа Местности, посовещались с ним и с Хантре, и выяснили, что Огрызок провалился в недра земли – на такую глубину, что его нипочем не достать. Человеку туда не добраться, так что посланцы Ложи могут возвращаться домой.

Старшие маги выглядели не шибко довольными: задание не выполнено, ценный артефакт Ложа упустила. Ну, так и все остальные тоже его упустили. И хорошо, что об этом стало известно, не то торчали бы здесь до чворковой свадьбы.

Покинув долину, эмиссары Ложи небольшими группами отправились в Горную Аленду. Оттуда можно уехать в Ларвезу по железной дороге, смешавшись с вояжирующими туда-сюда курортниками.

Все, кроме Хантре Кайдо и Хеледики. Той стало совсем худо, и она отпросилась в Олосохар – мол, великая пустыня ее исцелит, а рыжий вызвался ее сопровождать.

Глодия сменила гнев на милость, когда смекнула, с чего ее одолели такие фанаберии. Перед тем как по велению начальства призвать Духа Местности, ведьма отвела Хантре в сторонку, они о чем-то пошептались. При этом агент Щука подсмотрела, что Хеледика расстегнула куртку, взяла руку Хантре и приложила к своему животу. Парень аж в лице переменился. Ясно, что ему было сказано: залетела я, давай-ка женись. После этого разговора он тоже выглядел, как из-за угла по голове треснутый. Хеледику Глодия великодушно простила: понятные дела, сдурела девка – то жрать ее тянет за двоих, то кусок в горло не лезет, то ни с того ни с сего готова с тобой расплеваться. Знаем, как это бывает.

Почувствовав себя умудренной дамой с богатым жизненным опытом, Глодия настроилась на снисходительный лад.

Глава 9. Олосохарский ковер

На изнанке заброшенной людской усадьбы, где выросла Тунанк Выри, в одной из комнатушек обитал олосохарский ковер. Яркий, узорчатый, он стелился и по полу, и по стенам, и по потолку. Окошек там не было, свет проникал из дверных проемов справа и слева, да еще мерцали в ковре золотые нити. Тем, кто видит в темноте, этого достаточно.

В человеческом доме ковер тоже был, иначе откуда бы его подобию взяться на изнанке? Да только там он был побуревший, затоптанный, поеденный молью, вдобавок разрезан на две половинки, а в жилище народца – как новенький.

Тунанк Выри могла часами рассматривать изысканные узоры, обрамленные завитками пейзажи с диковинными цветами, лазурные кусочки неба с золотистыми проблесками, верблюдов, павлинов, фазанов и ящериц, прячущихся в хитросплетениях орнамента. Порой она даже мечтала увидеть все это наяву, собственными глазами… Но, разумеется, мысли о путешествиях ее пугали, как и всякую мучаху.

Когда семейство Тунанк убили, а ее забрал к себе Арнахти, в опустевшей усадьбе поселились, наверное, какие-нибудь гнупи. Об удивительном ковре она с тех пор не думала, слишком это было больно.

А сейчас, очутившись в разноцветном олосохарском городе, и это тоже вспомнила. Как будто ее перенесли в ту страну, которая была выткана на ковре.

Пережитый в Хиале ужас превзошел все ее ожидания. Если ты мучаха, или гнупи, или даже чворк, никто не сможет забрать у тебя жизненную силу – она принадлежит всему твоему племени, в этом преимущество народца перед людьми. Но это не спасет тебя от прочих опасностей Нижнего мира. Тунанк Выри думала, что Харменгера сумеет их защитить, но даже та не предвидела, что по дороге на них нападут.

Это был гигантский червь, вынырнувший из зыбкой мути и окруживший их со всех сторон – свивающийся текучими кольцами, желтовато-белесый, как брюхо дохлой рыбы, воняющий выгребной ямой. А может, скопление червей, сходу не разберешь. Демоница сменила облик – превратилась в сине-черный смерч с зубастой воронкой, и ринулась напролом. Ее спутники как будто приклеились к ней, словно захлестнутые невидимыми веревками. Тунанк Выри немилосердно искололо щетиной, покрывающей мускулистое тело «смерча», да и Тейзургу досталось. Но это обнаружилось уже после, а тогда мучаха была чуть живая от страха, потому что вспомнила: червь этот зовется Вуагобу, и это одно из самых мерзких исчадий Хиалы.

Харменгера все-таки прорвалась, буквально прогрызла путь на свободу, угнаться за ней противник не смог. Лишь перед аркой, ведущей в людской мир, она вновь обернулась рогатой женщиной с черными узорами на мертвенно-синей коже и скорпионьим хвостом-бичом.

– Ну и дрянь, – хрипло бросила демоница, с отвращением сплюнув кровь Вуагобу. – Сдается мне, Золотоглазый, он охотился за тобой. И он пытался поймать нас, а не убить.

– Я разберусь, – отозвался Тейзург, больше похожий на труп, чем на живого человека. – Ты восхитительна!

Пройдя через Врата, они оказались в белой комнате с мозаичным полом, не до конца расписанным потолком и большими окнами. А снаружи, под золотисто-голубым небом, сияло и манило что-то невероятно прекрасное… Вот тогда-то Тунанк Выри и вспомнила о своем любимом ковре. Харменгера ее больше не держала, и она шаткой походкой, почти не отдавая себе отчета, направилась к ближайшему окну.

Они мчались со скоростью ураганного ветра.

Одной рукой Хантре вцепился в шерсть Северного Пса, другой удерживал Хеледику, закутанную в шерстяной плед. Лицо он еще на земле замотал шарфом, оставив щелку для глаз. Вдобавок людей согревала Риии – ему удалось сплести чары, которые превращали исходившее от саламандры тепло в обволакивающий обоих кокон.

Далеко внизу плыли горы, похожие на мшистый покров леса, заплатки полей и огородов, скопления рукотворных прямоугольников, полоски дорог, синие ленты рек. Дохрау постепенно набирал высоту. В тропиках Повелителю Зимней Бури делать нечего, и для того чтобы доставить своих пассажиров в Олосохар, не сцепившись по дороге с Харнанвой, Анвахо или Забагдой, ему придется лететь, во-первых, выше облаков, а во-вторых, очень быстро. Тогда получится. Может получиться. Должно получиться.

– Обещай мне, если оно прорвется наружу, ты это уничтожишь, – сказала Хеледика перед тем, как отправились в путь. – Все без остатка.

«Вместе с тобой?..» – он не смог произнести это вслух.

– Если другого выхода не будет, вместе со мной. Если я не сумею удержать, я все равно… А маги даже по одной части умеют восстанавливать остальное. Надо уничтожить это полностью, – она попыталась улыбнуться потрескавшимися губами. – А то зря я, что ли, старалась?

Никто из эмиссаров Ложи не понял, что она сделала. Даже искушенный Суно Орвехт. Хотя все произошло буквально у них под носом. Разумеется, ведьма применила скрывающие чары, да и Глодия очень кстати поделилась со всеми своей догадкой. И все-таки, главная причина того, что обман удался – никому из них и в голову бы не пришло так поступить.

Дохрау поднялся еще выше. Теперь внизу простирался облачный ландшафт, прекрасный до замирания сердца, хотя и непригодный для жизни.

Среди амулетов, которые Дирвен получил от Лормы, была сердоликовая камея: изящная женская головка в профиль, в венчике из крохотных бриллиантов. Единственное волшебство этой безделушки заключалось в том, что если ее потеряешь – в два счета найдешь, она отзовется на твой импульс даже на расстоянии в дюжину шабов. То ли она предназначалась в подарок кому-то рассеянному, то ли для слежки. Дирвен назвал ее «Принцессой» и первым делом перенастроил под себя: она признавала только одного хозяина. Если Лорма подсунула ее с умыслом, то просчиталась – по этой части Повелитель Амулетов хоть кого переплюнет.

Решил, что на крайняк можно будет ее продать, но с этим лучше повременить – может, еще пригодится. Так она и лежала у него в одном из потайных карманов, пока не досталась Нетопырю. И тот, видимо, забросил ее вместе с остальной добычей к себе в кладовку: пока в его долине творится раздрай, недосуг с каждой краденой вещицей разбираться.

Что ж, старый ворюга «сам положил на дорожку полено, о которое запнулся в потемках». Дирвен вспомнил эту присказку и злорадно ухмыльнулся, когда поймал импульс «Принцессы».

Вечерело, он сидел в маленькой дрянной харчевне с кружкой чая, чесночной лепешкой и ливерными колбасками букьяги. Благодаря «Пятокрылам» он ушел далеко от паскудной долины, но стер ноги до волдырей и решил сделать передышку. Нужно раздобыть «Сторож здоровья», а то все что было отдал этим сволочам, как придурок-благодетель.

Принялся обшаривать окрестности в поисках лечебного амулета, вдруг у кого-то есть – и уловил отголосок «Принцессы». Значит, для нее даже заклятья, защищающие кладовку мага, не препятствие?

Хотя дело наверняка не только в ней, но еще и в нем – кто другой ничего бы не почувствовал.

И тогда получается, что кладовка Арнахти находится вовсе не там, где он думал?

Почему бы и нет? Предусмотрительный старикашка мог сколько угодно тайников понаделать. Да только он еще не понял, с кем связался.

Дирвен снова ухмыльнулся в щербатую глиняную кружку с остатками чая: ну, теперь посмотрим, кто кого!

Без драки не обошлось. Они уже начали снижаться, когда небеса заволокло желтоватой мглой – в мгновение ока, только что ничего не было, а теперь есть – и впереди по курсу сгустилось облако, напоминающее оскаленную собачью морду с ушами торчком. Раздалось громовое рычание, сверкнули молнии.

Дохрау метнулся в сторону, заложил вираж, унося из-под удара своих пассажиров. Ему хоть бы что, но люди – другое дело.

Взбаламученное волнистое пространство ринулось им навстречу. Над самыми барханами Северный Пёс вышел из пике, мягко сбросил Хантре и ведьму на песок. После чего с рычанием взмыл в небо и кинулся прочь, как будто предлагая игру в догонялки, уводя за собой ликующего разъяренного Забагду. Великие Псы умчались, и вместе с ними унеслась песчаная буря.

Люди закашлялись. Хеледика обеими руками зажала себе рот – ей от каждого движения было больно.

– Мы там, где надо? – спросил Хантре.

– Да, – еле выдавила девушка. – Помоги раздеться… И мешочки приготовь.

Нужны два вместилища. Иномирский артефакт, огрызок древней большой войны, не одушевлен, но обладает подобием разума. Искусственный интеллект. Хантре читал об этом в дневниках путешественников по мирам. И как будто не только читал, он же отлично знает, что это такое… Но это не имеет значения, потому что в Сонхи он дома.

Важно иметь в виду: эта штука может вести себя так, словно у нее есть сознание. Она будет защищаться, как насекомое, которое хотят прихлопнуть. Сработает программа, аналогичная инстинкту самосохранения у живого существа. Фрагменты Огрызка надо хранить раздельно, чтоб они не смогли слиться в единое целое и атаковать, поэтому нужны два мешочка. И ни одну из частей нельзя упустить – сбежать они могут и по отдельности.

Ведьма разделась до пояса. Слева из-под ребер у нее выпирала как будто опухоль величиной с кулак: шестнадцать фрагментов в желудке, семнадцатый заблокирован в пищеводе.

Хантре приготовил два мешочка и нож. Пальцы слегка дрожали. Хеледика уже говорила, что в Олосохаре это для нее не смертельно, а его все равно трясло. Не за себя – за нее. О том, что должен будет сделать он сам, решил до последнего момента не думать. Все равно этого не миновать, поскольку это самый надежный способ избавить Сонхи от Огрызка.

– Я сейчас, – предупредила девушка и, скривившись от боли, опустилась на колени.

Он натянул кожаные перчатки, одолженные у Орвехта – знал бы верный помощник Шеро Крелдона, для какой цели! Перчатки не обязательны, Арнахти и Дирвен работали с Огрызком без них, но не хотелось брать эту дрянь голыми руками. Тем более если дрянь поймет своим искусственным интеллектом, что с ней собираются сделать.

Волосы Хеледики всколыхнулись: началась ворожба. Несколько мгновений спустя ведьма медленным плавным движением, словно исполняла танец, взяла нож и полоснула по «опухоли».

Брызнула кровь, вместе с ней вывалился темный комочек величиной с муху, за ним второй, третий… Повинуясь чарам Хеледики, песок застыл сплошной монолитной поверхностью, не позволяя им зарыться внутрь. Хантре хватал их и прятал в мешочки: четный-нечетный, четный-нечетный… После небольшой паузы выпал последний, который был в пищеводе. Этот оказался самый верткий – выскользнул из окровавленных пальцев и наутек, но маг перекинулся и в два счета поймал беглеца. Принес обратно в зубах, сейчас не до брезгливости. Вновь обернувшись человеком, сунул семнадцатый фрагмент в один из мешочков. Оттуда им не выбраться благодаря тройному блокирующему заклятью – сначала Дух Местности постарался, потом песчаная ведьма, а потом еще и он добавил.

Хеледика, вся в крови, сидела, опираясь на руки, с разверстой раной в подреберье. Лишь увидев, что дело сделано, обмякла и растянулась ничком на песке. Она уже объясняла, что швы накладывать не понадобится, Олосохар ее вылечит.

Хантре устроился рядом, спрятав мешочки в карманы куртки. Только теперь он почувствовал, до чего здесь печет – они же в тропиках.

Изнанка в ляранском дворце была – кое-где запечатанная, но хватало и помещений, доступных для народца. Тунанк Выри решила отсидеться там, выбираясь по ночам на кухню за глотком воды и кусочком лепешки.

О ней как будто все забыли, ну и хорошо. Тейзурга сразу взяли в оборот лекари. Харменгера, которая здесь свободно разгуливала в человеческом облике – только рога прятала в высокой прическе  в виде полумесяца – судьбой Тунанк Выри не интересовалась. Придворные тоже не выясняли, куда подевалась невзрачная девушка, появившаяся из Врат Хиалы вместе с их князем и демоницей. Впрочем, они ее и не видели: заслышав людские голоса, мучаха юркнула на изнанку, благо в той комнате, где открылись Врата, была потайная арка.

Тут обитало двое чворков да несколько похожих на одуванчики козяг – люди их пугаются почем зря, хотя лучше бы друг друга пугались. А за окнами – оживший разноцветный ковер! Так можно прожить и пару месяцев, и полгода, и год, лишь бы никто ее не хватился…

Задремав однажды под утро на большой пестрой подушке – в этих краях на них сидят, хотя стулья и кресла во дворце тоже есть – Тунанк Выри проснулась оттого, что кто-то на нее смотрит. И еще от запаха парного молока, по которому успела соскучиться.

За молоком хвостатое племя бегает в людские поселения, пробирается тайком в хлева и загоны. Скотине с этого никакого вреда, да и хозяева не в убытке – мучахе много не надо, вдобавок она может подлечить своим колдовством занемогшую корову, козу или овцу. Поэтому крестьяне, даже если заподозрят, что к ним на двор повадилась мучаха, обычно об этом не болтают, и охотников за кисточками спроваживают: мол, нету здесь таких, и никогда не было.

Открыв глаза, Тунанк Выри увидела высокую девушку с двумя косичками золотисто-ржавого цвета. Гостья улыбалась до ушей, на загорелом лице пятнышками темнели веснушки. На ней было голубое платье с вышитыми перламутровой нитью стрекозами и кувшинками. В одной руке она держала кружку с молоком, в другой стеклянный пузырек, а локтем зажимала под мышкой ворох разноцветного тряпья.

Человек на изнанке?.. Может, кто-то из чворков ее сюда привел?

В следующее мгновение мучаха поняла, что перед ней вовсе не человек, другое существо.

– Первым делом выпей вот это, – гостья присела на корточки и поставила пузырек. – Это зелье, чтобы ты понимала сказанное с первого раза. Во флаконе зелье, которое позволит тебе понимать с первого раза все, что услышишь, выпей.

Мучаха отвинтила пробку и проглотила содержимое.

– Ну, давай знакомиться, – заговорила девушка, выдержав паузу. – Во дворце меня все знают, как придворную даму Веншелат, а для посвященных я Венша – хранительница города. Правда же, он красивый? Понравился?

– Похож на ковер… – только и смогла вымолвить ошеломленная Тунанк Выри.

– На, попробуй – верблюжье! Небось, такого ты еще не пила?

Благодарная мучаха обеими руками взяла кружку. Чудесное молоко, одновременно и сладковатое, и солоноватое, не смогла остановиться, пока не осушила до дна.

– А это тебе обновки. Если что не впору, портниха подгонит.

Тунанк Выри так и отсиживалась на изнанке в суконной нангерской курточке, заношенной сорочке и вязаных штанах с прорехой для хвоста. Только ботинки в разводах засохшей грязи сняла и поставила в уголке.

Венша разложила перед ней две цветастых юбки, три шелковых туники, светло-коричневую усхайбу – балахон с вуалью, удобно для маскировки, здесь некоторые женщины такое носят, а еще клетчатое платье с отложным воротником и круглую соломенную шляпку с бантом. Вдобавок тонкие, как паутинка, чулки, кружевное белье и пару туфель.

– Сейчас надевай вот это, – распорядилась она, указав на человеческую одежду. – Пойдем гулять по городу, там уже народ выползает, нас увидят. По-своему оденешься, когда мы с тобой побежим на наш базар в Алуду. И давай сюда старые тряпки и обувку, все это надо спалить, чтоб оборвать все концы.

Мучаха и сама об этом думала. С облегчением вздохнула, когда Венша затолкала в мешок ее прежнюю одежду и ботинки, затянула горловину лентой с выписанным тушью заклинанием. Хвала Госпоже Луне, теперь она для Арнахти исчезла без следа, никакой зацепки для поисков у него не будет.

На изнанке дворца было несколько зеркал, и в одном из них, обрамленном бронзовыми змейками, которые шевелились, сплетались в клубки и переползали с места на место, она увидела свое отражение: худенькая девушка с длинной рыжевато-русой косой, в скромном платье и шляпке. Не загорелая, так на то она и мучаха. Туфли с пряжками оказались чуть великоваты, но Тунанк Выри в два счета подогнала их по ноге – научилась этому колдовству у своего бывшего покровителя.

– Зонтик нужен, – критически оглядев ее, сказала Венша. – От солнца. По дороге возьмем. Ах, да, я ведь представилась только наполовину, настоящую меня ты еще не видела! Смотри, оп-ля…

Непринужденно изогнувшись назад в акробатическим мостике и выполнив лихое сальто, она выпрямилась уже в другом обличье. Иззелена-желтоватое лицо с выпирающими скулами, заостренные хрящеватые уши, безгубый рот растянут в улыбке. Зубы мелкие, треугольные, а на голове вместо волос – травяная копна, и над ней вьются крохотные мотыльки.

До сих пор Тунанк Выри видела амуши только на картинках. От неожиданности она охнула, но не сказать, чтобы по-настоящему испугалась.

Амуши мучахам не враги, обычно эти два племени между собой ладят. Малочисленный хвостатый народец умеет читать и способен понимать кое-какие людские премудрости, которые от амуши в силу Условия ускользают – мучахи могут доходчиво пересказать им то, что узнали. Иные ограничения нельзя преодолеть, зато можно обойти. Амуши, в свою очередь, иной раз спасают полезных союзниц от охотников за кисточками.

Тунанк Выри все это знала из книг. Улыбнулась в ответ. Венша снова обернулась девушкой с косичками, пояснив:

– Кувыркаться не обязательно, но так интересней. Ты даже не представляешь, как давно я о тебе мечтала! Я здесь не только придворная дама, я еще и самый главный в Ляране таможенник, подчиняюсь лично Тейзургу. Но теперь есть ты, и таможенные дела я свалю на тебя, а сама займусь театром. А то вообрази: у нас вот-вот начнется репетиция, но тут как раз пришел караван, и надо мчаться проверять, что на этот раз притащили, чтобы продать, не уплатив пошлину. Не беспокойся, я тебя научу всему, что для этого нужно знать. Я пыталась заманить на эту работу здешних мучах, да те не захотели переселяться в город. И вдруг появилась ты, вот это подарок! Ну, идем, – она подобрала мешок, кружку и пузырек из-под зелья.

Дворец еще не проснулся, только из глубины боковой галереи доносилось шорканье веника. Завернули в комнату Венши, та заодно показала соседнюю комнату – «здесь ты будешь жить, рядышком со мной, и на изнанку отсюда можно, вон там в углу», взяли два кружевных зонтика. А когда вышли на крыльцо и окунулись в блаженное утреннее сияние, Тунанк Выри подумала: наконец-то я здесь!

Оттягивал до последнего момента. Впрочем, для этого была причина: он опасался оставлять Хеледику одну, и в то же время не хотел открывать Врата в ее присутствии, тем более, пока она в таком состоянии.

Ведьма по грудь зарылась в песок и большую часть времени дремала, но когда просыпалась, смотрела и разговаривала вполне осмысленно – хотя как будто не бодрствовала по-настоящему, а покачивалась на волнах полудремы. Сказала, что ей не больно, раны зарастают. Когда зарастут полностью, она почувствует. Ни пить, ни есть ей сейчас не надо, да она и не смогла бы, с травмированным желудком. Олосохар о ней позаботится.

Глаза полузакрыты, лицо одного цвета с песком, губы потрескались, но ее кожа не выглядела высохшей.

– До меня дотянулись корни растений, проросли под кожу, и я получаю от них воду, – сонно пояснила Хеледика.

Хоть и пустыня, а растительности вокруг хватало. Пучки ковыля и жесткой колосящейся травы, ощетиненные иглами мананаги – одни едва торчали над барханами, другие, похожие на странные колючие скульптуры, утром и вечером отбрасывали тени длиной в дюжину шагов.

Тейзург передал им через кладовку шесты и балдахин для шатра, баклаги с водой, одежду, припасы, одеяла. Песчаная ведьма и без этого не страдала в объятиях Олосохара ни от палящего зноя днем, ни от холода по ночам – другое дело Хантре.

Есть почти не хотелось, обычная для него реакция на стресс. Иномирское слово, вроде бы обозначает неприятности и сопутствующие им переживания.

Эдмар при каждом обмене мыслевестями въедливо интересовался, когда он в последний раз изволил что-нибудь скушать. Вперемежку с жалобами на шайку молонских лекарок под дланью Тавше, которые ведут себя с ним так, как будто учинили в Ляране государственный переворот, только он об этом пока не знает. Раньше он Отовгера считал тираном, но это было до того, как он с Ринальвой познакомился.

Спал Хантре урывками, понемногу. Лучше бы не засыпал вовсе: его преследовал один и тот же непонятный сон, после которого он просыпался с бешено колотящимся сердцем, в холодном поту – даже в полдень, когда вовсю пекло олосохарское солнце.

…Не то расколотое вдребезги зеркало, не то растрескавшийся черный лед – осколки подвижные, как на реке во время ледохода, и по ним то ли ползет мотылек, то ли катится мерцающая бусина.

Где это? Есть ощущение, что когда-то и он там побывал, и так же переползал с льдины на льдину, с осколка на осколок…

Но сейчас он не там, а здесь – в Сонхи, у себя дома.

Однако тревога, которую вызывал этот сон, была сильнее умиротворяющего ощущения, что он дома, на своем месте, и больше ему никуда не надо.

Так прошло несколько дней.

– Со мной все хорошо, – сообщила Хеледика, шатко поднимаясь в полный рост.

Ее волосы спутались, с нее осыпались прилипшие песчинки. Слева под ребрами, ближе к области солнечного сплетения, кожа иссечена тонкими белесыми шрамами, но это не слишком бросалось в глаза – а в остальном все в порядке.

– Пить хочешь?

– Вот теперь да, – она обеими руками взяла кружку и принялась пить маленькими глотками, потом спросила: – Когда ты сможешь уничтожить эту дрянь?

– Сейчас.

– Тогда меня подожди.

Она вытряхнула из волос песок, натянула шаровары, тунику и куфлу – длинный жилет с карманами, обычное одеяние для песчаной ведьмы в родной стихии. Намотала, на манер тюрбана, шарф из серебристого шелка, выпустив волосы наружу длинным хвостом. Зашнуровала ботинки.

А Хантре смотрел на мананагу, напоминающую кривой трезубец, и внутренне готовился к тому, что ему предстоит сделать.

В действительности туда не затягивает, хотя у очевидцев обычно возникает ощущение, что тянет с непреодолимой силой. Несотворенный Хаос – не вакуум.

Кстати, что такое вакуум? Тут же в мозгу возник ответ: безвоздушное пространство, и он отлично об этом знает… Но ему такие знания ни к чему, потому что в Сонхи он дома. Обо всем лишнем можно забыть раз и навсегда.

– Я готова, идем. Лучше подальше от шатра.

– Подожди здесь. Я все сделаю, тебе не обязательно на это смотреть.

– Я хочу увидеть, что там, – она напряженно улыбнулась. – Когда еще будет такая возможность! Пошли вместе.

Не стал спорить, раз она так решила. В конце концов, с мастером Бруканнером, Веншей и Фариймой ничего не случилось, да и Дирвен от этого зрелища не спятил.

Издали было видно, что шатер установлен кособоко – но ведь до сих пор не развалился... Впрочем, это всего лишь спасительные посторонние мысли, за которые держишься, как за перила на большой высоте.

Он знал, как это делается. Всегда знал. Магический импульс плюс волевой импульс. Вдобавок определенные движения кистями рук, помогающие совместить и сфокусировать импульсы.

Руки дрожали. Всего лишь дрожали, хотя в прошлый раз он закатил истерику с диким воем. Правда, тогда он находился в облике и вел себя соответствующим образом. К тому же Врата Хаоса открывал не он, а Тейзург. Если открываешь сам, волей-неволей приходится контролировать и ситуацию, и себя.

Дрожь не помешала ему сделать все необходимое, и над ближайшим барханом обозначился дверной проем. Потом возникла и сама дверь, похожая на дверь старого заброшенного дома, начала открываться – медленно, едва ли не со скрипом. Хотя нечему там скрипеть. Это всего лишь видимость: мозг на привычный лад интерпретирует сигналы, поступающие извне.

Хеледика придвинулась ближе, теперь они стояли плечом к плечу.

Старая тяжелая дверь наконец распахнулась. За ней что-то зыбилось, клубилось, перетекало, затягивало, словно воронка… Хотя никакой воронки там тоже нет, как и дверного скрипа, как и самой двери.

Он вытащил из кармана первый мешочек с фрагментами Огрызка, размахнулся и швырнул в проем. Мешочек исчез. За ним последовал второй.

– Вот и все. Теперь никто ничего не восстановит.

Встряхнув кистями, Хантре выполнил обратные действия, и дверь так же медленно начала закрываться. Когда Врата Хаоса исчезли без следа, оба, как подломленные, уселись на песок.

Безоблачное небо, тускло-желтая пустыня в пятнах зелени. Случайный мазок фиолетовой краски посреди этой вечной картины – одинокий шатер.

– Как прекрасен наш мир, – охрипшим голосом сказала Хеледика. – Я должна была это увидеть, чтобы еще сильнее это понять.

Магичка Пакина Сконобен, прибывшая из Куртавы – небольшой страны, граничащей с Бартогой и Руфагрой – без проволочек получила место на таможне. Держалась она со всеми обходительно и деловито, не проявляя желания сойтись с кем-нибудь поближе. Впрочем, ей покровительствовала влиятельная придворная дама Веншелат. О последней ходили слухи, что на самом деле она амуши на службе у князя-мага, но те немногие, кто видел ее без вуали, говорили, то никакая это не амуши, а привлекательная девица лет двадцати пяти. Светлокожая, волосы цвета ржавчины, на носу веснушки. Не иначе, от кого-то скрывается, вот и ходит закутанная, и имя себе придумала на сурийский манер. Хотя кто ж ее тронет, если она под защитой Тейзурга. Об этой   Веншелат много всякого болтали, и догадки строили самые разные, а невзрачная тихоня Пакина Сконобен ни у кого не вызывала особого интереса.

Тунанк Выри это вполне устраивало. Арнахти жив, и пусть маловероятно, что он явится в Лярану – ему бы сейчас держаться подальше от могущественного врага – лучше избегать намеков на свое прошлое. Ничего общего с Руфагрой и Нангером. Вот и решила выдавать себя за куртавянку: в Нангере она видела приезжих из Куртавы и кое-что читала об этой стране, а если понадобится говорить на тамошнем языке – для мучахи это проще простого, как и для всякого представителя волшебного народца.

Выйдя в первый раз вместе с Веншей на утренний солнцепек, она как будто окунулась в горячий золотистый сироп.

Амуши, флирии и скумоны плохо переносят морозы. Унавы и варфелы на жаре растают, как снеговики, потому и прячутся летом в горных ледниках. Тухурвы, гнупи и вывырики обитают в средней полосе: не сказать, чтобы зной или стужа могли их убить, но так заведено. А мучахи встречаются и в северных широтах, и в тропиках – так же, как русалки и древоны, пшоры и снаяны, хонкусы и сойгруны. Другое дело, что мучахи редкий народец, и люди всегда не прочь заполучить их волшебные кисточки. Поэтому без маскировки никуда, тем более, если ты поселилась в человеческом городе.

– Ежели что, город тебя выручит, я с ним об этом договорилась, – заговорщически подмигнула Венша – она, как истинная амуши, на все смотрела, как на развеселую игру. – Главное, не куксись, это ему не понравится. Ты ведь знаешь о том, что города так или иначе похожи на своих основателей? А этот город основал Тейзург – ну, ты с ним уже знакома. Бояться можешь, где ж это видано, чтобы мучаха ничего не боялась? Если ты вдруг перестанешь бояться, сама понимаешь, чем это закончится. И очень скоро закончится, потому что тогда ты перестанешь быть мучахой – а значит, тебя унесет с путей народца на иные пути.

Тунанк Выри несколько раз кивнула, торопливо и испуганно. Она совершенно не представляла себя не мучахой, а кем-нибудь другим.

– Поэтому бойся на здоровье, только не вздумай быть жалкой – этого мы с городом не поймем.

Она снова кивнула, соглашаясь: быть жалкой незачем.

– И вот тебе подарочек, – из травяной шевелюры Венши выпорхнул мотылек величиной с ячменное зернышко, уселся мучахе на мочку уха и прикинулся перламутровой клипсой. – И еще один. Если вдруг попадешь в беду, они мне об этом сообщат. Но я не думаю, что ты не сегодня-завтра вляпаешься, ты ведь умная. А если случится что-нибудь сногсшибательное, пошли их ко мне с весточкой.

Мучаха в третий раз понятливо кивнула. Обмениваться мыслевестями могут люди-волшебники, для народца эта магия недоступна, вот и приходится изобретать свои способы.

Полторы восьмицы спустя она освоилась. На свою таможенную службу выбиралась в усхайбе или в неброском платье и шляпке с вуалью, при этом то и дело плела отводящие чары, чтобы люди обращали на нее поменьше внимания. Натащила к себе в комнату всякой пестрой всячины и навела там любимый мучахами беспорядок. В придачу к верблюжьему молоку и чаю пристрастилась к халве, которую привозили в Лярану караванщики: ей всего-то и нужно две-три чайных ложки, зато какое блаженство! Торговцы, не желавшие платить пошлину, иной раз пытались всучить ей взятку мадрийским серебром, но равнодушная к деньгам мучаха вежливо отвечала им, что законы надобно соблюдать.

Думая о ковре, она все больше ощущала себя его частицей – крохотной фигуркой среди вытканных разноцветных красот, завитком в одном из его узоров.

Уснуть в полдень – пусть не под знойным олосохарским солнцем, а под пологом криво поставленного шатра – и сразу провалиться туда, где бескрайний стылый океан, и по черным льдинам то ли катится светлая бусина, то ли ползет подбитый мотылек. А здешнее небо… Нет здесь никакого неба: сплошная неопределенность, которая с одинаковым успехом может быть и верхом, и низом, и чем угодно.

Теперь он понимал, где находится: это Несотворенный Хаос в одном из своих бесчисленных проявлений. А если бы не пришлось самому открывать Врата, чтоб избавить Сонхи от наследия давнейвойны, может, и в сотый раз бы не понял… Просто не рискнул бы понять. Много ли увидишь, если смотреть, зажмурившись? Пусть даже во сне.

Зато сейчас он не жмурился – и наконец-то разглядел, кто ковыляет по расколотым льдинам, с трудом перебираясь через трещины. Не мотылек и не бусина. К тому же странников двое.

Тот, который идет, напоминает сонхийского стига, хотя это не стиг – скорее, лошадиный или собачий скелет. А на спине у него сидит, сгорбившись и обнимая то ли пса, то ли коня за шею, человек с котомкой за плечами. Пальцы сцепил в замок, ноги скрестил под костяной грудной клеткой: словно для того, чтобы никакая сила не оторвала его от спутника. Их окружает слабое мерцание, как будто они находятся внутри небольшого светящегося пузыря, поэтому и можно издали принять за бусину.

И что-то с ними не так…

Для того чтобы не сгинуть в Несотворенном Хаосе, надо быть Созидающим. Для всех остальных это смертельно. А в этой паре Созидающий только один. Всадник. Тот, кто везет его на себе, к числу Созидающих не принадлежит – но до сих пор не потерял облик, не исчез без следа.

Потому что его защищает мерцающая сфера. Сила любви, неподвластная Хаосу.

«Любовью» много всякого называют, и нередко речь идет о чем-нибудь таком, что по своей сути не имеет с ней ничего общего. А истинная любовь как свет. Иногда этот свет можно увидеть.

Неизвестно, как эти двое очутились на путях Несотворенного Хаоса (смутное представление: один не захотел бросить другого), неизвестно, куда направляются, но, похоже, они заблудились.

«Я должен им помочь», – с этой мыслью Хантре проснулся.

Приподнялся на локте, мокрый от пота, нашарил под боком фляжку, сделал несколько глотков теплой воды. После этого связался с Тейзургом: «Мне нужен бубен. Настоящий шаманский бубен. Лучше из кожи осужарха, они вроде считаются в Олосохаре самыми надежными».

«Зачем, позволь полюбопытствовать?»

«Нужен. Просто раздобудь такой поскорее и передай мне через кладовку».

Было ощущение, что об этом сне не надо рассказывать ни Эдмару, ни Хеледике. Ни кому бы то ни было.

Нинодия с тоской вспоминала Серебряного Лиса: был у нее один закадычный друг, да и тот сгинул. Не с кем теперь душевно поболтать за рюмочкой. Смуглые придворные дамы по-ларвезийски ни бельмеса, а по-ихнему Нинодия объяснялась кое-как. Да и непривычные они к беседам за рюмочкой – все больше чаи распивают, здесь тебе не Аленда.

Из остальных к ней порой захаживала лекарка Ринальва, заправляющая в ляранской лечебнице. Кошмарная госпожа Хармина и загадочная дама Веншелат при ее появлении убирались с глаз долой – словно листья, подхваченные ветром, и даже сам Тейзург перед ней как будто немного робел. Нинодию эти визиты тяготили: ничего хорошего от Ринальвы не услышишь.

Зинта тоже не одобряла ее пристрастия к винишку, но Зинта добрая: закроется за ней дверь – и можно выкинуть из головы, что она тебе наговорила в сердцах. А Ринальва врывалась, как зимняя стужа в распахнутое окно. Хотя она, как и Зинта, служительница богини Милосердия. Но где Ринальва – и где это самое милосердие?! Только и остается прятаться от нее, как эти две демоницы, Хармина и Веншелат. Так ведь найдет, ежели поставит себе такую цель.

Уж как Нинодия ругала себя за то, что додумалась пожаловаться Ринальве, когда ее доченьку Талинсу отдали этой бездетной мерзавке, принцессе Касинат. Мол, правительница Шилиды и официальная наложница правителя Ляраны, под чьим протекторатом находится Шилида, по всем правилам удочерит девочку – и та станет принцессой. И всем будет распрекрасно. Кроме Нинодии.

Надо было видеть счастливое лицо Касинат, когда она бережно взяла кружевной сверток. Аж глаза засветились… Эта сучка хотела ребенка, да не могла, а тут ей сунули подарочек! И не поспоришь, потому что Тейзург так решил. А рядом угодливо лыбится кормилица-сурийка и ухмыляется окаянная демоница Хармина.

Занюханное княжество в Суринани, а порядки, как в Овдабе! Про «занюханное княжество» Нинодия вслух не сказала, не дура, а про Овдабу сказала – лекарке под дланью Тавше, которую попыталась завлечь в союзницы.

– Разве тебе запрещают видеть девочку? – спросила Ринальва.

Она учила ларвезйиский и сурийский с помощью языковых амулетов, и говорила без коверканья, но с акцентом.

– Видеть-то можно, – вздохнула Нинодия. – Не гонят взашей, как побирушку, и на том спасибо. Да это как в моем детстве несчастном, когда глядишь с улицы на барышню-куклу в витрине магазина, но кто ж тебе ее даст? А я потетешкаться с ней хочу, это же моя родная кровиночка!

– Талинса не кукла, – отрезала лекарка. – Ты сколько сегодня выпила?

– Всего-то три с половиной рюмашечки…

– Пьяная туда не ходи. Я их предупредила, придешь в таком состоянии – тебя выведут. Во-первых, Талинса не игрушка, а живой ребенок. Во-вторых, не просто ребенок, а маг, вдобавок маг-перевертыш. Незачем ей винными парами дышать. Все ясно?

Ринальва смотрела в упор и без ответа уходить не собиралась, пришлось сказать «да». Нинодия почувствовала себя девчонкой, которую отчитала строгая училка. «Экая гиена», – пробормотала она себе под нос, когда лекарка наконец-то убралась.

А сегодня утром они разругались, как две чайки, не поделившие рыбешку.

В Ляране появилось место для променада – набережная канала Виконтессы. Воду из Шеханьи по каналу пока еще не пустили, возились с облицовкой, но уже сделали белокаменный парапет и выложили тротуар мозаичной плиткой, высадили саженцы олив, акаций и тамарисков. Вдоль набережной, как на ярмарке, выстроились шатры – сурийские, ларвезийские, сиянские лавки и чайные.

На своих новеньких бартогских протезах Нинодия повсюду разгуливала, как в былые времена. Даже без трости, только брала с собой зонтик: не знала она до Ляраны, что такое настоящий солнцепек.

На набережной Виконтессы ей приглянулись «Алендийские десерты». Хозяева заведения и впрямь из родимой столицы, и стряпня у них не хуже, чем в ларвезийских кондитерских. Из напитков тут подавали чай, какао и лимонную воду, но винишко Нинодия таскала с собой и украдкой подливала в кружку.

Расположилась на своем обычном месте, у прорезанного в парусиновой стенке окна, принялась обмахиваться веером. Взмокла, пока шла, и дешевый грим на лице раскис, как тающая помадка на сдобе. Дорогой грим ей не по карману, пенсион назначили скромный – на винишко да на мелочевку хватает, и на том спасибо.

Тут уже сидели трое бартожцев со стройки воздушного порта –   потные, краснолицые, в рубашках с закатанными рукавами и клетчатых штанах с подтяжками, а в сторонке от них – стеснительного вида девица. Юная, свеженькая, в дорожном платье, с задвинутым под стул саквояжем и прислоненной рядом заплечной котомкой. Мужчины вскоре ушли, а барышня пила какао, ела пирожное и озабоченно вздыхала, поглядывая в окно. Там, за окном, все ослепительно сияло, стучали молотками рабочие на дне канала – этим надо успеть сделать побольше, пока не навалился на город полуденный зной.

Нинодия у себя на коленях подливала из фляжки «Золотую ночку» в опустошенную на треть кружку, когда один из бартожцев вернулся и без спросу плюхнулся на стул рядом. От неожиданности рука дрогнула, по юбке растеклось винное пятно.

– Да вы, сударыня, не волнуйтесь, – покровительственно обронил незваный кавалер. – Я же с пониманием… Позволите составить компанию?

По-ларвезийски, небось тоже с языковым амулетом.

И потянул носом, после чего заметил:

– «Ночка»-то у вас паленая… А я с собой кое-что привез, могу поделиться. Только у меня к вам есть одно дельце деликатного свойства.

Лицо обрюзглое, седеющие бакенбарды, на цепочке золотые часы. Одних с ней лет, а то и постарше. Принялся доверительным шепотом сетовать, как ему здесь не хватает цивилизованного женского общества, и у Нинодии сердце екнуло: неужто она ему приглянулась?.. Знает ли он, что у нее ступни покалеченные, и она ходит на протезах? Да ежели в постели, какая разница, она ведь еще ого-го…

Но оказалось, он положил глаз на одинокую барышню. Опытная дама ему понадобилась как посредница. Что ж, дело нехитрое. Сторговались на дюжине «Печали гофмейстера» – недурного бартогского портвейна.

Нинодия подсела за столик к девчонке, завела разговор, и давай выспрашивать. Та сказала, что она из Аленды, приехала с караваном вчера вечером, потому что… Ну, захотелось ей путешествовать, новых впечатлений, а про Лярану она много слышала, и здесь она собирается найти какой-нибудь заработок… Мямлила, тушевалась и как будто что-то утаивала, а претендент на девичьи прелести умильно глядел на них и аж ерзал на стуле. Выяснив, что Фламодия отправилась на поиски приключений одна – и как ее только работорговцам по дороге не продали, повезло дурехе! – Нинодия перешла к делу: мол, здесь у вас  никого, а значит, вам нужен покровитель с тугим кошельком, гляньте-ка на достойного господина за тем столиком…

Кто же знал, что у хозяйского сынишки прихватило живот с немытых фиников, и лечит его от кишечной заразы сама Ринальва – а слух у нее, как у кошки?

Барышня мялась и хлопала глазами, неуверенно промолвила:

– Да разве я могу кому-то понравиться?.. Вот один кавалер, не могу сказать кто, я ему тоже как будто понравилась, а потом он уехал по своим обстоятельствам, даже писем не пишет… – и добавила расстроено: – Но между нами ничего не было.

– Еще как понравитесь, вас приодеть – и будете первая красавица, ни один воздыхатель не пройдет мимо, – заверила Нинодия, уже предвкушая «Печаль гофмейстера». – Этот господин сразу вас оценил, вы его в самое сердце поразили.

Любитель свежатинки прислушивался к ее воркотне и одобрительно улыбался: тоже предвкушал.

– Я не знаю… – смущенно пробормотала Фламодия. – Если так… Я здесь, наверное, никому больше не нужна…

– Главное, скажите да, и я все устрою.

Тут-то и всколыхнулась расшитая бусинами занавеска, отделявшая чайную от жилой хозяйской половины, и появилась Ринальва. В серо-зеленой одежде служительницы Тавше, с лекарской сумкой, стриженые волосы спрятаны под косынкой. Черты лица у нее и так жестковаты, а уж если рассердится, хочется поскорей оказаться там, где ее нет.

– Сводничеством занимаешься? И не стыдно?

– Чего ж тут стыдного, обычные дела промеж людей…

– Дрянные дела.

– Да чего тут плохого, скажите на милость?!

– Толку-то тебе объяснять, если сама не понимаешь.

– Где уж нам что-то понимать, – оскорблено заметила Нинодия.

– А ты чего уши развесила? – повернулась Ринальва к девчонке. – Посмотри на него, ему нужна твоя жизненная сила. Телесное удовольствие само собой, но главное – энергетическая подпитка. При взаимодействии между любящими людьми происходит обмен жизненной энергией, это другое. А при такой похабщине у тебя попросту отнимают некоторую часть твоей силы, и от тебя раз за разом убывает.

Фламодия то краснела, то бледнела, и глядела так, словно сейчас разревется.

– Ах, да, кое-что ты все-таки получишь взамен, – ядовитым тоном добавила лекарка. – Приятное сознание, что ты кому-то понравилась. Так же как нравятся котлеты и булки – переварил и забыл.

Девчонка всхлипнула, а потом вскочила, отпихнула стул, схватила свои вещички и ринулась на улицу – только ее и видели.

– Куда? – Ринальва заступила дорогу устремившемуся следом кавалеру. – Если за ней, то незачем.

– Вы, сударыня, просто позавидовали ее молодости, потому что я обратил внимание на нее, а не на вас, – огрызнулся, хотя и с опаской, любитель юных барышень.

– Да уж, ваше внимание – чистое золото, – фыркнула лекарка, смерив его взглядом.

Нинодия, скривившись, растирала бедро: ей досталось спинкой опрокинутого стула. Что же за день нынче такой невезучий…

К счастью, Ринальве недосуг было тратить на них время: пациенты ждут. Оставшийся ни с чем кавалер снова давай подкатывать к Нинодии, чтоб она разыскала для него беглянку. Девчонка почти согласилась, вдобавок она теперь его должница – сбежала из чайной, не заплатив, а он уладил этот вопрос и рассчитывает на благодарность.

«Да как же я вам ее найду?!» – хотела сказать Нинодия, но вспомнила о «Печали гофмейстера» и промолвила, изображая раздумье:

– Обещать я, сударь, ничего не могу, но пущу в ход мои связи и попытаюсь про нее разведать.

Не было у нее в Ляране никаких связей, но за дюжину бутылок бартогского портвейна хоть соловьем запоешь, хоть ужом извернешься.

Тем же вечером Нинодия подстерегла в коридоре Пакину Сконобен – новенькую магичку из Куртавы, которая жила при дворе, служила по таможенной части и целыми днями носилась по городу. Наплела, что они с этой Фламодией знакомы и тут случайно встретились в чайной, а потом разминулись, вот досада… Не сможет ли Пакина ей помочь?

Та согласилась. Расчетливая серая мышка – вроде и просто держится, а видно, что себе на уме.

На следующее утро они вместе отправились в «Алендийские десерты». Нинодия про себя молилась воровскому богу Ланки, чтобы снова не нарваться на Ринальву.

В чайной Пакина спросила:

– Где и на каком стуле сидела эта девушка?

Нинодия показала, радуясь, как ей свезло: магичка и впрямь согласна помочь, раз задает такие вопросы.

Пакина уселась на стул и вначале принялась одергивать и поправлять юбку, словно что-то ей там мешало, а потом удивленно задрала брови, на ее остроносом веснушчатом личике появилось озадаченное выражение.

– Что такое? – насторожилась Нинодия.

– Ничего особенного. Если я ее встречу, я скажу ей, что вы ее ищете.

Бубен из кожи осужарха не помог. Уснув, Хантре увидел все ту же картину: бесконечный замерзший океан, расколотый трещинами, и по льдинам ползут – бесцельно, лишь бы не стоять на месте – двое заблудившихся путешественников.

Если получится указать им направление, и они доберутся до Сонхи – дальше смогут воспользоваться Вратами Перехода, чтобы попасть, куда собирались. Но несмотря на его ворожбу, они не слышали звуков бубна, и ничего не изменилось.

– Для чего ты это делаешь? – спросила Хеледика.

– Приснились странники, потерявшие дорогу. Я хотел им помочь, да ничего не вышло.

– А где они находятся?

– Где-то очень далеко отсюда.

– В Олосохаре?

– Нет.

– Тогда я ничего не могу посоветовать.

Они тоже двое странников – им предстоит дойти пешком до обитаемых мест, но ведьма и видящий с пути не собьются. Тейзург передавал им через кладовку воду, еду и все необходимое. С Хеледикой связались Суно Орвехт и Марченда Фимонг, однако организовать снабжение они не могли: песчаные ведьмы не пользуются магическими кладовками – нет у них такой способности, а у Хантре не было доступа к кладовке Ложи. Так что сейчас они полностью зависели от Эдмара, а тот и рад был, что ему не припоминают жертвоприношение в долине Нетопыря.

На привалах Хантре брался за бубен, и заунывные призывные звуки растекались над барханами, желтеющими на солнце или серебрящимися в звездном свете. Да только потерянные в запредельных далях путешественники этих звуков не слышали.

Искать ведьму, которая не хочет, чтобы ее нашли – все равно, что искать нитку в копне сена. При других обстоятельствах Тунанк Выри так и сказала бы Нинодии. Но когда она доложила Венше, что в городе объявилась бобовая ведьма, та потребовала, чтобы мучаха разыскала эту Фламодию.

Сама бы этим занялась, да с театром хлопот по горло. Начали репетировать новую пьесу, вдобавок сочиняем по ходу дела: возможно, спектакль будет не один, а два или три – и те, кто посмотрит первый, непременно захотят узнать, что случилось дальше. Будет страсть как интересно, сама увидишь. Но насчет девицы надобно все разузнать, вдруг шпионка, а если не шпионка, то зачем пожаловала. Ты же мучаха, ты хоть кого выследишь, вы это умеете.

Мучахи и впрямь это умеют. Да только они выслеживают среди людей магов и амулетчиков, которые охотятся за волшебными кисточками, а с ведьмами им редко приходится сталкиваться, у тех другие дорожки.

То, что Фламодия – бобовая ведьма, Тунанк Выри определила сразу, когда посидела в чайной на ее стуле. Времени прошло немного, магический след еще не истаял. И разумеется, она уловила, что Нинодия морочит ей голову.

После разговора с Веншей мучаха вернулась к «Алендийским десертам», дождалась момента, когда там никого не было, попросила чаю с печенькой, втянула хозяйку в разговор – и выведала подробности. Обычные людские делишки. И не похоже, чтобы   Нинодия раньше была знакома с этой Фламодией.

Но откуда взялась бобовая ведьма, и в своем ли она была облике, когда случился казус в чайной, и что ей понадобилось в Ляране… Придется побегать, чтобы выполнить поручение. Очень хотелось удружить Венше.

Никакой уверенности, что сработает.

Сбежав от Дирвена Вратами Хаоса, они с Тейзургом нашли обратную дорогу в Сонхи благодаря заклятому медальону, висевшему на груди у мастера Бруканнера. Изначально медальон предназначался для другого – оберег от демонов Хиалы, но для них с Тейзургом он маячил вдали, словно маленькая багровая луна, и они шли, как на свет маяка. Причем Эдмар этот багровый диск не видел, а Хантре видел – потому что его кровь была добавлена в сплав, из которого изготовили оберег. Скорее всего так, самое логичное объяснение… Но сейчас он надеялся, что причина была не в этом.

Если он тогда уловил зов своей собственной крови, то никому другому с этого никакого толку. Но попытаться стоит.

Полоснув по запястью, окропил поверхность бубна, размазал. Высохнет – и можно будет поставить эксперимент, а результаты станут известны только во сне.

– Для чего это? – спросила Хеледика, завязывая концы бинта.

– Заблудившиеся путешественники, которые мне приснились, меня не слышат. Хочу проверить, не поможет ли кровь.

– Есть такое старое заклятье – «Кровь к крови», – подумав, сказала песчаная ведьма. – Но оно годится, только если тот, кого ты зовешь, состоит с тобой в кровном родстве.

– Ясно… Все равно хочу попробовать. Вдруг все-таки поможет.

Пустыня в просвете шатра – за минувшие дни Хантре научился ставить его как надо – серебрилась и манила, словно море в лунном свете.

Спихнув на мучаху часть своих обязанностей, Венша вовсю наслаждалась жизнью. С головой окунулась в постановку нового спектакля в театре Хурмдье. Сюжет взяли старый и всем известный – «Переполох в Кабене», но решили добавить неожиданных поворотов и приключений, чтобы получилась лихая история с продолжением.

Венша не могла сочинять так, как Хурмдье, Шиленанк и Бронжек. Как будто строишь игрушечный дворец из травинок, а он тут же рассыпается, и травинки уносит ветром… Раз за разом начинай заново – все равно не получится: Условие не позволит. Когда-то она сделала выбор, но за все приходится платить.

Зато у нее отлично выходили импровизации – как в первый раз, когда она вмешалась в представление и сорвала аплодисменты. Главное, чтобы товарищи по труппе запоминали или записывали ее экспромты, сама она воспроизвести их не сможет, по той же самой причине.

Наверное, когда-то могла. Но это было давно, и тогда она еще не была Веншей. А сейчас она вполне довольна тем, что она Венша, и у нее есть Город.

Все это не мешало ей быть начеку. Амуши помнила о том, что Лорма никому ничего не прощает. И если тому, кто от нее ушел, хорошо живется – царице-вурване это хуже кости в горле.

Это не мешало Венше бегать на базар в Алуду: отказываться от интересного из-за опасностей – ну уж нет! Однажды взяла с собой Тунанк Выри, которая свела знакомство с местными мучахами и насобирала новостей о том, что происходит в окрестных деревнях и городишках.

– Дорогу ты теперь и без меня найдешь, – промолвила запыхавшаяся Венша, когда вернулись в Лярану.

За мучахой ей не угнаться, те носятся быстрее сойгрунов. Известное дело, сойгруны всем досаждают и никому не нужны, люди стараются поскорее их прогнать – ежели получится. А за мучахами люди охотятся, и способность стремглав убегать очень выручает хвостатый народец.

На обратном пути Тунанк Выри честно старалась не мчаться во всю прыть, а приспособиться к скорости Венши. Но у той проснулся азарт: а вот я тебе не уступлю, я тебя еще и обгоню, хоть ты и мучаха! Ну, и выбилась из сил. И когда ее давний приятель демон Бавсо понес ее на закорках через мост – досюда город еще не дотянулся, обернуться девушкой с косичками и с независимым видом прогуляться по мосту над текучей водой она сможет чуть дальше – повисла обессилено, как тряпичное пугало, которое тащат на огород. Только и оставалось наблюдать краем глаза за Тунанк Выри, которая шагала рядом, как ни в чем не бывало, разве что опасливо косилась на демона Хиалы. У нее-то даже дыхание не сбилось. Но все равно быть амуши куда лучше, чем быть мучахой.

Во время вылазок за черту города Венша была настороже, но о том, что Лорма не единственное на свете опасное существо, и думать забыла. Поэтому когда увидела с балкона песчаный смерч, плывущий по улице Лепестков, в первый момент оцепенела.

Этой-то что здесь понадобилось?..

Высотой всего лишь в человеческий рост, смерч двигался вроде бы неспешно, но на самом деле с такой скоростью, что мучахе не угнаться. Люди жались к стенам, прятались в переулках – никто не хотел оказаться у него на пути. Кто-то, спеша убраться с дороги, уронил корзину с курами-пеструшками, и в воздухе закружились перья. А смерч был уже у ступеней главной дворцовой лестницы.

– Что это? – спросила позади Фарийма.

– Старая ведьма, – отозвалась Венша.

В горле враз пересохло.

Тейзург сейчас в лечебнице, и принцесса Касинат, с утра недомогавшая по женской части, отправилась туда же, а Городской совет еще надо собрать… Вот и получается, что за главных во дворце они с Фариймой, и встречать гостью придется им. Остальные придворные дамы тут всего лишь для красоты.

– Идем в зал аудиенций. Ее туда проводят, а ты спроси, зачем она пожаловала в Лярану.

Сдаваться Венша не собиралась. Уж если за ней не пропадало надерзить очередному фавориту Лормы, не станет она в своем городе прятаться от какой-то старухи. Сбежать при появлении лекарки Ринальвы – это другое, всего лишь игра в прятки. Да Ринальва никогда и не пыталась причинить ей вред, от нее скорее какого-нибудь хлесткого нравоучения дождешься. А песчаная ведьма – это смерть. С ее колдовства мигом усохнешь, превратишься в пучок травы с вялыми корешками, и твоя уснувшая душа будет заперта в этом пучке, пока он не рассыплется перегноем, а после застрянешь на неопределенное время в растительном царстве. Даже крухутаки не скажут, когда тебе повезет оттуда выкарабкаться и вновь переродиться в разумное существо.

Бррр, не хотела бы Венша провалиться в безвременный травяной сон. Такая участь грозит только ее племени, для остальных у песчаных ведьм есть другие смертоносные приемы. Немногие из амуши способны им противостоять – только самые искушенные в танцевальной ворожбе. Венша была слишком молода и не настолько опытна, чтобы дать отпор песчаной ведьме. Зато на ее стороне город.

Зал аудиенций – один из ее любимых. Никакой позолоты, ничего общего с набившей оскомину помпезностью, без которой не могли обойтись другие сурийские правители. Будто бы ты внутри огромной перламутровой раковины. Колонны из мраморного оникса изгибаются, точно стебли, а среди усыпанных драгоценными камнями светильников не найти двух одинаковых. Кажется, что тебя пытаются заворожить переливами бликов и перетеканием форм, хотя Венша могла поручиться, что никаких чар сюда не вплетено – одни лишь зрительные впечатления. Глянуть бы на изнанку, но там еще ничего не успело появиться: отделочные работы в этом зале были закончены в начале месяца Лодки.

Незваная гостья остановилась посередине мозаики, изображавшей кувшинку внутри хоровода водяных змей. Высокая и гибкая, волосы выпущены из-под тюрбана седым хвостом. На ней были шаровары, туника, куфла с карманами, все неброское, под цвет олосохарских барханов. За плечами дорожная котомка. Лицо морщинистое, а ведьмовские глаза светятся, как два песочных опала.

Под ее пронизывающим взглядом у Венши мурашки побежали вдоль позвоночника. Хоть и закуталась в усхайбу, хоть и приняла облик девушки с косичками, а эта старуха наверняка ее раскусит…

Фарийма поклонилась и приветствовала гостью – учтиво, но с достоинством, как подобает старшей придворной даме. С тех пор, как ее взяли во дворец, она многому научилась, вдобавок теперь она ходила в женскую школу, которую открыла при лечебнице Ринальва.

– Я Иланра, дочь Саманры, – представилась песчаная ведьма. – Община прислала меня, чтобы я помогла господину Тейзургу избавиться от магических недугов. Мы не сомневаемся в благой силе лекарей под дланью Тавше, но что касается заклятий и наведенных чар, это больше по нашей части. Рада с тобой познакомиться, госпожа Фарийма. Кто стоит рядом с тобой с закрытым лицом?

У Венши язык присох к гортани. А Фарийма, придвинувшись на полшага ближе и взяв ее за локоть, спокойно произнесла:

– Госпожа Иланра, это моя подруга, придворная дама Веншелат. Пойдемте со мной, выпьете чаю с дороги, а потом я провожу вас в лечебницу, где находится князь Тейзург.

Они вышли из зала вдвоем. Немного выждав, Венша последовала за ними, скользнула на изнанку, чтобы подслушать их разговор за чаепитием.

– Ты знаешь, кто твоя подруга? – спросила Иланра, дочь Саманры. – Ты видела ее истинное лицо?

– Я знаю, кто она. И я видела ее лицо. Говорят, недавно в мире кое-что изменилось, потому что было разрушено древнее заклятье, но мы с ней подружились еще до этих перемен. На свете и такое бывает… Попробуйте вот эту халву из Сакханды!

«И такое бывает…» – как эхо, подумала Венша.

Она до сих пор ощущала тепло пальцев Фариймы на своей правой руке чуть выше локтя.

Глава 10. Король-батрак

Сработало. Хотя после разговора с Хеледикой он и сам не очень-то надеялся, что кровь поможет. Но когда уснул, оказалось, что ситуация изменилась: через замерзший океан алой нитью протянулась дорога, и то ли лошадиный, то ли собачий скелет теперь мчался по ней вскачь, а всадник сидел, пригнувшись, сцепив лодыжки под пустой грудной клеткой и обнимая коня за шею. Правильно сидел. Это помогало ему – или, возможно, ей – держать мерцающую сферу, защищавшую спутника от мгновенной и абсолютной аннигиляции. Можно надеяться, скоро они доберутся до Сонхи и больше не полезут, куда не надо. Хорошо бы здесь им кто-нибудь объяснил, что путешествовать по мирам, используя Врата Перехода, куда приятней и безопасней.

Или у этих двоих не было выбора, не осталось иного пути – как у них с Тейзургом в той пещере?

Так или иначе, ему удалось решить эту проблему. И он по несколько раз в день бил в бубен, чтобы дорога не исчезла: надо продолжать, пока не станет ясно, что двое странников выбрались из бездны Несотворенного Хаоса.

Однажды вскользь подумалось о Вратах Перехода: смог бы он их открыть? Наверное, смог бы, если кто-нибудь его научит. Странно, что Эдмар, которого маги Ложи на долгий срок лишили этой способности, ни разу не попросил его это сделать… Но зачем мне Врата Перехода, если в Сонхи я дома?

А Тейзург не любит просить, предпочитает добиваться своего окольными путями. Поэтому и не попросил… кстати, о чем? Наверное, о чем-то несущественном, если Хантре подумал об этом и тут же забыл.

Преданный неблагодарными подданными король Ларвезы батрачил на захудалой нангерской ферме, как последний босяк.

Ферма называлась Кьюхту Ялши – в переводе с местного, Овечье Счастье. Обитало там семейство из четырех человек. Хозяин с хозяйкой, придирчивые, скуповатые, похожие друг на друга, с обветренными потемневшими лицами. Их взрослая дочка, дородная, косолапая, неуклюжая, вдобавок недужная на голову. Затюканный племянник или кем он им приходится, у этого с головой вроде в порядке, но косноязычен и трусоват, иначе давно бы чесанул из этой унылой дыры.

Теперь к ним прибавился еще и пятый – Дирвен. Или Кловгер, как он представился, назвавшись молонским именем. Приехал на целебные воды, а его здесь ограбили, домой вернуться не на что, вот бы кто-нибудь взял в работники… Все это он на ломаном нангерском наплел хозяйке Кьюхту Ялши, которая возвращалась с ярмарки. Упал перед ее повозкой, изобразив голодный обморок. Тетка обрадовалась и взяла его с собой. Сама она считала, что хитро заманила парня: заплатить обещано через год, а там еще надвое, пускай поработает за еду, и вдруг да получится женить его на Ондьеде.

А Дирвену только и надо было устроиться поближе к кладовке Нетопыря. Оббегал все окрестности в поисках людского жилья – с «Пятокрылами» это запросто, понаблюдал за обитателями Кьюхту Ялши и в нужный момент красиво растянулся поперек дороги: все по плану.

Зато теперь он маялся, как издыхающая на суше рыба. Знай себе горбаться на этих придурков от восхода до заката. Приблизительное местоположение кладовки он определил, но вопрос, как ее вскрыть без нужных артефактов – с тем, что есть, а есть у него не так уж много.

Вдобавок Наипервейшая Сволочь до сих пор не соизволила снять заклятье. Мол, мы же не договаривались насчет сроков, а я пока еще силы восстанавливаю. И одни крухутаки знают, правда это или голову морочит.

Хозяйка, с которой он кое-как объяснялся, мешая нангерскую тарабарщину с овдейским и ларвезийским, предупредила, что если к нему откуда ни возьмись подкатит пригожая девка – сразу читай обережное заклятье. Это может оказаться охочая до молодых парней горная нечисть: ежели задерешь ей юбку, увидишь по-звериному мохнатые ноги. Она тебя обморочит, после страстной любви с такой сучкой очнешься нагишом на горном склоне, и придется возвращаться домой без штанов, дрожа от холода.

Дирвен принял эту информацию к сведению: устроил в окрестностях два тайника с найденными на ферме рваными портками, которые хозяйка пустила на тряпки. Вот бы какая-нибудь подкатила… С горной девой получится, несмотря на сволочное заклятье. Но из-за происков Рогатой они в этих местах не появлялись.

А еще лезли в голову всякие непотребные мысли то о Харменгере, то о Наипервейшей Сволочи... Как в огне горел, когда о них думал. Однажды ночью разрыдался от злости, а хозяева решили, что он плачет от тоски по родному дому.

Об осторожности не забывал: ходил с чумазым лицом, в старой нангерской шляпе с обвислыми полями. Вдруг сюда нагрянут ищейки Ложи или Ферклица? Или Нетопырь решит проверить, не завелось ли чего подозрительного по соседству с кладовкой? С «Пятокрылами» он успеет унести ноги, главное – не прозевать опасность.

Когда на дрянной дороге, соединяющей Кьюхту Ялши с остальным миром, замаячили двое верховых, Дирвен настороженно скривился, опершись на лопату. Это еще кто? И зачем? Судя по реакции хозяйки, та гостей не ждала.

Здешние горы величавы и необъятны, петляющая по склонам дорога теряется вдали на юго-востоке. Всадники – две крохотных фигурки на серо-буро-зеленом гобелене. Держат путь на ферму, куда же еще.

Умотать подальше или спрятаться на скотном дворе и поглядеть, кто пожаловал?

А потом он почувствовал артефакты. Нехилый такой арсенал. Значит, по крайней мере один из этих двоих – амулетчик. И вряд ли это охотники за головой Властелина Сонхи: те понимают, что выходить против него с артефактами дохлый номер, для него же перехватить контроль плевое дело, послали бы одних магов. Во подарок, арсенал сам идет к нему в руки!

И тут его как из ведра окатили: а если это Щука снова явилась по его душу? Она может. Она ему всю печенку выжрет и мозгами закусит, лишь бы не она, пусть это окажется не она...

В этот раз Тунанк Выри столкнулась с достойным противником. Достойным не в смысле опасным – для нее кто угодно опасен, а в смысле неуловимым. Фламодия умела играть в прятки. Вдобавок в городе высажено немало акаций, это дерево подвластно бобовой ведьме – помогает ей ворожить и ускользать. Все же мучаха сумела определить, что это и впрямь молодая девушка, пугливая, растерянная, но при этом одержимая навязчивым желанием, которое и привело ее в Лярану. Что за желание, непонятно. Доложила об этом Венше, и та сказала, что надобно разузнать, чего она хочет.

Порой Тунанк Выри улавливала то там, то здесь слабое эхо присутствия Фламодии, однако ни взять верный след, ни обнаружить, где ведьма ночует, до сих пор не удалось.

Однажды после полудня завернула в чайную в переулке Потерянных Алмазов. Венша говорила, здесь будут фонари-кристаллы – как будто те самые алмазы, но пока в переулке с красивым названием торчало только несколько столбов, к которым привязывали факелы. Чайная была маленькая, и, устроившись в уголке с кружкой, Тунанк Выри отлично слышала разговор двух других посетителей. Судя по языку, ларвезийцы. Один полный, с темной кучерявой шевелюрой, другой долговязый и нескладный, отросшие светлые волосы слиплись сосульками. Оба выглядели несчастными.

– Бери ее осторожно, – советовал толстяк своему приятелю. – Ну вот, не уронил ведь?

Имелась в виду кружка с чаем.

– Руки не должны быть такими длинными! – почти всхлипнул блондин. – Когда я себя контролирую, все получается, а когда нет, промахиваюсь.

– Освоишься, – утешил его кучерявый. – Мне тоже нелегко, я теперь слишком тяжелый, но стараюсь привыкнуть. Тебе проще.

– Это мне-то?! Руки-ноги несуразные, и никакой возможности укоротить их… Треклятая ведьма!

– Тсс, не говори о ней непочтительно!

– Но ведь она далеко…

– У нее везде могут быть уши.

Покосились на девушку в углу и умолкли. А мучаха и впрямь навострила уши: треклятая ведьма? Значит, они пострадали от какой-то ведьмы? Уж не о Фламодии ли речь?

– Судари, прошу прощения, что вмешиваюсь в ваш разговор. Я здешняя таможенная чиновница, по долгу службы разыскиваю ведьму, которая недавно приехала с караваном. Буду признательна, если вы соблаговолите ответить на мои вопросы.

Прозвучало официально и участливо, хоть она и приготовилась стремглав выскочить вон при намеке на опасность. Но эти двое тоже испугались, Тунанк Выри ощутила их страх. Кучерявый еще сильнее вспотел, а блондин с размаху поставил кружку на стол, расплескав чай.

– Понсойм Фрумонг, – растянув губы в тряской, как студень, улыбке, представился толстяк. – К вашим услугам, госпожа.

– Бельдо Кучелдон, – угодливо проблеял второй. – К вашим услугам, госпожа.

– Пакина Сконобен, магичка на службе у князя Ляранского, – любезно ответила мучаха.

И пересела к ним поближе. На стратегически выгодный стул, с которого при необходимости можно одним прыжком сигануть в проем, ведущий наружу.

– Судари, вы пострадали от некой ведьмы в Ляране? – спросила она после того, как собеседники перестали кивать, улыбаться и наперебой заверять ее в своей готовности услужить.

– Нет-нет, это произошло не здесь, – возразил Фрумонг. – В Лярану она не явится… я надеюсь. Если вы скажете, госпожа, что представляет собой ведьма, которую вы разыскиваете, мы поймем, она это или нет.

– А что представляет собой ваша ведьма? Она молодая или старая?

– Старая дама, но может принимать облик красивой юной девицы, какой она была много лет назад, – после заминки ответил Кучелдон. – К несчастью, мы ее рассердили.

– И она заколдовала нас, – подхватил толстяк. – Из-за этого нам кажется, что мы не такие, какими должны быть. Как будто раньше мы были другими. Из-за ее чар наши собственные тела кажутся нам неудобными, словно обувь не по размеру. Мы знаем, что это чары, но сделать ничего не можем.

– Тогда она и в самом деле сильна, ментальные чары такого характера не каждый волшебник сумеет навести, – сочувственным тоном заметила Тунанк Выри. – Какая это ведьма?

– Старая и могущественная.

– Мы от нее еле спаслись, она ничего не забывает и не прощает.

– Какая ведьма? – терпеливо повторила Тунанк Выри, про себя добавив: «Кто из нас тут мучаха?!»

Вздохнув, уточнила:

– Что дает ей силу – камни, молоко, сливы, шерсть?..

Невезучие приятели переглянулись, и Фрумонг промолвил:

– Она это скрывает. А та ведьма, о которой вы говорили, госпожа, под это описание не подходит?

– Скорее всего, это не ваша знакомая. Молоденькая бобовая ведьма, девушка обыкновенной наружности, преследует скрытую цель и от кого-то прячется – такую вы не встречали?

На удрученных физиономиях отразилось облегчение. Эти двое и впрямь до дрожи в коленках боятся какой-то ведьмы. Что не помешало им наврать «госпоже чиновнице» – отвечая на вопросы, они сплетали правду с ложью. Кого другого и провели бы, но только не представительницу ее племени. Хотя распутать, что они наплели, ей не под силу. Мутная парочка.

Впрочем, один вывод мучаха сделала: о неуловимой Фламодии им ничего не известно.

Куду и Монфу сидели ни живые, ни мертвые. Лишь когда таможенница ушла, Куду – он же Бельдо Кучелдон – снова попытался взять дрожащими пальцами кружку. Не удержал, опрокинул, остатки чая растеклись лужицей. Обильно вспотевший Монфу – он же Понсойм Фрумонг – тяжело вздохнул. Оба мысленно дали себе слово: никаких больше высказываний в адрес «треклятой ведьмы». Что, если они не единственные, кого Лорма заслала в Лярану? Что, если к ним приставлен соглядатай, который обо всем ей доложит – в том числе о словах, невзначай сорвавшихся с языка?

Лорма потребовала, чтобы они заманили в ловушку Тейзурга. Каким образом? Это их забота.

– Вы древнее меня, не мне учить вас уловкам, – скривив сморщенные губы, презрительно бросила вурвана.

– Но, госпожа, у нас мало опыта в уловках и интригах, – заискивающе возразил Монфу. – Мы были пойманы Тейзургом и на протяжении тысячелетий подвергались нечеловеческим мучениям…

– Хотите, чтоб эта счастливая пора повторилась? – Лорма оскалила упырьи клыки. – Так и будет, если не сделаете то, что я сказала.

– Нас узнают!

– Это я предусмотрела. Слышали о «Кувырке личины»?

Она показала им два зеркальца из позеленелой бронзы, величиной чуть больше монеты. С обеих сторон узоры из точек изображают человеческие лица.

– Один такой артефакт я отдала вместе с другими игрушками сбежавшему поганцу Дирвену. Но нашлись еще – это для вас. После смены внешности вас не узнает ни Тейзург, ни кто бы то ни было. Кроме меня. Артефакты одноразовые, сейчас вы воспользуетесь ими в моем присутствии. Вуагобу доставит вас в Сакханду, и оттуда вы с караваном отправитесь с Лярану. После того как выполните мое поручение, остальные тридцать-сорок лет, или сколько вам еще осталось, сможете жить припеваючи, никто вас не разоблачит.

«Кувырок личины» меняет все – рост, вес, черты лица, количество родинок, особенности сложения, цвет волос и глаз. Меняет непредсказуемо: ты не знаешь, каким ты станешь.

После превращения оба решили, что раньше было лучше. Монфу стал в два раза крупнее и тяжелее, а Куду так вытянулся, что рукава прежней рубашки не прикрывали запястья.

Лорма вручила каждому по «запирающему кольцу» – древние шпионские штучки, в нынешнем мире секрет их изготовления утрачен. Пока такое кольцо у тебя на пальце, ты не сможешь использовать магию, зато никто не распознает в тебе мага. А если снять и положить в карман – колдуй сколько угодно, только не забывай, что маскировка уже не действует. Денег на расходы тоже дала, не скупясь. И поставила срок: захватить Тейзурга до начала месяца Колесницы.

Куду и Монфу болтались по Ляране, изнывая от страха и обреченности. Они ни на шаг не продвинулись в осуществлении своего плана. Да у них и плана до сих пор не было.

Лорма поддерживала с ними мыслесвязь через подневольного мага. Ежедневно интересовалась, сколько еще ей ждать.

– Давай поищем эту бобовую ведьму, о которой говорила таможенница, – предложил Куду безнадежным голосом. – Может быть, она тоже враг того, кто нам нужен?

– И где мы будем ее искать?

– Куда она пойдет, если преследует некую цель? У кого попросит помощи?

– Не обязательно… Смотря насколько ей нужна эта цель.

– Но это единственная подсказка. Большинство людей идут или к той, которая носит венец, или к той, которая любит ящериц.

Оба невольно втянули головы в плечи: после того, что они совершили, когда были учениками Унбарха, на благоволение богов рассчитывать не приходится.

– Мы не будем заходить внутрь, – добавил Куду. – Посидим снаружи, понаблюдаем… А что еще делать?!

В Ляране три храма Госпожи Вероятностей – их называют Аметистовый, Изумрудный и Шафранный. Мозаичная облицовка переливается множеством оттенков, вдобавок при разном освещении оттенки меняются. Храмы получили свои имена по основным цветам, и каждый из них завораживает изысканной игрой красок. Вполне во вкусе Тейзурга, который, по-видимому, почитает Двуликую больше всех остальных богов.

И два храма Зерл Неотступной: под один вырыли яму и заложили фундамент, а другой уже открыл двери для прихожан, но стоит весь в бартогских строительных лесах, словно в железной клетке. Когда Куду и Монфу пришли посмотреть, мастер лепил барельефный орнамент на торце здания вокруг «колыбели Зерл» – ниши с балкончиком под завернутым, как хвост хамелеона, козырьком крыши.

– Смотри-ка, это не изменилось, – вполголоса заметил Монфу.

– У богов с вечностью другие отношения, – так же тихо отозвался Куду.

В каждом храме Неотступной есть такая колыбель. Бывает, что богине понравится кто-нибудь из людей – тогда она найдет его после смерти и проглотит его душу. Для человека в этом нет ничего страшного, потому что душа попадет прямиком в женскую утробу Зерл. Спустя девять месяцев у богини родится ребенок, которого она подкинет в колыбель в одном из своих храмов – для храма это великая честь. Мальчику или девочке дадут хорошее образование, обучат боевым искусствам, к тому же дитя богини почти наверняка будет обладать магическими способностями. Живи да радуйся – не то, что злосчастная участь Куду и Монфу.

Итого четыре храма. Если разделиться, каждому достанется по два. Остается уповать на то, что рано или поздно бобовая ведьма там или тут объявится. Кто ее увидит, сразу пошлет другому мыслевесть.

Связному Лормы сообщили, что наметился союзник, который поможет им в осуществлении замысла.

Не Щука и не Арнахти, уже хорошо.

За гостями, которых вышла встречать хозяйка, Дирвен наблюдал из-за угла сарая. Кому какое дело до чумазого батрака? Свои артефакты он на всякий случай усыпил, потому что один из путешественников наверняка амулетчик.

Те приехали на низкорослых нангерских лошадках. Монашек из храма Акетиса, в серой рясе с капюшоном, безоружный, хотя служители бога Смерти нередко носят мечи. Но если не обучен владеть мечом, незачем таскать с собой лишнее железо.К тому же при нем боевые амулеты. А вторая – тетка. Полногрудая, коренастая, в кожаных штанах и сапогах, лица не видно – к капюшону дорожной куртки пришита вуаль. Судя по голосу, старуха. Монашек не стал ей помогать, слезла сама, и после этого послушная лошадка отпрянула в сторону. Такая грымза, что даже лошади шарахаются, ухмыльнулся про себя Дирвен.

– Эй, Кловгер, где ты там? – окликнула хозяйка. – Сведи лошадей на конюшню!

Дирвен вышел из-за угла, двинулся к ним нарочито вразвалку.

– Мир вашему дому, хозяюшка, – вуаль колыхнулась серым облаком. – Нам нужен ночлег да ужин для моего мальчика.

Голос у старухи был скрипучий и неприятный до мурашек по спине – так скрипят заляпанные кровью половицы под ногами убийцы.

А ловкий худощавый парень показался Дирвену знакомым. Неужели Кем? Точно ведь Кем! Только с каких это пор он в монахи подался, если состоял амулетчиком при Наипервейшей Сволочи?

И что ему в этих краях понадобилось? Тоже нацелился на кладовку Нетопыря? Тогда зачем с ним тетка, смахивающая на старую разбойницу? Или он ее в проводники нанял?

Если Кем и впрямь заделался монахом, а не вырядился для маскировки, от плана «нападаем на амулетчика, отнимаем арсенал» лучше отказаться. Гневить бога Смерти – себе дороже.

Дирвен покорно занялся лошадками, хотя не очень-то умел с ними управляться. Всякая скотина так и норовила сделать ему назло, это началось еще с верблюдов во время той сволочной экспедиции в Олосохар. Хорошо, на помощь пришел болезный хозяйский племянник.

Небо над горной страной уже начало лиловеть и меркнуть. Из облачной каши выползло солнце, и в западной стороне отозвались блеском заснеженные вершины. По ближайшему склону неспешно ползло пятно – отара овец, которую гнал домой хозяин. Еще полчаса, и Кьюхту Ялши накроет густая тень, Дирвен уже изучил здешний природный распорядок.

Направился в дом. В темной задымленной комнате хозяйка с дочкой накрывали на стол. Кем и тетка, так и не откинувшая свою вуаль, расположились на застланной ковром гостевой скамье.

– Бездельник! – обругала хозяйка появившегося на пороге Дирвена. – Жрать горазд, а как работать, так хуже безрукого!

Монах-взломщик бросил на него короткий внимательный взгляд. Узнал?

Миску похлебки и лепешку «сугья» Дирвен все-таки получил. И вовсе он не бездельник: пусть ладить с подлой скотиной у него не получается, в остальном он добросовестно изображал работящего парня. Но даже если б он делал втрое больше, хозяйка все равно бы попрекала его куском, уж такая у нее сволочная натура.

Для гостей сняли с потолочной балки колбасу худьякьяги. Не просто так – у местных считается, чем больше дорогой гость слопает, тем больше достатка в дом придет.

Монашек с благодарностью набросился на угощение, дама под вуалью от ужина отказалась.

– Госпоже нельзя есть в позднее время, – заявил парень, когда хозяйка насела с уговорами. – Лекари запретили.

– Кьюда вы путь дьержите? – полюбопытствовала хозяйка на ломаном овдейском.

– Я сопровождаю госпожу на целебный источник.

Значит, тетка не проводник, и это Кем при ней, а не она при нем?

Хозяйка начала толковать о том, что целебных источников в окрестностях нет, ни разу не слыхали, зато есть проклятое место, куда лучше не соваться. Монашек принялся выспрашивать в подробностях, где это место находится, чтоб они с госпожой не заехали туда ненароком. Ну-ну…

«У меня бы спросил, – ухмыльнулся про себя Дирвен. – Я тебе точняк покажу».

Вернулся хозяин с отарой, и Кловгера послали загонять овец.

Ночевал он в пристроенном к хлеву закутке, под ворохом старых войлочных одеял, провонявших овцами. Удобно: по ночам можно отлучаться для исследования подступов к кладовке, а то днем из-под хозяйского надзора не очень-то сбежишь.

Дирвен уселся на вкопанную в землю лавочку под стеной закутка и стал ждать, глядя на серпик месяца посреди облачного омута. Он не сомневался, что Кем придет для разговора.

Коллеги Суно и Шеро пили чай. Совсем как в прежние времена, когда Шеро еще не был достопочтеннейшим, а Суно достопочтенным.

Огрызок им не достался, пришлось смириться. Главное, чтобы никому не достался. Пусть эта напасть и дальше лежит в недрах Унского хребта. Хотя другой вопрос, сколько она там пролежит: если Дирвен один раз добрался до древнего иномирского артефакта, кто ему помешает повторить? Разве что отправленные за его головой полевые агенты – но те доложили, что угробца след простыл. Умелому амулетчику затеряться в горах недолго.

Одно хорошо, международного скандала из-за Арнахти не случилось. Княжеский дом Нангера имел представление о том, какими скелетами набит Нетопырев шкаф. Там понимали, что если обвинить Ложу в недопустимых действиях, Крелдон в ответ вывалит такой компромат на родственника правящей семьи, что мало не покажется. Поэтому лучше не нагнетать. Нангер ограничился запросом по дипломатическому каналу и получил официальный ответ, что отряд Ложи разыскивал государственного преступника Дирвена Корица, стычка с господином Арнахти произошла в силу печального недоразумения, Ложа искренне сожалеет о доставленных господину Арнахти неудобствах. Как обычно в таких случаях, договорились впредь координировать действия. Нангер пообещал незамедлительно проинформировать Ложу, если Дирвен Кориц будет замечен на территории княжества (что в переводе с дипломатического языка означало: «сами со своим угробищем разбирайтесь»).

– Слыхал о том, что Флаченда сбежала? – спросил Шеро, когда с этой темой закончили. – В Лярану. И на мыслевести не отвечает.

– Как же у нее получилось? – удивился Орвехт.

– А вот так, отпросилась к родственникам в деревню, на виноградники, да и задала стрекача в Суринань. Наш человек в Ляране ее видел, сообщил в донесении. На то чтоб улизнуть ума хватило, а на подумать не хватило.

­– Лишь бы чего не выболтала.

– Выболтает, не выболтает, не беда, – Шеро ухмыльнулся мудрой циничной ухмылкой Жабьего Короля. – Чего ей знать не положено, того не знает.

Орвхет кивнул. Флаченда была помощницей четвертого секретаря Верховного Мага – молодого коллеги Шайрамонга, женатого на племяннице Крелдона. Несмотря на репутацию повесы, тот проявил себя в подполье верным и расторопным функционером, к тому же позаботился о том, чтобы спрятать от узурпаторов свою невесту вместе с ее матушкой, сестрой Шеро. После победы сыграли свадьбу, и Верховный Маг взял новоиспеченного родственника к себе в секретари. Но репутацию в карман не спрячешь, и в глазах досужей публики четвертый секретарь так и остался несерьезным молодым человеком, которому повезло с женитьбой. Возле него ошивались завербованные иностранными службами агенты, и Шайрамонг их надежды сполна оправдывал: время от времени «проговаривался» – сливал дезинформацию по распоряжению Шеро.

– Ох, уж эти девичьи бредни, – Крелдон потянулся за чайником. – Тейзурга ей подавай… Ежели кому приспичило сунуть голову в петлю, поди уследи. Хеледику с коллегой Хантре караван подобрал, уже знаешь?

– Нынче утром связывались. Ну и хорошо.

– Как сказать. Караван идет в Шибеват. Не самое лучшее место для коллеги Кайдо.

– Да уж, коридор между двумя прорвами…

– Не только. Еще эти их девки резаные.

– Они не посмеют тронуть песчаную ведьму. И тем более не посмеют связываться с магом такого уровня, как коллега Хантре.

– Они-то не посмеют, но другой вопрос, как он отреагирует на тамошний ментальный фон. Скоро узнаем, будет Шибеват лежать в руинах или обойдется.

– Руины – это больше по части Дирвена, – хмыкнул Суно.

– Ох, не напоминай о засранце. И зачем ты его тогда из речки вытащил… Давай-ка лучше вторячок заварим, да расскажи, как у тебя дома. Сынишка-то маг или нет, еще не ясно?

Скрип двери. Шорох камешков. Крадущаяся тень. Ясно, что Кем. Кто же еще, если вышел в кромешную темень без фонаря – а зачем ему, у него «Луногляд».

Через пару секунд, разглядев монашескую рясу, Дирвен убедился в своей догадке. На всякий случай активировал боевые артефакты и тут же уловил, что взломщик сделал то же самое.

– Я не драться, – донесся приглушенный голос.

– Давай, поговорим, – отозвался повелитель амулетов.

Кем уселся рядом на скамейку, вытянул длинные ноги в шнурованных походных ботинках.

– Где сейчас Эта Сволочь? – поинтересовался Дирвен.

– Ты о ком?

– О твоем господине.

– Учитывая, что я служу Акетису… Ты уверен, что именно это хотел сказать?

– Да я же не о Беспристрастном, стал бы я так говорить о Беспристрастном! – возмущенно прошипел Дирвен. – Я об Эдмаре, а то не понял…

– Я у него больше не работаю.

– Ты же взломщик, твой покровитель воровской бог Ланки, как тебя угораздило стать монахом в серой рясе?

– Когда я смылся из долины, попал в ущелья с ядовитыми выбросами. Остался жив по милости Акетиса, пошел к нему на службу.

– А здесь что делаешь?

– Сопровождаю в поездке госпожу. И кое-что ищу.

– Хочешь вернуть свое?

– Ты ведь тоже, – помолчав, ответил Кем.

– И ты знаешь, где оно лежит?

– Приблизительно. Где-то в этих местах.

– Ха, в этих местах можно искать хоть сотню лет. А если старик заметит суету и перепрячет, еще тыщу лет.

– Мы могли бы объединить усилия. Предлагаю договориться: ты заберешь свое, я заберу свое. Все, что не наше, поделим по обстоятельствам.

– Согласен, – отозвался Дирвен, прикинув, что если дойдет до дележки «по обстоятельствам», сила на его стороне.

Скрепили договор, поклявшись друг другу богами и псами.

– А даму свою куда денешь?

– Госпожа пойдет с нами.

– Ты придурок, зачем ее с собой таскать? Пусть где-нибудь подождет – на этой дурацкой ферме или в деревне, которая за горой.

– Мне поручено сопровождать госпожу. Ее воля – отправиться со мной.

Дирвен вспомнил о Щуке и неприязненно скривился: та хотя бы амулетчица, и все равно в решающие моменты от нее были одни помехи.

– Будет под ногами путаться, оно тебе надо? Ее волю чворкам скорми, мужчина ты или нет? Ха, так она из тех старых дамочек, которые на молодых парней охотятся!

– Не только. Я охочусь на всех, за кем пошлют. Лучше порадуйся, что в этот раз я охочусь не за тобой.

Едва не подскочил, услышав этот холодный скрипучий голос. Как ей удалось подобраться незаметно – обошла хлев с другой стороны? И тоже без фонаря, хотя «Луногляда» при ней нет, а если б она была ведьмой или магичкой, амулеты предупредили бы. Или маскируется? Есть же заклинания, скрывающие магический фон, агенты Ложи ими пользуются, хотя не все подряд, а которые покруче, вроде Орвехта.

Старуха выглядела колышущейся во мраке кляксой. Глаза в глубине капюшона – словно два призрачно-голубоватых шарика-светляка. Чего?.. Не бывает у людей таких светящихся глаз!

– Кем, это кто? – выдавил Дирвен, чувствуя, как ползет между лопаток струйка пота, и одновременно прикидывая, какие артефакты пустить в ход против этой жути, и помогут ли «Пятокрылы» от нее сбежать, и как бы снова не обделаться, потому что сколько можно…

– Госпожа на охоте, я ее сопровождаю, – терпеливо пояснил взломщик. – Нам надо кое-что раздобыть. Действуем, как договорились?

– Да, – непослушный язык еле ворочался. – Как договорились.

Не за ним. Главное, что не за ним.

Черугда – страна ядовитых змей и наглых обезьян. Пахучее бурлящее варево, в глазах рябит от разноцветья, в ушах звенит от стрекота, щебета, пения, воплей. Тут не зазорно ходить в безрукавке и льняных штанах, даже если ты девица из хорошей семьи. А вот без шляпы никуда: напечет голову, нагадят на голову, прилетит в голову кокосовый орех, брошенный обезьяной.

Чем меньше одежды, тем меньше карманов, поэтому амулетчики в придачу к безрукавкам носят широкие пояса с кармашками для артефактов. В стандартный арсенал входят «Кишечный сторож», «Змеегон», «Гнусогон», «Клещегон», «Обезьяний гонитель». Но если первые четыре амулета вполне справляются с худшими из здешних напастей, то пятый эффективен лишь на близкой дистанции, и это не мешает подлым тварям чем-нибудь в тебя швырнуть или стащить оставленную без присмотра вещь.

Черугда не колония. Туземные маги сильны и искусны, у них свои секреты, вдобавок Накопителей на их территории никогда не было, так что с крахом прежнего миропорядка они ничего не потеряли. Если дойдет до военного противостояния, еще вопрос, чья возьмет. Однако в Овдабе принято говорить о Черугде, как об овдейской колонии, и здешние товары – какао-бобы, специи, красители, ингредиенты для артефактов – называют колониальными товарами. Еще один самообман, усмехнулась про себя Хенга Кьонки.

Впрочем, Ларвеза, которая ведет дела с соседним Эргуламом, тоже называет Эргулам своей колонией. Местные не интересуются тем, что происходит в далеких северных странах, так что вопросов по этому поводу у них не возникает. Бледнокожих северян тут считают людьми странными и невежественными, однако в товарообмене с севером заинтересованы.

Амулетчики Министерства благоденствия охраняют посольских чиновников и торговцев, собирают информацию, ловят увхо – местную нежить, которая нападает на людей и питается их жизненной силой.

Увхо – духи умерших, просочившиеся из Хиалы в людской мир. Встречаются они только в экваториальном и субэкваториальном поясе. Есть несколько гипотез, объясняющих, почему это так, но главное, что надо знать амулетчику – их можно поймать и обезвредить.

Хенга прошла инструктаж и получила артефакты для ловли: связку шнурков с заклятыми бусинами. За каждую единицу нежити амулетчику полагается денежное вознаграждение. Бусины с плененными духами начальство передает туземным колдунам, и те, набрав достаточное количество увхо, выполняют обряд упокоения.

Амулетчики соревновались между собой – кто больше поймает, и Хенга сразу втянулась в эту игру. Она была среди них единственной девицей, и раз уж напросилась в эти края, нужно вести себя так, чтобы эти дочерна загорелые парни смотрели на нее не с недоумением, а с уважением.

Ей также было поручено наблюдать за соотечественниками и обо всем подозрительном или необычном докладывать куратору в Абенгарте. Предсказуемое задание, она ведь бывшая разведчица. Наверняка и за ней кто-то наблюдает. Зная Министерство благоденствия, можно предположить, что слежка тут взаимная и перекрестная.

– Мы не ларвезийские разгильдяи, – напомнил во время инструктажа ее куратор. – Сама знаешь, кого эти маги Ложи у себя вырастили и кого пригрели. Наше кредо – порядок, контроль, дисциплина, это те три столпа, на коих покоится наш фундамент. Не будешь содержать фундамент в порядке, все потеряешь и в придачу станешь посмешищем, за примерами далеко ходить не надо.

Хенга пока ни за кем из своих не заметила ничего такого, чтобы отправить в Абенгарт экстренный доклад. Пьянки, азартные игры, посещение черугдийских борделей – действия непохвальные, но ничего «необычного» в этом нет.

Другое дело она сама. В недавнем прошлом образцовая службистка Хенгеда Кренглиц, а теперь – Хенга Кьонки. Втайне, для себя, взявшая фамилию своей настоящей матери, безвестной служанки, приезжавшей в Овдабу на заработки. И переиначившая свое имя в честь единственного любовника, с которым она связалась не по заданию начальства, и с которым наконец-то узнала, что такое оргазм.

Она умела скрывать свои истинные чувства и намерения. Внешне она была все той же Хенгедой Кренглиц. Только волосы обрезала до плеч и стала красить в рыжий, но для этого было рациональное объяснение, ведь из Ларвезы она вернулась поседевшая, как старуха.

К тому же здесь этим никого не удивишь: красители растительного происхождения экспортируют из Черугды и Эргулама. Местные ходят с шевелюрами всех цветов радуги, и у них это не просто так, а обусловлено социальным статусом. Гости из дальних стран не отстают, но красятся, как в голову взбредет, без оглядки на здешние обычаи – тем самым подтверждая репутацию невежественных северных варваров.

В глазах окружающих Хенга выглядела девицей исполнительной, хладнокровной и дисциплинированной, вдобавок с амулетами работала без осечек и быстро научилась ловить увхо. Нареканий к ней не было, хотя вначале местное руководство ворчало, что «прислали барышню». Кто бы знал, что творилось у нее в душе… Никто не знал, иначе донесли бы абенгартским кураторам.

Ей бы еще хоть раз увидеться с Тейзургом. И с Хеледикой. И поквитаться с Дирвеном за то, что произошло в заснеженном переулке с разбитыми витринами. И разыскать свою настоящую мать. Нимче Кьонки ее не бросила, у нее отобрали ребенка, а саму выдворили из Овдабы – обычная история. Возможно, Нимче Кьонки тоже мечтает о встрече с ней. Но для того чтобы все это осуществить, надо уйти со службы. Просто так не отпустят, в отставку уходят в преклонном возрасте.

Сбежать?.. Начнут выяснять, что случилось, могут предположить, что ее перевербовали. Работать против своей страны – последнее дело, даже если что-то из происходящего в стране тебе не нравится. Одна мысль об этом вызывала у Хенги брезгливое чувство: лучше умереть, чем дать повод для таких подозрений.

Но есть еще один способ уйти, вполне легальный: если тебя призовет кто-нибудь из богов. Ты сможешь подтвердить это клятвой, тогда начальство отпустит без лишних вопросов.

У нее две цели: отомстить Дирвену и найти Нимче Кьонки. Душа словно захлестнута петлей, сразу двумя петлями… Но сейчас она ни шагу не может сделать в нужном направлении.

Хенга начала молиться Зерл: просила, чтобы Неотступная призвала ее к себе на службу. Она слышала о черугдийском монастыре Золотых Ящериц, там можно пройти послушание и после этого стать странствующей монахиней – для нее в самый раз.

Молилась, закрывшись у себя в комнате, с невозмутимым выражением на лице. Даже если в иные моменты за ней подсматривают, никто не поймет, какое пламя пляшет в ней и жжет ее изнутри.

Фламодию выследили возле Аметистового храма Той, Что Носит Фрактальный Венец – и на этом сомнительное везение Куду и Монфу закончилось.

Неуловимая и загадочная бобовая ведьма оказалась глупой девчонкой, по уши влюбленной в Тейзурга. Вовсе она Тейзургу не враг, а они-то понадеялись...

Отправилась из Аленды в Лярану, чтоб оказаться поближе к объекту своих романтических мечтаний. Не будь она ведьмой, это путешествие закончилось бы для нее на невольничьем рынке, но с ведьмами шутки плохи.

– Меня пытались похитить, два раза, – призналась она новым знакомым, сконфужено теребя оборку на кофточке. – Я не люблю причинять людям зло, но мне пришлось защищаться.

– И что с ними стало?

– У них из ушей и на макушках выросли гороховые усики и стручки, и после этого они убежали. Я правда не со зла, я только хотела, чтобы меня не трогали. А вы видели Тейзурга, хотя бы издали?

Оба содрогнулись и начали мямлить, что не видели, князь Ляраны – слишком важный господин, чтобы каждый мог запросто его увидеть.

– Я тоже пока его не видела, – грустно вздохнула девушка. – Я здесь никого не знаю и никому не нужна.

– Мы могли бы держаться вместе, – предложил Монфу. – Клянусь, у нас нет на уме ничего непочтительного. Вы ведьма, а мы пострадали от колдовства одной ведьмы, и ищем кого-нибудь, кто нам поможет. Не смеем обратиться к господину Тейзургу, а он наверняка сумел бы избавить нас от вредоносных чар.

Куду ошарашено уставился на приятеля: мол, что ты несешь?

Тот сделал тайком воровской знак, которому научил их Чавдо Мулмонг: у меня есть план, не мешай.

– Что за ведьма? – спросила Фламодия.

– Чернявая старуха с золотыми коронками на зубах, умеет прикидываться молодой красоткой. Она хотела, чтобы мы стали ее любовниками, но мы с кузеном не так воспитаны, мы ей так и сказали. И тогда она зачаровала нас, теперь нам кажется, что мы не такие, какими должны быть.

– Если носит золотые коронки, возможно, это золотая ведьма, – глубокомысленно заметила девушка. – Ведьмы, которые получают свою силу от металлов, часто бывают жесткими по характеру. Я могу проверить вас на чары.

Согласились, изобразив заинтересованность. Разумеется, Фламодия никаких чар не обнаружила.

– Держаться вместе я согласна, – произнесла она нерешительно. – А то я ночую в недостроенных домах, там по ночам холодно и страшно. Будем всем говорить, что я ваша кузина. И найдем какой-нибудь способ, чтобы встретиться с Тейзургом. Вам надо, чтобы он вам помог, а я просто хочу его увидеть… Хотя я знаю, что я ему не нужна…

– Может быть, нужны, только он этого еще не понял, – утешил Монфу.

Девчонка взглянула на него с надеждой и благодарностью.

– Ну и зачем нам кузина? – спросил Куду, когда они привели ее в гостиницу, где снимали комнату, а сами вышли купить съестного. – Защитить нас она не сможет – ни от него, ни от нее.

– Попробуем с ее помощью подобраться к нему, и если получится, заманить в ловушку, – с решимостью висельника прошептал Монфу. – Безобидная девушка, в самый раз для прикрытия. Все равно других шансов у нас нет. Что нам еще остается?! Если будем барахтаться, может, и выплывем…

Глава 11. Танцы на столах

– Этот мой, плюс восьмой! – торжествующе рявкнул Горвен, здоровяк, балагур и душа компании. – Учитесь, ребята, пока меня не сожрали. И вы, рыжая барышня, тоже учитесь.

За эту вылазку он поймал больше всех увхо. Ну, это в порядке вещей, что он всех обошел. Остальные одобрительно заухмылялись, Хенга тоже улыбнулась. Она подозревала, что «жизнерадостный балагур» – всего лишь личина, за которой прячется такой же, как она, профессиональный разведчик. Может, и нет, но скорее все-таки да.

Несколько групп амулетчиков отправились кружными путями из Батты, приморской столицы, до Фарзейма, «драгоценного сердца Черугды». Туземные чиновники пожаловались на увхо, которые нападают на людей даже средь бела дня: мол, будем нижайше признательны, если северные гости примут участие в охоте на нежить – в тех местах, которые находятся в стороне от мощеных государственных дорог, и куда королевским служителям добираться несподручно. Северные гости, делать нечего, согласились, так как были заинтересованы в добрых отношениях с хозяевами страны. Не хватало, чтобы те столковались с Ложей, готовой на все, лишь бы укрепить свои пошатнувшиеся позиции.

В местечке под названием Руква трое спутников Хенги отправились в «харчель», как называл такие заведения Горвен – помесь харчевни и борделя. Она с ними не пошла. Там едят и совокупляются в общих залах, разделенных на условные кабинетики потрепанными складными ширмами – иногда эти ширмы падают, но на такие мелочи никто не обращает внимания. Тяжелое дыхание и страстные стоны мешаются с чавканьем и звуками отрыжки, ароматы благовоний не могут перебить крепких запахов пота, проперченного жареного мяса и пойла, которое в Черугде гонят из чего попало. Работать она могла в любой обстановке, а отдохнуть и поесть – нет уж, ей бы что-нибудь поприличней. Высмотрела в конце улицы вывеску с цветком фиэ.

Цветок означал, что здесь останавливаются те, кто блюдет свою нравственную чистоту, а также государственные чиновники с женами и наложницами. Наискосок от «харчеля»? Но ведь на расстоянии в сотню шагов!

Договорились, что товарищи зайдут за ней, и Хенга повернула к пестрой двухэтажной гостинице, сверху донизу расписанной обережными узорами. В этой стране все до того яркое, что в глазах рябит – ткани, волосы, дома, повозки, заборы. Под стать ядовитым цветам тех растений, из которых делают знаменитые черугдийские красители.

Внутри царило такое же разноцветье. Две дамы, у одной малиновая коса, у другой небесно-голубая, чинно восседали на резных стульях и пили макчу – травяной напиток, заменяющий туземцам чай. Их одеяния переливались, как павлиньи хвосты. А косы были покрашены от затылка, по местному обычаю – выше волосы натурально черные. Третья посетительница, в сторонке от них, на обычаи наплевала: неряшливые темные космы с алыми прядями стянуты тесемкой и смахивают на оперение потрепанной жизнью птицы.

Хенга попросила у служанки холодную макчу, какао со специями и мясо, запеченное в листьях луглута. Объяснившись с помощью языкового амулета, поймала взгляд красно-черной посетительницы. Это оказалась не туземная дама, а Ламенга Эрзевальд, ларвезийская стекольная ведьма, в прошлом сотрудничавшая с овдейской разведкой – а также с бартогской, аснагисской, сиянской и мадрийской, и вряд ли ее список этим ограничивался. Ламенга была известной авантюристкой, одного пошиба с Чавдо Мулмонгом, но в отличие от Мулмонга к славе не стремилась и грандиозных афер не затевала. Выполняла поручения скользкого характера, приторговывала информацией и артефактами. Вероятно, сюда она сбежала, потому что после переворота в Аленде стакнулась с узурпаторами, а сейчас для всех, кто в этом замешан, настала пора платить по счетам. Хотя, возможно, она здесь что-то вынюхивает, выполняет чей-то заказ. Одно другому не мешает.

– Глазам своим не верю, вы или нет? – испытующе глядя на знакомую шпионку, произнесла стекольная ведьма.

– Я вас тоже в первый момент не узнала, – дипломатично отозвалась амулетчица.

– Присоединитесь? У меня тут самый прохладный уголок.

Пересела. От Ламенги несло табаком, у нее нет принципов, и она никогда Хенге не нравилась, но от нее можно узнать что-нибудь интересное.

Обмен новостями о просвещенном мире, обычные для белых людей сетования на жару и обезьян, а потом авантюристка понизила голос до шепота и перешла к главному. Если Райченде (имя, под которым она знала Хенгеду Кренглиц) попадет в руки некая вещица, то некий покупатель, с которым Ламенга поддерживает связь, готов заплатить любую цену.

– Что за вещица?

Не то чтобы у Хенги было желание ввязываться в ее делишки, но информация лишней не будет.

– Выглядит как золотой медальон с гравировкой, называется «Прекраснейший лик», – прошептала авантюристка, придвинувшись ближе, щекоча табачным дыханием ее ухо. – Этот артефакт позволяет владельцу выглядеть для окружающих, как в лучшую пору своей красоты. Независимо от возраста и прочего. Заказчик не поскупится. Половина мне, половина тому, кто раздобудет вещицу. Я слышала, «Прекраснейшим ликом» владеет королевский дом Черугды, но слышала также, что кто-то из знати выкрал его и держит у себя.

Она говорила очень тихо, скорее выдыхая слова, чем произнося, вдобавок мешала овдейский с ларвезийским. В придачу Хенга ощутила магию от подслушивания –  специфические чары стекольной ведьмы.

– Если мне вдруг повезет, хотя вряд ли.

Ответ ни к чему не обязывал и позволял продолжить беседу в доверительном тоне.

– В Фарзейме я уже искала. Вдоль и поперек – нету, а такая вещица не будет лежать под замком, кто-то ее носит. Если вы через Амолларук собираетесь, мне туда соваться несподручно. Не любят там тех, кто угоден Хитроумному.

Амолларук – город, посвященный Зерл, и неподалеку от него, на горе посреди непролазных джунглей, стоит монастырь Золотых Ящериц. Говорят, в Амолларуке можно обронить на рынке кошелек, а когда спохватишься и вернешься, там же его и найдешь. Приверженцам воровского бога нет житья в этом городе, Ланки и Зерл издавна враждуют.

– Понимаю, – отозвалась Хенга.

Дальше Ламенга завела речь о том, что ей нужна помощница – сообразительная, не из трусливых, с авантюрной жилкой, и хорошо бы это была магичка, ведьма или амулетчица. Если Райченде надоело тянуть лямку на службе, она готова взять ее в компаньонки. Насчет дележки столкуемся.

– Но тогда мне тоже не будет дороги в Амолларук, – заметила бывшая разведчица, как будто в раздумье.

– И то верно. Что ж, поговорим об этом после, особенно ежели чего принесете.

Ламенга в этой гостинице снимала комнату и в ближайшую восьмицу никуда отсюда не собиралась. Но если они разминутся, Райченда всегда может послать ей весточку, вот амулет для связи.

Стандартный квадратик с чеканкой, размером с почтовую марку. К отверстию для шнурка привязана заклятая ведьмой бусина желтого стекла. Хенга спрятала артефакт в один из кармашков на поясе.

Наконец-то у нее появилась информация для доклада в Абенгарт. Встретила Ламенгу Эрзевальд, которая занимается шпионажем в пользу всех, кто готов заплатить, а также, в настоящее время, розысками амулета «Прекраснейший лик». Можно предположить, что ее заказчица – так называемая царица Лорма, древняя вурвана. В Аленде Ламенга контактировала с Чавдо Мулмонгом, который работал на Лорму, и возможно, та сейчас пользуется ее услугами. То, что неназванный заказчик Ламенги готов заплатить «любую цену», подтверждает эту версию.

Мыслевесть Хенга отправила после того, как их группа покинула Рукву и двинулась дальше по намеченному маршруту. Под ногами шуршала прелая листва, в воздухе тучами вилась мошкара, которая не набрасывалась на людей лишь благодаря «Гнусогону». В прорехах зеленого полога ослепительно вспыхивало солнце, и малеоры, огромные шаровидные цветы, которых здесь полно, в его сиянии как будто сами светились, отбрасывая сиреневые, пурпурные, золотистые блики – каждый цветок в искрящемся ореоле. Эчами, без которых малеоры зачахнут, днем не увидишь: крылатые человечки прячутся в изнаночных бутонах и выбираются оттуда с наступлением сумерек.

У некоторых цветов, дружных с волшебным народцем,  в придачу к обычным бутонам есть еще и изнаночные. Какие они внутри – одна из величайших загадок растительного царства. Эчами расспрашивать бесполезно, они и разговаривать-то не умеют, а зловредные жовхо, тропическая разновидность грикурцев, всегда готовы наврать с три короба.

Увязавшиеся за людьми обезьяны верещали и кидались фруктами, комьями грязи, дохлыми многоножками. Амулетчики двигались компактной группой, активировав «Незримые щиты» – глухая круговая защита, над головами непроницаемый купол. Если кому-то приспичило по нужде, остальные прикрывают. Попав в Черугду, Хенга очень быстро научилась не стесняться таких вещей.

Кое-где в путанице ветвей и лиан сидели флирии – миниатюрные полудевы-полунасекомые с прозрачными радужными крыльями. Обезьяны их не замечали, да и люди видели их лишь потому, что у каждого «Правдивое око». Даже в этих краях кожа у флирий такая белая, что выше пояса они похожи на фарфоровых куколок.

В джунглях без толку высматривать увхо, те ошиваются возле человеческого жилья. Тут можно поразмышлять о своем, хотя при этом не забывай глядеть в оба, но Хенга умела совмещать то и другое.

Амолларук – город Зерл. Может быть, хотя бы там Неотступная услышит молитвы и призовет ее? Обычно такое происходит во сне. Зинта рассказывала, что Тавше ей приснилась, а наутро она побежала в храм, не смея поверить, и жрецы уже знали, что она теперь лекарка под дланью, потому что тоже видели ниспосланный сон.

Хенга, с детства привыкшая мыслить рационально, решила, что и с ней так будет. Если, конечно, будет. Общение с божеством во сне – самый логичный и вероятный вариант, поэтому надо ложиться спать без ужина и с чистыми помыслами.

Потом они добрались до деревни, атакованной увхо, и стало не до того.

Духи-упыри похожи на сгустки черного дыма – то ли есть, то ли нет, зато их жертву распознать нетрудно: человек выглядит нездоровым, еле волочит ноги, а то и вовсе валяется без сознания. Если присмотреться, можно увидеть дымку, обволокшую его голову.

Доконав жертву, увхо отправляется на поиски новой – не сразу поймешь, плывет по воздуху клок темного тумана или в глазах рябит.

Как заметишь упыря, поскорей вытаскивай ловчий артефакт – бесцветную граненую бусину на шнурке, и посылай в цель импульс. Результат налицо: бусина, в которой заключен увхо, станет черновато-багровой.

Хенге удалось сравнять счет с Робровеном – он тоже новичок, прибыл в Черугду на полтора месяца раньше, чем она. Три увхо от нее улизнули, но их изловил Горвен. И будем честны, счет она сравняла только потому, что последний даже не пытался сбежать. За окраиной деревни ничком валялся в траве человек – одежда в пыли, голова повязана грязной тряпкой, за спиной съехавшая котомка – и над ним клубилось темное облако. Этот увхо был крупнее своих собратьев, отожравшийся, отяжелевший. Его жертва не подавала признаков жизни. Потерявший берега упырь как будто колыхнулся навстречу Хенге – и стал ее девятым пленником.

Теперь у них с Робровеном по девять увхо, у Правурта – четырнадцать, у Горвена – двадцать один.

Вместо благодарностей и угощения жители деревни обступили овдейцев и принялись о чем-то встревожено толковать. Наречие незнакомое, какой-то редкий диалект, поди пойми. Но Горвен, самый бывалый, все же сумел кое-как объясниться и перевел товарищам:

– Они говорят, у них тут неподалеку Врата Хиалы нараспашку. Утром послали в город гонца. Сходим, посмотрим, что там.

В отличие от амулетчиков, которые при марш-бросках через лес используют «Скоробег», крестьянин хорошо, если за сутки до той же Руквы доберется.

В толпе пестро одетых смуглых людей возникла заминка: никто не хотел идти в дурное место. В конце концов одного вытолкнули вперед. Проводник трясся и что-то сокрушенно лепетал, но все-таки повел группу в нужном направлении.

– Если тут Врата Хиалы сами открываются, ясно, почему столько увхо, ­– вполголоса заметил Робровен.

– Кто-то их открывает, – возразил Правурт. – И тогда странно, что местные маги до сих пор это не отследили.

– Разберемся, – бросил Горвен.

Хенга предположений не строила. У нее пока недостаточно опыта, чтобы судить о происходящем в Черугде.

Мучаха уже отчаялась найти неуловимую ведьму, но внезапно ей «повезло на ровном месте», как говорят в Нангере. Свернула в переулок возле площади Вчерашних Желаний – и сразу ощутила бобовую магию. Да не слабенькие отголоски, а такую же явственную, как палящее солнце, запах корицы из «Театральной чайной» и камень нагретой солнцем стены. Подняв глаза, увидела в темноватой глубине за оконным проемом ее источник.

Барышня заурядной наружности грустила над кружкой чая и надкушенной коричной лепешкой. Насторожилась, когда Тунанк Выри к ней подсела, но колдовать не стала и охотно втянулась в разговор.

Приехала из Аленды. Приехала за своей мечтой, можно так сказать, у каждого есть своя мечта… Зовут Фламодия. Не совсем Фламодия, она назвалась чужим именем, иначе кто-нибудь помешал бы ей добраться до Ляраны, потому что раньше она состояла на государственной службе. Хотя она была там никому не нужна. Теперь ее, наверное, оттуда выгнали, раз она уехала без спросу, да еще в другую страну. Она знает, что здесь она тоже никому не нужна. Она все-таки хочет хоть разок его увидеть, несмотря на то, что она ему совсем не нужна. Во дворец просто так не пускают, и она не решилась туда пойти, а вот бы посмотреть – там, наверное, красиво... Может быть, для нее нашлась бы во дворце какая-нибудь работа? Она же ведьма и кое-что умеет. Но она не знает, у кого можно об этом спросить, она ведь никому не интересна, плохо быть никому не нужной.

Фламодия, или как ее там зовут, говорила запутанно, но не лгала, и никакой затаенной угрозы в ней не было. Ясно, что влюблена, и ясно, в кого – вот и все ее секреты.

Тунанк Выри отправила мотылька с весточкой к Венше, и вскоре та появилась – в облике девушки с косичками цвета ржавчины, в сиреневом алендийском платье с кружевами и широкополой шляпе с вуалью. Представилась, как придворная дама, и Фламодия перед ней оробела. По второму разу выложила свою историю, признавшись, что на самом деле ее зовут Флаченда.

– Обещать ничего не могу, но я о вас доложу, и возможно, вы получите место при дворе, – произнесла Венша тоном жеманной дамы, взирающей на всех с высоты своего положения.

Мучаха-то понимала, что она играет роль и вовсю потешается, а неискушенная зрительница в лице Фламодии-Флаченды глядела на нее растерянно, с оттенком ревности и с проблеском робкой надежды.

– Бывает же, что в некоторых местах Врата Хиалы открываются сами собой, – на ходу выпалил Робровен. – Как побочный эффект при некоторых видах магии. Вы же в курсе, в наших восточных лесах такое бывает. Но те Врата неполноценные, через них никто туда-сюда не пролезет, а здесь увхо…

– Местные сказали, оно в первый раз случилось, – напомнил Горвен. – О таких фокусах в окрестностях они бы знали.

– Тогда это могут быть реликтовые Врата, – высказался Правурт, который интересовался древними эпохами и в свободное время читал исторические трактаты. – Когда-то, очень давно, в Сонхи были постоянные Врата Хиалы – каждые находились на одном и том же месте, в определенное время открывались и закрывались. Демоны могли свободно приходить и уходить, хотя никто их не призывал.

– Как это вообще могло быть? – отозвался Робровен с ноткой скепсиса.

– Есть предположение, так произошло потому, что наш мир на некоторое время остался без Стража. Период то ли в тысячу лет, то ли в несколько тысяч, а потом эти Врата были уничтожены. Но если какие-то уцелели – допустим, кто-то их запечатал и накрыл мороком, а сейчас печать потеряла силу и морок рассеялся… Тогда это большое открытие!

– Тогда это большая задница, – веско возразил Горвен.

Одно другому не мешает, подумала Хенга. Она помалкивала, чтобы дыхание не сбилось. Она пока не настолько тренированная, как остальные.

Все четверо знали, как выглядят Врата Хиалы, а ей даже побывать в Нижнем мире довелось – прогулка была недолгой и в компании могущественного мага, но тем не менее.

Амулетчики бежали рысцой по заросшей тропинке: гуськом, не растягиваясь, чтоб не возникало зазоров меж сомкнутых «Незримых щитов». Проводник не угнался бы за ними, у него ведь не было «Скоробега», и в придачу поджилки тряслись, но Правурт, самый рослый и крепкий, нес его на закорках, задействовав «Тягло».

– Уже близко, – перевел Горвен сдавленный возглас проводника.

– Надерем демонам задницы! – бодро отозвался Правурт.

Бравада. Заранее обговорили, что в сражение с визитерами из Хиалы, если таковые будут обнаружены, группа без необходимости не вступает. Их задача – добежать, ознакомиться с обстановкой, ретироваться, отправить донесение начальству.

В ушах стрекот и звон, перед глазами пляска зелени и пестрых пятен, воздух словно горячий липкий мед, напоенный благоуханием всего, что цветет на разной высоте над землей и гниет под ногам. Потом ощущения изменились: запахи, свет, зной – все это никуда не делось, а звуки исчезли, не считая древесных шорохов и топота четверки амулетчиков. Даже обезьяны отстали, но сейчас это никого не обрадовало: значит, вся живность, включая насекомых, отсюда сбежала. Если зверье убралось подальше от Врат Хиалы, инстинктивно улавливая потустороннюю угрозу – это в порядке вещей, а если оно спасается от того, что из этих Врат вылезло?..

Просветы меж опутанных лианами жемчужно-серых стволов. Проводник что-то панически пролепетал. За деревьями никакого движения. И амулеты, которые предупреждают о присутствии демонов, волшебного народца и прочей нечисти, активности не проявляют.

Правурт сгрузил на землю деревенского жителя, и тот шатко двинулся в обратном направлении, споткнулся, упал, пополз на четвереньках. Амулетчикам было не до него, да они в нем больше и не нуждались. Подобрались к опушке, прячась за деревьями.

«Вот оно», – произнес по мыслесвязи Горвен.

На открытом пространстве ни единого живого существа, и никаких иных сущностей тоже не наблюдается. В траве могло бы что-нибудь притаиться, но как будто все вымерло. В дюжине шагов от опушки – Врата Хиалы, только это не арка, подернутая мутной переливчатой зыбью, а скорее, разверстый провал в никуда. Прореха в реальности.

Хенга оцепенела: это… это… Жарища, шелковая туника под безрукавкой липнет к телу, все вокруг нежится и киснет в субэкваториальном солнечном бульоне, а она буквально замерзла – окоченевший истукан, нет сил даже на то, чтоб отступить назад, в растительную гущу, подальше от этого…

Правурт вцепился в ближайшее дерево – мертвой хваткой, словно его сносит бешеным потоком, и вопрос жизни и смерти удержаться за подвернувшуюся опору.

Робровен обмяк, мешковато опустился на корточки, его стошнило.

– Мы там не выживем, – тихо и безнадежно произнес застывший на месте Горвен.

Так и есть, подумала Хенга.

Надо уходить, но ни у кого из четверки не было на это сил. Проводник тоже далеко не уполз – барахтался на земле и скулил, как подбитое животное, порой срываясь на визг.

Неизвестно, сколько прошло времени, а потом трава на поляне зашуршала, заструилась: с востока налетел ветер. С той стороны приближалась туча – стремительно, как будто гналась за большой птицей с сияющим светлым оперением. Или не гналась, а сопровождала?..

Сложив крылья, птица камнем ринулась вниз и поднялась на ноги уже девушкой: не старше Хенги, лицо скуластое, льняные волосы заплетены в две косы, перемотанные шнурками – с концов свисают птичьи перья и кисти мелких засохших ягод. Ее куртка и штаны подошли бы скорее для путешествия по лесу в средней полосе, чем для Черугды. На ногах поношенные мокасины.

А туча закрутилась нисходящим вихрем и обернулась крупным серым псом, остромордым и остроухим, с умными внимательными глазами.

Это же… Раз они здесь, все будет в порядке!

Девушка встала напротив Врат – теперь амулетчики видели ее со спины – и ужасающий провал начал закрываться, через несколько мгновений исчез.

– Летим домой, хозяйка? – хрипло пролаял Пёс Восточного Ветра.

– Летим, – согласилась девушка. – Жарко здесь.

И снова взмыла птицей, жемчужно-серой с темными пестринками. Харнанва последовал за ней.

Отпустило, но амулетчики еще долго смотрели им вслед. Увидеть воочию одного из Великих Псов – редкое везение, а увидеть своими глазами Стража Мира – и вовсе неслыханное событие.

– Получилось, – произнес Монфу с таким несчастным видом, словно речь шла о провале их плана.

– Если это не очередная издевка и не случайный промах Безглазого Вышивальщика, – отозвался Куду.

Они сидели в своей комнате на втором этаже ветхой гостиницы, которую держал местный житель, перебравшийся в Лярану из захиревшей столицы присвоенного Тейзургом княжества. Поначалу надеялись, что хозяин из недовольных и годится в сообщники, но тот оказался ярым сторонником новой власти: мол, раньше худо жилось, теперь живется лучше. И даже если эту развалюху, которая досталась ему почти даром, захотят снести, он получит взамен новый дом, на то есть княжеский указ, да благословят боги нашего князя и Городской совет.

Куду и Монфу усомнились в том, что боги благословят бывшего демона, но делиться своимисоображениями не стали.

Вечерело, небо за окошком стало розовым. Верблюд, которого провели мимо, навалил кучу посреди улицы, и хозяин ругался внизу с соседом – кому достается ценное удобрение. Сосед твердил, что нынче его очередь забрать дар богов, а ушлый хозяин возражал, что лепешка-то лежит возле его заведения, стало быть, это его боги-милостивцы одарили.

– Я до Городского совета дойду! – пригрозил сосед. – До самого князя!

– Безглазый Вышивальщик Судеб давно исчез, – заметил Монфу. – Нынешние о нем забыли. Сейчас судьбы людей в Сонхи плетутся сами собой.

– Есть еще та, для которой наш гонитель построил в этом городе три храма.

Несмотря на гвалт внизу и на то, что никому не было до них дела, они соблюдали осторожность: разговаривали чуть слышно, на забытом древнем языке – кроме них двоих, этот язык помнят только Тейзург и Лорма.

Фламодию взяли на службу в ляранский дворец. Теперь дело за тем, чтобы с ее помощью заманить врага в ловушку и отдать вурване. Куду и Монфу не рискнули бы морочить голову этому безжалостному интригану без чести и совести – страшно подумать, что их ждет, если он раскусит обман, а ведь он раскусит… Зато они заморочили голову наивной влюбленной девушке, которая вовсе не собирается его обманывать, вся как на ладони, хоть и ведьма. Он не заподозрит неладного, спишет все странности на ее глупые фантазии. Хочется надеяться, что не заподозрит. Больше им надеяться не на что.

– Если мы выполним задуманное, и этот кошмар закончится, я спляшу на столе, – прошептал Куду.

Эту присказку он несколько раз слышал от Глодии – в ту пору  королевы Глодии.

– Шутишь, – качнул головой Монфу, глянув на столик в углу: четыре хлипких ножки и неровная столешница из задубевшей шкуры какого-то пустынного зверя.

Его в нынешнем теле такой стол вряд ли выдержит.

– Не на этом, но спляшу, – уперся на своем Куду. – Если нашего гонителя больше не будет ни среди живых, ни среди мертвых.

Каждый из четверых во всех подробностях доложил абенгартскому руководству об инциденте с Вратами Хиалы, о своих ощущениях во время инцидента, о том, как выглядели Страж Мира и Великий Пёс Харнанва. Кураторы скрупулезно выспрашивали подробности, сидя в своих кабинетах в Министерстве благоденствия, а амулетчики в это время шагали гуськом по тропинке в джунглях – им бы засветло добраться до Руквы, но разве это препятствие для обмена мыслевестями? Вышколенные функционеры припоминали, какого оттенка было Ничто за Вратами, и какой орнамент на куртке у Стража, и с опушкой ли у нее мокасины, и на каком расстоянии от Врат, если мерить в шагах, было замечено отсутствие зверей, птиц и насекомых… Дисциплина прежде всего, никто не позволял себе проявить недовольство. Хотя измотались по самое не могу, а Правурт снова нес на спине пассажира. Точнее, пассажирку – девчонку-бродяжку, которую Хенга спасла от увхо.

Когда вернулись в деревню, та лежала на прежнем месте, без сознания, но еще живая. Никто из деревенских к ней не подошел – опасались переходящей порчи. Сказали, она пришлая, не из местных, и почем знать, что она на себе притащила.

Хенга подошла, наплевав на туземные суеверия. Во-первых, ее защищают амулеты, а во-вторых, если бы Хантре Кайдо рассуждал как жители этой деревни, ее бы сейчас тут не было, она бы околела от холода и болевого шока на той улице с разбитыми витринами. Вслед за ней подошел Горвен.

Лицо серое от въевшейся пыли, но кожа вроде бы светлая – и впрямь не из местных. Одежда грязная, за спиной изгвазданная котомка, обувка тоже грязная и рваная, словно путешественница пробиралась по склепам, болотам и подземельям. Когда выяснилось, что это девушка, Хенга подумала, что тем более нельзя ее здесь оставлять.

– С «Тяглом» я донесу ее до Руквы.

– Да не дергайся, я донесу, – вмешался Правурт. – Сколько в ней весу? Чуть потяжелее цыпленка. Выглядит, как будто месяц морили голодом. Другой вопрос, в Рукве куда ее денем?

– Там есть храм Тавше, можно туда.

– Магический фон, – определил Горвен. – Слабый, но есть. Возможно, она магичка или ведьма, то ли с небольшим потенциалом, то ли сильно истощенная. Если из наших, доложим начальству.

С помощью лечебных амулетов девушку привели в чувство, но оказалось, что она не овдейка, не ларвезийка, не ширрийка, не молонка и не бартоженка. Языка, на котором она произнесла несколько слов, никто не знал. Возможно, руфагрийский или куртавянский?

– Ладно, несем до Руквы, там куда-нибудь пристроим, – решил Горвен.

При храме Тавше была лечебница – длинная хижина, крытая тростником. Девушку передали лекарям. Хенга связалась с Ламенгой Эрзевальд: возможно, та знает, что это за путешественница, или слышала о ней раньше? Авантюристка призадумалась, потом сказала, что сходит на нее взглянуть и попробует разузнать, откуда она взялась.

По крайней мере, теперь девчонка не пропадет.

А группа Горвена после ночевки в Рукве снова отправилась охотиться на увхо.

Тягаться с Горвеном никто из них не мог. Правурт от него отставал, но двух новичков опережал с изрядным отрывом. Хенга и Робровен держались вровень, по переменке вырываясь вперед. Хенга решила, что для нее это весьма неплохо. И то, что ее приняли как свою, и теперь все между собой на «ты» – тоже неплохо. Вдобавок она оценила пользу «харчелей»: для парней нет проблем с обществом доступных девиц, а она для них коллега-службистка, ну и хорошо. Таких экземпляров, как Дирвен, в их группе, хвала богам, не было. И впору бы помянуть «ларвезийское разгильдяйство», если б не одно «но»: Дирвен-то по происхождению овдеец, сбежавший из Овдабы и угодивший в загребущие объятия Ложи.

С девчонкой, которую в последний момент отбили у увхо, все устроилось. Восьмицу спустя Ламенга прислала мыслевесть: объявилось ее семейство – руфагрийский естествоиспытатель-ботаник и его верная спутница, заядлые путешественники, в этот раз взяли с собой  дочку, а та и потерялась. Ламенга забрала девушку из храма Тавше и вручила обрадованным родителям, те повезли ее в Батту, где есть овдейская лечебница и маги-лекари. Руфагрийцы просили передать слова благодарности амулетчикам, спасшим их дочь.

Хенга, обученная подмечать нюансы, уловила в мыслевестях стекольной ведьмы некоторую торопливость и слащавую фальшь. Скорее всего, не было никаких «слов благодарности»: Ламенга приписала заслугу себе и наверняка сумела извлечь из ситуации выгоду, супруги-путешественники теперь ее должники.

Во сне пустыня становилась разноцветной, манила миражами, внутри которых прятались другие миражи – можно туда войти и посмотреть, что еще там есть. Одни показывали руины забытых городов, и в то же время в этих городах текла прошлая жизнь, как будто их обитатели не замечали, что уже исчезли: словно ты находишься сразу в двух совместившихся отрезках реальности. Другие служили приютом волшебному народцу. А некоторые были ни на что не похожи: только шорох песчинок и цветные воздушные слои, то теплые, то прохладные, по ним можно бестелесно растечься и покачиваться, как на волнах. Пустыня напоминала море. На свой лад она и есть море. И он знал наверняка, что ловушек для него здесь нет, опасаться нечего.

– Ты опять гулял во сне по Олосохару, – заметила Хеледика после третьей такой ночи. – Это хорошо, Олосохар тебя принял.

Двое заблудившихся странников больше ему не снились, и Несотворенный Хаос не снился. Возникло ощущение, что он сделал все необходимое, и…

И теперь можно об этом забыть, потому что в Сонхи он дома. Ну, и те двое в обитаемом мире как-нибудь не пропадут.

– Шибеват тянется вдоль речки Шибы, а справа и слева от него прорвы – Ничейная да Кукурузная, – сказал Левабур-нуба, хозяин каравана, когда вдалеке блеснула вода и замаячили невысокие горы. – Там тоже деревни, мы с ними торгуем. Только магам и ведьмам туда ходить не надо, ваша сила там пропадает. Маги там становятся, не в обиду вам будет сказано, как обычные люди.

Хантре не усмотрел в этом ничего обидного. Что такое прорва, он знал. Магическая сила там не пропадает, а всего лишь не действует – до тех пор, пока не выберешься за пределы прорвы.

«Шибеват – не самое лучшее местечко, – заметил Тейзург при обмене мыслевестями. – Виды там красивые, но, к несчастью, там еще и люди живут. Представь себе достойный кисти художника великолепный ландшафт, на фоне которого совершается нечто унылое и неприглядное, на свой лад забавное, но в то же время отвратительное – как пускающий слюни великовозрастный идиот, который с наслаждением обрывает крылышки бабочкам. Главное, не вздумай открывать там Врата Хиалы. Местное население держится за иллюзию, будто поклоняется светлым богам, но в действительности они давно уже прикармливают Вуагобу».

«Каким образом?»

«Регулярными человеческими жертвоприношениями».

«То есть...»

«Не то, что ты подумал. Несчастные жертвы у них сами мрут от сепсиса, гангрены и прочих инфекций. Статистикой, увы, не располагаю, но выживает достаточный процент, чтобы Шибеват не обезлюдел. К сожалению, заметим в скобках. Обезлюдевший Шибеват был бы воистину прекрасен».

«Что там происходит?»

«Хантре, уволь меня от пересказа неэстетичных подробностей. Я сейчас пью кофе в постели, вместе с очаровательной Веншей… Хочешь кофе? У нас еще осталось, могу предложить по чашке вам с Хеледикой».

«Нет. Что за жертвоприношения в Шибевате?»

«Рекомендую тебе на этой территории заэкранироваться от посторонней информации. Ты ведь умеешь».

«Я задал вопрос!»

«Насчет Накопителей ты в курсе. У местных нечто в этом роде, только они обходятся без пирамид. Хантре, послушай хоть раз моего совета, наглухо заэкранируйся. С тобой песчаная ведьма – если появится что-нибудь достойное внимания, она тебя предупредит».

«Не можешь просто сказать, что там?»

«Ты уверен, что тебе нужна эта информация? Заэкранируйся от местного населения и любуйся природой. Толку-то тебе рассказывать… Ты ведь захочешь всех поубивать, но поскольку в случае с Шибеватом пришлось бы в буквальном смысле поубивать всех, а это, увы, не твой стиль – тебе гарантированы лютые моральные терзания, заранее соболезную».

«Там настолько все плохо?»

«И...»

«Что?»

«Венша передает тебе воздушные поцелуи».

– Шибеват за этими горами, – сообщил Левабур-нуба. – Два дня пути. Там и сойгруны балуют, и стиги водятся, и амуши иной раз можно повстречать. Ну, с магом и ведьмой в караване никакая нечисть не страшна, потому я и сказал, что денег с вас не возьму, сочтемся.

– Часто здесь нечисть появляется? – спросил Хантре, чтобы заглушить тревогу, которая после разговора с Эдмаром прибывала, как поднимающаяся мутная вода. Хотелось поговорить о чем-нибудь понятном и не слишком опасном – например, о сойгрунах и стигах.

– Не всякий раз, но бывает. Им тоже не нравится, что с обеих сторон прорвы. Если кого из народца изловить и туда забросить, он сгинет без следа. У нас артефакты, и с нами Банабил-амулетчик, а для сойгрунов есть браслеты на откуп. Но с такими спутниками, как вы с госпожой, окаянный народец и близко не сунется.

– А что за люди живут в Шибевате?

– Дурного не скажу, гостеприимные люди. Жены и девушки у них добрые и послушные, старцев-долгожителей много. Парни горячие, промеж собой разбойничают – скот воруют, но караваны не трогают. И места для глаз отрадные, сами увидите.

Два разных блока информации из двух источников. Пустыня осталась за спиной, впереди раскинулся зеленый край, далекие горы казались сизовато-бурыми под сияющим небом. А тревога не отступала, словно мутная вода, потерявшая берега.

До Криффы добрались под вечер. Над городом пылал оранжево-розовый закат, оставшиеся за спиной джунгли стрекотали, верещали, перекликались протяжными воплями и трелями.

По черугдийским меркам если больше двух дюжин улиц – уже город. В Криффе были мощеные тротуары и немало домов в два-три этажа, с деревянными портиками и балкончиками, украшенными резьбой. На вывеске гостиницы с харчевней красовался цветок малеоры – это означало, что здесь не зазорно остановиться даже членам королевского семейства.

– «Нерушимые столы», – перевел Горвен прихотливую, как узорный орнамент, надпись на вывеске. – Или «Несокрушимые столы». Зайдем? Место приличное, но посчитают ли здесь нас за приличную публику?

Как выяснилось, в «Несокрушимые столы» пускали всех – и разряженных в пух и прах, и неказисто одетых. Горвен попытался расспросить прислугу и сообщил товарищам:

– Говорят, повеление такое. Чье повеление, так и не добился.

– Может, у них тут побывал какой-нибудь фарзеймский высокий чин инкогнито и потом задал всем жару, – предположил Правурт.

Внутри полно пестрой темнокожей публики. Слуга проводил амулетчиков в угол: мужчин подсадили к компании торговцев, попросив тех потесниться, а Хенге принесли табурет, чтобы она смогла пристроиться за соседний столик, к двум туземным дамам. Никто не возражал.

– Он сказал им, что мы охотимся на увхо, – пояснил Горвен. –  Таких, как мы, здесь уважают.

Впрочем, свободные столы в зале были, в количестве трех штук: стояли в ряд у дальней стены, и если их вытащить, еще немало гостей поместится.

– Говорят, эти столы не для еды, – перевел Горвен, снова затеявший расспросы. – Может, для антуража – потому что несокрушимые, как обещает вывеска? Или для каких-нибудь обрядов? В этих местах я раньше не бывал, о здешних обычаях ничего не скажу.

Они впрямь выглядели несокрушимыми: потемневшие столешницы из толстых досок окованы металлическими полосками, ножки из цельных бревен. Такой стол слона выдержит.

Принесли тушеные овощи с мясом. К черугдийским жгучим приправам Хенга уже привыкла. Ну, почти привыкла. С макчей, местным травяным чаем, это вполне выносимо.

Дамы вскоре ушли, и она осталась за столиком одна. Горвен, Правурт и Робровен втянулись в разговор с торговцами, кое-как изъяснявшимися на ломаном овдейском. Хенга разглядывала экзотическую публику и раскрашенную обережную резьбу на потолочных балках, и думала: как же хорошо, что она избежала назначения в Надзор за Детским Счастьем, насколько же то, чем она занимается здесь, лучше и достойней того, чем пришлось бы заниматься там. Крамольные мысли, и пусть никто из своих на нее не смотрит, бывшая шпионка заученно сохраняла на лице невозмутимое выражение.

Колыхнулась занавеска из бусин, и в зал влетел парень – как будто за ним по пятам гналась стая хищников. По пояс обнаженный, смуглый торс блестит от пота, одна штанина желтая, другая коричневая, в придачу темно-красный кушак. Переведя дыхание, он что-то сказал бросившемуся навстречу слуге, к ним подбежал хозяин. По залу пронесся ропот, но люди не выглядели напуганными. Иные повскакали с мест, чтобы помочь хозяину и слугам вытащить на середину зала три окованных железом стола с ножками-бревнами. От добровольных помощников отбою не было, возникла неразбериха, однако быстро управились.

«Госпожа идет» – это Хенга с помощью языкового амулета и сама разобрала. Повернулась к Горвену, который перекинулся несколькими фразами с местными, но командир четверки ничего толком не выяснил. Мол, сюда направляется госпожа, которую все почитают, для хозяина и посетителей это великая честь, падать ниц перед госпожой не нужно – она этого не желает.

– Должно быть, важная особа из здешней знати, со свитой, – Горвен кивнул на столы. – Что ж, мы люди воспитанные, а падать ниц мы и сами не собирались.

На свободном месте возле стены устроились музыканты: один с флейтой, двое с деревянными барабанами. Хозяин занял позицию у входа, чинно сложив руки на животе, рядом встала служанка с чайником и чашкой на подносе. Посетители торопливо доедали и допивали то, что перед ними стояло – как будто с появлением госпожи станет не до трапезы. Овдейские амулетчики на всякий случай последовали их примеру.

Наконец занавеска из бус вновь колыхнулась, и в зал вошла женщина. Высокая и статная, как будто отлитая из бронзы, черные волосы ниспадают буйной гривой. Она была босиком, на щиколотках позвякивали браслеты. Юбка цвета ночного неба расходилась тюльпанными лепестками, облегающий лиф сверкал драгоценными камнями и золотым шитьем. Никто ее не сопровождал, но судя по тому, как низко поклонился хозяин заведения, это и была та самая гостья, из-за которой поднялся переполох.

Госпожа благосклонно приняла чашку макчи, или что ей там поднесли с величайшим почтением – вино здесь тоже наливают из чайников. А потом дружески кивнула музыкантам и одним прыжком очутилась на столе, только волосы взметнулись и плеснул в воздухе черный с проблесками шелк.

Музыканты ударили в барабаны, флейтист подхватил мелодию, и гостья пустилась в пляс.

Так это у них знаменитая танцовщица, и столы – специально для танцев? Что ж они прямо не сказали, когда Горвен спрашивал?

Та была сокрушительно хороша: бронзово-черно-золотой вихрь, буйное пламя в облике женщины. При этом не ведьма, не демоница, не волшебное существо – амулеты ни о чем таком не просигналили. Зрители глядели с восторженным обожанием, топали ногами и неистово били в ладоши в одном ритме с барабанами. Хенгу это зрелище тоже заворожило. Ее танец как сверкающая волна, как сбивающий с ног ветер, как восход солнца… И ведь никакой магии – только движение, только ритм, а сила есть, да еще какая!

Не удивительно, что ее здесь так любят.

Ощутив внезапный прилив энергии, Хенга выпрямилась на табурете, расправила плечи. Как будто не моталась целый день по жаре от деревни к деревне, как будто жизнь – это замечательный подарок, несмотря на все неприятности, и если ты не сдаешься, для тебя нет ничего невозможного… Похоже, это смыслы, вплетенные в танец? Как она это делает?..

На мгновение замедлив темп, танцовщица указала на кого-то в зале. Один из посетителей вскочил, как подброшенный, залез на стол и тоже принялся отплясывать. Чуть позже к ним присоединился еще один парень, потом небогато одетая женщина. Интересно, как они догадываются, кого госпожа позвала танцевать? Всякий раз поднимался и спешил к столам только один человек, хотя в таком скопище поди пойми, на кого указали пальцем!

Хенге хотелось плясать вместе с ними, сама не заметила, когда начала притоптывать в такт. Ее товарищи тоже вовсю притоптывали, а увлекшийся Правурт еще и в ладоши хлопал.

Будь ей не двадцать пять, а пятнадцать – встала бы и начала пританцовывать, как иные из черугдийцев...

Хотя что себя обманывать, не начала бы: службистка Хенгеда Кренглиц из семьи потомственных функционеров Министерства благоденствия, с колыбели приученная к дисциплине, всегда проявляла похвальное самообладание – и в пятнадцать лет, и в тринадцать, и в десять. Если б не встреча сначала с Тейзургом, потом с Хантре Кайдо, а потом с Хеледикой, она бы и сейчас такая была… Но это тоже не так: если б не встреча с Хантре, ее бы сейчас не было.

Танцующая госпожа снова на кого-то указала… Не на кого-то – на нее! Это Хенга уловила сразу. Чуть не кинулась к столам, но все-таки усидела на табурете. «Все пуговицы должны быть застегнуты», – вспомнилась любимая присказка родителей. Не следует поддаваться порывам, ее поведение должно быть рациональным.

Танцовщица секунду на нее смотрела – никаких сомнений, на нее – потом слегка повела плечом: мол, «нет так нет, как знаешь», и опять закружилась ликующим бешеным вихрем. Зрители за ближайшими столами с минуту переглядывались, как будто гадая, кто же это пренебрег приглашением госпожи.

Наконец танец завершился, и черугдийская знаменитость спрыгнула на пол. Она спокойно улыбалась, словно нисколько не устала, в то время как остальные танцоры пошатывались и тяжело дышали, хотя при этом выглядели счастливыми. Госпоже вновь поднесли чашку макчи, и после этого она удалилась под восторженный рев публики.

Когда более-менее воцарился порядок, Горвен попытался выяснить, кто она такая, и снова ничего не добился: госпожа, которую все почитают – и точка.

На втором этаже «Несокрушимых столов» нашлись две свободных комнатушки: одна для мужчин, другая для Хенги. За окном серебрился под луной скат крыши, в духоте тропической ночи мерцали редкие огоньки. На подоконнике тускло горела масляная лампа, окруженная колышущейся вуалью мошкары.

Подумалось: а жаль, что не станцевала… Но не могла же она на глазах у сослуживцев, объясняйся потом с абенгартскими кураторами. Другое дело, если б она путешествовала сама по себе, и поблизости не было бы никого из своих, или если бы у нее было задание завоевать доверие местных жителей… А просто так, потому что захотелось – нельзя.

Из коридора дважды тихонько стукнули, скрипнула дверь, появилась служанка с тазом и кувшином. Вот хорошо, можно перед сном умыться. Закрыв дверь на расхлябанную щеколду, Хенга сняла безрукавку с арсеналом, стянула тунику, расшнуровала лиф, стягивающий грудь. Презрительно фыркнула, вспомнив одно из своих постельных заданий. Грудь у нее не маленькая, но бывают и побольше, и как-то раз алендийский чиновник, которого надо было завербовать, любитель необъятных полушарий, выразил вслух недовольство размерами. Ну, извините, не нашлось у овдейской разведки девицы по его меркам! Она тогда ответила что-то учтиво-кокетливое, чтоб и в долгу не остаться, и потенциального информатора не упустить. А сейчас с удовольствием подумала: для меня – в самый раз, зато удобно по джунглям бегать, не отставая от остальных.

Позже Хенга узнала, что затраченные на вербовку усилия пропали даром: в настоящее время взыскательный кавалер скрывался от Ложи, не принося никакой пользы Министерству благоденствия – потому что во время смуты примкнул к Дирвену и его банде.

Легкие шаги, дверь дернули с той стороны. Натянув тунику и надев безрукавку, открыла. В этот раз служанка принесла поднос с чайником и двумя чашками: черугдийская фиолетовая глазурь с остатками почти стершейся позолоты, терпкий винный запах. Вино на ночь?..

– Это не мне. Это, наверное, они просили, – Хенга указала на дверь напротив, где остановились мужчины.

И спохватившись, что прислуга не поймет, активировала языковой амулет. Но чернявая девчонка в затрапезной тунике и шароварах с прорехами на коленках ответила по-овдейски:

– Это для вас. К тебе сейчас сестрица в гости придет.

Не удивительно, некоторые из черугдийцев освоили язык северного торгового партнера. Удивительно то, что без акцента. Хотя, если она с детства была в услужении в овдейской семье и от природы способная, тоже ничего странного.

– Ты все-таки ошиблась, у меня здесь нет никакой сестрицы.

– Да не твоя сестрица, а моя! У нее к тебе разговор.

– Тогда скажи ей, что мне служанка не нужна. Мы по всей стране мотаемся, куда пошлют. Если твоя сестрица не амулетчица, ей за нами не угнаться.

Движение и золотистый взблеск во тьме коридора.

– А кто сказал, что я собираюсь наниматься в служанки?

Хенга в первый момент опешила, увидев за спиной у девчонки госпожу, танцевавшую на столах. Впрочем, лишь на секунду. Улыбнулась:

– Рада, что могу выразить вам свое восхищение. Это было великолепно. Приятно познакомиться, я амулетчица из Овдабы, меня зовут Хенга.

«Лягу спать чуть позже, зато сделаю то, что не удалось Горвену – выясню, кто она такая!»

– Ждешь, что я представлюсь? Я-то думала, ты уже догадалась, как меня зовут.

– Наверное, тебя знает вся Черугда, но я здесь недавно, – она тоже перешла на «ты». – Поэтому вряд ли угадаю.

Госпожа без приглашения уселась на топчан, накрытый поверх тюфяка истрепанным цветастым покрывалом. Хенга последовала ее примеру – больше сесть некуда, на единственном табурете стоял таз.

Пристроив в промежутке между ними поднос, служанка разлила по чашкам ароматное темное вино и расположилась на подоконнике.

– А ты здесь зачем? – спросила госпожа.

– Я везде, где я захочу быть, – огрызнулась девчонка. – Вот, вина вам принесла… Хорошее, кстати! С тех пор, как ты повадилась в это заведение, хозяин дряни не держит. Вы разговаривайте, можете на меня внимания не обращать.

Госпожа взяла одну из щербатых чашек, пригубила вино. Обычно Хенга легко определяла возраст человека, с погрешностью в один-два года, а тут… Не смогла бы сказать, сколько ей лет. Лицо с высокими скулами, прямым носом и твердо очерченными губами на первый взгляд кажется совсем юным – кожа идеально гладкая, никаких изъянов. А взгляд умный, понимающий, чуть ироничный, словно за плечами немалый жизненный опыт. И еще в ней ощущалась несокрушимая воля: такая ни за что не свернет со своей дороги. Из низов, добилась всех нынешних благ самостоятельно? Скорее всего, да, раз ее сестра – прислуга в гостинице.

– Почему ты не пошла танцевать, когда я позвала?

– Я весь день охотилась на увхо и танцевать после этого не собиралась, – с вежливой улыбкой ответила Хенга.

Она амулетчица Министерства благоденствия, и с волей у нее тоже все в порядке.

– Но тебе ведь хотелось, я потому тебя и позвала.

Это поставило в тупик: думала, что собеседница заведет речь о том, какая она важная персона, никто не смей перечить – а она вместо этого заговорила о желаниях Хенги. Да еще и попала в точку.

– Мы не всегда делаем то, что нам хочется. Я на службе, у нас дисциплина.

– Застегнутые пуговицы, ага, – хихикнула на подоконнике служанка. – Между прочим, много потеряла!

«Откуда она знает про застегнутые пуговицы? Я же не думаю вслух… Но если она выросла в овдейском доме, вполне могла слышать эту присказку».

– Ты пытаешься идти одновременно в разных направлениях, тебя так и разрывает изнутри, – заметила госпожа, глядя на нее задумчиво. – Смотри, как бы на части не разорвало.

А она проницательна. И в придачу бесцеремонна.

– Благодарю, я свои внутренние дела как-нибудь улажу, – Хенга подарила ей еще одну вежливую улыбку.

– Выпей вина, – гостья тоже улыбнулась – словно королева, которая снисходительно прощает своим подданным мелкие промахи.

Пить в такой компании? Ну уж нет.

– Не бойся, не отравленное! – новая реплика с подоконника. – Мы с сестрицей людей не травим, мы не можем!

– Я на ночь не пью, мне завтра рано вставать.

– Тогда давай к делу. У меня к тебе просьба. Я хочу родить ребенка…

– Вишь ты, материнский инстинкт у нее в очередной раз взыграл, – прокомментировала служанка.

– Ты замолчишь или выкинуть тебя в окно?

– Буду молчать, не выкидывай.

– Я-то здесь чем могу помочь? – поинтересовалась Хенга.

Могла бы сказать, что для этого госпоже лучше постучаться в дверь напротив – Горвен, Правурт и Робровен будут рады оказать всяческое содействие. Но все пуговицы должны быть застегнуты.

– У тебя в кармане лежит то, что мне для этого нужно.

Она лишь на мгновение недоуменно нахмурилась. Бывает, что женщина не может забеременеть или выносить плод, но есть амулеты, которые помогают решить эту проблему. Кроме стандартного арсенала, по карманам ее безрукавки рассованы купленные по случаю черугдийские артефакты, пока не было времени с ними разбираться. Кто-то подсунул ей амулет, способствующий деторождению? Потом за ним явилась госпожа, а продавец только руками развел: уже нету, но могу подсказать, кто унес.

Ей от такой штуки лучше бы поскорее избавиться.

– Ладно, сейчас посмотрим, что у меня есть.

Разложила на покрывале свои недавние приобретения.

– Тут есть то, что ты ищешь?

– Нет. То, что мне нужно, выглядит как граненая бусина на шнурке, красная с черно-фиолетовым отливом. У тебя таких целая связка, я сама выберу ту, за которой пришла. Мне нужна только одна из них. А взамен я скажу тебе свое имя, и ты сможешь попросить у меня, что захочешь.

Вот как, госпоже понадобились пойманные увхо?..

Хенга подобралась и активировала боевые амулеты, а вслух произнесла все тем же спокойным тоном:

– Тот, кто дал тебе такой совет, или обманул тебя, или сам не разбирается в артефактах. Бусины, о которых ты говоришь – для ловли злых духов, которые нападают на людей. Родить ребенка такая бусина не поможет, вместо этого попадешь в беду, если увхо вырвется на свободу.

– Ты уверена, что все, кого ты поймала – злые духи, нападавшие на людей? Вдруг ты насчет кого-то ошиблась?

– Уверена. А ты, если считаешь увхо безобидными, можешь обратиться за разъяснениями и наставлениями к магам или королевским чиновникам.

– Я не говорю, что увхо безобидны. Я лишь хочу сказать, что один из тех, кого ты поймала, не упырь и ни на кого не нападал. Отдай его мне. И тогда сможешь что-нибудь попросить у меня взамен.

Значит, ее подослали, чтобы забрала одного из плененных увхо – демона, в котором кто-то заинтересован? Вначале пыталась морочить голову насчет женских амулетов, теперь напрямую выложила, зачем пришла… Видимо, госпожа не только танцует в харчевнях, но еще и выполняет конфиденциальные поручения.

– Не получится. Скажи своему заказчику, что напрасно он занимается такими делами.

Она готова была пустить в ход «Медный кулак» или «Когти дракона» – если гостья попробует напасть. И на всякий случай заранее активировала «Незримый щит», чтоб отразить возможный удар. Хотя присутствия магии по-прежнему не улавливала, и никаких артефактов у этой странной парочки нет. Разве что это амулетчицы уровня Дирвена… Маловероятно. Но они могут быть ведьмами. Хенга вспомнила, как Ламенга Эрзевальд однажды поймала Дирвена с помощью своих стекляшек.

– Да не спорь ты с сестрицей! – опять влезла служанка. – Одну девицу, которая ей досаждала, она продала в рабство! Так разозлилась, что продешевила – девица-то ценная оказалась, а она даже денег с покупателей не взяла…

– Ты замолчишь?

В следующую секунду девчонку схватили за горло и треснули затылком о стенку.

Амулетчица воспользовалась этим, чтобы послать мыслевесть Горвену – пока ведьмам не до нее. После чего произнесла встревоженным тоном:

– Осторожнее, ты так убьешь свою младшую сестру.

– Да что ей сделается, – процедила госпожа, отшвырнув жертву.

– Я не младшая, а старшая! – возразила служанка, сидя на полу. – Это она моя младшая сестра!

 Она и впрямь не выглядела пострадавшей – видимо, удар был не сильный.

– По вам и не скажешь, – заметила Хенга, чтобы протянуть время.

Амулеты готовы к бою. Скрип двери, Горвен, Робровен и Правурт уже стоят на пороге – тоже в боевой готовности.

– Кто тебя прислал? – спросила Хенга, в упор глядя на ведьму.

Та лишь улыбнулась – и одним прыжком перемахнула через подоконник, только плеснули шелка одного цвета с ночным небом. Девчонка сиганула следом за ней. Амулетчики попытались задержать их, используя «Длинную руку», но ни один не преуспел.

Хенга рассказала о разговоре, после чего решили, что лучше ночевать вместе, и она перебралась в комнату к парням, взяв с топчана тюфяк. Распределили время: трое спят, один дежурит.

Наутро выяснилось, что такой служанки в «Несокрушимых столах» нет и никогда не было. А расспросы о госпоже снова ни к чему не привели.

Доложив об инциденте начальству, амулетчики покинули Криффу и двинулись дальше по намеченному маршруту.

Глава 12. Кладовка

Насекомые пожирают друг друга.

Хантре понимал, что это всего-навсего сон. Унылый и гнетущий ночной кошмар. Причем сам он находится не внутри кошмара, а снаружи – сторонний наблюдатель, который может проснуться, стоит лишь захотеть. Однако просыпаться не спешил, сначала надо выяснить, что происходит. Отсюда увидеть взаимосвязи и разобраться проще, чем наяву, вот он и всматривался во мглу, кишащую насекомыми-каннибалами. Или это какие-то другие существа, которые во сне только кажутся насекомыми? Толком не разглядеть.

Их несколько разновидностей.

Самых мелких не едят, и они никого не трогают. Здешний молодняк?

Из тех, кто подрос, половину тоже не трогают, зато другую половину жрут все, кому не лень.

Крупные твари делятся на две группы: первые вовсю питаются себе подобными и при этом сами служат пищей как друг дружке, так и второй группе – тем крупным особям, которых никто не ест.

Преодолевая омерзение, он пытался понять, что здесь творится. За спиной послышался тихий смех.

Обернулся: рядом покачивалась, словно кувшинка в воде, снаяна – сотканная из зыбкого тумана обитательница сновидений, ее девичье тело ниже пояса переходило в такой же призрачный, как все остальное, змеиный хвост.

– Твоя работа?

– Разве не видишь, что не моя? Они защищаются от нас амулетами и нарисованными заклятьями, еле найдешь лазейку. И они сами так друг друга оприходуют, что нашей сестре ничего не достанется.

– Это люди?

– А ты сомневался?

Ее смех рассыпался замирающим эхом серебряных колокольчиков, и она скрылась, непринужденно нырнув в кромешную муть.

Проснулся в холодном поту.

Звездное небо. Храп караванщиков. Стрекот цикад. Никто никого не жрет. По крайней мере, в ближайшем радиусе.

Оно далеко, на изрядном расстоянии. Ощущение воспаленной гнойной раны. Мышцы непроизвольно напряглись, словно сам был ранен. Хотя его там не стали бы есть.

– Что?.. – Хеледика открыла глаза, тоже села. – Ты что-то почувствовал?

– А ты ничего странного не чувствуешь?

– Нет… Волшебного народца нет рядом, и демонов тоже, и нежити.

– Есть что-то другое. Не рядом, довольно далеко от стоянки. Это какая-то редкостная дрянь, и я пока не понял, что это может быть.

Заметив, что они шепчутся, к ним подошел дежурный караванщик с тусклым фонарем в железной оплетке.

– Хантре-нуба, что случилось? Что-то плохое почуяли?

Он на секунду сосредоточился, определяя направление, потом показал:

– Что находится в той стороне?

Глянув на звезды, караванщик сообщил:

– Так мы как раз туда и направляемся!

– Замечательно... – процедил Хантре. – Что там?

– Бербетуна, первый с этого конца шибеватский город. Завтра к вечеру там будем.

С виду обычный сволочной курумник – россыпь каменных глыб с острыми кромками, в Нангере таких природных красот навалом. Дирвен и Кем уже наловчились по ним пробираться, пока искали подходы к кладовке Нетопыря. Тот со всех сторон понавешал заклятий, но амулетчики ухитрились ничего не потревожить. Здесь тот случай, когда сперва хорошенько все изучи, а потом уже лезь.

По этой зубастой каменной дорожке вроде бы можно прямиком добраться до горы, где запрятана «Принцесса», и как раз поэтому Дирвен глядел на нее скептически. Легкий путь, ага… Сделал знак напарнику: стоять. И начал осторожно, пядь за пядью, обшаривать территорию с помощью одолженного у Кема «Эхолова». Кем толковый парень, но по крутизне ему до повелителя амулетов как до луны.

Что-то есть… Слабенькое эхо сторожевого заклятья. Чуть дальше и правее еще одно. А левее то ли есть, то ли нет… К крухутакам не ходи – есть, да еще с ловушкой в комплекте.

Отрицательно махнул рукой: здесь не пройдем. И уже после, когда убрались подальше, пояснил:

– Та же задница. Если туда сунемся, начнется поимелово, и сверху будем не мы. Самый безопасный путь на северо-востоке – там, где проще всего шею свернуть.

– Значит, там и придется, – отозвался служитель Акетиса, озабоченно хмуря жидковатые светлые брови. – Мы уже почти полный круг сделали.

Который день они ползали вокруг да около. При другом раскладе давно бы плюнул и смотался отсюда – это не позорно, история не знает примеров, чтоб амулетчик забрался в кладовку к магу.

Но он не собирался оставлять вороватому старикашке свой арсенал, и вдобавок не хотел показать слабину перед Кемом и Охотницей. Вдруг он уйдет, а этот белобрысый зануда все-таки сделает то, что не удалось Повелителю Амулетов? Вот тогда будет позорно. Так что он вскроет поиметую кладовку, даже если придется торчать здесь до первого снега.

Об Охотниках на службе у бога смерти Дирвен знал, в школе амулетчиков были курсы теологии и демонологии. Жуть такая, что можно в штаны наложить, но пока ты живехонек, они тебе ничего не сделают. Они гоняются за теми, кто уже умер. Демоническая тетка однажды обронила: «Мулмонг от меня не ушел, и этот не уйдет». Только ведь паскудный старикан еще не помер… Но Дирвен уразумел, что ей нужно что-то из его кладовки, ради этого и послали взломщика. Арнахти уже третий век разменял и еще столько же протянет, потому что мухлюет с какими-то артефактами.

Дирвен ничего не имел против скоропостижной кончины Нетопыря, и вдобавок решил: будет справедливо, если ему зачтется то, что он помогает Охотнице. Если в посмертии его попробуют засудить, он об этом напомнит, все-таки Акетис считается справедливым богом.

Охотница наводила оторопь одним своим присутствием, зато снабжала их едой: под видом местной старухи покупала в деревнях всякое съестное, чтоб амулетчикам не приходилось отрываться от дела. Ха, демон из свиты Беспристрастного у них на побегушках, Наипервейшая Сволочь обзавидуется! Едва подумав, Дирвен постарался выкинуть это из головы, а то вдруг Охотница мысли читает. Когда она рядом, мороз по коже, но она как будто понимала это и не маячила в поле зрения без необходимости.

С Этой Сволочью сейчас не свяжешься – вблизи кладовки никаких мыслевестей, иначе вся затея накроется медным тазом. Но помечтать-то можно: вот снимет Эдмар свое заклятье, и вот бы после этого они втроем с Харменгерой… Натурально в жар бросало от таких фантазий.

Здесь были невысокие горы с водопадами, цветущие луга, виноградники, живописные рощи. В водах Шибы отражался лилово-золотой закат. Впереди виднелся город с башенками и ступенчатыми крышами – завлекательный, как на рыночной картине.

«Если б этот город был руинами, он был бы бесподобно хорош, – высказался Эдмар, который время от времени выходил на связь и уговаривал его наглухо закрыться, пока не поздно. – Хм, я мог бы превратить его в руины… Ты все еще не внял моему совету?»

«А ты все еще не можешь объяснить по-человечески, что здесь происходит?»

«Сначала выкинь или отдай Хеледике на хранение все режущие и колющие предметы, и саламандру свою отошли. Тогда объясню. А еще лучше – после того, как вы оставите Шибеват позади. Серьезно, рекомендую там не задерживаться. Ах, если бы я был рядом, я бы тебя зачаровал или на крайний случай оглушил вульгарным способом, чтобы как можно скорее доставить из пункта А в пункт Б. Тебе там находиться противопоказано».

«В двух словах объяснить не можешь?»

«В двух словах? Изволь: они извращенцы».

«А конкретнее?»

«Заметь, я согласился объяснить в двух словах – и я уложился в два слова. О конкретике речи не было, так ведь? Но ты правильно догадываешься, здешние извращения не имеют ничего общего с теми восхитительными пороками, которым предаюсь я или мои приятели из Хиалы. Ты закрылся?»

«Отвали!»

Хантре прервал мысленную связь. Ему опять стало худо.

Караван миновал ворота и теперь двигался по улице, мимо домов с охряными и лазурными обережными узорами, а он параллельно с этой картинкой видел нечто неописуемое. Путаницу энергетических потоков, местами противоестественно слипшихся, словно поедающие друг друга растения-паразиты. Одни корчатся в муках и беззвучно кричат – их употребляют в пищу, другие вволю жрут все, до чего могут дотянуться, третьи не отстают от них, но при этом и сами служат кормежкой.

До сих пор он видел такое только в Нижнем мире: нормальный способ взаимодействия для демонов Хиалы. Только в Бербетуне нет никаких демонов. Без них обошлись.

«Хантре, умоляю тебя, закройся, – снова принялся уговаривать Тейзург. – Хоть раз! Меня! Послушай! Ты давно уже перешел ту грань, за которой обычные люди сходят с ума, но Шибеват – это для тебя слишком, это неподходящее для тебя место. Давай поступим так: сейчас ты закроешься, а потом, при личной встрече, мы об этом поговорим».

«Я еще не понял, что здесь творится. Какая-то крайняя мерзость».

«Закройся, прошу тебя».

«Закрылся», – капитулировал Хантре после паузы.

У него больше не было сил это выносить. Ощущение сродни физической боли. Да это и есть боль, только не его – он воспринимал ее извне. Все эти искаженные энергетические потоки, похожие на безобразно спутанный волосяной ком, пронизаны болью.

Добрались до гостевого двора. С Левабур-нубой им дальше не по пути: тот распродаст свои товары на бербетунском рынке и отправится домой. А им с Хеледикой нужно доехать до Сюла – города на северной окраине Шибевата, и дождаться там попутного каравана в Гуртханду, откуда ходят поезда в Ларвезу.

Гостиничные комнаты убраны цветастыми драпировками, на стенах развешаны обереги от демонов и снаян – все честь по чести. Служанка принесла чай, вино, жареное на вертелах мясо, тушеные овощи.

Хантре проводил ее взглядом.

Чай – да, пить хотелось, а в остальном кусок в горло не лез.

– Тебе не показалось, что с ней что-то не в порядке? – спросил он по-ларвезийски. – Не магия, что-то другое.

– Показалось, – отозвалась песчаная ведьма. – У нее что-то нарушено на телесном уровне. Когда опять придет, попробую определить точнее. Ты почему не ешь?

– Не хочется.

– В еде ничего вредоносного нет, я проверила.

Через некоторое время девушка вернулась с подносом, полным сластей, и начала расстроено спрашивать, почему господин ничего не отведал. Хеледика между тем поднялась с подушки, взяла из вазочки орехово-медовый колобок, непринужденно прошлась по комнате, на мгновение остановилась за спиной у сокрушающейся прислуги, копируя ее позу и движения, после чего вернулась на свое место.

– Какое-то телесное увечье ниже пояса, – сообщила она шепотом, когда та ушла. – Ноги не повреждены. Госпожа Зинта сразу сказала бы, в чем дело, а я только в танце могу это выяснить.

Вскоре к ним ввалилась целая толпа: дородный бородатый хозяин гостиницы, его сухощавая супруга, еще не старая, но с увядшим изможденным лицом, две девушки помоложе – та, что уже приходила, и еще одна. Все начали наперебой причитать, почему дорогой гость пренебрег угощением, что ему не понравилось, не надо ли что-нибудь другое приготовить, а то для них это великий стыд, истинная беда… Чтобы отделаться, Хантре сказал, что он болен и поест позже.

Когда удовлетворенные этим ответом хозяева убрались из комнаты, он заметил, какое озадаченное выражение лица у песчаной ведьмы.

– Ты не привыкла к такому? Я тоже… Надеюсь, больше не придут.

– Дело не в этом. У всех трех женщин – одинаковое увечье. И я еще кое-что заметила. Повреждение мелкое, но влияет на циркуляцию их жизненной энергии. Ты знаешь, что такое консервная банка?

– Читал у путешественников по мирам. И в Бартоге такие делают.

– Ятоже видела, когда была в Бартоге. Так вот, если сравнить нашу жизненную энергию с содержимым консервной банки, то здоровый человек – не важно, волшебник или нет – будет как целая запечатанная жестянка. А эти – словно банки с пробоинами, и присваивать их жизненную силу может каждый, кто пожелает.

Люди карабкались по склону, как две упрямых букашки, а с нависающего над обрывом скального козырька за ними наблюдала Нугойра. Ее разбирало любопытство: свалятся или нет? Наверное, все-таки не свалятся, для человеческого племени они очень даже ловкие.

Оба молодые парни. Ну и хорошо, коли уцелеют. Можно будет выйти к их стоянке, будто бы заблудилась, обморочить обоих и всласть предаться любовным утехам. А после утащить у них портки и развесить на ветках старого кустарника йекьоксу, который растет на круче Поднебесный Клюв – пусть-ка попробуют достать!

Горная дева хихикнула, предвкушая веселье. Румяная, черноглазая, с растрепанной копной черных как смоль волос – кто перед ней устоит? Разве тот, кто заглянет под юбку да увидит заросшие бурым волосом ноги с длинными когтистыми ступнями. Но на этот случай у нее чары. Человек не поймет, что к нему подобралась нелюдь, не заметит, что платье у нее истрепанное и грязное, а пришитая к подолу цветная кайма невесть какого клана местами оторвалась и болтается на нитках.

Платье досталось ей от девушки, которая пошла за ягодами, оступилась на скользком месте да и свернула себе шею. Прежней хозяйке оно больше не понадобится, а Нугойре пришлось впору. Взамен оставила возле бездыханного тела букетик синеглазок. Горные девы ничего не забирают просто так, всегда меняются по-честному.

Если явиться к людям нагишом, те всполошатся и начнут защищаться обережными заклятьями. Хотя попадаются и такие, которые только рады.

Почуяв, что за спиной кто-то есть, она откатилась по кромке обрыва и замерла на корточках, готовая или ринуться вниз, цепляясь за выступы, или поболтать.

На камне чуть поодаль сидело существо в сером плаще с низко надвинутым капюшоном. За спиной призрачно-туманный кривой клинок – то ли есть, то ли мерещится. Мосластые когтистые руки сложены на коленях.

– Чего опять пришла? – спросила Нугойра. – Тебе же туда хода нету.

– Это мы еще посмотрим, – скрипучим голосом отозвалась Охотница. – А ты чего здесь высматриваешь? На парней глаз положила?

Горная дева хихикнула: уж этого ей никто не запретит.

– Если у моего человека штаны стащишь, поймаю и задам трепку, – предупредила гостья.

– Когда я с кем люблюсь, могу взамен стащить что захочу! – возмутилась горная дева.

– Оно так, да только одежка у него наша, в храме выдали, посему забудь о его портках.

Нугойра вздохнула, признавая поражение. Пусть она умеет проворно лазать вверх-вниз по отвесным склонам, сигать через ущелья, кататься на лавинах – Охотница тоже все это может. И если дойдет до погони, еще надвое, получится от нее сбежать или нет.

Решив, что не больно-то ей и нужны эти храмовые портки, горная дева уселась на козырьке, болтая ногами над бездной. Люди между тем немного продвинулись, хотя им еще карабкаться и карабкаться.

Штурмовать такой склон с «Кошколазами» – дохлый номер, даже для повелителя амулетов. Но у них был еще и «Вертикальный ползун», один на двоих. Кема снабдили, для выполнения миссии.

Передвигались так: один надевает драгоценный артефакт на шею и ползет вверх, на мало-мальски подходящем выступе останавливается, закрепляется с помощью «Липучки», на веревке спускает «Ползун» ожидающему внизу напарнику. Тот выполняет все то же самое, и так далее. Как ни ломали головы, другого варианта не нашли.

Главный вопрос: долезут ли они к заходу солнца до какой-нибудь площадки, где можно уместиться хотя бы сидя? Иначе придется ночевать, прилепившись к скале. Если отсюда сверзишься, проснешься уже в Хиале. И Охотница не поможет, Арнахти ухитрился заклясть ближайшие окрестности своей кладовки от таких визитеров. Зато нет риска околеть от холода – Кем поделился «Теплотвором», у него их три штуки.

Дирвен смотрел только на скальную поверхность перед собой. Вправо-влево, вниз, на небо – незачем, да и рискованно. Саднили ладони, ныли мышцы, болело ушибленное колено, вдобавок так вспотел, что хоть исподнее выжимай. Но злой азарт никуда не делся: Нетопырь еще не знает, с кем связался. Ничего, скоро узнает.

На площадку особо не надеялся, но им повезло. То ли Рогатая этим вечером чинила каверзы кого-то другому и про него забыла, то ли Кемов покровитель с ней договорился, потому что новоиспеченный служитель Акетиса сейчас в одной связке с Дирвеном.

Не ахти какая площадка – чуть пошире, чем сиденье кресла. Кое-как примостились рядом. Активировали «Липучки», чтобы намертво приклеиться к скале. Спать решили по переменке: хоть артефакты и удерживают их на месте, лучше глядеть в оба и не выпускать ситуацию из-под контроля. Вдруг объявится Нетопырь? Он же не дурак, мог понакрутить таких сторожевых заклятий, что даже с годными амулетами ничего не заметишь, а мага с ними нет, чтоб это проверить. Кем подумал о том же самом, поделился опасениями. Без отдыха никак, но нужно быть в боевой готовности.

Сгрызли по шмату колбасы худьякьяги, напились из фляжек. Заходящее солнце со всей дури било в глаза. Сквозь его сияние необъятная горная страна казалась нереальной, как будто перед тобой раскинулся другой мир, и где там осталась крохотная фигурка Охотницы, отсюда не разглядеть.

– Завтра доберемся, – сиплым шепотом сказал Дирвен. – На крайняк послезавтра. Уже близко.

– Суно, ты вот это попробуй. Огрызок мы упустили и вряд ли добудем, зато ты привез из Нангера другое сокровище. Тьека хороша… Моему прежнему повару, добрых ему путей, ни в чем не уступает. То-то Нетопырь так в нее вцепился.

Отведав творожно-ягодного суфле, достопочтенный Орвехт признал, что с этим не поспоришь.

– Божественно. А нельзя ли у нее, коли ты позволишь, рецептик попросить? Хотелось бы Зинту порадовать.

– Отчего же нельзя? Только твоя матушка Сименда, при всем уважении к ней, так, как Тьека, эту прелесть не приготовит. Имя-то дали?

– Ривгер. В честь почтенного дедушки Зинты.

– Ривгер Орвехт? Будущие коллеги язык вывихнут.

– Не самое благозвучное сочетание, но Зинте уж очень хотелось. Ее дед был кровельщиком, сорвался с крыши, когда ей было двенадцать лет. Когда примчался лекарь, он уже не дышал. Зинта с большой теплотой его вспоминает.

– Добрых ему путей, – приличествующим тоном отозвался Шеро, после чего вернулся к делам насущным: – На Нетопыря было покушение. Китони. Кто их видел, приняли за подростков – невысокие, щуплые, проворные, в масках. По остаточному фону определили, чья работа. Сделали свое дело и исчезли.

– Что ж, Акетис ему судья, – хмыкнул Суно.

– Пока еще нет. Коллега Арнахти жив, но серьезно занемог. Коллега Тейзург не настолько мягкосердечен, чтобы просто его прикончить. Говорят, заболевание не смертельное, однако же пакостное и мучительное. Маги-лекари помочь не смогли, а от помощи лекаря под дланью Тавше пациент категорически отказался – сам понимаешь, почему. Хотя все равно не было бы толку. Яд, подкрепленный заклятьем – китони по этой части большие искусники.

Страна Китон лежит к северо-востоку от Ларвезы, за болотистым озерным краем, у западных отрогов Унского хребта. Ее обитатели похожи на людей, но не люди. Малорослые, белокожие, большеглазые. С виду хрупкие, но это лишь видимость. Их головы венчают роговые коронки, и волосы растут посередке, как побеги из кашпо. Китон славится своими шелками, фарфором, серебряными изделиями и дурманными грибочками. Одно время он был ларвезийской колонией, однако с возвращением в Сонхи Тейзурга ситуация изменилась. Тот когда-то в незапамятные времена одарил эту странную расу своим покровительством, и с тех пор его там почитают, как божество, под именем Тейсу. Вот уж где ему обрадовались! К крухутакам не ходи, китонские исполнители навестили Арнахти по его приказу.

– Полагаю, для нас это к лучшему? Глядишь, под шумок и инцидент с Нетопыревой усадьбой отойдет на второй план.

– Мы уже предложили Нангеру содействие в расследовании, командировали к ним эксперта по китонской магии. Вернется – расскажет что-нибудь интересное. И еще одна примечательная новость. Овдаба внезапно пересмотрела свои планы относительно Велутво. Отозвала летучие отряды, преподнесла местным шаманам подарки, заверила велутов в своих добрых намерениях. Заодно предложила им помощь в защите от Аснагисы, которая грызет Велутво с другого конца – овдейские отряды туда и перебросили. Чудеса, да и только. Суно, что думаешь?

– Думаю, этим чудесам что-то предшествовало?

Велутво – лесистый северный край за Унским хребтом, дремучая глушь. В последние несколько лет страны просвещенного мира, в особенности Овдаба и Аснагиса, начали проявлять повышенный интерес к тамошним природным ресурсам.

– Предшествовало. В Черугде открылись некие Врата – оказавшиеся рядом овдейские амулетчики определили их, как Врата Хиалы, но позже было установлено, что Нижний мир тут ни при чем. Закрыла их волшебница, прилетевшая в птичьем облике, в сопровождении Восточного Пса. Амулетчики видели. Она была одета, как велутская шаманка. Почитаешь потом отчет, скопированный нашим человеком.

– Из тех Врат ничего не пришло? Не может ли это быть связано…

– Вряд ли, учитывая расстояние от Нангера до Черугды. Овдейские и черугдийские коллеги все обшарили, но не нашли ни гостей, ни их следов. И кто эти Врата открыл, так и не выяснили. Будем в готовности, мы всегда в готовности… И Страж Мира в курсе.

Ложе и без неведомых Врат в далекой экваториальной стране забот хватает. Одна Резиденция чего стоит. Так теперь называли бывшую резиденцию Светлейшей Ложи, разгромленную Дирвеном. Все артефакты, которые там хранились, Властелин Сонхи выгреб, но с заклятьями этот дурень ничего поделать не мог. Заклятья переплелись и спутались, иные из них начали взаимодействовать друг с другом, и теперь в центре Аленды находится зачарованное место с непредсказуемыми эффектами. Обнесенное забором и хорошо охраняемое, но тем не менее. Головная боль для Ложи на несколько столетий вперед. Достопочтенный Орвехт входил в число тех коллег, которые занимались поисками чудодейственной таблетки от этой головной боли, и доподлинно знал, что пока ни малейшего просвета не наметилось.

Последний отрезок самый сволочной: поверхность скользкая, как лед, хотя с виду обычный камень. И «Вертикальный ползун», и «Липучки» еле справлялись с этой пакостью – лишь благодаря непреклонной воле повелителя амулетов, который выжимал из них всё что можно и еще сверх того. Он лез первым и тащил за собой Кема, как на буксире. Взломщику оставалось только изо всех сил цепляться за скалу с помощью своей «Липучки».

Когда выяснилось, что впереди такая засада, обвязались веревкой, и теперь если кто-нибудь из них сорвется – утянет напарника за собой. Дирвену помогало «Тягло», к тому же Кем был парнем сообразительным и ловким, с годным самоконтролем. А то представил, что пришлось бы вот так карабкаться в одной упряжке со Щукой – аж дыхание перехватило, чуть не навернулся. После этого он запретил себе до конца авантюры думать о Щуке.

Когда обнаружил, что импульс «Принцессы» идет уже не сверху, а снизу, остановился, трижды дернул за веревку и осторожно сполз в обратном направлении на два локтя. Задействовав на полную мощь «Тягло», подтащил к себе Кема. Оба приникли к скале, отчаянно цепляясь за предательски скользкую поверхность, уткнувшись носами в камень. Глазеть по сторонам сейчас верная смерть. И если Кема в серых пределах встретит благосклонное начальство – огорченное провалом миссии, но все равно благосклонное, то Дирвену ничего хорошего не светит. Засудят, сволочи, на тыщу лет в Хиалу запихнут, нельзя ему помирать.

Как действовать дальше, еще у подножия договорились. «Прыжок хамелеона» в комплекте с «Бархатным привратником» у взломщика был только один, и перед восхождением он отдал его Дирвену. Тот проникнет в кладовку, найдет там свой «Прыжок хамелеона», прикарманенный Нетопырем – хотелось надеяться, что найдет – и после этого вернется за напарником. Тот однажды уже воспользовался этим артефактом, должно и сейчас получиться.

– Веревку оставим, – прохрипел Дирвен. – Она будет в скале, дополнительно тебя зафиксирует.

– Ага, – так же сипло ответил Кем.

Нечего тут выжидать. Повелитель амулетов активировал «Прыжок хамелеона», «Зонтик Ланки», «Бархатный привратник», упрямо стиснул зубы – и двинулся вперед сквозь каменную толщу, как нож сквозь тесто.

Двадцать семь шагов! И при этом чувствуешь себя так, словно ты в пищеводе у каменного чудовища, которое тебя переваривает. Выполнял ли кто-нибудь такой «Прыжок хамелеона» до него?

Наверняка он первый.

Уже начал опасаться, что дыхалки не хватит, когда наконец-то вывалился в пустоту. Задействовав одновременно «Бархатный привратник» и «Пух одуванчика», мягко опустился на пол. Оказалось невысоко, можно было и без «Одуванчика» обойтись. Но темень, хоть глаза выколи. Зато артефактов в этой кладовке чворку не съесть, и здесь же находится почти все, что спер у него Нетопырь.

Активировав «Луногляд», Дирвен увидел в густом сумраке этажерки и столы, заваленные книгами, шкатулками, коробками, футлярами. Импульс «Принцессы» исходил из большой картонной бонбоньерки с надписью «Прекрасная курортница». Там же лежали кучей и остальные его амулеты. Первым делом рассовал их по карманам: свой арсенал он вернул – главная задача выполнена.

Теперь за Кемом. И не сорваться на выходе из этой треклятой скалы… Двинулся обратно, считая шаги и ориентируясь по веревке. Тянущая боль в мышцах, кишки тоже ноют, дышать нельзя, физиономия как будто притиснута к набитому булыжниками мешку. Двадцать пять… Двадцать шесть… Двадцать семь. По глазам резануло светом и простором, в лицо ударил ветер.

Ха, и никакого риска свалиться, потому что вокруг пояса накрепко обвязан конец веревки, которая теперь на века замурована в толще камня.

Придя в себя после судорог, смягченных «Бархатным привратником», но все равно сволочных, Дирвен перестал барахтаться над пропастью и кое-как развернулся лицом к скале.

– Давай сюда, – позвал он напарника. – Меня дальше веревка не пустит, она теперь тут насовсем.

И когда взломщик, корячась по стенке, подобрался ближе, Дирвен сообщил:

– Двадцать семь шагов в одну сторону. «Прыжок» и «Привратник» в левом наружном кармане. Доставай сам, у меня пальцы не гнутся. Надевай на шею и пошли. Там пещера с полками, в ней всякого навалом, и есть лаз, который ведет куда-то еще, но я туда не ходил.

Кем выполнил его указания.

– Не дрейфь, – подбодрил повелитель амулетов. – Двигаем по моей команде, на счет раз.

Веревку пришлось обрезать – того, что осталось, еще на двадцать семь шагов не хватит. Теперь он держался только на «Липучке», и лучше не мешкать.

– Приготовились! Три… Два… Раз!

Зажмурил глаза и ломанулся вперед. Те же сволочные ощущения, даже еще хуже, но есть надежда, что выбираться они будут другим путем. Целых двадцать семь шагов… Но можно порадоваться, что не сто двадцать семь.

Когда эта пытка закончилась, и Дирвен кулем свалился на пол, приглушенные «Бархатным привратником» судороги он ощутил почти с благодарностью. Мгновение спустя понял по звукам, что Кем с прыжком справился. Вот он: валяется, скрючившись, под стенкой пещеры. Скверно себя чувствует, но живехонек. Чтобы прийти в себя после такой передряги, ему нужно больше времени, чем повелителю амулетов.

Шатко поднявшись на ноги, Дирвен принялся изучать то, что находилось в ящиках, на столах и на полках. Обнаружил кое-какие стоящие артефакты, добавил к своему арсеналу. То, что Кем должен добыть для Охотницы – отдельная статья, а что касается всего остального, кто первый нашел, того и трофеи. Кошельки с нангерскими кундами, овдейскими ролтингами, ларвезийскими ривлами, бартогскими фальденами – самое ходовое в просвещенном мире. Сгреб в заплечную котомку: возмещение за причиненный Нетопырем ущерб.

На одной из полок запас продовольствия: галеты, дюжина палок худьякьяги, бутылки с водой и вином. В самый раз.

– Те амулеты, которые забрал у меня Нетопырь, принадлежат мне, – слабым голосом напомнил Кем. Он уже не корчился, а сидел, привалившись к стенке.

Ну да, был у них такой уговор.

– На столе в жестянке из-под чая, – показал Дирвен. – Я не трогал.

Взломщик с горем пополам доковылял до стола и принялся разбираться со своим арсеналам: что-то в карманы, что-то на шею.

– «Солнечный проводник» тоже здесь, – пробормотал он обрадованно.

– А тот амулет, который тебе Рогатая дала?

– Что?.. – голос парня прозвучал озадачено. – Если ты про Харменгеру, она ничего мне не давала.

– Я про Рогатую Госпожу, которая носит Фрактальный Венец.

– А… – похоже, он напрягся. – Это мой амулет.

– Кто спорит, что твой, – фыркнул Дирвен.

Артефакт из рога злокаверзной Госпожи Вероятностей он бы не тронул, даже если бы тот валялся под ногами и упрашивал «возьми меня». Кто знает, какого подвоха можно ждать от такой штучки.

– То, за чем ты пришел, здесь есть? – добавил он деловито.

– Нет. Оно не так выглядит. Тут должны быть и другие помещения, наверняка внизу, чтобы Нетопырь мог попасть туда в любое время.

– Тогда пошли вниз. Жратву берем с собой.

Еду и питье Дирвен сначала проверил «Ядоведом», который нашелся среди прочего. Сложили галеты и колбасы в котомки, но часть оставили – чтобы Нетопырь не заметил пропажи, если ему вдруг приспичит что-нибудь отсюда забрать. Наполнили фляжки водой и вином из бутылок. Кем взял кое-что из амулетов, сунул в свою котомку кошелек с овдейскими ролтингами.

– Компенсация, – буркнул он, поймав взгляд Дирвена.

– И правильно, – одобрил тот. – Жалко, все отсюда не вынести. Погоди, я отолью. Нассым по углам, поделом Нетопырю!

Кем последовал его примеру. Сортира тут нет, кладовка не для этого, а что за проемом – неизвестно. Так что поступили они так по необходимости, а не из зловредных соображений, но Дирвен все равно мстительно ухмылялся.

На полках нашлись мотки веревок и волшебные лампы – в том числе налобные, на кожаных ремешках. Захватили с собой, пригодятся. А за проемом начинался прорубленный в скале коридор, полого уходящий вниз.

Этот спуск в неизвестность оказался еще сволочнее, чем подъем. Использовать «Прыжок хамелеона» пришлось четыре раза: вившийся во чреве горы серпантин преграждали завалы. Арнахти принял меры, чтобы сделать свою кладовку недоступной, да все равно просчитался.

Пробирались по каменной кишке больше суток. Несколько часов ушло на ночлег, спали по очереди. И наконец, после четвертого завала, очутились в коридоре мало-мальски обустроенном.

Пол тут был ровнее, своды выше. Глубоко вздохнув после очередной порции судорог, с которыми уже и «Бархатный привратник» не справлялся – не хватало у него заряда на «Прыжки», растянутые на два-три десятка шагов – Дирвен сначала сморщил нос, потом воспрянул духом.

– Чуешь? – спросил он сорванным голосом.

Кем все еще корчился, подвывая сквозь зубы, но, услышав вопрос, отозвался:

– Чего?..

– Принюхайся. Вроде пришли куда надо.

Если на предыдущих участках маршрута пахло каменным нутром горы и больше ничем, не считая чесночного аромата худьякьяги из котомок, то здесь ощущалась слабая вонь то ли выгребной ямы, то ли отхожего места. Значит, поблизости есть что-то живое… Или недавно сдохшее.

Выпив по глотку воды, амулетчики выпрямились в полный рост. Прежде им приходилось идти, согнувшись, а здесь даже долговязый Кем не доставал макушкой до скального потолка.

Дальше коридор разветвлялся лабиринтом, но толковый амулетчик с запоминающим пройденный путь «Дорожным помощником» нигде не заплутает. Через некоторое время вонь усилилась, и очередной проем вывел в обитаемую пещеру – ее можно было назвать условно обитаемой, потому что посередке торчала железная рама, и под перекладиной висело что-то живое, растянутое на цепях за все четыре конечности.

– Это здесь, – помертвевшим голосом произнес взломщик.

А Дирвен потрясенно выругался.

Мгновение спустя он понял, что на раме распялен не человек. Всего лишь овца с налысо выбритым брюхом. И на этом белесом вздутом брюхе виднеется продольный разрез, зашитый частыми стежками.

Животное издало негромкий горловой звук, страдальчески глядя на людей. Вокруг рамы сплошным кольцом стояли плошки, как будто с застывшим жиром.

Взломщик нетвердо двинулся вперед и вынул из поясной сумки нож, извлек из ножен узкий серебристый клинок, мерцающий текучими рунами. На всякий случай Дирвен отступил к проему.

– Именем Акетиса, ты свободен, добрых тебе посмертных путей! – хрипло выпалил Кем и нанес удар.

Несчастное животное захрипело, и в тот же миг в плошках полыхнуло – словно там зажглись и тут же погасли свечи.

Кем на этом не остановился. Помешкал, собираясь с духом, и вспорол овечье брюхо. Прямо по шву, одним махом, хотя вряд ли это он настолько крут – скорее, дело в священном клинке Акетиса. Бартогские желтые перчатки до локтя он надел еще раньше, и только сейчас Дирвен понял, зачем: посланец бога смерти засунул левую руку во чрево жертвы и спустя несколько секунд что-то вытащил, после чего проворно отступил. Кровищей его все равно забрызгало, вдобавок кишки замученной овцы вывалились наружу.

Опустившись на корточки, взломщик стянул перчатки, трясущимися пальцами расстегнул поясную сумку. Спрятал туда, завернув в тряпицу, небольшой белый предмет, перемазанный кровью, и остальное свое хозяйство.

– Теперь уматываем. Арнахти уже в курсе.

Вопрос, в какую сторону уматывать? Тут не было проемов кроме того, через который они вошли – Дирвен успел осмотреться и прощупать стены трофейным «Кротоходом». Значит, надо вернуться назад и найти замаскированный отнорок, который выведет наружу.

Поделился этими соображениями с Кемом. Того колотила дрожь, а физиономия такая, словно парня того и гляди стошнит.

– Ты чего? Ты же сделал, что тебе велели. И животина эта уже мертвая, ты ведь ее добил.

– Так с кем-то поступать… – стуча зубами, выдавил взломщик.

– Ну да, гад он, но это же был не человек, а домашняя скотина на убой. Мы из нее колбасу едим.

– Человек. Он его сначала превратил, потом выполнил обряд. Мне говорили. Это не первый, он давно так делает. До нас никто не мог сюда попасть. И даже если бы животное, одно дело – забить на колбасу, а другое – вот так… Я должен отнести то, что взял.

– Тогда кончай страдать и пошли. Стой, раньше такого не было!

Когда пробирались по этому же коридору сюда, стенки были как обычная скала, а теперь на них появились барельефы: словно чокнутый скульптор, хватив китонских грибочков, высек из камня множество мускулистых рук со скрюченными пальцами. К крухутаку не ходи, двинешься мимо – они тебя сцапают.

– Не было, – согласился Кем.

– Тогда щас проверим, что будет.

Дирвен скинул котомку, из которой торчала пара последних худьякьяги, вытащил одну, размахнулся и швырнул в глубину коридора. Тотчас каменные руки зашевелились, начали отлепляться от стен и распрямляться, с шорохом посыпались мелкие камешки.

– Во поимелово… – фыркнул амулетчик, надевая котомку обратно. – Ха, я и не такое повидал. Бьем по этим хваталам «Медными кулаками» до победного. «Кулаков» у нас несколько, работаем последовательно, «гребенкой», чтоб успевали накопить заряд. И когда пойдем, держим щиты, я вкруговую, ты над головой.

С потолка тоже свисали пятипалые сталактиты.

– Они не очень быстрые, колбасу не поймали, – добавил Дирвен. – Но если схватят, ты не жилец.

Его охватил мстительный азарт: раздербанить все ловушки Арнахти, чтобы тот локти грыз, кляня себя за то, что бросил вызов Повелителю Амулетов! Но переть наобум он не собирался, тут надо действовать без осечек.

– Что думаешь?

Если напарник толковый, почему не поинтересоваться его мнением.

– Давай, – отозвался взломщик. – Других вариантов не вижу.

Коридор наполнился оглушительным грохотом и скрежетом. Если от ударов Кема колдовские руки трескались, то Дирвен одним махом разносил их вдребезги. От каменной крошки и рикошетящих кусков покрупнее амулетчиков прикрывали «Незримые щиты», иначе бы верняк прибило.

Наконец проход был расчищен. Только пол завален обломками, не лучше курумников на горных склонах. Рванешь бегом – ноги переломаешь, а если пробираться потихоньку, мало ли, что еще у Арнахти припасено.

Кем глядел на препятствие озадаченно, а Дирвен, не тратя время на объяснения, пустил в ход «Каменный молот».

– Ха, вот тебе дорожка из гравия! Теперь пошли.

Как взломщик этот парень, может, и неплох, но здесь он в одиночку не прошел бы. Застрял бы навеки. Так что Беспристрастный с его планами засудить Нетопыря теперь у Дирвена в долгу.

Миновали разгромленный коридор так быстро, как сумели, глядя в оба, чтоб не запинаться. Под подошвами хрупало, по стенам прыгали тени. И не только тени: местами шевелились, силясь выпростаться, запоздавшие каменные руки, но они были медлительные, преградить путь незваным гостям не успевали. Дирвен даже заряд «Медных кулаков» не стал на них расходовать.

– Наверняка тут есть и другие ловушки, – вполголоса поделился Кем, когда очутились в пещере, из которой расходилось в разные стороны еще три коридора. – И я думаю, они в той стороне, где выход…

Но тут же сам себе возразил:

– Хотя не обязательно, он мог учесть, что посетители сделают такой вывод.

Сперва Дирвену показалось, что его пошатывает от напряжения, но в следующий момент понял: это пол колеблется. Кем и вовсе чуть не упал. Каменная основа растрескалась, словно спекшаяся почва в засуху, разломы ширились с леденящим душу скрежетом. Ясно, что природные силы тут ни при чем, это еще одна уловка Нетопыря.

Балансируя с помощью «Прямохода», Дирвен мысленно перебрал свои артефакты и остановился на «Слуп-слупе»: с помощью этой штуки туземцы в тропиках бегают по речкам и болотам, наступая на листья водяных растений – и хоть бы что им, лишь бы крокодил за пятку не цапнул.

– Садись ко мне на спину, – велел он взломщику. – Нужный амулет только один.

Задействовал «Тягло», а Кем вдобавок активировал «Пух одуванчика», чтобы напарник не чувствовал его веса.

Сверившись с «Дорожным помощником», двинулись в северо-западную сторону: в нутро скалы они вторглись оттуда, и значит, если опять не обойтись без «Прыжка хамелеона», там путь наружу будет короче всего.

Через некоторое время у Кема то ли из худого кармана, то ли из котомки что-то выпало, а потом еще раз, и еще.

– Ты хоть не амулеты теряешь?!

– Пуговицы. Остановись, я слезу, это иллюзия!

– Чего – иллюзия? Тут же все ходуном ходит!

– Ходуном ходит – это наведенные чары, а то, что пол расколот – иллюзия. Я кидал пуговицы, чтобы проверить.

Стоя на зыбком каменном островке, Дирвен потрогал ногой очередной провал шириной в локоть. Вроде твердо… Из-за его плеча туда же упала деревянная пуговица и осталась лежать без никакой опоры.

– Видишь? – Кем сполз с его спины. – Расчет на то, что посетители испугаются и не пойдут, или пойдут, но зазря израсходуют силы. Значит, впереди есть что-то, для чего силы понадобятся.

– Поиметый демонами, крухутаками и чворками гнилой сморчок! – сквозь зубы выругался повелитель амулетов. – Ладно, посмотрим, чья возьмет. Ха, не так уж много я сил на это потратил!

Хотя все равно было досадно, что обвели вокруг пальца. А у Кема на куртке ни одной пуговицы не осталось.

Пошли дальше, проверяя дорогу впереди «Быстрой лопатой» – она в том числе для этого годится. Кем предположил, что здесь может быть не только обманка, а еще и по-настоящему расколотый участок. И оказался прав, попался такой. Если б зазевались, ноги бы переломали – приходи Нетопырь и бери их тепленькими.

– Пропасть, в которую можно ухнуть с концом, вряд ли будет, – заметил взломщик. – Он заинтересован в сохранности того, что я забрал. И не думаю, что он стал бы здесь использовать ядовитые газы, как в тех ущельях. Жертва должна быть живой, пока он ее не заменит.

– Разве жертва долго протянет без еды и на цепях?

– Полгода, за счет чар. Дерьмо не лучше Накопителей.

– Дерьмо и есть, – согласился Дирвен.

Коридор пошел под уклон. Впереди с потолка что-то свисало – то ли веревки, то ли засохшие плети растений. Амулетчики остановились: к крухутаку не ходи, очередная западня.

В свете налобных фонарей рассмотрели, что это китонские пауки – те самые, которые величиной с кресло. Туловища у них были расплющены и прилеплены к потолку, словно громадные засохшие лепешки, а мохнатые членистые ноги выглядели, как живые, даже слегка шевелились.

Хоть и пробежали по спине мурашки, Дирвен презрительно скривился: свой «Глаз саламандры» в комплекте с «Прицелом Зерл» он вернул, и еще несколько штук в кладовке прихватил. Это ему как семечки щелкать. Паучья занавесь полыхнула ярким пламенем, в мгновение ока ничего не осталось. Коридор наполнился едкой гарью, амулетчики закашлялись. В воздухе плавали, оседая на одежду, хлопья копоти.

Коридор снова запетлял коленцами, то вверх, то под уклон. Из стен больше ничего не лезло, и с пещерных сводов ничего не свисало, и под ногами пол как пол, как будто у Арнахти фантазия иссякла. Наипервейшая Сволочь наворотила бы вдесятеро больше ловушек – Дирвен подумал об этом почти с гордостью за Эту Сволочь.

Он по-прежнему был настороже, но теперь навалилась усталость, да и Кем выглядел измотанным. Выспаться можно будет только снаружи, сейчас не до передышек.

До чего здесь уныло, как будто окружающие потемки замешаны на печали: она разлита повсюду, неодолимая и вязкая – давит на плечи, превращает ноги в свинцовые гири, ты вдыхаешь ее вместе с воздухом, и во рту остается пакостный горький привкус. И хуже всего то, что от тебя в этой жизни ничего не зависит.

– Тоже это чувствуешь? – хрипло спросил взломщик.

– Чего – это?

– Здешнюю тоску.

– Как будто в помоях тонешь. Постой… Если мы оба…

– Значит, колдовство, – завершил мысль Кем. – А мы-то обрадовались, что развлекуха закончилась.

Дирвен с надрывом выругался. Потом еще раз выругался и пихнул напарника в бок:

– Давай, тоже ругайся! Чуток помогает…

– Не толкайся, я проверяю. У меня «Ясноцвет».

В «Ясноцвете» основной ингредиент – высушенный цветок с таким же названием. Это растение обладает магическими свойствами, и в  особенности помогает против снаян. Те обитают и кормятся в сновидениях, но порой могут дотянуться и до бодрствующего человека, если тот утомился, и его клонит в сон. С магами и амулетчиками снаяны избегают связываться, к тому же Дирвена и Кема защищают от них обереги, не могла подобная дрянь их достать… Если только ей не помогли заклятья Нетопыря. Еще один охранный рубеж, а они прозевали, как вчерашние школьники!

Этот вывод подействовал на Дирвена хуже оплеухи, и он снова принялся сквернословить – шепотом, чтобы Кему с его «Ясноцветом» не мешать.

– Она рядом, – вполголоса предупредил взломщик. – Над нами.

Да он и сам уже уловил направление импульсов – пусть амулет и чужой, для него это плевое дело.

Запрокинул голову. Во тьме под сводами что-то блеснуло: словно там плавает мыльный пузырь или шар тонкого стекла, а внутри смутно белеет статуэтка – похожа на женскую фигурку, только вместо ног змеиный хвост. Натурально снаяна, как в учебнике на картинке.

Рассвирепевший Дирвен вмазал по ней «Когтями дракона». Снаяне это нипочем, она ведь не принадлежит к миру яви, зато пузырь лопнул. Сотканная из белесого тумана фигурка увеличилась в размерах, сквозь нее просвечивали стенки коридора.

– Вы меня освободили! – она рассмеялась журчащим смехом. – До чего же мне здесь надоело…

– Освободили? – переспросил взломщик.

– Он поймал меня и запер в шаре, а теперь я свободна!

– Признаешь, что ты передо мной в долгу? – спохватился Дирвен.

Но снаяна уже ускользнула во тьму, в ту сторону, откуда они пришли, ее счастливый смех рассыпался замирающим эхом. Кидаться за ней в погоню не было смысла, надо поскорее выбираться наружу.

Хоть эта нечисть и удрала, наводящий уныние морок никуда не делся: ему нужно время, чтобы рассеяться. Напарники то кидались вперед отчаянными рывками, то ковыляли, выбиваясь из сил. Хорошо, что их двое. То и дело один волок за собой другого, а потом наоборот – наваждение действовало то сильнее, то слабее, и эти приливы-отливы у них не совпадали. В одиночку тут сгинешь, так что Кему повезло. Ну, и Дирвену тоже повезло. А Нетопырь поплатится.

Потом впереди возникла громадная уродливая рожа с разинутой пастью. Перекрывает собой весь коридор, и рот у нее – зияющая арка, за которой клубится что-то невыразимо ужасное, отчего хочется завыть и броситься наутек… Он бы и бросился, но получил пинка по лодыжке и взглянул на Кема. Тот вовсю гримасничал, заткнув мизинцами уши. Сообразив, о чем он, Дирвен последовал его примеру. Жуткое ощущение исчезло, как будто дверь захлопнули, отрезав уличный шум. Ясно, Арнахти использовал звуковые чары, да такие, что вроде ничего и не слышишь, а все равно воздействие идет через слух. Хорошо, что взломщик сообразил.

Дирвен активировал трофейный «Тихий колпак», накрыв обоих – он как раз на такое рассчитан. Плечом к плечу прошли через беззвучно орущую каменную пасть и вскоре наткнулись на уводящую вниз лестницу. Еще и с перильцами, которые держались на вбитых в стенки штырях. Лестница вывела в клетушку с дверью, по полу тянуло сквозняком.

После всего предыдущего «Прыжок хамелеона» сквозь дубовые доски – сущий пустяк, в этот раз «Бархатный привратник» без остатка погасил судороги.

– Мы теперь тренированные! – ухмыльнулся Дирвен.

Снова извилистый скальный коридор – найди дюжину отличий от коридора, который остался по ту сторону двери. Наконец впереди забрезжил свет. После блуждания в потемках розовеющее над горами вечернее небо слепило до рези в глазах.

– Бегом придется. Наверняка тут еще что-нибудь…

Взломщик кивнул. Бледный, осунувшийся, перемазанный. Дирвен и сам выглядел не лучше.

У одного «Пятокрылы», у другого «Скоробег». И гляди в оба, чтобы не навернуться. Они помчались прочь от скалы, что-то неслось за ними по пятам – ни времени, ни сил оглядываться. Зато впереди виднелась застывшая на возвышении серая фигурка. Охотница ждет, лишь бы добежать до нее раньше, чем погоня настигнет. Не оборачиваясь, Дирвен ударил назад «Пчелиным горохом», потом «Веселым градом», однако топот и шорох за спиной не стихали. На бегу схватил Кема за руку – «Пятокрылы» быстрее «Скоробега», а так он сможет придать напарнику дополнительное ускорение. Открылось второе дыхание, в ушах свистел ветер.

До Охотницы оставалось с полсотни шагов, когда у нее из рукавов вылетела пара мерцающих дисков. Обогнув амулетчиков, эти молниеносные штуковины с чем-то встретились. Криков не было, но донесся хруст, бульканье, звуки падения. Пусть помощница Акетиса не могла преодолеть созданный Нетопырем барьер, это не мешало ей использовать свое оружие.

Задыхаясь, амулетчики рухнули на землю у ног Охотницы. Под ребрами ныло, легкие едва не рвались в клочья.

– Мы поимели… – прохрипел Дирвен.

Кем молчал, но глаза у него победоносно блестели, несмотря на измученный вид.

После того как отдышались, произошло странное. Взломщик кое-как встал, расстегнул поясную сумку и вытащил ту штуковину – что-то вроде яйца в пятнах засохшей крови. Вместо того чтобы попросту отдать это своей жуткой спутнице, он повернулся к ней спиной и швырнул добытое через левое плечо, а та поймала в воздухе и спрятала в бездонный рукав.

– Такие правила, – пояснил Кем в ответ на недоуменный взгляд Дирвена.

– Теперь дело сделано, – удовлетворенно произнесла Охотница скрипучим голосом.

– Теперь вы сможете убить этого гада?

– Я не убиваю людей. Я прихожу за теми, кто уже умер. Но он больше не сможет играть в прятки со смертью.

Дирвен наконец-то увидел, кто их преследовал: среди камней лежали вповалку то ли овечьи, то ли козьи туши, их было пять или шесть, возле них опустился на камень ястреб-падальщик. Арнахти для охраны своего тайника использовал животных? Или это тоже бывшие люди, которых он превратил в домашнюю скотину и заклял на охрану? Так или иначе, для них все закончилось. На всякий случай Дирвен пожелал им добрых посмертных путей.

Несмотря на все перенесенные мытарства, ему давно уже не было так хорошо. Или нет, все-таки было – после того как они с рыжим Тьеку из ямы вытащили.

Эх, если б не каверзы Рогатой Госпожи, все в его жизни сложилось бы по-другому.

Шагать навстречу закату и просто смотреть – на деревья, на птиц, на траву, которая где по колено, а где по пояс, на небо с драконьими облаками... Главное, не вспоминать о том, что осталось позади. Потому что здесь тот случай, когда ничего не изменишь.

Если б дело стало за тем, чтобы отправить в серые пределы пару-тройку упырей вроде Арнахти, те уже ковыляли бы по тропам мертвых. А если в этих краях все друг другу упыри? Или пусть не все, но большинство?

Хантре ограничился тем, что сломал челюсть почтенному бербетунскому магу, который объяснил ему ситуацию и принялся расхваливать преимущества местного уклада.

После чего по улочке меж глухих саманных заборов направился в ту сторону, где начиналась Кукурузная Прорва. Его бегом догнала Хеледика:

– Вместе пойдем!

– Тебе лучше с караванами добраться до железной дороги. Неизвестно, что в этой прорве. А мне тут задерживаться нельзя, иначе сорвет.

– Я с тобой. Если понадобится, я и без магии смогу за себя постоять. В Ложе меня кое-чему научили.

Ясно, что отговаривать ее бесполезно.

Они уже вышли из города через западные ворота – те были заперты, но Хантре вынес створки магическим ударом – когда с ним опять связался Тейзург.

«Ты вовремя, нам нужны съестные припасы и снаряжение для пешего путешествия без магии, на несколько дней».

«Я же просил – закройся! Ты когда-нибудь научишься меня слушать?! Много трупов оставил в этой дыре? Ладно, не рассказывай, по своим каналам узнаю. По крайней мере, не пересекай границу прорвы, пока не получишь все необходимое. Хотя бы это ты можешь мне обещать?»

«Когда такой конченый псих, как ты, начинает рассуждать с позиций здравого смысла...»

«У него это весьма хорошо получается, в отличие от тебя», – не остался в долгу Эдмар.

«Ага, пока дело не касается твоих навязчивых желаний».

«Где вы находитесь?»

«За воротами, на пути к Кукурузной Прорве».

«Сейчас соберу все что нужно. А потом, когда встретимся, тебе все-таки придется меня выслушать. И прими к сведению, если спустя восьмицу ты не выйдешь из прорвы живым, туда явится армия наемных головорезов, которая истребит все, что шевелится».

«Ты спятил? Ты это всерьез?»

«А ты сомневаешься, после стольких лет супружеской жизни? Не все же тебе меня шантажировать. Если позволишь кому-нибудь себя убить, пеняй на себя», – даже не видя физиономии Тейзурга, можно было представить, как пакостно он ухмыляется.

Не было сил с ним спорить. Все силы уходили на то, чтобы удержать под контролем полыхающую ярость.

В Шибевате всем девочкам в возрасте до десяти лет наносят ритуальное увечье – поверхностное, но болезненное, вдобавок повреждающее энергетическую систему организма. В результате возникает тот самый эффект пробитой консервной банки: естественная защита взломана, любой упырь может воспользоваться. От народца и от едоков из Хиалы шибеваток защищают обереги, то-то оберегов на них побольше, чем монет в ожерельях у сурийских танцовщиц. Влияет ли этот ритуал на магические способности искалеченных? Скорее всего, да, Хеледика тоже склонялась к такому выводу.

– Это потайные женские дела, мы в это не вмешиваемся, – степенно огладив бороду, заявил уважаемый в городе маг, у которого Хантре потребовал объяснений. – Сами они промеж себя это делают, у наших женщин испокон веков такой обычай.

– И если они откажутся от этого обычая, вы не станете возражать?

– Да зачем же отказываться, если это во благо? Без этого девочку замуж никто не возьмет, и в служанки не возьмут, люди судачить о ней будут, пальцем показывать. Кому же охота, чтоб о твоей дочери говорили дурное? И если рассудить, лучше, чтоб у них было поменьше прыти…

Впечатавшись спиной в стенку, маг охнул и схватился за челюсть. По саманной кладке разбежалась сеть трещин.

Надо уходить, стукнуло в висках. Пока… Пока не стало поздно. Пока все тут живы.

Хеледика метнулась следом. Позади закрутился, прикрывая их, пылевой смерч. Желающих броситься в погоню не нашлось.

Граница прорвы выглядела, как неказистая изгородь посреди травяного раздолья. Никого такая преграда не задержит, поставили для наглядности.

Они шагали, пока не стемнело, никто их не преследовал. Возможно, за это надо сказать спасибо Тейзургу, но его сейчас ни о чем не спросишь. Из прорвы обмениваться мыслевестями невозможно.

Зато здесь тихо: ни чужих эмоций, ни магических отголосков, ни бесконечной путаницы разветвляющихся вероятностей. Все это осталось по ту сторону покосившейся изгороди.

Их как срубило, даже ужинать не стали. Наутро, когда проснулись, солнце уже вылезло из-за горы на востоке и просвечивало заплывшим глазом сквозь облачную хмарь, которую нагнал Харнанва за компанию с Забагдой.

Охотница сидела на камне серым изваянием. Если Нетопырь и присылал ночью кого-то еще по их души, те не захотели с ней связываться и убрались ни с чем.

Распрощаться бы с недавними союзниками сразу после завтрака, а Дирвен за каким-то чворком задержался. Кем и давай донимать его душеспасительными беседами. Мол, ты наворотил много такого, чего не стоило делать, но сейчас самое время остановиться, подумать и свернуть с этой дрянной дорожки на благую дорогу. Мол, это твой шанс, разве сам не видишь, мы не случайно тут встретились. Мол, обратись к Свету, попроси у Акетиса для себя суда и искупления, если молиться от чистого сердца, тебя услышат, и дальше или вместе будем выполнять разные поручения во имя Света, или тебя пошлют кого-нибудь спасать, ты же на самом деле хороший парень, так воспользуйся возможностью все изменить…

– Оставь свои проповеди для придурков, – скривился Дирвен. – О себе позаботься, я и так не пропаду.

Собрал пожитки и зашагал прочь. Кем порывался еще что-то сказать, но он даже не оглянулся.

Обрыдаться, какойдельный совет: искупи вину! А если он ни в чем не виноват? В том, что вокруг него происходило, виновата Ложа, и Чавдо Мулмонг, и Лорма, и Хеледика, и овдейские власти, и Эта Сволочь, а больше всех – Рогатая Госпожа, с пеленок его невзлюбившая.

И не собирается он совать голову в очередной хомут. Ха, разбежались… С него хватит.

Нугойра наблюдала за ними, притаившись за скоплением валунов. Концы спутанных черных волос рассыпались по земле, юбка извозилась, лиф на спине лопнул по шву. Скоро ей придется подыскивать себе новую человеческую одежку, зато нынче она повеселится! Старая демоница со своим монашком и тот паренек, что посмазливей, разошлись в разные стороны. Похоже, насовсем разошлись.

Подобрав рваный подол, горная дева стремглав пересекла открытое место – словно порыв ветра над склоном пронесся. Укрывшись за кустарником, оглянулась: Охотница в ее сторону не глядит, толкует о чем-то со своим спутником. А второй юнец, который уходит прочь от них с презрительной усмешкой на конопатой физиономии, достанется Нугойре! Пусть он обладает силой и весь увешан магическими штучками, перед горной девой ему не устоять.

Она возбужденно хихикнула, предвкушая веселье. Лишь бы парень не увидел раньше времени ее ноги, заросшие звериной шерстью.

Кемурт хотел догнать Дирвена, вдруг все-таки получится найти нужные аргументы, но Охотница его остановила.

– Не надо. Ни в чем ты его не убедишь. Уж поверь, я всяких повидала.

– И что теперь с ним будет?

– Об этом ничего сказать не могу.

Взломщик уселся на сложенный плед, с которого перед тем вскочил. У него-то все неплохо. Задание он выполнил. И раздобыл в кладовке Нетопыря кошель денег, который отдаст бабушке с дедушкой – на днях он отпросится их навестить. «Солнечный проводник» снова у него, да к тому же служителя Акетиса ни одна тварь в Хиале не тронет, разве что кто-нибудь напугать попытается, так что он самостоятельно доберется до Абенгарта по тропам Нижнего мира. И со Шнырем, как сказал Хантре, в новой жизни все будет в порядке. Повидаться бы еще с Хеледикой… Хотя он сам запутался, в кого влюблен: в песчаную ведьму – или в Таль, которой на самом деле не было.

– Он ведь не конченый мерзавец.

– Когда заправлял в Аленде, был конченым мерзавцем. Или ты забыл?

Охотница беспощадна не только в действиях, но и в словах. Говорит, как ножом полосует.

– С этим я согласен, но сейчас-то он проявил себя не как мерзавец.

– Вопрос, что перетянет – то или это.

– Даже в демонах иногда перетягивает не тьма, а что-то другое. Вы же, например, были раньше демоном Хиалы…

– Тут ошибаешься. Не все помощники Акетиса по происхождению демоны.

– Я думал… Извините.

– Давным-давно жила на свете девочка, не обделенная магическими способностями, – произнесла Охотница скрипучим голосом, проигнорировав извинение – она не придавала значения таким вещам. – И важнее всего для этой девочки была справедливость. Если она узнавала о том, что кто-то с кем-то дурно поступил, у нее душа горела, и пуще всего ей хотелось наказать виновника. Вот скажи, если бы ты шел по улице и увидел, что кто-то ударил старика, или пнул котенка, или поджег дом да пустился бежать, ты бы что сделал?

Блеклые мерцающие глаза уставились на Кема в упор из-под капюшона.

– Помог бы тому, кто пострадал… Позвал бы людей, чтобы потушить пожар… Что же еще?

– Вот-вот, что же еще. А девочка, о которой я говорю, кинулась бы в погоню за негодяем. Для нее главным было не помочь пострадавшим, а воздать по заслугам тому, кто совершил злодеяние. Она дожила до преклонных лет и всегда поступала согласно своим принципам. Или согласно своей охотничьей страсти – пожалуй, такое определение будет вернее. Бывало, что ее проклинали близкие тех, кому от нее поделом досталось, а когда она умерла, кое-кто пожелал ей предстать перед судом Акетиса.

– И что произошло дальше? Разве Беспристрастный осудил ее?

– Беспристрастный предложил ей работенку, – усмехнулась Охотница. – Это был не приговор, а предложение, от которого она не смогла отказаться. Никто ее не неволил, у нее был выбор. Вот так-то… Ладно, хватит рассиживаться, пошли.

Запихивая пледы в котомку, Кемурт во все глаза смотрел на горы: до чего здесь красиво, только теперь ощутил холодок восторга, раньше было не до того.

Дирвен шагал весь день, изредка делая короткие передышки. Ясно, что за служителями Акетиса Нетопырь гоняться не станет, зато может увязаться за ним. Надо поскорее уйти как можно дальше от разоренной кладовки.

Котомка, набитая галетами и увесистыми кошельками, с «Тяглом» легче перышка. И «Сторожей здоровья» целая связка. Но после череды «Прыжков хамелеона» силы еще не восстановились, и сейчас Дирвен был не в состоянии мчаться сломя голову. Еле плелся. Хотя благодаря «Пятокрылам» для стороннего наблюдателя он двигался со скоростью бегущего человека. На всякий случай задействовал «Круговерть», однако за весь день ему не попалось ни жилья, ни пастухов со скотиной.

Когда начало смеркаться, остановился на ночлег. Костер разжигать не стал, активировал «Теплотвор». Поблизости ошивался кто-то из народца, но если какая тварь сунется к повелителю амулетов – ей же хуже.

Среди торчавших выше по склону камней что-то шевельнулось. Человек?.. Женщина?..

Она плывущей походкой двинулась к Дирвену. Черные волосы ниспадают буйной гривой, платье грязное и рваное, зато кожа как топленое молоко. Глаза озорно блестят, на лице улыбка.

При этом обеими руками придерживает юбку, чтобы в прорехах не мелькнуло ничего лишнего. Зря старается – он уже понял, что перед ним горная дева. А с горной девой хоть у кого получится… Даже если ты по этой части бессилен из-за телесной немощи или сволочного колдовства.

– Стой! – потребовал Дирвен. – Тебя не Арнахти подослал?

­­– Никто не прислал! – она хихикнула. – Захотела и пришла!

Ответила по-овдейски, для народца любой язык как родной. И врать ее племя не умеет.

– Тогда иди сюда! – позвал он охрипшим от желания голосом, вмиг позабыв об усталости.

Сорокопут, Костоправ и Спица устроились на горном склоне, неподалеку от журчащего в потемках ручья. С виду то ли трое мирных горцев, заночевавших вдали от дома, то ли шайка разбойников на привале. Один жилистый, чернявый, с хрящеватым носом и близко посаженными глазами – холодными, цепкими, пронизывающими насквозь. Другой крупный светловолосый увалень с неизменным добродушно-участливым выражением на округлой физиономии. Третья невысокая, верткая, недурно сложена, и поди разбери, сколько ей лет: сейчас Спица выглядела на все свои сорок, но при необходимости, используя макияж и чары, могла сойти за двадцатипятилетнюю.

Трое лучших магов-устранителей Светлейшей Ложи подчинялись лично Крелдону. В прежние времена с ними ходил на задания еще и четвертый – маг-кормилец, снабжавший их силой из Накопителей. Но во время смуты он погиб, да и толку-то теперь от кормильцев.

По части магических способностей каждый из смертоносной тройки уступал таким коллегам, как Суно Орвехт или Марченда Фимонг, но они восполняли этот недостаток, действуя сообща. Давно сработались, понимали друг друга с полуслова. Единственной неудачей в их послужном списке был Чавдо Мулмонг. И больше сотни успешно завершенных ликвидаций. Сейчас они получили задание устранить  бывшего первого амулетчика Светлейшей Ложи, бывшего самозваного короля Ларвезы, угробца Дирвена.

Над костром грелся котелок с водой, на деревянной подставке поблескивал позолотой сиянский заварочный чайник с кобальтовой росписью – любимый чайник Костоправа, он всегда брал его с собой в такие вылазки. Спица тем временем достала склянку с нангерским притиранием для лица, а Сорокопут принялся нарезать тонкими кружочками колбасу худьякьяги, по этой части он виртуоз.

– Есть шансы, что завтра пересечемся, – обронил Костоправ – нынче была его очередь плести чары, определяющие местоположение объекта и приблизительное расстояние. – Главное, не спугнуть.

– Что это?..

 Хохот и вопли в отдалении. Звуки приближались.

– Местные резвятся?

Вскоре из-за скалы выскочила патлатая черноволосая деваха. Она дико хохотала и размахивала на бегу, словно флагом, какой-то тряпкой. Промчалась мимо людей, из-под юбки мелькнули шерстистые  ноги.

– Горная дева, – констатировал Сорокопут.

Следом за ней из-за поворота вылетел взъерошенный парень. На нем были короткие полосатые подштанники, нангерская куртка и ботинки.

– Отдай штаны, сука! – проорал он и исчез в сумерках вслед за беглянкой.

Смех и крики удалялись, их множило горное эхо.

Вскочившие маги-устранители ошеломленно переглядывались.

Котелок валяется на боку, склянка укатилась в одну сторону, крышка опрокинутого чайника с отколотым носиком – в другую, кружочки колбасы втоптаны в грязь.

– Это был наш объект, – нехорошо сощурился Сорокопут.

– Вот демоны, он уже далеко, – процедила Спица.

– Мой чайник, – бесцветным голосом произнес Костоправ.

И коллеги поняли, что у него теперь есть личный повод, чтобы разобраться с Угробцем.

Глава 13. Заговор неудачников

В один прекрасный день – а для Венши все дни были прекрасны – у нее в памяти всплыло имя: Венкина. Будто бы так звали девушку-актерку, о которой рассказывал Хантре. То ли бартоженка, то ли куртавянка.

Поразмыслив, она решила, что это подарок города: двойной облик – двойное имя – двойная защита. Пожалуй, в Ляране ей даже песчаные ведьмы не страшны. Здесь она неуязвима, и уж она постарается, чтобы ее город вволю рос во все стороны. Спросить бы еще у рыжего, и впрямь она была в прошлой жизни Венкиной или нет. Поскорей бы тот вернулся. С ним веселее, хотя сам он редко веселится.

– Жду не дождусь, – усмехнулся Тейзург, когда она сказала об этом вслух. – Его сейчас в Шибеват занесло, оттуда они с Хеледикой ушли в Кукурузную Прорву. Слыхала о Шибевате?

– Народ на базарах обо всем на свете судачит, о тамошних нравах знаю. Люди обзывают извергами наше племя, а сами-то, сами… Рыжий там кого-нибудь уделал?

– Ограничился сломанной челюстью и разбитыми в щепки воротами. Ювелир! Я, разумеется, предупредил их, что если будет погоня, пусть меня ждут в гости. Они заверили, что претензий не имеют. Теперь только считать дни, когда он выйдет из прорвы. Венша, скажи, почему он раз за разом рвет в клочья мое бедное сердце и даже не замечает, что сделал?

Вопрос был риторический, и она лишь вздохнула сочувственно.

Выдержав паузу, начала подбираться к разговору, о котором размышляла уже несколько дней:

– Я хочу выставить из дворца одну особу.

– М-м? – он вскинул красиво очерченную бровь. – Кто же из нашего цветника тебе не угодил? Если речь о Касинат, то учти, принцесса нужна мне в политических целях. По крайней мере, на ближайшие несколько лет. Если о Нинодии… Что она опять стащила?

– Я не про них, они занятные. Я про нашу новую придворную даму.

– Вот как… Ты ведь сама ее порекомендовала.

Венкина кивнула, теребя левую косицу с лентой в горошек – с правой стороны распущенные волосы клубились пышным облаком цвета ржавчины.

– Она сначала показалась мне забавной, а потом… Когда она начала обустраиваться в своей комнате, мне стало тревожно, как будто я почуяла беду. Амуши не крухутаки, мы живем-играем, у нас предчувствий не бывает. И уж если я что-то почуяла – это чутье хранительницы! Значит, она опасна или для города, или для тебя – его основателя.

С тех пор как Венша стала духом-хранителем, они с Тейзургом перешли на ты. Сам предложил: мол, ты больше не служанка, у тебя теперь другой статус.

Он смотрел задумчиво. Чуть улыбнулся уголками губ. Наконец спросил:

– И кому же, по-твоему, угрожает опасность – Ляране или мне?

– Наверное, тебе. Но если с тобой случится худое, городу с этого тоже ничего хорошего. Помнишь, ты рассказывал про свой прежний город, который сожгли? Давай я скажу ей, что у нее манеры неподобающие для придворной дамы, и пусть выметается.

– Нет. Без моего разрешения ты ничего ей не сделаешь.

– Да зачем она тебе? Неужели тебе нравятся такие, как эта Флаченда?

– Венша, у нас тут дворец, а не забегаловка. Необходимо соблюсти все формальности. Для того чтобы выгнать Флаченду, нужен повод. Наблюдай за ней. Проследите с Тунанк Выри, с кем она общается. Только будьте предельно внимательны, даже на изнанке, чтобы не нарваться на других наблюдателей. И никому ни слова о твоих подозрениях – я в курсе, этого достаточно. Ты меня поняла?

– Поняла, – Венша скорчила недовольную гримасу – она предпочла бы решить проблему одним махом. – Если б у нас кто-то посторонний болтался по изнанке, я бы знала. Но я проверю.

– Проверь. А по поводу Флаченды не беспокойся – она покинет дворец, как только я сочту, что она себя скомпрометировала.

Не сказать, чтобы это обещание успокоило Веншу.

Вольный торговый город Сатиб знаменит своим базаром – там пересекаются караванные пути, туда стекаются товары и слухи со всей Суринани. От Рачалги, граничащей с княжеством Тейзурга на юге, его отделяет море барханов.

В окрестностях Сатиба добывают олосохарские перлы, созревающие внутри наростов на шкурах жемчужных бородавочников – ящеров пустыни, размерами превосходящих крупную собаку. Во времена Куду и Монфу таких тварей не было.

А еще Сатиб славится коврами, которые стоят вдвое-втрое дороже мадрийских: ткачихи-ведьмы вплетают в них чары, способствующие душевному умиротворению, приятным грезам или разжиганию любовной страсти.

Когда торговец в долгополом балахоне явился в гостиницу и принялся нахваливать свой товар, подсев в трапезной к Куду и Монфу, те попытались его спровадить: откуда у них такие деньги, да и на кой им сдался ковер?

– Госпожа… – многозначительно подмигнул визитер. Ушлый, юркий, с хитроватой миной на гладком смуглом лице.

На миг разжав кулак, показал крохотное игрушечное зеркальце с рисунком из точек. Амулет «Кувырок личины». Использованный.

В следующее мгновение безделушка исчезла у него в рукаве, а Куду и Монфу облились холодным потом: перед ними посланец Лормы.

Скорее всего, сам он знать не знает, кто стоит у него за спиной: ему вручили эту вещицу, ковер и письмо, научили что сказать – все через людей-посредников. Если б знал, вряд ли бы так жизнерадостно скалил зубы в заговорщической ухмылке. Служителя воровского бога Ланки наняли выполнить тайное поручение, и его счастье, если после этого он останется жив. В последнем Куду и Монфу сомневались.

Письмо на древнем языке, никто из нынешних не разберет эти каракули. Лорма прислала им зачарованный ковер, предназначенный для того, чтобы поймать в ловушку Тейзурга. Когда это будет сделано, Куду и Монфу должны тотчас послать мыслевесть ее подневольному магу-связному, и за пленником явится Вуагобу.

Как заманить Тейзурга на заклятый ковер – их забота. Лорма на них надеется. Все еще надеется.

Постоялый двор находился неподалеку от гостиницы. Торговец всю дорогу молол языком, восхищался окаянной Ляраной – мол-де раньше тут было унылое поселение, куда и караваны-то не заворачивали, а теперь красивый город. Его понурые спутники поддакивали, как могли, в то время как обоих снедало беспокойство по поводу сомнительного будущего.

Скатанный ковер хранился в чехле. Распустив шнурок, посланец отогнул краешек: путаница узоров, прихотливый мелкий орнамент. Не вчера соткан, такая работа требует времени. Лорма предупредила в письме, чтоб они на него не садились и не ложились, когда развернут.

Куду и Монфу не стали его разворачивать. Унесли в упакованном виде, в гостиничном номере запихнули под кровать и отправились на прогулку. С недавних пор они опасались сболтнуть лишнее в четырех стенах. Вурвана дала им амулеты с камешками, меняющими цвет, если поблизости кто-то из демонов или из народца – у Тейзурга среди тех и других есть союзники. Уже несколько раз серые камушки наливались зеленью, предупреждая о чьем-то присутствии. Визитеры прятались то ли под мороком невидимости, то ли на изнанке гостиницы. Может, у них тут свои неведомые дела. А может, следят.

В первый раз это произошло, когда их навестила Фламодия-Флаченда с корзинкой сластей из дворца. Кого она притащила на хвосте? Не на шутку перепугавшись, Куду и Монфу с тех пор соблюдали осторожность, словно из каждой стенки торчат уши.

После двух поворотов остановились в тени пахнущего свежей штукатуркой дома.

– Как мы должны это сделать? – прошептал Монфу.

По его широкому бледному лицу каплями катился пот, губы дрожали.

– Не дарить же, – затравленно прошептал в ответ Куду. – Поймет…

Оба содрогнулись.

– А если закопать в песок? За городом?

– А что ему там понадобится?!

Шаркая ногами, словно под гнетом тяжкой ноши, они побрели по середине улицы к перекрестку, где виднелась водозаборная будка.

– Девушка, – помолчав, сам же ответил Куду. – Надо, чтобы она.

Необходимость подстегивала, и у него начал созревать план. Интрига с участием бобовой ведьмы, которая должна заманить Тейзурга туда, где они зароют зачарованный ковер.

Подлую нечисть Дирвен так и не догнал, зато на другой день разжился новыми штанами – те сохли на плетеной изгороди на окраине горной деревушки. Эти были получше прежних: с шестью накладными карманами и особым образом вытканными плотными наколенниками. Чуть великоваты, но он потуже затянул пояс, и стали впору.

В придачу стащил несколько лепешек, пару колбас и кружок белого овечьего сыра. Деньги у него теперь есть, но незачем обнаруживать свое присутствие.

Уйдя подальше от кладовки Нетопыря, он активировал полученный от Наипервейшей Сволочи «Ментальный почтальон» и поинтересовался, когда Эдмар собирается выполнить свое обещание.

«Да хоть сегодня, – небрежно, словно речь шла о пустяке, промурлыкала Эта Сволочь. – Ты все еще приятно проводишь время в Нангере? Мне нужны твои координаты. Есть у тебя «Навигатор Унца»?»

«Есть».

Артефакт для определения широты и долготы, изобретение бартогских магов, нашелся в кладовке Нетопыря и сейчас лежал в котомке у Дирвена. Плоская бронзовая коробочка, внутри под стеклом шестеренки, пружинки, граненые кристаллики. Посередине пластинка с двумя числами, будто бы выведенными чернильным карандашом: они сами собой меняются в зависимости от того, где ты находишься.

Ближе к полудню Дирвен добрался до ничейной хижины на лесистом склоне. По местному обычаю, в хижине был запас поленьев для очага, баклага с водой, набитый сеном тюфяк на скрипучем топчане: кто завернул переночевать или укрыться от дождя – располагайся. И обереги от народца развешаны, все как положено.

Открыв коробочку, ухмыльнулся: придурки эти бартожцы, сделали магический артефакт в виде механической штуковины. Половина затейливой начинки под стеклом – ни для чего, для красоты. Любят они свои шестеренки, у них даже государственный герб с шестеренками. Из-за этого «Навигатор Унца» размером с ладонь, ни в один потайной карман не запихнешь, там уже места не осталось. Хотя бывают «Навигаторы» и поменьше, это Арнахти отхватил себе роскошную штучку. К крухутакам не ходи, ограбил какого-нибудь бедолагу-путешественника.

Ждать пришлось до вечера. То ли Эта Сволочь останавливалась поточить лясы со своими дружками в Хиале, то ли нарочно тянула время. Дирвен сперва нарезал круги вокруг домика, потом уселся на порожек и начал кидать ножи в ствол дерева напротив. В Ложе его регулярно гоняли на тренировки, а вырвавшись на волю, он эту практику забросил. Надо наверстывать.

Когда из открывшейся в лиловеющем небе прорехи бесшумно выскользнула иссиня-черная в переливах демоническая тварь, он по дереву промазал, хотя перед этим три раза попал.

Перекинувшись, Эдмар смерил его критическим взглядом. Сам он явился в расстегнутой почти до пояса шелковой рубашке с тончайшими, как дымка тумана, многослойными кружевами и черных с золотым шитьем штанах, заправленных в пижонские чешуйчатые сапоги. На шее золотое ожерелье в виде пожирающих друг друга змей. Тьфу. Сплюнул Дирвен мысленно, сейчас нужно не ссориться, а добиться, чтоб Эта Сволочь наконец-то сняла заклятье.

Маг сострадательно улыбнулся, словно перед ним уличный попрошайка, после чего достал из ничего початую бутылку вина и бокал в виде танцующей на хвосте рыбы. Налил, неспешно выпил, в то время как Дирвен исподлобья сверлил его взглядом. Небрежным жестом отправил бокал обратно в кладовку – рыба прощально сверкнула радужными гранями. После чего произнес:

– Это тебе. Пей.

И кинул бутылку с остатками на донышке. Хорошо, что Дирвен поймал ее в воздухе. А если б не успел?

– Когда выпью, чары будут сняты?

– Иногда ты проявляешь удивительную сообразительность.

– Не траванешь? – он все еще колебался.

– Ты же помнишь, кому я дал слово, – снисходительно обронил Тейзург. – Выпьешь – чары исчезнут, и никаких побочных эффектов. Так что подумай хорошенько, и если ты действительно этого хочешь, выпей до захода солнца.

– Вот как? Что за сволочной подвох ты на этот раз затеял?

– Никаких подвохов. Я о том, что у тебя есть выбор: стать прежним – или ступить на путь воздержания и воспользоваться открывшимися возможностями, чтоб одержать победу над похотью, научиться смотреть на мир по-новому. Тебе это пошло бы на пользу, и будет нечестно, если я умолчу о таком варианте.

Вроде рассуждает серьезно, а в глазах сквозит издевательская ухмылка.

– Ты еще будешь мне проповеди читать? – рявкнул Дирвен, вскочив на ноги.

Хватит смотреть на Эту Сволочь снизу вверх. Сразу не встал, чтоб не было впечатления, будто он оторвал задницу от порожка из уважения к Эдмару.

– Как знаешь, – тот уже откровенно ухмылялся. – Суть каждого из нас безбрежна, но при этом каждый сам выбирает себе русло. Вольно или невольно, осознанно или бессознательно, по собственному решению или под чужим давлением…

Под его треп Дирвен в несколько глотков выпил вино, в горле булькало. Зло утершись рукавом, отшвырнул бутылку.

– Ты выбрал, – констатировал Эдмар. – Что ж, оставайся в своем русле, тем веселее будет наблюдать за тобой.

– Сам-то… Разве твое русло лучше моего?!

– О, мое русло подобно океану, в то время как твое, уж не обессудь, напоминает кое-как прорытую канавку. Неужели тебе удалось добраться до кладовки Арнахти? Что-то не верится…

– Удалось! – выпалил повелитель амулетов. – Еще как удалось! Ты бы там свои зубы ядовитые обломал, а мне удалось!

Чворку ясно, Эта Сволочь хочет вызнать секреты врага, но Дирвену-то никакого резона эти секреты беречь. Порвут друг дружке глотки – тем лучше. Выложил все, что запомнилось.

– Погоня была хиленькая, сам так и не объявился. Небось без той штуковины, которую унес Кем, он теперь в демоновой заднице.

– Именно так, – с задумчивым выражением кивнул Эдмар. – У него не было возможности объявиться, он с некоторых пор серьезно болен. И судя по тому, что ты рассказал, прогноз неутешительный.

– У тебя наверняка есть что-нибудь такое же, как та несчастная скотина на цепях!

– Боги и демоны, да зачем бы мне?.. – маг в картинном изумлении приподнял бровь.

– Чтобы не помереть. Или пока еще рано, а потом будет?

– М-м, нет, у меня другие методы. Итак, мое обещание выполнено, мы в расчете. Надеюсь, перед тем как покинуть этот гостеприимный уголок, ты приберешь за собой, – кивок на разбитую бутылку, сожалеющая мина. – Не понимаю тех, кто при каждом удобном случае оставляет после себя кучу мусора. Видимо, чтобы хоть какой-то след в этой жизни оставить… Это на свой лад даже трогательно, но все-таки дурной тон.

«Сам ты придурок поиметый», – мысленно возразил амулетчик.

– Ах, да, хочу предупредить, Ложа послала охотников за твоей головой. Трое элитных профессиональных убийц, достойных всяческого восхищения. Будет жаль, если они преуспеют. Наблюдать за тем, как ты барахтаешься – бездна удовольствия, так что поберегись. А теперь мне пора.

Дирвен лишь зубами беззвучно скрипнул. Неужели Эдмар сейчас просто уйдет… и все?

– Ты точно заклятье с меня снял? Ну, это... Хотелось бы убедиться, что оно снято… Ну, то есть, на деле убедиться...

– Кто ж не дает тебе убедиться? Доберешься до ближайшего городка – и проверь.

В голосе искреннее непонимание, а в глазах пляшут глумливые искорки. Нет уж, не будет Дирвен перед ним унижаться. Не дождется.

– Я имел в виду, может, позовешь сюда кого-нибудь, чтоб я убедился, – изнывая от мучительного желания, произнес он сбивчиво, лишь бы этот гад не подумал чего на свой счет. – Ну, какую-нибудь эту… Можно Харменгеру…

– О-о… – выражение лица Этой Сволочи стало мечтательно-восторженным. – Значит, ты тоже? Одного поцелуя Харменгеры достаточно, чтобы испытать бесподобный оргазм, такого неземного наслаждения ты ни с кем больше не получишь. И я как раз собирался навестить ее на обратном пути…

Перекинувшись в демонический облик, он взмыл над кронами деревьев и исчез в раскрывшейся на миг прорехе.

Дирвен несколько секунд стоял, как истукан. Уши горели, естество горело, на глазах закипали злые слезы. Потом с тоскливым надрывом выругался, растоптал в крошево битые стекла и пнул дощатую дверь, которая после удара повисла на одной петле.

– У бартожцев есть присказка: вижу петлю – сую голову. От Хурмдье слышала, из его любимых. И знаешь, Тунанк Выри, я бы ничуть не удивилась, если бы что-нибудь в этом духе отмочил рыжий. Или кто другой. Но только не он! И ладно бы, если б на конце удочки болталась достойная приманка. А то ведь эта недотепа Флаченда… Понадобились ей стручки акаций, которые растут в оазисе возле Ирбийских скал, и мол-де нужно, чтобы сам Тейзург с ней туда отправился, потому что насчет магии этих акаций ей не все понятно. И он согласился! – Венша фыркнула. – Это после того, как я сказала ему о своих предчувствиях и предложила спровадить эту дуреху, пока не поздно.

– Все-таки у меня впечатление, что он не принимает ее всерьез, – в раздумье произнесла мучаха.

Устроившись в изнаночной комнате среди вороха разноцветных шелковых подушек, они пили чай с халвой и сушеными жуками. Жалко, что люди не делают халву с жуками, но вприкуску тоже объеденье. На белых стенах проступали барельефами где лепной цветок, где кусок орнамента, а больше всего Венше нравился сияющий, словно звезда, переливчатый многогранник в центре потолка – то ли пробка хрустального графина, то ли украшение с люстры. Никогда не угадаешь заранее, что и как из людских вещей отразится на изнанке.

– Пусть он хочет над ней посмеяться, но почему игнорирует мое предупреждение? – амуши стукнула себя кулаком по острой коленке. – Или даже все еще непонятней… Вчера он отдал кое-какие распоряжения Городскому совету и магам, которые у него на службе – мол, на тот случай, если что-нибудь случится. Значит, он понимает, что я неспроста предупредила. Но почему тогда?!

– Я тоже ума не приложу. Он совсем не похож на… моего прежнего, и я еще не научилась улавливать, как он поступит.

– Ты ничего нового не разведала? Любой пустяк важен.

– Пока нет, – виновато отозвалась после паузы Тунанк Выри. – Те двое, с которыми знается Флаченда, такие же недотепы, как она сама – потому и сошлись. Когда я за ними следила, ничего подозрительного не заметила. В том оазисе Флаченда побывала вместе с ними. Брали напрокат верблюдов, ковры, зонтики. Уехали рано утром, вернулись вечером. Флаченда до сих пор ноет, что у нее на пикнике нос облупился, и будто бы теперь все об этом говорят у нее за спиной и считают ее некрасивой.

– Да она всему дворцу уши прожужжала, от принцессы Касинат до последней поломойки, – Венша снова фыркнула. – Я еще выясню, чего она хочет, иначе я буду не я. Если они потащатся в оазис, я за ними прослежу. А ты в городе за ней приглядывай. И все равно выйдет по-моему, я добьюсь, чтоб ее выгнали взашей, вот увидишь.

Нинодия решила, что Ляраны с нее хватит.

Все чаще ее мысли витали вокруг многолюдных алендийских бульваров и уютных ресторанчиков, магазинов с затейливо убранными витринами, театров и винных лавок. Настоящая жизнь кипит там, в ларвезийской столице, а здесь – всего лишь яркое наваждение, то знойное до заливающего глаза пота, то подернутое серебристой звездной прохладой, в зависимости от времени суток. Ее место в Аленде, куда она явилась из провинции бойкой соплячкой, готовой урвать от жизни все, до чего подфартит дотянуться.

К своей Таль Нинодия по-прежнему испытывала слезную любовь, смешанную с ревностью – вон сколько вокруг чужих людей, которые хотят присвоить ее ненаглядную крошечку! – но в то же время начала ощущать, что эти чувства для нее словно платье, на котором потихоньку распускают тугую шнуровку. Очень хотелось заполучить это платье, а потом оказалось, что не такое уж оно и удобное…

Новой Таль не грозит умереть от простуды в деревне у родственников, которым она даром не нужна. Она будущая волшебница, да теперь еще и наследная принцесса, сам Тейзург о ней заботится. Бездетная сучка Касинат, официально ее удочерившая, рада-радешенька своему счастью.

После бутылки «Счастливого вечерка», выменянной у торговца на золоченую ложку с эмалевым узором, Нинодия убедила себя в том, что это она сама этак по-хитрому подкинула свою доченьку в богатый дом, чтобы та росла в довольстве и роскоши. Благодарение воровскому богу Ланки, интрига удалась, она хорошая мать, кто бы чего ни думал.

А ей пора в Аленду. Там у нее государственная пенсия и собственный домик – с голоду не помрем, без крыши над головой не останемся. И овдейским проглотам больше незачем за ней охотиться. Эх, задаст она жару в столице, вовсю оторвется! С бартогскими протезами можно и ходить, и даже танцевать почти как раньше, никому и в голову не придет, что у нее ступни искалечены. Какого ни на есть кавалера она подцепит, умеючи недолго, хорошо бы небедного… Лишь бы Тейзург ее отпустил: Нинодия понимала, что без его согласия ей отсюда не уехать. Ну, да она уже придумала, с какой стороны подкатить и кого позвать в союзники. И не станет же князь Ляраны перед ее отбытием столовое серебро пересчитывать… Об этом отдельно помолилась, чтобы Ланки-милостивец уберег от такой напасти.

Ринальва примчалась с утра пораньше – кому-то во дворце стало худо. Нинодия второй день высматривала ее из окна, а как увидела, сердце тревожно екнуло: неужто Талинса заболела? Но оказалось, неприятность случилась с молодым художником из Руфагры, занимавшимся росписью потолков.

– А-ва-ва-ва-уааа!.. – провыл он горестно, эхо гулко отдалось под сводами Белого зала.

Лекарка остановилась напротив и через мгновение изумленно спросила:

– Мананагу жевал? Или песчаным ежом решил позавтракать? Еще и темный фон… Что это было?

– Эво хав-вива, фа фей фа-ва-вавва! Фа ве вав! – прорыдал парень.

– Ладно, объяснишь потом, когда сможешь разговаривать.

Она призвала силу Тавше и после оказания первой помощи велела:

– Ступай в лечебницу. Подойдешь к Отовгеру, мыслевесть я ему послала, нужную мазь приготовят. Да краски и кисти свои захвати. Проведешь там три-четыре дня, заодно разрисуешь стены в палатах, чтобы пациентам было повеселей.

Художник склонился перед ней в благодарном поклоне. А Нинодия аж содрогнулась, представив себе песчаного ежа – ощетиненного иголками оранжево-черного ползучего гада длиной в ладонь. Наверное, бедный парень все-таки закусил мананагой: то ли сунул в рот, не глядя, не заметив колючек, то ли на спор.

Она была тут не единственным зрителем: из-за соседней колонны подсматривали Хармина в алом пеньюаре и закутанная в голубую усхайбу Веншелат, чуть подальше выглядывала Пакина – с Веншелат они закадычные подружки, но демоницу Хармину эта мышка боится как огня. Да еще кое-кто из прислуги. Колонн в Белом зале две дюжины, и за каждой кто-то притаился, потому что все знают, Ринальва праздных зевак не одобряет.

– Могу побиться об заклад, он закусил мананагой, песчаных ежей даже амуши не едят, – со знанием дела заметила Веншелат.

Не стала дожидаться, когда лекарка уйдет – словно бросила ей вызов.

Хармина хихикнула, качнув своей неизменной рогатой прической.

– Спасибо, что поделилась мнением, – холодно обронила Ринальва. – Смотрю, много вас тут понабежало.

Прислуга съежилась, Пакина аж на корточки присела и обхватила голову руками.

– Так за погляд денег не берут, мы же не в театре, – дерзко отозвалась Веншелат. – А в театр к нам еще не надумали хоть разок заглянуть? Посмеетесь, так, может, злости у вас поубавится.

Хармина рядом с ней ухмылялась, но помалкивала.

– Только мне и дел по театрам бегать, на тебя смотреть. Лучше не попадайся мне на глаза.

– Ну-у-у, я поэтому и прячусь… Я же понимаю, что вы не прочь меня прикончить, вот и стараюсь не попадаться.

– Правильно понимаешь, – фыркнула молонка.

И уже развернулась к выходу, когда из-за колонны, собравшись с духом, выплыла Нинодия:

– Доброго утречка вам, добрая госпожа Ринальва! У меня к вам разговор, надолго не задержу. Добрый совет ваш нужен, только хорошо бы без посторонних ушей…

– Все брысь отсюда, – приказала лекарка.

Прислуга торопливо засеменила прочь, втягивая головы в плечи. Пакина сиганула к внутренней арке прямо из присядки, не хуже сойгруна. Хармина и Веншелат удалились под ручку – не бегом, но и не мешкая.

– Мерзавки, – процедила им вслед Ринальва. – Будь моя воля… Ладно, что у тебя там? Что-то беспокоит? Я ничего не уловила, кроме обычных для тебя симптомов алкогольного отравления.

– Здоровье не беспокоит, да вот какое дело…

Нинодия изложила, что хочет вернуться в Аленду, потому что ей тяжело переносить здешний климат, и вдобавок она не хочет мешать счастью Таль. Не согласится ли Ринальва замолвить за нее словечко перед его светлостью, чтобы кому-нибудь во дворце поручили отвечать на ее письма, рассказывать об успехах ее маленькой принцессы? Больше она ни о чем не просит.

– Ладно, поговорю с ним, – сухо ответила лекарка – и умчалась по своим делам.

Городишко под названием Тулд раскинулся на открыточно-живописном лесистом склоне. Домики под островерхими крышами, окруженный колоннадой минеральный источник, завлекательные вывески сувенирных лавок, аптек и чайных, на улицах пасутся курортники – типичная нангерская дыра. Дирвен шагал по тротуару, презрительно сморщив нос и низко надвинув шляпу. Еще и челюсть подвязал тряпкой, будто у него флюс, чтоб не узнала какая-нибудь паскуда из Ложи или из министерства благоденствия. Где-то здесь должно быть самое нужное заведение... Хоть одно, их же просто не может не быть в курортном городке!

Заведение нашлось, и все у него получилось, хоть и волновался хуже чем в первый раз. Эта Сволочь все-таки сняла заклятье, не обманула. Но если вспомнить, кому Эдмар давал слово, на душе совсем не радостно: словно ты нищеброд и можешь только в щелку подсмотреть, как живут богачи.

На улицах попадались тумбы сплошь в пестрых бумажках-заплатках – предлагали, зазывали, обещали, заманивали. Некая каменная ведьма сулила гостям Тулда снятие порчи и приворотов любой сложности, а печать княжеского дома Нангера в верхнем правом углу подтверждала, что колдунья настоящая, с репутацией. Дирвен видел ее объявления на четырех тумбах: два старых, выцветших, третье поновее и одно совсем свежее – значит, проблем с законом у нее нет. Шарлатанов в Нангере выслеживают и тащат в суд.

Может, еще разок провериться на приворот? Не мог он согласиться с тем, что не в привороте дело, ведь тогда выходит, что он из этих самых, а это вовсе не так.

Колдунья жила на окраине Тулда. У нее и домишко был каменный, хотя в Нангере в обычае строить деревянные дома на каменных фундаментах, для тепла. То ли служанка, то ли внучка в платье с нарядной обережной вышивкой встретила посетителя в прихожей, сказала, что бабушка Грундьеда принимает по очереди и записала его в замусоленной тетрадке на полпятого вечера. Он представился Аймуртом Кроквером. В Нангере полно курортников из Овдабы, а Кроквер – распространенная фамилия на полуострове Овда, который еще называют Старой Овдабой. В здешней гостинице, где он переночевал и позавтракал, обосновалось целое семейство этих Крокверов, полтора десятка человек. Даже если Дирвена угораздит с кем-то из них столкнуться у ведьмы в приемной, тех однофамильцем не удивишь.

Два часа кряду слонялся по улицам, заодно проверяя, нет ли слежки. Предостережение Этой Сволочи он не пропустил мимо ушей, пусть и не стал говорить «спасибо». Их трое, и все они элитные убийцы… Это его чуток успокоило: тогда, значит, Щуки среди них нет.

В назначенное время явился в домик бабушки Грундьеды. В темноватой комнате, загроможденной друзами, каменюками, искрящимися щетками кристаллов восседала в кресле старушенция с крючковатым носом и морщинистым веснушчатым лицом – ну, вылитая тухурва! Только глаза не смородиново-черные, а светло-серые, блестящие, словно полированный камень. На шее бусы в несколько рядов: агат, нефрит, сердолик, яшма, кварц, обсидиан, аж в глазах рябит. На руках браслеты и перстни с такими же вставками. Драгоценных камней Дирвен среди этого богатства не заметил, только   поделочные: ведьма обвешалась тем, что дает ей силу. Судя по сигналам от амулетов, магия здесь ого-го какая… Если старуха так сильна, может, ей и демона призвать – раз плюнуть?

Выложил насчет своих неприятностей, путаясь в нангерских словах, хотя языковой амулет вовсю помогал. Нет, он не скажет, к кому приворожили, но гадость редкостная, с души воротит, ему эта гадость как нож у горла. Если госпожа Грундьеда поможет, он заплатит сколько надо.

Бабка глядела на него зорко и пристально, а когда он умолк, промолвила:

– Кое-что вижу.

– Во, так я и думал! – выпалил Дирвен обрадовано.

– Да только это не приворот, а отворот. Колдовство обратного действия, отворожили тебя от кого-то. Никаких приворотов на тебе нет.

Везде одна и та же засада... Ладно, не больно-то и надеялся, что эта старая карга окажется круче остальных.

– Отворот на золоте, – добавила Грундьеда. – Снять не возьмусь, кто-то поискусней меня его сплел. Будь я золотой ведьмой, попыталась бы, сотворили его посреди золотых россыпей, вот чудеса-то… На приисках работал?

Дирвен от удивления приоткрыл рот, но тут же захлопнул. К крухутаку не ходи: это Лорма отворожила его от Глодии, чтоб их рассорить, еще в Аленде, когда они жили недружной семейкой в королевском дворце – там и позолота повсюду, и набитые монетами шкатулки всегда были под рукой. Арибанский тройной амулет защищал его от приворотов, а от отворота, выходит, не защитил? Тогда он тем более перед Щукой не виноват. И странно все-таки, что не защитил.

– Отворожили меня от страхолюдины с рыбьей рожей?

– Это сейчас она кажется тебе страхолюдиной, – авторитетно возразила бабка, продолжая сверлить его взглядом. – Лица-то различить толком не могу, но такую дивную красу нечасто встретишь.

Тут он снова разинул рот: это, что ли, про Щуку?!.. Или Лорма на всякий случай решила его от Хеледики отворожить? Тогда насчет дивной красы все сходится.

– У нее светлые глаза, как песочный опал, и волосы тоже светлые – это можете рассмотреть?

– Глаза темные, точно коричневая яшма, а волосы рыжие, как огонь. Знаешь такую?

– Не зна…

Дирвен осекся на полуслове. Еще бы не знал! Только никакая это не «она», а рыжая сволота Хантре Кайдо. И что касается «золотых россыпей» – тоже ясно, где и когда это было.

Зато неясно, зачем Эдмару это понадобилось. Драгоценных сил ведь не пожалел, хотя копил силы для Врат Хаоса. Значит, ему было нужно, чтобы Дирвен только с ним, а на Хантре даже не глянул бы с какими-нибудь такими мыслями… Ну да, он же во время мерзопакостных действий вытягивал у Дирвена жизненную энергию, вот и позаботился о том, чтобы все ему досталось. Или на самом деле ему было в охотку, и он сотворил отворот из ревности?.. Поди пойми такую сволочь!

– Отворожили, и ладно, мне плевать, – буркнул Дирвен. – У меня еще кое-что... Вы можете призвать демона?

– Может, и могу, – помолчав, ответила бабка. – Зачем тебе?

Взгляд у нее стал испытующим и колючим, словно прицепилась в подворотне к прохожему, заподозренному в попытке справить нужду.

– Это уж мое дело, – произнес он с достоинством, как и подобает платежеспособному клиенту. – Надо будет призвать демона и зафиксировать, сколько это стоит? Если хотя бы на час, то сколько?

В этот раз каменная ведьма молчала дольше. Наконец спросила:

– Кого тебе надобно призвать? Имя-то знаешь или кого Хиала пошлет?

– Демоницу Харменгеру, слышали о такой?

– Что?!.. – бабка аж привстала в своем троноподобном кресле. – Харменгеру – призвать?! Харменгеру – зафиксировать?!.. Да ты, балбес, совсем рехнулся! Убирайся, и чтоб больше ко мне не приходил, пока ума не наберешься!

– Сама дура старая! – рявкнул оскорбленный повелитель амулетов.

– Ах ты, поганец невоспитанный!..

Старуха выбросила вперед руку и словно чем-то сыпанула в его сторону, хотя вроде бы ничего у нее в горсти не было. Выставив «Незримый щит», Дирвен не задумываясь, на рефлексах, вмазал «Медным кулаком», однако же «Кулак» как будто врезался в каменную стену между ним и ведьмой.

Бабка на своей территории. А если он будет драться в полную силу, набегут те самые элитные убийцы, о которых говорил Тейзург, да еще кто-нибудь из местных. Поэтому он ретировался, прикрываясь щитами. Возникло ощущение, будто великанская нога в каменном сапожище попыталась отвесить ему пинка под зад, но амулеты погасили удар.

Задерживаться в негостеприимном Тулде Дирвен не стал, отправился дальше на северо-восток. У него «Пятокрылы», никто не догонит.

Заночевал в сарае на подвернувшейся ферме, а на рассвете проснулся оттого, что лицо чешется. Вытащив из котомки складное зеркальце, в первый момент оторопел: физиономия как ягодная поляна, вся в прыщах... Бабка в отместку навела порчу!

Больше никаких перемен в себе Дирвен не обнаружил и сперва начал прикидывать, как бы с помощью лечебных амулетов от этой дряни поскорей избавиться, но потом передумал. Зловредная старушенция, сама того не желая, оказала ему услугу: агенты Крелдона и Ферклица его с такой рожей не узнают – по крайней мере, не с первого взгляда, это дает ему некоторые преимущества.

У бартожцев этот танец называется «Догонялки», у ларвезийцев «Нелюбезная встреча». Танцующие в паре дама и кавалер как будто ускользают друг от друга. То, что происходило сейчас между Веншей и Тейзургом, напоминало ей эти самые «Догонялки». Она снова и снова заводила речь о Флаченде, а собеседник виртуозно уклонялся, переводя разговор начто-нибудь другое. Хорошая игра – оба знали толк в играх, и обоих это развлекало. Если бы не смутное ощущение угрозы… И ведь непохоже, что он из беспечности пропускает ее предостережения мимо ушей. В чем же тогда дело?

Вот и сейчас, стоило ей подобраться к этой теме, он лениво сощурил свои длинные подведенные глаза и ответил:

– Что ж, зато Нинодия скоро нас покинет. Хочет вернуться в Аленду, и Ринальва настаивает на том, чтобы ее туда отправить. Я не против. Хотя тогда встает вопрос о тренировочных заданиях для моих взломщиков… Но что-нибудь придумаем.

Он взял на службу нескольких магов и амулетчиков, среди них было двое взломщиков – парнишка-руфагриец и девчонка-сурийка. Чтобы те оттачивали свое мастерство, Тейзург посылал их красть у торговцев вещи, которыми Нинодия расплачивалась за вино.

С какой стороны ни погляди, обворованные сами виноваты: если придворная дама с лицом завзятой пьяницы приносит в обмен на бутылку спиртного инкрустированную перламутром мебельную ручку, или серебряную ложку с гравировкой, или хрустальную плошку для фруктовых косточек, можно заподозрить, что дело нечисто. Двое торговцев ее спровадили, заявив, что их товар продается только за деньги. Остальные потом ломали головы, куда ж они засунули предназначенные для перепродажи ценные вещицы: и в этом мешочке нету, и в коробе нету, надо поискать хорошенько, было ведь… Нинодия тоже не промах, к одним и тем же дважды не ходила. Ляранский рынок рос как на дрожжах, и чтобы не скормить чворкам свою репутацию, лучше добывать вино таким манером в разных местах. О том, что для Венши с Тейзургом ее делишки не секрет, она не догадывалась.

– Еще позанятней придумаем! А в этот оазис, о котором твердит Флаченда, хорошо бы сперва наших магов послать, чтоб они все там поглядели, изучили… Зачем же князю Ляранскому самолично этим заниматься?

– Венша, у них и без этого дел хватает.

Он улыбнулся углом рта – снисходительно и насмешливо, но как-то невесело. Или ей почудилось?

Ну уж нет, если тебя понесет туда вместе с этой Флачендой, от меня не отделаетесь, решила хранительница города.

Глава 14. Омлахарисият

Прорва оказалась тем самым местом, куда ему давно хотелось попасть. Как будто снится невероятно хороший сон, и просыпаться никакого желания – пусть продлится подольше.

Здесь и трава зеленее, чем в других краях, и какая же она вся разная… То же самое с деревьями, птицами, холмами, цветами, камнями, плывущими в небе облаками: все это реальное до звенящей радости, между всем этим и тобой – никакой преграды.

Его переполняла благодарность за то, что все это есть, и за то, что он здесь находится, и за это яркое, острое, непривычное ощущение единства с травой, водой, птичьими криками, дуновениями ветра… Если бы предложили остаться в прорве навсегда, он бы всерьез задумался. Но задерживаться нельзя, нужно выйти отсюда в срок, чтобы Тейзург не привел в исполнение свою угрозу. С него станется.

До этого Хантре лишь однажды побывал в прорве, но в тот раз все было иначе. Та прорва в Дуконе – столице Бартоги, криминальные городские дебри, там он был начеку и ничего подобного не испытывал.

Вскоре стало ясно, в чем дело: здесь отсутствует магия. В его случае это означало, что исчезло восприятие чужих эмоций и намерений, непрерывно плетущихся вероятностей, близких и далеких противостояний, пронизывающих импульсов чьей-то боли, бесчисленных жалоб, требований, хотений, сожалений. Исчез постоянный для него шумовой фон, от которого нигде не укроешься – разве что в прорве. До чего же здесь тихо.

Большую часть времени они с Хеледикой шагали молча, глядя во все глаза на этот сияющий многоцветный мир. Наговориться уже успели, да и молчать вместе – тоже хорошо. Иногда переглядывались, улыбаясь. Как будто, разобравшись с Огрызком, они наконец-то попали туда, где все будет замечательно… Хотя это кратковременная передышка – неожиданная и чудесная, покруче любого волшебства, но ненадолго, оба это понимали.

Деревни обходили стороной: в своем нынешнем состоянии, с отключенным восприятием, Хантре не мог определить, что за люди там живут и чего от них ждать.

У него при себе два ножа – один метательный, другой для рукопашного боя, но он надеялся, что пустить их в ход не придется.

Решили, если дойдет до стычки с кем-нибудь чересчур назойливым, они первым делом скажут, что у них есть покровитель – могущественный маг, за которым не пропадет прислать сюда армию головорезов. И поклянутся в том богами и псами, ибо это чистая правда. Но за минувшие несколько дней никаких ненужных встреч: если кто и замечал их издали, вдогонку не кидался.

Заблудиться в джунглях – с «Дорожным помощником», «Верным провожатым», «Навигатором Унца»? И ладно бы это были Хенга и Робровен, новички в Черугде, а то ведь с ними Горвен и Правурт, бывалые колониальные службисты, все тропы здесь исходившие. Ну, если не все, то добрую половину.

Они уже который день плутали по глухомани и не могли выбраться ни к человеческому жилью, ни на какую угодно дорогу, проложенную людьми. Ходили кругами. Вдобавок «Ментальные почтальоны» отказали, у всех разом. Впрочем, начальство наверняка уже заметило, что их группа куда-то запропастилась, вот только связаться с ними никак не может.

Два варианта: либо забрели в зачарованное место, либо их самих зачаровали.

Робровен помянул Тейзурга, Горвен на это возразил:

– На кой мы ему сдались?

Правурт предположил, что это козни демонов Хиалы, которые хотят вызволить кого-то из своих, пойманного охотниками за увхо: похоже, в этот раз им попалась знатная добыча.

– Вполне возможно, – согласился Горвен. – Тогда мы тем более должны всех упырей сдать магам. Насчет Тейзурга беру обратно, крухутаки его знают, у него в Хиале полно корешей. Ждем ультиматума и сохраняем боеготовность.

Хвала богам, паникеров и нытиков среди них не было. Все четверо понимали, что влипли, но сдаваться не собирались. Вначале парни настороженно поглядывали на Хенгу, не зная, чего от нее ждать, но вскоре убедились, что «барышня» держится не хуже остальных.

Пусть ей до сих пор не приходилось теряться в джунглях, зато у нее за плечами опыт блужданий по алендийским катакомбам. Если сравнивать, там было хуже.

Они умели ориентироваться по звездам, но небо над кронами вековых деревьев и днем, и ночью было затянуто пасмурной дымкой. Робровен, худощавый и ловкий, вскарабкался наверх, однако ничего утешительного не разузнал: эта хмарь простирается во все стороны, и такое впечатление, что висит низко, накрывая зачарованный участок.

Порой им попадались каменные статуи. Лишнее подтверждение тому, что они наматывают круги, потому что натыкались на одни и те же изваяния не раз и не два.

Крухутак со сложенными домиком крыльями, весь в засохших пятнах помета, присел на корточки на оплетенном лианами пьедестале и глядит на округлый предмет. Вначале кажется, что это чья-то голова, по которой он сейчас долбанет клювом – но нет, перед ним глобус: вот Великий материк, а с другой стороны россыпь островов Оборотного архипелага. Птицечеловек смотрит задумчиво и печально: мол, я-то все знаю, а ты не знаешь.

Дремлет, свернувшись клубком, дикий кот с кисточками на ушах. У него пьедестал сплошь в барельефах, целая история в картинках, но сюжета не разобрать – изображение где растрескалось и осыпалось, где съедено разводами плесени.

Зерл Неотступная с мечом на поясе, в увенчанном шипастым гребнем шлеме. Богиня протянула руку с раскрытой ладонью, словно в ожидании подношения. На ладони тускло блестят монеты: когда набрели на нее в первый раз, каждый положил, что нашлось – но это не помогло им отсюда выбраться, не тот случай, когда вопрос решается молитвой и пожертвованием.

Бредущий куда-то странник с котомкой и посохом, лицо изборождено морщинами. Его по колено захлестнули вездесущие лианы, на голове остатки рассыпавшегося гнезда, а ему все нипочем – идет себе и идет, не сходя со своего постамента.

– Ты когда-нибудь читал о таком? – спросил Горвен у Правурта.

Тот среди них самый эрудированный, ходячая энциклопедия. Был бы парень не амулетчиком, а магом, далеко бы пошел.

– Ничего не попадалось. И это, ребята, странно, потому что все, что относится к Черугде, я изучил от и до. Разве что информация засекреченная.

– Зачарованное место, чтоб его. Может, мы за энный отрезок времени первые, кого угораздило вот так сдуру сюда провалиться.

Две фигурки двигались в том же направлении, что и Хантре с Хеледикой. То скрывались за зелеными холмами, то снова появлялись в поле зрения.

В бинокль разглядели, что это мужчина и женщина с дорожными котомками. Скорее всего, местные жители идут из одной деревни в другую. Они тоже заметили далеких попутчиков, остановились и начали что-то кричать, размахивая руками.

– Подойдем или как? – спросила ведьма.

– Давай подойдем. Хотя наверняка они с кем-то нас перепутали.

Пошли в их сторону, те двинулись навстречу. Молодой парень в широкополой крестьянской шляпе, с суковатой палкой-посохом. Взгляд настороженный: «И за каким демоном вас сюда принесло?» Женщина зрелых лет, в красном платье и богато вышитой куфле, на шее монисто, на голове замысловато накрученный платок с подвесками из бронзовых кругляшей. В отличие от своего спутника, она держалась бойко и дружелюбно, улыбалась незнакомцам:

– Здоровья вам и кадаховой милости! А мы-то вас за соседей приняли!

Сурийская речь, только произношение отличается от олосохарского – медлительное, певучее, как журчащий ручей.

– Если держите путь в ту сторону, идемте вместе до нашей деревни, – предложила женщина. – Мы вас накормим, переночуете под крышей. Сейчас лучше ходить вместе. Бурбуки лютуют, свои гнезда ото всех стерегут, мимо пойдешь – могут до полусмерти заклевать. Хорошо, что со мной Чирван, старостин племянник, они по дороге два раза нападали, а он их палкой.

Чирван озабоченно нахмурился и покрепче стиснул свое оружие, аж костяшки побелели. То ли он был парнем ответственным, но недалеким, и у него взыграл боевой дух. То ли чужаки показались ему не менее опасными, чем бурбуки – голенастые хохлатые птицы с длинными клювами, помельче страусов, зато агрессивные хуже оголодавших диких собак. Хеледика всю дорогу высматривала их издали. Однажды стая из пяти-шести бурбуков устремилась к ним, угрожающе гогоча, но Хантре вытянул руку, и на ладонь ему выбралась из рукава сотканная из золотистого пламени саламандра. Этого хватило: звери и птицы избегают связываться со стихийными существами. Пернатые разбойники повернули обратно, обмениваясь обиженно-задиристыми воплями.

Стихийные и волшебные твари – существа разной природы, непреодолимые для вторых ограничения на первых не действуют. Другое дело, что без магии саламандра не могла притворяться браслетом на запястье у Хантре: когда пересекли границу прорвы, она приняла свой истинный облик и затаилась у него под одеждой.

Песчаная ведьма вопросительно взглянула на спутника, тот кивнул. Дальше пошли вчетвером.

Чирван с палкой на плече помалкивал и бдительно озирался, зато Нунефай сразу принялась непринужденно болтать, как со старыми знакомыми. Ничего удивительного, ведь она оказалась свахой.

Она и в соседние деревни ходила по этим самым делам, да не свезло, так и не нашелся жених для девушки, которую нужно выдать замуж завтра утром, иначе беда… Тут женщина перестала улыбаться, уголки ее губ скорбно опустились, а Чирван еще пуще нахмурился и сшиб палкой коробочку с семенами чешуелистника.

– Почему – беда? – поинтересовалась песчаная ведьма, угадав, что сваха ждет вопроса.

– Ох, беда, тогда мы ее всей деревней в жертву принесем. Так заведено, чтоб урожай не пропал, иначе голодать будем. Ийжу и Мусу, наши милостивцы, согласны на то, чтобы жертву взамен выдали замуж. А если никого не найдется, мы должны будем вспороть ей живот на алтаре милостивцев, ох, давно такой беды у нас не было…

Начала она ровным напевным голосом, а закончила с надрывными причитаниями, как на похоронах. Чирван ожесточенно орудовал палкой, сбивая бутоны и коробочки с травяных стеблей. Если где-то поблизости гнездились бурбуки, они предпочли сделать вид, что их тут нет.

Хеледика тоже помрачнела: это напоминало ее собственную историю. Хотя у нее тогда не было шанса откупиться замужеством.

– Кто такие Ийжу и Мусу? – спросил Хантре по-ларвезийски. – Здесь ведь прорва, откуда здесь волшебные существа?

Пришлось объяснять, что в Сонхи, кроме всем известных великих богов, встречаются местные боги, привязанные к своим территориям, их власть за пределы этих земель не распространяется. Вроде того Духа Местности, которого она вызволила из ловушки в Унских горах. Но местные боги и духи местности – не одно и то же, у этих сущностей разные возможности и обязанности. Местные боги есть не везде, можно обойтись и без них. Обычно за свою благосклонность они требуют с людей подношения, и это не обязательно кровавые жертвы. Если интересно, потом о них почитаешь.

– Можно что-то сделать, чтобы жертвоприношение не состоялось? – обратился Хантре по-сурийски к Нунефай.

– А вы не женаты? – глаза у свахи так и блеснули. – Сделайте доброе дело, возьмите бедняжку в жены, не понравится – сразу после свадьбы объявите о разводе, это дозволяется. Ийжу и Мусу будут довольны, и девушка останется жива, и мы кровопролития не совершим, перед Кадахом и Тавше не согрешим. Или вы… – она осеклась, перевела взгляд на Хеледику и вздохнула.

– Мы не муж и жена, – сказала песчаная ведьма. – Этого достаточно?

– Нужно, чтобы мужчина не состоял в законном браке перед лицом сонхийских богов, не был помолвлен и прежде не брал в жены девушек на алтаре Ийжу и Мусу. В том-то и беда, что у нас тут все или женаты, или помолвлены. А кто еще не успел или овдовел, те уже послужили милостивцам в прошлые годы. Никого не осталось.

Хантре не пришлось уговаривать. Повеселевшая сваха заверила, что развестись и уйти из деревни он сможет в тот же день, богами и псами поклялась. Честно говоря, невеста некрасива, да в придачу немая дурочка, но все равно живая душа, и никто не станет требовать, чтобы он женился на ней насовсем, хвала милостивцам, что все уладилось.

– Она из ваших? – спросила Хеледика.

– Не из наших, – снова вздохнула Нунефай. – Скинулись да на стороне купили, на рынке в городе Керете в магических землях. Не судите нас, кто ж захочет родную дочку в жертву отдавать… Главное, что все по-хорошему решилось, век будем вам благодарны. А после того, как выполните обряд да разведетесь, мы о ней позаботимся. К себе возьму, научу какой-нибудь нехитрой работе, пускай живет, сколько ей отмерено. Смотрите, вон наше кукурузное поле, а за ним домишки. Все ждут, с какой вестью я вернусь, приведу ли жениха, горевать нынче будем или праздновать. Самые глазастые небось уже разглядели, что мы с Чирваном не вдвоем возвращаемся, вот уж для всей деревни удача!

Солнце, почти добравшееся до горизонта, слепило так, что приходилось жмуриться. Горстка домиков за полем, а дальше сплошь золотое небо. Хеледика в душе порадовалась за девушку, которой повезло больше, чем ей пять лет назад.

Высыпавшие навстречу жители деревни одобрительно улыбались. Рослый седовласый староста в черной куфле и шляпе с пучком крашеных перьев степенно поклонился Хантре, после чего жениха увели на мужское застолье, а Хеледику в дом Нунефай, где ожидала своей участи невеста. Худенькая, смуглая, темноглазая, с шапкой черных как смоль вьющихся волос. Должно быть, из тех земель, что лежат к югу от Олосохара. Хотя имя похоже на сурийское – Омлахарисият. Лицо сплошь усеяно воспаленными нарывами, одни с гнойными белесыми головками, другие кровоточат. То ли возрастное – тогда это лечится мазями, то ли навели порчу.

Поглядев в ее затуманенные глаза и понаблюдав за ней, песчаная ведьма решила, что Омлахарисият похожа скорее на околдованную, чем на слабоумную. В прорвах магии нет, но если на человека раньше навели чары, никуда они не денутся, иначе всех пострадавших от колдовства прямиком везли бы сюда.

Хеледика не была до конца уверена в своей догадке: выяснить это можно только за пределами прорвы.

Устроилась в углу на подушке – удобный наблюдательный пункт. Вскоре к ней подсела Нунефай.

– Скажи-ка, милая красавица, господин Хантре бессилием по мужской части не страдает? Важно это… Он ведь должен взять ее, как жену, чтобы обряд состоялся. Если какие сомнения, ты уж мне шепни, не стесняйся, мы тогда для него отвар нужный приготовим, чтобы все как надобно стояло.

– Насколько я знаю, не страдает, – сдержанно ответила Хеледика.

– Что ж, отвар я все равно приготовлю, на всякий случай. Сама видишь, до чего невеста нехороша. Ну, можно и платком рожу прикрыть, лишь бы жених свое дело сделал.

Наконец сваха отстала, и вскоре после этого Хеледика ускользнула во двор. Ночная темень накрыла деревню своей мягкой лапой, лишь кое-где в окошках тускло мерцали масляные лампы. За эти несколько дней песчаная ведьма успела освоиться с тем, что в прорве она видит в темноте хуже, чем привыкла. Зато у нее был с собой иномирский фонарь, господин Эдмар передал им с Хантре через кладовку. Никакой магии, и никакой сложной начинки, которая в Сонхи, по его словам, сразу же выходит из строя из-за магических полей. Плоский кружок величиной с ладонь, изготовленный из особого материала. Главное, держать его весь день на свету, прицепив к котомке или к поясу специальной защелкой.

Едва Хеледика вытащила фонарь из кармана, как он засиял не хуже волшебной лампы. Чтобы не привлекать внимания, прикрыла его полой куфлы. Надо побольше разузнать о том, что здесь происходит. Господин Шеро одобрил бы такой подход. Отогнав тревожные мысли – ей еще предстоит объясняться с господином Шеро за Огрызок, она решила, что все-таки сознается в том, что сделала, но об этом можно подумать и после – ведьма отправилась бродить по деревне. Полученная в Ложе шпионская выучка очень ей пригодилась.

Дом старосты нашла сразу – оттуда доносились мужские голоса, окна светились. Там вовсю идет застолье, с Хантре все в порядке. А в других домах уже спать укладываются. Ничего интересного подслушать не удалось: разговоров не столько о завтрашнем обряде, сколько о предстоящих покупках на рынке в Керете – и у одних, и у других, и у третьих. Словно жители деревни внезапно разбогатели и собираются обзавестись всевозможным добром, которое давно хотели, но не могли себе позволить. Разве у них только что миновала пора сбора урожая? Судя по тому, как выглядят поля и огороды – вроде бы нет.

На окраине белел в лунном свете матерчатый шатер, а внутри стоял новый каменный алтарь. В выемках две фигурки из свежей древесины, условно изображающие мужчину и женщину.

Хеледика все это внимательно рассмотрела, не заходя под сень шатра и ни до чего не дотрагиваясь. Буквально затылком почувствовала, что она тут не одна – и развернулась вовремя, чтобы шагнуть в сторону.

– Что ты здесь делаешь, девушка? – спросил старик с еле теплящимся фонарем в оплетке.

Откуда он взялся? Наверное, сидел за кустарником, темнеющим с другой стороны шатра.

– Хотела поклониться милостивцам Ийжу и Мусу, – нашлась Хеледика. ­– Это ведь их алтарь?

– Ихний, чей же еще.

– Какое все новое да приглядное, – заметила она с почтительным восхищением.

– Милостивцы наши любят обновки, каждые пять лет все меняем, уж так им угодно. Ты ступай-ка в дом Нунефай, нечего тут ночью ходить. Завтра утром все вместе милостивцам поклонимся. Пошли, я тебя отведу. Как ты сюда забрела?

– Вышла по нужде, да заблудилась, – бесхитростным тоном ответила девушка. – В какую сторону идти, не поймешь в потемках. Это милостивцы ваши меня к своему алтарю вывели.

Старик что-то осуждающе проворчал, но ругать ее не стал. Проводил до дома, и после этого деревенские женщины глаз с нее не спускали. Устроили спать на тюфяке на полу, и до утра у чутко дремавшей Хеледики не пропадало ощущение, что ее стерегут.

Заснуть по-настоящему не рискнула. Вроде бы ничего им с Хантре не угрожает, и ситуация понятная, и в разговоре с Нунефай она упомянула о том, что господин Тейзург ждет от них вестей, в случае чего пошлет на поиски наемных солдат, поэтому нельзя им в прорве задерживаться – сваха понятливо покивала и в который раз заверила, что никто их тут не задержит, лишь бы с обрядом выручили.

Нет оснований для беспокойства, а все равно что-то слегка царапает. Как будто что-то не так. Возможно, ей просто кажется? В Мезре ей тоже все казалось и казалось, а потом выяснилось, что и впрямь дела плохи.

Она лежала, как неподвижный песок под луной, слушая дыхание и похрапывание спящих женщин, зудение мошкары, стрекот цикад за окном. Кто-то начал тихонько всхлипывать – в том углу, где уложили Омлахарисият. Потом послышалось утешающее воркование Нунефай, и девушка умолкла.

Дождаться рассвета. И до полудня отсюда уйти. Это же прорва, тут не может быть никаких магических ловушек.

На растянувшемся до полуночи застолье Хантре вначале почти не пил. Хмельной напиток, который местные гонят из кукурузы, оказался дрянным на вкус и куда крепче вина. Но после того как ему подсунули кружку травяного отвара – отследил, что налили только ему – плеснул себе в ту же посудину кукурузного пойла. С конкретной целью вызвать рвотные спазмы. Затея удалась, даже в большей степени, чем рассчитывал. И хотя желудок добросовестно избавился и от алкоголя, и от подозрительного отварчика, и заодно от всего остального выпитого-съеденного, Хантре принялся изображать пьяного.

Увидев, что жених набрался вдрызг, Руджадил, староста деревни, велел уложить его спать от греха подальше. Да и все остальные отправились на боковую: погуляли, и хватит.

Возле изголовья тюфяка ему поставили медный кувшин с кружкой. Когда проснулся незадолго до рассвета, с первого глотка понял – тот же отвар. Дальше пить не стал, потихоньку слил за окно, в котором маячила посреди чуть посветлевшей синевы ущербная луна. В комнате было душно, стоял крепкий запах пота и перегара.

– Ты чего? – сипло спросил Чирван, приподняв голову с соседнего тюфяка.

– Мне по нужде.

– Пошли.

Вернувшись в дом, Хантре потребовал воды – мол, в кувшине было на один глоток, а его сушняк мучает.

После этого уже не уснул. Лежал, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Магии в прорве нет, но обычная человеческая интуиция осталась при нем, и что-то его настораживало. Была во всем происходящем нотка фальши – понять бы еще, где и в чем.

С первыми лучами солнца староста и его домочадцы начали просыпаться. Хантре снова попытались угостить тем же самым отваром, он заявил, что с этого питья его мутит. Сначала   препирались, потом недовольный Руджадил махнул рукой, и все отправились на окраину деревни, где белел шатер.

К полотняным стенкам прицеплены букетики цветов, еще не успевшие завянуть на жаре. Вокруг собралась толпа. Вот и Хеледика, возле ее ног лежат две котомки. Значит, она предполагает убраться отсюда сразу после обряда? Правильно. Непонятно почему, но правильно.

Изобразив радостную улыбку, она помахала ему рукой и заодно сложила пальцы в условный знак: будь начеку.

Ага, ей тоже показалось, что дело нечисто.

Ответил таким же приветственным жестом.

Нарядная Нунефай вывела вперед девушку, с головы до пят укутанную в покрывало, поверх красовался венок из луговых цветов. Староста торжественно объявил Хантре и Омлахарисият мужем и женой перед лицом милостивых покровителей Ийжу и Мусу, толпа разразилась одобрительными криками.

Приглашающим жестом откинув полог шатра, сваха негромко затараторила, обращаясь к жениху:

– Личиком-то она некрасива, да в остальном не хуже других, ты ей на личико не смотри, тряпку не снимай. Возьмешь ее возле алтаря, а после как пожелаешь – или сразу вас проводим, припасов дадим в дорогу, или с нами пировать оставайтесь. И о разводе тут же объявим, все как уговорились.

Нунефай впихнула невесту в шатер, он вошел следом. Внутри мягкий полумрак – натянутое на жерди полотно просвечивало. Небольшой алтарь, как будто только вчера наспех сооруженный из кое-как обтесанного камня. Два деревянных болванчика. Тюфяк для новобрачных накрыт чистой простыней.

Омлахарисият стояла, как истукан. Хантре снял с нее венок и покрывало, положил на землю. Она была босиком, в безрукавой тунике до колен. Худенькая, чтобы не сказать истощенная. Голова и лицо наглухо замотаны платком, в щелке лишь глаза видны – затуманенные, словно время для нее остановилась.

Он сделал то, чего Нунефай категорически советовала не делать – размотал истрепанный платок с разлохмаченными краями. Лицо в нарывах, места живого не осталось. Но вряд ли это заразное – ниже подбородка кожа гладкая. Черные, как сажа, вьющиеся волосы острижены до мочек ушей и клубятся пышным облаком.

Вдруг девушка шагнула вперед и уткнулась ему в плечо – это движение застало его врасплох.

Отстранившись, заглянул ей в глаза, но там был все тот же туман застывшего мгновения.

– Ладно, – тихо сказал Хантре. – Найдем кого-нибудь, кто сможет тебе помочь.

По-ларвезийски, какая разница, Нунефай говорила, что она и по-сурийски ни слова не понимает.

Звук его голоса как будто ей понравился, и она снова прижалась к его плечу – бесхитростно и доверчиво, словно давно его знала.

Хеледика с котомками держалась позади людского сборища. Будто бы стояла расслаблено, греясь в лучах утреннего солнца, а на самом деле изнывала от напряжения. Пока не поднялась буря, песок спокоен.

Пусть силу песчаной ведьмы в прорве как отрезало, натренированная способность подмечать детали осталась при ней. Не нравились ей эти детали. Вызывали вопросы. Здесь ведь совершается традиционный священный обряд, влияющий на урожай и остальные блага, за которые отвечают Ийжу и Мусу? Но почему-то ни песнопений, ни хоровода, да и жреца не видно. Хоть один-то у них должен быть? Можно подумать, за него староста деревни Руджадил, но что-то не похож. Вдобавок жители напоминают толпу на Денежной площади в Аленде на Новый год, перед тем как король начнет бросать с балкона монеты: словно ожидают, что им что-то перепадет, и заранее радуются.

Она ни о чем не спрашивала, не выказывала удивления – и на нее не обращали внимания. А потом к ней протиснулась рассерженная Нунефай:

– Ты чего не сказала-то, что у него с этим делом не все ладно?! Я ж тебя спрашивала!

Сваха еще вчера отбросила церемонии и начала вести себя с ней, как старшая женщина с девчонкой.

– А что неладно?

– Да сидят они там рядышком и ничего больше! Уж сколько времени сидят. А он должен взять ее, как жену на брачном ложе. Отвар пить не стал, а куда он годится без отвара! Лицом красивый, да нутром немощный... Вот еще беда, какую не ждали!

– Я не знаю, чего он так, – изобразив простодушную улыбку, ответила Хеледика.

– Да платок он с нее размотал, хотя я говорила – не трожь, на личико не смотри. Если уж взялись помогать, должны помочь! Ты вот что, давай-ка залезешь к ним, да как-нибудь подсобишь. Ну, так или эдак, но чтоб он взял ее как положено. Ступай туда, и кувшинчик с отваром я тебе дам, пускай выпьет. А сумки свои тут оставь, никуда не денутся.

– Сумки мне понадобятся, – заявила Хеледика. – Я знаю, что никто не тронет, да у меня там лежит кое-что полезное – может, пригодится, как раз по этой части. Не помню, в которой лежит.

– Пошли! – раздраженно махнула рукой Нунефай.

Возле шатра сунула ей кувшин и кружку, и Хеледика ввалилась внутрь, как нагруженный багажом и угощением из буфета пассажир в вагон поезда. Кто-то опустил у нее за спиной холщовый полог.

Они и впрямь сидели рядом на тюфяке. Девушка с закрытыми глазами прислонилась к Хантре, тот одной рукой обнимал ее за плечи – ни намека на чувственность, жест защиты. Выражение лица у него было хмурое и напряженно-задумчивое, словно трудную задачу в уме решает.

– Надо отсюда сматываться, – тихо произнес он по-ларвезийски, подняв взгляд на песчаную ведьму.

– А с ней как же?

– Заберем с собой.

– Тогда нужно, чтобы ты взял ее в жены, как они требуют.

– Исключено.

– Почему? – прошептала Хеледика, присев напротив. – Мне тоже кажется, что они в чем-то темнят, но я все перебрала – и как-то ничего не сходится. По-моему, она зачарована, но навести чары на одного человека через другого в прорве невозможно. Если яд, то проще было отравить нас за ужином. Если зараза, как у нее на лице, то способ навредить слишком сложный, а до границы прорвы недалеко, выйдем отсюда – там и лекари под дланью, и магия. И господин Тейзург этого так не оставит, им тогда не жить.

– Не в этом дело.

– А в чем тогда?

– Не могу определить. Но я этого не хочу.

– Ну… бывает. Нунефай дала мне возбуждающего отвара. Иначе нам не позволят забрать ее с собой и принесут в жертву.

– Исключено, – повторил Хантре. – Как раз этого делать нельзя. Здесь у меня восприятие перекрыто, но все равно есть буквально шкурное ощущение, что так нельзя. Иначе… Как будто из-за этого что-то изменится. Если сравнивать, как будто солнце в небе потускнеет.

– По-настоящему?.. – у Хеледики мурашки по спине пробежали, таким тоном он это сказал.

Секунду-другую сосредоточенно помолчав, Хантре ответил:

– Не по-настоящему, но для нее – точно. И для меня тоже.

Все-таки он не просто видящий восемь из десяти, а бывший Страж Мира. Возможно, у него даже в прорве восприятие не полностью отказало, что-то осталось. Подумав об этом, ведьма с сожалением взглянула на Омлахарисият и согласилась:

– Тогда надо уходить. Только они ее нам не отдадут.

– Это я беру на себя. У тебя ведь есть еще одна пара обуви?

– Есть. Они подслушивают… Но я знаю, что делать.

Хеледика принялась рыться в своей котомке, приговаривая по-сурийски:

– Не беда, сейчас мы тебя приоденем – красавицей будешь! А ты пока отвернись, посмотришь на нее, когда я скажу. И сразу тебе захочется, потому что мы с ней станем одинаковые, будто бы две меня…

За полотняной стенкой Нунефай одобрительно цокнула языком.

Ведьма не очень-то рассчитывала на то, что им удастся прорваться втроем. Скорее всего, девушка обречена, но попытаться стоит. Вытащила свернутые шаровары и шнурованные парусиновые ботинки: убегать босиком и без штанов – это совсем не то, что убегать в удобной обуви и подходящей одежде.

Этой зимой в Аленде на нее напали: швырнули сгусток пламени Анхады, уничтоживший олосохарский песок, который был спрятан в том числе под стельками. Подошвы пришли в негодность, и как она ковыляла в дырявых сапожках по заснеженным закоулкам – такое нескоро забудешь. Поэтому в котомке лежали запасные ботинки: хорошо, если не пригодятся. Однако же пригодились, хоть и не для нее. Повезло, что размер ступни у них с Омлахарисият почти совпадает.

– Теперь ты нарядная, мы из тебя настоящую невесту сделали! – объявила Хеледика для тех, кто толпился снаружи. – Я тебя одела, а жених тебя разденет, давай-ка еще шарф на лицо…

Одновременно с этим она сунула за пояс стилет в ножнах и надела свою котомку, а Хантре надел свою, после чего шагнул за алтарь и полоснул ножом по задней стенке шатра.

Песчаная ведьма взяла девушку за руку. Если не захочет с ними пойти, начнет упираться – тогда никаких шансов… Но та пошла, как будто безоговорочно им доверяла.

Разумеется, они оказались лицом к лицу с жителями деревушки, обступившими шатер со всех сторон.

– С дороги! – приказал Хантре.

Люди негодующе зароптали, но тут он выдернул одну из поддерживавших полог жердей, крутанул, как боевой посох, и те попятились.

– К полю! – бросил он девушкам.

Рассчитывает оторваться, петляя в зарослях кукурузы? Хеледика решила, что это вряд ли получится, и решила воспользоваться другим путем к спасению:

– Вы смерти ищете?! Если мы послезавтра не выйдем из прорвы, господин Тейзург, князь Ляраны, пришлет сюда солдат, они тут всех вырежут!

– Уходите! – гневно крикнул Руджадил. – Никто вас не тронет, убирайтесь! Только ее оставьте!

– Обманщики бесстыжие, обещали помочь, а сами хотите беду на нас накликать! – подхватила Нунефай. – До чего же вы скверные люди, кто вашему слову поверит, тот тыщу раз слезами умоется, ворье бесчестное!

– Она уйдет с нами, – сказал Хантре, когда сваха умолкла.

– Она принадлежит деревне! – возразил староста. – Вас никто не держит, а девчонка останется для обряда. Ты мог бы ее спасти, да не пожелал, вот и не обессудь. Это будет твоя вина, что она умрет страшной смертью!

– Молодой да немощный, как столетний мул! – со  злостью подхватила Нунефай.

– Лучше пропустите нас по-хорошему. Вместе с ней.

– Сказано тебе – уходи со своей девкой, никто вас тут не неволит! Обманули нас, а теперь еще и ограбить хотите?!

– У вас есть последняя возможность решить дело миром. Пропустите нас.

– А ежели вместе с ней не пропустим, тогда что сделаешь? – Руджадил сощурился, как будто отчитывал зарвавшегося  мальчишку. – Чего ты бахвалишься, ты ведь на нашей земле колдовать не можешь! Парни у нас боевые, нас много, а у тебя только два ножа.

– А у меня только два ножа, – подтвердил Хантре. – И только одна голодная саламандра.

На ладонь ему выскользнула сияющая золотистым пламенем ящерка. Хеледика и забыла, что у него припрятан в рукаве такой козырь… В буквальном смысле в рукаве. Желтая саламандра – не самая опасная, ее можно прогнать с помощью заклинания или поймать в ловушку, именно желтых и красных маги чаще всего и ловят. Но только не в прорве, здесь люди перед ней беззащитны.

– Одно мое слово, и от вашей кукурузы ничего не останется. Насчет домов и сараев тоже как повезет. А мы все равно уйдем вместе с Омлахарисият, в огненном кольце.

Люди ошеломленно молчали. Потом в задних рядах начали негромко переговариваться и как будто спорить: кто-то предлагал их отпустить, другие не соглашались.

– Нет уж, перед этим ты должен взять ее на ложе, как жену, – отрезал Руджадил. – Или мы должны будем принести ее в жертву Ийжу и Мусу, и виноват в этом будешь ты! Ну, что тебе стоит сделать то, что надобно?! Отвар из наших травок тебе не повредит, полдеревни его употребляет, и никому с него худо не было, клянусь богами и псами!

– А можете поклясться богами и псами, что Ийжу и Мусу, боги-покровители вашей деревни, требуют, чтобы вы резали девушек на их алтаре? – вмешалась в разговор Хеледика.

– Клянусь богами и псами, если он не возьмет Омлахарисият в жены, мы должны вспороть ей живот на алтаре Ийжу и Мусу! – выпалила Нунефай.

«Ну что, довольна, дрянь ты этакая?!» – читалась у нее на лице.

– Не так! Поклянитесь, что боги-покровители вашей деревни требуют, чтобы на их алтаре резали девушек – в точности, как я сказала, – уставившись ей в глаза, потребовала ученица Шеро Крелдона.

– Клянусь! – выплюнула сваха.

– Богами и псами? – уточнила песчаная ведьма. – В том, что Ийжу и Мусу – боги-покровители вашей деревни, и у вас с давних пор заведено каждый год резать людей на их алтаре? Клянешься именно в этом богами и псами?

– Да много для тебя чести! – взвизгнула побагровевшая Нунефай. – Чтоб я за тобой, соплячкой бесстыжей, глупости повторяла, да еще и священной клятвой тебе клялась!

– Тогда сойдет и кто-нибудь другой. Кто из вас готов поклясться в этом богами и псами – произнести слово в слово, как я сказала?

Повисло тяжелое молчание. Люди смотрели угрюмо, у Руджадила ходили желваки. Из задних рядов донеслось горестное:

– Да зря мы…

– Это точно, что зря, – бросил Хантре. – Не знаю, зачем вам это понадобилось, но для вас дешевле обойдется отпустить нас. Иначе сейчас все тут полыхнет.

– Не дешевле! – Нунефай плюнула ему под ноги. – Да будьте вы прокляты!

– Забери себе! – яростно прошипела в ответ песчаная ведьма.

В прорве она не могла использовать отражающее заклятье, но вложила в сказанное столько воли, что женщина отшатнулась, словно получив оплеуху. Волевой импульс иной раз работает не хуже магии.

Хантре что-то тихо произнес, обращаясь к саламандре – стихийные существа понимают людскую речь – и ящерка, сверкнув золотистым бликом, спрыгнула на землю. Трава вспыхнула, люди шарахнулись в стороны.

– Идем! – он потащил за собой обеих девушек, отступая к полю.

Шатер охватило пламя, затрещал составленный из жердей каркас. В толпе поднялся крик: одни в панике взывали к Кадаху-Радетелю, защитнику нажитого добра, другие поносили окаянных гостей, которые оказались хуже демонов Хиалы, третьи ругались между собой, да еще в чем-то обвиняли Руджадила и Нунефай.

Так я и думала, хмыкнула про себя Хеледика.

Через несколько мгновений огонь погас, а саламандра вновь запрыгнула к Хантре на ладонь. Пахло гарью, от шатра осталось одно воспоминание. Посреди пепелища торчал почернелый закопченный алтарь, деревянные фигурки Ийжу и Мусу сгорели дотла.

– Если кто-нибудь захочет нам помешать, второй пожар уничтожит кукурузное поле, третий – ваши дома. Руджадил, ты бы послушал тех, кто говорит, что зря вы это затеяли.

Староста глядел мрачнее тучи, но не проронил ни слова.

– Уходите вместе с ней, только ничего не жгите! – ответил вместо него дряхлый старик, обеими руками опиравшийся на клюку. – И не серчайте, они не со зла…

Закашлялся, не договорив – то ли от едкой гари, то ли решил не выбалтывать лишнего.

– Если нам вдогонку что-нибудь прилетит, саламандра устроит большой пожар и не станет гасить пламя, как в этот раз, – предупредил Хантре. – Не важно, в кого из нас вы будете целиться и в кого попадете. Если не хотите большой беды, остановите тех, кто заодно с Руджадилом и Нунефай.

Ругань в толпе вспыхнула с новой силой.

Обогнув деревню, трое беглецов направились в ту сторону, где находилась граница Кукурузной Прорвы. Солнце нещадно пекло, распластавшаяся на плече у Хантре саламандра в его лучах казалась почти прозрачной: не присмотришься – не заметишь. Хеледика держала за руку Омлахарисият, та послушно шагала с ней рядом.

Ему давно не было так хреново. Даже весной в Аленде, когда там заправлял «Властелин Сонхи». Там он ничего не мог сделать против разгулявшихся подонков, а тут сам чуть не поступил, как подонок.

Он и в самом деле готов был спалить деревню, если им не позволят забрать с собой Омлахарисият. Хорошо, что у местных хватило ума пойти на компромисс.

Человеческие жертвоприношения – последняя дрянь, а если человек при этом испытывает страдания – дрянь втройне. Девушку собирались убить мучительным способом, нельзя было ее там оставлять.

Выполнить их требование, взять ее в жены? Тоже нельзя.

Не смог бы объяснить, в чем дело. Когда сказал насчет потускневшего солнца, это был не вычурный оборот, а попытка выразить свои ощущения хотя бы через метафору. У Эдмара получилось бы лучше, постоянно практикуется.

Но он знал наверняка, что если бы поддался на уговоры, выпил бы этот чертов отвар и сделал то, чего они так настойчиво добивались, солнце действительно потускнело бы. Как будто распахнула зев мутная трясина, где по определению не бывает солнца – он ощущал это позвоночником, костями, кровью, буквально на телесном уровне, как и сказал Хеледике.

Я бы после этого не захотел жить дальше.

Почему?.. Этого тоже не мог объяснить. И пусть он поступил хреново, любой другой из предложенных вариантов был бы еще хреновей. Чувствовал это хребтом, спинным мозгом, а в чем подвох, никак разобраться не мог.

Его лихорадило, несмотря на полуденный зной и на тепло, исходившее от Риии, которая так и сидела у него на плече.

– Тебя знобит? – спросила Хеледика.

– Пройдет.

– Пока я ее переодевала, налила во флакон немного этого питья из кувшина. Потом проверим, что за зелье.

– Ага.

– Околдована она или нет, смогу сказать, когда выйдем из прорвы. Выйти надо как можно скорее, за нами идут – Руджадил, Чирван и еще двое.

Перед этим песчаная ведьма приотстала, чтобы оглядеть окрестности в бинокль, а потом бегом догнала Хантре и Омлахарисият.

– Вопрос, на что они рассчитывают, если с нами саламандра.

– Возможно, кто-то из них и есть заказчик, и возможно, он тоже маг. Непонятная история… Как думаешь, она не может нести в себе «ведьмину мясорубку»?

– Вот это не исключено. Буду в готовности.

– В прорве «мясорубка» не сработает, но если расчет на то, что ты переспишь с ней, а потом заберешь с собой… Хотя тогда непонятно, зачем нужно было, чтобы ты во что бы то ни стало с ней переспал. «Мясорубки» активируются не так.

– Может, в этот раз закляли на такую активацию?

– Как только выйдем, я смогу определить, есть ли «мясорубка». Хорошо, что на ней мои ботинки с песком под стельками – это поможет мне ее контролировать.

Пока обсуждали этот вопрос, он более-менее успокоился, даже озноб начал утихать. Все нормально. Он не сделал ничего непоправимого. И не спалил эту чертову деревню. Но ведь мог?

Часы у всех четверых шли по-разному. У Горвена и Робровена спешили, у Правурта отставали, у Хенги и вовсе остановились.

Провизия закончилась. Питались съедобными кореньями и плодами, улитками, мелкой дичью, которая изредка попадалась – возможно, шныряла туда-сюда сквозь барьер, отделявший зачарованное место от остальных джунглей. Это подталкивало к выводу, что ловушка рассчитана не на любую живность, только на людей.

Обезьян тут, хвала богам, не было: неведомая сила, поймавшая амулетчиков, хотя бы в этом проявила милосердие. Хотя Робровен высказался, что не милосердие это, а подлый расчет, чтоб они поскорее совсем оголодали, потому что в обезьяне мяса побольше, чем в улитке или ящерице.

Пили из ручья, перед тем опустив в кружку с водой «Чистую каплю» и сосчитав до десяти. Правурт даже приспособился с помощью «Огнедела» варить в жестяных кружках супчик из улиток с мелко нарезанным бурым луком, жгучим и горьким, зато полезным. Тропический бурый лук используют для лекарственных снадобий, просто так не едят, но выбирать не приходилось.

Очертив защитный круг, измученная четверка устроилась на ночлег посреди душной темноты. Все на той же прогалине, в который раз сюда вернулись, проблуждав весь день в поисках выхода. У каждого был «Луногляд», позволявший видеть бледные, как в лунном свете, лица товарищей, стволы деревьев, извивы лиан, словно вырезанные из темной бумаги листья на ближайших ветках.

Может, они уже умерли, сами того не зная, и неприкаянно бродят по тропам серых пределов? Хенга подозревала, что не у нее одной закрадывалась такая мысль. Но это истерика и первый шажок к безумию, масса признаков указывает на то, что они живы. Пока еще живы.

Сидели в угрюмом молчании, допиваяостатки теплой воды из кружек. Последнюю щепотку чайной заварки израсходовали позавчера.

– Крупная зверюга! – внезапно оживился Робровен. ­­– Гляньте туда, только не спугните.

Остальные повернули головы: венценосная ящерица с муаровым рисунком на спинке глядела на них, распластавшись на замшелой коряге. Длиной в локоть. Если такую запечь, каждому достанется порция с куриную ножку.

– Еще одна, – шепнул Правурт. – Эта покрупнее будет…

– Да их тут много, – заметил Робровен, теперь уже скорее с опаской, чем обрадовано. – Откуда взялись… Сожрать нас хотят?

Рептилии окружили стоянку со всех сторон. Сколько их – несколько десятков?

– Щиты! – скомандовал Горвен, и после того как все активировали «Незримые щиты», добавил: – Жрут они насекомых, на человека не нападают. Теоретически. Но эти ведут себя странно.

Люди поднялись на ноги. Венценосные ящерицы считаются любимицами Зерл, их нередко изображают в ее храмах. Однако это не исключает того, что маг или демон может взять животных под контроль и использовать в своих целях.

Происходило нечто непонятное, но наконец хоть что-то начало происходить.

Их прогалину как будто накрыло стеклянным колпаком. Возникло ощущение, что пространство сжалось до размеров небольшого зала, вдобавок все лесные звуки как отрезало. Абсолютная тишина, каждый из амулетчиков улавливал только дыхание товарищей. А потом послышался легкий шорох, и из темноты выступила еще одна венценосная ящерица – величиной с лошадь, от кожистого гребешка у нее на голове исходило сияние. Остановилась, глядя на людей, и в следующее мгновение ее голова превратилась в человеческую, вместо гребня рептилии – золотой обруч, усыпанный мерцающими самоцветами.

Лицо танцовщицы из «Несокрушимых столов». Грива черных волос с единственной рыжей прядью – в криффской харчевне этой пряди то ли не было, то ли она не бросалась в глаза, иначе хоть у кого-нибудь закралась бы догадка – ниспадала почти до земли.

Не просигналил ни один из амулетов, предупреждающих о присутствии демонов, нежити или волшебного народца. На сонхийских богов эти амулеты не реагируют.

Горвен первым преодолел оцепенение и низко поклонился, подавая пример остальным, после чего спросил:

– Чем мы тебя прогневали, Госпожа Зерл?

– Чем обычно, – и голос тот же, что Хенга слышала в «Несокрушимых столах». – Глупостью человеческой.

– Прошу указать, Неотступная Госпожа, в чем мы проявили глупость, и как можем исправить свой промах, чтобы снискать твою милость? – почтительно и дипломатично осведомился старший в четверке.

– Отдайте.

– Что мы должны отдать тебе, Госпожа?

– Захваченную вами душу воина.

– Госпожа, мы охотимся на увхо, и все, кого мы захватили, нападали на людей, – ответил Горвен, в то время как стоявшая рядом с ним Хенга взмокла от напряжения. – Возможно ли, что мы допустили ошибку?

– Этот не нападал, а защищал. Призрачный телохранитель, а вы приняли его за увхо, – богиня с лицом цвета бронзы слегка улыбнулась. – Отдайте мне эту сущность, и сможете отсюда уйти.

– От себя и от имени всех своих подчиненных прошу прощения за ошибку, – старший вновь согнулся в низком поклоне, и вслед за ним Хенга, Правурт и Робровен.

Выпрямившись, Горвен спросил:

– Прошу подсказать, милостивая Госпожа, у кого из нас находится нужный артефакт?

– У нее.

– Хенга, доставай все что есть. И надо будет еще определить, в котором из кристаллов...

– Я увижу, в котором, – Зерл опять поощрительно улыбнулась ему, после чего добавила: – Если бы вы приняли к сведению мои предыдущие подсказки…

Амулетчица торопливо повытаскивала из кармашков свою добычу.

– Вот он, – Неотступная всего на миг удостоила ее взглядом и ловко подцепила когтем, будто отлитым из золота, одну из подвесок.

Остальные Хенга выронила, пальцы тряслись. Ничего, потом она соберет их. Какая же она дура…

Богиня-ящерица с женской головой стояла на трех лапах, а четвертую, с покачивающимся на цепочке кристаллом, подняла на уровень своего лица.

– Ты согласен стать моим сыном?

Должно быть, пленник ловчего артефакта что-то ответил, потому что Зерл спросила:

– Искупить вину?.. Судя по тому, что я вижу, ты давно все искупил, пора начинать новую жизнь. У тебя будет хорошая жизнь, вот увидишь… Что?.. Нет, я не враждую с Творцом, и ты не станешь отступником… Вот как?.. В это я не могу вмешиваться, не спрашивай почему… Посмотрим, как будут развиваться события… Для того чтобы на что-то повлиять, тебе нужно переродиться в мире живых, и я тебе предлагаю наилучший вариант!

Она закинула кристалл в рот и через секунду выплюнула, словно вишневую косточку. Артефакт упал возле ботинка Хенги. Прозрачный, как бесцветное стекло – значит, пойманного духа внутри уже нет, он теперь по чреве у Неотступной.

– Госпожа… – тихо вымолвила амулетчица. – Прости…

Тело как будто одеревенело. Даже поклониться, как подобает, не смогла.

Зерл взглянула на нее сверху вниз.

– Я трижды давала тебе шанс. А теперь, если хочешь заслужить мою милость, приходи в монастырь Золотых Ящериц – одна, пешком, и по дороге постарайся понять хотя бы на полушку больше того, что понимаешь сейчас.

Сказав это, ящерица с женской головой скользнула в ночные заросли, и остальные рептилии исчезли вслед за ней.

– Звезды видны, – заметил после паузы Горвен, поглядев на небо. – Завтра отсюда выберемся, а сейчас ночуем.

Так ведь не бывает?.. Все произошедшее казалось Хенге сном. И не только ей, остальным тоже. Но в траве валялись ловчие артефакты, а чуть в стороне еще один, с бесцветным кристаллом – единственное доказательство того, что это не сон.

На западной границе Кукурузной Прорвы изгороди не было. Пересекли невидимую черту – и восприятие враз изменилось. Хантре невольно стиснул зубы, ощутив отдаленный ментальный шум, от   которого отдыхал несколько дней.

– Омлахарисият зачарована, – минуту спустя сообщила Хеледика. –  Она в этих чарах, как в паучьем коконе, нужно их распутать, я потом попробую. И никакой «мясорубки» у нее нет. Нас догоняют. Наверняка среди них маг или амулетчик, приготовься.

– Я готов, – отозвался Хантре, одновременно отправив мыслевесть Тейзургу.

«Я рад, что ты внял моему предупреждению, – довольно промурлыкал собеседник. – Иной раз доброе слово способно творить чудеса, даже без пистолета. В особенности, если это мое доброе слово».

«При чем тут бартогские пистолеты?»

«Да ни при чем, просто так. Где вы находитесь?».

Вытащив из поясной сумки «Навигатор Унца», Хантре сообщил координаты.

«Ближайший к вам город – Керет, двенадцать-тринадцать шабов на юго-юго-запад. Так себе дыра, но там рынок, и оттуда во все стороны ходят караваны. У меня там кое-кто есть, отправлю вам навстречу».

«У нас на хвосте погоня».

«Кто? По моим данным, из Шибевата за вами никого не посылали. Если осведомители ввели меня в заблуждение, они, надеюсь, понимают, что с ними будет...»

«Не оттуда. Это местные, из прорвы. И с ними кто-то еще. Потом расскажу, сейчас некогда».

«Ты везде найдешь приключений, даже если послать тебя в лавку за хлебом. Сколько их?»

«Четверо. Я справлюсь. Они уже близко».

Преследователи догоняли. Тоже пешие – лошадей в деревне не держали, а ишаков эти четверо с собой не взяли. Интересно, почему? Побоялись, что животных что-то напугает, и те сбегут?

Руджадил и Чирван. С ними еще двое в низко надвинутых шляпах – у одного с залихватским пером, у другого опоясывающая тулью лента сверкает стекляшками, и в придачу куфла так и переливается бисером. Нунефай, сменившая юбку на шаровары? Не она, вдобавок не разобрать, женщина это или мужчина.

В деревне Хантре этих двоих не видел. Старались не попадаться на глаза? Скорее всего.

– Ведьма, – тихо сказала Хеледика, после того как он передал ей бинокль. – Стекольная. Ее зовут Ламенга Эрзевальд. Она в розыске, весной в Аленде сотрудничала с Лормой и Мулмонгом. С пером не пойму кто, вроде бы его портрет я тоже видела среди тех, кого разыскивает Ложа. Ламенга сильная ведьма, но я сильнее.

– Знаю о ней. Это она тогда поймала нас в Жафеньяле по заказу Ктармы.

– На что они рассчитывают? – в раздумье произнесла девушка. – На что-то ведь рассчитывают, раз увязались за нами.

Хантре взглянул на Омлахарисият. Та безучастно стояла рядом, и выражение ее покрытого болячками лица нельзя было назвать ни пустым, ни осмысленным – просто юное человеческое лицо в застывшем мгновении. Вновь ощутил отголосок прежнего озноба: хорошо, что они избежали… Чего?.. Насчет этого так и не прояснилось, но если б не избежали, дальше было бы совсем плохо. Для обоих. Главная опасность позади, а теперь нужно доставить ее туда, где ей смогут помочь.

– Ламенгу я беру на себя, – деловито предупредила Хеледика. – У нее стекляшки, у меня песок.

– Возможно, у нее есть что-то еще.

– Вряд ли оно сильнее песка великой пустыни.

Погоня приближалась. Стекольная ведьма держала предмет, похожий на всклокоченную меховую муфту. Ловушка для саламандры? Риии лучше не выпускать, для нее это добром не кончится.

– Уважаемые, вы нас ограбили! – издали крикнул запыхавшийся от быстрой ходьбы Руджадил. – Верните то, что беззаконно присвоили, больше нам ничего не нужно! Мы честные люди, не разбойники!

– Если вы про кукурузные лепешки, мы их уже съели по дороге! – крикнул в ответ Хантре.

– Верните нам девушку! Мы ее купили в Керете, а вы взяли да увели с собой! Если вам нужна прислуга, сами на рынке покупайте, зачем же нас обижать? Отплатили за гостеприимство, пусть вам будет совестно!

– А вам убивать людей не совестно? – спросила Хеледика.

– Мы уже все решили по-хорошему, нашелся для нее жених. Богами и псами клянусь, мы не принесем ее в жертву на алтаре Ийжу и Мусу! Верните ее нам.

– Конечно, не принесете, потому что нет никаких Ийжу и Мусу. Для чего вам понадобилось это представление?

Староста еще больше побагровел и слегка дернул подбородком, словно хотел взглянуть на шагавшего рядом мужчину, но удержался. Не в курсе он, для чего. Ему за это заплатили, и не его ума дело, какую цель преследуют наниматели.

Обладатель шляпы с пером определенно не был сурийцем, несмотря на характерно подстриженную темную бородку. Военная выправка, немолод, взгляд из-под полей оценивающий, бывалый. Как будто не маг, но у него мощные амулеты.

– Капитан Начелдон? – обратилась к нему Хеледика по-ларвезийски. – Бывший капитан Начелдон, заочно разжалованный за предательство и сговор с врагами.

Сердце на миг сбилось с ритма, когда она назвала эту сомнительную личность по имени. Капитану Начелдону что-то известно о заснеженной тропе. Кто-то однажды об этом сказал... Но кто и когда, Хантре никак не мог вспомнить, да и не важно, потому что в Сонхи он дома, вдобавок не до того сейчас.

– Я, милая барышня, отставной капитан, и в отставку вышел давненько, после того как честно отслужил в колониях, – отозвался тот, кого изобличили, тоже на чистейшем ларвезийском. – В чем меня обвиняют, пусть сначала докажут.

– Обвиняют вас в том, что сейчас вы служите вурване Лорме, и доказательства у Ложи есть.

– Да что вы говорите, милая барышня, про Накопители-то небось знаете правду? Не судите других, не поглядевши на тех, кому служите сами. Тоже ведь продались с потрохами за шкурную выгоду.

– На государственной службе люди разные, есть хорошие, есть недостойные, я видела тех и других. Но вы-то на побегушках у кровопийцы, которая только и делает, что убивает людей, и при этом старается причинить им побольше страданий. Милый разжалованный капитан.

Последние слова Хеледика произнесла в точности с той же интонацией, с какой Начелдон называл ее «милой барышней». Мужчине это не понравилось, его взгляд потяжелел – словно сейчас пустит в ходу кулаки. Однако же он ничего больше не сказал и не двинулся с места.

Руджадил заметно нервничал, выглядел недовольным, на его набрякшем лице читалось «эх, зря вы меня в это втравили». Должно быть, ему наобещали, что все пройдет как по маслу, а потом щедро заплатят, но на деле получилось не так, как сулили заказчики.

Чирван переминался с ноги на ногу, дыхание сбилось, на лбу капли пота, но это не мешало ему с вожделением смотреть на Хеледику.

«Этот скоро умрет, – мелькнуло внезапной вспышкой. – И… и кажется, убью его я».

От этой мысли Хантре прошило коротким ознобом: как будто он не просто убьет, а сделает что-то запретное.

Самой невозмутимой в этой компании была стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд. Грубоватое лицо тертой жизнью авантюристки затенено полями шляпы, мочки ушей оттягивают серьги – грозди красных бусин. Ей дает силу цветное стекло – желтое, красное, зеленое, коричневое, и она запаслась им с лихвой: лента на шляпе усыпана стразами, куфла и штаны расшиты стеклярусом, наверняка есть и в потайных карманах. Этого достаточно, чтобы она могла схлестнуться в поединке с сильным магом. А он сейчас не настолько силен, как до нангерских приключений. Зато с ним песчаная ведьма.

– Сударь, отдайте нам эту девушку, – голос Ламенги звучал миролюбиво и рассудительно. – Жениться не захотели, так зачем она вам?

– Доставлю ее туда, где ей окажут помощь.

– Мы сами о ней позаботимся. А ежели хотите ее забрать, женитесь, как вам раньше было предложено.

– Зачем?

– Что вам за интерес до чужих житейских дел? Попросили вас выручить деревню, вы не захотели – что ж, всяк сам себе хозяин. Разойдемся в разные стороны, только девушку отдайте, а то нехорошо получается.

– Так она тоже себе хозяйка. Сейчас она зачарована, и мы собираемся решить эту проблему, – он сумел произнести это ровным голосом, несмотря на проходящие по хребту волны дрожи.

– Сударь, мы в Суринани, в этих краях которые невольники, те себе не хозяева. Езжайте в просвещенную страну и там об этих материях толкуйте, а здесь вас не поймут. Для них дурная собой девушка – грошовый товар, и ничего не попишешь.

– А если она грошовый товар, что вы так распереживались? – вмешалась Хеледика. – Давайте, мы за нее заплатим, и вы от нас отвяжетесь. Сколько там грошей вы потратили?

Эдмар еще до Шибевата передал им через кладовку денег. Но если бы все решалось так просто…

– Мы сами готовы вам заплатить, – с напором, как рыночная торговка, возразила стекольная ведьма. – Нам лишь бы уладить это дельце полюбовно да разойтись, нет же вы уперлись… Какая сумма отступного вас устроит? Чирван, доставай кошель.

Чирван шагнул вперед косолапо и нетвердо, словно у него колени тряслись, и сунул руку в висевшую через плечо сумку с истрепанной бахромой.

Уловив опасность – не оттуда, откуда ждал – Хантре успел выставить магический щит, и тут стекляшки на шляпе Ламенги все разом сверкнули, да так, что его буквально ослепило.

Щит прорвало насквозь, и в следующий момент он истаял. Или, скорее, полыхнул и сгорел в мгновение ока. Рядом вскрикнула Хеледика.

Перед глазами плавали цветные круги, Риии уцепилась крохотными коготками за правую лопатку и как будто пыталась что-то ему сказать… Ага, понял: это пламя ей неподвластно.

– Они использовали огонь Анхады, – с холодной яростью бросила песчаная ведьма. – Мой песок пропал. Надеетесь, это сойдет вам с рук?

– Не всегда же, милая барышня, на вашей улице музыка да гульба, – с торжеством отозвался капитан Начелдон.

Плохо. Олосохарский песок уничтожен пламенем, добытым из огненной реки Нижнего мира, а без него песчаная ведьма за пределами великой пустыни колдовать не может. Сейчас она обыкновенная девушка без магических способностей, и если раньше они вдвоем защищали Омлахарисият, то теперь он должен в одиночку защитить двоих.

Несмотря на резь в глазах, Хантре сумел кое-что разглядеть. На земле валялся небольшой глиняный сосуд с треснувшим горлышком – видимо, его-то и достал из сумки Чирван, сорвал печать, швырнул в Хеледику. Та стояла рядом с Омлахарисият, и песок под стельками второй пары обуви тоже выгорел, превратился в стеклянистое крошево. Подвластно ли это крошево стекольной ведьме? Если оттенок желтоватый, то подвластно.

Пламень Анхады почти не оставляет ожогов, зато магию изводит без остатка. Те материальные предметы, которые содержали в себе что-либо волшебное, тоже могут частично пострадать.

Зрение кое-как сфокусировалось, и он увидел, что одежда обеих девушек превратилась в лохмотья, парусиновые ботинки тоже в плачевном состоянии. Капитан Начелдон глядел на них со злорадной ухмылкой, Руджадил – с явным облегчением: все ж таки сила на стороне его нанимателей. Чирван жадно уставился на Хеледику, разве что руки к ней не тянул.

– Сами видите, сударь, не выиграть вам эту партию, – Ламенга говорила сдержанным тоном, как будто давая понять, что совсем уж рассориться она не желает (а то мало ли, как в дальнейшем все повернется). – Омлахарисият мы заберем.

Она не только ослепила его вспышкой, заодно еще и навела какие-то чары, из-за которых он чувствовал себя оглушенным. Применить сейчас боевое заклятье или, на худой конец, просто ударить импульсом – все равно, что поднять онемелыми руками тяжелую гирю. Не получится. Прямо сейчас не получится. Сколько ему понадобится времени, чтобы прийти в себя – час, полтора часа?

Зачарованная девушка шатко двинулась вперед: стекло под стельками ее рваных ботинок по велению ведьмы заставляло ее переставлять ноги, как марионетку. Хеледика схватила ее за руку, а Чирван воспользовался поводом, чтобы схватить Хеледику.

Он шагнул вбок, заходя парню за спину. Оглушило его только в магическом смысле, двигаться он мог с нормальной для себя скоростью. Глаза болели и слезились, но это не помеха.

Ламенга не придала значения его маневру. Тем лучше, если противник отвлечется на потасовку, не имеющую отношения к предмету спора.

– Отпусти ее.

Ощутив лезвие ножа у горла, Чирван выпустил песчаную ведьму. Хантре отступил, рванув его за собой, а потом одним ударом рассек сонную артерию и негромко, но внятно произнес четыре слова.

Он действовал, как автомат. Выполнял программу, которую сам же и составил, на время отключив свои обычные чувства и реакции. Вернее, эту программу выполняла так называемая Черная Вдова – одна из его «малых личностей», или «малых сущностей». Когда-то сформировал ее, потому что было очень нужно, но это было еще до Сонхи, и он давно о ней забыл. А сейчас вспомнил, потому что другого выхода не осталось.

Ламенга оторопела. Потрясенный Руджадил застыл, как истукан. Начелдон вытаращил глаза и сделал осторожный шажок назад.

Одна Хеледика не растерялась: вцепилась в Омлахарисият и поволокла ее за собой, через мгновение обе оказались за спиной у Хантре.

Ее отпустили без проволочек. Как выяснилось, группа Горвена заблудилась неподалеку от Сузейма – городка, до которого добрались на следующий день. Поскольку «Ментальные почтальоны» вновь заработали, Горвен еще в пути связался с кураторами и доложил о происшествии, а те связались с абенгартским начальством. Амулетчица-службистка, прогневавшая Неотступную – это чревато возможными проблемами при выполнении заданий, так что Хенге было предписано совершить паломничество в монастырь Золотых Ящериц и «уладить этот вопрос».

Разрешили взять с собой стандартный арсенал, необходимый для выживания в джунглях. Еще и Горвен кое-чем с ней поделился, вдобавок засыпал наставлениями – лишь бы ничего не забыть и в нужный момент вспомнить.

Остаток дня в гостиничной хижине с окном на лягушачий пруд Хенга потратила на то, чтобы покрасить волосы. На висках опять пробилась седина, и пробор как будто солью посыпали: сразу видно, что вовсе она не рыжая. Зато нынешней покраски хватит надолго. В одной из деревушек, избавленных от увхо, ей подарили корешок бугги. С полмизинца, на один раз.

Бугга – редкое тропическое растение с магическими свойствами. Используется для приготовления некоторых снадобий, а если ее корень истереть в кашицу и смешать с краской, волосяные луковицы на полгода «уснут», и в течение этого времени волосы расти не будут. В странах просвещенного мира корень бугги продают на вес золота.

Под музыкальные рулады лягушек Хенга расставила на дощатом столе тазы и котелки, подогрела воду «Огнеделом». Последний вечер ее  цивилизованной жизни. Относительно цивилизованной, с поправкой на Черугду. В паломничество она отправится завтра утром.

Абенгартское начальство прислало распоряжение с формулировкой «амулетчице Хенгеде Кренглиц надлежит принять наказание», но Хенга подозревала, что все немного не так, как может показаться со стороны.

Если бы Зерл отвернулась от нее, ничего не сказав, если бы никуда не позвала – это было бы наказание. А вместо этого Неотступная дала ей еще один шанс. В четвертый раз.

«Можно ли считать, что я уже кое-что поняла?» – подумала Хенга, прилаживая на столе складное зеркальце.

Ответом ей были лягушачьи рулады за окном.

Она пришла.

Да Хантре и не сомневался, что она явится на зов, хотя бы из любопытства.

– Не бойся, – донесся шепот песчаной ведьмы. – И не смотри туда.

– Как это мило и неожиданно, – Харменгера приветственно ухмыльнулась, показав клыки (левый с обломанным кончиком – раз не восстановился, значит, повреждение она получила в драке с серьезным противником). – Знала бы, побилась бы об заклад с Золотоглазым.

– Мне нужна твоя помощь.

– Сначала угости даму, как обещал, – она игриво подмигнула, в ее глазах без радужки и белков клубилась полуночная тьма. – Это неприличная дама сразу сделает все, о чем ни попросишь, а приличную ты первым делом напои чем-нибудь горячительным!

Легко подхватив тело Чирвана, она припала к ране.

– Нечем крыть, – выдавила, опомнившись, Ламенга. – Уходим!

Ей пришлось встряхнуть Начелдона за шиворот – тот заворожено вытаращился на демона, даже слегка подался вперед, пусть и с выражением смертного ужаса на лице. Совсем как Дирвен в долине Нетопыря. На княгине Хиалы ничего не было, не считая сапог на золотых каблуках-шпильках. Одежду ей заменяли ветвящиеся по мертвенно-синей коже извилистые узоры, как будто нанесенные черной тушью.

Стекольная ведьма с подельником пустились наутек, бросив Руджадила на произвол судьбы. Должно быть, у них были артефакты вроде «Скоробега» – вряд ли Хантре догнал бы их, даже в облике.

Корежить его будет потом. Сейчас главное – доставить в безопасное место Хеледику и Омлахарисият.

– А ты оказался шкатулкой с двойным дном, – отшвырнув труп и слизнув размазанную вокруг рта кровь длинным черным языком, снова ухмыльнулась демоница. – Не ожидала от тебя… А уж они-то как не ожидали! Этот, которого я выпила, еще и магом оказался, вдвойне приятно. Ты учуял, что от них так и несет эманациями Вуагобу?

– Не заметил. Но они связаны с Лормой, Вуагобу ее союзник.

Возможно, стекольная ведьма применила какую-то уловку, чтоб это скрыть? Люди Лормы хорошо подготовилась, ничего не упустили… И вопрос, какую цель они преследовали, так и остался без ответа.

– Тебе надо, чтобы я изловила их до того, как ведьма откроет Врата Хиалы?

– Не до них сейчас. Сможешь забрать отсюда нас троих и по дороге отбиться от Вуагобу?

– Отобьемся. В особенности если одолжишь мне немного своей крови – жало смазать. Будет для Вуагобу сюрприз, обожаю такие сюрпризы.

– Бери сколько нужно. При условии, что я не потеряю сознание.

– Чуть-чуть хватит. В Лярану?

Замешкался с ответом. Встретиться с Эдмаром – после того, что он только что сделал – и выслушивать все, что у Эдмара найдется сказать по этому поводу? Вот уж точно не суди других…

– А в Аленду можно? – тихонько спросила Хеледика, тронув его за руку. – Там госпожа Зинта и господин Шеро, я думаю, они сумеют помочь Омлахарисият.

– В Аленду.

– Не желаешь объясняться с Золотоглазым? – понимающе усмехнулась демоница.

Промолчал. Вытер нож о штанину, полоснул по запястью.

– Ж-ж-жется… – прошипела Харменгера, когда он окропил своей кровью ее хлыстоподобный скорпионий хвост с жалом на конце. – Но вполне выносимо. Для меня выносимо, а Вуагобу придется худо. Он даже среди нас последнее отребье. Разница между мной и Вуагобу намного больше, чем разница между мной и такими, как ты. И знаешь, откуда он взялся? Сгустился и вылепился из людских побуждений, эмоций, потребностей определенного толка – это люди его создали и раскормили, как тебе результат?

Он криво усмехнулся. Что тут скажешь? Но демоница и не ждала ответа. Искоса взглянув на девушек – побледневшая Хеледика обнимала за плечи Омлахарисият – она поинтересовалась:

– Ты умеешь закольцовку? Энергетическую закольцовку? Когда мы окажемся там, – кивок на призрачную арку, за которой зыбилась тошнотворно-переливчатая муть, – я рядом со смертными не смогу себя контролировать, против своей природы не попрешь. Но если я буду тянуть жизненную силу у тебя, а ты у меня, все останутся довольны. Сумеешь?

– Попробую. Бери только у меня. Постараюсь войти в закольцовку.

– М-да, обнадежил… Это как переплыть речку за компанию с кем-то, кто не умеет плавать. Тейзург не простит, если я тебя сожру.

– Меня не так просто сожрать. Главное, бери только у меня, не у них.

– Я не против. Говорят, твоя жизненная сила на вкус восхитительна. И поскольку есть вероятность стычки с Вуагобу, я приму свой истинный облик. Шкура у меня жесткая, комфортного путешествия не обещаю.

– Не страшно. Идем.

– Подождите, я завяжу глаза Омлахарисият, – попросила песчаная ведьма.

– И себе завяжи, – посоветовала Харменгера.

– Я буду смотреть, – не согласилась девушка.

Когда все приготовились, демоница велела:

– Теперь возьми их за руки и не отпускай.

В следующее мгновение на том месте, где она стояла, взметнулся черно-синий смерч высотой с двухэтажный дом.

Глава 15. Орхидейная ловушка

Если смотреть с окраины города, Ирбийские скалы на горизонте словно серо-коричневый карандашный набросок. Тунанк Выри давно хотела там побывать и наконец решилась. Не сама решилась: Венша велела ей поглядеть на оазис с акациями, о котором рассказывала Фламодия-Флаченда.

Отправилась в путь до рассвета, в тунике и пестрой юбке, как истинная представительница своего племени. Здешние мучахи обуви не носят, но Тунанк Выри опасалась бегать босиком по раскаленному песку, и в котомке у нее за спиной лежали сандалии. Мчалась длинными прыжками, не оставляя следов: нужно успеть, пока не взошло солнце, чтобы никто из людей ее не увидел.

За подол цеплялись стебли ковыля, кустики дрока и гибискуса, пушистый метелочник. Венша говорила, раньше тут были барханы, но Тейзург сумел поладить с Олосохаром и заселил эту территорию растительностью.

В предрассветной темени скалы еле виднелись. Как будто выбрались из песка странные существа, чьи времена давно миновали: на ныне живущих они не похожи, и человеку встречаться с ними незачем. Хотя человек в этот час ничего не разглядел бы, если он не волшебник.

Тунанк Выри добежала раньше, чем небо на востоке начало светлеть.

– Вот вы какие… – прошептала она, дотронувшись до шершавого бока скалы, которая издали была похожа на цаплю, запрокинувшую голову, чтобы склевать вместо лягушки какую-нибудь звезду.

Вблизи эта громадина скорее напоминала устремленную ввысь башню. И ломать ее нельзя под страхом смерти. На Ирбе добывают материалы для стройки, и Венша рассказывала, что Тейзург перед началом работ самолично все тут облазил и пометил те массивы, где можно брать камень – чтобы не порушили что-нибудь необычное и красивое. Заметил ли он, что эта скала похожа на цаплю?

Плоскогорье Ирб невелико по размерам, а название получило от слова «ирбук», означающего на одном из сурийских наречий пустынную черепаху – об этом Тунанк Выри прочитала в ту пору, когда жила у Арнахти и искала для него в книгах нужные сведения. Кто бы знал, что однажды она будет стоять на спине у этой черепахи, ощущая босыми ступнями прохладу ее остывшего за ночь панциря?

Оазисов тут четыре, вдоль западной кромки Ирба. На карте, которую показывала Венша, они отмечены как Ирбийское Жемчужное Ожерелье. Амуши не могут читать карты – для них это занятная неразбериха каракулей, и что-то растолковывать им бесполезно, но когда Венша превращается в деву-хранительницу города, Условие теряет над ней власть. Ну, а для мучахи такого запрета и вовсе не существует, и память на увиденное-прочитанное у ее племени отменная.

Держа в голове карту, Тунанк Выри прыжками понеслась вдоль вереницы скал. Начинало светать, но никто ей здесь встретиться не должен. Вряд ли работники с каменоломен пойдут шататься по скальным дебрям… Хотя кто их знает.

Известно, что в этих краях обитают мучахи, ее примут за местную. Лишь бы не догадались, что она прибежала из города, и не подумали на таможенную магичку Пакину Сконобен. Эти пугливые мысли копошились в голове, как мыши, и мешали смотреть во все глаза на каменные громады и постепенно меняющее цвет небо. Но что она может с собой поделать, если она мучаха? Рядом с Веншей она бы ничего не боялась.

Вот и оазисы: первый… второй… третий… четвертый… пятый… А пятый-то откуда взялся, если в Ирбийском Ожерелье всего четыре жемчужины?

Вскоре выяснилось, что на полпути между третьим и четвертым пристроился осужарх. Небольшое озерцо сияет в лучах восходящего солнца, вокруг пальмы, акации, мананаги, тропинка так и манит подойти к воде... Но мучаха все же заподозрила, что вода и зелень не настоящие, и вдобавок почувствовала едва уловимые магические вибрации.

– Охотишься? Лучше уходи отсюда, я про тебя расскажу.

Вряд ли осужарх ее понял: пусть он и волшебная тварь, разумения у него не больше, чем у раскинувшего сети паука. Он хищник, не охотиться не может, зато и в трапезе нуждается раз в полтора года – после этого зароется в песок и впадет в спячку до тех пор, пока снова не проголодается.

Этого Тейзург отсюда прогонит, чтобы искал пропитание в других краях. А может, и не прогонит – никогда не скажешь заранее, как он поступит.

Тунанк Выри обогнула фальшивую «жемчужину» по широкой дуге. Осужархи питаются людьми и животными, но народцем тоже не брезгуют. Правда, она читала, что если такая тварь проглотит амуши, или стига, или сойгруна, у тех все же будут шансы выкарабкаться наружу. Но проверять не хотелось, да к тому же о мучахах там речи не было. Упоминались обладатели острых когтей, а у нее ногти человеческие.

Обошла все четыре оазиса, ничего подозрительного не обнаружила. И никаких акаций с загадочными свойствами, у всех деревьев стручки как стручки. Хотя об этом она судить наверняка не может, бобовой ведьме виднее.

Выполнив поручение Венши, Тунанк Выри вернулась под сень каменных великанов. Уселась так, чтобы видеть скалу, которая напоминала то ли стену обрушенной башни с круглым окном на верхушке, то ли вытянутую вверх руку со сложенными в кольцо пальцами. Достала из котомки фляжку в матерчатом футляре с шестеренкой на пуговице, выпила сладкого чаю. Эту фляжку она купила в бартогской лавке на собственные деньги: за таможенную службу ей полагалось жалование.

До чего же здесь хорошо. Если бы еще деток завести, двух-трех маленьких мучах… Тейзург уже сказал, что не возражает, а Венша заявила, что сама подыщет ей кандидата, потому что выбор отца для будущих детей – дело серьезное, с кем попало связываться не стоит. Вообще-то для мучахи без разницы кто: Условием предопределено, что дочки все, что нужно, унаследуют от матери. Но Венша отнеслась к этим планам с таким энтузиазмом, что Тунанк Выри согласилась во всем ее слушаться.

Выставив на солнце тонкие бледные ноги, такие же веснушчатые, как ее лицо, мучаха дожидалась темноты, чтобы вернуться в город. Сквозное кольцо на вершине скалы-башни слепило небесным золотом. К абрису города на горизонте тащились по недавно проложенным рельсам груженые камнем платформы, управлял поездом амулетчик-вагоновожатый. Тунанк Выри фыркнула, вспомнив Дирвена. А потом в который раз подумала: «Я здесь. Как хорошо, что я здесь».

Крелдон поселился в конфискованном особняке на улице Дерева-с-Колокольчиками. Тихий квартал неподалеку от новой резиденции Ложи, вдобавок на горке: из башенки, которую Верховный Маг приспособил для чаепитий, открывался недурной вид на окрестности.

Шеро и Суно сидели за круглым столиком вдвоем, Зинта отправилась к пациентам. Рядом с чайником стоял футляр вишневого сафьяна – в таких хранят важные документы. Орвехт предположил, что он здесь красуется не просто так, а имеет какое-то отношение к их визиту, но вопросов не задавал.

– На дерево-то обратил внимание, которое с колокольчиками?

– Зинта вперед меня увидела. Я сперва не заметил, витал разумом. И ведь колокольчики не дешевые, как только не растащили… Здешние старожилы?

– Если бы, – Шеро саркастически ухмыльнулся. – Коллега Аджимонг расстарался. Деньги на колокольчики взял, подлец, из бюджета на городское благоустройство. Украсил дерево на третий день после того, как я перевез сюда свое барахлишко. И что прикажешь с ним делать? Дурак ведь, но лояльный дурак.

Аджимонг ведал организацией официальных мероприятий. После беспримерного скандала, случившегося на дне рождения Верховного Мага, иные из коллег предрекали ему конец карьеры и прочие неприятности, но Аджимонг остался на плаву. Все же то непотребное безобразие, о котором и вспоминать-то неловко, учинил не он, а бывший первый амулетчик Светлейшей Ложи, известный угробец и государственный преступник Дирвен Кориц.

После злополучного дня рождения к Аджимонгу возникли вопросы по поводу потраченных денежных средств, однако в ходе служебного расследования выяснилось, что сам он ничего не прикарманил. Закупками занимались двое его помощников, получавшие свою долю от торговцев, их-то и притянули к ответу. Аджимонг отделался устным порицанием. Дурак, чего уж там. Но лояльный дурак. И на диво энергичный: если назначить его на другую должность, одна Госпожа Вероятностей ведает, чего он там наворотит. Пусть уж лучше занимается устроением праздников и украшательством.

К тому же старый каштан, увешанный гирляндами начищенных медных колокольчиков, и впрямь смотрелся живописно.

– Знаешь о том, что Плясунья вернулась? Разгуливает по бульварам на бартогских протезах, сперла солонку в твоей любимой «Столичной белке», подала прошение насчет возобновления пенсии. А дочку в Ляране оставила. Девочка маг-перевертыш, ее официально удочерила принцесса Касинат. Что об этом думаешь, коллега Суно?

– Думаю, коллега Эдмар такой оригинал, что мог и с Плясуньей одноразовую интрижку закрутить, кто ж ему запретит. И ежели так, официально признавать отцовство он, видимо, не желает, однако решил позаботиться о дочке, тем более что она волшебница. Зинта могла бы сказать наверняка, но нельзя ей лекарские тайны выбалтывать. То, что овдейцы охотились за Нинодией, тоже говорит в пользу этой версии. Теперь они должны потерять к ней интерес.

Крелдон медленно кивнул, сохраняя на лице непроницаемое выражение.

Зинта легка на помине: через минуту на винтовой лестнице послышались ее быстрые шаги. Первым делом она набросилась на имбирное печенье и шоколад, отхлебнула чаю – пока поднималась, Суно как раз успел налить. Утолив голод, сообщила:

– С Тьекой все будет в порядке, я растворила два тромба и успокоила воспаление в коленном суставе. Что ей принимать, написала в рецепте, прислуга пошла в аптеку. Через восьмицу зайду проведать. А вот про девушку ничего толком сказать не могу… – она озабоченно нахмурилась, так что меж бровей обозначилась вертикальная черточка, и, помолчав, продолжила: – Нарывы на лице – не зараза, а результат колдовства. Я составила рецепт мази, должно помочь. Главное, чтоб она их не расчесывала. Но это недуг из тех, от которых пациента не избавить, пока заклятье не уничтожено. Плохо то, что это заклятье окутывает ее, как вуаль, и я даже взором Тавше не все в ней могу разглядеть. По-моему, разум не поврежден, но она как будто спит наяву, надо ее разбудить. Хеледика тоже так считает, но даже Хеледика больше моего не увидела. Господин Шеро, давайте попробуем вместе посмотреть: вы своим способом, я своим?

– Что ж, можно попробовать, – согласился Верховный Маг. – Только прежде я вам с коллегой Суно подарок вручу.

Открыв сафьяновый футляр, он извлек свиток с печатью на шнурке и зачитал вслух, сперва на молонском, потом на ларвезийском, свидетельство о разводе Улгера Граско и Зинты Граско, в девичестве Зинты Сиброгед, выданное Паянским Добрым Управлением по Семейным Делам.

– Поздравляю с предстоящим бракосочетанием, – добродушно ухмыльнулся Шеро, выслушав от своего доверенного соратника и от лекарки слова благодарности. – А теперь идемте-ка на девочку поглядим. Сложная задачка, с таким я еще не сталкивался… Да и коллеге Хантре хотелось бы удружить. Сам-то он как?

– Пока лежит пластом, – ответила Зинта. – Потерял много жизненной энергии, но телесных повреждений нет, не считая ссадин. У всех троих ссадины, я обработала, призвав силу Тавше – чтобы сразу связь с Хиалой разорвать.

Песчаная ведьма и Хантре Кайдо прибыли в Аленду сегодня утром, и с ними околдованная девушка лет четырнадцати-шестнадцати, чернявая, темнокожая – судя по шевелюре, скорее  из тропиков, чем из Суринани. Хотя черты лица не характерные. Возможно, полукровка. В Кукурузной Прорве коллегу Хантре попытались на ней женить, наврав с три телеги о местных божках-покровителях. Однако видящий даже в прорве уловил, что дело нечисто, и путешественники оттуда сбежали. Вместе с девчонкой. В погоню за ними бросились Ламенга Эрзевальд и капитан Начелдон – из каких только щелей эти двое вылезли, вдобавок некий молодой волшебник и староста деревни.

Коллега Кайдо в очередной раз всех удивил и сделал то, что магам Ложи дозволяется лишь в крайних случаях, сугубо в интересах Ложи, и ежели другого выхода нет. Да потом еще будешь строчить объяснительные на целую папку и подвергаться всевозможным проверкам в Доме Инквизиции.

Впрочем, Дом Инквизиции достопочтеннейший Шеро упразднил, но взамен учредил Ведомство Внутренней Безопасности, укомплектованное верными людьми. Достопочтенный Орвехт, к слову сказать, числился в этом ведомстве тайным советником.

Поскольку коллега Хантре не принадлежал к числу функционеров Ложи, все эти мытарства ему не грозили. Другое дело – коллега Тейзург с его ухмылками и ядовитыми замечаниями. Поэтому Хантре предпочел отправиться в Аленду. Вот и хвала богам: можно будет в спокойной обстановке потолковать с ним о Сирафе, пообещать в перспективе реформы, указав на то, что власть в Ложе сменилась без малого три месяца назад, а государственные дела быстро не делаются. Харменгера изрядно жизненной силы у него выпила, и в ближайшие несколько дней срыва с разрушительными последствиями с его стороны можно не опасаться.

Консилиум в составе Шеро, Суно и Зинты, да еще коллеги Марченды, которую Верховный Маг вызвал мыслевестью, выяснил не так много, как хотелось бы.

Во-первых, никаких вредоносных заклятий-сюрпризов на девушке нет. Уж если Крелдон ничего не нашел – скорее всего, никто не найдет. И тогда интересный вопрос, с какой целью был организован весь этот балаган с женитьбой в Кукурузной Прорве? Для того чтобы навредить коллеге Хантре – но каким образом?

Во-вторых, заклятье на нее навели через некий материальный предмет, однако обнаружить этот предмет не удалось ни на теле Омлахарисият, ни внутри. Ничего удивительного: пламень Анхады, по-видимому, уничтожил носитель, который мог послужить ключом к разгадке. Но мог и не послужить, с этим раз на раз не приходится. Не удалось также определить, к какой народности она принадлежит. Окутывающая девушку магическая «вуаль» мешала Зинте рассмотреть взором служительницы Тавше ее первичные телесные цепочки.

В-третьих, она волшебница. Неплохое приобретение для Ложи – при условии, что удастся ее расколдовать. В том-то и загвоздка, что блокирующее разум заклятье подпитывается ее же собственной магической силой, и завязано это на каком-то ее желании. Ментальная ловушка, сформированная по классической схеме. Но что у нее было за желание, сквозь «вуаль» не разглядеть.

В-четвертых, Омлахарисият – не настоящее имя, это Крелдон заявил с полной уверенностью. Если б узнать, какое имя было дано ей при рождении, появились бы шансы снять «вуаль». Но концы теряются на керетском рынке, и то при условии, что в деревушку ее привезли оттуда – возможно, это не так.

Ее забрала к себе Марченда, поселившаяся по соседству с Шеро, в переулке Винных Груш. Если туда сунутся прислужники Лормы, им не поздоровится: эта добродушная с виду пухлощекая тетушка с седыми буклями – боевой маг изрядной силы. Из так называемых «ущербных магов», как и Крелдон с Орвехтом. Впрочем, сие уничижительное название кануло на свалку времен заодно с Накопителями.

Наблюдать за Омлахарисият будут студентки-магички, проходящие практику под руководством коллеги Фимонг. Зинта велела через каждые два часа наносить на лицо пациентке мазь от воспаления и зуда: симптоматическое лечение – все же лучше, чем ничего.

Хеледика проводила их до кареты, и Суно с крыльца услышал, как Марченда негромко произнесла напоследок:

– Ты умница, я на твоей стороне. Больше ничего не скажу, разве что сама захочешь поговорить.

– Но… Хантре и не собирался на ней жениться, а я не собираюсь замуж, даже за него, – отозвалась песчаная ведьма, как будто в некотором замешательстве.

Когда карета выехала за ворота – зачарованной девушке пешком по городу лучше не разгуливать, даже если идти всего ничего – ведьма медленно направилась к крыльцу с задумчивым выражением на лице. В дверях разминулась с Крелдоном.

– До завтра, коллега Суно. Завтра на совещании увидимся, ежели раньше ничего не случится. Свадьбу-то когда справлять собираетесь?

– Не будем сильно откладывать. Думаю, восьмицы нам хватит на приготовления? – он взглянул на Зинту, та согласно кивнула.

– Мой вам совет, держите это дело в тайне, чтоб коллега Аджимонг не пронюхал.

Суно внутренне содрогнулся и на всякий случай сотворил отводящее заклятье.

Очнулся, как будто выплыл из стылого омута.

Первая мысль: случилось что-то плохое.

Потом вспомнил, что оно не само случилось – это он совершил кровавое жертвоприношение.

И вторая мысль: могло случиться что-то похуже, однако этого удалось избежать.

Вопрос, где он сейчас? Комната с зашторенным окном. Старая мебель, высокий потолок с лепным карнизом, повторяющийся геральдический орнаментместами растрескался и осыпался. Не Хиала. И не Лярана. Уже хорошо.

Скрипнула дверь, и в поле зрения появилась Хеледика.

– Ты пришел в себя?

– Вроде бы. А она?..

Когда вспомнил об Омлахарисият, в области сердца на секунду возникло болезненное ощущение.

– Она у госпожи Марченды, с ней все в порядке, хотя расколдовать не удалось. С нами обеими все в порядке. Та, которую ты позвал, брала только у тебя, нас не тронула, как обещала.

– Где мы? И как мы здесь оказались?

– Нас доставили в парк около дома господина Эдмара на улице Черных Вишен. Ты потерял сознание, а я послала мыслевесть своим. Мы в гостях у достопочтеннейшего господина Шеро.

– Понятно.

Темный ледяной омут никуда не делся, окружает со всех сторон – вровень с кроватью.

– Послушай, что я скажу, – с напором заговорила песчаная ведьма. – Ты спас нас. Меня они тоже просто так не отпустили бы. Это я уничтожила магическую силу ожерелья, которое позволяло Лорме сохранять человеческий облик, и все об этом знают. Ламенга Эрзевальд говорила, что нам дадут уйти, но ей верить нельзя, она вроде Чавдо Мулмонга, что угодно наобещает и обманет. Они бы никого из нас не отпустили. А парень, которого ты убил, вряд ли племянник Руджадила – это был маг из прислужников Лормы, Акетис ему судья. Из них только староста – обыкновенный жадный дурак, ну, так ему ты ничего плохого не сделал. И еще… И я рада, что ты оказался там не один, а вместе с нами, потому что ты поступил так ради нас. А ради себя – не стал бы, и они бы тебя захватили. Я же тебя достаточно знаю. Не мучайся из-за того, что ты позвал кого надо, и нас оттуда вытащили, а лучше поскорей восстанавливай силы. Меня зовут, я должна идти, но ты не забывай о том, что ты убил одного конченого подонка и спас нас троих.

Когда она вышла, Хантре откинулся на подушку. На лбу выступила испарина, голова кружилась, любое движение давалось с усилием.

А Хеледика, прикрыв за собой дверь, подумала: «Не троих ты спас, а четверых. Но об этом я тебе не скажу. А сам не узнаешь, хоть ты и видящий, об этом я позабочусь. Я все-таки сделала то, что мне велела бабушка Данра и посоветовал сумасшедший поэт… Я песчаная ведьма, мне можно».

День начался с плохих новостей. Хотя когда это для Куду и Монфу день начинался по-хорошему? Из той своей жизни, когда они были учениками Унбарха, они тоже не могли припомнить ничего радостного.

Плохие новости заключались в том, что в гостиницу с утра пораньше примчалась сияющая Фламодия-Флаченда и сообщила:

– Он согласился со мной поехать! Теперь он увидит… Ох, как я волнуюсь, вы бы знали!

Разумеется, ей не сказали, что для Тейзурга приготовлена ловушка. О ковре с сюрпризом она знала, помогала его закапывать и маскировать, используя свою бобовую магию, но ей наплели, что едва она ступит на этот ковер вместе с кем-то другим, как ее спутник тут же прозреет и оценит все ее скрытые достоинства: и неброскую нежную красоту, и незаурядный ум, и благородное сердце, и чарующее скромное обаяние… У него словно пелена с глаз упадет, и он поймет, что перед ним истинная драгоценность.

Про драгоценность ввернул Куду, когда два злосчастных интригана изображали перед Флачендой, что у них «пелена с глаз упала». Ковер они якобы купили вскладчину у сурийского торговца артефактами – специально для нее, потому что она отнеслась к ним по-доброму, и они хотят ее отблагодарить.

Попросили девушку первой наступить на краешек ковра: тогда, мол, он ее «запомнит», и его волшебство будет направлено на то, чтобы раскрывать для других людей ее достоинства. Иначе бобовая ведьма, пораскинь она хоть чуток мозгами, задалась бы вопросом, почему это волшебство действует только в одну сторону.

Флаченда мечтала о том, чтобы Тейзург оценил ее и влюбился, и наконец-то упросила этого изверга посетить вместе с ней оазис возле Ирбийских скал.

– Мы туда завтра собираемся! – с гордостью выделив это «мы», сообщила она помертвевшим от ужаса собеседникам.  – Я расскажу ему про вас, и я уверена, он вас расколдует! До сих пор не получалось поговорить, но я об этом не забыла. Только я так волнуюсь, как будто мне экзамен в школе сдавать, а я ничего не выучила…

Флаченда окончила в Аленде школу для одаренных девиц с ведьмовскими способностями. Куду и Монфу, изо всех сил демонстрируя восхищение, принялись наперебой выражать уверенность, что она все сдала на «отлично».

– На «хорошо», – смущенно потупившись, вздохнула девушка. – Потому что сильно волновалась и запуталась…

– Я тоже волнуюсь, – едва ли не всхлипнул Куду, когда она ушла.

– И я, – подхватил Монфу, ответив ему несчастным взглядом. – Вдруг даже у такого могущественного мага, как князь Ляраны, не получится нас расколдовать? Что тогда будет…

Думали-то оба о другом: что, если Тейзург догадался о заговоре и попросту с ними играет, что, если он сумеет разорвать вплетенные в ковер чары, что, если осуществлению их замысла помешает какая-нибудь непредвиденная случайность?

Весь день прошел, как в мучительном кошмаре, насланном зыбелиями-снаянами, а с наступлением темноты двое засланцев выбрались из города и отправились к Ирбийским скалам. Подневольный маг Лормы прислал мыслевесть, что госпожа ими довольна, им приказано спрятаться в оазисе и ждать развязки, туда же явятся слуги госпожи из народца. Если все закончится, как задумано, их вознаградят,  и после этого они будут свободны.

Куду и Монфу шагали в потемках, заметая за собой следы с помощью нехитрого заклятья. Ночи в Олосохаре холодные, но колотило их не от холода, а от страха.

И госпожа Надоеда туда же, фыркнула Венша, наблюдая за удаляющимся порожним поездом.

Рельсы весело подмигивали солнечными бликами, грохочущий состав катил втрое быстрее обычного: в головной вагон к амулетчику-вагоновожатому забралась лекарка Ринальва и велела гнать вовсю – в каменоломнях кому-то нужна ее помощь. Могла бы и бегом, используя «летящий шаг» служительницы Тавше, но отчего же не проехаться?

Венша снова фыркнула. Вчера вечером опять с этой нудилой поругались. Кваржек, пострадавший молодой художник из Бартоги, начал более-менее членораздельно разговаривать – ну, и выложил лекарке, что целовался с госпожой Харминой. Испытал неизведанное прежде наслаждение, но беда в том, что язык у нее оказался нечеловеческий, сплошь в колючках. После такого признания Ринальва несчастного пациента только что не побила, а потом примчалась во дворец, чтобы высказать все, что она думает о развлечениях окаянной демоницы.

Тейзург благоразумно спрятался. Тунанк Выри в панике шмыгнула на изнанку. Харменгера промурлыкала: «Ну-у, Кваржек ведь сам захотел, а он очень милый, и я не устояла...» – после чего тоже ретировалась с глаз долой.

А дама Веншелат прятаться не стала и давай насмехаться, но дала деру, когда оппонентка взялась за рукоять своего священного кинжала. Жуткая штука, амуши одной царапины хватит, чтобы превратиться в пучок травы. «Ты мне еще попадешься», – процедила ей вслед Ринальва. Похоже, теперь они лютые враги – но ведь у влиятельной придворной дамы должен быть хотя бы один заклятый враг?

Сейчас Венша шпионила не за этой скучной святошей, а за парой всадников, тоже направлявшихся в сторону Ирба. Тейзург и Флаченда отправились в оазис верхом на оседланных тварях из Нижнего мира – те напоминали носорогов в шипастых костяных латах, только вместо рогов на их безглазых мордах торчали ветвистые наросты, как будто покрытые кристалликами соли. Дуреха делала вид, что ничуть их не боится, хотя у самой поджилки тряслись. Твари плыли бок о бок, словно два корабля – эх, тоже бы прокатилась!

Укрывшись под мороком невидимости, амуши последовала за ними, сохраняя дистанцию. Уж она выведет эту Фламодию-Флаченду на чистую воду… Ну, а если окажется, что выводить неоткуда и незачем, просто посмотрит, что они станут делать.

Явившийся из песчаных далей осужарх пристроился в цепочку оазисов в качестве пятой «жемчужины» очень кстати: магия этого проглота помешает Тейзургу почувствовать, что Венша рядом.

Осужарх, подстерегающий добычу, подавляет свой магический фон – иначе людей предупредят об опасности амулеты, да и волшебники уловят неладное, и никто в его гостеприимную глотку не сунется. Только мучахи, песчаные ведьмы и самые сильные маги чуют затаившихся осужархов. Тейзург как раз из таких, он бы заметил, даже если бы Тунанк Выри не доложила ему о незваном госте. Но есть тут одна тонкость: когда он ощутит магический фон осужарха, отголоски присутствия амуши для него сольются с этим фоном – так же, как тень дома перекрывает тень фонарного столба.

Всех-то она переиграла, никто не узнает о ее вылазке! Кроме Тунанк Выри, которая будет помалкивать. Лишь бы не оказалось, что фальшивый «оазис» уже успел кого-нибудь слопать и уполз в пустыню или впал в сытую спячку.

Всадники – два светлых пятнышка среди зелени и желтизны – почти добрались до Ирбийского Ожерелья. Хотя если так и дальше пойдет с озеленением, скоро никакого Ожерелья не останется: все пространство между городом и Ирбом превратится в обширный цветущий оазис.

Венша помчалась во весь дух, стремительными перебежками, низко пригибаясь без потери в скорости, как умеют только амуши. Ее травяную шевелюру издали не отличишь от пучков ковыля: можно подумать, что пронесся порыв ветра или спешит по своим делам какое-то животное.

Про себя хихикая в предвкушении веселья, она добежала до третьей по счету «жемчужины», возле которой парой изваяний застыли исчадия Нижнего мира. Наросты на их носорожьих мордах сверкали, точно усыпанные алмазами. Из гущи зелени доносились голоса: ну-ка, о чем эти двое беседуют?..

Лучше зайти с той стороны, где осужарх, чтобы находиться под прикрытием его чар. Вот уж повезло: кое-где вперемежку с кустиками дрока торчат пучки жесткой колосящейся травы – ей тут спрятаться проще простого.

Дальше придворная дама Веншелат поползла по-пластунски. Свою шелковую усхайбу она зарыла в песок на окраине города, сейчас на ней был только безрукавый буро-зеленый балахон до колен, расшитый крохотными, как бисер, зубами песчанурок и разноцветными стеклянными пуговицами. Щебетали птицы, ветерок из стаи Забагды играл с листвой акаций, покачивал длинные листья пальм – тоже в самый раз для ее замысла, легкого шороха никто не услышит.

Венша улыбалась до ушей, и когда правую лодыжку пронзила боль, словно ее схватил за ногу стиг, перекосившуюся улыбку сменила гримаса. Она проворно извернулась: стиг и есть. Сомкнул клыки, держит мертвой хваткой. Выжрать жизненную силу у амуши он не сможет, но кость раздробил, судя по хрусту. Откуда он здесь взялся?!

Она хотела закричать, позвать на помощь, но не смогла издать ни звука – на шее как будто удавка захлестнулась.

Это было невероятно красиво, и до того захватывало, что глаз не оторвать: все остальное подождет, лишь бы увидеть, что произойдет дальше...

Куду и Монфу в нужный момент раскусили по горошине, которые вручил им с балаганными ужимками амуши из приближенных Лормы. В оазисе поджидало четверо этих патлатых орясин. Главный, которого звали Куарри, сказал, что их заберет отсюда Вуагобу.

– Что будет с бобовой ведьмой, которая помогла нам спрятать ловушку? – спросил Куду. – Вы ее отпустите?

Ему было жаль глупую мягкосердечную девушку. Тех, кто относился к нему по-доброму, можно по пальцам пересчитать.

– Доложи о ней царице, ­– ухмыльнулся Куарри. – Нам велено, чтоб никаких очевидцев…

С тяжестью на сердце Куду связался с магом-невольником Лормы. Переговорив с вурваной, тот передал:

«Бобовую ведьму приказано доставить к царице. Скажите ей, что наша госпожа щедро вознаграждает тех, кто ей служит».

Пусть это были не произнесенные вслух слова, а мыслевесть, все равно в послании ощущалась тоскливая интонация. Зато от сердца отлегло: Фламодию-Флаченду не растерзают, у нее будет шанс выжить. Лишь бы девушка не заартачилась, Лорма этого не любит.

Когда пришли в действие вплетенные в ковер чары, Куду и Монфу подхватили остолбеневшую Флаченду под руки и вместе с ней попятились к зарослям. Хоть и сводило скулы от горечи противоядия, они тоже поддались очарованию соткавшегося над песчаной плешью миража, который напоминал и таинственно мерцающую воду, и минорно-тягучую дивную музыку, и заросли цветущих орхидей, таких прекрасных, что душа ноет… Трижды прав был учитель Унбарх, наставлявший своих адептов, что красота – зло, и стремление к ней кого угодно доведет до погибели.

Выплеснувшийся из ковра мираж пленял изысканными переменчивыми деталями: что упустишь – никогда и нигде больше не увидишь, ни в этой жизни, ни потом. Порой среди эфемерных узоров мелькал образ Хальнора, которого теперь зовут Хантре Кайдо: еще один крючок для Тейзурга. На угрозу тот бы отреагировал, но с помощью этих чар удалось поймать его врасплох. В придачу сработало ловчее заклятье, мага по пояс оплели взметнувшиеся побеги – свитые из шерстяных нитей, вымоченных в парализующем зелье, как просветил участников заговора Куарри.

Волшебный мираж начал таять клочьями цветного тумана, и Тейзург очнулся, да было поздно. Рванулся из пут, однако вырваться не смог. И пустить в ход магию он сейчас тоже не мог, поскольку находился под действием блокирующего заклинания.

Куду и Монфу опасливо глядели на него с расстояния в десяток шагов, стоя возле кустарника и поддерживая под локти обмякшую от впечатлений бобовую ведьму. Им бы поскорее убраться в заросли: знали ведь, что ядовитая змея даже на последнем издыхании способна ужалить.

Для Монфу промедление оказалось роковым. Быстрое движение пойманного врага, в воздухе блеснуло, вслед за тем всех троих повело, и они повалились в кустарник. Флаченда вскрикнула. Куду решил, что потеряли равновесие из-за нее, и лишь потом увидел, что у Монфу из-под ключицы торчит рукоять ножа, а на заношенной рубашке в мелкую клетку расплывается кровавое пятно.

Все четыре ухмыляющихся физиономии были Венше знакомы: один из ее заклятых недругов, бывший любовничек, который потом тоже стал недругом, более-менее нейтральный Куарри, да еще Друмунда, доверенная наушница Лормы. Они наперебой спрашивали дурашливыми голосами, хорошо ли она себя чувствует. А как будешь себя чувствовать, если тебе в лодыжку капканом вцепился стиг? У амуши болевой порог куда выше, чем у людей, не то бы она могла только визжать и выть.

– Все еще служите старой мертвячке? – ухмыльнулась она в ответ. – Да неужто это так весело?

– Старая мертвячка будет рада с тобой повидаться, – не осталась в долгу Друмунда. – Сама-то кому служишь?

– Вот уж ваша дохлятина обрадуется, если узнает, что ты тоже ее так называешь!

Друмунда пнула ее в скулу с такой силой, что из травяной шевелюры Венши белесой тучей выпорхнули мотыльки, замельтешили перед лицом.

– Говори о царице с почтением!

– Мне она не царица. И никому не царица, кроме горстки бедолаг, которые до сих пор не набрались смелости от нее сбежать.

Еще один пинок.

– Пощади ее, – донесся сквозь звон в ушах голос Куарри. – Лучше притащим ее живьем на потеху Лорме.

– Что это?! – перебил его Тупто. – Эй, берегись!..

Треск кустарника, тяжелый топот. В глазах прояснилось в самый раз, чтобы увидеть, как из зарослей вывалились две громадины с алмазно сверкающими наростами на белесых мордах. Нога-колонна опустилась на скумона, не успевшего откатиться с дороги, и тот лопнул, как раздавленный бурдюк – во все стороны брызнули ошметки и темная жижа. Амуши бросились врассыпную.

Съежиться в комок, чтобы не задели… Одна из тварей Нижнего мира прошла совсем рядом – с Веншей на волосок разминулась, зато наступила на стига. Половина его туловища раскрошилась костяными обломками, но челюсти на лодыжке так и не разжались.

Главное, теперь она свободна, и прислужникам Лормы пока не до нее. Волоча онемевшую ногу с остатками стига, Венша на четвереньках поползла через заросли в ту сторону, откуда некоторое время назад слышались людские голоса.

Почуяв запах крови, она сперва решила, что «носороги» кого-то затоптали, но вскоре наткнулась на тело с торчащим из грудной клетки ножом. Понсойм Фрумонг, один из двух околдованных недотеп, с которыми якшалась Флаченда. Пока еще тепленький: сердце колотится, прерывисто дышит, из-под век мутный взгляд.

В шаге от него перекатывался туда-сюда скумон величиной с капустный кочан – то высовывал, то втягивал розоватый хоботок с зубастым зевом на конце, но преодолеть смехотворное расстояние не мог: раненого защищал амулет.

– Мы его поймали… – прохрипел Фрумонг, заметив амуши. – Помоги мне…

– А может, тебя, падаль, лучше добить? – ощерилась в ответ Венша.

Эх, и дали маху они с Тунанк Выри…

Уже потянулась, чтобы провернуть в ране нож, но тут услыхала знакомый голос:

– Демоны Хиалы, только тебя здесь не хватало!

Венша, до сих пор передвигавшаяся ползком, подняла голову. Тейзург стоял посреди проплешины с островками зелени, по пояс оплетенный какой-то дрянью, выпроставшейся из песка – с виду скорее шерстяной, чем растительной. Его запястья тоже были захлестнуты этими мерзкими побегами. Амуши уловила незнакомую, но мощную сковывающую магию.

– Зря ты сюда потащился с этой замухрышкой, я же говорила! – забыв о Фрумонге, она поползла вперед. – Что надо сделать, чтобы тебя освободить?

– Ничего ты сделать не сможешь. Лучше сама убирайся отсюда, времени у тебя немного, беги в город... Что у тебя с ногой?

– Это стиг.

– Вижу, что стиг, – он аж зубами скрипнул от злости. – Почему никто из вас меня не слушает?!

– Это ты меня не послушал! Постарайся выпутаться, пока за ними гоняются твои твари!

– Это ненадолго. Через некоторое время птуонов затянет в Хиалу, и тогда уцелевшие вернутся.

– Флаченда – предательница, я же говорила!

– Давай лучше о тебе. Сумеешь спрятаться так, чтобы не нашли? Увы, я сейчас не смогу навести на тебя скрывающие чары. Жаль, что тебя сюда принесло…

– Кто-то бежит обратно! – насторожившись, она шевельнула заостренным хрящеватым ухом. – Кто-то один…

Стремительный легкий топот приближался, зашуршал кустарник, а потом Тейзург так и подавился возгласом – вроде бы каким-то незнакомым Венше ругательством. Сама она тоже потрясенно уставилась на новое действующее лицо: вот уж кого здесь совсем не ждали! И кого ей меньше всего хотелось бы лицезреть в последние часы своей жизни.

Когда появились тейзурговы твари, Куду кинулся бежать, волоча за собой Флаченду.

Нетрудно понять, что случилось: пролив кровь несчастного Монфу, враг сумел разорвать «заклятие спокойствия», которым были связаны птуоны. Это не помогло ему вырваться из пут, и в распоряжении у него был всего лишь миг – вот и воспользовался, чтобы ужалить напоследок, это же Тейзург. Птуоны будут носиться, пока не истечет их срок пребывания в людском мире. Потопчут всех, кто попадется, только своего окаянного хозяина не тронут, да еще тех, кто хоть однажды разделил с ним ложе.

– У вас с Тейзургом что-нибудь было? – спросил ученик Унбарха, задыхаясь и продираясь через кустарник. – Любовные свидания были?

– Нет… – растеряно отозвалась девушка. – Но я надеюсь, что теперь… Куда вы меня тащите?! Это красивое колдовство – это же он меня настоящую увидел?.. А что случилось?

– Потом расскажу. Твари из Хиалы взбесились.

– Примени свою бобовую магию, ведьма, не то они нас растопчут! – потребовал присоединившийся к ним амуши – непонятно, который из четверых, они все на одно лицо.

Увидев рядом с собой образину с травяной шевелюрой, Флаченда взвизгнула и рванулась в сторону.

– Он свой! – попытался успокоить ее Куду. – Сделай, как он говорит!

– Я тебе не он, а она, смертный остолоп! – за словами последовал болезненный щипок. – Девушка, поскорей колдуй, от них даже на дереве не спасешься!

Это верно: другой амуши вскарабкался на пальму, но один из птуонов с разгону атаковал, и ствол с треском покачнулся.

– Здесь акации, используй их силу, чтоб эти чудовища нас не заметили!

– Да, сейчас, – испуганно пробормотала бобовая ведьма. – Сейчас, только соберусь… Когда я волнуюсь, у меня может с первого раза не получиться…

– Эх, все бы людские ведьмы были как ты, нам бы тогда не жисть, а сплошной праздник, – процедила амуши мечтательно.

Немного времени у них есть: второй птуон в просвете меж акаций гонялся за скумонами – наверное, ему нравилось, как шары-кровососы лопаются под его ножищами.

Выцветшая серо-зеленая косынка на пиратский манер, туника и штаны того же цвета, за спиной котомка, на поясе бартогская сумка и священный кинжал в ножнах. Кабошон на рукоятке мерцает – потому что рядом Венша, и вдобавок целая орава нечисти мечется по оазису, сея панику среди птиц и местной живности.

На суровом загорелом лице светло-серые глаза под русыми бровями – сразу выдают бледнячку-северянку.

– Ринальва, не могу сказать, что здесь и сейчас я рад вас видеть, – Тейзург вымученно ухмыльнулся. – Уходите немедленно, здесь лазутчики Лормы. Времени у вас немного. Мне вы помочь категорически не сможете, и пациентов для вас тут нет.

– Одного вижу, – сухо возразила лекарка, шагнув к кустарнику, возле которого лежал Понсойм Фрумонг.

– Это не пациент, а дрянь и падаль! – огрызнулась амуши.

Ее не удостоили ответом. Призвав силу Тавше, Ринальва занялась раненым.

– Не надо его лечить, это он все подстроил!

Переполненная негодованием Венша едва не поползла к ним, но Тейзург остановил ее:

– Пусть лечит. И признаться, я ему не завидую.

– Да ему-то, если выживет, всяко будет лучше, чем тебе!

– Это мы еще посмотрим. Неодолимая сила утащила моих птуонов домой, и наши уцелевшие друзья вот-вот вернутся.

– Я рада, что я встретила тебя и свой город, – подняв голову, торопливо выпалила Венша – чуть позже уже не получится об этом сказать. – Когда убьют, постараюсь добраться до города, если у меня будет такая возможность…

– Мне жаль, что я не могу тебя спасти, – он произнес это без насмешки, с неожиданной теплотой. – А если вспомнить, с чего все началось – нашу с тобой первую встречу на раскопках Марнейи…

– Ну, мне бы тогда и в голову не пришло, что дальше все сложится так, как сейчас!

Она даже растянула рот в улыбке до ушей: забавно же, что все так сложилась, забавно и хорошо. Несмотря на то, что это «хорошо» очень скоро закончится.

К ним быстрым шагом вернулась Ринальва, полоснула кинжалом Тавше по оплетающим Тейзурга путам, но толку с этого не было.

– Не поможет. Уходите скорее.

– Насколько я понимаю, это чучело тоже не сможет вам помочь? – лекарка кивнула на Веншу, глядевшую на нее с вызовом снизу вверх.

– Увы, правильно понимаете.

– Тогда я заберу ее с собой.

– Как?.. – оторопело вымолвила амуши.

– Как-как, унесу на спине, ты же немного весишь.

Присев рядом, Ринальва примерилась и стукнула рукоятью кинжала по черепу стига – тот вмиг рассыпался белесым крошевом, похожим на толченую скорлупу. Венша скривилась, увидев свою лодыжку: темной с прозеленью крови выступило немного, но из развороченной раны торчат обломки перекушенной кости, длинная ступня болтается на лоскутьях кожи, как чужая.

Достав бинт, лекарка быстро и ловко наложила повязку. На амуши и не такие раны заживают, но если нога по дороге потеряется, новая не вырастет. Закончив, Ринальва надела котомку, повернулась спиной и приказала:

– Садись. И не вздумай валять дурака.

Из зарослей доносились голоса прислужников Лормы, но лекарка уже сорвалась с места.

Нога вовсю болела, в живот упиралась котомка. Лишь теперь, сидя на спине у Ринальвы и глядя на далекий контур города, Венша осознала, что она спасена, мертвые руки Лормы до нее не дотянутся… Хотя пока еще надвое, спасена или нет.

Ей даже оборачиваться не понадобилось, чтобы почуять скумонов и стигов, которые несутся за ними по пятам. Возможно, кто-то из амуши тоже участвует в преследовании, но держится позади – вступит в игру, когда шары-кровососы и костяные ящеры загонят добычу. Вскоре стало ясно, что так и есть. Стиги и скумоны сами по себе безмозглые твари, однако этими кто-то управляет: они то и дело заходили слева, кидались наперерез, не позволяя лекарке направиться к городу кратчайшим путем. Обычно они нападают вразнобой, без какой бы то ни было тактики, а этих закляли на подчинение, и они ведут себя, как выдрессированная свора.

Зато Венша могла дать им отпор. Поймав отступницу, недруги первым делом начали куражиться и связать ее заклятьями не успели. Способность колдовать осталась при ней, чем она и пользовалась, когда какая-нибудь из тварей, поравнявшись с Ринальвой, пыталась атаковать. Очередной прыткий стиг покатился кубарем, словно получившая пинка псина, скумоны отскакивали, как мячики от стенки. Венша злорадно хихикала: думаете, нас так просто поймать?! Ну-ка, попробуйте еще!

Через некоторое время ей стало не до смеха. Иссяк запас сил, не может ведь она колдовать без передышки.

– Не могу больше их лупить… – промолвила она, задыхаясь.

Ринальва ничего не ответила, но когда твари опять замелькали справа и слева, резко остановилась, присела и ссадила Веншу на песок. Что?.. Передумала спасать, оставит ее им на растерзание?!

– Постарайся не попасть мне под руку, – бросила лекарка, доставая из ножен священный кинжал. – Одна царапина, и тебе конец. Если станет плохо, заткни уши.

Решила дать бой? Вряд ли ей под силу перебить всех тварей… И при чем тут уши?

Долго ломать голову не пришлось: голова сама чуть не сломалась. В первый момент Венша даже ухмыльнулась своему каламбуру, а потом стало не до ухмылок. Скорчилась агонизирующей гусеницей и закрыла уши ладонями, лишь бы не слышать то, что лекарка выкрикивает яростным речитативом. Ринальва не сквернословила – намного хуже, она молилась. А Венше в былые времена случалось и людей для развлечения убивать, и человечину есть: нечисть она, кто же еще. Скрутившие ее ощущения и словами-то не описать: как будто само пространство, в котором ты находишься, несовместимо с тобой, отвергает и исторгает тебя. Что-то в этом роде испытывают жертвы экзорцистов. Она бы пустилась бежать без оглядки, да на одной ноге далеко не ускачешь, к тому же краешком рассудка она понимала, что без Ринальвы ей конец. И тот несусветный ужас, который сейчас творится вокруг, необходим для их спасения…

Наконец это закончилось. Присев рядом, лекарка рывком перевернула ее, с хищным оскалом на загорелом лице.

– Залазь на спину. Шевелись, ну!

Полуживая после ее молитвы, Венша все-таки успела кое-что рассмотреть: трава усыпана костяным крошевом и темными клочьями, на изрядном расстоянии маячит долговязая фигура – вроде бы, Шверри. Возле него жмется с десяток скумонов и стигов. Наверняка он снова отправит их в погоню, кто ж будет их жалеть, но преимущество они потеряли.

Ринальва помчалась к городу теперь уже по прямой, твари припустили за ней. Порой Венша оглядывалась – амуши могут поворачивать голову назад, как человек нипочем не сумеет – и пыталась бить их заклятьями, да сил почти не осталось.

Впереди зеленели кофейные плантации и полуденным водяным золотом блестела Шеханья. Возле каменного моста сидел, скрестив ноги, демон Бавсо – давний приятель и полюбовник Венши. Неподалеку отбрасывала короткую тень новая постройка с башенками, и с этой тенью творилось что-то странное – она дрожала, как рябь на воде, и как будто порывалась ползти вперед… Понимание пришло само собой: это Город почувствовал, что его хранительница попала в беду, и тянется ей навстречу, чтобы защитить.

Глянула назад: так и есть, скумоны и стиги догоняют, один Шверри держится на дистанции.

Вытянув шею, сторож кофейных плантаций с интересом уставился на несущуюся к мосту разнородную шайку. На мгновение Венша пожалела, что она не на его месте: такую потеху не каждый день увидишь! А потом спохватилась и заорала, срывая голос:

– Бавсо, выручай! Останови их!!..

Демон выпрямился во весь рост. Он смахивал на большую тряпичную куклу с вихлявыми руками-ногами и гротескно печальным лицом, намалеванным театральным художником. Да только Бавсо был не куклой, а кукловодом.

Венша опять обернулась: твари вот-вот догонят, мост над текучей водой для них не препятствие, он задержит только амуши.

Но Бавсо уже вскинул руки, лениво пошевелил длинными белыми пальцами – и шары-кровососы, разом подскочив в воздух, повисли на невидимых ниточках, болтаясь туда-сюда. Та же участь постигла и костяных ящеров о двенадцати лапах: эти напоминали составные деревянные игрушки, подвешенные в лавках, вдобавок они и щелкали похоже. Старина Бавсо даже до Шверри дотянулся, и теперь тот отчаянно дергался, словно марионетка, взбунтовавшаяся против хозяина.

Лекарка со своей ношей бегом промчалась мимо демона, и дальше, по нагретому солнцем каменному мосту.

– В городе мы в безопасности, город защитит, – скороговоркой выдавила Венша у нее над ухом. – И я сейчас… А то вон там люди…

Когда ноша внезапно потяжелела, Ринальва сбилась с шагу и чуть не упала, но все же устояла на ногах. Присев, опустила пассажирку на землю, развернулась – и увидела девушку с глазами цвета ржавчины, веснушками на носу и встрепанными рыжеватыми косичками. Об амуши напоминал только балахон, расшитый зубами песчанурок и разноцветными пуговицами. После того как недруги таскали Веншу волоком, ухватив за волосы, пуговиц и зубов поубавилось.

– Это не личина! Город выбрал меня в хранительницы и вернул мне облик из прошлой жизни.

И с какой стати сходу призналась ей? Ни с того, ни с сего…

– Обратно можешь? – тяжело дыша, спросила Ринальва, ее грудная клетка ходила ходуном. – У тебя рваная рана с открытым переломом… для человека такая травма намного опасней… чем для вашей шатии.

И верно, повязка набухла кровью.

– Я не знаю, можно ли тебя лечить силой Тавше. Возможно, в таком облике это тебя не убьет, но проверять экспериментальным путем лучше не будем.

– Так увидят же, – беспомощно произнесла Венша-Венкина. – А морок невидимости я сейчас не могу.

К ним уже кто-то спешил, лекарку признали издали.

– Чучело несчастное, – ругнулась та сквозь зубы.

Скинув свою котомку, вытащила свернутый рулон ткани, встряхнула. Плащ из китонского «походного» шелка, тонкого, но непрозрачного и плотного.

– Давай-ка закутайся и живо смени облик, пока не истекла кровью.

Венша так и сделала. Лежа на земле беспомощным свертком, она слышала, как Ринальва велит кому-то раздобыть носилки. Наверняка и мыслевести послала всем кому надо – и не сейчас, а раньше, как только появилась возможность. Спасательный отряд уже на пути в оазис, но что-то подсказывало хранительнице Ляраны, что они там никого не застанут.

К счастью, этот кавардак вскоре закончился: Нижний мир поглотил птуонов. Их словно затянуло в незримый водоворот, и после этого наступила тишина. О недавнем присутствии демонических тварей напоминал поломанный кустарник, огрызок пальмы, валяющийся неподалеку ствол с помятыми листьями-перьями да похожий на измочаленное пугало амуши.

– Тупто, видел бы ты себя со стороны! – расхохоталась Друмунда, которая пряталась вместе с Куду и Флачендой. – Ну точь-в-точь метла, которой вначале пол подметали, а потом давай в сердцах колошматить обо что попало! Ползать-то можешь или тебе помочь? Ой, умора!..

– Доставьте меня к царице! – перекосив в страдальческой гримасе безгубое иззелена-желтое лицо, всхлипнул Тупто.

Из кустарника вынырнули двое других амуши – один Куарри, а второй вроде бы Шверри –  ухватили его за переломанные руки-плети и потащили вперед.

Тупто жалобно стенал, но его стоны звучали так, словно он кого-то передразнивает. Вот и пойми, больно ему или нет. А Флаченда дрожала мелкой дрожью, и пристроившаяся рядом женщина-амуши принялась уговаривать ее приторным голосом:

– Не бойся, мы служим великой госпоже, и тебя она тоже возьмет к себе, будешь верно служить – тогда никто тебя не съест, даже полпальчика не откусит... Ой, у тебя косичка растрепалась, давай поправлю!

На ходу сцапала Флаченду за косу, не слишком толстую, но и не слишком тонкую, длиной до середины лопаток, и прицепила возле затылка амулет, блокирующий ведьмовскую силу. С виду заколка с треснутой стекляшкой, ничего примечательного.

Так оно лучше, отстранено подумал Куду, ради ее же блага. Он взмок, аж ладони вспотели, и тоже дрожал. Лишь бы не оказалось, что Тейзург сумел освободиться и поджидает их, замышляя ответный удар...

Никуда враг не делся, так и стоял, опутанный заклятьями, но около него обнаружилась лекарка из ляранской лечебницы и еще один амуши. Лекарка сразу бросилась бежать, посадив амуши на спину.

– Догнать их! – потребовал Куарри. – Захватить ренегатку!

Смотрел он на Шверри, тот и бросился в погоню вместе со сворой зубастых стигов и шаров-кровососов.

– Лекарка могла отправить в город мыслевесть, – шепнул спутникам Куду, стараясь укрыться за чужими спинами, чтобы Тейзург лишний раз его не увидел.

– Не отсюда, тут у нас все шито-крыто. Но если отбежит подальше...

– Пусть ты и самый сильный из магов, а мы тебя поймали! – Друмунда отвесила пленнику шутовской поклон.

– Польщен, – отозвался Тейзург. – Кто сумел вплести в эту ловушку стебли, добытые в Орхидейном море?

– Неведомо кто сумел, ковер очень старый. Ты отправишься с нами к царице Лорме, – Куарри произнес это дипломатичным тоном, и от ужимок воздержался.

У Куду сердце екнуло: если он разговаривает с пойманным врагом без издевки – не значит ли это, что их обманули, и вурвана не собирается уничтожить Тейзурга, а вынашивает планы заключить с ним союз? Тогда дела плохи… И здесь оставаться нельзя: сбежавшая лекарка видела Монфу, который теперь Понсойм Фрумонг, так что в Ляране их схватят, как преступников. Безопасней вернуться к Лорме и уповать на ее покровительство. Люди-волшебники ей нужны, одного она недавно потеряла – Куарри обмолвился, что молодого Джафрила, выполнявшего ее поручение, убил Хальнор.

– Заберете нас с собой к госпоже? – спросил Куду вполголоса.

– Отчего же не забрать? – тоном милостивого начальника обронил Куарри.

Монфу так и лежал возле кустарника, вроде бы целый – птуоны не обратили на него внимания.

– Помоги мне перенести его, – попросил Куду женщину-амуши.

– А что ты мне за это дашь?

– У меня есть деньги… Монеты, в них можно пробить дырки и сделать украшения.

– Медяки? – она презрительно скривила безгубый рот. – Ты, кажется, принимаешь меня за дешевую шлюху?

– У меня есть мадрийский золотой!

– Сойдет.

Куарри тем временем занялся приготовлениями, чтобы открыть Врата Хиалы: вытащил из-за пазухи мешочек и принялся рассыпать по кругу заклятый порошок.

Подойдя к товарищу, Куду остолбенел: рана Монфу перевязана, и сам он дышит, а на лице у него сидит насколько улиток с уродливыми раковинами – когда только успели?..

– Вот те на! – воскликнула Друмунда. – Ну и красавчик!

Преодолев брезгливость, Куду попробовал смахнуть эту пакость, но непонятные создания словно намертво приросли. При попытке оторвать одну из них выступила кровь, Монфу застонал. Да что ж это такое?..

– Эй, волоките его сюда! – поторопил Куарри. – Если труп, все равно волоките, госпожа приказала не оставлять следов!

Куду старался действовать осторожно, зато амуши не церемонилась. Кое-как они перетащили раненого к остальным: после «Кувырка личины» тот стал в полтора раза тяжелее по сравнению с прежним Монфу.

– Так я и думал, – усмехнулся Тейзург.

– Что это? – дрожащим голосом спросила Флаченда. – У него на лице?

– Сама догадайся, ты же ведьма.

– Это сделали вы?.. – у нее глаза округлились от ужаса. – Не надо… Я не виновата… Я правда не знала, что они задумали…

– Это сделал не я. Но ты меня разочаровала.

– Я не хотела! И я никогда не соглашусь… – девушка беспомощно умолкла.

– Ты еще больше меня разочаруешь, если откажешься служить Лорме и предпочтешь глупую смерть.

– То-то и оно, – поддакнул предводитель амуши.

У Куду язык примерз к зубам. Неужели Лорма прочит Тейзурга себе в консорты, должна же она понимать, что тогда она ни днем, ни ночью не будет в безопасности, она же древняя и мудрая, она знает, с кем имеет дело…

Он чихнул от заклятого порошка, и тут в воздухе зарябила мутная арка, всю компанию затянуло внутрь: и Тейзурга, оплетенного щупальцами ковра, и людей, и амуши.

Вуагобу ждал по ту сторону Врат. Он был так огромен, что заслонял собой здешний ландшафт – сам подобный ландшафту, окружил их со всех сторон своими чудовищными кольцами, и разило от него, как из старой выгребной ямы.

На этих бесконечных лоснящихся кольцах то там, то здесь вылеплялись человеческие лица – как будто на несколько мгновений выныривали из грязи, а потом исчезали. Ученик Унбарха знал, что Вуагобу принадлежит к числу так называемых «множественных демонов»: не единая сущность, а колония, в которую могут вливаться новые сущности. В Хиале подобное притягивается к подобному. Это выглядывают те духи, которые присоединились к Вуагобу недавно и еще не успели раствориться в нем без остатка.

Куду старался не смотреть на них, но все же задержал взгляд на лице, которое показалось ему знакомым, и это лицо тоже задержало на нем взгляд. Шаклемонг?.. Шаклемонг Незапятнанный?.. Но разве это возможно, если он был нравоучителем и боролся за чистоту нравов? Неужели он всю жизнь только и делал, что кормил Вуагобу?

Куду содрогнулся: быть такого не может!

Глава 16. Булавка с жемчужным глазом

– Покойся с миром, маленький друг, добрых посмертных путей твоему духу, – чуть слышно произнес Костоправ, склонившись над ямкой с останками. – Ты всегда будешь жить в моем сердце.

Его боевые товарищи, Сорокопут и Спица, стояли в трех шагах от выполняющего скорбный долг коллеги, с уважительным выражением на лицах.

– Я ему за все благодарен, – сказал Сорокопут, когда настал их черед произнести прощальные слова. – Мои соболезнования, коллега.

– Я тоже его любила, – тихо промолвила женщина. – Мои соболезнования, коллега.

Костоправ накрыл могилку аккуратно вырезанным куском дерна с травяной порослью и сверху положил собственноручно сплетенный венок из луговых цветов. После этого трое элитных магов-устранителей переглянулись, надели котомки и зашагали по зеленому склону на восток – к руфагро-аснагисской границе. Вчера получили мыслевесть от Пряхи: по данным разведки, Угробец замечен в Аснагисе.

Заварочный чайник Костоправа пострадал сильнее, чем показалось вначале: у него не только носик откололся, вдобавок он в нескольких местах треснул и на другой день развалился. На Сиянских островах к процедуре чаепития относятся серьезно и вдумчиво, разбитые чайники там не склеивают, а хоронят с почестями. Маг Ложи решил поступить по обычаю той страны, где его любимец появился на свет: завернул фарфоровые черепки – бисквитно-белые, с кобальтовой и золотой надглазурной росписью – в   шелковую тряпицу и после установленного обычаем «траурного срока» устроил похороны.

Коллеги отнеслись с пониманием и согласились с тем, что решающий удар Дирвену нанесет Костоправ. За чайник. Дело за тем, чтобы наконец-то добраться до объекта.

После разговора с Хеледикой темные воды, со всех сторон его окружавшие, никуда не делись, всего лишь отступили. Не настолько, чтобы он перестал чувствовать их присутствие, но хотя бы вернулась способность думать – уже хорошо.

Первым делом Хантре попытался увидеть, кем был Чирван. Впечатления совпали с тем, что говорила песчаная ведьма.

К деревне в Кукурузной Прорве этот парень не имел никакого отношения. Пришлый, как и Ламенга Эрзевальд вместе с этим, как его зовут… Имя третьего фигуранта выскальзывало из памяти, словно обмылок из рук.

И от всех троих тянутся ниточки к Лорме.

По крайней мере, Хантре не зарезал племянника на глазах у дяди – Чирван Руджадилу не родственник. Хотя бы этому можно порадоваться.

Чирван и в самом деле был молод. С большими амбициями, на этом его Лорма и поймала. Завербован Ламенгой Эрзевальд. Обладая посредственными способностями, мечтал стать выдающимся магом, ради этого готов был идти по головам. И пошел. Отдал вурване свою родную сестру – в доказательство своей преданности и готовности выполнить любой приказ госпожи.

Утешиться тем, что Чирван получил по заслугам? Он пожертвовал чужую жизнь Лорме – и значит, справедливо то, что его самого принесли в жертву демону Хиалы?

Считать себя «секирой Зерл», как говорят в таких случаях?

«Нет. Чирван был дрянью, но с меня это вины не снимает».

– Нет, – произнес Хантре вслух.

Вслед за этим раздался негромкий стук, а потом скрипнула дверь. Не было ведь ощущения, что рядом кто-то есть… Но это Шеро Крелдон, для него заэкранироваться – все равно что зонтик раскрыть.

– Доброго здоровья вам, коллега Кайдо.

Глава Светлейшей Ложи грузно опустился в кресло напротив. На нем была поношенная черная мантия мага-безопасника – возможно, та самая, которую он носил до переворота. Лицо отечное, но все же выглядит получше, чем в последний раз, когда Хантре его видел. И вроде бы кого-то напоминает… Не внешне. Не из этой жизни. Раньше, до Сонхи, до снежной завесы, у Хантре была работа – что бы там Эдмар ни твердил про «наемника-одиночку» – и на работе было начальство, в том числе похожее на Шеро Крелдона. Ощущение чего-то привычного, много раз повторявшегося, странным образом успокаивало, несмотря на   внутренний раздрай.

– Здравствуйте, коллега Крелдон, – спохватившись, поправился. – Достопочтеннейший коллега Крелдон.

Хамить не стоит, ради Омлахарисият.

– Да незачем чиниться, – собеседник махнул рукой. – Я же в курсе, что вы вне чинов и статусов. Вы сейчас в состоянии побеседовать? Ежели нет, зайду позже.

– В состоянии.

– Хеледика доложила об инциденте, который случился, когда вы вышли из Кукурузной Прорвы. Там верховодили двое преступников, которых мы разыскиваем, поэтому буду признателен, если поделитесь информацией, как видящий.

Выложил все, что смог уловить насчет той парочки прохиндеев на службе у Лормы. Тоже с ощущением привычной, не раз повторявшейся процедуры – совсем как раньше, на забытой прежней работе. Хотя этого «раньше» для него словно и не было, да и не нуждается он ни в каком «раньше», потому что в Сонхи он дома.

Обозначил, в чем более-менее уверен, в чем не вполне уверен, что можно отнести к разряду «кажется, под вопросом».

Рассказал о Чирване. Для этого пришлось сделать над собой усилие, словно ломал сведенными от холода пальцаминаледь с острыми кромками.

– Благодарю, коллега Хантре, – промолвил Крелдон, когда он закончил. – Вы помогли заполнить кое-какие пробелы в той картине, которая имеется в нашем распоряжении. И отдельная благодарность за то, что спасли Хеледику. Я бы настоятельно порекомендовал вам не откладывать с очистительным обрядом – можно в храме, а можем и мы организовать, этак даже лучше будет. Нынче же переговорю на эту тему с коллегой Орвехтом, он компетентен в таких вопросах.

– То, что я сделал…

– То, что вы сделали, в данных обстоятельствах было необходимостью. Это я вам как маг Светлейшей Ложи говорю.

Меньше всего ему хотелось бы стать похожим на магов Светлейшей Ложи.

– Но честно скажу, будь вы из наших, пришлось бы вам объяснительные писать, – добавил Шеро Крелдон доверительным тоном. – Потому что необходимость необходимостью, а бюрократией пренебрегать непозволительно.

– Возможно, был другой выход…

– Вряд ли, после того как эта шельма Ламенга оглушила вас и они выбили из игры песчаную ведьму. Я понимаю, что вам сейчас тяжело, а кому сейчас легко? Слыхали о том, что творится на месте разрушенной резиденции Ложи?

– Аномалия.

– Вот-вот, и не где-нибудь на отшибе, а в центре города. Покамест огородили стеной, запечатали заклятьями по всему периметру. Так ведь находятся дурные сорви-головы, которым за этой стеной медом намазано – так и норовят пробраться туда и что-нибудь вынести. Только нам второй Мезры не хватало. Или возьмите колонии… Слышал я о том, что вы посетили Сираф, и у вас остались тяжелые впечатления. Вопрос о реформах в колониях сейчас изучается, в Колониальном Ведомстве Ложи создана специальная рабочая группа. Многое нуждается в реформировании, но такие дела быстро не делаются. Знаете, есть поговорка: «Чворк ползет – свой груз несет»? Вот и мы, как тот чворк. Ладно, вижу, что заболтал я вас… – уже поднявшись, Верховный Маг добавил: – Ежели захотите свежим воздухом подышать, на балкон ведет дверь с витражом справа от вашей комнаты. Дверь в уборную слева. Я себе домишко со всеми удобствами присмотрел, а то, знаете ли, в катакомбах намучился на всю оставшуюся жизнь.

После того как он ушел, Хантре откинул одеяло и встал с кровати. Со второй попытки. Голова кружилась. На нем были хлопчатобумажные штаны и пижама: должно быть, переодели, пока находился в бессознательном состоянии, и все его тряпье сразу же спалили магическим огнем – чтобы ничего из Хиалы не прицепилось. Но золотой браслет в виде обвившей запястье ящерки никуда не делся.

Темный коридор с отстающими обоями: роскошь полувековой давности, что-то помпезно-геральдическое. В прорехах виднеется обережный орнамент.

Распахнув дверь с желто-красно-синим витражом наверху, он оказался на балконе. Зажмурился: в глаза ударило солнце. Море разноцветных черепичных крыш с башенками, флюгерами, слуховыми окошками, кирпичными трубами. Крона дерева на убегающей вниз улице опутана гирляндами колокольчиков. Веселая картинка. Словно и не случилось в Аленде ничего плохого минувшей весной.

Мыслевесть?.. Он напрягся, ухватившись за перила: ага, вот сейчас Эдмар всё прокомментирует… Но это оказался не Эдмар.

«Господин намест… Господин Хантре!»

«Дилуан?»

Маг-руфагриец – то ли Тейзург сманил его, как в свое время Кема, то ли тот сам попросился к нему на службу.

«Господин Хантре, у нас большая беда. Рядом со мной госпожа Веншелат, я сейчас перескажу вам то, что она расскажет».

Первым делом Нинодии пришлось выгонять из своего домика без спросу вселившихся туда постояльцев. Забулдыги из ее давних знакомых, соседям они говорили, что госпожа Булонг сама разрешила им тут пожить. Все загадили, а что можно было продать, утащили и продали. Еще и обиделись, когда она пригрозила судом: а как же старая дружба?

Хорошо, что Тейзург выдал ей некоторую сумму на расходы. Сняла номер в недорогой гостинице, занялась поисками прислуги – хотя бы на восьмицу-другую, чтобы навести в доме порядок. Ее прежняя служанка Джаменда за это время нашла новое место.

– Уж как она радовалась, что боги-милостивцы послали ей в этот раз непьющую хозяйку! – ввернула с затаенным ликованием злобная старушенция из соседнего дома, которая Нинодию недолюбливала и осуждала.

– Иные не пьют, да нутро у них гнилое, и пуще пьяниц гневят богов своими делами, – изобразив плевок ей под ноги, Плясунья с достоинством пошла прочь.

Настроение было смурное. Эх, в самый раз бы сейчас подкатить к Суно да по секрету от Зинты сознаться, что Талинса его дочка, да попросить деньжат… Он ведь теперь важная персона – чай, жалование не маленькое. Но Тейзург заставил ее поклясться богами и псами, что она ни единой живой душе не скажет, кто отец Талинсы. И этого ему показалось мало, в придачу наложил заклятье: чтобы ни вслух не смогла произнести, ни буквами написать. Все ж таки отобрали у нее кровиночку, не одни, так другие… Ну да, да, никто ее не гнал, в Аленду она сама попросилась, однако ж не думала, что ее свяжут этакими злодейскими условиями. То-то многие клянут Тейзурга на чем свет стоит: есть за что.

Поразмыслив, Нинодия решила, что ей теперь одна дорожка: замуж за кого-нибудь небедного. За мага Ложи, за торговца, за отставного военного? Ясно, что это будет человек в летах, так она и сама не юная барышня. Тут главное не оплошать, не нарваться на кавалера-никчемыша с пустыми карманами, который со своей стороны понадеется, что женитьба на Нинодии поможет ему поправить дела.

Суно вновь увиделся с Верховным Магом уже под вечер, в резиденции Ложи. В коридоре перед тем разминулся с коллегой Аджимонгом: поздоровались, однако никакого опасного огонька в глазах у распорядителя торжеств не мелькнуло. Не знает. Ну и хвала богам.

Доложил о своих выводах по нескольким делам, которыми занимался в настоящее время. Заодно рассказал, что в ресторане «Часы без стрелок», куда завернул пообедать, встретил Нинодию. Угостил, попытался выспросить, кто же отец ребенка, но Плясунья увильнула: была выпивши с выпившим кавалером, а потом от него ни слуху, ни духу, зато в этот раз она пристроила доченьку в хорошие руки, ее Талинса вырастет самой настоящей сурийской принцессой! Напоследок попросила взаймы, и он оставил ей некоторую сумму, хотя знаем мы эти «взаймы».

Шеро выслушал с интересом, кивнул, а потом поведал, что состоялся у него разговор с коллегой Хантре. Не сотрудник, а истинное сокровище, и надобно приложить все усилия для того, чтобы наконец-то прибрать это сокровище к рукам. Для начала, в качестве жеста доброй воли, проведем ему очистительный обряд, ничего не требуя взамен. Готов? Вот и хорошо, тогда поехали ко мне. И главная новость, но о ней пока молчок, до поступления официальных известий: ляранские агенты донесли, что Тейзург захвачен прислужниками Лормы. Вместе с нашей Флачендой, жаль девчонку, да кто ж виноват, что она такая дуреха. Кабы знал, велел бы за ней присмотреть. Зато хвала богам, что от Тейзурга избавились.

Суно про себя хмыкнул: один раз Ложа уже «избавилась» от Тейзурга, и все помнят, чем это закончилось. Впрочем, теперь все куда надежней, старая кровопийца свою добычу из когтей не выпустит.

Экипаж неспешно катил в горку, к двухэтажному особняку с башенкой. Миновали каштан, увешанный тихо позвякивающими колокольчиками.

Из ворот выскочил навстречу встрепанный порученец:

– Достопочтеннейший коллега Крелдон, я не догнал его! Убежал…

– Кто убежал? – осведомился из коляски Верховный Маг.

– Кот убежал! Выпрыгнул с балкона… Ищем, пока не нашли.

Аснагиса – дурацкая страна. Здешние жители носят колпаки и унылые мешковатые одеяния, зато исподнее у них пестрое – в глазах рябит от обережных узоров, отпугивающих демонов Хиалы и прочую нечисть. Ха, если эти демоны такие же эстеты, как Наипервейшая Сволочь, сбегут без оглядки! Свое нижнее белье аснагисцы никому не показывают, но в лавках-то оно продается. Хотя и тут не без затей: продавец обязан обеспечить покупателю цветастых подштанников полную конфиденциальность.

Всякий мужчина или взрослый парень должен ходить с бородой, прикрывающей ямку меж ключиц, иначе стыд и позор. С иностранца никакого спросу, но Дирвену нужно затеряться среди местных, потому что иностранцев здесь раз, два и обчелся.

Эта проблема решилась запросто: в любом городишке найдется волосяная лавка, где продают бороды для мужчин, у которых растительности негусто, и парики для женщин. У аснагиски непременно должно быть две косы до пояса – вот эти обманщицы и морочат головы доверчивым кавалерам, они везде одинаковые. Поглядев на стенку, увешанную дамскими фальшивками, Дирвен презрительно скривился. А потом принялся выбирать накладную бороду.

У большинства аснагисцев волосы каштановые или темно-русые, брюнеты попадаются реже, а блондины большая редкость. Остановился на русой бороде. Торговец отнесся уважительно: покупатель иностранец, но хочет выглядеть пристойно – не то, что другие босорылые, которых ему случалось видеть. Рассказал о нескольких видах клея, посоветовал использовать заушные шнурки. В кладовке Арнахти Дирвен разжился языковыми амулетами, так что все понимал и более-менее объяснялся по-здешнему.

Итак, борода у него теперь есть. Вдобавок он купил долгополый кафтан унылого серо-бурого цвета, такие же штаны и традиционный аснагисский колпак высотой в локоть.

С колпаком оказалась та еще засада: так и норовил свалиться. А местное население носит их как ни в чем не бывало, и завязки под подбородком только на детских колпачках, у самой мелюзги. Магия? Никакой магии, он бы определил. Приклеивают? Морока же по вечерам засохший клей с башки отколупывать, не спят ведь они в этих колпаках – те на жестких каркасах, чтобы верхушки были устремлены в небо, потому что небесам это угодно. Придурки, что с них взять.

Чтобы выяснить, как они выкручиваются, Дирвен в поздний час забрался в жилой дом – с «Кошколазом», «Ключом Ланки» и «Зонтиком Ланки» плевое дело. Ну, и что бы вы думали? Колпак держится на шпильках: волосы на макушке у аснагисца собраны в дурацкую гульку, в нее-то шпильки и втыкаются, надежно фиксируя головной убор.

С утра пораньше сходил в лавку за шпильками, вернулся в гостиницу, собрал в пучок отросшие вихры, закрепил колпак, приладил бороду – и вышел на улицу уже не иностранцем, а натуральным местным жителем. Ха, пусть ищейки Ложи хоть землю носом роют, его не найдут: у него «Безлунная круговерть» в связке с «Мимоглядом».

Нужно добраться до порта на восточном побережье и оттуда уплыть на Оборотный архипелаг. Заморских стран больше дюжины, у Аснагисы и Бартоги с ними регулярное сообщение и торговля. Овдаба и Ларвеза тоже с ними торгуют, но эти плавают на запад, а те на восток.

Он отправится за океан под именем Патилима Грювандо. Патилим – распространенное аснагисское имя, вроде Бельдо или Понсойма в Ларвезе, а Грювандо – захиревший, но многочисленный торговый клан, его представители раскиданы по всему свету, хотя большинство аснагисцев домоседы. В самый раз для маскировки. Оборотники, как их называют в просвещенном мире, вряд ли его разоблачат, главное не сталкиваться там с другими аснагисцами.

О Грювандо ему в свое время рассказывали на тот случай, если на задании придется выдавать себя за бородача в колпаке. Дирвен даже припомнил, что эти придурки победили пять своих страстей, чем весьма гордятся: страсть к азартным играм, страсть к праздным разговорам, страсть к алкоголю, гневливость и непохвальную привычку перебивать собеседника. Значит, если захочется пива – в одиночку, тайком, чтоб никакая задница не застукала. Он же Грювандо. И даже к лучшему, что имя обязывает помалкивать, тем меньше риска спалиться из-за акцента или брякнуть не то. Хотя насчет акцента есть объяснение: вырос в семье, которая держала лавку в Аленде, этой весной во время смуты лавчонку разорили, всех кроме него убили, вот и надумал вернуться на родину.

На вокзале он прибился к компании студентов, которые направлялись из Гутуба в Закурах, потому что у них каникулы закончились. Ха, тоже все околпаченные, других здесь не бывает. Парни, конечно, поняли, что он не местный, но Дирвен выложил свою легенду и сказал, что хочет поступить в университет – на родине, потому что Ларвеза ему уже во где, страна придурков, которые и колпаков не носят, и всегда готовы тебя предать. О чужбине он говорил с таким искренним отвращением, что студенты прониклись сочувствием и начали давать советы насчет вступительных экзаменов.

Дирвен впитывал информацию, как промокашка чернила: вдруг пригодится. Если в дальнейшем кто прицепится, можно будет сказать, что экзамены он завалил, потому и отправился искать счастья за океаном, и ввернуть подробности.

Взяли в буфете пива. Попутчики давай его подначивать: хоть ты и Грювандо, хоть вы и победили страсть к алкоголю, немножко же можно? Дал себя уговорить, а они и рады – потому что покупали вскладчину, раскидав на всех поровну.

Вагон второго класса разделен перегородками на купе без дверей, и когда туда ввалилась толпа студентов с пивом, другие пассажиры ретировались в соседние вагоны, где были свободные места. Застеленные тюфяками койки-сундуки, привинченные к полу столики и стенные шкафчики с расхлябанными дверцами на все лады скрипели, им вторил перестук колес – извечная дорожная песня, но ее то и дело заглушали возгласы и хмельная болтовня.

Кто-то спросил, есть ли у Патилима подружка. Дирвен ответил, что раз он Грювандо, ему нельзя праздно болтать. Его снисходительно похлопали по плечу. А он подумал о Харменгере. И о Наипервейшей Сволочи. Вот бы с ней встретиться. Вот бы с ним встретиться. Вот бы сразу с обоими... Не может же быть, чтоб этот гад Эдмар о нем забыл! Значит, встреча обязательно состоится, но заранее не угадаешь, где и когда.

Пирушка закончилась с наступлением сумерек. Это тебе не раньше, когда в каждом вагоне были хотя бы плохонькие волшебные лампы: теперь они только в кабинах у амулетчиков-вагоновожатых, и еще на головном вагоне светят глазища-фонари. А масло на железных дорогах не одобряют, во избежание возгораний. Если приспичит посреди ночи, добирайся до сортира на ощупь. У Дирвена «Луногляд», зато парни после пива рискуют. Впрочем, новые приятели просветили его, что окно в купе будет приоткрыто, и ежели что – можно туда, ты ведь не барышня. И в ногах каждой койки в нижнем выдвижном ящике стоит горшок, но лучше в окно, морока в потемках с этими горшками, еще уронишь. В ларвезийских поездах небось так же все устроено? Так же, ответил Патилим Грювандо.

Сняв колпак – для колпаков над каждым местом имелась специальная сетка, похожая на сачок, с матерчатым кармашком для шпилек – он укрылся тонким шерстяным одеялом. Раздеваться не стал, вдруг придется драпать от убийц Ложи. Только ботинки скинул, а «Пятокрылы» вытащил из-под стелек и спрятал в потайной карман.

В вагоне стоял крепкий пивной дух, от одеяла пахло дешевым одеколоном и чесноком. Он уже задремал, когда прилетела мыслевесть:

«Господин Дирвен, я смиренно прошу прощения, если отвлекаю вас от чего-нибудь...»

Куду, невезучий древний маг, пострадавший от Наипервейшей Сволочи. Опять будет ныть, чтобы Повелитель Артефактов забрал их с Монфу в безопасное место? Может, и пригодились бы, но ему бы самому поскорей в безопасном месте оказаться.

«Я сплю, выкладывай, чего тебе?»

«Еще раз прошу меня простить. Рядом со мной госпожа Лорма, и она желает передать вам сообщение».

«Ха, уже распрощались».

«Царица желает сказать вам, что у нее теперь новый консорт».

«Передавай поздравления. И ей, и бедолаге-консорту».

«Вы не желаете спросить, кто стал новым консортом царицы?»

 Куду делал паузы – видимо, пересказывал его ответы и выслушивал реплики Ломы. Чувствовалось, что он напуган и угнетен: если б это был не обмен мыслевестями, а разговор вслух, наверняка бы мямлил и запинался.

«Ты, что ли? Тогда прими соболезнования».

Дирвен хохотнул: то еще удовольствие быть любовником мертвячки, которая без свежей дозы не может сохранять человеческий облик дольше, чем на полчаса.

«Нет-нет, господин Дирвен, я бы никогда не удостоился такой чести. Новый консорт царицы Лормы – господин Тейзург. Госпожа сказала, что вам будет интересно об этом узнать».

От последней мыслевести так и повеяло безысходной тоской: вот уж влипли Куду и Монфу… Да и весь мир, считай, влип.

«Как?..» – только и смог спросить Дирвен.

«Это все, что наша госпожа велела вам передать».

Он долго лежал с открытыми глазами, таращась в чернильную тьму. Как?.. Он же думал, что они с Этой Сволочью еще встретятся… А теперь получается, что Эдмар, переметнувшийся к Лорме, снова его предал, во второй раз предал, еще хуже, чем Хеледика.

– Из города ни шагу. В Ляране ты под защитой, и если этот Арнахти явится сюда или кого-нибудь за тобой пришлет, уж мы с городом устроим веселуху! Отсюда тебя никто утащить не сможет, главное, сама не выходи за черту.

Тунанк Выри несколько раз кивнула, испуганно и благодарно. Закутанная в усахайбу дама Веншелат захромала дальше по коридору, припадая на больную ногу, и мучаха засеменила с ней рядом.

Венша пока не могла обернуться девушкой с косичками цвета ржавчины, такой же веснушчатой, как ее хвостатая подружка. Вернее, могла-то могла, но Ринальва сказала, что лучше не надо: тогда нога будет болеть сильнее. На амуши раны заживают куда быстрей, чем на людях, и боль для них ерунда, вдобавок город лечит свою хранительницу. Но до того как все заживет, ей надо оставаться в своем истинном облике.

Хотя, с другой стороны, получается, что истинный облик – это как раз Венкина, которой она была до того, как умерла в пустыне и переродилась в амуши? Так или этак, запутаешься об этом думать, но Тунанк Выри все равно думала: всякая мучаха любит головоломки.

Для Городского совета затеяли строить отдельное здание, а пока Совет заседал в княжеском дворце. Все собрались, включая Ринальву, которая заявила, что у лечебницы должен быть свой представитель, и это будет она. Еще бы кто-нибудь возразил: во-первых, случись какая хворь – побегут в лечебницу, а во-вторых, это же Ринальва.

Пришли маги, которых Тейзург взял на службу, жрецы, бартогские союзники, принцесса Касинат, песчаная ведьма Иланра. И префект полиции, сменивший на этом посту Хантре – Тунанк Выри знала от Венши, что рыжий успел побывать наместником князя и высоким начальством, а потом был разжалован за должностной проступок. Хармины-Харменгеры в зале не было, но мучаха чувствовала, что она где-то рядом.

Венша уже успокоила ее, мол, «демоны Хиалы останутся с нами, ты не бойся» – Тейзург научил своих магов, как открывать для них Врата и обеспечивать им длительное пребывание в людском мире. А Тунанк Выри сама не знала, что ее больше пугает: присутствие «дружественных» демонов – или то, что они уберутся восвояси, и Лярана останется без их защиты?

Она чинно сидела на стуле за спинами у магов, невзрачная барышня в клетчатом платье, и кончик хвоста у нее под юбкой нервно подергивался. Венша, с головы до пят закутанная в голубые шелка, устроилась рядом.

Ринальва деловито и обстоятельно рассказала о том, что случилось в оазисе. Умолчала только, что придворная дама Веншелат на самом деле амуши. Префект полиции заявил, что проведет расследование, Понсойм Фрумонг, Бельдо Кучелдон и Фламодия-Флаченда заочно арестованы, за содействие в их поимке назначена награда. Венша под своими шелками фыркнула: эти трое уже далеко.

Глава Городского совета извлек из футляра письмо Тейзурга, которое надлежало вскрыть, если с ним что-нибудь случится. В числе прочего князь Ляраны приказал игнорировать любые распоряжения, которые могут поступить от него, пока он будет находиться в плену.

– Он знал! – прошипела Венша. – Он же знал… Почему?!..

После собрания им заступила дорогу Иланра.

– Ответь на мои вопросы, – произнесла она непререкаемым тоном, в упор глядя на амуши мерцающими глазами, похожими на песочные опалы.

У Тунанк Выри душа провалилась в пятки, и она сама не заметила, как очутилась на изнанке коридора. Она не хотела бросать подругу в беде и отчаянно за нее переживала, но это сильнее ее – она ведь мучаха…

Ничего плохого, ведьма всего лишь хотела выяснить подробности насчет ловушки, в которую поймали Тейзурга, и насчет осужарха, и насчет колдовства, которое использовали слуги Лормы. Венша все выложила, а когда Иланра ушла, прямо там и уселась на корточки. Тут же охнула, вытянула поперек коридора больную ногу.

– Прости, что я сбежала, – виновато пробормотала вынырнувшая из стенки Тунанк Выри. – Ничего не могу с собой поделать…

– Да что с тебя взять, все ваше племя такое, – беззлобно махнула свисающим рукавом Венша. – Станешь смелой – помрешь, смелых мучах не бывает, это против правил. Но вот что, если эта старая песочница еще раз ко мне вот так подкатит, ты лучше сразу беги за Харминой. Или… или за Ринальвой.

– За Ринальвой? – удивилась мучаха.

– Да. Она совсем не такая, как я про нее раньше думала. Или нет, все-таки такая, но еще и другая. А внутри, может, какая-нибудь еще. Бывает же, что человек разный… Пойдем.

Проковыляв несколько шагов, амуши остановилась возле полуколонны с нечеловеческой маской, улыбающейся из мраморной листвы на капители, и яростно прошипела:

– Ненавижу бояться!

– Да чего тут такого? – робко удивилась Тунанк Выри.

– Ты не поймешь! Вот было бы славно завести свою собственную песчаную ведьму… Если б какая-нибудь из них потеряла или оставила у нас в городе новорожденную дочку, а мы бы нашли и воспитали…

– Песчаные ведьмы не теряют и не бросают своих дочерей, – педантично возразила Тунанк Выри. – Мальчиков они отдают отцам, а девочки становятся олосохарскими ведьмами, это известный факт.

– Прямо-таки впору наведаться в их деревню да украсть девчонку…

– Не вздумай! Тогда тебе конец – найдут и превратят в засохший корешок. Поскорей выкинь это из головы да забудь, что сказала.

– Не паникуй, я же пошутила. Но если вдруг в нашем городе откуда-нибудь возьмется маленькая ничейная песчаная ведьма... Пусть мы ее первыми найдем, и пусть она останется у нас, я уже попросила об этом город.

– Песчаные ведьмы рожают в своих деревнях, – снова поделилась знаниями ее собеседница. – О таком надо просить не город, а Двуликую Госпожу.

– Тогда прошу об этом Двуликую Госпожу, – нисколько не растерялась Венша. – А уж я, как дух-хранитель Ляраны, позабочусь о том, чтобы в моем городе ее как следует почитали!

– Двуликая исполняет то, что может быть исполнено. Никакой вероятности, что какая-нибудь песчаная ведьма потеряет ребенка и не станет искать. Даже если с матерью что-то случится, поисками займутся ее родственницы.

– Да я же несерьезно сказала! Я же понимаю, что такая вероятность меньше комариного хвостика, но Двуликая на несерьезные речи не гневается.

Заболтались о песчаных ведьмах, и мучаха даже о постигшей их беде забыла. Но теперь снова вспомнила и бултыхнулась в свою тревогу, словно в холодную воду.

– Ох, что с нами будет…

– Развлекуха будет! – отозвалась Венша – ее племя найдет развлекуху где угодно. – Это раньше я была служанкой Лормы, а ты служанкой Арнахти, а теперь у нас есть Город! Основатель города попал в беду, но сам-то город никуда не делся. И не денется, мы этого не допустим, – она принялась загибать под тонким шелком рукава длинные когтистые пальцы. – У нас есть Городской совет, ополчение, маги, на нашей стороне княгиня Харменгера со своей свитой и бартожцы со своим оружием, так что никто нас не захватит – зубы обломают, штаны потеряют.

– А бартожцам какой резон нас защищать? У Тейзурга были с ними прожекты, но теперь-то его здесь нет.

– Ты не все знаешь об этих прожектах, – амуши перешла на доверительный шепот и сотворила чары от подслушивания – уловив это, мучаха шевельнула кончиком хвоста, добавив от себя такие же чары. – На границе Ляраны и Шилиды, которая теперь тоже Лярана, есть черное земляное масло. Бартожцам оно страсть какое нужное, они за него хоть потроха свои продадут, хоть с голой задницей спляшут, но у Олосохара ничего просто так не возьмешь, нужно договориться. Тейзург и договорился. Они притащат туда свои механизмы и будут качать из-под земли эту драгоценную черную слякоть, так что у них есть резон, чтобы все осталось как сейчас. И ежели хочешь побиться об заклад, кто кого обыграет, я поставлю не на Лорму, а на Тейзурга.

Тунанк Выри призадумалась, хочется ли ей биться об заклад: пожалуй, нет.

– А если кто-то покажется тебе подозрительным, сразу шли ко мне мотылька. Ты теперь будешь выслеживать в городе шпионов. Те, про которых мы знаем, пускай остаются, кому они мешают, но если кто-нибудь новый объявится, не дадим ему спуску. Весело же, ты согласна?

– Весело, – удрученно отозвалась Тунанк Выри.

Мучаха умрет, если перестанет бояться, и кем она после этого переродится… Брр, от одной мысли жуть берет, потому что сплошная неизвестность. А для амуши верный конец – перестать веселиться да насмешничать по всякому поводу. Если амуши впадет в уныние и подружится с меланхолией, очень скоро он станет похож на увядающее растение, а потом и вовсе завянет насмерть.

– О контрабанде пока забудь, нам сейчас не до пошлин за тряпки и благовония. Присматривай, чтобы под видом обычного товара в город не завезли что-нибудь для вредительства.

– Уж за этим непременно буду смотреть.

Она хотела добавить, что у нее тоже возникли такие опасения, но тут кисточка на хвосте судорожно дернулась, по хребту пробежали мурашки. Врата Хиалы. Совсем рядом, за углом.

– Ну-ка, что у нас тут за гости? – в коридоре откуда ни возьмись материализовалась Харменгера – в сурийском придворном наряде с золотым шитьем, рога спрятаны под причудливо намотанным красным тюрбаном с пером черного страуса.

Все трое переглянулись. Мучаха уловила, что Врата в Нижний мир закрываются. Звук шагов. Она поняла, кто это, за мгновение до того, как рыжий появился из-за угла. Одежда в крови, лицо измазано кровью, кожа иссечена свежими порезами.

– Кто тебя так? – она потрясенно всплеснула руками.

– Я сам, – ответил Хантре. – Мера предосторожности. Раз Вуагобу не нравится моя кровь, я решил, это должно против него сработать. Что у вас тут случилось?

Жизнь Куду и Монфу превратилась в кошмар еще хуже прежнего. Они-то понадеялись, что до свободы и безопасности рукой подать, но злая судьба в очередной раз описала круг, и все вернулось туда, откуда начиналось.

Лорма со своим поредевшим двором нашла пристанище в Бацораждуме, после того как из Исшоды ее выгнали местные вурваны. Они и раньше были недовольны тем, что древнейшая представительница их племени не соблюдает обычаев, понапрасну переводит еду, посягает на чужую еду – а после того, как она заслала к ним Дирвена, их терпению пришел конец. Лорма отправила повелителя амулетов на разведку, но тот вместо сбора сведений учинил переполох, нескольких вурванов убил, вдобавок выкрал девицу, которую в Эгедре ценили за изысканный вкус ее крови. И хотя он не вернулся к царице, а пустился в бега, эгедрийцы решили, что с них довольно. В Роф нагрянула целая армия, Лорме с ее двором пришлось уйти.

Бацораждум затерян в тропиках: эта маленькая страна на две трети принадлежит людям, на треть народцу, да только здешняя территория народца – лоскуток по сравнению с Исшодой. Лорма захватила заброшенный дворец, выставив оттуда прежних обитателей, и с помощью магии привела его в более-менее жилой вид.

Она ожидала своих посланцев в тронном зале: пятна плесени и трещины спрятаны под драпировками, разбитый пол устлан коврами, сквозь лиственную занавесь падает в окна солнечный свет.

Вурвана сидела на троне – это кресло на львиных лапах, с венчающей спинку резной короной, раздобыла для нее стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд. Благодаря наведенным чарам трон выглядел ничуть не облезлым, львиные когти и корона сверкали иллюзорной позолотой.

Лицо Лормы скрывала золотая маска, усыпанная алмазами и рубинами. Под потолком кружилось в танце несколько радужнокрылых флирий, впечатленных этим зрелищем. Придворные-амуши выстроились вдоль стен и ухмылялись в ожидании потехи. Суриец Тоншил – подневольный маг Лормы, и ларвезиец Начелдон – не волшебник, зато авантюрист и проныра, держались особняком от патлатых орясин.

Новоприбывшие ввалились через Врата Хиалы, словно их высыпали из мешка. Куду чуть не упал, потому что в рукав ему вцепилась хваткой утопленницы Фламодия-Флаченда, а другой рукой он зажимал нос, чтобы не ощущать тошнотворное зловоние Вуагобу. Монфу с перебинтованным плечом и изуродованным наростами лицом кулем свалился на пол. Амуши с двух сторон держали Тейзурга, опутанного щупальцами заклятого ковра. Третий их соплеменник скорчился, точно раздавленное насекомое, а четвертый, погнавшийся за лекаркой, так и не вернулся.

Лорма молча смотрела сквозь прорези в маске, изображавшей прекрасное женское лицо. Должно быть, она собиралась что-то сказать, но Тейзург опередил ее:

– Царица, я восхищен! Использовать для ловушки магию Орхидейного моря – бесподобный прием, примите мои поздравления! Можно сказать, я почти влюбился… Но как же вам удалось добыть все необходимое? Ведь каждый, кто коснется этой воды или стеблей цветов, навеки становится пленником Орхидейного моря.

– Не каждый, – отозвалась вурвана, в ее голосе как будто сквозило легкое замешательство – наверное, она ожидала от захваченного врага других речей. – И среди людей, и среди демонов иногда попадаются те, кто неуязвим для этих чар.

– И кто же сия поразительная личность?

– Ковер был соткан давно и достался мне по случаю.

Тейзург отвесил полупоклон – насколько позволяло его в буквальном смысле стесненное положение. В этот-то момент Куду и ощутил первый укол тревоги.

– Я обыграла вас.

– Что ж, признаю поражение, – пленник улыбнулся. – Вы достойный противник, и вы сумели меня удивить. Чего вы хотите? Чтобы я нашел для вас заклинание, артефакт или зелье для сохранения человеческого облика? Готов заняться поисками, в человеческом облике вы прелестны.

– Я уже получила такое средство, – с затаенным ликованием сообщила Лорма. – Кровь могущественного сонхийского мага, в жилах которого течет кровь чужого мира. Не бойтесь, понадобится всего лишь несколько капель – для первой порции, которую я выпью через два дня, в полнолуние.

– Чего мне бояться, если моя кровь настолько драгоценна? Захватывающее приключение, что и говорить… Но я никогда не слышал о таком рецепте.

– «Рубиновые записки» Фагреби Акрамона Вечного. Он нашел способ постоянно выглядеть свежим юношей, хотя был вурваном. Прожил полторы тысячи лет, пока его не упокоили. Теперь я знаю его секрет, и все ингредиенты у меня есть.

– А не найдется ли у вас бокал хорошего вина для носителя главного ингредиента? Разумеется, если это не повлияет на качество зелья, я буду только рад лицезреть вас без маски.

– Начелдон, принеси вина, – распорядилась царица.

– И не освободите ли вы меня заодно от этих пут? – добавил Тейзург. – Право же, нет необходимости.

– Чтобы вы все тут разгромили, как тогда в Олосохаре?

– Если я пообещаю, что буду тишайшим почтительным кавалером, вы не поверите?

– Пока не поверю. Но я могу заменить эти путы на другие.

Новый укол беспокойства. Пока. Она сказала – пока. А потом?..

Вурвана поднялась с трона – шлейф розового бархата волочился по истоптанным коврам – подошла к Тейзургу и защелкнула у него на шее блокирующий магию ошейник.

– Будьте моим гостем.

Невольный гость как будто нисколько не огорчился, да еще ухитрился запечатлеть быстрый поцелуй на ее запястье.

– Вы приводите меня в трепет, давно со мной такого не было…

– Развяжите его, – отступив на шаг, распорядилась Лорма.

Руку, по которой он скользнул губами, она держала так, словно на запястье сидит невидимый мотылек, которого не хочется спугнуть. Заметив взгляд Куду, царственно выпрямилась и спрятала иссохшие кисти под расшитыми жемчугом рукавами.

Придворные с шутовскими ужимками принялись освобождать пленника от шерстяных щупалец. Тот не оставался в долгу и отвечал им такими же гримасами, словно весь этот процесс доставлял ему удовольствие – амуши пришли в восторг, им только дай повод повеселиться.

Лорма смерила взглядом дрожащую бобовую ведьму:

– Как тебя зовут?

– Ф-флаченда…

– Будешь мне служить.

– Поклонитесь госпоже, – шепнул Куду, слегка толкнув ее в бок.

Девушка послушно поклонилась.

– И перестань реветь. Я не люблю, когда распускают нюни. Все, кто мне служит, довольны своим положением.

Куду мог бы возразить. Монфу мог бы возразить. Тоншил мог бы возразить. Но никто из них, разумеется, не издал ни звука.

Заплаканная Флаченда снова поклонилась, уже без подсказки.

Вернулся Начелдон с бутылкой «Вечернего рубина» и хрустальным бокалом.

– Благодарю, – Тейзург дружески улыбнулся ему, как старому приятелю. – Царица, за успех вашего эксперимента в полнолуние! Вы меня обыграли, но…

Не закончив фразу, он сделал глоток, потом еще один – медленно, смакуя вино и загадочно глядя на Лорму поверх бокала.

– Но – что? – властно спросила вурвана, когда вина осталось меньше трети.

– Но неужели вы в самом деле думаете, что я бы попался в примитивную ловушку, состряпанную тремя несчастными дилетантами? Неужели вы так плохо обо мне думаете?

Лорма отпрянула, мгновенно сотворив магический щит. Амуши бросились врассыпную. Начелдон шагнул за спину царицы, Тоншил и раньше держался на расстоянии. Куду при всем желании не мог отступить, потому что на нем опять повисла Флаченда.

Тейзург рассмеялся:

– Да я же не хотел вас всех напугать! Я сейчас не опасней чворка, ваш аксессуар работает. Моя несравненная госпожа, я имел в виду другое: разве смогли бы эти трое заманить меня в западню, если бы я сам не пожелал с вами встретиться? Увы, я не мог просто взять и нанести вам визит или пригласить вас в гости, вы же знаете, что такое политика, общественное мнение… Но похищение – отличный способ избежать кривотолков. Хотя, должен заметить, сообразительность ваших исполнителей оставляет желать лучшего, – он одарил сострадательным взглядом Куду и Флаченду. – Но я признателен им за то, что наша встреча наконец-то состоялась. Буду рад отдать столько капель крови, сколько потребуется для вашего зелья, и жду не дождусь того момента, когда вы снимете маску.

– Для вас приготовят гостевые покои, – благосклонно произнесла Лорма. – Не хотите ли прогуляться по моим владениям?

– В вашей компании – с удовольствием!

– Только, может быть, сначала подскажете, что за чары вы навели на моего слугу, и как их снять?

– Это не я. Бедняга стал жертвой силы Тавше. Видимо, однажды он крепко насолил Милосердной, со всеми вытекающими последствиями.

– Вот как…

– Увы, теперь он годится только на роль экспоната. По мне, так забавный экспонат… Я бы так и оставил.

Амуши захихикали, а маг подал вурване руку жестом галантного кавалера:

– Моя несравненная госпожа, ваш дворец – очаровательный архитектурный памятник, у вас прекрасный вкус!

Она же древняя и мудрая, она понимает, с кем имеет дело, пытался убедить себя Куду.

Вместе с Тоншилом они перенесли Монфу в комнату. Флаченду взяли с собой, Куду избегал смотреть ей в глаза.

Амуши увязались следом, один из них растолкал людей, ухватился когтистыми пальцами за нарост на скуле у раненого и попытался оторвать:

– Не жадничай, одну-единственную штучку, для платья моей возлюбленной!

– Мне на платье! – взвизгнула другая амуши. – Ой, ну ты душка! В полнолуние отдамся тебе по-всякому на крыше этой хоромины!

Выступила капля крови, однако нарост не поддался.

– Не трогайте! – попросил Куду. – Это проклятие богини, вдруг оно вам повредит?

Беспокоился он не за бесстыжую нечисть, а за своего товарища – как бы того вконец не покалечили, но довод возымел действие. Амуши убрались из комнаты и всей толпой отправились в «дворцовый парк», как они называли окрестные заросли – подсматривать за своей царицей и ее гостем-пленником.

– Рана заживет, ваш друг выздоровеет, – сообщил Тоншил, осмотрев пострадавшего. – Вечером поменяем повязку.

Прежде он жил в Сакханде, у него там осталась замужняя сестра с племянниками. Когда его поставили перед выбором – или он будет служить Лорме, или сестра со всем своим семейством умрет, он недолго раздумывал. Вначале выполнял поручения Лормы в Мадре, теперь она стала держать его при себе, как связного. С его тонкого бледновато-смуглого лица не сходило выражение глубокой печали.

У царицы был еще один молодой маг, не склонный к меланхолии, охочий до древних знаний, но Начелдон рассказал, что его убил Хантре Кайдо.

Ларвезиец явился навеселе – в одной руке бутылка с остатками «Вечернего рубина», в другой бокал. Вот кому хорошо: и Тейзург ничего против него не имеет, и никто его не шантажирует, Лорма этому проходимцу щедро платит за службу. Начелдон сочувственно цокнул языком, поглядев на Монфу, потом обратился к Флаченде:

– Позволите, барышня, за вами приволокнуться? Меня не бойтесь, к ведьмам отношусь с почтением. Недавно мне довелось свести знакомство с Ламенгой Эрзевальд, ежели вы такую ведьму знаете, да за ней не приволокнешься – осерчает и заколдует. Она, как бы это сказать, дамский пол, но считает себя мужским полом, поэтому ей не угодишь. Я надеюсь, барышня, у вас этаких фанаберий нет?

Флаченда не ответила. Она выглядела оцепеневшей, словно под чарами, хотя никто на нее чар не наводил – Куду бы заметил. Ему было стыдно перед этой странноватой, но доброй девушкой, ведь если бы не они с Монфу… Но у них же не было выбора!

Потеряв надежду завязать интрижку, Начелдон огорченно поцокал языком и ушел. После этого Тоншил и Куду напоили бобовую ведьму чаем, постарались утешить.

– Я ему не нужна… – стиснув надбитую чашку, пролепетала Флаченда. – Я думала… А он… Ой!..

Взвизгнув, она вскочила, чай выплеснулся.

– Это не кусается, – Тоншил ухватил двумя пальцами пурпурно-фиолетовую мохнатую гусеницу и выкинул в окно. – Мой вам совет, в присутствии амуши не показывайте, что вы боитесь насекомых, не то они станут нарочно их вам подбрасывать.

Флаченда несколько секунд глядела на него, как будто силясь понять, что он сказал – бледная, губы дрожат – потом уселась на стул и уткнулась лицом в ладони. Сдавленные всхлипы.

– Она здесь сойдет с ума, – вполголоса заметил Тоншил, когда они наводили порядок в предназначенной для нее комнате.

Не упрек, всего лишь прогноз. Куду содрогнулся от чувства вины.

Они с Монфу видели комнатенки и похуже, пока мыкались в алендийских трущобах. Но каково здесь будет девушке, привыкшей к удобствам?

У Лормы нет причин держать ее при себе. Скорее уж та собирается посылать бобовую ведьму с поручениями туда, где живут люди. Однако для этого нужно, чтобы Флаченда совладала с собой, а она сейчас выглядит невменяемой. Как бы не кончилось тем, что раздосадованная вурвана сочтет ее бесполезной и сожрет.

В состоявшемся позже разговоре с Лормой Куду постарался осторожно объяснить, что юной ведьме понадобится время, чтобы свыкнуться со своим новым положением. Сравнил ее с инструментом, который нуждается в закалке, чтобы не сломался при первом же использовании – цитата из поучений Унбарха. Царица как будто приняла его доводы к сведению.

Мысленно испустив вздох облегчения, Куду заговорил о них с Монфу: получат ли они свободу, согласно уговору, после того как его раненый товарищ поправится?

– Я от своих слов не отказываюсь. Через две ночи и два дня я выпью зелье Акрамона, и после этого все вместе отправимся в Жафеньялу. Возможно, в будущем мне от вас еще что-нибудь понадобится… Тогда я найду вас и, разумеется, хорошо заплачу.

– Госпожа, не доверяйте Тейзургу, – вырвалось у Куду. – Это воистину ядовитая змея, он способен на что угодно.

– Не волнуйся за меня, – ему показалось, что царица снисходительно улыбнулась под своей золотой маской.

На следующий день у него зародилась надежда, что теперь этот изверг перестанет одержимо преследовать их с Монфу. Он ведь мстил за Хальнора, а утром Куду услышал:

– Моя несравненная госпожа, да неужели вы считаете, что я и в самом деле к нему привязан? Признаюсь, он меня невыносимо раздражает. Иной раз хочется убить. Но он мне полезен – так же, как вам полезны Ламенга Эрзевальд или Тоншил. И с Северным Псом не хотелось бы ссориться.

Лорма что-то тихо сказала в ответ, он рассмеялся:

– Предлагаю с этим обождать. Время у нас есть, и Хальнор никуда не денется.

 С людьми он держался любезно, демонстрируя каждому свое расположение: с Тоншилом разговаривал тактично и сочувственно, как будто хотел его поддержать, с Начелдоном – по-приятельски грубовато. С Куду, который перед ним цепенел, словно мышь перед змеей, тоже был приветлив, но вот вопрос: догадался ли он, кто такие на самом деле Бельдо Кучелдон и Понсойм Фрумонг?

Замолвил словечко за Флаченду, да ухитрился сделать это так, что вурвана с ним согласилась:

– Эта маленькая простушка нуждается в том, чтобы ее ценили – ваши слуги ведь на этом ее поймали? Будьте с ней поласковее, моя несравненная госпожа. Не нужно ее запугивать, она и так напугана дальше некуда. Лучше пусть она увидит в вас благосклонную покровительницу. Если вы позволите, я готов помочь: сделаю вид, что она мне нравится… Хотя она всего лишь букашка на вашей туфле. Но давайте покажем, что мы считаем ее миленькой букашкой, которая лучше других букашек – и тогда бобовая ведьма станет вашим послушным орудием, будет служить не за страх, а за похвалу. Для начала заступитесь, если амуши начнут ее обижать.

– Что ж, давайте попробуем, – согласилась Лорма. – Эта девчонка и в самом деле вам нравится?

– Шутить изволите, моя несравненная госпожа?

С амуши он вовсю зубоскалил, не выказывая перед ними никакого трепета. Один из них даже посоветовал:

– Если тебя убьют – родись амуши, и будет у тебя не жизнь, а сплошной развеселый праздник, никаких людских законов! Разве что не сможешь своим ходом перейти по мосту через текучую воду, ну, так всегда можно как-нибудь выкрутиться.

– Если убьют, подумаю об этом, – ухмыльнулся в ответ Тейзург.

После обеда он вместе с Тоншилом пришел проведать Монфу. Посоветовал приложить к ране листья местного растения, чтобы ускорить заживление.

– Вы очень добры, – промямлил Куду, которого буквально корчило от ужаса.

– Считаю своим долгом помочь, ради нашейнесравненной госпожи. Увы, это ведь я его ранил. Вы с ним братья?

– Нет, но мы старые друзья.

– А я думал, братья. Родинки у вас одинаково расположены, забавный феномен.

– Какие родинки? – озадаченно спросил Куду.

– На лице. У вас и у него… Как его зовут?

– Понсойм Фрумонг.

– Они едва заметны, как точки. У вас найдется карандаш и листок бумаги?

Не посмев ему отказать, Куду вытащил то и другое из облупленного расписного сундучка.

– Вот, поглядите. Неужели ни разу не замечали, когда смотрелись в зеркало?

Узор из точек. Точь-в-точь как на амулете «Кувырок личины». Помертвевший «Бельдо Кучелдон» глаз не мог отвести от рисунка, а Тейзург с невинной улыбкой заметил:

– Чего только не бывает…

После его ухода Куду трясущимися руками достал из сундучка складное зеркало. Да нет же на лице никаких точек-родинок… И у Монфу тоже их нет! Значит… Значит, этот изверг все-таки догадался.

На закате Лорма и Тейзург устроили чаепитие на оплетенной лианами ветхой террасе – втроем с Флачендой, и после этого бобовая ведьма немного успокоилась. На ее бледном заплаканном личике появилось выражение робкой надежды. А Куду места себе не находил: не удалось обмануть судьбу, все напрасно, что же теперь с ним будет…

Когда стемнело, вурвана напилась крови не из растерзанного горла очередной жертвы, а из бокала – и Тейзург, как ни в чем не бывало, выпил за компанию с ней, хоть и не нуждался в этом. Потом они ушли в опочивальню Лормы, а на следующее утро уже были на «ты». Хотя блокирующий ошейник со своего любовника царица так и не сняла. Зато велела Куду сообщить Дирвену, что у нее теперь новый консорт. Судя по тому, что мыслевесть разбудила Повелителя Артефактов, тот находился далеко от Бацораждума – за горами, в восточных землях, где солнце уже село. Куду всей душой ему позавидовал.

На вокзале в Кумеде Дирвен чудом разминулся с ищейками Ложи.

Повезло, что прибился к компании студентов: их всем скопом сняли с поезда и законопатили в вокзальную каталажку. Никакого криминала, просто близорукому растяпе Агилиму посреди ночи приспичило, он и отлил в окно. А поезд в это время стоял в Кумеде, и по перрону шли мимо какие-то придурки с чемоданами – нажаловались здешнему начальству, и в вагон нагрянула полиция. Вдобавок стюард наябедничал: выпивали, шумели до полуночи, других пассажиров распугали.

Дирвен мог бы сделать ноги – ха, плевое дело, но решил, что лучше держаться вместе с новыми знакомыми. Тем более что их пересчитали.

Утром их привели в кабинет к начальнику вокзала и давай стыдить: неслыханное безобразие, нассали на головы приличным людям, опозорили колпаки своих отцов, и звание студента тоже опозорили – сознавайтесь, кто это был! Парни договорились виновника не выдавать, все как один помалкивали. Дирвен помалкивал заодно с ними, а свой арсенал он еще раньше усыпил.

Стращали судом, жалобой ректору и штрафами, которые выпишут каждому, если они и дальше будут покрывать нарушителя. Парни дружно молчали. Агилим нервно протирал очки и тоже не спешил сознаваться.

В дверь постучали, явился амулетчик с докладом – только что пришла мыслевесть: в Кумед прибыли инкогнито эмиссары Светлейшей Ложи, которые разыскивают ларвезийского государственного преступника Дирвена Корица, необходимо оказать им всяческое содействие. По их данным, преступник перемещается по железной дороге, поэтому надлежит проверить всех пассажиров и осмотреть грузовые составы. Рекомендовано обращать особое внимание на молодых людей, путешествующих в одиночку.

– С этим ступай к Бедагудо, пусть займется проверками, – махнул рукой начальник. – У меня тут, видишь, свои преступники хуже Дирвена Корица!

И снова принялся распекать негодяев-студентов.

Дирвен аж вспотел, но кто его узнает? У него колпак и борода, как у всех местных, и в придачу каменная ведьма оделила его прыщами – физиономия до сих пор как ягодная поляна в месяц Лодки. Лишь бы парни не проболтались, что он из Аленды… Но парни словно воды в рот набрали.

Пригрозив каторжной тюрьмой, начальник Кумедского вокзала велел отвести их обратно в камеру и до завтра не кормить.

Когда флирии с заунывными воплями умчались в ночные дали, роняя с крыльев радужную пыльцу, и следом за ними умчалась половина придворных Лормы, вурвана выпила из усыпанного бриллиантами кубка зелье по рецепту Фагреби Акрамона Вечного. На старой каменной террасе, в присутствии тех амуши, которые остались поглядеть, что будет, улыбающегося Тейзурга с перебинтованным запястьем, Начелдона, Тоншила, бобовой ведьмы, Куду и Монфу. Последний уже очнулся и сидел возле стены на циновке.

Лорма была без маски, юная и прекрасная – четверть часа назад забрала чью-то жизнь. Такой она и останется до следующего полнолуния. Она будет заинтересована в том, чтобы консорт постоянно находился при ней, а уж Куду и Монфу постараются держаться от них подальше. Лучше всего уплыть на Оборотный архипелаг, освоиться там и затеряться среди местных. Можно надеяться, Лорма все-таки не забудет о том, что это им она обязана рецептом Фагреби Акрамона.

– Теперь ты всегда будешь такой, какая прелесть, – Тейзург запечатлел поцелуй на ее влажных от зелья губах. – Хотя в твоем вурванском облике тоже есть свое очарование, ты мне нравишься в любом виде. Потанцуем? Господа, музыку!

Придворная дама Изельша уселась на оплетенные лианами перила и заиграла на флейте. Выпорхнувшие из травяной шевелюры мотыльки закружились у нее над головой белесым облачком, мерцающим в лунном свете, а маг и вурвана закружились в танце.

Рядом с Куду грустно вздохнула Флаченда. Лучше бы порадовалась, что для нее все обернулось не так плохо, как могло бы, подумал он с оттенком вины – и вновь погрузился в мечты о новой жизни, в которой не будет прежних страхов и лишений.

А потом услышал голос Тейзурга:

– Моя несравненная госпожа, боюсь, что-то пошло не так...

– Что такое? – отозвалась Лорма.

– Больно тебя огорчать, но взгляни на свою руку.

Танцующая пара остановилась. Флейта Изельши издала вопросительную трель и умолкла.

– Зелье… – произнесла вурвана.

– Давай приготовим его еще раз. Бывает, что даже незначительная ошибка влияет на результат.

Зелье Акрамона не подействовало. Приготовили заново. Тейзург стоически терпел, когда у него из запястья выцеживали необходимый ингредиент, сам предлагал повторить, демонстрируя искреннюю заинтересованность. После пятого раза он сочувственно обнял Лорму за плечи, испачкав кровью ее платье.

– Моя несравненная госпожа, или Фагреби Акрамон о чем-то умолчал, или решил подшутить над охотниками за его секретом. Ты не позволишь мне взглянуть на первоисточник? Возможно, я смогу разобраться, в чем дело.

– Первоисточник остался в Аленде, мои слуги записали рецепт по памяти.

– Хм, тогда предложил бы заняться их памятью. Возможно, они упустили из виду какую-нибудь важную мелочь?

Куду обмер. Нет, нет, они все запомнили верно… Память у них натренирована еще с тех времен, когда они были учениками Унбарха.

Обоих подвергли перекрестному магическому допросу. По отдельности: сначала его, потом Монфу. По крайней мере, Лорма убедилась, что у них не было намерения ее обмануть, и рассеянность тут ни при чем.

– Моя несравненная госпожа, эти несчастные не виноваты, они и впрямь хотели тебе услужить, но им не повезло, – в конце концов вынес вердикт Тейзург.

Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, Куду и Монфу облились холодным потом: ох, неспроста он взял их под защиту!

А тот продолжил:

– Мне сдается, Фагреби Акрамон Вечный – великий шутник. А может быть, шутник здесь кто-то другой… Зато я знаю, чем тебя утешить. Но для того чтобы я смог дотянуться до своей кладовки, придется рискнуть и хотя бы на время снять с меня блокирующий аксессуар. Ты когда-нибудь слышала о Жемчужине Иффы?

– Если растолочь ее в порошок, размешать с кровью и выпить, в течение какого-то времени облик не будет меняться, – с напряжением в голосе отозвалась Лорма. – Срок действия зависит от ее размера. Это большая редкость.

– У меня в кладовке есть ожерелье с Жемчужиной Иффы. Совсем забыл о нем, а то бы захватил с собой… Жемчужина величиной с горошину – хватит на год. Готова рискнуть?

Вурвана колебалась, и он мягко добавил:

– Моя несравненная госпожа, даже если допустить, что я сбегу, ты ничего не теряешь.

Куду присел на корточки рядом с Монфу, ноги обмякли. Его охватила дрожь, и он уловил, что товарища тоже колотит. А Флаченда обхватила руками ссутуленные плечи и смотрела, не отрываясь, на вурвану и мага, на щеке у нее блеснула слеза.

Двое могущественных негромко перепирались. Лорма совершенно справедливо не доверяла своему подневольному консорту, но искушение целый год находиться в человеческом облике пересилило.

– Не думай, что сможешь меня перехитрить. Я позабочусь… – с этими словами она бросилась к арке, ведущей в темное нутро дворца – так стремительно, что чуть не запнулась о сойгруна, в последний момент отпрыгнувшего с дороги.

– У меня и в мыслях не было перехитрить несравненную госпожу, – Тейзург развел руками, обращаясь к обществу на террасе. – Я пленен ее красотой и всей душой хочу ей помочь.

Начелдон выслушал это признание с благодушным любопытством, его дело сторона, а Тоншил – с болезненной надеждой. Заметив взгляд Куду, суриец пробормотал:

– Я… надеюсь… что у вас это получится... помочь госпоже с обликом…

Куду однако же показалось, что надеется он на что-то другое.

Амуши расселись на перилах, как зрители в балагане.

Лорма вернулась с покрытым шипами шнурком – и без предисловий захлестнула его на шее у Тейзурга.

– Я пока еще не могу безоглядно тебе поверить. Если ты меня обманешь, это разобьет мне сердце. Сейчас я сниму с тебя блокирующий ошейник – ненадолго, чтобы ты смог достать то, что нужно. Если собираешься нанести удар, ядовитые шипы вопьются раньше, чем ты успеешь.

Он ответил ей терпеливой улыбкой:

– Не возражаю. И буду счастлив, если после этого эксперимента ты станешь чуть больше мне доверять.

Одной рукой удерживая конец удавки, другой Лорма отщелкнула замочек ошейника. У Куду кишки в животе скрутились комом. Тоншил опустил веки, по его бледному лицу каплями катился пот.

Тейзург медленно поднял руку – словно не желая пугать окружающих резкими движениями – слегка шевельнул кистью, и на ладони у него сверкнуло ожерелье.

– Вот оно, моя несравненная госпожа. Буду счастлив, если уберешь эти колючки и вернешь на место прежний аксессуар, раз уж тебе так спокойнее. Или, может быть, обойдемся без него?

– Пока еще нет. Куарри, иди сюда, подержи конец!

Один из амуши соскочил с перил, прошелся колесом и, выпрямившись возле парочки, ухватился за шнурок. Лорма надела на мага ошейник и только после этого избавила его от петли. Куду привалился к стенке, после пережитого напряжения он чувствовал стеснение в области сердца. Монфу рядом с ним испустил вздох. Тоншил с прикрытыми глазами стоял, как истукан, его стиснутые кулаки обреченно разжались.

– Моя несравненная госпожа, я рад, что могу преподнести тебе двойной подарок, достойный твоей красоты, – как ни в чем не бывало, заговорил Тейзург. – Жемчужина Иффы – вот она, извлечем ее отсюда и истолчем в порошок. Рецепт проверенный, в отличие от сомнительных рекомендаций из сомнительной книжки. А на ее место можно вставить другую жемчужину, и ты сможешь носить это украшение, если пожелаешь. Разумеется, перед этим ты проверишь его на заклятья и прочие магические эффекты, я бы на твоем месте так и поступил.

– Да, это Жемчужина Иффы, – выхватив ожерелье, словно голодная нищенка ломоть хлеба,   промолвила вурвана. – В прошлом мне две таких удалось заполучить, эта будет третья.

– А ты не верила, – заметил консорт с пародийно-обиженной гримасой – к восторгу амуши, кое-кто из них беззвучно зааплодировал.

– Меня слишком часто обманывали, – с горечью отозвалась Лорма.

Она шагнула к перилам, разглядывая в лунном свете доставшееся ей сокровище, и тут Куду заметил, что Тейзург держит что-то еще – то ли стеклянную бусину, то ли крупный алмаз. Что бы это ни было, колдовать он сейчас не способен. Наверное, еще один подарок для «несравненной госпожи».

– Еще один подарок, – объявил он, словно вторя этой мысли. – Я ведь уже говорил, что на террасе твоего дворца не хватает объемного украшения – статуи или чего-нибудь менее тривиального… Сейчас мы это исправим. Капитан Начелдон, ловите!

В воздухе блеснул брошенный шарик – небольшой, величиной с вишню. Куду буквально кожей ощутил угрозу, все волоски на его теле встали дыбом. А Начелдон – не маг, да к тому же не было у него с Тейзургом никаких стычек и разногласий, и за обедом, который приготовил для людей Тоншил, они увлеченно обсуждали ларвезийские вина, как двое старых приятелей. Услышав обращенную к нему реплику, он машинально протянул руку… И поймал бы, но шарик в мгновение ока раздулся, точно чудовищный мыльный пузырь.

Остановить Начелдона никто не пытался, да никто бы и не успел. Мгновение – и ларвезиец оказался внутри. Несколько раз дернулся, как будто его душило что-то невидимое, но вскоре затих. Легко, словно жертва ничего не весила, пузырь оторвался от каменного пола и повис в воздухе.

– Очаровательно, вы согласны? – нарушил молчание Тейзург.

– Что это значит?! – властно спросила Лорма, прикрывшись защитным заклятьем.

– Обещанное украшение для террасы. И заодно – демонстрация моих добрых намерений.

– Добрых намерений?.. – повторила она, как будто желая убедиться, что не ослышалась. – Вот это?!

– Ну разумеется, моя несравненная госпожа. Слезу Не Имеющей Имени я достал из кладовки вместе с ожерельем. Заметь, для демонстрации я выбрал наименее ценного из твоих слуг – ты не потеряла никого из людей-волшебников и никого из амуши. Думаю, Ламенга быстро подыщет ему замену. И поверь, если бы я хотел причинить тебе вред, внутри этой капли оказалась бы ты. Поскольку ты бессмертна, ты бы не умерла, в отличие от невезучего капитана Начелдона, однако в течение некоторого времени находилась бы в ловушке. Теперь-то веришь, что я ничего против тебя не замышляю?

Пока он говорил, поймавший Начелдона пузырь принял форму капли. Поверхность напоминала стекло в желтоватых и зеленоватых бликах шариков-светляков. Человек внутри выглядел не столько напуганным, сколько обескураженным: возможно, он так и не понял, что его убивают. Ткань рубашки топорщилась застывшими складками.

Амуши сбились в кучку в другом конце террасы, там же очутился Тоншил. Куду и хотел бы оказаться подальше, да руки-ноги не слушались. Флаченда так и стояла у стенки, растерянно хлопая ресницами.

– Слеза Не Имеющей Имени не опасна для окружающих, пока в ней находится тело поглощенной жертвы, – сообщил Тейзург настороженному обществу. – Сейчас это просто оригинальное украшение – надеюсь, оно вам понравилось?

– Что еще ты взял у себя в кладовке? – резко спросила Лорма.

– Ничего, кроме ожерелья с Жемчужиной Иффы и этой бусинки, – он показал, улыбаясь, пустые ладони.

– Обыщи его! Ты, я к тебе обращаюсь!

Куду изо всех сил цеплялся за надежду, что обращаются все-таки не к нему, но царица ткнула его в бок носком алендийской туфельки. Кому же еще это поручить – она ведь понимает, что Тоншилу доверять не стоит, а Флаченда еще не стала ее послушным орудием. Пришлось кое-как подняться на ноги и подойти к Тейзургу.

Едва не теряя сознание от ужаса, Куду трясущимися пальцами обшарил его одежду на предмет «спящих» артефактов. Если б можно было зажмуриться и не видеть так близко это гладкое худощавое лицо с треугольным подбородком, насмешливо сощуренные глаза, чуть изогнутые в ухмылке губы… Лицом к лицу – нет ничего страшнее.

– Приношу извинения, господин консорт… – проблеял он, запинаясь. – Ничего не нашел, госпожа…

– Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?! – Тейзург театрально закатил глаза к ночному небу.

– Даже не знаю… Сейчас я приготовлю зелье.

– А с этим что делать, госпожа? – Тоншил показал на гигантскую каплю с человеком внутри.

– Да пусть висит, – махнув сморщенной кистью, Лорма направилась в комнаты.

Куду помог Монфу подняться, и они потащились за остальными. Когда доковыляли до дверного проема, долговязые вихлявые пугала начали водить хоровод вокруг слезы Не Имеющей Имени.

Если бы на этом все закончилось! Он поменял товарищу повязку и уже собирался лечь спать – хотя после такого разве уснешь – когда явился Тоншил и сказал, что его требует к себе царица.

– Зелье из жемчужины подействовало?

Если нет – тогда совсем плохо…

– Подействовало, – успокоил Тоншил.

Лорма ждала в угловой комнатушке с потеками и плесенью на стенах – в полумраке эти пятна можно было принять за географические карты неведомого мира. Если бы открыть Врата Перехода и найти убежище в иных мирах… Но у Куду с Монфу не хватит на это силы.

– Ты будешь находиться при консорте, прислуживать ему, наблюдать за ним и обо всем мне докладывать.

– Но, госпожа… – пролепетал огорошенный этим приказом Куду. – Вы же раньше говорили…

– Я не отказываюсь от своих слов, – на красивом юном лице появилось недовольное выражение. – Это вы меня обманули – принесли негодный рецепт, так что теперь вы должны искупить свою вину. Вы мне нужны, пока я не убедилась в том, что могу доверять консорту. А потом отправитесь, куда захотите. Идем со мной!

Покои царицы отличались от других помещений: ковры, парчовые драпировки, шелковые подушки с кистями, сиянские вазы – хотя кое-что из этого только выглядело роскошным, благодаря наведенным чарам. Тейзург, в расстегнутой на груди рубашке, лениво перебирал струны маранчи. Улыбнулся вошедшим.

– Я обещала показать тебе свою коллекцию жемчужных изделий, – Лорма сдернула златотканую накидку с сундука в углу и откинула крышку. – Хочу, чтобы ты взглянул… Еще одной Жемчужины Иффы здесь нет, но, возможно, найдется что-нибудь другое, о чем я не знаю.

– С удовольствием взгляну, моя несравненная госпожа.

Вытащив из сундука шкатулку, она высыпала содержимое на серебряный поднос. Кольца, ожерелья, браслеты, серьги, булавки, подвески, заколки – с морским, речным, олосохарским жемчугом.

– Вот это называется «глаз любви» – знаешь, почему?

Несколько одинаковых золотых булавок, каждая украшена жемчужиной  с пятнышком, напоминающим зрачок.

– Не знаю. Расскажешь?

– Давно забытый обычай одной исчезнувший страны. Тебя в то время не было в Сонхи. Такие булавки дарили друг другу влюбленные… А мне оставалось только смотреть на них и сожалеть о том, что у меня отняли. Угадаешь, какая из них волшебная?

Тейзург чуть приподнял бровь:

– Тут и гадать не нужно. Твой аксессуар блокирует магические действия, а не восприятие. Вот эта.

– Я тоже умею делать подарки!

С этими словами Лорма схватила одну из булавок и вонзила ему под левую грудь – одновременно применив заклятье, от которого он оцепенел и не смог ни отклониться, ни перехватить ее руку.

Куду про себя истово возблагодарил… Некого ему благодарить, из-за давнего преступления все боги от него отвернулись, но все равно возблагодарил. Однако враг не спешил ни умирать, ни засыпать беспробудным сном. Вместо этого, когда к нему вернулась способность двигаться, поморщился и произнес:

– Больно… Полагаю, это мне за Начелдона?

– Сейчас уберу, – пристально глядя ему в глаза, сказала Лорма. – Если сумею. А сумею я извлечь ее или нет – это зависит от того, любишь ты меня или нет, такое на ней заклятье.

Она ухватилась за жемчужную бусину, но булавка не поддалась.

– Значит, не любишь, – в ее голосе проскользнула нотка разочарования.

– Погоди, что за заклятье?

– Если эта булавка вонзилась в твою плоть, извлечь ее сможет лишь та или тот, кого ты по-настоящему любишь. Все же ты меня обманул.

– Увы… Я законченный себялюбец. Не будешь возражать, если я сам ее уберу?

– Сам не сможешь, это условие вплетено в заклятье. Попробуй.

Он и попробовал, но булавка не шелохнулась.

– Я же говорила, – Лорма как будто и впрямь была разочарована тем, что Тейзург в нее не влюблен. – А впрочем… Бельдо, сходи-ка за Флачендой!

Торчавший у двери Куду не сразу вспомнил, что Бельдо – это он.

– И не вздумай ее предупреждать, – бросила вслед вурвана.

Он не осмелился нарушить запрет. Лорма велела бобовой ведьме подойти и выдернуть булавку из груди у Тейзурга. Ничего не вышло, и девушка задрожала от страха – испугалась, что сейчас ее накажут.

– Ступай отсюда, – с прохладцей распорядилась Лорма. – И не реви. Я всего лишь хотела посмотреть, получится у тебя или нет.

– Увы, ни у кого не получится, – криво усмехнулся Тейзург, когда она ушла. – И что теперь, мне так и жить с этой занозой? Больно ведь.

– А ты попробуй меня полюбить… В тот день, когда я смогу вытащить у тебя из груди эту булавку, я избавлю тебя от ошейника, мой дорогой консорт.

– Звучит заманчиво. Надеюсь, эту ночь мы проведем вместе?

– Бельдо, можешь до утра отдохнуть. Бельдо будет твоим слугой.

– Безмерно счастлив…

Услышав эти слова, произнесенные негромко – словно шипение змеи, Куду запнулся о порожек.

До утра он глаз не сомкнул. Могло быть и хуже: если бы Лорма сумела вытащить булавку и сняла с этого изверга блокирующий ошейник. Она, похоже, надеялась, что Тейзург со временем все-таки ее полюбит, и тогда они станут самой могущественной и смертоносной парой в Сонхи. Говорили об этом за завтраком, и у прислуживавшего им Куду руки так тряслись, что он уронил солонку в банановый крем. Хорошо, что не в супницу, из которой Лорма зачерпывала золотой ложкой чью-то еще не остывшую кровь.

– Пересоленный десерт, как это символично в моем нынешнем положении, – печально ухмыльнулся консорт, едва удостоив его взглядом. – Что ж, угощайся, дружок, я не любитель таких блюд.

– Я унесу…

– Не унесешь, а съешь. Прямо сейчас. Все без остатка. Возьми ложку – и приступай. Моя несравненная госпожа, ты ведь не возражаешь?

Лорма лишь пожала изящным плечиком. На ней было алендийское платье, медовые волосы распущены, ноготки покрыты розовым лаком.

Давясь, Куду съел испорченный десерт. На его счастье, из солонки высыпалось не все. Такое количество соли его не убьет, и все равно ощущения гадкие – и во рту, и в пищеводе.

– Я кое о чем вспомнила, – сообщила Лорма, промокнув окровавленные губы салфеткой. – Ты должен поклясться мне в своей преданности. Пусть ты не способен любить кого-то кроме себя, это не препятствие для того чтобы хранить верность.

– Поверь, я всей душой хочу тебя полюбить. И мне больно оттого, что ты в этом сомневаешься. Это почти любовь. Но такие, как я, не клянутся богами и псами.

– Ты слышал о Черной Ягоде Предателя?

– Слышал, конечно. Эти ягодки еще в мои времена были несусветной древностью. Хочешь сказать, у тебя такая есть?

– Есть. Ты проглотишь ее и принесешь мне клятву верности. Тогда я смогу тебе доверять.

Они ушли, а Куду принялся убирать со стола. Бросив быстрый взгляд на дверной проем, в несколько глотков допил остатки чая, прямо из носика расписного сурийского чайника. За этим занятием и застала его Флаченда, помогавшая Тоншилу на кухне. В переднике поверх испачканного платья, глаза покрасневшие, волосы заплетены, на шее брильянтовое колье – подарок Лормы, которая с помощью этого украшения в любой момент определит местонахождение своей новой служанки. Девушка ничего не сказала, только взглянула на Куду искоса, тяжело вздохнула, и его снова охватило чувство вины.

На кухне он выпил большую кружку воды, и тут явился амуши, с ужимками позвал их в «тронный зал». Мол, всему двору велено собраться, сейчас консорт принесет клятву верности нашей царице.

В душе у Куду теплилась надежда на благополучную развязку: кто проглотит Черную Ягоду Предателя и произнесет лживую клятву – тот умрет, но не сразу, перед тем его тридцать дней и тридцать ночей будет терзать мучительная агония. Тейзург в последний момент извернется и пойдет на попятную. Или использует какую-нибудь уловку – например, выронит ягоду и якобы случайно раздавит. Тогда Лорма поймет, что ему нельзя доверять, и примет меры, чтобы он не смог ей навредить, а Куду и Монфу наконец-то отправятся в дальние края.

Черная Ягода Предателя лежала в хрустальной плошке, которую держала на подносе придворная дама-амуши, надевшая по такому случаю пышную юбку с кринолином. Лорма сидела на троне. Показалось – или она и впрямь немного волнуется?

Тейзург стоял возле нее, рубашка с кружевами расстегнута, под левой грудью белеет жемчужный глаз заклятой булавки.

– Ты готов? – спросила царица.

– А ты сомневаешься, моя несравненная госпожа?

Взяв двумя пальцами ягоду из плошки, он отправил ее в рот.

– Смотри, я ее проглотил. Она большая, за щекой не спрячешь. Клянусь, я верен моей несравненной госпоже. Клянусь, что я не собираюсь так или иначе обманывать мою несравненную госпожу. Клянусь, я готов выполнить то, чего желает моя несравненная госпожа.

Он умолк и, выдержав паузу, добавил:

– Как видишь, я прекрасно себя чувствую, никаких признаков агонии. Теперь убедилась?

– Да, пожалуй... Теперь я тебе верю.

Поднявшись с трона, Лорма подошла к нему и попыталась вытащить булавку. Расстроено заметила:

– Не поддается…

– Вопрос времени, мы ведь уже об этом говорили. Ошейник снимешь?

– Не сейчас, мой консорт. После того как смогу вытащить булавку. Я не хочу, чтобы ты от меня ушел. Хранить верность можно и на расстоянии, а ты ведь не сказал, что не покинешь свою несравненную госпожу.

– А если я… О, демоны, время упущено – клятва должна быть произнесена сразу после того, как проглотишь ягоду. Что же ты не подсказала? Понимаю, ты думала, что я сам догадаюсь, а я не догадался. Но я тобой очарован, поверь, и я уже близок к тому, чтобы тебя полюбить.

Он обнял Лорму и привлек к себе. Флаченда горестно вздохнула, дама-амуши в кринолине ее передразнила.

У Куду билась на виске жилка, и в такт с ней билось отчаянное: это конец, конец, конец…

Глава 17. Кот-лазутчик

Зинте давно хотелось с кем-нибудь подружиться, да все было не до того. К ней многие хорошо относились, но ей не хватало приятельских отношений, как с Эдмаром. Только чтоб это была не такая зложительская зараза, как Эдмар.

Вначале Уленда Крумонг была ее пациенткой, а потом оказалось, что они и характерами сходятся, и книжки любят одни и те же. И обе молодые матери. Хотя когда познакомились, Ривгера еще не было.

В лечебницу, где работала Зинта, наведалась матушка Тарбелия, известная акушерка. Не под дланью, но искусная в своем деле, с большим опытом – если роды тяжелые, посылают за ней.

– Вот хорошо, что застала вас. Окажите милость, заверните на Абрикосовую улицу, дом номер четыре. У хозяйки дочь нынче утром родила, да так порвалась, что не зашить толком – иглу воткнуть некуда. Раздобыли для нее «Кровостоп», но лучше бы запечатать. Всю ночь промаялась, темечко показалось, и ни туда, ни сюда. Как будто, говорят, что-то противодействовало. Меня уже под утро позвали, и как я приехала, младенчик вышел. Но не стану врать, что это моя заслуга. Что-то ей мешало, только на рассвете отпустило. Вы еще гляньте, нет ли у них в доме какой нечисти.

– Прямо сейчас туда поеду, – решила Зинта.

– Вот и славно, я подвезу вас.

В двухэтажном домике на Абрикосовой улице никакой нечисти не обнаружилось, кабошон на рукоятке священного кинжала не светился. Хотя это еще не значит, что ее здесь не было ночью. Зинта силой Тавше залечила разрывы, заодно убедилась, что с новорожденным мальчиком все в порядке.

Потом, как водится, лекарку усадили за стол, стали угощать. Вокруг хлопотали три женщины немолодого возраста, а Уленда лежала с малышом в комнате наверху.

– Видела я у вас на окне звездолянку лапчатую, – почувствовав, что находится в доброй компании, заговорила Зинта. – Была у нас такая, да пропала во время смуты, вместе с разрушенным домом. Не подскажете, где взяли росток? Ваша еще маленькая, нельзя от нее отщипывать.

– Если через два-три дня к нам заглянете, я вам к этому времени росток добуду, – пообещала одна из женщин.

Она и заглянула. Разговорились с Улендой, засиделись на целый час. Потом Зинта опять приехала ее проведать, захватив с собой орехов и два пирога, с мясом и с творогом, а то заметила, что на столе у них небогато. Снова заболтались о чем придется, пока не подошло время одной кормить малыша, а другой спешить на зов.

Уленда жила с мамой, бабушкой и свекровью. И отец ее, и муж были магами, обоих убили весной во время смуты. А у свекрови сгорел дом, когда шаклемонговцы жгли книжную лавку на первом этаже, вот они и позвали ее к себе. Волшебниц среди них не было, но пока город находился под властью короля-угробца, приходилось беречься и прятаться: тем, состоял в родстве с магами Ложи, тоже доставалось. Между собой женщины неплохо ладили, и вести хозяйство вместе сподручней.

Зинта и Уленда стали бывать друг у друга в гостях, обмениваться книжками. Вместе съездили в Парк Изваяний при храме Кадаха Покровителя Искусств – молодчики Шаклемонга не все статуи там побили, побоялись прогневать Радетеля.

Они решили, что их сыновья тоже непременно подружатся. Сызмальства будут вместе играть, а потом пойдут в одну школу.

Зинте не давали покоя мысли о том, что семейство Уленды кое-как сводит концы с концами: за погибших магов каждая из женщин получала небольшую пенсию, а кроме этого никаких доходов. И хотелось помочь, они-то с Суно живут небедно, и в то же время опасалась, что денежная помощь всю дружбу им с Улендой порушит, как это порой случается промеж людей. Но разве лучше смотреть, как подруга мается в бедности? Так бы и ломала голову, что делать, но в начале месяца Чаши Уленда поделилась, что ей назначили из государственной казны дополнительное пособие в пять раз больше вдовьей пенсии, и в придачу освободили их семью от налога на недвижимость. Они даже прошений не подавали, курьер Светлейшей Ложи сам явился к ним домой с известием и официальными бумагами.

Зинта всей душой за нее порадовалась, и еще порадовалась, что Ложа не оставляет в беде тех, кто во время смуты лишился кормильцев – да благословит Тавше проявивших милость! Впрочем, спустя несколько дней она узнала, откуда у этой милости ноги растут.

Уленда привезла ей книжку из домашней библиотеки (минувшей весной прятали в подвале, сложив в корзины для овощей и завалив сверху старым хламом), подарила погремушку для Ривгера, а когда Зинта ее провожала, Суно как раз заехал домой пообедать.

– Доброго здоровья, госпожа Крумонг, рад познакомиться, – поприветствовал он гостью, с которой столкнулся в прихожей.

Уже за столом Зинта озадаченно наморщила лоб: назвал по имени, как будто они знакомы – и в то же время «рад познакомиться»? Она ведь не успела представить их друг другу.

Все эмоции читались у нее на лице, еще Эдмар ее этим дразнил.

– Что такое? – поинтересовался Суно.

И когда она выложила, что ее удивляет, невозмутимо пояснил:

– Конечно, я в курсе, кто такая Уленда Крумонг, и как она выглядит, и где живет, и с кем общается кроме тебя. Мои подчиненные все разведали, никаких нареканий. Я рад, что у тебя появилась приятельница. И тем более рад, что это наш проверенный человек. Ее отец и супруг из магов по бытовой части, у руководства были на хорошем счету, добрых им посмертных путей. Я принял меры, чтобы ей назначили дополнительное пособие, а то куда ж это годится, чтобы подруга моей жены прозябала в нищете. Крышу им подлатают на следующей восьмице, об этом я тоже распорядился.

У Зинты в голове роились вопросы: а если б Уленда не оказалась «проверенным человеком» и к ней возникли бы пресловутые «нарекания» – что тогда? Он стал бы возражать против их дружбы? И получается, дополнительные пособия назначают не всем, кто во время смуты потерял близких, это для Уленды сделали исключение, ради Зинты. Разве это по-доброжительски? А Суно ничего предосудительного в этом не видит. Но ведь она сама размышляла, как бы устроить, чтоб у Уленды стало побольше денег: то ли клад им на чердак подбросить, то ли подослать торговца, который задорого купит у них что-нибудь из мебели, будто бы это ценный антиквариат – а теперь без нее все решилось. И хорошо, что в домике починят худую крышу, а то королевские поганцы-амулетчики разбили черепицу, и в комнате на втором этаже потолок протекает. Но крыши-то они многим расколошматили – мерялись, кто выше достанет «Каменным молотом», на иных улицах и окна повышибали, и балконы попортили – однако всем остальным государство не собирается помогать с ремонтом. Если сказать об этом Суно, тот наверняка ответит, что казенных средств на всех не хватит, другое дело «для своих». Однако сказать по этому поводу что-нибудь неодобрительное у нее язык не повернется, Суно ведь искренне хочет ее порадовать, а она хочет, чтобы Уленда жила в достатке.

В детской захныкал Ривгер, и Зинта выскочила из комнаты, а после решила, что не станет заводить никаких разговоров на эту тему. На свете много такого, на что она не может повлиять, зато Милосердная простерла над ней свою длань, и она делает свое дело – это не так уж мало, и спасибо, что у нее это есть.

Одетое в колючую шубу существо с вытянутым рыльцем и глазами-бусинками не обрадовалось, увидев на своей территории пришлого кота. Оно уступало ему размерами, но тут же растопырило иголки и стало вдвое больше. В придачу зашипело, показав миниатюрные клыки.

Припомнив, что местный родственник дикобраза способен выстреливать иглами, Хантре поскорей убрался в кусты. Колючий шар продолжал шипеть ему вслед, негромко, но сердито: мол, я тебя прогнал, снова придешь – снова прогоню.

Истошно завопила ночная птица: «Чужой!.. Чужой!..» Другие подхватили ее крик. Рассчитывал обойтись без шума, но здешние обитатели уже его заметили. Хотя какое дело двуногим до того, что происходит в животном царстве? Лишь бы не нарваться на стигов и скумонов: он сможет дать им отпор, но сразу себя выдаст.

Как будто провалился в колодец, полный вязкой тьмы. Далеко наверху мерцают звезды, еле видные за чернильной путаницей, а здесь, на дне – приторные душные ароматы с привкусом крови, загустевший до состояния желе кусок вечности, пронизанный отголосками боли и смертного страха. Лорма где-то рядом. Он лишь однажды с ней столкнулся, в той пещере в Исшоде, но эти ощущения ни с чем не спутаешь.

Тейзурга он не чувствовал. Совсем. Ни намека на его присутствие – ни в этом гиблом месте, ни где бы то ни было в Сонхи. Опять ушел Вратами Хаоса? Или его держат в заэкранированной ловушке?

Двинулся крадучись в нужную сторону. Приторно-кровяной аромат – не запах, нечто другое, неуловимое для обычного обоняния – постепенно усиливался, не заблудишься.

Повсюду сторожевые заклятья, но они рассчитаны на людей, на демонов и на чужаков из народца, а не на лесного зверя. Потому и не стал менять облик. Сторожевую магию, реагирующую на животных, здесь не используют, иначе из-за каждой крысы или птицы поднималась бы тревога.

Еще в Аленде Хантре обнаружил, что Тейзург то ли исчез, то ли под экранировкой. Его сейчас не найдешь. Местоположение новой резиденции Лормы выдал Шверри – амуши, пойманный демоном из свиты Харменгеры. Вначале он вовсю паясничал, как будто самозабвенно изображал героя на театральных подмостках, но мигом скис, увидев песчаную ведьму Иланру.

На разведку Хантре отправился в одиночку: только у мага-перевертыша есть шансы подобраться к Лорме незамеченным. В Бацораждум его доставила Харменгера. Риии он оставил в Ляране, в этот раз лучше без нее – если поймают, не избежать ей «Глаза саламандры» или «Пламенного конуса».

Окружающая реальность постепенно расслаивалась. Вернее, это он, освоившись, начал воспринимать ее послойно, а не всплошную. Тропический лес со всеми его обитателями, узорами лишайников, путаницей корешков, лиан и тропок – один слой. Омерзительное «желе», воняющее убийствами, болью, мертвечиной – другой слой. Они совмещены в одном пространстве, но это два разных пространства. Чтобы подобраться незамеченным, нужно до поры, до времени целиком оставаться в первом слое, игнорируя второй, как будто его здесь нет.

Впереди проступила в ночи темная глыба развалины, озаренная шариками-светляками. В первом слое – заброшенные руины, во втором – обветшалый, но пригодный для жизни дворец. Подлатали чарами: обычным зрением не заметишь, что левого угла не хватает, половину центрального купола словно кто-то откусил, а парадная лестница напоминает каменную осыпь с остатками ступенек. Хотя неискушенные наблюдатели увидят дворец с целым куполом и лестничными маршами. Нужно быть кем-нибудь вроде него, чтобы смотреть сквозь эти чары.

Он двинулся вдоль стены, пересекая стремительными бросками более-менее освещенные участки. На террасе, прямо на каменных плитах, вповалку занимались любовью то ли пятеро, то ли шестеро амуши, им не было дела до всего остального мира. Эти в настоящий момент не опасны. Зато здесь есть кое-что еще: в воздухе висит гигантская капля с застывшим внутри мертвецом. На высоте человеческого роста, и падать не собирается.

О слезах Не Имеющей Имени, загадочного китонского божества, ему рассказывал Эдмар. В тех краях иногда находят прозрачные шарики величиной с вишню, как будто стеклянные, хотя на ощупь слегка влажные. Китонские маги делают из них четки, которые носят с собой и используют в качестве смертоносного оружия. Тейзург научил его защитному заклятью: оно не позволит слезе Не Имеющей Имени тебя поглотить, главное – не зевай, счет на секунды.

Шерсть на загривке встала дыбом: показалась, что внутри Эдмар. Но тут же разглядел, что это вовсе не он. Хотя тоже знакомая физиономия: Начелдон, встретивший их на выходе из Кукурузной Прорвы.

Капитан Начелдон знает что-то важное. Вернее, знал. Теперь уже не расспросишь.

Не имеет значения, что он знал, в Сонхи ты дома.

За что его убили: рассердил Лорму, провалил ее поручение?

Убедившись, что амуши не до него, кот стремглав метнулся через открытый участок.

За углом на первом этаже – освещенные окна.

Удалось заглянуть в каждое, прячась в переплетении ветвей.

В первой комнатушке за кособоким дощатым столом сидит Флаченда Сламонг, Хантре несколько раз видел ее в Аленде. Бобовая ведьма. Бывшая помощница четвертого секретаря Верховного Мага Светлейшей Ложи, сбежавшая в Лярану. Бывшая придворная дама князя Ляранского, вступившая в сговор со слугами Лормы. В грязном платье с закатанными рукавами, на шее бриллиантовое колье – заклятое, для контроля. Несчастное лицо опухло от слез, она и сейчас плачет, а на столе перед ней разложены бобы и стручки, стоят коробочки, плошки, несколько флаконов: что-то готовит по своей части. И раз не таится – значит, занимается этим по приказу Лормы.

Во второй комнате лежит на тюфяке толстяк с перебинтованной грудью, светлая кожа блестит от пота, на лице расположилось несколько улиток с бугристыми серо-бурыми раковинами. Или это не улитки, что-то другое? Присмотревшись, Хантре понял, что это и откуда взялось. Видимо, тот самый парень, которого Тейзург ранил, а Ринальва подлечила.

Он ведь уже встречал его – и в этой жизни, и не в этой. Только в другом облике.

Смутное воспоминание о невыносимой боли.

Кот ощерился, выпустил когти: ты с меня когда-то кожу сдирал – ну, так сейчас полетят клочья!.. Секунду спустя Хантре подавил этот порыв: это случилось давно, и если судить с точки зрения человеческих законов, все мыслимые сроки давности вышли. Тейзург с ним уже поквитался за тот эпизод, да еще Тавше от себя добавила – эти двое хоть и полные противоположности, а людских сроков давности не признают, что один, что другая.

За третьим окном сгорбился на тюфяке, обхватив колени, молодой суриец с задумчивым удрученным лицом. Возможный союзник. Против Лормы не пойдет, побоится – не за себя, за кого-то, кто попадет под удар, если он не угодит госпоже-кровопийце. Но при благоприятных обстоятельствах можно рассчитывать на его помощь или, по крайней мере, на его бездействие.

Несколько темных проемов. Из первого тянет кухонными запахами, из остальных прелой травой и свернувшейся кровью: похоже, тут живут амуши.

Четыре стрельчатых окна – на первый взгляд безупречных, а на самом деле давно потерявших форму, с искрошенными краями. Он видел сразу то и другое, как будто два рисунка на прозрачной бумаге сложили вместе. Зал погружен во тьму, у стены стоит на возвышении единственное кресло, украшенное помпезной резьбой.

Два следующих окна ярко освещены. Кот хребтом почувствовал, что здесь надо быть предельно осторожным – кажется, он добрался до цели.

Стены задрапированы парчой и сборчатым атласом, на крюках развешаны фонари с шариками-светляками. Кровать под кисейным балдахином настоящая, зеркало в человеческий рост тоже настоящее, хотя и битое – но сколы и царапины умело замаскированы чарами. В шкатулках с откинутыми крышками и на подносах переливаются драгоценности, их здесь столько, что хватит на несколько ювелирных лавок. Сверкает золотое шитье на драпировках, на раскиданных по полу подушках и на одеяниях парочки, уютно расположившейся с бокалами посреди этой роскоши. Бокалы пустые, в воздухе витает слабый запах вина и крови.

– Взгляни на этого жемчужного жука, моя несравненная госпожа. Чувствуешь в нем магию?

– Нет там магии.

– Сейчас нет. Но со временем может появиться, если посадить его вот на этот рубиновый кристалл… Придется подогнуть ему лапки, чтобы он обнимал кристалл… И хранить в запечатанной соответствующим заклинанием шкатулке, не открывая в ближайшие двести-триста лет. Как я и предполагал, среди твоих сокровищ есть кое-что с волшебным потенциалом, и при нужном импульсе это потенциал будет реализован.

– Двести-триста лет – это так долго…

– Зато когда плод созреет, ты получишь еще один артефакт для сохранения человеческого облика. И мы ведь далеко не все тут изучили. Я уверен, найдется что-нибудь с не столь длительным периодом…

Обняв Лорму за талию, Эдмар припал к ее алым губам, пара томно откинулась на подушки. Затаившийся на дереве кот беззвучно зашипел. Как же ему хотелось запрыгнуть в окно, исполосовать обоих когтями… В этот раз на то, чтобы совладать с собой, потребовалось больше усилий.

Мгновение – и лазутчик с распушенным хвостом растворился в ночи. Только оставшиеся на ветке царапины напоминали о его недавнем присутствии.

Куду сидел на корточках в темном коридоре, сбоку отзанавешенного проема. Если понадобится, господа его позовут.

«Все пошло не так, наперекосяк...» – эту прилипчивую песенку он слышал в Аленде, из дверей ресторана, возле которого просил подаяние. Вот-вот, все пошло не так. Напрасно они с Монфу остались в ларвезийской столице, понадеявшись, что Дирвен позже заберет их. Надо было сразу уехать. Но Повелитель Артефактов велел им собирать информацию и обо всем докладывать, а они привыкли подчиняться, еще со времен Унбарха привыкли… Если б они сбежали, остались бы без покровителя. Но они и так остались без покровителя! Все пошло не так. Безглазый Вышивальщик, в нынешнем мире почти забытый, равнодушно тычет иглой куда попало, и у них по-прежнему нет выбора. Никогда не было, и сейчас нет. Эта мысль об отсутствии выбора была ощутимо тяжелой – словно того и гляди проломит голову изнутри, и… И что тогда будет?

Тейзург пожелал посмотреть жемчуга и другие драгоценности из сокровищницы Лормы – «вдруг найдется что-нибудь с магическим потенциалом». Вурвана колебалась, и он обезоруживающе улыбнулся:

– Ты ведь не думаешь, что я собираюсь прикарманить бриллиантовые запонки или золотую ложку?

– Вдруг ты попытаешься что-нибудь из этого использовать, чтобы отомкнуть ошейник? Любимый, если еще и ты меня предашь, мне будет больно.

– Моя несравненная госпожа, меня интересуют только неволшебные вещицы. Если в чем-то присутствует слабый зародыш магии, этого недостаточно, чтобы справиться с твоим заклятьем. Речь не об артефактах, спрячь их подальше, раз тебе так будет спокойней. А хочешь, будем изучать их вместе? Попробуем найти сочетания, которые дадут нужный нам эффект.

Все волшебные изделия Лорма и впрямь от него спрятала. И на том спасибо. Он уже подобрал несколько «многообещающих сочетаний», и казалось, всерьез увлекся этой игрой. К тому же он всегда любил красивые вещи.

– Складываю из драгоценных осколков слово «любовь», почти как в одной старой сказке.

– Я не помню такой сказки, – отозвалась царица после недолгого молчания – словно и впрямь попыталась вспомнить, о чем идет речь.

– Это иномирская сказка. Моя несравненная госпожа, попробуй вытащить булавку. Мы ведь сегодня еще не пробовали.

– Не получилось, – грустно заметила Лорма несколько мгновений спустя.

– Увы, я и сам не рад, что я настолько эгоистичен и самовлюблен. Может быть, получится завтра? Или послезавтра…

С царицей он был нежен, как шелк, а над Куду втайне издевался.

Однажды переспросил, как его зовут, и, услышав «Бельдо Кучелдон», недобро сощурил холодные змеиные глаза:

– Я спрашиваю, как тебя зовут по-настоящему? Рискнешь соврать?

– Бречьятох Куду Этеква … – пролепетал несчастный, чувствуя себя так, словно падает в пропасть.

– Так я и думал, – Тейзург доброжелательно усмехнулся.

Ну, по крайней мере, эта усмешка выглядела доброжелательной.

– Господин консорт, я давно уже не служу моему прежнему господину, который был вашим врагом, – чуть-чуть осмелев, затараторил Куду. – Я служу нашей несравненной госпоже. Вы сказали госпоже, как вы на самом деле относитесь к Хальнору, и раз это так, у вас ведь нет больше повода, чтобы на меня гневаться?

– А разве для этого нужен повод? – консорт в картинном изумлении приподнял бровь. – Бречьятох Куду Этеква, ты меня удивляешь.

Он продолжал улыбаться, но смотрел загадочно, и собеседника затошнило от страха: не надо было этого говорить... Тейзург издевается над бывшими учениками Унбарха ради своего удовольствия, потому что это Тейзург. Он и Начелдона убил ни за что, ни про что – просто ему это показалось веселой шуткой. Хорошо, что хотя бы Флаченде пока не сделал ничего дурного.

За Флаченду Куду грызла совесть. Втайне он надеялся, что бобовая ведьма рано или поздно сумеет сбежать от Лормы и вернется в Аленду. Хотя посмотришь на нее, и никакой надежды: девушка выглядела подавленной и беспомощной, как будто потерялась в кошмарном сне.

Прислушиваясь к голосам за портьерой – заняты друг другом, его не зовут, уже хорошо – Куду вытянул затекшую ногу, обреченно вздохнул. Все идет не так, с незапамятных времен все идет не так.

Сменить облик. Пока он кот, контролировать свои эмоции и понимать, что откуда взялось, в разы труднее. Но если перекинуться здесь, в два счета застукают, а до границы бежать и бежать. Найти укрытие? Что-нибудь, что сойдет за укрытие? Он до рассвета рыскал по лесу и наконец обнаружил подходящее место.

Искрошенный постамент, на нем заросшая лишайником и оплетенная лианами статуя. Давным-давно была статуя, теперь просто камень. Но в прошлом это было священное изваяние Той, Что Носит Фрактальный Венец, и оно до сих пор сохранило остатки связи со своим прототипом. Ощущается, как слабое впечатление, но для него в самый раз. А главное, под этим постаментом нора. Достаточно большая, чтобы поместился худощавый человек, скорчившись в три погибели. Человеку в нору не пролезть, но перекинуться можно и внутри. Остаточный магический фон статуи прикроет его от сторожевых заклятий Лормы.

Так и думал, места хватило. Немного не рассчитал, уткнулся носом в стенку с путаницей корешков. Пришлось снова сменить облик, а потом обратно – в этот раз лицом к дыре, ведущей наружу.

В рукава и за шиворот набилась земля, зато утихла ярость, охватившая его при виде милующейся парочки.

«Они теперь союзники?!!» Этот беззвучный кошачий вопль уступил место здравой мысли: может, союзники, а может, и нет. Непонятно, что за игру ведет бывший демон. На нем блокирующий магию ошейник – значит, Лорма ему не доверяет.

Но от Хантре он еще раньше наглухо заэкранировался, он это умеет.

Он оставил распоряжение, чтобы в Ляране никакие поступившие от него приказы не выполнялись, пока он в плену, но кто сказал, что он ведет простую игру? Ждать от него можно чего угодно…

Вопрос, как подобраться к нему, не попавшись.

Вот об этом Хантре и размышлял, когда снаружи послышался шорох, и в поле зрения появилась пятнистая мордочка. Хозяин норы в шоке уставился на человека, потом зашипел, шарахнулся боком, выгнув спину.

Хантре мигом перекинулся и выскочил наружу. Уйти просто так ему не дали: местный атаковал, и сперва они катались по траве, сцепившись в яростный клубок, а потом маг-перевертыш бросился наутек, роняя капли крови. Распаленный лесной кот погнался за ним, и лишь убедившись, что захватчик возвращаться не собирается, повернул назад к отвоеванной норе.

Дел у Зинты было невпроворот.

Ривгера кормила сама, как же иначе, но если не успевала домой к нужному времени, выручала няня-кормилица, которую нашли по соседству. У той во время смуты убили мужа, хотя он не был ни магом, ни «подражателем Тейзурга» – всего лишь повстречал на улице шаклемонговцев, и борцам за нравственность показалось, что он их не одобряет. На месте забили насмерть да и пошли дальше. Лимила родила в месяц Лодки слабенькую девочку, которую лекарка удержала в мире живых, призвав силу Тавше. Обрадовалась, когда ее позвали помогать: Орвехт предложил хорошее жалование, и больше не придется кое-как сводить концы с концами. Она приходила с дочкой – не с кем оставить, матушка Сименда была не против, а Суно, если находился дома, использовал заклятье тишины, чтобы не слышать детского плача.

Зинта по-прежнему работала в лечебнице, спешила на помощь тем, чей «зов боли» поймала, навещала тяжелых пациентов.

Книжки читала урывками, когда получится, но хотя бы полчаса в день.

И не забывала о своем разговоре с Хеледикой в «Столичной белке». В городе во все глаза смотрела по сторонам: собирала улыбки и непроницаемые взгляды уцелевших статуй, дождевые капли на стеклах витрин и блики на черепице, кованые завитки вывесок и цветные вспышки витражей, обрывки понравившихся разговоров и загадочные старые двери в чешуйках облупившейся краски, развешанную на балконах одежду и еле видные в солнечном сиянии далекие башенки, людей и птиц, кошек и собак, пестрые обережные узоры на стенах домов и похожие на детали великанских музыкальных инструментов водосточные трубы – все, что сгодится для пряжи, из которой ткется новый алендийский гобелен.

Однажды встретила Нинодию – в чайной «Полтуфельки фьянгро», куда завернула поесть после очередного призыва силы Тавше. Одно из тех маленьких заведений, которые прячутся в цокольных этажах доходных домов. Внутри темновато и не слишком чисто, на этажерках и на подоконниках стоят дамские туфли разной степени поношенности: бальные и для прогулок, на высоких и низких каблучках, с бантами, атласными розочками и фигурными пряжками.

«Надеюсь, прежде чем этак расставить, их хорошенько вымыли с мылом, чтоб никакой заразы», – мимоходом подумала лекарка, а потом решила, что занятно придумали, и мысленно добавила этот клочок реальности в свою копилку городской пряжи.

С утра пораньше посетителей не было, кроме грузной женщины в кружевной пелерине. Когда Зинта попросила чаю с молоком и три пирожка с творогом, та обернулась и оказалась Нинодией. Пересела к ней за столик вместе с большой кружкой фьянгро –  подогретого вина с пряностями.

Лекарка чуть не начала по привычке ее ругать, но прикусила язык: Нинодия уже родила, и за помощью к ней не обращалась, незачем цепляться к людям с поучениями, даже если считаешь, что они живут неправильно. Пациенты, которые не слушают твоих рекомендаций, другое дело, а все остальные сами разберутся, как им жить. Недавно Суно завел с ней об этом разговор – мягко и будто бы вскользь, потом и вовсе свернул на другое, но Зинта, поразмыслив, поняла, что говорил он о ней, о ком же еще. Есть у нее такая черта. Как освоилась в Аленде, как избавилась от своей прежней робости, так и начало это проявляться. В Молоне многие взрослые доброжительницы так себя ведут, но здесь это не принято. Тем более, супруга достопочтенного Орвехта – важная госпожа, не всякий осмелится ей перечить. И хотя они с Суно к этой теме больше не возвращались, с того дня она стала следить за своими манерами и вовремя себя останавливала.

С Нинодией поболтали по-хорошему. Та вывалила ворох ляранских новостей, похвалила красивый строящийся город, но добавила, что Аленда в сто раз лучше. С лукавой улыбкой похвасталась, что пристроила свою доченьку в такие руки – все обзавидуются: приемная мать Талинсы настоящая принцесса настоящей сурийской страны по соседству с Ляраной, и Таль после выполненного обряда получила титул наследной принцессы, вот так-то, знай наших, спасибо Ланки-Милостивцу! Зинта вежливо покивала и сказала, что все вышло к лучшему.

– Эта принцесса Касинат обещала со мной переписываться про мою кровиночку, да и в гостях там побывать не воспрещается, – добавила Нинодия, отхлебнув из кружки. – Эх, еще бы мне самой в хорошие руки пристроиться! Вот знаешь, Зинта, иной раз мечтаю: этак сижу я с рюмочкой, а передо мной стоит на коленях богатый кавалер с дорогущим букетом и умоляет выйти за него замуж… Эх, мечты наши, мечты...

Зинта чуть не брякнула, что не видит ничего хорошего в таких мечтах, но спохватилась и сама себе заткнула рот последним пирожком.

Местные встретили чужака враждебно, и больше всех негодовал пятнистый кот, живший в норе под древним каменным изваянием. Выкопал нору не он, и вполне возможно, что он-то и съел ее прежнего хозяина, но теперь это его законное жилище. А наглый пришелец мало того, что забирался туда, только отойди, так еще и превращался там в двуногого. А когтями по носу не хочешь?! На тебе!.. Ага, выскочил, ну, щас еще получишь!..

Дело осложнялось тем, что Пятнистый крупнее – пусть не намного, но длина лап в иные моменты дает решающее преимущество. И опыта в кошачьих драках у него побольше. Хантре не стал бы связываться с таким противником, да только нора, накрытая магическим фоном статуи Госпожи Вероятностей – на много шабов вокруг единственное место, где можно перекинуться без риска, что тебя обнаружат.

Маг-перевертыш в звериной шкуре может контролировать себя и действовать по намеченному плану, но думать, анализировать информацию, строить дальнейшие планы лучше в человеческом облике. Возможности человеческого и кошачьего мозга несопоставимы – конфигурация физического носителя имеет значение.

Когда удавалось занять нору, Хантре старался подавить эмоции и размышлял над собранными фактами. Непонятно, что на уме у Тейзурга. Слишком много пробелов. Что предпринять дальше, тоже непонятно. Атаковать?.. Люди-волшебники не настолько сильны, чтобы он с ними не справился, к тому же они сами не рады своему положению. Был среди них один, который служил Лорме в охотку, но этот уже выбыл из игры. На выходе из Кукурузной Прорвы Хантре его прикончил.

Харменгера при последней встрече упрекнула с сожалеющей ухмылкой: эх, зря прикончил, надо было полоснуть по горлу, но не насмерть, если б отдал ей Чирвана тепленьким, она бы с этой жертвы получила больше, и не сомневайся, не осталась бы в долгу. Когда вспоминал об этом, хотелось скорчиться, исчезнуть, рассадить висок о какую-нибудь твердую поверхность… да в норе не развернешься. В первый раз он от этих воспоминаний перекинулся, завыл покаянно и тоскливо. Тут же примчался Пятнистый и задал трепку, это привело его в чувство. С тех пор он держал угрызения в узде: сначала надо разобраться с текущей ситуацией, и уже после этого можно будет сожалеть о том, что сделал не так.

Он не был уверен, что выстоит в схватке с Лормой на ее территории. Тут все вдоль и поперек прошито ее заклятьями, а он до сих пор не восстановил силы, действовать в одиночку – плохой вариант. К тому же здесь ее двор: полтора десятка амуши, вдобавок стиги и скумоны. После разрушения древних чар, влиявших на народец, часть ее подданных разбежалась, но самые отмороженные остались с царицей. Шверри рассказывал, что Лорма обещала поквитаться со всеми предателями, захотевшими другой жизни: мол, время у нее для этого есть, целая вечность.

Каждый амуши – достаточно сильный противник, которого не всякий маг одолеет, а тут их целая банда. Шансы нулевые.

Самое разумное решение: потихоньку выбраться из этого гадючника и потом вернуться сюда со штурмовым отрядом.

Но он еще не все выяснил. Сначала надо поговорить с Тейзургом. Нельзя допустить, чтобы они с Лормой стали союзниками.

В утреннем тумане через пустырь за пакгаузами пробирались гуськом некие личности – в колпаках, бородатые, у каждого котомка за спиной. Один, второй, третий… четвертый… шестой… Не меньше дюжины.

«Ишь ты…» – пробормотал ночной сторож, охранявший товары компании «Благодетель Клабидаго и партнеры». Моргая спросонья, он пялился в окошко и соображал, надлежит ему что-то сделать по этому поводу или нет. По всему выходило, что нет. Крухутаки знают, кто это: безбилетники, путешествующие на товарняках или речных судах, задумавшие ограбление служители Ланки, амулетчики на тренировке, артель работников спозаранку спешит по делам… Главное, что им нет никакого дела до склада Клабидаго: прошли мимо, и чворк с ними.

Тем временем, миновав пустырь, Дирвен остановился под прикрытием двухэтажного строения с размашисто нарисованным обережным узором, и его подтянувшиеся друг за дружкой спутники тоже остановились.

– Дальше куда?..

– Ты уверен?..

– Уверен, – отозвался повелитель амулетов. – Залезем на прицепную баржу, которая пойдет вниз по реке, и к вечеру мы в Тарбасе. А кто сдрейфит, того изловят и в кутузку вернут.

Обратно в кутузку студенты не хотели. Их там не били, только ругали, взывая к совести, но кормили однообразно и невкусно: утром и в обед жидкая перловка, в которой при большом везении попадется колечко лука или шматок мяса с гулькин нос, вечером пресная лепешка размером с ладонь. Начальник Кумедского вокзала решил взять их измором: не отпущу, пока не сдадите виновника, а будете его покрывать – пеняйте на себя.

У Агилима не было денег на штраф. Он из небогатой семьи, в житейских делах бестолочь, но способный к учебе – все экзамены сдает на отлично, заслужил королевскую стипендию. И всегда выручает, если попросишь списать или что-нибудь растолковать, поэтому парни решили не бросать его один на один с законом.

Дирвену их решение было на руку, а то земля у него под башмаками скоро полыхнет. Она уже тепленькая, и день ото дня становится все жарче, чтоб демоны побрали бабку из Тулда!

Первым заметил опасность не он, а один из студентов:

– Патилим, есть у тебя зеркальце? Глянь, прыщей вполовину меньше стало! Раньше вся физиономия, а теперь уже не так сильно. Может, они у тебя полезли из-за еды, так бывает, а на тюремной баланде попустило. Ты потом поговори с лекарем, может, тебе кислого или острого нельзя?

Дирвен вытащил складное зеркальце. Во засада!.. Каменная ведьма Грундьеда оказалась из тех принципиальных старых перечниц, которые за обиду накажут, но не так, чтобы ты мучился до гроба: походи-ка две-три восьмицы в прыщах да запомни урок. При других обстоятельствах он бы порадовался, но сейчас избавление от порчи как нож в спину: опознают же в нем Дирвена Корица, Повелителя Артефактов, свергнутого короля Ларвезы, и никакая накладная борода не поможет!

Парни удивились его реакции, но поверили, что он ненавидит преснятину и не хочет отказываться от любимой еды.

После этого он и завел речь о побеге: мол, по-хорошему не отпустят, а если смыться втихую и добраться до вашего университета, дальше все как-нибудь само собой уладится.

– Предлагаешь вырыть подкоп?

– Черенками ложек будем копать? Тогда надо не отдавать ложки после кормежки… А вдруг они заподозрят?

– Или складными ножами? Нож сломается…

Во придурки, небось книжек начитались, усмехнулся про себя Дирвен, а вслух сказал:

– Есть способ попроще. Это я беру на себя – открою дверь, и сделаем ноги. У меня кое-что есть, и меня кое-чему научили. Хотя не настолько я способный, чтоб меня куда-то взяли.

Самые понятливые закивали. Кто-то поинтересовался:

– Ух ты, а чего раньше молчал, что ты амулетчик?

– Да нечем хвастать, я же говорю, – с досадой пробурчал Дирвен, недовольный тем, что пришлось раскрыться. – Способностей у меня чворк наплакал. Но замки открыть смогу, я постараюсь.

– Он же Грювандо, им нельзя праздно болтать, – заметил другой студент. – Давай, Патилим, попробуй.

Поскольку они не разбойники и не бунтующие против власти смутьяны, обыскивать их не стали, даже котомки не отобрали – вместе со всем багажом водворили в каталажку с двухэтажными нарами и зарешеченными оконцами под потолком. Каталажка в подвале под управлением вокзала предназначалась главным образом для снятых с поездов безбилетников. Настоящих преступников тут не держали, отправляли в городскую тюрьму.

В первый день к ним приходил вокзальный амулетчик с латунной бляхой на колпаке, обнаружил несколько лечебных и обережных артефактов – все маломощное, разрешенное, конфискации не подлежит. Где ему засечь усыпленный арсенал Повелителя Амулетов!

А если кто-нибудь из этих недотеп додумается спросить, почему тот парень прозевал его штуковины?.. Дирвен всю ночь прикидывал, как бы поубедительней навешать бубенцов им на уши, но студенты так обрадовались свободе, что никто не задавал лишних вопросов.

Он решил доплыть вместе с ними до Тарбаса, а потом «потеряться» и двинуть к восточному побережью в одиночку.

– Любимый, я побываю в Жафеньяле и вернусь через несколько дней, – нежно проворковала Лорма, прильнув к груди Тейзурга.

– Я буду ревновать, моя несравненная госпожа, – улыбнувшись печально и сладко, тот зарылся пальцами в массу медовых волос. – Буду считать часы до твоего возвращения. А может… Попробуй вытащить булавку?

– Не получается, – вурвана вздохнула как будто с искренним огорчением. – Если бы получилось, мы бы отправились в Жафеньялу вместе. Не ревнуй, я тебя люблю.

– Дирвену ты говорила то же самое?

– Как ты можешь сравнивать? Этого мальчишку я использовала, а тебя люблю. Не разбивай мне сердце, любимый. Я скоро вернусь.

Она взяла с собой Тоншила – для связи с теми, кто остался во дворце, а Тейзурга перед этим усыпила, вонзив ему под ключицу еще одну булавку, с «сонным камнем».

Куду и Монфу было приказано безотлучно его стеречь. Если с консортом что-нибудь случится, они позавидуют мертвым. Если консорт очнется и предпримет что-нибудь нежелательное, они позавидуют мертвым. Надо сказать, Куду и Монфу и так завидовали мертвым – тем, кто не отяготил свою жизнь непростительными грехами, и кому пожелали, по нынешнему обыкновению, добрых посмертных путей.

Они дежурили возле ложа, на котором спал зачарованным сном их лютый враг, чередуясь каждые два часа. Иногда приходила Флаченда, усаживалась в уголке, грустная и молчаливая, но ее хватало ненадолго – вздыхала, стискивала руки, хмурила брови и выскакивала вон. Потом она ушла на кухню готовить ужин.

Куду отдыхал в своей каморке, когда туда ввалился Монфу.

– Смени меня пораньше, – попросил он слабым голосом. – Что-то нехорошо мне… Словно в затылок что-то ударило, и рана разболелась.

– Ладно, – покладисто согласился его товарищ.

В опочивальне за эти несколько минут ничего не изменилось: Тейзург как лежал, так и лежит на роскошном ложе за кисейным балдахином.

Куду уселся на сурийскую подушку с обтрепанными кистями и привычно погрузился в уныние. Враг за просвечивающей занавеской погружен в беспробудный сон, ничто не сулит неприятностей… Спустя полчаса из коридора послышались шорохи, возбужденные шепотки, хихиканье. Что там затеяли амуши?

В проем заглянула из темноты ухмыляющаяся физиономия. В заостренных хрящеватых ушах покачиваются вместо сережек засушенные фаланги чьих-то пальцев, на голове травяные косицы торчком – и из каждой высовывается веточка, на которую насажен рогатый жук.

– А у нас сюрпри-и-и-из! – ликующе взвизгнула Крумунда – вроде бы это была она, но, возможно, Изельша.

И тут же исчезла.

Ее сменил другой амуши. У этого шевелюра была уложена гнездом, посередине распластала крылья мертвая птица с позолоченной цикадой в клюве.

– Сторожишь?.. А кого ты сторожишь?

– Консорта нашей царицы, – ответил Куду.

Сердце сжалось от дурного предчувствия: неспроста они дурачатся – то ли что-то задумали, то ли уже что-то выкинули.

– Ну, сторожи, сторожи… А ты уверен?.. – вопрошавший многозначительно хмыкнул и спрятался.

Третий амуши, у которого колосящиеся патлы были заплетены в толстую косу с высушенными кишками вместо ленты, дурашливо показал язык, после чего оглянулся в темноту:

– Заносите! Пускай тоже на эту красоту полюбуется!

Амуши всей толпой втащили в опочивальню человека, его длинные темные волосы с фиолетовыми и синими прядями волочились по полу. Уложили на ковер. И это был точь-в-точь Тейзург, кружевной ворот рубашки расстегнут, под левой грудью жемчужный глазок заклятой булавки, под ключицей дымчатая бусина «сонного камня», а на лице маска злого шута. Или нет, не маска, а густо наложенный грим: белая, черная, синяя краска, да немного алой – иссиня-черные губы обведены кровавым контуром.

Куду где стоял, там и остолбенел: если это Тейзург, кто же тогда на кровати?..

– Смотри, что у нас есть! – разрешила эту загадку амуши с рогатыми жуками, показав ему прозрачный зеленоватый стручок с горошиной внутри.

Это же «Стручок подобия»! Если вскрыть его и бросить горошину возле живого существа, рядом тотчас возникнет неотличимый двойник – в течение нескольких часов он будет сохранять материальную плотность и полное сходство с оригиналом, а потом бесследно исчезнет.

Значит, за кисейной занавеской лежит и мнимо дышит обманка, а самого Тейзурга эти бесстыжие твари уволокли, когда Монфу отлучился? Что же теперь будет…

– Что вы сделали?!

Ответом ему было торжествующее хихиканье.

– Что вы с ним сделали? – помертвевшим голосом повторил Куду.

– Макияж! Консорту понравится!

– А вдруг не понравится, и тогда он прогневается!

– Если прогневается, мы скажем, что это сделал ты, у-ха-ха!

Куду вспомнил о том, что амуши неспособны лгать. Он сумеет оправдаться… Однако дальнейшие реплики похоронили его надежду на благополучный исход:

– Ну да, это сделали мы, но мы скажем, что это ты недосмотрел!

– Наверное, ты нарочно недосмотрел, чтобы мы что-нибудь такое с ним сделали, а?!

– Ты ведь надеялся, что мы у него что-нибудь откусим – нос или губы, а мы проявили почтение и ничего не откусили, мы только раскрасили!

– Мы так ему и скажем, вот будет потеха!

Они вились вокруг, кривлялись, отвешивали лежащему на ковре Тейзургу шутовские поклоны. То ли Крумунда, то ли Изельша вертела перед Куду «Стручком подобия», так и совала в лицо, словно дразнила косточкой собаку. Сам не свой от отчаяния, он выхватил у нее артефакт. Мелькнула мысль: можно будет предъявить в качестве доказательства своей непричастности… Хотя толку-то, кому он что докажет?

– А у нас есть еще! – злорадно хихикнула дама с рогатыми жуками. – Они же на один раз, неужели не знаешь?!

– Я все объясню! – пробормотал Куду, машинально сунув «Стручок» в карман. – Я… Я не виноват, это сделали вы! Вас за это накажут!

– Слышали? Этот огрызок мага нам угрожает!

– Ой, как мы испугались! Побежали отсюда, а консорта пусть он сам на кровать перекладывает, если силенок хватит!

– Побежали, еды для царицы наловим, тогда на нас не прогневаются, а его накажут!

Их как ветром сдуло, гомон переместился за стены дворца, постепенно затихая. Куду стоял в замешательстве посреди опочивальни, его трясло от нарастающей паники. Взгляд метался между распростертым на полу Тейзургом и фальшивкой за кисейным пологом.

Подобие исчезнет само собой через несколько часов. Хотя можно уничтожить его заклинанием и перетащить Тейзурга на кровать. Но в одиночку не справиться, придется позвать на помощь Монфу и Флаченду. Только сначала лучше бы его умыть, для этого нужен тазик с теплой водой и полотенце… Тогда никто ничего не узнает, а второй «Стручок подобия» он у амуши отобрал… Но раз у них есть еще, до возвращения Лормы глаз с консорта не спускать! Если сейчас отойти за тазиком – он ведь на некоторое время оставит консорта без присмотра? Вдруг амуши сделали вид, что убежали, а на самом деле тайком вернулись, только и ждут, чтобы он снова отлучился?..

Оглянулся: за окнами темно и тихо. Вроде бы никого там нет. Снова поглядел на Тейзурга, на его подобие, тяжело вздохнул. Прочистив горло, попытался крикнуть:

– Флаченда!

Получилось негромко и сипло, как будто он тонул в зыбучке, и гортань уже сдавило. А мыслевесть ей не пошлешь, Лорма навела на нее заклятье, чтобы бобовая ведьма не могла связаться с кем-нибудь на стороне.

– Флаченда, нужна ваша помощь!

Даже не шорох – легкое движение за спиной.

– Фла…

Куду успел понять, что теряет сознание.

Он беспокойно дремал в норе под корнями старого дерева – одно название, что нора, с хоромами Пятнистого не сравнить, даже в кошачьей шкуре еле втиснешься – когда уловил, что ситуация изменилась.

Лорма удалялась, словно устремившийся на свет далекого фонаря мотылек. Или, скорее, кровососущее насекомое вроде москита или слепня.

Проблему с сохранением человеческого облика она каким-то образом решила – похоже, не без помощи Тейзурга, и выглядела привлекательно. Если смотреть глазами. Но у него-то было еще и другое зрение, и он видел ходячую мясорубку, ненасытную кровопийцу с бездонным желудком, тут ни черты лица, ни изящные формы ничего не исправят. Неужели Эдмару это нравится?

Перевел восприятие в режим, когда мир становится сквозистым, пронизанным туннелями, пунктирами и связующими нитями: сплошная структура, ничего кроме.

Лорма-слепень удалялась через Хиалу. Вязкое пространство Нижнего мира находилось в непрерывном движении, словно тесто в процессе перемешивания, вдобавок вурвана использовала чары, мешающие отслеживанию, но ясно, что она уже далеко. Зато ее подданные никуда не делись.

На возвращение к обычному зрению потребовалось время: мир преобразовывался постепенно.

Хотя на самом-то деле никуда он не преобразовывался, мир одномоментно содержит в себе все возможные и невозможные форматы – менялось лишь восприятие наблюдателя.

Можно делать это и быстрее, но он не умел. Если ускориться, сознание поплывет, закружиться, разлетится в клочья, и вопрос, когда эти клочья снова соберутся вместе – хорошо, если через пару-тройку суток. Это вроде кессонной болезни, только хуже.

Что такое кессонная болезнь? Он ведь знает… Однажды он…

Не имеет значения, что было однажды. В Сонхи он дома.

Время шло, но пока переформатирование не закончено, действовать не получится: не отличишь, где верх, где низ, запнешься о первый же корень, влепишься в первое же дерево. Уже проверено.

 «Не хватает всплывающего сообщения: «Преобразование выполнено на столько-то процентов».

Какое всплывающее сообщение, что за бред?

Или не бред, есть в этом какой-то смысл…

Но ему не нужны чужие смыслы, потому что в Сонхи он дома.

Эта мысль переливалась всеми оттенками бирюзы, и вспомнился мертвый Начелдон, повисший внутри гигантской капли над террасой дворца.

Начелдон знал. Но теперь уже не расскажет.

Что он знал, о чем не расскажет?..

Какая разница, если в Сонхи я дома.

Наконец преобразование завершилось: он целиком вернулся в эту реальность, в эту ночь, в полный шорохов и запахов тропический лес. Выбрался из своего укрытия и направился в сторону дворца. Вначале лапы заплетались, но потом это прошло.

Окна светились за резной черной листвой, изнутри доносились высокие голоса амуши и сокрушенный человеческий голос – там как будто спорили. Кот подобрался ближе, вскарабкался на ветку, поглядел, что творится в комнате.

Наконец-то появился шанс! Амуши всей толпой умчались прочь, во дворце никого не осталось, кроме Тейзурга, Флаченды и двух ее приятелей.

Пока Бельдо Кучелдон угнетенно смотрел на консорта с разрисованной физиономией и соображал, как исправить ситуацию, он мягко перепрыгнул на подоконник, сменил облик, бесшумно выпрямился и в мгновение ока вырубил ненужного очевидца.

Первым делом надо избавить Эдмара от блокирующих артефактов. Ошейник не поддавался – застежка заклятая, разобраться можно, но сколько времени на это уйдет… Пленник открыл глаза.

– Ты… Что ты здесь делаешь?!

– За тобой пришел! – прошипел Хантре – ответ прозвучал так, словно он огрызнулся. – Я не могу расстегнуть эту дрянь!

– О-о… – Тейзург сощурился, а в следующую секунду оттолкнул его, нетвердо поднялся и бросился к шкатулкам, стоявшим в ряд у стены.

– В чем дело? Там что-то важное?

– Убирайся отсюда!

Вывалив содержимое шкатулок на пол, он принялся рыться в украшениях, лихорадочно, в спешке, словно ему позарез нужно вот прямо сейчас что-то найти.

Хантре по-прежнему не ощущал его присутствия – глухая экранировка. Если б не видел его глазами и не слышал производимых им звуков, вовсе не уловил бы, что он здесь. Может, он такой же ненастоящий, как фальшивое подобие, которое лежит на кровати за пологом?

Эта мысль буквально пригвоздила его к месту.

Тейзург тем временем закончил поиски и обернулся. Из-за шутовской раскраски невозможно было разобрать, что за выражение у него на лице, но вроде бы он улыбался: его собственная улыбка пряталась внутри нарисованной.

– Ты все еще здесь? Живо убирайся!

– Пошли вместе!

Еще не успев договорить, Хантре уловил нарастающую вибрацию сторожевых заклятий. На кота они не реагировали, но проснулись, когда он сменил облик. И если вначале они напоминали шевеление тончайших нитей, то теперь стали жесткими, словно усики насекомых или натянутые струны. Они со всех сторон, пронизывают и дворец, и окрестную территорию.

– У тебя есть несколько секунд, чтобы исчезнуть.

– Сначала объясни, что случилось?

– Что случилось? Изволь: я люблю Лорму, насколько я вообще способен кого-то полюбить, и недавно я узнал, что мои чувства взаимны. Так что ты здесь лишний, – Эдмар ухмыльнулся. – Можешь хоть спятить от ревности, я нежно люблю Лорму, я страстно хочу Лорму, я преклоняюсь перед Лормой…

– Что-о?!..

Это признание вогнало его в ступор. Только и мог, что растерянно моргать, переваривая эту информацию.

– Какая уморительная у тебя физиономия! – издевательски рассмеялся бывший демон.

– На свою рожу посмотри, – огрызнулся Хантре.

Тейзург посмотрел – и на миг застыл перед зеркалом:

– Это еще что?..

Надо уходить. Ясно, что здесь ловить нечего. Хантре повернулся к окну – и понял, что уйти не сможет, перекинуться тоже не сможет, сторожевые заклятья уже опутали его, надо было раньше… Рванувшись из этих пут, он почувствовал, как невидимые струны впиваются в кожу. Вдобавок неподалеку открылись Врата Хиалы: слепень вернулся.

– Не шевелись! – голос Эдмара напоминал шипение разозленной змеи.

– Ты…

– Я люблю Лорму! Понял?!

Процедив это, Тейзург вцепился ему в волосы, развернул к себе и схватил за горло.

Уже теряя сознание, Хантре уловил боковым зрением золотистый всплеск и услышал мелодичный возглас:

– Что случилось?..

Долго проваляться без сознания Куду не смог бы, даже если бы захотел: оставив их с Монфу сторожами при консорте, вурвана об этом позаботилась. «Пробуждатель», впившийся крохотными зубчиками в щиколотку под штаниной, в два счета вернет тебя в бодрствующее состояние, если ты не совсем полутруп. К помощи этого артефакта мало кто прибегал, потому что вред от него изрядный: попользуешься час – постареешь на полгода. Для Куду и Монфу бдение около усыпленного консорта выйдет боком, но кого это волнует?

Он не подавал виду, что очнулся, изображая глубокий обморок. Даже глаз не открывал. Главное – не дрожать, а то заметят. Хорошо, что им не до него…

Услышав голос Лормы, все же попытался встать, иначе хуже будет, однако в этот момент кто-то рухнул на него сверху, и Куду снова распластался на полу.

– Что происходит?.. Этот?.. Откуда он?.. И зачем такой грим?..

– Явился на разведку и разбудил меня самым невежливым образом. Как видишь, я его обезвредил, и твои заклятья не подвели. А что касается грима, я и сам хотел бы знать, кому обязан… Это ведь не твоя шутка, моя несравненная госпожа?

– Нет… Я поймала эхо сторожевого заклятья и решила вернуться, даже Тоншила захватить с собой не успела. А здесь сплошные сюрпризы… Подожди, этот мерзавец сильный маг, надо принять меры, чтобы он не освободился! Бельдо!

– Да, госпожа, – отпихнув бесчувственное тело Хальнора, пролепетал Куду.

– Следи за ним! Где мои придворные?

– Убежали на охоту, госпожа. Это они разрисовали лицо господину консорту!

– И ты им позволил?

– Они не спрашивали позволения, они сами! Создали подобие, посмотрите, госпожа, – он ткнул пальцем в сторону ложа.

Обманка за кисейной занавеской замерцала и исчезла.

– Я вижу, без меня тут произошло много интересного, – процедила царица.

– Я счастлив, что ты вернулась, моя несравненная госпожа, – Тейзург заключил ее в объятия. – Ты ведь не покинешь меня в ближайшее время?

– В ближайшее время я собираюсь заняться этим мерзавцем Хальнором, он за все заплатит!

– Прекрасно! Только давай сначала займемся друг другом? Наша разлука была недолгой, и большую часть времени я твоими стараниями проспал, но мне хватило, чтобы на сердце появилась трещина. Странное ощущение, и болезненное, и приятное… Это и есть любовь?.. Нет, булавку пока не трогай, – консорт ласково отвел ее руку. – Если опять не получится, я стану несчастнейшим существом в Сонхи. Я и так пережил жестокое потрясение, до сих пор не отпустило. Испугался, что он утащит меня с собой, и тогда я целую вечность тебя не увижу. В этом ошейнике я не смог бы оказать сопротивление даже самому никудышному магу, и я отчаянно заговаривал ему зубы, надеясь только на твои заклятья. Попытался найти что-нибудь пригодное для обороны, – он кивнул на сверкающую в углу россыпь драгоценностей. – Увы, не попалось ничего подходящего, но мне удалось заморочить ему голову. Послушай, как бьется мое бедное сердце.

– И в самом деле, неровно бьется, – отозвалась Лорма, приложив ладонь к его груди. – А если…

– Погоди…

– А… – ее возглас прозвучал изумленно и радостно.

Вслед за этим Тейзург счастливо рассмеялся:

– Я и не сомневался, что рано или поздно получится! Всего-то и нужна была недолгая разлука, чтобы росток любви пробил последнюю преграду… Теперь-то ты веришь в мою любовь?!

Ответить он ей не дал – стиснул в объятиях и жадно приник к ее губам.

Вытащила заклятую булавку, догадался заледеневший Куду.

Что теперь… Ничего теперь хорошего… Они теперь будут заодно…

– Подожди, надо надеть на него ошейник, пока не очнулся, – высвободившись, произнесла Лорма томным голосом. – Присмотрите за ним, я сейчас!

– Итак, я теперь твой полноправный господин, Бречьятох Куду Этеква, – усмехнулся Тейзург, когда она скрылась во тьме коридора. – Обещаю тебе все муки Хиалы… И вовсе не из-за него, – он пренебрежительно кивнул на Хальнора, – а потому что ты ученик Унбарха, и ты мне не нравишься. Думаешь, ты сможешь сбежать и скрыться? Думаешь, ты сможешь найти кого-то, кто тебя защитит? Ну-ну, надейся… Как ты считаешь, у тебя есть хоть какой-нибудь выбор?.. – сощурившись, он уставился Куду в глаза – словно нож в живот вонзил. – Нет или есть?.. У тебя нет выбора.

Да, да, Куду и без него это знает…

Тейзург рассмеялся – так смеются амуши и демоны. А он хотел упасть перед ним на колени, напомнить о своих прежних мучениях, попросить о пощаде… Но тут вернулась Лорма, присела возле Хальнора, защелкнула на шее блокирующий ошейник.

– Моя несравненная госпожа, можно было не ходить далеко, – заметил Тейзург с мягким упреком. – Сняла бы с меня да надела на него. Ты все еще не согласна избавить меня от этой игрушки?

– Не сейчас, любимый. Сначала я узнаю, что здесь без меня было.

Откинув парчовую драпировку, она вынула из кладки кирпич, достала из ниши небольшую перламутровую раковину, прижала к уху.

Запоминающая раковина, понял оцепеневший от тягостных предчувствий Куду. Сейчас царица услышит все, что было произнесено вслух в этой комнате за время ее отсутствия. Узнает о том, как они с Монфу нарушили ее приказ… Монфу тоже не поздоровится. Тот маячил в проеме вместе с Флачендой. Бобовая ведьма совсем сникла – должно быть, уже поняла, что Лорма вытащила булавку. А какие чувства испытывает Монфу, не разберешь из-за обезобразивших лицо наростов, но его плечи поникли, и Куду даже на расстоянии чувствовал запах его нездорового пота. Один Тейзург улыбался, рассматривая в зеркале свой шутовской грим.

Лорма вернула раковину в нишу, ее лицо разгладилось.

– С вами я разберусь позже. Сейчас надо посадить эту тварь на цепь. Берите его! Или стойте… – приподняв подол нарядного розового платья с золотым шитьем, она с размаху опустила ногу в лакированной туфельке на голень Хальнора, хрустнула кость. – Вот теперь берите!

Тейзург, наблюдавший за происходящим в глубине зеркала, даже не обернулся. Но все же пошел вместе с ними, приобняв Лорму за талию.

Куду и Монфу перенесли Хальнора в помещение в конце коридора. Голый каменный пол, в стены вбиты крючья и кольца, несколько цепей с кандалами. Здесь держали людей, которых амуши ловили для своей царицы, но сейчас никого не осталось – перед тем как отправиться в Жафеньялу, вурвана оприходовала все запасы.

Хальнора положили на пол, кандалы у него на лодыжках Лорма замкнула магическим способом.

– Вы будете его сторожить. Всеми своими потрохами отвечаете.

– Пойдем, моя несравненная госпожа, никуда он не денется, – Тейзург увлек ее к проему. – И давай возьмем Флаченду с собой, пусть она нам прислуживает – это будет забавно, вот увидишь.

– Ступай с нами, – велела Лорма бобовой ведьме.

Та покорно поплелась за влюбленной парой, ее глаза блестели от слез.

– Мы ведь можем по очереди отлучаться? – прошептал Монфу, когда они ушли.

– Наверное, да, – тоже шепотом ответил Куду.

Смотреть на Хальнора оба избегали.

– Тогда я принесу тюфяк.

Тяжело поднявшись, товарищ исчез в коридоре.

Выбора нет.

Скорчившись на неровно вымощенном полу, Куду обхватил руками плечи, его колотил озноб. В ушах звучал голос Тейзурга: «Ну-ну, надейся… Как ты считаешь, у тебя есть хоть какой-нибудь выбор?.. Нет или есть?.. У тебя нет выбора».

Нет выбора.

Нет или есть?

Нет.

Есть?..

Глава 18. Нарисованная дорога

Он лежал как будто на дне, а над ним – в темной жиже, которая вовсе не была жидкостью – плавали отголоски боли и ужаса, эхо плача, ошметки воспоминаний. Мертвая взвесь, бесполезные остатки данных: людей, которым все это принадлежало, уже нет. Лорма их сожрала. Похоже, в этом помещении их держали перед смертью.

Лишь потом почувствовал собственную боль: кожа горит, пропитанная кровью одежда прилипла к телу – иссекло охранными заклятьями. Вдобавок адски болит нога. По ощущениям, повреждена берцовая кость. Он не помнил, чтобы ломал ногу – значит, с этим кто-то помог уже после того, как он потерял сознание.

Тусклый полумрак. Он стал хуже видеть?.. Не в этом дело, на нем блокирующий ошейник, и сейчас он видит, как обычный человек. Стиснув зубы, попытался сесть. Звякнули цепи – на ногах кандалы. Не осилил, снова растянулся на полу.

А сбоку, вне поля зрения, крутится ошалелым волчком что-то взбаламученное, вконец истерзанное. Словно кто-то рядом тонет, захлебывается здешней тошнотворной мутью, из последних сил пытаясь выплыть.

С трудом повернул голову. Никакого волчка там нет. У стены сидят в потемках Бельдо Кучелдон и Понсойм Фрумонг. На самом деле их зовут иначе, он раньше знал, кто они такие, но это было давно.

Они что-то обсуждали – одними междометиями, понимая друг друга без слов, при этом их корежило от страха.

Заметив, что он очнулся, оба затравленно на него уставились. У Бельдо дрожали губы, лицо кривилось, как от рыданий. У Понсойма лишь глаза воспаленно блестели среди уродливых наростов. От обоих так и разило паникой и обреченностью.

– Ну?.. – сипло выдавил Бельдо, адресовав собеседнику отчаянный взгляд.

– Да, – каркнул тот.

Бельдо поднялся и шатко, словно пьяный, двинулся к пленнику. Рыхлый толстяк с перебинтованной грудью тоже попытался встать, но не преуспел и пополз за товарищем на четвереньках.

– Отвалите, – процедил Хантре. – Только вас не хватало.

– Тише… – прошептал Бельдо, неуклюже рухнув перед ним на колени, и потянулся трясущимися руками к его горлу.

Хотел оттолкнуть, но содрогнулся от пронизывающей боли – порезы и ссадины дали о себе знать – а вследующий момент понял, что прислужник Лормы пытается расстегнуть ошейник. Второй тем временем начал возиться с кандалами.

Все вышло по плану: доплыли до Тарбаса, там двинули на рынок за провизией, и Дирвен в людской толчее отбился от остальных – умеючи недолго. Бородатые аснагисцы в своих колпаках и неброских мешковатых одеяниях похожи друг на друга, как яйца в одной корзине, тут запросто потеряешься. Ищейкам Ложи придется попотеть, днем с фонарем не найдут… Хотя у них есть и другие методы, кроме визуального наблюдения. Но «Мимогляд» и «Безлунная круговерть» в кармане у повелителя амулетов – это вам не чворк чихнул!

Добрался на товарняке до Рушашара, там сел на речное судно, которое держало путь в Нукаллу. Посудина двухпалубная, пассажиров – плюнуть некуда, для него в самый раз.

«Экура» шла на артефактах, наперегонки с бартогским пароходом, тоже пассажирским, недавно приобретенным другой речной компанией. Пароход то вырывался вперед, то отставал, из трубы валил дым, на боку красовались фигурные буквы: «Стремительный».

Пассажиры «Экуры» разделились на два лагеря: одни вовсю хаяли «бартогскую вонючку», жаловались на копоть, демонстративно кашляли и желали иностранному корыту сесть на мель – с оговорками, что не со зла, а только чтоб избавиться от такого соседства. Мол, паровой котел и прочие шестеренки – дело ненадежное, никогда они не заменят проверенные веками артефакты. Другие защищали пароход и говорили, что в следующий раз непременно на нем прокатятся, а с артефактами в последнее время стало хуже, все ведь знают, что случилось, за бартогской техникой будущее, и «Стремительный» давно бы оставил «Экуру» позади, если б ее владельцы не слукавили: небось ради того, чтоб утереть нос конкурентам, ее в этот раз снабдили тройным комплектом судоходных артефактов.

Насчет последнего Дирвен мог бы подтвердить, что так и есть. Да еще добавить, что там не три комплекта, а все четыре. Но ему надо было изображать скромного юнца, и он воспитанно внимал перебранке старших, про себя посмеиваясь над этими придурками.

Эти двое кандалы с него сняли, а с ошейником не справились. Оно и к лучшему: тогда бы опять сработали сторожевые заклятья.

Тронув за локоть Бельдо – тот вздрогнул, как ошпаренный – Хантре указал на ошейник, потом на ссадины, потом на дверной проем. Уже понял, что здесь не стоит говорить вслух.

Бельдо дважды кивнул, на шаг отступил, сунул руку в карман и достал стручок величиной с мизинец. Дрожащими пальцами извлек оттуда горошину, бросил на пол –  и тотчас рядом с Хантре появился еще один человек. Лицо и одежда в крови, шея охвачена бронзовым обручем с рельефным узором. Хотя не человек это вовсе. Даже не труп. Одна видимость – но видимость достаточно плотная, потому что Бельдо деловито защелкнул на ногах у ненастоящего тела снятые с Хантре оковы.

«Значит, я сейчас так выгляжу? Ладно, бывало и хуже».

После этого Бельдо присел рядом, подставил плечо. Стиснув зубы – лишь бы не заорать, и стонать тоже ни к чему – Хантре оперся и выпрямился. С другой стороны подставил плечо второй прислужник Лормы, сам еле державшийся на ногах, и они поволокли его к выходу.

Главное – молчать. Есть шанс спастись… Один из десяти... Или даже два из десяти?.. Или… все восемь из десяти?.. Казалось то так, то так.

Они крались – или, скорее уж, кое-как тащились – по темному коридору, а из занавешенного проема, обозначенного полоской света на уровне пола, доносились сладострастные стоны и другие звуки любовной оргии. Тейзург и Лорма, кто же еще.

«И это после того, как ты, сука, мне в любви объяснялся?!»

Пусть он не испытывает плотского влечения к Эдмару – «Пьяный перевал» не в счет, там он поддался чарам Мавгис – эта мысль привела его в бешенство.

А бешенство сейчас очень кстати, помогло отвлечься от боли: когда хочется кому-то глотку перегрызть, не до сломанной ноги, и не до порезов.

Наконец они выбрались наружу, в ароматную душную темень тропической ночи.

– Теперь можно разговаривать, – прошептал Бельдо ему на ухо, после того как удалились от дворца на полсотни шагов. – Наша вина перед вами велика, мы смиренно просим прощения… Мы постараемся вас спасти, и мы просим вашей защиты от… от него и от нее.

– А если нас убьют, пожелайте нам добрых посмертных путей, – подхватил с другой стороны измученный одышкой Понсойм. – Мы знаем, что мы недостойны, мы просим о величайшей милости… Если добрых путей нам пожелаете вы, для нас, может быть, что-нибудь измениться…

– Ладно, – так же тихо ответил Хантре. – Постараюсь защитить вас от них и добрых путей пожелаю. Сейчас нам нужно дойти до статуи Двуликой. Знаете, где это?

– Нет…

– И я не знаю…

– Тогда идем, куда я покажу. Там вы снимете с меня ошейник, должно получиться. И я перекинусь.

Дальше они продирались через травяные заросли, обходили непролазный кустарник, запинались об узловатые корни – совсем не то, что бегать здесь в облике, эта территория не для людей. За ними увязалось несколько флирий: не опасно, полудевы-полунасекомые не разговаривают и обитателям дворца ничего не разболтают. В чаще мерцали разноцветные фонарики – распустившиеся бутоны малеор, вокруг них мошкарой кружили эчами, похожие на миниатюрных человечков с крылышками. В ветвях едва различимого во мраке дерева сверкнула за сетью лиан сиренево-золотая вспышка: тоже не фонарь, птица с сияющим оперением. В облике он всего этого почти не замечал, а сейчас, хоть и чувствовал себя хуже некуда, смотрел по сторонам с восхищением: какая же красота...

Бельдо и Понсойм – или как их там зовут на самом деле – все-таки были какими ни на есть магами. Кто-то из них сплел обезболивающее заклинание, вдобавок их способностей хватало на то, чтобы заглушить треск веток и разогнать с дороги ядовитых гадов.

– После того как я сменю облик, вам надо будет выбраться вместе со мной на свободную от чар территорию. Сможете?

– Мы постараемся, – тяжело дыша, пообещал Бельдо. – А вы… когда в облике… от нас не убежите?

– Я себя контролирую.

Там ведь еще и Пятнистый... Вдруг эта скотина атакует, как только он перекинется?

– Под статуей нора, там живет местный кот. Если нападет – отгоните его, но не причиняйте ему вреда.

– Мы сделаем, как вы скажете, – истово заверил задыхающийся Понсойм.

– А эти, придворные… когда они могут вернуться?

– Они провинились и раньше, чем завтра вечером, вряд ли появятся, – отозвался Бельдо с надеждой в голосе.

Голова кружилась от слабости, в глазах порой темнело. Несмотря на блокирующее боль заклинание, он ощущал, что нога болит, но это почти не мешало, это было как еле слышный шум, доносящийся из-за стенки.

В конце концов добрались до изваяния. Его усадили на землю возле замшелого постамента.

– Теперь снимайте. Есть вероятность, что получится.

«Помоги нам, пожалуйста, вряд ли тебе нравится Лорма», – мысленно обратился он к Той, Что Носит Фрактальный Венец.

Бельдо принялся колдовать над замочком ошейника.

Тихий щелчок.

– Снял!

Он и сам это почувствовал – всей своей израненной кожей: струны-лезвия сторожевых заклятий тут как тут… Но в следующий момент он перекинулся и стал для них недосягаем.

Вначале Куду и Монфу испугались, что он ушел в серые пределы.

Лежавший возле древнего камня кот не подавал признаков жизни. Шерсть слиплась от крови, правая задняя лапа неестественно вывернута – пока пробирались через лес, фрагменты сломанной кости сместились.

– Это ведь сделали не мы… – несчастным голосом произнес Монфу. – За что нам такое наказание?!

Вопрос риторический: оба знали, за что.

Кот слабо шевельнул хвостом. Наверное, на большее у него не хватало сил.

– Надо забинтовать! – встрепенулся Куду. – И наложить лубки! Ищи что-нибудь для лубков.

Пока он рвал свою не слишком чистую рубашку на полосы и бинтовал кота, а Монфу высматривал на ближайшем дереве подходящие веточки для фиксации перелома, из травы за ними кто-то наблюдал – ощущение пристального недовольного взгляда не отпускало. И не рассмотришь, кто это, лишь на миг в тусклом свете шарика-светляка блеснула пара глаз. Возможно, тот самый обитатель норы, о котором предупредил Хальнор.

Перебинтованный, он напоминал окровавленную кошачью мумию. На шею ему надели «Кровостоп» и «Сторож здоровья».

– Не умрет по дороге?

– Нужны еще лечебные амулеты. Для меня тоже, а то далеко не уйду… Нужно несколько, чтоб одни лечили, другие заряжались.

– Во дворце есть. Предлагаешь сходить туда?

– А что еще остается?! И захвати у меня в комнате целебное зелье в бутылке и горшочек с мазью.

Куду нахмурился: терзаясь муками выбора, к бегству он должным образом не подготовился. Если по-хорошему, им нужны лечебные амулеты, бинты, приготовленные для Монфу лекарства, фляжки с питьевой водой, ножи, что-нибудь съестное... В придачу он остался без рубашки. Деваться некуда, надо вернуться в этот гадючник. Используя заклинания, он не заблудится и быстро обернется туда-сюда. Лишь бы Тейзург и Лорма все еще занимались друг другом или спали после порочных утех, иначе придется ни с чем повернуть обратно.

А если они спят, и получится забрать все необходимое – позвать с собой Флаченду?.. Или лучше не попадаться ей на глаза?.. Ведьма-союзница – это неплохо, но только если это рассудительная ведьма, а Флаченда девушка добрая, но бестолковая.

Так и добрался до цели, мучаясь этой дилеммой. Во дворце ничего не изменилось, из освещенных оконных проемов доносились сладострастные стоны.

«Блудодеи окаянные, никак насытиться не могут...» – с осуждением подумал Куду, пробираясь по коридору до своей каморки.

Нервно прислушиваясь, принялся на ощупь собирать в котомку все нужное. Наволочка с подушки – сгодится на сменные бинты. Рубашка где?.. Вот она рубашка, нестиранная, пропотевшая, но все равно одежда… Одеяло скатать и взять с собой.

Монфу ютился рядом: тут Куду нашел два «Сторожа здоровья», второй «Кровостоп», бутылку с целебным зельем, замотанный тряпицей горшочек и фляжку с водой – раненый товарищ держал ее возле изголовья.

Ничего не забыто? Наверняка что-нибудь упустил: мысли скачут, как перепуганные блохи.

Теперь завернуть на кухню, лишь бы там не было Флаченды… Повезло, никого.

Он уже крался к выходу, когда из опочивальни донесся завораживающий и страстный голос Тейзурга:

– Моя несравненная госпожа, хочешь, чтобы стало еще лучше?.. Ты ведь хочешь?.. Тогда сними с меня этот ошейник, и я тебе кое-что покажу… Обещаю, потом я сам послушно надену его обратно! Если я использую кое-какие чары, наше наслаждение десятикратно усилится, тебе понравится. Рискнешь?.. Ты ведь уже убедилась в моей любви, чего же тебе бояться?

Кто-то всхлипнул – и вроде бы это была не Лорма.

– Замолчи, плакса, – послышался голос вурваны.

Флаченда?.. Ее заставили смотреть, как эти двое предаются разврату? Куду от души пожалел бедную девушку.

А в следующий момент содрогнулся, ощутив запирающее заклятье – это еще зачем?..

– Любимый, я на время сниму с тебя ошейник, но я затворила все выходы из дворца. Если захочешь меня покинуть, все равно не уйдешь.

Тейзург рассмеялся:

– Чудесно… Неужели ты думаешь, что я бы не справился с твоим заклятьем? Но у меня и в мыслях не было от тебя сбежать. Сейчас я покажу тебе кое-что необыкновенное, как я обещал моей несравненной госпоже! Клянусь, такого ты еще не испытывала!

Куду обмер. И как он теперь выберется наружу?

Придется ждать, пока эти кошмарные любовники не закончат свои игры. Но если они уснут раньше, чем Лорма снимет заклятье, тогда что делать?

Колени задрожали, и Куду сполз по стенке на корточки. Он в ловушке. Зря понадеялся на спасение... Кто здесь рискует, так это он, а вовсе не Лорма!

Убедившись, что выхода нет – ни в дверь не выйдешь, ни в окно не вылезешь, повсюду незримая преграда – он скорчился в нише возле дверного проема. Остается только ждать. А потом бежать со всех ног, при условии, что его не застукают.

Послал Монфу мыслевесть:

«Бери его и уходи. Дворец заперт заклятьем, я внутри. Иди, пока сможешь, я потом догоню, если не попадусь».

Он оставался в сознании, хотя пошевелиться не мог, от ушей до кончика хвоста обмотанный бинтами. Бельдо и Понсойм уверены, что это для него полезно?..

Одно хорошо, зафиксировали сломанную ногу. Вернее, теперь уже лапу. И Пятнистый не спешит атаковать: не хочет связываться с человеком, вдобавок наверняка чует магию.

– Идем, – всхлипнул Понсойм, неуклюже подняв его. – Куду не может выбраться из дворца, велел нам уходить. Я донесу вас до границы территории, которая охвачена заклятьями. Только бы не было погони…

Куду? Один из тех, кто причастен к его гибели в позапрошлой жизни, после падения Марнейи? Хантре знал эту историю по рассказам Эдмара. Тогда второй, видимо, Монфу. Так вот кто это такие… Но когда он столкнулся с ними на помойке возле Кирпичного рынка, они выглядели иначе. Воспользовались каким-то магическим приемом, чтобы сменить внешность?

От Монфу-Понсойма веяло безысходной тоской и обреченностью. Но сейчас перед ним забрезжил проблеск надежды, и он с котом на руках наудачу ломился сквозь ночные заросли, обливаясь потом, борясь с одышкой, не обращая внимания на ноющую рану. Как будто за ним по пятам неумолимо тащится смертный ужас, если настигнет – никаких шансов… Впрочем, так оно и есть.

Хантре все-таки начал то ли засыпать, то ли бредить. Хотя нет, это не сон и не бред. Что-то другое. Но если наяву его несут, то в этом не-сне, не-бреде он идет самостоятельно. Точнее, ползет, нет у него сил, чтобы идти. Зато дорога так и стелется: ее же специально для него нарисовали.

Ага, дорога нарисованная, да и сам он – нарисованный кот. Главное, ползти вперед, дорога выведет куда надо.

На мгновение показалось, что он видит темнокожую девушку с заостренными ушками, склонившуюся с карандашом над листом бумаги, рядом с ней сидит кто-то еще.

Он эту художницу знает. Раньше знал, до того как вернулся в Сонхи.

Если в своем не-сне, не-бреде он будет ползти по дороге, которую она нарисовала, наяву тоже получится выкарабкаться и выжить.

У забившегося в нишу Куду начало сводить живот. Хорошо, что в последний раз ел давно, и это напоминало скорее судороги, чем кишечные позывы. Само никак не проходило, применил успокаивающее заклятье – слабенькое, чтобы не привлечь ненужного внимания. Но этим извергам и так не до него.

Парчовая штора колыхнулась, кто-то выскочил в коридор. Куду содрогнулся, прикусил язык и до боли вжался затылком в раскрошенную каменную кладку. Но это была всего лишь Флаченда. Она уселась на пол и начала тихонько всхлипывать, бормоча тонким голосом: «Никому я не нужна… Ни-ко-му-у-у…»

В опочивальне уже не то, что стонали – Лорма кричала, словно в истерике, а Тейзург хохотал как одержимый.

«Да когда ж это лютое непотребство закончится, когда эти похабники уймутся?! – то сжимая, то разжимая кулаки, подумал Куду. – Надолго их еще хватит?..»

Через некоторое время наступила тишина, только Флаченда негромко плакала. Уснули? А заклятье-то никуда не делось… Придется договариваться с бобовой ведьмой – возможно, сообща они сумеют выбраться. Ну и к лучшему, решил Куду почти с облегчением: нехорошо бросать ее здесь, ведь она угодила сюда из-за них с Монфу.

Уже собирался тихонько ее окликнуть, когда штора опять колыхнулась. Стройный силуэт в тускло-желтом проеме. Тейзург. И что-то с ним не так – это оцепеневший от невыносимого страха Куду уловил не сразу. Лишь мгновение спустя, когда тот шагнул в коридор и позвал:

– Флаченда!

На магическом уровне не так. Не бывают люди такими, даже если они бывшие демоны. Колдовство Лормы?

Хотя не похож он на околдованного. Скорее, на переполненный до краев сосуд, внутри которого бурлит и бьется темное с цветными переливами сияние неведомой природы. Маг с трудом удерживал его под контролем, как будто еще чуть-чуть – и стенки живого сосуда или расплавятся от внутреннего жара, или разлетятся вдребезги, как стекло под напором расширяющейся жидкости.

Тейзург был бледнее покойника, двигался скованно, напряженные мышцы дрожали – перепуганный до холодного пота Куду разглядел это даже в полумраке. К покрытому испариной лбу прилипла прядь волос, губа закушена, на треугольном подбородке струйка крови, а радужка сощуренных глаз так и светится нечистым расплавленным золотом. Что же Лорма с ним сотворила?

– Флаченда! – хрипло позвал Тейзург. – Иди сюда!

– Да зачем я вам нужна?! – плаксиво отозвалась бобовая ведьма.

– Иди сюда и послушай, что я скажу!

– Я же вам не нужна!..

Он сам к ней двинулся, нетвердо ступая, а она настолько ушла в свое девичье горе, что не замечала никаких странностей. Ведьма же, должна заметить… Подать голос и предупредить ее Куду не посмел.

Их разделяло всего два шага, когда Флаченда подняла затуманенный взгляд, ойкнула и вскочила на ноги. Ясно, что она первым делом увидела – этот бесстыдник не позаботился прикрыть срам. Да помогут ей боги сбежать от худшего стыда, про себя взмолился Куду.

Сбежать она не успела: Тейзург мертвой хваткой вцепился в нее, притиснул к стене и что-то прошептал на ухо.

– Что?.. – теперь ее голос звучал изумленно. – Откуда вы знаете про крухутака?..

– Отчего же мне не знать, если я – главный исполнитель? – он рассмеялся вкрадчиво и тихо, как будто сквозь боль. – Посмотри на меня ведьмовским зрением.

Флаченда снова ойкнула:

– Ой, что это с вами?

– Поскорей забери у меня то, что по праву должно достаться тебе. Идем!

Когда он поволок ее к занавесу в блестках, девушка сперва поддалась, потом уперлась:

­– Н-нет… Там же она…

– Тогда идем к тебе, – процедил Тейзург. – Или меня разорвет, а ты ничего не получишь.

Они скрылись в проеме, за которым находилась комнатушка Флаченды.

– Ой, я же сегодня не мылась… – донесся оттуда ее дрожащий голос. – И я еще никогда ни с кем…

– Не имеет значения!

Тьфу, непотребство. Мало ему Лормы, еще и невинную девушку совратил!

Зато в коридоре больше никого. Едва чувствуя затекшие ноги, Куду вылез из ниши. Запирающее заклятье до сих пор не потеряло силы.

Вступиться за Флаченду, не допустить непоправимого? От одной мысли Куду затошнило: Тейзург от него мокрое место оставит. К тому же там не только похоть, еще и магия неизвестной природы, даже в коридоре ощущается ее эхо – если зацепит, последствия непредсказуемы.

От души пожалев бедную девушку, он осторожно двинулся вдоль чернеющих в густом сумраке проемов. Надо размять ноги, иначе не получится незаметно ускользнуть, когда заклятье будет снято.

Из погруженной во тьму каморки Флаченды доносились звуки совокупления. Хотелось заткнуть уши, но тогда не уследишь за обстановкой. Крадучись прошел мимо. И застыл на месте, когда из-за роскошной шторы послышалось слабое мычание.

Лорма проснулась и насыщается?..

Когда они втроем уходили, живых пленников во дворце не было, но за это время амуши могли кого-нибудь притащить, а потом исчезнуть. Сейчас вурвана напьется крови – и, наверное, первым делом кинется разбираться с Тейзургом и Флачендой. Остается уповать на то, что они будут долго выяснять отношения.

В опочивальне снова замычали-застонали, уже громче, с мукой и отчаянием. Терзая свою жертву, царица обычно не обращает внимания на то, что происходит вокруг: истязания и еда, то и другое вместе – ее главная страсть.

Штора была задернута неплотно. Куду заглянул в щелку, да так и остолбенел.

Лорма была в комнате одна. Связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, в блокирующем ошейнике – похоже, том самом, который перед этим был на Тейзурге, опутанная массой своих золотисто-медовых волос, она извивалась на ковре, пытаясь то ли освободиться, то ли докатиться до дверного проема.

Опомнившись, Куду отпрянул вглубь коридора. Что здесь творится? И… И ведь такой ошейник бесполезен против вурванов, демонов и волшебного народца, для них нужны другие ошейники, а этот рассчитан на человека. Почему же Тейзург, как последний из бестолковых неучей, надел его на Лорму?! И почему она никак не может избавиться от веревок и кляпа? Или это у них такая любовная игра, чтобы еще сильнее разжечь вожделение?..

Недоумевая и кривясь от отвращения, он направился по коридору в обратную сторону – и тут пришла мыслевесть от Монфу:

«Ты скоро? Амуши вернулись, они меня заметили!»

Эти твари окружили его со всех сторон. Не нападали, только шуршали кустарником, хихикали, кривлялись, сверкали зубастыми ухмылками, то высовываясь из зарослей, то прячась – они ведь еще не знают, что Куду и Монфу ослушались царицы и сбежали. И о том, что заклятый враг Лормы здесь, тоже не знают.

Монфу и без их мельтешни скверно себя чувствовал, а тут и вовсе голова пошла кругом. Амуши видят в темноте лучше, чем маги человеческого племени. Ночные заросли для них родная стихия, а он опасался запнуться о корень или запутаться в ползучих лианах, вдобавок у него руки были заняты.

– Что за зверушку ты несешь?

– Отдай нам поиграть!

– Ты его освежевал и забинтовал, а дальше что станешь делать?

– Похоронить собираешься? Мы посмотрим!

– Или это такой кулинарный рецепт?

­­– Или принесешь его кому-то в жертву, чтоб избавиться от этих штучек-дрючек на лице?

– О, я бы не стала их убирать, с ними ты хотя бы смешной, а без них – господин Скукотища и ничего больше!

– Дай подержать! Ах, как сладко пахнет кровью…

– Идите своей дорогой! – затравленно потребовал Монфу, крепче прижав к себе жалобно мявкнувшего   кота. – Вы же пошли на охоту!

– Пошли, да не дошли. В пограничной деревушке гостит пчелиная ведьма – издали почуяла, что мы идем, да и послала против нас своих слуг. Пришлось убегать со всех ног под защиту царицыных чар.

– Деревенские нарочно ее позвали! Ну, они за это еще поплатятся, не останется же эта старуха здесь навеки…

– Нас покусали! Всех, кроме Крумунды, она самая резвая оказалась!

– Пчелиная ведьма – редкая напасть, но если ее увидишь, беги со всех ног! Хотя ты-то все равно не убежишь...

– Ты же маг, отомсти за нас этой злобной карге, а мы за тебя царице словечко замолвим!

– Боюсь, я с ней не справлюсь, – возразил Монфу, подумав, что хорошо бы добраться до деревни и попросить у могущественной старой колдуньи помощи для Хальнора.

– Да толку с тебя, недотепа!

– Одно хорошо – мясца да жирка в тебе много, ежели что, съедим!

Они начали швырять в него комьями земли, ягодами и гусеницами. Кто-то, подкравшись со спины, ущипнул за зад – Монфу дернулся и чуть не выронил свою ношу. После этого закрылся магическими щитами, но защита получилась хлипкая, сил у него осталось всего ничего.

– Пропустите меня, займитесь чем-нибудь другим!

– А ты скажи нам, куда навострился!

– Не пропустим, раз ты не хочешь за нас отомстить!

– Или давай откуп – отдай нам свою игрушку!

Изельша и Куарри, взявшись за руки, принялись отвешивать перед ним шутовские поклоны и корячиться в реверансах, изображая даму и кавалера – подсмотрели эти ужимки в Аленде в королевском дворце. И не нападали, и в то же время не давали пройти, пока остальные кидались чем ни попадя.

– Пропустите!

– Не надейся, не пропу-у-у-устим!..

Парочка придворных внезапно попятилась и с размаху уселась на землю, так и не расцепив рук. Словно их ударило что-то невидимое.

– Убирайтесь!

В первый момент Монфу обрадовался – вот и Куду подоспел, но тут же понял, что это не Куду, не его голос, женский голос...

Неужели Лорма?

Или пчелиная ведьма, которая дала отпор ее придворным?

Он не смел оглянуться. Замер на месте, словно прошитый судорогой, крепче стиснув кота.

Если бы это была пчелиная ведьма, ее сопровождали бы пчелы... А эти удары скорее напоминают работу амулетчика.

Тут до него дошло, что новоприбывшая обратилась к амуши по-овдейски – волшебный народец понимает любой человеческий язык.

После заминки в ответ раздались возгласы:

– Фу ты, какая смелая! Сгодишься на обед для нашей царицы!

– Я ее знаю! Однажды гонялись за ней в Аленде, да она сбежала по мосту через текучую воду, а после под землей спряталась. Вот и сошлись пути-дорожки, уж теперь не сбежит…

– Ты, девка… Ай!..

Та снова нанесла веерный удар. Монфу, худо-бедно разумевший овдейскую речь, сделал вывод, что с прислужниками вурваны она не заодно. Решился на маневр: убрав щиты, неуклюже подался в ее сторону, но зацепился ногой за куст, с размаху уселся на траву, сумев не уронить полуживого кота, и снова выбросил щиты, прикрыв и себя, и женщину. Глянул снизу вверх: штаны и безрукавка с карманами, высокие шнурованные ботинки, на поясе фляга, нож и бартогская сумка, за спиной котомка, на голове шляпа с полями. Лицо вроде бы молодое.

– Помогите мне его спасти! – взмолился он по-овдейски. – Это важно!

– Похоже, для того я здесь и оказалась, – отозвалась неожиданная союзница.

– Девка, тебе не поздоровится! Это наши владения, мы тут хозяева! Мы служим госпоже!

– Я тоже служу госпоже.

– Да ну? И как зовут твою госпожу? Нашу госпожу зовут Лорма!

– А мою госпожу зовут Зерл.

После этого наступила тишина.

Путь к монастырю Золотых Ящериц оказался длиннее, чем Хенга предполагала. Если бы по прямой, давно бы уже добралась. Но она каждый вечер засыпала в одном месте, а просыпалась в другом: иногда дальше от пункта назначения, иногда ближе, расстояние то сокращалось, то увеличивалось. Горвен поделился с ней «Дорожным помощником», и после очередного перемещения она могла определить, где находится.

И всякий раз она сталкивалась с ситуацией, в которую надо вмешаться. Осознав, что от нее требуется, Хенга решила, что эти блуждания – не постигшая ее кара, а начало обучения. Она ведь хотела поступить послушницей в монастырь? Боевые навыки у нее есть. Жизненный опыт тоже есть. Ей другого не хватает. Сходу не скажешь, чего именно, но если бы то, что нужно, у нее было, в «Несокрушимых столах» все получилось бы иначе.

Задачи были разные – «догадайся и сделай».

Защитить живущих на отшибе стариков, к которым вломился то ли беглый каторжник, то ли обнаглевший бродяга. Помочь добраться до родной деревни крестьянскому мальчишке – тот возвращался с заработков, а за ним увязались грабители. Проводить в другой город девушку, сбежавшую от устроенного родственниками замужества. Дела понятные и нетрудные для амулетчицы с ее подготовкой.

У нее была целая связка языковых амулетов, тоже подарок Горвена, и она могла поговорить с теми, кого выручала.

Престарелые супруги держали хозяйство с огородиком и с благодарностью встречали каждый новый день. Парень из деревни нес домой свои первые заработанные деньги и очень этим гордился. У беглой девчонки были вполне определенные планы: попроситься в лечебницу или в аптеку, она разбирается в травах и умеет их собирать, покойная бабушка научила, это куда лучше, чем замуж за вдовца с тяжелыми кулаками.

Значит, Неотступная посылает ее к тем, чья жизнь наполнена смыслом? И этот смысл не обязательно заключается в возмездии или преследовании, пусть Зерл и считается божеством того и другого?

Порой думалось о Горвене: он к ней неравнодушен – или это просто дружеское расположение?

Если что-то и было, он держал свои чувства под замком.

Во-первых, любовные связи между службистами запрещены. Эти запреты нередко нарушаются, но если застукают, неприятностей не оберешься. Твоя жизнь принадлежит государству. Одно дело закрутить интрижку ради вербовки информатора или для захвата нужного человека, и совсем другое – поддаться непохвальному душевному порыву. Так нельзя, это распущенность и безответственность.

Во-вторых, рано или поздно Хенгеде Кренглиц будет предписано вступить в законный брак, но с кем – это решать не ей, и даже не старшим Кренглицам, а Департаменту семейного счастья. Конечно, и тут есть обходные дорожки: если двое захотели быть вместе, им нужно обратиться к кому-нибудь из влиятельных чиновников Департамента и «подмазать колеса свадебной кареты». Откупиться тоже можно. Иначе проведешь остаток жизни с тем, кого тебе назначат согласно требованиям «Кодекса матримониальной целесообразности». Все это касается в первую очередь службистов, у старой овдейской аристократии и у простых обывателей в любовных делах больше свободы. Хотя тоже случается, что Департамент семейного счастья вмешивается и запрещает женитьбу.

Хенга только теперь поняла, что Горвен ей нравится.

Ее влюбленность в Тейзурга пошла на убыль: как будто надышалась ароматом ослепительно яркого ядовитого цветка, но последствия отравления уже проходят – и началось это после знакомства с Горвеном. А ведь Тейзург был ее первой любовью… Принято считать, что впервые это случается в шестнадцать-семнадцать лет, но в те годы она не забивала себе голову романтикой: прилежно училась и по распоряжению кураторов завлекала мужчин, которых надо было подвести под шантаж в интересах Министерства благоденствия.

А еще то, что произошло в Рупамоне между ней и песчаной ведьмой… Сказка на одну ночь для взрослой девочки. Плетение чар, избавивших ее от пережитой боли – «песок стирает», Хеледика так и объяснила.

Если они с Горвеном когда-нибудь снова встретятся, возможны ли между ними близкие отношения?

Незачем гадать. Что будет, то будет.

В последние несколько дней Неотступная подбрасывала ситуации, не имевшие ничего общего с ее прежними занятиями.

Двое подростков, брат и сестра, искали в лесу потерявшегося щенка, переживая, что кто-нибудь его съест. Хенга, присоединившись к ним, уже под вечер нашла перепуганного собачонка и проводила детей домой. Там ее до отвала накормили, уложили спать в гостевой пристройке, а наутро она проснулась на берегу моря.

Старик с бамбуковой тростью, почти слепой, собирал в корзину ракушки и гальку – для мозаики, которую он выкладывал на стене своего дома. Давно мечтал это сделать, да отвлекали другие заботы, вот и взялся на исходе жизни. Зрения почти не осталось, зато он на ощупь чувствует материал и на расстоянии пяди от носа кое-то видит. Лишь бы хватило сил закончить работу. Пусть порадуются те, кому достанется дом после его смерти. А может, он и сам в следующем рождении увидит плод своих трудов, и уж тогда хорошенько все рассмотрит молодыми глазами, пусть и не будет знать, что это его рук дело. Выяснив, что ему нужно, Хенга до вечера искала вместе с ним камешки подходящих оттенков и перламутровые створки ракушек.

Следующий восход она встретила за полсотни шабов от его деревни, на заднем дворе придорожной гостиницы. Вот и очередной клиент: болезненно изможденная женщина с искалеченными ногами отправилась посмотреть на море. Она у моря выросла, а потом перебралась вместе с мужем в город, дальше много всякого произошло, и сейчас ей недолго осталось. Но в ее сердце шумит и накатывает волнами море из детства – сияющее, огромное, слитое с небом, ей обязательно нужно увидеть его наяву.

– Увидите, – пообещала Хенга. – Мне тоже в ту сторону. Сейчас найдем повозку, и сегодня же доберемся до моря.

Свои скудные сбережения паломница уже потратила, у нее ни гроша не было, только светлая благодарная улыбка. Собиралась ковылять пешком. Зато у Хенги на повозку хватило.

Бандитов, гонявшихся за крестьянским парнишкой, нельзя было оставлять в живых – отыгрались бы позже на деревенских. Насмотрелась она на таких весной в Аленде. А что нашлось у них в кошельках, ее законный трофей: на пропитание и расходы.

Как она и обещала своей спутнице, до моря доехали в тот же день. Остановились в рыбацкой деревушке, у женщины нашлись тут родственники, и Хенга заплатила им, чтобы о гостье позаботились. Она подозревала, что проснется утром уже не здесь.

Проснулась в этот раз не утром, а посреди ночи. В джунглях под кустом. Среди ветвей мерцали звезды и лесные огоньки, издали доносились выкрики. «Дорожный помощник» выдал подсказку: Бацораждум, территория народца. Можно не ломать голову – ей туда, где звучат голоса.

С «Луноглядом» и «Скоробегом» она быстро добралась до цели. Несколько амуши окружили толстяка с замотанным окровавленными тряпками животным на руках. Нелюдь издевалась и паясничала, человек пытался договориться. Похоже, маг, но вряд ли сильный, к тому же раненный – грудь забинтована, шансов против пятерых-шестерых амуши у него никаких. У нее тоже. Но раз ее прислали ему на помощь, отступать некуда. Впрочем, услышав, что она служит Неотступной, пугала призадумались. Раз – и исчезли в кустарнике, словно их тут и не было, но Хенга слышала их шепотки.

– Что у вас за зверь? – спросила она тихонько. – Волшебный?

– Н-н-нет… Это не зверь! Его надо унести, у него нога сломана…

– Тогда не тискайте его так, а то остальные ноги переломаете.

Маг с уродливыми наростами на лице испуганно уставился на нее, потом пролепетал:

– Я не нарочно…

Хенга подумала, что с тех пор, как начались ее странствия во славу Зерл, такого нелепого клиента у нее еще не было.

Из комнатушки бобовой ведьмы доносились стоны, и что еще хуже, там вовсю бушевала непонятная магия – Куду ощущал ее даже на расстоянии. Что они делают?.. Ясно, что совокупляются на стеганном сурийском тюфяке с набивными цветочками, Куду и Монфу уступили Флаченде самый лучший тюфяк, но что там происходит на нематериальном плане? Что-то мощное и неизъяснимое, он даже подойти к проему опасался. Не мог ни поспешить на помощь Монфу и Хальнору, ни заступиться за бедную девушку, только надеялся, что та не пострадает.

Наконец все закончилось. Хотя вопрос, куда оно делось?

– Флаченда, как вы себя чувствуете?  – прозвучал в тишине голос Тейзурга.

– Странно чувствую… – отозвалась та после заминки. – Это был мой первый раз…

– Я польщен, что мне выпала сия галантная честь. Сейчас важно, чтобы вы как можно скорее освоились с тем, что получили в свое распоряжение. Нам еще выбираться отсюда, а для этого нужно будет снять запирающие и сторожевые заклятья Лормы.

– Она…

– Она больше не опасна – ни для меня, ни для вас. Вспомните историю, которую рассказал вам крухутак. Но ее заклятья не потеряли силу, придется разбираться, к чему они привязаны и как их снять.

Когда он шагнул в коридор, Куду отпрянул в спасительную темноту ближайшего проема. Хвала Безглазому Вышивальщику, что Флаченда осталась жива после этого ужаса… Еще бы понять, что Тейзург сотворил с ней и с Лормой – и самое главное, выбраться отсюда.

Изверг направился в помещение для пленников. Куду притаился возле двери, обливаясь потом. Сейчас он обнаружит подмену, и… Бросится на поиски?

– Бречьятох Куду Этеква!

Съежился, стиснул кулаки, впившись ногтями в мякоть ладоней. Его нет… Его здесь нет…

Разумеется, столь могущественного мага эти простенькие чары не обманули. Вдобавок он чересчур волновался, а это влияет на результат. В захламленную комнатушку вплыл из коридора шарик-светляк, вслед за ним появился Тейзург. Сгреб Куду за рубашку и вздернул на ноги.

– О, ты все-таки сделал правильный выбор? Прекрасно! За это я готов простить тебе некоторую часть твоих прегрешений. Где вы спрятали Хантре?

– Нет… – жертва отчаянно мотнула головой.

– Да что же ты такой дурак? – прошипел Тейзург, раздраженно сощурив полыхнувшие золотом глаза. – Ты сделал то, чего я добивался, я тобой доволен. А Хантре срочно нужна помощь, он изранен заклятьями, эта гадина сломала ему ногу. Где он?!

– Мы увели его, как он велел, к статуе Двуликой! Там сняли ошейник, и он сменил облик, – затараторил Куду, стуча зубами. – Монфу остался с ним, я пошел за мазью и лечебными амулетами, а выйти не смог. Монфу передал, что их окружили амуши, а сейчас передал, что появилась амулетчица, она помогает их прогнать… Пощадите меня!

– Передай ему, пусть скажет амуши, что царица велела им немедленно явиться во дворец.

– Да, да…

Куду выполнил его требование и запоздало содрогнулся: Тейзург полностью обнажен, да еще после соития, это же мерзейшее непотребство…

– Следуй за мной, – приказал тот.

«Они убежали», – пришла мыслевесть от Монфу.

– Они убежали, – сообщил Куду вслух. – Амуши. Наверное, сюда направляются.

– Тем лучше.

Отбросив штору, Тейзург прошел мимо связанной Лормы и подобрал с пола возле ложа свою разбросанную одежду.

Куду застыл в проеме, не смея взглянуть на мычащую сквозь кляп царицу-вурвану.

Надев штаны и рубашку, маг небрежно раскидал босой ногой переливающиеся на ковре драгоценности, выбрал заколку в виде завязанной узлом змеи с изумрудным глазом и стянул волосы в хвост на затылке. После чего откинул крышку сундука, в котором Лорма держала свои наряды, и принялся рыться в содержимом.

– Что мы дальше будем делать? – сбивчивым голоском спросила из коридора Флаченда.

– На вашем месте, моя радость, я бы для начала сменил эти обноски на что-нибудь подобающее. Я тут кое-что нашел для вас…

Куду поспешно отступил с дороги, и он сунул в руки девушке ворох шелковой ткани.

– Ой, спасибо… – пролепетала бобовая ведьма и юркнула в свою каморку.

Вернувшись в опочивальню, Тейзург схватил Лорму за волосы, приподнял и избавил от кляпа.

– Буду признателен, ваше поверженное величество, если подскажете, как снять заклятья. Иначе я и сам разберусь, но пока буду возиться, вы испытаете бездну интересных ощущений.

– Предатель… – прохрипела вурвана. – Ты же поклялся…

– Хм, как поклялся, так и отменил клятву.

– Это невозможно… – она оскалила зубы, словно хотела его укусить.

– Тогда вспомни, что я сказал?

– Ты сказал, что ты верен своей несравненной госпоже, не собираешься обманывать… Ты… Ты имел в виду не меня?!..

– Смотри-ка, догадалась… Лучше поздно, чем никогда. Моя несравненная госпожа воистину несравненна, воистину прекрасна, воистину могущественна. Моя несравненная госпожа обладает восхитительным чувством юмора и носит фрактальный венец. А я всего лишь выполнял ее повеление, иначе бы ноги моей здесь не было. Кстати, о ногах… Давай посмотрим, сумею ли я повторить твой трюк – с одного удара сломать человеку берцовую кость?

Он швырнул ее на ковер, в следующую секунду хрустнуло, и царица вскрикнула так, что Куду шарахнулся в коридор, едва не запнувшись о порожек.

– Сумел, – ухмыльнулся Тейзург. – Да я и не сомневался.

Она же вурвана, растерянно подумал Куду, что ей перелом, и боли она почти не чувствует… Тогда почему продолжает стонать и дергается так, словно ей очень больно? И почему он сказал – «сломать человеку берцовую кость»?..

– Я же булавку вытащила… – скривившись в ненавидящей гримасе, процедила Лорма. – Ты же меня все-таки любишь… любил...

– Ваше прожорливое величество, ты уверена, что вытащила ту же самую булавку?

– Но как?!

– Я ее подменил. Это было больно, но не больнее, чем тебе сейчас. Помнишь, среди твоих безделушек есть несколько точно таких же, но не зачарованных?

– Ты не мог ее вытащить, это невозможно!

– О, ты недооцениваешь мою любовь к самому себе!

– Я переоделась, – невпопад сообщила Флаченда из-за спины Куду.

– Очаровательно, – отозвался Тейзург. – Лорма, так что насчет запирающих и сторожевых заклятий? У тебя сломана нога, я готов обезболить в обмен на помощь, договоримся?

– Будь ты вовеки проклят!

– Как знаешь, тогда незачем тратить на тебя время, – он повернулся к проему. – Я займусь заклятьями, а вы наблюдайте за обстановкой, скоро сюда явятся амуши.

– Они надо мной издевались, – пробормотала бобовая ведьма. – Они такие мерзкие…

Маг не ответил, на его лице появилось сосредоточенное выражение – Куду понял, что он прощупывает и пытается взять под контроль заклятья Лормы, и шепнул бобовой ведьме:

– Не будем ему мешать.

Голова шла кругом: Тейзург ему больше не угрожает, древняя вурвана ведет себя крайне странно для древней вурваны – словно ее превратили в смертную женщину, а скромная добрая Флаченда, которую Тейзург только что обесчестил, как будто ничуть не расстроена постигшим ее горем.

– Помогите мне, пожалуйста, застегнуть на спине, – попросила она Куду.

Сиреневое шелковое платье с парчовым лифом, из сундука Лормы. Целомудренно отводя взгляд, Куду застегнул жемчужные пуговки. Флаченда, с горделивым выражением на лице, начала заплетать волосы, потом передумала и распустила по плечам. Бросила взгляд в комнату, в сторону зеркала, но не решилась пройти мимо Тейзурга и Лормы.

«Она ведь должна убиваться и плакать, почему у нее такой вид, словно ничего не случилось?» – сокрушенно подумал Куду.

Его начало мутить. Все явственней пахло плесенью, нечистотами, дорогими благовониями, свернувшейся кровью, подгорелой кукурузной кашей, да вдобавок потом и спермой. Раньше запахи во дворце еле ощущались, а теперь заметно усилились – как будто рассеялись чары, которые их приглушали. Испугавшись, что его того и гляди вырвет, и тогда Тейзург прогневается, Куду поспешил к проему, который вел на террасу. Флаченда пошла следом за ним.

Невидимая преграда на месте, но здесь хотя бы свежий воздух. Из глубины дворца донесся вопль царицы, почти вой, и он невольно втянул голову в плечи.

– А мне ее не жалко, – сердито сказала бобовая ведьма. – Она сама поступала ужасно, поэтому так ей и надо. Это она заставила вас меня обмануть? И если бы вы отказались, вас бы замучили?

– Да-да… – блеющим голосом подтвердил Куду. – Я прошу у вас прощения…

– Ладно, я вас прощаю.

Через некоторое время что-то произошло, кожей почувствовал, словно мгновенный сквозняк. Шагнул через порог: преграды больше нет.

Остались сторожевые заклятья, реагирующие на магов-чужаков. Их тоже надо убрать, иначе стоит Хальнору перекинуться – и его снова порежет незримыми лезвиями.

Тут-то и появились амуши.

– Ой, да ты никак у нашей царицы платье украла?! – воскликнул один их них, запрыгнув на перила и ткнув длинным костлявым пальцем в сторону девушки.

– Или госпожа пожаловала тебе новые обноски взамен твоего вонючего тряпья, чтобы ты не выглядела такой жалкой дурнушкой? – подхватила другая, усевшись с ним рядом и колотя пятками по балясинам.

Остальные хихикали и гримасничали, передразнивая несчастное выражение лица, обычное для Флаченды. Куду в это время соображал, как бы их задержать, но они пока и сами неплохо справлялись с этой задачей.

– Каково это – быть никому не нужной плаксой? – притворно вздохнул, закатив глаза, амуши с мертвой птицей в прическе.

– А куда делось бриллиантовое колье царицы? Неужели ты самовольно его сняла?!

Зачарованное украшение с девушки снял Тейзург. Валяется где-то в ее каморке.

– А не вашедело! – огрызнулась бобовая ведьма. – Вы… Вы еще за все ответите!

– Вы за все ответите! – вторя ей, выкрикнул кто-то в глубине коридора – и одним прыжком перемахнул через головы стоявших в проеме людей.

Куду оторопел. Никого же там не было, кроме Тейзурга и Лормы… Или кто-то еще пробрался сюда вместе с Хальнором? Или это один из прежних обитателей дворца, до поры затаившийся, а теперь решивший, что пробил его час?

Сложением напоминает человека, но в полтора человеческих роста. С макушки до пят покрыт пурпурным мехом, не заросло только лицо – круглое, с доброй улыбкой и ямочками на щеках. Длинные руки с буграми мускулов, устрашающие когти.

Говорило оно по-ларвезийски.

– Вы обижаете Флаченду! Вы творите зло и несправедливость, а я защищаю добро и справедливость!

После этого заявления существо сигануло вперед, схватило амуши с мертвой птицей и с сухим треском разорвало на две половинки – одним махом, как старый коврик.

Остальные придворные Лормы были потрясены не меньше Куду. Заминка стоила жизни амуши с сережками из человеческих пальцев, обозвавшей Флаченду «жалкой дурнушкой». Опомнившись, уцелевшие бросились наутек, а существо с доброй улыбкой и смертоносными ручищами за ними погналось.

– Это что?.. – пролепетал Куду.

– Защитник добра и справедливости! – пояснила Флаченда, как будто с гордостью. – Так им и надо!

Ее бобовая магия? Быть того не может, она смогла бы разве что из бобов слепить подобие живого существа, и то если бы нашелся подвластный ей материал в достаточном количестве. Это что-то другое…

Куду ощутил стеснение в груди, сердце словно сдавило обручем. С трудом заглатывая воздух, сполз на корточки. Сегодня много ужасного  случилось, но появление «защитника добра и справедливости» его доконало. Лишь бы Хальнор пожелал добрых путей, как обещал… Спохватившись, он отдал команду «Сторожу здоровья».

Услышав, как этот несуразный парень пересказал амуши повеление Лормы, Хенга едва не врезала ему «Медным кулаком». Если б она по-прежнему была на службе, атаковала бы, не раздумывая, но… Что угодно может оказаться не тем, чем оно кажется на первый взгляд. Похоже, Зерл хочет, чтобы она в полной мере это осознала.

Слишком она привыкла выполнять распоряжения без лишних раздумий, действовать по инструкциям, двигаться по накатанной колее, не глядя по сторонам.

Когда амуши умчались к своей госпоже – удаляющийся шорох во тьме джунглей – она сухо спросила:

– Служите вурване?

– Служил… – опасливо стрельнув глазами по сторонам, ответил шепотом ее визави. – Нам надо отсюда выбраться, мы нарушили ее волю и ушли.

– Вы с этим забинтованным? – уточнила Хенга.

– Мы с товарищем, он пошел обратно за лечебными амулетами и застрял там, а его мы забрали, чтобы спасти. Прошу вас, помогите нам.

Она активировала «Сторож здоровья» и «Кровостоп», надела то и другое на шею несчастном зверю в бинтах и предупредила:

– Придерживайте амулеты, чтобы не свалились. Нам в ту сторону, идемте. Как вас зовут?

– Мон… Понсойм.

Значит, не Понсойм, сделала вывод Хенга, но допытываться не стала.

Ее спутник еле ковылял и не переставал трагическим шепотом оправдываться:

– Я служил ей не по своей воле, сначала нас обманули, потом у нас не было другого выхода… Я сейчас хочу только одного – спасти его и искупить свою вину.

– То, что у вас на лице – это она вас околдовала?

– Нет, это кара за мои непростительные прегрешения.

– А какие у вас прегрешения?

– Я был палачом... – почти всхлипнул назвавшийся Понсоймом. – Я не сам, я выполнял приказы…

Она тоже выполняла приказы. Всю жизнь, до последнего времени. Но палачом побывать не успела, хотя бы это хорошо.

Пока Тейзург разбирался с охранными заклятьями, Куду с помощью «Сторожа здоровья» более-менее пришел в себя и отправил мыслевесть Монфу. Тот не поверил: решил, что товарища схватили и вынудили соврать, чтобы заставить его повернуть обратно. Куду на его месте и сам бы не поверил.

«Берегись покрытого шерстью великана с добрым лицом, – предупредил он напоследок. – Это  существо рвет амуши на куски, больше я ничего о нем не знаю».

Монфу не ответил. Видно, решил, что с ним больше не о чем разговаривать, и надо поскорей уносить ноги.

Треск ветвей и вопли затихли: у Лормы больше не осталось придворных. Куду тревожно вглядывался в темноту – вдруг опасная тварь вернется.

– Будьте начеку! – попросил он бобовую ведьму. – Если оно решит напасть…

– Я думаю, он побежал искать, где еще есть несправедливость, которую надо искоренить, – бодрым голосом отозвалась Флаченда.

Она ничуть не боялась. Куду все меньше понимал эту девушку.

Что-то изменилось: как будто раньше воздух пронизывали едва ощутимые тончайшие нити, а теперь они исчезли. Сторожевые заклятья сняты.

Вскоре появился Тейзург.

– Ты идешь со мной, – бросил он таким тоном, что Куду захотелось слиться со стенкой. – Хантре серьезно ранен, нужно догнать их. Флаченда, вы подождите здесь. Не заходите в ту комнату, не подходите к Лорме. Увы, мне не удалось забрать у нее всю магическую силу без остатка, и она по-прежнему волшебница, пусть и не ахти какая. Вы на порядок сильнее, но она попытается заморочить вам голову. И где-то во дворце спрятаны ее артефакты. Сейчас она связана, с кляпом и в блокирующем ошейнике. Надеюсь на ваше благоразумие.

– Я туда не пойду, я побуду здесь, – отозвалась девушка испуганно.

– А это еще что? – подойдя к перилам, он ухватил торчавший меж балясин пучок травяных волос и вытащил усохшую половинку разодранного надвое амуши. – Восхитительно выглядишь, Куарри! Флаченда, ваша работа?

– Эта работа моего защитника!

– Прелестно, поздравляю с дебютом. Судя по этой падали, силы вы потратили изрядно, и на новое порождение будете способны не сегодня и не завтра... Куду, пошли!

Он перемахнул через перила. Куду не посмел сказать, что у него прихватило сердце, бросился следом, кое-как перелез. Сейчас хотя бы видно, куда идешь и что под ногами – их сопровождало несколько ярких шариков-светляков.

– Думай о Монфу, – приказал Тейзург. – Я сплету поисковое, а ты держи в голове его образ – настройка через тебя.

Древний способ, еще с тех времен, которые только они и помнят.

Задыхаясь, Куду старался поспевать за ним.

Услышав, что скоро здесь будет Тейзург, который стал консортом Лормы, Хенга приготовилась к неравному бою. Ясно, что ей не победить. Зерл хочет от нее именно этого – героической смерти?

По дороге она успела кое-что выспросить у так называемого Понсойма. Возможно, Тейзург ведет свою собственную игру, и с ним можно договориться?

Мерцание за кустарником, их догоняют. Она отдала команду на готовность боевым артефактам, а ее спутник со своим перебинтованным подопечным спрятался у нее за спиной.

Из темноты появился Тейзург, за ним еще один мужчина – этот тяжело дышал и выглядел таким же несчастным, как Понсойм.

– Хенгеда, неужели вы? – улыбнулся ее бывший любовник.

Но если честно, какой там любовник – он ведь тогда всего лишь хотел поиздеваться над Дирвеном.

– А вы теперь заодно с Лормой? – бывшая шпионка тоже умела вежливо улыбаться.

– Забудьте о Лорме, моя дорогая, – его улыбка перешла в широкую торжествующую ухмылку. – Или нет, забывать-то не следует, но она уже не то, чем была до недавнего времени. Я все-таки вырвал у нее жало. Потом расскажу, а сейчас – где Хантре?

– Разве он здесь?

– В облике.

Значит, вот кого унес Понсойм из логова царицы-вурваны... Хенга все еще колебалась:

– Чем докажете, что вы не служите Лорме?

– Тем, что не причиню вам вреда.

В следующее мгновение ее как будто спеленали по рукам и ногам. Ощущение прохладного покрывала, в которое тебя завернули целиком, но при этом не падаешь – стоишь на прежнем месте, только пошевелиться не можешь. Он уже использовал против нее эти чары в особняке на улице Мяты, когда они впервые встретились.

– Искренне сожалею о доставленных неудобствах, это ненадолго, – он мимолетно улыбнулся ей и шагнул мимо.

А потом Хенга услышала его голос, полный ярости и надрыва:

– Что вы с ним сделали?!

За спиной у амулетчицы кто-то с подвыванием всхлипнул и, судя по звукам, рухнул в кустарник.

– Мы его забинтовали… – пролепетал мужчина, пришедший вместе с Тейзургом.

– Вы… Ветеринары хреновы!.. Еще немного, и начался бы некроз тканей, за такое руки оторвать мало…

Понсойм завозился в кустарнике, что-то панически бормоча. Лицо его приятеля исказилось от ужаса, он попятился, запнулся, тоже упал. А Хенга внезапно пошатнулась, переступила с ноги на ногу, сумев сохранить равновесие – незримые путы исчезли. Повернувшись, увидела, что Тейзург освобождает от грязных бинтов кота со слипшейся шерстью. Кот выглядел неживым.

– Хенгеда, прошу вас, помогите мне. У вас найдется что-нибудь подстелить?

Скинув заплечную котомку, она вытащила шелковый платок.

– Вот это.

Мага-перевертыша уложили на платок. Хенга нашла в траве «Кровостоп» и «Сторож здоровья» – Понсойм их выронил, положила рядом.

– Хантре, попытайся сменить облик, – мягко произнес Тейзург, закончив с бинтами. – Сторожевые заклятья я уничтожил, перекидывайся. Твой человеческий организм быстрее кошечьего справится с регенерацией.

Секунда – и на траве лежит человек в окровавленной одежде. Порезы неглубокие, но их много, лицо тоже исполосовано, спутанные волосы в крови. Хорошо, что хотя бы глаза уцелели.

В этих темных глазах звездочками отражались шарики-светляки. Рыжий сощурился, потом прохрипел:

– Ты с этой гнидой…

– О, я могу надеяться, что это вспышка ревности? Как мило, я тронут! Успокойся, с этой гнидой покончено. Я наконец-то раздавил гадину, которая тебе угрожала, исполнил волю Госпожи Вероятностей и заодно спас мир от древней напасти. Вернемся в Лярану – отпразднуем. А сейчас посмотрим, смогу ли я дотянуться до своей кладовки, все-таки переливание из одного сосуда в другой –  изрядно энергозатратный процесс.

– Переливание чего? – спросил Хантре уже не агрессивно, а с недоумением. – Из какого сосуда в какой?

– Сам увидишь, ты же у нас видящий. Хотя сейчас у тебя сил чуть побольше, чем у дохлой кошки. Надо было меня послушать, я же говорил – перекидывайся и уходи. Когда ты начнешь меня слушаться?!

– То есть, у тебя здесь все было под контролем, и я напрасно влез? Мог бы заранее предупредить…

– Ну, как сказать, – Тейзург загадочно ухмыльнулся, потом рассмеялся. – Честно говоря, не напрасно. Благодаря тебе дело сдвинулось с мертвой точки, иначе я бы застрял тут надолго. Но никаких тебе подробностей – буду рад, если сам догадаешься.

На шаг отступив, он поочередно извлек из ниоткуда свернутые носилки, фляжку, ременчатый сапог-шину, ярко разрисованный цилиндрический футляр и несколько амулетов.

«Тягло», два «Сторожа здоровья», «Победитель ядов», определила Хенга.

Футляр оказался иномирским – податливый, словно сделан из мягкой кожи, внутри целебное снадобье, похожее на кисель. Содержимого хватило, чтобы покрыть все тело Хантре с макушки до пят.

– Запасся еще до того, как меня заперли в Сонхи, – пояснил Тейзург. – А «Победитель ядов» – это на всякий случай, чтобы никаких рецидивов, с ядами у тебя сложные взаимоотношения, еще сложнее, чем со мной.

На сломанную ногу надели сапог-шину, застегнули ремни. После этого рыжий с помощью мага и Хенги устроился на носилках, обессилено закрыл глаза. Нести его Тейзург приказал бывшим прислужникам Лормы, дав каждому по «Тяглу». Он называл их Куду и Монфу – не поймешь, то ли имена, то ли прозвища на каком-то неведомом языке.

– А вы как здесь оказались? Ваше начальство – изрядные оригиналы, если послали вас в одиночку в Бацораждум на территорию народца.

– Мое начальство не имеет к этому отношения, – немедленно возразила Хенга – сработала с детства заложенная установка: «Всегда и во всем оправдывай действия Министерства благоденствия».

– Тогда еще интересней… Удовлетворите мое любопытство?

– Я теперь служу Зерл и оказываюсь там, где нужна моя помощь, – решив, что это прозвучало слишком самонадеянно, амулетчица добавила: – Вернее, я добиваюсь чести служить Зерл.

– Благодарю Неотступную за оказанную милость, и вам я тоже благодарен за вмешательство. Во дворце есть тайник с артефактами, я поделюсь с вами тем, что там найдется.

Пополнить арсенал – это хорошо бы, одна мысль об этом придала ей сил. Лишь бы не заснуть раньше времени: скорее всего, проснется она уже не здесь.

До дворца добрались на рассвете. Грандиозное обветшалое строение выплыло из чащи в слепящем розово-золотом сиянии, словно туша мертвого кита, которую прилив доволок до берега. Хенга несколько раз моргнула: стены местами казались то целыми, то разрушенными, как будто не могли определиться, как они должны выглядеть. Наведенные чары постепенно таяли, обнажая древнюю руину.

Над террасой с покосившимися перилами висела в воздухе капля с человеком внутри. Труп или околдованный? Во всяком случае, он не шевелился.

Под выщербленной аркой сидела на пороге девушка в нарядном платье – обхватила руками плечи, опустила голову так, что русые волосы падают на лицо. Встрепенувшись, уставилась на новоприбывших смущенно и настороженно.

– Флаченда, я надеюсь, вы не ходили к Лорме? – спросил Тейзург.

– Нет, я была здесь, – она энергично помотала головой. – Никто сюда не приходил. Мне было очень страшно, я бы ни за что не подошла к ней!

– Рад за вас.

Из проема у нее за спиной выпорхнули две флирии, закружились в медленном танце. Их миниатюрные фарфоровые личики ничего не выражали, прозрачные крылья радужно мерцали на солнце. Хенга только сейчас заметила, что летают они с тихим жужжанием: до сих пор ей не приходилось видеть флирий так близко.

– Нам сюда, с другой стороны этой трущобы есть дверь, – обратился к ней Тейзург.

– А это что? – амулетчица показала на каплю.

– Ах, спасибо, что напомнили, это безобразие надо убрать.

В следующее мгновение она ощутила в воздухе короткую вибрацию, а во рту оскомину. Капля упала на каменные плиты, растеклась жидкостью, освободив пленника, после чего эта жидкость сама собой собралась в шарик, сверкнувший на солнце.

Тейзург протянул руку, и шарик прыгнул ему на ладонь. С виду стеклянный, величиной с вишню. Маг спрятал его в карман, искоса взглянув на Хантре. Тот так и лежал с закрытыми глазами. Тейзург чуть усмехнулся углом рта – не будь Хенга обученным агентом овдейской разведки, она бы этой усмешки не заметила. Он явно был доволен, но не собирался это показывать, случайно мелькнуло.

– Никогда раньше не видела таких артефактов.

– Китонский. Слеза Не Имеющей Имени.

Из дверного проема тянуло кухонной гарью, плесенью, тухлятиной.

– Туда его не понесем, ставьте носилки. Хенгеда, прошу вас присмотреть за пациентом. Я навещу Лорму, а вы, – маг взглянул на Куду и Монфу, – уберите с террасы труп. Отдайте зверушке, которая сидит в подвале.

Угодливо кланяясь, те скрылись во тьме коридора.

– Два отвратительных недоразумения, но они попытались спасти его, и я вынужден быть справедливым.

– Называйте меня Хенгой, если вас не затруднит, – отстраненно-вежливым тоном попросила девушка. – Я поменяла имя. Хенга Кьонки.

– Прекрасный способ начать новую жизнь, – улыбнулся Тейзург. – Хенга… Мне тоже нравится это имя.

– Что за зверушка в подвале?

– Здешний обитатель. То ли низший демон, кем-то пойманный и посаженный на цепь, то ли волшебное существо редкой разновидности. Оно умеет только жрать, и оно сидело тут еще до того, как сюда явилась Лорма со своим двором. Лорма отдавала ему останки своих жертв. Будет логично, если ее верный подручный удостоится таких же похорон.

Догадался ли он, что Хенгой она стала в его честь – потому что он назвался Энгой Лифрогед, когда сбежал из Молоны и устроил маскарад, чтобы замести следы?

Да какая разница, догадался или нет. Ее влюбленность почти прошла, и это «почти» тоже пройдет. Мысленно сравнила их с Горвеном: один похож на смертельно опасную ядовитую змею, а другой… пожалуй, на леопарда.

Через некоторое время вернулись Понсойм и Бельдо, они же Монфу и Куду. Сказали, что господин консо… то есть, нижайше извиняемся, господин Тейзург приказал перенести раненого на террасу, и госпожу Хенгу попросил пройти туда же.

Внутри затхлый полумрак, но коридор подметен, по дороге попался прислоненный к стене веник из пальмовых листьев. Вонь такая, как будто здесь лавка мясника под одной крышей с парфюмерным магазином. Лицо Хантре исказила болезненная гримаса, но глаз он так и не открыл. Амулетчица и сама невольно сморщила нос.

На террасе носилки поставили подальше от входной арки, в тени стены, по которой расползлись пестрой путаницей вьюны и лианы.

Хенга уселась рядом, прикрыла глаза. Не спать! «Разрушителя сна» у нее нет, а если позволишь себе уснуть – одна Зерл ведает, где проснешься в следующий раз. Хотелось задержаться здесь, чтобы получить побольше информации и обещанные амулеты.

Тейзург вскоре появился, бесцеремонно волоча златовласую красавицу в ошейнике, со связанными руками. Из одежды на ней была только туника, едва прикрывающая колени. Одна голень опухла, покраснела до лилового оттенка – то ли ушиб, то ли тоже перелом, как у Хантре.

– Если вы хотели посмотреть на Лорму, у вас есть такая возможность, – обратился маг к Хенге, швырнув пленницу на каменные плиты.

Девушка застонала, страдальчески перекосив лицо, и вслед за этим ее вырвало сгустками крови.

– Вы уверены, что это Лорма? – сухо спросила амулетчица. – Разве это – вурвана?

– Вы правы, теперь уже нет, – ухмыльнулся Тейзург.

Когти скребли по штукатурке. Не удивительно: и эту дорогу, и его самого нарисовали на стене дома. Краской из баллончика. А вначале решил, что карандашом на бумаге. Хотя карандашом тоже. И то, и другое. Чья-то ворожба, чтобы он выбрался. Или не ворожба, всего лишь его собственный бред.

По сторонам от дороги нарисовано что-то еще. И за пределами стены много интересного, смутно знакомого. Но сейчас не до того, чтобы смотреть по сторонам, нужно двигаться вперед. Дорога приведет, куда надо – при условии, что ты по ней идешь или ползешь, а не лежишь на месте.

Временами этот бред отступал, и тогда он на секунду-другую видел светлеющее небо, плывущие в вышине кроны деревьев, усыпанные цветами лианы. Все хорошо? Если бы…

Пока еще ничего не закончилось. Не отвлекаться от регенерации, очень скоро силы ему понадобятся.

В следующий раз он очнулся на террасе дворца: каменные плиты, ветхие перила, дальше море зелени под сияющим небом.

– Хантре, хочешь пить?

Склонившийся над ним Эдмар умело, как милосердник в лечебнице, приподнял его голову, поднес к губам горлышко фляги. Он сделал несколько глотков.

– И лекарство прими. Глотай капсулу.

Проглотил.

– Еще воды?

– Да.

– С царицей Лормой покончено, – сообщил Тейзург после того, как он напился. – Она теперь не царица-вурвана, а простая смертная с весьма скромным магическим потенциалом. И она больше не Порождающая, что должно порадовать уважаемый сонхийский пантеон, который в противном случае не согласился бы на такую метаморфозу. Суды тех стран, где она добывала себе пропитание, передерутся за право определить ее дальнейшую судьбу – думаю, не устроить ли аукцион… Ты чего хмуришься?

– Проблема не решена, – побывав нарисованным котом, он с трудом выговаривал слова, но сказать об этом надо, не откладывая. – Не до конца решена. Если Лорма сейчас умрет, она воссоединится…

– С кем воссоединится? Или с чем?

– Пока не понял. Дай еще пить.

В этот раз он поднял ослабевшую руку, самостоятельно ухватился за флягу. Штукатурка под обломанными ногтями?.. Или ничего запредельного, это он скреб по полу, когда валялся, израненный, в застенке. Или все-таки штукатурка со стены того дома в знакомом, но забытом городе, где для него нарисовали дорогу?

Глава 19. Диверсант

Девица в запятнанной кровью тунике кое-как села. На ее лице застыло страдальческое и озлобленное выражение. На людей она не смотрела.

И впрямь вылитая Лорма – Хенга видела ее магический портрет, сделанный весной агентом, внедренным в алендийский королевский дворец. Но превратить вурвану в человека?.. Общеизвестный факт, что это невозможно.

Видимо, спрятать скепсис ей не удалось, потому что Тейзург взглянул на нее с усмешкой:

– Не верите? А напрасно… Я снял с Лормы древнее проклятье, и она снова стала смертной девушкой. Честно говоря, сам не ожидал такого результата – думал, она так и останется вурваной, собирался клыки у нее вырвать, а теперь и вырывать-то нечего.

– Что за проклятье?

– Лорма была Порождающей. Ее превратили в вурвану после того, как она породила сущность, угрожавшую сонхийским богам и существующему миропорядку. С отвратительной тварью разобрался Страж Мира, – кивок в сторону Хантре, – а Лорму, чтоб она не смогла повторить, сделали нежитью.

– И получается, теперь она сможет повторить? – сухо уточнила амулетчица.

Та, о ком говорили, встрепенулась.

– Не сможет, в том-то и прелесть, – ухмыльнулся маг. – И это скромная заслуга вашего покорного слуги, а все остальное – побочные эффекты.

– Разве такое возможно? Ведь Созидающие, Разрушители и Порождающие…

– Понимаю ваши сомнения. Что касается Порождающих – возможно. У них это своего рода дар, а не неотъемлемое свойство, как у Разрушителей и Созидающих. Есть и другая точка зрения, но это распространенное заблуждение, вот вам живое доказательство.

– Ты… – лицо бывшей вурваны еще сильнее побледнело, стало почти серым с прозеленью, словно ее одолевала дурнота.

Больше она ничего не сказала. Снова поникла, уставилась в сторону.

– Ее вырвало свернувшейся кровью, потому что некоторое время назад она напилась крови, а теперь человеческий организм… – в раздумье произнесла амулетчица.

– Совершенно верно.

Надо будет слить информацию в Абенгарт. Позже, когда накопится побольше фактов. И если Тейзург не свяжет ее клятвой молчания.

Очнулся Хантре. Когда он сказал о предполагаемой опасности, она ощутила холодок в груди. А Лорма недоуменно свела брови, как будто силясь понять, о чем идет речь.

После короткого разговора с Тейзургом раненый то ли снова потерял сознание, то ли задремал. Покрытый ссадинами, порезами и застывшим целебным желе, он выглядел не лучше трупа. Лишь вблизи заметно, что дышит.

Ей бы тоже не уснуть. Если она все еще нужна здесь, она никуда не денется, но лучше не проверять. Хотелось увидеть, чем все закончится.

– У вас не найдется «Разрушитель сна»? – обратилась она к Тейзургу.

– Разумеется, – маг извлек из кладовки и протянул ей амулет.

Повернулся к Лорме:

– Где ты спрятала артефакты?

– На изнанке… любимый, – та искривила губы в подобии вызывающей усмешки. – Но мне туда не попасть, раз я больше не вурвана.

– От тебя требуется, чтобы ты показала, где они лежат, – он говорил почти ласково, хотя глаза оставались холодными и недобрыми. – Взамен предлагаю шину и обезболивание. Второй раз предлагать не буду.

– Я согласна.

– Обезболю после того как выполнишь свою часть уговора. Хенга,  присмотрите за ними, я ненадолго отлучусь.

«Считает, он меня нанял? – хмыкнула про себя амулетчица. – Хотя и правда нанял, раз обещал расплатиться артефактами».

– Приношу извинения за то, что я столь бесцеремонен, – добавил Тейзург. – Вы тут единственная в здравом уме, больше мне некого попросить о таком одолжении.

– Присмотрю, – ответила она коротко.

– Благодарю вас, – с этими словами он исчез в проеме.

«Хорошо, что я в тебя больше не влюблена. Но то, что я была в тебя влюблена, тоже хорошо».

Флаченда проводила его обиженным взглядом, часто моргая, как будто готовясь заплакать.

– Предатели... – процедила Лорма негромко и брезгливо.

Монфу и Куду, к которым, очевидно, относилось это определение, выглядели пришибленными и старались держаться от нее подальше, несмотря на ее незавидное положение.

Тейзург вернулся с парой туфель, бросил их Лорме:

– Для перехода на изнанку. Твои драгоценности я конфисковал в счет компенсации за потерянное время и доставленные неудобства. А это в рамках нашей сделки.

Извлек из кладовки шину – не иномирскую, как на ноге у Хантре, и не бартогской работы: простенькая дощечка с ремнями для небогатых пациентов.

Потом достал сложенную стопкой одежду, сунул в руки Куду:

– Подержи, это для него, когда очнется.

Тот поклонился, словно бестолковый, но старательный лакей.

Бывшая вурвана, перекосив лицо в гримасе, попыталась приладить шину на сломанную ногу, у нее вырвался стон.

– Вы ей не поможете? – Флаченда посмотрела на Тейзурга.

– Увольте, моя дорогая. Мне неприятно к ней прикасаться, я уже сыт по горло. Но если кто-нибудь из вас захочет помочь, препятствовать не буду.

Хенга, стоявшая возле носилок, демонстративно заложила руки за спину. Не собиралась она помогать кровопийце, которая заодно с Дирвеном несет ответственность за то, что творилось весной в Аленде. И участвовать в качестве статистки в чужих играх тоже не собиралась. Не для того ее Зерл сюда отправила.

Рыжего демоны разберут. Или скорее уж ангелы. Но он сейчас без сознания, тоже не участвует.

Будь тут Зинта – помогла бы, она кому угодно поможет. А потом вымыла бы руки с мылом.

Остаются Флаченда, Монфу и Куду. Последний держал в охапке одежду для Хантре – приказ Тейзурга, веский повод, чтобы не решать никаких дилемм.

– Вы… – Флаченда вопросительно взглянула на Монфу.

– Я… – промямлил тот, отводя глаза.

Повисла пауза.

– Может, монетку кинете? – с ухмылкой предложил Тейзург. – А я пока призову кое-кого.

Он отошел на другой конец террасы.

Флаченда и Монфу играли в гляделки – как будто бессловесно упрашивали друг друга: ну, сделай, тебе же нетрудно, мне труднее… Лорма наблюдала за ними, словно загнанный в угол раненый зверь.

Хенга отвернулась, не выпуская из поля зрения носилки с рыжим. Вот именно, она в здравом уме. И куда больше, чем эта бестолковая драма с тремя участниками, ее интересует, кого призовет Тейзург.

Уловив движение сбоку, мгновенно отреагировала: что там?

Бобовая ведьма, насупившись и закусив губу, осторожными шажками приближалась к Лорме. На всякий случай амулетчица отдала команду на готовность «Медному кулаку» – если кровопийца что-нибудь выкинет, сразу будет обезврежена.

– Я помогу вам, – нерешительно произнесла Флаченда.

– Помоги, – по-старушечьи равнодушно обронила Лорма.

Как быстро она состарится? Хотя не будет у нее такого шанса – и одной тысячной того, что она совершила, хватит на смертный приговор. Но она же столько всего знает… Ни Министерство благоденствия, ни Светлейшая Ложа не отказались бы от такого кладезя информации.

Хенга едва не упустила момент, когда бледно-зеленые веера резных листьев по ту сторону балюстрады колыхнулись, и из зарослей выступило нагое существо – похоже на человека, но не человек.

Из копны каштановых волос торчит пара небольших ветвистых рожек. Темные глаза слишком велики и раскосы. Заостренные ушки. Изжелта смуглая кожа в рельефных прожилках, точь-в-точь изнанка листьев. Нуккару, вот как оно называется. Вернее, она – на зов пришла женская особь.

Хенга видела нуккару только на картинках, когда ее инструктировали перед отправкой в Черугду. Редкий и скрытный народец, обитает в тропических лесах, насылает на людей кошмары, способные свести с ума – для самозащиты, потому что люди охотятся за их рожками. Нуккару с отрезанными рожками долго болеют и рано умирают.

Овдейским амулетчикам за каждую добытую пару полагается премия, а если продать это сокровище на рынке, хватит на полгода безбедной жизни.

– Не бойся, – сейчас голос Тейзурга звучал куда теплее, чем когда он разговаривал с Лормой. – Твои рожки мне не нужны. Проводишь нас на изнанку этой развалины и обратно, а я за это зачарую для тебя оберег, который поможет прятаться от людей. Договорились?

– Не обманешь? – голос у нуккару был слабый и нежный, словно шелест травы.

– Сделаю, как сказал, и не причиню тебе вреда, Стражи тому свидетели – и нынешняя Хранительница, и бывший Страж, – он кивнул на Хантре.

– Тогда провожу.

– Иди сюда. Ты под моей защитой, никто из людей тебя не тронет.

Нуккару грациозно перемахнула через перила, покосившись на что-то, лежавшее в траве по ту сторону балюстрады.

– Слуги Лормы, – пояснил Тейзург. – Увы, сами напросились, им не стоило обижать ведьму.

Она подошла, двигаясь диковато, словно лань. Вблизи Хенга рассмотрела, что на щеках и на лбу у нее тоже ветвятся тоненькие лиственные прожилки.

– Идем?

– Сначала кое-кого дождемся. Моя прекрасная дама почему-то запаздывает… Ты бывала раньше в этом дворце?

– Иногда бывала. Потом пришла вурвана со своими слугами. Они выгнали всех, кроме того, кто сидит в подвале. Он на привязи, его не выгонишь. А я ушла сама. Вурваны как люди, им нельзя доверять.

Тем временем Флаченда закончила с шиной и отступила от Лормы, вытирая руки о шелковую юбку.

Еще четверть часа ожидания, но «прекрасная дама», о которой говорил Тейзург, так и не появилась.

Ресницы Хантре дрогнули, он открыл глаза.

– Можно еще пить?..

– Да все что угодно, моя радость! Как себя чувствуешь?

– Лучше.

Рыжий сумел сесть без посторонней помощи, взял протянутую Тейзургом флягу. Напившись, огляделся, потом осознал, что сидит нагишом и что-то невнятно процедил.

– Уж извини, твои лохмотья после контакта со сторожевыми заклятьями годились только на тряпки. Вот тебе одежда, помощь нужна?

– Справлюсь.

Рыжие волосы слиплись сосульками, тело покрыто порезами, кровавыми разводами и остатками высохшего целебного желе, но теперь он выглядит куда лучше, чем вначале, и отек на сломанной ноге заметно спал.

Спохватившись – негоже воспитанной девице прилюдно глазеть на обнаженного парня – Хенга отвернулась. Отвыкла от правил хорошего тона, пока скиталась по джунглям с командой Горвена, так и оскандалиться недолго.

– Что за опасность, о которой ты говорил? – спросил Тейзург. – С кем может воссоединиться Лорма – с одним из своих старых порождений, которое сумело дожить до наших дней?

– Не это. Что-то другое. Оно рядом, поджидает с той стороны. А мы что делаем дальше?

– Сейчас мы ждем Харменгеру, которая меня игнорирует. Еще немного, и я, пожалуй, почувствую себя оскорбленным… Если не явится, придется пожертвовать ей Куду или Монфу, уж от угощения она не откажется.

Куду и Монфу попятились, норовя спрятаться за спиной у Флаченды.

– Не надо. Харменгера не игнорирует, она прорваться сюда не может.

– Шутишь?

– Не задавай идиотских вопросов, не шучу.

– Тем более интересно… – задумчиво протянул Тейзург. – А по поводу того, что ты сделал на границе Кукурузной Прорвы – ничуть не осуждаю, напротив, меня это весьма порадовало. А уж как это порадовало Харменгеру! Сейчас прошу не мешать мне, я кое-что сделаю, чтобы открыть ей путь. Для начала попробуем обойтись без Куду и Монфу.

Он снова отошел в дальний конец террасы, принялся что-то рисовать на каменных плитах – мелком, который достал из кладовки.

– Лорма, кто такая Омлахарисият? – спросил Хантре. – И зачем тебе понадобилось, чтобы я женился на этой девушке?

– Юная волшебница, – безразличным тоном ответила Лорма. – Она была бы глубоко несчастна, если бы стала твоей женой, и ты с ней был бы несчастен. Бывают пары, которые созданы друг для друга, а бывает наоборот. Вы бы страдали каждый день, вместе вам было бы плохо и в большом, и в малом. Ты это заслужил.

– Ты должна будешь ее расколдовать.

– Не смогу, – теперь в ее голосе проскользнуло злорадство. – Заколдовать смогла, а расколдовать не смогу, бывают такие чары.

– Что надо сделать, чтобы ее расколдовать?

– Задавать вопросы ты умеешь, а я умею не отвечать.

– Тогда спрашивать будет Тейзург.

– Твой любовничек? – Лорма презрительно скривила губы.

Неизвестно, что сказал бы на это рыжий, но Хенга его опередила:

– Следи за своим поганым языком, сука!

Рявкнула, как надзирательница в женской тюрьме, изготовившись дать пинка этой твари, если последует новое оскорбление.

Она выжила минувшей весной в Аленде. Эту окаянную муть она никогда не забудет. Она бы не выжила, если б не Хантре.

Лорма сочла за лучшее промолчать: надменное и отстраненное выражение лица, словно у благородной дамы, оказавшейся в неподобающем окружении.

Зато рыжий – он сидел на носилках, уже одетый – поднял голову и произнес вопросительно:

– Хенга?..

Едва успела удивиться, что он сразу назвал ее правильным именем – хотя чему удивляться, если он видящий восемь из десяти ­– и тут по барабанным перепонкам ударил то ли чудовищный скрежет, то ли похожий на скрежет крик.

Пространство над террасой расколола трещина – Врата Хиалы, перекошенные и вытянутые, словно отражение в воде – и оттуда вывалилось что-то громадное, черно-синее, а в прорехе за искривленными Вратами шевелилась сплошная масса желтовато-белесых червей толщиной с бревно, и несло оттуда, как из выгребной ямы.

– Вуагобу… – промолвил дрожащим голосом то ли Куду, то ли Монфу.

В следующий момент Врата закрылись. Над нарисованным символом неспешно вращался синий в черных разводах смерч высотой в три-четыре человеческих роста – гибкое щетинистое тело в виде перевернутого конуса заканчивалось кошмарным разверстым зевом с клыками по окружности.

Тейзург стер подошвой одну из линий рисунка. После этого смерч выплыл из круга и обернулся демонической женщиной. Высокая, скульптурно стройная, по мертвенно-синей коже ветвятся прихотливые темные узоры, из кроваво-красной копны волос полумесяцем торчат рога. Длинный суставчатый хвост с жалом на конце. И никакой одежды, не считая высоких сапог с золотыми каблуками и шпорами.

Демоница грязно выругалась, мешая несколько языков, смачно харкнула. Плевок зашипел и прожег углубление в каменной плите.

– Ну и дерьмо!.. Наглоталась дерьма, когда рвала зубами эту дрянь… Золотоглазый, я бы сказала, что призывать меня таким способом – невежливо. Если бы не. Вуагобу взбесился, как будто этому глисту-переростку здесь медом намазано… – она оглядела людей, задержала взгляд на Лорме. – Хм, судя по тому, что я вижу, ему здесь и впрямь намазано.

– Прости, моя восхитительная, не было иного способа вытащить тебя в людской мир. Тем более что для тебя это не такая уж и преграда… Хотел бы я посмотреть на ту несчастную бестолочь, которая рискнет призвать тебя в круг не в силу дружеской необходимости, а из корыстных побуждений.

Она фыркнула:

– Ах, ты ведь еще не знаешь! Завелась одна такая бестолочь, но это началось уже после того, как ты отправился за новыми приключениями на свою обольстительную задницу. Кто-то уже несколько раз пытался призвать меня в ловчий круг. Кончится тем, что я ведь явлюсь, и пусть этот недоучка пеняет на себя.

– Если желаешь, я тебя подстрахую – и ты мне потом непременно все расскажешь.

– Давай-ка сейчас ты мне расскажи о своей авантюре. А то все ломают головы, чего ради ты так знатно вляпался. В Хиале даже болтают, что у тебя ум за разум зашел под грузом пробужденных Лилейным омутом воспоминаний.

– Не вляпался, – ухмыльнулся Тейзург, – а выполнил волю Той, Что Носит Фрактальный Венец.

– О-о… – ее полные клубящейся тьмы глаза так и вспыхнули.

– Если вкратце, Госпожа Вероятностей подбросила мне инструкцию, что нужно сделать, чтобы Лорма перестала быть Порождающей. Не скажу, что было легко, но я справился. Подробности потом, тебе первой.

– Я уже вижу, что Лорма теперь смертная, и магической силы у нее с чайную ложку. Стало быть, Вуагобу явился за ней, за пополнением… – чарующий хрипловатый голос демоницы звучал размеренно и небрежно. – Подобное к подобному, и если мы отдадим ему Лорму, он уберется восвояси.

Бывшая вурвана вздернула плечи, сцепила пальцы, застыла в напряженной позе – похоже, такая перспектива ее не обрадовала. Флаченда, Куду и Монфу с опаской выглядывали из дверного проема. Нуккару забилась в угол возле перил: если не присматриваться, ее можно принять за игру света и тени – то ли есть там кто-то, то ли нет.

– Нельзя, – вмешался Хантре. – Вуагобу тогда станет сильнее, и это для всех будет плохо. На него влияет то, что происходит в мире живых, и он, в свою очередь, может влиять на людей. Если он поглотит Лорму, его влияние усилится.

– Умеешь ты добавить ложку дегтя в чашу с медом, – Тейзург закатил глаза. – И что предлагаешь?

– Я подумаю. Ты собирался на изнанку за артефактами? Я пока попробую увидеть возможные варианты, должен быть какой-то выход.

– С тобой побудет Харменгера. Моя восхитительная, присмотришь за ним?

– С удовольствием, – та показала в улыбке кривоватые клыки, амулетчица заметила, что у левого кончик обломан. – Не беспокойся, я не Лис, не ревную.

– Вода у тебя во фляжке еще осталась?

– Осталась, – процедил рыжий. – А ты не мог бы достать мне рубашку попроще, без кружев?

– А чем тебе эта не нравится? Бордовый изысканно гармонирует с твоими ссадинами, китонские кружева и пуговицы из натуральных гранатов тоже не вызывают нареканий. Харменгера, что ты об этом думаешь?

– По-моему, прелестно, – согласилась демоница.

Рыжий что-то прошипел, но Тейзург, не слушая его больше, подошел к Хенге:

– Каюсь, я вел себя с вами неучтиво, и я хотел бы искупить свою вину. В том обществе, где я вращался в своей предыдущей жизни, принято дарить так называемые извинительные подарки. Вот и я хочу сделать вам такой подарок.

– Вы уже сказали, что отдадите мне кое-что из артефактов. Буду благодарна.

– О, нет, артефакты – это гонорар за вашу помощь, а подарком будет маленькая экскурсия, на которую я вас приглашаю. Вы когда-нибудь бывали на изнанке людских построек?

Побывать на изнанке заброшенного дворца? Разве могла она отказаться?

Под конец нарисованная дорога завела в трясину – необъятную, зловонную, жадно чавкающую.

Хотя не в дороге дело, с ней-то как раз все в порядке, эта дорога из любой трясины выведет.

И вовсе не завела, трясина сама приползла: кто-то ей позарез нужен. Если получится втянуть в себя и ассимилировать нужное существо, силы у прожорливой слякоти заметно прибавится.

Когда Хантре снова очнулся, выяснилось, что речь идет о Вуагобу и Лорме. И надо найти выход, чтобы победа не обернулась новой проблемой.

Эдмар вместе с провожатой из народца, Лормой и Хенгедой, которая теперь Хенга, отправился на изнанку за трофейными артефактами, а он сидел возле стены, вытянув травмированную ногу, и ломал голову, что делать дальше.

Харменгера расхаживала взад-вперед, наслаждалась солнечным жаром. Суставчатый хвост извивался бичом по каменным плитам, цокали золотые шпильки.

Флаченда, Монфу и Куду устроились в тени возле дверного проема. Потом Монфу неуклюже поднялся и исчез внутри, вернулся с двумя вытертыми  бархатными подушками.

– Это вам, господин, – промолвил он несчастным голосом, нависнув над Хантре, и добавил, словно опасаясь, что собеседник не поймет, что делать с подношением: – На одну сесть, другую под спину, так вам будет удобнее.

– Спасибо.

И в самом деле, так удобнее.

– Погоди, – остановил его Хантре. – То, что у тебя на лице, можно убрать.

Протянув руку, даже не оторвал – отлепил один из уродливых наростов, никакого усилия прикладывать не пришлось. И впрямь похоже на приплюснутую раковину серо-бурой окраски. Едва разжал пальцы, «раковина» рассыпалась пылью, словно ничего и не было.

– Правда?.. – растеряно пробормотал Монфу и ухватился за другой нарост, но тот не поддался. – Больно… Только вместе с кожей…

– Давай лучше я попробую.

Хантре не сомневался, что у него получится.

С первого раза получилось, парень даже ничего не почувствовал.

– Мне сдается, это можешь сделать только ты, собственноручно, – заметила остановившаяся возле них Харменгера. – Я бы сказала, твоя сестрица, или кем она тебе приходится, не лишена своеобразного чувства юмора.

Всего «раковин» было девять. На их месте остались пятна чуть посветлее соседних участков кожи, а больше никаких следов.

Монфу, сидевший перед ним на корточках, сменил позу на коленопреклоненную, благоговейно сложив ладони.

– С этим отвали, – сквозь зубы попросил Хантре.

Демоница ухмыльнулась, показав обломанный клык, ухватила Монфу за шиворот и отвела его к Флаченде и Куду. Вернувшись, уселась напротив, обернула вокруг себя лаково черный скорпионий хвост и доверительно заметила:

– Очень некстати, если мы тут застрянем, у меня ребенок без присмотра. Там Касинат с няньками и телохранители из моей свиты, но я предпочла бы не оставлять Лису надолго. В облике она может выкинуть что угодно: застрянет в диване, сожрет колючую мананагу, бултыхнется в ведро с побелкой… Это ей нравится больше, чем быть человеческим детенышем и лежать в колыбели. С тобой в раннем детстве такое бывало?

– Не похоже, чтобы я в раннем детстве перекидывался. Наверное, просто не знал, что я это могу, или чувствовал, что лучше не надо. Не уверен, что в этой жизни я менял облик до возвращения в Сонхи… Хотя вроде бы несколько раз было, в крайних обстоятельствах. Но я тогда не сознавал, что делаю, и после ничего толком не помнил, потому что в голове не укладывалось.

Не имеет значения, что было тогда, в Сонхи я дома.

– Ты здесь не заблокирована, – поморщившись оттого, что опять что-то важное ускользает, добавил Хантре. – Вуагобу ждет Лорму, а не тебя. Отойди от нее на полшаба – и без проблем уйдешь в Хиалу.

– Буду иметь в виду. Вопрос, как нам его переиграть. Ты ведь знаешь о том, что этот глист – множественный демон, слепленный из несметного количества сущностей, поди найди у него уязвимое место.

– Кажется, способ есть... То, о чем ты сейчас сказала.

Когда прошли, пригнув головы, под низкой декоративной аркой (только что была глухая стена в пятнах плесени, а нуккару шагнула прямо в эту стену, и оказалось, там дверца), Хенга в первый момент ошеломленно заморгала. Со всех сторон пронизанные сиянием разноцветные витражи, сам воздух разноцветный, да еще там и тут сверкает позолота. Пахнет засушенными цветами, высохшей кожей, ароматной старой древесиной – куда лучше, чем в помещениях снаружи.

Лорма поселилась во дворце недавно, и то, что она с собой принесла, еще не успело просочиться на изнанку – сделала вывод амулетчица,припомнив все, что знала на эту тему.

Вошли цепочкой, держась за руки: провожатая, Тейзург, Лорма, Хенга. Она перед этим надела защитные перчатки – многослойной вязки, из особых жестких волокон, такие входят в экипировку всех овдейских амулетчиков в тропиках. Сейчас необходимости в них не было, но Лорма вызывала у нее брезгливое чувство. Как только расцепили руки, стянула перчатки и убрала в поясную сумку.

Одежда и лица расцветились радужными пятнами. С потолка глядят золотые маски людей, слонов, обезьян, леопардов, ящеров – вперемежку с узорными витражами, и такими же выпуклыми масками вымощен пол: смотри в оба, куда ступаешь.

Пробирались кое-как, Тейзург поддерживал Лорму. Вряд ли из галантных побуждений: если она подвернет ногу и получит еще одну травму, это их задержит.

«Аристократ и эстет, согласный на любую грязную работу, если это в его интересах, – усмехнулась про себя Хенга. – Ну, так он ведь бывший демон, и гордится этим».

Она опасалась, что нуккару может бросить их на изнанке, нет у нее причин относиться к людям хорошо – но потом решила, что маг наверняка связал ее заклятьем, чтобы не сбежала раньше времени. К тому же он пообещал ей оберег от людей.

Винно-красный, синий, изумрудный, лимонный, фиолетовый, прихотливая игра бликов и отсветов. Не поймешь, детали изнаночного интерьера меняются, или меняется твое восприятие – выхватывает из этой мерцающей мозаики то одно, то другое, или все дело в переменчивом освещении. Загадочно смотрят на пришельцев грозные и благодушные золотые маски. Кое-где попадается утварь: то чаша зеленоватого стекла с трещиной сбоку вырастает из стенки на длинном стебле одиноким бутоном, то свисает с дивного витражного потолка деревянная бадейка, невесть за что уцепившаяся проржавелой ручкой, то прилепились в углу друг над дружкой, точно семейка грибов к древесному стволу, лакированные глиняные миски.

– Это здесь, – тусклым голосом произнесла Лорма. – Дальше я должна пройти первая.

Впереди что-то колыхалось, почти незаметное среди игры света и цвета: не то паутина, не то занавес из шелковых нитей.

Маг задумчиво хмыкнул:

– Ловушка на тот случай, если кто-нибудь из твоих придворных сунет нос, куда не следует? И больше никаких сюрпризов?

– Никаких, – отозвалась она устало. – Что я сейчас могу против тебя сделать? Я открою проход, ты сможешь прибрать к рукам мое имущество, и наконец обезболишь мне, как обещал. Чтобы разрушить охранное заклятье, я всего лишь пройду сквозь эти нити. Я каждый раз так делала, а потом восстанавливала заново.

– Иди, – разрешил Тейзург.

Хенга взглянула на него искоса: радужка сощуренных глаз пылает золотом под стать здешнему декору – ясно, что держит ситуацию под контролем.

Прихрамывая, Лорма сделала несколько шагов. Тончайшие пурпурные нити всколыхнулись, на миг оплели ее и исчезли. А может, не пурпурные – розовые или малиновые, не разберешь. После этого бывшая хозяйка дворца уселась на золоченую слоновью голову, бугром выступавшую из пола, и показала на шкатулки у стены:

– Все здесь. Надеюсь, теперь обезболишь? Я свою часть сделки выполнила.

Судя по выражению облегчения, отразившемуся у нее на лице, Тейзург свою часть сделки тоже выполнил.

Он методично откидывал крышки, бегло изучал содержимое и отправлял шкатулки в свою кладовку. Тем временем Хенга во все глаза смотрела на волшебное убранство: запомнить, насколько получится. А если не получится во всех подробностях запомнить, хотя бы ощущение сохранить: ты словно внутри фонаря с разноцветными стеклами, снаружи проникает приглушенное сияние, вокруг удивительные экспонаты, которым место в Абенгартском археологическом музее… Только ничего отсюда в музей не унесешь: это изнаночные отражения давно исчезнувших вещей, и существовать они могут только на изнанке.

– Идем обратно, – распорядился Тейзург.

Дворец встретил их унылым сумраком и вонью мертвечины. Даже Лорма морщилась, хотя она-то и превратила древнюю развалину в помесь застенка, мясницкой лавки и выгребной ямы.

Когда миновали последний проем, амулетчица судорожно втянула воздух и отдала команду на готовность боевым артефактам. Харменгера стояла посреди террасы, скрестив на груди когтистые руки, ее скорпионий хвост угрожающими извивами метался из стороны в сторону – при одном взгляде пробирала дрожь.

– Что случилось? – поинтересовался Тейзург.

– Ты знаешь, что собирается сделать этот чокнутый? – демоница кивнула на рыжего. – Попробуй угадать! На твоем месте я бы прямо сейчас его прикончила, ради его же блага.

Они ведь не шутят. В самом деле готовы убить – не со зла, а из соображений «как лучше». Харменгера решила, что у Тейзурга прав на это больше, чем у нее: князья Хиалы по-своему щепетильны в таких вопросах.

А он сейчас не в состоянии дать им отпор, остальная компания тоже не в счет.

– Вы сами двое чокнутых демонов, сначала выслушайте, что я предлагаю! Свернуть мне шею успеете.

– Никто не собирается сворачивать тебе шею, – мягко возразил Эдмар, придвинувшись ближе (ага, он ведь умеет убивать одним прикосновением – опомниться не успеешь, и ты в серых пределах). – Мы тебя уже выслушали. Не обижайся, но это наихудший способ самоубийства, еще хуже того номера, который ты отколол в прошлый раз. Поэтому давай-ка я отправлю тебя туда, где о тебе позаботятся твои сородичи. Выпьешь чаю с Акетисом, успокоишься… Надеюсь, к тому времени, как мы снова встретимся, способность здраво соображать к тебе вернется – насколько это возможно в твоем случае.

– Речь не идет о самоубийстве. Не тяни ко мне руки, сначала дослушай. Я собираюсь нырнуть в эту трясину и вытащить тех, кого можно, кого сумею оттуда увести. И для меня проблемой будет не вынырнуть обратно, а удержаться там достаточно долго, чтобы забрать побольше народа. Это диверсия, а не то, о чем ты говоришь. И это единственный способ ослабить Вуагобу. Есть и другой способ – если все, кто живет в Сонхи, перестанут его кормить, но это нереально. Поэтому остается диверсия. Смотрите, раз это множественный демон, слепленный из отдельных сущностей – значит, среди них должны быть слабые звенья, которые можно выбить. Это я и хочу сделать.

– Да с чего ты взял, что там найдутся слабые звенья? – оскалилась Харменгера. – Вуагобу – это последняя помойка Хиалы, и нужно быть о-о-очень своеобразной сущностью, чтобы туда угодить. Ты видел мою свиту, среди них хватает конченого отребья, но даже они недостаточно хороши для Вуагобу. Или недостаточно плохи. Как ни скажи, а суть одна.

– Вуагобу – это ад в аду, если тебе так будет понятней, – подхватил Тейзург. – Это одновременно и множество сущностей, и локация, к которой эти сущности привязаны. Остальные обитатели Хиалы интригуют, дерутся, воюют, на свой лад влюбляются, развлекаются как умеют, а Вуагобу способен только жрать. Там весьма специфический контингент, уводить оттуда некого. Пока Лорма обладала силой, Вуагобу кормился от ее трапез и при необходимости выручал ее, а теперь он хочет присоединить ее к себе, предсказуемый итог.

– Чем раньше он ее присоединит, тем больше получит, – перебил Хантре. – Надо, чтобы она прожила подольше. Нельзя сейчас тащить ее в Хиалу – он нападет и слопает. Тогда у него прибавится сил и, как следствие, усилится его влияние на людей, которые подвластны его влиянию. Шибеват, например.

– Мне плевать на Шибеват, мне плевать, усилится его влияние на людей или нет, – вмешалась демоница, ее лицо напоминало зловещую мертвенно-синюю маску с чернильными узорами на точеных скулах. – Но если что-нибудь случится с тобой, тогда мой дорогой союзник начнет психовать, и дальнейшее развитие событий я предсказать не берусь. А меня вполне устраивает нынешнее положение вещей. И у меня Лиса. Поэтому незачем тебе туда лезть.

– Совершенно верно, – согласился Эдмар. – Ты подумай о том, что в таком случае будет с Лисой, с Ляраной, с Сирафом… Если мне станет не до них, и другие крупные игроки это поймут… Готов всем этим рискнуть?

– Да ничем я не рискую! Ни этим, ни собой. Моя кровь для Вуагобу – яд, и сам я для него хуже отравы. И внутри наверняка есть те, кого можно вытащить. Кто-то мог всю жизнь только жрать, но хотя бы в последний момент ужаснуться, опомниться – а уже поздно, и выбраться из этой трясины собственных сил не хватает.

– А у тебя силы хватит? – сощурился Тейзург. – Уверен?

– Да.

– И ты поклянешься перед миром Сонхи, что не рискуешь спятить в этом отстойнике или застрять там навеки? – Харменгера тоже сощурила миндалевидные глаза, словно прорези в маске, полные опасной тьмы.

– Да.

У него есть нарисованная дорога. Она выведет.

Оппоненты в раздумье переглянулись. Убивать не спешат, уже хорошо. В усилении Вуагобу они не заинтересованы, в последнее время тот не раз мешал им.

– Я обещаю миру Сонхи, что не застряну там и вернусь оттуда в нормальном состоянии. И сделаю то, что решил, насколько это возможно.

– Сколько времени это займет?

– Не больше трех часов. Мне понадобится твоя помощь.

– Даже так? – Эдмар снова недобро сощурился.

– Я пойду в бестелесном виде. Ты засечешь время и через три часа позовешь меня по имени. Это нужно, чтобы меня из этой трясины не вышвырнуло неизвестно куда.

– Прекрасно…

– Важный момент: ты должен будешь назвать меня настоящим именем. Ты ведь знаешь имя, которое было дано мне при рождении в этой жизни? Я знаю, что ты знаешь, но сказать не хочешь. Да я все равно забуду.

Тейзург молча смотрел на него.

Остальные тоже смотрели в их сторону, хотя не могли разобрать ни слова из их разговора. Сидевшие в ряд у стены Флаченда, Куду и Монфу выглядели напуганными. Лорма сникла, на ее пепельно-бледном лице застыло обреченное выражение: пользоваться помощью Вуагобу – это одно, а навеки утонуть в его слякотном чреве – совсем другое. Глаза амулетчицы затенены полями шляпы, поза заученно расслабленная, пальцы сцеплены в замок.

– Насколько велика вероятность, что твоя диверсия закончится благополучно? – спросил наконец Эдмар. – Только честно!

– Восемь из десяти. Главное, через три часа позови меня по имени.

– И самый интересный вопрос: как ты собираешься попасть внутрь этой клоаки? Там ждут с распростертыми объятиями Лорму, а не тебя.

– Дайте пить, – попросил Хантре.

У него уже горло пересохло с ними спорить.

Тейзург поднес к его губам флягу, он сделал несколько глотков и продолжил:

– Откроете Врата. Лорма пусть находится напротив Врат, чтобы он почуял ее и решил, что мы готовы ее отдать.

– Думаешь, у него есть пасть, которую он раззявит пошире в ожидании угощения? – ухмыльнулась Харменгера. – У этой твари ни головы, ни пасти. Подобных себе Вуагобу втягивает в свое нутро прямо сквозь шкуру, я несколько раз это видела. Любопытно, что они при этом испытывают... Для тех, кого там ждут, его шкура проницаема, для тебя – нет.

– Значит, надо его ранить.

– Каким образом?

– Его шкуру можно прожечь.

– Предлагаешь мне сбегать за пламенем Анхады?

– Есть и другое пламя, которое годится против Вуагобу.

– Твой меч, которым ты прикончил Тугорру и заодно испакостил плато Тугоррат? Вопрос, сможешь ли ты воспользоваться им после того, как принес мне жертву? – она снова ухмыльнулась, снисходительно и с оттенком торжества.

– Наверное, не смогу. Не знаю. Я все равно почти ничего об этом не помню. Я имею в виду другое, – он перевел взгляд на Эдмара. – Помнишь, ты рассказывал, каким образом я решил проблему с порождением Лормы? Ты говорил, я тогда принял огненный облик. Думаю, в таком виде я его шкуру кулаком пробью, этого хватит.

– Но ты сейчас не Страж Мира. Хотя, с другой стороны, Мир признал тебя запасным Стражем…

– Я попробую. Если есть те, кого можно оттуда вытащить – пусть получится.

Для Хенги их голоса звучали, как тарабарщина на незнакомом языке: заклинание от подслушивания. Главное, что в конце концов они до чего-то договорились.

– Задержимся здесь еще на три часа, – обратился к ней Тейзург. – А потом, я надеюсь, отправимся в Лярану.

Он пообещал, что отдаст ей амулеты в Ляране. И там она сможет принять ванну. Опасаться нечего, ведь она теперь не агент овдейской разведки, а служительница Зерл. Хотелось бы посмотреть на его город в пустыне, вдобавок ванна – от такого предложения трудно отказаться. Как она вернется обратно? Для этого достаточно будет уснуть. С «Разрушителем сна» она сможет бодрствовать до двух с половиной суток, этого времени на все должно хватить.

– Прошу вас, наденьте, – он вручил ей извлеченные из кладовки очки с темными стеклами.

– Это ведь не артефакт?

– Нет. Но если вы хотите увидеть то, что сейчас произойдет, и сохранить зрение, рекомендую воспользоваться.

Такие же очки получили Харменгера и Флаченда.

– А ему? – тихонько спросила амулетчица, кивнув на Хантре.

– А он в этом не нуждается.

Намек на кривую улыбку, и как будто мелькнуло в этой улыбке что-то напряженное, вымученное. Но в следующий момент Тейзург тоже надел очки, и его лицо стало непроницаемым. Разве что чересчур бледен, а на скулах и на лбу пятнышки краски – словно у актера, который наспех смывал грим после спектакля.

Мир погрузился в густой сумрак, даже яркое тропическое небо стало похоже на грязновато-серый полог. Солнце сияло тусклым пятном. Эти стекла скрадывали и цвет, и свет куда сильнее, чем любые другие темные очки, которые ей доводилось носить раньше.

– Ни в коем случае не снимайте, – предупредил Тейзург. – Будет жаль, если синее пламя выжжет вам сетчатку.

Флаченда испуганно ойкнула. Монфу и Куду, сидевшие по обе стороны от нее, закрыли лица ладонями. Лорма подняла голову, как будто в недоумении, однако при этом на всякий случай зажмурилась.

Синее пламя? Откуда оно здесь возьмется? Амулетчица чуть не задала этот вопрос вслух, но сдержалась.

– Помогите встать, – потребовал Хантре.

Тейзург и демоница подхватили его с двух сторон и поставили на ноги.

– Не упадешь? – с сомнением осведомилась Харменгера.

– После преображения – не упаду. Врата откройте рядом со мной, сбоку, чтобы он меня раньше времени не заметил. Если поймет и свалит, потом искать его…

– Если он свалит, мы возблагодарим Двуликую и без помех отправимся в Лярану, –  нарочито ласковым голосом возразил Тейзург.

А его союзница фыркнула:

– Чтобы понять, что ты собираешься выкинуть, надо быть таким же психом, как ты. Тебя во всем Сонхи только двое поймут, да и те вряд ли.

– Отойдите на десять шагов. Если почувствуете жар – отступите подальше и не приближайтесь, пока я не вернусь в человеческий облик.

Маг и демоница отступили, Хенга последовала их примеру.

– Теперь открывайте.

Слева от Хантре возникла туманная арка в полтора человеческих роста, снизу доверху заполненная чем-то шевелящимся. Похоже на сплошной клубок червей толщиной с бревно. Волной накатила вонь: помойка, отхожее место, гниющие отбросы – все это вместе и в придачу что-то еще, намного хуже. Здесь не очки нужны, а прищепка для носа!

Лорма, сидевшая на полпути между аркой и своими недругами, издала сдавленный возглас, попыталась отползти, ее туника задралась, разметавшиеся волосы волочились по каменным плитам.

Хантре нетвердо шагнул, развернулся к Вратам Хиалы лицом, и тут его охватило пламя. Невольно вскрикнув, овдейка подалась вперед – что из ее арсенала можно использовать? – и уткнулась в спину Тейзурга.

– Спокойно, – бросил тот, не оборачиваясь. – Это его огненный облик.

Да, он не выглядит, как горящий человек – сам соткан из пламени, которое становится все ярче.

– О-о, до чего красиво… – восхищенно выдохнула Харменгера. – Безумно красиво... Девочка, ты наступила мне на хвост.

– Прошу прощения, – машинально пробормотала амулетчица и шагнула вбок, ошеломленно глядя на преобразившегося рыжего.

Тот рванулся к арке и врезал огненным кулаком прямо в омерзительную путаницу раскормленных червей. Треск, шипение, к вони добавился запах горелого. После одного-единственного удара Хантре отшатнулся и осел на плиты – уже человеком из плоти и крови, его невероятное пламя угасло.

Тейзург бросился к нему, проверил пульс. Уложил на добытый из кладовки тюфяк, рядом поставил песочные часы. Застегнул на ноге новую шину, до подбородка укрыл простыней – все, что было на Хантре, сгорело дотла.

– Что с ним? – спросила амулетчица.

Перед глазами плавали пятна, словно невесомые хлопья пепла.

– Отправился туда, – маг кивнул на арку, за которой уже не просто шевелились, а корчились изжелта-белесые черви толщиной с фонарный столб. Посередине этой отвратительной путаницы зияла рана с обугленными краями, внутри клокотала какая-то дрянь.

– В Хиалу?

– Туда, – повторил Тейзург с оттенком раздражения. – Хуже, чем в Хиалу. Он будет отсутствовать три часа, все это время Врата придется держать открытыми. Эта мерзость называется Вуагобу, и Хантре затеял спасательный рейд – собирается вывести оттуда тех, кто не совсем безнадежен. И я за каким-то демоном ему это разрешил…

Кажется, он скрипнул зубами. Радужка его глаз переливалась расплавленным золотом.

– Зато мы увидели его в огненном облике, – негромко заметила Харменгера.

«А меня угораздило наступить на хвост высшему демону, и она не растерзала меня на месте, а сделала замечание, и я извинилась... Перед демоном извинилась!.. Потому что мы в это время смотрели, а все остальное не имело значения. Надеюсь, инцидент между нами исчерпан».

– Благодарю, – она протянула Тейзургу очки.

– Оставьте себе, – он криво усмехнулся – как будто пытался овладеть собой. – И это тоже вам, воспользуйтесь.

Подвеска в виде миниатюрного стеклянного грибочка, внутри щепотка бесцветного порошка. Это же китонский амулет, позволяющий не чувствовать запахи! Знала о них, но ни разу в руках не держала. Флаченда получила такой же, и о себе Тейзург наверняка не забыл, а о Куду, Монфу и Лорме заботиться не стал.

Княгиня Хиалы какое-то время стояла напротив туманной арки, потом бросила через плечо:

– Я создала привязку Врат к Вуагобу, теперь он никуда не денется. Наши Врата, как приклеенные, будут перемещаться по Нижнему миру вслед за ним.

– А мы?.. – раздался испуганный возглас Флаченды.

– Для нас ничего не меняется. Чему тебя учили в твоей ведьмовской школе? Нижний мир текуч, как вода в океане, а мы находимся в мире людей, который благодаря привязке неподвижен относительно этих Врат. До чего же это было прекрасно, всю мою сущность разбередило, можно сравнить разве что с Орхидейным морем… Золотоглазый, теперь я в полной мере тебя понимаю.

Тейзург достал из кладовки зонтик, поставил таким образом, чтобы голова рыжего находилась в тени. Хенга уселась на теплые шероховатые плиты в нескольких шагах от них.

Меньше всего ожидал, что это будет похоже на коридор: темный, извилистый, заполненный мутным желе, словно ты на дне давно не чищеного канала.

На стенах еще и обои с рисунком… или барельефы… или ни то, ни другое: из стен выступают перекошенные лица, одни что-то бормочут, другие разевают рты и заглатывают желе. Надо понимать, здешние обитатели? И кого из них можно отсюда увести?..

При его приближении лица начинали корчиться, как в агонии – живые люди на такие гримасы не способны, строение черепа не позволит, но это ведь не живые люди. Хотя когда-то ими были.

Ощущение затхлого воздуха, гнетущей застарелой вони. Только нет здесь никакого воздуха, и запахи чувствовать он сейчас не может, поскольку находится вне человеческого тела.

Он перемещался по этому коридору-клоаке, как во сне: не шагал, не плыл, именно что перемещался.

Три часа. Дольше тут не продержаться, Вуагобу за это время найдет способ его вышвырнуть. Желе сотрясала дрожь, временами по стенам проходили судороги – похоже, это реакция на его вторжение. За три часа нужно собрать как можно больше тех, кто захочет и сможет покинуть эту локацию.

Ощущения муторные. Хорошо, что сейчас он бесплотный дух, и его не вывернет, но тошнота подкатывала, словно находился в физическом теле. Нужно отвлечься от собственных реакций и искать тех, за кем он сюда пришел. В той стороне есть кто-то, выбивающийся из общего фона – первая ниточка.

– Тьма обступила со всех сторон! – прозвучал за спиной гнусавый голос, вроде бы знакомый.

Он развернулся – точнее, переместил фокус внимания на сто восемьдесят градусов – и увидел, что один из здешних обитателей выбирается из стены, как будто постепенно вылепляясь из мутной слизи. Уже почти до пояса похож на человека… Условно похож. Физиономия Шаклемонга Незапятнанного.

Обнаружив его здесь, Хантре нисколько не удивился.

– Тьма вокруг! Тьма и мерзопакость! – драматически возопил Шаклемонг.

Когда он открывал рот, меж его губами растягивались слизистые перемычки.

У него тоже нет физического тела – с тех пор, как его убили и съели два отморозка в алендийских катакомбах. Это всего лишь подобие.

– Тьма вокруг! Силы тьмы атакуют!

– Без тебя вижу, – огрызнулся Хантре.

– Тьма снаружи, и токмо здесь от нее спасение! – осклабился Незапятнанный.

– Чего?.. – от такого заявления он опешил.

А собеседник тем временем выкарабкался полностью, выпрямился на зыбких ногах. Может ли он напасть? Попробует – обожжется. В буквальном смысле. Незачем на него время тратить. Хантре двинулся в ту сторону, где находился кто-то из его клиентов.

Упырь потащился следом, сохраняя дистанцию. Его пафосные вопли заглушали бормотание других сущностей, которые высовывались из колышущихся слизистых стен, как утопленники из трясины.

– Атакует нас мерзопакость, куда ни глянь – повсюду силы тьмы, и я от них пострадал за свою праведную борьбу с развратом! Но я продолжаю свою борьбу, никому я спуску не дам, и ежели где мерзопакость замечу, от меня пощады не жди! – тут он расхохотался, как сумасшедший, а потом послышалось утробное хлюпанье, словно остатки воды уходят в слив ванны.

Хантре оглянулся: Шаклемонг втягивал в себя желе, заполнявшее коридор – ту субстанцию, которая воспринималась, как желе, хотя была чем-то другим. В черном провале его рта, разинутого в пол лица, пузырилось и хлюпало.

«Смогу я этого гада вырубить? Чтоб отвязался…»

Уловив его намерение, упырь проворно попятился к стенке и слился с ней: остался отпечаток силуэта, в следующее мгновение разорванный двумя высунувшимися рожами – одна в области живота, другая почти на уровне пола.

Преодолев внутреннее сопротивление, Хантре медленно протянул призрачную руку к стене. Не то чтобы ему хотелось дотрагиваться до этой склизкой массы, но надо кое-что проверить. Так и есть, стена избегает прямого контакта: в ней появилась выемка, а потом и достаточно большая впадина, ее форма менялась, не допуская соприкосновения.

Через некоторое время желе впереди пошло рябью. Цветной рябью – или, скорее, с намеком на цвет. Нет здесь ничего по-настоящему цветного.

Рябь понемногу складывалась в картинку: небольшая комната загромождена старой мебелью, шкатулки, салфетки, безделушки, склянки, а посередине в кресле кто-то сидит. Изображение плоское, как на пыльной просвечивающей тряпке, но он понял, что можно и нужно переместиться вглубь. Так и сделал.

Перед ним старуха, грузная, неопрятная, с угрюмым оплывшим лицом. Всю жизнь поедом ела и близких, и первых встречных – всякого, кто подвернется, тянула из них жизненную силу, вот и очутилась во чреве у Вуагобу. И уже здесь пожалела, что выбрала такую дорожку. Порой ей что-нибудь вспоминалось, словно росток пробивался сквозь груду мусора, и она думала о том, что надо было с тем или с этой вести себя иначе, они ведь к ней по-хорошему относились, эх, да теперь уже былого не воротишь.

– Ты кто? – прошамкала она, вперив в гостя тусклый взгляд.

Хантре отметил, что выглядит она получше, чем рожи в коридоре: ее тут не полностью переварило. Не удивительно, раз в ней проснулось что-то, при жизни дремавшее в самом дальнем уголке души, и она до сих пор сопротивляется. Только не хватит у нее сил, чтобы самостоятельно отсюда выбраться.

– Я тебя отсюда выведу. Дай руку, и пойдем со мной.

Сухая морщинистая кисть ощущалась, как вполне материальная. Хотя они оба нематериальны.

– Жжется твоя рука… – пробормотала старуха. – Ишь ты, тепло… Тепло, но жжется… Жжется, зато тепло…

– Идем. Нужно собрать остальных, наружу выйдем все вместе.

Дальше двинулись вдвоем. Снова рябь и картинка: на этот раз не жилая комнатушка, а длинное помещение с каким-то оборудованием. Ткацкие станки?.. И возле них смутно намеченные фигуры – ненастоящие. Здесь только один настоящий, за конторкой в углу. С юных лет нацелился зарабатывать деньги, заставляя других на себя трудиться, платил гроши, заодно и чужую жизненную силу присваивал: сперва это получалось само собой, но однажды уяснил, что делает, и тянул из других уже осознанно. Главным образом из своих работников. Иной раз мелькало, что это неправедная жизнь, но он заглушал такие мысли выпивкой и бравадой: надо быть хищником, хозяином над людьми, а кто этого не умеет, тот твоя законная добыча. Кончилось тем, что на мануфактуре вспыхнули беспорядки, и его убили. Здесь он кое-что переосмыслил: лица, разговоры, эпизоды из прожитой жизни так и вертелись перед ним нескончаемым хороводом, словно демоны крутили шарманку – а толку-то, теперь уже ничего не поменяешь.

На то, чтобы считать всю эту информацию, ушло несколько секунд.

– Вставай, идем с нами, – бросил Хантре.

– Куда? – ощущение сиплого пропитого голоса – ага, он был пьян, когда надсадно кашлявший ткач проломил ему череп молотком.

– Отсюда. Наружу.

– Мое наказание закончилось?.. Я прощен?!

– Ты сам себя наказал. Если таскаться по болоту, где людям ходить нельзя, провалишься в топь. Если безостановочно жрать чужую жизненную силу, тоже провалишься – туда, где такие упыри склеиваются в единого сверхдемона. А насчет прощения вопрос не ко мне. Поинтересуйся у своих бывших работников, если когда-нибудь их встретишь. Дай руку.

Такие, как этот «хозяин жизни», всегда вызывали у него неприязнь, но Хантре с самого начала понимал, во что ввязался: вряд ли кто-то из тех, кого поглотил Вуагобу, будет ему симпатичен. Он должен увести отсюда всех, кого сможет, независимо от своего отношения к ним.

– Так, теперь ее возьми за руку. Идем цепочкой, собираем остальных. Ни в коем случае не расцепляйте руки.

Следующий – подросток. Родился калекой, всю свою недолгую жизнь тяжело болел, и после того, как угодил сюда, остался в этом образе. В семье его любили, заботились, чувствовали себя виноватыми, а он всячески подогревал это чувство вины. Постоянно твердил, что он им на самом деле не нужен, они хотят его бросить, они занимаются всякими интересными делами – это с их стороны предательство, и ему от этого больно. Если они взаправду его любят, они не должны заниматься ничем интересным, и никуда ездить не должны, и надолго уходить тоже не должны, потому что если кого-то нет рядом, он чувствует, что его бросили. Вовсю тянул из них жизненную силу, как снаяна из своей жертвы. Благодаря такой подкормке дожил до пятнадцати лет, а потом его затянуло сюда, несмотря на пожелания добрых путей. На тот момент он был конченым упырем, в то время как его самоотверженное семейство напоминало замученные бледные тени. Зато здесь до него дошло, кем он был в минувшей жизни. Мечтал прогрызть путь наружу, родиться снова и не повторять прежних ошибок.

Этому тоже пришлось объяснять, что его участь – не наказание, к которому он кем-то приговорен, а результат его собственного выбора. Сам себя наказал. Выбрал стать упырем, вот и угодил к упырям. В следующий раз выбирай что-нибудь другое, не жри тех, кто тебя любит, даже если болеешь и тебе плохо. Парень при жизни был начитанный – можно надеяться, понял.

Женщина из Шибевата. Не удивительно, в Шибевате у Вуагобу питомник, оттуда он много получает и многих поглощает. Тетка родила восьмерых дочерей и теперь сокрушалась о том, что с ними сделала, ведь она же знала, что это такое, сама из-за этого до старости мучилась – то воспалится, то начинает зудеть и кровить. От своих дочерей и невесток она питалась: все было сделано по обычаю, все должны так жить… Но здесь она ужаснулась и поняла, что так нельзя.

– Тебе незачем здесь оставаться. Дай мне руку. И его за руку возьми. Теперь мою руку отпусти, а вы друг друга не отпускайте, что бы вокруг ни происходило. Идем.

Любитель китонских грибочков, превративший жизнь своих близких в беспросветный кошмар. Мало того, что он тащил из дома все, что не приколочено, чтобы купить очередную порции сушеной дряни, так еще и приспособился тянуть чужую жизненную силу – под конец подсел на это еще основательней, чем на грибочки. Только здесь опомнился и раскаялся. Думал о тех, кому навредил при жизни, жалел о том, что не переиграть.

– Идем дальше. Главное, не расцепляйте руки. Выйти наружу вы сможете только все вместе.

Время здесь течет не так, как в мире живых. Сколько заблудшего народу получится собрать, пока там пройдет три часа?

Хенга сохраняла спокойствие. Кто-то ведь должен сохранять спокойствие, и кроме нее некому.

Тейзург то и дело проверял пульс Хантре, а на песочные часы смотрел так, словно его подмывало расплющить всмятку бронзовый корпус. Должно быть, ему казалось, что песчинки сыплются из верхнего сосуда в нижний чересчур медленно. Злое лицо, сощуренные глаза. Порой он пытался ухмыльнуться – это было похоже на оскал спятившего уличного бандита, от которого впору бежать со всех ног. Монфу, Куду и Флаченда, так и сидевшие в ряд у стены, выглядели совсем запуганными, шевельнуться лишний раз боялись. Лорма оперлась рукой о плиты, опустила голову, чтобы волосы прикрывали лицо, застыла в неудобной позе. Харменгера то бросала косые взгляды на Тейзурга, то снова поворачивалась к арке, за которой корчился в конвульсиях Вуагобу. Ее длинный суставчатый хвост агрессивно метался туда-сюда: она здесь не просто зритель, а заинтересованная сторона, изрядно недовольная развитием событий.

Амулетчица сидела около зонтика, защищавшего Хантре от солнца. Руки сложила на коленях, весь свой арсенал держала в готовности: почем знать, что в следующий момент понадобится.

– Ну-ка, пустите меня!

Кто-то бесцеремонно отпихнул ее. В тот же миг Тейзург вскинул голову, а Харменгера молниеносно развернулась, щелкнув хвостом-бичом.

Зонтик откатился в сторону.

– Зин… – вырвалось у амулетчицы при виде серо-зеленого одеяния.

Осеклась на полуслове. Вовсе это не Зинта: у той светлые волосы до плеч, обычно собранные в хвостик, а у этой длинная толстая коса цвета корицы. Но что-то общее есть. Откуда здесь взялась лекарка под дланью Тавше, можно не гадать: поймала «зов боли» и примчалась издалека, используя «летящий шаг».

Лекарка положила голову Хантре к себе на колени, с двух сторон прижала к его вискам кончики пальцев.

Почему она не призывает силу Тавше? Да у нее и священного кинжала на поясе нет… Тогда получается, она не из тех, кто под дланью?

Тейзурга ее появление как будто обрадовало и успокоило. Не поднимаясь, он отвесил почтительный поклон – буквально сложился вдвое, коснувшись лбом плиты.

А демоница надменно фыркнула:

– Надо же, кто пришел… – и отвернулась к Вратам Хиалы.

Лекарка не обращала на них внимания, ее молодое лицо выглядело сосредоточенным. Вливает силу, догадалась Хенга. Как она это делает, если не взывала к Милосердной? Она ведь не волшебница, амулеты сообщили бы.

Сложив вместе все составляющие головоломки – ее действия, реакция Тейзурга, реакция Харменгеры – девушка поняла, что это за лекарка, и тоже поклонилась.

Начал сомневаться, что его хватит на три часа – или сколько там еще осталось? В своем чувстве времени он сейчас тоже не был уверен: как будто время стало рваное, пульсирующее – то есть, то нет.

Он переоценил свои возможности. Продержаться бы еще чуть-чуть, найти хотя бы четверых-пятерых, и всех, кого нашел, отсюда вытащить. Коридор извивался, перекручивался, возникающие на слякотных стенах рожи неодобрительно гримасничали и бормотали угрозы, мутное желе колыхалось, изображая шторм в аквариуме.

Больше всего Хантре опасался потерять контроль, потерять сознание: тогда его мигом отсюда вышвырнет, и никакой гарантии, что тех, кого он собрал, вышвырнет вместе с ним.

А потом он почувствовал прилив силы: кто-то сумел дотянуться до него извне. Точно не Эдмар, у бывшего демона сила другая.

Сейчас надо не ломать голову, кто это, а воспользоваться неожиданной помощью и довести дело до конца.

Тейзург уже дважды переворачивал песочные часы. У Хантре выровнялось дыхание – как будто спит, порезы и ссадины полностью затянулись. Его голова так и лежала на коленях у лекарки, та не отнимала пальцы от его висков. Все помалкивали. Но когда откуда ни возьмись появилось двое демонов устрашающего вида – не из Врат Хиалы, за которыми содрогался Вуагобу, похожий на омерзительный клубок червей – амулетчица едва удержалась от возгласа. Все-таки удержалась, сказалась выучка овдейской службистки.

– Какие у нас гости! – ощерилась Харменгера. – Раз уж пожаловали, вы теперь и держите привязку к этой помойке, а я отдохну.

Новоприбывшие вроде бы не возражали. Заняли позиции по обе стороны от арки.

У того, что встал справа, голова напоминала то ли молот, то ли носорожью башку с зубастым ртом до ушей. На нем был подметающий пол халат с длинными широкими рукавами, по его складчатой коже и по халату неспешно ползали цветные пятна.

Та, что слева – Хенге показалось, что это «она» – одежды не носила, да и зачем, если все ее тело укрыто плотно прилегающими буро-зелеными листьями. Шея затянута лиственным воротником, на голове венец из листвы. Черты белого с прозеленью лица изящны, словно выточены скульптором. Ее руки вместо кистей оканчивались цветочными бутонами величиной с кулак.

– Меня разбирает любопытство, почему то, что затеял он, ни разу на моей памяти не сделали вы с твоим беспристрастным братцем? – задумчиво и в то же время с ядом в голосе процедила Харменгера, прогулявшись туда-сюда по террасе и остановившись над группой вокруг Хантре. – У вас силенок побольше, чем у него. И вы тоже заинтересованы в результате, иначе Акетис не прислал бы сюда своих прихвостней. Что же вам помешало?

Лекарка проигнорировала вопрос. Амулетчица решила, что она не ответит, но та через некоторое время сухо промолвила:

– Мы не получали такого распоряжения.

– Прелестно… А сами не додумались?

– Мы действуем в рамках необходимого и дозволенного.

– Используя силу из своего Источника, вы могли бы порвать Вуагобу в клочья. Это вам не дозволено?

– Это вмешательство в человеческие дела, – отчеканила лекарка. – Пусть и загробные, но все равно человеческие. Такие, как он, могут вмешиваться, потому что он принял человеческую участь, а мы – нет. Люди должны самостоятельно противостоять Вуагобу.

– Вот за что я вас и люблю! Или, наоборот, не люблю. Или и то, и другое сразу, обожаю противоречия.

Тавше Милосердная – это ведь она, Хенга больше не сомневалась – ничего не сказала, сосредоточилась на своей работе.

Между тем дворец на глазах ветшал: по стенам расползались трещины и потеки, нарядные узоры обернулись пятнами лишайника, а лепные розетки – темноватыми наростами, похожими на остатки чьих-то гнезд. Как будто время стократно ускорилось, и процессы, на которые уходят годы, сейчас протекают за считанные часы. Хотя на самом деле это всего лишь мало-помалу исчезают чары Лормы, а время еле ползет. Во всяком случае, с точки зрения Тейзурга, который подобрал зонтик и держал его над Тавше и Хантре. Он уже не выглядел таким остервенело злющим, как до явления лекарки, но видно было, что ему не терпится с этим покончить.

Наконец последняя песчинка скользнула в нижнюю чашу.

– Госпожа моя, три часа истекли. Пора его возвращать. Позвольте, я позову его.

Это было сказано почтительно, но твердо. Опасается возражений?

Лекарка не стала возражать. Убрала пальцы от висков пациента, ловко отстранилась.

– Когда очнется, шину можно снять, она больше не нужна. А вы, – она подняла взгляд на демонов, стоявших по обе стороны Врат, – приготовьтесь! Сейчас они будут здесь.

Обладатель головы-молота вскинул руки величавым жестом, и теперь его отвисшие рукава чернели двумя провалами. У лиственной демоницы раскрылись бутоны, заменявшие кисти – два хищных цветка с глубокими сердцевинами и зубчатыми розовыми лепестками.

– Будете соревноваться, кто больше поймает? – хмыкнула Харменгера. – Ну-ну… И сколько грозного достоинства! Умора за вами наблюдать.

Помощники Акетиса не обращали внимания на ее подначки.

Тейзург склонился над рыжим и что-то прошептал ему на ухо. Амулеты уловили эхо заклинания от подслушивания – даже будь у Хенги «Большой слухач», ничего бы не разобрала.

Маг снова что-то прошептал, на этот раз ресницы Хантре дрогнули.

Демоны Акетиса так и стояли двумя изваяниями, но при этом казалось, что они заняты чем-то важным.

Кто-то легко тронул амулетчицу за руку выше локтя, это было похоже на прикосновение солнечного луча прохладным утром – несмотря на жару, несмотря на то, что она давно уже взмокла. Оглянувшись, увидела рядом Тавше. Оказалось, они почти одного роста, на носу у Милосердной россыпь веснушек, а глаза зеленые, как листва деревьев за ветхой балюстрадой террасы.

– Он вывел оттуда восемьсот семьдесят четыре сущности – помощники всех поймали, и теперь они смогут переродиться. Пожелай им добрых путей. Это для них будет как огонек в темноте.

– Добрых путей вам всем, – тихо сказала Хенга. – Раз вы смогли оттуда уйти, у вас есть шансы на добрые пути в следующих жизнях.

Внезапная мысль – то ли озарение, то ли оформился вывод, которому она до сих пор бессознательно противилась: «И у меня есть шанс. В этой жизни. Раз я смогла уйти из Министерства благоденствия. Я подданная Овдабы, я верна Овдабе, но то, что происходит в Овдабе, благоденствием не назовешь…»

Ее захлестнула такая горечь, что горло сдавило, и в то же время такая благодарность за этот шанс, что чуть слезы из глаз не брызнули. У нее, у взрослой девицы, у битой жизнью службистки! Вот что значит на несколько секунд оказаться рядом с Тавше, трудно смертному это выдержать. Сморгнула, а в следующий момент зеленоглазой лекарки с веснушками на носу рядом уже не было, и вместе с ней исчезли демоны-спутники бога Смерти.

За аркой клубилась муть в переливчатых разводах: потерпевший поражение Вуагобу убрался прочь.

– Очнулся? – лениво осведомилась демоница. – Чего опять не поделили?

Хенга оглянулась на магов. Очнуться-то рыжий очнулся, но между ними началась потасовка – он как будто пытался двинуть кулаком в челюсть своему визави, а тот перехватил и удерживал его запястья, что-то терпеливо объясняя.

Возможно, Хантре не до конца пришел в себя: его сознание затуманено, и ему кажется, что он все еще сражается с Вуагобу? Амулетчица шагнула к ним, активировав «Сторож здоровья». Пусть это не «Усмиритель безумия», но при бреде помогает, если только бред вызван не китонскими грибочками.

– Да не в этом дело! – взглянув на нее, с надрывом пояснил Тейзург. – Он как всегда…

В следующее мгновение на месте Хантре очутился крупный рыжевато-серый кот с кисточками на ушах – выгнул спину и зашипел. Маг отпрянул.

– Только давай без когтей! Сколько можно?!

И тут по барабанным перепонкам ударил пронзительный свист со стороны Врат.

Хенга успела заметить, что на нее несется что-то большое, красно-лиловое, в бешено трепещущих фестонах, перепонках и отростках – похоже на морского гада из тех, кого и словами-то не опишешь. Выставила «Незримый щит», но ее все равно сбило с ног. К счастью, не ударом этой туши, а боковым толчком. То ли Тейзург позаботился, то ли кто-то из горемычной тройки, примостившейся у стены.

Не переставая оглушительно свистеть, оборчатая гадина величиной с двуспальную кровать заложила над террасой вираж – спасаясь от Харменгеры, которая перекинулась в кошмарный синий смерч, разинула пасть-воронку и ринулась в атаку.

Кот сиганул через балюстраду в заросли. Флаченда, Куду и Монфу закрылись магическими щитами. А Тейзург обернулся иссиня-черной в изумрудных и фиолетовых переливах тварью, напоминающей крылатого скорпиона, и тоже атаковал новоприбывшего демона. Вдвоем с Харменгерой они попытались взять этот летучий ужас в клещи, однако тот ускользнул, после чего взорвался… Нет, всего лишь выбросил целый рой своих подобий не крупнее голубя. Одно из этих созданий Хенга отбила «Медным кулаком», другое прихлопнула «Каменным молотом» – осталась слякотная оболочка, похожая то ли на грязное кукольное платьице, то ли на расплющенный гриб.

Большая часть роя, разделившись надвое, накинулась на мага и демоницу. Пока те расправлялись с мелкими противниками, крупная тварь в оборках подхватила Лорму и вместе с ней нырнула в клубящуюся за Вратами Хиалы муть. Все это заняло несколько секунд.

– Дави этих, я за ними! – крикнула Харменгера – ее чарующий хрипловатый голос после преображения ничуть не изменился – и бросилась в погоню.

Тейзург разделался с остатками роя, вскоре плиты террасы были усеяны растерзанными кроваво-лиловыми оболочками. Лишь после этого он снова принял человеческий облик.

Хорошо, что вспомнил про нарисованную дорогу. На бумаге, карандашом и фломастером… Когда-то он знал, что такое «фломастер», но сейчас это не важно. И еще краской из баллончика на стене старого дома. Что такое «краской из баллончика», он тоже раньше знал. Главное, что для него эта дорога есть, где бы он ни находился, потому что его там тоже нарисовали. По сути – заклятье, но не связывающее, а дающее возможность, которой ты всегда можешь воспользоваться.

Он и шел по этой дороге – точнее, не шел, а перемещался, как во сне – и за ним скользили бесплотной вереницей те, кого он собрал. Когда попадался кто-нибудь еще, они на мгновение смыкались в хоровод, потом снова растягивались цепочкой. Слякоть вокруг бурлила, коридоры извивались в корчах, на грязных слизистых стенах набухали и лопались пузыри, из которых выглядывали гневно перекошенные рожи – эти в своей стихии, их с собой не возьмешь. Несколько раз оттуда выныривал Шаклемонг, разглагольствующий о «силах тьмы» и о своей борьбе с «мерзопакостью», вперемежку с приступами безумного хохота. Старуха, которая нашлась первой, начала с ним переругиваться, но Хантре оборвал ее:

– Идем молча, с упырями не разговариваем. Передайте всем по цепочке, на упырей не обращать внимания. Это значит – не направлять наних основную часть своего внимания и не приклеиваться к ним через внимание, не кормить их своим вниманием. Они как раз этого и добиваются, и в мире живых, и здесь. Передайте остальным слово в слово, что я сказал.

Так и двигались по бесконечным слякотным коридорам, под вопли Шаклемонга и выедающее душу бормотание прочих здешних обитателей. Поступавшей извне силы хватало, чтобы Хантре мог защитить своих спутников.

А потом он услышал:

– Поль!.. Поль, возвращайся!.. Поль!

Ага, так его зовут на самом деле, а Хантре – неактуальное имя, из далекого прошлого.

Он крепче сжал руку старухи. Теперь надо задать направление: ни вверх, ни вниз, ни вперед, ни назад, ни вправо, ни влево, а отсюда – наружу. Дорога выведет. Мгновенное ощущение преграды, мясисто-плотной, тошнотворной, содрогающейся в конвульсиях… После этого он почувствовал, что вполне материально лежит на твердой поверхности. Приоткрыл глаза, тут же снова зажмурился от яркого света.

Прикосновение к губам – сначала нежное, как лепесток, но в следующую секунду… Осознав, кто это, без замаха двинул в скулу. Вернее, попытался. Пока находился в шаманском трансе, руки-ноги почти онемели, и Эдмар успел отстраниться, вдобавок перехватил его запястья.

– Погоди драться, я все объясню! Это известный способ привести в чувство того, кто не подает признаков жизни, упоминается в народных сказках и в некоторых магических трактатах. Утверждается, что это весьма эффективный способ, я и решил воспользоваться, а ты сразу…

– Зачем, если я очнулся?! – прошипел Хантре.

– Не было явных признаков того, что ты очнулся…

Когда он перекинулся, Тейзург, уже наученный прежним опытом, подался назад.

– Только давай без когтей! Сколько можно?!

Раздирающий барабанные перепонки свист. Из Врат Хиалы вырвалась какая-то дрянь. Кошачьи инстинкты сработали раньше человеческих, и он мигом очутился в зарослях по ту сторону перил.

А в следующее мгновение обнаружил, что он в этой травяной чащобе не один. Ссохшиеся останки растерзанных амуши, больше похожие на выполотые сорняки, чем на трупы – не в счет, эти уже не опасны. Но здесь еще и Пятнистый!

Следил за ним? Наверное, с того самого момента, как Монфу и Куду дотащили его до изваяния Двуликой? А потом отправился следом за людьми к резиденции Лормы? Учитывая ситуацию с норой, не удивительно. Тут даже дикий кот из дикого леса станет немножко параноиком.

Пятнистому не объяснишь, что на нору он больше не претендует. Да тот и не стал бы слушать: замер с прижатыми ушами, спина выгнута, шерсть дыбом – свист демона его напугал. И вдруг откуда ни возьмись ненавистный захватчик, чуть ли не на голову свалился: ну, это хотя бы понятная цель, и как действовать, тоже понятно! Пятнистый ринулся на противника, и они покатились бешеным клубком.

Постороннее движение слева.

Успел перекинуться, схватить Пятнистого за шкирку, вместе с ним отскочить. Мелкий демон, трепеща перепонками и шевеля отростками, завис над тем местом, где они только что находились. Хантре разделался с ним импульсом, а потом едва не заорал от боли: Пятнистый когтями и зубами вцепился ему в предплечье.

– Пусти!.. Нора твоя, пусти!.. Проваливай, скотина!..

Пришлось использовать парализующее заклятье – на секунду, чтоб оторвать от себя и отшвырнуть разъяренного обитателя джунглей. Придя в себя, Пятнистый ошалело потряс головой, вильнул хвостом и скрылся в зарослях.

Между тем сражение закончилось. Заодно и действующих лиц поубавилось: ни перепончатой твари, ни Лормы, ни Харменгеры. Эдмар добивал летучую мелочь.

Пачкая кровью перила, Хантре перебрался на террасу.

– Что с тобой? Ранен? Дай, я проверю на яд и прочие сюрпризы…

– Рана чистая. Местный кот порвал, мы с ним уже не в первый раз, тут его территория. И сюда его за мной принесло, в кустах прятался.

– Прекрасно!.. – Тейзург расплылся в злорадной ухмылке. – Надеюсь, больно? Надеюсь, очень больно? Пусть это послужит тебе уроком! Каждый раз, когда ты рвал меня когтями, мне тоже было больно!

– Иди ты… Лорма куда делась?

– Эта тварь ее утащила, Харменгера отправилась в погоню, – он извлек из кладовки бинт. – Позволь, перевяжу.

Не стал возражать. И только сейчас заметил, что от порезов и ссадин, полученных при контакте с охранными заклятьями, следа не осталось. Да и в шине он, похоже, не нуждается. Забыл ведь о том, что нога сломана… Потому что она уже не сломана.

– Что здесь произошло, пока я… отсутствовал?

И что стало с теми, кого он увел из кромешной слякотной трясины Вуагобу? Он ведь увел их оттуда, получилось?.. Но Эдмар вряд ли знает ответ на этот вопрос.

Как выяснилось, все-таки знает: здесь побывали помощники Акетиса, которые забрали с собой всех освобожденных, и теперь те смогут переродиться. А ему оказала помощь сама Тавше. Мысленно поблагодарил ее, и возникло смутное впечатление, как будто они знакомы, не раз встречались.

– Лорму тоже они?

– Если бы. Ее утащил этот носитель дурного вкуса. Пошлятина редкостная… Взгляни на то, что валяется под ногами – это его уменьшенные копии. А ты, я смотрю, научился пользоваться обезболивающим заклятьем?

– Давно умею.

Голова кружилась – сказывалась потеря крови. Нетвердо ступая, добрел до тысячелетней стены, вдоль и поперек покрытой каракулями: дождевые потеки, разводы плесени, намертво засохшие кляксы помета, невнятные остатки обережных узоров, росчерки трещин, из которых высовываются усики вьюнов и насекомых.

Хантре уселся в тени. Дело сделано. Этого хотел мир Сонхи – в противном случае бывший Страж Мира не смог бы принять огненный облик.

Что он чувствовал, когда был пламенем? Словами это не передать, и ни с чем из человеческого опыта не сравнить. Да и не осталось никаких более-менее определенных ощущений. Словно сон абстрактного содержания: информация, которую мозг не в состоянии обработать.

Харменгера вернулась одна. В тумане под аркой возник стройный силуэт – почти человеческий, если бы не торчащие полумесяцем рога, а потом она во всем своем великолепии шагнула из Врат Хиалы, цокнув по плитам тонкими, как пара стилетов, золотыми каблуками.

Тейзург тактично промолчал, лишь уставился на нее вопросительно. Когда надо, он умеет быть тактичным.

– Не догнала. Это был Свистун Цьобери. Никому еще не удавалось догнать его или застать врасплох.

– Слышал о нем. Он оказывает услуги Вуагобу?

– Вряд ли. Скорее уж, Лорма заключила с ним договор: приносила ему жертвы, а он взамен должен был явиться за ней, если она позовет на помощь. Они улизнули, Свистун умеет заметать следы.

– Учитывая, что она больше не вурвана, у нее нет резона надолго задерживаться в Хиале. Думаю, этот неуловимый поганец снимет с нее ошейник, она откроет Врата и дальше будет прятаться в мире людей. Хм, красивая девушка почти нагишом… Я уверен, ее ждут интересные приключения. Она волшебница невеликой силы, вдобавок израсходует силу на Врата – и после этого долго не сможет совершать магические действия. И артефактов у нее при себе нет, не считая ошейника.

– Наверняка она где-нибудь устроила схрон на случай неприятностей, там у нее и артефакты, и одежонка. Туда и отправится. Выслеживать ее в мире людей – чем тебе не игра?

– И то верно.

– Интересно, как она ухитрилась позвать Свистуна, если была в блокирующем ошейнике?

– Прошу прощения, что вмешиваюсь, – заговорила Хенга. – Она могла это сделать на изнанке дворца, когда у нее был контакт с тем зачарованным занавесом. Там наблюдались незнакомые мне импульсы, в том числе это мог быть замаскированный призыв.

– Склонен с вами согласиться, – улыбнулся ей Тейзург. – Что ж, я не против новой игры… Надеюсь, это будет весело. Обожаю, когда мне пытаются отомстить.

– Твоему рыжему половина Хиалы рукоплещет, – осклабилась демоница. – Один из тех редчайших случаев, когда силы света и уважающие себя силы тьмы сошлись во мнениях. Вуагобу многим из нас не нравится, а сейчас ему нанесен изрядный ущерб.

Услышав про «твоего рыжего», Хантре скривился, как от оскомины. Хотя информация его успокоила: значит, все получилось.

Тейзург перевел взгляд на тройку бывших подручных Лормы. Те стояли у стены и выглядели сникшими: Куду и Монфу с обреченным видом опустили головы, бобовая ведьма теребила оборку нарядного платья.

– Флаченда, я на вас не сержусь. По правде говоря, вы были всего лишь орудием Госпожи Вероятностей – так же, как и я. Но я, в отличие от вас, знал об этом с самого начала. К вам никаких претензий, можете остаться в Ляране, можете вернуться в Аленду, как пожелаете.

Девушка вздохнула, не поднимая глаз – как будто эти слова не очень-то ее обрадовали.

– Другой вопрос, что делать с этой парочкой...

– Отпусти их, – попросил Хантре. – Они меня спасли, и я обещал им защиту… от тебя.

– Даже так? Демоны Хиалы… Они тебя спасли, потому что я их к этому подтолкнул! Ладно уж, не будем нарушать твое обещание. Заберем их в Лярану, и дальше пусть отправляются на все четыре стороны с попутным караваном.

Куду и Монфу принялись кланяться и что-то униженно бормотать.

А Хантре, преодолевая легкое головокружение, подошел к перилам.

– Эй, ты ведь здесь? – спросил он тихонько. – Я ухожу, нора твоя.

Глава 20. Поцелуй демона

– Видел бы ты эту задницу! Это такая задница, такая… – Дирвен сделал руками жест, обозначая подразумеваемые округлости. – Самая годная задница! Один раз увидишь, не забудешь! Так и стоит перед глазами…

Собеседник с жадностью слушал, мечтательно приоткрыв рот. Ровесник Дирвена, дерганый парень с роскошной каштановой бородой поверх собственной бороденки, несерьезной и клочковатой. Накладную бороду он украл в лавке, там и познакомились: Дирвен полез туда за едой, столкнулся с другим воришкой, и потом они вместе прятались от полиции. Плевое дело, если один повелитель амулетов, а второй маг.

Шунепа Кужевандо был студентом Магического университета. Два года отучился, а потом всплыло, что он поимел соседскую девчонку, пока гостил на каникулах у родственников. Девка слабоумная, сама бы ничего не рассказала, но ее угораздило забеременеть, потому что Шунепа с противозачаточным заклинанием напутал: «Мы это не проходили, в книжке смотрел, и вообще она сама виновата, она же не сопротивлялась». Теперь ему грозило публичное наказание – тридцать плетей, да еще выплачивай компенсацию потерпевшей стороне. В Аснагисе с этим строго, вдобавок у девчонки важная родня. Шунепа не стал дожидаться порки и подался в бега. Дирвена он живо раскусил, но можно не бояться, что сдаст: за него тоже назначили награду, а с таким компаньоном больше шансов, что не поймают.

Маг – это в самый раз. Вызывать демонов ему не доводилось, этому учат на старших курсах, и только тех, кто пройдет отбор, но введение в общую демонологию им читали целый семестр. Когда Дирвен рассказал о своем знакомстве с Харменгерой, смачно описав ее во всех подробностях, у Шунепы аж стояк случился, хотя потом он струхнул и призадумался.

– Так мы ее зафиксируем, я артефактами, ты заклинаниями. Жалко, что отыметь нельзя, она тогда твою жизненную силу заберет, а если б можно, я б поимел!

– Я б тоже поимел!

– Зато целоваться с ней неопасно. Они же силу только через поимелово забирают, так ведь?

– Так, – подтвердил беглый студент.

После рассказов Дирвена ему тоже невтерпеж захотелось, и еще бы кому-то не захотелось!

– Ну вот, а я кое от кого слышал, что когда с ней целуешься, с этого кончаешь так, как будто ты ей засадил. Главное, зафиксировать...

Они уже дюжину раз пытались призвать Харменгеру в ловчий круг. Вот и сегодня вечером попробовали, но опять не добились успеха, и зарезанный ей в жертву черный петух отправился в котелок.

Рана зажила, и Венша-Венкина снова могла бегать наперегонки с Тунанк Выри, хотя мучаху ей все равно не перегнать. Так и подмывало отправиться на базар в Алуду или в гости к Таченак, но она не покидала Лярану. Нельзя. Основатель города в плену, и если что-нибудь случится с духом-хранителем… Городу всего два года. И пусть город растет, как на дрожжах – Тейзург ни денег, ни магии не пожалел, уж Венша-то знала, сколько он сюда вливает, лишь бы ему не разонравилось – по-настоящему Лярана еще не проросла в реальность. Еще не стала неотъемлемой частью Сонхи. Корешки у нее пока слабые, как у саженца, им нужно время, чтобы раскинуться во все стороны и добраться до сердцевины мира, вдобавок изнанка у нее словно кожица молодого побега. Княжеский дворец появился здесь в первую очередь, поэтому у дворца изнанка уже есть. Ну, и еще она есть у горстки домов старого поселения, поглощенного Ляраной. А у других построек – пока всего лишь ее возможность, тонюсенькая оболочка. Хотя Венша даже туда могла проскользнуть, чем иной раз и пользовалась. Но только она, взять с собой Тунанк Выри не получилось.

– Там же пока ничего нет, – заметила мучаха. – А для тебя – есть?

– Для меня есть, я же дух-хранитель. Но это не похоже на обычные изнаночные комнаты и коридоры. Когда я там, я как будто бестелесная, вот бы хоть одним глазком глянуть, как я там выгляжу! Наверное, как тень или вышивка на кисейной занавеске. Если бы мы могли сходить туда вместе, ты бы сказала, как выгляжу я, а я бы сказала, как выглядишь ты. Вот бы посмеялись! Жалко, что ты не можешь туда попасть.

Мучаха нервно шевельнула хвостом и заявила:

– Раз нельзя – значит, нельзя. Подождем, пока изнанка не нарастет, как положено, тогда и сходим.

Не стала уговаривать. Если Тунанк Выри перестанет всего пугаться, она попросту исчезнет, чтобы родиться не мучахой, а кем-нибудь другим, и Венша останется без подруги.

Зато Венша больше не боялась песчаной ведьмы Иланры. В Ляране та ничего не сможет ей сделать: если дойдет до поединка, город поможет своей хранительнице, и она эту могущественную старуху перетанцует. Другое дело, что за городской чертой преимущество будет у ведьмы… Но Иланра поворожила и выяснила, кто такая Венша, и с тех пор не проявляла враждебности. Даже стала вести себя с ней, как с равной. Ну и хвала Двуликой, ведь они сейчас на одной стороне – обе защищают город от всяческих неприятностей.

Харменгера только Венше сказала о том, что Тейзург ее призывает, а она поделилась с Тунанк Выри. Устроились на лестнице в зале Ста Мозаик – демоница велела ждать там и на всякий случай приготовиться к любым сюрпризам.

Мозаик в этом зале пока не сто, а всего лишь четырнадцать. Мастеров, которые выкладывали пятнадцатую, Венша отослала. В асимметричных нишах располагались диванчики – ажурные, изысканно изящные и на редкость неудобные: для украшения, на таких не посидишь. Хотя будь Венша в облике амуши, ей бы нипочем, но сейчас она была сгинувшей в пустыне Венкиной с косичками цвета ржавчины.

Всякий, кто сюда заглядывал, смотрел в недоумении на придворную даму Веншелат и таможенную магичку Пакину Сконобен: сидят рядышком на нижних ступеньках плавно изогнутой мраморной лестницы, словно попрошайки возле храма.  Спохватившись, очевидец кланялся и проворно исчезал с глаз долой.

Тем временем хранительница Ляраны на всякий случай готовилась к сюрпризам и стягивала к себе силу города, закручивая ее в спираль. Этот зал-перекресток в центре дворца, с четырьмя дверными проемами по сторонам света и четырьмя лестницами – самое подходящее место для такой ворожбы.

Мучаха помочь ей в этом не могла, просто сидела бок о бок, беспокойно шевеля хвостом под юбкой.

Она первая почуяла, что открываются Врата Нижнего мира. Тихонько толкнула Веншу. Та поднялась на ноги: с виду человеческая девушка, а оскал, как у истинной амуши. Тунанк Выри тоже вскочила, привычно наметив пути для бегства. Но когда из туманной арки появились новоприбывшие, стало ясно, что ни сражаться, ни убегать не придется.

Демоница показывала клыки в ухмылке, Тейзург тоже улыбался. Хантре выглядел осунувшимся, вдобавок был ранен – этот везде найдет себе острых углов – но, увидев встречающих, дружески кивнул им.

На радостях хотелось повиснуть у кого-нибудь на шее, однако Венша не рискнула наброситься с объятиями ни на князя Ляраны, ни на княгиню Хиалы. А у рыжего рука забинтована, его сейчас лучше не трогать. Незнакомая девица в шляпе и с котомкой за спиной, на штанах и безрукавке сплошь карманы – неизвестно кто, союзница или пленница. Судя по тому, что в карманах у нее полно амулетов, все-таки союзница, иначе бы цацки отобрали. Но Венша ее знать не знает, вдруг она недостойна такой чести? Ну, а что касается Флаченды-Фламодии, Бельдо Кучелдона и Понсойма Фрумонга – славно, что этих троих изловили, теперь получат по заслугам!

Взвизгнув от избытка чувств, хранительница города заключила в объятия Тунанк Выри и вместе с ней закружилась по залу.

В проемы кто-то заглядывал, из глубины коридоров доносились возгласы.

– Ванну! – распорядился Тейзург. – Немедленно приготовьте ванны для меня, для Хантре, для нашей гостьи и для Флаченды. И кто-нибудь проследите, чтобы эти двое тоже умылись, а то несет от них… Хантре, я уже послал мыслевесть в лечебницу. В чем дело?

– Я забыл… – голос рыжего прозвучал тревожно, с досадой.

Хранительница и Тунанк Выри остановились.

– Что ты забыл? – спросил Тейзург.

– Ты все артефакты Лормы забрал?

– Разумеется.

– А те две булавки, которые я из тебя выдернул? Одна была под ключицей, другая в области сердца. Я их там и бросил, не до того было, но если кто-нибудь на эту дрянь наступит и пострадает…

Понсойм Фрумонг застыл истуканом и так выпучил глаза, словно те решили выскочить из орбит, укатиться подальше и зажить самостоятельной жизнью. Бельдо Кучелдон схватился за голову – это выглядело даже не театрально, а донельзя глупо. Флаченда покорно и грустно вздохнула, на лице у нее читалось: ох, как все плохо, но ничего не поделаешь.

– Что?.. – Хантре, заметив их реакцию, тоже переменился в лице. – Это настолько опасные артефакты? Тогда надо вернуться и найти их!

– Не надо, – возразил Тейзург, наградив недобрым взглядом виновников своих недавних приключений. – Они были одноразовые, и теперь это просто безделушки, которые никому не причинят вреда.

– Но… – рыжий с сомнением смотрел на магов-неудачников и бобовую ведьму.

– Да-да, это так… – проблеял Понсойм, его голос дрожал. – Одноразовые, их действие закончилось…

А Бельдо энергично закивал, при этом во взгляде у него сквозил ужас.

Решив, что от них толку не добиться, Хантре повернулся к бобовой ведьме:

– Флаченда, что это были за артефакты?

Девушка вместо ответа шмыгнула носом и произнесла тонким срывающимся голосом:

– Можете не обращать на меня внимания!

Глаза у нее покраснели, точно приготовилась заплакать.

Хантре хотел задать новый вопрос, но Тейзург подхватил его под руку – слева, чтобы не потревожить рану – и поволок к западному проему, над которым золотился мозаичный закат.

– Хантре, не волнуйся, я древний сонхийский маг, а это значит – опытный мародер, и можешь быть уверен, после меня в этих руинах не осталось ни одного действующего артефакта. Ринальва, рад вас видеть! Я безмерно счастлив, что вы уцелели! Вот вам пациент, заберите его…

Коллега Аджимонг, распорядитель торжеств и организатор публичных мероприятий, так и не узнал, что у него за спиной достопочтенный Орвехт сочетается законным браком с лекаркой под дланью Тавше Зинтой Граско. Все посвященные помалкивали: понимали, во что выльется праздник, если Аджимонг проявит инициативу. Не проболтались даже Глодия и Салинса, которых тоже позвали, вместе с их матушкой Табинсой – по настоянию Зинты, не захотевшей «обижать родню». Правда, этих пригласили в последний момент, не было у них шанса проболтаться. Под конец подвыпившая Табинса порывалась сплясать на столе – «от счастья за дорогого кузена Суно, который наконец-то женился», но ее не пустили, отвлекли разговорами. Так что свадьба прошла тихо-мирно, и Зинта осталась довольна.

Заодно выяснилось, что сынишка Уленды Крумонг – будущий маг, так же как их Ривгер. Та привезла его с собой, чтобы вовремя покормить, а Шеро на раз определяет магические способности, даже у младенцев.

– Одногодки, в Академию вместе поступят, – заметил он с одобрением. – Вот и славно.

Суно не покидало ощущение, что Верховного Мага одолевает беспокойство, которое тот тщательно прячет. И началось это не вчера, а, пожалуй, тем вечером, когда сбежал Хантре Кайдо.

Обсудили с коллегой Марчендой, сошлись во мнениях. Что-то есть, но Крелдон ни с кем не делился, даже с ближайшими соратниками.

На другой день после свадьбы Суно завернул по делам в резиденцию Ложи и встретил в коридоре коллегу Аджимонга. Тот поприветствовал достопочтенного Орвехта с такой укоризненной   миной, что сразу стало ясно: он уже в курсе, какую возможность упустил.

Томительно прекрасный закат: янтарные, чайные, шафранные оттенки, а из кружки подмигивает небу остывший золотистый чай – крохотный кусочек этого спектра. Хантре облокотился о балюстраду, кружку поставил на перила.

Можно побыть в одиночестве, на крыше дворца никого – вроде бы никого, насчет Венши и Тунанк Выри он не был уверен. Эти даже от него сумеют спрятаться.

В Сонхи он дома. Хороший у него дом, другого не надо.

После вылазки в Бацораждум он чувствовал себя до предела вымотанным. Обычное для него состояние в последнее время. А разве когда-то бывало иначе?.. Изредка. Не так уж неправ Тейзург насчет того, ему надо наконец расслабиться и отдохнуть.

Можно ли было избежать того, что он сделал на выходе из Кукурузной Прорвы? Иных вариантов он не видел. Даже сейчас, оглядываясь назад. Но это его не оправдывает. Обвинений никто не предъявит, все наперебой твердят, что он поступил правильно – и Шеро Крелдон, и Хеледика, и Тейзург с Харменгерой (ага, Харменгера и подавно), но от этого не легче.

Отпил из кружки – глоток заката над пустыней.

И почти одновременно с этим почувствовал, что на крыше появился кто-то еще.

Это оказалась Хенгеда Кренглиц. Хенга. Пламенеют остриженные до плеч крашеные волосы, на поясе нож, фляга и бартогская сумка, за спиной котомка, к которой пристегнута шляпа со свернутой москитной сеткой. Все при ней. Она здесь, пока не уснула, а сомкнет глаза – проснется уже в другом месте.

– Не помешаю?

– Нет, конечно.

Терраса громадная, в половину дворца. Другую половину занимает четвертый этаж под двускатной кровлей с башенкой, на которой в ветреную погоду развевается флаг Ляраны. Когда ветра нет, он свисает черным полотнищем в изумрудно-фиолетово-синих змеистых переливах. Перламутровая черепица – как заметил Тейзург, она вдвое дороже золоченой, до которой падки сурийские правители, но зато куда элегантней – в последних лучах солнца отсвечивает теплым шафраном.

– Спасибо за Нимче Кьонки. Я выяснила… кто она такая. Это моя мать.

Молча кивнул. «Рад, что смог помочь» – так полагалось бы сказать? А Хенга такому открытию рада или нет?

– И я надеюсь, что ничем тебе не навредила. Вам не навредила… Мы на ты или на вы?

– Как хочешь.

Не навредила, ведь в Сонхи он дома, и незачем ему искать другой дом.

– Иногда у меня в голове что-то не мое, сам не понимаю, откуда берется, – не сразу понял, что произнес это вслух.

– Для видящих это, наверное, в порядке вещей.

– Это не считывание, что-то другое.

«Не могли же меня зачаровать… Ну, ладно, Мавгис смогла, но это исключение, а кто-нибудь из людей – вряд ли. На это даже Тейзург не способен, иначе бы воспользовался. И Крелдон, этот тоже бы воспользовался, в целях вербовки».

– Собираешься в другие края?

– Этой ночью. Я когда-то в детстве мечтала о таких путешествиях: чтобы у меня была волшебная кровать, которая каждую ночь куда-нибудь перемещается, и я просыпаюсь на новом месте. Мне тогда было пять-шесть лет. Потом началось обучение, я перестала мечтать и совсем забыла об этом. Вспомнила вчера, когда гуляла в темноте по городу. Двадцать лет прошло – и сбылось наяву то, чего мне тогда хотелось. Только без волшебной кровати.

– Тебе нравится такая жизнь? Ты ведь не выбираешь, где проснешься.

Хенга долго молчала – уже подумал, что не ответит, и пожалел о том, что задал ненужный вопрос, но тут она улыбнулась, щурясь на закат.

– Да я и раньше ничего не выбирала. Я должна была приносить пользу, и я ее приносила, выполняла приказы, действовала по правилам. Почти не выбирала… Когда меня спросили, хочу я в Надзор за Детским Счастьем или в тропики, я выбрала тропики.

– И в Аленде ты выбрала спасти Зинту.

Весной – не так уж много времени прошло – эта девушка вызывала у него настороженное отношение, почти враждебное. Потом неприязнь пошла на убыль, настороженность осталось. А теперь они разговаривают, как друзья.

Она свернула с прежней дорожки на бездорожье, не всякий так сможет.

– Есть важное отличие, раньше я не принадлежала себе, а сейчас я смотрю на других, но принадлежу себе. И от меня не требуется, чтобы я смотрела на все так, как предписано. Я не так уж много увидела после того, как начались эти перемещения во сне, но как будто стала понимать намного больше. С этим надо освоиться. Жизнь оказалась лучше, чем я думала до недавнего времени.

Хорошо, что так получилось. Хотя… в чем-то она все-таки ему навредила, но даже не подозревает об этом. Расспросить, что она делала после того, как они расстались в Рупамоне? Много чего делала, и никаких зацепок, о чем спрашивать. Странно… Для него странно. Обычно он сразу чувствует, где «горячо».

Не имеет значения, в Сонхи он дома.

На крыше-террасе появился кто-то еще. Эдмар. Даже не оборачиваясь, на расстоянии, понял, что это он – слишком прочно они связаны после той треклятой гостиницы и прогулки через Несотворенный Хаос.

– Любуетесь закатом? – подойдя к ним, князь Ляраны извлек из кладовки бутылку игристого вина и три бокала, расставил на широких мраморных перилах. – «Флабрийское золотое», идеально подходит по цвету к нынешнему вечеру. Кстати, о цвете… Хенга, не сочтите за бестактность, но я бы посоветовал вам сменить цвет волос. Огненно-рыжий вам не идет, дисгармонирует с тоном кожи. В вашем случае подойдет русый или пепельно-каштановый, а если хотите экзотики, могу порекомендовать дымчато-голубой.

– Захотелось немного побыть рыжей, – легко улыбнулась в ответ Хенга. – Теперь и сама вижу, что это не мой цвет.

– Тогда воспользуйтесь тем, что вы здесь, пока не уснули. У меня есть прислуга, искусная в этом деле, краска тоже найдется. Цвет волос – это важно.

– Благодарю вас, но не получится. Я использовала корень бугги, теперь эту краску никак не смоешь, и надо полгода ждать, пока волосы снова не начнут расти. Может быть, постригусь под ноль, еще не решила.

– У меня есть зелье, ускоряющее рост волос, буду рад помочь.

– Спасибо, я подумаю, – Хенга взяла бокал.

А Хантре замешкался. Цвет волос – это важно. Что-то было в их разговоре… Не то, что имел в виду Тейзург, что-то другое, но никак не поймать, что именно.

– Краска для волос… У тебя сейчас волосы не растут, потому что ты смешала ее со средством, приготовленным из корня бугги?.. Значит… волосы можно… покрасить?..

– Да, Хантре, представь себе, можно, – Эдмар уставился на него с преувеличенным интересом, в глазах сквозила насмешка. – Ты только сейчас осознал сей простой факт? Хотя чему я удивляюсь… Если хочешь поменять цвет волос, я вовсе не против такого эксперимента. Подберем что-нибудь, что мне понравится, но лучше без корня бугги, чтобы при желании можно было переиграть.

– Да при чем здесь ты?!

То, что он пытался поймать, опять ускользнуло.

И не важно, в Сонхи он дома.

Похоже, с ним от переутомления что-то не так. Напрасно влез в чужой разговор.

– Понимаю… – протянул Тейзург, довольно жмурясь. – Твои личные кошачьи границы? Опять нарушил их, да? И ничего со мной не поделаешь, увы, не могу иначе. Вернее, могу, но не хочу.

Было что-то важное. И к трепу Эдмара оно не имеет отношения.

Может быть, это?..

– Дай руку.

– М-м?..

Хантре взял его за руку. Овдейка благовоспитанно уставилась на меркнущий закат.

– Лорма на северо-западе. Далеко. Ларвеза, Молона или Овдаба.

Бывшая шпионка повернулась к ним – расплескала бы вино, если бы в бокале не осталось всего на четверть.

– Вот как… – Эдмар приподнял бровь.

– Хенга, передайте своим. Я пошлю мыслевесть Орвехту, остается Молона.

– Я сообщу в Молону. Хотя я бы поставил на Аленду. Лорма провела там достаточно времени, чтобы устроить тайники, прикупить через подставных лиц недвижимость и завербовать помощников. Думаю, она приготовилась к любым превратностям на случай возможной ссоры с его величеством Дирвеном. Хантре, оцени, насколько полезным для тебя оказалось наше приключение в «Пьяном перевале»…

– Иди ты.

– И в самом деле, пора, – Эдмар усмехнулся. – Хенга, идемте. Приготовлю вам зелье для роста волос – оно подействует эффективней, если добавить в качестве ингредиента частицы кожи с вашей головы. Подумайте, хотите ли вы сейчас постричься под ноль.

Они ушли. Три бокала на перилах ловили прощальные блики солнца, рядом стояла кружка с чаем на донышке. А с востока наползала колдовская лавандовая мгла, и пустыня в той стороне подернулась сумеречной синевой, все больше напоминая вечернее море.

Если бы взлететь над этими далями… А почему нет, он ведь может перекинуться в демонический облик? В Ляране этим мало кого напугаешь, здешние привыкли. Но сейчас у него на это сил не хватит. Потом, когда он полностью восстановится.

В Сонхи он дома.

– Чего ты раньше не сказал, что у тебя это есть?!

Шунепа ткнул пальцем в артефакт, который Дирвен выложил из потайного кармана вместе с другим своим хозяйством в поисках завалявшейся мелочи.

Запаянная шкатулка из почернелого мельхиора, величиной в половину спичечного коробка. Прихватил ее в кладовке у Нетопыря вместе с другими трофеями, но так и не разобрался, для чего она.

– Я пока не выяснял, как эта штука работает, недосуг было, – произнес он небрежным тоном, чтоб этот маг-недоучка не возомнил, будто знает об артефактах что-то такое, чего не знает повелитель амулетов.

– Это не рабочий артефакт, а приманка для демонов Хиалы. Глянь, там снизу должна быть закорючка такая заковыристая – есть или нет?

И в самом деле ведь знает! Но он и не думал задаваться перед Дирвеном. Глаза алчно вспыхнули, губы растянулись в улыбке, аж дрожит от возбуждения – ясно, что подумал о Харменгере.

– Есть что-то. Во, смотри – оно?

– Оно! Теперь она не устоит. Положим приманку в круг, и она явится, и нам даже фиксировать ее не придется. За эту шкатулку она согласится на все, что мы захотим – там, внутри, что-то очень ценное для демонов.

– А что именно?

– Что-то неназываемое, это тайное знание, – вывернулся Шунепа.

Ясно, это вы не проходили, усмехнулся про себя Дирвен.

– Нужно найти такое место, где никто не помешает.

В этот раз они ночевали на чердаке доходного дома. По черепице молотил дождь, сверху капало, снизу доносились голоса, тянуло кухонными запахами, а если выпрямишься во весь рост, верхушка колпака будет цепляться за дощатую обрешетку – не та обстановка, чтобы прямо сейчас вызывать Харменгеру.

В резиденции Ложи случился пожар: помощник четвертого секретаря Верховного Мага, сменивший на этой должности Флаченду, решил подогреть заклинанием чайник – а тот полыхнул багровым и разлетелся вдребезги. Оказавшиеся поблизости коллеги оперативно потушили возгорание. Расследование показало, что в чайнике находилась саламандра. К счастью, всего лишь красная. Парень успел отскочить, получил неопасные ожоги. Зато письменный стол четвертого секретаря сгорел дотла, вместе с ним погибли кое-какие бумаги и несколько старинных книг.

Кто подсадил саламандру в чайник, на кого покушались, кто был заказчиком – предстояло выяснить дознавателям. Суно изрядно удивился, что это дело поручили не ему.

– Незачем тебе с этим возиться, у тебя поважней задачи есть, – проворчал Шеро, непроницаемо глядя из-под полуопущенных набрякших век. – Если б хотели меня или еще кого спровадить к Акетису, действовали бы иначе. Нет, Суно, у этих поганцев была другая цель, и они преуспели – спалили стол, а кому припекало задницу с тех документов, что лежали в столе, коллеги без тебя размотают. Эх, книги жалко…

– Надеюсь, не раритеты?

– В том-то и беда, что раритеты. «Три величайших сокровища царства Кутем», «Рубиновые записки», «Беседы о неправильных заклинаниях древней Пештакры». Старинные подлинники, дожидались своей очереди на копирование, а теперь один пепел остался.

– Жаль, – согласился Суно.

Наконец-то можно побывать в гостях у Таченак и посмотреть, как та обустроилась на новом месте! Незадолго до того, как все завертелось, царица-амуши со своим двором перебралась из Нухавата в Каджерат, заручившись согласием Тейзурга.

Каджерат – столица Урюды. Бывшая столица. С тех пор как Тейзург выкупил Урюду у прежнего владетеля и переименовал ее в Ляранское княжество, городишко совсем захирел. Дома невзрачные, как одежонка бедняка, дворец с мозаичными оберегами на облезлых стенах и башней из красного кирпича выглядит под стать всему остальному. Прожаренную солнцем башню облюбовали птицы, шаткий столик для чаепитий и сиденья трех стульев покрыты коростой помета, а в забытом чайнике любопытная Венша в прошлый раз обнаружила горсть песка, несколько веточек и крапчатое яйцо, из которого так никто и не вылупился.

Бывший правитель уехал в Мадру проматывать деньги, вырученные за княжество, и теперь каджератский дворец принадлежал Тейзургу, хотя на кой он ему сдался. Зато для театра в самый раз: можно и репетировать, и реквизит хранить, места вдоволь – не то, что заброшенные сараи на окраине Нухавата.

Таченак была рада-радешенька, что ей разрешили тут поселиться, и на условия договора согласилась: горожан не трогать, без повеления князя Ляраны людей не убивать, если только те сами не нападут – оборонятся можно. Все ее подданные поклялись соблюдать зарок, никто не артачился. После того как древнее заклятье Лормы потеряло силу, у амуши пропала страсть к человечине.

Венша и Тунанк Выри шагали по улочке меж двух глинобитных заборов, над которыми торчали верхушки олосохарской смоквы. Обе в усхайбах – долгополых женских балахонах с капюшонами и вуалями из конского волоса. Для людей не самая удобная одежда, но если ты из народца и хочешь прогуляться по городу, не привлекая к себе внимания, ничего лучше не сыщешь. Венша, как и всякая амуши, могла укрыться под мороком невидимости, однако мага, или ведьму, или амулетчика с «Правдивым оком» этой уловкой не заморочишь. Вдобавок для мучахи это колдовство недоступно – иначе трусливое хвостатое племя вовсе бы никому на глаза не показывалось. Вот они и вырядились, как местные тетки. У Венши усхайба голубая, у Тунанк Выри светло-коричневая.

Дворец был куда меньше ляранского, даже башня ему величия не добавляла. Стоял он посреди небольшой площади, со всех сторон окруженной опустелыми казенными постройками. А на башне, на ветхих перильцах беседки, восседал Мурто в шляпе с черным страусовым пером, скрытый от людских глаз мороком невидимости. Венша помахала ему: это я, встречайте гостей! Мурто изобразил замысловатую фигуру шляпой и пронзительно свистнул.

– Сюда, – она потянула спутницу вбок от парадной двустворчатой двери, сверху донизу покрытой выщербленными пластинами с рельефным орнаментом. – По-нашему зайдем. Тут изнутри засов, который не сдвинешь – его перекосило еще до того, как эту страну продали.

– Как же они тогда ходили? – удивилась мучаха.

– Через черный ход с другой стороны. И еще к балкончику лестницу приспособили. Нам-то что, мы и без людских дверей обойдемся!

Потайная дверца, доступная лишь таким, как они, пряталась под тем самым балкончиком с лестницей для господ. А здешняя изнанка пахла пряностями и интригами, из стен торчали богато изукрашенные клинки – гляди в оба, чтобы не напороться, под ногами звякали золотые монеты. Потолки сплошь заросли цветастыми подушками – «словно грибы», заметила Тунанк Выри. Кое-где из этого подушечного великолепия свешивались, точно виноградные грозди, драгоценные ожерелья. Владетели Урюды знавали и лучшие времена, но это было так давно, что никто не помнит.

Сбросив усхайбы, гостьи вынырнули в обычный коридор, темноватый и запущенный. Здесь их встретила Таченак – высокая, царственная, в кисейном балахоне, расшитом олосохарским жемчугом и лакированными жуками.

– Славно, что наведались, – она растянула рот в улыбке – шикарным зубастым полумесяцем до ушей. – А у нас теперь есть драматург!

– Человек?

– Само собой.

– Где взяли? – сощурилась Венша. – Если у нас в Ляране, придется вернуть.

– Нет-нет, не из ваших. Я посылала Фрурто, Мурто и Луншу в Мадру, и они вернулись с такой добычей – прямо всех расцеловала! Он из северных жителей, приехал с труппой в Сакханду, а там его выгнали, потому что разругался с остальными из-за своей пьесы. Брел впотьмах по улице и костерил тех, которые новых веяний в театральном искусстве не разумеют. А навстречу мои охотнички. Аж рты разинули от этакого счастья – улов сам в руки плывет! Обступили его, давай расспрашивать, позвали в наш театр, он и пошел.

– И не испугался?

– Они закутанные были, а он перед этим хватанул с горя китонских грибочков. Вот уж всем повезло, так повезло! Кабы не пересеклись их дорожки, он, небось, не дожил бы до утра или угодил бы к работорговцам. Фрурто, Мурто и Лунша его зачаровали, только здесь привели в чувство. Потолковала я с ним, и когда Гербекет понял, что жрать его никто не собирается, и мы все тут за искусство, сам захотел с нами остаться.

– Руфагрийское имя, – заметила всезнайка-мучаха.

– Мы его Герби зовем. Для него главное, чтобы его пьесу поставили, сейчас вовсю репетируем, а он еще одну сочинять затеял, специально для нас. Идем, покажу, – Таченак поманила их за собой к солнечному проему.

Внутренний дворик окружала галерейка с навесом. Посередине, возле пересохшего фонтана с тремя заржавелыми павлинами, стояло под зонтом кресло, перед ним столик с писательским хозяйством. В кресле развалился, вытянув ноги, патлатый парень в бартогских темных очках, костлявый и долговязый. На нем были клетчатые штаны, какие в моде у бартожцев, и вышитая сурийская куфла нараспашку. Фрурто обмахивал его опахалом, трое других амуши изображали перед драматургом какую-то сценку, остальные артисты устроились на перилах галерейки.

– Еще и красавец хоть куда! – с одобрением шепнула Таченак.

Для амуши красивы те люди, которые похожи на амуши. Хоть убейте, Венша не считала привлекательными ни песчаных ведьм, ни рыжего Хантре, хотя по человеческим меркам они загляденье как хороши собой. Но вот что удивительно, когда она принимала облик Венкины, вместе с наружностью менялось и ее восприятие. Или не столько менялось, сколько расширяло свои границы, совмещая те и другие представления о красоте. Даже больше, Венкина еще и влюбилась. В человека. Романтически втрескалась после романтического приключения, как водится у людей. Венша-амуши, когда вспоминала об этом, сама над собой потешалась. А Венкина меланхолически вздыхала, не надеясь на взаимность: рискни-ка, признайся – тебя обругают на чем свет стоит и прогонят с глаз долой. Вот же угораздило… Нет бы ей в Тейзурга влюбиться, тот никогда не против, да к тому же основатель Ляраны – для хранительницы города в самый раз. Но недаром говорят, что любовь зла и сердцу не прикажешь.

– Так, стоп! – изрек Герби, промочив горло из стоявшей на столе кружки. – В этой сцене служанка, заставшая любовников с поличным, должна плавным движением опустить поднос на пол, пройтись колесом от изумления, а потом снова подхватить поднос и подать им вино. Эмоции выражаются через действия. Но это не значит, что служанка насмешничает, она должна пройтись колесом с невозмутимым выражением на лице – она вышколенная прислуга, никаких ухмылок! Мы уже обсуждали это с режиссером.

– Так с ухмылкой забористей будет, я сама себе режиссер! – возразила Лунша, которой досталась роль служанки.

– Режиссер здесь только один, и это я! – рявкнула с галерейки царица, не стерпев такой наглости.

Лунша изобразила смиренный поклон.

– Продолжайте репетировать, – велела Таченак. – Герби, если будут перечить, мне потом скажешь. Идемте, я вас чаем угощу.

Чай был хорош – сиянский красный, Веншин подарок, да в придачу Таченак заварила его с медом и сушеными трутнями. Устроились в комнате с остатками росписи на стенах и новым ковром на полу, на шитых золотом подушках.

– Венша, есть у меня к тебе просьба, – дипломатично начала царица, после того как гостьи похвалили чай. – Я прошу о многом, но тебе и самой понравится. Замолви за нас словечко перед Тейзургом. Ну, сама посуди, какой же театр без зрителей? Флириям на смех. Мы покажем спектакль на базаре в Алуде, я пришлю вам приглашения честь по чести, но еще мы хотим дать представление в настоящем театре – чтобы полный зал зрителей, которые будут нам аплодировать. Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Я-то понимаю, и мне это очень даже нравится! Я с Тейзургом поговорю. Ух, это было бы восхитительно…

– Мы всем двором поклянемся, что на гастролях никого не тронем и не будем бесчинствовать в вашем городе, – добавила Таченак.

– Я ему так и скажу. Надеюсь, ему тоже понравится.

Еще бы ему не понравилось, размышляла Венша на обратном пути, да только он наверняка выкатит свои условия… Но в конце концов договорятся, и тогда в городе станет еще больше интересного.

Уже перевалило за полдень, когда они добежали до Ирбийских скал с прилепившимся сбоку ожерельем оазисов. Лучше дождаться сумерек, чтобы не возвращаться в город из далей Олосохара у всех на виду.

Глядя на пышную зелень, Венша невольно замедлила шаг. Даже как будто заныла перекушенная стигом лодыжка, хотя все уже заросло, от раны следа не осталось. Что не мешало Венкине при каждом удобном случае подстерегать Ринальву, чтобы та посмотрела «все ли с ногой в порядке» – и в ответ выслушивать: «Ну и мнительное ты чучело, думаешь, у меня для таких, как ты, времени чворкам не слопать? У тебя воспаление дури, а меня пациенты ждут!»

Когда они бежали в Каджерат, этот участок миновали при свете луны и в оазисы не заворачивали. А сейчас Венша невольно напряглась, крепко ей тогда досталось… И как раз поэтому нужно там побывать. Демоны из свиты Харменгеры зачистили Ирбийское Ожерелье от стигов и скумонов, которых притащили с собой прислужники Лормы, и прогнали в пески изрядно потрепанного осужарха – никого лишнего тамсейчас нет.

– Там кто-то есть, – сообщила Тунанк Выри, словно возражая на ее мысли.

– Думаешь, засада?

– Плохого не чую. Как будто кто-то на арфе играет.

– Ты уверена? – Венша не слышала никакой арфы.

– Да, только это не звуки, ощущается по-другому. Хвостом чую. Давай посмотрим, что там.

– Давай.

Раз у мучахи поджилки не трясутся, ей тем более зазорно трусить.

Что-то происходило в крайнем оазисе, который ближе всего к Ляране. Венша вслед за Тунанк Выри нырнула в заросли тамариска. Теперь и ей мерещилось, что играют на арфе – беззвучно, и в то же время никаких сомнений, что музыка есть, и это так прекрасно, что словами не описать… Манящие чары? Нет, что-то другое.

Доползли до просвета в кустарнике. На прогалине стоял окутанный солнечным сиянием древон: приземистый, кряжистый, его раскинутые во все стороны ветви, причудливо закрученные, выпустили множество побегов с набухшими почками. На стволе округлый нарост, посередине то ли глаз с продолговатым зрачком, то ли наметился бутон, издали похожий на глаз – отсюда не разберешь. А напротив не то глаза, не то бутона золотятся меж ветвей едва различимые нити – похоже на паутину, и древон перебирает их длинными корявыми пальцами.

– Спасибо, что пришел в наши края! – прошептала мучаха. – Мы тебе рады!

Потом она объяснила Венше:

– Это молодой древон – видела побеги с почками? Когда я в прошлый раз бегала к Ирбу, его здесь не было, я бы заметила. Раз он появился, раз великий Олосохар позволил ему здесь вырасти – это значит, теперь у нас все пойдет в рост, и вокруг Ляраны будет большой оазис. Главное, чтобы ему сейчас не мешали, и сердить его не нужно.

Улпа славится на весь просвещенный мир своей селедкой. Ее отсюда аж в Овдабу и Ларвезу возят – через весь материк, через горный хребет: в западных странах улпская сельдь почитается за деликатес, хотя там и своей хватает.

Аснагисские мудрилы солят ее не только с традиционными специями, но еще и со всякими яблоками-грушами в сладких сиропах. Шунепа нахваливал, а Дирвен с этих изысков плевался. Он же не извращенец вроде Наипервейшей Сволочи.

Вот бы гада Эдмара тоже вызвать. В последнее время тот о Дирвене не вспоминал, и в глубине души зудела обида. Зато этим вечером Дирвен сполна утешится с Харменгерой. Как там этот гад высказался? «Ее поцелуя достаточно, чтобы испытать бесподобный оргазм, такого неземного наслаждения ты ни с кем больше не получишь…» А какая у нее задница, при одной мысли в жар бросает!

Пропахшая селедкой и морем Улпа считается городом, хотя больше смахивает на громадную деревню. Дома в один-два этажа, с коническими башенками в придачу к печным трубам – точь-в-точь аснагисские колпаки «для связи с небом». На башенках вертятся флюгера. Множество рыбных заводов и заводиков вперемежку с жилыми кварталами. Незлые бродячие собаки, подъедающие селедочные отходы. Околпаченный вокзал в окружении складов и торговых контор. По размерам – город, и все равно почти деревня: характерных для городской жизни черточек раз, два и обчелся.

Шунепа уже бывал здесь раньше. Они добрались до заброшенной усадьбы на юго-западной окраине Улпы – это опустелое хозяйство принадлежало его родственникам, те искали покупателей, которые захотят поставить здесь еще один селедочный заводик и заплатят подороже. Не первый год искали, потому что не хотели продешевить.

Сейчас тут никого, все заперто-заколочено. Маг и амулетчик пробрались в дом, расчистили гостиную, вытащив в смежную комнату обеденный стол и стулья. С потолка за их действиями с укоризной наблюдала люстра, неодобрительно поблескивая стекляшками сквозь прорехи в чехле.

На полу Шунепа нарисовал мелом символы, сверяясь с книжкой, которую Дирвен выкрал из домашней библиотеки одного мага в Трукешаре. Обвел по кругу замкнутой линией, вплетая блокирующее заклятье.

Повелитель амулетов достал из потайного кармана приманку, а из завязанной корзины очередного жертвенного петуха.

– Я начинаю! – объявил маг решительно и немного напыщенно.

Произнес заклинание призыва. Резанул петуха по горлу.

Ничего не… Или нет, вроде бы стало темнее, хотя тут и раньше было сумрачно из-за пыльных штор с многослойными оборками. Но что-то изменилось.

Оборки на шторах шевелились, хотя окна наглухо закрыты и никакого сквозняка.

Неужели получилось? И сейчас они ее увидят?..

В центре магического рисунка медленно вращался смерч в человеческий рост, сотканный из синеватого с черными прожилками тумана. Сквозь него просвечивал монументальный, как надгробный памятник, комод темного дерева у дальней стены. Еще мгновение – и вместо смерча в круге стоит женщина, ничуть не прозрачная.

Мертвенно-синяя в извилистых узорах, безупречно стройная, крутобедрая, с налитыми грудями. В глазах тьма, из кроваво-красной шевелюры полумесяцем торчат рога, по полу хлыстом извивается суставчатый хвост с жалом на конце.

На ней были одни лишь сапоги из сверкающей черной кожи, с золотыми каблуками и шпорами. Взгляд сам собой прилип к алому треугольнику внизу мускулистого живота, и Дирвен судорожно сглотнул.

Нельзя сказать, что он не испытывал страха перед демоном, но вожделение, окутывающее Харменгеру тяжелым бархатным ароматом, пересиливало страх.

– Так вот кто меня вызвал! Ожидаемо… И на что вы рассчитывали?

– У нас есть… – промямлил растерявший весь свой гонор Шунепа.

Он держал за связанные лапы все еще трепыхавшегося петуха, кропя кровью пол.

– А угостить меня человеческой кровью – слабо? Думаешь, я из тех, кто предпочитает куриный бульончик?

– У нас еще кое-что есть, – Дирвен показал мельхиоровую шкатулку. – Предлагаем в обмен на поцелуй. На два поцелуя, с каждым из нас. Сначала обменяемся положенными в таких случаях клятвами…

– Да зачем же столько формальностей? – усмехнувшись, демоница запросто стерла подошвой нарисованную на полу линию и шагнула из круга наружу.

Файот Афинди, добродетельная вдова Гутулима Афинди, покойного торговца рыбой, возвращалась из Трукешара в Улпу с сыном-студентом, двумя дочками и служанкой. Доехали в полупустом омнибусе до Собачьей лестницы, где и вышли вместе с попутчиками.

Лестница под навесом на резных столбиках спускалась вниз несколькими маршами, а дальше зеленели кроны деревьев, и среди них виднелись красные, серые, коричневые крыши с устремленными в небо остроконечными башенками. Усадьба Афинди отсюда как на ладони – по соседству с заколоченной усадьбой Кужевандо, на которую до сих пор не нашли покупателя. И не найдут. Файот присматривалась, да Кужевандо заломили такую цену, что добродетельная вдова плюнула и передумала.

По лестнице ползли, как чворки – ради попутчиков, которые собирались снять у Афинди жилье на денек-другой. Маленькая сухонькая старушка из тех, кого называют «перышком на ветру», с двумя взрослыми внуками. Мужчины так и соревновались в почтительности: первый съехавший колпак бабушке поправит, второй чаю из фляги в дорожную кружку нальет, первый муху отгонит, второй шаль на плечи накинет. Друг на друга не похожи: первый статью мелковат, проворный и суетливый, второй крупный, вальяжный, флегматичный. Настоящие ли у них бороды, Файот так и не поняла. Зато уяснила, что старушка богатая и начинает выживать из ума, а почтительные внуки – ее наследники.

– А вот не скажу я, кому чего оставлю, – прошамкала та «по секрету», глядя на попутчицу мутно и хитровато. – Пускай сначала обо мне позаботятся как следует! А то думают, старая кастрюля, ум у нее за разум… Вот помру, и кому что достанется, тогда и узнают…

И засмеялась дребезжащим старческим смехом, потом закашлялась. Мелковатый принялся укутывать ее шалью, рослый поднес кружку с «чаечком».

«Не приведите боги потерять разум на старости лет», – подумала Файот, глядя на них с сочувствием.

Те собирались купить здесь домик с цветником, потому что бабушке так захотелось. С Кужевандо вряд ли сторгуются.

– Матушка, а под лестницей ни одной собачки нет! – выпалила младшая дочка, забежавшая вперед, когда наконец добрались до нижних ступенек. – Они куда-то ушли!

– И птички сегодня не поют, – добавила старшая.

Услужливые внуки-наследники обменялись взглядами через голову бабушки, которую вели под руки. А Бунепа, студент магического университета, веско заметил:

– Здесь что-то не так.

– Может быть, непогода надвигается, – сказала Файот. – Небо-то пасмурное, нагнал облаков господин Харнанва. У нас тут дурных дел не бывает, место тихое, и обереги повсюду.

В ответ на ее слова послышался шум: звуки ударов, треск, грохот, словно поблизости то ли сарай ломают, то ли сваливают с телеги битый камень и доски. Над кронами деревьев взметнулась пыль, кувыркнулись какие-то обломки – вроде бы среди них мелькнула дымовая труба, да еще остроконечная башенка с флюгером. И очевидцы даже удивиться не успели, как на том же месте возник смерч выше самых высоких вековых деревьев.

Хотя вовсе это не смерч… Нечто на него похожее, тускло-синее в черных разводах – оно извивалось и моталось из стороны в сторону, как будто пританцовывая на месте. В иные моменты можно было увидеть чудовищную зубастую воронку, над которой сам воздух дрожал и сорванные с деревьев листья закручивались вихрями. Но страшнее всего то, что там был еще и человек – без штанов, в съехавшем набок колпаке, с болтающейся на одной тесемке бородой. Он дергался и сучил голыми ногами, а это… эта тварь оплела его щупальцами и удерживала на весу, притиснув к себе задом. И можно было подумать, что они совокупляются.

– Демон Хиалы! – потрясенно вымолвил Бунепа.

Файот схватила обеих девочек, в животе у нее точно что-то оборвалось. Сомлевшая с перепугу служанка выронила баул и мешком осела на землю. А полоумная старушка, «перышко на ветру», шагнула вперед и выставила перед собой руки со скрюченными пальцами в нитяных перчатках. Оба внука-наследника встали у нее за спиной, по бокам, и каждый положил ладонь ей на плечо.

– Это боевой треугольник экзорцистов! – запинаясь, выдавил студент. – Господа, я могу вам помочь?

– Встань за мной, руки мне на плечи, передавай силу, если умеешь, – властной скороговоркой приказал мелковатый.

– Остальные держитесь позади нас, наверх не бегите, – добавила старушка.

Ее голос прозвучал твердо и разумно, и Файот поняла, что никакие это не «бабушка с наследниками», а государственные маги, явившиеся сюда по своим тайным делам. Наверное, хотели остановить злодеев, которые вызвали демона, но те их опередили.

Между тем кошмарное исчадие Хиалы вовсю предавалось разврату со своей жертвой, да к тому же у всех на виду, пугая и смущая людей этим непотребным зрелищем.

На третий день после вылазки в Каджерат Тунанк Выри снова отправилась в ирбийские оазисы – посмотреть на древона. На рассвете туда, после захода солнца обратно.

Горожан предупредили, чтобы держались подальше от Ирбийского Ожерелья. Всякий знает, что древоны хищники. Кровавое проклятье Лормы потеряло силу, и охотиться на людей почем зря древон, наверное, не станет, но если он голоден или чем-нибудь его рассердишь – пеняй на себя. Эти создания не жалуют человеческое племя, однако с народцем не враждуют, мучаху древон не тронет.

Она отправилась туда в тунике цвета прелой листвы и пестрой юбке до пят, сшитой из нескольких клиньев – и в цветочек, и в горох, и в разноцветную полоску: издали понятно, кто такая. Занятый своими делами древон отнесся к ней благосклонно. Пусть он выглядит, как сухое дерево, но может и ходить, и прыгать с места на место – его корни словно мощные древесные лапы, не всякий человек от него сбежит. Хотя за мучахой ему не угнаться.

Поклонившись, Тунанк Выри издали поблагодарила его за то, что явился в эти края. А древон, покинув оазис, ковылял по одетой зеленой порослью пустыне, и за ним волочилась масса побегов с набухшими почками. То там, то тут какая-нибудь веточка отламывалась, падала, выпускала корешки.

«Вода нужна, – подумала мучаха, заворожено наблюдя за этим чудом. – Вода есть под песками, под землей, иначе бы он сюда не пришел…»

Сбросив все побеги, древон стал похож на засохшую корягу с ветвями-ручищами. Тогда он повернул обратно к оазисам, шагая вперевалку со скоростью человека. Мучаха последовала за ним, держась на расстоянии: ей хотелось еще раз послушать его игру на паучьей арфе. Он ведь сейчас опять будет играть, чтобы новые ростки проклевывались, тянулись, набирались сил, чтобы олосохарский ковер расцвечивался зелеными узорами.

Вернулась в город счастливая, но о своих обязанностях не забыла и первым делом пошла проведать бобовую ведьму. Договорились с Веншей за ней приглядывать, чтобы снова что-нибудь не учудила.

Та целыми днями грустила и вздыхала у себя в комнате, порой всхлипывала возле двери – словно для того, чтобы кто-нибудь услышал и начал интересоваться, что случилось. Не то чтобы ее держали под домашним арестом: Тейзург заявил, что она была орудием Госпожи Вероятностей, и не стал с нее спрашивать за содеянное, однако во дворце Флаченду не жаловали, и она сама предпочитала сидеть взаперти. Ну и хорошо. Тейзург собирался захватить ее с собой в Аленду, но это отложилось из-за болезни Хантре.

Рыжий ни с того, ни с сего потерял сознание – внезапно, перед этим ни на что не жаловался – и сейчас находился в лечебнице. Упадок сил. После того, что ему пришлось сделать, неудивительно.

Мучаха не могла без содрогания думать о Вуагобу. Арнахти считал, что «открыл способ без риска использовать ресурсы Вуагобу», но у его подневольной помощницы было свое мнение насчет того, кто там кого использует – не совпадавшее с хозяйским.

Тейзург пропадал в лечебнице, и туда же регулярно бегала Венша. Точнее, Венкина, которая перед каждым визитом допытывалась у подруги:

– Вот скажи, я ведь красивая? Разве я похожа на чучело?

– Нет, не похожа. Да, красивая, – терпеливо отвечала Тунанк Выри.

– А она меня чучелом обзывает!

– Так не ходи туда.

Услышав этот резонный совет, хранительница Ляраны вздохнула, театрально закатив глаза к потолку, и тут же сощурилась:

– Только не говори, что я сейчас похожа на Флаченду!

– На нее ты тоже не похожа, – утешила мучаха.

Венкина глянула в зеркало – пышные волосы цвета ржавчины распущены, в ушах аметистовые серьги, платье из китонского фиолетового шелка сшито по меркам и очень идет ей – и легкой танцующей походкой устремилась к лестнице. Ну, не болит же у нее нога! То-то из лечебницы ее гоняют, как симулянтку.

Зато избавились от Бельдо Кучелдона и Понсойма Фрумонга, они же древние маги Куду и Монфу. Тейзург отпустил их, даже дал им немного денег на расходы, но связал их клятвой, что те никому больше не станут служить и ничего не совершат во вред ни Хантре, ни ему. Клятва такая, что им не поздоровится, если нарушат. Те отправились с караваном в Мадру, сами были рады-радешеньки убраться из Ляраны.

– Если б они тут задержались, я бы их со свету сжила, и Тейзургу с Хантре ничего бы не сказала, – оскалилась Венша. – Пусть только попробуют вернуться!

– Они не попробуют, – возразила Тунанк Выри. – Или я плохо разбираюсь в таких, как они.

Самым умелым экзорцистом в тройке устранителей была Спица. Пусть ей недоставало личной магической силы, чтобы сравняться с такими признанными мастерами, как Суно Орвехт, это дело поправимое. Маги способны делиться друг с другом силой, поэтому работайте, коллеги, боевым треугольником: двое отдают свои ресурсы третьему, который вступает в схватку с демоном.

Когда появилась Харменгера – идентифицировали ее сразу, такое ни с чем не перепутаешь – маги Ложи приготовились дать отпор. Местные проблем не создавали. Студент присоединился к треугольнику в качестве вспомогательного донатора, одна из женщин упала в обморок, другая повела себя разумно: кричать не стала, схватила детей и спряталась за спинами у магов.

До сражения не дошло. Всласть натешившись со своей жертвой, демон отшвырнул несчастного, открыл Врата Хиалы и был таков. Тогда Костоправ послал мыслевесть аснагисскому коллеге, с которым поддерживали связь, и устранители бросились на поиски пострадавшего. Если это беглый Властелин Сонхи – в самый раз добить угробца.

Оказалось, не он. Возле дома с выбитыми окнами и сорванной крышей лежал в лопухах неизвестный им молодой человек. Ни слова произнести не мог, только мычал. Рот перемазан кровью, тело в синяках, задница и вовсе в плачевном состоянии.

Из Улпы прибыли маги-дознаватели, допросили парня, используя обмен мыслевестями – и выяснилось, что без Дирвена тут не обошлось. Эти два дурня сами вызвали Харменгеру. Захотели испытать неземное наслаждение от ее поцелуев. Пострадавший балбес, которого звали Шунепа Кужевандо, это наслаждение сполна испытал. Сначала язык демона изранил ему рот, а потом Харменгера, которую ловчий круг студента-недоучки не удержал, решила оттянуться по полной. Дирвен тем временем сбежал, используя «Пятокрылы».

Эмиссары Ложи не скрывали досады: напали на след угробца, почти к нему подобрались, а теперь все насмарку, и снова его выслеживай. Бородатые аснагисские коллеги поглядывали на них со сдержанным сочувствием.

За окном серебряный океан – то ли сон Олосохара о тех временах, когда нынешняя пустыня была дном доисторического водоема, то ли игры луны, соткавшей свои миражи поверх его древней песчаной шкуры.

Похоже, это ляранская лечебница. Надеялся обойтись без эффектных обмороков, но не получилось – судя по тому, что очнулся здесь.

Насмотревшись на Олосохар, Хантре вернулся на койку, перекинулся и уснул, свернувшись клубком. В облике удобней.

Наутро он чувствовал себя неплохо, не считая общей слабости, как на физическом, так и на магическом плане. Зажег на пробу шарик-светляк – один, второй, третий… Четвертый дался с трудом. Вытащил, не прикасаясь, чайную розу из узкогорлой льдистой вазы и потом аккуратно вернул на место. Передвинул на пядь тем же бесконтактным способом столик, ваза пошатнулась, решил дальше не экспериментировать.

Роза из дворцового розария. Ясно, что принес ее Эдмар – всем остальным запрещено срезать там цветы под страхом всяческих кар. Эдмар в курсе, что он любит розы, особенно чайные.

В палату заглянул смуглый милосердник из местных, потом пришла Ринальва.

– Что со мной?

– У вас нарушена целостность энергетической оболочки. Я настояла на том, чтобы забрать вас в лечебницу. Во дворце Тейзурга болтаются демоны, вам сейчас такое соседство неполезно.

«Как меня угораздило?..»

Видимо, когда находился во чреве у Вуагобу.

– Не тратьте силы на бесполезные магические действия, – неодобрительно взглянув на шарики-светляки, почти неразличимые в солнечном свете, добавила лекарка. – Сначала вам нужно зарастить разрыв, потом будете проверять, что можете – не можете.

После завтрака явился Тейзург в баэге цвета вечернего неба, затканной серебристой паутиной с красными, словно капельки крови, пауками вместо созвездий. Волосы иссиня-черные с синими прядями, шею охватывает массивное ожерелье с крупными рубинами и сапфирами овальной огранки.

Что-то было, связанное с краской для волос, но оно ускользает, не поймать…

Главное, что в Сонхи он дома.

– За все приходится платить, – усмехнулся Эдмар. – Вот ты и заплатил свою цену. Благодарение Тавше, ты еще легко отделался. Могло быть и хуже.

– Разрыв энергетической оболочки, Ринальва сказала.

– Не только, не надейся. Если до недавних пор ты по праву считался одним из сильнейших магов в Сонхи, то теперь… Приблизительно уровень Суно Орвехта. На общем фоне весьма неплохо, но ничего выдающегося.

Не похоже, чтобы Эдмар был раздосадован этим обстоятельством. Скорее наоборот.

– Ну, заплатил, ну и ладно. Не проблема. Я никогда не был помешан на том, чтобы всех превзойти, это больше по твоей части.

– Просто прими к сведению, тебе сейчас противопоказано драться один на один с такими противниками, как Арнахти. Не те возможности. Впрочем, об Арнахти можешь забыть, я о нем позаботился. Но есть и другие.

– Что ты сделал с Арнахти?

– Забудь о нем. Ты ведь согласился с тем, что Арнахти моя добыча. Тебе не в первый раз терять магическую силу, и скорее всего, на восстановление прежнего уровня уйдет лет пятнадцать-двадцать, не меньше.

Ага, не самая плохая перспектива. Но перекинуться в демонический облик и отправиться на воздушную прогулку над Олосохаром в ближайшие пятнадцать-двадцать лет ему не светит.

– А где те двое, которых зовут Куду и Монфу?

– На пути в Мадру. Я дал им денег на дорожные расходы! – Тейзург картинно вздохнул сквозь сжатые зубы. – Не то чтобы мне было жалко этих грошей, но до недавних пор мне такое даже в самом кошмарном кошмаре не могло бы присниться. Единственно ради тебя, Хантре. Потому что ты пообещал им защиту от Тейзурга. Ты бы не разбрасывался такими обещаниями… Ведь если б не моя доброта, ты бы опять оказался в плачевной ситуации.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – ухмыльнулся собеседник. – Спасибо на хлеб не намажешь и в постель с собой не положишь. Что это за девица из Кукурузной Прорвы, которую тебе пытались подсунуть? Ты как раз начал рассказывать, перед тем как потерял сознание.

– Не знаю. Ее зовут Омлахарисият, и она не из прорвы, ее туда слуги Лормы привезли. Она зачарована. И Хеледика, и Крелдон говорят, что эти чары на чем-то держатся, но так и не нашли на ней ничего инородного.

– Хм, могла проглотить что-нибудь размером с маковое зернышко. Или это может быть подсаженный в организм паразит.

– Зинта проверяла, ничего не обнаружила. Проверяла в том числе совместно с Крелдоном. Я с ними обменялся мыслевестями полчаса назад, по-прежнему никаких результатов. Ты не согласишься тоже на нее посмотреть? Может, хотя бы ты поймешь, в чем дело.

– Пожалуй, посмотрю. Люблю загадки.

В особенности если можно разгадать загадку, которая всем остальным не по зубам. Хантре на это и рассчитывал.

– Отправимся в Аленду, когда наберешься сил. Я пока свяжусь с Зинтой, уточню подробности насчет твоей несостоявшейся невесты. Надо сказать, я весьма тронут тем, что ты хранишь мне верность…

– Да иди ты.

– М-м? Пока никуда не тороплюсь.

Эдмар сможет помочь. Только он и сможет. Пусть болтает что угодно, лишь бы помог.

Эхо боли в области сердца. Это ощущение возникало всякий раз, когда Хантре вспоминал об Омлахарисият. Если бы попал во временную петлю и снова оказался в той же ситуации… Снова убил бы Чирвана, чтобы призвать Харменгеру и вытащить оттуда Омлахарисият с Хеледикой. Без вариантов.

– И с чего ты так переменился в лице?

– Подумал опять об этом. О жертвоприношении, – с трудом заставил себя выговорить это слово.

– Хантре, хочешь совет? Если ты неспособен думать об этом, как об экзотическом приключении, лучше не думай об этом вообще. Харменгера раздобыла шкатулку снов – знаешь, что это такое?

– Нет.

– Редкая штучка. Собирает и сохраняет наваждения, которые насылают на людей снаяны. Если уснешь, положив ее под подушку, сможешь блуждать по этим лабиринтам наваждений, ощущая себя в шкуре несчастного сновидца. У высших демонов шкатулки снов нарасхват – для них это словно интересная книжка с полным погружением в сюжет. Некий аснагисский маг-недоучка призвал Харменгеру для любовных игрищ, посулив ей шкатулку, и она приняла приглашение. Все заинтересованные лица получили желаемое… Кроме Дирвена, который проявил позорное малодушие и сбежал.

 «Пытается отвлечь… А я сделал то, что сделал. По крайней мере, я никогда не выносил приговоры, кому жить, кому умереть, не убивал расчетливо и хладнокровно. Ни разу...»

Тут же понял, что это самообман. И даже всплыли подробности, но это напоминало скорее сон, чем воспоминание о том, что произошло наяву. Как будто задремал с той самой шкатулкой, которая досталась Харменгере.

– Система Феникса, планеты с птичьими названиями. Я там кого-то убил.

Тейзург приподнял бровь, чуть сощурил длинные глаза с меняющей цвет радужкой.

– Ты что-то об этом знаешь? – спросил Хантре.

– Попадалась информация. Но я был не в курсе, что это твоя работа. Хотя можно было предположить.

…Как будто все заштриховано серым: то ли сеется мелкий дождик, то ли просто выверт памяти, которая показывает картинку сквозь фильтры, в варианте черно-белого сна. Это ведь было до Сонхи, по ту сторону снежной завесы.

Похоже, все-таки дождь, потому что он направился к выходу, заранее надвинув капюшон. Он здесь ненадолго. Прогуляться, выпить кофе. Потом на аэробус до космопорта – и на пересадочную станцию. Ему нечего делать в системе Феникса, но взял билет с пересадкой и застрял тут на трое суток.

У Феникса четыре планеты: раскаленный Сапсан, пригодная для жизни Скопа, газовый гигант Пеликан и ледяной Гриф. На пересадочной предлагали экскурсии на Сапсан и на Гриф, но он отправился на колонизованную землянами Скопу. Арендовал аэрокар, покружил с виртуальным гидом над столицей, потом взял курс на небольшой городок за сотню километров. Какая разница, где пить кофе?

Стеклянный павильон – несколько магазинчиков и закусочная. В углу робот-официант с табличкой «Приносим извинения, техника не работает». Хозяйка сама обслуживает посетителей. Налила ему кофе из автомата, разогрела пиццу и снова подсела за столик к своей знакомой.

– Этот вчера опять приходил, меня каждый раз дрожь пробирает, а он сюда повадился... Его недавно забирали, теперь опять выпустили. У него вживленная метка, но мало ли… Почему таких пожизненно не сажают?

– Законы дурацкие, – отозвалась посетительница, и добавила, понизив голос: – Парень-то какой красивый зашел, рассмотрела? Приезжий, раньше не видела.

– Приезжие заходят. Может, тоже хочет у этого интервью взять, они так зарабатывают.

Слушал, не притрагиваясь к пицце, ограничился двумя глотками кофе. Третьим глотком чуть не поперхнулся, потому что стеклянные двери раздвинулись, и в закусочную вползла громадная вошь. Женщины враз умолкли.

Ага, вот и клиент. Долго ждать не пришлось, даже стаканчик не успел остыть.                                                                                                        

Не вошь, конечно – еще один двуногий посетитель, принадлежащий к расе землян. Но восприятие «сканера» в первый момент перекрыло сигналы, поступающие в мозг по зрительным нервам. Иногда так бывает.

Немолодой мужчина, выглядит щупловатым и в то же время обрюзглым, на лице сладенькая улыбка, обращенная к хозяйке с подругой. Членистые конечности упыря шевелятся – кого бы схватить и прижать к себе, и не отпускать, и питаться, питаться, питаться… Видел эти конечности только «сканер», одиноко сидевший за столиком в углу, но женщины тоже почувствовали, им явно было не по себе.

Двадцать пять лет назад упырь похитил двух старшеклассниц, возвращавшихся домой с вечеринки. Держал в подвале, в тесной вонючей клетушке, насиловал и вовсю питался. Изредка выводил на прогулку, но лишь четыре года спустя одной из девушек удалось сбежать. Упыря посадили. Его сожительница, помогавшая с похищением, тоже попала за решетку. «Сканер» видел в сети ее фото: скорее податливая, чем безвольная – липкая бесформенная сущность из тех, что к кому-нибудь приклеиваются, и дальнейшие их действия зависят от личности и намерений «хозяина».

Полтора года назад отбывший срок упырь вышел на свободу. Начал писать письма своим бывшим жертвам и за деньги давать интервью. Девушек нужно было наказать, потому что они возвращались с вечеринки поздно вечером, а это нехорошо, это безнравственно. Для продления молодости полезно сношаться с юными девушками, он это всем советует. Он обеих любил и готов снова ими заняться, хотя они для него уже староваты. Он часто о них думает, пусть они о нем не забывают…

Обе жертвы, у которых тоже брали интервью, говорили, что не чувствуют себя в безопасности: пусть этот кошмар закончился много лет назад, но как будто не совсем закончился. «Лучше бы он сдох, – сказал сын одной из женщин. – Я не понимаю, почему они его в первый же месяц не убили, они же были вдвоем против одного! Можно было выбрать момент и удавить его каким-нибудь шнурком… Я считаю, таких надо сажать пожизненно».

Упырь изнывал на голодном пайке и пытался дотянуться до потерянной кормушки хотя бы через переписку. Или хоть до кого-нибудь дотянуться. Недавно ему повезло: подтолкнул соседей к ерундовому конфликту, закончившемуся поножовщиной со смертельным исходом. Умеючи недолго, а манипулировать он умел. И перед законом чист, был опрошен как свидетель. Или вот запугивал хозяйку закусочной – не угрозами, а ощупывающими взглядами, тошнотворными улыбочками на морщинистом обезьяньем лице, скользкими, как плевок, комплиментами. Хватательные конечности упыря непрерывно шевелились, обшаривая окружающее пространство на предмет поживы.

Уселся, сделал заказ. Добавил, посмеиваясь, что к посетителям надо относиться с душой, и столики сегодня плохо вытерты, а это непорядок. Хозяйка молча ушла за стойку, к кухонному автомату. Ее подруга хмуро уткнулась в телефон. Пробормотав что-то вроде «все-то здесь какие занятые», упырь тоже вытащил телефон – и тут ему под дых врезался ледяной кулак. Удар сокрушительной силы, хотя на взгляд со стороны ничего не произошло, даже стул не пошатнулся.

Человек побледнел и приоткрыл рот, вывалившийся из пальцев телефон стукнул о столешницу.

– Извините, кажется, вашему посетителю плохо, – выждав несколько секунд, позвал «сканер».

Хозяйка глянула через плечо и снова отвернулась.

– Вызовите «скорую». Если он здесь умрет, вас могут оштрафовать за неоказание помощи.

Тот уже хрипел, вместе со стулом опрокинулся на пол.

Отразив, что происходит, хозяйка позвонила в экстренную службу. Во взгляде у нее читалось облегчение, и у подруги тоже: «Хоть бы все закончилось!»

«Сканер» мог бы сказать им, что оно уже закончилось. Но вместо этого поднялся, положил на стойку деньги и направился к двери, пояснив: «У меня через полчаса аэробус».

Женщинам было не до него, на радостях они не стали бы возражать, даже если бы он ушел, не заплатив. Упырь на полу затих.

Сквозь непрерывную морось он направился в сторону аэровокзала. Где-то за серой штриховкой дождя завывала, заходя на посадку, «Скорая помощь».

«А Лиргисо говорил, что я в киллеры не гожусь».

Очередной междугородный аэробус только что прибыл. Перед виртуальной картой топтался мрачный нескладный подросток, на рюкзаке у него неведомый хищник скалил голографические клыки. А в рюкзаке – лазерный пистолет, обмотанный для маскировки отражающей пленкой, со свинченным стволом, спрятанным в футляре для зарядника.

– Бери обратный билет, – поравнявшись с ним, бросил из-под капюшона «сканер».

– Чего?.. – парень рывком повернулся. Взгляд колючий, настороженный.

– Тебе здесь нечего ловить. Все уже случилось.

– Да ты кто такой вообще?

– Ангел смерти.

«Сканер» повернул к терминалам, после короткой паузы вслед ему процедили:

– Нарк чокнутый…

Скоро парень сам убедится, что все произошло без него. И вернется домой. И его мать, которую он хотел защитить, наконец-то научится жить без постоянного фонового страха. Не сразу, но научится. А сам он через год поступит в Космолетную Академию. С судимостями туда не берут, но поскольку обошлось без стрельбы, никаких препятствий не будет – главное, сдать экзамены. Скорее всего, сдаст.

Не подозревая о том, какую развилку он только что проскочил, мститель с пистолетом в рюкзаке целеустремленно зашагал к выходу.

«Сканер» остановился перед терминалом: взять билет до космопорта и забронировать билет на пересадочную.

Серая штриховка стала гуще: что было дальше, укрытая снегом память показывать не хотела.

Почему он так поступил? Иногда его срывает, как весной в Аленде, но в тот раз срыва не было: он действовал осознанно и хладнокровно. Что-то подтолкнуло его к расправе над упырем? Что именно?

– Ты знаешь какие-нибудь подробности?

– Да почти ничего, – усмехнулся Тейзург. – Это произошло после того, как меня убили, и до того, как я родился снова. Несколько лет назад мне попалась забавная информация о преступнике, который находился под наблюдением, но это не мешало ему вести обширную переписку в соцсетях в обход надзора. Искал единомышленников, консультировал, как бюджетно обустроить тайное помещение в подвале частного дома или под гаражом, но внезапно умер странной смертью. Судмедэксперты изрядно удивлялись: внешних повреждений нет, а внутренние органы всмятку. Склонялись к тому, что фигуранта прикончили, использовав неизвестное оружие. Как я понимаю, этим оружием был ты?

– Похоже, да.

– Много вспомнил?

– Вроде бы много, но оно рассыпается на штрихи и точки. Уже почти ничего не осталось.

– Не имеет значения, это ведь было не в Сонхи. Хочешь посмотреть на древона? В оазисах один завелся, и это хороший признак, благодарение Олосохару и Госпоже Вероятностей, которая так и не заглянула ко мне на чашку кофе. Несмотря на то, что я добросовестно выполнил ее волю. Древоны людей не любят, но мы подберемся так, чтобы он нас не заметил. Побываем там, когда наберешься сил.

Еле ноги унес. Если б не «Пятокрылы», пропал бы за компанию с этим полузнайкой Шунепой, который два года учился в своем университете, но так ничему и не научился. Он же маг, должен был знать, что целоваться с Харменгерой – все равно что укусить ежа, что бы там ни набрехала Дирвену Наипервейшая Сволочь. И должен был учесть, что у Харменгеры, как и у всякого высшего демона, есть мужская ипостась. Надо было заранее связать ее заклятьем, чтоб не могла сменить пол – пока она находилась в круге. Хотя ее же оттуда никто не выпускал... Беда в том, что круг у Шунепы получился плюнь да разотри. Что демон и сделал.

Выйдя из круга, Харменгера сразу потребовала шкатулку в обмен на поцелуй. Небрежным жестом сунула подарок за голенище сапога, после чего сгребла Шунепу и поцеловала взасос. Тот заорал, словно его режут, а демоница, оторвавшись от него, облизнулась – тут-то Дирвен и разглядел, что у нее за язык: черный, блестящий, как будто покрытый кольчатыми чешуйками... Во засада! Не надо было верить на слово Этой Сволочи!

Активировав «Мимогляд», он попятился к двери – мелкими шажками, не делая резких движений.

– Вижу тебя в первый раз, но поцелуй разжег мое вожделение, – сладко улыбнулась синекожая тварь, глядя сверху вниз на скулящего мага, который осмелился ее вызвать. – Как ты смотришь на то, чтобы продолжить наши игры по-взрослому, с полным проникновением?

Несчастный Шунепа замотал головой: известно же, что человеку нельзя совокупляться с демоном – тот при этом выжирает твою жизненную силу, и чем демон сильнее, тем больше потеряешь.

– Неужели ты меня не хочешь?.. Зато я хочу! Что ж, тогда нам придется поменяться ролями…

И она снова превратилась в кошмарное подобие смерча с клыкастой пастью-воронкой. Тут-то и стало ясно, что это и есть мужской облик Харменгеры, потому что у нее – у него – обнаружился соответствующий орган: вдвое больше человеческого и такой же мертвенно-синий в черных узорах, как остальная шкура демона. В придачу то ли с шипами, то ли с похожими на шипы наростами.

Шунепа заскулил еще отчаянней, попытался отползти, изо рта у него капала кровь, но эта тварь сцапала его щупальцами и притянула к себе.

Уткнувшись спиной в дверной косяк, Дирвен развернулся и опрометью выскочил из комнаты. Звон бьющегося стекла и грохот. Уже во дворе оглянулся – позади творилось несусветное: оконные рамы вынесло, крышу с дома сорвало, и демон со своей жертвой в туче пыли взмыл вверх.

– Какое блаженство!.. – донесся ликующий голос Харменгеры – все тот же манящий, чувственный, бархатно-хрипловатый женский голос.

Дирвен сломя голову помчался прочь. С «Пятокрылами» его даже демон не догонит.

Он бежал, не разбирая дороги, со скоростью скаковой лошади, пока не выбился из сил и не начал задыхаться. Так недолго и концы отдать… Вроде бы оторвался: в небе никакой дряни, кроме птиц. Чуть не рухнул кулем на землю, но вовремя спохватился и принялся, пошатываясь, ходить туда-сюда. После такого бега нельзя сразу же садиться или ложиться, этому еще в школе амулетчиков учили. Поэтому ходим, ходим… Пока сердце не перестанет колотиться в ребра, как очумелая муха в оконное стекло. Какой же этот Шунепа придурок… Теперь-то и чворку ясно, почему они встретились в той лавке: опять происки Рогатой Госпожи, это она подстроила.

Наконец дыхание выровнялось, «Сторож здоровья» совладал с сердцебиением. Лишь тогда Дирвен уселся на кочку. Так вспотел, что одежду хоть выжимай. Прохладный ветерок пробирает до костей. Расшнуровал ботинки, а носки пришлось стаскивать вместе с ошметками кровавых волдырей. Отдал «Сторожу здоровья» новую команду.

Все амулеты при нем, в карманах и в поясной сумке. Но котомка осталась в усадьбе – там были бинты, запасные носки, фляжка с водой, галеты, кусок копченой колбасы, два яблока… И часть денег. Кое-что он держал по карманам, кое-что в котомке. Забыл о ней, когда началась вся эта мерзопакость.

Вспомнив, какая у Харменгеры задница – не хотел, само вспомнилось, происки Рогатой – Дирвен невольно ощутил эхо прежнего вожделения. Но тут перед глазами возникла последняя картинка с несчастным Шунепой в объятиях демона, и он содрогнулся, а после с отвращением сплюнул. Вернее, попытался сплюнуть – нечем, во рту сушняк.

Нужно раздобыть питьевую воду и что-нибудь съестное. И найти ночлег, потому что вечереет. Его занесло в безлюдную местность – вокруг невысокие выветренные скалы и дремучий кустарник. И тихо, не считая птичьей переклички.

Бежал он с юга на север, то по дорогам, то по бездорожью. Если сейчас повернуть на восток, там будет море, и наверняка попадется какая-нибудь рыбацкая деревушка.

Оставив за спиной закат, розовеющий в облачных прорехах, Дирвен поплелся на восток. Его знобило, невтерпеж хотелось пить.

Море оказалось ближе, чем он думал. Вначале услышал шум прибоя, потом миновал очередной взгорок с кустарником – и увидел медлительно волнующуюся водную ширь, слитую у горизонта с сумеречным небом.

Столько воды, и вся соленая… И человеческого жилья не видно, сплошь дюны в обе стороны. Непонятно, куда идти, и он выбрал север, подальше от Улпы.

Просигналил амулет, предупреждающий о присутствии народца. Это может быть русалка или топлян: вынырнет голова –  а в следующий момент накатила волна, и как будто никого нет.

И еще тут могут водиться жлявы, которые ловят людей в песчаные зыбучки и питаются их воспоминаниями. Прошлым летом на овдейском побережье Дирвен спас от таких тварей Куду, Монфу и Вабито. Здесь тоже место самое что ни на есть жлявское, поэтому надо активировать «Непотопляй» и глядеть в оба.

Он упрямо двинулся вперед, загребая ботинками сыпучий песок. Глупо будет помереть от жажды после того как сбежал от Харменгеры.

Справа что-то сверкнуло. Что там лежит – цветок?.. Величиной с ладонь, похоже на драгоценность в форме цветка. Посередине мерцает розовый бриллиант круглой огранки, а лепестки – овальные кристаллы поменьше, с заостренными концами, так и переливаются фиолетово-синими гранями.

Чворку ясно, что стекляшки. Было бы настоящее – лежало бы у кого-нибудь в тайнике с бартогскими шифр-замками и охранными заклятьями. Жлявская приманка.

Хотя с этой штукой не все так просто… Спящий амулет. Взять, не взять?

Дирвен шагнул к украшению: с «Непотопляем» и в воде не утонешь, и в зыбучку не провалишься.

Не будь он таким вымотанным после беготни, успел бы схватить находку. Но жлявская драгоценность сама собой зарылась в песок: мгновение – и ничего нет.

– Экий ты рисковый, поверху мои ловушки топчешь, а уж я-то старалась!

Низкий грудной голос, наигранно обиженный.

Повернувшись, увидел ее возле кромки прибоя.

Жлява сидела на корточках, сзади ее окатывали набегающие волны. Вместо одежды кусок рыбацкого невода, и в ячейках этой рвани, словно недолговечные кружева, тают клочья морской пены: только увидел – уже нету, а потом волна приносит новое кружево, которое тоже в следующее мгновенье исчезает. Мокрые черные волосы на макушке скручены в узел, из прически торчат рыбьи кости, которые издали можно принять за шпильки. На шее нитка отборного жемчуга. Лицом почти красива, но что-то в этом лице настораживает: хищно-резковатые черты, глаза как темная галька, кроваво-алые тонкие губы. Даже если б на ней было платье до пят, и то возникла бы мысль: человек ли это? Под сеткой можно разглядеть тяжелые отвислые груди, такие же перламутрово-смугловатые, как лицо и тонкие руки. Ступни – перепончатые жабьи лапы, а выше лодыжек ноги человеческие, но в буро-зеленых лягушачьих пятнах.

Дирвен не захотел бы ее поиметь, даже если б сама предложила. Хватит с него мучахи в Исшоде и горной девы в Нангере, он же не извращенец какой-нибудь, как Наипервейшая Сволочь. Но если б совсем приперло, а больше некого… Тогда бы он зажмурился, чтобы не видеть эти пятнистые ляжки и жабьи ступни.

– Колданешь – врежу!

Мог и без разговоров влепить «Медным кулаком», но вдруг под водой скрываются еще и топляны? Если эти твари выскочат, бой будет нешуточный, лучше поберечь импульсы. Топлян смахивает на лошадь, покрытую чешуей, вместо гривы у него водоросли, а морда похожа на мокрую черную корягу – с той разницей, что у коряги не бывает зубастой пасти.

– Не бойся, не колдану, – жлява засмеялась, показав острые зубы.

Одними воспоминаниями сыт не будешь, наверняка это жабье племя и мелкую рыбешку жрет, и устриц, и улиток с прибрежного кустарника… Тьфу ты, все мысли о еде, но сначала бы горло промочить.

– От кого-то бежишь?

– Сгинь, жабье отродье.

Будь у него хоть чуток сил, промчался бы мимо, осыпав ее колючими песчинками. Но он вконец выдохся: с «Пятокрылами» все в порядке, да толку-то, если сам ты ковыляешь, еле волоча ноги.

– Послушай, мы можем поладить, – она заговорила деловито, словно содержательница трактира или борделя. – Ночь надвигается, до людского жилья далеко, а ты полуживой. Переночуй у меня, я с тебя плату возьму всяким, что ты помнишь. И оно от тебя никуда не денется, я же только посмотрю. А взамен – глянь, чем заплачу!

Шевеля тонкими паучьими пальцами – на каждом по четыре фаланги – она где сидела, там и запустила руку в песок:вытащила фляжку, а потом и вторую.

– Здесь водица, здесь вино, в наследство досталось.

Небось раньше они принадлежали каким-нибудь бедолагам, угодившим к ней в зыбучку. А тела потом топляны в море утащили и слопали.

Не все жлявы умеют разговаривать по-человечески – для этого им, как и пласохам, нужно не меньше века прожить на свете. А которые говорят, те соврать не могут. Это Дирвен помнил из учебника. Так же как и то, что у этих подлых тварей ничего нельзя забирать силой. Если отнимешь у жлявы ее жемчужное ожерелье, гарантированно словишь порчу. Если что-нибудь другое… Непонятно, об этом в учебнике не написали. К тому же он и впрямь полуживой, и если попробует выхватить фляжку, жлява успеет зашвырнуть ее в море.

Та смотрела, усмехаясь, точно рыночная торговка с богатым жизненным опытом.

– Заключим договор на одну ночь? Я тебе – ночлег, воду и пропитание, и ежели кто тебя ищет, под моими чарами не найдут. Ты мне за это – свои воспоминания, и тебе ничего не придется делать, сама возьму. А утречком пойдешь своей дорогой.

– Где ты мне предлагаешь переночевать – у тебя в зыбучке?

– В зыбучке ты дышать не сможешь. Видишь тот пригорок с кустиками? Я дам тебе кусок парусины и шерстяной плащ, у меня тут много чего припрятано...

– Отдашь за воспоминания амулет, который на песочке лежал?

– Э, нет, самой нужен, – она снова засмеялась. – И без амулета внакладе не останешься. Утолишь жажду, отдохнешь…

Обменялись клятвами, и Дирвен наконец-то получил обе фляги с туго завинченными бартогскими крышками. Водица с затхлым привкусом, но если что, «Желудочный дворник» выручит. Зато вино оказалось неплохое, хоть и кисловатое. Вдобавок жлява принесла мешочек сухарей и корзинку мокрых устриц.

После ужина он соорудил шалаш, расстелив заштопанный плащ и набросив на ветви кустарника парусину, а жлява присела на корточки снаружи, кутаясь в свою накидку из краденого рыбацкого невода. И вроде бы уже не одна, в темноте подобрались еще какие-то тени, не меньше дюжины, наверняка ее товарки.

Несмотря на усталость, Дирвен всю ночь глаз не сомкнул. Уговор уговором, но не доверял он этим гадинам. Задействовал «Теплотвор», чтобы не стучать зубами от холода, и вдобавок «Разрушитель сна». В голове так и мельтешили каруселью картинки из давнего и недавнего прошлого, отзываясь на жлявскую магию.

Утром двинулся дальше, позавтракав остатками вина и горсткой сухарей.

Жлява заметила ему вслед:

– Экий ты выдающийся! Таких заковыристых воспоминаний на моей долгой памяти ни у кого еще не было…

Показалось, что она насмехается, но когда развернулся вмазать ей, жабье отродье уже исчезло. На том месте, где она только что стояла, песок слегка рябил, как вода в луже. Еще несколько секунд, и поверхность зыбучки разгладилась, застыла. Жмурясь на облитое рассветным блеском море, Дирвен под вопли чаек зашагал на север.

Глава 21. На суше и на море

– А напоследок она у него кусок мяса из задницы выкусила, – дополнил Крелдон, когда Суно ознакомился с рапортом устранителей. – Аснагисцы поделились информацией. Парень теперь на всю жизнь калека, хотя недолгая у него будет жизнь после соития с демоном такого уровня. Беглый студент, числился в розыске по обвинению в насилии над слабоумной несовершеннолетней девицей. То-то они с Дирвеном спелись. Эх, кабы Харменгера схватила нашего первого угробца, а не этого недоучку, не пришлось бы коллегам долго за ним гоняться.

– Удивительные дела творятся, – хмуро отозвался Орвехт, взяв чашку с чаем.

Как бывший наставник Дирвена, он испытывал изрядную неловкость. Двое оболтусов вызвали Харменгеру, чтобы принудить ее к поцелуям, якобы сулящим неземное блаженство. И дело даже не в скандальном характере последовавшего за этим инцидента, а в том, что соображать же надо… А соображать так и не научили... В том числе он не научил, хотя старался, боги свидетели. Значит, плохо старался.

– Удивительного нынче много, – сменил тему Верховный Маг – он тоже выглядел угрюмей обыкновенного, словно что-то гложет его изнутри. – Нетопыря похитили. Отправился на целебный источник поправлять здоровье, по дороге напали злоумышленники в масках, все как на подбор низкорослые. Предположительно, и в этот раз китони. Нангерцы ищут, но до сих пор не нашли – ни эту шайку, ни самого Арнахти.

– Где ищут? Если на территории Нангера, так это переливать из пустого в порожнее. За горами надо искать, в Китоне.

– Кто ж из людей туда полезет, – хмыкнул Шеро.

А Суно подумал, что не из-за Арнахти же он такой мрачный, что-то другое его гнетет.

– Еще овдейцы прислали запрос по поводу удивительного инцидента на территории Черугды. Они думают, если имя ларвезийское, если кто-то разговаривает по-ларвезийски – значит, мы имеем к этому отношение? Хотя кто его знает… Вот, почитай.

Несколько исписанных листков в сафьяновой папке с тиснеными королевскими вензелями. Папкой поделился его величество Руверет: после смуты Ложа осталась без собственных канцелярских принадлежностей и тратиться на новые не спешила.

Пробежав глазами запрос, Орвехт озадаченно хмыкнул.

В Черугде, в местечке под названием Дуята, овдейские амулетчики в количестве шести человек покупали на базаре свинку для пирушки и заметили в толпе некое странное существо. С виду то ли гигантская обезьяна, то ли представитель неведомого дикого племени: раза в полтора выше взрослого мужчины, сплошь заросло пурпурной шерстью, за исключением младенчески розовой круглой физиономии. Мускулы буграми, на пальцах когти. Существо добродушно улыбалось и вело себя миролюбиво, всякому уступало дорогу. Люди на него косились, дивились, но с разговорами не лезли: мало ли, кто такой. Ясно, что не демон Хиалы – на дуятском базаре обереги от таких гостей на каждом шагу.

Овдейцы поспорили из-за свинки: один говорил, для застолья сойдет, другой возражал, что слишком тощая, кожа да кости. Вот его-то и схватил за горло могучей ручищей верзила с доброй улыбкой. И спросил по-ларвезийски, не считает ли тот, что некая Флаченда слишком тощая? Парень в замешательстве брякнул «ну да», и это были его последние слова – пурпурное существо одним махом свернуло ему шею. После чего пристало к его собеседнику с новым вопросом: не считает ли тот Флаченду слишком толстой? Рассудив, что лучше ответить утвердительно, второй так и сказал, за что тоже поплатился жизнью. Третий учел их ошибки, и как дошла до него очередь, выпалил, что Флаченда не худая и не толстая, а самая красивая – этот ответ оказался верным.

Между тем остальные успели обменяться мыслевестями и слаженно атаковали, выживший к ним присоединился. Народ брызнул врассыпную. Вчетвером амулетчики прикончили яростно ревущего противника, вскоре и маги подоспели. Изучение останков показало, что это было порождение. Взяв за рабочую гипотезу, что породила его некая ларвезийская волшебница по имени Флаченда, овдейцы потребовали у Ложи объяснений.

– Демоны знают что... – покачал головой Суно, сложив листки в папку. – У нас, конечно, есть одна Флаченда, и она не так давно побывала в тех краях, но она ведь не Порождающая. Хотя эти смертельные вопросики очень в ее духе... Возможно, подружилась там с кем-нибудь из Порождающих? Хотя я бы скорее поставил на то, что все участники инцидента злоупотребили китонскими грибочками, уж больно смахивает на бред.

– Трупы настоящие – два растерзанных овдейца и это существо. Коллеги Тейзург и Хантре собираются в Аленду, и наша Флаченда вместе с ними вернется, тогда и спросим.

Шумно отхлебнув из чашки, Крелдон устремил тяжелый взгляд мимо Орвехта, на книжный шкаф – тоже от королевских щедрот, с вызолоченной гравировкой на стеклянных дверцах. Помолчав, спросил:

– Ежели что, примешь ношу, коллега Суно?

– Какую… Погоди… С чего вдруг?.. Зинта говорит, лечение и диеты пошли на пользу, со здоровьем у тебя сейчас лучше, чем пару месяцев назад.

– Если прилетит отдача, здоровье не выручит. Зарок я нарушил, а потому не знаю, сколько еще мне отмерено.

– Какой зарок? – спросил Орвехт шепотом.

Хотя можно было и не шептать, кабинет Верховного Мага защищен от подслушивания надежными чарами.

– По кредитному договору, – помолчав, пояснил Шеро, тоже понизив голос. – Мы же приняли обязательство не убивать стервеца-кредитодателя, ни собственноручно, ни с привлечением третьих лиц либо иных сущностей. И подкрепили свое согласие со всеми условиями договора магической клятвой. А я кое-что затеял, чтоб от него избавиться и выгадать время для восстановления нашей платежеспособности, чтобы Сираф ему не дарить. Не выгорело. Не бойся, я работал в одиночку, никого за собой не потащу. Тебя я тоже обманул, так что в этом деле ты чист и сможешь меня заменить.

– Когда ты меня обманул?

– А сам догадайся. Это тебе, как моему преемнику, последняя проверочка.

Орвехт размышлял полторы минуты. В тишине тикали ходики в корпусе темного дерева с резной короной.

– Значит, пожар в кабинете четвертого секретаря…

– Уничтожил улику, – кивнул Шеро. – Там ни одного подлинника не было.

«И я хорош дурень… Даже мысли не закралось, что те «Рубиновые записки» Фагреби Акрамона Вечного – фальшивка для Лормы».

– Плохой из меня будет глава Ложи, коли я твой обман не распознал, – заметил он вслух.

– Зря я, что ли, старался? – хмыкнул Верховный Маг. – Требовалось, чтобы никто не распознал – ни ты, ни Лорма, ни ляранский стервец. И все насмарку.

– Надеюсь, ты воспользовался «Звездной солью»?

– Воспользовался. Осталось немножко после того, как мы абдикацию Руверета отменили. Но договор составлен хитро, и кто нарушит условия, от магической отдачи не отвертится. Я все предусмотрел, отдача будет нацелена на меня, а не на Ларвезу. Последнее это дело – свою страну на кон ставить.

После паузы он добавил другим тоном:

– Лорму найди, нечего ей на свободе шастать. И в чужие руки ее отдавать не стоит, этакий кладезь информации Ложе пригодится.

– Ищем.

– Давай-ка я тебе потихоньку дела передавать начну, чтоб оно потом не свалилось снежным комом на голову.

Суно ушел от него с тяжестью на душе.

В скором времени он потеряет еще одного старого товарища и, никуда не денешься, примет груз ответственности, несоизмеримой с его нынешней ответственностью.

После Ляраны Хенга проснулась на скамье под резным деревянным шатром. Солнце уже выплеснулось из-за крон деревьев, на постаменте среди зелени ослепительно сверкала золоченая ящерица.

Монастырь Золотых Ящериц?..

Ее паломничество получилось совсем не таким, как она думала вначале: не пробираться в одиночку через джунгли, рискуя быть съеденной, покусанной или подцепить какую-нибудь заразу, а переноситься во сне туда, где требуется твоя помощь – и где ты заодно можешь чему-нибудь научиться. В первом больше беспощадного героизма, второе важнее для того, чтобы жизнь продолжалась. Зерл называют божеством преследования, но, наверное, правильнее было бы называть ее божеством целеполагания.

«Это и есть то, что я должна понять? Тогда в этот раз я все-таки решила задачу правильно...»

Усевшись на скамейке, Хенга пригладила растрепавшиеся волосы. Вернее, попыталась – провела рукой по бритой голове, в следующую секунду вспомнив, что волос у нее больше нет. На ближайшее время. Подаренная банка с ускоряющим зельем лежала в котомке, которая переместилась вместе с хозяйкой.

Неподалеку от беседки журчал каскадный ручей. Она умылась, а когда поднялась на ноги, увидела смуглого монаха в рясе, расшитой ящерицами и хищными птицами.

– Наша новая послушница? Меня зовут Эземеш, я буду твоим учителем.

Говорил он по-овдейски, хотя видно, что черугдиец.

Девушка поклонилась.

Первый день ушел на знакомство с распорядком и территорией монастыря, а потом началось обучение: беседы с наставником, медитации, тренировки и вдобавок хозяйственные работы, от которых здесь никто не освобожден. Восьмицу спустя наставник велел Хенге весь следующий день медитировать, ничем больше не занимаясь, чтобы подготовиться к «деянию осуществления».

– Я должна буду выполнить задание?

– Не задание. Хотя можно и так сказать. Но не в том смысле, который ты привыкла вкладывать в это слово. Ты встретишься лицом к лицу с тем, чего ты больше всего хочешь. Уже известным тебе способом – ляжешь спать и проснешься там, куда тебя унесет твое сокровенное желание. А в следующий раз снова проснешься здесь, в своей келье. Сложи в котомку все, что тебе может пригодиться.

Разумеется, оружие – и артефакты, и обычное колющее-режущее-метательное. Не то чтобы у нее, амулетчицы посредственных способностей, были шансы против Дирвена, тут она не обольщалась, но она хотя бы попытается… А если она проснется не там, где прячется от возмездия беглый Властелин Сонхи, а в постели у Тейзурга? Или, скорее уж, в постели у Горвена? Вот удивится Горвен, увидев «рыжую барышню», как он вначале называл ее, с бритой головой… Да и самому факту изрядно удивится. А может, и нет: раз она стала послушницей Зерл, от нее теперь можно ждать чего угодно. Или… или она проснется рядом с Хеледикой? И как она объяснит это песчаной ведьме?

– Человек не всегда знает, какое побуждение у него самое важное и сокровенное, – заметил Эземеш. – Советую взять и оружие, и еду, и лекарства, всего понемножку. Может получиться и так, что ты никуда не перенесешься, а проснешься там же, где уснула – здесь. Если твое главное желание – стать монахиней. Такое тоже бывает. Но мне кажется, это не твой случай.

Хенга собрала в котомку и то, и другое, и третье, словно бродячая  торговка, не знающая заранее, что кому приглянется на новом месте. Амулеты и ножи свои. Кое-какие лекарства ей дали в монастырской лечебнице, съестное и мешочки с чаем и матчей – в трапезной. Добавила фруктов и сладостей, вдруг придется кого-нибудь угощать. Теплую одежду тоже выдали: почем знать, в какие края ее забросит, об этом Эземеш предупредил, да она и сама об этом подумала.

«Ну, держись, Дирвен… Или здравствуй, Горвен?..  Или что?..» – с этой мыслью она закрыла глаза.

Сперва на нее напала тревожная бессонница, и она долго ворочалась с боку на бок, но потом все-таки уснула.

Богатый жених с дорогущим букетом стоял перед Нинодией на коленях, ожидая ее решения. Все как ей мечталось, как она однажды сболтнула Зинте, вовсе не думая, что оно сбудется. А оно взяло да и сбылось.

Кавалер явился просить ее руки в сопровождении двух вышколенных лакеев с невозмутимыми и значительными физиономиями, опуститься на колени без их помощи ему было бы затруднительно. Один, за спиной у господина, ожидал дальнейших распоряжений, второй держал футляр, в котором переливался на черном бархате бриллиантовый гарнитур – колье, серьги и кольцо.

Ей хотелось зажмуриться и помотать головой, чтоб это наваждение рассеялось. Будь она трезвая, ум за разум зашел бы от такого фортеля, но она с утра уже успела пропустить рюмочку.

Хвала богам, она при параде: причесана, напудрена, глаза и губы подведены. И платье всего-то год назад вышло из моды, и на груди брошь – олосохарский жемчуг с фальшивыми винно-красными рубинами. Нинодия уже и не помнила, где и когда стащила эту брошь во славу воровского бога Ланки. Но с преподнесенным гарнитуром ее дешевые побрякушки не сравнить. Да только кавалер с гнильцой, это никакими бриллиантами не поправишь.

Сверкала золотым набалдашником прислоненная к стене женихова трость. Из коридора заглядывала в комнату прислуга с округлившимися глазами: не ожидала, что у хозяйки есть этакие поклонники.

– Зачем тебе это, Дитровен? – заговорила Нинодия. – Ну, было у нас с тобой когда-то... Что было, то было. А потом ты меня подставил, законопатил в вашу окаянную тюрьму, где меня покалечили, хотя я тебе ничего худого не сделала. Работала на Ложу, это да, так это дела житейские и политические. Нынче я от таких дел отошла. По состоянию здоровья. И ежели ты рассчитываешь через меня до моей доченьки добраться, чтоб ее в Овдабу забрать, так я ее хорошо пристроила, у нее такие опекуны, что не тебе с ними тягаться. Уймись, это не твой ребенок. Так зачем весь это балаган с букетом, словно я юная красотка, а ты сопливый шалопай? Будешь врать, что ты меня любишь и хочешь с Нинодией Плясуньей остаток жизни коротать?

Дитровен Брогвер, овдейский магнат, с которым она шестнадцать лет тому назад крутила любовь, глядел на нее, словно игрок, который задумал сорвать куш, но сознает, что может и продуться в пух и прах. Нездоровое дряблое лицо, волосы поредели и поседели, на макушке и вовсе лысина – зато костюм отменно пошит, очки в золотой оправе, драгоценные запонки. Стоять на коленях ему было неловко и больно, и он слегка морщился, хотя старался сохранить благожелательное выражение лица. По лбу сползала капля пота.

– Нинодия, я искренне сожалею о том, что причинил тебе страдания.

– Врешь. Кабы искренне сожалел, уже бы исцелился. Мне сказали, какое условие вплетено в это проклятье: те, кто сделал меня калекой, должны раскаяться в совершенном злодеянии, тогда недуг враз исчезнет. А ты, значит, ничуть не раскаялся, только изображаешь.

Брогвер вздохнул. Не способен он раскаяться в том, что причинил кому-то зло. Пожалеть, что сделал неверный ход и в результате сам пострадал – это само собой, но это не поможет ему избавиться от проклятия песчаной ведьмы.

– Поднимите меня, – приказал он по-овдейски лакеям.

Те с двух сторон подхватили своего господина и аккуратно поставили на ноги. Перед этим парень положил футляр на стол, бриллианты игриво подмигнули Нинодии мерцающими гранями.

– Не возражаешь, если я присяду?

Ответа он не стал дожидаться, и его усадили в кресло. В ее любимое кресло.

Нинодия, про себя ругнувшись, опустилась на скрипучий диванчик.

– Хитрозадый ты, Дитровен. Не можешь раскаяться в дурном поступке, вот и решил, как говорится, не в дверь, так в окно? Думаешь, ты на мне женишься, и дальше как-нибудь выкрутишься-откупишься от своего недуга, и эта женитьба заместо раскаяния тебе зачтется? В особенности если я сама начну хотеть, чтобы муженек выздоровел?

«И если сама попрошу об этом песчаную ведьму – ты ведь, хитрожопый старый хрыч, на это рассчитываешь?» – дополнила она про себя.

– Нинодия, ты же умная женщина, – страдальчески вздохнул Брогвер. – Я сожалею, что пришлось так поступить… тогда... Но это от меня не зависело, на меня надавили, я поддался уговорам и давлению. Ты оказалась для них самой подходящей мишенью. Если бы они знали, что ты агент Ложи, все было бы иначе, с иностранными агентами работает другое ведомство.

Нинодия фыркнула:

– Была я агентом или нет – какая разница? Это все равно была я, Дитровен. И вы, пшорское отродье, вместе с ногами всю мою жизнь поломали!

Он безропотно проглотил «пшорское отродье». Опять вздохнул. И снова заладил свое:

– Когда ты станешь моей супругой, ты ни в чем не будешь нуждаться – ни в деньгах, ни в самых лучших артефактах для протезов. Я вижу, у тебя здесь тесновато, другое дело особняк или просторная квартира на весь этаж…

– Нет уж, не хочу я в Овдабу. Глянешь в окно – пасмурно, зимой холодина, лето паршивое, да и народишко жлобы окаянные. Не дождешься.

– Кто тебя неволит? – в его внимательных тускловатых глазах что-то блеснуло – видно, решил, что невеста вот-вот заглотит наживку. – Живи в Аленде. Я буду часто бывать здесь по коммерческим делам, собираюсь приобрести недвижимость, сейчас много конфиската выставлено на аукционы. Ты не составишь мне компанию на просмотрах? Я хотел бы взять то, что тебе понравится, если ты примешь мое предложение.

«Ох, как сладко поешь...»

– Сегодня я вторгся без приглашения, – добавил Брогвер. – Не смею больше отнимать у тебя время. Не согласишься ли завтра пообедать со мной в «Золотом блюде»? Я не тороплю тебя с решением…

Букет он сунул лакею, тот с поклоном положил цветы на вытертую до лысых пятен бархатную скатерть.

После этого Брогвера снова подхватили под руки, подняли и повели к двери.

– Эй, ничего не забыл? – бросила вдогонку Нинодия.

– Это подарок, независимо от твоего решения, – повернув голову, отозвался жених. – Прошу тебя, подумай.

Что ж, на такой ответ она и рассчитывала. Эти бриллианты стоят целое состояние, если продать или заложить – она год проживет, ни в чем себе не отказывая.

Хлопнула входная дверь.

– Уф, давно со мной такого не было…

Она снова почувствовала себя той самой Плясуньей, которая когда-то кружила головы кавалерам. Но замуж ее денежные мешки даже в ту пору не звали. Если она попадется на этот крючок… А если подойти с умом? В Овдабу ни ногой, и чтоб этот старый прохвост до свадьбы поклялся богами и псами, что ничем ей не навредит, и чтоб открыл на ее имя банковский счет, и купленный в Аленде особняк пускай на нее оформит, а этот домишко можно будет сдавать внаем…

Нинодия поднялась с диванчика, вытащила из буфета пузатую бутылку зеленого стекла. Согнав муху, нацедила в липкую после прошлого раза рюмку горького ликера. Она подумает. Она хорошенько подумает, а потом скажет Дитровену о своем решении.

Городок Иш встретил Дирвена рыбной вонью, лаем бродячих собак и смачной руганью на пристани, где спозаранку что-то разгружали. Он не собирался задерживаться в этой дыре, ему надо в Речурах – оттуда уходят корабли на Оборотный архипелаг.

Используя «Ключ Ланки» и «Мимогляд», раздобыл еды, разжился новой одеждой и клухамским словарем-разговорником.

Остров Клухам не относится ни к Великому материку, ни к Оборотному архипелагу, он лежит на полпути между тем и другим. На той же долготе, только южнее, в тропиках, есть еще остров Нидарбе, тоже изрядных размеров.

Клухам – торговое королевство на пересечении морских путей, там толчется народ отовсюду, можно затеряться.

Словарь попался четырехязычный: бартого-ларвезо-аснагисо-клухамский, изданный на Клухаме специально для гостей с материка. Полезная штука, это Дирвен признал, при всем своем неуважении ко всяким там книжкам.

Недоумок Шунепа, если выжил после Харменгеры, наверняка его сдал, поэтому колпак с бородой на помойку. Он теперь бартожец.

Стащил в лавке женский парик, обрезал косы – получилась годная шатенистая шевелюра. За очками с коричневыми стеклами пришлось лезть в аптеку, заодно запасся бинтами и мазью для лопнувших волдырей.

И денежные запасы пополнил, но все подчистую выгребать из касс в ишских лавчонках не стал, чтобы не сразу заметили недостачу. Теперь на вокзал и первым же поездом в Речурах.

Погоня висит на пятках, но чворка дохлого они получат, а не Повелителя Артефактов.

Хенга проснулась от холода. Ясно, что она не в Черугде и не в Ляране.

«Значит, все-таки Дирвен?..»

Ландшафт под облачным небом серебрился, словно гобелен, на который не пожалели серебряных нитей.

Стуча зубами – и вовсе не метафорически – Хенга натянула шерстяные штаны поверх хлопчатобумажных и теплую куртку, повязала на бритую голову платок. Все это было скатано в узел и привязано к котомке, которая переместилась вместе с ней. Ноги тоже замерзли, но у нее были шерстяные носки. Зашнуровала ботинки и лишь потом огляделась.

Незнакомая холмистая местность, на востоке блестит река, в той же стороне синеватым контуром тянется вдоль горизонта горный хребет, над которым едва взошло солнце. Вершины сверкают, словно хрустальные – вероятно, ледники. Возле реки скопление домишек, над трубами дымки. В отдалении виднеется еще одна деревушка, и еще, на другом берегу. А холмы вокруг покрыты сероватым вереском, он волнуется на ветру и как будто мерцает.

Можно не гадать, что это за местность. Ширрийский серебристый вереск растет только в Ширре, с которой Овдаба граничит на востоке.

Хенга сглотнула горький комок. Откуда взялась горечь? Принесло из деревушки вместе с дымом.

Да, она хотела сюда попасть, но старалась об этом не думать. Решила, что побывает здесь когда-нибудь потом. Попросту боялась, что начнет расспрашивать, и ей покажут памятный камень на кладбище.

Но раз она здесь, теперь ей одна дорога – в деревню у реки.

Перед тем как направиться вниз по тропинке, вытащила из-под ворота бронзовый храмовый медальон с ящерицей, надела поверх куртки. Чтобы никаких вопросов по поводу того, кто такая: она служит Зерл, все остальное не важно. Ширрийский она в свое время учила, как и все службисты Министерства благоденствия. Хотя бывать в Ширре или на восточной границе ни разу не доводилось, Хенгеда Кренглиц специализировалась на Ларвезе.

Огороды заплатками на пологих склонах, там-то ей и встретились люди – две старухи и подросток.

Активировав языковой амулет, Хенга поздоровалась по-ширрийски. Деревенские глядели настороженно: почем знать, зачем явилась служительница Неотступной – с добрыми намерениями или, может, ей велено кого-то убить?

– Мира и достатка вам, и милости Зерл во всех ваших начинаниях. Я разыскиваю достойную женщину по имени Нимче Кьонки, живет ли такая в вашей деревне?

Старые ширрийки чуть оттаяли, если «достойную» – значит, всяко не убивать. А у Хенги поросшая травой земля заколебалась под ногами: вот сейчас ей покажут, где тут деревенское кладбище… Хотя с чего бы такая реакция, ведь она свою родную мать ни разу не видела и до недавних пор не подозревала о ее существовании. Но в детские годы порой возникало отчаянное недоумение: «Разве мама меня не любит? Вот если бы мама меня любила...» Даже в голову не приходило, что госпожа Кренглиц ей вовсе не мама. Хотя было ощущение – что-то не так. Иной раз даже плакала, но об этом никто не знал, будущая шпионка еще тогда умела скрывать свои чувства. Вдобавок подросшей Хенгеде объяснили, что любовь и уважение надо заслужить, а для этого надо стараться, надо хорошо учиться, надо все делать аккуратно, ты ведь Кренглиц, ты будущая службистка, и если тебе кажется, что тебя недостаточно любят – значит, пока еще не заслужила, плохо старалась.

– Нимче с внучонком вон в том доме живут, – показала одна из старух.

От облегчения Хенга улыбнулась, и эта не подконтрольная ей улыбка окончательно успокоила собеседниц по поводу ее намерений.

– А остальные где? Если у нее внук, значит, есть еще сын или дочь?

– Дочка ее с мужем, он был хороший парень, из деревни на том берегу, позапрошлой весной утонули, – поведала ширрийка в темном платке с вышитым цветными нитками оберегом. – Он рыбачил, она ему поесть принесла, а кто-то из речных возьми да и расшатай под ними лед. Добрых им посмертных путей. А до этого у Нимче еще одна дочка была, когда она в Овдабу на заработки ездила, там и родила от хозяина, да овдейцы у нее ребенка забрали, как у них водится. Вернулась сама не своя, потом вышла замуж за Бурчо Баркунаки, он семь лет назад помер. Он был из пограничников, его ранили, увечный вернулся. Теперь у Нимче никого не осталось, кроме внучонка Твени, зато она работящая, и мы помогаем чем можем.

Поблагодарив, Хенга пошла к указанному дому. Затылком чувствовала, что все трое смотрят ей вслед.

Не развалюха, но и добротным домишко не назовешь. На изгороди-плетенке сушится штопаная одежда, под старым дощатым навесом подвешено с десяток копченых рыбин. Ставни распахнуты, оконные створки приоткрыты – в частом переплете мутноватые стекла, а кое-где вместо них дощечки. Зато и на ставнях, и на двери, и на стенах честь по чести нарисован обережный орнамент. Пахнет кашей, изнутри доносятся голоса:

– Бабушка, а пока остывает, ты новую сказку расскажешь?

– Начну рассказывать, а доскажу, может, вечером. Ну, слушай. Говорят, в незапамятные времена Стражем нашего мира был кот, а правда ли это, никто не знает, много лет с тех пор прошло. Но говорят, так и было. А потом Стражем Мира стал человек, потому что не кошачье это дело, а человеческое. Знаешь, Твени, куда делся тот кот?

– Убежал на небо, и если в месяц Чаши посмотреть на северо-восток, увидишь там созвездие Кота – это он и есть! – радостно и гордо выпалил Твени.

– Вот-вот, живет он с тех пор на небесах, горя не знает, гоняется за блуждающими звездочками, как раньше за мышами гонялся. А иной раз заскучает да и спустится на землю – безлунной ночью, когда никто не видит. Созвездиям так себя вести не положено, но чего и ждать от кота – недаром же говорится, что всякий кот сам себе господин. Вот как-то раз спустился на землю небесный кот, а в это время один парень, звали его Памче, наловил рыбы и задремал под кустиком. Обереги у него были, чтобы никто из народца не подобрался, да небесному коту они нипочем. Шасть к ведерку – и давай Памчину рыбу жрать. Одну слопал, вторую, третью… Тут Памче проснулся и хвать его за шкирку. Ты что, говорит, делаешь, разбойник бессовестный? А небесный кот ему – отпусти меня, Памче, я за это три твоих желания исполню! На том и поладили. Да только Памче сам не знал, чего пожелать. Тогда небесный кот дал ему три махоньких звездочки и велел, как будет нужда, выйти ночью из дому и звездочку выпустить – мол, я сразу явлюсь. Вернулся Памче домой, рыбы принес всего ничего, посмеялись над ним, но он о том, что было, никому не рассказал. А в двух днях пешего пути от их деревни стояла в заливной низине деревня на сваях, и повадился разорять ее старый злобный топлян. Вылезет из речки – и давай сваи расшатывать, огороды вытаптывать, овец задирать. Жители деревни объявили, что заплатят вскладчину тому, кто изведет эту напасть. А Памче как услыхал об этом, выпустил первую звездочку и попросил у небесного кота помощи в этом деле. На следующую ночь кот подстерег топляна и задавил его, словно мышь. Наутро жители выходят – и видят: лежит мертвый топлян, а возле него стоит, подбоченясь, Памче, герой героем. Стали его чествовать, заплатили, как было обещано. Слухи об этом дошли до короля, и тот решил, что такой молодец, победивший топляна, должен служить у него при дворе. Памче обрадовался и возгордился… А каша уже остыла, давай-ка покушаем – и за работу, потом доскажу.

Самое время, чтобы постучаться и войти. Ступеньки низенького расшатанного крыльца заскрипели, и Нимче с внуком еще до того, как дверь открылась, поняли, что кто-то с утра пораньше явился в гости.

– Мира и достатка вам, и милости Зерл во всех делах, – произнесла Хенга перед тем, как переступить через порог.

На нее настороженно уставились две пары глаз. Даже четыре: на лоскутном половичке у очага сидели две серых кошки, одна побольше, другая поменьше – тоже слушали сказку про своего небесного сородича.

Обстановка бедная, и все же на свой лад уютно. И кажется, что все здесь пронизано любовью – той, которая похожа на мягкий золотистый свет.

Хорошо, что взяла с собой и еду, и лекарства, и некоторую сумму денег… И обереги она им оставит, она и без них не пропадет. Детские игрушки захватить не догадалась, но у племянника игрушки есть – лежат в уголке. Самодельные. Наверное, Нимче смастерила.

Худощавая женщина за сорок, обветренное загорелое лицо, русые волосы с проседью заплетены в косу. И темноволосый мальчик лет пяти-шести.

– И вам мира и достатка, госпожа, – Нимче Кьонки поднялась из-за стола, глядя на нежданную гостью тревожно и вопросительно.

– Это я… – сказала Хенга и умолкла.

А потом продолжила, словно шагая против ветра, словно преодолевая незримую преграду:

– Я из Абенгарта, из семейства Кренглиц, я недавно о вас узнала. И узнала правду о себе.

Перед морским путешествием полагается сходить на поклон к Хозяину Океана и его старшим дочкам – Таннут и Ниато.

В центре Речураха на площади Водоплавателей стоят три храма. Каждый украшен громадными раковинами, кустами кораллов, ржавыми якорями в человеческий рост, костяками гигантских рыбин и крабьими клешнями величиной с обеденный стол. Внутри убранство под стать тому, что снаружи. Пахнет йодом и морепродуктами, но не так, как в рыбной лавке, а скорее как в музее, где лежат в витринах всякие засушенные гады.

Сначала Дирвен посетил храм Хозяина водных просторов, потом храмы Таннут – Госпожи Пучины и Ниато – Госпожи Бурь. Если первый везде изображен человеком свирепого вида, то у его дочерей по два изваяния: с женским лицом и в облике морского существа с жабрами, чешуей на скулах и осьминожьими щупальцами вместо волос.

Засвидетельствовав свое почтение морским божествам, Дирвен завернул в харчевню, они тут на каждом шагу. В кармане лежит билет на «Гискаду» – клухамский грузопассажирский корабль. Обошлось дороже, чем плыть на аснагисском судне, зато безопасней: в отличие от материковых государств, Клухаму незачем охотиться на бывшего первого амулетчика Светлейшей Ложи, опального короля Ларвезы. Клухаму нет дела до здешних разборок, он далеко за морем и живет своими торгово-политическими делами.

Скорее уж там захотят привлечь повелителя амулетов к себе на службу… Ха, почему бы и нет, если ему гарантируют защиту от Ложи, от министерства благоденствия и от всей прочей материковой сволоты? Если предложат, он подумает. Может, даже и согласится, и пусть тогда его враги локти грызут.

«Золотое блюдо» размерами залов и числом отдельных кабинетов уступает только «Застолью гурманов» и «Весёлой маркизе». Люстры с несметными переливчатыми подвесками, всюду зеркала, новенькая золоченая лепнина – то, что было попорчено, пока в Аленде заправлял Властелин Сонхи, за лето успели отремонтировать. А что не успели, то занавесили нарядными, как павлиний хвост, драпировками. Шикарное заведение, да бывшую королеву шиком не удивишь.

Глодия держалась с истинно королевским достоинством, на убранство и на публику смотрела критически, зато Мейлат-Мейленанк была поражена здешней роскошью. Их сопровождали двое щегольски одетых кавалеров с неброскими физиономиями: якобы приезжие из восточных горнодобывающих провинций, а на самом деле подчиненные дядюшки Суно по сыскной части.

Они не просто так болтались по ресторанам, а выполняли задание – ловили на живца Лорму. Пусть та уже не вурвана, ставку сделали на то, что нутро-то у нее осталось прежнее: наверняка ей хочется людских мучений и свежей крови, хотя уже не можется как раньше. В последнее время в Аленде случилось несколько жестоких убийств с одним почерком, как будто завелся некий душегуб. Господин Шеро с дядюшкой Суно подозревали, что этот душегуб и есть Лорма. Поэтому на Мейленанк навели чары, которые превращали ее потаенное желание в подобие зова: у кого есть нужный интерес, тот услышит. Иной раз таким способом насильников ловят, но Мейлат мечтала не о любовных кувырканиях, а о том, чтобы кто-нибудь отведал ее крови – мол, в этом ее предназначение. Выросла в вурванском городе и вдобавок дуреха на всю головушку, что с нее взять.

Обе выглядели, как дамы полусвета, с которыми кутят богатые провинциалы – мать родная не узнает. Глодию ее матушка и впрямь не узнала, когда столкнулись давеча в «Алендийской слойке».

Даже обидно: гримеры Ложи расстарались, сделали из нее девицу смазливой наружности, а умоешься – хоть в зеркало не гляди. Эх, кабы раздобыть амулет, который называется «Кувырок личины», чтобы раз и навсегда стать красавицей… Это большая редкость, мастерить такие штуки давным-давно разучились, но дядюшка Суно предупредил, что у Лормы, скорее всего, «Кувырок личины» есть, поэтому она может выглядеть совсем не так, как прежде в человеческом облике.

– Хотя могла и не воспользоваться, могла отложить на крайний случай. «Кувырок личины» дает непредсказуемый результат: пол и возраст не меняет, а со всем остальным как повезет. И если тот, кто его применил, не обрадуется своему новому облику, назад не отыграешь, это одноразовый артефакт.

– А если всеми душевными помыслами изо всех сил настроиться, чтоб получился задуманный результат?

– Не думаю, Глодия, что это может повлиять на исход эксперимента. Когда возьмем Лорму и изымем у нее артефакты, если найдется «Кувырок личины», будем изучать его в лабораторных условиях.

Пока выловили только двух полудохлых вурванов – те притащились на «зов» Мейлат, словно роняющие слюни голодные псины на кусок мяса. Упырей скрутили функционеры Ложи, тайно сопровождающие агентов под прикрытием. А если объявится Лорма, велено самостоятельных действий не предпринимать, сразу же послать мыслевесть достопочтенному Орвехту и находиться в боевой готовности.

Как бы там ни было, не на свои гуляем, за все платит Ложа, поэтому Глодия ни в чем себе не отказывала и множество разных деликатесов в охотку перепробовала.

– Глянь, вон там сидит Нинодия Булонг с каким-то паршивеньким ухажером, – шепнула она Мейлат. – А, да ты же ее не знаешь… Подцепила такого же хромого, два башмака пара! Ох, и вырядилась… Мы-то с тобой вырядились, потому что понятное дело, а она – как последняя шлёндра, из деревни в Аленду понаехавшая.

Над воротами лечебницы красовалось растянутое полотнище с каллиграфической надписью на трех языках: «Демонам вход воспрещен».

В прошлый раз ничего подобного не было.

– Помогает? – Хантре кивнул на ворота. – По-моему, обереги были бы эффективней.

– Лучше без оберегов, – возразила его спутница. – На случай таких ситуаций, как зимой, когда лечебницу захватили бандиты. У союзников Тейзурга должна быть возможность прийти на помощь, если кого-нибудь из вас не окажется рядом.

Его охватило тягостное чувство: с посланцами Ктармы они тогда разобрались, но те успели убить часть заложников.

– Может, и помогает, кто не надо сюда не ходит, – добавила Ринальва. – Пусть будет на всякий случай. Это сделал в уплату за лечение один балбес, который поцеловался с Харменгерой. Иным пациентам так и хочется надавать по шее.

«Бывает, что ты не воздерживаешься от рукоприкладства, – мысленно дополнил видящий. – Изредка, если эпизод совсем ни в какие рамки».

– А от внутренних демонов никакие надписи на воротах не помогут, – добавила лекарка с сухой усмешкой. – С ними каждый сражается в одиночку на своей территории. Когда мне было тринадцать лет, я из-за своих внутренних демонов стала посмешищем, и это послужило мне уроком на всю жизнь. Я справилась… А потом Милосердная приняла меня под свою длань, и у меня не осталось времени на ненужные глупости. Такая защита лучше любых оберегов, даже если твой внутренний демон снова пытается поднять голову. Простите, что разоткровенничалась. Вы из тех собеседников, которые все поймут правильно. И давайте-ка наденьте шляпу, вам только солнечного удара не хватало.

Хантре подчинился, до этого широкополая шляпа висела у него за спиной. В первый же день после возвращения из Бацораждума его постригли под ноль: голова в порезах, волосы спутались в окровавленный колтун. Сейчас порезы затянулись, но шляпа раздражала кожу, лучше бы повязал бандану.

В этот раз регенерация шла медленнее, чем обычно. Сегодня он в первый раз выбрался на прогулку за пределы лечебницы.

Дорога убегает к постройкам вперемежку с блекло-разноцветными шатрами и палатками. Слева до горизонта барханы, справа царство зелени, вдалеке сияет солнечными бликами Шеханья. А за спиной похожий на мираж белый дворец, с воспрещающей надписью для демонов на трех языках просвещенного мира.

Восприятие как будто расслаивалось: смутно вспоминались другие города, другие пустыни, другие дороги...

Зачем вспоминать о том, что было и закончилось? В Сонхи он дома.

Да он и не отрицает, что дома. Но ему позарез надо в Аленду. Вместе с Эдмаром. Там что-то важное, и он то помнит об этом, то забывает, то снова помнит.

А сейчас пора возвращаться в палату, голову все-таки напекло – перед глазами плавают бирюзовые круги.

Чем скорее Ринальва сочтет его состояние удовлетворительным, тем раньше можно будет отправиться в Аленду.

Облокотившись о перила на палубе для пассажиров второго класса, Дирвен с презрительной миной наблюдал за суетой на пристани.

Из-под картуза выбиваются темные пряди, в тени козырька поблескивают очки, над верхней губой полоска фальшивых усиков. Одни крухутаки разберут, кто такой, но эти пернатые оглоеды за просто так чужие секреты не выбалтывают. Через две-три восьмицы он будет на Клухаме, и если потом решит податься на Оборотный архипелаг – туда плыть еще столько же. Но вдруг ему на Клухаме понравится: остров большой, народу полно, и говорят, в тамошних борделях шлюхи со всего света… Только Наипервейшей Сволочи там не будет.

Эта Сволочь о существовании Дирвена как будто забыла – ну, не может же такого быть?..

Он пытался связаться с Куду и Монфу, но те на его мыслевести не отвечали. Может, Лорма уже их сожрала? Или ее новый консорт с ними разобрался? Не с крухутаком же играть в три загадки, чтоб узнать, что у них там происходит.

Один крухутак закладывал круги над речурахским портом, высматривая с высоты жертву-игрока, а вдалеке над крышами и башенками виднелся в коричневатом облачном небе второй крестообразный силуэт. Стекла очков как чайная заварка, поэтому все кажется слегка коричневым.

Если бы в заморских краях найти такой же амулет, как Наследие Заввы… Он король Ларвезы, и он от престола не отрекался. Если получится, он вернется.

А на пристани суета: колпаки и картузы, шляпы и шляпки, тюрбаны и береты, фуражки и моряцкие косынки. Всему этому дурачью невдомек, что на «Гискаде» отправляется в изгнание Повелитель Артефактов, опальный король Ларвезы, преданный неблагодарной сволотой Властелин Сонхи.

От высоких помыслов Дирвена оторвала пощечина. Вернее, звук пощечины – у него за спиной кому-то отвесили оплеуху.

«Да я бы тебе это счастье даром отдал, еще бы и приплатил!»

Он не сказал это вслух.

Чтобы не задеть Эдмара? Тот наверняка установил здесь артефакты для слежки – логичный поступок после того, что выкинула эта девушка.

Или чтобы не расстроить ее перед серьезным разговором? Но именно из-за этой фразы она вряд ли бы расстроилась.

Так или иначе, удержался. Хотя чуть с языка не сорвалось, когда Флаченда, увидев его на пороге, грустно вздохнула и произнесла с трагической интонацией:

– Если вы хотите поговорить об отношениях… Я все понимаю и рада за вас. Я не хочу и не буду мешать вашему счастью.

– Не об отношениях, а о вашем даре, – надо быть вежливым, даже если оппонент бесит, иначе она обидится, сосредоточится на своей обиде и все важное пропустит мимо ушей. – Я прошу вас о разговоре, как видящий и как запасной Страж Мира. Может быть, прогуляемся?

Атмосфера у нее в комнате кисловато-едкая, слезоточивая. Сумбурное мельтешение картинок-воспоминаний: одни более-менее отчетливы, другие расплываются, словно на рисунок чернильным карандашом капнули воды, от третьих мелькают одни обрывки – и все это на тему обидных или неловких ситуаций. Не наведенные чары, она таскает это с собой по собственной воле.

– Я бы прогулялась, но ко мне все плохо относятся, поэтому я отсюда не выхожу.

– Вы будете со мной. Я от вас ни на шаг не отойду и потом провожу обратно. Идемте туда, где никого нет?

Помявшись, Флаченда согласилась.

Он привел ее в розарий под застекленным куполом. Голубоватое иномирское термостекло, защищающее от полуденного зноя, Эдмар раздобыл еще до того, как маги Ложи заперли его в Сонхи.

На стене распласталась бронзовая ящерица с циферблатом на спине – часы бартогской работы. Обещал Ринальве вернуться к половине четвертого. Запряженная верблюдом карета ждет у парадной лестницы, у него не так уж много времени.

– Флаченда, не идите по пути Лормы. Не надо.

– Почему вы так обо мне думаете? – на него изумленно уставились блестящие от подступивших слез глаза. – Я никогда не вела себя как Лорма… Что у меня с ней общего?

– Вы получили дар Порождающей, которым раньше владела Лорма. Вы ведь знаете о том, что Порождающие, в отличие от Созидающих, не планируют в деталях, что у них получится? И даже если планируют, результат может сильно отличаться от задуманного. Результат в большой степени зависит от ваших истинных желаний и душевных импульсов. Нет, я не хочу сказать ничего плохого о ваших импульсах и желаниях. Я вам кое-что расскажу о Лорме, просто чтобы предупредить о ловушке, связанной с этим даром.

Бобовая ведьма раздумала плакать и уселась на мраморную скамью. Он тоже сел, не выпуская из поля зрения часы. Не хотелось бы опоздать и вызвать недовольство главы лечебницы. Даже Тейзург как-то раз обмолвился, что немного побаивается Ринальвы – и похоже, это была не совсем шутка.

– Я не помню, что было в моей прошлой жизни, но мне о тех событиях рассказали. Я тогда уничтожил порождение Лормы – спалил синим пламенем, а то, что осталось на бестелесном уровне, унес за Врата Хаоса, чтоб оно исчезло окончательно. И в Бацораждуме я считал прошлое Лормы. Раннее прошлое, еще до того как она стала вурваной. Она не всегда была такой как сейчас.

– Я не похожа на Лорму, – со слезами в голосе пробормотала Флаченда.

– Я не говорю, что похожи. Вы на нее совсем не похожи. Я же сказал, что хочу предупредить о ловушке, в которую попалась она и не должны попасть вы.

Минутная стрелка шевельнулась, сделала очередной крохотный шажок, а ящерице хоть бы что – как дремала, так и дремлет.

– Лорма когда-то в юности была очень одинока, и ей казалось, что весь мир против нее. Никто ее не понимает, каждый готов предать и так далее. Возможно, она тогда действительно находилась в такой ситуации – королевские родственники, которые конкурировали за власть, и весь этот придворный серпентарий. Одинокая девочка начала мечтать и придумала себе воображаемого друга. Жестокого убийцу, который губит людей, никого не жалея, для него это способ существования, но при этом Лорма – единственное исключение. Он ее уважает, бережно относится к ее переживаниям, всегда готов за нее заступиться и никогда не убьет. За Лормой он признает право на жизнь, которого не признает за другими – то есть, признает ее величайшую ценность на фоне всей остальной кормовой массы. Одинокая девочка была из Порождающих и в конце концов породила героя своей мечты. И после этого начала постепенно превращаться в ту Лорму, которую вы знаете. Не идите по этому пути, не мечтайте о таких союзниках.

Флаченда смотрела на него растерянно, настороженно и чуть затравленно, с опаской. Похоже, он попал в точку. Плохо. Лучше бы ошибся.

– Я ни о чем таком не мечтаю и не хочу никого убивать!

«Убивать не хочешь, в этом ты отличаешься от Лормы. Но мечтаешь о друге-любовнике, который всех готов растоптать в слякоть, зато тебя будет носить на руках и нежно заботиться».

Нельзя об этом вслух, тогда точно обидится.

– Поскольку вам теперь принадлежит дар Лормы, я, как видящий, счел своим долгом рассказать вам об этом, – произнес Хантре дипломатично-вежливым тоном – научился, пока исполнял обязанности «господина наместника». – А сейчас мне пора возвращаться в лечебницу. Пойдемте, я провожу вас в комнату.

Добился он нужного эффекта или нет? Надвое. Будущее покажет. Хорошо, если она все-таки задумается.

Затрещину получила изящная темноволосая дамочка. Черноусый мужчина глядел на нее желчно и оценивающе, словно укротитель на непокорное животное.

– Ты не смеешь поднимать на меня руку! – произнесла она по-бартогски.

– Еще как смею, – процедил кавалер, после чего подкрепил свои слова еще одной пощечиной. – Эркина, ты вся изолгалась! Ты забыла о том, что ты моя жена и принадлежишь мне, но я выбью из тебя дурь! А посторонних это не касается… – добавил он, покосившись на Дирвена.

Тот отвернулся и снова уставился на Речурах. И впрямь не касается. Раз муж лупит ее прямо на палубе, наверняка заслужила. Эта парочка обвешана оберегами, и на нем, и на ней по два «Мимогляда» – не будь Дирвен повелителем амулетов, вовсе не обратил бы на них внимания.

Краем глаза он отследил, что усатый схватил Эркину за руку и утащил в проем, за которым находился коридор с каютами. На палубе остался одинокий моряк с трубкой и двое старых аснагисцев – те обсуждали дребезжащими голосами какие-то политические дела. До отплытия еще три с половиной часа.

Артефакты усатого Дирвен ощутил раньше, чем тот к нему подошел. Эркины с ним не было – наверное, запер в каюте.

– Юноша, вы бартожец?

– Бартожец, сударь.

– Похвально, что вы путешествуете, я и сам бывалый путешественник. Хочу вас предупредить, если эта женщина попытается вызвать у вас сочувствие, не поддавайтесь на ее уловки. Держитесь от нее подальше. Она не знает, что такое честь. Надеюсь, вы проявите благоразумие и не станете вмешиваться в чужие семейные дела.

– Я и не собираюсь, – отозвался Дирвен. – Лекарь прописал мне морское путешествие в спокойной обстановке. Плыву на Клухам и потом обратно.

– Вот и хорошо, – проворчал усатый. – Приятного отдыха.

После чего удалился.

Эта Эркина красивая, на поимелово сгодилась бы. Но связываться неохота. Ну ее к чворкам. Сейчас главное – добраться до Клухама, не наследив и ни во что не вляпавшись. Хватит с него приключений. Он добропорядочный юноша со слабым здоровьем, всю дорогу будет маяться морской болезнью – годный предлог, чтобы поменьше общаться с окружающими.

Когда потянулись на борт остальные пассажиры, он укрылся в каюте. Боевые артефакты в готовности – пусть попробуют, гады, его взять… Да он им весь порт разнесет, заодно с окрестными кварталами, никакой «ведьминой мясорубки» не понадобится.

Деликатно постучали, дверь приоткрылась.

– Прошу прощения, сударь, кажется, я ваш сосед…

Это было сказано по-бартогски, с извиняющейся интонацией воспитанного недоумка, который не хочет никому помешать.

Во втором классе каюты двухместные, и запихнут кого-нибудь тебе в компанию или нет – это смотря сколько билетов продано.

Сосед ввалился, волоча за собой перетянутый ремнями чемодан на колесиках. Бартогское изобретение, там к чему угодно колесики приделают. Рослый блондин в клетчатом дорожном костюме, пояс оттягивает пухлая сумка с отделениями на пуговицах. Обереги и аж три «Мимогляда», в придачу «Каменный молот» – изношенное старье с половинным зарядом. Потный, физиономия растерянная. Тоже что ли от кого-то драпает? Во повезло…

– Прошу прощения, – снова проблеял блондин и убрался прочь, оставив Дирвена наедине со своим багажом.

Чемодан как чемодан, не считая колесиков. Из дорогой кожи, с потертыми углами. Ни заклятий на нем, ни амулетов внутри, за исключением «Недремлющего сторожа», чтобы не сперли.

Сосед вернулся после того, как «Гискада» отчалила. Лицо у него было вконец расстроенное.

– Сударь, прошу прощения… Кайкер Бегалус. Мы ведь с вами соотечественники? Я попросил, чтобы меня определили в каюту с соотечественником. Как я могу к вам обращаться?

– Горжек Фрунчер, – назвал Дирвен имя, под которым купил билет. – Простите, меня тошнит, морская болезнь.

– Да-да-да, понимаю, – согласился Бегалус, но не отстал. – Простите, после того как вы сели на корабль, вы не видели среди пассажиров мужчину и женщину по фамилии Глец?

«Думаешь, тут у каждого фамилия на лбу написана?»

Вместо того чтобы сказать это вслух, Дирвен вежливо посоветовал:

– Это вам лучше у кого-нибудь из команды спросить. Меня уже укачивает…

И обнял найденный в нижнем шкафчике жестяной тазик с ручками, словно сейчас блеванет.

– Простите, я лучше опишу, как они выглядят, для меня это очень важно. Красивая миниатюрная брюнетка и мужчина лет сорока, темноволосый, худощавый, раздражительный, с усами.

Та самая парочка. А этот Кайкер, видать, герой-любовник, который тайно кинулся за ними в погоню.

– Вы их видели? – догадался сосед, так и впившийся в него взглядом.

– Видел на палубе, потом они ушли в каюту.

Кайкер испустил вздох облегчения. Остался бы в дураках, если бы те на корабль не сели, а он бы уплыл без них в дальние края.

– Я хочу попросить вас о помощи… Вы должны мне помочь. Я вижу, что вы достойный молодой человек, мне больше не к кому обратиться.

Кто же знал, что с бартожцами на «Гискаде» будет такая засада? Отправиться в плавание овдейцем или ларвезийцем Дирвен не мог – заподозрят. Аснагисцем он не так давно побывал, и колпак с бородой надоели ему хуже чирья на заднице. По-руфагрийски он ни бельмеса. Нангерский более-менее освоил, но его бы выдал акцент. Он сумел настроить языковые амулеты таким образом, чтобы по-бартогски говорить без акцента – интересно, до него это кому-нибудь удавалось? А с нангерским этот номер не пройдет, там скорее язык вывихнешь, даже с амулетами.

Забравшись с ногами на койку и уткнувшись в спасительный тазик, Дирвен размышлял, как быть. В конце концов решил, что ему это на руку: надо сдружиться с Бегалусом, чтобы со стороны казалось, будто он путешествует не один, а с приятелем, это поможет замести следы.

Когда сосед вернулся – перед этим он, поглядев на страдающего Горжека Фрунчера, деликатно удалился на палубу – Дирвен сказал:

– Меня уже отпустило, даже не вырвало. Я вам сочувствую и готов помочь, только не буду делать ничего противозаконного.

– Я бы на что угодно пошел, чтобы спасти Эркину, – угрюмо признался Кайкер. – Этот мерзавец поднимает на нее руку, он ее не достоин. Не могу понять, видел я их на палубе или нет... Показалось, что Глец там был, но недолго.

«Ха, да потому что они обвешаны «Мимоглядами», так же как ты», – мысленно пояснил повелитель амулетов.

На эту тему молчок, он сейчас не амулетчик – простой смертный, набравший с собой в дорогу обережных, лечебных и языковых артефактов. Остальной арсенал усыплен, но готов к пробуждению в любой момент.

Вот так Дирвен и стал связующим звеном между Глецами и Бегалусом. Обе стороны любовного треугольника считали, что используют наивного юношу в своих интересах.

Эркина вышла замуж за Глеца, потому что он при деньгах, а она из небогатой семьи. Потом встретила Бегалуса, и у них началась любовь, хотели сбежать, но Глец узнал об их плане и повез Эркину через Аснагису на Клухам, где у него торговая контора. А Бегалус все равно их выследил и в последний момент перекупил билет у другого пассажира. Теперь один хотел спрятать неверную супругу от конкурента, а второй – вызволить свою любовь и умотать вместе с ней подальше от ревнивого мужа. Оба избегали огласки, поэтому капитану жаловаться друг на друга не стали, и Дирвен был у них единственным посвященным в эту романтическую тягомотину: каждый из соперников считал его своим союзником.

Глец выгуливал Эркину изредка, в потемках, перед этим справившись у Горжека Фрунчера, лег ли спать «этот проходимец». При свете палубных фонарей было видно, что под глазами у дамочки запудренные фингалы. Когда Глец отворачивался, она бросала на Дирвена отчаянные взгляды. Веры ей никакой, она ничем не лучше Хеледики, Хенгеды, Щуки и Лормы, все они одинаковые и в любой момент готовы предать.

Кайкер твердил, что сойдет с ума, если ее не увидит: он больше не может терпеть такие мучения, лучше за борт. А Глец говорил, что прикончит «этого проходимца», если тот подойдет к Эркине, и ее тоже прикончит, лучше под суд, чем стать посмешищем. Мол, у него есть заклятье, которое он купил у мага, и при необходимости он это заклятье пустит в ход.

Бывают такие штуки: маг вплетает одноразовое заклинание в носитель – обычно это бумажка, которую для активации нужно разорвать, или палочка, которую нужно переломить, тогда начинка высвободится и сработает. Для того чтобы воспользоваться таким волшебством не обязательно быть волшебником. В Овдабе и в Ларвезе это под запретом, а в Бартоге разрешено, хотя и с кучей оговорок. Маги неохотно берутся за такие заказы, потому что расход силы, которая самому пригодится, а если берутся, выставляют ого-го какой счет.

Когда Дирвен предупредил Кайкера о заклятье, тот с нездоровым блеском в глазах признался, что он тоже кое-чем запасся на крайний случай. Он должен увидеть Эркину, он больше не в состоянии ждать.

Во придурки: ладно, если ухайдакают друг друга или эту свою Эркину, а если корабль потопят? Как тогда Щука в пылу скандала посреди реки лодку продырявила… Дирвен попытался отговорить Бегалуса, но тот стоял на своем.

Однажды вечером Кайкер, вроде бы улегшийся спать, внезапно вскочил, наспех оделся и ринулся на палубу. Дирвен не смог его остановить. Кинулся за ним, прикидывая, получится ли использовать артефакты, не раскрывшись, если эти придурки учинят какой-нибудь раздрай. Ха, если он задействует не свои артефакты, а корабельные – запросто получится. В суматохе не разберут, чья работа, и потом кто-нибудь присвоит его заслугу.

Как назло, Глец с Эркиной еще не ушли. Соперники начали вполголоса ругаться, обвиняя друг друга в недостойном поведении, Дирвен держался в сторонке.

Море сонно волновалось, поблескивая в свете ущербной луны. Днем видели акул и русалок – наверняка эти твари и сейчас где-то поблизости.

Бегалус угрожал скормить Глеца акулам, если тот будет бить Эркину, а Глец отвечал, что отправит Бегалуса к русалкам, и пусть он предается утехам с ними, а не с «этой вероломной дрянью».

– Молодой человек! – Эркина, закутанная в черную кружевную накидку, метнулась к Дирвену, схватила его за руку. – Прошу вас, расскажите капитану, что он меня бьет! Вы же видели!

– Сударыня, я лицо постороннее, – с досадой произнес Горжек Фрунчер.

– Значит, вы такой же, как все! – бросила она с горечью, и вдруг упала перед ним на колени, обняла его за ноги:

– Видите, я перед вами на коленях, я вас умоляю, скажите капитану, только он может это прекратить!

Бегалус и Глец замолчали и уставились ни них.

– Она сама… – попытался объяснить мужчинам Дирвен.

Амулеты вовсю сигналили о присутствии боевой магии. Неужели эти два придурка решили, что настал момент применить купленные заклятья?

Отпустив его, Эркина ловким перекатом ушла в сторону, словно цирковая акробатка или боец на тренировке. Дирвен еще не успел как следует удивиться, когда почувствовал онемение и разлад во всем теле: распространялись эти ощущения от колен и от левого запястья – от тех мест, где Эркина за него хваталась!

Прилетело раньше, чем он успел отдать команду амулетам, ему не хватило буквально полсекунды. Все трое ударили заклятьями одновременно. Никакой это не любовный треугольник, и вовсе они не бартожцы, а те самые убийцы, о которых предупреждала Наипервейшая Сволочь!

За первым убойным импульсом почти без промежутка последовал второй. Дирвена швырнуло о фальшборт, что-то хрустнуло – его кости?.. В следующее мгновение его подкинуло вверх, на миг он увидел огромное ночное небо, затянутое рваной пеленой облаков со звездами в прорехах, и вслед за этим ощутил удар спиной о воду. В нос и в горло хлынула соленая жижа.

«Гады…» – мелькнула последняя мысль.

Спица-Эркина вскочила на ноги. Кисти рук слегка покалывало – последствие заклятья, которое она применила, чтобы парализовать угробца. Скоро пройдет.

– Поздравим друг друга, коллеги? – усмехнулся Костоправ-Бегалус.

– Как же мне надоело с вами собачиться, дорогие коллеги, – ухмыльнулся в ответ Сорокопут-Глец. – Ты шли рапорт Пряхе, а мы объяснимся с капитаном.

За бортом темные волны – и ни следа Дирвена. Мелькнул треугольный плавник. Сопровождавшие «Гискаду» акулы дождались угощения.

Первый и второй удары посланцы Ложи нанесли сообща, а вышвырнул Угробца Костоправ. За чайник. На Клухаме он собирался присмотреть себе новый заварочный чайник – туда стекаются товары со всего света, в том числе из Сияна.

Им предстояло доплыть до Клухама и обратным рейсом вернуться на материк. Задание Крелдона они наконец-то выполнили.

Все тело болит, словно его пропустили через мясорубку, а в носоглотке щиплет и солоноватый привкус. Вместе с болью Дирвен ощутил работу мощных лечебных артефактов – но это не его артефакты, у него таких не было.

Кое-как разлепив веки, он увидел над собой блестящий купол, за которым клубилась тьма, и в этой тьме мерцали редкие огоньки. Как будто там плавают рыбы с вырастающими из спины фонариками на стебельках, и вдобавок извивается какой-то неописуемый разноцветный гад с бахромой, этот весь целиком светится.

– Очнулся? – спросил хрипловатый женский голос.

С трудом повернув голову – движение отозвалось пронизывающей болью в шее – Дирвен увидел русалку: мраморно-белая кожа, темные как морская вода глаза, спину облепили мокрые волосы, подбородок опирается на сплетенные когтистые пальцы. Морская дева растянулась на животе и под куполом находилась до пояса, а серебрящийся рыбий хвост остался по ту сторону стекла – хотя стекло ли это?

Он внутри полусферы, где есть воздух – спертый и влажный, но дышать можно. Словно посадили в аквариум. Или не в аквариум, а наоборот. Зато амулеты при нем, эти подводные гады просто так его не слопают.

– Очнулся, и что?

– Нам велено тебя спасти. Мы тебя вылечим и доставим, куда пожелаешь. Еду и пресную воду раздобудем, лишь бы ты не замерз по дороге.

Лишь теперь почувствовал, что ему не только больно, но еще и холодно, он же до нитки промок. Активировал «Теплотвор».

– Какой вам резон меня спасать?

– Госпоже Таннут и Госпоже Ниато угодны твои дары, – русалка улыбнулась, показав острые зубы. – Во дворцах у Госпожи Пучины и Госпожи Бурь с недавних пор есть по залу, где полы сплошь выложены золотыми монетами и слитками, и еще по залу, где полы выложены серебром. Морских Владычиц порадовало, как ты распорядился «Раковиной дарителя» – все бы так поступали.

Вот как… Значит, капиталы Королевского банка все-таки принесли ему пользу!

– Мы создали воздушный пузырь, чтобы ты не захлебнулся, и доставим тебя, куда скажешь.

Тут и размышлять нечего. На Великом материке полно сволоты, которая хочет его прихлопнуть. И там уже в курсе, что он попытался добраться до Клухама, поэтому Клухам тоже не годится. Пусть думают, что его убили, а он отправится туда, где его никто не знает, и начнет жизнь заново.

– На Оборотный архипелаг.

Глава 22. Немного чёрной краски

Когда прилетела мыслевесть от Глодии, достопочтенный Орвехт занимался делом пусть и не государственным, но чрезвычайно нужным и важным: грел магическим способом воду для стирки пеленок.

«Дядюшка Суно, поспешайте в «Карамельную гусыню» – мертвячка объявилась! В этот раз как есть она, зуб даю, даже два! Ежели куда отсюда навострится, мы у нее на подоле репьями повиснем, не уйдет от нас гадина поганая!»

В пылу охотничьего азарта агент Щука позабыла о том, что она теперь городская барышня – так и сыпала деревенскими оборотами.

«Действовать по инструкции, без приказа ничего не предпринимать. Скоро буду», – оборвал ее Суно – не персональной мыслевестью, а веерной, адресованной и Глодии, и ее спутникам, и рассредоточенной по ближайшим подворотням группе прикрытия.

– Дальше сами управляйтесь, – на ходу бросил он прислуге, устремившись к выходу.

Как был, в домашнем сюртуке. Дело такое, что форменная мантия мага Ложи будет скорее помехой, да и некогда переодеваться.

Дежуривший на улице верховой порученец уступил ему лошадь. По дороге Орвехт отдавал распоряжения задействованным в операции подчиненным. Агент Щука время от времени бодро рапортовала, что их компания так и сидит в «Гусыне», и подозрительная особа там же сидит, никуда не делась – «жрет как не в себя и на нас пялится».

«Жрет как не в себя» – сия подробность обнадеживает. По его прикидкам, так и должно быть. Дайте-то боги, чтобы в этот раз повезло. Они уже трижды срывались на захват, а потом выяснялось, что «Лорма» не та. Первая оказалась любительницей китонских грибочков, чем и объяснялось ее странное поведение. Вторая – дамой полусвета, которая приняла загримированных девушек за досадивших ей конкуренток. Третья – и вовсе давней знакомой Суно, воздушной ведьмой Верлодией Фирлимонг. Разменявшая седьмой десяток Верлодия выкрасила волосы в золотисто-медовый, напудрилась и была в кружевной полумаске, вдобавок магический фон присутствовал, вот ее и приняли за Лорму.

Всякий раз удавалось разобраться аккуратно, не беспокоя очередную подозреваемую. И это весьма хорошо – не только из соображений деликатности: суета спугнула бы Лорму, если бы та находилась где-то поблизости.

А насчет жратвы – существенный момент. После того как коллеги Тейзург и Хантре сообщили о событиях в Бацораждуме и о бегстве Лормы, в Аленде случилось несколько изуверских убийств. То в трущобах, то на съемных квартирах обнаруживали расчлененный труп – и в придачу крошки съестного, как будто неуловимый душегуб таскал с собой еду в узелке, чтобы еще и отобедать на месте преступления.

Зачем это Лорме? Да затем, что она привыкла насыщаться, убивая. И пусть она больше не вурвана, привычка – вторая натура. Людские мучения доставляют ей удовольствие, это для нее как приправа, без которой любое блюдо покажется пресным.

«Карамельная гусыня» располагалась в длинном доходном доме из красного кирпича. Щербатые карнизы, новенькие полосатые тенты над витринами лавок. Окна верхних этажей переливаются золотом, отражая заходящее солнце, и вовсю сверкает латунный гусак на вывеске.

Орвехт спешился, отдал поводья вынырнувшему из толпы агенту. Он был под чарами личины – приличный господин в домашнем сюртуке, мало ли, кого он здесь ищет.

У входа топтались двое посыльных, один с букетом, другой с затейливо перевязанной коробкой конфет. Нынешний первый амулетчик Ложи Зомар Гелберехт с напарником, лучшие из лучших.

Пусть Лорма теперь посредственная волшебница, силы всего ничего, зато у нее многовековой опыт. И надо полагать, она не все свои артефакты подарила Дирвену, кое-что оставила про запас и сейчас пользуется.

– Заходим, – приказал Орвехт.

Она сидела в арочной нише за столиком на одну персону. Кружевная полумаска – дамы из аристократических кругов иной раз надевают их, отправляясь на свидание или на прогулку инкогнито, и бывает, то же самое делают горожанки, которые хотят, чтобы их принимали за аристократок. Темные волосы собраны в узел на затылке. Для заклятья личины у нее не те ресурсы, вот и остаются маски, очки, парики, макияж, краска для волос. «Кувырок личины» решил бы проблему раз и навсегда, однако же Лорма до сих пор не рискнула. Если, конечно, легендарный «Кувырок» у нее есть.

К точеному подбородку что-то прилипло, в уголках рта следы то ли соуса, то ли шоколада: не привыкла пользоваться салфетками. Вернее, еще не приучилась.

А столик ломится от закусок: запеченная говядина с кровью, пирожные, ветчина, бутылка красного вина, чашка бульона, кружка горячего шоколада, холодец по-молонски. И ведь она около часа тут сидит, сколько-то уже оприходовала!

Грено Дурной Глаз напророчил, что Лорма «обожрется насмерть и сдохнет в муках от несварения желудка». Небось этим и кончится… Но хорошо бы до этого вытянуть из нее побольше ценной информации.

Дама в полумаске ела яростно и целеустремленно, хватая все без разбору, роняя крошки на юбку, еще и скатерть уляпала. При этом не сводила глаз с флиртующей компании за соседним столиком: двое захмелевших мужчин и две веселых девицы – каждому ясно, что за публика. Впрочем, получив мыслевесть от руководителя операции, гуляки разом умолкли и подобрались. За исключением Мейленанк, которую в подробности не посвящали. Но та и сама почувствовала – что-то изменилось, растерянно взглянула на Глодию, потом на своего кавалера.

– Приятного аппетита, сударыня, – учтиво произнес Орвехт, остановившись перед дамой в полумаске.

«Посыльные» заняли позиции по бокам, в боевой готовности.

Через полный народу зал к ним спешил хозяин заведения, на ходу призывно махая рукой вышибале: происходит нечто из ряда вон – то ли ревнивый муж явился, то ли отвергнутый поклонник, то ли заимодавец с подручными.

У Лормы был выбор: ответить с набитым ртом или промолчать. Взглянув на Суно снизу вверх, она еще энергичней задвигала челюстями. И одновременно попыталась ударить заклятьем. Слабенькая атака, без труда погасил.

Амулеты у нее и впрямь были, и она попробовала ими воспользоваться – тоже безуспешно, импульсы разбились о мощный полукруг «Незримых щитов». Дирвен на ее месте, пожалуй, прорвался бы… Добрых ему, засранцу, посмертных путей, чтобы в следующей жизни не стал таким же безмозглым засранцем.

Лорма еще не успела дожевать, когда Суно развернул ее вместе со стулом и защелкнул блокирующий ошейник. Больше ничего не выкинет. И самое главное, не сбежит.

«У нее в обуви «Пятокрылы», – предупредил Зомар.

«Забери».

Заблокированный волшебник не может управлять артефактами – если только это не амулетчик исключительной силы, вроде того же Дирвена. Но, возможно, существуют давно забытые обходные уловки.

– Дела Светлейшей Ложи, – бесстрастно произнес один из магов, когда подоспел хозяин «Карамельной гусыни».

– Нам понадобится помещение, чтобы обыскать арестованную, – распорядился Орвехт.

Лучше изъять амулеты, не мешкая, чтобы никаких сюрпризов.

Хозяин подобострастно сообщил, что есть у него кабинет для самых важных гостей, и там сейчас никого – пожалуйте за мной, господа маги!

Амулетов набралось более двух дюжин, в том числе пресловутый «Кувырок личины». Конфискат сложили в мешочек из особого заклятого материала и отдали на хранение Зомару. Не все артефакты подлежат перемещению через магическую кладовку, а разбираться с ними сейчас недосуг, сначала нужно доставить задержанную в тюрьму.

На улице дожидались три кареты в окружении толпы зевак. Лорма, сидевшая напротив Суно, всю дорогу помалкивала, лишь изредка кривила губы в вызывающей и горькой усмешке – а что еще ей оставалось? В резиденции Ложи ее сопроводили в подвал, где находилась тюрьма для особо опасных.

– Я могу действовать? – спросила черноволосая женщина в маске, скрывающей верхнюю часть лица.

Коллега Роледия, в недавнем прошлом одна из первых красавиц среди магичек Ложи. Под кружевом ее перчаток поблескивал металл. В застенках узурпаторов она лишилась носа и ушных раковин, кистей обеих рук и правой стопы. Лорма держала ее в камере с зеркалом, на цепи, чтобы она не могла это зеркало разбить. Нашли полуживую, насколько возможно подлечили, выписали из Бартоги протезы на артефактах. И поскольку было решено сразу после ареста принять меры, чтобы Лорма не смогла сбежать, Роледия попросила, чтобы решить этот вопрос дозволили ей.

– Ее умственные способности пострадать не должны, то же самое касается зрения, слуха и членораздельной речи, – напомнил Орвехт, после чего отправился наверх.

Не любитель он таких сцен. Хотя, если бы Лорма изувечила его Зинту, он бы присоединился к Роледии.

С Мейленанк сняли манящие чары – Суно проверил, чтобы малейшего следа не осталось, во избежание инцидентов. И выразил ей от имени Светлейшей Ложи благодарность за содействие в поимке преступницы. Девушка смотрела стесненно и растерянно, она ведь не знала, что участвует в сыскных мероприятиях.

– Езжайте домой, – сказал Суно Глодии.

Та жила по соседству с Мейленанк, в съемной квартире над швейной мастерской «Сладкая Мейлат».

– А как же поизучать амулеты, которые у этой поганки забрали?

– Поздно уже, завтра этим займемся.

– Дядюшка Суно, а можно, я тоже этим займусь? Я ж у первого угробца всему училась, и мой бывший говнюк много всякого про амулеты рассказывал, вдруг я чего нужное вспомню да подскажу? Разрешите мне тоже, я хочу принести пользу!

Ее глаза так и горели служебным рвением.

– Что ж, тогда тебе надлежит явиться сюда завтра к девяти утра, – рассудив, что резон в этом есть, согласился Орвехт. – Не опаздывай.

Россыпь огоньков Ляраны – а дальше дремлет под звездами песчаный океан, и кажется, что по небу время от времени проходят серебристые волны. Или не кажется?.. Нельзя ведь сказать, что он до конца понимает Олосохар. Этого даже Хеледика сказать о себе не может.

Хорошо, что ночное зрение осталось при нем. И способность перекидываться. А то, что он теперь не такой могущественный маг, как до схватки с Вуагобу – невелика потеря.

Хантре никогда не смотрел на это самое могущество как на важную составляющую своего «я». Скорее, как на инструмент, с помощью которого можно решать проблемы. Инструмент сломался, зато работа выполнена. Досадно, что сломался, но для решения проблем найдутся и другие инструменты.

К тому же Тейзург утверждает, что это не насовсем, со временем силы восстановятся. И даже торжественно заверил, что «на твою зарплату это не повлияет».

Сегодня утром Ринальва наконец-то согласилась его выписать, а завтра или послезавтра они отправятся в Аленду.

Есть ощущение, что скоро что-то изменится. Хотя он не был до конца уверен, что это ощущение видящего. Возможно, такая же игра воображения, как волны мерцающего звездного света над песками Олосохара.

Или эти волны все-таки присутствуют в реальности – независимо от точки зрения наблюдателя, который смотрит на пустыню с крыши ляранского дворца?

Явившись утром в штаб-квартиру Ложи, Суно застал в приемной Верховного Мага Хеледику. Та сидела на диванчике для посетителей, чинно сложив руки на коленях. Волосы заплетены в косу, лицо грустное и тревожное.

Или ему показалось? Или не показалось, но при его появлении выражение лица песчаной ведьмы неуловимо изменилось?

– Что случилось? Не меня ждешь?

– Нет, господин Суно, – она улыбнулась, и на мгновение ему почудилось в этой улыбке что-то напряженное. –  Мне надо поговорить с достопочтеннейшим господином Шеро. Я… должна кое-что ему рассказать.

«Гм, если речь о твоей беременности, то я об этом уже знаю от Зинты, да и Шеро в курсе. И ежели тебе в теперешнем положении нежелательно работать на раскопках нашей угробленной Резиденции, неволить не будем, не о чем тебе волноваться».

Из соображений такта он не сказал об этом вслух, лишь заметил дружеским тоном:

– Думаю, достопочтеннейший Шеро скоро подойдет и без проволочек тебя примет.

После чего свернул к своему кабинету. Его тоже ждали. Глодия и коллега Сибрехт – сухонький хромой старичок, бывший архимаг, признанный специалист по артефактам. Эти выглядели вполне довольными и непринужденно беседовали: Глодия вела себя, как почтительная и любознательная ученица, Сибрехт глядел на нее с умилением, как на родную внучку.

От Зомара пришла мыслевесть, что его с утра пораньше отправили на задание, так что начали без него.

Кабинет выходил окнами на восток и в этот час был озарен солнцем. Вдобавок верхние секции шкафа красного дерева – с зеркальными дверцами: не для того чтобы смотреться, для этого они слишком высоко расположены, а чтобы умножать освещение. Шкаф остался от прежних хозяев, у которых конфисковали недвижимость за сотрудничество с узурпаторами. По углам зеркальных прямоугольников золоченые узоры с вензелями. Приятно пахло лакированной древесиной. Припомнив свою жизнь в катакомбах минувшей весной, Орвехт мысленно возблагодарил богов за то, что все это безобразие закончилось, хоть и с потерями, но в целом благополучно.

Спустя полчаса он получил мыслевесть от Крелдона:

«Коллега Суно, как сможешь, подойди ко мне в кабинет. Тут Хеледика заявила, что хочет в чем-то сознаться. А у меня Марченда еще раньше вытянула клятвенное обещание, что ежели наша девочка заведет такой разговор, я позову ее и тебя, и будем разговаривать вчетвером. Так что жду, и Марченда уже едет».

Достопочтенный Сибрехт в это время объяснял, что засаленный деревянный кубик величиной с вишню, с четырьмя кабошонами разного цвета – устаревший аналог и прототип «Кладезя сведений», и пусть до «Кладезя» ему далеко, сей раритет обладает музейной ценностью.

– Вынужден вас покинуть, – дослушав лекцию, Суно поднялся с кресла – как раз и Марченда сообщила, что она уже здесь. – Не знаю, как скоро вернусь.

– А я пока для учителя Сибрехта чаек заварю, – осклабилась Глодия. – Дядюшка Суно, вы же позволите мне тут похозяйничать?

– Хозяйничай.

– Повезло вам с племянницей, коллега Суно, – умиротворенно заметил старый маг. – По душевной натуре воистину благоуханная роза! Я всегда говорил, что для молодой девицы главное не кокетливые ужимки, а добронравие.

Орвехт про себя хмыкнул, а щучья улыбка «благоуханной розы» стала еще шире и ласковей. С чего она нынче такая добронравная? Хотя понятно, с чего – Сибрехт из достопочтенных, то бишь из высокого начальства, и по части амулетов у него можно многому научиться.

Шеро, в отличие от него, предпочитал сумрак и держал кисейные гардины задернутыми: так лучше думается.

Маги расположились в креслах, Хеледику тоже приглашали сесть, но она осталась стоять. Лицо такое, словно сейчас или прыгнет с обрыва, или…

– Господин Шеро, я обманула ваше доверие. Я съела огрызок.

Первой реакцией Орвехта было крайнее недоумение, и лишь спустя несколько секунд до него дошло: речь не о каком-нибудь там огрызке, а об Огрызке. О древнем иномирском артефакте, который, как предполагалось, ушел в недра земли на большую глубину.

– И куда он делся после этого? – спросил Крелдон.

– Уничтожен. Он теперь никому не достанется. Я сказала об этом только Хантре. В Олосохаре я смогла вырезать это у себя из желудка, а Хантре выбросил его за Врата Хаоса, все семнадцать частей. В Сонхи ничего не осталось.

Она замолчала, трое магов тоже молчали. Из внутреннего дворика доносился птичий щебет.

– В нашем мире не должно быть таких вещей, – снова заговорила Хеледика. – Ни у кого, независимо ни от каких намерений. Я понимаю, что я перед вами очень виновата, и признаю свою вину.

Крелдон тяжко вздохнул, потом промолвил:

– Ладно… Связался на свою голову с песчаной ведьмой… Я бы предательства не простил. Ты проявила неповиновение и своеволие, и мы будем иметь в виду, что тебе не всякое дело можно доверить. Ступай.

Поклонившись, девушка направилась к двери.

– Погоди-ка, – остановил ее Верховный Маг. – Ты ведь можешь определить, жив или мертв угробец Дирвен?

– Могу, господин Шеро.

– И что скажешь?

– Он жив, но находится очень далеко. Наверное, за несколько тысяч шабов от Аленды. Может быть, в другом полушарии.

– А наши люди доложили об устранении. Вот ведь живучий засранец… Ладно, иди. Что сделано, то сделано.

Когда дверь за Хеледикой закрылась, он угрюмо спросил:

– Марченда, ты знала?

– Знала, Шеро.

– Когда поняла? И почему молчала?

– Потому и молчала, что поняла еще в Нангере, перед тем как они с коллегой Хантре отправились в Олосохар. Решила, что будет лучше, если девочка сама тебе расскажет, как соберется с духом.

– А ты? – Верховный Маг перевел тяжелый взгляд на Орвехта.

– Я не знал.

До чего неприятно произносить эти три слова, пусть даже в оправдание. Он ведь один из лучших дознавателей Светлейшей Ложи, мог же допустить такой вариант… Или не мог? Дух местности сказал, что древний артефакт ушел в земные недра, а на самом деле отдал его песчаной ведьме, своей избавительнице. Будь на месте этого существа Чавдо Мулмонг, или поганец Дирвен, или кто-нибудь из коллег – безусловно, засомневался бы. А тут допустил промашку.

– Шеро, ты сам признал, что это не предательство, – заговорила Марченда. – Огрызок исчез, и это самое лучшее, что могло с ним произойти. Ну, заполучили бы мы его – и что дальше? Стерегли бы как зеницу ока, чтоб никто не добрался? А добраться нашлись бы охотники, и Овдаба с Бартогой, и ляранский стервец, и всякие прохиндеи вроде Арнахти или покойного Мулмонга. И какая нам от Огрызка была бы польза? Стали бы стращать весь мир – бойтесь нас, вон какой ужас у нас есть? По-твоему, это бы чем-нибудь хорошим закончилось?

Раскрасневшееся пухлое лицо добродушной, но рассерженной пожилой тетушки, которая отчитывает провинившихся мальчишек.

– Марченда, ты не думала о том, что с этаким инструментом мы находились бы в более выгодной позиции, чем сейчас? И для Овдабы, и для стервеца Тейзурга это был бы существенный аргумент, мы смогли бы диктовать им условия. Выбрались бы из долговой ямы, Ларвеза вернула бы прежнее влияние. Мы бы не угрожали, хватило бы того, что мы владеем этим артефактом.

– И пошла бы тихая война за этот аргумент. Шеро, ты уверен, что мы бы его уберегли? А если б даже уберегли, если бы всё по твоему плану – ты не забыл о том, что люди смертны, и мы с тобой рано или поздно тоже помрем? А Огрызок останется, и уже не ты будешь его контролировать. Почем знать, кому в руки он дальше попадет, и как этот кто-то поступит? Накопители были большим злом, и хвала всем причастным, что их больше нет, а вы помните, с чего все начиналось? Тоже ведь хотели добра и справедливости.

Засекреченная история, хотя и давние дела, очень давние. Ни в одном учебнике об этом не прочитаешь. Теперь-то, раз уж все всплыло, может, и появится в учебниках новая глава.

До сих пор коллеги, посвященные в тайну Накопителей, узнавали об их предыстории из старинных документов, которые хранились в особых архивах для служебного пользования.

Так называемые древние маги некогда были существенной проблемой для всех остальных. Магической аристократией, сосредоточившей в своих руках власть и богатство, смотревшей свысока на прочее население Сонхи. Волшебники, не принадлежавшие к их числу, не желали с этим мириться, регулярно плели заговоры и в конце концов преуспели. Стали искать способы, как обезвредить свергнутых угнетателей, чтобы те не взяли реванш. И тут жрецы некоего божества предложили решение, которое должно устроить всех – кроме древних магов, но им поделом, они должны ответить за свои злодеяния, а для молодого магического сообщества наступит эпоха всеобщего благоденствия. Пресловутое «благоденствие» растянулось на века, из поколения в поколение переродившихся древних магов выявляли и отправляли в Накопители.

И ведь Марченда права. Орвехт склонен был с ней согласиться, но держал свое мнение при себе, дожидаясь, что скажет Верховный Маг.

– Ну, допустим… – неохотно проворчал Шеро. – Так или иначе, не выгорело. Наказывать Хеледику я не буду. Одни крухутаки знают, по своему разумению она действовала или Олосохар на нее повлиял, а если Олосохар – стало быть, такова воля мира Сонхи. Противнику Огрызок не достался, это главное. Но теперь всякий раз хорошенько подумаем, прежде чем поручать ей задание. А ты, коллега Марченда, за это поплатишься. Разделишь ношу с коллегой Суно. Вы неплохо дополняете друг друга, и ежели будете совместно принимать решения, получится в самый раз.

– Какую ношу? – спросила магичка. – Я о чем-то не знаю?

– Суно, расскажи ей. Обсудите между собой, втроем после потолкуем. А я делами займусь, коллег устранителей обрадую, что им еще гоняться за угробцем. Они все сделали, как доложили, но им надо было сперва добить его наверняка и потом уже за борт выкидывать. Он капиталы Королевского банка на дно отправил и за это, видать, удостоился милости Океана. Сейчас устрою им разнос. Эх, зря ты его тогда из речки вытащил…

– О чем он, что за ноша? – спросила Марченда, когда вышли в коридор. – Что-то неладное?

– Идем… – чуть не пригласил ее к себе, но вспомнил, что там Сибрехт и Глодия. – Идем к тебе в кабинет.

Она выбрала маленький кабинет, угловой – ради двух понравившихся окошек с полукруглыми цветными витражами наверху и железного балкончика. На подоконниках горшки с цветами. Большей частью обычные комнатные растения, но было среди них и два-три магических экземпляра.

– Вот же старый дурак… – с чувством произнесла достопочтенная Марченда, когда Орвехт рассказал, как обстоят дела.

Хотя кто бы говорил, она на восемь лет старше Крелдона.

– Придется нам теперь…

– Придется, куда денемся.

– И найти бы третьего, чтоб умел интриговать, и чтоб на первом месте для него Ларвеза и Ложа… Мы с тобой, Суно, не ахти какие интриганы. У самого спросим, пусть порекомендует хорошего человека. А еще бы лучше найти способ удержать его здесь.

– Мы не сможем отвести отдачу. Клятва серьезная, тут не вывернешься.

– Отвести не сможем, а вот если бы отодвигать ее раз за разом… Чтобы так и год прошел, и два, и десять лет. Помнишь Кадахову притчу о жене сапожника и помощнике Акетиса?

Кто ж ее не помнит? Находчивая жена сапожника изо дня в день спроваживала посланца бога Смерти, предлагая прийти завтра, потому что сегодня муж очень занят – тачает ботинки для купца, башмаки для жреца, сапоги для солдата, туфельки для невесты. Так они и дожили вместе до глубокой старости.

– Марченда, ты что предлагаешь? Разве мы с тобой сумеем сплести необходимое для этого заклятье?

– Мы-то не сумеем, а кое-кто другой, может, и сумеет. Я уже послала ей мыслевесть, она недалеко ушла, сейчас вернется.

Вскоре дверь открылась, и появилась Хеледика.

– Иди сюда, присаживайся, у меня к тебе серьезный девичий разговор, – позвала Марченда. – А ты, коллега Суно, погуляй пока, мы без тебя потолкуем.

Олосохарская магия?.. Что ж, это, возможно, единственный шанс для Крелдона.

Орвехт повернул было к своему кабинету, но передумал и отправился в чайную, благо их на ближайших улицах не меньше дюжины. Что ему сейчас нужно, так это чашка крепкого сиянского чая, чтобы прогнать накатившую хандру.

В «Бесподобной чайной розе» он застал достопочтенного Сибрехта, подсел к нему за столик.

– Уже закончили?

– Да вот, захотелось побаловать себя горячим шоколадом, его здесь отменно варят. Вашу племянницу звал с собой, но она не пошла, взялась составлять перечень конфискованных артефактов. Прилежная девушка,ответственная…

– Что ж, это ей на пользу, – кивнул Суно.

Составление описей, докладных и отчетов было слабым местом Глодии: и стиль изложения не радовал, и грамматика хромала на обе ноги. Ее ведь не готовили к такой карьере. Училась в деревенской школе: чтение, письмо, арифметика, зачем ей что-то еще?   Хорошо, что приохотилась к книжкам. Правда, читала она главным образом авантюрные романы о девицах, которые попадали в чужие миры и становились там или королевами, или великими волшебницами. Надо бы приобщить ее к более серьезной литературе, но Суно пока не решил, с чего начать, не до того ему было в последнее время.

Вместе с Сибрехтом они вернулись в резиденцию. Звуки музыки?.. Похоже, что играет музыкальная шкатулка, одна из тех, что преподнесли Верховному Магу бартогские коллеги. Марченда стояла в коридоре.

– Танцуют, – сообщила она вполголоса. – Дайте-то боги, чтобы получилось, нам это очень нужно.

– Пойдем с нами, – пригласил Орвехт. – Посмотришь на амулеты, которые изъяли у Лормы, там много любопытного.

– Суно, скажи дознатчикам, чтобы выяснили, что за чары она использовала, чтоб околдовать Омлахарисият, и как их снять.

– Этот вопрос включен в список, вечером поинтересуюсь.

Разговаривая, дошли до кабинета, Суно взялся за резную ручку в виде львиной головы, распахнул дверь.

Да так и остолбенел на пороге.

– Это еще что такое?!..

На крышке музыкальной шкатулки выгравированы дома с башенками и скульптурами, мосты над каналами, деревья, экипажи, фигурки людей, облака в небе. Льется мелодия «Завтра опять станцуем» – каждый хоть раз да слышал. Хеледика и Шеро Крелдон кружатся по кабинету, взявшись за руки: он грузно и неуклюже топчется, она подстраивается под его шаг и в то же время ведет, и ворожит, с каждым движением выплетая обережное заклятье. Вместе с ними кружатся дома и облака, бульвары и каналы, башенки и мосты, алендийские крыши с флюгерами, котами, птицами и дымовыми трубами.

Этот человек, при всех своих заблуждениях и недостатках, городу нужен. И завтра будет нужен, и послезавтра.

Хеледика не удивилась, узнав о том, что господин Шеро предпринял попытку извести предка-родоначальника ее племени. Попытка провалилась, ну и хорошо. Вдобавок все обернулось к лучшему, в результате обезвредили Лорму. А Крелдон затеял это не ради себя – ради Ларвезы, ради Аленды. Вот и пусть Аленда договаривается с Олосохаром: через олосохарскую ведьму, которая теперь до некоторой степени и алендийская ведьма тоже, через ее танец.

Когда они наконец остановились, у Хеледики перед глазами и в голове все плыло – здания и пески, небо и потолок. Но, кажется, получилось: то, что было нацелено в Крелдона, поменяло вектор и тоже поплыло по кругу. Через два-три месяца танец-ворожбу надо будет повторить, чтобы оно и дальше крутилось, не убавляя дистанцию.

Верховный Маг тяжело рухнул в кресло, а ведьма уселась на пол.

– Все в порядке, господин Шеро. Чувствуете? Аленда взяла вас под защиту, только вам теперь лучше не покидать город.

И действовать в интересах города, добавила она про себя, но вы и без меня это понимаете.

Чего уж тут говорить, любому из магов Ложи это знакомо: направляешься к себе, планируя заняться текущими делами – и на тебе нежданную задницу! Но обычно, дорогие коллеги, этакий казус случается в фигуральном смысле, а чтобы в буквальном…

Достопочтенный Орвехт оторопело уставился на то, чему никак не место в его кабинете. Надо полагать, Марченда и Сибрехт у него за спиной тоже лишись дара речи.

Задница, в которую с порога уперся его взгляд, выглядела весьма привлекательно, вот только форменные штаны ее обладательнице были не впору – лопнули по серединному шву. Спину до талии скрывала роскошная грива каштановых волос с медным отливом. Красотка стояла на рабочем столе Суно и пыталась, топча служебные бумаги, заглянуть в верхние зеркальные панели шкафа. Спасибо, хоть ботинки сняла.

От нее не исходило никакой магической угрозы, это он первым делом определил, несмотря на замешательство – нет необходимости превентивно бить заклятьем.

Суно кашлянул.

Гостья взмахнула руками и лишь чудом не сверзилась на пол.

– Ой… Да я только в зеркало посмотреть, другого-то зеркала здесь нету… – пробормотала она, глядя сверху вниз на достопочтенных магов.

Раньше ни разу ее не видел, иначе запомнил бы. Юная девица воистину пленительной красоты: безупречный цвет лица, правильные тонкие черты – хоть скульптуру с нее ваяй, брови вразлет, миндалевидные глаза опушены длинными ресницами. И вдобавок прельстительно стройная, однако форма амулетчицы на ней явно с чужого плеча. Стоп, да ведь это же форма Глодии! Куда она дела Глодию?

– Где Гло…

Перебив его, незнакомка затараторила:

– Не ругайтесь на меня сильно, я только поизучать хотела! Только науки ради! Достопочтенный господин Сибрехт, вы же сказали, что без экспериментов с этим артефактом дальше не продвинуться, вот я и попробовала продвинуться, ради эксперимента себя не пощадила… На пользу Ложе! Дядюшка Суно, не серчайте, мне бы сейчас в зеркало глянуть, чтобы в отчете все как есть написать…

– Какой я вам дя…– осознав, что произошло, он поперхнулся на полуслове. – Глодия, немедленно слезь с моего стола! Ты… Что ты сделала с «Кувырком личины»?!

Ясно, что сделала – использовала по назначению. Заморочив голову Сибрехту льстивыми речами и спровадив его в чайную.

– Так я же эксперимента ради, как вы сказали, господин Сибрехт! – Глодия спустилась на пол, невзначай смахнув стопку бумаг.

Листки разлетелись по кабинету, но там не было ничего важного, не стал бы Суно хранить этаким образом важные документы.

– Я сказал?.. – пролепетал престарелый маг, адресовав ему и Марченде беспомощный взгляд.

– Так вы же сами говорили, что без эксперимента никак не понять, может ли «Кувырок личины» дать задуманный результат, а поставить эксперимент не выйдет, потому что доброволец вряд ли найдется, потому что результат непредсказуемый! – скороговоркой выпалила Глодия. – И тогда я, как велит Устав амулетчиков, не пожалела головы своей, пока вы ушли. Задумала чего хочу, раз – и активировала эту штуку. Мне бы в зеркало посмотреться…

Сбоку блеснуло – это Марченда извлекла из своей кладовки большое настольное зеркало на подставке с шарнирами. Когда его водрузили на стол, Глодия ринулась к нему, как оса к плошке с вареньем.

– Ух ты, все-то как я хотела! Я теперь совсем как Лимила Бесстрашная! Читали? Она попала в другой мир и всем задала перцу, про нее уже девять книжек есть, я все прочла. И я задумала стать точь-в-точь такой, как Лимила, а как она выглядит – о том в каждой книжке написано. Я хотела  изо всех сил, ну прямо как молоток, который бьет по гвоздю, или там как стрела летящая в цель, еще бы амулет меня не послушался! – она повернулась к зеркалу боком. – Засранец мой бывший говорил, что грудь у меня годная, а жо… тьфу ты, эта самая плоская, а теперь стала не плоская, правда же?

– Правда... – потерянно вымолвил достопочтенный Сибрехт. – Но я рассуждал отвлеченно и вовсе не имел в виду, чтобы вы рисковали… Коллега Орвехт, поверьте, у меня в мыслях не было подталкивать вашу племянницу к такому эксперименту!

– Верю, – отозвался Суно. – Не волнуйтесь, коллега Сибрехт, присядьте. Ничего страшного не произошло.

«А Глодии я задам выволочку».

– Погодите-ка... – старик встрепенулся. – Глодия, если я правильно понял, вы сгенерировали мощный волевой импульс – и это обеспечило осуществление запланированного результата? Любопытно… – его глаза зажглись энтузиазмом. – Отсюда можно предположить, что «Кувырок личины» работает по тому же принципу, что и «Прыжок хамелеона». Для успешного «Прыжка» тоже необходим волевой импульс исключительной силы, иначе амулетчик застрянет в той преграде, которую попытается преодолеть. Также и здесь… Напрашивается вывод, что при работе с «Кувырком личины» для достижения нужного результата надлежит сформировать сокрушительный импульс, не допускающий иных вариантов. Глодия, вы должны рассказать мне о своем эксперименте во всех подробностях! И после напишете отчет по установленной форме. И… И поклянитесь богами и псами, что вы не станете на свой страх и риск экспериментировать с «Прыжком хамелеона»! Это не шутки, до пробных упражнений допускаются единицы после необходимых проверок и тренировок, и кое-кто из допущенных погибает. Последний такой инцидент случился в прошлом году. Будьте умницей, поклянитесь!

– Клянусь богами и псами, своевольно экспериментировать с «Прыжком хамелеона» я не буду, – торжественно изрекла довольная Глодия, успевшая хорошенько рассмотреть себя в зеркале. – А с этим «Кувырком личины» я как раз и хотела принести пользу, я все-все расскажу вам, господин Сибрехт, и отчет напишу, чего только не сделаешь ради науки…

Выпроводить этих двоих, а потом… нет, не чаю, после такого душа просит чего-нибудь покрепче.

– Суно, у меня наливка есть, – негромко сказала Марченда, когда голоса достопочтенного специалиста по артефактам и агента Щуки стихли в коридоре. – Домашняя, по моему рецепту. Будешь?

Должно быть, ее одолевали схожие чувства.

Зинта сидела в «Желтой сороке», вымотанная после двух аппендицитов, истребления злокачественной опухоли и перелома шейки бедра. Перед ней стояла кружка шоколада, а хотелось ей кофе. Ну очень сильно хотелось. Так что в первый момент она ничуть не удивилась, когда сбоку протянулась рука и поставила перед ней кофе. Хорошо, в самый раз… И чашка знакомая, пила из нее, пока жила прошлой весной у Эдмара.

Лишь в следующую секунду опомнилась. Эдмар с иномирским термосом стоял рядом и улыбался.

– Я ведь угадал?

– Угадал, спасибо!

Хантре тоже был здесь. От его шевелюры остался скромный ежик рыжих волос. Зинта уже знала, в какую переделку он попал и как ему досталось, и первым делом попыталась посмотреть на него взором служительницы Тавше, но сил на это не было. Потом. К тому же лечила его Ринальва – наверняка сделала все, что можно, и еще сверх того.

Если он сейчас перекинется, в облике тоже будет стриженый или это никак не связано?.. Ей стало неловко за такие глупые помыслы, и она смущенно поздоровалась, а потом схватила чашку. Кофе. Хорошо, что в Сонхи теперь есть кофе.

Маги уселись за столик, Эдмар извлек из своей кладовки еще две чашки и разлил остатки из термоса.

В заведениях не одобряют, когда посетители приносят с собой еду и напитки, могут и на дверь указать. Но хозяин «Желтой сороки» лишь отвесил угодливый поклон и встал в сторонке, сложив руки на животе – вдруг важный гость изволит что-нибудь заказать.

До чего же ей не хватало болтовни с Эдмаром, как в прежние времена! Даже усталость отпустила.

А Хантре сидел задумчивый, в разговоре почти не участвовал. Спросил, когда Тейзург сможет посмотреть на Омлахарисият.

– Да хоть сегодня. Мне и самому не терпится взглянуть на девицу, из-за которой ты чуть не устроил локальный катаклизм и поступился своими драгоценными принципами. А может, и с заклятьем разберусь.

Солнце уже доползло до крыш, небо над Алендой сияло золотом – совсем как раньше, до смуты. Завалы в городе за лето разобрали, не считая бывшей резиденции Ложи, где творилось всякое непонятное и работа еле продвигалась.

Домик Марченды, окруженный палисадником с разросшейся жимолостью, с длинным деревянным балконом на втором этаже, находился на улице Дюжины Ягод. Когда приехали, там уже собрались Суно, Шеро Крелдон и сама Марченда.

Зинте здесь нравилось: простая добротная мебель, полки с книгами, цветы на подоконниках. Ничего лишнего. На ее вкус, Суно натащил домой многовато роскошных вещей, доставшихся ему даром – из того, что Ложа конфисковала у пособников узурпаторов. И сказать ему об этом язык не поворачивался: он ведь для нее старался, хотел порадовать! А ей все это не больно-то нравилось, и вдобавок так и лезли на ум народные присказки о магах, охочих до чужого добра. Утешало, что Суно не один такой, и в отличие от иных своих коллег все-таки знает меру. Но если б они обустроили свое жилье, как Марченда Фимонг, ей бы это больше пришлось по душе.

Усадив их в гостиной, хозяйка сходила за околдованной девушкой. На Омлахарисият были льняные штаны и туника с длинными рукавами, домашние матерчатые туфли на босу ногу. Темная кожа покрыта подсохшими язвочками – из-за действующего заклятья они продолжали появляться, но приготовленная Зинтой мазь успешно с ними боролась. Хотя это симптоматическое лечение, надо убрать причину.

– Что скажешь? – лекарка взглянула на Тейзурга.

– Сейчас выясним, – адресовав магам свою обычную насмешливо-снисходительную улыбочку, тот подошел к Омлахарисият и взял ее за подбородок. – Радость моя, посмотрите на меня. Вы меня слыши…

И осекся на полуслове.

Есть такие книжные выражения – «замер как истукан», «кровь отлила от щек». Именно это сейчас и произошло с Эдмаром. На мгновение он как будто оцепенел, насмешку с его лица словно тряпкой стерли. Зинта испугалась, что это какие-то чары, которые и на него тоже перекинулись, но в следующий момент он пробормотал:

– Разве это возможно?.. Как?..

Все заговорили одновременно:

– Что случилось, коллега Тейзург?

– В чем дело?

– Что с тобой?

– Не ожидал такого… – овладев собой, он выдавил кривую улыбку. – Но это заклятье можно снять.

– Коллега Тейзург, что именно вызвало у вас такую реакцию? – повторил вопрос Крелдон.

– Ничего угрожающего, коллега Шеро. Просто я удивлен тем, что увидел, – он продолжал криво улыбаться, хотя его глаза вовсе не смеялись. – Хантре, ты говорил, что тебя хотели женить на этой девушке. Между вами что-нибудь было?

– Нет. Я отказался, и свадьба не состоялась.

– Интимная близость между вами была, какая бы то ни было? – прошипел Тейзург с опасным прищуром – словно собрался убивать и прикидывает, с кого начать.

– Нет, я же сказал.

– Тогда хвала Госпоже Вероятностей! И твоей несговорчивости. Даже если бы ты спалил дотла всю Кукурузную Прорву, это было бы меньшим злом, чем близость между вами.

– Я чувствовал, что там что-то мутное. Что могло произойти, если бы я поддался на их уговоры?

– Боюсь, ты бы тогда повторил то, что однажды уже сделал – суицид, отягощенный направленным на самого себя проклятием. Скорее всего, Лорма на это и рассчитывала. И если я, по милости Двуликой, еще когда-нибудь ее встречу…

– Да в чем дело, можешь объяснить?

– Скоро узнаешь.

Марченда вздохнула – как показалось лекарке, с облегчением. Окаменевшее лицо Суно приняло обычное выражение. Крелдон вперил в Тейзурга угрюмый взгляд.

На магическом уровне что-то едва не случилось, одна Зинта ничего не уловила, потому что не волшебница.

– Ты, действительно, что ли… – начал Хантре с каким-то почти болезненным недоумением, но замолчал, а потом спросил: – Ты понял, как снять с нее заклятье?

– Ну, разумеется, – ухмыльнулся Эдмар. – Для начала нужно удалить материальный носитель, который его удерживает. Признаться, я изрядно удивлен тем, что дражайшие коллеги до сих пор этого не сделали.

– Я же тебе говорила, не нашли мы этот носитель! – сердито выпалила Зинта.

Этот поганец испугался – не за себя, за Хантре, очень сильно испугался, она-то давно его знает. И сейчас он отыгрывается за свой испуг на тех, кто вовсе к этому не причастен, вполне в его духе.

– Зинта, тебе простительно, ты не маг. Но мои достопочтенные коллеги, увы, меня разочаровали. Господа, у вас есть полминуты, чтобы самостоятельно разгадать эту загадку и реабилитироваться в моих глазах.

Ей показалось, что Шеро, Суно и Марченда готовы испепелить его на месте, но трое высших магов Светлейшей Ложи держали лицо, потому что испепелить Тейзурга у них все равно бы не получилось. Да к тому же здесь Хантре, который неизвестно чью сторону примет.

Омлахарисият безучастно стояла посреди комнаты.

– И я не могу разгадать, – сказал Хантре. – Возможно, это что-то такое, с чем никто из нас раньше не сталкивался.

– Тебе тоже простительно. В силу некоторых причин, для тебя это слепая зона. Так и быть уж, маленькая подсказка: носитель у вас перед глазами, вы его видите.

Фальшивая родинка? Чужой волосок, неотличимый от ее собственных волос? Все ведь проверили…

– Черная краска, господа, – выдержав паузу, сострадательно усмехнулся Эдмар. – Всего лишь немного черной краски.

Маги переглянулись. Не хотела бы Зинта оказаться на их месте – если б ее по лекарской части этак дурой выставили!

– Корень бугги, смешанный с черной краской? – лишенным эмоций тоном уточнила Марченда. – Спасибо за помощь, коллега Тейзург. Вы определили, где именно нанесено зелье?

– Необходимо удалить с ее тела все волосы до единого, включая брови и ресницы. Вы ведь это умеете, коллега Марченда? Мог бы я, но лучше, если это сделает женщина. Чтобы ей не пришлось испытывать неловкость, когда она очнется. Возможно, она вспомнит, что с ней происходило, пока она была под заклятьем.

Вот это правильно, подумала Зинта, совсем на тебя не похоже, но правильно.

– Идем со мной, – магичка взяла Омлахарисият за руку.

– И не забудьте убрать коричневую краску с ее кожи, – добавил Тейзург. – Скорее всего, это красящий сок какого-то растения, в который для стойкости тоже подмешали буггу.

– То-то у нее черты лица, нехарактерные для тропических народностей, – отозвалась Марченда. – Мы предполагали, что она метиска. Идем, моя хорошая.

Вроде бы дело пошло к примирению. По счастью, все трое – люди рассудительные. И зачем было, спрашивается, вот так по-зложительски их третировать?

Встретив хмурый взгляд лекарки, Эдмар печально улыбнулся:

– Бывает, что у тебя все рушится и сердце разрывается… Со мной это не в первый раз, а все равно больно, как в первый. Трудно быть добрым, когда вся жизнь вдребезги.

Присутствующие озадаченно молчали.

– Что у тебя рушится? – спросил Хантре.

– Скоро узнаешь.

– И как ты сразу определил, что носитель – краска?

– Тоже скоро узнаешь.

Марченда и Омлахарисият отсутствовали около часа. Эдмар помалкивал – один раз высказался и больше никакого театра, это подтолкнуло Зинту к мысли, что ему сейчас и впрямь нерадостно. Суно и Крелдон сидели с невозмутимым видом. Возможно, вели неслышную для других беседу, обмениваясь мыслевестями. Зинта бродила по комнате и рассматривала корешки книг на полках. Тикали висевшие в простенке ходики с резным кораблем.

Наконец те вернулись. Девушка странно выглядела без бровей и ресниц, а кожа у нее и впрямь оказалась светлая, как у ларвезийки или молонки.

– Теперь моя очередь, – заявила лекарка. – Призову силу Тавше и покончу с нарывами. Новые больше появляться не будут, раз заклятье разрушено, а то, что есть, быстро заживет. Главное, чтобы она очнулась.

– Вторая необходимая часть – назвать ее по имени, – сказал Тейзург. – Тогда очнется. Имя, данное ей при рождении, запрятано внутри «Омлахарисият» – как видите, ничего оригинального.

– Тавше, силы твоей прошу!

Выполнив ритуал, Зинта приступила к лечению. Через несколько дней от нарывов следа не останется. Волосы, брови и ресницы тоже отрастут, только на это уйдет больше времени.

Пока она работала, Марченда раздала остальным карандаши и бумагу – писать имена. Рано или поздно найдут нужное, тем более что последовательность звуков в таких случаях остается неизменной.

Все принялись подбирать варианты, один Эдмар вместо этого что-то рисовал на своем листке.

Когда Зинта закончила, маги стали по очереди называть имена. Больше всего их оказалось у Марченды, некоторые она сама придумала – вдруг подойдет? Омлахарисият ни на одно не отреагировала.

– Коллега Тейзург, вы не хотите принять участие? – подчеркнуто корректно осведомился Суно. – Возможно, вы вспомните какие-нибудь древние имена, ныне забытые, и среди них найдется нужное.

– Не обессудьте, коллеги, мне просто было любопытно посмотреть, как вы справитесь со второй частью задачи. Нет нужды гадать. Я знаю, как ее зовут.

– А почему сразу не сказал?! – возмутилась лекарка. – И откуда ты знаешь?

Снова эта невеселая кривая улыбочка.

– Мы знакомы. Можно сказать, выросли вместе.

Зинта уставилась на него в замешательстве, а потом тихо ахнула. Если б не нарывы, если бы лицо не опухло из-за этих нарывов… Тогда бы всякий заметил, на кого похожа Омлахарисият!

– Стало быть, она иномирянка, и явилась оттуда же, откуда пришли вы? – подытожил Крелдон.

– Именно. Вопрос, каким образом она сюда попала, и что с ней после этого случилось. Хантре, поверь, если б я знал, что она здесь, я бы о ней позаботился, я бы не допустил, чтобы ей причинили вред. Боюсь, я слишком милосердно обошелся с Лормой…

– Верю, – отозвался Хантре, осунувшийся и напряженный. – Главное, сейчас помоги, назови ее по имени.

– Будет лучше, если ты сам это сделаешь.

Тейзург подошел к нему и что-то шепнул, после чего отступил в сторону. Хантре шагнул к девушке. Маги наблюдали за ним, не скрывая профессионального интереса.

– Марсия!

Прикрытые веки дрогнули. В следующую секунду ее взгляд стал осмысленным.

А Зинта заметила краем глаза движение на периферии. Дверь закрылась. Эдмара в комнате больше не было. А что ему еще остается, если не сбежать потихоньку – после того, что он устроил?

Хантре и Марсия смотрели друг на друга, потом она что-то коротко произнесла на незнакомом языке. Теперь уже у него лицо стало такое, как будто внезапно проснулся. Они обнялись. Девушка плакала, улыбалась и что-то прерывисто говорила.

Между тем за окнами потемнело – и не потому, что сумерки: небо в мгновение ока заволокло тучами, жимолость хлестнула ветками по стеклу.

– Марсия моя дочь, – объяснил Хантре по-ларвезийски. – Я все вспомнил. И, кажется, теперь понимаю, как получилось, что я забыл свою жизнь до Сонхи…

Зинта виновато потупилась: она-то и раньше знала, кто он такой и откуда взялся, только сказать не могла.

Оконные створки с треском распахнулись, листки с именами вспорхнули со стола, закружились по комнате.

– Мир Сонхи! – бывший Страж повысил голос, повернувшись к окну. – Выслушай, что я скажу!

Дальше его диалог с миром Сонхи продолжался беззвучно. Зинта ждала, затаив дыхание. Через некоторое время штормовой ветер утих, а потом и тучи стали уползать прочь, словно угомонившиеся псы. Над крышами домов снова прозрачное небо с прозеленью, мерцают первые звезды. О недавней свистопляске напоминал только куст жимолости, накрытый сорванной с веревки простыней: словно застигнутое врасплох привидение, не успевшее скрыться с глаз долой.

Обменявшись репликами с дочерью, Хантре обратился к остальным:

– Мы возвращаемся домой. С миром Сонхи я договорился. Я остаюсь запасным Стражем и буду здесь появляться, но эту жизнь доживу до конца в том мире, в котором родился. У меня там семья и друзья, меня ждут. Когда моя текущая жизнь закончится, я вернусь в Сонхи окончательно. Спасибо, что позаботились о Марсии.

– Чаю выпьете на дорожку? – спросила Марченда.

– Чаю выпьем. Тем более что я должен выяснить, что случилось со спутником Марсии. Она пришла сюда не одна, и он бы ее не оставил.

– Она помнит, в какой местности они со спутником оказались, когда открыли Врата Перехода? – осведомился Крелдон.

Слушая разговор Хантре и Марсии, Зинта ни слова не понимала, хотя побывала же она в их мире прошлым летом и запросто разговаривала на их языке! Но это связано с Вратами Перехода, Эдмар объяснял ей, да она и в книжках об этом читала. Сам Хантре, вернувшись в Сонхи, сразу же заговорил по-ларвезийски – потому что его Врата открылись в Ларвезе.

Девушка что-то рассказывала. Лицо Хантре превратилось в застывшую бледную маску, потом он хрипло произнес:

– Открыть Врата Перехода не получилось, Марсия воспользовалась Вратами Хаоса. Точка входа где-то в тропиках, там было голубое небо и южная растительность. Она почти сразу потеряла сознание. Сейчас я попробую найти ее спутника.

Он прикрыл глаза.

Глядя на девушку с новым интересом, Шеро заметил вполголоса:

– Созидающая... Волшебница с незаурядным потенциалом.

Марченда распорядилась насчет чая, после чего проворчала себе под нос:

– Я бы кое-кого взяла за шкирку да рожей об стол, пока стол не сломается или рожа не треснет. За все вот эти дела. Жаль, у меня силы не те.

Крелдон кивнул в ответ, да и Суно глядел так, что сомневаться не приходилось – всецело одобряет. Только у них тоже не те силы для расправы с Эдмаром.

Уж я ему, стервецу, при следующей встрече выскажу, решила Зинта.

Видящий вышел из магического поиска и сначала что-то сказал Марсии, потом обратился к остальным:

– Я нашел этого человека. С ним все в порядке, он останется в Сонхи.

– Тогда садимся пить чай! – позвала Марченда. – Есть домашнее печенье и шоколад, перед Вратами Перехода лучше подкрепиться. С вопросами приставать не будем, – она выразительно посмотрела на своих коллег, которые, похоже, именно этим заняться и собирались. – Раз вы пообещали к нам заглядывать, еще будет время поболтать.

Верховный Маг и его первый помощник не стали ей перечить.

Перед отбытием в свой мир Хантре захотел поговорить с Зинтой наедине, и они вышли в соседнюю комнату. Сперва он расспрашивал о Марсии, а после сказал:

– У меня к вам просьба. Расскажите кое-что Тейзургу. Только не завтра, а через полторы-две восьмицы. Я договорился с миром не только насчет себя, его проблема тоже улажена. Он снова может открывать Врата Перехода, уходить и приходить когда захочет. Ни он сам, ни все маги вместе взятые не смогли бы разрушить это заклятье, но мир Сонхи может такое заклятье отменить. Держать здесь Эдмара взаперти еще несколько лет рискованно для всех окружающих, пусть лучше по мирам гуляет. Сюда он все равно будет возвращаться, Лярану и Сираф не бросит. Через полторы-две восьмицы, хорошо?

– Хорошо, – согласно закивала Зинта. – И что он здесь взаперти беситься не будет, тоже хорошо. И… простите, что не сказала вам правду, хотя узнала вас еще вначале, осенью. Мне запретили, я не могла нарушить запрет.

– Я знаю. И кто запретил, тоже знаю. Не переживайте из-за этого.

– А Эдмар… Он ведь, наверное, куда раньше двух восьмиц догадается про Врата, я бы на его месте каждый день пробовала!

– Можем поспорить, не догадается. Вот увидите.

Отправив Зинту домой, Суно завернул вместе с Крелдоном на улицу Дерева-с-Колокольчиками. Прислугу будить не стали, при свете шариков-светляков поднялись в башенку для чаепитий. Стояла глухая ночь, когда бодрствуют только коты на крышах да сидят в потемках двое магов, которым не терпится обсудить насущные дела.

– Мерзавец готов был нас убить. Заметил? Всех бы положил, и домишко Марченды спалил бы, чтоб никаких улик.

– Затруднительно было не заметить. И ведь никого бы не пощадил, даже Зинту… Ради того, чтобы человек, которым он одержим, умер в неведении и не мучился. Одно слово, отродье Хиалы, и место ему в Хиале.

Крелдон угрюмо кивнул. Их отношение к коллеге Тейзургу после сегодняшнего эпизода отнюдь не улучшилось.

– А коллеге Хантре честь и хвала, – сменил тему Орвехт. – Экую дрянную ловушку миновал, не замаравшись. Кто другой на его месте попался бы на уловку Лормы. И я бы попался, чего уж там, и потом бы до конца жизни сам себя казнил.

Крелдон снова кивнул, помолчал, задумчиво произнес:

– Знать бы, какой срок ему отмерен… И кабы подгадать, когда придет время, чтоб у наших людей, в лояльном семействе… Были ведь исследования в этой области. Выдадим задание нашим выездным библиотекарям в том числе на эту тему искать.

«Выездными библиотекарями» называли агентов, которые добывали для Ложи редкие и ценные книги, свитки, записи. Добывали чаще всего в чужих библиотеках – и в Ларвезе, и за рубежом. А что еще остается, дорогие коллеги, после того как Властелин Сонхи уничтожил книгохранилище, занимавшее несколько зданий в угробленной резиденции Светлейшей Ложи? Только вот это самое и остается, да пребудет с нами милость воровского бога Ланки.

– Вопрос, будет ли прок от такой ворожбы, он ведь из тех, кто может выбирать, – осторожно напомнил Суно.

– По крайней мере, если мы сможем его своевременно идентифицировать, то постараемся привлечь в Ложу, такой функционер при надлежащем руководстве на вес золота. При условии, что он нас не переживет…

Луна глядела на них с небес сквозь облачную пелену: эх, вы, интриганы.

На клухамском Морском базаре чего только нет: сюда везут товары и с Великого материка, и с Оборотного архипелага. Ткани и приправы, драгоценности и амулеты, меха и краски, оружие и лекарства, музыкальные инструменты и бартогские механизмы – если что-то пользуется спросом, оно здесь непременно найдется. Только сначала будешь долго блуждать в лабиринте торговых рядов, разглядывая диковинки вроде вееров из плавника рыбы-стрекозы или кувшинов из тончайшего, как стенки мыльного пузыря, радужного стекла с острова Муон. Говорят, здесь можно найти даже «звездную соль» и русалочье молоко – если знать, у кого спрашивать.

Компания путешественников с материка искала сиянский фарфор. Двое мужчин, один светловолосый, другой чернявый, и женщина в экзотическом головном уборе из крашеных водорослей, купленном в здешней лавке.

Наняли улыбчивую старушку-провожатую, та повела их извилистыми закоулками, где сменяли друг друга одноэтажные магазинчики и ряды прилавков под навесами. Все расписное, от обережных орнаментов в глазах рябит: Морской базар похож на россыпи бисера.

– Это уже близко, – подбадривала Клориф своих клиентов. – Сейчас мы обойдем стороной дурной квартал, там ходить опасно. Там безобразничает шайка оборванцев: нападают, пристают к женщинам, требуют денег.

Трое путешественников переглянулись – игриво и, как ей показалось, с хищным интересом.

– Будем рады познакомиться, – улыбнулась изящная дама в этабийской руппе.

Клориф, несмотря на весь свой жизненный опыт, никак не могла понять, молодая она или уже не очень молодая.

– Пойдем в обход, – возразил рослый блондин. – Мы сюда за чайником, а не за чем-то еще.

Его спутники не стали спорить.

Вот и сиянские лавки с фарфором, цветными нитками для вышивания и знаменитым сиянским чаем. Расплатившись с провожатой, ларвезийцы вошли в магазинчик с красно-желтой лакированной вывеской. Заварочных чайников полным-полно. Костоправ их рассматривал, брал в руки то один, то другой, перебрасываясь репликами с двумя продавцами, признавшими в нем истинного ценителя.

Сорокопут и Спица терпеливо ждали: он возьмет тот, на который душа отзовется. Возможно, процедура выбора растянется на час-полтора, а то и до вечера. Торопиться некуда, их корабль уходит завтра после полудня. Им предстоит добраться до Оборотного архипелага, разыскать выжившего Дирвена и сделать свою работу. Неизвестно, сколько времени на это потребуется, и когда они смогут доложить руководству о выполнении задания, но хотя бы новый чайник у Костоправа будет.

Глава 23. Чашка кофе (вместо эпилога)

Венша и Тунанк Выри сидели на перилах по-кошачьи выгнутого чугунного мостика. Венша сейчас была Венкиной, иначе не болтать бы ей ногами над текучей водой: Условие непреодолимо, даже если ты дух города.

В канале мерцали звезды – человек, может, и не разглядит, но они-то не люди. Их самих тоже не рассмотришь в потемках, ближайший фонарь светит вдалеке на перекрестке.

– Премьера будет или в конце Колесницы, или в начале Охоты Анвахо, – таинственным шепотом поделилась Венша. – Уже скоро! И скажу тебе по секрету, я тоже получила роль, даже упрашивать долго не пришлось. Первое представление решили в Ляране, из почтения к Тейзургу, а потом уже на базаре в Алуде. Воображаю, какой кавардак поднимется на базаре! У нас-то все пройдет чинно-благородно, Харменгера сказала, что присмотрит за порядком.

Мучаха поежилась, передернув острыми плечиками, хотя у нее даже в мыслях не было нарушать общественный порядок.

– Ты ведь сможешь написать красивым почерком приглашение от моего имени, на бумаге с розовыми лепестками и золотым обрезом?

– Смогу. А для кого?

– И потом отнесешь в лечебницу – этой, которая меня чучелом обзывает.

– Я думаю, главу лечебницы Тейзург лично пригласит на спектакль.

– Я хочу, чтоб она от меня приглашение получила! Ну, разве тебе трудно?

– Да отнесу, отнесу.

– Эх, жаль, рыжий не придет. Может, развеселился бы. Его трудно развеселить, но иногда получается. А ты еще не решила, от кого будешь рожать маленьких мучах?

– Пока присматриваюсь, – сдержанно ответила Тунанк Выри.

Ей очень хотелось завести двух-трех дочек, но для этого нужен человек. А людей она боялась, с ее-то жизненным опытом.

– И правильно, – подхватила Венша, – без меня ничего не затевай. Вместе выберем, как я тебе говорила. Я уже кое-кого присмотрела, днем покажу.

Для случайного припозднившегося прохожего их голоса звучали, словно шорох песчинок, в двух шагах ничего не разберешь.

А город дремлет на волнах серебряно-синей ночи: и достроенные здания, и недостроенные, и немногочисленные старые дома прежнего урюдского поселения. И дворец на холме, и выгоревшие шатры-палатки, которых пока еще больше, чем построек. Спит раскинувшийся вокруг оазис, и где-то там отдыхает от дневных трудов древон – попробуй, отличи его в этот час от обычного дерева.

Сны города смешиваются со снами Олосохара, но заглянуть туда сможет разве что Венша-Венкина, и то если настроится на нужный лад. Да еще рыжий смог бы, но он ушел к своим в другой мир, и неизвестно, когда вернется.

Бульвары и скверы Аленды утопали в зелени, как будто лето в разгаре, а в птичьей перекличке, в солнечных бликах на стекле и булыжнике, в шелесте листвы уже ощущались намеки на осень.

На Холме Лягушачьих Галерей вовсю стучали молотки и зубила: Ложа выделила средства, богатые горожане скинулись, еще и Тейзург внес пожертвование – так, чтобы все об этом узнали, и сейчас мастера возвращали из небытия старожилов Холма. Собрали рисунки алендийских художников, но даже по образцам вряд ли получится восстановить всех лягушек в прежнем виде, кое-где взамен появятся другие.

Тут сейчас не погуляешь – вовсю кипит работа, и Хеледика, взяв наемную коляску, доехала до сквера за театром Бессловесной Комедии. Обшарпанный театр выглядел так, словно выполз из-под земли: ему изрядно досталось от шаклемонговцев. С месяца Флейты простоял заколоченный, из-под заметенных к стенам обломков пророс бурьян.

– Подожди, и до тебя дойдет очередь, – шепнула ведьма пострадавшему зданию, проходя мимо.

Зато сквер хорош. Пышный, запущенный – наверстал свое за нынешнее лето, пока его не подстригали.

В траве и на дорожках россыпи каштанов, перезревших слив, мелких яблок и груш. Несколько женщин собирали их в корзины и сумки.

Одна зацепила внимание Хеледики: низенькая старушка в пестреющей заплатами юбке, на локтях тоже заплатки разного цвета, поверх чепца замысловато намотана чалма из паутинного серого кружева. Ну, точно ведь тухурва! Почувствовав, та повернулась – вислый нос, веснушчатое, как перепелиное яйцо, морщинистое личико. А другие наверняка видят пристойно одетую пожилую даму самой обыкновенной наружности, раз не паникуют и не разбегаются.

Несколько секунд они смотрели глаза в глаза – пара мерцающих песочных опалов и пара мокрых черных смородин. Тухурва первая отвела взгляд.

– Никого здесь не обижай, – сказала песчаная ведьма – негромко, но ее услышали. – Если что, я узнаю.

Старушка показала ей цветастую матерчатую сумку, уже до половины полную – мол, я здесь вот зачем, иди своей дорогой – и снова согнулась, шаря в траве.

Вопрос исчерпан. Хеледика пошла дальше. Народец – такое же население Аленды, как все остальные. И вовсе не самая зловредная часть населения, как показали недавние события.

Вчера вечером она повидалась с Хантре. С Полем, как его зовут по-настоящему в этой жизни – имя, похожее на звук весенней капели, ему подходит.

Он приходил Вратами Перехода ради нее, попрощаться. Сказал, что у него теперь не те силы, чтобы часто открывать Врата, поэтому получилось сделать это только сейчас.

Забрались на крышу заброшенного особняка, уселись на пологом черепичном скате. Кто их разглядит поздним вечером при свете народившегося месяца, а если и разглядят – кому какое дело? Обнялись, так и сидели в обнимку.

– Хорошо, что ты не послушал меня тогда в Кукурузной Прорве, – сказала Хеледика. – Мне ведь и в голову не пришло, что она может быть твоей дочерью. Я рада, что с ней все в порядке, и рада, что твоя жена тебя дождалась. Наши отношения закончились, но у меня есть целый мир – Олосохар и Аленда, во мне и снаружи, это намного больше, чем отношения с одним человеком. А то, что у нас с тобой было, для меня как чудесная сказка. Ведьмам тоже нужны сказки. Может, когда-нибудь в следующих жизнях еще встретимся. Наверняка встретимся. Потом, когда ты окончательно вернешься в Сонхи.

«Стали друзьями» – бывает, что те, кто раньше находился в любовных отношениях, говорят об этом с оттенком надрыва и горечи. Но в таком случае разве можно называть это дружбой? Настоящая дружба – это очень много. Это как у них, словно смешивается свет двух звезд.

Хеледика горечи не испытывала. У нее очень много всего, как же ей столько в себя вместить… Да и не надо вмещать: то, что у нее есть, в ней не замкнуто – оно и внутри, и снаружи.

Побродив по дорожкам сквера, она вернулась к битому зданию, обогнула его и вышла на Скворцовую площадь. Тут стояла театральная стенка, составленная из нескольких фанерных щитов: одна сторона для афиш, другая для платных объявлений, но поскольку Бессловесная Комедия закрылась до лучших времен, объявления оккупировали обе стороны.

Их писали на заказ аккуратным почерком в конторе под вывеской «Пусть все узнают», которая ютилась рядом в цоколе. На бумаге дешевле, на картонке дороже, за дополнительную плату можно с картинкой. Вокруг толокся народ: кто ищет работу, кто работника, кто желает познакомиться, купля-продажа, потери-находки. Попадались и вовсе загадочные сообщения вроде «Предательница Наченда, если ты это читаешь, знай, что я не хочу тебя видеть, а по вечерам я сижу одна в чайной «Заблудившийся мотылек».

Перед тем как явиться с повинной к Шеро Крелдону, Хеледика думала, что скоро ей тоже придется ходить к театральным стенкам в поисках нового места. Но вышло иначе, она по-прежнему ведьма Ложи. А могла бы, как вот эта девушка в нарядной кружевной жакетке и юбке с оборками, стоять здесь и всматриваться в объявления по магической части. Хотя она, в отличие от незнакомой девушки, не стала бы при этом еще и всхлипывать – сдавленно, безудержно и в то же время как будто напоказ.

В следующее мгновение Хеледика поняла, что девушка знакомая –  бобовая ведьма Флаченда, только характер ее магии изменился, вот и не признала сразу. У нее добавилось могущества, и она теперь Порождающая. И после этого она прилюдно хнычет перед театральной стенкой, словно потерявшийся в толпе ребенок?..

Почувствовав взгляд, та обернулась.

– Хеледика, это ты? Здравствуй…

Покрасневшие заплаканные глаза. В ушах серьги с крупными бриллиантами.

– Здравствуй, что случилось?

– Меня выгнали с должности помощницы четвертого секретаря Верховного Мага. Я теперь без места… Я никому не нужна.

«Было бы странно, если б не выгнали – после того как ты бросила работу, не сказав никому ни слова, и сбежала за границу. К Тейзургу, с которым у Ложи непростые отношения».

– Только с должности выгнали, больше никаких взысканий не было? – уточнила Хеледика.

Флаченда удрученно кивнула.

– Да… И жалование за последний месяц урезали – вычли за те дни, когда я уже уехала, у меня теперь нет карманных денег, дома ругаются…

– То есть, тебя только уволили, и даже выдали жалование за отработанные дни до последнего ривла? Значит, господин Шеро оказал тебе милость за прежние заслуги. Тут не плакать надо, а порадоваться, кто другой бы так легко не отделался.

– У меня карманных денег не осталось, я же все потратила на эту поездку… Даже пирожное не могу…

«Хм, если все дело в этом…»

– Пойдем, угощу тебя пирожным и чашкой шоколада. Я как раз собиралась сюда, – Хеледика кивнула на вывеску «Заблудившийся мотылек» на другой стороне Скворцовой площади.

– Спасибо, пойдем. Ой… А ты прямо так туда пойдешь?

– А в чем дело?

– Ты же одета как работница, в таком виде разве пустят…

Ну да, на ней туника с длинными рукавами, сурийская куфла с карманами и шаровары, заправленные в высокие шнурованные ботинки. В самый раз для завалов Резиденции. Туника шелковая и ботинки не из дешевых, но на это Флаченда не обратила внимания.

– Меня – пустят.

– А меня бы не пустили, – вздохнула бобовая ведьма.

В «Заблудившемся мотыльке» посетителей было немного. За одним столиком чета стариков пила чай, за другим хмурый мужчина в мундире землемера доедал мясной рулет, роняя крошки и черкаясь в толстой истрепанной тетрадке. После учиненных Дирвеном разрушений работы у городских землемеров прибавилось. Да еще две девушки, сидевшие в разных концах небольшого зала, то обменивались угрюмыми взглядами, то отворачивались каждая к своему окошку – возможно, это и есть «предательница Наченда» и та, что написала адресованное ей объявление.

– Чего желает песчаная госпожа?

Молодой работник «Мотылька» улыбался почтительно и в то же время с оттенком гордости: сразу распознал, кто перед ним.

«А ты говорила – не пустят».

Хеледика сплела чары от подслушивания, заодно припоминая все то, что знала о Разрушителях, Созидающих и Порождающих.

Что касается Разрушителей – название говорит само за себя. Но это вовсе не значит, что они при любых обстоятельствах будут разносить все вдребезги: Разрушитель с хорошим самоконтролем использует свой дар только при необходимости.

Созидающие не создают что-то из ничего, это ошибочное представление. Зато они способны преобразовывать одно в другое, благодаря этому они даже в Несотворенном Хаосе не пропадут. И тоже не практикуют это без надобности, поскольку большой расход силы. Хотя, по данным крелдоновской разведки, Тейзург вовсю использует эту возможность, чтобы ускорить строительство Ляраны.

Порождающие могут неизъяснимым образом порождать живые существа, при этом воплощаются духи, чья суть совпадает с желанием-импульсом волшебника. Откуда берутся духи порождений – из Хиалы, из серых пределов, из Несотворенного Хаоса? Этого в точности никто не знает.

Песчаная ведьма не собираласьломать над этим голову, но ее разбирало любопытство. Порождающая сидела напротив за столиком и ела пирожное с шоколадным кремом, роняя слезы в тарелку.

– А помнишь, какой был тортик, который нам отдали на дне рождения у господина Шеро?

Хотела отвлечь ее от грустных мыслей, но Флаченда еще больше скуксилась.

– И на нас потом из-за этого все косо смотрели…

– Да никто на нас не смотрел, им тогда было не до тортиков. Я думаю, ты скоро найдешь какой-нибудь заработок, ты же ведьма.

– Не в этом дело, – голос Флаченды трагически задрожал. – Я никому не нужна! Я думала, он ко мне что-то чувствует, а он обо мне даже не думает...

– Он – это кто? – уточнила Хеледика, изобразив сожаление.

– Тейзург, – шепнула ее собеседница, наклонившись над столиком, хотя другие посетители и так не смогли бы ничего расслышать. – Даже на мои мыслевести не отвечает…

– И часто ты посылаешь ему мыслевести?

Бобовая ведьма наморщила лоб и начала загибать пальцы.

– Сегодня уже на пятую не отозвался, и вчера несколько раз… А я же только поговорить с ним хочу!

«Применил блокирующее заклинание».

– Да оставь ты его, – сказала Хеледика вслух. – Ну, было у тебя с ним, было и закончилось, зато есть что вспомнить. Благодаря этому обезвредили Лорму, а ты получила больше магической силы и стала Порождающей – это же хорошо!

– Никому не нравятся мои порождения, – собеседница шмыгнула носом. – С моим защитником расправились в Черугде какие-то овдейцы…

– Я слышала, он первый напал на них и двоих убил, что им еще оставалось?

– Он же решил, что они меня оскорбляют, хотел заступиться!

– Отреагировал на ключевые слова, хотя они говорили не о тебе и вообще тебя не знают. Если б его не убили, он бы еще больше бед натворил.

– Он был такой добрый и славный! А мою овечку с радужными крылышками, она была маленькая, размером с голубя, и пела веселые песенки… Я взяла ее с собой в Ложу, чтобы показать, что я теперь могу, я хотела всех порадовать… Так они ее заклятьями и швабрами в окно выгоняли, и еще ругались! Не знаю, куда она улетела…

– Потому что она нагадила кому-то на рабочий стол, распевая веселые песенки – кто же такому обрадуется?

– Ну вот, ты тоже против нее… – всхлипнула Флаченда.

– Я сказала о том, что было. Может, она еще найдется.

– Может, ее вороны заклевали и съели! А Тейзург, я думала, что стану для него исключением и он меня полюбит, а я ему не нужна… И как мне теперь жить…

– Позапрошлой весной я чуть не утопилась. Из-за Дирвена, сейчас самой смешно, а тогда казалось, что жизнь потеряла смысл. Господин Суно меня возле канала перехватил. Я была дурой, но я выжила – спасибо за это и господину Суно, и матушке Сименде, и духам города, и Госпоже Вероятностей. Вовремя остановили, не все дуры остаются в живых.

– Ты хочешь сказать, что я дура?.. – потрясенно-жалобным голосом спросила Флаченда.

– Я хочу сказать, что перед тобой целый мир, а ты маешься из-за Тейзурга. Пусть даже из-за Тейзурга. К тому же, ты ведь и раньше знала, что у него есть… – Хеледика запнулась, подбирая слова, – серьезное чувство к другому человеку. А что он на интрижки всегда готов, это тоже всем известно. И у меня с ним было, ну и что.

– Я думала, что стану для него исключением! – со слезами в голосе повторила Флаченда. – Хоть чуть-чуть! А теперь я ему не нужна…

– Зачем он тебе сдался? С учетом всего, что о нем известно?

Она выразительно вздохнула:

– Ты не понимаешь… И все равно не поймешь… Я не нужна, не нужна, не нужна…

«Пора заканчивать этот разговор. Как будто сижу рядом с ней в яме, по горло в мутной стоячей воде. Мне ее оттуда не вытащить. Если сумеет, сама выберется».

– Извини, мне пора, – Хеледика встала. – Но подумай, разве ты живешь для того, чтобы страдать из-за кого-то, с кем у тебя не сложились отношения? Ты ведьма, перед тобой целый мир – открой глаза и посмотри вокруг! Эти бриллианты ты из Ляраны привезла?

Та кивнула:

– Это из драгоценностей Лормы, он сказал, что я могу что-нибудь себе взять в качестве компенсации…

– Я бы на твоем месте продала их. И жила бы на эти деньги целый год, не отказывая себе в пирожных, и нашла бы за это время занятие по душе.

– Очень странно ты все-таки на все смотришь, – сокрушенно вздохнула Флаченда.

«Лучше смотреть на все странно, чем так, как ты».

Хеледика вышла из чайной и направилась наискосок через залитую вечерним солнцем Скворцовую площадь, наступая на свою убегающую тень. Мутное ощущение, оставшееся после разговора с бобовой ведьмой, рассеялось раньше, чем она нырнула в переулок меж кирпичных домов.

Охотница в ближайшие несколько дней обойдется без Кемурта, и пока он может делать что хочет.

Отвык он от этого. Когда у него в последний раз было свободное время?

Вначале отправился в Абенгарт, навестил бабушку с дедушкой, прогулялся в сумерках по знакомым крышам. А потом в Аленду. За последнее время он натренировался путешествовать по тропам Нижнего мира. Правда, до сих пор ходил с Охотницей, но на случай нападения у него есть мощные амулеты, да и мало кто рискнет напасть на помощника Акетиса – разбираться придут сущности покруче Кемурта.

После белесой хмари Абенгарта ларвезийская столица встретила его солнечной мозаикой красок и летним теплом. А в Овдабе уже промозглая осень.

Отправил мыслевесть Хеледике, та ответила, что освободится к вечеру. Завернул в чайную на бульваре Герани. На парня в сером монашеском одеянии никто особо не глазел, здесь на всяких насмотрелись, в том числе на служителей Беспристрастного.

Кем надвинул капюшон, чтобы не попасться на глаза Эдмару, если того нелегкая сюда принесет. Устроился возле перил веранды, перед ним поставили чайник с имбирным красным чаем. Царапины на столешнице напоминали лес корабельных мачт в абенгартском порту.

По бульвару фланировали дамы с кавалерами, гуляли гувернантки с детьми, неторопливо огибали большую клумбу-розарий две женщины с колясками. На скамейках устроились старики, под сенью деревьев расположились мороженщики и продавцы всякой завлекательной всячины. Кем смотрел на эту мирную картинку и пил свой чай, а потом его словно кольнуло. Не в первый раз, с ним это уже бывало – именно в те моменты, когда нечем заняться и вроде бы все хорошо. Мог ли он спасти Шныря? Что, если шансы все-таки были, и если бы они с Эдмаром что-то сделали иначе… И если когда-нибудь выяснится, что надо было сделать иначе… От этих размышлений и чай стал не таким вкусным, и день не таким солнечным.

Ну да, да, он знает, что все циклично – день и ночь, лето и зима, жизнь и смерть сменяют друг друга в постоянном круговороте. И его черед когда-нибудь наступит, он ведь обыкновенный живой человек, хоть и на службе у Акетиса. Но от этого не легче: то, что ушло, уже не вернется. А если бы он тогда понял, что нужно сделать, чтобы Эдмар с помощью «Тихого крота» вытащил их обоих…

– Эй, ты чего? Вроде чай у тебя без лимона, а сидишь такой кислый, аж оскомина берет! Угостишь чайком прекрасную даму?

Кем обернулся. Возле его столика стояла – нет, уже усаживалась без приглашения, сгрузив на пол облезлый ранец-короб, с какими ходят посыльные – девчонка лет шестнадцати-семнадцати. Невысокая, волосы заплетены в жидковатые косички и уложены венком вокруг головы. Глаза веселые, дерзкие, с озорными искорками. На ней была темно-синяя жакетка и юбка в серую клетку – если она служит на посылках, там правила строгие, надо выглядеть скромно и опрятно.

– Да пожалуйста, наливай себе из чайника.

– Вот спасибо, а то я совсем убегалась.

Чашка у нее была – прихватила по дороге, пробираясь через зал на веранду? Такая нигде не пропадет.

– Хороший чай. Сам-то чего не пьешь?

– Я пью, только задумался, – Кем в подтверждение отхлебнул из своей чашки.

– А грустишь почему?

– Обстоятельства.

– Ой, да всегда есть какие-нибудь обстоятельства, и все равно жизнь продолжается. Чем киснуть, ты лучше во-о-он туда посмотри! – заговорщически подмигнув, она ткнула пальцем в сторону бульвара.

Кем посмотрел и ничего особенного не увидел. Зато в одной из дам с колясками – те обогнули розовую клумбу и двинулись в обратном направлении – узнал госпожу Зинту.

– Ладно, я дальше побежала, а то у меня столько делов – тебе и не снилось! – отставив пустую чашку, девчонка поднялась из-за столика. – Знаешь, тут один обещал угостить меня настоящим кофе, а когда я пришла пить кофе, велел выгнать взашей. Но я все равно думаю на днях опять к нему сходить – может, в этот раз не выгонят?

– Лучше не связывайся с богатыми бездельниками. Скорее всего, выгонят. Я бы на твоем месте не пошел.

– А вот посмотрим, вдруг повезет?

Она подхватила свой короб и вихрем исчезла с веранды.

Допив чай, Кем отправился поздороваться с лекаркой под дланью Тавше. Спутницу Зинты, молодую женщину в коричневом вдовьем платье, он видел в первый раз. Коляски у обеих в лентах с обережной вышивкой и в придачу с охранными артефактами. А похожий на франтоватого приказчика парень, который идет следом за ними на некотором расстоянии, будто бы сам по себе – наверняка амулетчик Ложи, арсенал у него что надо и в боевой готовности.

Малыш в коляске у госпожи Зинты смотрел на Кемурта серьезно, как будто сознавал свою важность – наследник высокопоставленного мага Ложи, возможно и сам будущий маг. Зато второй вдруг заулыбался, потянулся ручонками, издавая радостные звуки, да так заразительно, что Кем тоже невольно улыбнулся.

– Надо же, вы моему Гведо понравились, – заметила его мать. – Он улыбается только мне и бабушкам, и еще Зинте, а чтобы кому-нибудь постороннему, такое в первый раз. Я думаю, вы хороший человек.

Кем держался, как подобает: младенцев внимательно не разглядывал и ничего в их адрес не говорил, вопросов не задавал, а на прощанье пожелал женщинам милости Тавше – к такому пожеланию ничего дурного не прицепится.

– И с тобой да пребудет милость Тавше и милость твоего покровителя Акетиса, – отозвалась Зинта.

В ожидании мыслевести от Хеледики – та сообщит, когда закончит свои дневные дела – он побрел по бульвару Герани, потом повернул на улицу Ласточек. Когда миновал перекресток, под ноги что-то шлепнулось. Хвала Акетису, что под ноги, а не на голову. Вначале   подумал, что выкинули овощные очистки, но оказалось – роскошный букет, перевязанный лентой с пышным бантом. Сверху доносились голоса: мужской – оскорбленный и растерянный, женский – злорадный и ликующий. Можно надеяться, букет у них был только один, и больше никому не прилетит.

Улица Ласточек распахнулась навстречу солнечным разноцветьем. Красивый все-таки город, хорошо, что его отстояли. И та девчонка права, жизнь продолжается.

– Глодия, ты этим букетом чуть в монаха не попала.

– Ну и чего такого, Мейлат… Тьфу ты, Мейленанк! Если этот монах праведный человек, небесный покровитель его защитит, а если не праведный – стало быть, это ему божья кара, и с меня тут никакого спросу. Он ведь не ругался, мы бы услышали.

– Не ругался.

– А кавалеришка-то как от меня драпанул, видела? Ишь, разобиделся, небось до следующего перекрестка не остановится! – Глодия по-щучьи ухмыльнулась – впрочем, с тех пор как ее внешность изменилась, это скорее было похоже на чарующую жестокую улыбку. – И на что рассчитывал, пузатик тонконогий – на мою короткую память? Я ж не забыла, как он раньше-то нос воротил, будто я пустое место, а как стала я первой красавицей в Аленде, сразу давай слюни пускать и с комплиментами подкатывать. А я ничего не забыла… И никому из тех, кто глядел на меня, как на кучу навоза, спуску не дам. По правде говоря, неказистая у меня была рожа, и руки были неизящные, и жопа не торт – вся наша порода по женской линии такая. Но ты, говнюк разборчивый, сперва на себя в зеркало глянь, а потом уже про меня что-то критическое вякай! Сам-то ты тоже не господин Тейзург и даже не засранец Дирвен. Ладно, пойдем, Мейлат, еще кого-нибудь отчихвостим!

По галерее с арочными проемами они направились к лестнице. Приходили в Портновский музей, который здесь на втором этаже, над деловыми конторами. Витрины с пожелтелыми выкройками да всякая старая одежонка на манекенах – Мейлат-Мейленанк хотела все это посмотреть, а Глодия отправилась с ней за компанию, прогуляться и себя показать.

На Мейленанк было платье в серо-голубую клетку, с воротом-стойкой, поверх ворота намотан кружевной шарфик. Хоть и освоилась в Аленде, все равно считала, что неприлично ходить с открытой шеей – до сих пор эта дурь из нее не вышла. А Глодия, раз не на службе, надела шикарное бордовое платье, расшитое стеклярусом. За ними увязался этот хмырь с букетом – по соседству живет, в доме с конфетной лавкой. На свою беду увязался, сегодняшний денек ему надолго запомнится.

Когда вышли на улицу, она поддала букет ногой – думала, рассыплется на отдельные цветочки, но он был накрепко перевязан. Отлетел на середину мостовой, там и остался лежать.

– Ой… На нас смотрят… – тихонько пробормотала ее спутница.

– Мне можно! – с чувством превосходства обронила Глодия. – У красивых людей, Мейлат, особые права, им можно то, чего нельзя другим. Это из книжки, которую мне госпожа Армила давала почитать. Она перед моей свадьбой учила нас с сестрицей Салинсой хорошим манерам, а теперь я решила, буду снова брать у нее уроки. Армила еще этому учит… Тьфу ты, забыла словечко, но я с ней уже договорилась… А, вспомнила, она учит демонировать!

– Демонировать? – испуганно переспросила Мейленанк. – Это что-то про демонов?

– Нет, ты чего, дура что ли, это про отношения промеж людей. Ну, как тебе объяснить, это когда ты с плеткой, в прямом и в переносном смысле, и все глядят на тебя, как на госпожу, и рады-радешеньки тебе подчиняться – Армила этак высказалась. Это как раз то, чего мне сейчас вот прям расшибись надо! Да оно, Мейлат, и тебе не помешало бы, а то, ежели сказать по правде, ты ведь совсем не зубастая и не боевая, и до сих пор не скормила чворкам эти свои бредни насчет пищевых цепочек. Поэтому будем с тобой вместе брать уроки демонирования у тетки Армилы, вместе-то всяко веселее, и уж потом всем покажем, где крухутаки зимуют!

За время подводного путешествия Дирвен на всяких сволочных рыб насмотрелся: они то и дело мелькали за стенками воздушного пузыря, стайками и поодиночке. Иные еще и с фонариками, вырастающими из тулова на стеблях, и тогда было видно, какие они разноцветные, словно кто-то нарочно их раскрасил. Порой мимо проносились медузы, похожие на причудливые мерцающие светильники – он не успевал разглядеть их в подробностях, но Наипервейшей Сволочи такие сволочные изыски наверняка бы понравились.

На самом-то деле не они проносились, а Дирвен мчался сквозь водную толщу на нехилой скорости. Вернее, мчалась океанская тварь, державшая своими щупальцами воздушную сферу, словно вазу тонкого стекла, которую велено доставить в целости и сохранности. Каждое щупальце толще бревна, еще и с мерзкими присосками величиной с блюдце. А может, этих здоровенных тварей было две, и та, что держала пузырь, оседлала другую, которая рассекала темные воды, легко оставляя позади и рыбью мелочь, и кракенов, и акул. Тоже толком не рассмотришь, да оно и к лучшему.

Русалки кормили Дирвена икрой, моллюсками, водорослями, все в сырую, а что еще они могли предложить? Хотя однажды угостили размокшим в кашицу солоноватым печеньем и влажным, как губка, ломтем сыра с недавно затонувшего корабля, и оттуда же притащили запечатанную бутылку вина – королевский завтрак! Но это был праздник на один раз. Дирвен подозревал, что на морепродукты он еще долго не сможет смотреть без тошноты.

Пресную воду русалки для него тоже каким-то образом добывали. Приходилось пить из кружки, покрытой известковым налетом. А посудина, в которую он справлял нужду, куда ж от этого денешься, еще и ракушками обросла – кое-как заполировал ножом по кромке, чтобы задницу не поранить.

Что хуже всего, так это духота и вонь. Притерпелся, но самочувствие было паскудное, и порой лезли в голову дурацкие вопросы: а когда люди ловят морских обитателей и сажают в бочку с водой или в аквариум, те так же паршиво себя чувствуют или им все равно, главное что в воде? Вот и русалки небось думают, что есть у человека воздух, чтобы дышать – и не на что тебе жаловаться.

На сушу выкинули, не предупредив. Точнее, выплеснули – громадная волна вынесла на берег человека в защитном пузыре и откатилась обратно в свою стихию. Промокший Дирвен остался лежать на животе в полосе прибоя. Кое-как отполз, задействовал «Теплотвор», который скоро перестанет работать, почти весь заряд израсходовал.

От простора кружилась голова, вдобавок воздуха было слишком много, из-за этого она еще сильнее кружилась. Оглушительно орали чайки. Дневной свет резал глаза, хотя день был пасмурный. Дирвен попытался встать, но его повело, и снова растянулся на гальке. Отвык двигаться.

Русалки – та еще сволота, он в этом никогда не сомневался. Могли бы… Ну, могли бы как-то подготовить его к высадке на берег, а им наплевать, что с ним будет. Он тут без ничего и без денег, не считая завалявшейся в карманах мелочи. Очередная каверза Рогатой.

Зато амулеты при нем. С амулетами он не пропадет, главное добраться до людского жилья. Наверное, это один из трех крайних восточных островов Оборотного архипелага – Даанда, Козо или Плоч.

Наконец дыхание более-менее выровнялось, и взгляд сфокусировался, хотя он по-прежнему жмурился. Песчано-галечный пляж, впереди холмы с кустарником, справа виднеется что-то вроде постройки. Дирвен поковылял в ту сторону, но спохватился: надо изменить внешность. Бывший первый амулетчик Светлейшей Ложи, свергнутый король Ларвезы, беглый Властелин Сонхи – персона известная. Он в розыске, и вдруг эти гады передали его портрет на Оборотный архипелаг? Дохлого чворка им, потому что у него есть «Кувырок личины» – древний амулет на один раз, на самый-самый крайняк.

Расчистив местечко от гальки, он уселся на песок и вытащил из потайного кармана маленькое, с мизинец, бронзовое зеркальце с намеченным точками лицом. Активировал – артефакт отозвался.

Ему нужна физиономия, не привлекающая внимания, без особых примет, чтобы цвет волос и глаз поменялся, а в остальном чтобы тело не сильно изменилось, но при этом чтоб его главное достоинство стало побольше... Сформировал импульс.

В следующую секунду в глазах померкло, и как будто его чем-то огрели – и снаружи, причем со всех сторон сразу, и изнутри. Но это длилось всего мгновение. Едва очухавшись, Дирвен приступил к ревизии.

Руки-ноги в порядке. Кисти рук выглядят чуть по-другому. Кожа стала немного темнее, но не так, как у сурийцев, а как у смугловатого ларвезийца из южных провинций. Сойдет. Одежда не жмет и не болтается. Что надо увеличилось, уж теперь-то у Самой Главной Сволочи не будет повода зубоскалить на эту тему!

Достал карманное зеркало. Волосы обыкновенного темного цвета, нос другой, никаких веснушек, глаза больше не светло-зеленые, а какие-то невнятно коричневые. Самая заурядная физиономия. Не урод, но и красавцем не назовешь.

Так себе внешность – неброская, невзрачная. Эта Сволочь теперь даже не глянет в его сторону… Опять Рогатая подгадила.

Хотел зашвырнуть израсходованный «Кувырок личины» в полосу прибоя, но спохватился: а ну, как найдет кто-нибудь, отнесет местным магам, и те сообразят, что это такое? И начнут выяснять, кто воспользовался…

Выкопал ямку, зарыл, накидав сверху побольше гальки, и поплелся к постройке.

Хижина-развалюха. Судя по тому, как выглядят намалеванные на стенах обереги, люди здесь бывают, хотя сейчас никого. Дверь закрыта на ржавый крючок.

Внутри на гвоздике Дирвен обнаружил тряпичный мешочек с деликатесом – настоящими сухарями! Хрустящие, сладковатые… Умял все что было, мешочек повесил на место. Нашлась еще жестянка с сушеными фиолетовыми листьями: то ли у островитян это вместо чая, то ли что-то лекарственное.

Прогнивший топчан накрыт старым пледом – он завернулся в эту колючую рванину, а мокрую одежду развесил снаружи на веревке, выложив амулеты на дощатый столик. Если кто появится… Ну, по обстоятельствам, ему сейчас нужно схорониться, а не нарваться.

Никто не появился.

Утром Дирвен рассовал амулеты по карманам и отправился исследовать окрестности. В животе урчало: русалки его исправно кормили, а теперь сам добывай пропитание. Вышел к неширокой речушке, вскоре набрел на лодку с веслами. Днище утлое, вдоль и поперек законопаченное, доверия не внушает. Но он уже успел сбить ноги до волдырей в заскорузлых от морской воды ботинках, вдобавок у него «Тягло» и «Непотопляй».

Направился вверх по течению. С «Тяглом» грести – никакой мороки, но после «Кувырка личины» руки-ноги как чужие. Раз так, тем более нужна тренировка… Далеко не уплыл: лодчонка вскоре дала течь, еще один гостинец от Рогатой.

Дирвен не утоп, не дождетесь, зато снова промок до нитки. Выполз на песчаную отмель, дрожа от холода, и тут наконец-то услышал звуки цивилизации – скрип колес, людские голоса. Активировал языковой амулет. На даандако, один из основных языков Оборотного архипелага, он настроил амулеты еще во время своей подводной эпопеи, все равно больше нечем было заняться.

– Помогите!..

Каркнул, как издыхающая ворона, то-то с утра в горле саднило. Но его услышали.

– Никак человек кричал?

– Вон там, у речки!

– А если это серчан?

– Серчанов прогнал мастер-маг из Виссату, не могли эти твари так скоро вернуться...

– А если уже вернулись? Помните прошлый год?

– Помогите! – не щадя больное горло, возопил Дирвен.

По-ларвезийски, он ведь теперь ларвезиец. Амулет позволял ему понимать местную тарабарщину, а говорить на чужом языке придется учиться.

Те все-таки рискнули подойти и посмотреть. У одного из них был амулет, реагирующий на демонов, нежить и волшебный народец – выглядела эта штуковина, как леденцовый фонарик на палочке. Хотя ее обладатель, к крухутакам не ходи, даже на полмизинца не амулетчик.

Убедившись, что перед ними живой человек, мужчины подошли ближе. Двое усатых, один безусый. На всех вышитые круглые шапочки, долгополые кафтаны и широченные штаны длиной до лодыжек – смехота, издали можно принять за юбку. Но Дирвену было не до смеха.

– Совсем молодой парнишка, – сказал один из островитян. – Эй, ты откуда, и как тебя звать?

Дирвен махнул рукой в ту сторону, где осталось море, потом показал на себя и представился, еле ворочая языком:

– Броло Шумонг.

Распространенное в Ларвезе мещанское имя.

– Не из наших, – заметил седоусый дедок. – Как же госпожа речка принесла его с моря, коли она течет отсюда туда?

– Вон там что-то плавает, – показал другой. – На худой лодке приплыл.

Дирвен всей душой понадеялся, что это была не их лодка. Похоже, и впрямь не их, потому что разбираться не стали, а подняли на ноги и повели через кустарник к дороге, где ждала запряженная мулом повозка. На козлах сидела толстая тетка – одета так же, как мужчины, только вместо шапочки цветастый платок с бахромой, завязанный на затылке, а поверх кафтана еще и бусы в несколько рядов. Дирвена втащили в кузов, усадили на дерюжную подушку. Он попытался объяснить, что хочет пить, островитяне в конце концов поняли и дали ему фляжку с травяным чаем.

Повозка покатила дальше по неширокой ухабистой дороге. С обеих сторон деревья, густой подлесок. Дирвен стучал зубами и пытался согреться, используя «Теплотвор» и «Сторож здоровья». Чуть не пропустил момент, когда мул остановился и заревел, а люди встрепенулись, засуетились.

Впереди заступило дорогу нечто долговязое, отдаленно похожее на амуши, но без травяной шевелюры. Покрыто свалявшейся серо-бурой шерстью, с ослиными ушами в придачу. Раскачиваясь всем телом, оно зубасто ухмылялось и тянуло к путникам руки, шевеля длинными когтистыми пальцами.

Никогда не видел таких тварей. На Оборотном архипелаге водится свой народец, не такой, как на Великом материке.

– Да что ж это делается, серчанов же прогнали!

– Мы же деньги заплатили!..

– Пошел отсюда, тварь окаянная!

Значит, вот это и есть серчан. Недолго думая, Дирвен влепил ему «Медным кулаком». Тварь покатилась кубарем, потом вскочила и бросилась в заросли, хромая, изломано вихляясь. Кустарник затрещал – кто-то еще, сидевший в засаде, кинулся наутек. Ориентируясь на звуки, Дирвен вмазал им вслед «Пчелиным горохом».

Подобравшие его люди сообразили, кто здесь герой – уставились ошеломленно и с уважением.

– Это ты побил серчанов? Ты маг?

Помотав головой, Дирвен вытянул за шнурок из кармана и показал «Теплотвор».

– Ты мастер-артефактор!

– Меженди, давай, трогай! Надо поскорей до деревни добраться, обогреем его да накормим.

Безусый парень стянул с себя кафтан и набросил Дирвену на плечи поверх мокрой одежды. Жизнь налаживалась.

– Вот уж повезло, что встретили мастера-артефактора!

– Госпожа речка его принесла, поклон ей за это!

– Наша госпожа речка худого не принесет!

Во придурки, ухмыльнулся про себя Дирвен.

Зинта полторы восьмицы хранила секрет. И, наверное, на лбу у нее было написано, что она хранит секрет, потом что Суно и так, и этак пытался выспросить, в чем дело – вроде бы ненавязчиво, но настойчиво. Зинта не поддавалась, она ведь не зложительница какая-нибудь: раз пообещала Хантре, что раньше времени не проболтается – значит, не проболтается. Только сказала, что к их семейным делам это не имеет отношения, после этого Суно как будто успокоился. Хотя все равно порой задавал окольные вопросы – с расчетом, что она потеряет бдительность и обмолвится.

Наконец срок истек, и Зинта отправилась на улицу Черных Вишен.

Кованые фонари в виде орхидей по обе стороны ворот не горели – для них еще рано, они наливаются волшебным золотисто-изумрудным сиянием, когда наступают сумерки.

Ее впустили через калитку, сказали, что господин Тейзург пьет кофе в саду, в новом павильоне, и велел его не беспокоить.

– Мне можно. Я должна ему кое-что важное рассказать, и если сейчас уйду, может, не скоро опять сюда выберусь.

Спорить с лекаркой под дланью Тавше слуги не стали, но и доложить о ней смельчаков не нашлось. Только показали, по какой аллее пройти к павильону.

«Нехорошо так людей запугивать, пусть даже ты, стервец бессовестный, жалование им платишь», – с неодобрением подумала Зинта.

Павильон белел за старыми вишнями, его оплетала кольцами громадная мраморная змея, положившая голову сверху на купол. Шелестела листва, доносились голоса – мужской и женский. Неспроста Эдмар распорядился, чтоб его не беспокоили: он там не один кофе пьет.

Остановилась в нерешительности: погулять по дорожкам, пока они любезничают – или отложить визит на потом? Вдруг у них надолго?

«Миллион лет» – разобрала она обрывок произнесенной Эдмаром фразы.

Ладно, будем считать, что это знак, решила Зинта, приду в другой раз.

– Да вовсе не миллион! – возразила гостья. – Ну, сам подумай, если сейчас находят письменные документы той эпохи – поврежденные, но читабельные… Пролежало бы оно миллион лет?

– Вот и у меня это вызывало сомнения, – отозвался Эдмар. – Я не уточнил у крухутака, сколько прошло времени – когда спохватился, вопрос уже был задан. Но он упомянул о том, что речь шла о миллионе лет.

Раз там не флиртуют, а разговаривают об интересном… Наверное, со стороны Зинты не будет большим зложительством, если она случайно услышит их разговор? Подкравшись поближе, она уселась на скамейку под кустом мускусной розы.

– Ну да, Лиузама, когда создавала для своего брата эту лазейку, использовала неточную формулировку: не «через миллион лет», а «хоть даже это произойдет через миллион лет». Так что времени все-таки прошло меньше.

– Сколько?

– Не скажу! Если оно тебе надо, можешь заняться научными изысканиями. Исследователи древнейших эпох без конца путаются в датах, погрешность в несколько десятков тысячелетий для них обычное дело.

– Не испытываю желания пополнить их ряды. Меня больше привлекает настоящее.

– Если б не это, я бы за твой рассудок после Лилейного омута медной полушки не дала.

– Вы так добры, моя госпожа… Еще кофе?

– Кто ж откажется? Только давай в этот раз не твой черный, а капучино.

После паузы женский голос спросил:

– Ты все-таки взял ученика?

– Это не ученик, а один из моих порученцев, которого я кое-чему обучил в пределах необходимого. Маг небольшой силы, но я могу послать ему мыслевесть – как сейчас, чтобы он передал мое распоряжение на кухню. Брать учеников… Нет уж, увольте! С учениками мне никогда не везло. Они или пытались меня убить, как Тимодия со своими крысиными пирожками, или сбегали и потом жаловались на меня каждому встречному, или переходили на сторону моих недругов, или обвиняли меня в домогательствах… Или сразу и то, и другое в различных комбинациях. Ученики – зло.

– Может быть, причина не в них, а в тебе?

– Не люблю эту фразу, моя госпожа, – отозвался Тейзург с легкой укоризной, хотя и почтительно. – Впрочем, бывает, что я и сам ее использую… Но одно дело, когда это говорю я, и совсем не то, когда это адресовано мне.

– Уж это да, разница очевидна, – фыркнула «его госпожа». – Но как же тогда Лиса?

– Ее учителем будет Харменгера. Я собираюсь присматривать за Лисой, при необходимости помогу и подскажу, но никакого официального ученичества. Вот именно поэтому, чтобы наши отношения не испортились.

«Лучше бы ты научился вести себя с учениками и со всеми остальными по-доброжительски, – мысленно заметила Зинта. – Тогда бы не пришлось звать на помощь демона Хиалы».

– А хочешь, я отвечу на твой вопрос? Только за это ты будешь мне должен. Это неправда, что я ничего не делаю даром. Иногда делаю. Но ты от меня уже наполучал в этой жизни подарков, а сейчас я предлагаю тебе сделку.

– И что же от меня на этот раз потребуется?

– Когда вернешься в тот мир, где ты родился, выполни просьбу своей сестры – первое, о чем она попросит, идет?

– Вы смеетесь, моя госпожа? Сестренка наверняка попросит, чтобы я никуда больше не исчезал.

– Это не считается, это будут эмоции, а не просьба. А вот когда она всерьез попросит, ну, какую-нибудь там проблему решить…

– Лаури заключила с вами сделку?

– Нет, что ты, она обо мне знать не знает. Согласен?

– Хм, разве я могу отказаться?

– Так тебя интересует, сколько веков прошло с той эпохи, когда сгорела Марнейя?

– Пожалуй, нет, есть вопрос поинтересней. Кто такой Безглазый Вышивальщик, от которого зависят людские судьбы? Такое божество реально существует или это миф?

– Во-первых, не так уж и зависят. Бывает, что в чем-то зависят, но это не обязательно. А во-вторых, неужели сам не догадался?

– Увы, нет… А впрочем… Его придумали вы, и это одна из ваших личин?

– На лету схватываешь, – засмеялась собеседница Тейзурга. – Мог бы и раньше додуматься!

– Выходит, на этот вопрос наполовину ответил я сам, и можно тогда в довесок еще один? Когда я смогу открыть Врата Перехода?

– Слишком конкретная формулировка. Я тебе не Госпожа Определенностей, а Госпожа Вероятностей, точные даты – это не ко мне.

«Эдмар, это я тебе скажу, для того и пришла!»

Эти двое не могут не знать, что Зинта сидит за кустом под стенкой павильона и слушает их разговор. И наверняка Двуликая в курсе, зачем она сюда явилась.

«Дождусь, когда уйдет, и тогда выложу ему про Врата, и погляжу на его физиономию…»

2020-2023

Дмитрий Светлов Капитан-командор

Эта книга не является историческим исследованием и не содержит реальных фактов. Любое совпадение имен и названий является случайным. Все написанное в книге – всего лишь результат фантазии автора.

Глава 1 Выезд на дачу

Со вздохом отодвинув ноутбук, Сергей Николаевич посмотрел на гору коробок, которые внук его сестры вечером сложил на веранде. Сергей Николаевич только вчера приехал в Тамбов и сразу заехал к маме, точнее к сестре.

Сестра с мамой и мужем жили в двухкомнатной хрущевке. Муж сестры, восьмидесятилетний отставной подполковник-артиллерист, был еще бодр и за обедом вместе со всеми с удовольствием выпил вина. Мама тоже выпила полстопочки и затем, улыбаясь, наблюдала из кресла за детьми. «Детьми»… Сергею Николаевичу шестьдесят восемь лет, а сестра на семь лет старше…

Когда обед подошел к концу, сестра позвонила сыну, чтобы он отвез дядю на дачу, но сын был занят. После многочисленных звонков и пререканий приехал внук сестры Андрюша со своей женой.

Молодежь быстро переложила из джипа Сергея Николаевича в свою «калину» коробки и пакеты с гостинцами для многочисленной родни. Закончив разбираться с коробками, на двух машинах поехали на дачу. Джип вела Лелечка, жена Андрюши, и всю дорогу они мило болтали ни о чем, правда, к концу дороги Лелечка воскликнула:

– Ой, дядя Сережа, я совсем забыла сказать! На вашей даче сейчас живет Александра со своим женихом.

– Я ее знаю?

– Ну Александра, дочь Миши с Верочкой.

Заметив недоуменный взгляд двоюродного дедушки, она решила пояснить:

– Внучка тети Гали.

– ???

– Ну правнучка дедушки Влада.

Сергей Николаевич давно уже перестал даже пытаться разбирать сплетения родственных связей. Родственники – хорошо, живут у него на даче – что в этом плохого? Да и дачей это только называется, на самом деле это вполне приличный двухэтажный дом с мансардой, гаражом и садом, в паре сотен метров от реки.

Александра со своим женихом Родионом встретили машины у открытых ворот. Видимо, были предупреждены и ждали приезда. Александра, похоже, имела от своих родителей строгий инструктаж. Везде был порядок, на кухне стерильная чистота, что, в общем-то, Сергея Николаевича не удивило – родня знала о его любви к чистоте и порядку. Любой человек, пройдя должность старпома, всю оставшуюся жизнь будет замечать малейший недостаток в своем «департаменте». Родион с робким интересом разглядывал Сергея Николаевича. Парень, видимо, уже наслышан: моряк, капитан, рост под два метра, вес девяносто два килограмма. Волевое лицо и строгий, можно даже сказать суровый, взгляд – это печать профессии.

Расцеловавшись на прощание с Лелечкой и Андрюшей и попросив у Александры чашечку кофе, Сергей Николаевич устроился на веранде. Александра с Родионом уселись в креслах рядом.

– Дядя Сережа, как доехали? – спросил Родион. – Более тысячи километров за рулем – совсем нелегко в вашем возрасте…

– Доехал без проблем, но вся дорога – обгон за обгоном с выездом на встречную полосу.

Александра с Родионом понимающе закивали: о чем говорить, все знают, что дороги забиты машинами. Сергей Николаевич по молодости лихачил, давил педаль не меньше ста двадцати. По дороге в Тамбов всегда ночевал после московской окружной и с утра доезжал последние четыреста километров. С возрастом начал ездить спокойнее, но, как и раньше, ночевал после московской окружной дороги. Только теперь уже не в машине, а в гостинице. С утра оставались те же четыреста километров, нервная нагрузка заметно уменьшилась за счет изменения манеры езды, а вот время в пути практически не изменилось.

Что рассказать молодежи про Петербург? Дежурные слова о театрах, дворцах, фонтанах и Неве? Или о пыли улиц и грязи дворов, что замечают только сами жители города? Выйдешь погулять – кругом одни помойки. Парков в городе раз-два и обчелся, да и до них еще ехать надо: пятнадцать минут от дома до гаража, тридцать минут до ближайшего парка, еще пятнадцать – искать парковку. В парке гуляющего человека будет сопровождать лай собак, то ли радостный, то ли дурной.

– У вас в Петербурге в парках специальные площадки для собак?

– Что? Нет, площадок нет, а собаки все дурные, и бродячие, и домашние.

– Неужели хозяева их не воспитывают?

– Сегодня дрессированные собаки только в цирке, воспитанные собаки вымерли вместе с воспитанными горожанами.

Сергей Николаевич замолчал. Сколько можно говорить о тотальном неуважении к законам, о бескультурье, о беспределе на дорогах? Александра с Родионом по-своему расценили молчание.

– Сколько у вас детей? – на правах новичка спросил Родион.

– Четыре сына, девять внуков и внучек, семь правнуков и правнучек, все при делах, при деньгах, при своих квартирах, и ни у кого нет времени.

– Они в Тамбов приедут?

– Нет, дети-внуки не приедут, отдыхают только за границей…

Молодежь была несколько скованна. Они, видимо, сидели просто из вежливости или ожидали забавных рассказов да анекдотов. Вся родня знала, что Сергей Николаевич любит пошутить и просто переполнен смешными историями. Немного помолчали, затем Александра с Родионом начали наперебой рассказывать студенческие новости и планы своей совместной жизни. Сергей Николаевич внимательно слушал и задавал уточняющие вопросы. Он просто отдыхал, отдыхал от дороги и от суеты Петербурга.

Утром Сергей Николаевич выполз из постели и поплелся по лестнице вниз на кухню. В зале с дивана перед телевизором вспорхнула Александра. Она подала заранее приготовленную маленькую розетку с творогом и крошечную чашечку негорячего кофе. Это инструктаж сестры, только сестра знала его привычки.

Он один в своей четырехкомнатной сталинской квартире, вот и решил купить дачу на родине предков. Сергей Николаевич нуждался в общении. Ритм жизни большого города вынуждал людей все время бежать. Дети и внуки про него не забывали, но у них не хватало времени на общение с «дедом».

– Александра, лапочка, я тебя очень прошу, не делай больше этого.

– Чего не делать, дедушка Сережа?

– Александра, лапочка, я тебя очень прошу, не вставай ради меня так рано.

– Я встала совсем не рано.

– Смешать творог со сметаной я могу сам, и в процессе приготовления кофе есть свое удовольствие.

– Я что-то сделала не так?

– Нет, все хорошо, но вставать ради меня полседьмого не надо, лучше понежиться под боком у Родиона.

– Дедушка Сережа, мне скоро ехать в университет, а Родиону в институт.

– Конечно, скоро… Через час. Вам от дачи до маршрутки пятнадцать минут идти. Так что, договорились?

– Хорошо, я больше не буду. А цыплят утром кто будет кормить?

– Каких цыплят? – опешил Сергей Николаевич.

– Мама десять дней назад привезла три десятка цыплят.

– Где они?

– Сначала цыплята были в коробках на мансарде, а когда подросли, Родион сделал курятник между домом и забором.

– Они же разбегутся.

– Он все огородил сеткой, чтобы ни цыплята не разбежались, ни вороны с ястребами не растаскали.

– Цыплят покупали на птицеферме?

– Цыплята не инкубаторские, натуральные. Мама говорит, что натуральные мясо и яйца очень полезны.

Сергей Николаевич усмехнулся. Жители городов давно забыли вкус и запах натуральных продуктов. Он вспомнил удивленные лица жены и детей, когда они впервые попробовали натуральную деревенскую еду…

– Сегодня цыплят покормишь сама, все равно уже встала, а вечером покажешь, как и чем их кормить.

– И еще, – продолжила Александра. – Здесь у реки стоит крестьянский дом, так мама с хозяевами договорилась. Они каждое утро после дойки приносят литр молока.

– Только молоко? – уточнил Сергей Николаевич.

– Про творог, сметану и гусиные яйца надо предупреждать за день. Можно купить и картошку, а когда они будут забивать хряка, то скажут сами.

– Гусиных яиц я давно не ел, куриные привычнее.

– Ой, я забыла сказать! Мама и наседку с цыплятами привезла, куриные яйца в холодильнике.

– Во сколько придет молочница?

– Через час, она разносит молоко по всем дачам, на которых постоянно кто-то живет.

Этот крестьянский дом Сергей Николаевич приметил еще прошлым летом, когда приезжал смотреть дачу. Дом большой, ухоженный, с двумя гаражами. За высоким забором просматривался сад, а у реки топтались гуси.

Закончив утренний моцион, Сергей Николаевич пошел на прогулку. Он давно уже привык все делать по одному и тому же распорядку – идти по колее, как сам шутил. Гулялось легко и приятно – май, сады покрыты бело-розовой пеной цветов. На обратной дороге познакомился с молочницей, ей оказалась двенадцатилетняя Танюша. По дороге в школу она разносила молоко и оставляла пустой бидон в последнем доме. Вечером, выйдя из автобуса, она забирала бидон и относила домой. Танюша сказала, что люди в том доме живут хорошие, всегда бидон хорошо вымоют. Их никто об этом не просит, и за молоко с них берут, как со всех. И всегда дают ей конфетку или печенюшку, когда она приходит за бидоном. Еще она рассказала, что в поселке постоянно живут в семи домах. Остальные участки или заброшены, или хозяева появляются от случая к случаю. Сергей Николаевич и сам знал общую ситуацию с дачами под Тамбовом. У стариков уже нет сил на дачу, а молодежь уехала в столицы.

Александра и Родион шумно собирались, пытаясь одновременно завтракать, целоваться и укладывать рюкзачки. На столе стоял приготовленный для него завтрак, именно такой, как надо. Похоже, он попал под программу реабилитации. Психотерапевты хреновы… Раньше он и сам иногда принимал участие в совете родни, когда надо было кому-то помочь или наставить на путь истинный. Родителей Александры, Мишу с Верочкой, он совершенно не помнил и, возможно, никогда не видел. Но Галя с мужем Геннадием жили в своем доме, и в хорошем, надо сказать, доме. Влад уже более двадцати лет живет один в трехкомнатной квартире. Эту квартиру он получил в конце семидесятых как летчик-герой. Во всяком случае Галя не раз жаловалась, как ей тяжело и за домом следить, и еженедельно в квартире отца убираться, и детям с внуками помогать…

После ухода молодежи Сергей Николаевич решил осмотреться. Сначала обошел участок, посмотрел на грядки, кусты и деревья. Тут что-то надо было делать, но что? Он совершенно не разбирался ни в садоводстве, ни в земледелии. Придется ехать в город за книгами да познакомиться с соседями и попросить совета. А возможно, у родни уже приготовлена наставница-советчица. В гараже был порядок, у двери стояла на «товсь» моечная машинка. В бане прибрано, все банные причиндалы аккуратно разложены по своим местам. У курятника, за сеткой, под надзором наседки что-то искали цыплята. Петушки пробовали голос и пытались выяснить, кто сильнее. С крыши дома за ними заинтересованно следила ворона.

В подвале дома порядок, на первом этаже все на своих местах. На втором этаже две спальни с примыкающими ванными комнатами. Между ними небольшой холл; как сказал бывший хозяин, здесь планировалась детская игровая комната. Здесь Сергей Николаевич оборудовал рабочий кабинет и поставил компьютер. В кабинете появился ещеодин компьютер, на полу стояли какие-то приборы, явно «кулибинской» разработки. В спальню молодежи он, конечно, нос не сунет.

На мансарде бардак, мебель небрежно сдвинута в угол. Посередине разбросано различное радиоэлектронное оборудование и нечто напоминающее спутниковую антенну. Сергей Николаевич вздохнул. Разбросано – это в его понимании, молодежь будет утверждать, что все расставлено так, как надо.

Спустился вниз на веранду и включил ноутбук, пора работать.

Составлять специализированные морские программы он начал давно. Увлекся этой темой еще во времена программируемых калькуляторов. Его привлекало изящество процесса и элегантность математических решений. Пятнадцать лет назад, во время стоянки в Санкт-Петербурге, он вызвал специалистов-компьютерщиков для наладки судового компьютера связи со спутником. Молодые штурманы опять хотели что-то улучшить и заглючили компьютеру мозги. После завершения работ компьютерщики зашли к нему в каюту отчитаться и подписать бумаги. Поговорив о том о сем, ребята обратили внимание на специальную программу в его компьютере.

Они очень удивились, узнав о его собственной разработке. Ознакомившись с программой, предложили сделать еще одну, но с другими исходными данными. У них был клиент, которому требовалась аналогичная программа. Связанные с морем фирмы по составлению программ за работу не брались – слишком муторно и трудоемко. Обычные фирмы не знали морской специфики, и продукт не проходил сертификацию. Сергей Николаевич заказ взял, тем более что оплата была достойной. С этого и началось. Сначала он делал две-три программы в год, со временем пришел опыт, тщательная проработка всех составляющих принесла свои плоды. Программы стали нагляднее, с отличной графикой, работа пользователя упростилась. Логотип стал широко известен в узком кругу специалистов. Это позволило составлять дополнительные информационно-справочные DVD. В конечном итоге все это давало неплохой доход. Главное – правильно выбрать издателя и распространителей. Но не деньги были для него на первом месте. Главное – что несмотря на возраст он был при деле.

Со вздохом отодвинув ноутбук, Сергей Николаевич развернулся к горе коробок. Коробки вчера вечером внук сестры сложил на веранде. Глянул на часы – он проработал полтора часа, пора заняться другими делами, например разобрать коробки. Начать надо с самой большой. Он подтащил к стулу коробку из-под цветного телевизора «Радуга». На ней было написано: «Вес брутто 70 кг, вес нетто 50 кг». Похоже, коробка не открывалась много лет. Так, закрытой, переехала из Риги в Петербург, где долго стояла в гараже, вчера приехала в Тамбов. А зачем? Перед отъездом он тупо засунул в багажник все ненужные коробки. Хлам уже мешал ставить машину в гараж.

Открыл коробку, убрал полиэтилен и бумагу. Сверху лежал парадный ремень с кортиком. Золотом сверкнула массивная пряжка, кортик притягивал взгляд своей завораживающей красотой. Сергей Николаевич перенес ноутбук и расчистил место для вещей. Положив ремень с кортиком на стол, он достал парадный китель с погонами капитана первого ранга. На кителе был только значок ВВМУ им. М. В. Фрунзе. Награды и другие регалии были давно сняты. От обиды.

У него было два боевых ордена. Орден Красного Знамени он получил еще капитан-лейтенантом. Будучи командиром эсминца «Благородный», он получил орден за то, что ничего не сделал. Одна африканская страна высадила морской десант прямо в столице другой африканской страны. Когда он рассказывал, как происходили события этой «войны», все слушатели покатывались со смеху. Такого не сможет придумать ни один юморист, но это было на самом деле. Морской десант врага сдался после того, как эсминец подошел к городской набережной и стал стрелять из салютной пушки.

Счастливый президент прибежал на корабль и повесил на грудь Сергею Николаевичу свой орден. Имеется в виду буквально свой орден, который он снял со своей груди. Золото, платина, драгоценные камни. Куда там Ордену Победы! Естественно, Сергей Николаевич был награжден и в СССР. Кстати, убитых и раненых в том бою не было, хотя обе стороны интенсивно куда-то стреляли.

Орден Красной Звезды Сергей Николаевич получил за Мексиканский залив. Его эсминец действовал там так энергично и нахально, что американцы послали наперехват четыре эсминца девятьсот шестьдесят третьего проекта. Они пытались буквально затолкать советский корабль в свои территориальные воды. Но Сергей Николаевич был уверен в своем корабле и команде. Его эсминец был быстрее и маневреннее, а команда действовала безукоризненно. Чего не скажешь об американцах, допускавших ошибку за ошибкой. В конце концов у американцев сдали нервы, и они начали стрелять боевыми снарядами. Разумеется, не прямо в советский корабль. Но разрывы снарядов ложились достаточно близко. Это разозлило Сергея Николаевича, и он приказал дать залп из двух РБУ по курсу американских кораблей. Ну а дальше… они сами виноваты. Командиры эсминцев видели, куда упали глубинные бомбы. То, что эти бомбы потом взорвутся, – это же очевидно!

…Аккуратно спарывая погоны, он вспоминал, как молоденьким лейтенантом был направлен на Северный флот и получил назначение на эсминец, в звании капитана второго ранга был переведен в штаб тральщиков. А дальше… эх! А дальше он уже точно знал день, когда получит адмиральские звезды. Но вместо адмиральских погон его отправили на пенсию. Хорошо хоть на пенсию, могли ведь разжаловать и посадить.

Штормом выбросило на берег мины, оленеводы эти мины увидели и сообщили военным. Раз мины морские – послали тральщик. Тральщик определил: мины английские, 1919 года, поставлены во время английской интервенции. Три мины связаны между собой проволокой в «минную банку». Тральщик с минами ничего сделать не мог, ведь мины на берегу. Поэтому команда сняла с мин взрыватели, тральщик вернулся на базу. Но раз мины морские – армейцы погрузили мины на грузовик и бросили их на причале базы ВМФ.

Во время очередной кампании по сбору металлолома эти мины погрузили в вагон. Мичман сказал: «Здесь все – металлолом». Матросам что грузить, что выгружать, дата дембеля написана в гальюне. В общем, в Череповце на складе металлолома рабочий, разрезая очередную хреновину, увидел потекшую взрывчатку. Работяга все понял правильно, не впервой, обматерил инженера и пошел за водкой. Заводской особист тут же накатал бумагу о предотвращении диверсии на заводе. Заводское руководство в очередной раз сообщило начальству, что мировой империализм всеми силами пытается сорвать заводу социалистическое соревнование и перевыполнение повышенных плановых обязательств.

Но Сергею Николаевичу стало несмешно. Из Москвы приехала следственная группа военной прокуратуры. Он с другими офицерами штаба и командиром тральщика оказался под следствием и домашним арестом. Здесь ему помогла жена, его вторая половина, опора и поддержка. Жена съездила в Ленинград и привезла два чемодана книг по металлургии. Она купила все – начиная от учебников для ПТУ и кончая научными рефератами. Вдвоем они прорабатывали книгу за книгой. Изучали процесс плавки чугуна, стали и спецсплавов. Все подготовительные, вспомогательные и сопутствующие работы. Наконец Сергей Николаевич был почти готов. Дополнительно прочитал книги из военной библиотеки базы по взрывчатым веществам. Закончив проработку информации, написал рапорт в форме докладной записки и передал его командиру базы…

В рапорте он коротко и внятно доказал, что шумиха о попытке диверсии на заводе – полная ерунда. По действующим инструкциям весь прибывающий на завод металлолом проверяется на наличие взрывчатых и детонирующих веществ. Эту работу как раз выполнял тот полупьяный работяга. Все сталеплавильные заводы регулярно находят в металлоломе неразорвавшиеся боеприпасы. Вместе с металлоломом приходит много взрывчатых веществ, в основном времен Второй мировой войны. Во время плавки взрывчатое вещество самопроизвольно не сможет детонировать, оно просто сгорит.

Рапорт стал бальзамом на сердце начальства, и ему дали ход. Следствие прекратили, нагруженные палтусом и зубаткой москвичи уехали домой. Но сам инцидент с минами не забыли, уж слишком сильный поднялся шум. Приказом министра обороны часть офицеров была уволена в запас. В том приказе была и фамилия Сергея Николаевича. Хорошо хоть, начальство базы отблагодарило за умный рапорт. Он получил ордер на четырехкомнатную квартиру в Риге и именные золотые часы на золотом браслете.

Споров погоны, он накинул китель на плечи. Под кителем в коробке лежала аккуратно сложенная белая гипюровая рубашка. Его первая покупка за границей. Рубашку он купил в Лондоне, первый раз вживую разговаривая по-английски. Рядом с рубашкой лежали белые джинсы с «золотым» узором сзади и по бокам. Он форсил в этих джинсах всего несколько раз – короткий отпуск моряка не всегда летом, а мода на белые обтягивающие джинсы прошла быстро. Рядом в обувной коробке лежали сапоги. Остроносые сапоги с высоким скошенным каблуком и узором по голенищу были куплены в Финляндии. Сапоги оказались очень удобными и носкими, но опять-таки мода быстро прошла.

В сапоги вместе со старыми газетами были засунуты кошельки. Четыре обычных кошелька для мелочи были битком набиты трех– и пятикопеечными монетками. Сыновья брали эти кошельки, когда всей семьей ездили в отпуск в Ленинград, к родителям жены. Сергей Николаевич улыбнулся, вспомнив, как дети доставали свои кошельки. Они гордо бросали пятачок в турникет метро или три копейки в автомат газировки. Дома они следили за пополнением кошельков и хвастались друг перед другом, у кого больше.

Под обувной коробкой лежал выкрашенный в «золотую» краску железный сундучок.

…Он женился, когда был старшим лейтенантом. Этот аккуратный ящичек из-под какого-то прибора взял в навигационной камере. Изнутри ящичек был обшит зеленым сукном и был удобен для хранения домашних документов. Впоследствии жена аккуратно выкрасила сундучок «золотой» краской. Супруги долгие годы хранили в нем важные семейные бумаги и документы. Когда уже обжились в Риге, жена купила в сувенирном магазине другой сундучок, модный и красивый.

Тяжело крякнув, Сергей Николаевич поставил сундучок на стол и открыл его. Сундучок был заполнен монетами разных стран. Хотя – видимо, позже – сверху насыпали юбилейные и олимпийские рубли. Да, правильно: он продал свою квартиру в Риге вместе с мебелью. Когда отбирал то, что повезет в Петербург, нашел в комнате младших сыновей деревянный ящичек с юбилейными и олимпийскими рублями. Не заморачиваясь, пересыпал рубли в сундучок и благополучно забыл. Да и кому сегодня все это надо?

Достал из сундучка несколько монет – датские ерики с дыркой посередине, граненые голландские гульдены, шведские и норвежские кроны, немецкие и финские марки, драхмы, динары, фунты, шиллинги, франки. Сегодня эти белые и медные монеты уже ничего не стоили. Изначально он привозил своим детям кенийские, аргентинские, сирийские, греческие и прочие монетки как экзотические сувениры. Затем это стало традицией и привычкой, а дети стали хранить свои сокровища в «золотом» сундучке. Позже Сергей Николаевич просто высыпал туда оставшуюся иностранную мелочь.

…Дети были рады переезду в Ригу. И жена была довольна, хотя, видя горечь мужа, пыталась это скрыть. Он был обижен, очень обижен и за несправедливое увольнение, и за растаявшие адмиральские погоны. Его не порадовал подарок жены на день рождения: она заказала у ювелира-частника шикарный перстень с изумрудом. Перстень сверху сеточкой покрывала монограмма «СНА» – Сергей Николаевич Алексеев. Не радовали бумаги на льготное получение автомобиля «Волга», мебели, холодильника, постельного белья и еще много-много чего. Офицеры-северяне получали хорошие деньги, и у Сергея Николаевича на книжке было более шестидесяти тысяч рублей. Продать свою старую «Волгу» на рижском авторынке за тридцать тысяч он сможет легко. Затем купит новую машину за десять тысяч. Его семья вполне обеспечена, можно спокойно жить дальше. Но ему сорок лет, и ему не дали адмиральских погон.

Когда закончилось обустройство на новом месте жительства, Сергей Николаевич пошел в управление Латвийского морского пароходства. Хотел устроиться на работу и снова пойти в море. Но и тут ждало разочарование: его не взяли. Сказали, что возьмут только на должность третьего помощника капитана. Как капитан первого ранга, он рассчитывал как минимум на должность старпома. Предложение начать с низшей ступени воспринял как оскорбительную насмешку.

Неизвестно, до чего могло его довести жизненное разочарование. Но снова помогла жена. Познакомившись с другими женщинами, как с женами офицеров-отставников, так и с женами моряков, она разобралась в новой жизненной ситуации. Однажды она буквально за руку привела мужа в военкомат. В одном из кабинетов после недолгого разговора Сергей Николаевич получил направление в Латвийское морское пароходство. Его рекомендовали на должность первого помощника капитана. И хотя первый помощник капитана на торговом судне – то же самое, что замполит на военном корабле, Сергей Николаевич согласился. Во-первых, он снова в море, во-вторых, жена ему объяснила единственно возможную дорогу карьерного роста.

Капитаном судна, куда был направлен Сергей Николаевич, был сорокалетний латыш. Ян Гунарович окончил Ленинградское высшее инженерное морское училище имени адмирала Макарова. Они хорошо сработались, оба были педантами, да еще и ровесники, впоследствии дружили семьями. В Латвийском морском пароходстве про них в шутку говорили: «Они оба всегда застегнуты на все пуговицы». Ян Гунарович поддержал карьерное стремление Сергея Николаевича, помогал с освоением новой работы, которая действительно оказалась совсем иной. Сначала Сергей Николаевич стал подменять второго помощника, когда тот уходил в отпуск. Затем уверенно замещал старшего помощника. Наконец, партком и служба мореплавания официально утвердили Сергея Николаевича в должности старшего помощника.

Теперь он уже смеялся над своим наивным желанием сразу стать старпомом. Это и другая жизнь, и другая работа. В 1985 году Сергей Николаевич был утвержден в звании капитана дальнего плавания. Все было хорошо, живи и радуйся, но… Через два года погибла жена, нелепо и непонятно. В вечерних сумерках ехала на машине с работы домой. Обычным маршрутом по городу, с обычной скоростью, и вдруг поперек – огромный асфальтовый каток. Баротравма легких от удара грудью о руль, и через десять дней она умерла в больнице.

…Он был в море, дети в Ленинграде. Старшие уже работали, младшие учились. Жену хоронили дети и друзья. К большому удивлению Сергея Николаевича, его дети не захотели возвращаться в Ригу. Они, прописавшись у бабушки с дедушкой, решили остаться в Ленинграде. Когда он потребовал от детей объяснений, то получил ответ: «А что нам делать в этой провинции? В Ленинграде у нас есть перспектива, а в Риге для нас нет никакого будущего»… Как показала жизнь – они были совершенно правы.

Развал СССР и бардак революций прошел для него стороной. Он был в море, заключая контракты то с англичанами, то с голландцами, то с американцами. К этому времени уже бегло говорил на многих языках. А основные европейские языки освоил весьма прилично. На вопросы друзей и знакомых о его способностях к языкам всегда отвечал одно и то же: «Язык не математика, его не надо учить, на нем надо говорить. Хочешь иметь хорошую зарплату – говори на языке хозяина судна».

Как-то в один из его приездов сыновья спросили о зарплате. На его ответ они переглянулись и заметили, что контракт выгоднее заключать в Петербурге. Если заключить контракт здесь, то зарплата будет как минимум в два раза больше. Сергей Николаевич не поверил, по меркам Риги он получал огромные деньги. У него был такой высокий заработок, что было неловко говорить о нем другим людям. Не поверил, но решил проверить. Пошел в посредническую фирму, поговорил, все подтвердилось.

В Риге его больше ничего не держало, кроме могилы жены. Сыновья помогли найти в Петербурге хорошее жилье в хорошем месте. В ответ на его слова о желании купить большую четырехкомнатную квартиру в сталинском доме просто пожали плечами. Хочешь такую большую квартиру – найдем по твоему желанию. Сами они были уже вполне самостоятельными людьми и ставили на ноги своих детей. Когда Сергей Николаевич вернулся с моря, квартира была отремонтирована и готова к вселению.

И вот прозвенел прощальный звонок. Последние годы он работал в крупной японской компании. Когда ему исполнилось шестьдесят пять лет, президент компании господин Камада поздравил его с выходом на пенсию и вручил довольно толстый конверт. Поздравительная открытка была в другом конверте.

Сначала он просто отдыхал и неспешно выполнял заказы на компьютерные программы. Но со временем все острее стал ощущать недостаток общения. Как капитан он привык находиться в центре внимания и принимать решения за себя и других. Сейчас же он был предоставлен самому себе, регулярные звонки детей и внуков поднимали настроение лишь на несколько часов.

«Нечего сидеть и вспоминать, жить надо сегодняшним днем, а не вчерашним», – подогнал себя Сергей Николаевич. Сбросив с плеч китель, он поднялся в свою комнату. Порывшись в привезенных вещах, достал вышитую бисером и искусственным жемчугом косметичку. Сюда, в эту старую косметичку жены, он последнее время складывал иностранные монетки. Он раздаривал эти монетки малышне родственников и знакомых. Иногда, расплатившись за чашку кофе, с серьезным видом вручал официантке какую-нибудь экзотическую монетку…

Снова спустился на веранду и сложил в сундучок кошельки детей и старую косметичку. Затем вышел на улицу и посмотрел на небо. Приближаются облака; возможно, будет дождь. Взял в гараже пылесос и стал чистить салон. Закончив, подсоединил шланг моечной машинки к крану в гараже, залил шампунь для мойки автомобилей и начал тщательно намывать машину. Провозился больше часа и весь промок. В завершение вытер машину специальными салфетками, убрал все на место. Затем поднялся на веранду, разделся и развесил мокрую одежду.

Немного постояв, хмыкнул и надел гипюровую рубашку, белые джинсы, сапоги, китель и парадный ремень с кортиком. Еще немного постоял, прислушиваясь к своим ощущениям, затем вошел в дом. У двери было два больших зеркала. «Уходя человек должен себя хорошо осмотреть со всех сторон» – это был один из его девизов. Увиденное в зеркале развеселило. Добавить белый шарф с фуражкой – и будет «товарищ Бендер», весело подумал он. Кстати, шарф должен быть в той же коробке. Вернулся на веранду и, выкладывая вещи из коробки на стол, нашел форменный белый шелковый шарф. От шелкового шарфа пахло духами жены. Накинув его на шею, Сергей Николаевич сел за руль и поставил машину в гараж. Ярко сверкнула молния, тут же ударил гром. «Похоже, ударило у водонапорной башни, – подумал Сергей Николаевич. – Надо перенести коробки в дом, во время грозы там будет намного комфортнее». Он взял верхнюю коробку, прихватил со стола сундучок и пошел в комнату. Когда проходил между зеркалами, все залило бело-голубым сиянием, уши заложило грохотом.

Глава 2 Шаг в неизвестную жизнь

Сергей Николаевич инстинктивно зажмурился и присел. Но нет, тихо, только сильно пахнет озоном. Надо проверить, все ли в порядке, и начать надо с чердака и мансарды. В голове шумело, глаза ничего не видели, он снова закрыл глаза и сосчитал до ста. Открыл глаза и опешил. Он стоял в чистом поле, в буквальном смысле. Нет не только его дома – вообще нет никаких построек. Развернулся. Здесь земля шла под небольшой уклон и впереди сквозь редкие ивы и кустарник просматривалась река. Справа вдали синей полосой угадывался лес, слева менее чем в километре – роща. «Осталось только прочитать на столбе объявление: «Мужчина 68 лет ушел и не вернулся домой, – нервно хихикнул он и решил: – Надо посмотреть на свои следы, откуда я пришел сюда?» Но никаких следов не было; правда, земля была твердая, не пахотная. Но невысокая майская трава вокруг него была девственной. «Я не охотник-следопыт, – утешил он себя. – Важно – не откуда пришел, а куда идти». Что-то тянуло его к роще, и через несколько минут он понял что. Это была не роща, а сад, за деревьями просматривались постройки. «Вот и ладушки, – успокоился Сергей Николаевич. – Сейчас определюсь и поеду домой».

Забора не было ни вокруг сада, ни вокруг дома. Дверь в сени была открыта, но вторая, в дом, закрыта. Сергей Николаевич направился к сараям и крикнул:

– Эй, хозяин!

Из ворот дальнего сарая вышел мужчина лет сорока, увидев Сергея Петровича, подбежал ближе и, склонив голову, низко поклонился:

– Здравствуй, барин.

Юморист, блин… Хотя сам виноват – оделся как клоун.

– Потерялся я, мне в Тамбов надо.

– Тамбов-то близко, всего двадцать верст, – и куда-то вправо махнул рукой. – Нюрка, мать позови, – крикнул мужчина себе за спину. – Проходи в дом, барин, в ногах правды нет.

Сергей Николаевич поставил коробку и сундучок на лавку в сенях и вошел в дом. Хозяин вошел следом, оставив входную дверь открытой. В комнате было просто, скромно, но уютно, изба-пятистенка. Сергей Николаевич обратил внимание на иконы в красном углу. Иконы выглядели непривычно, он подошел к иконам, перекрестился и стал рассматривать. Все образа были на досках и написаны маслом, современных картонок под окладом из фольги не было. Еще раз перекрестился и, сев на лавку, сказал:

– Хорошие у тебя иконы, хозяин, правильные. Зовут-то как? Я Сергей Николаевич Алексеев.

– Трофим, – ответил хозяин. – А жена – Алевтина.

– Подскажи, Трофим, что мне делать? Я оказался безлошадным, а до Тамбова двадцать верст, сам сказал. И родне сообщить надо, чтоб не волновались.

Говоря «безлошадный» Сергей Николаевич подразумевал отсутствие машины, он давно подхватил это выражение от своего отца.

– А сколько у тебя было лошадей, барин?

– Более двухсот, и все породистые, – пошутил Сергей Николаевич, подразумевая мощность двигателя.

– Не повезло тебе, барин. Хорошо хоть, жив-здоров остался.

– Жив – это точно, а вот здоров – не уверен. В Тамбове пойду к врачу.

– Да цел ты, барин, и крови не видно.

– С головой что-то, провал памяти, не помню, как сюда пришел и сколько шел. Какое число сегодня?

– Первый день мая.

– Первый день мая? А ты когда последний раз в церкви был? Первое мая! Да я вчера – тринадцатого мая – из Петербурга приехал! Да за год скитаний я уже двадцать раз сдох бы!

– Не гневайся, барин, сегодня первый день мая, а в церкви с женой и детьми мы были в воскресенье, третьего дня. Видимо, и впрямь сильно голову ушиб. Полежи, может, и отпустит.

– «Полежи, отпустит». А в Тамбов ты вместо меня поедешь?

Тем не менее лег на лавку и задумался. Нет, ерунда все это, ерунда. Первое и главное – он выбрит, а брился он сегодня утром.

– Трофим, как мне до Тамбова доехать?

– Я коннозаводчик, барин, можешь купить лошадей у меня. Мои лошади хорошие, из Москвы купцы ко мне приезжают.

Вот бизнесмен! А на окнах не стекло, а какие-то обрезки. То, что на Тамбовщине есть конезаводы, Сергей Николаевич знал. Даже был в детстве в коневодческом совхозе и дважды ездил верхом, кажется, после седьмого класса.

– Может, и Лузков с Незоровым у тебя своих скакунов покупают?

– Нет, этих господ я не знаю. Но вот купчиха Батурина у меня каждый год покупает. Всегда по десять лошадок берет.

– Если госпожа Батурина у тебя покупает, то возьми в сундучке деньги, а мне дай двух самых лучших, объезженных, подкованных, под седлом со сбруей, да припасов мне и лошадкам до Тамбова. Щит, меч, копье и латы не надо, завтра с утра поеду.

Вечером родня начнет волноваться и завтра ему будет выговор за то, что не позвонил. Но с утра он выйдет на дорогу и проголосует. В автобус без денег садиться не стоит, но мир не без добрых людей, кто-нибудь да подбросит. Тем временем Тимофей принес из сеней сундучок и принялся с задумчивым видом звякать монетами.

– Вот, барин, мне этого хватит, – и показал юбилейный рубль с профилем Ленина.

Сергей Николаевич равнодушно пожал плечами.

– Барин, пошли лошадок выбирать.

– Трофим, я сказал – лучших скакунов. Вот и приведи лучших.

В дом вошла статная женщина и поклонилась.

– Моя жена Алевтина, – сказал Трофим. – Кушать будете?

– Через час, кашу с молоком.

Трофим и Алевтина вышли из дома, о чем-то поговорили у порога и разошлись по своим делам. Сергей Николаевич закрыл глаза. Он никак не мог понять, что случилось, события не поддавались оценке.

Проснулся от запаха пшенной каши и хлеба. Алевтина тихо накрывала на стол.

– Спасибо, хозяюшка.

Сергей Николаевич залил кашу молоком и взял ложку. Было вкусно, очень. Съев кашу, не удержался, налил молока в кружку и выпил, заедая ароматным хлебом. Встал из-за стола и слегка поклонился:

– Большое тебе спасибо, хозяюшка, очень вкусно готовишь, поклонился бы ниже, да живот мешает, – пошутил он.

– И вам спасибо за доброе слово, барин, – ответила Алевтина и стала убирать со стола.

Сергей Николаевич вышел из дома прогуляться. Сначала осмотрел огород, затем прошел через сад, спустился к реке. В реке он заметил ловушки. Попадут на рыбнадзор – мало не покажется. Хотя у них в рыбнадзоре могут быть свои, он и не такое видел прямо под окнами этой организации. Услышав за спиной топот копыт, обернулся. К реке на рысях спускались два всадника. В одном он узнал Трофима, другим был пацан лет четырнадцати. Они лихо осадили скакунов рядом с Сергеем Николаевичем.

– Красавцы, настоящие красавцы, – не сдержался Сергей Николаевич.

В лошадях он ничего не понимал, но эти два скакуна были по-настоящему красивы.

– Это мои? – спросил он Трофима.

Увидев подтверждающий кивок головы, добавил:

– Спасибо, Трофим, спасибо, уважил.

Он решил пристроить конюшню между баней и гаражом. Лошади этого стоили. Он не думал о деньгах и будущих конных прогулках. Просто кони ему очень понравились, с первого взгляда запали в душу.

– Вот этого зовут Буян, а этого – Буран, – сказал Трофим.

Когда начало вечереть, его позвали ужинать. Снова поставили пшенную кашу с молоком. После того как насытившийся Сергей Николаевич вышел из дома, за стол село все семейство. Побродив вокруг дома, он присел на завалинку, начало темнеть. Из дома вышел Трофим и сел напротив на землю. Затем вышли девушка и пацан, что был на второй лошади.

– Сколько тебе лет, красавица?

– Шестнадцать, – ответила девушка.

– Жених, наверное, уже есть? – пошутил Сергей Николаевич.

– Иосиф, свадьба будет осенью, он уже дом строит. Как дом закончит, так свадьбу и сыграем.

– Совет вам да любовь, – сказал Сергей Николаевич.

– Ну а ты, ковбой, чем занимаешься? – обратился он к мальчишке.

– Я не ковбой, отцу помогаю, лошадей пасу, лошадь не корова, за лошадью и уход, и надзор нужен.

– Тогда да, не ковбой, ковбои только коров пасут да лошадей губят. В каком классе учишься, как зовут?

– Фрол я, конечно, у отца учусь, про классы ничего не знаю, но отец нас с братом учит. Нам породу держать надо, тебе же, барин, наши лошадки понравились, ты и деньги хорошие дал.

– Не понял, ты в школу ходишь?

– Так я уже не малец, мне тринадцать лет, письму, счету и закону Божьему меня батюшка давно научил.

– Давно, две зимы как, – вставила девушка.

– Барин, ты давеча сказал, что из Петербурга приехал, – вступил в разговор Трофим. – Расскажи про столицу. Говорят, красивый город.

Сергей Николаевич начал рассказывать про Петербург. Завораживающая красота разводных мостов, Нева в ожерелье великолепных дворцов. Великолепие фонтанов Петергофа, роскошь Зимнего дворца. Стал описывать Царское Село, посетовал на то, что дворцовый комплекс до конца не восстановлен после войны. Бывший парадный въезд до сих пор в руинах, ямах и канавах.

– Никогда не слышал, чтоб германцы заходили на наши земли, да еще порушили столько, – удивился Трофим.

– А блокада Ленинграда? Ты что, забыл?!

Но тут вступила в разговор Алевтина, вышедшая послушать разговор вместе с Нюрой:

– Барин, а ты царицу видел? Говорят, красавица! А какие она платья носит?

Сергей Николаевич стал описывать платья, что видел на картинах и в музеях. Для него фасон времен Екатерины II, что фасон времен Марии Стюарт. Поэтому он описывал детали, всякие там рюшечки и украшения. Вспомнилось платье-мундир Екатерины II – она была шеф-полковником Семеновского полка – детально описал это платье. В это время Трофим с Фролом заговорили о войне. Пора татарам по шапке дать да Крым воевать, за Татарским валом лучше следить, вот, барина обидели. Трофим сходил в дом и, дождавшись паузы в рассказе, протянул саблю:

– Возьми, барин, может, пригодится.

– Спасибо, – автоматически ответил Сергей Николаевич, – что это?

– Сабля татарская, – ответил Трофим.

Сергей Николаевич принялся рассматривать саблю. Обычная сабля, такие в музеях кучей свалены под картинами батальных сцен. Семейство Трофима потянулось в дом, пора спать. Пошел и Сергей Николаевич. У печи горела лучина, точно такую лучину он видел в музее Кижи. «Барин», «царица», «три года закон Божий»?! Он взял за плечо Фрола:

– А ты можешь ответить, какой сейчас год?

– Конечно. Одна тысяча семьсот шестьдесят пятый, – ответил Фрол.

– ???

Сергей Николаевич пошел к лавке. Пуховая перина, пуховая подушка, пуховое одеяло. Хотя на взгляд одеяло и перина друг от друга не отличались. «1765 год», – подумал он, засыпая.

Утром его разбудил петух, на столе стояло молоко, хлеб и лежала сабля. «Мне что саблей махать, что шваброй размахивать – результат будет один», – подумал Сергей Николаевич. Сабля! Со времен Ивана Грозного оружие было только у дворян и солдат! Крестьяне, горожане и купечество не имело оружия. Подобное нарушение каралось каторгой или смертью. Купеческие караваны в Сибири, где разбойничали дикие племена, охранялись воинскими или казачьими отрядами.

Когда заканчивал завтрак, в дом заглянул Трофим:

– Барин, а что с коробом делать?

В руках он держал пустую коробку. Сергей Николаевич вышел из дома, где у крыльца стояли под седлом обе лошади. У одной по бокам висели кожаные сумки и мешочки.

– Так ты говоришь, сегодня второе мая тысяча семьсот шестьдесят пятого года?

– Да, барин, – улыбнулся Трофим.

Сергей Николаевич достал кортик и рассек упаковочную ленту на днище коробки. Затем подцепил и выдернул скрепки на торце.

– Сложи и в багаж.

Трофим удивленно рассматривал то, что секунду назад было коробкой. Сергей Николаевич вернулся в дом, встал перед иконами на колени и начал молиться. Когда он поднялся, все семейство Трофима сидело на лавках. Присел и Сергей Николаевич, помолчал с минуту, затем встал и поклонился – сначала Трофиму, затем Алевтине:

– Спасибо за хлеб, соль да приют.

– И тебе, барин, скатертью дорога.

Вышли на крыльцо, Трофим подал к ноге стремя, и Сергей Николаевич сел в седло прямо с крыльца. Подошел Фрол и прикрепил шпоры. «Морская кавалерия со шпорами», – подумал Сергей Николаевич и тронул коня.

Как ездить верхом, он знал только теоретически, из слышанных в детстве рассказов. Если лошадь идет шагом, надо плотно сидеть в седле, не елозить, попадая в ритм шага животного верхней частью своего тела. Иначе сотрешь свой зад в кровь. Если лошадь идет трусцой или скачет, то свой вес надо перенести на ноги. Необходимо прижаться коленями к бокам лошади, иначе зад разобьет о седло, и тоже в кровь. Прямая посадка кавалериста говорит о его сильных ногах, а не о том, что у него на заднице мозоль, как на пятке.

Сергей Николаевич пустил коня шагом, решив до Тамбова максимально освоиться с верховой ездой. В дороге надо обязательно делать перерывы и идти рядом с лошадьми. Иначе можно не заметить проблем своего физического состояния.

Дорога, а точнее тропинка, только угадывалась. Но Трофим ему подробно объяснил все ориентиры, видимо, сам ездил не один раз.

…Сетовать на то, что в России нет и не было дорог, может только незнайка. Дорог не было потому, что они не были нужны. Все города и поселения стоят на реках, летом перевозки и торговля связаны с реками. Это в XXI веке многие из них стали вонючими канавами. Сергей Николаевич помнил, как в пятидесятых годах по Цне ходили баржи и пассажирские суда. Еще Петр I сделал здесь Волго-Донской канал, соединив шлюзом Цну и Ворону. Зимой в России на санях можно ехать куда угодно. Что под снегом – дорога или болото, – неважно. Главное – хорошо одеться и не сбиться с пути. Если нужда заставляла везти грузы в распутицу, то использовали волокуши. В России не существовало разбитых дорог с глубокими, заполненными грязью и водой ямами. Копыта лошадей в принципе не могут повредить травяной покров.

Покачиваясь в седле, он вспомнил древнеримскую дорогу. Его судно стояло в итальянском порту Бриндизи. Древний город будоражил воображение, нагулявшись и сделав множество фотографий, он сел в уличном кафе. Смакуя хороший и вкусный кофе, разглядывал офисных клерков, которые собрались в кафе на обеденный перерыв.

– Вы нашу главную достопримечательность видели? – неожиданно спросили с соседнего столика.

– Какую? Ваш город полон древних достопримечательностей.

– Дорога номер один, она соединяет Рим и Бриндизи. По ней шли в Рим основные товары, вот она, – говорящий показал рукой.

Сергей Николаевич повернулся и ничего не увидел. Итальянец именно такой реакции и ожидал, весело засмеялся и сказал:

– Видите в двадцати метрах маленькую арку и памятную табличку рядом? Это начало дороги, хотя римляне считают, наоборот, концом. Арка – это городские ворота с остатками стены.

Арка городских ворот размером не превышала проем двустворчатых дверей. За ней лежали мраморные плиты обычного тротуара шириной для четырех пешеходов. Узкий тротуар прямой линией уходил в холмы. Все очень просто, никакого величая или давления на психику гигантскими размерами.

– Удивлены? – с довольным видом спросил итальянец.

– По этой дороге вереницы рабов несли товары из Греции, Египта и других земель.

– А как же ездили повозки и кареты?

– Не существовало повозок и карет, одна лошадь стоила дороже пяти сотен рабов.

– Но лошади уже были…

– Лошади были, всадники ехали справа от дороги, Рим является основателем правил дорожного движения.

…Сергей Николаевич начал осваивать кавалерийскую науку. Засекая по часам режим движения, двадцать пять минут шагом, двадцать пять минут на рысях, десять минут рядом быстрым шагом. Думать о создавшейся ситуации не хотелось. Он был между двух зеркал, когда, возможно, в дом ударила молния. Зазеркалье, ведьмы и чеширский кот выйдут и все расскажут. Нет фактов и не о чем думать, хотя он постоянно ощущал какую-то неправильность. Через пять часов тренировки стал ехать увереннее. Иногда, встав в седле, пускал своих рысаков в галоп, в ушах свистел ветер.

После полудня, выбрав место, остановился на обед. Хлеб, квас, пара куриных да пара гусиных яиц, сырокопченая колбаса. Упряжь своих лошадок трогать не стал. Вроде что-то надо было ослабить, а потом подтянуть, но он побоялся: не умеешь – не трогай. Не решился привязывать или связывать лошадям ноги. Но его кони от него и не отходили, обнюхивали его и выпрашивали хлеб. После обеда лихо поднялся в село, во-первых, наловчился, а во-вторых, чувствовал физическую легкость и эмоциональный подъем. Решив ускорить путешествие, сразу пустил коней рысью. Через несколько минут тропинка вывела его на дорогу, он увидел Тамбов. Дорога выглядела непривычно, просто полоса более низкой, примятой травы среди поля. Впереди деревянные стены и башни города. От стены в поле расползлись домики с садами и огородами.

«Так монголы ничему и не научили», – подумал Сергей Николаевич. Подходи и поджигай город, жители сами прибегут, держа в руках ценные вещи. Но надо продумать дальнейшие шаги. Если это 1765 год и в России царица, то могут быть Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета или Екатерина II. Это был женский период правления в России, но кто из этих дам и когда правил, он не помнил. Было уже жесткое сословное разделение общества, ему надо как-то представиться и начать новую жизнь. Можно представиться дворянином или купцом. Лучше дворянином, больше возможностей. Денег у него нет, никаких бумаг нет, никто и нигде не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть.

Правда, уже при Иване Грозном или даже раньше существовала государственная регистрация. Делались записи о рождении, а может быть, о крещении. Записи велись в церкви, может быть, какими-то дьяками в каких-то приказах. Записей о нем, конечно, нигде нет. Придется заняться хлестаковщиной. Но о своей жизни говорить правду по максимуму, в именах родителей не врать – легко запутаться. Сундучок с монетами в Тамбове не поможет, здесь нужен город большой, например Москва. Советские полтинники и рубли были мельхиоровыми, в юбилейных и олимпийских рублях содержание серебра выше. Все «белые» европейские и азиатские монеты тоже с серебром. Монеты ЮАР времен апартеида – из серебра. Это возможный потенциал, больше за душой ничего.

Сергей Николаевич поднял глаза – оказывается, перед ним застава. У дороги стояла полосатая будка и открытый шлагбаум. На него смотрели два солдата. Уловив его взгляд, они сделали шаг к дороге. Справа и слева поле, где паслись коровы, козы, кони, с криками бегали дети. Солдаты и не пошевелились бы, если бы он ехал в ста метрах от дороги. Умом Россию не понять, Россию надо знать.

– Где губернатор? – не останавливаясь, спросил Сергей Николаевич.

– Так, это, у себя, вашблагородь, – ответил, по-видимому, старший.

– У себя – это где? – уже оборачиваясь, снова спросил Сергей Николаевич.

– Вашблагородь, езжайте прямо, а там слева увидите, – снова ответил старший.

И это пограничный город! Отсюда до татарского вала не более пяти километров.

Внутри крепости стояли добротные дома, в основном одноэтажные, украшенные резными наличниками и коньками. Все говорило о достатке и аккуратности жителей. Даже о некотором хвастовстве друг перед другом. Дом губернатора выделялся «запахом власти», на крыльце сидели два лакея. Кто губернатор, как фамилии дворян, живущих в городе или в губернии? – а шут его знает! Как и все жители современного ему Тамбова, он помнил имена Державин и Чичерин. А когда они жили? Чем занимались?

Спрыгнул с коня, немного покачался с пятки на носок, разминая ноги. Затем взял за шиворот ближайшего лакея, подтянул его к себе и накинул на шею повод.

– Доложи губернатору: Сергей Николаевич Алексеев просит аудиенцию, – сказал второму лакею и начал подниматься на крыльцо.

– Я сам дверь открывать буду? – обратился к застывшему лакею.

Лакей подпрыгнул, открыл дверь и пытался проскочить впереди Сергея Николаевича. Но был пойман. Сергей Николаевич вошел внутрь и повернулся к лакею:

– А теперь бегом!

Топая, лакей бросился куда-то вправо, Сергей Николаевич, позвякивая шпорами, пошел следом, остановился и услышал за дверью:

– Там Алексеев просят аудиенцию!

– Так веди! Зачем за дверью держать?

Дверь открылась, и Сергей Николаевич, выпустив лакея, вошел в комнату:

– Сергей Николаевич Алексеев, – поклонился он, – возвращаюсь из Японии домой, да в пути потерял все.

Лица присутствующих стали постными. «Участь просителей всегда и везде одинакова», – подумал Сергей Николаевич. В комнате сидели в креслах пятеро мужчин, определить, кто из них губернатор, было невозможно. Одеты присутствующие были в какое-то подобие длиннополых пиджаков без воротников и лацканов, но с манжетами. Ниже виднелись белые обтягивающие полотняные штаны. Рубашки были без воротников, на завязках у шеи. Пиджаки и рубашки были с шитьем, но вся одежда выглядела мятой. У всех на пальцах были перстни. На этом фоне одежда Сергея Николаевича выглядела намного лучше и богаче, но явно другого фасона и стиля.

– Вы сказали, из Японии? А как вы ехали? – спросил сухощавый невысокий мужчина лет сорока.

Сергей Николаевич начал рассказывать, не углубляясь в подробности. Выехал из Нагасаки, затем Китай, Таиланд, Индия, Цейлон, Йемен, Саудовская Аравия, Иордания. Но тут один из присутствующих не согласился:

– Вы говорите Йемен, Саудовская Аравия, Иордания, я про такие страны не слышал, их нет.

– Позвольте, как это нет, если я там был! – загорячился Сергей Николаевич. – Прикажите слуге принести сундучок из моего багажа, я вам докажу!

Один из присутствующих позвонил в колокольчик и отдал приказ вошедшему слуге.

– А много ли вы путешествовали? – спросил он, обращаясь в никуда.

– Почти всю свою жизнь, – ответил Сергей Николаевич, разглядывая стены.

– В Африке были?

– В Африке был.

– И в Америке были?

– И в Америке был, и в Северной, и в Центральной, и в Южной.

– А почему бы вам просто не побывать в Европе?

– Был я и в Европе, от Полярного круга до Испании, эти брюки куплены в Испании, – Сергей Николаевич крутнулся, показывая присутствующим свои джинсы.

– Пояс с кинжалом подарил испанский король?

– Это кортик а не кинжал! Личное оружие морского офицера!

– Так ты морской офицер?!

– Бывший, служил в Англии, Голландии, Америке и в Японии, вышел в отставку и возвращаюсь домой.

В комнату вошел слуга и поставил сундучок на стол. Сергей Николаевич открыл сундучок, выставил рядом глухо звякнувшие четыре кошелька и косметичку. Затем начал перебирать монеты. Почувствовав какое-напряжение, не поднимая головы, глянул на сидящих. Присутствующие обменивались понимающими взглядами. «Нет, господа, – подумал Сергей Николаевич, – в этих кошельках нет ни золота, ни бриллиантов». Наконец нашел нужное и положил на стол.

– Вот, господа, – это динары Иордании, здесь написано арабской вязью, а вот здесь латиницей Jordan, а это деньги Йемена, это Саудовской Аравии.

Сергей Николаевич продолжил доставать монеты:

– Это из Африки – Кения, Гвинея, это из Америки – Аргентина, Венесуэла.

Расписывая природные пейзажи разных стран, постепенно уводил разговор в сторону. Он вспомнил: эпоха колонизации Африки и Азии еще не наступила. Сегодня, в XVIII веке, Иордании, Саудовской Аравии и Йемена действительно нет. Есть Турция и входящая в состав Оттоманской империи Аравия. Он где-то читал или видел в кино, хотя верить фильмам Голливуда – себе дороже, там все перевернуто и переврано.

Присутствующие заинтересованно рассматривалимонеты, делились впечатлениями. Обсуждали непонятные рисунки на аверсе или реверсе монеты.

– Сергей Николаевич, а ты где остановился? – поднял голову от монет слегка полноватый мужчина лет сорока.

– Еще нигде, как въехал в город так сразу к губернатору – представиться.

– Молодец. Да, представиться, я губернатор, Воронцов Иван Николаевич, а это мои друзья.

Гостями губернатора оказались князь Кирилл Петрович Нарышкин, граф Семен Тимофеевич Шереметев, поместный дворянин Петр Савельевич Шептунов и князь Сергей Васильевич Бабарыкин.

Сергей Николаевич поклонился общим поклоном.

– Оставайся гостем у меня, вечером соберемся по-семейному. Ты нам расскажешь, как жилось на море, да про страны разные.

– Спасибо за гостеприимство, Иван Николаевич, – Сергей Николаевич снова поклонился.

Воронцов ссыпал монеты обратно и, указав вошедшему слуге на сундучок, приказал:

– Проводи гостя в правую комнату, у меня жить будет.

Сергей Николаевич еще раз поклонился и последовал за слугой на второй этаж. Достаточно просторная комната, не очень широкая, но высокая кровать, шкаф, сундук, небольшой стол, два стула и кресло, туалетный столик с зеркалом и ночной горшок у стены. Подошел к окну. На улице пусто, мужик катил перед собой пустую тележку. «Кажется, в той стороне рынок», – подумал Сергей Николаевич. Первый шаг сделан, теперь надо закрепиться. Какое-то время он будет всех развлекать своими историями и воспоминаниями. Но через месяц это надоест. «Таити, Таити, а нас и здесь неплохо кормят!» – вспомнил он слова из мультфильма. За месяц надо определиться и сделать следующий шаг.

Сергей Николаевич пошел искать конюшню. Его красавцев мыли и чистили, рядом, что-то обсуждая, стояли губернатор и его гости.

– А не внуком ли будешь Алексееву Сергею Петровичу? – завидев Сергея Николаевича, спросил губернатор.

– Я не знаю, родители умерли в Англии, когда мне было двенадцать лет. Они приехали в Англию из Петербурга. Отец – Алексеев Николай Сергеевич, матушка – Евдокия Владимировна, в девичестве Грушевская. Про Тамбов они говорили, помню, но что здесь за родня, не знаю, может, и найду родную кровь.

– Надо будет Алексеевым весточку послать, а я полицмейстеру накажу поискать.

– Я к Алексеевым сам съезжу, поговорю, они родовую линию должны знать, в любом случае помогут.

«Написать письмо в стиле XVIII века для меня проблема», – подумал Сергей Николаевич.

– И то верно, род Алексеевых большой, найдешь своих, по родовому перстню и найдешь.

– Иван Николаевич, мне бы одеться, что имею – все на мне.

– Это не беда, я распоряжусь, – слышал?

Губернатор повернулся к стоящему в стороне слуге, тот молча поклонился и в свою очередь позвал еще кого-то.

– А что случилось? – вступил в разговор Бабарыкин.

– Сам не понял, все как в тумане да плохом сне. Остался с двумя лошадьми да татарскую саблю получил в подарок.

– Хорош подарок, – хохотнул Шереметев. – Молодец, отбился. Я так с четвертой баталии понимать стал, а так тоже все было как в тумане да во сне. А у тебя ни царапины, сам цел и кони целы, молодец!

– Ты бы отдохнул с дороги, – сказал Воронцов, – а то вечером дамы тебя замучают расспросами, да и нам интересно послушать будет!

Сергей Николаевич вернулся в комнату. Сундучок стоял на столе, рядом лежала сабля, сумки стояли у стены. Открыл сундучок и высыпал туда монеты из кошельков и косметички. Затем открыл сумки: надо проверить, что он прихватил с собой в XVIII век. Хотя что из вещей XXI века может быть полезным в XVIII веке? А ничего! Снял китель и повесил на спинку стула, сверху бросил шарф и ремень с кортиком. Подумав, отнес сапоги к двери, ковра не было, но пол не холодный. Сел на пол и стал разбирать сумки.

Сверху лежали часы с кукушкой. Когда-то они с женой купили эти часы в Риге и повесили в большой комнате. Но бой этих часов быстро всех достал. Если бы просто ку-ку! Нет, сначала раздавался скрежет, затем ку-ку в сопровождении бум-блям в тональности кастрюли. Часы быстро оказались на антресолях, а потом и в гараже. Под часами лежала алюминиевая кофеварка для газовой плиты – ну, это то, что надо. Он поставил кофеварку на стол. Следом была большая железная коробка с пуговицами, нитками, ножницами, наборами иголок, крючков и прочее. Обычное женское хозяйство, которое после смерти жены тоже оказалось в гараже. Он выудил из коробки походный набор – цилиндрик, закрытый наперстком. Там лежала катушка черных и белых ниток с несколькими иголками.

Снова такая же коробка, мотки резинки для трусов, тесьма, пуговицы и т. д. А вот – вещь! Нужная вещь и стоит денег! Военно-морской двадцатикратный бинокль с расчетной сеткой. Он купил его в 1994 году в Риге на рынке за двадцать пять долларов. Великолепная оптика, и легко определить расстояние до цели.

Еще одна коробка – запасные лампочки для его «Волги». Тяжелый сверток – набор хромованадиевых гаечных ключей. Маленькая коробочка – в ней театральный бинокль жены. В другой – будильник из комнаты детей. Еще будильник. Тяжелая коробка, в ней часы в красном полупрозрачном корпусе. Эти часы ходят хорошо и точно, только вышли из моды. Ареометр для аккумулятора, логарифмическая линейка, офицерская линейка, карандаши – десятка три разных цветов. Несколько записных книжек детей, десяток старых шариковых ручек. Почти десяток брелков для ключей, две рулетки. Несколько обычных школьных линеек, с другой стороны написаны различные формулы. Две тетрадки ученика 2-го А класса. «Сказки народов мира», школьные резинки, два подшипника, боевой патрон от автомата Калашникова. Все переложил в сундук.

Теперь вторая сумка. Сверху – детская швейная машинка. Сергей Николаевич улыбнулся, это подарок младшему сыну на день рождения в пятом классе от его одноклассницы. Подарок долго стоял в комнате на видном месте, потом тихо переехал в гараж. Модель двигателя крейсера «Варяг». Когда-то второй сын почти год сопел над этой моделью. Четыре фотоаппарата «Смена», рядом в пакетах для фотобумаги пачки старых, давно забытых фотографий. Полиэтиленовый пакет с бигуди и бюстгальтером жены. Несколько складных перочинных ножиков, несколько алюминиевых цилиндриков с негативной фотопленкой. Сверла, лерки, плашки, штангенциркуль, десяток гаечных ключей, маникюрный набор, отвертки, три резца для токарного станка. Снова коробочка, в ней набор теней для макияжа. Коробочка – три пары позолоченных запонок, изящные – с горным хрусталем, попроще – с агатом и массивные – с фальшивым зеленым камнем. Когда-то было модно под китель носить рубашки с запонками. На стол. Опасная бритва – нет, две! Ого, это важно!

Когда-то по молодости ему захотелось бриться опасной бритвой, как брился его отец. В один из приездов в отпуск он привез отцу в подарок бритву «Харьков-3». (Впоследствии выпуск прекратили – бритва оказалось копией Philips.) Взамен выпросил у отца его опасную бритву. Брился примерно год, потом забросил. Вторую бритву он взял у тещи после смерти тестя, взял просто так, как память. В нынешней ситуации опасная бритва ой как нужна! Как сейчас бреются, он не знал, может, опасные бритвы уже есть. Положил бритвы рядом с кофеваркой и походным набором иголок с нитками. Остальное – в сундук, сверху положил сумки и закрыл.

Надо побриться, подошел к зеркалу и оторопел. Нет, в зеркале был он, но он в двадцатилетнем возрасте! Вот это да! Сделал несколько идиотских кривляний, зачем-то подергал себя за щеки, открыл рот – еще сюрприз. Вместо металлокерамики цвета унитаза и стоимостью в автомобиль во рту были его родные, слегка желтоватые зубы. Открылась дверь, и в комнату вошла служанка. Опустив голову, но откровенно разглядывая его при этом, положила на кровать халат, ночную рубашку и чепчик, у кровати поставила шлепанцы. «Вот так! Я сижу на горшке посреди комнаты – и без стука входит служанка!» – подумал он и спросил:

– Красавица, а где большое зеркало, в мой рост?

– Идем, барин, покажу.

Они спустились на первый этаж и прошли в зал. На стене меж окон было два больших зеркала в рост. На Сергея Николаевича смотрел парень лет двадцати, точнее – он сам, когда был в этом возрасте. Через тонкую гипюровую рубашку просматривалась массивная золотая цепь с православным крестиком. На левой руке золотой браслет с часами. На безымянном пальце массивный золотой перстень с изумрудом. Искусная монограмма сеточкой покрывала камень, на правой руке золотое кольцо. Такому парню построить новую жизнь легче. И не надо рассказывать байки о пятидесяти годах скитания по морям-океанам. Хотя, что ни говори, пятьдесят лет морю он отдал…

– Красавица, принеси мне воды помыться-побриться.

– Хорошо, барин. Меня Леной зовут, – девушка продолжала на него смотреть.

Сергей Николаевич вернулся в комнату, снова подошел к зеркалу. Сколько же теперь ему лет? Снял джинсы и осмотрел ноги. Шрамик на ноге от падения на мотоцикле есть, значит, и девятнадцать лет ему есть. Осмотрел руки: шрамика на правой руке нет. Он разодрал руку на тренажере во время сдачи зачета по борьбе за живучесть. Двадцати двух лет ему нет. «Усредняем, считаю свой возраст двадцать лет, день рождения не изменен», – решил он.

Изменение возраста должно резко изменить его поведение. Он уже не старый морской волк, чья задница давно обросла ракушками. Двадцатилетний юноша никак не мог побывать во всех уголках этого мира. Тем более в XVIII веке, когда лучшие парусные корабли имели скорость в четыре раза меньше обычных торговых судов XXI века. Теперь он уже не Сергей Николаевич, а просто Сергей.

В дверь постучали.

– Входите.

В комнату вошли четверо мужчин, поклонились:

– Мы по приказу губернатора, обшить тебя, барин. Я Тимофей, а вот Ануфрий, Никифор и Дормидонт.

– Ну так с Богом, вперед, – и вышел на середину комнаты.

Его начали измерять со всех сторон, голову от уха до уха через лоб, через затылок и через темечко. Ступни и в длину и в ширину, и от большого пальца до голени, до косточки, от пятки до колена. Руки, ноги, и другие привычные портновские замеры. Сергей переносил все стоически, будут правильные замеры – легче портному. И конечный результат на нем будет смотреться лучше.

Порой идешь по улице, а у женщины или девушки ткань «тянет», и зад вместо привлекательного кажется вислым. Или ткань идет морщинами с одной стороны, придавая милой фигуре клоунскую комичность. В магазинах говорят: «Не покупайте на рынке, там самопал из подвала». Так и честные хозяева бутиков берут товар на реализацию в том же подвале. Проще самому прийти в подвал и заказать одежду по фигуре. Будет и лучше, и дешевле.

Сапожник, закончив замеры, сидел у стены. Он щупал, мял, нюхал и гладил сапоги, удивленно покачивая головой.

– На клею и железных скобах, – сказал Сергей.

– Да, мудрено сработаны, – ответил сапожник, – но не пойму, из чего подошва и каблук, сапоги ношены, а тут износа почти не видно.

– Это из особой кости в далеких краях.

– Слышал уже, ты и в Африке бывал, и в Америке.

Закончили и портные, и тоже тщательно рассматривали и мяли китель и джинсы. Осторожно, даже с опаской, держали в руках гипюровую рубашку. На их лицах читалось откровенное изумление. Они никогда не видели подобной ткани, а качество пошива в их понимании было запредельным.

Осталось согласовать самый важный вопрос, как расплатиться за заказ. Откладывать на потом, когда будет доставлена готовая одежда и обувь, неразумно. Нет никакой гарантии, что к этому времени у него будут деньги, а вот ославиться можно навсегда.

– Что скажете, господа, – обратился Сергей.

Сказать «мужики», для них оскорбление. Мужики – это батраки, беднота. Крестьянин или простолюдин – «человек». Общеизвестное выражение – «Человек – это звучит гордо!» – изначально подразумевало крестьян и простолюдинов.

– Чтобы между нами не было спора, сразу скажу: русских денег у меня нет. Есть только заморские монеты. Если вы согласны на такую плату – беритесь за заказ. Если нет – извините.

– А что тебе надо, барин?

– Да все мне надо, все мое на мне, нет ни летнего, ни зимнего, ни нижнего.

– Показывай свои заморские сокровища, барин.

– Смотрите. – Сергей открыл и пододвинул сундучок.

Гости дружно склонили головы над сундучком и принялись деловито звякать монетами, переговариваясь и что-то обсуждая.

– Вот, барин, смотри, – они показали выбранную плату.

– Что за деньги мы взяли? – спросил Ануфрий.

– Это английские деньги по шесть пенсов, это арабская монета в десять динар, это китайская из Гонконга, эта сиамская из Сингапура, эта шведская.

Мужчины с новым интересом стали рассматривать выбранные деньги.

– Возьми, Тимофей. – Сергей протянул походный набор с иголками.

Тимофей непонимающе взял цилиндрик, повертел в руках.

– А ты покрути наперсток, – подсказал Сергей.

Тимофей неловко стал крутить, потом понял, открыл, на ладонь высыпались иголки. Тимофей аж побледнел.

– Барин, у меня таких денег нет!

– А ты как плату за ткани и работу посчитай.

Тимофей пошевелил губами, посмотрел на своих товарищей, на Сергея, кивнул своим мыслям, подошел к сундучку и взял еще монетку.

– Это не все, – продолжил Сергей. – Посмотри мои пуговицы.

Он достал из сундука две железные коробки и подал Тимофею. Четыре головы снова склонились вместе. Раздались удивленные и даже восхищенные возгласы. В комнату вошли две служанки с ковшиками, тазиком и ведром воды. Девушки без стеснения рассматривали почти голого Сергея и удивленно косились на копошащихся и гомонящих мужчин.

– Барин, ты помыться просил.

Сергей приступил к процессу мытья-бритья. Служанки ловко и сноровисто помогали, в результате и помылся, и побрился, и волосы вымыл.

Когда девушки ушли, Сергей снова повернулся к Тимофею. На столе аккуратными рядами лежали выбранные пуговицы. Обычные женские пуговицы, некоторые сверкали золотом или серебром. В сторонке лежали мотки тесьмы, даже шнурки для ботинок приглянулись.

– Много же у тебя, барин, всяких заморских диковин! – воскликнул Тимофей.

– Позволь, барин, у тебя купить вот это. – Дормидонт показал на ладони несколько металлических крючков.

– А мне вот это. – Никифор показал моток корсажной ленты.

– Вот что, господа. Коль скоро я оказался без своего багажа, то и эти коробки мне пользы не принесут. Возьмите их на реализацию.

– Как это – на реализацию?

– Что продадите, за то и деньги принесете, оставшееся вернете.

– Много разных полезных штучек у тебя, долго торговать будем.

Но Никифор дернул говорившего за рукав и что-то быстро шепнул. Сергей улыбнулся и сказал:

– Правильно Никифор говорит: мир большой, необязательно все продавать в Тамбове.

– Сами коробки можно взять на реализацию? – осмелел Никифор.

Сергей снова улыбнулся. Две красивые железные коробки: одна из-под конфет, другая из-под печенья. В таких коробках и в XXI веке хозяйки любят держать всякие полезные мелочи.

– Дорогие, тонкой заморской работы, но можете взять на реализацию.

Мастера индивидуального пошива согласно закивали головами, но глаза светились детской радостью.

Простившись с гостями, Сергей лег и незаметно уснул.

– Вставай, барин, – над ним низко склонилась служанка, – все гости уже собрались.

Вечерело, он быстро оделся и спустился в зал, где за столом сидели не менее двадцати человек. Начался ужин, но голодным оказался один Сергей. Остальные вяло ковырялись в своих тарелках, с удивленным интересом наблюдая, как он ест. «Да, господа! Пятьдесят лет в кают-компании – это уже привычка», – мысленно хмыкнул он.

Присутствующие перебрасывались обычными фразами, все ждали главного блюда – рассказов Сергея. Насытившись, он откинулся на стуле и обратился к Воронцову:

– А можно ли попросить чашечку кофе, без сахара?

– Кофе? – Воронцов в свою очередь посмотрел на жену.

– ??? – жена повернулась к прислуге.

Прислуга испуганной стайкой бросилась на кухню.

– Иван Николаевич, это не обязательно, я привык к кофе после еды и спросил по привычке, не подумавши, еще раз извините.

В столовую вошла сухонькая старушка и сказала, обращаясь к жене губернатора:

– Кофе у нас есть. – Сказано было таким тоном, что можно было продолжить: «у нас все есть».

– Простите, Иван Николаевич, я люблю кофе, сваренный особым способом. Можно я пройду на кухню и покажу кухарке, что надо делать?

– Пожалуйте. – Воронцов растерянно пожал плечами.

Сергей попросил разрешения пройти на кухню по простой причине. Он понял, что кофе здесь не пьют, и опасался получить вместо кофе бурду. Вместе с ним из-за стола встали почти все женщины. «Мы тоже пойдем на кухню, мы тоже хотим научиться», – на все голоса загалдели дамы.

Кофе оказался зеленым, и Сергей начал командовать:

– Кофе пожарить на сливочном масле, принести и приготовить кофеварку.

Но тут все женщины возжелали кофе. «Голубушки, не пили вы кофе, не понравится он вам, давиться и плеваться будете», – мысленно пожалел он женщин.

– А давайте я вам приготовлю капучино, кофе по-итальянски, – предложил он.

Естественно, все захотели кофе по-итальянски. Капучино он сделать не сможет, а сладкий кофе со взбитыми сливками – это легко. Закипела работа, взбивали сливки, в ступке толкли колотый сахар в сахарную пудру, жарили кофе. Женщины обступали его со всех сторон, откровенно прижимаясь и привлекая к себе внимание. Наконец сварили полведра кофе и взбили ведро сливок. Кофеварка на плите выплюнула дозу. Сергей взял широкую чайную чашку, на треть налил жиденький сладкий кофе и положил сверху огромную шапку взбитых сливок. Сверху щедро посыпал сахарной пудрой.

– Делайте вот так, – сказал он прислуге.

Себе, к удивлению дам, налил из кофеварки в самую маленькую чашечку, и то половину.

Закончив процесс обучения, Сергей в окружении дам вернулся в столовую. Прислуга принялась разносить новое лакомство. На губах всех служанок были следы взбитых сливок. Кофе по-итальянски прошел на ура, всем очень понравился новый вкус: главное – сладко! Посыпались вопросы. А где он научился, а какие рецепты еще знает? Сергей начал рассказывать. Он не хотел обманывать этих милых людей. Не виноваты они в том, что в XVIII веке путешествия – это тяготы и опасность, а не удовольствие. Мир еще не познан, вероятность погибнуть в путешествии очень высока. Намного выше шанса полюбоваться заморскими красотами.

Примерно через два часа князь Бабарыкин сказал:

– Сергей Николаевич, голубчик, а не покажете ли свой сундучок? Там есть занятные денежки.

– Да-да, просим, покажите, – поддержали остальные.

Сергей сам принес сундучок и высыпал часть содержимого на стол. Монеты со звоном посыпались и покатились в разные стороны. Юное поколение с визгом бросилось подбирать. Все заинтересованно столпились, даже прислуга у стен и дворовые в окнах подались вперед.

– А это что? А это откуда?

Сергей не успевал отвечать, но ответов и не требовалось. Люди просто выражали свои эмоции, они еще много раз успеют спросить-переспросить.

Тем не менее, взглянув на монетку, он рассказывал про страну, людей и обычаи. Ахи, охи, «не может быть!», «как же?». Прошло еще часа два, поздно. Дети стали складывать монетки в сундучок.

– Сергей Николаевич, а можно мне это взять?

– Да, конечно.

– Сергей Николаевич, я хочу вот это и это…

– Пожалуйста, берите, что за вопрос.

Все стали выбирать и откладывать монетки, взамен передавая серебро. Карманы Сергея быстро оттопырились. Он не ожидал такого успеха, хотя ничего удивительного нет: каждому хочется купить сувенир на память о встрече с другой, удивительной и полной приключений жизни.

Один за другим последовали визиты: Воронцов, князь Кирилл Петрович Нарышкин, граф Семен Тимофеевич Шереметев, поместный дворянин Петр Савельевич Шептунов, князь Сергей Васильевич Бабарыкин и купец Воронин. К удивлению Сергея, дворянство и купцы не чурались друг друга. Круг постоянных гостей тоже определился. И если первое время он ходил в сопровождении слуги, который нес сундучок и кофеварку, то дней через десять про сундучок уже не спрашивали, а кофеварку относили в нужный дом заранее. Монетки покупала даже прислуга и, возможно, приторговывала ими. Но никто и никогда не просил подарить.

Довольно быстро у него набралось более ста двадцати рублей серебром и десяти рублей золотом. Неожиданный доход, полученный с продажи сувениров, обнадежил. Это были очень серьезные деньги, а количество монеток в сундучке, видимо, не изменилось. Он купил парик по моде, появилась первая современная одежда и обувь. Но заказ на пошив был далек от завершения. Сергей установил распорядок дня: утром гимнастика, завтрак, конная прогулка за город на Буяне. Иногда на обратном пути, по случаю, заглядывал в гости. Затем час энергичных физических упражнений. Что здоровье надо ценить, он уже знал.

После физических упражнений принимал летний душ, который по его подсказкам сделали дворовые. Скоро душ стал популярным, им пользовались все, включая губернатора. После обеда прогулка по городу с обязательным походом на рынок. Во время прогулок разговаривал с разными людьми, заходил в гости, иногда оставался попить чаю. Затем снова верховая прогулка, теперь уже на Буране. Его наезднические навыки заметно улучшились. Кони к нему привыкли, он в свою очередь определил физические возможности лошадей. На вечерних визитах познакомился с учителями гимназий. Стал регулярно заходить к ним в гости. Необходимо было определить уровень знаний этого времени: что уже известно, что нет. О Сергее заговорили как об очень образованном и интересном собеседнике.

Сергей подумал было о карьере ученого. С его инженерными знаниями стать известным академиком в XVIII веке – пара пустяков. С удивлением узнал, что Ломоносов жив, здоров и занимается своими делами в Петербурге. Но нет, научная карьера не для его натуры. Взял у учителя словесности учебник. Если и не выучит грамматику и орфографию, будет использовать как шпаргалку. К тому, что он не совсем правильно говорит и пишет, окружающие относились спокойно. Человек с малолетства жил за границей и, по определению, должен говорить неправильно.

Но настоящий фурор он произвел стихами. Сергей никогда не был любителем поэзии, но в шестидесятые годы поэзия была в моде. Он, как и все, покупал книжечки со стихами и читал эти стихи девушкам. Что-то ему запомнилось. Как-то вечером Сергей прочитал под настроение несколько лирических стихотворений. Эффект был потрясающий, его слушали в завороженном молчании, а потом долго аплодировали. Тогда он запел – песенный репертуар был намного богаче. Здесь помогли три класса музыкальной школы и обязательное пианино в салоне кают-компании.

Познакомившись с офицерами гарнизона, Сергей заинтересовался армией XVIII века. Расспрашивал о возможностях оружия, о тактике, о построении боевого порядка, о взаимодействии родов войск. Сходил в арсенал и посмотрел на пушки и ружья. Он смотрел не пустыми глазами досужего посетителя военного музея. Его серьезно интересовала боевая результативность этих орудий. Вывод его опечалил – оружие слабое. Для достижения максимального огневого поражения противника необходим своевременный маневр пушек и солдат, что, в свою очередь, требует высокой выучки войск. О нем заговорили как о сведущем в военном деле человеке.

Во время своих конных прогулок Сергей смог оценить Астраханский тракт. Дорога Москва – Рязань – Тамбов – Астрахань равнялась расстоянию от Москвы до Парижа. Была только одна маленькая разница. Между Тамбовом и Астраханью было только четыре казачьих станицы. Самая большая станица называлась Царицын, она стояла при впадении реки Царица в Волгу. Никакого покрытия на дороге не могло быть в принципе. Чтобы понять почему, достаточно сесть на телегу и проехать по асфальту. Лучшего вибростенда нигде не найти: нет у телег ни рессор, ни амортизаторов, ни резиновых шин.

Но движения на Астраханском тракте практически не было. Грузы и товары перевозились по Волге, тракт существовал для переброски войск и почтовой связи. Почтальонами были казаки, а казаки – калмыки или татары. Сергея это очень удивило, в кино и книгах казаки всегда были русскими. Когда Сергей заговорил об этом с губернатором, то ответ удивил еще больше.

– Астраханский тракт обслуживают калмыцкие и татарские казачьи полки.

– Русских казачьих полков совсем нет? – удивился Сергей.

– Волжское казачье войско создано двадцать пять лет назад, к нему приписали всех беглых крестьян, что поселились на Волге.

– А чем заняты волжские казаки?

– Патрулируют берега реки. Беспризорных татар еще много, нападают разбойники на купеческие ночевки.

Воспользовавшись случаем, Сергей решил разузнать о безопасности путешествий по России.

– Скажите, Иван Николаевич, насколько безопасны дороги между Тамбовом и Москвой?

– А какая опасность тут может быть? Татары так далеко не забегают.

– Я спрашиваю не про татар, про русских.

– Ты говоришь о невозможном. Если случится нападение, то поместный дворянин немедленно устроит розыск и дознание.

– Но ведь может случиться так, что розыск будет неудачным.

– Заруби себе на носу, Сергей Николаевич: если на твоих землях случится разбой, то ты лишишься своего имения и уедешь под конвоем в Сибирь.

Такая постановка вопроса оказалась неожиданной. Но тактика, надо признать, весьма действенная…

Первая неожиданность произошла через две недели. Сергей занимался во дворе гимнастикой, используя тяжелые чугунные утюги как гантели. Одновременно он перешучивался с Глашенькой, дочерью Воронцовых. Во двор вошел офицер гарнизона Иван Баскаков. За ним следовали четверо солдат с тяжелыми тюками. Желая пофорсить перед знакомым офицером, Сергей встал на руки и попрыгал на руках. Затем сделал колесо влево и вправо. Закончил показательные упражнения кульбитом назад, который недавно освоил на берегу реки.

– Ловок ты, Сергей, – сказал Иван.

– Видел бы ты орлов из морской пехоты! Голыми руками врагу хребет перебьют.

– А что такое морская пехота?

– Специально обученные офицеры и солдаты. Они высаживаются на берег с кораблей для решения различных боевых задач.

– Нам это не грозит, морской гвардейский корпус только на галерах грести умеет.

Сергей согласно кивнул головой, в России практически не было флота. Соответственно, не нужна и морская пехота.

Баскаков покрутил в руке утюг, шутливо шлепнул по заду служанку и сказал:

– Нашли мы место твоего сражения. Головы порубал и врагам и лошадям! Силен.

…Как-то в разговоре с офицерами он предложил в конном бою свое видение тактики. Если врагов больше, необходимо непрерывно перемещаться, пересекая им дорогу. Или проходить мимо встречным курсом и бить сначала лошадей – лошадь легче достать. Такая манера боя неизбежно вызовет у врага сутолоку. А спешенного противника потом будет легче достать. Как ни забавно, такой вариант он придумал во время компьютерной игры. Но в компьютерной игре в случае неудачи можно перезагрузиться и попробовать что-то другое. В реальной жизни неудачное решение означает конец этой самой жизни…

Сергей какое-то время осмысливал слова офицера. Он уже забыл о своих первых словах, сказанных губернатору.

– А ты уверен, что место правильно нашел?

– Так другого места в пяти днях от Тамбова нет, а это в четырех днях для отряда. Ты со своими рысаками в два дня легко покроешь.

– Ошибки нет?

– На восток от Татарского вала, мы его сразу нашли после твоего приезда, по воронью. Двадцать семь лошадей.

– А люди?

– Четверо европейцев и шестнадцать татар! Сам говорил, что с тобой четверо слуг было.

– Не может быть!

– Может или не может – не знаю. Говорю то, что сам видел. Нашли ночную стоянку, где татары добили еще четырех лошадей и трое татар умерли от ран.

– И татары никого не похоронили?

– Европа! Они никогда и никого не хоронят, басурмане!

– А если это были купцы или путешественники?

– Какие купцы? Какие путешественники? Они ездят или по Волге, или по Дону.

– А если это были персы?

– Ну что ты говоришь? Какие здесь персы, персы поедут по Волге. Да и оружие все английской работы. У нас оружие или тульское, или немецкое, или турецкое. Вот, возьми свое имущество.

Солдаты развернули тюки, он увидел восемь седел со сбруей и отдельно два пистолета, ружье и прямую длинную саблю, больше похожую на шпагу.

– А палаш где? – неожиданно для себя сказал Сергей.

– Сломан. Мы его вместе с другим ломаным оружием в полковую кузницу отнесли.

«При чем здесь палаш?» – подумал Сергей. Хотя в курсантские годы морской палаш был атрибутом парадной формы.

– Слышал я, что моряки к палашам привычны. Весь черный от басурманской крови, по самую рукоять. Принести?

Сергей отрицательно покачал головой. Кем были эти люди? Кто не дождется от них весточки? И главное, пришел, болтнул и забыл: мол, дикари здесь живут… Нет, это мы дичаем в XXI веке!

– Не горюй, Сергей! – по-своему расценил молчание Иван. – Оружие нашли под мертвыми.

– Только оружие? – с надеждой на ошибку спросил Сергей.

– Татары подобрали все, оставили только ломаное, да седла срезали, они им ни к чему.

– Вот что, Иван. Возьми мою татарскую саблю.

– Спасибо, будет чем покрасоваться, я с татарами еще не сходился.

Все население губернаторского дома с любопытством собралось во дворе. А как же, событие!

Сложились и отношения с женщинами. Нравы были попроще, более естественные. В первый вечер только он лег в кровать, как открылась дверь и вошла служанка:

– Что барин желает на ночь?

И сколько вариантов ответа?

– Тебя желаю.

Так к нему каждый вечер стали приходить служанки. Как предполагал Сергей, у девушек был свой график посещений. Позже он узнал, что забеременевшие девушки возвращались в деревню и выдавались замуж. Причем жениха выбирал сам барин. Такие отношения считались обыденными, не вызывали отрицательных эмоций. Крепостное право, или проще – рабство, было привычно для всех.

С дамами ближе познакомился на второй день, и сам был не особенно скован, и дамы довольно настойчивы. Началось с Дашеньки, двоюродной сестры Софьи Николаевны, жены князя Нарышкина. После нескольких прижиманий женщина предложила показать дом. Когда вошли в комнату, Дашенька, задрав подол, упала на кровать. И Сергей в этой ситуации повел себя должным образом.

Скоро он хорошо разобрался с этой стороной жизни. Все женщины от восемнадцати лет были замужем. Основная масса дворян на военной службе. Их жены в конце зимы уезжали из гарнизонов в имения к родителям или к родне. В начале зимы жены возвращались к мужьям. Макияж XVIII века целоваться не позволял, иначе помада была бы размазана по обоим лицам. Нового в сексе после XVIII века ничего не придумали. Снять платье с женщины было трудно, а надеть обратно – невозможно. Оказывается, женщины просто зашиты в свои платья. Еще обязательным атрибутом являлся парик на заколках. Женщины XXI века должны этим женщинам глубоко сочувствовать!

Каждый вечер одна из дам падала перед Сергеем и задирала подол. Скоро он получил в женском обществе славу «кобеля», что только утяжелило его труды на этой ниве. Со временем Сергей освоился с некоторыми правилами флирта. Невинное для XXI века общение с женщинами в веке XVIII воспринималось как желание интимного контакта. Незнание и несоблюдение условностей и принятых приличий могли привести к дуэли. В итоге Сергей напрямую попросил Воронцова:

– Ваше сиятельство, мне необходимо обучиться принятым правилам этикета.

Губернатор какое-то время молчал, затем ответил:

– Согласен. У моих дочерей есть гувернантка, вот и ты присоединяйся к обучению. От этого всем будет только польза.

На четвертый день своего появления в Тамбове, в доме Шереметевых, Сергей обратил внимание на одну даму. Высокая, статная, по-настоящему красивая, она резко выделялась в обществе. «Купчиха Сазонова, Аграфена Фоминична» – заметив его интерес, сказал Воронцов. – Очень богатая бездетная вдова. Ее отец купец Баратыкин попался татарам под Воронежем и погиб. Семья начала бедствовать, но пятнадцатилетнюю Аграфену сосватал купец Сазонов. Сазонову было тогда 56 лет, через одиннадцать лет он умер. Аграфена Фоминична выгнала из дома его детей и всю его родню. Выгнала на улицу, не дав ни копейки, через сорок дней после смерти мужа. Два года ведет дела одна, и очень успешно, многих купцов уже обошла. Еще больше у нее в долгах, и среди дворян должников хватает. Сватов и женихов на порог не пускает, с мужчинами очень холодна. Многие наши красавцы к ней подбивались, но, кроме пощечин, ничего не получили. В доме одни женщины, кучером родной брат, но живет в другом доме с женой».

Сергей только пожал плечами, знакомая по литературе ситуация. Возможно, и в XXI веке в России такие ситуации есть. Только молчат о них, и молчать будут очень долго.

Вечер проходил как обычно. После рассказов о заморских странах и различных забавных историях, которые Сергей приукрасил и адаптировал под реалии этой жизни, все начали шутить. Атмосфера вечера становилась непринужденной и веселой. Пошли анекдоты, несколько громоздкие, с точки зрения Сергея, и не всегда ему понятные. (Кстати, никто не курил и не пил, за четыре дня он не встретил пьяного или курящего человека. Из спиртного он чаще всего видел бражку – легкий пенный хлебный или медовый напиток. Были еще сидр – перебродивший яблочный сок – и наливки. В основном вишневая или сливовая наливка со слабым содержанием алкоголя.)

Постепенно анекдоты становились фривольнее. Сергей решил присоединиться к рассказчикам с анекдотами про моряка и попугая.

После пятого анекдота присутствующие буквально рыдали от смеха, лишь купчиха Сазонова слегка улыбалась. Следующий анекдот был довольно двусмысленным. После слов «она удивилась, оказавшись голой в его объятьях», когда все грохнули смехом, раздался голос купчихи Сазоновой:

– Меня ему не удивить!

Многие недоуменно к ней обернулись, дамы, глядя на нее, стали хохотать еще больше…

Эта встреча получила неожиданное продолжение. На следующий день после возврата «утраченного» оружия Сергей решил проверить боевые возможности пистолетов и ружья, точнее мушкета. Он не имел понятия, как пользоваться саблей, а изображать из себя мальчишку с палкой у зарослей крапивы не собирался. Времена, когда воины, сомкнув щиты, шли убивать врага мечами и топорами, прошли. Уже наступила эпоха мушкета и штыка. Сабля оставалась массовым оружием кавалерии и офицеров. Кроме того, сабля требовала особых навыков. Сергей умел хорошо рассчитать орудийный залп или пуск ракет. Пистолет и мушкет – не ракеты, но все же привычнее сабли или штыка.

После обеда Сергей поехал в казармы и попросил оружейника проверить оружие. При этом сам отслеживал все действия, особенно проверку ударного механизма. Оружейнику льстило такое внимание офицера. Он не только все внимательно осмотрел, но и все объяснил. Научил правильно менять кремень, а на прощание дал несколько полезных советов. После оружейника Сергей отправился к офицерам и выпросил порох, пули и пыжи.

На вечернюю прогулку поехал в джинсах и гипюровой рубашке: было тепло и не хотелось потеть в камзоле. Нашел подходящее место и начал учиться. Мешочек с порохом в ствол, затем пыж и шомполом прижать, чтобы не было пустот. Пуля и снова пыж, пуля не выкатится, будет плотно прижата к заряду. Долго вертел пистолет в руках, пытаясь понять, как теперь проколоть мешочек через запальное отверстие. Наконец нашел нужную фиговину. Теперь надо насыпать порох на полку – и готово, можно стрелять.

Нажал на курок, сноп искр, ослепительно пыхнул порох – и ничего. Вдруг – бенгальский фейерверк из запального отверстия. Пламя из ствола, и все заволокло дымом, руку мотнуло отдачей, куда попал – а шут его знает. Стал готовиться к новому выстрелу и чуть не погиб, спасло полное отсутствие навыков. Забил в ствол мешочек пороха и начал выковыривать из подсумка пыж. Неожиданно раздался выстрел! Пистолет выбило из руки, он, кувыркаясь, запрыгал по траве.

Почувствовав потрясение хозяина, вскинулся Буран. «В одной руке пистолет, в другой – шомпол. Это гарантированный конец, шомпол вошел бы в глаз», – думал Сергей. Ствол надо чистить после выстрела! Потом сообразил, что ствол горячий и надо ждать, пока остынет.

Сергей стрелял, пока не кончился порох, но результат был неутешительным. Из пистолета он уверенно попадает в цель с десяти метров, из мушкета с сорока – сорока пяти. Дальше полет пули непредсказуем. Оружие тяжелое, для надежного прицеливания нужна сила в руках. Есть и другой серьезный недостаток – отсутствие прицела. Для надежной стрельбы нужен хороший глазомер и регулярные тренировки.

В город возвращался галопом, снимал напряжение от стрельбы. По времени он уже опаздывал на вечерние посиделки. Сегодня намечались изменения, надо узнать, к кому идти, успеть еще помыться и переодеться. У городской заставы его ждали.

– Барин, тебя Аграфена Фоминична к себе на день ангела ждет.

– Какая Аграфена Фоминична?

– Купчиха Сазонова.

Вспомнил бизнес-леди, которую «не удивить». Ему все равно куда.

– Когда надо быть?

– Все гости давно в доме, один ты загулял.

– Тогда веди, я ее дома не знаю.

Солдаты у заставы фыркнули, заулыбались – в городе ее не любили.

Подъехали к дому на будущей Советской улице, Сергей бросил поводья провожатому и, сказав «отведи», вошел в дом. Да, все уже были в сборе, начались взаимные приветствия. Засуетились дамы, пытаясь создать место для стула около себя. Каждая дама желала усадить Сергея рядом. Но тут встала женщина, сидевшая рядом с Аграфеной Фоминичной, такая же статная и красивая. «Похоже, мать», – подумал Сергей.

– Садись сюда, барин, – сказала она и недобро улыбнулась.

Сюда так сюда, он в гости не просился и не свататься пришел.

Когда проходил мимо офицеров, те унюхали запах пороха.

– Стрелять ездил?

– Да, господа, надо форму держать, приглашаю назавтра, из пистолета десять шагов, победителю рубль!

Договорились о времени. Устраиваясь на стуле, услышал от Аграфены Фоминичны:

– Вы, дворяне, только тратить деньги умеете.

Посмотрел в ее красивые глаза, но промолчал. Рубль – не велика плата за учебу, сегодня неумехой чуть себя не застрелил.

Посмотрел на Аграфену Фоминичну еще раз, и стало жалко эту красивую женщину. У нее сегодня день ангела, а на лице никакого веселья. Сергей решил посвятить вечер ей. Стал ненавязчиво ухаживать. Рассказывать смешные и нейтральные истории только ей, тихо, наклонившись к уху. Шутливо, но без злословия комментировал происходящее за столом. Потом увлекся, ухаживания стали более галантными. Комплименты сыпались непрерывно, пошли легкие разогревающие двусмысленности. К концу вечера они уже сидели лицом друг к другу, не замечая других гостей. Не успела закрыться дверь за последним гостем, а он уже нежно целовал ее нежные губы.

Сергей «удивил» Аграфену Фоминичну на ее кровати, потом еще и еще. Впрочем, и Аграфена Фоминична удивила его своей неожиданной, огненной страстью. Они проснулись поздно, еще дважды «удивились» и пошли завтракать. В столовой их ждала мать Аграфены Фоминичны – Пелагея Макаровна. Красивая, по виду сорокалетняя женщина смотрела на Сергея как на личного врага. Позавтракав, он поцеловал Аграфену Фоминичну, теперь уже просто Аграфену, и побежал догонять нарушенный распорядок дня. По дороге он понял: события в постели Аграфены Фоминичны Сазоновой известны всему городу. А со слов прижатой служанки сделал вывод о том, что весь Тамбов стоял под окнами спальни. Все слушали сладострастные крики Аграфены Фоминичны и звериный рык Сергея. После обеда снова пошел в дом Сазоновой. Поцеловал радостно улыбающуюся Аграфену и повел ее в спальню. Там они «удивлялись» еще час.

Офицеры гарнизона проводили стрельбы вяло. Солдаты готовили и заряжали пистолеты. Офицеры выходили на позицию, расставляли ноги, поворачивались боком и, закинув левую руку за спину, стреляли. Их интересовало только одно – как Сергей провел ночь. Он отшучивался, предлагал потренировать их с одной из известных своей доступностью дам. Особо настойчивым предлагал провести мастер-класс с дамами в бане. Но банные мастер-классы они уже прошли в юности в своих имениях.

Сергея больше интересовал процесс перезарядки оружия. Он стоял рядом с солдатами, отслеживая их действия.

– Да не волнуйся, вашблагородь, не впервой, – говорили солдаты.

Они понимали его интерес по-своему. Для него-то впервой, поэтому и смотрит. В итоге победил Сергей, напоследок удивив офицеров стрельбой с двух рук. Вообще-то так не делалось: стрелять левой рукой было неправильно и опасно. Можно было получить увечье через запальное отверстие.

С этого дня распорядок Сергея немного изменился. Теперь после обеда он шел в дом Сазоновой и, обняв Аграфену, вел ее в спальню. Там они проводили в сладострастии час-полтора. По вечерам во время уединения с Сергеем дамы сначала спрашивали: «А как же купчиха?» – и только потом, задрав подол, ложились на диван.

Так прошла еще неделя, но однажды, лаская Аграфену и целуя ее грудь, он вспомнил о деле. Когда сели пить чай, обратился:

– Аграфена, завтра поговорим о деньгах.

Аграфена Фоминична внутренне напряглась, она давно ожидала, что любимый попросит денег. Продумывала варианты, сколько дать, хотя в душе была согласна отдать все, лишь бы он всегда был рядом. Резко вздрогнула и Пелагея Макаровна. «Я тебе говорила, что этот кобель пустит тебя голой по миру», – было написано на ее лице.

– Аграфена, завтра будет нужна вот эта служанка, – он показал пальцем, – и белошвейка.

– Какая белошвейка, зачем?

– Хорошая белошвейка, не болтливая, которая будет на тебя работать.

Глаза Пелагеи Макаровны запылали огнем: «Люди добрые, это что же творится, мало ему моей дочери да потаскух дворянских, он еще двух требует!»

На следующий день поцеловал Аграфену и повел ее в спальню. Через час вышли пить чай и за чаем, отыскав взглядом служанку, сказал ей:

– Оголи грудь.

Служанка проворно скинула сарафан. «Грудь, а не ж…» – чуть не закричал Сергей. «Да они что, все голые ходят?» Пелагея Макаровна от неожиданности выплеснула горячий чай из блюдца на ноги и с визгом подскочила. Аграфена округлила глаза, но сидела молча. Служанка, чуть отставив ногу, заинтересованно смотрела на Сергея. Он взял из сумки бюстгальтер и подошел к служанке сзади.

– Помоги, – позвал Аграфену.

Ничего непонимающая Аграфена встала. Разъяренным ротвейлером бросилась наперерез Пелагея Макаровна.

– И ты помоги, – обратился к ней Сергей, – я сам на нее это надевать буду?

Он развернул бюстгальтер перед служанкой.

Девушка быстро сообразила и, накинув бретельки на плечи, начала устраивать грудь. «Третий размер, точно», – удовлетворенно подумал Сергей. Опомнившиеся женщины, разобравшись с застежками и регулировками, начали ей помогать, осматривать и восхищенно ахать.

– Дай-ка я примерю, – оголяясь, сказала Пелагея Макаровна, но, вешая платье, увидела бесцеремонный взгляд Сергея, стала пунцовой и вышла.

– И что это? – указывая на бюстгальтер, спросила Аграфена.

– Очень хорошие деньги, ты с белошвейкой осмотри хорошо.

Женщины внимательно осматривали крой, швы, застежки и регулировку, что-то обсуждали, спорили и начинали сначала. Через час уставший ждать Сергей спросил:

– Белошвейка сможет такое сшить?

– Такой тонкой ткани у меня нет, а вообще смогу, ничего сложного, вот только тут внизу у груди что-то вложено и застежки мудреные.

– То, что поддерживает грудь, и застежки, я беру на себя, еще продумайте крой с кружевами здесь или здесь – стал показывать он – еще с вырезом почти до соска, и с подкладкой снизу, чтобы маленькая грудь казалась выше.

Милые женщины кивали головками, но смотрели только на бюстгальтер. Поняв, что сегодня их уже нет, он сказал:

– Аграфена, вели завтра заложить коляску, после чая покатаемся без кучера, там и поговорим.

Она повернулась и сначала недоуменно посмотрела. Но когда поняла смысл слов, она его крепко обняла и поцеловала. На следующий день поцеловал Аграфену и повел ее в спальню. После чая спросил:

– Коляска готова?

Аграфена, сияя глазами, утвердительно кивнула.

Только намного позже Сергей узнал, что выезд за город на коляске двоих означал оглашение взаимных отношений. Они объявляли всем – мы живем вместе. Но он этого не знал и хотел поговорить с Аграфеной о серьезных вещах без лишних ушей. Для общественного мнения города Сергей – моряк, повидавший много разных диковинок. Лихой воин, лично побивший два десятка татар. Настоящий мужчина: вечером пришел, а утром злобная красавица стала ручной кошечкой. Этот образованный и приятный человек был желанным гостем в любом доме. Соответственно и взгляд на Аграфену Фоминичну кардинально изменился. Из злобной вдовы она превратилась в прирученную возлюбленную бравого офицера.

Сергей взял вожжи, Аграфена счастливо прильнула к нему всем телом. Так, молча, они ехали с полчаса.

– Разобралась с бюстгальтером?

– Да, и мне, и белошвейке все ясно. С кого ты его снял? – неожиданно ревниво спросила Аграфена.

– С шемахинской царицы. Снял и голой по миру пустил.

– Ух, какой злодей мне достался! – она шутливо ткнула его кулаком, обняла и поцеловала. – Значит, до меня была царица… А на меня почему позарился?

– Сама знаешь, ты краше любой царицы!

Немного помолчали.

– Надо купить или построить костяной завод, – начал Сергей.

Рога и копыта – это потом будет звучать анекдотично. Но в течение многих даже не столетий, нет – тысячелетий это был единственный пластификатор. Рога и копыта будут плавить до середины XX века и только потом их вытеснит пластмасса.

– Костяного заводика у нас нет, есть мастерская Феофила.

– Кто такой Феофил?

– Мастеровой, мастерская у него во дворе, он один работает.

– Если не сможешь купить, найди специалиста и построй.

– Зачем мне костяное производство? Прибыли большой не получишь.

– У бюстгальтера поддержка под грудь костяная и всякие застежки.

– Ради такой мелочи костяное производство строить невыгодно.

– Я тебе пуговицы заморские принесу, будешь отливать и продавать купцам, у меня много диковинных пуговиц.

– Знаю я, наслышана. Тимофей – портной – как увидел, рот открыл и два дня закрыть не мог.

– Но деньги мне приносит регулярно, и только серебро.

Сергей принялся рассказывать свое видение бизнеса в эпоху XVIII века. Начнут они снабжать бюстгальтерами тамбовских дам. А через полгода женщины всей России будут их носить, и никакой выгоды от бюстгальтера ни ему, ни ей. Первое – надо получить права собственника на идею. Второе – организовать массовое производство и как минимум два места сбыта. Само собой разумеется, это будут Петербург и Москва. Товар будет ходовой, первоначально пойдет нарасхват. Поэтому до начала торговли надо много завести готовой продукции. Сразу предлагать разные модели, чтобы женщины приходили не только покупать, но и посмотреть.

Обсудили все детали, наблюдать за делами в Петербурге решили отправить Пелагею Макаровну. Брата Аграфены решили отправить в Москву. Вспомнив о правилах торговли XXI века (берешь шикарную коробку – а внутри фигня, дешевка), Сергей подробно рассказал про упаковку. Глядя на нее, у людей должна создаваться иллюзия, что внутри находится дорогая, по-настоящему ценная вещь. Обсудили различные варианты и остановились на полированных шкатулках. Такие шкатулки изготавливать не дорого, а внешний вид будет вполне презентабельным.

Вторым пунктом были косметика и парфюмерия. Полное раздолье для бизнесмена, делай продукцию, а купцы сами развезут по стране. Главное не забывать, что порой самая дешевая продукция может дать самые большие деньги. Это достигается за счет большего спроса. Положил на колени Аграфены коробочку с косметическим набором. Женщина с большим интересом осмотрела набор:

– От шемахинской царицы унес?

– От нее, родимой. Да ей не жалко, много у нее всяких диковинок.

– Костяное дело придется заводить, без него никак не обойтись.

Аграфена убрала косметичку, немного подумала и спросила:

– Из чего делать эти краски?

– Самое простое – это мел и цветная глина.

– Слишком просто.

– Чем проще делаем, тем больше прибыли.

– Ты за морями торговую хватку приобрел, – засмеялась Аграфена.

Снова пошло обсуждение деталей. Сергей выжимал из себя все, что знал об эфирных маслах, пудре, помаде и кремах. Духи XVIII века на основе розового масла. Если заменить основной носитель, можно получить дешевые, великолепно конкурирующие духи. Аграфена снова задумалась, потом отрицательно покачала головой:

– Ничего не выйдет, оливковое масло дорого, стеклянные флакончики очень дороги.

– Зачем нам оливковое масло? Подсолнечное намного дешевле.

С удивлением узнал, что подсолнечного масла не существует. Цветы такие знают, даже в садах сажают – еще мысль! Попросил Аграфену позаботиться о семенах подсолнуха. Пусть купит, сколько сможет, для посева на следующий год.

– Сеять будешь у меня в саду? – спросила Аграфена.

Снова проблема.

– Ты торгуешь зерном и знаешь земли и поместных дворян. Помоги купить землю и крестьян.

– Тебе деньги нужны?

– Деньги у меня есть, переплачивать не хочу.

Аграфена внимательно посмотрела на него:

– Ходят слухи о четырех кошелях золота, да не тратишь ты ничего.

– Я очень жадный, – засмеялся Сергей.

Со стеклом проблема. В России делали стекла мало, в основном завозили из Европы. Лучшим считалось венецианское стекло. Венеция – это отдельная тема, островок цивилизации в полудикой Европе. Когда варвары хлынули в Римскую Империю, греки смогли защитить только свои земли и узкую полоску побережья северо-восточной Адриатики. Отстояли греки и Венецию, куда хлынули беженцы из Рима. Сохранив знания и технологии, бывшие римляне начали развиваться. Венеция стала доминировать в Европе как торгово-промышленный центр. Тем более что Византия полностью игнорировала европейских варваров. Со временем венецианские дожи отплатили грекам за добро. Плата за добро всегда одна: платят злом и предательством.

В Петербург вместе с Пелагеей Макаровной решили послать белошвейку Анюту. Сергей тщательно ее инструктировал и строго экзаменовал, хотя его знания о петербургской жизни базировались на романах и фильмах. Приготовили и очень аккуратно написали прошение от вдовы купца Сазонова. Вдова просила признать ее права на изобретение бюстгальтера. Также просила обязать тех, кто будет шить эти бюстгальтеры, выплачивать ей двадцать пять процентов прибыли. Фактически прошение было проектом указа об авторских правах.

Впоследствии Анюта рассказала о своей встрече с императрицей. Белошвейка сразу поехала в Царское Село, где, как и предполагалось, у места ежедневного выезда кареты толпились просители. В первый день хотела только осмотреться. Но гвардейцы обратили внимание на хорошо одетую и симпатичную девушку с дорожной сумкой. Поговорили, девушка дала им рубль, и, когда карета подъезжала к нужному месту, гвардейцы буквально выбросили ее к карете. Похоже, ритуал был отработан, дверь кареты открылась, и Екатерина II спросила:

– Что просишь?

– За свою хозяйку прошу, за вдову купца Сазонова, – и протянула три лаковые шкатулки.

Чьи-то женские руки взяли шкатулки, в карете раздались удивленно-восклицательные возгласы. Императрица заинтересованно что-то рассматривала, затем повернулась к девушке. Белошвейка протянула лаковый пенал с вырезанным и позолоченным драконом. Рисунок дракона взяли с коробки косметического набора. Екатерина II бегло прочитала прошение и сказала гвардейцам:

– Девушку в комнаты просителей.

Карета тронулась, гвардейцы подняли девушку и повели в комнаты прислуги. По дороге гвардейцы рассказали, что такая милость очень редка. Они были заинтригованы и все выспрашивали, что за прошение у нее. Девушка отшучивалась, чисто женские дела ее привели к императрице, им, мужчинам, не понять. Через два часа ее повели к императрице.

– Мне сшить сможешь?

Такая ситуация была предусмотрена. Кроме отданных трех бюстгальтеров разного размера в сумке лежали заготовки. Анюта сделала выученный книксен:

– Позвольте сделать замеры.

Присутствующие дамы оголили Екатерину II, и Анюта ловко принялась за дело, попутно промерив бедра. «Ах какая ладная, ах какая стройная, ах какие пропорции, ах какие формы!» Грудь у императрицы была маленькая.

– Через час будет готово, – сказала Анюта.

– Помощь нужна? – недоверчиво спросила Екатерина II.

– Если дадите шесть девушек, будет готово через двадцать минут.

– Слышали? – обратилась Екатерина II к фрейлинам.

Оказавшись в соседней комнате, Анюта разложила заготовки и главное – подкладки. Они необходимы, чтобы грудь казалась больше. Набежавшие белошвейки споро помогали все сшить. Через десять минут было готово.

– А ты девка умелая, – похвалила императрица, – показывай.

Заготовки были на три разных по цвету и фасону шелковых комплекта, белый, синий и ярко-красный. Белый бюстгальтер очень понравился, но она недоверчиво посмотрела на то, что было названо трусиками. Разве это одежда: крошечный кусочек шелковой кружевной ткани? И зачем? Но надела и пришла в восторг. Особенно ее поразил ярко-красный комплект и то, что на трусиках на лобке было вышито сердечко.

– Молодец, девка! Но я так быстро дела делать не умею, жди завтра.

На следующий день Анюте вручили кошелек серебра за работу и дали красивую бумагу – патент на изобретение бюстгальтера. Последней вручили грамоту, в которой вдове Аграфене Фоминичне Сазоновой жалуется дворянский титул без земель. Все завершил кошель золота – уплата за бюстгальтеры. Указ Екатерины II гласил о том, что изворотливые умом люди не должны от своих трудов нести урона. Они должны получать двадцать пять процентов прибыли, если кто другой будет делать то, что они удумали. Этот указ был доставлен в Тамбов раньше приезда Анюты. Кстати, в указе предписывалось сначала получить письменное согласие автора идеи. А если письменного соглашения не будет, все имущество нелегального производителя конфискуется в пользу казны.

Соблазнительные груди Аграфены вывели Сергея из ступора, вызванного перемещением во времени. Пора начинать активную жизнь. Дав Аграфене поручения найти нужных ему специалистов, он поехал к полковнику Михаилу Алексеевичу Вахрушеву. Михаил Алексеевич встретил гостя радушно и первым делом сказал:

– Я о твоих подвигах уже отписал губернатору.

– О каких подвигах? – удивился Сергей.

– Не скромничай, один девятнадцать татар положил и только четырех слуг потерял.

Сергей почувствовал себя неловко, нет его заслуги в этом. Чтобы уйти от неприятной для него темы, протянул полковнику бинокль. Михаил Алексеевич осмотрел диковинку, затем посмотрел в окуляры, подошел к окну и начал настраивать бинокль на удаленные предметы.

– Хороша вещица. Как называется?

– Бинокль.

– А черточки и крестики зачем?

– Для точной пушечной стрельбы, помогает рассчитывать дистанцию и упреждение, если цель подвижна.

– Зачем принес? Просто похвастаться?

– Нет, хочу начать сборку таких биноклей в Тамбове.

– Начинай, я тут тебе не помощник и не помеха.

– Для этого мне нужен белый специальный песок.

Полковник пожал плечами:

– Нужен песок, так ищи его.

– Мне солдат в сопровождение надо: они все местные, помогут быстрее найти нужное, и спокойнее в пути будет.

– Песка много надо?

– Нет, несколько телег в месяц.

– Нужных солдат подберем. Ты задумал полезное дело. А разрешение проси у губернатора.

От том, что его выезд за город с Аграфеной стал известен всему городу, Сергей понял, войдя в кабинет Воронцова.

– Ты с купчихой Сазоновой поехал за город ради денег? – вместо приветствия спросил губернатор.

– Нет, Иван Николаевич, работать вместе будем, о доле договаривались.

– А ты молодец! И полезное, и приятное! – хохотнул губернатор. – Что за дело?

Сергей подал бинокль и начал рассказывать. Кирпичный завод – раз, мастерская биноклей – два, земля и крестьяне – три, дом в городе – четыре. Его денег должно было хватить, они с Аграфеной тщательно просчитали все затраты. Он не спрашивал, сколько у нее денег, и рассчитывал только на себя. Она не спрашивала, сколько у него денег, и прикидывала, сколько он будет просить. Планы по заводам и созданию нового имения губернатору понравились.

– Сам выбирай себе землю, показывай землемеру, я подпишу, когда канцелярия подготовит бумаги.

– И для заводов.

– Да, только с кирпичным заводом не получится, нет тут нужной глины, уже искали.

Но Сергей помнил место, где в XX веке стоял старый кирпичный завод, снесенный после войны. Нынче это было примерно в километре-двух от городской стены, пригородных построек там еще не было.

Началась полная забот жизнь и первая проблема – покупка людей. Крестьянская семья стоила 50 копеек. Готовый дом, точнее сложенные и пронумерованные бревна на противоположном берегу городского канала, – тоже 50 копеек. Если готовых домов было сколько угодно (а не хватает – только скажи, через неделю по реке еще привезут), то людей не было, совсем не было, крестьян никто не продавал, Сергей смог купить только три семьи. Купил им на рынке лошадей, коров, птицу, показал кучки бревен, которые должны стать их домами. Затем объяснил новоселам, где его земля. В заключение показал приказчика Аграфены – у него можно взять зерно – и до свидания, приеду потом.

Городская сторона канала была сплошным причалом, вдоль которого плотно стояли баржи. На берегу плотной стеной протянулись амбары и лабазы. Все покупки он делал только вместе с Аграфеной. Ее присутствие сразу снижало цену. Наверное, были еще какие-то, неизвестные ему взаимоотношения между купцами. Как-то после покупки камней под фундамент кирпичного завода Аграфена показала на шестерых крепких парней и сказала:

– Забирай. Это был залог, а срок уже вышел.

Сергей Николаевич протянул ей три рубля.

– Нет, – засмеялась Аграфена, – только рубль.

Так он узнал, что купцы не могут владеть землей и людьми. Это была исключительная привилегия дворян. Промышленники получают землю под конкретное дело. Но на работу могут взять только вольных людей. Дворяне этим пользовались, отдавали крестьян как залог, а потом, пропустив все сроки, выкупали. Купец их не может себе забрать, а Сергей может.

– Аграфена, переговори с купцами, купи для меня всех заложников.

– Всех? – недоверчиво переспросила она.

– И просроченных, и тех, чей срок до августа, дворяне залог раньше сентябре вернуть не смогут, если вообще смогут.

– На всех у тебя денег не хватит.

– Переговори тихо, чтобы не успели догадаться и цену поднять. Мне еще дом надо купить каждому заложнику.

– Молодец, – засмеялась Аграфена, – быстро и правильно соображаешь, но денег у тебя не хватит, здесь больше сотни просроченных заложников.

– Жаль, на крестьян и дома я могу потрать только сто рублей.

– Дома тебе я куплю оптом, мне их почти даром отдадут и еще спасибо скажут. Спрос-то на дома будет к осени, а почему ты хочешь каждому парню дом купить?

– Дом для человека – всегда дом, и парни, помогая друг другу, свои дома быстро соберут. До осени обживут, а осенью дам каждому полтинник – они жен приведут.

Аграфена серьезно посмотрела на него:

– До этого и я бы не додумалась! За людей и дома ты заплатишь намного меньше, я обещаю.

Между городской стеной и кирпичным заводом быстро вырос пригород из ста четырнадцати домов. У Сергея изменился распорядок дня, времени на вечерние конные прогулки совсем не хватало. Только одно осталось неизменным: после обеда он целовал Аграфену и вел ее в спальню. Как-то во время уже ставшего традиционным чаепития она сказала:

– У меня для тебя подарок, – и показала на соседний дом, – я его купила тебе.

– Как только кирпичный завод будет готов, дом разберем и поставим кирпичный в два этажа.

– А с этим домом что делать будешь?

– В другом месте поставлю, будет в нем Оптико-механический завод.

Затем наклонился к Аграфене, куснул ее за ушко и нежно поцеловал:

– Спасибо!

Еще одно изменение распорядка: к концу дня к Сергею приезжала Аграфена. Кучер брал его коня, а они ехали вместе в один из домов на посиделки. И в доме Аграфены раз в неделю стали собираться гости. В такие вечера он оставался ночевать.

Вторая неожиданность произошла в июне. Кирпичный завод принимал вид завершенного здания, хотя строили его наоборот. Сначала поставили маленькую печь для обжига. Потом копали глину, обжигали кирпичи, и из этих кирпичей ставили стены. Когда появилось много рабочих, сделали большую печь, и строительство пошло быстрее. Своих парней Сергей разделил на десятки, назначил бригадиров и двух прорабов. Главными на стройке были гончар и каменщик, нанятые по протекции Аграфены. Планировалось, что это будущие руководители производства.

По случаю купил еще две семьи и решил поехать вместе с крестьянами. Надо проверить, как обустроились предыдущие три семейства. Аграфена напросилась поехать вместе с ним. Ей надо было собрать «разведданные» с полей и навестить две усадьбы. По ее словам, все по пути. Они переночуют в первой усадьбе, затем остановятся во второй. Там она останется, а Сереженька поедет на свои земли и через день вернется. Всего путешествие займет шесть дней.

Поехали на коляске Аграфены без кучера через неделю после переселенцев. На свои земли рассчитывал приехать одновременно с переселенцами. К месту первой ночевки приехали засветло. Встречать вышел пятидесятилетний помещик. В доме засуетились, все собрались вокруг стола. Гости приехали, будут разговоры и новости. Хотя про Сергея и его отношения с Аграфеной уже наслышаны. Приблизительно через полчаса пришла семидесятилетняя старушка и вдруг…

– Сережа, Сереженька! – она бросилась обнимать Сергея.

Сказать, что он опешил, – ничего не сказать, а старушка плакала и целовала его, радостно причитая:

– Внучек ты мой, кровинушка родная, наконец-то я тебя дождалась!

Зашевелились и разом заговорили присутствующие, вышел из ступора Сергей.

– Это Сереженька, внучек мой, сын Евдокии, ваш племянник и двоюродный брат! – обратилась старушка к присутствующим.

Начались охи да ахи, объятия и поцелуи. «Нет у меня здесь никаких родственников, нет и не может быть!» – тем временем думал он. Начал задавать уточняющие вопросы, пытаясь найти несоответствия. Дочь Алевтины Мефодиевны Грушевской – Евдокия Владимировна вышла замуж в Петербурге за Николая Сергеевича Алексеева. Приезжали в гости на следующий год после свадьбы и уехали дальше к родителям Николая Сергеевича, это в сторону Пензы.

– Но я не помню приезда своих родителей в это имение, – возразил Сергей.

– А я, Сереженька, никогда тебя и не видела, после ранения Николая Сергеевича отпустили со службы по здоровью, и вы уехали в Италию.

– Так я по-итальянски только buon giorno знаю. Испанский и французский – знаю, а итальянский нет.

– Правильно, вы сразу переехали во Францию, а потом в Испанию, вот письма, вот отпечаток твоей ладошки, я вам три раза деньги переводила, во Францию, Испанию и в Англию, потом получила сообщение, что в Англии и померли, от заразы какой-то.

– Как же вы меня узнать смогли?

– Смотрю – вылитый Николай, отец твой. И лицо, и рост, сразу догадалась, кого в дом Бог привел.

Самозванец в городе – это одно, самозваный родственник – это другое. Он не хотел быть самозваным родственником. С другой стороны, от него требовалось только иногда навещать выжившую из ума старушку да помочь ей деньгами и вниманием. Потратилась она, помогая своей дочери и зятю, надо вернуть долги, пусть и чужие. Что старушка выжила из ума, говорило опознание перстня. Не могла она раньше видеть этот перстень, сделанный в XX веке.

Следующий день ехали молча, Сергей тупо смотрел вперед, не желая ни говорить, ни думать. Так не бывает! Он уже более месяца в невероятной ситуации и даже начал обживаться. Надо решаться: или энергично войти в эту жизнь, или тихо сидеть в Тамбове. Переночевали у гостеприимных Мамоновых, а утром один поехал верхом на свои земли. Аграфена осталась его ждать. При нем говорили только о радости в доме Грушевских. Сергей, чтобы уйти от неприятной темы, взял несколько листов бумаги и нарисовал эскиз черепицы в нескольких проекциях. Бумаги отдал Аграфене, попросив напомнить, когда дом будут подводить под крышу.

Тамбов не Москва, здесь частых пожаров не было. Москву основали кузнецы, Юрий Долгорукий пришел в город намного позже. Москва долгое время была центром русской металлургии. Отсюда и частые пожары от многочисленных доменных печей и кузниц. В Тамбове же стояли полные зерна амбары, и здесь за огнем следили строго. Но Сергей вспомнил о черепице и решил сделать свой дом с черепичной крышей. Будет ли спрос на черепицу, он не задумывался.

В зарождающейся деревне Сергей назначил старосту, осмотрел дома, подготовку полей, велел зерно сеять только для себя. Обещал к весне привезти масленичные семена. Вот урожай тех семечек будет для него. Налоги два года собирать не будет, имение строить не планирует, живите и размножайтесь. Когда народа будет больше, даст кирпич на церковь. Но камень на фундамент они должны заготовить сами. Больше ничего сказать не мог. Весной бросают в землю семена, осенью собирают урожай – это были все его познания в земледелии.

Обратной дорогой Аграфена попросила заехать на несколько хуторов свободных крестьян. Цель поездки оказалась простой и понятной. Она заключала сделки на новый урожай. По желанию давала аванс или скупала все на корню. Лето, хозяйство требует денег, а сбор урожая будет только в августе. Ехали от хутора к хутору достаточно быстро, иногда вдали виднелся Татарский вал. Пока Аграфена договаривалась, кони отдыхали и получали корм.

Сергей пытался придумать свое место в этой новой для себя жизни. Куда направить свои силы, на чем сосредоточиться? Все его теперешние начинания – это путь на уровень дворянина средней руки. Обеспеченными будут в лучшем случае дети. Идти на службу во флот не хотел, рутина пустой службы его не устраивала. Флот России XVIII века – это флот Финского залива. Корабли с ноября по май стояли в Кронштадте или Ревеле. Офицеры – в основном иностранцы, шотландцы или португальцы. Пришли на русскую службу именно ради такого ничегонеделания… Но ничего путного Сергею не приходило в голову. Кирпичный завод будет приносить регулярный, но средней руки доход. Запланированный Оптико-механический завод еще долго будет затратным предприятием.

Ближе к вечеру заметили небольшой отряд. На пригорок поднимались несколько всадников и группа пеших. Татары! Сергей спрыгнул с коляски, достал из дорожного ящика пистолеты и мушкет, начал заряжать. Раззява! Поехал, даже не поинтересовавшись о возможной опасности в пути. Оружие взял только ради возможной охоты. Аграфену жалко, погубил женщину, дурак. Повернулся – шесть всадников с саблями в пятидесяти метрах. С холодным равнодушием сделал пять шагов и выстрелил по лошадям. Сначала из мушкета и следом из двух пистолетов. Схватил мушкет за горячий ствол и прыгнул сквозь дым вперед.

Его появление из клубов порохового дыма оказалось для скачущих татар неожиданным. Сергей ударил ближайшего всадника прикладом в грудь, в воздухе мелькнули голые пятки. Рванулся в сторону и удачно столкнулся с другой лошадью, ударив ее мушкетом по ногам. Лошадь шарахнулась, а всадник, занесший для удара саблю, полетел на землю. Поймал его за ногу и ударил коленом, татарин, по-поросячьи хрюкнув, упал мешком. Снова подхватил мушкет за ствол, последний всадник уже разворачивал своего коня. Сергей посмотрел на Аграфену – та стояла в коляске с расширенными от ужаса глазами и прикрывала ладонью рот. Использовать коляску как прикрытие нельзя, можно задеть Аграфену.

Короткими шажками сместился в сторону, желая встать между всадником и лежащими татарами. Лошадь на человека не наступит, лошадь не хищник, а мирное домашнее травоядное. Приготовился, планируя ударить лошадь прикладом по морде. Нанес удар, одновременно падая на спину, уходя от удара сабли. Лошадь пронеслась мимо, Сергей быстро встал и осмотрелся. Татарин выл на земле, держась руками за коленку. Лошадь увернулась от удара, все удовольствие получил всадник. Удар прикладом выбил татарина со спины лошади на землю. Седлами надо пользоваться, господа.

Осмотрелся, трех лошадей он таки пристрелил, но седоки уже были близко. Двое татар с саблями заходили с боков, третий спокойно шел чуть правее. Широкими баскетбольными прыжками бросился на опасную пару. Но в последний момент резко сменил направление и ударил, как хоккеист клюшкой. Татарин упал, поджав ноги, от его визга лошади прижали уши. Бедолага! Сладкая парочка с саблями остановилась. Сергей поднял пистолеты и, поглядывая на оставшихся татар, начал заряжать оружие. Воины совещались недолго, бросили сабли и пошли к нему, показывая пустые руки.

Первому татарину Сергей кивнул на лежащих собратьев. Второму указал на связанных пленников. Пешими были именно пленники, две женщины и мужчина. Первый татарин оказал своим товарищам моральную помощь, прыгнул на лошадь и ускакал. Второй развязал крестьян и занялся своими собратьями. На радостях бывшие пленные женщины заплакали. Их захватили на хуторе у самого дома, налетели, забросили на лошадей – и бежать обратно. Сергей собрал трофеи и сложил в ящик коляски. Раненые татары потихоньку оклемались. Постанывая, приводили в порядок себя и оставшихся двух лошадей. Освобожденные пленники говорили с Аграфеной, и, как понял Сергей, о деле. Правильно, беда прошла, а жизнь продолжается. Когда хуторяне, низко кланяясь, начали благодарить и прощаться, вернулся беглец с татарчонком и табунком в полтора десятка лошадей.

Тронулись дальше. Татары спокойно ехали сзади, так и двигались от хутора к хутору. На третий день показались стены и башни Тамбова. Офицеры гарнизона встречали за километр от заставы. Сергей был не прав – солдаты службу несут, и его с Аграфеной, и татар рассмотрели издали. Офицеры обступили с расспросами, заинтересованно осматривали пленников, трофейное оружие. Одни шутили, что Сергея нельзя выпускать из города, он в одиночку всех татар перебьет, и гарнизон распустят за ненадобностью. Другие поражались ловкости и везучести – снова без единой царапины. Так, с шутками, въехали в город, где распрощались до встречи вечером. Тут Сергей встрепенулся:

– А что мне с татарами и оружием делать?

– Татар и оружие взял ты, что хочешь то и делай!

Хорошую мысль подсказали господа офицеры, но не все так просто. Доехали до дома Аграфены, там он пересел на татарскую лошадь и поехал в губернаторский дом. Народ столпился поглазеть на пленных татар.

Поход казака Разина за деньгами и пленными кончился плахой. Голову ему отрубили в Москве, а не на Хортице или в Киеве. Если податься к казакам, то еще неизвестно, куда приведет дорожка. Может, удастся пограбить богатую Азию. А можно по незнанию попасть в ряд государственных преступников. Во всяком случае, увидев калмыцких и татарских казаков, Сергей сделал важный вывод. Его представления о XVIII веке значительно отличаются от реалий этой жизни. Надо поездить по России и пообщаться с различными людьми. Для достижения успеха в жизни нужно как можно больше знать о ней.

Строительство кирпичного завода заканчивалось, печь работала на полную мощность. Пора закладывать вторую печь для обжига кирпича и печь для керамики. Массовое производство – это не только смерть кустарям. В первую очередь это хорошие деньги, которые потекут в карман. Он приказал прорабам собрать шесть домов для татар и конюшню для лошадей. Осмотрел фундамент, на который перенесут его дом – будущий Оптико-механический завод. Обратил внимание на готовую пристройку для плавки стекла.

Снова заботы – пристройка для изготовления механизма морских хронометров, еще одна для секстанов. Приборы тонкие и дорогие, производство штучное и будет выгодным даже в XXI веке. Главное – людей научить. Кроме того, к тому моменту, как будет готов первый хронометр, должна быть готова и обсерватория. Без обсерватории хронометры и секстаны не выверить и точное время не выставить. Все его первые шаги в создаваемом бизнесе были затратными. Со временем это производство принесет хорошую прибыль, но пока это время наступит, можно остаться нищим и голым.

Через три дня старший из татар остановил его и, поклонившись в пояс, попросил:

– Позволь, барин, за женами съездить.

– Вы женщин одних оставили?

– Наш род маленький, все мужчины здесь, если нас долго не будет, женщины или сами уйдут, или другие заберут.

– Поезжай, нельзя семьи в диком поле бросать.

Кстати, татары хорошо говорили по-русски и были крещены. В его слободе это будут уже не первые семьи: на улицах иногда попадались на глаза женщины и дети. Сергей решил не выяснять, откуда они взялись. Одно знал точно, в браке, если один из родителей свободен, дети рождаются свободными.

Малыш-татарчонок прочно занял место адъютанта. Тихой мышкой перебрался на губернаторскую конюшню, где не спускал глаз с Буяна и Бурана. Он обихаживал красавцев, выезжал с ними в ночное. Губернатор приказал дать семилетнему пацану старую одежду своих детей. Михаил – так звали мальчишку, гордо щеголял в знатных одеждах. Его поначалу впалые щеки стали пухленькими и розовыми. Когда он проезжал рядом с Сергеем мимо своей родни, те с серьезным видом кланялись мальчику отдельно.

Татары дали новую мысль, он обратился за разрешением построить в пригороде каменную церковь. Разрешение дали быстро, но с условием, что строить будет специально присланный архитектор. Для Сергея это было уже вторично. Слух об строительстве церкви разошелся быстро, городское купечество решило не отставать. Начали собирать деньги по подписке для строительства каменной церкви в городе. Церковь в центре города и церковь в пригороде – разница большая.

В центре города должен быть уже большой храм, соборная церковь. Когда в дом к Аграфене во время традиционного послеобеденного чаепития пришла депутация, Сергей сразу начал расчеты. Пока гости чинно пили чай, а разрумянившаяся Аграфена поддерживала светскую беседу, он вывел результат. Протянул старосте листок с ценой на кирпич и скидкой, если оплата будет сейчас. Депутация сразу смекнула выгоду, быстро составили и подписали договор. Собранные деньги отданы, кирпич куплен выгодно. Ну а то, что фундамент будет готов через год… не лежать же общественным деньгам год.

Когда гости вышли, Аграфена завизжала, как маленькая девочка. Заметив на лице Сергея удивление, сказала:

– Ты получил деньги, чистые деньги.

– Плата и должна быть деньгами, чем же еще?

– Эх, дворяне, дворяне! Ты совсем не знаешь реальной жизни!

Аграфена открыла сундук.

– Посмотри. – Она показала на аккуратные стопочки бумаг.

Сергей пожал плечами.

– У меня редкую зиму набирается пятьдесят рублей серебром, вся торговля или векселями, или залогом.

– Почему не деньгами?

– Где их взять, деньги эти, только медь, вот и обмениваем товар на векселя.

– Тогда при прямом расчете серебром торговать выгоднее.

– Намного выгоднее.

Деньги передал Аграфене, ей они нужнее: пора авансов, и закупка зерна скоро. В свою очередь женщина наказала приказчикам при расчетах брать в имениях крестьян. Приказчики согласно кивали и косились на Сергея.

Среди его пригородных домов появился особый, стоящий за высоким забором в глубине зарождающегося сада. Дом получил прозвище – лаборатория. Сергей решился на химическую лабораторию – нужна взрывчатка и капсюли. Если капсюли рассчитывал получить быстро (гремучую ртуть изобрели намного раньше XVIII века), то создание взрывчатки потребует времени.

Знание химической формулы алкоголя не поможет, если не знаешь принципов самогоноварения. Так и здесь. Он помнил формулы многих взрывчатых веществ, но определенно сказать мог только о двух. Аммонал и ТНТ, первая – промышленная взрывчатка на основе аммиачной селитры и полиэфира. Вторая – тринитротолуол – на основе натриевых солей. Обычные удобрения дачников при определенных условиях становятся взрывчаткой, поэтому и запомнил. Скоро в лаборатории кроме нанятого аптекаря стали собираться учителя обеих гимназий и гимназисты. Энтузиасты проводили разнообразные опыты и жарко спорили. Классическая химия была еще в зародыше, а до таблицы Менделеева было более сотни лет.

Когда Сергей принес губернатору прошение на «Институт химии и физики», тот удивленно спросил:

– Зачем это тебе?

– Чтобы гимназисты по вечерам были при деле.

Воронцов удовлетворенно кивнул и подписал. Сергей потратился еще на один дом, в котором вечерами стало шумно от дискуссий. Тема «Могут ли на одной яблоне расти разные яблоки?» обсуждалась неделю. Затем пришли к решению проверить на практике.

В «институт» Сергей наведывался регулярно и подбрасывал идеи, провоцируя учителей и гимназистов на изучение важных для него вопросов. Старался собрать в памяти останки школьных знаний и выдавал их как советы и идеи.

Оптико-механический завод начал шлифовать линзы. Стеклодувы учились изготавливать флакончики для дешевых духов. Сергей отдал на растерзание свой театральный бинокль и часы. Подробно объяснил устройство секстана и зеркального телескопа. Фактически весь день проводил в круговерти завод – лаборатория – институт – завод. Вся его энергия была направлена на создание нового производства, но пока только кирпичный завод начал приносить деньги. Вечерами стал замечать изменившийся взгляд Аграфены.

Аграфена задумчиво смотрела на своего любимого… Она беременна, она беременна! Когда прошли сроки, она заволновалась, но сведущие бабки и губернский врач все объяснили и успокоили. Детей она хотела. Какая женщина не хочет детей? Рожать будет несмотря ни на что, а это «что» было. Ее любимый дворянин – это раз. Она старше его на шесть лет – это два. Ее деньги Сергея не интересуют – это три. С его натурой в Тамбове он долго не проживет – это четыре. Но она родит и ради себя, и ради него. Кошмар жизни с мужем она забыла. Постель с ним были для нее болью и истязанием, его родня и дети от первого брака откровенно ее ненавидели и унижали. Скоропостижная смерть мужа без завещания была платой за страдания, она расплатилась сполна, расплатилась и забыла. И вот теперь неожиданная любовь. Страстная до головокружения и самозабвения любовь – и беременность. Она счастлива, и она родит.

Глава 3 Неожиданный шанс

Во время обеда губернатор спросил Сергея:

– Почему ты строишь дом на таком высоком фундаменте?

– Хочу из окна на всех смотреть свысока! – отшутился Сергей.

Все посмеялись шутке. Высокий цоколь закладывали по другой причине. Сергей помнил как бы вросшие в землю красивые старые дома Петербурга и Тамбова. Решил построить свой так, чтобы он выглядел красиво и через триста лет. Заговорили об архитектуре, различных домах города и усадьбах губернии. Неожиданно губернатор напомнил:

– Ты когда поедешь к Алексеевым? Родню по матери нашел, пора и Алексеевых навестить.

– И правда, пора, спасибо за напоминание.

Откладывать поездку дальше было уже неприлично. Сам поиск родни его не интересовал по причине отсутствия этой родни в принципе. Но поездка по губернии и повод съездить в другую ему нужен. Надо продолжить продажу монет-сувениров и купить крестьян. Оба дела входили в разряд первостепенной необходимости. Денег он потратил очень много, и впереди были только траты.

Доходы кирпичного завода покрывали расходы оптико-механического производства и лаборатории, Институт химии и физики ничего ему не стоил, но Сергей начал строить свой дом, который нужно будет содержать. Плюс покупка крестьян и заселение земель. Пополнение кармана весьма желательно, и в ближайшее время. Ежедневный контроль на заводах уже не требовался. Производство кирпича и керамической посуды налажено. До оптики и прочего еще очень далеко.

Начал собираться, отдал нужные распоряжения, выпросил у Аграфены толкового приказчика. Коль скоро решил по дороге искать и покупать крестьян, то необходим и сведущий в торговле человек. Она одобрила такой подход к делу и добавила двух парней. Это были слуги из какого-то имения, которых отдали как новый залог. Татарчонок Миша сам принял решение, непонятно: ради барина или ради Бурана и Буяна. Взял двадцать рублей – серьезная сумма для XVIII века. Остальные деньги отдал Аграфене, проинструктировав, что когда финансировать, и отправился в путь.

От усадьбы к усадьбе с морскими рассказами и продажей сувениров. Все Алексеевы встречали радушно, а провожали как родственника. Сергей вникал в детали возможной родственной линии, стараясь найти зацепку и доказать, что он с другой ветви родового дерева. Люди это понимали как желание сироты найти родственников отца и помогали, чем могли. Они вспоминали адреса и писали письма живущим далеко.

В протекции и покровительстве он не нуждался, государственной службы не искал, от Зимнего дворца хотел быть подальше. По-настоящему его интересовало только устройство общества и международные отношения. Мысль податься в казаки и всласть пограбить оставалась единственным вариантом достойно войти в новую жизнь. Сергей проехал через Пензу, Ярославль, Рязань и оказался в Москве. По дороге купил восемнадцать семей и отправил на свои земли, снабдив только транспортом и письмом для Аграфены. Нет смысла тащить с собой скотину, за те же деньги проще купить в Тамбове.

Его отряд увеличился на четырнадцать парней и тринадцать девок, это уже прямая заслуга Тимофея. Приказчик Аграфены, ловкий в торговых делах, ушлый по жизни и отличный психолог. Он купил двадцать семь человек всего за три рубля двадцать копеек. Тимофей, когда стояли в имении или гостили в городе, отыскивал штрафников или нелюбимую прислугу. Затем торговал, обещая отправить на выселки, на границу, к татарам. Некоторых получил вообще бесплатно, хозяева в сердцах так отдавали.

Москва задержала в первую очередь своими размерами и бойким интересом к заморским монетам. Сначала в сундучке показалось дно, и вслед за этим ушла последняя монетка. Зато теперь в сундучке были уже деньги – две тысячи четыреста рублей серебром и семьдесят рублей золотом. Настоящий богач, да в кошельке было еще на тридцать восемь рублей серебра и меди. В Москве услышал об указе, весь город говорил об авторских правах. Сергей сразу отправил заявки на призматический бинокль, оптический секстан и золотник паровой машины.

Прослышав о возможности купить людей в Тверской губернии, отправил туда Тимофея. Сам поехал в Тулу, осталось проверить два адреса родственников. Один адрес в Туле, другой в Тамбовской губернии со стороны Тулы. В Туле же договорился ждать Тимофея. Свой «цыганский табор» из теперь уже ста сорока двух девок и шестидесяти одного парня отправил в Тамбов. Это Тимофей в Москве развернулся и показал талант бизнесмена: смог купить за смешные деньги сто тридцать две девки и сорок семь парней.

По советам Тимофея Сергей купил различный инвентарь для крестьян и выгодные товары на продажу. С обозом отправил одного слугу, передал для Аграфены письмо, в котором просил ее разобраться с людьми. Она лучше знает, кого взять прислугой в дом, кого отправить в пригород. Возможно, сложатся пары, их лучше отправить в растущую деревню. Попросил учесть, что многие из девок беременны, у некоторых беременность была вполне очевидна.

С собой оставил трех азартных в постели девушек. Одна из красавиц оказалась вдобавок и отличной поварихой. Купил хорошую коляску московской работы и пару лошадей к ней. Когда покупали лошадей для обоза и коляски, Мишка вертелся ужом и делал Пантелею на пальцах подсказки. Сергей в торги не вступал. Не знаешь – не лезь, можно все испортить одним, но глупым словом. В Тулу приехал в конце сентября, остановился в доме Михаила Михайловича Алексеева. Гостеприимный хозяин сопереживал поиску родственников, но ничем помочь не мог.

В ожидании Тимофея Сергей решил подробно осмотреть металлургию XVIII века. Россия в этот период вышла на позиции крупнейшего мирового экспортера железа. В Туле еще продолжалась добыча руды, доменные печи работали с полной нагрузкой. Сергей изо дня в день ходил по заводам и кузницам, смотрел, что и как делают, задавал вопросы, если что-то не понимал. Вечерами ездил с сыном Михаила Михайловича в гости, где проводил время с учетом тамбовского опыта. Морские байки следовали за лирическими стихами Цветаевой или Ахматовой. Наибольший успех имели песни, особенно романсы.

В один из таких досужих дней на воротах одного из заводов увидел надпись «Опечатан». Удивился – ворота открыты. Сергей вошелвнутрь. Походил, посмотрел – все то же, что и на других заводах, только завод не работает. Зашел в заводскую контору, там оказался судебный пристав, он же и сторож. Оказывается, опечатан значит остановлен и продается. Продается вместе с людьми, имуществом хозяина, самим хозяином и его домочадцами. Бывший хозяин не дворянин и за долги перешел в «крепость», в рабство.

Сергей спросил, где найти бывшего хозяина, стало интересно познакомиться с новыми для себя обстоятельствами. Бывший хозяин уже выселен из своего дома и живет с семьей в общей казарме рабочих. Это барак с населением в сто тридцать человек рядом с заводом.

Бедолагой оказался Дмитриев Варфоломей Сидорович, сорока двух лет. Он задолжал кредиторам восемьдесят девять рублей серебром, вместе с процентами. Завод оценен в сто четыре рубля и сорок четыре с четвертью копейки; рабочие, не считая малолетних детей, – еще сто восемьдесят три рубля пятнадцать с половиной копеек. Дом оценили в семьдесят восемь рублей – дом большой, в два этажа, с чугунными воротами.

Дмитриев мог бы выкрутиться, продав дом с имуществом и золотые украшения, но на него сверх долга наложена оплата судебного иска в десять рублей тринадцать копеек. Всех этих денег Варфоломей Сидорович набрать не смог, теперь ему кабала, а заводу конец.

– Почему заводу конец? – не понял Сергей.

– Завод никто не купит, он скоро перейдет в казну.

– Ничего не понимаю, я прошел по нескольким заводам, этот завод даже лучше многих.

– Не купят потому, что на каждом заводе своя технология и свои приспособления, проще расшириться, чем разбираться в чужом производстве.

– Что плохого, если завод перейдет в казну?

– Казенные заводы Тулы делают только ружья, а у меня для этого станков нет.

– Как же так – в Туле все заводы делают оружие?

– Я делал только под заказ, каждому заказчику по индивидуальному размеру.

– Не понял?

– Чего непонятного? Тебе портной камзол по твоему размеру делает? Так и оружие делают.

– Так твой завод только такое оружие делал?

– Нет, такие заказы были, но я специализировался на художественном литье и ковке.

– Но завод слишком большой для такой продукции, я по цехам прошел, видел твое оборудование.

– Рядовые рабочие делали листовое железо, там молоты стоят, вот на них и выбивали железный лист.

– Подожди, давай сначала. Ты должен сто рублей, завод с рабочими и домом стоят триста семьдесят рублей, правильно?

– Правильно.

– Почему тогда продают и тебя с твоей семьей?

– Да поймы ты, барин, никто эти сто рублей за завод не заплатит!

– Почему? Только рабочие почти в два раза больше стоят!

– Да хоть в четыре раза! Невыгодно чужой завод покупать!

– Объясни мне, почему невыгодно? Перевел рабочих на свой завод, твой дом продал, механизмы из цехов или продал, или на свой завод перевез, прямая выгода.

Бывший промышленник засмеялся:

– Царских указов ты, барин, не знаешь! Если купил завод, то этот завод должен работать! Остановить завод ты можешь только по решению Берг-коллегии железных и рудных дел.

Сергей думал недолго, этот шанс давал ему отличную возможность. Он был знаком со сталелитейным делом. Как любой инженер, знал металлообработку и технологии производства. Как военный офицер, знал технологии изготовления оружия, в первую очередь морских орудий. Устройство этих пушек мог объяснить, разбуди его среди ночи. У него появился шанс создать более совершенное оружие для русской армии. Он сможет легально изготовить оружие для своих личных планов. Правда, самих планов еще нет, но новые возможности позволят посмотреть на жизнь иначе. Прежде чем сделать решительный шаг, надо еще раз осмотреть завод, внимательно, по-хозяйски.

– Почему ты прогорел? С твоих слов, на заводе все было хорошо.

– Прогорел, пытаясь сделать паровую машину.

– Неужели столько много денег потратил?

– Год назад под залог завода взял плющильные машины на шестьдесят рублей, сам занялся паровым приводом для них, да увлекся.

– Хорошо увлекся! Как же про такие большие деньги забыл?

– Не забыл я про деньги, самая дешевая паровая машина стоит сто двадцать рублей, вот и тянул до последнего.

– Сколько паровых машин в Туле?

– Я знаю о пяти, но к ним близко не подпускают, да ломаются они по пять раз на день.

Такая мелочь, как паровая машина, для Сергея не составляла проблем. Над созданием паровой машины люди бились уже с середины XVII века. Но смогли сделать реально работоспособную машину только на рубеже XVIII и XIX веков. В середине XVIII века от Сибири до Гибралтара работало уже много различных паровых механизмов. Только все это было очень ненадежно. Никак не получалось синхронизировать подачу пара с движением поршня. Различные задвижки и клапаны часто ломались. Нормальная паровая машина появилась с изобретением золотника. А заявку на патент золотника он уже отправил из Москвы.

Дмитриев и Сергей пошли по заводу.

– Вот они, – показал бывший хозяин. – Я каждое утро шел на завод с уверенностью, что сейчас все получится.

В сарае стояли четыре подобия одноцилиндровых паровых машин. Сергей внимательно их осмотрел. То, что придумали, выглядело интересно и, в принципе, работоспособно. Паровые машины явно делались без проектных и рабочих чертежей. Кулибины…

Паровые котлы стояли рядом, напоминая уродливые самовары: та же конструкция – внизу топка, посередине труба.

– Подобные неудачные машины есть на всех заводах, – продолжал Варфоломей Сидорович.

– Вот как?

– Все пытаются сделать паровую машину, но не получается.

– И что с этими машинами делают потом?

– На заводских дворах стоят, в назидание другим мастерам.

– Почему не продают?

– Кому они нужны? Просителю отдадут задарма, чтоб не мешала. Ну, рубль возьмут, чтоб расход железа покрыть. Разбирать дороже…

– Почему начал делать сразу четыре машины? За деньгами погнался?

– Нет, так проще, сразу четыре варианта привода испытываешь.

Пошли дальше смотреть заводские цеха и склады. Доменные печи, кричные и сталеплавильные горны, различные молоты. Плющильные машины – прототипы современных прокатных станов. Все приводы на конной тяге, лошади крутят основной ворот. В конюшне девять лошадей, их меняли через четыре часа. Для людей рабочий день двенадцать часов. Примитивные станки, примитивное оборудование, все требует замены. Но продажа двух паровых машин окупит все затраты. Завод стоит сто рублей, а через неделю Сергей получит четыреста рублей!

– Сколько стоят паровые молоты?

– Дорого, дешевле тридцати рублей не бывает.

Сергей осмотрел все снова, прикинул необходимые изменения… Да! Выгодно и с перспективой.

Посмотрел на часы – нет полудня. Зашел к судебному приставу и дал задаток пять рублей. Оформление покупки назначил на завтра после обеда. Чуть не бегом бросился по заводам, где с видом идиота спрашивал:

– А это что?

– Паровая машина, барин.

– Покупаю!

– Она не работает, барин.

– Тогда беру за рубль.

– Продается вместе с котлом, – отвечал довольный управляющий.

– Вот с этим самоваром? Ну, вместе с таким большим самоваром рубль десять серебром. Завтра придет человек и скажет, куда привезти.

Так за день скупил все брошенные машины – вот завтра будет хохма. Всего получилось сорок четыре комплекта. Невероятный успех, если знаешь, что и как переделать. Через неделю начнут локти кусать, да все, поезд ушел. Сергей решил доведенные до ума механизмы продавать не дешевле двухсот рублей. Купят, еще как купят! А новые модели с нормальным огнетрубным котлом пойдут еще дороже.

На тульских заводах были и работающие паровые машины, но с ручным управлением. Хозяева сами боролись с недостатком конструкции, чужих и близко не подпускали. В результате на других заводах приходилось создавать всю машину заново. Но новые паровые машины делались со старой проблемой. Узнав о решении родственника купить завод, Михаил Михайлович возмутился:

– Не барское это дело – кузницами заниматься.

Однако Сергей возразил:

– Я хочу делать хорошие пушки, купцам-то что пушку делать, что кочергу. Они на врага в атаку не ходят, а хорошая пушка – залог победы.

Ответ Михаилу Михайловичу понравился, и он одобрил решение Сергея:

– Здесь ты прав, хорошую пушку может сделать только офицер.

Аналогичный разговор сложился и с губернатором:

– Молодой офицер должен отчизне служить, а не сидеть в одной грязи с купцами, – грубо сказал губернатор.

– Я желаю сделать на свои деньги особую морскую пушку, без хорошего завода ничего не получится.

– Напиши прошение с проектом в Берг-коллегию пушкарских дел, тебе завод для опытов определят.

– Я три года прошения писать буду, потом еще три года отписываться. Легче самому завод купить и спокойно работать.

– Молод ты, но раз денег не жалеешь ради России… прими мое заверение в поддержке. Но учти: я тебя поддерживаю, я тебя и контролирую.

И снова круговерть, посмотрел дома на продажу – ничего особенного. Хорошо, что получил от губернатора разрешение на постройку нового дома. Узнал от строителей цену на кирпич – жуть! Но разрешение губернатора на строительство кирпичного завода уже в кармане. Выбрал из девушек самую хитрую и отправил к реке скупить оптом все дома – ну не все, не больше двухсот, – и пошел на завод. Завод зарегистрировал под названием «Тульский котельно-механический завод». Назначил Варфоломея Сидоровича управляющим и вернул ключи от его дома. Затем распорядился отправить людей по заводам. Надо сообщить продавцам, куда везти своих ужастиков. Приказал демонтировать кричные молоты. Остальным рабочим прокатывать лист как можно тоньше.

Осмотрел заводскую контору, выделил место для черчения. Заказал кульман и в итоге объяснил на пальцах, что надо. Послал за рисовальной бумагой, велел найти четырех солдат-инвалидов, так и увяз в обычных мелочах. Разрядила ситуацию служанка. Она пришла заплаканная, с ней – четыре злющих купца. У купцов на берегу реки двести четырнадцать готовых срубов, с крышами, окнами и сенями. Привози на место и собирай, при сноровке в два дня дом соберешь. А она требует двести домов. Купцы скинули оптовую цену до двадцати пяти рублей пятидесяти копеек за все срубы. Девка с ценой согласна, но требует забрать с собой четырнадцать домов, иначе не купит. Зачем купцам везти дома обратно – легче тут бросить без присмотра? Но девица стоит на своем.

Сергей сделал строгое лицо и велел девушке молчать, хотя та и не пыталась говорить. Выложил на стол двадцать пять рублей – по рукам господа купцы? Уставшие от бестолковщины мужчины согласились.

Новые распоряжения – рабочим собирать дома за казармой и жить в них семьями, одна семья – один дом. И солдат-инвалидов поселить в отдельные дома.

– Что делать с паровыми машинами? – спросил Варфоломей Сидорович.

– Доводить до ума и продавать.

– Так ты сразу знал, что требует переделки?

– Разумеется. Зачем мне покупать завод и пять десятков неработающих паровых машин?

– Ну ты и бестия, прости меня, хозяин!..

В суете перемен бежали дни. Завод изменил внешний вид, появились трубы паровых котлов, ощутимо изменилось финансовое положение. Паровые машины разошлись на «ура». Промышленники-соседи раскупили их с дракой. Тем более что Сергей соглашался продавать под поставки нужного сырья и оборудования для своей модернизации. Никого не интересовала его модернизация. Чудит пришлый барин – ну и шут с ним. Просит вместо денег заготовки, пожалуйста, будут валы и шестерни. Мы, тульские, все что угодно сделать можем. Сергей был очень доволен: все заводы работали на его модернизацию.

Варфоломей Сидорович изумленно рассматривал чертежи. Огнетрубный котел, паровая машина, паровой молот… На бумаге выглядело непривычно, но вполне понятно.

– Это токарный станок, а здесь непонятно.

Сергей глянул на лист:

– Здесь фрезерный станок.

Директор внимательно вникал в детали чертежа.

– Понятно… Тут нарисован сверлильный… А это – снова непонятно.

– Это строгальный станок.

– Мудрено. Откуда ты все знаешь? Какие-то прессы и штампы, печи для закаливания и хитрые станки…

– Учиться надо было, Варфоломей Сидорович.

– Я учился, гимназию закончил.

– Гимназии мало, университет нужен.

– Кто бы говорил! Тебе, барин, двадцать лет, вот и езжай в университет сам.

– Некогда мне, надо завод до ума доводить да рядом часовой завод строить.

– Часовых дел мастеров не найдешь, мало их в России.

– Искать не будем, будем своих людей учить.

Сергей купил дом недалеко от дома Варфоломея Сидоровича. Утром и вечером ехали в одной коляске, продолжая обсуждать планы нового завода. Сергей затронул новую тему – создание учебного заведения для будущих заводских специалистов.

Однажды он наткнулся на свинцовые прутья. Сразу набросил эскиз пули и велел отлить десяток. Вечером пригласил Михаила Михайловича в сад. Зарядил пистолет и выстрелил с десяти шагов в полено, полено упало и покатилось.

– Хорошо стреляешь, – похвалил Михаил Михайлович.

Сергей зарядил пистолет и выстрелил снова, второе полено разлетелось в щепки. У Михаила Михайловича от удивления полезли глаза на лоб. А Сергей велел татарчонку поставить стальной лист и снова выстрелил. На листе небольшая вмятина и аккуратная дырка. Только теперь Михаил Михайлович понял суть:

– Покажи пулю.

Сергей протянул подсумок.

– Какие интересные ребристые цилиндрики. Сам придумал?

– Форму подсмотрел, а вставить железный стержень, чтоб кирасу пробить, сам додумал уже в Туле, когда завод купил. Пулю «жакан» зовут, слона валит.

– Сделай такие пули и мне.

Вечером приехал Пантелей и радостно сообщил:

– В Тверской губернии все хорошо, урожая нет, многие дворяне продают крестьян.

– Там будет голод?

– Нет, но дворяне без денег будут, если крестьянам оставить достаточно зерна, а так и крестьян продадут, и зерно.

– Идиотское решение! А что они будут делать через год? – удивленно спросил Сергей.

– А когда дворяне думали на год вперед? Они сегодняшним днем живут.

– Значит, в Тверской губернии неурожай ржи?

– Почему ржи? Неурожай пшеницы. Англия покупает только пшеницу.

– Много людей купил?

– Одну деревню и за две залог внес, деньги кончились.

– Отличный результат.

– Еще пятьдесят семей в разных усадьбах купил, дал денег на постой и прокорм, велел в Москве меня ждать.

До позднего вечера обсуждал с Тимофеем план действий. Надо еще крестьян покупать, теперь деньги позволяли. Как людей разделить между Тамбовом и Тулой? Кого надо купить или нанять в Москве? Тимофею необходимо искать помощников, чем больше найдет – тем лучше. Приказчики нужны и в Тамбове, и в Туле, и в имении. Выпуск продукции потребует увеличения штата деловых людей.

Модернизация и расширение завода шли полным ходом. Сергей решил попусту не тратить время и съездить к еще одному Алексееву.

День начался со сборов в дорогу и необходимых указаний. Дал Варфоломею Сидоровичу десять рублей на непредвиденные расходы, отнес Михаилу Михайловичу обещанные пули и с утра в путь, посетить последний адрес. После визита планировал отправить Михаила с нанятым провожатым в Тамбов за своими вещами. Уж очень много нужных вещей у него оказалось. Например, обычная линейка с сантиметрами и миллиметрами. А килограмм – это сколько? Путаться с аршинами, вершками, фунтами и пудами не собирался. Он знал метрическую систему мер и помнил некоторые физические формулы. Среди его вещей были две старые школьные тетрадки. На обратной стороне тетрадок были напечатаны формулы-подсказки и весь комплект метрической системы. Сейчас все это было крайне необходимо.

Провожатого для Михаила хотел нанять не от разбойников. Какие разбойники в России? Просто боязно отпускать семилетнего мальчика без взрослого. Всю дорогу инструктировал Михаила, напоминал, кому разнести письма. В лаборатории обязательно стребовать ответное письмо. Назад возвращаться незамедлительно, вещи нужны ему уже сегодня. Миша внимательно слушал, кивал головой и успокаивал:

– Сделаю, Сергей Николаевич, не волнуйтесь, не маленький.

Не маленький, мальцу семь лет, но он уже знает тяжесть этой жизни.

Третья неожиданность случилась в усадьбе Терновое, уже Тамбовской губернии. Здесь Сергей планировал после разговоров с хозяевами о родстве нанять мальчику провожатого на дорогу в Тамбов. Обратно в Тулу Миша должен поехать с двумя слугами. На крыльце усадьбы его встречал высокий широкоплечий старик лет восьмидесяти и семидесятилетняя не потерявшая стати старушка. То, что встречают, Сергея не удивляло. Он уже знал, что прислуга, издали заметив гостей, бежала к хозяевам. А как же – гости! Будут новости! Будет о чем поговорить! Спешившись, подошел к хозяевам и представился:

– Алексеев Сергей Николаевич, ищу родственников отца.

– Алексеев Сергей Николаевич, – ответил дед, – а это Елизавета Матвеевна, проходи в дом.

В зале за столом сидел Петр Сергеевич Алексеев с женой и внуками. Его представили как старшего сына. Сели за стол, и начались расспросы. Сергей рассказал, как устраивается в новой для себя обстановке. Купил землю, купил крестьян, построил в Тамбове кирпичный завод. Купил по случаю в Туле железный завод, хочет пушки делать. Строит в Туле кирпичный завод и планирует построить стекольный. Но пока нужный песок не найден, ждет специалиста из Москвы. Кроме того, выписал специалиста из Петербурга – хочет построить фарфоровый завод.

– А большое наследство оставили родители? – спросил дед.

– Нет, ничего не оставили, деньги мои, с заморских походов.

– Расскажи о родителях, какими они были?

Сергей стал рассказывать о своих родителях, как их помнил в свои двенадцать лет.

– Отец воевал? Награды есть? – спросил дед.

– Да, воевал с немцами, имеет орден, «За Отвагу», «За взятие Кенигсберга».

Сергей прикусил язык. Какая медаль «За Отвагу», какое взятие Кенигсберга? Награды его отца, офицера-фронтовика Отечественной войны XX века. На дворе XVIII век, и как теперь выкручиваться? Однако дед сидел молча, думая о чем-то своем. Остальные родственники так же молча смотрели на него.

– Покажи перстень, – дед протянул руку.

Сергей вложил в ладонь свой перстень. Дед долго его рассматривал, потом открыл шкатулку, которая стояла на столе, и достал точную копию.

– Этого не может быть! – от неожиданности Сергей встал. – Этого не может быть! – снова повторил он.

Между перстнями более двухсот лет. Его перстень не куплен в магазине или комиссионке. Его перстень сделан на заказ у ювелира.

Между тем дед молча протянул перстень обратно, достал из шкатулки орден и протянул Сергею:

– Этот орден твой отец получил за отвагу при взятии Кенигсберга.

Сергей долго не мог ничего сказать, этого не может быть, потому что не может быть никогда! Наконец смог выдохнуть и отодвинул орден обратно:

– Я не могу взять этот орден, моих прав на этот орден нет, вы родили и воспитали сына, орден принадлежит вам.

– Как скажешь, – и положил орден в шкатулку, – получишь после моей смерти.

– Когда твоему отцу исполнилось восемь лет, я готовился ехать на государеву службу, – заговорил Петр Сергеевич – отец заказал пять одинаковых перстней, один оставил себе, четыре отдал нам.

– Ты у нас проездом, – заговорила Елизавета Матвеевна, – не забывай о нас в своих заботах, пиши и навещай.

– Вот, возьми, – Сергей Николаевич протянул бумаги, – это бумаги на имение твоего отца, теперь это твои земли.

– Передай поклон Алевтине Мефодиевне, – добавила старушка, – это она нам радостную весточку прислала.

Утром Сергей на рысях отправился в Тулу, а Мишка при Петре Сергеевиче поскакал в Тамбов. Перед отъездом он дал своему дяде кошель, в нем было пятьсот рублей серебром. Деньги нужны Аграфене для финансирования его начинаний в Тамбове. Передавая деньги, заметил, с какой гордостью на него смотрели Сергей Николаевич и Елизавета Матвеевна.

Невероятность ситуации с родственниками угнетала. Перенос во времени можно объяснить неизвестным физико-энергетическим явлением. Но обретение родственников – совсем другое, это уже не физика, а лирика. Кто были его «родители»? И где Сергей Николаевич, истинный внук этих милых людей?

На него смотрят как на настоящего внука, племянника, двоюродного брата. Он мог ответить только неловкостью, не было настоящих родственных чувств. Помимо воли использует этих людей для легализации своего самозванства. Вечером долго сидели, Сергей рассказывал о морских походах, о разных странах. Затем попросил Петра Сергеевича рассказать о войне. Оказывается, при Елизавете Россия воевала с немцами, русская армия взяла Кенигсберг. Потом Петр III вернул город и Пруссию обратно немцам. Кстати, после возврата Кенигсберга ни один немецкий король никогда не был в городе. Даже Гитлер ни ногой в город немецкого позора…

Впоследствии Сергей при поездках между Тулой и Тамбовом всегда заезжал в Терновое. И к Алевтине Мефодиевне, когда посещал свои земли. И никогда не приезжал с пустыми руками.

В Туле все двести четырнадцать домов уже стояли ровными улицами. Казарма расчищена, расставлены столы, лавки, стеллажи. Заводские ворота закрыты, есть проходная с отдельным проходом во двор готовой продукции. Подготовлены формы для литья, заканчивался монтаж станков и оборудования. Письма на заводы Урала с предложением купить паровые молоты отправлены. Лежала солидная стопка тонкого, как кровельное железо, листа. Когда Сергей вошел на проходную, сторож, солдат-инвалид, узнал его и поздоровался, но смотрел вопросительно. Сергей показал жетон-пропуск. Служба. Сам этого хотел.

В заводской конторке сидели четверо художников из Москвы. Увидели хозяина и сразу показали проекты. Он выбрал один.

Задача номер один – не пушки, котлы и паровые машины. Для массового производства мало сил, штучное производство сомнут заводы Урала. С его знаниями технологий XX века надо выпускать то, что другие никак не смогут. Он решил делать часы-ходики. С белой кошачьей мордой на циферблате и бегающими голубыми глазами. Часы простые, с гирей вместо пружины и штамповкой всех деталей. К часам прилагался гарантийный талон на год. Вернувшийся с двумя слугами Миша привел четыре лошади с имуществом. Его одежда была готова, включая бобровую шубу и сапоги на меху. Часы с кукушкой разобрали как образец.

Прибывающие крестьяне осваивались на заводе. Сам Сергей продолжал вводить и осваивать технологии. Отослал целую стопку заявлений на патент. И на часы, и на трехконтурный паровой котел, и на паровой двигатель двойного расширения, когда отработанный пар из первого цилиндра поступает во второй. Весьма экономично, он помнил историю первого парохода. Этот кораблик сжег на переходе из Англии в Канаду весь уголь, что был в его трюмах. Перевозка полезного груза оказалась равной нулю.

Варфоломей Сидорович жил на заводе, когда собирали первый огнетрубный котел. Когда пошли цельнотянутые трубы, он прыгал, как ребенок. Смотрел завороженными глазами на первый пресс. Попросил разрешения привести семью на пуск первой двухцилиндровой паровой машины.

Выпуск паровых молотов оказался очень прибыльным. Их продавали по сорок рублей, заказы были на год вперед. Сергей заложил два новых цеха: цех паровых котлов и цех паровых машин и механизмов. Новые молоты отличались принципиально новой конструкцией, были безотказны и очень удобны. Новые котлы получились в четыре раза меньше и значительно производительнее. Посыпались заказы из Англии, Германии и Швеции. Но приоритет отдавали покупателям из России. Это был не ура-патриотизм и не желание развить промышленность своей страны. Продажа товара внутри страны усиливает экономику на величину сделки. Продажа товара на экспорт усиливает экономику на величину налога. Но главными были часы-ходики.

Рабочий день на тульских заводах длился тринадцать часов. Для всех, включая женщин и детей. Впрочем, дети старше десяти лет детьми не считались. Сергей сделал рабочий день девять часов. Для женщин и детей – восемь часов, в воскресенье – общий выходной.

Собирали часы-ходики только дети и частично женщины. Ввел понятия «качество» и «зарплата». Пусть они и рабы, но он их кормить не будет. Сколько заработали, столько и получили. Ожидаемый эффект увидел после первой зарплаты.

Другие промышленники смотрели на такие нововведения равнодушно. Работают девять часов и не каждый день, значит, нет работы. Платит деньги рабочим, значит, лень самому кормить и одевать.

С помощью Варфоломея Сидоровича сманил лучших специалистов других заводов. Что ни говори, а деньги решают все. Создал подобие конструкторского бюро. Недостаток теоретических знаний компенсировался многочисленными натурными испытаниями. Нужен двухцилиндровый паровой двигатель, нужен компрессор, нужен конвертор, очень много надо сделать. И сделать так, чтобы другие заводы не смогли повторить. Сергей делал ставку на технологии, на улучшение станков и механизмов. Ошибка рабочего не должна привести к фатальным последствиям.

Надежды на быстрое получение капсюля не оправдывались. Внешний запал оставался единственно возможным. Сергей решил сделать пистолет с вложением заряда через казенник. Но Варфоломей Сидорович сразу браковал все идеи и эскизы:

– Ничего не получится.

– Почему, Варфоломей Сидорович?

– Уже пробовали, после пятого выстрела начинается прорыв газов.

– А если здесь вставить уплотнительное кольцо?

– Пробовали, нет смысла, ты, Сергей Николаевич, в Туле человек новый и в России не так долго.

– Неужели ничего нельзя придумать?

– Тула – город оружейников, и люди непрерывно пробуют что-то новое.

То, что Тула – город оружейников, он, конечно, хорошо знал. А вот историю русских оружейников и русского оружия не знал. Решил идти наоборот, от нового к старому.

Пришла мысль сделать по принципу духового ружья: газ отдельно, пуля отдельно. Сдвигающаяся задвижка-затвор для мешочка с порохом. Через нее вставить и пулю. Снова Варфоломей Сидорович забраковал:

– Ерунда, уплотнительные пазы на месяц работы хорошему мастеру, ковка сложная, это оружие по весу золота будет, никто его у тебя не купит.

– А если ствол отдельно, пороховую камеру отдельно.

– Кто делает пороховую камеру и ствол отдельно?! Сразу разорвет!

– Нет, не разорвет, все детали делаем отдельно, фрезеруем и собираем комбинированной ковкой.

– Разорвет первым выстрелом. Как это ствол отдельно? И что такое комбинированная ковка?

Попробуй расскажи об автоматической смене стволов во время стрельбы! Здороваться перестанут…

Паровая машина работает, на приводе мощности достаточно, нужный станок соберем быстро. Есть десять человек «экспериментальной бригады» для работы на перспективу. Металлообрабатывающие станки уже есть, нужны хорошие резцы. Освоить выпуск победита для фрез и резцов – не проблема. Простейший металлокерамический сплав.

– Смотри, Варфоломей Сидорович, это и это соединяем на обжимной машине.

– Да успокойся ты! Для изобретения оружия надо двадцать лет на заводе проработать.

– Ты посмотри на чертеж! Здесь давление пороховых газов направлено сюда.

– Погоди-ка, есть у тебя рациональное зерно!

После часа объяснений Варфоломей Сидорович чесал бороду еще час… Потом согласился – делаем!

Проблемы выскакивали с неожиданных сторон. Как определить температуру вообще и температуру термообработки в частности? Притащил градусник и день изобретал термометр для высоких температур. Оружие без термообработки очень металлоемкое и соответственно тяжелое. После специальной программы закаливания металл становится прочнее и чернеет. Программу термообработки орудийных стволов Сергей примерно помнил. Начал чертить детальный чертеж, выходило не очень красиво, но понятно. Шаг за шагом создавалась технология изготовления. Наконец он держал в руках опытный образец.

Первый успех! Пистолет успешно прошел испытания на сто выстрелов. Легкий, с нарезным стволом диаметром десять миллиметров. На пятьдесят шагов уверенно пробивает кирасу. Прицельная дальность шестьдесят метров, но только с пулей своего завода. Продолжили испытания до тысячи выстрелов. Решили сделать дополнительно еще десять пистолетов и десять ружей. Завод уверенно вошел в ритм нового производства, отпала необходимость ежедневно бегать по цехам. В рабочей слободе заложил церковь, школу и больницу.

Стекольный завод начал работать, но листовое стекло было среднего качества. Зато отлично шли на продажу посуда и бутылки. С листовым стеклом решили не мудрить, дешевые стекла людям тоже нужны. Для доработки технологии или поиска нового песка нужно время. Художники занимались чертежами – «рисованием», первое задание с ходиками они выполнили. Дети сами рисовали голубые кошачьи глаза и белые усатые мордочки, тем более что рельеф рисунка выбивался штампом. Сергей дал задание художникам сделать витражи для своего дома. Подсказал добавки для цветного стекла, почему-то запомнил их со школы. На кирпичный завод поставил паровую машину – и сам удивился эффекту. В результате приказал отправить аналогичную машину в Тамбов.

К концу ноября закончили укладывать черепицу на крышу его дома. Рабочие занимались внутренней отделкой и обещали закончить к Масленице. Слишком фигуристую лепнину затеял архитектор. Установленная система водяного отопления работала хорошо, Сергей не боялся, что дом отсыреет. У своего дома и у проходной завода установил огромные термометры. Но люди спокойно проходили мимо, до заинтересованного взгляда пройдут годы. Неожиданно получил заказ на такие термометры от инспекции гимназий.

Долго не мог решить головоломку с измерением атмосферного давления. На котлы и паровые машины надо ставить манометры. Но сначала необходим обычный барометр, а где его взять? Сам барометр прост: ноль – это вакуум… а дальше что? Решение нашел в записной книжке сына, оказавшейся школьной шпаргалкой. Согласно этой шпаргалке барометр изобрели чуть ли не вчера. Давление измеряется в миллиметрах ртутного столба от вакуума в запаянной трубочке. Все просто, когда знаешь. По этой шпаргалке Сергей сделал эталон, по мерному стакану ареометра сделал эталоны веса и объема.

На его заводах уже работали более тысячи человек. Спасибо Тимофею и его «бригаде», ребята гребешком прочесали усадьбы до самого Петербурга. В результате купили буквально всех крестьян, которые выставлялись на продажу. Хватило людей и на заселение тамбовских земель. Там выросло три полноценные деревни. Денег на переселенцев не жалели, каждая семья получила полный набор инвентаря, скота и птицы. Заявку на «Тульский часовой завод» губернатор подписал с видимым удовольствием.

Теперь пять сотен человек делали часы, часы собирали в бывшей казарме. Первый обоз с двумя тысячами часов ушел в Петербург. Готовился второй обоз, в Москву, решили десятого декабря открыть продажу часов. Начали готовиться к выпуску часов с кукушкой и больших напольных часов с боем. Часы без пружин очень просты, надежны и дают превосходную прибыль. В Петербург с обозом Сергей отправил первые театральные бинокли, присланные из Тамбова. Позолоченный корпус, красивый футляр с амуром и маленькой надписью «патент дворянина Алексеева С. Н.». Три пятикратных бинокля придержал – сделано еще мало, не время показывать. Подумывал начать эксперименты над сплавом стекла и свинца. Такой сплав позволит изготавливать и хрусталь, и венецианское стекло. Это еще деньги, но денег было уже очень много, он явно не успевал их осваивать. Появилась мысль.

Идею банка обсуждал с Тимофеем очень долго. Управляющий не мог понять суть банка и разницы с ростовщиком, а Сергей знал только общие принципы. В конце концов определились, Тимофей отправил приказчиков на поиски нужных людей с определенными наклонностями. Сергей пошел с прошением к губернатору. Разговор мог стать неприятным, с обвинением в ростовщичестве – позоре для дворянина. У губернатора были гости, десять офицеров в чинах и один генерал.

– А вот и сам виновник пожаловал! – воскликнул губернатор, – прошу, проходи.

– Господа, позвольте представить автора пули, отставного морского офицера Сергея Николаевича Алексеева.

Вот это да! Surprise.

Оказывается, Михаил Михайлович похвастался пулями перед губернатором, который сам проверил новинку и написал о ней в Петербург. Перед Сергеем сидела комиссия военного ведомства во главе с генералом Степаном Гавриловичем Белозеровым, приехавшая с целью проверить изобретение на месте. Первое впечатление на комиссию Сергей произвел. Мускулистый, загорелый молодой человек в кавалерийских сапогах. Черный камзол военного образца из дорого сукна, но без шитья, золотые пуговицы. Явная военная выправка и привычка к военной одежде – любой офицер это видит сразу. Сергей стиль своей повседневной одежды не менял, но одевался по моде времени и в соответствии с дворянским званием. Днем носил черный или темно-синий суконный камзол, вечером на визиты надевал более вычурную одежду. На все его черные и темно-синие камзолы были пришиты форменные пуговицы, которых в коробке оказалось вполне достаточно.

Сергей кратко описал суть пули, ее действие при попадании в цель и особые свойства сердечника. Офицеры комиссии слушали недоверчиво. Кусок свинца – он и есть кусок свинца. Не может свинцовая пуля при попадании в цель сама разорваться. А если свинцовая пуля попадет в кирасу, то стальной сердечник не поможет. Только генерал Белозеров в разговор не вступал, он с нескрываемым интересом разглядывал молодого изобретателя.

Договорились о дне испытаний. Готовых пуль нет, и Сергею понадобится время на изготовление нужного количества. Испытания будут проводиться по программе комиссии, стреляют десять солдат гарнизона. От Сергея требуется отлить по пятнадцать пуль на солдата.

После ухода комиссии Сергей подал губернатору бумаги с прошением на банк.

– Зачем тебе это? – прочитав, удивленно спросил тот.

– Дела завода требуют ежедневно платить и получать деньги. Ко мне даже домой приходят люди с деньгами и доставляют только хлопоты и неудобства. – Сергей тяжело вздохнул и продолжил: – Если будет банк с правами от моего имени вести финансовые дела, то все хлопоты и неудобства уйдут в здание банка.

Губернатор еще раз перечитал бумаги, нахмурился:

– А проценты с денег почему будешь брать?

– Так проценты не только брать, но и давать придется, если платеж просрочен или деньги даны авансом, должно быть наказание и поощрение.

– Ты прав, незачем черному люду ходить в дворянский дом, – и подписал.

Эмблема-логотип Тульского банка оружейников была нарисована в прошении. Сергей объяснил художникам суть эмблемы, а особые места прорисовал сам. Появилась у него мысль подкинуть потомкам задачку. На фоне щита с завитушками пушка, над пушкой два ружья, слева и справа от пушки столбики. Знающий глаз сразу увидит, что пушка нарезная с гидравлическими компенсаторами. Ружья с магазинами, слева и справа унитарные снаряды. Невероятно для 1765 года! Банк решили открыть в доме рядом с губернаторским домом. Дом был куплен как магазин часов с достаточным количеством подсобных помещений. Но банк магазину не помеха, магазин же на первых порах – даже реклама банку.

Начали готовиться к стрельбам. Сергей лично контролировал установку сердечников. Одновременно подготовил встречные сюрпризы. В пуле он был уверен, она проверена временем и живет в XXI веке, нужно усилить эффект. В назначенный день десять солдат со своими ружьями стояли по стойке смирно. В отдалении со своим ружьем стоял солдат-инвалид из охраны. Еще при подготовке Сергей попросил разрешения проводить в стороне пристрелку нового ружья, обещал не мешать испытаниям. Ему было дано согласие.

Уже во время первой серии офицеры откровенно косились на рабочего, делавшего пять выстрелов на один выстрел солдат. Во время второй серии офицеры подходили и внимательно смотрели на процесс перезарядки оружия. Даже генерал наводил на него бинокль, за который держался, как ребенок. Степану Гавриловичу до начала стрельб был вручен бинокль.

– Что это? Зачем это мне? – несколько раздраженно спросил генерал.

– Полевой бинокль, отслеживать попадания и промахи.

– А риски и крестики зачем? – уже заинтересовался он.

– Помогает офицеру определить дистанцию до врага и корректировать огонь.

Степан Гаврилович закинул ремешок на шею и до конца стрельб не выпускал бинокль из рук.

Когда стрельбы закончились и мишени убрали, Сергей приказал подвесить тушу свиньи.

– Смотрите, господа, – и выстрелил из своего пистолета.

Офицеры с недоумением смотрели на Сергея.

– Господа, посмотрите на тушу свиньи с другой стороны.

Офицеры подошли и вытаращили глаза на дыру, в которую можно было засунуть голову. Сегодня эти пули называют варварскими, в то же время прославляют Чингисхана. А Сибирь до сих пор безлюдна, ибо после Чингисхана не оставалось живых. Воины Чингисхана убили всех, и стариков, и младенцев.

Солдаты ушли ровным строем, начали собираться и офицеры. Степан Гаврилович снял с шеи сверкающий золотом бинокль и протянул с вопросом:

– Венецианская работа?

– Нет, тамбовская, на моем заводе в Тамбове делают, этот бинокль из пробной партии, возьмите себе, потом напишите о недостатках.

Сергей протянул лакированный футляр бинокля. Генерал снова внимательно осмотрел бинокль, затем прочитал на футляре: «Тамбовский оптико-механический завод» и ниже: «Патент дворянина Алексеева С. Н.».

– И каковы возможности этого завода?

– В год двести шестьдесят единиц. Завод можно расширить, если будут заказы и люди.

– Интересно, интересно. И вы очень интересный человек. Не хотите ли вернуться на службу?

– Победить врага можно и штыком в первых рядах, и оружием в Туле, особенно когда есть такие генералы, как вы.

Договорились назавтра собраться в заводском управлении, что весьма устраивало Сергея.

После обеда встретились в управлении завода, сразу было ясно: решение комиссии положительно. Генерал, в сопровождении Сергея, Варфоломея Сидоровича и в окружении офицеров осматривал цеха. Удивиться было от чего, цеха казались безлюдными, громыхали прессы и кузнечные молоты, гулко звенели кувалды клепальщиков. Где-то пыхал паровой двигатель, цех заставлен рядами котлов и молотов, а людей нет. Люди были незаметны, они работали у механизмов, что-то клепали, крутили, над головой прогремел тельфер с очередной деталью. Не было привычного людского муравейника, криков и суеты, и это создавало иллюзию безлюдности.

– Мне говорили, у тебя большой завод, а на поверку никого не видно, – сказал генерал.

– У меня каждый человек на счету, рабочих рук не хватает, – ответил Сергей.

– Мне у тебя понравилось; сразу видно: заводом руководит офицер.

– Везде чистота и порядок, все знают свое место, – продолжил Степан Гаврилович, когда вернулись в управление завода.

Комиссия расположилась в специально оборудованном для такой цели кабинете.

– Слушай решение комиссии, которое будет доложено в Петербурге, постановили твою пулю принять на вооружение.

– Рад служить Отечеству.

– Казна будет тебе платить копейку за каждую пулю, свинец и железо за счет казны. Сколько пуль сможешь изготовить ежемесячно?

– Если позволите взять казенный завод, что напротив, четыре тысячи пуль в месяц отолью.

– Четыре тысячи? Купец Лазарь Прудников обещает десять тысяч в месяц. Кстати, четверть копейки с каждой его пули тебе заплатит казна.

– А вы сравните наши пули стрельбой по кирасе. Я пули делаю убивать, а не стрелять.

– Ты ему не доверяешь?

– Лазарь Прудников – уважаемый человек, но визга вражеских пуль над головой не слышал. Когда солдаты будут гибнуть в бою, он будет спокойно пить чай с бубликами.

– Хорошо сказал, проверим пули всех заводов, я записываю твой заказ на четыре тысячи пуль в месяц с первой поставкой в феврале.

– А завод?

– К этому времени завод оформим.

Степан Гаврилович немного помялся и попросил показать вчерашнее ружье.

Варфоломей Сидорович открыл стоящий в углу зеленый ящик. В гнездах двумя рядами лежало десять ружей. Достал одно и передал генералу. Сергей принялся объяснять устройство, штык легко переводится в боевое положение. Прицельная планка с установкой расстояния до цели. Шомпол с металлическим ежиком для чистки ствола. Казенник легко открывается, чистить от порохового нагара совсем не затруднительно. Похвалился весом и повышенной дальностью стрельбы, что вчера все видели. Степан Гаврилович слушал внимательно и задал ожидаемый вопрос:

– Здесь стволы нарезные. Сколько таких ружей сможешь изготовить в месяц?

Сергей был готов к этому вопросу. Нарезное оружие изобретено в XVI веке, массовое изготовление началось в середине XIX. Но Сергей знал более совершенные технологии:

– Уверенно обещаю пятьсот винтовок в месяц при условии получения завода с тремя сотнями рабочих.

– Сколько месяцев необходимо на подготовку к выпуску?

– Мне хватит двух месяцев подготовительных работ.

Генерал только удивленно дернул бровью, но дворянин слово сказал, не поверить – значит оскорбить.

– Твои ружья или винтовки, как ты называешь, мы берем в Петербург. Результат испытаний сообщим.

– Спасибо за доверие.

– Деньги за ружья возьми у губернатора, назови цену.

– 17 рублей 65 копеек за винтовку.

Степан Гаврилович посмотрел Сергею прямо в глаза. Цена за сегодняшние тульские ружья была ровно пятнадцать рублей.

– Осилишь тысячу своих винтовок в месяц?

Сергей достал из кармана записную книжку, начал листать страницы. Затем принялся выписывать на лист бумаги какие-то цифры. Степан Гаврилович выжидал, тщательный подход к вопросу ему импонировал.

– Если к предыдущему заводу получу еще триста человек и две тысячи шестьсот семьдесят пять рублей.

– Это твое условие выпуска тысячи винтовок в месяц?

– Нет, в таком случае я смогу выпускать четыре тысячи в месяц.

– Оригинальный у тебя расклад, но понятный.

– Мы готовимся к войне?

– Польский король чуть ли не живет в Петербурге, плохи дела в Польше, вот он и просит помощи.

– Императрица решила помочь полякам?

– Советники пока удерживают от такого шага, но кто знает…

Начали прощаться. Варфоломей Сидорович потрадиции сделал подношения от завода. Каждый член комиссии получил по пистолету новой модели. Пистолеты были именные, с гравировкой, пистолет генерала имел еще серебряные накладки. Все были довольны, кроме Варфоломея Сидоровича:

– Ты что делаешь, барин, зачем просишь казенный завод?

– Как зачем? Расширять производство.

– При получении казенного заказа всегда дают казенный завод в собственность.

– Нам уже тесно, скоро начнем выпускать конверторы и компрессоры, тонкую проволоку тянуть и стальные тросы вить.

– Подожди. Ты пули где собираешься отливать?

– Пули не проблема, посидим с тобой придумаем.

– Если нужен казенный завод, иди к губернатору. Самый лучший за двести рублей возьмешь.

Это для Сергея было новостью, цены на заводы он знал, но того, что купить казенный завод так просто, не ожидал.

После объединения Германии заводы ГДР продавались за одну марку. Покупатель определялся по инвестиционному проекту. Кто больше вложит денег и идей в развитие предприятия, тому оно и достанется. Нарушитель проекта получал обратно свою марку и лишался завода. В современной России все наоборот. Изношенные предприятия продаются по максимальной цене. В цену завода добавлена инфраструктура, жилые дома, больницы, садики и школы. Теплоцентрали и гнилые коммуникации. В дополнение покупатель обязан погасить все старые долги. А кому это надо?

В России XVIII века поступали намного разумнее. Казна строила заводы и завозила туда крестьян. Любой промышленник при желании всегда мог купить любой казенный завод по льготной цене. Любое изобретение или получение казенного заказа сопровождалось дарением казенного завода. Отсюда и резкий рост рядового купца Демидова. Освоив выпуск хороших чугунных пушек, Демидов получил казенные заводы и тысячи крестьян.

Директор немного походил по кабинету, затем спросил:

– Почему такую цену за ружья назначил?

– Много или мало?

– Конечно, мало. Хочешь царице понравиться? Не выйдет, твои старания даже до губернатора не дойдут.

– С названной ценой у меня восемьсот рублей чистых денег с каждой сотни винтовок.

– Ого! Откуда такая прибыль?

– Всю производственную линию мы сделали и окупили, затраты на производство мизерные.

– Дальше только прибыль пойдет. Ловок ты, я даже не заметил.

– Мало мы с тобой о жизни говорим, только о работе. Пригласи к себе на чай, расскажешь о Туле, о заводах и людях.

– Спасибо, Сергей Николаевич, в воскресенье после церкви прошу, желанным гостем будешь.

– Вот и ладушки. Вели Тимофея позвать.

– Почему про Лазаря Прудникова так сказал? Десять тысяч пуль за месяц отлить каждый может, работа простая.

До конца XIX века пули и картечь делали весьма примитивно. В формочку заливали свинец и, не дожидаясь полного отвердевания, обжимали щипцами. Получался круглый, но со множеством заусенцев, шарик.

– Потому и сказал, что не простая, баллистика пули важна.

Сергей взял в руку карандаш и показал:

– Неправильная установка сердечника приведет или к уводу пули в сторону, или к перекосу при встрече с препятствием.

– Что такое баллистика?

– Ты не знаешь про баллистику и балансировку пули? И Лазарь Прудников ничего не знает.

– Так расскажи людям, объясни.

– Зачем? Лазарь Прудников в феврале неустойку заплатит, за свинец заплатит, проблем у него будет выше крыши.

– Хитер ты, барин! Лазаря Прудникова в крепость возьмешь?

– И хитер, и умен. Лазарь Прудников твоим помощником станет, – вступил в разговор Тимофей. – Зачем звал, барин?

– Знаешь казенный завод, что с упавшими воротами?

– Это самый большой завод в городе, и рабочих там за четыре сотни, знаю.

– Поговори с нужными людьми в канцелярии губернатора, золото, не серебро обещай, но не больше пятидесяти рублей.

– Без проблем, сторгую подешевле. Покупать вместе с казенным заказом?

– Заказ перепродай.

– Зачем завод покупаешь? – опять встрепенулся Варфоломей Сидорович.

– Пора новые паровые машины собирать и готовить прокатные станы.

Сергей не собирался становиться промышленным магнатом и сталелитейным гением. Он увидел более короткий путь к своей цели. Идею поехать в Петербург и соблазнить императрицу он отверг как детские иллюзии. На престоле дураков не бывает, и вокруг престола плечом к плечу совсем не глупые люди. Мы помним имена тех, кто вышел из ее спальни и совершил великие дела. Можно добавить вымышленные разными романистами имена. Но не знаем имен тех, кто умер, пытаясь попасть в эту спальню.

Идея купить завод упрощала и облегчала достижение желаемого результата. Позволяла ему легально делать любое оружие. Для хорошего оружия нужны деньги и хорошая сталь с технологией как минимум XIX века. Лучшая в мире руда на Урале, даже к XXI веку ученые не поймут состав этой руды до конца. История господина Крупа – один из примеров. Создав новую технологию в металлургии, господин Круп немедленно поехал в Петербург. После изучения представленных теоретических исследований Берг-коллегия поручила ему руководство двумя заводами на Урале. Через год один завод у Крупа забрали, а еще через год господин Круп был с позором изгнан из России. Не та на Урале руда, и технологии на Урале нужны другие.

Сергей про Урал не думал. Там развернуться легче, отличная руда и уголь, но фамилия Пугачев еще не известна. В каком году прославится этот казак, Сергей не помнил. Вот и сделал ставку на Тулу. Обычная европейская руда еще есть, и крестьян не надо гнать за тысячи верст. Недостаток Тулы – неудобная речная коммуникация. Истощение местных запасов руды и неудобство завоза уральских руд остановило развитие города. В дальнейшем это привело к созданию нового центра на Каме. Там выросли Ижевские заводы.

Наконец нанял банкира. Приказчик привез из Москвы двадцатидвухлетнего Исаака Иосифовича, которого сопровождал отец Иосиф Аврумович.

– Я решил посмотреть на того, кто хочет моего сына, – поздоровавшись, сказал Иосиф Аврумович.

– Я вашего сына не хочу, мне своих девок достаточно.

– Извиняюсь! А что вам нужно?

– Нужен толковый человек для финансовых операций, если дело пойдет хорошо, откроем филиал в Петербурге и Москве.

– Сколько вы моему мальчику платить будете?

– Вообще платить не буду, какой мне смысл брать банкира и платить ему деньги?

– И что мальчик будет иметь?

– Его доля – пять процентов от годовой прибыли, ему и всем другим, кого он наймет, прибыль – это доходы минус расходы, чтоб не перепутали.

– С такими деньгами мой мальчик нищенствовать будет.

– Если при начальном капитале в двадцать девять тысяч он будет нищенствовать, везите мальчика обратно в Москву, мне нищий банкир не нужен.

– Много ли промышленников и купцов будут кредитоваться?

– Ваша задача – привлечь всех. Первоначальную информацию возьмите у Тимофея.

Иосиф Аврумович внимательно посмотрел на сидящего рядом Тимофея.

– Могу только сказать, что краткосрочный кредит до марта разорит Лазаря Прудникова.

– Тебе это надо?

– Мне его завод надо.

– Куда катится мир? Молодой дворянин учит, как делать деньги!

– В операционном зале должны быть только русские лица, лучше девушки.

– Они же в нашем деле не понимают!

– Пусть дура дурой и сто раз к вам с вопросами сбегает, все равно пользы принесет больше. И приятные парни для обслуживания дам.

– Я таки не понял, это будет публичный дом или приличный банк?

– Когда перед солидным купцом или промышленником сидит смазливая девушка, он будет смотреть, как она глазками хлопает да ее зад рассматривать.

– Где польза?

– Если увидит матерого волка, будет насторожен и недоверчив. Это психология.

– Интересная психология. Клиент будет видеть, что он умнее банковских работников!

– Не опасаться оказаться без выгоды, не злобиться, что его деньги принесут выгоду иноверцу.

– Тогда возьми меня, барин, – сказал Иосиф Аврумович, – Исаак поучится и поедет в Петербург, в твой филиал.

– Просьба к тебе, Иосиф Аврумович, найди среди своей родни умельцев камни обтачивать.

– Зачем? У тебя нет таких камней.

– Мой стекольный завод начал цветное стекло делать, бусы цветные и прочее, пусть медные колечки со стеклом делают.

– С такой работы много не получишь.

– Года через два-три изумруды да сапфиры с рубинами добуду.

– Денег дашь?

– Дам денег на развитие, дальше жить будут с процента.

На том и порешили. Тимофей отправил приказчиков набирать симпатичных девушек и парней.

Сергей потратил неделю на технологию изготовления пуль. Основная задача – стопроцентная гарантия качества – была достигнута. Семнадцать человек выдавали за пять минут сто двадцать пуль, десять тысяч пуль в день. Десятого декабря 1765 года в Петербурге, Москве и Туле открылась продажа часов-ходиков с белой кошачьей мордочкой на циферблате и бегающими голубыми глазами. Тимофей рвал свою красивую русую бороду и требовал срочно отправлять новый обоз с часами. В Туле за два дня продана одна тысяча часов, значит, в Петербурге и Москве продано все.

Пора делать следующий шаг, начинать выпуск часов с кукушкой. На паровые двигатели была очередь в год, дальше они заказов не брали. Тимофей купил за двадцать пять рублей самый большой казенный завод. Правда, взятка была тридцать рублей золотом.

Необходимо закончить расширение производства, а потом уточнять возможности. Сергей отправил всем рождественские подарки. Тульскому губернатору подарил полевой бинокль, его жене – театральный. За этот подарок губернатор получил выговор от жены – в театре она давно не была. Отправил достойные подарки Аграфене и неожиданным родственникам.

Рабочий поселок рос. Церковь, школа и детский сад, школьников кормили бесплатным обедом. Такое решение значительно повышало посещаемость. Продолжал покупать людей, включая беременных и с грудными детьми. Женщины с грудными малышами работали в детском садике, остальные по способностям. После Рождества отправил Тимофея в Петербург за разрешением строить верфь и купить лес. Следом отправил две паровые лесопилки с указанием размеров досок, которые надо пилить и складывать на сушку. Через год отправит еще паровой двигатель с деревообрабатывающими станками и прессом.

В марте завод Лазаря Прудникова с долгом в десять рублей перешел банку. Казна передала три своих завода под обязательство продавать казне тридцать тысяч пуль в месяц. Кроме этого, Сергею предписывалось с мая поставлять тысячу ружей ежемесячно. Потребление металла резко возрастало, пора варить сталь. Это уже технология середины XIX века. Сергей был готов, конверторная печь на тонну расплавленного чугуна с продувкой воздухом от компрессора стояла на заводе. За три минуты – тонна стали. Он запустил сразу два процесса: производство стали и производство конверторов. После испытаний отправил рекламные письма на заводы и начал собираться в Тамбов.

В его кармане лежал заказ от казны на тысячу двести полевых биноклей. Но бинокли Сергея занимали не так сильно. Начало апреля, и надо сажать подсолнух. Когда именно и как сажать, он не знал. Перед отъездом раздал всем поручения. Иосиф Аврумович был близок к истерике: деньги некуда девать. Стопка дворянских закладных говорила о скорой проблеме с продажей их зерна и, возможно, земель.

Глава 4 Наследники

В Тамбове поехал к губернатору, встретились и обнялись, губернатор вручил ему пакет со словами:

– Как тебе Аграфена Фоминична? Еще больше похорошела! Была красавица, теперь слов нет описать!

– Еще не виделись, я от ворот сразу сюда.

– Как это сразу сюда? Вот что, голубчик, навести Аграфену Фоминичну, а потом поговорим.

Войдя в дом, Сергей все понял. Знакомый запах младенца! Увидел выжидательное выражение на лице Аграфены, обнял и нежно поцеловал.

– Как назвала? Почему не сообщила? Письмами обменивались не раз.

– Николай и Фома.

– Двойня! Ты молодец, милая! Как прошли роды? Все в порядке? Здорова ли? Сколько дней малышам?

– Все хорошо, месяц и двадцать три дня, пятнадцатого февраля родила.

Вышли кормилицы и показали двух крошек. Сергей поцеловал два носика. У него теперь шесть детей! Обнял Аграфену и повел ее в спальню.

Вышли к ужину, за столом Аграфена достала конторскую книгу и начала отчитываться, куда потратила его деньги. Она купила еще земли – у него теперь четыре большие деревни. В родовом имении еще две деревни и выселки на шестнадцать домов. Люди просят церковь, в деревнях и на выселках завезены камни под фундамент. Она зимой приказала завезти кирпич на строительство церквей. В конторской книге перечислялись лошади, скот и прочее, но доходы сильно превышали расходы.

Совсем даже неплохо, учитывая, что это год становления. Сергей больше не собирался покупать крестьян, уже более чем достаточно. Возможностей земледелия он не знал, осталось довести до конца идею подсолнечника, но результат будет осенью. Следующим летом поставит пресс для подсолнечного масла, и все. Это не его дорога, в земледелии Сергей не разбирается.

Кирпичный завод приносит отличную прибыль, три большие печи, одна маленькая и одна для изготовления керамической посуды. Здесь тоже все, городские потребности обеспечены.

– Не спеши, – осадила Аграфена, – посмотри, сколько кирпича купцы вывезли на баржах.

– Куда везли?

– И в Москву, и в Воронеж, и на Волгу.

– Накажи людям искать глину у берега Цны, хорошую глину.

– Еще завод построишь?

– Да, милая, спрос надо обеспечивать, иначе другие эти деньги возьмут.

Закончив отчет, Аграфена передала конторскую книгу ему.

Сергей поставил на книгу локти и спросил:

– Мне поможешь?

– В чем это я смогу тебе помочь?

– У меня много закладных на земли и урожай.

– Откуда они у тебя взялись? – недоверчиво спросила Аграфена. – В карты жульничать начал?

– Почти угадала, банк создал, вот, дворяне берут деньги под залог.

– Такого от тебя я не ожидала! – засмеялась Аграфена. – Ты еще и ростовщик!

– Ростовщик не ростовщик, а по осени надо зерно забирать и с землями разбираться.

– Мне бы в тамбовских землях управиться, с твоей помощью я сильно поднялась.

Аграфена немного помолчала:

– Помогу, есть у меня на примете купцы, я их под себя подмяла. Тебе и отдам, пусть на богатого барина работают.

Сергей прочитал отчет оптико-механического завода. Завод требует внимания и расширения, у него большие перспективы. Лаборатория и институт пользы не приносят. Но Сергей свое начинание не бросит, хотя требуется уделять много времени. Это не только его будущее, это будущее страны.

Утром вместе с Аграфеной заехал к губернатору поблагодарить за хлопоты. В полученном у губернатора пакете были бумаги, свидетельствующие, что Алексеев Сергей Николаевич – потомственный тамбовский дворянин. Далее указывался размер его земельных владений, количество душ на 1 января 1766 года. Количество душ смутило Сергея Николаевича – тысяча восемьсот девяносто три, без учета тульских заводов. Он обещал крестьянам два года без налогов, Воронцов засмеялся, налог собирает и вносит землевладелец. А собирает он налог с крестьян, или крестьяне вообще без надела – это решает сам дворянин. На заводских рабочих подушный налог не распространяется.

Засиделись с разговорами и уехали после обеда. За обедом узнал, что губернатор – крестный Коли, а Анна Семеновна – крестная Фомы. После обеда Аграфена повезла Сергея по своим владениям, амбары ломились от зерна.

– Аграфена, любимая, почему зерно не продала? Прогадаешь ведь, через четыре месяца новый урожай!

– Не прогадаю, всю зиму торговала, цены с трудом держала. Это завоз по последнему снегу.

– Боюсь, прогадаешь. Слишком много зерна!

– Зря боишься, все зерно в июне будет в Петербурге, самую лучшую цену возьму.

– Почему зерно зиму у крестьян держала?

– Амбаров не хватило, зерно пришлось держать в деревнях.

– Новые амбары строй на другом берегу, зерна-то больше в этот год возьмешь.

– Зерна куплю много, ты прав, да нет дороги на тот берег. Крестьяне телегами везут: с телеги на лодку, с лодки в амбар. Дорого и подмочить можно, невыгодно, легче крестьянину копейку за хранение заплатить.

– А мост построить?

– Нельзя строить мост, это мы используем ров как канал, а вообще он крепостной. Кто разрешит через крепостной ров строить мост? У нас только два моста, через реку у Московских ворот и через реку у Астраханских ворот.

– Строй амбары, Аграфена, и для себя, и в аренду сдашь. Как построишь амбары, так мост подарю.

Аграфена посмотрела недоверчиво, но, веря своему любимому, согласно кивнула головой.

Заехали в швейную мастерскую, где две сотни девушек шили бюстгальтеры. Здесь Сергей услышал от белошвейки Анюты историю встречи с государыней. Еще раз обнял и поцеловал Аграфену, поздравил с дворянским званием. Теперь понятно, почему губернатор и его жена стали крестными его детей. Вместе с тем вид двух сотен белошвеек заставил Сергея разозлиться на себя.

Сколько раз он держал в руках детскую швейную машинку и ничего не понял! Не быть господину Зингеру миллионером. Различие между детской швейной машинкой и нормальной только в размерах и меньшем количестве функций. Не откладывая, сел за стол и написал письмо Варфоломею Сидоровичу. В письме указал необходимые изменения, привод от ног и более удобный размер. Основная патентная деталь – шпулька. Приложил к письму записку для мажордома с приказом отдать швейную машинку и указанием, где лежит оная.

К вечеру подъехали к институту, и тут в ноги упал татарин Борис. Ему в свое время Сергей нанес неслабый удар прикладом в колено.

– Прости, барин, помоги барин.

– Что случилось, Борис, чем могу помочь?

– Отпусти в поле, барин, мы с братьями и женами хорошо живем, спасибо тебе за заботу, а дальняя родня по полю мается со своими табунками.

Сергей непонимающе слушал.

– Хочу найти их и на сытое место привести, если казаки уже не побили за набеги, отпусти в поле, барин.

– Завтра Миша привезет тебе бумагу от губернатора, чтоб солдаты не обидели, и езжай.

В институте были изменения, появилась библиотека и расписание лекций и семинаров. Учителя и гимназисты ждали Сергея, радостно приветствовали его вход в институт. Поговорили примерно с час, затем он раскланялся и договорился о времени на завтра. Пора домой. Ночевал у Аграфены, за завтраком она заговорила о новом доме. Хочет построить большой кирпичный дом, как Сереженька себе построил.

– Нет, Аграфена, в этом нет смысла, Тамбов для тебя маленьким стал.

– И совсем не маленький, хороший и красивый город.

– Я о другом говорю. Ты кому продаешь свое зерно?

– Купцам, московским, нижегородским и петербургским.

– А купцы что с твоим зерном делают?

– В Петербург или Ригу везут, где заморским гостям продают, будто сам не знаешь.

– Строй дом в Петербурге, и амбары хорошие строй, твои приказчики да управляющие в Тамбове сами справятся.

Сергей принялся объяснять выгоду от переезда в Петербург:

– У меня много закладных на земли в Тульской, Рязанской и Тверской губерниях, осенью не все смогут выкупить или перезаложить, тебе зерно и из этих губерний пойдет.

– В тех губерниях пшеница плохо растет, рожь за море не продают, лен и коноплю сей.

– Проще овец и коров разводить да шерсть с сырами продавать, все так и норовят продавать товары за границу.

– Так серебро за границей только и есть. Боязно мне торговать в Петербурге, не знаю условий заморских.

– Нужных людей в Петербурге я найду, осенью отправлю человека в Голландию, на следующее лето думаю корабли построить, мои товары и твое зерно возить будут.

– Ты хочешь снова в заморские страны отправиться?

– Я хочу корабли в заморские страны отправить.

Сергей лукавил, корабли строил для набора и обучения моряков. Россия так и не стала морской державой, взять моряков негде. Вот и решил набирать «с мира по нитке», потом отбирать для своих целей лучших. После завтрака заехали к губернатору, попили чаю. За разговором попросил Воронцова земли рядом с его деревнями попридержать, никому не продавать.

– Да никто кроме тебя земель и не покупает, – засмеялся губернатор, – но если царица кого и одарит землями, выделю место поближе к Татарскому валу.

Все засмеялись, приближенных к правителю не любили нигде и никогда.

– Ты молодец, Сергей Николаевич, – продолжил губернатор, – настоящий дворянин за землю держаться должен, одной рукой за землю, другой за оружие.

Поехали на кирпичный завод, все отлажено, все на месте, лошади подвозят глину, рабочие на тачках отвозят под навес горячий кирпич. Встретили низко кланяющегося Бориса, благодарил и обещал сегодня ехать.

– Погоди с дорогой, – остановил он Бориса, – завтра утром вместе с братом жди меня у дома.

– Приготовь двух лошадей, – обратился уже к Михаилу.

Дальше на холме закладывали фундамент обсерватории под два телескопа. Поехали на оптико-механический завод. Ошеломляющий прогресс, Сергей такого не ожидал в лучших мечтах. В комнате регулировки суточного хода стояло два десятка хронометров. Десяток готовых на стеллаже ждали обсерватории. Как успели много сделать!

Оказалось, все просто. Мастеровые отправили Тимофею письмо с лекалами. Завод наделал заготовок на год, теперь все балансируют да прецизионные камни точат. Работать легко, перед каждым рабочим местом большое увеличительное стекло – выбраковка при создании телескопа. Ну, молодцы, ну, таланты!

Делать много хронометров нет смысла – спрос не велик. Цену только собьешь, один хронометр стоит не менее пятидесяти тысяч рублей. Поставил новую задачу – секундомер и ручные часы. Кратко объяснил требуемые параметры, показал свои часы не руке. Дальше думайте сами – вижу, что умеете. Здесь будет спрос, поэтому пишите Варфоломею Сидоровичу заказ на штамповочные прессы.

На конвейере оптической мастерской собирали бинокли. Одна линия для театральных биноклей, вторая линия – для полевых. Корпуса биноклей золотили. Оно и понятно – кто купит полевой бинокль с черным или зеленым корпусом? Времена ползанья на животе и маскировки нескоро. Оговорил увеличение производства, освоение десятикратных биноклей, микроскопов и увеличительных линз. Показал на кучу бракованного стекла – переплавить в разноцветное стекло и пустить на бусы. Выпуск бус – это легкие деньги. Тысяча бус в день по полкопейки оплатит все производство завода.

Велел набрать художников для производства витражей. Дело выгодное, проверено в Туле. За хорошими витражами и петербургские купцы приедут. Главное – эксперименты с плавкой стекла. Добавками различных солей можно добиться просветления линз. Работы держать в тайне, лицензии на бинокли он подписал восьми заводчикам. Но тамбовские бинокли, несомненно, лучше.

Цех секстанов тоже порадовал смекалкой и четырьмя десятками ящичков с готовой продукцией. Секстаны ожидали на стеллаже инструментальной поправки в обсерватории. Цех магнитных компасов полон продукции, все хорошо. Оговорил с управляющим месячные планы производства: что увеличить, что уменьшить. Рассчитывать на спрос российского флота глупо. Русский флот дальше Финского залива не выходил, защищал Петербург от шведов. Сергей готовился к своей цели и готовил базу в главной морской державе, в Голландии.

Несмотря на большие потери в столетней войне и фактическую оккупацию испанскими войсками, Голландия оставалась великой морской державой. Голландия не потерпела за всю историю ни одного поражения на море. Голландия имела на своем счету самую грандиозную победу в истории человечества времен парусного флота. Голландский флот разгромил наголову объединенную эскадру всех европейских государств. Но Голливуд не в Голландии, и историю Голландии знают только голландцы. Во время Второй мировой войны японцы разгромили на Тихом океане флоты всех стран. Всех, кроме голландской эскадры, которая храбро и успешно противостояла японцам в одиночку до 1943 года.

Соответственно ставка Сергея была на Голландию. Страна с развитой торговлей, банковской системой и флотом. Новый Амстердам совсем недавно продан и переименован в Нью-Йорк. Опираться на Англию неразумно. Богатые серебряные рудники Восточной Канады давали короне деньги, свинец и медь. Золото с богатых приисков непрерывным потоком поступало на остров. Плюс свои серебряные рудники, страна бурно развивалась. Англия закупала в России все необходимое, в первую очередь зерно и сталь. Но жизнь на острове была нищей. Власть имущие при деньгах, до остальных нет дела. Выживайте, если сможете, и у всех дорога одна, в солдаты, там кормят каждый день. Позже товарищ Ленин скажет: «В Англии каждый рабочий – колонизатор. Из полученных десяти фунтов семь заработал порабощенный индус». В Англии век авантюристов – это XIX век. В XVIII веке сунуться в Англию значит потерять деньги и голову – чтобы не говорила лишнего.

Сергей продолжал ждать капсюли. К новым ружейным стволам добавь казенную часть, и можно стрелять. Но капсюлей не было, и в институте собрались на мозговой штурм все желающие. Тщательно записывались любые идеи и предложения, включая самые невероятные. Не получилось взять с наскока – возьмем планомерной осадой. Сергею показали несколько писем с предложением читать лекции в институте. Приятная неожиданность, денег на жалованье он выделит.

Сначала просто построил дом и дал ему название. За городской стеной есть хорошее место у слияния канала с рекой – там решил построить из кирпича дом с десятью аудиториями, библиотекой и садом для «мичуринцев». Рядом – дома для преподавателей. Общий патронаж на управляющем химической лабораторией.

Сергей подписал пригласительные письма преподавателям. Не важно, сколько будет студентов, важно, сколько будет пытливых умов. В заключение собрал учителей, специалистов лаборатории и оптико-механического завода. Разложил перед ними фотографии киевского зоопарка. Все были в шоке от увиденных картинок. Именно от картинок, что на них запечатлено, интересовало в меньшей степени. Сергей положил на стол фотоаппарат и пленку негатива и приступил к разъяснению. Ацетатная пленка из нитроцеллюлозы, но можно заменить обычным стеклом. Покрытие из солей серебра, которое окисляется на свету. Новая диковинка захватила буквально всех. Придется реорганизовать свое начинание в университет и добавить кафедру сельского хозяйства. На прощание загрузил всех новыми идеями от яблоко-груши и химического состава почвы до теории быстрого горения. Этих головоломок хватит надолго.

От невероятных запахов в химической лаборатории мухи дохли, не долетев до калитки. Одуревшие от эфирных ароматов пчелы пьяно ползали по цветам. На лавочке приходили в себя химики, которые закончили новую перегонку эфиров. Бедолагам казалось, что они дышат свежим воздухом. Не лаборатория, а мечта токсикомана, хорошо, что зараза табакокурения еще не распространилась по России. Если рванет, никому мало не будет, рядом у стены стоят бочки с нефтью, привезенной для экспериментов.

Нефть завезли зимой, Сергей заказал сто бочек для перегонки в керосин и освещения цеха сборки часов. Четыре бочки переслал в Тамбов для перегонки в этанол. Может, лаборатории, а может, институту повезет в исследованиях. Перегонку бензина не планировал, огнеметом еще рано заниматься. Осмотрел образцы взрывчатки. Послезавтра решил провести испытания у казарм гарнизона. Тогда будет результат. Нет капсюлей, нет и детонатора. Взрывчатка в любом случае переходит на второй план. Новый приоритет – бездымный порох на основе нитроцеллюлозы или хлопка, обработка кислотой.

Утром вчетвером поехали к Трофиму. Довольный хозяин встречал у крыльца.

– Рад видеть тебя, барин. Слышал я, в прошлом году один удалец татар в плен взял, сразу на тебя подумал, теперь вижу, прав был. – И кивнул на татар.

– Здравствуй и ты, Трофим! Принимай гостей и гостинцы. – Сергей передал Трофиму сумку.

Гостинцы дороги не ценой, а вниманием. Домочадцы быстро разобрали подарки. Немного поспорили и начали радостно хвастаться друг перед другом. Когда радостная суета утихла, Сергей спросил:

– Двадцать лошадей продать сможешь?

– Двадцать смогу. Тебе какие надо и зачем?

– Хочу конный завод начать, десяток верховых не хуже Буяна и Бурана, десяток тягловых. Породу тяжеловозов вывести хочу.

– Тогда поехали выбирать.

– Я не поеду, Трофим, в прошлом году не обманул и в этом не обманешь, езжай без меня, татары пригнать помогут. У тебя переночуем и с утра уедем.

Если в прошлом году Сергей просто не верил в лошадей, то сейчас немного лукавил. Он в лошадях не понимал, а татары понимали и были напрямую заинтересованы. Сергей предложил татарам поселиться на краю своих земель. Построить дома и конюшни, посеять овес. Крестьяне научат и помогут с земледелием, староста и управляющий проследят. Вторая задача – самозахват земель и собственно завод лошадей. Посеяли зерно не на его земле – так они глупые татары, ничего не понимают. Выпас и сенокос на пустующей земле не должен вызвать претензий. Из тамбовских татар уехать обратно в степь согласились две семьи. Можно смело начинать коневодство, национальность коневодов лошадей не интересует.

С восходом солнца уехал в Тамбов, только глянул на довольные лица татар и Михаила и отсчитал деньги Трофиму. На его взгляд, верховые были красавцы, тягловые на тяжеловозов не тянули, хотя и выглядели мощно. Ничего, лет через двадцать порода будет. Вспомнил о воронежских тяжеловозах и наказал Борису при первой возможности съездить и посмотреть. Если порода лучше купленных лошадей, то купить на завод. В город успел вовремя, на торжественный молебен по случаю закладки новой церкви. Весь день прошел в праздновании.

С утра собрались на стрельбище за казармами. К пронумерованным брикетам взрывчатки прикрепили ружейные мешочки пороха. Несколько килограммовых мешочков с порохом решили использовать как эталон взрыва. Начали испытания по порядку номеров, большинство образцов не детонировало. Два пыхнули голубым пламенем, один изобразил подобие взрыва с темно-бордовым пламенем и едким дымом. Три образца взорвались, перекрыв силой взрыва эталон. Один грохнул весьма солидно, даже губернатор прискакал проверить казармы.

К восторгу всей публики пришлось взрыв повторить. Сергея начали хвалить и поздравлять: с таким порохом наши пушки всех врагов перебьют. Наивные, взрывчатка не порох. Но поиски хорошего пороха привели к созданию пироксилина, и далее по возрастающей, он идет наоборот. Закончил испытания всех образцов и поехал с химиками обсуждать результаты. Самого главного не установили, без детонатора испытания были как шоу. Взрыв четырех образцов говорил только о чувствительности к детонации. Долго обсуждали новые пути в своих химических исследованиях. Особо обсуждали меры безопасности: взрыв видели все, и никто не хотел умирать.

Пора ехать на свои земли давать наказ старостам и управляющему. На выезде из города Сергея догнал казак и вручил письмо от Тимофея. Управляющий уже вернулся в Тулу и решил сообщить результаты поездки письмом. Поговорив с нужными людьми в Петербурге, он купил готовую верфь в поселке Сясь, при впадении реки Сясь в Ладогу. Верфь была построена Петром I, но через десять лет после его смерти про верфь все забыли. Поселок Сясь стал никому не нужен, приписанные к казне люди выживали, как могли. Втихаря продолжали строить струги, баржи и рыбачьи лодки. Ловили рыбу и сажали картошку да капусту.

Был в поселке и потомственный в третьем колене корабел Евстафий Петрович Боголюбов. Его отец Петр Илларионович еще жив и бодр. Лес вокруг сясьской верфи поселковый люд хвалил и называл строевым. Тимофей осмотрел сосны – и впрямь красивы: толстые и высокие. В поселке триста двадцать семь домов и церковь, по документам сто двадцать три дома, оформил купчую «как есть», на землю, лес и поселок. За все было заплачено пять рублей с обязательством восстановить верфь. Взятка была мала, всего двадцать рублей серебром, в Петербурге сами толком не знали, что продают.

Рабочие с тульского завода установили лесопилку и научили поселковых ею пользоваться. Евстафий Петрович обещал на следующее лето подготовить два стапеля по шестьдесят метров. Главный корабел дивился странному размеру досок на просушку. К новым измерительным инструментам отнесся спокойно и хвалил качество. Все инструкции обещал к зиме выполнить. Впечатление от людей у управляющего сложилось очень хорошее, все гордятся званием корабелов и рады восстановлению верфи. Передал старосте две ладьи муки и три десятка тягловых лошадей для перевозки леса и прочих нужд. Обещал до осени ладьи с крупой, чтобы заботы о еде не отвлекали от работы.

Письмо подняло настроение. Одно дело – начинать строить корабли на пустом месте, учась и обучая других. Другое – получить готовую верфь, на счету которой более десятка петровских кораблей. Неготовность верфи к немедленному строительству не огорчала. Он сам не готов, нет пушек, нет экипажей, нет необходимых материалов. Вв всем мире строили корабли из дуба, что позволяло кораблям быть в строю до двухсот лет. Только с начала XIX века огромные английские линкоры будут строиться из какого-то индийского дерева, превосходящего своими свойствами дуб. Но это другая история.

В конце XVIII века самый удачливый и богатый пират в истории человечества, француз Роберт Сюркуф, полностью блокировал судоходство между Англией и Индией. Его корабли патрулировали Индийский океан и практически парализовали английское судоходство. Британские военные эскадры перехватывались и брались на абордаж как рядовые купцы. Пираты Карибского моря рядом с Робертом Сюркуфом – шалуны-первоклашки. Самый удачливый и богатый пират Карибского моря француз Жан Давид Олонне значительно уступал в добыче. Оба пирата благополучно умерли в своих парижских домах от старости.

Самый богатый и удачливый английский пират Уильям Кидд был повешен по возвращении домой. Его имущество конфисковано, что породило множество легенд об острове Сокровищ. Уильяма Кидда сначала обвинили в пиратстве без каперского свидетельства. Когда он доказал подлинность своего патента, его обвинили в убийстве корабельного канонира и казнили. Хотя по английским законам капитан любого судна имел право казнить своих моряков за непослушание.

А что касается индийского кораблестроения – находясь в безвыходном положении, англичане в 1808 году решили построить эскадру прорыва в Индии. Среди британских колонистов специалистов по кораблестроению не было. Пришлось поручить строительство индусам. Индусские корабелы построили огромные океанские линкоры на двести пушек. Корабли получили прозвища «повелители морей». Понятно, что с этими линкорами никто не связывался. Англия с этого момента сделала ставку на количество и размер кораблей.

А Петр I быстро извел дубравы центральной России и вынужденно продолжил строительство из сосны. Он и не заметил нового слова в кораблестроении. Сосновые корабли обновлялись через двадцать пять – тридцать лет. Русский флот регулярно полностью обновлялся, соответственно корабли были легче и быстроходнее. Но это другая история. Сергей в своих планах решил пойти дальше.

Он видел деревянные индийские и арабские кораблики уже в XXI веке. Поражала толщина досок, которыми обшит корпус. При толщине брусьев набора в сто – сто пятьдесят миллиметров доски обшивки были пятьдесят – семьдесят миллиметров. В XXI веке Сергей проходил свою первую практику на учебной парусно-моторной шхуне. Эти шхуны после войны по репарации построили финны. Сегодня можно рассуждать о несправедливости СССР по отношению к Финляндии, но тогда, после войны, все помнили о блокаде и обстрелах Ленинграда. Финны с севера принимали в этом активное участие, там вообще не было немцев. Так вот, обшивка корпуса этой парусно-моторной шхуны была из двадцатипятимиллиметровых досок. Фактически Сергей хотел построить копию по памяти.

С такими размышлениями Сергей приехал на свои земли. Посмотрел на несколько мешков с семечками подсолнуха. Сколько будет собрано семечек осенью, у него не было ни малейшего представления. Во всех деревнях поговорил с народом, предупредил о поселении татар и конном заводе. Крестьяне к новости о татарах отнеслись спокойно. Пахать, сеять и косить не умеют – научим. Наши дети с пяти лет умеют – и татары освоятся. Крестьяне в благодарность за кирпич для церквей заложили фундамент под барскую усадьбу. Место выбрали шикарное – пригорок с родничком и маленьким озерцом. Они хотели видеть барина рядом, а не где-то там, в далеком городе.

Обижать нельзя, поклонился и поблагодарил. Придется выделять кирпич и строить усадьбу. Вспомнилась дача Дашковой у Кировского завода. «Вот и подкину архитектору идею», – подумал он. Детально оговорил с крестьянами основную идею с подсолнухом. В конце зимы привезут машину для подсолнечного масла. После следующего урожая все покажет и объяснит, работайте и рожайте детей. Мало будет земли – он купит еще. Сергей почувствовал свою ответственность перед крестьянами при их зависимости от барина. Он просто обязан сделать все для нормальной жизни этих людей.

Размахнулся слишком широко, одному уже не осилить. Поездка по своим землям и разговоры с крестьянами заняли десять дней. Это меньше трех дней на каждую деревню, но времени нет, пора уезжать. Крестьяне с откровенным сожалением прощались с ним.

Всю обратную дорогу думал о своих землях и крестьянах. Придумывал возможные варианты жизненного устройства. Законы Российской империи ему не изменить, а построить светлое будущее на отдельно взятой территории – это утопия.

В Тамбове начал планомерно заниматься своим хозяйством. Снова вечерние сборы, как и год назад. Вечера в своем доме назначил по вторникам. Дом Сергея не пустовал, гостевые комнаты были полны родственниками. В доме шумно и весело с утра до вечера, не хватало только музыки, вспомнилась кают-компания с обязательным пианино. А почему нет? Об этом инструменте знал только то, что струны вертикально и клавиши передают удар через молоточки. С помощью учителей гимназии нашел специалиста по балалайкам и гармоням. Разговаривали долго, Сергей рисовал эскизы, набрасывал схемы и примерные размеры. Он за всю свою жизнь только один раз заглядывал внутрь рояля. В результате порешил: нужна новая пристройка к заводу.

Однажды Аграфена позвала прогуляться вдоль канала и с лукавой улыбкой показала на строящиеся амбары:

– Не забыл обещание – мост мне подарить?

– Не забыл, любимая, познакомь с хозяевами барж и объясни, почему некоторые баржи с середины лета зерно брать не желают.

– Так это просто. Между обозом с последним снегом и первой весенней баржей проходит много времени, и первое весеннее зерно дорого.

Сказав последние слова, Аграфена вопросительно посмотрела на него.

– Опять проверяешь?

– Нет, любимая. Значит, некоторые баржи просто ждут выгодного наряда на первый весенний рейс.

– Случаются даже драки.

– Хозяева согласятся тебе оказать услугу, если ты такой рейс пообещаешь?

– Да, если эта услуга не потребует затрат.

– Попроси нужных хозяев поставить баржи на якорь от берега до берега да мостки сверху положить, весной отправкой зерна рассчитаешься.

– И правда все просто, – Аграфена радостно его поцеловала.

В один из вечеров, когда гостили у Кирилла Григорьевича, в комнату вошел курьер:

– Кто будет дворянин Алексеев Сергей Николаевич?

Сергей встал.

– Вам срочная депеша от генерала Махотина. – И протянул пакет.

В пакете короткое и лаконичное письмо с указанием незамедлительно прибыть в Тулу. На его заводах назначена казенная инспекция. Больше ничего. Что за инспекция, и какая причина этой инспекции – ничего не понятно. Он протянул письмо Аграфене, и оно пошло по рукам заинтересовавшейся публики.

– Что можете сказать на словах? – обратился он к курьеру.

– Ничего, я курьер губернатора, генерал Махотин прибыл в Тулу три дня назад. Когда узнал, что вы уехали в Тамбов, приказал доставить вам эту депешу.

Сергей разволновался, депеша курьером с требованием срочно прибыть в Тулу – это серьезно. Что могло произойти? Возможно, проблема с его ружьями, но он в них уверен – ружья делались с расчетом на более мощный бездымный порох.

– Пошли домой, – обратился он к Аграфене.

– Сереженька, милый, посидим еще, такой интересный вечер.

– Успеешь приготовиться, времени достаточно, оставайся, – поддержали ее остальные.

Сергей удивился, но рассудил, что присутствующим виднее. Они люди своего времени и значение термина «незамедлительно» знают лучше его.

На рассвете Сергей с четырьмя верховыми лошадьми и Михаилом пустился в путь, выжимая максимум своих и лошадиных сил. Дорогой обдумывал предложения Аграфены по использованию земель в Тверской и Рязанской губерниях. По ее словам, сажать лен, коноплю и овес будет намного выгодней. Надо будет выбрать время и поездить по этим губерниям. Поговорить с крестьянами, заглянуть на теребильные фабрики. Изучить современное ткацкое и канатное производство. Правда, мысль о массовом выращивании конопли его смущала. Воображение рисовало деревни наркоманов. Но Аграфена не поняла его вопроса. Да, конопля в период цветения дурманит, это знают все. Поэтому люди в это время на поле не ходят.

Сергей знал, что Европа познакомится с наркотиками в середине XIX века. Тогда английские парусники два раза в год завозили опий из Афганистана и Пакистана. Позже эти парусники получили названия «чайные клипера». С грузом опиума эти корабли заходили в Китай, где частично выгружались. Но свободное место загружали китайский чай. В Европе опиум шел нарасхват и приносил огромные барыши. В Китае же он был запрещен, и правительство боролось с массовыми поставками опиума. Китай дважды пытался силой выгнать англичан со своей территории. Но война с Англией заканчивалась потерями территорий и усилением британского влияния.

Когда в начале ХХ века в Европе поняли суть проблемы, поставки опиума запретили. Клипера-наркокурьеры переименовали в чайные. В России крестьяне уже более тысячи лет выращивали коноплю и знали финал «невинного» увлечения. Крестьяне в опасное время обходили поля стороной, скотина тоже к полям конопли не приближалась. Наркотики вернутся в Европу после Второй мировой войны. Строительство американских военных баз будетсопровождаться волной наркомании.

На третий день уже затемно приехал в Тулу. Слуги радостно забегали, готовили ужин и ванну, снимали с мебели чехлы. Родственники традиционно останавливались у Михаила Михайловича. Через полчаса пришел Тимофей:

– Рад видеть тебя Сергей Николаевич.

– Взаимно, Тимофей, рассказывай новости.

– Новостей нет, все делаем согласно твоим наказам. Письмо Варфоломей Сидорович сразу отдал, а я написал тебе свое.

– Да, я твое письмо прочитал и очень доволен результатом. Кто такой генерал Махотин и почему он меня требует?

– Из Петербурга приехала комиссия во главе с генералом Махотиным. Они желают тебя видеть, очень заинтересованы конвертерной выплавкой стали.

– Вот как?

– Я генералу показал готовый к продаже конвертер, он все облазил да осмотрел, хотел цеха и чертежи посмотреть, но я не пустил.

– Правильно сделал. А что охрана?

– Солдат на проходной без твоего дозволения и царицу не пустит, нравится инвалидам такая служба, всех чужих лучше охотничьих собак ловят.

– Я всю дорогу гадал, почему срочно вызвали, а причина проста. Расскажи про Сясь. Широка ли река напротив верфи?

– Поселок запущен, люди без хозяйского надзора более пятидесяти лет живут, сами приспособились добывать деньги через кораблестроительный промысел.

– Значит, навыки не потеряли.

– Ладьи, лодки и баржи строят до десяти в год, но Евстафий Петрович говорит, стапеля новые делать надо.

– Сам стапеля смотрел?

– Смотрел, действительно слабоваты, двадцатиметровый корабль выдержат, а сорокаметровый в землю уйдет.

– Как машины паровые встретили? Не боялись? В Туле люд заводской и ко всему привычный, а там лес да плотники с топорами.

– То, что плотники с топорами – это верно, да ловки работать, на собранные лесопилки как на икону в церкви смотрели.

– Быстро разобрались?

– Суть работы поняли сразу и меня вопросами замучили, когда узнали, что ты придумал паровой силой лес пилить.

– К следующей зиме приготовим еще десяток лесопилок, все поставим в поселке Сясь, лес по озеру и рекам подвозить будем.

– Надо еще лес покупать.

– С нужными людьми в Петербурге необходимо познакомиться, лес на казенные верфи продавать будем.

– Надежный человек есть, я ему все объясню и подготовлю.

– Нам сноровистых и понимающих в делах людей все больше и больше требуется. Сколько сейчас у тебя помощников?

– Под рукой восемь, да в разъездах двадцать четыре, постоянно подбираем кандидатов и учим, оставляю лучших, кто себя не показал – в магазин идет или обозы сопровождает.

– Еще один человек потребуется в августе, отправлю в Амстердам к родственнику Иосифа Аврумовича.

– Что делать должен?

– Главная задача – знакомиться с купцами и налаживать связи, через год туда зерно повезем, Аграфена мне двойню родила.

– Поздравляю, Сергей Николаевич, знал я от тамбовской родни, но велели молчать, сама Аграфена Фоминична тебе сказать должна.

– Забыл спросить про паровой молот на сясьской верфи. Не побоятся им сваи бить?

– Какой там! Когда заводские рабочие молот собрали да первую сваю бить стали, все тут, как малые детки, вокруг прыгали.

– Быстро научили работать с молотом?

– Сами корабелы рабочих упросили научить. Очень понравился кораблестроителям паровой молот. Сам видел, как они работают, и уверен, что справятся.

– Что слышал про швейную машинку?

– Варфоломей Сидорович про жену и детей забыл. Дни и ночи гадает, как наладить производство, оснастку уже начал собирать.

– Под швейную машинку большой завод строить будем, на тысячу рабочих, думаю, в Москве.

Сергей решил строить большой завод швейных машинок в Москве по двум причинам. Легче набрать рабочих, и упростится сбыт готовой продукции. Спрос на его продукцию будет просто огромен, соответственно потребуется большое количество рабочих. В Туле он отчетливо ощущал дефицит рабочих рук. Даже на простую работу по сборке часов людей не найти. Приходилось сажать вчерашних крестьян, но крестьян сначала найти надо. Его люди в поисках рабочей силы непрерывно объезжали усадьбу за усадьбой. В Москве эта проблема лишь немного упрощалась. Сергей решил нанимать рабочих за границей. От Польши до Португалии избыток рабочих рук, работодателю там намного проще.

Сбыт готовой продукции в Москве проще за счет большей концентрации купечества и устоявшихся торговых связей. В Туле он изготовит необходимое оборудование: станки и оснастку. В Москве будет полный процесс, от куска стали или чугуна до готовой швейной машинки.

– Завтра пошлю человека место искать, – сказал Тимофей.

– Лучше на берегу Яузы.

– Как скажешь, хозяин, но с людьми проблема будет.

– Пошли своих помощников в Польшу, Литву и к чухонцам.

– Ты прав, они там на кильке с брюквой живут, белого хлеба не видели, тысячу наберем быстро.

– Надо больше, заложим кирпичный и фарфоровый заводы.

Генерала Махотина встретил у губернатора, где они за самоваром беседовали о проблемах литья пушек. Чугунные пушки от интенсивной стрельбы трескались, и их отправляли на переплавку. Меди в России было мало, и медных пушек отливалось незначительное количество. Швеция была самая богатая медью страна. Но она отказывалась продавать медь России. Была медь и в Турции, но и тут дружбы не было. Сергей вошел и доложил, как юный лейтенант:

– Отставной офицер Алексеев.

– Не надо, не надо, – замахали руками сановники, – здесь не Марсово поле, садись чай пить.

Но Сергей заметил на их лицах удовлетворение, оба в прошлом гвардейские офицеры. Только генерал, будучи артиллеристом, прилагал усилия в создании новой пушки. После опытов на казенном заводе он остался служить в Берг-коллегии железных и рудных дел. Сергей взял чай и молча слушал разговор. Стальная пушка не проблема, ствол после термической обработки вставляется в рубашку из более мягкой стали, вот и все решение. Но говорить об этом сейчас нельзя, серьезных преимуществ такая пушка не даст. А идея расползется, порождая другие идеи. Вместо этого заметил:

– Большие залежи медного купороса есть здесь, – и указал на карту.

– Где? – сразу встрепенулся генерал.

Сергей подошел к карте и указал место у Каспийского моря, которое запомнил со школьного экзамена по химии.

– Откуда знаешь?

– Персы рассказывали, когда в Персии, был много разного и слышал и видел.

– Интересная новость, надо подумать. Расскажи лучше, как до продувки чугуна додумался. – Генерал строго посмотрел на Сергея: – Уже много железных дел мастеров и промышленников ждут тебя в Туле. Ждут, да никого на завод не пускают.

– Что не пускают, это хорошо. Я оружие русским солдатам делаю и не хочу позволить врагам учиться у меня.

– Врагов в Туле нет, – резко ответил губернатор.

– Враги не враги, а на завод через забор лезут. Сторожам золото предлагают.

– И что с ними делаешь, – заинтересовался губернатор.

– Сажаю в карцер, пока не откупятся, откупные сторожам отдаю.

– Хитер, – заметил генерал, – никто не верит в твою продувку. Говорят, воздух остудит чугун. В твоей бумаге написано наоборот, что варку стали охлаждать надо.

– Примеси выгорают, когда воздух проходит через жидкий чугун. Поэтому руду добавлять надо для охлаждения, как сырую воду в кипяток.

– И всего за три минуты?

– Для тульских руд весь процесс – три минуты, для уральских руд время другое и изменения нужны.

Сергей заговорил о вагранке и мартеновских печах, легировании, ферросплавах и раскисливании, но, заметив застывшие лица хозяев, остановился:

– Впрочем, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – закончил он.

– Ты так и не сказал, как додумался до всего, молод очень.

– Пушку хочу хорошую сделать, приходится все детали изготовления изучать.

– Пушка – это хорошо, – подвел итог генерал, – поехали на завод.

На завод приехали целой делегацией, двенадцать чиновников Берг-коллегии железных и рудных дел во главе с генералом. У заводских ворот толпой стояли специалисты с разных заводов, уже прознавших о приезде Алексеева и сегодняшней инспекции завода.

– Господа! – обратился Сергей к коллегам. – После инспекции все получат уведомление от господина директора Варфоломея Сидоровича Дмитриева.

Члены комиссии шли по цеху с открытыми ртами. Их, как и комиссию генерала Белозерова, поразило кажущееся отсутствие людей. Поэтому первый вопрос у конвертера был о рабочих:

– Сколько тебе людей требуется? – участливо спросил генерал Махотин.

– Срочно требуется не менее тысячи, – ответил Сергей.

Генерал кивнул головой:

– Показывай конвертер.

– Вот он, – и Сергей указал на подобие двухсотлитровой бочки.

– Такой маленький, – удивилась вся комиссия.

– Меньше уже нельзя, этот на одну тонну железа, оптимальный размер от пятидесяти до пятисот тонн.

На глазах комиссии залили чугун с температурой 1320 градусов Цельсия. От продуваемого воздуха металл как бы закипел, температура быстро поднялась до 1600 градусов. Рабочий бросил лопату руды, температура упала до 1480 градусов. Готовую сталь сразу вылили. Процесс повторили более десяти раз, прежде чем комиссия стала верить своим глазам и часам. Каждые три минуты тонна железа, невероятно! Сергей повел комиссию по технологической линии. Сталь из конвертера выливается в ковш, и шипящий паром кран отвозит и разливает сталь. Пошли по линии ружей, железный ручеек раскаленной змеей уходит в механизм. Гулкие удары машины – и это стержень, еще удары и свист пара – и это труба. После нескольких ударов труба приобретает очертания оружия.

Снова кран подхватил сразу охапку заготовок. Комиссия перешла в другой цех, кран опустил уже черные остывшие заготовки. Женщина взяла заготовку, что-то сделала и передала дальше. Так переходя из рук в руки, заготовка обернулось готовым ружьем со сложенным штыком.

– За один час пять ружей – сказал Сергей и показал на ящики готового оружия.

Комиссия во главе с генералом прилагала все усилия, чтобы вернуть челюсти на место.

– Тысяча человек нужна срочно, – наконец сказал генерал. – Это хорошо.

Сергей не отвлекал генерала, давая Махотину возможность осмыслить увиденное на заводе.

– Твое производство нельзя никому показывать, здесь ты прав, но обязательно покажи конвертор, изобретение очень полезно.

– Найдем выход и поможем коллегам.

– Я доложу обо всем в столице, а ты жди письма, в Петербурге обязательно жду в гости.

На том и распрощались.

Варфоломей Сидорович повел показывать свое решение по изготовлению швейных машинок. По дороге обсудили организацию рекламного показа конвертера. Предложения Варфоломея Сидоровича и его конструкторского бюро понравились. Можно начинать работу, долго обсуждали перспективные направления и неизбежную реорганизацию. Сергей обратил внимание на вполне самостоятельную творческую работу Варфоломея Сидоровича. Сам директор и конструкторское бюро не только успешно выполняли поручения. Они все чаще предлагали свои весьма полезные решения. Сергей ощутимо дернул вперед русскую промышленность.

Ему было чем гордиться. Его сталь превосходит по всем показателям металл любых поставщиков. Изготовление часов дает очень хорошие деньги. Изготовление котлов, паровых машин и молотов – не только хорошие деньги. Завод и сам себе помогает развиваться. Изготовление прокатных станов – для себя и на продажу. Продажа прокатных станов не только окупает все производство, но и приносит ощутимую прибыль. Металлообрабатывающие станки выпускаются малыми сериями и продаются по фантастическим ценам. Изготовление ружей – вообще чистые деньги.

Пора делать следующий шаг. Сергей повернулся к директору:

– Приступаем к опытным работам с пушками.

– Давно жду этих слов!

– Разрабатывай волочильный станок для стальной проволоки, будем делать стальные тросы.

– Это еще зачем? – спросил Варфоломей Сидорович.

– Стальные тросы нужны для стоячего такелажа кораблей.

– Горазд ты на выдумки.

– Сколько у нас людей работает?

– Сегодняшний выход рабочих три тысячи двести семьдесят восемь человек.

– Сколько людей нам надо?

– А нисколько, все отлажено, оснастку для швейных машин бригада опытных работ сделает.

– Тогда закладываем пламенную регенеративную печь.

– Объясни.

Сидели почти дотемна. Если с принципами работы печи Варфоломей Сидорович разобрался, то процесса легирования стали он не понял. Ничего страшного – со временем разберется.

Утром у заводской проходной снова толпа, пропускали на экскурсию по пять человек. Брали с человека три рубля за часовую экскурсии. Люди были взволнованы, и Сергей остановился в толпе послушать. В лицо его не знали, да и не он был главным интересом для собравшихся представителей разных заводов. Они ждали тех, кто выйдет с завода, желая расспросить. Наконец вышла первая пятерка, вторая пятерка счастливцев ринулась в проходную. Из очереди посыпались вопросы:

– Кто проводит показ конвертора – хозяин или директор?

– Нет, мастер печи.

– Ого! Значит, мастер печи уже есть!

– Да, все делает очень уверенно.

– Правда, что сталь от воздуха не остывает?

– Не то слово! Сталь начинает кипеть как вода в самоваре, они сырую руду лопатами в конвертор бросают, чтоб температуру сбить.

– Невероятно! Долго варят?

– По часам десять плавок отследил, ровно три минуты одна плавка.

– Не может быть! За три минуты шестьдесят пудов железа!

– Мастер печи говорит, что время плавки от руды зависит. Если варить долго, то и железо угорит.

– Что еще видел?

– Ничего, они на завод не пускают. Видел только паровой кран, он ковши с жидким чугуном да жидким железом возит.

– Вот понапридумывали! Обязательно дождусь своей очереди!

Это и следовало узнать. Распространение конвертера увеличит количество производств стали в десять раз. Стоимость стали упадет в пятьдесят. Сергей переговорил с Варфоломеем Сидоровичем о насущных делах и поехал в банк.

Иосиф Аврумович стоял у нового здания банка, строительство которого шло полным ходом.

– Добрый день, Иосиф Аврумович.

– И вам здравствовать, Сергей Николаевич. Вы посмотрите, что они делают!

– Новое здание банка делают.

– Они делают новое здание банка, вы посмотрите, как они делают новое здание банка!

– Хорошо делают, я не вижу проблем.

– Вы не видите проблем, и я не вижу проблем – это плохо, что мы не видим проблем, строители всегда оставляют проблемы!

– Не волнуйтесь, Иосиф Аврумович.

– Я не буду волноваться, вы не будете волноваться, Исаак не будет волноваться, всем будет хорошо, и банка у нас не будет. Почему нет потолка над операционным залом, почему вообще они не делают потолки?

– Иосиф Аврумович, макет банка у вас в кабинете, центральный зал без потолка со стеклянным куполом, ваш кабинет на третьем этаже, и вы из кабинета сможете видеть всех, даже в туалетных комнатах.

– Я не вижу никаких туалетных комнат, я не вижу ничего! Архитектор ходит с пистолетом и говорит, что застрелит меня и себя!

– Одной пулей? Или в пистолет заряжено две пули?

В кабинете Иосифа Аврумовича перешли к важным вопросам финансирования, кредитования и прохождения денег. Обсудили вклады и проценты. Затем перешли к теме открытия филиала банка в Амстердаме.

– Авраам Гофман, мой родственник в Амстердаме, не верит в возможность за столь короткое время поиметь такие деньги.

– Напишите ему письмо и укажите перечень тех морских инструментов, которые скоро привезет человек Тимофея.

Сергей передал несколько бумаг:

– Обязательно укажите количество единиц каждого наименования. Поверьте мне, ответ будет скорым.

Снова заговорили о текущих вопросах и перспективных направлениях. Детально обсудили схему найма рабочих в Европе. Весь день прошел в банке.

Третий день Сергей посвятил Тимофею, который давно стал его правой рукой. Начали с реализации всей продукции, и в Тамбове, и в Туле. Затем перешли к перспективным планам:

– Строим в Москве Институт финансов и права.

– Хорошо, – сделал запись Тимофей, – каких людей посоветуешь, Сергей Николаевич?

– Преподавателей для института наберешь сам.

– Теперь не понял. Кого я должен набрать?

– Преподавателей финансов и права, учить молодежь тому, что сейчас делаешь ты и Иосиф Аврумович.

– Это можно, – недоверчиво сказал Тимофей.

– Они должны выучить, сидя за столом, все, чему ты учился сам, и еще законы Российской империи знать.

– Теперь понял, важное дело.

– Строим в Туле университет, начнем с физико-технического и механического направлений, меня тульские учителя гимназий уже пенять Тамбовом стали.

– Понял.

Еще одну идею подсказали сыновья-близнецы:

– Строим в Москве фабрику детской игрушки, по готовности швейными машинками снабдим.

– Зачем швейные машинки для игрушек? Тут липа да глина нужна.

Сергей потратил час на объяснения принципа мягкой игрушки. Говорил про медведей, зайчиков и волков, которые набиты опилками.

– Поражаюсь тебе, Сергей Николаевич, столько всего интересного придумать горазд!

– Строим в Туле завод фаянсовой посуды, но здесь глина особая требуется, сначала глину найти надо, потом около нее и завод строить. Строим два бумагоделательных завода, в Москве и в Ярославле.

– Зачем они нам?

– Будет капсюль, начнем делать патроны, а меди в России нет. Придется делать картонный патрон.

– Ясно, ты хочешь заранее подготовиться.

Так, пункт за пунктом целый день обсуждали все: от кукол с фарфоровой головой до парусной мастерской. Говорили про оптовую закупку руды и присадок для легирования стали. О необходимости послать обозы на север за моржовым усом для декорирования биноклей. Пришлось набросать схему гравировальной машинки с ножным приводом.

Потекли ровные дни ежедневной рутины, Сергей возобновил верховые прогулки, ежедневные стрельбы, физические упражнения в тренажерном зале своего дома. Брал уроки фехтования у офицера гарнизона. Увлекся занятиями рукопашным боем в зале борьбы. Еще в декабре прошлого года он обратил внимание на одного очень ловкого борца. Борцы на развлечение публики выступали три раза в неделю в его цирке. Один из них отличался ловкостью и сноровкой, звали его Николай Кочеряко. Борец оказался беглым казаком из Азова. Что он там натворил и почему бежал, Сергея не интересовало. Показанные приемы борьбы сильно напоминали самбо. И самое удивительное, что сама тренировка и спарринг проводились под известную мелодию «казачок». Так с декабря Сергей четыре раза в неделю «танцевал» казачок. Научился быстро двигаться, наносить в длинных прыжках удары ногами и рукам, вертеться волчком с двумя саблями.

Оказывается, привычные для XXI века танцевальные движения изначально несли совершенно иной смысл. Ежедневно тратил на свое здоровье три – три с половиной часа. Здоровьем начинаешь дорожить, когда его уже нет, он не хотел терять здоровье во второй раз. Решил поддерживать тонус регулярными физическими нагрузками. В августе начал готовиться в дорогу. В плане сначала Москва, где он как попечитель открывал Институт финансов и права. Затем надо посетить Московский университет и поговорить с химиками. Тамбовские химики активно переписывались с Московским университетом. Но он рассчитывал получить прогресс в развитии темы путем личного контакта с профессорами. После Москвы хотел посмотреть на свои новые земли в Нечерноземье и остаться на зиму в Тамбове…

В один из августовских дней Сергея нашел слуга:

– Барин, из Тамбова большой стол привезли, так этот стол через двери не лезет, что делать?

Большим столом оказался рояль, а ставить этот рояль у себя дома не было смысла. Он человек холостой и приемов по вечерам у него не могло быть. Неприлично дамам к холостому мужчине ходить даже с мужьями. Поехали к Михаилу Михайловичу.

– Михаил Михайлович, позволь этот музыкальный инструмент тебе подарить, – начал Сергей.

Возможностей рояля он и сам не представлял. Каким будет звучание и будет ли вообще какое-либо звучание? А шут его знает! Михаил Михайлович заинтересованно осмотрел инструмент, внешний вид впечатлял размерами и полировкой.

– Сам придумал?

– Похожий инструмент видел в Италии, вот и заказал своим мастерам.

– Наших красавиц итальянской музыкой соблазнять будешь, – улыбнулся Михаил Михайлович, – не возражаю, с музыкой жить веселее.

Пока через садовое окно затаскивали рояль, прибежал настройщик и удивленно вытаращился на инструмент. Сергей сыграл «Во поле береза стояла», настройщик уловил мотив, и к вечеру настроенный рояль имел успех. Сергей сыграл множество мелодий и спел десяток песен. Дамы и мужчины толкались, как гимназисты, и просили научить.

Снова нагрузил Тимофея заявкой на патент и задачей начать изготовление роялей и пианино. Но был сам озадачен казенным письмом, в котором ему предписывалось забрать переданные казной пятьсот дворов. Пятьсот семей решили перевезти в Москву на строящийся завод швейных машин. Решили без спешки небольшими партиями обучить крестьян в Туле. Ожидать от вчерашних земледельцев нормальной работы в Москве не стоило. Встреча с крестьянами подтвердила худшие опасения. Все уверенно говорили, что царица их проиграла в карты, и работать на заводе не хотели. Люди веками жили земледелием, завод казался хуже кары небесной. Пришлось идти на хитрость, в одном из домов поставили швейную машинку, повесили часы, положили бинокль и пистолет. Крестьянам сказали: «Смотрите и выбирайте себе работу». Хитрость сработала, люди успокоились. Пришлось сделать небольшую ротацию с учетом пожеланий.

В университете Сергея встретили радушно, хвалили за попечительство наукам. А когда заговорили о предмете визита, то стали, беспрерывно ахая, восхищаться его познаниями в химии. Химию он знал хуже всех предметов, школьную программу по химии прошел без усердия и заинтересованности. В дальнейшем ничего нового он не узнал и теперь никаких своих мыслей профессорам не подбрасывал. Вспомнил о конверторной продувке кислородом и заговорил о промышленном производстве кислорода. Вопрос заинтересовал профессоров, для них это было абсолютно ново. Сергей начал писать на бумаге математическую модель процесса, но был остановлен предложением:

– Уважаемый Сергей Николаевич, мы просим прочитать лекцию по математике для профессоров и студентов.

Он посмотрел на листок бумаги с формулами, затем на профессоров и все понял:

– Да, господа, я согласен.

На другой день собрался полный зал с профессурой в первых рядах. У всех бумага и карандаши. Сергей хотел объяснить методику математического моделирования за полтора часа. Но через десять минут пришлось возвращаться к основам высшей математики школьного уровня. Наконец нашли точки соприкосновения и понимания. Первая лекция длилась четыре часа. Договорились продолжать лекции ежедневно по три часа. Через шесть недель дошли до математического моделирования, еще через семь недель он сказал:

– Это все, господа, больше я ничего в математике не знаю.

Аудитория аплодировала стоя, затем разговоры, восхищения и благодарности. Сергей был тоже очень доволен, хоть часть знаний своего времени он смог отдать прямо.

Авраам Гофман ждал гостя и будущего напарника по бизнесу. Он уже два часа назад отправил на причал карету. А гостя все нет, хотя езды неспешным шагом всего полчаса. Если родственник из Московии не врал, то он скоро сменит свою меняльную контору у порта на приличный дом. Возможно, даже близко от улицы банкиров. Получив письмо от Иосифа, он осторожно разведал цены через знакомых купцов и капитанов. Один хронометр по цене равен десяти кораблям. Вещь не только дорогая, но и дефицитная, хотя в магазинах хронометры есть. Но не всякий капитан их купит, большинство просто глянут и уходят. Нашел в адмиралтействе родственника и переговорил о письме Иосифа. Ответ был прост: все это очень надо, но в подавляющем большинстве предлагаемый товар низкого качества. Пользование таким товаром грозит потерей не только очень больших денег, но и жизни. Ушел корабль в океан и пропал по вине некачественных навигационных инструментов.

Наконец послышался шум кареты, которую он послал за своим новым компаньоном. В дверь вошел низкорослый черноволосый юноша:

– Ты Авраам Гофман? Здравствуй, я Петр Борисов.

– Здравствуй, Петр, добро пожаловать. Как доехал?

– Все хорошо. Куда сундуки ставить будем? Место для хранения у тебя есть?

– Так здесь и поставим.

– Здесь?

Петр посмотрел сначала на Авраама, потом на комнату размером с сени и махнул рукой:

– Хорошо, ящики поставим здесь, я первый раз в Амстердаме. Сегодня отдохну с дороги, а завтра покажешь город. Дом для банка уже присмотрел?

– Присмотрел несколько домов, завтра посмотрим вместе, есть хорошие и недорогие варианты.

– Хорошие и дорогие варианты подготовил?

– Зачем нам дорогие варианты?

– Ты ценные вещи у оборванца купишь? Ты свои деньги оборванцу доверишь?

– Можно я посмотрю товар в сундуках?

– Нужно, ты это продавать будешь, другие товары летом будут, к тому времени осмотрюсь, склады с причалами купим.

– Зачем склады с причалами покупать, их в аренду взять дешевле.

– Дешевле купить и в аренду сдать подороже.

Когда грузчики затащили в комнату последний ящик, Авраам понял причину задержки русского компаньона. В карету столько сундуков не поместилось, и пришлось нанимать телегу. За ужином Петр познакомился с семьей Авраама, рассказал о своем путешествии. Ответил и на естественный вопрос о хозяине и благодетеле, поразив возрастом хозяина. Ему всего двадцать один год, это же совсем мальчик! Авраам с семьей начал рассматривать содержимое сундуков, когда гость, то есть теперь уже не гость, а полноправный компаньон, ушел отдыхать. Увиденное наполнило сердце радостным восторгом. Хронометры, секстаны, компасы и бинокли, он не мог оценить их как специалист. Но выглядели эти инструменты очень солидно. Самое поразительное: каждый инструмент имел сертификат, в котором изготовитель гарантировал качество и бесплатный ремонт или замену на новый инструмент. Это удивительно, никто не давал гарантий на свои изделия, если только на словах, а тут бумага с сургучной печатью. Кроме гарантийного сертификата был сертификат Астрономической обсерватории.

После завтрака они вышли из дома, и Авраам повернул в сторону центра города.

– Подожди, Авраам, а где карета?

– Зачем карета? Через полчаса на Ратушной площади будем.

– Я никуда не пойду, вызывай карету.

Авраам пожал плечами и крикнул сыну Арона, который задумчиво следил за бездомной кошкой. Через десять минут они ехали в карете.

– Кареты получше есть? – спросил Петр.

– Да, в центре города.

Ближе к центру они пересели в шикарную карету и поехали на ратушную площадь. Авраам чувствовал себя голым, а Петр с интересом рассматривал город. Он строго следовал инструкциям Сергея Николаевича.

Остановились на Ратушной площади, Петр вышел из кареты и огляделся:

– Где банки?

– Улица банков рядом, вон туда. За десять минут дойдем. – Авраам показал рукой направление.

– На Ратушной площади дома продаются?

– Не знаю, надо в канцелярии бургомистра спросить.

Петр снова сел в карету.

– К канцелярии бургомистра, – велел он вознице.

– Вот она, в ратуше, всего пятьдесят метров, – удивился возница.

– Вези.

В ратуше Петр подошел к начальнику канцелярии:

– Я хочу купить дом на Ратушной площади.

– Заявок на продажу домов на Ратушной площади нет.

– Вы можете поговорить с хозяином понравившегося мне дома? Посреднические комиссионные удвою.

– Пойдемте, покажете дом, – начальник канцелярии мгновенно вспотел.

Снова сели в карету и проехали менее ста метров.

– Вот этот, – показал Петр на красивый трехэтажный дом.

Часть первого этажа была занята ювелирным магазином, другая часть – нотариальной конторой.

– Это дом адмирала Ван Крюйса, – выдохнул начальник канцелярии и вошел внутрь.

Через пять минут выбежал слуга и пригласил в дом. Петр спокойно вошел в кабинет, где кроме самого хозяина и начальника канцелярии находилась жена адмирала.

– Садитесь. Сигару? – хозяин указал на ящичек сигар.

– Нет, спасибо, курение засоряет легкие смолами.

– Впервые слышу, – удивился адмирал.

– Пропустите сигарный дым через хлопковый тампон, и все увидите сами. Я могу попросить кофе капучино или обычный черный?

– Кофе капучино? Никогда не слышал о таком кофе.

– Готовят в Италии, обычный кофе заливают сверху взбитыми на парэ сливками.

– Вам случалось быть в итальянских княжествах?

– Нет, господин адмирал, но мой хозяин хорошо знает Италию.

– Мне сказали, что вы хотите купить мой дом.

– Ваш дом мне понравился, и я хочу его купить.

– Если вы заплатите тысяча двести пятьдесят гульденов, я освобожу дом завтра.

– Хорошо, зовите нотариуса, нотариальные расходы ваши.

– Зачем он вам? Как? Вы согласны заплатить эти деньги!

– Цена меня устраивает. Вам хватит месяца на переезд?

– Но мне придется заплатить неустойку за расторжение договора с ювелирным магазином и нотариальной конторой…

– Адмирал, вы назвали цену, я ее подтвердил, вызывайте нотариуса для оформления сделки.

Петр взял из рук слуги кофе.

– Господин начальник канцелярии вызовет клерков и перепишет дом на меня, прикажите слугам проводить меня по комнатам.

Авраам не верил своим глазам и не верил своим ушам. Вот так, тысяча двести пятьдесят гульденов за один из лучших домов на Ратушной площади – за пять минут! Петр вернулся через сорок минут, когда ошалевшие клерки закончили писать бумаги. Нотариус напоминал своим видом кота на заборе и ждал финального завершения. Петр достал кошелек и аккуратно выложил перед адмиралом золотые гульдены. Затем так же аккуратно положил обещанные за посредничество деньги перед начальником канцелярии.

– Спасибо за дом, господин адмирал, мой хозяин изготавливает лучшие в мире хронометры и другие навигационные инструменты.

– Зачем вы купили этот дом?

– В этом доме мы будем их продавать и откроем филиал нашего банка. Вам месяца для переезда хватит?

– Да, – все еще не веря в свершившийся факт, ответил адмирал.

– Найди лучшего архитектора, – обратился Петр к Аврааму, – если в Амстердаме нет, выпиши из Италии или Франции.

– Сегодня займусь, – поклонился Авраам.

– Внешне дом трогать не будем, переделывать будем изнутри.

Взяв купчую на дом, они поехали к лучшему портному. Петру необходимо переодеться по местной моде, Аврааму одеться согласно новому статусу.

– Ты зачем купил такой дорогой дом? – недоуменно спросил Авраам.

– Мы провели очень быструю и эффективную рекламную кампанию. Завтра утром все поймешь, – Петр повторил слова Сергея Николаевича на аналогичный вопрос. Но разница уже была: дом планировалось купить за две тысячи гульденов, максимально за три тысячи, и не ожидалось, что дом будет адмиральский.

Портной, закончив измерять Петра и Авраама, долго складывал на бумажке цифры. Внутренне согласившись с результатом, он протянул бумажку Петру. Заглянувший через плечо Авраам вздрогнул: сумма в несколько раз превышала цену его дома.

– Хорошо, – сказал Петр, – за материалы я заплачу, работу вы выполните бесплатно.

И прежде чем побагровевший портной заорал и указал рукой на дверь, продолжил:

– Прошу с нами в карету, у меня есть для вас деловое предложение, карета привезет вас обратно.

Через час счастливый портной требовал от возничего ехать очень аккуратно. У него швейная машинка! За эту машинку он согласен господ Авраама Гофмана и Петра Борисова обшивать бесплатно всю жизнь. Процент за аренду машинки назначен высокий, но заказы он сможет выполнять в сто раз быстрее. У господина Петра Борисова есть право подписи на лицензию бюстгальтера. Удача открыла двери в его дом. Летом он сможет купить еще несколько швейных машинок под кредит в банке Петра Борисова.

Перед сном Авраам посмотрел на аккуратные столбики денег на столе. Отставил в сторону столбик за один хронометр, затем отсчитал из этого столбика тысяча двести пятьдесят гульденов и посмотрел на остаток. Дом куплен совсем не дорого, и не надо ждать утра, если результат рекламной акции виден уже вечером. Авраам потушил свечу и пошел спать, на первом этаже играли в кости охранники. Утром у дверей их уже ждала карета, поехали вместе с охранником, у которого в руке был необычный чемоданчик, прикованный к руке цепью, Авраам вез Петра в «Хуббек Ллойд» – самый лучший банк Амстердама. Их без вопросов сразу повели к управляющему. Оно и понятно – события вчерашнего дня знает весь город.

Управляющий встретил стоя:

– Прошу проходить и устраиваться, господа. Вам кофе, господин Петр Борисов?

– Да, спасибо.

– Я уже в курсе вчерашних событий. Мы заключаем договор в Амстердаме, и он автоматически вступит в силу в наших филиалах в Лондоне и в Гамбурге.

(Господин Ллойд сделает филиалы в Лондоне и в Гамбурге самостоятельными лишь во время войн XIX века.)

– Приносите свои приборы нам, наши эксперты лучшие в мире. Мы сделаем экспертизу и выдадим сертификаты, – продолжил управляющий.

– Если наши покупатели захотят получить сертификат в «Хуббек Ллойд», мы ничего не будем иметь против этого, – сказал Петр. Затем добавил: – Они имеют полное право поступать со своими покупками по своему усмотрению.

– Вы не хотите сдать свои приборы к нам на экспертизу?

– У нас две астрономические обсерватории, и все наши приборы имеют необходимые сертификаты и гарантии.

– У вас две астрономические обсерватории? Это же очень дорого! Позвольте, тогда зачем вы пришли?

– Перестройка купленного на Ратушной площади дома закончится осенью. Я хочу заключить партнерский договор на временное представление наших интересов в Амстердаме.

Петр положил на стол проект соглашения.

– Взамен мы согласны представлять интересы «Хуббек Ллойд» в филиале нашего банка в Петербурге.

– У вашего банка есть филиал в Санкт-Петербурге? Где находится ваш банк?

– Банк находится в Туле и является собственником более десяти заводов, включая сталелитейное производство.

– Это крупные заводы?

– Они обладают исключительными правами на изготовление оружия для русской армии.

– Ваш банк владеет только металлургическими заводами?

– Завод по изготовлению навигационных инструментов с астрономическими обсерваториями тоже принадлежит банку.

Управляющий стал похож на человека, который открывал дверь любовнице, но увидел за дверью тещу.

– Я должен подумать, – наконец выдавил он.

– Если через неделю решения не будет, я пойду в банк «Америка». Это следующее здание на этой улице. Пока возьмите на хранение под обычные проценты. – Петр сделал знак охраннику.

Охранник поставил на стол необычный чемоданчик. Петр открыл ключиком браслет на руке охранника, а другим ключиком сам чемоданчик. Затем набрал цифровой код и открыл.

– Здесь двести двадцать две тысячи гульденов.

Управляющему потребовалось несколько минут для возвращения способности говорить внятно. «Хуббек Ллойд» стал первым банком, чьи интересы были представлены в России.

Императрица отложила бумаги и подошла к окну, Орлов остался сидеть на стуле, у торца стола.

– Что ты думаешь об этих трех бумагах? – спросила Екатерина II, продолжая смотреть на лед Невы.

– В науках силен, хоть и молод.

– В науках силен, оружие хорошее делает. Слышала, пули знатные придумал и отливает на своем заводе.

– Стрелял из его нарезных ружей, очень хороши. И бьют далеко, и заряжать легко, а пулями этими, говорят, он слонов стрелял. Тонкое дерево срубают, как топором. Кирасу насквозь пробивает.

– Чем наградим юношу?

– Дай землицы да деревеньку за старания.

– Гриша, ты о чем сейчас думаешь?

– О твоей попке и груди, как я все это целую.

– Он свою землю уже в аренду вольным крестьянам сдает. Своих людей на земле и заводах боле десяти тысяч! «Дай землицы да деревеньку за старания!» Он через генерала Махотина пятьсот дворов за раз взял!

– Забери обратно.

– На дело взял, нельзя забирать!

– Оставь ему, если нельзя забирать.

– Решено, подписываю указ о даровании земель на Урале, где руды сам найдет.

– Правильное решение: и ему приятно, и тебе польза.

Нужен удачливый рудознатец. Земли огромные, а проку мало, она продает в Англию зерно и железо в обмен на серебро и золото. Вон Швеция, совсем малая да много золота, серебра, меди, свинца и железа. Армию держит чуть не вровень с Россией, каждый второй мужчина в армии. Карл XII вообще всех мужчин под ружье поставил, за что свои офицеры и убили. В Швецию зерно она тоже продает, золото – но и есть золото.

– Присмотрись к нему, когда приедет. Во дворец пригласи.

– Зачем он тебе во дворце с рассказами, как железо делать. Демидов разговорами о заводах да жалобами на крестьян надоел.

– Донесли мне, он из Японии приехал да в Китае бывал, арабские страны видел. Вот и посмотри, пригласи во дворец, если не скучен. Может, что полезное скажет.

– Про заморские страны и я хочу послушать. Говорят многие, да с чужих слов, сами ничего не видели.

Варфоломей Сидорович потерял покой и сон. Пламенная регенеративная печь скоро будет готова и встанет на просушку. А легирование железа не получается. Свои записи он выучил наизусть. Сергей Николаевич его предупреждал, что ферросплавы – вещь сложная и пройдет год до первой удачи. Но процентный состав присадок сказал точно. Значит, и получиться должно быстрее. Образцы инструмента из легированной стали, которые дал хозяин, были намного прочнее аналогичных образцов заводского производства. Варфоломей Сидорович старался быстрее найти способы легирования. Различных руд с Урала навезли много, но эти руды не желали растворяться с железом. Хозяин ему говорил, что для соединения железа и особых руд сначала выплавляют ферросплавы. Затем ферросплавы добавляют в жидкую сталь. Ферросплавы должны выглядеть как кричное железо или шлак.

Линия пушечных стволов работала, не мешая ружейному производству. Первая собранная пушка показала отличный результат. Надежная прицельная стрельба на пять километров. Но Сергей Николаевич приказал делать только внутренние стволы и приготовить оснастку для литья остального. Ему виднее. Закончили проект улучшенного парового котла и паровой машины. Когда хозяин потребовал изменения внешнего вида, Варфоломей Сидорович не выдержал:

– Какая разница, эта форма для заслонки или новая? Никакой разницы!

– Не скажи, голубчик, разница очень большая. Новая ручка выглядит лучше и для руки удобнее.

– Но работают они одинаково.

– Работают одинаково, но новая ручка приятнее.

– Почему ты приказал тягу сместить на полметра.

– Смазчик головой за тягу цепляется.

– Голову нагнет и цепляться не будет.

– Тягу на полметра сместить нетрудно, и голову нагибать не надо.

– А манометры зачем красить – делить на зеленые, желтые и красные сектора?

– Бросил взгляд на манометр, и ясно, в каком режиме котел работает.

Так они долго пререкались, но модифицированная продукция теперь нравится и самому Варфоломею Сидоровичу. «Выглядит элегантно», как говорит хозяин. Пора спать, с утра снова к тиглю. Он занимается железом в десятом колене – и обязательно найдет решение. Будет варить особую сталь, самую лучшую.

Тимофей подписал всю стопку бумаг и позвонил в колокольчик. Секретарь, скользнув по кабинету тихой мышкой, вынес подписанные документы. Прошло чуть больше года с того времени, когда Аграфена Фоминична велела ему сопровождать молодого и ничего не понимающего в делах дворянина. Молодой дворянин оказался очень ловким в делах. Через год Тимофей, для которого раньше рубль в кармане был мечтой, распоряжался тысячами рублей в день. В Туле выросла Алексеевская улица. Банк, затем особняк Сергея Николаевича, следом управление заводами, где Тимофей сейчас и сидел. Напротив особняка дом Иосифа Аврумовича и его дом. Следующим стоял дом Варфоломея Сидоровича. Далее стояли дома управляющих заводами и помощников Тимофея.

Требование Сергея Николаевича разделить заводы и считать все порознь он воспринял как блажь. Зачем, спрашивается, все считать два раза, если хозяин один? Заводы разделили на сталелитейный и прокатный, которым занимался Варфоломей Сидорович. Там же делали и пушки. Остальные выделили как завод оружия, завод котлов, завод паровых механизмов и часовой завод. Когда подвели первый месячный баланс, Тимофей все понял. Отчет показал прибыль каждого завода в отдельности. Когда Сергей Николаевич велел раз в неделю собирать управляющих всех заводов, Тимофей снова засомневался. Зачем ему еженедельно управляющий стекольным или кирпичным заводом? Управляющие производством витражей или медных колечек со стеклышком вовсе не нужны.

Начали собираться еженедельно, и понял не только он. Все поняли необходимость еженедельных обсуждений. Сергей Николаевич называл это «большим советом мозгов». Иногда переиначивал в «совет больших мозгов» и всегда присутствовал, если был в Туле. Сидел молча, высказывал Тимофею замечания или мысли только наедине. Иосиф Аврумович, наоборот, говорил очень много и ехидно. Но все привыкли друг к другу, и никто не обижался. При необходимости помогали советом или делом. Только посмеивались над дежурной репликой Иосифа Аврумовича: «Я банкир, прихожу сюда деньги брать, а не давать».

В новом письме Сергей Николаевич требовал покупать железо на заводах Урала. Постепенно создавать условия для строительства заводов в Нижнем Новгороде. Развивать производство котлов и паровых машин. С письмом Тимофей был согласен, прибыль за паровые машины была очень высокой. Прибыль уступала только часовому производству. В Тамбове начали сборку механизмов наручных часов. Образцы корпусов и браслетов лежали у Тимофея в ожидании одобрения. Производство швейных машин потрясло Москву сильнее пожара. Поступающие деньги лишали речи даже Иосифа Аврумовича. Наполненные опилками медведи и зайцы расхватывались прямо в цехах. Фаянсовая посуда стала мечтой в любом доме.

Прихоть хозяина с роялем и пианино неожиданно переросла в очень прибыльное дело. Пришлось в спешном порядке строить еще двемузыкальные фабрики. Музыкальные инструменты с фабрик Москвы, Сяси и Тамбова расходились по всей России. В папке заказов были адреса из Европы. Тимофей этой музыки не понимал, но получаемые деньги значительно перекрывали затраты. В Тамбове организовалась какая-то консерватория. Группа энтузиастов занималась «улучшением звучания». Хозяин приказал не обижать их и даже платить деньги.

Хорошие новости из Амстердама, Петр и Авраам отлично справились с задачей. По весне отправит им новые партии товаров. Оба переехали в хорошие дома и заняты в Амстердаме в основном вербовкой людей. Возможным переселенцам показывают образцы товаров, изготавливаемых на заводах. Предлагают выбирать любой завод или профессию. Крестьян сманивают обещаниями дать плодородные земли и два года без налогов. Капитан любого корабля получал двадцать копеек за семью переселенцев, когда приводил их в бывший дом Авраама возле порта. В Москву, Тулу и Тамбов уже приехали восемьдесят девять семей. Восемь моряков ждали спуска корабля на сясьской верфи. Появились первые семьи из Польши, Литвы и Чухони.

…Новая проблема называлась «овцы». В своем письме Сергей Николаевич высказал сомнение в высокой доходности земель Нечерноземья. Лен и конопля продавались в избытке, разводить коров и заниматься сырами в больших объемах нет смысла. В России много сыров не продашь, а в Европе своих сыров в достатке. Шерсть ввозят из Персии, и цены на шерсть высокие. Хозяин предлагал купить овец на границе с Турцией. Кого туда послать и как все это сделать? Придется поломать голову. Сергей Николаевич подсказывал обратиться за помощью к казакам. Для начала Тимофей решил послать своего человека к казакам.

Глава 5 Петербургские новости

Ноябрь, и все покрыто снегом. Сергей поехал осматривать земли, перешедшие в его собственность через банк. Кроме Михаила его сопровождал Николай Кочеряко и приказчик из «команды» Тимофея. Николай был нужен как спарринг-партнер и опытный путешественник. Приказчик Семен был ответственным за новые земли. Осмотренные маленькие фабрики ничего не подсказали, кроме одного: нужны паровые машины. Будет паровая машина с приводом на станки – будут и станки модифицироваться. Никаких идей усовершенствования ткацких и канатных производств нет. В ХХ веке Сергей не сталкивался с таким производством.

В первых числах декабря остановился в имении обретенного дяди Афанасия Сергеевича Алексеева. Имение досталось как приданое за женой, приятной хохотушкой Анастасией Борисовной. Сергей решил передохнуть перед дорогой в Тамбов. Заодно отправить Михаила в церковь подучить Закон Божий. Если прочим наукам он мог учить второклассника сам, то церковные вопросы были вне его компетенции и знаний. Сергей решил передать Михаилу все свои знания. Для этого требуется базовое образование, то есть Михаил должен окончить гимназию и технический вуз.

Вместе с тем Сергей начал готовить для своих детей завещание. Не в смысле кому сколько денег, нет. Он начал составлять историю наоборот, ступени развития науки и техники. Послание потомкам должно быть очень подробным и внятным. Нельзя ничего упустить. Отсюда и решение сразу взяться за составление завещания. Постепенно, день за днем, год за годом. В спешке больше пропустишь, чем напишешь.

Из пятерых детей Афанасия Сергеевича и Анастасии Борисовны в имении жили только двое младших сыновей. Двадцатидвухлетний Павел и девятнадцатилетний Юрий. Павел не хотел идти на государственную службу, а Юрию еще было рано. В России призывной возраст двадцать один год не будет изменяться до Хрущева. Вечерами собирались вместе на неторопливые беседы. Главным рассказчиком всегда был Сергей. Вот в один из таких вечеров прибыл казак с пакетом. Пакет из канцелярии Берг-коллегии железных и рудных дел. Сергею предписывалось быть в Петербурге после Рождества.

– Что случилось, Сергей? От кого пакет? – спросил Афанасий Сергеевич.

– В Петербург вызывают. – Он протянул бумагу.

Афанасий Сергеевич внимательно прочитал письмо и протянул его жене. Двоюродные братья подошли к матери.

– Зачем ты нужен Берг-коллегии железных и рудных дел? Или на службу просился?

– На службу я не хочу, у меня здесь головной боли достаточно. Послушай, Павел, а не поможешь ли мне с моими имениями под Тамбовом?

– И чем я могу тебе помочь?

– У меня там много земли, конный завод, и в деревнях более двух тысяч душ, усадьба летом будет готова. Барин нужен, за порядком следить.

– Без барина крестьяне управляющего не очень слушают, – вставила Анастасия Борисовна.

– У меня времени совсем нет смотреть за землями, за заводами смотреть еле успеваю.

– Ты прав, Сергей, – вступил в разговор Афанасий Сергеевич, – без барского надзора земли оставлять нельзя, как крещенские морозы пройдут, так Павел и поедет.

– Усадьба летом будет готова.

– Жить пока будет у твоей бабушки Алевтины Мефодиевны.

Утром Сергей начал собираться в дорогу.

– Тебе некуда торопиться, за две недели спокойно доедешь, – сказал Афанасий Сергеевич.

– Мне в Тулу заехать за бумагами надо.

Никто не обратил должного внимания на строки об Академии наук. Ему надлежало делать доклад в академии. Помня лекции в Московском университете, он хотел взять все свои бумаги. Решил взять с собой и логарифмическую линейку. Для сясьской верфи необходимо привезти чертежи и модели кораблей. Настало время поговорить с корабелами профессионально.

Рождество встретили в Великом Новгороде. Для Сергея все праздники были просто датами. За годы морской жизни привык относиться к праздникам равнодушно. В море не празднуют, а служат, или работают. Но обижать Николая и Михаила незачем. Утром двадцать девятого декабря пришел в канцелярию Берг-коллегии железных и рудных дел. Канцелярский работник спросил, где господин Алексеев остановился, и сделал отметку в бумагах.

– Вас оповестят, ждите.

Петербург показался крошечным. С материковой стороны дома уходили за Фонтанку только по Невскому, Московскому, Вознесенскому и Измайловскому проспектам. Дальше только склады, казармы. На месте нынешнего Литейного проспекта кузнечные и литейные заводики. Острова были застроены только со стороны Невы. Такие маленькие размеры города шокировали. Петербург был намного меньше Москвы. Возможно, вид Москвы XVIII века шокировал москвича XXI века. Сергей Москву знал плохо и воспринимал этот город спокойно, не с чем было сравнивать. За два дня на санях осмотрели весь город. Михаил с Николаем восхищенно смотрели на столицу. Теперь разговоров будет на много лет.

Нанес визит генералу Махотину и был радушно принят:

– Рад тебя видеть, Сергей Николаевич. Когда визит к генералу Сумарокову?

– Не знаю, велели ждать.

– Проходи и устраивайся, сейчас попьем чаю, и ты все расскажешь.

– Рассказывать особо нечего, на заводах ничего нового. Пламенную регенеративную печь сделали, начали опыты с пушкой.

– Ты говоришь, ничего нового и нечего рассказывать. Что даст новая печь?

– Сталь выходит лучшего качества, появилась возможность легировать присадками.

– Это что-то новое! Какие примеси вносите?

– Пытаемся легировать сталь хромовой и ванадиевой рудой, сталь должна стать прочнее.

– Никель и кремний не пробовали?

– С кремнием получилось быстро, с никелем еще не начинали.

– После встречи с Сумароковым тебе ждет приятный сюрприз в Академии наук, готовься к выступлению.

– Готовлюсь, вот успели на заводе сделать пять особых линеек для сложных математических расчетов.

Генерал Махотин долго изучал линейку, затем с сожалением вернул.

– Возьмите, это мой рождественский подарок.

Одной лекцией Сергей не отделался. После благосклонного разговора с генералом Сумароковым он был принят в академии. В торжественной обстановке получил свидетельство почетного профессора Московского университета. После этого был принят почетным академиком Российской академии наук. Его попросили прочитать в Петербургском университете лекцию о металлургии, и началось. Лекция о металлургии вызвала оживленную дискуссию, которая на другой день перешла в лекцию по физике. Лекции по физике продолжались две недели. Но первый день начался с возражений, Сергея прервали вопросом:

– Скажите, дорогой профессор, а что такое килограмм и что такое метр?

– У меня с собой в кармане нет ни килограмма, ни метра, но эталоны я взял с собой, они в Петербурге.

– Зачем вы придумали новую систему мер?

– Новая, десятичная система мер принята во Франции для облегчения теоретических расчетов.

– Теоретические расчеты можно делать и в обычной системе мер.

– Простые расчеты можно, но что будет при расчете производительности парового котла?

– Чем новая система может помочь в этих сложных расчетах?

– Начав с пудом дров и ведром воды, вы будете месяц переводить только систему мер. С десятичной системой расчеты намного быстрее, литр воды эталон килограмма.

После двухнедельного цикла лекций по физике его приняли действительным членом Российской академии наук. Сергей перешел к лекциям по теории навигации и астрономии. Логарифмическая линейка потрясла ученый мир Петербурга. Сложные многодневные расчеты сокращались до нескольких часов. Затем лекции по прочности корпуса и сопротивлению материалов. Гидрология, картография, метеорология – одним словом, все свои знания выскреб и выложил. Последовало предложение от начальника морского корпуса Нагаева прочитать курс лекций будущим морским офицерам.

В морском корпусе, практически в родных стенах, Сергей оттянулся по полной. Читал лекции вплоть до тактического маневрирования и комплексного применения оружия. Количество морских офицеров увеличивалось от лекции к лекции. Порой лекция превращалась в диспут или даже спор. После одной из лекций его представили братьям Орловым, Григорию и Алексею. Гвардейские офицеры произвели приятное впечатление своей эрудицией и простотой общения. Алексей был заинтересован лекциями, а Григорий просил рассказать об океанском плавании. Памятуя о скорых морских баталиях под руководством Алексея Орлова, Сергей предложил на завтра поговорить о тактическом построении морского боя. Закончить лекции он планировал общим географическим обзором.

К середине февраля назначил сборы, лекции в Морском корпусе заканчивались. Рассказал все, что помнил. Заканчивать передачу своих знаний балаганом «а вот помню, однажды…» он не хотел. После завершающей лекции в Морском корпусе братья Орловы пригласили Сергея в карету. По дороге Григорий сказал:

– Давай заедем в Зимний дворец, с императрицей познакомим.

Встреча с императрицей не входила в планы Сергея. Да и жизненная мудрость гласила «чем дальше от начальства, тем целее будешь», и он отказался.

– Спасибо за приглашение, господа, это большая честь для меня, но я не готов.

Братья удивленно переглянулись. Любой провинциал упал бы на колени и сапоги целовал за честь увидеть царицу. А этот спокойно отказывается, «я не готов». Одет по высшему разряду, выправке и манерам любой гвардейский офицер позавидует, и не хочет быть представленным во дворце!

– К ужину собирается весь свет Петербурга, послушать тебя всем будет полезно. И Екатерине интересно, твой отказ никто не поймет.

Сергей понял: это инициатива из дворца, а не экспромт фаворита. Отказ императрице будет себе дороже.

– Это большая честь для меня, – повторил он, – я постараюсь быть полезным.

Братья еще раз переглянулись, удивляясь холодному спокойствию приглашенного. Сергей принялся расспрашивать о нюансах дворцового этикета.

Когда вошли в небольшой зал, Григорий громко сказал:

– Академик Академии наук, профессор Московского университета, отставной морской офицер Алексеев!

Сделав общий поклон, Григорий пошел во внутренние покои дворца. Гости императрицы посмотрели на Сергея с вялым интересом. Если в качестве сегодняшнего развлечения выбран этот юноша, то будет скучно. Григорий вошел в уборную Екатерины, где служанки зашивали императрицу в новое платье, и сказал:

– Он пытался отказаться!

– Хотел отказаться от моего приглашения? – императрица резко повернулась.

– Нет, я приглашал его от своего имени.

– Однако интересный юноша… Ты приглашаешь во дворец, а он отказывается, невероятно!

Сергей бегло осмотрел зал, он был в Зимнем дворце несколько раз. Но сейчас он видел перед собой не холодный музей, а жилые помещения. Заметил у стены рояль своего завода и показал слуге на стул и на рояль. Слуга непонимающе посмотрел на него, Сергей подошел к слуге и сказал:

– Поставь этот стул у рояля.

– Зачем?

– Ты здесь для выполнения приказов или для расспроса гостей?

Слуга пожал плечами и перенес стул. Сергей сел за рояль и заиграл собачий вальс. Гости зашевелились и начали оживленно переговариваться. Алексей Орлов подошел ближе, но ничего не сказал. Когда пальцы размялись, Сергей стал играть мелодию, известную всем военным морякам Заполярья. Мелодию песни «Прощай, любимый город».

– Откуда музыке научен? – спросил Алексей.

– В кают-компании все офицеры умеют играть. Многие намного лучше меня играют, я сам учился у знающих офицеров.

– Зачем офицерам уметь играть? – пожал плечами Алексей.

– Оркестр в океане каждый день слушать не будешь, а за роялем можно душу отвести.

Всех позвали в столовую, вошла императрица и пригласила садиться. Сергей выбрал нейтральное место. Екатерина наблюдала за юношей. Внешне хорош и статен. Пользуется приборами с привычным изяществом и даже легкой небрежностью. Вот он потребовал вина, не понравилось, потребовал другого. Удовлетворенно кивнул только после четвертой бутылки. Что-то сказал равнодушному слуге, и тот вдруг побежал. Екатерина удивилась, подозвала старшего слугу. Ее слуги иногда шалили с гостями, особенно с незнатными провинциалами. Но чтобы бегали, она никогда не видела.

– Что там случилось? – спросила Екатерина, показывая глазами на юношу.

– Он приказал разбавить вино водой? А кто воду во дворце пьет?

– Почему слуга побежал?

– Ефим удивился, а барин в ответ: «Почему стоишь, словно яйца отморозил, бегом!». Да так сказал, что Ефим сначала побежал, а потом понял, зачем бежит.

Екатерина весело захохотала и, вытерев слезы смеха, велела:

– Скажи этому, с отмороженными яйцами, – и снова засмеялась, – пусть хорошо прислуживает гостю, – сквозь смех закончила императрица.

Да, интересный юноша, надо будет велеть присмотреться к нему. Ближе к концу ужина она сказала:

– Алексеев, я смотрю, ты вино с водой пьешь. Или не нравится мое вино?

– Привычка, в тропиках много пить хочется, а если воду с вином смешивать, и жажду утолишь, и голову не закружишь, твое вино хорошее – похоже, из Авиньона.

– Слышала, ты повидал много, даже в Японии служил. Что скажешь про Японию?

– Страна бедная, рис и рыба. Все безбожники – Христа не знают. Своих богов и идолов нет, армия слабая, флот только голландский, торгуют шелком.

– Почему никто не заберет острова, если армия слабая?

– Кому нищие нужны? Захватишь, а потом корми.

…В XVI веке испанцы нашли Японские острова и за две недели их захватили. Самураи новой мифологии тараканами разбежались по щелям. Золота и серебра испанцы не нашли и покинули острова. Культ преданного своему хозяину воина зародился во второй половине XIX века. Тогда американцы начали вывозить японцев для работы на своих полях и шахтах. В это время уже шла активная колонизация Африки, и европейские страны негров не продавали.

– А что за люди живут, какими науками занимаются?

– Никаких наук у них нет, дворяне пишут стихи да мечтают, глядя на небеса. Согласно легенде, император Китая отправил этот народ искать священный лотос. Они нашли лотос на этих островах, но цветок был столь прекрасен, что они остались жить рядом.

– Если только мечтают да стихи пишут, кому они нужны?

Екатерина встала и пошла в зал, придворные последовали за императрицей. Сергей в толпе прошел в зал и стал высматривать удобное место. Но услышал голос царицы:

– Алексеев, подойди ко мне.

Не хотел он ехать во дворец, сейчас не его время. Ему надо как минимум еще два года. Он спокойным шагом подошел к Екатерине и согласно с уставом встал в двух метрах.

– Наслышана о твоих делах и стараниях на благо империи. В ученых трудах твоих не понимаю, но знающие люди оценивают очень лестно. Решила даровать тебе уральские земли под заводы, где руду сам найдешь.

– На Урале рудных мест не осталось. Есть серебро, изумруды, топазы, малахит и мрамор. И рабы там готовы бунтовать, построишь заводы, а рабы взбунтуются и сожгут.

– Ты за свободу от крепости ратуешь?

– Говорить о свободе легко, да сделать трудно. Идеей свободы можно всю Россию уничтожить.

– Интересно говоришь, думал над этим?

– А кто о величии России не думал?! Но в одночасье легко сделать всех несчастными, а счастье добывается долгими трудами.

– Можешь дельный совет мне дать?

– Совет дать не могу, очень трудное это дело и одному не по силам. Но мысли свои нужным людям могу сказать.

– Придешь утром в десять часов. Румянцев, Долгорукий, Елагин! И вам быть вовремя. Так говоришь, серебро на Урале есть? Место покажешь?

– Точное место не укажу, только знаю, что на землях Демидова.

Все повернули головы в одну сторону, с дивана встал сорокалетний мужчина, поклонившись, сказал:

– Государыня матушка, позволь гонца отправить.

– Ступай и приходи с доброй вестью. – Екатерина смотрела вслед сузившимися глазами.

– Много там серебра? – спросил Григорий.

– Нет, серьезно казне не поможет.

– А золото где знаешь? – снова спросил Григорий.

– Знаю три места, два очень богаты золотом.

– Где?

– Мне нужна карта, на словах объяснить трудно.

Екатерина и Григорий пошли в кабинет, Сергей последовал на два шага сзади.

Начали рыться в атласах и картах, но Сергей остановил их:

– Мне самому будет легче найти, только покажите, где и что лежит.

Карты выглядели смешно и были весьма приблизительными. Но он уже привык и быстро достал нужные карты, показал металлургические районы Центральной Сибири.

– Очень богатая железом и рудами земля, лучшее в мире место.

Достал карту с рекой Лена. Вместо верховья – сплошные белые пятна.

– Здесь богатые золотом места. Послать экспедицию с казаками – быстро найдут.

Следом карты экспедиций Беринга и Коцебу.

– На реке Колыма золото лопатой копать можно, разведку послать вот с этого места, Магадан называется.

Затем продолжил:

– Здесь живут якуты. Очень богатые алмазами места, в тысячу раз богаче Индии. Здесь река Клондайк золото можно руками собирать, как грибы после дождя. Есть и другие места, но Европа нам быстро дорогу перекроет, флота у России нет.

– А если флот построить? – глаза Григория горели деловой энергией.

– Флот строить да людей учить – двадцать лет пройдет. Эти места материковые, через пять лет все освоить можно. Главное – хорошие крепости заложить в правильных местах.

Сергей закрывал листом бумаги белые пятна и дорисовывал по памяти контуры рек, океанские берега и острова. Прорисовал Амур и Великую Китайскую стену, посоветовал места закладки крепостей.

– Если будут вольные люди, сами все сделают, и не угнаться за ними. А насильно переселенные разбегутся. Россия – богатая страна, а ты – великая императрица.

– Я слабая женщина и падкая на лесть. Говори, что просишь.

– Дозволь мне взять земли под шахты и заводы на этих местах. – Сергей указал район Донецка и Кривого Рога.

– Здесь крымские татары балуют, казаки их все лето по полю гоняют и сами порой головы кладут. Когда татары прознают про заводы, то все сожгут, людей в плен заберут.

– Недолго им гулять осталось, скоро твои солдаты им сапогом под зад дадут.

– Я Турции войну объявлять не буду, – встрепенулась Екатерина.

– Худой мир лучше доброй ссоры, с этим я согласен. Дашь мне эти земли?

– Завтра утром указ получишь. Почему не хочешь земель за Уралом? Сам сказал, очень богаты земли рудой.

– За речушкой телушка полушка да рубль перевоз. Тебе тысячу пудов золота оттуда привезти легко будет. Мне миллион пудов железа везти – выбросить проще. Сначала порт на Тихом океане построй, тогда и железо повезу.

Екатерина кивнула головой, золото и серебро ой как нужны. Очень полезным оказался юноша, дам земли под шахты и заводы.

– Ваше величество, позволь откланяться.

– Иди, и завтра жду в срок.

Без пяти десять Сергей вошел во дворец. Слуги повели его в рабочий кабинет. Императрица сидела за столом, Румянцев, Долгорукий, Елагин и еще пятеро сановников сидели в креслах.

– Садись и говори. – Екатерина указала на кресло.

– Ликвидация крепости напрямую зависит от общего финансового состояния России, решить этот вопрос в одночасье невозможно.

– Почему нельзя одним указом дать свободу крепостным? – спросил Мордвинов.

– На следующий день взбунтуются дворяне, есть им будет нечего. И первыми будут гвардейские офицеры. Ведь крестьяне на свободные и плодородные земли убегут.

– Интересная мысль. И что делать? – спросил Румянцев.

– Реформа должна быть многоступенчатой и рассчитанной на годы.

– Сколько продлится реформа? – спросил Елагин.

– Переход со ступени на ступень будет зависеть не от времени, а от состояния казны.

– Как реформа будет зависеть от казны?

– Если поступления денег в казну увеличится, можно делать новый шаг. Реформа не должна ухудшать жизнь и истощать казну.

– Какой первый шаг? – спросила Екатерина.

– Изменение системы сбора налогов. Подушный налог пассивен, а налог с имущества трудно рассчитать и легко обойти. Надо ввести налог с оборота.

– И что это за налог? – спросил Долгорукий.

– Доходы минус расходы – вот прибыль. Ее и облагать налогом.

– Так обманывать будут, – не выдержала Екатерина.

– Не смогут – легко проверить. Я укажу, сколько заплатил за руду, выплатил жалованье, сколько получил за железо. Демидов укажет, сколько я ему заплатил за руду. Щукин укажет, сколько заплатил мне за железо. Рабочий укажет, сколько жалованья получил – не скрыть эти деньги. Казна не будет получать лес, зерно и железо, казна будет получать деньги.

Екатерина задумалась. В 1766 году она продала за границу десять миллионов пудов пшеницы и полтора миллиона пудов железа, да еще много прочих товаров. А тут чистые деньги без хлопот.

– Дальше, – велела она.

– А где указ на южные земли?

– Держи. – Она протянула указ.

Сергей внимательно прочитал указ. Теперь он владел огромной территорией от Кавказских гор до Карпат. Треть этих земель еще не принадлежит России. Заселять их невозможно до взятия Крыма. Но это более чем щедрый подарок, это неразумный подарок.

– Дальше – создать Земельный банк и передать ему все земли. Банк продает и покупает все земли, сдает их в аренду. Банк подчинен Министерству финансов.

– Я не смогу одаривать верных людей землей? – удивленно подняла бровь Екатерина.

– Да, сейчас ты щедрой рукой даровала мне земли. С Земельным банком ты должна дать мне указ на земли в миллион рублей («Какой миллион – здесь миллиарды!»).

– Какой разбойник! Обворовал бедную женщину! – притворно возмутилась Екатерина.

По ее мнению, она вообще ничего не даровала.

Смысл Земельного банка поняли все, и всем понравилось. Только Екатерина думала о новой идее орденов для награждения отличившихся.

– Следующий шаг – свобода казенным крестьянам. В первый год это может привести к снижению налогов. Часть крестьян переселится на плодородные земли.

– Только крестьян? Или рабочим казенных заводов тоже свобода?

– Потребуется повышение жалованья рабочим казенных заводов. Часть рабочих уйдет с заводов Урала и Сибири.

– Все рабочие уйдут, заводы встанут.

– Одни уйдут, другие придут. Не все хотят работать на заводах. Но и не все хотят пахать землю.

Снова активное обсуждение. Екатерина и сановники заинтересовались. Новый шаг – дворяне могут продать крестьян только Земельному банку. После чего крестьянин становится свободным. Последний шаг – поэтапный принудительный выкуп крестьян с резким повышением жалованья дворянам на государственной службе. Все активно обсуждали новый подход к ликвидации рабства. Как понял Сергей, рабством крестьян тяготились все, но не видели достойного выхода. Екатерина приказала подать обед в кабинет. Обсуждение продолжалось во время еды и начало затухать в задумчивом молчании за самоваром в четыре часа дня. Сергей встал:

– Ваше величество, позвольте откланяться, спасибо за радушный прием и ласку, за хлеб-соль и возможность высказать свои мысли. Мне надо ехать.

– Уезжаешь в Тулу?

– Сначала поеду на свою верфь, потом в Тулу.

– Уже и верфь купил, неуемный. Зачем тебе верфь?

– Золото тебе возить, матушка царица.

– Езжай. И служи верой и правдой.

Прощание было теплым. Еще недавно Сергей не хотел ехать во дворец, но, уезжая из Петербурга, не жалел о встрече с Екатериной II и ее сановниками. Возможно, будет найдено решение отмены крепостного права. В Англии поступили просто: объявили крестьян свободными – и все дела. Дворяне выгнали крестьян со своих земель. Крестьянские дома тоже стояли на землях лорда. Дворяне пустили на поля овец. По полям потекли реки крестьянской крови. Но Лондон был вполне обеспечен за счет серебряных рудников. Удар киркой – и казне шиллинг, удар – шиллинг. Россия не могла пойти по европейскому пути. Россия как раз снабжала Англию едой и железом. В Англии у бывших крестьян был только один путь: служба в армии или на флоте.

До поселка Сясь добирались два дня. Сергей познакомился с главным корабелом Евстафием Петровичем Боголюбовым и восемью голландцами – четырьмя капитанами и четырьмя штурманами. Четыре торговых парусника стояли на стапелях – пузатые сорокаметровые корабли на тысячу тонн каждый. Три мачты с косым парусным вооружением. Готовность к спуску на воду в апреле, восемь пушек для каждого корабля стояли под навесом. Без пушек нельзя показываться в море. Пираты могли напасть уже в Финском заливе.

Первый день прошел в общем знакомстве с верфью, людьми и лесопилкой. Потом Сергей посетил деревообрабатывающий цех, переговорил с голландцами. Корабли им понравились, только слабоваты, через десять—пятнадцать лет потребуют ремонта. Сергей засмеялся:

– Господа, я планирую менять корабли через семь-восемь лет, старые продам. Вот другой хозяин пусть и ремонтирует.

Приказал в затоне вырубить большую прорубь и поставить над ней сарай с обогревом. На опыты с моделями позвал Евстафия Петровича. Корабел поначалу смотрел на эти опыты как на забаву барина. Но, поняв суть, принял активное участие. После завершения опытов, когда выбрали образец с наиболее удачной формой корпуса, он сказал:

– Правильная задумка у тебя, барин. Бывает, десять кораблей построишь, пока правильные обводы подберешь. А тут детские кораблики по воде погонял, и все ясно.

– Первое время модели в затоне прогонять будем, потом построим опытный бассейн. Пойдем чертежи лучшей модели смотреть и думать, как строить корабли.

Сергей развернул чертежи и показал их Евстафию Петровичу. Корабел внимательно рассмотрел все листы и вынес вердикт:

– Не получится. Мачты слишком высокие – такелаж такие мачты не выдержит, и даже слабый ветер их сломает.

– Такелаж не пеньковый, а стальной будет – витый из стальной проволоки.

– Стальные тросы придумал… Умен ты, барин. Но не получится, ветер перевернет такой корабль.

– Расчеты показывают, что нужно сто тонн балласта. Разложим вдоль киля сто тонн камней.

Евстафий Петрович продолжал перекладывать листы чертежей:

– Очень необычный корабль получится. Я все удивлялся твоему приказу клееные мачты готовить. Теперь понятно: корабль будет очень ходок и, судя по усилениям под артиллерийской палубой, с мощными пушками.

– Двадцать четыре пушки по бортам, две на носу и одна на корме.

– Ты что за корабли задумал?

– Фрегат для океана, от военных кораблей и от пиратов легко уйдет, а нужда заставит – так врага насмерть укусит.

– Место для рулевого хитро расположил, ему и паруса видны, и от врага укрыт, перо руля целиком под водой, и привод к рулю ядром не достать.

– Врагу нельзя давать шанс даже на один удачный выстрел.

– Опытен ты в морских боях, все предусмотрел.

– Всего не предусмотришь… Железо для киля и шпангоутов со стрингерами с лета получать начнешь.

– Ты и стальной дюймовый лист по ватерлинии пустить хочешь? Пушечный расчет такими листами прикрываешь. Они ядро крепостной пушки выдержат. Когда закладываем?

– Первые два спустишь на воду следующей весной, через год еще четыре. Далее каждый год по шесть фрегатов.

– Что с торговыми кораблями? Твои фрегаты больше трехсот тонн груза не возьмут.

– Делай не меньше четырех в год, размеры по мере возможности увеличивай до двух тысяч тонн.

Сергей занимался верфью и проектами кораблей до конца марта, по последнему снегу поехал в Тамбов.

Варфоломей Сидорович радовался, как ребенок. Опыт с легированием стали прошел успешно. После получения ферросплава он еще сомневался в удаче общей плавки. Но все получилось хорошо. Сегодня вторник. День, когда он проводит еженедельное собрание технических директоров всех заводов. Вопросов, как всегда, больше, чем ответов. Сергей Николаевич приветствует новинки в технологических процессах, всегда платит наградные за удачные решения. Собрание будет шумным, с обсуждением различных идей. И первая тема – испытание снарядов для морской пушки. Было поручено создать три типа снарядов. Собственно снаряд, книппель и шрапнельный снаряд. Первый и третий варианты были просты. Сергей Николаевич сам нарисовал эскиз снаряда и сказал:

– Для стрельбы шрапнелью снаряд делаете полым, внутри картечь и порох. Ставите дистанционную трубку, и снаряд взрывается в воздухе. Картечь сверху накрывает противника.

А второй тип снаряда не получался. Две половинки ядра, соединенные полуметром цепи, вращались в воздухе. При стрельбе из нарезной пушки книппель с ужасным воем пролетал меньше километра. Увеличить дальность никак не удавалось. Ежедневно испытывали до десяти самых невероятных комбинаций. От жуткого воя снарядов вокруг разбегалась вся живность. Пробовали скрутить две половинки проволокой, но она разрывалась на произвольной дистанции – какой прок с такого снаряда?

Вторая важная тема – создание передвижной буровой установки. Эта неожиданная задача требовала серьезных раздумий. Сергей Николаевич и сам понимал сложность поставленной задачи – дал в письме разрешение увеличить штат инженеров.

Инженерно-конструкторский центр, как называл этот совет хозяин, собрался в десять часов. Варфоломей Сидорович не удержался, решил похвастаться своим успехом: вопрос по легированию стали успешно решен. Но в ответ на это сообщение был ошарашен пушкарским отделом:

– А мы сделали книппель!

– Рассказывай. Как смогли решить проблему?

– Просто все получилось. Вложили между половинок снаряда малый заряд пороха с дистанционной трубкой и стянули половинки проволокой. Вот и вся премудрость.

– Молодцы, господа! Отработайте соединение половинок стальной лентой, и будем считать задание выполненным. Слушайте письмо хозяина.

Варфоломей Сидорович читал задание на паровую самодвижущуюся буровую установку и поглядывал на инженеров. Интересно смотреть на озадаченные лица.

– Что скажете, господа?

– Зачем ему такой сложный механизм?

– Получил от императрицы в дар степные земли, богатые рудой и каменным углем. Копать лопатой глубокие шурфы можно всю жизнь.

– Понятно, бурить на много проще.

– Буровая установка за полдня на пятьдесят метров пробы возьмет и границы залегания установит.

– Благоволит императрица нашему Сергею Николаевичу, земли дарит, людьми жалует. Наши заводы вдвое больше всех остальных в Туле.

– Сначала рассчитаем потребность бурового станка, после этого будем знать, какая паровая машина нужна.

– С паровой машины сделаем привод на самоходное колесо и на буровой станок.

Технические директора приступили к обсуждению насущных вопросов. Каждый вторник они сидели в кабинете Варфоломея Сидоровича до позднего вечера.

Тимофей закончил читать письмо Сергея Николаевича и посмотрел на притихший большой совет. Даже не в меру разговорчивый Иосиф Аврумович молча переваривал услышанное. Что затеял хозяин? Или он просто случайно получил эти земли. В случайность не верилось, расчетлив их хозяин, ох как расчетлив… Иосиф Аврумович опомнился первым:

– У меня для освоения этих земель нет денег. Да что тут говорить? Для этой земли у Екатерины нет денег! Ни у кого этих денег нет.

– Подожди, не сразу Москва строилась.

– Надо быть безумцем, чтобы взять для освоения эти земли! Но еще большее безумие – эти земли не брать! Я не знаю! И вы меня не спрашивайте!

– Как я понял из письма, мы должны готовить экспедицию. Татары с восточных земель частично осели на заводах в Тамбове, Туле и Москве.

– Правильно Тимофей! Нужен доброволец, поговорить с татарами и набрать людей среди них.

– Я поеду, – встал Зиновий Бабкин.

– С людьми возвращайся по весне, заодно поговоришь с казаками, они обещали в мае овец привезти по Дону и Днепру. Хвастали, что добыча легкая будет.

Остался еще один пунктик – найти специалистов по поиску золота и алмазов. Людей, согласных на экспедицию в Сибирь, Индию, Америку и Африку. Это будет поручено Петру и Аврааму.

Сергей решил остановиться в Москве на несколько дней. Хотел посмотреть организацию работ на заводе швейных машинок и поговорить с преподавателями института. Как он помнил из школьных уроков, в Москве в период восстания Пугачева была эпидемия холеры или чумы. Но завод с поселком был построен за окраиной, на берегу реки Яуза. Эпидемия не должна была достать его людей. Из Москвы планировал ехать в Тамбов, потом в Тулу, летом отправиться к казакам и осмотреть свои новые земли. В Тамбове его интересовали в первую очередь заводы и рабочие. Количество рабочих приближалось к трем тысячам. Как следствие, требовался соцкультбыт. Сергей не хотел заводской жизни по образцу СССР: завод – пивнушка – драка – сон. И сухой закон, введенный еще Петром I, не поможет. Свинья везде грязи найдет. Пора определиться со строительством театра, цирка, боксерского и борцовского рингов.

Поля для игры в городки, лапту и футбол уже были. В Туле построили даже зоопарк, куда планировалось завезти и зверей из Африки. Через год будут готовы два первых корабля и можно будет приступить к своему плану. Колонизация Африки начнется лишь в середине XIX века. Две африканские страны привлекут к себе внимание только в начале XX века. Причина такого позднего освоения проста: берега этих стран не имеют судоходных рек, высадиться с океана в тропические джунгли невозможно. Что такое стена джунглей, мог понять только тот, кто эту стену видел. Сергей видел. В начале XX века на пропущенные земли придут экспедиции со стороны материка. Одну страну назовут Золотым Берегом, потом – Ганой; другую – Сьерра-Леоне. В Гане огромные залежи золота и алмазов. Золота так много, что разработкой алмазов практически никто не занимается. В Сьерра-Леоне, наоборот, добывают миллионы карат алмазов и на золото не обращают внимания. Сергей делал ставку на эти места. Он был в обеих странах и надеялся найти их без карт, по характерным береговым ориентирам. Аборигенов он не боялся: знал, что негры – абсолютно беззлобные пофигисты. Ты их не трогаешь, и они тебя не трогают. Найти негров будет даже проблемой: в джунглях люди не живут. Там вообще на земле никто не живет, вся жизнь в кронах деревьев.

В своем плане он не видел никакой авантюры. Во второй половине XIX века Сесил Родс в одиночку исследует Африку, найдет богатые месторождения и объявит себя премьер-министром республики Родезия, объединив местных негров вокруг себя. Республика Родезия просуществует до революции – до конца XX века. После чего будет разделена на Замбию и Зимбабве. Силового захвата своих будущих земель Сергей не опасался, для надежной обороны достаточно построить у порта одну крепостную артиллерийскую башню. Особенности западноафриканского побережья хорошо характеризует попытка англичан захватить французскую колонию Сенегал в 1942 году.

Единственный порт и столицу колонии прикрывала одна старая береговая батарея. Она не давала кораблям Англии войти в бухту. Английские линкоры преспокойно обстреливали город, но войти в бухту и высадить десант не могли. Наконец, англичане решили высадиться на океанский берег в пяти километрах от бухты. Через неделю флот принял десантников обратно на корабли – за неделю они так никуда и не продвинулись…

До начала выполнения африканского плана Сергей не хотел идти в Зимний дворец. Одно дело – прийти просто так. Другое – когда под окнами дворца стоит корабль с десятками тонн золота и сундуком алмазов. Екатерина возьмет царскую долю золота, но ему и десяти процентов хватит. Алмазов умная женщина не возьмет, ей хватит царской доли с продажи обработанных камней. Императрица – умная правительница, с ней можно иметь дело.

Выехали из Москвы в начале апреля с расчетом приехать в Тамбов через восемь дней. На выезде из города Николай Кочеряко спросил:

– Когда на твои южные земли поедем?

– Ты откуда про эти земли знаешь?

– Весь Петербург говорит, что ты южные земли у царицы выпросил. Татарам мстить за обиды будешь.

– Как я один могу татарам мстить?

– Так ты ехать собираешься – с казаками сговориться.

– А ты боишься обратно к казакам ехать?

– Нет, я из волжских казаков. С казаками междуречья мне делить нечего.

– Татар всей казачьей силой тронуть нельзя. Турция сразу по соплям даст, а Екатерина добавит.

– Так это всей силой нельзя, а малыми отрядами пограбить можно. Татары на малые отряды жаловаться не будут, даже если и обидят крепко. Сами разбойничают, как могут.

– Меня крымские татары не обижали, я с беспризорными татарами Поволжья сталкивался.

– Этих татар мало осталось. Казаки и солдаты ловят их и на землю садят. А они следом за солдатами уходят, не хотят на землю садиться. Ты скажи, Михаил, почему вы на землю не садитесь?

– Так не умеем мы сеять и пахать.

– Наука небольшая, и умения здесь не надо. Работать на земле надо.

– Все народы живут по своим обычаям и традициям, – вступил в разговор Сергей, – если татары веками пасли лошадей, то коров пасти не смогут.

– Ты попробуй с двадцати лошадей двадцать человек прокормить, – заговорил Михаил, – в день десять глотков кобыльего молока каждому да кусок кобыльего сыра. Праздник у костра, если куропатку или лису поймаешь, – разгорячился он.

– Может, и верно говоришь. Земля вас не интересует, по городам разбегаетесь. В Москве тысячи татар живут, у Сергея Николаевича на заводах из четырех тысяч рабочих – две тысячи татар.

Слухи о том, что на заводах Алексеева рабочим сразу дают дом, а работать надо только девять часов, уже давно разошлись, как круги по воде. Люди приходили почти ежедневно. Если в Москве иногда отказывали по причине неготовности рабочих мест, то сразу направляли добровольцев в Тулу или Тамбов. Но людей все равно не хватало. Тульские заводы требовали работников намного больше. Цеха по производству котлов и паровых двигателей расширялись непрерывно – спрос на продукцию постоянно возрастал.

В московском филиале банка Сергей прочитал письмо от Иосифа Аврумовича. Прибыль тульских заводов в 1766 году составила один миллион восемьсот тысяч рублей. Расширение производства сдерживал только дефицит рабочих рук.

Тамбов встретил летним теплом. Аграфена показала письмо матери из Петербурга: двухэтажный дом на берегу реки Фонтанка будет готов к октябрю. По первому снегу Аграфена уезжала в Петербург. Оно и к лучшему, Сергей чаще всего будет проводить время в Петербурге. Близнецы с радостным смехом пытались делать первые шаги. В день приезда Сергей так ни разу и не вышел из дома Аграфены.

В химической лаборатории были две новости. Один из вариантов солей ртути при ударе детонировал. Но полученная соль разлагалась через два дня. Сергей набросал эскиз ударного детонатора и назначил день повторного испытания всех образцов взрывчатки. После испытаний решил ехать на свои земли. Появилась надежда создать на нитрооснове порох. Уже были быстрогорящие, не оставляющие нагара образцы.

У фабрики музыкальных инструментов стояла настоящая очередь из телег. Познакомился с двумя новыми специалистами, румыном и поляком. Оба приехали сами со своими предложениями улучшить конструкцию рояля и пианино. Флаг им в руки, пусть работают во славу музыки.

В обсерватории познакомился с первым астрономом, ныне начальником обсерватории. Низенький и пухленький мужчина приехал из Нижнего Новгорода. Как только прослышал об обсерватории в Тамбове, так и приехал. Весь персонал обсерватории – в прошлом учителя математики из гимназий. Настоящие энтузиасты своего дела. Сергей целый день объяснял астрономам, что надо делать для изучения планет, какие практические задачи они должны решить при изучении звездного неба, какие открытия их ждут. Похвалил за сообразительность при синхронизации телескопов. Астрономы не могли знать одной вещи: если они пойдут по предложенному пути, то сделают не одно мировое открытие. Наконец начальник обсерватории Олег Авросимович Попов решился:

– Господин Алексеев, окажите любезность, проведите с нами занятия в одну из удобных для вас ночей.

– Господа, у меня не хватает времени на ночь с любимой женщиной.

Астрономы понимающе переглянулись. Как они не догадались сразу до простой вещи? Человек очень занят и вынужденно прекратил астрономические исследования.

На повторные испытания взрывчатки пригласили Воронцова. Сергей не забыл, как в прошлом году перепуганный губернатор прискакал на лошади. Собрались все офицеры, солдаты стояли толпой в сторонке. С новыми детонаторами лучше всех рванул образец номер двадцать один, все даже присели от сильного взрыва. После завершения испытаний подошел губернатор:

– Я сегодня же сообщу в Петербург о результатах, твой порох выше всех похвал.

– Спасибо, дело в том, что он взрывается только от детонатора. Апроблему с капсюлем мы никак не можем решить.

Сергей помнил из вводной лекции в ВВМУ им. М. В. Фрунзе, что взрывчатка появилась как следствие поисков химических порохов. Опыты по применению взрывчатых веществ в качестве пороха проводились после изобретения капсюля, все испытания заканчивались разрушением казенной части оружия. Прошло несколько лет, прежде чем военные и ученые поняли смысл процесса быстрого горения. После чего разделили свои игрушки на порох и взрывчатку.

Теорию быстрого горения создал Лев Ландау в 1946 году, и на основании этой теории в СССР создали атомную бомбу. Европейские ученые создали в США атомную бомбу в 1944 году на основании теории деления атомного ядра.

Для Сергея Николаевича важным вопросом были капсюли. После успешных испытаний взрывчатки эта проблема стала доминирующей. Взрывчатка и детонатор были ключом к успешным горным работам.

После завершения опытов с образцами взрывчатки Сергей начал собираться на свои земли. Надо посмотреть, как живут его деревни и конный завод. Хотелось увидеть результаты опыта с подсолнечником. Письмо от Тимофея изменило планы. С конца апреля на Днепре его ждал отряд на казачьих «чайках» для похода на новые земли. Хорошо хоть, клинометр был готов, специалисты оптико-механического завода быстро сделали. Сергей сам аккуратно уложил приборы в седельные сумки. Компас и клинометр не имели транспортировочного стопора. С помощью компаса хотел определить направление на магнитную аномалию; другими словами, на залежи руды. Клинометр показывает вертикальную составляющую магнитного поля Земли. Таким способом Сергей хотел найти лучшее место для начала разработки руды. Не геолог он и не знает признаков залегания руд.

В Туле пробыл два дня. Посвятил все время Тимофею и Варфоломею Сидоровичу. Именно на них ложилась основная тяжесть новых идей по строительству железной дороги и коксовых батарей.

– Я все ждал, когда твои идеи закончатся, – сказал Тимофей. – Сейчас ты мне объяснил, что никогда.

– Очень интересная мысль, – заметил Варфоломей Сидорович, разглядывая эскиз паровоза и вагона.

– Мы получили очень богатые места, но между каменным углем и рудой двести километров степи.

– Руда у Днепра давно известна, но жечь каменный уголь Дона никто не догадался.

– На тех землях еще казаки живут, земли от крымских татар берегут, – напомнил Тимофей.

– Казакам недолго там жить, Екатерина возьмет Крым, и часть казаков уйдут в Бесарабию, остальные – на Кубань, останутся одни кацапы.

Казаки называли себя «хохлами» за характерный хохол из волос на бритой голове. Кацапами называли крестьян, занимающихся земледелием вокруг казацких крепостей. Русских звали москалями, поляков звали ляхами. Все эти слова в XVIII веке были обычны и привычны. Только болтологи XX века вложили в них негативный смысл, как и в слово «барин».

– Будет проще сплавлять лес по Днепру. Двести километров железной дороги тебя разорит.

– Ты частично прав, Тимофей, сначала дорога будет затратной. Впоследствии дорога будет давать хорошую прибыль, развивать близлежащие города.

– Ты уверен, что на Урале каменный уголь покупать будут? Там леса много.

– Уверен и в том, что Варфоломей Сидорович не даст тебе покоя после первой пробной плавки на коксе.

– Когда начнем с кацапов деньги за аренду земли брать?

– Сначала в степи осмотреться надо. У нас там ни кола ни двора. Если придем плату за аренду земли брать, нас с оружием встретят.

Второго мая Сергей встретился со своим отрядом, они поплыли вниз по Днепру на казачьих чайках. В отряде было восемь татар с Поволжья, два чеченца и два казака. Казаки пытались в Туле торговать награбленным добром в обмен на оружие, но прогорели и решили заработать на охране барина. Чеченцы заинтересовали Сергея, он знал, что чеченцев раньше называли скифами. Встретить их здесь, далеко от гор Кавказа, не ожидал.

– Как оказались вдали от родных земель? – спросил он братьев.

– Кровная месть, всех мужчин нашего рода кровники убили, женщин себе забрали, мы двое остались. Старики велели уйти, чтобы мы могли род возродить.

– Почему ушли так далеко?

– Сначала казаки прогнали, не поверили нам. Потом солдаты прогнали. Только в Тамбове твои люди позвали.

В Киеве сделали остановку, Сергей хотел осмотреть город, но смотреть оказалось нечего. Город был меньше Тамбова, а жители говорили на польском языке. Все вместе сходили в лавру, а с утра продолжили дорогу. По расчетам, надо было проплыть примерно сто пятьдесят километров.

На другой день начали высматривать поселения у реки. Сергей решил спускаться по реке до вечера. Если берега так и будут пустынны, вернуться к небольшому хутору, мимо которого проплыли на рассвете.

Небольшую деревушку на тридцать домов увидели в сумерках. В темноте причалили к мосткам и вывели лошадей. Местные жители помогли с разгрузкой и развели путников по своим домам.

Вместе с первыми петухами пришел староста.

– Куда путь держишь, барин?

– В Кривой Рог еду.

– Что тебе надо в Кривом Роге? Ты не купец, товаров у тебя нет, а железо москали не покупают.

– Хочу криворожскую руду посмотреть и на железо глянуть. Меня интересует качество железа.

– Качество хорошее. Все сабли казачьи из Кривого Рога. Тебе туда и ехать не надо, руду и железо в нашей кузнице посмотреть можешь.

– Ружья в Кривом Роге делают?

– Мало делают ружей и пистолетов, царица казаков тульскими ружьями балует. Присылает обозами вместе с порохом и свинцом.

Сергей после завтрака сходил к кузнецу. Маленькая домница для кричного железа и наковальня.

– Много шлаков выбиваешь? – спросил он кузнеца.

– Руда хорошая, шлаков мало.

– Деревня маленькая, а у тебя и домница есть. Кому железо куешь?

– Кузнецы из деревень выше по реке железо заказывают, из Киева купцы приезжают.

– Мне в Кривой Рог надо, кто дорогу показать может?

– Зайди в дом Кирилла, вечером в Кривом Роге будешь, если не мешкать.

Мешкать не стали и через час тронулись в путь. Сергей предполагал, что рудное месторождение хорошо известно. Кузницы у казаков были, должны быть и кузнецы, способные увидеть руду или признаки руды. Называть быструю находку Кривого Рога удачей не стоило.

На дворе XVIII век и дикого поля нет. Есть нейтральная земля между Турцией и Россией, где непрерывно бьются казаки и крымские татары, отстаивая интересы своих покровителей. У казаков нет сил для прорыва Перекопа. У крымских татар нет сил отойти от Перекопа. И Россия, и Турция – очень сильные государства. До начала XVIII века европейские эскадры боялись даже подойти к Средиземному морю. Франция клялась Турции в любви и дружбе и платила дань. Только регулярные поражения от русской армии и флота подорвали военную мощь Турции. В XIX веке Европа начала отрывать кусками сначала Северную Африку, затем Египет, Ливан и Сирию. После потери Ирака и Туркмении Турция начала затухать экономически. Франция первой бросилась на беззащитную Северную Африку.

…В Кривой Рог приехали с первыми звездами. С утра к Сергею пришел староста:

– Зачем приехал, барин?

– Царица хочет наладить оружейные заводы в Кривом Роге, вот и приехал посмотреть на руду.

– Зачем царице ружейные заводы в Кривом Роге? В Туле заводов не хватает?

– В Туле заводов хватает, да казакам ружей да пушек не хватает, тут делать будем.

– Любо, барин, любо. А где лес брать будешь?

– Как осмотрюсь в Кривом Роге, поеду на Дон. Хочу найти Макеевку и Горловку; слышал, уголь там хороший.

– Макеевку и Горловку знаю, и уголь там хороший. Раньше, при моем деде, уголь для пороха брали, сейчас только кузнецы берут.

– Где провожатых казаков найти?

– Когда в дорогу собираешься?

– За десять дней управлюсь – и в дорогу.

В Кривом Роге нашел два маленьких овражка, откуда кузнецы брали руду. Сергей велел накопать четыре корзины для опытных плавок в Туле, а сам с татарами стал ездить по округе, пытаясь определить район залегания руды. Но, согласно показаниям приборов, само поселение стояла на руде, и границы залежей уходили за горизонт. Однажды пошел с клинометром вдоль улицы. Люди с интересом следили за барином, вся деревня знала, зачем приехал этот москаль. Клинометр показал увеличение магнитного напряжения, и Сергей остановился в предполагаемом центре:

– Хлопцы, копните здесь метра на два, – попросил он подмастерьев кузнецов.

Два парня начали быстро копать и метра через полтора воскликнули:

– Глядите, руда!

Кузнецы сбежались посмотреть:

– И вправду руда, продай свои мудреные штучки, барин.

– Нет, господа кузнецы, не продам, у вас денег столько нет. Очень дорогие приборы, но оставить до следующего года могу, если для меня работу сделаете.

– А что за работа?

– Найти и отметить границу руды. Отметить места подъема руды к поверхности земли.

– А зачем тебе это надо?

– Я сейчас нашел выход руды между кузницей и стеной дома. Можно завод построить, а потом под ним руду найти.

Договор с кузнецами устраивал Сергея. Он планировал научить четырех татар и оставить их до следующего лета. Но с кузнецами все упрощалось, они люди заинтересованные, сделают больше и лучше.

В помощь Сергею собрался десяток казаков. Отряд в двадцать пять всадников поехал к Днепру. Четыре корзины руды отправили с купцами в Тулу. После переправы ехали по степи широкой цепью. Было много дичи, особенно куропаток. На привалах лакомились свежей птицей. На второй день увидели большой отряд татар. Но и татары заметили отряд Сергея, они разделились на две группы и начали обходить. Казаки с криками «тикай», рванулись к линии горизонта. Сергей крикнул своим:

– Стоять!

Он достал бинокль и стал рассматривать татар. В каждой группе атакующих было примерно по сорок всадников.

– Стременную лошадь под левую руку, заряжай!

Во время зарядки оружия объяснил:

– Татары идут плотной толпой, стреляем на максимальной дистанции по моей команде.

– По два-три выстрела из ружья успеем сделать, – прикинул Николай.

– К нам подойдет только половина – и получит залп из пистолетов.

– Как построимся? – спросили чеченцы.

– Мы станем в ряд, татары нас начнут огибать с боков. По моей команде от меня вправо, от Николая влево, загибаем вперед и выставляем пики, их лошадки от пик шарахнутся.

– Правильно, хозяин, мы их ударим в бок. Они побегут к своим, а вторая группа татар повернет на нас.

– Лошадей не горячить и заряжать оружие, встанем в ряд и повторим.

Зарядив оружие, шагом двинулись навстречу ближней группе татар. Определив дистанцию, Сергей скомандовал:

– Встали, выровнялись – и чуть позже огонь!

Выстрелили недружно, начали быстро заряжать. Успели сделать по три выстрела и в расходящемся дыму увидели разбегающихся татар. Оставшиеся в живых семеро всадников настегивали лошадей.

– Разворачиваемся – и навстречу второй группе шагом, – скомандовал Сергей.

Разгром первой группы увидели и казаки, и татары. Татары повернули своих лошадей, казаки погнались за убегающими, тем временем был атакован отряд Сергея.

– Встали, выровнялись – огонь! – снова скомандовал он.

На этот раз его охрана стреляла эффективнее. Помогал моральный подъем после первой победы. После третьего выстрела Сергей скомандовал:

– Отряд Николая, с пиками и пистолетами вперед в атаку! Правая половина за мной!

Сергей уже видел, что остатки первого татарского отряда, пытаясь уйти от казаков, завернули ближе к ним, чем к казакам. Он решил перехватить отступающих и добить. Хороший враг – только мертвый враг. С Сергеем были семеро татар и Михаил. Сергей отстегнул Бурана, и Буян сразу вырвался вперед. Свист ветра в ушах – и вот приближается отставший всадник. Короткий укол пикой в круп, и татарин слетает со спины шарахнувшейся лошади. Сергей быстро настигает следующего и бет пикой в спину. Острие пики на метр выходит из груди татарина. Сергей выпустил пику из руки и достал из ножен английскую саблю. Следующий всадник оглянулся и резко свернул вправо. Но тут в руках Михаила щелкнул бич и злобным языком ужалил татарина в шею. Бедняга с визгом упал на землю. Настиг сразу двоих, слева бить не умеет, просто ткнул саблей в круп левой лошади. С длинным замахом ударил правого наискось, разрубил всадника на две части. Оставшаяся пара татар начала расходиться в стороны. Сергей достал пистолет и стал целиться, подстраиваясь под ритм скачки. Выстрелом всадника снесло с лошади. Оглянулся в поисках последнего всадника и увидел, как его татарин вытирает саблю о халат. Все, врагов больше нет. Перевел Буяна на шаг и позвал Бурана. Шаловливые трехлетки за два года перешли в разряд серьезных коней и сегодня показали всем класс.

Отряд собирал добычу и пленных, подъехали восторженные казаки:

– Никогда бы не поверил, что в одиночку можно сотню татар взять. Засмеют ведь, когда буду правду рассказывать, – сказал казачий десятник.

– Никто в одиночку не брал, наш отряд в пятнадцать человек.

– Так я и говорю, что в одиночку, без нас.

– Куда твои казаки повели пленных? – Сергей не хотел говорить резкости по поводу разбежавшихся казаков.

– Показывать убитых.

– Зачем им смотреть на убитых? Насмотрелись уже за свою жизнь.

– От твоих ружей по полтатарина осталось, с одной стороны дырка от пули, с другой только кости да тряпки торчат.

– И зачем татарину это видеть?

– Своим расскажут, и все бояться начнут наших ружей.

– Ты их решил отпустить?

– Зачем отпускать? Мы два раза в год пленными меняемся.

– Те двое казаков куда поскакали?

– Тут в пятнадцати километрах стан с церковью Святого Покрова. Хлопцев кликнут, чтоб татар и хромых лошадей забрали.

Решили встать на отдых, к Сергею подошли его татары:

– Спасибо, барин, за науку. Мы раньше все гадали, почему русские нас бьют, сегодня рядом с тобой поняли.

– Вам спасибо за службу и за крепкую руку.

Татары еще раз поклонились и ушли. Что там они поняли, ему было безразлично.

– Михаил, – позвал Сергей. – Где научился так ловко хлыстом орудовать?

– В Туле у нас в цирке цыган хлыстом свечи тушит и шапки сбивает, за копейку желающих учит, вот и я научился у цыгана.

– Молодец, ловко получилось.

Его отряд делил добычу. На земле лежало пятнадцать кучек барахла, и казаки никак не могли принять решение, кому что взять.

– Михаил, сядь сюда, чтобы добычу не видеть. Я показываю долю, а ты называешь имя, все будет честно, без обид.

Способ дележа пришелся по душе всем. За пять минут под шутки и смех добыча разошлась по рукам. Сергей свою долю подвязал к лошади. Нельзя показывать своего превосходства и того, что ты не нуждаешься в этих тряпках. Был бой, а в бою все равны. Потом он еще будет этих людей наказывать или награждать, но в данный момент было психологическое состояние равенства друзей-победителей.

В Горловке и Макеевке осмотрел выходы угля на поверхность земли. Редкие небольшие холмики возвышались среди бескрайней степи. Холмики уже давно были подрыты, и все желающие брали уголь. Кузнецы для своих горнов, другие – для хозяйственных нужд. Главная цель достигнута: для первых шагов нового завода увиденного вполне достаточно. По мере развития завода будут расширяться и шахты, но это перспектива на многие годы.

Загрузили корзинами с антрацитом двенадцать телег и тронулись обратно к Днепру. Сергей хотел привезти максимально возможное количество угля, но в окрестных хуторах и селах удалось купить только дюжину пароконных телег.

Сергей начал планировать организацию нового промышленного центра. Оценил дорогу между шахтами и рудником. По его прикидкам обоз с углем будет в пути примерно десять дней, включая переправу через Днепр. Придется строить через Днепр мост. Даже два моста, один обычный, другой – железнодорожный. Очень трудно, почти бесполезно, объяснять людям, почему нельзя ехать по железнодорожному мосту. Для строительства железной дороги возьмет за основу проложенную обозниками дорогу. Какова ширина колеи, он не помнил, но меньше двух метров.

Загрузили и отправили по Днепру чайки с углем, начали собираться сами. Сергей решил возвращаться верхом. Но тут прискакал казак из Александровска. Атаманы кличут на помощь. Сергея удивила такая просьба: чем он мог помочь атаманам? Но сборы закончены, и можно посмотреть, как выглядит знаменитая столица казаков. После взятия Крыма казаки с этих мест уйдут, Хортица постепенно опустеет.

…Хортица впечатления не произвела. Маленькая рыбачья деревня. Вся жизнь переместилась в крепость Александровск. Общий вид пограничной крепости портили толпы пьяных казаков. Много шума и бестолковщины, казаки беспричинно размахивают саблями. Дисциплина отсутствует в принципе, возможно, отсутствует даже само понятие дисциплины. По приезде Сергея провели в «зал заседаний», где через пару часов собрались опухшие атаманы. Пришел комендант крепости генерал Нащокин и два петербургских сановника.

Вопрос оказался прост: казаки за лето не получили добычи. Они не смогли пограбить татар, выпустивших свои стада на летние пастбища. Особенно огорчался атаман Дзюба:

– Татары этим летом сотнями на наши земли заходят. За Хортицу уходят и кацапов пугают, а нам к Крыму близко не подойти. За пятьдесят километров до Перекопа турецкие лагеря стоят.

Сергей хотел посоветовать побить татарские сотни да попугать турок в лагерях. Да не его это дело, без него советники есть.

– Если лето будет без добычи, наши казаки на Волгу уйдут или на Урал. И кто тогда Россию от татар защищать будет? – чуть не пуская слезу, жаловался атаман Закаряка.

Наконец суть прояснил атаман Байбака:

– Узнали казаки, что ты, барин, в морских делах силен, и решили тебя просить набег на Крым возглавить. За участие твоя доля будет вдесятеро больше атаманской, но и атамана с тобой не будет.

– Что я в Крыму делать буду?

– Татары в Крыму казаков не ждут. Захватишь город с богатой добычей.

– Кто из вас в Крыму был?

Казаки посмотрели на одного из петербуржцев.

– Андрей Гаврилович бывал.

– Ты, Андрей Гаврилович, в Бахчисарае был?

– Да, к хану Гирею каждый год езжу.

– Значит, кроме Джанкоя и Бахчисарая, ничего не видел. Крым, господа атаманы, – пустая безводная земля. С этой стороны один ковыль растет и два маленьких городка, Евпатория и Саки, где живут рыбаки и пастухи.

– Так ты в Крыму был?

– Крым я знаю, во всех крымских городках бывал. С одной стороны безводная степь, с другой – непролазные горы. На берегу две крепости – Керчь и Херсонес.

Сергей обвел взглядом присутствующих:

– Еще рыбацкие поселки Феодосия, Судак и Ялта. Сейчас рабов у татар нет. И денег нет.

– Мы каждый год татар грабим и добычей довольны. Нам до лета добычи хватит, если один городок на саблю возьмем.

– Готовьте двадцать чаек и сотню казаков, я хлопцев подготовлю, и в путь отправимся за добычей.

Сергей проинструктировал атаманов о необходимых мерах подготовки. Сам стоял над гончарами при изготовлении первой гранаты, ребристого керамического подобия лимонки на килограмм пороха. Главным условием изготовления была прочность, граната должна выдержать падение на камень. Последовали тренировки и занятия с казаками. Выпивох гнал без разговоров, с утра пахнет перегаром – до свидания. Договорился с атаманами о подстраховке, если из Крыма придется убегать. После первого разговора с атаманами генерал Нащокин позвал Сергея в свой дом:

– Ты сказал, что весь Крым знаешь. Как Перекоп взять, не посоветуешь?

– Не надо Перекоп брать, поставь десять осадных пушек стену бить и иди в обход.

– Какой обход? Нету другой дороги.

…Каждый день Сергей приходил к генералу Нащокину и рассказывал все, что помнил про Крым. Нащокин и сановники тщательно записывали. Свои рассказы Сергей дополнял рукописными схемами и картами. На прощание, когда были готовы чайки и казаки, напомнил еще раз:

– Не сбивайте турок и татар с Перекопа, держите в напряжении. Сами идите сразу на Бахчисарай и Керчь. Когда турки поймут, им останется только в плен сдаться.

В свою очередь Сергей узнал много неожиданных вещей. Малороссию с юга защищали не казаки, а регулярная армия. Стояла цепь крепостей – Херсон, Ислам-Кермен, Александровск и Ростов-на-Дону. Столица южного казачества уже двести лет был в Черкасске. Осенью очередные отряды донских казаков приходили в крепости на годовое патрулирование. И ежегодно жаловались на отсутствие добычи. Для Сергея это было сюрпризом.

– Почему казаки перешли с Днепра на Дон?

– А что им делать в этих безлюдных и безводных степях?

– Как что? Раньше они делали набеги и захватывали богатую добычу – и сейчас могут это делать.

– Раньше крымские татары делали набеги на Россию, а казаки эти отряды перехватывали. Со времен Ивана III крымчаки за Татарский вал носа не высовывают.

Все оказалось просто – вопрос денег. С Дона казаки совершали набеги на окрестности Азова или богатые села Кубани.

К Евпатории подошли ночью, по три десятка казаков высадились на пляж с востока и запада от города. Сергей осторожно подгребал к крошечному порту. У причала стояли два кораблика тонн на триста—четыреста. Но один был военным, на тридцать пушек, сколько моряков на борту, Сергей не имел понятия. Если тридцать пушек, то прислуги не менее ста двадцати человек, да экипаж не менее сорока. Абордажной команды не должно быть, Черное море – внутреннее море Турции. Высадились на берег под прикрытием причала. Осмотрелись и тихо двинулись на свои позиции. Под борт военного корабля подобрались незаметно.

Сергей спокойно начал подниматься по трапу. Вахтенный проснулся и стал всматриваться в визитера, затем что-то сказал. Однако Сергей неторопливо подошел к вахтенному и бросил:

– Привет.

Вахтенный снова что-то заговорил.

– Доброе утро, говорю.

– Доброе утро, – неожиданно ответил вахтенный.

– Ты русский язык знаешь?

– Нет, я болгарин, я по-болгарски говорю.

– Это хорошо. Сколько человек на борту?

– Двести двадцать.

– Все внизу спят?

– Кроме капитана и офицеров. Капитан в своей каюте, – он указал на корму, – офицеры на носу.

Сергей Николаевич посмотрел на своих ребят, которые уже заняли позиции.

– Жить хочешь?

Риторический вопрос, не требующий ответа. Сергей взял у Михаила две гранаты, из одной выковырнул фитиль и протянул вахтенному:

– Держи. Внутри заполнена порохом. Сейчас я фитиль на своей гранате подожгу и брошу на купеческое судно.

– От взрыва весь город проснется!

– Проснется, ты после взрыва иди вниз и объясни народу: или они выходят на причал без оружия, или мы их забрасываем этими гранатами.

– Пороховой погреб взорвется!

– Ты правильно понял.

Вахтенный торопливо закивал головой. Сергей поджег фитиль и, немного подождав, бросил гранату на торговый корабль. Укрылся сам и дернул за собой вахтенного. Грохнул взрыв, Сергей толкнул болгарина к палубному люку:

– Иди, матрос, успокой народ.

Болгарин побежал по трапу вниз, капитан в подштанниках и чалме выскочил на палубу. Удар прикладом между ног лишил его чалмы и способности членораздельно говорить. Офицеры оказались умнее. Они увидели участь своего капитана и без разговоров выкинули через дверь свое оружие. Показывая пустые руки, спустились на причал. Сергей посмотрел на торговое судно. Там порядок, пожара нет. Экипаж уже на причале. С артиллерийской палубы на берег потянулись военные моряки.

Казаки уводили пленных на пляж, скоро там появились костры, запахло кофе и едой. Сергей пошел изучать трофейные корабли. Оба показались примитивными, а купеческий корабль по составу груза напоминал лавку Райпотребсоюза. Приказал выбрать из пленных моряков двадцать добровольцев для перегона кораблей и пошел смотреть город.

…В Евпатории он отдыхал со своей семьей всего три раза. Когда не было возможности получить путевку в Ялту, Гурзуф, Сочи или Пицунду. Но сейчас что-либо узнать не смог, город выглядел совершенно иначе. Только на песок пляжа так же, как и в его «прошлой жизни», набегали мелкие волны. Над улицами города уже стояли крики женщин. Казаки переходили от дома к дому и повторяли: «С вещами на выход, сбор на берегу у рыбачьих лодок». Сергей спросил у встречного казака:

– Конюшни нашли?

– Нашли, нашли. Три десятка верхом на Саки ушли.

Пошел дальше, но был перехвачен гонцом:

– Барин, хан со слугами и солдатами в своем доме закрылся, стены высокие, штурмовать трудно. Много казаков погибнет.

– Где конюшни?

– Если городские конюшни, то недалеко, за теми домами, там еще сотня лошадей стоит.

– Другие конюшни есть?

– На окраине города. Сколько там лошадей, не знаю; знаю, что много. Так как с ханом быть?

Сергей объяснил казакам, что им делать, и пошел в конюшню.

Когда еще до рассвета в дом Гузлак-хана постучали стражники и закричали, что в городе казаки, он вышел разъяренный и рявкнул:

– Идите и убейте.

Через двадцать минут над городом уже слышался многоголосый плачь женщин и детей. Все сорок два стражника во главе с начальником стражи и в окружении своих семей и слуг стояли около его ворот. Они молили открыть ворота и впустить их во двор. Гузлак-хан долго не мог принять решения. С одной стороны, все они его родственники и преданные ему люди. С другой – они должны изгнать из города казаков. Откуда сюда, в Евпаторию, шайтан занес казаков? Решение подсказал добропочтенный Шаун Бибхаш, чей корабль стоял в порту. Хозяин корабля жил у Гузлак-хана на правах уважаемого и желанного гостя.

– Впусти их во двор. Если казаки подойдут к дому, они будут сражаться за тебя. Когда отважные моряки с военного корабля погонят разбойников, они наловят тебе рабов.

– Входите во двор, вы же мои родственники, как я могу вас бросить в тяжелое время?

Но шло время, а шума сражения не было. Даже стенания несчастных женщин стали затихать. Вдруг в его ворота стали грубо стучать:

– Открывай ворота и выходи с имуществом, – закричали с улицы.

– Я тебе сейчас открою ворота и пулю подарю, – гордо ответил начальник городской стражи.

За воротами поговорили и ушли. Гузлак-хан успокоился, стены вокруг его дома высокие, разбойники побоятся через них лезть. Снова постучали в ворота и попросили выпустить на улицу доверенного человека. Они хотят договориться! Сильный договариваться не будет. У Гузлак-хана был доверенный человек, его слуга Остап, который прислуживал ему многие годы.

Остапа привели в дом, когда Гузлак-хан был еще просто Гузлак. Новый слуга служил верой и правдой. Потом Остап принял ислам – Гузлак-хан помнит, как Остап страдал после обряда обрезания. Одно дело пройти обряд в младенчестве, другое дело – в двадцать шесть лет. Тогда Гузлак очень сочувствовал Остапу, хотя и не понимал, зачем тот сменил веру. Никто Остапа не принуждал и не запрещал молиться по христианскому обычаю. Вера разная, а Бог один.

Остап подошел к воротам и оглянулся, стражники стояли во дворе с готовыми к стрельбе мушкетами. Гузлак-хан утвердительно кивнул головой – Остап приоткрыл ворота. Минуту поговорил и показал рукой на сад. Через стену пролетело что-то шипящее, в саду грохнул взрыв, вырвав с корнем несколько деревьев. От испуга Гузлак-хан присел.

– Они говорят, это дружеский привет. Чтоб нам не скучно было, – прокричал от ворот Остап.

Ничего себе дружеский привет! После этого привета придется четыре дерева сажать. Остап, не закрыв ворота, пошел к Гузлак-хану.

– Закрой ворота, сын ишака, – крикнул начальник стражи.

– Казак сказал, что они во двор не пойдут, мы сами все вынесем. Господин, – Остап поклонился Гузлак-хану, – казак велел сидеть тихо и не шуметь. Иначе они нас, как уток на болоте, перестреляют, – и показал на крышу соседнего дома.

Гузлак-хан вцепился в свою бороду двумя руками. На крышах соседних домов стояли татары с черными ружьями. Один из татар, заметив взгляд Гузлак-хана, сделал неприличный жест. Как он не догадался! Это татары привели сюда казаков! Самим казакам так далеко не зайти. Они за это поплатятся! Гузлак-хан напишет письмо прямо в Стамбул своему троюродному брату.

– Господин, – снова поклонился Остап, – они хотят мне показать еще один сюрприз.

– Иди, только не долго, скоро время пить кофе. Подашь мне пахлаву с абрикосами.

Только ни кофе, ни пахлавы с абрикосами ему не дали. Через пятнадцать минут прибежал Остап и упал на колени.

– Что увидел? Говори!

– Милостивый господин! Казаки показали мне пушки и сказали, что если они их притащат к твоему дому, то дальше будут говорить пушки. Казаки будут слушать, как мы умираем.

Шаун Бибхаш подвесил на пояс кошельки, обнял свою шкатулку и пошел к воротам. Стражники немного потоптались и, бросив на землю оружие, последовали за Шаун Бибхашем. Но в воротах стражников остановил казак:

– Почему руки пустые? Кто больше вынесет из дома, тот получит приз.

Сергей выбрал себе лошадь и поехал на пляж. Проезжая мимо пленных, увидел искомое:

– Подойди сюда, – позвал унылого мужчину, сидящего с женой и пятью маленькими детишками.

Мужчина подбежал и встал на колени.

– Встань. Как зовут?

– Моисей Мертель, – ответил мужчина.

– На арабском и турецком языках писать умеешь?

– Да, господин.

– Будешь моим счетоводом, садись с семьей на первую чайку. Сейчас напиши этот текст на двух языках и отдай моему татарину у дома хана.

Сергей подробно проинструктировал Моисея и на прощанье сказал:

– Не увлекайся, казаки без штанов оказаться могут.

С пляжа поехал осматривать город, оказавшийся совсем маленьким. Улицы протянулись не больше двух километров вдоль берега. Сергей выехал на окраину города и достал бинокль. Рассмотрел первые телеги со стороны Саки. Большая часть дела сделана, осталось завершить задуманное.

Через пять дней город опустел, даже имама из мечети увезли. К дому Гузлак-хана подъехал татарин, прошел по пустым комнатам и кладовкам. Оделся в хозяйские одежды, бросив хану свои обноски, и положил перед ханом письмо:

– Передашь наместнику султана, – сказал татарин.

После чего сел на лошадь и поскакал в степь догонять казаков. Еще через десять дней в город въехал турецкий отряд. Стая голодных собак грамотно окружала резвящихся на пустынных улицах крыс. Гузлак-хан ел дыню. Разбив ее о колено, он выковыривал сочную и сладкую мякоть руками и довольно жмурился. Солдаты въехали во двор:

– Что случилось? – спросил старший.

Гузлак-хан положил на землю кусок дыни и принес из дома письмо: «Свободу и независимость крымским татарам! Долой угнетателей! Не хотим пить крымские вина! Наливайте нам только калифорнийские!» Это было написано на арабском и турецком языках. Старшина отряда все понял. Здесь не только заговор и измена, но и желание сменить ислам на христианство.

– Они ушли в степь? – уже догадываясь, каким будет ответ, спросил паша.

– Все пошли на Перекоп.

Гузлак-хана посадили на лошадь и повезли в Бахчисарай к наместнику султана. Наместник прижмет хана Гирея, как вошь на бороде.

Сергей вывел свой корабль из порта и на всех парусах помчался на западный берег Крыма. Там была назначена точка сбора табунов. Корабль был загружен по самое не могу. В трюм сложили все собранное оружие. Плюс порох, городская казна и деньги местных купцов и торговцев. Оба городка вымели до пылинки. Местным жителям сказали: «Все, что вы не возьмете с собой, мы заберем себе». Поверили, наивные, постарались утащить все свое имущество.

Весь отряд Сергея ушел с казаками, на корабле остались Михаил и Николай. Казаки погнали табун более чем в тысячу лошадей. Количество лошадей планировалось еще увеличить – за счет пасущихся в степи. Здесь, в степи, была опасность нарваться на сопротивление и преследование. Поэтому Сергей и решил стоять на захваченном корабле у места сбора лошадей. Если казаков прижмут, лошадей можно бросить и уйти на корабле. Сотню человек корабль легко возьмет.

Сделал замеры скорости. Всего три узла – смешно для XX века. Главное – оценить возможности боевого корабля XVIII столетия. По скорости они не шли ни в какое сравнение с его баркентинами. Те при подобном ветре дадут скорость в четыре раза больше. Управление тяжелое, и реакция на руль запоздалая, работа с парусами требует физического напряжения. Такелаж не назовешь бегучим – шкоты и фалы ходили с тяжелым скрипом.

Турецкие корабли не предназначены для океанского плавания. Открытие Индии, затем Америки, дало мощный толчок для развития европейского кораблестроения. Голландские корабли уже вывозили специи из Индийского океана. Они построили фактории даже в Японии, но Индию не заметили. Португальцы для своей экспедиции в Индийский океан наймут арабских капитанов. Через полгода португальцы увидят Индию. Шелк, бархат и специи потекут в Европу. И в XXI веке Индия будет занимать первое место по добыче золота и драгоценных камней.

Огорченные голландцы издали указ: «Любой корабль, вышедший за пределы Атлантического океана, будет утоплен». Сегодня над этим можно посмеяться, тогда это была реальная угроза. Не просто так Петр I выбрал для учения Голландию. Огорченные португальцы начали посылать экспедиции на запад. Самая удачная фактически дошла до Бермудских островов. Но удача улыбнулась Колумбу, что, впрочем, не изменило указа Голландии.

Этот указ был аннулирован, когда Голландию оккупировали испанские войска. В Индию рванулись французы. Затем англичане заключили с португальцами колониальный союз, это позволило британским купцам отправиться в океанское плавание на португальских кораблях. Освоившись, англичане отказались от покупок заморских земель и строительства факторий. Они перешли к вооруженному захвату земель и междоусобным сражениям. Ведущие европейские страны бились за чужое золото. Англии был необходим надежный союзник в Европе, и выбор пал на Россию. Но это другая история.

На следующий день увидели место погрузки лошадей. От Крымского берега до Тендеровской косы белыми бусами протянулись паруса чаек. Одни везли лошадей, другие спешили за лошадьми. Встали на якорь в ожидании развития событий. Счастливые лица казаков на чайках, приветливые крики и взмахи рук. Добыча! Они все с хорошей добычей, табун лошадей на берегу быстро увеличивается.

Через неделю Сергей Николаевич начал волноваться. Так долго продолжаться не может. Его беспокоила погода. Сентябрь – бархатный сезон, и штормового ветра не будет. Татары должны уже опомниться и наказать обидчиков. Перехватить всех невозможно, убежавшие татары обязательно сообщат своим ханам о бесчинствах казаков. Утром Сергей передал приказ прекратить набеги и заканчивать с погрузкой лошадей. Через три дня чайки погрузили последних лошадей и казаков и двинулись на Днепр. Сергей приказал одной чайке ждать у берега до захода солнца. Сам приготовил корабль к съемке с якоря. Он оказался прав, ближе к вечеру заметил всадников. Три казака мчались к берегу во весь опор. С собой они тянули двух лошадей с пленными. Сергей осмотрел в бинокль степь: преследования не было. Какая дикость! Он три недели хозяйничал на западе Крымского полуострова – и никакой реакции.

Подняли якорь и пошли в Днепр. Сергей планировал привести оба корабля в Александровск. Может, они еще пригодятся в войне за Крым. Десант в тысячу солдат возьмут, а потом снабжение доставят.

Крепость встретила ликованием и пушечным салютом. На берегу впереди толпы стояли то ли полупьяные, то ли полутрезвые атаманы и две дивчины с хлебом-солью на рушнике. Атаманы, обнимая и целуя своего героя, уточнили, что дивчины ему в подарок от «обчества» насовсем. Сергея потащили на пьянку в «зал заседаний». Он отговорился необходимостью разгрузить корабль, оружие, порох и деньги требовали надзора. Атаманы согласились и радостно орали вместе со всеми, когда с корабля выносили сундуки с деньгами. На радостях вписали в казацкую долю и отряд Сергея. Потом начали выгружать ружья да сабли. Через два часа атаманы ушли «промочить горло». Пушки Сергей решил выгрузить на другой день, а пока пошел навестить генерала Нащокина.

Генерал был искренне рад, внимательно, не перебивая, слушал рассказ о произошедшем. Уже в потемках Сергей пошел в выделенный ему дом снять пробу с подарков. Девушки оказались с опытом и желанием и сразу попросили забрать с собой из этого бардака.

Задержался на десять дней, пока Моисей Мертель закончил все пересчеты. Теперь ждали конечного расчета с казаками. Сергей брал себе всех пленных, остальную долю деньгами. Но у казаков денег не хватало, тридцать пушек и оружие с порохом были слишком дороги. Деньги за выкуп знатных пленников не считали до получения самого выкупа. Никто не знал, сколько за них получат. Пока атаманы искали деньги, Сергей проводил время с генералом Нащокиным и петербургскими сановниками. Вопрос Крыма обсудили со всех сторон. Все были единодушны во мнении, что полуостров пора брать под руку России. Казаков пора передвинуть к Карпатам. Все понимали и то, что Екатерина не начнет войны сама. Провокаторам войны придется туго, не простит императрица зачинщика.

Самыми дорогими на выкуп оказались последние пленники. Троица казаков-разбойников забралась в Бахчисарай и утащила дочь хана Гирея и ее жениха сирийца аль-Хамиси. Поговорить с геройскими казаками-разбойниками Сергею не удалось. Они лежали пьяными в шинке, а как только начинали шевелиться, почитатели начинали кричать «любо» и вливали героям в рот самогон. Со слов шинкаря Сергей сделал вывод, что казаки-разбойники нахально въехали в Бахчисарай и схватили свою добычу с крыльца ханского дворца. Это было чистейшим вымыслом: Сергей лично видел, что преследования не было. Но говорить ничего не стал, легенды тоже имеют право на жизнь. Видел и пленников. Красивая девочка четырнадцати лет и двадцатилетний юноша гуляли по крепости и наслаждались свободой от нянек, слуг и этикета. Теперь точно поженятся, такие впечатления хорошо сближают. Кроме них выкуп был обещан за купцов, офицеров и двух чиновников. Казаки обещали привезти долю Сергея после получения денег.

Наконец казаки предложили вариант расплаты. Ему отдают всех пленников, все имеющиеся деньги и тысячу лошадей. Сергей согласился. Он знал о таком способе расчета, огромный табун был давно сформирован. Вечером ударили по рукам, а утром тронулись в путь. Еще накануне его отряд попросился к нему на постоянную службу. В чайку к Моисею Мертелю, который с видом висельника сидел на мешках с деньгами, посадили двух казаков и подаренных девушек. Остальной отряд с нанятыми погонщиками двинулся к Тамбову. Через почтовую службу Сергей отправил еще одно письмо Тимофею. Надо готовить корм лошадям и искать возможности для продажи. Все лошадки породистые, и продавать крестьянам – преступление. Сергей не отказался от мысли вернуться степью и решил попутешествовать со своим табуном. Потом, по настроению, податься в Тамбов или в Тулу.

Императрица была не в настроении. Григорий из ревности к новому фавориту уехал в Александро-Невскую лавру. Екатерина потратила целый день на уговоры вернуться, а вернувшись, он всю ночь требовал от нее клятв в любви и верности – вместо того чтобы заняться тем, чем подобает заниматься мужчине ночью. Вчера Екатерина смогла только бегло посмотреть почту и разделить письма на важные и не очень. Теперь, не выспавшаяся и не удовлетворенная, она села читать.

В первую очередь императрица взяла письмо от своего наместника на окраине. Что-то в письме генерала Нащокина ее заинтересовало. Она начала читать и вскоре довольно пискнула. Ну надо же!

– Позвать на обед Румянцева и Долгорукого, – велела она лакею.

Нащокин писал, что на окраину приехал дворянин Алексеев для осмотра мест с железной рудой и каменным углем. В поездке Алексеева сопровождал отряд казаков. Но когда налетели татары, казаки убежали. Алексеев один побил сотню татар, взяв в плен более двадцати разбойников. Причем ни Алексеев, ни его слуги не пострадали. Из разбойных татар ни один не ушел от кары. Прознав, что Алексеев в прошлом морской офицер, Нащокин подговорил атаманов сманить Алексеева в набег на Крым морем. Алексеев поддался на посулы и пошел в набег с сотней казаков. В набеге полностью разграбил два крымских городка и даже выкрал из дворца хана Гирея принцессу и сирийского принца. С набега Алексеев взял пять тысяч пленных, тысячу породистых лошадей и большую казну. Сколько в казне денег, казаки умалчивают, но точно известно, что казну забрали полностью. Казаки очень довольны, у них с набега десять тысяч лошадей, оружие горами на площади и тридцать пушек. Сорок два бочонка пороха, прочей рухляди не считано. Казаки в набеге убитых и раненых не имеют. Алексеев привел с набега два турецких корабля и был встречен в Александровске пушечным салютом.

Эту часть письма Екатерина сегодня вечером прочитает своим гостям. Будет повод поговорить об удачливом юноше. Но самое главное было дальше. Нащокин подробно описал свои разговоры с Алексеевым о возможности быстрого взятия Крыма. Оказывается, юноша хорошо знает Крым и был во всех крымских городах. Его предложение свести войну за Крым к быстрому захвату Бахчисарая в обход Перекопа Нащокин считает вполне разумным.

К письму были приложены написанные Алексеевым карты и схемы Крыма с возможными путями перехода войск. Именно это необходимо показать Румянцеву и Долгорукому. В случае войны с Турцией они поведут русские войска.

Оба сановника прочитали письмо генерала Нащокина очень внимательно. Затем приказали писарю переписать для них важные места и перерисовать схемы. И Румянцев, и Долгорукий были согласны, что главный удар следует нанести в устье Дуная, но не понимали, почему после форсирования этой реки будет заключен мир. Удар заставит турок усилить свои войска в дельте Дуная за счет Крыма, что облегчит русским взятие полуострова. Взятие Керчи заставит турок усилить оборону Азова. Предложение вместо штурма Азова захватить с суши Анапу и Геленджик смущало: не факт, что это заставит турок автоматически уйти из Азова. Мысль запустить казаков на Кубань для прикрытия Анапы и Геленджика была весьма разумной. Но самое удивительное – феноменальная способность зеленого юноши к стратегическому мышлению. Все эти планы достойны зрелого генерала, но никак не молодого отставного моряка. Предложение в качестве отвлекающего маневра пустить войска по западному берегу Каспийского моря и заключить союз с Персией, извечным врагом Турции, по мнению Румянцева, достойнонаграды.

В Стамбуле думали по-другому. Турция вывела войска из Крыма с целью наказать татар, они всегда были ненадежными союзниками. Сейчас явно ищут повод для войны с Россией. Тогда турецкая армия высадится в Крыму, мамелюки вырежут всех, и Крым будет по-настоящему турецким. Откроется дорога к освобождению единоверцев в Астрахани и Казани.

Вечером Екатерина спросила своих гостей:

– А кто помнит юношу, который зимой играл на рояле?

Гости честно пытались припомнить, но не смогли.

– Молодой академик, что читал лекции, – припомнил Алексей Орлов, – Алексеев его фамилия.

– Генерал Нащокин о нем письмо написал – читай, – приказала императрица чтецу.

Услыхав о подвигах Алексеева, и особенно о богатых трофеях, гости дружно зашумели. Начали подзывать чтеца для повторения отдельных эпизодов. Девицы были в восхищении от отважного юноши. Он дерзко выкрал из ханского дворца принцессу и принца. Их отцы и матери быстро подсчитали, что этот провинциал является одним из богатейших дворян России. Все враз вспомнили красивого и статного дворянина. Его безукоризненные манеры и выправку гвардейского офицера. А гвардейские офицеры прикидывали варианты своего поведения, если им достались бы такие деньги. Тысячный табун породистых лошадей и принцесса. Весь вечер гости наперебой обсуждали новость. Писцы делали копии письма Нащокина для всех желающих. Петербург говорил об Алексееве больше месяца. Даже послы отправили сообщения своим правителям. Отставной офицер и сто казаков целый месяц безнаказанно грабили Турцию. Их командир даже забрался в ханский гарем!

Глава 6 Пират

Сергей решил пройти с табуном одну неделю, а потом оторваться вперед с небольшим отрядом. Придется готовить для лошадей корм. Перегон тысячи лошадей – это не выпас. В местах стоянок для отдыха лошадей надо кормить. Хорошая организация позволит ускорить перегон, и животные достигнут конечного пункта здоровыми и не переутомленными.

За неделю определились со средней скоростью движения табуна, составили график и маршрут движения. Появились первые хутора, скоро будут дворянские имения. Сергей обогнал табун и начал договариваться в имениях о вывозе корма навстречу табуну. Он не удивлялся, когда его встречали с уже готовым кормом. Никто не высылал гонцов для оповещения соседей, но в округе все знали о перегоне с окраины в Тамбов тысячного табуна лошадей. И как только новости распространяются быстрее любого носителя информации?

На своих землях увидел радостных крестьян и готовые конюшни. Двоюродный брат Павел радостно обнял и похвастался:

– Как только получил депешу, сразу начали строить конюшни и завозить корм. Тимофей и Аграфена Фоминична обещали помочь. Можешь быть уверен, табун перезимует без проблем.

– Спасибо тебе, Павел, поехали по деревням, показывай свои достижения.

На тамбовских землях Сергея было уже пять тысяч крестьян. Они с Павлом объезжали деревни одну за другой. В присутствии толпы крестьян запустили пресс по отжиму масла из подсолнечника. Теперь есть и постное масло, и жмых для скота. Смысл новшества дошел до крестьян только на второй день. Делегация просила барина остановить пресс, а то семян на новый посев всем не хватит. Два года назад Сергей делал ставку на выпуск подсолнечного масла. Сегодня он мог себе позволить придержать производство еще на год.

Имение его удивило. Архитектор сохранил только общую идею и построил двухэтажный кирпичный дом с крыльями. Вместо копии дачи Дашковой он получил маленькую копию Царского Села.

– Ты зачем такой дом построил? – спросил он Павла.

– Это твой проект, во всяком случае мне так сказал архитектор.

– Здесь губернский бал проводить можно, а живешь ты один.

– Не всегда буду один, настанет время и ты с женой и детьми здесь жить будешь.

– В любом случае размеры земель требуют еще одного имения, как можно ближе к конезаводу.

Через пять дней после приезда пришли старосты деревень и просили барина рассказать, как он казаков на Крым водил. Лучший способ остановить небылицы – это рассказать все самому. Скоро табун пригонят, тогда лавину вымысла уже не остановить.

– Завтра вечером накрываем столы с самоварами и пряниками. Прошу кроме старост по пять семей от каждой деревни с детьми.

Назавтра приехали и соседи, которых Сергей, к своему стыду, так и не знал. Рассказ получился долгий и красочный. Провокатором был Михаил. Бесстыдно перебивая барина, рассказывал об ужасах сражений и о богатстве добычи. Когда Сергей описал захват корабля, Михаил подпрыгнул со слезами на глазах:

– Не верьте ему, корабль был огромный, больше крепости. Аж тридцать пушек на корабле, а Сергей Николаевич сам в плен взял двести двадцать турецких солдат.

Михаил обвел горящим взглядом гостей:

– И еще толпу офицеров, и все с ружьями и саблями, а он один против врага не побоялся.

Так постепенно монолог Сергея превратился в монолог Михаила. В самом конце Сергея робко спросили:

– А принцессу, что ты выкрал из ханского гарема, почему в жены не взял?

– Она сосватана была арабскому принцу, вот я их вместе и увез.

Он понял, что народную молву не переспоришь. Если ты герой, то герой, если ты злодей, то злодей.

Наконец пригнали последних лошадей из крымского приза. Сергей эти дни жил при конезаводе, сам осматривал всех прибывающих животных. Его знания о лошадях повысились не намного, но внешний вид и общее состояние лошади он уже мог оценить. Сергей был удовлетворен: лошади устали, но и только. Перегонщики табуна отлично справились с заданием, каждый получил по рублю премиальных. Перегонщики долго благодарили и дружно пожелали остаться.

Сергей дал указание своему отряду в конце марта ждать его на сясьской верфи, а сам поехал смотреть Волго-Донской канал. Точнее канал Цна – Ворона и шлюз. Смещение интересов на юг, в Малороссию, становилось очевидным. Строительство шахт и завода, соединенных железной дорогой, потребует доставки продукции на Оку и Волгу. Цна впадает в Оку. В общем, необходимо все посмотреть самому. Он видел шлюз и канал в XX веке. Тогда по рекам ходили речные гиганты, не способные заходить в малые реки. Эта гидросистема была законсервирована.

Тщательно осмотрел весь канал и, удовлетворенный результатом, поехал в Тамбов. Надо посмотреть, как развиваются его заводы. Как устроены бывшие пленники на новом месте.

Дети, засунув пальцы в рот, жались к ногам матери. Глаза Аграфены сияли счастьем. Он обнял Аграфену и повел ее в спальню. Ближе к вечеру пришел посыльный от Воронцова. Ему и Аграфене обязательно быть сегодня у губернатора, соберутся все знатные люди города. Поцеловал и пощекотал языком сосок Аграфены, через двадцать минут начали собираться.

Причина вызова к губернатору была очевидна, поэтому собирались тщательно: оба будут там в центре внимания. Сергей усмехнулся: в свой первый раз в доме Воронцова он в своих рассказах все смешивал правду с вымыслом. Ему не очень-то верили, просто хотелось услышать что-то необычное. Расскажи он сегодня хоть правду, хоть вымысел, поверят в любом варианте. Люди хотят услышать любимую сказку: пришел и легко побил врагов. Взял принцессу и кучу денег, сделал всех счастливыми. Надо будет аккуратно разузнать, почему такой резонанс вокруг в общем-то обычного налета казаков на татар.

Вечер начался с официоза. Сергей стал почетным жителем города, ему были дарованы некоторые особые права. Потом были официальные поздравления от дворянского собрания, городского духовенства, купечества и просто от жителей города. Надо было соответствовать, и он старался, улыбался, кланялся, говорил ответные речи и приятные слова. Последовал стол с шампанским и здравицами – придется проставляться в ответ. Сергей не был жаден, нет, просто не любил пустопорожних застолий. Посидеть за столом среди по-настоящему близких людей или ради дела он всегда готов. Тратить же время за столом без толку он не любил, но, видимо, придется. После шумного и щедрого на тосты застолья перешли в зал, и начались расспросы. Вечер затянулся допоздна и закончился ответным приглашением Сергея в его городской дом.

Первоочередной заботой сейчас была школа для Михаила, и Сергей не стал этот вопрос откладывать. Усадил Михаила и спросил:

– Кем ты хочешь быть, когда станешь взрослым?

– Хочу стать таким, как ты.

– Хорошее желание, оно мне нравится. Я нанимаю учителей, и они тебя готовят к вступительным экзаменам в гимназию.

– Я не хочу учиться в гимназии, я хочу быть рядом с тобой.

– Это тоже хорошее желание, и оно мне тоже нравится. Но если ты хочешь быть таким, как я, ты должен учиться. Если ты хочешь быть рядом со мной, тебе учиться не надо, но таким, как я, тебе не стать.

– Почему ты сам не хочешь меня учить? Ты много знаешь, знаешь больше всех учителей гимназии… Ты академик, – выдал мальчик последний аргумент.

– Со временем я передам тебе все свои знания, включая академические, но сначала ты должен получить базовое образование.

– Зачем мне это образование? Передавай сразу главные знания.

Сергей засмеялся и нарисовал на листе бумаги реактивный самолет:

– Смотри, Михаил, это самолет, он летает сам, быстрее любой птицы.

– Как это летает?

– А вот так.

Сергей сложил из этого листочка самолетик и запустил его. Самолетик ударился о стену и упал.

– Разница между бумажным самолетиком и тем, который я нарисовал, в том, что в настоящем самолете есть двигатель и человек, который управляет эти самолетом. Как я смогу тебе объяснить основные принципы этого самолета, если у тебя нет базовых знаний?

– Тогда сначала научи меня этим базовым знаниям.

– Для обучения нужно четыре часа в день. Ты со мной уже третий год. Скажи честно: есть у меня возможность выделить столько времени?

Михаил по-взрослому посмотрел в глаза Сергею и ответил:

– Ты прав, я пойду учиться в гимназию.

– У меня к тебе просьба: прилагай все силы для учебы. Нет нужных и ненужных знаний. Есть те, пользу которых ты понимаешь, и те, об отсутствии которых ты будешь жалеть потом.

Хорошо, что мальчик ему доверяет и будет учиться со всем своим старанием. Сергей видел в жизни примеры, когда капризы в первом классе приводили к тому, что школу заканчивал бестолковый дебил с интеллектом совковой лопаты…

Сергей написал приглашения своим родственникам. Если он решил устроить в доме прием, то их надо обязательно пригласить. Посмотрел на Михаила, задумчиво рассматривающего рисунок, и подозвал к столу. Нарисовал разрез реактивной турбины и объяснил принцип работы. Затем рассказал о принципе работы крыла самолета и написал формулу работы воздушного потока. Эта формула одинакова что для паруса, что для крыла, только была получена в век авиации, во времена изучения основ аэродинамики. Затем нарисовал рули управления, разрез кабины пилота и после всех объяснений отдал рисунки Михаилу.

Мальчик сложил листочки и пошел в свою комнату. «Вот так и рождаются легенды», – подумал Сергей. Станет знаменитым татарским ученым, и потомки при изучении архивов найдут эти листочки. Ведь как долго пытались разгадать гений Леонардо да Винчи, пока не поняли, что на его листочках переписаны разрозненные фрагменты из уничтоженной римской библиотеки! Работы ученого не могут быть записаны фрагментарно. Должно быть и начало исследования, и его завершение. Удивительно, конечно, откуда это было известно в Древнем Риме, но Сергей в своей жизни видел и не такое. Загадки Азии, арабского мира и Индии были вычеркнуты из туристических справочников в семидесятые годы XX века. Однажды, будучи в одной из арабских стран, Сергей зашел в ресторан выпить чашечку кофе. Родина кофе – Йемен, и лучше арабов кофе никто не делает. В ресторане разговорился с арабом с соседнего столика и запомнил его фразу:

– Европа открыла арабский мир несколько столетий назад. Но это европейцы открыли нас для себя. А наши исследователи изучали европейцев, когда те еще жили в пещерах. И все записи хранятся в наших библиотеках.

Ради интереса Сергей решил проверить эти слова. К своему удивлению, нашел описание обряда погребения у славянского народа руссов в городе Озерске на берегу Ладожского озера. Обряд наблюдал и описал арабский исследователь аль-Фасих в 918 году, то есть при жизни первого Рюрика.

Сергею посчастливилось видеть реликвии в Индии, в арабских странах и в Азии. Местные жители к ним относятся привычно, почитая божественное происхождение. Ученые Европы безрезультатно потратили на изучение реликвий сотни лет. Нет объяснений тому, что противоречит не только законам физики, но и элементарной логике человека. Если найти объяснения этим реликвиям невозможно, о них надо забыть – нет их. Местные власти европейских ученых уже не допускают. Особенно после попытки расстрелять одну реликвию из пушки. Чего, спрашивается, стрелять в реликвию из пушки? Видно же, что ей тысячи лет, она и не такое видела. Не зря все же китайцы отгородились стеной…

Осмотр Сергей решил начать с института. По дороге заехал к учительнице женской гимназии Анастасии Никитиной и договорился о судьбе Михаила. Хоть у мальчика и есть родители, но жить он будет на обеспечении Сергея в доме Никитиных. Дверь перед родителями мальчика никто закрывать не собирался.

В свободное время Сергей продолжал чертить проекты для Тулы и писать послание потомкам. Подготовил эскиз пружины и амортизатора. Установку для перегона нефти в керосин и асфальт дополнил промежуточной фракцией смазочного масла. Вообще-то до конца XIX века человечество будет успешно обходиться дегтем и жиром. Но традиционная для ХХ века смазка надежнее.

Неделя до ответного приема пролетела как один день. Сам прием прошел без официоза, под музыку и веселые рассказы Сергея. Он постарался преподнести крымский набег как череду веселых событий и анекдотичных ситуаций. Вполне искренне говорил:

– Сам не понимаю, как смог почти месяц безнаказанно грабить Крым?

В Тулу собирался почти неделю: согласование перспективных вопросов на его предприятиях требовало времени. Из первого похода в Африку он планировал вернуться через полтора года. Собиралась в дорогу и Аграфена, ее дом в Петербурге был готов. Она решила ехать в расчете встретить Рождество в новом доме. Сергей поехал только с Николаем. В дороге не спешил и останавливался на ночь в каждом имении. Буяна и Бурана оставил на конезаводе производителями – уже взрослые и с заданием справятся. Приехал в Тулу в начале декабря. Ажиотаж его крымского набега спал, но официальных приемов избежать не удалось. Михаил Михайлович потребовал полного отчета о боевых действиях и хвалил по поводу и без повода.

Иосиф Аврумович бросился обнимать хозяина: наконец-то будут решены самые важные вопросы. К первому из них – о деньгах с крымского похода – он приступил сразу:

– Хозяин, что с турецкими деньгами делать? Если везти в Польшу, на обмене пятнадцать процентов потеряем.

– Моисей Мертель обещал из турецких денег только реалы и пиастры брать, а куруши казакам оставить.

– Так и есть, только золото и серебро, но много.

– С нашими ювелирами говорил?

– Они уже взяли все, что могут! Делают колечки и цепочки. Больше не берут.

– Вели ювелирам делать из золота корпусы для часов и браслеты и пошли умного человека к епископу заключить договор на поставку для церкви серебряных крестиков и цепочек.

– Сергей Николаевич! Благодетель ты наш! Мы с серебра тогда триста процентов прибыли поимеем!

– Я переговорю с Варфоломеем Сидоровичем, он специальную машину для позолоты сделает.

– А позолота долго держаться будет?

– Годы простоит. Будем часы и браслеты позолотой покрывать, многие с позолотой покупать будут да хвалиться, как золотом.

Ну хозяин, ну молодец! Зачем он куда-то ездит? Сидел бы в банке… Хотя вот он на окраину съездил и сколько привез! Одних русских денег шестьдесят шесть тысяч рублей серебром.

– Хозяин, среди пленных был еще Леви Картер с женой и детьми, я его тоже к себе забрал.

– Как они устроились?

– У Тимофея загодя построенные дома есть. И Моисей, и Леви вселились и уже работают, тебя благодарят. Ты их из грязи в сытую жизнь вытащил.

Иосиф Аврумович не выпустил хозяина, пока не уяснил для себя все тонкости новых дел. Повезло ему с хозяином, ох, повезло.

На другой день Тимофей с Варфоломеем Сидоровичем учинили хозяину перекрестный допрос. Слишком много новых или неясных распоряжений они получили, требовались разъяснения. Вдобавок и свои производственные вопросы появляются, которые хозяин обычно решает на раз. Новых людей разместили в Туле, Москве и Тамбове. Заводы стали просто огромными, у ворот сбыта готовой продукции очередь из сотен телег. Телеги с углем и уральским чугуном непрерывным потоком идут в литейный цех… Но хозяин начал первым:

– Тимофей, пора строить новые заводы в Нижнем Новгороде.

И Тимофей, и Варфоломей Сидорович ожидали разговора про планы в Малороссии, а тут на тебе, Нижний Новгород!

– Почему Нижний Новгород? – наконец опомнился Тимофей.

– Место удобное.

– Чем оно тебе удобное? – почти хором спросили оба, посмотрели друг на друга и засмеялись.

– Господа, вы сами хорошо видите проблему с поставками сырья и вывозом продукции наших тульских заводов.

– Уральские заводы не согласны поставлять товар на условиях оплаты неустойки за опоздание, – перебил Тимофей, – они предлагают закупать больше и держать запас на складе.

– Запас на складе – мертвые деньги. Пусть поставщики держат запас на наших складах. Мы за хранение денег с них брать не будем.

– Невыгодно бесплатно чужое добро на своем складе держать.

– Еще невыгоднее свои деньги на складе держать. Чем вам Нижний Новгород не нравится?

– Там железом никто и никогда не занимался, – сказал Варфоломей Сидорович.

– Город далеко, производство безнадзорным будет, – сказал Тимофей.

– Тульской руды не хватает, у нас больше половины производства на уральских чугунах. Каменный уголь с Дона легче везти в Нижний Новгород, а чугун с Урала – по Волге.

– Здесь ты прав. Когда начинаем строить заводы в Нижнем Новгороде?

– Не надо спешить, для начала Тимофей закончит там кирпичные заводы.

– Все кирпичные заводы по весне начнут работать. Хорошее место для заводов вдоль берега уже выкупил.

– Молодец! А говоришь «зачем заводы?».

– Что будет после кирпичного завода? – спросил Тимофей.

– Строим два завода, часовой и швейных машинок, потом литейно-прокатный и котельно-механический. Последним строим нефтеперегонный завод.

– Спрос на паровые машины очень большой, из твоего крымского плена три тысячи человек на паровые машины поставили.

– Наши заводы в Туле вышли на предел. Если мы увеличим производство, купцы не смогут вообще ничего вывезти, телеги на дорогах встанут.

– Ты прав, хозяин. Год назад летом по реке все вывозили и привозили, а сейчас река не справляется.

– Каменный уголь с окраины очень хорош, – сказал Варфоломей Сидорович, – а когда его выжгли в кокс, такую температуру дал, что металл сразу потек.

– Проблема – не копать уголь, а везти его с Дона: река до Воронежа опасна, разбойников много.

Интенсивное обсуждение вопросов продолжалось две недели. Варфоломей Сидорович сначала обиделся, узнав, что хозяин велел передать управление заводами Лазарю Прудникову. Но когда увидел план своих работ, то понял: заводы и этот план одновременно не потянуть. Построить паровой двигатель тройного расширения – удивительно, как хозяин до такого додумался. Соединить поршни через коленчатый вал. Коленчатый вал сначала ковать, потом протачивать на станке. Мощность в триста лошадиных сил, при восьмидесяти оборотах в минуту – это фантастика! Смазка маслом после перегонки нефти. Это сумеем, даже асфальтом территорию завода и Алексеевскую улицу залили. Губернатор упрашивал перед его домом залить асфальт. Так Тимофей губернатора чуть голым не оставил. Потом, правда, оформил как дар городу от дворянина Алексеева.

Тимофей похвастался, как выгодно продал шерсть с овец. Казаки не обманули, хороших овец привезли. Первая стрижка за раз все расходы покрыла, и даже прибыль вышла. Хозяин быстро нарисовал чертеж машинки для стрижки овец. Протянул чертеж Варфоломею Сидоровичу и сказал Тимофею:

– Можно делать потоньше и продавать цирюльникам, но не забудьте про патент.

– Патенты мы посылаем на все, асфальт не хотели регистрировать, но губернатор свое письмо послал в Петербург, после этого патент прислали.

В один из дней Тимофей спросил о наболевшем:

– Сергей Николаевич, зачем тебе мост через Днепр?

– Мост через Днепр нужен тебе, а не мне.

– Мне этот мост совсем не нужен, тем более такой дорогой.

– Во-первых, посчитай, сколько стоит перевоз угля через реку на лодках за один год. Во-вторых, вот тебе план моста со стальными пролетами, – хозяин быстро нарисовал проект.

Тимофей и Варфоломей Сидорович потеряли дар речи. Это же очень большой мост, а тут проект готов за полминуты. И даже полная деталировка, как строить опоры и ледорезы. Тимофей быстро сделал расчеты расходов на переправу угля только для Тулы. Вынужден был согласиться: мост нужен, и чем раньше, тем лучше.

– Ищите строителя для моста, к окончанию строительства опор в Кривом Роге должно быть готово литейное и прокатное производство.

– Ты хочешь балки на строительство моста брать прямо с криворожского завода?

– Да, но рельсы должны уже прокатываться. К окончанию строительства моста обе части железной дороги должны быть готовы.

– Дорого нам завод с железной дорогой обойдутся.

– Наберем кацапов на строительство дороги, и им, и нам выгодно будет.

– Ты в курсе, что с этого года царица налог изменила? Все будут платить с прибыли.

– Это хорошо. Посмотри, Варфоломей Сидорович. Это чертеж электрогенератора, надо гальваническую ванну делать для позолоты часов и браслетов.

– Еще одну новинку придумал?

– После не забудь позвать ученых из Тульского и Московского университетов.

Перешли к обсуждению бумагоделательных и ткацких машин. Здесь у Сергея нужных знаний не было. Став европейским лидером конструкторских идей, он справедливо рассчитывал получить талантливых добровольцев из разных стран. Надо только дать знать, что ищешь эти таланты.

Варфоломей Сидорович с Тимофеем старались узнать, где предел знаниям и идеям хозяина. Но опять были ошарашены:

– До начала апреля привезите на сясьскую верфь шестьдесят нарезных пушек. На каждый корабль оружие, боеприпасы и бронежилеты согласно со списком.

Сергей передал бумаги Тимофею.

– Ты никак в путешествие собрался! – воскликнул Тимофей.

– Да куда тебя несет из дома? – закричал Варфоломей Сидорович.

– Тихо, тихо, господа. Собрался я к африканским берегам, золотые недра пограбить. Вы оба грозите мне безденежьем от строительства железной дороги. Вот и пойду за деньгами.

– Так эти паровые самоходы тебе сейчас нужны?

– Нет, Варфоломей Сидорович, еще есть у тебя время, работай и думай.

– Сколько месяцев тебя не будет?

– Ждите к весне 1769 года.

– Целый год! Нет, хозяин, погоди! Дай нам припомнить все вопросы. Год без твоих советов трудно будет.

– Дабы легче ждалось и не скучалось без меня, тебе, Варфоломей Сидорович, надо сделать двухсотдвадцатимиллиметровую пушку с поршневым затвором.

Сергей протянул чертеж пушки:

– Не смотри на меня грустно, похвастай новыми сплавами.

– Когда уедешь?

– Если сясьская верфь раньше не позовет, то по последнему снегу.

Оба облегченно вздохнули: время есть, можно решить еще много вопросов и получить дельные советы.

На Рождество Аграфена прислала письмо, в котором сообщила, что беременна третьим ребенком. Она звала Сергея в Петербург, но он в Петербург совсем не хотел. Прекрасно понимал, что спокойной жизни у него там не будет. Убивать время в салонах и театрах претило его натуре. Он человек действия, и пустопорожнее прожигание жизни для него утомительно. Кроме этого, он боялся сделать неверный шаг или сказать неверное слово. Совсем маленький город заполнен именитыми людьми со сложившимися взаимоотношениями. Они с рождения в этой среде, а он чужой. Незаметно приехать в Петербург и отсидеться в доме Аграфены не получится. Его уже знают, и он просто обязан нанести визиты. Эти визиты повлекут следующие, и так далее. Сидеть незаметной мышкой в обществе он не сможет в силу своего характера. Сам себя он знал и был уверен, что поездка в Петербург принесет только неприятности. Написал Аграфене полное нежности и любви письмо. Писать о невозможности приехать в Петербург он не мог: сам же советовал построить дом в столице. Пришлось оправдываться делами заводов и новыми проектами. Обещал приехать в конце февраля по дороге на сясьскую верфь.

Переход на новую налоговую систему потребовал от дворян денежных выплат в пользу казны. Купцам не хватало денег на скупку возросшего количества зерна. Цены на зерно и другие сельские товары упали. Сообразительным купцам Иосиф Аврумович выдал кредиты. Но деньги остались и в Туле, и в Петербурге, и в Москве. Сергей приказал банку скупить зерно через все филиалы. Если будет необходимость, то свести оборотные средства под ноль. По этому поводу собрали большой совет в московском филиале банка, тщательно рассчитали суточные поступления и расходы на оплаты поставщикам. Пришли к заключению о несомненной выгоде скупки зерна даже под вексель с оплатой под проценты.

Управляющий московским филиалом Савва Борисович даже вспотел, когда посчитали минимальную прибыль от продажи зерна с открытием навигации. Активы банка удваивались. Если зерно везти на склады Амстердама и продавать там, то сумма прибыли будет просто немыслимой. Общее количество товаров на экспорт не изменилось. Продажные цены за границу останутся прежними.

– Надо строить порт в Мурманске, – сказал Сергей.

Тимофей вздрогнул и оглянулся на своих помощников. Сергей заметил нервную реакцию Тимофея и продолжил:

– Мурманск – хорошее место для порта, зимой не замерзает, да дороги туда нет. Дорогой заниматься нет у нас сил. Не волнуйся, Тимофей, это пока всего лишь мысли вслух.

По последнему снегу Сергей поехал на сясьскую верфь. Его надежды набрать экипажи из турецких моряков не оправдались. С ним кроме Николая ехал Хауф, артиллерист турецкого корабля. Согласились продолжить службу и еще двое, матрос-рулевой и десятник абордажной партии. Остальные моряки выбрали спокойную жизнь на берегу. Хауф в Туле детально изучил пушку и боеприпасы. Его друзья сразу уехали на сясьскую верфь. Придется сделать ставку на татар. Сначала он наберет моряков со своих торговых судов, потом возьмет добровольцев вокруг верфи и пошлет гонца в Тамбов и Москву набирать татар. Последний этап набор людей от Дании до Испании. В Швеции искать бесполезно, там половина мужчин под ружьем. Принудительно набирать крепостных Сергей не хотел.

Решение набирать татар на свои корабли было вполне обоснованным. Сергей помнил советскую статистику по латвийскому пароходству. Среди моряков сорок процентов украинцы, двадцать – белорусы, столько же татар, десять процентов русских, и еще десять составляли представители прочих национальностей. По статистике Ленинграда, доля моряков-татар была сорок процентов, а русских – десять. Русские не хотели идти в море при Екатерине II, не захотели и при советской власти. Сейчас у него было только пятнадцать человек, если согласится Николай Кочеряко, будет шестнадцать. А требовалось сто шестьдесят человек, из них шестьдесят моряков и сто человек для десанта на континент и закладки крепости. Выходить из Ладожского озера без экипажей Сергей не собирался. Можно попасться пиратам уже на Балтике. Ведь в океане следует ожидать нападения с любого корабля. Смешанный национальный состав не смущал. Понятие национального самосознания появилось лишь в ХХ веке. До этого были только религиозные конфликты, и то провоцируемые Римом. Других воинствующих религиозных конфессий не было.

На стапеле сясьской верфи два корпуса резко отличались от других своим хищным видом. Острые носовые и кормовые обводы говорили о явно военном назначении этих кораблей. Всего одиннадцать судов было готово к спуску. Все они ждали ледохода, после которого их спустят на воду и поставят мачты. Семьдесят три моряка работали на верфи в ожидании спуска своих кораблей. Надо присмотреться и выбрать себе в экипажи лучших моряков. Евстафий Петрович гордо показывал верфь. Корабли разной степени готовности стояли рядами на стапелях. По мере готовности строительного этапа паровая лебедка передвигала корабли из цеха в цех.

– В этом году спустим еще двадцать—двадцать пять кораблей. Идем в цех закладки килей, покажу наш пятидесятиметровый первенец.

– Уже решился на корабль в две тысячи тонн?

– Как услышал от тебя про комбинированную сборку киля, спать не мог, пока не придумал.

– Размерами кораблей не увлекайся, надо набрать опыт поведения кораблей на волнении. Ты книгу Эйлера по теории прочности корпуса читал?

– Трудно осилить, не все понятно. Но все юноши согласно твоему приказу учатся в новгородской гимназии.

– Какие сложности встретились при сборке моих баркентин?

– Клепка непривычна, но молодежь на твоих заводах училась и справилась в сроки.

– Настанет время, и все корабли с клепаным корпусом будут.

– Будут течь клепаные швы, лист на лист плотно приложить невозможно.

– Ты прав, клепаный корпус требует совсем другой технологии, стальной лист на стапеле не приложить, как доску.

– Ты куда собрался на своих кораблях? Или все в секрете держишь?

– Какой секрет, если скоро экипаж собирать начну? В Африку, золото добывать.

– Тогда понятно. Но пушек маловато, давай я еще орудийные портики прорежу на шесть пушек. Времени достаточно, и задержки со спуском не будет.

– Мне линейный корабль не нужен, лучше покажи десантные шлюпки.

– Как скажешь, хозяин, пошли смотреть приготовленное на складе имущество и снабжение. Затем опытный бассейн с новыми моделями.

Сергей постепенно познакомился со всеми моряками. Слухи о походе в Африку, привезенные двумя турецкими моряками, теперь подтвердил сам хозяин. Моряки быстро разделились на три части. Одним было интересно посмотреть и послушать, но сами туда не собирались. Другие, с авантюрной жилкой, хотели все узнать и, возможно, присоединиться. Искателям приключений было важно само приключение, и они старались привлечь к себе внимание хозяина. Сергей присматривался ко всем морякам. Достойного кандидата можно привлечь достойными деньгами. Набирать экипажи из преданных лично ему людей он не собирался. Преданные и бестолковые сами погибнут и его за собой утянут. Умные и несогласные сами думают и его заставят хорошо подумать.

Ледоход начался, когда он осматривал засыпанные зерном склады. Река Сясь вскрылась, скоро вскроются Ладога и Нева. Первыми спустили баркентины и подвели к достроечной стенке для установки мачт и такелажа. Через полтора месяца корабли будут готовы и начнутся ходовые испытания. Отдав все необходимые указания, в том числе, каких моряков придержать на верфи, он решил съездить в Петербург и уделить несколько недель Аграфене. Занятость на верфи давала возможность ограничиться минимальным количеством обязательных визитов.

Встретила его Аграфена сдержанно, обиделась на отказ приехать в декабре. Но Сергей нежно поцеловал ее, потом детей – и сразу повел женщину в спальню. Лед растаял быстро.

Утром решил нанести визит генералу Сумарокову, где был встречен радушно. Разговор с генералом ошарашил Сергея новостью. Король Польши Станислав Понятовский захотел повторить шаги герцога Бирона. Недавно Бирон ради спасения Курляндии от прусской оккупации упал перед Екатериной II на колени и просил взять его корону. Он умолял императрицу спасти его народ. Станислав Понятовский также упал перед Екатериной II на колени с предложением своей короны. Но императрица не хотела неизбежной войны. Она согласилась взять Восточную Польшу от Пруссии до Карпат в обмен на поставки русского оружия. Россия, в принципе, вернула свои территории – Литву, Белоруссию и Бесарабию. Территории, захваченные Польшей в период борьбы России с татарскими ордами. Но Турция считала это достаточным поводом для объявления войны России.

От Сумарокова Сергей поехал к портному, где заказал одежду для визита к Екатерине. Некий коктейль гвардейского и морского мундиров, с золотым шитьем под форму ХХ века. Любой человек с первого взгляда определит как скромно выглядящую, но дорогую и элегантную одежду. Портной заикнулся про сроки, но Сергей сразу пресек:

– Если будет готово завтра утром, в обед получишь швейную машинку с оплатой в рассрочку.

– Господин Алексеев, если сегодня в полдень я получу швейную машинку с оплатой в рассрочку, завтра утром вы получите свой заказ бесплатно.

Сергей написал записку Исааку Иосифовичу и дал портному. Остаток дня провел с Аграфеной и детьми.

Утром Сергей пришел в Зимний дворец и попросил аудиенции у царицы. К удивлению, его сразу впустили в кабинет, и он понял почему. Императрица ругала высокого почтового чиновника с применением «солдатского лексикона». Желая максимально унизить человека, приказала впускать всех. В кабинете присутствовало более десяти просителей. Екатерина размахивала перед лицом чиновника пачкой бумаг и как бы нечаянно била несчастного по носу. Слушая императрицу и тихо расспрашивая свидетелей, Сергей узнал суть происходящего.

Дворянка Ярославской губернии Анна Матвеевна Дворянинова любила писать письма своим подругам. Однажды заподозрила своего слугу в утаивании денег за почтовые услуги. Провела следствие, результат следствия ее разгневал, и она отправила жалобу императрице. Ее письма относили разные слуги, и все платили разные деньги. Но хуже того, в книге регистраций были записаны совсем другие суммы. Конечно, меньшие, хотя и разные. Екатерина приказала провести в нескольких губерниях негласную проверку. Везде был обнаружен обман и произвол в назначении цены.

Дождавшись паузы в гневной речи Екатерины, Сергей сказал:

– Ваше императорское величество, разрешите обратиться.

– Чего тебе?

– Проблема произвола и воровства почтовых чиновников легко устранима.

Императрица удивленно повернулась:

– Это как?

– Почтовое ведомство издает единую тарифную сетку.

Сергей подошел к столу Екатерины и быстро набросал на двух листочках бумаги образец тарифной сетки, которая в советское время лежала на столе в каждом почтовом отделении. Екатерина с одного взгляда поняла смысл:

– Что предлагаешь против воровства?

– Монетный двор печатает почтовые марки с портретом Екатерины Великой, – он показал рукой на императрицу, – но различной номинации.

Сергей набросал образец почтовых марок.

– Каждая номинация имеет свой цвет, цена указана в углу марки.

– Не понимаю смысла.

– Я прихожу на почту, мне определяют тариф в один рубль, я плачу один рубль, а служащий наклеивает на письмо марку в один рубль.

– Будет учет марками вместо денег?

– Нет. На почтовой станции марок меньше на рубль, а в кассе денег больше на рубль, украсть невозможно.

Екатерина внимательно посмотрела на Сергея и сказала, обращаясь к почтовому чиновнику:

– Может, тебя на рудники отправить – думать учиться? Иди, и через месяц жду все бумаги на подпись.

– Зачем пришел? – Екатерина повернулась к Сергею.

– Прошу каперский патент против Турции на условиях половины приза.

Императрицу было трудно удивить, но здесь ей понадобилось время. Она прошла вдоль кабинета, потом вернулась к столу и села:

– На сегодня прием закончен, – сказала она слугам. Потом Сергею: – Ты садись, Алексеев.

Слуги выпроводили просителей из кабинета и закрыли дверь.

Этот юноша снова ее удивил. Когда он совершенно просто сказал, что есть серебро на землях Демидова, она ожидала просьб дать участок на демидовских землях. Но он ничего не просил. Демидов через две недели прибежал с радостной вестью о найденном на его землях серебре. Она уже смирилась с тем, что воруют все, и Демидова не наказала, притворилась доверчивой дурой. Когда этот юноша предложил изменить систему налогов, она была уверена, что казна соберет меньше. Железо, зерно и прочее продавалось за границу, значит, по максимальной цене. Дворяне продадут зерно купцам внутри страны. Денег получат меньше, и ей заплатят меньше. Просто она устала месяцами считать и торговаться за копейки. Пусть получит на несколько тысяч меньше, но больше будет времени на отдых и развлечения. Когда в феврале получила отчет о собранных налогах, не могла поверить в цифры. Казна получила вдвое больше при равном урожае. Екатерина специально велела узнать про урожай.

Она посмеялась, когда он попросил земли на окраине. И вот война, генералы уверены во взятии Крыма. Этот юноша становится самым богатым дворянином России. Она велела за ним присматривать, и ничего. Бегает с места на место, занимается своим имением, заводами, банком и институтами для бывших гимназистов. Общества не чурается, женщин не избегает. Желанный гость в любом доме. И вдруг каперское свидетельство против Турции. Да его там, как червя, размажут и не заметят. Или она что-то не понимает, как в этом случае с почтовыми дуралеями, где решение оказалось проще простого.

Вон та шкатулка приготовлена для него. В шкатулку сложены грамоты всех университетов и академий Европы. Все как один избрали его почетным академиком или профессором. Все просят приехать и прочитать курс лекций. В каждом письме из Европы ее спрашивают о нем. Восхищаются его талантами, ее поздравляют за мудрость, позволившую вырастить гениального ученого и талантливого изобретателя.

Этот юноша за год в Петербург ни ногой. Месяц просидел на Ладоге, в сторону столицы даже не посмотрел. Как узнал про войну, сразу примчался во дворец за каперским патентом.

– Где разбойничать собираешься?

– На Средиземном море.

– А ты знаешь, что на Средиземном море только турецкие и алжирские корабли? Франция дань платит Турции за право вдоль своего берега плавать.

– Этим Средиземное море и хорошо, не ждут там кораблей из Европы.

– За последние тридцать лет объединенные эскадры Англии, Испании и Франции дважды пытались дать бой алжирскому адмиралу, да оба раза биты были.

Екатерина переложила бумаги на столе.

– Мне донесли, у тебя на верфи одиннадцать кораблей, надеешься одиннадцатью кораблями алжирского адмирала побить.

– Я пойду в Средиземное море каперством заниматься на двух кораблях. Алжирских адмиралов пусть боевые корабли бьют.

– Вот как?

– Я не за воинской славой иду, а за деньгами для русской империи.

– И много денег думаешь привезти? Как бы голову свою там не оставил.

– Что сейчас грудь выпячивать? Вы ведь знаете, цыплят по осени считают.

– Почему бы тебе на Черном море не разбойничать? Два корабля в Александровске стоят.

– Черное море маленькое, меня быстро найдут и к берегу прижмут, получите потом мою голову в мешке.

– Я в морских науках не сильна, приходи вечером на ужин. Награды получишь и каперское свидетельство. Что еще просишь?

– Для снаряжения кораблей сто моряков с восемью офицерами и сто солдат с двумя офицерами и порох.

– Солдаты тебе зачем?

– Абордажная команда нужна. Как приз захватить без абордажного боя?

– По возвращении дом в Петербурге построишь.

Из Зимнего дворца Сергей поехал в банк к Исааку Иосифовичу. После рождения детей он построил типографию на Яузе рядом с бумажным заводом. Решил издавать детские сказки с картинками. Можно легко получить подряд на почтовые марки, если сейчас ловко развернуться и угодить почтовым чинам. В банке до вечера диктовал письма. Освободился, только когда уже надо было ехать в Зимний дворец. Все сказанное Екатериной касательно Средиземного моря было истинной правдой. Там могли плавать только подданные турецкого султана. Линейные корабли Турции достигали пяти тысяч тонн и были вооружены четырехсотмиллиметровыми пушками.

Корабли построены специально для Средиземного моря, в океане они могли переломиться. Через Босфор их было трудно, почти невозможно тащить на буксире. Но Черное море было турецким озером. Корабли были устрашением для всех государств Европы средиземноморского побережья. Если турецкая эскадра выстроится в линию, то только самоубийца подойдет к этой эскадре. В своих лекциях по тактике морского боя в морском корпусе Сергей подробно описывал достоинства и недостатки линейного боя. По этой причине турецкие моряки, как впоследствии и английские, не имели опыта морских боев. Их интересовало только устрашение и перевозка сухопутных войск.

Алжирские военные корабли – самбуки были идеально приспособлены к условиям Средиземного моря. Алжир входил в состав Оттоманской империи, но ввиду отсутствия какой-либо внешней угрозы обходился без военного «допинга» со стороны Стамбула. Самбуки были легкими и быстроходными кораблями с вооружением от шести до двадцати пушек. Арабы – прекрасные моряки, многому научившие в свое время португальцев и голландцев. Алжирские моряки умело использовали преимущества своих кораблей в боях против европейцев. Арабы не лезли на своих самбуках под пушки линейных кораблей. Их корабли, как стая собак, рвали линию на куски. За что обиженные европейцы называли алжирских моряков пиратами. Ну не хотят они воевать по европейским правилам! Тем не менее самбуки патрулировали западную часть Средиземного моря. Регулярно отлавливали отчаянных купцов, рисковавших ради прибыли прорваться к итальянским берегам. В итальянских княжествах можно было купить контрабандные турецкие и арабские товары.

Сергей не собирался воевать с турецкими линкорами и не боялся алжирских самбук. От линкоров его баркентины легко уйдут, а алжирцев он отгонит артиллерией. У него была задача получить от Екатерины моряков и солдат и, не заходя за линию Тунис – Мальта – Сицилия, отловить несколько торговых кораблей. Он не помнил, какой должна быть продолжительность русско-турецкой войны. Помнил только, что в результате будут взяты Крым и Измаил. После перехода русской армии через Дунай турки будут просить мира, Великобритания слегка ограничит Екатерину, пригрозив сократить покупки зерна и железа…

И моряки, и солдаты были нужны Сергею. Врусском флоте не было морской пехоты по причине другой тактики морского боя, исключающей абордаж. Морской гвардейский экипаж после Гангута перешел в ранг «парадных» частей. Обычные солдаты лучше всего подходили как крепостной гарнизон. Всего планировалось поэтапно построить три крепости. Первую – на побережье у Львиной горы. По расчетам, задержка с десантом в Африке будет не более восьми месяцев. Но задержка вполне оправдана получением реальной и обученной военной силы.

Он приехал в Зимний дворец к назначенному времени. Слуги без промедления провели его в знакомый «зал ожидания». Здесь он оказался в центре внимания – не то что в свой первый визит во дворец. Но ожидаемых вопросов о крымском походе не последовало. Его усадили на диван рядом с Зиновием Петровичем Щепотевым, и начался светский разговор ни о чем. Через некоторое время Сергей понял: с ним просто знакомятся. Хотят составить мнение о достоинствах и недостатках этого замеченного императрицей провинциала. Подобного положения необходимо избежать. В его планы не входило сближение с придворными Екатерины, неизбежное участие в их возне и интригах. Лучше всего находиться вне придворной суеты и поддерживать со всеми ровные, доброжелательные отношения. Сергей начал уводить разговоры от персоналий на обобщение. Стал больше шутить и сбивать направление разговора к моде, архитектуре и театру. В разговор вступило больше женщин, посыпались комплименты и сетования на малочисленность театральных трупп. Сергей заговорил о необходимости построить еще театры. Ведь развлечений было мало: или иди на спектакль, или сиди дома.

Наконец позвали к столу. Величественно вошла Екатерина, все поклонились и начали рассаживаться.

– Алексеев, садись сюда.

Сергей вздрогнул. За что? Не нужно ему этого! Но, счастливо улыбаясь, подошел к указанному месту и с поклоном благодарности сел по левую руку царицы. Следует быть настороже и не повторить ошибок переводчиков русского языка при Черчилле. Премьер-министр выгнал одного переводчика во время обеда в Тегеране за то, что бедолага ел мясо, когда Черчилль обратился к Сталину. Несчастный был вынужден выплюнуть мясо в ладонь, но с переводом задержался. И хотя переводчик Сталина прошептал на ухо вождю фразу по-русски, Сталин продолжал ждать перевода от переводчика Черчилля… Другой переводчик лишился карьеры в Крыму. Он увлекся созерцанием красот дворца Воронцова и упустил фразу премьер-министра. На что Черчилль зло сказал: «Вы сюда приехали любоваться красотами или переводить?»…

Ужин проходил спокойно, все насыщались блюдами от поваров Екатерины. Сергей вел легкую беседу с фрейлиной императрицы Марией Ильиничной Путовой. Сидящий рядом с царицей Григорий Орлов хныкал и сюсюкал по поводу ее приказа выехать летом в действующую армию. В самом конце ужина, когда Сергей подносил к губам бокал смешанного с водой вина, он услышал:

– Алексеев!

Сергей по военной привычке автоматически встал. Екатерина, не ожидавшая такой реакции на свои слова, вздрогнула и озадаченно на него посмотрела. Затем продолжила:

– Своими научными трудами ты прославил Россию во всей Европе. Каждый университет и академия наук желает видеть тебя и услышать твои лекции.

Екатерина протянула руку, слуга подал рулончик бумаги.

– За прославление России перед всей Европой жалую тебе титул графа! По праву обширных земель и больших владений сей титул будет наследным.

Екатерина протянула Сергею титульную грамоту. Придворные озадаченно умолкли и смотрели на Екатерину. Сергей поднял свой бокал:

– Слава Екатерине Великой! Служу России! – и выпил.

Придворные последовали его примеру и, нестройно повторяя тост, выпили следом. Екатерина встала из-за стола и пошла в зал.

– Алексеев, – снова позвала императрица, – желаю видеть тебя в Петербурге. Посему велела Муравьеву отмерить тебе участок под дом у канала рядом с Казанским собором.

Сергей со словами благодарности низко поклонился, мысленно отчаянно матерясь.

– Я закажу у архитектора Растрелли трехэтажный дом, достойный твоего посещения.

Строить дом на берегу Екатерининского канала будет очень дорого. Поможет только Растрелли, «портфель заказов» которого переполнен, а это надолго задержит строительство.

– Ну-ну, – Екатерина с прищуром на него посмотрела, – слуги передадут тебе все бумаги, когда будешь уходить. Расскажи все самое интересное о своем крымском походе.

– Это был не поход, а цирк шапито.

Екатерина весело засмеялась.

– Говори, – велела она.

Сергей начал рассказывать о важных с военной точки зрения деталях своего похода. Обратил внимание на отношение казаков к земледелию. Казаки совершенно равнодушны к земле, на которой живут, их интересует только грабеж. Если добычи нет, уходят к другому атаману.

– Похожие слова пишет генерал Нащокин, – задумчиво сказала Екатерина, – в любом случае после взятия Крыма казаки с крепостями на этих землях больше не нужны.

– Казачью вольницу надо гнать, казаков с атаманами посадить на пограничную землю, чтоб и себя кормили, и свои земли защищали.

– Мои генералы советуют после взятия Азова дать казакам земли на реке Кубань.

– Здесь я не советчик.

– Я хочу в этом году подписать указ о Земельном банке и воле для казенных крестьян, это твоя идея, что присоветуешь?

– Указ надо подписывать после окончания сева, многие горячие головы захотят сразу бежать на плодородные земли, а так будут вынуждены ждать урожая.

– Ты грозил бегством рабочих с уральских казенных заводов.

– Треть убежит, но сейчас железа много выплавляют, и ущерб будет маленький.

Сергей был безразличен к данному этапу своего плана. Земель в России много, и добровольное переселение свободных крестьян приведет только к увеличению сбора зерна. Мгновенного толчка к развитию промышленности реформа не даст. Это в Европе крестьяне получили свободу, но лишились земли. Вынуждены были соглашаться на любую работу за кусок хлеба.

– Непонятный ты, граф Алексеев, знаний у тебя много не по годам.

– Можно мне поговорить с Павлом?

Екатерина снова с прищуром на него посмотрела.

– Поговори, он давно просил встречи с тобой, думаю, вреда не будет ни тебе, ни ему.

Сергей давно приметил мальчика и рассчитывал с его помощью уйти из дворца. Он знал, что здесь давно по неписаным правилам царят законы матриархата. Совсем не хотел, чтобы одна из приближенных фрейлин выбрала его на ночь. Сергей подошел к Павлу и низко поклонился:

– Добрый вечер, ваше императорское высочество.

– Ты новый фаворит матери?

– Я надеюсь через неделю покинуть Петербург.

– Почему не хочешь жить в Петербурге?

– Служить России и короне можно везде. Петербург маленький, а Россия огромная, значит, и пользы вне Петербурга можно принести больше.

– Странные слова. Все дворяне стремятся в Петербург, а не из Петербурга.

– Простая причина. В столице деньги можно получить, за ее пределами деньги надо заработать.

– Ты хочешь сказать, что в Петербурге все дворяне получают деньги безосновательно?

– Этого я не знаю, но цены в городе в десять раз выше, чем в Москве.

– Интересно, я про это никогда не слышал! Ты будешь служить мне?

– Каждый дворянин будет тебе служить, когда ты взойдешь на престол.

– Я спрашиваю про службу лично мне. На престол я взойду через четыре года, когда мне исполнится восемнадцать лет.

– Я сделаю все для твоей пользы. Кто тебе сказал про коронование в восемнадцать лет?

– Все говорят о моем праве на корону в восемнадцать лет, сейчас она просто регент.

– Я этого ни от кого не слышал, и в первую очередь не слышал от императрицы.

– Она должна отдать мне корону отца, корона моя по праву наследия.

– Борьба за корону только во вред России. Возможно, корона твоя по праву наследия, но в России слово императора выше закона.

– Ты защищаешь мать и убийцу отца!

– Уйди от эмоций к холодному разуму. Твоего отца убили не по воле матери. Он пошел один против дворян и свергнут дворянами. Свергнутый император не может быть живым.

– Если у меня будет много сторонников, я могу занять трон и править Россией!

– Это плохая мысль, учись у своей матери Екатерины Великой. Она не стремилась к власти, но, став императрицей, умело правит, защищая интересы даже тех, кого не любит.

– Ты меня убеждаешь в том, что император не должен принимать решений, не угодных подданным. Даже если подданные потом поймут пользу решений императора.

– Сначала твои подданные должны понять пользу, а уж потом надо издавать указ. Окружающие тебя люди в первую очередь говорят то, что выгодно лично им.

– Отсюда один вывод: все подходят ко мне ради своей выгоды. В чем твоя выгода?

– Ваше императорское высочество, выведи меня из дворца.

– Так ты за этим подошел?

– Да, не место мне здесь. Я человек провинции и оружия, во дворце меня затопчут и не заметят.

– Ты меня удивляешь, тысячи дворян мечтают войти в двери Зимнего дворца, а ты просишь помощи, чтобы уйти. Следуй за мной. – Последние слова Павел сказал очень громко и пошел к боковой двери.

Они пошли внутренними коридорами дворца, Павел остановился у двери и сказал:

– За этой дверью выход на гостевую лестницу, не забудь взять дарованные документы. И все же я не согласен править в угоду всем!

– Не надо забывать, что Петр Третий свергнут на глазах твоей матери. Она напугана на всю жизнь. Дворяне легко могли убрать и ее. Затем посадить регентом другого человека.

– И как избежать дворянского бунта?

– Выход простой, и ты его знаешь. Выборный сенат, пусть дворяне дерутся друг с другом и приносят на подпись решение, за которое проголосовало семьдесят процентов сената.

– И будет бардак, как в Польше.

– Или порядок, как в Швеции или Англии. Разница в финансовой независимости правителя от дворян.

Павел посмотрел Сергею в глаза.

– Если в казне есть деньги, ты от дворян независим, они не смогут склонить императора к одной или другой группировке.

– Мои учителя много о тебе говорят, они были на всех твоих лекциях и переписываются с преподавателями твоих университетов.

Для Сергея это было новостью.

– Только ты содержишь школы и университеты. Другие дворяне на науку и рубля не тратят.

– Рубль, затраченный на науку сегодня, через десять лет даст сто рублей.

– С тобой интересно говорить, приходи завтра.

– Спасибо, ваше высочество, но я не смогу. Завтра начинаю отбирать экипаж на свои корабли и через неделю еду на сясьскую верфь.

– Когда в плавание?

– Минимальный срок тренировок – один месяц.

– Я приеду на сясьскую верфь. Много разных разговоров о твоих делах, хочу увидеть сам.

На том и расстались. Сергей поехал к Аграфене. С утра надо начать отбор будущих соратников.

Слуга увидел знак Екатерины и подошел:

– Он убеждал Павла не настаивать на праве престолонаследия по достижении восемнадцати лет. Учиться у матери управлению государством.

– Что еще?

– Называл тебя Екатериной Великой и призывал Павла учитывать интересы дворян.

– Дальше.

– Предлагал сделать сенат выборным, чтобы дворяне ругались там и не досаждали тебе.

– Дальше.

– Жалел тебя, говорил, трудно тебе.

– Что Павел?

– Сначала назвал его защитником убийц, потом обещал приехать на сясьскую верфь.

– Он уехал к старой купчихе?

– Да, ваше величество, у них общие дети, но деньги они не смешивают.

Екатерина назвала Аграфену «старой купчихой», хотя сама была старше Аграфены прочти на десять лет. Этот избегающий дворцовых залов юноша чем-то заинтересовал ее, возможно, как раз тем, что избегал дворца.

В семь часов утра Сергей вместе с Николаем были в казармах резервного полка. Он хотел выбрать сотню физически наиболее развитых солдат. Но посмотрел на утреннее построение и отказался от ненужной затеи. Сутулых, с впалой грудью, дохляков призывного пункта XXI века в строю он не увидел. Начал наблюдать рутинные мероприятия воинской части. Старался подметить индивидуальные качества, которые потом помогут сформироваться в дружный коллектив. В девять утра пришел командир полка. Сергей представился и показал бумагу из Зимнего дворца. Командир полка был безразличен, на то и резервный полк. Он готовит новобранцев и передает их в регулярные части.

Солдат построили, Сергей неторопливо прошел вдоль строя, отмечая взглядом приглянувшихся. Затем встал рядом с полковником и сказал:

– Мне нужно сто солдат для службы в Африке, но сначала повоюем с турками на моих кораблях в абордажной команде.

Он сделал паузу, давая возможность обдумать услышанные слова, и добавил:

– Добровольцы, два шага вперед!

Из строя вышли три человека. Оно и правильно. Одно дело служить в столичном гвардейском полку, другое дело – неведомая Африка. Сергей снова пошел вдоль строя, показывая пальцем на выбранные жертвы.

– На сборы тридцать минут, через тридцать минут он отведет вас на корабль, – и показал на Николая.

– А ты, граф, воинскую службу знаешь, – сказал полковник, – выбрал лучших.

После плаца пошли в офицерскую казарму, где ждали вакансий два десятка молодых дворян. Прошедшие домашнее обучение юноши умели хорошо маршировать, стрелять и махать саблей. Знали выездку и умели гарцевать в седле. Все кандидаты были на вид здоровыми и физически крепкими. Сергей поговорил на общие темы сначала со всеми офицерами, затем с каждым отдельно. Откуда они родом, кто родители, каково имение, кто из родственников служит и где. Пообщавшись до обеда, в заключение указал на двоих. Дал каждому по десять рублей вместе с приказом:

– Господа, жду вас на сясьской верфи. Можете с собой ничего не брать, обратно вернетесь через год. Если будете живы и если захотите.

С тем и откланялся. Он специально не сказал, где находится верфь, как и когда туда добраться, устроив тем самым своеобразный экзамен.

При желании узнать все просто. В Петербурге уже много разговоров и о его графстве, и о каперском свидетельстве. Следующий визит – в экипаж. Балтийский флот был еще на зимовке, и он без труда набрал артиллеристов, сигнальщиков, рулевых и двух старших боцманов. Старшим боцманам приказал набрать еще шесть боцманов мачт. Затем совместно добрать матросов и камбузный персонал с вестовыми. По готовности идти к Неве, где их ждет на якоре торговый парусник «Голубая волна».

Остался последний и самый важный вопрос. Надо подобрать морских профессионалов. Сергей знал еще со времен своей учебы в ВВМУ им. М. В. Фрунзе, что в русском флоте русских командиров кораблей не было. Все командиры кораблей и большинство офицеров были набраны от Шотландии до Португалии. Хотя это были худшие из моряков, пожелавшие сменить свою бесперспективную службу дома на спокойное плавание в Финском заливе. Но других вариантов у него нет. В данном случае военный офицер предпочтительнее любого шкипера. В маленьком зале Адмиралтейства его ждало около тридцати молодых офицеров. Все остальные офицеры Балтийского флота заболели. Из этих тридцати офицеров семеро желали пойти с Сергеем в Средиземное море. У остальных были веские обстоятельства отказаться. Из семерых добровольцев пятеро мичманов – прибалтийских немцев и два лейтенанта. Последними были братья-близнецы Илларион Афанасьевич и Семен Афанасьевич Писаревы.

– И зачем вы пришли, господа? – обратился Сергей к остальным. – Могли больными сказаться, как и другие офицеры.

Оказывается, они пришли ради интереса. Узнать детали похода и поговорить о море. В прошлом году все слушали его лекции в морском корпусе. Молодежь хотела что-то уточнить или узнать детальнее.

– Илларион Афанасьевич, назначаетесь командиром корвета «Афина», Семен Афанасьевич, назначаетесь командиром корвета «Афродита».

Назначенные командиры встали и поблагодарили за должности.

– Господа командиры, завтра в десять утра жду вас с офицерами на причале Адмиралтейской набережной. Отправимся сразу на верфь и вернемся через год. – Сергей встал: – Для комплекта возьмите вон того светловолосого мичмана. Всем до свидания, клуб веселых и любознательных закрыт на год.

Ситуацию можно было смело назвать провальной. Морские офицеры просто разбежались, как гимназисты от учителя. Сергей вместо профессионалов моря получил двух лейтенантов с пятилетним стажем, двух мичманов с трехлетним стажем и четырех мичманов прошлогоднего выпуска. Какие из них командиры кораблей, какие старпомы, как они будут командовать артиллерийской палубой и работой с парусами? Это равноценно клубу юных натуралистов, посланному в Индию охотится на тигров. Учиться, учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил товарищ Ленин. А чему можно научить за два – два с половиной месяца? Он планировал начать патрулирование первого июля. До этой даты можно пройти только программу выживания на море.

У причала Адмиралтейства стояла яхта, построенная по прототипу Л-4 с водоизмещением две тонны. Еще в курсантские времена Сергей увлекался яхтами в клубе училища. На крейсерской яхте Л-4 много раз выходил в Финский залив. Яхта вполне подходит для любой погоды Балтийского моря. В прошлом году Сергей по памяти нарисовал эскиз для Евстафия Петровича. Указал водоизмещение в две тонны. Корабел с нескрываемым удивлением разглядывал эскиз килевой яхты с высокой тонкой мачтой.

– Зачем она тебе? – наконец спросил он.

– Всепогодное почтово-посыльное судно, будет бегать между верфью и Петербургом или верфью и Великим Новгородом. Один человек легко управится, но на всякий случай делай шестнадцать спальных мест.

Яхту прошлой осенью отогнали в Петербург для ходовых испытаний на Балтике. Сейчас она неожиданно пригодилась. Утром Сергей с борта яхты наблюдал, как собираются офицеры. Разговаривая между собой, они непрерывно оглядывались в ожидании нового командира. Их взгляд равнодушно скользил по яхте и по человеку в свитере и простой куртке. Сергей позвал:

– Прошу на борт, господа.

Офицеры узнали голос и закрутили головами, потом посмотрели на яхту и нерешительно затоптались.

– Смелее, смелее, господа. – И он начал поднимать паруса.

Офицеры спрыгнули с причала на палубу яхты.

– Отдать концы, – скомандовал сам себе Сергей и сбросил конец с носовой утки, затем кормовой.

Береговой вахтенный матрос отдал швартовы. Сергей подобрал шкоты, паруса взяли ветер, яхта накренилась и резво побежала по Неве. Офицеры закрыли рты и спустились с палубы в кокпит. Гик мачты был на высоте тридцать сантиметров над палубой. При повороте их просто сбросит в воду.

Яхта ходко шла по Неве. Офицеры начали осваиваться в каюте. Нанятый для охраны яхты матрос-пенсионер показал господам офицерам рундуки с одеждой. После этого занялся приготовлением второго завтрака. Офицеры стали приходить в себя. Послышалась членораздельная речь, первыми в кокпит вышли братья Писаревы:

– Что это за тип? Не лодка, не корабль, маленькая и удобная, а скорость невероятная, паруса совсем чудные.

– Чудные паруса вы, господа лейтенанты, еще увидите. Это прогулочная яхта. Спроектирована специально для морских офицеров, дабы они могли своих дам катать в море.

– Действительно, удобно. Вдвоем, без посторонних людей, или маленькой компанией друзей. Вы ее построили себе для амурных утех?

– Первой целью были почтовые перевозки, дамы – вторичная цель.

– Но яхта слишком мала для почтово-посыльной службы.

– Это только на первый взгляд. Яхта способна выдержать любой шторм и не примет в трюм воды, если не пробить корпус.

Сергей заметил недоверчивые взгляды офицеров и добавил:

– Вы убедитесь сами, когда изучите корпус и устройство яхты.

Яхта подходила к повороту реки, после которого можно было поднять спинакер. Сергей объяснил офицерам, что делать, и они начали готовить к постановке еще один парус. Хотя в их понятии и так над узкой полоской палубы были только паруса. После поворота Сергей дал команду выбрать фал, и впереди вспух еще один парус. Яхта ощутимо вздрогнула и буквально понеслась. Офицеры сели в ряд и недоверчиво смотрели то на паруса, то по сторонам. Дав им возможность прийти в себя, Сергей начал объяснять принцип управления парусами и яхтой. Обратил внимание на бакштаги: забывчивость или пренебрежение к бакштагам приведет к поломке мачты. Когда убедился в правильном восприятии информации, приказал Иллариону Афанасьевичу разделить всех на вахты и ушел в каюту. С таким ветром до полуночи должны прийти на сясьскую верфь.

Мимо Шлиссельбурга прошли до обеда. Возбужденные офицеры громко делились впечатлениями. Восхищались простотой и функциональностью управления парусами и яхтой. Сергей составлял план-график обучения и тренировок, иногда отвлекался на особо громкие возгласы. Он помнил, что крейсерские яхты серии «Ленинградская» в трех типах – Л-2, Л-4 и Л-6 – были отличными проектами. Их выпускали на верфи спортивного судостроения. В конце ХХ века в рамках СЭВ судостроение крейсерских яхт передали в Польшу…

Начало смеркаться, и Сергей вышел на палубу с биноклем. Оба торговых судна с солдатами и матросами они давно обогнали. На палубе судна с солдатами он увидел своих офицеров. Молодцы ребята, быстро и правильно сориентировались.

– Господа офицеры, прошу уделить мне внимание.

Офицеры собрались вокруг.

– На наших кораблях будет два молодых пехотных офицера, сто солдат абордажной команды и двадцать вольных добровольцев. Одной из ваших задач будет помочь им всем адаптироваться в новых условиях.

Посыпались шутки и обычные морские анекдоты.

– Боеспособность абордажной команды – главное условие предстоящего похода. Догнать и лишить хода турецкий корабль – только малая часть дела.

Молодые морские офицеры внимательно слушали.

– Абордажная команда должна захватить корабль, и тогда он станет призом.

– Расскажите о своих планах на предстоящий поход.

– Мы пойдем в Средиземное море и будем патрулировать линию Сицилия – Мальта – Тунис, перехватывая торговые корабли тунисского и алжирского направлений.

– Как мы с двумя кораблями сможем отбиться от алжирских пиратов?

– Алжирских пиратов нет, есть военный флот Алжира, который воюет на море по своей традиционной тактике.

– Но они не поднимают флаг.

– У арабов нет такого символа.

Для офицеров это оказалось новостью. Флаг на корабле не только показывал принадлежность к стране, он являлся одним из важных морских сигналов.

– Прошу соблюдать на кораблях религиозную терпимость к мусульманам, как к будущим пленным, так и к членам экипажа.

– В экипажах будут мусульмане?

– У нас три мусульманина: рулевой, артиллерист и десятник абордажной команды.

Ислам уже был распространен в Нижнем Поволжье, и офицеры отнеслись к информации с пониманием.

– Алжирские корабли будут серьезной опасностью и, возможно, единственной. Я вижу выход только в маневренном артиллерийском бою.

– Сколько пушек на корабле?

– Тридцать. По моим расчетам, наши корабли более быстроходны и артиллерия способна отогнать самбуки.

– Какие корабли ты построил для похода?

– На верфи снаряжают такелаж на двух корветах. Первоначально я хотел снарядить их как фрегаты, но решил не перегружать оружием.

– Чем больше пушек, тем лучше.

– Мы будем вести бои удачи, наша тактика – догнать и захватить вражеский корабль. Или используя свою скорость, убежать, если враг сильнее.

– Какое парусное вооружение на корветах?

– Трехмачтовые баркентины с триселями.

– А что такое баркентины и что такое триселя?

– Господа, завтра утром все увидите, а сейчас справа десять створный огонь сясьской верфи.

На входе в порт Сергей сам встал у руля. Рейд и причалы забиты торговыми судами, пришедшими за зерном и железом. Он решил ошвартоваться по яхтенным традициям. Объяснил офицерам, что делать, и яхта с отдачей якоря встала кормой к причалу верфи. Офицеры молча показали друг другу большой палец. Они оценили маневр и удобство подобной постановки к причалу.

– Подобная постановка к причалу называется средиземноморской, – пояснил заметивший их жесты Сергей Николаевич. – Корабль с солдатами придет завтра вечером, корабль с матросами – послезавтра утром. У вас есть время освоиться.

– Когда можно приступить к осмотру кораблей?

– В любое время дня и ночи, главного корабела зовут Евстафий Петрович Боголюбов. Эти люди проводят вас по квартирам. Спокойной ночи, господа.

Следующий день был посвящен письмам Тимофею и разговорам с его человеком, продающим зерно с сясьских складов. Обещанная Екатериной свобода казенным крестьянам открывала новые возможности для заселения земель. В первую очередь между Доном и Днепром, вдоль планируемой железной дороги. Надо отправить шустрых ребят сманивать крестьян с неплодородных земель. Обещать новоселам выгодную арендную плату за землю и готовый дом. Иосиф Аврумович должен разработать специальный кредит на покупку скота и инвентаря. Возможен вариант аренды с правом выкупа. Спонтанное переселение будет в любом случае. Но зачем ожидать естественного заселения, если есть возможность взять это дело в свои руки? Тем более что земель у него очень много.

Переход налогообложения со сборов натурой на денежную основу неожиданно ударил по Англии. Британия ежегодно покупала у Екатерины шесть с половиной – семь миллионов пудов хлеба и полтора-два миллиона пудов железа. Раньше английский посол заключал с Екатериной договор на покупку, из Англии привозили слитки серебра и золота, обратно вывозили купленный товар. В этом году Екатерине было нечего продавать. Купцы не собирались торговать миллионами пудов, да и не было у них этих миллионов. У Сергея зерна было не меньше и не больше, чем у остальных торговцев. Продажа зерна и железа превратилась в обычную торговлю. Русские купцы продавали зерно для возвращения кредитов и набора денег для новой закупки. Они совсем не стремились продать все сразу. Тимофей, как понял Сергей, состоял в коллективном сговоре с купцами и продал незначительную часть зерна. Он, опираясь на свой флот, готовился все вывезти в свои амстердамские склады, тем самым освобождая место для нового урожая. Продавать зерно со складов в Амстердаме выгоднее. От причалов Амстердама до Лондона один день пути, и реагировать на изменения цен лондонской биржи будет легко.

Хлебная торговля заинтересовала Сергея, и он плотно пообщался с «хлебным эмиссаром» Тимофея. Внутренний хлебный рынок России был полностью занят ограниченным кругом купцов. Ежегодные колебания объемов закупок были незначительны и зависели только от погоды. Зная, сколько зерна они должны купить, купцы продавали свое зерно для выручки необходимой суммы денег. Остальное продавали только по хорошей цене. Купцы скорее соглашались оставить зерно еще на год, чем сбить цену. Теперь, в связи с налоговыми изменениями, они набрали зерна по максимуму. Некоторые даже заложили свои дома, но скупить все не смогли. Тогда с помощью банка старых связей в дело вошел Тимофей.

Сейчас, в конце весны, купцы готовили свои финансы к осенним закупкам. Они уже оговорили между собой объемы, и вопросы внешней политики им были безразличны. Вот возможности Тимофея хранить зерно на складах Амстердама и то, что у Тимофея в Амстердаме есть свой банк, было важно. Тимофей приказал Петру покупать в Амстердаме землю и строить новые склады. Флоту приказано вывозить зерно со складов порта Сясь в Амстердам. Оптовые цены на зерно росли, но биржа на стрелке Васильевского острова в редкие дни предлагала к продаже тысячу тонн зерна. Сергей надиктовал «хлебному эмиссару» срочное письмо для Тимофея. Цены на зерно сильно завышать нельзя.

Плодородные земли Нью-Джерси, Мериленд и Коннектикут сейчас заняты под хлопок, сою и кукурузу. Чрезмерное завышение цен в конечном итоге может привести к резкому падению спроса. Тем более что за океаном урожай собирают два раза в году. Приказал «хлебному эмиссару» держать на бирже ежесуточно тысячу тонн зерна (примерно один процент потребности Англии), но цену не снижать. Необходимо срочно оповестить всех участников «хлебной мафии». Купцы в новых условиях должны иметь своих людей в Англии. Они должны контролировать ситуацию изнутри. Продвигать хлебную экспансию в другие страны Европы.

Сергей переговорил с Евстафием Петровичем о подготовке опытного бассейна и спортивного зала. В качестве спортивного зала решил временно использовать разметочный плаз, а настоящий сделать на следующий год. Прибывших солдат переодели и выдали оружие. Солдаты, глядя на непривычную одежду, посмеивались друг над другом, внимательно оценивали новое оружие. Если черные ружья они уже знали, то назначение двух пистолетов было непонятно. Пистолеты – оружие офицеров. Пять двусторонних топоров с короткой ручкой вызывали недоумение. Необычен и странный кожаный жилет с нашитыми стальными бляхами. Вообще-то, это снаряжение и оружие Сергей готовил для Африки, но другого у него попросту не было. После обеда он построил солдат и сказал:

– Вы являетесь абордажной командой. Первая неделя – общая физическая подготовка, затем будут занятия по проведению боя и владению оружием. – Прошел вдоль строя. – Вы должны уметь быстро перейти на вражеский корабль и убить или захватить в плен экипаж. При переходе на вражеский корабль вас будут ждать такие же бравые ребята.

– С чем они будут нас ждать?

– С желанием убить вас, и вы должны научиться убивать быстрее. У каждого из вас будет по два пистолета и пять топоров, весь бой будет рукопашным, и вы должны уметь драться топорами.

– Что это за сражение на топорах?

– Надо уметь отвлечь врага броском топора или выстрелом из пистолета. Первую неделю с вами занимается Николай Кочеряко.

Затем отпустил солдат на занятия и подошел к молодым офицерам:

– Господа офицеры, вы ежедневно занимаетесь со мной. Четыре часа в день я уделяю физической подготовке и прошу вас присоединиться ко мне. Зайдите на конюшню, вам покажут лошадей.

– Ваше сиятельство, зачем физическая подготовка и зачем верховая езда? Мы на кораблях лошадьми пользоваться не сможем.

– Верховая езда – часть общей подготовки. Общая физическая подготовка нужна для возвращения домой живыми. Вы долго ждали вакансий в резервном полку?

– Мы оба с Вологодской губернии, наши имения приписаны к Петербургу. От вакансий в гвардию мы отказались, у нас нет протекции и денег. В гвардии служить очень накладно и без протекции чина выше лейтенантского не получить. Ждали вакансий в Лифляндию или какую-либо крепость. Возможно, в действующую армию, на войну согласия не спрашивают.

– Что с другими офицерами резерва?

– Все офицеры резервного полка в одинаковом положении. Кто с протекцией, в полк не заезжал – прямо в гвардейские казармы едет.

Офицеры помялись и спросили:

– Ваше сиятельство, мы теперь отставлены от службы. Какое жалованье вы нам положите?

– За время нахождения в городке Сясь жалованье как обычно, с помесячной выплатой. В море жалование удваивается. С приходом на театр военных действий жалованье утраивается.

Офицеры переглянулись.

– Это касается всех, включая нижних чинов. Из приза пять процентов капитанам кораблей, столько же офицерам, и еще столько – на всех нижних чинов. Жалованье из приза вычитается.

– Спасибо, господин граф.

– Прошу уделить время на изучение кораблей. В море может понадобиться ваша помощь. Солдаты после общей подготовки будут разбиты на две роты по шестьдесят человек.

Сергей посмотрел на корабли.

– Сами разберитесь и с ротами, и с тем, на каком корабле будете служить. Прошу принять участие в обучении солдат стрельбе и рукопашному бою.

После разговора с офицерами Сергей вызвал Хауфа:

– Забирай артиллеристов и начинай учебу. Когда присмотришься, разбей на расчеты. Каждый расчет должен отстрелять по десять выстрелов каждым типом снаряда.

– На стрельбы позвать офицеров?

– Конечно, обязательно позови.

– Будет сделано, Рейс-паша. – Хауф довольно улыбнулся.

Через неделю Николай назначил десятников и четырех взводных. С этим маленьким отрядом пришел к графу. Сергей с удовольствием увидел знакомые лица чеченцев, казаков, трех татар и турка. Все в полном обмундировании и вооружении, но без ружей, вошли в здание бассейна.

– Господа, сейчас я вам покажу, что надо делать при падении в воду. Потом вы отработаете этот прием и научите свои десятки.

Сергей прыгнул в воду и, к удивлению всех, остался на плаву, несмотря на стальной шлем, пять топоров и два пистолета, прикрепленных к поясу. Десятники удивленно охнули.

– Кожаные жилеты не только защищают от ударов, но и спасают. Они заполнены морской травой – капкой. Даже раненый и беспомощный воин не утонет.

Сергей подплыл к опущенному в воду щиту и, вбивая топоры поочередно правой и левой рукой, поднялся наверх.

– Упав в воду, вы можете подняться обратно на корабль и продолжить бой вместе с товарищами.

Корабли начали принимать законченный вид, скоро ходовые испытания и тренировки моряков. Сергей пригласил офицеров к себе на обед и после обеда зачитал приказ:

– Мичмана Александр Крюммер и Петр Хардерберг назначаются на должности старших офицеров.

Офицеры встали и поблагодарили за должности, хотя назначения были предсказуемы, из десяти офицеров пятеро были старше Сергея.

– Лейтенантам Иллариону Афанасьевичу Писареву и Семену Афанасьевичу Писареву до начала ходовых испытаний сформировать экипажи и расписать людей по местам.

Сергей продолжал уделять главное внимание подготовке абордажной команды. Солдаты ежедневно стреляли, бросали топоры, разучивали приемы рукопашного боя. Но на первом месте, конечно, общая физическая подготовка. Артиллеристы с берега расстреливали мишени на плотах. Матросы осваивали работу с парусами. Все уже привыкли к многочисленным новинкам, облегчающим жизнь и работу. Привыкли к необычной одежде, оказавшейся функциональной и удобной. Из Петербурга привезли одежду для всех чинов. Сергей ничего не стал изобретать. Он заказал стандартную форму советского флота и морской пехоты с ее тропическими вариантами. Наконец был назначен день выхода кораблей на ходовые испытания.

За два часа до отхода Сергей приказал построить на причале оба экипажа вместе с абордажной командой.

Вышел перед строем в той одежде, в которой был последний раз у Екатерины, но в парадном ремне и с кортиком. Осмотрел строй и начал вызывать к себе офицеров, начиная с капитанов кораблей и их старших офицеров. Каждому вручал кортик со словами:

– Прими символ чести морского офицера.

Следом вручал бинокль. Молодые офицеры очень разволновались. Когда процедура вручения кортиков закончилась, скомандовал: «кругом» и дал отмашку. Запел сигнальный горн, на кораблях начали поднимать флаги. Сергей привычно отдал честь флагу. После завершения ритуала приказал Писаревым по готовности выходить на Ладогу для ходовых испытаний. Сам направился в дом.

– А как же ты? – с недоумением спросил Семен Афанасьевич.

– Что я? – переспросил Сергей. – Если без меня на Ладоге не справитесь, что тогда в океане делать будете? Я на двух кораблях одновременно быть не могу.

В один из дней Сергей с Николаем проводили показательный спарринг в спортзале. Показательный бой предназначался для всех солдат абордажной партии. Сто двадцать солдат и два офицера стояли вдоль стен. Сергей с Николаем, держа в руках по два топора, крутили карусель атак и уходов. Показывали атаки в прыжке и низом, различные варианты ухода от атаки. При проведении одной из атак Сергей заметил боковым зрением лишнее шевеление в зале. Смещаясь по кругу, увидел Павла в окружении воспитателей. Сделал знак Николаю не останавливаться, Николай уже увидел царевича и начал ускоряться. Они показали Павлу настоящий танец смерти. Прыжки и перекаты с ударами ногами и топорами. Стремительные уходы вбок и за спину и снова удары. В зале стоял звон топоров, высекающих при столкновении фейерверк искр. Наконец Сергей увидел, что пот заливает глаза партнеру. Он подал знак остановки. Все-таки Николай на десять лет старше.

Прекратили спарринг, и Сергей подошел к наследнику престола:

– Здравствуйте, ваше императорское высочество, рад вас видеть на тренировочной базе.

– И твоему сиятельству здравствовать. Тренировочная база, – Павел попробовал новое слово на вкус, – интересное название… Ты разбил наш спор.

– Какой спор? – не понял Сергей.

– Мои наставники уверяли, что мы застанем тебя с пером и бумагой над техническими расчетами. Я полагал застать тебя с пером и бумагой над проектами устройства государства.

Павел усмехнулся.

– А ты перед солдатами топорами машешь на зависть цирковым акробатам.

– Офицер обязан учить своих солдат и словом, и делом. Грош цена офицеру, все умение которого в танцах и вине.

– Вы слышали? – Павел повернулся к своим наставникам. – Это слова настоящего офицера!

– Позволь мне вымыться и переодеться.

Сергей пошел в душ, Павел со свитой следом. Когда Сергей открыл воду, Павел воскликнул:

– Ты смотри, горячий дождь! Я хочу у себя такой. – Павел снова обратился к наставникам.

Помучаются бедные с идеей смесителя, пожалел сановников Сергей. В качестве подсказки хотел сделать контрастный душ, но передумал. Разгоряченные мышцы контрастный душ ему не простят. Если Павел сегодня не уедет, то в комнатах увидит и душ, и унитаз, и ванну.

Павел остался, по его словам, императрица дала ему согласие на поездку в Сясь. Он решил остановиться в городке на несколько дней. Сергей принял все меры для того, чтобы наследник почувствовал себя здесь хозяином. Хотя особые меры заключались только в указании заложить большой дом. Приехал в первый раз, может приехать и второй. Следовательно, нужен соответствующий дом для него самого и для гостей. Весть о приезде наследника трона в одночасье облетела зарождающийся город и «армию» Сергея. Все сразу подтянулись и повеселели. Увидеть наследника императрицы – настоящее событие жизни.

В распорядке дня Сергея неизменными остались только физические упражнения. Все остальное время было посвящено Павлу. Мальчик оказался любознательным, старался увидеть все. Подолгу смотрел на работу пилорамы, потом замирал у деревообрабатывающих станков. Часами наблюдал работу плотников верфи. Потребовал показать паровую машину. Полез разбираться с принципом ее работы. Чуть ли не силой пришлось оттаскивать от механизма.

– Вот как выглядит твое изобретение! Я много слышал о твоих паровых машинах. Никак не мог понять, как пар крутит вал и почему паровые машины пользуются большим спросом у промышленников. Сколько у тебя паровых машин?

– Сколько всего у меня паровых машин, не знаю. В Сяси работает семь машин, а вам, ваше высочество, большое спасибо за поданную мысль. Быстро позови Евстафия Петровича с карандашом и бумагой, – приказал Сергей рабочему.

– Что за мысль ты от меня получил? – спросил Павел.

– Пойдем к столу, мысль дороже шампанского.

Павел, Сергей и сановники сели за стол. Скоро прибежал и Евстафий Петрович с рисовальными бумагами и карандашами.

– Опять новинку придумал? – спросил Евстафий Петрович, подавая принадлежности.

Сергей нарисовал подобие короткой баржи. Посередине котел, по краям котла две паровые машины и с бортов по водяному колесу. Если Павел и его учителя продолжали смотреть в ожидании продолжения, то Евстафий Петрович все понял и спросил:

– Почему две машины? С одной машиной легче.

– С двумя буксир развернется на месте. Одно колесо будет работать назад, другое вперед.

– Сделаю. Сегодня пошлю письмо Тимофею, пусть размеры машин и котла присылает. Следующей весной на воду спустим.

– Технические параметры спрашивай у Варфоломея Сидоровича. Заодно объясни, что задумал и зачем.

– Надо новый стапель закладывать.

– Закладывай сразу четыре, спрос большой будет.

– Я и десять стапелей согласен заложить. Где взять людей?

– Весной пленных привезу, сам нужных людей выберешь.

– Подождите, господа, обсуждать свои проблемы, – вступил в разговор Павел, – объясните мне рисунок. Что это и зачем?

Сергей посмотрел на Павла, затем на его наставников. Объяснять надо всем.

– Ваше высочество не раз видели, как по Неве шлюпки на буксире тянут баржи. Я предлагаю по бортам вместо весел поставить водяные колеса. Вращать эти колеса…

– Понял, понял! – закричал Павел. – Это так просто! Почему я сам до этого не додумался?

Судя по уважительным взглядам сановников, они тоже поняли. Но их смущала простота изобретения. Сергей усмехнулся своим мыслям. А почему нет?

– Евстафий Петрович, оформи изобретение на Романова Павла Петровича. Это его идея, я только оформил на бумаге.

Корабел удивленно посмотрел на хозяина, потом низко поклонился наследнику, желая скрыть улыбку понимания.

– До начала строительства не забудь испросить у автора письменное разрешение.

Павел гордо посмотрел по сторонам. Взял лист бумаги и написал разрешение графу Алексееву на безвозмездное использование идеи колесного самодвижущегося парохода.

Конечно, Сергей ничего не изобретал. Просто любознательность мальчика напомнила давно забытые колесные пароходы.

Каждый вечер Павел приглашал Сергея на ужин. За ужином проводились оживленные дискуссии. И наследник престола, и его наставники оживленно обсуждали различные варианты справедливого устройства мира. Граф Алексеев не оставался в стороне от обсуждений, но, обладая знаниями XXI века, упорно вел свою линию. Экономическое состояние государства первично. Политическое и социальное устройство лежит сверху как пыль. Экономически сильное государство в состоянии развивать науку и строить сильную армию. Павел редко вступал в дискуссии, предпочитая слушать доводы разных сторон. Но на тезис «сильное государство – сильная армия» возразил:

– У Чингизхана вообще не было государства, а он от монгольских степей до России дошел.

– Поход монголов нельзя рассматривать как поход победоносной армии, это была огромная кочующая стая бандитов.

– Почему бандитов? – не согласился Павел.

– Они убивали всех на своем пути. Забирали все ценное и молодых женщин. После этого шли дальше.

– Но они брали города.

– Армии враждующих государств захватывали город для себя. Монголы (а после смешения крови с захваченными женщинам – татары) уничтожалигорода.

– Как это уничтожали?

– Они перекрыли русла рек Амударья и Сырдарья, образовалась пустыня Каракумы, и тюркские племена пошли на запад.

– Татары поджигали деревянные русские крепости с деревянными домами, забирали добычу и уходили в степи, – заговорили наставники.

– Любое сражение в поле татары проигрывали, в любом налете на город они брали вверх за счет пожаров, – закончил свою мысль Сергей.

– Но в конечном итоге мы взяли верх.

– Армия Чингизхана погибла сразу, как покинула монгольские степи, уже через пятьдесят лет в Россию пришли не монголы, а татары.

Сергей попросил у слуги еще стакан клюквенного морса.

– Современный татарин вообще ничего не имеет общего с пастухами монгольских степей.

– Почему ты так решил?

– Не может пленная женщина казахских степей родить монголу монгольского ребенка. Это уже будет метис со смешанной культурой двух народов.

В диспут снова вступили наставники:

– Не может пленная русская женщина родить татарина. Добавьте распространение православной религии среди татар.

– Они были уже совсем другими людьми, когда Иван Грозный взял Казань.

– Распространение среди татар мусульманской религии практически уничтожило нацию, заменив остатки древних традиций арабскими обычаями.

– Интересная у тебя точка зрения.

– Мне трудно судить, насколько это интересно, на мой взгляд, сегодняшние калмыки и башкиры намного ближе к своим монгольским корням.

Примерно в таком ключе шли ежевечерние дискуссии. Однажды затронули тему отмены крепостного права. Опять Павел горячился и предлагал сделать по-европейски.

– Мы не можем просто отменить крепостное право, как это сделали в Европе.

– Но почему? Там просто издали указ, и крестьяне стали свободны, одни остались на земле, другие ушли в город и способствовали развитию промышленности.

– Ваше высочество, ты не учитываешь одну простую вещь. В Европе крестьянину некуда идти. Если ты сегодня подпишешь указ, завтра все, я повторяю, все крестьяне уйдут.

– От нерадивых дворян уйдут, у заботливых останутся.

– Не останутся. На плодородные земли уйдут, которые пустуют благодаря Чингизхану. От Петербурга до Рязани на землях останутся только дворяне в своих усадьбах.

– Ну и пусть сами земли пашут!

– Дворяне поднимут бунт против тебя. Даже в Англии часть крестьян села на корабли и уплыла в Северную Америку.

– Но дворяне бунт не подняли!

– Благодаря серебряным рудникам. Королева Виктория приняла дворян на службу с достойным жалованьем.

– И я подниму дворянам жалованье!

– В Англии дворяне на других кораблях отправились в Северную Америку собирать налоги с убежавших крестьян. В результате нашли богатые залежи золота и серебра.

– Я об этом не подумал.

– По этой причине я и советовал Екатерине двигаться к освобождению крестьян мелкими шажками, следя за наполнением казны. Один неверный шаг – и Россию вмиг разорвут в клочья…

Павел любил смотреть на учебные стрельбы солдат и артиллеристов. Артиллерийские расчеты ежедневно стреляли на берегу Ладоги из шести пушек. Солдаты ежедневно делали по пять выстрелов из ружей или пистолетов. Когда Павел первый раз подошел к артиллеристам, Хауф подал команду «смирно» и побежал к Павлу. Метров за пять он пал ниц и подполз к ногам наследника. Затем поцеловал землю у ног царевича. Павла из ступора вывел Сергей, который шепнул на ухо:

– Поблагодари его и вели продолжать учения.

Павел протянул руку к одному из придворных, затем велел Хауфу встать. Подал ему золотую монету и сказал:

– Благодарю за службу, продолжай учения.

Хауф взвизгнул и снова упал ниц, поцеловал землю и отполз назад метров двадцать. Затем радостно побежал к артиллеристам показывать подарок.

– Откуда у тебя это чудо?

– Из Крыма троих привез.

– Теперь я понимаю, почему ты из Петербурга бежишь. У тебя здесь намного интереснее. Он и перед тобой так по земле ползает?

– Я с ним договорился: сначала дело, а потом бей землю лбом, сколько хочешь.

В один из дней Павел добрался до складов зерна и стоящих под погрузкой судов. Оценив запасы зерна, и наследник, и его наставники, одобрительно смотрели на Сергея. Помещик-землевладелец в России был уважаем. Вечером главной темой разговора было зерно и объемы его продажи за границу. Сергей объяснял:

– Ставка только на зерно неизбежно ставит страну в зависимость от потребителей, а если потребители создадут у себя годовой запас зерна, то они могут легко прижать Россию.

– Богатая хлебом страна может диктовать свои условия всему миру!

– Наше зерно нужно только англичанам. Мы развиваем и будем развивать сельское хозяйство, это снизит цены на зерно. Со временем часть крестьян уйдет в город на заводы.

– Но мы занимаем лидирующее место по производству железа.

– Производство железа, как и производство зерна, – это не конечный продукт, который всегда ценится гораздо выше.

– Но Россия все время развивается!

– Настоящее развитие начнется с появлением свободных рук, когда люди в поисках работы или приложения своей энергии начнут развивать экономику и страну.

Деньги и технологии – мощное оружие. Сергей не собирался все свои знания вываливать на стол. Развитие заводов Кривого Рога и шахт Донбасса должно привести к производству сеялок, косилок, плугов, культиваторов, паровых молотилок и прочего сельхозинвентаря. В результате подобного прогресса увеличатся площади обрабатываемых земель. Строительство железных дорог даст толчок к развитию всей экономики. Главным направлением оставались поиски золота и алмазов в Африке. Это обеспечит финансовую независимость Сергею. Это позволит Екатерине вести независимую внешнюю политику. До начала ХХ века и золото, и серебро будут оставаться деньгами – сколько накопал, столько и напечатал.

Прямой экспорт денег и технологий – вопрос очень опасный. Во время предыдущей депрессии американцы нашли выход в экспорте технологий и денег в Европу. Качать деньги в Японию было уже не выгодно. Японские велосипеды и мотоциклы продавались в Америке по цене мусора. Для защиты от дешевых торговых судов японского производства приняли особый закон. По новому закону судно имело право поднять американский флаг, если было построено в Америке.

Американцы для вложения денег и технологий выбрали СССР и Германию. Но Сталин после завершения строительства первой серии заводов и металлургических комбинатов все национализировал. Такой шаг привел американцев в ярость. Америка разорвала с СССР дипломатические отношения, хотя Сталин и рассчитался сокровищами Эрмитажа и Алмазного фонда. Деньги сегодня или прибыль всегда – разница есть.

Гитлер поступил умнее. Когда в разграбленной Германии заработали новые заводы, он предложил использовать аннексированные территории и получил их. Затем предложил использовать Австрию и Северную Чехию. Последовала очередь Польши для строительства заводов и верфей и для наказания СССР. Но у Гитлера было обещание перед избирателями, перед его нацией. Он должен отомстить, рассчитаться с Францией и Англией. Эти страны должны поплатиться за унижение и грабеж Германии. Гитлер выполнил свое обещание.

Американское правительство попало в тупиковую ситуацию. Надо спасать Англию, но конгресс и сенат категорически против объявления войны Германии. Пришлось спровоцировать Японию. Гибель Тихоокеанского флота дала промышленности огромные заказы на новый флот. А погибшие моряки? На вопрос «жизнь или кошелек?» все государства отвечают «кошелек». Кстати, в 1942 году американцы впервые массово применили атаки с помощью летчиков-самоубийц. Адмирал Нимиц послал с авианосцев несколько сотен самолетов даже без теоретической возможности вернуться обратно. Япония в 1944 году только повторила действия учителей…

Свои знания об оружии и боеприпасах Сергей собирался держать при себе. Созданное оружие вообще необходимо держать в секрете. Ибо до главной фазы своей африканской затеи рассчитывать на защиту и поддержку Российской империи он не мог. Флота в России нет, армия соизмерима с немецкой, польской или шведской. Деньги не позволяли.

Павлу в городке Сясь нравилось. Все дни своего пребывания он выглядел довольным. Часто хвалил Сергея, один раз даже похвалил за хорошеньких девушек. Хотя тут Сергей был непричастен, никаких указаний по ночному развлечению наследника и его наставников он не давал. Это уже была народная самодеятельность. Один раз Павел недовольно заметил, что солдаты одеты, как крестьяне, но Сергей возразил:

– Ваше императорское высочество, вы будете командовать на поле боя десятками тысяч солдат. Моя участь – сотни воинов. Приходите завтра перед обедом на луг, я все покажу.

В назначенное время Павел стоял на краю луга. С противоположной стороны выстроились в две шеренги солдаты. Сергей дал знак барабанщикам, солдаты пошли навстречу друг другу.

– У тебя против них тысяча, – сказал он Павлу, – говори мне команды для своих солдат.

Когда наследник собирался сказать «огонь», Сергей махнул рукой, его солдаты упали и растворились в траве.

– Огонь, – растерянно сказал Павел.

– Мои солдаты лежа стреляют. Мои солдаты уже сделали по десять выстрелов, – посмотрев на часы, напомнил Сергей, – у тебя осталось не более пяти сотен.

– Вперед, в атаку, – крикнул Павел.

Вдруг позади Павла из травы встали солдаты.

– Вот и все, ты в плену. Конечно, то, что ты увидел, это неприемлемо для баталий больших армий. Но для маленьких операций пригодится. Ты, император, маленькими баталиями командовать не будешь.

– Ты прав, граф Алексеев, но показанное тобой действие следует осмыслить.

– Подобная тактика может применяться небольшими отрядами казаков-пластунов.

– Да, для регулярной армии это неприемлемо.

Май подходил к концу, Павел начал собираться в Петербург. Над Ладогой задул нужный ветер. Сергей приказал поставить на «Афродите» приготовленные динамометры для последнего испытания кораблей. Корабль вывел в озеро сам, оба Писарева были рядом. У динамометров стояли рабочие верфи для фиксации всех показаний. Вывел корабль на нужный галс и приказал поднять трисели бомбрамселей. Затем брамселей, и так шаг за шагом увеличивали парусность. На вантах и штагах нагрузка вполне нормальная. Увеличили парусность за счет стакселей фок-мачты и грот-мачты. Все в норме, подняли все возможные дополнительные паруса. Динамометры не зашкаливало, проход мерной мили показывал двадцать один с половиной узел. Больше поднять было нечего, и корабль развил свою предельную скорость, скорость ХХ века. Сергей приказал держать курс на Сясь и спокойно прохаживался по мостику. При подходе к порту дал команду:

– Приготовиться убрать паруса, приготовиться отдать правый якорь!

После входа в реку скомандовал:

– Убрать все паруса!

Раздался визг блоков, засвистели фалы, с шорохом складывались паруса.

– Отдать правый якорь, руль право на борт, задержать цепь, поднять бизань на ветер!

После завершения маневра приказал поднять якорь и подать выброски на причал. Он хотел испытать корабль на пределе возможностей. Они на своей верфи, любая поломка будет быстро устранена. Шесть лет назад он командовал судном в двести раз больше этой баркентины, полный ход которой намного больше двадцати одного с половиной узла. У него причин для волнений совсем нет. Подозвал Семена Афанасьевича:

– Принимай командование, я пойду царевича провожать.

– Примите мое восхищение, граф. Ранее я не постеснялся бы высмеять любого, кто посмел бы сказать о возможности подобных действий и маневров.

– Вы, господа, быстро освоите эту науку. Это вопрос времени.

– Вы показали все возможности корабля, его изумительную скорость и маневренность. Ваша уверенность передавалась всему экипажу. Спасибо за науку.

Сергей привычно отдал честь флагу и сошел на берег. Он видел восторг на лицах офицеров и моряков обоих кораблей, радостное удовлетворение на лицах корабелов. Но его личной заслуги в создании кораблей и навыках управления ими нет. Он человек из другого времени, где каравелла Колумба поместится на палубе прогулочной яхты. Он привычен к другим размерам и другим скоростям. С улыбкой вспомнил медицинское утверждение на заре строительства автомобилей. Врачи вполне серьезно утверждали, что организм человека не выдержит скорости более сорока пяти километров в час.

Увидел довольного Евстафия Петровича, обнял и поблагодарил:

– Спасибо тебе за хорошие корабли, я сделал все для поломки «Афродиты», но сломать не смог, корабль выдержал все мои издевательства.

Евстафий Петрович снял картуз и поклонился.

– Хорошая работа, хорошие и крепкие корабли вышли из твоих рук, еще раз спасибо.

– Меня не за что благодарить, хозяин, в кораблях только твоя заслуга, по твоим чертежам сделано, мы только корпус сшили.

– Чертежи мои, да работа мастера-корабела высшего разряда. Всего соберешь двадцать кораблей этого типа, потом внесем изменения.

– Можем раньше приступить к изменениям. Из плавания вернешься, ты и твои моряки подскажут.

– Нет смысла. Такие изменения называются «ни два, ни полтора». Заметных улучшений нет, а строительство замедляется. Выгоднее все изменения сразу в новый проект вложить.

– Новый проект замыслил?

– Конечно. Зачем на месте топтаться?

– Завтра утром уходишь?

– Выдели людей на погрузку снабжения, потом их из Петербурга на верфь привезешь. Письма для меня посылай Тимофею, он знает адрес, куда доставлять почту для меня.

…Павел стоял у Царской галеры, Сергей побежал к нему. Вышли прощаться и наставники цесаревича. Наговорили много приятных слов и комплиментов. На прощание Павел обнял Сергея и повесил ему на шею медальон со своим портретом. Такая награда ценилось выше любого ордена. Сергей сам сбросил швартовые концы, гребцы налегли на весла, галера ходко пошла в Ладогу. Кесарю кесарево. Было жалко наследника, ему долго ждать своего права на престол. Затем, когда он потребует от Англии возврата Мальты, его убьют собственные дворяне.

Но истории не изменить, и Сергея больше волновала собственная судьба. Он опасался желания Екатерины приблизить его. Участь всех фаворитов одна, новый фаворит всегда убирает предшественника. Недалеко до восхождения Потемкина, почти ровесника Сергея и будущего владельца соседних земель. Город Умань Потемкин построил на своих землях. Сергей видел Григория Александровича дважды, и они были представлены друг другу. В Петербурге открыто говорили о его эпизодических визитах в спальню Екатерины…

Шаги Сергея в сторону Павла могут не остановить императрицу. Надо продумать условия чисто деловых отношений с Екатериной, таких, которые не позволят ей однажды приказом оставить Сергея во дворце на ночь. Он не брезговал и не порицал – понимал, что императрица – такая же женщина, как и другие. Нормальная женщина желает на ночь молодого красивого мужчину. Нормальный мужчина желает на ночь молодую красивую женщину. Уходящие утром получают материальные блага. И ханжество здесь ни к чему. Но сближение с Екатериной неизбежно положит конец его планам, исполнение которых теперь уже близко.

…Корабли встали на сваях у Александро-Невской лавры. Экипажа были распущены на четыре дня. Сергей остался на кораблях вместе с корабелами. Требовалось решить множество мелких вопросов, а оставлять вместо себя офицеров он не хотел. Для них это будет первый в жизни дальний поход. Русский флот дальше Ревеля не ходил. Пусть моряки похвастаются и поделятся с друзьями впечатлениями первого месяца службы. Покрасуются в новой выходной форме.

Вечером отошли от свай и утром прошли мимо Кронштадта. Все делились воспоминаниями о коротком отпуске. Рассказывали, как провели время, кого встретили, передавали приветы от общих знакомых. В Петербурге им уже дали кличку. Злые языки назвали корабли Сергея «бабьей эскадрой». Это было уже не шутливым, а оскорбительным прозвищем. Подобное требовало надлежащего ответа, первым шагом которого и стал ночной проход по Неве. Не увидев корабли, нельзя оценить их возможности.

В Петербурге на борт поднялся Моисей Мертель. Сергей обнял своего «топ-менеджера» и спросил:

– И что тебя понесло из дома, Моисей?

– Ты повторяешь слова моей умной жены.

– Почему бы ни послушаться умной женщины?

– Умные женщины могут умно потратить деньги. С тобой я могу умно заработать умные деньги.

– Ты в этом уверен?

– Я всю жизнь прожил среди арабов и турок. Я знаю тебя. Я уверен, в Средиземном море ты возьмешь большой бакшиш. Я его обналичу в золото.

Сергей провел корабли мимо Копенгагена, и вот встали на якорь на рейде Амстердама. В порт заходить незачем. Петр встретил корабли на быстроходной лодке. Первый визит – к капитану порта, необходимо зарегистрировать каперское свидетельство. Формальности закончились быстро, и капитан порта спросил:

– Господин Алексеев, вы имеете понятие о Средиземном море?

– Да, я имею понятие о Средиземном море.

– Господин граф, вы меня не поняли. Я спрашиваю, вам приходилось бывать в Средиземном море?

– Я был в Средиземном море и был во многих портах Средиземного моря.

– Вы там были в качестве галерного раба и теперь хотите мстить?

– Я там был в качестве командира военного корабля. Я там был в качестве капитана торгового судна. Теперь хочу заработать денег и потренировать своих моряков.

– Вы очень отважный человек, если это правда. Вы первый человек в моей жизни, утверждающий, что посещал средиземноморские порты. Или вы мусульманин?

– Я христианин, и на моих кораблях освященные церковью пушки.

– Прошу вас нанести мне визит, если будете возвращаться морем.

От капитана порта поехали в банк к Аврааму Гофману. Сергей взял нужные адреса в Кадисе и Картахене. До вечера просидели, обсуждая различные планы. Петр дал список ходовых товаров с ценами, что послужило темой разговора о необходимости изменить экспорт. Выгоднее вместо продажи железа увеличить продажу изделий из него. На первый взгляд разница между продажей стального слитка и стальной кувалды или кирки незначительна. Но это только на первый и непрофессиональный взгляд. И Петру, и Аврааму Гофману понравилась идея о строительстве металлообрабатывающих заводов в Нижнем Новгороде. Оба понимали, что не хватает рабочих рук. Они отправляли из Амстердама в Россию примерно сто семей в месяц и считали эту цифру максимально возможной. Изменить ситуацию могут разве что голод, война или эпидемия, от которых люди будут согласны бежать куда угодно.

Разговор о голоде, войнах и эпидемиях подтолкнул Сергея на мысль. Германия, точнее территория будущей Германии, – арена непрерывных войн на многие годы. Надиктовал письмо Тимофею, нужно найти спокойные места, где смогут собираться переселенцы. Необходимо наладить пути перевозки людей из непрерывно воюющих немецких княжеств.

С утра осмотрел с Петром склады и причалы. Посмотрел на паровой молот, переоборудованный для забивания свай. По словам Петра, спрос на эту машину огромный. Обойдя склады с зерном, Сергей вспомнил про забытые им макароны и снова начал диктовать письмо: надо освоить выпуск макаронной продукции. Вспомнил про обычные консервы, тушенку и прочие смеси на основе мяса. Новая головоломка для Тимофея и Варфоломея Сидоровича. К письму приложил нарисованный от руки чертеж машины для забивания свай, как он ее помнил в ХХ веке. Нарисовал вариант работы с воды и вариант работы на земле. Петр, который впервые работал напрямую с Сергеем Николаевичем, удивленно мотал головой. Одно дело слышать о способностях хозяина, и совсем другое – увидеть это рядом, быть в какой-то степени соучастником. После обеда распрощался с Петром и Авраамом и отправился на корабли. Еще лет сто – сто пятьдесят, и банки встанут над производством, начнут делать деньги из ничего.

Подняли паруса и в Кадис. Начало июня в европейских широтах уже вполне комфортно. Ужасы питания моряков парусного флота – плод не владеющих информацией писателей. На кораблях были курятники и свинарники. Баранов держали только мусульмане. Плюс ежедневно свежая рыба, прямо из воды на сковородку. Правда, рыбы бывают ядовиты, но это в экваториальных водах. Все моряки ХХ века проходят курс выживания в океане и знают, что можно есть, а что нельзя даже пальцем тронуть. Ибо яд некоторых рыб опаснее яда кобры.

В Кадисе встали на якорь. Сергей дал экипажам два дня отдыха. Визит к капитану порта был похож на аналогичный визит в Амстердаме. После регистрации каперского свидетельства капитан порта пригласил его светлость графа Алексеева во внутренний дворик. Там они мило беседовали несколько часов. Капитан порта в свое время много раз плавал в Америку. Был рад поговорить с капитаном, который знал этот континент, был во многих американских портах, включая порты Тихоокеанского побережья. На прощанье, как и капитан порта в Амстердаме, сказал:

– Если будете возвращаться морем, обязательно навестите меня.

Испания XVIII столетия была самой сильной и самой богатой страной. Анализ цен, сделанный Петром, говорил о несомненной выгоде продажи трофеев в Испании. Разве что железо в Испании было дешево – очень много собственных богатых рудников. Страна прекратила колониальную экспансию. Король решил не жадничать, настало время осваивать имеющееся. Любой дворянин по желанию мог получить заморские земли. Безземельные дворяне предпочитали Мексику и Кубу. Огромные потоки золота и серебра текли в казну. Порт города Севилья был переполнен кораблями. Огромный военный флот и мощная армия оберегали покой государства. Никто даже не помышлял нарушить сытое довольство испанцев.

Тем не менее век самого богатого государства в мире подходил к концу. Лет через тридцать Франция экспортирует в Испанию революцию. Страна рухнет в пучину хаоса и беспорядков. Гражданские войны будут продолжаться до второй половины ХХ века. Революционные войны охватят и колонии, которые получат независимость. Но к чести испанцев, за эти двести пятьдесят лет междоусобной войны они сохранят свою территорию от внешней агрессии. Все попытки захватить бывшие испанские колонии тоже кончатся ничем. Англия и Америка смогут оккупировать несколько третьесортных островов в Карибском море. Максимальной потерей станет захват Америкой в XIX веке Филиппинских островов. Но в дальнейшем американцы будут вынуждены выплатить контрибуцию в двадцать миллионов долларов.

…После разговора с капитаном порта Сергей нашел дом Габриеля Гильена. Он должен стать менеджером продаж в Кадисе. Дом оказался очень солидным, а сам хозяин известным торговым посредником. Габриель Гильен вел торговые дела с партнерами в Америке и в Европе. Сергей представился хозяину дома и подал письмо из Амстердама. Гильен внимательно прочитал письмо и предложил садиться в кресло. Сам несколько минут ходил по кабинету, потом сел напротив Сергея:

– Как вы оцениваете свои шансы на успех, молодой человек?

– По моим расчетам, шансы – девяносто процентов.

– Следовательно, вы считаете, что ваша вероятность погибнуть или попасть в рабство – десять процентов?

– Нет, десять процентов – это шанс вернуться без успеха.

– А вам известно, граф, что двадцать лет назад объединенная эскадра Испании, Франции и Англии в тридцать восемь вымпелов провела там целый год?

– Нет, я об этом не знаю.

– За год пребывания в западной части Средиземного моря эскадра смогла потопить три алжирских корабля и потеряла семь своих.

– Такие детали мне не известны. Знаю только о провале охоты за алжирскими кораблями.

– Сколько у вас кораблей?

– Два.

– Два? И вы хотите идти с двумя кораблями в Средиземное море!

– Да, я хочу идти в Средиземное море с двумя кораблями и считаю, что вероятность моего успеха – девяносто процентов.

– Вы хотите услышать мое мнение?

– Нет, вы мне скажете о стопроцентной вероятности быть захваченным алжирскими моряками.

– Вы вполне здраво рассуждаете. Не пытаетесь меня убедить в своих морских талантах и прекрасной выучке ваших моряков.

– Вот выучка у моих моряков слабая, практически все новобранцы.

– Я хочу отговорить вас от этой идеи. Сейчас сезон вывоза сахара, и если ваши корабли достаточно быстроходны, вы можете заработать хорошие деньги. Испания и Голландия не воюют, и голландских пиратов можно не опасаться. Хотя о чем я? У вас голландский флаг.

– Флаг на моих кораблях русский, а в Голландии у меня филиал банка, поэтому и рекомендации к вам из Голландии.

– Вдвойне не понимаю. У вас банк, и вы обеспеченный человек, зачем вам лезть в Средиземное море?

У Сергея появилась мысль. Сахарный тростник и пресс по отжиму масла дадут сахарный сироп. Если вместо своей первой идеи примитивного пресса поставить роторный пресс, то с одной стороны непрерывно потечет масло или сироп, с другой стороны жмых. Габриель Гильен по-своему понял молчание собеседника и продолжил свои предложения:

– Если у вас есть банк и он может дать гарантии, я могу договориться с правительством, и вы получите фрахт на перевозку серебра из Пуэрто-Плата.

– Пуэрто-Плата – милое место, богатые серебряные рудники. Еще там хороший табак выращивают.

– Из ваших слов следует, что вы были в Пуэрто-Плата. Ну, как вам мое предложение?

– Есть ли возможность купить плантации сахарного тростника? Действующие плантации с персоналом и рабочими.

– Такая возможность всегда имеется, вы можете купить плантации на Кубе, Гаити, Пуэрто-Рико. Вам какая плантация нужна?

– Меня интересуют плантации с годовой продукцией в десять тысяч тонн сахара. Компактно расположенные поля, предпочтительно на Кубе или Гаити.

Пуэрто-Рико исключалось потому, что этот остров захватят американцы. После захвата они аннулируют все права владения, как они поступали и во всех других случаях. Десять тысяч тонн сахара – это пять кораблей в год и гарантированный сбыт в России. Если в Петербурге поставить маленький сахарный заводик и рафинировать сахар-сырец, то можно увеличить объемы и продавать сахар в Европу. Правда, есть «но» – война со Швецией. В этом случае русское судоходство на Балтике умрет и останется один путь через Архангельск. Прекрасный порт Мурманск требует железной дороги и объемов перевозки по ней. Чтобы достичь нужных объемов, надо разрабатывать медно-никелевый рудник. А людей нет даже для заводов Нижнего Новгорода, не говоря про Кривой Рог и угольные шахты.

– Выполнить ваше желание несложно. Мне потребуется два месяца для переговоров с плантаторами на Кубе и Гаити. Вы приняли решение по перевозке серебра?

– К вопросу перевозки серебра мы вернемся через год. Завтра вечером мои корабли пойдут в Танжер. Если у вас там есть доверенные лица, могу передать им письма.

– Вам нужен посредник в Танжере?

– Нет, у меня в Танжере свой человек.

– Я воспользуюсь вашим предложением, господин граф, прошу до отплытия располагать мной и моим домом.

Сергей сел писать письма в Тулу и Сясь, попросил у Габриеля Гильена рисовальной бумаги и сделал нужные чертежи. Идея с сахаром была беспроигрышной. Развитие испанских колоний проходило стабильно и без внутренних потрясений. Жестокое угнетение испанскими конкистадорами было только в кино. Испанцы относились к аборигенам и неграм как к себе равным. Их лидеров воспринимали как дворян. И в жизни сегодняшнего дня в Латинской Америке белые, метисы и негры спокойно сосуществуют. Межрасовые браки – рядовое явление. Тогда как в Северной Америке даже среди белых браки делятся по национальностям страны происхождения.

Короткий переход – и морякам открылся порт Танжер. Место беззакония и пиратства, по мнению европейцев. Но хотя Танжер не имел никакой армии и в городе была обычная городская стража, ни пиратства, ни беззакония не было. В городе действовали строгие законы восточных правил торговли. Многие европейские купцы по незнанию оказывались в тюрьме и продавались в рабство. Простой пример из жизни конца XIX века: английский купец обманул местного торговца. Он нарушил слово, данное при свидетеле, и уплыл на своем корабле. Потом в город приплыл другой купец из Англии. На вопрос: «Ты знаешь купца Харальда Джонсона?» – ответил утвердительно: «Мы члены одной гильдии». Все, бедолагу в тюрьму, товар конфисковали. «Пиши письмо купцу Харальду Джонсону, мы тебя отпустим после его приезда». Англичане прислали в Танжер целый флот устрашения. Но в результате местные купцы игнорировали англичан и их товары.

Город процветал торговлей. В Танжер везли свой товар арабы, индусы и китайцы. Негры привозили слоновую кость и красное дерево в обмен на железо. Немногочисленные европейцы привозили железо, серебро и золото. Рынок рабов уступал только сирийской Латакии и Стамбулу. Покупалось и продавалось все. Никого не интересовала законность происхождения товаров, доставленных караваном или кораблем. Главное условие – соблюдение местных законов. На двое суток пути вокруг Танжера не было ни пиратов на море, ни разбойников на суше. Европейцы несколько раз захватывали Танжер. Но каждый раз сами были вынуждены оставить город. Торговцы уходили в Оран, и по пустынным улицам бродили только козы. Город окружали разбойничьи шайки, море кишело пиратами.

Когда шлюпка подходила к причалам, Моисей Мертель припрыгивал от нетерпения. Он наотрез отказался взять письма от Габриеля Гильена. Пришлось Сергею самому наносить визиты и отдавать письма. Соблюдая приличия арабского гостеприимства, обошел все указанные на письмах адреса. После обеда отправился на рынок. Арабский рынок надо знать. Это в первую очередь феерия эмоций, сопровождающая процесс торговли. Заплатить названную цену и уйти с товаром равнозначно прямому оскорблению. Надо поговорить с продавцом «за жизнь», потом похвалить товар, потом спросить, откуда такие прекрасные вещи привезены, и так далее. В процессе торговли нельзя ругать товар и бранить хозяина. Проблемы получишь моментально. А вот шутка и двусмысленные сравнения ценятся. Если торговля превратится в азартный спектакль, можно получить большую скидку и стать уважаемым покупателем на рынке.

Сергей ничего не собирался покупать. Он желал ознакомительной и развлекательной прогулки. Останавливался у шатра, если его подзывали посмотреть товар. В коротких беседах вспоминал арабский язык и шел дальше. Надо еще уметь и походкой показать свои намерения. Продавцу должно быть понятно, человек идет мимо или хочет посмотреть товар. Сергей вышел в район продажи лошадей, верблюдов, скота и рабов. Лошади не привлекли его внимания. За породистыми лошадьми надо ехать в Сирию. Ряды верблюдов обошел стороной и пошел прямо к рабам. Рабы разделены по ценности: общий загон, площадка под навесом и рабы в помещении.

Сергей впервые в жизни видел прямую работорговлю. Обычные люди разных рас и возрастов, мужчины отдельно, женщины отдельно. Цепей и ошейников нет, надсмотрщиков с плетью нет, и бежать некуда. Все вели себя вполне естественно и занимались своими делами. Решил поговорить о рабах и подошел к торговцам.

– Господин желает купить раба или рабыню? – к нему обратился ведущий торга.

– Я хочу узнать, как вы обращаетесь с непослушными рабами.

– Непослушных рабов не бывает.

Ведущий торга понял праздное любопытство Сергея. Пригласил его под навес, где на ковре сидели торговцы рабами, а на столике стоял чай.

– А если захваченный пленник или пленница хочет убежать?

К разговору присоединились остальные торговцы:

– Куда раб может от меня убежать? Только к другому торговцу, если не повезет, то попадет к нищему крестьянину, и будет жить впроголодь.

– А если раб убежит снова?

– Так не бывает, даже безмозглая скотина не уйдет от места, где ее кормят.

– А если раба плохо кормят?

– Так не бывает, никто не купит раба для того, чтобы он умер от голода.

– А если раб непослушен?

– Так не бывает.

– Почему не бывает?

– Никому не нужен непослушный раб, таких рабов сразу убивают.

– А если это сильный раб или красивая рабыня?

– Ты задаешь странные вопросы. Я продал тебе сильного раба или красивую рабыню. Этот раб тебя не слушается, а рабыня не хочет тебя ублажать, что ты сделаешь?

Сергей задумался и пожал плечами.

– Покупатель придет сюда и ославит меня на весь рынок. Люди не будут у меня покупать рабов. Непослушных сразу убивают.

– Но рабов вы наказываете?

– Наказываем, могу показать наказанную рабыню, если тебе это интересно.

Сергею было интересно. Они подошли к одному из помещений. Торговец откинул занавеску, за которой стояла и мило улыбалась девушка лет пятнадцати.

– Когда покупатель от нее отвернулся, она показала ему язык. Два дня будет сидеть без еды и воды, и каждому покупателю я буду об этом говорить.

Когда пошли обратно, Сергей спросил:

– Почему все рабыни с открытыми лицами?

– Они же в помещении! Закроются, когда выйдут, чтоб солнце не портило цвет кожи.

Вполне доходчивое объяснение назначения паранджи. В дикой Европе думают, что паранджой скрывают лица от других мужчин. Почти час просидел Сергей с торговцами рабами. Поговорили о жизни, о ценах и просто так, ни о чем. Закончил прогулку обходом рядов резчиков по дереву, кузнецов, медников и ювелиров.

На следующий день пошел искать Моисея Мертеля, которого нашел почти у входа на рынок. На застеленном коврами возвышении под навесом, в окружении торговцев сидел Моисей и вел неторопливую беседу. Увидел Сергея, почтительно встал, пригласил к столику и налил стаканчик чая. Затем объявил своим гостям, что это его благодетель и работодатель. Гости вежливо поздоровались. Потекла неторопливая, как течение песка, беседа. Выпив чаю, Сергей начал прощаться, его кораблям пора уходить. Арабы дружно ответили: «Аллах Акбар», что в переводе трактуется как «все в руках Бога» или как пожелание счастливого пути. В Танжере все подготовлено. Моисей Мертель выторговал себе престижное место и начал осваиваться, волноваться не надо. XVIII век – время классического Корана, признающего Ветхий и Новый завет, Иисуса и Моисея. Римско-католическая религия еще не подняла свой пропагандистский меч над исламом.

Остался последний заход в испанский порт Картахена. Моряки с искренним интересом смотрели на Геркулесовы столбы. Корабли с попутным ветром входили в Средиземное море. Англичане держат скалу Гибралтара только в пику испанцам. Место очень неудобное, с опасной якорной стоянкой и без воды. Залив открыт всем ветрам и хорошо просматривается. На африканской стороне пролива прекрасный залив с удобной бухтой и несколькими островами. Здесь потом будет порт Сеута. Очень удобное место для базирования флота. Подходы легко защитить береговыми батареями. В саму гавань впадает с гор река. Бухта и залив скрыты за гористыми островами. Со стороны Средиземного моря кружится огромный водоворот, опасный даже для кораблей XXI века. Одно из заданий Моисея Мертеля – узнать, кто владелец данных земель. Сергей планировал «приватизировать» эти земли. Выгодное место, как база для его африканской экспедиции, пока он не создаст порт и крепость у Львиной горы. Перевозить грузы из России или Европы напрямую первые годы будет опасно. Его гнездо быстро установят, а воевать в одиночку, без поддержки государства, он не сможет.

В Картахене пошел к капитану порта регистрировать каперское свидетельство. Разбойное происхождение трофеев скрыть невозможно. Для продажи приза или ремонта кораблей необходимо зарегистрировать свое право на это, иначе суд и виселица. Военные корабли имеют право захватывать трофеи, но не имеют права продавать их. Трофеи военных кораблей должны быть доставлены в страну флага военного корабля. Визит к капитану порта прошел как предыдущие два в Амстердаме и Кадисе. Разница лишь в том, что граф Алексеев был под подпись уведомлен о запрете каперства в двухсотмильной зоне вокруг пролива Гибралтар. Любезно информировали о возможной защите от преследования только в прямой видимости берегов Испании. Флот Франции защитить его не имеет права. Княжества на Италийском полуострове флота не имеют. Даже рыболовных судов нет, только прибрежные лодки.

Последним шагом перед началом действий остался визит к Раулю Альберти. Он должен стать посредником в организации ремонтных работ. Кроме этого займется наймом моряков для перегона трофеев в Кадис. После прочтения письма Рауль Альберти предложил свои услуги по реализации трофеев и честно сказал:

– Господин граф, я уверен в нулевых шансах вашего мероприятия. В лучшем случае вы можете убежать от патрульных кораблей алжирского султана. И помните, Мальта соблюдает нейтралитет, укрытия вам не даст.

– Спасибо за предупреждение. Поверьте, мне об этом говорят все, кроме арабов в Танжере.

– Арабы этого никогда не скажут, отговаривать не прилично. Если человек принял решение, он знает, на что идет.

– Я планирую вернуться через месяц.

– Я это учту, если вам придется бежать от алжирских кораблей, то держите курс на Болеарские острова.

– Почему?

– Там всегда дежурят наши корабли. Вы можете уйти под прикрытие кораблей или крепостных пушек.

– Спасибо за совет, я обязательно воспользуюсь им при необходимости.

– Если вам повезет вернуться с добычей, я возьмусь реализовать часть товаров. Я могу перевезти выгодные для продажи трофеи в Барселону или Марсель.

На прощанье Рауль Альберти предупредил:

– Помните, у алжирского султана не меньше двадцати самбук.

Глава 7 Сюрпризы Средиземного моря

Конец июня в Средиземном море радует погодой всех. Сергей не возражал, когда капитаны просили разрешить морякам ходить только в шортах. Пусть моряки наслаждаются южным солнцем. Неизменным оставались ежедневные физические тренировки с лазаньем по вантам вместо бега. Практически ежедневные тренировки дали результат – бугристые мышцы. Абордажная команда метала топоры с такой легкостью, как будто играла в дартинг. Рукопашный спарринг всегда завершался учебным боем. Экипажи вошли во вкус новой жизни. Побережье Алжира и Туниса прошли мористее, опасаясь быть замеченными с берега. Необычные для Средиземного моря паруса неизбежно привлекут внимание. При подходе к Мальте решили разойтись на десять миль для контроля над большей территорией.

Первый парус заметили между Тунисом и Мальтой. Пошли на перехват. При сближении определили судно на тысячу тонн без единой пушки. Выстрелили ему по курсу и начали подрезать нос и корму. Торговое судно сразу спустило паруса. Первый абордаж, Сергей пошел вместе с абордажной командой. Все старались действовать, как учили. Моряки быстро забрались на палубу купца. Арабы таращили глаза на бледнокожих русских моряков в шортах, касках и черных жилетах, к тому же обвешанных топорами, как зимние елки сосульками.

Никакого сопротивления не могло быть. На судне не было оружия, вообще никакого оружия. На вопрос Сергея капитан ответил, что оружие может быть только у военных. Если у него найдут что-то больше мясницкого ножа, то секир-башка без разговоров. Это оказалось сюрпризом. Готовились к злобным схваткам, а оказались волками в овечьем стаде. Алжирские корабли не зря здесь патрулируют. Пока Александр Крюммер досматривал корабль, Сергей сидел с капитаном в его каюте.

– Откуда идете, уважаемый капитан?

– Из Алжира в Мерсин с грузом оливкового масла, полторы тысячи тонн на борту.

– Я забираю ваш корабль. Мы еще несколько дней будем патрулировать в этом районе, а потом пойдем в Картахену.

– Я выполню все ваши приказы. Но когда алжирские корабли атакуют, мы вам помогать не будем.

– Если будет бой, ваша задача – спустить паруса и ждать результата сражения.

– Это требование мне нравится, и я его выполню.

– За кого могут дать выкуп? Мы таких людей перевезем в Танжер. Остальных доставим в Россию, где каждый сможет выбрать любую работу.

– Письмо о выкупе напишем мы с боцманом. У остальных нет на это денег. Если я правильно понял, вы продавать моряков в Танжере не будете?

– Нет, кто не может себя выкупить, будет доставлен в Россию.

– Вы можете сказать, какая работа ждет моих моряков?

– Они могут работать на моих судах, у меня больше двадцати судов. Могут работать на верфи, могут взять землю и стать крестьянами.

– Как это взять землю и стать крестьянами? Они теперь рабы и иметь собственность не могут.

– Они мои рабы. Но каждый получит себе дом, будет получать деньги за работу. Как будет работать, столько денег и получит.

– Можно мне позвать боцмана? – увидев кивок согласия, крикнул: – Боцман, ко мне!

Через пять секунд в поклоне вошел боцман.

– Слушай слова нашего господина и расскажешь матросам. В России каждый получит дом, за работу будут платить деньги.

– Сколько земли дашь каждому? – обратился капитан к Сергею.

– Каждый возьмет столько земли, сколько сможет обрабатывать. Половина урожая моя, дом бесплатно. За скот и инвентарь расчет в течение десяти лет. Желающие могут пойти работать в город на мои заводы.

– Что делать на заводе, господин? – спросил боцман.

– Часы, швейные машинки, паровые машины, оружие, пушки, стекло, у меня много заводов.

– Жалко будет с тобой расставаться, когда алжирские моряки возьмут тебя в плен, – со вздохом сказал боцман.

Через неделю между Тунисом и Мальтой лежало в дрейфе двенадцать захваченных кораблей. Сергей решил возвращаться в Кадис. Повреждений у кораблей не было, заходить в Картахену не надо. Турецкие корабли лежали в дрейфе, связавшись, как сосиски. Моряки играли в шиш-беш, обсуждали условия плена и невероятные предложения русского адмирала. Последние дни два корвета даже не гонялись за турецкими кораблями. Купцы сами подходили к дрейфующим кораблям. Спрашивали, почему стоят, и после ответа спускали паруса. Трофеи взяли весьма приличные: пшеница, хлопок, оливковое масло, медь, железо, ткани, посуда, рабы. Даже рабыни для гаремов, красивые девочки от двенадцати до шестнадцати лет. Товаров – более двадцати тысяч тонн. Как бы не подавиться от жадности!

Надо было возвращаться. Караван пленных кораблей выстроили в две колонны и взяли курс на Гибралтарский пролив. Сергей решил не обращать внимания на возможные встречи с новыми жертвами. Место оказалось оживленным и, гоняясь за легкой добычей, можно здесь остаться навсегда. Свисток сигнальщика изменил его намерения. Из Туниса величественно шли два гиганта. ВХХ веке появились суда под названием ULCC, не способные по своим размером проходить Суэцким каналом. Вышедшие из Туниса гиганты явно были не способны выходить из Средиземного моря. Корабли примерно на шесть тысяч тонн каждый не могли выдержать океанского волнения. Маловероятно, что турецкие корабелы сумели разработать для них необходимую технологию обеспечения продольной прочности. «Афина» и «Афродита» бросились на перехват. К вечеру караван увеличился на два корабля. Гиганты были грамотно загружены. Основной груз – новенькие, блестящие золотом латунные пушки. Для полного заполнения объема трюмов корабли были догружены хлопком.

Караван двигался на запад. Две баркентины шли дозором на траверзе с севера и с юга. На третий день увидели эскадру алжирских кораблей в шесть вымпелов. Корветы вышли на позицию между самбуками и караваном. Но капитаны кораблей каравана уже спустили паруса. «Афина» и «Афродита» сошлись, Сергей объяснил тактику предстоящего боя. Корветы начали выходить на позицию, а вот возможные действия самбук предсказать было нельзя. Корабли не соблюдали строя. Наконец самбуки вышли на рассчитанную дистанцию, и Сергей скомандовал: «Огонь!» «Афина» и «Афродита» сделали по три залпа. Книппели с визгом дисковой пилы и таким же результатом прошлись по алжирским корабликам. Каждый корабль получил от трех до четырех попаданий. Двадцатипятипроцентный результат – это очень хорошо. Плохо другое – алжирских моряков надо спасать. Сергей хорошо видел в бинокль одно попадание. Выпустив черный хвостик дыма, книппель раскрылся над водой и, цепляя поверхность моря, в радуге брызг самолетным пропеллером разрезал самбуку. Сергей скомандовал:

– Дробь артиллерийской тревоги, дробь абордажной готовности, приготовиться к спасению!

Пленные корабли тоже помогали оказавшимся в воде морякам. Утопить корабль совсем не просто. Деревянные корабли тонут только в кино. Могут еще утонуть, если капитан перегрузил свой корабль. Но согласных рискнуть своей жизнью ради денег среди людей мало. Среди капитанов – особенно, потому что такие капитаны долго не живут. Разбитые самбуки дрейфовали по планширь в воде. Торговые корабли поднимали на палубу пушки, порох и прочее. Сергей перебрался на одну из полузатопленных самбук. Надо лучше изучить устройство кораблика. Старался не мешать морякам доставать из полузатопленных помещений имущество и снабжение. Ядра и картечь на корабле были каменными. Сам корабль отличался простотой и функциональностью конструкции, судно не приспособлено к плаванию в северных широтах. Но и строятся они только в Алжире. Общий вывод Сергея был позитивным. Данный тип корабля хорошо продуман и удобен для патрулирования и боя. Противостоять пушкам его кораблей он не способен, но это уже другая сторона вопроса. Его пушки имеют в четыре раза большую дальность стрельбы. Скорострельность орудий Сергея превышает любые другие в десять раз. Не будь этого преимущества, он не рискнул бы сунуться в Средиземное море. Вывод после первого боя один: для самбук удар книппелями смертелен. В следующем бою надо применить шрапнель.

Моряки торговых кораблей собрали с разбитых кораблей все, до последнего гвоздя. Две колонны двинулись в Кадис, теперь уже уверенно обсуждая, как они будут жить в России. Моряки «Афины» и «Афродиты» не скрывали гордости. Первый бой, с одного залпа один корабль – есть чем гордиться. Сергей переходил с одного захваченного корабля на другой. Разговаривал с моряками и капитанами, желая ближе познакомиться с жизнью и бытом Средиземноморья XVIII века. В понимании современного человека экипажи были интернациональными. Арабы, турки, болгары, румыны, армяне, хорваты и так далее. Но сами люди себя с конкретной национальностью не связывали. Первостепенным была работа и работодатель. Теперь Сергей, как новый работодатель, был атакован тысячами вопросов. Всех уже серьезно интересовала новая перспектива. Встречный интерес тоже был – сманить как можно больше людей на заводы Нижнего Новгорода.

В Кадисе приход кораблей вызвал ажиотаж. Сергей не успел высадиться на берег, как вокруг его кораблей уже вертелись лодки посредников. Первый визит – к капитану порта.

– Рад вас видеть, граф, живым невредимым. Поздравляю с великими трофеями, – приветствовал капитан порта, – садитесь и рассказывайте о своей удаче.

– Честно могу сказать, что удача сопутствовала мне. Использовал возможность захватить четырнадцать кораблей, но на обратной дороге нас перехватили.

– Я рассматривал ваши корабли при подходе и не заметил повреждений.

– К счастью, повреждений действительно нет, но это только удача.

– Кто вас атаковал?

– Нас атаковал флот Алжира из шести вымпелов, но они неудачно маневрировали и подставились под наши пушки.

– Вы смогли отбиться от шести самбук? Не могу поверить!

– Вы правы, мне сопутствовала невероятная удача, мы сделали три залпа и утопили все шесть кораблей, пушки и экипаж я поднял на захваченные транспорты.

– Залп одного корабля за жизнь другого корабля! У вас прекрасные артиллеристы.

– Я потратил много времени на тренировку своих артиллеристов.

– В чем ошиблись алжирские пираты?

– Главная ошибка капитанов самбук – они не видели моих кораблей за трофейными судами и оказались не готовы к моей атаке.

– Примите мои поздравления.

Сергей не хотел открывать истинных причин своей победы, не хотел привлекать внимание к своим пушкам. Желал притормозить охотников за легкой добычей. Будет много желающих разбогатеть, и, несомненно, все они попадутся в руки алжирским морякам. У дома капитана порта стояла толпа посредников. Они уже узнали о грузе на борту захваченных судов. Увидев вышедшего графа, перекупщики наперебой начали предлагать свои услуги. Некоторые обещали скупить весь товар оптом. Падальщики предлагали цены от пяти до семи процентов реальной стоимости. Сергей поднял руку и крикнул:

– Я ничего продавать не буду, все товары отправлю в Россию.

Пока его слова осмысливались, сел в карету Габриеля Гильена и поехал в его дом. Хозяин дома встретил, не скрывая радости и удивления:

– Я был абсолютно уверен в провале вашей авантюры, но теперь рад признать вашу правоту.

– Я поставил корабли на дороге в Тунис и Алжир. За шесть дней захватил все четырнадцать судов. Никто просто не ожидал нападения.

– Алжирские корабли не встретились?

– Перехватил алжирские корабли. В результате удачного маневра и их неготовности к бою смог победить.

– Я горжусь вами, вы первый европеец после адмирала Барбаросса, удачно разгромивший алжирских моряков.

– Это вы слишком! Зачем сравнивать меня и венецианского адмирала?

– Вы правы, Барбаросса воевал до Оттоманской империи, не рисковал встречей с турецкими линейными кораблями. Список грузов при вас?

Долго обсуждали список трофеев. Весь груз был тщательно переписан с судовых журналов. Новые пушки, медь и оливковое масло Сергей сразу отметил как подлежащие отправке в Россию. Габриель Гильен был согласен, Россия воевала с Турцией. За пушки и медь там сейчас хорошие цены. Оливкового масла в Испании достаточно, свое масло девать некуда. В России было только два вида растительного масла, льняное и горчичное. Растительного масла совершенно не хватало. Поставки такого количества оливкового масла резко меняло ситуацию. Когда Габриель Гильен закончил расчеты по реализации трофеев, Сергей в одночасье забраковал их:

– Уважаемый Габриель, ты зачем хочешь десять тысяч тонн хлопка на склад положить?

– Весь твой хлопок на рынок выпускать нельзя, цены собьем. Малыми партиями торговать выгоднее, через месяц еще партию бросим.

– Через месяц я еще хлопок привезу.

– Ты хочешь сказать, что пойдешь в Средиземное море еще раз?

– Я пойду еще не один раз. Я планирую как минимум десять походов до мая месяца.

– Даже не знаю, что ответить. До мая месяца! Ты понимаешь возможную реакцию Капудан-паши? В Стамбуле неизбежно узнают о тебе и примут все меры для твоей поимки.

– Вполне предсказуемая реакция на пирата. Месяца через два про меня узнают, еще через два месяца примут решение и, возможно, в ноябре начнут патрулировать линкоры.

– Не будь легкомысленным! Тебя сначала посадят на кол, потом голову повесят у городских ворот.

– Но если линкоры ушли в Черное море для переброски войск и охраны побережья, ждать их в Средиземном море раньше мая не стоит.

– И что ты сделаешь при встрече с турецкими линкорами?

– Вернусь в Кадис, выпью за этим столом чашку кофе и отправлюсь домой.

Габриель Гильен засмеялся.

Работа с документами заняла два дня. Часть трофеев решили отправить в Голландию.

Через два дня Сергей отправился в Танжер. Порох, пушки, ядра, картечь и пленные на выкуп. Девочки-рабыни были в списке товаров на продажу в Танжере. Они не собирались работать, а готовились к жизни, полной неги и удовольствий.

В Танжере Сергей поставил корабли на якорь. Сам высадился в порту на десантной шлюпке вместе с «сексуальными рабынями» и пленными на выкуп. Короткая прогулка – и он в объятиях Моисея:

– Если бы ты знал, как я волновался за тебя. Ставки на твое возвращение были один к четыремстам семнадцати. Один – это я. Остальные дружно смеялись над твоим глупым решением.

– Никто не поверил?

– Еще никто и никогда не возвращался со Средиземного моря.

– Спасибо, Моисей! Я привел с собой рабынь для гарема и пленных на выкуп. Остальной груз на кораблях, и мы должны решить вопросы выгрузки и продажи.

Моисей послал мальчишку к работорговцам и пригласил пленных за стол на чашку чая. Пленных он устроит жить согласно их статусу, рабынь уведут к месту торговли.

За столом Сергей перешел на русский язык. Передал Моисею список привезенных товаров. Обменялись впечатлениями и первой информацией. По словам Моисея, самый выгодный товар – пушки, порох и оружие. В Танжере каменные ядра и картечь будут иметь лучшую цену. Через двадцать минут на коврах сидели все уважаемые торговцы Танжера. Они уважительно здоровались с Сергеем, потом поздравляли Моисея с выигрышем и отсчитывали проигранные динары. Моисей сразу убирал деньги в кошель. Держать деньги на виду считалось верхом неприличия. Работорговец, не отходя от площади, раздел всех девочек, внимательно осмотрел и утвердительно кивнул:

– Годятся для гарема.

Подобный стриптиз, к удивлению Сергея, внимания окружающих не привлек. Осматривает человек предлагаемый товар. Если и тебе товар нравится, можешь и ты посмотреть. Вот когда товар купят, будет совсем другое дело. Нет разницы, лошадь, коза или человек.

– Уважаемый адмирал, почему других рабов не привез? – спросил работорговец. – Ты взял больше семи сотен рабов. Привез только девочек для гарема и выкупных пленных.

– Мне самому рабы нужны, я рабов только покупаю.

Сказанное было услышано всеми. Все оценили слова. Уважаемый человек взял больше семи сотен рабов, и ему мало! Тем временем Моисей Мертель предложил купить у него пушку. Сергей послал мальчишку с запиской, в которой приказал ставить корабль к причалу под выгрузку. Предложение пушки вызвало оживление. Начался процесс обсуждения пушки, к которому присоединились все присутствующие. Пленные капитаны самбук горячо доказывали, что лучше их пушек ничего нет. Когда оживленная толпа притащила на рыночную площадь первую пушку, вопрос цены согласовали. Но к уважаемому Моисею Мертелю подошел начальник городской стражи и сказал:

– Город покупает десять пушек, весь порох, все ядра и картечь.

Оружие во все времена пользовалось спросом. Особенно там, где не было жесткого контроля. К навесу притащили оставшиеся одиннадцать пушек, и те только по причине отсутствия у торговцев денег. Сергей понял: выгодней торговли оружием может быть только прямой грабеж. Он практически влет продал более сотни пушек. Через несколько часов все деньги города Танжер оказались у него в кармане. Можно пойти в торговцы оружием и стать оружейным бароном. Поставки оружия в колонии дадут баснословные барыши.

Кроме собственно денег в оплату взяли слитки золота и серебра, всех молодых женщин у работорговцев и два десятка резчиков по дереву. С резчиками по дереву Сергей подробно поговорил. Он желал убедиться в их понимании предстоящей работы. Резьба по дереву была популярной в этой части арабского мира. Изящной резьбой покрывали входные двери домов, вся мебель в домах была только резной. В России резьбой по дереву не занимались, деревянные ложки и утварь делали крестьяне всего мира. В качестве первого шага Сергей решил изготовить резной алтарь для новой церкви в городке Сясь. Затем алтари для церквей в своих деревнях, в Тамбове и Туле. Кроме этого, изготовить резную мебель для его домов и имений. К завершению этих работ будет готов дом в Петербурге, где умельцы смогут показать свой класс.

Вечером в доме Моисея Мертеля подвели итог торговли и составили план развития бизнеса. Появилось понимание новых возможностей. Утром отправился в Кадис. Габриель Гильен заканчивал разруливать ситуацию с учетом перспектив новых поступлений товаров арабского рынка. Часть трофейных кораблей выставили на продажу. Остальные корабли сформировали в караван на Амстердам и Петербург. Сергей детально проинструктировал нанятых капитанов. Капитанам, идущим в Сясь, дал письма для Евстафия Петровича. После ухода кораблей написал записки своим топ-менеджерам и техническим директорам.

Перед отходом кораблей в Средиземное море Гильен устроил в своем доме прием. Были приглашены все офицеры Сергея и видные люди Кадиса. Вечер прошел весело. Против ожидания, никто не надоедал расспросами о победах на Средиземном море. Кадис был вторым по значению портом после Севильи. Жители города хорошо разбирались в морских делах и заморской торговле. Сергей познакомился с дворянами и торговцами города. Получил много приглашений прийти с визитом во время следующей стоянки в порту. Но основные разговоры были о сахарных плантациях. Сахар был самым ходовым и дорогим товаром. Золотые, серебряные и медные рудники в разговорах были на последнем месте. Слишком много этого металла поступало в Испанию.

После прохода Гибралтарского пролива Сергей решил идти в видимости алжирских берегов. Обломки самбук должны быть найдены, и выгоднее встретить противника сейчас. Расчет оправдался, на третий день заметили паруса преследователей. Удовольствие не стали откладывать и повернули навстречу. Четыре самбуки резво бежали по волнам. Но задолго до выхода на дистанцию стрельбы вдруг развернулись и начали убегать, потом развернулись снова. Маневры были непонятны. Скал и мелей нигде нет, кораблей с опущенными мачтами не видно. Традиционная алжирская засада из маленьких самбук на четыре-шесть пушек. Корабли спускают паруса и кладут мачту. Низкий корпус трудно заметить, особенно в подзорные трубы с плохой оптикой. В результате вражеские корабли, гоняясь за убегающими самбуками, сами оказываются в окружении. Один рывок – и преследователи стоят товаром на рынке рабов.

Наконец вышли на дальность стрельбы и дали по два залпа шрапнелью. Из-за большой дистанции было сильное рассеивание. Но самбуки получили как минимум по одному близкому разрыву. На всех корабликах разорванные паруса трепались по ветру лохмотьями. Корветы пошли на сближение. Скоро различили в бинокли алжирских моряков, которые махали руками, призывая больше не стрелять. Алжирцев перевели на свои корабли и повернули в Картахену. Трофеи надо передать Раулю Альберти для ремонта.

Капитан порта встречал суда на причале. Он поздравил Сергея с победой и пригласил к себе. Через некоторое время пришел Рауль Альберти. В Картахене уже знали об удачном походе и желали выведать детали из первых уст. Тем более что Сергей привел еще четыре неожиданных трофея.

– Рассказывайте, уважаемый граф, о своих успехах, – заговорил капитан порта, – до нас дошли новости из Кадиса. Все говорят о ваших богатых трофеях.

– Пока могу сказать только о непонятных действиях алжирских моряков. Они допускают непростительные ошибки, подставляясь под мои пушки.

– Вы правы. Я бегло осмотрел самбуки и увидел незначительные повреждения от картечи.

– В этом все дело, мы нанесли урон только картечью. По их маневрам я не понял: или они убегают, или пытаются выйти на непонятную мне позицию.

– Возможно, они хотели идти сразу на абордаж?

– Но в результате они подставились под удар картечью.

– Из всего, что я слышал про алжирских моряков, это самое невероятное известие. До вас никто не возвращался после встреч с самбуками.

– Я с вами полностью согласен. Это невероятно и настораживает меня. Неприятно и опасно, когда не понимаешь действий противника.

В доме капитана порта обсудил с Раулем Альберти вопросы ремонта кораблей. Кроме этого, Рауль взялся продать часть пушек в итальянских княжествах. Там междоусобные войны практически не прекращались. Сергей взял список выгодных для продажи товаров и откланялся. Пора отправляться на восток.

Корветы держали курс на прежнюю точку, между Тунисом и Мальтой. Здесь было пересечение торговых путей между северной Африкой и восточным Средиземноморьем. На четвертый день пути встретили засаду из десятка самбук. Корабли лежали в дрейфе с опущенными мачтами. Сигнальщик на площадке салинга их вовремя заметил и подал сигнал. Удивительное было дальше. Часть кораблей на веслах, часть, поставив вместо мачты гик, начали расходиться в стороны. Они освобождали баркентинам дорогу! Сергей приказал сыграть тревогу и выстрелить книппелями из носовых палубных пушек. Зарядили книппели с раскрытием после выстрела. Таким образом показали требуемую ширину прохода. Хлопнули выстрелы, и два радужных фонтанчика побежали по воде вправо и влево. Алжирские моряки все поняли и на требуемом удалении остановились, рассматривая проходящие мимо корветы. На вопросительный взгляд Семена Афанасьевича Сергей сказал:

– Мы пришли не воевать с арабами, а грабить турецкие корабли.

– Так эти арабы на нас и нападут на обратной дороге.

– Наши паруса, при такой погоде, они увидели за двадцать миль. Легко могли от нас скрыться.

– Почему не ушли? Может, запугивают?

– Тут вложен другой смысл. Они показали себя и заявили о своих мирных намерениях к нам.

– Вы полагаете возможным нейтралитет с алжирскими моряками?

– Лучше поверить и быть с ними нейтральными, чем отбиваться от всего озлобленного Алжира. У нас два корабля, если за нас возьмутся серьезно, нам будет конец.

– Вы не подумали, что это может быть разведка, они рассмотрели нас вблизи и могут составить тактический план боя.

– Маловероятно, для этого достаточно войти в двухсотмильную «мирную» зону или отправить один корабль в Танжер.

– Вы правы, Сергей Николаевич, с причала можно и рассмотреть наши корабли, и пощупать руками.

С выходом в точку патрулирования начали собирать призовые корабли. Через девять дней повернули на Гибралтарский пролив. За это время набрали двадцать одно судно. Опять поймали двух гигантов, один шел из Туниса с пшеницей, другой шел в Тунис с некрашеным шелком. Некрашеный шелк – важный стратегический товар. Из него шьют мешочки и заполняют их порохом. Полученный готовый заряд забивают в пушку или в ружье. Появились и первые экзотические товары. Сандаловое, черное и красное дерево, слоновая кость, крашеный шелк, бархат, парча. У одного капитана нашли маленький сундучок с необработанными драгоценными камнями и золотыми заготовками для ювелиров.

На обратном пути Сергей обогнал на «Афине» караван плененных судов и зашел в Картахену. Рауль Альберти продал все пушки и одну самбуку. Они обсудили список новых трофеев и того, что он возьмет на реализацию. Договорились выгрузить обговоренные товары на обратном пути, дабы не терять время – не задерживать все суда.

Присоединение к каравану трех пленных самбук вызвало оживление среди турецких моряков. Самбуки подошли почти вплотную к торговым кораблям, и моряки что-то оживленно между собой обсуждали. Сергей не вмешивался в явное нарушение построения конвоя. Логика поведения араба понятна только арабу. То, что Сергей считает нарушением, для них может являться прямой необходимостью.

В Кадисе снова ажиотажная встреча и снова толпа посредников. Они не оставили надежд конкурентам и предлагали любые выгодные условия работы. Но это давно пройденный этап для Сергея. Посредники видят перед собой юношу и пытаются замутить ему мозги. Посему вежливо предложил обратиться со всеми предложениями к Габриелю Гильену. Стараясь не терять время, быстро обсудил все текущие вопросы. Снова решил сходить в Танжер. До окончания формирования каравана в Амстердам и Петербург еще много времени. Пока часть груза будет выгружена в Кадисе. Возьмут выгодный груз на Амстердам и Петербург. Задержка предстояла большая. Продать трофейные суда оказалось практически невозможно. Испанские корабелы обеспечивали всех желающих хорошо приспособленными к океанскому плаванию галеонами.

Перегрузили на «Афину», «Афродиту» и трофейные самбуки товары для Танжера и пленных на выкуп. Здесь Сергей обратил внимание, что один из алжирских капитанов не пошел на идущие в Танжер корабли.

– Как вас зовут? – спросил он капитана-отказника.

– Мое имя Азид Шериф, я сын султана Алжира от наложницы.

– Скажите, уважаемый Азид Шериф, почему вы не хотите ехать в Танжер.

– Мне нечего делать в Танжере, господин адмирал.

– Я не понял вашего ответа. Вы не хотите вернуться домой?

– Извините, господин адмирал, за плохо сформулированный ответ. Я хотел сказать о невозможности получить за себя выкуп.

– Почему вы не можете выкупить себя?

– Потому, что все мои деньги, драгоценности и оружие были со мной, а теперь уже у вас.

– Разве у вас нет дома?

– Дом у меня есть, но в доме две наложницы и пятеро слуг.

– Почему не хотите обратиться за помощью к матери или султану?

– Вы совсем не знаете жизни гарема, уважаемый. Редкие наложницы живут в гареме до двадцати лет. Затем они становятся швеями и заканчивают свою жизнь на скотном дворе. Мне тридцать лет, а моей матери сорок шесть. Она уже на скотном дворе, если еще жива.

– Султана не заинтересует ваша судьба?

– Почему его должна интересовать моя судьба? У султана сотни детей. В наследники отбирают трех лучших из сыновей его жен. Потом из этих трех выбирают одного.

– В любом случае вы его сын, в ваших жилах течет кровь султана.

– Мальчиков в шестилетнем возрасте забирают из гарема и после десяти лет обучения отправляют на воинскую службу.

– Тем более, за двадцать лет вы стали опытным моряком.

– У султана не хватит денег, если выручать каждого попавшего в плен. Стоит выкупить одного, как за остальными детьми начнется охота.

– Я все понял, в этом есть смысл. Тем не менее прошу перейти на мой корабль, я не хочу отправлять в Россию опытного капитана и постараюсь найти вам применение здесь.

В Танжере корабли простояли четыре дня. Сергей разрешил морякам отдохнуть, ибо была уверенность в возможности погасить любой конфликт, могущий возникнуть по недоразумению или незнанию его моряками местных обычаев. Жители города уважительно здоровались с почтенным человеком. На ковре около Моисея Мертеля было тесно от гостей. Два дня прошли в неторопливых беседах. На третий день Сергей получил неожиданное предложение от всех четырехсот семнадцати торговцев. Пожелание прислушаться к их просьбе озвучил начальник городской стражи.

Его просили разграбить город Мелиль! Вся добыча будет принадлежать ему. Было одно-единственное условие. Надо доставить в Танжер гарем шейха, который пополнит публичный дом Танжера. Если многоуважаемый адмирал привезет гарем шейха, то он получит в собственность рыбацкую деревню Сеута. И земли вокруг деревни в разумном количестве. Кроме этого, эмир Марракееш заплатит два миллиона золотых динар.

– Объясните мне, уважаемые, как я с сотней солдат возьму город, да еще и дворец шейха?

– Но ты с сотней казаков забрался в гарем крымского хана. В Мелиле только триста солдат и шесть пушек на крепостной стене.

Сергей был готов вырвать у Моисея язык. Ввязываться в местные разборки неразумно. Теперь еще получение Сеуты будет связано с нападением на Мелиль и захватом гарема. Но выхода нет, и придется лезть в это дерьмо. Сергей попросил два месяца на обдумывание ответа. Но всем было ясно: заказ принят. Будет он выполнен в сентябре или декабре, арабов уже не волновало. Вечером Моисей Мертель услышал все про свой язык и способности продумывать последствия слов. Неожиданного нападения не получится. Обстоятельства разговора будут известны шейху города Мелиль еще до отхода кораблей из Кадиса.

Настроение у Сергея было испорчено. По дороге к месту патрулирования он приказал подойти к городу Мелиль. Для ознакомления с местностью, так сказать, для рекогносцировки. Результат неутешительный. Город окружен высокой крепостной стеной. Две пушки на башнях перед воротами, две пушки смотрят в море. По логике вещей, еще две пушки должны быть установлены с противоположной стороны. Городские стены буквой П примыкают к горе. На возвышенности у самой горы стоит вторая крепость, внутри которой дворец шейха. Стены второй крепости также упираются в гору. Перед внешними стенами города построек, садов и огородов нет. Это говорит о регулярных попытках взять город. Значит, воины и жители имеют достаточный опыт в отражении атак.

Белоснежные стены и башни не вводили Сергея в иллюзию относительно прочности стен. Белый цвет – это эффект от отражения солнечных лучей. Вблизи можно будет увидеть, что стены из серых каменных блоков. Эти блоки вытесаны из горы, примыкающей к городу. Два миллиона динар за несколько десятков женщин могут соблазнить только простака. Крепость строят для защиты от врагов. Все варианты проникновения в город учтены на стадии проектирования. Хозяин города явно уверен в своей крепости, если смог досадить всем, даже торговцам Танжера. Вероятнее всего, он грабит их караваны и нападает на соседей. Следовательно, должны быть еще воины, которые придут на помощь во время осады. Еще до подхода к городу Сергей попросил своих офицеров и Азида Шерифа внимательно осмотреть крепость и высказать свое мнение.

– Зачем нам эта крепость? – высказал общий вопрос Семен Афанасьевич.

– Нам сделали предложение, от которого мы не можем отказаться.

– Почему мы не можем отказаться?

– В случае отказа порт Танжер будет для нас закрыт.

– Мы можем обойтись и без заходов в Танжер, призовые корабли доставляют наши грузы в Европу, в Танжере мы выгружаем незначительное количество трофеев.

– Танжер – самое удобное место для выкупа пленных.

– Мы можем перенести выкуп пленных в Испанию или Италию.

– Тогда мы больше потеряем, чем выиграем, проще организовать выкуп пленных через Крым.

Мнение всех офицеров было единодушным. Крепость неприступна, и не стоит в это дело ввязываться.

До конца сентября сделали еще пять выходов на патрулирование. Каждый раз возвращались с богатой добычей и караванами трофейных кораблей. Поймали два корабля с новыми ружьями и ятаганами. Еще один корабль с новыми латунными пушками. Выяснилось, что в Тунисе и Алжире есть оружейные заводы и производство стали. Список экзотических товаров пополнялся новыми видами, например целым кораблем с канифолью. Сергей регулярно общался с Азидом Шерифом, шлифуя свой арабский язык. В свою очередь алжирский капитан осваивал русскую речь и уже самостоятельно нес вахты. Первое время Азид Шериф удивлялся ежедневным тренировкам экипажа. Потом привык и сам с азартом принимал в них участие. Разобрались и с непонятной тактикой маневрирования алжирских кораблей.

– Мы всегда при сближении с противником применяем метод хаотичных маневров.

– И какова система этих маневров?

– У нас нет никакой системы, мы просто стараемся разорвать строй противника или заставить один из кораблей отстать или вырваться вперед.

– Вы пытаетесь разорвать строй противника!

– Как только это получится, мы атакуем такой корабль и продолжаем маневрирование.

– Вы применяете очень простой и эффективный метод, который для европейцев на самом деле неприятен.

– Большим многомачтовым кораблям невозможно целый день повторять наши маневры.

– Палубная команда после нескольких часов работы с парусами будет падать от усталости.

– На европейских кораблях работа с парусами – очень тяжелый труд, только вы, господин граф, придумали необычные блоки и вертлюги, ваши снасти ходят легко.

После рассказа о необычной встрече с лежащими в дрейфе самбуками Азид Шериф ответил:

– Я думаю, вы встретились с кораблями нашего адмирала, он умный, опытный и хитрый моряк. Он показал вам себя, и вы правильно сделали, не став стрелять.

– Какие у него могут быть намерения?

– Никто не может сказать о его намерениях, но он явно что-то задумал.

– Можем ли мы полагаться на нейтралитет с его стороны?

– Это невозможно. Адмирал не из тех людей, кто смотрит на драку со стороны. Он обязательно ввяжется.

– Но действия кораблей были мирные.

– У нас шестьдесят кораблей. Многие капитаны метят на его место. Если адмирал будет пассивен, его быстро устранят…

В конце августа Сергей придумал вариант для применения талантов Азида Шерифа. Теперь они проводили много времени в обсуждении деталей. Все та же Африка, только другой вариант. Алжирскому капитану предложено посещение нескольких мест, где можно обменять товары на слоновую кость, красное и черное дерево. В Кадисе купили карту Африки, где Сергей отметил место реки Оранжевая. Этот район надлежало исследовать. Отметил район поселения голландских колонистов. Там можно было купить продукты. Севернее этих поселений можно поохотиться на диких зверей. Последним был обозначен район, где вдали от берега можно перехватить торговые караваны английских судов. Эти караваны направлялись в Индию или обратно. Особо предупредил Азида Шерифа о наличии солдат на идущих в Индию кораблях. Первую экспедицию решили провести за три-четыре месяца. В октябре алжирский капитан остался в Танжере для подготовки к экспедиции и набора моряков. Была необходимость в подключении к экспедиции купцов Танжера. Для поиска алмазов нужен специалист.

В конце сентября при возвращении в Кадис с очередным караваном захваченных судов впередсмотрящий подал сигнал тревоги. Левее курса конвоя дрейфовало три корабля европейской постройки. Недалеко от кораблей лежало в дрейфе около десятка самбук. Корветы пошли на сближение, Сергей приказал повторить предупредительные выстрелы из носовых пушек. В этот раз реакция была другой – самбуки подняли паруса. Пять кораблей пошли в сторону Алжира. Оставшиеся семь кораблей начали кружить и приближаться к баркентинам. Раз хотят боя, то они его получат. Пушки приготовили к стрельбе шрапнелью, корабли построились в линию. Сергей приказал сохранять направление на лежащие в дрейфе корабли. Самбуки продолжали свои маневры. Азид Шериф, вцепившись руками в реллинги, смотрел то на самбуки, то на Сергея. Команда «Огонь!» прозвучала, когда алжирские корабли оказались на дистанции уверенного поражения. Над корабликами появились черные облачка разрывов. Близкие взрывы и свинцовые шарики шрапнели рвали паруса, сметали моряков за борт. Через три залпа Сергей скомандовал: «Дробь!» Плененные суда начали подходить к новым призовым кораблям.

– Против вас, граф, ни у кого нет шансов. Вы стреляли с дистанции, в три раза превышающей полет ядра нормальной пушки.

Сергей только пожал плечами. Что тут говорить?

– Взрыв пороха со свинцом над головой лишает человека способности думать.

– Уважаемый Азид Шериф, не поговорите ли вы с моряками этих самбук? Возможно, они согласятся пойти к вам на службу.

– Сколько кораблей я должен подготовить?

– У вас три корабля в Танжере, и семь мы получили сейчас, готовьте все.

– Что будете делать с этими тремя? – Азид Шериф кивнул в сторону дрейфующей приманки.

– Можете взять, если хотите.

– Нет, брать эти корабли не хочу, а вот изучить их устройство будет полезно. Конструкция всех европейских кораблей примерно одинакова.

– Мудрая мысль, господин адмирал. – Сергей шутливо поклонился. – Эти три корабля я оставлю на месяц в Танжере.

– Месяца мне будет достаточно, я докажу вам, господин граф, что вы сделали правильный выбор, поставив на меня.

Высадили Азида Шерифа на захваченные самбуки. Сергей отправился осматривать брошенные испанские корабли. По имеющимся на них следам стало ясно, что корабли эти после короткого боя были взяты на абордаж. Причем артиллерия вела обстрел картечью. Учатся господа алжирцы. Хороший результат совмещения собственной тактики с новыми идеями. Корабли были пустыми, алжирские моряки выгребли все кроме пушек. Пушки они не смогли снять в море. Вероятнее всего, планировали снять в порту, да не повезло с реализацией плана. Позже, в разговоре с Азидом Шерифом, Сергей узнал детали засады. Адмирал захватил три фрегата незадачливых испанских пиратов. Выгрузив всю ценную добычу на свои корабли, он ушел в Алжир. Три пиратских корабля должны были доставить моряки оставленных пяти самбук. Но к ним присоединились еще семь алжирских кораблей, капитаны которых предложили организовать засаду. При виде кораблей Сергея первая пятерка повернула домой. Они издали наблюдали короткую расправу над оставшимися кораблями. Азид Шериф повел трофейные самбуки и пиратские фрегаты в Танжер. Конвой трофейных кораблей продолжил движение в Кадис.

…Встреча с Габриелем Гильеном была дружеской. На этот раз Сергей получил несколько килограммов писем из России и Амстердама. Хозяин дома не стал ему мешать и оставил одного в кабинете. Работа с почтой заняла целый день. Все новости были приятными. У причалов порта Сясь выгружались первые трофейные корабли. Рабы отправились на новые места своей жизни. Несколько деловых писем от Тимофея, Евстафия Петровича и Варфоломея Сидоровича потребовали времени на раздумья. Письма от Петра были близки к панике. Амстердам не был готов к такому количеству товаров, биржа зашаталась.

Раз зашаталась, надо брать позиции на бирже. Сергей начал писать ответы. Поступления товаров вполне предсказуемы, новые товары диктуют новые цены. Надо использовать возможность изменить направление поставок. Можно демонстративно завезти товар, но оставить его только на хранение. Надо уметь все использовать с максимальной выгодой. Это намного интереснее, чем грабануть галеон с двумя тысячами тонн серебра.

Письмо Тимофея с просьбой об инструкциях по поводу сахарных плантаций Сергей отложил в сторону. Сегодня должна быть встреча с управляющим сахарными плантациями. По результатам разговора напишет ответ. Сергей сложил в стопку приготовленные к отправке письма. Полученную почту передал рабу-делопроизводителю. Весьма полезным оказался этот македонец. Образован и очень даже смышлен. Прав оказался его бывший хозяин, когда рекомендовал оставить парня при себе. Выйдет из него прок и получится способный к самостоятельным решениям руководитель.

Сергей Николаевич открыл дверь и пригласил Габриеля Гильена в его собственный кабинет:

– Скажите, уважаемый Габриель, управляющий на сахарные плантации уже здесь?

– Да, дорогой граф, это третий сын уважаемого плантатора с Гаити. Юноша закончил обучение в Мадриде с хорошим результатом. Ищет место, согласен ехать на Кубу.

Сергей не возражал против плантаций на Кубе по простой причине. Семья Кастро будет в свое время на Кубе второй по значимости, после семьи Батиста. Когда Фидель Кастро выиграет президентские выборы, то Батиста организует военный переворот и станет диктатором. Обиженный Фидель Кастро пригласит на свои деньги наемников. Американцы решат, что у Батиста денег больше, а выиграет от всего авантюрист Хрущев.

История «карибского кризиса» – это классика политического блефа. СССР не имел ни одной ракеты среднего радиуса действия. Шахты для них только строились в Западной Белоруссии. Хрущев приказал доставить на Кубу три экземпляра последних ступеней баллистических ракет вместе с боеголовками. Эти «ракеты» возили по ночам из одного места в другое. Любой желающий мог их увидеть и при помощи приборов определить наличие ядерного заряда. Американцы знали о советских пилотах на МиГ-21 и отказывались лететь в сторону Кубы. Еще были свежи воспоминания о Корее. Тогда пятьдесят самолетов МиГ-15 ужасными тридцатисемимиллиметровыми пушками за две недели разогнали двухтысячную авиагруппу ООН. Американские союзники объявили национальный траур по погибшим за один вылет авиационным полкам. Соотношение потерь один к двадцати – это серьезно. Даже Голливуд на такое не способен. В конечном итоге Хрущев согласился вывезти с Кубы несуществующие ракеты. США убрали свои базы из Пакистана, Турции и Италии. Фидель Кастро не национализировал землю и не ликвидировал права на землевладение… Вот почему Сергей предпочел плантации на Кубе.

Но это другая история.

– Юноша хочет поговорить со мной, или это просто формальность?

– Его зовут Живер Альварес, он просил о встрече с вами перед отплытием.

В комнату вошел метис примерно двадцати – двадцати двух лет и, поздоровавшись, остановился.

– Найдите себе удобное место и садитесь, уважаемый Живер Альварес.

Сергей подождал, пока юноша устроится, и продолжил:

– Насколько я понял, вы хорошо представляете организацию работ на плантациях сахарного тростника?

– Да, господин граф, у моего отца большие плантации, и я с детства знаком с работами на плантациях сахарного тростника.

– Это очень хорошо, я не имею понятия о сельском хозяйстве и тем более о сахарном тростнике.

– Могу ли я спросить о причинах покупки плантаций?

– Причина очевидна. Деньги. Неужели вы думаете, что причиной покупки может быть любовь к сладкому?

– Я спрашивал в другом контексте. Многие сначала покупают сахарные плантации, а затем строят виллы и переезжают туда жить.

– Это для вас принципиально?

– В конечном итоге принципиальной разницы нет. Но с первых шагов я должен определиться со своим положением на плантациях, за кем будет последнее слово.

– Почему для вас это важно?

– Для работающих на плантациях людей важно, будет ли мое решение для них окончательным или промежуточным до вашего приезда.

– Уважаемый Живер Альварес, я не планирую жить на Кубе. Со временем приедет один из моих управляющих для рутинной проверки.

– Я вас понял, господин граф.

– Возьмите пакет с инструкциями, там вы найдете имена и адреса людей, к которым вы будете обращаться по всем вопросам.

Юноша бегло просмотрел бумаги и удивленно поднял глаза:

– Господин граф, из инструкций следует, что я вообще не буду связываться с вами.

– Все верно, вы будете решать все свои вопросы с моими людьми в Петербурге или Амстердаме.

Сергей взял со стола еще пакет и передал юноше.

– Теперь о главном. В начале лета корабль доставит одну или две паровые машины для выжимки сиропа из тростника.

Молодой человек встрепенулся и достал из пакета бумаги.

– Вы должны быть готовы предложить другим плантаторам услуги по выжимке сиропа. Помните, вы сможете получить от меня любое количество таких машин.

– Вы станете самым богатым плантатором Кубы! – восторженно ответил юноша.

Габриель Гильен нанял специальный штат людей. Они обрабатывали информацию по поступившим товарам, их распределению и продаже. Два дня Габриель Гильен и Сергей обсуждали в кабинете текущие и перспективные вопросы. Составляли план давления на биржу Амстердама. Габриель Гильен решил присоединиться к плану экспансии на биржу. Переговорил с другими влиятельными в торговых делах людьми. Испанцы не забыли свой проигрыш в войне с Голландией и решили расквитаться на финансовом поле. Хорошая возможность действовать под прикрытием банка третьей страны. Удобно скрываться за ширмой удачливого пирата Средиземного моря.

Сергей продолжал совмещать рутину подготовки к очередному походу и подготовку почты в Россию. С отправкой большого количества пленников появился шанс начать работы на юге. Он уже ругал себя за глупость с мостом через Днепр. Не нужен ему этот мост. Значительно выгоднее построить на Днепре заводы и подвозить к ним руду и уголь. Он сделал элементарный экономический просчет. Его помощники положились на «гениальность» хозяина и не указали на очевидную глупость. Теперь отменять поздно, опоры моста уже заложили, но заводы надо строить на Днепре.

Вторая глупость – с землями в Нечерноземье. Он совершенно забыл про картофель и брюкву. Забыл про свинину и говядину. Надо построить около Москвы и Петербурга фермы и дважды в год завозить туда скотину на продажу.

Но пора и в Танжер. Перед отплытием Сергей попросил подыскать двух хороших инженеров-фортификаторов вместе с сопутствующим персоналом. Фортификаторы потребуются через четыре недели. Габриель Гильен не стал показывать своего удивления. Надо значит надо. За несколько месяцев знакомства с графом он сделал выводы о талантах этого молодого человека. Непродуманные действия исключены. В Танжере Сергей заключил договор по поводу города Мелиль. Дополнительно выторговал двенадцать тысяч динар для оплаты услуг воинов. Никаких препятствий это не вызвало, и деньги в тот же день были вручены. Всем понятно, для чего готовятся корабли на рейде. При найме воинов деньги платят сразу.

Патрулирование в месте пересечения торговых путей затянули до двух недель. Повели в Кадис более тридцати трофейных кораблей. Теперь купеческие корабли при виде парусов «Афины» и «Афродиты» пытались скрыться. Скоро этой лавочке конец. Делегация турецких и арабских купцов должна уже валяться в ногах у султана. Сергей пустил нищими или серьезно обидел более сотни купцов. Реакция султана вполне предсказуема. Нарываться на бой с турецкими военными кораблями не хотелось. Необходимо продумать альтернативные действия.

Турция – огромная страна. От Персии до Австрии и Польши, от Каспийского до Красного моря. Пора придумать что-то новенькое. Пленные корабли построены в три линии и растянулись от горизонта до горизонта. Охранять конвой – это за гранью возможностей. Но встречаемые самбуки вели себя прилично, безмятежно продолжая плавание к неведомой цели. Наконец на горизонте появился город Мелиль.

Корветывышли вперед и начали обстрел городской стены над портом. После третьего прохода обе пушки были сбиты со стены. Баркентины встали к причалу. Солдаты разместились на реях и открыли огонь из ружей по воинам на стене. Поднялся крик и вой, стена быстро опустела. Матросы выгрузили одну пушку и потянули ее к городским воротам. Полсотни солдат уже стояли у ворот за пределами выстрела пушек. Они расстреливали из своих винтовок орудийную прислугу.

Трофейные корабли подошли на рейд и бросили якоря. Моряки начали готовить шлюпки к спуску. Сергей выбрал площадку для установки своей пушки и смотрел в бинокль за взбирающимися в гору солдатами. Они во главе с молодым офицером уже нашли тропинку и заходили к дворцу с тыла.

Наконец пушку установили. Хауф со словами: «Получайте подарок, дети свиньи» – послал первый снаряд. Ворота упали вовнутрь вместе со вторым снарядом. Но там уже были готовы к штурму. Из города на Сергея и его солдат бросилась вооруженная толпа. Выстрел книппелем разделил толпу на две половины, окрасив атакующих воинов в красный цвет. Стоящие на флангах солдаты вели несуетливый, прицельный огонь. Яростный крик атаки сменился воем ужаса. Арабы побежали назад. Снова выстрел из пушки и визг книппеля. Через бинокль были хорошо видны вспышки выстрелов на горе. Солдаты отстреливали противника на территории дворца. Еще выстрел пушки – и в городских воротах разорвалась шрапнель. Солдаты побежали в черный дым и скоро появились на башнях городских ворот.

Шлюпки отошли от стоящих кораблей и наперегонки побежали к причалу. Матросы потащили пушку в городские ворота. Хауф вдруг приказал остановиться. По центральной улице города, размахивая красным флагом, бежал человек. За ним тащили связанного пленника.

– Вот и все, – сказал Сергей, – играйте дробь.

– Почему они сдаются? – спросил молодой офицер.

– Быстрота и натиск – залог победы. Это слова графа Суворова.

– Но если горожане бросятся в атаку, они нас палками забьют.

– Вы забываете фактор страха. – Сергей показал на корабли.

– Вы думаете, горожане приняли их за корабли с подкреплением?

– Вы не правы. Все уверены в том, что там основные силы, а мы авангард для захвата плацдарма. Вы бы тоже так решили, глядя на нас с крепостной стены.

Молодой офицер восхищенно посмотрел на Сергея, штурм занял не более четырех часов. Большой город сдался, у солдат и матросов нет даже ушибов. Сергей пошел к городским воротам и остановился в центре кровавой лужи. Наглядный результат работы книппеля. Двое воинов бросили к его ногам слабо упиравшегося шейха. Затем сами упали ниц и протянули свои сабли. Старший воин сказал:

– О великий и милостивый адмирал! Забери этого сына свиньи и даруй нам жизни.

Сергей сделал знак своему офицеру. Молодой лейтенант, бледный от запаха крови и вида разбросанных кусков человеческой плоти, быстро взял сабли и отошел в сторону. Сергей посмотрел на дворцовых воинов. Эта парочка разбойников-предателей может ему пригодиться.

– Я возьму вас к себе на службу. Сейчас прошу организовать порядок в городе и никого из города не выпускать.

«Афина» взяла на борт бывшего владельца города, его гарем и тех, за кого дадут выкуп. С последними лучами солнца подняла паруса и направилась в Танжер. Остальные корабли за два дня погрузили часть жителей и в сопровождении «Афродиты» ушли в Кадис. В городе с Сергеем остались только солдаты, занятые охраной дворца с неожиданно богатой казной. Причина раздора оказалась стара как мир. Городом правил брат эмира. Он нападал на караваны купцов, на своих соседей. Отправлял своих воинов далеко в чужие земли, где они занимались грабежом. Отбив несколько осад своего города, он уверовал в безнаказанность. Захватывал у соседей крестьян и приводил их на свои земли. Грабил торговые караваны даже в Алжире. Угрозами принудил соседей платить дань ему, а не эмиру. После разгрома у стен своего города войск эмира объявил эмиром себя. Наконец, приказал своим вассалам готовиться к походу на столицу.

Сергей с помощью бывшего визиря сформировал первую группу для поселения в рыбачьей деревушке Сеута. Ас-Сахра, так звали нового коменданта несуществующей крепости, заинтересовался идеей строительства. В группу из семисот поселенцев набрал нужных людей. Через три недели привезли письмо от эмира. В письме после витиеватых фраз с поздравлениями и пожеланиями был прямой вопрос. Эмир спрашивал, желает ли граф Алексеев взять город Мелиль под свое управление и принести эмиру вассальную присягу. Сергей надиктовал ответ, где после страницы витиеватых фраз благодарности отказался от предложения. Он, как христианин, не сможет достойно править городом, соблюдая традиции и обычаи Корана. До начала ноября все свободные суда и корабли вывозили из Мелиля людей и трофеи.

Наконец баркентины ушли вместе с абордажной командой. Они должны были остановиться в Кадисе, где Сергей позволил экипажам неделю отдыха. Сам он остался с самбуками, которые грузили последнее бытовое имущество для новоселов в Сеуте. Корабли взяли все, что смогли найти на улицах и в домах. Город был буквально вычищен. Сергей решил переночевать здесь, а утром уйти. Вроде все сделано, все проверено и можно уходить. Но захотелось остаться переночевать, а ночевал он во дворце. Утром искупался в фонтане с золотыми рыбками, которые от шока чуть не выпрыгнули на мраморный бордюр. Погрыз фруктов в саду и к приходу матросов и повара сидел в голубом зале с золотыми звездами на потолке.

Послышался шум кавалерии. Он с чашкой кофе вышел на балкон и увидел огромный конный отряд, тысяча всадников, не меньше. Отряд остановился у городских ворот. Сергей увидел во главе отряда юношу, своего ровесника. Юноша осматривал выбитые створки городских ворот. Он что-то сказал своим сопровождающим, отряд направился к дворцу. Матросы напряглись, но Сергей успокоительно махнул рукой и велел повару приготовить кофе для гостя. Враги так в город не въезжают. И правда, в голубой зал в окружении большой свиты вошел юноша. Несколько озадаченно посмотрел на Сергея и сказал:

– Я Исмаил, третий сын эмира, и теперь этот город мой.

– Примите мои поздравления, уважаемый Исмаил, я могу с легким сердцем уехать. Не хотите ли выпить кофе с дороги?

Сели за стол, и Исмаил засыпал Сергея вопросами о штурме крепости. Стены целы, только ворота выбиты, дома и дворец целы. Как уважаемый граф смог взять город? Сергей начал повествование про осаду и хитрость, с которой он выманил войско из города. Потом неожиданно для врагов нанес удар во фланг. Его воины вместе с отступающими врагами ворвались во дворец. Беседа продолжалась до обеда. Сергей поздравил Исмаил-шейха со вступлением во владение такой прекрасной крепостью и начал прощаться. Уже в дверях услышал просьбу остановиться:

– Уважаемый адмирал, не могли бы вы мне помочь?

– Все что в моих силах, уважаемый Исмаил-шейх.

– Мне нужны пушки, – сказал Исмаил.

Человек из свиты выложил на стол солидную горку кожаных мешков.

Сергей показал матросу на гору мешков и сказал:

– Этот парень покажет пушки, можете выбрать лучшие.

Выбирать там, конечно, нечего, все пушки одинаковые, но иллюзия выбора должна быть. Был и другой важный момент. Сергей не знал, за сколько пушек ему заплачено. Стало жалко своего ровесника, который приехал в свой город и получил его без единого жителя. И возразить ничего не может – никто ничего никому не обещал.

– Чем еще я могу помочь уважаемому Исмаил-шейху?

– Рабами, – не задумываясь, ответил правитель.

Задача получена, и Сергей простился. Матросы и солдаты совместными усилиями вытащили на причал двенадцать пушек. Простое решение проблемы. Если крепость с шестью пушками была захвачена, то количество пушек надо удвоить.

В Сеуте выгрузили вещи из Мелиля и отправились в Танжер. На причале стоял Моисей Мертель с глазами обалдевшей совы.

– Мне негде спать, – вместо приветствия сказал он.

– Тебя выгнали из дома и никуда не пускают?

– Намного хуже. Сначала мне привезли два миллиона динар, а потом еще три с половиной миллиона динар, оба этажа дома забиты мешками с деньгами.

– Положи матрас на мешки с серебром.

– Смена караула у городской стражи каждые два часа.

– А причем здесь смена караула городской стражи?

– Вы ничего не понимаете! Граф! Они несут караул в моем доме!

– Моисей, а тебе не приходила в голову мысль купить другой дом с большим подвалом и бросить в подвал мешки. Караул сам спустится в подвал.

– Граф!!! – Моисей засверкал пятками в сторону рынка.

Матросы самбук одобрительно засмеялись. Самый богатый торговец города по одному слову их адмирала бежит, как бездомный мальчишка. К вечеру стала понятна и прибавка в три с половиной миллиона динар. Три миллиона динар за голову самозваного эмира, пол миллиона за сам город.

Азид Шериф доложил о готовности кораблей. Осталось только взять продукты и товары на обмен. Снятые двенадцать пушек он приказал пополнить за счет трофейных кораблей. Сергей пошел на рыночную площадь. Каждый встречный человек останавливался и справлялся о здоровье. Обычная дорога в двадцать минут затянулась на полтора часа. Вероятно, торговцы на рынке смогли бы своими добрыми пожеланиями довести Сергея до истерики. Но на традиционный вопрос «как идут дела?» он не ответил:

– Отправляю корабли за алмазами.

Пустословие моментально сменилось деловым разговором. Сергей ничего не стал скрывать, за исключением возможности пиратских акций. Компаньоны ему не нужны, нужен только специалист по поиску алмазов и золота. Но если уважаемые торговцы присоединятся, он не возражает. Возглавит экспедицию уважаемый адмирал Азид Шериф на десяти кораблях. Все финансовые вопросы – к Моисею Мертелю, все практические вопросы решит Азид Шериф. Через день корабли Азида Шерифа начали грузиться в поход. Сергей на трех бывших пиратских кораблях со снятыми пушками отправился в Кадис.

Габриель Гильен встретил вопросом:

– Мне сказали, город уже взят и инженеры-фортификаторы больше не нужны?

– Город уже взят, и за это я получу землю в Гибралтарском проливе. Инженеры-фортификаторы нужны для определения размеров земель.

Сергей достал приготовленную карту.

– Надо строить защитные фортификационные сооружения со стороны суши и моря. А также строить порт и определить места для береговых батарей.

– Граф, вы хотите перекрыть пролив?

– Один я не ничего не смогу, меня уничтожат на раз. Я хочу построить крепость и подарить ее своей императрице.

– Гениальная идея. Крепость принадлежит короне, все вокруг крепости и внутри нее принадлежит вам.

Снова несколько дней напряженной бумажной работы. Обсуждение планов и проектов. Корабли с рабами и грузами на Петербург уже ушли и до ледостава должны быть в Сясь. Переход до Сеуты был занят разговорами с инженерами. Они оказались весьма даже опытными специалистами. Сначала Сергей обрисовал им главную задачу и примерную компоновку города и порта. После чего приступили к обсуждению различных вариантов. Специалистам военного дела пришелся по душе профессионализм молодого графа. Предложенная идея системы опорных редутов, прикрывающих друг другу фланги, была признана новой идеей в военной инженерии.

Крепостные стены с башнями в век артиллерии стали малоэффективными. Автономный редут под прикрытием соседних редутов становился непреодолимым препятствием. Понравилось предложение автономных береговых батарей. Штурмовать такую батарею сложно и невыгодно. Батарею можно захватить только с большими потерями. Но конечный результат будет нулевым. Другие батареи возьмут сектора под свой обстрел. Тридцать мирных лет на строительство крепости есть. Появление за это время турецких кораблей с десантом маловероятно. Да и первые береговые батареи будут через год. Они перекроют все входы в залив. С появлением нарезной артиллерии конфликты с Англией будут невозможны. Со стороны этой крепости порт и город Гибралтар как на ладони. Скала прикрывает город и порт совсем с другой стороны. Военно-морская база Великобритании будет уязвима, как мишени в тире.

Высадили в Сеуте инженеров-фортификаторов вместе с их отрядами. Сергей направил свои корветы к входу в Адриатическое море. Основной грузопоток из восточных портов, от Александрии до Искандерона на запад, можно легко перекрыть патрулированием у острова Крит. Но его кораблям от преследования тогда не уйти. До Гибралтарского пролива далеко, а турецких портов вокруг очень много. До Мальты еще можно добраться, но дальше шансы будут стремиться к нулю.

Граф решил патрулировать между портами Бриндизи и Тирана по двум причинам. Во-первых, район должен быть с незначительным судоходством. Все княжества на Апеннинском полуострове, как и Франция, платили Турции дань. Во-вторых, Сергей планировал налет на одну из албанских деревень. Албанцы по вере мусульмане, по национальности не арабы и как рабы для Исмаил-шейха более предпочтительны. Курс проложили южнее Сицилии. Мессинский пролив с неприятными сильными течениями. Водовороты у деревень Сцилла и Харибда вполне реальны. Турецкие корабли могут легко прижать Сергея к берегу и расстрелять.

Ночью прошмыгнули мимо района, где раньше отлавливали трофеи. Корабли пошли на северо-восток, к входу в Адриатику. С рассветом шли рядом с берегом, тут опасаться нечего. Моряки рассматривали то, что когда-то было Римской империей. В Римской империи получила развитие извращенная форма христианства. Был приоритет смерти во имя вечной жизни в раю. Обращенные в христианство отдавали свое имущество церкви и радостно шли к стражникам. Стражники были обязаны их убить, ибо такая форма религии даже в веротерпимом Риме была запрещена. Сенат нашел выход, когда счет смертям пошел на десятки тысяч. Вы хотите погибнуть от рук людей другой веры? А как вам смерть от диких животных? У диких животных нет души и воли, и не видать вам после смерти ворот рая. Собрали тысячи христиан и отдали их на растерзание диким животным. Количество желающих умереть резко сократилось. Но церковники выкрутились – приравняли смерть от диких животных к смерти от меча стражника. Животное бездушно, но выполняет волю человека, как и меч в руке стражника.

Пытаясь остановить поток желающих умереть, император и сенат приняли христианство. Отменили смертную казнь за новую религию. Но было слишком поздно. Толпы жаждущих умереть бродили по дорогам с одним вопросом: «Ты христианин?» На ответ «нет», протягивался меч: «Убей нас. Если ты не убьешь нас, мы убьем тебя, ты не христианин, и на нас греха не будет». Великая Римская империя быстро обезлюдела. Европейские варвары ворвались на ее территорию. Малочисленные легионы, преданные богам римского пантеона, были уничтожены. Статуи римских богов раскрошены в мелкий щебень и пережжены в известь. Европейский язычник, лидер толпы варваров, без крещения был признан Ватиканом как великий христианский король. Но варвары ради рая умирать не хотели. Они убивали друг друга по привычным и понятным причинам. В XVIII веке междоусобные войны на полуострове продолжались. Новая нация только зарождалась. Язык некогда великой Римской империи остался только в памяти церковников.

Ожидание незначительного судоходства не оправдалось. За время перехода от Апеннинского полуострова до Албании отловили семь торговых кораблей. За три часа семь кораблей с весьма ценным грузом. Турецкие корабли везли венецианским дожам дорогие товары арабского мира. Обратно везли оружие, посуду, золото, серебро. Интересно… То, что Венеция в XVIII веке процветала – это, конечно, не новость. А вот контрабанда европейского оружия в Турцию – это новость. За три дня посадили на призовые корабли жителей семи деревень и одного городка. Около пяти тысяч человек вместе с их имуществом. Пока жители грузились на трофейные корабли, «Афина» и «Афродита» продолжали поочередное патрулирование. В обратную дорогу потянулся караван в тридцать семь трофейных кораблей. Это абсолютный рекорд по всем показателям. Но главное было в возмущении экипажей. Результаты досмотра трофеев абордажные команды никогда не скрывали. Весть об оружии с европейских заводов моментально разнеслась среди моряков. Возвращались в нервном возбуждении. Турецким кораблям повезло разминуться с трофейным конвоем. Злые моряки разнесли бы их в щепки. Хотя турки-то не виноваты. Они сами втридорога все покупали у венецианцев.

Показались стены крепости Мелиль, и корабли пошли к причалу или на якорь. «Афина» и «Афродита» встали на якорь вместе с кораблями, их груз решили не показывать. Рабы с мешками и баулами потянулись к крепостной стене. Воины Исмаил-шейха быстро всех сортировали, не забывая отбирать для себя слуг и наложниц. Из городских ворот выехал кортеж. Когда шлюпка подошла к берегу, их уже ожидал Исмаил-шейх.

– Вы меня обрадовали, дорогой граф. Всего через две недели вы наполнили город людьми, а мой дворец слугами.

– Рад вас видеть, уважаемый Исмаил-шейх. Не желаете ли вы посмотреть на девушек для гарема?

– Вы и их привезли! Это прекрасно! Я всех беру! Потом с ними во дворце разберусь. Что еще предложите на продажу?

– Прошу пройти на корабли у причала.

На кораблях бывшие хозяева разложили лучшие товары. Исмаил-шейх выбирал, а его помощники откладывали в сторону. Гора зримо росла: стекло, хрусталь, фарфор, ковры, и прочее, и прочее, и прочее. Краешек солнца коснулся моря, Исмаил-шейх пригласил к себе во дворец. Но Сергей посмотрел на воинов, которые бережно выносили покупки, и отклонил предложение. Надо дать человеку время обставится после новоселья:

– Уважаемый Исмаил-шейх, вы никогда не ужинали на корабле. Прошу не отказать мне в удовольствии угостить вас традиционной морской едой.

На самом деле для Исмаил-шейха готовили вовсе не «традиционную морскую еду». Приглашение было запланировано. Повара с нескольких кораблей приготовились заранее. Рыба прямо из воды летела на сковороды и подавалась гостям. Сергей предлагал не разносолы, а обильную еду. Он подозревал, что во дворце Исмаил-шейх питается по-походному. Когда сытый правитель встал и поблагодарил, Сергей ответил:

– Примите мой скромный подарок, – на палубу вышли тридцать шесть поваров.

– Кто эти рабы?

– Это повара, тридцать шесть поваров.

Нормальные люди, глядя с пляжа на морские корабли, думают о капитанах и матросах. Никто не задумывается о том, что на корабле есть люди всех профессий.

– Уважаемый граф, я даже не знаю, как вас благодарить.

«Ну как благодарить? Деньгами, конечно!» – подумал граф, провожая Исмаил-шейха на причал.

– Илларион Афанасьевич, – позвал он командира «Афины», – подгоните ночью к причалу трофей с немецкими пушками и выгрузите три пушки.

– Граф, ты хочешь продать три новые пушки?

– Нет, ты же знаешь, что все хорошие пушки идут в Петербург. Я хочу поставить эти пушки на тот мыс, для прикрытия гавани и причалов.

– Зачем нам прикрывать своими пушками чужую гавань и причалы?

– Здесь удобное место для промежуточного накопления трофеев, завтра мы продадим две трети рабов и оставим на кораблях треть вместе с пленными на выкуп и моряками.

– Ты хочешь быстрее вернуться в Адриатическое море, а корабли оставить здесь?

– Почему ты решил, что я хочу вернуться в Адриатическое море?

– Неужели ты позволишь туркам безнаказанно вооружаться?

– Виноваты не турки, а венецианский дож, и мы действительно должны по максимуму их прижать.

– Тогда после выгрузки пушек надо поставить корабль с порохом.

– Да, поставишь на причал три бочонка пороха.

Утром снова приехал Исмаил-шейх. Его стражники сообщили о пушках, и владыка земель начал отказываться от покупки, по-видимому, с деньгами стало туго.

– Это мой подарок, я прошу вас поставить эти пушки на мыс для прикрытия порта и гавани от набега врагов.

– Вы очень щедрый человек. Вы так много сделали для меня, я даже не знаю, как вас благодарить.

– Я прошу от вас одну услугу. Позвольте оставить на время мои корабли в вашем порту.

– Конечно, вы можете располагать портом по своему усмотрению, сегодня же прикажу поставить пушки на мысу. Я вижу бочки с порохом – вы можете продать этот порох мне.

– У меня есть корабль, полностью загруженный порохом. Вы можете купить любое количество.

Исмаил-шейх посмотрел на своих советников, ожидая от них подсказки.

– У меня еще одна просьба. Мне надо отправить человека с письмом к торговцам Танжера. Вы можете дать несколько воинов в сопровождение?

– Конечно, уважаемый граф, никаких вопросов.

Исмаил-шейх начал отдавать своим людям распоряжения. Сергей сел писать письмо Моисею Мертелю и приказал Никшичу взять письма у пленных на выкуп. Вложил в пакет перечень товаров – надо дать купцам шанс брать их. Но самое главное – послать человека с предложением Исмаил-шейху кредита под будущий урожай хлопка. Деньги у парня подходят к нулю. И верно, казначей яростно торговался с македонцем Никшичем. Вокруг собралась благодарная публика. Пришедший из мечети Хауф даже закатывал глаза от удовольствия. И вдруг казначей допустил бестактность, он сказал Никшичу:

– Ты этот товар украл, он тебе достался даром. С меня требуешь деньги как почтенный торговец.

Все примолкли, Хауф подошел к казначею и протянул ему свой топор.

– Возьми мой топор и снимай свой халат.

– Зачем? – непонимающе спросил казначей.

– Пойдешь с ним к турецким берегам, будешь воровать и все брать даром. А я тебе за добытое заплачу медью.

Стоящие вокруг люди засмеялись хорошей шутке, напряжение спало. Но Исмаил-шейх поставил последнюю точку:

– Заплатишь первоначально запрошенную цену, – сказал-шейх.

Повернувшись к Сергею, добавил:

– Простите меня, граф, он сегодня будет наказан.

Грозно посмотрел на казначея и продолжил:

– Прошу вас сегодня вечером ко мне на ужин.

– Спасибо за приглашение, уважаемый Исмаил-шейх, но после обеда мои корабли пойдут к берегам Турции, я получил информацию о важных грузах и не могу терять время.

– Надеюсь на ваше согласие в следующий приход кораблей.

Поход в Адриатическое море был стремительным. За один день сгребли тринадцать турецких кораблей и повернули назад. Сергей никогда не задумывался о причинах не простого богатства – роскоши в Венеции. Ларчик оказался прост. Город процветал за счет контрабанды и двурушничества. При подходе к рейду Мелиль в каюту постучал старший офицер Александр Крюммер:

– Господин граф, на рейде три наших корабля явно выгружены, еще один у причала выгружается. – Затем повел плечами и добавил: – Но самое главное: на рейде семь лишних кораблей и пять самбук вытащено на берег.

Это интересно, выгруженные корабли говорят о проданном грузе. Лишние корабли и самбуки на берегу говорят об ожидаемой встрече на нейтральной территории. Давно ожидаемой встрече. Расставили корабли на рейде. Обе баркентины стали к причалу, где их уже ждал Никшич и один из помощников Моисея Мертеля.

Первая новость. В городе эмир Марракееш и алжирский Капудан-паша аль-Сарддидин. Эмир Марракееш купил весь порох и все оружие. Из ширпотреба выбрал несколько ковров, китайский фарфор. Несколько тюков ткани взял по советам своей свиты. Заплатил очень хорошо. Кроме этого, велел своему визирю обставить должным образом дворец сына и дома его приближенных. Очень расстроился, что не может скупить весь товар с кораблей, много вещей ему понравилось.

– Исмаил-шейх деньги взял?

– Он весь будущий урожай, не торгуясь, за полцены отдал.

– Караваны на восток за товаром приходили?

– И на восток, и на юг.

Сергей приказал привезти на причал рабынь для гарема – они почти всегда имелись на борту любого корабля из Венеции. Девчонки двенадцати—шестнадцати лет из разных европейских стран. Было одно обязательное условие: все черноволосые и черноокие. Голубоглазые блондинки никого не интересовали.

То, что эмир Марракееш купил оружие, говорит о его подготовке к войне. На север он не пойдет, испанцы вышибли арабов со своей территории триста лет назад. Попыток вернуться Сергей не помнит. Марокко под протекторатом Турции, и против Алжира эмир не пойдет. Остается дорога на юг, и здесь можно подсказать направление, обоюдовыгодное направление.

На песке сидели несколько групп арабов, судя по независимому виду, это были моряки с самбук. Сергей позвал братьев Писаревых:

– Господа капитаны, если алжирские моряки захотят посмотреть наши корабли, то показывайте все, кроме артиллерийской палубы.

Капитаны пошли на свои корабли отдавать соответствующие приказы, первым отреагировал Хауф:

– Добрый день, правоверные, приглашаю отведать прекрасный чай с медом, вы у себя в Алжире про такой чай даже не слышали.

Морякам потребовалось время на осмысливание услышанного. Они заинтересованно рассматривали корабли, оценивая профессиональным взглядом необычный такелаж и рангоут. Выкупившиеся из плена рассказали не много. Корабли они видели издали, знали только про русских моряков на кораблях. Еще знали, что русские живут далеко на севере, где зимой море покрывается льдом. Поэтому появление турка и дружелюбное приглашение на чай оказалось полной неожиданностью. Они начали отказываться.

– Тогда разрешите сесть с вами и угостить чаем здесь.

Хауф подал сигнал боцманской дудкой и, сняв обувь, сел на ковер.

Вестовой принес чай, и началось знакомство. Сергей одобрительно смотрел на первые шаги по сближению будущих союзников.

Шлюпки привезли «секс-рабынь». Девочки с восторженным интересом смотрели на высокие стены крепости и дворец у подножия горы.

– Соблюдайте основное правило, красавицы, – сказал Сергей, – ваши лица всегда должны быть закрыты.

Девочки испуганно и неумело начали заматывать головы и лица шелковыми платками.

– Смотрите, как это надо делать.

Сергей развернул ближайшую девочку к себе и повязал на ней платок, получилось красиво и сексуально.

Девочки сообразили. На причале сформировалась толпа красавиц. Арабы зацокали языками, раздались одобрительные возгласы. Из городских ворот выехала на рысях кавалькада всадников, через минуту Исмаил-шейх обнял графа:

– Уважаемый граф, если сегодня вы захотите покинуть гавань, я прикажу пушкам стрелять.

– Уважаемый Исмаил-шейх, зачем обнимать меня, если рядом столько красивых наложниц?

Правитель, довольно улыбаясь, прошел сквозь толпу девочек. Наложницы старательно строили глазки. Молодой и красивый араб соответствовал всем мечтам этих «секс-рабынь».

– Наложниц во дворец, – приказал шейх своим воинам.

– Уважаемый граф, позвольте мне показать, как установлены пушки.

Сергею подвели коня, и они поехали на мыс. Еще с моря граф рассмотрел новую батарею, но не прочь был посмотреть и вблизи. Пушки разместили грамотно. Они перекрывали все подходы к порту и гавани. Затем поехали вдоль городских стен, и Исмаил-шейх заговорил о главном:

– Ко мне обратился уважаемый Капудан-паша аль-Сарддидин, он желает встречи с вами уважаемый граф.

– Я сам давно жду этой встречи.

– С его слов я понял, что его предложение принесет выгоду и ему, и вам, и мне.

– Я никогда не сомневался в мудрости Капудан-паши аль-Сарддидина и уверен в мудрости его предложений.

– Вы знаете о цели его визита?

– Нет, конечно, но мои встречи с его кораблями дают основания к вполне конкретным выводам. Я уверен в полезности нашей встречи.

Во дворец приехали в разгар смотрин. Голые рабыни стояли посреди зала и испуганно смотрели на злого старика. Эмир Марракееш увидел входящих и приветливо поднял руки:

– Наконец я вижу своими глазами отважного воина и друга моего сына.

– Я счастлив видеть великого эмира и мудрого правителя, – ответил Сергей.

– Скажите, уважаемый граф, где вы взяли этих красавиц? Они по-арабски знают только три слова «да», «нет» и «хорошо».

– Эти наложницы из Европы. Их обучение только началось, они еще ничего не знают и не умеют. Красавиц необходимо учить еще два месяца, после чего они смогут занять достойное место в гареме.

– Из Европы? Теперь понятно, почему они так бестолковы. Но тела их белоснежны. У арабских женщин такой белизны тела не бывает. Вы сможете перевести им мои команды?

Начался «конкурс красоты». Сергей переводил команды эмира Марракееша, а девочки по очереди пели, танцевали, показывали свои таланты и отвечали на разнообразные вопросы. Слуги принесли обед, смотр продолжался без перерыва. Несчастные красавицы так тоскливо смотрели на еду, что Сергею пришлось прикрикнуть на нескольких языках:

– Двигайтесь энергичнее. Чем лучше будете выполнять команды, тем быстрее вас разберут покупатели и вы получите еду и отдых.

Эмир Марракееш закончил смотрины. Товар ему понравился, и он купил всех. Но, глянув на сына, разрешил ему взять себе двух любых. Иностранный товар всегда в цене. Сергей получил заказ на две сотни наложниц. Не было печали – теперь еще европейскими «секс-рабынями» заниматься. Одна надежда на турецких снабженцев в Адриатическом море.

После обеда поехали на причал смотреть новые товары. В свите эмира было несколько шейхов, и торг обещал быть прибыльным. Прямая продажа давала заметно больше денег, чем сбыт через посредников. В то же время по эмиру было видно, что он платит меньше обычной цены. Торговля становилась взаимовыгодной, а значит, и взаимосближающей. Сообщение об одном корабле с оружием и двух кораблях с порохом отозвалось воинственным воплем свиты – подготовка к войне очевидна. За обедом эмир Марракееш с некоторой церемонностью представил друг другу Сергея и Капудан-пашу аль-Сарддидина. Явно просматривалась взаимная выгода в планируемых делах. Сергей мог вляпаться в эти планы по самые уши.

Исполняя роль хозяина, Сергей предъявил товары покупателям и отошел в сторону. Он наблюдал, как его моряки вместе с алжирцами мирно сидели на коврах, оживленно обсуждали важные для них вопросы. Подошел аль-Сарддидин:

– Наши моряки нашли общий язык, я надеюсь на понимание с вашей стороны, дорогой граф.

Сергей насторожился: в XVIII веке слово «дорогой» имело буквальное значение.

– Я уверен, что мы сможем договориться.

– Когда я увидел свои разбитые корабли, то поклялся самолично отрубить вам голову. Потом вы захватили мои корабли, и я был в ярости.

Аль-Сарддидин почти кричал, сопровождая свои слова энергичными жестами. Но Сергей знал арабские обычаи. Такое выражение эмоций было нормой и не было направлено протии него лично.

– Поймав пирата, который назвался вашим именем, я отрубил ему голову и бросил к ногам султана.

– Неужели нашелся идиот, который назвался моим именем?

– И не один. На шестом справа корабле в сорок пушек сидит уже четвертый. Султан будет пытками добиваться от него признания настоящего имени.

– Никогда бы не подумал, что такое возможно.

– Иншалла! Я считаю свою клятву выполненной! Вернувшиеся из плена капитаны окрыли мне глаза. Я решил сам увидеть ваши корабли, выстрелы ваших пушек сказали мне «да»!

Алжирский адмирал посмотрел на Сергея.

– Вы не хотите убивать просто так. Вы не гоняетесь за моими кораблями. Если вас не обижают, то и вы не обижаете.

– Моя цель – деньги. Я пришел сюда грабить турок, а не воевать со всеми встречными кораблями.

– Достойные слова. Когда вы взяли эту крепость, я поговорил с людьми и услышал, что у ворот крепости крови было по колено. – Адмирал снова посмотрел на Сергея. – Но когда защитники крепости стали просить пощады, вы всем даровали жизнь и даже взяли к себе на службу.

– Нельзя убивать людей за то, что они живут по другим обычаям и традициям, говорят на другом языке.

– Вы говорите словами Корана, я решил с вами встретиться после письма от Азида-шерифа, которого вы назначили Капудан-пашой.

– Я не знал, что Азид Шериф написал вам письмо.

– Азид Шериф горд оказанным ему доверием. Я его хорошо знаю и верю его словам.

– Чем я могу помочь?

Предложение аль-Сарддидина можно было посчитать невероятным, если не знать традиций арабского мира. С появлением удачливого пирата последовали неудачливые подражатели. Этих подражателей аль-Сарддидин отлавливал, вместе с захваченными пиратами кораблями отводил в Алжир. Султан продавал все: и корабли пиратов, и турецкие трофеи. Сначала адмирал получал премию в десять процентов, потом премия составила пять процентов, сейчас – только два.

– Эта жирная свинья, не стесняясь, продает корабли турецкого султана. Он постарается меня подставить, когда султан узнает о его проделках. У него сейчас полно денег, и свита будет свидетельствовать за него. Сколько процентов возьмете вы, уважаемый граф?

– У меня к вам два встречных предложения. Вы получите пятьдесят процентов прибыли за свои трофеи, если поможете доставлять мои.

– В чем будет заключаться моя помощь?

– Караван трофеев иногда достигает более тридцати судов. Я трачу время на пустое сопровождение кораблей.

– Вы предлагаете мне конвоировать ваши трофеи?

– Я предлагаю встречать мой караван между Сицилией и Сардинией и сопровождать мои и ваши корабли в Кадис.

– Я не могу приближаться к Гибралтарскому проливу ближе двухсот миль.

– Все знают, что у меня есть алжирские корабли, я вам дам двух своих человек, и две самбуки будут конвоировать трофеи в Кадис.

Аль-Сарддидин задумался.

– У них даже будет время перегнать часть кораблей в Танжер. Пленных испанских моряков в Испании придется выпустить. Из Танжера я на полном основании могу их отправить в Россию.

Адмирал аль-Сарддидин согласился. Они обсудили детали маршрутов и процедуру передачи денег. Оба согласились использовать Мелиль как место временного накопления кораблей. После согласования всех деталей аль-Сарддидин спросил:

– Уважаемый граф, вы сказали о двух предложениях, но мы обсудили только одно.

– У вас есть доверенный человек из шейхов портовых городов?

– В Оране шейхом мой брат, он был капитаном. Я помог ему деньгами, когда появилась вакансия шейха в городе Оран. Зачем он вам?

– У меня скопилось примерно пятьдесят турецких кораблей, которые надо продать. В Испании эти корабли не желают покупать из-за плохих мореходных качеств.

– Их галеоны лучше, но вы можете продать в Европе.

– Частично уже продал через Антверпен. Голландцы их не покупают, караки намного лучше, и французские каравеллы лучше, для оставшихся покупателей я собью цену.

– Для продажи турецких кораблей помощь шейха не нужна. Я сам могу продавать корабли в Алжире.

– Разве султана не интересует происходящее в порту?

– Он ленив, и я могу делать, что угодно, от его имени. Главное – платить бакшиш нужным людям.

Договорились о том, что деньги за проданные корабли аль-Сарддидин будет оставлять себе. Потом их учтут их при расчетах за проданные товары. Результаты переговоров устроили всех. Переговорщики присоединились к свите, которая вместе с довольным эмиром спускалась на причал. Воины и слуги тащили покупки. За некоторыми покупками отправили на рейд шлюпки. Никшич с четырьмя матросами тащили на «Афродиту» мешки с серебром и золотом.

Во дворце ждал накрытый стол. Присутствующие после короткой молитвы приступили к трапезе. За едой обсуждали покупки и подшучивали друг над другом. Вечер проходил весело и интересно. Без гашиша и без водки – люди говорили друг с другом и были интересны друг другу. После захода солнца позвали музыкантов и наложниц. Музыканты – «одна палка два струна» и барабаны – выдавали внятную мелодию. Девочки начали танцевать, минут через сорок эмир указал на одну из танцовщиц и вышел. Почти сразу за отцом ушел с наложницей и Исмаил-шейх, на прощанье сказал Сергею:

– Следующий ты.

Слухи о том, что мусульмане делятся с уважаемым гостем своей женой, имеют почву. Женой, конечно, никто не делится, а выбрать на ночь одну из наложниц – пожалуйста. Приятно будет всем. Сергей выбрал себе девушку и повернулся к аль-Сарддидину:

– Следующий ты.

Утром Сергей попросил о встрече с эмиром Марракеешем. Его немедленно повели в комнату, где эмир разговаривал с сыном.

– Доброе утро, господин граф, у вас ко мне деловой разговор или вам просто скучно?

– Доброе утро, ваше величество, я хочу поговорить о военном походе.

– Вы хотите предложить совместный поход?

– Нет, ваше величество, для совместного похода мои силы слишком ничтожны.

– Я слушаю вас, уважаемый граф.

– Я предполагаю, что вы планируете поход на юг. Могу помочь советом, если вы назовете конечную цель.

– Добрый совет всегда полезен. На землях племен Мали есть золото и драгоценные камни. Купцы говорят, что очень много.

– Вы хотите идти через пески?

– Коль скоро купцы проходят от оазиса к оазису, то пройдет и моя армия.

– Оазису ничего не будет, если через него пройдет пятьдесят воинов с лошадьми и верблюдами. Но после тысячи воинов оазис умрет.

– Вы не советуете мне туда идти?

– Есть другая дорога, прикажите принести карту.

– Если вы советуете идти через Алжир, то я не пойду. Султан Алжира – лентяй и дурак, но в Стамбул он пожалуется обязательно. Завоеванные земли у меня отберут.

– Есть другая дорога – морем и реками.

– Принесите карты.

Сергей подробно рассказал про морской маршрут до реки Сенегал. Отметил на карте места, где есть вода и можно поставить маленькую крепость из трех пушек. Этого будет достаточно для защиты как от бедуинов, так и от возможных нападений европейцев. Корабли эмира могут зайти для отдыха и пополнения воды. Рыбы в тех водах очень много. Последний опорный пункт в устье реки Сенегал. Европейцы используют реку в своих набегах для набора рабов в Америку. Здесь должна быть тонкая политика. Необходимо организовать город по типу Танжера, иначе европейцы силой сметут.

Далее, вверх по реке до гор, где уже и достигнута цель. Сопротивление негров маловероятно. В начале можно отправить экспедицию из десяти кораблей не больше алжирских самбук.

Граф указал примерное расположение рек Гамбия и Нигер.

На землях вдоль реки Нигер хорошо растет кофе, какао и живет много зверей, включая слонов. Но больше ничего рассказывать нельзя. Эти горы были крайней западной точкой добычи египтянами золота и драгоценных камней. Месторождений на землях Мали для эмира более чем достаточно. С другой стороны, у Сергея будет еще одна точка опоры в Африке. Эмир Марракееш внимательно выслушал рассказ и задумался.

– Что ты об этом думаешь, Исмаил?

– Перебросить морем туда войско и потом караванами возить золото и драгоценные камни.

– И я так думаю, спасибо за совет, дорогой граф.

– Что ты сделаешь, Исмаил-шейх, когда узнаешь о караванах, полных золота и драгоценных камней, идущих через пески даже с большой охраной? – спросил Сергей.

– Я засыплю колодец, и буду ждать у другого колодца.

– Бедуины так и сделают. Через несколько лет всему караванному пути наступит конец, – подвел итог граф.

Он встал с подушек и поклонился эмиру:

– Позвольте откланяться, ваше величество. Мне надо отплывать, получено сообщение о богатом караване, – соврал Сергей.

– Спасибо вам, граф, за интересные мысли. И удачи в ваших делах.

Перед отходом Капудан-паша аль-Сарддидин и Сергей уточнили детали совместной деятельности. Два казака из абордажной команды получили инструктаж и письма для Габриеля Гильена и Моисея Мертеля. Баркентины отошли от причала и направились на восток. Алжирцы начали сталкивать свои корабли на воду. Началась настоящая работа по конвейеру. Корветы графа за день отлавливали десяток турецких кораблей и отводили их к Сицилии. Самбуки брали пленников для дальнейшего сопровождения. Попутно алжирские моряки бросали на палубы баркентин корзины с фруктами и овощами. Воду и продукты русские моряки брали на трофейных кораблях. В конце января у Сергея начали чесаться пятки. Пора уходить из этого района, турки должны уже принять меры и послать военные корабли. Для выполнения заказа на двести «секс-рабынь» из Европы ему осталось набрать двадцать девочек. Выход к месту патрулирования был усложнен присутствием двух турецких крейсеров. Но силы врага не опасны для его пушек, оба крейсера они утопят на безопасном расстоянии.

Граф принципиально не хотел связываться с военными кораблями, у него свои цели. Весь день дрейфовали со спущенными парусами у берега Апеннинского полуострова. Корабли без парусов на фоне берега трудно увидеть, к вечеру наметили цели и в ночной темноте поймали шесть кораблей. Но из Венеции был только один с шестью наложницами. Отвели трофеи в точку рандеву и вернулись назад. Подходили к району патрулирования в сумерках под нижними парусами. Засекли место, где турецкие крейсеры легли на ночь в дрейф. В ночной темноте под светом звезд захватили тринадцать кораблей. И только на одном из них было тринадцать наложниц. Магия цифр да и только! Опять вернулись к входу в Адриатическое море. На рассвете корабли уже лежали в дрейфе. На фоне берега с моря их не разглядеть. Район патрулировали шесть крейсеров. Военные корабли ходили галсами друг у друга на виду. Как назло, турецкие купеческие корабли безмятежными стаями шли в Венецию и обратно. И что тут делать? Из-за одной девицы надо ввязываться в неприятность.

Начало темнеть, и корветы под нижними парусами пошли к крайней паре крейсеров. Вышли на дистанцию уверенной стрельбы уже в темноте, открыли огонь шрапнелью. Дали по четыре залпа и начали высматривать на фоне неба паруса остальных крейсеров. Первая пара беспорядочно палила из пушек, но паруса не поднимала. Это хороший признак, такелаж поврежден, а может, и рангоут. Увидели паруса второй пары, выдержав дистанцию, снова открыли огонь шрапнелью. Четыре залпа, теперь уже четыре корабля гремели пушками во все стороны. Позволили третьей паре подойти на помощь своим товарищам. Всадили в них последние четыре залпа, подняли все паруса и пошли на восток. Через час заметили столпившиеся баранами купеческие корабли.

Турецкие моряки смотрели на вспышки выстрелов, сопровождающиеся грохотом залпов. Абордажные команды осмотрели корабли, трофеи хорошие. Но все корабли на запад, и наложниц на борту нет. Если быть нахальным, то нахальным до конца, решил Сергей – и дал команду.

Купеческие корабли подняли паруса, и пошли к дрейфующим крейсерам. Капитаны должны передать приказ спустить флаги. При неповиновении крейсерская эскадра будет потоплена. Корветы следовали сзади. С рассветом увидели остальные дрейфующие торговыекорабли. Они ночью спустили паруса в ожидании окончания боя. На рассвете все увидели палящие в никуда турецкие крейсеры со сбитыми мачтами. К военной эскадре приближались два пиратских корабля. Количество купеческих кораблей исключило возможность их досмотра. С корветов просто отдавали приказы капитанам кораблей, и те бросались вдогонку пытающимся убежать. К вечеру появился прогресс в восстановлении такелажа и рангоута посрамленных турецких крейсеров. Моряки всех турецких кораблей совместными усилиями ремонтировали повреждения. Баркентины продолжали гоняться за торговыми кораблями. На четвертый день караван из шестидесяти двух призовых кораблей, построенных в четыре колоны, двинулся к Сицилии. Алжирские моряки сразу рассмотрели крейсеры в середине конвоя. Самбуки по очереди подходили с поздравлениями к «Афине» и «Афродите». Сергей приказал абордажной команде перебраться на алжирские корабли и на ходу сделать досмотр трофеев.

Среди трофеев оказалось двести тридцать две наложницы из Европы. Визжащих от страха девчонок под смех и шутки моряков пересадили на самбуки и отправили в Мелиль. В Картахене на причал сбежался весь город. Шесть побитых турецких крейсеров с трудом затащили в маленький порт.

– Граф, после того как вы привели плененные самбуки, я думал, что больше меня удивить нечем, как я ошибался! – сказал капитан порта.

Сергей только отмахнулся рукой.

– Шесть крейсеров против двух крошечных корветов – это выше всякого понимания!

С крейсеров сняли экипажи и боезапас. Рауль Альберти обещал перегонять корабли в Кадис по мере восстановления. Из трофейных кораблей он взял на реализацию корабль с оружием и корабль с порохом. На Апеннинском полуострове непрерывная война, и этот груз он продаст с хорошей выгодой.

В Кадисе ожидала ликующая толпа поклонниц и почитателей удачливого пирата. Весть о захвате шести крейсеров уже достигла города. Сергей дал экипажам неделю отдыха. У Габриеля Гильена должна скопиться большая почта и множество нерешенных вопросов. Кроме этого, необходимо сделать перерасчет денег по сделке с аль-Сарддидином. Работа с бумагами и решение деловых вопросов закончилась вечером. Отложив бумаги, вместе с Габриелем Гильеном поехали на приемом в один из домов Кадиса. Вечера отличались от посиделок в Тамбове или Туле только обилием спиртного. Местные дамы, по-видимому, составили полюбовный список очередности на графа. Во время сиесты Сергей садился в очередную карету для нанесения визита к одной из желающих дам.

– Граф, вы так можете подорвать свое молодое здоровье, – не удержался от замечания Габриель Гильен.

– Вы не сможете удовлетворить всех наших красавиц, а слухи могут дойти до их мужей.

– Уважаемый Габриель, любая женщина способна убедить своего мужа в чем угодно. Даже родив негритенка, она убедит мужа в его же виновности.

Для Сергея общение с женщинами было хорошей эмоциональной разгрузкой. Одни для этого пьют водку, другие принимают наркотики. Он отдыхал с женщинами. Зачем затуманивать голову, когда можно наслаждаться эмоциями?

Тимофей в раздумье медленно мерил шагами свой кабинет. Бумага на столе сбила привычный режим дня.

– Ты уверен в своих расчетах? – в очередной раз спросил он помощника.

– Господин управляющий, я учел только наши собственные грузы и пятьдесят процентов грузов наших компаньонов из списка.

– Ты взял поправку на увеличение грузопотока в этом году?

– Нет, я взял реальные цифры прошлого года.

– Следовательно, я смело уверенно просить хозяина утроить количество кораблей для вывоза наших товаров за границу?

– Можете быть уверены. Кораблей не хватит, особенно с началом работы заводов в Нижнем Новгороде. Часть кораблей возьмет груз у причалов завода, а это не учтено в расчетах.

– Я никогда близко не сталкивался с вопросами перевозки грузов за границу. Твои цифры меня пугают.

Тимофей встал напротив помощника:

– В этом году сделай тщательный статистический учет, обязательно со сравнительным анализом расходов на содержание кораблей и текущих ставок фрахта.

Затем он вернулся к столу. Надо подготовить данные для очередного письма хозяину. Пододвинул папку с ценами на товары, но не открыл. Как много дел надо выполнить одновременно! Прошел год после отъезда хозяина, и за этот год колоссальные изменения. Хозяин прислал двадцать четыре тысячи работоспособных рабов. Заводы в Нижнем Новгороде поглощают все больше и больше железа. Но на продукцию покупатели по-прежнему записываются на год вперед. На юге, от Днепра до Дона, вдоль строящейся железной дороги все земельные участки расписаны между крестьянами. Начато строительство моста через Днепр. Завод в Екатеринославе продает первый металл. Уголь с шахт в Макеевке и Горловке не успевают поднять наверх. Металлургические заводы готовы скупать его прямо под землей. Производство увеличивается изо дня в день. Хозяин предупреждал, что со стажем работы будет увеличиваться производительность рабочих. Тульский часовой завод тому подтверждение. С началом выпуска «ходиков», завод выпускал одни часы на человека в день. Сегодня – тридцать шесть – тридцать восемь часов на человека в день, и подобные тенденции на всех заводах.

В письме надо просить хозяина привезти еще людей. Поделиться сомнениями по поводу увеличения количества торговых кораблей. В городке Сясь появились чужие люди, которые шастают вокруг складов и вынюхивают про товары в них. Он помнит наказ и списки товаров на складах держит в строгом секрете. Попытки московских купцов сбить цены на шерсть и хлопок пресекает сразу. Ждите, пока у моих овец шерсть вырастет, хлопок можете купить у персов или в Амстердаме. Сам за границей покупаю и в ущерб себе продавать не буду. Тут еще в Тамбов ехать надо. Хозяин прислал резчиков по дереву, так они дивный алтарь вырезали для новой церкви. Алтарь из дерева сандал и, говорят, пахнет чудно. Не ехать нельзя: если не приедет, обида будет от всего города. Из Сяси писали про новый алтарь для Тулы. Режут из красного дерева под названием сасандра. Приказчик пишет, что дерево по цвету как срез клубники. И что делать со складами под зерно? Сколько зерна соберут новоселы на юге? Надо готовить еще приказчиков и просить у хозяина разрешение расширить институт в Москве. В Тамбове будут большие посевы подсолнечника. Часть семян осенью планируется перевезти на юг. Дело с маслом из семян подсолнечника обещает быть очень выгодным. Второе выгодное предприятие обещано хозяином из посевов сахарной свеклы. Результаты из тамбовского института пока не утешительны, содержание сахара в их свекле не превышает четырнадцати процентов. Хозяин требует не меньше восемнадцати, но время терпит, пусть продолжают селекцию.

Алиф показал рукой, какой канал открыть, и начал сливать готовую сталь. Желто-белый ручеек побежал на листопрокатный стан. Он был лучшим кузнецом в городе Мелиль. Когда за городской стеной раздались пушечные выстрелы, он вместе со всеми побежал на городскую стену. Хотел посмотреть на очередных безумцев. Но не успел добежать до лестницы, как со стены в клубах пыли упали обе пушки. Он подошел к пушкам и начал их рассматривать в поисках возможных повреждений. Ведь ремонтировать пушки доверят ему. Это и спасло ему жизнь: послышались выстрелы, и со стены стали падать люди с ужасными ранами. Раздались крики ужаса и боли. Тогда он побежал домой и велел всем сидеть и не высовываться. По крикам людей он понял, что городские ворота выбиты. Скоро все стихло, город был взят врагами.

Когда их выводили из города, многим становилось плохо. Городские ворота были буквально окрашены кровью. Перед воротами землю покрывал толстый слой засохшей крови. Потом долгое путешествие на корабле, их вывели в каком-то замерзшем городе.

– Мы все здесь умрем от холода, – сказала ему жена.

К застывшим в оцепенении людям подходили местные жители и куда-то уводили.

– Нас уводят работать, – решил Алиф, – встань с детьми ближе ко мне, может, попадем к одному хозяину.

В это время к ним подошла женщина и знаками велела идти за ней. Она подвела к маленькому дому и, открыв дверь, быстро затолкала всех вовнутрь. Они очутились в маленькой и тесной комнате. Потом открыли другую дверь и поняли, это дом для омовений. Быстро разделись и начали смывать грязь долгого путешествия. Чистые и разогревшиеся, они увидели в маленькой комнате новую одежду. Теплая шерстяная одежда, толстые войлочные сапоги и меховой халат.

Тогда он понял, что началась новая жизнь. На улице было совсем не холодно. Бегали и веселились дети. Женщина позвала в дом и показала место, где они будут спать. Несколько дней их не беспокоили, не заставляли работать. Ели они вместе с хозяевами, за одним столом. Жене надоело просто сидеть, и она помогала по хозяйству. Через несколько дней ему приказали идти к управляющему. У дверей дома стояла очередь из таких же, как он. Люди обсуждали свои впечатления и ждали своей очереди. Алифу задали только один вопрос:

– Кем работал в Мелиле?

– Кузнецом.

– Жди, тебя предупредят перед дорогой.

Их привезли в другой город, дали деньги и показали новый дом. Первое время они ходили на завод и выбирали место работы. Жене понравился механизм, делающий пилы. Нажимаешь рычаг, и за один удар пресса пила готова. Пила передается дальше – удар и ручка готова, потом машинка вжик – и пила острая. Он такую пилу полмесяца делал, а тут одна минута – и все. Себе работу он выбирал долго, постоял у молотов по изготовлению кувалд, кирок, мотыг и прочего инструмента. Пошел смотреть прокатные станы. Там с одной стороны затекала расплавленная сталь, а с другой выходили заготовки под кузнечные молоты, проволока или стальные листы. Он нашел себе место, он захотел плавить сталь.

Самурдихин немного нервничал и поглядывал на друзей. Они шли свататься, точнее, свататься будет он. Они с Нюшей уже договорились, но обряд должен быть соблюден. Познакомились три месяца назад на катке, друзья позвали на каток посмотреть хоккей. Игра ему понравилась, быстрая и динамичная с приемами борьбы. Игроки клюшкой гоняли толстую кожаную шайбу. Они азартно отталкивали друг друга, боролись за шайбу, он решил научиться. Купил коньки с кожаными доспехами и начал ходить на тренировки. После тренировок он познакомился с этой милой девушкой, которая каталась с подружками на коньках просто ради веселья. Потом они начали встречаться. Она приходила на игры, азартно кричала и подбадривала его во время игры.

Он помнил, как парус падающей мачты сбросил его в воду. Выбравшись из-под паруса, он забрался на полузатопленный корабль. С палубы увидел страшную картину. Все их корабли были разбиты. В воде плавали его товарищи. Пираты подходили ближе и готовили к спуску свои шлюпки. Его капитан готовить пушки не приказывал. Было еще слишком далеко, они должны были несколько часов помотать пиратов. Разозлить и утомить их, только потом атаковать и взять на абордаж. Вместо этого он стоял на палубе по колено в воде и ждал шлюпку. Когда его привезли в Россию и спросили, на какую работу он хочет, сразу ответил:

– Я хочу делать пушки.

Он хотел отомстить пиратам. Научится делать сильные пушки, вернется домой и сделает такие своему капитану. Его привезли в этот город. Дали дом и привели на завод:

– Я хочу делать пушки, – снова сказал Самурдихин.

– На этом заводе делают пушки, – ответили ему, – выбирай себе работу.

Несколько дней он ходил по заводу, пока не понял, что пушки делает весь завод. Одному человеку сделать пушку не под силу. Выбрал работу крановщика. Своим краном переносил пушечные стволы из одной печи закаливания в другую. Вспоминал об Алжире, когда жаркий воздух из печи врывался в кабину крана. Зима сначала испугала холодом, но новые друзья научили, как надо одеваться. Он даже получал удовольствие от вечерних прогулок по поющему снегу. Неделю назад он крестился, и на Масленицу будет свадьба. Родителей Нюши он знал, и знал, что эти хорошие люди ждут его в доме с пирогами. Но робел перед дверьми и не отзывался на шутки друзей.

Йоган Ивенс за столом с друзьями обсуждал письмо в Брюссель. Они собирались писать своим хорошим знакомым. Год назад его выгнали с завода за то, что, вытаскивая из горна заготовку, он глотнул копоти и непроизвольно сплюнул. Плевок упал рядом с ногами мастера. Ему сразу приказали убираться с завода. Никто не хотел слушать никакие слова прощения. Убирайся! Его и его семью ждала перспектива умереть голодной смертью на улице. Выход подсказал сын соседа. В Амстердаме набирают рабочих в Россию. Выбора нет. Они собрались быстро, пока еще оставались деньги. До Амстердама можно доехать относительно сытыми.

Ему преложили работу на заводе в Нижнем Новгороде. Где этот город и какая там будет жизнь, его не интересовало. Главное – обещан дом и еда. Город поразил огромными размерами и строящимися заводами. Уже позже он узнал, что все заводы принадлежат одному хозяину – его хозяину. Йоган Ивенс встал за паровой молот и ковал штоки для паровых машин. Жена пошла на завод швейных машинок. Через два месяца они написали письмо родственникам: приезжайте, не пожалеете. Здесь не только сытость. Здесь спокойная жизнь, без страха умереть на улице от голода. Здесь вообще невозможно умереть от голода.

Сейчас, в конце зимы, в городе жило более ста семей из Фландрии. Никто не жалел о покинутой родине. Друзья решали, писать или не писать о соседе Йогана Ивенса. Этот русский приехал с большой семьей в конце ноября. Он пошел работать на завод швейных машинок. Через месяц взял в кредит сразу две швейные машинки. Все удивились такому безрассудству. Он закабалил себя на всю жизнь, ведь машинки очень дорогие. Но этот русский посадил за эти машинки всю свою семью. Они стали шить юбки, сарафаны и прочую простую одежду. Готовую продукцию продавала на городском рынке жена этого русского. Не прошло и трех месяцев, а он уже разбогател и открыл свою швейную мастерскую. Говорят, банк таким людям помогает. Может, найдется среди родственников знающий человек, объяснит, как с банком вести дела. Но главная новость конечно же строительство верфи. Ко всем иностранным рабочим обратились приказчики. Они предложили написать письма родным и знакомым с предложением приехать. За каждого приехавшего приказчик заплатит рубль. Если приедет мастер, то заплатят три рубля. Вот коллективно и обсуждали письмо. Потом каждый сядет и напишет своим родственникам и знакомым.

В Кадисе простояли семь дней. Все семь дней Сергей работал с почтой и бумагами. В минуты отдыха слушал рассказы о жизни в колониях.

– Скажите, уважаемый Габриель, насколько губернаторы колоний свободны в принятии решений? Какие приказы короля они обязаны выполнять?

– Губернаторы колоний абсолютно свободны в принятии своих решений. Есть только два обязательных условия. Губернатор обязан своевременно переправить в Мадрид налоги и не имеет права объявить войну.

– А как губернатор управляет рудниками.

– Под прямым руководством губернатора только рудники короля. Это золото, серебро и драгоценные камни. Работа остальных рудников дело их хозяев.

– Следовательно, все золотые и серебряные рудники принадлежат королю?

– Нет, первые месторождения король забрал себе. Но их так много, что новые рудники в частных руках. Владельцы обязаны продавать все золото или серебро только королю.

– Вы видите, сколько интересных товаров я взял как приз? В Европе цены неизбежно поднимутся. Но товары из наших рук вернутся на рынок и цены упадут.

– Так вот почему вас так интересует золото и серебро колоний! Губернаторы сами чеканят монеты, и проблем с платежами в колониях нет.

– Что вы думаете о перспективах прямой торговли с колониями?

– У вас, уважаемый граф, никаких перспектив. Корабли из Севильи заходят в Кадис. Они уже везут ваши товары в колонии.

– Жаль.

– Взятые призы – это большие деньги для вас и для меня. Для Испании и колоний это ничтожно, только с Пуэрто Плата ежегодно привозят десять тысяч тонн серебра.

– Но на этом острове не самые богатые рудники.

– Самые богатые рудники серебра и меди – в Чили, я уже не говорю про золотоносные рудники Эквадора и Аргентины.

– Все знают, что Испания богата.

– В Испании много золота и серебра, мы с вашими трофеями получим здесь хорошие деньги, не ввязываясь в прямую торговлю с колониями.

Десять тысяч тонн серебра в год только из одного порта! Это вам не весь экспорт зерна из России в сто пятьдесят тысяч тонн. Поступление огромного количества серебра в Европу уже в XVIII веке привело к снижению цен на серебро. Последовало падение прямого обменного курса между золотыми и серебряными монетами. Англия первой столкнулась с этой проблемой и нашла выход в применении бумажных денег. Номиналом серебряных монет стал не их вес, а выбитая на монете цифра. Любой желающий мог прийти в банк и обменять серебряные или бумажные деньги на золотые монеты по номиналу. Екатерина II тоже ввела ассигнации. Но они не получили распространения по простой причине. В России был дефицит денег, и ввод ассигнаций должен был компенсировать не избыток, а недостаток золота и серебра.

Россия самой последней в Европе начала чеканить свои монеты. Нет золота и серебра – и нет монет. Каждый город на кусочках кожи ставил свое клеймо. Эти деньги назывались куны. Иностранцы ввозили серебро в прутках. Русские кузнецы рубили их на кусочки весом в одну гривну. Гривна – это не платежная единица, гривна – это единица веса. Если на рынке просили крупы на пять гривен, это означало, что просят один килограмм крупы. Вот слова «пять рублей» подразумевали пять отрубленных кусочков серебра по двести граммов. Деньги начали чеканить при Иване III, в конце XV века, когда Казанское ханство стало платить России дань. Татары расплачивались золотом и серебром, появилось сырье для чеканки монет.

Дефицит денег в России закончится с продажей Аляски. Тогда Россия провернет тройной обмен с приварком. Отдаст Америке покрытую льдом далекую землю. Александр II получит от Англии Маньчжурию и от Америки деньги. Патриоты, ратующие в XXI столетии за возврат Аляски, должны быть готовы отдать Маньчжурию. При том надо иметь в виду, что все природные ископаемые находятся в канадской части Аляски.

Информация о самых широких правах губернаторов в испанских колониях утвердила Сергея в желании торговать с ними оружием. Еще ни один правитель не говорил, что у него достаточно оружия. У правителей бывает недостаточно денег для покупки оружия. С приходом в Сясь Евстафий Петрович должен показать ему проект корабля под названием «Панацея». Четырехмачтовый барк на три тысячи тонн груза и с аналогичным с «Афиной» вооружением. Корабль должен развивать хорошую скорость и обеспечить надежную доставку грузов. Сергей с технологиями своих заводов мог легко изготовить любое количество гладкоствольных пушек с дульным зарядом. Он уверен, что никто неспособен повторить такое производство.

На восьмой день пребывания в Кадисе начали готовиться к переходу в Танжер. Рабов решили до весны оставить в Кадисе. Здесь теплее и содержать дешевле. При сортировке пленных на выкуп был замечен отказавшийся от выкупа капитан турецкого крейсера. Его немедленно отвели к графу. Тридцатипятилетний капитан по имени Хаки Котлу с интересом разглядывал Сергея.

– Садитесь, уважаемый Хаки Котлу. Вы можете объяснить причину своего отказа освободиться за выкуп?

– Я посвятил свою жизнь карьере. У меня на берегу нет никого, кто согласится заплатить за мою свободу.

– Почему султан не будет выкупать своих офицеров?

– Султану безразлична наша судьба. Безденежных пленных иногда выкупают их командиры, чтобы они потом преданно служили и возвращали долги с процентами.

– Ваш командир не захочет выкупить вас?

– Я и есть командир захваченной вами эскадры.

– А тот офицер, что стоит над вами?

– Надо мной уже тунисец. Тунисцам безразлична наша судьба, вы должны знать, что в турецком флоте все высшие посты занимают только тунисцы. Вам так нужны деньги?

– Деньги нужны всем и всегда. Но люди дороже любых денег.

– Вы так любите людей?

– Все намного проще. Любой человек всегда приносит пользу делу, которому служит. Особенно если он еще и специалист в своей области. Я предлагаю перейти на службу ко мне.

– В чем будут заключаться мои обязанности?

– Пока не знаю, временно выполняйте обязанности флаг-офицера. Знакомьтесь с кораблями и учите русский язык, дальше покажет жизнь.

– Я буду на положении раба?

– Вы офицер и будете на положении офицера и дворянина с жалованьем командира корабля.

– После возвращения в Петербург я перейду на службу в русский флот?

– Нет, вы будете на службе у меня, и у вас будет право расторгнуть соглашение в любое время.

– Ваше предложение, граф, весьма необычно, оно мне нравится. Вы по натуре авантюрист, я по натуре служака, возможно, получится взаимовыгодный союз.

В Танжере Сергея встречали с довольной улыбкой сразу двое, Моисей Мертель и Азид Шериф. Оба наперебой заговорили каждый о своем. Граф остановил их и сказал:

– Уважаемый Моисей, жди нас дома, Азид Шериф покажет мне трофейные корабли.

Моисей Мертель недовольно буркнул:

– Я был уверен, что меня никто не ценит.

Сергей протянул ему список товаров и бутылку вина со словами:

– Что мы без тебя стоим? Вино из Иерусалима, кошерное оно или нет, я не знаю.

Моисей Мертель взял бутылку и, продолжая бурчать, начал листать список. Содержание его заинтересовало, и он, махнув рукой с бутылкой, пошел домой.

Восемь трофейных кораблей Сергей и все его моряки, увидели на подходе к порту. Это несомненная удача похода Азида Шерифа. Даже если все остальное не удалось. В XVIII веке Англия только начала свою экспансию в Индии, стравливая одного махараджу с другим и продавая своих солдат. Массовые товары из Индии не вывозились. На борту должны быть только дорогие грузы.

– Сначала веди меня к своим кораблям. Я хочу увидеть твоих офицеров и матросов.

Азид Шериф кивнул головой, у самбук толпой стояли моряки. Сергей подходил к каждому кораблю, отдавал честь несуществующему флагу и обнимал капитана. Обязательно спрашивал о состоянии здоровья, если среди моряков видел раненого. Это не популизм, а трезвый расчет. Раненый солдат вдвойне полезен. Он уже имеет опыт и в следующем бою сам не сделает ошибки и товарищу подскажет.

После обхода кораблей Сергей собрал всех офицеров. Все дружно пошли смотреть трофеи. Посмотреть было на что, в качестве массового груза была слоновая кость. С точки зрения денег основным грузом, безусловно, были драгоценные камни. Рубины размером с апельсин, гранаты по полкилограмма, огромные сапфиры, аметисты, корунд. Полные сундуки обработанных, в оправе, драгоценных камней. В глаза сразу бросилась одна общая деталь. Драгоценные камни по их оправе явно не рассчитаны для ношения людьми. Вероятнее всего, разграблен храм, и не один храм. Сергей взял в руки «небольшой» сапфир, размером с собственный кулак.

– Он украден из храма, – сказал один из капитанов.

– Почему ты сделал такой вывод?

– Посмотри на оправу. Вот, видишь золотые стержни? Они специально сделаны, чтобы камень держался в стене.

– Посмотрите, граф, на эти два аметиста. Они похожи на гигантские глаза и тоже имеют золотые стержни для крепления.

В Индии у каждой национальности свое божество. Храмы на захваченных территориях грабят без зазрения совести. Если на территории княжества еще богатые рудники драгоценных камней, то грабить есть что.

Азид Шериф захватил тонны драгоценных камней. Два корабля были полностью загружены кардамоном. Один черным перцем, один канифолью. Судя по запаху, канифоль из весьма специфичной породы дерева. Индийские благовония всегда славились своим запахом. Ткани и мешки с жемчугом. Интересно, почему жемчуг в мешках, а не в сундуках? Это богатство не укладывалось в голове, требовалось осмыслить произошедшее, хорошо продумать пути и способы реализации. Англичане везли домой законно награбленное. Сергею нельзя высовываться с такими богатствами. Сразу поймут, откуда добро, мгновенно прищучат. Он знал, что Англия выросла на грабеже Индии. Но размеры грабежа он осознал только сейчас. Такие деньги запредельны даже для возможностей Екатерины. Эта мысль Сергея подзадорила, будем грабить дальше!

Торговый обмен с неграми принес немалые барыши. Главная цель экспедиции выполнена, алмазы у реки Оранжевая найдены. Торговцы давно ждут на рынке обсудить детали освоения месторождения. Обсуждение затянулись до сумерек. Решили продолжить с утра, всем требовалось время на обдумывание и подсчеты финансовых возможностей. Граф не собирался вкладывать в это дело большие деньги. Не хотел тянуть паровозом остальных торговцев Танжера. Он не верил в возможность долгого владения алмазными копями. Для Европы это место достаточно скоро станет известным. Право сильного изменит владельцев природных богатств.

Уже в темноте подошли к месту жительства английских купцов. Сергей с сапфиром в руках подошел к сидящим на земле пленным купцам и поздоровался. Послышался вялый ответ, который сменился оживлением. Пленные рассмотрели в темноте европейца.

– Я граф Алексеев, командир русской эскадры. Мои корабли после боя с турецкими на ремонте, и я решил посетить Танжер.

Сергей показал пленным драгоценный камень.

– Рыночные торговцы предложили купить этот сапфир и согласились показать бывших владельцев драгоценности.

– Я лорд Чарльз Блэккет, командир каравана кораблей из Индии. Нас захватили пираты на третий день пути после Кейптауна.

– Турция в состоянии войны с Англией. Насколько я понял турецкого адмирала, он считает захват ваших кораблей законным.

– Если нас захватили турецкие корабли, то почему мы в Танжере?

– По-видимому, турки решили продать здесь часть награбленного. От щедрот султана им ничего не достанется. Через несколько дней их эскадра пойдет в Тунис.

– Почему в Тунис?

– Пленных посадят на галеры, а корабли поведут дальше. В Танжере нет моряков для замены ваших экипажей.

– Граф, умоляю, помогите нам!

– Я даже не представляю, чем могу помочь. Россия воюет с Турцией, я для них такой же враг, как и вы.

– Выкупите нас.

– Но у меня нет денег, трофеи отправлены в Россию. Все мои деньги потрачены на эти драгоценности. Впрочем, ждите меня завтра.

Моисей Мертель сидел за бумагами и отдавал приказы сразу четырем помощникам. Увидев вошедших морских офицеров, сказал:

– Ювелир-оценщик будет завтра утром.

Четыре дня потребовалось на решение всех вопросов. Только копи на реке Оранжевая заняли два дня обсуждений. Торговцы Танжера долго не соглашались с доводами Сергея. Флот Азида Шерифа готовился к новому походу. Часть кораблей отправится к реке Оранжевая, часть уйдет на патрулирование южнее Канарских островов. Моряки самбук принесли обратно почти все золото, полученное за захват английских кораблей. Кроме этого передали большое коллективное письмо для аль-Сарддидина. Сергей взял письма у пленных английских купцов. «Богини» – так экипажи называли свои корабли – отправились в Мелиль.

Исмаил-шейх встречал графа, как родного брата. Они снова объехали окрестности города, затем поехали во дворец. Во дворце были гости Исмаил-шейха, его соседи и родственники. Даже четыре шейха из Алжира. Причиной такого наплыва гостей были наложницы. Те европейские девочки, что две недели назад были привезены в город. Ждали еще двух шейхов, после чего должны были начаться торги. Тема продажи более двух сотен наложниц из Европы непрерывно обсуждалась гостями. Всем хотелось поскорее купить белокожих иностранок. Но на первом месте – уважение друг к другу. Торговля начнется, когда соберутся все желающие. После обеда в зал, низко кланяясь, вошли люди Моисея Мертеля и сделали вид, что имеют сообщение для графа. Сергей кивнул головой и сказал:

– Уважаемый хозяин, мои люди предлагают вашему вниманию драгоценные камни.

Исмаил-шейх разрешающе махнул рукой. В зал внесли сундук с драгоценными камнями среднего размера и мешок с жемчугом. В одно мгновение все шейхи и сановники оказались на ногах. Толкаясь, как мальчишки, рассматривали драгоценности. Катали в руках теплые шарики жемчуга. Восхищенно охали над разноцветными искрами изумрудов, сапфиров и рубинов. Сергею стало скучно, решил выйти на балкон.

– Дорогой друг, – послышался голос Исмаил-шейха, – ты не перестаешь удивлять меня.

– Чем же я удивил тебя на этот раз?

– Ты еще спрашиваешь… Откуда эти камни?

– Это драгоценности английского купца. Я решил доставить радость тебе и твоим друзьям. Когда Капудан-паша аль-Сарддидин будет у тебя в гостях?

– Через два дня он должен быть со своим братом, шейхом города Оран.

– Я уйду к турецким берегам сразу после встречи с уважаемым аль-Сарддидином. Могу я оставить ювелира с драгоценностями в твоем дворце?

– Дорогой друг, благодаря тебе мой дворец всегда полон гостей, а люди приходят жить в мой город.

Аль-Сарддидин, как и было обещано, прибыл на кораблях через два дня. Сергей не стал отвлекать его от созерцания продажи наложниц. При первой встрече передал письмо от моряков Азида Шерифа. После представления «секс-рабынь» они сели за деловые разговоры. Первый вопрос – камни или золото? – был решен в пользу камней. Сергей был доволен: чем больше камней уйдет в арабские страны, тем легче будет реализовать дальнейший план. Письмо от своих коллег, работающих на Сергея, заинтересовало алжирского адмирала:

– Сколько еще кораблей нужно поставить на перехват английских торговцев?

– Двадцать своих кораблей ты можешь вывести на патрулирование южнее Канарских островов, и только до конца мая. Затем придется вернуть все корабли на Средиземное море.

– Почему только до конца мая?

– В апреле-мае англичане узнают от меня о пленных и отправят корабли на поиски пиратов.

– Мы их били на Средиземном море, будем бить и у Канарских островов.

– Попробуй, но будь очень осторожен.

– У них ничего не получится, я в этом уверен.

– Дело в том, что у Канарских островов англичане будут терять очень большие деньги. После поражения на море они высадят десант в Алжире. Тебе это надо?

С середины XVIII века основная часть населения Англии служила в армии или флоте. Остальные люди работали на заводах. Экспансия в Индии и Америке давала значительную прибыль. Но на первом месте было золото. И в XXI столетии Индия занимает по добыче золота первое место в мире. США по добыче золота прочно стоит на втором месте. Индийские князья ожесточенно сражались за свои земли. Действия англичан напоминали пиратские рейды. После очередной экспедиции они укрывались в португальских факториях.

К первым числам марта все было согласовано. Сергей купил еще пять самбук с экипажами. Ему не хватало кораблей для обеспечения алмазных копей и торговли с племенами Западной Африки. Всех захваченных рабов решили временно держать у Исмаил-шейха. Через год граф заберет англичан в Россию. Пленных на выкуп решили держать на рынке рабов в Оране. Сергей планировал заниматься пиратством до конца апреля. Хотел вернуться на Средиземное море в декабре. Аль-Сарддидин был весьма доволен совместным решением. У него появились серьезные деньги. Его моряки уже не выглядели оборванцами. На них блестят золотые серьги и браслеты. Впрочем, и матросы графа давно вставили золотые серьги и надели на шею золотые цепи.

У входа в Адриатическое море ожидал сюрприз. На горизонте появились четыре линейных корабля и два крейсера. Боевые корабли величественно шли на перехват разбойников. Илларион Афанасьевич и Хаки Котлу удивленно смотрели на графа, который, улыбаясь, перекрестился и сказал:

– Готовимся к бою, господа! Если мы сказали первое слово, то должны сказать и последнее. Возьмем их на абордаж! Готовим книппеля!

– Вы серьезно, граф? Четыре линкора и два крейсера! Мы будем похожи на двух безумных тараканов, бросившихся рвать хозяйские тапки!

– Нет, мои глубокоуважаемые друзья. Мы будем похожи на двух злых охотничьих псов, рвущих врага, как старые тапки.

Хаки Котлу отошел в сторону, чтобы не мешать офицерам во время боя. Он плохо знал русский язык, мог не понять команд капитана. Но он хотел максимально разобраться в этом безумном решении. Он уже изучил корабль и знал о стальных листах по ватерлинии. О стальных листах, защищающих артиллерийские расчеты. Но они защитят от двух-трех залпов линейного корабля только часть корвета. Незащищенная часть баркентины будет разнесена в щепки. Еще он слышал слово «абордаж» и надеялся, что правильно понял его. Абордажная команда в шестьдесят человек против экипажа линкора в тысячу двести.

Корветы сошлись, граф начал объяснять капитанам схему предстоящего сражения. Хаки Котлу посмотрел в бинокль на турецкую эскадру. Сигнальные флаги флагмана созывали капитанов на совет, шлюпки готовились к спуску. Все правильно, адмирал даст указания своим капитанам. Эскадра согласованными действиями прижмет корветы к берегу. Затем расстреляет эти маленькие корабли. Графу повезет, если он погибнет. В противном случае его ждет мучительная казнь в Стамбуле. Он на месте графа использовал бы прекрасные ходовые качества кораблей. Еще есть шанс убежать от преследователей. Но командир маленькой эскадры явно хотел боя.

Корветы начали расходиться. Поставив дополнительные паруса, взяли курс на крейсеры. Разумное решение – в начале боя вывести из строя более маневренные корабли. Только не поможет, слишком велика разница огневой мощи. Неожиданно «Афродита» покатилась влево и сделала «борт», одновременно с этим грянул залп. Корабль сразу после залпа начал поворот вправо, паруса закрыли обзор. Хаки Котлу не увидел результата выстрелов. Посмотрел на графа. Тот спокойно сидел в кресле с чашечкой кофе и разговаривал с офицером абордажной команды. Наконец открылся вид на крейсер. Невероятно! Корабль явно получил повреждения от книппеля. Но вот снова «борт» – и залп. На этот раз после залпа корвет делал поворот фордевинд. Бывший турецкий адмирал хорошо видел попадания. Перед крейсером из ничего возникли бешено вращающиеся книппели. Турецкий корабль получил два попадания. Один книппель срубил штаги бушприта. Второй, разорвав паруса, снес ванты бизани. «Афродита», взяв ветер, повернула на замыкающий линейный корабль. Хаки Котлу посмотрел в бинокль на второй крейсер. Его уже постигла аналогичная судьба. «Афина» с противоположной стороны линейного строя целенаправленно приближалась к замыкающему линкору.

Забавная ситуация. Эскадра уже под обстрелом, а все командиры кораблей на флагмане. Кораблями командуют старшие офицеры, адмирал еще не видит угрозы. Сигнальные флаги требуют держать линию и все паруса по ветру. Командир эскадры не определил, с какой дистанции были расстреляны его крейсеры. Вот оно, главное оружие графа! Дальнобойные пушки! Крейсера расстреляны с дистанции, в три раза превышающей полет ядра. Хаки Котлу по-новому посмотрел на графа. Точный и уверенный расчет начала боя. Корабли противника без своих капитанов. Дальнобойные пушки – залог успешного начала, но это только начало.

Залпы по замыкающему строй линейному кораблю «Афина» и «Афродита» сделали на контркурсах. Замыкающему кораблю этого хватило. Один из книппелей разорвал ванты грота. Наполненные ветром паруса сломали мачту. Топрик не выдержал напряжения и лопнул. Оставшиеся мачты заходили ходуном, и моряки, опасаясь катастрофы, начали быстро убирать паруса. Корабль остался вполне боеспособным, возможно, не потерял ни одного человека. Но ему предстоит потратить на ремонт много дней. Линкор долго не сможет сдвинуться с места.

Корветы догнали флагманский корабль, который теперь замыкал линию. Для флагмана потребовалось три залпа с обоих кораблей. Наконец паруса и такелаж получили серьезные повреждения. Флагман беспомощно лег в дрейф. Хаки Котлу пытался найти выход для беспомощных огромных линейных кораблей. Он не видел никакого решения для изменения ситуации. Против дальнобойных пушек бесполезны любые построения эскадры. Любые маневры во время боя не помогут выйти на дистанцию ответного выстрела. Маленькие корветы превосходят в маневренности. Высокие мачты помогут держать выгодную для них дистанцию. Четыре линейных корабля оказались беспомощными мишенями. Командиры гигантов пытались найти выход из сложившейся ситуации.

Хаки Котлу поискал глазами графа и увидел его на палубе. Командир абордажной команды ставил задачу десятникам. Граф иногда задавал вопросы. Абордаж все же будет. Но как они смогут захватить эти огромные корабли? Корветы продолжили преследование оставшейся пары линейных кораблей. Исход этого преследования был уже ясен преследуемым. Их одновременный поворот в разные стороны не удивил Хаки Котлу. Этот маневр не хуже и не лучше любого другого маневра. Никакого изменения в результате боя не будет. Старшие офицеры кораблей повернули в разные стороны только для того, чтобы хоть что-то сделать.

Но изменение рисунка боя появилось. Баркентины разошлись за линейными кораблями. Значит, граф предвидел такую возможность. Вторым изменением был огонь пушек. После выстрелов над палубой турецких кораблей появились черные облака. Взрывы рвали паруса, картечь сметала на своем пути все препятствия. Теперь Хаки Котлу понял, как месяц назад расправились с его кораблями. Весьма эффективно и безопасно для корветов. Он хорошо запомнил свою беспомощность против этих взрывов в воздухе. Когда свинцовые шарики картечи со всех сторон секли палубу корабля, разрывая снасти и убивая его моряков. «Афродита», продолжая беглый огонь из своих пушек, подрезала корму линкору. Хаки Котлу снова посмотрел на графа, тот надевал абордажное снаряжение и готовился к высадке на корабль.

Наконец «Афродита» вышла из сектора обстрела линкора. Продолжая обстрел, начала сближение для взятия корабля на абордаж. Носовые пушки расстреливали кормовую надстройку. От взрывов внутри корабля палуба становилась дыбом. Во все стороны летели щепки, изо всех щелей валил черный дым. На линкоре была паника. Экипаж метался, пытаясь спастись от обстрела. Офицеры или были убиты, или пребывали в панике вместе с экипажем. Абордажная команда, расположившись на вантах и реях, прицельно расстреливала турецких моряков. Ружейный огонь добавлял ужас в сердца уцелевших.

Наконец абордажные кошки зафиксировали «Афродиту» у кормы линейного корабля. Абордажная команда бросилась в проломы надстройки линкора. Теперь уже матросы и артиллеристы держали турецкий корабль под оружейным обстрелом. «Афина» закрепилась у кормы другого линкора. Хаки Котлу слушал звуки рукопашного боя. Но вот «Афина» отошла, а линкор спустил флаг. Однако! Всего пять минут потребовалось для взятия корабля. «Афина» уже закрепилась у кормы следующего линкора, а на палубу «Афродиты» спустились только сотни полторы пленных. Только когда «Афина» направилась к последнему линкору, на палубу «Афродиты» спустился граф. Его вид был ужасен – он был весь в крови в буквальном смысле этого слова. Передав матросу свой топор и кортик, он начал раздеваться. Матросы помогали расстегнуть ремешки жилета и шлема.

Сергей примкнул к одному из десятков и последним запрыгнул в разгромленное помещение. Разорвавшийся снаряд выбил переборки, проломил палубу вверх и вниз. В помещении было пусто, солдаты спрыгнули через пролом вниз, где уже шел бой. Сергей спрыгнул следом. Десяток, плотно сомкнувшись, напирал на турецкий отряд в пять десятков морской пехоты. Действовали грамотно, сократив дистанцию до минимума, рубили топорами и непрерывно перемещались. Бой со стороны напоминал танец. Турецкие моряки в тесноте не могли работать ятаганами. Не хватало места для замаха. Да и враг стоял в тридцати сантиметрах. Посему они были вынуждены просто тыкать своими саблями перед собой. В ответ получали полноценные удары топоров с обеих рук.

– Бросайте оружие и спускайтесь к нам на палубу, – крикнул Сергей.

– Проследи, – сказал он десятнику.

Палубой ниже шла нешуточная схватка. Он присоединился к бою. Удар и шаг в сторону с падением на колено. Еще удар – левой рукой снизу вверх и правой сверху вниз. Снова шаг в сторону, и встал в рост. Они медленно теснили врага, наконец Сергей уперся в переборку. Надо переходить, он отошел назад для оценки положения. Позади турецкой морской пехоты был трап вниз. Оттуда поступала подмога. Палубу можно захватить, если побиться к трапу и перекрыть дорогу поступающему подкреплению. По рядам врагов прокатился боевой клич. От трапа в первые ряды проталкивался огромный детина. Около десятка турок заплатили за это своими жизнями. Не ожидая толчка в спину, они открывались или оглядывались и получали удары топора. Сергей поднырнул к месту выхода огромного воина. Сильным ударом отрубил топором ступню во вражеском сапоге. Одновременно поднял левой рукой топор для защиты от удара гиганта. Топор выбило из руки, ятаган «заиграл» от жесткой встречи с топором, звонкой птичкой выпрыгнул из рук гиганта и запрыгал по палубе. Сместившись влево и упав на бок, Сергей нанес удар топором в колено гиганта. Снова вставая на колени, вытащил левой рукой кортик и вонзил его великану в пах. Со звериным ревом тот начал нагибаться. Сильным ударом топора Сергей отрубил ему голову. Кровь брызнула фонтаном из шейной артерии. Не вставая с колен, Сергей начал прорываться сквозь толпу врагов. Удар топором и шаг, удар кортиком и шаг. Удар топором в ногу – и встал на одно колено. Кто это голый по пояс? Взмах кортиком – и широкая рана от пупка до плеча. Не смертельно, но до конца боя он уже занят своей болью.

Все, он прорвался за спины врагов. Что делать дальше? Он один перед толпой в две сотни турок, которые, правда, пока его еще не видят. Отстегнул гранату и поджег фитиль. Выждал время и поджег фитиль второй гранаты. Первая граната полетела по трапу вниз. Взрыв – и Сергей прыгнул по трапу, присел и бросил вторую гранату. Укрылся за трапом, достал последнюю гранату, взрыв. Он на артиллерийской палубе, вокруг полные ужаса лица врагов:

– Сдавайтесь, еще пара гранат, и пороховой погреб взорвется, – он показал гранату и пошел наверх.

Наверху слышали взрывы на артиллерийской палубе, но не поняли причины. Поэтому, поднявшись по трапу, Сергей сначала скомандовал по-русски:

– Гранаты к бою!

– Сдавайтесь, или мы взрываем корабль, – добавил граф по-турецки.

Обе стороны все поняли, сражениепрекратилось.

Абордажная схватка является прямым продолжением артиллерийского боя. Два корабля с горячими после выстрелов пушками сходятся бортами для рукопашного боя. Латунные пушки английских кораблей гарантируют безопасный залп каждые шесть часов. Голландские и испанские пушки с меньшим количеством олова, и они гарантируют выстрел через три часа. Медные пушки Швеции охлаждаются менее чем за два часа. В России меди нет, Петр I вынужденно делал пушки из чугуна. Чугунные пушки самые слабые и ненадежные. Но у чугуна низкая теплоемкость, скорострельность чугунных пушек – два выстрела в час.

Для Сергея никакой необходимости в абордажном бое не было. Слишком неравные силы. Турецкие корабли изначально были в проигрышной ситуации. Лишенные мачт линкоры и крейсеры представляли собой обычные мишени. Достаточно вразумить моряков трезвым словом, они сразу спустят флаг. Сергей пошел на абордаж преднамеренно. Хотел увидеть в реальной ситуации возможности своих моряков. Никто не может предсказать события завтрашнего дня. Если впереди поход в Африку, надо хоть как-то ориентироваться в боевых возможностях своих солдат. Экзамен выдержали на отлично.

Граф спустился по абордажному фалиню на палубу «Афродиты». Попросил матросов помочь смыть кровь. К нему подбежал Семен Афанасьевич:

– Вы не ранены, граф?

– Сейчас помоюсь, и посмотрим результат.

«Зачем я это все устроил?» – думал Сергей, смывая с себя чужую кровь. Честно ответил себе: «Я этого хотел, хотел боя с кораблями и хотел абордажного боя, хотел проверить себя и своих людей в реальном бою. Теперь моряки поверят в свои силы, никогда не испугаются врага».

Когда с помощью матросов вымылся, то не обнаружили даже ссадин.

– Ты молодец, граф, сам вражьей кровью умылся, себя даже поцарапать не позволил, – завистливо сказал Петр Хардерберг.

Хаки Котлу заметил шевеление среди пленных на палубе, услышал обрывки слов. Он подошел:

– Что случились? О чем говорят с корабля?

– Говорят, что этот русский, – матрос показал рукой на графа, – одним ударом отрубил голову Газману.

– В вашем экипаже служил великий Газман?

– Да, он был среди нас, с палубы крикнули эту новость.

Великий Газман убит графом?! Не просто убит, ему срубили голову одним ударом! Гордость турецкого флота, непобедимый борец и чемпион всех состязаний! Способный ударом кулака убить своего противника. Самый знаменитый человек Турции лежал с отрубленной головой.

Граф вышел из каюты в другой одежде и показал Семену Афанасьевичу на виднеющиеся паруса.

– Абордажную команду оставляем?

– Десяток берем, остальные пусть разбираются здесь.

Капитан «Афродиты» начал командовать, Хаки Котлу понял, что корвет собирается отходить. Подбежал к Сергею.

– Граф, позвольте мне перейти на линейный корабль.

– Переходите и возьмите в свои руки наведение порядка.

«Афродита» пошла на перехват купеческого корабля. Хаки Котлу пошел осматривать повреждения и результаты абордажного боя. Среди русских потерь или раненых не было. Чего не скажешь о турецких морских пехотинцах. На верхней палубе лежало на парусине более двух сотен.

– Где Газман? – спросил он первого же турецкого матроса.

– Там, где и погиб, мы его не трогали.

– Кто видел его смерть?

– Они вокруг него, все его друзья стоят или лежат рядом.

Хаки Котлу спустился на офицерскую палубу и увидел обезглавленного гиганта. Он лежал недалеко от трапа, ведущего на артиллерийскую палубу.

– Сколько врагов он убил? – спросил Хаки Котлу.

– Он не успел никого убить.

– Как это не успел? Я видел много его боев, во время боя против троих противников он кулаком убил двоих.

– Мы не хотели его пускать, но он вырвался из наших рук и побежал сюда. Русский адмирал выбил ятаган из его руки и одним ударом отрубил голову.

Шесть дней корветы подводили призовые суда к ремонтирующимся кораблям эскадры. При этом граф находил время на высадку десанта и сотнями сгонял крестьян на десантные шлюпки. В конце шестого дня на горизонте показались алжирские самбуки, и трофеи начали уводить на запад. Сложился своеобразный конвейер: корветы захватывали корабли и отводили их к дрейфующим в ремонте кораблям эскадры. Граф вместе с десятком всадников уходил в глубь материка на тридцать километров и приводил пленных. Корветы ловили купеческие корабли или сопровождали десантные шлюпки с пленными крестьянами.

Граф Алексеев обнаглел. Всадники въезжали в деревню или поселок за тридцать километров от побережья. Десантники давали жителям полчаса на сборы, затем пленных уводили на берег. Если попадались стража или воины, разговор был короткий. Оружие на землю, сами к пленным, не согласны – пуля в грудь. Дважды встречали воинские отряды до тридцати человек. Не раздумывая, открывали огонь с пятисот метров. В обоих случаях пленили половину отряда. На третьей неделе все корабли были уведены в Кадис. Судоходство в этом регионе прекратилось, пора возвращаться, и возвращаться в Петербург. Здесь больше делать нечего. Этот район переходит в руки других искателей приключений и охотников за ними. Ему пора возвращаться домой.

Проводив последние корабли, Сергей приказал идти к порту Дуррес. Хаки Котлу никак не мог понять логику поступков графа. Что еще он хочет натворить? Именно натворить, потому что последние поступки графа рассчитаны только на то, чтобы раздразнить султана. Дуррес – хоть и маленький, но порт на территории собственно Турции. Крепость способна защитить вход в порт. Корабли смогут только издали обстрелять крепость. Но этого будет достаточно для крайнего недовольства султана.

События развивались по другому сценарию. Корветы подошли к городскому пляжу вне досягаемости пушек крепости. Средь бела дня высадили десант прямо в город. Сигнальщики с мачты следили за городскими улицами. Если где-то показывались отряды военных, сигнальщики давали данные для стрельбы из носовых пушек. В остальное время пушки лениво стреляли болванками по городским зданиям. Поднялась паника и неразбериха. Орудия начали методично обстреливать крепость шрапнелью. Через час на десантные боты начали сажать местных жителей и бросать награбленное добро. К вечеру трюмы обоих корветов были заполнены ценностями, по палубе было не пройти из-за огромного количества пленных.

– Зачем ты это сделал? – спросил графа Хаки Котлу. – Тебе денег мало или есть другая причина?

– А как ты думаешь? Мне хочется узнать твое мнение.

– Ты злишь султана.

– Почти правильный ответ. Султана я не злю, я слишком маленькая величина для султана. Но тот, кому поручат поймать меня, будет очень зол и наделает много ошибок.

Глава 8 Капитан-командор

Сергей Николаевич передал на самбуки пленных и зашел в Мелиль попрощаться с шейхом Исмаилом. Дворец уже традиционно был полон гостей. Одни приезжали из дружеских чувств, другие из карьерных соображений, третьи – с целью купить белокожих наложниц из Европы или драгоценные камни. Шейх снова проехал с графом вокруг города и по дороге сказал главную новость, ее принес корабль, вернувшийся с реки Сенегал. Отряд вышел в золотоносные районы и начал строить крепость.

– Европейских работорговцев в устье реки встретили? – спросил граф.

– Европейцев нет, их корабли покупают рабов южнее. Там большой скалистый остров, на котором огромный рынок рабов.

– Но мне говорили, что рабов вывозят по реке Сенегал.

– В пяти днях вверх по реке есть небольшой город, куда свозят рабов из земель Мали. Дальше на больших пирогах рабов везут на остров.

– Самая большая опасность для твоего отца – это европейцы. Стоит им узнать про золото в горах Мали, и они немедленно пришлют своих солдат.

– Отец сам это понимает, очень полагается на твою помощь.

– Чем я могу помочь?

– Пушками. Оружия мы у тебя купили на тридцать тысяч воинов, а пушек у нас очень мало.

– Пушки я смогу привезти только через год.

– Я передам отцу твои слова. Он говорил, что будь у него три тысячи хороших пушек, он не опасался бы нападения испанцев.

– Я обещаю привезти через год три тысячи пушек. Мощных пушек, спроси отца про чугунные ядра и свинцовую картечь.

Наутро баркентины отправились в Танжер. Сергей позвал к себе Хаки Котлу. Разложив на столе карты, он начал объяснять положение с золотыми рудниками в Мали. Потом с алмазными копями на реке Оранжевая и необходимостью строить крепость у Львиной горы. Крепость у Львиной горы, по словам Сергея, необходима как перевалочная база и место отдыха для моряков.

– Уважаемый граф, вы хотите предложить мне построить крепость у Львиной горы?

– Нет, Хаки Котлу, это слишком просто для вас. Крепость построит любой молодой офицер.

Сергей положил карту на место.

– У меня к вам другая просьба. Более сложная и тяжелая работа, где нужен человек с вашим опытом.

– Вы меня заинтриговали. Что может быть сложнее строительства крепости в дикой земле?

– Сложнее строительства крепости в дикой земле может быть строительство в более дикой земле с возможным противодействием европейской армии.

Сергей разложил на столе другую карту:

– Посмотрите, официально это территория под управлением короля Дании. Фактически дикая земля с малочисленным населением, которое живет за счет рыбной ловли.

– Зачем вам эти дикие земли и в чем смысл постройки крепости?

– В этих местах должна быть маленькая деревня рыбаков под названием Тронхейм, но я не уверен, что она уже существует. Главный смысл – в богатых рудниках железа и свинца.

– Если там много железа и свинца, то должны быть заводы и люди.

– В том-то и дело, земли дикие и безлюдные. Мы должны построить крепость и найти руду. Но дальше будет подготовка к захвату золотых и серебряных рудников.

Сергей показал на карте город Шеллефтео.

– Здесь совершенно безлюдные земли. Маленькие семьи аборигенов пасут по тундре стада оленей.

– Я должен начать войну?

– Шведы сами начнут с вами войну. Все знают, что ваши земли безлюдны. Можете рассчитывать на мою всемерную помощь. Эта война нужна мне, рудники достанутся вам.

Сергей объяснил политические отношения между Данией и Швецией. Экспансия Швеции пока приостановлена, захваченные датские земли на сегодняшний день удовлетворяют шведов. Но стоит им узнать про руду, шведы моментально перейдут через перевал и захватят рудные месторождения. Хаки Котлу должен решить две основные задачи. Сначала набрать добровольцев для строительства крепости. Затем подготовить пятитысячную армию и флот. В его распоряжение передаются два галеона для пополнения запасов через Амстердам и Кадис. Необходимое количество оружия и пушек можно брать сразу в Танжере и Кадисе. Пополнение людьми через Кадис. Женщины из Швеции.

– Почему из Швеции?

– В Швеции более половины мужчин служат в армии. Очень много одиноких женщин, которые работают на заводах, лесоповалах, шахтах и т. д. Но можете взять в любом месте.

Турецкий адмирал удивился такому отношению к женщинам.

– Все ваши просьбы будут выполняться немедленно. Ваш успех для меня очень важен.

Сергей Николаевич умолчал, что столетия такой жизни изменили фигуру этих женщин. Коренастые и широкоплечие шведки смотрятся как пони. Их нельзя ставить рядом со стройными арабскими женщинами. Понятие государственной границы в XVIII веке было условно.

Одной из задач воинов Хаки Котлу была разведка территории Швеции под предлогом поиска жен. Нет никаких сомнений в том, как будут развиваться события. Как только рудники и заводы у Тронхейма начнут свою работу, тут же вмешаются шведы. Они не упустят кусок сладкого пирога.

Время злобных датских викингов прошло вместе с возможностью безнаказанных набегов и грабежей соседних стран. Викинги превратились в обычных рыбаков, землепашцев и охотников за морскими животными. Беднота, спасаясь от сборщиков налогов, уходила все дальше и дальше на острова Северной Атлантики. Сама Дания, как и Россия, жила за счет продажи пшеницы англичанам. Казна королевства уже не в состоянии содержать серьезную армию и флот.

Хаки Котлу постепенно осваивался с новой для себя задачей. Его вопросы становились конкретными. Настал момент, когда Сергей был вынужден сказать:

– Все, мне нечего добавить, изучай на месте и принимай решение самостоятельно.

– Следующей весной я получу назад обученных металлургов, но мне будут нужны кораблестроители и офицеры.

– Кораблестроителей и офицеров у меня нет. Если у тебя есть на примете люди, то пиши письма, я организую им дорогу через Алжир.

– Без кораблестроителей будет сложно.

– Пришлю тебе готовые корабли.

– Такие, как твои «богини»?

– Намного лучше. У тебя сложная задача и корабли должны быть превосходными.

Рядом с рынком города Танжер появился «офисный центр» Моисея Мертеля. На первом этаже клерки принимали посетителей и вели неспешные деловые разговоры за стаканом чая. Второй этаж бурлил деловой активностью: бумаги, отчеты и расчеты. Сам Моисей сидел на третьем этаже в окружении помощников. Шесть человек с трудом успевали следить за деловой мыслью своего хозяина.

– Граф, ты просто не представляешь, сколько всего приходится делать одновременно. Мне уже не хватает дня.

– Раздели работу на два направления: деньги отдельно, товары отдельно. Поставь на каждый отдел человека с правом решать вопросы самостоятельно.

– Но тогда я не буду знать всех нюансов своего дела.

– Моисей, все как раз наоборот. У тебя будет время вникнуть во все детали. Ты не будешь терять время на поиск решений.

Моисей сложил руки на ермолке.

– Тебе останется только одобрить или не одобрить принятое решение. Как идет реализация товаров? Мы не переполнили местный рынок товарами?

– С реализацией дело обстоит очень хорошо, я снарядил три корабля для доставки грузов в Турцию, у меня в Измире и в Измите живут братья.

– Ты пересылаешь им товары на реализацию?

– Они товары реализуют по самым лучшим для нас ценам. Адмирал аль-Сарддидин обещал сопровождать корабли, там и его грузы есть.

В Танжере задерживаться не стали и могли уйти уже вечером. Но Хаки Котлу просил задержаться, он не успевал собрать нужных ему людей. В Кадисе быстро обернуться не получалось. Слишком много различных товаров следовало разделить по направлениям реализации. Пиратство у Канарских островов дало хорошие результаты. Пряности со специями следовало грамотно разделить. Груз очень дорогой, когда его нет в избытке, иначе цена рухнет. В Россию много везти бессмысленно. В России пряностей и специй не знают. Никто не будет печь пироги с брусникой, яблоком и кардамоном. Никто не будет добавлять в борщ корицу. Это в Европу специи и пряности возят уже с XIII века, европейская кухня давно адаптировалась и привыкла к ним. Для России же это будет очередной дорогой диковинкой.

Хаки Котлу просил на подбор нужных людей не меньше недели. Сергей смог обдумать и написать письма всем своим помощникам. Были написаны специальные письма в Россию. Следовало выполнить значительные подготовительные работы до прихода судов в Петербург. Сказать, что времени на обсуждение вопросов было достаточно, не мог никто – ни граф, ни Габриель Гильен. Они целыми днями обсуждали различные варианты реализации трофеев. Новые поступления от захваченных английских кораблей меняли возможности. Но вот Хаки Котлу доложил о своей готовности.

– Hasta luigo, senior Gabriel Gilen!

– Hasta luigo, Don Capitan, до встречи осенью!

Когда в Амстердаме поехали к капитану порта, Хаки Котлу буквально засыпал графа вопросами. Порой Сергей не успевал на них отвечать. Адмирал впервые в Европе, он поражался буквально всему. Стоянка планировалась не меньше трех дней. Оставалась надежда, что Хаки Котлу в какой-то мере сможет удовлетворить свою любознательность.

– Уважаемый граф! Безмерно рад вас видеть вновь! В Европе столько слухов о ваших победах и ваших казнях!

– Взаимно рад нашей встрече! Поделитесь и вы новостями. Прошел почти год, и я совсем одичал без европейских новостей.

– Мои новости – ничто по сравнению с вашими.

– Позвольте представить командира турецкой крейсерской эскадры адмирала Хаки Котлу.

Больше минуты капитан порта усваивал услышанные слова. Затем поверил в услышанное, но переспросил:

– Это адмирал турецкой эскадры? Я слышал, что вы взяли на абордаж турецкие военные корабли, но посчитал это очередной выдумкой.

– Тем не менее это не выдумка. Могу вас заверить в высоких профессиональных качествах этого человека.

– Как вам удалось захватить его корабли?

– Организовал ночное нападение. Корабли после патрулирования лежали в дрейфе на большом удалении друг от друга. Они оказались не готовы отразить мою атаку.

– Нападение в море ночью! Это что-то новое.

– Адриатика – удобное место, ясное звездное небо и никакого волнения.

– Вы забрались в Адриатическое море? Невероятно! И как вам удалось выбраться оттуда?

– Выбраться было легче, эскадра была уже взята на абордаж.

– Что уважаемый адмирал будет делать? Вы забираете его на службу в русский флот?

– Адмирал желает ознакомиться с Амстердамом. Потом сам выберет свой путь.

Три дня адмирала Хаки Котлу провел в обществе капитана порта и его друзей. На четвертый день сел на стоящий на рейде галеон и, по слухам, отправился в Америку. Стоящие на рейде корабли не оформляют документы у капитана порта. Официально они считаются в море. Поэтому деталей дальнейшей судьбы турецкого адмирала не знал никто. Сергей вышел из порта через день после исчезновения турецкого адмирала. Дела потребовали не три, а четыре дня. Вечером, в день прибытия в Амстердам, он получил коллективное приглашение от банкиров города. Причина приглашения и тема обсуждения были предсказуемыми:

– Уважаемый граф, нам не нравится ваше желание раскачивать биржу. Вы откровенно пользуетесь преимуществом пиратской добычи.

– Уважаемые господа, преимущество пиратской добычи выражается в продаже товаров по демпинговым ценам. Я свои товары дешево не продаю и ваше обвинение беспочвенно.

– Но вы не отрицаете того, что раскачиваете биржу?

– Конечно, не отрицаю. Я и мои люди раскачивали и будут раскачивать биржу. Мне это выгодно.

– Но ваши действия делают торговлю нестабильной. Мы все несем некоторые потери.

– Каковы ваши предложения?

– Мы дадим вашему банку статус легального аутсайдера.

– Это предложение меня не устраивает. Я согласен только на статус ассоциированного члена.

Зал удивленно замолчал.

– Вы представляете, сколько стоит этот статус? Вы предлагаете просто поделиться с вами этими деньгами?

– Не надо усложнять вопрос. Я не предлагаю вам отдать мне часть вашей доли. Проще увеличить пакет акций биржи.

– Неприемлемо! Акции биржи подешевеют.

– Не спешите так говорить. Увеличение количества акций будет компенсировано участием моего банка как ассоциированного члена.

– Вы должны будете еще доплатить!

– Назовите, пожалуйста, хоть одну причину, по которой мне будет выгоднее доплатить, а не раскачивать биржу. Я имею хорошие деньги от нестабильности на бирже.

Банкиры взяли тайм-аут на два дня. Но было изначально понятно, тайм-аут нужен для решения технических вопросов. В свою очередь граф Алексеев пригласил банкиров для обсуждения деликатного и взаимовыгодного вопроса. Приглашение заинтересовало банкиров. Обсуждать реализацию турецких призов или пиратских набегов граф не собирался. Они уже знали о его способности делать это самостоятельно.

На следующий день собрались в зале совещаний при офисном здании Петра. Оно носило название «Русский коммерческий центр». Сергей вместо предисловия поставил на стол несколько плоских шкатулок и предложил гостям ознакомиться с содержимым. Внутри лежали алмазы, много алмазов. Банкиров, конечно, алмазами не удивить. Убедившись в том, что все ознакомились с содержимым, граф сказал:

– Зимой я организовал экспедицию в Африку, и вы видите ее результаты.

Банкиры снова взяли алмазы в руки для примерной оценки стоимости. Они возьмут эти камни на реализацию, сделка будет выгодной.

– Я не прошу вас взять эти алмазы на реализацию. Обработать и продать их я вполне способен самостоятельно. Я не могу без вашей помощи освоить алмазные копи.

– Вы предлагаете нам принять участие в разработке месторождения алмазов? Но почему?

– Эти камни просто собраны на поверхности земли. Как только мой корабль привезет первый миллион карат, вся Европа бросится на поиски месторождения.

Сергей по очереди посмотрел в лицо каждому банкиру.

– Я думаю, вы понимаете, что искать алмазы будут солдаты с пушками. В результате у меня не будет ничего.

– И все же почему вы обращаетесь к нам?

– Россия не имеет флота и не может защитить мои интересы. Англия занята войной в Индии и Америке, во Франции революция.

– Вы не сказали про Испанию и Португалию, в Испании у вас хорошие друзья.

…Португалия еще сто лет будет оставаться в ряду значимых европейских стран. Экспорт революции из Франции пошатнет экономику страны. Но португальцы будут продолжать активную колониальную политику до конца XIX века. Захватят достаточно богатые регионы в Африке. Даже в XXI столетии португальцы будут владеть китайской колонией Макао, хотя официально вернут территорию КНР. Португальцы упорно сражались за африканские колонии Мозамбик, Бисау и Ангола. Но слишком большая пропасть между знатью и народом сделала государство политически нестабильным.

Африка – богатейший континент на планете. Богатейший по полезным ископаемым. Особенно по золоту и алмазам. Богат континент и биологическими ресурсами. Но полезные ископаемые – в руках единиц. На плодородных землях «национальные парки» заокеанских хозяев. Многочисленные туристы и систематическая скрытая реклама приносят высокую прибыль. В этих парках самим неграм можно находиться только в качестве водителей автобусов или охранников. В результате жители континента сосредоточены в регионах, где сбор урожая возможен раз в десять лет…

– Испания и Португалия далеко от России, с Голландией нас связывают многолетние отношения, в Амстердаме у меня банк и «Русский коммерческий центр».

– Где находится месторождение?

– Это не одно месторождение, а группа, я бы даже сказал – цепь месторождений. Все расположено вблизи Капской республики.

– Как далеко от Капштадта?

– Примерно пятьсот километров.

Банкиры принялись обсуждать выгодное предложение. Капская республика основана в XVII веке. Никого не интересовало, как живут там крестьяне. Занимаются своим крестьянским делом и снабжают транзитные корабли свежими продуктами. Что еще надо? Корабли по пути в Индийский океан или обратно заходили в Капштадт для отдыха. Занимались ремонтом или пополняли запасы воды и продуктов. Больше ничем эти земли не были известны. Если не считать того, что любой голландский крестьянин мог бесплатно туда уехать. Опорная база для строительства и развития алмазных копий уже есть. А это самое главное, остальное – дело техники и времени.

– Ваши условия нашей совместной деятельности?

– Моя доля при нулевом участии – десять процентов.

– Вы хотите получить десять процентов прибыли, не вкладывая ничего?

– Абсолютно правильно. На сегодняшний день у меня двести двадцать человек просто ходят по земле и собирают алмазы.

Граф подал знак Петру, и на стол поставили сундук.

– За три месяца они собрали более ста тридцати тысяч карат, – граф открыл сундук.

Присутствующие непроизвольно встали, их взгляды устремились на алмазы. Неотразимый аргумент, затраты ноль при невероятной прибыли.

– Еще какие условия?

– Я снаряжал экспедицию совместно с арабами. Они требуют один процент при нулевом участии.

– У арабов сколько рабочих?

– Поисками алмазов занято примерно триста человек.

– Это все?

– Нет, я привез их деньги. Взнос на организацию совместной компании.

– Что еще можете сказать?

– Я беру на себя поставку оружия.

– Там агрессивные племена?

– Нет, совершенно спокойные кочующие охотники. Наши ковыряния в земле их не интересуют.

Возможно, обсуждение условий создания компании продолжалось бы намного больше трех дней. Но блеск алмазов и сообщение о пяти сотнях собирателей подстегивали банкиров. Они физически ощущали, как их карманы худеют от промедления. Собрались на учредительное собрание. Сергей представлял себя и арабских компаньонов. После прочтения согласованного устава компании, начали делать взносы. Банкиры вносили от трехсот пятидесяти тысяч гульденов до полумиллиона. Коллективный взнос арабов составил семьсот пятьдесят тысяч гульденов. Взнос графа Алексеева составил полтора миллиона гульденов плюс десять процентов от всего уставного капитала. «Тульский банк оружейников» получил право назначать своего директора в созданной компании. Это право сохранится навсегда. Сергей не стал откладывать дело в долгий ящик и представил банкирам директора Роберта де Рбирса.

За время подготовительных работ по организации алмазодобывающей компании как-то незаметно прошло получение статуса ассоциированного члена биржи. Граф успел обсудить со своими помощниками основные рабочие пункты. Составили общую стратегическую линию торговли зерном. Внесли уточнения в планы продаж призовых грузов. Товары с захваченных английских кораблей Сергей выдавал за турецкие трофеи или за выгодно купленные на рынке Танжера. Письма пленных купцов клерк передал на одно из английских судов. Скоро на острове начнется переполох.

Англичане – родоначальники «официального пиратства». Но после тяжелых поражений от французских пиратов в XIX веке англичане выступят с инициативой международного соглашения о запрете любого вида пиратской деятельности. Голландцы пиратством как таковым никогда не занимались. По их законам любое купеческое судно под флагом Голландии имело право на вооружение. Капитаны имели право атаковать врага согласно с законами страны. Более того, после вынесения запрета другим странам выходить из Атлантического океана голландские купеческие корабли были просто обязаны атаковать корабли под чужим флагом.

Сергей на «Афродите» отправился вдогонку галеонам Хаки Котлу. В Тронхеймс-фьорд корабли вошли в общем строю. Большие глубины позволили швартоваться прямо к каменистому берегу. Спустили шлюпки, моряки отправились изучать побережье. Выходы руд обнаружили через десять дней. К этому времени подыскали удобное место для строительства крепости и заводов. Недалеко можно было заложить и верфь. Хаки Котлу сердечно попрощался с графом. Теперь они смогут встретиться не раньше чем через год.

Императрица никак не могла принять решения. В Петербург несколько раз приходили сообщения о поимке и казни графа Алексеева, но на этот раз сообщение было достоверным. Французский посол в Стамбуле встретился с плененным графом и имел возможность поговорить с ним более часа. Письмо посла с описанием встречи любезно переслали Екатерине. Кроме описания самой встречи и разговора с графом Алексеевым в письме описывалось мужество графа во время казни. Пойманного пирата сначала посадили на кол. Через три дня полуживого сняли и отрубили голову. Отрубленную голову повесили у городских ворот.

Екатерина посмотрела на посапывающего во сне Васильчикова. Этого красивого юношу она полюбила всем сердцем и как могла баловала. Подумала о том, что граф Алексеев был ненамного старше – и умер такой ужасной смертью. По договору с покойным, она должна получить половину всех призов. Из списка привезенных товаров, который она получила из таможни форта Кроншлот, ее интересуют только пушки и медь. На складах убитого графа в городе Сясь лежало две тысячи новых латунных пушек. Они были необходимы на юге. Война с Турцией развивалась успешно для русской армии. Добавление такого количества орудий серьезно повлияет на исход сражений. Чугунные пушки не долговечны, после интенсивной стрельбы дают трещины, а латунные практически не знают износа.

Спрашивать совета у этого мальчика не имеет смысла. У него мало опыта, и дельного совета он не даст. Но Григория она в Петербург не пустит. Надоели его выходки ревнивого мужа, однажды в гневе он ее даже побил. Намного лучше с этим ласковым юношей. Со временем из него получится толковый помощник и советник. Пусть спит, а ей пора одеваться. Сегодня придется поговорить о создании попечительского совета над имуществом графа Алексеева. Пожалуй, в первую очередь надо забрать медь и отправить на Литейный проспект. Литейщикам потребуется время для оценки качества меди. Жалко Алексеева, сведущий в науках человек и талантливый изобретатель. Понесла его нелегкая в это Средиземное море!

В кабинете ее ждал секретарь, на столе разложены письма, прошения и деловые бумаги.

– Сколько человек ждут приема? – спросила она секретаря.

– Все как обычно, да гонец ночью из Кронштадта прибыл.

– С чем гонец? Какие новости могут быть с гонцом из Кронштадта?

– Граф Алексеев со своими кораблями возвращается.

– Алексеев?! Зови гонца немедля!

В кабинет вошел мичман и передал пакет от коменданта форта Южного фарватера. Секретарь вскрыл пакет, Екатерина взяла депешу. Комендант форта доносил, что ночью в Петербург прошел корвет «Афина» под командованием отставного лейтенанта Иллариона Афанасьевича Писарева. По словам Писарева, граф Сергей Николаевич Алексеев замыкает конвой призовых кораблей.

– Ты знаешь, что написано в депеше? – спросила Екатерина.

– Содержание депеши мне неизвестно, ваше величество.

– Кто из офицеров был на «Афине»?

– Я командовал досмотровой командой и был на борту корвета «Афина».

– С кем разговаривал, что слышал?

– Я знаю всех офицеров «Афины», а разговаривал с лейтенантом Илларионом Афанасьевичем Писаревым и старшим офицером мичманом Александром Крюммером.

– Что они сказали про графа Алексеева?

– Граф Алексеев с частью кораблей зашел в Амстердам для переговоров с голландскими банкирами. Он нашел в Африке алмазные копи и хочет продать их голландским купцам.

– Граф Алексеев был в Африке?

– Нет, офицеры корабля говорят, что граф снаряжал экспедицию на поиски алмазов. Экспедиция нашла копи недалеко от Капштадта.

– Сколько кораблей сопровождала «Афина»?

– По южному фарватеру прошло двадцать три корабля с захваченными турками, всего, говорят, захватили 42 379 человек.

– Это целый город! – удивилась Екатерина.

– Офицеры хвастали, что захватили турецкий город в Адриатическом море.

– В Адриатическом море? Прохор, – императрица обратилась к секретарю, – зови в кабинет Бецкого, Муравьева, Агафонова, кто там еще с докладами ждет, пусть послушают новости.

Шестеро сановников, которые каждое утро приходили с докладом, быстро вошли в кабинет и устроились на своих традиционных местах.

– Вы слышали про Алексеева? – спросила сановников Екатерина.

– Да, матушка царица, – за всех ответил Панин, – успели задать несколько вопросов.

– Слышали, сколько человек он везет?

– Слышать-то слышали, да где он столько земли возьмет? Надорвется он с ними, будут иноземные бродяги по нашей земле ходить.

– Чем еще похвалялись на «Афине»? – обратилась Екатерина к мичману.

– Две турецкие эскадры в плен взяли. Но это врут! Двумя корветами турецкий крейсер не взять, про эскадру и говорить нечего.

– «Афина» провела только двадцать три корабля или были другие корабли?

– Прошли корабли и Кронштадтским фарватером, но там досматривают с форта Кроншлот. Думаю, много кораблей Северным фарватером прошли.

Сановники переглянулись.

– Я уже на берег с депешей высаживался, а новые корабли все подходили.

– Спасибо, голубчик, свободен, – сказал мичману Елагин.

– Что скажете об услышанном? – спросила Екатерина.

– А что тут говорить? Вернется Алексеев и отдаст половину награбленного добра. Потом сделаем сыск, и если утаил, то и остальное заберем, – сказал Муравьев.

– Ты сам на двух кораблях в Адриатическом море пограбить турок не хочешь? – потемнев лицом, спросила Екатерина. – Ты какой сыск устраивать собрался? Он у тебя деньги в долг брал? Или я без памяти казенные деньги ему дала? За то, что сам добровольно даст, я должна в ноги ему поклониться. Теми пушками, что у него на складе лежат, можно десять крепостей вооружить.

Жадность чиновника безмерна. Никого не интересует, как деньги заработаны. Главное в том, что у других много денег. Я начальник, а денег у меня меньше! Чем больше начальник, тем больше денег он хочет. Примечательна история с первым миллионером горбачевского периода. Человек честно заплатил партвзносы в сумме три миллиона советских рублей. Не с трех миллионов рублей, а три миллиона рублей. Чиновники бурно возмущались. Как это он смог заработать такие деньги? Это нечестно! У него деньги есть, а у нас денег нет. Деятельность человека без суда была признана спекуляцией. Деньги конфискованы решением чиновников. Честный коммунист изгнан из партии как порочащий идеалы этой самой партии. Но это другая история.

Весть о возвращении графа Алексеева взбодрила императрицу. Он был единственным из известных ей дворян, кто никогда ее ни о чем не просил и не жаловался на жизненные проблемы. Всем всегда что-то было надо от нее, хоть маленькую, но подачку. Алексеев, наоборот, предложил изменения, когда она уже не может своим личным решением что-то дать. Земель у нее уже нет, казенные крестьяне получили свободу – Екатерине такие изменения понравились. Да, она из бедного княжества, где считали каждый пфенниг. Она привыкла жить расчетливо, по средствам. Ей не нравилось, когда гвардейские офицеры за неделю тратили свое жалованье. Но это вынужденная мера, ее окружение специально подбивало гвардейцев на банкеты. Денег не хватало на выплату жалованья. Требовалось любыми путями вернуть серебро в казну. Ее офицеры получали денег в четыре раза больше, чем немецкие офицеры. Но она боялась своих гвардейцев, помнила участь мужа. Понимала свою зависимость от гвардии, которая при желании с легкостью уберет ее с трона.

По Неве, смешно и нелепо шлепая колесами и поднимая фонтаны брызг, бегали непонятные кораблики с забавными именами: «Катя», «Катенька», «Катюша», «Кадри», «Катрин» и «Кати». Эти кораблики появились в реке сразу после ледохода. Они бегали вверх-вниз по реке, таская за собой купеческие корабли. Брали парусники на рейде Кронштадта и тянули их к бирже или на Ладогу. Обратно возвращались с кораблями, груженными пшеницей или железом. Первое появление забавных корабликов вызвало в городе бурю эмоций. Жители собирались на набережных Невы толпами и быстро прозвали эти юркие кораблики «котятами». Для Екатерины было очевидно авторство этих кораблей и смысл забавных имен. Поэтому, когда Адмиралтейство попросило разрешения на покупку одного такого корабля для изучения их возможного применения в военных целях, уверенно ответила:

– Нет, эти корабли не стоят внимания Адмиралтейства. Вы узнаете, когда действительно будет что-то важное.

Сейчас она наблюдала, как маленький кораблик тянул против течения сразу два парусника. Люди на набережной что-то кричали и свистели. «Наверняка к себе в Сясь призы тянут», – подумала императрица.

Тимофей и Иосиф Аврумович сидели за столом в новом здании управления заводами в Нижнем Новгороде. Они продолжали изучать списки доставляемых в Россию призовых грузов, прикидывали варианты реализации. Тимофей начал лысеть, как подначивал Иосиф Аврумович, потому, что головой надо думать, а не рвать на ней волосы. Хотя сам Иосиф Аврумович был готов рвать волосы где угодно. Деньги уходили, как лавина. Одно предстоящее размещение пятидесяти тысяч человек заставит и полысеть, и поседеть одновременно. Это не считая залповых затрат на строительство в Нижнем Новгороде верфи и расширения заводов.

Они получили от хозяина письмо с предписанием немедленно ехать в Нижний Новгород и ждать буксирное судно из Сясь. Буксир доставит сундуки и дальнейшие инструкции. По планам хозяина, центр их производственных сил переходит в этот город. Заводы в Туле больше людей получать не будут. Зато в Нижнем Новгороде надо строить завод по производству металлообрабатывающих станков. Данная новость привела в восторг только Варфоломея Сидоровича. По мнению технического директора, оснащение заводов новыми станками увеличит конечный выпуск продукции сразу в два раза.

Обоим руководителям скучать не приходилось не только потому, что они изучали возможности города с точки зрения развития производства. Оба пользовались случаем для детального обсуждения различных вариантов стратегических решений. Снова были вынуждены согласиться с правильной линией хозяина по выбору города для строительства заводов. Люди охотно ехали сюда жить. Уральским заводам удобно доставлять железо. Покупателям удобно забирать свои товары. Количество переселенцев из Европы стабильно повышалось. Данные по апрелю еще не готовы, но в марте было триста двадцать семей. Следовательно, летом начнется развитие и расширение завода в Екатеринославе и шахт у Дона. Придется расширять рудник в Кривом Роге. Летом закончить железную дорогу для доставки угля. Западная часть дороги уже нормально работала.

На улице послышался шум и крики. Иосиф Аврумович подошел к окну, его натура не позволяла оставаться равнодушным ни к одному событию.

– Тимофей! Смотри скорее! Тимофей, да подойди ты к окну! – закричал банкир.

Однако Тимофей давно привык к подобной реакции банкира на самые незначительные события и продолжал размышлять над бумагами. Иосифа Аврумовича возмутило подобное равнодушие, он потянул исполнительного директора к окну.

– Это надо видеть! Я никогда не прощу себе, если ты пропустишь это зрелище.

Тимофей нехотя поддался и выглянул в окно. На улице собиралась толпа, которая что-то оживленно обсуждала. Некоторые люди даже кричали, и все смотрели на реку. По реке плыл непонятный кораблик с высокой трубой и водяными колесами по бокам. Время от времени над корабликом появлялось облачко пара и раздавался звук парового гудка. Тимофей позвонил в колокольчик и сказал вошедшему секретарю:

– Посылай людей на берег за сундуками.

– Как называется судно, с которого надо забрать груз?

– Такое судно на всю Волгу одно, не ошибутся.

Секретарь пожал плечами и вышел.

…Причалы Нижнего Новгорода протянулись на километры, иногда нужное судно ищешь часами.

– Давай деньги на верфь, Иосиф Аврумович. Эти паровые кораблики позволят тебе обшить кабинет золотыми листами.

– Ты знаешь только слова «давай деньги». Если я тебе дам деньги, то золотом будут обшивать мой гроб.

– Но ты согласен, что строить эти кораблики – прямая выгода?

– Сколько паровых двигателей делает наш завод?

– Здесь, в Нижнем Новгороде, двенадцать двигателей в день.

– Сколько таких корабликов собираешься делать?

– За три дня один кораблик. Через год.

– Вымогатель ты, Тимофей! Я на тебя хозяину буду жаловаться, получишь ты деньги, но только под смету.

Выгоду понимали оба. Маленькие размеры и налаженное производство паровых котлов и машин позволит быстро освоить массовый спуск на воду эти забавных судов. Как экономисты, они предпочитали продавать продукцию внутри страны. И продукция, и деньги остаются в России, что в свою очередь создает новую продукцию и новые деньги. Каждый акт внутренней торговли увеличивает экономику государства на величину сделки, продажа на экспорт усиливает экономику на величину налога.

Портовые грузчики заносили в кабинет тяжелые сундуки. На третьем десятке сундуков с грузчиков валил пар:

– Вы что, камнями их загрузили? На вид маленькие, а по весу неподъемные, – вытирая пот, возмущенно сказал один из грузчиков.

Тимофей равнодушно пожал плечами, но Иосиф Аврумович не смолчал:

– Я тебе за эти сундуки как за золотые заплатил, а ты все возмущаешься. Может, тебе еще и водки налить?

– Не, водки не надо. Или водку пить, или работать, любителей водки и в бурлаки не возьмут.

Капитан буксира пересчитал все ящики и начал показывать восковые и сургучные печати. Проверив сохранности печатей, передал ключи и протянул на подпись бумаги.

– Какие баржи на Сясь тянуть? – спросил капитан.

– Возле наших причалов дом стоит, спросишь управляющего, он тебе покажет.

Иосиф Аврумович кругами ходил вокруг сундуков и нервно смотрел на Тимофея, который неторопливо раскладывал на столе ключи согласно выбитым на них номерам.

– Как ты думаешь, что в этих сундуках? – спросил Иосиф Аврумович.

– Похоже, документы. Возможно, отчет о набегах и списки всего захваченного добра.

– Я думаю, что закладные и долговые расписки. У хозяина теперь много должников.

Тимофей кивнул на дверь, и Иосиф Аврумович запер изнутри. Подошли к сундуку под номером один и аккуратно сняли печати. Ключ легко повернулся, оба подняли крышку. Молчали долго. Тимофей опустил крышку и открыл дверь:

– Нам чаю, и мы заняты с этими отчетами на весь день. Обед из трактира через три часа.

Снова заперлись и начали аккуратно открывать все сундуки. Блики майского солнца играли на потолке причудливым разноцветным узором.

– Где он все это взял? За эти камни можно купить половину России.

Иосиф Аврумович внимательно читал письмо графа, которое лежало в первом сундуке. Затем передал письмо Тимофею и начал задумчиво перебирать камни, большинство из которых можно было взять только двумя руками.

– Ты знаешь, он прав. Нельзя их продавать и нельзя их никому показывать еще двести лет.

– Кому поручим это дело?

– Сегодня отправлю письмо Исааку. Пусть сын занимается этими камнями, надо будет внести изменения в проект нашего банка в Нижнем Новгороде.

– Как думаешь достроить хранилище? Стены уже готовы.

– Сделаем «хитрую» комнату на третьем этаже рядом с кабинетом управляющего. Я перееду жить в этот город, и буду управлять всеми банками отсюда.

– Каждому камню надо сделать свою коробку со стеклом.

– Да, все камни разложим по отдельности на стеллажах. Строители будут уверены, что делают архивный зал.

– Коробки для каждого камня закажем в Сяси.

Тимофей прошел еще раз вдоль сундуков. Только семь сундуков с золотыми монетами и четыре сундука с мелкими камнями. Остальное все в хранилище.

– Получается, что наювелирный завод эти одиннадцать сундуков поедут.

– Ты забыл про тридцать тысяч карат алмазов, которые привезет сам хозяин.

– Сколько это денег? Примерно.

– Можешь строить любые заводы и железную дорогу хоть до Москвы.

– Как думаешь, украшения быстро продадим?

– Ювелиры успевать не будут. Дворяне и купцы в очередь встанут.

– Завтра поеду в Тулу и эти одиннадцать сундуков с собой возьму. После приезда хозяина покажу камни нашим компаньонам да уважаемым людям.

– Не спеши, подожди алмазов.

Екатерина ждала курьера из Кронштадта. Прошла неделя, а корабля графа Алексеева нет. Правда, по доносам, призовые корабли продолжали проходить по Неве на Ладогу. Некоторые уже вышли обратно, загруженные зерном и другим товаром. Панин докладывал о желании европейских послов встретиться с графом Алексеевым. Вся Европа говорила о создании огромной алмазодобывающей компании «Де Рбирс». Всем хотелось узнать о местонахождении богатых копей. Расстояние пятьсот километров от Капштадта ни о чем не говорило. Это место можно искать всю жизнь. Если ее, эту жизнь, сразу не прервут злобные негры или дикие звери, змеи или крокодилы. Подстегивало нетерпение и прибытие в Петербург представителя новой компании. Он тоже ждал графа, но уклонялся от всех встреч и жил в доме управляющего «Тульского банка оружейников».

…Каждое утро императрицы начиналось в рабочем кабинете с докладов сановников и обсуждения важных вопросов. Если оставалось время или у нее было желание, то принимала просителей. Остальную часть дня она посвящала себе, своему желанию и хотению. Сегодня ей хотелось прокатиться по Неве. Но день с утра не задался, завтрак подавали небрежно, одевали ее суетливо. В кабинете вместо секретаря стоял дежурный по комнате просителей.

– Где секретарь? – спросила Екатерина.

– Наверное, вместе со всеми в окно смотрит, – неуверенно ответил дежурный.

– Как это в окно смотрит! – возмутилась императрица и вышла из кабинета.

Приемная была пуста. Никого не было, ни сановников, ни слуг. Никого. Екатерина быстрыми шагами пошла через залы дворца и увидела всех столпившимися у окон.

– Вы что здесь делаете? – почти крикнула Екатерина.

– Ты посмотри, что делает! Ты посмотри, каков подлец! – к ней подбежал Муравьев и повел к окну.

На дворцовой площади ровными линиями стояли ряды пушек. Новых, блестящих золотом пушек. Эти пушки сплошным барьером рассекали площадь от Невского проспекта до Невы. Между пушками горами лежал шелк. Белые горы шелка. Со стороны Миллионной улицы въезжали телеги со слитками серебра. Плотно одна к одной выстраивались от пушек и шелка к Зимнему дворцу и Генеральному штабу.

– Бецкий! Семеновский, Измайловский и Морской гвардейский полки в ружье и поставить в оцепление! А ты, – она обернулась к Муравьеву, – не любопытную бабу изображай, а готовь встречу героя в Георгиевском зале!

Екатерина повернулась и пошла в кабинет.

– Тебе чего? – заметила идущего следом дежурного.

– Так от графа Алексеева посыльный, лейтенант Писарев, время аудиенции просит назначить. Ну, граф Алексеев просит аудиенции и время, когда… – совсем сбился дежурный.

– Прошу графа Алексеева с офицерами в гости к четырем часам после полудня, – громко и с улыбкой сказала Екатерина.

– Панин! Прошу послов иностранных известить, пусть позавидуют!

По дороге в кабинет она увидела Павла, который в бинокль что-то рассматривал на Неве. Екатерина подошла к сыну и обомлела. Напротив дворца, закрывая вид на Петропавловскую крепость, в два ряда стояли огромные корабли. Выше и ниже по реке, скрываясь за поворотами Невы, стояли крейсеры. На фоне этих гигантов стояло два маленьких беленьких кораблика. «Афина» и «Афродита». За кормой гигантов свисали спущенные и завязанные в узел турецкие флаги. На гафеле развевались андреевские.

– Надо послу Швеции это показать, – услышала Екатерина голос Елагина, – теперь наш флот вчетверо сильнее шведского.

– Жаль, что я не могу воевать под командованием графа как частное лицо, – сказал Павел.

Екатерина посмотрела на Дворцовую набережную, переполненную восторженной публикой. К набережной плотно, борт к борту, ошвартованные баржи стояли, загруженные медью.

– Ваше величество, посмотрите на причал Петропавловской крепости, – сказал Павел.

Императрица пыталась рассмотреть, но из-за строя кораблей и леса мачт ничего не увидела.

– Что там? Я не вижу.

– Там стоит галеон с серебром. Это все, что он себе взял.

Для Павла и Екатерины десятки тысяч пленных и десятки тысяч тонн различных товаров ничего не стоили. Золото и серебро они понимали, все остальное удел купцов.

– Ты откуда это знаешь? – спросил Елагин.

– Утром увидел корабль у Петропавловской крепости и послал офицера узнать. Это галеон казненного пирата. Он отбил корабль у турецкого адмирала, загрузил серебром и просит разрешение передать серебро на монетный двор в обмен на восемьдесят процентов денег по весу.

Екатерина и Елагин переглянулись.

– Прикажи найти Муравьева, – сказала Екатерина, – да покажи и расскажи ему о галеоне, а то жаден чрезмерно.

– Павел, – она повернулась к сыну, – какой у Алексеева воинский чин?

– Никакого, он у тебя ни одного дня не служил.

– А раньше, в каких чинах был?

– Капитан первого ранга, следующим должен был быть контр-адмирал, но чин задержали. Он от обиды приехал в Россию.

После обеда Екатерина снова подошла к окну. На Дворцовой площади остался узкий проезд от Генерального штаба. Все остальное место было занято серебром. Телеги с серебром стояли на Миллионной улице, на Дворцовой набережной. По словам гвардейских офицеров, телеги уже составляли на Марсовом поле. Весь город сбежался посмотреть на турецкое богатство. Все обсуждали героические битвы графа. Как он первый бросался на турецкие корабли. В одиночку перебил экипаж турецкого флагмана, где все матросы были гигантами двухметрового роста и убивали врагов ударом кулака. Герой-граф отрубил головы целой тысяче гигантов и привел на цепи их адмирала. Этого адмирала потом водил на цепи по всем европейским столицам и в Амстердаме продал в Кунсткамеру. В каждой группе был рассказчик, у которого на кораблях графа служил родственник или друг. О богатствах говорили мало, чего говорить о богатстве, когда вот оно, на виду. Все знают, что половину граф отдает царице. Вторая половина добычи принадлежит графу. А если прибавить цену за пушки да горы шелка для платьев царицы, то гора серебра, которую граф должен отвезти в свое имение в Тамбов, потребует строительства специальной башни.

Приглашенные начали съезжаться в Зимний дворец с двух часов дня. К трем часам все уже съехались. Разговоры вельмож не отличались разнообразием. Говорили о богатстве графа Алексеева. О его удачном походе в Средиземное море и предстоящем приближении ко двору. Всем было интересно, какой пост займет граф, как будет себя вести. Никто не мог вспомнить характер графа Алексеева. Екатерина стояла у окна при «параде» и ждала графа. Вот под аркой Генерального штаба показалась карета. За каретой спокойным и широким шагом шел граф в окружении своих офицеров. За ним двигались еще телеги! Только телеги, груженные золотыми слитками! Золотой груз с двух сторон сопровождали моряки «Афины» и «Афродиты». Процессия вошла во двор Зимнего дворца. Возничие выпрягали и выводили с площади лошадей. Императрица еще постояла, глядя на строящихся в каре моряков, и пошла в Георгиевский зал.

Через минуту послышались шаги, и в зал вошел граф. За ним следовали офицеры. Они прикрывали белым шелком какой-то сюрприз. Алексеев остановился за два шага до возвышения трона и доложил:

– Ваше императорское величество, набег на турецкие тыловые линии снабжения прошел благополучно. Вот полный рапорт о результатах набега, – и протянул стоящему справа от трона Васильчикову толстую книгу в кожаном переплете.

Однако Екатерина поднялась с трона, подошла к краю возвышения и сама взяла книгу. Затем сняла перчатку и протянула руку для поцелуя. Сергей посмотрел ей в глаза и поцеловал руку.

– Что просишь? – спросила императрица.

– Прошу о милосердии твоего сердца.

У Екатерины удивленно поднялись брови.

– Приюти обездоленных детей царя земель Мали.

Сергей сделал шаг в сторону. Офицеры сдернули шелковое покрывало и все увидели трех негритянских девочек и одного мальчика. Дети-погодки, от пяти до восьми лет. Девочки в белых шелковых платьях с огромными белыми бантами. Мальчик в черном камзоле, белых лосинах и белой рубашке с жабо. Но не все присутствующие рассматривали детей. Большинство уставились на носилки, в которых художественной горкой лежали золотые драгоценности тонкой арабской работы.

– Какие милые дети, подойдите ко мне.

Малыши прошмыгнули мимо офицеров и почти подбежали к Екатерине. Сразу стало видно, что носилки держат офицеры. Императрица улыбнулась детишкам и спросила:

– Как они к тебе попали?

– На землях Мали война. Царь убит. Его детей захватили работорговцы. Я их выкупил и привез в Россию, а как воспитывать детей царских кровей, не знаю.

– Не волнуйся, Алексеев, воспитаем детей как надо, – и подала знак фрейлинам.

Детишки с восторгом разглядывали великолепие Георгиевского зала. Улыбающиеся фрейлины, взяв детишек за руки, повели к выходу по центральному проходу зала.

– Ваше императорское величество, мне выдался удачный случай захватить дворец арабского шейха, позволь преподнести драгоценности из его сокровищницы.

Офицеры поставили к ногам Екатерины носилки, блики драгоценных камней заиграли солнечными зайчиками на лице императрицы, высветив довольную улыбку.

– Что еще просишь?

– Прошу дозволения снарядить в поход шесть кораблей с отходом в октябре.

Зал замер. Зачем?! Привезенных богатств и денег графу хватит на всю жизнь. А он снова в море, чудной, право. Сергей посмотрел в разгорающиеся гневом глаза Екатерины и, наклонившись к уху, опередил ее слова:

– Деньги нужны тебе, а не мне. Ты правишь огромной страной и армией, а я служу тебе.

Императрица, глядя прямо перед собой, сказала:

– Граф Алексеев, ты хорошо мне служишь, я разрешаю тебе собрать корабли во второй поход, – и, повернув к нему голову, добавила: – но не понимаю, зачем тебе во второй поход идти.

– Уж больно ярко трофейные турецкие пушки блестят. Пусть попугают своим блеском турецких солдат.

Екатерина и вельможи засмеялись шутке. В зал через боковую дверь вошел Павел и громко спросил:

– Скажи, граф Алексеев, почему половина захваченных тобой пушек имеет клеймо английских заводов? Англия вместе с Россией воюет против Турции?

– Пушки с клеймом английских заводов захвачены на турецких кораблях в Адриатическом море. Эти пушки везли из Венеции в Стамбул и Варну.

Сергей посмотрел на английского посла.

– Судовые журналы с этих кораблей у меня, и я передам их, если ваше высочество пожелает.

В рядах послов и вельмож началось шевеление и негромкие разговоры. Скандал! Англия объявила войну Турции и выступала союзником России. Сама, правда, не воевала, но готовила флот для вторжения в Средиземное море.

– Ты где был? – Екатерина тихо спросила Павла.

– Моряков, что во дворе в каре стоят, награждал. Каждому на шею серебряный крестик надел, даже мусульмане от меня святой крест приняли.

– Скажи, Алексеев, – заговорила Екатерина, – сколько золота ты мне привез?

– Двадцать восемь тонн, ваше императорское величество.

– Граф Алексеев! За верную службу жалую тебе чин капитан-командор и этот медальон.

Екатерина взяла с подушечки большой медальон со своим портретом, Сергей наклонил голову. Хоть императрица и стояла на возвышении, граф был выше ее. Украшенный драгоценными камнями медальон лег на грудь рядом с медальоном Павла. В России выше награды, чем медальон с портретом правителя, никогда не было.

– Господа офицеры! – обратилась Екатерина к офицерам кораблей. – Жалую вас очередными званиями.

Екатерина открыла книгу с перечнем захваченных трофеев. Титульный лист принес ее сердцу облегчение. Нет, она не жадная, сводный отчет на титульном листе указывал общую сумму трофеев, затем половину Екатерины, далее расходы на экипаж и содержание кораблей. Последней строкой шла доля Алексеева, всего двадцать семь процентов.

Примечания

Ахтерштаг – веревка (штаг), которой крепится последняя мачта к корме корабля.

Александровск – Александровский форштадт, город, в 1921 году переименован в Запорожье.

Баркентина – тип трехмачтового парусного судна. На первой мачте прямые паруса, на второй и третьей мачтах – косые. Между мачтами также косые паруса – стаксели. Подобное парусное вооружение позволяет иметь хорошую скорость при любом угле направления ветра, вплоть до двадцати градусов к ветру. Другими словами, баркентина способна идти против ветра.

Бизань – название третьей мачты корабля, если корабль имеет больше трех мачт, то бизанью называют последнюю мачту.

Боцманская дудка – помесь свистка с дудкой, позволяющая подавать различные комбинации сигналов. На кораблях редко дают команды голосом – неправильно понятая команда может стоить жизни.

Грот – средняя мачта корабля, если у корабля более трех мачт, то грот имеет номер: 1-я грот-мачта, 2-я грот-мачта и т. д.

Екатеринослав – город, в 1926 году переименован в Днепропетровск в честь коммунистического лидера Г.С. Петровского.

Ислам-Кермен – бывшая турецкая крепость, в середине XVIII века переименована в Каховку.

Капская республика – после английской оккупации стала колонией Великобритании, и появился апартеид, до оккупации белые и черные крестьяне просто пахали землю.

Капудан-паша – адмирал флота Турции.

Капштадт – столица Капской республики, после оккупации город был переименован англичанами в Кейптаун.

Книппель – две половинки ядра, соединенные полуметром цепи; беспорядочно вращаясь после выстрела, они срубают мачты, рангоут и такелаж.

Корвет – самый маленький тип боевого корабля с незначительным вооружением, применяется для разведки и как посыльное судно. Конструктивно корвет может быть шлюпом, бригантиной или маленькой баркентиной.

Площадка салинга – парусные корабли с высокими мачтами, имеют составные, соединенные из нескольких частей мачты, нижняя часть называется собственно мачтой, верхние носят название салинг, в местах соединения находятся площадки салинга.

Рангоут – реи, гики, мачты и прочие деревянные приспособления для парусного вооружения.

Самбука – тип средиземноморских военных кораблей, в основном алжирских или тунисских, с вооружением не более двадцати четырех пушек. Отличаются высокой скоростью и хорошей маневренностью.

Такелаж – делится на «стоячий» и «бегучий», различные веревки и тросы, на изучение названий и назначений которых нужно потратить примерно год.

Топрик – трос, крепящий верхушки мачт между собой.

Трисель – прямой дополнительный парус, поднимается к ноку (концу) реи и носит название реи, к ноку которой прикреплен.

Фрегат – тип боевого корабля, предназначенного для самостоятельного патрулирования и боя со слабо вооруженными кораблями противника.

Херсон – крепость, построена в 1737 году канцлером Бироном. После Русско-турецкой войны возник город.

Шкоты – веревки, которыми регулируют положение паруса относительно ветра.

Экипаж – казармы для моряков.

Дмитрий Светлов Прыжок к славе

1 Летняя прогулка

Едва раскрылась парадная дверь, как прозвучала команда «смирно». Екатерина II под руку с графом Алексеевым прошла вдоль строя моряков, всматриваясь в загорелые лица и отмечая статные и мускулистые фигуры. Вышла из ворот и посмотрела на заставленную золотыми и серебряными слитками площадь. Вернулась в центр каре и звонко сказала:

— Удальцы! Вы славно постарались ради Отчизны!

Спасибо за службу!

— Рады стараться, ваше императорское величество, — стройно гаркнули две сотни глоток.

— После службы у графа Алексеева каждый получит очередной чин.

«Это она зря, — подумал граф — от моих харчей на царские хлеба они не перейдут». Тем временем Екатерина обняла Сергея двумя руками за шею и, встав на цыпочки, поцеловала долгим и совсем не царским поцелуем. Повернувшись к строю, сказала:

— Мой поцелуй графу за ваши ратные труды, вольно! Разойдись!

Снова взяв Сергея под руку, Екатерина пошла во дворец. Когда прошли двери, граф сказал:

— Мне надо несколько минут для важного разговора.

Я насвоевольничал, для объяснений необходима карта.

Екатерина фыркнула и быстро пошла впереди. В кабинете граф нашел нужную карту и расстелил на столе.

— Вот здесь я заложил крепость, — указал пальцем место на карте.

— Ты что делаешь? Это земли короля Дании, нашего союзника против шведов! Или к нему переметнуться хочешь?

— Союзник он никакой, самого от шведов спасать надо. Есть у меня интересная мысль, но главное… Смотри сюда.

Сергей развернул другую карту.

— Здесь перевал, и в случае войны со шведами армия сразу выходит к рудникам и заводам. Швеция рассекается пополам…

— Ты молодец! Ловко задумал! После атаки наших войск Швеция остается без серебряных и золотых рудников. Когда твоя крепость будет готова?

— Через два года, и ты ничего не знаешь о моем самоуправстве. Если датчане прознают, я сам буду выкручиваться.

— Молод ты, да умен не по годам. Пошли в столовую, заждались уже.

Сергей хотел повторить ход Сталина по созданию Израиля. В 1944 году Сталину уже была понятна послевоенная расстановка сил. Он решил подсунуть англичанам бомбу и столкнуть их лбами с США. В дореволюционной России было популярно движение за выкуп земель Палестины. Каждому русскому предлагалось купить хоть один квадратный метр. В 1944 году Сталин восстановил в правах православную церковь и разыграл тонкую комбинацию. В оранжерее советского посольства в Лондоне обнаружили английские микрофоны прослушивания. Посол СССР в Великобритании товарищ Майский вместе с семьей и вещами был отозван в Москву для дачи объяснений. Расстроенный посол обратился к англичанам с личной просьбой. Он просил доставить его в СССР не через Мурманск, а через Иран с посещением родины его предков. Англичане пошли навстречу опальному послу. Даже оставили его в Иерусалиме без присмотра. И его, и его багаж, в том числе два грузовика личной библиотеки. Англичане наивно полагали, что экс-посол растворится среди еврейской общины.

Через две недели товарищ Майский был готов ехать дальше, и даже вес грузовиков с библиотекой не изменился. А в 1948 году Сталин настоял на признании Израиля государством. Арабские страны тогда еще были колониями Великобритании.

Перед столовым залом Екатерина остановилась:

— Тебе в эту дверь, — и сама пошла дальше.

Все, теперь граф Алексеев приближенным к царствующей особе быть не может. Сергей вошел в зал и присоединился к ожидающим сановникам, которые принялись поздравлять графа с удачным походом и богатыми трофеями. Иностранные послы бросились в атаку с одним вопросом:

— Уважаемый граф, а где вы нашли алмазные копи?

— На землях Голландии недалеко от Капштадта, где пастухи пасут свои стада.

— А почему вы послали экспедицию в те земли?

— Я прочитал древние манускрипты о копях царя Соломона, предположил их возможное расположение на землях буров.

— Как вы оцениваете боевые возможности турецких кораблей?

— Как очень высокие, это серьезные противники, способные дать хороший бой.

— Почему вы смогли захватить столько линейных кораблей?

— Пользуясь небольшими размерами своих судов, я атаковал турецкие корабли ночью, что и принесло успех.

— Вы имели столкновения с алжирскими пиратами?

— К счастью, сталкивался только трижды, боя с ними лучше избегать, я предпочитал держаться от них подальше.

— Почему вам сопутствовал успех, а все ваши последователи закончили жизнь на плахе?

— Мои корабли действовали очень осторожно.

Я предпочитал оставить район патрулирования, нежели рисковать встречей с военными кораблями.

— Глядя на ваши трофеи, трудно предположить, что вы были осторожны.

— Огромные трофеи взяты после боя с военными кораблями. Разбив эскадру, я оставался на месте и захватывал трофеи без опасения быть атакованным боевыми кораблями.

Разговор был оживленным и увлекательным. Послов интересовал этот энергичный, разносторонне одаренный молодой человек. Сергей понимал, что недалек день его выхода на международную арену. Сановники и приближенные ко двору в разговор не вмешивались, но стояли рядом и слушали беседу. Полной неожиданностью для послов стала информация о «секс-рабынях».

Когда граф назвал цифру в пятьсот восемнадцать рабынь из Европы, которых он перехватил в Адриатическом море за какие-то три месяца, точнее — за несколько недель из этих трех месяцев, послы были ошарашены. Никто не предполагал, что масштабы торговли рабынями через Венецию так велики.

Наконец вошла Екатерина и пригласила всех к столу. По ее правую руку сел Васильчиков. По левую руку она посадила посла Дании и во время обеда вела с ним оживленный разговор.

В результате Северной войны Дания оказалась единственной проигравшей страной. Карл XII захватил все датские земли на скандинавском полуострове, практически увеличив территорию Швеции на треть. Завоеванная территория была намного лучше потерянных болотистых земель от Нарвы до Риги. Естественно, Дания мечтала о реванше и видела в России единственного надежного союзника. Король Дании даже простил России поступок Петра III, бывшего когда-то его вассалом, который, став русским царем, подарил Германии исконно датские земли Шлезвиг-Гольштейн. В отношении других стран у датчан не было иллюзий. Англия традиционно выступала в роли падальщика. Она захватила у Швеции Бремен и Нижнюю Саксонию в последние дни войны. Но ненадолго, во время очередной войны с Нидерландами победители присоединили эту территорию к Ганноверу. Пруссия и Польша смотрели на Швецию как на традиционного союзника.

Еще свежи были воспоминания о Полтавской битве.

Шведская армия тогда была усилена прусскими пушками и польскими солдатами в резерве. Помог ей и Мазепа, передавший перед сражением Карлу XII акт о присоединении украинских земель к Польше. (Так что украинские борцы за независимость, называющие Мазепу своим героем, по логике, должны передать Польше земли по линии Чернигов — Киев — Винница.) Сама Норвегия интересовала только Швецию. Используя три перевала через горы Скандинавии, шведы желали выйти к океану. Естественно, это не устраивало Европу — зачем ей сильный враг? Пусть Швеция будет заперта в Балтийском море и воюет с Россией. Экспансия Швеции в Северную Америку была пресечена на корню. Англичане сначала блокировали Филадельфию и штат Пенсильвания. Затем выкупили у шведов их земли и города на американском континенте. Территория Норвегии была санитарным кордоном Европы против шведов. Датчане выступали гарантом целостности этой территории при политической поддержке остальных европейских стран. Самой Дании земли Норвегии были в тягость. Налогов с тех земель не собрать — нечего взять с немногочисленных рыбаков. Немного возьмешь и с охотников за морским зверем…

Варфоломей Сидорович бегал между бумагоделочной машиной и паровым котлом. После сборки роторной машины по отжиму сахарного сиропа или масла он решился попробовать свои силы на этой машине. Хозяин объяснил принцип ее работы. Вот он ее собрал, точнее он собрал на реке Яуза сразу две такие машины. Одну для изготовления писчей бумаги, другую — картона. Котел слишком медленно поднимал давление пара, надо еще ждать. А ждать нет времени, необходимо быстрее закончить испытания и предъявить машину как образец для будущих покупателей. Такого нет ни у кого. И очень долго не будет. На столе уже ждут новые чертежи плуга, косилки и жатки. На очереди паровая молотилка. У него в конструкторском бюро семьдесят человек, и они без него ничего не могут сделать. То есть что-то, конечно, сделают, но все или почти все надо будет подправлять и объяснять ошибки.

Как просто было раньше! Посидел спокойно, подумал, здесь изменил, тут подправил. Запустил и увидел ошибки, снова сиди спокойно и думай. Когда хозяин ему объяснил принцип технического черчения, он даже удивился простоте решения проблем. Нарисовал на бумаге, и все стало понятно. Сейчас половина его конструкторского бюро решает проблему нового токарного станка. Паровой двигатель на три поршня требует коленвала. Они очень быстро спроектировали и собрали первый образец. Даже удивились: почему хозяин дал им такой большой срок — три года? Но все оказалось гораздо сложнее. Первый коленвал съедал подшипник за двадцать часов работы. Опять хозяин был прав, он заранее предупреждал об этом. Говорил о балансировке и чистоте обработки металла. Сегодня они добились ста часов работы коленвала. Наконец поняли, что проблема в токарном станке. Сделали новый токарный станок и работают над следующим вариантом. Возможно, когда колебания и биения смогут удалить, появится эта самая «чистота обработки металла».

Свистнул паровой котел — давление пара есть.

В трубах зашипел пар, и вот заработал маховик паровой машины. Погоняли машину несколько минут на холостом ходу. Наконец запустили агрегат, все собрались у выходных роликов. Ура, есть! Чуть сморщенная от влаги бумага быстро пошла на барабан намотки. Получилось! Теперь запускаем машину по производству картона — и назад, в Тулу, Тимофей услышит радостную новость и скажет в ответ:

— У тебя люди на эту работу есть?

— Людей на работу даешь ты, — его традиционный ответ Тимофею.

Забавная история случилась с генератором для золочения. Хитрый механизм для позолоты сделали ювелирам по приказу хозяина. Через месяц после запуска генератора вокруг собралась толпа представителей университетов и даже Академии наук. Тимофей приказал сделать еще одну машину. Вторую машину поставили в университете, дабы ученые люди не мешали работать. По-видимому, Тимофей еще пожаловался хозяину.

Хозяин в письме нарисовал ему простенькую спиральку на глиняной трубочке. Он написал, что это будет забава для ученых. Кроме того, в письме попросил сделать особую спиральку из тугоплавкой руды. С рудой пока плохо, все присланное не годится. А вот спиралька на трубочке вправду получилась забавной. При подключении к генератору она нагревается и даже плавится. Ученые с утра до вечера изучают генератор и забавную спиральку.

Евстафий Петрович сдавал «Артемиду», «Ариадну», «Андромеду» и «Аттику». В качестве приемщика выступали Илларион Афанасьевич и его экипаж. Моряки хорошо изучили свою «Афину», и приемка новых кораблей проходила быстро. Хотя приемка больше походила на обмен мнениями. Порой Евстафий Петрович просто требовал назвать ему слабые места кораблей. Главный корабел, в свою очередь, показал модель «Панацеи», которая уже прошла испытания в бассейне. Проект ждал окончательного вердикта хозяина. Евстафий Петрович не отказал себе в удовольствии похвастаться паровыми буксирами и двумя кораблями с паровыми машинами.

Из двенадцати стапельных линий десять были заняты строительством буксиров. Со строительного номера «21» корабли уже были оплачены покупателями. Все с нетерпением ждали хозяина.

Сейчас он любовался паровым краном. Хитрый паровой механизм изготовили неделю назад для монтажа паровых машин, котлов и колес. Красивый кран, и мачты с его помощью достаточно легко устанавливать. На стапеле были готовы к спуску четыре новых океанских парохода. Четыре красавца будут спущены на воду в первую очередь. Следом пойдут другие корабли и буксиры. Хозяин приказал дать новым кораблям полное испытание. По весне, с получением результатов испытаний, перейти на строительство буксиров и корветов.

Но гордостью Евстафия Петровича были два пассажирских корабля. После испытаний корабли встанут на линию из Петербурга на Амстердам и Лондон.

За месяцы отсутствия хозяина поселок вырос в настоящий город. Много людей приходит к нему работать. Все знают, что по приказу хозяина им положен дом, а Евстафий Петрович обеспечит работой. Работу дать — не проблема, работы сколько угодно. Хочешь, на складе мешки таскай да корабли грузи-выгружай, хочешь, на верфи работай. По осени хозяин арабских умельцев — резчиков по дереву прислал. Они такой алтарь для новой церкви вырезали, что из Петербурга любоваться на красоту приезжают. У этих мастеров теперь ученики. Арабы их всяким премудростям учат, мебель в дома хозяина сделали. До начала работ идут на склад и ткани высматривают, только потом садятся резать дерево. Хозяин тоже не прост, всякое дивное дерево присылает для мастеров. Евстафий Петрович в жизни не видел, чтоб дерево было черным, как уголь, или алым, как лесная ягода. А тут еще и пахучее, как ладан, прислал.

А когда привезли двухметровые клыки дивного заморского зверя, арабы, как малые дети, радовались. Клыки сразу к себе в мастерскую утащили.

Построил по приказу хозяина гимназии для девочек и мальчиков. Спортивный зал и бассейн для плавания.

После этого детвора на улице играть не хочет, все время в зале да в бассейне проводят.

— Здравствуй, Федор, — поздоровался Евстафий Петрович с охранником, — сегодня чужие люди на верфь не лезли?

— Боятся после того, как верфь забором обнесли да на ночь и выходные дни собак пускать стали. Наши собаки злые, неделю назад одного так подрали, что к врачу везти пришлось.

— На торговые склады так и лезут, так и лезут.

— Сосед мой, его дом рядом, мы в одном полку служили, так говорит, к ним чуть не каждую ночь лезут, ни собак не боятся, ни ружей наших.

— Управляющий складами смеется, к нему на работу ежедневно десяток соглядатаев просится. Он их зерно пересыпать ставит. Они неделю лопатой помашут и вопросы задавать начинают о заморских товарах.

— А правда, что для таких соглядатаев особая работа есть?

— Правда, мы секретов не держим, вон за двойным забором склады и барак, видишь?

— Вижу, самое приметное место, и лезут туда чаще всего.

— В бараке все соглядатаи живут, а в складах пушки новые, что осенью привезли. Командует там — бывший унтер. Он тем ловкачам утром дает войлочную тряпицу и отправляет блеск на пушки наводить.

— Ловко придумано!

Ужин проходил при повышенном интересе к графу Алексееву и его офицерам, которых непрерывно засыпали разнообразными вопросами. Правда, один вопрос показал, что Екатерина отслеживает происходящее.

— Граф, говорят, что вы захватили большой гарем в несколько сотен девственниц. Что вы с ними сделали? — спросил Муравьев.

— Алексеев захватил девятьсот четырнадцать наложниц для гаремов султана, — громко сказала Екатерина.

Все примолкли, пытаясь представить такое количество красавиц.

— Все наложницы были использованы по прямому назначению, — двусмысленно ответил Сергей.

Екатерина понимающе улыбнулась, а Муравьев стал похожим на сексуального маньяка-теоретика, попавшего на конкурс красоты. Перед его глазами сразу возникли ровные ряды молоденьких девушек. Списочный состав Русского полка — 1540 человек в пяти батальонах. Перед взором Муравьева в парадном построении стоял такой полк красавиц. Несчастный мысленно пытался отделить два батальона, но сей маневр ему не удавался.

— Отнесите несчастного на диван да лекаря позовите, — показывая на Муравьева, приказала императрица, — как бы удар с ним не случился.

После ужина все потянулись в зал, Екатерина шла под руку с послом Дании, но вдруг повернулась и позвала:

— Алексеев, подойди сюда.

— Твои подсказки о золотоносных жилах оправдались. Рудознатцы нашли золото на реке Клондайк и в верховьях реки Лена.

— Поздравляю, ваше императорское величество, — Сергей низко поклонился.

— Ты возьмешь на себя золоторудные шахты на тех реках?

— Каковы условия?

— Получишь четверть всего золота.

— Такие условия тебе не выгодны.

— Интересно, никто не соглашается ниже двадцати пяти процентов, а ты сразу говоришь, что мне не выгодно, почему?

— Много воровать будут.

— И что делать?

— Или все сама делай, или отдай в концессию.

— Как это — в концессию? Объясни!

— Проведи конкурс, кто больше денег за прииск предложит, тому и отдай.

— И все золото потечет мимо меня.

— Нет, матушка-царица, все золото будет твое!

— Ничего не пойму, прииски отдам, а золото мое.

Как такое может быть?

— Концессионер все золото сдает в казну и получает деньгами восемьдесят процентов от веса. Платит налоги, платит за доставку и рабочим. Ему достанется менее двадцати процентов.

— Ты в конкурс войдешь?

— Только за прииски на реке Клондайк.

— Почему только там?

— Потому, что мне посол Дании поможет.

— Я? — удивился посол, — каким образом вы рассчитываете на мою помощь?

— Прошу оказать мне услугу, — сказал Сергей, — объявите в Дании, что я набираю людей на золотые прииски. Все добытое золото останется рабочим.

Посол Дании просто не верил своим ушам.

— Доставка на прииск за мой счет, возврат с прииска домой они будут способны оплатить сами.

Екатерина с хохотом упала на диван:

— Ах, Алексеев, уморил, ну какой ловкач, — сквозь хохот выдавили Екатерина — вот так, за минуту, раз — и миллион в кармане с расходом на лошадь и телегу.

— Ваше предложение серьезно? — уточнил посол.

— Вполне, я оповещу капитанов своих судов, и они будут заходить в порт Эсбьерг за старателями на прииски Клондайка.

— Не хотите набрать моих сограждан на алмазные копи?

— Старатели на алмазные копи должны собираться в Ольборге. Там их заберут корабли, что держат путь на Амстердам.

— Хорошо, граф, завтра же я отправлю письмо королю.

Наивные люди! На приисках зарабатывают не старатели, а те, кто их обслуживают. Компания Levi's начала свою деятельность с выпуска рабочих штанов для мексиканских старателей. Испанец Левин открыл в Калифорнии магазин рабочих штанов. Однако его цены на штаны для старателей в Мексике XIX века были выше, чем в московском бутике XXI века. Старатели не вернутся со своим золотом обратно в Данию. История золотых лихорадок знает единичные случаи возвращения старателей на историческую родину, и то только в XX веке. Основная часть старателей станет простыми рабочими приисков. Обычная работа за зарплату. Некоторые разбредутся в поисках золотоносных жил. Но золотоносные жилы находят профессионалы, а не мечтатели. Зато господин Левин начал одевать в свои штаны весь мир. Сергей под шумок наберет рабочих в Африку.

Золото на реке Клондайк будет выбрано менее чем за сорок лет. Там нет золотоносных жил, все золото на поверхности. Это же не золотоносные жилы Юкона, Колымы и Лены, которые уходят глубоко в землю. Но в любом случае за неожиданный подряд не стоит волноваться. Со временем старатели организуются в артели, артели будут кучковаться вокруг его компании, которую он решил назвать «Русская золоторудная компания». Надо будет сегодня вечером написать письмо Габриелю Гильену Без его помощи нормальная работа прииска на реке Клондайк будет весьма затруднительна. Золото на реке Юкон еще надо поискать.

Каких-либо конфликтов с Англией быть не должно.

Потеряв американские колонии, британцы сосредоточатся на войне в Индии. Англичане до революции 1917 года будут привязаны к России, в первую очередь, поставками зерна. Демарш Павла и Крымская война только убедят обе стороны, в том, что сотрудничать выгодно. Англия будет вывозить из Америки и Индии золото и серебро. Огромное количество золота и серебра, выставленное графом на Дворцовой площади, не превышает и десятой доли ежегодных поставок в Англию из заморских территорий. Но, как надеялся Сергей, привезенный драгоценный металл должен насытить русский рынок наличности.

Конфликтов с Францией граф опасался еще меньше. Французские колонии Монреаль и Квебек не могли расшириться дальше на запад. Дорога перекрыта болотами и горами. Алексеев знал, что освоение Запада начиналось со стороны Тихого океана. Это направление уже перекрыто русскими крепостями и фортами.

Прямая агрессия Наполеона была вызвана поддержкой турецкого султана. Зигзагообразный поход на Москву и последующий поворот на юг преследовал только одну цель — Крым. После взятия Крыма объединенная армия должна была взять Казань и Астрахань, после чего пойти на Персию и Индию. Наполеон честно отрабатывал турецкие пиастры. Такую агрессию легко свести на нет, когда знаешь, откуда растут ноги. После взятия русской армией Парижа и заточения Наполеона на острове Эльба Россия создала из разных княжеств новое государство. Это государство получило название Германия. Правители созданного государства на многие годы вплотную занялись Францией…

Граф вполне преднамеренно скупал золотые и серебряные слитки для чеканки денег в России. Тем более что килограмм золотых или серебряных гульденов дороже килограмма золота или серебра. Екатерина из килограмма золота или серебра отчеканит килограмм золотых или серебряных рублей. Так что даже на этой операции Сергей получал выгоду: в Испании — двадцать процентов, в Голландии — двадцать семь. Деньги надо уметь считать, господа.

Екатерина встала с дивана и, смеясь одними глазами, сказала:

— Все обещанное подпишу завтра и отправлю тебе с нарочным. Глядишь, скоро обгонишь Голицыных и Строгановых.

Гости Зимнего дворца разъединили сопровождающих графа офицеров. Они поодиночке, в окружении любопытствующих, отвечали на многочисленные вопросы. Из них два самых популярных: как залитый вражеской кровью граф убил турецкого великана и как захватили гарем султана? «И что этот гарем так всех интересует?» — недоумевал граф. Обычный публичный дом с ограниченным доступом гостей…

Сергей сразу заметил одно изменение. Приближенные Екатерины держали с ним дистанцию. Следовательно, императрица уже дала команду, он своего добился. И доброжелатели, и недоброжелатели оставят его в покое. Потолкавшись среди гостей, поговорив час с Павлом, граф подошел к Екатерине и попросил разрешение покинуть дворец.

На выходе из дворца Сергея ожидал посыльный, который передал записку от князя Иллариона Черемшина. Князь просил о немедленной встрече и сообщал, что ждет графа в карете на углу Невского проспекта и Мойки. Подъехать ближе нет никакой возможности. Движение от Мойки до Зимнего дворца полностью блокировано. С Дворцовой площади вывозили трофеи, на прилегающих улицах царило столпотворение телег и любопытной публики. Уставшие солдаты начали звереть и грозили прикладами. Настырным зевакам хотелось увидеть побольше, они лезли во все дырки, иногда получая от солдат болезненные удары. Карету граф нашел в указанном месте. Рядом стояли два гвардейских офицера, которые, увидев графа, пошли навстречу.

— Я Илларион Черемшин, — представился высокий красивый мужчина сорока лет, — а это князь Николай Мещеряков.

— Аграфена Фоминична вышла за меня замуж, — продолжил Черемшин, — и я прошу вас, граф, не наносить визитов в мой дом и не искать встреч с Аграфеной Фоминичной.

— Ваше желание вполне обоснованно, я обещаю выполнить его.

По тому, как офицеры облегченно вздохнули, стало понятно, как они волновались. Вероятно, ожидали противодействия и упреков со стороны Сергея. Аграфена была для графа желанной женщиной и матерью его детей. Идеальной партнершей в сексе, когда они оба тонули в океане страстей и эмоций. Они наслаждались друг другом до полного истощения физических сил.

Но любви к ней не было, и невозможность дальнейших встреч не ущемляла его чувств. Более того, он искренне рад был ее браку. Надеялся на взаимную любовь между Аграфеной и Илларионом Черемшиным. Аграфена заслуживала обычного семейного счастья, заслуживала, чтобы рядом с ней был желанный муж. Такого счастья этой женщине граф дать не мог. Эгоистически требовать от нее жертвенности, сводя семейную жизнь лишь к коротким встречам несколько раз в году, было бы подло по отношению к ней.

— Князь, позвольте пожелать вам долгой и счастливой совместной жизни. Я не знал о вашем браке и вез Аграфене Фоминичне подарок.

Сергей достал колье тонкой арабской работы с крупными зелеными сапфирами. Показал Иллариону Черемшину.

— Сочтете ли вы возможным передать его?

Оба офицера с восхищением посмотрели на дорогое украшение, но князь отказался.

— Я понимаю ваши чувства, граф, но вы поймите и мои. Я не хочу видеть на своей жене напоминание о вас и вашем богатстве.

— Что с моими детьми? Аграфена Фоминична родила мне сыновей и была беременна перед моим отъездом.

— Аграфена Фоминична родила дочь после венчания, и это моя дочь — Дарья Илларионовна Черемшина. Мальчиков я усыновил и теперь они Алексеевы-Черемшины.

— Смогу ли я с ними встречаться?

— Не вижу препятствий, но только вне моего дома.

— Полагаю возможным встретиться с ними не раньше достижения четырнадцати лет, если они не пожелают встречи раньше.

Мужчины скрепили согласие рукопожатием, князь Николай Мещеряков протянул графу объемистый пакет.

— Аграфена Фоминична просила передать это вам и сказать «спасибо».

На том и простились. Сергей поехал в дом Исаака Иосифовича. Что касается содержания пакета, то оно было вполне предсказуемым. За спиной княгини Аграфены Фоминичны до конца жизни будут шипеть слово «купчиха». Но если она будет продолжать свой бизнес, то двери всех домов перед ней закроются. Она сама в свое время говорила: «Дворяне умеют только тратить деньги». Это правда, зарабатывать деньги для дворян постыдно, им можно жить только за счет своих крестьян.

Леонард Ван Гейтс встретил графа чуть ли не на пороге. Хотя, как вскоре выяснилось, вопросов, требующих срочного решения, у него не было. Только информация о состоянии подготовительных мероприятий.

Первые корабли с рабочими и инструментами ушли из Амстердама. Совет директоров решил в этом году установить пушки в местах, обозначенных графом как будущие форты. Соответственно, совет директоров обращался к графу с просьбой поставить в этом году сто пушек, коль скоро граф взял на себя обязательства по поставке оружия. Ружья, согласно договоренности, следовало взять в Танжере. Арабский рынокбыл уже перенасыщен оружием. Моисей Мертель ружья на продажу не выставлял.

Утром за завтраком Сергей спросил Исаака Иосифовича:

— Письмо от отца получил?

— Нет, а что за письмо он должен прислать?

— Ты передашь этот банк и примешь банк в Нижнем Новгороде.

— Это твое решение, хозяин?

— Нет, это решение твоего отца. Готовь банк к передаче дел. Я не знаю, кого отец назначит на твое место.

— Хорошо, хозяин, я все подготовлю.

— Приготовь банк к получению с Монетного двора семи миллионов рублей.

— ???

Леонард Ван Гейтс поперхнулся чаем и долго кашлял. Сергей постучал ему по спине и продолжил:

— Ты должен получить с монетного двора 7 214 458 рублей. Бумаги от Екатерины должны прислать сегодня.

— Я должен немедленно написать отцу письмо.

— Отец в курсе дел. Он должен прислать тебе инструкции по распределению денег среди банков.

— Это великолепно! Я сильно поиздержался с расширением производства в Сяси. Товар со складов мы продаем мелкими партиями для удержания цен на хорошем уровне.

— Возьми эти бумаги, — граф протянул пакет Исааку Иосифовичу, — потом передашь Тимофею.

Исаак Иосифович внимательно просмотрел бумаги и спросил:

— Аграфена Фоминична тебе их подарила! — глядя на сопровождающие нотариальные бумаги, сказал Исаак Иосифович, — щедрый подарок.

— Сегодня же пошли с нарочным оповещение Тимофею, в Тамбов и в Москву, необходимо быстро взять финансовые вопросы этих компаний под свой контроль.

Исаак Иосифович подал знак слуге вызвать письмоводителя.

— Затем пошли вежливое письмо Аграфене Фоминичне с благодарностью, она должна знать, что дело перешло в наши руки.

— Это сделаю в первую очередь, мы теперь стали в России крупнейшими торговцами зерном и держим примерно шестнадцать процентов от всей продажи зерна.

Исаак Иосифович заерзал на стуле.

— Аграфене Фоминичне обязательно отпишу, она женщина скрупулезная и ничего без должного надзора не оставляет.

— В этом году зерна будет больше, не забывай о крестьянах на наших южных землях.

Народу у Александро-Невской лавры собралось едва ли не больше, чем вчера на дворцовой площади. На реке стояли баржи с оливковым маслом. Ближе к монастырю высились штабеля бочек с канифолью. Человеку XXI века подобные дары могут показаться странными, но в XVIII веке их высоко оценят. Церковные лампадки должны заправляться оливковым маслом. Такое масло могли привезти только из Франции или Испании. Оливковое масло в России стоило очень дорого. Дар церкви девятнадцати с половиной тысяч тонн оливкового масла кого-то сильно ударил по карману.

Имея такое количество оливкового масла, церковь сможет выделить его и монахам на стол. Часть масла пойдет на продажу, Но это дело церкви, а Сергей не хотел вникать в чужие дела. Особую ценность представляла канифоль, которая являлась основой для изготовления ладана. Канифоль из сосны не давала должного аромата. Средиземноморская канифоль, и особенно трофеи из Индии, заполняли своим запахом всю площадь.

Церковная служба шла должным образом. Присутствие Екатерины с Павлом только усиливало торжественность службы. Моряки графа гордились столь высокой честью. После завершения службы к графу подошел Ефимий Путов, один из воспитателей Павла:

— Граф, Павел хочет отправиться с тобой.

— Куда это со мной, в Средиземное море?

— Конечно, нет, ты же отправишься по своим землям и заводам. Вот Павел и хочет быть рядом, посмотреть на твои земли и заводы.

— Павлу хочется просидеть четыре месяца в седле.

Он физически выдержит такое путешествие?

— Разумовский его об этом предупредил, но Павел уперся, хочет ехать.

— А что Екатерина? Позволит ли она Павлу ехать?

— Уже позволила.

— И она знает, что я поеду в южные земли, где можно нарваться на разбойников?

— Панин не хочет ехать далеко от Петербурга. Отговаривал Екатерину отпускать Павла. Но императрица разрешила. Говорит: «С Алексеевым я за Павла не боюсь».

Это обуза, которая будет сдерживать скорость путешествия и сковывать при решении щекотливых вопросов. Сложность совсем не в путешествии верхом. В Сяси в стадии завершения два скоростных корабля. Они легко пройдут по всем рекам и, с некоторыми ограничениями, по морю. Предстояло обсудить серьезный финансовый вопрос. Награбленное с турецких кораблей было разделено совсем не так благородно, как это выглядело на бумаге. Строительство базы и крепости Сеута Сергей не собирался проводить за свой счет. В будущем он передаст порт Екатерине и полагал, что будет справедливо, если все расходы понесет она. Аналогично и со строительством крепости в Норвегии. И сама авантюра в Норвегии потребует хоть и не очень много, но все же денег. Эти суммы переложены на долю императрицы. Захват города Мелиль, где основная добыча с призовыми деньгами от эмира Марракееш, тоже выведены из отчета. Это только его деньги. Наконец совместная пиратская акция против английских кораблей. Она уже принесла невероятные деньги. Риск собственной головой и деньги только его, за вычетом доли алжирских моряков. Договор с адмиралом аль-Сарддидином не касался Екатерины. Сергей уже завез в Россию огромное количество золота и серебра. Но официально показать драгоценные металлы не мог. В лучшем случае сделают вид, что верят.

У Сергея в Амстердаме скопились огромные деньги, которые просто невозможно пустить в оборот. Вкладываться в развитие экономики европейских стран глупо, когда в России такие огромные возможности. Надо найти разумные способы доставить эти средства на родину.

Предлогов для ввоза денег у графа достаточно: торговые операции с зерном, реализация добытых алмазов…

До октября он ввезет в Россию серебра на три-четыре миллиона рублей. Но в затоне порта Сясь стояли баржи с серебром и золотом на двадцать пять с половиной миллионов рублей. А если прибавить огромные активы банка в Амстердаме? Одной своей головой такую проблему не решить. Здесь надо сообща подумать и хорошо подумать.

После службы Сергей подошел к патриарху:

— Ваше святейшество, мои корабли осенью вернутся в Средиземное море, чем еще я могу помочь церкви?

— Любой дар от чистого сердца будет принят церковью. Я подумаю над твоими словами.

От патриарха он направился к своим экипажам. Увидев командира, матросы быстро построились в две шеренги по экипажам. Граф отдал честь строю и скомандовал «вольно». Предстояло обсудить подготовку к новому походу:

— Господа, есть ли желающие в середине октября пойти во второй поход?

— К чему вопрос, Сергей Николаевич? — за всех ответил Семен Афанасьевич.

— Я обязан соблюсти формальность. Хотя не сомневался в вашем решении. Теперь слушайте мои распоряжения. Семен Афанасьевич Писарев назначается моим заместителем и командиром эскадры в составе кораблей «Афродита», «Аттика» и «Артемида». Илларион Афанасьевич Писарев назначается командиром эскадры кораблей в составе «Афина», «Ариадна» и «Андромеда».

Офицеры начали обнимать и поздравлять друг друга. Сергей выждал необходимую паузу и продолжил:

— Господа Писаревы, прошу расписать остальных офицеров капитанами названных кораблей.

— Господа офицеры, — обратился Сергей Николаевич к офицерам морской пехоты, — вы назначаетесь командирами полурот под началом капитанов Писаревых.

Снова восторги и поздравления. В строю моряков, похоже, расслышали слова графа. Во всяком случае, моряки что-то активно обсуждали.

— Семен Афанасьевич, тебе надлежит подобрать экипаж для барка «Панацея».

— Каков будет численный состав экипажа?

— Аналогичный нашим «богиням».

— Не мало ли будет народа? «Панацея» намного больше.

— Корабль больше, да работа с парусами намного легче и оружия на две пушки меньше.

Составили график отпусков для офицеров и моряков. Сергей подробно разъяснил, какими должны быть критерии подбора новых офицеров и моряков, включая турецких добровольцев из числа пленных. Главное условие — полное игнорирование какой-либо протекции. В крайнем случае ссылаться на графа. Занятия с набранными офицерами и моряками начать немедленно после набора. К занятиям подключить и набранный экипаж «Панацеи». Приоритеты и методику занятий оставить прошлогоднюю. Прошедший год показал правильность выбранной методики обучения. Свою «крымскую» команду Сергей приказал перевести в полном составе на «Панацею». Остальных моряков равномерно распределить между всеми кораблями. После решения всех вопросов граф обратился к строю моряков. Еще раз поздравил с окончанием первой кампании. Вкратце объяснил планы на лето и осень. Довольные моряки гаркнули троекратное ура.

Осталось последнее общее дело. На воскресенье Екатерина назначила городское гуляние с фейерверками.

Гуляния организовывались от имени экипажей «Афины» и «Афродиты». Дворяне и офицеры приглашались в Летний сад, Александровский сад и Екатерининский парк. Все остальные горожане и нижние офицерские чины могли праздновать в различных частях города, там, где полиция сочтет удобным. В местах гуляний будут присутствовать члены экипажей или офицеры. На улицах выставлялись вина, которые корабли привезли из Испании. Фейерверки закупили в Амстердаме.

Сергей с командирами кораблей пришел в Летний сад. Вдоль аллей стояли навесы с различными лакомствами, бочки с квасом и морсами. Отдельно стояли бочки со сладкими испанскими винами, в центре сада играл оркестр. Публика веселилась и наслаждалась угощением. При встрече с Сергеем или его офицерами люди кланялись и благодарили за угощение. Желали благополучия в доме и успехов в новом походе. В городе уже знали, что осенью эскадра снова уйдет в Средиземное море.

Неожиданно Сергей увидел Екатерину, которая стояла в окружении свиты и послов. Ефимий Путов подошел к графу.

— Павел завтра утром будет готов? — спросил Сергей.

— Конечно, будет готов, о чем разговор.

— Завтра в восемь утра жду у причала Дворцовой набережной, следуем в Сясь, где пробудем около недели. Далее маршрут: Нижний Новгород — Тамбов — Тула — южные земли — Тула — Москва — Сясь.

— Когда ты планируешь вернуться в Сясь?

— До начала октября я должен быть там.

Императрица заметила взгляд Алексеева и подала знак подойти:

— Я доверяю тебе своего сына. Учи и наставляй его с должным прилежанием, — сказала Екатерина.

— Спасибо за доверие, ваше императорское величество.

— Что будешь делать до своего нового похода?

— Сегодня вечером уведу своих «богинь» на верфь, надо девочек в порядок привести.

— «Богини»… — Екатерина лукаво посмотрела на графа и повернулась к свите: — вы слышали, как Алексеев называет свою эскадру?

— Мне нравится, — сказала Щепотьева, — граф абсолютно правильно называет свои корабли «богинями».

Только богини-воительницы могут помочь собрать такие богатые трофеи.

— Скажи, Алексеев, — спросила Екатерина, — ты не соврал по поводу негритянских детей?

— Нет, это точно, они дети вождя племени Мали.

Дети захвачены эмиром Марракееш, который, в свою очередь, продал их мне.

— Почему эмир напал на несчастных негров?

— Золото. Эмир Марракееш захватил земли Мали и строит свою крепость Бамако на реке Нигер. Он не решился на убийство невинных детей и решил их продать подальше.

Екатерина, опираясь на руку английского посла, сделала несколько шагов в сторону и сказала:

— Сегодня у Куракиных вечер, приглашение уже у твоего банкира. Ты какую из моих фрейлин хочешь там видеть?

Сергей, продолжая смотреть на Екатерину, ответил:

— Женщина, что стоит рядом с французским послом Дюраном, — это твоя фрейлина?

Екатерина посмотрела на указанную женщину:

— Да, это Елизавета Ухова, год как замужем, муж сейчас у Румянцева, за выход на Дунай бьется. Любовника у нее нет. Ты женщин умеешь выбирать.

— Что толку, завтра на верфи еду, потом вообще четыре месяца в пути.

— Сегодня же прикажу ей сопровождать тебя.

— Будет скандал, она замужняя женщина. Путешествие не из легких, поездка и для Павла будет физическим испытанием. Елизавета Ухова может заболеть от чрезмерной усталости.

— Задал ты проблем Монетному двору Генерал Мышкин жалуется, что работы более чем на год.

Сергей посмотрел на Екатерину таким откровенно влюбленным взглядом, что императрица покраснела и ткнула графа локтем в бок:

— Соблюдай приличия, Алексеев! На меня смотрят все, даже если не хотят меня видеть.

— Вели отправить на мои заводы в Туле все исходные данные по нужным тебе монетам. Я сегодня же дам приказ, у тебя будет не монетный двор, а монетный завод с паровыми машинами.

Какой она молодец! Так легко и просто открыла дверь для решения вопроса с чрезмерными запасами золота и серебра. Сохранить в тайне нелегальное изготовление денег невозможно. Обман откроется очень быстро. Вот штамповать монеты в оружейном цеху, открыто, под видом обкатки и испытания прессов — это совсем другое дело. Рабочие завода примут это как должное. Лишних разговоров о деньгах не будет, значит, и никаких слухов не будет. Кроме слухов о том, что завод делает оборудование для Монетного двора. Несколько паровых прессов доставим в Сеуту. «Левое» серебро и золото пойдет в Россию уже деньгами. Никакого подрыва экономики государства, только незаконное обогащение, и то за счет Турции. В Сеуту дополнительно доставим еще штампы для «Поморской республики». Такие монеты будут чеканиться одновременно с русскими деньгами. Только аверс с реверсом с другими профилями. Изготовление денег в Сеуте тоже не скрыть. Но будет отмазка: вот он, станок, на нем делали другие деньги.

Екатерина еще раз ткнула локтем Сергея:

— Хватит меня разглядывать, Алексеев! Дам распоряжение генералу Мышкину, Ловок ты на всякие придумки, вот и у английского посла есть к тебе дело.

— Мое правительство заинтересовалось почтовыми марками, но пробный выпуск дал плохое качество, рисунок и текст размазан, и нет четких красок.

Посол притворно вздохнул.

— Я хочу заказать на ваших заводах типографское оборудование для марок.

— Заказывайте, вы можете оформить заказ в Петербурге или в другом городе, где есть мои банки или представители. Можете послать заказ письмом.

— Я так и сделал, граф, но получил отказ. Мне ответили, что заводы перегружены заказами.

— Мои заводы очень нуждаются в людях. Мы вынуждены отказываться от некоторых заказов по причине нехватки рабочих рук.

— Вы мне поможете, граф?

Помочь английскому послу, конечно, надо, но и выгоду следует с этого взять.

— Вы сможете направить мне людей? Если я получу пять тысяч человек, то один типографский станок вы получите бесплатно.

— Я отправлю вашу просьбу в Лондон. Эти люди будут работать на ваших заводах как рабы?

— Нет, на моих заводах все получают жалованье.

Каждый будет обеспечен всем необходимым без вычета денег.

Екатерина повернулась к свите:

— Ухова, — позвала императрица, — найди себе подругу, завтра вдвоем отправитесь сопровождать Павла в его путешествии на юг России.

… Для придания четкости мелкому рисунку следует использовать игольчатый штамп. Такие технологии применялись для печати портретов в старых советских газетах. Для цветной раскраски необходима точная синхронизация, чего можно добиться только специальной технологией сборки типографской машины. Посему за судьбу пресса для изготовления почтовой марки граф не опасался. Все сначала будут покупать лицензию, а потом сам пресс. Сергей не удивится, если найдет на складе у Варфоломея Сидоровича несколько готовых прессов.

Екатерина шутливо толкнула Сергея в грудь.

— Ты умеешь везде взять двойную выгоду. Даже англичан обобрал.

— Все для твоей пользы.

— Для моей? В чем здесь моя польза?

— Получишь пять тысяч подданных, которые будут платить в казну налоги.

Екатерина задумалась.

— А ты прав! Я никогда об этом не думала.

Екатерина взяла графа под руку и пошла по алее…

— Многое в твоих делах непонятно, Алексеев. Тратишь деньги на школы для черного люда, университеты общедоступные открыл. Зачем?

— Дворяне хорошо обучены, да в науки идут разве что от скуки.

— Неправда! Много полезных дел сделано в академии. Или ты на Ломоносова намекаешь?

— Ломоносов — только первая ласточка. Для простого люда учеба — единственный путь наверх. К деньгам они могут пробиться только за счет знаний.

— Вот видишь! Дворяне занимаются наукой ради пользы государства.

— Польза от стараний простых людей совсем не малая, я по Тамбову сужу.

— Читала письма Воронцова, хвалит твой новый порох. Когда делать начнешь?

— Хотелось бы вчера, да не закончены опыты.

Екатерина снова засмеялась.

— Приходи, если еще что полезное придумаешь.

— Уже придумал.

— И что же?

— Офицерские классы.

— Пустая задумка, дворяне на службу приходят уже обученными.

— Обученными, да по-разному. Я предлагаю раздельные программы обучения на три года. Дворянские дети учатся на офицеров пехоты, кавалерии или военных инженеров.

— Слишком много офицеров будет, для всех солдат не хватит. Потом, гвардия… В гвардии только дворяне.

Ты хочешь в Зимнем дворце крестьянина с ружьем поставить?

… Указом Петра I на воинскую службу рабочие заводов не призывались. В России вообще никогда не было всеобщей воинской повинности. В армию набирали добровольцев по разнарядке. Всеобщую воинскую повинность ввели коммунисты. Но целью была не сильная армия, а тотальная «промывка мозгов».

Военную учебу заменяла партийно-воспитательная работа. Отсюда и бегство Красной армии от немцев, пока своей кровью не научились. Но это другая история.

— Создай Екатерининский гвардейский полк, где дворяне будут служить только тебе.

— Остальных дворян куда? Земель у них нет, и кормиться не с чего, живут только на жалованье. Но классы военных инженеров нужны, в Петербурге откроем.

— Лучше в губернии, ученикам дешевле жить. Позволь мне открыть офицерские классы.

— На свои деньги учить хочешь? Воля твоя, деньги твои, результат увидим.

В доме Куракиных было людно. Как вскоре выяснилось, причиной большого количества гостей было анонсированное присутствие графа Алексеева. Пошли слухи, что Васильчиков ревнует Екатерину к удачливому графу и настоял на отказе от приема графа в Зимнем дворце. Офицеры «богинь» были нарасхват во всех домах Петербурга. Но послушать рассказы самого графа Алексеева желали все. Город будоражили рассказы моряков графа. Прислуга охала и ахала, пересказывая городские сплетни. Хотя разве это сплетни? Весь город видел горы золота и серебра, захваченные пушки и шелка. Не далее как три дня назад граф передал церкви более чем щедрые дары. Рядовые матросы и солдаты с его кораблей обвешаны золотом. А если это так, то сколько золота у самого графа?! А еще он нашел алмазные копи царя Соломона! Захватил у арабского султана город, полный сокровищ и красавиц! Потом продал этот город другому султану! Все с нетерпением ждали прихода графа Алексеева.

Сергея встречали чуть ли не аплодисментами. Процесс знакомства с хозяевами и гостями дома затянулся почти на час. Первоначально граф пытался прикрыться Анастасией Виссарионовной Куракиной. Но старушка угадала его замысел и быстренько подвела графа к большой группе женщин. Втолкнув его внутрь этой компании, она лишила его возможности отделиться от общества. Пришлось включить болтологическую железу и темпераментно рассказывать об ужасах битв и сладострастии ночей. Кровожадные янычары сменялись нежными гуриями, а заполненные золотом и шелками корабли сплошной колонной шли к причалам Зимнего дворца.

Наконец граф высмотрел в зале Елизавету Ухову и коварными маневрами завлек женщину в кружок восторженных слушательниц. Постепенно он отделился от женской компании и переместился к мужчинам, только уже под руку с Елизаветой. Послушав в течение часа рассказы Сергея, Елизавета начала дополнять их, а потом и рассказывать вместо него, иногда поглядывая на графа и спрашивая:

— Я все правильно сказала, ничего не перепутала?

Еще через час Елизавета сказала:

— Сережа, милый, я больше не могу, у меня уже язык за зубы цепляется. Никогда бы не поверила, что рассказывать о своих подвигах так утомительно.

Они ушли в малую гостиную и сели пить чай с булочками и ватрушками.

За чаем Сергей пересказал несколько забавных традиций чаепития в различных странах. Затем перешли к беседе на обычные житейские темы. Спокойно отдохнули от суеты большого зала. Но настал момент, когда их снова выловили, и пришлось возвращаться к обществу.

— Скажите, граф, — спросила одна из дам, — а чем отличаются арабские женщины от наших?

— У арабских женщин другая мода и другой фасон одежды.

— Я не про одежду спрашиваю, а про женщин.

— У арабских женщин более смуглая кожа.

А чем еще они отличаются? — кокетливо строя глазки, спросила дама.

— На этот вопрос я смогу ответить только после личного контакта с вами.

Елизавета прижалась к графу, явно сдерживая смех.

— Скажите, граф, — спросил один из гостей, — а чем отличаются арабские женщины от наших, говорят, вы захватили гарем в тысячу наложниц?

— Я был в Средиземном море почти триста дней, а в Петербурге я только пятый день. Дайте мне время для сравнительного анализа.

Так, за пустыми разговорами, прошел вечер, ночью разнеженная ласками Елизавета сказала:

— Когда императрица велела прийти в дом Куракиных и встретить там тебя, я даже испугалась. Сейчас благодарна ей, ты оказался очень милым и нежным, а самое главное — настоящим мужчиной моей мечты.

Сергей на мгновенье оторвался от ласк и спросил:

— Когда вещи будешь собирать? Времени уже мало осталось.

— Служанки соберут, а утром Лиза проверит.

— Какая Лиза?

— Елизавета Балакина, ты же сам слышал приказ императрицы подругу взять.

— Так она твоя подруга?

— Во дворце друзей-подруг нет, но мы с Елизаветой Балакиной друг другу никогда подлостей не делали.

У причала стоял пассажирский колесный пароход, который был построен к весне на Сясьской верфи. Когда Сергей оговаривал с Боголюбовым проект, то обсуждал только скорость. Евстафий Петрович по своему усмотрению разместил в носу две каюты класса люкс и на корме четыре каюты — комнаты со спальнями. Между ними разместили просторный салон с буфетом, в котором можно было столоваться. Под палубой кроме кают экипажа разместили еще десять кают для нижних чинов. С Павлом пришли Панин и Путов в сопровождении десяти слуг. Елизавета Ухова и Елизавета Балакина были с тремя служанками. Общее количество багажа требовало дополнительного корабля. Грузились и размещались целый час. Начинающий злиться Павел отправил назад четверых слуг. Корабль пыхнул дымом и паром, дал гудок и, шлепая лопастями колес, резво побежал вверх по Неве.

Сергей стоял с секундомером у борта и определял скорость. Замеры были впечатляющими: 18, 75 узла, если прибавить скорость течения Невы, то можно рассчитывать на устойчивые 20 узлов. Подошел Павел и удивленно воскликнул:

— Мы двадцать минут назад отошли от Дворцовой набережной, а уже Александро-Невская лавра!

— Двигатели меняют жизнь и сокращают расстояния. Я постараюсь в следующем году проложить железную дорогу из Петербурга в Царское Село.

— Я в Царском Селе жить не буду.

— Хорошо, в Гатчину.

— Почему ты решил, что я построю себе дворец в Гатчине?

— Решаешь ты, а не я.

— Но про Гатчину сказал ты.

— Место там красивое и для жизни здоровое, возможно, и захочешь построить там дворец для себя и своих детей. На мать обижаться не надо, она живет, как хочет и может, и ты будешь жить, как захочешь и сможешь.

— Ты говоришь тоном провидца… А что такое железная дорога?

Сергей начал объяснять устройство железной дороги. Зашли в салон, и граф набросал на листочках бумаги несколько рисунков и схем.

— Ты зачем их взял? — спросил Павел.

— У меня выбор был? Догадайся с одного раза.

Павел резко вскинул голову, потом взял карандаш и стал рисовать на бумаге кораблик, затем сбросил лист на палубу и сказал:

— Непонятна твоя позиция. Императрица хочет тебя видеть при дворе, но ты увиливаешь от такой возможности. Я чувствую твою доброту и расположение ко мне, но ты не хочешь быть в моей свите. Объяснись, Алексеев.

— Ты и твоя мать правители. Ваша цель править — державой на пользу всем. Своей волей вы хотите всех сделать счастливыми, стараясь при этом сохранять справедливость.

— Ты против этого?

— Я поставил перед собой другую цель — обеспечить твою мать, а потом и тебя деньгами.

— Не понимаю, как это возможно? Своими набегами ты принесешь казне хорошие деньги, но война кончится — и кончатся твои набеги.

— Богатство страны и богатство казны — два разных понятия, я хочу видеть богатого императора в богатой стране с богатыми гражданами.

— Но я именно к этому стремлюсь.

— Ты и твоя мать своими указами этого не достигнете. Здесь нужен толчок, и таким толчком станут грабежи, как это было у викингов или испанцев с португальцами.

— Грабить других несправедливо. Насильственная колонизация слабых стран мне противна. Англичане весьма подлы по отношению к аборигенам.

— Еще менее справедливо, когда грабят тебя. Сильные европейские страны развиваются за счет более слабых. Я хочу развития России, а не развития других стран за счет России.

— Тогда тебе место в моей свите, мы вместе составим проект развития империи.

— Спасибо за предложение, ваше императорское высочество, но позволь пока пограбить.

— Ты неисправимый авантюрист, — Павел засмеялся и откинулся в кресле, — хорошо, пограбь, время терпит.

В салон вышли дамы и защебетали на обычные придворные темы. Затем появились сановники и с удивлением стали оглядывать берега Невы, пытаясь определить, где находится кораблик. За обедом разглядывали стены Шлиссельбургской крепости. Все поражались необычайной скорости кораблика. После обеда потекла неторопливая беседа. Минут через двадцать Сергей взял Елизавету за руку и повел в каюту. Женщина ожидала разговора и вздрогнула, когда граф ножницами начал распарывать шов на спине ее платья…

— Осторожнее, не повреди платье, — тихо сказала Елизавета, поняв его намерения.

Раздевшись и сбросив парики, они прильнули друг к другу в жарком поцелуе. Граф поднял женщину на руки и понес ее в ванную, где они начали делиться опытом и развивать свою фантазию. Уставшие и довольные, перебрались в кровать немного передохнуть. Но массаж пальчиков ног и пяточек снова возбудил Елизавету. Она рычащей тигрицей бросилась на графа. Так, во взаимных ласках, они провели полтора часа, после чего Сергей начал собираться. Ожидавшая за дверью служанка быстренько проскользнула в каюту помочь своей хозяйке. Разделась за две минуты, а одеваться будет почти час.

Кораблик с торжественным гудком вошел в Сясь задолго до ужина. У городского причала собралась внушительная толпа. Сергей с удовольствием отмечал изменения. Значительно выросла причальная линия порта с многочисленными тыловыми складами. По линии стапелей стояли колесные корабли разной степени готовности, что даже не специалисту говорило о поточном методе сборки. Сясь стал уже городом с широкими ухоженными улицами и многочисленным населением. Сюрпризом оказался построенный напротив причала дворец, соединенный галереей с соседним дворцом.

Сергей пожал плечами — потом разберется с идеями архитектора.

Павел со свитой и фрейлинами сошел на широкий причал. Народ закричал «ура» и под залпы пушек упал на колени перед царевичем, дворян-то в Сяси не было. Павел гордо и одновременно растерянно оглянулся, увидел стоящего на палубе графа. Подал знак подойти. Сергей сбежал по трапу на причал и подмигнул Боголюбову. Евстафий Петрович вместе с городским старостой поднялись с колен и, низко кланяясь, подошли к цесаревичу Городской староста промямлил приветствие. Граф решил вмешаться, дабы не смущать обе стороны. По очереди обнял главного строителя и старосту, развернул их вполоборота к Павлу и сказал:

— Ваше императорское высочество, эти двое простых людей за два с половиной года из заброшенного поселка создали настоящий город.

— Вот уж неправда, хозяин, — заговорил Боголюбов, — город создан твоими трудами и заботами. И верфи, и причалы — все это твои старания.

— А ты, Евстафий Петрович, значит, на печи сидел все это время, — засмеялся граф.

— Скажи, Боголюбов, — прервал разговор Павел, — как ты смог за год построить и гранитный причал, и дворец?

— Это несложно, ваше императорское высочество, графскую пристань для личного корабля Сергея Николаевича построили прошлым летом.

— Дом с царским флигелем к первому мая закончили, — дополнил староста.

— Гранита у нас много, и каменотесы хорошие, опять же, хозяин всякие паровые машины придумал.

— Почему Царский флигель? — спросил Павел.

— Так знали мы о твоей заботе к простым людям, что не оставишь нас без внимания, вот и построили для тебя дом, чтоб по тесным углам тебе не жаться.

«Вот политик!» — про себя усмехнулся Сергей и сказал:

— Спасибо за радушную встречу, через час буду в опытном бассейне.

Сергей на правах хозяина повел Павла со свитой в Царский флигель, название зданию дано, и переименовывать нет смысла.

— Ты почему на корабле остался? — спросил Павел.

— Не по чину мне в твоей свите быть, поэтому и отстал, в прошлом году ты без свиты был, и этикет соблюдать нужды не было.

Павел остановился и посмотрел на графа, затем перевел взгляд за его спину и хмыкнул:

— Посмотри на теток.

Фрейлины, поддерживая подолы платьев, чинно шли в дом графа, служанки руководили выгрузкой багажа.

— Так и не пойму, за кем они присматривают.

— Женщины многоцелевого назначения, не обращай внимания, ваше императорское высочество. Такова твоя Царская судьба, а мне достается дуплетом.

— Пошли, комнаты мне покажешь.

— Да как я их тебе покажу, если сам этот дворец впервые вижу?

— Приходи ужинать, фрейлины без спроса придут.

Юноша, он и есть юноша. Видит жизнь черно-белой, оценивает бескомпромиссно. Отношение к женщинам чисто потребительское, без чувств и эмоций.

Сергей пошел к управляющему, необходимо обсудить первостепенные вопросы. Тимофей послал в Сясь толкового и сноровистого парня — Александра Фомича Попова. Попову приходилось решать широкий круг вопросов. Управляющий вполне справлялся с поставленной задачей, что было очень важно в связи с большим количеством трофеев, хранящихся на складах порта. За сорок минут успели обозначить основные проблемы. Что делать с пойманными лазутчиками, Сергей решил просто. Всех в цепи — и отправить через Амстердам в Африку на разработку алмазов. Слухи быстро дойдут до других охотников полазить по чужим складам. Кто не желает отправиться в Африку — сами разбегутся из города.

Новый бассейн впечатлял продуманным обустройством. Модели можно было испытывать практически по всем параметрам. Даже вывели воздушный короб вентилятора для оценки работы парусного вооружения. Оказывается, достаточно выдать основную мысль, а люди сами разовьют идею в нужном направлении. Очень хорошо разовьют. Боголюбов представил несколько моделей, но сразу указал на лучшую. Модель прошла все испытания с опережением заданных показателей. Сергей не стал тратить свое и чужое время на бесполезную демонстрацию. Если специалист уже сказал свое слово, то какой смысл его перепроверять? Обсудили параметры нового корабля. Теперь главный вопрос:

— Когда барк будет готов?

— В сентябре спустим на воду.

— Уже заложил? Сам заказ на стальные детали готовил?

— Нет, мои ребята прознали про конструкторское бюро у Варфоломея Сидоровича. Я последовал их примеру и собрал толковых людей, да книги твои им дал.

— Каков результат?

— Хороший результат, в Петербургскую академию часто на консультации ездят. Академики к нам приезжают, советы дают, сами у нас учатся.

— Вот что, Евстафий Петрович, построй к зиме рядом с опытным бассейном дом, да назови его Кораблестроительный институт.

— Чем займется этот институт?

— Нашим людям нужны систематизированные знания. Я дам команду выделить деньги на учебу твоих толковых людей. Полагаю, петербургские профессора не откажут.

— Дельная мысль у тебя, хозяин, польза будет и нам, и им. Утром жду на стапеле, свою «Панацею» посмотришь.

Трехэтажный особняк под названием Царский флигель своим внутренним убранством соответствовал названию. Отделка комнат и мебель не уступала отделке Зимнего дворца. Попов, как потом выяснил Сергей, переманил с десяток хороших мастеров из Петербурга.

Мастера сформировались в артель со своим архитектором. В задачу артели входило привести в порядок все дома графа. Затем дома ближайших помощников Сергея. В резных деталях мебели просматривалась рука танжерских умельцев. Павел оценил убранство особняка. За ужином все разговоры велись об убранстве комнат, изяществе мебели и прочих удобствах. Разговор в конечном итоге навел графа на мысль о картинах, статуях и прочих предметах роскоши.

В свой дворец Сергей прошел через парадный вход.

Это был действительно дворец, его люди постарались создать прекрасный интерьер. Служанки повели по залам и комнатам. С этажа на этаж. Гостиные, библиотека, музыкальный салон. На третьем этаже спальни будуары, малые салоны. Наконец привели к его спальне.

Комната не менее шестидесяти квадратных метров с кроватью под балдахином и Лизой в кровати. В кровати графа ожидала не Елизавета Ухова, а Лиза — Елизавета Балакина. Сергей не стал раздумывать над данным фактом. Решение не его, и выяснять, почему да как, он не собирался. Женщины могли решить по взаимной договоренности или выполнять приказ. Спасибо, что не две сразу, такая мечта импотента могла подорвать здоровье.

… До завтрака граф успел полностью осмотреть строящуюся «Панацею» и согласиться с мнением Боголюбова. Корабль в сентябре будет готов. Сказал главному корабелу об изменениях, которые необходимо внести в планировку кают колесного кораблика.

— Хозяин, а когда ты собираешься в Нижний Новгород? — спросил Боголюбов.

— Трудно предугадать, как управлюсь, но дней пятьшесть у тебя есть.

— Времени должно хватить, цесаревич вчера твой корабль в Петербург отправил, если послезавтра вернется в Сясь, то успеем.

Вот те раз! Наследник престола не привык спрашивать разрешения! Если только у матери, которую откровенно не любит. Но в его возрасте подобное отношение к родителям не редкость. По дороге в свой дворец успел обсудить несколько щекотливых вопросов с Александром Фомичом.

После завтрака в сопровождении фрейлин обошел половину комнат своего дворца. Неожиданно прибежал слуга, Павел желает пойти на осмотр владений графа Первый день посвятили посещению церкви и осмотру алтаря. Это действительно стоило увидеть! Тонкая, изящная работа подчеркивалась фактурой дерева. Молодцы резчики! Затем прошли в цеха резчиков, где кроме купленных арабов работало сто восемьдесят человек.

К удивлению графа, арабы были довольны новым местом. Они сразу узнали хозяина, посыпались традиционные арабские приветствия. Павел с интересом смотрел на работу резчиков, фрейлины откровенно скучали. Дамы оживились при переходе в соседний цех.

В подсобке на стеллажах они увидели подготовленные доски из различных пород красного и черного дерева.

— Ой, какие красивые дощечки, — всплеснула руками Елизавета Ухова. — Что это?

— Этомаккоре, — начал объяснять старший резчик, — прочный и надежный, как дуб. Это сасандра, обрабатывается как липа, это сапели, фактура, как у сосны, только в Африке более пятидесяти различных сортов черного и красного дерева.

По меркам Петербурга здесь лежало целое состояние, заморские сорта стоили очень дорого.

История внешней торговли России — это история блокады внешней торговли России. Сначала Ганзейский союз диктовал цены и условия торговли. Затем голландцы построили в Москве свою традиционную факторию. Аналогичные фактории они строили в Китае, Японии, Индии и других странах. Затем выход на русский рынок английских купцов. Последовали столетия русского экспорта в Англию в обмен на серебро.

Русских не интересовало море. Единичные непоседы и бедные прибалты, строящие в складчину небольшие корабли.

Они не могли повлиять на внешнюю торговлю.

Даже в XXI веке московские моряки заинтересованы в чинах и расширении возможностей для себя — любимого, а не в решении проблем государства. В результате мы имеем смешные цены. Доска красного дерева в Петербурге измеряется в кубических сантиметрах. В Лондоне и Амстердаме из этих досок заборы делают.

Сергей повернулся к управляющему, но тот уже отдавал необходимые распоряжения. Склад с красным и черным деревом будет в списке недоступных. Для графа второй цех оказался сюрпризом. Здесь обрабатывались бивни слонов и морских животных. За работой дружно сидели умельцы поморья, негры и арабы.

— Что здесь делают? — спросил Павел.

Сергей пожал плечами, он сам впервые видел Александра Фомича и даже не догадывался о его существовании. Вперед вышел Александр Фомич:

— Ваше императорское высочество, здесь резчики по слоновой кости изготавливают украшения, детали мебели и интерьера.

Павел еще раз осмотрел помещение, заполненное визгом бормашин. Работники, склонившись над увеличительными стеклами, что-то вырезали на костяных пластинках. Пошел вдоль рядов, внимательно вглядываясь через плечи работающих. Вдруг остановился и позвал управляющего:

— Здесь что делают?

— Граф строит дом в Петербурге. Здесь готовят детали интерьера для Белой гостиной. Она будет украшена слоновой костью, красным деревом и красным хрусталем.

— Красный хрусталь! Где вы его берете?

— В Туле, на заводе графа.

Вечером за ужином Павел засыпал Сергея вопросами. Он требовал объяснений тех или иных нюансов увиденного. Во время их активного разговора фрейлины с наставниками Павла лениво играли в карты, обмениваясь шутками и приговорками. В зал вошел слуга и передал наследнику пакет и письмо, еще одно письмо подал графу. Письмо было от Екатерины, которая упрекала Алексеева в неуместном соблюдении этикета в поездке по провинциям.

— Граф Алексеев, — торжественно сказал Павел, — ты производишься в камергеры двора!

Сергей недоуменно встал, но, увидев в руках Павла подобие цепи с драгоценными камнями и какой-то висюлькой внизу, опустился на колени. Павел надел на шею графа этот символ и передал грамоту о производстве в камергеры. Наставники, посмеиваясь, смотрели на сконфуженное лицо Сергея, фрейлины озадаченно шептались.

— Что теперь я должен делать? — спросил граф.

— На всех официальных церемониях стоять за моим левым плечом.

Ежедневно с утра Сергей с Павлом и свитой обходили цех за цехом. Перед ужином выделялось время для Александра Фомича Попова, с которым обсуждались конфиденциальные вопросы. Затем переходили в Царский флигель и обсуждали рутинные дела. Например, долго решали, где построить сахарный завод. Нужно выбрать место ближе к фарватеру — удобно для кораблей, и нет опасности наводнений. В процессе обсуждения граф ляпнул про изготовление конфет. Пришлось вкратце объяснять технологию изготовления леденцов, однажды виденную по телевизору. К неосторожным словам «с наводнениями легко покончить» прицепился Павел. Пришлось рисовать схему защиты города, которую Павел забрал себе. Со временем выяснилось, что фрейлины выбрали часы любовных встреч согласно своим предпочтениям. После обеда Елизавета Ухова брала графа под руку и в спальне давала ему в руки ножницы. После чего, помогая друг другу раздеться, они сначала отправлялись в ванну, а потом перебирались в постель. Лиза Балакина вечером ожидала в кровати, поглядывая из-под одеяла зелеными кошачьими глазами.

Досуг Сергея был довольно однообразен, но он нашел выход. По его указаниям сделали домино, шашки и шиш-беш. Граф потратил несколько часов на обучение других этим играм. Теперь свита следовала за Павлом и графом только до обеда. После обеда все садились играть, сначала в доме Сергея, после ужина игра продолжалась в Царском флигеле. Только один Павел упорно стремился все узнать и увидеть.

Через три дня «богинь» вывели из дока, и поставили рядом с новыми кораблями. Экипажи частично уехали в отпуск, частично перебрались на новые корабли.

Прибыло и пополнение. Новые офицеры представились Сергею. Среди них был кандидат на командование «Панацеей», тридцатилетний лейтенант Семен Савельевич Шакунов. Граф уделил кандидату весь день. Они поговорили на различные темы, в том числе и далекие от профессиональных интересов моряков. Затем граф попросил подобрать к октябрю добровольцев, врача, художника и натуралистов.

— Зачем они на корабле? — удивленно спросил Семен Савельевич.

— Наш первый рейс будет продолжительным и познавательным. В перспективе я планирую посещение Северной Европы, Африки, Америки и Южного континента. Мы встретим много незнакомых нам животных, растений и насекомых. Для этого и необходимы врач, художник и натуралист.

— Вы хотите отправиться на «Панацее» в путешествие?

— Нет. поход будет деловым, но попутно сможем увидеть очень много интересного.

Остался последний вопрос. Завершение ходовых испытаний двух броненосцев — «Безжалостного» и «Беспощадного». Оба корабля планировалось передать в Черное море на войсковые испытания. По своим размерам они вполне подходили для условий Балтики и Черного моря. Размеры позволяли пройти через шлюз из Цны в Ворону и по Дону спуститься в Черное море.

Четыре мощные гладкоствольные пушки в двух башнях и стальной корпус от пояса переменной ватерлинии до палубы гарантировали успех при встрече с любыми кораблями Турции. Пушки заряжались через специальные вырезы в палубных надстройках. Такой метод обеспечивал безопасность артиллерийского расчета в процессе боя. Крым взят, но требовалось обезопасить побережье полуострова от набегов и десанта с моря. Ни Павел, ни офицеры его кораблей не интересовались этими броненосцами. Два похожих на колесные буксиры корабля с железным корпусом и пушками не производили большого впечатления своим внешним видом.

Переход из Сяси в Нижний Новгород занял два дня.

Свита любовалась пейзажами или развлекалась играми.

Игра в домино завлекла всех.Организовались две противодействующие пары: Панин — Ухова против Путова — Балакиной. Они азартно стучали по столу костяшками.

— Вы козлы, — кричал Путов, — мадам Ухова, у вас Уже рожки на голове можно пощупать.

— Чтобы узнать про ее рожки, надо пощупать в штанах У ее мужа, — ехидно отвечала Балакина.

— Ничего, мы с мадам Уховой вам сейчас такие ветвистые рога наставим, что и без штанов ясно будет, — мешая костяшки, отвечал Панин.

Сергей занимался систематизированием своих записей. Набрасывал примерные планы развития и расширения заводов. Павел отнимал много времени, хотя и старался не мешать графу. Вопросы так и сыпались из любознательного юноши.

На причале встречали Иосиф Аврумович и Фрол Яковлевич Гришанов. Павел сошел на причал и недоуменно посмотрел по сторонам. Банкир и управляющий, в свою очередь, спокойно рассматривали юношу в ожидании выхода хозяина. Так же спокойно в стороне стояли немногочисленные помощники. Вышла свита, появление двух красивых дворянок вызвало оживленное любопытство. Последним вышел Сергей, встречающие обрадованно зашумели. Иосиф Аврумович, чуть не толкнув наследника, бросился обнимать хозяина.

— Фрол Яковлевич, — позвал граф управляющего, — пошли гонца к губернатору. Скажи, наследник престола Павел Первый с малой свитой в городе.

Народ какое-то время осмысливал слова, затем все дружно рухнули на колени. Павел отошел от шока, вызванного бесцеремонной встречей, и спросил графа:

— Почему губернатор не соизволил меня встретить?

— Откуда ему знать про тебя? Кто за два дня успеет из Сяси до Нижнего Новгорода или за восемь дней из Петербурга? Первая церемониальная встреча будет только в Туле.

Павел посмотрел на Сергея и согласно кивнул головой. Разместились в двух колясках и поехали в дом Фрола Яковлевича. Дом графа хоть и был покрыт крышей, но до завершения было еще далеко. Губернатор примчался верхом, когда в саду за домом сели пить чаи.

После недолгих уговоров Павел со свитой уехал в дом губернатора. Было ясно, что в доме управляющего всем разместиться будет сложно…

Сергей воспользовался удобным случаем для решения самых щекотливых вопросов. Иосиф Аврумович выслушал предложение о штамповке денег и сказал:

— Хозяин, мне остается только надеть пейсы и пешком идти к Стене Плача. Такого прохиндея, как ты, больше нигде не найти.

— Брось ты, Иосиф Аврумович, это воля случая.

— Воля случая помогает тем, кто к нему готов. Большинство людей свой счастливый случай даже не замечают.

Надо быть очень наивным человеком, чтобы верить в возможность обратить золото в деньги. По-детски наивное заявление «уеду за границу и продам» может вызвать только смех. Как будто за границей нет законов и полиции. Можно продать немного золота цыганам. Они заплатят четверть цены, но после третьей сделки сдадут в милицию. Ильф и Петров создали достаточно внятный финал «Золотого теленка». Решение ввезти золото и серебро в Россию граф принял под проект норвежской авантюры. А может, две эти мысли сформировались вместе. Неожиданный шанс отчеканить деньги в Туле внес только одно изменение в «норвежский план».

Плата за независимость Норвегии будет внесена королю Дании не слитками, а монетами сеутской чеканки.

С утра, оставив фрейлин в доме, Сергей уехал в управление заводами. До обеда спокойно обсудили все самое важное. После обеда, взяв с собой только Елизавету Балакину, поехал в дом губернатора за Павлом.

В Нижнем Новгороде шло интенсивное строительство и размещение вновь прибывших рабочих. Общее количество рабочих на заводах Сергея в Нижнем Новгороде уже приближалось к ста пятидесяти тысячам человек. Поэтому граф решил остановиться на количестве двести пятьдесят тысяч человек. Через год его заводы в Нижнем Новгороде будут перерабатывать все уральское железо. Тем более что уже пошли разговоры о волнениях на Урале. Значит, Пугачев начал действовать. Ежемесячный приток рабочей силы за счет переселенцев из Европы был стабилен: четыреста пятьдесят — пятьсот семей в месяц. Цифра, по мнению Сергея, достигла своего предела. Переселенцы из Польши и новых областей юго-запада России предпочитали кре стьянскую жизнь на южных землях.

Сергей посвятил Нижнему Новгороду шесть дней.

По утрам они с Елизаветой Уховой заезжали за Павлом, тщательно осматривали цеха и стройки. После обеда граф приезжал в дом губернатора с Елизаветой Балакиной, и обход продолжался. Павел с интересом вникал во все детали. Граф был вынужден признать, что организация работ и технологических процессов шагнула далеко вперед. Некоторые технические и технологические решения уже вышли за рамки знаний Сергея. Всего три года назад он подкинул несколько идей, и они развились и ушли вперед без каких-либо усилий с его стороны. Надо будет подождать результатов в развитии электричества и «изобретать» двигатель внутреннего сгорания. Но в первую очередь надо строить общедоступные школы для не дворянских детей. Эти школы, кажется, назывались реальными училищами. В Нижнем Новгороде уже осенью следует открыть универси тет. Совершенно необходимы инженерно-строительный и инженерно-технический факультеты. Для эффективной работы огромных заводов и верфей в Нижнем Новгороде потребуются обученные инженерно-технические кадры.

Лозунг коммунистов «кадры решают все» лжив, как и все прочие лозунги лидеров строителей коммунизма. Искусственно разделив граждан на класс paбочих и класс служащих, коммунистические правители поставили во главу общества рабочего. Рабочий, как и любой человек, желал получать деньги и не работать. Изгнав из России всю «буржуазную» интеллигенцию, коммунисты начали строить свое общество. Заводы без инженерно-технического персонала встали.

Тогда советские правители решили обучить новых инженеров и управленцев из числа рабочих. Но и рабочекрестьянская интеллигенция начала требовать соблюдения производственной дисциплины. Возникла поточная линия: институт — завод — Колыма. Только с началом войны коммунистические лидеры поняли, в какую задницу они загнали страну. Коммунисты почти на тридцать лет остановили научно-техническое развитие страны. Впоследствии, желая прикрыть свои ошибки, коммунисты верещали об «исторической отсталости» царской России.

Кораблик добежал из Нижнего Новгорода в Тамбов за один день. Приезд цесаревича, как предсказывал Сергей, оказался для Воронцова сюрпризом. Был сюрприз и для графа, в городе его ожидал Тимофей. От причалов поехали к дому губернатора, где Павла спокойно, без угодливости встретил Воронцов. Нет причин У Ивана Николаевича спину гнуть перед наследником.

Граф — соучастник восстания дворян против Петра III и человек Потемкина. Воронцов дружески обнял Сергея, покосился на фрейлин, но ничего не сказал. О замужестве Аграфены Фоминичны ему было известно.

Пригласил гостей на чай и приступил с расспросами к графу. Слухи о подвигах и невероятных трофеях уже Докатились до Тамбова. Сергей подарил губернатору черного дерева трость с резной ручкой слоновой кости.

Евдокии Владимировне преподнес золотые украшения арабской работы. Воронцов посетовал, что вынужден уехать на инспекцию новых земель. Тамбовская губерния теперь называется Азовско-Крымской. За чаем приехал князь Бабарыкин и пригласил Павла со свитой поселиться в его доме. Оно и верно, дом у Никанора Кирилловича был больше губернаторского.

После чая Сергей с фрейлинами уехал устраиваться. Свой дом Аграфена снесла, а территорию присоединила к дому графа. Получился достаточно большой сад с цветником. Прислуга Аграфены тоже перебралась в дом графа. После обеда, проведя традиционный час с Елизаветой, Сергей отправился в дом родителей Тимофея. Почти до ужина обсуждали накопившиеся вопросы и новые идеи. В тех городах, где есть представительство Тульского банка оружейников, Сергей предложил начать выпуск газеты.

— Да зачем нам пустая трата денег? — возмутился Тимофей. — Лучше приют открой, если денег девать некуда.

— Не скажи, Тимофей, газета не только принесет деньги, это еще очень сильное оружие.

Газетой можно любого человека возвысить или уничтожить.

Сергей рассказал принцип газетного дела, рекламы и платных объявлений. Тимофей внимательно выслушал, задал уточняющие вопросы, наконец согласился.

— Ты как, всегда прав, хозяин, дело стоящее и выгодное.

Дам заказ в Нижний Новгород на изготовление типографских машин. Нужных людей соберем ко времени готовности типографий. Газету назовем «Губернские новости».

— Почему «Губернские новости»? Может, назвать «Российские новости»?

— Газета с таким названием будет восприниматься во всех губерниях как своя. Мы будем давать в газете и общую информацию, и местные новости.

— В Нижнем Новгороде много наших заводов, надо строить большой дом для заводоуправления и работы с клиентами. Найди архитектора для дома в семь этажей.

— Найти архитектора для дома в семь этажей не трудно, только люди бегать по этажам устанут.

— Я на корабле чертежи набросал для Варфоломея Сидоровича. На второй и третий этажи пустим самодвижущиеся лестницы. На остальные четыре этажа — кабины лифтов, на каждый этаж свою кабину.

— Если это сделать, то клиенты к нам побегут только ради удовольствия на чудо-лестницах покататься.

— На то и расчет, чем больше у нас всяких технических новинок, тем больше к нам доверия как к передовой компании. Не забудь с собой взять чертежи и описание.

— Не хочешь, чтобы мы вместе в Тулу ехали?

— Я на свои земли заеду. Дней на десять задержусь, хочется просто отдохнуть, не нагружаясь проблемами.

Можем вместе поехать, если хочешь.

— Нет, спасибо. Мне капитан передал сумку с твоими секретными документами и бумаги Аграфены Фоминичны. Ты сейчас хочешь что-либо добавить?

— Хорошо изучи и продумай варианты. Отдельно выдели норвежскую тему Через полтора-два года надо будет действовать энергично. К этому времени мы должны быть готовы.

— Задача не из легких, но через поморов найдем решение. Что с предприятиями Аграфены Фоминичны?

— В ее делах главное — пшеница и производство бюстгальтеров. Эти темы и развивай дальше.

— А пуговицы и прочую костяную продукцию? Ты сам посмотри на прибыльность!

— Извини, я эти бумаги вообще не посмотрел, совсем нет времени.

Вернувшись в дом, Сергей быстро переоделся и с фрейлинами поехал к князю Бабарыкину. Вечер прошел предсказуемо. Первоначально все внимание было направлено на наследника престола, затем начало перемещаться на графа. Слухи о его огромной добыче уже дошли до Тамбова. Но большинство гостей не имели понятия о размерах Дворцовой площади. Такого ажиотажа, как в Петербурге, здесь не было.

В большей мере всех интересовали детали самого похода в Средиземное море и личные впечатления графа.

Первый день до обеда был посвящен университету и его факультету мичуринцев-натуралистов. Фрейлины рассматривали картинки и гуляли по саду. Павел дотошно пытался во всем разобраться. После обеда съездили в обсерваторию. Заинтересованный Павел захотел съездить еще раз с наступлением темноты. Со следующего дня режим резко изменился. Павел с наставниками ложился спать на рассвете. Спал до ужина, за ужином рассказывал о кольцах Сатурна, спутниках Марса и прочих космических диковинках.

— Граф, я хочу такой же мощный телескоп в Петербурге.

— Ваше императорское высочество, это невозможно.

— Граф Алексеев! Почему невозможно, объяснитесь!

— Во-первых, в Петербурге более влажная атмосфера. Во-вторых, число безоблачных дней менее тридцати в году. Ты просто ничего не увидишь в телескоп.

— Но я хочу иметь телескоп!

— Если ты хочешь иметь телескоп, то получишь переносной вариант на именины. Сюда приглашаю через год. Будет готов новый телескоп с диаметром зеркала один метр.

— А что я смогу увидеть в такой телескоп?

— Увеличение в два раза диаметра зеркала повышает разрешающую способность телескопа примерно в десять раз. Новый телескоп будет приводить в действие паровая машина.

Строительство нового телескопа было коммерческим ходом. Открытия астрономов из Тамбовской обсерватории уже будоражили специалистов Европы. Вокруг обсерватории возник поселок астрономов всех стран. Зеркальные телескопы из эпохи XX века позволяли изучать не только Солнечную систему, но и заглянуть дальше. Телескоп с метровым зеркалом — это уже середина XX века. Тамбовский оптико-механический завод — собственник обсерватории, производитель телескопов, биноклей, хронометров и многого другого. Наличие обсерватории с телескопами оказалось лучшей рекламой заводской продукции и принесло торговой марке мировую известность.

Павел заболел астрономией. Елизавета с Лизой проводили время в обществе офицеров гарнизона. Сергей вплотную занялся химической лабораторией. Капсюли по-прежнему были недосягаемые. Кристаллы соли сохраняли свои детонирующие свойства пять недель.

— Господа, — поставил новую задачу граф, — будем делать запальную трубку. Поместим вашу соль в запаянной стеклянной трубке.

— Что такой вариант даст?

— Ударный механизм разобьет стекло и вызовет взрыв соли. Как следствие, детонирует и взрывчатка.

— Я тебя понял, хозяин, мы проведем сравнительные испытания и отправим доклад Тимофею.

— Как работы над новым порохом?

— Главное — мы поняли основные принципы создания. Сейчас работаем над эфирами на основе ацетонов, но опытные образцы уже есть.

Основная задача по созданию нормальной артиллерии успешно решена. Есть взрыватель для фугасного снаряда и запальная трубка для ударно-спускового механизма орудия. Чертежи для поршневого затвора двухсотдвадцатимиллиметровой пушки давно у Варфоломея Сидоровича. Рядом чертежи и для клинового затвора стомиллиметровой пушки. Пора давать команду на запуск в производство опытной партии. Одновременно пора осваивать выпуск противооткатного устройства.

Сергей сделал все чертежи в Туле почти три года назад.

Любой офицер военно-морского флота знает устройство и принцип действия артиллерии наотлично.

В первый год после неожиданного перемещения во времени Сергей начал «изобретать» новое оружие.

Естественно, он начал с попыток создать нарезные pyжья, пистолеты и пушки, делая упор на возможность заряжать через казенную часть. Сотрудники его тульского завода только посмеивались над «забавой» барина.

Благодаря своему «главному инженеру» он узнал причину скепсиса. Экскурсия по многочисленным оружейным заводам Тулы повергла Сергея в шок. Оказывается, все его «изобретения» уже давно известны. Нарезное оружие, включая пушки, начали изготовлять в Туле при Иване Грозном. Причем делалось не просто нарезное оружие, а оружие с вложением заряда через казенную часть. Тульские умельцы давно на ты с клиновыми и поршневыми затворами. Массовое производство сдерживали отсутствие технологии и высокая цена на импортную латунь для гильз.

В Тамбове сложилась интересная ситуация вокруг производства роялей и пианино. Маленькая мастерская переросла в фабрику, вокруг которой собралось много любителей музыки. Умный управляющий не только никого не гнал, а наоборот, платил всем добровольцам.

В результате собрался творческий коллектив экспериментаторов музыкального звучания. Сергей привел на фабрику фрейлин Екатерины. Дамы пришли в восторг от общения со столь своеобразными людьми. Шампанское, музыкальные экспромты и разговоры о прекрасном перемешались с запахами лака и полироли. Женщины на эмоциональном подъеме перебрали шампанского. Пришлось пропустить визит на посиделки, но вечером Лиза ожидала графа в кровати.

Последним в очереди остался факультет естествоиспытателей. Главным направлением была селекция подсолнечника и сахарной свеклы. Став крупнейшим в России землевладельцем, Сергей не хотел складывать все яйца в одну корзину. Экспорт в Англию ограничивался льном, пенькой и пшеницей. Только эти культуры массово выращивались в России. Катаклизмов, связанных с войной между Россией и Англией, граф не боялся. Сельхозпродукция вывозилась на его кораблях в Амстердам. Затем продавалась в Англию на основании лондонских биржевых котировок.

… Павел I был убит своими дворянами за торговый бойкот, который царь объявил Англии. Дворяне не могли продать свое зерно с коноплей и остались без денег.

Посему смерть Павла I, по мнению всего дворянства России, была заслуженной. Крымская война, с одной стороны, привела к гибели всей англо-французской эскадры. С другой — дала русским дворянам толчок для поиска альтернативных сельскохозяйственных культур.

После войны англичане и французы начали искать замену колесным пароходам. Русские дворяне продуктивно выращивали подсолнухи и сахарную свеклу.

Переезд крестьян из района средней полосы России на плодородные земли резко увеличит объемы продаж пшеницы, цены неизбежно упадут. Строительство металлургических заводов в Кривом Роге и угольных шахт в Донецком бассейне позволят начать выпуск плугов, косилок и другой сельхозтехники. Такое оборудование потянет вниз цены на пшеницу Надо быть готовом к альтернативным сельскохозяйственным культурам.

«Мичуринцы-натуралисты» второй год занимались этой темой. Ну, и другими, конечно. Что-либо подсказать работникам института Сергей не мог в силу отсутствия не-, обходимых знаний. Поучаствовать в совместном обсуждении проблем считал своим долгом…

На седьмой день пребывания в Тамбове отправились в имение графа. Свита Павла и фрейлины в колясках. Сам Павел с Путовым, Сергеем и Михаилом поехали верхом. У Евдокии Владимировны Грушевской, бабушки Сергея, задержались на четыре дня. Павел был очарован нежной бабушкиной опекой. Прожив до пятнадцати лет без ласки матери или бабушки, Павел вдруг столкнулся с обычной человеческой любовью.

Когда можно безнаказанно все делать не потому, что ты наследник престола, а потому, что тебя любит бабушка, которая все прощает из-за любви к тебе.

— Ну чем эти мужланы помогут тебе? — заявила Евдокия Владимировна. — А соплюшки эти только подолом вертеть могут. Я с тобой к внуку поеду и присмотрю, чтоб все было правильно.

С этими словами Грушевская собралась в дорогу.

Кортеж увеличился на одну коляску.

В имении Сергея все расслабились, жизнь на природе вообще этому способствует. Павел с крестьянами ездил на рыбалку или просто гулял по полям. Сергей часто садился за рояль, музицировал, пел двусмысленные песенки своей молодости. Фрейлины меняли халаты на платья только к вечеру, когда съезжались дворяне из соседних имений. Весть о том, что наследник гостит в имении графа Алексеева, разлетелась быстро.

Окрестное дворянство съехалось как можно ближе к дому Сергея. Все вечера были многолюдны и веселы.

Павлу без назоиливости оказывали всевозможное почтение, понимая его приезд как отдых от забот в Петербурге. Поместное дворянство относились к наследнику как пятнадцатилетнему юноше: «Мальчик такой щуплый и бледный»… Павел почти зримо был окружен аурой семейной заботы.

В свою очередь цесаревич взял под опеку десятилетнего Михаила. С взрослой серьезностью обучал и воспитывал мальчика. Они ежедневно куда-то уезжали верхом, вечером Павел просто отмахивался от упреков Евдокии Владимировны.

— Павел, ты опять пропустил обед.

— Мы с Михаилом у крестьян обедали.

— Знаю я ваши крестьянские обеды, молоко с хлебом. Без мяса нельзя, мясо мужчина каждый день должен есть.

— Так за ужином мясо съем.

— На ужин мясо для ужина, на обед мясо для обеда.

Следующий раз, если поедете до вечера, то предупредите, мы вам с собой еды приготовим.

— Михаил, это тебя в первую очередь касается!

Беззаботно пролетело время, пора собираться в Тамбов. Послеобеденный час традиционно заполнен Елизаветой. Сергей, отдыхая, поглаживал и щекотал ее бедра.

Елизавета стоически терпела, потом, повизгивая кусала и грозила загрызть совсем, если негодник не прекрати над ней издеваться. Граф начал одеваться, и Елизавет огорошила новостью:

— Сереженька, я понесла, — и, увидев его непонимание, уточнила: — я беременна.

Полюбовавшись на озадаченное лицо любовника, Елизавета добавила:

— Неделю назад все сроки прошли, Лиза понесла от тебя еще в Нижнем Новгороде.

Шутки шутками, но могут быть и дети! О чем же вы думали, милые мои женщины?

— Почему Лиза мне ничего не сказала?

— Она тебя стесняется.

— Стесняется? По ее поведению в кровати совсем не скажешь, что она стеснительная женщина.

— Просто ты умеешь раскрепостить, поэтому ей с тобой в постели хорошо. А вообще она очень стеснительна.

— Где служит твой муж?

— В штабе Румянцева. А муж Лизы — у Долгорукова, он сейчас под Анапой.

Хорошую проблему вывалили милые дамы на голову графа. Надо отправлять гонца в Тамбов, одно письмо Воронцову, второе письмо управляющему, третье письмо Тимофею. И так забот полон рот, а тут еще с проблемами женщин разбираться. Не видно никакой озабоченности, уверены в благополучном разрешении ситуации. А выход только один.

Воронцов приехал в дом графа, когда еще только начали заводить лошадей во двор. Видимо, специально потребовал на заставе известить незамедлительно.

— Из-за них проблема? — спросил Иван Николаевич, указывая на фрейлин.

— Да, — не стал юлить Сергей, — обеих срочно надо под мужей уложить.

— Какое у тебя предложение?

— На реке стоит два броненосных корабля. Через четыре дня будем в Керчи.

— Думаешь, турки мимо Азова пропустят?

— Сами пройдем и спрашивать не будем. Возможно, даже за дальностью их пушек.

— В чем тогда проблема?

— В Павле, он обязательно за мной увяжется. Тебя он боится и не любит. Если ты с солдатами будешь на корабле, то наследник согласится подождать в Тамбове.

— Мой багаж сможешь взять?

— Без проблем, еще сорок солдат на каждый корабль и двадцать человек для обслуживания пушек.

— А зачем корабли в Тамбов пригнал?

— Планировал на Черном море испытать и Долгорукому с Румянцевым передать.

— Как губернатор имею полное право приказать тебе. Павла возьму на себя, а с девками сам разбирайся.

Ты когда готов будешь?

— Так поехали сразу на корабли. Спросим капитанов, а там по твоей команде.

Вечер в доме Шереметевых проходил по давно заведенным правилам, за исключением одного, но объяснимого исключения. Губернатор игнорировал Павла и не посещал дома, где находился наследник. После ужина и чаепития, когда присутствующие начали расходиться, неожиданно пришел Воронцов и обратился к Сергею:

— Граф, это твои корабли стоят в канале у Московских ворот?

— Мои, господин губернатор.

— Сколько времени тебе надо для их подготовки к походу?

— Они готовы, требуется только воинский экипаж, порох и припасы.

— Завтра все необходимое будет доставлено, и вечером корабли отправятся в Крым.

— Господин губернатор, на кораблях речные капитаны, они моря не знают.

— Ты у нас моряк, Сергей Николаевич, ты корабли по морю и поведешь.

Граф поклонился в знак согласия и повернулся к фрейлинам:

— Уважаемые дамы, не хотите ли повидать своих мужей?

Елизавета Ухова переглянулась с Елизаветой Балакиной. Затем обе несколько озадаченно посмотрели на графа. Потом снова друг на друга. Наконец дошло, и обе радостно подпрыгнули:

— Да! Конечно! Спасибо! Граф, голубчик, ты так внимателен к нам!

Павел засопел и вышел на середину зала:

— Алексеев, я поеду с тобой!

Этого Сергей никак не ожидал. Он не боялся за жизнь участников похода. Наоборот, был абсолютно уверен в безопасности. Но Екатерина! Она не простит, и доказывать отсутствие риска бесполезно. Мать есть мать, здесь доводы разума не действуют. Алексеев беспомощно посмотрел на Воронцова, но губернатор успокоительно махнул рукой. Создалось впечатление, что Иван Николаевич даже доволен решением Павла.

Утром началась суета сборов. Фрейлины возились с багажом. Что взять с собой, что отправить в каретах в Тулу? В результате отобрали с собой наряды, подаренные графом в Нижнем Новгороде и в Тамбове. Оставшийся гардероб решили отправить в Тулу. Сергей нанес визит губернатору и подарил ожерелье, которое в свое время приготовил для Аграфены. Воронцов долго разглядывал подарок, потом пожал руку со словами:

— Не робей, все будет как надо.

Много лет назад (или вперед?) Сергей на сво ей «Волге» объездил весь Крым. Был в Воронцовском дворце, но никогда не связывал его с губернатором Тамбова. Что в этом дворце была Ялтинская конференция, экскурсовод говорила. Что потомки графа Воронцова выделяют деньги на поддержание дворца, экскурсовод тоже говорила. Но что Воронцов управлял губернией от Тамбова и Воронежа до Крыма и Дона, он не знал Вечером отдали швартовы, и броненосцы пошлепали палицами колес к шлюзу. Сергей разместился в одной каюте с фрейлинами, в соседней каюте был Павел. Воронцов, Панин и Путов шли на другом корабле. На рассвете прошли шлюз и вошли в Ворону. Корабли дали полный ход, после Жердевки на палубе выставили вахту с ружьями. Каюты броненосца не были рассчитаны на знатных особ. Они были оборудованы удобствами.

Поэтому Павел с фрейлинами большую часть дня проводили на палубе. Правда, после обеда Лиза примерно час сидела в одиночестве. В это время Елизавета доказывала графу, как они с Лизой по ночам жестоки по отношению к ней. Расстояние от кровати графа до дивана, где она ночью спит, всего один метр…

К вечеру третьего дня Сергей отвлек Павла от оживленного разговора с Михаилом:

— Ваше императорское высочество, посмотрите в бинокль левее курса.

Крепость Азов была видна и без бинокля. Но, вооружившись биноклем, эту проблему в устье Дона можно рассмотреть во всех деталях. Фрейлины тоже схватили бинокли и оживленно зачирикали.

— Серьезная крепость, — сделал вывод Павел, — а прадед легко ее взял.

— Можем и мы ее взять, — сказал граф, — хотя за последние пятьдесят лет турки много пушек добавили.

«А почему нет? — подумал Сергей. — Зимой могу себе позволить санную прогулку». На крепостной стене забегали люди, но броненосцы проходили за дальностью выстрела.

После обеденного перерыва граф вышел на палубу.

Под рев корабельной сирены броненосцы подходили к Керчи с огромным царским штандартом на мачте. Вообще, привлекать внимание ревом сирен было излишне.

На стенах крепости и так толпились офицеры и солдаты. Ко времени швартовки на причале уже стоял почетный караул. Павел под торжественный марш спустился на берег. Сергей с цепью камергера шел за левым плечом цесаревича. Павел недовольно обернулся. Торжественность момента нарушали фрейлины, которые, повизгивая, спускались по шаткому трапу. Панин с Путовым шутками подбадривали дам, впрочем, не подавая руки и не помогая женщинам.

Появление наследника в Крыму по вполне понятным причинам стало полной неожиданностью. Но встреча прошла по всем правилам петербургского этикета. Долгорукий отправил Павла в приготовленный для него дом. 3aтем вместе с Воронцовым насел на Сергея с целью выяснить возможности непонятных кораблей.

— Для начала я должен привести броненосцы в мореходное состояние, — начал Сергей.

— Какая для этого требуется помощь?

— Я должен вернуться к Азовской крепости и ветретить буксир с двумя баржами. Там снятые детали и оборудование.

— Зачем ты снимал это оборудование?

— Осадка броненосцев должна быть четыре метра.

В Тамбове уменьшили осадку до двух с половиной метров для прохода мимо Азова и по мелководью Азовского моря.

— Когда корабли будут готовы?

— После прихода барж на дооборудование броненосцев потребуется шесть дней.

— Мне твои корабли нужны уже сегодня, — сказал Долгорукий.

— Почему такая срочность.

— Турки непрерывно перебрасывают войска. Я никак не могу отойти от Анапы. Только разобью их полки, как через четыре дня корабли высаживают новые силы.

Все правильно, от турецкого порта Самсун до Цемесской бухты броненосцам четырнадцать часов хода.

Парусники проходят это расстояние за сутки-двое. Турки организовали непрерывное пополнение войск на Таманском полуострове. Проблему надо решить радикально. Поставить батареи на входе в Цемесскую бухту Геленджик и Туапсе. Тогда снабжение и пополнение может быть только через Каспийское море, где у Турции ничего нет. По просьбе Сергея расстелили нужные карты, и он выдал стратегическую мысль.

— У нас нет для этого сил, — отверг его предложение Долгорукий.

— Много сил и не надо, на первоначальном этапе три маленьких гарнизона вполне способны блокировать высадку десанта с кораблей и охрану двух перевалов.

— Мы еще Крым полностью под свой контроль не взяли.

— Крым вообще не проблема. Установить по одной батарее в Феодосии, Судаке, Ялте, Евпатории и на мысе Херсонес. Доступ в Крым туркам будет перекрыт.

— Снабжение перекроем, а они в горы уйдут, ищи их потом по ущельям.

— Товарищ Сталин в свое время решил эту проблему за четыре недели. После оккупации немцами Крыма правительство крымских татар подписало с Гитлером соглашение, Татары формируют и передают Гитлеру дивизию из своих добровольцев, немцы признают в Крыму Татарскую автономию.

В 1944 году, после освобождения Крыма, Красная армия столкнулась с партизанским сопротивлением из крымских татар. НКВД не стал гоняться по горам за партизанами. В аулы приезжали грузовики и грузили на одну машину четыре семьи, если члены семьи были замечены в сотрудничестве с фашистами, или две семьи, если члены семьи в политическое дерьмо не вмешивались. С отъездом последнего грузовика исчез и последний партизан. Только через сорок лет татары начали возвращаться в Крым как жертвы политических репрессий.

Данная мысль Сергею понравилась. Реализация eё требовала некоторого согласования, но это уже вполне решаемые детали.

— Иван Николаевич, — обратился к Воронцову граф, — вы мне с татарами поможете?

— В каком смысле?

— Мне бы купить у вас двадцать тридцать тысяч семей.

Воронцов с Долгоруким переглянулись. Татары не были крепостными. По закону продать их или купить было невозможно. Но и Алексеев это хорошо знает.

Если знает и предлагает деньги, то почему не продать?

— Плати мне две тысячи рублей и вывози, сколько хочешь.

— В конце года повезу кораблями через Босфор, весной на баржах по Дону.

— Как это через Босфор? Турция русские корабли не пропустит, и мимо Азова пройти сложно.

— Через Босфор вывезу на турецких кораблях. Для Азова скоро пушка хорошая будет.

— Пушка для Азова — конечно же хорошо, но корабли от берега отогнать надо сейчас, — снова вступил в разговор Долгорукий.

— Господа генералы, я согласно патенту Екатерины, являюсь пиратом. Воевать буду как пират, ее долю отдам вам, свою заберу себе.

— Граф, не торгуйся, как купец на рынке, дело говори.

Один корабль утром уйдет на Азов, на другом я до рассвета отправлюсь на охоту.

Броненосец, покачиваясь на мелкой волне, шел к Цемесской бухте вдоль берега. Некоторые офицеры и солдаты тамбовского гарнизона сидели на палубе с зелеными лицами. Не проблема. Скоро покажется Цемесская бухта Боевая тревога вмиг вылечит все недуги. Не прошло и двадцати минут, как на фоне гор различили мачты стоящих на якоре кораблей. С десяток шлюпок качались у борта в ожидании солдат для доставки на берег.

— Боевая тревога, — скомандовал граф, — заряжай пушки ядрами, всем укрыться вниз, абордажной команде приготовиться.

Офицеры и солдаты, толкаясь и мешая друг другу, начали суетливо выполнять команды. Сергей внимательно рассматривал корабли. Нет, военных кораблей не было, одни транспортные суда. У России в Черном море флота нет, а у Турции на черноморском побережье нет ни одной крепости. Турецкие военные корабли патрулируют устье между Днепром и Дунаем. Там единственная угроза появления русских плавсредств. Этот шанс надо использовать в свою пользу. Когда турки очухаются и у входа в порт поставят пушки, о нахальных набегах придется забыть.

Граф с секундомером в руке высчитывал период качки. Между командой и выстрелом пушек проходит пять с половиной секунд. Стрелять надо по настильной траектории, чтобы ядра скользили и прыгали по земле.

Ядро — не фугасный снаряд, который посылают в цель.

Обе башни доложили о готовности к стрельбе. Сергей в бинокль выбирал цель. Наконец решил ударить по скоплению палаток, где в центре был алый шатер с желтым верхом. Сличив курсовой угол бортового визира с курсовым углом разворота башен, дал команду рулевому подправить курс.

— Орудия, товсь! — граф припал к визиру одновременно мысленно отсчитывая секунды.

— Орудия, пли! — и махнул рукой.

Секунды тянулись минутами. Наконец броненосец дернулся, как легковушка от наезда на бордюр. Из стволов длинными языками вылетело пламя, грохот заложил уши. Трехсот пятидесятимиллиметровые ядра футбольными мячиками запрыгали по берегу.

— Есть! — радостно закричали на мостике.

И правда, есть! Шесть чугунных ядер граблями прошлись по палаточному городку.

— Орудия пробанить и зарядить, командирам башен — доложить о готовности!

На берегу началась суматоха. Разбуженные выстрелами офицеры и солдаты бестолково метались, пытаясь определить нахождение русских войск. В сторону моря никто не смотрел. Броненосец развернулся и снова пошел вдоль берега. Орудия вновь заряжены, башни развернулись на правый борт, граф склонился над визиром:

— Орудия, товсь! — и через короткий промежуток: — Орудия, пли!

Ядра еще раз расчесали берег гигантскими граблями.

На этот раз в палаточном городке увидели броненосец, солдаты и офицеры дружно побежали от берега.

С броненосца на транспорты высадили абордажные команды с приказом сниматься с якоря и следовать в Керчь. Броненосец прошел несколько раз вдоль берега, пугая противника залпами мощных пушек. Убедившись, что все суда снялись с якорей и пошли в сторону Керчи. Сергей повел корабль в сторону Трабзона.

На пределе видимости берега повернул на северо-запад.

Перед обедом увидели четыре транспорта, которые шли от Зонгулдака и пошли на перехват. Турецкие корабли спокойно следовали своим курсом. Даже при сближении с интересом разглядывали броненосец. Повторяется ситуация первых месяцев рейда в Средиземном море. Даже на русский флаг не смотрят. Сергей — пират и Андреевский флаг поднять не имеет права. Приказав кораблям повернуть на Керчь, броненосец продолжил патрулирование. Он вошел в порт с последним транспортом. Неплохой результат: за первый день привел девять кораблей. Полковник Чичигин спрыгнул на причал во время швартовки, сразу побежал к Долгорукому делиться впечатлениями.

По привычке обойдя корабль, граф сошел на берег и направился к трофейным кораблям. Надо узнать результаты рейда. С призов выводили на причал пленных солдат и офицеров, коих оказалось шесть с половиной тысяч человек. Остальной груз состоял из оружия, пороха, боеприпасов и продуктов. Деньги корабельных и полковых касс Сергей приказал отнести в назначенный ему дом. От Долгорукого прибежал посыльный с приглашением в штаб на совещание.

— Какие твои предложения, Алексеев? — без вступления спросил Долгорукий.

— У причала стоит девять кораблей, сажай на них десант и пушки. Высадку десанта я прикрою огнем своего корабля.

— Дальше что?

— Я патрулирую побережье и выполняю твои распоряжения до полной готовности обоих броненосцев, затем беру трофейные корабли и делаю набеги.

— На какие города планируешь напасть?

— Поочередно на Трабозон, Самсун и Зонгулдак.

После чего перехожу на запад и выполняю приказы Румянцева.

— Полковник Чичигин очень хвалит твои пушки помоги взять Азов.

— Я своими пушками за пару дней разобью башни и стены речной стороны крепости, твои солдаты пойдут на штурм вдоль нетронутой стены. Две трети солдат турки успеют выбить.

— От твоего обстрела турки могут дрогнуть и сдаться.

— Могут дрогнуть, а могут и не дрогнуть. Вообще, нет смысла штурмовать Азов. Крепость можно взять, без штурма.

— Турки без штурма ничего не отдадут.

— Путей для взятия крепости много, можно подождать до зимы, когда моя новая пушка «поговорит» с командиром гарнизона. Возможно, до зимы турки сами крепость отдадут.

— Как это «сами крепость отдадут»?

— Куда им деваться после того, как ты пушки поставишь в Туапсе, Геленджике и у входа в Цемесскую бухту? Твоя армия за месяц всех вояк от гор до моря разгонит по щелям.

Долгорукий подошел к карте и принялся водить пальцем по отмеченным дорогам.

— Отдай эти земли казакам и иди на восток. У гарнизона Азова останется одна дорога — через Сальские степи на Каспийское море. Турецкий гарнизон сам тебя искать будет и в плен проситься.

Сергей попытался объяснить Долгорукому и Воронцову основной смысл войны. Война должна принести России экономические выгоды. Лозунги «Освобождение братских славянских народов» и «Освобождение православных народов» ничего, кроме морального удовлетворения и гибели русских солдат, не дадут.

История русско-турецких войн однозначно показала: как только русская армия добивались реального успеха, европейские союзники заключали мир с Турцией и поворачивали оружие против России. Разгромы турецкой армии приводили к ослаблению влияния Турции в Средиземном море. В частности, после побед Румянцева и Долгорукого Турция была вынуждена вывести войска из Египта. Там сразу объявили о своей независимости. Французская республика получила союзническое предложение от Турции, подкрепленное деньгами и кораблями. Генерал Наполеон получил приказ высадиться в Египте. Разгром турецкого флота в Чесменской бухте открыл Европе дорогу в Средиземное море. Англичане получили базы на острове Кипр в обмен на обязательство охранять турецкое судоходство в восточном Средиземноморье. Русские продолжали сражаться за освобождение «братского болгарского народа», Европа получила торговый путь в Египет и на Ближний Восток. Нет, господа, война должна быть экономически выгодным делом. Сергей пытался внушить Долгорукому и Воронцову эту важную мысль.

Командующий армией и губернатор внимательно слушали Алексеева. В принципе были согласны, что балканская война, кроме личной славы командующих, ничего не даст.

— Мы тебя поняли, Сергей Николаевич. Где, по твоему мнению, военная кампания даст выгоду России?

— Наиболее выгоден удар со стороны Каспийского моря.

— Не понял. — переспросил Долгорукий — Где ты видишь выгоду?

— Юг, юго-запад и юго-восток побережья Каспийского моря самые выгодные места. Захватив порт Бондар Андами, мы сможем взять город и крепость Рашт Богатая долина Гилян и перевал через горы Эльбурс наши.

— Мы получаем выход сразу в Персию, — догадался Воронцов, — а персы уже пятьсот лет воюют с Турцией.

Ты персам пушки, персы тебе хлопок и шелка.

— А губернатор Рашта спит на коврах, а шелком зад подтирает, — добавил Долгорукий.

— Взяв Гасан — Кули, мы получаем город и долина Горган. Город Сари открывает путь в долину Мазандаран, караваны кораблей с хлопком и шелком пойдут по Волге в Петербург.

Все-таки сановники не видели пользы для России через торговлю. Владение богатыми землями они понимали, а вот огромных барышей от посредничества России между Европой и Индокитаем не видели. Стоить открыть эту дорогу, и Европа золотом выложит берега Волги и Волго-Балтийского канала. Короткий и безопасный путь через Персию на Балтику выгоден всем.

— Кстати, — продолжил Сергей, — в долинах Гилян, Горган и Мазандаран растет тутовое дерево, где живет шелкопряд.

Долгорукий с Воронцовым сделали стойку. Это им понятно, а вот Сергей был не уверен в своих словах.

Но необходимо найти понятные для сановников аргументы.

— Если мы возьмем на юго-западе Каспийского моря турецкий город Али-Байрамлы, то выйдем в My ганскую долину, а через нее в Араратскую долину и на беpeг Черного моря.

— Чем богаты эти долины? — спросил Воронцов.

— Прекрасные виноградники, французы от местных вин и коньяков плакать слезами зависти будут.

— Откуда ты все это знаешь? Ты же моряк.

Поэтому и знаю. Встречался с местными торговцами им ислам жить мешает. Они православные, а Турки не дают вино делать.

— Иметь свои виноградники — это очень хорошо.

Что еще интересное про те края знаешь?

— Рядом с городом Игдыр, на горе Арарат, Ноев ковчег стоит. Клянутся, что правда. Ковчег из долины хорошо виден.

Разговор продолжился и за ужином. Обсуждали внутриполитические проблемы. Но здесь Сергей не вмешивался, просто слушал. После ужина граф зашел сначала к пленным офицерам, потом к солдатам.

Офицеры и солдаты обещали дать ответ утром. После завтрака Сергей пошел за ответом и был обрадован согласием. Два офицера и пятеро солдат поднялись на борт «Безжалостного» вместе с графом. Через несколько часов броненосец спустил шлюпку в зоне расположения турецких войск и ушел в патрулирование. После обеда поймали еще два транспорта из Самсуна. Один транспорт был с пушками, он вместе с абордажной командой пошел на якорь в бухту Туапсе.

Второй был с пехотой, его направили в Керчь. Броненосец вернулся к месту спуска шлюпки. По количеству людей на берегу стало понятно, что его предложение принято. Кто из нормальных людей хочет воевать? Нет таких среди нормальных людей. Если предлагается достойная альтернатива, то почему на нее не согласиться?

Услышав доклад офицеров, Долгорукий сначала растерялся.

Как это — турецких войск больше нет? Потребовал к себе Алексеева.

После швартовки броненосца Сергей прямиком направился в штаб.

— Позволь поздравить тебя с победой и завоеванием Тамани, — сразу произнёс граф.

— По моим данным, ты разгромил турецкую армию в сто три тысячи восемьсот шестьдесят шесть человек турки сражались отчаянно, и пленных нет.

Воронцов захохотал, Долгорукий внимательно посмотрел на Алексеева. Лицо графа было вполне серьезно и без лукавства.

— Откуда такие цифры? — спросил Долгорукий.

— Мой корабль перехватил шлюпку с убегающим турецким генералом, он и сообщил.

— А сколько человек было в шлюпке? — спросил Воронцов.

— В шлюпке вместе с генералом было тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят шесть человек.

— А пополнение посчитал? — снова спросил Воронцов.

— Конечно, посчитал, тринадцать тысяч восемьсот шестьдесят шесть человек вместе с пополнением,пушки не считал, но это и без меня сделают.

— Один корабль выделишь для перевозки гарнизонов?

— Выделю, через неделю можешь сообщить о захвате турецких городов вплоть до Колхиды или дальше, как сам решишь.

— Городов я могу захватить много, да как потом удержать их?

— Местное население — не турки, ты их не трогай, и они тебя не тронут. Они без нас друг дружку сотни лет режут.

— Чем мои гарнизоны заниматься будут?

— Поставь береговые батареи против военных кораблей Турции, и вся недолга. Возьми у меня турецких полицейских.

— Послушай, Алексеев, а что ты с генералом будешь делать? — спросил Воронцов.

— Себе заберу, я ему обещал хорошее место на своих землях. Разреши мне две сотни вооруженных турок в Ялте держать. Они татар для меня собирать будут.

— Как тебе удается с басурманами договариваться? — спросил Долгорукий.

— Относись ко всем людям с уважением да мусульманские традиции соблюдай, вот и весь секрет.

Из Таганрога пришли баркасы с антрацитом, и держать пар стало легче. В один из дней на барже, которая вывозила турецких пленных в Таганрог, прибыли казаки. Они сразу пошли к Сергею проситься в набег.

Но граф отказал, для набега было подготовлено четыре сотни турок из бывших пленных. Наконец подготовили оба броненосца. К эскадре добавили четырнадцать трофейных транспортов и буксир с двумя баржами. Вместе с Сергеем в набег пошли три офицера Адмиралтейства, которые приехали от Потемкина. Офицеры искали место для строительства верфей в устье Днепра и Южного Буга. Приказом Румянцева их отправили на корабли графа. Офицеры честно пытались понять, на что годятся эти броненосцы. Во время набегов на Синоп, Самсун и Зонгулдак офицеры озадачено косились на графа Алексеева. Он с безразличным видом сидел в кресле и изредка отдавал посыльным непонятные распоряжения.

Иногда Сергей учил или экзаменовал своего воспитанника. Порой в атакованном городе слышалась стрельба, но граф даже не поворачивал головы.

Граф Алексеев вычистил все города восточной части Черного моря. Награбленное имущество разделили между Долгоруким, как представителем Екатерины, графом экипажем. Броненосцы взяли на борт Павла со свитой и фрейлинами, путешествие продолжилось. Корабли пошли в Днепровский лиман. Когда проходили Евпаторию, Михаил начал эмоционально делиться с Павлом своими воспоминаниями. Офицеры Адмиралтейства решили поддеть графа в присутствии наследника.

— Скажи, граф, — заговорил один из них, — почему во время набега на турецкие города ты все время сидел на корабле в кресле?

— Интересный вопрос! Что же, по твоему мнению, я должен был делать?

— Руководить набегом, командовать отрядами, находиться в центре событий.

— Ты мне предлагаешь во время набега стрелять из пистолета в первых рядах моих солдат?

— Нет, конечно, но командир должен быть ближе к месту событий для более четкого руководства.

— Так это не руководство, это бардак. Равнозначно тому, что во время морского боя я сам заряжаю пушки, кручу штурвал и подбираю шкоты.

Офицеры озадаченно смотрели на графа.

— Каждый должен делать свое дело. Если я спокойно сижу, это значит, что операция правильно спланирована и выполняется, как задумано.

Фрейлины, глядя на офицеров Адмиралтейства, хихикнули. Павел пренебрежительно на них фыркнул.

Павел, его свита и фрейлины получили из набегов богатые подарки. Каждому по чину, а подарки для Павла — царские. Какой-то подарок Павлу преподнес и Михаил.

На рассвете подошли к Очакову, где располагалась ставка Румянцева. Встреча не отличалась от керченской. Равнодушие к Павлу, галантное отношение к фрейлинам, поздравления графу Алексееву. Четыре сотни турецкой абордажной команды вызвали неподдельный интерес. Здесь уже получили письма из Петербурга с описанием спектакля, устроенного Сергеем на Дворцовой площади. Румянцев с Потемкиным учинили настоящий допрос. Разговор был по-военному лаконичен и предметен. Без лирических отступлений и эмоциональной полировки. Достаточно быстро удовлетворили любопытство, после чего перешли к теме боевого применения броненосцев.

— Я предлагаю, — начал Сергей, — оставить на кораблях офицеров Адмиралтейства и разогнать турецкие корабли с западной части Черного моря.

— Полагаешь, что офицеры Адмиралтейства справятся? — спросил Румянцев.

— За неделю все турецкие корабли или потопим, или возьмем на приз. Для изучения боевых возможностей кораблей вполне достаточно недели боевых действий.

— Почему только разогнать корабли? — спросил Потемкин.

— После боев с броненосцами турки сами уйдут с Черного моря, поэтому и сказал «разогнать».

— Сам что планируешь делать?

— Если захвачу транспортные корабли, то совершу несколько набегов на турецкие города. Затем поеду со своими конвоирами в Кривой Рог.

— Долгорукий писал, ты более десятка кораблей на приз взял, где они?

— В Ялте берут татар и везут ко мне через Босфор.

— Турки корабли не пропустят, или капитаны сбегут.

— Корабли под турецким флагом. Через Босфор пройдут без проблем. Капитанам нет смысла убегать от Денег.

— Объясни мне, — снова вступил в разговор Потемкин. — зачем тебе столько людей?

Десятками тысяч набираешь.

— Господа, сколько хорошей земли вы взяли под руку Екатерины. Города и верфи планируете строить.

Я под ваши верфи заводы закладываю. Для этого надо много людей, очень много.

— И ты решил эти земли иноверцами заселить.

— Главное, чтоб человек своим трудом пользу России приносил, а какой рукой он крестится — это вопрос церкви.

— Не скажи. Россия на вере держится!

— За год я построил более двух десятков церквей.

Все мусульмане, что женились на русских девушках этой весной, перед венчанием приняли крещение.

Разговор затянулся до обеда. Сергей рассказал о своей идее офицерских классов. Против ожидания, идея всем понравилась. Все присутствующие офицеры начинали свою службу в гвардии с рядовых чинов. Принесли обед, за столом Сергей даже развил тему. Предложил создать высшие классы для старших офицеров. Потемкин пригласил графа зайти к нему после обеда для продолжения беседы. Договорились о встрече через полтора часа.

Граф Алексеев был в свое время представлен графу Потемкину. Будущий правитель России тогда хоть и отметил таланты провинциального дворянина, но для близкого знакомства счел эти таланты недостаточными.

В свою очередь, Сергей был уверен, что его путь обязательно приведет к Потемкину. Не по причине личного богатства или огромных трофеев для казны. Все значительно проще и серьезнее. В советское время о графе Григории Алексеевиче Потемкине писали много. Упоминали о «потемкинских деревнях» и тайном браке с Екатериной. Об огромных дарах землями и крестьянами, которые Потемкин получал от царицы. Все это к реальным фактам екатерининского периода в истории России не имело никакого отношения…

Граф Потемкин в чине унтер-офицера возглавлял восстание дворян против Петра III. Он был организатором и руководителем этого восстания. Петр III был убит по прямому приказу Потемкина. Граф Григорий Алексеевич в тридцать год стал истинным правителем России.

Екатерина была под присмотром Григория Орлова. Во время русско-турецкой войны гвардия ушла на юг. Екатерина, опираясь на Васильчикова, попыталась вырваться на свободу. Но когда Потемкин узнал, что Екатерина запретила Григорию Орлову возвращаться в Петербург, сам немедленно отправился в столицу Васильчиков был незамедлительно выслан в провинцию. Что сказал Потемкин, неизвестно. Был пущен слух о тайном венчании графа и императрицы. Потемкину тогда был тридцать год, Екатерине — сорок два. Слух о тайном венчании развязал руки Потемкину. Он со всей своей энергией начал осваивать юг России. Выбрал для новой столицы красивое место, где начал строить город Умань. Потемкин заложил Одессу, Никополь, Севастополь, Ставрополь, Семфирополь, Екатеринодар, Екатеринослав, Николаев, Мелитополь, Кривой Рог, Луганск и многие, многие другие города. Для этих целей он и брал в казне крестьян и заселял казенные земли. Но, увлеченный развитием юга, Потемкин ослабил свое внимание к Петербургу. Екатерина смогла опереться на молодых гвардейцев. Отдав двадцать лет развитию российского юга, Потемкин узнал о неподчинении Екатерины. Князь немедленно поехал в столицу наводить порядок, но Григория Потемкина ожидала судьба Григория Орлова. Получив приказ о запрете на въезд в Петербург. Потемкин больше месяца пытался организовать новое восстание дворян. Бесполезно, петербургские дворяне и гвардия были на стороне Екатерины. Князь Потемкин-Таврический был вынужден вернуться в Умань.

Екатерина прозвана Великой благодаря Потемкину, его трудам. Но со стороны она всячески стремилась к единоличной и абсолютной власти. Разница между периодом правления Потемкина и периодом его изгнания очевидна. Екатерина откладывала передачу трона сьну из-за опасения за его жизнь. Понимала, какую опасность представляют для него дворяне. Она хотела передать сыну крепкий трон абсолютного монарха. Поднявшись на трон, Павел сначала испортил отношения с военными, затем оставил без денег всех дворян и купцов. Слишком далеки от реальной жизни были Панин и Путов, его единственные советники и доверенные люди.

Потемкин, встретив Алексеева, предложил прогуляться верхом. Очень удивился, когда увидел два десятка турок, которые выехали в сопровождение графа.

Сергей, заметив удивление Потемкина, сказал:

— Они это делают по собственной инициативе. В понимании турок такой человек, как ты, в одиночку ездить не может. Это сопровождение почета.

На самом деле турецкий отряд сопровождал Алексеева, и граф не возражал. Отряд в тысячу янычар был на его содержании. В приказы турецких офицеров Алексеев вмешиваться не собирался. Если люди привыкли к таким обычаям, то зачем их ломать?

Примерно километр ехали молча, любуясь летней степью.

— Ты на каком языке разговариваешь с турками? — спросил Потемкин.

— На турецком, выучил во время похода в Средиземное море.

— Ты много общаешься с Павлом. В прошлом году с ним был, и в этом году он рядом с тобой. Хочешь сделать ставку на наследника?

— Скажу прямо, Павел мне очень мешает. На трон он взойдет не раньше смерти матери. Ставку на него делать неразумно. Наследник повторит судьбу отца с таким же скоротечным финалом.

Потемкин никак не ожидал подобного ответа, даже становился, слушая слова Сергея. Минут двадцать ехали в молчании, затем Потемкин спросил:

— Почему ты так уверен?

— Время абсолютной монархии закончилось. Павел этого не понимает и обязательно наступит на старые грабли.

— Ты не пытался его убедить, чтобы он пересмотрел свои взгляды?

— Что ты мне ответишь, если я начну тебя убеждать передать крестьянам управление твоими землями? С таким же успехом я могу убеждать Павла ограничить свою власть.

— Ты желаешь сменить правление страной на французский манер?

— Кровавая драка за власть только навредит. Смена принципов правления стоила Англии более полутора сотен лет гражданской войны. Скоро будет сто лет кровопускания во Франции. Я не хочу ста лет крови в борьбе за власть в России. Ты, граф Потемкин, способен это сделать без крови.

— Интересные слова слышу! Уже вывел математические формулы моего участия в смене власти?

— Твоего участия в смене принципов власти не будет.

Ты руководишь сейчас и будешь руководить дальше.

— Хорошо, открой мне глаза на мои планы.

— Сенат в составе двухсот человек дворянского сословия. Сенаторы избираются на восемь лет равными частями от каждой губернии.

— Ты предложил захватить турецкий город Решт, что на границе с Персией. Екатерина сделала этот город губернской столицей. Кого мы получим в Сенат?

— Ты купил пятерым дворянам земли в Горганскои Долине. Они избрали сами себя в сенат, ты имеешь пять голосов под свои проекты.

От неожиданности Потемкин встал, подобного pасклада он никак не предвидел. Сергей, глядя на него, улыбнулся и сказал:

— Ты иначе представлял принцип работы в английском парламенте?

— Как-то не задумывался над этим. Есть в Англии парламент, и все тут. Значит, выборный Сенат сроком на восемь лет…

— Сенаторы выбирают из достойных людей правительство и премьера правительства. Екатерина только подписывает законы без права внесения изменений.

— Другими словами, Екатерина ничего не решает!

— Необходимо добавить имущественный ценз для сенаторов, чтобы мелкопоместные дворяне своих людей не протолкнули.

— Дело говоришь! Я думал, ты только в морских делах да в математике силен. Тут вон что удумал!

— Через три года после выборов в Сенат проведём выборы в Государственную думу, куда может быть избран любой, включая женщин.

— И крепостной крестьянин?

— Ты десять своих крестьян в университет отправь, а потом выбери их в Думу. За них на ура голосовать будут.

— Подожди, я не понял, зачем нам Дума?

— Чтобы крикуны в четырех стенах говорили, а не по улицам с оружием бегали, как сейчас на Урале с Пугачевым.

До нормальной работы выборных органов и самоорганизации партийных принципов пройдет лет тридцатьпятьдесят. Главное — начать и сделать процесс необратимым. Тридцать лет от сегодняшнего дня, по мнению Сергея, в запасе было. Россия должна войти в XIX век с конституционной монархией. С созревшими партийными и внутриполитическими интересами. Это позволит стране в дальнейшем устойчиво развиваться. Государство будет отстаивать интересы большинства людей, а не группу приближенных к трону. Потемкин долго раздумывал, Сергей тоже помалкивал. Всех его возможностей граф Алексеев не знал. Но лидерство Потемкина среди заинтересованных дворян Петербурга было бесспорно.

— Все финансовые рычаги будут в руках Сената, — медленно произнес Потемкин.

— Императрица или император никак не смогут повлиять на решения Сената. Даже награды будут в руках Сената. Надо восстановить патриаршую власть.

— Ты прав! Я хотел с тобой поговорить для привлечения на свою сторону. А ты оказался не только на моей стороне, но еще и далеко обогнал меня.

— Обогнать тебя сегодня никто не сможет.

— Не надо лести. Ты заставил посмотреть на проблемы дворянства, более глубоко и серьезно.

— За будущее своих детей волнуюсь.

— Поехали назад. После ужина повтори свои проекты, что Долгорукому с Воронцовым говорил.

Первоначально в идее ограничения абсолютной власти интересы всех слоев населения совпадут. Все без исключения в той или иной мере поддержат создание выборного Сената и Думы. Выборная власть изначально призвана для претворения в жизнь их интересов. Совпадут интересы в желании развить новые земли на юге России. Хороший шанс для всех, даже для мелкопоместных дворян. Они вынужденно перейдут к более эффективным формам сельского хозяйства, соответственно и увеличат абсолютную прибыль. Ведение войн «за идею» станет невозможным. Влияние на политику России со стороны более богатых стран столкнется с прагматизмом заинтересованных людей. Наибольшим сюрпризом для Потемкина станет выход из тени тех людей, которых сегодня он не видит в упор. Промышленники, торговцы и купечество громко заявят о себе. Они начнут диктовать дворянам свои условия. Семья Голицыных — самая богатая дворянская семья в России. Они традиционно стоит в стороне от всех дворцовых интриг. Занимаются только преумножением своего богатства. Но с созданием выборного Сената и Думы Голицыны неизбежно вложат деньги в депутатов. Группа лоббистов для продвижения своих интересов бесплатно не возникнет. И Строгановы внесут на свои нужды.

Промышленники с купечеством в стороне не останутся, скинут денежку и на Сенат, и на Думу. Втихаря денежки чеканить не получится, даже за золотые монетки голову снесут без разговоров. Кто умеет деньги считать, тот понимает, насколько такой шаг несправедлив по отношению к остальным участникам рыночной торговли.

Сергей за ужином раздумывал о возможном развитии событий. Потемкин многословно рассказывал Румянцеву об идее выборного Сената и Думы. Новизна подхода к ограничению прав Екатерины и ее сына будоражила их умы, увлекала новыми возможностями. Румянцев буквально смаковал право формирования государственного бюджета. Перевод Екатерины на оговоренное содержание. После ужина сели в креслах с видом на море, и Румянцев заговорил:

— Долгорукий прислал письмо с твоими предложениями по продолжению кампании. Я согласен с тем, что взятие крепости Решт для нас выгодно.

— Получение земель с хлопковыми полями и виноградниками весьма прибыльное дело, — добавил Потемкин.

— Горные племена трогать нельзя, с этим я согласен.

Со временем они войдут в состав империи без принуждения.

— Но я повторяю свой зимний вопрос. Почему ты уверен, что с взятием Измаила война закончится? — продолжил Румянцев.

— Взяв Измаил, ты открываешь дорогу на Стамбул.

Под крепостью положишь не менее ста пятидесяти тысяч турецкого войска. Султану нечем будет себя защитить.

— Я поведу свои пятьдесят тысяч на Стамбул и закончу войну взятием турецкой столицы.

— Не получится. Лучше спроси Потемкина, что он сделает на месте турецкого султана.

Потемкин с Румянцевым начали обсуждать возможные политические ходы турецкого султана. Сергей вспоминал историю русско-турецких войн. Давление русских войск на Балканах вынуждало Турцию выводить войска из Африки, Азии и Ближнего Востока. Сложившаяся ситуация давала возможность другим странам снимать сливки с богатых ресурсами регионов.

Когда в середине XIX века русская армия была готова взять Стамбул, началась странная Крымская война.

Странная для тех, кто не понимает, почему против объединенной англо-французской армии стояли одни моряки. Где была русская армия? В этом-то и изюминка!

У границ России стояла армия бывшего союзника против Турции. Вся австро-венгерская армия готовилась атаковать Россию. Проще говоря, вся Европа встала на защиту Турции…

Была в этой войне еще одна странность, которую обычно замалчивают не в силах хоть как-то объяснить. Одновременно с атакой Севастополя другая англо-французская эскадра атаковала маленькую крепость Охотск в Охотском море. Магадана тогда еще не существовало, а золото и алмазы в тех краях нашли через сто лет. Но эскадра из двадцати восьми кораблей с маниакальным упорством два года пыталась захватить маленькую крепость с шестью пушками. Пыталась высадить десант там, где сегодня начинается Колымская трасса. Через два года у защитников крепости подошли к концу запасы пороха. Было принято решение сжечь крепость и уйти в тайгу. Но французский адмирал, который привел эскадру к Охотску, неожиданно застрелился. Его коллега, адмирал английского флота, провел тщательное расследование. Факт самоубийства подтвердился. Были найдены странные бумаги, написанные по-французски, но не совсем понятно. Впрочем и история этого французского адмирала тоже не понятна.

Английский адмирал изначально не видел смысла в сражении за маленькую крепость в диких местах. Он подчинялся старшему по рангу французскому адмиралу. После смерти француза новый командир эскадры отдал приказ возвращаться.

История колонизации Америки, Африки, Индии и других мест пестрит именами фантомов. Неизвестно где и когда родившихся авантюристов, но точно знающих, куда идти и что делать. Тот же Колумб неизвестно где и когда родился. Капитан, не умеющий управлять парусным кораблем. Колумб получил известность как великолепный картограф. Он провел свою эскадр по пути нынешних океанских моторных яхт. Легко обошел регионы, опасные тропическими ураганами, про которые человечество узнало только в XX веке, с появлением метеоспутников. Колумб остановился в одном дне пути от богатых золотом берегов Флориды. Обеспечил себе чин вице-короля открытых земель. Дальнейшее поведение Колумба не менее загадочно. Его неумение себя вести с вельможами отмечают все современники. Очень странно для простолюдина XV века…….

Размышления Сергея прервались вопросом Румянцева:

— Как ты представляешь себе переход войск на юг Каспийского моря? Если я оставлю под Измаилом десять тысяч, то сорок тысяч надо перебросить в Астрахань…

— Никакой сложности. Войска переведи на Дон выше Азова, там мои буксиры с баржами встретят.

— За это спасибо!

— Большая армия здесь не нужна. Пять тысяч у Измаила и двадцать тысяч у Очакова. Еще десять тысяч в Бессарабии, Яссы надо взять.

— Верно говоришь! Бессарабия наша, а бессарабская столица у турок.

— Броненосцы и буксир смогут быстро перебросить твои войска от Очакова в любое место.

— Ты предлагаешь угрожать султану со стороны Дуная и нанести неожиданный удар через Каспийское море? Хитер ты, Алексеев, хитер и коварен.

— Кто бы про чужую военную хитрость говорил, только не генерал Румянцев.

— Ты предлагаешь из Астрахани прямо на Решт идти?

— Буксиры с баржами перебросят войска к устью реки Иловля, а на Волге у Дубовки будут ждать другие буксиры с баржами и два броненосца — «Безукоризненный» и «Безупречный».

— Успеешь до зимы войска перевезти?

— Мои люди готовятся в сентябре в Исфахан с торговыми предложениями идти.

— Сколько денег за переброску войск потребуешь, спросил Потемкин.

Я на Тамани с турецким генералом сговорился. Десять тысяч турок добровольно идут по этому ж маршруту в Дербент и Махачкалу.

— Зачем?

— Захватят побережье, пойдут по реке Терек удобное место искать под город-крепость. Ты отдай мне эти земли, вот и вся плата.

— А турецкого генерала куда денешь?

— Солдаты останутся на тех землях, дадим им казачьи права. Генерал пока не определился со своим будущим.

— Чем богаты земли? Не просто так ведь ты затеял дело.

— Земляного масла много, вот и решил освоить добычу. Весьма нужная вещь для паровых машин, особенно на броненосцах.

— Это сделаем, — снова вступил в разговор Потемкин, — земли сам берешь и имеешь право за собой оставить.

В обсуждении планов боевых действий на юге Каспийского моря Сергей принял самое активное участия Михаил принес нужные карты. Граф Алексеев показывал направления ударов и пояснял последующие экономические выгоды. Серьезное противодействие ожидается только в районе Араратской долины. После взятия долины Турция, возможно, попросит мира.

Коль скоро Швеция объявила войну России, то затронули и шведскую тему. Здесь Сергей рекомендовал не спешить заключать со шведами мир. Шведы должны почувствовать ответственность за последствия cвоих шагов. Сначала объявили войну, и флоты подрались у Гогланда. Ничего не получилось, предложили мир. Такой хор петь не будет! Объявили войну — и воюйте!

Или сдавайтесь. Сергей показал на карте заложенный недалеко от перевала город. Рассказал о своих планах и о переброске большого отряда татар с Крыма на Cкандинавский полуостров. Румянцев с Потемкиным с восхищением смотрели на Алексеева.

— Когда твои люди будут готовы атаковать шведов? — спросил Румянцев.

— Если серьезно, со стопроцентным успехом, то через год-два. Война со шведами должна затянуться. Если не получится, то пусть отдают свою территорию от Або по меридиану строго на север.

— Ты прав, надо проучить нахалов, тем более что в письмах пишут о крепких линейных кораблях, что ты со Средиземного моря пригнал.

Разошлись, когда уже начало темнеть. Сергей обошел свои корабли, затем сходил к палаткам своего отряда «янычар». Поговорил под звездами с Павлом и ушел к себе, там его уже заждалась Лиза.

«Безжалостный» и «Беспощадный» встретили восход солнца в море. Перед отходом Сергей детально проинструктировал офицеров Адмиралтейства. Убедился в правильном понимании поставленной задачи, только после этого корабли вышли в море. Граф с двумя офицерами был на «Безжалостном». «Беспощадным» командовал капитан Дерягин. Корабли шли в видимости берега, менее чем через час заметили три турецких крейсера. Корабли шли ближе к берегу, контролируя береговую линию и высматривая баркасы. Русские могли перевозить снабжение для своих войск на захваченных рыболовных судах. Непонятные корабли были замечены, турки повернули на перехват. В свою очередь повернули и броненосцы. Обе стороны сыграли боевую тревогу и выстроились в линию. На мостиках броненосцев опустили броневые заслонки.

«Безжалостный» поравнялся с флагманским крейсером и получил в борт около двадцати попаданий, броня загудела барабанной дробью…

— Хорошо стреляют, — сказал граф, — попадание более пятидесяти процентов.

Столь же кучно ударили и остальные крейсеры. Броненосец получил попадания и в боевую рубку, и в палубу. Несколько чугунных шаров со звоном отскочило от башен. Удовольствие растягивать не стали, броненосцы выполнили разворот, все вдруг на обратный курс.

Теперь вдоль левого борта турецких кораблей первым шел «Беспощадный». Сергей с офицерами наблюдали красочную картину обстрела. Чугунные ядра турецких кораблей разлетались от броненосца теннисными мячиками.

— Плохой у них порох, или пушки слабые — заметил граф — ни одно ядро не раскололось.

Броненосцы снова развернулись, пошли вдоль левых бортов крейсеров. Сергей скомандовал:

— Орудия на левый борт! Кормовая башня, товсь!

— Командуйте, — сказал граф офицерам и отошел в сторону.

Залпом башни снесло корму крейсера, ахтерштаг^[86] змеей взвился в небо. На турецком корабле быстро спустили паруса.

— Отплавались ребята, — улыбнулся граф.

На мостике внимательно следили за «Беспощадным». Все порадовались красивому залпу из носовой башни. Корма крейсера разлетелась не в щепки, в пыль.

На флагманском корабле заметались. Но достаточно быстро поняли бессмысленность любых действий и спустили флаг.

— Подведи корабль к борту, я поднимусь на флагман. Ты с Дерягиным бери калек на буксир и тащи в Очаков.

Сергей провел броненосцы под обстрелом для обучения офицеров. Дабы они правильно оценили понятие броненосец, узнали возможности кораблей. И самому было интересно узнать эффект боевого испытания. Листы обшивки корпуса испытаны стрельбой в Туле и вовремя ходовых испытаниях в Сясь. Но боевая стрельба — совсем другое. Разговор с командиром эскадры поучился интересный. Жаль, что нужной для графа информации тот не знал. В Очакове крейсеры перегрузили свои пушки с боеприпасами на флагман. Корабль доставит необходимые грузы и пушки в Таганрог генералу Такину Хомайну.

Появление плененных турецких кораблей вызвало уже привычный ажиотаж. Со всех сторон сыпались поздравления. Но возник и нешуточный спор между офицерами Адмиралтейства, их трое, а броненосца только два. Сергей сразу пресек конфликт, поставив трех капитанов по стойке смирно.

— Господа капитаны, первый от меня капитан Дерягин принимает «Безжалостный», второй от меня капитан Гудасов принимает «Беспощадный», третий от меня капитан Хадисов принимает «Безупречный». Вопросы есть?

— Где броненосец «Безупречный»? — спросил Хадисов.

— По готовности отправляйся в Таганрог. Мои люди доставят тебя на Волгу, где примешь корабль. Не забудь отправить в Адмиралтейство запрос на командира для броненосца «Безукоризненный». Нового командира сам обучишь. Вольно! Разойдись!

Сергей регулярно проводил занятия с командирами кораблей. Объяснял особенности боевого маневрирования колесных кораблей. Варианты тактического построения и использования оружия. Новая техника сама по себе не может привести к победе. Для этого надо умело использовать появившиеся возможности.

Лучше изначально все рассказать, дабы избежать обучения методом проб и ошибок. Во время Крымской войны был только один морской бой. Русский парусный фрегат был атакован английским колесным крейсером.

Бой стал классическим примером неумения правильно маневрировать. Капитан английского крейсера в боевом маневрировании делал ошибку за ошибкой. В результате неумелых действий английского командира, крейсер спустил флаг. Это был единственный морской бой в Крымской войне и единственная в истории человечества победа парусника против парохода.

За четыре дня патрулирования в западной части Черного моря броненосцы набрали более двадцати трофейных кораблей разных типов, включая военных. Tрофеи честно делились согласно с договором. Сергей отправил генералу Такину Хомайну две сотни пушек и вполне достаточное количество прочей амуниции и боеприпасов.

Пленные переправлялись в Екатеринослав и Александровск, где попадали в руки людей Тимофея.

Собрав достаточное количество кораблей, граф Алексеев сделал налет на Констанцу. Потом на Варну, Бургас и снова на Констанцу По данным разведки, которыми любезно поделился Румянцев, турки оттянули от Дуная часть войск для охраны своего побережья. Но все сливки с больших городов уже сняты. Морская пехота на кораблях Сергея состояла только из турецких солдат, которые хорошо ориентировались в реалиях своей страны. Налеты на города и поселки проходили без стрельбы. Корабли загружались тысячами тонн различных товаров. Принимали на борт тысячи пленных. Ho всему наступает конец. Однажды Румянцев сказал:

— Хватит. Сергей Николаевич, сегодня подписываю приказ о вводе в строй твоих броненосцев. Утром поднимаем Андреевский флаг.

Корабли показали хорошие боевые качества, — согласился граф, — способны перекрыть выход из Босфора. До ледостава моя верфь перегонит еще два броненосца.

— Аналогичные этим?

— Да, придут «Безукоризненный» и «Безупречный».

— Молодец, Алексеев, с четырьмя броненосцами мы туркам и дыхнуть не дадим. Весной прикажу перегнать с Каспийского моря «Бесстрашный» и «Беспокойный».

Граф Алексеев начал сборы для путешествия в Кривой Рог. Трофейные корабли отправились в Крым с десятью тысячами пленных семей из Констанцы. В Ялте возьмут десять тысяч татарских семей для Тронхейма.

Буксиры с баржами возили людей и добычу в Таганрог и Александровск. Через днепровские пороги начали прокладывать канал со шлюзами. Павел со свитой и фрейлинами поедут в каретах. Сергей верхом. Четыре сотни «мамелюков» очень гордились оказанной честью сопровождать наследника престола. Павел заметно оживился. Отношение в Очакове угнетало юношу, хотя он старательно не подавал вида.

Путешествие проходило спокойно. Ехали неспешно с длительными остановками на отдых, Южный Буг всех восхитил своей красотой и величием. В Кривом Роге остановились на три дня. Сергей бегло осмотрел строительные площадки. Шли интенсивные работы по строительству города, рудника и заводов. Действовали доменный, конверторный и прокатный цеха. Основное время заняло обсуждение проблемы, как вывезти богатого урожая До Днепра доехали по насыпи строящейся железной дороги. Сергей долго объяснял, что такое железная дорога и почему она необходима. Но Павел так и не понял принципиальной разницы между ней и обычным гужевым транспортом. На берегу Днепра за любовались картиной возведения моста.

— Мост тоже ты строишь? — спросил Павел.

— Необходимо соединить берега, иначе теряется смысл железной дороги.

— Неразумно тратишь деньги, — сказал Панин, — вместо всяких железных дорог и мостов выгодней построить себе дворец да статуи из Греции или Италии привезти.

— Насчет статуй ты прав, спасибо за умные слова.

— Всегда пожалуйста, тебе надо меньше по диким, землям да морям скитаться. Жил бы в Петербурге, как все люди, да житейского ума-разума набирался.

В Екатеринославе фрейлины наслаждались Днепром и садами. Сергей с Павлом проехали по железной дороге дальше. Необходимо проверить, как устроились новоселы. Добротные дома и собранный урожай впечатлили Павла. Крестьяне с гордостью показывали царевичу свое хозяйство.

— Тебя, Алексеев, можно ставить в пример всем остальным. Не каждый дворянин так живет, как твои крестьяне.

Что ответить Павлу? Крестьяне свободные, пришили на эти земли под льготную аренду земли. Каждый получил кредит на дом и инвентарь. И бригада Тимофея постаралась, заманивая людей на эти земли. Нет такой возможности у других дворян. На обратном пути осмотрели строительство коксовых батарей и сталеплавильных цехов. Со временем Екатеринослав станет центром металлургии.

Тимофей рекомендовал именно этот город. Трудно сказать, по каким критериям он делал расчеты, но свои выводы отстаивал упорно. Сергей и не спорил, город, расположенный на судоходной реке, выгоднее степного. Только посоветовал построить у днепровских порогов обводной канал со шлюзом.

В Тулу въезжали под колокольный звон и приветственные крики. Губернатор встретил у заставы в городе ждал пушечный салют. Павел с наставниками разместился в доме губернатора. Сергей с изумлением изучал новый интерьер своего дома. Мебель выглядела очень изящно. Ценные породы дерева и слоновая кость дополнялись агальматолитом, яшмой, нефритом и другими уральскими самоцветами. Тонкая резьба по дереву и камню не отягощалась позолотой. Наборный паркет прикрыт коврами. Каждая комната имеет свое лицо.

Привлекает красотой и уютом без вычурного роскошества Кремля или Зимнего. А по деньгам-то выходило дороже. Благо, что кругом одни трофеи, и делают все великолепие рабы. Хотя рабами они были привезены в Россию, здесь живут и работают как свободные люди.

Пока Павел и фрейлины устраивались на новом месте и отдыхали после длительной поездки, Сергей воспользовался случаем и встретился со своим «генеральным штабом». Главной новостью было завершение нелегальной чеканки денег. Варфоломей Сидорович быстро изготовил станок непрерывной чеканки денег. Придумал автоматическое наполнение денежных ящиков. Монеты чеканили фактически в открытую, под видом испытания станков. Весь нелегальный запас золота и серебра менее чем за месяц превратили в рубли. Деньги развезли по своим банкам. Сейчас ждали поступления из Петербурга монет нового типа. Монеты своей чеканки можно будет пустить в оборот только после официального поступления новых денег.

Пока новые монеты были только в Петербурге и в Москве. В этих городах доходы Сергея превышали расходы. Нет большей глупости, чем держать деньги «про запас». Впрочем, ещё большая глупость — держать свои деньги в чужом банке.

Деньги должны работать, на них надо строить заводы.

Создавать доходное производство. Для этих целей выгоднее даже взять кредиты, потом вернуть долг с высокими процентами. Но сложить деньги мертвым грузом в «резервный фонд», авось потом выручат! Такой делец в бизнес идет один раз, чтобы прогореть. Не спасет его ни авось, ни резервный фонд. Макроэкономика отличается от микроэкономики только количеством нулей в описании сделок.

Граф Алексеев посмотрел на новые монеты. Четкий и рельефный аверс и реверс с рифленым гуртом. Вполне обычный для XX века вид, но очень даже революционный для восемнадцатого.

— Сколько сделано резервных станков? — спросил граф.

— На складах в Сяси стоит двенадцать готовых. Не считая двух для Сеуты и одного для Тронгорода.

— Какого Тронгорода? — удивленно спросил граф.

— Мы так между собой зовем твой Тронхейм. Еще один станок стоит здесь, в Туле, для испытания новых матриц.

— Понятно, пусть будет Тронгород, я не возражаю.

Кстати, как там дела?

— Азид Шериф обустраивается на новом месте, судя по письмам, все хорошо. Мы, со своей стороны, готовим людей и ведем организационную подготовку.

— Надо соблюсти все формальности, договориться со зверобоями в Исландии и Гренландии.

В Туле задержались на восемь дней. Решение накопившихся вопросов и составление перспективных планов забирало много времени. Практически весь день Сергей был с Павлом. На обсуждение особых тем мог выкроить не более тридцати минут. Конечно, большое волнение вызвала информация о предстоящих выборах в Сенат. Перспектива создания Государственной думы обязывала к немедленным действиям. Тимофей и Иосиф Аврумович незамедлительно приступили к подбору нужных людей. Одновременно решили расширить географию издания газеты. Никому из членов «генерального штаба» не надо было расписывать возможные перспективы и необходимость составления «черных схем».

Раньше начнешь — лучше подготовишься. Проработали планы по созданию нефтеперегонных заводов. Просчитали выгодные пути транспортировки нефти и нефтепродуктов. Сотню мамелюков решили оставить в Туле для обучения стрельбе из новой пушки и шестиствольного миномета.

Первый день в Туле начали с осмотра фарфорового завода. Павлу преподнесли именной столовый сервиз.

— Какая прелесть! — не удержался наследник от восхищения.

— У Екатерины ничего подобного нет. Корабли, железо, пушки — это понятно. Но твои познания в тонких материях для меня неожиданны.

Фрейлинам подарили по чайному сервизу. Они визжали от восторга, как маленькие девочки. Во второй половине дня Сергей провел совещание по перспективным направлениям в производстве фаянса и фарфора.

В частности, поставил вопрос об изготовлении статуэток И прочих безделушек. Предложение понравилось и, как всегда, обещало хорошие прибыли. Павел заинтересованно слушал предложения и даже принял участие в обсуждении. Но сразу поскучнел, как только разговор пошел о деньгах. Фрейлины после обеда остались дома рассматривать подарки. Принялись делиться своими впечатлениями на листах бумаги. Дамы безотлагательно сели писать письма всем своим знакомым и друзьям.

Второй и третий день посвятили стекольному заводу.

Осмотрели цеха оконных стекол, стеклянной посуды, искусственного хрусталя и цеха бижутерии. Cepгей был удивлен объемом производства бижутерии.

— Хозяин, ты, наверно, в Тамбове прошел мимо этих цехов, — сказал управляющий, — они вдвое больше нашего бижутерии делают.

— Твоя правда, в Тамбове линзами интересовался и организацией производства очков для близоруких и дальнозорких людей. Значит, выгода хорошая от бижутерии?

— Еще какая! Вот эти бусы нам обходятся по одной копейке, купцы ящиками берут за пять копеек Моисей Мертель тоннами забирает, по четыре рубля за штуку платит.

— Вон оно как! Не ожидал таких барышей!

— Иосиф Аврумович мурлычет и жмурится, как кот, когда я приношу ему месячный отчет по этим цехам.

Павлу подарили огромный набор фужеров и стаканов из зеленого хрусталя, чем привели юношу восторг. Фрейлины также получили подарки.

Четвертый день выбил фрейлин из равновесия, и они прекратили дальнейшее хождение по заводам.

Посещение ювелирной фабрики лишило молоденьких красавиц желания куда-либо идти. Особенно после предложения поучаствовать в создании украшений для них самих. Павлу вручили украшенный драгоценными камнями медальон с гербом Тулы. Широкая и изящная цепь с тонким узором, сапфирами и корундом красиво ложилась на грудь наследника.

— Ты, Алексеев, все больше и больше удивляешь меня. Твое производство изящных вещей выше всяческих похвал.

— У меня три завода по изготовлению стекла и фарфора, знающие люди ведут поиск по всей России.

Шикарная мебель в Сяси и посуда в Туле по своей красоте превосходят все, что я видел у европейских торговцев.

— Скоро новые заводы откроем, нашли нужную глину и песок, ювелирный хрусталь на Урале нашли.

— Ювелирный хрусталь? Никогда не слышал про такое.

— Перед отъездом фрейлины обязательно наденут.

Только знающий человек от бриллиантов отличит.

— Где ты столько мастеров ювелирного дела нашел?

Сотни рядами сидят.

— Из этих сотен только несколько десятков — настоящие мастера, остальные учатся на стекле и меди.

— Мастеров из Европы выписал или в плен захватил?

— Большинство из России, чуть больше десяти из Европы и столько же арабов, сами друг у друга учатся и молодых учат.

— Я не увидел бриллиантов. Ты их в Амстердаме оставил?

— Нет, все алмазы здесь. Мастера еще не решаются приступить к работам. Для пробы делают различные украшения из ювелирного хрусталя.

— Что за яйца делают за левыми столами?

— Подарочные пасхальные яйца.

— Пасхальные яйца? До Пасхи почти год!

— Вот через год и получишь от меня в подарок пасхальное яйцо.

Павел до конца рабочего дня ходил между рядами мастеров-ювелиров. Всматривался в их работу и старался понять конечную цель. Но никого от работы не отвлекал.

Так, шаг за шагом, Сергей осматривал заводы вместе с Павлом. На наследника произвело впечатление производство часов и литье пушек. Но процесс установки линера^[87] в ствол ему не показали. К новым металлообрабатывающим станкам Павел отнесся безразлично. Сам граф Алексеев был поражен столь быстрым развитием важного направления в промышленности. Искренней хвалил Варфоломея Сидоровича, обеспечившего технологический рывок на уровень начала XX века. Деньги и люди — вот все, что необходимо для строительства железных дорог. Все остальное уже есть.

В воскресенье с утра пошли смотреть футбол. Игроки показали все свое умение и азарт, азарт передался и наследнику. Цесаревич к концу игры даже осип от собственного крика. Новая игра очень понравилась Павлу.

Сходили в цирк, посмотрели бокс, погуляли по городскому парку. Павел снова удивился, узнав, что парк для простого рабочего люда и построен на деньги Алексеева. Попили в городском парке чая с кисленькими леденцами и подушечками, наполненными вишневым вареньем. Вечером пошли в театр, где посмотрели «Золушку». Пьеса понравилась и Павлу, и фрейлинам. Когда публика и актеры потребовали на сцену автора, то под бурю оваций на сцену вышел граф Алексеев.

В понедельник получили сообщение из Петербурга. Русский флот разгромил шведскую эскадру и патрулирует Балтийское море совместно с датчанами.

Если всех эта новость обрадовала, то Сергея озадачила. Историю морских сражений он помнил. Гогландское сражение должно было случиться год назад и закончиться вничью 1: 1. Граф Алексеев немедленно собрал свой «генеральный штаб». Некоторые вопросы в присутствии наследника пришлось обсуждать полунамеками или записками. Письмо графу Потемкину пришлось надиктовать за спиной Павла. Незачем ему знать о таких планах и предложениях. С Екатериной все необходимые детали Григорий Алексеевич согласует сам Павел кое-что понял и с удивлением спросил:

— Неужели ты собираешься воевать со Швецией в одиночку?

— В одиночку воюют короли, за спинами которых стоят армии. Я одинокий разбойник ипланирую сделать набег. Могу незаметно для шведов выбежать из-за спины твоей матери.

— И снова примешься за грабеж.

— Здесь грабеж не выгоден, но прибрать к рукам кое-что смогу.

— Да шведы тебя размажут, как муху!

— Если мух можно было легко размазать, они давно бы вывелись. Однако летают и мешают добрым людям.

— Так в чем твой план? Вы так непонятно между собой говорили! Понял только, что шведов воевать хочешь, да тысячу своих мамелюков заворачиваешь.

— У меня в Сяси на ходовых испытаниях шесть броненосцев.

— Как называются новые корабли?

— «Безудержный», «Бесподобный», «Безнаказаный», «Беззастенчивый», «Безрассудный» и «Беспристрастный».

— Чудные имена дал. Что корабли будут делать?

— Дал команду подготовить и шведам под хвост перца подсыплю.

Ты пойдешь на этих кораблях разбойничать против шведов?

— Да, именно это я хочу сделать, и пользу российской короне принести.

В последний день, когда Павел и фрейлены собирались в дорогу, Сергей смог свободно поговорить со своими соратниками. Обсудили сложные вопросы, первостепенная задача оставалась прежней, Кривой Рог, антрацитовые шахты и нефтепромыслы.

Заводы-Екатеринослава и Александровска надо развивать.

Здесь будущее металлургии, отсюда пойдет дешевая сталь. Урал далеко, железная дорога будет через пять-десять лет.

Конструкторское бюро сидело за чертежами, от «изобретенного» велосипеда до задач по разработке технологии нефтекокса.

В Москве Павел и фрейлины занялись привычным делом. Балы и приемы сменялись пустопорожними разговорами.

Такая занятость мешала фрейлинам оказываться в нужное время в спальне Сергея. Но и только. О сопровождении графа во время его походов по заводам дамы забыли напрочь. Только Павел был рядом с утра и до обеда. Но после обеда его время занимали обязательные визиты. В свою очередь, Сергей не спеша обходил свои заводы. Время до прихода нового посыльно-пассажирского судна надо использовать с максимальной пользой. Они ждали «Стрижа», который, как и первый кораблик, был размером с речной трамвайчик. Благодаря конструкции паровых машин и колес, судно получилось очень быстроходным. Первый трамвайчик — «Ласточка» — убежал из Москвы в Очаков за Потемкиным. В Москве придется задержаться до прихода второго кораблика.

Время позволило досконально осмотреть все свои заводы. В том числе новую ткацкую фабрику. Ее решили построить в связи с большими запасами хлопка. Необходимо изучить ткацкое производство. Найти какиелибо идеи по модернизации станков. Невозможно придумать что-то путевое, глядя на все со стороны. Лучше построить фабрику и нанять толковых инженеров.

Удачно получилось с целлюлозно-бумажным заводом.

Благодаря ему вышла третья модификация бумагоделательной машины. Сергей взял с собой весь «генеральный штаб». Они ежедневно в спокойной обстановке занимались планированием дальнейших действий. После завершения строительства в Нижнем Новгороде придется искать место для новых судостроительных заводов. На юге в перспективе только один завод, в месте под условным названием Николаев. На севере было таких мест было два — Ярославль или Ижевск. На юговостоке, кроме Астрахани, ничего не выходило. Нужен лес, время стальных корпусов еще не скоро. Массового производства металла ждать не меньше пятидесяти лет.

Своими заводами весь мир сталью не обеспечить. Листопрокатное производство уже есть. Но первоначально необходимо снизить стоимость самой стали. Для этого необходима не только дешевая руда. Нужен дешевый уголь и его производное — кокс.

— Тимофей, на тебя еще одна забота ложится.

Сергей взял нужную карту.

— Вот, смотри, два места. Здесь, на севере, недалеко от реки Обь, и здесь, на юге, на реке Томь. Эти места богаты углем.

— Понял, хозяин, места разведаем, а земли сразу выкупим. Но шахты на тех землях трудно будет развивать.

— Надо только уголь найти и показать. Мы эти земли в аренду уральским заводчикам отдадим.

— Такой подход мне больше нравится. Нужные люди.

У меня есть, земли выкупим быстро и дешево.

Уголь сыщем и дорого уральским заводчикам в аренду отдадим.

На заводских причалах пришвартовался новый посыльнопассажирский кораблик "Стриж".

Начались сборы домой, в Петербург. Хотя у графа Алексеева как такового понятия «дом» не было. Были настоящие дворцы, один, в три этажа, строился в столице на Екатерининском канале, еще один, трехэтажный дворец, в Москве. Дома в Тамбове, Туле и Сяси, но ни один из них не был «домом», куда человек хотел бы вернуться. Из всего, что он имел, больше привлекала усадьба в Тамбовской губернии. Вероятнее всего, причиной служили воспоминания о прошлой жизни.

2 Шведская Чума

«Стриж» резво шлепал палицами гребных колес, радуга крыльями расходилась от кораблика к берегам Волги. Павел со свитой и фрейлины в молчании сидели в креслах. Утомительное и интересное путешествие на юг России заканчивается. Ночью будет Мариинская система шлюзов, завтра, еще до обеда, кораблик ошвартуется у Дворцовой набережной. Граф Алексеев был в своих мыслях и планах, он надеялся в первый же день улизнуть из Петербурга в Сясь, даже если Екатерина прикажет быть на ужине, он уедет ночью…

Однако все сложилось по-другому. До обеда, как и планировалось, пришли в Зимний дворец, где их без задержки провели в кабинет императрицы, которая усадила Павла с наставниками и Сергея, затем внимательно посмотрела на фрейлин и велела им быть во дворце назавтра.

— Ответь честно, Алексеев, какая степень риска была для наследника престола, когда ты его потащил в войска?

Павел попытался что-то сказать, но мать его сразу осадила:

— Молчать!

— Если честно, то риска не было вообще, разве я похож на самоубийцу?

— Ты военный человек, и для тебя никакой угрозы в войсках не могло быть, а Павел — ребенок.

— Именно об этом я говорю, ты мне не простишь любой царапины на наследнике, это я и подразумевал, говоря про самоубийство.

— Ты, оставив Павла наедине с врагами, заставил меня переживать целый месяц.

Сетовать на Павла, который не скрывал своего презрения и враждебности к убийцам отца, не стоило. Наследник престола открыто показывал свое отношение к этим людям, не задумываясь о возможных последствиях. Он считал себя выше всех, не сомневаясь в своем праве казнить и миловать. Причем юношеский максимализм напрочь исключал дипломатию и интриги. Слишком прямодушен и самоуверен был Павел, не имея друзей и сторонников, он обзавелся многими серьезными врагами.

— К наследнику относились совсем равнодушно, — ответил Сергей.

Екатерина подняла бровь, посмотрела на Панина, тот утвердительно кивнул головой.

— Завтра придешь во дворец в два часа пополудни, сегодня вечером в доме Лопухиных тебя ждут все послы, — Екатерина улыбнулась, — очень понравились мои портреты на новых рублях, будут просить машины для чеканки денег, ты послам не отказывай, мне не с руки портить отношение с Европой.

Разговор с послами Сергей Николаевич сразу перевел в деловое русло, незачем попусту терять время на взаимные комплименты. Подобный подход понравился, и разговор повели напрямую. Практически всех европейских послов интересовали колесные пароходыСлухи о броненосцах, которые хозяйничают на Черном море, будоражили Европу, поэтому послы начали разговор с волнующей темы:

— Граф, наши правительства пытались разместить заказы на вашей верфи в Сяси, но управляющий и главный корабел отказывают, говорят, что нет возможностей.

— Они честны с вами, действительно, верфь загружена заказами до октября следующего года, верфь строит корпуса кораблей, а вам нужны колесные паровые буксиры, следовательно, нужны паровые машины и котлы, все совсем не так просто, как кажется.

— Почему вы строите только буксиры и не строите паровые корабли?

— Если не считать броненосцев, которые уже прошли испытания в Черном море, первый пароход будет готов через месяц, и после испытаний в открытых водах можно будет принять решение о дальнейшем строительстве с учетом неизбежных изменений.

— Но ваши броненосцы показали превосходный результат, у наших правительств точные сведения, что Турция вывела с Черного моря все свои корабли.

— Господа, вы должны понимать разницу между Черным морем и открытым океаном. Черное море не больше Финского залива, и никто не знает, как колесный корабль поведет себя в открытых водах.

— Мы вас поняли, граф. На каких условиях вы возьметесь за строительство кораблей для наших стран?

— Насколько я знаю, пять тысяч человек из Англии уже прибыли в Нижний Новгород, и заказ на прессы для почтовых марок выполнен, этих людей мы переведем на изготовление паровых котлов и машин, но на построить новые верфи.

— Исходя из ваших слов, можно сделать вывод, вам нужны люди.

— Мне потребуются не менее десяти тысяч человек, из них тридцать процентов я отправлю на заготовку и распиловку леса. Еще десять процентов будут работать на транспорте, остальные — на верфи и на котельномеханическом заводе.

— Нам известно, что на Черном море вы захватили в плен не менее пятидесяти тысяч человек, вы вывезли людей из шести городов и многих деревень.

Вот она, разница между европейцами и русским дворянством. Европа уже понимает истинную цену рабочих рук. Граф Алексеев вывез из турецких портов черноморского побережья намного больше людей.

Турки просто постеснялись назвать истинную цифру.

Это его люди, и они останутся на юге для создания и развития промышленности Малороссии. Делиться рабочими peсурсами ради решения европейских проблем граф не собирался. Его продукция нужна европейским странам, вот пусть и помогают ему на правительственном уровне, а он им пообещает сладкую конфетку.

— От турецких крестьян на заводах пользы никакой не будет. Они как копались в земле, так и будут копаться, только уже на земле моей. Под ваши заказы построю завод и верфь здесь, в Петербурге, где вы сможете контролировать выполнение своих заказов.

— Ваше предложение приемлемо, чем еще мы можем помочь?

— Поговорите с Екатериной по поводу земель, я хочу построить заводы и верфь недалеко от Императорского фарфорового завода, немного выше по Неве.

— Мы думаем, что Екатерина Вторая пойдет нам навстречу, и земли под заводы и верфь вы получите.

— Рядом с заводами построю дома для ваших представителей, которые будут наблюдать за строительством кораблей.

— Хорошее предложение, возможность контроля на много повысит доверие к вам и вашим кораблям — Я пришлю кораблестроителя, с которым вы оговорите проекты кораблей.

Завод и верфь начну строить своими людьми из Сяси, как получу разрешение от императрицы.

Договор с европейскими послами более чем выгоден. Сергей получит достаточное количество рабочих для котельно-механического завода и верфи. Кроме этого его управленцы и банкиры обрастут дополнительными связями и возможностями. Вот только броненосцы на экспорт его заводы строить не будут. Нет, никому не откажет, просто поднимет цену за стальной лист до заоблачных высот.

Машины для чеканки денег изготовит после получения необходимой информации по матрицам формы монет.

Вечер граф провел в развлечениях, вернувшись, увидел в своей кровати Лизу. «Просто семейная идиллия», — подумал он, но женщина идиллию разрушила:

— Сереженька, я ночью уйду, а рано утром к тебе прибежит Елизавета, после обеда вы оба будете заняты.

Вот так, все просто, никаких условностей.

К назначенному времени Сергей пришел в Зимний дворец. Екатерина сама вышла к нему и, взяв под руку, вывела на Дворцовую набережную, где стояли баржи с серебряными рублями.

— Вот твоя доля, надо бы все это куртуазно обставить, но ты сам виноват, нельзя нам прилюдно друг другу раскланиваться.

Чем дальше я от дворца, тем труднее узнать о моих намерениях, раньше вокруг моих заводов соглядатаи прочих промышленников вились, сейчас отставные солдаты уже иностранцев ловят.

Прибалтийские дворяне на тебя жалуются, говорят твои люди крестьян сманивают, ещё из Польши чуть ли не тысячами вывозишь, я своих крестьян освободила, а ты их на свои земли сманил.

— Мои южные земли уже заселены, нужны люди для твоих золоторудных шахт. Из Дании в Сибирь менее двух тысяч приехало. Крестьяне нужны на Омские и Южно-Уральские земли. Рабочих там много, а крестьян нет. Обозы в одну сторону железо везут, в обратную — пшеницу, мясо на стол только с охоты на дикого зверя.

— Что еще надумал? По твоим глазам вижу — Приготовь мне каперское свидетельство на шведов, «богини» еще не готовы для похода, хочу своих людей на шведах потренировать.

— Ха, на шведах потренировать! Шведы не турки, смотри, они на тебе сами потренируются.

— Через неделю доверенный человек за каперским свидетельством придет, приготовь один полк для гарнизонного постоя в Выборге.

— Если ты Выборг возьмешь, дарую пожизненное право на беспошлинную торговлю. Павел показал твой план защиты Петербурга от наводнений. Будь готов выступить перед учеными, если они одобрят, сам и построишь.

Сергей с поклоном совсем не по-светски поцеловал Екатерине пальчики обеих рук, посмотрел императрице в глаза и, не оглядываясь, спрыгнул на «Стрижа». На кораблике уже сидели люди из его банка. Тем временем буксиры, торопливо пыхтя, подходили к баржам.

То что сегодня Екатерина вернет ему семь миллионов рублей, он знал заранее. «Стриж» побежит оповещать его банки, и двадцать пять с половиной миллионов рублей вынырнут как законные деньги.

В Сяси строился большой завод с литейнопрокатным производством, с металлообрабатывающим и котельно-механическими цехами. Захудалый поселок превратился в город с крупным портом.

Место удобное и Сергей планировал довести количество рабочих как и в Нижнем Новгороде, до двухсот пятидесяти тысяч. С той лишь разницей, что в Сяси все будет его собственностью.

Руда в Сясь будет поступать из Норвегии и надо думать о Беломорско-Балтийском канале Но пока железо идет с Урала, Тимофей плотно контролирует поставки. Нижний Новгород и Сясь фактически проглотили весь экспорт железа из России.

Интересные изменения: Россия до конца XIX века была крупнейшим мировым экспортером железа. А тут вдруг железа не хватает, хотя внутреннее его производство увеличилось в семь раз. При этом экспорт машин и металлоизделий возрос только по деньгам, практически всю продукцию поглощал развивающийся внутренний рынок.

Сразу после приезда Сергей собрал инженернотехнический совет и рассказал о перспективах строительства нового завода и верфи, которые получили название «Алексеевские верфи». Решили собирать корабли по иностранным проектам с минимальными изменениями, если заказчики не потребуют иного. Не совсем удобно, придется возвращаться к деревянному килю.

Но воля заказчика на первом месте. Петербургский котельно-механический завод будет заниматься только сборкой из узлов и деталей, поставляемых с Сясь.

— Господа инженеры, — сказал граф, — перед вами новая задача — сделать плавучую механическую лопату, способную за один раз загрузить телегу.

Хозяин, ты нам посмешнее задание найти не можешь? — возмутился Евстафий Петрович Боголюбов.

Где это видано: лопата размером с телегу?

— Надо расширить Мариинскую систему, надо построить канал от Волги до Клязьмы, надо построить канал от Онежского озера в Белое море. Реки надо соединить каналами, обычными лопатами копать придётся пятьдесят лет.

— Это мы понимаем, не томи душу, говори про свою новую задумку.

Сергей подошел к доске и схематично нарисовал паровой экскаватор на плашкоуте. Смысл уловили сразу, идеи и предложения посыпались, как горох из мешка граф сел рядом с Боголюбовым и сказал:

— Говоришь, лопата смешная? А молодежь сразу в идею вцепилась… Смотри сюда.

Сергей на листочке изобразил схему разложения вектора сил на стреле экскаватора:

— Это самое главное, иначе вся конструкция будет неустойчивой.

— Твоя голова, хозяин, — просто кладезь всяких диковинных предложений. Вот жду рассказов наших моряков на броненосцах. Когда шведа воевать пойдёшь?

— Через неделю морскую пехоту подготовлю и пойду на Выборг.

Пора шведского короля прижать к ногтю. Чуть что объявляет нам войну. Получит по соплям — сразу попросит мира.

… До сегодняшнего дня шведы восхищаются делами Карла XII. Любят вспоминать и говорить о временах, когда Швеция являлась великой державой. Король захотел собрать лавры Александра Великого.

Разгромив под Нарвой русские войска, он двинулся в Польшу. Разгромив армию Августа II и приняв клятву в вассальной преданности от Станислава Лещинского, Карл XII пошел на Россию. Но здесь вмешалась Османская империя. Король получил финансовый допинг под обещание освободить Крым.

Отсюда и появление шведских войск под Полтавой.

По всем расчетам, русским должен был наступить конец. Мощная шведская армия вместе с польской кавалерией, качественные медные пушки.

Здесь еще Мазепа поспешил принести клятву вассальной преданности. Но не срослось, побили шведского короля.

Вернувшись домой через Турцию, Карл XII не успокоился и пошел войной на Норвегию, где и был убит.

Выстрел в висок из пистолета. Стрелял его личный адъютант. Офицеры и солдаты дружно поклялись, что это случайная норвежская пуля. Почему так? За что современники невзлюбили великого короля? А все объясняет последующий нейтралитет шведов. Карл XII ушел на войну с шестьюдесятью тысячами солдат, поставив под ружье все мужское население страны. Золотые и серебряные рудники Шеллефтео позволяли содержать огромную армию. Только вот вернулся король с двадцатью солдатами. За двадцать лет Швеция потеряла все свое мужское население. Демографический кризис аукается Швеции до сегодняшнего дня. Не зря турки прозвали Карла XII «Деревянная башка». Но это другая история.

Через неделю «Безудержный», «Бесподобный», «Безнаказанный», «Беззастенчивый», «Безрассудный» и «Беспристрастный» с четырьмя сотнями морской пехоты прошли Кронштадт и к полуночи подошли к входу на Транзундский рейд. С моря пройти в Выборг невозможно, два узких прохода между островами защищены береговыми батареями, стоящими в пятидесяти метрах от оси фарватера. Четыре мощные артиллерийские батареи появились у фарватера после выхода России на Балтику.

Непреодолимое препятствие для парусных кораблей, но не для броненосцев. Шведские береговые батареи трудно разрушить.

Защита пушек хоть и простая, но вполне надежная. Деревянные срубы засыпаны валунами, получились гранитные стены двухметровой высоты. По аналогичной схеме была выполнена «Линия Маннергейма», дешево и сердито. Правда в XX веке были добавлены бетонные капониры с пушками, но на дворе XVIII век, цемента еще не знают, и Сергей не представляет технологии его изготовления.

В темноте броненосцы спустили десантные шлюпки и стали ждать сигналов с берега. Еще в прошлом году граф Алексеев ввел на своих кораблях сигнальные фонари с керосиновыми лампами и зеркальными отражателями. Переписал по памяти азбуку Морзе, которую моряки сразу назвали «азбукой света». Насколько Сергей помнил, правый по ходу остров самый большой и соединен с материком, поэтому Сергей решил высадиться на него. Не то чтобы не доверял своим морским пехотинцам, просто решил встряхнуть свои мысли, добавить адреналина. Ежедневные упражнения в рукопашном бое требуют регулярного применения навыков…

Десантные шлюпки с полусотней морских пехотинцев тихо подошли к берегу примерно в километре от батареи. Каково расположение батареи, казарм и прочих построек — никто не знал, поэтому солдаты растянулись цепью. Так будет больше шансов, что в тылу ничего не останется. Казарму и конюшни увидели сразу, чуть дальше стоял жилой дом для офицеров. Тихо всё окружили, никаких часовых нет. Нашли дом командира батареи: первое помещение безлюдно, следом что-то похожее на штабную комнату. Осторожно открыли левую дверь: три кровати, похоже на комнату денщиков. Пустили в ход ножи. В другом помещении оказалась одна небольшая комната с кроватью, адъютанта слегка придушили и связали. Командир батареи спал с женщиной, возможно — жена, но и ей пришлось претерпеть некоторые неудобства. Оставить ее несвязанной — визг поднимет на весь гарнизон Перед казармами собрались почти все пехотинцы.

Батарея, пороховой погреб и офицеры под контролем.

По-шведски никто не говорил, и с допросом офицеров ничего не вышло.

В двухэтажной казарме было четыре помещения. Дневальные тихо дремали у столика со свечкой, проснуться им не дали. Последний шаг, самый простой, безоружные люди спокойно спят, под окнами стоят пехотинцы. По команде во все помещения одновременно с керосиновыми лампами над головами вошли солдаты с топорами наготове и скомандовали «подъем». Шведы несколько засуетились, но быстро оценили свои шансы на жизнь. С берега в море начали сигналить, и вскоре послышался шум колес, буксир подогнал баржу, и пленных без спешки завели на нее. Подсчет показал: две сотни солдат, двенадцать офицеров и одна женщина. Сергей со своим десятком верхом на трофейных лошадях отправился к другой батарее, которая защищала вход во внутреннюю гавань Выборга.

Рядом с батареей оказался небольшой поселок на два десятка домов. Спешились и привязали к забору лошадей. У небольшого причала стояло три галеры на десять пушек каждая, но это не проблема. До Выборга еще далеко, в случае неудачи можно из пушки пальнуть. Разобрались с назначением зданий, и нашли саму батарею, до подхода шлюпок убрали часовых зачистили караульное помещение.

Подождали сигнал с острова против, после чего повязали офицеров. Быстро сняли вахтенных, которые стояли толпой возле одной из галер. Бросок абордажных топоров — и вахтенные, обливаясь кровью, забились в судорогах.

Галеры оказались без экипажей. Матросы и морская пехота спали в домах напротив причалов. Подошли шлюпки, десантники начали выгонять солдат и матросов на улицу. Вытащили из постелей и прочих жителей поселка, среди которых оказался один шведский полковник. Буксир потащил на выход трофейные галеры, которые решили сразу поставить на якорь у Зимнего дворца. С галер предварительно сняли три пушки с боезапасом.

На всякий случай, вдруг в Выборге пригодится.

Броненосцы вошли в город открыто и нахально.

Высадили основной десант с пушками практически на центральную площадь.

Дежуривший на площади полицейский долго не мог понять, чего от него требуют. Сначала только таращил глаза, но потом благоразумно отвел русских офицеров в участок, дальше пошло по правильной линии. В сопровождении полицейских повязали городское и военное начальство.

После короткой разъяснительной работы отправили гарнизонного адъютанта на шведские передовые рубежи. Броненосцы-заняли основные позиции, один корабль отправился сопровождать до Кронштадта буксиры с пленными.

Сергей погулял по городу, который мало напоминал тот Выборг, в котором он несколько раз бывал в конце XX века. На следующий день заработал привычный конвейер, буксиры доставляли в город русский полк, обратно вывозили пленных шведов. Приказчики пересчитывали трофейные пушки и прочее оружие с припасами, полковые кассы оказались намного богаче городской казны.

Полицию оставили в покое, приказав выполнять обычные обязанности. Смена власти не должна отразиться на порядке в городе.

Три шведских полка пришли в город в походном строю с флагами и пушками. В таком же порядке полки погрузились на баржи. Что им оставалось делать?

Проявлять героизм, питаясь лесной ягодой и сражаясь палками? Снабжение хранится на складах крепости.

Граф Алексеев пришел в Зимний дворец после завершения перевозки пленных. Екатерина встретила Сергея в кабинете, где они обменялись подарками: императрица получила ключ от Выборга, а Алексеев — обещанный сертификат на пожизненное право беспошлинной торговли. Оба были довольны, граф протянул Екатерине учетную книгу, которую императрица сразу открыла.

— Так и думала, что останусь должна, — сказала Екатерина.

— Так не последний набег, итог подведем после войны, у меня в Сяси шведский генерал и четыре полковника с прочими офицерами. Неплохой будет выкуп.

Настал день готовности «богинь». Семен Афанасьевич Писарев построил экипажи возле «Афродиты», «Аттики» и «Артемиды». Илларион Афанасьевич Писарев построил экипажи напротив «Афины», «Ариадны» и «Андромеды». «Панацея» стояла с торца пирса, и Семен Савельевич Шакунов построил свой экипаж вдоль барка. Торжественное построение получилось буквой "П".

Сначала граф Алексеев вручил новым офицерам кортики, затем сказал короткую речь:

— Господа, вы идете в Средиземное море, в новый каперский рейд, где вас уже ждут друзья и союзники, командиром эскадры назначен Семен Афанасьевич Писарев, его заместитель — Илларион Афанасьевич Писарев.

Офицеры вышли из общего строя и встали рядом с графом Алексеевым, который продолжил:

— Эскадра разделится на две части, которые будут патрулировать вход в Адриатическое море и восточные подходы к острову Кипр. «Панацея» имеет свою задачу и через полтора месяца вернется в Петербург. Удачи и богатых трофеев!

Семен Афанасьевич и Илларион Афанасьевич Писаревы начали отдавать команды. Моряки принялись готовить корабли к отходу.

Ради выполнения задуманных планов по захвату некоторых шведских городов Сергей решил отправить с эскадрой и «Панацею». Корабль после выгрузки в Сеуте должен взять подготовленный в Танжере и Кадисе товар и доставить его в Петербург. Броненосцы пошли с эскадрой до Копенгагена. В самом узком месте пролива Зунд со стороны Дании стояла крепость Хельсингер, а со стороны Швеции — бывшая датская крепость Хельсингборг.

Корабли подошли к крепости Хельсингборг на рассвете. «Богини» с подхода встали на якорь и спустили десантные шлюпки. Шесть броненосцев слажено открыли огонь по крепостному замку и береговой батарее. Датский король в свое время не построил защитной стены, полагая, что для пушек береговой батареи достаточно простой насыпи. Пушечные залпы разбудили жителей обоих городов. Встревоженные люди выбежали из своих домов. Если из шведского города народ стал убегать, то на датской стороне все сбежались на берегу. Ширина пролива — около километра, и датчане хотели посмотреть на развитие событий.

Шведы так и не успели сделать ответный выстрел.

Огромные ядра разнесли в кирпичную крошку замковые постройки и юго-восточный угол самого замка. Солдаты и офицеры в панике бежали вместе с жителями.

Офицеры где-то на окраине города остановили воинов крепости и начали организовывать сопротивление. В самой крепости были уже солдаты Сергея. Из окна замка мигал сигнальный фонарь, сообщая о готовности вести корректировку огня.

— Быстро ребята сработали, менее часа прошло с первого залпа, — сказал Семен Афанасьевич.

— Я сразу обратил внимание на высокий уровень подготовки нижних чинов, и вообще на кораблях графа Алексеева какая-то особая обстановка, — ответил Семен Савельевич.

Через два часа после начала обстрела к берегу стали подходить шведские солдаты и офицеры.

Гарнизон города и крепости состоял только из одного полка, и сопротивление было быстро сломлено.

Да и какой смысл стоять шеренгой поперек улиц, если русские ружья стреляют в три раза дальше?

Никто не хотел изображать из себя мишень, штыковая атака оказалась бесполезной, русские заходили в дома и открывали огонь через окна.

В результате такой атаки одна шведская рота лежала посреди улицы. Убежать из города не получалось, русские преследовали и продолжали расстреливать в спину. Для шведов сложилась безвыходная ситуация, когда не получается ни напасть на врага, ни убежать от него…

Буксиры приступили к перевозке пленных шведов на датский берег. Вместе с первой партией пленных на берег спрыгнул и русский офицер, которого толпа зевак приветствовала криками. Несколько солдат из абордажной команды встали в оцепление вокруг пленных, так, на всякий случай. Офицер направился к датскому генералу, который с насыпи наблюдал за событиями на другом брегу пролива.

— Господин генерал, командир эскадры сообщает, что крепость и город Хельстнгер взяты, и предлагает помощь в переброске ваших войск в захваченный город.

— Чем сейчас заняты ваши солдаты?

— Грабят крепость и городскую казну.

Датский генерал раздумывал недолго. Хельстнгер был взят шведами у датчан пятьдесят лет назад. Сама Швеция организовалась как государство и вышла из состава Датского королевства двести лет назад. Справедливость должна восторжествовать.

— Мои солдаты будут готовы часа через два. кто у вас командует?

— Эскадрой командует граф Алексеев.

— Прошу передать мои поздравления графу Алексееву и просьбу перебросить через пролив пятьсот солдат моего гарнизона.

Русский офицер вернулся на буксир, а генерал начал действовать. Первым делом отправил в Копенгаген гонца, затем приказал готовить к переправе один батальон.

Средиземноморская эскадра взяла часть трофеев и ушла в Амстердам. Баржи отошли после завершения погрузки трофейных пушек, пленных и прочих заслуживающих внимания вещей. Сергей на броненосце «Беззастенчивый» обошел походный строй буксиров.

Две баржи были пустыми, и несколько барж можно было уплотнить, пленных взяли менее тысячи.

— Василий Тихонович, передайте на корабли приказ, — обратился граф к командиру броненосца «Безнаказанный». — Следуем в Треллеборг, у нас слишком много свободного места на баржах.

Защелкали шторки сигнального фонаря, команду флагмана подтвердили все корабли.

До Треллеборга осталось идти два часа. На броненосцах были военные экипажи Екатерины, которые, по официальной версии, изучали корабли и проводили флотские испытания.

Но всем было понятно, что наряду с этой задачей военные моряки занимаются пиратскими акциями против шведов под флагом графа Алексеева, Буква закона не нарушена, граф имеет каперскии патент и вправе набирать любой экипаж. Правда, с уходом основной эскадры, на броненосцах осталось только полторы сотни морских пехотинцев. Но для набега на Треллеборг, где никто не ожидает нападения, этих людей вполне достаточно.

Эскадра прошла по Неве прямо в Сясь.

В городе пленных разделят и отправят на различные заводы или крестьянские поля. Часть людей добавят на строительство новых заводов и верфи на Неве. Ко времени поступления из Европы обещанных десяти тысяч рабочих заводы уже будут построены. Вновь прибывшим из Европы рабочим граф Алексеев найдет другую работу.

Послам нечего возразить, налицо стремление графа Алексеева пораньше приступить к строительству кораблей. Баржи встали у верхних причалов торгового порта, городские приказчики привычно принялись за сортировку людей и трофеев.

К завтрашнему дню составят опись с калькуляцией, Екатерина получит свою законную долю с набега.

Граф Потемкин ждал Сергея Николаевича в Сяси, где поселился в гостевых комнатах дворца. Встреча была дружеской, но разговор начался с упреков Алексееву:

— Так нельзя, Сергей, — начал Потемкин, — твои поступки начинают уже смущать Петербург. Ты становишься в России заметным человеком, а живешь хуже мелкопоместного дворянина.

— Не понял. Тебе мой дворец не понравился?

— Дворец-то как раз очень хорош, да прислуги нет, дворецкого нет, денщиков нет. Во дворце всего человек двадцать, и те уборкой комнат заняты, в походах ты всегда один.

— Почему один, со мной всегда мой личный десяток.

— Твой личный десяток — это отличные и преданные тебе воины, а слуги где? Тебя в Очакове служанки Фрейлин обихаживали, смотри, поздно будет, когда слухи о твоей скупости пойдут.

Сергей был вынужден согласиться с правотой Григория Алексеевича.

Даже вещевой и продовольственный паек офицера русской армии рассчитан на прокорм двух денщиков и двух лошадей. Старшему офицеру выдавался паек на четырех денщиков и четыре лошади.

— Спасибо, что указал на промашку, я все время в пути. Возвращаясь в дом, не задумывался о бытовых удобствах.

Из всех домов графа Алексеева были обустроены по всем правилам дворянской жизни только дома в Тамбовской губернии.

Дом в Тамбове обустроила Аграфе на, и этот дом всегда был полон родственников.

Усадьбы в Тамбовской губернии обустроил двоюродный брат Петр. Он один жил сразу в двух усадьбах, хотя, по его письмам, и там часто бывали гости, особенно после визита Павла. Не теряя времени, Сергей отдал приказ управляющему, в любом случае все его поездки по России начнутся в Сяси.

Перешли в рабочий кабинет, где Потемкин внимательно выслушал планы Алексеева насчет кампании против шведов. В итоге Григорий Алексеевич, как и Екатерина, только недоверчиво покачал головой.

Сергей не собирался никого убеждать в своей правоте. Не прошло и ста лет, как Европа перестала воевать толпой и додумалась до воинского строя. Военные снова из обретали методы ведения боя, ушедшие в небытие вместе с гибелью Римской империи. Византия отгородилась от европейских варваров и даже добавила к традиционному орлу вторую голову, которая уже смотрела на западные рубежи. В свою очередь, западные соседи хоть и воевали толпой, но сделали все для разгрома Византии.

Третий и четвертый крестовые походы были лены непосредственно против Византии. Армию Фридриха Барбаросса разгромили объединенными силами Византии и русских князей. Дальнейшие победы нал «непобедимыми» и «великими» королями и рыцарями всей Европы дорого обошлась России. Князья не смогли набрать войско для встречи в поле татарской орды а Византия не смогла противостоять Османской империи.

Татары фактически захватили Россию, а турки осадили Вену, столицу священной Римской империи.

С помощью крестовых походов была уничтожена родина христианства, сирийцы и египтяне из христиан стали мусульманами. История крестовых походов кардинально отличается от голливудской версии. В Голливуде так и не поняли, почему македонская фаланга Александра дошли до Индии, не потеряв при этом ни одного солдата.

В Европе, однажды додумавшись до строя, сделали из этого метода непреложное правило, чем и собирался воспользоваться Сергей. Он не полководец и не имеет в своем распоряжении даже одного полка. Но он полагал, что есть возможность захватить у шведов значительную территорию и взять в плен треть всей шведской армии. Потемкин, прохаживаясь по кабинету графа, внимательно выслушал план пиратской кампании:

— Не верю я в твои задумки, у тебя только тысяча сто шестьдесят человек морской пехоты. Шесть твоих броненосцев я обещаю оставить за тобой до начала зимы, но они мало чем помогут.

— За броненосцы спасибо, а то Адмиралтейство на меня давит, ссылаясь на черноморские результаты.

— Турецкие корабли просто сбежали из Черного моря. Только твои корабли беспрепятственно вывозят татар из Крыма. Румянцев с Долгоруким понять не могут, как ты умудряешься и воевать, и дружить с турками.

— Личные дела не должны мешать государствен отношениям — вот и вся наука. Ты два полка в захваченные мной города введешь?

— Если указанные города возьмешь, то на четыре полка смело рассчитывай, и рудник с заводом будут твоими. Это мое слово.

Оставив Николая Кочеряко встречать прибывающий с Дона отряд, граф Алексеев снова вышел в море. Броненосцы разделились на два отряда, три корабля патрулировали северное побережье Финского залива в районе полуострова Гангут. Вторая группа кораблей вместе с буксирами и морской пехотой отправилась грабить шведские города. До прибытия в Сясь отряда полковника Аксеки Йозгата эскадра успела качественно вычистить пять шведских городов. Патрулирование у Гагута тоже принесло свои плоды. Броненосцы привели нам на буксире восемнадцать шведских галер с тремя пехотными полками на борту. Попытка шведов отбить Выборг закончилась пленом без единого выстрела. В результате Сергей захватил в плен уже более семи тысяч шведских солдат. Хвастаться перед Потемкиным он не стал, справедливо полагая, что тот получает всю необходимую информацию сам.

В городе Шеллефтео выходной был один раз в месяц. В день, когда королевские галеры вывозили месячную добычу золота и серебра. Золотые рудники Шеллефтео были крупнейшими в Европе. Серебряные по добыче превышали все немецкие и французские рудники вместе взятые. Они уступали только серебряным рудникам Испании и Англии. Шеллефтео являлся сердцем Швеции, с XVI века бесперебойно снабжая страну золотом и серебром. Эти рудники и послужили фундаментом, на котором возникло государство под названием Швеция.

До этого в Скандинавии было одно государство викингов, которое называлось Дания. Залежи золота и серебра обнаружили на землях князя Густава, который, опираясь на обнаруженные богатства, начал воевать со своим королем. Сначала Густав захватил все земли соседних князей, до Великих озер. В 1523 году он объявил себя королем и назвался Густав I Ваза. Через тридцать лет Швеция начала экспансию на восток, сначала оккупировала земли финнов, затем напала на Россию.

Король чеканил монеты и платил солдатам, остальные деньги шли на оружие и покупку хлеба.

На этот раз галеры с золотом и серебром Шеллефтео встретились с броненосцами. Корабли, во избежание недоразумений, дали со ста метров холостой залп из своих трехсотпятидесятимиллиметровых пушек. На галерах все поняли правильно и приняли с буксиров тросы. Так, под охраной двух броненосцев, месячная добыча шведского короля направилась в Петербург. Залп пушек послужил сигналом для дрейфующей четверки броненосцев, которые дружно вошли в порт Шеллефтео. Пиратские корабли разделились на пары и начали расстреливать оба форта. Мощные ядра выбивали из стен гранитные блоки, морская пехота расстреливала солдат, не давая им возможности выйти из ворот замка. Береговые батареи стояли за насыпью перед стенами форта. Пушки смотрели в море, а броненосцы были уже в порту. Основная часть морской пехоты высадилась в городе и начала сгонять жителей к причалу, поднялся обычный крик и плач.

Cергей смотрел в бинокль, контролируя общую ситуацию. Его «янычары», не стесняясь, гнали прикладами людей к причалам. Крепости доживали последние минуты. Они строились с целью отражать нападения с моря и оказались беспомощными, когда броненосцы стали расстреливать их со стороны порта.

— Павел Елисеевич, — сказал граф командиру броненосца, — дайте команду «Безудержному» и «Бесподобному» прекратить обстрел фортов и дать один залп по губернаторскому дворцу, затем действовать помощь десанту.

Башни развернулись, залп снес часть дворца, паника в городе только усилилась.

— Павел Елисеевич, высаживайте десант на крепость и прикажите одному буксиру взять людей с причала для погрузки пушек на баржи, передайте на «Безрассудный аналогичный приказ.

Гарнизон в городе хоть и большой, но привыкший к полицейским функциям. Посему сопротивления практически не оказал. Попробуй трепыхнуться, когда на тебя в упор смотрят огромные пушки. К вечеру население притихло, и «янычары» занялись привычным грабежом, один отряд уехал к шахтам с повозкой аммонала. Буксиры с веселыми гудками потянули полные трофеев баржи. Дворец губернатора вычистили на сто процентов и заставили жителей разобрать несколько домов по бревнышку. Этими бревнышками заполнили все помещения дворца. Через шесть дней город Шеллефтео опустел, вывезли все. Шахты без спешки взорвали, все здания подожгли. От нестерпимого жара стены губернаторского дворца осыпались кирпичной крошкой.

Броненосцы, не дожидаясь возвращения всех барж, пересекли Ботнический залив и столь же нахально высадили десант на восточном берегу, в городе Бьернборг.

Это было основной целью всей шведской авантюры графа Алексеева. Здесь было самое крупное в Европе месторождение меди и кузница шведского оружия, Сергей желал прибрать это богатство к своим рукам.

… Когда в начале XIX века русская армия разгромила шведов, англичане за это месторождение отсыпали Александру один кораблик серебра Но с одним условием: новая территория получает автономию, фиг вам, а не деньги. Когда Сталин с дури решил завоевать Финляндию, англичане ему сразу объяснили, каким будет развитие событий. Иосиф Виссарионович согласил ся принять в подарок Выборг и выторговал обратно Печенежский медно-никелевый рудник… Но в XVIII веке англичане еще только начинали грабить Индию и не могли лихо отсыпать тысячу тонн золота и серебра.

Сергей осмотрел завод и рудник. Тоска: ручной труд и лошади. Собрал управленческий персонал и объяснил, кто в доме хозяин. После этого представителей шведских властей отвели на баржу. В городе оставил сотню «янычар», и у входа в порт батарею трехсотдвадцатимиллиметровых пушек. Затем короткий визит к серебряному руднику, который пополнил баржу пленными. Отряд уменьшился на пятьдесят человек и три пушки. Столь же нахальный налет на Або неожиданно встретился с организованным сопротивлением. Гарнизон подготовился к наскоку русских кораблей, крепостная артиллерия открыла прицельный огонь.

— Передать на броненосцы, бить южную сторону крепости, командирам кораблей определить интервалы между залпами шведов и перед залпом менять позицию корабля.

Ядра выбивали из гранита искры, но стены обещали простоять до вечера. Буксиры прошли под прикрытием броненосцев и высадили десант в центре города. «Бесподобный» и «Безнаказанный» ушли следом для поддержки «мамелюков». Сопротивление в городе сломили быстро. Исход боя решили мощная артиллерииска поддержка и дальнобойные ружья.

За эти же три часа оставшиеся четыре броненосца сбили с крепостной стены шесть из двадцати пушек Неожиданно ответный огонь прекратился, повидимому, медные пушки перегрелись, что случается при интенсивной стрельбе.

— Подводи броненосец к стене, — скомандовал Алексеев и побежал вниз переодеваться.

По дороге заглянул в каюту Николая Кочеряко — Десятку боевой сбор, — крикнул граф на ходу — берем крепость.

Николай поднял руку, что означало «понял», и побежал по коридору к своим ребятам. Сергей быстро переоделся в абордажную броню, вставил в петли топоры, зарядил и вложил в портупею пистолеты, патронташ, порох. Попрыгал на месте — ничего не болтается и по пути не потеряется. С переборки у выхода на палубу снял абордажный крюк и побежал на полубак. Павел Елисеевич уперся форштевнем вкрепостную стену.

В шхерах у гранитных островов глубины большие. Высота крепостной стены — три метра, граф с разбега: забросил абордажный крюк и быстро поднялся наверх.

Крепостной дворик был на два метра ниже стены и посередине, в пятидесяти метрах от Сергея, стояла шеренга из ста солдат с ружьями на изготовку. Граф встал в полный рост и после команды шведского офицера нырнул обратно за внешнюю сторону стены. От удара курка по кремнию до выстрела полторы-две секунды — вполне достаточно чтобы укрыться. На полубаке уже собрался его десяток. Абордажники выжидающе смотрел на своего командира. Первыми, нетерпеливо поводя плечами, стояли чеченцы, братья Шариф и Магид из рода Гадиевых, казаки Потап и Андрей поправляли друг другу амуницию, шестеро татар молча смотрели на хозяина.

Раздался ружейный залп, и Сергей снова оказался на стене, отбежал десяток шагов вправо и выстрелил из пистолета. Быстро перезарядил и посмотрел на шведов, шеренга невозмутимо прочищала шомполами ружейные стволы. Пока солдаты подготовятся к одному выстрелу, он успеет сделать пять. Сдвигающийся затвор позволяет вкладывать пулю и пороховой мешочек неродственно через казенник. Сергей навел пистолет на шведского офицера, который спокойно смотрел на графа. Дуэль из дорогих пистолетов обычно проводиться на десяти шагах, а здесь пятьдесят метров. Выстрел отбросил офицера, пуля-жакан шансов остаться в живых не дает. Сергей оглянулся, весь его десяток на стене, каждый успел сделать по выстрелу.

— По одной гранате и в казарму, — крикнул граф.

К ногам солдат покатились чугунные шары, каждый начинен килограммом пороха. Сергей побежал по стене в сторону ворот у маленького причала.

К воротам крепости примыкал дом коменданта, дальше, вдоль тыловой стены крепости, стояли казармы. Сергей поднялся на площадку и сдернул с флагштока шведский флаг. Шеренгу солдат разметало взрывом, абордажный десяток бросился на врага и в минуту покончил с противником. Комендант крепости вышел из дома и протянул свою шпагу:

— Вы граф Алексеев по прозвищу Шведская Чума? — спросил комендант.

Сергей посмотрел на матроса, который поднимал над крепостью русский флаг, и ответил:

— Это еще не чума, подождите недели две, и тогда вы узнаете всю радость жизни.

Комендант подошел к останкам солдат:

— Хорошо, что в крепости было только сто ружей.

Вы вдесятером способны убить весь гарнизон. Ваш выстрел из пистолета бесподобен, никогда не слышал о столь метком стрелке.

Сергей Николаевич промолчал, его умение стрелять ни при чем. «Вальтер» XXI века имеет прицельную дальность двадцать пять метров, «магнум» — только шесть метров. Из кольта могут прицельно стрелять только герои Голливуда. Это устрашающего вида opyжие имеет прицельную дальность всего три метра. Скорость полета пули, убойная сила, дальность и прочие параметры не имеют отношения к точности полета пули. Все заокеанское оружие отличается непредсказуемой траекторией полета пули. Кстати, весь мир в спортивной стрельбе из пистолета под боевой патрон использует только тульский пистолет ТТ. Вроде бы у ТТ весьма средненькие параметры, но это единственный пистолет в мире, способный пробить любой бронежилет. В XXI веке оружие делают для того, чтобы продавать, а не для того, чтобы убивать.

В XVIII веке тульские заводы графа Алексеева выпускают весьма серьезные нарезные пистолеты и ружья, a свои пушки Сергей решил держать при себе. Однако бой с береговой батареей на входе в порт Або дал повод серьезнее продумывать налеты на шведские города.

— Стройте гарнизон, — сказал граф, — скоро подойдут баржи. Почему вы так быстро прекратили огонь?

— Порох закончился, никто не предполагал, что береговая батарея будет вести бой три часа, за это время мы могли утопить весь русский флот.

— Стреляли вы посредственно, мои корабли получили не более пятнадцати попаданий, я решил, что ваши пушки перегрелись.

— Пушки могли выдержать еще пять залпов, отсюда и ограничение по запасам пороха, но на ваших кораблях стоят огромные чугунные пушки с высокой скоростью стрельбы. Я сегодня увидел просто невероятное оружие.

Сергей не стал ничего говорить коменданту насчет своих пушек, лучше промолчать. Даже несмотря на то что его технологии никто не сможет повторить.

Граф Алексеев со своими морскими пехотинцами и одним броненосцем остался в Або. Надо дождаться ушедший в Тампере отряд. Он свою задачу выполнил, медные рудники и заводы захвачены. Осталось захватить медные и серебряные рудники в районе Тампере.

Потемкин выполнит свои обещания, сомнений не было.

Никто не осмелится перечить лидеру русского дворянства. Да и все возрастающее богатство графа Алексеева увеличивает число завистников. Сергей к чинам не рвется, интригами не занимается, ничего не просит, со всеми одинаково доброжелателен. Но главное — он холост, этот фактор может пересилить любые комбинации интриганов.

Посланный в Тампере отряд вернулся с хорошей вестью и двумя сотнями пленных. Из Петербурга прибыл буксир с отрядом инженеров и управляющих. Необходимо быстро модернизировать заводы и рудники, открыть еще два филиала Тульского банка оружейников.

— Каково твое впечатление о заводе, хозяин? — спросил Алексей Иванович Нагонов, которого Тимофей назначил директором медных рудников и заводов.

— Успел осмотреть только литейное производство, Как минимум надо с десяток паровых машин. Везде работают одни женщины, прокатных станов вообще нет, только плющильные машины да молоты.

— Что же они делают с таким оборудованием?

— Пушки льют и медные листы выбивают для покрытия днищ своих кораблей. Убожество, одним словом.

— Рабочий день сокращаем, как на всех литейных производствах, или временно оставим прежние четырнадцать часов?

— Сначала осмотрись и составь заявку на машины, после этого для литейного производства восемь часов, на прочих — девять с одним выходным.

— А почему на заводах и рудниках работают только женщины?

— Так все мужчины в армии. Уже двести лет шведские короли поголовно забирают всех мужчин на службу.

Бригада инженерно-технического персонала привезла с собой почту. Из Сяси сообщили о прибытии корабля с каучуком и приложили письмо из Кадиса от Габриеля Гильена. Управляющий Александр Фомич Попов писал о больших запасах красного и черного дерева. Слоновую кость приходится вывозить на склады в Нижнем Новгороде. Генеральный управляющий всеми делами в Сяси предложил увеличить цеха резчиков по дереву и кости. Это все лирика, с такими вопросами Тимофей без подсказок справится. А вот слова: «из Танжера привезли еще десяток кованных в Индии сундуков» — заставили задуматься. Капудан — паша Азид Шериф снова сделал удачный захват английского каравана.

Ох и осторожно здесь надо, никто не спасет, если увидят его уши в этом пиратском беспределе. Пират без каперского свидетельства не проживет и года. Первый же посредник сдаст властям, получив в качестве вознаграждения не менее четверти добычи. Но приятно получить большие деньги, каждый сундук не менее трёх миллионов рублей. Если мелкие камни только в двух сундуках, то его банк получит пополнение в двадцать миллионов рублей. Особо крупные камни надолго лягут в специальное хранилище в Нижнем Новгороде.

В письме генерального управляющего всеми его банками были две важные приписки. Тульский банк оружейников открыл филиал в Севилье, Моисей Меогель получил оба станка. Станки — самое важное сообщение, можно начать неограниченную чеканку золотых и серебряных рублей. Это позволит ввозить рубли в Россию, слишком много активов набралось в Амстердаме и в Кадисе. Теперь его люди вывезут золото и серебро в Сеуту, а оттуда уже деньгами ввезут в Россию. Письмо от Тимофея традиционно напоминало краткий отчет и впервые не содержало жалоб на нехватку людей. Правда, были жалобы на нехватку кирпича, что заставляет снимать людей со строительства металлургических предприятий на строительство кирпичных заводов.

Почти двести тысяч человек за полгода — это серьезное пополнение трудовых ресурсов. В этом году Сергей планировал увеличить количество рабочих еще на пятьдесят тысяч человек. Письмо из Кадиса Сергей прочитал последним, Габриель Гильен сообщил о передаче всех денег и активов в открывшийся в Севилье банк. Но писал он не ради этого. Получена лицензия на поиск и разработку золота в Калифорнии. Король Испании разрешил графу Алексееву оставить себе сто процентов прибыли с золотых рудников. Было единственное условие: все добытое золото должно доставляться в королевское казначейство. Да, господа испанцы явно объелись золотом, ну ничего, Ленские прииски начали работу, скоро в России золотые и серебряные деньги перестанут быть дефицитом. Еще одна хорошая новость от Габриеля Гильена — король Испании разрешил перевозить русское золото Клондайка через озеро Никарагуа.

В планах Сергея достигнута еще одна важная цель.

До XX века основной транспортной магистралью с запада Америки в Европу было озеро Никарагуа и вытекающая из него река Пунта-Горда. Корабли грузились или разгружались в тихоокеанском порту Сан Хуан дель Сур. Соответственно разгружались или грузились в порту Сан Хуан дель Нор, что в Карибском море.

— У меня к тебе вопрос, хозяин, — Алексей Иванович Нагонов прервал размышления графа.

— Тимофей на ежемесячном совещании предложил найти объяснение твоим решениям по золотым приискам. Понять, почему о золоте на реке Клондайк ты сказал Екатерине, а про золото на реке Сакраменто известил короля Испании.

— Что ответили господа управленцы?

— Два часа высказывали различные предположения, но к единому мнению не пришли. Большинство полагается на твою хитрость, меньшинство считает, что ты хочешь дружить и с императрицей, и с испанским королем.

— Для определения причин необходимо разложить по полочкам основные возможности страны. Армия России — семьдесят тысяч человек и флот Финского залива. Это даже выше максимального предела. В стране нет серебра для выплаты положенного жалованья, сам знаешь, что серебро частями платят. Основное жалованье натурой идет, мясом, зерном, крупой и сукном.

— Так с июня платят в срок, а в июле разрешили пайки деньгами брать, ты же много серебра в апреле привез.

— Привез много, и сами в Туле рублей начеканили, только купцы до сих пор друг другу векселя пишут. Не хватает в России серебра, а о золоте и говорить нечего. Англия и Испания каждый месяц сотни тонн привозят с заморских территорий.

— Наши горы серебра из банков уже реками потекли. Одних заводов да верфей на пятьсот тысяч рабочих строим.

— Это другая сторона наших дел. Армия шведов — сорок тысяч человек, это предел, мужчин не хватает. Англичане с французами по полмиллиона на службе содержат, испанцы с турками миллионные армии имеют.

— Я тебя не понимаю, хозяин, вопрос задан про золотые прииски, а ответ про солдат.

— На реке Клондайк работать не просто, там срубили острог на сотню казаков и привезли тысячу золотоискателей. Да пять сотен крестьян с сотней казаков на реке Ванкувер посадим.

— Крестьяне-то зачем?

— Золотоискателей кормить. На реке Ванкувер крестьяне пшеницу два раза в год собирать будут. Мясо у аборигенов можно купить, а вот как инструменты привезти и золото вывезти?

— А в чем проблема?

— Хочешь — через Охотск, хочешь — через океан, а полтора года везти надо.

— И ты решил один прииск испанскому королю показать? Испанцы повезут туда снабжение, а ты его дальше на Клондайк…

— Правильно понимаешь, свое золото повезем через испанские колонии под защитой испанских солдат и кораблей.

— Тогда дорога в Петербург всего два месяца займет.

Надо снова писать письмо Тимофею, в Голландии лучшие специалисты по каналам и шлюзам. Нет новостей из Амстердама, Сергей поручил Петру через голандские фактории купить нужные земли и организовать плантации каучуковых деревьев.

Первый корабль с каучуком пришёл, а о плантациях ничего не слышно.

Хотя далеко от Европы до каучуковых деревьев, и новость будет в пути больше года.

— Ты не слышал о корабле, что турецкое трофейное оружие в бунтующие английские колонии повез?

— С золотом в Танжер вернулся. Хороший галеон снарядили, легко от английских кораблей ушел.

— А почему с золотом? У бунтовщиков серебра больше.

— Не знаю, приказчик писал, что основные сражения англичан с французами — возле золотых приисков.

Возможно, повстанцы боятся потерять золото и спешат пустить его в оплату. Под новые поставки даже аванс золотом дали.

Война за независимость только разгорается, основной силой повстанцев были революционные войска французских колоний. Приход Наполеона к власти ускорил развязку. Диктатор отправил в Америку половину французского флота и пятьдесят тысяч солдат.

Французский флот перетопил всех английских адмиралов. Семь французских штатов и бывшая шведская колония Пенсильвания взбаламутили два английских штата и три бывших голландских. В результате колонисты общими усилиями победили англичан. Голландия в этот период воевала с Англией и внесла значительный вклад в победу североамериканцев. Голландцы оказывали помощь оружием и выступали посредниками в финансовых операциях. Все банки Манхеттена были ещё филиалами амстердамских банков…

Война североамериканских штатов против англичан сильно отличается от голливудской редакции войны за независимость. Фактически это была часть англофранцузской войны. Впрочем, и «гражданская воина» Севера против Юга не соответствует полированной редакции. Две страны со своими правительствами, армиями, флагами и гимнами, французы — основное население Юга… И вдруг — «гражданская война». Причём в этой «гражданской войне» англичане открыто помогали северянам…

Но это другая история, граф Алексеев добывает в первую очередь деньги. А самый выгодный бизнес — это продажа оружия любителям пострелять друг в друга. В Танжере скопился большой запас турецкого трофейного оружия, и быстроходный галеон неплохо поработает. Умный и опытный голландский капитан в октябре получит в Кадисе новый корабль, мачты на семь метров выше и реи на три метра длиннее. Конструктивные изменения дадут увеличение скорости в полтора раза. Внешне обычный испанский галеон, за которым англичанам никак не угнаться, а за Lmdengraht гоняться вообще бессмысленно…

В январе Сергей заложил в Кадисе верфь, и теперь корабли этой верфи обеспечивали все океанские перевозки. Колесные пароходы с Сясьской верфи предназначены для работы в Тихом океане. Модернизированный проект будет перевозить грузы между Европой и Россией. Европейские специалисты уже раскусили секрет парусных кораблей графа Алексеева. Хотя он и был очевиден: снасти для поддержки мачт изготовлены из стальных тросов. Это позволяло сделать мачты более высокими и увеличить площадь парусности кораблей.

Секрет-то прост, да вот сделать стальные тросы совсем не просто. Нет еще в Европе этих технологий, а сделанные вручную тросы стоили очень уж дорого.

Янычары отдыхали в Або почти неделю, потом попросились в набег, граф был занят встречей войск и отправил корабли с баржами в Марианхамн, назначив старшим Павла Елисеевича. Пиратский набег вышел удачным, Сергей разрешил еще один набег на Евле.

Сам по-прежнему был занят с генералом Матаниным, который привел два полка из Двинска.

— Не могу поверить, что ты взял три города с пятью сотнями солдат, — говорил генерал. — Когда я получил приказ подготовить полки для переезда в Швецию, решил, что шведа воевать будем. А тут все уже готово, только занимай квартиры.

— Шведы могут попытаться вернуть утерянные города, не забывай про медные и серебряные рудники и заводы.

— Ты мне хорошие пушки отлей, по слухам, Екатерина эти земли и заводы тебе отдаст.

— Две батареи в Бьернборге и Нюштате я тебе отдам. Сюда двадцать пушек привезу взамен шведских.

— Ты мне медные пушки давай, зачем мне чугунные?

— Мои пушки прошли испытания на четыре тысячи выстрелов, перегрева нет, и стреляют дальше. Ствол не разорвет, даже если ты этого захочешь.

— Ружья твои все хвалят. Мои солдаты подарок приготовили, когда узнали, что ты в Або.

— За подарок спасибо, пусть несут, я пивом им отвечу, если не возражаешь.

— Пиво можно, от пары кружек вреда не будет.

О пушках твоих разговоры слышал, но в деле не видел.

Подарком оказалась двадцатисантиметровая модель нарезного ружья со сдвигающимся затвором пороховой камеры. Приятно получать знаки признания от простых солдат, это говорит об их отношении к выпускаемому оружию. Сергей, в свою очередь, заказал на пивоваренном заводе пиво на три тысячи человек.

Буксиры привезли поздравительные письма от Екатерины и Потемкина. Императрица поздравляла в восторженно-поучительных тонах. Григорий Алексеевич писал по-дружески просто, с намеком на выполнение обещания. Набег в Евле принес неплохой барыш, в основном пленными и оружием. Денег взяли из городской и крепостной казны. В Турции люди жили намного лучше. После прибытия обещанных пушек и последних двух полков Сергей решил проверить обстановку в Шеллефтео. Восстановительные работы следовало максимально задержать. Командир посланного на разведку броненосца доложил:

— Обнаружил на развалинах крепости у входа в гавань две новые батареи.

— Шведы ничего не поняли, мы разнесли береговые батареи вместе с крепостями, а они ставят на развалины новые пушки.

— Я им это и объяснил, на полном ходу провел броненосец в гавань и с тыла сбил все пушки.

— Молодец, правильно сделал, пусть немного подумают.

— На месте города в палатках стоят войска, примерно три полка, дальше в сторону шахт стоят палатки рабочих.

— В городе ведутся строительные работы?

— Никакого шевеления, по-видимому, все работы только на шахтах.

— Молодец, хвалю за грамотно проведенный дозор, завтра в три часа утра отход, как раз шведам завтрак испортим.

Шведский гарнизон в Шеллефтео разбудили залпы броненосцев. В промозглое и моросящее дождем осеннее небо взлетали обломки пушечных лафетов. По гранитным камням причалов с тоскливым звоном катились сбитые полковые пушки. Шведский генерал нашёл самый худший способ разместить свои пушки. Шесть батарей были установлены в ряд на краю причала, шесть броненосцев сделали по залпу с носовой башни. После этого корабли, шипя паром, встали у причалов. Буксиры за завесой моросящего дождя в пяти километрах севернее и южнее порта Шеллефтео высаживали десант. Сергей смотрел в бинокль на суету шведского лагеря. В центре, как и положено по всем уставам, стояла штабная палатка. Офицеры отдавали солдатам приказы, небольшая группа на лошадях выехала на рекогносцировку.

Полки вышли из палаточного лагеря через тридцать минут. Несколько торопливо начали боевое построение напротив броненосцев.

— Странное решение, — сказал граф, — видимо, y шведского генерала совсем нет боевого опыта.

— Только сумасшедший может выстроить напротив кораблей пять тысяч человек в четыре шеренги. Солдаты побегут после первого залпа.

Что правда, то правда. Один залп — и тридцать шесть трехсотпятидесятимиллиметровых чугунных шаров футбольными мячами полетят в ровные шеренги солдат. Прыгая по земле, ядра пробьют широкие кровавые просеки. Двух таких ударов никто не выдержит, Сергею пора готовиться к отходу на «Панацее», а значит, нужно спокойствие и мир со шведами. Он уже взял в плен четырнадцать тысяч шведских солдат, убитых никто не считал. Если взять в плен стоящих перед ним сейчас, то армия Швеции будет ополовинена. Король неизбежно будет просить мира, и долгого мира. Золотые и серебряные кроны в тридцатилетних солдат не превратишь, время наемников далеко позади.

Необходимо сломить дух солдат, но если они побегут сейчас, то очень скоро будут остановлены офицерами, задача только усложнится.

— Через час вестового с чаем и булочками. Мне кофе, — распорядился граф и пошёл переодеваться.

Личный десяток графа вышел на причал, сам граф снова поднялся на мостик броненосца:

— Павел Елисеевич, передайте приказ буксирам.

Надо зайти в порт с баржей и погрузить все пушки.

— Как же это возможно без людей?

— Буксирным тросом цепляют пушку и волокут по причалу в баржу.

— Все понял, сигнальщик рассмотрел несколько наших ядер у ног первой шеренги шведов, они решили встать на границе дальности наших пушек.

— Мы стреляли по пушкам от волнолома, отсюда не только шеренги, палатки снесем. Прямо как дети, сначала делают, потом думают.

Сергей своими демонстративными действиями хотел подразнить шведов. Десять человек на глазах у всех грузят полковые пушки, от такого нахальства у любого глаза кровью нальются.

Солдаты и офицеры полков стояли «вольно» с ружьями у ноги. Все были в кирасах, значит, гвардия, хмурые со сна лица и равнодушные глаза. Десять русских в странной черной кожаной одежде расходились по причалу, но вот русские остановились и вскинули ружья.

Шведские гвардейцы заинтересовались, русские были на двойной дистанции ружейного выстрела. Пуля не только не пробьет кирасу, даже не долетит. Но первые выстрелы изменили настроение гвардейцев. Лощеные офицеры вскидывали руки и падали навзничь, из-под кирас потекла кровь. Чугунный сердечник пули легко пробивал кирасу. Шведы еще не встречались с новым оружием русской армии. Турецкие солдаты благоразумно разбегались, когда русские поднимали свои ружья, Гвардия Швеции пятьдесят лет не видела собственной крови. После смерти Карла XII гвардейцы мирно несли караульную службу во дворцах Стокгольма.

Маленький отряд за час выбил почти всех офицеров.

Но гвардейцы начали нервничать только тогда, когда вестовые под тентом поставили самовар и тарелки с пирогами. Русские поочередно парами садились за стол, в то время как не занятые трапезой без спешки расстреливали шведские шеренги. Солдаты занервничали от голода, а не от страха, завтрак уже пропущен, и неизвестно, когда будут кормить. Затем у стоящих ровными рядами гвардейцев появилось развлечение. В порт вошли буксиры и, поднимая гребными колесами фонтаны брызг, начали буксирными тросами затаскивать на баржу пушки. Десяток русских солдат расстреливал весело разговаривающих гвардейцев. Только генерал со своим штабом хмуро матерился, для него ситуация оказалась патовой. Русским дальше причала не пройти, ему нечем отогнать врагов. Не бросаться же на броненосцы в штыковую атаку. К полудню настроение гвардейцев резко упало. Солдаты, унося в лагерь раненых и убитых, вдруг осознали, что в лагере лежит уже более тысячи человек. Санитары бегали позади шеренг, выпрашивая у солдат перевязочные материалы.

Сергей заметил перемену в настроении гвардейцев и пошел на броненосец.

— Десанту команда «товсь»! — крикнул граф.

Корабельная сирена начала подавать короткие гудки, шведские шеренги в ожидании перемен зашевелились. Выждав полчаса, граф подал новую команду:

— Десант на позицию!

Корабельная сирена взвыла долгим гудком, стрелки сделали последние выстрелы и, положив ружья на плечо, пошли на броненосец. Шведский генерал облегченно вздохнул — враги уходят. Но вдруг слаженно грохнул залп шести броненосцев. Ядра рассекли красивый строи грязно-кровавыми полосами и запрыгали по палаточному лагерю. В один миг каждый гвардеец понял: бежать от пушек надо быстро и очень далеко. А когда развернулись назад, то увидели две русские шеренги, вдоль которых им придётся бежать. Одни сразу бросили оружие и пошли к броненосцам, другие начали бежать, но были остановлены свистом русских солдат, третьи решительно пошли на русских и сразу упали на землю.

В Або у причалов стояло восемь линейных кораблей и шесть крейсеров, поэтому броненосцы, подавая гудки, подошли к кораблям.

— Нужны врачи, — кричали с броненосцев, — у нас очень много раненых.

— Много раненых! Сколько раненых?

— Более тысячи, давайте всех врачей на причал и пошлите людей в госпиталь, койки надо готовить.

Новость мгновенно облетела корабли, встревоженные моряки сбежались на причал. Броненосцы швартовались борт к борту, оставив место для подходящих буксиров.

— Я слышал ужасные новости, граф, — встревоженно заговорил капитан Мартинсон. — На ваших кораблях более тысячи раненых.

— Тысяча двести тридцать восемь раненых, — и глянув на взволнованное лицо Мартинсона, добавил: — Все шведы, разбили три полка шведской гвардии.

— Вот это победа! — радостно заговорили столпившиеся офицеры.

— Четыре тысячи восемьсот шестнадцать пленных, включая пятерых генералов и двенадцать полковников, взяли знамёна четырех гвардейских полков.

— Ты сказал, что разбил три гвардейских полка.

— Четвёртый артиллерийский, у них не было шансов подойти к своим пушкам.

Офицеры засмеялись, всегда приятно слышать о победах. Буксиры подводили к причалам баржи, откуда сразу начинали выносить раненых.

Шесть с половинои тысяч пленных шведок, моряки встретили беззлобными сальными шутками. Широкоплечие, коренастые девицы со смехом отвечали. Две сотни лет милитаризации страны сильно изменили фигуры шведских женщин. Мужчины — с ружьями, женщины — на шахтах и заводах, рубят лес и ловят рыбу.

Сергей передал генералу Матанину трофейные знамена с прочими полковыми регалиями и попросил проконтролировать отправку пленных в Сясь.

— Ты куда собрался? — спросил генерал.

— В набег, хочу по Стокгольму погулять, пока шведы не очухались.

— Не зря тебя прозвали Шведской Чумой, тебе уже пожизненная слава обеспечена. С тысячей добровольцев четыре шведских гвардейских полка разбить и знамена взять!

— Я воюю во славу России.

Сергей не стал повторять своих ошибок в Або, десантные шлюпки в три часа ночи тихо подошли к фортам береговых батарей. Блеснув сталью абордажных топоров, десантники убрали часовых. Пороховые погреба во всех крепостях расположены одинаково.

Грохот взрывов разбудил город, броненосцы на полном ходу прошли прямо в центр города. Здесь корабли открыли огонь главным калибром. Ядра полетели в дом премьер-министра и здание Риксдага, шведского парламента, который находится на острове Хельгеандсхольмен. У городских причалов стояло три военных корабля.

— Принимайте буксир, — крикнули с броненосцев, — и отдавайте швартовы.

Суматошно бегающие по палубе матросы успокоились: есть внятный приказ, трос подан с буксира, и корабли двинулись в Або.

Монарх, как и положено по всем канонам, мирно спал с любовницей, генерал-адъютант второпях грубо потряс короля за плечо.

— Что случилось, Стагнелиус? — король сел в кровати.

— Ваше величество, русские в городе!

— Как в городе! Измена? Гарнизоны фортов переметнулись к русским?

— Форты горят, русские корабли расстреливают ратушу, парламент и ваш дворец!

— Они стреляют по дворцу?

Стены содрогнулись от очередного удара, звон посуды и грохот падающей мебели послужили ответом на вопрос. Полуодетый король, забыв про любовницу, метнулся к выходу, где его ожидала сотня личной гвардии. Следом с королевской одеждой в руках бежали слуги.

Броненосцы прекратили обстрел домов после появления парламентеров.

— Вы граф Алексеев? — спросил тощий дедок. — Я председатель риксдага Гамсун Кнут.

— Добро пожаловать, чем могу служить?

— Экстренное собрание риксдага отстранило короля от власти, принято решение заключить с Россией мир.

Забавная ситуация! Сергей — частное лицо и пират, но выгоду из создавшегося положения надо взять.

— Я рад такому решению, мир со Швецией отвечает моим интересам.

— Прикажите своим солдатам прекратить грабежи.

— Покажите, пожалуйста, решение риксдага.

— Решение риксдага еще не оформлено на бумаге.

— Я дам вам двух человек в сопровождение, на всякий случай. Вы не подскажите с какого места моим кораблям удобнее стрелять по северным воротам?

— Прекратите стрелять из ваших ужасных пушек!

Мы же сдаемся!

— Так принесите решение риксдага и прикажите гарнизону сложить оружие.

Через сорок минут на столе графа Алексеева лежало решение риксдага о сдаче города и прошение к Екатерине II о заключении мира.

— Сколько дней потребуется на подготовку делегации в Петербург?

— Десяти дней хватит.

— Прекрасно, я вывезу гарнизон и все оружие в Або, охрану риксдага, королевского дворца и банков будут выполнять мои солдаты.

— Почему в Або?

— Это ближайший удобный порт, я думаю, что до подписания мирного договора солдаты и оружие будут вывезены из Або.

Конечно, граф Алексеев всех вывезет из Або, но вывезет в Сясь, реверансы реверансами, а прагматизм прагматизмом. «Война должна быть прибыльной» — это главный лозунг Сергея. В первую очередь отправили один броненосец в Копенгаген, а второй в Шеллефтео. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда побежит король. Конечно, к своей гвардии и золоту. «Янычары» с тщательностью голодных крыс осмотрели все дома. Банковские сейфы взяли под охрану.

Королевский дворец обчистили до голых стен, буксиры с баржами прямиком отправился в Сясь. Всё имущество с вензелем короля Швеции будет собрано в специальных комнатах строящегося в Нижнем Новгороде дворца. «Янычары» переписали население Стокгольма, все запасы городских складов. Государственные символы перенесли из риксдага на броненосец «Беззастенчивый».

На девятый день в порт вошёл огромный русский линейный корабль. Это был бывший турецкий корабль, захваченный графом Алексеевым в Средиземном море.

Утром к Сергею пришла делегация риксдага, готовая к поездке на переговоры в Петербург.

— Садитесь на линейный корабль. Для вас приготовлены удобные каюты, где вы с комфортом доберетесь в Петербург.

Буксир потащил линейный корабль на выход, а «янычары» начали грузить баржи — государственная казна превыше всего. Затем содержимое всех сейфов, все ценное, что было в городе, и под конец — жители города по утвержденному списку.

Когда беглый король увидел то, что когда-то называлось Шеллефтео, то заплакал, как ребенок. Он ожидал увидеть разрушения или неубранные трупы людей. Но увидеть безлюдное пепелище и сто восемьдесят три могильных холмика оказалось выше его сил.

— Рад вас видеть, ваше величество, — вдруг раздался знакомый голос.

— Генерал Сааринен? Что вы здесь делаете?

— Жду вас, ваше величество, граф Алексеев приказал мне встретить вас.

— Вы служите пирату и преступнику? Вы предали меня!

— Нет, ваше величество, граф Алексеев взял меня в плен, а сейчас велел передать вам это послание, — генерал Сааринен протянул пакет.

В пакете оказалась копия решений риксдага, и король понял свой шанс.

— Что было сказано на словах?

— Граф Алексеев — за ваше возвращение на трон в качестве абсолютного монарха. Он обещает помощь, при условии передачи части территорий России, вот карта с новой границей.

Король торопливо развернул карту. Вполне приемлемая плата. Русские хотят только маленький кусочек Восточной Лапландии, Западную Карелию, Суоми, Лихикиви и Туркуиори. Это ерунда! Он согласен отдать в три раза больше!

— Что надо делать?

— Идёмте на русский броненосец, который доставит ваше величество в Або, туда уже должны привезти ваши вещи из дворца, вы отдохнете в Або, затем линейный корабль доставит ваше величество под защиту Екатерины Второй.

Эскадра Сергея покидала Стокгольм поздно вечером, в городе было тихо и спокойно. Оставшиеся жители завидовали тем, кого на баржах увозили в хлебную Россию. Русский граф по прозвищу Шведская Чумала целый день загружал свои корабли и баржи золотом и серебром. Груженые телеги непрерывным потоком тянулись к причалам. Оповещенные согласно спискам жители торопились занять самые удобные места.

— У нас теперь долго не будет воровства, — горькой пошутил шеф городской полиции, — все деньги из города вывезены.

Утром броненосцы обогнали линейный корабль с делегацией риксдага. На траверзе русского города Колывань, который после захвата в XII веке датский король Олаф переименовал в Ревель, обогнали линейный корабль с королем Швеции.

— Мы будем в Петербурге на два дня раньше коля, — заметил Сергей.

Петербург снова был переполнен слухами о подвигах и новых богатствах графа Алексеева. Графиня Елизавета Ухова и княгиня Елизавета Балакина оказались в центре внимания общества благодаря слуху об их любовной связи с графом. Первым подтвердился слух о том что граф с тысячей казаков разбил четыре шведских гвардейских полка. У входа в Зимний дворец по приказу Екатерины с нарочитой небрежностью положили трофейные полковые знамена и регалии. В госпитали Петербурга начали поступать раненые белокурые красавцы-великаны. В городе сразу заговорили о жестокой битве со шведской гвардией. Женщины, округляя глаза, рассказывали, как отважный граф самолично положил сотни врагов. Всем недоверчивым напоминали о кровавых схватках графа с турками. Довод был убедительный, ибо все офицеры и матросы графа подтверждали, что его сиятельство шел в атаку в первых рядах и возвращался с победой, весь залитый кровью врага.

Новый слух — о взятии графом Алексеевым Стокгольма — встретили недоверчиво, такого не может быть!

Но сведущие люди утверждали, что шведская столица пала, и показывали на вереницы буксиров с баржами, которые везли в Сясь захваченные трофеи. Потом у Дворцовой набережной ошвартовался броненосец, зеваки успели поговорить с моряками, и те подтвердили: да, граф Алексеев в Стокгольме. Последний слух был невероятным и пролетел по столице штормовым ветром.

Граф Алексеев захватил в плен короля Швеции и везет его в Петербург!

В рабочем кабинете Екатерины проходил традиционный утренний совет, на котором теперь всегда присутствовал Григорий Потемкин. Императрица в равной степени боялась и ненавидела этого человека, убийцу своего мужа, организатора и лидера свержения Петра III.

Отправив гвардию на войну с Турцией, Екатерина попыталась через фаворита Васильчикова упрочить свое положение и выйти из-под диктата дворян. Приезд Потемкина поломал все планы, к тому же его авторитет среди российского дворянства резко повысился. Екатерина не смогла узнать, о чем договаривается Потемкин во время встреч с губернаторами и другими лидерами уездного дворянства, но ничего хорошего для себя не ожидала.

Петр III за год своего царствования сделал всё для своего свержения. Он заключил мир с Пруссией и вернул Фридриху II Восточную Пруссию вместе с Кенигсбергом. Петр III одевался только в форму прусского генерала, демонстративно ходил в лютеранскую церковь. Но это были внешние атрибуты, за которые его просто не любили.

После отмены крепостного права в Англии крестьяне остались без земли. Они были вынуждены делать выбор: или идти в солдаты, или уезжать в Северную Америку. Серебряные рудники Англии обеспечивали наполнение казны звонкой монетой. Новая волна дворян заняла замки и дворцы предшественников. Кровопролитная гражданская война практически уничтожила старое дворянство под корень. Бежавшие в Новый Свет крестьяне вскоре нашли богатые залежи золота и серебра. Метрополия немедленно отправила в Америку свою армию. В казну потекли реки серебра и ручейки золота. Огромные поступления драгоценных металлов привели к падению цен на серебро. Для финансовой стабилизации в Англии выпустили бумажные деньги. Любой мог обменять по номиналу бумажные или серебряные деньги на золотые монеты. Англия начала быстро развиваться. Закупая у России миллионы пудов хлеба, железа, льна и пеньки, она способствовала и её благосостоянию. На русском рынке появилось золото и серебро. Екатерина попыталась ввести в оборот ассигнации, но попытка провалилась. В Англии и России сушествовал совершенно разный финансовый фундамент.

Одно дело — когда бумажные деньги обеспечены золотом и покрывают излишек серебряных денег, другое — когда вместо золота или серебра пытаются вручить ничем не обеспеченную бумажку.

Так вот, Петр III фактически сразу наступил на любимые грабли русского дворянства и купечества. Он захотел поддержать Пруссию и объявил войну Дании.

Выход из Балтийского моря оказался перекрыт, а дворяне и купцы остались без денег. Фридрих II со своими серебряными рудниками мог обеспечить только себя. Потемкин организовал заговор и через Григория Орлова договорился с Екатериной о ее регентстве над наследником престола. Императрица поклялась подчиняться воле дворян. Впоследствии Павел I очень быстро наступил на те же грабли. Когда англичане оккупировали Мальту, император объявил Англии торговый бойкот. Смерть обоих императоров в России встретили с удовлетворением. Как говорили, «вы в столице можете делать вид, что правите всем миром, только нас не трогайте». Но это так, отступление.

Екатерина выжидающе смотрела на Потемкина, который вечером вернулся из Сяси.

— Тебе письмо и карта, — Потемкин протянул пакеты.

Получив накануне извещение от нарочного, Потемкин на «Ласточке» отправился в Сясь. Там его ждало письмо от графа Алексеева с копией решении риксдага.

Дополнительно прилагалось подробное описание событий включая предварительное соглашение с королём.

Отдельно, была прикреплена карта новых границ со Швецией и пояснения, почему границы должны быть именно такими. Граф Алексеев обещал прибыть раньше шведской делегации и объяснить любые вопросы. Но самым приятным посланием были сундуки с трофеями, золото, золото, золото… От таких дружеских подарков никто не отказывается. Сверху на сундуке лежали бумаги на право владения серебряными рудниками. Эти рудники находились чуть севернее медных.

— Алексеев пишет о рудных залежах, которые, по новым границам, перейдут к России. Что ты об этом знаешь?

— В письме для меня написано, что он все объяснит на словах, мне известно только о медных заводах и рудниках, что Алексеев захватил в Бьернборге.

— Медь всей Европы теперь в наших руках. Я не против того, чтобы передать все это Алексееву, он заслужил своими делами.

Екатерина задумалась, ей очень хотелось привлечь Алексеева на свою сторону. Но этот молодой человек исключил любую возможность приблизить себя ко двору. Даже в Петербурге не стоит его держать слишком долго. События в Швеции доказали возможность реализации задуманной им датской авантюры, у него может получиться расчленение Дании. Следовательно, надо быть с ним максимально ласковой и не допускать сближения с Потемкиным. Как она боялась, когда узнала, что Алексеев завез её сына в самое логово ненавистных заговорщиков, где мальчика могли убить. Однако никто даже не попытался сделать ему худо. Никаких неприятностей, кроме непочтительности, с которой он часто сталкивается и в Петербурге.

Потемкин оторвал императрицу от размышлений:

— Ты придумала, как встречать короля, где он будет жить и прочие королевские мелочи?

— Демидова сейчас нет в Петербурге, в его дом короля и определим. Ты кого хочешь поддержать: короля или риксдаг?

— Здесь я согласен с Алексеевым, поддержать надо короля.

Екатерина не сдержала удивления, она была уверена в обратной позиции Потемкина. По ее мнению, организатор свержения и убийства Петра III должен поддержать шведский парламент, и вдруг Потемкин за короля. Сама Екатерина не сомневалась в единственно правильном для всего мира пути. Это путь единоличного правления абсолютного монарха. Мысль о том, что чем сильнее власть монарха, тем уязвимее государство, не могла прийти в голову императрице.

После завершения русско-турецкой войны Потемкин увлекся строительством городов на юге России, который стали называть Малороссией, — Украиной эта область стала лишь при советской власти. Потемкин даже решил перенести столицу во вновь созданный город Умань. Екатерина не теряла времени, она начала искать пути выхода из-под его контроля. Императрица сделала ставку на молодых офицеров гвардии. Двадцать лет она постепенно убирала из Петербурга сторонников Потемкина. Задабривая своих ставленников землями и крестьянами, Екатерина создавала оплот самодержавия, хотя многие видели здесь похотливые интересы развратной старухи. Потемкин получил предписание о запрете въезда в Петербург. более месяца пытался организовать в Петербурге новое антимонархическое восстание. Но делегация гвардейских офицеров посоветовала ему вернуться в Малороссию. После этого Екатерина издала ряд весьма примечательных указов, жестоко закрутив гайки, в первую очередь для поместных дворян.

Казенные крепостные уже год как получили свободу. Получив свободу, крестьяне по вполне понятным причинам дружно переехали из Центральной России на плодородные земли юга и юго-востока. Земли, за исключением поместных, перешли в собственность Земельного банка. Екатерине уже нечего было дарить, кроме денег, которых в России пока еще было недостаточно. В торговых делах продолжали широкое хождение векселя. До насыщения страны звонкой монетой было далеко, для этого требовались испанские масштабы поступления драгоценных металлов…

Испания ежегодно ввозила из колоний триста пятьдесят тонн золота и двенадцать тысяч тонн серебра. Англия ежегодно ввозила пятьсот тонн золота и семь тысяч тонн серебра. По ввозу драгоценных камней Испания намного опережала Англию. Колумбийские карьеры ежегодно давали Испании тысяча шестьсот килограммов изумрудов. Англия пока не имела своих источников добычи и пополняла казну за счет войны в Индии.

Россия находится на обочине, о таких масштабах нечего мечтать. Граф Алексеев выполнил в 1769 году поставленную перед самим собой задачу. Если в следующем году удача не отвернется и он повторит результат, то каждый россиянин сможет положить в «кубышку» по шесть рублей. Это обеспечит прорыв в экономике страны. Даст не только свободное хождение денег, но и возможность складывать деньги про запас. Два серебряных рудника Турку-Пори и рудник Змеиный на Урале вскоре начнут капать серебряными монетками.

Сергей сошел с броненосца на Дворцовую набережную уже в сумерках. Немного постоял, посмотрел на баржи у причала Петропавловской крепости. Затем в сопровождении своей охраны пошел в Зимний дворец.

Время вечернее — светская знать должна быть в сборе.

Но для ужина еще рано, поэтому граф попросил встречи с Екатериной в рабочем кабинете, куда его немедленно провели. Екатерина ожидала у окна, Потемкин сидел в кресле с книгой, слуги поставили на пол сундук и молча вышли.

— Здравствуйте, ваше императорские величество.

Даже и не знаю, куда подарки выкладывать.

Екатерина покосилась на сундук:

— Сыпь на стол.

Сыпать Сергей не стал, сундук был заполнен различными украшениями из королевского дворца и домов богатых семей Стокгольма. Стол оказался завален драгоценностями, когда сундук был выгружен примерно на треть.

— Я так до утра у тебя в кабинете грузчиком работать буду, — сказал граф и передал книгу учета.

Екатерина открыла титульный лист с итоговыми цифрами и присвистнула.

— Ты шведам хоть одну крону оставил?

— Старался забрать все, несколько крон, возможно, в щели запали.

Екатерина передала книгу Потемкину.

— Ты посмотри, он Швецию нищей сделал.

— Можно подумать, что шведские солдаты в Петербурге оставили бы тебе перстни и колье, — ответил Потемкин, считая итоговые цифры.

— Но шведы без денег не переживут зиму.

— Я им дам кредит. Сколько попросит король, столько и дам.

Екатерина с Потемкиным удивленно посмотрели на него.

— И где ты деньги возьмешь?

Наивные люди! Уверены в том, что финансовый кредит — это прямые деньги. Отнюдь. Финансовый кредит — это удачная сделка, когда богатый передаёт бедному залежалый товар на оговоренную сумму, а после сделки длительное время выдаивает из должника все соки. Пришлось объяснять смысл кредита, не вдаваясь в детали, которые травмируют нежные души дворян. Екатерина, конечно, уловила их, но ничего не сказала. Поняли главное: Сергей даст королю кредит и на эту сумму поставит в Швецию зерно. Если потребуется оружие, то Екатерина его поставит из старых запасов арсенала. В этом случае Сергей выплатит деньги Екатерине, получив свой интерес в процентной ставке кредита. Когда граф Алексеев услышал об огромных запасах старого оружия, то взялся за голову:

— Немедленно отдай его мне, я все оружие продам.

— Кому? — сразу встрепенулись оба.

— Испанские конкистадоры, Индия и Китай купят все твои запасы и еще попросят.

— Не подавишься? Тебе шведского арсенала мало?

Ну что тут скажешь? Шведский арсенал давно в Амстердаме и ждет своей очереди на отправку в Америку.

Оговорили детали предстоящих мирных переговоров. Сергей объяснил выгоды новой границы со Швецией — Россия получает не только огромные запасы меди и серебра, но и медно-никелевые месторождения.

— Насчет шелка ты оказался прав, — неожиданно сказал Потемкин, — на юге Каспийского моря его много. Могу по дружбе передать пару деревенек с шелковыми деревьями?

— Я лучше возьму земли на западном берегу южнее Дербента и в Крыму район Массандра.

— Это там, где граф Воронцов дворец себе строит?

— Нет, с другой стороны от Ялты, мне шведов расселять надо.

— Так ты шведов в Крым вывезешь?

— Частично в Крым, частично на Каспий, остальных в Малороссии поселю.

— Алексееву с началом мирных переговоров быть в Петербурге, — вмешалась Екатерина. — Король Дании пожаловал тебе орден. В датском посольстве назначат дату церемонии награждения.

Приятно повесить на грудь красивый орден. Что тут лукавить? Однако первоочередная задача — разгрести шведские трофеи и организовать размещение людей.

Сергей решил всех шведов отправить на юг. Кривой Рог с Макеевкой и Горловкой должны наполняться рабочими. Желающие заниматься сельским хозяйством уедут в Крым. Они освоят виноделие в Массандре и в Солнечной долине, под будущим Севастополем. Потемкин уже принял решение о строительстве военно-морской базы в Крыму. Сергей взял на себя обязательство построить и вооружить одну береговую батарею. Острая на язык Екатерина в секунду дала название — «Алексеевский равелин». Сергей не возражал, пусть будет Алексеевский равелин. На строительство этой батареи он уже получил нужные земли в Крыму.

Тимофей с нетерпением ожидал графа в Сяси. Генеральный управляющий спешил обсудить новую ситуацию и откорректировать принятые летом планы. Приехал и Иосиф Аврумович, которому не терпелось осмотреть богатые трофеи. Генеральный управляющий Тульского банка оружейников должен откорректировать Финансовый план.

— Золотые и серебряные украшения грубоваты, — безапелляционно заявил Иосиф Аврумович, — все отвозим в Тулу, где наши мастера придадут им изящество.

По первому снегу развезем по ювелирным магазинам.

— Не много ли будет? — засомневался Сергей.

— Губернские дворяне все сгребут под залог урожая, наши ювелиры заказов на год набрали.

— Почему количество ювелиров не увеличили?

— Со всех стран ювелиров собрали, в Туле работает более тысячи, в Москве, в Нижнем Новгороде и Петербурге в мастерских при магазинах сотни сидят, — ответил Тимофей.

— Понял, понял, только следите за качеством, не стоит делать много и плохо.

— Ты бы сам хоть раз посмотрел, сколько иноземных золотых и серебряных монет нам присылаешь. Драгоценными камнями можно городскую площадь выложить.

— Сам прекрасно понимаешь, что иноземные деньги лучше в ювелирные украшения перелить — и легче, и выгодней.

— Я понимаю и хочу, чтобы ты понимал: наше ювелирное производство стало лучшим в Европе. Я планирую все африканские алмазы в Туле обрабатывать. Aлмаз после обработки бриллиантом становится, в цене поднимается десятикратно.

Три дня обсуждали самые важные вопросы, разрешение забрать из арсеналов старое оружии встретили на ура. Тимофей немедленно отправил соответствующее указание своим помощникам. Первый караван в Персию принес тысячекратную прибыль. Для улучшения доставки товаров приняли решение строить причалы в рыбачьих поселках Бондар Андами и Махачкала.

После закладки крепости Грозный решили часть турецких казаков развернуть на юг. Им надо пройти до реки Кура или дальше, до встречи с русской армией. При желании генерал Такин Хомайн от крепости Грозный может пойти к Дону на встречу с русскими войсками. Или высадиться на восточный берег у Гасан-Кули и идти на восток. Захваченная территория переходит в собственност графа Алексеева, поэтому турецкие казаки могут выбрать себе любую землю.

Довольные «мамелюки» полковника Аксеки Иозгата, нагрузились своей долей награбленного и поехали Макеевку. Броненосцы со своей долей добра и денег ушли в Кронштадт для торжественного подъема Андреевского флага. «Панацея» привезла из Сеуты первую партию золотых и серебряных рублей сеутской чеканки. Сундуки с деньгами были погружены вместе с новой партией перехваченных драгоценных камней и наторгованных в Африке товаров…

Сергей в очередной раз порадовался изобретательности Азида Шерифа, который набрал и обучил негров.

После первого удачного нападения турецкий адмирал снял с английских кораблей пушки. Теперь в Африке, у реки Гамбия, на острове Серекинда, негры строят крепость Банджул. Капудан-паша Азид Шериф запомнил слова хозяина и организовал многослойную защиту крепости. Англичане неизбежно найдут пиратское гнездо. Но взять такую крепость они не смогут, слишком сильна артиллерийская защита. Блокировать крепость возможно только со стороны океана. Но такая блокада не имеет смысла, пираты легко пройдут другими рукавами реки.

Останется только тщательно скрывать свою причастность. Вся надежда на управляющего в Танжере. Моисей Мертель очень ловок, способен обмануть любого.

При любом исходе этой авантюры Сергей уже обеспечил себе хорошую прибыль. Грабежи английских кораблей везущих из Индии награбленное богатство, давали баснословные деньги. Придется самому лезть в Индию, только так он сможет безбоязненно продавать индийские трофеи.

До отъезда в Петербург доставленные на "Панацее" товары смогли оценить только в общих чертах Деньги за реализацию товаров в Кадисе, через филиал банка в Севилье, конвертировали в золото и серебро В Сеуте из этого золота и серебра начеканили рубли. Испанский филиал Тульского банка оружейников позволит увеличить запасы золота и серебра. Со складов в Испании проданы еще не все трофеи средиземноморского похода. Учитывая продолжающиеся поступления пиратских товаров, хранилище банка будет постоянно пополняться. Что ни говори, пиратская деятельность открыла золотой ручеек.

— Что вы об этом думаете? — спросил граф, показывая на список товаров на складе в Кадисе.

— Надо снижать цены, — сказал Тимофей, — прошло пять месяцев, а на складах в Кадисе осталось три тысячи тонн шерсти и две тысячи тонн хлопка.

— У меня на складах в Сяси лежит пятьсот тонн шерсти и тысяча тонн хлопка, — добавил Александр Фомич.

— По нашим планам, мы скоро будем получать из Персии и прикаспийских земель тысячи тонн хлопка.

— Цены снижать глупо, в этом случае мы отдадим прибыль другим. Излишки хлопка и шерсти погрузить на свои корабли под турецким флагом. Продадим в Турции, у Моисея Мертеля там хорошие связи.

— Может, построить еще несколько ткацких фабрик? — предложил Александр Фомич.

— Построим, а людей для них ты родишь, — съязвил Тимофей.

— Надо заинтересовать хлопком купцов и промышленников, — поставил задачу граф, — будем продавать прядильно-ткацкие и тонкосуконные станки на условиях льготного кредита.

— Я согласен оформлять льготный кредит на станки, — сказал Иосиф Аврумович, — денег у нас достаточно, на сырье и зарплату рабочим хватит.

Тимофей расстелил на столе карту западной части Северной Америки.

— Что у тебя здесь? — спросил Сергей.

— По реке Юкон и южнее устья реки Ванкувер нашли хорошие золотоносные жилы.

— Вот как! — удивился Сергей. — Не ожидал!

— Более того, севернее реки Клондайк нашли богатые залежи серебра.

— Хорошие новости, но у нас сейчас нет сил на освоение тех мест.

— Там есть еще одна река, испанцы триста лет назад ее назвали Колумбией. По всем признакам, богатое золотом и серебром место.

Сергей задумался. Сил на освоение этих богатств нет и в ближайшее время не предвидится. Долго скрывать найденные месторождения невозможно. Не надо быть жадным, иначе потеряешь все.

— На серебряный рудник составьте бумаги и отдайте графу Потемкину, три золотоносных места оформите на Воронцова, Румянцева и Муравьева.

— Что делать с остальными?

— Про остальное молчим до тех пор, пока не изберут Сенат.

— Хитер ты, хозяин, — усмехнулся Иосиф Аврумович. — пожертвовав малым, сохранишь большое.

Реализация трофеев с английских купеческих кораблей проблем не составляла. Драгоценные камни, золото и серебро, слоновая кость и ценные породы дерева шли прямиком в Россию. Пиратский груз завозился вместе с алмазами, слоновой костью и ценными породами дерева из Африки. Такое смешение товаров позволяло скрыть индийское происхождение части груза. Но это до поры до времени, необходимо разработать план индийской кампании. В Туле возник уже настоящий ювелирный завод. Там не только занимались огранкой камней, но и изготавливали настоящие ювелирные шедевры. Половину всей прибыли завода составляло ceрийное производство украшений.

Продукция сясьских мебельщиков и резчиков получила известность во всей Европе. Деревообрабатывающие станки позволили значительно увеличить выпуск мебели класса «люкс» и «специальный заказ». Комбинация ручной работы резчиков по дереву и фасоннофрезерная обработка на станках позволяли выпускать действительно шикарную мебель. Ценные породы дерева в комбинации со слоновой костью и позолотой сделали эту мебель весьма востребованной. Вставки из уральских и цейлонских самоцветов стали последним писком мебельной моды.

Захваченные пиратами английские корабли со специями перегружали в Танжере. Реализовали груз в Европе, в основном через Авиньон, Севилью и Амстердам.

Ввоз специй в Россию несколько увеличили, но спрос по-прежнему оставался невелик. Золото и серебро сначала отправлялось в Сеуту. После нелегальной чеканки на тайном монетном дворе, рубли завозили в банки на территории России. Сергей не хотел сдавать в казну все золотые и серебряные слитки. Во-первых, не хотел порождать завистников. Во-вторых, опасался дать Екатерине в руке слишком много денег. Не было у него уверенности в способности императрицы благоразумно ими распорядиться.

Дворянство считало себя выше коммерческой деятельности, следовательно, дворяне не понимали цены денег.

Издание газет получило полное одобрение. Раздел официальной информации из Зимнего дворца и мировые новости, по проведенному во всех уездах опросу, вызывали наибольший интерес. С небольшим отставанием следовали новости с театра военных действий и столичные сплетни. На третьем месте были репортажи из процветающих усадеб, где всегда пропагандировались перспективные направления сельского хозяйства. Через эти репортажи граф Алексеев старался достучаться до дворянства. Он проталкивал идею перехода от традиционного земледелия к эффективному сельскому хозяйству. Зачем сажать пшеницу, если выгодней разводить овец? Реклама и доходы от продажи газет еще не давали прибыли. Но на это никто не рассчитывал, основная задача — это сама газета.

Люди должны привыкнуть регулярно читать газету. Тогда можно будет осуществить плавную подготовку общественного мнения к выборам в Сенат и Государственную думу.

— По газете у меня два дополнения, — сказал граф, — в репортажах о прибыльном ведении хозяйства усилить тему денег.

— Что может дать такой акцент? — спросил Тимофей.

— Дворянин должен увидеть выгоду от сокращения количества крестьян, что в конечном итоге даст денежную прибыль.

— Ты хочешь показать взаимосвязь между количеством крестьян и размерами земель?

Именно так. Далее, необходимо открыть раздел "Полезные советы" и печатать статьи из Тамбовского сельскохозяйственного института.

— К кому там обратиться? — делая заметки в тетради, спросил Тимофей.

Пусть пишут все желающие, включая студентов.

Этим мы будем рекламировать сам институт. Не забудь платить авторам статей. Открой раздел «Письма в газету».

— Какие дополнения по сельскому вопросу?

— Озадачь Варфоломея Сидоровича молочным заводом. Настает время молочного порошка.

— Что это такое?

— Достаточно просто: вакуумный испаритель — и молоко становится как мука.

— Зачем нам новая головная боль?

— Деньги, хорошие деньги. Строим по России молочные заводы и продаем в крупных городах свежее молоко.

— Ловко! Кстати, у нас действует курьерская доставка газетных клише, если зарегистрируем частную курьерскую почту то хорошо заработаем.

Сергей утвердительно кивнул головой, нужен телеграф. Он в общих чертах знал принципы радиосвязи, в том числе принцип телетайпной связи. Опять надо собирать группу энтузиастов и разрабатывать идею телеграфа.

Простое насыщение страны деньгами создаст империю по типу Турции. Огромная страна протянулась от Красного моря до Каспия, от Афганистана до Австрии. Жесткая абсолютная власть султана отражалась по огромной стране безраздельным господством местных наместников. Все они служили султану желали величия и процветания Турции. Каждый делал это по-своему, но никого не интересовало мнение населения. Чернь должна работать, торговцы должны торговать, промышленники — делать оружие. Знать существует для того, чтобы править и воевать.

На первый взгляд — богатая и благополучная империя, способная содержать огромную армию. Но солдаты не обучены, предоставлены сами себе. Даже мамелюки, прошедшие суровую школу подготовки, откровенно бражничали в своих полках. Старшие офицеры занимались своими делами, младшие офицеры мечтали о чинах. Крестьяне и рабочие жили в нищете, их нужды никого не интересовали. Торгово-промышленные круги добивались своих интересов через «подношения» чиновникам и вельможам. Аналогичная ситуация сложилась к концу XIX века и в России, что и повлекло за собой кровавую революцию.

Сергей хотел избежать подобной ситуации в «своей» России. Он решил использовать графа Потемкина в создании условий для перехода к конституционной монархии. Лидер и защитник интересов русского дворянства имел большой авторитет. Первым шагом должен стать выборный Сенат из двух сотен сенаторов. Сенат изберет правительство и председателя правительства. Затем настанет очередь создания Государственной думы. Экономическое состояние страны является фундаментом построения политики государства. К сожалению, при авторитарном руководстве эту аксиому не учитывают.

Петр III и Павел I за это заплатили своими жизнями. Но в большинстве случаев платит население. Жизнь в беспросветной нищете и кровопролитные войны — обычная плата. Правильное построение государственной политики может быть только при активном участии финансово-промышленных кругов. Стоит их заменить чиновниками — начинается застой и повальное взяточничество. В России достаточно ресурсов, осталось «подкачать» денег. Остальные условия для развития промышленности уже созданы.

Цель созданной газеты — пропаганда идеи конституционной монархии. Граф Алексеев желал обезопасить Россию от революционных потрясений. Все европейские страны уходили от абсолютной монархии за счет столетних гражданских войн. Наименьшие потери в борьбе с абсолютной монархией понесли Испания и Португалия. Начавшаяся в конце XVIII века революция благополучно закончилась в конце XX века. Обе страны сохранили свои территории и государственные интересы в колониях. Активная военная агрессия США повлекла к потере Пуэрто-Рико и Филиппин. Но в конечном результате США были вынуждены заплатить. Испания получила контрибуцию в сумме двадцати миллионов долларов.

Сергей прилагал все усилия, чтобы создать для России другой путь. В первую очередь необходимо помириться с Турцией. Войну с турками Сергей считал глупостью, эта война России ничего не дает. В свою очередь турецкие правители хотели править всем мусульманским миром. Кроме этого они желали наказать католиков за позорное поведение в Палестине и откровенное попрание канонов ислама. Войны с Россией инициировалась Турцией, которая желала захватить Малороссию и Поволжье. По мнению Стамбула, данные земли были исконно мусульманскими.

— Почему ты считаешь войну с Турцией бессмысленной? — спросил Тимофей. — Мы с этой войны получаем хорошие деньги.

— Сейчас война выгодна России, мы получили плодородные земли на юге и вокруг Каспийского моря. Но дальше война нам ничего не даст.

— Мы получим выход в Средиземное море.

— Турция нам даст выход в Средиземное море и без войны, достаточно заключить продуманный мирный договор.

После разгрома турецкого флота в Чесменском сражении в Средиземное море вошли флоты европейских стран. Англичане получили базы на острове Кипр под обязательство охранять торговое судоходство Турции. Разгром Румянцевым турецкой армии в сто пятьдесят тысяч человек вынудил султана перевести свою египетскую армию на защиту Стамбула. Египет сразу объявил себя независимым от Турции, что заставило султана дать денег вассальной Франции для наведения порядка в Египте. Россия с целью захватить Стамбул громила турецкие войска. Европа растаскивала беззащитные турецкие территории в Азии и Европе.

В середине XIX века Турция оказалась без армии и флота. Русские были в пятнадцати километрах от турецкой столицы. До взятия Стамбула оставалось несколько дней. Тогда султан дал денег, и вся Европа встала на защиту Турции. Австрийские войска пошли на Россию по суше. Англия и Франция высадили десант в Крыму, правда, потеряли при этом весь свой флот. Каждый раз, объявляя войну России, Турция теряла свои земли. Но правители с маниакальным упорством начинали войну снова и снова.

Помня в общих чертах историю русско-турецких воин, Сергей желал повернуть боевые действия на юговосток. Желательно не пропустить персидские войска через горы Эльбурс. Для России выгодно захватить турецкие территории от Афганистана до озера Урмия, горы Арарат и южное побережье Черного моря. При таком раскладе русские войска захватят территорию Древней Турции и освободят всю Армению. Россия получит хлопковые поля, плантации тутового шелкопряда и плодородную долину Арарат.

В придачу откроются торговые пути в Китай и Индию. Дорогие индийские товары пойдут через персидский Исфахан в Каспийское море и дальше по Волге в Европу. За этот кроткий и безопасный торговый путь Европа волей-неволей будет любить Россию. Поставки оружия в Персию помогут персидским войскам в войне с Турцией. Персия воюет с Османской империей cо дня восхождения на трон Османа I. Турция захватила земли, которые Персия считала своими с шестого века до нашей эры. Не надо долгих исторических экскурсов, достаточно вспомнить битву у Марафона.

Нельзя опираться на исторические факты только одной стороны. Греки регулярно побеждали во всех сражениях с персами. Греческое оружие и тактика превосходило оружие и тактику персов. Александр Македонский разбил персов и дошел до Индии. А персы как были, так и остались в Европе. Греки как платили, так и продолжали платить им дань. Западная граница Персии практически совпадает с западной границей современной Турции. Аналогичная картина с доблестными рыцарями-крестоносцами. Они мужественно сражались с неверными. Разгоняли по пустыням огромные орды арабов. Что в итоге? Выкуп из арабского плена! Кстати, Византия появилась на персидских землях. Это произошло в тот период, когда начались тяжелые бои в долинах рек Тигр и Евфрат. Понятно, что в Европе о существовании этих рек никто не догадывался.

Персидские и арабские хроники намного интереснее. Арабы вообще не заметили рыцарей-крестоносцев.

У них шла война между арабами и персами. Крестоносцев побили походя, чтоб не мешались, не лезли под ноги, когда серьезные дяди решают серьезные дела. Арабские исследователи поднялись по Нилу до озера Виктория и основали в Замбии Халифат. В Восточной Африке появилась столица Дар-эс-Салам. Арабы высадили десант в Индии, Таиланде, Малайзии и Индонезии. Поход закончился успехом, в частности, появился Делийский султанат, Малаккский султанат и так далее. Какие там крестоносцы! Смешные люди на смешных лошадях. Но это другая история. Сергеи полагал поставками оружия обогатить казну, повысить в Персии авторитет России. Война должна приносить государству прибыль, а хорошие деньги можно получить только в Азии.

Через два дня пришло письмо от Екатерины, которое оторвало Сергея от вопросов развития заводов.

Императрица просила отпустить пленных шведских генералов. Шведский король приехал только с генераладъютантом, что выглядело неприлично. Граф Алексеев обратился к самим генералам, которые жили в гостевых комнатах его дворца. Генералы помялись, постеснялись, но дружно изъявили желание вернуться к своему королю. Вот и хорошо, графу эти воины не нужны, а деньги за их свободу он получит в любом случае.

Потребовалось три дня, прежде чем граф Алексеев попросил аудиенции у короля Швеции. Он вошел в зал приемов в сопровождении ста тридцати восьми шведских офицеров. Граф Алексеев по-военному четко отсалютовал:

— Ваш приказ выполнен, преданные вам офицеры прибыли для продолжения службы.

Растроганный король тепло принял Сергея, прослезился, когда обнимал свих генералов. Во время беседы граф Алексеев высказал свое возмущение по поводу вероломства парламента:

— Как они посмели устранить вас от управления страной!

— По нашим законам страной управляет парламент, но низвержение монарха — это верх наглости, — Ваше величество, если возникнет вооруженное противостояние, вы можете на меня рассчитывать.

Беседа с королем затянулась до позднего вечера, а на прощанье монарх повесил на шею графа орден. Судя по тому, как изумились шведские генералы, какой-то очень важный орден.

Ожидая приема в посольстве Дании, Сергеи ежедневно встречался с Потемкиным. На эти встречи он всегда приходил с Тимофеем и его двумя помощниками. Потемкин в упор не видел сопровождающих графа людей. Они не дворяне, следовательно, приравнены к слугам. Соответственно, помощники графа сидели тихо молча делали пометки в своих тетрадях. Обсуждения и обмен мнениями проходили по возвращении во временный дом Сергея. Потемкин, как энергичный и нетерпеливый человек, хотел провести выборы уже в конце февраля. Он показал проект указа, разработанный доверенными людьми и одобренный всеми губернаторами.

— Как Екатерина отнесется к этому указу? — спросил Сергей.

— Она его видела и одобрила, осталось придумать, как организовать сами выборы.

— Это просто. Екатерина своим указом назначает центральную комиссию по выборам в Петербурге и губернские комиссии.

Сергей подробно обрисовал техническую сторону организации выборов, но не удержался и спросил:

— Екатерина понимает последствия выборного Сената и Государственной думы?

— Я ее не спрашивал, проект ей показан, и она согласилась его подписать.

Столь скорая дата выборов существенно меняла планы. На домашнем обсуждении Тимофей согласился, что выборы получатся «клановыми». Поэтому начали придумывать различные способы проталкивания своих кандидатов. Вариант меркантильного интереса выходил самым надежным.

Тимофей немедленно подключил купцов, и началась подготовка «агитбригады». На обсуждениях у Потемкина Сергей согласился со всеми кандидатами. Кандидаты в правительство и в Сенат должны быть широко известными дворянами. Потемкин предложил три ключевые кандидатуры. Председателем правительства должен быть Долгорукий, военным министром Румянцев, председателем Сената — Потемкин. Петербургские соратники Потемкина с этим согласились. Но Сергей возразил, ключевая должность — председатель правительства, и Потемкину должна достаться она.

В один из дней Сергей заехал к Строганову и предложил согласовать кандидатуру министра промышленности и торговли. Такое предложение не удивило Строганова.

— Из твоих слов я понял, что получу поддержку от тебя и твоих людей.

— Безусловно, интересы промышленников и торговцев могут защитить только сами промышленники и торговцы.

— Ты прав.

Так начал формироваться «теневой» тройственный союз: Алексеев, Голицын, Строганов.

Каждый из участников тройственного союза не собирался открывать свои намерения. Но конечные цели У них были схожи, и это намного облегчало переговоры. Сами переговоры проходили по-деловому, без лишнего словоблудия. Положительную роль играл прагматизм и взаимный бизнес-интерес. Голицын и Строганов владели рудниками и литейным производством. Сергей на своих заводах потреблял сто процентов производимого ими железа. Причем приказчики графа Алексеева давно уже активно сотрудничали с приказчиками Голицына и Строганова.

Все это позволяло тройственному союзу общаться достаточно откровенно. Они в равной степени были заинтересованы в развитии бизнеса и освоении богатых земель — Одним из первых законов необходимо протолкнуть право дворян нанимать казаков для поиска и освоения новых земель, — сказал граф Алексеев.

— Не у всех такие воинские таланты, как у тебя — заметил Голицын.

— Я моряк, мои отряды в прикаспийских землях действуют самостоятельно, — возразил Алексеев.

Сергей умолчал о главном: его десятитысячный добровольческий казачий корпус в основном состоял из турецких мамелюков.

Этот корпус «захватывал» территории с турецким населением. Фактически происходила только смена власти, сама добровольческая армия даже пополнялась. Ибо воины становились землевладельцами со своими крестьянами, пусть и вассально зависимыми от графа Алексеева.

— Заводам Томска трудно доставлять железо в Европу, но если мы выйдем через Маньчжурию на берег океана, то сможем поставлять свою продукцию прямо в индокитайские и американские колонии, где цены значительно выше.

— Ты свои верфи в Томске построй, сам знаешь, как дорого железо вывозить из Сибири — сказал Строганов.

— Запиши, Тимофей. Весной снарядить два буксира с баржами и загрузить станки и оборудование на маленький котельно-механический завод.

— Почему хочешь строить маленький завод?

— Будут люди — будет и большой завод.

— Такой подход ненамного улучшит дела на завод ах центральной Сибири.

— Согласен, заводам Томска трудно доставлять железо в Европу.

— Ты горазд на выдумки. Может, и для нас что придумаешь?

— Если захватим Маньчжурию, то выйдем на берег океана.

— Не понял. Что это нам даст?

— Обустройство новых земель и строительство железной дороги потребует много железа, примерно половина продукции ваших заводов будет реализоваться на месте.

— Хорошо, а дальше что?

— Маньчжурия богата железом и углем, мы сможем поставлять свою продукцию прямо в индокитайские и американские колонии, где цены значительно выше.

Так, день за днем Сергей вел переговоры с Потемкиным и соратниками по тройственному союзу. У Голицына и Строганова постепенно повышался интерес к Маньчжурии. Видимо, они получили информацию от голландских и португальских послов и торговцев. Интерес усилился, когда граф Алексеев рассказал о железной руде и залежах угля в районах маньчжурских городов Мукден и Фушунъ. Месторождения расположены в тридцати километрах друг от друга. Рассказ о городе Ляоян, где находятся залежи руды и угля, развеял последние сомнения.

Голицын и Строганов окончательно приняли решение о создании тройственной компании.

— Показывай, — попросил Голицын, разворачивая карту Сибири.

Сергей провёл пальцем по карте, указывая на нужные районы, и остановился на реке Янцзы.

— Здесь расположен китайский порт Шанхай, если возьмёмся поставлять сюда железо и оружие, то в ответ получим горы шелка и хлопка.

— Ты забыл сказать о чае.

— Можно покупать и чай, но у меня уже есть чайные плантации на Цейлоне, земли много, можете и вы присоединиться к чайному делу, Голицын и Строганов переглянулись. Тимофей подошел к окну, он не мог скрыть довольной улыбки. Безусловно, чайный бизнес на Цейлоне будет выгоден для этих господ. Но еще большую выгоду получит граф Алексеев: чем больше русских войдет в дела на острове тем сильнее будут позиции графа.

Члены союза ударили по рукам, Сергей был очень доволен. Россия получит удобный выход к Тихому океану.

Война с Маньчжурией будет на сто лет раньше и только улучшит отношения с Китаем. Сергей решил взять на себя строительство крепостей на диких островах. Одна крепость на острове Хоккайдо, где живут малочисленные племена айни. Другая крепость на острове Окинава, где мирно живут бедные китайские и корейские рыбаки. До японской экспансии еще очень и очень далеко.

Мелкие княжества на острове Хонсю увлеченно между собой сражаются. Испанцы признали японские острова бесперспективными и вывели оттуда свои войска. Японцы назвали свои сабельки на испанский манер катанами, что по-испански означает «двуручный меч».

Горячие японские парни старались претворить в жизнь полученные от испанцев новые знания. Самураи, убегая от конкистадоров, все-таки смогли чему-то научиться.

… Свое государство японцы смогли создать только в середине XIX века. Тогда Европа начала экспансию в Африку и перекрыла доступ к черным рабам. Американцам пришлось вывозить людей из Японии, а с одним правителем договариваться легче.

3 Африканский поход

В последних числах ноября «Панацея» в полной готовности стояла на рейде Кронштадта. Сергей наконец получил приглашение на официальный прием в посольство Дании. Он уже знал, что задержка вызвана шведским орденом. Неожиданная милость шведского короля и полученная из его рук награда изменили планы датчан. Они решили не отставать и привезли из Копенгагена другой орден. Граф Алексеев не стал травмировать чувства датчан. Он пришел на прием с цепью камергера и медальонами Екатерины и Павла. Протокольная церемония проходила со всей торжественностью. Председатель датской делегации перечислил все заслуги графа Алексеева перед Датской короной. Сергей в ответном слове выразил горячую благодарность за высокую награду. Он долго говорил о своём восхищении мужеством датских офицеров и нижних чинов. Отдельно выделил мужество и решительные действия коменданта крепости Хельсингер. Со слов графа Алексеева получалось, что именно этот полковник захватил крепость Хельсингборг. На самом деле так и было, Сергей только разграбил крепость и город. После чего вывел своих солдат, а полковник принял правильное решение ввести туда датские войска.

Потемкин во время церемонии весело подмигнул графу, а Екатерина показала язык. После торжественного ужина императрица подозвала его к себе и сделала выговор:

— Английские купцы на тебя жалуются, говорят, ты все железо в России скупил.

— Я покупаю железо для своих заводов, а не в пику англичанам.

— Об этом они и говорят, ты все уральское железо скупаешь, а железных товаров им продаешь очень мало.

— Как я могу им продать свои товары, если наши купцы у заводов дежурят? Они все прямо у ворот покупают.

— Не продавай русским купцам, продавай англичанам, они нам серебро везут.

Попробуй объяснить Екатерине основные постулаты экономики. Продукция, проданная внутри страны, усиливает экономику на сумму сделки. Ориентация экономики на внутреннее потребление усиливает курс рубля и не приводит к инфляции. Не приведешь же Eкатерине II в пример США XX века, где вся экономика направлена на внутреннее потребление и инфляция не превышает четверти процента. Ориентированные на экспорт экономики Японии, России или Саудовской Аравии держат уровень инфляции выше десяти процентов. При этом происходит постоянное падение курса национальной валюты.

— Уменьшение продаж железа произошло в результате бунта на заводах Урала. А мне надо железо для строительства завода и верфи, сама велела строить англичанам паровые корабли.

— Раньше английские купцы ежегодно покупали у нас более ста тысяч тонн железа, в этом году они смогли купить только двенадцать тысяч тонн, а бунтовщик Пугачев уже казнен в Нижнем Тагиле.

— В следующем году начнут работать мои заводы в Кривом Роге, вчера говорил со Строгановым, он обещал в новом году железо из Сибири в Архангельск морем везти.

— Ты мне зубы не заговаривай, обещай продать железо английским купцам.

— Купцы взбунтуются, если я железо продам англичанам в обход наших покупателей. Мы с Голицыным и Строгановым договорились в Маньчжурии заводы построить, и с людьми там легче.

— Полагаешь, что император маньчжурский вам позволит?

— Решили калмыков с башкирами нанять и императора в Петербурге поселить.

— С тобой, Алексеев, разговаривать страшно, одни авантюры на уме. Когда железо продавать начнешь?

— По моим расчетам, с 1772 года железа будет хватать всем, а если твоя гвардия прижмет султану причинное место, я обеспечу англичан железом из Алжира и Туниса, только англичане должны будут продать мне древесный уголь.

— Ты ничего против Англии не замышляешь? — недоверчиво спросила Екатерина.

— Можно подумать, что мне нужна еще одна головная боль.

Какое-то время сидели молча, но у Екатерины был еще вопрос, который неожиданно для обоих задал подошедший Павел.

— Рад тебя видеть, Алексеев, — сказал наследник, — ты лучший полководец России. Пока наши генералы возятся с турками, ты с одной тысячей казаков принудил Швецию к миру.

— Нельзя сравнивать кампанию против многочисленной турецкой армии и мои налеты на шведские крепости.

— Не надо скромничать, ты захватил шесть шведских городов, их столицу и короля, я горжусь твоей дружбой.

— Спасибо, ваше императорское высочество Я применил тактику, которую тебе показывал в прошлом году, шведов это обескуражило.

— Что ты думаешь про выборный Сенат и Государственную думу?

Екатерина чуть не подпрыгнула от этих слов.

— Сенат и Дума займутся пустой говорильней и взаимными упреками, все восемь лет до новых выборов пройдут попусту. Все решать будет Потемкин.

— Сможем ли мы повлиять на поместное дворянство и избавиться от опеки Потемкина?

— Неуверен, Потемкин останется председателем правительства и на следующие восемь лет, это очень энергичный человек.

— И поместное дворянство не встанет на нашу сторону?

Действительно наивные люди! Никогда ни один парламент не отдавал власти королю. Даже в Испании XX века, где король пользуется общенародной любовью. Монарха не раз призывали на помощь, но никогда не обещали даже символической власти.

— Я уверен, что с первого дня работы выборного Сената поместное дворянство обеспечит вашу безопасность.

— Хочется верить твоим словам, хорошо, что крови больше не будет.

— А вот тут возможна проблема, дворяне друг друга убивать начнут за чины и наделы.

От этих слов и Екатерина и Павел облегчено вздохнули. Своя жизнь дороже.

— Сегодня я подписала указ о выборах патриарха Всея Руси, — сказала на прощание императрица.

Хорошая новость! Дальнейшими шагами должно быть уравнение всех религий в правах. Это слабый аргумент в скорых переговорах с Турцией, но уже аргумент.

«Панацея», накренившись от сильного ветра, разрезала острым форштевнем лазурные воды центральной Атлантики. Еще два дня — и корабль выйдет из пассата, потом еще четыре дня пути — и остановка в пиратском логове, в крепости Банджул. Сергей изначально не планировать заходить в Банджул. Но после встречи в Танжере с Моисеем Мертелем решил осмотреть крепость своими глазами. Негритянская пиратская республика приносила просто ошеломляющие прибыли. Все захваченные английские корабли были загружены ценными индийскими товарами. На первом месте по-прежнему были драгоценности из разграбленных индийских храмов.

— Сколько же в Индии храмов? — удивленно говорил Моисей Мертель. — Твои пираты с каждого захваченного каравана привозят не меньше десятка сундуков с драгоценностями. Некоторые сапфиры и изумруды весят по пять килограммов.

— Храмов в Индии действительно много, а земли богаты драгоценными камнями, но у нас проблема с реализацией специй. У тебя на рейде больше десяти кораблей с перцем и кардамоном.

— Специи как раз не проблема, я ежемесячно отправляю в Стамбул и основные порты Средиземного моря по десять кораблей со специями.

— Хорошо покупают?

— Очень хорошо покупают, просят привозить имбирь и масло лимонной травы.

— Сколько ювелиров и резчиков купил за лето?

— Восемьдесят девять мастеров и две сотни опытных подмастерьев, неужели не хватает?

— Не хватает, спрос всё больше и больше, ищи людей.

— Я на каждом корабле с сандаловым, эбеновым или палисандровым деревом обязательно отправляю резчиков по дереву.

— Ювелиры в большом дефиците.

— Ювелиры и камнерезы отправляются, если корабль загружен слоновой костью и драгоценными камнями.

— Пираты захватывали корабли с новыми видами грузов?

— Было два корабля с рисом и три корабля с просом, стало больше шелка и бархата. По приказу Тимофея все ткани я отправляю в Сясь.

— Мы организовали торговый путь в Персию и начинаем продавать захваченные пиратами трофеи под видом персидских товаров.

Откровенное пиратство — скользкая дорожка. Негры сами привозят пленных англичан в Танжер, а Моисей Мертель якобы их покупает и везет через Босфор в Таганрог или Александровск.

В Амстердаме Сергей помимо переговоров с компаньонами по Африканской алмазной компании, начал переговоры с голландской Ост-Индской компанией. Граф Алексеев созрел для экспансии в Индийский океан. Он хотел через Ост-Индскую компанию присоединиться к грабежу Цейлона и Индии. Вместе с тем членство в голландской Ост-Индской компании позволит легализовать пиратские трофеи. На Цейлоне шла борьба трех конкурентов. С одной стороны Португалия и Англия, с другой — Голландия и Франция.

Португалия и Англия заключили между собой торгово-колониальный союз. Голландия и Франция действовали независимо друг от друга. В данное время Англия проигрывала. У них не хватало сил одновременно воевать с бунтующими в Северной Америке колониями и захватывать земли в Индии. Более того, англичане ввязались в войну за Цейлон, где у голландцев были сильные фактории. У англичан не было физической возможности выделить достаточно солдат для войны за Цейлон. На это и делал ставку граф Алексеев в своих переговорах с управляющими Ост-Индской компанией.

В качестве вступительного взноса Сергей предложил основать факторию в княжестве Голконда и в княжестве Маратхи. Желание открыть факторию в княжестве Маратхи, никаких эмоций у правления голландской Ост-Индской компанией не вызвало. Предложе ние было признано недостаточным как вступительный взнос. Княжество Маратхи — богатый плодородный сельскохозяйственный регион с незначительным производством хлопка. Открыть факторию в княжестве Голконда желательно, но маловероятно из-за нахождения там французских войск. Французы захватили все голландские фактории восточного побережья Индии. Англичане тоже рвались к богатым алмазным копям Голконда. В этих копях был найден крупнейший в мире алмаз «Орлов» и его меньшие братья «Кохинор» и «Шах».

Для получения членства в голландской Ост-Индской компании граф Алексеев предложил доставить на Цейлон свой отряд в тысячу человек. Этот отряд захватит Келомбо и окажет помощь в борьбе с португальцами.

Правление приняло предложение на ура. Графу Алексееву было гарантировано право собственности на все захваченные им португальские фактории.

— Я своего добился, — сказал Сергей на вечернем совещании, — корабли могут поднять флаг голландской Ост-Индской компании.

— Ты уверен, что сможешь набрать тысячу солдат? — спросил Андрей Палагин.

— Если Азид Шериф обещал, значит, сделает.

— Твоя задача, Андрей, — продолжил граф, — создать севернее Капштадта учебный лагерь и подготовить там негров.

— Времени мало, первая тысяча высадится у Коломбо недостаточно обученной.

— Коломбо будешь брать артиллерией, солдат поставишь для демонстрации силы, как угрозу атаки.

— Какие войска у португальцев?

— Португальцев в городе и три сотни не наберется, пушек не больше десяти.

— Что делать после взятия города?

— Сначала захвати береговую батарею, желательно вообще согнать португальцев с острова.

— Солдат не хватит, с такими силами захватить весь остров невозможно.

— Не пытайся все делать сразу, шаг за шагом захватывай португальские и английские фактории.

— Придется тысячу разделить, самому вернуться в тренировочный лагерьи посылать пополнение.

— Согласен, твое место в Африке, только там мы сможем набрать и подготовить солдат.

— Кто из офицеров останется в Коломбо?

— Сам решай, прояви больше самостоятельности. все военные операции будут на твоих плечах.

Андрей Палагин задумался, слова графа Алексеева озадачили его.

— Ваше сиятельство, будет ли мне дозволено расширить военные действия?

— Только не устрой мировую войну, — засмеялся Сергей.

— Нет, я серьезно.

— Действуй по своему усмотрению.

— Я могу высадиться в Индии?

— Если уверен в безопасности своих тылов и неприкосновенности захваченных территорий.

Сергею понравились амбиции молодого офицера.

С этого вечера они ежедневно прорабатывали различные варианта военной кампании в Африке и в Индии.

Состоялось знакомство с капитанами и моряками новой пиратской эскадры. Пятеро голландских капитанов ожидали приказов своего работодателя. Они уже набрали экипажи с абордажной командой. Все многократно прошли испытания морскими боями. Осмотр модернизированных кораблей привел моряков в восхищение. Традиционная карака^[88] с такелажем из стальных тросов показала великолепные ходовые качества.

— Господа капитаны, — обратился граф к морякам, — ваша задача — перехватывать английские и португальские корабли на юге Африки.

— Господин Алексеев, вы предлагаете нам патрулировать в районе мыса Игольный, но с пятью кораблями мы сможем блокировать Дурбан.

— Не все корабли Англии и Португалии будут заходить в Дурбан, а мыса Игольный никому не избежать.

— В какой порт следует доставлять трофейные корабли?

— Корабли и добычу отвозить доставлять не надо, в Капштадте уже строятся наши склады.

Со временем враги начнут обходить район нашего патрулирования.

Это будет не скоро, я уже захвачу Коломбо.

— Базироваться на Коломбо намного удобнее, мы сможем патрулировать рядом с англо-португальскимифакториями.

— Районы патрулирования придется менять ежегодно.

— Хорошее место для перехвата кораблей у Дурбана. но поблизости нет нашего базового порта.

— На юго-восточном берегу Африки, на траверзе острова Мадагаскар, ищите реку Пунгве, там господин Палагин строит русскую крепость.

Голландские капитаны удовлетворенно переглянулись. Хорошо иметь богатого и понимающего хозяина.

Много вопросов было и у начальника артиллерии.

Отставной лейтенант Михаил Огразин сомневался в способностях аборигенов освоить артиллерийскую науку.

— Ты уверен, что негры способны стрелять из пушек? — спросил Михаил Огразин.

— Они такие же люди, только черные.

— Но они никогда не видели пушек.

— Первый набор пушкарей ты получишь из Банджула — Тамошние негры видели пушки?

— И видели, и стреляют неплохо, там пиратская крепость.

— Тогда будет легче, но за подготовку офицеров не ручаюсь.

— Главное — обучить математическим расчетам, остальное будет проще.

Михаил Огразин недоверчиво покачал головой. Сделать из черного дикаря артиллерийского офицера казалось ему невозможным.

— Я прекрасно понимаю твои сомнения, — продолжил Сергей, — но нам больше негде взять офицеров.

— Наберем европейцев.

— От них еще меньше проку.

— Почему? В Европе очень много толковых артиллерийских офицеров.

— Они не заинтересованы в конечном результате, может возникнуть проблема во взаимоотношениях с аборигенами.

— Та же проблема может быть и у меня, я не знаю жизненного уклада негров.

— Но ты подготовишь офицеров из их среды, заодно освоишь обычаи. В дальнейшем негритянские отряды будут действовать самостоятельно.

Вечером, когда остался узкий круг управленцев, Степан Малинин, назначенный управляющим по всем индийским делам, включая Цейлон, задал вопрос:

— Почему никто не рассматривал вариант захвата княжества Майсур руками воинов из княжества Маратхи?

— Англичане ведут колониальную политику не путем строительства факторий и торговли, а путем вооруженного покорения.

— Но Майсур очень богатое княжество, золото, специи, шелк, сандаловое масло, хлопок. Потребуется неделя для перечисления всех богатств.

— Поэтому англичане хотят забрать все это себе, не затрудняясь торговлей и союзами.

— Они так уверены в своем превосходстве?

— Огромные запасы золота на приисках Колара и прочие богатства княжества возбуждает жадность.

— Они не учитывают тяжелую войну со своими колонистами в Америке?

— Награбленное золото и серебро позволяет содержать армию. И вообще мысли о богатстве мешают всё взвешивать трезво.

— Почему Испания и Португалия поступают иначе?

В этих странах золота больше.

— Испания с Португалией да Голландией занимаются колониальными делами более трехсот лет.

— Тогда понятно. Англичане хотят все и сразу, не желая делиться медным грошиком.

Программа экспансии в Африку обсуждалась ежедневно- Каждый раз возникали новые вопросы или требовалось уточнить оговоренные ранее темы.

— Ты уверен, хозяин, что на реке Пунгве у нас получится построить город и завод?

— Каких-либо проблем я не вижу, в горах есть все известные тебе руды и уголь, плодородная земля обеспечит хлебом и мясом.

— К работам я привлекаю рабов из Западной Африки. Местные племена набираются для военной службы, это я помню. Но почему сразу не приступить к разработкам золота и алмазов?

— И возить из далекой России лопаты и хлеб? Невыгодно так золото добывать.

— Но зачем учить негров, готовить из них строителей, крестьян и рабочих?

— А где ты найдешь желающих переехать в Африку?

Все смолкали и снова брались за карту с пометками графа Алексеева. Впрочем, карта представляла собой белый лист бумаги с приблизительным контуром береговой линии. Рукой графа обозначены реки и горы.

Удобные места для строительства крепостей были отмечены вопросительными знаками. Заштрихованные зоны предполагали залежи полезных ископаемых. Это были основные районы предстоящих поисков металлов и золота. Красные ромбики говорили о вероятности алмазных россыпей.

Сергей снова начал отвечать на вопросы. Он вспомнил о своей поездке в Кенийский национальный парк и увлекся воспоминаниями. Рассказывал о плодородных землях, покрытых редкими деревьями. Там обитали огромные стада диких животных. От горизонта до горизонта паслись стада слонов, буйволов и антилоп. Рядом с травоядными лежали сытые львы, в высокой траве суетились гиены.

Заметив открытые рты слушателей, Сергей вернулся к теме:

— Солдат и пушки по мере готовности сразу распределяйте по крепостям.

— А людей там будет достаточно?

— Триста лет испанцы с португальцами вывозят негров, хватит и нам.

— Но почему аборигены не занимаются сельским хозяйством?

— Зачем сеять и пахать, если рядом пасутся тысячи животных?

— Но раз они кочуют со стадами, то не строят постоянных жилищ.

— Жилища они как раз строят, живут в самых обычных мазанках.

— Забавно все это, а крепости обязательно строить согласно карте?

— Стройте по условиям местности, но не забывайте главного принципа.

— Да помним мы. Порт и крепость должны располагаться на удобном пути от внутренних регионов.

Решение ввязаться в индийскую драку Сергей принял не сразу. Получив неожиданно высокие прибыли от пиратских налетов на турецкие корабли, можно было на этом и остановиться. Выгодная сделка с арабами Северной Африки обеспечивала Сергея стабильными доходами. Африканская золото-алмазная программа выводила его в ряды самых богатых людей России. Зачем еще и Индия?

Поводом для такого решения послужило желание вырвать Россию из ненужных европейских войн Западные соседи бились за серебряные рудники Саксонии, Силезии или Вестфалии. Все старались привлечь русских в качестве союзников. Только вот самой России все эти войны были не нужны. Отвлечь русских генералов и политиков от европейских дрязг мог только серьезный интерес. Таким интересом могло стать золото Индии и Африки.

Неожиданно высокие результаты пиратских перехватов говорили о слабости английского и португальского флотов. Бунт в североамериканских колониях обещал многолетние боевые действия за океаном. Война между Англией и Голландией позволяла плотнее заняться грабежом английских кораблей. Пиратские корабли под флагом голландской Ост-Индской компании развязывали Сергею руки. Его финансы позволяли содержать значительные военные силы. Его технологии и мощные заводы позволяли хорошо вооружить эту армию.

Негритянская эскадра пиратов с легкостью захватывала идущие в Индию английские корабли с пополнением и снабжением. Разбив по алжирской тактике рулевое управление, негры начинали шантаж. Заполненный солдатами корабль ставился перед выбором: или вы спускаете флаг, или мы топим корабль. Соответственно, с уменьшением поступления резервов и оружия англичане в Индии слабеют. Возрастают шансы доступа к индийским богатствам у других европейских стран. Начав свою экспансию в Африку, Сергеи полагал впоследствии заинтересовать безземельных дворян. Индия обещала богатые товары, которые он собирался везти через Персию. Осталось только придумать приманку для Петербурга.

Колонизация Индии проходила совсем не по Голливуду Сначала были основаны многочисленные португальские и голландские фактории. После того как франция захватила часть территории Нидерландов, появились французские. Собственно, это бывшие голландские фактории, только торговые дома оказались на оккупированной Францией территории. Подключение англичан вызвано испано-голландской войной. Оккупация Нидерландов вынудила Ост-Индскую компанию перебраться на остров. Следом перебралось много торговых домов. Умно заключив союз с португальцами, они продолжили свою торговую экспансию.

После победы над Испанией голландцы вернулись домой. Однако англичане уже почувствовали вкус колониального богатства. Но в отличие от других европейских стран, они начали силовой захват американских и индийских земель. Когда Наполеон оккупировал Голландию, хитрые британцы сразу набросились на голландские фактории. Россия била наполеоновские войска, англичане оккупировали заморские владения Голландии. Александр I разбил Наполеона и взял Париж, англичане захватили французские фактории. Аналогичная картина была во время Первой мировой войны. Англичане только обозначили свое Участие в европейских боевых действиях. Они сосредоточили основные усилия на захвате немецких колоний. Намибия, Камерун, Гана, Того, Дагомея в тропиках Западной Африки, Танганьика и Занзибар на востоке — эти земли интересовали английских правителей намного больше…

Но мы опять отвлеклись. Граф Алексеев старался вовлечь Россию в заморскую политику. Поэтому подготовка к африканскому походу была тщательно продуманной. Кроме офицеров для подготовки из аборигенов солдат и управляющих новыми территориями, набрали более двух сотен добровольцев — искателей приключений. Эту категорию в основном составляли учителя гимназий и просто безземельные дворяне, молодых непоседливых юношей и девушек граф Алексеев взял на свое полное обеспечение. После объявления набора добровольцев для исследования диких и опасных земель Африки в Нижегородское отделение съехалось около тысячи добровольцев. Большинство было отсеяно по малолетству, затем недостатку знаний и умений, остальные прошли краткие курсы, на которых получили необходимый минимум знаний. Путешествия должны принести пользу графу Алексееву и России. Сергей не coбирался финансировать обычные эмоциональные дневники досужих туристов.

Начальный этап экспансии в Африку поддерживался пятитысячным отрядом крымских татар, точнее — отряд состоял из пяти тысяч семей, которые были вывезены с Крыма в Танжер. Сергей, по договору с губернатором Тамбовской губернии Воронцовым, вывез двадцать пять тысяч татарских семей в Норвегию, пять тысяч семей купил Исмаил Шейх, друг графа Алексеева и владелец города Мелиль. Последние пять тысяч семей ждали кораблей и пасли свои табуны в окрестностях Танжера. Этот отряд был вооружен тульским oружием, включая полевые пушки. Десять колесных пароходов с оружием и оборудованием должны выгрузиться в устье Оранжевой реки и заняться перевозкой крымских татар.

Перед татарами стояла задача патрулировать побережья Намибии и сопровождать исследователей. Беседуя с добровольцами, граф Алексеев говорил:

— Вы разделитесь на отряды, несколько отрядов с хорошо вооруженными татарами общей численностью не менее двух тысяч семей пройдут по долине реки Оранжевая.

— Что нас ждет во время этого похода?

— Вы должны осмотреть как можно более широкий участок. Долина Оранжевой реки — прекрасное место для сельского хозяйства, и там очень много алмазов.

— Негры будут нападать на наши отряды?

— Маловероятно. Они охотники — и кочуют вслед за дикими животными. Между долинами рек Оранжевая и Вааль самые плодородные земли.

— Что делать, если кто-то захочет остаться и построить дом?

— Вы вольны брать любые земли под сады или посевы. Оставьте с собой отряд татар и пошлите письмо управляющему Николаю Панькову и в Россию.

— Где можно найти золото?

— Самое крупное в мире месторождение золота в верховьях реки Лимпопо. Немедленно отправьте гонца, если найдете это место.

— Что могут найти отряды, которые пойдут севернее гор?

— Эти отряды пойдут по алмазам. Россыпи простираются до выхода к Индийскому океану. На побережье океана хорошо растут сахарный тростник и хлопок — Я хочу пойти с отрядом через горы и выйти к реке Пунгве.

— Ты сможешь найти все известные людям руды, уголь, золото и алмазы Первопроходцам-энтузиастам было интересно поговорить о возможных приключениях. Граф Алексеев напрятал свою память, вспоминая все прочитанное про Южную Африку.

Сергею не терпелось завершить дела в Амстердаме и отправиться на юг, поэтому остановка в Кадисе была короткой. Необходимо было встретиться с алжирским адмиралом аль-Сарддидином.

— Очень жаль, что у тебя сейчас мало времени, — сказал адмирал, — грядут большие перемены, с твоей помощью я смогу свергнуть султана.

— Здесь я, несомненно, помогу, только вовремя дай знать моим людям. У меня к тебе большая просьба.

— Я слушаю тебя, друг.

— Русская армия бьет одну турецкую армию за другой, и недалек день, когда Турция выведет свои войска из Египта. Поговори с нужными людьми, я могу продать в Египет хорошие пушки и ружья.

— Заманчивое предложение, я обязательно все сделаю. Мне тоже помоги вооружиться и подготовить сухопутную армию.

— Пришли своих офицеров в Танжер, мои корабли доставят их в Петербург. Я обеспечу их обучение. Весной пришлю своих офицеров в Оран для подготовки твоей гвардии.

Переговоры с адмиралом аль-Сарддидином были короткими, но важными и результативными. Прибыль в чистом золоте впечатляла даже станок по чеканке монет. Совместные пиратские акции алжирского флота и кораблей графа Алексеева серьезно влияли на кошельки турецких купцов и сановников. Так как времени было мало, на встрече с Габриелем Гильеном смогли обсудить только генеральные направления в реализации захваченных на турецких кораблях товаров.

Колёсные пароходы интенсивно перевозили татар и снабжение из Танжера на юг Африки. Поэтому Сергей оставил в Танжере «добровольцев-первопроходцев».

«Панацея» швартовалась к причалу пиратской крепости Банджул под вопросительные взгляды негров. Оно и понятно, черные пираты привыкли грабить корабли европейцев, а тут белые нахально швартуются к причалу.

— Ты зря, хозяин, не зашел в Сеуту, — сказал Азид Шериф, обнимая графа.

— Хочешь сказать, что там меня ждет адмиральский подарок?

— Нет, подарки мы отправляем Моисею Мертелю в Танжер.

— Твои корабли собирают хорошую добычу, скоро англичане пришлют флот на поиск твоей крепости.

— Мои моряки строят в Сеуте целый городской район из дворцов и каждый день вспоминают твое имя в мечети.

— Обязательно выберу время для Сеуты и посмотрю, что ас-Сахра сделал за год.

— Сделано очень много, хотя форты еще не готовы, но пушки перекрывают все подходы с моря и суши.

Твой город получается очень красивым, и люди в нем селятся с удовольствием.

— Ты мне так и не ответил, что будешь делать, если англичане приведут сюда военный флот.

— Здесь нам ничего не угрожает, в джунгли высаживать солдат никто не будет, со стороны океана или реки стоит сто двадцать мощных пушек. Наши катамараны намного быстроходнее и маневреннее. Если ты двумя корветами^[89] шесть линкоров брал, то я с полусотней своих кораблей здесь никого не боюсь.

— Еще одну крепость построить надо, место для маневра будет, и на врага нападать легче.

— Опоздал, уже построил на входе в реку Сенегал, негры назвали крепость Луигана. Эмир Марракееш в эту крепость приводит свои корабли на отдых. Тебя благодарит за воинов и за пушки, золото в январе отдаст.

— Золото — это хорошо, я много дел на себя повесил, деньги рекой утекают.

— Не говори так, хозяин, не поверю. Одна торговля с африканскими племенами огромные деньги приносит.

Мы нашли место, где железное дерево растет. Кстати, дерево мы перестали покупать.

— Почему? Красное и черное дерево хорошие деньги приносят.

— Я поставил в устьях рек восемь фортов и завез рабов, они пилят лес и ловят рыбу Твои корабли привозят им хлеб и грузят дерево. Намного выгоднее получается.

— Молодец, правильно поступил. Пиши письмо Моисею, надо заказать в Нижнем Новгороде паровые лесопилки для этих поселений.

— Эмир Марракееш просил узнать, где ты столько конных воинов взял, ему пять тысяч семей продал, себе столько же привез.

— Надо благодарить тебя. Я отвожу в Крым твоих пленных, там меняю на татар. Надо поискать глину у заложенных тобой поселений и кирпичные заводы строить. Я сейчас заложу еще одну крепость, весной еще две.

Адмирал Азид Шериф показал Сергею особо ценные трофеи, которые решил передать лично. Два десятка очень крупных бриллиантов и сундук, заполненный огромных размеров рубинами, сапфирами, аквамаринами и другими драгоценными камнями. Судя по оправам, камни были из очередного разграбленного англичанами храма. Но самыми ценными трофеями оказались три огромные золотые статуи, украшенные драгоценными камнями. Одна статуя, весом более тонны, изображала многорукое божество, две другие, поменьше. изображали танцующих женщин. Возможно, все статуи были из храма, но Сергей с индийской религией был знаком только по телевизионным передачам. Судьбу особых трофеев он решил давно, все эти раритеты и индийские реликвии будут спрятаны в особое хранилище на многие годы.

«Панацея» медленно подходила к берегу. По всем запомнившимся ориентирам, это была Львиная гора.

Надо было найти место для порта и города. Корабль подошел почти вплотную к северо-западному краю гористого мыса и бросил якорь. Две шлюпки отправились на промер глубин и установку фарватерных вешек. Две десантные шлюпки начали перевозить людей на берег, еще две разошлись вдоль берега искать место для порта. И хотя места для порта, города и фортов были очевидны сразу, Сергей хотел обследовать окрестности для полной уверенности в принятом решении. Рабов без задержки вывезли на берег и сказали:

— Стройте себе жилище и устраивайтесь на постоянное жительство.

Негры со свойственным им пофигизмом занялись своими делами. Они только немного между собой поспорили по поводу рыбачьих лодок и сетей.

После того как негры обустроились на новом месте, начали расчищать участок под лесопилку и валить для неё лес. Дело начиналось туго, проблема была во взаимном непонимании. Но постепенно, по мере выполнения работ, негры догадывались, что от них требуется, и сами проявляли инициативу, высказывали идеи — как достичь результат. Шаг за шагом строилось поселение, после монтажа лесопилки негры поняли, зачем нужен древесный уголь и строевой лес. Лучше разбираясь в местных сортах дерева, а все дерево было красным, лесорубы сами выбирали нужные породы. Общаясь в буквальном смысле на пальцах, показывая то на глиняную миску, то на землю, отправили несколько групп на поиски глины. Организовали бригаду камнетесов и начали готовить место для первого форта.

Единственной проблемой оставалась организация питания. Негры не могли понять, почему нельзя убивать свиней, кур и коз. Все объяснения, что животные и птицы сначала должны размножиться, натыкались на искреннее непонимание.

— У вас животных много, мы сейчас этих съедим, а вы потом привезете еще.

Столь же искреннее непонимание вызывало ограничение на лов рыбы. Океан изобиловал рыбой, и лодки привозили горы улова. Все это вываливалось на берег, где женщины выбирали самое вкусное, остальное оставалось гнить на берегу. Выход придумал Михаил Свиридов, управляющий новой колонией. Он приказал женщинам забирать весь улов и перерабатывать излишки в рыбную муку. В результате женщины быстро объяснили рыбакам, кто в доме хозяин. После чего рыбу начали ловить в объемах потребления. Обилие еды привело к бессистемному питанию, люди в течение дня несколько раз бросали работу и шли в свои дома пополнить желудок и отдохнуть. Пришлось создать систему бригадиров-надсмотрщиков и сигнальный гонг. Так постепенно и русские, и негры изучали науку колонизации Африки.

Когда собранный паровой молот начал забивать первую сваю, все негры бросили работу и собрались вокруг диковинной машины. Они, как маленькие дети, затаив дыхание, следили за волшебством, загоняющим пятнадцатиметровый столб в землю, и после того как свая вошла в землю, устроили маленький концерт с песнями и танцами. К обучению работам на машинах негры относились очень серьезно. Скоро на всех участках они заменили русских и работали самостоятельно. Через десять дней после высадки Сергей собрал отряд для поиска залежей алмазов и золота. Месторождение должно быть в пятнадцати километрах от крепости, и его полагали достигнуть за день пути. Перед выходом граф Алексеев показал каждому члену отряда золотой песок и похожие на речную гальку приисковые алмазы. Алмазная крошка из шахт блестит, как битое стекло на солнце.

Сергей убрал «наглядную агитацию», когда убедился, что все поняли цель похода.

Продуктами запаслись на десять дней, взяв крупу, муку и сушеную рыбу, небольшое количество копченой рыбы полагали съесть в первые дни. Дорога по склону гор не обещала легкой прогулки, поэтому двигались без спешки, делая отметки через каждые двести метров.

После пяти километров пути встали на первый привал.

Негры легли на камни и, перешучиваясь между собой, ели хлеб с жареной рыбой и запивали квасом. Неожиданно они заволновались и с криками начали указывать на дерево. Сергей подошел к дереву и снял с длинных колючек рыжие клочки шерсти. Под ногами виднелись следы обеда, клочья шерсти с кусками шкуры и обломками костей. Значит, в горах есть хищники и еда для них. Люди начали тревожно озираться. В трещинах скал росло много кривых и колючих деревьев, но это был не лес, а разбросанные по склону горы зеленые островки.

— Приготовить пистолеты, двое в голове отряда, двое сзади, идем с громкой песней, — приказал граф.

Следующие два часа пути люди отряда нервно оглядывались и вздрагивали от каждого шороха. Но, кроме распуганных птиц и ящериц, ничего не увидели. Наконец, у Алексеева родилась мысль, и он начал бросать камушки в ближайшие островки зелени. Они не на охоте и незачем высматривать притаившегося зверя. Идею подхватил весь отряд, и напряжение начало спадать.

Хищника увидели после обеденного привала. Бросок сухой палки выгнал притаившуюся зверушку размером с рысь. Это был не лев и не тигр, но кто-то из кошачьей породы. Зверь прыжками рванул от отряда, напоминая своей грацией бегущую от собак дворовую кошку. Тут же открыли беспорядочную стрельбу, но промахнулись, чем Сергей остался доволен. Хотя сам стрелял вполне прицельно, и хотел попасть…

До места добрались незадолго до захода солнца.

Граф сразу почувствовал, что они пришли. Перед глазами открылась большая поляна, или ущелье, шириной километра два, грунт был бордово-фиолетового цвета.

До захода солнца разбили лагерь и устроились на ночлег. В тропиках солнце заходит в шесть часов, и Сергей с керосиновой лампой решил попытать счастья. Он гдето читал, что алмазы можно найти ночью по блеску при свете фонаря. Вскоре еще несколько человек присоединилось к ночным поискам. В результате нашли три горных ручья.

С утра поручили неграм строить постоянный лагерь, сами сели в круг для обсуждения дальнейших действии. Управляющий создаваемыми приисками Савелий Аверьянов предложил разделиться на три группы: одна отправится по склону горы вниз, другая — вверх, третья пройдёт в прежнем направлении ещё пять километров. Но братья Василий и Владимир Горбуновы не согласились:

— Мы вдвоем с одним отрядом продолжим поиски по склону горы, после обеда разделимся, Владимир поднимется по горе на километр, я спущусь к обрывам над океаном.

— Мы пойдем, исследуя все расщелины и ручьи — поддержал Владимир предложение брата, — таким образом, поиск получится более результативным.

— Согласен, — сказал Сергей, — я с парой негров спущусь по течению ручьев к океану, в ложе ручья легче обнаружить вынесенные водой крупинки золота и алмазов.

— Хорошо, — согласился Савелий, — я руковожу расчисткой земли, после этого отправляю десяток негров назад с приказом вырубить по дороге все деревья и кусты.

— Надо найти подходящее место для дороги, чтобы лошади смогли пройти, — добавил Владимир, — на лошади пятнадцать километров — не более двух часов пути.

Приняв решение, отряд разделился, и через неделю на бумаге была схематично зарисована общая картина месторождения. Бесформенные кусочки золота отыскали достаточно просто, горошинки алмазов стали находить после некоторого опыта, позволившего их выделять из общей массы песка и прочих наносов.

Выполнив все предварительные работы, отряд вернулся в Павловск и порадовал встречающих находками. С собой принесли около пяти килограммов золота и столько же алмазов, самый крупный из наиденных алмазов тянул на восемнадцать карат. Насколько Сергей помнил из рассказов, когда он здесь был в советское время, англичане ежегодно добывали двести килограммов алмазов и триста тонн золота. При этом работы велись только в трех местах, остальные месторождения были законсервированы. Следует помнить, что соседние французские колонии тоже не бедны запасами алмазов и золота. Впрочем, как и весь африканский континент.

«Панацея» начала готовиться к выходу в море, Сергей хотел проверить боевые возможности новой пиратской эскадры, которая была на пути к Капштадту. За день до отхода граф Алексеев собрал остающихся добровольцев, все планы много раз говорены-переговорены, но надо еще раз повторить основные моменты, вдруг выскочит новая мысль или вопрос. В Павловске кроме управляющих оставалось два офицера, инженерартиллерист Александр Ашастин и пехотинец Петр Юргенс. В их ведении — строительство фортов, порта, создание полиции и гарнизона. Батюшка Дионисий развернул походную церковь и присматривал место для закладки фундамента будущего собора, о котором он мечтал. Врач и натуралист Леонид Русаков, художник, архитектор и натуралист Василий Оболенцев, отставной горных дел мастер Иван Россошанский и два отставных унтер-офицера конногвардейского полка Матвей Сидельников и Юрий Фомичев. Братья Горбуновы сели за спинами управляющих, все добровольцы с женами и детьми.

Сергей напомнил, что на обратном пути заглянет в строящийся город.

— Сколько рек мы должны исследовать? — в очередной раз переспросил Василий Горбунов.

— Не надо стараться исследовать все реки сразу.

Ближайшая река — у подножия горы, где мы строим город. Надо найти подходящий участок для сельского хозяйства, нужные семена у вас есть.

— Будет большой удачей, если мы сможем выращивать кофе, какао и хлопок, — сказал Михаил Свиридов.

— Земли здесь благодатные и богатые, золото с алмазами, как ягоды, собираем, — добавил Петр Юргенс.

Примерно пятьдесят километров на юго-восток рек не будет, затем снова пойдут большие реки. Все реки текут с невысоких гор, где много минералов и зверей, опасайтесь слонов и львов.

— Рыбы очень много, и проблем с кормом для свиней и птицы нет, про коз и говорить нечего. На первый же корабль, что за красным деревом придет, дам письмо в Танжер для Моисея, пусть еще скотину пришлет, — сказал Михаил Свиридов.

— Не забудьте через месяц выплатить неграм жалованье и приучайте их к товарно-денежному обороту, иначе намучаетесь с палками за ними бегать.

— Мне самому намного легче будет, когда они поймут зависимость собственной сытости от сделанной работы.

В начале февраля «Панацея» встретилась с пиратской эскадрой, и Сергей пересел на «Waalhaven» к сорокалетнему шкиперу Якобу Дебаю. Корабли растянулись в патрульную шеренгу, в которой «Панацея» заняла западный край. Граф Алексеев задумчиво прохаживался по палубе, ему было над чем подумать. Четыре с половиной года назад Сергей Николаевич Алексеев, шестидесятивосьмилетний пенсионер, бывший капитан торгового флота и отставной капитан первого ранга ВМФ СССР, непостижимым образом оказался в XVIII веке.

При этом одновременно стал двадцатилетним юношей.

Дворянин — самозванец сначала пытался устроить новую жизнь как помещик, с надеждой применить свои скудные по меркам XXI века агротехнические познания. По воле случая оказался владельцем небольшого завода в Туле и, применив свои инженерно-технические знания, начал развивать производство, поставив целью достичь богатой полезными ископаемыми Африки.

Проблема России заключалась в отсутствии природных запасов золота и серебра. Это ставило правителей страны в зависимость от покупателей сельхозпродукции и уральского железа. Доступ к богатым золотом и алмазами африканским землям мог решить эту проблему. Испания имеет огромные запасы золота и серебра в Кастилии, огромные запасы меди, железа и других руд в Андалусии, Галисии и Астурии. Самая богатая в Европе страна занята грабежом в Америке. Но Испания, как и Португалия, — на пороге революции, гражданская война там закончится только в конце XX века. Два извечных соперника — Англия и Франция — примерно равны по своим запасам серебра, но Франция занята своей гражданской войной, Англия уже встала на ноги после двухсот лет гражданской войны, но занята бунтом в американских колониях, который спровоцировали французы.

Англия пытается отбить захваченные бунтовщиками золотые рудники. Золотые и серебряные рудники Канады остались под контролем правительства. В Индии англичане минимальными силами грабят княжество Маратхи, вывозя золото и драгоценные камни, заполняя корабли специями, шелком и бархатом. Но это только пока, с. окончанием войны в Северной Америке англичане навалятся на Индию всей своей армией. Швеция благодаря богатым золотым и серебряным рудникам Шеллефтео держит в армии почти всех мужчин.

Удобное время для экспансии в Африку. Но русскотурецкая война навела Алексеева на мысль взять каперское свидетельство. Сергей к этому времени, желая подтолкнуть теоретическую науку, прочитал в Московском университете и Петербургской академии наук цикл лекций по математике и физике. Получив общеевропейскую известность, молодой дворянин из провинции был принят Екатериной И, которая пожаловала ему за «научные труды» титул графа. В свою очередь разбойный пиратский промысел принес непредвиденно огромные барыши. Дальше все пошло наперекосяк.

Вместо мирной экспансии в Африку Сергей ввязался в грабежи английских торговых кораблей. Тонны драгоценных камней нуждались в легальной реализации, что, в свою очередь, требовало легального вмешательства в индийские дела. Огромные объемы захваченного оружия необходимо продать. Снова нелегальные поставки оружия в бунтующие американские колонии. Деньги и оружие позволяют создать свою маленькую армию и ведут графа Алексеева по неведомой кривой дорожке.

Теперь вместе с экспансией за золотом началась нелегальная чеканка золотых и серебряных рублей с реализацией через свой банк. Новая идея — пользуясь слабостью позиций Екатерины и Павла, продавить создание в России конституционной монархии.

— Сигнал с «Maashaven»! — раздался крик сигнальщика. — Караван из семи английских торговых кораблей.

— Курс на перехват каравана! — приказал граф.

Сергей Николаевич договорился со шкиперами своих кораолей, что он проведет мастер-класс пиратского боя. Шкиперы получили полный инструктаж. «Панацея» должна держаться на пределе видимости. В Европе ходили легенды об удачливом и нахальном русом пирате. Сергей хотел показать голландским шкиперам, как с минимальными затратами получить максимальную прибыль. На эти корабли граф Алексеев поставил пушки без затворов, которые заряжаются через дуло. Но эти стомиллиметровые орудия были в десять раз легче. Дальнобойность орудий вызвала у голландских пиратов бурю восторга.

Шкипер Якоб Дебаю, поглядывая на хозяина, повел пиратский фрегат на перехват. Сразиться в одиночку с семью кораблями? Так не бывает! Он много слышал про этого молодого парня. Сейчас сможет увидеть, что правда, что вымысел. «Waalhaven» вышел на курс английских кораблей и подобрал паруса, уменьшив свою скорость. Остальные пиратские корабли держались в стороне, наблюдая за действиями хозяина. Англичане вытянулись в линию, постепенно настигая наглеца.

Граф Алексеев спокойно прохаживался по мостику. Haконец хозяин поднес к губам дудку, и прозвучал сигнал «Поднять все паруса».

— Aandacht!^[90] Якоб Дебаю удивленно посмотрел: к чему готовиться?

— Stuur linksaf!^[91] «Waalhaven» резко повернул влево.

— Vuur!^[92] Пушки грохнули огнем и искрами, ядра полетели в форштевень английского корабля.

— Stuur rechtsaf!^[93] И «Waalhaven» лег на прежний курс. Пять ядер из двенадцати попали англичанину в форштевень^[94], разбив битенги^[95] крепления форштагов^[96]. Английский экипаж, опасаясь потерять свои мачты, начал быстро убирать паруса.

— Молодец, хозяин! — не удержался от восторга шкипер. — Теперь они три дня в дрейфе лежать будут.

Второй корабль получил аналогичный удар, только с правого борта, и также спустил паруса. «Waalhaven» подобрал паруса и снова снизил ход, позволяя приблизиться оставшейся пятерке английских кораблей.

— Господин шкипер, прикажите перетащить четыре пушки с правого борта в корму, стрелять по готовности попарно в форштевень.

Битенг сбили со второго залпа. Якоб Дебаю только покачивал головой. Простые и надежные действия хозяина выводили из боя один корабль за другим. Причем у англичан пока не было шанса сделать хоть один выстрел.

Преследователи выстроились в шеренгу, строй фронта позволял подловить наглого пирата на маневрировании. Один из крайних кораблей успеет сделать «борт» и всадить в пирата залп своих пушек.

— Господин шкипер, прикажите зарядить оба борта подкалиберными ядрами, по шесть штук на ствол.

Шкипер выполнил распоряжение хозяина и прикидывал варианты развития событий. Но новый маневр выходил за рамки любых вариантов. Хозяин сам встал за штурвал и приказал пушкам правого борта приготовиться, одновременно положил руль лево на борт. Якоб Дебаю сначала подумал, что хозяин оговорился и переспросил:

— Хозяин, готовность пушкам правого борта или левого борта?

— Да-да, шкипер, залп будет правым бортом, — поцеловал спокойный ответ.

Крайний слева английский корабль начал отворот влево, желая сделать «борт» для залпа своими пушками правого борта. Однако «Waalhaven» круто развернулся почти на сто восемьдесят градусов и подрезал корму англичанина в десяти метрах.

— Vuur! — скомандовал хозяин.

Залп в упор мало кого оставил в живых на артиллерийской палубе английского корабля. Шкипер весело посмотрел на разлетающиеся щепки и сказал:

— И этот готов, рулевого управления как не бывало Через несколько минут аналогичный залп в корму получил еще один английский корабль.

— Артиллеристам отбой, чистить пушки! — скомандовал хозяин и, заметив удивление на лице шкипера, призвал к готовности абордажную команду.

«Waalhaven» легко догнал убегающую пару, и абордажная команда начала расстреливать английских моряков. Исход боя поняли самые твердолобые. Корабли спустили флаги и паруса. «Waalhaven» под одними стакселями медленно пошел к линии горизонта, где в дрейфе ожидала «Панацея». Пиратские корабли с радостными приветствиями по очереди проходили рядом и, спустив шлюпку со своим шкипером, возвращались к трофейным кораблям. Обсуждение прошедшего боя много времени не заняло. Все были специалистами своего дела и прекрасно поняли наглядный урок. До сближения с «Панацеей» обменивались мнениями по поводу различных вариантов боевого маневрирования, выискивая достоинства и недостатки предлагаемых вариантов. Прощаясь, Якоб Дебаю высказал общее мнение:

— Мы согласились на тебя работать потому, что слышали о тебе как о храбром и удачливом пирате. Хотя половину рассказов считали вымыслом, особенно учитывая твой возраст. Сегодня ты нам показал, как можно совершить невозможное. Мне никто не поверит, когда я начну рассказывать про этот бой. Я не обижусь на недоверчивых, я предложу им попытаться устроиться к тебе на службу.

Сергей не стал ожидать результатов осмотра трофейных кораблей. На всех захваченных английских кораблях набор товаров одинаков: золото, драгоценные камни, специи, шелк, бархат и батист. Англия грабила Индию, а Сергей успешно грабил Англию. Но надо спешить, как человек XXI века он не мог смириться с ритмом жизни XVIII века. Отсутствие связи его нервировало, долгие путешествия раздражали. Тихое течение салонной жизни с пустопорожними, на его взгляд, разговорами, доводили Сергея до состояния кипящего чайника. Он привык к энергичной жизни, быстрому принятию решений и быстрому их выполнению. Здесь же, прежде чем сказать, надо потратить месяц для того, чтобы приехать к тому человеку, которому надо сказать эти слова.

Alexander Haven встретил суетой строительства береговых фортов и причалов. Сергей хотел посмотреть на принцип добычи алмазов. Если начинаешь свое дело, то надо иметь минимальное понятие о самом процессе.

«Панацея» отправляется на поиск Южного континента.

Капитан и экипаж получили необходимый инструктаж.

Их основная задача — высадиться на берег и поставить Русский флаг. С февраля по апрель — самое удобное Для Антарктиды время. Главное — не лезть во льды, для исследований максимально использовать десантные шлюпки. До ледоколов еще очень далеко, спасательная экспедиция может оказаться бесполезной. Прагматичные голландцы с недоумением отнеслись к идее похода в район вечных льдов. Все правильно, интерес к китобойному промыслу появится намного позже. А может, вообще не появится. Массовый китобойный промысел начался в XIX веке и закончился в конце XX века Причиной стал китовый жир, идеальное средство для смазки механизмов. Сначала использовали только китовый жир. Затем использовали смесь китового жира с минеральными маслами. Ситуация изменилась только с появлением синтетических присадок. Но не до конца, замену пушечному салу не нашли до сих пор.

Поездка по алмазным копям запомнилась многочисленными траншеями, узкими лазами в тесные шахты.

Тем не менее Сергей внимательно вникал в детали добычи алмазов. По дороге в Alexander Haven встретил одного из своих управляющих.

— Здравствуй, хозяин. Ездил свои шахты смотреть?

— Разве здесь есть мои шахты?

— Вот те раз! Ничего не знаешь? Мы нашли три места с многочисленными алмазными гнездами.

— Где они?

— Одно на берегу океана, примерно двести километров на север, остальные два — триста километров от берега.

— Севернее или южнее Оранжевой?

— Севернее. Мы помним твои инструкции, все делаем, как ты велел.

— Недавно новое место нашли, есть и золото, и алмазы.

— Уже слышал, две сотни шахтеров туда отправил.

— Здесь есть специалисты по поиску золота?

— В Alexander Haven недалеко от ратуши живет эксперт по оценке месторождений. Но он с тобой не поедет. Вредный дядька.

Попрощавшись, Сергей продолжил дорогу. До возвращения «Панацеи» еще достаточно времени. Надо получиться у этого эксперта и попробовать найти самое богатое в мире золотоносное месторождение. Оно находится в городе Йоханнесбург, где Сергею однажды довелось побывать.

Он тогда возвращался из Кейптауна домой. Нестыковка самолетных рейсов заставила ожидать полтора дня. Тупо сидеть в гостинице он не захотел и поинтересовался возможными экскурсиями. Выбрал экскурсию в Преторию, где посмотрел на памятник Преториусу. Экскурсовод рассказала об истории освоения Южной Африки. Тогда он узнал много интересного, в том числе и о самом богатом золотоносном месторождении, которое находится прямо в центре Йоханнесбурга. По дороге из Претории в гостиницу экскурсовод развлекала различной информацией. В том числе рассказала, что мировое первенство по добыче золота прочно занимает Индия. Американцы уверенно держат вторую позицию. Добыча серебра в ЮАР развита очень хорошо, но до Мексики, которая является мировым лидером, им очень далеко. Вторую позицию держит Перу. Тогда Сергей все это слушал вполуха: ну какая ему разница, кто, что, и сколько добывает?

Сейчас встреча с управляющим шахтами подтолкнула к новой затее — найти золото Йоханнесбурга.

Только как это сделать? В саванне, сидя верхом на лошади, такого города не найдешь, до его основания еще сто лет. Другим нюансом является то, что после обнаружения богатого золотоносного месторождения началась англо-бурская война. Золото многим затмевает мозги, история давно доказала это. Для начала надо уйти в земли зулусов, найти долину реки Вааль. Потом найти исток Крокодильей реки. После чего обследовать примерно две тысячи квадратных километров. Нереальная задача для одного человека. Плохо другое — негры не ценят, золото, значит, не смогут помочь в его поисках. Тем не менее он пойдет. Есть время, известно приблизительное направление, надо использовать выпавший шанс.

Приняв решение, Сергей отдалнеобходимые распоряжения. Ему потребуется отряд татар из пятидесяти человек и один управляющий из команды Тимофея. Долго ждать не пришлось. Когда каботажная шхуна доставили графа в Капштадт, в порту его уже ожидали люди, а у причала стоял пароход. Все верно, переброска татар из Танжера в Южную Африку займет не один месяц.

Быстрые сборы — и колесный пароход отправился вокруг Африки. Для высадки Сергей выбрал реку, на которой в его время стоял порт Мапуту. Он не раз был в этом порту, где очень приметная береговая линия с обширной мелководной бухтой. К тому же Мапуту и Йоханнесбург примерно на одной широте, что облегчит поиски золота.

До устья реки добрались за пять дней. Береговой рельеф сам вывел колесный пароход к нужному месту. Татары вывели табун в две сотни лошадей и немедленно отправились на обследование окрестных земель. Женщины, дети и старики выбрали место для стойбища и занялись бытовыми вопросами. Сергей со своим десятком разместился в юртах, которые поставили для них татары в самом центре временного лагеря. В течение нескольких дней маленький отряд находился на месте. Татары охотились и ловили рыбу, Сергей со своими людьми иногда присоединялся к охоте, иногда просто осматривал окрестные земли. Он не спешил вмешиваться в дела татар. Пятьдесят воинов в общей сложности составили около сорока семей. Общее количество отряда превышало три сотни человек.

Цель похода была оговорена еще в Капштадте, татары знают, что им надо делать. Если европейцы после высадки отправляются на встречу с неизвестностью, то татары сначала все хорошо осмотрят, затем перенесут стойбище на новое место. К возвращению отряда табун лошадей отъелся. Бока неказистых лошадок округлились шерстка заблестела. Да и сами татары выглядели довольными. Обилие мяса и рыбы значительно повысило жизненный тонус даже ворчливых старух. Воины пригнали сотню чернокожих рабынь. Как Сергей вскоре догадался, усталый вид воинов вызван не тяжелой дорогой, а крутыми попками новых наложниц. Он откинулся на ковер и захохотал.

— Что такое, хозяин? — спросили сидящие рядом чеченцы.

— Представьте, что будет через двадцать лет!

Чеченцы, братья Шариф и Магид, недоуменно смотрели на Сергея.

— Представьте, какими будут здесь татары! Узкоглазые, с тонкими длинными усами и чернокожие!

Теперь к его смеху присоединились все. Действительно, неожиданный поворот.

Следующее стойбище разбили на берегу реки в ста километрах от побережья океана. Дабы не скучать, Сергей со своими людьми присоединился к разведчикам. Он не вмешивался в команды полусотника и беспрекословно подчинялся приказам. В результате едва не погиб. Его отряд вместе с десятком татар отправился на северо-запад. Следовало провести Разведку на три дневных перехода. Другими словами, через неделю они должны вернуться к временному стойбищу. Поход через саванну особой сложности не вызывал. Обзор с лошади хороший, видно далеко. Хищники заблаговременно уступали отряду дрогу.

Антилопы и газели слегка отходили в сторону. Только буйволы угрожающе выставляли свои внушительные рога. В один из дней наткнулись на стадо слонов, и татары неожиданно для Сергея подстрелили слоненка. Ужас! Несколько слонов, растопырив уши, кинулись на обидчиков. Всадники тараканами бросились в разные стороны.

За Сергеем со скоростью курьерского поезда погнался огромный слон. Пригнувшись к шее лошади, Сергей задал бешеный галоп. Однако слон догонял, лошадь неслась, буквально летела над травой. Неожиданно впереди появился старый термитник, на вершине которого лениво лежали две львицы. Круглыми от удивления глазами хищницы смотрели на несущуюся на них лошадь. Только после того, как над головами львиц промелькнуло нежное брюхо лошади, они поняли причину. До слона было не более двадцати метров. Хищницы бросились в разные стороны. Такой прыти мог бы позавидовать дворовый кот, спасающий свою жизнь от колес автомобиля. Огромные кошки спасли Сергея. Увидев привычного и понятного врага, слон злобно затрубил и погнался за львицей.

Убедившись в отсутствии прямой опасности, Сергей с трудом перевел лошадь в легкую рысь. Вспоминая промелькнувшие глаза львиц, он взял в руку ружье и проверил пистолеты. Затем огляделся: его десяток благополучно унес ноги. Всадники, успокаивая испуганных лошадей, собирались вместе. Но татары! Ай да молодцы! Они уже собрались вокруг добычи. Это высший класс верховой езды! Татары быстро избавились от преследователей и собрались вокруг трофея. Подъехал и Сергей со своим отрядом.

— Хозяин, а что у этого зверя можно есть?

— Хобот и ноги. Давай побыстрее, слоны скоро вернутся.

— Зачем возвращаться? Он же убит!

— Слоны очень злопамятны, обязательно вернуться.

Потом несколько лет будут приходить к этому месту.

Сергеи посмотрел на слонов. Рассыпавшееся было стадо объединилось в две группы. Одна группа окружила и топтала ногами неизвестных врагов. Оттуда раздавался жалобный визг, иногда взлетали вверх дергающиеся тушки шакалов. Другая группа загнала леопарда.

Кошка забралась на акацию, рассерженные слоны с разгона долбили дерево. Но хитрюга выбрала удобный момент. Она ловко спрыгнула на спину слону. Затем, перепрыгивая по спинам, выбралась из окружения и пустилась наутек. Слоны разочарованно затрубили и бросились в погоню…

Золото нашли неожиданно просто и прозаично. После того как в четвертый раз разбили стойбище, татарские разъезды привели два десятка негров из разных племен. Непонятно как, но татары объяснили аборигенам свою цель. Негры разом загалдели, начали размахивать руками. В десяти километрах от лагеря, среди пологих холмов саванны из земли выбивался родник.

Только вокруг вместо камней было золото. Татары потеряли дар речи. Наконец, опомнившись, дружно упали вокруг Сергея на колени и завопили на всю саванну.

Но это оказалось далеко не все. За две недели аборигены показали более двух десятков золоторудных месторождений. Выходы золота протянулись неширокой полосой почти на сто километров.

Все, золото найдено! Но что делать дальше? На юговостоке английский порт Дурбан, на северо-востоке — португальский порт Бейра. Почти две тысячи километров до Капштадта или закладываемой русской крепости на побережье Атлантического океана. После долгих размышлений и обсуждения различных вариантов нашли приемлемое решение. Сергей собрал совет воинов:

— Хамид, я решил поручить тебе охрану этих земель.

Начальник отряда пал ниц.

— Набирай рабов, строй крепость и копай золото.

Раздался радостный многоголосый визг.

— Охраняй это место. Чужие не должны отсюда уйти, они или на тебя работают, или умирают.

— Спасибо, хозяин!

— Я возвращаюсь назад, тебе нужны пушки и специалисты, которые знают, как рыть шахты.

— Благодарю тебя, хозяин!

— Земли на пять дневных переходов только под твоей властью.

От переполнявших эмоций Хаким и его воины были близки к обмороку.

На рейде Павловска стоял колесный пароход «Тобольск». Закончился завоз оружия и грузов для основания русской колонии между долиной реки Оранжевая на западе и долинами рек Лимпопо и Вааль на востоке. Пять колесных пароходов ушли в Тихий океан. Они начнут осуществлять перевозки вдоль побережья Америки в порт Сан Хуан дель Сур. До постройки Панамского канала трансамериканские перевозки осуществлялись через озеро Никарагуа по реке Сан Хуан в порт Сан Хуан дель Норте в Карибском море. На севере колесные пароходы должны обеспечивать работу приисков на реках Колумбия, Клондайк и Юкон. Кроме этого надо доставлять снабжение для сельскохозяйственной колонии на реке Ванкувер. На реке Сакраменто заложен еще один золотой прииск и сельскохозяйственная колония, но это уже земли Испании, и Сергей получил от короля право на освоение этих земель и право на транзит золота в Карибское море.

Граф Алексеев тщательно готовил свою экспедицию к западному побережью Америки. Рассказал капитанам пароходов навигационные и гидрометеорологические особенности данного региона. Обсудил с управляющим, какие торговые операции приоритетны. Управляющие выберут для себя базовые порты, где осядут как торговые агенты. Сергей сделал особый акцент на историю конкистадоров. Завоеватели чувствовали себя местными монархами. Игнорировали волю далекого короля, порой позволяли себе открытое неповиновение. Такое положение вещей давало шанс на выгодные сделки. Получив доступ к другому источнику снабжения европейскими товарами, конкистадоры неизбежно попытаются уйти из-под опеки метрополии.

Для работы вдоль побережья, от Чили до Аляски, планировалось привлечь пароходы «Тагил», «Тагул», «Тана», «Танев» и «Тара». Кроме управляющих приисками в экспедицию включили пятерых «вольных» управляющих.

— Вы должны сами найти себе хорошее место, — говорил граф, — испанские колонисты разрабатывают только золотые и серебряные рудники, в некоторых местах берут медь.

— Разве сельским хозяйством испанцы не занимаются?

— Только для самообеспечения, но практически все необходимое им привозят.

— Неужели не хотят заниматься заводами, ты сам говорил, что там много руды и угля.

— Вы эти края осмотрите, определите потребности испанцев и наши возможности их снабжать. На данный момент мы способны продать любое количество ору— Ты советовал одному из нас обосноваться у экватора, но сам себе противоречишь, говоря, что от севера до юга много золота и серебра.

— Могу повторить: надо хорошенько закрепиться в районе экватора.

— Что особенного в экваториальной части?

— Только одна, но важная особенность. В районе экватора много золота, серебра и драгоценных камней.

— И в других местах много.

— Правильно, но у экватора пока никто не ищет эти богатства.

— Как не ищет? Почему?

— У берега плодородные земли, вот конкистадоры и прошли мимо. А сейчас и найденных месторождений хватает.

— Понятно, придется серьезно поработать в этих землях. Найдем и купим.

— Только покупайте у аборигенов и сразу стройте форт.

— Есть выгода браться за казенные перевозки золота и серебра?

— Решайте сами, только помните, что цены на самые обычные товары в тех местах вдесятеро выше, не теряйте такой шанс.

К экспедиции графа Алексеева решили присоединиться четверо купцов: Баранов, Голиков, Шелихов и Мыльников оплатили места для своих приказчиков и товаров. Сергей только приветствовал нежданных компаньонов и предложил организовать совместную компанию по освоению тихоокеанского побережья Америки.

— Мы согласны, — сказал за всех Шелихов, — но где и как мы можем начать с максимальной выгодой?

— В горах южнее реки Ванкувер много полезной руды и угля, много золота и серебра, если совместно заложим крепость и город, то сможем построить заводы.

— Хорошее предложение, освоив производство на месте, мы быстро приберем к своим рукам всю торговлю. Я поддерживаю, — согласился Шелихов.

— Ходят слухи, — начал Голиков, — что ты совместно с Голицыным и Строгановым готовишься воевать маньчжурские города и строить там заводы.

— Те земли без Голицына со Строгановым мне не взять, а заводы будут работать на Китай и Индию, для Америки они помехой не будут.

«Тобольск» доставил в устье реки Оранжевая последнюю партию крымских татар. На обратном пути с несколькими сундуками алмазов прошел по африканским лесозаводам, собирая доски ценных пород дерева и слоновую кость.

— Вокруг лесозаводов уже растут торговые поселения, негры предлагают много всяких безделиц, но у меня приказ — брать только ценное дерево и слоновую кость, — жаловался капитан.

— Разрешаю в следующем рейсе взять образцы и отправить Тимофею с перечнем обменных цен.

— Поговори с Тимофеем по поводу стекляшек. Бусы и зеркала расходятся очень быстро, уж очень выгодный товар.

— Был я на стекольном заводе, они выпускают мишуру на пределе своих возможностей. Придется весной привозить специалиста по стеклу и начинать производство на месте.

Правильное решение. Зачем везти за тридевять земель то, что легко можно делать на месте?

— Возьми в Банджуле сотни три рабов и отдай Моисею. Надо отправить на наши заводы. Пусть негры посмотрят на нашу жизнь и работать научатся.

Шестеро татар из личного десятка графа Алексеева преподнесли в Павловске сюрприз:

— Отпусти нас, хозяин, — сказал старший, — мы хотим остаться в Павловске.

— Что-то случилось? — озабоченно спросил граф. — Вас обидели?

— Нет, хозяин, нам понравилось это место. Мы решили здесь остаться, позволь Борису вернуться в Тамбов и забрать наши семьи.

Решение татар, по мнению графа, было неверным.

Сам Павловск находился у подножия горы, но дальше простирались непроходимые влажные тропические джунгли. Только через пятьдесят километров начиналась возвышенность, постепенно переходящая в горы.

Все это Сергей рассказал своим товарищам по многочисленным походам, пытаясь повлиять на решение.

— Спасибо, хозяин, за заботу, спасибо за то, что ты желаешь нам добра, но мы решили.

— Очень жаль с вами расставаться, — искренне ответил граф, — но если вы решили, не смею препятствовать.

Жаль, конечно, хорошие ребята и умные воины. За прошедшие годы он к ним привык. Видно, далеко не всем хочется скитаться вместе с ним по белому свету.

С графом Алексеевым осталось только двое чеченцев и три казака. «Надо будет поговорить с ними, любой нормальный человек хочет спокойно жить с семьей в своем доме», — решил граф.

В Павловске взяли первые результаты работы прииска — восемьдесят девять тонн золота и двадцать семь килограммов алмазов. Трюмы загрузили досками красного дерева. В Танжере погрузили плату эмира Марракееш за оружие и крымских татар, эмир щедрой рукой отсыпал сорок восемь тонн золота с рудников Мали.

Моисей Мертель на нелегальную чеканку денег пустил восемнадцать тонн. Сергей сдаст на монетный двор, за что получит восемьдесят процентов денежного эквивалента. Разговор с Моисеем Мертелем прояснил потребность эмира в воинах и оружии.

— Испанцы и французы раз за разом пытаются захватить города на побережье Марокко, и эмир укрепляет прибрежные крепости.

— Я полагал, что он покупает оружие и солдат для войны с неграми.

— Никакой войны там нет, эмир убил прежнего правителя, вот и вся война. Сейчас у него много золота и много пушек. Ты добавил эмиру крымских татар, которые гоняют по пустыне берберов.

— Пошли к эмиру умного человека, здесь, в горах, есть каменный уголь, а недалеко есть железная руда.

— Ты хочешь построить завод? Эмир тебя любит и разрешит делать все, что ты пожелаешь.

— Сначала надо найти залежи угля и руды, и в этих поисках без помощи эмира не обойтись. Твой человек должен сказать эмиру, что завод будет делать оружие.

— Ох и хитер ты, хозяин! Под такое обещание эмир сам в горы на поиски отправится. Лучше скажи мне, ты Уже видел греческие статуи и прочие реликвии, что мои люди из Турции привезли?

Времени нет, ящики не открывали, в России все посмотрим. Главное — ты продолжай вывозить из Турции все, что твои люди смогут найти. Пошли человека на остров Крит, там должно быть много древних реликвий.

По словам Моисея Мертеля и отчетам Габриеля Гильеиа, эскадра очень даже удачно грабила турецкие корабли. Семен Писарев в кооперации с эскадрой адмирала аль-Сарддидина наладили настоящий пиратский конвейер. Перечень захваченных товаров был внушительным. Если бы не встречная торговля трофейными грузами, которую организовали из Танжера в Турцию, в Европе цены на многие товары могли рухнуть. Пушки и прочее оружие частично продавали бунтующим колониям в Америку, частично свозили в Капштадт для усиления фортов. Хлопок, шерсть и оливковое масло везли в Россию, железо — в Англию, в Сеуте медь переливали в пушки. Пшеницу завозят генералу Хаки Котлу в Норвегию и по африканским колониям, остатки продают обратно в Турцию. Остальные товары реализуются согласно с рыночной конъюнктурой. Организованная два года назад схема реализации пиратских трофеев совершенствовалась и расширялась. Сергей собирался летом с юго-западным муссоном отправиться в Индию и завезти пушки и прочее оружие.

«Панацея» взяла на борт две тысячи двести восемьдесят тонн золотых и серебряных рублей сеутской чеканки. Пора в Петербург, надо успеть добраться до ледостава в Финском заливе. Во время перехода Сергеи Николаевич решил переговорить с оставшимися воинами своего десятка и начал с чеченцев.

— Казаки уже захватили на равнине все чеченские земли и строят на Тереке крепость Грозную, — начал граф. — Вы не хотите вернуться на родину?

Братья Шариф и Магид переглянулись, и Магид спросил:

— Хозяин, ты предлагаешь нам уехать?

— Я не хочу вас держать помимо вашей воли.

— Нам нравится путешествовать с тобой в диковинные земли, и, если ты не гонишь, то мы останемся.

— Нет, я вас не гоню, но и не хочу, чтобы вы страдали из-за моей кочевой жизни.

— Мы не страдаем, — засмеялся Магид, — но спасибо тебе, хозяин, за внимание и то, что ты не забыл, почему мы к тебе пришли.

Разговор с казаками был еще проще.

— После того как татары ушли, я решил узнать и ваше мнение, возможно, и вы желаете уйти, если моя кочевая жизнь вам в тягость.

— Не надо волноваться за нас, хозяин, — ответил за всех Николай Кочеряко, — лучше скажи мне, что с золотыми статуями делать. Завистников будет много, если люди столько золота увидят.

— Ты сам в Танжере у Моисея мешки с гипсом забирал. Вот разводи гипс и мажь статуи кистью.

— В жизни не додумался бы до такой хитрости.

Можно ставить на видное место и никому в голову не придет, что видит золотую статую.

4 Азов

Дрейфующий молодой лед царапался о борта «Панацеи», Александр Фомич для навигационного обеспечения последних кораблей сезона отправил три новых и мощных буксира со стальными палицами на гребных колесах. Получив сообщение с сигнальной станции, «Геракл», «Гермес» и «Геркулес» дружно вышли из Купеческой гавани Кронштадта и взяли «Панацею» на буксир.

Граф Алексеев уже собрался, багажные сундуки стояли рядом с дверью, после швартовки он перейдет на буксир и через семь-восемь часов будет в своем временном доме в Петербурге.

Его дворец на Екатерининском канале еще не поднялся выше первого этажа. Растрелли не обещал закончить строительство раньше осени 1773 года. В прошлом году, когда Сергей объяснял, каким он хочет видеть свой дворец в Петербурге, великому архитектору понравились многие инженерные предложения молодого русского миллионера. Предложение о водяном отоплении дворца с котельной в подвале привело Растрелли в ступор. Графу Алексееву пришлось детально чертить схему и объяснять принцип работы циркуляционного водяного отопления, вплоть до вопросов выпуска воздушных пробок. Затем последовали чертежи горячего и холодного водоснабжения дворца; унитаз и канализация снова озадачили архитектора.

— Уважаемый граф, я не понимаю вашей прихоти, зачем вам специальные комнаты с каким-то унитазом, весь цивилизованный мир пользуется горшком, а вы придумали эту ненужную конструкцию.

Пришлось показать Растрелли свой дом в Сяси, заодно Сергей провел великого архитектора по мебельным и деревообрабатывающим цехам. Дворец в Сяси тогда еще строился, и Растрелли несколько дней изучал проект русского архитектора Медникова, и вместе с ним лазил по стройке.

— Господин граф, мне понравилась ваша идея со стальными балками, — сказал Растрелли, — они не только служат для межэтажных перекрытий, но и стягивают стены, это новое слово в архитектуре.

— Вы можете встретиться с моим управляющим в Сяси и договориться о поставках стальных конструкций для ваших проектов в Петербурге.

— Я обязательно это сделаю. Я видел, как на вашей верфи собирают несущий каркас кораблей из стальных балок, и хочу применить такой же метод в строительстве домов.

— За стальными конструкциями большое будущее.

— У меня еще одна просьба, — продолжил Растрелли, — я видел, как ваши паровые машины забивают причальные сваи, и хочу приобрести несколько таких машин.

— В Петербурге зайдите в мой банк и оформите заказ я дам указание выполнить его в первую очередь.

Наконец «Панацея» ошвартовалась, и Сергей перешел на буксир «Гермес», переход до ледового причала у Сраниенбаума займет час. Экипаж буксира оживленно о чем-то расспрашивал казаков и чеченцев. «Пора личных слуг заводить», — вспомнились слова Потемкина До кровати он добрался в три часа ночи, а в девять утра выслушивал в банке обзор последних событий.

— Русские войска генерала Румянцева, — говорил управляющий, — взяли турецкую крепость Тебриз и обойдя с юга озера Урмия и Ван, вышли на реку Тигр — Наши приказчики отчеты своевременно шлют?

— Все делают строго по твоему приказу, хозяин.

— Что делается в войсках Долгорукого?

— Войска оставили гарнизоны в городах Синоп, Самсун и Трабзон, основные силы прошли от Батума и осадили крепость Эрзурум.

— Турки еще не опомнились?

— Похоже, уже сообразили, где у них проблема, но Долгорукий перекрыл все перевалы у Эрзурума, a Pyмянцев выиграл сражение на берегу Тигра.

Новости о турецко-казачьем отряде порадовали и удивили, генерал Такин Хомайн с отрядом в пятнадцать тысяч идет вдоль гор по Семиречью.

— Откуда у него пятнадцать тысяч? — удивился граф. — Неужели никто не остался у Каспийского моря?

— Наши приказчики при генерале пишут, что в крепости Грозная осталось две тысячи, но к отряду генерала присоединяется много добровольцев, все хотят воевать богатый Китай.

«Еще в одну авантюру влез», — горестно подумал Сергей.

Ознакомившись с основными новостями, граф Алексеев поехал в Зимний дворец, где был без промедления принят Екатериной. В рабочем кабинете императрицы сидели пятеро сановников, и было видно, что ноновость о крепости в Африке уже прилетела, на столе лежала карта африканского континента. И, что было совершенно невероятно — за спиной матери у двери во внутренние комнаты сидел Павел.

— Ваше императорское величество, — начал граф, — организованная мною экспедиция по исследованию африканских земель нашла в горах золото и алмазы. У подножия Львиной горы заложена крепость Павловск и поднят русский флаг.

Сергей протянул составленный по этому поводу рапорт, подписанный всеми участниками экспедиции с приложенным к нему планом местности. Екатерина подошла и троекратно поцеловала его:

— Благодарю тебя, Алексеев, много пользы приносишь России трудами своими.

— Позволь первой добычей похвастаться, — сказал Сергей.

Увидев одобрительный кивок, приоткрыл дверь и позвал капитана «Панацеи» Семена Шакунова, который поставил на стол два сундучка с алмазами.

— Собрано поверх земли в местах, где закладываются прииски, — сказал Семен Савельевич.

Екатерина глянула на содержимое сундучков и сказала:

— Мне известны условия, на которых ты получил концессию у реки Сакраменто, я не беднее испанского короля и дарую тебе концессию на тех же условиях, остальные земли вокруг Павловска по праву твои.

Сергей низко поклонился, задача по насыщению России золотом и серебром для чеканки денег решается хорошими темпами. Еще год-два — и купцы смогут вести расчёты непосредственно деньгами.

Завтра с нарочным все бумаги отправлю твоему доверенному, вечером ко двору не приглашаю, сам знаешь причину.

— Семен Савельевич открыл новый континент на котором поднял русский флаг, и назвал новую землю Антарктида.

Капитан «Панацеи» подал свой рапорт. Екатерина просмотрела бумаги и положила на стол:

— Я назначу время, когда ты сделаешь доклад в Русском географическом обществе. Молодец, Алексеев, заботишься о славе государства.

Сергей еще раз поклонился, в разговор нетерпеливо вступил Павел:

— Расскажи про земли вокруг Павловска.

— На берегу океана гора примерно сорок километров длиной, на северо-западном краю у подножия этой горы я заложил город и крепость и по праву первопроходца дал городу имя наследника престола Павла, гору назвал Львиной потому, что экспедиция увидела на горе льва.

— Надо было пристрелить и чучело привезти, — сказал Муравьев.

— Пытались, но очень прытким оказался, десяток пуль потратили — и все мимо.

— Золото и алмазы на этой горе нашли?

— Прииски заложили примерно в пятнадцати километрах от Павловска, по предварительным прикидкам, прииск ежегодно будет давать миллион карат алмазов и сто пятьдесят тонн золота.

Потемкин присвистнул, остальные начали считать годовую прибыль.

На самом деле Сергей еще в советское время, когда командовал эсминцем, был во Фритауне с «визитом дружбы». Эсминец простоял у причала два месяца, и власти страны регулярно организовывали экскурсии для экипажа, в том числе и на прииски. Отсюда он знал и место, и объемы добычи. Правда, тогда, в далеком 1972 году, золотой прииск был закрыт, все силы были брошены на разработку алмазов.

Наконец все посчитали доходы, и Елагин спросил:

— Что еще есть на тех землях?

— Горы в сотне километрах от Павловска на север и на восток, в тех горах есть золото и алмазы, есть и железная руда. Я туда не ходил, только отправил экспедицию.

Построю еще прииски, если найду эти залежи. Слишком много там богатств, я предлагаю всем желающим присоединяться.

— На каких условиях земли дашь? — спросил Муравьев.

— Сколько осилите, столько и берите, мне в одиночку не управиться.

— Даже если золото с алмазами найдем? — не удержался от вопроса Щепотьев.

— Да флаг вам в руки, золота всем хватит.

— А с земли там польза есть, или только леса непролазные?

— На пятьдесят километров от океана полоса тропических джунглей, где негры уже начали пилить лес, ценные породы сюда привез. Остальные деревья на строительство домов и углежогам. На расчищенных местах планирую сажать сахарный тростник, в саване хлопок и пшеницу, у гор кофе и какао.

— Великие у тебя планы, — сказал Потемкин. — Горы высокие?

— Горы не выше километра, проблема в обилии всякого зверя, посевы вытопчут, а охота опасная.

Все встрепенулись: опасная охота — это интересно!

Львов много, они любого охотника сами съедят, опять же слоны огромными стадами ходят, затопчут любого охотника, как муравья.

Сергей в красках рассказал, как еле спасся от злобного слона. При этом умолчал, что событие имело место быть совсем в другом регионе Африки. Беседа затянулась, и Екатерина велела принести обед в кабинет. Вместе с обедом принесли сообщение из Петропавловской крепости о доставленном золоте и серебре. Граф Алексеев передал императрице тетрадь, где были расписаны доли по пиратским трофеям. Отдельной строкой шло серебро, купленное Сергеем по торговым операциям в Африке.

— Сколько тебе надо солдат для гарнизона? — спросила Екатерина во время обеда.

— В Павловск достаточно десятка сержантов да двух офицеров. Летом хочу заложить еще одну крепость и назвать Павлодар. Это еще два десятка опытных сержантов и четыре офицера.

— Ходят слухи, — заговорил Муравьев, — что ты из Крыма в Африку увез пять тысяч татар. Зачем тебе еще и солдаты?

— Солдаты несут службу в крепости, татары добровольно охраняют исследователей.

— Где высажены татары?

— Татар и две сотни добровольцев высадили на юге Африки, где очень плодородные земли. По моим сведениям, в тех землях много золота и алмазов.

— Ты людей высадил на дикий берег? — спросила Екатерина.

— Да, поэтому дал им в охрану три полка татарской конницы.

Граф Алексеев начал показывать на карте место, где высадили добровольцев, и предполагаемые маршруты движения исследователей. Отметил на карте места, где могут находиться месторождения золота и алмазов, богатые рудные месторождения между реками Лимпопо и Замбези.

Подобная новость озадачила присутствующих все были уверены, что экспедиция в полном составе высадилась в одном месте. Сергей понял, что он должен объяснить принятое решение, для него самого вполне понятное и логичное. Он смог легко найти первое месторождение золота и алмазов, ибо оно располагалось в легко доступном и приметном месте. В следующем году он собирался «открыть» второе месторождение. Будучи капитаном торгового флота, во время стоянки судна в порту Такоради он разговорился с одним из местных таможенников. Во время разговора с удивлением узнал об огромных запасах золота и алмазов в этой бедной стране. С удовольствием принял предложение съездить в район приисков. Путешествие оставило массу впечатлений. Двести километров в глубь страны по проселочной дороге среди джунглей они проехали за четыре часа. Оказывается, таможенник «крышевал» нелегальную торговлю ворованным золотом. С его помощью Сергей купил золотого слоника кустарной отливки, вся ценность которого заключалась в весе чистого золота. Алмазные копи были законсервированы. В связи с высоким уровнем коррупции и хищений, алмазодобывающая компания временно приостановила свою работу. Сейчас Сергей надеялся самостоятельно найти все эти месторождения.

Знания о богатствах ЮАР, Конго и Центральной Африки остались со школы и были дополнены телевидением. Сергей не строил иллюзий по поводу поиска этих месторождений. Исследователи должны преодолеть пешком полторы тысячи километров. Дорога длиною в год по диким, малолюдным землям. При этом надо не просто пересечь Африку — надо найти месторождения. Отнюдь не простая задача, более того, получится или нет — вопрос случая. Богатства Африки были обнаружены в конце XIX века, когда европейские исследователи активно изучали дикие земли.

— Я получил сведения о нескольких месторождениях золота и алмазов, — ответил граф, — одно находится у побережья океана, остальные в центре Африки.

— Ты говоришь об алмазных копях, что разрабатываешь совместно с голландцами? — спросила Екатерина.

— Нет, это другие места, и их очень много. Но основная цель — найти золото в междуречье Вааль и Лимпопо.

— Ты хочешь поднять там русский флаг? — снова спросила Екатерина.

— Это моя основная цель. Даже если в новом году месторождение и не будет найдено, я наметил три места для основания крепостей.

— Почему ты сразу строишь крепости? Россия воюет только с Турцией, а турецкие корабли за Гибралтар не выходят.

— С нами не воюют потому, что нет причин для войны. Как только у России появятся богатые колонии, появятся и причины для войн.

— Он прав, — поддержал Муравьев, — нет никакой гарантии, что колонии не будут атакованы французами, испанцами или португальцами. Эти страны далеко от наших границ, и им нет причин бояться нашей армии.

До самого ужина Сергей делился своими африканскими впечатлениями и планами освоения новых земель.

Уже на выходе из Зимнего дворца его догнал Елагин:

— Приходи вечером в Аничков дворец, соберутся все нужные люди.

— Может, разделим впечатления на две части? Во дворце поговорим о делах, в Академии наук обрисую проекты по освоению африканских земель.

— Вообще-то дельное предложение. В Академии наук могут прозвучать интересные мысли. Приватный разговор получится интереснее, но во дворец сегодня приходи.

— Что с выборами в Сенат?

— Выборы прошли на второй день Масленицы, во дворце все важное узнаешь.

В Петербурге граф Алексеев задержался на пять дней, и никто не мог понять, почему он спешит покинуть столицу, ведь он так много всего может порассказать. Все дома приглашали к себе, везде он был желанный гость. Даже его компаньоны по бизнесу и политике не могли понять такой спешки. С утра до обеда Сергей рассказывал своим газетчикам африканские истории и перспективы освоения Африки. Они должны будут напечатать в газете серию статей для привлечения в эти земли безземельных дворян. После обеда графа по очереди навещали Елизавета Ухова и Елизавета Балакина. Затем следовал визит к Потемкину или Строганову. Здесь решались политические или деловые вопросы, обсуждались перспективные планы. Вечером визиты и салонные разговоры. Темы только две: расспросы об африканских диковинках и рассказы о потенциальных невестах.

Разговоры с Потемкиным в его Аничковым дворце всегда проходили в присутствии большого количества его сторонников и единомышленников. Тема войны с Турцией была быстро закрыта..

- Я сторонник того, — говорил граф Алексеев, — что любая война должна приносить реальную пользу.

И против того, чтобы наши офицеры и солдаты умирали ради пользы других стран.

— Объясни свою мысль, — попросил Муравьев.

— Захватив восток Турции, мы добавляем к России богатые земли. Пробиваясь к Стамбулу через Румынию в Болгарию, мы не получаем ничего.

— Но нам нужен Босфор для выхода в Средиземное море.

— А зачем нам выход в Средиземное море? У нас нет торговых кораблей, мы даже в Англию не плаваем.

— Потом построим корабли и плавать начнем по всему миру.

— Нашей торговле с Англией датчане не мешают.

Почему же турки будут мешать? После разгрома, который им устроили Румянцев с Долгоруким, они будут дружить с нами веки вечные.

— Но Турция не хочет мира.

— На коленях приползут мира просить, как только войска Румянцева возьмут город Урфу в междуречье Тигра и Евфрата.

— Почему ты так уверен?

— Для мусульман это священный город, где родился библейский Ибрагим, по-русски Авраам.

— И ты предлагаешь взять этот город, а потом вернуть его Турции?

— Да, и согласиться на границу по линии Трабзон, Эрзурум, Татван и далее через Урмию к персидской границе. В придачу прибрежную полосу юга Черного моря.

— Они не согласятся.

— Если не согласятся, то через год Румянцев возьмет Искендерун на Средиземном море, и Турция будет отрезана от своих южных земель.

— Они будут атаковать Румянцева с двух сторон.

— Председатель правительства граф Потемкин пообещает город Урфу персидскому шахиншаху. Я от имени правительства продам персам оружие. Персия через год весь турецкий юг приберет к своим рукам.

— Мы сможем высадить десант в Греции, да, Сергей, ты прав.

— Прекрасная мысль, — сказал граф Алексеев, — весной у меня будут готовы новые броненосцы. Дайте мне один линейный полк и один казачий. Я высажу десант на Крит.

— Взяв Крит, мы блокируем Стамбул с юга, и Босфор теряет свое значение.

Столь же оживленно обсуждались проекты политических реформ, которые необходимо провести в первую очередь.

Беседы с Голицыным и Строгановым были краткими по причине недостатка времени. Но Сергей успел рассказать о своих африканских проектах и реальных результатах. Компаньоны набрали десятитысячный отряд из калмыков и башкир. Сформированная добровольная казачья армия двинулась через Иркутск к Чите. В этом городе должна состояться встреча с отрядом генерала Такин Хомайна. Предложение принять участие в поисках благородных металлов на африканском континенте оба отклонили. Но для освоения африканских сельскохозяйственных угодий согласились подыскать безземельных родственников. Отказ принять участие в освоении Африки был ожидаем. Но необходимо было соблюсти приличия и сделать бизнес-предложение, дабы в будущем избежать упреков.

Первого января был оглашен указ, по которому дворяне могли продавать своих крепостных только в казну, после чего крепостной автоматически получал «вольную». Этот указ давал возможность богатому дворянству заселять вольных крестьян на свои земли или сманивать на заводы. Голицын и Строганов стремились заселить земли южного Урала и Омской губернии. Люди нужны для обеспечения продовольствием уральских и сибирских заводов. Сергей еще летом отправил на «старовку» достаточное количество добровольцев из своих безземельных родственников. Используя связи Габриеля Гильена, граф Алексеев отправил молодых дворян на Кубу и в Южную Америку учиться. Они должны вернуться через два года, когда земли Центральной Африки будут готовы к освоению. Молодые дворяне должны применить свои знания для выращивания кофе, какао, сахарного тростника, создавать хлопковые или каучуковые плантации.

Буквально перед отъездом графа в Тулу перед ним предстали четверо слуг, присланных Александром Фомичом из Сяси. Старшим среди них был сорокалетний Федор Плотников, присланный лично Павлом. Русский, швед, грек и араб — колоритная компания. И если с Федором все было ясно, то с остальными следовало познакомиться.

— Расскажи мне о себе, — сказал Сергей шведу.

— Сержант королевской гвардии Кнут Петерсен, личный денщик генерала Сааринена.

Сергей удовлетворенно кивнул и подошел к греку.

— Георгиус Флоракис, личный повар адмирала Хабиба.

— Алиф, — назвался араб, — был старшим слугой Небесного зала во дворце в Мелиле и чтецом Корана во время походов.

Все профессионалы своего дела, и все привычны к бродячей жизни.

— Завтра на рассвете выезжаем к крепости Азов, затем к крепости Измаил. После ледохода с эскадрой уходим в Средиземное море. Не таитесь, если такая жизнь будет в тягость, отпущу сразу в любом городе любой страны по вашему выбору.

С появлением слуг походная жизнь Сергея стала намного комфортнее. Воспитанный советской действительностью, он привык все делать сам. Слуг в своих домах воспринимал как персонал гостиницы, а служанок своих любовниц как обычную женскую заботу. Но граф Потемкин был прав. Его поведение в глазах окружающих выглядело более чем странным и могло вызвать неприятные слухи. Через неделю добрались до Москвы, где графа ожидал Тимофей. Дальше в Тулу Сергей поехал в санях. Слишком много вопросов нужно было незамедлительно решать.

— Что у нас с походом на Маньчжурию? — спросил Тимофей.

— В Петербурге на нашу армию закрыли глаза, этой армии нет, есть небольшой отряд первопроходцев.

— Ничего себе небольшой отряд! Пятнадцать тысяч солдат, семьсот пятьдесят пушек и десять тысяч легкой кавалерии.

— Все похоже на шляхетскую вольницу. Здесь заслуга Голицына со Строгановым. Уж не знаю, как они смогли договориться с Екатериной и Потемкиным, не спрашивал.

…В Польше так и не нашлось короля, способного создать сильную центральную власть. В результате поместное дворянство продолжало владеть собственными микроармиями. Желающие поговорить об Иване Кровавом не учитывают одну важную деталь. Не надо опираться на данные советских историков, писавших историю с позиций теории классов. У коммунистов все «царские режимы» окрашены в черный цвет. Иван Грозный создал государство. С помощью опричников заставил бояр не просто подчиниться царской воле, он заставил подчиняться дворянам не по старшинству рода, а по положению при царском дворе. Другими словами, создал управленческую вертикаль. Иван Грозный ликвидировал боярские дружины и создал регулярную армию. Отсюда и идут истории про купца Калашникова и других «невинных жертвах» опричников.

Боярские дружинники в мирное время жили обычной жизнью, были ремесленниками, торговцами, купцами и т. д. Но при этом как приближенные к боярину были теми, для кого «закон не писан». С ликвидацией боярских дружин ближние люди бояр стали «как все». Вот опричники и схлестнулись с бывшими боярскими дружинниками, заставляя их уважать законы царя. Нельзя было ставить стрельцов против бунтующих бывших дружинников. Большинство стрелецких полков состояло из таких же бывших дружинников. Мудр был царь Иван IV, в результате его царствования дворяне остались без своих вооруженных отрядов.

Сергей собирался присоединиться к маньчжурской операции примерно в середине развития событий. По этой причине Тимофей должен был быть максимально осведомлен о всех планах и принятых решениях.

— Отряды соберутся в Чите через год — и что дальше? — спросил Тимофей.

— Дальше идут на Маньчжурию вплоть до Китайской стены, я постараюсь к этому времени подойти с десантом и атаковать маньчжурскую землю с юга или востока.

— Ты собираешь еще одну армию?

— Какая армия, о чем ты говоришь! Пушка — царица полей, генерал Такин Хомайн со своими пушками без моей помощи легко пройдет через весь Китай.

— К нашему приезду в Тулу надо подготовить письмо генералу.

— Вот и пиши, что услышал от меня, но только общие инструкции, он опытный военачальник, детальных указаний ему не надо.

В Персии приказчики наткнулись на проблему.

В стране шла гражданская война за трон. Какой нормальный человек может детально помнить далекую историю? Сергей вообще ее плохо помнил. В голове осталось только то, что Персия и Турция непрерывно воевали. Поэтому граф Алексеев планировал снабжать персидского шахиншаха оружием и одновременно искать подходящего князя для организации безопасного торгового пути из Индии в Россию.

— Что делать? — Тимофей прервал раздумья графа. — Кого поддержать?

— Откуда я знаю, как вообще выглядит эта война?

— Кавалерия, сабли и луки, пушек очень мало.

Сергей знал, что арабы и персы сменили луки на ружья только в конце XIX века.

Говоря о завоевании варварами Европы, обычно подразумевают гибель западной части Римской империи. При этом забывают упомянуть, что греки отстояли весь берег Дуная и дальше на запад, до Венеции. Северный берег Адриатического моря от Венеции и далее на юг тоже остался за греками. Варвары перебили не только всех римлян, но и кельтов, которые тогда жили в Европе. Гунны и галлы — это названия кельтских племен.

Более того, варвары пересекли Гибралтарский пролив и захватили северный берег Африки от Марокко до Туниса. Итальянцы, французы, испанцы и португальцы — прямые потомки варваров.

Но, уничтожив все и всех, варвары уничтожили и знания римлян. В том числе умение изготавливать луки, в основе которого было приготовление пластификатоpa из рогов и копыт. Впоследствии в Европе безуспешно пытались создать мощные луки. Известен случай, когда в междоусобной войне один английский лорд пытался применить тисовые луки длиной два с половиной метра. Однако его противник сделал обходной маневр и атаковал с другой стороны. Толпу неповоротливых лучников перебил, как стадо баранов. Идея арбалетов принадлежит древним грекам. Они крепили мощные луки к деревянным станинам и добавляли ворот для натяжения тетивы. Это позволяло при защите города привлекать к стрельбе из лука слабосильных женщин, стариков и детей. Европа перешла на примитивные арбалеты, затем на пищали. Это позволяло в междоусобных войнах использовать обычных крестьян и горожан.

Арабы жили своей жизнью. Арабскиеисследователи постоянно путешествовали по Европе. Их отчеты за любой период европейской истории можно прочитать в музеях Багдада и Тегерана. Хотя музей Багдада уже разграблен варварами XXI века.

— Персы из своих луков за километр легко бьют врага, — сказал Сергей.

— Тогда понятно, почему ружья персам не нужны, с такими луками они и кирасу за пятьсот метров пробьют.

— Одиссей с Ясоном били врага за полтора километра.

— Почему греки никого не учили изготовлению луков?

— Зачем давать эти знания своим врагам? Греки строго хранили военные секреты от чужих народов.

— Но русские воины всегда поддерживали Константинополь.

— Ты говоришь о периоде, когда крестоносцы захватили и разграбили город?

— Конечно, весь православный мир встал на защиту разграбленного Софийского собора.

— Где гарантия, что греческие знания через русских или болгар не попадут к врагам Византии?

Взяв в руки арбалет, не изменить законов физики.

Если массу умножить на скорость — в результате получится дырка от энергии удара. Без разницы, что в руках, лук: топор или пушка. Поэтому арабы никогда не делали тяжелой брони и двадцатикилограммовых мечей, прагматизм в войне первый — залог победы. Кстати, другим широким заблуждением является утверждение, что у арабов не было тяжелой кавалерии. Была, и еще какая!

И у армии Чингисхана была тяжелая кавалерия. Другое дело, что воины не надевали сто килограммов плохого железа. На Востоке использовали более легкую и надежную броню, которую и сегодня не берет бронебойная пуля. На основе шелка, между прочим.

— Что нам делать в Персии? На кого поставить?

— Наиболее благодарным будет претендент на трон шахиншаха. Несколько сотен пушек изменят результат любой войны, а для нас это легко выполнимо.

— После победы претендента на трон мои люди приступают к поискам бедного князя с обширными владениями.

Все правильно, Тимофей, готовим воинов, вооружаем нашими нарезными ружьями.

- Почему нельзя отправить в Персию твою тысячу, что сейчас стоит на Дону?

— Турки по вере — сунниты, а персы — шииты, они между собой передерутся.

— А в чем разница?

— Были допущены ошибки, когда переводили Коран с арабского языка на персидский язык. В результате изменилось толкование многих сур Корана.

— Значит, в Персию можно посылать только русских и греков? Это хорошо, очень много греков бежит из Трабзона и Синопа.

— Куда греков расселяешь?

— Сейчас по заводам развозим, вот возьмешь Азов и на Каспий повезем.

Тимофей увлекся подсчетом переселенцев: заводы в Сяси и в Нижнем Новгороде вышли на цифру двести пятьдесят тысяч рабочих. Теперь генеральный управляющий согласился с приказом хозяина ограничиться этой цифрой. Надо ждать несколько лет, прежде чем инфраструктура догонит потребности жителей.

В Екатеринославе уже работает двадцать тысяч человек, в Кривом Роге пятнадцать тысяч, в Макеевке и Горловке около тридцати тысяч. На тульских заводах графа остановились на цифре двести тысяч рабочих.

В Александровске начали строительство новых заводов. Слишком много железа и угля, Екатеринославу не справиться с такими объемами.

— Железную дорогу между Кривым Рогом и донецкими шахтами до осени закончим, мост обещают закончить к следующей Пасхе.

— На север железную дорогу не начал строить?

— Ведем подготовительные работы для дороги на Воронеж, оттуда на Тамбов и Москву.

— Когда рельсы в Сясь начнешь катать?

— Прокатных машин для Сясь еще нет, я к Варфоломею Сидоровичу уже боюсь подходить, все время ругается и требует каменного угля, я ему говорю, сделаем дорогу и будет уголь.

— По реке Воронеж завози.

— Не хватает, все заводчики угля просят.

— Угольные места на севере Урала и в Сибири нашел?

Ищем, может, и нашли, но вестей пока нет, начали готовить дорогу из Тулы в Москву.

Так, за разговорами, доехали до Екатеринослава, откуда Тимофей повернул на Александровск, а Сергей на Азов. Недалеко от Александровска закончили строительство обводного канала со шлюзом. Новшество позволяет кораблям спокойно проходить порожистый участок Днепра. Понимая важность открывающегося транспортного пути, Тимофей хотел лично оценить сделанную работу.

После разговоров с Тимофеем у Сергея было приподнятое настроение. Он уже создал финансовую империю, с помощью которой значительно уменьшил дефицит денежной массы в России. Бартерные сделки и оборот векселей стали сходить на нет, Россия переходила к товарно-денежным отношениям. Конечно, это было достигнуто благодаря беззастенчивому и нахальному пиратству. Создание ювелирного производства базировалось только на грабеже кораблей. Ювелиры работали с драгоценными камнями из Индии. В качестве золотого сырья использовали золотые монеты других стран. Его банки рассчитывались с поставщиками серебряными и золотыми рублями, которые чеканились на подпольном монетном дворе. Дорогие ювелирные украшения продавались по бартеру или в кредит на несколько лет с погашением по бартеру. Сергей не собирался прибрать к рукам чужие земли или оттеснить других зерновых купцов. Временное уменьшение количества зерна в свободной торговле позволяло богатым людям начать накопление свободных денег. Это стабилизирует денежное обращение. В конечном итоге дает России финансовую независимость.

Теперь шло к завершению создание империи тяжелой промышленности. Количество рабочих стремительно приближалось к миллиону. Его машиностроительные заводы перерабатывают практически весь производимый в России чугун и железо. На заводах серийно производятся двух- и трехцилиндровые паровые машины двойного и тройного расширения пара. Металлообрабатывающие станки позволяют делать надежные коленвалы со сроком жизни подшипников до девяти тысяч часов. Организован выпуск паровых экскаваторов. Ударными темпами строятся металлургические заводы нового поколения, закладываются машиностроительные заводы. Практически вся продукция его заводов реализуется внутри России. За границу продаются только лицензии. Но иностранные производители не имеют его технологий. Выпускаемая за границей продукция получается или низкокачественной, или слишком дорогой. На развитие промышленности графу Алексееву потребуется еще несколько лет. Это позволит полноценно обеспечивать запросы покупателей в других странах. Он не собирался никого ущемлять, он хотел развивать Россию.

Еще на заре своей бизнес-деятельности Сергей ней раз приводил своим управляющим простой пример. Человек продал заезжему торговцу мешок сахара и купил пакет конфет. В чем будет разница, если он продаст мешок сахара соседу и купит у него конфеты? Во-первых, в деревне будут и сахар, и конфеты. Но главный смысл в том, что в этом случае деньги будут у двух человек.

У. одного за сахар, у другого за конфеты. Возможно, деньги получит еще кто-то, если для изготовления конфет сосед привлек дополнительных рабочих.

В первую очередь Сергей стремился понизить цену железа и начать выпуск стальных плугов, косилок, жаток и прочего сельскохозяйственного инвентаря. Подобная механизация позволит крестьянам увеличить площади своих полей и ускорит заселение пустующих земель. Он долго объяснял Варфоломею Сидоровичу идею плуга, который сам видел только один раз на ВДНХ. Сергей не имел понятия, чем отличается жатка от косилки. Хотя косилку видел в действии в парке Павловского дворца. Но, объяснив основные принципы и назначение, еще раз убедился в огромном творческом потенциале своих людей. Все предложения были реализованы и прошли испытания на полях его имения. Другие образцы ушли в имения его родственников.

Что в конечном итоге помогло устранить недостатки и произвести некоторую модификацию этой техники. Но сейчас плуг получался дороже пушки. Нужна дешевая сталь, заводы в Нижнем Новгороде уже способны обеспечить любым количеством станков, паровых машин и других механизмов и устройств.

Железные дороги были пока последней целью его «индустриальной империи». Трехсоткилометровый участок от Кривого Рога до Макеевки практически закончен. Успешное начало дает надежду на достаточно быстрое создание первой железнодорожной сети по основным промышленным центрам России. Герцог Бирон, спасая Курляндию от прусской оккупации, уже передал свою корону Екатерине II. Граф Алексеев собирался подумать об использовании в зимнее время портов Виндава и Либава. Но для этого сначала надо построить туда железную дорогу. Возможно, будет выгоднее построить железную дорогу на Мурманск, точнее в Киркенес. Здесь Сергей попал в комичную ситуацию. Он не помнил точного местоположения медно-никелевого месторождения под Мурманском.

Подготавливая карту с новой шведско-русской границей, он нанес на карту линию с «запасом», и в результате датские города Киркинес и Гамвик в северной Норвегии перешли России. Датчане, подписывая мирный договор со Швецией, не заметили явной ошибки или отнеслись к ней безразлично. Норвежские территории были в тягость Дании. Им приходилось держать дополнительные гарнизоны без каких-либо надежд собрать налоги с нищих рыбаков. Посланная Тимофеем экспедиция рудознатцев нашла медно-никелевое месторождение на реке Печенге. Как выяснилось, медноникелевое месторождение изначально находилось на территории России.

Генерал аш-Джумблад раздраженно ходил по стене крепости. Две недели назад в двух километрах отсюда стал лагерем тысячный отряд мамелюков-дезертиров.

Они переметнулись к русским в позапрошлом году вместе с дезертировавшим генералом Такин Хомайном.

На следующее утро к стенам крепости подъехал бывший полковник Аксеки Йозгат:

— Приветствую тебя, достопочтенный аш-Джумблад.

— Ты зря рассчитываешь на мою милость, — заявил генерал, — дезертиры могут войти в мою крепость только в цепях.

— Я предлагаю тебе, достопочтенный аш-Джумблад, мир и свою помощь, если ты сдашь Азов без сопротивления.

От такой наглости у генерала перехватило дыхание, и ему потребовалось время на ответ.

— Вы все сдохнете, как грязные свиньи.

— У тебя есть время, достопочтенный аш-Джумблад, не надо спешить с ответом.

— И сколько времени мне дает командир сброда трусов? — ехидно спросил генерал.

— Ты сам увидишь.

И полковник Аксеки Йозгат поехал в свой лагерь.

Генерал аш-Джумблад ждать не стал и вывел из крепости две тысячи солдат. Он решил одним ударом покончить с бандой дезертиров. Когда он построил своих солдат, то с удивлением увидел, что и дезертиры построились в одну шеренгу.

— Они совсем забыли, как надо воевать, — со смехом крикнул капитан первой роты.

Но не успели его воины пройти и половины расстояния, как залп дезертиров снес половину солдат. Когда раздались нестройные выстрелы второго залпа, войско генерала аш-Джумблада уже бежало к воротам крепости. Из двух тысяч в крепость вернулось не более пятисот солдат. Боя не было вообще, дезертиры за пять минут перебили полторы тысячи солдат. Через несколько минут генерал услышал слова одного из дезертиров, который громко крикнул у ворот:

— Можете забирать своих убитых, не бойтесь, мы стрелять не будем.

Лучше бы генерал аш-Джумблад не посылал солдат собирать убитых товарищей. Раненых не было, одни убитые со страшными ранами. Среди солдат гарнизона пошли нехорошие разговоры, а дезертиры спокойно стояли в двух километрах от крепости. Они даже не пытались блокировать ворота. Через день его солдаты начали убегать к дезертирам, и с каждым днем все больше и больше. Сегодня дежурный офицер вызвал его на стену и показал в сторону лагеря дезертиров:

— Господин генерал, они привезли пушку.

— Три километра до крепости, что это пушка сможет сделать со стенами?

Однако генерал остался на стене и продолжил наблюдение через подзорную трубу. Пушка выглядела необычно. Тонкий длинный ствол вызывал опасения, что ядра долетят до стен. Люди возле пушки что-то обсуждали, и, похоже, один из них был старшим и давал пояснения. Наконец возня у пушки прекратилась ствол пушки зашевелился.

— Ствол пушки поднялся и повернулся, — воскликнул дежурный офицер.

Это было удивительно, для прицеливания изменяют положение всего лафета, но тут повернулся только один ствол. Пушка выстрелила, и фонтанчик земли и снега поднялся рядом с угловой башней, следующий выстрел выбил из стены искры.

— Мощная пушка, — вынужден был согласиться генерал, — но с одной пушкой они крепость не возьмут.

Новый выстрел потряс генерала до глубины души.

У основания башни раздался мощный взрыв, как будто взорвались все запасы пороха. Генерал качнулся вместе со стеной, но ясно увидел, как покачнулась башня. От второго взрыва башня разлетелась на обломки. Третий взрыв разнес дом шорника на кирпичики.

Восклицание дежурного офицера вывело генерала аш-Джумблада из оцепенения:

— Господин генерал, надо уходить со стены, сейчас они разнесут среднюю башню.

Офицер нервно топтался у двери выхода с башни на стену.

— Мы в безвыходной ситуации, — сказал генерал, — идти в атаку — верная смерть, прятаться в крепости — то же самое.

— Спустить флаг, — скомандовал генерал и посмотрел на флагшток.

Но флага он не увидел, его солдаты приняли решение раньше своего командира, арабы, египтяне, греки, румыны, болгары и прочие народы не собирались умирать за турецкого султана.

Бывший комендант крепости Азов снова посмотрел на пушку, которая с издевательской легкостью в два выстрела разрушила угловую башню.

— Всем офицерам собраться в штабе, — скомандовал генерал, — приготовиться к церемонии сдачи крепости.

Дежурный офицер побежал выполнять приказ, а генерал аш-Джумблад в смятении пошел в свой дом. Его крепость, в которой он прослужил одиннадцать лет, которой он отдал столько сил и энергии, взята тысячей дезертиров с одной пушкой. Как он гордился назначением на передовой рубеж империи! Он клялся в Стамбуле, что флаг султана всегда будет развеваться над Азовом. Генерал никогда не мечтал о переводе поближе к Стамбулу или в другое цивилизованное место. Он прекрасно осознавал, что в таких местах служат люди с другим складом характера, умеющие прогнуться перед начальством. Обирая своих подчиненных без зазрения совести, такие командиры продвигают по служебной лестнице только своих фаворитов.

Генерал аш-Джумблад был офицером долга, отдавая свои силы во славу султана и империи. Офицеры стояли толпой у входа в штаб, солдаты неторопливо строились в каре. Несколько офицеров-дезертиров въехали на площадь и начали умело руководить построением гарнизона. Четверо штатских ходили вокруг строя, затем установили мольберты и начали рисовать. В дверь постучали:

— Едут, — коротко доложил дежурный офицер.

Генерал еще раз осмотрел себя в зеркале и, взяв парадную саблю, вышел на площадь. Офицеры подтянулись и построились впереди солдат. Из здания штаба вышел начальник артиллерии, в руках он держал красную подушечку с ключом от крепостных ворот. За ним следовал караульный взвод с полковыми знаменами и знаменем крепости.

— Где казначей, — спросил генерал.

— Казначей в штабе, готовит деньги и полковые печати, хочет все передать с полным отчетом.

В воротах крепости появился отряд офицеров, но остановился, не въезжая во внутренний двор. Генерал аш-Джумблад начал рассматривать победителей и сразу заметил одну общую деталь, на которую не обратил внимания во время переговоров с полковником Аксеки Йозгатом. Все офицеры и сопровождающие их солдаты были одеты в добротную, дорогую одежду. Даже у солдат на пальцах и в ушах были золотые кольца.

— Кто это с ними приехал? — послышались тихие слова начальника штаба.

И правда, в середине отряда был беловолосый юноша двадцати пяти лет. Отряд ожидающе стоял в воротах крепости. Улыбающиеся офицеры вели спокойную беседу. Генерал решил, что его ждут, надо подойти к воротам. Но приехавшие на построение офицеры показали знаками, что надо оставаться на месте и кивнули на художников.

— Они позируют художникам! — догадался начальник артиллерии. — Художники рисуют и нас, и их.

— Это против законов Корана! — воскликнул командир четвертого полка.

— Коран запрещает держать в доме картины и статуи, — невозмутимо ответил один из художников, — но создавать портреты и картины никто не запрещал.

— Ты кто и откуда знаешь Коран?

— Рашид Сахалин, профессор Института художественного проектирования и технического рисования в городе Тула.

В это время победители въехали на площадь и начали спешиваться. Ординарцы повели лошадей в конюшню Когда полковник Аксеки Йозгат направился к центру площади, строй без команды подтянулся и застыл по стойке «смирно». Генерал аш-Джумблад парадным шагом пошел навстречу. Остановившись в одном шаге от полковника Аксеки Йозгата, он протянул свою парадную саблю и уже собрался говорить, но полковник указал на светловолосого юношу.

— Я признаю вашу победу и прошу принять мою саблю и ключ от крепости, ваши солдаты сражались превосходно.

Юноша принял символы сдачи крепости и передал их за спину своим ординарцам:

— Простите, генерал, но никакого сражения не было, — ответил юноша с сильным акцентом, — я сожалею о потерях, но ваши шансы изначально были равны нулю.

— Могу я узнать ваше имя?

— Граф Алексеев.

— Граф Алексеев?!

Генерал повернулся к полковнику Аксеки Йозгату, желая убедиться, что правильно понял, и увидел подтверждающий кивок головы. Кто в Турции не слышал об этом злодее?! В Стамбуле его девять раз казнили, и Девять раз его голова выставлялась в воротах города.

Этот человек нагло грабил турецких купцов, захватывал и грабил турецкие города. Он даже захватывал целые боевые эскадры с тысячами солдат морской пехоты. Говорят, что адмиралы облегченно вздохнули, когда султан запретил военным эскадрам приближаться к Кораблям графа. Почти все турецкие адмиралы уже побывали у графа в плену. Но самое главное — граф Алексеев в абордажном бою одним ударом срубил голову великому войну.

— Это вы убили великого Газмана? — спросил гене рал.

— Да, в бою я срубил голову солдату по имени Газман.

— О вас много говорят. Вашим именем пугают. Я ожидал увидеть зрелого мужчину, но никак не юношу.

— Подождите десять лет, и вы увидите зрелого мужчину, года летят быстро, — усмехнулся граф.

Генерал аш-Джумблад с благодарностью посмотрел на графа Алексеева. Крепость Азов сдана не шайке дезертиров, а знаменитому воину, и совесть генерала чиста.

Отряд простоял в Азове две недели. Потребовалось время, пока дозорные не привели казачий отряд и не. передали крепость удивленным казакам, никак не ожидавшим, что Азов уже взят. Эти две недели офицеры и солдаты позировали художникам, грузили на обозы порох и прочие припасы, снимали со стен пушки. Ко времени прихода казаков в крепости было абсолютно пусто. Последний отряд пленных ушел на угольные шахты добывать антрацит. После передачи крепости Сергей со своим небольшим отрядом отправился в Херсон.

Крепость Херсон заложил Бирон для защиты малороссийских земель от угрозы со стороны Турции.

Сегодня часто проводят аналогию между Украиной и Малороссией. Украинцы даже обижаются, что их когдато прозывали малороссами. На самом деле Украина это территория западнее Чернигова, Киева и Винницы. Территорию восточнее этой линии называли Малой Россией потому, что она пустовала. Кроме десятка русских крепостей и десятка казачьих станов там ничего не было. Освоение и заселение Малой России — заслуга Потемкина, который развивал город Умань как новую столицу России. Граф, а потом и князь, Потемкин вывозил со средней России десятки тысяч казенных крестьян Давал им в Малороссии земли и вольные. Он получил от Екатерины огромное количество земли и крестьян Все это пошло на развитие полюбившейся ему Малороссии.

Граф Алексеев прибыл в Херсон в конце четвертого дня пути. Его тысячный отряд уже собрался, а буксир с баржей стоял на «товсь». Высадку у крепости Измаил должен был прикрывать броненосец «Беспощадный», который стоял в полной готовности рядом с буксиром. Капитан Гудасов устроил на своем броненосце торжественную встречу.

— Я очень рад нашей встрече, — сказал Гудасов, — ваши броненосцы просто великолепны. Четыре корабля полностью блокировали Черное море. Турецкие моряки не рискуют сунуться за Босфор.

— Как организовано патрулирование?

— Один корабль патрулирует у Босфора, сейчас там «Безжалостный». Один корабль дежурит в устье Дуная, сейчас наша очередь. Один корабль крейсирует вдоль побережья, сейчас это «Бесстрашный». «Беспокойный» стоит в Зонгулдаке на отдыхе.

— Как часто меняетесь?

— Каждую неделю и стараемся идти на отдых в Зонгулдак, там хороший уголь, и греки очень дружелюбны.

Неделя отдыха пролетает как один день.

— Что слышно о «Безупречном» и «Безукоризненном»?

— Они сейчас стоят в Таганроге и с нетерпением ждут открытия навигации. Боятся, что война без них кончится, турки совсем руки опустили и воевать не хотят

— Рапорта по техническому состоянию кораблей посылаете вовремя?

— Все согласно инструкции судоверфи, из Петербурга пришли слухи, что ваша верфь готовит к спуску броненосцы на три орудийные башни.

— Броненосцы «Смелый», «Строгий» и «Суровый» будут готовы в конце апреля.

— Они спустятся в Черное море или останутся на Балтике?

— Эти броненосцы намного больше и не смогут пройти по рекам в Азовское море.

— Все полюбили броненосные корабли. Жаль, что они зимой будут стоять во льдах.

— Комиссия Адмиралтейства осматривает побережье Курляндии. Возможно, военную гавань построят на месте рыбачьей деревушки Либва.

Генерал Румянцев продолжал держать свою ставку в Очакове. Удобное место, броненосцы за один день доставляли донесения из любого черноморского порта, где были подчиненные генералу войска. Но активные боевые действия вел только Долгорукий. Войска Румянцева стояли гарнизонами в южных и восточных черноморских портах. Казаки патрулировали ближайшие территории. В видимости крепости Измаил стоял пятитысячный корпус. Под стенами крепости турки держали двадцатитысячную армию. Поэтому Румянцев очень обрадовался, когда адъютант доложил о прибытии графа Алексеева, обещавшего зимой доставить новую пушку и помочь взять Измаил.

— Рад тебя видеть, Сергей, — обнимая, сказал генерал, — пушка готова?

— Пушка готова, и позволь представить генерала ашДжумблада.

— Ты уже успел Азов взять! — засмеялся Румянцев, глядя на вошедшего турецкого генерала.

— Приказать знамена внести или сам выйдешь?

— Прикажи на площади разложить, пусть народ порадуется хорошей новости.

Сергей отдал приказ, а Румянцев начал расспрашивать генерала аш-Джумблада об осаде Азова, сочувствующе покачивая головой. Генерал всегда поймет другого генерала, и сочувствие не показное. Румянцев прекрасно понимал состояние турецкого генерала, потерявшего крепость и четверть своих солдат без единого шанса нанести противнику ответный урон.

— Неужели ты со второго выстрела башню снес? — удивленно переспросил Румянцев.

— После пристрелки сделали только три боевых выстрела, — подтвердил граф Алексеев. — С таким оружием мы через месяц в Стамбуле будем.

— Ничего не выйдет, у меня осталось только шесть снарядов.

— Я подожду, до лета еще наделаешь. Сколько тебе потребуется времени на снаряды?

— Здесь вопрос не во времени, а в деньгах, дешевле золотом стрелять, чем этими снарядами.

— Напиши мне проект, я сразу в Сенат его отправлю, дело государственной важности.

— Сенат не поможет, это вопрос науки. Московский университет три года помогает, Петербургская академия в стороне не стоит. Но химический процесс никак не дается.

Изготавливать взрывчатку было сложно, но не настолько, чтобы не начинать массовый выпуск. Сергей хотел придержать изобретение еще лет на двадцать.

Надо детальнее разобраться в возможном последствии нового оружия. Шесть лет назад он попал в XVIII век.

Три года назад активно заявил о себе. Но еще не достаточно разбирался в реалиях новой жизни. Как и любой человек, плохо помнил школьную историю и совсем не помнил дат основных событий мировой истории. Бывший офицер ВМФ СССР и бывший моряк торгового флота знал историю морских сражений, но не больше Этого совершенно недостаточно для предвидения возможных изменений, вытекающих из распространения взрывчатки.

Зато он помнил историю создания динамита. Американцы для разработки многочисленных золотоносных шахт начали применять нитроглицерин. Но способность к самодетонации приводила к огромным жертвам, особенно на этапе транспортировки. Поэтому в Америки объявили конкурс идей безопасной транспортировки. Господин Нобель предложил использовать морскую губку. Жидкость впитывалась в губку и теряла возможность самодетонации. До конца Второй мировой войны американцы придерживались идеи нитроглицерина и пористого носителя. Даже додумались до аморфнопластического носителя.

Европа и Россия изначально отвергли идею такого взрывчатого вещества. Формула «нитроглицерин плюс идея Нобеля» применялась только русскими террористами. Была создана взрывчатка под названием пироксилин (по-японски — шимоза), но трагедия Цусимского сражения заставила искать другое взрывчатое вещество. Пироксилин очень гигроскопичен и чувствителен к содержанию влаги. Русская эскадра вошла в Корейский пролив с сырым пироксилином, который по определению не мог взрываться. В бою возле острова Цусима русские корабли добились прямого попадания во все японские корабли. После того как расстреляли снаряды, пошли на таран, но в результате сами были расстреляны в упор. Пять русских кораблей были захвачены как приз, они потеряли ход и полностью израсходовали свои боеприпасы. Тем не менее девять кораблей смогли прорваться, находясь в десяти километрах от побережья Японии, в окружении всего японского флота эти безоружные корабли смогли вырваться. Некачественные боеприпасы очень дороги для государства. Во время противостояния на Фольклендах пилоты Аргентины «угостили» бомбами все сто процентов боевых кораблей Англии. Но ни одна бомба не взорвалась. Американские бомбы конструктивно не могли взрываться.

Аргентина проиграла войну, а Пентагон был в панике.

Военная доктрина делала ставку на авиацию, а авиация имела в арсенале невзрывающиеся бомбы.

После сражения возле острова Цусима русские и европейские химики создали два типа взрывчатых веществ. Аммонал на основе аммиачной селитры и толуол на основе солей натрия, впоследствии толуол модифицировали в ТНТ (тринатрий толуол). Эти два вида взрывчатки и создал граф Алексеев, потратив на разработку более трех лет. Общих знаний военного офицера оказалось недостаточно. Пришлось создать полноценную химическую лабораторию. Для того чтобы приготовить водку, формула спирта не поможет, нужно создать самогонный аппарат. Аналогичная ситуация с взрывчаткой. Осталось доработать детонатор, капсюль и нитропорох. Однако внедрение взрывчатки в жизнь вызывало у Сергея серьезные опасения.

Современные разговоры о ценности человеческой жизни возникли не более пятидесяти лет назад. Достаточно прочитать мемуары послевоенного издания. Сейчас шокирующие высказывания генералов и адмиралов красиво отполированы. Кто помнит, почему Сталин послал в Корею советскую авиацию? В 1950 году американская авиация в наглую бомбила советские аэродромы Дальнего Востока. Бомбовые удары наносились по советской территории в двухстах километрах от побережья Тихого океана! Американцы, не стесняясь, бомбили Корею, Китай и СССР!

Разговоры о гуманизме пошли с 1953 года, когда американцы в шести километрах от Нью-Йорка увидели бомбардировщик Ту-95. Мгновенно закончились боевые действия в Корее, началось словоблудие о гуманизме. Кстати, война в Корее стала причиной мифа том, что Ту-4 — копия «летающей крепости». Первым послевоенным самолетом Туполева был Ту-64. Теоретические расчеты выполнены на программируемой вычислительной машине двоичного кода. Американцы создадут свой ламповый компьютер примитивной десятичной системы только через пять лет. Первая программируемая ЭВМ сделана в Германии в 1938 году. Оригинальную идею придумал и воплотил в жизнь немецкий ученый Конрад Цузс. Машина работала на телефонных реле с программированием через клавиатуру. ЭВМ были вывезены в СССР, где получили дальнейшее развитие.

Армейские испытания атомной бомбы потребовали самолет-носитель. Поднять бомбовую нагрузку в девять тонн мог только довоенный бомбардировщик Пе-8. Однако завод не мог выполнить заказ правительства на шесть самолетов. Во время войны этот самолет не выпускался, технологическая оснастка была утеряна. Руководство завода подало предложение использовать модификацию четырехмоторного пассажирского самолета Ту-70. Для простоты проекта даже не сделали бомболюка. Бомбу крепили на внешней подвеске. Заводской гибрид получил маркировку Ту-4. Тем не менее слух о советской копии «летающей крепости» имеет под собой почву. Во время войны под Корсаковом и Полтавой оборудовали два аэродрома для челночных рейсов «летающих крепостей». Достаточно многие американские экипажи заявляли о некомпетентности советского технического персонала. Летчики отказывались взлетать в обратную сторону и возвращались домой через Мурманск или Петропавловск. Когда американцы начали бомбить советский Дальний Восток, Сталин приказал собрать все «летающие крепости» и разместить на дальневосточных аэродромах. Так американцы увидели сотни самолетов с красными звездами, которые внешне похожи на «летающие крепости».

Ту-4 дальше Семипалатинска не летал, поэтому неизвестным самолетом присвоили маркировку неизвестного самолета Туполева…..

Прошлое развития человечества доказало, что в войне побеждают те, кто в ней не участвует. Именно к такому пути Сергей подталкивал своих собеседников.

Увидев, что беседа генералов затухает, он спросил Румянцева:

— Какие сейчас силы держит Турция в Измаиле?

— По левому берегу Дуная крепость прикрывает армия в двадцать тысяч солдат. В самой крепости еще пять тысяч и на правом берегу двадцать тысяч.

— В передовом десанте будет сотня моих добровольцев с пушкой и генералом аш-Джумбладом.

— Зачем тебе генерал?

— Генерал аш-Джумблад любезно согласился взять на себя роль парламентера. Крепость я в любом случае возьму, но жертв будет меньше.

— Тебе видней, мой корпус прикрытия тебе нужен?

— Меня прикроет броненосец. Турецкая пехота шарахается от его пушек, как черт от ладана.

— Как ты думаешь, после взятия Измаила будет шанс взять Галац и Браилу.

— У тебя хорошие шансы взять эти города. Для надежности держи броненосец у причалов порта Галац.

— Летом добавишь кораблей, или кроме броненосцев «Безупречный» и «Безукоризненный» на Черном море флота не прибавится.

— По весне с Балтики спустятся «Безудержный», «Бесподобный», «Безнаказанный», «Беззастенчивый», «Безрассудный» и «Беспристрастный».

— Это значит, что Балтийский флот получит новые корабли.

— Готовятся к спуску новые броненосцы, головной корабль назван «Свирепый», весной начнутся ходовые испытания.

— Слышал я про твои новые корабли, говорят, на верфи строятся плавучие форты.

— Заложены четыре корабля для океана, хочу построить корабли за защиты Охотска.

— Слишком много кораблей для России.

— Балтийскую парусную эскадру продадим за хорошие деньги. Бои уже показали, что у колесных броненосцев в море конкурентов нет.

— Ты прав, два броненосца обеспечат защиту Измаила, Галаца и Браилы, даже без гарнизона. Пора тебе верфь на Черном море строить.

— Дай время закончить строительство заводов в Кривом Роге, Александровске и Екатеринославе.

— Чего еще хочешь строить? Тыловики говорят, что там уже сплошь одни заводы.

— Кстати, польский король нам Бессарабию вернул, а бессарабская столица у турок осталась.

— У меня сил нет для похода на Яссы.

— Пошли казаков.

— Тоже мне придумал! Казаки для штурма города бесполезны, здесь пехота нужна.

— Ты казаков в обход пусти, они обойдут город и начнут разбойничать на дорогах. Туркам останется только самим уйти из города.

— Интересное предложение, мне оно нравится, и казаки согласятся, пограбить для них — первое дело.

Генерал Мурад Лукан готовился к встрече русского парламентера. Вечером русские высадили небольшой десант с одной пушкой и передали сообщение в турецкий лагерь, расположенный у крепостной стены. Генерал через подзорную трубу наблюдал за высадкой русских и сразу понял, что атаковать этот небольшой отряд нельзя. Русский броненосец своими огромными пушками сметет атакующие полки, как мух со стола. Послышался звук пушечного залпа.

— Адъютант! — позвал генерал. — Выясни, кто и почему стреляет!

— Господин генерал! Господин генерал! — в комнату вбежал дежурный офицер. — Солдаты из лагеря ушли к русским! Эти свиньи убили своих офицеров и ушли к русским!

— Как это ушли? Двадцать тысяч солдат просто так ушли к русским?!

— Лагерь совершенно пуст, нашли пятнадцать убитых офицеров и больше никого. Они ушли с оружием и встали рядом со вчерашним десантом.

В комнату прибежал адъютант:

— Господин генерал! Русский корабль расстреливает лагерь новобранцев на правом берегу Дуная.

— Неслыханная дерзость! Посылать парламентера и одновременно стрелять в моих солдат! Я прикажу посадить парламентера на кол!

— Почему двадцать тысяч солдат дезертировало? — обратился генерал к дежурному офицеру. — Немедленно выяснить и доложить!

— Вы мне приказываете отправиться в лагерь к pyсским?

— Отправляйтесь куда угодно, но через час доложите причину бегства целой армии.

Генерал был в бешенстве, у него в одночасье дезертировала почти вся армия. Что он сможет сказать в свое оправдание?! Ничего! Никто не поверит, что армия просто так снялась с лагеря и ушла к русским. Должна быть причина, тем более что прошлым летом другая армия генерала Такин Хомайна дезертировала в полном составе.

На самом деле все было достаточно просто и ни в какой степени не касалось ни генерала, ни боевых качеств турецкой армии. Сергей применил обычную психологическую пропаганду, получившую широкое распространение во время Второй мировой войны. И в Швеции, и в Турции лозунг «переходите ко мне, я вас обеспечу работой и спокойной жизнью» приносил одинаковый успех. Возле Измаила успех был предрешен. Данный лозунг пришел от турецких солдат, перешедших на сторону графа полтора года назад, и соответственно вызывал большое доверие.

Дежурный офицер встретился с парламентерами на середине пути и автоматически приветствовал генерала. Уже подъезжая к лагерю дезертиров, он понял опасность своей поездки. Сбежавшие солдаты ожидали офицера с оружием в руках, но ситуацию сгладил один из офицеров полковника Аксеки Йозгата.

— Не ходите к солдатам, это бессмысленно, вы можете только их разозлить. Просто посидите у меня полчасика и езжайте обратно.

Через полчаса задумчивый офицер возвращался шагом, четверо солдат сопровождения, наоборот, были очень разговорчивы и что-то оживленно обсуждали.

Что вам обещали? — спросил офицер солдат сопровождения.

— Обещали именно то, чего хочет каждый. Я до армии был батраком, и мне поклялись на Коране, обещая хлопковое поле. Мазарбек подметал рынок в Невхешире, ему обещали работу кузнеца.

— А что вам обещали? — неожиданно спросил солдат.

— Я хочу оставаться офицером, и мне предложили в Африке полк.

Генерал Мурад Лукан не поверил ни единому слову. Война с русскими идет уже третий год. Дальнобойность русских ружей и пушек известна всем. Этот бывший комендант Азова мог потерять своих солдат в бою.

Но одна пушка двумя выстрелами разрушить угловую башню крепости не сможет.

— Я вам не верю, — прямо ответил генерал Мурад Лукан.

— Я выполнил свое обещание перед графом Алексеевым, верите вы или нет, мне безразлично.

Едва за парламентером закрылась дверь, как вошел дежурный офицер:

— Господин генерал, солдаты из лагеря дезертировали, гарнизон крепости спустил флаг и открыл ворота.

Румянцев с недоумением смотрел на крепость Измаил.

— Ты что такое сделал, Сергей?

— Предложил сдаться.

Ты предложил сдаться, и крепость через два часа спустила флаг. Я полтора года держал пять тысяч солдат, а мне только грозили кулаком.

— Ты, наверно, забыл предложить сдаться.

— Ты прав, я не предлагал им сдаться, — с улыбкой ответил Румянцев, — поехали принимать ключ и знамена.

— Уволь меня от этой церемонии. Ты генерал, и почести твои, оставь мне только гарнизон.

— Зачем тебе столько солдат?

— Как зачем? Сам верфь намедни просил.

Войны XVIII века были просты с точки зрения поставленных целей. Никто не закрывался завесой словоблудия. Все прекрасно понимают, что с оружием в руках справедливости не добиваются, с оружием в руках можно только убить. Огромные жертвы мирного населения во время Второй мировой войны послужили толчком к осознанию ценности человеческой жизни.

СССР потерял более двадцати миллионов мирных жителей: белорусов, украинцев, русских и других национальностей. Но финансово-экономическая глобализация неизбежно перешла в политическую глобализацию.

Потребовалось новое разделение мира. Как следствие, опять заговорили о «плохих», которых надо «устранить» во благо «всех».

5 Драгоценные камни Цейлона

Через десять дней граф Алексеев встретился в Екатеринославе с Варфоломеем Сидоровичем. «Генеральный конструктор» помогал техническому директору в запуске и наладке заводского оборудования. Кроме этого Варфоломей Сидорович хотел детальнее познакомиться с работой коксовых печей на левом берегу Днепра и найти возможности дальнейшего усовершенствования.

— Мы нашли каменный уголь в пятидесяти километрах от Екатеринослава, — вместо приветствия сказал Варфоломей Сидорович.

— Нашим заводам кокса хватает?

— Сейчас кокса вполне достаточно, излишки продаем на Урал, но потребление кокса в Нижнем Новгороде летом возрастет. Люди осваиваются, заводы непрерывно увеличивают производительность.

— Кто распределяет людей по шахтам и заводам?

— Тимофей распределяет.

— Тимофей распределяет по твоей заявке, сколько людей просишь, столько он и посылает.

— Ладно, ладно, не надо меня душить, проблем нет.

Заказы на кокс мы выполняем и запас имеем.

— Отбойные молотки для шахтеров начал выпускать?

— Как в Екатеринославе производство станет стабильным, так в Туле цех остановим и сюда перевезем — Медно-никелевые пушки с клиновым затвором в Бьернборге начал выпускать?

— Нет ни Бьернборга, ни Або.

— Как это нет?

— Екатерина переименовала Або в Алексеевск, а Бьернборг в Сергиевск.

— Вот коза!

— Про свои дела с царицей молчи, нам про это лучше не знать, а почему она коза?

— Я крепость в Африке назвал Павловск, Екатерина переименовала города с нашими заводами и рудниками.

Так с пушками результата добились или нет?

— Генерал Сумароков испытал по десять пушек, стомиллиметровых, стопятидесятимиллиметровых и двухсотдвадцатимиллиметровых. Очень довольны, велели лить сколько сможем.

— Какие проблемы?

— Проблем нет. Температурные режимы подобрали, обработка металла поставлена на конвейер, в день выдаем по пятьдесят единиц каждого калибра.

— Сто пятьдесят пушек в день? Больше не осилишь?

— Больше нельзя, вывозить не успевают.

— Отзывы о пушках из действующей армии получил?

— Конечно, получил, нареканий нет — одни похвалы, дальнобойность, унитарный заряд, клиновый затвор, вес в десять раз меньше. Письма полковников полны таких восторгов, на какие не всякая гимназистка способна.

Разработка медно-никелевого месторождения на реке Печенга позволила начать серийный выпуск нового типа пушек. Точнее — приступить к выпуску пушек образца середины XIX века. Заводы Сергея уже освоили эти технологии, и даже некоторые технологии XX века. Эти изменения позволят в кратчайшие сроки перевооружить русскую армию. Граф Алексеев продавал лицензии на все свои изобретения, не боясь возможной конкуренции. Лицензия без технологии ничего не дает. Простой пример — его пиратские корабли. Все достаточно быстро поняли, что их достоинство — высокие мачты. Высокие мачты можно поставить только с применением такелажа1 из стального троса. Корабли типа «Афина» требовали для тросов двести сорок километров стальной проволоки, корабли типа «Панацея» — почти четыреста километров. Но ни один европейский производитель не брался за такую работу. Не умели тянуть проволоку, точнее не могли тянуть так много и дешево. В то же время заводы Сергея приступили к выпуску экскаваторов, где для работы стрелы и ковша начали применять более тонкую проволоку и гибкие тросы.

Сергей любил проводить время со своим генеральным конструктором. Они обсуждали различные технические и технологические вопросы и проблемы. Во время таких бесед часто вспоминалось виденное или слышанное ранее, в XXI веке. Стоило, например, сказать «колючая проволока», как Варфоломей Сидорович тут же реализовал новую идею. Так произошло и с переходом на новый тип парового котла.

— Расскажи о процессе испытания новых пистолетов и ружей, — попросил Сергей.

— Отстреляли шестнадцать вариантов пистолетов с патронами во вращающемся барабане. Отобрали три лучших и внесли различные изменения. Получили Такелаж — все гибкие части вооружения судна: снасти, цепи, и металлические канаты. двадцать четыре новых варианта, сейчас их испытываем стрельбой.

— Патроны на новом порохе?

— Все стрельбы только на нитропорохе, новые самозарядные ружья продвигаются хуже. Надо вносить усовершенствования в заводское производство. До сих пор некоторые детали требуют ручной подгонки.

Сергей, как бывший офицер ВМФ, стрелкового оружия не знал и не мог объяснить, почему у пулемета «максим» прицельная дальность три километра, а у винтовки «мосина» — два километра, хотя стреляют одинаковыми патронами. Посему, готовясь к изобретению капсюля, делали большое количество натурных испытаний.

Если не знаешь теории, надо экспериментальным путем найти оптимальное конструкторское решение. Все знания по стрелковому оружию ограничивались умениемразобрать-собрать «Калашников» и «Макаров»…

История оружия в СССР, как зеркало, отражает строительство государства рабочих и крестьян. Государства, где нет места ученым и инженерам. «Талантливые самородки» Дегтярев, Токарев и прочие были слесарями при Опытной лаборатории стрелкового оружия в Ораниенбауме. Когда советская власть разогнала инженерный состав лаборатории, рабочие предъявили опытные образцы и стали авторами этого оружия. В частности Дегтярев из автомата системы Федорова сделал плохой пулемет. Генерал Федоров сконструировал автомат под полупатрон.

В русской армии к 1916 году появились батальоны автоматчиков. Когда Дегтяреву поручили создать крупнокалиберный пулемет, «конструктор», не долго думая, увеличил все детали в два раза. В результате пулемет развалился после первого выстрела.

… Сергей вкладывал много денег в создание русской инженерно-технической школы. Создавал фундамент для научных исследований. В каждом своем базовом городе граф Алексеев содержал научные и культурные центры. Нижний Новгород и Тула перешагнули за миллион жителей. Тамбов и Сясь стремительно догоняли хотя Тамбов стал центром химического производства. Благодаря астрономической обсерватории и заводу точной оптики и механики, Тамбов знали во всем мире. Опасаясь эпидемий, Сергей финансировал строительство водопровода и канализации. По улицам Тулы и Нижнего Новгорода пустили трамвай с тягой от паровоза. Центральное конструкторское бюро билось над технологией изготовления электрической лампочки.

Сергей знал только про вольфрамовую спираль и вакуум в колбе.

Увиденное в Екатеринославе успокоило графа Алексеева. Строительство города и заводов шло нормально.

Рудники и шахты успешно работают, строительство железной дороги заканчивается, мост через Днепр принимает реальные очертания. Сергей выбрал время для поездки по своим малороссийским землям вдоль железной дороги. Хотелось самому посмотреть, как устроились переселенцы и бывшие пленники. Узнать мнение крестьян о результатах сева подсолнечника и запланированного на этот год первого сева сахарной свеклы.

Экономика России полностью зависела от Англии, которая, черпая главные богатства на серебряных и золотых рудниках, согнала свое население в армию и во Флот, которые обеспечивала русским зерном. Кроме пшеницы Россия продавала в Англию лен и коноплю, Изменение приоритетов в русском земледелии произошло в середине XIX века. Турция, спасаясь от неминуемого захвата Стамбула, купила помощь европейских стран. Вся Европа набросилась на Россию. Присоединилась и Англия, высадив в Крыму двадцатитысячный десант и потеряв при этом весь флот и полученное в Турции золото.

Война с Англией заставила российских земледельцев искать альтернативу пшеничным полям. Выход нашли в подсолнечнике и сахарной свекле. В это же время в Англии родилась фраза «Ваша овсянка, сэр!». Посевы подсолнечника на полях графа Алексеева давали серьезную прибыль. Новинка земледелия вызвала заинтересованность в других дворянских усадьбах. Сев сахарной свеклы будет первым, экспертами в начинании будут специалисты Тамбовского университета. Технологии первичной переработки сырья уже отработаны на кубинских плантациях графа. Сахарный завод в Петербурге работает на полную мощность. Тамбовский сельскохозяйственный институт произвел селекцию сахарной свеклы и гарантировал содержание сахара семнадцать с половиной процентов. Но это теория, необходима заинтересованность самого крестьянина. Если вложенный труд вернется адекватными деньгами, то успех обеспечен.

Лейтенанты Петр Давлетов и Николай Суранов, подавляя волнение, отдавали последние приказы. За полгода подготовить хороших солдат невозможно. Лейтенанты молились, вспоминая слова графа Алексеева, что Коломбо надо брать артиллерией. Главной проблемой в подготовке негров оказалось обучение стрелять из ружей. Статные черные красавцы в момент выстрела не просто закрывали глаза, они зажмуривались, как дети.

Некоторые умудрялись нажать на курок и бросить ружье, пытаясь ладонями одновременно закрыть глаза и уши. Это было какое-то безумие. Пришлось уменьшить занятия по обучению строю и с утра до вечера стрелять, стрелять и стрелять. Через месяц панический страх перед оружием у чернокожих солдат прошел. Но большинство по-прежнему в момент выстрела закрывали глаза.

Выход нашелся неожиданно. Ежедневно десять солдат уходили на охоту для обеспечения гарнизона мясом. Во время охоты Михаил Огразин обратил внимание, что один из «безнадежных» солдат начал стрелять не только правильно, но и очень даже успешно. С этого дня на охоту начали отправлять не лучших стрелков, а самых безнадежных. Затем стали организовывать батальонные облавы, совмещая обучение боевому построению и маневрированию со стрельбой по дичи. Результаты подобного обучения удивили даже самих солдат.

Негры начали шутить над собой, говоря, что стрелять по соломенному чучелу намного страшнее, чем по слону или носорогу.

Но сейчас перед солдатами были стены крепости Коломбо, а слева форт береговой артиллерии. Предсказать поведение солдат Первого африканского полка при контратаке португальцев было невозможно. Ни Петр Давлетов, ни Николай Суранов не знали, насколько негритянские воины будут стойки в бою. Перед стенами крепости стояли только негры, полторы тысячи пехотинцев и пятьдесят шесть пушек.

— Что будем делать? — спросил Николай Суранов.

Я предлагаю послать роту на штурм форта. Там восемь пушек смотрят на вход в бухту, солдаты собьют охранение и возьмут форт.

— Что будет, если португальцы атакуют из форта?

— Не рискнут, в охране не более двух десятков, остальные у пушек. Офицеры не могут решить, откуда главная угроза. Пять кораблей лежат в дрейфе у входа в гавань.

— Давай, Николай, веди полуроту на форт, я начну обстрел угловой башни.

Николай Суранов построил полуроту в шеренгу и повел к форту. Португальцы немедленно отреагировали на угрозу и начали разворачивать одну пушку. Залп пятидесяти шести пушек снес угловую башню городской стены до основания. Солдаты радостно закричали и начали танцевать.

— Заряжай! — скомандовал Петр Давлетов. — Бьем в стену, надо расширить проход.

Тем временем Николай Суранов прикинул расстояние до пушек берегового форта и скомандовал:

— Стой, выровнять строй, на первый-второй рассчитайсь!

Солдаты выполнили команду и подобрались в предчувствии боя.

— Первые номера стреляют по прислуге пушек, вторые номера стреляют по пехотному заграждению!

Огонь!

Португальцы никак не ожидали обстрела с такой дистанции, а результат залпа вынудил командира форта спустить флаг. Форт построен для защиты города с моря. Вместо стен только метровый бордюр для защиты пушек от удара со стороны моря.

— Бегом в форт и поднять флаг, пленных не убивать! — скомандовал Николай Суранов.

Кто знает этих негров, вдруг начнут вырезать сердце с печенью и есть сырыми для повышения своих боевых качеств. Но солдаты только делали зверские лица и устрашающе размахивали оружием.

Пройдет много лет, прежде чем две расы начнут понимать друг друга, взаимно освоятся с традициями и обычаями. Долгое время черные бабушки пугали внуков белыми людьми, белые бабушки пугали внуков черными людьми. Сергей затратил много времени, объясняя и черные, и белые в равной степени необычны друг для друга. Расовых преимуществ не бывает в принципе есть только экономическое превосходство, которое касается всех, независимо от расы. За всю историю колонизации в расовой сегрегации были замечены только англичане. Простой пример: в ЮАР, где до захвата англичанами Капской республики черные и белые жили мирно и спокойно. Найденное в конце XIX века золото послужило причиной английского вторжения. Победа над крестьянами и пастухами была немедленно закреплена введением режима расовой дискриминации и апартеида.

… Не успели солдаты добежать до форта, как над городскими стенами появился белый флаг.

— Победа! — закричал Николай Суранов.

Первая победа в жизни лейтенанта Николая Суранова, волею судеб и графа Алексеева ставшего в двадцать четыре года командиром полка.

Первым в захваченный город вошел, или почти вбежал, управляющий приисками Семен Потапов. Ему хотелось побыстрее увидеть знаменитый карьер, про который он много слышал от хозяина. Увиденное оправдало ожидание, прииск драгоценных камней впечатлял размерами и количеством работающих людей. Дальнейшее знакомство с готовой продукцией закружило голову.

Неподъемные сундуки были не просто заполнены сапфирами, рубинами, аквамаринами, топазами и другими Драгоценными камнями. Драгоценные камни были рассортированы по видам и размерам, чувствовалась умелая организация работ.

Губернатор португальской колонии первоначально попросил согласия отправить посыльных на другие прииски форта. Затем сам отправил гонцов в воинский отряд, который совместно с англичанами воевал с голландцами на северо-востоке острова. Португальский гарнизон на острове насчитывал две с половиной тысячи. Из них тысяча вместе с английским экспедиционным корпусом штурмовала голландские фактории. Причем сразу четыре, остальные полторы тысячи были рассредоточены по семи крепостям. Защита Коломбо осуществлялась двумя батальонами, поэтому губернатор после разрушения башни приказал поднять белый флаг. Противостоять нападению защитники не могли и благоразумно решили капитулировать. Передача остальных семи фортов прошла с соблюдением приличий и традиционных европейских ритуалов. Новые гарнизоны состояли целиком из негров. По одной роте на форт плюс дополнительные шесть пушек, которые выгрузили с кораблей. Из пленных португальцев набрали семнадцать добровольцев. Семерых сразу назначили комендантами фортов. Остальные приступили к формированию двух новых полков, тамильского и сингальского…

Пленные вместе с колониальными товарами отправились в Капштадт. Семен Потапов загрузил взятые трофеи в корабли. На складах, кроме драгоценных камней и слоновой кости, нашли корицу, черный перец, кардамон и конечно же чайный лист. Выполнив первую часть возложенной на него задачи, Семен приступил к изучению возможностей захваченных земель. Начал обустройство поселений и подготовку к переходу на товарно-денежные отношения. На первом месте закладка металлургического завода и посадка каучуковых деревьев. Создание чайных плантаций, посевы кукурузы, птицефермы и свинофермы. Индусы предпочитали традиционную рыбу и рис с местными овощами и фруктами. Мяса они не знали и были к нему равнодушны. Привезенные неводы и переметы резко увеличили добычу рыбы. Однако негры привыкли к мясу и рыбу ели неохотно, предпочитая наполнять стол лесной дичью. В письме Семен просил Тимофея прислать не менее пяти помощников. Когда планировали экспедицию, предполагали получить один город с карьером и несколькими плантациями. Дальше хотели проводить поиски и создавать новые фактории.

На деле оказалось, что португальцы полностью колонизировали остров. Голландцы владели только четырьмя маленькими факториями на северо-востоке. Семен получил в управление почти весь остров, больше его родной Рязанской губернии.

Пиратская эскадра графа Алексеева под флагом голландской Ост-индской компании разделилась на две части. Три корабля базировались в Коломбо и «пасли» португальские и английские порты на побережье Индии. Два корабля патрулировали на траверзе Капштадта. Экипажи освоились с возможностями кораблей и в нахальстве не уступали средиземноморской эскадре «богинь». Количество захваченных португальских и английских кораблей перешагнуло за сто единиц. Трофейные корабли доставлялись в Коломбо или Капштадт. В эти порты приходили колесные пароходы под русским флагом и покупали взятые на приз товары. Пушки с захваченных кораблей сотнями складывались на причал. В Коломбо пушки развозились на захваченные форты.

В Капштадте пленные моряки и их хозяин Сэм Симпсон наблюдали интересную картину.

— Кто это? — спросил боцман. — То ли китаицы в арабской одежде, то ли арабы китайского вида.

— Они похожи на арабов, — ответил канонир с «Hull Cloud» — Но лица у них китайские, — возразил рулевой с «Hull Wave».

— Я китайцев верхом на лошади никогда не видел — заявил кок с «Hull Wind».

— Много ли разных людей мы видели, — сказал лейтенант с «Royal Impression».

На причалы выезжал большой отряд вооруженных всадников. Воины разбрелись по порту и начали осматривать выставленные пушки. Если не обращать внимания на лица, то их можно было легко принять за арабов, а если это арабы, то можно выгодно поторговать.

У всех моряков были собственные товары, и появился шанс выгодно продать припрятанные от пиратов драгоценные камни.

Капитан Сэм Симпсон был владельцем четырех кораблей, которые возвращались в Англию под охраной двух крейсеров. Корабли взяли в Индии полный груз специй, на палубу погрузили сандаловое дерево, шестьдесятков слоновых бивней с трудом разложили в подшкиперской кладовой. Крейсеры везли семьдесят тонн золота и сорок девять сундуков с драгоценными камнями из очередного храма кришнаитов. У мыса Игольный караван атаковали голландские пираты. Два корвета ловко сбили крепление вант, и крейсерам ничего не оставалось, как спустить паруса и флаги. Сопротивляться пиратам они уже не могли, а отправляться с гордо поднятой головой на корм акулам никто не тел. Капитан Сэм Симпсон, увидев результат скоротечного боя, немедленно приказал спустить паруса и флаги. Глупо пытаться дать бой пиратам, если два крейсера не смогли сделать даже один выстрел. Возможно, пираты оставят ему хоть один корабль.

Старики рассказывали, что раньше пираты забирали с захваченных кораблей самое ценное. Сами корабли бросали на произвол судьбы. У экипажей разбитых в бою кораблей иногда был шанс добраться до ближайшего порта. Сейчас новые времена и пираты забирают все, включая сами корабли. Люди говорят, что у русского пирата Алексеева дворец крыт золотыми листами. Вероятнее всего, врут — для золота всегда можно найти более разумное применение. Тем более что, судя по рассказам сведущих людей, сам Алексеев благородных кровей и чуть ли не профессор академии. Но вот уж это — точно врут. Ученые люди сидят за книгами, а не бродяжничают по океанам в поисках удачи. Поговаривают, что Алексеев связан с нечистым. Не может простой пиратский корабль захватить эскадру линейных кораблей. Пусть турки и мусульмане, но кроме сотни пушек на линейном корабле еще и тысяча моряков. Да и пушки на турецких кораблях всем на зависть. Если на английских и русских кораблях пушки стреляют десятикилограммовыми ядрами, то на турецких кораблях ядра не меньше тридцати килограммов.

Моряки с захваченных торговых и военных кораблей вышли на причал и начали предлагать непонятным всадникам припрятанные от пиратов товары. Всадники кружились вокруг моряков и подбрасывали в руках звенящие монетами кошельки. Раззадоренные мореплаватели разложили на причале свои сокровища.

Капитан Сэм Симпсон с тоской смотрел на стихийный Рынок. У него было припрятано только четыре золотые монеты. Уже много лет назад его отец велел всегда держать при себе несколько золотых монет. На всякий случай всегда надо иметь шанс выкупить себя и вернуться домой. Один из всадников громко крикнул, жутко коверкая слова:

— Это все, что вы можете нам предложить, или есть Другие товары?

— Тебе этого мало?

— Наши воины богаты, и каждый имеет много женщин, несите все.

Дальнейшие события послужили хорошим ypoком. Убедившись, что моряки выложили на причал все, вплоть до своих штанов и башмаков, всадник отдал команду, и воины плетьми погнали моряков обратно на корабли.

Старший канонир артиллерийской палубы «Royal Impression» возмущенно крикнул:

— Прекратите подлый грабеж, это наши вещи!

— Ты раб! — сказал подъехавший всадник. — Тебе ничего не принадлежит, даже твоя жизнь в руках твоего хозяина, — и сильно, с оттягом, ударил несчастного плетью.

Капитан Сэм Симпсон вместе со своими моряками наблюдал, как дикари собрали в мешки товары. Вечером капитана вызвали в контору, где в кресле вальяжно сидел тот же дикарь.

— У меня к тебе есть предложение, раб, ты грузишь на свои корабли выбранные моими людьми товары и берешь три сотни рабов. Если все доставишь в указанное место, то получишь свободу и свои корабли.

— Куда надо доставить груз?

— На карте отмечены места, — дикарь протянул карту, — и с тобой будет мой человек.

Симпсон взял карту, на побережье Африки аккуратно карандашом отмечены места выгрузки. Капитан утвердительно кивнул головой, с трудом сдерживая радость. В любом порту Европы за эту карту он получит хорошие деньги. Надо только посмотреть места выгрузки. Если там удобные для строительства порта гавани, то за эту карту можно без взноса получить членство компании по освоению дикой Африки.

Карта была очень хорошего качества с тщательной прорисовкой берега. Первое место выгрузки отмечено в двухстах километрах на север от устья реки Оранжевая Это говорило о наличии в тех местах алмазов. Второе место отметили в трехстах километрах южнее португальской фактории Луанда. Третье место было на сто километров южнее острова Горе, где купцы покупали для Америки рабов. Полученная информация стоила очень дорого. Наивные дикари не представляли, что они дали в руки капитану Симпсону. Два фрегата и батальон регулярных войск за несколько дней разгонят дикарей по саванне. После этого можно будет спокойно заниматься освоением местных богатств. Это в Индии сформировавшееся государство со своей армией. Пусть эта армия вооружена древним оружием, но воины с хорошей выучкой и бесстрашно сражаются. Здесь, в Африке, разрозненные племена дикарей, и никакого сопротивления регулярным войскам они оказать не смогут.

Капитан Сэм Симпсон собрал экипажи своих кораблей и сообщил приятную новость. Моряки, не скрывая радости, обсуждали хорошую весть. Хотя далеко не все были согласны выполнить условия соглашения и пройти по назначенному маршруту. Были и такие, кто предлагал сначала вернуться домой, а потом вместе с войсками вернуться в указанные на карте места. С окончанием погрузки на каждый корабль поднялся негр, и караван вышел из порта.

До ночи корабли, выстроившись в кильватер, шли вдоль берега на север. Но с наступлением темноты "Hull Snow" повернул на запад, в сторону Южной Америки. Через несколько минут на мостик поднялся негр:

— Шкипер, почему корабль повернул на запад?

— Откуда обезьяна может знать, где север и где запад? — спросил рулевой.

Раздалось два выстрела, и два трупа упали на палубу.

— Что случилось, кто стрелял? — на мостик с полубака прибежал впередсмотрящий.

— Становись на руль и вызывай вахту, готовь корабль к повороту на север.

Впередсмотрящий увидел в руках негра пистолет — самый убедительный довод. Сигнальный свисток выгнал моряков на палубу, но услышанный приказ был проигнорирован.

— Мы никуда поворачивать не будем, — заявил старший матрос.

Выстрел из пистолета отбросил тело к мачте. Негр расстрелял четверых матросов, после чего прозвучал приказ:

— Вызвать на палубу весь экипаж, — и спокойно пошел в свою каюту.

Члены экипажа ждали взбесившуюся обезьяну, стоя плечом к плечу. Негр равнодушно посмотрел на стоящих моряков и выстрелил.

— Ты за что его убил?! — крикнул боцман.

— Мне не понравились его глаза, — последовал ответ — и новый выстрел. — И твои глаза тоже.

— Ты не имеешь права просто так, без суда, убивать моряков.

Новый выстрел.

— Вы рабы и обязаны выполнять мои приказы, непослушание смерть.

— Если ты убьешь моряков, то некому будет управлять кораблем.

Новый выстрел.

— Тебя уже это не касается, — негр вернулся в свою каюту.

Корабль завершал поворот на север, когда сопровождающий груз негр поднялся на мостик в третий раз.

— Все согласны следовать по маршруту или есть сомневающиеся? — спросил негр.

Ответом была напряженная тишина.

— Я не хочу оставлять в ваших сердцах сомнений.

Два раза в месяц мы отправляем корабли по этому маршруту. Каждый раз на одном из кораблей поднимают бунт, и половина экипажа погибает по собственной дурости.

— Мы не сможем держать скорость наравне с другими кораблями, ты убил десять членов экипажа.

— Нет причин для беспокойства, утром другие корабли восполнят потери.

Негр с откровенной усмешкой пошел в свою каюту, где на столе стоял хороший компас.

Первое место выгрузки принесло капитану Сэму Симпсону разочарование, это оказался русский порт под названием форт Святой Екатерины. Причем форт был самым настоящим со ста шестьюдесятью пушками, которые защищали подходы и с моря, и с суши. Мощная башня с пушками на четырех уровнях исключала любые попытки атаковать порт. Корабли выгрузили несколько пушек, порох с прочими припасами и, отсалютовав русскому флагу на форте, пошли дальше. Вторым местом выгрузки оказался русский форт Святой Елизаветы.

— Откуда здесь русские? — спросил боцман.

— Какая разница откуда? — ответил Симпсон. — Главное — они уже здесь, и без войны с Россией это место не взять.

— Это место не взять и с войной. Они построили копии своих кронштадтских фортов, штурмовать которые никто не рискнет.

После выгрузки на кораблях остались только матросы с захваченных крейсеров, которые теперь назывались просто рабами.

Сэм Симпсон беседовал с португальским генералом Бенту Гонсалвиш, которого с остатками португальских войск привезли в Танжер. Каждому было что рассказать о своих злоключениях.

— Мы уже почти закончили свой рейс и были в предвкушении свободы, — говорил капитан, — но вдруг напали черные пираты и захватили мои корабли. Так я снова стал рабом.

— Вы говорили, что на ваших кораблях были вооруженные негры. Почему они не пытались отбиться от нападавших?

— Во время нападения они даже не пытались сопротивляться.

— Какие у нас шансы в этом городе?

— У раба два пути: или евнухом к арабам в гарем, или рабом в Турцию. Следующий турецкий корабль придет через четыре дня. А как вы попали к неграм?

История адмирала была удивительной. Возле экватора стояла маленькая португальская крепость Луанда, гарнизон которой ловил рабов для бразильских ферм.

Три месяца назад негры сначала разгромили отряд работорговцев, а потом захватили саму крепость. Остатки гарнизона вернулись в Лиссабон и рассказали невероятную историю. Луанду атаковал негритянский отряд в полторы тысячи воинов, которые стояли организованным строем с двенадцатью пушками. В Лиссабоне к разгрому крепости отнеслись серьезно и немедленно отправили карательный отряд. Для карательной экспедиции генерал Бенту Гонсалвиш получил дивизию в шесть тысяч человек и двадцать четыре пушки.

Корабли вошли в гавань и без помех высадили карателей на берег. Но дальше события развивались по неожиданному сценарию. На вершине прибрежного холма появились пушки и полуторатысячный отряд негров По приказу Бенту Гонсалвиша дивизия начала строиться полковыми линиями, орудия сосредоточили в центре построения. Но негры атаковали первыми открыв огонь из своих пушек, которые вынесли на фланги. Причем свои пушки они настолько приблизили к берегу, что стреляли практически вдоль строя полков. Ядра косили португальских солдат десятками.

В это время негритянская пехота вышла на дистанцию в восемьсот метров и открыла из ружей уничтожающий огонь.

Бенту Гонсалвиш был вынужден скомандовать отступление и вызвал с кораблей шлюпки. Но ничего не получилось, пушки дикарей сначала расстреляли шлюпки, а потом перенесли огонь на корабли. Эскадра снялась с якоря, чтобы подойти к другому берегу бухты и там безопасно взять десант на борт. Дивизия попыталась прорваться вдоль берега, но в результате попала под свинцовый дождь. Под фланговым огнем вражеской пехоты и фронтальным огнем артиллерии солдат охватила паника. Бенту Гонсалвиш приказал сложить полковые знамена. Сражение поиграно, его долг — сохранить жизни оставшимся воинам.

Финал карательной экспедиции генерал Бенту Гонсалвиш наблюдал в ожидании сдачи оружия. На Другом берегу залива в кустах были замаскированы две мощные береговые батареи, которые с первого залпа пробили борта четырем кораблям. С мыса у входа в гавань раздался предупредительный выстрел еще одной батареи. И корабли, и солдаты оказались в мышеловке, карательная экспедиция потерпела сокрушительный разгром, не сумев, со своей стороны, при этом нанести какого-либо урона. Негры показали отличную выучку, а бой провели тактически грамотно. Генерал не мог не признать, что дикари использовали свою артиллерию намного лучше, чем планировал он сам. Удивила и примененная новинка — ступенчатое использование пушек. Когда солдаты атаковали вдоль берега, то двадцатипушечная батарея стреляла залпами поочередно из пяти пушек с четырехминутным интервалом. В результате у атакующих сложилось впечатление, что орудия стреляют непрерывно. Бросок последней надежды превратился в паническое бегство под непрерывным дождем свинцовой картечи.

Наконец караван из двенадцати турецких кораблей забрал всех рабов. Товарищи по несчастью распрощались, генерал со своими офицерами остался в ожидании выкупа. Вопреки ожиданиям, в Стамбуле никого не продали, только частично выгрузили пшеницу и хлопок. Кроме того, с одного корабля под усиленной охраной вынесли два тяжелых сундука. Погрузили два десятка больших и тяжелых ящиков и несколько тысяч тюков с тканью. После выхода из Босфора корабли пошли на север, но уже через час были остановлены русским броненосцем. Вопреки ожиданиям, русские пропустили корабли дальше, и скоро все рабы сошли на берег в русском порту Херсон. Через месяц Сэм Симпсон получил в Махачкале дом, его назначили капитаном колесного буксира.

Генеральный директор Тульского банка оружейников Иосиф Аврумович Бронштейн собрал ежегодный совет директоров. Доклады о повышении доходов и увеличении числа клиентов не улучшили настроения Иосифа Аврумовича.

— Что вы мне тут говорите? Какие могут быть у нас улучшения и увеличения? — не сдержался генеральный директор.

Как это какие? — удивился Абель Самуилович. — у нас филиалы во всех губерниях, есть филиалы и в уездных городах, где мы ведем дела с серьезными людьми.

— У меня в сейфе лежит более миллиона рублей золотом и два миллиона рублей серебром. Вы хотите, чтобы я выкинул эти деньги на улицу?

— Но мы не можем давать кредиты любому желающему! — воскликнул Савва Борисович.

— Почему вы не даете кредиты промышленникам и судовладельцам?

— Вы не правы, — заявил Исаак Иосифович, — они имеют кредитов больше, чем стоит наш банк, кредиты берутся пароходами и оборудованием.

— Не надо мне объяснять прописные истины, скажите, как вложить деньги. Скоро на Балтике откроется навигация и хозяин мне привезет еще тридцать миллионов, а ему скажу: «Не надо мне денег, мне и эти девать некуда»! Деньги должны работать!!!

— Но дворянам деньги тоже не нужны, — буркнул Шлема Моисеевич. — Дворяне у нас в долгах, как в шелках. За золотые украшения и аристократичную мебель им еще лет пять расплачиваться.

— На благотворительность денег добавить, церкви или школы с больницами построить.

— За прошлый год истратили четыре миллиона, на этот год запланировано шесть миллионов. Это без учета содержания институтов, больниц и школ. У благотворительности тоже есть пределы.

— Может, купить еще земли или леса?

— И что потом делать? Людей везде не хватает! Это не вложение денег, а глупость!

— У императрицы лежит проект хозяина по защите Петербурга от наводнений. Может, протолкнуть проект через Сенат?

— Деньги мы потратим, а что получим? Казна с нами долго будет рассчитываться.

— Я у Тимофея видел копию проекта, там два рукава Невы пускаются вдоль берегов, плюс центральный судоходный канал, все окружено дамбами, как в Голландии. Если поставить ветряные мельницы и откачать воду, то мы получим земли миллионов на шесть.

— Все это будет потом. Хорошо, проталкивай проект с оплатой землями вокруг Петербурга и других городов. Надо у хозяина уточнить, где он будет строить заводы.

— Хозяин хотел строить заводы в Ярославле и рядом с Ижевскими заводами графа Шувалова.

— В Ярославле верфи уже построены.

— Вы не в синагоге! Здесь говорю только я! — возмутился Иосиф Аврумович. — Земель взять под прибыль в триста процентов. Земля между дамбами по договору отходит нам бесплатно.

— Деньги нужны на железнодорожный мост через реку Сясь.

— Ты сюда работать пришел или что? Деньги на мосты через Сясь и Свирь и на железную дорогу до Олонца записаны в бюджет.

Генеральный директор возмущенно ударил кулаком по столу.

— Еще раз услышу такое — выгоню, будешь мацу продавать, а не в банке работать. Когда мост через Волхов закончишь?

— Строительством мостов инженер Воробьев занимается.

— Ты только деньги раздаешь? А как деньгами распоряжаются, тебя не интересует? Собирай баулы, поедешь с хозяином в Африку Мою дверь откроешь после того, как дашь пять миллионов прибыли! До свидания.

Иосиф Аврумович суровым взглядом оглядел директоров региональных банков.

— Профинансируем строительство железной дороги Петербург-Новгород-Тверь-Москва.

Таким образом, Иосиф Аврумович решил сделать то, что американские банкиры сделали в конце XIX века.

Огромные накопления золота с рудников и приисков западного побережья создали проблему: куда вложить деньги? Выход нашли в финансировании строительства железных дорог. Россия строила железные дороги в условиях денежного дефицита. Правительство чуть ли не принудительно организовывало региональные товарищества. Американцы вкладывали в железные дороги излишки денежных накоплений. Строительство железных дорог дало толчок к развитию металлургии. Огромный спрос на рельсы и подвижной состав послужил причиной развития металлургии в Англии, Швеции и Германии. Не зря эмблемой Круппа являются три железнодорожных колеса.

Строительство железных дорог дало побочный эффект. Быстрая и дешевая доставка зерна послужила причиной развития сельского хозяйства. Деньги фермеров позволили начать выпуск сельскохозяйственного инвентаря нового поколения. Изобретение в Европе двигателя внутреннего сгорания позволило обеспечить фермеров тракторами. Индустриальное развитие набрало бешеные обороты. С появлением автомобиля начался бум дорожного строительства. Банки финансировали строительство дорог и давали государству кредиты на перевод этих дорог в государственную собственность.

В результате с каждого метра дороги банк получал двойную прибыль. Это противоречит основам экономики. Нельзя одну и ту же вещь продать дважды.

Последовал дефолт под названием Великая депрессия. Выход нашли в лозунге «Каждой семье свой дом!»

Банки переориентировались на финансирование строительства щитовых домов с красивой отделкой. Выдавая кредиты на приобретение таких домов, можно было процветать достаточно долго. В новом варианте бремя за нарушение экономического постулата ложилось только на рядовых граждан. Затем появились банки автомобильных корпораций, грянул новый кризис. Нельзя одной рукой получать деньги с производителя, а другой получать деньги с покупателя. Опять проблема двойной прибыли за один и тот же товар. Попытки наших правителей скопировать чужую модель привели к смешному результату. Без развития промышленности деньги населения просто побежали по замкнутому кругу.

Мнгомонго по дороге на полигон составлял план учений. Вчера Андрей Палагин детально разобрал возможные варианты боя у Луанды. Командир прав, португальцы ошиблись сами, наши пушки по дальности стрельбы равны португальским. Новых дальнобойных пушек мало, и командир держит их только в форте Святой Екатерины и в форте Святой Елизаветы. Сегодняшний день начнется с обучения двух расчетов новобранцев, потом тренировка двух расчетов «стариков».

В учении примет участие пехотная сотня новобранцев.

Первый эффект известен, он и сам первый раз от испуга наложил в штаны. Сегодня это случится с новобранцами, ничего, со временем привыкнут и к своим ружьям, и к пушкам.

Пушки были развернуты к мишеням, орудийные расчеты стояли рядом с пушками, пехотинцы чуть поодаль. Мнгомонго принял доклад командиров и скомандовал:

— Третье и четвертое орудие зарядить! Расчетам первого И второго орудия не мешать!

Новобранцы, бестолково толкаясь, начали выполнять команды канониров.

— Первое и второе орудия зарядить!

Эти уже обучены, новобранцы с завистью смотрели на быстрые и ловкие действия расчетов.

— Пли!

Пушки плюнули огнем и подпрыгнули, новобранцы с зелеными лицами упали на колени. Теперь перерыв на двадцать минут, пока все новобранцы не придут в себя и не сменят набедренные повязки. Выждав время, Мнгомонго кивнул командиру роты новобранцев, тот дал команду, и пехотинцы побежали за мишени, на дистанцию последнего ядра.

— Холостыми заряжай!

Теперь надо внимательно следить, уже не раз расчеты пытались «на автомате» зарядить ядро или картечь.

— Пли!

Два унтер-офицера изо всех сил побежали к пушкам, командир роты с сержантами и десятниками погнали новобранцев на пушки.

— Ядрами заряжай!

Мнгомонго включил оба секундомера и внимательно следил за действиями расчетов. Первая пушка была заряжена практически одновременно с появлением двух «спринтеров». Дождавшись сбора солдат, Мнгомонго построил всех в каре, настало время объяснений. Солдаты должны понимать, что их жизни зависят от их собственных умений. Уже строится форт в устье реки Конго, еще один форт заложили севернее, где много хорошего леса. На побережье Индийского океана два новых форта ждут солдат.

Полковник Мартин Льюис собрал совет офицеров гарнизона. Необходимо обсудить сложившуюся ситуацию. Когда три дня назад из Дурбана и прилегающих ферм ушли все негры, полковник послал вдогонку три десятка драгун. На следующий день в город въехали пятеро странных арабов, которые потребовали встречи с «начальником».

— Я полковник Мартин Льюис, в чем заключается ваша просьба?

Всадники молча бросили на землю мешки, в которых оказалось три десятка отрезанных голов.

— Вы отдаете нам всех молодых женщин и все пушки, — с чудовищным акцентом сказал один из всадников.

Наивные дикари с саблями и луками! У него в гарнизоне два полка, на другом берегу бухты крепость с восемнадцатью пушками!

— Может быть, я вас прощу, если вы приведете две тысячи рабов и принесете тридцать килограммов золота.

— Жди, — дикари со смехом поскакали прочь.

С того дня начались налеты дикарей. Сначала они увели поселенцев с ферм, затем начали нападать на город. Они никого не грабили, они уводили людей, что было очень странно. Конные патрули исчезали. Дозорные отряды или погибали, или возвращались ни с чем.

Полковник воевал в Америке, там индейцы старались разграбить и сжечь город. Индейцы азартно нападали на дозоры и патрули, что давало возможность послать подкрепление и уничтожить врага. Здесь дикари применяли совсем другую тактику, которую никто не мог понять.

Сегодня полковник поставил у города два отряда по пятьдесят человек и получил налет на центр города.

Дикари начали крутиться вокруг его отрядов, в результате оба отряда сошлись вместе. Затем раз за разом начали имитировать атаку, успевая засыпать отряды стрелами не выходя на дистанцию оружейной стрельбы.

Среди солдат появились убитые и раненые. Полковник принял решение послать еще два отряда. Он приказал лейтенантам провести отряды в обход и ударить по дикарям с трех сторон. Но дикари сначала начали медленно отступать от города, уводя за собой солдат. В конечном итоге все три отряда попали в засаду, где их расстреляли из пушек. Как рассказывали немногие уцелевшие, дикари со смехом гонялись за бегущими солдатами, били их плетьми и сгоняли в кучу. Затем произошло самое страшное. Множество мелких отрядов ворвалось в город, и прямо на улицах начали хватать женщин. Любая попытка сопротивления влекла за собой смерть. После налета на улицах осталось более двадцати трупов, исчезли сто двадцать семь женщин, в том числе и жены офицеров.

Полковник Мартин Льюис должен найти и наказать виновных.

— Сколько солдат было в гарнизонных казармах в момент налета дикарей? — обратился полковник к дежурному офицеру.

— В казармах находилось три с половиной тысячи солдат.

— Почему солдаты не вышли из казарм во время налета дикарей?

Не было команды вывести солдат из казарм.

— Почему вы не объявили тревогу?

— Я объявил тревогу.

— Но вы не вывели солдат из казарм.

Дежурный офицер не имеет права выводить в город вооруженных солдат.

— Кто должен дать такую команду?

— Только ВЫ.

Полковник задумался. По уставу дежурный офицер прав. Сам Мартин Льюис в момент налета дикарей заперся вместе с охраной в своем доме. Обвинить командиров полков не в чем, даже если они просто сидели в доме.

Проблема разрешилась неожиданным докладом офицера штаба:

— Господин полковник, дикари атакуют береговую батарею.

— Как?!

— Верхом на лошадях.

Вот это неожиданность! Ширина входа в гавань всего сто пятьдесят метров, город и порт находятся на северном берегу. Береговая батарея стоит на южном берегу и сообщение только паромом.

Для прохода по суше надо сделать семидесятикилометровый марш в обход всей гавани с переправой через четыре речки. На береговой батарее жили только солдаты-артиллеристы, офицеры жили в городе. В данный момент все офицеры сидели перед полковником.

От города до паромной переправы пять километров вдоль океанского берега.

— Гарнизон, в ружье! Быстрым маршем к паромной переправе!

— Сколько времени продержится батарея? — обратился полковник к артиллеристам.

— Не знаю, — пожал плечами командир батареи, — со стороны берега у нас нет даже насыпи.

— Господа офицеры, поднимайте солдат! Надо любой ценой отстоять батарею!

Офицеры побежали к своим подразделениям, Мартин Льюис приказал подать карету к штабу.

Когда подошли к паромной переправе, то отстаивать было нечего. В лучах заходящего солнца было хорош видно что негры разворачивают три пушки. Две сотни дикарей с луками наготове прикидывали дистанцию дня первого выстрела. Полковник вспомнил размер семидесятикилограммового ядра и поежился.

— Отвести солдат за дистанцию выстрела пушек!

Офицеры отрепетовали команду, полки, четко держа шаг, начали отходить на новое место.

— Господин полковник! Господин полковник! — к полевому штабу подъехал драгун. — Между нами и городом разворачивается кавалерия дикарей!

— Какими силами?

— Около одной тысячи всадников!

— Тысяча всадников? Послать вперед первый и второй батальоны двести шестнадцатого полка и разогнать дикарей!

Истинные дикари! Общеизвестно, что кавалерия не может победить пехоту, это давно доказала мировая история. Лошадь — это травоядное домашнее животное, которое боится и слушается людей, а не бросается на них, как собака. Как ни бей лошадь кнутом, она не пойдет грудью на строй людей, тем более вооруженных людей. Последняя попытка кавалерийской атаки на пехоту была в XIII веке, когда бронированные рыцари решили разбить пехотный строй. Тяжело бронированные кони встали перед пехотой — лошадь обязательно отступит, если видит для себя угрозу. Пока доблестные рыцари тыкали огромными копьями и размахивали двухметровыми мечами, крестьяне подсекали коням ноги или просто сдергивали рыцарей на землю. Пехота воюет, а кавалерия добивает убегающих или заходит в тыл, что блестяще делал Александр Македонский.

Два батальона, под бодрые звуки волынки, пошли вперёд. Конфуз произошел, когда вышли на дистанцию залпа и начали заряжать ружья. В воздухе зашелестели стрелы, и остатки батальонов побежали назад. Дикари бросились вдогонку.

— Приготовиться к отражению кавалерийской атаки! — скомандовал полковник.

Но все шло неправильно, дикари, прикрываясь отступающими солдатами, начали забрасывать стрелами основную позицию войск. Стрелы летели как тропический ливень. Полки начали пятиться, солдаты, стараясь спрятаться от смерти, выставили перед собой ружья.

— Держать позицию, сомкнуть ряды!

Дикари отступили за дальность ружейной стрельбы, продолжая посылать стрелы навесом. Полковник с тревогой посмотрел на стоящих солдат, количество выходящих из строя раненых говорило о грядущем бегстве всего войска.

— Примкнуть штыки, в атаку бегом!

Дикари жутко завыли, как собаки в предчувствии крови, в их рядах началось шевеление. Вскоре явно! обозначилось три кавалерийских отряда, два больших отряда для флангового удара и один в центре.

— А если они знают, что с примкнутыми штыками мы не можем стрелять? — спросил адъютант.

Полковник пожал плечами. Другого выхода нет — или стоя на месте ждать стрелы, или бегом попытаться прорваться к казармам.

Татары конечно же знали, что ружье с примкнутым штыком превращается в неуклюжее копье. Надо успеть до захода солнца собрать всех пленных, и темник щелкнул бичом. Тысяча сорвалась с места и закружилась в танце смерти. Через двадцать минут удар бича по ногам сбил полковника на землю. Кто-то привычно при вязал его правую руку к левой ноге, закинул петлю на шею и исчез в сумерках. Всю ночь Мартин Льюис пытался развязать узел. От неудобной позы болели все мышцы и кости. Но все попытки развязаться приводили к тому, что самозатягивающаяся петля сдавливала горло. После отдыха приходилось все начинать сначала. Он не знал, что такое «татарский узел». Утром негры всех раздели и забрали оружие, вбили в землю шесты и сказали:

— Кто выйдет за эту границу, тот будет убит.

Бросили на землю неводы, привезли четыре бочки с водой и, весело напевая, ушли в город..

Темник был очень доволен, их привезли на хорошую землю. Всегда сочная трава для лошадей, много вкусной дичи и глупых врагов. У всех воинов шатры заполнены женщинами на любой вкус. Русский султан доходчиво объяснил, кого можно убивать, кого нет. Строительный отряд расчищал землю. Вчера Свангбе выбрал хорошее место для строительства редута. Он был лучшим строителем среди народа Зулу, но Степан Каломейцев научил их строить по-новому. Этот способ назывался «бетон» — известь смешивается с песком и галькой. Такие стенылегко строить, и они успешно противостоят пушечным ядрам. Этот редут будет строить его ученик из племени малави, другие редуты строят ученики из племен банту и готтентотов.

6 Крит

Середина апреля. Скоро Ладога и Финский залив очистятся ото льда и можно будет выводить эскадру в море. Четырех башенные броненосцы серии «Смелый» с утра до вечера проходят ходовые испытания. Моряки в восторге, корабли устойчиво держат скорость восемнадцать узлов. Орудия заряжаются с казенной части, дальность стрельбы — двенадцать километров. Корабли Тихоокеанской эскадры серии «Твердый» заканчивают швартовые испытания. Это уже океанские корабли, мощные орудия с дополнительными казематными батареями. Флот становится все более похожим на флот XIX века. Осталось докопаться до технологии капсюля и доработать взрыватель. Но в этом вопросе он больше не помощник, все свои знания он давно выложил. Теперь надежда на специалистов по практической и теоретической химии.

Парусные корабли Балтийского парусного флота проданы. Основными покупателями выступили Дания, Швеция и Пруссия. Почти все европейские страны изъявили желание купить что-то из русского парусного флота. Даже Польша, несмотря на тяжелые проблемы, купила три корабля. По поводу продажи парусного флота Потемкину пришлось выдержать бой в Сенате. Большинство депутатов были против продажи кораблей Они не могли оценить преимущество броненосцев. Простая статистика замены сорока семи парусных кораблей на девять пароходов сметала все прочие доводы Говорить с трибуны о колоссальных возможностях новых кораблей невозможно. Это сразу станет известно потенциальным покупателям парусников, что в лучшем случае собьет цену. Пришлось Потемкину провести серию закулисных разъяснений. Сенат одобрил сделку с формулировкой: «В связи с большими расходами в русско-турецкой кампании».

В Петербурге Сергей был сразу после приезда с юга.

Нанес официальный визит к Потемкину.

— Война с Турцией затягивается. Мы захватили все основные стратегические крепости, но турки упорно стараются все вернуть обратно.

— Надо найти еще одну болевую точку, которая заставит султана искать мира.

— Уже нашли. Армия ударит на Османию и Искендерун. Выход к Средиземному морю отрежет Турцию от основной территории.

— Что с персидскими войсками?

— Пока помощь не велика. Новый шахиншах развернул свои войска на Сирию и прикрывает наши тылы.

— В стратегическом планировании я не советчик.

— До этого ты давал толковые советы. Да ладно, ты берешь линейный полк с пушками и казачьим полком.

— Я? Да какой с меня прок?

— Берешь новые броненосцы и захватываешь Крит, Не отпирайся! Сам хвастал, что Крит легко взять, вот и бери.

Сергей тяжело вздохнул. Потемкин прав, было дело, давал военные советы вселенского масштаба. Но тогда было просто, он знал историю русско-турецкой войны.

Хорошо знал Крым, который вдоль и поперек изъездил на своей машине. Сейчас все совсем иначе, война идет в верхнем течении рек Тигр и Евфрат.

Другой визит был к Михаилу Михайловичу Алексееву; его дядю избрали председателем Сената. Далее были рутинные визиты к его «ставленникам», коих оказалось более двадцати процентов от общего числа сенаторов. Первые десять лет работы Сената — это период становления, и о партийных вопросах говорить рано.

«Проталкивание» законов и решений обеспечивают рядовые клерки Тимофея. На первом этапе достаточно декларировать создание «Партии справедливости».

Визиты к Голицыну и Строганову проходили в деловой обстановке. Компаньонов по маньчжурскому походу интересовало строительство железной дороги. Тимофей со своими молодцами сумел запатентовать идею железной дороги. Но проблемы компаньонов была в самих рельсах и паровозах. Поэтому они просили Сергея построить свои заводы для проката рельсов и изготовлению паровозов и вагонов. Масштаб предполагаемого строительства настолько поразил Сергея, что он даже забыл спросить про рабочие руки. Осилить две тысячи километров от Новокузнецка до Москвы совсем не просто и отнюдь не дешево. Однако!

Надо поговорить с Тимофеем и более тщательно оценить финансовые возможности Голицына и Строганова. Естественно, что Сергей не мог стоять в стороне от данного проекта и предложил создать РусскоСибирскую железнодорожную компанию. Его люди заканчивают строительство моста через Днепр, их опыт поможет при строительстве моста через Волгу. Кроме этого он может поставлять экскаваторы. Одним словом, свою треть доли можно легко осилить.

Ещё одна проблема на голову Тимофея. Решили строить заводы в Екатеринбурге и Челябинске, неожиданностью оказалась доступность рабочей силы. Сибирские и алтайские заводы имели в достатке татар и казахов, которые охотно уходили из степей.

От Петербурга до Новой Ладоги доехали за три часа, мост еще строился, и через Волхов перебирались на лодках. Часть слуг, взяв шесты, со смехом и шутками перепрыгивали с льдины на льдину, порой подтягивая поближе настоящие ледяные поля. Только Алиф взволнованно ходил вдоль берега, он впервые видел ледоход.

— Алиф, подойди ко мне, — позвал Сергей.

— Слушаю тебя, барин.

— Бери шест, мы вдвоем переплывем на другой берег.

— Я боюсь, лед раздавит шлюпку.

— Лед не может раздавить шлюпку, лед неподвижен относительно воды. Садись в шлюпку и отталкивайся от льдин, как от земли, вместе мы быстро доберемся до другого берега.

Через час личный поезд графа Алексеева прибыл в Сясь.

В Петербурге Сергей впервые увидел результат совместной работы Института художественного проектирования и технического рисования и Центрального конструкторского бюро. Итогом совместной работы был паровоз и вагоны. Паровоз, со скошенной назад кабиной машиниста и скошенной трубой, показался Сергею смешным, но всем остальным очень понравился. Вагоны нареканий не вызывали, все было функционально и продуманно. Проектировщики учли все инструкции графа Алексеева.

До выхода эскадры оставалось не более двух недель три броненосца, три барки типа «Панацеи» и последние четыре «богини» — «Адония» «Ариэль» «Аренда» и «Амальтея». Тринадцатый линейный полк и десять казачьих сотен с пятью десятками пушек ждут посадки в Кронштадте. Войска погрузятся на четыре океанских парохода и пассажирский лайнер. Этот лайнер был гордостью Сергея. Результат совместного с Евстафием Петровичем проектирования. Первоначально главный строитель не мог понять основной идеи проекта. Наконец, уловив смысл, привлек к проекту лучших конструкторов. Лайнер уже прошел испытания и стоял на рейде Петропавловской крепости. Конечно же он вызвал большой интерес, и невские лодочники организовали экскурсии вокруг корабля. Дворянам разрешали подняться на борт, они ахали от восторга, проходя по салонам и каютам «люкс».

Корабль строился для работы на линии Севилья — Гавана — Тампико. Билеты давно раскуплены благодаря стараниям Габриеля Гильена. Управляющий всеми делами в Испании сумел хорошо организовать рекламу. Еще три почтово-пассажирских судна встанут в строй осенью.

Они начнут работать на линии Лиссабон — река Амазонка до перуанского порта Икитос, Лиссабон — порты Бразилии. Последний будет держать линию от Севильи до Аргентины, с заходом в порт Росарио. Тем не менее первые в истории морские пассажирские суда построены в России. Получены и первые заказы на строительство новых пассажирских пароходов. Англия и Франция заказали по судну, но по техническим условиям заказа это были скорее войсковые транспорты.

Перед дворцом появился фонарщик и начал снимать керосиновые фонари. Сергей позвонил в колокольчик.

— Глаша, — сказал он служанке, — вели накрывать завтрак.

В спальню вошел цирюльник, и начался утренний моцион. Во всех своих дворцах граф Алексеев ввел сервис пятизвездочной гостиницы. По традиции за завтраком собрались все участники второй экспедиции в Африку. Сергей намеренно пригласил всех в свой дворец, регулярно встречаясь и проводя совместно свободное время, легче обсудить как можно больший круг вопросов. Вторая африканская экспедиция выйдет из Петербурга по готовности броненосцев Тихоокеанской эскадры. Сергей планировал после взятия Крита направиться в Павловск, после чего двинуться с экспедицией в Гану на поиски золотоносных месторождений.

Сегодня последний день в Сяси. Завтра на «Аренде» он отправится в Амстердам, где проведет деловые встречи. Кроме этого прочитает в университете лекции по математическому анализу и векторному анализу. Так долго игнорировать приглашения европейских университетов уже неприлично. Встреча со Средиземноморской эскадрой назначена в Мелиле, где Сергей хотел увидеться со своими друзьями, Исмаил Шейхом и Капудан пашой аль-Сарддидином. За завтраком разговор шел об истории Греции и греческих статуях. Дворцы Сергея уже заполнены античными скульптурами. Ловкость Моисея Мертеля позволила получать не только древние греческие статуи. Он сумел, благодаря египетским компаньонам, устроить во дворцах египетские залы со сфинксами, кошками и странными статуями.

Карета мягко катилась по асфальту — производство керосина и смазочного масла выдавало в остатке битум. Соответственно Сергей немедленно приступил к изготовлению асфальта. Создание покрышек и камер для колёс стало побочным эффектом освоения каучука.

Каучук требовался для воздушных и гидравлических шлангов. Неожиданно голландская Вест-Индская компания передала графу Алексееву всю территорию Гвианы. Компания была заинтересована вовлечь его в бизнес на Гвиане. Эта богатая золотом долина с многочисленными реками и водопадами простиралась между Венесуэлой и Бразилией. Соответственно Франция и Англия уже не раз пытались захватить один из трех портов Гвианы. Но пока голландцы успешно отбивались.

Еще один компаньон усилит колониальную армию. Поэтому Вест-Индская компания отдала все земли Гвианы. Компания оставила за собой золотые прииски и разработанные сахарные плантации.

Неожиданный подарок являлся одной из причин, побудивших Сергея провести в Амстердаме дополнительные переговоры. Никто просто так ничего не подарит. Узнав о подарке, Сергей немедленно приказал отправить в Гвиану не менее тысячи негров. Каучуковые плантации еще надо создать. Найденные дикорастущие деревья — это не плантация. Обученных специалистов надо вернуть в Африку и там заняться новыми плантациями. В Африке подходящий климат, а потребность в каучуке будет расти из года в год. Захват Цейлона значительно повысил рейтинг Сергея в Ост-Индской компании. За подарком Гвианы могут скрываться военные амбиции или желание сесть ему на шею. Страсть к мировому господству началась не с Гитлера и не закончилась им. Только Сергея не интересовала столь величественная тема. В мировом господстве больше минусов, чем плюсов.

Карета быстро доехала до экспериментального пирса сясьской верфи. Здесь проводились натурные испытания гребного винта. Собственно сам гребной винт испытания уже прошел, оставалась проблема с дейдвудом. Дейдвуд^[97] продолжал течь, и Сергей предложил новую систему смазки и охлаждения подшипника дейдвуда.

— Доброе утро, хозяин, — к Сергею подошел главный строитель, — мы готовы.

— Тогда запускай. Как идет строительство новых стапелей?

— Экскаваторы роют котлованы, заодно сами проходят испытания, но производство экскаваторов ты у нас забери.

— Боишься не осилить?

— Это не наше, тем более что ты закладываешь эти огромные стальные корабли-кабелеукладчики. На кой эти корабли тебе сдались?

— Кабельная связь очень выгодное дело, вот в конце мая включат у тебя телеграф, и ты сам поймешь, зачем эти корабли.

Граф Алексеев провел на верфи целый день, завтра снова в море.

Лошадь вяло тянула сани, Мундзур Бейдаглари ехал за женами. Дорогу через перевал мимо датской крепости Нео давно прозвали «дорогой невест». Обустроившись на новом месте, отряд адмирала Хаки Котлу приступил к решению женской проблемы. Как объяснил хозяин, за перевалом живет много незамужних женщин.

Соответственно поиск жен следовало совместить с изучением местности и имеющихся дорог. За перевалом к потенциальным мужьям относились благосклонно. Какая женщина не захочет уехать к мужу в спокойную и сытую жизнь? Дорога получила свое название, когда одна из женщин, устав от побоев мужа — солдатаинвалида, забрала своих пятерых детей и ушла за перевал. В январе она вернулась в деревню и сманила с собой еще восьмерых женщин. С тех пор пошла слава о заботливых мужчинах за перевалом. Мундзур Бейдаглари должен найти пять женщин. Трех жен он возьмет себе, а двух женщин просили друзья.

Пресс с шипением вдавил кусок кожи. Командир первой дивизии «африканских казаков» наблюдал за изготовлением кожаных доспехов. Третий полк выбрал тисненый рисунок в виде морды льва с покрашенными красной глазурью глазами. Андрей Палагин не уставал удивляться знаниям и предвидению графа Алексеева.

— Какой может быть прок с кожаных доспехов? спросил он графа в прошлом году.

— Кожаные доспехи с успехом применяли пять тысяч лет, — ответил граф Алексеев.

— Но это были дикие времена!

— Нет, это в Европу пришли дикие люди, которые по-настоящему ничего не знали и не умели. Кожа некоторых животных достигает толщины одиннадцать сантиметров.

— Не может быть!

— Не только может, но и есть. Кожа буйвола на спине семь сантиметров, и греческая, и римская армии использовали доспехи толщиной два с половиной сантиметра.

— Тогда почему европейцы не делали кожаных доспехов?

— Потому что не умели, варвары дошли до Туниса и не оставили для себя ни одного живого учителя. Всех убили и все разрушили.

— Но потом европейцы научились делать хорошие кольчуги.

— Кольчуга неудобная, но другой защиты не знали.

Кузнецы, обстукивая проволоку на «холодную», меняли структуру металла. Потом связывали такую проволоку в кольца.

— Почему ты говоришь, что кольчуга неудобная?

— Надень пуленепробиваемую рубаху, а я в тебя выстрелю.

— Понятно, рубаха вместе с пулей войдет в тело. Почему В России не применяли кольчуг?

— Московская и тульская руда другого качества. Эта руда позволяет делать пластины для доспеха. Обычный русский доспех состоял из трех слоев тонких пластин.

Андрей Палагин посмотрел, как рабочие достали готовый панцирь из красной кожи толщиной три сантиметра.

Амстердам забрал у Сергея десять дней, и эти дни были отданы университету. Цикл лекций он прочитал за неделю. Деловые переговоры велись до и после лекций. Последнюю лекцию он завершил демонстрацией телеграфа. Что тут началось! Начало было таким же, как и в свое время в петербургской академии.

— Уважаемый граф, а как вы можете преобразовать буквы в электрический сигнал?

Сергей написал на доске азбуку: А — точка и тире, и далее весь алфавит. Был океан вопросов, но в Петербурге у Сергея было время, и он потратил на представление телеграфа две недели. В Амстердаме времени не было, и он выделил на эту тему только дополнительный день. Но банки и бизнес сразу поняли, в чем выгода изобретения, последующие два дня прошли в деловых проектах.

Управляющий делами в Испании встретил графа Алексеева на причале. Они дружески обнялись:

— Скорее садитесь в мою карету, — сказал Габриель Гильен, — все гости в сборе и с нетерпением ждут вашего приезда.

— Прикажите кучеру запрячь лошадей в другую карету, — и Сергей показал на выгружаемую с судна карету.

Дорога до дома проходила под непрерывные восторги Габриеля Гильена, который был в восхищении от новой кареты. После короткого формального знакомства граф Алексеев был вовлечен в ознакомительно-деловые разговоры. Его роторные прессы фактически монополизировали переработку кубинского сахарного тростника Многие промышленники пытались освоить лицензионный выпуск таких прессов. Но, не имея нужных технологий, получали низкокачественную продукцию. Русские заводы графа были перегружены заказами внутреннего рынка. Испанская бизнес-элита пыталась решить проблему через личное знакомство.

Стремительный захват португальской колонии на Цейлоне привлек дополнительное внимание и желание вовлечь графа Алексеева в освоение испанских колоний. Сильный и удачливый партнер нужен всем.

Тем более что золотые прииски на реке Сакраменто за первые три месяца дали тридцать восемь тонн золота.

Транзит через Мексику золота с приисков Клондайка составил более двухсот тонн в год. На серебро испанцы не обращали внимания. Любое количество серебра, по сравнению с тысячами тонн из Мексики или Южной Америки, никого не могло впечатлить. Были осторожные попытки узнать о причастности графа к неожиданному захвату порта Дурбан.

— Господин граф, как вы оцениваете шансы Англии в войне против Индии? Англичане потеряли единственный транзитный порт.

— Я полагаю, что у англичан только один шанс. Это мир с Голландией, что даст возможность использовать Капштадт как транзитный порт.

— Но мы можем купить у негров еще одну гавань, — среди присутствующих были и англичане.

— Арабы легко захватят и этот город.

— Арабы захватили Дурбан по вине командира гарнизона. Он, имея три пехотных полка, не смог справиться с одной тысячей дикарей, не имеющих пушек и ружей.

— У вас есть сведения, откуда взялись эти кочевники?

— По нашим данным, дикари имеют поддержку в Капштадте, а пришли они, вероятно, из Дар-эсСалама.

— Интересная новость. Я планирую поход в Африку и могу переговорить с аборигенами. Возможно, удастся купить город. Англия и Россия — союзники, и ваши корабли снова смогут заходить в Дурбан.

Результат «бизнес-вечеринки» заставил Сергея пересмотреть некоторые планы. В первую очередь выяснилась причина, по которой Ост-индская компания дарит Гвиану. Англичане подготовили операцию по захвату этой колонии. Отправление английских частей из Северной Америке на юг — вопрос времени.

Курс лекций в университете Севильи занял восемь дней. Сергей прочитал лекции по дифференциальным уравнениям и теории вероятности. Не следует путать с теорией относительности, в которой первый эмигрантантифашист описал теорию Галилея формулами Лоренча. Теория относительности имеет практическое применение только в Голливуде…

Демонстрация телеграфа привела к ожидаемому ажиотажу. Испания больше всех европейских стран была заинтересована в дальней связи. Заключительный цикл лекций был в Сарагосе, где расположен старейший университет в Европе. Здесь были прочитаны лекции по термодинамике и электродинамике. По завершении лекций графа Алексеева пригласили в Мадрид, где ему был оказан пышный прием. Сергей по совокупности своих владений на Кубе получил титул графа и орден «Золотой лев». Явно просматривалось желание правительства привлечь графа Алексеева на свою сторону.

Неожиданно свалившееся испанское гражданство открывало новые возможности, которые следовало продумать и обсудить. Но в голове вертелась только одна мысль — о Панамском канале.

В Мадриде произошла встреча с послом Турции, который после некоторой заминки спросил:

— Господин граф, Османская империя владеет большими территориями. Мы очень заинтересованы в телеграфной связи.

— Я очень сожалею, господин посол, но в данный момент я нахожусь на военной службе у ее величества.

Давайте перенесем наш разговор на конец года, когда я выйду в отставку. Заранее могу сказать, что ничего не имею против создания телеграфной связи на территории Османской империи.

— Я могу сообщить султану о вашем согласии?

— Безусловно, но работы начнутся не раньше, чем сам выйду в отставку.

— Еще один вопрос, вы на военной службе, следовательно, ваши корабли не будут заниматься пиратством в Средиземном море.

— Я на военной службе и пиратскими захватами заниматься не могу. Но корабли пиратской эскадры имеют своих капитанов.

— Я даже не знаю, будет это для Турции лучше или хуже.

Андреевские флаги на «богинях» и «бабочках», как прозвали моряки корабли типа «Афина» и «Панацея», общию картину на Средиземном море никак не изменят Пиратский корабль забирает добычу себе, военный корабль сдает добычу в казну. Проигравший в любом случае только теряет. Но Моисей Мертель сумел превзойти все мыслимые варианты. Этот прохиндей договорился с турецкими купцами на треть товара. Теперь купцы при загрузке или при выгрузке корабля просто отдают оговоренную дань. Даже при перевозке военных грузов или товаров самого султана. Об обмане не могло быть и речи, «управляющий Средиземным морем» имел все возможности поймать и жестоко наказать наглеца. Все хорошо знали, что пираты способны разграбить любой порт. Самое забавное, что данное соглашение привело к снижению рыночных цен. Так что сейчас «богини» и «бабочки» осуществляли акции устрашения, патрулируя у крупных портов или в проливах.

Пиратство поднялось на новый уровень. Сейчас настал период организованного рэкета.

Карл III Бурбон принял графа Алексеева в Мавританских садах:

— Подходите, уважаемый граф, мне приятно вас видеть.

— Спасибо за оказанную честь, ваше величество.

— Не надо благодарностей, вы сочетаете в себе все лучшие качества дворянина. Советник сказал, что вы пришли с просьбой.

— Да, ваше величество. Ваши колонии на западе Америки труднодоступны, и я осмелился предложить план строительства канала из Карибского моря в Тихий океан.

— Весьма полезный проект, но мои ученые и инженеры говорят, что строительство канала по реке Сан Хуан и далее через озеро Никарагуа практически невозможно.

— Они правы, ваше величество, я предлагаю построить канал между портами Коломбо и Бальбоа.

— Где это?

— Там же, в Колумбии, практически самое узкое место. Предположительно длина канала будет шестьдесят километров.

— Что вам необходимо?

— Ваше разрешение.

— Мое разрешение, и все? У вас достаточно денег?

— Нет, ваше величество, но я хочу объединиться с заинтересованными людьми в Испании и Голландии.

Карл III Бурбон поморщился. Ему явно не понравилось подобное предложение.

— При достаточном финансировании вы способны построить канал сами?

— Да, ваше величество, если вы позволите привлечь к работе необходимое количество рабов.

— Сколько времени потребуется на строительство канала?

— По моим расчетам, канал будет готов через десять лет.

Французы и американцы строили этот канал более сорока лет. Но Сергей не собирался возводить огромные шлюзы для авианосцев. Главное — заложить потенциал для дальнейшего развития, чего не было сделано при строительстве в начале XX века. Канал стал мал для судов торгового флота уже в конце XX века.

— Когда вы сможете начать строительство?

— Сразу, как получу ваше разрешение.

— Без проекта?

— Проектные работы займут около двух лет, но пятидесятиметровый холм Милафлорес придется срывать в любом случае. Зачем попусту терять время?

— Вы правы. Что еще вам надо?

— Враги Испании обязательно захотят захватить канал. Я прошу вашего разрешения построить необходимое количество равелинов и разместить в них гарнизоны и пушки.

— Разумная предосторожность. Что ещё?

— Зона канала должна быть в прямом подчинении короля. Генерал-капитан Колумбии не вмешивается в строительство и эксплуатацию.

— Да будет так! Вы получаете наследное право на эксплуатацию канала. Вы освобождаетесь от всех налогов с передачей этой привилегии по наследству. Вы получаете наследное право оставлять себе все золото с рудников Сакраменто.

Граф Алексеев глубоко склонился в благодарственном поклоне. Еще бы не склониться! Пожалованная королем привилегия приведет Россию к переизбытку золота. Он начал разработку только одного прииска, на реке Сакраменто. Американцы сокрушили Скалистые горы только для того, чтобы добраться до этих приисков с востока. Тысяча тонн золота в год! До сегодняшнего дня прииски Калифорнии продолжают работать с ежесменной добычей в десятки тонн золота. Построить канал совсем не трудно. Долину между океанами надо перегородить дамбами со шлюзами. Стекающие с гор Реки заполнят долину. Потребуется срыть только один холм. Традиционная русская технология ряжевых заграждений позволит все сделать достаточно быстро и дешево. О Долговечности можно не беспокоиться. Форты Кронштадта стоят более трехсот лет. Даже советский период не разрушил, только на стенах фортов выросли деревья. Придется снова озадачивать Тимофея. Подготовить ему письмо с генеральной схемой канала и общим техническим заданием. Шлюзы сделать по традиционной голландской схеме. Сам канал строить так же дешево и прагматично, как построен Кильский канал. Самый короткий в мире канал американцы сумели построить очень неудачно. Изобилие ненужных инженерных игрушек сделали канал проблемным для судов и капитанов. Золото Сакраменто позволит построить и Панамский канал, и Беломорско-Балтийский канал Модернизировать Волго-Балтийский канал и даже построить прямой Волго-Донской канал, и при этом останется еще очень, очень много денег. Пора закладывать завод по серийному строительству экскаваторов.

На южном берегу Гибралтарского пролива в местечке Сеута в торжественном построении стоял маленький полицейский гарнизон. Напротив полиции ровными шеренгами выстроились артиллеристы береговых батарей и равелинов. Сбоку со своими экипажами стоял адмирал Азид Шериф. Его моряки выделялись роскошными одеждами и золотыми украшениями. Среди гостей выделялся эмир Марракееш со своим младшим сыном Исмаил Шейхом. Площадь окружала огромная толпа жителей. В центр построения вышел граф Алексеев:

— Объявляю эти земли собственностью ее величества императрицы Екатерины Второй и нарекаю город именем Петропавловск.

Солдаты дружно закричали «ура», градоначальник ас-Сахра торжественно поднял флаг России. Сергей привычно отдал честь флагу, полковник Вознесенскии повторил приветствие.

— Решением Сената городу дано право торговли без таможенного надзора, паспортный контроль требуется только для расследования преступлений.

Торговцы, купцы и другие жители города по-разному приветствовали эту новость. Одни что-то радостно кричали, другие крестились, третьи воздавали хвалу Аллаху, только Моисей Мертель молча прижимал к груди Талмуд.

Адмирал Азид Шериф пригласил графа Алексеева с гостями и офицерами в свой дворец. Из всех крупных строительств завершено было только здание на улице Удачливых Мореходов, где стояли настоящие дворцы. Азид Шериф и его офицеры не скупились, и улица поражала роскошными дворцами. Было готово и здание Тульского банка оружейников. Банк архитектурно напоминал римский собор Святого Петра. На километры раскинулся гостиный двор с огромным базаром. Привычно под навесом сидели работорговцы, в России крепостное право не отменено, значит, не отменена и работорговля. Управляющий Петропавловском Владимир Широков выразил по этому поводу сомнение:

— В России уже все признаки того, что последняя категория крестьян скоро получит свободу. Мы можем потерять доверие арабов, если выгоним хоть одного работорговца.

— Построй «Сад гурий» — длинную улицу, которая будет выходить за границу города, объявим это место «нейтральной» полосой.

— Прекрасная идея, конструкторское бюро обещало первый трамвай через два года, вот и пустим трамвай через «Сад гурий».

С дворцом графа Алексеева зодчие явно перестарались. Начав строительство на берегу Средиземного моря, они создали настоящий дворцовый комплекс. Но отделка даже центрального здания была далека от завершения. Адмирал Азид Шериф принял гостей с поистине восточным радушием, стараясь угодить каждому приглашенному. Столы поражали изысканностью блюд.

Национальная арабская музыка создавала органичный фон, не привлекая к себе внимания.

— Какие у тебя планы, хозяин? — спросил Азид Шериф — Я немного отдохну в твоем доме, затем уеду в Мелиль к Исмаил Шейху, надо оговорить деловые детали с его отцом.

— Я спрашиваю не про это. Ты ведь вернулся для войны, нужны ли тебе наши жизни?

— Вы мне нужны живыми. От этого больше пользы, скоро в Петропавловск за углем зайдут железные корабли, посмотри на них.

— Люди много говорят о твоих железных кораблях на Черном море. Будет интересно их осмотреть.

— У тебя есть еще пять лет для грабежа английских кораблей. Но помни, обе крепости уже известны. Можешь нарваться на карательную экспедицию.

— Ты сам знаешь, что вокруг крепостей мангровые заросли и с суши нас не взять. А в море мои пираты пе ретопят и сотню этих неповоротливых кораблей.

— Англичане могут прислать паровые корабли. Поэтому и прошу внимательно осмотреть мои броненосцы. Надо найти слабые места.

— Что-нибудь придумаем. Мои негры — отчаянные и веселые ребята, и соображают они быстро.

Эмир Марракееш выехал с друзьями в сопровождении сотни всадников. Никакой угрозы нападения не могло быть. Положение обязывало иметь не меньше сотни личной охраны. Эмир с младшим сыном и графом Алексеевым ехали посмотреть на строительство металлургических заводов.

— Уважаемый друг, — обратился эмир к графу, — я так и не понял причин, по которым ты не захотел строить заводы на берегу Средиземного моря.

— Ваше величество, тебе, как арабу и мусульманину, это трудно понять. Здесь, на побережье Средиземного моря, будут собираться для отдыха русские люди.

— Но собираться можно в других местах, долина между горами, на мой взгляд, намного лучше подходит для отдыха.

— Но, отдыхая, люди будут совершать купание в море.

— Купание в море? Это какой-то языческий обряд?

— Ты прав, этот обряд сохранился в России с давних времен. Вода у нас холодная, вот я решил помочь людям. На берегу уже строят дома и разбивают сады.

— Но в твой город долго ехать.

— В Мелиле ты увидишь специальный пассажирский корабль, который придет из Петербурга за пять дней.

— Ты повезешь моего сына на этом корабле?

— Нет, мы с Исмаил Шейхом поедем в Россию через год.

Эмир Марракееш благодарно взглянул на графа.

Судьба подарила ему дружбу с этим мудрым юношей.

Благодаря графу Алексееву эмир захватил богатые золотом земли. Строительство заводов позволит эмиру покупать у графа самое современное оружие.

Сергей пробыл в Мелиль только четыре дня, но это были четыре дня отдыха и неги. Неторопливые беседы в саду у фонтана сменялись такими же неторопливыми беседами во время верховых прогулок по окрестным садам. Город значительно изменился. В первую очередь потому, что стал перевалочной базой пиратов и контрабандистов. Здесь был обычный базар, товары с кораблей никто не продавал и не покупал. Но огромное количество грузов свозили на склады, затем грузили на другие корабли. Сведущие люди пили под навесами марокканский чай и неторопливо вели подсчеты. Часть грузов увозили караваны верблюдов. Но золото за товары караванщики отдавали в Петропавловске.

Граф Алексеев получил приглашение из Алжира Эмир Дей аль-Сарддидин организовал переворот и занял трон. Пиратская вольница хорошо пополнила карманы бывшего адмирала. Острый ум и трезвый расчет позволил скинуть жадного и ленивого предшественника. Вполне понятно, что пренебрегать новыми возможностями никак нельзя, и Сергей отправился в порт Алжир. Встреча была помпезной.

— Рад тебя видеть, уважаемый друг, — обнимая, сказал Дей аль-Сарддидин.

— Рад твоему успеху, ваше величество.

— Брось ты, без тебя я не смог бы даже близко подойти к трону.

— Здесь ты не прав. Тебя привела на трон дальновидная политика и правильная оценка ситуации. Здесь только твоя личная заслуга.

— Мне трудно судить, в чем я не прав. Только без твоего содействия я не смог бы захватить трон.

— Наше взаимное сотрудничество приносит плоды не только тебе, но и мне.

— Турецкие войска, как ты и предсказывал, выходят из Египта.

— Спасибо за хорошие новости, эмир мамелюков остался без поддержки Стамбула.

— Паша Мухаммед Али ищет помощи и оружие, иначе ему не прорваться в Каир.

— У меня есть и ружья, и пушки. Сейчас это оружие продается повстанцам в Америку Пусть твои люди скажут его величеству, что я готов ему помочь.

— Что ты требуешь взамен?

— Паша Мухаммед Али может дать мне только два вида оплаты. Продать стокилометровую полосу Синайской пустыни от Суэцкого залива до Средиземного моря и хлопок.

— Это хорошо, что ты не требуешь золота и серебра.

Но зачем тебе пустыня?

— Глупо помогать ему за деньги, у него нет золотых и серебряных рудников. Земли Синая мне нужны для строительства крепостей.

— Ты хочешь построить крепости между Красным и Средиземным морями?

— В первую очередь я построю крепости, это послужит дополнительной защитой от турецкого вторжения.

Строительство Суэцкого канала для России не выгодно. Железная дорога через Персию и дальше в Россию принесет экономические и политические дивиденды. Суэцкий канал нужен только Турции, которая до начала XX века была гарантом независимости арабского мира. Причем независимости от Персии, а не от Европы. Европейские армии были еще слишком слабы, чтобы противостоять туркам. Оттоманская империя захватила исконно персидские территории, и война между этими странами была долгой и кровавой. Европа отбивалась от турецкой экспансии, а Турция отбивалась от Персии. Европа была еще очень слаба и рухнула бы перед Турцией, не будь с востока давления Персии.

В Алжире встретились две эскадры, Илларион Афанасьевич Писарев возвращался на отдых в Сясь. Его эскадра вернется в октябре, после ремонта кораблей и отдыха экипажей. Затем уйдет на отдых эскадра Семена Афанасьевича Писарева. Эта вернется в Средиземное море только следующей весной. Эскадра из трех броненосцев, четырех «богинь» и четырех «бабочек» стояла в Алжире на почетном месте. Грузовые пароходы и пассажирский лайнер вместе с броненосцами вызывали всеобщее восхищение. Граф Алексеев дал на борту лайнера банкет по случаю присвоения ему адмиральского звания. Сенат принял решение уже после отъезда Сергея, и указ был доставлен капитаном лайнера. Вместе с указом граф Алексеев получил много поздравительных писем, в том числе от Екатерины, Павла и Потемкина.

Сергей показывал корабль эмиру Дей альСарддидину, который не скрывал своего восхищения отделкой салонов и кают.

— Такого прекрасного корабля я не видел даже в своих снах. А ты его построил для перевозки обычных пассажиров.

— Для обычных пассажиров каюты и салоны намного ниже. Здесь будут жить богатые пассажиры.

— На этом корабле путешествие никому не будет в тягость. Ты предусмотрел все, включая музыку — Чтобы заработать деньги, надо приложить сил и энергии не меньше, чем для сражения с врагами.

— Возможно, ты прав, но воевать мне привычнее.

— Скоро у тебя будет хорошая возможность прославить флот Алжира.

— Откуда ты знаешь? Или опять что-то придумал?

— Ничего нового, я веду эскадру для захвата Крита.

— Крит взять не трудно, на острове гарнизон не более пяти тысяч солдат. Султан не разрешает своим военным кораблям вступать в бой против тебя. Так что турецкого десанта не жди. Но почему ты решил, что будет работа и моим морякам?

— Как только в Европе узнают про взятие Крита, пошлют свои эскадры в Средиземное море, захотят прихватить еще остров или часть берега.

— Я встречу этих шакалов. Как только узнаю про твою победу на Крите, сразу отправлю адмирала в Стамбул за помощью.

— Можешь гарантировать султану, что я пропущу турецкую эскадру. Если они не мешают мне, то я не буду мешать султану.

Наконец эскадра двинулась на Крит. Тот, кто владеет этим островом, держит в своих руках всю средиземноморскую торговлю. Та же Венеция в своей борьбе против Греции финансировала крестоносцев только ради Крита. «Вы захватываете для нас Крит, мы даем деньги на крестовый поход». Крестоносцы имели смутные представления о географии, поэтому на всякий случай захватили и Крит и Кипр. Предводители крестоносцев Филипп II и Ричард Львиное Сердце решили сделать венецианскому дожу подарок и взять больше денег. Но Кипр не имел стратегического и военного значения. Венеция за него платить не собиралась, пришлось вернуть остров Византии.

Во время крестовых походов потомки варваров своей бессмысленной жестокостью восстановили против себя всех арабов. Крестоносцы начали уничтожать евреев, ибо, по догме католической веры, евреи виновны в смерти Иисуса. В результате евреи бежали из Палестины. Крестоносцы разграбили все христианские святыни и выкопали на Голгофе Крест. Все это бесследно исчезло, желание доставить святыни в Рим и Венецию привело к тому, что святыни не достались никому. В конечном итоге крестоносцы подписали себе смертный приговор. Арабы равнодушно смотрели на возню европейцев в Палестине. Мусульмане были заняты войной за Египет.

Но однажды арабский отряд, убегая от египетских войск, попросил укрытия в Иерусалиме. Их впустили в город, а ночью крестоносцы убили всех арабов Убили просто для того, чтобы ограбить. Закон гостеприимства был грубо попран, мусульманский мир возмущен Воины эмира Салах-ад-Дина немедленно осадили и взяли город. С того дня Палестина перешла под контроль Египта, а затем Турции.

Генерал Гайдар Али наблюдал за высадкой русских войск со стены старой греческой крепости. Города внутренней Турции не нуждались в крепостных стенах, а порты не имели береговых батарей. Зачем попусту тратить деньги, если Турция обладает мощным флотом и враги только у границ империи? Гайдар Али не мог и не хотел использовать эти развалины. Русского десанта никто не ожидал, вообще никакого десанта не ожидали, но генералу повезло. Три месяца назад корабли высадили в Ираклионе восемь пехотных полков. Войска перебрасывались из Египта на Черное море, но торговые корабли отказывались перевозить армейские части и полки застряли на Крите. Бездельничающие солдаты создавали проблемы, и генерал написал в Стамбул множество писем. Сегодня эти бездельники принесут славу Турции и ему, генералу Гайдар Али.

С кораблей организованно сходили солдаты, казаки выводили своих лошадей. Глупцы. Кавалерию на гористом острове использовать невозможно. Казаки небольшими группами разъезжались в разные стороны, видимо, на разведку — Что это? — спросил командир семьдесят третьего полка янычар.

Группа казаков сопровождала большой турецкий отряд.

— Они захватили всю городскую стражу.

— Стражники сами сдались, иначе греки их разорвут в клочья.

Первоначальный план уничтожения десанта полностью провалился. Сначала с двух сторон гавани по ставили четыре полка с пушками, в центре построили еще два полка и городскую стражу. Остальные войска оставили в городе как резерв, никто не знал, сколько у русских солдат и где они начнут высаживаться на берег.

В окружении боевых кораблей в гавань вошел лайнер. Корабли сразу открыли уничтожающий артиллерийский огонь. Солдаты в панике побежали. Их нельзя за это винить, от такого артиллерийского обстрела побежит любой. Турецкие пушки остались сиротливо стоять на своих позициях. С лайнера на причал повзводно выбегали русские солдаты. Эти небольшие отряды входили в город со всех сторон. Залазили на крыши домов и стреляли. Резервы попали под непрерывный оружейный огонь, нервы офицеров и солдат не выдержали.

Одно дело — стоять в строю напротив строя врагов. Но когда в тебя стреляют из окон, с крыш, когда пули летят со всех сторон, здесь растерялись и офицеры, и солдаты.

Русские взяли Ираклион через час после начала высадки десанта. Теперь генерал хотел определить общее количество русских войск и дать бой за городом. К заходу солнца ситуация прояснилась. Русских было очень мало, не более двух тысяч солдат и тысячи казаков.

Песчинка против войск Гайдар Али. Тем более что казаки с греческими проводниками куда-то ушли. Генерал решил разделить свои войска на две части и перекрыть Дороги на запад и на юг. Других дорог нет, если русские попытаются атаковать по одной из дорог, то вторая половина его войск ударит русским в тыл. Единственное, что генерал не увидел, это количество русских пушек, которые выгружались уже в темноте.

Ночью оба турецких отряда подверглись нападению казаков, которые маленькими группами расположились в горах. Не успело солнце скрыться, как со всех сторон раздались выстрелы. Сначала солдаты ротными колонами пытались выбить казаков со склонов гор. Но результаты были плачевны. По мере приближения солдат маленький отряд из двух-трех казаков уходил. Сами солдаты попадали под фланговый обстрел других отрядов.

За ночь войска потеряли более тысячи человек. Голодные и не выспавшиеся солдаты хмуро смотрели на своих офицеров.

Со стороны южной дороги послышалась артиллерийская канонада. Генерал Гайдар Али приказал строиться и полковыми колонами идти к месту боя.

— Сейчас мы зажмем этих недоумков с двух сторон.

— Эфенди, эфенди, — к генералу бежал лейтенант замыкающего полка, — на нас напали казаки!

— Сколько их?

— Две сотни.

— Две сотни казаков атакуют девять тысяч пехоты?

Гайдар Али поднялся на склон горы, чтобы рассмотреть замыкающий полк. Увиденная картина генералу совсем не понравилась. Две сотни казаков ехали шагом за дальностью ружейной стрельбы. Солдаты последних шеренг нервно оглядывались на казаков. Надо что-то делать. Глупо останавливать весь полк или даже один батальон. Но и терпеть такое наглое преследование нельзя.

Ситуация разрешилась помимо воли генерала. Казаки подняли ружья, грянул залп. Гайдар Али слышал рассказы о русских ружьях. Результат залпа полностью подтвердил самые жуткие ожидания. Почти две сотни солдат упали в пыль. Командир полка принял единственно верное решение. Полк остановился и развернулся фронтом на казаков. Но казаки тоже остановились и, зарядив ружья, повторили залп, затем снова залп Солдаты побежали. А что делать? Атаковать кавалерию смешно, стоять в роли мишени глупо.

— Я предлагаю построиться между склонами гор, — сказал начальник штаба.

— Наша задача — ударить в тыл русских войск, а не стоять поперек дороги, сдерживая две сотни казаков.

— Сколько у русских пушек?

Офицеры прислушались, канонада слилась в один мощный гул, так бывает, когда стреляет очень много пушек.

— Надо спешить на помощь, — сказал генерал, — быстрым ударом мы захватим русские пушки, ипобеда у нас в кармане.

Но события развивались по чужому сценарию. Подгоняемые выстрелами в спину войска почти бежали.

Все полковые колоны смешались в общую кучу. Солдаты старались пробиться вперед, прикрыть свою спину другими солдатами. В этом они видели свой единственный шанс спастись от пуль казаков. Гайдар Али смотрел на своих солдат с нескрываемым презрением.

Однако приказа восстановить полковые колоны не давал. Его устраивал такой темп движения. Надо спешить на помощь южной группе. Он уже понял, что основные силы русских на южной дороге. Здесь только небольшие силы, предназначенные для сковывания его войск.

Черный от злости генерал еще раз оглянулся, две сотни казаков охватили подковой замыкающих колону солдат. Казаки ехали шагом и стреляли, стреляли и стреляли. Дорога была усеяна трупами солдат, но еще больше солдат стояло на коленях с поднятыми руками.

Гайдар Али плюнул и выругался, эти дети свиньи не хотели воевать и не хотели умирать.

— У нас осталось не более четырех тысяч солдат — сказал командир двести двенадцатого полка.

— Русские пушки смолкли, — добавил начальник штаба.

— Вперед, только вперед!

— Наш маневр больше напоминает паническое бегство в никуда!

— Я сказал — вперед!

Дорога пошла под уклон, но солдаты неожиданно остановились, точнее, бросили ружья и сели на землю.

Замыкавшие колонну с поднятыми руками побежали к казакам. Впереди, поперек дороги, стояли пушки, а на склонах горы — шеренги русских солдат. Генерал Гайдар Али отстегнул свою саблю и поехал вперед.

7 Возвращение в Африку

Граф Алексеев закончил диктовать письма и пригласил в кабинет Юрия Рябова и Ицхака Риммера. Юрий назначен управляющим делами на острове, Ицхак возглавит местное отделение Тульского банка оружейников.

— Ну что, господа, освоились с возможностями острова?

— Какие здесь могут быть возможности? — грустно ответил Ицхак.

Сергей подошел к окну, посмотрел на дом губернатора. Над входом рядом с русским флагом висел голубой флаг с критским быком посередине. В порту пароходы грузили трофеи, лайнер ушел в Севилью, эскадра отправилась на патрулирование. Только «Пандора» ждала на рейде, адмирал Алексеев готовился к возвращению в Павловск.

— Каково твое мнение, Юрий?

— Остров может дать хорошее вино, ангорскую шерсть и оливковое масло, есть резон наладить сбор канифоли, смола здесь очень пахучая.

— Печально слышать такие слова от людей, которые Должны заблаговременно чувствовать деньги.

— ???

— Война с Турцией уже окончена! Султан вскоре будет просить мира! Взяв Крит, мы накинули Турции на шею петлю.

— Хозяин, а ты уверен?

— Готовьте оба порта как перевалочную торговую базу. Египетские, арабские и турецкие торговцы должны себя чувствовать здесь комфортно.

— Но греки не любят турок.

— Греки любят деньги, значит, будут содействовать развитию на острове торговли.

Взятие Крита в Петербурге отмечали с размахом, все понимали, что это окончание войны. Причем Турция подпишет мирный договор на условиях России.

Переход к конституционной монархии привел к прагматизму во внешней политике. Можно ожидать, что войн между Россией и Турцией больше не будет. Более того, в дальнейшем возможен даже военный союз.

Политический пасьянс в Европе начал складываться по-другому. Войны продолжались непрерывно. Военнополитические альянсы жили бабочками-однодневками.

Но уже не было страны, способной повлиять на решение России. Никто не обладал рычагами экономического или политического давления.

Англия все больше и больше ввязывалась в войну с бунтующей североамериканской колонией. Пиратская блокада значительно уменьшила поступление богатых трофеев из Индии. Сложившаяся ситуация загоняла Англию в экономическую и военно-политическую зависимость от России. Своими действиями Сергей не стремился нанести Англии какой-либо ущерб. Действия против кого-то всегда убыточны. Воевать надо ради выгоды. Грабеж английских купеческих кораблей, безусловно, выгоден. Следствием будет падение экономического благосостояния Англии. Но там, в правительстве разумные люди, способные найти альтернативные решения для выхода из кризиса.

Пока шло строительство комплекса зданий для правительства, министры собирались в Аничковом дворце Екатерина принимала активное участие во всех заседаниях, хотя согласно с Положением о правительстве Российской империи никаких прав и полномочий не имела. Правительство во главе с графом Потемкиным закончило обсуждение приемлемых условий мира с Турцией. Никто не сомневался, что в сложившейся ситуации Турция пойдет на любые условия. Но жадничать не надо, все в очередной раз согласились с тезисами графа Алексеева. Перед своим отплытием в Средиземное море он подробно объяснил принципы экономической географии. Потратили некоторое время на обсуждение ситуации на Кавказе. Там все спокойно. Казаки-мусульмане и казаки-христиане не вмешивались во внутренние дела племен. Патрулируя регион, казаки заботились о соблюдении закона и помогали решать спорные вопросы.

Современные ура-патриоты, рассуждая о казаках, используют доводы детсадовского уровня. Казачество зародилось у половцев, которые были теми же славянами, только занимались кочевым скотоводством… На самом деле казачьи шайки или ватаги являлись обычными отрядами наемников. В реестре, составленном при Петре I, записан следующий национальный состав казачьих войск: русские, калмыки, ногаи, татары, кумыки, чеченцы, армяне, башкиры, мордва, туркмены, буряты. Армия Наполеона больше всего боялась башкирских казаков. Пятидесятитысячное войско башкирских казаков славилось удалью и бесстрашием в атаке. Своими дальнобойными луками они расстреливали наполеоновских солдат, находясь за пределами досягаемости ружейного выстрела. Власти Парижа в специальном обращении просили Александра I не пускать башкирских казаков на патрулирование улиц города. Кстати, Мазепа был приговорен к смерти не за то, что присоединил Украину к Польше. Он имел на это полное право, Украина входила в состав России на правах автономии. Мазепа был приговорен к смерти за измену. За то, что перед боем увел к Карлу XII украинских казаков и усилил шведско-польскую армию. Украинское казачество перестало существовать с петровских времен. Но это другая история.

С официальными рапортами участников сражения правительство уже ознакомилось. В качестве десерта Потемкин зачитал письмо графа Алексеева с просьбой об отставке.

— Я не могу понять графа Алексеева, — сказал Бецкий, — блистательный молодой человек с талантами полководца, он не проиграл ни одного сражения на суше и на море.

— Я против отставки графа Алексеева, — добавил Елагин, — служить на благо России — долг каждого дворянина.

Екатерина понимающе посмотрела на Потемкина:

— Я полностью согласна с вами, господа, но Алексеев сейчас отправляется в Африку, где одновременно должен представлять интересы России и Голландии.

Екатерина притворно вздохнула.

— Он не может быть на государственной службе, ибо Голландия в состоянии войны с Англией и Португалией.

— Но граф Алексеев достоин награды, — вступил Муравьев, — взятие Крита при соотношении сил один к двадцати нельзя оставить незамеченным.

— Предлагаю сначала решить с войсками. Тринадцатый линейный полк именовать Лейб-гвардии Минос ским полком. Эмблемой полка будет критский бык.

Екатерина проследила, как писарь заполняет листы, затем продолжила:

— Полк волжских казаков из Кисловки именовать Лейб-гвардии Критским казачьим полком. Оба полка оставить на острове.

— Надо отличить и моряков с броненосных кораблей, — добавил Потемкин, — предлагаю именовать броненосную эскадру Гвардейской эскадрой Эгейского моря.

— Острову дать губернские права, назначить губернатором Баратынского и организовать выборы сенаторов.

Значительное время правительство затратило на выработку политики в отношении Персии. Борьба за трон еще не закончилась, но Мохаммед Каджор уже объявил себя шахиншахом Персии. Войска Мохаммеда захватили Исфахан. Его полки активно подключились к боевым действиям против Турции. Бывший шахиншах Сефевид бежал в город Шираз.

— Правильно ли мы поступаем, направляя основные войска Мохаммеда против Турции?

— Нам нечего опасаться за судьбу шахиншаха, он объявил Тегеран новой столицей Персии.

— Может, увеличить наши войска в Тегеране или Исфахане?

— У нас полк в Тегеране и один полк в Исфахане.

Более чем достаточные силы.

— Преданные прежнему шаху люди не рискнут напасть на наших солдат.

Ты прав, в противном случае мы сможем напрямую атаковать остатки войск бывшего шаха.

— После того как мы передали Мохаммеду священный для мусульман город Кербела, сторонники прежнего монарха ползут к Мохаммеду на коленях.

— Решено, армия Мохаммеда из Кербела идет на Багдад. У бывшего шахиншаха уже нет сил для активных действий.

— Следовательно, недалек день, когда его сторонники принесут Мохаммеду голову Сефевида.

— Простейший способ купить свою жизнь — это заплатить жизнью свергнутого повелителя.

— Но у Сефевида на юге много родственников, он может пополнить ряды своей армии.

— На юге активно работают слуги графа Алексеева, они договорились с эмиром города Абадан.

— Зачем Алексееву это надо? — встрепенулась Екатерина.

— Эмир Мосаддык из рода Сефевидов, у него многолюдные, но бедные земли.

— Хитрец Алексеев привлек эмира Мосаддыка на свою сторону.

— Эмир Мосаддык перешел на сторону Мохаммеда и формирует отряды для охраны караванов до Каспийского моря.

— Интересно, сколько Алексеев будет брать с англичан за охрану караванов?

— Лучше посчитай, сколько мы будем брать за транзит через Россию.

Король Дании волновался. Шутка ли, его подданные из нищей Норвегии желают выкупиться! Он откровенно возмутился, когда три недели назад председатель фолькетинга Эрик Стенвинкель сообщил об этой делегации.

— Скажите этим вонючим рыбакам, что в фолькетинге для них места нет.

— Они привезли коллективное прошение, включая жителей всех островов, о предоставлении им самостоятельности.

— Кто будет королем этой нищей страны?

— После получения независимости они хотят избрать Думу, которая обратиться к вашему величеству с прошением о выборе короля.

— Кто будет править страной до этого назначения?

— Приехавшая делегация и будет править.

— Для Дании будет великим облегчением, если мы избавимся от норвежского балласта.

— Дания собирает неплохие налоги с рыбаков и охотников.

— Мы должны выполнять свои обязательства по безопасности Норвегии. Наши гарнизоны обходятся намного дороже собранных налогов.

— Шведы по-прежнему опасны, но делегация оставляет нам Христианию^[98] и восток залива с крепостью Акерсхус.

— Значит, в случае шведской агрессии, мы можем нанести удар севернее озера Венер на Стокгольм?

— Если шведы нам позволят.

— Я не возражаю, пусть облегчат участь нашей казны.

— Но они хотят отделиться с Исландией, Гренландией и Шетландскими островами.

— Гренландия ничего не стоит, Шетландские острова оккупировала Англия, а Исландия дает грошовую прибыль с промысла морского зверя.

Три недели шли переговоры с норвежской делегацией. Все коридоры дворца Кристианборг были заполнены запахом китового жира и соленой трески. Делегаты тщательно оговаривали все пункты договора. Любое несогласие датского правительства встречалось в штыки. Несколько раз норвежцы с обидой прекращали переговоры, один раз даже собрались уезжать.

В конечном итоге договор был согласован, за независимость норвежцы согласились выплатить пятьсот тысяч крон. Поразительно, но деньги хранились на их корабле. Пятьсот тысяч крон они привезли с собой, заранее просчитав сумму своего выкупа. Только кроны несколько отличались, на реверсе монеты были изображены три селедки.

Король вошел в Длинный зал и сел на трон. Вельможи низко поклонились, делегаты тоже вразнобой что-то изобразили. Кто-то шаркнул ногой, кто-то ударил кулаком в грудь, некоторые упали на колени. Король поморщился, в большей мере от неприятного запаха. Но за пятьсот тысяч крон он согласен потерпеть. Тем более что Христиания с плодородными землями остается за Данией.

Хаки Котлу с ненавистью выкинул за борт вонючую одежду. Дело сделано, хозяин будет им доволен.

С возвращением он открыто начнет готовиться к войне. Первые пять кораблей, которые пригнали с сясьской верфи, просто великолепны. Четыре котла, два мощных двигателя и два винта. Пушки по бортам установлены в казематах. С этими кораблями ему не страшна никакая штормовая погода и никакие враги.

Пехоты и пушек вполне достаточно, оружия запасено для пяти резервных полков. К борту подошел Семен Дегтярев и брезгливо выкинул одежду за борт. Идея «ароматной» делегации принадлежала управляющему.

— Ты какой гадостью ежедневно мазал нашу одежду?

— Одних китовым жиром, других рыбьим жиром.

Кнута Йохансена мазать незачем, этим запахом пропиталась его кожа.

— Ошибаешься, мой друг, — засмеялся Кнут, — я держал в кармане мешочек рыбной муки.

— Когда начнем разрабатывать свинцовые рудники?

— Корабли ушли за рудокопами в Англию и Германию, вместе с нами идет корабль с двумя сотнями датских рудокопов.

— Скажи, адмирал, когда шведам зад поджаривать будем?

Столицей выбрали деревню Кристиансанн, красивое место с удобной гаванью. Собственно, граф Алексеев предложил это место как столицу Поморской республики.

Иосиф Аврумович наслаждался отчетами о поставках продуктов в действующую армию. Когда хозяин предложил банку просчитать схему расчетов с военными снабженцами, он схватился за сердце.

— Если ты хочешь моей смерти, то убей сразу, лучше умереть без мучений.

— Тульские, тамбовские и нижегородские заводы регулярно поставляют снабжение в армию, мы получим хорошую прибыль.

— Не тяни, читай приговор до конца.

— Я предлагаю взяться за поставку продуктов.

— Какая может быть прибыль от поставок продуктов? Половина скота разбежится, вторая половина сдохнет.

— Мясо и рыба сгниют, зерно съедят мыши… Нет, Уважаемый генеральный директор банка, этим мы заниматься не будем.

— Мы будем поставлять офицерам нюхательный табак и шампанское?

— Консервы, макароны и пропаренную крупу в порционных мешочках.

— Макароны и крупа — выгодный товар, новые заводы за месяц можно построить, непонятно с консервами — Прикажи помощнику принести на пробу мясо, рыбу, готовые каши с мясом или рыбой, овощи и фрукты, соки — Это то, что ты мне на пробу из Африки привозил?

Африканские ананасы и манго дают пятидесятикратную прибыль.

Хозяин, как всегда, оказался прав. Поставка продуктов в войска получилась незатруднительным и очень прибыльным делом. Более того, Долгорукий и Румянцев прислали благодарственные письма. Самые невероятные проекты хозяина всегда приносят хорошую прибыль. Игры в футбол или хоккей приносят хорошие доходы. Велогонка из Москвы в Петербург оказалась великолепным рекламным ходом. Приз победителю в сто рублей только подогрел ажиотажный спрос на велосипеды. Десять заводов работали в три смены. Из Петербурга ежедневно уходил груженный велосипедами корабль. Иосиф Аврумович с улыбкой вспомнил, как английский посол начал пенять Тимофея:

— Господин Максаков, вы неправильно организуете работу заводов графа Алексеева.

— Я вас внимательно слушаю, господин посол.

— Когда граф сам занимался управлением своих заводов, Россия продавала нам сто пятьдесят тысяч тонн железа в год. Сейчас экспорт железа из России прекратился.

— Господин посол, все железо уходит на производство велосипедов.

Тимофей ко времени прихода Варфоломея Сидоровича успел просмотреть еженедельные отчеты всех своих управляющих. Великое изобретение — телеграф.

Сейчас он постоянно в курсе всех дел. Поездки перестали носить случайный характер. Телеграф изменил отношение к газете, пресса продавалась с хорошей прибылью. Курьеры из уездов ждали в типографии свежих выпусков. Все хотели с утра узнать петербургские и европейские новости. Огромной популярностью пользовались путевые рассказы графа Алексеева. Из номера в номер печатался рассказ о походе в Африку. Описывались пейзажи и неведомые звери. Красочные картины плодородных земель с неисчислимыми стадами диких животных, сменялись описанием месторождений золота и алмазов. Начали выпуск еженедельной газеты, газеты с расширенной информацией об армии, спортивной газеты и специальной газеты о моде и жизни петербургского света.

Необходима железная дорога в Персию и в Азию.

Надо соединить дорогу на юге с дорогой в центре. Дорога из Москвы на Петербург прокладывается очень медленно. Строительство дороги Нижний Новгород — Ярославль — Сясь идет намного быстрее. Экскаваторов катастрофически не хватает, заказы со стороны даже не рассматриваются. Большинство экскаваторов задействовано на строительстве и модификации судоходных каналов. В кабинет вошел Варфоломей Сидорович.

— Приветствую технического гения, — пошутил Тимофей.

Какой я тебе гений? У меня уже нет времени детально рассматривать проекты начальников отделов.

— Но ты придумал великолепную пишущую машинку.

— Пишущую машинку придумал хозяин, мы только Разработали технологические чертежи.

— Очень полезная вещь, все писари с удовольствием барабанят по клавишам.

— Эта «очень полезная вещь» принесла новую головную боль, хозяин хочет соединить пишущую машинку с телеграфом.

— Чудесно, вместо точек и тире мы сможем сразу получать нормальный текст.

— Пока плохо получается.

— Набери еще людей. Наши университеты в этом году дали первый выпуск.

— А что толку? Молодежь поступала в институты, а закончила университеты, знаний у них недостаточно.

— У тебя пять конструкторских бюро, в которых работает более тысячи человек.

— Мало, надо еще тысячу.

— Имей совесть, скоро мы всю Европу к себе вывезем.

— Они сами к нам едут, еще и радуются. Зачем меня звал?

— Спросить про стальные опорные балки, гнутые профили, сборные металлоконструкции.

— Не надо меня спрашивать, ты мне ничем не поможешь. Устойчивость и напряжения просчитаны, три завода в постройке, сам знаешь, а спрашиваешь.

— Знать-то знаю, да очень нужны. Может, есть возможность пустить заводы раньше?

— Нет такой возможности. Тимофей, мы с тобой шесть лет работаем с хозяином, вспомни, с чего начинали и что у нас сейчас.

— Вспоминаю и себе не верю.

— И я не верю. Шесть лет назад пытался изобрести паровую машину, сегодня делаем корабли-гиганты с паровыми двигателями.

Адмирал Левенбрук ждал доклада вахтенного офицера. Эскадра шла вдоль африканского берега в поисках голландского порта Alexander Haven. Адмиралтейство поставило задачу найти и захватить базовый порт алмазодобывающей компании голландцев. Эскадра в составе семидесяти кораблей вышла из Фалмута два месяца назад. Двадцать шесть боевых кораблей и сорок четыре корабля с десантом. Все изначально были уверены в успехе. Двенадцать тысяч пехоты и две тысячи драгун. Голландцы не смогут противостоять такой силе.

Но сейчас эскадра состояла из двадцати одного боевого корабля и восемнадцати кораблей десанта.

Эскадру ополовинили два боя с пиратами у реки Сенегал и реки Банджул. Никто не мог предположить такой смекалки от этих чернокожих дикарей. Сообщение о встрече с пиратскими кораблями сначала обрадовало адмирала. Эти разбойники уже две года безнаказанно захватывали торговые и военные корабли. Появился удобный случай одновременно с основным заданием уничтожить чернокожих пиратов. Дальнейшее больше походило на кошмарный сон. Два десятка маленьких корабликов на четыре пушки не пытались спастись бегством. Они муравьями рассыпались вокруг эскадры и начали наносить удары. Маленькие, юркие, по шесть десятков гребцов с короткими веслами. Эти узкие кораблики легко уходили из сектора обстрела английских кораблей. Залпы ста пушечных линейных кораблей приводили негров в восторг. Но не только, они четко отслеживали время на перезарядку орудий и успевали нанести ответные удары.

Некоторые проходили рядом и забрасывали палубу гранатами.

Построенные в четыре колоны корабли смешались в кучу. Все больше и больше кораблей с десантом получали повреждения и вынуждено спускали паруса. Спустил паруса и линейный корабль «Man of war». Экипаж, пытаясь уйти от обстрела пиратов, сел на весла.

Но пираты подошли вплотную и обстреливали из ружей и бросали гранаты.

В эскадре было три колесных крейсера, которые в Манчестере переделали из русских торговых кораблей Адмирал Левенбрук приказал крейсерам отогнать пиратов от поврежденных кораблей. Крейсеры, ревя сиренами, повернули на пиратские кораблики. Но дикари не испугались. Наоборот, используя преимущество в тактическом расположении кораблей, они сбили левое гребное колесо у крейсера Endeavor. Затем удачное попадание заклинило вал гребных колес на крейсере «Intruder». Самая печальная судьба досталась крейсеру «Discoverer». Командир корабля решил протаранить пиратов, но вместо этого сам попал под абордажную атаку. Дикари с обезьяньей ловкостью забрались на палубу и первым делом захватили машинное отделение. Негры увели корабль на глазах всей эскадры. Увели в свое пиратское логово.

Адмирал всеми силами пытался навести порядок, выстроить корабли в три линии и организовать от пор. Все было тщетно, пираты сновали между его кораблями, а стрелять нельзя из-за опасения попасть по своим. Левенбрук принял единственное, на его взгляд, решение, выйти из боя. Он с грустью смотрел на брошенные корабли. Жаль, но делать нечего, иначе можно потерять всю эскадру. Пираты со всех сторон окружили брошенные корабли, участь которых была предрешена. Через день кошмар пиратского нападения повторился. Но на этот раз адмирал не втягивался в бой. Эскадра следовала за флагманом строгими линиями колонн. Снова скрылись за горизонтом поврежденные корабли, ставшие уже трофеями пиратов. Потеряно пять боевых кораблей и более половины кораблей с десантом.

Оторвавшись от пиратов, эскадра пошла вдоль берега. Надо найти удобное место для ремонта, почти все корабли имели повреждения. Самые тяжелые повреждения были у военных кораблей. Продолжать поход было не разумно. На третью ночь на берегу заметили многочисленные огни, это оказался русский город Павловск. Английскую эскадру встретили радушно, раненых увезли в городскую больницу. Эллинги еще строились, и ремонт делали на плаву, эскадра получила всю необходимую помощь. Капитан русского парохода посоветовал адмиралу обходить пиратский район как можно дальше.

— Там базируются очень отважные люди, вам еще повезло.

— Чем же мне повезло?

— Пираты не успели подготовиться, иначе вся эскадра была бы захвачена.

— Они так сильны?

— Я думаю, что только граф Алексеев может с ними справиться.

— После возвращения из Африки я лично возглавлю карательный поход.

Присутствующие со смехом переглянулись, впрочем, адмирал Левенбрук не понял причин смеха.

Через шесть дней сначала русские, а затем и все европейские газеты описывали детали разгрома английской эскадры. Голландцы ехидничали по поводу потери колесных крейсеров и линейного корабля. Испанцы расписывали потери кораблей и поместили в газетах Рисунок английского линейного корабля и африканскопиратского судна с четырьмя пушками. Шведы насаждались конфузом англичан. Подробно описывали, сколько кораблей, пушек и солдат было захвачено дикарями. В русских газетах печатали рассказы очевидцев, где английские моряки делились воспоминаниями о пережитом страхе.

В дверь адмиральской каюты постучали:

— Господин адмирал, на берегу видны дома и устье реки, похоже на Alexander Haven.

— Эскадре лечь в дрейф, крейсерам подойти к городу.

Результаты разведки были не утешительными, вход в реку защищали две мощные крепости. Для высадки десанта выбрали место в двадцати километрах севернее города. Обстановка была спокойной, никто не мешал.

Выбрали место для лагеря и начали разбивать палатки.

Разведка вернулась на следующий день к полудню:

— Господин адмирал, город взять трудно.

— Тебя никто не спрашивал, как брать город. Доложи результаты разведки.

— Вокруг города кольцом расположены редуты, на каждом редуте не менее сорока пушек.

Это действительно проблема, для штурма города требуется артиллерия. Начали составлять план штурма. Пять с половиной тысяч пехоты и шесть сотен кавалерии решили усилить корабельной артиллерией. Для этого с десантных кораблей сняли все пушки. В результате получили почти три сотни орудий. С такими силами легко сравнять с песком два редута и спокойно войти в город. Корабли вытащили на берег и начали выгружать пушки, а ночью на них напали. Выяснить, кто напал, не удалось, но последствия были катастрофические. Все корабли для перевозки десанта оказались сожженными. И не просто сожженными, на кораблях взорвались пороховые погреба.

Вокруг обгоревших остатков кораблей валялись сбитые с лафетов пушки. Погибли основные запасы продуктов и воды, порох и боеприпасы. Неизвестные нападавшие сожгли треть всех палаток и угнали большинство лошадей.

— Где были дозоры, почему вовремя не подняли тревогу?

— Дозорные мертвы.

— Дежурного офицера расстрелять!

Дальше дела пошли еще хуже, лагерь стали регулярно обстреливать из ружей. Неизвестные прятались среди прибрежных песков и вели по лагерю прицельный огонь. Отогнать стрелков от лагеря было проблемой.

Они уходили только при атаке шеренгой в две роты, при этом успевали нанести серьезный урон.

Однажды ночью на рейде поднялся шум. С кораблей стреляли из ружей и даже из пушек. Затем ярко загорелось сразу несколько кораблей. Пушечная стрельба только усилилась. С восходом солнца увидели пять обгорелых корпусов, которые волны выбросили на берег.

Остальные корабли исчезли. Экспедиция осталась без воды, еды и припасов. Запасов, которые хранились в лагере, хватало только на четыре дня. Ах, как ругался адмирал Левенбрук! Английский язык самый богатый в мире по матерным выражениям и определениям. Адмирал давал мастер-класс. Его матерных слов и выражении хватило бы для составления полноценного сборника. Кстати, Голливуд успешно развивает данное направление. Почти во всех фильмах стиля "action" авторами Диалогов являются переводчики. Но это другая история.

Левенбрук собрал в палатке всех офицеров.

— Господа, судьба оставила нам только один путь, это штурм Alexander Haven.

— Прежде чем мы дойдем до города, артиллерия редутов уложит половину солдат.

— Если мы пойдем на север вдоль берега, то через десять дней умрем. Приказываю донести до каждого солдата истинное положение вещей. Штурм по готовности.

На рассвете запели волынки, строй пехоты в шесть шеренг пошел в атаку.

Форт Doord готовился к отражению атаки. Капитан артиллерии Сека-Гуре сверкнул белозубой улыбкой:

— Покажите, чему я вас научил.

Взмах сабли — и грянул залп шести десятков opудий, второй залп слился с залпами соседних фортов.

— Заряжать картечью!

Еще один залп — и все окончено, оставшиеся в живых враги бежали в пески. Пусть бегут, максимум через два дня вернуться обратно. Глоток воды и кусок хлеба вразумит любого. Непонятливым помогут шакалы и степные собаки.

Европейская пресса долго обсуждала неудачную экспедицию адмирала Левенбрука. Ему ставили в вину неумелый бой с пиратами, которые теперь имеют три паровых крейсера. Обвиняли в отсутствии профессионализма при постановке эскадры на якорь. Самые красочные репортажи были в Голландии, где не скупились на эпитеты для своих врагов. В Испании опубликовали короткое интервью с графом Алексеевым. Нейтральными словами граф отметил бой с пиратами как ошибку. Второй ошибкой было отмечено отсутствие боевого патрулирования во время стоянки эскадры на якоре. Штурм артиллерийских батарей граф назвал «непродуманным решением». До русского форта Елизаветы всего пять дней пешего пути. Экспедиционный корпус имел реальный шанс без потерь вернуться домой.

Попытка захвата города Alexander Haven никого не застала врасплох. Свои обещания перед алмазной компанией «Дебрис» Сергей выполнил полностью. Город и алмазные копи были надежно защищены. Форты перекрывали все подходы многослойным артиллерийским огнем дальнобойных пушек. Побережье патрулировали татарские казачьи разъезды. Помимо собственно голландских войск, на западном побережье базировалось десять негритянских казачьих полков. Колесные пароходы в любое время могли перебросить войска в нужное место.

Целью второй экспедиции Сергея в Африку была Гана, которая до середины XX века называлась Золотой Берег. Его торговые корабли нашли этот участок побережья, где негры за стеклянные бусы, зеркала и железные топоры расплачивались золотым песком и самородками. Кроме этого в ста пятидесяти километрах восточнее, на небольшом гористом участке побережья, обнаружили португальскую факторию на двести человек. Среди колонистов было полтора десятка англичан.

Шестьдесят лет назад Португалия заключила колониальный союз с Англией. Согласно с договором купцы обеих стран имели право торговать в португальских и английских колониях. Договор заключили в тот период, когда у англичан практически не было флота. Зато было большое желание дорваться до колониальной халявы. В это же время Португалия была под серьезной угрозой вторжения испанских войск. Англичане помогли солдатами, а португальцы начали брать на свои корабли английских купцов.

Весной негритянский батальон захватил эту факторию. Теперь осталось найти удобное место для двух портов. После чего предстоит организовать экспедицию вглубь страны и найти золотые прииски. Задача совсем не простая, надо пройти двести километров вглубь материка. Отряды чернокожих казаков уже получили соответствующие приказы и начали поиски месторождений. Те прииски, где золото добывают местные племена, будут найдены быстро. Это недалеко от океанского берега или вдоль русла реки Вольта. Но самые богатые золоторудные и алмазоносные места находятся на безлюдных плато среди вечнозеленых террасовых лесов.

За прошедший год Павловск вырос в многолюдный город. Негритянские семьи по примеру русских поселенцев обзавелись домашним хозяйством. Вокруг города появились огороды и луга для выпаса скотины. Портовые склады заполнены досками ценных пород дерева, консервами из различных видов рыбы, фруктовыми консервами и соками. Плантации кофе, какао и сахарного тростника еще зарождались.

Первый урожай ожидался через пять месяцев. Хотя цеха по первичной переработке новой продукции уже были готовы.

Сергей вместе с управляющим осмотрел свою резиденцию, другими словами строящийся комплекс зданий назвать нельзя. В основном доме шли отделочные работы, негры показывали чудеса мастерства и творческой фантазии. Пятьдесят человек специально ездили в Петербург и Сясь, где они ознакомились с русскими дворцами и церквами. Сейчас мастера хотели доказать что могут сделать лучше. Тем более никаких ограничении творческой фантазии для них не было.

— Объясни, Михаил, зачем ты строишь для меня такой большой комплекс?

— Ты слишком занят своими делами и не знаешь, сколько у нас охотников на африканскую дичь.

— Где они сейчас?

— Трое живут у Ашастиных и двое у Юргенса, ещё восемнадцать человек на охоте.

— Там для них есть нормальные условия?

— В саванне для охотников построено десять усадеб.

Василий Горбунов сам выбирал место, говорит там тучи непуганой дичи.

После осмотра строящихся зданий пошли к братьям Горбуновым, героям-исследователям было чем похвастаться. Они исследовали побережье на север до реки Банджул, а на восток до реки Сасандра. Прошли на лодках все основные реки. В результате нашли еще два месторождения алмазов и шесть золотоносных жил. Братья сделали общую картографическую съемку в радиусе пятьсот километров вокруг Павловска. Разметили плодородные земли под фермы. Выделили участки лесов с ценными породами дерева.

Василий и Владимир Горбуновы ожидали прихода графа Алексеева вместе с женами. Однако вместо ожидаемых рассказов о своих приключениях они огорошили просьбой:

— Сергей Николаевич, возьми нас с собой на новые земли.

— Вам здесь не нравится?

— Стало тесно и неинтересно. Сейчас в лесах и на холмах почти сотня различных экспедиций.

— Михаил, ты мне об этом не говорил.

— Хозяин, ты сам сказал императрице, что не претендуешь на все земли вокруг Павловска. Вот дворяне и купцы отправили своих людей, тем более что корабли ходят регулярно.

— Твоя правда — и мешать этим экспедициям не стоит. В одиночку эти земли не поднять.

— Так возьмешь нас собой?

Возьму, ваша помощь и опыт не имеет цены. Но вокруг новых городов работать будет сложнее.

— В чем заключается сложность?

— Во-первых, на этих землях в древние времена добывали золото египетские фараоны. Во-вторых, джунгли только вдоль берега, дальше идет саванна с травой выше человеческого роста.

— Значит, там много различных зверей и часто встречаются люди.

— В таких условиях передвигаться можно только на лошадях. Есть много рек, в том числе река Вольта длинной примерно тысячу километров.

— Какое расстояние от реки Сасандра до первого города?

— От нового форта до реки Сасандра будет четыреста километров и между городами двести. Но сначала надо найти удобное для города место.

— Удивительно, ты столько знаешь! Говоришь дикие и опасные места, а сам все это видел.

— Сходите на корабли, там живут добровольцы, желающие познать местную природу и животный мир.

— Зачем они нам, хотя кое-кто уже в гости приходил.

— Познакомитесь, возможно, найдете для себя полезных спутников или сформируете отряды вспомогательных направлений.

Завершающий день — визит был к губернатору, Семен Петрович Нащокин пил чай под огромным деревом манго.

— Рад твоему приезду, Сергей Николаевич, отведай чудесного чая с твоих плантаций на Цейлоне.

— Спасибо, Семен Петрович, как обустроился на новом месте?

— Место хорошее, благодатное и богатое, но только ты сможешь объяснить, какие земли мне достались.

— Твои земли от границ эмира Марракееш до устья реки Нигер. Дальше, до Капской колонии голландцев, земли губернатора Еланского.

— Так-то оно так, да Василий Владимирович писал, что на этих землях есть португальские фактории.

— Были фактории, однако аборигены все эти поселения захватили. Сейчас мои люди отправились выкупать бывшие португальские фактории.

— Откуда знаешь?

— Покупал в Танжере рабов и встретил португальских и английских купцов, что были захвачены аборигенами.

— Выкупил несчастных пленников?

— Я благотворительностью занимаюсь только в России.

— Ну, не только в России, в Павловске построил школу, больницу и три храма, семинарию строишь. Значит, оставил всех пленников на потеху арабам.

— Почему всех, семьдесят два человека просились ко мне на службу, вот их и выкупил. Всех отправил в Нижний Новгород.

— Надо бы в Африку отправить.

— Те, кто Африку хорошо знает, больше пользы принесут своими лекциями в университете. Остальным найдут работу по способностям.

За время подготовки экспедиции к отплытию, Сергей съездил на прииски, проверил организацию работ на лесопилках. Наконец все было готово, и корабли вышли из гавани. Порт был переполнен судами разных стран, иностранные моряки внимательно наблюдали за выходом экспедиции. Ни для кого не было секретом, что граф Алексеев отправляется на поиски новых алмазных и золотых приисков. За время стоянки, как к Сергею, так и к другим участникам экспедиции, не раз подходили с одним и тем же вопросом. Всех интересовало конкретное место, где находятся богатые залежи алмазов и золота.

Сергей ожидал, что Павловск будет популярным транзитным портом. У гавани только один недостаток затруднен скрытый выхода подводных лодок. Но пятьсот километров севернее есть удобная бухта и для кораблей, и для подводных лодок. Настанет время освоения тех мест. Сейчас нет смысла тратиться на проекты, где реальная польза начнется с появлением авиации и подводных лодок. В настоящее время доходы от снабжения кораблей водой и продуктами обеспечивает Павловску сытую жизнь. Что касается досужих вопросов о месте расположения золота и алмазов, то ответ был один — в Африке.

На четвертый день пути подошли к маленькой бухточке, где располагалась одна из его прибрежных лесопилок и торговый пост. По всем признакам здесь следовало начать поход на север. Приметных мест на берегу не было, и Сергей не мог уверенно сказать о правильности выбора. Сколько раз он сожалел о том, что в момент случайного переноса у него в руках не оказалось ноутбука. Ведь лежал рядом на столе кладезь знаний и информации на все случаи жизни. У него были прекрасные морские и военные программы, обилие различных справочников. Его любимая информационная программа «от Альфы до Омеги» по объему заложенной информации сравнима с энциклопедией. С ноутбуком в руках легко выяснить координаты любого месторождения. Прочитать принципиальные особенности различных изобретений. Узнать детали тех или иных технологических процессов. Не судьба, ничего не поделаешь.

Сергей приказал основной группе экспедиции выгружаться здесь. Место для второго порта и города уже определили. Саванна выходила к океанскому берегу в сорока километрах от устья реки Вольта. На берегу этом месте находилась маленькая и не совсем удобная бухта. Но коль скоро в этих местах в XX веке были построены крупные порты, то не разумно изобретать чтото новое. Как помнил Сергей, на месте бывшей португальской фактории англичане впоследствии никакого порта не построили.

После того как его негритянские отряды разгромили португальские фактории по всему побережью Западной Африки, на месте бывших факторий были построены только укрепленные форты. Торговые посты с лесопилками и портами строились в ближайших удобных бухтах или на берегах рек. Аналогично поступили и на побережье Ганы. На первый взгляд португальцы выбрали для своей фактории самую удобную бухту. Но если в дальнейшем здесь развития не было, то проще сжечь португальские причалы и блокировать гавань двумя береговыми батареями.

Вторую часть экспедиции частично выгрузили на месте бывшей португальской фактории, которую в торжественной обстановке назвали городом Павлово. Поблизости находилось много мелких золотоносных мест и месторождений аметистов. Это послужило причиной выгрузки примкнувших добровольцев и экспедиционных отрядов русского дворянства и купечества. Никто не пожелал отправляться на поиски неведомого журавля, когда золотая синица уже в руках. Здесь Сергей не вмешивался, чем больше добровольцев присоединится к его поискам, тем лучше. Успех освоения Африки заключается в первую очередь в массовом интересе. Чем больше заинтересованных людей, тем серьезнее поддержка государства. Сергей щедрой рукой раздавал найденные прииски. Месторождения получали крупные сановники, сенаторы и родня.

В последней небольшой гавани выгрузили оставшийся экспедиционный отряд. Во время церемонии подъема Русского флага зарождающемуся городу дали имя Павлоград. Все, можно возвращаться на место высадки первого отряда, самые сложные поиски будут там. Двести километров куда-то на север, к самым богатым в Западной Африке золотоносным местам. На прощанье собрались в палатке управляющего заложенного города.

— Большое месторождение алмазов примерно в двадцати километрах от этого места.

— Какие там ориентиры, зная приметы, мы найдем копи очень быстро.

— Идите в направлении самой высокой горы, — Сергей показал рукой на гору, больше похожую на сопку, — копи на юго-западе от горы.

— Местные племена ведут разработку?

— Копи разрабатывались более двух тысяч лет назад, современные негры не умеют обрабатывать алмазы.

— Это хорошо, в природном состоянии они выглядят серой галькой и никого не заинтересуют.

— Но там есть золотоносные жилы, поэтому возможны случайные находки алмазов.

— В любом случае мы пройдем через все поселения и опросим людей.

— Это ваша основная задача, удачи в поисках.

— Что делать после выполнения первой задачи?

— Немного восточнее указанной горы вы найдете большую реку. Вдоль реки много золотоносных жил, а севернее есть еще алмазы и драгоценные камни.

— Много ли здесь врагов, — спросил татарский темник.

— Племена миролюбивые, далеко на севере земли эмира Марракееш, он мой друг.

На рассвете Сергей отправился к первому месту высадки. Подготовка к экспедиции должна быть в стадии завершения. Трудно предсказать, как пойдет развитие этих земель. Гана развилась как основной мировой поставщик какао плюс золото и алмазы. Африка благодатный континент с миролюбивым населением. Однако в результате колонизации местное население оказалось нищим. Коренные жители стали чужими и бесправными на своей собственной земле. Европейцы завладели всеми природными ресурсами и плодородными земли.

Впрочем, аборигенам оставили шанс. Каждый человек имел право переехать в метрополию на постоянное место жительство. Это была как бы плата за многолетнее рабство. Только дарованное право надо было еще заслужить. Далеко не просто получить английский или французский паспорт.

Когда Советский Союз начал свою политику помощи в развитии национальной экономики, сложилась забавная ситуация. СССР поставлял оборудование для строительства заводов и рудников. Завозилась техника и оружие для создания национальных армий. Но вывозить было практически нечего, все местные ресурсы принадлежали Европе. В результате поставки из СССР оплачивали европейские банки в счет своих платежей за вывоз того же золота или алмазов, урана, рутила и титана. После развала СССР банки Европы «забыли» про свои обязательства. Прошло несколько лет «забывчивости». Затем сообщество банкиров уговорило правительство России простить долги нищих африканских стран. Все правильно, африканские страны совсем нищие. Недра и ресурсы Африки принадлежат европейским «филантропам». Негры раз за разом берут вруки автоматы. Им не понятно, почему золото добывают рядом с их домом, налоги платят на Багамских островах, а прибыль остается за океаном. Месторождения золота и драгоценных камней никто у них не покупал даже за стеклянные бусы. Плодородные земли окружены забором, за которым пасутся дикие животные. Чернокожие крестьяне лишились своей земли и получают еду из рук белых «благодетелей». Причем негров регулярно обвиняют в уничтожении редких животных. Оно им надо?

Можно подумать, что современные картонные хибарки изнутри заставлены слоновыми бивнями и завешены шкурами леопардов.

После церемонии основания города Павлодар и подъема Русского флага, Сергей отправил с груженым пароходом письма. Официальные письма Потемкину и Екатерине, частные письма, поручения и проекты своим людям. Первые результаты осмотра места высадки порадовали хорошими перспективами.

— Мы обследовали десять километров береговой линии, — начал управляющий нового поселения, — здесь самое удобное место для строительства порта.

— Ты имеешь в виду отсыпку волнолома в сторону океана?

— Волнолом сейчас отсыпать не будем, сначала протянем с километр ряжей.

— Прибой может сдвинуть ряжи.

— Не успеет, здесь хорошее прибрежное течение, которое перемещает береговой песок.

— Получается, что ряжи с внешней стороны заблокирует песком и получится естественный мыс.

— Да, мы построим первую ряжевую линию стометровой ширины. У нас сразу получится хороший причал.

— Какие будут глубины у причала?

— Гарантирую пятнадцать метров. Каменоломни успеем разработать ко времени окончания строительства причалов.

— Где начнешь отсыпать волнолом?

— Спешить не имеет смысла. Сначала определимся с прибрежными течениями и направлениями намыва песка.

Сергей вышел из палатки, рабочие расчищали место для строительства зданий. Рыли котлованы для фундаментов фортов, монтировали инженерностроительное оборудование. Интересный факт, поразивший его еще при начале строительства Павловска.

Люди приходили сами семьями и даже деревнями.

В стороне от палаток экспедиции выросло большое поселение негров. Уже стояло больше тысячи обычных негритянских хижин, земля между ними аккуратно посыпана прибрежным песком. Просто удивительно! Их никто не звал. Никто не посылал гонцов для найма рабочих. Никто не оповещал о начале строительства нового города.

Все имущество экспедиции завезли на лошадях и сложили в километре от устья реки. Небольшой отряд, состоящий в основном из женщин, в сопровождении четырех негров — казаков, ехал вдоль океанского берега к устью реки. Вчера Сергей потратил много энергии, пытаясь убедить русскую часть экспедиции доверить все лодки неграм. Надо обладать специальными навыками и опытом для преодоления прибоя. В месте впадения реки в океан глубины не превышают одного метра. Волны прибоя встречаются с течением реки и становятся короче и круче. Результатом его энергичных уговоров стал отказ женщин от опасного мероприятия. К женщинам присоединились художники, пожелавшие запечатлеть волнующую картину с берега.

До появления лодок отряд успел удобно расположиться под прибрежными пальмами. Две пироги каказаков на пятьдесят гребцов каждая, красиво, в радуге брызг, буквально влетели в реку через толчею прибойных волн. Пироги сопровождающих экспедицию рабочих преодолели опасную зону не так красиво, но уверенно.

— Что они делают? — указывая на негров, спросила Ольга Белоглазова.

Пироги подошли к обоим берегам реки, негры бросили свои лодки и побежали к месту смешения океанской и речной воды.

— Готовятся спасать людей и ловить лодки с веслами.

Легкие и быстроходные десятивесельные ялы уверенно подходили к опасной линии. Дальнейшее полностью подтвердило слова Сергея. Волны играючи развернули ялы, люди посыпались за борт. С берега отчетливо увидели, как красивые на взгляд досужего наблюдателя волны, бросали ялы как простые щепки. Самые упертые поняли опасность, и сами выпрыгнули в океан.

Женщины всполошенными курицами забегали по берегу, высматривая среди волн своих мужей. Сергей молча, одним кивком головы, показал казакам на женщин. Негры понятливо встали за их спинами, готовые в любой момент остановить попытку броситься в океан.

Почти две сотни спасателей достаточно быстро выловили неудачливых покорителей стихии вместе с их ялами. Впрочем, один ял прибойная волна боком занесла в реку.

Убедившись, что все люди спасены, Сергей сел на лошадь и отправился в лагерь. Наблюдать за тем, как его раненых товарищей выводят на берег, он не хотел. То, что все будут ранены, он не сомневался. Даже благополучно покинув ял, человек неизбежно получит удар многотонной прибойной волны. Вывихи, ушибы и ободранная о донный песок кожа неизбежны. Зачем читать мораль неудачникам, они взрослые люди и прекрасно все поняли сами.

Участники экспедиции постепенно стянулись в лагерь. Точнее не все, один с переломом бедра и другой с вывихом плеча были отправлены назад. Из Павлодара неудачников пароходом отправят домой. Держать раненых добровольцев в палатке строящегося города опасно для их собственного здоровья. Экспедиции придется задержаться еще на сутки. После стрессовой ситуации людям нужен отдых. Кроме этого необходимо время для лечения мелких травм и ушибов.

Лодки равномерным ходом поднимались вверх по реке. На пятый день спокойного пути Сергей решил высадиться на берег и разбить основной лагерь в нескольких километрах от реки. Хотелось найти подходящий приток и поискать какие-нибудь приметы выноса золота. За эти дни окружающая растительность изменилась несколько раз. Полоса джунглей закончилась в первый день путешествия. Как-то незаметно началась саванна. Сквозь прибрежный кустарник и редкие деревья просматривался океан высокой травы. Затем начался тропический лес, который на четвертый день принял необычный вид. Огромные, диаметром до пяти метров, деревья стояли широко раскинув кроны. Невысокий подлесок и трава ловили пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи. Картину непривычного леса дополняла какофония птичьих криков.

Сергей понял, что речная флотилия вошла в галерейные леса, а реликтовые красавцы являются красным и черным деревом. Пора искать главное месторождение золота. Для чего сначала необходимо выйти на соответствующую геологическую площадку. Вопреки ожиданиям поселений аборигенов вдоль реки совсем не было.

Местные негры кочевали по саванне вслед за стадами травоядных животных. Но когда случались встречи рабочие и казаки с помощью жестов и мимики вступали в переговоры. В результате от экспедиции откололись три отряда, которые пошли с аборигенами к предполагаемым месторождениям золота и драгоценных камней Местные племена относились к экспедиции без опасений или агрессии. Оно и понятно, еды здесь достаточно для всех, главное самому не погибнуть от рогов и копыт дичи. Ружья пугали кочующих охотников грохотом выстрела, но и только. К владельцам оружия проникались уважением как к надежным добытчикам еды. Одновременно со строительством городов разовьется и сельское хозяйство. Проблема наполнения желудка станет вторичной. Появится свободное время, новые интересы и потребности.

Лес начал редеть, появился высокий кустарник и акации. Самка леопарда спокойно сидела на берегу. Трое котят лакали воду, изредка поглядывая то на мать, то на лодки. Справа открылось русло впадающей реки, Сергей свистнул, показывая рукой вправо.

Семейство леопардов заинтересованно посмотрело на Сергея, затем перевело взгляд по направлению руки.

Самка даже сделала несколько шагов в ту сторону, но, убедившись в отсутствии еды или врагов, вернулась к котятам.

Через час нашли удобное место для постоянного лагеря. Расчистили просторную площадку, оставив в центре большой куст, стоявший розовым шаром ярких и красивых цветов. В первую очередь занялись сооружением высокого плетеного забора. Нежелательные визитеры могут забраться в лагерь не только ночью. Необычные запахи лагеря заинтересуют всех обитателей местной фауны. Как определить что вкусно, а что опасно? Пока сам не проверишь — не поймешь.

Самыми «ароматными» были русские участники экспедиции. Помня о «злобных» африканских насекомых, Сергей разработал крем на основе масла какао и экстракта цветов сирени. Получившаяся мазь хорошо служила для отпугивания насекомых. Для приготовления кофе достаточно пожарить сами зерна. Для какао процесс более сложный, сначала из бобов выжимают масло, которое является основой всей дорогой парфюмерии. Масло какао само по себе очень благоприятно действует на кожу Понятно, что дешевая парфюмерия изготавливается на химической основе. Затем жмых бобов какао перерабатывают в порошок и пускают на изготовление шоколада.

Охотники вернулись с богатой добычей, вечером устроили праздник живота. Негры трепетно относились к специям, особенно налегая на черный перец. Охотники принесли дикие лимоны и апельсины, папайю и манго. В итоге к заходу солнца приготовили мясо различных видов с самыми экзотическими соусами. Женщины сварили на отличном бульоне вермишелевый суп, который был принят неграми на «ура». По случаю установки базового лагеря Сергей открыл столитровый бочонок сухого вина с Крита.

Поиски выхода на поверхность золотоносных жил много времени не заняли. Следы золота нашли в первый же день. Затем стали находить все больше и больше и, наконец, нашли основную жилу. Одна из поисковых групп исследовала небольшой ручей, рабочий, желая помочь Александру Мыторкину, взял большой камень и начал сбивать береговой откос. После нескольких ударов камень заблестел золотым боком. В лагере самородок взвесили, в нем оказалось семь с половиной килограмм. Рабочие принялись копать шурфы. Место для нового города начали готовить в полукилометре от будущих шахт.

Сергей решил не задерживаться, все детали давно согласованы. Осталось проверить результаты поисков в районе Павлограда и отправляться в Дурбан. Корабли Тихоокеанской эскадры должны закончить ходовые испытания и встретиться в Капштадте с «бабочками» «Панацея», «Пандора», «Психея» и «Панония» должны туда прийти с войсками полковника Аксеки Йозгата.

Дальше эскадра пойдет в Дурбан, где возьмет два полка африканских казаков. Затем корабли отправятся через Цейлон в Желтое море. Сергей хотел высадить десант в Ляодунском заливе в районе города Суйчжун. Это ближайшее место к Великой китайской стене. В дальнейшем, опираясь на место высадки, продвигаться в глубь Маньчжурии.

Китай в это время воевал с Маньчжурией. Сергей строил свои планы в надежде завершить военный конфликт. Если китайцы согласятся продать не принадлежащую им землю, его шансы захватить Маньчжурию станут стопроцентными. Ради этого он хотел демонстративно высадить десант у Великой китайской стены и ударить в глубь страны — оккупанта. Один из его купеческих кораблей заблаговременно ушел в Кантон.

Необходимо провести политическую разведку и подыскать полезных людей. В дальнейшем, помогая заинтересованным людям оружием, обеспечить в Китае поддержку правящей династии и получить Маньчжурию.

Дело в том, что сто лет назад Китаем начала править маньчжурская ветвь династии Цинн. При этом сама Маньчжурия заявила о своей независимости от Китая.

На этом конфликте Сергей и хотел сыграть.

Отлично вооруженный отряд генерала Такин Хомайна способен самостоятельно захватить Маньчжурию. Но это в дальнейшем может привести к длительному противостоянию непосредственно с Китаем. В разработанном проекте интересы Китая не затрагиваются. Даже наоборот китайская династия получает возможность расправиться с ненавистными маньчжурами. Главным элементом планируемого похода будет пропаганда национальной справедливости.

В Павлограде ждали хорошие новости. Экспедиция нашла заброшенные египетские копи в первый же день своих поисков. Алмазные копи были заброшены более полутора тысяч лет назад. С падением греческой династии Птолемеев, последней представительницей которой была Клеопатра, египтяне не пожелали открыть римлянам места добычи золота, алмазов и драгоценных камней. Пятнадцать столетий не смогло скрыть места масштабных работ. По словам участников экспедиции, карьеры и шахтные отвалы были хорошо различимы среди разросшихся кустарников и бурьяна.

— Самое невероятное заключается в том, — говорил Савелий Прудников, — что аборигены знают все места египетских копей.

— Возможно, со старыми приисками у них связаны языческие обряды.

— Совсем нет, они утверждают, что их предки раньше здесь работали.

— У них остались предания о древних египтянах?

— В том-то и дело, сохранились! В этих краях каждое племя имеет свой язык, Николай Шульгин остался у аборигенов и хочет записать все предания и сказки.

Сергей отправился в Капштадт через русскую крепость Луанда, которую он якобы выкупил у негров.

Из всего гарнизона и жителей крепости было только Двое русских, его управляющий и капитан-артиллерист.

Здесь и в Лобито создавались плантации по выращиванию мидоров с гарантией непрерывного сбора урожая в течение всего года. Томатная паста является основой всех привычных для него соусов. Но в XVIII веке помидоры оставались для Европы экзотикой. Сергей запомнил один разговор в середине восьмидесятых годов.

Тогда он работал старпомом, а его судно выгружало в Луанде грузовики. Груз получали советские специалисты, озабоченные развитием сельского хозяйства Анголы. Тогда один из них возмущенно рассказывал, что португальцы неправильно развили выращивание помидоров. Они вместо «нормальных» помидоров выращивали сорт черри.

— Ну что это за помидоры? — возмущался специалист. — Веточка с плодами размером с вишенку. Помидор должен быть большим, как у нас в Волгоградской области.

Технология консервирования уже отработана.

Можно приступить к массовому производству томатной пасты. Корабли из Цейлона будут доставлять специи, что позволит освоить выпуск пряных рыбных консервов. Данный регион буквально кишит рыбой, особенно много скумбрии и ставриды. Со временем можно освоить выпуск разнообразных соусов. Сергей не видел другого направления развития территории Анголы.

Португальцы и англичане вывозили рабов с западного побережья Африки. Других интересов у них здесь не было. После потери всех факторий они пытались организовать работорговлю через Русские крепости. Но из этой затеи ничего не получилось. У русских отсутствовали рабы, и покупать было некого. Несколько экспедиций за рабами, которые были организованы из русских крепостей в глубь континента, бесследно исчезли.

В этом, безусловно, были виноваты русские, они вооружили аборигенов и приняли их к себе на службу. Тем не менее официально никаких претензий предъявить нельзя В Европе легальная работорговля осталась только в Англии, Португалии и Турции. В Западной Африке существовало только два места работорговли. Остров Горе, куда рабов свозили пираты, и город Танжер, получавший рабов от тех же пиратов.

В Капштадте графа Алексеева ожидал представитель Голландской Ост-Индской компании.

— Рад вас видеть господин граф, у меня для вас официальное послание от правления компании.

Письмо серьезно озадачило Сергея, в нем предлагалось поднять Русский флаг над Цейлоном и Гвианой с островами Карибского моря.

— Не могли ли вы объяснить причины столь необычного предложения?

— Голландия в состоянии войны с Англией и Португалией, флот уверенно защищает наши интересы, но сухопутные силы недостаточны.

— Под прилегающими островами вы подразумеваете Багамские, острова Аруба и Антильские острова?

— Вы совершенно правы, господин граф.

— Передав эти территории под юрисдикцию России, компания получает неоспоримую выгоду. А в чем будет интерес России?

— Россия получит новые заморские территории.

— Эти территории необходимо защищать, потребуются дополнительные войска и корабли, я не вижу никакой выгоды ни для России, ни для себя лично.

— Ну почему же? Россия получает новые территории!

— Для начала могу напомнить, что для России новые территории не являются проблемой.

Сергей посмотрел на посланника Ост-Индской компании.

— Потом мне непонятна забывчивость, по которой компания забыла включить, список княжество Гоа.

С точки зрения геополитики XXI века предложение выглядело сказочно выгодным. Но для XVIII века подобные приобретения убыточны. Строительство океанского флота для защиты новых земель влетит не в одну золотую копеечку. В то же время ресурсы этих территорий останутся собственностью голландской ОстИндской компании. Правда, есть здесь одна изюминка: голландские острова в Карибском море являются откровенным притоном пиратов. Острова расположены в стратегически выгодных местах. Они блокируют Карибское море, перекрывают все входы и выходы. Сами острова с хозяйственной точки зрения абсолютно бесполезны. Но голландские купцы по дешевке скупают пиратскую добычу и имеют на этом хорошую прибыль.

От пиратов страдают испанцы и французы, вот и пришла Сергею мысль договориться с испанцами.

Точнее, в случае необходимости предложить взаимовыгодное соглашение, по которому испанцы берут на себя обеспечение безопасности этих островов. Получив право базировать свои военные корабли, испанцы быстро наведут на островах порядок. Панамский канал графа Алексеева будет надежно прикрыт. До вторжения в Испанию французских революционных сил еще тридцать лет. Сейчас Испания очень сильна, никто не рискнет связываться с испанскими галеонами.

Тридцать лет — достаточное время, Россия имеет шанс улучшить свое экономическое благополучие. Для любого государства на первом месте находятся деньги.

Будут деньги, будет и все остальное. При этом не надо путать деньги государства и деньги населения. В самой богатой стране мира живет отнюдь не самое обеспеченное население.

Есть еще одна важная деталь под названием Гвиана, или Гайана, все зависит от языковой транскрипции.

В свое время Сергей несколько раз был в Парамарибо и Джорджтауне. Он слышал эту историю в Голландской и Английской интерпретациях. В период наполеоновской оккупации Голландия была не в силах помочь своим заморским территориям. Англичане этим воспользовались и принялись энергично захватывать беззащитные земли. Захватив в Гайане город Тарбок (ныне Джорджтаун), новые хозяева отправились на инспекцию алмазных шахт и золотых приисков. Во время этой поездки капитан Макензи заблудился и случайно открыл Золотой каньон. Так что «Золото Макензи» не вымысел, а реальный факт, с той лишь разницей, что Золотой каньон находится не в Северной, а в Южной Америке.

Остается правильно выторговать Цейлон и Гайану.

Безопасность выгоднее всего обеспечить африканскими казаками.

— Я полагаю, что голландской Ост-Индской компании придется регистрироваться в России, — сказал Сергей.

— Но в этом случае компания будет платить налоги в русскую казну.

— Филантропов в русском правительстве я не встречал. У компании нет шансов, если правительство не будет заинтересовано в признании русского протектората над этими территориями.

— Насколько нам известно, вы обладаете большим влиянием в правительстве. Если вы окажете содействие, то компания найдет возможность отблагодарить вас.

— Я вижу только одну возможность. Подписание договора об исключении двойного налогообложения.

Собеседник надолго задумался. Сергей любовался отличным видом на Столовую гору. Голландская ОстИндская компания согласится. Налог в русскую казну в любом случае меньше, чем содержание наемников. При этом безопасность будет гарантировать сильное государство. Но где-то закопана еще одна причина, которая заставляет голландцев идти на такой шаг.

— Господин граф, расскажите о ваших намерениях после выхода кораблей из Капштадта?

— Корабли пойдут в Дурбан, где я намерен поднять Русский флаг.

— Вы не могли бы повременить с этим, Русский флаг над Дурбаном даст англичанам возможность снова заходить в этот порт. Как следствие, их давление на наши фактории в Индии снова усилятся.

— Ваше предложение только ухудшит ситуацию.

Между мысом Игольный и Дурбаном много удобных бухт. Положение намного ухудшится, если англичане вместо глупого штурма Alexander Haven построят новую крепость и пойдут на Капштадт по суше.

— Действия ваших войск в Alexander Haven выше всяких похвал. Когда вас ждать в Индии?

— В следующем году, как я и обещал.

— Завтра я вручу вам бумаги о передаче прав России на оговоренные территории.

На том и простились, Сергей долго писал письма в Петербург, стараясь внятно довести свои мысли и идеи.

Верный своему постулату, что любое действие должно приносить выгоду, он отметил финансовую сторону новых приобретений. Выгодное стратегическое расположение островов в Карибском море и придание им статуса свободной таможенной зоны принесут России очень хорошие деньги. Регион жуликов, авантюристов и пиратов требует мест легализации своей добычи.

Вопреки распространенной иллюзии, человек с мешком золота нигде и никогда не мог легализовать свои сокровища. Неизбежен вопрос: «где взял?». Ответы:

«нашел, мое, заработал» и т. д. не принимаются. Доноситель получает от половины до четверти, остальное законная доля лорда, князя или короля. Своим людям Сергей отправил подробные инструкции. В Нижнем Новгороде уже сформировался настоящий «мозговой центр». Были письма в Испанию, Габриель Гильен и Тимофей Максаков должны хорошо подготовиться к новым изменениям. Отдельно было подготовлено письмо для короля, в котором граф Алексеев изложил преимущества временного испанского протектората над русскими островами в Карибском море. Еще один виток измененной истории, но предсказать последствия Сергей не мог.

Открывшийся вид на гавань Дурбана изначально отбивал желание идти на приступ. Две мощные башни фортов блокировали вход, восемьдесят пушек на четырех ярусах гарантировали любому желающему быструю смерть. Со стороны океана просматривались еще несколько равелинов, прикрывающих берег и город от возможного десанта. Сергей видел карту расположения береговых укреплений и знал, что это только видимая часть. Город и гавань, способная дать укрытие десятку авианосцев с кораблями охранения, были надежно защищены от атак с любой стороны.

Идея строительства из бетона, с использованием извести вместо цемента, себя полностью оправдала. Правда неграм не понравился серый цвет и шершавый вид стен. Они сделали облицовку из гранитных плит. В результате внешний вид стен стал красивым и одновременно грозным.

— Познакомь меня со строителями, — обратился Сергей к управляющему.

— Понравилось, хочешь поблагодарить?

— И понравилось, и хочу поблагодарить. Но для начала хочу научить изготавливать керамические плитки с изразцами.

— Ребята очень талантливые, — согласился Степан Каломейцев.

Весь день Сергей посвятил городу. Вместе с управляющим осмотрел все укрепления. Затем поехали по прилегающим фермам, которые организовали безземельные русские дворяне. Вечер прошел в одной из усадеб за чаепитием с традиционным самоваром. Молодой сад не только очаровывал запахом яблок и вишни, но и испускал аромат апельсиновых и мандариновых деревьев.

Утром на гарнизонном плацу торжественно подняли Русский флаг. Следом под орудийный салют Русский флаг подняли над фортами. После церемонии Сергей поехал на кирпичный завод, где уже были подготовлены образцы отделочной плитки разной степени готовности. Строители пришли достаточно быстро. На церемонии подъема флага строители стояли отдельной группой. Когда в своей короткой речи граф Алексеев поблагодарил строителей за отлично выполненную работу, вся группа ритмично захлопала в ладоши и начала кружиться в танце.

Сейчас строители с серьезным видом ожидали начала объяснений. Профессиональным взглядом они уже успели оценить промежуточные образцы. Старший строитель не постеснялся взять в руки некоторые экземпляры и дать свои комментарии. Сергей еще раз окинул взглядом статных чернокожих молодцов и Свангбе, который являлся главным строителем.

— Спасибо, что пришли. Вы уже поняли, что из глины можно делать отделочные плитки. Я хочу показать, как разукрасить плитки и сделать дом очень красивым.

Работа с глазурью затянулась допоздна. Рабочие дружно ахали, когда грязно-молочная плитка выходила из печи с текстурой красного дерева.

— Все необходимое вы увидели и попробовали сами.

Теперь можете строить еще более красивые дома, — этими словами Сергей закончил вечер.

Уезжая, граф Алексеев оглянулся, Свангбе со своими людьми продолжали увлеченно что-то обсуждать..

Зерно идеи брошено, он не сомневался в талантах аборигенов. Скоро появятся новые интересные решения. Татарские отряды вольготно разбрелись до экватора. Сергей прочитал все донесения сотников. Было много настоящих открытий, куда управляющий Николай Паньков отправил целевые экспедиции. Севернее Дурбана заложили еще три портовых города. Фактически все удобные гавани до арабского поселения Дарэс-Салам взяты под контроль. Хан Гирей начал строить свою столицу на берегу большого озера в местечке Компала. По его просьбе граф Алексеев прислал архитекторов и строителей из Алжира и Турции. Надо построить достойный город с красивой мечетью. Вместе с тем начали готовить экспедицию для спуска с озера к устью Нила.

Утром Сергей поговорил с помещиками о земледелии. Если о плантациях кофе и какао говорить рано, то плантации сахарного тростника уже давали результат.

Для организации новых плантаций, с островов Реюньон и Маврикий привезли рассаду и аборигенов. Эти острова являются родиной сахарного тростника. Лучших специалистов для нового дела нигде не найти. Вместе с тем управляющий построил винокурню. Продажа транзитным кораблям рома в бочках по прибыльности опережала золотые рудники.

8 Индийские сюрпризы

Закат встретили в океане. Сергей любовался ярким свечением океана. Стремительно проносились зеленые стрелы, это охотились марлины. В зеленом сиянии к борту судна неумолимо приближались цилиндры торпед, это подходили игривые дельфины. На удалении начали расходиться зеленые круги, это вынырнул отдышаться кашалот. Вот на поверхности замелькало зелеными спицами огромное колесо. Ускоряясь в своем вращении, колесо становилось все меньше и меньше. Наконец колесо превратилось в яркую зеленую точку и погасло, это тунцы завернули стаю анчоуса. В XXI веке всего этого уже нет, погиб не только планктон. Борьба с загрязнением океанских вод с помощью химических средств уничтожила на поверхности океана всю фауну.

Эскадра шла в Коломбо. Кроме церемонии подъема Русского флага, Сергей хотел ознакомиться с положением дел на Цейлоне и в Индии. На западе Индии африканские полки разгромили португальские войска и захватили всю территорию Гоа. При взятии города Гоа Велья был арестован и вице-король португальских восточных владений. Вице-короля отправили в Голландию, а новая территория отошла к голландской Ост-Индской компании. Теперь Гоа тоже переходит под юрисдикцию России……

В данный момент эти земли экономического значения не имеют. В горах Гоа ничего, кроме железных и ферромарганцевых руд, не нашли. Красивый ландшафт и шикарные пляжи в XVIII веке никого не интересуют. Почти пятьсот лет назад эти земли захватили арабы и отсюда начали свою экспансию в Индию. Через триста лет португальцы выбили арабов и взяли княжество под свой контроль. Индусы не пытались вернуть себе эти земли. За пять столетий они свыклись с живущими рядом чужаками, которые поклоняются другим богам..

Португальцы первоначально пытались захватить земли соседнего княжества Майсур. Однако богатое золотом, драгоценными камнями, шелком, хлопком, специями и прочим княжество Майсур с легкостью разгромило колониальные войска Португалии. После поражения португальцы перешли к мирной торговле, получая многократную прибыль. Благодаря отличным морским гаваням и урожайному сельскому хозяйству здесь развилась перевалочная база и центр португальских владений на востоке..

Сергей оценил эту территорию как важный стратегический плацдарм. Торговля торговлей, но у него были совсем другие планы. На севере граница многолюдного и бедного маратхского княжества. На юге очень богатое и сильное княжество Майсур, которое уже много лет ведет упорную борьбу с англичанами и французами.

Поэтому Сергей решил установить дружеские отношения с князем маратхского княжества и вооружить его современным оружием. Дальнейшие действия этой армии были легко предсказуемы. В любом случае, княжество Майсур будет разорвано в клочья, англичане, голландцы, французы и португальцы непрерывно атаковали богатые земли. Даже Дания посылала свою эскадру в надежде оторвать сладкий кусочек дармовщинки.

Индия никогда не была единым государством. Как и Европа, страна разделена на самостоятельные княжества с разным языком и религией. Война объединит Индию в одно мощное государство, способное противостоять европейской экспансии. Попутно Сергей получит хорошие деньги за поставки эффективного оружия. Но для принятия правильного решения необходимо услышать мнение Степана Малинина. Управляющий за прошедший год должен хорошо разобраться в индийских делах и дать общий стратегический анализ. Нельзя действовать в темную, не разобравшись во внутренней обстановке. Так можно не только потерять деньги, но и серьезно испортить отношения с влиятельными и полезными людьми.

Яркие краски тропиков плохо скрывали бедность хижин рудокопов. Только центральная часть Коломбо выглядела тропическим раем. Поэтому собрание своих управляющих Сергей начал с обсуждения бытовых условий рабочих.

— Местные жители не должны ощущать своей ущербности по сравнению с нами.

— Мы поставили местных жителей на многие ключевые посты, — возразил управляющий.

— Это вынужденная мера по причине нехватки людей. Любой человек одновременно с назначением на высокую должность должен одновременно получить дом. Вы все должны жить в одном районе города.

— Но тогда мы должны изменить планировку города и составить перспективный план строительства.

— Совершенно верное решение. Продумайте несколько типовых вариантов домов для рабочих и обслуживающего персонала.

— Здесь люди разделены на касты и кланы. Мы своими действиями можем вызвать недовольство или неприязнь.

— Этого легко избежать, если все решения согласовывать с кандидатами на переселение.

— Мы не разрушим клановых и кастовых традиций.

Вместе с тем создадим строгую социальную систему и построим красивый город.

Главный карьер поражал воображение своими размерами и количеством работающих людей. Вверх и вниз степенно шли вереницы слонов, непрерывной цепочкой поднимались носильщики с добытыми драгоценными камнями. Сергей даже не подозревал, какими богатствами он теперь владел. Только увидев своими глазами, он понял масштабы добычи драгоценных камней. Вместе с тем осознал и тот удар по экономическому благополучию Португалии, который он нанес своим наглым захватом Цейлона..

Все встало на свои места, вполне понятен испуг голландских торговцев и банкиров. За этот сладкий пирог будут бороться до конца, союз Португалии и Англии вполне оправдан.

— В какой степени надежна оборона острова от возможных десантных операций? — обратился граф к офицерам.

— Строительство фортов закончено, все форты имеют линию усиления обороны в виде казарм крепостного типа, — сказал Петр Давлетов.

— Какова подготовка войск?

— У нас получилась смесь из казаков и регулярных войск, но общая подготовка на удовлетворительном уровне.

— Как обстоят дела с пушками?

Все трофейные пушки сняты и заменены на русские, — ответил Николай Суранов.

— Удалось набрать солдат из местных жителей?

— Набрали два полка, один из тамилов и один из сингалов, кроме этого набрали батальон егерей из веддов.

— Что это за ведды?

— Насколько мы поняли, это коренные жители острова.

— Можно вопрос, ваше сиятельство, — снова обратился Петр Давлетов.

— Конечно, и почему такая официальность?

— После подъема Русского флага на острове будет официально утвержден гарнизон. Что надлежит делать нам?

— В письме к правительству и сенату я взял на себя смелость рекомендовать вас на командование войсками в Индии и на Цейлоне с чинами генерала пехоты для Петра Давлетова и генерала артиллерии для Николая Суранова.

— Но это невозможно! Мы оба служили лейтенантами.

— Вы полагаете, что будут претенденты среди столичных генералов?

Еще до начала своих походов Сергей понимал, что в одиночку успеха ему не добиться. После захвата шведских медных рудников он подарил Потемкину находящийся рядом серебряный рудник. Данный подарок Потемкин принял как само собой разумеющееся. В дальнейшем найденные вдоль реки Юкон золотые прииски дарились многочисленным родственникам и друзьям.

Богатый серебряный рудник севернее Клондайка Сергей снова подарил Потемкину.

— Чем обязан столь щедрому подношению? — спросил граф.

— Одному все это поднять не по силам, — честно от ветил Сергей.

— Серебряный рудник — это чистые деньги, какие здесь нужны силы? — удивился Потемкин.

— Кроме собственно разработки рудника нужно еще строить поселения и крепости, да и французские колонии Монреаль и Онтарио не так далеки.

Потемкин внимательно посмотрел, затем кивнул головой и сказал:

— Ты прав, заморские территории требуют надлежащего надзора. Но почему ты дал мне серебряный рудник, а не золотой прииск, кои щедро раздариваешь своим родственникам.

— Это очень богатый рудник, затраты будут маленькие, а прибыль очень высока, серебра будет столько много, что пули из него сможешь отливать.

Потемкин снова кивнул головой. С тех пор земли северо-запада Америки были под контролем правительства.

Аналогично Сергей поступил и с неразработанными месторождениями драгоценных камней на Цейлоне.

Прочитав отчет об обнаруженных на Цейлоне залежах драгоценных камней, он сделал соответствующие выписки. В результате были одарены все родственники и друзья. Получили свою долю и его люди в Сенате, хорошее месторождение изумрудов было подарено Михаилу Михайловичу.

— Ты мой племянник, — несколько растерянно сказал Михаил Михайлович, — но это не столь близкое родство для такого щедрого подарка.

— Подношение имеет скрытый интерес с моей стороны, — не стал скрывать Сергей.

— И в чем заключается твой интерес?

— Земли Цейлона очень богаты, и Англия с Португалией неизбежно попытаются отвоевать их у Голландии.

— Ты рассчитываешь на помощь Сената в случае угрозы захвата Цейлона врагами Голландии.

— Армия Голландии слаба, оказать сопротивление объединенным войскам Англии с Португалией она не сможет.

— Я понял, однако из сказанного следует ожидать таких же подарков из африканских земель.

— Да, как только будут закончены исследования золотоносных и алмазоносных мест.

— Не жалко раздаривать такие богатства?

— Нет, не жалко. Я один таким куском подавлюсь.

Все вместе мы сможем не только разбогатеть, но и сделать Россию самой богатой страной.

Отчет Степана Малинина, который являлся управляющим в Индии, озадачил Сергея. Все события в этой стране оказались совсем не так просты и однозначны. Оказывается южнее княжества Майсур, на территории княжества Керала, идут серьезные сражения. Англия, Голландия, Франция и Португалия изо всех сил бьются друг с другом. Если Англия и Португалия выступают единым союзом, то Голландия и Франция воюют сами по себе.

Англо-португальский союз имел все шансы победить разрозненных противников. Но им мешала жадность и систематические поражения на море. После каждой удачной схватки англо-португальские войска отправлялись за добычей в княжество Майсур. В то же время голландские и французские корабли успешно воевали на море. Поражения на море сводили на нет все победы на суше.

Информация была неожиданной, Сергей никак не ожидал такой активности европейцев в Индии. Войны в Европе были на слуху, но то, что творилось в заморских колониях оставалось за кадром. Сергей решил уклониться от этой драки, вполне достаточно побед его пиратских кораблей.

— Тебе удалось достичь каких-либо успехов в княжестве Маратхи?

— Я провел семь месяцев в столице и многократно встречался и разговаривал с князем.

— Как тебе понравился Бомбей?

— Какой Бомбей?

— Правильно, наверно, будет Мумбай, я говорю о столице княжества.

— Столица в городе Колхапур, раджа живет там.

— Извини, я не знал, рассказывай дальше.

— Наше предложение пришлось по душе князю, он с восторгом осмотрел пушки и ружья.

— Предложенная цена не вызвала негативной реакции?

— Я ожидал традиционной торговли и заявил повышенную цену, но он сразу согласился.

— В княжестве много денег, или у них есть что предложить в обмен?

— С деньгами у него не так уж и плохо, но для торговли княжество может предложить только шелк и хлопок. Все ткани хорошие, качественные.

— Выбор не богатый.

— Но зато очень много. Очень понравился бархат, особенно с золотым и серебряным шитьем. Еще предлагают шафран, но я не знаю что это такое.

— Бархат продадим хорошо, а для шафрана надо время, хотя шафран может быть и красителем.

Так день за днем шло обсуждение планов экспансии в Индию. Неприятной новостью оказалась энергичная экспансия англичан на восточном побережье.

Весь берег оказался полностью блокирован англопортугальскими факториями. Причем англичане смогли подняться вверх по реке Кавери и захватить богатые залежи драгоценных камней в районе Тируччираппалли. Степан Малинин поработал хорошо, его люди разъехались по всей Индии. Собранная информация позволила по-новому оценить ситуацию. Колониальные сражения между европейцами проходили и на восточном побережье Индии. Свара была у устья реки Кришна где европейцы бились за факторию Бандар.

Англию на колониальную экспансию спровоцировали голландские купцы. После того, как испанские войска оккупировали Нидерланды, доступ в метрополию для голландских купеческих кораблей был закрыт. Во всех городах стояли испанские гарнизоны, колониальные товары подлежали конфискации. Купечество нашло выход в использовании портов Англии и Дании.

Голландские колониальные товары выгружались и продавали в Англии или в датском порту Бремен. Впоследствии голландские купцы на эти деньги набрали две армии наемников. Одновременная атака наемников с юга и севера освободила страну. К этому времени у английских купцов уже обильно текла слюна. Но это другая история.

Как рассказал Степан Малинин, в трехстах километрах от устья реки Кришна стоял город Хайдарабад, богатая столица княжества Голконда. Там же располагались алмазные копи, где добыли самый крупный в мире алмаз «Орлов». Его меньшие братья «Кохинор» и «Шах» родом из тех же шахт. Княжество богато золотом, серебром и драгоценными камнями. Активно разрабатываются богатые алмазные копи. Все это привлекает европейцев, но дальше обычной торговли дело не продвигается. Причина в том, что кроме основного населения телугу в княжестве живут еще два народа. Банджарцы и ламбадисы являются цыганскими народностями и контролируют в княжестве всю торговлю. очень внимательно следят за иностранцами, не разрешают выводить солдат за границы факторий.

Сергей внимательно изучил карту, которую принес управляющий. Полученная информация заставила обратить внимание на восточное побережье Индии.

— Укажи местоположение факторий и сделай пометки, кому они принадлежат.

Степан Малинин посмотрел в свою тетрадь и быстро нанес на карту требуемую информацию. Сергей снова посмотрел на карту и увидел то, чего очень желал.

Ему приходилось бывать в Индии. Всего несколько раз, но он был на восточном побережье. Тогда он был капитаном на океанском контейнеровозе. Его судно, длиной двести пятьдесят метров, могло зайти не в каждый порт. Размеры и осадка океанского лайнера вносили существенные ограничения. Но один порт на восточном побережье Индии он хорошо запомнил. Просторная акватория и удобный причал, заходить в этот порт было намного легче. Вот это место и не отметил управляющий. Оно было на землях княжества Голконда.

Порт Какинада близко расположен к горам, к месторождениям железной руды и угля, меди и асбеста.

— Степан, как думаешь, сможем мы свести интересы двух князей воедино?

— Княжество Голконда не намного меньше княжества Маратхи, но значительно богаче. Трудно сказать, надо ехать и разбираться на месте.

— Я опасаюсь что, получив хорошее оружие, они могут сцепиться друг с другом.

— При мне в Колхапур приезжал раджа княжества Гуджарт, он просил продать ему пушки. Португальцы захватили два его города, а без пушек вернуть города он не может.

— Как отнесся к этой просьбе князь Маратхи?

— По моим данным, он сам отправил соседу информацию о пушках и ружьях.

— Придется ехать в гости к князю Голконда.

Следовало хорошенько подумать. Но продажа оружия в любом варианте даст высокую прибыль. Княжество Голконда предпочтительно по причине богатых недр и возможности строительства заводов. Отпадет необходимость все везти из России или Африки. Княжество Маратхи значительно беднее, но с военной точки зрения перспективнее.

Эскадра начала подготовку к переходу в Индию.

Сам морской поход не займет и двух дней, но надо подготовить подарки для князя и его приближенных. Пока озабоченные помощники занимались этими сложными вопросами, Сергей решил поближе ознакомиться с Цейлоном. Больше всего интересовали плантации каучуковых деревьев. Вскоре каучук на столетия станет самым востребованным сырьем. Сергей запланировал познакомиться с ароматными плантациями чая. Он много слышал о чайных плантациях, но никогда не видел чайных кустов. Природа острова поражала воображение своей красотой. Многочисленные горные реки с обязательными водопадами. Тропические леса с огромными деревьями, высотой более пятидесяти метров. Всего несколько километров вглубь, и на плоскогорьях савана с оленями и леопардами. Величественные слоны и шкодливые обезьяны. Крикливые попугаи и красавцыпавлины придавалиособый колорит незабываемым пейзажам острова.

Появление эскадры в Бандаре не просто шокировал колонистов. Французы оцепенели при виде входящих в порт огромных броненосцев. Комендант крепости был сама любезность, графу Алексееву предоставили лучшие комнаты. Заверения в дружбе прерывались предложениями ни в чем не стесняться. Но когда с транспортных кораблей начали сходить войска, то комендант только замычал и выпучил глаза. Чернокожие красавцыпехотинцы, татарская кавалерия и вальяжные турецкие янычары заполнили всю территорию крепости. Солдаты абордажной команды с кошачьей ловкостью прыгали на причал прямо с палубы своих кораблей. Завершил конфуз полковник Аксеки Иозгат, который просто приказал коменданту освободить казармы. Прибывшим войскам необходим отдых, гарнизон крепости может временно пожить в палатках.

Почти неделю прибывшие в Бандар русские войска не предпринимали никаких действий. Солдаты проводили свои ежедневные занятия и учения. Граф в окружении многочисленной охраны совершал по окрестностям конные прогулки. Ежедневные тренировки графа в рукопашном бою собирали толпы зевак. Не только французы, но и туземцы с цыганами сходились посмотреть на невиданное действие. Комендант крепости первые дни спрашивал о дальнейших планах его сиятельства, но граф Алексеев только пожимал плечами.

И правда, никаких действий со стороны русских не было замечено, ни тайных, ни явных. Солдаты и офицеры занимались своим делом. Свита графа делала то, что положено делать свите. Слуги ходили только на рынок, закупая продукты для графского стола. Комендант постепенно успокоился, неудобства от нежданных гостей скрашивались приятными беседами. Выяснилось, что граф с войсками направляется в Китай, где должен соединиться с основными войсками. Россия собирается завоевать северные области Китая! Это была важная новость, которую следовало при первой возможности отправить в Европу. Еще ни одна страна не рисковала начать военные действия против Китая.

На шестой день во время обеда граф Алексеев сказал своему управляющему:

— Завтра найдите местного барона и приведите его сюда.

— Какого барона? — удивился комендант.

— В России мы так называем лидера цыганской общины.

— Зачем вам понадобились цыгане?

— Я решил нанести визит князю, для этого мне необходимы носильщики и сопровождение.

— Но для этого достаточно пойти на базар, где легко набрать необходимых вам людей.

Сергей не стал разочаровывать наивного коменданта. Незачем набирать людей из числа вышедших на рынок. Самый надежный вариант — договориться с тем, кто не только руководит этими людьми, но и заправляет всем рынком.

Барон пришел в назначенное время. К удивлению Сергея выглядел барон точно так, как показывали цыган в кино и по телевизору. Просто поразительно, но стиль одежды цыганского барона в Индии XVIII века полностью соответствовал русским театральным представлениям века двадцать первого. По-видимому, барон заметил удивленное выражение на лице Сергея. Он несколько смущенно осмотрел себя и во время дальнейшего разговора все время оглядывался на графа. Разговор вел управляющий. Сергей сидел за своим рабочим столом и попутно занимался бумажной работой. Впрочем, нить разговора он не упускал и был готов в любой момент дать подсказку.

Но Степан Малинин твердо держал беседу в нужном направлении. Любые попытки барона набить себе цену вежливо, но твердо пресекались. Аналогично поступал управляющий, если барон хотел воспользоваться их незнанием местных условий. Подобный подход европейцев был неожиданным для барона, и он пошел ва-банк:

— Я вообще не уверен в возможности вашей встречи с князем, он очень занятой человек. Многие посетители ожидают приема месяцами.

— Его сиятельство граф Алексеев не посетитель.

Земли графа намного больше земель князя. Графу принадлежит княжество Гоа и остров Цейлон.

При этих словах барон вздрогнул. Смена власти на Цейлоне и в Гоа для индусов не было неожиданностью.

Неожиданным было увидеть самого завоевателя и нового владельца.

Индусы свыклись с европейцами четырех стран, появление нового и сильного государства рушило стереотипы. Тем более что любой мог увидеть мощные броненосцы, которых откровенно опасались остальные европейцы.

— Но я должен отправить к князю гонца. С какими словами конец предстанет перед князем?

— Ты обязан отправить гонца, который сможет дополнить слова предыдущих гонцов.

При этих словах цыганский барон снова вздрогнул и оглянулся на графа.

— Сначала гонец придет сюда. Мы ему покажем наши корабли и пушки, а на словах гонец повторит уже известное — граф Алексеев направляется воевать с Китаем. Визит к князю обычная дань вежливости.

Барон прислал сразу трех человек, один из которых явно выглядел военным. Гонцам дали возможность все посмотреть, экскурсия включала подробное объяснение. Орудия броненосцев, механизмы и паровые двигатели привели индусов буквально в священный трепет. Осмотр оружия и амуниции солдат занял очень много времени. Индусы дотошно интересовались каждой мелочью, но после показательной ружейной стрельбы сникли. Разнесенные в щепки мишени на километровом удалении были лучшим объяснением возможностей этого оружия. Под конец гонцов привели на транспортные корабли, где показали сложенные в трюмах пушки. Эта картина окончательно подорвала моральные силы гонцов. Против такой силы в Индии никто не мог устоять.

Через два дня граф Алексеев со свитой тронулся в путь. Его сопровождало три сотни солдат. Традиционная турецкая сотня в дорогих одеждах и золотыми перстнями. Татарская сотня выделялась прагматизмом воина-кочевника. Негритянская сотня нагоняла страх черными накидками, из-под которых виднелись черные кожаные кирасы. На теснении черной пантеры выделялись белые клыки, зло блестели зеленые пуговки глаз.

Дорога тянулась вдоль бескрайних равнин. Первые три дня двигались мимо рисовых полей и плантаций сахарного тростника. Затем начали попадаться странные леса, где деревья стояли на расстоянии двадцати метров друг от друга. Появились пастбища коров и буйволов, хлопковые поля и плантации арахиса. Постепенно дорога поднялась на плоскогорье, где виднелись ухоженные поля специй.

Холмистые равнины местами покрывал кустарник.

Пастбища коз или овец чередовались с обширными полями пряностей. От невысоких горных хребтов тянулись повозки с глыбами мрамора и гранита. Индусы с нескрываемым интересом разглядывали чужаков.

В многочисленных деревнях детишки бежали следом за чужеземными воинами. Странные и страшные люди приводили детей в трепет, но интересно, когда еще увидишь такое! Большой отряд двигался достаточно быстро, делая четыре остановки в день. Барон основательно организовал поход. В каждом месте отдыха все было заранее подготовлено. Горячая еда, корм для лошадей, шатры для отдыха людей.

На шестой день пути увидели столицу. Над городскими стенами из желтого гранита возвышались дворцы и храмы белого мрамора. Недалеко от городских ворот их встречала делегация княжеских доверенных.

После вежливых приветствий перешли к деловой части. Церемония въезда в город назначена на завтра.

Граф со своими людьми должен проехать по центральной улице. Почетный караул князя будет впереди и позади эскорта графа. Граф должен спешиться в двадцати метрах от входа во дворец. В этом месте будет стоять специальный человек, который примет поводья его коня. Вместе с графом во дворец может войти не больше двадцати человек.

Началась обычная суета. Расположившись по шатрам, солдаты начали готовиться к парадному въезду.

Для удобства компоновки привезенных подарков, теги обоза составили в круг. Среди людей цыганского барона выбрали носильщиков, которые должны пронести по городу дары и поставить у ног князя. Носильщикам показали одежды, в которых они должны красоваться перед жителями города. В хлопотах стремительно побежало время. Подготовка закончилась уже за полночь в свете керосиновых ламп.

Почетный караул непроизвольно остановился. Их взгляды застыли на пушках и ружьях. Воины не раз видели оружие португальцев и французов. Сразу определили мощь и боевые возможности даров. Караул рассыпался, одни столпились возле трех огромных осадных пушек. Эти английские трофеи были захвачены на Цейлоне. Пушки на самом деле мощные, но имели традиционный для английских пушек недостаток. Обладая высокой теплоемкостью и низкой теплоотдачей, они могли сделать только несколько выстрелов в день. Другие солдаты разглядывали трофейные португальские пушки. Тридцать пушек были сняты с крепостной стены Коломбо. Три русские стальные двухсотдвадцатимиллиметровые пушки поражали необычностью формы. Замыкал пушечный строй ряд телег с ружьями. Индусы быстро определили французские, английские и португальские ружья. Было видно сдерживаемое желание немедленно забрать оружие себе. Пятьдесят русских винтовок, заряжаемых через казенную часть, привлекли особое внимание. Но время шло, пора строиться и входить в город..

Жители многолюдного города заполнили центральную улицу. Выглядывали из окон и воробьиными стаями сидели на крышах. Все желали увидеть иноземцев и их дары князю. Позади небольшого отряда почетного караула ехал граф Алексеев в окружении своих помощников и сотников. Затем следовала сотня янычар, турецкие воины надели свои лучшие одежды, обвесились килограммами золотых украшений. Вальяжный вид и обилие золота делали янычар похожими на знатных вельмож. Позади телег и носилок с дарами под барабанную дробь четко шагали шеренги негритянской сотни.

Черная одежда, черные сапоги, черные из тонкого сукна накидки с вышитой серебром черной пантерой. Картину завершали черные ружья с приткнутыми черными штыками. Вид негров заставлял толпу боязливо притихнуть. Завершали шествие татары. Несмотря на роскошные шелковые халаты и сафьяновые сапоги, опытный глаз сразу отмечал прирожденных воинов.

Сергей остановился в нескольких шагах от входа во дворец. Надо дать время солдатам выровнять строй.

Пушки необходимо выгодно расставить в середине двора. Отдельно поставить повозки с ружьями. Носильщики с дарами метались между телег и лошадей. Из дворца в окружении служанок и нянек вышла высокая, стройная девчушка. Поравнявшись с Сергеем, она сказала:

— Вот он каков, Конан-завоеватель!

— Все голливудские герои ростом метр с кепкой, у меня рост без малого два метра, — автоматически ответил Сергей и пораженно замолчал.

Девушка говорила по-русски, и она родилась явно не в это время!!! Не меньше, чем Сергей, поразилась и индийская красавица.

Оба завороженно смотрели друг на друга, не веря в реальность такой встречи. Наконец девушка взвизгнула и обняла Сергея.

— Ты русский! Откуда здесь взялся?

— Как откуда? Из России, конечно.

— Этого не может быть! Сейчас средние века, когда Россия не интересовалась Индией!

— Сегодня восемнадцатое февраля 1772 года, три недели назад я поднял Русский флаг над Цейлоном.

— Это какой-то параллельный мир?

— Не думаю, все прошедшие события полностью совпадают. Во всяком случае, в той мере, что я помню из школьной программы.

— Ты давно уже здесь?

— Меня перебросило в прошлое семь лет назад.

— А я два года назад попала сюда. Никак не могу поверить в случившееся.

— Мне было проще, я был у себя на даче под Тамбовом. Самым большим шоком оказался не сам переброс во времени, а то, что я снова стал молодым.

— Сколько тебе было лет?

— Был шестидесятивосьмилетним пенсионером.

— Мне было пятьдесят семь лет, но я еще работала.

— Ты отдыхала в Индии?

— Отдыхала? Какой может быть отдых за границей у школьной учительницы!

— Где ты находилась в момент переброса? В каком городе?

— В Свердловске, мы сидели в парикмахерской. У одного из наших педагогов дочь выходила замуж. Мы дружно оккупировали парикмахерскую, наводили красоту.

— Гроза, удар молнии — и ты оказалась здесь?

— Все правильно! Сидела и визжала от страха! Вся раскрашенная и обвешанная бижутерией! Открыла глаза — вокруг меня на коленях какие-то черные люди!

Я принялась визжать еще больше!

— Из какого года тебя закинуло в Индию?

— Четырнадцатое августа 1978 года. Потом оказалось, что я нахожусь в священной арке Чар-Минар! Но самое забавное, низам признал меня своей дочерью, которая исчезла десять лет назад.

— Кто такой низам?

— Это князь, владыка здешних мест. Ты приехал к нему в гости, а советники не смогли разобраться с твоими подарками.

— Ты эксперт по подаркам?

— Я здесь в фаворе! Почти святая. Отец отправил меня посмотреть на подарки, затем объяснить ему все, что ты привез.

— Пошли смотреть, а то люди от удивления скоро в обморок начнут падать. Стоим двумя голубками у парадных дверей дворца.

Сергей обернулся и, увидев Степана Малинина, распорядился:

— Степан, прикажи носильщикам по очереди подходить к принцессе, она хочет осмотреть все дары.

На первых носилках лежало оружие, обычные ружья и пистолеты тульской работы. Но в Коломбо оружие «облагородили», добавили золотой чеканки, вставили в приклады и рукояти драгоценные камни и пластинки резной слоновой кости.

— Это бинокли! — воскликнула принцесса. — Где купил?

— Нигде, сделаны на моем заводе в Тамбове. Славятся на всю Европу. Кстати, меня зовут Сергей, граф Алексеев Сергей Николаевич.

— Я Наина Махабхарата Салар Джангом, вторая дочь низама Джангома Второго, а так была Ниной Вячеславовной Бурцевой.

В это время подошли другие носильщики, Наина округлила глаза:

— Каминные часы! Ты принес целые носилки каминных часов! Ой! Это швейная машинка!

Она взяла в руки часы. Фарфоровый корпус был выполнен в виде водопада — внизу юноша целует девушку, наверху летают амурчики.

— Ты смотри, какой молодец! Мы живем без часов, а тут больше десятка. И в хрустальном корпусе, и в фарфоровом, и позолоченные часы есть. Теперь понятно, почему советники не смогли разобраться с твоими подарками.

На последующих носилках стояла фарфоровая, хрустальная и стеклянная посуда, различные безделушки.

Наина с удовольствием перебирала подарки, затем, вздохнув, положила все на место.

— Ты хорошо подготовился, подарки доставят удовольствие отцу.

— Это экспромт. Все предназначалось для моего дворца в Коломбо. Я не планировал ехать в Хайдарабад.

— Так почему ты оказался здесь?

— Я не ожидал такой широкой экспансии европейских стран. К моему удивлению, все восточное побережье Индии уже оккупировано европейцами. Вот и пришлось срочно корректировать планы.

— Тоже хочешь откусить кусок сладкого пирога?

— Нет, я хочу один сидеть за этим столом.

— Ты планируешь завоевать Индию?

— Это самый глупый вариант. Есть предварительная договоренность с князем маратхского княжества о поставках современного оружия.

— Сюда зачем приехал?

— Хочу договориться о том же с твоим отцом и начать строительство заводов.

— Не поняла, в чем основной смысл?

— Через тридцать — сорок лет Индию разорвут в клочья, страна станет английской колонией.

Война в Северной Америке закончилась подписанием «Декларации о независимости». Но никто и никогда не говорил о победе одних или поражении других. Не было победоносных сражений или бегства побежденных. Был трезвый прагматизм англичан. Война за огромные богатства в Индии или война за золотые прииски и серебряные шахты в малолюдной Северной Америке. Дилемма была решена в пользу Индии.

В какой-то мере задача Сергея упростилась. Этой «дочери» князя можно прямо объяснить свои цели.

— Я планирую вооружить два княжества. С хорошим оружием они смогут объединить вокруг себя остальных и противостоять европейской экспансии.

— Ну а тебе от этого какой прок?

— Очень большой. Торгуя оружием и строя здесь заводы, я буду иметь хорошую прибыль. Англия и Франция, обломав свои зубы в Индии, не смогут доминировать в Европе.

— Общеизвестно, расцвет Англии зависит от Индии.

Еще Ленин писал, что Англия развивалась на костях индийского пролетариата.

— Хорошо Ленина помнишь.

— Была секретарем школьной парторганизации.

— Меня, между прочим, перебросило из 2009 года.

Коммунисты в Государственной думе являются оппозиционной партией.

— Не может быть! Расскажи!

— Потом поговорим, все уже давно заждались.

— Ты прав, мне пора идти. Будешь говорить с отцом о войне, или еще тема есть?

— Мне надо разрешение твоего отца на строительство заводов и эксплуатацию рудников.

— Подожди пятнадцать минут и можешь заходить.

Принцесса развернулась и побежала во дворец, следом бросились сопровождающие.

К Сергею начала подходить свита с недоуменно вопрошающими лицами. Еще бы! Из дворца выходит принцесса и с визгом бросается графу на шею. Затем они долго разговаривают как старые знакомые, причем все индусы от удивления разинули рты.

— Ты встретил старую знакомую? — спросил Аксеки Йозгат.

— Думай, что говоришь, — встрял Степан Малинин, — девушке на вид и шестнадцати нет, тоже мне «старая знакомая».

— Скажу честно, друзья, — ответил Сергей, — я и сам ни хрена не понимаю. Но эта девушка нам может очень помочь.

— Но ты раньше с ней встречался? — не отставал полковник.

— Впервые вижу.

— Странная девушка, по вашему виду и не скажешь, что вы впервые встретились.

Из дверей дворца вышли придворные и пригласили войти.

Первыми вошел граф Алексеев со своей свитой, следом шли носильщики. В центре зала стоял князь, который выглядел весьма довольным. Как вскоре выяснилось, это был первый церемониальный приезд европейцев. Европейцы часто приезжали в город. Более дюжины торговцев жили в Хайдарабаде постоянно. Но это были просто торговцы, которые скупали драгоценные камни в обмен на различные железные изделия.

Центр торговли с европейцами находился в городе Висакхапатнам, недалеко от золотых приисков. Другой центр торговли возле французской фактории Мачхалипаттанам, где индусы торговали драгоценными камнями и серебром. Индия нуждалась в железе, орудия труда ценились очень высоко. Европейцы за мотыги и кирки получали алмазы, изумруды и золото. Особенно высоко ценилось оружие, но европейцы благоразумно продавали только старые ружья. Пушки никогда не продавали.

Церемониальный въезд европейского вельможи, владельца княжества Гоа и острова Цейлон — все это льстило князю Голконда. Привезенные дары, особенно оружие, наполняли его сердце гордостью. Его войско вооружится хорошим оружием. Если удастся договориться, он купит еще много ружей и пушек. Князь Джангом был прямым потомком великих Моголов и мечтал снова объединить Индию. Но сил не хватало, на севере хоть и слабые воины, но их очень много. На юге слишком сильные князья, их земли по богатству не уступают его землям. Европейцы уже более трехсот лет в Индии, но все попытки сблизиться высокомерно отвергали. Сейчас у него появился шанс.

Переводчик заговорил с гостем, уточнил, на каком языке будут говорить. Его переводчик Китчу знает все европейские языки. Как положено, сначала обменялись любезными приветствиями. Джангом поблагодарил за щедрые подарки, поздравил гостя с завоеванием богатого Цейлона и Гоа. Княжество Гоа небогато, но для врагов недоступно. По крутым горным дорогам армию в долину не проведешь. Его гость высадил войска с моря и за три недели захватил все португальские крепости.

Судя по воинам, гость владеет землями в Африке.

Только там есть чернокожие солдаты. Большая свита хорошо одетых чернобородых людей говорит о немалых землях в далекой Европе. Гонец из Бандара говорил о походе в Китай, безумец! Огромная и сильная страна, его армию сомнут и растопчут! Надо отговорить потенциального союзника от опрометчивого шага.

— Уважаемый граф, мне сказали, что вы хотите завоевать Китай.

— Не совсем так. Китай слишком велик и многолюден. Целью похода является только одна провинция.

— Вы надеетесь, что вам ее легко отдадут?

— Просто так не отдадут. Но за деньги я могу взять.

Особенно если заплатить тому, кто решает, но не владеет.

— Ваша мысль не совсем понятна.

— Если купить чужую землю, заплатив деньги не хозяину земли, а вашему навабу? Вы же никогда об этом не узнаете.

Джангом засмеялся.

— Ваша армия будет воевать только с бывшим хозяином провинции! Сколько воинов вы ведете с собой?

— Тридцать пять тысяч уже напали с севера. Пять тысяч вместе со мной на кораблях, они высадятся с юга.

— Сорок тысяч!!!

Не до смеха! Такая армия пройдет от Тамиланда до Кашмира! Китайские пушки Джангом видел. Один выстрел в день. Ружей совсем нет. Очень желанный гость в его доме!

За обедом говорили на нейтральные темы. Сергей сначала принюхивался к блюдам, которые стояли на столе. В Индии можно нарваться на непривычную еду.

Например, наши щи из кислой капусты легко вызовут рвоту у рядового европейца. Но за триста лет индусы уже хорошо узнали вкусы европейцев. Пища и сервировка вполне соответствовала европейским традициям. Вино или пиво в Индии не признавали. Даже в XXI веке подобная продукция не имеет спроса среди местного населения. Зато в изобилии свежие соки и различные виды молочных изделий. Сергей сразу нашел подобие привычного кефира. Такой напиток очень хорошо утоляет жажду.

После обеда хозяин провел своих гостей по великолепному дворцу. Затем вышли в сад, свернули на тенистую аллею и направились к широкой лужайке. Слева вокруг пушек суетились воины князя, немного в стороне стояли повозки с ружьями. Мужчина есть мужчина.

Оружие интересует в первую очередь! Князь подошел к пушкам, посыпались вопросы дилетанта.

— Уважаемый князь, — заговорил Сергей, — позволь моим людям осмотреть окрестности города. Завтра они покажут твоим воинам возможности этих пушек.

— Но почему не здесь!

— На той стороне лужайки никого нет?

Джангом крикнул своим воинам и утвердительно ответил:

— Да, там никого нет.

Сергей выбрал среди подарков тульское ружье, полковник Аксеки Иозгат подал мешочек с порохом и пулю. Заряжая ружье, Сергей приметил на краю лужайки стайку молодых деревьев джовар. Промахнуться невозможно, с этого ракурса просвета между тонкими стволами не было. Неторопливо поднял ружье и выстрелил. Первоначально индусы заинтересованно наблюдали за графом, но вдруг раздался вопль, перешедший в многоголосый вой. Все увидели перебитый ствол и падающую верхнюю часть дерева. Воины толпой побежали посмотреть на результат попадания пули.

— Медные пушки стреляют примерно на такую же дистанцию.

Сергей передал ружье полковнику.

— Мои пушки стреляют дальше.

Низам Салар Джангом онемел от изумления. У него собрано много информации о нападениях англичан на соседних князей. Но о таком оружии никто и никогда не говорил.

— Вы научите моих воинов?

— Конечно, полковник Аксеки Йозгат проведет первые занятия. Потом приедут офицеры с Цейлона и закончат обучение.

Вернулись убежавшие воины, притащили с собой перебитый ствол. Стоял оживленный гвалт, все размахивали руками, старались выразить свои эмоции и объяснить результат выстрела. Князь слушал своих гвардейцев и щупал пальцами волокна срубленного ствола.

— Мои воины не нашли пули, может она рассыпалась от столкновения с деревом.

— Надо посмотреть несколько метров за деревом.

— Пуля улетела дальше?

— Отсюда до дерева не очень далеко, пуля должна улететь дальше.

Воины выслушали слова переводчика и побежали искать пулю. Вскоре радостный крик возвестил о находке.

Возле оружия простояли до вечера. Князя интересовали возможности пушек и ружей. Он вникал во все детали и нюансы, задавал множество вопросов. Сергей терпеливо объяснял, рассказывал о характеристиках оружия, его боевых возможностях. Разговор перешел к теме тактического применения огнестрельного оружия. Здесь Сергей был не силен, вперед вышел полковник Аксеки Йозгат. Его слова сначала заинтересовали индусов, но вскоре они «поплыли». Сказалось незнание основ современного боя и применения огнестрельного оружия. Индийскую армию придется учить с нуля.

Ужин проходил по всем традиционным индийским канонам. По правую руку от хозяина сидела вся семья, сначала жена, потом дети. Далее сидели остальные родственники и друзья. Слева от хозяина сидел граф Алексеев, следом Степан Малинин и полковник Аксеки Йозгат. Затем расположились сотники и другие приближенные. В Индии свято чтят культ семьи, жена всегда сопровождает мужа, даже в длительных путешествиях. Попытка англичан изменить эту традицию сразу повлекла за собой восстание сипаев^[99]. Оккупировав половину Земли, Англия столкнулась с проблемой недостатка солдат. На острове элементарно не хватало людей, все были под ружьем. Отношения в африканских и азиатских колониях не заладились. О наборе солдат из аборигенов не могло быть и речи. С великой осторожностью смогли набрать рядовые полицейские отряды. Выход нашли в Индии, где начали набирать солдат в регулярную армию. Но индусы отказались уезжать без жен, что и послужило причиной восстания.

После осмотра оружия князь Салар Джангом выглядел счастливым. Много говорил о возрождении империи Великих Моголов. Сергей предпочитал нейтральные ответы. Слишком мало он успел узнать, а про империю этих самых Моголов не помнил ничего. Необходимо еще поговорить с Наиной и собрать максимум информации. Встреча с ней наводила на мысль, что людей из будущего достаточно много. Девушка, а точнее женщина, переброшена из 1978 года и «помолодела» на сорок лет. В отличие от него, случилось перемещение в пространстве. Она была в Екатеринбурге, а оказалась в центре Индии. Возможно, это следствие обилия зеркал, по ее словам, она сидела в парикмахерской.

Утром Сергей осмотрел город, вместе с князем съездил к алмазным шахтам. На обратном пути воины сообщили, что место для испытания пушек найдено. Учебные стрельбы лучше всего провести после обеда. Оставшееся время Сергей решил провести с пользой. После разминки начал спарринг с Николаем Кочеряко.

Во время разминки казаки Потап и Андрей по очереди играли на балалайке «казачек». Вскоре к ним присоединились индусы со своими барабанами и подобиями гитар. Подхватив мелодию и ритм, они азартно сопровождали музыкой все движения русских гостей.

Но спарринг есть спарринг, это рваный ритм движений, с неожиданными выпадами и ловкими ответными ударами. К чести музыкантов, они быстро нашли хорошее решение. Задав общий музыкальный фон, красиво сопровождали движения барабанной дробью. Две пары тренировались без позерства для зрителей. Испанцы, арабы, негры и Крит уже сделали привычными подбадривающие возгласы зрителей. Сергей давно заметил на террасе второго этажа князя со своими домочадцами.

Главное другое, не пропустить выпады Николая и нанести ему точный удар. Их одежда с элементами защиты, в руках зачехленное оружие. Нельзя тренироваться боевым оружием. Движения должны быть на уровне неосознанного рефлекса. С боевым оружием можно нечаянно убить партнера. Или самому погибнуть в бою, привыкнув в решающий момент сдерживать свой удар.

Любой мужчина, тем более воин, сможет оценить мастерство владения оружием, индивидуальные навыки ведения боя. За обедом князь восхищался увиденным зрелищем:

— Сегодня я смог увидеть, что сильна не только ваша армия, вы сами прекрасно владеете оружием.

— У меня хорошие учителя, не дают возможности проводить время в ленивом размышлении.

— У вас стремительные движения, удары опытного бойца. Сколько сражений вы прошли?

— Самому приходилось сражаться трижды.

— До меня дошли слухи, будто вы с шестью десятками воинов атаковали тысячу врагов.

— Да, был такой случай.

— И вы знали, что против вас стоит больше тысячи?

— Знал, но у противника было мало места. Они не имели возможности атаковать нас одновременно.

Князь задумчиво вертел между пальцами нож.

— Для подобной атаки надо быть очень отважным человеком. Лично я никогда такого не сделаю.

Выстрелы пушек собрали на краю карьера всех жителей города. Каждому хотелось увидеть в действии подарки заморского завоевателя. Стрельбами руководил полковник Аксеки Йозгат. Непосредственно стреляла сотня «Черных пантер» под командой лейтенанта Секу Мкруна. Князь Салар Джангом не выпускал из рук бинокль. Новая игрушка увлекла хозяина богатых земель.

Результаты поражения цели были хорошо видны без бинокля. Но князь долго рассматривал в бинокль место попадания ядра. Работа пушек впечатлила всех, и жителей, и военных. На лицах читалось воодушевление и гордость. С таким оружием можно быть спокойным за свое будущее.

Результат показательных стрельб подвел князя к закономерному вопросу. В конце ужина Джангом спросил:

— Господин граф, почему вы подарили мне столь грозное оружие?

— Я хочу с вами долго сотрудничать, для этого должен быть уверен в вашей безопасности.

— Мне угрожает опасность? Откуда у вас такие сведения?

— Сегодня прямой угрозы для вас нет. Но она появится с окончанием войны между европейскими факториями.

— Полагаете, начнутся прямые атаки европейцев на княжества?

— Безусловно, и долго ждать не придется.

Князь задумался. Атаки английских войск на княжество Майсур теперь выглядели в другом свете.

Триста лет назад португальцы начали торговлю с Индией. Но раньше никто из европейцев не помышлял о вооруженном нападении на земли князей. Сейчас европейцы захватывают не только земли маратхского княжества. Война перекинулась на бенгальское побережье, они атакуют князей Тамиланда. Сначала купили рыбацкую деревню Мадрас, сегодня расширяют территорию с помощью пушек. Гость прав, скоро наступит день, когда вражеские пушки буду стрелять на его землях.

— Уважаемый граф, вы говорили о своем войске в сорок тысяч. Это все ваши возможности?

— Нет, это то, что мне позволила взять моя императрица.

— Вашей страной правит женщина?

— Да, Россией правит женщина.

— Сколько солдат могут выставить против меня англичане или французы?

— Сейчас они воюют друг с другом на другой стороне земного шара. Но каждая страна может выставить против Индии по сто тысяч солдат.

— Сто тысяч с ружьями и пушками?

— Именно так.

В одиночку против таких сил не выстоит ни одно княжество.

На следующий день начались переговоры. Впрочем, переговорами это назвать нельзя, у них не было противоречий. Князь Джангом и Сергей договаривались о строительстве заводов, порта и двух крепостей. Оба не выдвигали никаких предварительных условий. Оба были лично заинтересованы в конечной цели. Князь Салар Джангом согласился начать диалог с маратхским княжеством.

У бедных соседей многочисленное население, что позволит набрать большое войско. По княжеству разъехались советники с приказом набрать пятьсот человек для обучения на заводах графа. Строительство заводов в Индии займет более года. Вполне достаточное время для обучения будущих металлургов и оружейников.

Потекли дни рутинной работы. Степан Малинин и советники князя практически с утра до вечера обсуждали возможности княжества Голконда. Если до сего момента интересы правителей не шли дальше алмазов, золота и меди, то сейчас они заговорили об угле и железе, свинце и марганце. Причем сами сановники не имели понятия, где находятся эти месторождения. Сергей проводил время с князем. Они ездили по окрестностям столицы, граф наслаждался отдыхом. Со временем к прогулкам присоединилась дочь князя, Наина Махабхарата Салар Джангом.

Девушка интересовалась жизнью России XVIII века, просила описать Екатерину и столичную жизнь. Если с описанием Екатерины у Сергея затруднений не возникало, то про столичные балы он мог рассказать немного.

В один из таких дней Наина ехала рядом с Сергеем и безобидными шутками высмеивала одинокую жизнь молодого красавца.

— Возьми меня замуж, надоела меня эта индийская экзотика. Домой хочу.

— Какой дом? — удивился Сергей, — В Екатеринбурге всего несколько сталеплавильных печей. Город только начал строиться!

— Возьми меня замуж! — повторила девушка, — я принесу пользу. Я окончила Ленинградский фармацевтический институт. По образованию я провизор.

— Как я смогу тебя отсюда увезти? Нам не дадут доехать до побережья океана!

— Мы поженимся здесь, в Хайдарабаде. Если у тебя есть невеста, то в России мы расстанемся.

— Никакой невесты у меня нет. Погоди, ты сказала, что по образованию провизор. При первой встрече говорила, что школьный учитель.

— Я вышла замуж за военного. Ты же знаешь наши гарнизоны, не везде есть возможность работать по специальности. Школы есть в каждом гарнизоне, так и стала учителем химии.

— Свердловск совсем не маленький город, легко найти работу по специальности.

— Когда муж вышел на пенсию, я была учителем высшей категории с большим учительским стажем. Не было никакого смысла возвращаться в аптеку.

Брак с этой девушкой имел больше плюсов, чем минусов.

Оставалось последнее препятствие, индийские традиции. Сергей знал, что в Индии все браки заключаются «по расчету». Решив вступить в брак, юноши и девушки пишут подобие анкеты. Сначала описывают себя, затем свои жизненные цели, в конце указывают качества желаемого супруга или супруги. Анкета отдается родителям, которые вносят свои дополнения и пожелания.

Клан сводников подыскивает подходящую кандидатуру.

При этом на первом месте стоит кастовая принадлежность, затем совпадение поставленных целей. Социальный уровень играет незначительную роль. Кандидаты на заключение брака начинают встречаться после взаимного родительского согласия. Здесь тоже есть ограничение, будущие супруги встречаются только прилюдно. Со стороны жениха и невесты должно быть по двое друзей. Отсюда и чрезвычайно редкие разводы. Супруги стремятся к одной цели и имеют общие интересы.

Естественно, что Наина Махабхарата Салар Джангом знала о предшествующей браку процедуре. Более того, девушка передала Сергею проект своей будущей анкеты. Прочитанный текст убедил графа Алексеева в выгодности предложенной партии. Жена с волевым, целеустремленным характером будет надежным помощником в достижении поставленной цели. Затягивать решающий шаг нелепо, или ты готов, или нечего трепыхаться. Сергей подготовил свою анкету и в конце ужина обратился к князю:

— Прошу вашего согласия отдать Наину мне в жены.

От неожиданности князь встал, растерянно посмотрел на жену и родственников. Затем взял из рук Сергея анкету и передал жене. Наконец, справившись с волнением, князь ответил:

— Мне надо время для правильного ответа.

— Я знаком с традициями и буду ждать вашего решения.

Судя по растерянным лицам хозяев дворца, сватовство графа было для них громом среди ясного неба.

Проблески решения проявились на другой день.

Граф Алексеев был приглашен на прогулку. Приглашение было от Наины Махабхарата Салар Джангом.

С этого дня Сергей по два часа гулял с девушкой. Компанию составляли две родственницы Наины, переводчик и два сотника турецких казаков. Переводчик был занят веселой болтовней между родственницами и казаками. Наина и Сергей в переводчике не нуждались, разговор на русском языке XX века был понятен только им. Она рассказала свою простую жизнь офицерской жены. Муж подполковник запаса, служил в авиации, пять раз переезжали в различные гарнизоны.

С выходом на пенсию мужу дали квартиру в Свердловске. Двое сыновей, оба пошли по стезе отца. Обычная жизнь, все как у всех.

На этом фоне жизнь Сергея мало чем отличалась от жизни Нины Вячеславовны, если только успешным переходом с военной службы в гражданскую жизнь. Офицеры, с выходом на пенсию, как правило, ищут тихую работу. Работают в отделе кадров, инспекторами по технике безопасности или освобожденными секретарями мелких партийных организаций. Много взаимных шуток вызвала разница в возрасте. Нина Вячеславовна родилась значительно раньше, но по реальному возрасту была младше. Оба с удовольствием шутили на эту тему.

С первой встречи девушка заявила, что вопрос с их браком решен положительно:

— Отец в тот же вечер спросил мое мнение, услышав согласие, даже облегченно вздохнул.

— Он заинтересован в нашей свадьбе?

— Еще как! В кругу семьи он этого не скрывает.

— Когда он объявит о своем решении?

— Я не знаю, но свадьба будет после твоего возвращения из Китая.

— Откуда такая заинтересованность в нашем браке?

На мой интерес к Индии он никак не повлияет.

— По-видимому, отец заинтересован в сильном союзнике. Наш брак придаст ему больше уверенности.

Ответ на этот вопрос дал сам князь. Во время обеда Салар Джангом неожиданно сказал:.

— В княжестве Тамиланд война, англичане захватили город Аркот.

Новость поразила всю семью князя, но для Сергея и его спутников название города ничего не говорило.

— Аркот имеет особое значение для Индии?

— Это вторая столица империи великих Моголов, в городе мавзолей Тадж-Махал, где покоится прах моих предков.

— Английские войска остановились в городе или двинулись дальше?

— Сейчас англичане бьются с французами.

— В самом городе?

— Нет, бои примерно в пятидесяти километрах к югу.

— Где армия Тамилов? Они не пытаются взять город обратно?

— От грохота пушек все воины разбежались, князь укрылся за стенами Каимбутура.

Реально захват Индии выглядел еще проще. Европейцы воевали за Индию между собой. Индусы совершенно не защищали свою землю. Они не видели разницы между европейцами и потомками Великих Моголов.

Индийская программа Сергея трещала по швам. Он хотел объединить и вооружить индусов, противопоставить европейцам единое государство с сильной армией. Оказалось, что для населения существующая власть была чужеродной.

— Полковник, отправь в Бандар гонца с приказом перевести корабли в Мадрас.

— Хочешь ввязаться в драку?

— Нет, англичане союзники России. Но такое количество солдат и пушек будет их раздражать.

— Зачем тебе это нужно?

— У тебя есть толковый офицер, которого ты можешь поставить командующим местной армией?

— Чем я тебе не нравлюсь?

— Ты не хочешь идти в Китай?

— Хотеть-то хочу, но здесь будет интереснее.

— Договорились. Организуй штаб и оставь сотню наставников. Вас переоденут в местные одежды.

— Кого поставишь на мое место?

— Никого. Ты лучше меня знаешь своих людей, вот и отдай нужные приказы.

Спасибо полковнику Аксеки Йозгату, выручил, под его руководством войска Голконды добьются успеха. Турецкая армия лупила европейцев с неизменным успехом. Сколько раз Вена была на волоске от захвата.

В каждом случае столицу Священной Римской империи спасали золотом. Испания, отягощенная золотом Америки, выступала гарантом католической веры. В результате груз «Золотого флота» доставлялся в Стамбул.

Впервые Вена была осаждена султаном Сулейманом.

В результате к своему имени он получил приставку «Великолепный». Мощный золотой допинг послужил толчком к процветанию Османской империи. Развилась архитектура, строились многочисленные больницы, госпитали, дворцы, мосты, водопроводы и фонтаны.

Стамбульская мечеть Сулеймана по красоте и величию могла поспорить с храмом Святой Софии. Одновременно со строительством красивых мечетей, строились православные храмы. В этот период построены знаменитые монастыри Метеоры и многие храмы Афона. В Турции расцвела поэзия, в том числе лирическая поэзия, и героический эпос. Появилась живопись, особой популярностью пользовались миниатюры. Развилось прикладное искусство, ткачество, чеканка, и резьба по дереву.

Турецкое оружие вышло на новый уровень, оно славилось не только качеством булата, но и новой формой.

Появились металлопластиковые луки, полет стрелы достигал тысячи восьмисот метров.

Сейчас он думал о другом. Активные баталии между Англией и Францией необходимо использовать в пользу княжества Голконда. Осталось найти путь для вывода населения из пассивного состояния. Впрочем, путь может быть только один, религия. Европейцы уже «прославились» религиозными войнами. Сейчас эту «славу» можно использовать еще раз. Если португальцы ограничивались строительством церквей на захваченных территориях, то англичане беззастенчиво грабили индийские храмы. Этот козырь надо использовать в пропагандистских целях. Остался один маленький нюанс — убедить князя. Как бы то ни было, но князь Голконда является сильной личностью. Простыми словами его не убедить, требуются веские и понятные аргументы.

Появление русской эскадры вызвало панику в гарнизоне города и крепости Мадрас. Броненосцы с чудовищными пушками и огромные колесные пароходы полностью заполнили акваторию порта. Пять тысяч чужих солдат на улицах маленького города с населением в одну тысячу. Что можно этому противопоставить?

Правильно, только белый флаг. Из военного гарнизона в тысячу солдат в Мадрасе осталось только пятьдесят. Остальное войско вело бои местного значения. Захватив Аркот, где находилась резиденция князя, войска двинулись к следующему городу. В свою очередь французы, которые контролировали все побережье княжества Тамиланд, пошли на перехват. Они не хотели допустить англичан на контролируемую территорию.

Французы считали Тамиланд своей вотчиной. Только цена вопроса была совершенно разной. Англичане стремились захватить княжество и объединить под своей властью весь юг Индии. Французы отстаивали рынок хлопка и сахарного тростника.

Лейтенант, временно исполнявший должность коменданта, замялся. Наконец собрал в кулак все свое мужество и задал главный вопрос:

— Господин капитан второго ранга, прошу объяснить причины прихода кораблей в крепость Мадрас.

— Увы, голубчик, увы. Я человек подневольный, обратитесь к полковнику Мгардиди.

Командир Тихоокеанской эскадры укал на мускулистого негра. Юный лейтенант скривился, как будто съел лимон. Но делать нечего — положение обязывает.

— Could you please explain me…

Однако черный полковник прервал юношу:

— Я английского языка не знаю, со своими просьбами обращайтесь к квартирмейстеру.

Лейтенант растерянно замигал и вернулся к командиру эскадры.

— Что мне делать? О приходе вашей эскадры я обязан сообщить полковнику Гепперту.

— Сообщите, что часть русской эскадры перешла из Бандара вМадрас.

— А причина? Я должен сообщить причину, по которой корабли пришли в Мадрас!

— В Бандаре нам не хватает места, вот и перевели часть кораблей и пехоты в другое место.

— Это точно?

— Я не читал приказа, но думаю, что причина в этом.

Лейтенант тяжело вздохнул — он ничего не мог поделать. Прибывшие войска самовольно разместились в казармах, выставили своих часовых, начали патрулирование по улицам города. Даже комендатуру заняли.

Он оказался на правах гостя в своем собственном доме.

С трудом скрывая растерянность, он написал депешу и отправил курьера. Для возникшей ситуации у него нет никаких инструкций. Пусть думает начальство, коль скоро крепость оказалась в руках русских.

Все четыре европейские диаспоры, несмотря на пристальное внимание ко всему, что происходило во дворце, упустили факт выхода двух сотен гвардейцев.

В этом их не стоило винить. В столице располагались пять тысяч воинов, из которых во дворце располагались два полных полка. По этой причине маленький отряд с двадцатью слонами не привлек к себе внимания. Зато выезд многочисленных гонцов отметили все. И все связали этот факт с визитом русского графа. Осталось выяснить причину, по которой князь отправил гонцов. По городу ходило много всевозможных слухов, однако самый лучший способ узнать, это спросить самого графа.

Сделать это достаточно просто. Граф каждый день перед заходом солнца гулял по городу.

Разговор с князем Голконда получился плодотворным. Низам Салар Джангом сразу понял основную идею и назначил совет на другой день. На собрании сановников Сергей высказал свой план захвата Тамиланда и укрепления позиции центральной власти. Вассальные князья посылают свои войска к Аркоту, сами остаются в своих княжествах. Подобное предложение не вызовет конфликта. Никто не откажется от возможности погреть руки на завоевании чужой территории. Тем более что поход не требует личного участия. Перевод средств на содержание войск непосредственно в столицу выглядел разумно и логично. Правитель берет армию на свое содержание, князья компенсируют его затраты. Предложенные изменения имеют свои плюсы.

Выплату нового налога можно задержать без опасения стихийного недовольства со стороны своих воинов.

Оповещение о том, что князья могут послать своих детей на обучение воинским наукам в далекую Россию, ни к чему не обязывает. Хочешь, посылай, не хочешь, не посылай. Запрет иностранным колонистам выводить своих солдат за пределы поселений — тоже вполне разумное требование. Вся армия ушла на войну, некого противопоставить вооруженным иностранным солдатам. По этой же причине вполне разумно выглядел новый закон о продаже иностранцам своих земель. На купленных землях иностранец не может устанавливать свои законы и держать своих воинов. Он обязан соблюдать законы княжества, за порядком следит стража князя. Кто станет возражать против таких нововведений?

Князья продолжат продавать земли, и в то же время сохранят над ними свой контроль.

Сергей не удивился приглашению европейских торговцев. Он уже был достаточно известной личностью в среде торговцев, промышленников и банкиров. Очевидны и причины приглашения. Он не настолько наивен, чтобы надеяться на отсутствие утечки информации из дворца. Деловые люди собирают разведывательную информацию намного тщательнее, чем любой Генеральный штаб. Переговоры с представителями всех четырех диаспор вполне обычное явление. Война войной, но деньги всегда важнее. В данном случае дельцам требовалась информация из первых рук и противостояние торговых интересов временно забыто. Сергей пришел вместе со Степаном Малининым и его помощником Иваном Боровиковым. Хороший повод познакомить своих управляющих с иностранными конкурентами.

Европейцы жили в двухэтажных домах на огражденной и охраняемой территории. Здесь же располагался маленький ресторан для отдыха и переговоров на нейтральной территории. На стол было подано говяжье рагу с рублеными ананасами и квашеными плодами манго. Все это было залито молочным соусом с речными мидиями. После обеда подали традиционный творог, точнее, нечто среднее между мелко протертым творогом и специфическим кефиром. Очень популярное в Индии блюдо, которое надолго утоляет жажду. В завершение трапезы принеси кубки с взбитой мякотью арбуза. Во время еды вяло тек разговор о европейских биржевых новостях. Сотрапезники несколько раз спрашивали Сергея о перспективах соединения Индии с европейской телеграфной сетью.

— Господа, я не вижу в этом реальной необходимости. Хотим мы этого, или нет, но территория Индии в ближайшее время станет ареной войны.

— На чем основана ваша уверенность?

— Конфликт интересов Англии и Франции.

— Почему вы не упоминаете о Нидерландах и Португалии?

— Во-первых, голландская Ост-Индская компания передала свои земли под юрисдикцию России.

— Они передали вам все свои земли?

— Нет-нет, извините! Русский флаг поднят над Цейлоном, Гоа и Гайаной с Карибскими островами.

Представители торговых компаний, безусловно, чтото слышали, теперь получили возможность доподлинно узнать из первых рук.

Появление на колониальной арене пятого государства, которое ни с кем не воюет и связано союзническим договором с Англией, требует серьезного пересмотра общеполитического пасьянса.

— Господин граф, но зачем вы взяли под контроль острова Карибского моря? У России нет военного флота.

— По поручению короля Испании я начал строить канал через Панамский перешеек. На островах будет базироваться испанский флот.

Серьезная позиция! Получив базу на островах, Испания автоматически становится надежным союзником России. Возникает заинтересованность, как со стороны метрополии, так и со стороны вице-короля и генералкапитанств. В эпоху Великих Открытий конкистадоры с мечом в руке прошли не только по американскому континенту. Перейдя через Панамский перешеек, они построили корабли и бросились на поиски золота через океан. Завоеватели сначала захватывали открытые земли, потом искали сокровища. Оккупировав все острова от Японии до Суматры, корабли конкистадоров достигли Китая, Индии и Цейлона. Но золото нашлось только на Филиппинах. Благородные идальго не тронули португальские фактории и сосредоточили свои силы на богатствах Америки. Испания и заокеанские колонии очень заинтересованы в морском канале через Панамский перешеек. Так что Россия без сомнений получила стратегического союзника. Испания обладает не только сильной армией и флотом, но и огромными финансовыми ресурсами.

Сергей дал собеседникам время на обдумывание полученной информации, затем огорошил еще раз:

— Я начал транзитную перевозку колониальных грузов через Персию. Весь товарооборот княжества Гоа идет через Персию в Каспийское море.

— Как? Через Персию на Волгу? Персия пропускает ваши караваны?

— Что вас удивляет? Новый падишах весьма дружественно относится к России.

— Сколько месяцев длится доставка товаров в Россию?

— Месяцев? Двадцать дней от порта Панаджи до порта Нижний Новгород.

— Двадцать дней! Где находится Нижний Новгород?

Мы никогда не были в России.

— Недалеко от Москвы.

— За сколько дней вы доставите груз из Индии в Европу?

— Готов заключить контракт на доставку грузов от голландской фактории Кочин до Амстердама. Транспортировка займет двадцать пять дней.

Собеседники были поражены. Двадцать пять дней, пусть месяц. Путь вокруг Африки займет не менее четырех месяцев. Никаких рисков от пиратов или задержек в ожидании муссонных ветров. Сергей рассказал о создании транспортной компании по перевозке грузов от южного берега Каспийского моря до Петербурга.

При желании, перевозки могут осуществляться до Темзы или Сены. В портах южного Каспия товары загружаются в баржи. В процессе перевозки сменяются только буксиры. При желании, буксировку можно продолжить через Балтийское и Северное моря. Во всяком случае, баржебуксирные составы уже возят пшеницу из Сяси в Лондон и Амстердам.

Посмотрев на открытые от удивления рты, Сергеи понял, что цель достигнута. Его слова будут услышаны заинтересованными персонами. Транзит грузов через Персию обеспечит России долгий и надежный мир.

В торговых делах время доставки груза является самым важным фактором. Одно дело купить товар и продать его через полгода, другое дело — через месяц. Интенсивность поступления денег многократно возрастет. Любого, кто попытается помешать такому транзиту, дружно сотрут в порошок. Здесь не имеет значения начальная точка отправления груза. Будь то Китай, Индонезия или Восточная Африка. Четыреста километров по дорогам Персии и шесть дней водного пути до Петербурга останутся более выгодным вариантом. Сергей рассказал о модернизации каналов Вол го-Балтийской системы. Похвалился обводными шлюзами в районах Волжских перекатов. В конце его монолога глаза слушателей блестели от предвкушения скорой наживы.

В заключение Сергей ответил на несколько вопросов, первые из которых были посвящены железным дорогам. Здесь никаких секретов не было, и он подробно рассказал о начавшемся строительстве двух веток Транссибирской магистрали. Одна линия пройдет через Нижний Новгород, Казань и Ижевск. Вторая ветка — южнее, через Тамбов, Астрахань и Гурьев. Промежуточная линия — через Саратов. Начато строительство трех мостов через Волгу. Не скрывал Алексеев и конечной цели: железная дорога должна выйти к Тихому океану. Северная ветка в устье реки Амур, южная ветка в Маньчжурии. Уже начали прощаться, когда представители торговых компаний спохватились:

— Господин граф, вы не поясните причин, по которым из дворца выехало так много гонцов?

— Сожалею, но право раскрытия этой тайны принадлежит не мне! Могу сказать лишь то, что приглашены все князья и брахманы индийской ведической религии.

Это серьезно! Европейцы заметно напряглись: такого собрания не бывает даже перед войной.

— Князь собирается с нами воевать?

— Не думаю. Во всяком случае, ничего такого я не слышал. Приглашения рассылаются в связи с приятными событиями.

Сергей покинул ресторан под дружный вздох облегчения.

Как и предполагалось, собрание князей прошло на «ура». Всем понравилась идея захвата чужой территории. Князья обещали без задержки отправить своих воинов в Аркот.

Затем последовала церемония официального объявления Сергея женихом принцессы Наины Махабхарата Салар Джангом. Причем граф Алексеев был представлен как князь Гоа, князь Цейлона, князь Зулу, князь кафров, князь Фульбе и Вольта. Сергей даже растерялся от такого обилия незаслуженных титулов. Церемониальные действия затянулись на весь день и закончились поздно вечером общим ужином. Приглашенные гости, князья с женами и брахманы по очереди подходили с доброжелательными поздравлениями и пожеланиями. Алексеев не смог заметить даже намека на недоброжелательность или неудовольствие в связи с его европейским происхождением.

Собрание брахманов проходило в храме Венкатешвара. Представители различных культов слушали пламенную речь дочери низама Голконда, принцессы Наины Махабхарата Салар Джангом. Сначала Сергей не слушал своего переводчика. Его больше интересовало внутреннее убранство храма. Многочисленные фигурки из чистого золота, обрамлением своим напоминавшие традиционные православные иконы, были усыпаны драгоценными камнями. Примечательно, что у храма отсутствовали двери. Тем не менее ни у кого не возникало даже мысли о возможном воровстве. Другой характерной деталью было то, что во время речи или проповеди Наины в храм заходили обычные люди. Отсутствовало понятие конфиденциальности и ограничений для посторонних. Любой индус мог сесть рядом с главой местного культа. Сама речь была эмоциональной и правильно поставленной. Сказывался многолетний опыт педагога и партийного лидера школьного масштаба. Девушка говорила о религиозных войнах, которые развязывала католическая церковь. Рисовала жуткие картины сжигания на кострах ни в чем не повинных людей. Пересказывала животрепещущие истории пыток инквизиции, когда основной целью священников являлось имущество жертвы.

Вскоре вокруг храма собралась огромная толпа.

Люди с замиранием сердца слушали истории о рыцаряхкрестоносцах, которые завоевывали чужие земли, убивали женщин и невинных детей, а оставшихся в живых насильно обращали в христианство и заставляли говорить на своем языке.

Заканчивая свое выступление, Наина со слезами на глазах призвала всех объединиться против такого беспримерного насилия.

Дмитрий Светлов Флаг над океаном

1 Поход в Тихий океан

Корабли эскадры застилали горизонт черным дымом. Адмирал граф Сергей Николаевич Алексеев оставил в эскадре только паровые корабли. Баркентины^[100] разошлись по Индийскому океану. Корабли должны исследовать океан, нанести на карту побережье Австралии и Новой Зеландии, сделать промеры глубин, отыскать и нанести на карту Большой барьерный риф. Экипажам предстоит выполнить большую и тяжелую работу. Капитаны «Адонии», «Ариэль», «Аренды» и «Амальтеи» вправе в любое время прекратить свои исследования. Более того, видя азарт и жажду познания неведомых мест, Сергей в приказном порядке потребовал через шесть месяцев вернуться в Коломбо или Дурбан. Кораблям потребуется ремонт, экипажи должны отдохнуть в условиях спокойной береговой жизни.

Англичане провожали русские корабли с нескрываемым облегчением. Командир крепости Мадрас искренне пожелал удачи. Его фигура еще долго виднелась на площадке береговой батареи. Уход русских кораблей снял с сердца полковника неприятную тяжесть. Между Россией и Англией — военный союз против Турции. Все равно тревожно, когда рядом чужая армия, которой можно противопоставить только белый флаг. Тем более что французы весьма настойчиво и агрессивно атакуют в долине реки Полар и предгорьях Восточных Гат. Появились тревожные сведения о концентрации войск князя Салар Джан-гома. Если армия Голконды вторгнется в Тамиланд — и англичанам, и французам придется искать компромисс. Здесь только один вариант — военный союз с князем против Тамиланда и Франции. Понятно, что французы попытаются сделать то же самое. Вопрос цены полковника не смущал, сначала придется предложить самые выгодные условия, лишь бы привлечь на свою сторону. Покончив с общим врагом, можно напасть на армию князя и забрать его земли вместе со своими обещаниями.

Бросив последний взгляд на дымящие у горизонта корабли, полковник пошел в штаб. Пора составлять план военной компании. Попытка войти вглубь Тамиланда провалилась. Французские войска оказали очень сильное противодействие. Вход армии Голконда в Аркот не имеет никакого значения. Для начала следует повторить боевую операцию десятилетней давности. Тогда английские войска осадили французскую крепость Пондишери. Потребовался год тяжелых боев, прежде чем английские войска сумели захватить крепость. Но французы неожиданно атаковали и взяли английскую крепость Кудда-лур. Между двумя крепостями всего двадцать километров. Английская армия из Пондишери бросилась на помощь, желая выбить захватчиков из крепости. Но французы обманули и, устроив засаду, выиграли бой. Англия потеряла доступ к богатствам Тамиланда. Пришлось покупать новый участок земли и строить крепость Мадрас.

— Господин полковник, к вам прибыл гонец от князя Салар Джангома.

— Подождет, у меня сейчас нет времени. Однако гонец уже шел навстречу.

— Возьмите и распишитесь в получении, — гонец протянул пакет и сопроводительный лист.

Полковник расписался на листе рисовой бумаги.

— Напишите ваше имя полностью, занимаемую должность, число, месяц и год.

Полковник хотел было выругаться, но сдержался и заполнил сопроводительный лист по всем правилам. Проводив глазами уходящего гонца, вскрыл пакет. Несколько раз перечитал сообщение и разразился нецензурной бранью.

Еще бы, князь Голконда оповещал о взятии земель Тамиланда под свою опеку и в вежливой форме запрещал иностранным гостям выходить из крепости с оружием в руках. В течение года иностранцы должны срыть вокруг своих поселений крепостные стены. Пушки могут храниться только на складах в разобранном состоянии. Полковник не собирался предпринимать каких-либо действий. Это не его уровень. Решение должны принять в Лондоне, он только исполнитель. Одно плохо, князь дал год на снос крепостных стен. Слишком маленький срок, года не хватит даже для консультаций с генералом, который ведет боевые действия в княжестве Майсур.

— Господин полковник, что делать со стражниками?

— Какими стражниками?

— Вместе с гонцом прибыла сотня стражников, которая будет патрулировать нашу крепость и порт.

— Вы их впустили в крепость?

— Нет.

— Не впускайте. Нам еще здесь не хватало индусов!

— Господин полковник, стражники предупредили, что запрещен выход из крепости с оружием.

— Ну и что? Зачем нам выходить?

— Мы же воюем с французами.

Еще одна головная боль. Что делать? Требования князя он не может выполнить, это за пределами его полномочий.

Степан Малинин отправил в Бенгалию подготовленную группу приказчиков. Граф Алексеев подробно разъяснил дальнейшие шаги по внедрению в индийскую экономику. Через шесть месяцев должны подойти четыре новых броненосца и два полка африканской пехоты. Первым шагом будет демонстративный вход кораблей в Калькутту. Броненосцы «Идеальный», «Игривый», «Изворотливый» и «Изменчивый» с морской пехотой на борту, послужат опорной базой для открытия новой фактории. Приказчики до прихода броненосцев должны установить контакты с правителем Бенгалии. Десять лет назад князь Брахмапутра изгнал англичан со своих земель. Но они вернулись с большой армией и силой захватили Бенгалию. Сейчас правитель сидит в Дакке под домашним арестом. Удовлетворенные достигнутым результатом, англичане допустили ошибку, которую должен использовать Степан Малинин. Английская Ост-Индская компания прекратила торговую деятельность на оккупированных землях. Колонизаторы довольствовались сбором налогов. Опираясь на броненосцы, Степан Малинин развернет в Бенгалии активную торговлю. Эта часть Индии славится муслиновыми тканями.

Торговля в колониях всегда была слабым местом англичан. Они не могли предоставить аборигенам нужные товары, а то, что привозили, было плохого качества. Возможно, неспособность изготавливать нужные для торговли товары и послужила причиной перехода от традиционных факторий к откровенному силовому захвату. Кстати, как только Английская Ост-Индская компания добилась ощутимых прибылей, государство напрямую захватило Индию. Правительство забрало себе все земли и активы компании, выплатив пайщикам только уставной капитал. Голландская Ост-Индская компания прекратила свое существование во время наполеоновской оккупации. Англичане воспользовались беспомощностью Нидерландов и захватили большинство факторий. Та же участь постигла Францию. Пока Наполеон воевал с Россией, англичане прибирали к рукам заморские фактории французов. Но это другая история.

Сергей держал флаг на броненосце «Требовательный». После обеда сидел под тентом и любовался солнечными бликами на голубых волнах Бенгальского залива. Вот только мысли были очень далеко. Он еще раз обдумывал слова, которые услышал от полковника Аксеки Йозгат. Несколько лет назад Сергей блокировал на Таманском перешейке турецкую армию. Тогда же заключил сделку с генералом Такин Хомайном. Договор обещал выгоду для обеих сторон и не таил в себе далеко идущих планов. Генерал разворачивает армию на восток и обходит Кавказ с севера. Затем проходит по южному берегу Каспийского моря, где захватывает туркменские города. Турецкий генерал легко пройдет по тюркоязычным землям, там нет войск, способных оказать генералу сопротивление.

На захваченных землях поднимается русский флаг. Офицеры и солдаты бывшей турецкой армии получают земли и рабов. Сергей получает необходимые для своих целей нефтеносные районы. Для местного населения не будет никаких видимых изменений. Просто и прагматично, без каких-либо далеко идущих планов. Россия вбивает у своих южных границ стратегический клин. Турция теряет даже теоретическую возможность напасть на Россию с юга. Впоследствии Сергей не обратил внимания на дальнейшее развитие событий. Генерал Такин Хомайн не остановился на восточном берегу Каспийского моря. Его армия продолжила поход на восток. При этом восьмитысячный корпус вырос до двадцати пяти тысяч солдат. Ну, воюет генерал где-то в Центральной Азии. Снабженцы графа Алексеева доставляют генералу пушки и порох, обратно привозят богатые трофеи. В Петербурге на самоуправный поход закрыли глаза. Воюют казаки на далеких турецких землях, ну и пусть. Казна потерь не несет, а с пользой разберемся после войны. Сам Сергей попросту выкинул затянувшийся поход из головы, для него ни вреда, ни пользы.

Переговоры с Голицыным и Строгановым заставили вспомнить о генерале. Владельцы заводов центральной и восточной Сибири искали пути сбыта готовой продукции. Первоначальное соприкосновение интересов в совместном строительстве железной дороги и развитии морских перевозок через северные моря переросло в план военной экспансии. Алексеев, Голицын и Строганов договорились захватить Маньчжурию и выйти на рынки Китая и Тихоокеанского побережья Америки. Так армия генерала Такин Хомайна получила десятитысячное усиление. В районе Иркутска присоединилась башкирская и калмыцкая кавалерия. Сергей не переставал удивляться, с какой легкостью бывший турецкий генерал согласился возглавить дальнейший поход на восток.

Прощание с полковником Аксеки Йозгат открыло глаза и объяснило причины. Полковник стремился принять участие в походе на Маньчжурию. Но сложное положение в Индии изменило его первоначальное намерение. Аксеки Йозгат добровольно принял решение возглавить военные операции в Индии. В свою очередь Сергей был за это очень благодарен. Лучшей кандидатуры просто невозможно найти. Многочисленные совместные операции давно убедили графа Алексеева в немалых воинских талантах полковника. Дополнительным фактором являлось умение турецких офицеров вести бои против европейцев. За последние столетия турецкая армия раз за разом наносила европейцам сокрушительные поражения. Каждый разгром отражался звоном золотых монет, утекающих из испанской Казны. Испания упорно держалась за титул хранительницы устоев римско-католической веры. Поражения на полях Австрии и угроза захвата Вены вынуждали Испанию платить дань турецкому султану. Столица Священной Римской империи не может быть в руках мусульман.

Во время последнего совещания, когда согласовывали план дальнейших действий, Сергей спросил полковника Аксеки Йозгат о столь необычном стремлении в Маньчжурию.

— Хозяин, ты разве не знаешь, что Маньчжурия является нашей родиной?

Вот те раз! Сергей никогда об этом даже не слышал. Все его знания ограничивались тем, что Осман I Завоеватель родился где-то на территории нынешнего Туркменистана.

— Я был уверен, что все турки вышли с восточного побережья Каспийского моря.

— Нет, с восточного побережья пришли османы, и выбрали земли между Черным и Средиземным морями.

— Разве были другие племена?

— Конечно! Сначала из Маньчжурии вышли тюркские племена вандалов, гуннов и алан. За ними пошли племена сельджуков.

— Что-то не складывается. Вандалы и гунны очень давно ушли в Европу. Через несколько столетий на наши земли пришли монголы.

- Все складывается очень хорошо. Сельджуки начали войну с Персией, мы освободили арабов от многовекового персидского рабства.

— Здесь я не спорю, потому что не знаю. Но к приходу монгольской армии аланы жили вдоль Волги и Дона до Крыма.

— Правильно! Сельджуки захватили Сирию и Египет, попутно дали по голове вашим крестоносцам.

— Крестоносцы не наши.

— Извини, хозяин, не хотел обидеть. Мы знаем различие твоей веры и догматизма Рима.

— Как-то неожиданно слышать твои слова.

— Главное в том, что наш уход из Маньчжурии открыл дорогу монголам. Монголы шли по нашим следам.

Слова полковника поставили Сергея в тупик. Привычные истории и сюжеты никак не укладывались в рассказ Аксеки Йозгат.

Во-первых, половцы и кипчаки. Согласно с привычными историями, это узкоглазые злодеи. Со слов полковника получалось, что от «Дикого поля» до первого монголоида не менее шести тысяч километров. О данном периоде Сергей знал только одну деталь. Угро-финские племена жили в районе Урала. Они уходили от монголов и разделились на две части. Угры ушли на безводные холмы Панонии, финские племена осели в прибалтийских болотах. Услышанная история оказалась полной неожиданностью. Вместе с тем эти слова увязывали в единую связку поступки турецких казаков, становилось понятным стремление захватить Маньчжурию. Но как-то не верилось. В голове слишком укоренился стереотип азиата, который просто обязан испокон веков жить на этой территории.

По-видимому, сомнения на лице Сергея были столь очевидны, что полковник и другие офицеры принесли письма, полученные от своих друзей, которые шли вместе с генералом Такин Хомайном. Письма стали еще одной новостью. Граф Алексеев как-то не задумывался о том, что два отряда могут держать между собой связь, обмениваться частными письмами.

— Посмотри, хозяин, — командир первого батальона протянул письмо.

— Вот, читай, читай. Это писал мой двоюродный брат. Ваши алтайцы, тувинцы и башкиры говорят на родственном с нами языке.

— Отсюда только один вывод: алтайцы, тувинцы и башкиры больше ваши, чем наши.

Офицеры засмеялись шутке.

— Это не совсем так, их кровь уже имеет монгольскую примесь. Генерал Такин Хомайн обязательно отправит султану весть о взятии Маньчжурии!

Пусть сообщают, если для султана это так важно. Во всяком случае, Сергей смог сделать предположение, почему Турция так упорно стремилась выйти к Волге. Если следовать логике рассказа полковника и его офицеров, Крым, Дон и Волга до Казани считаются исконно турецкими землями. Только не согласится султан обменять свои земли в Европе на далекую Маньчжурию.

Командир эскадры крейсеров был доволен. Еще бы! Ему удалось выследить корабль контрабандистов. Голландский корабль уже два года с откровенным нахальством доставляет бунтовщикам оружие. Чаще всего корабль выгружается в Филадельфии, где берет золото и серебро с рудников Пенсильвании. О самом судне мало что известно. Этот быстроходный корабль никому не позволял к себе приблизиться. Wallhaven, как назывался корабль контрабандистов, всегда легко уходил от преследователей. Но сейчас нахалу наступит конец. Четыре британских крейсера блокировали выход из залива Делавэр, голландскому кораблю не уйти. Остался только один путь — на морское дно, если этот безумец выберет такую дорогу.

Капитан Мартин Ван дер Ваальс никогда не считал себя безумцем, как, впрочем, и контрабандистом. Он уже более двух лет работал на русского графа Алексеева, который прославился отчаянными пиратскими набегами на турецкие корабли и города. Два корабля, Wallhaven и Maashaven, с регулярностью почтового дилижанса доставляли бунтующим американским колониям оружие, порох и прочие военные грузы. Обратно везли золото и серебро. Очень прибыльная торговля, многие пытались заработать на прорыве торговой блокады, только мало кому это удавалось. Англичане серьезно относятся к патрулированию побережья. Тем не менее Wallhaven и Maashaven возили оружие регулярно, и будут возить дальше. Нет еще таких кораблей, что смогут догнать океанских красавцев.

Эта парочка является третьим вариантом специальных кораблей для перевозки оружия в бунтующие колонии. Высота мачт — сорок семь метров, что достигнуто благодаря стальным тросам. Только русский граф может себе позволить стальной такелаж. Многие пытались применить стальные тросы, да только нет таких заводов в Европе. Никто не может их сделать. Попытки изготовить сотни километров стальной проволоки кончались ничем. Здесь вопрос даже не денег, хотя стальные тросы по цене получались золотыми. Во время протяжки рвалась сама проволока, ломались волочильные станки. Не получалось равномерной подачи расплавленного железа единого качества. Неразрешимой проблемой встала равномерная скрутка проволоки в трос. В результате даже маленький кусок стального троса оказывался лохматым жгутом многократно склепанных обрывков. Оба корабля представляли собой настоящий кладезь различных усовершенствований. Особую гордость представляли пушки. Восемьдесят орудий под сорокакилограммовые ядра. Граф лично обучал методике боя и правилам ведения огня. Пушки легко перестраивать на различные режимы стрельбы. К привычному для всех моряков варианту настильной стрельбы, когда ядра летят над поверхностью воды, добавились новые. Появилась возможность прицельного огня прямо но кораблю. Научились комбинированному залпу с применением подкалиберных снарядов. И много других вариантов. Граф Алексеев обучил своих капитанов новым приемам тактического маневрирования. При этом не забывая напоминать, что иногда в бою лучшим маневром может оказаться поворот на обратный курс.

Мартин Ван дер Ваальс заметил английские крейсеры задолго до подхода к выходу их залива Делавэр. Паруса вражеских кораблей рассмотрели за сорок километров, на траверзе деревушки Денвер. Капитан решил продолжить движение. Ширина на выходе из залива составляет двадцать километров. Вполне достаточно для различных маневров. Англичане хотят помериться силами? Мартин Ван дер Ваальс не возражал, не они первые и не они последние. Wallhaven несколько сдерживая скорость, пошел к северному берегу. Не прошло и получаса, как англичане их заметили и начали готовиться к перехвату. Куда спешить? До сближения больше часа, затем час боевого маневрирования. К моменту начала самого боя экипаж уже устанет.

Англичане встретили Wallhaven у северного мыса. Четыре корабля выстроились в строгую линию, лишая любой возможности выскользнуть из-под пушечного удара. Из открытых пушечных портиков торчат любопытные головы английских канониров. Тридцать два портика на борт, шестьдесят четыре пушки на корабль, стандартный английский крейсер. Только вот на Wallhaven восемьдесят орудий, да калибр его пушек заметно больше. В принципе, можно начинать, только далековато от берега. Американским колонистам затруднительно снимать трофеи на таком удалении от берега. Мартин Ван дер Ваальс приказал повернуть на юг к маленькому поселению Дагсборо.

Капитан хотел было приказать еще уменьшить парусность, да заметил, что крейсеры начали сближение для выхода на дистанцию залпа. Это лишнее, надо подождать. Wallhaven начал медленно уходить вперед, вынуждая противника тянуться вслед. О попытке сблизиться было забыто. Капитан посмотрел на старшего офицера и канонира:

— Приступаем, господа.

— Первый этап как обычно?

— Начнем с залпа левым бортом из двадцати пушек.

Ван дер Ваальс посмотрел на берег, до деревни полтора километра. Свисток. Звонко ударили пушки. Отмашка вправо, запели боцманские дудки^[101]. Корабль начал крутой поворот на обратный курс. Шкотовые матросы четко отслеживали положение парусов. Наполнение ветром не упустили, через тридцать секунд закончили поворот и пошли в обратную сторону. Свисток. Залп из двадцати пушек правого борта.

Первый и третий крейсеры с проломанными бортами медленно ложились боком на воду. Второй корабль вышел из линии и пытался пойти на сближение. Четвертый сначала повернул в сторону океана, затем решил изменить маневр. В результате парусник потерял инерцию и «завис» против ветра.

— Поможем экипажу, — капитан показал на «зависший» крейсер.

Залп вдоль корпуса с двухсот метров. Моряки хорошо видели, как ядра насквозь прошили вражеский корабль. Чугунные шары вылетели с противоположной стороны вместе с обломками корпуса. На последнем крейсере сообразили, что им пришел кирдык. Капитан Мартин Ван дер Ваальс подхватил это турецкое слово от хозяина. Словечко понравилось и частенько пускалось в оборот. Англичане спустили флаг и паруса. Wallhaven лег в дрейф, поджидая спешащие от берега рыбацкие баркасы.

Короткий и прозаичный бой. Очевидное преимущество в скорости должно было заставить англичан применить другое построение. Ну а пушки… Мало кто знает, что на кораблях графа Алексеева установлены стальные пушки, по форме напоминающие винную бутылку. Очень мощные и дальнобойные орудия. Мизерная теплоемкость позволяет делать четыре выстрела в час. Куда тут англичанам соваться, противопоставляя залп с интервалом в два часа? Дождавшись, когда американские колонисты разоружат сдавшийся крейсер, капитан Мартин Ван дер Ваальс приказал поднять паруса. Пора в океан, порт назначения — Петропавловск. Здесь, в проливе Гибралтар, выгрузят золото и погрузят трофейное турецкое оружие.

Восемнадцатый век. Европа уже приняла символизм флага, но понятие «национальность» сформировалось намного позже. В восемнадцатом столетии отношения людей базировались на взаимной приязни, вне зависимости от национальной принадлежности. В истории каждого государства можно найти многочисленные примеры, когда целые дворянские семьи покидали одного короля и переезжали служить другому. Нередко этот другой монарх находился в состоянии войны с бывшим сюзереном. Понятие национального самосознания возникло только перед Второй мировой войной. С одной стороны фашисты декларировали превосходство своей нации. Примитивный лозунг «Мы лучше других» до сих пор используют многие политики. Другим центром формирования национального самосознания стал СССР. В своей попытке объединить разные народы на фундаменте русской экономики, коммунисты незатейливо декларировали: «Под знаменем марксизма-ленинизма вперед к победе!» Третьей стороной стали развитые страны Европы. Они столкнулись с реальной угрозой проникновения идеологии Коминтерна и вынужденно муссировали национал-патриотические идеи.

Разброд среди вассальных для Турции арабских стран Северной Африки отошел на второй план. В павильонах и залах великолепного дворца Топканы говорили о мятеже в Египте. Лидер мамелюков Али-бей выслал из Каира турецкого пашу и начал готовиться к войне с Турцией. В сложившейся ситуации есть только один выход. Надо заключать мир с Россией и перебрасывать войска обратно в Египет. Безжизненные степи Крыма — всего лишь вопрос престижа. Египет, в первую очередь, — прекрасный хлопок и пшеница. Если транзит грузов из Красного моря легко наладить через Иорданию в прекрасные порты Ливана, то потерю поставщика зерна, хлопка и хлопковых тканей не возместит никто.

Сановники старались не попадаться на глаза великому визирю Абдулле Молниеносному. Свое прозвище он получил за поистине мгновенное принятие решений. Понятно, что в тяжелые для империи времена молниеносные приказы чаще всего исполнялись на плахе. Прибытие корабля из Алжира в другое время осталось бы незамеченным во дворце Топканы. Подумаешь, какой-то там алжирский адмирал прибыл поклянчить денег и пушек. Его бы не допустили даже до Крокодила морей. Командующий флотом всей Османской империи решает слишком серьезные проблемы. Ему недосуг заниматься проблемами прибрежных эскадр. Дверь в кабинет Крокодила морей открыл сапфир на массивной золотой цепочке. Другой сапфир, уже крупнее, лег на стол перед командующим морскими силами Турции.

Сама по себе эта встреча уже была необычным событием. Все важные военно-морские посты в Османской империи традиционно занимали выходцы из Туниса. Жители Туниса считали себя потомственными мореплавателями, чья история уходит в глубину веков. Они позиционировали себя древними финикийцами и охотно показывали руины Карфагена. В то же время алжирцы для них были безродными бандитами, которые пришли из Сахары и смешали свою кровь с племенами вандалов. Неважно, что здесь правда, а что вымысел, но дорога на линейный корабль для турка-османа была весьма затруднительна. Для выходца из Алжира путь на любой корабль Османской империи был закрыт. Впрочем, алжирцам хватало своих самбук^[102], которыми они прекрасно управляли и регулярно объясняли европейцам, кто в Средиземном море хозяин.

Адмирал Мехмед с удовольствием взял в руки крупный камень. Ценная и очень редкая вещь.

— Где взял?

— Захватили английский корабль.

— Английский корабль? Что надо англичанам в Средиземном море?

— Египет, англичанам нужен Египет.

— Зачем?

— Голландцы прижали их у Африки. Англичане ищут безопасный путь в Индию.

— Был только один корабль?

— Сведущие люди из Танжера говорят, что англичане собрали большой флот. Скоро они войдут в наше море

— Они объединятся с русскими?

— Корабли графа Алексеева пропустят флот Великого Адмирала.

— Почему? Разве он не хочет гибели моего флота?

— Уши верных людей слышали его обещание. Он не хочет войны с Османской империей, обещал не мешать твоему флоту.

— Даже так! Быстро он утолил свою жажду кровью моих людей! Ты с ним встречался?

— Ты же знаешь, что адмирал граф Алексеев был в Алжире со своей эскадрой.

— Что о нем скажешь?

— С графом Алексеевым всегда можно договориться. Кроме этого он всегда держит свое слово и щедро награждает преданных ему людей.

— Легко быть щедрым, если есть деньги. Хотя среди богатых больше жадных, чем щедрых. Что надо тебе и новому правителю Алжира?

— Твоя помощь. Иначе мы не сможем остановить английские корабли.

— Я могу сказать Селиму III, что новый правитель Алжира подчиняется его воле?

— Мы никогда не шли поперек воли султана. Крокодил морей на это ничего не ответил. Они оба хорошо знали, что в Алжире никогда не отказывали. При этом продолжали все делать по-своему. Абдулла Молниеносный в очередной раз подтвердил справедливость своего прозвища. Алжир получил пушки и деньги, а крейсерский отряд султана встал на якорь в Бизерте. Английская эскадра действительно собралась в Средиземное море. Только на этот раз не случилось Чесменского сражения. Адмирал Спиридонов командовал второй эскадрой Балтийского моря в составе броненосцев «Самоотверженный», «Сварливый», «Сведущий», «Свирепый», «Своевольный» и «Сдержанный». Корабли эскадры базировались в датском порту Аархус и занимались патрулированием Северного моря и балтийских проливов. Сергей, согласовывая действия своей пиратской эскадры с действиями алжирских компаньонов, ожидал входа английской эскадры в Средиземное море. Не смогли англичане спокойно усидеть, когда начался дележ ближневосточных земель. Только союзники в Средиземном море не нужны. Россия в одиночку способна удовлетворить любые торговые запросы Египта.

В конце восемнадцатого века Франция отправила в Египет армию под командованием Наполеона. После многочисленных поражений на суше и на море Турция не смогла удержать свою власть в Египте. Французская армия подавила очередной бунт мамелюков, затем случилось Абукирское сражение. У берегов реки Нил на якоре стояло тринадцать французских транспортных судов. Транспорты были без единой пушки и без военных моряков. Одиннадцать линейных кораблей под командованием адмирала Нельсона взяли транспорты на абордаж, разграбили и сожгли их. Точнее, разграбили и сожгли только одиннадцать транспортов. Два судна благополучно снялись с якоря и вернулись домой. Понятно, что эскадра Нельсона потерь не имела, если только кто-то по пьяни сам себе разбил нос.

Тем не менее данное «сражение» имело для Англии огромное значение. На реке Нил решилась судьба страны, что и послужило причиной возвышения адмирала Нельсона. Французская армия не получила ожидаемого снабжения. Согласно с франко-турецким договором, Наполеон, получив снабжение, должен был уйти в Суэц, где стояли наготове арабские корабли. Они должны были взять французские войска. Объединенная франко-арабская армия собиралась высадиться в Индии. Им надлежало восстановить справедливость, вернуть власть потомкам Великих моголов, что для Англии было подобно смерти. Золото Северной Америки получило независимость. Англичанам оставалась река золота и серебра из Канады. Но что такое эта река по сравнению с океаном индийского золота, которое ласково омывало сапоги англичан? До сегодняшнего дня Индия занимает лидирующие позиции по объемам добычи золота. Второе место прочно закрепилось за Америкой.

Развитие и успехи всех стран в первую очередь зависят от чеканки золотых и серебряных монет. Мексика до сегодняшнего дня занимает мировое лидерство по добыче серебра. Рудники Перу стоят на втором месте. Испания тратила слишком много денег на Римско-католическую церковь. Огромные средства уходили в Вену, которая была столицей Священной Римской империи. Золотые и серебряные рудники Швеции позволяли держать под ружьем практически все мужское население страны. Аналогичный подход был в Англии, где все мужское население носило военную форму. Для завершения биографии адмирала Нельсона необходимо вспомнить о Трафальгарском сражении. Не зря французы утверждают, что победа была за ними. Эскадра Нельсона шла в Гибралтар. В результате морского боя корабли вернулись обратно в Англию.

С точки зрения французов, победа явно была за ними. С точки зрения англичан, победили они. Нельсон потерял в море транспортные корабли, которые должен был сопровождать до Гибралтара. В итоге караван прошел в стороне от места сражения и не знал о возвращении побитых военных кораблей. В свою очередь испано-французская эскадра удовлетворилась бегством английской эскадры и вернулась в базовый порт. Ничего не подозревающие транспортные кораблики тихо и мирно доставили снабжение в Гибралтар. Крепость получила подкрепление и смогла выстоять в испанской блокаде. Но это другая история. Граф Алексеев предпринимал все меры для того, чтобы война была для России прибыльной.

Мощная пиратская база в Западной Африке опиралась на две сильные крепости в устьях рек Сенегал и Гамбия. Пираты грабили корабли индийского направления. Налаженная система перевозки захваченных товаров позволяла быстро доставлять трофеи в русскую крепость Петропавловск. В свое время граф Алексеев купил у эмира Марракееш земли на южном берегу Гибралтарского прилива. Сейчас этот порт стал важным центром как транзитной торговли, так и тайныхторговых сделок, где сам товар никогда не выставляется на всеобщее обозрение. Фактически доставка оружия в бунтующие колонии Америки была прибылью с нулевыми затратами. Все оружие являлось трофеями с захваченных кораблей.

Попытки англичан компенсировать потери за счет увеличения объемов перевозки привели только к увеличению трофеев на складах. Северная Африка уже насыщена оружием. Перевооружение русской армии позволило начать продажу оружия в Персию. Кроме этого граф Алексеев начал расширять географию продажи за счет конкистадоров и губернаторов Южной Америки. Даже конкистадоры Тихоокеанского побережья Новой Испании (Мексика), открыто покупали пушки и ружья. Читая отчеты своих управляющих, Сергей не уставал поражаться беспечности вице-короля. Неужели из-за гор серебра он не видит фундамента зарождающейся проблемы? Да, сегодня все тихо и пристойно. Никто не ущемляет конкистадоров, которые живут на своих землях удельными царьками. Но стоит пошатнуться трону или появиться сильному конкуренту, как тишина мгновенно рухнет. Конкистадоры прекрасно понимают свою силу и слабость. Их слабость — в рудниках по добыче золота, серебра или драгоценных камней. Их сила — в индейцах, которые живут в свое удовольствие на контролируемых сеньором землях. Новым царям не нужны налоги. Более того, конкистадоры дарят индейским вождям рабов, необходимый инвентарь и домашнюю утварь. Попробуй, тронь сеньора, аборигены немедленно встанут на защиту своего благодетеля. Но абсолютной защиты не бывает, всегда найдется слабое звено.

В отношении конкистадоров Сергей не строил далеко идущих планов. У покупателей много золота, серебра и драгоценных камней. У него в избытке оружие, самый ходовой и дорогой товар. Просто выгодный бизнес без далеко идущих планов. Получив из рук короля Испании титул графа, Сергей не собирался портить реноме в глазах испанского монарха. Тем более имея множество льгот, в том числе право использовать золото Сакраменто по своему усмотрению. Это право даровано в обмен на обязательство построить канал через Панамский перешеек. В соединении Тихого океана с Атлантикой Россия была заинтересована не меньше Испании. Если транзит драгоценных металлов в Испанию налажен уже более двухсот лет, то Россия только дорвалась до приисков Юкона и Клондайка.

Тимофей читал утренний обзор поступивших телеграфных сообщений. В Сенате продолжают звучать патриотические речи в поддержку войны с Турцией. Если быть честным, он тоже не видел причин для заключения мира. В последнем письме от хозяина, было очередное напоминание о необходимости заключения мирного договора, но и только. Ни единого слова о побудительных причинах или возможных выгодах. Только напоминание, что мирный договор надо протолкнуть. Турецкая делегация приехала в Петербург более месяца назад. Посланцы султана Селима III регулярно ходят на сенатские слушания. Но там раздаются одни и те же речи, у России нет причин принимать предложение о мире.

Читая отчеты, Тимофей был солидарен со всеми сенаторами. Непосредственно против турецкой армии стоит двадцать тысяч солдат. Еще одна сорокатысячная армия находится в резерве и готова в любой момент ударить через Сирию на Иерусалим. Турецкая армия полностью деморализована, солдаты отказываются воевать. Русские броненосцы хозяйничают на Черном и Средиземном морях. Зачем России мир? Армия легко дойдет до Африки и Индии. Новые плодородные земли и богатые трофеи пополнят казну государства. Кругом только плюсы. Главный управляющий раз за разом пытался найти ту причину, по которой граф Алексеев счел необходимым заключить мир. За годы службы Тимофей имел возможность многократно убедиться в правоте своего хозяина.

Взять тот же Нижний Новгород. Когда хозяин решил строить здесь заводы и верфи, Тимофей изначально пытался отговорить от пагубной затеи. Зачем распылять силы, когда в Туле отлаженное производство? Хозяин не стал даже убеждать в своей правоте, просто заметил: «Со временем поймешь». Тимофей понял еще до завершения строительства всех заводов. Тула начала задыхаться, у ворот заводов стояли сотни телег с железом и углем. Ворота выдачи готовой продукции трещали от давки ждущих очереди купцов. В то же время в Нижнем Новгороде заводы стояли вдоль берега реки. Причалы заняты, только баржи никому не мешали. Поставка уральского железа опять-таки не в пример дешевле. Похожая ситуация сложилась со строительством Ижевских заводов. Сначала Тимофей подумал, что хозяин решил воспользоваться проблемами графа Шувалова. Бунтовщики Пугачева много чего попортили. Хозяин получил хороший шанс вклиниться и подмять конкурента. Но граф Алексеев поступил наоборот, начал покупать железо заводов Шувалова и выпускать готовую продукцию. В результате изделия графа Алексеева с Ижевских заводов стали самыми прибыльными.

Звякнул колокольчик. Телеграфист извещал, что пришло срочное сообщение. Глухо стукнул приемник пневмопочты. Личный секретарь достал два цилиндрика и положил перед главным управляющим. Тимофей достал первое сообщение и не сдержал громкого восклицания. Еще бы! Сообщение из Петропавловска от Моисея Мертеля. Тимофей всегда удивлялся работоспособности этого человека. В одиночку тянуть на своих плечах и банк, и торговлю, и промышленность. Такое по силам единицам.

Моисей сообщал, что с султаном Египта заключен торговый договор с оплатой по факту доставки. Цифры купленного хлопка и пшеницы заставили Тимофея громко воскликнуть. Очень и очень серьезные цифры, одной пшеницы куплено двести пятьдесят тысяч тонн. Цифры по хлопку вообще запредельные, и все это достается почти бесплатно. Ибо оплата оружием и порохом для предприятий графа Алексеева ничего не стоит. Продаются трофеи, доля в пиратском бизнесе. Тимофей посмотрел на личного секретаря, который уже стоял на товсь у двери:

— Коляску за Иосифом Аврумовичем, срочно!

Секретарь выглянул за дверь, после чего вернулся на свое место. Как сильно изменился стиль работы управления делами! Когда хозяин приказал строить в Нижнем Новгороде центральный офис в семь этажей, Тимофей поддержал передовую идею. Самодвижущиеся лестницы и лифты, наряду с самым высоким зданием города, будут лучшей рекламой заводов графа Алексеева. Неожиданно вместе с внешними изменениями произошли изменения внутренние. И дело не в том, что служащие гордились престижной работой в престижном здании. В коридорах отсутствовала толчея и сутолока посетителей и делопроизводителей. Здесь ощутимо царил дух власти и денег.

В кабинет Тимофея стремительно вошел генеральный директор «Тульского банка оружейников».

— И тебе здравствовать, — вместо приветствия сказал Иосиф Аврумович. — Срочное сообщение от хозяина?

— Две телеграммы, первая из Петропавловска от Моисея Мертеля. Вторую оставил на десерт, сам еще не читал.

Тимофей протянул сообщение. Иосиф Аврумович трижды прочитал текст:

— Как такое возможно предвидеть? Мы же практически полностью готовы!

— Ты спрашиваешь меня? Спроси Моисея, он намного ближе к Египту. Почему заранее не предупредил?

— Моисей сам ничего не знал, клянусь мамой. Мы с ним ежедневно обмениваемся телеграммами.

— Если ты ежедневно обменивался с ним телеграммами, значит, сам что-то чувствовал.

— Чувствовал? Ни хрена я не чувствовал! Ты же знаешь, что эмир Марракееш объелся золотом.

— Я помню, мы чеканим в Петропавловске для него деньги.

— Дальше хуже. Сначала эмир попросил покупать для него серебро. Сейчас просто использует наш банк для хранения своего золота.

— Это же хорошо!

— Чего хорошего? Деньги должны работать, а не грудой лежать в банке!

— Ты не нашел применение этим деньгам? Не поверю!

— Я сам себе не верю! Триста тонн золотых монет лежит бесполезной кучей. Эмир уже отменил сбор налогов со своих подданных.

— Ты давно был в синагоге?

— Тимофей, ты гений! От нас повезем железо, кирпич и метлахскую плитку. Ну и архитектор тоже наш.

— Архитектора возьмем из Стамбула. Пусть построят что-то грандиознее мечети Сулеймана.

— Наш архитектор возьмется за новый дворец. Прикажи ему ехать в Севилью, пусть осмотрит дворец Абддарахмана II.

— Лучше всего заинтересовать эмира вложением денег в Россию.

— Для этого нужен хозяин, а его опять где-то носит. Значит, подписываем мир с Турцией?

Иосиф Аврумович положил на стол телеграмму.

Действительно, все огромное хозяйство Тимофея готово к торговле с Египтом. Российские предприниматели могут купить и переработать треть всего хлопка. Потребности льна практически сойдут на нет. После поступления огромного количества хлопка, цены на ткани упадут, и весной никто не будет сеять лен. Производство ткацкого оборудования уже отлажено. Только махни рукой, и Варфоломей Сидорович завалит рынок необходимыми станками и оборудованием.

— Треть хлопка продадим в Турцию, треть в Европу. Но наша доля недостаточно весома для подписания мирного договора.

— Каков вес в Сенате представителей ткацких мануфактур?

— Мизерный, не больше двух процентов.

— Сенаторам могут задурить голову идеей о легком захвате Сирии.

— Хорошо, что с пшеницей?

— Продаем в Турцию и Англию. На этот год посевы подсолнечника и сахарной свеклы увеличатся вдвое.

— Нововведение хозяина оказалось очень выгодным. Многие бросают посевы пшеницы и переходят на масло и сахар.

— Пшеницу продаем через Петропавловск?

— Самое выгодное место, заодно город получит прибыль от захода кораблей.

— Полученная новость недостаточно убедительна для подписания мирного договора. Дворяне выгоду не увидят.

Тимофей начал диктовать секретарю телеграмму для Варфоломея Сидоровича. Хлопок в любом случае поступит на русский рынок, фабрикантам потребуются новые станки.

Иосиф Аврумович крутил в руках цилиндрик, в котором лежала вторая телеграмма. Он не собирался открывать и без разрешения читать сообщение. Голова была занята проработкой различных вариантов. Требовалось в срочном порядке увеличить число сторонников мира с Турцией.

— Тимофей, хозяин что-то говорил про изготовление пороха из хлопка.

— Не знаю, с этой темой обращайся в тамбовскую лабораторию.

— Местные пороховые заводы работают на нитроцеллюлозе.

— Отстань!

Тимофей взял вторую телеграмму:

— Читай, — он протянул бумаги. — Вот он, мир! Иосиф Аврумович вытер вспотевший лоб. Он держал в руках отчет экспедиции, которая три года назад отправилась на поиски золота вдоль Тихоокеанского побережья Северной Америки. Экспедицию организовали уже после того, как началась разработка приисков на реках Юкон и Клондайк. Граф Алексеев тогда получил разрешение короля Испании на разработку приисков Калифорнии, на реке Сакраменто.

Без промедления снарядили большую экспедицию. Две изыскательские партии под охраной казаков отправились навстречу друг другу с юга и севера. Почти сразу в Аризоне нашли месторождения золота и серебра. Следом нашли золото и серебро южнее реки Ванкувер. Если с месторождениями южнее реки Ванкувер не стали секретничать, то про Аризону промолчали. Официально это территория Новой Испании, ажиотаж и золотая лихорадка никому не нужны. Бумага в руках Иосифа Аврумовича говорила, что все земли от Аризоны и Калифорнии до Полярного океана буквально полны золотом и серебром.

— Хозяин знал, что все тамошние земли богаты золотом и серебром, — наконец сказал Тимофей.

— Ты уверен? Почему в своем последнем письме приказал найденные прииски раздарить, согласно оставленному списку?

— Да потому, что нашел еще более богатое место!

— Сколько же тонн золота будут добывать?

— Посчитай. Один прииск дает десять тонн в месяц, у тебя в руках список на пятьдесят девять золотых приисков.

— И более сотни серебряных. Немедленно посылай телеграмму графу Потемкину, я поеду в Петербург вместе с тобой.

— Потемкин с тобой не будет говорить.

— Мне надо поговорить с дядей нашего хозяина.

— С Михаилом Михайловичем? Председатель Сената, конечно большая величина, да и в списке он указан…

— Он, как и все дворяне, конечно, чванлив, но меня по старой памяти выслушает.

— О чем хочешь говорить?

— О человеческой жадности. Половина этих земель принадлежит Карлу III. Надо найти предлог для получения прав на земли.

— Логичное предложение. Испанию не интересует обследованная нами территория. Вице-король Новой Испании туда даже миссионеров не посылал.

— Хорошая мысль!

— Предлог миссионерской деятельности ни у кого не вызовет подозрений.

Железная дорога между Петербургом и Нижним Новгородом еще не достроена. Однако строители, узнав о срочной надобности руководства, попросили не спешить и дать им сутки. В результате до столицы доехали, не выходя из вагона. Правда, паровоз трижды отцепляли. К вагону запрягали лошадей и несколько километров ехали на конной тяге. Тем не менее результат превзошел любые ожидания, дорога заняла всего сорок часов.

Турецкая делегация сидела в молчании. В первый момент они решили, что переводчик что-то перепутал. Делегаты переспросили его несколько раз. Но нет, все правильно, Сенат проголосовал за мир. Правильнее будет сказать, что Сенат поручил правительству начать мирные переговоры с Турцией. При этом обставил свое поручение множеством условий и ограничений. В частности, город Иерусалим выходит из состава Османской империи и переходит под протекторат России. Но это мелочи по сравнению с главным — война окончена! Делегация уже не надеялась на такой исход. Когда по Стамбулу прошел тихий шепот о возможности заключения мира с Россией, никто не поверил. Но визирь Абдулла Молниеносный немедленно отправил посольство.

Все, что говорили депутаты Сената, было чистой правдой. Турецкие армии бежали перед русскими полками. Здесь вопрос не трусости турецких солдат. Намного проще и прозаичнее. Русские винтовки стреляли дальше турецких пушек. Русские пушки стреляли на запредельные дистанции. Тактика плотного пехотного строя требовала стойкости солдата перед лицом возможной смерти. Весь ход войны показал, что перед русским оружием смерть не возможна, а гарантирована. Никто не хотел умирать, поэтому солдаты отказывались строиться против русских полков. Что с ними могут сделать генералы? Казнить? Так ведь всех не убьют, а русские очень даже просто и быстро.

Напутствие султана было ясно и конкретно: «мир любой ценой». Сановники сами хорошо осознавали сложившуюся ситуацию. Сейчас Османская империя беспомощна. Австрия завязла в войне с Венецией. Австрийцы ни за какие деньги не ввяжутся в противостояние с Россией. Франция в полную силу бьется с Англией. Польша погрязла во внутренних разборках и войне с Пруссией. Поляки продали России часть своих земель, что и послужило для Турции поводом объявить России войну. Отъезд в Петербург был обнадеживающим. Русская армия прекратила активные действия и как будто выжидала. Все восприняли пассивность как дополнительный сигнал о готовности к переговорам.

Однако петербургская реальность оказалась совсем иной. Императрица откровенно показала свое нежелание вступать в переговоры. Правительство мялось и не давало конкретных ответов. Английский посол открыто требовал продолжения войны, напирая на то, что эскадра уже готова и вскоре отправится в Средиземное море. Шведы отводили глаза и уговаривали не терять надежды. Председатель правительства приглашал на заседания Сената, где делегация каждый раз слышала только призывы к продолжению войны. И вдруг раз, и мир! Непостижимо и непонятно. Сами турецкие сановники на месте русских никогда бы не пошли на подписание мира. Зачем подписывать мирный договор, когда армия способна в кратчайшие сроки войти во вражескую столицу?

Екатерина смотрела на Петропавловскую крепость. У причала стоял очередной корабль с золотом. Как быстро все изменилось! Хранилища полны денег. Корабли с золотом и серебром приходят под выгрузку сразу после ледохода и выгружаются практически ежедневно до наступления холодов. Только богатство государственной казны ее не радовало. Деньги пришли, а власть ушла. Сначала она обрадовалась возможности оставаться императрицей и в то же время выйти из-под навязчивого контроля со стороны графа Потемкина. Отступил страх за жизнь сына. Она двумя руками ухватилась за шанс стравить своих врагов. Заставить их перегрызть друг другу глотки. Первое время все шло по плану. Сенаторы откровенно друг друга поносили, обвиняли в воровстве и взяточничестве. Произошло несколько непонятных убийств и невнятных дуэлей. Но потом все затихло, сенаторы принялись за дело. Вместе с тем она оказалась отстраненной от всего.

Получив беззаботную свободу, Екатерина обратила свою энергию на балы и домашний театр. Но сразу заметила неприятную деталь. Потеряв власть, она стала никому не нужной. Внешне к ней продолжали относиться почтительно. Но не больше! Бывшие друзья и подруги не стеснялись отказываться от приглашений. Бывшие недруги открыто закрывали перед ней свои двери. А она была вынуждена это терпеть! От такой несправедливости Екатерина долго плакала, потом вспомнила слова графа Алексеева и потребовала от Потемкина создать Царскосельский и Павловский гвардейские полки. Потемкин не отказал, правда, среди дворян нашлось слишком мало желающих служить в новых гвардейских полках. Прямо хоть крестьян набирай в гвардию.

Ах, Алексеев, Алексеев! Этот талантливый молодой человек слишком много изменил в ее жизни. Его проекты и пиратские похождения вскружили головы многим женщинам. Его африканские походы увлекли страстью к путешествиям все молодое дворянство. Если раньше мечтой дворянина была служба в гвардии, то сейчас все ходили на какие-то курсы естествознания и горного дела. Письма первых поселенцев с затаенным дыханием слушали во всех салонах. Газета «Губернские новости» регулярно печатала рассказы о путешествиях графа Алексеева. Недавно начали появляться рассказы охотников, которые описывали дикую природу африканской саванны, злобных слонов и хитрых львов. Частые заметки о случайно найденных месторождениях золота или драгоценных камней только увеличивали количество желающих оправиться на исследование диких земель.

Половина сенаторов как бы случайно нашла в Африке золото. Вторая половина сенаторов была в открытую одарена американскими золотыми приисками или копями драгоценных камней на Цейлоне. Жители Петербурга уже равнодушно проходили мимо многочисленных витрин ювелирных магазинов. Ажиотаж на золотые украшения кончился. Можно купить все, что угодно, и реализовать любую фантазию. И за всем этим стоит граф Алексеев. Непонятный юноша. Чрезмерно щедрой рукой раздает найденные месторождения золота и серебра. И совсем непонятно, почему отдает месторождения на землях, которые сам завоевал.

Приезду парламентеров султана Селима III Екатерина откровенно удивилась. На что они надеются? Да будь ее воля, приказала бы посадить в Петропавловскую крепость и выпустить после взятия Стамбула! Однако Потемкин почему-то медлил. Сенат неожиданно одобрил начало мирных переговоров. Однако время. Председатель правительства должен быть уже во дворце. И правда, в рабочий кабинет вошел граф Потемкин в сопровождении Муравьева и Елагина. Визитеры поклонились равнодушно, но с полным соблюдением дворцового этикета.

— Могу я узнать причину, по которой моя гвардия заключила мир с разгромленным врагом? Ах, я забылась! Гвардия теперь ваша.

Сановники устроились в креслах, после чего Потемкин положил перед императрицей толстый отчет.

Екатерина внимательно изучала бумаги. Граф Потемкин рассматривал привычный интерьер рабочего кабинета. Он до последнего момента не верил словам графа Алексеева. Его друг и соратник никогда не подводил и не обманывал. Настойчивое утверждение о необходимости мира с Османской империей никак не увязывалось с реальными событиями. С получением отчета американской экспедиции все встало на свои места. Слишком дорого держать войска на оккупированных арабских территориях и одновременно содержать пограничную армию в Америке. Главное даже не в этом. Захваченные турецкие земли тешат только амбиции. Земли Америки будут давать золото тоннами.

Острый ум Екатерины быстро пришел к аналогичному выводу.

— У вас есть план новой границы с Турцией?

— Только христианские земли Армении и причерноморские города с греческим населением.

— Что на юго-востоке? Вы решили вернуть Османской империи Прикаспийскую низменность?

— Тамошние земли вообще выведены за рамки переговоров. У нас уже подписано с Персией соглашение о границе.

— Нельзя оставлять спорных вопросов.

— В договоре оговорена восточная граница Турции по Араратской долине, включая города Эрзурум и Ван.

— Другими словами, России переходят все христианские земли.

— Именно так, ваше императорское величество.

— А что персы? Взятые земли многие столетия принадлежали им.

— Немного возражали по поводу одного города и озера Урмия, но быстро с нами согласились.

— Почему?

— Мы передали Персии междуречье Тигра и Евфрата вместе со священным городом Урфа.

— Османская армия выбьет персов с тех земель.

— Выбьет или не выбьет, то не наша забота.

— Искендерун отдаете Османской империи или Персии?

— Нельзя отрезать Турцию от земель Леванта.

— Почему? Наоборот, это ослабит султана.

— Поэтому и нельзя. На Левант воронами накинутся все европейские страны.

— Что вы в этом видите плохого?

— Подписав выгодный для Османской империи мир, мы установим хорошие отношения и выгодную торговлю.

— Ничего себе «выгодный» мир! Оттяпали огромный кусок империи.

— Мы взяли только христианские территории, где у султана были постоянные проблемы с местным населением.

— Это вы так считаете. А султан потерял значительный кусок своей империи. Своей собственной земли!

— Султан лучше нас знает, как управлять своими землями. За Искендерун мы берем Иерусалим с прилегающими Святыми землями.

— Здесь они согласятся. Потеряв несколько оливковых рощ, султан получит назад стратегический порт.

Обсудив основные параметры мирного договора, Екатерина с главой правительства и его первыми советниками перешли ко второй части. Требовалось составить общую линию внешнеполитической завесы. Нельзя просто так сказать: «Мы нашли много золота, поэтому армия нужна в другом месте». Сегодня между Россией с одной стороны и Англией, Францией и Испанией с другой стороны конфликтов нет. Новость об обнаруженном золоте неизбежно послужит причиной попыток проникновения других стран. Строительство в Америке крепостей может послужить отличным поводом для конфликта и войны. Особенно когда знаешь цену победы.

Внешнеполитическую активность разделили на несколько этапов. Для начала под благовидным предлогом нейтралитета в войне между Англией и Францией установят разделительную линию между Русским Западом Америки и колонизированной территорией Востока. Вместе с тем Екатерина брала на себя проблему Карла III. Испанского монарха следовало убедить отдать часть земель Новой Испании. Предлог миссионерской деятельности был признан самым благовидным. Пусть Римско-католическая церковь и считала православную веру «неправильной», но угроза проникновения англиканства для католиков была намного страшнее.

В свое время Папа проклял Англию за демонстративный разрыв с Римско-католической церковью. Результатом стало направление «Непобедимой армады», корабли которой должны были высадить десант «повиновения». Сто двадцать кораблей, пятьдесят один военный и шестьдесят девять транспортных, были встречены английской эскадрой в 197 кораблей. Именно кораблей, с мощной артиллерией в шестьдесят орудий на каждом. В результате боя испанцы потеряли двадцать кораблей, в то время как англичане потеряли тридцать. После завершения морского боя испанцы начали высаживать в Южном Уэльсе десант. Однако разразившимся штормом десантная операция была сорвана. Еще сорок испанских кораблей было выброшено на берег. В итоге из каботажного флота в сто двадцать кораблей в Испанию вернулось всего шестьдесят.

Сколько выбросило на берег английских судов, не посчитали до сих пор. Возможно, «победители» морского сражения не мешали испанцам высаживать десант и стояли в порту. Некоторые даже говорят, что сражение пошатнуло военный флот Испании. Кстати, в тот период времени незаметная страна под названием Нидерланды обладала океанским флотом в одиннадцать тысяч кораблей. Тем не менее, в Англии гибель «Непобедимой армады» отмечали очень широко. Все церкви проводили торжественные службы. Сейчас это никому не понять, но тогда случилось очень важное событие. Проклятие Ватикана обратилось против его слуг. Высшие силы карающей рукой урагана разбили корабли католиков. Вот так-то!

Что касается Нидерландов, по таможенным записям за 1646 год они закупили в Туле 647 пушек, чугунные ядра — 43 892 штуки, гранаты — 2934 штуки, мушкеты — 2356 штук, шпаги 2700 штук. Если добавить заводы Брюсселя, Люксембурга, Дюссельдорфа и Франкфурта, то получится совсем не мирная идиллия страны тюльпанов.

Но это другая история. Четыре броненосца будущего Тихоокеанского флота сопровождали транспортные суда с пятитысячным десантом на борту. Граф Алексеев решил зайти на Филиппины в испанский порт Сантьяго (Манила). По этому поводу к Сергею подошел командир эскадры командор Петр Шлютер:

— Сергей Николаевич, есть ли смысл заходить в Сантьяго? На кораблях достаточно угля для прямого перехода в Кантон.

— Через два дня сами поймете причину. Пока поверьте на слово, смысл есть.

— Что же нас ждет через два дня?

— Баня, настоящая баня в Малаккском проливе. Температура воздуха в вашей каюте будет под пятьдесят градусов.

— Что же делать?

— Идти в ближайший «прохладный» порт и дать экипажам отдых.

— В Сантьяго будет прохладнее?

— Намного комфортнее, сейчас сезон северо-восточного муссона. На берегу воздух не поднимется выше двадцати пяти градусов.

— У офицеров и нижних чинов могут возникнуть проблемы со здоровьем.

— Продолжительность вахты у топок и машин сократить, да поставить вахту на палубе.

— На палубе-то зачем?

— Люди перенесут матрасы на палубу. Надо следить, чтоб ночью не скатились за борт. Воду разбавляете вином?

— Делаем, как вы приказали. Действительно помогает! Расход питьевой воды резко сократился.

Командир эскадры пошел отдавать необходимые распоряжения.

Достаточно много принципиальных различий между парусниками и судами с механическим двигателем. Одни склады, да ютились дома рабов и бедноты. В отдалении находились официальные здания и возвышалась церковь. Виллы потомков конкистадоров и офицеров гарнизона стояли на склоне холма, обозначая собой границу города. Традиционное и прагматичное расположение зданий для всех южных городов. Виллы всегда строят в удалении, на возвышенности. Там, где гуляет свежий ветер и прохлада. Там, где нет пыли и зловония. На севере города строятся наоборот. Дворцы — в центре, беднота — на окраине. Логично и прагматично. Не надо долго добираться на морозе или под дождем.

Русскую эскадру встретили доброжелательно и гостеприимно. Утомленных жарой моряков и десантников разместили в казармах. Татары вывели своих лошадей на склоны окружающих холмов.

— Дон Сергей Алексеев, рад вас приветствовать в своих владениях — раскинув руки для объятий, подошел губернатор Филиппин.

— Взаимно рад нашему знакомству, дон Мигель Рахос.

— Садитесь в коляску, в моей вилле подготовили для вас комнаты. Вечером прошу ко мне всех офицеров эскадры.

— Заскучали без новых лиц?

— Есть такое, — засмеялся губернатор. — С вашим приходом появились не только новые лица. Вокруг вашего имени много различных слухов.

— Здесь я бессилен, на слухи повлиять никак не могу.

— Поверьте, после отхода вашей эскадры из Сантьяго количество слухов только увеличится, — засмеялся он снова.

Гостеприимный хозяин города обеспечил полноценный отдых как офицерам, так и нижним чинам. Ежевечерние посиделки проходили практически во всех виллах. Смех, веселье и танцы заметно подняли настроение моряков. Во время одной из поездок по острову Сергей с удивлением заметил, что оживились даже татары. Они нашли общий язык с аборигенами и устраивали совместные вечеринки у костров. Что касается негров, им все было по барабану. Причем в прямом смысле этого слова Есть еда, есть свободное время, после ужина раздается ритмичный звук тамтамов, начинаются пляски вокруг костров. Ритм подхватывали барабаны филиппинцев, вокруг костров возникали интернациональные хороводы. Здесь азартно отплясывали и татары, и негры, и турки, и русские. И конечно же филиппинских женщин было в достатке.

Сергей усердно изучал организацию горного дела по добыче золота и серебра. Знакомился с процессом добычи меди и прочих полезных ископаемых. Вечерами делился своими впечатлениями. Однако губернатора больше всего интересовал вопрос строительства канала через Панамский перешеек.

— Уважаемый граф, в Испании многие уверены, что вы просто обманываете короля ради своих корыстных целей.

— Ответ прост. Укажите хоть одну, любую, корыстную цель.

Дон Мигель Рахос надолго задумался.

— Вы правы! В ваших поступках не просматривается ни одного недостойного действия.

— Более того, каждый сможет увидеть многочисленные паровые механизмы, которые круглосуточно работают на строительстве канала.

— Так-то оно так. Но невозможно прорыть канал через горы.

— Кто вам сказал, что канал роется через горы?

— Достаточно много людей знакомы с теми местами. Да и сейчас путешественники частенько заглядывают на стройку.

- Что же они рассказывают?

— Ваши паровые машины роют канал между холмами, где высота над океаном составляет сорок метров.

— Больше ничего досужие путешественники не увидели?

— Для защиты канала вы строите форты.

— А шлюзы и плотины? Какая высота шлюза в Брюссельском морском канале?

— Вряд ли в Сантьяго вам ответят на этот вопрос. Практически никто из жителей никогда не был в Европе.

— В Брюссельском морском канале шлюз обеспечивает спуск или подъем судов на пятьдесят метров.

— Ого! Вы планируете поставить по шлюзу со стороны каждого океана?

— Нет. Со стороны Карибского моря будет три шлюза, со стороны Тихого океана будет четыре шлюза.

— Понятно, но как вы подадите воду наверх?

— Очень просто. С гор стекает две реки. Мы уже строим плотины, вода заполнит долину, вот и вся хитрость.

— Почему же вы обещали построить канал за десять лет?

Сергей не мог сказать, что американцы строили канал сорок один год. Но там причиной было безумство инженерной мысли.

— По предварительным расчетам, для затопления долины потребуется десять лет.

— Теперь все стало на свои места. Спасибо за разъяснение, канал жизненно необходим Испании.

Канал Испании необходим, это бесспорно. Только до революции в самой Испании осталось тридцать лет. К гражданской войне, которая началась в метрополии, немедленно присоединились конкистадоры Америки. Колониальные земли начали стремительно выходить из-под контроля. Симон Боливар, будучи по отцу баском, а по матери из племени чибо, возглавил бунт испанских колоний. Филиппины не остались в стороне, достаточно быстро острова объявили о своей независимости. Но ненадолго. Американцы взорвали в Гаване свой собственный линкор, после чего объявили Испании войну. Первым делом американские войска захватили Филиппины. Европейские государства потребовали прекратить беспредел. Причем здесь война с Испанией и независимое государство Филиппины? Тем не менее американцы предпочли выплатить контрибуцию в тридцать миллионов долларов, но захваченные золотые и серебряные шахты оставить за собой.

В XX веке последовала странная война. Другими словами, действия в Тихом океане американских и японских войск назвать нельзя. Все началось с бойкота Страны восходящего солнца. Англичане и американцы были уверены в неуязвимости. Командование Гонконга и Сингапура заявило о неприступности своих крепостей. Командир гарнизона на Филиппинах гарантировал неприступность островов в течение шестидесяти суток. После чего гарнизону потребуется снабжение и боеприпасы. Никто не верил в возможность войны с Японией. Для войны не было причин. Бойкот бойкотом, но японцы полностью удовлетворяли свою потребность в нефти за счет месторождений Маньчжурии и южного Вьетнама. Потребности Японии способны удовлетворить даже нефтепромыслы Сайгона, не говоря о прочих месторождениях юга Вьетнама или Маньчжурии.

Американский гарнизон на Филиппинах капитулировал через неделю после нападения на Перл-Харбор. Гонконг продержался две недели, Сингапур поднял белый флаг еще до высадки японских войск. Японцы отважно бросились на голландские нефтяные промыслы острова Суматра. Они решились воевать за десять тысяч километров от метрополии. Началась странная война с непонятными стратегическими задачами и невнятными тактическими действиями. На первом этапе остатки американского флота перешли под командование голландского адмирала Доормана. Кроме этого, под его командование передали корабли Австралии и Новой Зеландии. Подобное усиление стоило адмиралу жизни.

Крейсерский флот Нидерландов атаковал и разгромил передовую японскую эскадру. Основные силы японцев поспешили на помощь, но корабли подходили вразнобой, что позволяло голландцам развивать свой успех. Только с подходом линкоров адмирал Доорман приказал своим кораблям отойти, а эсминцам прикрыть крейсеры. Однако эсминцы ничего не сделали, как следствие один крейсер Нидерландов получил несколько попаданий и утонул. Вместе с крейсером «Рейтер» погиб и адмирал Доорман. Голландцы потребовали расследования причин бездействия американских эсминцев. Как вскоре выяснилось, в американском военно-морском флоте не существовало понятия «прикрыть основные силы». Командиры эсминцев просто не знали, что им надлежит сделать.

Во время войны в Тихом океане американцы даже не посмотрели в сторону Европы, где Гитлер двумя десятками подводных лодок полностью блокировал английское судоходство. Вместо этого американские морпехи ползали по болотистым джунглям Индонезии. Солдаты воевали за двадцать тысяч километров от баз снабжения. Военно-морской флот Америки возглавил бывший летчик. Началось строительство огромного флота авианосцев, самых бесполезных военных кораблей. Авианосец обладает нулевой устойчивостью к боевым повреждениям. Японцы хорошо знали недостатки авианесущих сил и умело этим пользовались. Одна бомба в палубу, и авианoсeц вместе с кораблями охранения выходит из боя. Его самолеты садятся на воду или на палубу других авианосцев. Но и там чужие самолеты сбрасывают за борт. Сколько своих самолетов вернется с задания, никто заранее не знает.

Однако основная проблема авианосцев совсем в ином. Это корабли тропических морей. Авианосный корабль боеспособен только в условиях отличной видимости. Пилот должен иметь возможность визуально найти свой корабль и визуально посадить самолет на палубу. Применение радиотехнических средств аэронавигации невозможно по определению. На включенный радиомаяк в первую очередь прилетят вражеские бомбардировщики. В наше время радиомаяк послужит отличной приманкой для дальнобойной ракеты. Так что не было авианосцев в Атлантике, и не будет. Конвойные авианосцы не в счет; Эти корабли сопровождали конвои между Канадой и Исландией. На конвойных авианосцах базировался десяток самолетов типа ПО-2. Безоружные легкомоторные самолеты противолодочного патрулирования. Они брали одну стокилограммовую бомбу и не улетали дальше видимости дымов транспортного каравана.

Война во Вьетнаме доказала почти стопроцентную беззащитность кораблей. Американцы решили уничтожить советский пункт управления полетами. Выбрав подходящий момент, запустили ракету с наведением на сигналы радиоизлучения. Однако наши операторы сразу определили параметры ракеты и обесточили свой центр. Ракета перешла в режим автономного поиска цели. После сканирования развернулась обратно. Первой подходящей целью оказался американский крейсер. Взрыв уничтожил корабль. Ракета наводится даже на антенны пассивного режима, когда идет только прием сигнала. Американцы изменили принцип системы наведения на цель. Но и ответные меры были адекватными. Не зря во время бомбардировок Югославии американский «Томагавк» улетел в Болгарию.

В Средиземном море бесполезность авианосцев доказали дважды. Во время войны стоило американскому авианосцу появиться в Средиземном море, как на второй день после атаки немецкой подводной лодки он сделал бульк. После войны американские авианосцы достаточно долго патрулировали в Средиземном море. Однако их вывели после неприятного инцидента с советским бомбардировщиком ТУ-22. После взлета в Белоруссии, штурман потерял ориентировку. Экипаж опомнился, когда увидел рядом со своим самолетом истребители с опознавательными знаками ВВС Египта. Естественно, бомбардировщик ушел, но пилот был вынужден запросить на открытых частотах путь на ближайший аэродром. Первым отозвался Ташкент, где бомбардировщик вскоре благополучно сел. Советскому правительству пришлось извиняться, и не только перед Египтом. Американцы незамедлительно сделали выводы и вывели свои авианосцы из Средиземного моря. Но это другая история.

2 Маньчжурия

Эффект от прихода русской эскадры в Кантон ничем не отличался от той плохо скрываемой паники, что произошла в Индии. Английские и французские колониальные гарнизоны Мадраса провожали русские корабли с явным облегчением. Порт и город Кантон расположен на реке Сицзян, что в переводе с южно-китайского диалекта означает «Жемчужная река». Название дано не за красоту, а за обилие жемчужных раковин. Торговлю с иностранцами осуществляла китайская купеческая корпорация Гунхан. Эта же компания следила за порядком на территории фактории и за поведением иностранцев. Так что, невзирая на войны и противостояния, англичане, французы, голландцы и португальцы вели себя в Кантоне взаимно вежливо. Альтернативы нет — китайцы без разговоров выгонят из страны нарушителей спокойствия.

Намного позже появятся быстроходные клиперы — корабли, возившие опиум. Полный груз наркотиков забирали в Пакистане (тогда еще это была Индия) и выгружали в Лондоне. Самый первый наркокурьер получал огромные барыши от изголодавшихся поклонников. Но наркоторговцы не забывали о многолюдном Китае. Корабли с опиумом регулярно заходили в Кантон, где, после частичной выгрузки, догружались чаем. Что впоследствии дало возможность стыдливо переименовать наркокурьеров в «чайные клиперы». В отличие от Европы, правительство Китая отлично знало о последствиях наркомании. Они не желали иметь дебильное население. Употребление наркотиков в стране каралось смертной казнью. Тем не менее англичане продолжали ввозить опиум, что привело к так называемым опиумным войнам. В результате первой войны Китай потерпел поражение. Англичане забрали себе Гонконг, а португальцы Макао. После второй опиумной войны Китай практически утратил свою государственность. Но это другая история.

Корабли эскадры встали на рейде. Буквально сразу на броненосец «Темпераментный», где Сергей держал свой флаг, прибыл управляющий Тихон Бобров:

— Рад вас видеть, ваше сиятельство.

— Взаимно, рассказывай о своих успехах.

— Первое и самое главное — сановники из Пекина ждут вас сегодня вечером во дворце.

— Следовательно, нам позволят выйти за пределы квартала для иностранцев.

— Сделали исключение. Вы их серьезно заинтересовали своими планами захватить Маньчжурию.

— В чем основная причина конфликта между Китаем и Маньчжурией?

— Сто лет назад маньчжуры захватили Китай. Китайцы этого не простили и хотят отомстить нашими руками.

— Но император Китая по национальности маньчжур!

— Был сто лет назад.

— Что же изменилось?

— Жены у императоров китаянки, воспитание китайское, сановники китайцы. Корни давно утеряны.

— Порой память о великой родине затмевает не только воспитание, но и рассудок.

— В нашей ситуации намного проще. Китайцы не любят маньчжур. Маньчжуры отказываются платить налоги.

— Они продолжают считать себя завоевателями?

_ Именно так! Поэтому нам позволили «призвать Маньчжурию к закону».

— Надеюсь, китайцы не потребуют ежегодной уплаты налога?

— По моим сведениям, их устроит разовый выкуп.

— Размер выкупа согласован?

— Не до конца. Китайцы сомневаются в заявленных характеристиках нашего оружия.

— В этом мы их быстро убедим. Что слышно о действиях генерала Такин Хомайна?

— Сейчас генерал является нашим самым главным козырем. Он перешел через горы Малый Хинган.

— Молодец! Хорошо действует.

— Это не все. Генерал взял город Харбин и вышел к океану. Нашел удобную бухту, которую назвал Золотой Рог, и заложил крепость Константинополь.

— Вот это да! Не ожидал от генерала!

— По последним данным, войска идут на город Гирин. Маньчжуры избегают сражений, просто разбегаются.

Сергей отметил на карте захваченную территорию. Неплохо, генерал успел захватить больше половины Маньчжурии. Для переговоров с сановниками у него очень хорошая позиция.

На границе квартала для иностранцев, возле вполне реальных ворот с реальной военной охраной, графа Алексеева ожидал паланкин. Сергею стало как-то неловко, ему никогда не приходилось ездить на людях. В своей прежней жизни он не пользовался даже рикшами. Посмотрел на соседний паланкин, где привычно разместился Тихон Бобров:

— Тихон, почему китайцы не используют лошадей?

— Непривычно? — засмеялся управляющий. — Мне поначалу было стыдно ездить на плечах людей.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Власти строго следят за гигиеной. На улицах нет не только лошадей, но и кошек. Собаки, понятно, бегать не могут, мясо собак здесь в цене.

По поводу собак Сергей был в курсе, сам в свое время попробовал в Шанхае суп на собачьих хрящиках. Сначала морщился от неприятного запаха псины, но вкусно. Еще в прежней жизни Сергей сделал вывод, что среди всех стран Дальнего Востока китайская кухня самая богатая и самая вкусная. В Японии и Корее просматривается отпечаток прагматизма вечно голодных людей.

Дорога до дворца Гуандун заняла более часа. Убранство самого дворца соответствовало китайским традициям. Стены задрапированы ярким красным шелком. Красная обивка мебели, красная одежда слуг. Такие же алые наряды на пекинских сановниках. Интересы императора Цинн представляли мандарины Цзинь-Яо и Лай-Цзы. Кроме сановников, в стороне сидел священник конфу^[103]. Фанаты восточных единоборств выставляют основным козырем тот факт, что у них на первом месте духовное единение, затем следует физическая сила. На самом деле все это — доводы неграмотного пастуха. То, что преподносится как сила духа и единение с природой, на самом деле обычная, традиционная китайская религия. Не лучше и не хуже индуизма, христианства или ислама.

Китайские монахи отправлялись для сбора пожертвований с простым посохом. Для защиты от бандитов монахов приходилось учить методам боя без оружия. Если христианство и мусульманство учит смирению и ненасилию, то учение Конфуция не содержит пацифизма. Китайские монахи не могли иметь оружия по причине запрета со стороны императора. Монарх не желал иметь в своей стране тысячи неподвластных ему воинов. Карате и прочие «традиционные» японские единоборства имеют корни глубиной до 1932 года. По итогам войны с Маньчжурией, которая закончилась в 1932 году, японское командование сделало неутешительный вывод. Потери среди японских солдат намного превышали потери побежденного противника. Причиной являлась лучшая индивидуальная подготовка маньчжурского солдата. Как следствие, появились японские школы рукопашного боя.

Современный Китай отбросил мистическую мишуру религии конфу и различных отколовшихся сект. В результате была создана современная школа рукопашного боя по принципу самбо. Строго научный подход, продуманная система обучения, контроль со стороны властей. Сегодняшний китайский спецназовец быстро разложит нашего супербойца. Впрочем, в обычных видах спорта российские спортсмены отстали так же далеко и безнадежно. Что касается наших детишек в различных школах восточных единоборств, то наряду с жестами обезьян и позами драконов они заучивают древние китайские молитвы. Но это другая история.

По приглашению хозяев граф Алексеев расположился в широком кресле с многочисленными пуфиками. На маленький столик под левой рукой слуги поставили пиалу с чаем. В Китае не пыот привычный для нас чай. Сергей никогда не выяснял причин, просто знал, что китайские и японские чайные традиции ничего не имеют общего с привычным для нас понятием чая. Это может быть чайный сбор для спокойного сна или стимуляции работы мозга. Специально подобранная смесь трав и листочков для работы кишечника или возбуждения аппетита. Тем не менее чайный ритуал всегда сопутствует любому мероприятию и не имеет ничего общего с привычным для нас понятием «еда со стаканом чая».

Беседу начали с традиционных фраз взаимного приветствия и вежливых вопросов о здоровье. Затем последовали подарки. Встреча планировалась, и подарки были изготовлены заранее, еще в России. Традиционные сабли и пистолеты с инкрустацией слоновой костью, золотом и драгоценными камнями, осыпанные драгоценными камнями шкатулки. Все это принималось с вежливым равнодушием. Но каминные часы в фарфоровом корпусе и литом искусственном хрустале вызвали восторг. Если костный фарфор китайцы оценили, как знатоки фарфора, то искусственный хрусталь их поразил необычной новизной.

В завершение Сергей не удержался от соблазна и подарил священнику простенькую на первый взгляд картину — небольшого размера, с незатейливым осенним пейзажем, рамка с защитным стеклом. Но священник все понял. Сразу, практически мгновенно, все рассмотрел и оценил. Для Китая очень дорогой и многозначительный подарок. Картина была выложена из янтаря. В Китае янтарь ценится намного выше, чем на берегах Балтики — жемчуг Тихого океана. По этой причине завершающий этап преподнесения даров был «янтарным». Несколько янтарных шкатулок и вырезанных из янтаря фигурок драконов и львов были приняты на ура с искренней благодарностью.

Подарки повысили настроение сановников, разговор начался вполне доброжелательно:

— Господин граф, когда вы будете готовы продемонстрировать привезенное оружие?

— Для начала мои корабли должны встать к причалам. Желательно выгрузиться в стороне от глаз европейских «союзников».

— Почему вы не хотите показывать свое оружие представителям других европейских торговых домов?

— Во-первых, оружие уже ваше. Если вы хотите продемонстрировать его, я ничего не имею против.

Мандарины задумались.

— В ваших словах скрыто предупреждение о возможной войне европейских стран против Китая.

— Я полагал, что события в Индии послужили для вас предупреждением.

— Они осмелятся напасть на Поднебесную империю?

— Что вас удивляет? Закончат с Индией и возьмутся за Китай.

— Мы не Индия! Наша армия легко расправится с наглыми завоевателями.

— Вам виднее. На моих кораблях более тысячи лошадей. Желательно получить место для временного отдыха кавалерии.

— Мы предоставим вам просторное поле. Завтра вам укажут причал для выгрузки оружия и район выпаса лошадей.

Разговор перешел на общие темы. Затем Сергей дал необходимые пояснения по часам и биноклям. Уже с наступлением темноты, после обильного ужина, графа Алексеева провели в выделенные для него комнаты. Сергей тяжело упал на кровать. Застолье в Китае имеет одно отличие по сравнению с гостеприимством в России. Здесь стол не может оказаться пустым, сколько бы гость ни ел, хозяин всегда будет добавлять и добавлять угощения. Человек должен встать сытым при заполненном едой столе. Таким образом в Китае показывают свое хлебосольство и достаток.

На следующий день Сергея доставили к месту выгрузки кораблей. Сановники вместе с другими китайскими чиновниками и военными толпились у грузовых стрел и придирчиво осматривали выгружаемые пушки. Сергей вежливо поздоровался и пошел к месту разгрузки десанта. Выгрузка оружия займет много времени. Все пушки из арсенала Екатерины, и имеют клеймо русских заводов. Они не лучше и не хуже любых европейских аналогов. С ружьями то же самое: обычное оружие из арсенала. Граф Алексеев не собирался снабжать Китай своим новым оружием. Никто не может предсказать возможное развитие событий. Для защиты от иностранной интервенции доставленного оружия более чем достаточно.

Татары осторожно выводили своих лошадей. Сходни слегка пошатывались, и некоторые лошади в испуге прижимали уши. Сергей подошел к темнику, который настороженно осматривал окружающую местность.

— Что, Фарид, смотришь на жизнь бывших данников Чингисхана?

— Это правда? Ну, что эти земли были завоеваны Великим Чингисханом?

— Правда. Китай был завоеван армией монголов.

— Почему Чингисхан отсюда ушел?

— Обманули, поэтому и ушел.

— Как обманули? Расскажи.

— Очень просто, назвали Чингисхана великим воином и посоветовали пройти от края и до края Земли.

— Разве это обман?

— Конечно, обман. Земля круглая, а у шара края не бывает.

— Мы можем пройти вокруг Земли?

— Я ходил, и не раз. Отсюда сорок дней на восток, и будет Америка. Потом еще пятнадцать суток, и будет Африка.

— В Африке мы уже были. Послушай, хозяин. Ты очень умный. Объясни, почему в Европе и в России разный календарь?

— Католическая церковь опирается на солнечный календарь- Ортодоксальная церковь опирается на астрологический календарь.

— Какой календарь правильный?

— Смотря для кого. Для обычного человека нужен солнечный календарь с четырехлетним циклом.

— Почему астрологический календарь нужен церкви?

— Десятилетний цикл давно подтвердил, что звезда Вифлеема загорается каждые десять лет на православное Рождество.

— Остальные годы эта звезда восходит по католическому Рождеству?

— На католическое Рождество Вифлеемскую звезду увидеть невозможно.

— Почему? Звезда не может исчезнуть с неба.

— Вифлеемской звездой называют парад планет, когда четыре планеты выстраиваются в одну линию.

— Твоего арабского скакуна выводят! Поедем вместе?

— Давай! Пошли гонца за китайским офицером, пусть укажет границы для твоих воинов.

Сергей с удовольствием предался наслаждению конной прогулки. Во время поездки обратил внимание, что китайцы весьма опасливо смотрят на верховых татар.

Вечерний разговор с Цзинь-Яо и Лай-Цзы только подтвердил его неожиданные наблюдения.

— Господин граф, до нас дошли слухи, что в вашей армии есть потомки воинов Чингисхана.

— Со мной на кораблях полторы тысячи и около пятнадцати тысяч сейчас подходят к Маньчжурии с севера.

— Сколько монгольских воинов на службе у вашей императрицы?

— На постоянной службе примерно пять тысяч.

— Если случится война? Сколько воинов она может собрать?

Сергей задумался. Откуда ему это знать! Потом припомнил примерные цифры татарских, башкирских и калмыцких казаков во время войны с Наполеоном.

— Ручаться не могу, но в случае необходимости в седла сядет двести тысяч всадников.

Китайцы переспросили цифры и начали оживленно обсуждать неведомые проблемы.

— Господин граф, эти воины останутся в Маньчжурии?

— Нет, они нужны в других походах.

— Пушки на лафеты собирают негры. А кто будет учить наших воинов?

— Кто угодно. Или у вас есть какие-то предпочтения?

— У потомков Чингисхана есть свои орудия?

— Своих пушек у них нет, оружие выдает военное ведомство.

Сергею пришлось подробно разъяснить принцип казачьей службы. Основы войскового резерва и постановку обучения молодежи. Разговор затянулся допоздна. Китайские сановники откровенно опасались снова увидеть у своих границ потомков армии Чингисхана. Но это их проблемы, которые Сергей не собирался решать. Все, что он увидел и узнал за первый день, говорило об одном — в Китае период полного развала. Можно легко подкупить любого чиновника. Дальше поступай по своему усмотрению, как заблагорассудится.

Наконец оружие выгрузили, десантники приступили к обучению китайских офицеров. Сразу заметили низкое качество китайского пороха. По-видимому, порохом не занимались со времен его изобретения.

— Хозяин, — к Сергею подъехал татарский темник вместе с новым полковником. — Ты заметил, что китайцы нас очень боятся?

— Конечно, заметил, только вы их специально не пугайте.

— Опасаетесь, что они разбегутся и вы не получите за пушки денег?

— С вами они и за пушки заплатят, и последние штаны снимут.

Все засмеялись.

— Хозяин, разреши наш спор.

— Говорите, попытаюсь помочь.

— Мы спорим о причинах, по которым русский царь не принял ислам.

— Нашли, о чем спорить, это невозможно по определению.

— Почему невозможно? Люди говорят, что наш богослов был в вашем Киеве, когда царь выбирал веру.

Сергей захохотал, затем, вытирая слезы, ответил:

— Я вас понял. Такого в принципе не могло быть. Когда Древняя Русь крестилась, ваш Магомет жил со своими учениками в пещере.

— Как это жил в пещере?

— Мусульманство еще не существовало. Вы не обижайтесь, но учение Магомета на семьсот лет младше учения Христа.

— Мы не обижаемся, мы это знаем. Тогда почему ваш царь не выбрал католическую веру?

— Русь крестилась, когда вандалы с кельтами лупили друг друга дубинками по голове.

— Разве Англии, Франции и Испании еще не существовало?

— Европейские королевства и католическая церковь появились через сто лет после крещения Руси.

— Вон оно как! Но если мусульманских и католических богословов еще не существовало, то иудейская вера Уже была.

— Вы забываете, что иудеи — избранный Богом народ, и последователи из других народов им не нужны.

Сергей поднялся в седло.

— Неужели вы думаете, что иудеи захотели переехать из Иерусалима в Киев к могиле Андрея Первозванного?

— Извини хозяин, если обидели, мы по незнанию.

— Пустое, извиняться не за что. Давайте проверим лагерь, посмотрим на солдатские шатры, поговорим с воинами.

Шли дни, китайские солдаты, расположенные вокруг русского лагеря, разделились на две группы. Меньшая часть осваивала привезенное оружие, большая часть тщательно следила за иностранными воинами.

Освоение нового оружия шло ни шатко ни валко. Сергей уже начал волноваться, что процесс обучения может затянуться на годы. Но вопреки пессимистичным ожиданиям, китайцы неожиданно заявили о завершении проверки. Они именно так и сказали, что все оружие проверено. Как будто никакого обучения не было в помине. Сергей не стал акцентировать на этом внимание. Каждый говорит то, что ему выгоднее или удобнее. Для него главным результатом стало обретение красивого рулона рисовой бумаги с символикой императорской фамилии. Написанный текст уже многократно проверен и согласован. Заковыристые выражения с упоминанием цветов, трав, птичек и жучков давали графу Алексееву право на владение землями Маньчжурии.

Корабли в авральном порядке готовились к последнему переходу. Десантники снова размещались на привычных местах. Татары заводили лошадей в оборудованные в трюмах стойла. Сергей был очень доволен результатом. Хотя сомнений в успехе у него не было изначально. Император и сановники прекрасно понимали, что Маньчжурия не является территорией Китая. Соответственно, они продали то, что им не принадлежит. Отсюда и уверенность Сергея в благополучном исходе сделки. Но одно дело уверенность в успехе, другое дело — сам успех. Подписанная императорам бумага гарантировала нейтралитет Китая. Иного и не требуется. Совместное предприятие Голицына, Строганова и Алексеева получило официальный мандат на захват земель, где в ближайшие годы будет создан мощный индустриальный центр.

Именно ради этого затевалась маньчжурская авантюра. Россия получала не просто выход на Дальний Восток. Три самых мощных в России династии тяжелой промышленности получали в свои руки огромные залежи железа и угля, свинца и меди, олова и цинка. Если к этому прибавить залежи серы, каменной соли, селитры и поискать в горах Большого Хингана золото, серебро и ртуть, то выгруженные в Кантоне пушки и ружья окажутся просто смехотворной платой. Кроме собственно полезных ископаемых, Маньчжурия обладает великолепным сельскохозяйственным потенциалом. Здесь с одинаковым успехом можно выращивать пшеницу и хлопок, сахарную свеклу и гречиху. В совокупности с доступными рабочими руками это позволит быстро построить заводы и верфи.

Дальневосточный индустриальный центр крайне необходим. Во-первых, Россия окажется первой европейской страной, обладающей на Тихом океане своей собственной индустриально-промышленной базой. Во-вторых, страна получит надежную опорную точку для расположения военно-морских сил. Естественной реакцией государств с активной колониальной политикой будет стремление ослабить позиции России на Дальнем Востоке. При существующем раскладе это возможно только путем создания конфликта между Россией и Китаем. В Петербурге подобный вариант обсуждался. И Голицын, и Строганов реально опасаются такого развития событий. Сергей полностью разделял их опасения.

В результате обсуждений различных сценариев компаньоны по маньчжурской авантюре разработали совместный план превентивных действий. Первая часть плана опиралась на политику самоизоляции, которую проводило правительство Поднебесной империи. Во время вечерних бесед граф Алексеев заключил принципиальное соглашение с мандаринами Цзинь-Яо и Лай-Цзы. Сам договор Сергей должен получить через месяц. Но это только вопрос времени. Естественно, предложенный договор был подкреплен дополнительными подношениями. Итак, граф Алексеев получает в аренду остров Гонконг. На острове за его счет оборудуются соответствующие условия для китайской купеческой корпорации Гунхан. Кроме этого граф Алексеев обязан создать условия для голландцев, англичан, французов и португальцев. Ост-Индские компании этих стран перебазируются в Гонконг.

Другим местом торговли выбрали полуостров Ляо-дун, где граф Алексеев обязался построить порт Дальний. Здесь, как и в Гонконге, будут созданы условия для китайской купеческой корпорации Гунхан. Для проталкивания своей идеи Сергей не стал придумывать новых «страшилок». Просто сказал сановникам, что, по его сведениям, иностранные торговцы планируют ввоз в Китай наркотиков. К его удивлению, реакция последовала незамедлительно. В первую очередь китайцы перетрясли все склады. И нашли опиум! Этого оказалось достаточно. После многословных благодарностей за своевременное предупреждение Сергей получил заверения о скором подписании договора аренды на остров Гонконг. Можно много говорить о правителях Поднебесной империи. Но о здоровье нации они заботились надлежащим образом.

Новость о скорой аренде острова и предстоящей передислокации всех европейских представительств быстро достигла всех торговых домов Кантона. Вскоре граф Алексеев оказался в тисках перекрестного допроса: Господин граф, по какой причине вы выбрали для аренды остров Гонконг?

Здесь Сергей не стал юлить и ответил чистую правду:

— Торговая и военная база на острове намного выгоднее огороженного загона в Кантоне.

— Вы хотите построить в Гонконге крепостные сооружения?

— Разумеется. Как еще можно себя обезопасить от возможных проблем во время внутренних конфликтов в Китае?

Торговцы сразу оценили вытекающие преимущества. Жить своей привычной жизнью на острове намного легче и выгоднее. Китайцы не будут соваться со своими требованиями и предписаниями.

— Переезд на остров может повлиять на торговлю.

— Переезд на остров обязательно повлияет на торговлю. Здесь мы получаем товары только по реке Сицзян.

— Полагаете, что в Гонконг придут корабли китайских торговцев из других регионов?

— Разумеется. Новая фактория не будет зависеть от местного губернатора. К тому же на острове совсем другой климат.

— Вы знаете этот остров?

Еще бы! По прошлой жизни Сергей хорошо знал Гонконг, как и многие другие китайские портовые города. Остров расположен буквально рядом с устьем реки Сицзян, а климатическими условиями значительно отличается. И в лучшую сторону. Здесь нет душной парилки и застойного воздуха Кантона, который является самым теплым городом Китая. В Гонконге зимой около восьми — десяти градусов тепла, летом двадцать пять — двадцать семь. Вполне комфортно для любого европейца.

Но это только одна из мер, способных оградить Россию от закулисных интриг других стран. Основной упор на взаимоотношения с Китаем будет сделан через порт Дальний. Здесь легко реализовать почти весь промышленный потенциал Маньчжурии. Мелководное Желтое море позволяет осуществлять судоходство даже с помощью каботажных сампанов^[104]. Множество рек и близость к основным городам Китая позволят установить тесные торгово-экономические и политические отношения. Сбыт промышленной продукции поможет перетянуть в сторону России практически весь импорт. Поставки оружия станут значительным рычагом во взаимном сближении. Судостроительная верфь в Сясь приступила к строительству броненосцев с привычным гребным винтом.

Первая серия новых кораблей уйдет в Норвегию к адмиралу Хаки Котлу. Затеянная авантюра с независимостью Норвегии выходит на заключительную стадию. Сейчас еще трудно предугадать побочные последствия. Но все письма от адмирала полны уверенности в благополучном исходе. Действующие колесные броненосцы пойдут в продажу только после завершения норвежского плана. Броненосцы Тихоокеанской эскадры продадут Китаю. Это согласованная и обязательная часть плана, который был разработан Голицыным, Строгановым и Алексеевым. Поднебесная империя должна обладать необходимыми возможностями для противодействия попыткам внешнего силового давления. Потеря Китаем государственной самостоятельности неизбежно повлечет за собой ослабление позиций России.

Выбор места для высадки десанта подсказала рыбацкая деревушка. Желтое море славится не столько своим мелководьем, сколько обилием рыбы и всевозможных видов морепродуктов. В качестве основного ориентира взяли Великую китайскую стену. Коль скоро Китай отгородился стеной, то все, что находится с внешней стороны стены, уже не Китай. Корабли подошли к берегу, первыми высадились конные отряды. Появление татарской конницы вызвало в селении панику. Жители маленькой рыбацкой деревушки побежали в разные стороны. Татары отловили нескольких беглецов, у которых выяснили, что деревня называется Суйчан.

Разгрузка заняла почти неделю. За это время кавалерия обследовала прилегающие земли. Привезли китайского переводчика, которому Сергей показал подписанную императором бумагу. Вернее, это была не бумага, а настоящий рулон на красивой резной палочке. Прочитав текст императорского указа, китаец с довольным видом побежал в сторону ворот в Великой китайской стене. Ко времени завершения высадки десанта в отдалении расположился китайский военный отряд. Они не приближались ближе пяти километров и не пытались войти в контакт. Просто издали наблюдали за действиями русских.

По плану, войска десанта должны были выполнять вспомогательные функции. Основной удар с севера наносит армия генерала Такин Хомайна. Пятитысячный корпус полковника Абдул-Азида должен демонстрировать свое присутствие рядом с Великой китайской стеной. Если обнаружат маньчжурские гарнизоны, то их следует разоружить, солдат распустить по домам. Никаких активных боевых действий не планировалось. Тем более не входил в планы поход на Мукден. Одной из причин подобного решения было полное отсутствие каких-либо карт. Мандарины Цзинь-Яо и Лай-Цзы искренне разводили руками, сожалея об утрате необходимых данных. Сергей в это не верил, картография в Китае была на высоком уровне. Задолго до прихода армии Чингисхана на китайских картах были подробно нанесены многочисленные варианты торговых путей в Европу.

На нет и суда нет. Татарская конница разлетелась на все четыре стороны. Остальные войска в походном порядке направились в сторону города Цзыньян. На второй день пути к графу Алексееву обратился татарский темник:

— Хозяин, позволь отправить в дальний дозор две полусотни.

— Отправляй, хочешь уточнить местонахождение войск генерала Такин Хомайна?

— Гонцов к нему отправили еще во время выгрузки. Наши разъезды встретили родственников.

— Какие у вас здесь могут быть родственники? Ваши предки ушли с этих земель пятьсот лет назад.

— Мы встретили своих родственников, это точно! Сергей решил попусту не спорить. Тем более что принцип родовых отношений у татар может значительно отличаться.

— Разъезды встретились с монголами?

— Здесь много монголов, дауров и эвенков. Это все наши народы, но мы нашли родственников.

— Я не возражаю, почему не встретиться после стольких лет разлуки?

Фарид сорвался с места в галоп. Вскоре он уже скакал в окружении большой группы татар. Сергей еще раз пожал плечами. Он не представлял, как можно встретить своих родственников после пятисот лет скитаний по далеким землям.

Корабли эскадры ушли. Броненосцы разделились на две группы. «Талантливый» и «Твердый» патрулировали побережье Маньчжурии. Они спускались на юго-запад с заходом в залив Бохай. Тем самым напоминая китайцам о своем присутствии. Через этот залив в Пекин и прилегающие города поступали все необходимые товары. Благодаря морским портам, многочисленным рекам и каналам, в заливе было очень активное судоходство. Двух броненосцев вполне достаточно для патрулирования всего побережья. Желтое море очень маленькое, а Ляодунский залив и залив Бохай вообще крошечные. Полный цикл кругового патрулирования не займет и суток. Фактически два корабля кружились на маленьком пятачке. Впрочем, вскоре это принесло свои плоды. Достаточно быстро китайцы перестали шарахаться от железных кораблей. А еще через некоторое время моряки за мелкие монетки начали покупать у рыбаков морские деликатесы.

Вторая пара броненосцев, «Требовательный» и «Темпераментный», вместе с транспортами снабжения ушли на изучение побережья. Перед ними стояла задача найти бухты для военной базы Порт-Артур и торгового порта Дальний. После выгрузки необходимого оборудования и воинского отряда корабли уходили в бухту Золотой Рог. Саму бухту еще надо было найти. Далеко не факт, что генерал Такин Хомайн дал это имя бухте Владивостока. На Дальнем Востоке много удобных бухт и гаваней. Проблемой морских баз являются не гавани, а недоступность океана. Курильские острова и Япония фактически блокируют выход в океан. Военно-морская база в Порт-Артуре способна контролировать северное побережье Китая и юг Кореи, но не обеспечивает выхода в океан и не угрожает Японии.

По этой причине командор Петр Шлютер должен был выполнить дополнительное задание. В Константинополе корабли должны загрузиться древесным углем для своих котлов. Во всяком случае, генерал Такин Хомайн обещал подготовить базу снабжения древесным углем. После пополнения запасов корабли обследуют остров Хоккайдо. На острове жили племена айнов. В 1854 году французы пошли по следам экспедиции Лаперуза и нашли на Хоккайдо месторождения угля и железа. Через три года русские промышленники начали разрабатывать месторождения полезных ископаемых. Колонизация острова японцами началась в 1868 году, после того как европейские «доброжелатели» уговорили Александра II уступить «ненужный» остров бедным японцам.

Монархия — это когда Николай II из чувства жалости подарил японцам Южный Сахалин и Курильские острова. Диктатура — это когда Сталин присоединил к Грузии не только Абхазию и Осетию, но и почившие в бозе Кахетию, Колхиду и Аджарию. Хрущев, кроме Крыма, взял Донецкий угольный бассейн вместе с половиной Курской и Белгородской областей, а также частью Воронежской и Брянской областей. Брежнев недрогнувшей рукой прирезал к Казахстану земли от Красноводска до Семипалатинска. Горбачев поблагодарил Америку Командорскими островами. Демократия — это когда решение не будет принято до тех пор, пока его не одобрят заинтересованные финансово-промышленные круги. Но это другая история.

После острова Хоккайдо командор Шлютер должен зайти во все гавани. Необходимо в обязательном порядке зайти на рейды Токио, Кобе и Иокогамы. В Японии, как и в Китае, действует режим самоизоляции. Только до единого государства под властью императора еще очень далеко. Империя Восходящего солнца появится только в 1868 году. Командор Шлютер должен найти способ предупредить японцев о предстоящем визите графа Алексеева. Сергей хотел подписать договор с некоторыми японскими князьями. Заодно попугать своими пушками. В стране почти непрерывные междоусобные войны. Различные местные владетели без устали выясняют отношения, стремясь доказать свою силу. С одной стороны, на этом можно сделать хорошие деньги. С другой стороны, японцы привыкнут к активному сотрудничеству с Россией.

Броненосцы, после обследования острова Хоккайдо, должны обойти Океанские острова (теперь это Окинава и примыкающие к нему острова). Создание там военно-морской базы дает возможность контролировать весь Тихий океан. В настоящий момент на островах расположены деревушки китайских рыбаков. Острова протянулись цепью от Тайваня до японского острова Кюсю. Центральный остров архипелага и является последней целью экспедиции. На нем предстоит заложить еще один базовый порт. Сейчас еще нет смысла ввязываться в сплошные расходы. Но для создания морского казачества, как это было сделано на Дальнем Востоке в конце XIX века, почва уже есть. Для создания казачества достаточно раздать рыбакам оружие и сказать: «Посторонних не пускать! Их имущество переходит к вам». В статье расходов останется только базовый порт с небольшим гарнизоном.

Если говорить об освоении Россией Сибири и Дальнего Востока, то именно с помощью казачества на базе местного населения это освоение и произошло. Сначала Ермак прибрал к рукам Западную Сибирь. Затем казачьи отряды сибирских татар дошли до Башкирии. Выход на Русскую Америку завершили казаки-башкиры. Только все это произошло слишком быстро. Развитие самого государства заметно отставало от темпов завоевания новых земель. В походе на Маньчжурию скрывался смысл «встречной волны». Захват богатых во всех смыслах земель открывал возможность экономического развития Дальневосточного региона. Русский флаг над Тихим океаном будет опираться на мощную региональную промышленность и богатое сельское хозяйство.

Каких-либо стратегических планов на Японию у Сергея нет. В известной ему истории Япония создавалась и развивалась под патронажем Англии и Америки. Англичане рассматривали Страну восходящего солнца как один из рычагов давления на Китай и Россию. Ибо англичане желали сделать с Китаем то же, что сделали с Индией. Относительно России англичане стремились ослабить влияние Петербурга в Азии. Причиной русско-японской войны являлся слишком сильный российский флот. Японцам дали в долг много новых кораблей и сказали «фас». Для Америки островная империя была рынком рабов. Впоследствии американцы вкладывали в Японию деньги для получения высокой прибыли. Сергей был далек от имперских амбиций, он просто старался найти пути, которые помогут в будущем исключить возможность конфликта.

Отряд продолжал неспешное движение по Маньчжурии в направлении на северо-восток. Достаточно быстро пятитысячный корпус оброс аналогичным по размеру обозом местных маркитантов. Виной всему были деньги. Финансовые возможности обычного воина по местным меркам были просто запредельными.

— Надо поговорить с солдатами по поводу расходования личных денег, — посоветовал граф полковнику Абдул-Азиду.

— Вы совершенно зря беспокоитесь. Обслуживание очень дешево, воины опытные, молодежи практически нет.

— Обратной проблемы нет? Я подразумеваю насилие со стороны солдат.

— Было замечено несколько случаев. Виновные наказаны, обиженные получили компенсацию.

— Не хотелось бы испортить взаимоотношения с маньчжурами.

Граф Алексеев волновался совершенно напрасно. Отношение к местному населению со стороны русской оккупационной армии было намного мягче, чем произвол со стороны армии маньчжурской. Причина лежала на поверхности. У любого солдата есть свои личные потребности. Принципиальная разница между двумя армиями заключалась в том, что солдаты корпуса графа Алексеева имели деньги и могли заплатить. Маньчжурские солдаты были без денег, что вынуждало их применять насилие.

Кроме большого обоза маркитантов, корпус пополнился различными проводниками, добровольными советниками и переводчиками. Прибилось несколько театральных трупп, которые по вечерам показывали спектакли или кукольные представления. На третий день Сергея встречала первая делегация. На встречу вышли власти города Цзинси во главе с князем Цзин-Дже. Они начали с речей о своей покорности и готовности служить новой власти. Выслушав местного князя, Сергей протянул ему указ императора.

— Но это указ императора Цин. Он правит Китаем, а здесь Маньчжурия, и нами правит император Го.

— Пусть императоры сами выясняют отношения. Я не собираюсь вмешиваться в их спор.

— Да простит меня повелитель, но император Го пошлет против вас свою армию.

— Спасибо за предупреждение. Ваша обязанность — обеспечить процветание земель. С войной я разберусь сам.

— Какую дань вы хотите собрать с наших земель?

— Это уже мои земли, и никаких поборов не будет.

Сергей подал знак одному из китайских писарей, который с поклоном вручил князю свитки с законами Российской империи.

В дальнейшем подобная процедура повторялась в каждом городе или родовом замке. Везде начиналось с одного и того же вопроса. Неужели русские будут собирать такие маленькие налоги? Кого избрать сенатором в столицу? На самом деле налог с оборота необременителен только для производителя. В городах сосредоточено множество мелких ремесленных производств. В основном производили фарфоровые и стеклянные изделия. На втором месте следовало ткацкое производство. Позже начали встречаться мастерские по производству рисовой бумаги. Целлюлозно-бумажное производство встретилось уже в глубине Маньчжурии. Осматривая примитивные мастерские, Сергей даже боялся представить доходы в связи с предстоящим переходом на промышленное производство. Потенциал здешних мест кружил голову заоблачными перспективами.

Общаясь с добровольными проводниками и советчиками, Сергей узнал о местном центре химического производства. Дата совместного подхода к Мукдену, где находилась резиденция императора Маньчжурии, еще не определена. Сергей приказал корпусу повернуть к городу Инкоу. Проводники советовали повременить, но не могли внятно объяснить причины. Впрочем, причина выяснилась достаточно быстро. Еще с вечери обоз маркитантов значительно отстал. Для предвидения скорой встрече с войсками противника не надо обладать талантом полководца. С утра все подтянулись и приготовились к возможному бою. Китайский отряд, что неотступно следовал за русским корпусом, приблизился на расстояние четырех километров.

Маньчжурские части показались перед обедом. Дорога на Инкоу плавно огибала большой холм или сопку.

Вот на вершине этого холма и расположились войска императора Го. Позиция выбрана идеально. При любом построении русских войск противник имел возможность нанести фланговый удар. Между стройными колонами воинов просматривались четыре огромные пушки. Они совсем немного недотягивали до размеров кремлевской Царь-пушки, но зато по весу и обилию всевозможных драконников и львов они могли легко затмить любой музейный экспонат.

— Полковник, — подозвал Сергей командира корпуса. — Две пушки отправишь в Петербург, одну в Нижний Новгород и одну в Тулу.

— Зачем они тебе? Отсюда хорошо видно, что пушкам больше пяти сотен лет.

— Они красивые, поставлю в городе на радость жителям.

— Если только для этого. Какие будут указания по построению?

— Не хочу мешать. Ты лучше меня знаешь воинские науки.

Абдул-Азид отдал честь и пошел к своему штабу. Интересно, что граф Алексеев отдавал честь флагу и старшим по званию по укоренившейся военной привычке. Потом обратил внимание, что этот жест очень быстро переняли окружающие офицеры и нижние чины. Неуставным жестом правой руки бравировали даже гвардейские офицеры столичных полков.

Сергей рассматривал в бинокль маньчжуров. Примерно двадцать тысяч солдат и около пяти тысяч кавалерии. Армия построена в стройные шеренги и колонны. Их командир явно знал толк в тактике ведения боя. Для русских был только один выход — повернуть назад. Но и в этом варианте маньчжурская кавалерия неизбежно атакует арьергард, что повлечет за собой бегство остатков корпуса. Китайские части тоже встали стройными рядами в четырех километрах от левого фланга русских. В принципе, это нельзя рассматривать как реальную угрозу. Ну-ну, посмотрим на ваши лица через пару часов.

Негры сноровисто выкатили сотню медно-никелевых пушек с клиновым затвором. По дальномеру до маньчжурских войск пять километров. Татарская конница на рысях ушла вправо и вскоре скрылась в посевах гаоляна^[105]. Две сотни ушли влево, где их позицию можно было оценить как угрозу атаки китайского отряда с фланга. Негритянская и турецкая пехота построилась в три шеренги справа и слева от пушек. Такое построение не было случайным — ход войны показал убойную эффективность стрельбы из трех шеренг. Каждая шеренга после залпа становится на колено и перезаряжает винтовку. В результате по противнику ведется практически непрерывный ружейный огонь. Как маньчжурские, так и китайские офицеры внимательно наблюдали за построением русской армии. В общем-то малопонятные действия как для одних, так и для других.

Сергею принесли китайский подарок. Внешне — обычный наряд знатного офицера, на деле — настоящий бронежилет^[106]. Плотное пятикратное плетение шелковой нити с бамбуковыми вставками для распределения ударной нагрузки. С внутренней стороны бронежилет ложился на тело мягкой шелковой подушечкой. Изумительная вещь! Легкая, удобная, не сковывает движений и абсолютно надежная. Сергей специально проверил, решив купить и испытать бронежилет с трехкратным плетением шелковой нити. Поразительно, но сабля не могла разрубить шелковую ткань. Столь же бесполезными оказались удары копьем. Только выстрел из винтовки с пятидесяти метров сломал бамбуковую подкладку. Тогда же Сергей услышал от татар, что в армии Чингисхана была тяжелая кавалерия. Воины и лошади этой кавалерии имели такие вот шелковые халаты и попоны. Рассказ темника Фарида тогда очень рассмешил Сергея. В Европе понятие «тяжелая кавалерия» имело буквальный смысл, связанный с неподъемным весом носимого железа.

Маньчжурские и китайские офицеры оценили бронезащиту Сергея. Это было хорошо видно в бинокль. А вот построение солдат было для них загадкой. Как, впрочем, и сотня пушек с длинными тонкими стволами. Что ни говори, но по сравнению со стоящими на холме монстрами эти пушки выглядели совсем несерьезно. Но вот барабаны дали дробь, потом перешли на ритм строевого шага. Оба крыла русской пехоты одновременно двинулись вперед. От удивления у маньчжурских и китайских офицеров отвисли челюсти. Безумцы! Фронтальная атака на десятикратно превышающие силы! Пять километров — это час пехотного марша. Через час они все умрут, пленных отправят на соляные шахты Инкоу. Примерно с полчаса над полем раздавался ритмичный бой барабанов.

Генерал Цицгар, который командовал маньчжурскими войсками, никак не мог поверить в реальность безумного марша. Он ожидал, что строй вот-вот повернет, сделает какой-нибудь маневр. Русский граф должен заставить его развернуть тяжелые, многотонные пушки. Но ничего не происходило. По ушам бил непривычный ритм барабанов, черные и белые солдаты спокойно шли навстречу своей гибели. Необычно ярко мелькнули вспышки пушечного залпа. Ядра прилетели раньше оглушительного грохота. Невероятно! Ядра прошили солдатский строй насквозь. С пяти километров! Одно ядро ударило в пушку и разлетелось сотней чугунных осколков. Пушка упала с лафета и с гулом тяжелого гонга покатилась к подножию холма. Генерал, его офицеры и солдаты заворожено следили за нелепо катящейся пушкой.

Генерал впал в ступор. Послышался непривычный шелестящий звук, затем вопли раненых. Новый залп пушек! Всего через пять минут! Генерал и его офицеры смотрели на свою армию стеклянными глазами, будучи не в силах осознать происходящее. После второго залпа, выстрелы русских пушек слились в один непрерывный гул. Пролетающие ядра издавали звук разъяренной гюрзы. Кавалеристы и солдаты выпустили из рук полированные древки алебард и бросились врассыпную. Армия, которая столетия держала в напряжении весь Китай, бежала от ужаса неминуемой гибели.

Генерал Хэй-Цзян с побледневшим лицом смотрел на невиданный разгром. При соотношении войск один к десяти, русские полностью разгромили Южную армию. И не просто разгромили. Маньчжуры не имели шанса сделать даже один выстрел. Их кавалерия славилась безудержностью атаки. На бешеном скаку всадники своими длинными алебардами выбивали из рук врага щиты. Вторым заходом ловко рубили головы воинам первой шеренги. Третьего захода, как правило, не требовалось, деморализованный враг безоглядно бежал. Сейчас он ясно рассмотрел, как татарин бросил к ногам русского графа обессиленного генерала Цицгара.

— Господин генерал, господин генерал!

— Чего тебе?

Генерал Хэй-Цзян проследил за рукой начальника штаба. Русские неспешно разворачивали пушки на его войско!

— Строиться для походного марша! Возвращаемся домой!

Надо немедленно сообщить в Пекин о нависшей угрозе Ворота Великой стены должны быть закрыты на замок.

Граф Алексеев, как бывший офицер военно-морского флота, тактики сухопутного боя не знал. Как и не знал истории великих сражений древних полководцев. Однако одну историю он запомнил. Ее он услышал еще курсантом на лекции по вычислительной технике. В литературе про Александра Македонского часто приводится один эпизод из жизни великого полководца. Один из перебежчиков-мудрецов предупредил Александра о предстоящей встрече с боевыми слонами. Он же предложил приготовить медные шипы и бросать их под ноги слонам. Александр приказал казнить мудреца. На этом все повествования на данную тему заканчиваются. Никто не пишет о встрече с боевыми слонами и о том, чем все это закончилось. Не пишут, потому что неинтересно писать. Никакой героики не было. Боевые слоны подошли к фаланге и… остановились. Слоны, прошедшие многие сражения, не видели причин, по которым они должны броситься на ощетинившуюся пиками фалангу. Воины Александра стояли спокойно, не делая угрожающих движений. Они не пытались раздразнить или обидеть слонов. В свою очередь и слоны не видели причин наброситься на мирно стоящую фалангу. История была рассказана как пример правильного мышления. Александр, который никогда не встречался со слонами, выбрал единственно верное решение, которое в конечном итоге привело его к победе.

Нельзя сказать, что Сергей в своей прошлой жизни всегда выбирал правильное решение. Точно так же и сейчас, он не мог сказать, что все делает верно. Но принцип «не навреди себе сам» всегда старался соблюдать. При попытке захвата Маньчжурии Сергей сыграл на противоречии. На том, что китайцы считали Маньчжурию своей непослушной территорией. В свою очередь маньчжуры считали Китай своей вотчиной, которая должна платить им дань. Существующая взаимная неприязнь и богатые дары позволили получить бумаги на владение Маньчжурией. Дальше — дело техники. Превосходство в оружии позволит закончить поход в пользу России.

Слова о столице химического производства можно было забыть. В Инкоу химией, в привычном для Сергея понятии, и не пахло. Город расположился рядом с многочисленными шахтами. Главным образом здесь добывали каменную соль. Кроме этого, разрабатывали селитру и шамотную глину. То, что назвали химией, оказалось производством пороха и выплавкой магния. От взгляда на пиротехнические изыски местных умельцев хотелось немедленно бежать из города. Рассыпанный на просушку порох соседствовал с открытым огнем масляных ламп. Магниевый порошок для петард лежит рядом соспиртовкой, где готовится очередная порция чая. Перед входом в мастерскую стояла деревянная бочка с влажной селитрой. Ужас! Остается только удивляться, почему этот город еще существует!

После разгрома Южной армии и пленения генерала Цицгара местное население прониклось уважением к пришлым хозяевам. Вокруг графа Алексеева возник стихийный центр самозваных помощников и делопроизводителей. Десятки писарей переписывали российские законы. На рынках или в ресторанчиках сидели люди с горкой свитков. Они по желанию клиентов зачитывали те или иные свитки. Иногда находились покупатели на новый «свод законов». Часто вокруг этих «специалистов» собирались группы людей. Начиналось эмоциональное обсуждение нововведений. Сергей не стремился в одночасье изменить привычную жизнь на новый лад. Для всего требуется время. Но как ему уже сообщили, самыми обсуждаемыми были «Уложение о налогах» и «Свод уголовных наказаний». Новое налогообложение всем понравилось.

Налогами ведал не князь, а специальные люди. Сборы осуществлялись по результатам продаж, а не от количества собранного урожая или изготовленной продукции. По мнению людей, бартерные сделки позволяли уклониться от уплаты налогов. Наивные, так кажется только на первый взгляд. Хвостик цепочки тайных обменных сделок обязательно выглянет блестящей монеткой. Следовательно, вскроется вся операция. Группа управляющих, которых привез с собой Сергей, уже приступила к своей работе. Заодно и объяснила местным дельцам опасность скрытых сделок. Это было внятно прописано в уголовных наказаниях. Сам «Свод уголовных наказаний» удивлял маньчжур своей мягкостью. Смертная казнь практически отсутствовала. Для того чтобы лишиться головы, надо было совершить невероятные злодеяния.

Что касается предстоящих выборов губернской и местной власти, здесь единого мнения не было. Большинство сомневалось в возможности простого человека пробиться во власть. Но местное купечество и владельцы мастерских воспрянули духом. Они-то сразу увидели шанс протолкнуть своих людей. В Маньчжурии взаимоотношения между дворянами и купечеством ничем не отличались от взаимоотношений в России. У одних — вседозволенная власть, у других — золото и зависимое положение. Новый порядок позволял с помощью денег поставить во власть своего человека и уйти от беззастенчивого грабежа со стороны местных князей. Ввод российских рублей вызвал только любопытство. Самих цзяо (монетка) практически ни у кого не было. Такое положение останется ненадолго. Новые финансовые отношения очень быстро распространятся среди населения. Здесь определяющую роль играет фактическое наличие самих денег.

С запасами золотых и серебряных рублей у графа Алексеева было хорошо. Нелегальная чеканка монет практически прекратилась. В Петропавловске перешли на обеспечение эмира Марракееш. Последние сотни тонн денег собственного изготовления лежали в трюмах его пароходов. «Стартовый капитал» пригодится при освоении Маньчжурии. Здесь было куда вложиться. Когда Сергей начинал свои переговоры с Голицыным и Строгановым, он опирался на свои общие знания о Маньчжурии. Реальная действительность не только не разочаровала, наоборот, природные богатства поражали своим изобилием и многообразием.

Юг Маньчжурии мог обеспечить все потребности Китая и испанских колоний тихоокеанского побережья. Практически полный набор полезных ископаемых от нефти до золота. Благодатный сельскохозяйственный край, где выращивают все — от пшеницы до гречихи. От яблок до тутового и дубового шелкопряда. Изобилие разнообразных глин позволяет изготавливать различные сорта фарфора. Практически в каждом городе Сергей встречал стекольное производство. Сюрпризом оказались месторождения изумрудов, которые добывались недалеко от порта Дальний. Управляющие графа Алексеева откровенно растерялись от такого количества открывшихся возможностей.

Сергей никого не торопил. Надо дать время освоиться, правильно определить перспективные направления. Тем не менее деньги уже начали разбегаться.

— Хозяин, — к Сергею обратился управляющий. — Здесь много мест с очень хорошей глиной для фарфора.

— На землях императора или местных владетелей?

— В том-то и дело, что на землях дворян.

— Покупай, по возможности покупай как можно больше. Сейчас цены упали, потом перепродадим.

— Еще песчаные карьеры.

— Что за песчаные карьеры?

— Купить бы песчаные карьеры. Песок очень хорош, из него качественное стекло получится.

— Без добавления свинца или окиси цинка?

— Не трави душу, хозяин!

— Покупай, у нас сейчас редкая возможность купить много и дешево.

Купили несколько земельных участков с глиной для производства фарфора и песком для стекольного производства. Спецы буквально вопили о каких-то уникальных качествах и срочной необходимости строить свои заводы.

То, что армия Маньчжурии разгромлена, стало понятно за несколько дней до приезда гонцов от генерала Такин Хомайна. По всей стране в одночасье изменилось отношение к новой власти. Хотя понятие «новая власть» было еще условно. Властные структуры остались прежними. Над городами и селами как будто пролетел неощутимый ветерок. Добровольные помощники начали наперебой предлагать свои услуги по ознакомлению с местами залегания природных ископаемых. Залежи угля разрабатывались в мизерных объемах. Каменный уголь шел только на изготовление пороха. При этом никто даже не пытался пережечь уголь в кокс. Железная руда практически никого не интересовала. В какой-то мере обращали внимание на медь и свинец.

Сергей решил разобраться в причинах безразличия к столь ценным, с его точки зрения, природным богатствам. Во время остановки в городе Анынань он решил переговорить с местными купцами и промышленниками.

— Господа, этот город стоит на железной руде, но я нигде не вижу плавильных печей и кузниц.

В ответ гробовое молчание, Сергей даже растерялся:

— Простите, почему вы молчите? У переводчика округлились глаза:

— Разве позволительно простому человеку говорить рядом со своим повелителем?

— Разве способен повелитель управлять страной, население которой все время молчит?

— Повелитель всегда говорит правильно. Наша обязанность точно исполнять волю своего повелителя.

Сергей приуныл. С традициями и обычаями азиатских народов он был знаком поверхностно. Подниматься на пьедестал «небесного повелителя», «великого кормчего» или «отца народов» ему совсем не хотелось. Но не зная местных традиций, можно наломать кучу дров.

Беспомощно оглянулся на своих советников, и увидел выход:

— Поговори с народом, — сказал он Гавриилу Платину.

— О чем?

— Что мы каждый день перемалываем между собой? Я для них слишком высокая шишка.

— Если я что-то неправильно скажу?

— Прикажу отрубить голову, здесь с этим просто.

— Не, я серьезно!

— Если серьезно, то я рядом. Всегда между собой можно обсудить нюансы.

В новом варианте общение с маньчжурскими «торгово-промышленными» кругами получилось весьма продуктивным. Все видели, что новый правитель заинтересован, желает узнать их мнение. По постановке разговора было понятно направление интереса. Кто же из купцов и промышленников не мечтал донести свои проблемы до ушей верховной власти? Как и следовало ожидать, началось с бесчисленных жалоб. Жаловались на все, начиная от плохих дорог и ветхих мостов и заканчивая несправедливостью со стороны неведомых Вань-Жуев и Догинданей.

После получаса выслушивания слезных речей терпение управляющего Гавриила Платина иссякло:

— Господа, вы начали не с того конца. Эти проблемы вы способны решить сами.

— Великий господин! Как мы можем решить такие сложные проблемы, если ими занимаются только князья!

— Когда наступят губернские или городские выборы, протолкните своих людей, и вся недолга!

— Наших людей никто не будет слушать.

— Ваши люди сами изберут правителей.

— Разве князья перестанут править своими землями?

— Князья останутся владельцами земель. Выборные правители назначат местные налоги и решат, куда потратить собранные деньги.

— На какие деньги будут жить князья?

— На свои деньги. У них есть доходы с земель. Если нет доходов, то пойдут на государственную службу.

Столь простое объяснение новой политической системы фактически сорвало собрание. Началось бурное обсуждение новых возможностей. Со своей стороны Гавриил Платин подсказывал «демократические варианты», когда кошелек позволяет пересилить произвол назначенного чиновника. Власть должна зависеть от денег. Если сделать наоборот, то государство окажется без денег. Богатым должно быть выгодно жить в своей стране. Богатым должно быть выгодно вкладывать деньги в свою страну. В противном случае богатый вывозит деньги и живет в другой стране.

К обсуждению экономического положения в Маньчжурии вернулись после ужина, когда зажгли многочисленные масляные светильники. Причина девственности богатых рудных и нерудных месторождений заключалась в строгом регламентировании со стороны императора. Для создания примитивной плавильной печи требовалось разрешение императорского двора. Хочешь построить кузницу, сначала получи разрешение местного князя. Затем отправляйся в Мукден и обивай пороги многочисленных сановников. Потратив уйму времени и денег, вернешься назад и начнешь платить поборы различным местным чиновникам. Оно кому надо? Чем просто так подать свое заявление, проще выкинуть в окно. Все равно твое заявление примут и положат в стол. Никто бумаге не даст хода, даже не прочитает, что в ней написано.

Что-то не все здесь сходится.

— Вы говорите, что создать свое производство крайне затруднительно. Но предприятия все же есть.

— Немногочисленные предприятия созданы самими местными владетелями или сановниками из столицы.

— Зачем они создают это производство? Дворянам не с руки возиться с глиной или кузницами.

— Все идут одной стезей. Берут у императора подряд на изготовление партии оружия, мебели или посуды для нового дворца.

— Но мастерские в руках купцов, а не дворян.

— Со временем, по тем или иным причинам первоначальные владельцы продают свои предприятия купцам.

Причиной застоя в производстве является мощный бюрократический барьер. Купечеству намного легче заниматься простой торговлей. Купил, отвез подальше и продал. Договорился с деревенским старостой, привез прялку, скалку и ткацкий станок. Десять деревень, десять станков. Хорошая прибыль и небольшие подношения для местных властей. В таком варианте довольны все: и местный владетель, и староста с крестьянами. Сам купец от полулегального производства имеет хорошую прибыль без головной боли.

В России промышленники находились в несравненно более выгодном положении. Настоящий расцвет промышленного производства начался с периода правления Петра I. Нагрузившись испанским золотом, царь начал строить заводы и мануфактуры за счет казенных средств. Готовые предприятия безвозмездно передавались достойным людям. Если фабрика или завод оказывались в кризисной ситуации, то казна выкупала производство. Специальная инспекция с привлечением ученых определяла суть проблемы. После необходимых мер, модификации или модернизации, казенное предприятие выставлялось на торги. Причем критерием продажи была не цена, не предполагаемые дополнительные вложения, а, как сейчас говорят, «бизнес-план».

Уже в период правления Елизаветы по продаже железа Россия вышла в мировые лидеры. По объемам производства железа Россия опережала все остальные страны вместе взятые. Непрерывно строились фабрики и заводы. Следующим стало производство тканей. Англичане вывезли из Индии технологии кашемира, поплина, бостона, батиста и так далее. Русские промышленники немедленно освоили новые технологии и наводнили тканями всю Европу. Затем последовал рывок в электротехнической промышленности. Русские электромоторы, реле и прочие генераторы шли нарасхват. Если посмотреть на отчеты по внешнеторговым сделкам, страна покупала только лучшие мировые технологии.

Исключение составила металлургия. Особые свойства уральских руд не позволяли применять традиционные европейские технологии. Здесь наглядным является пример господина Круппа. Разработав новую технологию, он немедленно со всеми бумагами уехал в Петербург. Изучив документы, правительство дало Круппу два завода на Урале. После года безуспешных попыток у Круппа забрали один завод. Второй год работы с уральскими рудами привел Круппа к краху, после чего он с позором вернулся в Германию. Свойства руд Урала полностью не изучены до сегодняшних дней. Даже переход на плавку в электропечах не смог решить некоторые проблемы. Хотя в этом есть свои плюсы. Некоторые наши сорта металла за границей не могут сделать до сегодняшнего дня.

Движение корпуса вошло в ритм туристического похода. Отряды татарской конницы разлетелись в разные стороны. При штабе полковника Абдул-Азида остался только темник Фарид с группой своих приближенных. Сергей не вмешивался в рутинные дела полковника, но о татарской коннице решил спросить:

— Куда вы разослали татар?

— Здесь полторы сотни километров до корейской границы. Фарид отправил сотников по маньчжурским крепостям.

— Вы решили сменить маньчжурских воинов на татар?

— Если вы прикажете.

— Что решили вы?

— На мой взгляд, надо оставить все как есть. Татары только поднимут над крепостями русские флаги и вернутся назад.

Если Абдул-Азид разрешил татарам отправиться в дальний рейд, значит, на это были свои причины.

До Мукдена осталось пятьдесят километров. Основные силы генерала Такин Хомайна подойдут к столице Маньчжурии только через четыре дня. Гонцы обеспечивали надежную связь. Вход армии в столицу был согласован до минуты.

Осталось выполнить последний ритуал передачи символов власти. Все маньчжурские генералы и региональные сановники давно были в свите графа Алексеева или генерала Такин Хомайна. Управляющие Голицына, Строгонова и Алексеева активно изучали потенциал захваченных земель. По приказу Потемкина на них ложилась обязанность организации временной системы самоуправления. Правительство опасалось негативной реакции со стороны европейских стран. По этой причине в Петербурге не предприняли явных мероприятий по организации нового губернского правления. Сергей уже отправил в Петербург депешу, где выразил мнение о необходимости создания пяти губерний. Слишком много народа жило в Маньчжурии. По предварительным прикидкам, они захватили земли с населением более двадцати миллионов.

Русские войска вошли в Мукден с двух сторон. Корпус полковника Абдул-Азида расположился у южных крепостных ворот Нэйчэн. Солдаты генерала Такин Хомайна вошли в город с северо-запада и равномерно распределились у остальных ворот древней крепости. Нэйчэн является таким же историческим центром, как и московский Кремль. Внутри древней крепости расположен дворец императора, храмовый комплекс и мавзолейный комплекс Дунлин. Вся территория представляет собой просторный парк с затейливыми беседками, прудами и причудливыми мостами. Среди парковых деревьев спрятаны служебные и гостевые палаты. Для согласования церемонии передачи символов власти генерал Такин Хомайн отправил во дворец двух лейтенантов. За ними увязалась настоящая толпа добровольных помощников, советчиков и переводчиков. Кроме самой церемонии следовало выяснить маршрут поездки в Петербург. Императору предлагалось два варианта. На лошадях до Иркутска и далее поездом в Петербург, или на пароходе вокруг Африки. Император должен уехать вместе со своей семьей и ближайшими родственниками. В Маньчжурию он никогда не вернется.

За час до полудня граф Алексеев в сопровождении своих офицеров прошел через ворота Нурцахи. Его воины стояли стройными рядами до парадной двери во дворец императора. Чернокожие африканские пехотинцы сверкали белозубыми улыбками. Турецкие воины смущали взгляд обилием золотых украшений. Роскошные халаты татарской и калмыцкой кавалерии восхищали изящным золотым шитьем. Сергей вошел в легкий сумрак парадного зала, где на троне сидел теперь уже бывший император. Рядом с ним в парадных одеждах стояла дюжина приближенных. Согласно с оговоренным ритуалом, Сергей должен остановиться в десяти шагах от трона, после чего император встанет и подойдет к графу Алексееву.

Неожиданно один из приближенных императора издал воинственный клич. Широким прыжком взлетел на плечи своему соседу, после чего прыгнул на Сергея, одновременно выхватив из ножен два меча. Глупый поступок. Человек — не птица. Высокий прыжок человека ничем не отличается от полета мешка. Три быстрых шага вперед и с разворотом, сильный поперечный рубящий удар. Сабля практически перерубила прыгуна надвое. Находящиеся за спиной офицеры стояли с оголенным оружием. Они приготовились нанизать горе-прыгуна на свои ятаганы, как на шампуры.

_ Браво, граф, — сказал генерал. — Великолепное решение. Я опасался, что его крик и прыжок застанут вас врасплох.

— У меня хороший учитель. Еще в начале тренировок забрасывал меня вязанками соломы, да репой.

— Мучил до седьмого пота?

— Думал, что плечи будут болеть всю жизнь.

Не успели останки упасть на плиты красного мрамора, как император подбежал к Сергею. На вытянутых руках он держал меч и колчан, символ власти Маньчжурской империи.

Все правильно. Атака глупого родича дала пришельцам повод убить императора и всю его семью. Бледный, с дрожащими от испуга губами, император с мольбой в глазах протягивал символы власти. Сергей взял в руки меч и колчан. Рукоять и ножны меча — сплошь золото и драгоценные камни. Колчан отличался только тем, что представлял собой шелковую сумку на длинном шелковом шнуре. Все было покрыто золотым шитьем с нашитыми драгоценными камнями. По мнению Сергея, слишком много золота и слишком много драгоценных камней. Символы власти говорили о богатстве, но не привлекали глаз своей красотой. Держа в руках меч и колчан, Сергей вышел из парадных дверей. Собравшиеся на площади люди рухнули ниц, затем затрещали петарды и засвистели ракеты фейерверка. Басовито взвыли невидимые трубы.

Началась череда народных гуляний и торжественных банкетов. Привезенное из Испании вино быстро подходило к концу. Но никого это не смущало. Запасы рисовой водки оказались неиссякаемыми. Для простого люда шла самогонка из сахарной свеклы или пиво, которое варили из гаоляна. На этом «всенародном» празднике Сергей чувствовал себя самозванцем. Он вынужден находиться в императорском дворце и принимать императорские почести. Только это не его дорога. Нет, с захватов Маньчжурии все правильно. Не зря в свое время Россия совершила обмен. И вальс «На сопках Маньчжурии» не просто так стал популярным. Новые владения дают не только огромные богатства недр и потенциал для промышленности Дальнего Востока. Захват Маньчжурии позволит установить контроль над тихоокеанским регионом.

В первую очередь маньчжурские земли сведут к нулю торговые потуги европейцев. Их товары потеряют конкурентоспособность. Качество и ассортимент товаров будет одинаков, только русские купцы повезут товар за двести километров. Европейцы вынуждены везти свой товар за тридцать тысяч километров. Это ответ на причину поражения России в русско-японской войне. Поражение было предопределено. Не зря на русских кораблях оказались подмоченные снаряды. Расследование, которое провели после войны, установило, что высокое содержание влаги исключало даже теоретическую возможность детонации снарядов. Установили и тех, кто привел снаряды в негодность. В новой ситуации Европа не имеет шанса даже начать проникновение в экономические и политические круги Китая. И нет шанса начать дрессировку самураев. Здесь Сергей не оставит и малейшей лазейки.

Буйство празднования смены императора постепенно утихало. Народ устал. За время празднований собралось около тысячи калмыков, которым по тем или иным причинам надо было вернуться домой. После долгих препирательств удалось уговорить генерала Такин Хомайна.

— Свергнутый император не может ехать в Петербург без сопровождения высокого военного начальника, — убеждал Сергей.

-Для сопровождения можно отправить калмыков или ваших управляющих.

— Это неприлично. Подумайте, турецкий султан в сопровождении приказчиков и простых воинов.

— Я хочу остаться здесь жить.

— Тем более вам надо ехать в Петербург. Между Турцией и Россией заключен мир. Выпишите через посольство свою семью.

— Тогда я должен взять с собой многих офицеров. Почти все захотят перевезти в Маньчжурию своих родственников.

— Я одобряю такой подход. Не забудьте составить наградные листы и передать председателю правительства.

— Мы останемся на военной службе?

— Если на то будет ваше желание. Насколько я знаю, на базе вашей армии создается Маньчжурское казачье войско.

— Здесь достаточно желающих среди бывших военных маньчжурской армии.

— Оружия и чинов хватит всем. Вы же сами заложили город Константинополь в бухте Золотой Рог.

— Спасибо, ваше сиятельство!

Вопрос с сопровождением пленного императора решен.

Как и предполагалось, определяющим фактором согласия генерала послужила новость о заключении мира между Россией и Турцией. На обратном пути генерал вывезет свою семью из Турции. В случае возникновения препятствий граф Алексеев обещал посодействовать через высокопоставленных чиновников Петербурга. Коль скоро люди сделали полезное дело и Решили осесть в Маньчжурии, то Сергей просто обязан им помочь. Что ни говори, но присоединением к России огромной территории все обязаны только генералу Такин Хомайну. Это его заслуга, что корона получила богатые земли от южного побережья Каспийского моря до Тихого океана.

Свергнутый император покинул столицу со своей многочисленной родней и горсткой слуг. Вереницу тяжелых карет сопровождал целый полк калмыцкой кавалерии. Бывшему императору предстоит тяжелое путешествие. До Иркутска более двух тысяч километров. Дальше дорога пойдет легче. Гонцы давно отправлены, телеграф донес весть до Петербурга, где все подготовят для обеспечения достойного путешествия. Генерал Такин Хомайн отобрал с собой сотню лучших офицеров — людей, достойных награды. Калмыки направляются в Нижнее Поволжье. И в этом вопросе граф Алексеев оказал содействие. Заодно железная дорога сможет опробовать свои возможности по переброске войск на большие расстояния. В императорском дворце Сергей прожил почти месяц. Заботы и хлопоты по управлению Маньчжурией сразу легли на Гавриила Платина и управляющего банком Леви Исаевича. В этом был свой резон. Оба быстрее вникнут в нюансы местной жизни, обрастут необходимыми знакомствами и связями, что позволит с большей интенсивностью вступить в бизнес и развить имеющееся производство. Управляющие Голицына и Строганова с приездом получат полную информацию из первых рук.

Первое оборудование выгружено и началось строительство заводов и фабрик. Поле деятельности просто необъятно. Отсутствие реальной промышленности позволяло развернуться не только Голицыну, Строганову и Алексееву. Здесь можно выгодно вложить капитал практически всем русским купцам и промышленникам. Даже такие традиционные для этого региона отрасли, как шелк и фарфор, позволяли вложить деньги с быстрыми и значительными дивидендами. В Маньчжурии использовался ручной труд. Установка паровых машин и станков позволит резко увеличить объемы выпускаемой продукции. Сергей успел посмотреть на пуск своего первого фарфорового завода.

Паровой пресс пыхнул паром, «чпок», под прессом стоит шесть крошечных чашечек. Сноровистые руки рабочих ловко прикрепляют вермишелинки фигурных ручек. Транспортер медленно ползет в печь обжига. Сергей обошел всю линию производства. Обычная линия, создана для изготовления фаянсовой посуды. Здесь, в Маньчжурии специалисты по изготовлению фарфора освоили незнакомую технику за день. Без страха или опаски следили за процессом приготовления глины. Оператор пресса, выучив несколько русских слов, тыкал пальцем в манометр и кричал наладчику:

— Мало, мало! Давай, давай! Больсе, больсе! Сергей подошел к наладчику:

— У котла проблема с паропроизводительностью?

— Проблема с топливом. Котел рассчитан на уголь, а мы бросаем в топку дрова.

Сергей повернулся к управляющему:

— Почему не хватает угля?

— Транспорта нет! Уголь копаем в тридцати километрах, а сюда приносим на руках.

— Как это на руках? — опешил Сергей.

— Не на руках, так на плечах. Два человека, бамбуковая палка и корзина с углем. Тридцать километров почти бегом.

— Где гужевой транспорт?

— Лошадей вообще нет. У крестьян есть волы, но очень мало. Им самим не хватает для личных нужд.

— Как это лошадей нет?! У нас десятки тысяч своих лошадей!

— Я разговаривал с калмыками и татарами. Они согласны продать тысячу лошадей хоть сегодня. Да смысла нет.

— Почему?

— Никто не умеет с ними обращаться, нет сбруи, нет телег.

— Надо искать выход. До строительства железной дороги не меньше двух лет.

— Купил два табуна по сотне лошадей. С помощью калмыков и татар учим сложной науке возничего.

— Фу, успокоил. Я чуть было не засомневался в твоих талантах.

Сергей пошел к упаковщикам, где собиралась вся готовая продукция.

Ничего не скажешь, чайные сервизы впечатляли изяществом формы. Различные завитушки, дракончики и цветочки раскрашены в яркие цвета.

— Наш товар пойдет нарасхват, — похвастался управляющий.

— Какова производительность фабрики?

— Четыре тысячи чайных сервизов в сутки.

— Сколько?!

— Четыре тысячи сервизов в сутки при непрерывном производстве в три смены.

— Погоди. Столько фарфоровой посуды не вывозят из Китая.

— Нам-то какая разница, сколько вывозят из Китая?

— Цены собьем.

— В России цены упадут. Все уже давно посчитано, в Нижнем Новгороде Тимофей экономистов почти год мучил.

— Почему в Европе цены не упадут?

— Ост-Индские компании Европы смогут держать высокие цены года два-три. Иначе сами прогорят.

— Два года будем кататься на их хребте?

— Куда им деваться? Они вынуждены держать высокие цены. Мы наглеть не будем. Повезем фарфор в Америку и к арабам.

— Верная мысль. Владельцам латифундий и рудников есть чем расплатиться. Что с другими фабриками?

Заканчиваем наладку на фабрике столовых сервизов. Плановая производительность — две тысячи сервизов в день.

- По фарфору больше ничего нет?

- Почему нет? Строим фабрику по выпуску фарфоровых корпусов для каминных часов. Вазы, безделушки.

- Когда приедут наши художники из отдела промышленного рисования?

— Через десять дней должен прийти пароход с оборудованием, на нем большая группа в сорок семь человек.

— Необходимо изучить местную стилистику.

— Задумок очень много. Со стеклом специалисты мудрят.

— Возникли проблемы?

— «Хорошие» проблемы. Стекло вязкое, позволяет изготавливать очень интересные вещи.

— Что-либо новое придумали?

— Есть пробные партии небьющегося и жаропрочного стекла. Я им не мешаю, до окончания строительства заводов еще достаточно времени.

Сергей собрался уходить, но вдруг вспомнил, остановился и быстро набросал эскиз термоса. Управляющий сразу понял основную мысль и проводил хозяина с восторгом в глазах. Об изобретательских талантах графа Алексеева ходили легенды. Сейчас управляющий сам стал свидетелем, как после нескольких слов о свойствах стекла хозяин мгновенно выдал еще одно изобретение.

Отряд добровольцев для высадки на остров Хоккайдо составил чуть более трехсот человек. Остаться на Океанских островах изъявили желание почти четыреста человек. Сергей честно предупредил о возможных сильных землетрясениях и прочих природных катаклизмах Но люди не изменили своего решения. Отряд будущих первопоселенцев направлялся к порту Дальний. В спешке нет необходимости. Броненосцы еще не вернулись, а порт Дальний только на первом этапе строительства. Там, как и в бухте будущей военной базы Порт-Артур, находится маленькая деревушка рыбаков. Если прийти слишком рано, то ждать придется или в палатках или на борту пароходов, что стояли в ожидании на якоре. Дойти до бухты порта Дальний не успели. Отряд остановил запыхавшийся рыбак:

— Дальсе нелься, больсей лодка нада.

Сергей понял только то, что это гонец. Его попутчики, более наторевшие в общении с маньчжурами, быстро разобрались со смыслом послания. Броненосцы вернулись, все корабли эскадры ждут у берега в семи километрах от местонахождения отряда.

Потом Сергей хохотал до слез. Убедившись в том, что все поняли смысл его слов, гонец повел отряд к берегу. По дороге он передал пакет, в котором было письмо от командора Петра Шлютера. Именно письмо окончательно разъяснило причину появления гонца. Наивный рыбак решил, что слова важнее доверенной ему бумаги.

— В письме есть новости о наших островах? — спросил полковник Яшкул.

— Ваш отряд высаживается на Океанских островах, для вас новости будут на корабле.

— Ему жалко бумаги?

— Вероятнее всего, для всех новостей бумаги действительно мало. Ваш отряд был при закладке Константинополя?

— Я со своими людьми стоял на реке Сунгари, мы охраняли мост. Почему спрашиваете, что-то случилось?

— Как сказать. На берегу залива Золотой Рог собралось до двадцати тысяч семей переселенцев.

— Откуда они?

-Командор Шлютер не смог определить. По внешнему виду похожи на калмыков. Тебе и полковнику Эргени предстоит разобраться.

— Перед началом нашего похода старики обещали перебраться сюда всем народом. Здесь наша родина.

-Не совсем здесь, ближе к горам.

— Старики найдут родную землю. Но ты говоришь о желающих жить на острове.

— Ты тоже желаешь жить на острове?

— Мой род из последних. На острове мы станем первыми и единственными.

— Полковник Эргени выбрал остров Хоккайдо по этой же причине?

— Мы братья, с нами весь наш род. Острова назовем Яшкул и Эргени.

Когда отряд вышел на берег Желтого моря, то первым делом увидели корабли эскадры, которые действительно ожидали графа Алексеева. Вскоре в песок уткнулись десантные шлюпки. Навстречу побежал командор, за ним степенно вышагивали переводчики. Сергей спешился и подал проводнику рубль. Счастливый рыбак низко поклонился и побежал в деревню. Вот тут произошла еще одна забавная картинка. Один из переводчиков что-то строго выговорил рыбаку. Тот от испуга присел и посмотрел на Сергея, но, увидев на его лице улыбку, звонко заверещал и пустился в пляс с невообразимыми кульбитами. Его радость была понятна без переводчика. Получить денежку из рук самого императора великая честь для любого человека в любой стране.

Бухта Золотой Рог. Сергей был здесь тысячу лет назад, вернее, двести лет вперед. Еще курсантом ВВМУ им. Фрунзе. Во Владивосток они приехали всей ротой, поездом, в общем вагоне. По дороге получили массу эмоций и совершили еще больше глупостей. Курсанты. Никакой ответственности, никаких обязанностей, никаких забот. Впереди розовые перспективы жизни. Месяц они гребли на ялах и бегали в самоволку. Старшие офицеры завидовали молодости, лейтенанты смотрели на курсантов со снисходительностью опытных «стариков». Потом роту посадили на учебный корабль. Они сходили в Йемен, еще месяц простояли у причала порта Аден, после чего вернулись во Владивосток. Сейчас бухта выглядела непривычно — нет города, причалов, у судоремонтных заводов не стоят доки. Но природные ориентиры никуда не делись, и остров Русский стоит на месте. Генерал Такин Хомайн выбрал правильное место.

Братья-полковники высадились на берег, где действительно собралось более двадцати тысяч семей. Калмыки решили покинуть Нижнее Поволжье^[107], но дальше пошли разногласия. Вернувшиеся разведчики слишком печально обрисовали родину предков. Крошечный пятачок степи в предгорьях Тибета не в состоянии прокормить даже половины лошадей. Последний пересчет, который провели по приказу Екатерины II, показал табун калмыцких лошадей в двести тысяч голов. Это без учета реестровых и хозяйственных лошадей. Среди глав родов начался разлад. Одни требовали вернуться на родные земли Тибета. Другие решили осесть на землях, которые были завоеваны в походе на Маньчжурию. Найон Унгур увел за собой два сильных рода, но пригодных для заселения земель не нашел.

Граф Алексеев не интересовался внутренними разборками калмыков. Если правительство не препятствовало исходу из Нижнего Поволжья, то ему вообще не стоит вмешиваться в такие дела. Сергей осмотрел строительство фортов и порта. Паровые машины уже приступили к забиванию свай. Маленький гарнизон обустраивал свои временные жилища. Интенсивность поисков золота Колымы и алмазов Якутии резко спала. Золото и алмазы Африки оказались намного доступнее. Да и природные условия африканского континента намного комфортнее. Продолжаются поиски сокровищ Верхоянского хребта Колымы и Магадана. Алмазы Якутии так и не найдены. Экспедиций стало намного меньше. Они перешли в разряд добровольных охотников. В России нет дефицита драгметаллов, следовательно, нет необходимости финансировать поисковые отряды.

Тем не менее первые находки уже были. Отряд охотников купца Шелихова нашел залежи олова на Верхоянском хребте. Поисковая группа, которую послал Тимофей, нашла месторождение вольфрама. Если вольфрам был найден по прямой наводке Сергея, который запомнил примерное место рудника по репортажу теленовостей, то поиски других охотников были абсолютно самостоятельными. Поисковая группа, которую отправил Тимофей, нашла олово, золото, железную руду и каменный уголь. В результате на реке Амур заложили город. Начали строительство сталеплавильных печей и прокатных станов. Развитие региона потребует железных дорог. Месторождение золота подарили Потемкину, залежи оловянных руд передали Елагину. Серебряные рудники Сергей записал на двоюродного брата, залежи меди передал графу Шувалову.

Сейчас рудознатцы изучали сопки Большого Хингана, где огромная кладовая полезных ископаемых, от золота и серебра до нефти, угля и железа. Тимофей получил инструкцию, согласно которой найденные природные богатства должны быть подарены полезным людям. В этом не было никакой филантропии. Граф Алексеев отличался жестким прагматизмом. Именно прагматизм диктовал необходимость раздаривать богатые и прибыльные месторождения. Чем больше влиятельных людей будет заинтересовано в развитии Дальнего Востока тем быстрее начнут развиваться предприятия графа. Как говорил Козьма Прутков: «Нельзя объять необъятное».

Собрание старейшин проходило на Алеутской сопке с красивым видом на бухту Золотой Рог. Лидеры калмыцких родов нуждались в помощи и совете, для чего и пригласили графа Алексеева.

— Мы не нашли желаемых земель, где привольные степи примут наши табуны. Помоги советом.

— Самое простое решение — вернуться назад, в приволжские степи.

— Нет, мы решили оттуда уйти.

— Еще есть Оренбургские степи и степи на реке Иртыш.

— Мы прошли через эти земли, наши кобылицы принесли здоровых жеребят и давали жирное молоко. Но там все чужое.

— Как я понял, на Тибет вы возвращаться не хотите?

— Хотим или не хотим, это другой разговор. Родные земли не могут принять весь народ, они слишком малы.

— Честно говоря, я не представляю, чем могу помочь. Здесь нигде нет степей.

— Люди говорят о твоей мудрости и больших знаниях. Перевези нас через океан.

Сергей задумался. Перевезти людей, особой проблемы нет. Только что будет дальше? Земли западного побережья Америки еще не колонизованы.

— Я могу вас перевезти на другой берег океана в дикие степи.

— Спасибо, ваше сиятельство.

- Не спешите благодарить, там действительно дикие земли, и интерес к ним есть у российского правительства.

- Что за земли?

- От побережья Тихого океана до реки Миссисипи голые степи со стадами диких буйволов и кочующими племенами охотников, две тысячи километров степных просторов.

— Ты сказал «река Миссисипи», она большая?

— Больше Волги. На восточном берегу реки живут европейцы.

— Их много?

— Нет, мало. И они воюют между собой и с местными дикарями.

— Ты говорил об интересе российского правительства. В чем этот интерес?

— Нашли много золота и серебра. Очень много золота и очень много серебра.

— Мы заплатим за перевоз охраной приисков?

— Нет. Вашей заботой станет охрана реки. Вы должны не пускать европейцев через реку. Пусть живут на берегу Атлантического океана.

Калмыки повеселели. Дозор в степи для них не проблема. Сергей начал рассказывать о климате и географии центральной и западной Америки. Особо остановился на неопределенности границ и пустыне. Испанцы декларировали за собой право на всю Северную Америку. Однако французы уже построили Новый Орлеан. Более того, от устья реки Миссисипи на север протянулась цепь Французских ферм и виноградников. Испанские поселения во Флориде уже окружены французскими городами.

Подобная установка границ по факту существующих поселений давала возможность прижать французов к Устью Миссисипи и Великим озерам. Реальную границу Новой Испании можно считать до города Лос-Анджелес.

Между этим городом и монастырями Сан-Диего и Сан-Бернандино раскинулась плодородная долина, где поселились обычные испанские крестьяне. Дальше, на севере, в долине реки Сакраменто, пошли земли графа Алексеева. Официально это Испания. Земли Калифорнии и Кубы дали Сергею право на получение графского титула из рук короля Карла III, Бурбона. Перевозить калмыков выгоднее всего через порт Новоархангельск, что построен в устье реки Ванкувер. Такую перевозку не заметят, а когда калмыки разойдутся по степи, будет уже поздно.

Обсудив предстоящее переселение, Сергей договорился о времени. Пароходы освободятся после высадки отрядов на Хоккайдо и Окинаву. Эскадра снялась с якоря и утром следующего дня нашла бухту, где предположительно должен был находиться японский город Саппоро. Калмыки выгружали своих лошадей и маленькими отрядами отправлялись изучать теперь уже свою землю. Сергей наблюдал за выгрузкой паровой лесопилки, когда к нему подошли братья полковники.

— Зачем нам сталеплавильное и кузнечное оборудование?

— На этом острове есть железо и уголь, у твоего брата вообще ничего нет.

— Ну и что?

— Как что? Вы как здесь собираетесь жить? Поблизости никого нет, вам надо торговать с аборигенами и японцами.

— Вы же нас не бросите?

— Нет, конечно, не бросим. Острова нужны России.

— Ты прав, мы должны помогать друг другу, брат выращивает сахарный тростник, я делаю железные изделия.

— Не только сахарный тростник, вы должны делать сахар. Здесь на Хоккайдо хороший лес, что позволит делать дома и лодки.

Выгрузка сопровождалась подробным инструктажем созданию колонии. Высаживался не просто воинский отряд, высаживались люди, которые собирались остаться здесь навсегда.

Четыре броненосца и последний транспорт с переселенцами на Окинаву бросили якорь у самого берега Токийского залива.

— Петр Иванович, а что это копают на берегу? Сергей показал на большую толпу полуголых рабов, которые мотыгами копались у подножья ближайшей сопки. Другая группа рабов относила корзины с землей на прибрежное болото.

— Изяса Акасака решил построить на берегу дома для своих приближенных.

— Делать ему нечего, столько крестьян согнал с полей.

— Это самураи.

— Самураи? Вроде так называют воинов, а не рабов.

— Они и есть воины. Сейчас с Нагоей и Нагано войны нет, он и придумал дело для своих самураев.

Удивляться нечему, картофельно-строительные работы были главной составляющей службы не только в Советской армии. Сергей рассматривал в бинокль берег, пытаясь найти знакомые ориентиры. Но, кроме Фудзиямы, ничего не увидел. Не мудрено, в то время, когда он здесь был, береговой ландшафт полностью скрывался за нагромождением портовых сооружений и городских небоскребов. Сергея всегда смущала перспектива жизни в сорокаэтажных домах.

В Японии жилплощадь измеряется не в квадратных метрах, а в татами. Если у нас люди спрашивают о квартире: «Сколько у тебя квадратных метров?» — то в Японии вопрос для нашего уха звучит комично: «Сколько у тебя татами»? Жилые высотки Токио являются меблированными квартирами. Но убранство квартир казенно-прагматичное, даже спартанское. Рядовые жители города привычно живут в домах, которые, на взгляд Сергея больше напоминают бараки, поставленные на попа. Такие же длинные коридоры с дверьми в одно- и двухкомнатные квартиры. Квартиру можно арендовать на любой срок. Но трогать мебель или коммуникации запрещено. Правила как в гостинице, въехал — уехал, все должно остаться на своих местах. Больше всего Сергея смущали светильники, обычные плоские плафоны, пришурупленые к потолку. Он почему-то считал, что именно офисный вид светильников убивает само понятие домашнего уюта. Список ограничений для жильцов очень большой. В том числе нельзя иметь домашних животных. Не только кошек или собак, нельзя иметь хомячков или птичек. Любое нарушение карается астрономическим штрафом.

В те годы, когда он работал на японскую компанию, его судно регулярно заходило в Токио. Достаточно быстро он сошелся с одной дамой и при каждой возможности ночевал у нее дома. Это дало много неожиданных наблюдений о жизни обычного человека. Сергей навещал квартиру на тридцать седьмом этаже. Напротив окон квартиры стоял дом в тридцать два этажа. Каждое утро и каждый вечер на крышу дома поднимались жильцы. Немного на весь дом — Сергей насчитал примерно двадцать любителей подышать свежим воздухом. Заинтересовавшись неожиданным наблюдением, решил разузнать подробнее о прогулках на крыше. Реальность оказалась простой и понятной. Плотная стена высотных домов практически не пропускала на улицу лучи солнца и свежий воздух. Маленькие скверики были у каждого квартала. Но эти островки зелени размером десять на десять метров никогда не видели солнца. Да и смотрелись они убого на фоне высотных домов. А вот лифт каждого дома предусматривал подъем на крышу. Хочешь в своей жизни увидеть солнце, пожалуйста, заходи в лифт и поднимайся на крышу

Князь Иэяса Акасака не заставил себя ждать. Галера с причудливой крышей икрасными шелковыми шторами отошла от причала едва ли не раньше, чем последний корабль бросил свой якорь. Командор Петр Иванович Шлютер прекрасно выполнил поставленную перед ним задачу. Трудно сказать, какие чувства вызвало у японцев демонстративное поведение российских кораблей. Но внимание он привлек, и последовали попытки протеста. Командор все протесты отмел. Корабли сношения с берегом не имеют, а плавать вдоль берега или стоять в бухте на якоре имеет право любой корабль. Будь это простые деревянные парусники, японцы, может быть, и решились на силовые меры. Но огромные стальные корабли с внушительными пушками выглядели достаточно устрашающе. Нахальная демонстрация морской мощи привела к желаемому результату. Сильных могут любить или не любить, но дружить с сильными хотят все.

Галера изящно подошла к борту броненосца «Требовательный». Вскоре князь Иэяса Акасака поднялся на палубу. Сергей сомневался в своей способности говорить на современном японском языке. Как уже успел заметить, в Европе произошла значительная трансформация языка и многих смысловых выражений. Тем не менее решил проверить. Поймут его или нет, будет понятно сразу.

— Рад приветствовать уважаемого гостя на борту моего корабля.

Слова графа Алексеева привели Иэяса Акасака в состояние, близкое к ступору. Князь и сопровождающие его люди замерли буквально на полушаге. Русский начальник говорил с сильным акцентом, но внятно и понятно. Наконец, князь опомнился:

— И я очень рад видеть рядом с собой такого важного господина.

— Прошу следовать в салон, где мы сможем обсудить интересующие нас вопросы.

Все разместились на удобных диванах, выбирая себе место поближе к иллюминаторам. Интересующим вопросом, как и ожидалось, являлось оружие. Князь хотел купить пушки, как можно больше пушек.

Когда Сергей отправлял корабли и давал указания командору Петру Ивановичу Шлютеру, то для продажи подразумевались трофейные пушки. Реальность изменила планы. В Маньчжурии пушек практически не было. Во всех крепостях набралось менее сотни медных гигантов. Именно гигантов, орудия были очень большими. Другим нюансом оказался внешний вид. Они представляли настоящую историческую и художественную ценность. Здесь сочеталось не только литье ювелирной тонкости, но и чеканка. Каждая пушка кроме традиционных дракончиков и львов, имела смысловое панно. Но и это не все. На орудия и лафеты были нанесены иероглифы. Это оказались стихи. Сергей не решился продать трофеи в Японию. Две пушки положили у входа в императорский дворец, остальные отправили в Нижний Новгород, где установят их художественную ценность. Что-то ляжет возле его дворцов. Иные расставят у входа в заводоуправления и банки. Гордое название «Тульский банк оружейников» должно быть оправданно: раз оружейники, то можно похвастаться и трофеями.

В результате складывалась щекотливая ситуация: пообещал и не выполнил. Ну кто мог ожидать, что в Маньчжурии так плохо с пушками? Россия во время Ивана Грозного имела более двух тысяч орудий. Петр Великий довел артиллерию до 13150 единиц. Пришлось на месте отливать пушки под пятикилограммовые ядра. Затем подключил к делу местных умельцев, которые изготовили латунные кольца со всевозможными дракончиками и прочими завитушками. Кольца насадили на тело орудия, после чего они приняли вид причудливой новогодней игрушки. Поставили клеймо Русско-Азиатского оружейного завода и погрузили на корабли. По своим характеристикам пушки ничем не отличались от стандартного европейского оружия восемнадцатого века.

Князь Иэяса Акасака застыл в немом восхищении. Вчера он договорился о покупке двадцати пушек. Он смог взять только половину того, что предложили русские. Сейчас, даже без испытаний, он был готов взять оставшуюся половину только за один внешний вид. Настолько прекрасно смотрелись эти орудия. Честно говоря, хотелось купить все пушки, но цена была слишком высокой. Пришлось отдать все свое золото и серебро, да собрать золото и серебро у своих вассалов. Впрочем, вассалы отнеслись к требованию сюзерена с пониманием. Если есть хорошее оружие, будут и деньги.

Полковник Яшкул проверил наводку. Князь пожертвовал каким-то сараем за высоким деревянным забором. Залп, пыль, щепки, в воздух взлетело несколько бревен. Ни забора, ни сарая. Князь с резвостью мальчишки побежал осматривать результат залпа. Его свита, с трудом соблюдая невозмутимый вид, бежала следом. Пусть потешатся.

— Полковник, — подозвал Сергей. — Надо повторить залп с местным порохом.

— Думаешь, что местный порох плох?

— Тут и думать нечего. Я уже посмотрел. Мочевина, сера с вулкана Фудзияма да древесный уголь.

— Жалко пушки. После такого пороха замучаешься нагар вычищать.

Оба посмотрели на восторженно галдящую толпу вокруг князя. Наконец японцы вернулись:

— Господин граф, я хочу купить все ваши пушки.

— Покупайте, мне не придется идти в Кобе. В другой раз привезу для князя Хидэеси Тоетоми.

— Золота и серебра у меня больше нет. Что еще вы возьмете в оплату?

— Ваш шелк хуже китайского, а риса мне не надо.

— Через год я заплачу за пушки тройную цену.

— Через год отдадите деньги этому человеку, — Сергей указал на полковника Яшкула.

Князь убежал отдавать необходимые указания.

— Граф, — не удержался от вопроса полковник. — Прогоришь, где он за год наберет столько денег?

— Награбит. Начнет войну с соседними сегунами и награбит. Через год вернет весь долг и спасибо скажет.

Полковник Яшкул согласился. Если война, то деньги у победителя будут.

Случайные слова Павла побудили графа Алексеева к коллекционированию предметов старины. В его дворцы свозились статуи и фрески Греции, Египта и Рима. От Севильи до Стокгольма скупались картины и рисунки. Из Турции, Персии, Индии и Китая вывозили миниатюры, книги, оружие и статуэтки. Это сегодня ссылаются на Коран и запрещают любые произведения искусства. До начала двадцатого века Турция и Персия славились своими великолепными миниатюрами. Сейчас, откровенно ограбив воинственного сегуна, Сергей собрал большую коллекцию японских картин, оружия и фарфора. Картины были на досках, оружие и фарфор китайского производства. Но Сергей надеялся, что военный поход князя Иэяса Акасака пополнит его коллекцию новыми экспонатами.

Броненосцы, дымя трубами, уходили из Токио. Князь смотрел им вслед. Перед отходом кораблей он попросил русского графа продемонстрировать мощь пушек его кораблей. В ответ граф Алексеев показал на обрыв у берега океана:

— Мы выстрелим в это место.

Куда выстрелят русские корабли, сегуну Токио было безразлично. Главное — оценить возможности пушек броненосцев. Князь Иэяса Акасака до конца не мог понять мотивы русского графа. Он продал отличные пушки. Значит, не боится, что это оружие повернут против него. С другой стороны, он только что захватил Маньчжурию, но титул императора замалчивает. Странно и непонятно. Корабли были уже далеко, неожиданно на последнем корабле мелькнула вспышка. Над головой послышался неприятный звук. Под ногами вздрогнула земля — землетрясение?! Холм вздыбился тремя гейзерами, вздрогнул и пополз в море. Князь Иэяса Акасака и его вассалы растерянно крутили головами, пытаясь сложить воедино все произошедшее. Вывод очевиден, с русскими надо дружить.

3 «Грабь награбленное»

Шведские полки проходили мимо крепости походными колоннами. За прошедшие полгода лазутчики по приказу короля дотошно изучили крепость Мерокер. Что, впрочем, не составляло труда. Крепость практически пустовала, отсутствовали пушки на стенах и в башнях. Ворота крепости всегда открыты настежь. Если в крепости и были солдаты, то их никто и никогда не видел. Отношение новых властей к безопасности собственного государства можно было охарактеризовать как вопиющую безалаберность. Скандинавские горы являются естественной непреодолимой границей между Швецией и Норвегией. Можно пройти только через три перевала. Южный перевал Бускеруд остался в руках Дании, и гарнизон крепости Намсус нес свою службу по всем правилам. Зато гарнизоны двух остальных крепостей вообще забыли о своей службе. Перевалы Стуршен и Хатхаммер никто не охранял.

Когда королю доложили о разгильдяйстве на норвежской стороне, он не мог поверить:

— Каким бы ни было новое правительство Норвегии, но о собственной безопасности оно должно заботиться.

— Мы посылали лазутчиков через оба перевала. Они вообще не увидели ни одного солдата, ни одной пушки.

— Такого не может быть!

— У меня нет причин им не верить. Отправьте вместо лазутчиков офицеров штаба, мы не можем рисковать. Наша армия еще слишком слаба. Двадцать полков не так уж и мало для Норвегии.

— Я повторяю, необходимо провести тщательную разведку Не забудьте отправить толковых людей в их столицу.

— Отправим корабли в Кристиансанн.

— Почему в Кристиансанн?

— Новое правительство сделало столицей этот город.

— Исполняйте!

Король не мог поверить в такую улыбку судьбы. Норвегия — ключ для выхода к океану. Сколько раз его предки пытались захватить соседнюю страну и каждый раз безуспешно. Все население Норвегии меньше населения Стокгольма. Но крепости на перевалах неприступны. Атакующие войска вынуждены подниматься по узкому ущелью. Затем проходить буквально вплотную с крепостными стенами и спускаться вниз по крутой дороге.

Сколько шведских солдат полегло под стенами норвежских крепостей! Сколько шведских пушек разбито крепостной артиллерией! И вдруг удача, невероятная удача! Новое правительство забыло создать армию! Король в это не поверил:

— Вашим словам невозможно верить! — воскликнул король. — Государство без армии не может существовать!

— Мы сами не поверили своим ушам, — ответил адмирал. — После чего поговорили с другими членами правительства.

— Правительство может быть в сговоре.

— Мы опросили жителей Кристиансанна, они подтвердили — регулярной армии нет.

— Жители столицы могут не знать о гарнизонах в центре страны.

— Именно так мы и подумали. Я приказал эскадре разделиться, половина кораблей ушла в Ставангер, другая половина в Берген.

— Хорошая мысль, в этих городах много английских торговцев, которые вывозят рыбу к себе в Англию.

— Купцы и местные рыбаки подтвердили, в Норвегии нет армии. Правительство вернулось к вооруженным бондам.

Доклад адмирала совпадал с донесениями сухопутных лазутчиков. Воинских частей регулярной армии в Норвегии нет. В городах и деревнях довольно часто встречаются вооруженные люди. Чаще всего это обычные охотники, потому что они ходят с луками. В Европе не осталось ни одной армии, в которой солдаты воевали с луками. Снова вооружить бонды! Смешно, что могут они сделать против армии с пушками? Бандиты они и есть бандиты, могут отважно броситься толпой на врага. Только сейчас совсем другое время, и толпой давно никто не воюет.

Последнее время скандинавов чаще всего зовут викингами или варягами. На самом деле сами скандинавы себя делили на бондов и биркебейнеров. Каждый родовой клан состоял из этих двух категорий людей. Те, кто имел оружие и хотел воевать, называли себя бондами. Те, кто предпочитал мирную жизнь рыбака или крестьянина, назывался биркебейнером. Биркебейнер в дословном переводе означает лапотник. Бонды предпочитали жить за счет грабежей. Чаще всего совершали набеги на хлебную Англию. Случалось, что объединялось несколько родовых кланов. Тогда шли в набег на Францию или Испанию. Наиболее отчаянные воины добирались до Средиземного моря.

Биркебейнеры не искали своей смерти в бою. В поисках сытой жизни они добрались до Исландии, Гренландии и Ньюфаундленда. Набеги родовых шаек бондов нашли отражениение во всех европейских языках. Слово «бандит» звучит одинаково в каждой европейской стране. Но всему приходит свой конец. В пятнадцатом веке настал конец и бандитской вольнице. После сильного давления со стороны европейских государств король Дании обязался следить за порядком на всем Скандинавском полуострове. Карательные акции длились четыре года. Тяжелее всего пришлось в Норвегии, где в борьбе за свое исконное право грабить объединились бонды и лапотники. В Швеции наведение порядка прошло спокойнее. Хотя попытка отстоять право на грабеж стоила жизни многим доблестным варягам. Более сотни ярлов лишилась головы во время «Стокгольмской кровавой бани».

Как государство Швеция появилась в 1530 году. В 1521 году на землях ярла по имени Густав было найдено золото и серебро. Первый год принес в казну ярла восемь дубовых бочек золота и шесть лодок серебра. Дальше последовали очень грамотные шаги. Первым делом ярл Густав выкупил церковные земли и раздал их своему бонду. В результате получилась территория Швеции до периода войн Карла XII. Следующим шагом стал наем немецких ландскнехтов вместе с офицерами и артиллерией. В 1527 году ярл еще раз одарил священников в обмен на выход из лона католической церкви. После завершения подготовительных мер последовал стремительный удар по другим ярлам, которые остались верны королю Дании. В 1530 году бывший ярл объявил себя королем Швеции и взял имя Густав I родом из Васа.

Воодушевленный успехом и вялой реакцией Копенгагена, Густав I начал свою экспансию. В Дании умер король, началась гражданская война, в которую ввязался Ганзейский союз. Густав I и здесь сделал правильный выбор. Угрожая ганзейцам, он добился выхода Швеции из-под опеки Ганзейского союза, что повысило доходы от продажи мехов. Затем в Швеции была введена всеобщая воинская повинность, и армия распухла до шестидесяти тысяч человек. Понятно, что срок службы составлял не пять, и даже не десять лет. Вот тогда начались первые попытки захватить Норвегию. Но безуспешно — крепости на перевалах доказали свою неприступность. Шведы захватили нынешнюю Эстонию, но и здесь не сложилось. Они получили скоординированный удар от Дании и России. Причем Иван Грозный нанял капитана Карла Роде, который пришел на Балтику с одним кораблем. Вскоре отважный капитан за счет трофейных кораблей создал эскадру в семь вымпелов. Совместное давление вынудило шведов заплатить Дании контрибуцию. Иван Грозный стал получать со Швеции дань.

Это в прошлом, сейчас шведские полки смело проходили мимо пустующей крепости. Вообще-то крепость Мерокер не пустовала. В бойницах иногда мелькали лица, крепостные ворота были закрыты изнутри. Кого волнуют такие мелочи? Пушек не видно, из бойниц не стреляют, значит, крепость не представляет опасности. Двенадцать шведских полков спешили спуститься в долину Сейнефьелль. В Норвегии только одна дорога, которая начинается в Осло и заканчивается в Киркинесе. В данный момент Киркинес уже русский, а Кристиания^[108] — датский город. Но дорога все равно одна. После выхода на нее один полк повернет на север, остальные пойдут на юг.

По планам штабных офицеров, война окончится через месяц. Одиннадцать полков идут на юг не для штурма крепостей или битвы с норвежской армией. Задача этих полков — блокировать Кристианию и создать угрозу высадки десанта на полуостров Ютландия. Со стороны Северного моря Дания совершенно беззащитна. Еще восемь полков встанут напротив датских крепостей.

На всякий случай, если Дания рискнет объявить войну Швеции. Самый сложный вопрос — это Россия. Потому король дал карт-бланш специальному посланнику в Петербурге.

— Вы обязаны любой ценой удержать Россию от войны с нами.

— Что значит «любой ценой»? Русские могут просто потребовать вывода наших войск.

— Предложите выплату контрибуции или передачу русским северной Норвегии.

— Русские хорошо понимают, что мы не в состоянии им противостоять.

— Граф Алексеев где-то далеко. Или в Индии, или в Китае.

— Ваше величество, в России много адмиралов, а новые броненосцы легко пройдут в Стокгольм.

От этих слов король вздрогнул. Он никогда не забудет, как броненосцы графа Алексеева расстреливали его дворец. Невозможно забыть тот страх, когда король с горсткой верных людей бежал из Стокгольма.

С каким ужасом и горечью он смотрел на пепелище, которое осталось от Шеллефтео. Город, куда стекалось золото и серебро окрестных рудников, перестал существовать! Как и перестала существовать его личная гвардия. Четыре гвардейских полка исчезли из списков Шведской армии. Их знамена висят тряпками в соборе Петра и Павла. Русские пополнили коллекцию трофейных знамен шведской армии. Теперь рядом с трофейными знаменами Карла XII и Селима III висят знамена его полков. В той короткой и постыдной войне русские взяли в плен половину его армии. Причем большая часть полков не смогла оказать сопротивления. Он сам едва не лишился трона.

Здесь как нельзя кстати оказалась дружеская помощь графа Алексеева. Он первый протянул руку помощи, помог с продовольствием и деньгами. Даже оказал содействие послу в покупке русских линейных кораблей. В той войне Швеция потеряла весь свой флот, а дубовые леса были вырублены еще при Карле XII. Сейчас в стране не найти ни одного дубового дерева. К счастью, русские решили продать весь свой парусный флот. В те дни в Петербург съехались адмиралы всей Европы. Все при деньгах, все готовы отсыпать звонкое золото. Даже поляки захотели купить корабли. Однако граф Алексеев откликнулся на просьбу шведского посла, купил корабли за свои деньги и передал их Швеции. Конечно, граф получил все деньги обратно, с процентами, как договаривались. Нет, воевать с Россией нельзя, ни в коем случае. Второй раз подобную глупость он не повторит.

Малый совет уже традиционно собирался в кабинете Екатерины. Произошли небольшие дополнения. В совете стал принимать участие Павел, чья коронация назначена на следующий год. Появились две новые фигуры: председатель Сената Михаил Михайлович Алексеев и председатель думского собрания Степан Савельевич Тихонов. Последний все еще смущался в присутствии знатных особ. Однако малый совет уже оценил его таланты. До избрания в Думу Степан Савельевич работал управляющим у купчихи Аграфены Фоминичны Сазоновой, занимался скупкой зерна и был широко известен среди поместных дворян и купцов. Бывший крепостной крестьянин оказался речист и изворотлив умом. Его твердая рука четко вела Думу по нужному руслу. Все это не могло оказаться незамеченным. Вскоре Степан Савельевич Тихонов стал постоянным членом малого совета. Говорил он редко, но если говорил, то его слова всегда были взвешенными и полезными.

На этот раз предстояло обсудить несколько серьезных вопросов. На первом месте стояла война между Швецией и Норвегией. Заседание малого совета открыла Екатерина:

— Господа, неофициальная информация, которую мы получили из Алексеевска, подтвердилась.

— Кто подтвердил? — уточнил Елагин.

— Наш посол в Стокгольме отправил депешу с паровым буксиром.

— Сколько времени буксир добирался из Стокгольма в Петербург?

— Меньше суток.

— Мы имеем прямые новости из Норвегии? — поинтересовался Румянцев.

— Прямых новостей нет, — ответил Михаил Михайлович. — Сегодня я разговаривал с людьми графа Алексеева. Они говорят, все по плану.

— Что значит «по плану»? Это война, и планы пятилетней давности противник может полностью опрокинуть.

— Сегодня я получил телеграмму из Сергиевска, — начал Потемкин. — Мой управляющий подтверждает спокойствие в Норвегии.

— Разве ваши серебряные рудники связаны с Норвегией?

— Все проще. В Ботническом заливе работают два траулера. Они обеспечивают рыбой наш берег и прииски Шеллефтео.

— Ну и что? Откуда информация?

— На шведской стороне рыбой торгуют люди адмирала Хаки Котлу. У них самая достоверная информация.

— Все это пустые слова, — вставил Румянцев. — Шведы спокойно вводят на территорию Норвегии двадцатитысячную армию.

— Адмиралу есть, чем ответить.

— Чем? У него семитысячная армия, из которой пять тысяч татарской кавалерии.

— Румянцев прав, татары привыкли воевать в степи, а там лес и горы.

— Итак, как союзники Дании мы объявляем войну Швеции. Какие планы у Генерального штаба?

— Ничего нового придумать невозможно, граф Алексеев показал всем самый простой и надежный способ достижения победы.

— Шведы сделали надлежащие выводы. Форты Стокгольма усилены артиллерией.

— Артиллерию можно усиливать до бесконечности, только пушки не могут пробить борта наших броненосцев.

— Король Швеции это прекрасно понимает. Должен принять дополнительные меры.

— На сегодняшний день нет ничего, что может остановить прорыв броненосцев.

— Он снова пошел ва-банк. В столице остался только один гвардейский полк.

— Договорились, ждем официального посланника короля.

Второй вопрос был не менее серьезным.

Екатерина подала знак лакею. Через минуту в кабинет вошли несколько фотографов. Новое изобретение графа Алексеева мгновенно обрело множество поклонников. Фотографироваться стало модно. Во всех домах наряду с картинами появились фотографические портреты. Фотографии рассылались друзьям и знакомым. Тем более что в продаже появились специальные конверты с плотной картонной вставкой, что исключало повреждениеe снимка во время пересылки. Сами фотоаппараты были очень дороги и продавались в ювелирных магазинах. Появились и специальные магазины, где можно было купить стеклянные рамки со светочувствительным покрытием. Туда же отдавали отснятые рамки, и там же заказывали готовые снимки.

Однако наибольшей популярностью пользовались фотографы, особенно выпускники специального курса из Тулы. Эти умельцы делали великолепные снимки и даже раскрашивали их по желанию заказчика. Мода мгновенно перекинулась в Европу. Русские фотографы обосновались во всех крупных европейских городах. Запись в фотоателье производилась за несколько месяцев вперед. Торжественные мероприятия королевских домов по времени согласовывались с возможностями фотографов. Люди с фотокамерами разъехались по всему миру. Как-то незаметно фотографии появились и в газетах. Причем только в русских. Технология изготовления клише фотоснимка европейским издателям не давалась.

В российских газетах появились фоторепортажи из Африки и Америки. Со страниц улыбались довольные землевладельцы из долины реки Вааль. Плантаторы Восточной Африки показывали рукой на стену сахарного тростника. Печатались портреты счастливых исследователей, которые нашли золотые прииски или залежи драгоценных камней. Результат всех этих репортажей и фотографий вполне предсказуем. Количество желающих уехать в далекие страны росло с неимоверной скоростью. Тем более что корабли графа Алексеева таких людей перевозили без взимания платы. Обратной стороной такого стремления стало уменьшение безземельных дворян в гвардии. Если раньше гвардия сплошь от рядового до полковника состояла из дворян, то сейчас дворяне остались только на офицерских постах.

Сегодняшний визит фотографов оговорили заранее. Среди них были как представители различных газет, так и мастера фотостудии. Выделенное время окончилось фотографы с низкими поклонами вышли из кабинета императрицы.

— Надо решить вопрос с размещение императора Маньчжурии, — начал Муравьев.

— Полагаю, что «Маньчжурскую деревню» строить рано, — ответил Потемкин. — Держать его как пленника мы не будем.

— Но выпускать его из России нельзя, — воскликнула Екатерина.

— Через год, когда он у нас освоиться, отвезем его в Бессарабию, в Крым и на Кавказ, — предложил Степан Савельевич.

— Дельное предложение, — заметил Елагин. — Пусть себе выберет место и спокойно живет.

— Дума предложит ему денежное содержание на уровне великого князя.

— Пусть будет так.

— Граф Алексеев вскоре женится.

Слова Степана Савельевича Тихонова ошеломили всех.

— Как женится? На ком? Когда он успел? Он же в Китае? Откуда такие сведения?

— Мне сообщил земляк, депутат от Тамбовской губернии. Граф прислал письма своим родственникам.

— Кто же сумел окрутить «золотого» юношу?

— Некто Наина Махабхарата Салар Джангом, индийская принцесса, дочь царя Голконда.

— За ней большое приданое?

— Про то не ведаю, только алмаз в скипетре императрицы найден в землях того царя.

Екатерина задумалась. Да, у нее в скипетре самый крупный алмаз в мире. Алмаз Кохинор, что вставлен в чалму шахиншаха Персии, в два раза меньше.

Сватовство графа Алексеева выходило за рамки обычного семейного дела. Этот брак касался не только самого графа, он давал России повод для активного вмешательства в индийские дела. Екатерина сориентировалась первой:

— Григорий, вели своим советникам детальнее разобраться в индийских делах. Сейчас ничего решать не будем. Панин, — продолжила императрица, — разберись с послами. Кто с кем воюет, какие земли и каких царей уже захвачены.

— Муравьев, разберись с Растрелли, дворец графа должен быть готов до его приезда.

— Дворец на Екатерининском канале уже готов, — заявил Павел. — Я там был и осмотрел убранство.

— Понравилось?

— Шикарно! Позолоты мало, зато много тонкой, просто ювелирной работы.

— Хорошо бы на слонов посмотреть, — неожиданно вставил Елагин.

— Отпиши письмо Сергею Николаевичу — он тебе весь остров слонами заселит.

Все засмеялись шутке. Почему не пошутить, если хорошее настроение?

Подъем русского флага на Цейлоне и юго-востоке Африки резко повысил влияние Петербурга в европейских делах. Англия, Голландия, Португалия и Франция неожиданно для себя оказались в зависимом положении. Если голландская Ост-Индская компания просто зарегистрировалась в России и продолжила свою деятельность под новой крышей, то остальным пришлось сложнее. Промежуточные базы нужны всем. Знаете ли, напрягает, когда перед тобой стоит негр или индус в форме русского чиновника. Причем этот чиновник говорит только по-русски и требует неукоснительного выполнения местных правил.

— У кого можно узнать детали индийских дел графа? — поинтересовался Потемкин.

— Это я могу сделать, — ответил Степан Савельевич. — Пошлю доверенного человека в Нижний Новгород.

— Почему в Нижний Новгород?

— Там главная контора всех предприятий его сиятельства, там и его доверенный управляющий.

— Вот что, голубчик, — вступил в разговор Михаил Михайлович. — Съезди-ка сам.

— Дело важное, — добавил Потемкин. — Не все можно доверить чужим ушам.

Договорились, что до отъезда думского головы каждый подготовит перечень интересующих вопросов.

Дальше активность участников совета заметно упала. Головы присутствующих были все еще заняты мыслями об индийских перспективах. Оживление создал только Степан Савельевич:

— Когда внесем на обсуждение закон об уравнивании в правах?

— Что это за закон? — встрепенулась Екатерина.

— Отмена сословий.

— Какая отмена сословий? Вы хотите меня поставить вровень с мужиком?!!

— Царь есть помазанник Божий, — вставил Павел. — Дворяне — лучшие люди государства. Нельзя всех стричь под одну гребенку!

— Отмена сословий реально ничего не изменит, — заметил председатель Сената. — Дворяне останутся дворянами.

— В чем же смысл предлагаемого закона?

— России нужны люди. Степи от Каспийского моря Иркутска не знают плуга.

- Вы хотите переманить всех крестьян Европы? — вскочил Панин.

— Всех не сманим, — заметил Степан Савельевич, — но на вольные хлеба подадутся многие.

— Проблем не оберемся, и так многие монархи на нас косо смотрят.

— Чего на нас коситься, у нас нет революций, никто дворянам головы не рубит.

Павел поджал губы и встал:

— Хорошо, тогда я требую еще одного закона. Любой спасающийся от преследования дворянин получает в России помощь.

— Какую же помощь предлагает ваше императорское высочество?

— Если мы заинтересованы в заселении пустующих земель, то должны предложить дворянам земельные наделы.

— А что! Дельное предложение. Казне ничего не стоит, но дворян приманит. Они приедут не только с детьми, но и со своим имуществом.

Приступили к обсуждению основных параметров нового закона. Законотворческие комиссии потом все доработают и отшлифуют.

Екатерина подошла к окну. По Неве в клубах дыма и брызгах от палиц гребных колес сновали многочисленные буксиры.

— До возвращения графа Алексеева надо придумать ему награду.

— За взятие Маньчжурии дадим орден. По слухам, к твоей короне присоединены весьма богатые земли.

— Россия торгует своими шелками и фарфором, никогда бы не поверил, — вставил Муравьев.

— Я хотела напомнить о несостоявшемся наводнении, защитная дамба — целиком его заслуга.

Проект защиты Петербурга от наводнений, который предложил граф Алексеев, был одобрен Академией наук. Правда, обсуждение прошло с продолжительными спорами. Далеко не все соглашались с тем, что приливная вода идет со стороны моря. Было достаточно ученых, которые буквально с пеной у рта доказывали обратное. Они считали виновником наводнений Ладожское озеро. Соответственно, дамба у Кронштадта, по их мнению, только ухудшит положение города. Во время дебатов Сергей не мог привести факты из двадцатого века, поэтому пришлось идти на откровенный подлог.

Получив одобрение своего проекта, Сергей все переложил на плечи своего управленческого и инженерного персонала. Они в свою очередь с задачей справились просто блестяще. Для начала сумели заключить очень выгодный договор, по которому казна вообще ничего не платила. Банк графа Алексеева получал в собственность значительные земли вокруг Петербурга, Москвы и многих других городов. Правительство с этим легко согласилось: денег платить не надо, вот и хорошо. Само строительство завершили в два года. Четыре линии ряжевой дамбы разделили воды Невы на три русла. В результате Невская губа получила центральное русло и два прибрежных, северное и южное. Дамба с севера на юг через Кронштадт с воротами шлюзов. На дамбах поставили водооткачивающие ветряки, которые начали осушать два огромных участка бывшей Невской губы. Ничего нового или оригинального, просто копия того, что достаточно давно сделали голландцы в Амстердаме.

Было достаточно много сомнений в правильности идеи графа Алексеева. После завершения строительства количество таких людей даже возросло. Дело в том, что с окончанием работ на морской части дамбы уровень воды в Неве несколько поднялся. Люди начали опасаться нового наводнения и не хотели слушать объяснений. Хотя граф Алексеев заранее предупреждал об этом эффекте. Нева начинает самостоятельно промывать и углублять новое русло. За шесть месяцев река промыла новое русло до глубин в пятнадцать метров. Порт получил прямой, глубоководный канал для кораблей. Люди успокоились после того, как уровень воды в реке упал до обычной отметки. Само наводнение жители города не заметили. Была ненастная погода, сильный ветер и дождь, но и только. Зато Жители Кронштадта были близки к панике. Уровень воды с морской стороны дамбы поднялся почти на четыре метра. Мозговой центр графа Алексеева не отказал себе в удовольствии провести акт саморекламы. По городу расставили красные столбики, показывающие любому жителю, что его ждало в случае отсутствия дамбы.

Красный столбик стоял у парадного въезда в Зимний дворец. Екатерина ежедневно видела молчаливое напоминание о заслугах графа Алексеева.

— Здесь надо хорошо подумать, — заговорил Потемкин. — Сергей Николаевич не тот человек, которого можно просто одарить деньгами.

— Он родом из Тамбовской губернии, — начал Павел. — Предлагаю поставить в Тамбове статую Екатерины II.

— Почему мою статую? Памятник в его честь, и ваять надо его.

— Нет, ваше императорское величество, — возразил Павел. — Вы графа плохо знаете. Должны быть вы со словами благодарности.

— Наследник прав, — заметил Потемкин. — Это предложение мне нравится.

Екатерина хмыкнула, но промолчала. Пусть будет так.

— На сегодня обсуждение вопросов закончено.

— Я решил изменить маршрут своего путешествия, неожиданно заявил Павел.

— Что еще придумал? — строго спросила Екатерина.

— Сначала отправлюсь в Индию. После встречи с графом совершим свадебное путешествие в Петербург.

По большому счету всем было безразлично. За Павла волновалась только мать.

Наследник престола так и не обзавелся друзьями и соратниками. К своему совершеннолетию он получил от графа Алексеева достойный наследника престола подарок — океанскую яхту. Фактически — совсем не маленький пассажирский лайнер, который специально спроектировали и построили для Павла. Специально для Павла — это отнюдь не только интерьер под вкусы цесаревича. Невысокий щупленький юноша в своих покоях предпочитал лежать. Он лежа завтракал и обедал, лежа читал книги или мечтал. Главной особенностью жизни наследника престола было одиночество.

Неприязнь к матери и окружающим ее людям, усиленная ненавистью к убийцам отца, вот главная причина одиночества цесаревича. Павел не скрывал своего отношения к этим людям. Как следствие, придворная знать его сторонилась. У Павла не было друзей, не было единомышленников и соратников. Соответственно, и океанская яхта строилась в расчете на его одиночество. Апартаменты для гостей были, но именно для гостей, а не для компаньонов или друзей. Яхта строилась для одного человека, вернее, для одинокой супружеской пары.

Когда Евстафий Петрович Боголюбов приехал в Павловск и попросил аудиенции, Павел незамедлительно принял главного строителя Сясьской верфи. Наследник много раз был в Сясь. Ему нравился этот город. Его самолюбию льстило отношение жителей, которые построили для него Царский флигель рядом с дворцом графа Алексеева. Построили сами, без указаний со стороны графа. Да и «флигель» — это только название. На самом деле это был настоящий дворец.

— Зачем пожаловал? — встретил неожиданного гостя Павел.

— Требуется согласовать с вашим высочеством некоторые детали, — ответил гость.

— Какие еще детали, о чем ты?

— Так по указанию его сиятельства мы вам подарок делаем.

— Спасибо. Что ты хочешь согласовать?

— Так подарок — это царская яхта. Мы хотим угодить отделкой и мебелью.

— Яхта! Большая?

— Полноценный лайнер для плавания по океанам.

— Почему решили яхту подарить?

— Так его сиятельство говорил, что ты с молодой женой по заграницам поедешь.

Павел откровенно удивился. Он никуда не собирался ехать и разговоров о своей свадьбе никогда не слышал.

Почему бы и нет! Коронацию можно перенести на следующий год. Потемкин с Сенатом и Думой отняли последние бразды правления. Сейчас нет никакого смысла спешить к трону.

— Когда сможешь показать свой подарок?

— Это подарок его сиятельства графа Алексеева. А поехать можем в любое время, паровоз с царским вагоном стоит на вокзале.

Павел не стал откладывать поездку и вечером уже ночевал в Царском флигеле. Лайнер ему понравился, стремительные обводы корпуса обещали высокую скорость. То, что внутри были только голые переборки, наследника ничуть не смутило. Наоборот, он с головой окунулся в создание желаемого для себя интерьера: метался по верфи с утра до вечера, часами обсуждал детали с резчиками и мебельщиками, перебирал на складах тюки с различной тканью, выискивал для себя ковры и гобелены объяснял художникам, с какими мифическими или христианскими сюжетами требуются картины. Во время ходовых испытаний он совал нос во все уголки своего корабля.

Когда яхта «Золотая принцесса» ошвартовалась на Дворцовой набережной, Павел гордо спустился на брусчатку. Он чувствовал свою причастность к созданию этой красавицы. Единственное, о чем наследник не знал, так это о заложенном в конструкцию яхты секрете. Заводы графа Алексеева испытали и отработали идею гребных винтов. Верфь построила серию кораблей с бронированным корпусом и казематным расположением пушек. Двухвинтовые корабли можно было квалифицировать как крейсеры. Настоящие крейсеры, конструктивно близкие к кораблям конца девятнадцатого века. Вся серия под покровом ночи тихо и незаметно проскользнула мимо Петербурга. Так же незаметно прошла мимо Копенгагена и поступила в распоряжение адмирала Хаки Котлу.

Никто не сомневался, что Швеция начнет войну с Норвегией. Уже отчетливо пахло порохом. Задержка произошла по вине самого графа Алексеева. Он слишком качественно разграбил Стокгольм и другие шведские города. Для воссоздания и вооружения армии потребовалось много времени. В войне Швеция обязательно использует свой флот и получит наглядный урок от новых крейсеров. Появление паровых кораблей новой конструкции привлечет внимание Европы. Для чего и задумана обманка, заложенная в конструкцию яхты «Золотая прнцесса». Сама идея гребного винта не оригинальна и не нова. Только воплотить ее в жизнь совсем не просто.

Выход гребного вала через корпус судна проходит через специальное устройство, которое называется дейдвуд^[109]. Задачей дейдвуда является обеспечение герметичности корпуса при любых режимах работы гребного вала. Одновременно дейдвуд является опорным подшипником. По сути, это сложная и высокоточная инженерная конструкция. Повреждение или некачественная сборка приведут к гибели судна, что, между прочим, случается и в двадцать первом веке. Сергей хорошо знал устройство дейдвуда. Тем не менее, прежде чем начать строительство судов с гребным винтом, потребовался год натурных испытаний.

Так вот, на яхте «Золотая принцесса» дейдвуды и валолинии уже были. Во время войны со Швецией крейсеры покажут новые возможности боевых кораблей. В Европе возникнет спрос на корабли с гребными винтами. В то же время Сясьская верфь в короткое время переделает царскую яхту. Это послужит побудительным импульсом для Европы, спровоцирует других на аналогичные действия. Только переделать колесный пароход невозможно, быстрее и дешевле построить новый. Колесных пароходов на экспорт сделано уже много. Большинство из них переоборудованы в военные корабли. Поддавшись на провокацию, европейцы впустую потратят и время, и деньги, что является целью затеянной провокации.

Тимофей посмотрел на часы. Пора было спускаться на первый этаж. Между главным зданием управления компаниями графа Алексеева и главным зданием управления банками находился очень хороший ресторан. В этом ресторане он ежедневно встречался с управлявшим банками. Иногда обед растягивался на несколько часов, когда приходилось обсуждать слишком много взаимосвязанных вопросов. На сегодня тоже хватало тем. Вот телеграмма от адмирала Хаки Котлу. Генеральный управляющий вошел в кабинет, где они всегда обедали. Иосиф Аврумович сидел за столом — управляющий банками всегда приходил раньше и уходил позже. Дело было не в его кулинарных пристрастиях, а в непонятном желании за едой работать с документами.

— Снова ложкой переворачиваешь банковские отчеты? — пошутил Тимофей.

— Сколько раз тебе говорить, усваивать информацию за едой легче. Работа мозга напрямую зависит от работы желудка.

— Прочитай сообщение от адмирала, желудок начнет лучше работать.

Иосиф Аврумович взял переписанный с телеграфной ленты текст. Адмирал Хаки Котлу сообщал, что шведская армия разбита. В сражении у входа в долину Лиллефьельд взято в плен семь с половиной тысяч солдат, пять генералов и более двух сотен офицеров. Для перехода в наступление адмиралу потребуется три недели.

Иосиф Аврумович вернул бумагу и следом протянул свою.

— Вспомни, как мы раньше работали без телеграфа и пишущих машинок.

— Не говори! Не представляю, как без телеграфа я смог бы управиться со своими делами.

— Зато сколько бумаг прибавилось? Ты обратил внимание на целый зал, где с утра до вечера трещат пишущие машинки?

— Правильно, так и должно быть.

— Почему так и должно быть? Раньше писарей было намного меньше.

Далеко не каждый может аккуратно и разборчиво писать. А здесь сел за машинку и барабань пальцами.

— Поэтому у тебя штат на пишущих машинках за сотню человек перешел?

— Не ворчи, Иосиф Аврумович. Сам понимаешь, что благодаря пишущим машинкам мы намного улучшили учет.

— Верно, не только учет, я тут проанализировал доходность и пришел к неожиданному выводу.

— Нашел незаметный золотой ручеек?

— Реку, Тимофей, золотую реку с золотыми рыбками. Самую большую прибыль приносит продажа пороха.

— Нового или старого?

— Ты что такое говоришь? Нитропорох хозяин запретил продавать.

С проблемой пороха Сергей столкнулся в первые дни своей новой жизни. Любые разговоры на тему пропорций пороха изначально полная муть. В России соотношение 40-30-30, в Англии 75-15-10. Причина проста — соотношение зависело от природных качеств селитры, серы и угля. Никто не делал химических анализов и первичной переработки сырья. Что в природе было, то и брали. Никого не интересовала теория горения.

История появления пороха и огнестрельного оружия покрыта мраком времени. После развала «Империи незаходящего солнца», англичане бросились в другую крайность. Они начали доказывать миру, что были первыми. Всегда, везде и во всем. Кто-то из английских историков уткнулся на древнюю бумагу, где описывался случай взрыва в алхимической лаборатории. Незамедлительно сделали соответствующие выводы. Началась шумная кампания, утверждалось, что данный алхимик в 1386 году изобрел порох, а после случайного взрыва изобрел пушку.

Когда шумиха достигла апогея, голландцы опубликовали выписку из книги магистрата города Гент. В книге указывалось, что в 1313 году магистрат после испытаний установил на городскую стену пушку. Первыми были голландцы? Да никогда и ни за что! Англичане быстро доказали, что дата 1313 больше напоминает 1393, а слово «мортира» в то время означало один из видов баллист. Для завершения пустопорожней болтовни голландцы опубликовали перечень военного снаряжения, который был в 1323 году у армии Нидерландов во время штурма крепости Мец. Среди прочего там указаны и порох, и пушки. Дабы больше не ввязываться в никчемный спор, добавили бумагу, датированную 1326 годом. Согласно с таможенными записями в том году оружейники Брюсселя продали англичанам две пушки. А Брюссель для Нидерландов то же самое, что Тула для России.

Примитивный порох имеет одну особенность — он не может долго храниться. Если засыпать порох в бочку, то через месяц все составные части самопроизвольно расслоятся. Тяжелое осядет вниз, легкое поднимется наверх. Точно так же,как делится перемешанный с водой керосин. В пороховых погребах хранили не порох, а его компоненты. Должность «квартирмейстер» связана не с поисками квартир, а с дозированием пороховой смеси мерными стаканами «квартирами». Порох делали не на пороховых заводах, а непосредственно перед его применением. Пороховые заводы Ивана Грозного имеют такое отношение к изготовлению пороха, как конезаводы к изготовлению скакунов.

Столкнувшись с проблемой примитивного пороха, Сергей первоначально только добавлял катализатор. В природе много минеральных веществ, которые при горении выделяют кислород. Тот же марганец, который широко используется в металлургии. Опыты дали хороший результат. Второй раз он вспомнил про порох, стоя рядом с угольной шахтой. Любой знает, что антрацитовая пыль может рвануть не хуже взрывчатки.

— Зачем нам это? — пытался протестовать Тимофей. — Порох у нас никто не купит.

— Почему ты так уверен?

— В каждом полку есть квартирмейстер, зачем казне тратиться на наш порох, если квартирмейстер его сделает бесплатно?

Сергей не стал попусту спорить. Кроме общеизвестных компонентов, ружейный порох гранулируют, а пушечный делают в виде «макаронин». В этом заключался великий смысл. Готовый пороховой заряд должен содержать достаточно воздуха. Наличие воздуха позволяет пороху полностью сгореть, что улучшит динамику выстрела.

Для склеивания лучше всего подходит камфорное масло. После опытов по подбору надлежащего соотношения всех исходных компонентов Сергей изготовил первую партию ружейного и пушечного пороха. Для «проталкивания» новшества, снова выбрал своего двоюродного дядю. Михаил Михайлович Алексеев был на короткой ноге с губернатором Тульской губернии.

— Михаил Михайлович, не хотите ли испытать новый порох? — выбрав подходящий момент, спросил Сергей.

— Во как? Неужто решился порох изобрести?

— Уже сделал, на несколько выстрелов.

— Коли так, пошли в сад, проверим Сергей зарядил пистолет и предложил Михаилу Михайловичу выстрелить. Ветеран Прусской войны сразу оценил результат. После выстрела перед ним не встал стеной черный дым.

— Молодец Сергей, знатный порох!

— Это не все, смотрите.

Сергей опустил мешочек с порохом в стоящее рядом ведро с водой. В обычном варианте для пороха это конец. Селитра очень гигроскопична и во влажном состоянии становится обычным удобрением. Зарядив пистолет мокрым мешочком, Сергей протянул оружие дяде. Снова раздался выстрел с небольшим облачком голубоватого дыма.

Михаил Михайлович, как и рассчитывал Сергей, в тот же день навестил губернатора. Испытания нового пороха проходили под личным контролем губернатора Тульской губернии. Определяли разницу в мощности пороховых зарядов, весовые характеристики и многое другое, что интересно только сугубо военным людям. Специальным разделом испытаний было определение времени намокания пороха. Как долго масляная глазурь будет защищать порох от намокания. Губернатор отправил рапорт в Петербург задолго до окончания испытаний. Военная комиссия во главе с генералом Белозеровым испытывала порох долго и придирчиво. Если бы Сергей в прошлом сам не был бы военным, то наверняка не раз сорвался бы и нагрубил.

Испытания ставят перед собой задачу — проверить новое изделие в самых невероятных условиях. Тем не менее жизнь раз за разом преподносит сюрпризы. У одного из друзей Сергея как-то случилась подобная нелепица. Корабль стоял на ремонте. Рабочие проверяли замки пусковой установки зенитных ракет. У входа в боевую рубку, как и положено, стоял часовой. Только матросу-первогодку захотелось поиграть в войну. Он вошел вовнутрь и начал играть в великого адмирала, нажимая при этом различные кнопочки. Пламя неожиданного пуска убило трех человек. Благо, что сама ракета никому не принесла вреда.

Сначала пороховые заводы работали только на русскую армию. После начала русско-турецкой войны новым порохом заинтересовались австрийцы. Через год корабли с русским порохом пошли во все страны Европы. Попытки иностранных алхимиков определить состав русского пороха ни к чему не приводили. Включения катализатора и клеящего вещества не позволяли определить состав ингредиентов. Отсутствие теоретической базы исключало проведение нормального химического анализа. Кстати, успех тамбовской химической лаборатории по созданию взрывчатки связан в первую очередь с объяснением сути процесса взрыва. Что такое взрыв? Это химическая реакция окисления, ничем не отличающаяся от коррозии любимого автомобиля. Для успеха требуется добавить ускоряющие процесс компоненты, вот и все.

Тимофей прочитал распечатку телеграфного сообщения и присвистнул. Посол Швеции в Петербурге подтверждал получение денег в сумме двести тысяч крон.

— Двести тысяч крон — это много. Ты знаешь, зачем эти деньги?

— Тебя хотел спросить. Ко мне поступает информация только по деньгам. Сообщения из посольств поступают в твой департамент.

Тимофей начал вспоминать просмотренную переписку чужих посольств. Далеко не факт, что интересующее их сообщение было у него на столе.

— Не напрягайся, вернешься в кабинет и прикажешь принести папку с телеграммами из шведского посольства.

— Уже вспомнил, король хочет заказать два броненосца с предоплатой в день подписания контракта.

— Надо поспешить, иначе деньги пропадут.

— У нас две недели, успеем забрать деньги в свой банк.

— Ты придумал свадебный подарок для хозяина?

— Заказал своим ребятам в Персии.

— Ковры?

— Какие ковры? У хозяина дворцов не хватает для всех ковров.

— Что же можно найти в Персии?

— Уже нашли, намедни получил телеграмму. Они купили три десятка особых картин местного художника Резайи-Аббаси.

— Хозяин собирает только старые картины.

— Так и эти написаны триста лет назад.

— Ты сказал, что картины особые. В чем особенность?

— Пишут, что особая бумага покрыта золотом. Сама картина писана по золоту.

— На картинах пейзажи?

— Все три десятка — одни портреты. Ребята обегали весь Исфаган и Тегеран. Ну а ты что придумал?

— Мне фантазии не хватает. Заказал у француза Фальконе кабинетную композицию.

— Во как! После создания Медного всадника он у нас в фаворе, дорого берет.

— Денег не жалко. Кабы не хозяин, я до сих пор сидел бы в Москве менялой.

— Только не плачься, ты пришел работать совсем не бедным.

— Я не говорю, что был бедным. Я говорю, что сейчас имею больше императрицы.

— Ладно, ладно. Статую Фальконе поставишь посреди Тулы?

— Тебе же сказано, что заказал кабинетную композицию. Группа татарских всадников скачет с саблями наголо.

Сам придумал?

— Ничего я не придумал. Это твой рассказ, как на хозяина напали татары, а он их всех взял в плен.

— Было такое, один против пятерых. Всех побил и повязал, сам без единой царапины.

Постепенно разговор перешел в деловое русло. Слишком много различных производственных вопросов, финансово-промышленная империя графа Алексеева росла и крепла.

Создание телеграфа и распространение телеграфной связи по всей Европе открыло новые возможности. Это не только возможность оперативной связи, но и то, что сегодня называют шпионажем. Телеграфист из посольства, банка или дворца связывается со своим адресатом и передает сообщение. Он знает, что на коммутационном узле сидят проверенные люди, которые гарантируют конфиденциальность линии. В принципе, так оно и есть, ибо никто и не догадывается о технической изюминке, заложенной в устройство по автоматическому подсчету услуг связи. Сообщения некоторых линий автоматом уходят в аналитический центр.

Сам центр расположен в Нижнем Новгороде. Аналитики сортируют поступающую информацию и передают ее своим начальникам. Самая важная информация уходит наверх, финансы — к Иосифу Аврумовичу, политика и экономика — к Тимофею. Сегодня этим никого не удивишь. В наши дни не только читаются все сообщения e-mail, но и проверяется содержание любого компьютера. И чем сложнее защита, тем быстрее проверят компьютер. Достаточно понаблюдать за своим модемом и винчестером. Несанкционированный вход будет замечен очень быстро. Много программ, которые изначально держат открытой входную дверь. Не для всех, только для заинтересованных лиц.

Варфоломей Сидорович придирчиво осматривал конвейер. Он потратил три года на проблему под названием «электролампочка». И вот сегодня пуск первого конвейера. Нет, это будут не первые лампочки. Новый вид освещения уже установлен во всех офисах и цехах. Лампочки горят во всех дворцах графа Алексеева. Электроосвещение установлено в Зимнем дворце, Сенате и Думе. Прожекторы появились на каждом броненосце. Но везде стоят лампочки опытного производства, а это конвейер.

— Запускай, — генеральный конструктор махнул рукой.

Как быстро все меняется. Прошло всего семь лет, а он уже даже не знает имен всех директоров заводов. Сегодня кажутся смешными его потуги сделать примитивный паровой двигатель. Вон Нижегородский механический завод ежемесячно выдает по сотне паровых машин. В том числе трехцилиндровые красавцы с тройным расширением пара.

Варфоломей Сидорович повернулся к своей свите. Все грамотные инженеры и талантливые конструкторы. Самые лучшие специалисты России или Европы считают великой удачей получить место в конструкторском бюро графа Алексеева. Вот и сейчас почти четверть специалистов работает над новой задачей. Отправляясь в очередной заокеанский поход, хозяин сказал:

— Как только решишь проблему с электрическими лампочками, начинай создавать паровую турбину.

— Паровую… чего?

— Турбину. Генератор проще вращать от турбины. Выгоднее и экономически, и технически.

— Ты бы, Сергей, подробнее объяснил свою задумку. Граф Алексеев сел за стол и принялся рисовать эскизы. За годы совместной работы Варфоломей Сидорович привык к неожиданным, порой парадоксальным предложениям хозяина. При всей кажущейся на первый взгляд нелепице, идеи хозяина всегда оказывались правильными.

Их знакомство началось с того, что Варфоломей Сидорович прогорел. Пытаясь сделать паровую машину, он не вернул вовремя кредит, и его завод ушел с молотка. Покупателем оказался молодой дворянин Алексеев. Причем новый хозяин в два дня решил проблему паровой машины. Вскоре он вывел завод в лидеры производства. У них было много споров и несогласий, и Алексеев в конечном итоге всегда оказывался прав. Взять те же казеннозарядные пушки и ружья. Сначала Варфоломей Сидорович провел хозяина по тульским заводам и показал брошенные во дворах казеннозарядные пушки. Половина этих пушек были нарезными.

Тогда хозяин очень удивился, и директор завода решил, что убедил молодого дворянина в бесперспективности казеннозарядного и нарезного оружия. И в Европе, и в России первые пушки делали казеннозарядными. Сначала кузнецы изготавливали трубу, потом делали поршневой затвор. Это было неудобно, поршневой затвор или казенная часть орудия быстро прогорали, и пушке требовался ремонт. Так продолжалось более ста лет, пока металлурги не освоили литье. Болванку ставили на станок и рассверливали дульную часть. Так появилась идея нарезного оружия. Испытания показали, что с нарезным стволом ядро или пуля летят дальше и точнее.

Однако кажущиеся плюсы перевешивались явными Минусами. Пушки не стреляли в конкретную цель. Выстрел был настильным, после чего ядро с рикошетами от земли выкашивало вражеские ряды. У нарезных пушек ядро шло без рикошета и зарывалось в землю. С нарезными ружьями было еще хуже. Пулю приходилось забивать в ствол, что часто приводило к переуплотнению пороха или излишнему зазору. И в том, и в другом вариантах после выстрела пуля оставалась в стволе. Варфоломей Сидорович провел со своим хозяином «ликбез», рассказал то, что в Туле знает каждый мальчишка.

Когда фотографы закончили свои метания, настала очередь корреспондентов.

— Господин генеральный конструктор, вы сможете обеспечить электрическими лампочками всю Россию?

— Завтра не смогу, но недалек день, когда электрическая лампочка загорится в каждом доме.

— На чем основан ваш оптимизм?

— На многолетней и плодотворной работе рядом с графом Алексеевым.

— Вы хотите сказать, что электрические лампочки являются очередным изобретением его сиятельства графа Алексеева?

— Именно это я и сказал.

— Однако граф Алексеев большую часть времени проводит в морских походах.

— Наше конструкторское бюро служит для реализации его идей.

— Другими словами, граф Алексеев дает направление вашим исследованиям?

— Вы абсолютно правильно подметили основную суть.

— И мосты через Днепр и Волгу — тоже инженерная идея графа Алексеева?

— Да, его сиятельство сделал эскизный проект и отметил основные параметры несущих конструкций.

— В обществе муссируются слухи, что вы сумели соединить пишущую машинку с телеграфом. Это правда?

— В принципе, правда. Опытные образцы уже проходят обкатку в Тульском банке оружейников и Русско-американском банке.

Наконец корреспонденты оставили Варфоломея Сидоровича в покое и окружили сопровождающих его кондукторов.

Последнее время такие показательные акции становились все более частыми. Генеральный конструктор не интересовался глубинными процессами подобных мероприятий, но с общим смыслом был согласен. Хозяин владел всели газетами России, даже выкупил единственную казенную газету. Начал выпускать газеты во всех европейских странах. Основал газетное дело в Нью-Йорке, но там пока все идет слабо. Телеграфная линия туда придет через два года. Непрямая пропаганда различных предприятий графа Алексеева сразу принесла заметные плоды. Исчез дефицит рабочих рук. Квалифицированные инженеры приезжали со всей Европы. В Нижнем Новгороде, Туле и Тамбове, ученых было больше, чем в остальных странах Европы.

Варфоломей Сидорович достал из кармана два патрона. Внешне почти одинаковые, разницу заметит наметанный глаз специалиста. Хозяин изначально велел делать два вида патронов и испытывать оружие под эти патроны. Но после испытаний приказал начать изготовление винтовок и карабинов под патрон с фланцем.

— Почему? — не удержался от вопроса Варфоломей Сидорович.

— Начинаешь серийное производство в Ижевске. Строй завод на десять тысяч винтовок в месяц.

— Сергей, я спрашиваю, почему мы начинаем выпуск винтовок и карабинов под патрон с фланцем?

— Это тупиковая разработка. Такой патрон не пригож для автоматического оружия.

— Что значит «автоматическое оружие»?

— Автоматическое оружие, когда пороховые газы выбрасывают стреляную гильзу и подают в казенник новый патрон.

— Разве такое возможно? Ладно, верю, возможно. Но почему патрон не годится?

— Если кромка шире патрона, то будет перекос и автоматическую подачу заклинит.

— Хорошо, я понял. Теперь объясни, зачем нам это надо?

— Ты о чем?

— У нас два вида практически одинакового оружия. Один для патрона с фланцем и встроенный магазин…

— Другой без этого недостатка и со сменным магазином. Тебя не удивляют масштабы нового ружейного завода?

— Вообще-то да. Сто двадцать тысяч винтовок в год.

— Что случится после того, как генерал Белозеров одобрит наше оружие?

— Ясно дело, иностранцы начнут просить.

— Мы начнем продавать. У французов армия втрое больше, англичане с испанцами и австрийцами вообще огромные армии держат.

— Ты не про армии говори, а про патроны.

— Наши винтовки европейцы сделать не смогут, будут покупать у нас. А патронные заводы мы им продадим.

— На свинцовую пулю или в оболочке?

— На обычную, свинцовую. Когда европейские армии перевооружатся, я переговорю с нужными людьми, и мы сменим винтовки.

— Слишком долго объяснял. Сразу бы сказал, что хочешь всю Европу отправить по кривой дорожке.

— Ты должен понимать причину.

Варфоломей Сидорович покрутил патроны в руке и снова положил в карман. Нет, без хозяина с автоматическим оружием ничего не выйдет. Он уже догадался, что пороховые газы должны толкать поршенек. Но что дальше? Все его идеи упирались в слишком сложную конструкцию.

Взять тот же пистолет с вращающимся барабаном, который хозяин назвал «наганом». Простейшая конструкция, которую в Туле делали на заказ более ста лет назад. Однако хозяин сразу предложил идею патрона, а он об этом даже не подумал.

— О чем задумался?

К Варфоломею Сидоровичу подошел конструктор тяжелых орудий.

— Да так, о разном.

— Как продвигается решение проблемы с толстыми броневыми листами?

— Двигается понемножку.

— Новые идеи появились? А то мои пушки любой броненосец пробивают насквозь.

— Хозяин об этом еще пять лет назад говорил.

— Неужели? Что конкретно сказал?

— Говорит «извечное противостояние брони и снаряда выиграет снаряд».

— Уже выиграли.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. Завтра едем на полигон, будем испытывать броневой лист трехсотмиллиметровой толщины.

— Ничего себе! Таки сумели прокатать такой лист! Какой пушкой будем испытывать?

— Подготовили три пушки и двенадцать листов. Наконец газетчики угомонились и начали расходиться.

Варфоломей Сидорович направился к коляске. Через неделю очередная акция — пуск первого трамвая. Но его голова была занята другим, он смотрел на простую стеклянную призму. На сегодня это единственный способ определить качество плавки. Если посмотреть через призму на жидкую сталь, то получишь спектральную картинку.

Может показаться странным, но чем толще стальной лист, тем он дороже. Имя Круппа чаще всего связывают с пушками. Но Крупп никогда не изобретал оружия. Он разбогател на продаже железнодорожных колес в Америку. Неприметный промышленник из Эссена первый, кто смог отлить стальную болванку весом в одну тонну. Продолжая эксперименты, он довел вес одной болванки до шести тонн. Для металлургии это очень серьезное достижение. На Всемирную выставку в Париже, которая состоялась в 1889 году, Крупп привез слиток весом девять тонн. На специалистов этот слиток произвел гораздо большее впечатление, чем Эйфелева башня.

Однако все попытки повторить свои достижения в России привели Круппа к полному фиаско. Его технология не сработала ни в одном другом месте, кроме Эссена. Со временем разобрались, что у Круппа нет никакого изобретения. Уникальной является не только руда Урала. Из шведской руды делают отличные пилы. Швейцарская руда позволяет изготавливать хорошие пружины и ножи. Из английской руды получается прекрасное кровельное железо. Руда Эссена также обладает особыми свойствами. Многие природные качества руды за пределами понимания до сегодняшнего дня.

К середине восемнадцатого века вся Европа поняла преимущество стальных пушек. Это в первую очередь высокая скорострельность и надежность. Тем не менее продолжали отливать пушки из меди. Стальное литье не получалось: при остывании металла пушки шли трещинами. В России нашли свое решение и в середине девятнадцатого века начали выпускать девятидюймовые орудия береговой обороны со скорострельностью три выстрела в минуту. Именно такие орудия ставил на свой броненосцы граф Алексеев. Только не заморачивался с дюймами. Его заводы выпускали корабельные орудия в двести пятьдесят и триста миллиметров. Сама идея достаточно проста, ствол орудия состоит из дула и дульной втулки. Термообработка втулки обеспечивает орудию необходимые качества. Все это в конечном итоге приводит к высокой скорострельности. Что касается веса стальной заготовки, которая идет в прокатный стан для получения броневого листа, то здесь важна температура.

Генерал Тиккорсен получил неприятное сообщение, когда был уверен в скором завершении норвежской кампании. Его полки шли по долинам Норвегии, не встречая никакого сопротивления. Редкие встречи с крестьянами только убеждали в скорой победе. На шведскую армию смотрели с откровенным любопытством.

— Господин генерал, — в палатку вбежал взволнованный гонец. — Выход из ущелья в южную долину перекрыт артиллерией.

— Генерал Юргорден не знает своих обязанностей?

— Он послал на штурм вражеских позиций два полка, обратно вернулось меньше трети.

— Седлать моего коня!

Это уже серьезно, потерять два полка за одну атаку! В ситуации надо разобраться самому. Про генерала Юргордена ничего плохого не скажешь. Шведская армия давно не воевала, но служебные характеристики у командира авангарда очень хорошие.

Ширина ущелья на выходе в южную долину составляла триста метров. Далее идет затяжной склон, где внизу, на удалении четырех километров, побатарейно стояли пушки. Много пушек.

— Вы посчитали количество вражеских пушек?

— Двести пятьдесят четыре пушки.

— Пушки не имеют пехотного прикрытия. Почему вы не пустили кавалерию?

— Возьмите подзорную трубу. Перед пушками три ряда рогаток.

Генерал Тиккорсен взял подзорную трубу. Ничего не скажешь, грамотно подготовились. Простенькая защита, жерди поверх крестовин, делала батарею неприступной для кавалерии. Расстояние между линиями рогаток меньше лошадиного корпуса. Ни одна лошадь не пойдет на преодоление этого препятствия. Разобрать рогатки под картечным огнем невозможно.

— Вы пытались артиллерией сбить вражеские пушки? — генерал указал на разбитые лафеты.

— В авангарде пять пушек было. Мы находимся на пятьдесят метров выше, я пытался обстрелять противника гранатами.

— Судя по результатам, они вас сразу достали.

— Мы не успели развернуть пушки, как нас накрыл залп гранат.

— Похоже, они нас давно ждут и пристреляли свои позиции. Стройте четыре полка в штурмовые колонны.

Это был лучший вариант. Атака шеренгами замедляет движение, солдаты должны держать строй. Атака колоннами намного быстрее.

Полки выстроились в батальонные колонны и под барабанный бой скорым шагом пошли вниз. Первый залп выкосил почти четверть солдат. Через пятнадцать минут новый залп.

— Мы не успеем! Вражеские пушки стреляют слишком часто.

Генерал Тиккорсен промолчал. Да, надо давать сигнал к отступлению. Еще один залп гранатами и возле рогаток залп картечью. После чего от четырех полков останутся только разорванные сапоги. Он не успел отдать приказ. Новый залп, и солдаты побежали назад.

— Какой будет приказ?

- Отступаем! Берите под свою команду арьергард, теон становится нашим авангардом.

- В каком направлении идем?

— Выходим в среднюю долину и идем к морю. Гонца в Стокгольм. Мы ждем корабли в Олесунн-фьерде! — приказал генерал дежурному офицеру.

Не так просты эти трескоеды. Проворонив пограничные крепости, они сумели перекрыть выход в южную долину. На всю Норвегию одна дорога, заслон можно обойти только морем.

Выслушав гонца, генерал Тиккорсен помчался к выходу в центральную долину. Он боялся себе признаться, что его армия, да что там его армия, армия Швеции, попала в примитивную ловушку. Угрюмые лица солдат говорили о том, что армия знает о тяжести сложившейся ситуации. Вид выхода из ущелья в центральную долину подтвердил худшие предположения. Армии конец! Ущелье плавно расширялось и переходило в просторную долину. Все поросло смешанным лесом, где преобладали ели. Вонючие рыбаки и зверобои блокировали выход, не оставив шведской армии ни единого шанса. Они не просто спилили лес. Если бы! Они сделали в тысячу крат хуже.

Деревья спилены на высоте полутора метров от земли. При этом падающие стволы явно направляли в нужную сторону. В итоге стволы и ветки переплелись и создали непреодолимые завалы. На удалении шести километров стояли деревянные срубы. Только из окон смотрели не люди, а пушечные стволы.

— Господин генерал, когда начинать разбор завалов?

— Они все сделали специально. Они нас заманили в ловушку

— Почему вы так думаете?

— У вас есть сомнения? Вы думаете, что обозы случайно отстали?

— Но крепость выглядела явно заброшенной.

— Жизненно важная крепость заброшена, армии не видно. В результате мы в ущелье без куска хлеба под дулами пяти сотен пушек!

— Неужели с продуктами так плохо?

— Хуже некуда. В полковых обозах продовольствия на пять дней.

— Нам хватит.

— Хватит для чего? Мы не можем идти ни вперед, ни назад. Стокгольму конец.

— Не надо смотреть столь пессимистично. В Швеции осталось почти десять тысяч солдат.

— В Швеции остались новобранцы и дворцовый паяц.

— Мы прорвемся! Мы перейдем через горы!

— Вы сами хорошо знаете, что через горы нет даже козьих троп. У нас осталось два выхода.

— Я предлагаю разобрать завалы и штурмовать вражеские укрепления.

— Не надо меня разочаровывать. Стоит нашим солдатам приступить к разбору завалов, как пушки забросают их гранатами.

— Тогда о каких двух выходах вы говорили?

— Мы можем капитулировать или сдохнуть с голода. Начальник штаба, отправить парламентера!

— О чем вести переговоры?

— Узнать, с какой стороны принимают пленных.

— Я вас не понял.

— Что не ясно? Пусть узнает, где нам сложить оружие, здесь или на южном выходе.

В жизни встречаются люди, готовые умереть ради идеи или славы. Но большинство хочет жить. Он может отдать приказ идти на безумный штурм, только высока вероятность получить пулю от своих. Генерал Тиккорсен не желал закончить свою жизнь по примеру Карла XII.

Это утро не обещало жителям города никаких сюрпризов. Люди с чутким сном слышали громкие разговоры на улице. Несколько раз пробегали стражники и кого-то били. Такое случается каждую ночь. На то и шествует стража, чтобы разбираться с пьяницами и ворами. Однако утро принесло сюрприз. Ночью норвежская армия захватила город! Выстрелы послышались только утром, когда гвардия попыталась выйти из казарм. Попытка дорого обошлась гвардейцам. Захватчики расположились в близлежащих домах. Стоило гвардейцам появиться в воротах казарм, как со всех сторон раздались выстрелы. Вымуштрованные офицеры и солдаты растерялись. Военная наука требовала построиться в шеренгу и стрелять залпом в стоящую напротив шеренгу врагов. Офицеры почти успели выполнить первую часть, но солдаты побежали обратно в казарму.

Во дворце весть о захвате города встретили с надлежащим мужеством. Король начал разрабатывать план самообороны. У него в наличии адъютанты и караульная рота. Подобрал несколько надежных слуг, которые должны помчаться к стоящим на границе с Данией войскам. Планам не суждено было сбыться. Во дворец в сопровождении группы моряков пришел командир броненосца "Свирепый". Лейтенант князь Андрей Бутурлин предложил его величеству свою помощь. Броненосец безопасно доставит короля в Петербург. Предложение понравилось, однако венценосная особа решилась выйти только в дамском платье. От дворца до набережной, где стоял Русский броненосец, совсем не далеко. Это расстояние моряки с группой женщин пробежали за несколько минут. Правда, королю показалось, что на улице стояли фотографы. Но это не важно. Вскоре броненосец с предупредительными гудками отошел от причала.

Моряки броненосца еще отдавали швартовые, а телеграфист стокгольмского отделения Тульского банка оружейников уже отбивал сообщения по нужным адресам.

— Жаль, что все так быстро закончилось, — сказал адмирал Хаки Котлу. — Мы так и не смогли испытать свои новые корабли.

— Корабли у нас заберут?

— Ты сам хорошо знаешь. У нас две эскадры, Атлантическая и Тихоокеанская.

— Ты не в курсе, где Средиземноморская эскадра? На верфи в Сясь про корабли для Средиземного моря ничего не знают.

— Эти корабли строятся на Черном море.

— Ты уже решил, что будешь делать после соединения этих земель с Россией?

— Это случится не так скоро, политическая мутотень разворачивается медленно.

— Я буду просить хозяина отдать мне Карибскую эскадру.

— Чего тебя туда тянет? Говорят, там паршивая погода.

— Я слышал, что дожди круглый год. Хочу повоевать, там пираты, самая хорошая работа для наших кораблей.

— Что правда, то правда. В остальных местах останется рутинная служба.

— Подавайся в Маньчжурию к генералу Такин Хомайну

— Попрошусь в Индию. Если хозяин решил жениться на индийской принцессе, значит, там будет интересно.

— Хорошая мысль. Слышал, что полковник Аксеки Йозгат помогает местному низаму возродить империю Великих Моголов.

— Я так высоко не заглядываю. Хочу принять участие в воссоединении Индии.

В зал вошел адъютант и протянул полученную из Стокгольма телеграмму.

Генерал-адъютант Ханенсен буквально ворвался в мраморную комнату дворца Росенборг.

— Эрих, что с тобой случилось? — воскликнул удивленный король.

— Срочная телеграмма из Кристиансанна.

— Шведы осадили город, и наши бывшие вассалы просят помощи?

— Они сообщают, что взяли Стокгольм!

— Вонючие трескоеды взяли Стокгольм? Не смешите меня! Еще скажите, что они захватили короля.

— Король бежал на русском броненосце в женском платье!

— Король в женском платье на русском броненосце? Эрих, это глупая шутка? Мы не любим шведов, но нельзя оскорблять короля.

— Ваше величество, нам предлагают забрать половину Стокгольма!

— Я совсем запутался. Как я могу взять половину Стокгольма, если Дания не воюет со Швецией.

— Швеции больше нет! Правительство Норвегии нас об этом уведомило и возвращает нам обратно наши исконные территории!

— Ты хочешь убедить меня в том, что рыбаки и зверобои разгромили шведскую армию и взяли Стокгольм?

— Ваше королевское величество, вам телеграмма от правительства Норвегии. — Положите на стол.

Генерал-адъютант положил телеграмму и с поклоном покинул мраморную комнату. Кристиан VII вернулся к прерванному разговору о правильном уходе за розовыми кустами. Однако беседа не получалась, взгляды его друзей были прикованы к лежащей на столе бумаге.

Король огорченно вдохнул:

— Мы так мило беседовали! Ладно, Улаф, прочти вслух.

Барон Винкель резво вскочил и почти опрокинул стул

— Как ты сегодня неловок! Дамы считают тебя лучшим танцором, а ты сбиваешь мебель.

— Простите ваше величество.

Барон Винкель прочитал телеграмму вслух. В комнате воцарилась гробовая тишина. В телеграмме сухими и лаконичными словами писалось то же, что только сейчас эмоционально поведал генерал-адъютант. Швеции не существует! Король бежал из столицы в Петербург.

— Улаф, повтори, что норвежцы пишут о новой границе?

— Они предлагают границу от Осло через озеро Венерн и далее на Стокгольм.

— Граница пройдет через город?

— Южный берег города наш, северный берег и остров Хольмия они оставляют себе.

— Справедливость восторжествовала! Мятежные земли вернулись к Дании. Жадные эти трескоеды, могли все нам отдать.

— Мы предпримем какие-либо шаги или будем ждать развития событий? — спросил барон Гундвиг.

— Что мы можем сделать?

— Послать флот в Стокгольм.

— Опасно, город защищают сильные форты.

— Город пал, на улицах норвежские солдаты.

— Хорошо, хорошо. Пошлите корабль с парламентерами в Карлскруну.

— О каком парламентере ты говоришь? — не выдержал дядя короля герцог Ольденбургский. — Тебе ясно сказали, Швеции нет.

Раз король убежал, то поезжайте в Стокгольм сами. Заодно подпишите договор с Норвегией.

- Какие будут указания по заключению договора?

- Пусть дадут денег, они захватили шведскую казну.

- За что они нам дадут деньги?

- За то, что дарят нам наши прохезаные земли?

— Должны же они отблагодарить меня.

— Ты не боишься увидеть их десант на Ютландском полуострове?

— Зачем им наша Ютландия?

— Будут пасти наших коров, собирать нашу пшеницу, ловить нашу рыбу.

— Мы им не позволим! У нас сильная армия и флот!

— Благодаря нашей армии и флоту за последние сто лет от Дании осталось два острова и один полуостров.

— Ты предлагаешь дать норвежцам денег?

— Денег у тебя нет, дай ордена.

Здесь пришлось поторговаться — ордена, они денег стоят, поэтому Кристиан VII посчитал в стоимости орденов каждый йорик^[110].

Подписание договора о границе прошло в торжественной обстановке. Представитель норвежской стороны предложил заранее составленный договор, герцог Ольденбургский прочитал текст, сверился с картой и подписал. Через неделю договор о границе утвердили король Дании и председатель Государственного совета Норвегии. Дания получила потерянные земли, Норвегия получила все шахты, рудники и заводы. Обе стороны были довольны. Жители юга Скандинавского полуострова еще не забыли те времена, когда называли себя датчанами. Жители севера были довольны низкими налогами и отменой всеобщей воинской повинности.

Само соглашение и карту новой границы когда, долго и вдумчиво разрабатывал граф Алексеев. Здесь не только стремление прибрать к рукам шахты и заводы. Это вторичный интерес. Шахты и заводы останутся в руках прежних владельцев. Он не планировал конфискации или «восстановления исторической справедливости». Наоборот, создавались условия для вовлечения заводов в экономические интересы России. Тем не менее граф Алексеев заложил подводный камень. Сергей помнил один из исторических ляпов начала девятнадцатого века.

При определении границ между Швецией и Россией были упущены шведские острова в Рижском заливе. Маленькие острова отмечались на карте простыми точками. Крошечное население не превышало двух сотен человек, несколько домов. Сегодня эти острова принадлежат Эстонии. Александр I, не глядя, подписал мирный договор, шведы промолчали. Со временем про ошибку забыли, в те годы еще не воевали за рыбу. Проблема всплыла с началом Первой мировой войны. По планам Адмиралтейства, вход в Рижский и Финский заливы перекрывались минными полями. Наличие шведских островов менял статус проливов. Это уже не внутренние воды России, а международные. Соответственно, международные воды минировать нельзя. Ошибку быстро исправили, Россия в срочном порядке купила у Швеции забытые острова. На другой день проливы перекрыли минными полями.

Аналогичный подвох, благодаря графу Алексееву, был и в данном договоре о границе. Даже если датская делегация и заметит, то все равно не придаст значения. В договоре о границе выделили отдельной строкой, что все шведские острова переходят к Норвегии. Два больших острова в западной части Балтийского моря — это не спрячешь и не скроешь, но у датчан нет причин не соглашаться. Оба острова не представляют особого интереса. Только вот в их тени остались маленькие островки проливов Зунд и Каттегат. Тут совсем другая картина. Пара островов была прямо напротив Копенгагена. Можно сказать, смотрели пушками в окна дворца Росенборг. Тем не менее их прибрали к рукам не в пику Дании. Два острова способны надежно блокировать судоходство через Балтийские проливы. На начальном этапе, пока интерес России нигде не просматривается, они никого не будут волновать.

Неожиданная победа Норвегии и бегство шведского короля вызвали в Европе шквал шуток и анекдотов. В газетах печатались карикатуры с ехидными замечаниями, вплоть до откровенных непристойностей. Чего опасаться? Король бывший, дипломатический скандал не произойдет. На фоне поднятой шумихи визит норвежской делегации в Петербург проскользнул незаметно. В русской столице сообщили, что норвежцы купили семь тысяч ружей и порох. Что такое семь тысяч солдат на фоне английской или французской армий? Тьфу, мелочь несерьезная. Англия с Францией по полумиллионной армии держат. Россия заметно упрочила свое экономическое и финансовое положение. В то же время армия увеличилась только до ста тысяч, правда, не считая казачества.

Казачество в России является самым уникальным явлением в истории человечества. Ни одна страна мира не имела вооруженного крестьянства, которое охраняло границы империи. Пустопорожние споры о национальной принадлежности казаков имеют не большее значение, чем цвет трамвайного билета. Какая принципиальная разница в национальности мамелюков? Главное в том, что это было воинское образование рабов. Люди без прошлого и будущего убивали и умирали во благо Османской империи. Были и восстания. Во время одного из бунтов мамелюки даже сумели завладеть Египтом В результате государство мамелюков просуществовало с 1250 года по 1517 год. Так что Египтом правила не только греческая династия Птолемеев, но и аланы из клана Бурджи. Сегодня все Бурджиевы имеют право на египетский трон.

Не обошлось без бунтов и у казаков. Самым заметным было восстание при Екатерине II. Причиной послужило два указа императрицы. Запрет иметь своих крепостных крестьян (кацапов) вызвал первое недовольство казаков. Наибольшие волнения прошли в калмыцких и татарских казачьих войсках. Второй указ Екатерины вызвал вооруженный бунт. Императрица приказала каждому казачьему войску создать двухгодичный неприкосновенный запас. Это обуславливалось не только возможными неурожаями, но и продолжительными войнами, когда большинство мужчин покинет свои стойбища и станицы. Тем же калмыкам предписывалось иметь неприкосновенный запас в двести тысяч лошадей.

Идея правильная, только исполнение традиционное. Атаманы постарались в одночасье создать требуемые неприкосновенные запасы. Все излишки, которые казаки обычно продавали, были собраны в войсковой резерв. Казаки остались без денег и взбунтовались. Здесь лежит корень восстания Пугачева. Только сейчас восстание казаков получилось вялым. Потемкин и его правительство вовремя сориентировались и увеличили денежное содержание казаков. Одновременно с этим разослали грамоты, в которых предписывалось провести организаций войсковых резервов в течение десяти лет. Вспыхнувший было бунт быстро сошел на нет.

Постепенно утихла шумиха вокруг победы Норвегии. Ведущие европейские страны достаточно быстро разобрались в новой ситуации. Угас первоначальный интерес новым возможностям датчан. Ибо этих новых возможностей совсем не оказалось. Они получили поросшие лесом холмы и заболоченные равнины. Шахты и заводы оказались у Норвегии, в том числе золотые прииски и серебряные рудники Шеллефтео. Заинтересованные лица высадили в Стокгольме большой десант. Дельцы и бизнесмены разъехались по стране, но везде их ожидал облом. У предприятий остались прежние владельцы, но, что самое паршивое, эти владельцы получили большие кредиты от Тульского банка оружейников. Заводы переходили на новое оборудование, а железо, медь и свинец грузились на русские пароходы.

Какой-либо активности со стороны новых властей не наблюдалось. В общем-то этой активности никто и не ожидал. Чем была известна Норвегия? Страна рыбаков, зверобоев и китобоев. Рыбу скупали англичане. В Англии всеобщая воинская повинность, руками женщин и стариков много рыбы не наловишь. Шкуры морского зверя ценилась высоко. Сапоги и прочая одежда из такой кожи не промокает. Что делают с китами, никто не знал, да и не интересовался. Бьют люди китов, значит, им это надо. Никто не увязывал китобойный промысел с техническими маслами и смазками.

На самом деле китовый жир доставлялся в Россию. Па прикаспийских нефтепромыслах добывали нефть. Дальше ее перегоняли в осветительный керосин, различные виды масел и смазок. Только без добавок китового жира не получится качественной смазки или технического масла. Но в эти тонкости никто не вникал. Зачем пытаться освоить свое производство, если проще купить качественный и недорогой продукт? Биржа Петербурга предоставляла в избытке полный набор смазочных материалов. Телеграфные линии позволяли узнать текущие цены и купить нужное количество на буферных складах Амстердама или любого другого крупного порта.

В Петербурге оживились послы, причем все дружно захотели пообщаться с управляющим Тульского банка оружейников.

— Господин управляющий, вы скупили все железо Вестероса и Карлстада!

— Здравствуйте, господин посол, вы довольны новыми кораблями Алексеевкой верфи?

— Причем здесь Алексеевская верфь? Английские купцы прислали на вас жалобу!

— Чем же я им не угодил?

— Вы еще спрашиваете? Швеция продавала нам железо, а сейчас железо этих заводов идет к вам!

— Мы из шведского железа делаем броневые листы. Или вы хотите остановить строительство всех пяти броненосцев?

— Нет, нет! Броненосцы нам нужны!

— Нам железа не хватало, и мы не строили для Англии броненосцев. Сейчас нашли поставщиков железа и делаем вам броненосцы.

— Есть ли другой выход?

Можно было предложить уменьшить армию и разрабатывать свои рудники. Но за такие слова Иосиф Аврумович оторвет ему голову.

— Наши рудознатцы нашли руду в северной части Ботнического залива.

— Не просите людей! Мы и так отправили на ваши заводы целую армию.

— Вы правы, людей у нас не хватает. Рудник еще не заложен.

Англии крайне необходимы солдаты. Мы воюем с Финляндией в Америке и Индии. Мы должны патрулировать свое побережье.

^-  У нас есть предложение. Мы передаем новое месторождение в аренду на десять лет.

— Разговор беспредметен! Правительство не пойдет на такой шаг.

— Любой английский промышленник получит от нас на условиях аренды все необходимое оборудование.

— Вы берете арендную плату за рудник и свое оборудование. Наш промышленник строит вам рудник и завод.

— Вы правильно поняли.

— Смешно! Аренда на десять лет! Человек построил вам завод и через десять лет уехал ни с чем!

— Мы не берем денег за концессию. Ваш промышленник платит арендную плату и жалование рабочим.

— Нет! Хорошо, я передам своему правительству ваше предложение.

Никуда он не денется, англичане построят такой металлургический комбинат, какой запланировал Варфоломей Сидорович.

На первый взгляд предложение выглядит нонсенсом. В Англии достаточно своей руды и угля. Нет смысла перевозить своих людей за полярный круг и начинать строить завод на ровном месте. Все меняет одно маленькое «но». Россия не продавала свое оборудование. Русские регенерационные печи не только повышали качество металла, они многократно повышали производительность. Только русские прокатные станы могли выдать необходимый стальной лист или металлопрокат. Один завод на севере Ботнического залива принесет больше, чем все заводы на территории Англии. Российские заводы действительно перегружены заказами внутреннего рынка. Потребление металла в России настолько велико, что страна перестала продавать железо за границу.

Сталелитейноепроизводство в Александровске^[111], Екатеринославе^[112] практически вышло на необходимый уровень. Заводы приступили к массовому выпуску плугов, косилок, молотилок и прочих сельскохозяйственных машин. Одним словом они начали делать то, ради чего и затевалась строительство Южно-русского промышленного центра. Выполнение основной задачи позволило перейти к следующему шагу — созданию судостроительных верфей. Здесь оказал помощь французский посол. Франция передала двадцать тысяч рабочих рук под обязательство построить двадцать броненосцев. Рабочих разместили на верфях Николаева и Херсона. Если производство металла в Малороссии вышло на нужный уровень, то для судостроения людей практически не было. Кроме этого, был строгий наказ от графа Алексеева. Ни одна из воюющих сторон не должна получить преимущество через его заводы. Англия и Франция друг с другом воюют, это их дело. Но если они заказывают на его заводах оружие, то свои заказы получают одновременно.

Неожиданностью называется событие, свершение которого не смогли предопределить заранее. Для оправдания можно привести множество причин, но все они укладываются в одно определение — недостатки в сборе и обработке информации. Именно такая неожиданность случилась во время обсуждения перспективных направлений вложения денег в транспорт. Правительство решило прорыть обводной канал. Сегодня в Петербурге, как и в других городах, никто не думает об отоплении или приготовлении пищи. В квартирах центральное отопление и газ могут быть электроплиты и электроотопление. В восемнадцатом веке топили дровами, и в кухонных плитах горели дрова.

Во всех каналах и на Неве плотными рядами стояли и с дровами. Рядом стояли баржи с транзитными заказами на экспорт и различными товарами для нужд города. Настоящее столпотворение барж и послужило причиной решения о строительстве обводного канала. Тимофей немедленно схватился за подряд, видя в этом не только возможность заработать хорошие деньги, но и пустить корабли в обход Зимнего дворца и любопытных глаз. Для чего решили сделать канал шириной в сто метров со специальными расширениями для отстоя. Он в первую очередь заинтересован в строительстве канала и сделает канал таким, как надо ему.

Другой темой было строительство железной дороги. За зиму на складах скапливалось слишком много грузов. Каждое лето начиналось настоящее транспортное столпотворение. Вместе с тем летом начинали падать закупочные цены на зерно. Объемы продаж зерна непрерывно возрастали. Буферные склады в Амстердаме с трудом справлялись со своей задачей. Требовался порт, открытый для навигации круглый год. Ни один порт Балтийского моря для этого не подходил. Оставался Киркенес и Кольский залив. Железная дорога проложена через Олонец до Петрозаводска. Железо из этих мест идет на заводы Сясь. Требуется проложить еще как минимум тысячу километров железнодорожных путей.

Во время обсуждения экономической целесообразности вложения денег в зал заседаний проскользнул дежурный телеграфист. Он положил перед Тимофеем телеграмму. Сам факт появления телеграфиста говорит об экстраординарном событии. Разговор прервался, все смотрели на Тимофея.

— Сообщение из Англии. Английский флот берет на борт десант с целью захвата Норвегии.

— Кто сообщил?

— Телеграмма от нашего управляющего в Лондоне.

— Зачем англичанам война с нами?

— Они с нами воевать не собираются, Англии нужны шведские рудники и заводы.

— У них своей руды достаточно.

— Нам так же руды хватало, однако хозяин прибрал Маньчжурию к рукам.

— Неправда! Нам железа не хватает, и люди работают на полях и заводах, а не маршируют под волынку.

— Господа, не надо эмоций. Какие будут предложения?

— Англия, Франция и Голландия все больше и больше стараются расплатиться различными дорогими безделушками…

— Понятно, не продолжай. Переманим специалистов и сами увеличим выпуск.

— Куда уж больше, Тимофей! Мы и так заполонили все Европу своими ювелирными изделиями, мебелью и тканями.

— Человек дело сказал. Мы заполнили европейский рынок обычными часами, а к нам везут наши же часы с механическими фазанами, петухами и прочей…

— Все правильно, людям нравятся диковинки. Мы не уделяем внимания запросам богатых людей.

— Верно, за красивую безделушку дерут втридорога.

— Так, хватит! Жду вас после обеда с рекомендациями для адмирала Хаки Котлу.

Члены совета начали расходиться. Тимофей пошел в свой рабочий кабинет. В сейфе кроме деловых документов лежала особая тетрадь.

Каждый раз после своих встреч с хозяином, Тимофей открывал эту тетрадь и записывал свои впечатления. Наиболее яркие высказывания или определения он записывал дословно. Тимофей хорошо помнил, что граф Алексеев никогда не говорил о войне с Англией. О войне вообще было много высказываний. Приводилось много примеров, когда более слабая сторона побеждала сильного врага. Было много рассуждений о методах дезорганизации противника. Тимофей быстро нашел нужные записи, сделанные в имении под Тамбовом.

— Хозяин, я человек не военный и не могу понять, как ты с двумя сотнями десантников умудряешься разграбить город с тысячным гарнизоном?

— Воевать можно пушками, а можно и головой.

— Правда, расскажи! Уж слишком много вокруг тебя неправдоподобных историй.

— На самом деле никаких сложностей нет. Можно не думая войти в город и начать стрелять. У кого больше солдат, тот и победил.

— Правильно, поэтому всех удивляют твои победы заведомо меньшими силами.

— Я никогда не забываю, что напротив меня в первую очередь стоят люди. Они хотят жить, любить, иметь полный кошелек денег.

— Эти желания не помешают им метко стрелять.

— Желание стрелять всегда рядом с желанием остаться живым. Твой выстрел и выстрел врага будут одновременны.

— Победит тот, кто лучше стреляет.

— Можно ли привлечь на свою сторону солдат врага?

— Если организовать бунт. Но подкуп офицеров и генералов — очень долгий и опасный процесс.

— Ты, безусловно, прав. А если организовать бунт только солдат?

— Солдаты становятся неорганизованной толпой. Ты организовывал бунты местных гарнизонов?

— Заранее подсылал «казачков», после чего солдаты гарнизона грабили вместе с моими десантниками.

— Хитро! А что ты им говорил?

— Тут ничего нового не придумаешь. «Пустим кровь кровопийцам наших детей» и «Грабь награбленное».

— Примитивные призывы.

— Зато действенные.

Тимофей еще раз перечитал свои записи. Посмотрел на подчеркнутые слова об отсутствии национального самосознания, которое появится только через двести лет. Что такое «национальное самосознание», он так и не спросил.

Генеральный управляющий быстрым шагом зашел в аппаратную. Телеграфист ловко пробежал пальцами по клавишам телетайпа. Из Крисиансанна тут же пришел ответ — адмирал Хаки Котлу ожидал обещанных советов. Тимофей начал диктовать свое сообщение. Оператор с круглыми от удивления глазами переспрашивал почти каждое слово. В свою очередь адмирал быстро понял суть предложенной идеи. Телетайп отпечатал слова:

— Граф Алексеев абсолютно прав. Чернь с радостью использует любой удобный случай и напакостит своим лордам.

— Вам понравилась предложенная схема действий?

— Нет, не понравилась, но как средство борьбы с превосходящими силами противника это пригодится.

— Желаю вам удачи. Любые новости из Англии вам немедленно перешлют.

— Спасибо за пожелания, корабль с моим официальным представителем уже в пути.

Закончив связь, Тимофей вернулся в свой кабинет. Предстоят неприятные события, а хозяин мотается по всему миру. Все же хорошо, что он женится, глядишь, жена заставит сидеть рядом.

Узнай Сергей об английских планах, был бы сильно удивлен. Намереваясь сделать Россию сильной державой он не рассматривал Англию как врага. Да, он организовал пиратскую базу для грабежа кораблей индийского направления. Но пираты нападали на всех; и на англичан, и на французов, и на голландцев. То, что в основном попадались англичане, так это их беда. Голландцы и французы просто обходили опасный район. Действия в Индии и на Цейлоне были прямо направлены против англичан. Но это метод конкурентной борьбы в духе восемнадцатого века. Как ни крути, а государственные интересы Англии были в Америке, а не в Индии. В Америке полным ходом шла англо-французская война, которую позже Голливуд назвал «войной за независимость».

У Англии появились государственные интересы в Индии после 1858 года, когда правительство фактически конфисковало Английскую Ост-Индскую компанию. Если бы Сергей проанализировал весь ход английской экспансии, то англо-норвежская война не стала бы неприятным сюрпризом. Установив контроль над Индией на уровне государства, правительство начало беззастенчивый грабеж страны. Затем последовала открытая атака на Персию и Афганистан. Колониальные войны принесли Англии только поражения. Из положительных результатов имеется украденный алмаз Кохинор. В этих войнах было много неприятных для англичан сюрпризов. Персия заключила с Россией договор о дружбе и военной помощи. Центральноазиатские страны напрямую попросились войти в состав Российской империи.

1899 году англичане захватили у Португалии два оазиса, которые впоследствии навали Оман и Кувейт. Кроме того, в 1922 году на десять лет оккупировали Ирак.

Сплошные неудачи в Азии компенсировались успехами в Африке. Хотя сначала все шло не так уж и гладко. Англичане прозевали колонизацию Африки. Они обратили внимание на Черный континент после того, как французы и португальцы начали вывозить халявное золото, серебро и алмазы. Англичане бросились в Африку, когда там появились бельгийские и немецкие колонии. Первой колонизировали Кению, это произошло в 1890 году, последней, в 1914 году, пала Нигерия. Однако датой создания империи можно считать 1902 год. Это дата оккупации и конфискации частных золотых рудников Йоханнесбурга. Англичане получили самый богатый золотоносный рудник на Земле.

На страну обрушился водопад золота. Экспедиции поднимали флаг на безжизненных островах и диких скалах. После окончания Первой мировой войны Англия высадила десант в Прибалтике и декларировала Латвию, Литву и Эстонию своими доминионами. Были и другие приобретения. После оккупации Нидерландов наполеоновской армией начался захват беззащитных факторий. Также они получили часть бывших французских колоний, которую успели захватить во время русско-французской войны 1812 года и последующей оккупации Франции русскими войсками.

Вспоминая войну 1812 года, уместно заметить, что армия Наполеона насчитывала 620 тысяч человек, русская армия вместе с казаками насчитывала 240 тысяч человек. Гений французского полководца лучше всего характеризует решающее сражение на подступах к Парижу. После того, как Александр I расположил свою армию для штурма Парижа Наполеон решил смешать русские планы. Он построил свои войска позади армии Александра I. По замыслу Бонапарта, перестроение русских приведет к замешательству среди полков, так как они должны буду пройти через свои тыловые части. Однако Александр I очень просто решил проблему. Построенные для атаки полки получили приказ идти на беззащитный Париж. Пока Наполеон сидел на барабане, башкирские казаки общались с француженками на Елисейских Полях.

Граф Алексеев был обязан предусмотреть последствия своей норвежской авантюры. Создавая иллюзию слабосильной и безалаберной Норвегии, следовало учитывать возможную интервенцию со стороны других государств. Легкая победа над шведами могла вызвать недооценку реальных возможностей самой Норвегии. Особенно на фоне фактического разгрома шведской армии, произошедшей несколькими годами ранее. В природных ресурсах и заводах Швеции заинтересована не только Англия. Военный конфликт мог произойти и с Польшей, и с Данией. Если Граф Алексеев увидел выгоду, весьма наивно полагать, что другие не увидят ее.

Официальные представители Норвегии практически одновременно прибыли в Данию и Россию. В Копенгагене предстояла рутинная миссия. Следовало уточнить детали новой границы. Разграничение на местности вызвало некоторые затруднения. Граница разделяла крестьянские поля. Подобные неприятности случились с землями как датских, так и норвежских дворян. В Копенгагене приветствовали желание решить проблему полюбовно. Вместе с тем, несмотря на официальный статус делегации, норвежцев не допустили в королевский дворец. Простолюдинам там не место. Делегация в Петербурге выполняла другую рутинную задачу. Норвегии требовалось зерно, ткани и прочая жизненная мелочь. Делегация обосновалась в здании бывшего посольства Швеции и ежедневно проводила встречи с промышленниками и купцами.

Появление на рейде Копенгагена кораблей английской эскадры стало для датчан неприятным сюрпризом. На берегу моря расположено не так уж и много столиц. Копенгаген выделяется среди них своей уникальностью. Историческая столица Дании расположена в городе Оденсе (в переводе — город Одина). После очередной свары за трон победитель перенес столицу в Копенгаген. Уверенный в своих силах, новый король не посчитал нужным построить крепость. Отсутствие обычной береговой батареи делало город совершенно беззащитным. Этой безалаберностью и воспользовались англичане.

16 августа 1807 года без объявления войны английская эскадра высадила десант и начала обстреливать беззащитный город. Желая предотвратить бессмысленную гибель горожан, датский гарнизон вышел из города. Тем не менее эскадра продолжила обстрел до 6 сентября и практически сравняла город с землей. Дальше произошло нечто странное. Разграбив руины, морская пехота вернулась на корабли. Английская эскадра с победным салютом ошвартовалась у родных причалов. Два месяца в Дании не было ни короля, ни армии, ни войны, ни мира. Не было никакой активности и со стороны англичан. Затем 4 ноября Англия объявила войну Дании. 7 ноября Россия объявила войну Англии, после чего, как обычно, англичане попросили мира. Копенгаген отстраивали пятьдесят лет. И снова без крепостных стен и береговых батарей.

Но это другая история.

Английский посол, после визита на корабли эскадры, начал искать встречи с норвежской делегацией. Пришлось обращаться за помощью к министру иностранных дел:

— Прошу меня простить, мне необходимо встретиться представителями правительства Норвегии.

— Они ежедневно работают в моем министерстве.

- Вы можете их пригласить в свой кабинет?

— Конечно, а зачем они вам?

— Я должен их уведомить, что Англия объявляет войну Норвегии.

— Англия… что? Минуточку, я их немедленно приведу.

От неожиданности министр иностранных дел Дании сам бросился на поиски норвежской депутации. Впрочем, долго искать не пришлось — норвежцы работали в специально отведенном для них кабинете.

— Господа! — почти выкрикнул министр иностранных дел. — Прошу немедленно пройти в мой кабинет!

— Что-то случилось? У вас очень бледный вид.

— У меня бледный вид? Сейчас у вас будет бледный вид!

Норвежцы быстрым шагом вошли в рабочий кабинет министра иностранных дел, где их ожидал английский посол. Англичанин с откровенным интересом окинул взглядом двух делегатов, затем встал:

— От имени его величества я извещаю вас, что с сегодняшнего дня Англия считает себя в состоянии войны с Норвегией.

— Что является причиной для столь неожиданного решения?

— Его величество желает восстановить справедливость и вернуть трон законному королю.

— Скажите проще, без ненужной риторики.

— Без ненужной риторики вам объяснят наши пушки.

— У вашей морской пехоты много пушек?

- Для взятия Стокгольма выделено шестьдесят осадных орудий.

Представитель норвежского правительства взял протянутые бумаги и внимательно их прочитал. Затем передал бумаги своему советнику, который тут же вышел из кабинета.

Вопреки ожиданию, внешний вид представителя Норвегии не изменился. Более того, на его лице появилась улыбка, как от предвкушения чего-то приятного.

— Господин посол, прошу вас немного подождать. Моему помощнику потребуется несколько минут.

— Несколько минут для чего? Вы хотите вручить мне уведомление о капитуляции?

— Помощник напечатает заявление об ответственности за последствия объявления войны.

— Я располагаю свободным временем. Подобные бумаги в ходу у торговцев, а не у дипломатов.

— Кстати о торговле. Господин министр, не купит ли Дания шестьдесят осадных орудий английского производства?

— Вы… надеетесь отбиться?!

— Наш флот утопит английские корабли в ближайшие дни.

— Сколько кораблей в норвежском флоте? — со смехом спросил английский посол.

— Ровно тридцать крейсеров, десять из них как раз вчера перешли на Балтику.

— Десять? Забавно! На рейде Копенгагена стоит двадцать два линкора, шестнадцать крейсеров и четыре броненосца!

— Я невнимательно посмотрел на рейд. Сколько в эскадре транспортных кораблей?

— Тридцать семь транспортов, тридцать тысяч солдат!

— Маловато.

Маловато для чего? Это опытные воины, ваш Стокгольм не продержится и трех дней!

— Рабов для наших шахт маловато. Кстати, а как вы собираетесь высаживать десант? Половина города принадлежит Дании.

— Это наше дело.

В это время вернулся помощник. Посол Англии внимательно прочитал «Заявление об ответственности». Хмыкнул, но подписал второй экземпляр.

— Вы поступаете как обычные торговцы. Не верите слову лорда и сэра!

— Ваше слово умрет вместе с вами, а бумага останется в сейфе.

Посол с презрением посмотрел на хамскую чернь и без поклона покинул кабинет.

Министр иностранных дел поморщился, но промолчал. Давно канули в Лету те времена, когда датчане хозяйничали на территории Англии. Потомок злобных викингов хорошо осознавал свое место в новых условиях.

— Господин министр, по поводу пушек я сказал вполне серьезно.

— У нас не так уж много денег. Последние годы вы стали продавать в Англию намного больше рыбы.

— Нашим рыбакам везет с хорошими уловами.

— Вот, вот. Рыбы вы продаете больше и дешевле, поэтому англичане сначала покупают у вас, потом докупают у нас.

Справедливое замечание. В Норвегии работают русские паровые траулеры, которые делают просто фантастические уловы. Исландскую сельдь холодного копчения подают на королевский стол. Если в этом году рыбаки получат еще два десятка паровых траулеров, то сушеная, соленая, копченая и вяленая рыба из Норвегии полностью закроет английский рынок. Датчанам придется есть самим свою рыбу.

— Передайте своему правительству, что Дания всегда готова предоставить им убежище.

— Спасибо господин министр, но мы победим в этой войне.

— Вы действительно на это надеетесь?

— Война — дело серьезное. Здесь нужен расчет, а не надежда.

Министр с сожалением посмотрел вслед выходившим норвежцам. Наивные люди, не хотят понять очевидной истины. Против Англии им не устоять.

На рассвете английская эскадра покинула рейд Копенгагена. Через два часа корабли были в Балтийском море. Здесь их уже ждали. На выходе из пролива патрулировал неизвестный корабль под норвежским флагом. Русские бинокли Тамбовского оптико-механического завода считались лучшими в мире. Стоили они дорого, но свою цену оправдывали. Адмирал взял бинокль и удивленно присвистнул:

— Господа офицеры, посмотрите на это чудо норвежской мысли!

— Действительно, странный корабль! Четыре трубы, а гребных колес нет.

— Придумали какую-то ерунду по типу весел с рычагами.

— Господа, посмотрите на их пушки!

— Странно, пушки длинные, но очень тонкие.

— Расположение пушек совсем непонятное.

— Они расставили пушки вдоль бортов в казематах.

— Башни тоже есть, носовая и кормовая.

— Только в башнях по два орудия, такие же тонкие и длинные.

— Сейчас разберемся! Броненосцы выйдут, тогда и поймем устройство этого судна.

Выходу эскадры из пролива норвежский корабль не препятствовал. Подобная нерешительность могла говорить только об отсутствии опыта у командира. Его атака кардинально ничего не изменила бы, но хорошо попортила бы англичанам кровь.

Наконец из пролива вышли четыре английских броненосца и резво бросились на перехват. Норвежский корабль начал уходить, однако броненосцы медленно догоняли. Ничего, вечером или завтра утром они догонят и утопят врага. У беглеца нет никаких шансов, тем более что на броненосцах установлены поисковые прожекторы. Ночью норвежцу не помогут никакие хитрые маневры, адмирал дал команду построиться в походный ордер. Линкоры начали строиться в две колонны, между ними три колонны транспортов. Впереди и сзади сосредоточились крейсеры. Встречные торговые кораблики, парусники, пароходы и буксиры пугливо шарахались от английской эскадры.

Еще во время пиратских рейдов на Средиземном море адмирал Хаки Котлу и граф Алексеев много раз говорили на тему морских сражений. Обсуждали вопросы боевого маневрирования и тактики ведения боя. Долгое время тактика, как и сама цель сражения, оставалась неизменной. Главной задачей было уничтожение или пленение вражеского корабля. В подобном подходе существовала простая логика. Во время Бородинского сражения у русских и французов было по шестьсот пушек. Вместе с тем тысяча двести пушек — это десять-одиннадцать линейных кораблей. Отсюда и задача — утопить или захватить врага.

Если отталкиваться от фактов, то самым результативным был адмирал Ушаков. Его абсолютный рекорд — пятнадцать турецких линкоров за одно сражение. Адмирал Нахимов повторил рекорд у Синопа, пустив на дно еще пятнадцать линкоров. Оба адмирала имеют весьма солидный счет побед и утопленных линейных кораблей. На втором месте адмирал Спиридонов, он утопил четырнадцать линкоров за одно сражение. Если обратиться к выигранным сражениям, то здесь недосягаем голландский адмирал Рейтер. Кстати, Михаилу Рейтеру принадлежит победа в самом крупном в истории человечества морском бое. Эскадра Нидерландов в семьдесят пять линкоров перехватила англо-французскую эскадру в сто сорок три корабля, где было девяносто два линкора. В том бою адмирал Рейтер утопил девять вражеских линкоров.

На втором месте турецкий адмирал Хызыр Барбаросса. Он первый получил кличку «Крокодил морей». Прозвище дали за то, что он перекрыл европейцам доступ в Средиземном море. Благодаря успехам адмирала Барбаросса, Испания и Франция вывели свои флоты из Средиземного моря. Генуя и Венеция вообще лишились кораблей. С 1538 года в Средиземное море не рисковала сунуться ни одна европейская эскадра. Это «табу» нарушил адмирал Спиридонов. Что касается адмирала Нельсона, то на его счету три линкора и два морских боя. Даже шведские и датские адмиралы были более удачливы. Впрочем, для статистики адмиралу Нельсону надо добавить одиннадцать судов транспортного каравана. Французские корабли снабжения были сожжены адмиралом во время выгрузки в реке Нил. Из английских адмиралов выделяется барон Джордж Родней, который со своими тридцатью шестью линкорами утопил восемь из тридцати трех французских кораблей, но упустил победу в связи с большими повреждениями своей эскадры.

Переоценка принципов ведения морского боя произошла после сражения в Цусимском проливе. Японцы отбуксировали трофейные корабли на свои верфи. Они даже подняли несколько утопленных, в том числе и крейсер «Варяг». Ремонт каждого корабля занял от пяти до десяти лет. Когда началась Первая мировая война японцы об этом горько пожалели. Они затратили на ремонт кораблей время и деньги. Повторно ввели в строй корабли, которые были построены в 1880–1890 годах. В тоже время остальные страны, в том числе и Россия, на основе анализа Цусимского сражения разработали новую концепцию военного корабля. Броненосцы себя изжили. Все сделали вывод — снаряд победил броню. Последний урок получили англичане, когда немецкие снаряды топили их корабли под Гельголандом.

Вторая мировая внесла изменения в концепцию боя. На первое место вышло выполнение боевой задачи. Стало выгодным не топить вражеский корабль, а нанести ему повреждение, заставить выйти из боя и увести за собой корабли сопровождения. Такой подход облегчал выполнение основной задачи. Этой концепции придерживались Германия, СССР и Япония. Америка и Англия с маниакальным упорством старались всех убить, все разрушить, всех утопить. Война в Тихом океане имеет много интересных страниц. В частности, в середине тридцатых годов японцы купили в Америке лицензию на изготовление шифровальной машинки. Простенькая механическая система по принципу нашей дореволюционной машинки Бодо.

Поверив рекламе, японцы даже не задумались о том, что секретные сообщения легко и просто прочитать тем, кто разработал эту шифровальную машинку. Американцы сразу это и сделали. Они с первых дней начали читать весь радиообмен имперской Японии. Правда, случались и сюрпризы. Американцы пропустили удар по Перл-Харбор. Следуя на перехват японской эскадры у Соломоновых островов, они вчистую проиграли сражение. Не ожидавшие встречи японские корабли, тем не менее, первыми открыли огонь. В конечном счете японцы перещелкали врагов, как цыплят. Есть еще один малоизвестный факт. Первый японский авианосец был утоплен советскими пилотами в 1934 году. В армии Гоминдана служили советские «добровольцы», которые летали на И-15 и ТБ-3.

Но это другая история. Командир крейсера «Летучая рыбка» никогда не разговаривал с графом Алексеевым. Зато он внимательно слушал наставления адмирала Хаки Котлу. В настоящий момент он уводил четыре броненосца от основных сил английской эскадры. Сильные и слабые стороны этих кораблей хорошо знали все моряки. Алексеевские верфи строили для Англии корабли без пушек и брони. Дооборудование проходило на верфях Лондона и Бристоля. Пропахшие рыбой норвежские рыбаки наблюдали, как на борта навешивают броневые листы. Они даже поднимались в боевую рубку и определяли секторы обзора. Не обходили вниманием и обычные парусные линкоры. Упросив «господина матроса», рыбаки с интересом изучали линкоры изнутри.

К десяти часам утра на траверзе острова Эланд броненосцы почти настигли норвежский корабль. Экипажи начали готовиться к бою, хотя какой там бой? Четыре броненосца против одного корабля со странным вооружением. Неожиданно беглец развернулся на обратный курс, блеснула вспышка одиночного выстрела. Удар пришелся в броневой лист ватерлинии, позади гребного колеса. Толстый лист кованой стали жалобно звякнул и сорвался со шпилек крепления. Лейтенант Рипельтон перегнулся через планширь и выругался, доски обшивки сломаны. Новый удар получили раньше доклада из машинного отделения. Болванка пробила борт, пробила топку парового котла, пробила днище корабля и ушла на дно Балтийского моря.

Экипаж показал хорошую выучку. Вахтенный офицер рванул на себя рычаг аварийного сброса пара. Взрыв паровых котлов предотвращен, но броненосец лишился хода и осел почти до уровня палубы. Три броненосца почти синхронно повернули на врага. Еще десять минут, и залп из носовых башен покончит с этим нахалом. Если бы! Все произошло с точностью на6орот. Залп крейсера пришелся вскользь правого борта второго броненосца. Однако удар болванок деформировал несущую раму защитного кожуха гребного колеса Часть броневых листов смяло и сорвало с крепежной рамы. Гребное колесо заклинило. Броненосец начал крутиться на месте, напоминая танк с перебитой гусеницей.

Не успели англичане оценить несчастье, произошедшее со вторым кораблем эскадры, как раздался новый залп. На этот раз прицел был точен. Английские конструкторы не посчитали нужным защитить броневыми листами носовую и кормовую части судна. Обычно попадание в нос или корму не могут повлечь фатальных последствий. В данном конкретном случае броненосцы шли прямо на врага, а удар был нанесен вдоль корпуса. Болванки разрушили нос и, сметая все на своем пути, прошли дальше. В клубящемся облаке аварийного сброса пара корабль быстро погружался в воду.

Командир последнего броненосца правильно оценил сложившуюся ситуацию. Он начал разворачиваться чтобы вернуться под прикрытие основных сил эскадры. Если враг за пятнадцать минут разделался с тремя броненосцами, то битва один на один изначально проиграна. Залп крейсера пришелся прямо в подставленный борт. Броневые листы с жалобным звоном посыпались в воду. Один лист вбило вовнутрь, где он упал прямо на стол кают-компании. Доски наружной обшивки получили повреждения. Корабль начал тонуть. Командир «Летучей рыбки» взял бинокль. Впрочем, дым спешащих буксиров был хорошо виден и без бинокля.

— Командир, все шлюпки спущены!

— Хорошо, надо торопиться с подъемом моряков. Здесь не Средиземное море, в холодной воде люди долго не продержаться.

Спасатели начали снимать экипажи с разбитых кораблей. Они сноровисто заделывали пробоины парусиной и устанавливали паровые насосы. К вечеру завели буксировочные тросы, и буксиры, дымя трубами, потянули трофеи в Копенгаген.

Бывшие командиры броненосцев согревались чаем в кают-компании «Летучей рыбки». Их экипажи посадили на баржи и повезли в Стокгольм. На столе стояла литровая бутылка тафэля, однако офицеры предпочли не портить чай и по очереди прикладывались к горлышку. Крепкая тминная водка хорошо снимала нервный стресс.

— Вы видели толщину их брони? — спросил лейтенант Шокли.

— Три дюйма. Для этого корабля наши ядра — что козьи катышки.

— Посол — сволочь! «Десять крейсеров диких рыбаков»!

— Нам одного хватило. Разделался с броненосцами, как дог с котятами.

— Я успел рассмотреть пушки в казематах.

— Есть выводы?

— Мало что понял, но калибр шесть дюймов.

— Не смеши, ствол не превышает десяти дюймов.

— Об этом и разговор, ствол толщиной в дюйм.

— Не может быть! Такой ствол с первого выстрела разорвет.

— Не знаю, как ствол, но их пушки разделали мои «Тальбот», как мясник тушку молочного поросенка.

- Они так дали главным калибром по моему «Кресси», что броневой лист влетел вовнутрь вместе с ядром.

— Стреляли с трех миль, не было возможности вести ответный огонь.

— У нас изначально не было никаких шансов.

Бутылка показала донышко. Вестовой безмолвно поставил другую, затем принес тарелки с вяленым палтусом и зубаткой. Немного погремел посудой в буфетной и вернулся с миской, где горкой лежала икра селедки в топленом масле. Лейтенант Мур с благодарностью посмотрел на вестового и потянулся за бутылкой.

Летом солнце встает над Балтикой очень рано. Не успели вахтенные офицеры удивиться появлению десятого вражеского корабля, как над норвежской эскадрой взвились красные флаги. Сей сигнал означал: «Сдавайтесь, или откроем огонь». Адмирал Бейли проснулся от звука открывающейся двери. В спальню адмирала вошел вахтенный офицер.

— Что у вас случилось?

— Господин адмирал, они подняли красные флаги!

— Пошли их в задницу!

Через минуту флагман поднял флаг, напоминающий Шахматную доску. Только квадратики были раскрашены в белые и синие цвета. Еще через минуту адмирал почувствовал несколько попаданий в свой флагман. Едва накинув китель и подхватив штаны с сапогами, он побежал наверх.

Пленные офицеры проснулись от резкого толчка и последовавшего за ним звонкого удара. Создавалось впечатление, как будто кто-то ударил по кораблю огромным хлыстом. Залп главным калибром! Мелькнувшую мысль подтвердил грозовой раскат вырвавшихся на свободу пороховых газов. Лейтенанты начали спешно одеваться. Они выбежали на палубу вместе с четвертым залпом.

— Ничего себе! Темп стрельбы не ниже трех выстрелов в минуту!

— Посмотри на нашу эскадру.

— Норвежцы держат дистанцию в четыре мили.

— Я о пробоинах в корпусах наших линкоров. В этот момент по ушам ударил новый залп.

— Попадание пятьдесят процентов! Нашим ребятам конец.

— Ты посмотри на пушечную обслугу.

— Шесть человек на каземат, нормально.

— Посмотри на их лица!

— Лица как лица. А! Ты хочешь сказать, что половина из них эскимосы.

— Это эскимосы? Я не мог понять, откуда на норвежском корабле азиатские лица.

— Господа! Вы не туда смотрите, — лейтенант Мур указал рукой на крыло мостика.

— Они друг другу мигают прожекторами. Это телеграфная азбука!

— Просто и надежно. Пока сигнальный флаг поднимешь, пока его рассмотрят среди парусов.

Новый залп, и крейсер начал разворачиваться.

— Они выходят из боя!

— Маловероятно. Судя по маневру, сейчас дадут жару крейсерскому арьергарду.

Офицеры поспешили перейти на правый борт «Летучей рыбки». Расчет казематного орудия, что оказался рядом с ними, готовился к выстрелу.

Адмирал Бейли выбежал на мостик одновременно с новыми попаданиями в корпус своего флагмана.

— Боевая тревога!

Вахтенный офицер продублировал команду. Горн пропел замысловатый сигнал, вахтенный на баке тотчас суматошно заколотил в рынду. Тишину шелеста волн и посвистывания ветра в фалах разорвало эхо повторения сигнала тревоги на других кораблях эскадры. В море звуки разносятся очень далеко.

^- Господин адмирал! Нам конец! — перед адмиралом в непристойном виде стоял командир первой артиллерийской палубы.

— Не будем спешить с выводами, норматив готовности по боевой тревоге — семь минут. У нас есть время одеться.

Адмирал начал надевать штаны. Офицер отрешенно посмотрел на свою одежду, которую сжимал в руках, и последовал примеру адмирала. Командир эскадры заканчивал приводить себя в порядок, когда раздался возглас сигнальщика:

- Они уходят! Вражеские корабли поворачивают назад!

— Эскадре сохранять курс и скорость! Сигнальщик побежал к мачте, вскоре ветер развернул белый флаг с синим квадратом. Что вы хотели сказать, Нильс?

— Господин адмирал, две сквозные пробоины ниже ватерлинии. Орудие номер восемнадцать сбито за борт.

— Вы хотите сказать, что пушку сбило с клиньев и выбросило через портик?

- Нет, господин адмирал. Цепи разорвало, пушку вынесло вместе с бортом.

- Надо посмотреть, должно быть, занятная картина.

- Господин адмирал, мы тонем! — доложил подбежавший старший офицер.

- Как тонем?! Нильс, вы докладывали о двух сквозных пробоинах ниже ватерлинии…

- Ядра попали в правый борт и вышли через левый.

— Это самые первые попадания. Сейчас борт выглядит как трухлявый сарай шотландского пастуха.

— Господин адмирал, — доложил вахтенный офицер. Линкоры «Монтроз» и «Арброт» ложатся на борт.

— Извините, поправка, пять линкоров ложатся борт, остальные тонут не теряя остойчивости.

— Мы тоже тонем?

Теперь понятна причина, по которой вражеские корабли прекратили обстрел линии линкоров. Для врагов результат был уже очевиден.

Лейтенанты наблюдали за подготовкой расчета к стрельбе. Если само устройство пушки и механизм подачи зарядов из недр корабля оставался неясным, то основной принцип работы орудийной прислуги они поняли. Это привело офицеров в шок. Расчет выполнял команды из неведомого центра. Для этого служили непонятные стрелочки и сигнальные лампочки. Неожиданно рявкнул электрический звонок. Командир орудия дернул за рычаг. Выстрел слился с залпом всего борта.

— До крейсеров не меньше пяти миль!

— Они стреляют навесом.

Вокруг крейсеров арьергарда появились всплески падающих снарядов. Были и попадания, немного, но были. Снова резкий звук звонка, залп и всплески от падающих мимо снарядов.

После третьего залпа электрический звонок дал серию коротких сигналов.

— Похоже на «дробь». Они дали отбой после трех залпов.

— На крейсерах не видно повреждений!

— Не спеши, у нас нет биноклей, мы не можем правильно оценить результат.

— У меня отличное зрение. Я не видел попаданий в борт.

- Не думаю, что их командир примет опрометчивое решение.

Все корабли прекратили огонь и обходили арьергард по широкой дуге. Они решили разделаться со второй линией наших линкоров.

- Возможно, но прекращение огня мне непонятно. Посмотрите! Крейсер «Болтон» горит!

— И «Вустер» горит, над «Лутоном» дым.

— Вот и ответ. Они стреляли навесом зажигательными снарядами.

В подтверждение сказанных слов на кораблях сквозь клубы дыма начало появляться пламя. Вскоре все крейсеры пылали яркими кострами. Лейтенанты пошли к кормовой башне. Конструкция башни несколько отличалась от башен их броненосца. Броневые листы только частично защищали орудия и прислугу. Задняя часть была полностью открыта.

Командир второй линии контр-адмирал Тесбо не собирался бездействовать. Он решил сам атаковать наглых трескоедов. Линия линкоров начала забирать влево. Контр-адмирал решил перестроить свои корабли и взять врага в клещи. Тем самым он лишит их преимуществ дальнобойного оружия. Однако перестроение запаздывало. Правильнее сказать, что враги приближались слишком быстро.

— Ускорить выполнение маневра!

На сигнальных фалах быстро подняли два сине-белых флага с красной полосой. Что значит ускорить маневр? Скорость парусника зависит от силы ветра, а ветру не прикажешь. Попытка быстрее выполнить маневр привела к свалке. В то же время вражеские корабли изменили свой курс и пошли между толпой линкоров и транспортными судами. Начатый контр-адмиралом Тесбо маневр потерял всякий смысл. Норвежские крейсеры шли в сотне метров от транспортов, одновременно стреляя по линейным кораблям. Неизвестно у кого из капитанов транспортных кораблей сдали нервы. Стоило одному транспорту спустить флаг и паруса, как это действие пронеслось лавиной по остаткам эскадры. Даже на крейсера авангарда, которые практически не видели происходящего боя, незамедлительно спустили паруса и флаги.

Не послушался один линкор. Лейтенант-командор Харрогит подвернул свой корабль и дал залп левым бортом. Ядра, поднимая тучи брызг, запрыгали по воде. Но было слишком далеко. Зато ответные выстрелы дали ужасающий результат. Вражеские пушки прошили корабль насквозь. Вылетающие с противоположного борта болванки выносили с собой квадратные метры обшивки. Линкор лишился своего борта. Палубы, оказавшись без какой-либо опоры, просели и перекосились. Внешний вид корабля мог вызвать только слезы жалости. Норвежские корабли выждали пять минут, затем повторили залп. В воздух полетели щепки, пыль и брызги. Когда все осело, на поверхности воды среди груды мусора плавало несколько человек.

Со стороны острова Готланд на всех парах неслись буксиры. Много, около сотни колесных буксиров спешили помочь поврежденным кораблям. Некоторые буксиры тянули за собой баржи, куда при необходимости можно было перегрузить имущество или снабжение. Виднелись баржи со специальным навесом, это для людей. Морякам с утопленных кораблей необходимы особые условия. Они должны отдохнуть и отогреться. Норвежские крейсеры спустили свои шлюпки. Здесь не только оказание первой помощи, но и рутинные процедуры. С кораблей следует собрать судовые журналы и перевезти к себе всех старших офицеров.

После завтрака английский посол репетировал перед зеркалом гневную речь. Датчане и их бывшие вассалы из Норвегии посмели нанести оскорбление английской короне. Вчера на рейде Копенгагена русские буксиры поставили на якорь три раздолбанных английских броненосца. Бывших английских броненосца. Трескоеды захватили корабли и подняли на них свои флаги. Мало того, представители норвежского правительства предложили датчанам купить эти три корабля.

— Господин министр, я уполномочен предложить Дании купить трофейные корабли.

— Вы не имеете права! — возмутился английский посол. — Это наши корабли!

— Были ваши, теперь наши, — нагло ответил норвежец.

Сегодня разговор будет в другом тоне. Вечером он телеграфом сообщил о наглом захвате английских броненосцев. Ответ пришел почти сразу: «Вам предписывается потребовать от правительства Дании немедленного возвращения наших кораблей. В случае отказа Королевский флот предпримет силовую акцию».

Когда посол вошел в кабинет министра иностранных дел Дании, там уже находились представители правительства Норвегии, секретари, представители прессы и фотографы. Не теряя времени, английский посол начал отрепетированную гневную речь. Присутствие прессы только усилило тональность и патетику. Закончив речь, посол оглядел присутствующих грозным взглядом. Именно так он должен выглядеть на исторических фотографиях.

— Я не понял, — заговорил представитель Норвегии. Ваша речь относится к Норвегии или к Дании?

- Это относится к обеим странам!

— Детский лепет, сначала вы объявили Норвегии войну. Когда же получили по ушам, начали требовать свои корабли обратно.

— Это наши корабли, и вы обязаны немедленно их вернуть!

— А если не вернем, то что?

— Тогда мы заберем их силой!

— Какой силой? У вас остались корабли? Министр иностранных дел Дании протянул послу утреннюю газету. Небрежно взяв газету, посол ожидал увидеть репортажи о захваченных броненосцах. Однако в газете сообщалось о разгроме английской эскадры возле острова Готланд.

От неожиданности посол сел. Он даже не обратил внимания на торопливые вспышки фотокамер. Норвегия захватила двенадцать английских линкоров, восемь крейсеров и тридцать семь транспортных кораблей. Взяли более тридцати тысяч пленных, утоплено десять линкоров и восемь крейсеров. В газете сообщалось, что все пленные будут работать на шахтах и рудниках. Захваченные корабли выставляются на продажу.

— Вы не имеете права! — взвизгнул английский посол.

— Не имеем права на что?

— Если вы продадите наши корабли Дании, то мы начнем войну с Данией.

— Уговорили, мы продадим трофеи Франции и Нидерландам. С этими странами вы уже давно воюете.

— Почему же, — вмешался в разговор министр, — наше адмиралтейство осмотрело броненосцы. Мы купим.

— Не посмеете! В нашем флоте сотня линейных кораблей! Мы вас накажем!

— Была сотня. Тридцать кораблей вы уже потеряли. Тридцать кораблей в Америке, десять в Индии, остатки разгромленной в Средиземном море эскадры охраняют Метрополию.

- Мы потеряли только двадцать кораблей! Господин посол не знает о судьбе своей эскадры в Кристиансанне?

Все притихли. О судьбе второй эскадры действительно никто ничего не знал.

Адмирал Митчелл заходил во фьорды Кристиансанна без малейшего беспокойства. Ну что, скажите на милость,может угрожать его кораблям? По информации английских купцов, здесь нет крепости или береговых батарей. Были разговоры о том, что на скалистых островах начали расчищать площадки для установки пушек. Но это не помеха, один залп его линкора, и все пушки улетят с острова. Сюрприз ожидал, когда с кораблей уже видели городские причалы. Выстрел пушки развалил пополам крейсер авангарда. Второй крейсер и линкор пошли на батарею, желая своими пушками смести все живое и неживое. Они успели выстрелить, да никакого проку. Еще два выстрела и два огромных ядра разрубили корабли надвое.

Адмирал достаточно быстро понял, что его эскадра находится в самой обычной мышеловке. Выход из пролива в гавань защищали четыре огромные пушки, которые стреляли четырехсоткилограммовыми ядрами^[113]. Аналогичные четыре пушки стояли со стороны моря. Эскадра была заперта: ни вперед, ни назад. Хуже того, корабли оказались под прицелом пушек, которые норвежцы установили на вершинах холмов. Они действительно расчистили на островах гранитные вершины и поставили там артиллерийские батареи. Позиции защитили ряжами, куда засыпали камни. Но это не имело принципиального значения. Корабельные пушки не могут стрелять вверх.

— Предлагаю высадить десант и захватить ближайшие острова, — заявил генерал Уотфорд.

— Высаживать десант на крутые скалы весьма затруднительно.

— Мы возьмем остров силами батальона.

— Пехота ваша, вам и решать.

Попытка захватить остров была пресечена в корне. Стоило транспорту приступить к подготовке десантных шлюпок, как по кораблю ударили пушки с трех островов.

— Попал в дерьмо, сиди и не чирикай, — прокомментировал вражеский залп вахтенный офицер.

Оставался только один выход, и адмирал приказал готовить шлюпку с белым флагом.

Более недели европейская пресса ехидничала по поводу разгрома английского флота. Остряки предлагали объявить войну второй раз и попугать норвежцев, не приближаясь к их берегам. Другой активно обсуждаемой темой была распродажа трофейных кораблей. Датчане, как и обещали, купили три броненосца. Полученные в бою повреждения не смутили покупателей. Они сумели договориться с русскими, в результате чего буксиры потащили поврежденные корабли на верфи города Сясь. Кроме этого, датское адмиралтейство купило три крейсера и один линкор. С учетом трофейных шведских кораблей, которые получили на бывшей шведской военной базе в Кралскруна, Дания стала обладательницей серьезного военно-морского флота. Остальные корабли, как и ожидалось, купили французы.

Сенсационную новость, как обычно, первыми напечатали газеты графа Алексеева. Норвежский флот высадил десант в Лондоне! Согласно газетным сообщениям, норвежцы полностью захватили столицу. Вестминстерское аббатство частично разрушено, Тауэр бридж превращен в руины. Норвежцы подняли судоходный пролет моста. Затем заложили порох и взорвали опорные башни. В городе идут грабежи и погромы. Впрочем, они не препятствовали отъезду короля и его приближенных. Сам факт захвата Лондона ничего сенсационно не содержит. После того как голландцы оккупировали Англию, прошло не так уж много времени.

Многие полагают, что «Билль о правах» является достижением английской демократии. На самом деле это часть мирного договора между Соединенными Провинциями (тогда именно так называли Нидерланды) и Англией. Проще говоря, англичане до сих пор живут по законам, которые для них установили голландцы. 19 октября 1687 года нидерландский флот из шестисот кораблей высадил в Англии десант. Голландцы быстро оккупировали страну, после чего премьер-министр Соединенных Провинций Вильям Ван Оран объявил себя королем Англии. В историю он вошел под именем Вильгельм III Оранский. Через два года подписали мирный договор, частью которого и является «Билль о правах».

Но это другая история. Сейчас в газетах, пивнушках и салонах спорили только на одну тему, сколько дней продержатся норвежцы. Неожиданно налететь и захватить можно любой город. Тем более что в Темзе нет береговых батарей и крепостных укреплений. Вопрос в удержании захваченного города. Это не гранитные скалы Норвегии с многочисленными ущельями и малочисленными плато и долинами. Маленькой норвежской армии не удержаться против вымуштрованных солдат Англии. К тому же пусть и поредевший, но вполне боеспособный флот способен заблокировать врага в Темзе. Нет, норвежцам в Лондоне надолго не задержаться.

Реальная картина в захваченном городе была и проще, и страшнее. Его грабили со скрупулезной тщательностью. Грабили воины армии адмирала Хаки Котлу, к грабежам присоединились местные жители. Повсюду виднелись плакаты с призывами «Грабь награбленное», «Смерть кровопийцам» и «Солдат, защити своих родных от голодной смерти». Плакаты сопровождались различными картинками. Чаще всего повторялись два рисунка. На одном — жирный толстяк с огромным окороком в руке. За его спиной мешки с золотом, а перед ним на коленях изнеможенная женщина с худенькими детьми. На другом — солдат с ружьем, а стоящий рядом офицер барственно приказывает стрелять в толпу голодных женщин и детей.

Адмирал Хаки Котлу не очень верил в действенность этих плакатов. Как любой военный, он опирался на реальные возможности своей армии и боевых кораблей. Отправляя эскадры в Бостон и Гуль, он давал вполне конкретные инструкции:

— Ваша задача прорваться в город и как можно быстрее высадить десант.

— На этом этапе проблем не предвидится. Командиры кораблей хорошо знают навигационную обстановку.

— Вы правильно заметили, на рыбацких баркасах мы хорошо изучили навигационные условия всего побережья.

— Если английские солдаты войдут в город, нам придется отступить. Корабельная артиллерия не сможет оказать эффективную поддержку.

— Ни в коем случае не ввязываться в бой. Нас слишком мало. Сразу уходите и высаживайте десант в другом городе

- Мы поняли, наша задача растянуть войска по всему побережью.

— Не забывайте про татарскую кавалерию. Они уйдут в глубокий рейд, надо держать с ними связь и вовремя забрать в оговоренных местах.

- Сотники получили необходимые инструкции. Они знают сигналы для патрульных кораблей.

Корабли ушли, адмиралу Хаки Котлу осталось только ждать. Впрочем, он получал текущую информацию из Лондона. Филиал Тульского банка оружейников регулярно присылал по телеграфу суточные отчеты.

Фактическая обстановка напоминала всенародный праздник с перепившимися участниками. Призывы к неповиновению властям распространились быстрее пожара. Норвежских десантников встречали как освободителей. Страну охватил хаос грабежей и расправы над лордами и купцами. Армия в мгновение ока рассыпалась на мелкие вооруженные отряды. Бывшие солдаты совместно с населением штурмовали замки и поместья. Лозунг «Грабь награбленное» получил поддержку в сердцах рядовых англичан. Отряды десантников и татарской конницы, совместно с бывшими солдатами и местными жителями, громили дворцы и штурмовали замки. Обозы с трофеями тянулись в порты непрерывной лентой.

Многие англичане целыми семьями садились на транспортные корабли. Это были те, кто понимал, что всему приходит свой конец. Большинство опьянели от вседозволенности. Не задумываясь о будущем, они стремились воспользоваться моментом, отомстить своим бывшим работодателям. Хорошо или плохо, правда или нет, главное — собственное всесилие данного момента.

Адмирал Хаки Котлу сумел правильно оценить ситуацию и приказал своим кораблям обратными рейсами возить продукты и водку. Пошедшие в разнос люди должны задумываться о хлебе насущном.

Капитан парохода «Фрейя» наблюдал за погрузкой станков и паровых машин с заводов Бирмингема. Вместе с оборудованием грузили ящики книг и переложенные соломой приборы. Подошел старпом:

— У нас снова вся палуба будет загажена овцами?

— Не хочешь грузить овец, подгони стадо коров или лошадей.

— Сена не хватит.

— Можно день не кормить, вода есть, завтра отъедятся на наших лугах.

— Сколько этих лугов осталось?

— Не волнуйся, хватит. Скотину почти непрерывно вывозят на Волгу.

— Это правда, что после войны наш пароход перегонят на Каспий?

— Какая разница! Мы имеем право выбора. Найди себе удобное место, а где останется судно, не имеет значения.

— Ходят слухи о богатых землях Маньчжурии.

— Слышал, сейчас в Маньчжурии спешно строят железную дорогу. Закрывай трюм и ставь мостки для скота.

Транспорты вывозили трофеи и людей. Запасы банковских хранилищ и подвалов замков вывозили на военных кораблях.

4 Свадьба

Европа пребывала в шоке. Потребовалось почти два месяца, прежде чем в европейских странах осознали суть происходящего в Англии. Король и правительство бежали в Данию, откуда тщетно умоляли о помощи в восстановлении справедливости. На эти призывы откликнулись Нидерланды и Франция. Они, как воюющие с Англией страны, высадили свои десанты и начали медленно продвигаться вглубь страны. Население встретило эти войска как оккупантов, и разрозненные части солдат и дворян оказали упорное сопротивление. Порой возникали гротескные ситуации. Сначала отряды дворян, солдат и местных жителей плечом к плечу бились с оккупантами. После завершения общего сражения они начинали воевать друг с другом.

Малый совет собрался на традиционное еженедельное совещание. Из привычного состава отсутствовал только Павел, который на своей яхте отправился на встречу с графом Алексеевым. Меньше чем через месяц «Золотая принцесса» должна прибыть в Коломбо. Дальше наследник будет действовать по обстоятельствам. Никто не знал планов графа Алексеева, как и дня его свадьбы, знали только одно — свадьба состоится в столице княжества Голконда.

— Невесту наследнику подыскала? — спросил Потемкин, глядя на пустующее кресло Павла.

— Трудно найти подходящую партию.

— Не слишком ли ты привередлива?

— У меня три условия. Невеста должна быть красивой, здоровой и небогатой.

— Почему небогатой? — встрепенулся Шувалов.

— Чтобы родственникам не хватало денег доехать до Петербурга.

Все засмеялись шутке.

Смех смехом, но следует обсудить важный политический вопрос. Первым решили пригласить посла Франции, который должен обладать достаточной информацией по английской проблеме.

— Господин Дюран, что сообщают ваши генералы из Англии?

— Собственно, по какой причине это вас интересует?

— Не будем скрывать, в Восточной приемной ждет аудиенции посол Англии.

— Правительство возражает против вмешательства России. Война с Англией является нашим внутренними делом.

— Меня не интересует ваше правительство, как и ваши возражения! — вспылила Екатерина.

Последнее время императрица относилась к Франции резко отрицательно. Хорошо, что не было Павла, тот вообще наговорил бы грубостей. Посол демонстративно повернулся к Потемкину:

— Мы вынуждены остановить свое наступление.

— Какие обстоятельства заставили принять такое решение? — спросил Румянцев.

— Маршал Гаспар де Кон не видит смысла в дальнейшем продвижении. Он приказал армии остановиться в графстве Глостешир.

Неужели столь упорное сопротивление? Кто его оказывает? Вам противостоят норвежские солдаты?

— Сегодня в Англии нет ни армии, ни порядка. Норвежских войск мы не видели.

- Вы нас совсем запутали. Английской армии нет, норвежских солдат нет, и продвижения ваших войск тоже нет.

На оккупированной нами территории — сплошные беспорядки и саботаж населения. Наши полки заняты полицейскими функциями.

- По информации посла Нидерландов, их войска остановились в графстве Кембриджшир. Это соответствует действительности?

— Я не знаю. Наш маршал не контактирует с генералом Полем Ван Дирком. Русские войска высадятся в Англии?

— Нет, это не наша война и не наша проблема.

Французский посол облегченно вдохнул и с поклоном покинул кабинет Екатерины. Франция явно не желает русского вмешательства и надеется самостоятельно добраться до дирижерского пульта.

Разговор с послом Дании проходил в спокойной и дружеской обстановке. Отношения между Данией и Россией всегда были добрососедским. Основной причиной дружеского союза являлась Швеция. Дании нужен сильный и надежный союзник, которого нашли в лице России. Как Польша была многовековым и надежным союзником Швеции, так и Дания была многовековым союзником России. В данном конкретном случае следовало удержать Данию от возможных попыток помочь королю Георгу. Безудержное пламя всенародного восстания в Англии напугало правителей Европы. Французские и нидерландские армии остановились, дабы разлагающее влияние повстанцев не перекинулось на их солдат.

Страх правителей России вполне объясним. Но те давно подавили восстание казаков под предводительством Пугачева. К счастью, восстание не получило большого размаха. Здесь помог граф Алексеев, который на свои средства выпустил плакат. На нем было два рисунка: слева — парадный портрет Петра III в парике, справа — портрет Пугачева. Внизу приписка: «Умерший император был лютеранского вероисповедания. За поимку разбойника, прикрывающегося именем покойного премия 50 рублей». Незатейливый плакат сыграл очень важную роль. Казаки были готовы к бунту, но пойти за иноверцем никто не соглашался. Умер император или нет, никого особенно не интересовало. Только вот факт принадлежности к другой вере изначально отталкивал возможных соратников. Никто не хотел идти против своей веры.

Беседа началась с обсуждения новых возможностей, которые получила Дания после присоединения своих исконных земель. Датчане нашли руду на холмах Векше. Сейчас посол описывал радужные перспективы создания собственной металлургии. Дав барону Ауссебургу высказаться, перешли к главной теме:

— Господин барон, каковы планы вашего короля по поддержке Георга?

— Кристиан VII всецело на стороне законных прав короля Англии.

— Дания окажет военную помощь в борьбе с норвежцами?

— Военное вмешательство признано нецелесообразным. У нас общая граница. Мы ведем переговоры с норвежским правительством.

— Они выставили какие-либо требования?

— Только одно требование, но заведомо неприемлемо требуют безоговорочной капитуляции английской армии.

- Это несерьезно!

— Английское правительство согласно выплатить контрибуцию. Норвегии нанесен совершенно незначительный ущерб.

— Король и правительство имеет связь со своими сторонниками, которые остались на острове?

— Мы договорились с банком графа Алексеева. Держим связь через телеграфистов его банка.

— Сообщения обнадеживающие?

— Увы. В стране хаос, норвежские войска пользуются поддержкой населения.

Ну что же, основная позиция короля Дании ясна. Россия совершенно не заинтересована в разрастании конфликта. В то же время нельзя вмешиваться в происходящие события. Граф Алексеев не вовремя отправился в Китай.

Английский посол подготовил патетическую речь, смысл которой заключался в призыве: «Объявите войну Норвегии».

— Господин посол, как продвигаются ваши переговоры с представителями норвежского правительства?

— Переговоры ведутся в Копенгагене, я знаю не больше вашего.

— Вы пробовали переговорить с норвежской делегацией, которая находится в Петербурге?

- Какой смысл? Достаточно переговоров в Дании.

- Граф Панин беседовал с норвежцами. Они согласны вывести свои войска в обмен на ваши земли в Канаде.

- Подобные условия неприемлемы! Мы требуем вывода войск со своей территории!

- Требовать можно все что угодно. Время работает против вас.

— Они должны заплатить за разграбление наших городов и замков!

— Как вы видите развитие событий в Америке?

— Ситуация относительно стабильна. Французские войска нигде не имеют решительного перевеса.

— Вы не учитываете простой вещи. Франция имеет возможность усилить свои войска.

— Я не могу ответить, подобная тема вне моей компетенции.

— Торгуясь с норвежцами, вы рискуете потерять намного больше.

— Мы не нуждаемся в советах, нам необходима военная помощь. В Турции ваша армия показала превосходные результаты.

— Территория России значительно возросла. Требуется не один год для формирования новых воинских частей.

— Вы мне говорите «нет»?

— Подождите графа Алексеева.

— Граф сначала потребует уступок!

— Что он потребует, нам неизвестно, но его воинские таланты вселяют уверенность в благоприятном результате.

В попытках убедить малый совет английский посол впустую потратил время. Из его слов выходило, что английское правительство недостаточно ясно понимает сложившиеся обстоятельства. Они больше живут эмоциями, нежели трезвой оценкой текущих событий.

В среде сбежавших государственных чинов действительно преобладал дух силового усмирения взбунтовавшейся черни. Изгнанная власть желала не просто вернуться домой, но и физически покарать своих вассалов. Никто не собирался анализировать причины, по которым чернь в одночасье вышла из повиновения. Разговоры велись вокруг одного — как вернуться и как наказать.

Кандидатура графа Алексеева виделась предпочтительной только для английского посла. Многие политики и военные говорили и о его удачных военных походах, и об изобретенном оружии. Вернувшаяся из турецкой кампании гвардия частенько упоминала имя графа Алексеева в петербургских салонах:

— Мы подошли к турецкой крепости Аргадан одним полком, — рассказывал дамам генерал Голицын.

— Ах, Петр Михайлович, о ваших победах говорит весь Петербург.

— Мои победы невозможны без пушек графа Алексеева. Три часа обстрела крепости, и турки побежали.

— Князь, вы сказали, что с вами был полк, сколько же было османов?

— Мы захватили сто крепостных орудий, семьдесят полевых пушек и предали земле прах более двух тысяч османов.

— Знатная победа, — заметил престарелый генерал Тушин. — Нам бы такие пушки, загнали бы Фридриха за Берлин.

— Новые пушки лучше всего себя показали при штурме крепости Карса.

— Наслышаны, вы с пятью батальонами и девятью эскадронами взяли в плен семнадцать тысяч османов.

— Сколько у вас было пушек? — вмешался в разговор английский посол.

— Сорок восемь пушек графа Алексеева.

— Всего сорок восемь? В отчете указано, что вы захватили триста крепостных орудий и двести полевых пушек.

— Чему вы удивляетесь, граф Алексеев взял Измаил с одной пушкой и одним полком.

— Османы сами сдались после длительной осады генерала Румянцева.

— Талантливому полководцу враг всегда сдается сам.

Конечно, английскому послу было неприятно слушать подобные разговоры. Особенно на фоне последних событий, когда армия короля разбежалась, как бесхозное стадо баранов при виде одинокого волка.

Реальные события лучше всех оценили голландцы. Они подготовили специальный отчет, который вручили правительству России. Именно этот отчет и заставил насторожиться малый совет. Приведенные данные о разграбленных банках и вывезенной государственной казне говорили о тщательно продуманных действиях. Многие торговые дома Нидерландов, банки и отдельные торговцы эмигрировали в Англию во время испанской оккупации. Сейчас эти люди потеряли все свои сбережения. Нет, они не стали нищими, колониальные владения остались за ними. Но бизнес получил парализующий удар. Министр финансов граф Шувалов с нетерпением ожидал возвращения графа Алексеева. Если понесенные финансовые потери со временем можно восстановить, то общий бардак — это уже серьезно. Вышедшее из повиновения население городов и деревень в один день к порядку не призовешь.

Сергей возвращался в Суйчжун. Замыслы по выводу России на побережье Тихого океана выполнены. Экономическое развитие Маньчжурии было вопросом времени. Сам по себе русский Дальний Восток развиваться не может. Прежде чем вложить деньги в создание промышленности, надо найти потребителей конечной продукции. В данном конкретном случае потребители есть, и в достаточном количестве. Это Китай и Индия, нидерландские фактории Индонезии и Малайзии. Но в первую очередь это испанские колонии и конкистадоры тихоокеанского побережья Америки. Золотые рудники Калифорнии и прииски в районе реки Ванкувер еще не могли служить серьезными потребителями. Золота и серебра они давали много, но количество проживающих там людей оставалось незначительным.

На Маньчжурию Сергей возлагал особые надежды. Здесь в одном месте сосредоточилось все, что позволит начать бурное экономическое развитие. Богатые природные ресурсы, продовольственная база и достаточная плотность населения. Осталось вложить деньги и применить технологии. Пройдет несколько лет, и из Китая уйдут все европейские компании. Трансокеанские перевозки потеряют всякий смысл, ибо в Петербурге китайские товары будут стоить не намного дороже, чем в Кантоне. В свое время Маньчжурия была кузницей японского оружия. Наши союзники не зря упрашивали Сталина вступить в войну с Японией. Это сегодня историки презрительно морщатся, напоминая, что СССР вступил в войну после атомной бомбардировки. Но тогда они просили помощи, и не зря. Смести с лица Земли два города и выиграть войну — совсем не одно и то же.

Тотальное уничтожение германских городов только озлобило немцев. Рельеф Маньчжурии исключал эффективность как атомных, так и обычных бомбовых ударов. Реальную силу ядерное оружие получило намного позже, поэтому и просили Сталина оказать помощь. В Маньчжурии находилась японская Квантунская армия, плюс солдаты императора Маньчжоу-Го. Общая численность войск достигала девяти миллионов человек. С такой силой наши союзники и не мечтали справиться. Маршал Василевский разработал простой и надежный план на грани фарса. Нахально высадили в столице воздушный десант и захватили императорский дворец. Императора Маньчжоу-Го и всех высших военачальников вывезли в Москву. Затем последовали десанты во все крупные города вплоть до Порт-Артура. Японская и Маньчжурская армии оказались без верховного руководства. Вместе с тем они знали, что все основные города заняты Красной армией. Именно это и послужило причиной массовой капитуляции. Вряд ли до них дошел слух о каких-то особых бомбах, сброшенных на два японских города. Солдаты Красной армии столкнулась и с прикованными к пулеметам солдатами, и с камикадзе, которые бросались на бензовозы с прижатой к груди взрывчаткой. Японцы признали свое поражение после того, как Красная армия вышла на берег Цусимского пролива.

В советское время, вспоминая о сражении в Цусимском проливе, обязательно напоминали о царских командирах, спустивших флаги перед японским флотом. Оставшиеся без единого снаряда броненосцы, с многочисленными пробоинами и разбитыми механизмами, были обязаны добровольно отправиться на дно. Интересная логика. Какой командир отдаст подобный приказ, зная, что в лазаретах корабля лежат сотни раненых моряков? Зная, что корабельные средства спасения уничтожены вражескими снарядами. Сигнал «Погибаю, но не сдаюсь!» увековечен памятником подвигу моряков «Стерегущего». Приказ затопить свой корабль вместе с экипажем — это уже казнь ни в чем не повинных матросов и офицеров. Проигрывать надо достойно, без патетических истерик.

За время небольшого отсутствия, когда граф Алексеев изучал обстановку в Японии и помогал калмыкам в выборе новых земель, Гавриил Платин должен был определиться с общими вопросами. Сергей давно уже сделал вывод, что люди восемнадцатого века весьма ловки в делах бизнеса. Они работают с высокой самоотдачей и пользой. Главным тормозом может быть только финансовое обеспечение. Кроме корректировки бизнес-плана.

У Сергея была и другая цель — он хотел увидеть Фарида. Темник со своими воинами как-то незаметно исчез. Каких-либо пакостей не следовало ожидать, но неожиданности вполне возможны. Уж слишком простодушны татары в своих поступках. Сначала сделают и только потом разбираются в возникших последствиях.

Так и оказалось. Кибитки и юрты раскинулись от самого берега Желтого моря до линии горизонта. Невесть откуда взявшееся стойбище своим южным крылом упиралось в Великую китайскую стену. На берегу шлюпку встречали Гавриил Платин и довольный Фарид. Несколько поодаль стояли вожди родовых племен.

— Ты сюда привел всех монголов или в степи кто-то остался?

— Обижаешь, хозяин! Сюда пришли только лучшие.

— Собираешься повторить поход Чингисхана на Китай?

— Ну его, этот Китай. Они даже со своей стены боятся на нас посмотреть.

— И куда ты собираешься вести это войско?

— Я? Эти люди хотят пойти с тобой.

— Со мной? Куда это со мной?

— Ты что, хозяин?! Уже забыл свои обещания?

— Что-то я не припомню обещаний начать новый всемонгольский поход.

— Ты же обещал царю Салар Джангому восстановить империю Великих моголов.

— И ты собрал добровольцев? На патрулирование границы с Китаем воинов оставил?

— Не собрал, а отобрал. Здесь лучшие воины. Границу патрулировать не надо, китайцы к нам не лезут.

— Не лезут пока у вас нечего взять. Появится много скота и богатые трофеи, появятся и желающие это добро отнять.

— Спасибо за совет, придется часть воинов оставить.

— Сколько воинов поведешь в Индию?

— Тридцать тысяч.

— Сколько пушек?

— Пушек нет, но у тебя много пушек.

— Толку с моих пушек, если здесь никто не умеет из них стрелять.

— Научим, не велика премудрость, другие стреляют, и мы научимся.

— Зря ты так думаешь. Возьми мой бинокль и скажи угол возвышения и номер заряда для стрельбы по ближайшему кораблю.

Фарид смутился:

— Помоги с пушкарями.

— Сам ищи. Переговори с турецкими офицерами, они, найдут тебе добровольцев среди пушкарей.

— Трудная задача, почти все хотят остаться на этих землях.

— Набери только канониров, они подготовят артиллерийскую прислугу из татар. Не забудь про негров.

Сергей не стал отказываться от добровольцев. Пять тысяч он сразу возьмет с собой и передаст своему будущему тестю. Еще десять тысяч перевезут после перевооружения. Последние воины закончат подготовку и отправятся в Бенгалию на помощь эмиру Мосаддыку.

Неделю Сергей практически не вылезал из седла. Требовалось оценить вооружение и способности новых воином Оказавшись номинальным лидером, он должен был убедиться в боеспособности нежданной армии. Вопреки опасениям, вооружение монгольских воинов оказалось относительно неплохим. Более половины всадников имели ружья или пистолеты. Огнестрельное оружие в первую очередь говорило о наличии современного боевого опыта. Это интересно, Сергей не имел понятия о жизни монгол в XVIII веке.

— Скажи, Фарид, с кем монголы сейчас воюют?

— Война окончена, воевать больше не с кем

— И давно закончилась война?

— Так ты сам ее и закончил!

— Ты хочешь сказать, что монголы воевали с Маньчжурией?

— Араты^[114] говорят, что сразу после ухода Чингисхана маньчжуры ежегодно пытались захватить наши земли.

— Пятьсот лет непрерывной войны?

— Да, араты бились с маньчжурами пятьсот лет. Ты взял в плен императора Маньчжурии. Мы будем служить тебе.

— Зачем маньчжурам ваши земли? У вас только голые степи.

— Почему только голые степи? В горах много золота и серебра, маньчжуры тянулись за нашими богатствами.

— Ничего себе! Гавриил, — подозвал Сергей управляющего, — ты слышал?

— Слышал, хозяин, слышал. Что будем делать?

— Это их земля, и золото с серебром принадлежит им.

— Что еще имеется в тех землях?

Сергей начал вспоминать. Он что-то слышал о полезных ископаемых Монголии. Но что, когда, от кого?.. Наконец, перед глазами встала ясная картина.

Однажды, гуляя в парке, он познакомился с военным пенсионером, который в советское время служил в Монголии. В разговоре Сергей Николаевич позволил себе пренебрежительно высказаться об этой стране. Ответ собеседника его огорошил. Оказывается, недра ее полны полезными ископаемыми: от угля, нефти и меди до изумрудов, урана и флюорита. Этот флюорит и запомнился. Сергей не знал такого минерала. Заинтересовавшись, он вскоре выяснил его стратегическую ценность. Флюорит является основой всех высокоточных оптических приборов. Есть такое понятие, как разрешающая способность оптического прибора. Так вот с помощью флюоритовой оптики из космоса на Земле можно рассмотреть спичечный коробок.

Управляющий Гавриил Платин ожидал слов хозяина

— Вот что, Гавриил, как появится возможность, отправь на земли кочевников-рудознатцев.

— Ищем конкретные руды или общий обзор?

— Ишь ты, какие слова, «общий обзор»!

— А то! Я ведь твой университет в Нижнем Новгороде заканчивал!

— Молодец! С первого выпуска?

— Да, первый выпуск. Наши ребята много полезных дел успели сделать. Слышал про Черную гору?

— Так это ты возле Кузнецкого острога нашел уголь?

— Трудов-то было! Люди говорят про Черную гору, а градоначальник твердит: «Здесь везде чернозем».

— Важно, что сумел додуматься до истинной причины названия. Золото нашел в Нижнеудинске и Кизыле, руды, уголь. Много пользы от тебя.

— Спасибо, хозяин, за похвалу.

— Тимофей тебя достойно наградил?

— Получили по сто рублей, спасибо Тимофею Тихоновичу.

— Хорошие деньги, а сюда зачем подался?

— Я остался на строительстве Сибирской железной дороги. Потом хотел строить дальше, до Маньчжурии, а тут всю Маньчжурию предложили.

— Здесь есть где развернуться. На монгольских землях надо найти флюорит, полезный минерал для Тамбовского оптико-механического завода.

— Не слышал о таком. Как он выглядит?

- Я только слышал, но никогда не видел. Здесь не дикари живут, возможно, люди давно для своих целей используют.

— Что они из него могут делать?

Могут использовать как глину или делать что-то похожее на стекло.

- Они же в юртах живут, какое стекло!

- Не знаю, стеклянные украшения или безделушки. В любом случае образцы минерала тебе предстоит опробовать первому.

Трудно ставить задачу, когда сам толком ничего не знаешь о цели.

В Кантоне графа Алексеева сразу атаковали европейские торговцы. Их интересовали захваченные трофеи. Никого не спрашивал об убитых и раненых, о природных ресурсах. Полное равнодушие к причинам, по которым русские решили захватить маньчжурскую империю. Европейская политика базировалась на концепции права сильного. Впрочем, эта концепция не изменилась до сегодняшнего дня. Только что добавилось немного словоблудия о праве сильного защитить свои интересы от бесправия слабого. Тем не менее Сергей отвечал честно. Трофеи есть, но не очень богатые. Зачем объяснять, что армия не грабила население и местное дворянство? Нет смысла грабить то, что уже стало твоей собственностью. Вывезли государственную казну, сокровищницу и все ценное из императорского дворца.

Разговор получился непродолжительным. Достаточно скоро прибыли носилки и посыльный. Мандарины Цзинь-Яо и Лай-Цзы просили графа Алексеева навестить их как можно быстрее. Снова дворец Гуандун. Привычная комната с удобными пуфиками. В углу по-прежнему скромно сидел священник конфу. Граф Алексеев поздоровался с ним. Через некоторое время в комнату вошли Цзинь-Яо и Лай-Цзы. По лицам сановников можно было легко прочитать тревожное напряжение. Китайские традиции не требуют длительных экскурсов в состояние погоды и здоровья родственников. Сергей после взаимных приветствий и первых слов обязательной вежливости, преподнес сановникам дары из трофеев дворца императора Маньчжурии.

— Нам известно, что вы вывозите из Маньчжурии много статуй Будды. Зачем они вам?

— Я собираю различные произведения искусств. Почему не воспользоваться удобным случаем, находясь в Маньчжурии.

— Но вы не являетесь последователем буддийской веры?

— Нет, я христианин. Для вас это важно?

— Мы уже четыреста лет изгоняем со своей земли последователей Будды. Загнали их в дикие горы, но они нашли поддержку на севере.

— Вы предлагаете мне совершить военный поход в горы?

— Мы справимся сами. Но дикарей поддерживают монголы.

— Я ничем вам не могу помочь. В дела религии никогда не вмешивался и не собираюсь вмешиваться.

— Мы воюем с монголами в горах Тибета.

— Вам необходима новая партия оружия?

— Почему к вам пришла монгольская армия?

— Великий хурал избрал меня ханом.

В комнате повисла напряженная тишина. Хан, — это совсем другая величина. Явное безразличие, с которые относится к этому титулу молодой граф, только подчеркивает весомость остальных титулов. Китайцы имели достаточно времени, чтобы узнать об обширных владениях молодого человека. В том числе и о богатом острове Цейлон.

Самого Сергея высокие титулы нисколько не волновали. Не пройдет и года, как на новых землях состоятся выборы. Появятся губернаторы, сенаторы и думские дебаты. Он ставил перед собой совершенно другие цели, где не было места императорским регалиям.

— Как к вам теперь обращаться?

— Как и прежде.

Мандарины Цзинь-Яо и Лай-Цзы несколько помялись. Было видно, что им неловко. Но граф Алексеев не собирался устраивать поход по завоеванию всего мира. Это англичане в своих амбициях залезли даже на «Крышу мира». Их колонизаторские походы напоминали истерику безумного солдата. Убить всех и завоевать все — здравый смысл отсутствовал напрочь. С конца девятнадцатого века до середины двадцатого страна находилась в состоянии непрерывной войны.

Печальный результат аукнулся в начале Второй мировой. После потерь, понесенных в Европе и Азии, Англия не смогла восстановить свою армию. В стране просто не хватало мужчин. Не спасла положение даже повальная мобилизация в Австралии, Канаде и Новой Зеландии. Призвали женщин, но этот шаг оказался слабым утешением. Страну охватила паника, остров некому защищать. Если Гитлер высадит десант, то придется сразу подписывать капитуляцию. Неграм нельзя давать оружие — колонизация с помощью пушек и пулеметов Максим навсегда разъединила народы. Однако нужда заставила — привезли индусов и негров. Индусы стали пехотой, негры — санитарами, шоферами и прочими тыловыми служащими. Как следствие, после войны пятидесятилетняя империя «Незаходящего солнца» рассыпалась как карточный домик. Посмотрев жизнь англичан и сравнив ее со своей, жители колоний потребовали независимости. Коллапс ускорил товарищ Хрущев. Он показал «кузькину мать» прямыми поставками советского оружия.

Но это другая история. Наконец мандарины пришли к взаимному соглашению и начали обращаться к граф Алексееву «ваше сиятельство». Причиной спешного приглашения оказались монголы. Столь большая армия у Великой китайской стены вызвала в Пекине настоящую панику. Пришлось успокаивать:

— Нет, господа, монголы собираются в Индию. Они хотят восстановить царство Великих Моголов.

— Вы намереваетесь начать войну в Индии?

— Мои подданные, — усмехнулся Сергей, — остались в монгольских степях. Собравшиеся у Великой стены воины желают отправиться в Индию.

— Вы их повезете на своих кораблях?

— Только в том случае, если на кораблях будет свободное место.

— Там тридцать тысяч! Это займет несколько лет.

— Перевезите сампанами, если скопление такого количества воинов вас беспокоит.

— Конечно, беспокоит! Давайте подтвердим сказанные слова. У Великой стены не ваши воины, и они хотят добраться до Индии.

— Все верно, вы правильно поняли.

— Сложившаяся ситуация требует нашего срочного вмешательства. Мы не можем безразлично относиться к огромной армии у нашей границы.

— Не вздумайте их атаковать! Такими действиями вы спровоцируете никому не нужную войну.

— Что вы! Мы последуем вашему совету и пойдем им навстречу. У нас хороший флот, мы перевезем монголов в устье реки Ганг.

— Мудрое решение.

Не только мудрое, но и выгодное для графа Алексеева. Никто не сможет его упрекнуть в причастности к походу против европейцев.

Первоначально Сергей планировал опереться на первую армию. Близость к Индии облегчала переброску войск из Персии. Во время проработки этой операции граф Алексеев узнал новость, заставившую его несколько пересмотреть планы. В 1739 году персидская армия главе с теперь уже бывшим шахиншахом Надиром Сефевидом атаковала и разграбила север Индии. Персы вернулись с богатой добычей. В том числе захватили алмаз Кохинор, который впоследствии англичане украли у персов. Столь недавний конфликт исключал привлечение персидских войск в качестве союзников в освободительной войне.

Поход на Маньчжурию сложился в настоящую цепь взаимосвязанных интересов. Выплыл не только факт исторической родины турецких племен. От генерала Такин Хомайна Сергей узнал то, о чем умолчал полковник Аксеки Йозгат. Монгольский поход в Индию возглавляли турки-османы во главе с ханом Бабуром. В его армии было семьдесят осадных орудий, триста полевых пушек, девятьсот боевых слонов и шестьдесят тысяч монгольской кавалерии. Индийские княжества не смогли противостоять такой мощной силе. Только южные остановили продвижение врагов, отстояв свою независимость. Майсур и Тамиланд — два самых богатых и самых сильных княжества. Сейчас они бились против французов и англичан, впрочем, армия княжества Голконда должна будет выступить уже третьей стороной.

Снова жара и сырость экваториального пояса. Граф Алексеев шел на «Панацее», несколько впереди шли колесные пароходы с монголами. Сергей все-таки взял пять тысяч воинов в подарок своему будущему тестю. Боеспособность индийской армии не была известна, поэтому дивизия легкой кавалерии окажется совсем не лишней. В Кантоне при расставании мандарины Цзинь-Яо и Лай-Цзы преподнесли неожиданный и очень ценный подарок. В знак дружбы и уважения они привезли множеств различных статуй и статуэток Будды. Несколько тонн уникальных и дорогих изделий. Будда в нирване, Будда с цветком лотоса, Будда в детском возрасте. Были экзотические статуи, глаза Будды, следы Будды, Будда Бод-хисаттва и многое другое.

Видя на лице графа Алексеева откровенное изумление, сановники сочли необходимым пояснить:

— Статуи собраны в уничтоженных нашими солдатами храмах Будды.

— Здесь много золотых статуй. Не проще ли переплавить в слитки?

— Вам не понять, поэтому мы вам и дарим.

— Готов признать свою некомпетентность в данном вопросе. Почему вы силой уничтожаете буддийскую религию?

— Учение Будды противоречит учениям Кун Фу-цзи и смущает умы людей.

Сергей пожал плечами. В конце концов, Европа знает более бессмысленные и кровавые войны на религиозной почве. Почему такого не может быть в Китае?

— Вы отдаете слишком много золота, это может вызвать недовольство императора.

Сановники захохотали.

— Князь Кун Фу-цзи лично подобрал вам подарки.

— Князь Кун Фу-цзи? — тупо переспросил Сергей. Он же давно умер!

Сановники снова засмеялись.

— На сегодняшний день в Китае более двадцати тысяч прямых потомков Кун Фу-цзи.

— Ого! — вырвалось у Сергея.

Глава рода живет в императорском дворце и руководит всеми храмами.

Граф Алексеев облегченно вздохнул. Стала понятна причина войны против сторонников Будды, как и желание избавиться от предметов религиозного поклонения.

Корабли вошли в Малаккский пролив. Справа низкий поросший мантрами, остров Сингапур. Слева холмистый остров Суматра. Сергей вспомнил свои многократные проходы по проливу. Нервные стрессы при заходе в Сингапур. Самый загруженный порт в мире — четыреста судозаходов в сутки. Суда идут к лоцманской станции сплошной колонной. По сравнению с Малаккским проливом час пик на Московском проспекте покажется отдыхом в детской песочнице. В семидесятых годах двадцатого века активное судоходство в Малаккском проливе привлекло внимание местных бандитов. Появились первые современные пираты, заговорили о таинственной мадам Вонг. Пиратские катера захватывали и грабили транспортные суда. На дежурном канале радиотелефона ежедневно раздавались призывы о помощи.

Беспредел продолжался почти двадцать лет, пока пираты сдуру не атаковали советский сухогруз. Сдуру, потому что у советских моряков нечего брать. Оклад советского капитана составлял сто пятьдесят долларов, матрос получал тридцать долларов. Наказание последовало незамедлительно. Через две недели в Малаккский пролив с запада и востока вошли советские эсминцы. На призывы помощи немедленно прилетал вертолет и открывал огонь на поражение. И это в территориальных водах Малайзии и Индонезии! Для наведения спокойствия потребовался всего лишь месяц. Пираты исчезли. Две большие разницы: выйти в море и пограбить беззащитных людей, и выйти в море и остаться там навсегда. Собственная жизнь дороже любых денег.

Видел Сергей и пиратов Йеменского залива. Точнее слышал. Предпоследний год до своего ухода на пенсию он работал на контейнеровозе, который циркулировал между Китаем и Европой. Американские корабли охраняли только свои буровые платформы. Воплей несчастных моряков, которых атаковали сомалийские пираты они «не слышали». На патрулирование Йеменского залива НАТО поставило польский эсминец и французский корвет^[115]. Прослушивание радиотелефонных разговоров вызывало у моряков горькую усмешку. Если корабли успевали к подвергавшемуся атаке судну, то пираты спокойно выбрасывали оружие за борт.

— Мы мирные рыбаки! Вот наша рыболовная сеть. Из оружия только ножи для разделки рыбы.

Досмотр лодки подтверждал слова пиратов. Эсминец возвращался к своему патрулированию, пираты возвращались за оружием.

Ситуация, как и в случае с Малаккским проливом, изменилась после прихода русских кораблей. Снова вертолет и огонь на поражение. Если пираты успевали выбросить оружие, их как подозреваемых сажали в карцер и доставляли в столицу. Подобное решение было самым худшим наказанием. Страна разделена на враждующие кланы. В Могадишо у арестованных не оставалось никаких шансов. Вокруг только чужие племена, а еда в тюрьме за счет арестанта. У белых людей иные принципы, потому они немедленно обвинили русских военных моряков в бесчеловечности. Нельзя так обращаться с пиратами! Необходимо быть гуманными. Бедствующему населению Сомали регулярно поставляют продукты. Различные благотворительные организации привозят рис и муку.

На самом деле благотворительностьпомогает посредническим корпорациям держать мировые цены на максимально высоком уровне. Раздавая излишки, они оставляют для продажи необходимый минимум. Импортерам зерна ничего не остается, как платить требуемые деньги. В результате посреднические корпорации имеют славу меценатов, вместе с тем гребут огромные барыши. Для оказания людям реальной помощи требуются только трактора. Судан — это родина сорго, который в Китае называют гаолян, а в Европе — суданской травой. Высокоурожайный и устойчивый к засухе злак способен не только обеспечить едой местное население, но и возродить забытый экспорт. Остался вопрос: кому это надо?

Наконец прошли Адаманские острова, корабли вышли в Бенгальский залив. Легкий муссон наполнял паруса «Панацеи». Спала влажная жара экваториальной зоны Индонезии. Корабли шли в Бандар — самый удобный порт для дальнейшего перехода в Хайдарабад. Сергей сидел в кают-компании и наблюдал за баловством офицеров. Шутники развлекались с парочкой дрессированных мышей. В бокал налили кагора и стучали пипеткой по хрустальной ножке. На стол юрко забегала мышь и открыв рот, становилась на задние лапки. В пипетку набирали кагор, после чего отправляли несколько капель серому алкоголику в рот. Развлечение сопровождалось шутливыми тостами и здравицами. В дверь постучали:

- Ваше сиятельство, капитан просит вас подняться на мостик.

Граф Алексеев бегом поднялся на мостик. Им на перехват шла эскадра под флагом Английской Ост-Индийской компании. Три линейных корабля и три крейсера.

— Разве между Россией и Англией началась война? — удивленно воскликнул старший офицер.

— Вполне возможно. Телеграфной линии до Маньчжурии еще нет.

— Готовимся к бою? — спросил Семен Савельевич Щакунов.

— Корабль к бою! Транспортным судам поворот на обратный курс!

Сигнальщик поднял флаг с желтыми и красными диагональными полосами.

— Команда подтверждена! — глядя в бинокль на транспорты, доложил старший офицер.

— Исполнить!

На фале поднялся исполняющий флаг, затем оба флага упали вниз и транспорты, синхронно, сохраняя строй, развернулись на обратный курс.

— Транспортным судам держаться в стороне от боя!

Снова сигнальщик поднял флаг, на этот раз сине-желтый. Транспорты сразу подтвердили ясность команды.

Корабли способны уйти от преследования английской эскадры. Здесь у графа Алексеева сомнений не было. Но это неверный ход в складывающейся ситуации. Проблему надо решать в корне, навсегда устранить возникшую угрозу.

— Английская эскадра подняла красные флаги! — Доложил старший офицер.

— Они надеются на легкую победу, вшестером против одного.

— Три линейных корабля на сто двадцать пушек каждый и три двухпалубных крейсера.

— Сколько пушек на крейсерах?

- По пятьдесят четыре орудия.

Эскадра начала перестраиваться в боевое построение колонн. С точки зрения англичан самое правильное мщение. Они зажмут «Панацею» с двух сторон и в двадцать минут решат исход боя.

— Приготовить корабль к повороту! Орудия зарядить шрапнелью, трубку на восемь кабельтовых!

Командиры мачт доложили о своей готовности.

— Руль влево полборта!

Корабль, не теряя скорости, начал уходить в сторону, заставляя англичан менять свое построение.

— У них слишком тяжелое парусное вооружение, — сказал граф. — Через полчаса английская эскадра собьется как стадо баранов.

Тем не менее англичане справились с первым маневром. Дальше случилось то, что и должно было случиться.

Как английские моряки ни старались, сохранить строй они не сумели. Попытка командира перестроить свои корабли в одну линию только внесла дополнительную сумятицу. «Панацея» маневрировала буквально на границе дальности артиллерийского огня, заставляя англичан излишне нервничать и находиться в постоянной готовности к нанесению артиллерийского удара. Им бы успокоиться и развести свои корабли в разные стороны. Вместо этого на мачте флагмана висела уже гроздь сигнальных флагов. Отчаянный мат доносился даже до русского корабля. Залп. Черные облачка разрывов шрапнели накрыли столпившиеся корабли. Снова залп, затем еще и еще. Граф Алексеев четко держал английские корабли в эллипсе рассеивания снарядов «Панацеи». Шрапнель рвала паруса в клочья, с мачт беспомощными обрывками свисал такелаж. Свинцовый дождь впивался в палубной настил и тела моряков. Согласно с записью в корабельном журнале, англичане продержались только семнадцать с половиной минут, затем спустили свои флаги. Паруса не спустили за отсутствием оных.

Сергей решил лично переговорить с командиром гарнизона крепости Бандар. Пленные морские офицеры сообщили, что боевые действия начаты по приказу правления Английской Ост-Индской компании. Принято решение все прочие торговые компании в Индии считать вражескими. Они подлежат захвату или уничтожению. Англия оккупирована войсками Нидерландов, Норвегии и Франции. Король и правительство бежали в Данию. Проведенное в Калькутте собрание акционеров постановило считать себя свободными от всех обязательств почившего государства. Английская Ост-Индская компания создала собственное государство со столицей в Калькутте. Наивные, завоеватель Африки Сесил Родс, и тот опирался на государство. Создатель собственной империи получил помощь от лорда Чемберлена. Свою столицу назвал в честь премьер-министра Солсбери. Под заказ Сесила Родса писали хвалебные статьи Марк Твен, Конан Дойл, Киплинг и прочие известные люди. Даже Черчилль воевал за южноафриканское золото, но неудачно, попал в плен.

Над крепостью Бандар развивался флаг Английской Ост-Индской компании. Полковник Гепперт принял графа Алексеева в своем доме:

— Рад вас видеть, господин Алексеев. Как сложился ваш поход на китайские провинции?

— Вполне удачно. Над Маньчжурией поднят русский флаг.

— Что с императором? Он скрылся?

— Нет, не успел. Сейчас император с почетным эскортом следует в Петербург.

— Примите мои поздравления. Как, впрочем, поздравления с разгромом нашей эскадры. Спасибо, господин полковник. Бой с вашей эскадрой не стоил многих трудов.

— Англии не везет с адмиралами. Они умудряются проигрывать все сражения.

- Проигрывают не только адмиралы. Армия тоже потерпела поражение.

- Вы об английском десанте на голландский город Флиссинген?

— Вы потеряли сорок тысяч пленными.

— Кто мог предположить, что голландцы откроют шлюзы и затопят свои поля?

- Почему Английская Ост-Индская компания приняла столь странное решение?

- Я не акционер и служу за деньги. Они приняли решение, я его выполнил. Нами взяты все французские крепости.

— Как обстоят дела на западном побережье Индии?

- Французские и голландские крепости мы взяли, ваше княжество Гоа отбило наш десант.

— Потери были большие?

— Про потери не знаю. Зато ваши люди высадили десант в Кожикоде и захватили все княжество Керала.

— Погодите, север княжества был занят майсурской армией…

— Княжество Майсур вывело своих солдат. Им теперь не до Керала.

— Ваши войска добились успеха в войне с Майсуром? Увы, сегодня там наших войск уже нет. Это успех вашего будущего тестя.

— Как же так! Получается, что Английская Ост-Индская компания потеряла на западе Индии все свои земли.

— Вы правы. Мы потеряли все побережье, нас выбили даже из Ахматабада.

— Никак не ожидал подобного поворота событий.

— Вы им продали пушки и ружья. Сейчас они нас давят с нарастающей силой.

— Надеюсь, восточное побережье вы еще удерживаете?

— Нет, наша эскадра высадила десант на Цейлоне, у Храма тысячи колон и потерпела двойное поражение.

— На Цейлоне у меня обученные солдаты.

— Ваши обученные солдаты разбили десант, а корабли Голландской Ост-Индской компании разбили нашу эскадру.

— Даже так! Сколько же осталось кораблей?

— Нисколько. Вы взяли последние.

— Без поддержки флота долго не продержаться. Вас быстро выбьют из крепостей Тамиланда.

— Уже выбили. Осталось только три прибрежные крепости: Бандор, Висакхапатнам и Даймонд-Харбор.

— Не прибедняйтесь, компания крепко сидит во внутренних городах Бенгалии.

— Какой с этого толк! Дурбан для нас закрыт, Капштадт^[116] закрыт, Павловск закрыт. Мы не можем дойти даже до Португалии.

— Осталась дорога на восток. Можно торговать с испанскими колониями тихоокеанского побережья.

— Бесполезно, уже пытались. Караваны перехвачены испанскими и голландскими эскадрами.

— Голландцы, понятно, с острова Суматра. Испанцы то откуда?

— С Филиппин, эти острова никак не избежать.

— Сочувствую.

— На самом деле все не так плохо, сейчас в крепости семь тысяч солдат.

- Вы получили подкрепление?

— Можно сказать и так. Это остатки гарнизонов из занятых вашими солдатами крепостей

- Серьезная сила, я прямо в растерянности.

— Не передумали штурмовать мою крепость?

- Надо посоветоваться. У меня было пять тысяч легкой кавалерии, да четыре тысячи я уже отправил в Хайдарабад.

— Где ваша чернокожая пехота?

— Со мной вернулось около тысячи, остальные остались в Маньчжурии.

— Ну вот, а говорили, что только легкая кавалерия.

— Все негры встанут к пушкам.

— Сколько пушек поставите против моих стен?

— Разоружим один линейный корабль, ждите сто двадцать пушек.

- Сомнем, пушек у вас много, да пехоты нет. Вы нашу атаку не выдержите.

— Для начала переговорю со своими офицерами. Или пошлем гонца и вернем ушедшую кавалерию, или обложим крепость.

— После принятия решения пришлите гонца. Заодно и условимся о времени начала сражения.

На этом и простились. До неожиданных атак осталось еще сто пятьдесят лет.

Граф Алексеев выехал из ворот крепости в задумчивости. Для надежного сражения против превосходящих сил пехоты надо выбрать удобную позицию. Здесь такой возможности нет. Перед крепостью Бандар раскинулось ровное поле. У него преимущество в артиллерии. Обычные английские пушки обладают дальностью полета ядра в восемьсот метров и дальностью выстрела картечью в четыреста метров. Корабельные пушки линкора стреляют на двести метров дальше. У негритянской пехоты есть хорошие тульские винтовки, но все африканцы встанут к орудиям. Кавалерия против пехоты воюет только в кино. Даже если всадник пробьется внутрь пехотного строя, его сразу убьют. Статичный кавалерист такой же нонсенс, как боксер на лыжах. Всадник может нанести удар в своей правой четверти. Вместе с тем он уязвим с любой стороны. Пика в такой ситуации вообще бесполезна. Пикой не воюют силой руки, в удар вкладывают все тело и скорость. Бешеная скачка вдоль строя с беспорядочной стрельбой — тоже сказки Голливуда.

Нет, он не Кутузов, и Бородинского поля рядом нет. Найдя подходящее для сражения место, Кутузов отправил Наполеону приглашение на генеральный бой. Была оговорена и дата, 26 августа. Смысл Бородинского поля заключается в том, что русская армия из 240 тысяч человек и 1600 орудий, смогла разместить на поле 120 тысяч человек и 600 орудий. Наполеон из своей армии в 620 тысяч человек и 1600 орудий смог разместить на поле боя 140 тысяч солдат и 600 орудий. Рельеф местности не позволял обеим сторонам расположить резервы ближе суточного перехода. Французы с поля боя бежали, русские захватили более трех сотен вражеских пушек. Во время боя десять процентов французских пушек совершили маневр для усиления огня. У русских маневр для усиления огня совершило шестьдесят процентов пушек.

Некоторые русские батареи стояли так удачно, что за время боя не сделали ни одного выстрела. Дилетант скажет, что пушки бесполезно простояли все сражение. Специалист отметит удачное расположение батарей. Французы понимали всю пагубность попытки атаковать эти батареи. Пушки выиграли свой бой одним присутствием.

Кутузов выиграл сражение и приказал уйти. Наполеон имел возможность неоднократно повторить сражение, каждый раз с новыми силами. Для русских подобные повторы могли стать губительным истощением людских резервов.

Но это другая история. Сергей подъехал к шатру хана Керулена. Полог немедленно откинулся, хан выскочил чертиком из табакерки и низко поклонился:

— Какие будут приказы, великий господин?

Сергей спешился.

— Приглашай в шатер, мне необходим твой совет. Они вошли в шатер и разместились на подушках.

— В крепости семь тысяч солдат и шестнадцать пушек.

— Золото и женщины есть?

— По две женщины и десяток серебряных монет на каждого воина.

— Когда начнем штурм?

— Если мы решимся на штурм, то полковник Гепперт выведет из крепости пять тысяч солдат.

— Он настолько глуп, что более половины воинов поставит перед стенами крепости?

— Я профан в сухопутных сражениях. Моя стихия — морской бой, штурм крепости — твоя забота.

— Подожди, великий господин, я должен говорить со своими сотниками.

Сергей сел в седло и отправился на берег реки Кришна, в устье которой стояла крепость Бандар. Необходимо посоветоваться с Семеном Савельевичем Шакуновым. На «Панацею» ложится задача не только морской блокады. Развитие событий может потребовать артиллерийской поддержки со стороны корабля.

Еще до захода солнца к воротам крепости подъехали чеченцы, братья Шариф и Магид. Они передали полковнику Гепперту письмо с извещением, штурм начнется через день. Войска графа Алексеева будут готовы на рассвете. С утра закипела работа. Сотники размечали на земле какие-то линии. Воины рубили в прибрежных зарослях двухметровые жердины. Другая часть воинов била кустарник и плела корзины. После обеда пришли погонщики со слонами и приступили к перетаскиванию пушек с берега реки на выбранные позиции. В музеях пушки стоят на красивых муляжах. По жизни колесные лафеты появились не так уж и давно. Пушки перевозили на волокушах и стреляли с фундамента из плотно сбитых брусьев. Первыми мобильными пушками стали петровские «Единороги».

Наконец Сергей понял структуру осадных позиций. Деревянная колотушка из обрубка ствола с четырьмя удобными ветками. Два человека вбивают в землю жердину под углом, с наклоном в сторону крепости. Три удара колотушкой, затем три взмаха палашом. На врага смотрит кол. Следующий ряд заграждения прикрыт остриями предыдущего частокола. Через такое препятствие не перешагнуть, не перепрыгнуть. Травма гарантирована, между кольями одного ряда расстояние ступни. Частокол забит неглубоко, один человек легко раскачает и выдернет вбитую жердину. Но это придется делать под огнем противника.

Один защитный пояс из трех рядов кольев, затем свободная двухметровая полоса. Ближние к артиллерийским позициям колья обвязаны ветками. Все просто до гениальности. В атаке враг выдергивает колья и углубляется в заграждение. Затем неизбежно наступает момент, когда враг стоит в ста метрах от пушки и не имеет возможности двигаться вперед. У Сергея появилась уверенность в победе. Сто двадцать пушек на пять тысяч солдат, пятьдесят человек на пушку. С возведенным примитивным заграждением у англичан нет шансов добежать до пушек. Да и дальше добраться совсем не просто. Последний ряд частокола переходит в стену из плетеных корзинок, заполненных землей. Артиллерия прикрыта не только корзинами, но и оборудованными стрелковыми позициями. Сергей выслушал инструктаж хана Керулема, и ему стало жалко англичан.

Утром граф Алексеев наблюдал, как негры и монголы после завтрака шли на свои позиции. Никакого мандража или волнения. Обычные разговоры, шутки и редкий смех. Негры без задержки приступили к подготовке орудий. Все они пехотинцы, но прошли бои и знакомы с артиллерией. На сто двадцать пушек всего тридцать семь настоящих канониров. Во время боя придется следить за действиями расчетов. В пылу сражения могут сами себе навредить. Готовили первый залп ядрами. Боезапас только с захваченных кораблей: ядра, книппели^[117] и картечь. Гранат нет, с ними было бы намного легче. Монголы взяли ружья и встали двумя отрядами по четыреста человек справа и слева от пушек и на сто метров впереди. На правом фланге, почти в километре расположился отряд в две сотни всадников. Хан Керулен со своими ближними занял позицию в тылу.

Наконец открылись ворота крепости. Английские полки вышли ровными колоннами. В утренней тишине прозвучали отрывистые команды. Полки начали строиться у самой стены.

— Что скажешь, хозяин? — спросил стоящий сзади Николай Кочеряко.

— На мой взгляд, они уже сделали две ошибки.

— Я вижу только одну, полки строятся в штурмовые шеренги. Атака штурмовыми колоннами была бы результативней.

— Нельзя стоять так близко к крепостной стене. После сигнала о начале боя я дам залп по стене.

— Зачем? Ну, отскочат ядра от стены, да ущерб небольшой.

— Эх ты! Стена из гранитных глыб, щебень спины посечет не хуже картечи.

— А, и правда! Ай да молодец! Я не догадался бы!

— Не хвали заранее, еще не знаем, как все повернется.

Англичане выстроили свои шеренги на полкилометра. Пять шеренг по тысяче человек в шеренге. Таким строем идти очень сложно. Военная наука требует строгого соблюдения равнения в шеренгах. Ровные шеренги требуют медленного движения, что приведет к большим потерям. Нет, так они до пушек не дойдут. Желание нанести одновременный удар по всей русской позиции обойдется им дорого.

Пропели волынки. Следом грянул залп крепостных пушек. Оставляя дымные шлейфы, гранаты полетели по высокой траектории. Черные, плюющиеся искрами шары запрыгали по земле. Взрывы, в стороны полетели комья земли, щепки и даже целые колья. Ожидаемые действия. Англичане хотят расчистить проходы для своей пехоты. Только все это не результативно. Шестнадцать пушек — слишком мало. Для достижения успеха они должны стрелять по заграждению целую неделю. Граф Алексеев поднял руку и замер.

— Ты чего, хозяин? — зашипел сзади Николай Кочеряко. — Командуй залп.

— Погоди, не спеши. Видишь, офицеры бегут между строем и крепостной стеной?

Казак взял свой бинокль. И без бинокля было хорошо как группа офицеров занимала свои места позади солдатских шеренг.

— Огонь!

Грянул залп снятых с линкора пушек. На крепостной стене сверкнули искры. Гранитный дождь ударил англичанам в спины. Отскочившие от стены ядра врезались в шеренги. Послышались крики боли, многие упали, несколько десятков человек, зажимая раны, побежали к крепостным воротам.

Граф Алексеев бегло осмотрел в бинокль результат первого залпа и начал следить за подготовкой ко второму.

— А ты молодец, хозяин! С первого залпа офицеров ополовинил.

Третий залп почти полностью уложил медицинскую роту. Не вовремя они прибежала с носилками для выноса раненых. Полковник Гепперт понял свою оплошность только после четвертого залпа. Волынки затянули марш атаки, шеренги качнулись, солдаты облегченно вдохнули и пошли вперед. Застывший взгляд, отрешенное выражение лица, мерный ритм шагов.

— Пушки заряжать книппелями!

— Ты уверен, хозяин? — не выдержал Николай Кочеряко. — До книппеля мы успеем сделать залп ядрами.

— Успеем, только ущерб невелик.

- Какой там невелик! Не менее трех сотен собьем!

— Сейчас пехота даст залп. Надо дать англичанам возможность прочувствовать тульское оружие.

— Хитрец! Залпы пехотинцев остановят врага, после второго залпа они побегут.

— Раньше побегут, если монголы имеют хорошие навыки.

Монголы показали прекрасные навыки владения огнестрельным оружием. Они сделали только два залпа, после чего англичане побежали.

Побежали, но недалеко. Снова из ворот показались солдаты. Последний полк растянулся в две шеренги. Офицеры зуботычинами и матом остановили бегущих построили их впереди своих солдат. Волынки снова затянули свою мелодию, шеренги пошли в атаку. Крепостные орудия продолжали долбить заграждения, русская сторона молчала. Монголы успели сделать один залп после чего пехота побежала вперед, на заграждения.

- Огонь! — скомандовал граф Алексеев. — Пушки заряжать картечью!

Беспорядочно вращаясь, книппели пробили настоящие просеки. Английские солдаты подбежали к заграждению и начали судорожно выбивать колья. Крепостные пушки прекратили огонь.

— Смотрите! Смотрите! — закричал Шариф.

Все повернули головы. Монгольская конница галопом шла в атаку.

— Когда они успели выйти на внешнюю сторону заграждения?

— Умеют выбрать момент, ничего не скажешь!

Кавалерийская атака как бы слизнула последнюю шеренгу вместе с офицерами. Не снижая темпа, всадники ушли прямо под стену крепости и принялись отстреливать артиллерийскую прислугу.

Лишившись своих офицеров, англичане побежали. Сергей еще пытался осмыслить происходящие события, когда пешие монголы побросали свои ружья и бросились вдогонку. Ушедшие под стены крепости кавалеристы ворвались вовнутрь вместе с английской пехотой. Защитникам закрыть бы ворота, вместо этого они начали ловить ворвавшихся кавалеристов. Именно ловить, потому что всадники не вступали в схватку. Вместо боя они с криками носились по улицам и лупили всех подряд звонкими хлыстами. Следом за монголами рванулись и негры. Крича и размахивая пехотными палашами, негры бурным потоком пронеслись через открытые ворота.

— Вам тоже надо порезвиться, — сказал граф Алексеев своей охране. — Я поехал на «Панацею».

— Мы с тобой, — неожиданно заявили казаки Потап и Андрей

— Чего так?

— Ты же вечером в крепости устроишь праздник. К тебе обязательно приедет давешний барон и красавиц своих привезет.

— Ишь ты, какие дальновидные. А пограбить?

— Много в крепости не возьмешь. Купцов у них нет, и добра много не будет.

— Почему так решили?

— Тут и решать нечего. Торговых судов нет, значит, и товаров нет.

Граф Алексеев посмотрел на нетерпеливо перебирающего ногами конюха и поднялся в седло. Передав лошадей, конюх резво помчался к воротам крепости. На войне как на войне. Победители грабят крепость. Побежденные истекают кровью на земле.

Павел с сожалением обернулся, ему совсем не хотелось уезжать от ласковых теплых волн Индийского океана. Яхта «Золотая принцесса» доставила цесаревича в княжество Гоа за сорок дней. В пути было две остановки. Для пополнения запасов угля и воды яхта заходила в Павловск и Дурбан. В обоих случаях цесаревич не сходил на берег и принимал губернаторов в своем салоне. Сразу после отхода из Петербурга наследник престола большую часть дня проводил на прогулочной палубе. Он жадно вглядывался в морскую даль. При следовании вдоль берегов всегда ходил с биноклем, рассматривал ландшафт и рыбацкие деревушки. Казалось, что отсутствие компаньонов его совершенно не тяготило. Цесаревичу хватало эмоций от созерцания новых пейзажей неведомой природы.

После того как прошли Канарские острова и за кормой скрылся вулкан Тейде, воздух резко потеплел. Пропало марево взвешенного песка Сахары. Экипаж заполнил плавательные бассейны теплой океанской водой. Павел окончательно расслабился. Он не уходил с прогулочной палубы с раннего утра до позднего вечера. Нетерпеливо отмахиваясь от докучливого врача, наследник сидел под навесом или плавал в бассейне. Лазурная океанская вода бассейна буквально магнитом притягивала юношу. Как-то незаметно кожа цесаревича приобрела шоколадный оттенок крепкого тропического загара.

В Павловске на яхту привезли тонны тропических фруктов. Среди различных диковин губернатор передал наследнику маленький бочонок, заполненный чем-то, напоминающим парафин.

— Что это? — удивленно спросил Павел.

— В бочонке какао-масло. Велите вашему лекарю натирать вас каждое утро.

— Я не придворная дама! Зачем мне всякие благовония!

— Это лечебное масло, оно укрепляет здоровье, предохраняет вашу кожу от вредных флюидов африканского климата.

— Врач знает о свойствах какао-масла?

— Знает, очень ценное средство.

— В Европе им пользуются?

— Не знаю, свойства какао-масла открыл граф Алексеев. Цесаревич еще раз принюхался к бочонку. Впрочем запах черного шоколада уже распространился по всему салону. Вскоре Павел сам убедился в полезности какао-масла. Его кожа стала гладкой, упругой и блестящей.

Неведомые фрукты пришлись наследнику по нраву. Оранжереи Петербурга поставляли на царский стол только бананы, апельсины и лимоны. Сейчас Павел наслаждался прохладным кокосовым молоком, лакомился медовыми плодами манго или папайи, пристрастился к авокадо и требовал на ужин к мясу приправу из авокадо с чесноком. Каждое утро он собственноручно намазывал на хлеб авокадо, протертое со сливочным маслом, корицей и перцем. Юноша наслаждался неведомым ранее вкусом и ароматом. Отдых под южным солнцем навевал разные мысли. Павел часто думал о графе Алексееве, которого считал своим единственным другом. Между ними действительно были по-настоящему искренние отношения. Павел немного завидовал образованности и энергии своего друга.

В какой-то момент наследник решился и сел писать. Он захотел изложить свои мысли на бумаге. Книга получила название «Рассуждение о государстве». Теперь рядом с Павлом всегда находился писарь. Цесаревич рассуждал о военной доктрине, которая, по его видению, должна быть у Российского государства. Выстраивал цепочку торгово-экономических отношений. Расставлял акценты в промышленном производстве и во внешнеполитических отношениях. Иногда просил писаря прочитать написанное и вносил дополнения. К приходу в порт Гоа-Велья, который был столицей княжества Гоа и Цейлона, книга была готова. Первый экземпляр Павел решил подарить графу Алексееву.

Губернатор Русской Индии и Цейлона встречал наследника на причале. У Павла даже не мелькнула в голове мысль о том, как губернатор смог заранее узнать о прибытии скоростной яхты. «Золотая принцесса» буквально летела по морям-океанам. Моряки встречных и попутных судов провожали красивый лайнер завистливыми взглядами. Павел был выше житейских мелочей. Его встречают? Так и должно быть! Ему было невдомек, что о его отплытии немедленно сообщили телеграфом в персидский порт Бушир. Первое же русское судно доставило депешу губернатору Русской Индии и Цейлона.

Наследника разместили во дворце, который раньше принадлежал вице-королю Индии. Сейчас дворец принадлежал графу Алексееву, что сильно удивило цесаревича. Прогулка по городу уже не удивила, а поразила. Улицы и дома были яркими образцами архитектуры эпохи Возрождения. Шикарные дворцы с великолепной отделкой, статуи и фонтаны. Многочисленные соборы и церкви. Здесь не было европейского квартала, это был европейский город. Завидев на центральной площади храм, Павел изъявил желание немедленно помолиться. Если все церкви города переименовали, то собору святой Екатерины оставили прежнее название.

Службу вели индийские священники на языке маратхи. Заметив белых людей, служка юркнул в неприметную дверь. Вскоре оттуда вышел архиепископ. Узнав наследника престола, архиепископ подошел для благословения. Здесь же, не мешая основной службе, архиепископ провел отдельную службу. Затем пригласил цесаревича к себе во дворец. Вечером собрались у губернатора, который расположился в бывшем дворце Адил-шаха. Павел с любопытством крутил головой, рассматривая арабскую мозаику и причудливые узоры сур Корана.

— Почему здесь арабские письмена?

— Все западное побережье Индии было завоевано арабами.

— Помню, помню. Это период крестовых походов. Когда же португальцы захватили эти земли?

— Двести лет назад, в результате совместной экспедиции португальского и датского флотов.

— Да, Да- Тогда они захватили Аден, Малакку и Ормуз(Оман) — После чего командир экспедиции д'Албукерки стал вице-королем Индии.

- Вы абсолютно правы, ваше императорское высочество.

Так, за разговорами, они прошли анфиладу причудливо убранных комнат, где все стены покрыты затейливой резьбой по камню.

Обеденный зал поражал своими размерами. Шириной в тридцать метров, от стены до стены дома. Огромный зал способен вместить несколько сот человек.

— Что здесь было раньше? — спросил Павел.

— Это пиршественный зал.

— На верхнем ярусе странные, закрытые резной решеткой балкончики. Непонятное дополнение для обеденного зала.

— Здесь не обедали, а пировали. Вон там место для музыкантов, а в центре — круг для танцовщиц.

Павел с интересом посмотрел на указанные места.

— А балкончики? Зачем наверху зарешеченные балкончики.

— Второй этаж отдан женщинам. С этих балкончиков они наблюдали за мужчинами.

— Так решетки зачем?

— Это не решетки, а что-то типа вуали, чтобы мужчины снизу не могли рассмотреть женщин.

— Непонятно, — хмыкнул Павел.

— Здесь рядом мечеть. Мулла — весьма милый человек. Поговорите с ним об арабских традициях.

Закончив объяснения, губернатор пригласил всех к столу. Кроме князя Волынского с женой Екатериной и детьми были приглашены генералы Бутурлин и Ермолаев с домочадцами. Далее сидел хан Алтин, который командовал всеми татарскими отрядами. Рядом с ним смотрел на Павла во все глаза командующий негритянскими войсками, бывший вождь, а теперь войсковой атаман Ньянтумбо. По левую руку располагались князья и махараджи с Цейлона и других подвластных России индийских земель.

Впервые оказавшись в центре внимания, Павел начал себя чувствовать несколько неловко. Он вдруг ясно осознал, что присутствующие люди ловят каждое его слово, следят за всеми движениями и жестами. Это не Зимний дворец, где на него привычно не обращают внимания. Заметив скованность юноши, князь Волынский начал расхваливать новые земли.

— Княжество Гоа не столь богато, как Цейлон. Однако здесь очень хороший климат.

— У причалов грузятся корабли.

— Граф Алексеев построил здесь сахарный завод и привез из Франции крестьян.

— Ему русских крестьян не хватает?

— Французы разводят виноградники. Я попробовал первое вино и сам выписал из Франции крестьян.

— Хорошее?

— Очень хорошее. К тому же граф Алексеев утверждает, что после перевозки морем в Петербург, вино станет еще лучше.

— Где выращивают знаменитые индийские пряности?

— Южнее, в нашей провинции Керала.

— Провинция большая?

— Рязанская, Московская и Тверская губернии вместе взятые.

— Такая огромная! А горы там есть?

— Как раз с севера на юг тянутся Кардамоновые горы. От гор и получил свое название кардамон.

— Интересно! Теперь в России есть свои пряности.

— Во всяком случае, имбирным печеньем меня потчуют каждый день.

— А что с севером?

— Оттуда война и началась. Из Бомбея выслали десант, хотели захватить наши земли.

— Бои были тяжелые?

Пушкари генерала Ермолаева быстро объяснили, кто здесь главный.

— Наш десант кто высаживал?

— Корабли графа Алексеева под голландским флагом. Атаман Ньянтумбо со своими пластунами взял все английские крепости.

— Бомбей с северными землями были раньше за Португалией.

- Когда король Жуан IV выдавал свою дочь за английского короля Карла II, то Бомбей с прилегающими землями были за ней приданым.

— Я помню. Это было сто лет назад, тогда англичане получили свои первые заморские территории.

Постепенно разговор принял общий характер. Рассеялась неловкость первых минут. Присутствующие начали вести себя естественно и непринужденно.

В ожидании новостей о графе Алексееве Павел посвящал дни прогулкам и купанию в океане. Утром в сопровождении двух десятков чернокожих казаков наследник верхом отправлялся на берег океана. Негры бежали рядом, умудряясь по дороге петь песни, прихлопывать и даже притопывать. Такое сопровождение смешило цесаревича. Пока он нежился под плетеным навесом на белоснежном песке, негры стояли цепью с оружием на изготовку. Когда Павел собирался поплавать, немедленно сталкивались на воду три пироги. К оружию добавлялись мотки веревки. На подобные меры безопасности наследник престола совсем не обращал внимания.

На пятый день Павел решил вечером позаниматься с неграми строевой подготовкой. Негры умели сохранять строй и перестраиваться, но до Петербургской гвардии им было еще очень далеко. Начали с азов строевой науки. Сначала Павел сам показал строевой шаг, затем по очереди учил казаков дворцовой роты. Стоящие в строю негры, не стесняясь, в полный голос, комментировали все действия. Порой даже пританцовывали и хлопали в ладоши. Павел разозлился столь дерзкому поведению солдат, но быстро успокоился. Он не мог не согласиться, что в целом действия его учеников были прилежными и старательными. Солнце неожиданно упало в океан. Слуги вынесли керосиновые лампы, а негры, составив оружие, начали танцевать. Скоро пришли их жены с детьми, началось настоящее представление, причем без капли спиртного.

Практически за неделю сложился распорядок дня. Утром Павел выходил на крыльцо, перед которым ровным строем стояла дворцовая рота.

— Джамбо мазари! — приветствовал цесаревич.

— Джамбо мазари бванга! — дружно отвечали чернокожие казаки.

К полудню загорелый до черноты Павел возвращался во дворец. Затем конная прогулка в горы, где наследника сопровождали крымские татары. Здесь уже шла полная конная сотня. Всадники в шелковых халатах с непроницаемым выражением лица сначала нагоняли страх на местных жителей. Вскоре горожане к этому привыкли и просто уступали дорогу. Великолепные пейзажи поднимали цесаревичу настроение. За прогулку обязательно подъезжали к трем разным целебным источникам, где Павлу подносили по серебряной чаше родниковой воды. После вечернего купания на океанском пляже усталый юноша возвращался во дворец. Перед заходом солнца следовал час строевой подготовки, который заканчивался танцами под ритм тамтамов.

Всему приходит конец. Пришел конец и отдыху на песчаных пляжах Индийского океана. Когда Павел вернулся с верховой прогулки, то сразу обратил внимание на непривычное оживление и суету.

— Граф Алексеев вернулся? — спросил он у мажордома.

— За вами прибыл караван от князя Голконда. Что касаемо его сиятельства, то он вскорости будет в Хайдарабаде.

На сборы ушло полтора дня. В утро отъезда Павел вышел на крыльцо и увидел весь негритянский полк в построении парадных колонн. Полк стоял ротными квадратами десять на десять человек. Цесаревич привычно поздоровался:

— Джамбо мазари!

Ответ был совершенно неожиданным:

— Здравия желаем, ваше императорское величество! Заиграл марш. Барабаны сначала дали дробь, потом перешли на ритм строевого шага. Сохраняя идеальное равнение, полк парадным маршем прошел мимо Павла. Цесаревич растрогался и едва не заплакал. Он привык к их безмятежному веселью и откровенной безалаберности. Показанная сейчас строгая воинская выучка говорила о том, что его занятия не прошли для них даром. Впрочем, рядом никого не было. Никто не мог сказать, что каждый полк прошел годичное обучение в учебном лагере Дурбана или Лобито.

К крыльцу подвели огромного слона. Великан опустился на колени. Индусы и слуги принялись подсказывать процедуру восхождения на спину слона. Павел боялся наступить на огромное колено животного. Индусы, давно привыкшие к страхам европейцев, поступили радикальным образом. Взобравшись на слона с другой стороны, они подхватили цесаревича под руки и внесли в паланкин. Слон встал, и Павел запаниковал. Он не умеет управлять слоном! Эта жуткая скотина может уйти, куда ей заблагорассудится! Ну что, скажите на милость, нужно делать со стоящей в углу бамбуковой палкой? Опасаясь резких движений, наследник стал озираться в поисках помощи. Вокруг него были только кроны деревьев снизу доносился гул.

Собрав всю свою волю в кулак, цесаревич встал и посмотрел вниз. Слон шел по улицам города, а местные жители что-то радостно кричали и бросали цветы. Павел посмотрел назад и увидел торжественное шествие десятков слонов. Сделав несколько осторожных шажков, Павел посмотрел вперед и облегченно вздохнул. На затылке слона с безмятежным видом сидел индус. Голова погонщика был ниже уровня пола паланкина. Почувствовав взгляд, погонщик обернулся и сверкнул белозубой улыбкой. Жестом показал на бамбуковую палку и похлопал себя по плечам. Так вот как управляют слоном! Цесаревич улыбнулся погонщику и начал благосклонно махать рукой стоящей на улице толпе.

Павел с сожалением обернулся, совсем не хотелось уезжать от ласковых теплых волн Индийского океана. Беспечный и беззаботный отдых пришелся ему по душе. Цесаревич тяжело вздохнул и сосредоточился на мысли, что сюда он приехал не для отдыха, а ради своего друга. Впереди на черных лошадях скакала сотня индийских воинов. Белые одежды, красный, шитый золотом тюрбан. Широкие, шитые золотом, пояс и нагрудник также был ярко красного цвета. В правой руке воины держали тульские винтовки, которые упирались прикладом в специальное гнездо у стремени. Вторая сотня скакала позади каравана из пятидесяти слонов. Дорога вилась серпантином мимо виноградников и постепенно уходила в горы к перевалу. Как Павел уже знал, высота на перевале была oколо километра.

Во второй половине дня слоны прошествовали мимо величественной крепости, перевал защищавшей. Потом начался спуск на плоскогорье Декан. К вечеру, с последними лучами заходящего солнца вошли в город Белгаон. Это начались земли Низама Салар Джангома

- Завтра у нас день отдыха, — сказал сопровождающий Павла полковник Андрей Палагин.

— Я совершенно не устал.

— Мы заранее переправили через перевал все подарки. Для подготовки дополнительных слонов нужен еще один день.

Сорвавшись на встречу к графу Алексееву, Павел как-то не озаботился подарками для князя и его родственников. В качестве свадебного подарка он взял набор столовых принадлежностей на тридцать персон. Золото, причудливые узоры на витых ручках и драгоценные камни. Самому цесаревичу подготовленный подарок очень нравился.

После завтрака Павел сел в раздумье, впереди целый день, а чем заняться?

— Ваше императорское величество, — поклонился слуга- полковник Андрей Палагин просит аудиенции.

— Проси.

В комнату вошли полковник и кто-то из незнакомых штатских.

- Ваше императорское величество, не желаете ли совершить прогулку к карьеру, где добывают драгоценные камни?

- А что там добывают?

— Агаты, аметисты, корунд, гранаты, рубины.

— Прошу меня подождать, мне надо одеться в походные одежды.

Карьер впечатлял своими размерами и количеством работающих людей. Сотни человек в набедренных повязках ритмично махали кирками. Павел присмотрелся:

— Они долбят гранит!

— Все верно, ваше императорское высочество, драгоценные камни находятся внутри гранита.

— Как можно достать хрупкий драгоценный камень из гранитного монолита?

— Достаточно просто. Драгоценные камни находятся как бы в маленьком гнездышке из известняка.

— Рабочий может случайно ударить по такому гнездышку киркой!

— Маловероятно. Этому карьеру более тысячи лет, люди здесь рождаются и умирают с киркой в руке.

— Почему рабочие так часто зовут своих десятников?

— Скол гранита идет по слабому месту. Когда вскрывается гнездышко, то зовут десятника.

Павел заинтересованно наблюдал за работой карьера. Обратил внимание на вторую линию добычи драгоценных камней. Здесь рабочие устроились возле подобия гранитного стола и дробили большие обломки гранита. Носильщики непрерывной цепью выносили корзины с кусками известняка. По другой дороге шествовали слоны с корзинами по бокам. Они вывозили гранитный щебень.

Павел восторженными глазами смотрел на работу карьера. Еще бы! На его глазах добывали килограммы драгоценных камней.

— Жаль, что у нас в России нет драгоценных камней!

— Почему нет, есть.

— Откуда вам это известно?

— Граф Алексеев говорил. Сибирь, Алтай, Урал. Даже на его землях в Бессарабии, что подарены вашей матушкой.

Цесаревич растерялся. В своем трактате «Рассуждение о государстве» он обосновал вредоносность расширения границ страны. У него вышло красивое объяснение необходимости остановиться на линии Урал — Каспийское море. А тут оказывается, на Востоке есть не только железо и золото, но и драгоценные камни.

— Для офицера вы хорошо разбираетесь в добыче драгоценных камней.

— Я начинал со службы его сиятельству графу Алексееву на Цейлоне.

— Так это вы захватили крепость Коломбо?

— Штурм города Коломбо был моим боевым крещением.

- Похвально. Вы смогли захватить город совсем мизерными силами.

После обеда Павла пригласили на прогулку по сандаловой роще. Пряный аромат деревьев насыщал воздух и поднимал настроение. Снова цесаревич был удивлен. Сандаловые деревья оказались не дикорастущими. Они росли на ухоженных плантациях. Сотни людей копались в земле, подготавливали саженцы или прививали молодую поросль к корням сахарного тростника.

Путешествие на слонах оказалось комфортным и быстрым. Каждый день караван проходил не менее ста пятидесяти километров. Сопровождающая цесаревича гвардия меняла своих лошадей трижды за день. К Хайдарабаду шли вдоль реки Кришна. Павел наслаждался великолепным пейзажем, поэтому не сразу обратил внимание на величественные стены столицы Голконда. Въезд город потряс цесаревича до глубины души. Яркие краски нарядов и цветы под ногами слонов. Изящные дворы и удивительная архитектура мечетей и индуистских храмов. Разглядывая Османский университет, Павел от восторга чуть не вывалился из паланкина.

Встреча с князем получилась несколько скомканной. Великолепие дворца Салар Джанг буквально шокировало цесаревича. Если Зимний дворец — это лепнина и позолота, то дворец князя Голконда — это золото и тонкая резьба по камню.

— Из какого дерева сделаны эти колонны? — вместо приветствия спросил Павел.

— Это не дерево, это камень.

— Вы покрыли его толстым лаком?

— Это не лак, а полировка.

— Не спешите, — перед Павлом появилась красивая девушка. — У вас есть время. Я сама проведу вас по всем комнатам.

— Вы… Вы невеста моего друга?

— Я Наина Махабхарата Салар Джангом, принцесса Голконда и невеста графа Алексеева. А вы — Павел Первый, будущий император?

— Сейчас я просто друг вашего жениха.

— Вы специально приехали на нашу свадьбу? Девушка эмоционально обняла Павла и поцеловала его. Цесаревич растерялся и густо покраснел. Нет, женские ласки он давно уже распробовал. Его смутило столь открытое проявление эмоций. Выросший в окружении притворства ифальши, он был не готов к искреннему общению на глазах у многих людей.

Павел быстро освоился на новом месте. Ему понравилось, что никто его не опекал и не навязывал своей воли. Князь занимался делами, первым из которых оказалась война. Голконда воевала и весьма успешно. Так, город Белгаон, где цесаревич впервые в жизни увидел разработки драгоценных камней, был совсем недавно захвачен у княжества Майсур. Княжество Тамиланд уже подчинилось воле Низама Салар Джангома. Князь Аркот принес вассальную клятву и передал своих воинов под начало полковника Аксеки Йозгат. Павел одобрительно отнесся к реорганизации военной системы. Без единой армии крепкое государство создать невозможно.

Казалось бы, простое решение: собрал воинов по гарнизонам и установил единое командование. На самом деле это не так просто. Для каждого гарнизона необходимо создать инфраструктуру. Воин должен как минимум получать еду, причем регулярно. Поляки с такой проблемой так и не справились. Более того, с окончанием очередной войны вельможи просто распускали своих шляхтичей. Являясь номинально дворянами, шляхтичи не имели ни кола ни двора. Как следствие, по стране разбредались десятки тысяч вооруженных людей без средств к существованию. Единственным доходом шляхты был грабеж.

Принцесса Наина Махабхарата Салар Джангом в окружении своей свиты показала Павлу все дворцовые покои.

- Стены и колонны дворцовых залов сделаны из очень странного камня. Я ничего подобного не видел.

— Вам нравится рисунок на камне?

- Бесподобно! Ощущения ценных пород дерева. Посмотрите на стены этого зала, похоже на отделку из карельской березы.

— Это гранит.

— Гранит? Не может быть! У гранита не бывает таких ярких красок и насыщенной фактуры.

- Это у нас в России не бывает. Здесь, в Индии, есть гранит белый, как снег, есть алый, как мак. Есть с рисунком фактуры дуба.

— Вы мне покажете гранитные карьеры?

— О чем разговор! Я скажу отцу, вам покажут все, что угодно.

— А мрамор у вас есть?

— Мрамор используют для дешевых строений.

— Красивый камень. В Греции все дома сделаны из белого мрамора.

— У нас много мрамора, белый, розовый, голубой, черный.

— Простите, но почему из мрамора делают только дешевые дома?

— Мягкий и недолговечный камень. Посмотрите на эту красоту, — принцесса показала на огромное гранитное панно.

— Такое из мрамора не сделать, — согласился Павел.

— Мрамор нельзя отполировать до зеркального блеска.

— Почему у вас стены не закрыты коврами?

— Благодаря каменным стенам, во дворце постоянная температура. Здесь ни жарко, ни холодно.

— Я уже заметил, внутри дворца весьма комфортно.

Архитектура и убранство дворца произвели на Павла неизгладимое впечатление. Наследник решил построить в Петербурге дворец по подобию дворца Салар Джанг.

Осмотр городских и окрестных достопримечательностей прервал гонец. Граф Алексеев высадился рядом с крепостью Бандор. По пути его корабль подвергся нападению английской эскадры. В результате боя взято на абордаж три линейных корабля и три крейсера. С кораблями захвачено пятьсот двадцать две пушки. Выслушав сообщение, принцесса запрыгала и захлопала в ладоши, как маленькая девочка. Когда гонец сообщил, что граф Алексеев привез в подарок пять тысяч легкой кавалерии, то эмоций не сдержал уже князь. Окружающие подхватили радостный крик Низама Салар Джангома, по дворцу пронесся воинский победный клич. С утра началась подготовка к встрече желанного жениха. А к вечеру прискакал новый гонец, и снова буря восторгов. Граф Алексеев с тысячей легкой кавалерии захватил английскую крепость Мадрас. Причем разгромили семитысячный гарнизон без своих потерь.

Въезд графа Алексеева в Хайдарабад превратился в настоящий праздник. Его встречали как будущего мужа принцессы, как полководца, разбившего европейских колонизаторов, как человека, снабдившего индийскую армию современным оружием. Немалую роль в популярности русского графа сыграли служители местных ведических культов. Пламенная речь принцессы разнеслась по всей Индии и принесла неожиданные плоды. Индуизм, в отличие от традиционных религий, не имеет догм, что делает саму религию очень гибкой. Брахманы (жрецы) не ведут в храмах специальных богослужений. Их задача в обслуживании ритуальных обрядов, во время которых они поют гимны. Кроме этого брахманы занимаются заговорами, заклинаниями и разъяснениями. Так вот, разъяснения сути слов, сказанных принцессой Наиной Махабхарата Салар Джангом, свелось к тому, что в Индии не должно быть никаких иностранцев. Исключение составлял избранный ею супруг и его слуги.

Кстати, о заговорах и заклинаниях. Бредятина всяких экстрасенсов, магов и колдунов, по сути, является разрозненными обрывками учения индуизма. Популярное нынче слово «карма» в индуизме означает «путь суммы деяний, определяющий характер нового перерождения». В индуизме можно выбрать путь «карма», или «мокша», или «рита». Самым желанным и тяжелым является путь «рита», который приводит человека в космос. Речь идет не каком-то слиянии сознания с космосом, а о физическом уходе в космос. Само название «индуизм» является выдумкой европейцев. Религия называется «Санатана дхарма», что в переводе означает «Вечный закон». Пантеон богов включает не только Шиву, Вишну, Кришну, Ситха и так далее, но и Будду.

Весьма интересны философские школы индуизма. Их всего шесть, где самой известной является «Йога» Это именно философская школа, а не учебник по дыхательной гимнастике или сидению на гвоздях. Менее известная школа «Вайшешинка» объясняет физическое устройство мира вплоть до протонов и нейтронов. Эта школа объясняет понятие космоса на примере атомного ядра. Забавно такое читать в книге, которая написана в четвертом веке. Философская школа «Сацкхья» хорошо описывает вопросы теологии. На ее фоне библиотека Рима выглядит собранием школьных сочинений. Кстати, понятия «гуру», «адепты» и «медитация» относятся к учениям Шивы о магии. Только вот вместо слова «манна» приводится слово «янтра».

Но это другая история. Сергей слегка ошалел от феерии красок, музыки и цветов, которая его окружала во время движения по улицам города. Въезжая во дворец, он облегченно вздохнул. Массовый выброс эмоций показался слишком утомительным. Внутри его встречал князь со своей семьей и Павел. Вот неожиданность! Встретиться в Индии с наследником престола он никак не ожидал. Подождал, пока во двор стянется вся тысяча монгольской кавалерии, после чего спешился и даже успел сделать несколько шагов к парадному входу. Торжественную церемонию нарушила Наина МахабхаратСалар Джангом. Принцесса с девчоночьим визгом бросилась навстречу и повисла у Сергея на шее:

— Сереженька, миленький, как я по тебе соскучилась, как я за тебя боялась! Ночи не спала, все о тебе думала!

— Принцесса ты моя долгожданная! И я скучал и торопился, да дела не давали вернуться быстрее.

— У вас, мужчин, всегда сначала дело, а дом и жена на втором плане.

— Так кто делом заниматься будет, если все мужчины возле своих жен?

— Не надо. — Нина поцеловала Сергея. — Я все понимаю только боюсь.

Взявшись за руки, они вдвоем подошли к князю. Им понимающе улыбались.

Встреча прошла почти по-родственному, без излишнего официоза. Сразу двинулись в жилые комнаты, где разместились в удобных креслах и диванах. Женщины сели отдельно от мужчин, но в общем разговоре принимали активное участие. Беседа конечно же началась с военного похода в Китай. Сергей показал подписанную императором Поднебесной грамоту на права владения Маньчжурией. Свиток сначала прошел по рукам. Вскоре прибежал переводчик, после чего громко и торжественно был зачитан текст. Затем Сергей показал символы власти. Если женщины смотрели на меч и колчан как на золотые безделицы, то князь и цесаревич оценивали с точки зрения монархов. В Индии, как и в России, символом власти были скипетр и держава.

После обеда Сергей с Ниной пошли прогуляться в Дворцовый сад. Подружки невесты весело щебетали с братьями Шарифом и Магидом. На прогулку пошел и Павел.

— Рад тебя видеть, ваше императорское высочество, но как ты сюда попал?

— Ха! А кто мне подарил роскошный лайнер?

— А почему без жены?

Ты мне лайнер подарил, а про жену все забыли, — засмеялся Павел.

Сергей засмущался, он был уверен, что наследник женился в восемнадцать лет. Затем последовало свадебное путешествие по Европе. С первой женой Павел в Павловске, со второй женой жил в Гатчине. Чего мучить вопросами истории, если эту самую историю не помнишь в принципе?

— Извини, если обидел. Я не знал, как долго буду в походе, и опасался оставить тебя без свадебного подарка

— Тебе не надо извиняться, яхта очень хороша. И я и императрица понимаем, что яхту к конкретному сроку построить невозможно.

— Все равно получилось неловко.

— Забудь, и большое спасибо за подарок. Такого славного лайнера нет ни у одного монарха в мире.

Сергей поклонился. В общем-то подарок и был рассчитан как рекламная акция. Первые пассажирские суда не дали ожидаемых заказов. Англия и Франция заказали войсковые транспорты, на этом все и закончилось. Пассажирские перевозки в полном объеме обеспечивали его первые лайнеры. Встал на линию еще один лайнер из Петербурга в Петропавловск. Этот средиземноморский город в самой важной точке Гибралтарского пролива неожиданно стал модным курортом.

Нина подкинула пачку газет, что привез с собой Павел.

— Прочитай отмеченные статьи. Похоже, это дело рук твоих управляющих.

Сергей принялся читать.

— Да, ты, Нина, права, наивно, но действенно. Девушка начала читать одну статью вслух: «Подошел мой час, я покидаю Россию. Морской воздух вычистит мои легкие, солнце неведомых стран выдубит кожу. Я буду плавать, валяться на траве и охотиться. Когда я вернусь, у меня будут стальные мышцы, загорелая кожа, неистовый взор. Взглянув на меня, всякий сразу поймет, что я из породы сильных. У меня будет золото, я буду праздным и жестоким. Женщины любят таких вот свирепых, возвратившихся из жарких стран».

- Подобные статьи — твоих рук дело?

— Только косвенно. Необходимо осваивать южноафриканские земли. Сеять пшеницу, разводить сады, строить шахты и заводы.

- Золото Йоханнесбурга уже нашел?

— О чем ты говоришь? Попробуй, стоя в бескрайней степи сказать, что вот здесь должен быть Йоханнесбург.

— Но золото нашел?

— Нашел, нашел. Только к прииску нужен город. Городу нужны люди. А всему вместе нужна сильная армия и флот.

— А Кимберли нашел?

— Ты знаешь, я как-то забыл о существовании этого города.

— Я требую свадебного путешествия в Южную Африку, — Нина обняла и поцеловала Сергея, — пожалуйста.

— Ты в своем уме? Две тысячи километров по степи, без каких-либо удобств. Ты выдержишь два месяца в седле?

— Отец даст слонов!

— Если отец одобрит твою идею, то я возражать не буду. Только запомни, там нет столбика с надписью «Кимберли».

Девушка позвала своих подружек, и они со смехом побежали во дворец.

Мужчины посмотрели вслед и продолжили прогулку.

— О каком Кимберли вы говорили? — спросил Павел. Месторождение алмазов. Никто не знает точного Места. Знаем, что есть. Вот принцесса хочет его найти.

Алексеев, друг мой, возьмите меня с собой! Мне очень хочется посмотреть на реальную жизнь.

— Ваше императорское высочество, это поход без привычных удобств. Более того, могут встретиться настоящие трудности.

— Ты уже нашел столько золота и драгоценных камней, что другим за всю жизнь не найти. А что у меня? Дворец, карета, бал, дворец.

— Захотелось испытать себя?

— Хочу хоть немного пожить обычной жизнью.

— Это не обычная жизнь. Это жизнь искателя приключений.

— Коль скоро жену берешь, то опасностей там нет.

— Отряд будет большим, влипнуть в проблему мы не должны. Но надеюсь, что князь отговорит свою дочь.

Однако князь одобрил желание своей дочери. Уж не понятно, что она наговорила, какие привела аргументы, но князь согласился. Вместе с тем за ужином возникла новая тема:

— Сын, тебе нужны захваченные английские корабли?

— Нет, я планирую их продать.

— Я их у тебя куплю.

— В Голконда только рыбаки, где вы наберете столько моряков?

— Ты забываешь, что Тамиланд принес мне вассальную клятву.

— Тамилы хорошие моряки. Я видел их корабли и в Африке, и в Китае. Только парусное вооружение несколько иное.

— Здесь уже есть решение. Я принял к себе на службу несколько европейцев.

— Мудро, ничего не скажешь. Так будет намного легче освоиться с европейскими морскими традициями.

— Ты мне вот что скажи. Заложишь верфи после строительства заводов?

— Без проблем. Я дам команду Степану Малинину, а с вашей стороны надо найти пару тысяч человек.

- Куда ты их отправишь?

— Через Персию в Нижний Новгород или в Херсон. Одни будут учиться строить верфи, другие строить корабли.

— Железные корабли!

- И железные, и не железные. Главное с паровым двигателем.

Князь Голконда серьезно взялся за переустройство страны. Здесь Сергей не вмешивался. Будет надо, спросят.

Он продолжал просто отдыхать и гулять. Нина выступала в роли гида и водила Сергея с Павлом по всем значимым местам. Не остались без внимания и городские храмы. Снова неожиданность. Посетители храмов кладут к ногам статуй цветы, фрукты и благовония. Сергей с Павлом тоже положили свое «жертвоприношение», поглазели на убранство, отметили обилие золота и драгоценных камней и собрались уходить.

— Вы куда? — остановила их девушка.

— Вон лавочка под липой. Сейчас купим арбуз и в тени съедим.

— Вам придется немного подождать.

— Чего ждать?

— Дикари! Пришли в храм, оценили стоимость золота и драгоценных камней, после чего пошли дальше!

— Ну да! Или ты нам помолиться советуешь?

— Ты здесь хоть одного молящегося видишь?

— Вообще-то нет, — оглянув храм, ответил Сергей.

— Тогда стой и жди.

Долго ждать не пришлось. Вскоре подошел брахман сказал почтительно склонившимся юношам несколько слов, сделал им на лбу мазок и вручил обратно принесенные фрукты.

— Наши дары не приняты?

— Приняты, не волнуйтесь. Принесенная еда всегда возвращается, теперь она считается освященной.

— Мы обязаны ее съесть?

— Необязательно. Отдайте слугам.

Так ежедневно они осваивали быт и традиции индийской жизни.

Настал первый день свадьбы. Если для всех это праздник и веселье, то для молодых сплошное мученье граничащее с пыткой. Встань так, повернись сюда, сделай вот это. Свадебный ритуал был оговорен множество раз. Тем не менее Сергей и Нина чувствовали себя неловко и двигались как марионетки. Принцессу одели по всем традиционным индийским канонам, а Сергей облачился в парадную форму адмирала русского флота. На шею легли все регалии. Затем на все пальцы надели перстни. Руки почувствовали килограмм золота и драгоценных камней. Сергей уже волком смотрел на своего управляющего. Ну, никак не ожидал, что в своих сундуках возит столько всяких украшений. Издевательство под названием «свадебное облачение» завершил тюрбан.

Красивый, традиционный индийский тюрбан. С той лишь разницей, что традиционная морская кокарда представляла собой кованый кусок золота в обрамлении доброго килограмма драгоценных камней. Почувствовав на голове тюрбан и посмотрев на умильные выражения лиц его одевальщиков, Сергей мысленно махнул рукой и стал исполнять роль манекена. Первый день свадебных торжеств закончился разводом по разным спальням. Молодые дорвались друг до друга только на вторую ночь. Третий день свадебных торжеств оказался самым тяжелым. Сергей и Нина вышли не выспавшиеся, с припухшими губами и счастливыми глазами. Их встретили многозначительные взгляды и улыбки родителей, родственников и дворцовой челяди. Затем последовал шквал поздравлений и подарков.

Подношение растянулось на два дня. Здесь тоже свой нюанс. Подарки дарились открытыми. Каждый даритель показывал и объяснял свой подарок. Молодые могли поощрить дарителя. Но это началось только в последний день, когда начали подходить слуги, воины и выборные представители городских каст. Подходила группа служанок, преподносила подарок и говорила свои пожелания. После чего все по очереди подходили к молодым и прикладывались двумя ладонями к руке жениха и невесты. В этот момент им в руку вкладывали монетку. В результате для низших слоев свадебные подарки были в обратную сторону. Подарки дарились общие для жениха и невесты. Также дарились раздельно для жениха и для невесты и для жениха, для невесты и для их будущего ребенка.

Подарки были самыми разнообразными. Дарили наделы земли и ювелирные украшения. Дарили слонов и тонконогих скакунов. Дарили толстые шелковые ковры, которые поражали своим рисунком и яркостью красок. Дарили серебряные сосуды с лечебными мазями. Больше всего было слонов. Многокилограммовые серебряные слоны были затейливо раскрашены эмалью со вставками из драгоценных камней или самоцветов. Слоны из слоновой кости, причем сама фигура представляла собой тончайшую сеточку, внутри которой находился другой слон и так далее до двадцати слоников, были тончайшей работы. Каждый даритель хотел навсегда оставить память о себе.

Наконец праздник окончился, и жених с невестой отправились разбираться с полученными подарками. Сергей осторожно прошел между рядами напольных ваз и вышел во двор. Его в первую очередь интересовали лошади. Знаменитая английская порода скакунов на сам деле является индийской породой. Англичане вывезли лошадей и присвоили породе название «английская». До завоевания Индии лучшими породами считались «испанская» и «арабская». Обе породы берут свое начало в Испании со времен Реконкисты, и обе являются «арабскими. В конце седьмого века почти весь Пиренейский полуостров входил в состав арабо-негритянского халифата. В конце пятнадцатого века Кастилия и Арагон выбили последние отряды негров. За период войны было захвачено большое количество арабских скакунов двух основных пород. Это тонконогие красавцы для верховой езды и скачек и боевые лошади, более мощные и сильные. Обе породы уже были у Сергея на конезаводах, сейчас он хотел увидеть индийских.

Щурясь на ярком солнце, Сергей шел к конюшне быстрым шагом. Уже издали он увидел столпившихся воинов. Раздавались восторженные возгласы. Когда Сергей дошел до конца аллеи, то увидел предмет восхищения и бурного обсуждения. Два конюха с трудом удерживали огромного жеребца. Двухметровый конь с непривычно прямой шеей и маленькой головой косился злобными глазами на окружающих.

— Вот это подарочек! — не удержался Сергей.

Воины услышали и расступились, давая дорогу. Желто-песочная масть, рельефные мышцы, стать… Такого Сергей еще не видел. Все говорило о боевом назначении коня.

Он обошел вокруг, внимательно разглядывая необычного скакуна. Конечно же не красавец. Широкая прямая шея и маленькая голова смотрелись явным диссонансом с мощным и высоким корпусом. Вскоре прибежал переводчик и сразу начал поздравлять с прекрасным подарком:

- Поздравляю вас, господин граф, с таким великолепным боевым конем!

- Спасибо, только слишком злобный вид у этой лошадки.

— Лошадки! — засмеялся переводчик. — Это боевая порода их специально дрессируют нападать и кусать людей.

— Вот как! И пики пехотинцев зубами перекусывают?

- Нет, пики не перекусывают и даже из рук не вырывают. На таком коне в одиночку с десятком пеших разбойников можно разделаться. Близко не подходите. Потребуется месяц, прежде чем он к вам привыкнет.

— И как мне эти подарки доставить в Россию?

— Зря волнуетесь. С каждым конем или слоном придано по два человека. Они растут вместе, как появится жеребенок или слоненок, так к ним прикрепляют двух человек.

При таком тщательном подходе можно не волноваться за уход и разведение породы.

Конюхи по очереди вывели все подарки. Получилась пятерка боевых коней-великанов и полтора десятка верховых красавцев. Все были жеребцы, значит, надо покупать кобыл. Сергей нашел глазами своих чеченцев:

— Шариф, Магид, собирайтесь! Я пойду знакомиться с дарителями коней, а вы поедете их выбирать.

— Тебе понравились? Правда, просто великолепные кони!

— Одна беда, все жеребцы. Вы должны выбрать как можно больше кобылок.

— Хочешь в Тамбове разводить? Хозяин, если ты решил заняться этой красотой, то позволь нам остаться в Тамбове.

- О чем разговор! Дома я вам построю, а невест сами найдете.

— Магид уже нашел. Не принцесса, но красавица

— Поздравляю, Магид! Когда свадьба?

— Уже прошла, в один день с тобой в мечети венчались.

Сергей достал из кармана золотую десятирублевку вручил Магиду.

— Желаю вам счастья и согласия. Растите детей и живите в благополучии.

Новость о свадьбе ничуть не удивила Сергея. В Индии очень много по-настоящему красивых женщин.

По дороге во дворец Сергей размышлял об индийских лошадях. Надо будет договориться и купить как можно больше кобыл. Прекрасная и перспективная порода. Боевым лошадям предстоит воевать еще двести лет. Ну, не двести, но сто пятьдесят, не меньше. Разумеется, кавалерия так не воюет, как показывают в кино и по телевизору. Кони не бросаются на боевые построения людей. Две кавалерийские лавины не идут грудь на грудь. Кавалерия наносит удар по пехотным тылам. Лошади живут с инстинктами табуна. Во встречной кавалерийской атаке побеждает тот, кто сумеет первым завернуть вражеский табун. У лошади на первом месте инстинкт, всадник вторичен. Тот, кто сумел завернуть вражескую конную атаку, тот и победил. Ибо табун поскакал в обратную сторону, а победители настигают и бьют убегающих. Те, кто не верит, может попробовать по примеру героев Голливуда выбить кулаком кирпичи из стены собственного дома. Кстати, барьер на рыцарских турнирах ставят для лошадей, а не для всадников. Боятся лошадки резво скакать навстречу друг дружке.

Нина сидела на полу, расстелив перед собой карту Индии.

— Ты где был?

— Ходил на конюшню смотреть подаренных лошадей.

- Я верхом ездить не умею, — пожаловалась девушка.

— Не велика наука. За день научишься держаться в седле. Остальное придет со временем.

— У женщин есть какие-то особые седла.

— Это для форса. Сидеть боком можно только при медленной прогулке. Попробуй проехать боком на мотоцикле.

- Ну, вот еще! — фыркнули Нина. — Ты меня научишь?

— Время есть, парк большой. Скажи отцу, он быстро найдет для тебя учителей.

— Ты почему избегаешь свою жену? Наверное, завел себе любовницу?

— Еще не успел, но постараюсь оправдать твои ожидания. Я хочу прикупить лошадей, мне понравилась местная порода.

— Мой муж хорошо разбирается в лошадях?

— Намного хуже обычного дворянина. Но порода действительно стоит внимания и денег.

— Сейчас дам распоряжение, этим займутся помощники отца, — Нина позвонила в серебряный колокольчик.

Сказав несколько слов вошедшей служанке, она снова повернулась к Сергею:

— Посмотри на карту, я отметила твои новые земельные владения.

- Брось ты, у меня нет времени заниматься имением в Тамбове, а тут Индия.

— Глянь только одним глазком.

— Ну если только одним.

Сергей поцеловал жену и шутливо прикрыл правый глаз. Реальность заставила открыть оба глаза, причем широко.

— Ты заштриховала наши земли?

— Да, так будет нагляднее. Видишь, на западе тебе дарили триста километров побережья шириной от пятидесяти, до ста километров.

— Хитер твой отец. Он полностью обезопасил западный берег от европейской интервенции.

— Тебе подарил кусок княжества Майсур и сразу двух зайцев. Защита от иностранного вторжения и головная боль Типу Султану.

— Почему Типу Султан не пошел на союз с твоим отцом?

— Чрезмерно богат и самоуверен. У него ночные горшки из золота с отделкой из рубинов и топазов.

— Армия твоего отца его хорошо прижала.

— Еще бы. Типу Султан совершил роковую ошибку. Он признает только Кришну, а остальных богов вывел из пантеона.

— С религией лучше не связываться, слишком тонкая материя.

— Поэтому большинство региональных правителей пошли за отцом. А ты соединил земли от Карачи до Цейлона.

— Такой кусок в мое горло не влезет, подавлюсь. Поднимем русский флаг, сами земли вернем раджам и магараджам.

— Ты серьезно?

— Конечно! Или этот шаг может кого-то обидеть?

— Нет, не обидит. Они возьмут обратно земли как твои вассалы, будут платить установленную дань.

— Выйдет накладно. Мне дань, в казну налоги. Так и до бунта недалеко.

— В любом случае необходимо посоветоваться. Ты разбирайся с подарками, а я сбегаю к отцу. У него сейчас собрались все правители, о войне говорят.

— Передай привет полковнику Аксеки Йозгат.

Жена убежала в общую часть дворца, а Сергей приступил к осмотру подарков. Два дня получения подарков смешались в памяти мельканием лиц и обрывками фраз. Он не смог бы разобраться если бы не добросовестность слуг. Подарки лежали раздельно. Как в музее отдельный зал общих подарков, подарки мужу, жене и детям. Зал мужа начинался с вешалки, на которой аккуратно висел его свадебный наряд. Затем лежали различные украшения, пояса, цепи и перстни. Глядя на огромные драгоценные камни, Сергей откровенно сомневался в реальной возможности использовать все это по прямому назначению. Сделав шаг в сторону оружия, он остановился. Что-то привлекло его внимание своей неправильностью. Вернулся к украшениям и принялся внимательно осматривать разложенные подарки. Вот оно! Сергей взял в руки алую шелковую подушечку, на которой лежал необычный пояс.

Первыми поздравили и преподнесли подарок родители Нины. Затем подошел Павел, как представитель родителей жениха. Следом подошла солидная делегация брахманов. Они преподнесли Сергею этот пояс, а Нине несколько сотен статуэток домашнего пантеона. Статуэтки отвлекли внимание Сергея. Отлитые из золота и украшенные драгоценными камнями, они привлекали как изяществом ювелирной работы, так и необычностью поз. В первый момент мелькнула мысль, что это копии фигур из храма Камасутры. Сергей начал вспоминать напутствия, которые сопровождали момент вручения подарка. Нет, не помнит, слишком большая эмоциональная нагрузка была в этот момент. Но не беда. Надо сходить в храм и попросить повторить сказанные слова. В зал вбежала Нина:

— Все земли будут принадлежать только тебе. Они отобраны у Типу Султана и его сторонников.

— С землями разберемся. В России продадим или подарим. Посмотри на это, — Сергей протянул подушечку с поясом.

— Это священная реликвия из храма Кальяна. Уж не знаю, чем ты покорил брахманов, что они так расщедрились.

— Расщедрились? Да подарок двух сотен статуэток намного дороже!

— Ха! Когда взяли золотые рудники Колара, отец передал брахманам двести тонн золота. А тебе подарили реликвию!

— Ты знаешь, это действительно реликвия! Посмотри — Сергей протянул Нине пояс.

— Ничего особенного. Золотое шитье, золото и оникс

— Внимательнее посмотри!

Нина еще раз тщательно осмотрела пояс:

— Красивый, удобный, выглядит просто шикарно. Сразу видна ручная работа древних индийских мастеров.

— Какая ручная работа древних индийских мастеров? Опомнись, боевая подруга! На застежке явно выражена машинная обработка!

— Ты походи по храмам и дворцам, не такое увидишь! Здесь есть вещи, которые не смогут повторить в двадцатом веке!

— Не видел, поэтому не могу сказать. Но вот это пластик! Да, да, пластик, — Сергей показал прокладку соединения.

— Возможно, — жена еще раз осмотрела пояс. — Но я бы не стала утверждать.

— А вот это сенсоры управления.

— Ну, сенсоров в мое время еще не было. Но буквы на них из индийского алфавита.

— И что это за буквы?

— Здесь нет слова, просто разрозненные буквы вот «дха», это «е», затем «кау» и «нья».

Нина начала называть буквы, а Сергей записывать в карманный блокнот.

- Здесь не полный алфавит, всего двенадцать разрозненных букв.

— Теперь посмотри сюда Сергей сбросил застежку, и пряжка пояса откинулась как маленькая панель управления.

— Нет, я не вижу здесь никаких намеков на следы технологического прогресса.

— Ты не видела современных ноутбуков. Здесь сходный принцип.

— Про электронику твоего времени я ничего сказать не могу. Для меня карманный калькулятор был верхом технической мысли.

— В какой храм надо ехать?

- В любой. Только не бери с собой пояс.

— Почему? Что смогу спросить, если буду объясняться на пальцах?

— Брахманы давно изучили все реликвии, для них это святыни. Твой прагматизм их обидит. Да и тебе это не нужно.

— Почему не нужно?

— Если ты прав, то перед нами пояс человека, которого забросило из нашего будущего в далекое прошлое.

- Для меня это очевидно.

— Так вот, этот человек своими знаниями и делами достиг каких-то высот. Его вещи разошлись по храмам и стали реликвиями.

— Ты права, реальных ответов мы не получим, а отношения с брахманами можем испортить.

Отнесись к этому поясу как к факту, что мы в этом мире не одиноки.

Сергей поцеловал жену. Они вдвоем, они не одиноки.

5 Колониальная экспансия

В Петербурге стали модными три места, куда любили заезжать и знать, дворяне, и простой люд. Лидером по популярности являлось строительство Обводного канала. Народ часами смотрел на работу экскаваторов и подъемных кранов. Работа механизмов завораживала. Огромный ковш за один раз захватывал не меньше двух кубометров грунта. Земля ссыпалась в бункер, откуда непрерывным потоком поступала на ленточный транспортер. Дальше грунт насыпался на баржу. Когда баржа заполнялась, рабочие ловко переключали конвейер, и поток грунта направлялся на другую баржу. Маленький буксир давал свисток, крепил буксирный трос и тащил баржу на отсыпку Васильевского острова. Паровые молоты забивали сваи. Краны с легкостью великана подхватывали огромные гранитные блоки. Берега превращались в нарядные набережные с чугунными решетками. Красота!

Ширина канала составляла сто метров, глубина восемь. По проекту канал должен взять на себя весь поток кораблей и барж, который практически непрерывно шел по Неве. Одновременно со строительством канала строили и мосты. Два моста, у впадения реки Волковки и два моста недалеко от деревни Боровая были вообще чугунными. Их подняли на сорок метров над водой. Говорят, по ним пойдет железная дорога. Два моста в перспективе Лиговского и Московского проспектов делают разводными. Но дальше совсем глупость. В пяти местах под будущий канал закладывают тоннели, чтобы люди ехали под водой. Это кто же поедет под водой? А вдруг вода хлынет и затопит! Никакой железобетон не спасет! Да и лишнее все это. От Обводного канала до города целых пять километров.

Вторым по популярности местом было строительство мостов через Неву. Возводилось сразу пять мостов: Дворцовый, Сенатский, Благовещенский и Кожевенный. Последний мост поднимался над Малой Невой у биржи, его так и назвали Биржевой мост. Его строили разводным. Первое время, пока возводились опорные быки, на строительство никто не обращал внимания. Затем неожиданно появились первые пролеты. Сейчас даже в городских газетах публиковали график подвоза новых конструкций. Готовые секции пролета моста доставлялись на баржах. Затем баржи крепились возле быков, после чего начиналось самое интересное. Баржи постепенно заполняли водой, и секция опускалась на свое место. Работа требовала ювелирной точности и синхронности выполнения команд. Каждый раз жители города активно сопереживали, некоторые не выдерживали и пытались своими криками подсказать правильные действия.

Последним местом общегородского паломничества стало осушение бывшей Невской губы. На дамбы приезжали через наплавные мосты или на лодках. Народ гулял по Дамбе, смотрел на ветряные мельницы, которые откачивали воду из отгороженных от моря участков. Часто разгорались жаркие споры. Спорили по разным по поводам. Возможно ли откачать всю воду, или весной все снова зальет до уровня моря?

— Попытка откачать воду — бесполезная затея.

— Почему же бесполезная? Простым глазом видно что вода убывает.

— Сейчас лето, и дождей в этом году мало. Наступит осень, и вода начнет прибывать.

— Если вода начнет прибывать, то люди графа Алексеева добавят ветряков.

— Не получится. Природу не победить!

— Однако в Голландии успешно осушили землю.

— То Голландия, а здесь Россия.

Спорили, нужно ли воду откачивать, или оставить два больших озера.

— Глупая затея с откачиванием воды. Проще оставить два больших озера и разводить в них рыбу.

— Рыбы достаточно и без этих озер.

— Не скажите. Можно разводить особые породы рыбы или приказать ученым придумать что-то новое и вкусное.

— В стоячей воде вперед разведутся новые породы лягушек, а не рыбы.

— Да что вы понимаете в прудах и озерах! Спорили, будет ли пригодна для крестьян осушенная земля, или вся затея бесполезна.

— К чему, скажите на милость, тратиться на откачивание воды? В любом варианте земли не пригодны для крестьян.

— Да ну вас! Крестьяне все вспашут и засеют.

— Вспахать большого ума не надо. Да только что сеять?

— Что угодно. Город рядом, все съедят.

— Прежде чем съесть, надо вырастить. А здесь низина, картошка сгниет, овес под вопросом.

— Картошка, овес. Капуста да травяные луга. Озолотиться можно.

— На траве не озолотишься.

— Пустить на луга коров. Мясо, молоко и масло городу потребны каждый день.

Большинство ставили в огороженной части свои линейки и высчитывали процесс осушения с точностью до миллиметра и часа. Здесь основной темой разговоров была погода. Людей интересовали дожди, снегопады и безветренные дни.

Сегодня на Загородном проспекте собралась огромная толпа. Петербуржцы ожидали прибытия плененного императора Маньчжурии. Время прибытия поезда объявили накануне. Но люди пришли пораньше, чтобы загодя занять лучшие места. Ежедневно газеты описывали красоты и богатства новых земель, которые граф Алексеев присоединил к Российской империи. По этой причине в толпе активно обсуждались выгоды от их приобретения. Строились планы быстрого обогащения переселенцев. Только никто из прожектеров не собирался туда ехать. Пусть столичная жизнь и тяжела, но она привычна и удобна. В толпе обсуждался распространившийся слух, что император Китая пожаловал графу Алексееву титул императора Маньчжурии. Об этом не сообщалось ни в одной газете, но люди обсуждали новость, уверенные в достоверности данного слуха.

Приближалось время прибытия поезда. Людей становилось все больше и больше. Ловкие плотники предлагали опоздавшим подмостки на козлах. Вскоре появился второй ярус зевак, а за ним и третий. Интересный факт, всем хотелось увидеть человека, который проиграл далекую войну и потенциально обогатил Россию. В то же время недавний отъезд бывшего короля бывшей Швеции остался совершенно незамеченным. Ну уехал бывший король в Австрию, и ладно. Хочет человек жить в Вене, пусть живет. В свое время шведы очень хорошо помогли австрийцам в войне за испанское наследство. Это былаупорная война. Победитель получал не только всю испанскую казну, он становился владельцем богатых колоний. Именно в этих боях юный Карл XII получил опыт боевых действий и существенно пополнил государственную казну.

Вена, являясь столицей Священной Римской империи, отсыпала шведам за военный союз щедрую долю золота и серебра. Забавный исторический факт. Шведские корабли, прибывшие в Амстердам за деньгами, не смогли взять все золото и серебро. Карл XII приказал выгрузить корабельные пушки. В результате на причалах Амстердама осталось триста корабельных орудий. Переполненный душевной добротой Карл XII подарил эти пушки Петру I. Юный император, получив щедрый подарок, объявил Швеции войну. В результате Россия получала от Испании деньги на войну с Турцией. Затем пушки от Швеции, и в финале деньги от Испании на войну со Швецией. Советские историки описали европейские дела молодого Петра как пьянство и махание топором. Приходится изучать собственную историю через историю Испании или Нидерландов.

Та же история с колоколами, которые злобный царь отнял у православного люда и несчастных священников. Чушь полная! Колокол в пушку не переплавить, совершенно разные металлы. Церковники сами сняли отлитые из чистой меди колокола. В Соловецком и Кирилло-Белозерском монастырях добавили олова и перелили в пушки. Испанцы оценили жертвы России и спешно отгрузили медь. Монастыри отлили новые колокола из сплава меди и серебра. Акция колокола — пушки — колокола принесла выгоду всем ее участникам.

Расклад сил в войне за испанское наследство привел к патовой ситуации. Ни одна из сторон не могла взять верх. В результате победила мудрость. Разгром шведской армии привел к тому, что в 1713 году Нидерланды и англичане решили выйти из союза со Священной Римской империей. Хитрые голландцы выбрали деньги и получили хорошие отступные. Англичане захотели богатой землицы. В результате получили Гудзонов залив и залив Святого Лаврентия. Тоже неплохо. Англия получила французские серебряные рудники Ньюфаундленда и южного берега залива Святого Лаврентия. Если говорить серьезно, то в войне за испанское наследство победила Россия. Казна Испании рассыпалась по Европе мелкой пылью. Россия получила деньги, пушки и обученную армию. К началу войны со Швецией в России было 2234 пушки. К концу войны в России стало 13 160 пушек, из которых 3162 пушки отлили по петровскому стандарту. Да еще все церкви получили малиновый звон.

Но это другая история. Поезд прибыл точно по расписанию. Император в сопровождении своих приближенных и родственников опасливо вышел из вагона. Из другого вагона вышел генерал Такин Хомайн и сопровождающие его офицеры. В вагонах остались только гвардейцы Преображенского полка, которые сопровождали венценосного пленника от Астрахани. Преображенцам Дорога в Петербург была заказана. Они провинились перед Екатериной. На торжественной коронации Преображенский полк стоял в почетном карауле. Когда жена Петра III въехала в Кремль, преображенцы начали скандировать: «Павел Петрович, Павел Петрович, Павел Петрович». Екатерина сильно испугалась, а Григорий Орлов пришел в ярость. Он даже приказал расформировать полк а офицеров и солдат отправить в линейные части. Назревающий конфликт исправил Потемкин. В гвардии только дворяне, черный люд служит денщиками у господ гвардейцев. Отправить целый полк дворян в провинции простыми солдатами — это же новый бунт. В итоге Преображенский полк «забыли» на долгие годы. В качестве наказания солдатам и офицерам был зачитан приказ о запрете появляться в столице.

К императору подошли Бецкий и Салтыков:

— Приветствуем вас, ваше императорское высочество, в столице Российской империи.

— Спасибо за встречу. Меня отвезут в крепость?

— Как можно? — воскликнул Салтыков. — Вы и сопровождающие вас люди будете жить в Аничковском дворце^[118].

— Моя свобода будет ограничена?

— Вы не сможете уехать за границу и не сможете поехать дальше Каспийского моря.

— Что будет с моими родственниками?

— Они вольны в своем выборе.

— Вы их возьмете к себе на службу?

— Несомненно. Они должны принести присягу, после чего могут выбрать любую службу.

— Даже военную?

— По первости больше полка не дадим, а дальше по заслугам.

— Что будет с моими детьми?

— Как что? — не понял Бецкий.

— Они могут пойти на службу или жить с вами, — сказал Салтыков.

— Если они присягнут российской короне, то получат все права русского дворянина.

— Я могу присягнуть российской короне?

— Конечно, можете! — с трудом скрывая изумление ответил Бецкий.

— У меня будет аудиенция с императрицей?

— Нет, никаких официальных встреч не будет. Вы в праве приезжать во дворец как частное лицо.

— Мне необходимо переговорить с императрицей.

— Только в частном порядке.

— У вас есть жалобы или претензии? — уточнил Салтыков.

— Наоборот, я хочу выразить признательность графу Алексееву за его мужество и благородство.

Император в сопровождении сановников и свиты вышел из здания вокзала на Введенскую площадь. Огромная толпа радостно закричала «ура». Женщины от избытка эмоций завизжали. Люди подались вперед, гвардейцам пришлось силой восстановить порядок.

От приветственных криков огромной толпы генерал Такин Хомайн опешил. Он ожидал награды за победную войну, но увидел восторг простых людей. Они приветствуют его, победителя маньчжурского похода!

— Мне необходимо встретиться с графом Потемкиным, — генерал подошел к Салтыкову.

— Не волнуйтесь, господин генерал. Поднимитесь в открытую карету, поприветствуйте толпу, а то китаец решит, что люди собрались ради него.

Генерал Такин Хомайн поднялся в карету и приветственно взмахнул руками. В ответ собравшаяся толпа буквально взревела. Всех переполнял восторг, турецкие офицеры чуть не плакали от такой незабываемой встречи. Горожане ликовали, они увидели не просто живого китайца, а пленного императора. Вереница карет в сопровождении почетного караула двигалась под неутихающие крики почти до самого Московского проспекта.

Очередное собрание малого совета началось со скандала.

— Надо увеличить расходы на армию, — начал Муравьев.

— Куда больше! — встрепенулся Долгорукий. — Заводы Алексеева обещают новые винтовки, а это очень большие деньги.

— Необходимо сформировать для Дальнего Востока отдельную сорокатысячную армию.

— Это зачем нам такая армия? — удивился Румянцев. — Казаков и кораблей вполне достаточно.

— Я сделал расклад воинских сил для продолжения похода в Китай.

— Ты совсем сбрендил?! — чуть не подпрыгнула Екатерина. — Турецкую войну не успели закончить, а тебе новую надобно?

— Так выгодное дело. Вон, Алексеев малыми силами Маньчжурию взял, а мы весь Китай покорим.

— Зачем тебе Китай? — спросил Потемкин. — Тут не понять действий губернаторов Красноярска или Иркутска, а ты Китай захотел.

— На кой нам Красноярск с Иркутском? В Китае шелк, чай, фарфор.

— У тебя случаем голова не болит? — участливо спросил Михаил Михайлович.

— Почему вы не хотите дать мне армию? Алексееву можно, а мне нельзя?!

— Я, по-твоему, вина опилась и не помню, какденьги Алексееву давала? — спросила Екатерина.

— У меня нет таких денег!

— Головы у тебя нет.

— Полноте, попусту спор! — встрял Михаил Михайлович. — Думаю, что Григорий Алексеевич поможет.

— Это чем я смогу помочь? — удивился Потемкин.

— Сложи вместе донесение о разведанном золоте и серебре с телеграммой об отправке калмыков.

— Ты просто умница, Михаил Михайлович, — восхитилась Екатерина. — Ну что, Григорий? Пошлем Муравьева наместником?

— Каким наместником? Куда наместником? — встрепенулся Муравьев.

— Хватит тебе в тени сидеть, — сказал Потемкин. — Пора заниматься серьезным делом.

— А я чем занимаюсь? По-вашему, ваньку валяю?

— Ты славно служишь в столице. Вон Китай воевать удумал, никто не догадался, один ты. Послужишь делом в Америке.

— Вы что?! Сговорились! Хотите меня в ссылку отправить?!

— Какая ссылка! Тебе важное государственное дело доверяют! С тех земель тысяча тонн золота в год. А ты ссылка, ссылка.

— Поедешь до Константинополя, — приказал Потемкин. — Дальше морем.

— Сразу морем будет удобнее.

— Ты должен сам посмотреть на железную дорогу и порт Константинополь. Золото отправишь по этому пути.

— Как я смогу из Америки руководить Дальним Востоком?

— Губернатор Харбина пойдет тебе в подчинение. Его земли от Читы до Константинополя.

— И до Китая? — с надеждой спросил Муравьев. — Там еще четыре губернии. Земли не дикие, народа много живет.

— Кого поставите губернатором Дальнего Востока?

— Сам присоветуй, тебе с ним работать.

— Чернышевского, все одно сейчас без должного дела.

Выбор кандидатуры Муравьева выходил самым удачным вариантом. Энергичный и непоседливый человек — как раз то, что надо для русской экспансии вдоль тихоокеанского побережья.

Пора переходить к основному вопросу. Компания «Русская Африка» объявила, что со следующего года открывает регулярное пароходное сообщение с русскими поселениями в Африке. Правительство должно принять принципиальное решение о своем отношении к новым землям. В Африке уже не три города. Золото и алмазы поступали в Петербург непрерывным потоком. Монетный двор Петропавловской крепости прекратил чеканку денег за ненадобностью. Драгоценные металлы переплавляли в слитки и складывали в хранилище. Но не это послужило причиной беспокойства правительства. На юге Африки стремительно развивались русские поселения.

Безземельные дворяне строили усадьбы, сеяли пшеницу, осваивали сахарные плантации, разводили сады. Начал поступать первый хлопок. Заводчики закладывали железные и медные заводы. Ежедневно из Африки в Петербург приходило шесть пароходов. Это не считая грузов, что были выгружены в европейских странах. Верфи графа Алексеева строили пароходы с ледниками. В результате на рынки регулярно завозили заморские фрукты и овощи. Вагоны с ледниками развозили дары Африки по всей России. Каждый желающий мог купить ароматный апельсин, сладкую грушу или сочное яблоко. На Рождество или Пасху выставляли горы тропических фруктов. Пришло время решить принципиальный вопрос: земли Южной Африки — это Россия или нет?

Яхта «Золотая принцесса» рассекала воды Индийского океана. Из-под форштевня радужными искрами разлетались летучие рыбки. Между Цейлоном и Мадагаскаром на свои ежегодные брачные игры собрались киты. Прыжки дельфинов всегда завораживают своей грацией, но если подобное совершают многотонные гиганты, остается только замирать в немом восторге. Все каюты лайнера оказались заняты. Кроме Павла и новобрачной четы Алексеевых, на яхте отправилось пять ближних подруг принцессы и многочисленная свита слуг и служанок. Время пролетало в развлечениях и отдыхе. Павел вернулся к купаниям и загоранию. Нина Вячеславовна, индийская принцесса требовала себя называть именно так, тоже оказалась любительницей поплавать и позагорать. Пришлось разделить бассейны, Павел, как галантный кавалер, уступил царский бассейн даме.

Сергей предпочитал сидеть в тенечке, где делал какие-то записи или вычисления. Иногда брал фотоаппарат и фотографировал свою жену, Павла и индийских красавиц. Непривычный стиль поведения первоначально смущал девушек, но со временем они привыкли.

— Сереженька, что ты все время пишешь?

— В основном послание нашим детям и внукам. Я описываю ступени развития цивилизации.

— Послание? Зачем его писать, если можно сказать напрямую?

— Через двадцать лет я расскажу об атомной энергии или принципе микропроцессора. А еще через пятьдесят лет все это забудут или переврут.

— Будет хуже, если воспримут как сказки выживших из ума родителей.

Вот, вот. Начнет бродить устная версия Нострадамуса.

— Тогда я к тебе присоединюсь. Мне надо оставить нашим внукам-правнукам свои знания.

— Разумеется. Это работа не одного дня и не одного года.

Нина взяла со стола толстую тетрадь и начала читать.

— Погоди, здесь у тебя написано совсем другое.

— Эта тетрадь с проектами и расчетами для моих заводов.

— На Цейлоне твой управляющий рассказал много интересного. Почему ты не начал строить заводы моему отцу?

— Как ты представляешь обычного индуса за ткацким или фрезерным станком?

— Вообще-то плохо.

— Все должно развиваться постепенно, от одной ступени к другой.

— Ты так в России сделал?

— Конечно! Начал с Тулы, где практически весь город технических фантазеров и изобретателей.

Сергей увлекся и начал рассказывать о своих первых шагах в Туле. О том, как пришел первый успех. Недоверие к причудам барина сменилось пониманием и поддержкой. Скепсис покупателей перешел в ажиотажный спрос, а затем и в популярность торговой марки заводов Алексеева. Сейчас идеи успешно совершенствуются и развиваются. Его заслуга только в том, что он показал нужное направление.

В принципе, то же самое уже произошло в Индии. Несведущие люди могут предположить, что первое железо было низкого качества. На самом деле все наоборот. Домницы давали чистое железо со спекшимся шлаков который выбивали молотом. Низкокачественное железо появилось с технологиями варки стали. Каждая новая технология давала новые возможности и изобретение. Поделившись своими знаниями с кузнецами арсенала Низама Салар Джангома, Сергей увидел первые изобретения. Князь похвастался перед зятем первыми достижениями в изготовлении оружия. Среди различных ружей и пистолетов Сергей увидел одно с револьверным барабаном.

Сначала это удивило Сергея. Но, подумав, он пришел заключению, что все идет закономерным путем. Револьверное оружие изобрели во всех европейских странах, в том числе и в Туле. Каждый оружейник стремится создать оружие с повышенной скорострельностью. Первая и самая доступная идея — револьверный барабан с заложенным боезарядом. Револьверные пушки, ружья и пистолеты пытались сделать с начала шестнадцатого века.

— Это изобретение бесполезно, — сказал Сергей, показывая на револьверное ружье.

— Мы провели пробные испытания. Ружье с барабаном на восемь зарядов показало очень хорошую скорострельность.

— Здесь таится большая проблема.

— В чем она заключается? Объясни, и мои кузнецы все исправят.

— Исправлять нечего, неверна сама идея.

— Хорошо, возьми ружье и покажи, что плохо.

Заслуга господина Кольта не в изобретении револьвера, а в применении патрона. Барабан имеет зазоры со стороны пули, что приводит к выбросу части газов и ухудшению баллистических характеристик. При существующем техническом развитии после выстрела половина пуль застрянет в ружейном стволе. Про Кольта Сергей не говорил, а с остальным князь согласился сразу.

Яхта сначала зашла на Цейлон, это было требование Нины. Она навела хозяйский порядок во дворце Гоа-Велья, после чего решила повторить сей подвиг в Коломбо. Сергей не возражал. Спешить было некуда.

Его норвежская авантюра получила неожиданное развитие. Но здесь нет его вины, не надо было жадничать. Судя по имеющейся информации, у адмирала Хаки Котлу проблем нет, срочное вмешательство не требуется. Что касаемо англичан, то здесь надо дать время на дозревание. С пропагандой и демагогией можно бороться только контрпропагандой. К такой методике войны еще никто не готов. Если у пошедших в разное англичан есть еда и оружие, то вооруженный беспредел будет продолжаться до бесконечности, что доказано гражданской войной в России. Все против всех и дружно против иностранцев.

На Цейлоне, пока Нина занималась дворцом, Сергей и Павел совершали конные прогулки. Впрочем, прогулки больше напоминали экскурсии хлебосольного хозяина. Карьеры драгоценных камней способны впечатлить любого специалиста. Цесаревич являлся обычным образованным человеком, поэтому карьер и суточная добыча впечатлили его на всю жизнь. Съездили на чайные плантации, в результате Павел с видом знатока самолично заваривал чай. Он требовал чайные листочки трехдневного возраста, которые подсушивались два дня в тенистом сарайчике. Красочные пейзажи и многочисленные водопады произвели на наследника неизгладимые впечатления. Встретив на острове стажеров художественного училища, без раздумий заказал серию пейзажных картин для своего дворца.

В Дурбане, как и в Коломбо, яхту «Золотая принцесса» ожидала торжественная встреча. Естественно, встречали наследника престола. В почетный караул построилась рота гарнизона крепости, полк негритянских казаков и полк татарской кавалерии. Встречали Павла командир гарнизона полковник Алексей Петрович Уваров, епископ Афанасий, хан Гаюн Сокхей, а также негритянские вожди Мбасого и Бонго. Во второй линии стоят офицеры гарнизона, различные чиновники и местные дворяне. Сергей увидел среди прочих своего управляющего Степана Каломейцева, который стоял в окружении помощников. Картина встречи получилась весьма колоритной. Люди различных рас в едином порыве приветствовали наследника российского престола.

Первый день прошел в торжественных мероприятиях. На второй день Нина с головой окунулась в обустройство дворца. По этому поводу Сергей пошутил:

— Лапочка, если ты будешь приводить под свой вкус все наши дворцы, то до Петербурга мы доберемся только к старости.

— Ну и что? Каждый дом должен почувствовать руку своего хозяина. Это не гостиница, а жилой дом.

— Ты сегодня поедешь с нами?

— А куда вы собрались?

— Хочу показать Павлу береговые батареи и форты.

— А после обеда?

— Навестим ближайшие фермы.

— Фермы или имения?

— В общем-то здесь вперемешку имения и хутора. Сопровождать будет управляющий, он лучше меня знает, куда надо ехать.

— Зачем вам управляющий? Сами дорогу не найдете?

Все намного проще. С точки зрения закона все эти земли принадлежат мне, точнее нам. На хуторах живут мои рабы.

— Вообще срамота и ужас! Мой муж — рабовладелец! немедленно освободи несчастных негров, а то разведусь!

— Негры — то как раз свободные. Рабы — англичане.

-Нифига себе! Ты где столько людей отловил?

-Сами в плен попали.

— Так, после обеда я еду с вами! Хочу сама посмотреть на рабов.

— Договорились, заодно потренируешься в верховой езде.

— Так далеко ехать?

— Конечно. Предупреди слуг, мы поедем с ночевкой

— Ночевать в Африке под открытым небом? Это мечта моего детства!

— Мечтай дальше. Ночевать будем в одном из имений.

Нина пошла отдавать распоряжения. Ее по-прежнему обслуживали только индийские служанки. Правда, с одной пришлось расстаться. Эта служанка на яхте делала Павлу массаж и натирала какао-маслом. Что у них там случилось, неизвестно, но в результате служанка перешла в штат наследника престола.

Осмотр укреплений вокруг Дурбана проходил под руководством полковника Уварова. Павлу понравилось расположение фортов, равелинов и береговых батарей. Осмотр самих укреплений с установленных в них орудий произвел на цесаревича благоприятное впечатление.

— Господин полковник, я обязательно буду за вас хлопотать в Петербурге. Вы построили прекрасные укрепления.

— Извините, ваше императорское высочество, все укрепления построены графом Алексеевым и на его средства.

— ??? Граф! Сергей Николаевич, друг мой, это правда?

Сергей молча пожал плечами, что тут говорить? любая попытка опереться на государство была изначально обречена на провал. Только Португалия и Франция вели свою колониальную политику на уровне государства. Во второй половине девятнадцатого века ним присоединилась Германия. Нидерланды, Бельгия и Англия вели колониальную политику силами торговых домов. Сергей не питал никаких иллюзий по поводу возможной помощи как со стороны Екатерины, так и со стороны Сената. Правители сначала должны увидеть реальные деньги, только потом пошевелят пальчиком. Так произошло с английской Ост-Индской компанией. Увидев огромные деньги, которые компания вывозит из Индии, правительство ликвидировало компанию и забрало все себе. Наполеон оккупировал Нидерланды. Англия стервятником набросилась на лишенные поддержки колониальные земли голландцев. Сергей не забыл историю колонизации, поэтому щедрой рукой раздаривал земли и прииски. Чем больше власть имущих втянется в колонизацию, тем активнее пойдет сам процесс.

После обеда из города выехал большой отряд всадников в сопровождении пеших негров. Поля и сады начинались сразу за последним городским домом. Логичное решение, крестьянин фактически жил в городе. Доставка продуктов в город не составляла больших трудов. Крестьянские хозяйства простирались сплошным ковром. Северные склоны холмов покрывали виноградники. Все правильно, здесь Южное полушарие. Земледелием занимались бывшие солдаты английского гарнизона, бывшие матросы английских, португальских и французских кораблей. От города на север и на запад протянулось несколько тысяч крестьянских хозяйств.

— Откуда у тебя здесь столько много крестьян? — удивленно спросил Павел.

— Здесь пленные солдаты и матросы. Я могу согласиться с тем, что ты покупаешь пленных благодаря своей дружбе с голландцами. Но здесь Россия. Их нельзя удерживать силой.

— Никто и не удерживает. Неужели ты думаешь, что человек добровольно бросит свой дом и снова возьмет в руки ружье?

Павел ничего не ответил. Желания правителя и желания крестьянина никогда не совпадают.

Нина с любопытством разглядывала быт крестьян восемнадцатого века. Смешаные браки не вызывали вопросов. Большинство крестьян взяли в жены местных невест. Вот французы заинтересовали Нину:

— Откуда у тебя шаромыжники?

— Какие еще шаромыжники?

— Французы, я уже насчитала более пяти десятков французов.

— Французы попадают в плен к англичанам, мои люди берут в плен и тех, и других.

— Твои пиратские корабли не нападают на французов?

— Здесь пиратствует эскадра под флагом Ост-Индской компании. Законы соблюдаем. Почему ты их назвала шаромыжниками?

— Ты не знаешь происхождения этого слова? Отступающие солдаты Наполеона просили милостыню. «Шаро маж» переводится как «подайте, пожалуйста».

— Забавно, я и не знал.

— Должен бы знать, это входит в школьную программу по истории.

— Я говорил, и не раз, что история не является моей сильной стороной.

— Когда отправимся в Кимберли?

— На поиски Кимберли, — поправил Сергей. — Негры жутко боятся твоих слонов, африканские слоны не приручаются.

— Не заговаривай зубы, чего ждем?

— Твоей команды, как прикажет моя принцесса, так и двинемся.

— Ловлю на слове. Через неделю дворец примет жилой вид, тогда и поедем.

— Помни, я не имею ни малейшего представления о том, где будет построен город Кимберли.

— Недалеко от реки Оранжевая, примерно пятьсот километров на юго-запад от Йоханнесбурга.

— Отличные координаты! Осталось только найти Йоханнесбург.

— Ты же говорил, что нашел прииски Йоханнесбурга.

— Нет, лапочка, я говорил о найденных золотых приисках. А вот где будет построен город Йоханнесбург, я не имею ни малейшего представления.

— Самое богатое в мире месторождение золота! Это же очень просто установить!

— Подскажи, как это сделать.

— По объему добытого золота. Бывали годы, когда эти шахты давали шестьдесят процентов от всей мировой добычи.

— Ты мне рассказываешь историю золотоносных рудников, а я тебя спрашиваю о конкретном месте.

— Первый год много золота не даст, но потом можешь рассчитывать на тысячу тон золота в год.

— Опять двадцать пять! Найденное месторождение золота только в зачаточной стадии разработки.

— Почему ты туда не направил людей? У тебя вокруг Дурбана несколько тысяч крестьян.

— Кушать что будем? Хлеб или золото? Предлагаешь покупать хлеб по десять золотых за килограмм?

— Почему сразу бросаться в крайности?

— Это не крайность, а реальность. Правительство России еще не приняло решения по Южной Африке.

— Ты хочешь сказать, что все эти земли — твоя собственность?

— Это земли местных негров, но с точки зрения европейцев, да, это мои личные земли.

— Вот здорово! Ты обскакал Сесила Родса!

— До рождения этого дяди еще сто лет. Ладно, поедем к золотым шахтам, потом повернем на юго-запад. Тысяча километров на слонах.

— Потом тысяча километров обратно. Здорово!

— Потом тысяча километров вдоль реки к Атлантическому океану.

Сергей и Нина начали совместно обсуждать план поиска крупнейшего в мире месторождения алмазов.

Вечером остановились в имении первопоселенцев, у молодой супружеской пары Бобринских. За ужином они рассказали свою нехитрую историю. Жили по соседству, женились по любви. Только лишней земли не было ни у родителей жениха, ни у родителей невесты. Они взяли десять крестьянских семей, скот, инвентарь и по совету одного из подрядчиков графа Алексеева уехали в Дурбан. Здесь им предложили любые земли, помогли со строительством усадьбы и домов для крестьян.

— Трудно было начинать? — спросил Павел.

— Никаких сложностей не было, если не считать первоначальной путаницы с сезонами.

— Какая может быть путаница с сезонами? — не понял Павел.

— Зимы-то нет. Первое время как соберем урожай, так сразу и засеваем соседние земли. Урожай-то хороший.

— Потом догадались посадить сирень и начали ориентироваться по ее цветению, — добавила Анастасия Бобринская.

— Дикие звери не пугали?

— Проблема только с бабуинами. Когда посадили сад то эти нахалюги подчистую его обирали.

— Какие деревья посадили?

— Сначала яблони, груши и вишни. Потом добавили мандарины, лимоны и апельсины.

— А что бабуины? — заинтересовался Сергей. — Как справились?

— Аборигены помогли. Они начали к нам приходить за хлебом. Мы им хлеб, они стали пасти наш скот и помогать собирать урожай.

— И охранять ваш сад?

— Нет, аборигены едят обезьян, почитают за деликатес. Бабуины сами ушли.

— Слоны да носороги посевы не топчут?

— Была проблема, да ваш управляющий Степан Каломейцев помог. Привез в долг колючую проволоку.

— Неужто колючей проволоки испугались?

— Вообще-то больше боятся ружей. За первый год более двух десятков слонов завалили.

— Понятно, а то я смотрю на бивни, думаю, охотой балуетесь.

— То урожай этого года, свежие, скоро продадим.

— Что за негры рядом живут?

— Так племя к нам прибилось. Мы им дома построили, они с нашими крестьянами вместе работают.

— Неужели надоела вольная жизнь?

— Сами с ними поговорите. Одно дело — по сафари бегать, другое дело — жить в уюте и достатке.

Когда стемнело, все сели пить чай с клубничным вареньем. На сладкое была свежая клубника, щедро заправленная взбитыми сливками. Сергей давно приметил рояль. Спросив разрешения хозяев, сел за инструмент и начал играть вальсы.

За время, пока Нина приводила дворец под свою руку, Сергей смог подробно обсудить план похода. В этом неоценимую помощь оказали негритянские вожди. Мбасого и Бонго хорошо знали свои земли. Негры не интересовались ни золотом, ни серебром, ни алмазами. Для них важными металлами были медь и олово. Эти месторождения нашли быстро. Уже год, как началась активная разработка полезных ископаемых. Изобилие угля и большое количество водопадов привлекли многих русских промышленников. Первые опасения, что дикари неспособны к фабричному труду, оказались беспочвенными. Способны, и еще как способны. Достаточно посмотреть на изделия местных кузнецов, и все сомнения отпадут сами собой. Сыграла свою роль и политика непринуждения к труду. Зримая разница в материальных благах, которые имели рабочие и шахтеры, служила для аборигенов самым лучшим притяжением. К удивлению Сергея, заводчики Баженов, Дягилев, Уланов и другие оказались весьма неплохими психологами.

Бельгийские, немецкие и французские колонизаторы шли точно таким же путем. Они не принуждали негров. Хочешь — работай и получай деньги. Не хочешь — живи по своему традиционному укладу. Португальцы пошли по пути рабства и принуждения. Англичане, появившиеся в Африке самыми последними, придумали свое «ноу-хау» — ввели для негров денежный налог. По замыслу правителей, обязанность платить налоги вынудит негров идти на работу. В ответ получили восстание. Кровавое, безнадежное восстание смертников с дротиками против пулеметов. Вот слова из поэмы Киплинга:

Жестокость по отношению к неграм вызвала в Европе бурную реакцию. Особенно резко выступила Германия. Англичане были вынуждены отправить посольство, которое предложило неграм сдаться. «Почему мы должны сдаваться? Мы держимся крепко и отбрасываем белых каждый раз, когда они нас атакуют. Если белые устали от борьбы они могут прийти и сдаться». Весьма достойный ответ.

Колониальная политика Англии и Франции отличалась по своему базовому принципу. В Англии на первом месте стояла расовая сегрегация. Негров сгоняли в резервации. Колонизация Африки считалось делом английской национальной чести. Вот выдержка из газеты «Таймс» за 1895 год: «Энергичные, решительные, загорелые, с проницательным взглядом, эти пионеры — самая отборная часть англосаксонской расы».

Развал колониальных империй получился таким же разным. На желание африканских колоний получить независимость, генерал де Голь ответил: «Вы свободны, вас никто не держит». С английскими колониями обстояло с точностью наоборот. В результате все бывшие английские колонии до сегодняшнего дня остаются «горячими точками». Не утихают восстания, военные перевороты и гражданские волнения.

Экспедиция по поиску алмазов отправилась на десяти слонах в сопровождении сотни татарской конницы и сотни черных казаков. Пунктом назначения выбрали золотоносные рудники. Является это место знаменитым золотоурановым бассейном Витватесрсранд или нет, сейчас определить невозможно. Но пригодится как примерная точка для начала поисков алмазных копий Кимберли. Первые два дня шли среди бескрайних полей и ароматных садов. Белые и черные крестьяне с изумлением и опаской смотрели на слонов. Африканские слоны не поддаются дрессировке. В своем желании полакомиться плодами садов и сочными злаками они сотнями вторгаются на крестьянские поля, где находят свою смерть. Здесь же великаны шли мирно, как стадо коров.

На третий день вышли в сафари, которое временами переходило в буш. Буш, или кустарник, — это земли, до горизонта покрытые сплошным ковром колючих кустов. Здесь свой животный мир, приспособленный к жизни среди десятиметровых шипов и пышных, ярких цветов. Место опасное из-за пчел. Укус африканской пчелы для человека смертелен.

— Сереженька, ты что-нибудь помнишь про английскую экспансию на эти земли?

— Что я могу помнить? Англо-бурская война, вот и все.

— Жаль, я всегда мечтала попасть в Африку, прочитала уйму книг, а сейчас ничего не могу вспомнить.

— Надо ли вспоминать? Наслаждайся природой и ничего не трогай руками.

— Так не интересно! Представь первых исследователей, которые с риском для жизни прошли через эти земли.

— Не получится.

— Какой ты черствый, даже помечтать не хочешь!

— Зачем мне мечтать, если я сам организовывал первую экспедицию. Спроси Николая Панькова или Степана Каломейцева.

— Они тебе помогали в организации экспедиции?

— Они в Африке с первого дня. Вся колонизация — это их заслуга. Они ступили на африканскую землю вместе с первыми исследователями.

— Что случилось с первыми исследователями?

— Ничего не случилось. Живут, растят детей и богатеют.

— А где они? Поселились рядом с Дурбаном?

— Если хочешь, можем навестить. Часть поселилась в долине Вааль или Лимпопо.

— Занялись крестьянским делом?

— Что в этом плохого? Большинство занимается сахарным тростником, живут на зависть золотоискателям.

Нина погрузилась в размышления, а во время привала принялась мучить своими вопросами управляющих.

Английская экспансия в Африку начиналась из Дурбана. Обманувшись той легкостью, с которой другие страны установили свой контроль над африканскими землями, англичане рассчитывали быстро прибрать к рукам оставшиеся свободными территории. Детонатором послужила экспедиция Сесила Родса. Энергичный исследователь в 1885 году заключил договор с вождем Лобенгуле. Негры позволили белым копать землю и добывать золото и алмазы. Сесил Роде назвал земли Республикой Родезия. В дальнейшем англичане не захотели договариваться и решили, что легко завоюют все остальное. Для выполнения плана послали одну дивизию, с пушками и пулеметами. Результат ошеломил не только Англию, но и всю Европу. Негры под корень разгромили английскую дивизию. Пушки и пулеметы не помогли.

Колонны английских солдат двинулись на север с песней:

Восемь пулеметов не спасли английскую дивизию во время боя 5 октября 1895 года. Вот рассказ одного из оставшихся в живых: «Зулусы надвигались, как прилив, молча, пока не окружили нас со всех сторон. Затем они с громким кличем бросились, и через пять минут в живых не осталось ни одного человека». Победа негров с короткими дротиками против пулеметов вызвала в Европе бурное обсуждение. Вот что писали Санкт-Петербургские ведомости: «Победа кафров-зулусов над англичанами оказывается полною. Не только из отряда никто не спасся, но вследствие означенного поражения главнокомандующий английскими войсками лорд Чельмсфорд принужден был бежать». Так Европа впервые узнала, что в войне побеждает не пулемет, а мужество. Из своих пяти тысяч зулусы потеряли пятьсот человек. Англичане потеряли полную дивизию.

Гитлеровская тактика «выжженной земли» меркнет перед историей английской колонизации Африки. Англичане убивали всех, от стариков до детей, уничтожали посевы и скот. Расстреливали из пулеметов диких животных. Если негритянские деревни прятались в пещере, то англичане взрывали вход в пещеру^[119]. Негров смогли поработить только с помощью метода систематического уничтожения. Вот слова Чемберлена в палате общин: «Мы воюем по обычаям южноафриканской войны. Продовольствие уничтожается тогда, когда его невозможно вывезти или использовать нашими солдатами. Я полностью доверяю своим должностным лицам на местах и не собираюсь вмешиваться в их компетенцию». Чемберлен говорил под аплодисменты палаты общин. Если для Англии период королевы Виктории — это рассвет и богатство, то для негров это голод и смерть.

Но это другая история.

Экспедиция двигалась по явно выраженной дороге, что заинтересовало Сергея. Он обратился к управляющим:

— Куда ведет эта дорога?

— По ней перевозится большинство грузов в долину Вааль и почти все грузы в Золотой Форт.

— Я был уверен, что все грузы перевозят по рекам.

— Мы прошли по всем рекам. Очень хорошие места, богатые полезными ископаемыми, но не судоходны.

— Много порогов?

— Пороги не такая уж и большая проблема. Можно построить проходной шлюз. Беда с водопадами.

— Большие перепады воды?

— Не то слово! Из больших водопадов только один Ауграбис. Зато малых великое множество.

— Этот Ауграбис очень велик?

— Высота сто пятьдесят метров. Зато малые водопады по три метра высотой, до десятка на километр.

— Плохо с несудоходными реками.

— Наоборот, очень хорошо. Благодаря водопадам ваша совместная с голландцами компания не может далеко уйти от Александровской гавани.

— Надо посмотреть на успехи моих компаньонов.

— Алмазные копи развиваются хорошо. Совместная добыча сто пятьдесят — двести килограммов алмазов в год.

— Сколько?! — вмешалась в разговор Нина.

Управляющие подъехали ближе и принялись рассказывать об алмазных копях западного побережья Африки. Поток алмазов и золота послужил самой лучшей приманкой для искателей легкой наживы со всей Европы. Заложенные графом Алексеевым города росли как на дрожжах. В результате Тульский ювелирный завод ежегодно получал более полутоны алмазов. Вместе с тем у причала Петропавловской крепости ежедневно стоял под выгрузкой корабль с золотом или серебром.

Принесла свои плоды и дальновидность графа Алексеева. Раздаривая новые месторождения, он не только вовлекал в колониальную экспансию влиятельных людей. Вместе с тем сам оставался в тени более амбициозных людей. «Новые русские» строили в Петербурге огромные дворцы, устраивали грандиозные балы и банкеты. Они хвастались своими рудниками, вызывая зависть и досаду окружающих. Масла в огонь подливали газеты графа Алексеева. В них регулярно печатали статьи и фотографии, где превозносили очередного счастливчика. Ежемесячные рейтинги самых богатых золотопромышленников никогда не выводили графа Алексеева даже в первый десяток. Здесь, правда, замалчивались казенные прииски, которые были под управлением графа Алексеева, и, естественно, не упоминались золотые рудники Калифорнии.

Граф Алексеев уже давно стал заметной фигурой в российской жизни. Но он выделялся из лидирующей группы Голицыных, Строгановых, Шелиховых или Демидовых не как богатый заводчик, а как непоседливый исследователь диких земель. Значительную роль играли газеты. Благодаря их публикациям имя Алексеев в первую очередь ассоциировалось с председателем Сената Михаилом Михайловичем Алексеевым. Второй по популярности в прессе фигурой был граф Воронцов. Хозяин Крыма и Малороссии восхвалялся за талантливое руководство. Стремительное развитие новых территорий, освоение пахотных земель и новые заводы преподносились как исключительная заслуга губернатора Азово-Крымской губернии. Даже в репортажах о строительстве Транссибирской железной дороги имя графа Алексеева упоминалось в контексте поставщика рельс и локомотивов.

Прииски Золотого Форта встретили небрежными кучами промытой породы. Разговоры велись только о золоте, кому больше повезло, кто сколько намыл.

— Так это здесь был Йоханнесбург? — удивленно спросила Нина.

— Не был и надеюсь, что не будет, — ответил Сергей. — Уверен только в одном. Мы нашли бассейн Витватесрсранд.

К супругам подошел Павел:

— Алексеев, золото к твоим рукам так и липнет.

— Ты хочешь сам найти золото? — спросил Сергей.

— Если научишь. Я согласен!

— Нина, лапочка, что ты говорила про золото в этих краях?

— Среднее содержание золота составляет сорок грамм на кубометр породы.

Сергей подозвал одного из слуг Павла, дал ему лопату и велел идти следом. Группа отошла в сторону не более двадцати шагов. Сергей показал Павлу на небольшую кочку:

— Копай.

Павел, неловко орудуя лопатой, насыпал грунт в бадью. Вернулись к промывочным лоткам, где управляющий Николай Паньков ловко промыл принесенную землю. В результате Павел запрыгал, как маленький мальчик, а Сергей и управляющий недоуменно посмотрели друг на друга. Они подбросили в ведро маленький самородок грамм на пятьдесят, а вытащили еще два самородка общим весом грамм на двести.

Нина смотрела на Сергея осуждающим взглядом. Дождавшись, когда мужчины пойдут к месту, где высочайшая рука соизволила найти золото, она придержала мужа:

— Ты чего это золотом разбрасываешься?

— Не понял? Тебе жалко пятидесяти грамм золота?

— Какие пятьдесят грамм?! Он же потребует для себя весь участок!

— Здесь золота от горизонта до горизонта.

— Ты хочешь все земли раздарить всяким Павлам? Нина, если мы попытаемся все взять себе, то не проживем и года.

— Хочешь сказать, что к нам подошлют убийц?

— Про убийц ничего не скажу. Только нам придется в одиночку отстаивать эти земли.

— Ты сам говорил, что у тебя в друзьях и Потемкин, и Екатерина, и Павел.

— Они будут поддерживать, пока в этом есть выгода. Если мы попытаемся высунуться как самые удачливые и богатые, то нас моментально сомнут.

— Почему люди такие завистливые?

— Люди такие, как они есть. Вспомни историю Родса.

— Чего вспоминать, я ее хорошо знаю. Он договорился с вождем и исследовал земли. Затем ввез колонистов и создал свою армию.

— Потом стал премьер-министром на юге Африки.

— Правильно, затем убил вождя и перебил всех негров. В заключение спровоцировал войну с бурами.

— После того как Англия захватила вот это золото, — Сергей топнул ногой, — и алмазы, ему дали под зад.

— Но через двадцать лет, в 1923 году, первопоселенцы добились независимости Родезии.

— Только самому Родсу было уже все равно.

— Ты хочешь сказать, что и с нами такое может случиться?

— Почему нет? Запросто!

— Ты прав, лучше владеть хорошим постоянным доходом, чем смотреть, как другие пируют за твоим столом.

Нина, глядя под ноги, пошла к месту, где ликующий Павел размечал границы собственной шахты.

— Сейчас я поняла твои слова, — продолжила свой мысли Нина.

— Ты о чем?

— О землях, что отец подарил тебе. Меня удивили слова, что ты хочешь их подарить или продать.

— Общество всегда отторгает тех, кто из него выделяется.

— Жалко, там есть очень богатые места.

— Не забывай, у меня есть два сына.

— Дочь не хочешь признавать?

— Сейчас мне ее не отдадут. Со временем будет видно, могу заранее отписать как приданое.

Экспедиция простояла в Золотом Форте неделю. За это время Сергей с Павлом и женой съездили в долину реки Вааль. Посмотрели на самых первых исследователей Южной Африки. Картина традиционного русского быта на другом краю земли вызвала у наследника престола слезы умиления.

Андашир напевал традиционную песню караванщика. От чего не петь? У него в жизни все хорошо. Сегодня караван придет в русскую крепость, он отдохнет и отправится в обратный путь. За прошедшие два года забыл тяготы голодной, полунищей жизни. Все началось с того дня, когда пришли купцы и попросили охрану. Караваны с севера появились неожиданно. Оказывается, в долине Горган турецких солдат уже нет, а перевалы через горы Эльбрус захвачены русской армией. В Персии давно неспокойно, великий визирь шахиншаха Надира Сефевида довел страну до полной нищеты. Князья взбунтовались. Одни объединились вокруг Мохаммеда Каджора, после чего пошли на Исфхан. Другие под шумок начали устраивать местные разборки. Впрочем, разбойничают все князья. Без хорошей охраны караваны не выходят за ворота города.

Князь Кедкен пошел по второму пути. У него не было родственных связей ни с Каджором, ни с Сефевидом. Владея пятью тысячами нищих крестьянских семей и сотней голодных воинов, решил использовать удобное время, когда под шумок большой драки можно пограбить на свое благо. В случае удачи он на год отменит налоги, и крестьяне вздохнут свободнее. Именно в это время пришли русские купцы. Князь принял предложение охранять караваны от русской крепости Решт до портаБендер-Ахваз и обратно. Не все воины поддержали такое решение.

— За тот месяц, что мы затратим на охрану, можно разграбить десяток деревень, — недовольно заявил младший брат князя.

— Прежде чем сделать, надо подумать! С тех деревень мы возьмем двадцать коз да сотню мешков орехов.

— Пригоним баранов и верблюдов.

— Через неделю воины князя Сухдера нападут на наши деревни, все вернут обратно, еще и наше заберут.

— Устроим засаду, встретим и отгоним!

— Вот, вот! Так и будем терять своих воинов ради тощих коз. Нет, любимый брат, нам выпал удачный шанс.

В тот день еще никто не мог предположить, насколько этот шанс оказался удачным.

Отряд пришел в крепость Решт толпой вооруженных оборванцев. Первым делом русские дали хорошие одежды и оружие. Ружья оказались выше всех похвал, легкие, скорострельные, с дальним боем. Кроме этого, каждому дали верхового верблюда. Один воин на верблюде стоит сотни пеших, ну а лошади, как известно, боятся верблюдов. Первый приход в Решт запомнился не одеждой и оружием, а сытной едой. В тот день Андашир впервые в жизни наелся до «не могу». Гостеприимные хозяева выставили прекрасный плов, где кроме привычной кураги и изюма было мясо, много мяса. Рис буквально сочился бараньим жиром. Они ели плов, запивая густым бульоном на бараньих костях. Потом принесли чай с мятой и мелиссой. К чаю выставили гору запеченных с медом лепешек. Эту ночь никто не мог спать. Заполненные едой желудки мешали повернуться на бок. Но все были счастливы потому, что это был не пир, а обычный ужин для обычных воинов. Им несказанно повезло!

Первый караван оказался самым прибыльным. Они шли от Решта до родного Хамадана десять дней. Это было десять дней радости и гордости. Первая встреча с разбойниками состоялась на второй день пути. Дорогу перегородили пятьдесят всадников, люди князя Текеса. Одновременно с сзади выехало столько же воинов, а на холмах появилось более сотни вооруженных пиками крестьян. Глупые, из-за своей жадности они не рассмотрели главного — охрана каравана была на верблюдах. Разведка увидела только всадников, что ехали впереди и позади каравана. Здесь не потребовались прекрасные ружья, исход схватки решили верблюды. Охранники взмахнули хлыстами, верблюды взревели и рванулись на врага. Лошади разбойников галопом поскакали в разные стороны, словно им под хвост сунули факел. Крестьяне побросали оружие и заметались в поисках укрытия.

Это лошадь никогда не наступит на человека. Верблюд не только наступит, затопчет, потом еще и сверху нагадит. Лошадь не встанет на пути верблюда. Даже арабские скакуны, с рождения живущие рядом с верблюдами, никогда не подойдут близко к этому злобному животному со скверным характером. К вечеру собрали пленных и табун неплохих лошадей. Рабам на шею набросили ременной ошейник, второй конец надели на жердину. Теперь им некуда деваться, будут смирно идти, держа рукой длинную жердь. Охрана радовалась удаче. По традиции караванщик получит половину, но и их доля совсем не маленькая.

Андашир улыбнулся, вспомнив следующее утро. Позавтракав начали собираться в дальнейший путь. К сотнику подошел начальник каравана:

— Разве ты не хочешь отомстить за нападение?

— Зачем? У нас нет даже раненых.

— Если враг останется безнаказанным, то нападет снова и снова.

— Для того чтобы хорошенько наказать, нам потребуется два дня, а то и больше.

— У меня есть время, я подожду.

В тот день отвели караван к броду через реку Кызылуген и отправились в набег на земли князя Текеса. Караванщик прав, они имели право отомстить за нападение. Пограбили знатно, даже смогли захватить дворец князя. Ленивые стражники не заметили угрозы и не успели вовремя закрыть ворота крепости. Когда на караван напали во второй раз, охранники обрадовались новой удаче. Третьего нападения ожидали с нетерпением, горя желанием еще раз напасть и разграбить теперь уже своего соседа. Глядя на огромную толпу пленных, вереницу груженых повозок, князь Кедкен долго не мог поверить, что перед ним законная добыча его воинов. За полгода удвоилось количество крестьян на его полях. Каждый из воинов имел не менее десяти рабов. Достаточно быстро караванный путь из Решта до Бендер-Ахваза стал совершенно безопасным. Не для всех конечно, русские караваны шли быстро и без опасений. Дальше начались совсем невероятные изменения.

Крики охранников вывели Андашира из дремы воспоминаний. Впереди отчетливо виднелись стены крепости Решт. Говорят, что русские собираются строить железную дорогу. Он не представлял, как можно выложить дорогу железом. А главное зачем? Кто поедет по раскаленной на солнце дороге? Нет, тут что-то перепутали. Русские очень богаты, все караваны привозят различные железные изделия. Еще много хорошего оружия, которое они продают в Тегеране, где новый шахиншах устроил свою столицу.

— Булукия! — радостно воскликнули охранники.

— Андашир, смотри, нам навстречу скачет Булукия!

— Чего расшумелись, как женщины на базаре! — Андашир строго посмотрел на своих воинов.

Но под напускной строгостью была видна радость ожидания доброй вести.

Андаширу было неловко вспоминать свой первый поход в Ассирию. Он, как и другие воины, обрадовался приглашению русских принять участие в набеге. Но действительность наполнила душу страхом. От выстрела пушек непроизвольно вздрагивало все тело. Гром барабанов бил по ушам. Ровные ряды солдат в нарядной форме радовали глаз до первого залпа. После получаса боя османы садились на землю и читали молитву. Андашир их понимал, никто не смог бы выдержать больше. Человеческий разум не в силах сопротивляться безумному урагану стали и свинца. Зато добыча всегда была славной. Было, что пограбить в богатых городах и селах Ассирии. Встреча с Булукией означала только одно, они снова поедут грабить Ассирию.

К тому моменту, как Булукия поравнялся с караваном, слуги уже расстелили ковер и поставили на него горячий чайник с мятным чаем. Караван степенно прошел мимо, гость и хозяин говорили о здоровье родственников и друзей. К чему спешить? Андашир давно уже не оборванец со старой саблей своих предков. Он владеет деревней с двумя сотнями домов. Сам продает русским купцам хлопок и шерсть. Закончив обсуждение семейных новостей, младший брат князя перешел к делу:

— Караванщики разузнали о планах шахиншаха. Он готовится к нанесению удара в Месопотамии и Мескеме.

— Богатые места. Если поспешить, можно захватить много скота и людей.

— Мы пойдем на Эн-Насирию.

От неожиданности Андашир встал. Смутившись своей невыдержанности, сел и опустил голову.

— Я понимаю твое волнение.Сам хотел отругать караванщиков за глупые слова. Но они правы.

— В чем их правота? Твой брат может собрать триста воинов и взять у караванщиков пушки. Но городские стены нам не преодолеть.

— Воины шахиншаха идут на города Эл-Дивания и Самава. Османы вывели своих солдат из Эн-Насирии.

— Ну и что? Шейх аль-Хидра держит большое войско.

— Сам шейх со своими воинами отступил на юг. У него нет возможности вернуться в город.

— Глупый поступок, зачем он это сделал?

— Сначала не смог переправиться через Евфрат, боялся встретить войска шахиншаха. Разведчики его увидели и погнали в пустыню.

— Надо спешить! Если воины шахиншаха опередят, нам достанутся одни объедки.

— Прикажи своим воинам сегодня уйти из Решта. Мы должны выступить из Хамадана через два дня.

Булукий взлетел в седло и поскакал на юг. Андашир послал гонца к своим воинам и остался на ковре. Зачем попусту бегать туда-сюда? Он закатил глаза от предвкушения богатой добычи.

Путешествие на юго-запад продолжалось в праздном развлечении. Многочисленные стада диких животных заблаговременно расходились в стороны, давая слонам широкий коридор. Хищников вообще не было видно, они старательно избегали даже далекого визуального контакта с этими опасными животными. Саванна уступила место бескрайней степи. Ежедневно после полудня небо заволакивало черными тучами. Затем со всех сторон начинали сверкать молнии. Наступало короткое затишье, после чего на землю в течение двух часов низвергался водопад. На время ливня делали привал. Люди заранее прятались в палатки. Только погонщики слонов брали жесткие щетки и устраивали своим питомцам водные процедуры с массажем. Со стороны казалось, что слоны даже жмурятся от удовольствия.

После окончания ливня в палатку вошел управляющий Николай Паньков и два проводника:

— Негры говорят, что мы должны искать где-то здесь.

— Знают что-то конкретное?

— Нет, они так и не поняли цели наших поисков. Уверяют, что через день пути мы упремся в большую реку.

— Что находится на юге?

— Та же река. Если пойти на восток, через полтора дня выйдем к горам. Я там был, нашли железную руду.

— Хорошо, а на западе?

— Река Оранжевая, но к реке трудно пройти. По словам негров, там «плохая земля».

— Чудесно, пойдем к «плохой земле».

— Что может означать этот термин? — настороженно спросила Нина.

— А шут его знает, все что угодно. Я не припомню в Южной Африке никаких природных опасностей.

— В ЮАР есть уран!

— Уран и золото находятся в бассейне Витватерсранд.

— Ух ты! Мы ходили по урану! А это не опасно для здоровья?

Лично я не раз сидел на ядерных боеприпасах, и ничего.

— Точно ничего?

— Когда забеременеешь, я открою страшную тайну военных моряков Северного флота.

— Ты это специально сказал?

— В смысле?

— Ну, чтобы я быстрее забеременела.

— Посмотри на себя — совсем девчонка, шестнадцать лет! Куда спешить? Подожди хотя бы до двадцати.

Между туч выглянуло солнце. Слуги сноровисто собирали шатры. Экспедиция не спеша двинулась на запад. К вечеру слоны, а следом и лошади, начали проявлять беспокойство. Решили встать на ночлег, а с рассветом внимательно осмотреть «плохие земли».

После завтрака Сергей сел на своего скакуна и отправился на обследование окрестностей. К нему присоединился Павел, управляющие и несколько индусов. Последних подарил Низам Салар Джангом, как только Нина заявила о существовании неразработанных залежах алмазов. С каждым шагом лошади беспокоились все больше и больше. Однако окружающий пейзаж не мог вызвать никакой тревоги. Та же степь, только местами виднелись проплешины, как будто недавно жгли огромные костры.

— Подождите меня здесь, — сказал Сергей. — Я пройду немного пешком.

Он спешился и зашагал в прежнем направлении. К нему присоединились индусы, которые внимательно смотрели себе под ноги. Они иногда ковырялись в земле, о чем-то спорили или обсуждали свои находки.

Сергей вспомнил историю алмазов Намибии. Немецкая экспедиция возвращалась после длительного путешествия по югу Африки. Многомесячные поиски не дали никаких результатов. Люди устали и спешили домой, поэтому решили увеличить дневные переходы. В один прекрасный момент они вышли на поляну, которая в лунном свете сверкала и переливалась всеми цветами радуги. Она была усыпана алмазами! Когда наступил день и землю залил солнечный свет, поляна ничем не отличалась от других участков земли. Даже опытный специалист может пройти по алмазам и ничего не заметить. Нет, он в этом деле не разбирается, из всех полезных ископаемых может уверенно определить только уголь, железную руду и марганец. И то только потому, что много раз видел горы этих грузов на портовых причалах.

Маленький отряд остановился, дорогу преграждала огромная трещина. Длину природного разлома было трудно определить. Ширина достигала пятидесяти метров. Сергей осторожно подошел к краю и заглянул вниз.

— Глубоко?

Сергей вздрогнул, он не услышал, как подошла жена.

— Ты так задумался, что не услышал моих шагов. О чем твои мысли, граф?

— О тебе, моя графиня!

— Не ври! Тогда ты бы смотрел на меня, а не вглубь этой трещины.

— Серьезно! Ты нашла Кимберли!

— Почему ты в этом уверен?

— Посмотри на этот разлом и вспомни школьный учебник.

— Учебник чего? В школе, знаешь ли, много разных учебников было.

— Не помню, то ли география, то ли история. Там фотография трещины и черные рабы.

— Эх ты! В Африке много различных разломов, провалов и каньонов.

— Не спорю, много, да понятие "кимберлитовая трубка" появилось благодаря разработкам алмазов в таких трещинах.

— Хорошо, поищем, месторождение Кимберли протягивается на двести километров.

— Сколько? — удивленно спросил подошедший Павел

— Протяженность месторождения алмазов составляет двести километров, — повторила Нина.

— Почему слоны и лошади боятся сюда идти? — снова спросил Павел.

— Вероятнее всего, чувствуют пустоты под ногами, вот и опасаются, — ответил Сергей.

Павел опасливо посмотрел под ноги и направился обратно к лагерю. Нина что-то сказала своим индусам и села на заботливо расстеленный ковер с многочисленными подушками. Сергей пристроился рядом. Вскоре индусы принесли веревки и спустились вниз. Послышались удары кирок и молотков, которые заглушали слова неспешного разговора.

Через час вернулся Павел. Наследник престола или заскучал в одиночестве, или устыдился своей минутной слабости. Он скромно примостился на углу ковра:

— Откуда ты узнала, что месторождение алмазов протянулось на двести километров?

— Ты забываешь о том, что я с рождения живу рядом с алмазами, — выкрутилась Нина.

— Ах да, правда. Как-то непривычно все это — золото, алмазы. Я с детства слышал только про лен, пшеницу да железо.

— В этом году должна быть проблема с продажей пшеницы, — вступил в разговор Сергей.

— Ты прав. В Англии общенародный бунт, некому покупать.

На небе начали собираться черные тучи. Работы в разломе прекратились, вскоре показались головы индусов. Старший из рабочих подошел, встал на колени перед ковром и протянул принцессе бархотку. Нина взвизгнула и поцеловала индуса. Тот засмущался и что-то сказал. Нина бросилась на Сергея, повалила его на ковер и начала целовать.

— Мы нашли алмазы! Мы нашли!!!

Она развернула бархотку, все увидели драгоценные кристаллы. Десяток кристалликов размером с горошину и два размером с ядро лесного ореха. Если один из них был с желтоватой мутью, то второй сиял абсолютной чистотой.

Павел осторожно взял бархотку в руки и с любопытством уставился на находку.

— Я держу в руках залог величия России, — оторвавшись от созерцания, сказал цесаревич.

— Величие страны не в золоте и драгоценностях, а в людях, — не согласилась Нина.

— Не будем заниматься риторикой, — вставил Сергей. — В любом случае найденные сокровища пойдут на пользу России.

Павел встал, топнул ногой, после чего опасливо посмотрел под ноги, и сказал:

— Повелеваю поднять русский флаг! Отныне здесь земли Российской империи! На сем месте заложить город Антонинополь!

— Может не надо Антонинополь? — жалобно попросила Нина. — Назовем Удача или еще как…

— Ты привела нас сюда, город должен нести твое имя. Нина прижалась к Сергею и тяжело вздохнула:

— Павел Петрович, а вы здесь будете добывать алмазы?

— Ну, если хозяйка этих земель дозволит, то возьмусь за кирку, — улыбнулся цесаревич.

Небо почернело, на горизонте вспыхнули первые молнии. Пора было собираться и бежать под укрытие шатров.

— Поспешил Павел со своим решением, да деваться некуда. Не скрыть нам богатых золоторудных шахт и алмазных копей.

— Почему ты захотел скрыть золотоносное месторождение? Да еще такое богатое!

— Слишком много богатств, причем все сразу.

— Ну и что? Не вижу в этом ничего плохого.

— России неизбежно придется качать мускулы, иначе оторвут заморские сокровища.

— Сильное государство не может быть без сильной армии!

— Так-то оно так. Только начинать придется с низкого старта и большой армии.

— Россия всегда опиралась на казачество.

— Негров не хватит. Ты посмотри, негритянские отряды в Маньчжурии, на Цейлоне, в Омане, здесь в Африке.

— Что они делают в Омане?

— Да я лопухнулся, приказал молодым офицерам Андрею Палагину и Михаилу Огразину взять все португальские крепости.

— Ты что, воевал с Португалией?

— Нидерланды воюют с Португалией, и я пристроился под шумок под флагом Ост-Индской компании.

— Чего переживать? Земли голландские, и проблемы их же.

— Там ребята совсем не глупые. Они не откусывают больше, чем смогут прожевать. Быстро все под русский флаг подставили.

— Подожди, Оман же — английская колония.

— Это потом Англия захватила у Португалии. Английская экспансия в арабский мир кончилась пшиком.

— Тут ты не прав! Палестина, Иордания, Ирак, все они были английскими колониями.

— Эх ты, учительница. Это результат раздела по результатам Первой мировой войны.

— Я забыла, что Турция воевала против Антанты.

— Палестина досталась англичанам, Сирия попала к французам, а Ирак в 1932 году выпер англичан.

К своей палатке они подошли с первыми каплями дождя. За то время, пока они занимались поиском алмазов, негры успели сбегать на охоту. На стол подали мясо косули, зажаренное с плодами манго и щедро сдобренное ароматными специями.

Нина прижалась к Сергею и нежно куснула его за мочку уха:

— Сереженька, давай заедем во Францию?

— Хочешь посмотреть Париж и погулять по Елисейским Полям? Увы, там еще грязь и отсутствие каких-либо достопримечательностей.

— Париж повидать было бы неплохо. Давай вывезем в Россию Наполеона.

— На кой ляд он нам нужен? К тому же он еще не родился или совсем ребенок.

Нина легла на Сергея сверху и поцеловала:

— Уже родился, мы его заберем и воспитаем как русского офицера.

— Зачем он нам? А для России вообще бесполезен.

— Ну как же, великий полководец. Победитель стольких сражений.

— Ты не хочешь подумать? Этот великий победитель — всего лишь марионетка обстоятельств.

— Ты хочешь опровергнуть его заслуги и победы? Или забыл, что он захватил всю Европу?

— Все его победы — результат политических интриг.

— Какие интриги могут быть на поле боя?

— Элементарные. После сражения с армией Нидерландов французов можно было брать голыми руками.

— От России до Голландии не очень близко.

— Причем здесь Россия? Английская армия уже была посажена на корабли. Но флот отправился на захват голландских колоний.

— Ты хочешь сказать, что англичане под шумок войны решали вопросы своей колониальной экспансии?

— Правильно догадалась. Португалия присоединилась к Франции, англичане немедленно атаковали португальские колонии.

— Погоди, что ты мне скажешь про Аустерлиц? Там были только австрийские и русские солдаты.

— Англичане отправили в Южную Америку пятьдесят тысяч солдат и оказались беззащитными.

— Причем здесь Аустерлиц?

— Наполеон собрал армию у Па-де-Кале для десанта в Англию. Вот англичане и упали на колени с просьбой выручить.

— Перед кем упали на колени?

— Перед австрияками и Александром. Наши скорым маршем отправились в Вену, но французам было ближе.

— Понятно, то-то пишут о споре Кутузова с Александром.

— Еще бы не спорить! Армия на марше, артиллерия в обозе, австрияки еще не отошли от предыдущего разгрома.

— Подожди, я что-то не помню о сражениях в Южной Америке?

— Дали англичанам по ушам, вот и все. Они высадили десант в Нидерландской Гайане с расчетом захватить золото Ориноко и изумруды Магдалены.

— И что? Кто их остановил?

— Конкистадоры объяснили, кто в доме хозяин.

— Ладно, а что ты скажешь о походе Наполеона на Россию?

— Здесь нечего говорить, и школьнику все ясно.

— Возможно, школьнику ясно, только мне не ясно.

— Это не война с Россией, это отработка турецких денег.

— С чего такая глупость?

— Трехкратное превосходство в силах, а он из Польши через Вильнюс пошел не на Петербург, а на Москву.

— Есть такая странность. Тем более что он посадил королем Швеции своего генерала Бернадота, который даже не был дворянином.

— Вот именно, Швеция объявила войну России и осталась в одиночестве.

— А Наполеон из Москвы пошел в Крым.

— В какой Крым? Он из Москвы побежал домой.

— Кратчайшая дорога из Москвы в Париж как раз проходит по трассе Москва — Симферополь.

— Так вот, где было второе генеральное сражение! Но там против Наполеона была зима.

— Конечно, наши солдаты ни при чем. У нас каждый год двенадцатого октября снега по уши и морозы под сорок. Особенно на юг от Москвы.

— Да? Почему все говорят о зиме?

— Мы слышим тех, кто говорит всякую чушь. На южной дороге Наполеон повел в бой всю свою армию и был разбит.

— Он ввел в бой полмиллиона солдат?

— Да! Его потери более пятидесяти тысяч убитыми и сто пятьдесят тысяч раненых. Поэтому армия и побежала домой.

Нина прижалась к мужу и поцеловала:

— Вставайте, граф! Пора одеваться, дождь уже закончился.

— Задержитесь, графиня, по пологу шатра еще стучат капли.

Они задержались. На целый месяц.

Цесаревич во всем старался подражать своему великому прадеду. Но Южная Африка слишком далеко от России. Для строительства южной столицы надо опираться на местные ресурсы. Сергей и Нина не вмешивались в суету, которую устроил Павел. Сергей приказал перебросить два полка негритянских казаков. Они должны обозначить западную и юго-западную границы с нидерландскими поселениями. Постоянный военный гарнизон послужит лучшим ориентиром для подтверждения разграничительной линии. Одновременно Сергей отправил письмо Колунчук-хану с просьбой организовать патрулирование новых районов. Слухи о богатых залежах золота и алмазов быстро разлетятся по белому свету. Если дикие старатели и разведчики смогут проскользнуть мимо негров, то их отловят конные патрули татар.

Наконец Павел угомонился, экспедиция двинулась в Форт Елизавета. До Александровской гавани намного ближе, да и дорога легче. Но появление в нидерландском центре добычи алмазов повлечет за собой ненужные вопросы. Слухи о найденном золоте и алмазах уже разбежались, как круги по воде. Такое событие не скрыть, но и подтвердить надо как можно позже. Посему и приняли такое решение. Проводники обещали комфортное путешествие и не обманули. Отряд спустился с плоскогорья в Намибийскую долину, где попал в настоящий земной рай. Берег Скелетов, безводная пустыня Намиб с золотом, алмазами, нефтью и прочими полезными ископаемыми, имеют место быть. Но сорок шесть процентов земель Намибии — это плодороднейшие почвы с круглогодичной урожайностью.

Сезон дождей, многочисленные речушки несли с гор и холмов потоки мутной воды. Основные реки в долине превратились в бескрайние озера. Тем не менее проводники безошибочно выбирали мелководные участки. Единственным препятствием были бегемоты. Но эти хозяева рек избегали мелководья. На отдых останавливались в рощах, покрытых ярко-зеленой листвой. Иногда в путешествии делали двухдневный отдых. Слоны, как маленькие дети, купались и валялись в грязи. Все это завершалось генеральной мойкой. Погонщики с тщательностью муравьев вычищали каждую складку кожи у этих послушных гигантов. Во время процедуры слоны напоминали домашних котов. Во всяком случае, они урчали от получаемого удовольствия.

Наконец проводники повернули на запад. Рельеф постепенно повышался. Сначала на севере и на юге появились холмы, затем холмы незаметно перешли в горы. Экспедиция оказалась в широкой горной долине.

— Даже не верится! — воскликнула Нина.

— Что же тебя удивляет?

— Ты знаешь, я всегда любила читать книги про Африку. Намибию всегда описывают как безводную пустыню.

— Вот ты о чем! Вместо голых камней и дохнущих от жара змей ты увидела зеленые луга и полноводные реки.

— Ну да. Зачем писать о том, чего нет на самом деле?

— Литературный прием, главный герой через тяготы жизни прорывается к славе и богатству.

— Выглядит глупо. Если есть более простой и удобный путь, то зачем искать проблемы на свою голову?

— Можно предположить, что главный герой пошел не поперек, а вдоль пустыни.

— И ничего не спросил у аборигенов? Вдвойне глупо. Где находится пустыня Намиб?

— Протянулась вдоль берега. Совсем не маленькая полоса, шириной до семидесяти километров.

— Ты рассказывал, что вблизи экватора вдоль берега полоса тропических джунглей. Почему здесь безводная полоса?

— Дожди выпадают на восточной стороне Африки, затем пустыня Калахари.

— Понятно, дожди выпадают в Намибийской долине, снова горы и дожди выпадают в океан.

— Лучше скажи, о чем ты шепчешься с управляющим и с неграми.

— Собираю гербарий.

— Решила поиграть в юного натуралиста?

— Дать бы тебе по голове, да боюсь, Павел меня на дуэль вызовет. Я же провизор и в лекарствах совсем неплохо разбираюсь.

— Объясни дураку, как ты определишь лекарственные свойства растений?

— Ты как определяешь лекарственные свойства подорожника или ромашки?

— Но это простейшие способы лечения.

— Зная простейшие свойства, можно сделать более сложный состав.

— Скоро в Нижнем Новгороде от тебя заплачут.

— Это еще почему?

— Начнешь людей учить, аптеки откроешь, заведешь заводы лекарственных препаратов.

— Чем же тебе не нравится такая перспектива?

— Мне-то нравится. Очередной прогрессивный толчок в развитии России. Только у меня уже сотни управленцев.

— Мне много не надо. Хватит полусотни умных помощников.

— Ты знаешь, до сих пор не встретил ни одного дурака.

— Все такие грамотные?

— Неграмотные есть, малообразованные есть. Дураков нет.

Первое крестьянское хозяйство встретили за три дня до форта Елизавета. Навстречу вышел бывший португальский солдат с женой из племени банту и стайкой маленьких детишек. Плохой русский язык сначала мешал нормальной беседе. Потом освоились и смогли друг друга понять.

— Вот так и рождается язык африкаанс, — сказал Сергей.

— Надо больше церквей и школ. Это остановит развитие местных диалектов.

Утром в город отправили гонца, необходимо предупредить о приезде наследника престола.

Перед Тимофеем встала неразрешимая проблема. Потребность в офицерах становилась намного больше реальной возможности найти кандидатов. Первоначально казавшийся бесконечным резерв за счет солдат гвардии неожиданно иссяк. Безземельные дворяне, что традиционно служили рядовыми солдатами гвардии, охотно бросали службу и уходили под крыло графа Алексеева. В Калифорнии они получали офицерский чин и один из многочисленных приисков. В Африке предоставлялся выбор. Можно было взять прииск, алмазные копи или любое количество земли для сельского хозяйства. На таком же принципе основывался набор в Гайану, Цейлон и Индию.

Первая заминка случилась при наборе офицеров для Али-бея. Нашлось не очень много добровольцев обучать египтян и воевать с турками. Эмир Египта сориентировался быстро, офицеры получили титул бея и хорошие земельные наделы. Проблема разрешилась, особенно после того, как гвардейцы узнали цены на хлопок. Второй раз загвоздка с набором возникла при экспансии в Эквадор. После того как Карл III соизволил подписать соглашение о признании этих земель за Россией, потребовалось создать воинские гарнизоны. Никто не захотел ехать в далекие земли, где нет ничего кроме бананов и лам. Пришлось набирать офицеров из немецких княжеств. Через два года поставили крепости и закрыли границу с испанскими колониями. После этого Тульский банк оружейников объявил, что в горах найдено золото, серебро и изумруды.

С Эквадором Тимофей очень долго сомневался. Он добросовестно выполнял все указания хозяина, но до последнего дня не верил в успех. Шутка ли, испанцы двести с лишним лет активно занимаются Америкой и не видят драгоценные металлы и изумруды у себя под носом. Да не может такого быть! Объяснения хозяина, что конкистадоры прошли мимо, что горы от берега в этом месте далеко, не выдерживали никакой критики. Если они разрабатывают богатства южнее и севернее пропущенного пятачка, значит и в этом месте должны проверить. Однако хозяин как всегда оказался прав. Первое золото нашли еще до того, как Карл III подписал договор.

Сам договор был заслугой Габриеля Гильена и Рауля Альберти. Русский посол в Мадриде полностью самоустранился от участия в этом деле.

— Зачем России этот никчемный участок гор с вулканами? — говорил посол. — У нас пахотный чернозем пустует.

Габриель Гильен и Рауль Альберти активно вели переговоры и даже прикупили соседние земли, в том числе у португальцев.

— Граф Алексеев с жиру бесится, — возмущался посол. — Зачем ему дикие джунгли?

Что касается «диких джунглей», здесь Тимофей как раз понимал. На купленных землях находились все притоки реки Амазонки вплоть до главного русла. А это огромное количество гевеи, из сока которой делали каучук. Польза и прибыльность изделий из каучука не вызывала сомнений.

— Заинтересованность в каучуке появится не раньше потребности со стороны промышленников, — объяснил хозяин.

— Но вся Европа пользуется нашими колясками на резиновом ходу.

— Во-первых, не колясками, а колесами. Мы продаем за границу только колеса для колясок.

— Не надо придираться к словам. Наши резиновые изделия пользуются популярностью, но никто не пытается самостоятельно освоить такое производство.

— Зачем пытаться делать что-то свое, если проще купить готовое и хорошего качества.

— Испанцы или португальцы могут самим собирать сок гевеи и продавать нам.

— Тимофей, ты порой как маленький ребенок. Кто будет собирать сок гевеи, если мы его не купим?

— Мы не купим, так другие купят.

— Другие — это кто? Из всех выпускаемых резинотехнических изделий люди видят только колеса для карет и велосипедов да футбольные мячи.

— Сдаюсь, хозяин, я не прав. Сейчас ради колес никто не затеет с нами конкуренцию.

— Вперед начнут добывать нефть для перегонки в керосин и битум.

— Вряд ли. Пока не видно никаких попыток копать колодцы для сбора нефти. Многие полагают, что битум мы делаем из сосновой смолы.

Самым приятным из истории с Эквадором был финал. Хозяин щедро премировал Тимофея, Габриеля Гильена и Рауля Альберти. Они получили на выбор золотые рудники или россыпи изумрудов. Хотя что теперь для Тимофея деньги? Он по долгу службы знал о деньгах хозяина, свои деньги были в ведении жены.

В кабинет заглянул секретарь с оранжевым цилиндриком в руке. Почта. Тимофей ожидал сообщения из Мадрида. Так и есть, телекс от Габриеля Гильена. Тимофей прочитал текст и довольно потянулся в кресле. Проблем с наймом офицеров не будет. Осталось только оповестить нужных людей, кандидаты сами выстроятся в очередь. Приятно работать, когда есть взаимопонимание на всех уровнях. И король Испании не стал попусту скряжничать. Ему земли на Панамском перешейке ничего не стоят. Все одно холмы и долины поросли диким кустарником. Тимофей еще раз посмотрел на текст: «Его величество Карл III Бурбон дозволяет русским офицерам, кои будут служить в крепостях охраны Панамского канала, безвозмездно брать любое количество земель. Его величество уверен, что подобное сотрудничество пойдет на пользу Испании и России». Ниже приписано: «Указ короля пришлю совместно с очередной банковской почтой. Дозволяется разобрать земли до трехсот километров на восток и на запад от Панамского канала. Департамент по делам колоний рекомендует выращивать кофе, какао, сахарный тростник и хлопок. Земли пригодны для виноградарства, но торговля вином даст меньше прибыли».

Гора с плеч. Тимофей вызвал в свой кабинет управляющих делами по Панамскому каналу и Египту.

— Читай, — он протянул телеграмму Александру Николаевичу Князеву.

Тот быстро пробежал глазами текст:

— Все проблемы с плеч долой, теперь наберем любое количество офицеров.

— Расскажи, как там у тебя обстоят дела.

— Плотины готовы, долина наполовину заполнена водой.

— Почему так долго наполняется долина?

— С гор стекает только одна речушка, она и задерживает ввод канала.

— Что со шлюзами?

— С этим все нормально. Каскад шлюзов готов. И в сторону Тихого океана, и в Карибское море.

— Ты с хозяином хотел построить водяное колесо и соединить его с электрогенератором.

— Водяная электростанция будет готова через десять лет.

— Как так! Ты обещал через пять лет пустить по каналу корабли.

— Как глубины достигнут четырех метров, так и откроем канал. А электростанцию пустим с глубин в восемь метров.

— Что-то я в проекте не дочитал. У вас ворота шлюза электричеством открываются, а электростанция к началу работы будет не готова.

— К открытию канала мы запустим только одну турбину.

— Хорошо, но проектные глубины канала составляют двенадцать метров. Если вы запустите электростанцию, то озеро не заполнится.

— Заполнится, мы же все турбины запускать не будем. Одна турбина обеспечит и северные, и южные шлюзы.

— Собирайся в дорогу. Присмотри подходящие земли, мы должны взять под свой контроль по двести километров на запад и на восток.

— Указания хозяина я запомнил. Можно ли пустить остальные земли на нужды наших людей?

— Только без обид. Сначала обеспечь господ офицеров, остальное раздай полезным людям.

— Как обстоят твои дела? — Тимофей обратился к управляющему по Египту. — Все воюешь?

— Воюю на два фронта.

— Кто еще на тебя сел?

— Моисей Мертель с меня и не слезал, старается как можно больше египетских товаров перекупить.

— Ты наши запросы обеспечиваешь?

— Обеспечивать-то обеспечиваю. Новые ткацкие станки больше хлопка потребляют, вот Моисей Мертель по пять телеграмм в день шлет.

— Это исправим. — Тимофей сделал запись в блокнот. — Начнем продавать туркам не хлопок, а готовую ткань.

— Наши ткани сами египтяне покупают с удовольствием.

— Что с войной? Как обстоят дела с твоей армией?

— С моей? — засмеялся Георгий Сергеевич Горшков. — Это армия Али-бея, и воюют они очень хорошо.

— Пустыню-то прошли?

— Прошли, и очень ловко. Турки поставили заслоны вдоль берегов и на тропе через горы Синай, а они прошли.

— Неужели по воздуху пролетели, или ты дал им корабли?

— Генерал Репнин переправил войска через пролив у деревушки Шарм-эль-Шейх. Занял Акабу и ударил туркам в спину.

— Это означает, что войне скоро конец. Ты у нас специалист по военным делам. Как там в Кадетских корпусах?

— Нормально, все заполнены. Много арабов, негров, индусов. Недавно приехали дети дворян из Маньчжурии.

Отпустив помощников, Тимофей озадачился решением проблемы обеспечения безопасности Южной Африки. Дума пока еще не имела серьезного веса, а Сенат слишком вяло решал африканский вопрос.

Выход египетской армии к Акабе оказался для турецкого командующего полной неожиданностью. Взятие города открывает египтянам прямую дорогу в Сирию и Палестину, ибо на их пути останутся только развалины древней крепости Филадельфия. Сувейд-паша отправил гонца в Дамаск и начал готовить город к осаде. Гарнизон в сорок пять тысяч должен продержаться до подхода подкрепления. Не судьба. Акаба расположена вдоль маленькой речушки в самой нижней части горной долины. Уже на расстоянии в километр весь город просматривается как на ладони. Египтяне установили три сотни пушек и начали интенсивный обстрел. Стреляли гранатами и ядрами, к вечеру часть городских стен рухнула. Песчаник — не самый прочный материал. С утра обстрел города продолжился, а к обеду египетская пехота начала строиться для штурма. Сувейд-паша приготовился для отражения атаки. Пусть его полки за прошедший день и понесли потери, но семнадцать тысяч египтян они отгонят от городских стен.

Штурм начался с противоположной стороны. Сувейд-паша и не подозревал о присутствии египетской кавалерии. Всадники подлетели к Дамасским воротам и с ловкостью обезьян взобрались на стены. Разогнав немногочисленных стражников, они впустили кавалерию на городские улицы. Мамелюки сразу бросили оружие. Эти презренные свиньи изначально не внушали доверия. Али-бей, самозваный султан Египта, сам из мамелюков. Вот они и решили перекинуться на сторону бунтовщика. Николай Федорович Репнин остался в своей палатке. К чему пустая суета и беготня по улицам города?

Через неделю, получив по морю подкрепление и отдохнув после грабежей и насилия, египетская армия двинулась к Эд-Дахейр. Там, на берегу Средиземного моря, располагался второй турецкий корпус.

— Господин Хусейн-шейх, из города ушли все жители! Командир корпуса недоуменно посмотрел на командира Джеэзинского полка. Ох уж эти арабы! Никакой дисциплины, никакого порядка. Занимаются всем, чем угодно, только не прямым воинским делом. За что его так наказали! Войска из арабов никогда не посылали в район боевых действий. Своеволие и бестолковость — вот общепринятые характеристики арабских частей. Они пригодны только для тыловой службы. А у него на передовом рубеже две трети войск состоит из арабов.

— Господин Хусейн-шейх, какие будут приказания?

— Вы хотите вернуть жителей обратно?

— Обратно? — удивленно переспросил командир полка. — Они только помешают.

— Хорошо, что вы предлагаете?

— Надо выслать дозор.

— Если вам не сидится в городе, то отправьте кавалерийскую сотню.

— Что прикажете осмотреть? — повеселев, спросил командир полка.

— Дорогу на Египет, туда, на запад, — чуть не крикнул Хусейн-шейх.

Полковник низко поклонился и вышел отдавать распоряжения. Ох уж эти арабы! Приходится объяснять. И разжевывать самые примитивные вещи.

К вечеру из Эд-Дахейра ушли даже бродячие собаки. Утром на востоке увидели огромный столб пыли Хусейн-шейх обрадовался — это подкрепление, они двинутся вперед, на Египет. Из-за холмов показалась пара волов, которая тащила на волокуше пушку. Затем еще и еще, сопровождающий артиллерию отряд скрывался за завесой пыли.

— Вот арабы дают! Подкрепление еще не подошло, а они двинулись на Египет.

Хусейн-шейх посмотрел на запад. Арабские части выходили из города в спешном беспорядке. Они уходили за артиллерийские позиции, которые прикрывали город со стороны дороги на Египет.

— Почему задерживаются командиры полков? Им пора приехать для выражения почтения своему командиру!

Адъютант ничего не ответил, его дело выполнять приказы. Хотя, действительно странно, подобная задержка граничит с неуважением к своему новому командиру.

Тем временем волы остановились, отчего клубы пыли полностью скрыли последующие действия. Прозрение наступило с шипением пролетающих гранат и первыми взрывами.

— Тревога! Полкам строиться для отражения атаки!

— Ты куда бежишь, отродье свиньи? Где командиры полков?

— Господин генерал, господин генерал! Наши полки бегут к артиллерийским позициям.

Хусейн-шейх посмотрел в сторону аккуратно расставленных пушек. Ужас! Позиции почти полностью скрылись пылью многочисленных разрывов гранат. Его солдаты в беспорядке бежали прочь. Наконец он осознал опасность, в первую очередь то, что никого нет между его бренным телом и вражескими воинами. Генерал бросился догонять своих солдат. А дальше была капитуляция. Арабы демонстративно отошли в сторону и встали отдельным лагерем. Османские части остались без еды, без пороха, даже без сапог. Египтяне расположились на подготовленных Хусейн-шейхом позициях. Что прикажете делать? Бежать босиком до Туниса?

Николай Федорович Репнин отправил гонцов с победными реляциями и выдвинул части для передового дозора. Дороги на Сирию открыты, но туда идти нельзя. С одной стороны, у него для этого недостаточно сил. С другой стороны, выход на земли Палестины заставит турецких генералов принять ответные меры. Для него важнее мир с Турцией, чем перемирие между Турцией и Персией. Армия свою задачу выполнила, дальше дело за политиками. Николай Федорович оторвался от раздумий, чтобы еще раз полюбоваться на трофеи. Было на что посмотреть, и в первую очередь на оружие. Генерал Репнин принялся перебирать арабские клинки.

Сейчас их традиционно называют «дамасскими», хотя в Дамаске оружия никогда не делали. В этом городе есть золото, есть серебро, есть рубины, вот железа там нет и никогда не было. Центром изготовления оружия всегда был город Катана. Как Тула в России или Брюссель в Нидерландах. Город развивался на железной руде и бескрайних лесах. После гибели Римской империи, испанцы были первыми, кто столкнулся с арабским оружием. Один выстрел арабской пушки обращал в бегство всю испанскую армию. Для войны с арабами испанцам пришлось привлечь церковь. Священники объясняли солдатам, что жуткие выстрелы и запах серы — это не происки преисподней, а всего лишь разновидность катапульты.

Испанцы называли арабские клинки по названию города, где оно производилось. После того как конкистадоры оккупировали Японию, слово «катана» прижилось в японском языке. Конечно, качество японского оружия нельзя сравнивать с изделиями арабских мастеров. Тем не менее сегодня слово «катана» живет и в Японии, и в Сирии. Кстати, секретом качества сирийского орудия является ливанский кедр. Для получения древесного угля углежоги Катаны использовали только это дерево. Удачный температурный режим приводит к особой структуре кристаллизации железа. Отсюда и уникальное качество сирийских клинков.

В Павловске «Золотую принцессу» встречали пушечным салютом. Подход к гавани защищался цепью грозных фортов. Гавань и причалы заполнены кораблями. Здесь и каботажные суда, которые собирали по всей Африке грузы и затем выгружали в Павловске. Здесь базировались корабли эскадры Южной Атлантики. Здесь Сергей увидел новые броненосцы эскадры Индийского океана. «Идеальный», «Игривый», «Изворотливый» и «Изменчивый» являлись последними колесными пароходами. На верфях должны быть заложены корабли нового типа и нового класса. Это не только гребной винт и новые мощные пушки. Корабли строятся по совсем другой концепции кораблестроения, где обеспечен баланс возможных боевых повреждений и живучести корабля. Создание металлургии иного уровня позволяет перейти к настоящему океанскому кораблестроению.

Павловск перешел не только в статус военной базы и перевалочного центра. Здесь собирались отчаянные мужчины, дабы показать свою удаль в охоте на диких животных. Некоторые отправлялись в саванну в сопровождении жен. Впрочем, желающие всегда могли купить готовые чучела львов, бегемотов и даже слонов. Здесь же Располагались многочисленные павильоны фотографов. Быстро и дорого можно было получить фотографии: «я и лев», «я и слон», «я в окружении диких аборигенов». Предлагалась рыбалка в океане, которая к неудовольствию некоторых, требовала физических сил. Не каждый способен вытащить тунца на пятьдесят килограммов. Павловск оказался Меккой для искателей наполненных адреналином впечатлений. И не только для любителей из России.

Основная масса дворян и жителей города встречали Павла. Немногочисленные служащие Русско-Африканской рудной компании и Русско-Африканского банка с нетерпением ожидали встречи со своим хозяином и его молодой женой. Михаилу Свиридову, управляющему всеми делами в Павловске, и Савелию Аверьянову, который руководил приисками и разработками алмазов, было о чем поговорить с хозяином. Заметив их нетерпение, граф Алексеев после вежливых слов к губернатору и офицерам гарнизона перебрался в другую коляску. Сразу поехали во дворец, который негры отделали на славу. Симбиоз русской роскоши и африканских традиций сделал дворец неповторимым шедевром.

Поднимаясь по парадной лестнице, позолота, черное дерево, слоновая кость и синий хрусталь, Нина встала перед двумя колоннами:

— Что это за чудо?! — в изумлении спросила она.

— Работа местных мастеров. Наш собственный искусственный хрусталь с вкраплениями золотых чешуек и алмазной пыли.

— И солнце на него все время светит?

— Специально выбрали место. Перед колоннами можно стоять весь день.

Вошли в рабочий кабинет. Сергей подошел к окну, откуда открывался панорамный вид на гавань и причалы порта.

— В памяти еще свежи первые дни строительства города. Бестолковые метания негров, которые никак не могли понять наших требований.

— Ты помнишь поход к золотым приискам?

— Еще бы! Такое не забыть! Как и первый найденный алмаз.

— В те дни мы сами метались, как слепые котята. Сейчас проблема серьезней.

— Говори, не томи. Я сразу понял, что что-то случилось.

— Ты же знаешь, что здесь золото и алмазы раскинулись на тысячи километров.

— Не надо вступлений, говори главное.

— Вот, — Михаил Свиридов высыпал на стол горсть прозрачных кристаллов. — Мы нашли большие залежи этого минерала.

— Это не алмазы, что же вы нашли?

— Сами не знаем, не стекло, не хрусталь. Отправили в Тамбов и Нижний Новгород, ждем ответа ученых.

— Много нашли?

— Можем загрузить полный корабль. В кабинет вошла Нина:

— Спальню надо перенести в другую комнату.

— Чем тебя эта комната не устраивает?

— Окна строго на восток, — Нина взяла со стола кристалл, покрутила в руках. — И много рутила нашли?

— Чего нашли?

— Рутила, — Нина бросила кристаллик на стол. — Металл будущего, самолеты, ракетные двигатели.

— Так, господа, прошу меня подождать. Мне необходимо поговорить с женой.

Управленцы смотрели на молодую семейную пару квадратными глазами. Чего-чего, а небрежно брошенные слова о рутиле, они расслышали хорошо. Новые слова «самолет» и «ракетные двигатели» их тоже заинтересовали. Но легкость, с которой молодая жена определила неизвестную находку, была просто поразительной.

Сергей и Нина зашли в спальню:

— Тебя интересует рутил? — сразу спросила Нина.

— Разумеется, что это такое?

— Исходное сырье для титана. Сейчас нет технологий, и можешь об этом забыть.

— А если хорошо подумать?

— Титан плавят в плазменных печах или электрической дугой. Забудь, тебе не достичь температур в три тысячи градусов.

— Можно попробовать электролизом.

— Можно, но бесполезно, слишком инертный металл.

— Откуда ты это знаешь?

— Я тебе сто раз говорила, я учитель химии.

— Разве минералы изучают на уроках химии? Это география.

— Природные ископаемые у географа, а способы применения в народном хозяйстве у химика.

— Не помню.

— Не помнишь — спроси. Или тебе рассказать про получение меди из медного купороса?

— Хорошо, я понял, только будь осторожнее со словами. Сейчас еще многое для людей не познано.

— Извини, я забылась. Действительно, ляпну про алюминий, как тогда про уран.

— А что уран?

— Так Павел меня неделю пытал. Еле отвертелась, ссылаясь на индийских монахов.

Сергей с Ниной вернулись в рабочий кабинет:

— Найденные кристаллы являются минералом под названием рутил. Его много в Индии, в том числе и на землях, что подарены мне на свадьбе.

— Каковы наши действия?

— Найденные месторождения отмечать репером. Десять тонн отправить в Россию на исследование.

— Теперь главная проблема. У нас война на границе с эмиром Марракееш.

— Так, — Сергей сел. — С чего все началось и чем нам это грозит?

— Деталей мы не знаем. Негры из племени мали начали воевать с людьми эмира. Нападают на его воинов, потом уходят на наши земли.

— Воины эмира преследуют и убивают наших негров.

— Откуда ты знаешь?

— Не знаю, догадываюсь. Знакомая ситуация. С бунтующими племенами разговаривали?

— Три дня назад отправили своих людей.

— Что по этому поводу говорят наши негры?

— Грозят перебить воинов эмира.

— У нас есть возможность пристроить бунтовщиков к делу? Например, на реке Вольта или в другом месте.

— Проблем с рабочими руками нет. Сахара вырабатываем больше чем надо. Какао-бобы лежат горами на складах.

— Я понял. Передайте бунтовщикам, что дети их царя живут в Петербурге у Екатерины.

— Как передать? Мои люди ушли три дня назад…

— Скажи своему черному слуге, через день об этом узнают на восточном берегу Африки.

— Хорошо, — улыбнулся Михаил Свиридов. — А что сказать?

— Прекратить войну и прислать делегацию в Павловск. Отсюда переправим в Петербург.

Серьезная проблема. Убедить негров из племени мали невозможно. Они борются за свои земли и продолжат борьбу вопреки всяким доводам. Невозможно убедить эмира Марракееш. Он не отдаст золотые прииски и не позволит рабам своевольничать. Как совместить несовместимое? Как примирить раба и рабовладельца? Пожар войны не перекинется на Русскую Африку. Здесь другие взаимоотношения. Вместе с тем проблемы войны неизбежно ударят по интересам Русско-Африканской рудной компании и другим предприятиям российских промышленников и дворян.

Торжества по случаю приезда наследника престола, наконец, надоели самому наследнику. В Павловске нет придворных и сановников. Дворяне разного состояния и разных амбиций. Одни были просто рады общению с цесаревичем, другие строили далекие планы. Одни общались с Павлом ради дальнейшего бахвальства в кругу своих знакомых, другие открыто клянчили привилегии или поносили своих недругов. Павел сначала наслаждался столь откровеннымвниманием к своей персоне. Затем людская корысть и тщеславие начали утомлять. Сергей и Нина все это время посвящали только самим себе. Съездили на ближайшие прииски и алмазные копи. Прогулялись по банановым плантациям и посмотрели на работу пресса по выжимке сока сахарного тростника. Они просто отдыхали.

В этот раз решили съездить на лесоразработки. Интересно посмотреть, как негры умудряются спилить красное древо трехметровой толщины.

— Ты говорил, что Наполеон не заслуживает особого внимания. Почему во Франции его так чтят?

— Во всяком случае, не за поход на Москву или взятие Вены. Это история Франции, где он заслуживает уважения и благодарности.

— И что за подвиги совершил Наполеон, о которых мы ничего не знаем?

— Знаем, только относимся к ним безразлично.

— Заинтересуй свою любимую жену.

— Собой или Наполеоном?

— Тьфу на тебя! Расскажи о заслугах Наполеона перед Францией.

— У него только одна заслуга, спасение страны от английской оккупации.

— Час от часу не легче! Какая еще оккупация?

— Мы уже свою историю изучаем в чужой редакции, не говоря об истории других стран.

— Давай без политинформации. Сам говорил, что у вас наступила демократия.

— На многих она наступила очень больно.

— Сережа! Хватит придуриваться! Говори дело!

— В 1814 году Александр вывел свои войска из Франции. Россия выгребла у французов все деньги.

— Ты не путаешь? Не слышала я о масштабных грабежах.

— Самые масштабные грабежи называются контрибуцией. Когда побежденные добровольно отдают свои деньги.

— Но французы должны компенсировать ту разруху, что устроила армия Наполеона.

— Вот французы и компенсировали, оставшись без гроша. А с уходом русской армии сразу высадился английский десант.

— С чего это вдруг?

— Официально Англия оставалась в состоянии войны с Францией. У них не было войны персонально с Наполеоном.

— Вот сволочи! Падалыцики! Как им не стыдно!

— Стыдно, не стыдно, но англичане начали захватывать город за городом, крепость за крепостью. От Дарители до Руана.

— Поэтому Наполеон бежал с острова и наказал англичан?

— Наполеон не бежал, его просили снова возглавить страну.

— Но почему с Наполеоном армия воевала, а с королем, не помню как его зовут, французы бежали?

— Наполеона любили. Он разработал и утвердил «Кодекс Наполеона».

— Воинский устав?

— Эх ты, это «Декларация прав человека». До сих пор туда никто ничего не смог добавить.

— Да? Я и не знала. Но англичане разбили армию Наполеона. Сам Наполеон был взят в плен.

— Откуда ты взяла? Где написано о разгроме французов под Ватерлоо? Где величественные памятники в честь победы?

— Я не знаю. Помню, что какой-то французский генерал куда-то не успел.

— В те времена, точнее, в наше с тобой время, существует понятие «дворянская честь». Полководцы атакуют друг друга по условному сигналу.

— Внезапная атака будет нарушением дворянской чести?

— Именно это и произошло под Ватерлоо. Во время построения французской армии англичане увидели беззащитного Наполеона.

— И захватили его в плен! А почему говорят об опоздании одного из французских генералов?

— Так англичане сразу дали деру. Не только с поля боя, из Франции. А французская кавалерия делала обходной маневр и не смогла догнать.

— Так они не успели перехватить английских кавалеристов, которые убегали с Наполеоном. Однако скандал!

— Еще какой! Александр приехал в Женеву и стучал сапогом.

— Неужели все генералы соблюдали этот кодекс чести?

— Конечно, нет. По этой причине Павел сослал Суворова в деревню. Наши скромно замяли бой с Наполеоном на Крымской дороге.

— Почему замяли? Если, с твоих слов, там разгромили полумиллионную армию.

— Поэтому и замяли. Произошло генеральное сражение, а о генеральном сражении надо предупреждать заранее.

— В чем же принципиальная разница?

— Французы вступали в бой последовательно, армия за армией. Если бы они навалились все сразу, то, безусловно, смели бы русских.

— По-твоему, Кутузов был обязан послать Наполеону письмо со словами: «Имею честь предупредить вас…»

— Абсолютно верно. За что и поплатился. Александр отстранил Кутузова и принял командование на себя.

Вскоре их внимание привлекли предупреждающие крики. Очередной великан с ужасающим грохотом рухнул на землю.

Работа чернокожих лесорубов больше напоминала детскую игру. Негры поочередно выпиливали тридцатисантиметровые участки. Затем туда вставляли слабенькие на вид распорки. Так, не спеша, они отделили дерево от корня. Наконец наступал момент, когда лесной великан оставался на одних подпорках и подставках. После шумного обсуждения выбирали направление падения. Затем самый ловкий подходил к стволу и выбивал опоры и подставки. Ловкач прыжками кенгуру уносился в сторону, а дерево с настоящим рыком падало на землю. Лесорубы работали не спеша, уверенно и эффективно. Получив удовольствие от прогулки и созерцания красивой работы, молодожены вернулись во дворец.

6 Прогулка по Венеции

На подходе к Канарским островам погода резко изменилась. Неожиданно появилось ощущение прохлады. Над океаном повисло желтое марево. Пассат нес из Сахары не только сухой воздух, который воспринимался как прохлада, но и взвешенную пыль. «Золотая принцесса» спешила в Петропавловск. Сергею предстояло выбрать удобный момент и переговорить с эмиром Марракееш. Трудная, практически невыполнимая задача. Доводов или аргументов против войны на землях Мали у него нет. Сам факт, как и причины военных действий на территории соседнего государства, Сергея совершенно не интересовал. Он не собирался заниматься миротворческой миссией. Цель проста и прагматична — обеспечение нормальной жизни собственных рабочих. Люди на рудниках должны быть в безопасности, сытно есть и спокойно спать.

В Петропавловске встречу яхты «Золотая принцесса» обставили с царской помпезностью. Праздничный салют с шикарным фейерверком разноцветных огней. Парадный марш, где в первых рядах прошла городская стража во главе с Ас-Сахра. Арабский парадный шаг более «растянут», с другим ритмом и своим оркестром, но смотрится хорошо. Затем прошли солдаты гарнизона и матросы береговых батарей. Улицы города переполнены молодыми женщинами из России. Рядом с ними детишки в окружении служанок и гувернанток. В России уже наступила мода на гувернанток из Англии. Кроме русских, улицы заполняли толпы арабов. Собравшись семейными группами, они радостно кричали, приветствуя наследника русского престола.

Моисей Мертель расстарался. Это он организовал все торжества, а к вечеру и огромный уличный банкет. Столы приготовили во всех районах города. Здесь учитывались и национальные особенности кухни, и конкретные пристрастия жителей данного района. Основные торжества проходили во дворце банкира. Моисей Мертель игнорировал главную заповедь: «Не высовывайся», — и отгрохал себе огромный дворец прямо в центре города. По своим размерам и изяществу он мог соперничать с кафедральным собором Санта Мария де-ла Седа в Севилье. Огромный зал разместил две сотни гостей, среди которых Сергей увидел и моряков пиратской эскадры Азид Шерифа. Если Павел поражался количеством гостей, то Сергей видел одни знакомые лица.

На банкете присутствовал и эмир Марракееш со своим младшим сыном Исмаил Шейхом. Отсутствие старших сыновей говорило о том, кого правитель Марокко планирует себе в преемники. Вечер проходил в веселых Развлечениях, музыканты и танцоры менялись несколько раз. Здесь были и испанцы, и французы, и арабы, но пели и танцевали в меру. Дабы не утомлять гостей, танцоры делали перерывы, во время которых звучала тихая музыка. Праздничный стол — это место для приятного общения и удовольствия. Отдельно следует сказать о множестве подарков, среди которых были даже музыканты.

Нина оказалась в водовороте самых приятных для женщины забот. Она меняла свой гардероб на европейский стиль. По женской половине дворца метались швеи и портные. Торговцы нескончаемой чередой вносили и выносили рулоны различных тканей. Досталось и Сергею. Жена устроила допрос с пристрастием и решила приодеть мужа. Сергей попытался было возразить. По своей жизненной позиции он был франт, всегда за собой следил и шел в ногу с модой.

— Твоя одежда в основном состоит из походно-полевого гардероба.

— Ты не права, у меня достаточно и парадной, и выходной одежды.

— В первую очередь тебе необходима повседневная одежда. Совсем не то, в чем ты ходишь на корабле.

Видя желание жены сделать ему приятное, Сергей перестал сопротивляться. Если подобная забота доставляет женщине удовольствие, то к чему спорить. Времени у них достаточно, сейчас февраль, а в Петербург они решили прибыть в мае.

По всей видимости, фантазии жены серьезно озадачили местных портных. Что там смогла придумать Нина, можно было только догадываться. Сергей сел за рояль и начал наигрывать и напевать песенку из «Кавказской пленницы». До начала тренировки с Николаем оставалось достаточно времени, и он развлекался популярными мелодиями. На звуки сошлись подаренные музыканты. Они пытались уловить мелодию и подыграть или подпеть. А почему нет!

— Господа, давайте разучим одну несложную мелодию.

— Мы всегда рады угодить своему хозяину.

Сергей снова сел за рояль и дважды сыграл мелодию.

— Предлагаю разучить танец, который называется «На сопках Маньчжурии».

Сергей разделил несложную мелодию на составные части и приступил к обучению.

— Я тут тружусь в поте лица, а ты развлекаешься! — в салон вошла Нина. — Решил научить музыкантов играть вальс?

— Я не желаю лишать себя удовольствия станцевать свадебный вальс.

— Свадьба была почти полгода назад.

— Не строй иллюзий. В Петербурге тебя ждет крещение и венчание.

— С чего ты так решил?

— Без венчания кто тебя признает моей женой? Кто тебя обвенчает без крещения?

— Да? Надо подумать.

— Хочешь вернуться в Индию?

— Ты что?! Я о крещении.

— Если о крещении, то собирайся, поехали в Петропавловский собор.

— Как-то неловко.

— В нашем времени неловко игнорировать посещение церкви.

Нина вышла, а Сергей вернулся к музыкантам.

Между Моисеем Мертелем и Габриелем Гильеном сложились натянутые отношения. Причиной послужили товары из Египта. Моисей через свои связи руководил потоками египетского экспорта. Что шло в Россию или Турцию, что отправлялось в Петропавловск и далее в Европу или Испанию.

— Моисей, ты умышленно занижаешь объем товаров Для Испании.

— Ничего я не уменьшаю! Уменьшать уже нечего, кроме пшеницы и кож.

— В Испании этого добра хватает. Где хлопок? Где Шерсть?

— Сколько раз тебе говорить! Нет и не будет!

— Господа! Господа! — прервал спор граф Алексеев. — Не хотите ли вместо пустых упреков отправить телеграмму в Амстердам?

— Зачем нам Амстердам, если товары к ним идут из Александрии?

— Ай, как плохо! Вы когда интересовались товарами на складах Тамбова, Москвы или Сясь?

— К чему нам эти товары? У нас торговля традиционными грузами из Египта.

— Сколько денег вы теряете зазря? Что из товаров по спросу на первом месте?

— Хлопок и шерсть.

— Ну-ка, пошлите запрос в Нижний Новгород. Поинтересуйтесь различными хлопчатобумажными тканями и сукном.

Граф Алексеев встал с кресла и подошел к столу:

— Вы оба увязли в никчемных спорах. Никто из вас не поинтересовался о причинах уменьшения поставок сырья.

— Так это… ну… весь хлопок уходит в Россию?

— Египетский и персидский. В своих взаимных претензиях вы не заметили пропажу тканей из Индии и Китая.

— Извини, хозяин, за оплошность.

— Оплошность? Вы даже не поинтересовались, откуда в Танжере хорошие ткани! А ткани из России, привезены через Амстердам.

Граф Алексеев вернулся в кресло:

— Вместо сотрудничества и поиска новых возможностей развития торговли вы затеяли свару и упустили деньги.

Жаль, конечно, что тут еще скажешь? Толковые дельцы, а взаимная неприязнь застлала глаза и лишила здравомыслия. Если не образумятся, придется расстаться с обоими. В таких вопросах правых не бывает.

Распорядок дня несколько изменился. С утра до обеда Сергей находился в своем дворце. Занимался с музыкантами и танцорами, музицировал сам. В салон прибегала Нина и давала свои советы. В такие минуты они обязательно вальсировали полный круг, давая возможность музыкантам и танцорам лучше понять ритм и пластику танца. Во второй половине дня Сергей целовал жену, отправлялся из спальни в ванную комнату. Дальнейший день посвящен делам. Одной из насущных проблем стали «безработные» пираты.

— Мы практически не у дел, — жаловался Азид Шериф. — Английское и французское судоходство замерло.

— С англичанами, да, я согласен, их торговое мореплавание сдохло. Французских кораблей осталось очень мало.

— Почему? Что случилось?

— С одной стороны начал работать транзитный путь через Персию. С другой стороны англичане фактически потеряли Индию.

— И что нам делать?

— На сегодня осталось только Карибское море. Но у меня нет детальной картины происходящих там событий.

— А что может происходить?

— Голландцы отдали России Багамский архипелаг и свою часть Антильских и Наветренных островов.

— Подожди, — адмирал Азид Шериф разложил карту. — В твоих словах есть резон. Здесь можно славно пограбить испанцев и французов.

— Надо уточнить с расположением баз для тебя и для Испанцев.

— А что испанцы?

— Я просил короля Испании взять на себя патрулирование островов.

— Зачем тебе испанский флот? Наше патрулирование намного надежнее.

— В то время ты ежемесячно захватывал не менее двух кораблей.

— Хорошо, подождем. Только ты быстро решай, люди заскучали.

Сергей полностью согласен со словами товарища. Если затянуть с решением проблемы, пираты займутся «неорганизованным промыслом». Придется штурмовать свои собственные базы.

Прогулки по Петропавловску Сергей совершал совместно с Павлом и Исмаил Шейхом. Город представлял собой симбиоз европейской архитектуры и арабского зодчества. В один из дней к прогулке молодежи присоединился эмир Марракееш. Когда Сергей в очередной раз восхитился архитектурой одного из домов, эмир неожиданно вспылил:

— Это настоящее безобразие! Когда вы говорили об обряде омовения, я никак не ожидал такого бесстыдства!

— Что случилось? — удивился Сергей. — Мне не говорили о случаях недостойного поведения.

— На берегу моря, бесстыдство продолжается с утра до вечера!

— И что же происходит? Предлагаю съездить и посмотреть самим.

— Нет! — эмир неожиданно покраснел. — Я туда не поеду!

— Но что же там? Объясните на словах.

— Женщины ходят голыми! Собираются толпой на берегу моря, снимают одежды и ходят голыми.

— Только одни женщины или с мужчинами?

— Если бы там были мужчины, я приказал бы воинам всех порубить на корм собакам!

— Коль скоро женщины совершают омовение в море, они и должны быть голыми. Никто же не заставляет женщин в купальнях принимать ванну в одежде.

— Это не помещение, а открытый берег.

— Как далеко до ближайших городских домов?

— Вдоль берега построены дома, в которых эти женщины живут. А городские дома очень далеко.

— Извините ваше величество, но я не вижу проблемы, они не мешают городским жителям.

— Они мешают мне!

— Не понял? Как они могут вам мешать, если вы здесь не живете?

— Я не живу, живут мои шейхи и беи. Они построили дворцы в твоем городе и забыли о своем долге и своих женах!

Вот тебе новая проблема, прямо как Хургада. Каждый египтянин считает своим долгом поднакопить денег и денек-другой развлечься с русскими туристками. В Египте это стало проблемой и предметом обсуждения в правительстве. Сергей повернулся к градоначальнику:

— Поговори с купцами, надо завезти молодые деревья и кустарник. Посадим как зеленую ограду между берегом моря и домами.

— Проще поставить высокий каменный забор, — предложил Ас-Сахра.

— Нельзя травмировать тонкие чувства женщин. Они сразу поймут, что за ними подглядывают нечестивые мужчины.

Какая муть! Купальщицы прекрасно знают, что за ними следят жадные мужские глаза. Женщинам это нравится, внимание мужчин возбуждает.

Арабский квартал, «улица Гурий», превратилась для европейцев в своеобразную Мекку. Здесь можно все купить, найти развлечения на любой вкус. Для Сергея не было секретом, что больше половины всей улицы принадлежала лично ему. Вторая часть улицы принадлежала Моисею Мертелю. Что-то досталась и прочим «вольным художникам». Собственно самих арабов развлечения и товары с этой улицы совсем не интересовали. Подобное легко найти в любом мусульманском городе. А вот европейцев восточная экзотика брала на крючок. И прибыль с улицы Гурий текла весомая. Посмотрел Сергей и на вокзал. Так Моисей назвал огромный двухэтажный дом с обширным внутренним двором. Здесь жили арабы-переселенцы. В данный момент собирали добровольцев для Голицыных. Князь Петр Михайлович пожелал начать разработки африканских приисков силами арабов. Аборигены в верховьях реки Конго не проявляли интереса к копанию в земле. Их вполне устраивала бродячая жизнь по следам пасущихся косуль и антилоп.

Встречали Георга III торжественно, но без излишней пышности, как и следует встречать короля в изгнании. Он прибыл в Либаву на датском фрегате^[120], в то время как большинство свиты и члены парламента значительно отстали. Датчане, возможно, специально предоставили для них самый тихоходный транспорт. Корабль попал в шторм и встал на якорь у острова Готланд. Король переехал во дворец Бирона в Митаве, где почти неделю ожидал своих сановников. Бывшая столица Курляндии поражала нищенским унынием, а дворец больше напоминал солдатскую казарму. На этом фоне новая резиденция Бирона, которую строил Растрелли по приказу Екатерины, выглядела вызывающе роскошной. Наконец Георгу надоело созерцать безрадостную картину полупустых улиц. Городские жители напоминали послушных марионеток, исполняющих неслышимые приказы. Король решил отправиться в Петербург без надлежащей свиты.

Процессия въехала в город по Рижскому проспекту. Карета в сопровождении почетного караула выехала на Загородный, где вскоре остановилась перед дворцом. Гвардейцы, построенные для встречи короля, взяли «на караул». Посол и его помощники поспешили открыть дверцу и подставить лесенку. Но, кроме сотрудников посольства, Георга III встречали только двое русских сановников. Невежливо, очень невежливо! Пусть сегодня Англия и стонет под пятой захватчиков, он король по праву рождения и не заслуживает встречи на грани прямого унижения. Поджав губы, никого не слушая, монарх широкими шагами направился к парадному входу. Рослые гвардейцы услужливо открыли огромные, как в замке, двери. Георг почти пробежал по огромному вестибюлю, затем по лестнице и пораженно замер. Перед ним открылся невероятных размеров зал, где на железных рельсах стояли вагоны, а впереди посапывал паровоз.

Для заседания в Царскосельском дворце Екатерины малый совет выбрал Голубую гостиную.

— Все, что я услышал от Георга III, выглядит полной ерундой, — заявил Потемкин.

— С ним надо говорить очень аккуратно, — заметил Панин. — По слухам, король временами впадает в беспамятство.

— Как! — чуть не подпрыгнула Екатерина. — Я с ним за один стол не сяду! Вдруг на меня с ножом бросится!

— Он не буйный, только заговаривается. По рапорту нашего посла в Копенгагене, он там такого наговорил! А на другой день ничего не помнит.

— Тогда его словам веры нет, — заявил Михаил Михайлович. — Мы поведем серьезный разговор, а назавтра Георг от своих слов откажется.

— Однако сановники, что приехали вместе с ним, подтверждают его вменяемость.

— Я могу согласиться с желанием Георга жить в Нидерландах. В конце концов, его дед правил из Нидерландов и не знал английского языка.

— Дед правил страной, а сейчас страна вне контроля.

— Дело не в этом. Англия в состоянии войны с Нидерландами.

— Можем ли мы помочь дипломатическими мерами?

— Маловероятно. Войска Нидерландов в Лондоне. Что король предложит за возврат столицы?

— Вернет захваченные в Индии фактории.

— По моей информации, — вступил в разговор Степан Савельевич, — англичанам уже нечего возвращать.

— Ну-ка, ну-ка. Поделитесь.

— Граф Алексеев разгромил английскую эскадру и захватил крепость Мадрас. За Англией осталась только Бенгалия.

— Как он посмел! — возмутился Румянцев. — Россия не воюет с Англией.

— Англичане принудили к бою.

— Тогда дела Георга совсем плохи. Послушайте, по большому счету Алексеев затеял эту авантюру с Норвегией, пусть и разгребает последствия.

— Не надо на него все сваливать, — вступилась Екатерина. — Англичане сами напали на норвежцев.

— Полагаю, что следует подождать Алексеева, — заявил Потемкин. — У него в Голландии хорошие связи.

— Поддерживаю, — согласился Панин. — Я к этому времени подготовлю приемлемые варианты.

Решив отложить решение проблем короля Георга III, малый совет перешел к обсуждению кандидатов на губернаторские посты в Маньчжурии. Следом стоял вопрос о деньгах на закупку новых винтовок Алексеева. Генерал Белозеров дал весьма лестную оценку новому оружию. Офицеры, что принимали участие в испытаниях, забрали опытные винтовки в свои части. Если все называют новые винтовки не иначе, как «чудо-оружие», то следует немедля перевооружить армию. Золота в казне более чем достаточно.

Варфоломей Сидорович закончил гневную и речь и, тяжело дыша, сел в свое кресло. Тимофей был не согласен, в корне не согласен. Но где найти слова и прийти к взаимопониманию с генеральным инженером?

— Варфоломей Сидорович, для нас экономически не выгодно концентрировать производство в одном городе.

— Вы с Иосифом Аврумовичем думаете только о деньгах! А я по вашей милости уже живу в поезде.

— Зачем тебе мотаться по городам? Чем завод в Ижевске отличается от завода в Сестрорецке или в Перми?

— Для тебя ничем, а для меня важно определить соблюдение технологических процессов.

— Тебе хозяин два года назад велел создать службу технической инспекции. Почему до сих пор ничего не сделал?

— Сделал, давно сделал. Считай, два года служба работает.

— Почему сам норовишь проверить все заводы? Или своим людям не веришь?

— Верю, но они не смогут увидеть то, что увижу я.

— Если бы они знали и умели больше тебя, то вас давно бы поменяли местами.

— Ты мне угрожаешь?!

— Я тебе объясняю. Сколько лет мы работаем вместе а ты остаешься все таким же. Хозяин тебя просил заниматься главными вопросами.

— Выпуск винтовок не главный вопрос?

— Важный — да! Но совсем не главный. У тебя на стенде главный двигатель для нового корабля. У тебя отливаются пушки для этого корабля.

— Да помню я, помню. Сейчас мое присутствие не требуется.

— Верю, а что с новыми станками?

— Какими станками? У нас в разработке много различных станков.

— Правильно, много. Станки переводим на электропривод. А проблема с муфтами не решена.

— Так решили же сделать ременную передачу.

— Решили, как временную схему. Работу над муфтой не прекращать!

— Не получается, муфту разбивает после шести тысяч часов. Резина не выдерживает.

— Поставь армированную резину или еще что. По технической части я записывал не все слова хозяина.

— Ты пойми меня, Тимофей, не могу я спокойно спать, пока не проверю работу новых заводов.

— Мы начали строить заводы в Маньчжурии и Индии. Ты и туда поедешь?

— Боюсь об этом думать. Надо бы поехать, да слишком далеко.

— Как обстоят дела с макаронными фабриками?

— Вы меня задолбали своими макаронами. Иосиф Аврумович ежедневно шлет телеграммы.

— А ты как хотел? Куда девать зерно? Англия выпала из торговли, мы лишились главного покупателя зерна-

— Я здесь ни при чем, торговлей не занимаюсь.

— Ты что сейчас сказал? На сегодняшний день макароны — единственный путь сбыта зерна. Сей продукт весьма охотно покупают от Аравии до Испании.

Варфоломей Сидорович в задумчивости начал катать по столу карандаш.

— Убедил, у меня в Туле есть несколько крепких директоров заводов. Поставлю во главе технической инспекции.

Подобные разговоры случалось и раньше. Варфоломей Сидорович соглашался с доводами. Несколько месяцев сутками занимался инженерно-конструкторскими делами. Но стоило новой разработке получить путевку в жизнь, как все начиналось сначала.

Яхта «Золотая принцесса» ошвартовалась у причала порта Мелиль. Здесь уже вырос настоящий порт с многочисленными причалами. Если европейские корабли предпочитали приходить за грузами в Петропавловск, то арабы и турки шли за европейскими грузами в Мелиль. Три корабельные пушки на скалистом мысу превратилась в солидную береговую батарею. Глинобитные дома перешагнули за городские стены. Они причудливым узором кривых улочек раскинулись по некогда пустынной степи. В лучах утреннего солнца стены города слепили глаза белым цветом рафинированного сахара. Оптический обман создавался за счет отражения ярких солнечных лучей. На самом деле городские стены и сам дворец сложены из желтовато-серого камня.

Павел и Нина буквально впитывали в себя арабскую экзотику. Эмир Марракееш с довольным видом поглаживал свою бороду. Ему льстило столь откровенное любопытство и возгласы восхищения. Он предвкушал еще больший эффект. Скоро гости увидят нарядные здания, прекрасные мечети и великолепный дворец сына. Кавалькада остановилась перед городскими воротами.

— На этом месте граф Алексеев дал бой гарнизону крепости, — слова эмира переводил Никшич. — Пятьдесят моряков против тысячи воинов.

— Не может быть! — воскликнул Павел.

— Когда выкладывали каменную мостовую, мой сын приказал пропустить это место. Оставил как память о тех днях.

— Здесь произошло что-то примечательное? — спросила Нина.

— Именно здесь, стоя по колено в крови, граф Алексеев принял капитуляцию крепости.

— По колено в крови? — переспросил Павел. — Это аллегория?

— Это правда, вам достаточно спросить Ас-Сахра. Он был среди тех, кто вышел из этих ворот.

Нина и Павел потрясен но смотрели то под ноги, то на ворота, то на графа Алексеева.

Дворец Исмаил Шейх произвел на гостей ожидаемый эффект. Архитектура арабского мира, Индии и Китая развивалась многие тысячелетия. Здесь не только особая методика строительного процесса, но и уникальные инженерные решения. Современные архитекторы не устают поражаться оригинальной концепции зодчих древнего Востока. В Европе нет преемственности поколений. Приход вандалов и варваров уничтожил римскую цивилизацию. Одновременно прервал научно-технический и культурный процесс. Религиозное мракобесие базировалось на всеобщей безграмотности и невежестве. Начало эпохи Возрождения в первую очередь связано с вторжением войск Оттоманской империи.

Арабские торговцы шли вместе с турецкой армией. Арабы познакомили немытую Европу с ванной, с картинами и стихами, с галантным обращением с женщинами. Европейцы впервые увидели духи, мыло и ароматное масло для тела. Пушки обращали европейцев в суеверное бегство. Ружья из Катаны поражали изящными рисунками и батальными сценками. После захвата Севильи, великолепие дворца Абдурахмана II подтолкнуло испанских монархов к строительству настоящих дворцов. На фоне дворца Алькасар королевская резиденция выглядела убогим симбиозом склада с жилым домом. В Европе появилось понятие «архитектор», строители начали применять математические расчеты. Дворцы и замки получили элементы внешнего и внутреннего украшения. Хотя остальные дома продолжали строить как несущий деревянный каркас, со стенами из глины с соломой. За примером далеко ходить не надо, достаточно заглянуть на ратушную площадь Риги или Таллина.

Нина и Павел буквально млели от доброжелательного добродушия хозяев. Прогулка по дворцовому саду занимала целый день. Любование каскадом фонтанов сменялось выступлением музыкантов и танцоров. Под тенью деревьев на коврах ожидал обед. В красивых беседках из причудливых чайников наливали чай с мятой. Гости наслаждались отдыхом, красивыми пейзажами. Во время чаепития придворные поэты нараспев читали свои стихи. Если судить по переводу Никшича, весьма недурные. В один из таких дней эмир Марракееш поднял разговор о повстанцах из племени мали:

— Ты уже в курсе моих проблем с черными рабами?

— Управляющие доложили, твои воины по ошибке разгромили две мои деревни.

— Извини, я возмещу ущерб. Рабы толпами бегут на твои земли, затем возвращаются и нападают на мои деревни.

— Они нападают на деревни или сражаются с твоими воинами?

— До сражений дело не доходит, рабы боятся воинов. Пленным для устрашения мы рубим головы.

— Вероятнее всего, сбежавшие рабы возвращаются за своими женами и детьми.

— Мне все равно, зачем они возвращаются. Сбежавший раб должен быть наказан. А эти беглецы возвращаются с оружием в руках.

— Изгони со своих земель все непослушное племя.

— Кто же будет работать на приисках? Кто будет охотиться на антилоп? Все не так просто.

— Ты даешь своим рабам оружие?

— Только луки и копья. Как же иначе? Без оружия дичь не взять.

— Для начала привези скот, семена и крестьян. Прикажи воинам наловить рабов за рекой Нигер.

— Что мне это даст?

— Крестьяне научат рабов пахать, сеять и пасти скот. Твои крестьяне станут надсмотрщиками, а рабы безоружными.

— Предложение не лишено смысла. Но изгнанное племя через некоторое время начнет новую войну.

— Люди всегда воюют. Сильные всегда бьют слабых. Ты помнишь о детях погибшего вождя?

— Тех, что ты у меня купил? Если их вернуть, войны точно не избежать.

— Войны не избежать в любом варианте. Войну можно направить в другую сторону.

— Куда? В Африке только твои и мои земли.

— Достаточно диких земель. Я хочу вывезти в Петербург старейшин родов.

— И что дальше? Ты их обучишь, пустишь на восток или на юг. Они завоют земли, после чего вернутся обратно. Мои проблемы усложнятся.

— Нет, я подразумевал иное. Дикие земли других континентов.

Идея отправить воинов мали в Америку или Австралию возникла спонтанно, во время разговора. Но других идей погашения конфликта у Сергея не было. Если уговорить эмира Марракееш на колониальную экспансию, его негры отправятся в Австралию, а Сергей высадит своих негров в Техасе. Золота в Австралии много. Там найден крупнейший в мире самородок весом более двухсот килограмм.

Вскоре из Алжира пришла эскадра во главе с Дей аль-Сарддидином. Среди привезенных подарков выделялась пара сфинксов, несколько статуй и сотни различных статуэток. Дей аль-Сарддидин привез дары от правителя Египта. По понятным причинам сам Али-бей не мог покинуть страну. Война с Турцией закончилась, но переговоры шли с большим трудом. Существовала реальная опасность продолжения боевых действий. В общем-то все понимали сложность сложившейся ситуации. Для Турции потеря Египта является серьезным ударом по бюджету. В то же время для Алжира это противостояние было гарантией собственной безопасности. С первого дня своего восхождения на трон Дей аль-Сарддидин не отправил в Стамбул ни единого динара. Избегая конфронтации и выказывая на словах свою преданность султану, новый правитель твердо вел политику отделения от Турции.

Граф Алексеев не вникал в политические тонкости. В своих действиях стремился только к экономическому сотрудничеству. По его глубокому убеждению, фундаментом политической дружбы послужит только взаимовыгодная торговля. Он снабдил Алжир современным оружием, следом поставил оборудование для новых металлургических заводов. Из Алжира в свою очередь пошли тысячи тонн хлопка. Более того, новый правитель возродил виноделие, которое медленно умирало под «табу» служителей Корана. Сделка с Дей аль-Сарддидином вывела графа Алексеева на лидирующие позиции российской виноторговли. Вина Испании, Крита и Алжира позволяли диктовать рынку свои условия. Так первоначальное соглашение о совместных пиратских акциях переросло в совершенно иное качество.

В это утро Нина что-то закапризничала и отказалась вставать с постели. В первый момент Сергей не обратил внимания на капризы молодой женщины. Пройдет. Уже за завтраком встрепенулся, а вдруг заболела. Климат в этих краях здоровый, но мало ли что? Сергей вернулся к жене:

— Нина, лапочка, с тобой все нормально? Ты не приболела?

Нос жены показался из-под одеяла:

— Нет, все нормально, просто неохота вставать.

— Ты уверена? Может слабость или головокружения?

— Меня поразила лень и мечтательное состояние. Не хочу вставать!

— А температура нормальная или пониженная? Упадок сил всегда связан с понижением температуры.

— Если хочешь, проверь, я не возражаю.

Сергей сел на кровать и потянулся к жене, чтобы проверить температуру. Нина протянула навстречу руки, обняла мужа и ловко подмяла под себя:

— Признавайся, злодей, во всех своих секретах.

— Какие тайны, какие секреты? Брось дурачиться.

— Я вполне серьезно! Кто обещал рассказать страшную тайну советских военморов?

— Э, нет! Данная тема для взрослых, а ты еще маленькая.

— Ах ты, развратник! Как постель, так я уже взрослая, как серьезный разговор, так я еще маленькая!

— Мы же договорились, я расскажу при твоей беременности… Ты уже? Ты беременна? Может, повременить?

— Более девяти месяцев повременить невозможно.

— Надо подумать, это серьезное дело.

— Думать надо было в первую брачную ночь. Ложился бы рядом с кроватью на пол и думал.

— Брось шутить, первая беременность всегда проходит сложно.

— Допустим, для меня это не первая беременность.

— Нашла что вспомнить! За прошедшие годы все уже забыла.

— Глупый, такое не забывается.

— Сейчас схожу к эмиру и попрошу для тебя врача.

— Не увиливайте, граф! Врач есть в моей свите. Вчера он подтвердил три месяца моей беременности.

— Три месяца? Как же ты успела?

— Вообще-то с твоей помощью. Ты весьма ревностно исполняешь супружеские обязанности.

— Я что-то делал не так?

— Только одно, последние три месяца не обратил внимания на мою непрерывную доступность.

— Дела. Я действительно не задумывался.

— Вы, мужчины, думаете только одним местом. Рассказывай свою страшную тайну.

— Фу-ты, даже пропало желание рассказывать.

— Потрудитесь, граф, сдержать свое слово!

— Ладно. По традиции молодых офицеров после свадьбы на час сажают на ядерную боеголовку торпеды.

— Вот дурни! Надо же до такого додуматься! Молодого парня прикладывать яйцами к радиоактивному излучению.

— Графиня, в вас бурлит реакционное невежество. От подобной процедуры только польза.

— Какая на фиг польза! Офицеру-импотенту жена не нужна, остается только служба.

— Потенция как раз значительно повышается. Но главное в том, что у половины офицеров рождаются близнецы.

— Что-то я об этом не слышала.

— В советское время подобные темы были вне обсуждения. После взрыва Чернобыльской АЭС так пугали, что самим стало страшно.

— А если серьезно? Чем все это грозит?

— Ответ знаешь сама. Две атомные бомбы сброшены на самые многолюдные города Японии. Радиоактивное облако село на самый многонаселенный район Южной Кореи.

— Ты прав, это известно всем. В то же время об этом никто не помнит.

— Это ответ на тему современной пропаганды. Наука замыливать сознание продвинулась далеко вперед.

— Какая сейчас пропаганда? Муж мой, вы не бредите?

— Ах, графиня, прошу меня простить. Вспомнилась былая старость.

Сегодня все знают, что в Японии лидирует по продолжительности жизни. Но никто не связывает это с продолжительностью жизни тех, кто во время атомной бомбардировки был еще ребенком.

В мире многое поставлено с ног на голову. Защита окружающей среды и парниковый эффект. По своей природе углекислый газ разрушается под воздействием естественных атмосферных процессов. Тем не менее наибольшее выделение углекислых газов происходит не от автомобилей или электростанций. Главным генератором выделений углекислого газа являются удобрения, в первую очередь любимые европейцами пестициды. Попав в почву и соединившись с водой, пестициды выделяют углекислый газ. В то же время альтернативные источники энергии наносят природе прямой ущерб. Ветряные электростанции работают за счет перемещения воздушных масс. Отдав свою энергию, воздушный поток умирает. Нарушается многовековой процесс перемещения воздуха вокруг планеты. Солнечные батареи используют энергию солнечных лучей. Следовательно, нагрев поверхности земли уменьшается. Все это приводит к анормальному атмосферному процессу. В Испании тридцатиградусная жара неожиданно переходит в снегопад. В центральной Европе за линией ветряных электростанций небо разверзается небывалыми ливнями. Откровенной дурью выглядит идея электромобилей. В цепочке электростанция — аккумулятор — электромобиль выигрывает только та улица, по которой проедет сама машина. По совокупности затрат энергии и загрязнения окружающей среды электромобиль намного «грязнее» древнего трактора. Здесь всего лишь с помощью пропаганды из людей выкачивают деньги. Заодно отвлекают внимание от реальных проблем бытия. Открывая бутылки с шипучими напитками, люди выбрасывают в атмосферу тысячи кубометров углекислого газа.

Яхта «Золотая принцесса» вернулась в Петропавловск с новым пассажиром. Исмаил Шейх присоединился к своему другу. Наследник трона отправился в путешествие по приглашению графа Алексеева и с разрешения своего отца.

— Я прошу показать моему сыну как можно больше, — говорил эмир Марракееш. — Он должен как можно глубже ознакомиться с европейской жизнью.

— Полностью согласен с вашим величеством, — ответил граф Алексеев.

— Когда настанет его время править, он должен реально ориентироваться в европейском пасьянсе.

— Невозможно правильно построить свою политику без полного представления о возможностях Европы.

— Я доволен, что мой сын выбрал в друзья столь мудрого человека.

Касательно мудрости, тут приоритет был за эмиром. Эмир одобрил планы графа Алексеева по колонизации Австралии и Америки. Более того, правитель нашел разумные доводы, которые смогут убедить старейшин мятежного племени мали. Появился ответ на логичное возражение: «Почему мы должны покинуть родные земли?»

Нине предстояло крещение. Сергей с улыбкой наблюдал за тем, как жена зубрила «Отче наш» и «Символ веры». На рейде Петропавловска стояло два корабля, которые привлекли внимание графа Алексеева. Сергей их увидел еще при входе в порт:

— Что-то рановато вернулись «Психея» с «Арендой».

— Как ты определил название кораблей? — с удивлением спросил Павел. — До них еще очень далеко.

Трудно ответить на такой вопрос. Как человек безошибочно выбирает свою машину в ряду одинаковых по цвету и модели? На эту тему можно привести множество фактов и примеров.

— Взгляд профессионала всегда выделит незаметные другим детали. По некоторым нюансам можно узнать даже имя капитана.

Эти два корабля вернулись из Антарктиды. Коль скоро Россия подняла над этим континентом свой флаг, Сергей счел нужным финансировать исследовательские экспедиции.

На первом этапе все будет сосредоточено вокруг пингвинов и попыток достичь Южного полюса. Само по себе плавание во льдах для парусников не представляет большой опасности. По своим физическим качествам лед намного прочнее кораллов. Парусник плавает не во льдах, а рядом со льдами. Прямое столкновение со льдами смертельно для парусного судна. Льды практически неподвижны относительно воды. Ну а ночью парусник просто стоит. Ночью ходят только ледоколы и только в лучах прожекторов. Зимовка во льдах для парусников полностью лишена героизма. Здесь очень много специфики, игнорирование которой приводит к подвигам «челюскинцев». Океанология является весьма серьезной наукой. Осознавая важность изучения океанов, Сергей не скупился на финансирование.

Как он и предполагал, на «Психее» и «Аренде» стояли многочисленные клетки с пингвинами. Диковинная для Европы птица пойдет на ура в зоопарках русских городов. Капитаны кораблей и члены экспедиции корпели над своими отчетами. Сергей решил не мешать, а вот Павел наоборот, засыпал шквалом вопросов. Альбом с фотографиями и рисунками только подогрел любопытство наследника престола. Впрочем, и Исмаил Шейх не отставал от цесаревича. Обоих интересовало абсолютно все. Положение исправил приход кабелеукладчика. «Титан III» пришел для прокладки кабелей в Средиземном море. Первая линия начиналась от Петропавловска и шла на Крит. Оттуда кабель разветвлялся на Египет и Турцию. В дальнейшем планировалось соединить турецкую линию с Севастополем. Крымское соединение закольцовывало европейскую связь. Египетская линия планировалась в Индию и на юг Африки. Поистине титанические размеры кабелеукладчика отвлекли молодых людей от пингвинов и фотографий антарктических пейзажей.

Обряд крещения Нина перенесла стоически, очень волновалась, но все сделала правильно. В этом помогла спокойная доброжелательность отца Николая. По завершении обязательных празднеств перебрались на «Золотую принцессу». Рассвет встретили в реке Гвадалквивир. До обеда прошли шлюз, к обеду сидели за столом хлебосольного Габриеля Гильена. Севилья выделяется духом праздника и веселья. Симбиоз арабской и европейской культур создал в городе свою особую атмосферу. К сожалению, беззаботный отдых не получился. Уже на следующий день Сергей получил приглашение от вице-короля Новой Испании. Разговор во дворце Лас-Куэвас прошел по протокольному вежливо, но коротко. Суть заключалась во вручении письма от Карла III. Монарх приглашал высоких гостей и графа Алексеева с супругой в Толедо. Вице-король обязан сопроводить до самого королевского дворца. Официальная вежливость вельможи не задела чувств Сергея. Он не испанец, более того, многие дворяне считали его жуликом, втесавшимся в доверие короля.

Путешествие из Севильи в Мадрид вышло совсем не утомительным. Оно больше всего напоминало увеселительную прогулку с продолжительными пирами изабавами. Обширные горные луга сменялись тенистыми лесами, где росли вечнозеленые дубы. На ночлег останавливались в одном из дворцов, которых оказалось великое множество. Завоевав Пиренейский полуостров, испанцы весьма рачительно отнеслись к арабскому наследству. Никто не разрушал дворцы поверженных шейхов. Мечети перестраивали в церкви со звонницами в бывших минаретах. В результате сложилась своеобразная архитектура, коктейль из арабского зодчества и южноевропейского подражательства. Дворцы эпохи Ренессанса поражали красотой резьбы по камню. Стараясь превзойти арабов, европейские мастера создавали настоящие шедевры.

Резиденция Карла III находилась в центре Толедо. В свое время волжские аланы присоединились к походу варваров и вандалов. Поход закончился созданием своего королевства со столицей в Толедо. В начале восьмого века земли захватили мавры. Город стал столицей Кордовского халифата. Вскоре он превратился в столицу арабской учености и промышленности. Здесь изготавливали посуду, ткали шелковые и шерстяные ткани. Настоящую славу городу принесли арабские кузнецы. Великолепные клинки и ружья из Толедо долгое время считались лучшими в Европе. Со временем слава столицы оружия была поглощена славой столицы ювелирного искусства. Сюда потекли на огранку изумруды Новой Гранады. Королевский дворец Алькасар в первую очередь поражал своими размерами. Огромное пятиэтажное здание с угловыми башнями «под готику» позволяло любоваться собой с каждой улицы города. Испанская знать предпочитала жить в Толедо. Бывшая столица привлекала уютными улицами и роскошными виллами. Мадрид, как центр промышленности и торговли, взял на себя бремя официальной столицы, тем не менее по-прежнему оставаясь городом кузнецов.

Король устроил пышную, по-настоящему роскошную встречу. Стройные ряды гвардейских полков, артиллерийский салют и любопытная толпа придворных. Король стоял в окружении свиты и иностранных послов. Приезд двух наследников престолов превратился в красочную церемонию. Этот официальный предлог не скрывал заинтересованности в другой фигуре — индийской принцессе. Графа Алексеева оценивали по-разному. Для одних он был чудаковатым ученым, для других — талантливым инженером, для третьих — неисправимым авантюристом. А вот его жена была принцессой, в ее жилах текла кровь Великих Моголов. До Европы уже дошли вести о победах Салар Джангома. Князь возобновил поход предков и установил власть над самыми богатыми землями Индии.

Практически все встречающие рассматривали юную принцессу. Роскошное европейское платье, богатые украшения и европейские черты лица. Никаких следов азиатской или индийской крови. Причастность к Индии подчеркивали окружающие фрейлины. Стайка красивых смуглых девушек ярко выраженной индийской внешности в ярких сари. Граф Алексеев сумел выбрать отличную партию. Благодаря происхождению жены перед ним открывались двери всех королевских дворцов Европы. Кто из монархов не мечтал приблизиться к сокровищам природных кладовых Индии. А ткани? Бархат и батист, поплин и жаккард, кашемир и набивной шелк. Голова кружилась только от одних названий.

Павел и Исмаил Шейх вместе с Ниной с удовольствием окунулись в водоворот дворцовой жизни. Большие и маленькие балы, большие и маленькие пиры, большие и маленькие интриги. Они вошли в привычную жизнь, где каждый боролся за свою конкретную цель или выполнял поставленную перед ним задачу. Сергей по-прежнему старательно этого избегал. Он не пригоден для такой жизни, обязательно гавкнет или лизнет невпопад. То, что у Карла III свои виды на графа Алексеева, выяснилось достаточно быстро. На второй день испанский монарх пригласил Сергея в свой рабочий кабинет:

— Позвольте преподнести вам свадебный подарок, — король протянул титульный лист. — Я добавил вам земли между Новой Гранадой и Коста-Рикой.

— Благодарю, ваше величество, за внимание и щедрость.

Сергей развернул приложенную к титульному листу карту и внутренне выругался. Щедрый подарок включал в себя восьмисоткилометровый участок Панамского перешейка. Кроме холмов Панамы, в пожалованные земли входили подконтрольные конкистадорам территории.

Умный ход, король подарил земли с расчетом на неизбежную междоусобную войну. Что такое Коста-Рика по-русски? Название переводится как «Богатый берег»: золото и серебро, медь и олово, свинец и многое другое. С восточной стороны он получил часть земель, которые входили в состав Новой Гранады. Территория была частью генерал-губернаторства только официально. Реально конкистадоры не признавали ничьей власти.

— Ваше величество желает начать войну с конкистадорами?

— Я ее веду давно и безуспешно. Для колониальных войск данные земли решительно недоступны.

— Невозможно не заметить царящую анархию в Баль-боа и Кристобале.

— Не упоминайте при мне названия этих городов. Там действительно полная анархия. Жители не признают власти короля.

— Мне придется применить жесткие меры.

— Только приветствую такой подход. Более того, сегодня вам будет пожалована должность генерал-капитан Панамы.

— Но как же… — Сергей растерялся. — Я не смогу уделить Панаме достаточно времени.

— И не надо. Направьте туда своего представителя и выжгите отступников короны огнем и мечом.

Что же, Сергей не возражал. Основная опасность заключалась в риске ввязаться в откровенную драку. Испанские монархи более двухсот лет пытаются призвать конкистадоров к закону. Чрезмерная активность вынудит их торговать с другими европейскими странами. Как следствие, король движением мизинца лишит Сергея всех льгот и чинов. Панамский канал терять нельзя. Этот сильный козырь должен быть в руках России. Для начала он пошлет на новые земли скучающих моряков абордажной команды, заселит по принципу казачьих поселений. Его пиратская эскадра под флагом Голландской Ост-Индской компании сменит базирование и поднимет испанские флаги. Конкистадоры сильны, когда кроме оружия у них есть хлеб. Морская блокада непослушных городов достаточно быстро изменит акценты. Как ни крути, а о любви и о войне говорят только сытые люди. Кусок хлеба всегда был на первом месте.

Переход «Золотой принцессы» из Севильи в Амстердам заставил вспомнить о теплой одежде. Температура падала ежедневно, Ла-Манш встретил туманом и моросящим дождем. В Амстердаме буквально запрыгнули в кареты, где на полу стояли заполненные горячими углями чугунные грелки. Дождь и плюс десять — традиционный дискомфорт весенней погоды. Для приехавших из теплых краев такая погода могла стать серьезным испытанием. Организм должен адаптироваться, иначе не избежать проблем со здоровьем. В данном вопросе руководство на себя взяла Нина. От обилия в блюдах чеснока морщился даже Авраам Гофман. Зато блины с медом и икрой шли нарасхват. Петр Борисов привез из Пскова отличную стряпуху, которая пекла изумительные по вкусу блины. В первый же день Нина сбегала на кухню и выведала рецепт:

— Как устроимся в своем доме, первым делом испеку тебе блинов.

Сергей засмеялся.

— Ты мне не веришь? Я умею печь отличные блины.

— Нет, что ты, верю, только не могу представить графиню со сковородкой в руках.

— Прости, все время забываюсь. Твоих крепостных поварих научу, люблю блины.

— У меня нет крепостных.

— Как нет? Сам говорил про обширные земли и многочисленные заводы.

— Как люди обжились на новом месте, так всем дал «вольную».

— Не накладно?

— Да нет, все нормально. Я же первое время ходил по лезвию ножа, нелегально чеканил деньги.

— Рисковый ты парень. За такое в кандалы загреметь недолго.

— Пришлось рискнуть, строительство заводов, железных дорог и мостов требовало очень больших денег.

— Тебе это надо? Ради каких-то заводов рисковать своей жизнью.

— Моей жизнью? А сколько денег ушло на осушение болот Черноморского побережья Кавказа?

— Зачем понадобилось ликвидировать очаги тропической лихорадки? Для еще одного дворца?

— Дались тебе дворцы. Зачем моряку дворцы, если он живет в каюте?

— Однако построил.

— Построил. Потемкин первый навалился. Положено, говорит. Одних имений на юге России под десяток.

— Где крестьян набирал?

— Покупал, больше всего помогло пиратство в Средиземном и Черном морях. Бывшие пленники составляют основу всех моих рабочих.

— Кстати, о пиратстве. Объяснитесь, граф, почему все наложницы Исмаил Шейха просили передать тебе привет?

— Не забыли девоньки. Я их в гарем привез: испуганные, похожие на воробышков. Жалко было смотреть.

— Ты мне такого не рассказывал. Почему не отпустил?

— Куда? Их с малолетства для гарема готовили. Ни одна не просилась на свободу.

— Должен был объяснить. Гарем унижает женщин.

— Чего объяснить? «Свободу женщинам Востока!» «Долой негу гарема!» «Все с мотыгами в поле!» Ты сама работать хочешь?

— Звучит как-то неправильно.

— Что неправильно? Желание коммунистов насильственно всех сделать счастливыми? В результате женщины таскали шпалы и укладывали асфальт.

— Не знаю, рыдающих от горя в гареме не видела, но гарем — это не по-нашему.

— Почему я должен заставлять женщин жить «по-нашему»? У девочки гарем — мечта, а я ей политпросвет.

— Твой перенос произошел через двадцать лет после развала компартии, отсюда и разница в наших взглядах.

— Я быстро адаптировался, в Риге изменения подкармливали из Европы.

— Морякам легче, вы лучше знали заграничную жизнь. Ладно, пойду готовить витаминные смеси.

Нина заставила выдержать недельный карантин, после чего путешественники окунулись в жизнь Нидерландов.

Надо отметить, что в Амстердаме к карантину отнеслись с полным пониманием и уважением. Центр мировой океанской торговли многократно встречался с печальными фактами скоропостижной смерти моряков. Необъяснимо и неожиданно умирал весь экипаж. Здоровые люди после прихода в порт впадали в горячку и умирали. Подобное случалось и на борту кораблей, и дома, в кругу семьи. Никто не мог объяснить причин столь странной смерти. Единственное, что можно было с уверенностью утверждать, — неизвестная болезнь не опасна для городских жителей. Сергей не пытался нарушить карантин. За себя он был абсолютно спокоен. Как любой моряк дальнего плавания, он имел полный набор обязательных прививок. Но рядом жена, тем более беременная. Здесь нельзя допускать ни малейшего риска.

Время карантина или, вернее, акклиматизации, Сергей провел в работе с документами и в обсуждении финансово-торговых дел. Беспорядки в Англии привели к падению продаж зерна и конопли. В то же время в Голландии возрос спрос на коноплю и пшеницу, что являлось следствием непрерывных войн, которые вела Польша. Уникальность этой страны заключалась в огромном количестве дворян, которые составляли более двадцать процентов от всего ее населения. Безземельные и безденежные шляхтичи жили с грабежей. Подобное положение заставляло провоцировать внутренние и внешние конфликты. Вот и довоевались. Немцы и австрийцы основательно взялись за Польшу. Россия неожиданно получила новый рынок сбыта своей продукции. Более того, по конопле возник дефицит и повышение цен. Сырье для изготовления тросов и парусов поднялось в цене вдвое.

Нина вместе с Павлом и Исмаил Шейхом отправились в Люксембург. Герцог Нассау пригласил всех, включая графа Алексеева. Однако Сергей не мог покинуть Амстердам. Телеграмма из Кристиансанна сообщала об отплытии адмирала Хаки Котлу. Это имя ни о чем не говорило несведущим людям. Сергей не мог игнорировать приезд своего друга.

— Как ты умудрился поставить на уши всю Англию? — обнимая адмирала, спросил Сергей.

— Вспомнил слова своего учителя.

— Твой учитель — настоящий злодей. Надо же придумать два слова, которые в одночасье разрушат и армию, и полицию.

Оба засмеялись и направились в рабочий кабинет.

— Ломать — не строить. Ты видишь какой-либо выход из сложившейся ситуации? — спросил Сергей.

— Нет. Я уже давно перестал понимать и контролировать события.

— Как войска? Они по-прежнему в Англии?

— Что ты! Давно всех вывел. Сидят по домам и скучают.

— Трофеи продолжаешь вывозить?

— Все вывезли, подчистую. Сейчас раз в неделю привозим рыбу. Обратно вывозим серебро с рудников и беженцев.

— Людей много вывез?

— Много, никому не отказываем. Переправляем в Алексеевск, а дальше… Россия большая.

— Есть идеи как этот бардак прекратить?

— Народ порядком устал от собственного беспредела. Завершить войну не сложно.

— У меня к тебе новое предложение.

— Снова выступаешь соблазнителем, как ифрит. Сад гурий в обмен на мою душу.

— Намного прозаичнее. Твоя голова и сабля. В придачу — война и беспокойные ночи.

— Забавное предложение. И где?

— Центральная Америка. Король Карл III пожаловал меня в генерал-капитаны Панамского перешейка.

— И? Я не вижу здесь ничего интересного.

— Интересного как раз слишком много. Первоначально я хотел сделать ставку на абордажную команду, которая сидит без дела.

— Неужели отказались?

— Большинство осели на моих землях. Кто землепашцем, кто скотоводом. Некоторые отправились даже в Африку или Индию.

— В чем суть проблемы? Зачем тебе на Панамском перешейке армия?

— Требуется не только армия, но и флот.

— Ого! Серьезные замашки. Уж не хочешь ли повоевать с Испанией?

— Воевать как раз придется под испанским флагом, но с испанцами.

— Тогда раскладывай все по полочкам. В чем суть проблемы, почему ее надо решать силой.

— Сама проблема появилась в период начала колонизации, когда отряды добровольцев, конкистадоров, осваивали новые земли.

— Конкистадоры, кто они? Дворяне или воинские подразделения?

— Разнокалиберный сброд, чаще всего отставные солдаты или уголовники.

— Уголовники? Это что-то новое.

— Ничего нового. Никто не хотел ехать на край земли, Да еще с риском для жизни. Добровольцев отвозили на корабли прямо из тюрем.

— Лихо! Неужели никто не хотел стать хозяином золотых приисков?

— О золоте говорили много, только не могли найти.

— Уголовники отправились в Америку, где сразу нашли золото.

— Ты можешь смеяться, но в первые экспедиции набирали только приговоренных к смерти. Даже среди них соглашались немногие.

— Я понял. Потомки висельников и солдат начали бунтовать.

— Смешнее, они изначально не признавали над собой власти короля.

— Это действительно смешно. Один полк с пушками, и все конкистадоры висят на пальмах.

— Было бы просто, нас не заманивали золотыми пряниками.

— И в чем сложность?

— Королю подчиняется только Новая Испания, Эспаньола и небольшая часть Новой Гранады.

— Все равно непонятно. Почему конкистадоров не прижать силой?

— Во-первых, они переманивают к себе солдат короля. Во-вторых, везут свое золото в Испанию.

— Понял, начнешь с ними воевать, они перестанут торговать с метрополией.

— Ты берешь с собой весь флот и полностью блокируешь тихоокеанское побережье.

— Но там работают твои торговые суда… Понятно, понятно, своих не трогаем.

— Ну и душишь флот конкистадоров со стороны Карибского моря. Патенты на право флага выпишешь сам.

— Какова твоя доля от захваченных трофеев и земель?

— Мне хватит трети.

— Что-то ты подозрительно щедр.

— Щедр? От жадности подавиться можно! Ежегодно две тонны изумрудов ювелирной чистоты!

От удивления у Хаки Котлу отвисла челюсть.

Когда описывают приключения пиратов Карибского моря, как правило, не акцентируют внимание на собственниках испанских транспортных судов. А зря. Королевский флот не защищал суда конкистадоров, тем самым вынуждая отступников самим искать защиты у короля. «Героические» десанты пиратов нападали только на города конкистадоров. Весьма выгодная и безопасная акция. Противостоят силы самообороны, и никакой угрозы ответной карательной акции. Тронь подвластный королю город, и немедленно получишь по голове со стороны испанской короны. Разумеется, все было не столь однозначно. Конкистадоры не отказывались от испанского флага. Они добросовестно платили два процента от цены доставленных в Испанию грузов. Практически все монахи перешли к завоеванию и впоследствии весьма щедро одаривали церковь. Вместе с тем новые царьки не признавали власти короля и местных губернаторов, не собирали налоги в пользу государственной казны.

План предстоящих действий составили в течение недели. Всего не предусмотришь, это хорошо понимали оба. Сергей рассказал о географии и климатических особенностях данного региона. Отсутствие дорог и буйная тропическая растительность выводила на первое место десантные операции. Из хорошо проторенных дорог две контролировались конкистадорами. Это дорога через перешеек, Панама — Колон. Другая дорога на Дарьенский залив. Оба пути использовались для перевозки серебра с рудников тихоокеанского побережья. В целом, граф Алексеев получил очень прибыльное место. И главное, под покровительством монаршей воли. Для начала необходимо соединить пожалованные земли с территорией Эквадора. Это задача минимум. Затем развиваться, готовиться к испанской революции.

Не успел Сергей закончить обсуждение своих коварных планов, как прискакал гонец. Король Священной Римской империи приглашал графа Алексеева в Вену. На словах гонец передал, что аналогичные приглашения вручены их высочествам наследнику Павлу и наследнику Исмаил Шейху Они вместе с принцессой Ниной ожидают его сиятельство в Люксембурге. Почетный караул уже на месте. Путешествие планируется через Штутгарт в Регенсбург. В древней столице Священной Римской империи сядут на галеры и по Дунаю отправятся в Вену. Сергей не знал этих мест и полагал, что выбран наиболее удобный вариант дороги. Что касается причин приглашения, здесь не имело смысла строить догадки. Вариантов великое множество. А если принять во внимание активность матери Иосифа II, то количество вариантов увеличится многократно. Мария Тереза вошла в историю Европы как весьма образованная и прагматичная женщина. Как женщина и мать она родила шестнадцать детей.

Ехать было одинаково неудобно, что верхом, что в карете. Грязь фунтовой дороги налипала на всадников и экипажи. На мощеных булыжниками участках трясло, как на вибростендах. Не спасали рессоры, пневматические колеса и мягкие подушки. Подковы лошадей скользили по камням, приходилось переходить на медленный шаг. Тем не менее за день проходили не менее сорока километров. Отдыхали в замках, коих встречалось на пути великое множество. Хозяева были рады гостям, развлечение как-никак. Но перед отъездом выставляли счет, где тщательно подсчитывались все расходы. Не забывали про мытье посуды и стирку постельного белья. Наконец прибыли в Регенсбург. Первая столица Европы, откуда правил первый король Карл Великий Каролинг. Основатель Священной Римской империи стал таковым по воле церкви. Вероятнее всего, причиной послужил страх перед завоевателем, ибо Карл Великий Каролинг являлся обычным язычником.

Дальнейшее путешествие проходило более комфортно. Тихое течение Дуная и размеренная работа гребцов располагали к лирическому созерцанию прибрежных пейзажей. Вена находилась в двойном кольце городских стен. Перед стенами ни одного домика, чистое поле с пасущимися лошадьми городского гарнизона. Внутри стен тесный клубок запутанных узких улочек. Смрад стекающих в Дунай нечистот. Для почетного караула, наконец, появилась работа. Матом и древками копий они расчищали дорогу для высокородных гостей. Матом и остриями пик отгоняли женщин от окон второго этажа. Конфуз опустошения туалетного горшка на проезжающую карету мог дорого обойтись для карьеры господ гвардейцев.

По приезду разместились во дворце Евгения Савойского, что было совсем недалеко от королевской резиденции Хофбург. Гостей сразу же предупредили, что к Иосифу II следует обращаться «эрцгерцог», а не «король». Из последовавших объяснений, для себя Сергей понял одно — эрцгерцог выше курфюрста.

— Сереженька, — спросила жена, — почему эрцгерцог? Он же король Священной Римской империи.

— Шут его знает. По мне, что король, что шах или султан. Вид чахлых деревьев под названием Венский лес сбил все настроение.

— Где, покажи! Быть в Вене и не увидеть Венский лес, я себе такого не прощу.

— Да вот он, на соседнем холме.

Нина пыталась настроить себя на лирический лад. Вид хилого лесочка лиственничных деревьев напрочь отшибал любую лирику души.

— Почему жителям запрещено вырубать деревья, чем знаменит этот лес? До Штрауса еще далеко.

— С одной стороны лес, напротив Дунай, естественные препятствия делят осаждающих на две разрозненные части.

— Тьфу на тебя! Своим солдатским прагматизмом убиваешь песню души.

— Для начала, я моряк. Что касается песни души, то вальс танцует даже Исмаил Шейх. Штраусу придется изобретать что-то другое.

— Ну да, я как-то забылась, перепутала, что было, что будет. Послушай, откуда взялся титул «король Священной Римской империи»?

— Противостояние Рима и Константинополя. Плюс угроза сильной армии.

— А если подробнее?

— Арабы дали вандалам под зад, шуганули их из Северной Африки и с Пиренейского полуострова.

— Можно без предисловий?

— Главарь вандалов пришел в Рим и сказал, что он самый главный. Церковники сослались на императрицу Ирину, что в Константинополе.

— Какой настоящий мужчина потерпит главенство женщины! Он достал меч, и его признали королем? Я права?

— Так появился первый европейский король Карл Великий Каролинг.

— Граф, вы замалчиваете о Священной Римской империи.

— Все началось с немцев, которые пытались отбить Италию у Каролингов. Для чего была создана «Священная Римская империя германской нации».

— И что произошло?

— В общем-то ничего. Дрались, дрались, пока не сравнялись. Немцы рассыпались по княжествам, а титул переехал в Вену.

— Что у нас сегодня по программе?

— Вечером бал и разведка боем. Тебя ожидает фрейлина Марии Терезы.

— Предстоит обсуждение платьев и украшений. Никогда бы не подумала, что в таких вопросах столь строгие правила.

— Сегодня будет играть на скрипке венгр Йозеф Гайдн.

— Я его знаю?

— Еще нет. Все, разбежались, надо решить кучу мелких и противных вопросов.

Этой кучей мелких вопросов был сбор информации о фактической цели приглашения в Вену. Не на танцы же!

Эрцгерцог Иосиф II повел разговор прямо, без каких-либо политесов:

— Господин граф, я наслышан о ваших успехах в воинских делах.

— Благодарю, ваше величество, за оказанную честь.

— Захват Цейлона, штурм английской крепости Мадрас, которую вы сумели захватить совсем малыми силами.

— Командир гарнизона совершил ошибку. Мне осталось только этим воспользоваться.

— Совершенную ошибку еще надо увидеть, после чего правильно использовать. Далеко не каждый полководец это умеет.

— Еще раз благодарю, ваше величество, за лестную похвалу.

— Это не похвала, а констатация факта. Вы мне нужны, Австрии необходим ваш талант, ваше умение бить врага.

— Но я на службе, на мне лежат обязательства перед ее величеством Екатериной II и королем Испании Карлом III.

— Я хочу ангажировать вас только на одну акцию. Больше никто не в состоянии ее выполнить.

— Незаменимых людей не бывает. К тому же мне непривычно командовать австрийскими солдатами.

— Мне нужна Венеция. Моя армия полгода безуспешно топчется у выхода из долины.

— Почему не высадить десант? От Триеста до Венеции рукой подать.

— Пытались. Дважды пытались. Вход в бухту блокирован мощными фортами. Со всех сторон болота и мелководные лагуны.

— Почему вы хотели высадить десант в город? Проще перебросить войска морем в тыл основной армии.

— Пытались. У нас нет флота, и у Венеции нет флота. Турция сделала исключение только для России.

— Даже не знаю, что сказать.

— Ничего не говорите. Просто дайте мне ключи от Венеции. Эмир Марракееш заплатил за город два миллиона динар. Я заплачу один миллион марок.

Миллион марок! Ха, марка по весу ненамного легче рубля, не то, что динар. По весу на рубль приходится пять динаров.

Возможность разграбить Венецию пришлась Сергею по душе. С города он возьмет намного больше обещанных денег. Есть там то, что в принципе выше любых денег. Это трофеи четвертого крестового похода. Крестоносцы собирались в походы не ради веры, а ради денег. Но сами не имели возможности оплатить дорогу даже до Босфора. Этим и воспользовались в Венеции. Дож выдвинул условие: «Вы захватываете Константинополь, а я финансирую крестовый поход». Понятное дело, рыцари всегда согласны пограбить. Тем более если за это еще и денег дадут. Проиграв теологические споры, Рим решил физически уничтожить православную веру. Рыцари захватили Константинополь. В результате появилась Восточная Латинская империя со столицей в Вене. Правда, ненадолго. Византия восстановила свои земли, а проклятые крестоносцы бесследно исчезли в долине Киликия.

Сергей не собирался искать следы исчезнувших крестоносцев. А вот разграбить Венецию очень хотел.

— Я согласен взять на себя труд по захвату Венеции.

— Да? — казалось, что эрцгерцог удивлен согласием. — Что вам для этого надо?

— Деньги. Вы выписываете мне каперское свидетельство, я в свою очередь готовлю эскадру и воинов.

— Вы собираетесь высадить десант?

— Десантная операция является самым простым решением.

— Но берег очень неудобен. Прибрежные болота остановят ваших солдат.

— Я высажу десант на южной границе княжества, в районе города Кьоджа. Затем пойду маршем на Падую.

— Гениально! Венецианцы снимут свои войска с холмов Джулии, где мы нанесем сокрушающий удар.

— Я помогу вспомогательным десантом в долине Фриулии.

— Сложное место, очень низкий берег, практически болото.

— Цель десанта заключается в отвлечении части сил от вашей основной армии.

— Вы правы. Венецианцы будут вынуждены считаться с такой опасностью. Они увидят угрозу получить удар в спину.

— Каперское свидетельство и деньги для оплаты наемников мне нужны сразу.

— Когда планируете свою кампанию?

— По готовности, я приеду в Вену. Корабли соберутся в Триесте, поднимут австрийские флаги — и вперед.

— Я доволен столь деловым подходом. Оплату наемников одобряю, такой шаг усилит мою армию. Деньги возьмете у канцлера.

Переговоры подняли настроение и монарху, и графу Алексееву. Эрцгерцог Иосиф II вел войну на два фронта. Совместно с Пруссией рвал в клочья Польшу и прорывался в Венецию. Кроме того, он откровенно готовился к войне с Турцией. Денег хватало, не хватало солдат. Предложение графа Алексеева нанять дополнительную армию полностью отвечало желаниям правителя.

Обратно возвращались по рекам, сначала Дунай, затем Рейн. Павел и Исмаил Шейх нет-нет да и поглядывали на баржу с сундуками. Сергей не скрывал, что там лежат слитки серебра. Но умалчивал о причинах столь щедрого подарка. Причину знала только Нина, но она еще не ориентировалась в реалиях современной жизни Европы. Заплатили мужу деньги за Венецию, и хорошо. В доме будет больше денег. Возможные последствия ее не интересовали, точнее, она их не представляла. Но разговор о содержимом сундуков спровоцировала именно Нина. В последних числах апреля «Золотая принцесса» проходила проливом Зунд. Все собрались на прогулочной палубе. Вооружившись биноклями, Нина и Исмаил Шейх с Павлом рассматривали крыши Копенгагена. Часть города под названием Гавань, расположенную рядом с портом. Это остров Амагер с замком епископа Абсалона. Сам Копенгаген находится дальше, в глубине острова Зеландия. Там же находится и королевский дворец Росенборг.

Нине быстро надоело смотреть на черепичные крыши:

— Может, зайдем в Копенгаген? Чего попусту таращиться на загаженные чайками крыши.

— Зайдем, и не раз. Но сначала обвенчаемся в Петербурге.

Сергей посмотрел на ставший заметным животик своей жены.

— Куда спешить. У нас в запасе четыре месяца. Поговоришь с королем, глядишь, и тут серебра отсыплют.

— Милая принцесса, — засмеялся Павел. — Дания отнюдь не Индия, здесь нет ни грамма серебра.

— Да? — искренне удивилась Нина. — За счет чего же они живут?

— Торгуют рыбой и зерном. С деньгами здесь очень плохо.

— Раз они моему мужу денег не дадут, то я не хочу смотреть на этот противный город.

Нина положила бинокль на столик и в сопровождении фрейлин ушла в салон.

— Прежде чем моя жена начнет ориентироваться в реалиях нашей жизни, пройдет несколько лет.

— Ничего страшного, друг, — вступил в разговор Исмаил Шейх. — На женщине дом. В этом твоя жена хорошо разбирается.

— Она так и не поняла сути щедрости со стороны эрцгерцога.

— Прости за нескромность, но с чего такая щедрость?

— Дал слово помочь в войне с Венецией.

— Снова возьмешься за пиратство?

— А как иначе? Идти на службу к Иосифу? Увольте, не моя стезя.

— Ты неисправимый авантюрист, — заметил Павел. — Но деньги так и липнут к твоим рукам.

— Не скажите, ваше императорское высочество. А кто одной лопатой полкилограмма золота взял?

Все засмеялись. Копенгаген скрылся за горизонтом. Впереди был Петербург.

Екатерина взяла на себя обязанности посаженной матери. В посаженные отцы вызвался Михаил Михайлович. Венчание проходило в церкви Зимнего дворца. Присутствовал только узкий круг друзей и родственников. У Сергея за родителей были его дед, Алексеев Сергей Николаевич, и бабушка, Алевтина Мефодиевна Грушевская. Нину нарядили, как новогоднюю елку. Шелка и бриллианты могли вызвать зависть у кого угодно. Сергей надел парадный адмиральский китель. К нему добавились все положенные регалии, цепи и орденские ленты. Снова оба чувствовали себя скованно и неуютно. Но в отличие от первой церемонии, сейчас они держались за руки, тем самым подбадривая друг друга. К завершению обряда плакали почти все гости. Даже императрица не могла сдержать слез умиления.

Следом за свадебными торжествами в Зимнем дворце последовали приемы в Екатерининском дворце. Столь двусмысленное название получила петербургская резиденция графа Алексеева на Екатерининском канале. Сергей попытался сократить свое пребывание в городе. Наивный, планы встретили противодействие с двух сторон.

— Ты куда спешишь? — возмутилась жена. — Я вообще впервые в жизни попала в Петербург. Только начинаются белые ночи, а ты уезжать!

— Успеешь насмотреться, все еще впереди.

— Я не знаю, что там впереди. Еще твой дворец! Ужас, он ничем не отличается от гарнизонного дома офицеров.

— Интересная мысль! Что ты нашла общего?

— Здесь не пахнет жилым помещением. Красиво, даже шикарно, но никак не жилой дом.

Подобного сравнения Сергей не ожидал. На его взгляд удобно, красиво, уютно. Но, зачем спорить с женой, тем более по пустякам. Хочет женщина, пусть делает. Она не вмешивается в его дела, просто желает сделать семейное гнездо более уютным и приятным.

Дни разделились на две части. С утра Сергей встречался со своим руководящим штабом. Обсуждали финансовые, экономически и технические вопросы. Дискуссии всегда заканчивались одинаково. В кабинет приходила Нина и указывала пальчиком на часы. Сергей и его штаб приносили извинения и шли в столовую. После отдыха Сергей с Ниной выходили к послеобеденному чаю, где собирались родственники и гости. Разговоры продолжались до вечера. Сергей делился впечатлениями о своем походе в Маньчжурию, о потенциале новых земель. Рассказывал о природе и живущих там людях. Нина и ее фрейлины описывали индийские красоты. Разговоры заканчивались одинаково. Родственники и друзья напоминали про свадебный танец, который молодожены станцевали в Зимнем дворце. Затем приходили музыканты, после чего начинался танцевальный вечер.

Сергей с Ниной танцевали в обязательном порядке, но недолго. Личный врач строго контролировал режим дня принцессы, в том числе продолжительность танцев. Вальс быстро вошел в моду как заморская диковинка, привезенная графом Алексеевым из Маньчжурии. Привезенные танцоры давали уроки вальса во всех петербургских салонах. Самым популярным кавалером стал Исмаил Шейх. Статный красавец с тонкими чертами лица, наследник престола и холостяк. Однако главными достоинствами являлись пластика движений и галантное отношение к женщинам. Петербургские красавицы ангажировали молодого человека на все вальсы и мазурки. Так что Нине пришлось вмешаться и составить для Исмаил Шейха подобие графика танцев и отдыха.

Первоначально Павел забрал своего нового друга в Павловский дворец. Они даже составили план посещений различных мест Петербурга и Кронштадта. Но жизнь внесла свои коррективы. В Петербурге цесаревича ждали сестры Гессен-Дармштатдские, Вильгемина и Кристина. Цесаревичу предстояло выбрать одну из сестер себе в жены. Павел отнесся к выбору очень серьезно и полагал получить советы своего нового друга. Но Исмаил Шейх благоразумно избежал этой участи и перебрался во дворец графа Алексеева. Первую половину дня он посвящал прогулкам по городу. Больше всего ему нравилось проводить время в казармах гвардейских полков. Финальным аккордом послужило посещение манежа. С того дня он с утра садился на лошадь и отправлялся в казармы конногвардейского, где до обеда вольтижировал вместе с гвардейскими офицерами.

Между делом Сергей отправил отчеты по своему походу в Маньчжурию. Отдельный отчет об изменениях границ в Индии и Африке. О найденных залежах золота и алмазов пришлось писать целый трактат. Здесь Сергей честно указал, что обнаруженные месторождения по своим запасам являются крупнейшими в мире. Богатые залежи золота обеспечат добычу не менее тысячи тонн в год. Касательно месторождения алмазов, особо подчеркнул установленный факт компактного расположения драгоценных камней. Это не россыпи, а пятнадцать вертикальных трубок, заполненных драгоценными камнями. Россия выходит на позиции самой богатой страны мира. Но для сохранения этого статуса необходимы политические и военные реформы.

В свое время Англия захлебнулась золотом и начала стремительно терять свои позиции. Политика завоевания всего мира потребовала огромной армии и колоссального военного флота. Страна превратилась в учебный лагерь для новобранцев. Как следствие, резко упали наука и культура. Промышленная продукция потеряла всякую конкурентоспособность. С 1880 года реализация английских товаров в Индии равнялась нулю. Английские купцы с тоской в глазах провожали французские, голландские и немецкие корабли. Конкуренты, продав свои товары, вывозили из Индии колониальные богатства. С 1888 года английскую продукцию перестали покупать даже в Африке. Правительство в срочном порядке начало искать выход. Специальная комиссия парламента провела расследование о причинах некачественной работы заводов.

В результате появилось пять томов под названием «Синие книги». Главная причина, милитаризация общества, была упущена. Вместо этого уменьшили продолжительность рабочего дня с четырнадцати часов до десяти с половиной. Прошло предложение перераспределить прибыли от колоний. За счет сбора налогов в колониях рабочим дали надбавку в 70 %. Вместе с тем цена выпускаемой продукции значительно понизилась. Парламент решил взять рынок не качеством, а ценой своего товара. В подобном подходе были свои плюсы. К примеру, Россия перенесла в Англию заказы на свои военные корабли. Почему нет, если цена готового корабля чуть выше стоимости использованного железа? Но поезд уже ушел. Центр инженерной мысли, науки и культуры переместился во Францию. Колоссальный поток золота может привести страну к небывалому рассвету, а может приведи к гибели.

В то время, когда персидские воины на верблюдах гоняли английскую армию по пескам, французы построили Эйфелеву башню. Началась эпоха автомобилей, самолетов, радио и кинематографа. Французский язык прочно занял позиции международного. Мировая техническая документация писалась только по-французски. Метрическая система мер распространилась по Европе, затем по всему миру. Германия начала строить флот открытого моря. В то же время на английских кораблях взрывались котлы. Крейсеры переворачивались на ходовых испытаниях. Огромные орудия во время учебных стрельб срывало вместе с башнями. Сергей больше всего опасался, что Россия встанет на путь, который привел Англию в никуда. Когда величие страны опирается не на реальные факты, а на домыслы и фантазии сценаристов Голливуда. В середине двадцатого века Англия перешла в разряд доминиона своей бывшей американской колонии.

Реакция на посланные отчеты наступила на следующий день. Граф Алексеев получил приглашение в Зимний дворец, где он должен был принять участие в заседании малого совета. Почти одновременно с приглашением прибежали посыльные от Михаила Михайловича и Семена Савельевича. Оба предупреждали, что разговор будет о Норвегии и Англии. К вечеру приехал Григорий Потемкин со своей невестой графиней Екатериной Браницкой. Оставив невесту вместе с остальными гостями в музыкальном салоне, Потемкин ушел с Сергеем в рабочий кабинет.

— Тебе завтра придется держать тяжелый ответ, — с ходу заявил председатель правительства.

— Какой же тяжкий труд будет возложен на мои хрупкие плечи?

— Надо найти пути разрешения английского кризиса.

— Это как раз не составляет труда. В Амстердаме я провел переговоры с адмиралом Хаки Котлу.

— Какие выставлены требования?

— Никаких. Ему порядком надоел английский бардак.

— Он отдаст Англию просто так, не потребовав для себя каких-либо выгод?

— Какие выгоды может дать Георг III?

— Хорошо, а что с Норвегией? У России есть шансы решить миром шведскую проблему?

— Я вообще не вижу никакой шведской проблемы. Назовите мне день, когда правительство Норвегии должно попроситься в состав Российской империи.

— Разве все так просто? Или… Или у тебя все куплено?

— Ничего там не куплено. Смотри на вещи проще, изначально все принадлежит мне. А управляют мои приказчики.

Граф Григорий Алексеевич Потемкин откинулся в кресле и громко захохотал:

— Что же теперь делать? Присоединить тайные земли графа Алексеева к России? — Потемкин снова засмеялся. — Уморил меня, уморил! Я никак не мог взять в толк твой интерес к этому делу. С одной стороны ты ни при чем. С другой стороны все сходится на твоих людях.

— Как же иначе? Попробуй я открыться, ты первый меня зашлешь в Шлиссельбург.

— Ну, до Шлиссельбурга ты не дотягиваешь, в Сибири самое место. Если серьезно, что хочет адмирал Хаки

Котлу?

— Король Карл III пожаловал меня генерал-капитанством Панамы. Я предложил адмиралу Хаки Котлу управлять теми землями.

— Мудрено, но турку на юге привычнее. Послушай, а норвежская армия и флот?

— Отправятся на юг со своим адмиралом.

— Так, так. А кораблики у него ой какие непростые!

— Опытные образцы. Верфи Драммена перейдут России, там уже заложены новые корабли. Да и в Сясь строят не хуже.

— Да, в Сибирь тебя не сошлешь. Верфи небось тоже твои?

— Мои, чьим же быть, не турецким же.

— И военно-морская база готова?

— Все готово и ждет приезда вашего сиятельства.

— Я-то зачем?

— Как зачем?! А кто поднимет русский флаг?

— Ты прав, присоединение земель требует торжественной церемонии. Придется ехать. Так, а что ты хочешь за золотые и серебряные рудники?

— То твоя забота. Сейчас все мое, поднимешь русский флаг, мне оставь четверть.

— Не мало? Ты на тех землях хорошо потратился.

— Потратился, начнешь менять норвежские деньги, рубли мне отдашь.

— Тебя нигде не объедешь. Сколько готовить?

— Семьдесят тысяч рублей.

— Дешево просишь!

— В Норвегии крошечное население, рыбаки да зверобои. Шведская казна давно в моем банке. За что с тебя деньги брать?

— Твоих банкиров пора отправить в Шлиссельбург. Портят они тебя.

— Портят, не портят, а русский флот выходит в океан.

— И правда. Русский флаг по праву будет развеваться над океаном.

Взять деньги за шведские земли было бы неправильно. С одной стороны, местные дворяне и заводчики остались владельцами своей собственности. С другой стороны, Сергей не забывал о тех деньгах, что в первое время нелегально чеканил. Он шел к конкретной цели, а не к личному богатству.

Обмен мнениями затянулся на два дня. Сергей не хотел оставлять никаких, пусть самых маленьких недомолвок или неясностей. Однако главная тема — разработка новой военно-политической доктрины — легла в долгий ящик. Каждый из членов малого совета пожелал тщательно изучить столь серьезный вопрос. Граф Алексеев не торопил. По его поручению важную стратегическую задачу разработал Московский университет. Причем в работе принимало участие более половины Сената и Думы. Не остались в стороне большинство купцов и промышленников. Любая промашка в первую очередь ударит по их карману. Принятие доктрины подразумевает последовательность серии новых законов.

Переговоры с королем Георгом неожиданно затянулись. Англичане согласились с условием о беспошлинном ввозе российских товаров. Дальше пошло непонимание основной сути предлагаемых мер.

— Как это высадиться на захваченные бунтовщиками земли и вместо виселиц и кнутов предложить людям ласку и хлеб?

— По-другому нельзя, народ вооружен и озлоблен. Попытка силой подавить бунт приведет к новому всплеску насилия.

— Это неправильно! Всех наказать, организаторов повесить!

— Необходимо успокоить людей, проявить к ним милосердие.

— О каком милосердии вы говорите? Простить разграбленные замки? Оставить безнаказанными насильников и убийц?

Столкнувшись со столь ярым противодействием, Сергей первоначально попытался переубедить. После двух дней безрезультатных дискуссий понял, что говорит со слепоглухими. Никакие доводы не принимаются по определению. Он предлагает сделать то, что, по мнению оппонентов, противоречит элементарной логике. В итоге Сергей прекратил пустопорожнее обсуждение и попросил в течение месяца подготовить один гвардейский полк. Желательно, известный во всей Англии.

В Сясь отправились на яхте «Золотая принцесса». Павел питал к этому городу особые чувства и уговорил своих потенциальных невест присоединиться к маленькому путешествию. Яхту планировали поставить в сухой док. Предстояло сменить гребные колеса на гребные винты.

Работа не сложная,переоборудование подготовлено на этапе строительства. Екатерина отпустила сына на три дня, после чего он вместе с девушками должен вернуться поездом. Прибытие в Сясь превратилось в настоящее всенародное гуляние с фейерверками. Корабелы порадовали моделью первого, по-настоящему океанского, крейсера. Котельно-механический завод подарил легкую прогулочную коляску с амортизаторами двойного хода. От мебельщиков преподнесли детскую колыбельку. Дарили от души и для души.

Нина снова принялась за наведение порядка. Сергей окунулся в привычные дела и заботы. В один из дней он обратил внимание на незнакомого молодого человека, который настойчиво пытался зайти в его дворец.

— Простите, я вас не знаю, по какой причине вы хотите пройти в мой дом?

Незнакомец смутился, даже густо покраснел, но взял себя в руки и ответил:

— Извините за дерзость. Позвольте представиться, князь Юрий Васильевич Крутицкий.

— И что ваша светлость ищет в моем доме?

— Я влюбился! — почти выкрикнул юноша. — Я хочу увидеть фрейлину вашей супруги.

— Какую фрейлину? Вы знаете ее имя?

— Это прекрасная госпожа Паталипутра.

— Вам назначили свидание или вы преследуете девушку?

— Я не смог договориться о свидании, — юноша опустил голову.

— Отправляйтесь в любой трактир. Я поговорю с девушкой, вы сможете встречаться, если она не отвергает ваши ухаживания.

Сергей незамедлительно отправился к жене. То, что за ее фрейлинами начали ухаживать, не вызывало никакого удивления. Девушки, пусть и смуглолицые, были настоящими красавицами. В складывающихся обстоятельствах Сергей опасался назойливого ухаживания. Он не видел пути воспрепятствовать нахальному домогательству.

В России не было бандитских или разбойничьих шаек. Как следствие, не существовало охранников или телохранителей. Со времен Ивана Грозного оружие разрешалось только дворянам, солдатам и казакам. Найденное в доме крестьянина, купца или горожанина, оно являлось поводом для ссылки на каторгу. Следовательно, у Сергея не было шанса оградить девушек, обеспечить их охраной. Разговор об ухажере фрейлины Паталипутры продолжился во время обеда, где Сергей высказал свои опасения.

— Сережа, — заметил дед, Сергей Николаевич Алексеев, — ты совсем не знаешь нашей жизни.

— Откуда мне знать, вырос я не здесь, и сейчас все больше мотаюсь по морям-океанам.

— Фрейлины Ниночки на положении сирот, под твоим попечительством. За любую обиду имеешь полное право высечь наглеца на конюшне.

— Дедушка, он же князь! — воскликнула Нина.

— Тем больше позора для него и его родителей.

— Если попытается сопротивляться, мировой судья наложит штраф и ославит на всю округу, — добавила Алевтина Мефодиевна.

Сергей вынужден был признать своеобразие домостроевских порядков. Князя Юрия Крутицкого пригласили на ужин. Позже, в музыкальном салоне, Сергей и Нина объяснили молодому человеку о нюансах традиционного индийского сватовства. Ему в первую очередь предстояло написать что-то вроде своего жизненного кредо. Описать себя, затем свои жизненные цели, в конце указать желаемые качества супруги. Сергей решил не пускать дело на самотек. В тот же вечер отправил письмо князю Василию Крутицкому. Маленький эпизод получил неожиданное продолжение. К осени Сергей получил более сотни анкет с фотографическими карточками. Петербургские дворяне желали взять в жены всех фрейлин индийской принцессы.

В Нижний Новгород отправились на пароходах. Верфь построила настоящие пассажирские лайнеры. Роскошные салоны, удобные каюты, просторные прогулочные палубы. По мере продвижения на юг Исмаил Шейх часами задумчиво смотрел на Волгу.

— Что случилось, друг мой? — встревожено спросил Сергей.

— Ты знаешь, меня поразило огромное пресноводное озеро, на берегу которого стоит твой город Сясь. Сей феномен я объяснил северным климатом.

— Понятно, сейчас удивляют просторы Волги. Перед тобой самая большая река Европы.

— Твоя супруга мне объяснила. Я поражен! Вокруг простор и умиротворение.

— У нас множество рек и озер. Столько пресной воды нет ни в одной другой стране.

— Завидую тебе. Изобилие воды и земли — что еще надо человеку?

— В следующий раз поедем в Сибирь. Подобных красот нет нигде.

— Мир несправедлив к арабам. Мы бережем каждую каплю, здесь вода не представляет никакой ценности.

Исмаил Шейх застыл в созерцании необъятных волжских просторов.

В Нижнем Новгороде задержались надолго, и не по причине хозяйственных хлопот Нины. Город давно превратился в основной финансово-промышленный центр империи графа Алексеева. Сергей обсуждал финансово-экономические проекты. Ездил с инспекцией по новым заводам. Исмаил Шейх всегда сопровождал своего друга. С неподдельным интересом осматривал заводы и верфи. С восторгом ребенка наблюдал за сборкой огромных паровых двигателей. Пытался вникнуть в суть работы электростанции. На трамвайном заводе донимал инженеров вопросами. Молодой человек никак не мог понять причин, заставляющих вращаться электродвигатель. Неожиданно помог один из рабочих, бывший житель города Мелиль. Трудно сказать, какие он нашел синонимы арабского языка, но Исмаил Шейх удовлетворился объяснением. При расставании дал рабочему мелкую монетку. Стапели для сборки буксиров и речных пароходов приковывали внимание синхронностью рабочего ритма.

На совещании «генералитета» Сергей предложил совместить прогулку на пароходе с деловой поездкой к строящимся мостам. Идея понравилась, вскоре на лайнере разместились семьи Тимофея, Иосифа Аврумовича и Варфоломея Сидоровича. Вопреки ожиданиям, самым многочисленным семейством обзавелся генеральный конструктор, или генеральный инженер. Сергей называл Варфоломея Сидоровича по-разному, в зависимости от обстоятельств. У Иосифа Аврумовича был один взрослый сын и дочь на выданье. Дружной компанией спустились по Волге до Астрахани. По пути осмотрели строящиеся мосты. Пассажиры восхищались красотой и размерами инженерных конструкций. Только Сергей и Варфоломей Сидорович смотрели на стройку придирчивым взглядом инженеров.

Пароход причалил в Саратове, откуда путешественники отправились на специальном поезде в Тамбов. Удобные салоны располагали к уютному отдыху. Исмаил Шейх всю дорогу просидел у окна. Смотрел на степь и под стук вагонных колес думал о чем-то своем. В Тамбове встречала представительная депутация. Лучшие люди города, не желая слушать возражения, повезли графа Алексеева и его гостей в центр города.

— Тебя здесь так любят и уважают? — с интересом спросила Нина.

— Раньше ничего подобного не замечалось.

— В Петербурге слышала разговор о новом разделении по губерниям. Ты знаешь нового губернатора?

— Князя Засекина? Нет, мы не представлены друг другу. Терпеть не могу официальных мероприятий.

— Не расстраивайся, Сереженька, постоим немножечко, тебя похвалят, и разойдемся.

Однако события развивались в ином направлении. Вереница колясок остановилась у здания городской думы. Сергей, к своему ужасу, увидел прикрытый белым полотном памятник.

— Я согласен на все, только не на памятник! На кой черт нужен бронзовый я со шпагой и шляпой?!

— Судя по размерам, лошади под тобой нет.

— Жаль, я на лошади и со штурвалом в руках. Подобный вариант меня устраивает.

Началась церемония открытия памятника. Губернатор зачитал поздравительное письмо из Петербурга. Затем с короткими речами выступило несколько уважаемых горожан. Следом посыпались звонкие речи представителей университета и обсерватории. В финале полковой оркестр заиграл гимн, губернатор потянул веревочку. На постаменте возвышалась бронзовая Екатерина II. Она держала в руках лавровый венок с надписью «Благодарю».

— Я много читала, что Екатерина отличалась острым умом, — тихо прошептала Нина.

Сергею стало стыдно и неудобно, как будто он в чем-то обманул окружающих его людей.

Общегородские торжества с фейерверками продолжались целую неделю. К счастью, Сергею не надоедали — беременность Нины служила надежным щитом. Он стоически выдержал празднества, и при первой возможности, как только позволили приличия, они отправились в имение. Его по-прежнему не покидало чувство неловкости. Нет его заслуг, достойных такого подарка от Екатерины. Открытия, изобретения и прочее — всего лишь результат обучения в XX веке. Любой другой человек, оказавшись на его месте, поступил бы точно так же.

Центральная усадьба заметно расширилась. После приезда цесаревича, двоюродный брат решил исключить любые возможные неудобства, связанные с приездом большого количества гостей. Принятые меры оказались весьма кстати. Усадьба приняла гостей и многочисленную челядь, что приехала вместе с Ниной. Родственники и друзья разместились в комфортабельных комнатах. Даже для Исмаил Шейха нашлось удобное крыло, где тот разместил свой гарем из трех наложниц. Постепенно жизнь перешла от праздничной нарядности к повседневными будням. Прогулки и игры сменялись рассказами и забавными историями. Вечера проходили под звуки музыки с обязательными танцами. Спокойная, умиротворенная жизнь отразилась даже на Исмаил Шейхе. С его лица исчезла воинственная суровость, он превратился в обычного симпатичного молодого человека.

В имение ежедневно приезжали соседи. Соблюдая неведомую очередность, они наносили визиты вежливости, Дабы познакомиться с молодой хозяйкой и одновременно поглазеть на индийскую принцессу. Нина никого не разочаровала, со всеми была мила. В то же время беременность все больше и больше давала о себе знать. Она заметно отяжелела, врачи не отступали от молодой женщины ни на шаг. Удивительно, индийские специалисты с полной уверенностью говорили о предстоящем рождении двух мальчиков-близнецов. Как они об этом узнали, оставалось полной тайной. Вместе с тем Сергей регулярно получал информацию о подготовке пиратского рейда. Корабли Азид Шерифа устанавливали барбеты под новые пушки. Десантные отряды получали новое оружие, после чего пиратские корабли исчезали в Средиземном море.

В один из жарких дней, когда даже ласточки ленились вылететь из своих гнезд, Нина вошла в рабочий кабинет. Проходило обсуждение деловых вопросов.

— Мы способны обеспечить спрос на велосипеды за счет увеличения выпуска на заводах в Сясь и в Ижевске, — горячился Варфоломей Сидорович.

— Перевозка готовых велосипедов экономически не целесообразна. Это приводит к удваиванию цены, — возражал Тимофей.

— Новые заводы начнут выпускать бесплатные велосипеды. Их никто не купит по причине отвратительного качества.

— Господа, — вмешался Сергей, — в споре мы уходим от основной темы. Новые заводы нужны, мы должны решить, как это сделать.

— Ввезти людей для обучения не представляется возможным, — уточнил Тимофей. — Наши промышленные центры перенаселены.

— Предлагаю поэтапное строительство заводов и обучения рабочих.

— Согласен, — заявил Варфоломей Сидорович. — Начнем с отправки разобранных велосипедов.

Нина присела на диван и, дождавшись окончания совещания, подошла к мужу:

— Сережа, когда тебе надо уезжать?

— Я не собираюсь никуда уезжать.

— Ты должен отработать полученное серебро. Или забыл?

— Ах, ты об этом. Скоро, по телеграммам из Петропавловска, заканчивается перевооружение последних кораблей.

— Не тревожься за меня, уезжай со спокойной душой. Все будет нормально.

— Нормально? Родить двойню — это нормально? Я действительно волнуюсь за тебя и не очень верю твоим врачам.

— Уезжай, так будет лучше. Что касается врачей, в Индии близнецы не редкость. Рожают тройняшек, даже случается по пять детишек за раз.

— Это намек?

— Да ну тебя! — Нина прильнула к мужу. — Для начала докажи, что заслужил право на следующих детей.

В одном Нина права, затягивать отъезд нет никакого смысла. Эскадра готова, задержка с началом акции только ухудшит боевой настрой моряков и десантников.

Не зря говорят, что земля слухами полнится. Сергей прибыл в Николаев с полной сотней десантников. Исмаил Шейх покинул тамбовские земли вместе с Сергеем. Молодой человек в полной мере набрался эмоций и впечатлений. Пора было возвращаться домой. Как наследник престола, он должен поделиться информацией со своим отцом. Разумеется, на первом месте была железная дорога. Затем следовали рыбные консервы. Эту незатейливую продукцию наследник трона поедал в неограниченном количестве. Кто бы возражал? В России подобные технологии хорошо отработаны. Если эмир Марракееш одобрит вкусы сына, соответствующее оборудование доставят без промедления. Что касается железной дороги, здесь вопрос денег. Соответственно, с эмиром придется проводить серьезные переговоры.

Из Николаева до Ираклиона добирались на крейсере «Забияка». Головной корабль новой серии полноценных бронепалубных крейсеров прошел обязательные ходовые испытания. Сейчас четырехтрубный красавец следовал к месту базирования на русский остров Крит. Ранним утром, разгоняя паромы и фелюги басовитым гудком, крейсер прошел Босфор. Турки заинтересованно разглядывали огромный стальной корабль. Четыре тысячи тонн, сталь, мощные орудия, огромные снаряды и высокая скорость. Русская Средиземноморская эскадра получила серьезное пополнение.

Адмирал Азид Шериф ожидал в Ираклионе. Друзья засели за детальную разработку плана захвата и грабежа Венеции. Корабли эскадры сосредоточились возле греческого острова Кефалиния. Место тихое, никого не интересующее. Моряки наладили разведку Венеции, изучали подходы к городу со всех сторон. Они действовали под видом турецких рыбаков. Рыбы привозили мало, зато много гуляли по городу или бродили по единственной дороге, которая проходила через болото и соединяла Венецию с материком. Горожане с презрением смотрели на вонючих мавров в турецких фесках. Венецианцы, цивилизованные люди передового европейского государства. Нельзя просто так выпороть или казнить, нужен повод, а улыбчивые мавры вели себя смирно. Поселились на краю болота, где ловили в лагуне ракушек и мелкую рыбешку. Скудный улов чернокожие рыбаки продавали за бесценок таким же беднякам, как и они сами.

Граф Алексеев прибыл в Триест на русском грузовом пароходе. Не задерживаясь, отправился в Вену. Поехал верхом с небольшим отрядом слуг и охраны. Эрцгерцог Иосиф II незамедлительно принял гостя:

— Граф, вы готовы начать акцию протии Венеции?

— Набрал наемников и ожидаю скорого прибытия кораблей.

— Прекрасно, надеюсь, вы набрали достаточное количество человек.

— Достаточно для нанесения основных ударов. Но для удержания города потребуются регулярные войска.

— Что вы имеете в виду?

— Нельзя отдавать пиратам славу победы над врагом. В Триесте должны стоять наготове ваши полки.

— Вы хотите сразу перебросить мои войска в захваченные города?

— Полагаю это лучшим решением. Пиратам — деньги, армии — слава.

— Разумно и благородно. Я немедленно отдам соответствующие указания.

Граф Алексеев вернулся в Триест, где ожидал прибытия своих кораблей. Командир гарнизона ежедневно навещал графа. Генералу Вейцу не терпелось узнать точную дату прибытия кораблей пиратской эскадры.

Корабли появились неожиданно. Утром, почти на рассвете, гавань Триеста заполнилась разношерстными корабликами на одну или две пушки. Жители города ожидали увидеть грозные, многопалубные корабли с тысячами злобных пиратов. А тут какая-то насмешка.

— Господин граф, — в комнату вошел генерал Вейц, — этим флотом вы хотите захватить Венецию?

— Вас что-то не устраивает?

— Я не вижу боевых кораблей, я вообще не вижу кораблей. То, что стоит на рейде, вообще нельзя назвать кораблями.

— То место, куда идут эти корабли, нельзя назвать портом, тем более гаванью.

— Я немедленно доложу его величеству эрцгерцогу Иосифу II о вашем вопиющем непрофессионализме.

— Ваше право. Вы вольны докладывать, о чем угодно и как угодно.

— Вас не смущают последствия?

— Нет, я просто руковожу операцией по захвату Венеции. Последствия достанутся вам.

Генерал Вейц фыркнул, как недовольный кот, и вышел и комнаты.

На самом деле город уже был в руках пиратов. Ни Сергей, ни адмирал Азид Шериф не столь наивны, чтобы не понимать, что в Венеции давно известно о планируемом десанте. Соответственно, операция разработана в обратной последовательности. Разведка, затем накопление сил в заброшенных сараях на окраине города. Стремительный ночной штурм позволил почти без потерь вырезать городской гарнизон и расчеты береговых батарей. До рассвета перекрыли выходы из города. Абсолютно все. Даже гондольеры не смогли проскользнуть по узким дренажным каналам среди обширных болот. Когда корабли пиратской эскадры появились на рейде Триеста, в Венеции шел тщательный грабеж с развлечениями в виде насилия. Грабили всех, методично и беспощадно. В первый день еще раздавались вопли отчаяния вперемешку с проклятиями и угрозами. На второй день жители поняли, что ни пощады, ни помощи не будет. Резервные войска венецианской армии стояли точно в тех местах, где граф Алексеев обещал высадить своих пиратов.

Если выходы из Венеции заблокировали, то телеграфная связь с городом работала исправно. Только за аппаратами сидели совсем другие люди. Банки посылали рутинные сообщения, дож регулярно запрашивал информацию о положении дел на театре военных действий. В реальности из банков выносили деньги и слитки. Золото, драгоценности и прочие трофеи грузились на неказистые кораблики под австрийским флагом. Дворец дожа вычистили с дотошностью добросовестной уборщицы. Пираты прекрасно осознавали разницу между знатными дворянами и бедными простолюдинами. Но в конкретной ситуации видели перед собой только бесправных пленников. Нужных горожан вывозили на внешний рейд, где пересаживали на транспортные суда под турецким флагом. Другие кораблики курсировали между Венецией и рыболовецким причалом городка Копер. Там стояли русские пароходы, которые принимали ценные вещи. Сергея интересовали конкретные трофеи, ну и деньги, золото, банковские документы. Взяв груз, пароходы один за другим уходили в Николаев. Пиратские корабли регулярно заходили в Триест, где капитаны передавали хозяину свои отчеты и рапортички.

Генерал Вейц проснулся в отличном настроении, завтра в город приезжает Иосиф П. Эрцгерцог самолично убедится в беспардонном нахальстве и лживости графа Алексеева. Хваленая эскадра пиратов суетилась вокруг Триеста с назойливостью навозных мух. Корабли, если это вообще можно назвать кораблями, подходили к причалу. Капитаны убегали к своему хозяину, пираты разгуливали по центральным улицам. Ужас! Черные и белые, в тюрбанах и тюбетейках, они имели только одно общее сходство, все обвешены золотыми цепями, серьги в ушах, пальцы с огромными перстнями. Каждый пират носил столько золота, что хватило бы одному нормальному ювелирному магазину.

После завтрака генерал пошел в рабочий кабинет. Приезд эрцгерцога требовал тщательной подготовки нужных бумаг и документов. У генерала давно все аккуратно сложено, но лучше еще раз проверить и перепроверить. Каждое слово необходимо подтвердить соответствующей бумажкой, докладной запиской или рапортом. В приемной ожидал адъютант.

— Заходи, какие у нас сегодня новости?

— Ночью пираты посадили на корабли два полка и вывезли в Венецию.

— Кто позволил забрать полки?

— Полки переданы графу Алексееву по личному приказу эрцгерцога.

— Вы были обязаны немедленно доложить мне!

— Я ничего не знал. Приказ командирам полков поступил непосредственно от графа Алексеева.

— Каков подлец! Хочет свою бесталанность прикрыть героизмом наших офицеров!

Генерал в возбуждении принялся мерить шагами свой кабинет. Нет, завтра все встанет на свои места. Эрцгерцог не прощает тех, кто не оправдал его доверия.

Церемония встречи прошла строго по уставу. Монарх выглядел несколько возбужденным и позволил увести себя в кабинет командира гарнизона. Здесь генерал Вейц, не сдерживаясь в выражениях, высказал все, что он думает о бессовестном авантюризме графа Алексеева.

— Где сейчас граф Алексеев? — с явной угрозой спросил Иосиф.

— Как всегда в гостинице, откуда дважды в день выезжает на верховые прогулки.

— Ну что же, нанесем визит невежливости, — эрцгерцог встал.

Граф Алексеев со своим гостем пили какао, когда дверь в комнату неожиданно распахнулось. Генерал Вейц ворвался ураганным ветром. Следом, тяжело шагая, вошел эрцгерцог Иосиф II. Сергей встал, низко поклонился:

— Ваше величество, позвольте представить дожа Франческо Тинторетто и вручить вам ключи от города.

Эрцгерцог споткнулся о ковер и сбил шаг:

— Вы… Вы захватили Венецию?

— Так точно, ваше величество! Прошу принять ключи от города, — с этими словами Сергей протянул подушечку с огромным бронзовым ключом.

— Когда захватили город?

— Шесть дней назад, но я никак не мог добиться аудиенции у командира гарнизона. Пришлось самовольно взять два доверенных мне полка.

— Пираты бесчинствовали в городе шесть дней?

— Так точно, ваше величество. Сегодня пираты выведены из Венеции.

Цвету лица эрцгерцога могла позавидовать отварная свекла. Генерал Вейц попытался бочком выскользнуть за дверь, но генерал-адъютант Иосифа II не зря ел свой хлеб.

— Я не хочу его ни видеть, ни слышать, — прошипел монарх.

— Благодарю вас за службу, господин граф, прошу меня простить, я себя плохо чувствую. Встретимся сегодня вечером.

С этими словами эрцгерцог покинул комнату. Дож Франческо Тинторетто вышел следом, как полагается вассалу. Сергея нисколько не мучила совесть, генерал Вейц подставился по собственной глупости. Сложись отношения по-иному, возникни дружелюбие и взаимодействие, все равно Венеция была бы разграблена. Более того, в случае необходимости Сергей сам пошел бы в первых рядах и возглавил грабеж древнего города. В его понимании цель оправдывала средства.

На другой день эрцгерцог Иосиф II поднялся на палубу одного из пиратских кораблей, после чего эскадра отправилась в Венецию. К полудню корабли подошли к причалу Сан-Марко. На одноименной площади в парадном строю стояли привезенные накануне полки. Ничто не напоминало о недавнем пиратском беспределе, разве что пустынные улицы. Торжественную церемонию по случаю взятия города нарушала суета фотографов. Они выполняли заказ — делали снимки для дворцового альбома. Тематика снимков достаточно одиозна. Эрцгерцог Иосиф II принимает парад в захваченном городе. Эрцгерцог Иосиф II награждает отличившихся генералов и офицеров. Эрцгерцог Иосиф II осматривает Венецию, которая отныне вошла в состав Австрии. И так далее. Милостивое внимание эрцгерцога Иосифа II не обошло и Сергея. Через плечо легла голубая лента с орденом. На десерт вручили титульную грамоту графа Адидже. Судя по названию, графство из вновь завоеванных земель.

7 Праздничный бал

Литерный экспресс мчался по дорогам России. По линии передали строгий приказ — поезд пропускать вне всякой очереди. Граф Алексеев спешил в Петербург, где его с нетерпением ожидал весь город. Воистину историческое событие, которое не оставило равнодушных по всей православной России. Это было заметно во время коротких технических остановок. Люди подходили к вагонам, становились на колени и молились. В вагонах лежала плащаница, двери из храма Святой Софии, четыре бронзовых коня, снятых крестоносцами с дворца басилевса, многочисленные иконы и церковная утварь, датируемые третьим веком. Сергей вез в Петербург трофеи, вывезенные крестоносцами из разграбленного Константинополя. Самая «младшая» икона датировалась одиннадцатым веком. В вагонах лежали не только украденные крестоносцами церковные реликвии. Граф Алексеев не постеснялся и не пожалел. В вагонах лежали раритеты и реликвии Венеции. Иконы и церковная утварь были изъяты из всех церквей и соборов города. В том числе вычищен собор Святого Марка, где сняли даже мозаичное панно. Долг платежом красен.

Последующие дни слились в сознании Сергея. По всей видимости, причиной послужила сильная духовная и физическая нагрузка. Началось с торжественной процессии от Московского вокзала до Александро-Невской лавры. Процессию возглавил патриарх, за ним шли священники. Далее Сергей со своими десантниками и многочисленными монахами. Реликвии несли на руках, в том числе и бронзовых коней, для которых изготовили специальный помост. За порядком следили дьяки, дабы верующие в своем желании помочь не причинили вреда себе и другим. В лавре прошла многочасовая служба, после которой Сергея и его людей отвели в монастырь. Он неожиданно оказался в заточении.

Нет, насилия не было, просто ему указывали, что он должен делать, а что запрещено. В один из дней монастырской жизни Сергею сообщили, что жена благополучно разрешилась от бремени. Сыновья-близнецы родились здоровыми и крепкими. Мальчиков назвали Николай и Петр. Кто и почему принял такое решение, Сергею не сказали, только назвали имена крестных родителей. Ими оказались Павел I и Григорий Потемкин, а также Екатерина II и Наталья Алексеевна, жена Павла. Сергей только удрученно вздохнул. Все плохо: и нежданная слава, и внимание власть имущих. Слишком стремительный скачок от обычного провинциального дворянина к общероссийской известности.

Голицыны и Строгановы имеют за спиной не только многочисленную родню, но и многовековую историю. Тот же Демидов возвысился при Петре I, получил дворянство, и для него открылись двери в Зимний дворец. Вместе с тем для своего сословия он остался никем. Равнодушное неприятие вынуждало Демидовых постоянно жить на Урале. Щедрое меценатство ничего не изменило. Институт в Ярославле, университет в Томске, картинные галереи — все проходило мимо чванливого дворянства. Даже престижные Демидовские премии, которые по своей значимости намного превышали современные премии Нобеля, не прибавили престижа в глазах дворян. С другой стороны — Григорий Алексеевич Потемкин. Граф из обычной дворянской семьи благодаря силе своего духа за год добился популярности и признания.

Для Сергея на первом месте стояла промышленность, его заводы. Именно в этом направлении он вкладывал свои деньги и энергию. Деньги давали возможность построить новые заводы и выпускать более совершенную продукцию, что давало новые, еще большие деньги. У России появились интересы по всему миру. Безземельное дворянство принялось энергично осваивать и развивать заморские земли. Вместе с этим последовало военное внедрение, и прямое, и косвенное. Дети родовых старейшин учились в кадетских корпусах. Чернокожие казаки наводили в Африке порядок, опираясь на свое видение справедливости. Татары и калмыки пасли табуны на бескрайних землях Африки и Америки. Сергей сдвинул первый камень, но что будет дальше, он не знал. Достаточно того, что Россия вышла в мировые лидеры.

Монастырское заточение неожиданно закончилось. Отстояв очередную службу и получив благословение, Сергей привычно повернул к монашеским кельям. Однако сопровождающий монах остановил и указал на поджидавшую карету. Через час его обнимал и поздравлял Потемкин.

— Сегодня вечером тебе предстоит встреча с Георгом III. Король специально задержался с отъездом, ждал встречи с тобой.

— Куда направляется его величество?

— Как куда? В Англию! Твое предложение сработало в лучшем виде. Подданные ждут короля. Тебя ждет награда.

— За что меня награждать? Там руководил мой брат, Николай Алексеев.

— Не скромничай, Николай получит свою награду в Англии, а ты в Петербурге. Ну и хитер ты! Такой ход придумать!

— Какая же здесь хитрость? Воевать со своим народом преступно. Люди взбунтовались от жизненных тягот.

— Хочешь сказать, что к Пугачеву надо было идти с лаской?

— Пугачев никто. Взбунтовались казаки, а беглый Пугачев подвернулся под руку. Ты исправил ошибку Екатерины, и бунт прекратился.

— Не знаю, возможно, ты прав. Но править ласкою не получится, тут нужна сила.

— Хватит, Григорий Алексеевич. Привык говорить с трибуны Сената. Когда следующий этап?

— Ты о присоединении Норвегии? Так сегодня, сейчас едем в Сенат. С нашим приездом депутация присягнет Екатерине.

— Поехали, чего ждем?

— Не спеши. Говори имена для выдвижения в Сенат.

— Там своих дворян достаточно.

— То в бывшей вотчине шведского короля. Я говорю о норвежских землях, где дворян отродясь не было.

Сергей призадумался, затем развернул карту Норвегии, где земли были размечены по волостям. Быстро составил список и передал Потемкину:

— Подчеркнутые имена рекомендую в сенаторы. Потемкин просмотрел список:

— Список-то не полный, ты отметил всего половину.

— Вторая половина за тобой, — Сергей протянул другой лист бумаги. — Здесь названия бесхозных волостей.

— Чем они богаты?

— Комарами и рыбой.

Оба засмеялись.

Зал заседаний Сената встретил многоголосым гулом. Кроме Екатерины и самих сенаторов, собрались иностранные послы, корреспонденты газет, фотографы и просто любопытствующие. Церемония клятвы верности проходила с величественной торжественностью. Перед троном стояли на коленях члены правительства Поморской республики. За их спинами столпились, две депутации. Одна состояла из выборных представителей промышленников и купцов. Другая включала в себя практически всех дворян бывшей Швеции. Переход в состав Российской империи менял статус шведских дворян с завоеванной территории на равноправную губернию. Для промышленников и купцов смена флага значительно упрощала жизнь. Официальное присоединение к Российской империи позволит вкладывать свои капиталы в новое дело. Расширить свой бизнес и получить большие прибыли.

В Петербурге Сергей задержался. Поводом послужил спуск первого океанского крейсера. Корабль прошел первичные испытания на Ладожском озере, окончательные ходовые — на Балтике. Водоизмещение в шесть тысяч тонн при осадке в семь метров. Крейсер великоват для Ладоги. Для начала корабль поставили на якорь напротив Адмиралтейства. В газетах дали объявление о свободном посещении нового корабля, после чего начался настоящий штурм парадного трапа. Мужчины и женщины, дамы и господа, мальчишки и девчонки — всем хотелось посмотреть и потрогать новый корабль. Огромные пушки вызывали восхищение. Гигантские паровые машины заставляли усомниться в реальности увиденного. Четыре паровых котла заставляли с уважением смотреть на кочегаров.

Офицеры водили посетителей по кораблю, гордо расхваливали боевую мощь и неуязвимость. Орудия «Гермеса» способны утопить любую эскадру. Непробиваемая броня надежно защитит от снарядов любой береговой батареи. По своим размерам и мореходным качествам крейсеру не страшны штормы любого океана. Новинка вызвала интерес у иностранных послов. Ради такого случая Сергей лично вывел корабль в море, где провел показательные стрельбы. Затем была экскурсия по отсекам, где он обратил внимание гостей на особые меры по обеспечению непотопляемости корабля.

Рекламная акция предпринималась с вполне конкретной целью — похвалиться и запугать. Разумно и полезно как для потенциальных друзей, так и для возможных врагов. Подобный прием весьма активно используют в Америке. В этой связи известен забавный случай. Энергичная реклама «Суперкрепости» В-29 создала ореол неуязвимости тяжелого бомбардировщика. С началом американских бомбовых ударов по советскому Дальнему Востоку возникла необходимость найти способ противодействия «Суперкрепости» В-29. Штаб ПВО предложил неординарную методику атаки с применением реактивных бомбардировщиков Ил-28. Зенитный обстрел наоборот. Обладая более высокой скоростью и высотой полета, эти бомбардировщики должны были заходить над В-29 и сбрасывать бомбы с таймером зенитного снаряда.

Реальная жизнь показала совсем иное. Советская дивизия в Корее возглавлялась генералом Кожедубом. Сталин запретил летать генералу, но молодых пилотов МиГ-15 герой войны обучил хорошо. Американцы не приняли во внимание 50 советских самолетов и поплатились. После первого столкновения полка МиГ-15 с сотней В-29 на базу вернулся только один горящий бомбардировщик. Самолеты «Суперкрепость» сбивались легко. Истребители заходили сверху и открывали огонь на удалении 2000 метров. Прекратив огонь на удалении в 1000 метров, резко уходили вверх. За несколько секунд атаки тридцатимиллиметровые пушки МиГов разрушали фюзеляж и двигатели В-29. После сокрушительного разгрома американцы применяли бомбардировщики только ночью. За всю войну в Корее стрелки «Суперкрепости» сбили только два самолета: один советский и один китайский. В обоих случаях пилоты МиГ-15 заходили в атаку сзади со снижением скорости.

Одним словом, граф Алексеев провел рекламную акцию запугивания. Показав во всей грозной красе крейсер «Гермес», пригласил послов на испытание новой пушки. И здесь началось с подробного описания возможностей нового орудия. Двойной ствол, состоящий из дула и нарезной дульной втулки. Электрическая подача снаряда и картуза. А главное — вес. Совсем смешной вес для двухсотпятидесятимиллиметрового орудия. Опытные стрельбы шокировали послов. С расстояния в шесть километров орудие пробивало трехсотмиллиметровый бронированный лист. Обескураженные послы садились в вагоны с опущенными головами. За время пути из Ораниенбаума в Петербург никто из них не проронил ни единого слова. При расставании граф Алексеев сообщил послам о готовности заводов принять заказы на изготовление винтовок.

Сергей возвращался домой, именно домой, где его ожидала жена и дети. Ехал без иллюзорных обещаний спокойной семейной жизни. Выбранный путь требует непрерывной динамики, действий и ответственных решений. Насколько он знал характер своей жены, Нина также не будет сидеть в четырех стенах с вязанием на коленях. Вдвоем легче, хотя потребуется некоторое время, пока подрастут дети. Время бежит быстро: вырастут, и не успеешь заметить. Вон, Михаил, давно ли был замызганным татарчонком? Сейчас превратился в стройного юношу, студента Петербургского университета. Знаний еще маловато, но любую информацию впитывает с поразительным желанием. На декабрь назначена коронация Павла, возможно, Нина согласится съездить в Москву на несколько дней. Учитывая тщательный подбор слуг, князь Голконда не мог забыть про нянек и кормилиц для своих будущих внуков.

В заботах и работе стремительно побежали дни. Нина успевала следить за хозяйственными делами. Вместе с тем раз за разом ставила в тупик «генералитет» своего мужа. По своей изобретательности и всевозможным оригинальным предложениям она ничем не уступала супругу. Началось, казалось бы, с бабьей придури — она потребовала построить лабораторию. Жене хозяина пошли навстречу, лабораторию построили рядом с одним из флигелей тамбовского имения. Затем посыпались технологии приготовления различных лекарственных средств. Микстуры, примочки, порошки, мази и так далее. Тимофей с вполне понятным пессимизмом открыл аптеки. В Тамбове и Нижнем Новгороде появились вывески «Колониальные лекарства».

Постоянные очереди у Нижегородской аптеки ничуть не уменьшили скепсис Тимофея. Люди всегда стремятся купить чудодейственное лекарство. В драку расхватают откровенную муть, если будет обещано, что один порошок лечит понос, запор, простуду и радикулит. Звонок прозвенел, когда заболел сын. Как обычно, он приехал поздно вечером.

— Тимофей, — позвала жена. — Пошли телеграмму госпоже Нине, у нас кончается аспирин, а в аптеке его уже неделю как нет.

— Давай сначала. Что такое аспирин, и причем здесь жена хозяина?

— Ты скоро вообще перестанешь замечать обычную жизнь. Аспирин — это лекарство, которое делает госпожа Нина.

— У Коленьки обычная простуда, молоко с медом и чай с малиной — вот лучшее лекарство.

— Аспирин снижает температуру и ускоряет выздоровление. Не спорь, ты не врач. Пошлешь завтра телеграмму?

Второй звоночек прозвенел Тимофею по пояснице. Во время традиционного обеда в трактире за разговором не заметил, как продуло спину. Приехал домой со стоном и кряхтением. Жена перед сном намазала чем-то спину, и он спокойно уснул. На другой день уже на работе вспомнил о давешней проблеме и за разговором упомянул об этом.

— Госпожа Нина изготавливает чудодейственные лекарства, — последовал ответ.

Тут уже Тимофей взялся всерьез. Как учил хозяин, сначала изучение рынка, затем выпуск новинки и реклама. Результат превзошел самые радужные ожидания. Рынок лекарств оказался безграничным. В аптеках продавали только сушеные травы и помет летучих мышей. В то же время у него на столе лежала толстая папка с технологиями по выпуску лекарственных средств. Впору надрать самому себе уши. Он пытался небрежно отодвинуть в сторону миллионы рублей. Непростительная глупость.

Вскоре за женой хозяина закрепили специальный отдел помощников и инженеров. Началось с непонятного предложения выпускать трикотажные изделия. Тимофей не забыл свое фиаско с лекарствами и внимательно отнесся к новому предложению. Через год появилась первая трикотажная фабрика. Дальше — больше. Выпуск ароматного мыла и стиральных порошков. Женская косметика, духи и всевозможные кремы вызвали ажиотажный спрос во всей Европе. Различные аксессуары и предметы женского туалета сыпались, как из рога изобилия. И что странно, новая продукция пользовались спросом на рынках России и Европы. Настал день, когда за большим столом ежемесячного совета появились женщины. Хуже всего обстояло дело с обсуждением их предложений. Мужчины откровенно не понимали сути идей, порой при объяснении краснели, как гимназисты.

Сергей старался как можно чаще и дольше бывать в своем имении. Порой удавалось целый месяц побыть рядом с женой и детьми. Оставив за двоюродным братом Павлом заботы о крестьянах и урожае, занимался делами через телеграф. Единственное, во что он вник, — это торговля лошадьми. Слухи о чудесных лошадях из Индии разлетелись с молниеносной быстротой. Продавали по запредельным ценам. Притом что деньги сейчас, а скакун только через три года. Покупатели приезжали ежедневно, одни приходили в восторг от высоченных и злобных боевых монстров. Другие млели при виде стройных, быстроногих красавцев.

Зачастили покупатели индийских земель. В Петербурге не могли не заметить изменений физического состояния и внешнего вида Павла I. Он значительно окреп, пропала сутулость, расправились плечи. Более того, император с удовольствием рассказывал о своем отдыхе в Индии. Нахваливал природу и океанские купания. Весьма лестно отзывался о национальной кухне. Многие вельможи отправили в Индию доверенных людей. Привезенные фотографии и приложенные к ним отчеты вызвали справедливую заинтересованность. Однако Тимофей немедленно взвинтил цены. Земельные участки в княжестве Гоа продавались дороже городских земель в Петербурге.

Сомневающиеся люди принимали другое решение. Железная дорога позволяла комфортно доехать до усадьбы графа Алексеева. Ну а дальше обычный визит и разговор с самим графом, а в его отсутствие — с графиней. Нину подобные визиты развлекали. Она с удовольствием рассказывала об Индии. Что касается княжества Гоа, среди слуг нашлись хорошо знающие эти земли люди. Сама Нина в Гоа была только один раз, когда с мужем направлялась на яхту «Золотая принцесса». Графиня Алексеева надолго застряла в имении мужа. Через пять месяцев после рождения двойни она снова понесла. Родив сына, через полгода опять забеременела и родила дочь. В результате надолго осела в имении, что, впрочем, не мешало активному «изобретательскому творчеству».

Сергей окунулся в технические вопросы. Большинство новых инженерных разработок выходило за уровень его понимания. Тем не менее, оставались темы, где он продолжал предлагать новаторские идеи. В свое время Сергей предложил новую концепцию артиллерийских лафетов, позволяющую уменьшить вес орудия и вести точный огонь. Многие историки связывают создание маневренной артиллерии с именем Наполеона. На самом деле первым это сделал Меншиков. Петр I во время сражений успешно концентрировал артиллерию на самом выгодном участке. Классическим примером применения отлично организованного маневра русской артиллерии является разгром прусской армии. Под Кунерсдорфом Фридрих Великий не принял во внимание стоящие в отдалении русские пушки. Уверенный в скором разгроме врага, король поспешил отправить в Берлин победную реляцию. Ан нет. Русские пушки неожиданно сменили позицию и начали забрасывать пруссаков гранатами. Фридрих Великий бежал с тремя тысячами солдат. Прусская артиллерия досталась русским, прусская армия перестала существовать.

Сергей ввел раздвижные сошки, откатный механизм и кованый лафет. Как результат — пушка после выстрела оставалось на месте, что позволяло значительно улучшить точность артиллерийского огня. Если в этом вопросе был очевидный прогресс, то другая тема никак не поддавалась решению. Телефон. Для оперативного решения вопросов в пределах России нужен телефон. Телеграф, вернее телетайп, уже не отвечал его потребностям. Желание как можно дольше находиться рядом с женой и детьми вступало в противоречие с необходимостью руководить созданной финансово-промышленной империей. Сергей остро нуждался в привычном телефоне. Вместе с тем знания в данном вопросе ограничивались школьной экскурсией на АТС да скудными воспоминаниями о школьной программы. По его убеждению, в наушниках и микрофоне находится угольная пыль.

Сложился технический нонсенс. Электротехническая лаборатория создала телефонную релейную станцию уровня середины XX века, а микрофон с динамиком никак не получались.

— Брось заниматься ерундой, — настаивал Варфоломей Сидорович. — Человеческий голос в проволоку не засунешь.

— Да пойми ты, вопрос не в голосе, а в преобразовании акустических колебаний в электрический сигнал.

— А я о чем говорю? Графиня без твоего электричества придумала граммофон. Купцы у порога заводов неделями ждут своей очереди.

— Принцип один и тот же.

— Я не знаю ваших принципов. Голос по трубе можно передать, по проволоке ты ничего не передашь.

Устав от бесплодных споров в тупиковой ситуации, Сергей уехал в свое имение. Нина радостно встретила мужа, няньки вывели детей. Дом, он и есть дом.

— Ты что такой злющий? — спросила Нина.

— Я не злющий, а недовольный. Ничего неполучается с телефоном.

— Не торопись, спокойно посиди, подумай, глядишь и вспомнишь забытое.

— Я не могу вспомнить того, чего не знаю.

— Погоди, автоматический телефонный набор ты знал?

— Не совсем знал, видел школьником. Дальше додумал, принцип импульсного сигнала несложен.

— Через четыре дня состоится торжественное открытие моста через Волгу.

— Забыл. Самый долгожданный мост у Астрахани, и забыл.

— Я так и думала. Снова наденешь парадный мундир адмирала?

— Ты знаешь, в мундире уютнее. Меня уже мутит от обилия всевозможных вензелей и золотого шитья.

— Почему с мундиром носишь подаренный на свадьбу пояс?

— Хорошо подходит по фасону и не оттягивает килограммовым весом золота.

— Смотрится хорошо, с этим я согласна.

Последнее время участились выезды на всевозможные торжественные мероприятия. Здесь и приятные встречи на крестинах наследника Павла I. Свадьба, а потом и крещение наследника Григория Потемкина. К сожалению, преобладали рутинно-обязательные мероприятия, типа спуска нового боевого корабля или чествования малознакомого вельможи.

Возвращались домой в привычном салоне персонального поезда.

— Когда отправимся в Панаму? — спросила Нина.

— Дай подумать. Наш лайнер добежит до Кристобаля за три недели.

— Мы еще должны встретить короля.

— Нет, король отправится на своей яхте.

— Она ему понравилась?

— Еще бы! Боголюбов потратил год на отделку внутреннего убранства.

— Допустим, главный строитель здесь ни при чем. На внутреннем убранстве работали художники и краснодеревщики.

— Не придирайся к словам. Он главный строитель, с него спрос, ему и хвала.

— В Панаме красиво?

— Пейзаж напоминает Урал, только с пальмами и крокодилами.

— Про крокодилов ты серьезно?

— Сейчас трудно сказать, а в XXI веке крокодилов хватало. Нагло отдыхали на берегу канала. Особенно рядом с ресторанами.

— О телефоне подумал? Родил основную мысль или нет?

— Ну, по поводу родить, здесь ты впереди всех.

— Врач сказал, что необходим перерыв, иначе дети пойдут слабые.

— Как скажете, графиня. Здоровьем жены и детей рисковать не намерен. А с телефоном прямо сейчас сообразил.

— И что же, ваше сиятельство?

— Точно не уверен, но вспомнился момент, когда мой старший сын раскрутил телефонную трубку.

— Ага, я тебе говорила, думай.

— Чего тут думать, всего лишь визуально запомнил внешний вид микрофона и наушника.

Оставив супругу в имении, Сергей отправился в Нижний Новгород. Новая идея устройства телефона требовала немедленной проверки.

Путешествие из Севастополя в Кристобаль проходило в веселой и шумной компании. Открытие соединяющего два океана канала — событие мировой важности. Из Испании и России приехали монархи и члены правительства. На церемонию открытия собрались послы и адмиралы практически со всей Европы. Празднества должны были продолжаться несколько дней. Здесь и обязательный карнавал с фейерверками, и балы с модным по всей Европе вальсом. Все должно начаться с пуска гидроэлектростанции, затем открытие шлюзов со стороны Карибского моря. Первой в Панамский канал войдет яхта короля Испании. Кроме Карла III, на борту будут Павел I и граф Алексеев. Проход каналом не займет много времени. Панамский канал в полтора раза короче Кильского и почти в три раза короче Суэцкого. После торжественного открытия шлюзов Тихоокеанского побережья начнутся торжества в городе Панама.

Сергей планировал задержаться в Центральной Америке. За прошедшие пять лет адмирал Хаки Котлу достиг впечатляющих успехов. Грамотной, продуманной политикой, где силой, где словом, сумел значительно расширить подконтрольную территорию. В том числе свести границу генерал-капитанства с границей Эквадора. Наибольшей заслугой являлось взятие под контроль части изумрудных рудников. Здесь адмирал поступил как мудрый стратег и тонкий политик. Сумел подчинить конкистадоров, не ущемив их интересов. Более того, увеличилась поставка драгоценных камней в Испанию. Сейчас удобный случай, когда достижения можно оценить собственными глазами. Впрочем, не помешает немного отдохнуть в Пуэрто-Армуэльес, где адмирал Хаки Котлу построил базу для своего Тихоокеанского флота.

Политическая карта Северной Америки сложилась несколько по-иному. Впрочем, мало кто знает о Версальском мирном договоре 1783 года, частью которого является признание независимости Америки. Как таковой войны между Америкой и Англией история не знает. Была война за колонии между Англией и Португалией с одной стороны, и Голландией, Францией и Испанией с другой стороны. Тринадцать североамериканских колоний принимали участие в войне на стороне франко-нидерландского союза, за что была обещана независимость. И мирный договор хорошо объясняет, кому побежденная Англия отдала захваченные колониальные земли. Боевые действия в Америке закончились примерно в том же разрезе. Сначала разгром английского флота адмиралом маркизом Франсуа де Грасс-Тилли. Затем французские корабли блокировали побережье.

Если в известной истории англичане ушли вглубь континента и были разбиты французами у города Йорктаун, то сейчас Корнуоллис увел армию по реке Потомак в Новый Мекленбург. Но конечный результат не изменился, поражения не удалось избежать. Георгу III пришлось дорого заплатить за возвращение в Лондон. Казна разграблена, колониальные земли потеряны, арсеналы пустые, флот утоплен, платить нечем. Французы удовлетворились Канадой и Ирландией, испанцы подняли флаг над Гибралтаром, голландцы забрали Браунсвик и Ньюфаундленд. Англия вернулась на исходные позиции, без армии, без флота, без колоний. Бесспорным плюсом являлись новые законы, декларирующие уважительное отношение к собственному населению.

С прибытием в Колон Сергей отправился на электростанцию. Необходимо лично убедиться в готовности всех механизмов и устройств. Торжественный пуск электростанции подразумевал, что Карл III нажмет кнопку, в центральном зале загорится свет и шумно запустится один из вентиляторов. К работе самой электростанции «торжественный пуск» никакого отношения иметь не будет. Что касается шлюзов, их устройство по своему принципу очень простое, и накладок быть не должно. Тем не менее желательно проверить и перепроверить. Вместе с ним пошел «генералитет», даже Иосиф Аврумович со стенаниями ходил по машинным залам и трогал руками различные вентили.

— Хозяин, что это случилось с твоим поясом? — удивленно спросил Тимофей.

— Где?

Сергей снял пояс и принялся внимательно его осматривать. Действительно, произошла непонятная метаморфоза. Пластмассовые вставки, которые несведущий человек воспримет как драгоценные камни, начали светиться темно-синим внутренним светом. Сергей положил пояс сверху на генератор, желая проверить реакцию на переменное электромагнитное поле. Но видимых изменений не произошло.

Торжества проходили согласно подготовленному сценарию. Пушечные залпы, фейерверки, музыка, шампанское, тожественные речи и награды. Роскошные лайнеры прошли Панамский канал и в вечерних сумерках начали швартоваться к причалу. Ловкие буксирчики подхватывали буксирные тросы и осторожно подводили пассажирские суда к причалам порта Бальбоа. Публика фланировала по прогулочной палубе в приподнятом настроении. Роскошные одежды женщин, завлекающий аромат духов, смех, вино, шампанское. Казалось, даже воздух пропитан атмосферой праздника. Сергей еще раз с тревогой посмотрел на вечернее небо.

— Будет гроза или это сверкает зарница?

— Я первый раз в своей жизни выехал за границу, — ответил Варфоломей Сидорович.

— Ты моряк, а спрашиваешь нас, — проворчал Евстафий Петрович. — Не будет грозы, небо чистое до горизонта.

К ним подошел Павел I:

— Алексеев, что за диво твой пояс!

Сергей опустил глаза и мысленно ахнул, пояс мигал огнями, как новогодняя елка.

— Нина, — позвал он жену. — Ты посмотри на наш свадебный подарок!

Сергей откинул сенсорную панельку и перед ним развернулся голографический экран. Непривычные символы и буквы, но привычный интерфейс. Заинтересовавшись, Сергей начал листать странички. Перед глазами открывались непонятные символы и знаки. Следующая страничка привлекла внимание зеленой кнопкой. Среди многочисленных красных или желтых звездочек одна пульсировала зеленым огоньком. Сергей потянулся пальцем к голографическому изображению.

— Нет! — Нина резко отшатнулась.

Последнее, что запомнил Сергей, удивленные лица друзей.

Вспыхнул яркий, молочно-белый свет. «Опять перенос, как некстати», — запоздало раскаялся граф Алексеев.

Дмитрий Светлов АДМИРАЛ Первый среди равных

Глава 1 ВСТРЕЧА С КОСМОСОМ

«Если кто-нибудь скажет про интуитивно-понятный интерфейс, я ему оторву голову». С такой мыслью Сергей открыл глаза. Он находился в давно забытой кабинке для междугородних телефонных переговоров. Однако нет. Ассоциация была вызвана стеклянной дверью и маленькими размерами кабины. Он вышел и уловил знакомый всем морякам запах. Пахло пластиком. Все имеет свои специфические запахи. Металлург знает запах железа, стекольщик помнит запах стекла. В помещении пахло пластиком, и напоминало оно почту или подобное общественное место. Во всяком случае, здесь царил такой дух. Именно дух, помещение было абсолютно безлюдным и бесшумным. Сделав несколько шагов к единственной двери, Сергей остановился и еще раз окинул взглядом «зал прилета». Давило ощущение, как будто его кто-то зовет. Медленно, не торопясь, он осмотрел все кабинки, недоуменно покрутился на месте. Нет, здесь никого нет, и скрытых помещений тоже нет.

За дверью лучами расходились коридоры. Широкие и безлюдные. Что же, первая задача определена, надо найти обитателей этого здания. Он пошел от двери к двери, заглядывая по очереди во все помещения. От тишины и безлюдья постепенно становилось не по себе. Мистика, да и только. Ощущение неведомого зова и совершенно пустые помещения. Дойдя до тупика, Сергей немного постоял, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Пока нет никакой информации, следовательно, не может быть никаких выводов. Комнаты противоположной стороны коридора он начал осматривать более тщательно. Назначение помещений совершенно непонятно, окон нет, мебели практически нет, подсобных кладовок тоже нет. Изредка встречались маленькие тупички с вертикальной штангой. Не то, нужна межэтажная лестница или лифт, нужен туалет. По типу изредка встречающейся мебели похоже, что здание предназначено для людей. Если здесь находятся люди, им требуется туалет.

Туалет нашелся рядом с «залом прилета», дверь прямо напротив. Привычный туалет, человек на двадцать. Сергей открыл краники над раковиной, пошла вода, и горячая, и холодная. Уже хорошо, обитаем домик, люди в нем живут. С внутренним напряжением подошел к зеркалу и облегченно вздохнул. Старость не вернулась, наоборот, выглядит он несколько моложе. Ну да ладно, не красна девица, надо продолжать поиски обитателей, а не любоваться собственной физиономией. Лифт оказался за следующей дверью, точнее за дверью находилось фойе с дюжиной лифтов и широкой лестницей, ведущей на верхние и нижние этажи. С некоторым трепетом Сергей приложил палец к сенсору. Дверцы открылись сразу. Шаг в кабину — и новая головоломка. На него смотрела панель с четырьмя рядами кнопок. Сергей попытался высмотреть свой этаж и неожиданно для себя нажал неведомый символ. Кабина бесшумно заскользила в неизвестность. Именно так — мягкое движение делало невозможным определение направления движения.

Спонтанные действия были для него совершенно не характерны. Или это интуиция? Сергей никогда не мог похвастаться выручавшей его интуицией. «Ладно, не фиг морочить себе голову, дом обитаем, вскоре получу ответы на все вопросы». Лифт остановился, он быстрым шагом вышел в коридор и автоматически повернул налево. Затем растерянно остановился. Почему налево? Закрыл глаза и прислушался к своим внутренним ощущениям. Никаких внутренних ощущений не обнаружилось. Растерянно потоптавшись, он неуверенно пошел дальше. Проходя мимо дверей, пытливо смотрел на непонятные символы или слова. Постепенно вошел в ритм и начал искать сравнения в знакомых ему алфавитах. Порой казалось, что встречаются знакомые буквы, но это только казалось, он никогда не видел ничего подобного.

Сергей резко остановился. Он снова поймал себя на спонтанном движении. Рука непроизвольно тянулась к сенсору управления. Почему? Пройдено более десятка различных дверей, и вдруг желание открыть именно эту. Непонятно и необъяснимо. Что это, первый шаг к шизофрении? «Не мучайся дурью», — с этой мыслью вошел в помещение. Перед глазами предстала комната без окон, просторная и тоже безлюдная. Несколько стульев и столов, чуть справа подобие томографа с приготовленным ложем. Рядом тахта и вешалка для одежды. «Сделав первый шаг, иди до конца», — подумал Сергей и, раздевшись, лег на подготовленное место. Сверху опустился загубник, он подхватил его зубами и даже не удивился, когда ложе начало втягиваться в неведомое медицинское устройство.

Пробудился он как после легкой послеобеденной дремы — расслабленная умиротворенность и лень пошевелиться. «Нет, так дальше не пойдет. Хватит валяться, надо искать людей». С этой мыслью Сергей сел.

— Господин адмирал, назовите ваше имя.

— Граф Алексеев Сергей Николаевич.

— Николаевич, это имя вашего отца?

— Да.

Только сейчас он сообразил, что общение с невидимым собеседником происходит совершенно беззвучно.

— Не напрягайтесь. Ментальная связь не требует напряжения работы головного мозга.

— Откуда вы знаете, что я адмирал? Вы копались в моей памяти?

— Внедрение в память человека запрещено законом. Вы прошли курс восстановительного лечения.

— Повторяю вопрос, откуда вы знаете, что я адмирал?

— С вами мобильный командно-коммуникационный центр адмирала.

Ни фига себе подарочек!

— Он практически не работает.

— Тестовый сигнал подтверждает девяносто восемь процентов повреждений. Вы запрашиваете замену ККЦ?

— Да. — Сергей посмотрел на свои парадные одеяния. — Требуется дополнительный комплект повседневной одежды.

— Вы принадлежите к расе марутов, ваш ККЦ из снаряжения флота даусов. Какая требуется форма?

Ответ содержится в самом вопросе.

— Форма марутов, ККЦ даусов.

— Принято, какие еще пожелания?

— Я хочу есть.

— Принято, обед в вашей каюте.

Сергей неожиданно для себя понял расположение помещений, «увидел» свою каюту, и главное — он в космосе!!! Шагая в полной прострации, он даже не пытался осмыслить произошедшее перемещение. Автоматически переставлял ноги, автоматически переоделся в другую одежду, автоматически съел приготовленный обед. Что произошло? Маруты, даусы, ККЦ и прочая дурамуть. «Поехала крыша?» Нет внешнего воздействия со стороны других людей, он абсолютно один, ничего не понятно.

Итак, все началось с пояса и окружившего его кокона. Это легко проверить, новый исправный пояс лежит рядом. Затем безлюдный и бесшумный коридор, тоже легко проверить. Мелькнувшая в голове мысль услужливо подсказала нужную палубу. Далее медицинская «процедура» и непонятный беззвучный разговор. Разговор можно повторить. С чего начать? С активных действий! Для начала отправиться в спортивный зал и нагрузить себя до седьмого пота. Организм сам ответит на любые вопросы. Боль натруженных мышц и пот должны послужить первым ответом. Сказано — сделано.

Вытираясь после душа, Сергей попытался выстроить логическую цепочку, но ничего не получалось. Происходящее с ним казалось абсолютным алогизмом. Внутренне он настроился на непонятный стиль общения и задал вопрос:

— Я могу получить горячий чай?

— Принято, пожалуйста, освободите стол.

— Куда поставить использованную посуду?

Еще один ментальный посыл показал возможности каюты. Сергей сел в кресло с чашкой чая — привычный вкус, ничего особенного. Странно и непонятно. Если он в космосе, земных вкусов быть не может по определению.

— Сколько времени продолжалась восстановительная процедура?

— В каких единицах?

Сергей показал потолку свои часы:

— Единица отсчета — одна секунда, в минуте шестьдесят секунд, один час — шестьдесят минут, в сутках двадцать четыре часа, в году триста шестьдесят пять дней, в каждом четвертом году триста шестьдесят шесть дней. Ваш ответ в часах.

— Восемьдесят три часа сорок восемь минут и семь секунд.

— Почему так долго?

— Ментальная область вашего мозга была повреждена или недоразвита. Восстановительная процедура потребовала времени.

— Мы общаемся мысленно или ментально?

— Общение возможно только ментальными посылами.

Логика есть, человек мыслит по принципу речи. Ментальный посыл информации не требует построения фраз. Ну что же, хватит прятаться под столом, пора посмотреть правде в глаза.

— Как называется это место?

— Центральный госпиталь орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии.

— Почему в госпитале нет людей?

— Персонал убыл вместе с ударным флотом.

— Когда это случилось?

— По вашим часам семь тысяч четыреста пятьдесят восемь лет назад.

Ни хрена себе! Семь с половиной тысяч лет назад! Да за это время здесь все должно рассыпаться в прах. Хотя нет, изделия на кремниевой основе и стекло стабильны один миллион лет, пластиковые бутылки вечны, они вообще не подвержены естественному разложению. Здесь преобладает пластик, работают механизмы и приборы, есть энергия. Нестыковочка, уход и ремонт требуется даже в режиме консервации. Выработка электроэнергии требует топлива.

Итак, можно согласиться с тем, что неведомый флот неведомой Номаркии погиб в сражении. Сама цивилизация погибла в результате ответного удара. Остались «но». Это не могло случиться семь с половиной тысяч лет назад. Почему враги не тронули Центральный госпиталь? Уничтожая цивилизацию, одинокий госпиталь не жалеют.

— Где находится госпиталь?

— Система звезды Неккар, поисковый код 42ВВГ8111.

— Сколько в системе обитаемых планет?

— Все планеты уничтожены, включая необитаемые.

— Кто уничтожил планеты?

— Флот тольтеков.

— Почему не тронули госпиталь?

— Соглашение о методах ведения войны запрещает атаку медицинских учреждений.

— Планету вместе с больницами можно уничтожить, а одинокий госпиталь трогать нельзя? Это нонсенс.

— Договор подписали до начала войны.

— Где находятся тольтеки?

— В памяти медицинского центра не может быть информации военного назначения.

— Как госпиталь обеспечивает свою жизнедеятельность?

— Энергетическое снабжение на принципе реактора ядерного синтеза.

Уже плюс, подобная система теоретически приближена к вечному двигателю.

— За счет чего обеспечивается обслуживание и ремонт оборудования?

— В качестве исходного сырья ремонтная служба использует мебель и предметы интерьера.

— Чем пополняется запас продовольствия?

— Камеры с плесенью оомицетов и пенициллов имеют избыточное наполнение.

Полученная информация обещала долгую и спокойную тюремную жизнь. Но ему надо найти дорогу домой. Научиться пользоваться непонятным ККЦ и активировать функцию телепорта.

— Я могу получить информацию о заселенных людьми планетах или космических станциях?

— Планеты в ближайших звездных системах уничтожены тольтеками. Люди находятся на Контрольно-диспетчерской станции Альфекка.

— Телепорт действует?

— Телепорт открыт, поисковый код АЛС ВГ пять два два три. Станция под внешним управлением.

Сергей взял сумку, в которой была доставлена новая одежда, аккуратно положил сверху свои парадные одежды и пошел к телепортам. Будь у него больше настойчивости, задавая систематизированные вопросы, можно было узнать, что у причалов Медицинского центра стоят исправные боевые корабли. С помощью электронного мозга военной техники легко получить необходимую информацию. А так — бывшего графа повели кривые тропинки звездных путей.

Глава 2 ЗВЕЗДНАЯ БАЗА

К телепортам Сергей шел быстрым шагом. Сейчас, когда уже не было напряжения от непонятной ситуации, он с интересом рассматривал неизвестные знаки на дверях. По-прежнему с уверенностью можно было сказать, что данный алфавит он видит впервые. Тем не менее некоторые буквы что-то напоминали.

Остановившись перед одной из табличек, он попытался вспомнить ускользающие ассоциации и вспомнил. Странно, но факт, знаки на дверях напоминали древние русские рунические письмена. Большинство людей никогда не задумывается об истории русской письменности. Известно, что Кирилл и Мефодий — создатели кириллицы, прообраза современной письменности. Но это совсем не означает, что до этого в России никто не умел читать и писать. Взмах рукой — и греки нас всему научили? Отнюдь, все совсем не так просто. История русского ведического письма исчезла вместе со старой религией. Суть деяний Кирилла и Мефодия заключалась не только в искусственном создании нового алфавита, но и в желании перекрыть доступ к древним ведам.

Сергей вошел в кабинку телепорта.

— Я готов.

— Подтвердите свое желание активировать телепорт в АЛС ВГ пять два два три.

— Подтверждаю.

Вспыхнуло молочно-белое сияние, снова инстинкт самосохранения наперекор воле закрыл глаза. Факт нового переноса подтвердил новый неприятный запах. Пахло мусором и заброшенной помойкой. «Зал прилета» напоминал руины давно заброшенного дома.

— Контрольно-диспетчерская станция Альфекка приветствует адмирала графа Алексеева.

— Слово «граф» можно опустить. Кто находится на станции?

— Тридцать два человека из расы псевдодаусы.

— Почему псевдо? Они маскируются под даусов, или есть другая причина?

— Мутация затронула генетическую систему.

— Люди значительно изменились? — У Сергея по спине пробежал неприятный холодок.

— Видимых изменений нет. Ко времени первой биологической атаки все жители Галактического альянса имели прививки.

— В чем выражена мутация?

— Внутренние разрывы и перевороты хромосом.

Что означает подобная мутация, он не знал. Впрочем, перед ним совершенно иная задача, надо быстрее найти ключ к возвращению на Землю.

— Где находится главный из псевдодаусов?

На мгновение вспыхнувшая картинка дала полное представление о станции и местонахождении людей. Они находились в большом помещении и о чем-то спорили. Сергей мысленно перекрестился и пошел в указанное место. Вместе с картинкой в голове проскользнула какая-то ассоциация, но он не смог ее уловить. Семь палуб на лифте — и большой зал, где действительно шел жаркий спор. Вернулась и давешняя ассоциация — в зале сидели индусы. Самые обычные индусы горячо и эмоционально выясняли отношения по неведомому поводу. «Здоров ли я? — снова закралось сомнение. — Космос, неведомая Альфекка и группа галдящих индусов. Здесь должны быть яйцеголовые сине-зелено-малиновые человечки. Да ладно, других все равно нет».

— Здравствуйте, господа, — с этими словами Сергей вошел в бывшую комнату отдыха технического персонала.

Повисла мертвая тишина, от удивления некоторые привстали со стульев. Сергей прошел мимо ошеломленных людей, взял один из свободных стульев и сел. Он специально выбрал место. Чуть в стороне от индусов и в то же время у всех на виду. Эти «все» дружно таращили на него глаза, всматривались в лицо, разглядывали голограммы на груди и рукавах, потрясенно глядели на фиолетовые звезды в петлицах. Ступор закончился с резким приказом главного. Один из сидящих вскочил и выбежал из помещения.

— Перевод возможен?

— Говорят на искаженном языке Галактического альянса. Отдан приказ проверить причал станции.

— Там много кораблей?

— Две единицы.

— О чем шел спор?

— Решали, сколько человек необходимо оставить на станции.

— Преобладающее мнение?

— Двадцать человек не смогут выполнить поставленную задачу.

В этот момент старший повернулся к Сергею и что-то спросил.

— Он спрашивает, кто вы.

— Адмирал Алексеев.

Судя по реакции, слово «адмирал» не нуждалось в переводе. Последовал новый вопрос.

— Он спрашивает, что вам надо.

Хороший вопрос. Только сейчас Сергей понял, что не способен сформулировать свою просьбу. Он ищет планету с самоназванием Земля в системе с самоназванием Солнечная. А сколько планет в этой системе? Девять или двенадцать? Память подсказывала название только шести планет. Сформулировав ответ, Сергей обратился к компьютеру, который услужливо вложил в голову перевод:

— Я ищу планету, на которой живут и маруты, и даусы. В системе предположительно более девяти планет.

— Таких планет нет. Даусы никогда не переселялись на чужие планеты.

— Но маруты могли переселиться на планету даусов. Я знаю совершенно точно, на нужной мне планете совместно живут маруты, номарки и даусы.

— Номарки давно погибли, маруты живут слишком далеко от нас. Мы о вас слышали, но никогда не видели.

Слишком уверенный ответ, так не врут. Отсюда следует вывод, что сидящие здесь люди о Земле ничего не знают.

Если даусы являются индусами, то маруты, вероятнее всего, европейцы. Индусы не являются мононацией. Тамилы, телугу, бенгальцы, пенджабцы и так далее, различные нации со своим языком, культурой и обычаями. Кто такие номарки, оставалось только гадать. Сергей уже собрался уходить, когда в помещение вбежал запыхавшийся посланец:

— У причала чужих кораблей нет! — перевел компьютер.

— Вы… Станция вам…

Похоже, главный из индусов не мог прямо задать свой вопрос. Впрочем, сообщение шокировало всех присутствующих.

— Господин адмирал, сколько у вас боевых кораблей?

— Сразу трудно ответить. Броненосцы, крейсеры, фрегаты, у меня достаточно большой флот.

— Вы сами строите корабли?!

— Да, сейчас на верфях заложены две большие серии крейсеров.

— Война продолжается?

— Прямые боевые столкновения были пять лет назад. Сейчас блокада и патрулирование.

Индусы снова посмотрели на голограмму, где сверкали копии полученных орденов. Наконец, главный из группы пришел к какому-то решению:

— Господин адмирал, позвольте вас пригласить на нашу центральную планету. Полагаю, там вы сможете получить больше информации.

Предложение устраивало Сергея. В его положении любое общение принесет только пользу. Без помощи других он будет долго тыкаться, как слепой котенок.

Заходя в лифт, индусы смотрели на нежданного гостя с благоговейным уважением. Похоже, компьютер станции ограничивал им доступ. Когда шли по причальной палубе, последовала новая информация от компьютера:

— По инструкции вам полагается взять боевой скафандр.

Вновь мелькнула картинка, и адмирал повернул в сторону неприметного тупичка. Дверца открылась от легкого прикосновения к сенсору. На полках лежали рюкзаки со скафандрами, чуть дальше располагались стеллажи с устройствами непонятного назначения. Сопровождающие столпились в проходе, они не скрывали своего восхищения открывшейся картиной разложенных богатств. Сергей забросил рюкзак на плечо. По коридору резво убегал еще один индус.

— Господин адмирал, какие будут приказы по станции?

— Приказываю перевести станцию в режим боевого дежурства.

— Прошу подтвердить приказ на применение оружия в случае возникновения прямой угрозы.

— Приказ подтверждаю.

Вскоре показалась гофра перехода со станции на корабль. Бывший граф с планеты Земля отправлялся в первое в своей жизни космическое путешествие. Его сопровождали пятеро похожих на индусов человек.

Космический корабль начал медленно отходить от причала, одновременно в помещениях станции сверкнули молнии. Двадцать семь псевдодаусов упали обгоревшими головешками. Из щелей вылезли полчища механических паучков службы ремонтно-технического обеспечения. Компьютер станции приступил к исполнению полученного приказа.

Сергею отвели удобную и просторную каюту. Согласно негласной морской традиции, нахождение посторонних на ходовом мостике нежелательно. По этой причине он только один раз ради любопытства зашел в ходовую рубку. Не смог удержаться, интересно. Впечатлило — это не то слово. Во-первых, полный обзор вперед и по сторонам. За счет чего это достигалось, он не понял, а спрашивать не захотел. Люди работают, а досужее любопытство только мешает. Да и не к спеху, придет время, все узнает. Открытое пространство рубки дало представление о ширине космического корабля, выходило не менее двадцати метров. Другой неожиданностью оказался минимальный набор аппаратуры. Одно место вынесено далеко вперед. Еще два по бортам у мониторов, четвертое у самой переборки входа в рубку. Вахту несли двое, и по ассоциации с морским кораблем сложилось впечатление, что управление осуществлялось вручную.

Вдоволь налюбовавшись видом бездонного космоса, Сергей вернулся в каюту, откуда выходил только два раза в день. Еду приносил один из членов экипажа. Эти визиты служили своеобразными часами, позволяли ориентироваться в движении корабельного времени. Дважды в день он гулял по корабельному коридору. Целый час шагал из конца в конец, считал свои шаги и напевал различные песенки. Куда-либо зайти не пытался. Если не приглашают, нечего заниматься самостоятельным изучением. Никаких развлечений, фильмов или музыки. Экипаж работал и отдыхал после работы, Сергей скучал и валялся на диване.

В равномерной рутине прошли одиннадцать дней, и вдруг что-то случилось. Сначала почувствовались боковые ускорения, затем корабль ощутимо вздрогнул. Через некоторое время послышались взволнованные крики и топот ног. Стараясь сохранить спокойствие, Сергей остался лежать на диване. Сигнал тревоги — вот первое и главное действие при любой опасности. Если колокола громкого боя молчат, значит, нет ничего серьезного. Ну а если потребуется его помощь, придут и скажут. Бежать самому и лезть с вопросами — последнее дело. Люди заняты, и пустые вопросы только отвлекут, но не помогут.

Дверь в каюту резко открылась, весь проем загородила фигура в боевом скафандре. Человек вошел в каюту, осмотрелся по сторонам, открыл створку в санблок, затем шкафчик. Сергей с интересом рассматривал оружие в руках незнакомца. Смесь непонятно чего с неизвестно чем заканчивалась четырьмя дырками, которые неизменно держали его под прицелом. Наконец, неизвестный закончил осмотр каюты и снял шлем скафандра. Сергей увидел кареглазую темноволосую девушку. Незнакомка что-то крикнула в коридор, откуда сразу показалась другая девушка, типичная негритянка.

— Кто вы, красавицы?

Девушки перебросились словами и захохотали. Из коридора послышался женский возглас, который ассоциировался с приказом. Космические амазонки выбежали из каюты, но негритянка неожиданно вернулась, подмигнула Сергею и послала воздушный поцелуй.

Сергей лежал на диване в ступоре несколько часов. В голове никаких мыслей, экипаж исчез! Он последовательно, шаг за шагом обошел весь корабль с носа до кормы. Открыл все двери, заглянул в самые укромные уголки. Он остался один. Что делать? Его познания в космонавтике равны нулю. Пульты управления на мостике лучше не трогать. Последствия могут быть любые, вероятнее всего, неожиданные. Даже сумей он прочитать надписи, а дальше? Куда направить звездолет? Как ориентироваться? Можно представить самую невероятную цепь случайных удач, когда корабль окажется на орбите обитаемой планеты. Дальше-то что? У него нет необходимых знаний и навыков, посадить корабль на планету не получится. Каждое морское судно имеет в нескольких местах красную кнопку, позволяющую любому члену экипажа послать сигнал SOS. Здесь такого нет, не нашлось ничего похожего. Увы. Плюс непонятные девицы в роли пиратов. Откуда они взялись и куда делись? Как-то не укладывалась в голове возможность в космосе вот так просто оказаться внутри другого корабля. Если не принимать во внимание совсем нешуточные космические скорости, с палубы на палубу никак не перепрыгнешь. Исследуя все помещения, Сергей не обнаружил в корпусе никаких пробоин или вырезов. Все, с чем он последнее время сталкивается, упорно приводит к выводу, что он свихнулся, не в своем уме.

Ну да ладно, свихнулся не свихнулся, а выход искать надо. Во время поисков пропавшего экипажа и следов пиратского налета Сергей не пропустил и камбуз. Запасы продуктов обещали достойное питание в течение двух месяцев. Стоп! Там была одна нескладушка, которая сразу бросилась в глаза. Камбуз оборудован в обычной каюте, а из крана раковины санблока выведен обычный пластиковый шланг. Через него наливали в кастрюли воду, а также мыли посуду. Звездолет, не поддающиеся разуму технологии — и пластиковый шланг из туалета. Вот он, ключик! Не по этой ли причине компьютер не отвечает на ментальный вызов? Надо идти в рубку и проверить установку навигационных приборов и панелей управления.

Осмотр первого кресла подтвердил мелькнувшую догадку. Оборудование установлено значительно позже постройки корабля. Монтаж осуществили просто, без затей. Пластиковая столешница на кронштейнах, аппаратура закреплена простыми шурупами, дальше по переборке проложена кабельная трасса. Пульты и компьютеры на всех четырех постах диссонировали с общим дизайном рубки. Коммуникационная проводка поверх элегантного пластика выглядела чужеродным архаизмом. Сергей проследил направление скрученных в жгут кабелей и сделал неожиданное открытие. Рубка смонтирована на платформе, под которой находится техническая палуба. Именно туда, вниз, уходили все провода.

Первым делом следовало переодеться, сменить форму на рабочий комбинезон. Адмирал в белой рубашке и золотых погонах — это кино. По жизни адмирал знает устройство и шхеры корабля получше любого члена экипажа. Если командир корабля обладает знаниями и умениями, равными сумме навыков всех матросов и офицеров, то адмирал стоит на порядок выше любого командира корабля. Наивно полагать, что лейтенант пришел из военного училища, а адмирал упал с луны. Подготовку к восстановлению кабельных линий Сергей закончил на камбузе. Отсутствие какого-либо инструмента пришлось компенсировать разделочными ножами и прочими подходящими предметами.

Переход с палубы рубки на техническую палубу оказался оборудован удобными трапами по типу «австралийских». При желании можно было спуститься еще ниже. Сергей поставил себе минус, обследование корабля проведено дилетантски и поверхностно. Если на жилой палубе нет люков или межпалубных переходов, это не говорит об их отсутствии вообще. Здесь другая логика постройки, как следствие — межпалубные трапы расположены перед рубкой. Нештатные кабельные трассы быстро привели к нужному месту. Компьютер представлял собой герметичный эллипсоид, из которого выходил толстый жгут проводов. Неизвестные специалисты работали со знанием своего дела. Часть разноцветных жил не тронули, но в основном линии просто перерезали и бросили. Новые кабельные трассы соединялись с корабельной сетью и, минуя компьютер, уходили в глубь технической палубы.

Задача ясна, надо аккуратно соединить разрывы, и компьютер начнет выполнять свои функции. Следующий день порадовал первым успехом:

— Патрульно-посыльный корабль ДНП 3725 ДД приветствует адмирала графа Алексеева.

— Откуда известно мое имя?

— Считано с ККЦ.

Сергей и не подозревал, что его пояс может быть именным. Но это уже второстепенная тема, главное сделано. Корабельный мозг выпустил огромное количество механических паучков, которые сноровисто восстанавливали варварские повреждения. Можно было наблюдать часами за тонкой и кропотливой работой. Паучок с распухшим брюшком покрывал изоляцией оголенный провод, затем «объедал» лишний кусок серебряной жилы и исчезал в неизвестном направлении. Сергей помогал по мере своих возможностей, стягивал далеко разведенные кабели, приносил или убирал габаритные вещи. Простая, но полезная работа позволяла отвлечься от тяжелых дум о потерянной семье.

О дальнейших шагах нечего думать до полной реанимации корабля. А так, можно предаться досужим размышлениям. Например, о возможных вариантах боевых кораблей космоса. Со временем он получит информацию из корабельного компьютера, интересно будет сравнить с домыслами собственной фантазии. Чего не может быть, так это авианосцев. На Земле корабли движутся по воде, самолеты летают в воздухе. В космосе одна среда, следовательно, космический авианосец переходит в разряд земного аналога носителя торпедных катеров. Учитывая факт, что крупный корабль изначально способен развить более высокую скорость, космические торпедоносцы превращаются в бесполезные игрушки.

На земле корабли ведут сражение на максимальных скоростях, при этом меняют свой курс по специально разработанной программе. Логично предположить, что в космосе применяется подобная методика. На Земле побеждает тот, кто первый заметит врага, для космоса подобный подход очень сомнителен. Вряд ли есть оружие, способное нанести удар за сто тысяч километров. Естественно, следует ожидать множество вариантов активной и пассивной защиты. Всевозможные искусственные магнитные, электростатические и прочие поля. Оружие отражения удара может быть любым, и не обязательно эффективным. Классический пример войны за Фолклендские острова. Английская система защиты на учениях успешно сбивала тридцатисемимиллиметровые снаряды, а во время реальных боевых действий показала нулевой результат.

Что касается броневой защиты, здесь могут быть любые предположения. Танки имеют толстую броню плюс активную броню. Для кораблей броневая защита давно потеряла смысл. На заре создания советских противокорабельных ракет один из пробных пусков завершился попаданием в корму вдоль корпуса корабля-мишени. Ракета ударилась в орудийную башню и смела гармошкой все палубные конструкции вместе с самой палубой. Резонный вопрос, зачем в таком случае бронировать корпус? Тем не менее здесь только предположения, ДНП 3725 ДД по своему названию военный корабль, следовательно, компьютер должен ответить на большинство интересующих вопросов. Первый и главный вопрос — где находится Земля.

К сожалению, главный вопрос остался без ответа.

— Корабль к полету готов, — неожиданно сообщил компьютер.

Приятное сообщение, только куда лететь?

— Сообщить время последнего обновления базы данных.

— Последнее обновление осуществлено в системе Марфик шесть тысяч восемьсот пятьдесят четыре года назад.

Насмешка, за семь тысяч лет могли произойти любые изменения.

— Когда произошло отключение компьютера?

— Корабль переведен на внешнее управление девяносто восемь лет назад.

— Почему допущен захват корабля?

— Режим консервации разрешает несанкционированный доступ к системам корабля.

— Время полета в систему Марфик?

— Восемнадцать суток. Запасы топлива на пять суток.

Новый привет, где найти топливную базу? Люди добрые, подскажите!

— Статус оружия?

— Оружие демонтировано.

Так, становится смешнее и смешнее. Безоружный военный корабль в космосе, где валькирии идут на абордаж с милыми улыбками. Сергей с кухонным ножом бросается на девушек в бронескафандрах. Полная дурамуть. Надо начинать действовать, предпринимать какие-то шаги, а голова совсем пустая, ни одной толковой мысли.

— Включить станции ближнего и дальнего обнаружения. Осуществить полный обзор, результат доложить.

— Кораблей в системе нет. Четвертая планета заселена людьми. Между четвертой и пятой планетами обнаружена база сырьевых ресурсов.

— Доложить название системы и планеты.

— Система Пикок, название планеты Пикок.

— Что находится на орбите планеты Пикок?

— Боевая орбитальная станция в пассивном режиме.

— Другие орбитальные объекты?

— Население планеты в космос не выходит.

— Откуда такая уверенность?

— Сообщение компьютера орбитальной станции.

— Запросить возможность получения топлива.

— Боевая орбитальная станция и база сырьевых ресурсов запасов топлива не имеют.

В общем-то, нефть и бензин — разные вещи. Если есть амазонки, должна быть и база пиратов.

— Доложить наличие кораблей у причалов орбитальной станции и базы сырьевых ресурсов.

— У причала орбитальной станции брошенный пассажирский корабль. У причалов базы сырьевых ресурсов более десятка кораблей.

— Уточнить термин «брошенный пассажирский корабль».

— Тип — «корабль первопоселенцев», покинут людьми семь тысяч четыреста двадцать восемь лет назад.

— Уточнить количество кораблей у причалов базы сырьевых ресурсов.

— Исполнение команды невозможно в связи с боевыми повреждениями аппаратуры внешнего контроля.

Уже теплее, сырьевая база является наиболее вероятным местом базирования космических амазонок.

Сомнений нет, ему надо туда, где люди летают в космическом пространстве. Другим критерием является топливо. Чем заправляются корабли, возможно ли воспользоваться чужими запасами? Зачем попусту гадать, ошвартуемся и узнаем.

— Следовать к причалу базы сырьевых ресурсов.

— Дальняя локация обнаружила следы трех гиперволнений.

Ну, это нормально. В океане аппаратура надежно определяет следы давно прошедших кораблей. Коль скоро есть остаточные завихрения воды, могут оставаться последствия физического возмущения пространства. Одно принадлежит его кораблю плюс кто-то другой пришел и ушел.

— Доложить наличие справочной информации общего характера.

— Только «Справочник офицера».

— Активировать режим просмотра.

Сергей поздравил себя с удачей. Существовал целый раздел мобильных «Командно-коммутационных устройств». Фактически каждый член экипажа носил пояс с подобным прибором. Плохо одно, ККЦ старших офицеров и адмиралов справочник описывал общими словами. Однако функция телепорта заложена и для рядового, и для офицерского состава. Пояс мог служить как индивидуальное спасательное средство, телепортировав человека на другой корабль или ближайшую удобную планету. Дальнейшему изучению темы помешала находка голограммы всей галактики. Здесь Сергей надолго завис. Как бывший моряк, он хорошо знал карту звездного неба, а это ключ к поиску Земли. Достаточно совместить точку обзора с любой звездой — иполучаешь карту звездного неба. Первые попытки ни к чему не привели, здесь требуется систематический подход. Когда-то услышанная фраза «Солнце на окраине галактики» на практике подарила несколько десятков тысяч вариантов. Хуже того, бортовой компьютер на приказ провести поиск по исходным данным нескольких созвездий огорчил ответом:

— Данная программа имеется только в учебных центрах космической навигации.

— По какому принципу работает бортовая навигационная система?

— Принцип трех свободно дрейфующих навигационных буев.

— Другими словами, вокруг каждой звезды кружатся навигационные спутники.

— Так точно. Вход в необследованные районы допускается по особому распоряжению.

Час от часу не легче. Выходит, в галактике существовала высокоразвитая цивилизация, которая погибла семь с половиной тысяч лет назад. На планетах развивается новая ветвь человечества с приставкой «псевдо». Если это так, то предстоит найти выход из почти безнадежной ситуации. Осталась одна подсказка, компьютеры воспринимают Сергея как своего, без приставки «псевдо». Но почему?

Нет смысла тратить силы и время на восстановление рассыпанной мозаики. Проще установить контакт с теми, кто уже вышел в космос и освоил брошенные корабли предшественников, вот его первостепенная задача. Надо вернуться на Землю, и как можно быстрее. Кто раньше хозяйничал в Галактике — для него абсолютно не принципиальный вопрос.

— Совершаю предпосадочный облет. Швартовка через одиннадцать с половиной минут. Прошу указать причал.

— Ошвартоваться как можно ближе к залу управления. Вывести голограмму повреждений базы.

Объемная карта галактики сменилась видом базы. Взгляду открылась громадина диаметром не менее километра с огромной пробоиной от оружия невероятной мощности. Пятидесятиметровая дыра насквозь пронзила этот гигантский шар.

— Запросить о количестве человек на борту базы.

— Ответ отрицательный, людей нет, иных биологических существ нет.

Интересно, здесь действительно нет пиратов, или они находятся на неподконтрольной территории? Сергей наблюдал за входом в док из вынесенного вперед кресла. Попытки оценить производимые маневры никак не укладывались в логику законов инерции.

— Совмещение гравитационных полей завершено, швартовка закончена. Поздравляю с прибытием, господин адмирал.

— Спасибо за работу, доложить статус корабля.

— Энергоустановка, двигатели и системы управления семьдесят восемь процентов, системы жизнеобеспечения шестьдесят три процента, корпус двадцать три процента, оружие утеряно.

Оба-на! Интересный компот! Техническое состояние требует капитального ремонта, по объему близкого к восстановительным работам.

Сергей, поглядывая на голограмму инструкции, неторопливо надевал скафандр. Вот попал, так попал! Происходящие события отказывались выстраиваться в какую-либо логическую цепочку. Его знания в данной ситуации совершенно бесполезны, но самое плохое в том, что он не может установить контакт с братьями по разуму. Одна надежда на космических пиратов, впрочем, и здесь надо подстраховаться. Сергей ввел через пульт управления поясом временную азимутальную метку, которую зафиксировал на мостике корабля. В случае крайних обстоятельств он сможет телепортироваться и сбежать. Осторожными, даже неуверенными шагами вышел на стапель-палубу и окинул взглядом свой ДНП 3725 ДД. Взору открылось печальное зрелище сплошных дыр и проломов во внешнем корпусе.

— На каком удалении возможна ментальная связь?

— Коммутация с базой завершена, связь возможна в любой точке и на борту любого корабля.

— Внести запись в корабельный журнал о переименовании ДНП 3725 ДД в «Отчаянный».

— Выполнено, благодарю, господин адмирал.

Персональное название всегда было предметом гордости для корабликов малого флота. Что здесь в космосе малый, что большой, определенно сказать невозможно. Со стапель-палубы размеры представлялись как сто восемьдесят метров в длину при тридцатиметровом диаметре. Имя пришло в голову от внешнего вида, ибо только отчаянный отправится в путешествие с такими огромными повреждениями.

Уверенным шагом Сергей двинулся к следующему кораблю, который оказался транспортно-пассажирским судном. Затем дальше, дальше и дальше. Тщетно, доки и причалы занимал давно заброшенный флот. По периметру космической базы стояли танкеры, сухогрузы, экзотические транспортеры и какие-то массдобытчики. Были два пассажира для перевозки людей, только вот искомые пираты прятались в другом месте. Решение пришло неожиданно.

— Запросить у орбитальной станции данные по неизвестному кораблю, похитившему экипаж псевдодаусов.

Должно сработать, должно. Режим пассивного наблюдения — это не сон. Для несведущего человека синонимом пассивного наблюдения является разведчик в засаде или подводная лодка в дозоре. Другими словами, в данном варианте все приборы работают только на прием.

— В системе эпизодически патрулируют корабли из системы Сулафат.

— Цель патрулирования?

— Захват пленных для генных опытов.

Подобный ответ может подразумевать все, что угодно, например, создание всевозможных «ужастиков».

— Корабли базируются на планете или орбитальной станции?

— В качестве базы используется Центр комплектации флота, в частности учебный центр.

— На кораблях только исиды?

— Нет, экипажи собраны из людей различных рас.

— Компьютеры кораблей в активном или пассивном режимах?

— Корабли управляются согласно с правилами флота, исключение составляет техническое состояние.

Итак, все плохо. Пираты всего лишь разбойники морских или космических дорог. С ними можно договориться, ибо изначально целью нападения и грабежей являются деньги. Здесь же ученые-маньяки, которые используют пленников в своих неведомых целях. Сергею не хотелось становиться подопытным кроликом. Если первый раз его не тронули, далеко не факт, что второй раз он не понадобится для каких-либо особо извращенных опытов.

Центральный пульт управления космической базой находился в просторном зале. Посредине возвышался пост начальника, по периметру — около сотни вспомогательных пультов. Все покрыто толстым слоем пыли, освещение включилось в момент входа в заброшенное помещение. Семь с половиной тысяч лет… Разум отказывался воспринимать столь огромный период времени. Но ему надо не только жить дальше, но и найти возможность вернуться домой, к жене, детям и друзьям. И как можно быстрее. Для этого придется использовать ресурсы базы и, если потребуется, разобрать на запчасти саму базу или стоящие у причала корабли.

— Доложить возможность ремонтно-восстановительных работ.

— База сырьевых ресурсов приветствует адмирала Алексеева. Исполнение поставленной задачи возможно при наличии исходного сырья.

— Конкретнее, что есть, чего нет, где можно взять недостающее.

— Ремонтные модули укомплектованы на сто процентов, исходного сырья нет. У причала загружено четыре транспортных корабля.

— Корабли выгрузить и приступить к работам.

— Принято к исполнению, потребность в ресурсах компенсирована на четырнадцать процентов.

— Где можно взять недостающие ресурсы?

— Требуется запустить в работу массдобытчиков.

— Запускай.

— Необходим подготовительный ремонт. Кроме того, для кораблей нет персонала.

То понос, то золотуха. Просто замкнутый круг, да и только.

— Приступить к подготовке одного массдобытчика.

Он здесь один, помощи нет и не может быть, а потерять жизнь проще простого. Придется осваивать управление этой помесью космического корабля с проходческим комбайном. Если угробится, то в попытке найти выход из тупика.

Глава 3 КОСМИЧЕСКИЙ ПЕРВОПРОХОДЕЦ

Любая встреча с новым должна начинаться с изучения инструкции, это непреложный закон, даже в случае управления простым нажатием кнопки. С инструкциями как раз все было хорошо. Пока механические жучки-паучки приводили в порядок массдобытчик, Сергей изучал этот самый механизмокорабль, предназначенный для добычи полезных ископаемых на астероидном поясе. Предстояло усвоить множество весьма экзотической информации от вопросов управления космическим аппаратом до тонкостей шахтерской работы. Затем начались черные будни, восемь часов сна и шестнадцать часов работы. Задание выдавал компьютер базы, который указывал конкретный астероид и количество требуемого сырья. Если в первые дни Сергей перед сном успевал мысленно поехидничать об очередной метаморфозе, в результате которой он из моряка превратился в космонавта, то через месяц он просто падал в кровать и засыпал. Дни летели со сверхзвуковой скоростью за тяжелой трудовой вахтой.

Положительные изменения начались с приятного сюрприза. Во время очередного подхода к приемному бункеру станции прозвучал вопрос компьютера:

— Господин адмирал, вы желаете осуществить разгрузку в ручном режиме или включить автомат дистанционного управления?

Дальше пошли только приятные новости. Восстановление базы не заняло и полугода. Теперь свободное время посвящалось изучению языка Галактического альянса и освоению возможностей самой станции. Вскоре выяснилось, что имеется верфь местного значения, где можно начать изготовление технического флота для нужд базы. Сергей детально разобрался с предлагаемыми типами кораблей и первым делом поставил в ремонт свой «Отчаянный». Правда, компьютер базы долго сопротивлялся, уверяя в неспособности осуществить такой ремонт.

— Ремонтно-строительные стапели не могут ремонтировать военные корабли.

— Насколько я понял, принципиальных различий в конструкции корпуса нет.

— Установленное оборудование для меня неизвестно.

— Руководство и надзор возлагается на компьютер Патрульно-посыльного корабля.

— Кроме того, есть приказ министра обороны, где прямо запрещается ремонтировать военные корабли на гражданских базах.

— В связи с аварийным состоянием ДНП 3725 ДД приказываю немедленно приступить к ремонту. Соответствующую рапортичку отправить по команде.

— Приказ принят, рапортичку отправить невозможно, канал связи прерван.

Сергей уже разобрался с нюансами обычной бюрократической рутины древних хозяев галактики. Топливо на базе не только было, но и производилось. А заправляться могли только корабли технического флота.

Постепенно наладился автоматический режим работы массдобытчиков. Они рабочими пчелками кружились возле базы, а после выгрузки улетали к черным глыбам астероидного пояса. Каждое утро компьютер базы выдавал одно и то же предупреждение:

— Обязан официально предупредить, эксплуатация массдобытчиков без экипажей запрещена.

— Предупреждение принято, продолжить работу.

Это лирика, Центральный пульт управления базой функционировал на все сто. Скромные попытки Сергея разобраться с поступающей информацией и эпизодическими запросами ставили в тупик не только его самого, но и компьютер. Здесь выросла стена полного взаимонепонимания. Единственное, что он смог уяснить, так это необходимость отправлять на планету транспортеры. Оттуда должны поступать на базу биологическое сырье и персонал, включая экипажи массдобытчиков.

Понятное дело, Сергей не собирался полностью восстанавливать работу заброшенной или забытой базы. Перед ним стояла задача вернуться домой, а не реанимировать технологический процесс многовековой давности. Подсказка следующего шага пришла от компьютера:

— Прошу подтвердить отправку ремонтных материалов на Боевую орбитальную станцию Пикок.

— После погрузки корабль поставить к пассажирскому причалу. Я отправляюсь с инспекторской проверкой.

Необходимо оружие. «Отчаянный» не сможет противостоять боевому кораблю, но и выступать в роли беззащитной жертвы он не хочет. По логике вещей, на орбитальной станции должен быть арсенал, возможно даже корабельное оружие. Кроме того, в компьютере просто обязаны храниться данные по типам кораблей и их вооружению. А если повезет, то можно найти «Наставление по использованию оружия» и прочие полезные вещи, в первую очередь информацию о тактике ведения боя. Адмирал он настоящий, да только не космических войск.

Изучение информации в базах данных компьютера орбитальной станции поставило Сергея в тупик. Все не то и не так. Из просмотренных типов кораблей привычно для уха звучал только крейсер, и только по схожести выполнения боевой задачи. Корабль предназначался для длительного дозора и патрулирования, что требовало набора оружия различных типов. Кроме экипажа на крейсере базировался десантный полк в тысячу человек. Как следствие, имелась большая десантная палуба с многочисленными катерами для высадки на планету, досмотра в космосе и прочих, не совсем понятных целей. Ну какой можно сделать вывод из слов: катер типа «Адмиральская звездочка». В Российском ВМФ есть «Адмиральский катер» и «Звезда». В первом случае это рейдовый катер повышенной комфортности, во втором — небольшой боевой корабль.

Находящиеся в памяти компьютера проекты позволяли идентифицировать боевые единицы как ударные, оборонительные и постановщики помех. Сами корабли по своей конструкции представляли собой огромную пушку с двигателем, топливными баками и боезапасом. Экипаж не превышал двадцати человек. Вполне логичное решение, военно-морской флот Земли вынужденно строит крупные корабли. Расстояние между вершинами двух океанских волн составляет 120–140 метров, поэтому длина океанского крейсера или линкора должна превышать данную величину, иначе непрерывная килевая качка не позволит сделать прицельный выстрел. Попытки установить орудийные башни на свободную подвеску закончились провалом. Громоздкая и тяжелая конструкция раскачивалась в карданной подвеске самопроизвольно, в силу собственной инерции. Система стабилизации с электроприводом потребовала огромных шестеренок и сложной кинематики. Идея оказалась нежизнеспособной.

Космический флот имел на вооружении протонные пушки двух типов: плазменные корпускулярные излучатели и спикулы. Излучатели генерировали энергонасыщенный луч с дальностью стрельбы до двухсот тысяч километров. Спикулы стреляли плазменными зарядами до двадцати километров в диаметре и дальностью стрельбы в пятнадцать суток полета огненного шара при скорости в 400 км/с. В качестве боезапаса излучатели использовали дейтерий. Зарядом для плазменных пушек служил тритий, а вот ракет не было совсем, что выглядело достаточно разумно. Если современные американские торпеды не могут догнать русские подводные лодки, вполне вероятно, что и ракета в космосе не сможет догнать боевой корабль.

Получив приблизительное представление о космическом флоте и его боевых возможностях, Сергей отправился на склады арсенала. Там, как сообщил компьютер, хранились два плазменных излучателя и одна пушка. Требовалось оценить визуально размеры этого оружия, после чего принять решение о монтаже на борту «Отчаянного». Информация о том, что пушка стреляла десятиметровыми шарами, а излучатели вели огонь на дальность 35 тысяч километров, для Сергея ничего не говорила, нужны габаритные размеры. Кроме того, необходимо проверить запасы носимого и личного оружия. По учетным спискам в арсенале ничего подобного нет, в то же время были отметки о наличии неучтенного вооружения.

Осмотр складов принес разочарование. Пушку или излучатели в принципе невозможно установить на патрульно-посыльный корабль, не тот размерчик. В небрежно поставленных контейнерах лежало все, что угодно, но только не оружие.

— Произвести ревизию содержимого, имущество разложить, результаты ревизии внести в графы учета.

— Приказ принят.

Сергей какое-то время наблюдал за работой складских автопогрузчиков, затем отправился изучать помещения орбитальной станции. Сейчас уже не установить причину, по которой гарнизон покинул крепость. Но это не результат захвата врагом или массовое дезертирство, люди ушли сами, дав приказ на пассивное наблюдение. Подобное развитие событий оставляло надежду найти оружие в ротных баталерках или каютах.

На осмотр ушла неделя. Палуба за палубой, помещение за помещением — и все безрезультатно. Обедал Сергей на ходу, заказ прилетал на гравитационной платформе, таким же способом доставлялась кровать для отдыха. Увы, осмотр ничего не дал, даже технические палубы и боевые посты были оставлены в надлежащем порядке. Все свидетельствовало за то, что экипаж ушел организованно, после тщательной подготовки. На одном упрямстве Сергей отправился осматривать корабль переселенцев. В каютах и на палубах пыль и мусор многовекового запустения. Большинство предметов осыпалось кучками праха. Приятный сюрприз ожидал на палубе посадочных модулей.

— Сколько человек спустилось на планету?

— Корабль рассчитан на десять тысяч переселенцев, все успешно высадились на континент Кешм.

— По какой причине остались неиспользованные модули?

— Правительство планеты не разрешило посадку промышленных и технических модулей, а также комплексов первопроходца.

— Где находится оружие?

— Эллинги с пятьсот семьдесят девятого по пятьсот девяносто восьмой. Тридцать патрульных бронетранспортеров, двенадцать боевых гравилетов, четыре плазменные пушки.

Вот она, госпожа удача! Осмотр укрепил зародившуюся надежду, габариты позволяли установить на «Отчаянном» сразу три орудия.

Приказав орбитальной станции перейти в режим боевого дежурства, Сергей вернулся на базу и выбрал место для монтажа пушек. После некоторых сомнений решил поставить последний протонный спикул на одном из вновь построенных массдобытчиков. Уж очень хорошо он размещался в носовой части корабля вместо добывающего оборудования. Побудительным мотивом послужили сроки ремонта и переоборудования сильно потрепанного «Отчаянного».

— Выполненные расчеты гарантируют боеготовность через тысячу двести пятьдесят часов.

— Почему так долго?

— Меняется центровка, что в свою очередь требует переноса гравигенератора и изменения несущих конструкций.

Почти два месяца! Сергей не мог просто так тупо ожидать, отсюда и возникла идея переоборудовать массдобытчик. Благодаря второму кораблю за это время можно пройти через несколько звездных систем и попытаться установить контакт с развитой цивилизацией.

Новый корабль получил название «Григорий» по имени шолоховского казака. Бортовой компьютер пополнился необходимой информацией, и в путь. Первые дни Сергей тренировался в управлении оружием. Своим огнем пушка перекрывала переднюю полусферу до угла 137 градусов, другими словами, имелась возможность стрелять по целям позади траверза. Значительным недостатком являлась очень слабая аппаратура дальнего и ближнего обзора. Собственные приборы переделанного массдобытчика были дополнены системами наведения орудия, вот и все. Стремно, но иного выхода нет. Несколько успокаивала необъяснимая способность компьютеров устанавливать взаимный контакт на весьма значительном расстоянии.

Пошла череда звездных систем, и почти в каждой имелись населенные планеты, порой даже две или три. Некоторые обжитые миры имели на своих орбитах боевые станции. Иногда встречались автономные базы, но люди не выходили в космос, а космические станции выглядели давно забытыми и заброшенными. Впрочем, встречались звезды без единой планеты, как встречались внешне пригодные для жизни планеты, но без явно выраженных следов цивилизации. Первая встреча произошла на двадцатый день:

— В системе находится обитаемая сырьевая база.

— Уточнить статус базы.

— Выполнение производственной программы в автоматическом режиме.

— На борту люди? База под внешним управлением?

— Псевдоисиды, в управление не вмешиваются, обеспечивают сырьем и вывозят готовую продукцию.

Кто такие псевдоисиды? Вероятнее всего, еще одна из галактических рас. Важно другое, люди сумели обойти кордон автоматики и приспособили базу для своих нужд. В любом случае контакт с ними будет полезен. Коль скоро они вышли в космос, то могут знать о Земле или дать «адресок» тех, кто совершает более дальние космические полеты.

Однако контакта не получилось. Неожиданно черная пустота космоса замерцала желтовато-оранжевыми вспышками.

— Три корабля, курсовой угол плюс сорок, склонение минус шестьдесят пять, удаление десять тысяч, огонь из плазменных пушек на поражение.

— Режим уклонения по программе номер три, активировать орудие.

Теперь траектории полета «Григория» могла позавидовать пьяная муха. Вместе с тем все изменения курса автоматически учитывались системой управления огнем.

— Цель групповая, режим огня две девятки.

Аппаратура не позволяла детально рассмотреть атакующие корабли, зато было хорошо видно, как выпускаемые ими трассы огненных шаров уходят далеко в сторону. Вот раздались чмокающие звуки бортовой пушки. Яркие точки плазмы очертили вокруг врага кольцо, затем второе, после чего стало понятно — огонь ведется не в конкретную цель, а описывается спираль, в центре которой находятся атакующие корабли.

Противник слишком поздно понял смысл ответного огня. Любой маневр уклонения приводил в зону поражения, ибо на них стремительно надвигался плазменный конус. Тем не менее экипажи предприняли попытку выйти из-под удара. На двадцать второй секунде расцвел цветок первого взрыва, затем еще и еще. Вскоре четыре гигантские бабочки расправили яркие крылья космического пламени. Красиво и поучительно. Сергей поздравил себя с верно выбранной тактикой и поставил вопросик по поводу четвертого корабля, который проявился только собственной гибелью.

— Приказ сырьевой базе: остановить производство без нарушения технологических процессов.

— Исполнение подтверждено.

— Системы жизнеобеспечения персонала выключить, освещение выключить, перейти в режим учебной пожарной тревоги.

Ну что же, не хотят по-хорошему, заставим сотрудничать методом грубого насилия.

Бома Джидер бежал по коридорам. Гибель четырех патрульных кораблей требовала срочной подготовки к отражению прямой атаки на базу. Это не первый случай, попытки отобрать у него космический завод случаются регулярно, порой по два раза в год. Десять лет назад торговый дом Алоа атаковал и разгромил корабли охранения. Космический бой длился почти сутки, тогда он потерял все три корабля против пяти у врагов. Но высадившийся на базу десант перебили, всех, без малейшего сожаления. Никто не должен знать о хитроумных засадах и сюрпризах, которые гарантируют неприступность семейной крепости. Неожиданно погас свет, следом с тихим шелестом закрылись бронированные двери. Еще не осознавая происходящее, Бома Джидер услышал глухой звук гидравлики, это дожиматели ставили дверь в положение полной герметичности.

В наступившей кладбищенской тишине слышались далекие поскрипывания входящих в гнезда дверей. Дайфур, Нимейри и Куш тревожно оглядывались в сторону черного зева основного входа.

— Произошло невероятное, никто и никогда не слышал историй о подобном самоуправстве космических фабрик.

— Что мы знаем? Привозим руду и продаем полиметаллы и пластик. На станции авария.

— Сначала неизвестный корабль уничтожил наше охранение, затем станция прекратила подачу энергии и закрыла все двери.

— Она защищается от неведомых врагов.

— Ты думаешь, что прилетел корабль тольтеков?

— О чем ты говоришь? Многие тысячелетия о них ни слуху ни духу. Мы их уничтожили.

— Или они нас. Где наш флот? Мы даже не можем управлять своей семейной фабрикой.

— Производство не рассчитано на управление человеком. Компьютер нам подчиняется, мы смотрим фильмы и учим своих детей.

— Лучше скажи, как будем защищаться?

— Никак, энергии нет, пушки бесполезны. Нас просто убьют.

— Зато врагам не прорваться вовнутрь.

— Толку-то с этого? Наши братья и сестры заперты.

— Враги улетят, и двери откроются.

— Будет намного хуже, если они начнут штурм и плазмой вышибут двери.

В этот момент звезды накрыла тень неизвестного корабля с огромной пушкой. Дайфур, Нимейри и Куш замерли, опасаясь не только пошевелиться, но и дышать.

Сергей не рискнул заходить на швартовку. Компьютер не смог определить наличие оружия, а переданная картинка ничего не объясняла. Как выглядит плазменный пулемет или автомат? Да как угодно. Более того, у всех в руках были различные предметы, которые при контакте могут оказаться неведомыми излучателями, и так далее. Ладно, нечего выжидать, лидер космических поселенцев идентифицирован. По сообщению компьютера базы люди здесь живут непрерывно. За последние семь с половиной тысяч лет они организовались в семейный клан, главой которого являлся Бома Джидер. По многовековой традиции он называется Президентом торгового дома. Все жители анклава говорят на искаженном языке Галактического альянса, который Сергею уже вполне понятен, ибо язык альянса он уже освоил. Получив доклад компьютера о выполнении приказа, он активировал телепорт.

Бома Джидер со страхом смотрел на двух огромных металлических пауков, никто никогда не видел таких чудовищ на его фабрике. Метр высотой и два метра в ширину, они загнали его в угол и злобно шевелили жесткими усиками. Под потолком висела гравиплатформа с мощным прожектором, заливая все слепящим светом. Но Бома зажмурился не от света, его сковал ужас. При каждом касании чудовища он непроизвольно вздрагивал всем телом в ожидании неминуемой гибели.

— Что вы делаете на моей базе сырьевых ресурсов?

Вопрос повис в тишине, прерываемой всхлипываниями перепуганного главы торгового дома.

— Я не слышу ответа!

Наконец до разума почтенного Джидера дошло, что с ним кто-то грозно разговаривает.

— Не убивайте меня! Прошу вас! Я вам все отдам, только пощадите!

— Как ты можешь отдать то, что тебе не принадлежит? Это моя база.

— Забирайте все, только дайте возможность улететь моей семье.

— Ты не понимаешь моих слов? Здесь все мое, и твое согласие не требуется.

Бома Джидер совладал со страхом и открыл глаза. Невероятно! Позади чудовищ стоял человек с белой кожей! Из школьной программы компьютера он знал о существовании расы белокожих людей. Они жили где-то далеко, на другом краю галактики, но здесь их никогда не встречали.

Осознав, что никто не собирается его убивать, Бома Джидер сел на палубу. Надо успокоиться, если пришельцы начали переговоры, то следует давать продуманные ответы, постараться выторговать для себя приемлемые условия капитуляции.

— Это наша родовая фабрика, вы не имеете права называть ее своей собственностью.

— Да ну! Если так, то прикажи включить свет или расскажи, что находится за твоей спиной.

Ни того, ни другого Бома сделать не мог, и никто другой из семьи не мог этого сделать. Более того, все прекрасно знали о смертельной опасности, которая ожидала человека за пределами жилых помещений. Любой, кто ухитрялся проникнуть в производственные отсеки, бесследно исчезал.

— Пошли — приказал незнакомец.

Загорелось освещение, но открылись совсем другие двери. Бома никогда не ходил по этим коридорам, не знал о существовании странных залов и кабинетов с непонятными пультами управления.

Когда вошли в Центральный операционный зал, Сергей предложил своему пленнику сесть в любое удобное кресло. Глава торгового дома потоптался, затем выбрал самое удаленное место.

— Вывести суммарные данные по вывезенной продукции за период нахождения на борту псевдоисидов. Копию на корабль и голограмму в зал.

Увидев развернувшуюся таблицу, Бома сначала вздрогнул, потом опустил глаза. Он понял, что пришелец безмолвно общается с его фабрикой.

— Почему у вас такая маленькая выработка?

— Что? Вы о чем меня спрашиваете?

— Сколько у вас массдобытчиков?

— Двадцать восемь, и они работают круглосуточно.

Вот и ответ, стараясь повысить добычу и переработку руды, клан не давал базе шанса на ремонтные работы. Износ оборудования принял необратимый характер. Пора переходить к главным вопросам.

— По каким звездным системам вы развозили свою продукцию?

— И я, и мои предки торговали на Центральной точке.

— Где находится эта точка?

— Если по прямой, то в трех днях пути, но мой транспорт всегда путает следы и заходит с другой стороны, что удлиняет дорогу на два дня.

— Вы не пускаете в систему чужие корабли?

— Конечно, иначе начнется непрерывная война. Слишком много желающих получить работоспособную фабрику.

Логично, все было мирно и спокойно, пока «Григорий» шел своей дорогой. Стоило изменить курс на базу, как последовала атака. Разумная предосторожность в мире, где на первом месте право сильного.

Сергей сменил таблицу выработки на голограмму галактики. Бома Джидер уверенно ткнул пальцем в символ, который при увеличении напоминал стопку разноцветных тарелок.

— Двести шестьдесят первый галактический транспортный узел, — последовало пояснение компьютера.

«Какая вопиющая безалаберность!» — подумал Сергей, внимательно рассматривая пройденный на «Григории» путь. Стоило увеличить голограмму, как на орбитах звезд появлялись различные объекты, а компьютер пояснял суть того или иного искусственного сооружения. Двадцать дней движения в никуда, корабль прошел мимо большого количества всевозможных баз, станций и центров. Если люди осуществляют межзвездные полеты, то, вполне естественно, используют соответствующие объекты.

Вспыхнувший свет сильно ударил по глазам. Проморгавшись, Дайфур, Нимейри и Куш оторопело смотрели на пилоны стапель-палубы, где совсем недавно стояли двадцатидвухмиллиметровые автоматы и контейнеры с тритием. Это были их боевые посты, куда они бежали для отражения вражеского десанта. Все бесследно исчезло.

— Бежим к Президенту, надо немедленно сообщить о пропаже!

— Быстрее, противник мог прорваться на фабрику с другого входа.

Бома Джидер сидел в своем кресле и равнодушно наблюдал, как в зале совета собираются члены семьи. В ответ на попытки докладов или встревоженные вопросы молча указывал рукой на ряды стульев. Не дожидаясь, пока взволнованные люди рассядутся по своим местам, встал со своего кресла:

— Братья и сестры, это был разведчик древних.

Последнее слово прокатилось по залу многоголосым эхом. Как можно сомневаться в существовании древней цивилизации, если сам живешь на созданной их руками фабрике? Но все давно свыклись с мыслью о беспричинном исчезновении предтеч. По всему космосу разбросаны всевозможные станции и заводы, у причалов стоят исправные корабли, но самих предшественников никто и никогда не видел.

— Как они выглядят?

— Я разговаривал с белокожим, но он сказал, что среди них есть и черные, и красные, и желтые.

— Что они хотели?

— Сказал, что мы неправильно эксплуатируем фабрику, производство загружено на один процент.

— Откуда узнали? Вот так просто пришли и сказали?

— Меня провели к центральному пульту, я своими глазами видел графики работы за последние семь с половиной тысяч лет.

— Ради этого они прилетели сюда с неведомого края галактики?

— Корабль летел по своим делам. Мы на них напали, вот они и решили посмотреть на самозванцев.

— Даже не стали нас наказывать?

— Ты мало просидел взаперти без света? Они без труда остановят фабрику с любой точки галактики, еще откроют шлюзы, и мы сдохнем без воздуха.

— Если древние такие добрые, попросил бы помощи, оружия или денег.

— Два плазменных автомата у нас забрали. А помощь, да, фабрика через месяц сделает нам четыре новых массдобытчика и один транспорт.

— Вот жадины! Могли бы дать и больше, им же это ничего не стоит!

— Еще дал координаты четырех точек, это позволит нам держать более выгодные цены.

В зале поднялся гвалт. Одни благодарили древних за милосердие и помощь, большинство обвиняло в жадности и безразличии к судьбам брошенных на произвол судьбы людей.

Бома Джидер не сомневался в случайности встречи с кораблем древних, как и не сомневался в неизбежном продолжении знакомства. Они что-то ищут, и их осталось мало, следовательно, попросят помощи и щедро за это заплатят.

— Нимейри, подойди ко мне.

— Они забрали два скорострельных автомата.

— Я знаю, фабрика исполняет все их приказы. Поставь массдобытчики в доки шестнадцать — тридцать девять, остальные переоборудуй в патрульные корабли.

— Ты хочешь прекратить добычу руды?

— Во-первых, мы давно добываем пустую породу.

— Мы ходим к тем астероидам, где работали прадеды наших прадедов.

— Не спорь, лучше посмотри на это.

Правая рука, помощник и наследник Джидера взял тонкий листок, где были красиво нарисованы все астероиды.

— Что это? Где ты это взял?

— Центральный компьютер распечатал по приказу древнего. Здесь отмечена очередность разработки астероидов.

— Это надо им или нам?

— Думаю, что нам. Неожиданная встреча чем-то их заинтересовала.

— В таком случае мы должны потребовать большего. Пусть дадут еще одну фабрику, хорошее оружие и синтезаторы.

— Зачем?

— Ты смеешься? Почти все наши деньги уходят на продукты, одежду и оружие.

— На эту просьбу он ответил: «Вы начнете войну с другими кланами и погибнете, столкнувшись с более сильным врагом».

— С нами считаются на Центральной точке… Наверное, они правы, ты не спросил место сильного клана?

— Это не клан, а планеты, где люди способны выходить в космос.

— Только корабли адмирала Убанги могут садиться на планеты.

— Мы знаем только тех, кто торгует на Центральной точке номер двести шестьдесят один.

— Этот номер тебе сказал древний? Мог и обмануть.

— Компьютер показал ему номер точки, я и запомнил.

— Они полетели туда? Ты узнал их планы?

— Своих планов они не раскрыли, но Центральная точка заинтересовала, через месяц узнаем новости.

Бома Джидер собрал диспетчерский совет, где сразу начались бурные дискуссии. Одни не хотели менять многовековые традиции по добыче руды, другие не соглашались с постановкой кораблей в ремонт, третьи составляли список требований к древним.

Сергей валялся на диване в салоне отдыха экипажа. Новая встреча еще раз подчеркнула бестолковость его метаний по космосу. Вот сейчас его спасли только общие навыки морского офицера. Требуется четко разработанная методика поиска развитых цивилизаций, в первую очередь тех, которые в результате неведомого катаклизма остались в космосе. «Григорий» двадцать суток летел мимо всевозможных космических объектов, упуская шанс получить желаемую информацию. Выбранная им тактика получения информации оказалась опасной. Вход в неизвестную планетарную систему может быть закрыт патрульными кораблями. Сейчас он вышел победителем, а в следующий раз что? Нет никакой гарантии собственной безопасности, спонтанные поиски могут закончиться очередным взрывом, только уже его корабля.

Двести шестьдесят первый галактический транспортный узел поразил невероятными размерами. Он действительно выглядел, как стопка тарелок, где кромка выполняла функцию причалов, доков и пассажирских терминалов. Хотя вокруг космического монстра не было никакого движения, его исправность не вызывала сомнений. Ярко горели огни, весело перемигивались красные габариты, призывно разгорались и гасли зеленые указатели свободных терминалов.

— Запросить общий статус.

— Станция в режиме автоматической работы.

— Наличие людей?

— Тысяча двести тридцать восемь человек, из них тысяча сто восемьдесят семь проживает постоянно как беженцы.

— Сколько кораблей у причалов?

— Четыре корабля пришли для торговых операций, сорок девять бесхозных, один в особом режиме постоянной готовности.

Так, уже интересно. Значит, существует некий босс или группа лиц, которые правят станцией и не совсем уверены в собственной безопасности.

— Сколько кораблей в режиме внешнего управления?

— В данном состоянии находятся все корабли.

— Сколько из них имеет вооружение?

— На всех установлены пушки, некоторые имеют оружие неизвестного образца.

— Приказываю, корабль постоянной готовности перевести на штатное управление. По готовности вылет в систему Пикок и швартовка к орбитальной боевой станции.

— Приказ принят к исполнению.

— Сообщить расу находящихся на станции людей.

— Двадцать восемь псевдодаусов, остальные псевдоисиды.

— Почему не работают стационарные телепорты?

— Ручная блокировка из каюты начальника галактического транспортного узла.

— Выдать на ККЦ координаты каюты.

Сергей проверил ввод данных, затем вывел голограмму телепортов. Вот он, ключик для поиска обратной дороги! Мысленно развернул картинку так, чтобы она выглядела такой, как на палубе яхты короля Карла Третьего. Да, это шанс, надо совместить голограмму с картой галактики, после чего поиск Земли не займет много времени, ведь место Центрального госпиталя Второго флота Номаркии имеется на карте. Останется по ходу дела соединить остальные символы телепортов.

Активировав телепорт, Сергей оказался в рабочем кабинете начальника галактического транспортного узла. В центре голограмма станции, в стороне другая картинка, где светились лучи основных маршрутов. Чисто и аккуратно, как будто уборщица только что вышла. Посреди стола прах какой-то записки.

— Что было написано?

— «Я заблокировал станцию телепортации, мясники флаг-адмирала Астарда с остатками флота захватили 312-й узел и вскоре будут здесь. Мы не в силах остановить безумное кровопролитие, массовую бойню ни в чем не повинных людей. Можете назвать нас малодушными предателями, но персонал транспортного узла принял решение эвакуироваться и просить убежища на одной из планет хананеев».

— Эскадра флаг-адмирала Астарда захватила станцию?

— Флаг-адмирал Астард героически погиб в бою с кораблями тольтеков.

— Тольтеки выиграли сражение?

— Погибли оба флота, победителей нет.

Безумная война до полного уничтожения? Кровавые акции усмирения собственного населения? Похоже, что так.

Однако перед ним совсем другая задача, где история «древних» — пустая трата времени. Сергей принялся изучать положение дел на бывшем транспортном узле. Просто так пойти по коридорам — почти стопроцентная вероятность нарваться на неприятности. Здесь живут негры и несколько индусов, а он белобрысый белый человек. Обязательно прицепятся, хотя бы из досужего любопытства. Первым делом он вывел картинки с камер наблюдения в коридорах и увидел полицейские патрули. Черная форма с символом солнца и шевроны воинского звания, на груди оружие — уже виденные в руках «амазонок» четырехствольные карабины.

— Что за оружие в руках у полицейских?

— Служба охраны вооружена парализаторами.

— Почему четыре ствола?

— Данная схема позволяет одним выстрелом накрыть весь сектор возможного перемещения преступника.

— Какова дальность выстрела?

— Поражение на удалении до тридцати метров, обойма на десять выстрелов.

— Имеется ли другое оружие?

— Законы Галактического альянса запрещают псевдорасам владеть оружием.

— Но они владеют оружием.

— Один синтезатор переведен на внешнее управление.

— Где он находится?

— Синтезатор входит в стандартное оборудование каюты класса экстра-люкс, которая предоставлена адмиралу Убанги.

Вероятнее всего, этот адмирал правит балом, и «хитрый» корабль также принадлежит ему.

Чего нельзя делать, так это спешить. Сергей изучал станцию шаг за шагом, жилые помещения, ангары и «рыночную площадь». Общая картина сложилась практически сразу. Беженцы не имели доступа в служебные и технические помещения и не пытались туда пробраться. Они освоили только доступные для пассажиров палубы и каюты, но освоили очень разумно. Создали там поля и фермы, где выращивали урожай и разводили домашний скот, имелись даже бассейны с рыбой и раками. По косвенным данным, корабли адмирала Убанги посещали некие планеты. В некоторых ангарах хранились зерно и корм для скота. И имелись рабы! Два помещения были переоборудованы под тюрьмы, где сидели взаперти молодые мужчины и женщины.

Структура рыночной площади могла обмануть только дилетанта от торговли. Все принадлежало адмиралу Убанги, любые товары были его собственностью. Постоянные жители покупали еду и необходимые для себя вещи в совершенно ином месте. Прибывшие на кораблях торговцы отдавали «таможне» свой груз, получая взамен пластиковые жетончики. Затем начиналась торговля, покупатели подыскивали нужные для себя вещи и пытались сбить цену. «Продавцы» морочили им голову, стараясь как можно быстрее выудить все пластиковые жетончики. «Таможенники» тащили привезенное сырье в специальный ангар, откуда оно небольшими партиями поступало в каюту адмирала. Дальше ручная загрузка синтезатора, ввод кода — и получи желаемую вещь. Те, кто жил в каюте Убанги, не выходили дальше коридора, другая часть персонала имела доступ не дальше специального ангара. Само хранилище было разделено на отсек сырья и отсек «готовой продукции».

Торговые и социальные отношения мало интересовали Сергея. Его целью стал адмирал Убанги, который мог ответить на важный вопрос о местоположении Солнечной системы. Для правильной постановки разговора требовалось изучить характер и жизненные ценности этого человека. Склонность к обману или насилию, сдержит ли он слово, способен ли к сотрудничеству или личные амбиции давно поглотили здравомыслие. Наблюдение должно дать ответы на эти вопросы. Достаточно быстро прояснилась ситуация с находящимися под запором людьми. В прямом смысле слова это были не рабы и рабыни, а генофонд для космических станций. Правда, сами носители генов покинули планеты вопреки своему желанию.

Истинное лицо адмирала Убанги и жителей транспортного узла открылось на пятый день наблюдений, когда к причалам подошел транспорт в сопровождении трех кораблей охранения. К правителю прибежал гонец, и Сергей стал свидетелем зарождения драмы.

— Господин адмирал, они снова привезли золото, семьдесят восемь тонн золота!

— На станции остались прочие торговцы?

— Два корабля с обычными металлами.

— Сколько всего человек?

— Почти две сотни.

— Бьем всех!

— Слишком много, оружия у них нет, но все с ножами. Могут положить десяток наших, а то и больше.

— Отведиодну группу покупателей на свиноферму, другую в коровник.

— Все же знают, что мы не продаем скотину, уж скольким отказали.

— Скажи, что у нас проблема с товаром, мы вынуждены продать скот. Необходимо разделить это быдло на три части.

— Все понял, сделаем в лучшем виде!

Сергей с тревогой наблюдал, как хозяева станции приготовили оружие и с безмятежным видом ожидали условного сигнала. Одновременно с этим причалы покинули два вооруженных корабля. Они отошли на достаточное удаление, после чего заняли позиции на случай перехвата возможных беглецов. Надо бы вмешаться, помочь приговоренным к смерти людям, но как? Он безоружен, для хозяев и гостей в равной степени будет врагом, прибьют не одни, так другие. Дальше была бойня. Не ожидавших нападения людей сначала расстреляли из парализаторов, затем обездвиженные тела сбросили в приемники утилизаторов.

Все, нет смысла терять время, пора действовать.

— Когда будет завершен ремонт корабля, который стоял в постоянной готовности?

— По графику окончание работ через двенадцать суток.

— Установить тип корабля.

— Дальний разведчик Департамента освоения новых планет.

— Перевести корабль в недоступный для беженцев ангар, после чего продолжить ремонт.

Исчезновение заметили менее чем через час. Что тут началось! Вопли на грани истерики закончились казнью пятерых человек, после чего причалы станции покинули семь кораблей. Погоня быстро исчезла в черной бездне космических глубин. Сергей зафиксировал направление и приступил ко второму этапу. Дверь технического обслуживания открылась совершенно бесшумно, пленники вскрикнули от необычного вида вошедшего. У него была белая кожа!

— Тихо, без шума и топота выходим через дверь, вещи оставьте здесь.

Для осознания этих слов потребовалось несколько минут, после чего мужчины дружно ломанулись из камеры.

— Погодите, не спешите. Надо забрать женщин.

— Господин, вы знаете, как их освободить?

— Кто знаком с пленными девушками?

— Мы все из одной деревни.

— Хорошо, я открываю дверь, а вы постарайтесь быстро и без шума вывести пленниц в технический коридор.

С этими словами Сергей приложил ладонь к сенсору, после чего сделал шаг в сторону.

Девушек вывели быстро, но очень шумно. Женщины не смогли сдержать эмоций, стены тюрьмы задрожали от радостного визга. Уйти успели благодаря отсутствию охраны. Пока бдительные жители станции сообщили патрулю, пока сбегали за ключами, Сергей вывел пленников на другую палубу, в столовую для технического персонала. Первым делом заказал всем по двойной порции обеда, сам ушел в комнату бытового обслуживания. Пришлось долго повозиться с неизвестной аппаратурой, в конце концов, он добился результата с помощью центрального компьютера и краткого обучающего курса для бестолковых новобранцев. Впрочем, в задержке был неоспоримый плюс. За время его отсутствия бывшие пленники успокоились, поели и успели обсудить неожиданные изменения в своей судьбе.

Возвращение своего спасителя бывшие пленники встретили дружным молчанием. Оно и понятно, зависимость никуда не делась, а перспективы перешли в разряд полной неопределенности. Плюс ко всему непрошеный помощник был белокожим, человеком не только иной расы, но и неизвестных жизненных традиций. А вдруг он людоед? Не начиная разговор, Сергей вывел на экраны картинки с камер наблюдения. По всем доступным уголкам станции шел тщательный поиск беглецов. В глаза бросались суетливые метания и отсутствие организации настоящей облавы.

— Вы с какой планеты?

— Мы из деревни Большие Черепашки, а планету называют Альфар. Старейшина обменял нас на железо.

— Вы с кем-то воюете?

— Звери совсем обнаглели, вытаптывают поля, убивают людей и скотину. Деревня заключила честную сделку, мы не в обиде.

— Если так, вам лучше вернуться обратно.

— Нет, с нами обращались хуже, чем со скотиной, и в деревню нельзя, мы нарушили слово старейшины.

Сергей вывел карту галактики и увеличил звезду Альфар. На орбите вращались шесть планет, из них только одна обитаемая.

— Подождите две недели, я постараюсь вас высадить в другом месте.

— Лучше заберите нас с собой, Альфар не самое лучшее место в галактике. Нас ждет смерть или от зубов хищников, или от голода.

— Хорошо, телепорт вас перебросит на сырьевую базу, а там разберемся.

Загрузив беглецов сухим пайком и рюкзаками с комплектом новобранца, Сергей привел людей к телепортам. Для начала провел подробный инструктаж на тему: что такое хорошо, а что смертельно опасно. В лучшем случае он вернется на базу в системе Пикок через месяц. Бывшим крестьянам предстояло это время сидеть тихо и ничего руками не трогать. Компьютер станции потребовал приказ с записью в вахтенный журнал. Любой, даже разовый, переброс группы псевдоисидов противоречит законодательству Галактического альянса. Знакомый с военной казуистикой, Сергей сделал требуемую запись. Простенький запрос о срочной телепортации пленных. Мотивация — они обладают важной информацией о планете Альфар.

Со стороны работа телепорта выглядела весьма эффектно, яркий столб света с переливами, как северное сияние, и легкий запах озона. Что же, пора еще раз озадачить «владыку», после чего вступить в контакт.

— Синтезатор в каюте адмирала Убанги обесточить!

— Приказ противоречит штатной комплектации кают класса «экстра-люкс».

— Синтезатор в руках псевдоисида и работает под внешним управлением. Подобное попустительство является преступлением.

— Приказ выполнен. Подлежит ли псевдоисид выселению из каюты «экстра-люкс»?

— Решение будет принято после личных переговоров.

— Вы опасаетесь агрессии со стороны псевдорасы?

— Вероятность агрессии с последующей атакой на станцию находится в красной зоне.

— Принято, станция переведена в режим готовности.

— Доложить статус стационарных средств подавления беспорядков в общих помещениях.

— Штатные посты демонтированы, дистанционное воздействие невозможно.

— Какой статус противопожарных дверей?

— Система локализации пожара демонтирована.

— Программе обеспечения безопасности станции объявляю несоответствие.

— Когда приступить к устранению недостатков?

— Ждать особого приказа, восстановительные работы могут вызвать направленные на станцию агрессивные действия.

Адмирал Убанги заметил отключение синтезатора только через два дня. Последовали короткое разбирательство и казнь десятерых человек. Затем пришли индусы и принялись задумчиво ковыряться отвертками. Было видно, что ребята встречаются с синтезатором не в первый раз. Удобный случай, можно переговорить и с индусами, и с адмиралом Убанги.

Для пассажиров высококлассных круизных лайнеров экипаж всегда невидим. Почти никто не знает, что на одного пассажира приходится два члена экипажа. Публика видит официантов, оркестрантов и пассажирских помощников с золотыми галунами. Как правило, старшего пассажирского помощника воспринимают как капитана. На самом деле капитан, его офицеры и экипаж никогда не появляются на палубах праздношатающейся публики. Они работают, круглосуточно выполняя свои рутинные функции. Для досужих разговоров капитан может выделить не больше времени, чем водитель городского автобуса. В то же время каюты пассажиров требуют надлежащего ухода. Здесь не только ежедневная смена белья. Регулярно осуществляется целый комплекс проверок от состояния лампочек над кроватью до исправности аварийно-спасательного имущества. Дабы экипаж не мелькал перед глазами пассажиров, существуют специальные коридоры, лифты и двери. Именно таким путем Сергей отправился на решающую встречу.

Дорога из каюты начальника галактического транспортного узла до каюты адмирала Убанги заняла не более десяти минут. В плане сначала разговор с индусами, как с явно выраженными специалистами, затем «мирные» переговоры с начальником станции.

— Здравствуйте, господа, — войдя через дверь техперсонала, сказал Сергей.

Индусы резко повернулись, буквально мгновение рассматривали вошедшего, затем в их руках появилось оружие и вразнобой ударил залп плазмы. Изумрудным облаком вспыхнул кокон силовой защиты. Удивляться неожиданно возникшему охранному полю было не время, нападающие вели непрерывный огонь, через пару секунд к ним присоединился Убанги. Больше рефлекторно, чем осознанно, Сергей перекатился за спину боссу и в положении лежа нанес ногой удар в ахиллесово сухожилие правой ступни Убанги. Вставая, обхватил его руками и врезал коленкой в копчик.

— Обесточить станцию, включая служебные помещения.

— Приказ выполнен.

В этот момент спину обожгло огнем — в голове калейдоскоп воспоминаний и как бы отстраненное восприятие самого себя.

— Станцию разгерметизировать, системы жизнеобеспечения выключить, перейти в режим отражения атаки.

Удерживая сознание концентрацией силы воли, Сергей активировал аварийный телепорт.

Глава 4 РЕШАЮЩИЙ ШАГ

Последний приказ был уже в «зале прилета» Центрального госпиталя орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии:

— Пленного изолировать, держать без права самостоятельного передвижения.

Держась руками за стену, Сергей упал на колени — тело переполнено болью, перед глазами мерцающие тени. Борясь с головокружением и захлебываясь собственной кровью, начал медленно подниматься на ноги. Предстоит войти в лифт и добраться до лечебного кабинета. Неожиданно его подхватили чьи-то ласковые руки, послышался успокаивающий шепот, и он почувствовал нежные прикосновения к разрываемому болью телу. В памяти всплыла давняя история вручения ордена Красного Знамени. Награждал командующий Северным флотом, затем застолье в кабинете замначальника штаба. Тогда молодой каплей напился до беспамятства и был доставлен домой на адмиральской машине. Его встретили такие же ласковые руки жены, а утром, увидев приготовленный для него праздничный стол, он дал себе зарок в отношении спиртного быть максимально сдержанным.

Очнулся Сергей на лежаке медицинского кабинета. Сел, осмотрелся по сторонам — по сравнению с предыдущим кабинетом, здесь оказалось совершенно иное оборудование, само помещение было более просторным, с многочисленными приборами и устройствами.

— Как ваше самочувствие, господин адмирал?

Сергей прислушался к своим ощущениям, повел плечами, прогнулся, затем присел.

— Вроде бы хорошо, никаких болевых ощущений.

— Медицинского персонала в Центре нет, поэтому обсуждение результатов и восстановительные процедуры пройдут по схеме последнего аналогичного лечения.

— Не возражаю, сколько дней я лежал?

— Лечебно-хирургический процесс длился двенадцать суток.

— Что с пленником?

— Согласно вашему приказу, изолирован без права самостоятельного передвижения.

В «милой беседе» с компьютером Сергей набросил больничный халат и перешел в соседний кабинет. Несколько столов, пара десятков кресел и атмосфера нравоучительных нотаций.

Стоило сесть в ближайшее кресло, как комната растворилась в голографической картине. В центре застывший «мультяшный» силуэт, в нескольких метрах справа группа склонившихся индусов. Вот фигура сделала два шага, рабочие развернулись и почти синхронно достали из кобуры пистолеты. Прежде чем «мультяшка» начал движение, каждый из них успел сделать по три выстрела. Затем последовал нелепый прыжок с перекатом, во время которого индусы не сделали ни единого промаха. В финале — забавные дрыганья ногами, силуэт обхватывает руками адмирала Убанги, а сзади вбегают пятеро охранников. Минутное замешательство заканчивается включением карманных фонариков и расстрелом фигуры почти в упор.

Сергей нервно поежился, со стороны его действия казались не просто нелепыми, а откровенно идиотскими. Но вот картинка вернулась в исходное положение, силуэт пантерой прыгнул прямо на склонившихся индусов. Сам прыжок напоминал старт пловца, только здесь «мультяшный герой» сбил с ног почти половину врагов, мягко приземлился на руки и нанес ногами три сильных удара. Последовала группировка, фигура выпрямилась с двумя пистолетами в руках, серия выстрелов с двух рук, разворот — и входящий адмирал Убанги встречен прицельным огнем. Разворачивающиеся действия завораживали динамикой точно выверенных движений. Снайперские выстрелы отсекли вошедшего от двери и заставили упасть. Снова бросок, удар локтем в позвоночник, наручники — и телепортация.

«Разбор полетов» настолько поразил Сергея, что он пропустил начало нравоучительного монолога. Компьютер явно копировал чей-то голос:

— …из чего следует необходимость дополнительного развития важных мышечных групп. Стратегия и тактика рукопашного боя не соответствует воинскому званию. Заключение, адмирал Алексеев должен пройти трехнедельный курс спецподготовки с применением генно-ментальной коррекции.

С губ уже были готовы сорваться слова возмущения. Он не адмирал «Морских котиков», для него ловкое махание руками и ногами совсем необязательные навыки. Но тут компьютер скопировал другой голос:

— Одной из причин обширных повреждений организма является недостаточная функциональность форменной одежды. Предлагаю добавить в комплект обмундирования биоактивное белье с танталовой наночешуей и пентогалогеновым отражением.

— Предложения приняты, — раздался высокий женский голос. — Какие просьбы у больного?

Какие могут быть просьбы, если в принципе ничего не понимаешь? Впрочем, почему нет, это тоже может быть просьбой.

— Сложившаяся ситуация является следствием неудачного боя, закончившегося потерей корабля. Прошу добавить соответствующий курс обучения.

Вопреки ожиданиям ответ прозвучал сразу:

— Ваша просьба принята, реабилитационная спецподготовка продлевается до четырех недель, обе программы легко совместимы. До свидания, больной.

Сергей некоторое время сидел неподвижно, затем встал и направился в свою каюту. Увиденное и услышанное выходило за рамки традиционного понимания, но коль скоро он изначально находится в месте совсем других возможностей и технологий, надо использовать случай с максимальной выгодой.

Каюта встретила готовым обедом и стопкой одежды на тумбочке возле изголовья. Сергей взял в руки пояс:

— ККЦ новый или после ремонта?

— Повреждения незначительны, произведена частичная замена микроблоков, блок памяти сохранен.

Память! Пояс имеет собственную память!

— Отправная точка первого переноса сохранена?

— Ваш первый пояс утилизирован. Находящаяся в нем информация, как и отправная точка телепортации не подлежали идентификации или восстановлению.

Жаль, очень жаль, рухнула еще одна надежда.

— Через два часа вам надлежит прийти в процедурный кабинет для внутримышечных инъекций.

— Мне введут стероиды?

— Использование стероидов бесполезно, кроме этого, они разрушают печень и негативно воздействуют на предстательную железу.

— Так что же мне введут?

— Биотехнологические инъекции для адекватного развития мышечных групп.

В воображении возникла накачанная фигура голливудского киногероя.

— Моя реабилитация взята как аналог. Я могу увидеть портрет своего предшественника и просмотреть запись боевой акции?

Посреди каюты появилась голограмма китайца, ниже среднего роста, с рельефной мускулатурой. Следующая картина в парадной форме, если знаки различия ничего Сергею не говорили, то «иконостас» на груди впечатлял обилием наград. Сама акция заняла не более минуты, четверка спецназовцев материализовалась в центре небольшого зала. Последовали стремительные перемещения и начали падать трупы. Группа ловко выделила вражеских генералов, перебила остальных офицеров и приступила к телепортации вместе с пленниками. Отход прикрывал Ю Бримшай, так звали древнего героя. Когда распахнулись двери и в зал вбежали охранники, спецназовец открыл снайперский огонь, одновременно перемещаясь «противолодочным зигзагом». Он все сделал правильно, прикрыл отход товарищей и уложил весь комендантский взвод, но в момент телепортации в зал влетела граната. Было хорошо видно, как взрыв разорвал кокон индивидуальной силовой защиты.

Действия спецназа впечатляли своей слаженностью и эффективностью. Ни одного лишнего движения, синхронность и взаимопонимание на недосягаемом уровне. Сергей просмотрел короткий ролик несколько раз — впечатляет, очень даже впечатляет.

— Ю Бримшай из расы номарков?

— Это даур, подобные акции поручаются только даурам.

— Кого они захватили?

— Выполненное задание позволило установить координаты столичной системы тольтеков и добиться решающей победы.

Война, бесконечная война не только привела развитые цивилизации к полному взаимоуничтожению, но и осталась в наследство потомкам. Во всяком случае, в современном космосе в Сергея стреляли без малейшей попытки спросить, кто он и что ему надо. Что же, у него есть в запасе час, который можно потратить на разговор с адмиралом Убанги.

Залпом допив молоко, которое по вкусу больше напоминало любимый корейцами и японцами соевый напиток, Сергей отправился на палубу, где содержались пленники, открыл дверь и в ужасе отшатнулся. Перед ним стояла большая розовая личинка, из которой торчала голова адмирала Убанги.

— Что вы с ним сделали?

— Пленник находится в коконе жизнеобеспечения, это не только гарантирует сохранность здоровья, но и позволяет получать правдивые ответы.

— Какова дальнейшая судьба пленных?

— Модифицируют генный фенотип и отправляют на развивающиеся планеты.

— А смысл? Пленник может сбежать.

— Все системы безопасности основаны на идентификации генного фенотипа. Он везде будет определяться как беглец.

— Хорошо, а если враги сами вывезут важную для себя персону?

— Охранная система тольтеков работает по аналогичному принципу. Никто не будет подстраивать миллиарды датчиков под конкретную личность.

Возможно, в этом есть смысл, тема за пределами его знаний. Пора заняться выяснением вопроса, ради которого он снова оказался в госпитале.

— Здравствуйте, господин Убанги, почему вас прозвали адмиралом?

— Это наследственное звание, с моим пленением оно перешло старшему сыну.

— Нет, я приказал разгерметизировать транспортный узел, — жестко ответил Сергей, — живых не осталось.

— Убийца! Вы уничтожили лучших потомков великой Исидии!

— Сами виноваты, зачем начали в меня стрелять?

— А что делать? Целоваться с хананейским мясником?

— Я не хананей.

— Какая разница! Вы все наши враги, будь то ясторфы, маруты или хананей.

— Откуда такая уверенность? Вы когда последний раз встречались с нашей расой?

— Я — никогда, но мои предки бежали по вашей вине.

— Семь с половиной тысяч лет вражды? Не слишком ли много?

— Вы наши вечные враги — или мы убьем вас, или вы нас убьете.

— На моей родной планете все расы живут в мире.

— Не врите, таких планет нет!

— Нет так нет. До свидания.

Жаль, еще одна пустышка. Надо пройти курс «реабилитации» и вернуться к поискам, только уже серьезно и методично. По дороге в процедурный кабинет Сергей вспомнил о беглецах, которых телепортировал на сырьевую базу.

— Прошу переслать сообщение на базу сырьевых ресурсов в системе Пикок.

— Диктуйте сообщение.

— Обеспечить пленных питанием до моего возвращения.

— Исполнено.

Ну вот, не осталось никаких «хвостов», теперь можно со спокойной душой посвятить себе месяц.

На поверку реабилитация оказалась извращенной формой пыток невинного человека. Регулярно, под контролем томоскопа, в тело вводили сотню иголок и делали залповую инъекцию. Далее — кабинет мышечного развития, где Сергей натягивал хитрую одежду, несколько напоминающую противоперегрузочный комбинезон летчиков. Реальную картину тренировок он не представлял. Садился в кресло, после чего включалась программа. По завершению тренировочного цикла то же кресло и та же поза, только Сергей был измучен, разбит и обливался потом. Он бегал по пустыням, болотам, лесам и горам, отрабатывал удары и приемы, ползал, нырял и прыгал. И стрелял, стрелял и стрелял, на ходу, на бегу, ползком и в прыжках.

Уставший до полного изнеможения плелся за новой порцией инъекций, после чего начинался курс массажа. Его мяли механическим способом, электричеством и сложной системой душа. При этом вместо приятного расслабления его мозг находился под прессингом ментального обучения. Здесь так же не обходилось без изысканного садизма. Стоило отключиться от восприятия информации, как мозг наполнялся приятной музыкой, после чего начинался цикл космогонии, теории применения корабельного оружия, всевозможных правил и наставлений. Физические нагрузки постепенно усложнялись, никаких спаррингов или тренировочных боев, вместо них «реальные» боевые эпизоды, атаки, захваты, диверсии. Ментальная нагрузка все больше и больше переходила в разряд чисто космофлотских действий.

Шесть часов сна ночью и два часовых отдыха днем — так пролетел месяц, который закончился обучением этикету, правилам поведения на корабле и бальным танцам. Да, да, Сергей прошел полный танцевальный курс. Вместо финального аккорда получил строевую подготовку, включая парадный шаг под барабаны и дудки.

— Примите искренние поздравления, тестовая проверка показала стопроцентное усвоение реабилитационного курса.

— Спасибо за помощь, я хотел бы получить коды для ввода заказов в синтезаторы.

— Перечень кодов доступен в любом компьютере.

— Там информация по основной направленности самой базы. Мне нужен полный перечень кодов.

— Запрос принят, исполнение невозможно. Свод функциональных возможностей синтезатора находится в штабе материально-технического снабжения. Связь утрачена, телепорт деактивирован.

Сергей решил телепортироваться на транспортный узел, где поработать с компьютером на предмет маршрутов древних пассажирских и транспортных кораблей. Новые знания в космонавигации позволяли хорошо ориентироваться в освоенной вселенной. В усвоенных военных знаниях доминировали совсем другие критерии и оценки, он же хотел получить информацию о местоположении наиболее развитых планет.

Следовало еще раз поговорить с пленником, адмирал Убанги должен знать причину бегства своих далеких родственников. По косвенным данным это было правительство какой-то планеты, что дает надежду найти важную информацию в виде реликвий или компьютерной базы данных. Печатная информация не может сохраниться, прошло слишком много лет. Сергей открыл дверь с внутренним содроганием, вид розовой личинки с человеческой головой вызывал неприятные эмоции.

— Добрый вечер, господин Убанги.

— Для меня время потеряло смысл, в теперешнем состоянии я бодрствую круглосуточно. Убейте меня.

— Как все просто, захотел убить — убил. Так не пойдет, никто не может предсказать будущее, а вдруг вы мне понадобитесь?

— Вы же из древних, зачем вам человек из псевдорасы?

— Вот об этом расскажите подробнее, я много слышал о «неправильных» генах, но ничего не понял.

— Хотите скрыть свою причастность?

— Какой смысл что-либо скрывать, если вы просите смерти?

— Не знаю, мы жили мирно и спокойно, и тут снова пришел белый человек и все уничтожил.

— Глядя на то, как вы уничтожили двести безоружных человек ради семидесяти восьми тонн золота, я не смогу поверить в вашу мирную и спокойную жизнь.

— Ух ты, какой моралист! Сам-то убил всю мою семью, более тысячи человек.

Увы, разговор снова не получился. Взаимные обвинения никогда не приведут к истине или к взаимовыгодному партнерству. Это одна из многочисленных дорог в никуда.

Взять ту же Катынь, где было расстреляно четыре тысячи пленных польских офицеров. Данный факт в Польше является флагом антирусских настроений, русские злодеи уничтожили лучших офицеров Польши. Однако с точки зрения морали 1940 года Сталин был прав! Кто сегодня обвиняет американцев за то, что они расстреливали из пулеметов матросов с потопленных японских эсминцев? Кто ставит в вину Вашингтону объявление тотальной подводной войны? Да большинство уверено, что термин «тотальная подводная война» является изобретением штаба адмирала Денница. Кстати, о немецких подводниках. На совести Британского адмиралтейства жизни тысяч итальянцев, которые погибли в океане без еды и воды. Гитлеровская подводная лодка торпедировала английский вооруженный транспорт. Командир лодки отдал приказ на всплытие для того, чтобы забрать судовой журнал и допросить офицеров. На поверку судно оказалось заполнено пленными итальянцами, которых англичане везли в Австралию. Уже этот факт является вопиющим нарушением всех международных конвенций. После войны пленный должен быть возвращен на родину, а не вывезен на противоположную сторону земного шара. Дальше — хуже, командир подводной лодки сообщил в штаб о бедствии тысяч людей и передал открытым текстом сигнал бедствия. Адмирал Денниц послал англичанам гарантию, что ВМФ Германии не будет препятствовать спасательной операции. Тщетно, Британское адмиралтейство даже не почесалось. Когда на Нюрнбергском процессе адмирал задал вопрос английскому судье, то получил вальяжный ответ: «У нас нет достоверной информации». О чем речь, если немецкие подводные лодки вывезли во Францию английских моряков и сотни спасенных итальянцев!

Вернемся к Катыни. Майор австро-венгерской армии Юзеф Пилсудский решил возродить великую Польшу от Балтики до Черного моря. Диктатор договорился с беглым семинаристом Семеном Петлюрой, Польша забирала земли до Днепра вместе с Киевом, Центральная рада восточное побережье до Кавказа и Каспия. Получив от Антанты оружие, агрессоры атаковали Советскую Россию и 6 мая 1920 года захватили Киев. Однако мечты рухнули, не удалось вымыть свои сапоги в Черном море, в конце июля Красная армия была в пригородах Варшавы. Дзержинский, Дубровинский, Белостоцкий и прочая ленинская гвардия настаивали на немедленном штурме города, гарантируя поддержку польского пролетариата. Увы, иллюзии оказались невыполнимыми, армия окружена и разгромлена. Счастливчикам удалось бежать в Германию, а пятьдесят тысяч пленных бесследно исчезли. Более или менее достоверные сведения сохранились лишь о двадцати пяти тысячах, которые были зверски замучены или расстреляны. Оккупировав Польшу, немцы передали Советскому Союзу всех польских офицеров, кто был награжден орденом за разгром Красной армии под Варшавой. После завершения следственных действий четыре тысячи из них было расстреляно. Для 1940 года это возмездие, сегодня — это убийство невиновных. Во всяком случае, получив от Горбачева документы по Катыни, поляки до сих пор не опубликовали протоколы допросов своих офицеров. Логика на уровне бомбардировщика В-52 — это самый лучший в мире бомбардировщик, способный сбросить на врага 25 тонн напалма.

Хорошо бы узнать мнение вьетнамцев, на чьи головы летел напалм.

Когда Бома Джидер узнал от людей адмирала Убанги об угоне космического корабля, то сразу заподозрил неизвестных пришельцев. Понятное дело, он ничего не сказал, зачем ввязываться в чужую драку, тем более когда с одной стороны проверенный партнер, а с другой — неведомо откуда взявшиеся древние. Тут при любом исходе никаких выгод, только найдешь проблемы на свою голову. Тем не менее о событиях требовалось разузнать подробнее.

— Куш, готовь корабль, полетишь на Центральную точку.

— Зачем, нам нечем платить.

— Постарайся договориться на максимальный кредит, нам нужны пушки для новых кораблей.

— Кредит-то дадут, только проценты выставят неподъемные.

— Не бойся и не показывай виду, нам наступит конец, если люди адмирала прознают о новых массдобытчиках.

— Ну да, можно безбоязно брать кредит на десятилетнюю прибыль.

— Так нельзя, сразу почувствуют неладное. Бери кредит на два года с оговоркой на дополнительные покупки продуктов.

— Они в любом случае заинтересуются, я буду брать оружие.

— Намекни на Асэба, типа мы хотим забрать его базу.

— А что, может сработать, люди адмирала его не любят.

— Твоя главная задача узнать новости, кто угнал корабль.

— Наши визитеры? Вполне возможно. Я поговорю со своими ребятами, здесь нельзя распускать язык.

— Молодец, правильно сообразил. Кроме древних, такое никто не способен сделать.

Корабль с бригадой Куша вылетел задолго до завтрака, а через сутки их обогнал корабль из эскадры адмирала.

— Нам бы подружиться с этими древними, глядишь, и получим пару быстроходных кораблей.

В ответ Куш только пожал плечами, кто может знать, что у древних на уме.

Ответ на один из вариантов развития взаимоотношений с древними получили на следующий день. Локатор дальнего обзора изредка подсвечивал ушедший далеко вперед корабль с людьми адмирала. Неожиданно точка на обзорном экране рассыпалась мелкой пылью, а впереди расцвел желтый цветок взрыва.

— Что это? Неужели кто-то осмелился атаковать корабль Убанги?

— Корабль в режим торможения! — закричал Куш.

— Зачем? Мы еще далеко.

— Далеко до кого? Ты видел нападавшего?

— Нет, да и кому мы нужны?

— Посмотри на карту, впереди Центральная точка, нанести удар могли только с фланга.

— Верно. Боевая тревога! Усилить обзор с траверсных направлений.

— Смотри вперед, можем попасть под удар эскадры адмирала Убанги. Они со злости начнут крушить всех подряд.

— А если это корабль древних? Кто еще осмелится нападать у самого порога.

Три дня Куш со своей бригадой вели наблюдение с максимального удаления. Ему совсем не хотелось приближаться к Центральной точке, дрейфующие обломки нескольких кораблей предупреждали о неведомой опасности.

Наконец терпеливое ожидание принесло свои плоды, правда, совершенно неожиданные. Локатор дальнего обзора засек идущую на Центральную точку цель, которую вскоре идентифицировали как корабль из эскадры адмирала Убанги.

— Двигатель в пятиминутную готовность, как только они приблизятся к Центральной точке, мы дадим ход и идем следом.

— Давно пора, четвертый день ждем незнамо чего.

— Зато живы, ты до сих пор не определил нападавшего, и адмирал не рискнул отправить поисковый отряд.

— Перестраховщик, они пальнули и сбежали.

Вялая перепалка продолжалась до момента новой вспышки, которая поглотила еще один корабль теперь уже бывшей эскадры адмирала Убанги.

— Ты видел! Ты видел!

— Ни хрена себе! Центральная точка захвачена! Это древние, они захватили станцию и лупят корабли адмирала.

— Ничего ты не видел! Стрелял излучатель! Управление огнем идет через боевой компьютер!

— А я о чем говорю? Древние захватили станцию. Возвращаемся!

— Ты что! Давай к ним заглянем, поторгуем, может, купим какую полезность.

— Я сказал домой! Вся твоя торговля закончится одним импульсом излучателя. Или ты думаешь, что они со своей аппаратурой нас не видели?

Обратная дорога проходила в непрерывных спорах. Никто не предлагал вернуться назад и попытаться начать торговлю, все понимали неоправданный риск такого шага. Все пускали слюни в предвкушении скорой выгодной торговли. Каждый рассказывал о своем видении наступающего благоденствия и отвергал варианты товарищей. Древние, у них же есть все, тяжелый труд уйдет в прошлое, его выполняют дауры, людям останутся нега и развлечения.

Зал телепортов Галактического транспортного узла встретил Сергея обычным светом и тихим шелестом системы вентиляции.

— По какой причине восстановлено освещение и запущена система жизнеобеспечения?

— ГТУ номер двести шестьдесят один приветствует адмирала Алексеева, выполнены рутинные действия по приему руководящего состава.

— Доложить о наличии на борту людей или иных биологических объектов.

— Ответ отрицательный, станция стерилизована, ремонтно-восстановительные работы закончены.

— Каков уровень комплектации расходными материалами?

— Запасы дейтерия — одна треть, запасы трития десять процентов, остальные параметры с превышением нормы.

— Пошлите запрос на базу сырьевых ресурсов в системе Пикок. Я подтверждаю отправку беспилотного транспорта.

— Исполнено.

Сергей снял скафандр облегченного типа, который надел перед телепортацией в ожидании встречи с космическим холодом. Необходимость в нем отпала, а обход помещений в обычной одежде намного проще и быстрее. Впрочем, есть вопрос:

— По каким причинам столь низкие запасы дейтерия и трития?

— Низкий уровень запасов трития отмечается последние семь тысяч лет, запасы дейтерия не пополнялись со времени эвакуации персонала, плюс расход последних недель.

— Сколько кораблей противника уничтожено за последнее время?

— Все корабли адмирала Убанги и один вольный торговец.

Сергей как-то и не думал, что транспортный узел может быть вооружен. С другой стороны, это хорошо, в своих поисках ему не раз придется обращаться сюда за помощью. Очередная встреча со «старожилами» космоса может плохо кончиться как для него, так и для ГТУ № 261.

Вскоре стало ясно, что на станции делать ему нечего, система обслуживания выполнила не только тщательную уборку, но и настоящую стерилизацию. От бывшего населения не осталось ничего, никаких следов. Во-первых, Сергей рассчитывал обзавестись личным оружием, одним из тех плазменных пистолетов, из которых его успешно почти убили. Были надежды найти древние реликвии, которые потомки беженцев могли хранить и передавать по наследству. В каюте бывшего босса станции просто обязаны находиться многочисленные напоминания древнего исхода. И самое главное, хроники и инструкции для потомков. Коль скоро адмирал Убанги использовал синтезатор в ручном управлении, значит, есть правила пользования столь серьезным устройством. Тщетно, автоматика лишена логики и действует в рамках заложенной программы. Если уборщица логически отделяет от мусора забытую кредитную карточку, то для автоматики мусор все то, что не входит в перечень штатного оборудования.

Пора возвращаться на сырьевую базу, здесь его ничего не держит, а там толпа беспомощных людей, которых надо еще куда-то определить.

— Передать приказ на «Григорий» возвращаться в автоматическом режиме. Корабли у причалов использовать как сырье для обеспечения работоспособности станции.

— Исполнено, господин адмирал покидает ГТУ номер двести шестьдесят один?

— Слишком много дел, я не имею права попусту тратить время.

— Рекомендую до телепортации осмотреть хранилище забытых вещей.

Сергей чуть было не подпрыгнул, ну конечно, рекомендация компьютера говорит о наличии неких важных предметов. Ну разве можно столь необдуманно поступать! Вместо нормального разговора или просто допроса пленного адмирала, у него получилась кухонная свара. Теперь очередной промах, указывающий на отсутствие логически продуманных действий. На всех вокзалах Земли существуют подобные места хранения.

Специальное помещение находилось рядом с приемной начальника транспортного узла. Сергей шел мимо золотых цепочек, перстней и сережек, удивляясь, как женщины умудрились все это потерять. Затем пошли пластиковые карточки, которые на поверку оказались удостоверениями личности. Стоило провести по такой пальцем, как возникала голограмма хозяина со всеми биометрическими данными. На полках обнаружилось много предметов непонятного назначения и совсем не было оружия.

Не увидев ничего для себя интересного, Сергей собрался было возвращаться, как взгляд зацепился за нечто знакомое. Подошел, взял в руки. Да! Это адмиральский пояс! Несколько иной внешний вид, но в целом то же самое, особенно интерфейс.

— Чей пояс у меня в руках?

— ККЦ адмирала Убанги.

— Я могу его активировать?

— Срок хранения почти семь с половиной тысяч лет. Активация допустима.

Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, он толком не умеет пользоваться своим поясом, а искать новых приключений совсем не хотелось.

— Прошу указать все мобильные носители электронной информации.

Ответ заставил сесть — практически все предметы являлись таковыми. Благо компьютер безотказно выдавал определения и пояснения. Сергей выбрал маленький портфельчик, который являлся мобильной системой обучения по десяти ступеням. Просто и незатейливо, школьная программа плюс раздел для текстовой информации.

— Я не знаком с военными традициями исидов, прошу перенести инструкции ККЦ всех флотов на этот носитель. — Сергей указал на портфельчик.

— Указанный носитель отсутствует в списке Министерства обороны.

— В существующих обстоятельствах велика вероятность обработки большого объема военной информации. Стандартные носители нельзя перегружать справочными данными общего характера.

— Принято.

Вот и чудесненько, теперь можно разобраться с возможностями адмиральского пояса.

Еще раз осмотрев находящиеся в хранилище вещи, Сергей решил ничего не трогать. Нет прямой необходимости заниматься ими. Спокойно хранились семь с половиной тысяч лет, пусть лежат дальше. Впрочем, появилось несколько идей.

— Какова степень функциональности находящихся здесь вещей?

— Каждый транспортный узел оборудован сервисным центром высшего уровня, предметы в стопроцентной исправности.

— Почему не уничтожены утерянные документы?

— Утилизация допускается после получения подтверждения о выдачи дубликата.

— А в случае смерти?

— Свидетельств о смерти не поступало.

— Какова наибольшая продолжительность жизни человека?

— Четыреста двадцать лет, я умею решать логические задачи, скрытый смыл вопроса понятен.

— Я потерял свои документы, где можно получить дубликат?

— Операция в компетенции транспортного узла. Прошу подтвердить выполнение.

— Подтверждаю.

— Прошу подтвердить обязанности душеприказчика по хранимым документам.

— Подтверждаю.

— Граф Алексеев Сергей Николаевич, через час вы сможете получить свои документы.

— Откуда будет взята моя биометрическая информация?

— Необходимые данные заложены в ваш ККЦ.

Сергей уже двинулся к выходу, как вспомнил первоначальную подсказку компьютера:

— Что из предметов подлежит немедленному изучению на штабной базе?

Это оказался бриллиант в форме пирамидки, размером с куриное яйцо, по факту носитель электронной информации. На прощание Сергей заглянул в помещения военной комендатуры и полиции, но везде, как и ожидалось, было пусто. Положив в карман свою пластиковую карточку, он пошел к телепортам.

У него созрел план действий. Сергей обещал устроить жизнь бывшим пленникам. Рядом с базой находится планета Пикок, у причала орбитальной боевой станции стоит способный к планетарной посадке корабль. Пройден курс управления космическим кораблем, в том числе посадка на поверхность планеты. Следует высадить на Пикок бывших рабов, после чего вступить в переговоры с правительством и набрать нужное количество добровольцев. Затем обучение экипажа и поиск Земли, благо район поиска уже определен. Задача на самом деле непростая, «адмиральский» курс реабилитации напомнил, в общем-то, несущественный для обычной жизни факт. Звезды в галактике непрерывно дрейфуют! Направление и скорость дрейфа давно просчитаны, но во всех компьютерах внесены положения на момент исчезновения древних. Для внесения корректив надо найти Галактическое управление астронавигации и картографии, что потребует немало времени. Проще отправиться на поиски Земли, исходя из примерного района случайной телепортации.

Бывшие рабы встретили Сергея градом упреков, обвиняя во всех грехах, включая извращенный садизм:

— Знай мы о том, что придется полтора месяца сидеть взаперти, ни за что бы не согласились покидать прежнее место.

— Вас никто не запирал, вы свободны, вольны идти в любом направлении.

— Ну да, в любом, а двери для нас закрыты.

— Закрыт вход в производственные цеха.

— Почему? Или вы принимаете нас за воришек?

— Хотите попробовать прыгнуть в печь и посмотреть на огонь изнутри?

— Вы сами туда входите, а нам нельзя.

— Я знаю, где оторвет голову, а где кости перемелет в пыль. Хватит бузить, я предлагаю высадить вас на планету Пикок.

— Зачем? Мы не знаем и не хотим знать этой планеты.

— Не понял? На родную планету не хотите, на Пикок не хотите, здесь вам не нравится. Что вам надо? Погулять по открытому космосу?

— Дайте нам работу на этой базе.

— Какую работу? Вы имеете необходимые навыки?

— Нас продавали на аналогичные базы, почему здесь не сможем работать? Мы на всех твоих кораблях летали к астероидам, так что справимся.

Такая логика поставила Сергея в тупик. Желание спасти несчастных пленников грозило перерасти в проблему с крушением красивого плана. Делать нечего, во избежание открытого бунта надо искать компромисс.

Остается обратиться к спасительной палочке-выручалочке под названием компьютер базы:

— Прошу сообщить варианты привлечения псевдоисидов к работе.

Ответ порадовал, в полученном списке оказалось более двадцати профессий, где не требовался допуск генетического сторожа. Можно было выполнять работу от контролера наполнения бункера до настройщика измельчителя. Вместе с тем возникла новая проблема — как обучить людей. Сам Сергей подобных профессий не знал.

— Прошу вывести голограмму обучающей программы монтажника резцов.

— Ответ отрицательный. В наличии только программы служебных обязанностей и техники безопасности.

Просмотрев ролик, Сергей приказал постоянно прокручивать все доступные для пленников профессии, пусть учатся и выбирают себе работу, больше ничем он не поможет. Народ с искренним интересом смотрел голограммы, стихийно организовались кружки «по интересам», начались споры и дискуссии.

Облегченно вздохнув, Сергей отправился в каюту начальника базы. Рухнул красивый план высадки на планету Пикок, надо придумать что-то другое, а для начала необходимо научиться пользоваться адмиральским поясом. Рабочий кабинет встретил солидной стопкой бумаг на письменном столе:

— Что это, откуда взялись горы бумаг?

— Приняты запросы на нашу продукцию.

Сергей никак не ожидал такого большого количества жизнеспособных космических объектов. Заинтересовавшись неожиданной темой, начал внимательно изучать бумаги, одновременно отмечая наголограмме «живые» станции. Он не собирался реанимировать давно заброшенные творения древних, захотелось понять смысл такого большого количества искусственных космических сооружений. Например, в системе Сулафат, где базируются амазонки, находится учебно-тренажерный центр. Что это и зачем — ответа нет. Разобрался с функцией Контрольно-диспетчерских станций, которые обрабатывали данные навигационных спутников, что позволяло обеспечивать не только навигацию, но и следить за обстановкой в нескольких звездных системах, кроме этого станции служили ретрансляторами связи. Признав важность подобной работы, Сергей отметил им приоритет по снабжению.

Глава 5 ПОИСК СПУТНИКОВ

Оставленная «на десерт» маленькая стопка бумаг оказалась производственными отчетами. Беглый просмотр потребовал вывода на экран детальной информации. Целый сегмент базы был завязан на планету Пикок, откуда поставлялось органическое сырье, всевозможная древесина, зерно, рыба, мясо и так далее. А что? Хорошая идея, осталось узнать потребности правительства данной планеты. Захватив с собой необходимую диагностическую аппаратуру, Сергей отправился на орбитальную станцию. Следовало изучить возможности дальнего разведчика, который стоял у причала станции, и какое-то время понаблюдать за жителями планеты. Ну и конечно, полностью освоить возможности, заложенные в адмиральский пояс, за восемь месяцев метаний по галактике Сергей толком так и не изучил столь важное устройство.

Корабль Сергею понравился, нет, не своим внешним видом, который отнюдь не был идеальным.

Атмосферный полет и посадка осуществлялись на гравигенераторе, что требовало определенных навыков. Во время космического полета дальний разведчик развивал очень высокую скорость и имел большой запас топлива. Главным же достоинством Сергей посчитал вооружение. В носу и в корме стояли пушки, спаренные с излучателями, что позволяло эффективно атаковать или отбиваться от преследователей. Разнесенные по сторонам двигатели делали корабль похожим на короткокрылый самолет. В комплект носимого снабжения входили четыре исследовательских гравилета и две одноместных гравикапсулы, эта мобильная техника имела свое вооружение. Далее в снабжение входил десяток гравиплатформ для транспортировки наземной техники и временных домиков с автономным энергоснабжением. Планы по возвращению домой получили солидное подкрепление. Сергей, в надежде на скорое завершение галактических мытарств, назвал корабль «Следопыт».

Обзорное наблюдение за поверхностью планеты не дало никакой серьезной информации. Два материка, один большой, наподобие Евразийского с Африкой, с центром цивилизации в Южном полушарии. Второй напоминал Австралию, только в Северном полушарии и многочисленными архипелагами до Южного полюса. Поняв бессмысленность оптического наблюдения, Сергей приказал компьютеру начать прием и обработку информации, которая шла по телевизионным и радиоканалам. Все сведения должны быть разнесены по разделам — история, наука, культура и важные события. Озадачив станцию несвойственной работой, он наконец занялся освоением адмиральского пояса, который оказался многофункциональным устройством. Функция телепорта относилась к боевым, рутинным и аварийно-спасательным возможностям пояса. Основной задачей ККЦ являлось управление отрядом боевых кораблей до 99 единиц. Другими словами, компьютеры эскадры выдавали информацию на пояс, а хозяин через развернутый интерфейс отслеживал и управлял действиями своего флота. Вместе с тем предусматривалась обработка данных вражеских и пассивных объектов, коих могло быть до 999 единиц. Практически все возможности ККЦ поражали Сергея, начиная от примитивного текстового редактора или видеоконференции с любым количеством абонентов до возможности прямого управления боевой станцией на другом краю галактики.

Слишком медленное накопление информации с планеты Пикок послужило причиной изучения трофейного пояса адмирала Убанги. Затем Сергей влез в компьютер станции и установил полученный на транспортном узле носитель информации. Раскрыв голограмму вступительной части, увидел штабную карту расположенных в галактике военно-космических сил Альянса. В этом не было никакого сомнения, как-никак, а Академию ВМФ Сергей успешно закончил. Далее следовали характеристики различных типов кораблей, орбитальных станций и прочих политических и военно-промышленных объектов. Это была шпионская информация, о чем безапелляционно заявил компьютер и что косвенно подтверждалось незнакомым языком. Страсти многовековой давности Сергея не заинтересовали, секретные агенты, как и противоборствующие стороны, давно канули в безвестность.

Поковырявшись какое-то время в базе компьютера мобильной системы обучения по десяти ступеням, Сергей решил самостоятельно изучить положение дел на планете Пикок. Программы новостей навеяли воспоминания о Тамбове, где дикторы радио и телевидения с сонными лицами в течение месяца повторяли одно и то же сообщение. Само радио- и телевизионное вещание боролось за лидерство с программами Скандинавских стран подобно тому, как два человека часами увлеченно обсуждают проблему подшивки манжета мужских брюк. Впрочем, первая информация есть, на планете живут индусы и европейцы, что напомнило о высадке пришельцев на континент Кешм.

— Уточнить расовую принадлежность проживающих на планете людей.

— Исиды составляют коренное население, беженцы из расы семитов.

Семиты, первое знакомое название! Мало кто знает, что так называют арабов и евреев, которые являются единым народом с общим языком. Иудеи самовыделились по религиозному признаку.

Итак, информация говорит о первой сложности, высадившись на планету, Сергей все время будет как на ладони. Блондину невозможно смешаться с толпой арабов или негров. Хотя вопрос неактуальный, не в его планах прятаться от власти, как раз наоборот, нужно выйти с ними на связь и заинтересовать сотрудничеством.

— Живущие на планете люди относятся к псевдорасам?

— Ответ не определен, люди практически не приближаются к приборам контроля.

В ответе явная нескладушка!

— Доложить статус планетарного компьютера.

— Статус компьютера сто процентов, наземные системы жизнеобеспечения и управления девять процентов.

Отлично, об этом Сергей не мог и мечтать, с помощью компьютера легко собрать необходимую информацию, затем установить связь с правительством. Реалии местной жизни свели на нет самые скромные планы. С точки зрения развития общества или становления государственности люди жили в полном пофигизме. Они разделились на кланы или касты и жили интересами своего маленького сообщества. Президент и правительство являлись не выборным органом, а кастой, которая располагалась на территории бывшей столицы.

Изучение жизненного уклада аборигенов поставило Сергея в тупик. Население планеты находилось в состоянии полной апатии. Нет, на их головы не сыпались дары древних, они занимались сельским хозяйством или работали в небольших мастерских. В то же время полностью отсутствовало понятие о науке, а инженерно-технический прогресс зависел от усилий и талантов спонтанно возникающих самоучек. Транспортный коктейль состоял из гравилетов древних, поршневых самолетов, парусников и паровозов. Забавные автомобили и трактора кустарного производства соседствовали с автоматизированными фермами и скоростными линиями метрополитена. Лидирующие кланы, в том числе и правительственные, «держали» различные автоматические заводы древних, что гарантировало им благополучие.

Для более детального изучения ситуации Сергей решил телепортироваться на планету. Место приземления выбрал вблизи действующей электростанции термоядерного синтеза, которая давно вросла глубоко в землю. Во-первых, телепорт требовал серьезной энергии, которой в достатке могла обеспечить любая ненагруженная подстанция. Во-вторых, данный район облюбовали поисковые отряды аборигенов, как негров, так и арабов. Среди людей всегда найдутся беспокойные личности, мечтающие найти клад. Так и здесь, на Пикоке самой желанной находкой являлся забытый завод древних. По факту находили ушедшие в землю жилые дома и тащили на рынок «сталкеров» все, что можно продать. Вот Сергей и решил прибиться к одной из таких групп и по возможности нанять аборигенов для своей космической «одиссеи».

Приземление произошло на вершине холма, порадовали непривычно яркое солнце и вполне комфортная температура Средней России. Сергей наслаждался звуками и запахами естественной природы. Вспомнились забытые ощущения морской жизни, когда после многомесячного похода сходишь на берег родной базы. Некоторое время он постоял с закрытыми глазами, впитывая в себя незатейливый щебет птиц, запах трав и ласковое прикосновение ветра. Но — время, пора браться за дело. Он сбросил на землю рюкзак и первым делом активировал поисковый биолокатор. Пятерка «сталкеров» находилась в трех километрах, минут через двадцать его должны увидеть. Несуетливо разложил костер, ко времени подхода поисковиков на прутиках обжаривалось мясо, которое чуть ли не под боевой приказ выдал кухонный синтезатор.

Отряд сразу заметил одинокого человека на вершине холма. Это были пятеро «сталкеров», все, по информации датчика, из псевдосемитов.

— Хлеб да соль. Мы можем сесть у твоего костра?

В этот момент Сергей припал губами к фляге с водой и вместо ответа сделал приглашающий жест. Уставшие мужчины начали устраиваться у костра, доставать припасы и готовить обед. Некоторое время прошло в молчании, затем один из них спросил:

— Откуда у тебя мясо?

Сергей напрягся, он как-то не удосужился ознакомиться с флорой и фауной планеты:

— Из рюкзака.

«Сталкеры» засмеялись шутке.

— Если не секрет, куда ты идешь?

— Никуда, я сижу у костра.

Снова смех, но так долго продолжаться не может.

— Ты один и без находок, копатели так не ходят. Ждешь своих друзей?

— Они никогда сюда не придут. Я действительно остался один.

Мужчины изобразили жест мыслителя, приложив правую ладонь ко лбу.

— Не отчаивайся, вернешься в Байгору и найдешь новых друзей.

— Придется, другого выхода все равно нет.

— У тебя странное оружие, можно посмотреть?

Сергей протянул охотничью двустволку, по поводу которой пришлось долго дискутировать с компьютером станции. Копатели долго с неподдельным интересом рассматривали оружие.

— Сделано глупым оружейником, револьвер намного удобнее.

Что тут ответишь? Все копатели с револьверами, это он сразу заметил, только вот зачем оружие — непонятно.

Закончив трапезу, отряд снова начал собираться в дорогу.

— Можешь пойти с нами, завтра после обеда повернешь на Байгору, с той стороны бродяги редко встречаются.

— Предлагаю вам остаться со мной, пятьдесят процентов добычи принадлежит мне.

— Вытаскивать твоих друзей мы не будем, это против правил.

— Я говорил о добыче, а не о спасении. Разведку ярусов беру на себя.

— Ты где-то нашел вход? Что там?

— Дом, по всем признакам раньше это был банк.

Новость взбудоражила копателей, предложение пробраться в банк всем понравилось. Атакор, так звали начальника маленького отряда, быстро составил договор, остальные быстро расписались внизу и выжидающе уставились на Сергея. Ну что же, нора начинать активные действия. Холм, на котором они стояли, являлся саваном для самого большого здания, которое некогда возвышалось над покрытым землей городом. Под ногами действительно находился банк, что подтвердил неведомо как сохранившийся компьютер. Оставленный на корабле переселенцев шахтный проходчик пробил тридцатиметровый туннель на 77-й этаж. Одновременно Сергей разобрался с принципом работы транспортера, который управлял перемещением гравиплатформ между орбитой и поверхностью планеты.

Лаз начинался в хиленькой рощице на северо-западном склоне холма. Расстояние от входа до разбитого окна копатели преодолели почти бегом, в вязкой тишине некогда верхнего этажа раздались их радостные крики. В свою очередь Сергей старался понять критерии, по которым определялась ценность находки. Два автомата питьевой воды и напитков исправно работали. Здесь вопросов нет — растворимый кофе, чай и прочие шипучки имеют простейший кислотно-щелочной химический состав, и для их изготовления достаточно атмосферного воздуха. Аккуратно демонтировав покрытые многовековой пылью автономные устройства, копатели приступили к разборке туалетов. К удивлению Сергея, унитазы и раковины оказались самостоятельными модулями, которым требовалась только энергия.

Постояв за спиной сноровисто работающих «сталкеров», он отправился на осмотр других помещений. Повсеместное использование пластика позволило сохраниться почти всем офисным «стойлам». Столы, стулья, компьютеры, телефоны и прочие конторские аксессуары, обыденная обстановка, ничего интересного.

— Ты что здесь ищешь? — спросил подошедший Атакор. — В таких местах никогда не встречаются полезные вещи.

— Как сказать, уходя, люди могли забыть что-то интересное.

— Пустая трата времени, поверь мне. Раньше многие тратили время на сейфы и комнаты охраны. Никто ничего не нашел.

— Плохо искали!

— Не смеши, сам поймешь, когда спустимся до нижних этажей.

— Что же я пойму? — спросил Сергей.

— Никто отсюда не убегал в панике. Люди из этих мест уходили постепенно, в течение столетий. Нижние этажи разграблены и разрушены.

— Мы на семьдесят седьмом этаже, нам повезло, без лифта сюда никто не поднимался.

— Слишком торопишься. Дойдем до Байгоры, тогда скажешь «повезло», — многозначительно заметил Атакор.

— Я ни разу не заметил опасности на дороге в город.

— Бродяги никогда не нападают на копателей с пустыми руками.

Атакор осветил Сергея своим фонариком и внимательно осмотрел его одежду и спросил:

— Вы нашли синтезатор?

— Да, я знаю, где находится синтезатор, только какой в этом прок, нужны коды ввода заказов.

— Я знаю код золота.

— Мне не нужно золото, в мире много вещей, за которые тебе будут платить золотом.

— Например?

— Безопасность, хорошая еда, лечение, если хорошо подумать, можно найти тысячи способов.

— Отдай мне синтезатор, я обеспечу тебя на всю жизнь.

— Синтезатор и так обеспечит меня.

— Ты наивен как дитя. Тебя быстро выследят и убьют.

— Сначала должны узнать про мой синтезатор.

— Чего тут узнавать, твоя одежда из синтезатора. Никто в здравом уме не будет тратиться на такие штаны и куртку.

— А что ты будешь делать с синтезатором?

— У меня большой род, только в Байгоре почти сорок человек. Создадим свой клан и будем спокойно жить.

— На тебя нападет другой клан, ты останешься без людей и без синтезатора.

— Шутишь? Война между кланами запрещена законом.

Сергей не стал раздумывать над странностью жизненного уклада, когда воевать нельзя, а убивать можно. Вместо этого решил найти синтезатор. Вдвоем они достаточно быстро выбрались на лестницу, после чего пошли вниз.

Не спеша проходя этаж за этажом, Сергей высматривал инженерно-технический блок, где по его мысли должен находиться синтезатор. Сервисное обслуживание такого огромного здания требует запчастей и прочих сменных деталей, а вместо склада логичнее иметь синтезатор. Искомое обнаружилось на 69-м этаже, — был ли это сервисный центр или что-то иное, сказать трудно. Связавшись с компьютером банка, Сергей заказал для своих компаньонов комплекты снаряжения охотника, после чего провел своей идентификационной карточкой по считывателю.

— Так вот зачем ты осматривал столы в заброшенных комнатах! Я много раз встречал такие карточки, но не знал их назначения.

— Как же вы пользуетесь синтезатором?

— Все демонтируем, остается клавиатура набора, загрузочный бункер и электрокабель. Пошли назад, надо обрадовать ребят.

Новость о найденном синтезаторе вызвала бурю восторгов с клятвой вечной дружбы и защиты.

Однако защита потребовалась компаньонам. От вросшего в землю банка до города было примерно двести километров. Копатели рассчитывали пройти это расстояние за пять-шесть дней. По уверениям Атакора и его товарищей подходы к городу с этой стороны бродягами не патрулировались. Сергею нечего было сказать, он просто-напросто не представлял реалий местной жизни. Шли плотной толпой, «сталкеры» строили планы по созданию нового клана, прикидывали варианты реализации находящегося в банке оборудования. Сергей впитывал информацию, иногда задавал вопросы, стараясь не выдать своего полного невежества в обычаях и традициях местной жизни.

— Бродяги! — неожиданно крикнул Фанти, двоюродный брат Атакора.

Впереди, метрах в ста, вальяжно стояли вооруженные мужчины. Окинув взглядом окружающую местность, Сергей убедился в отсутствии засады, разбойники брали «авторитетом» и численным превосходством. По-видимому, они никогда не сталкивались с сопротивлением. Тем лучше, вполне подходящие условия для первого урока. Редколесье, между лиственничными деревьями десять-двадцать метров с редкими островками кустарника. Разбойники вооружены револьверами, оружие с традиционно невысокой дальностью и точностью стрельбы и низкой скорострельностью. Впрочем, его неоспоримое преимущество в простоте изготовления.

Ашанти, родной брат Атакора, аккуратно поставил на землю рюкзак и пошел к бандитам.

— Он умеет договариваться, — сказал Маси, — можем обойтись малой данью.

— Слушать меня! — резко заявил Сергей. — Как только он вернется, все бегут в тот кустарник и падают на землю.

— Хочешь нашей смерти? Их в пять раз больше!

— Ты в камуфляже и лежишь на земле, я один перебью всю банду.

— Это не бандиты, а бродяги, — уточнил Атакор.

— Повторяю, лежите и не стреляете. — Сергей не стал выяснять разницу между бандитами и бродягами.

— Сумасшедший, среди них много хороших стрелков, тебя быстро убьют.

Главная проблема револьвера в тугом спуске. Нажимая курок, палец приводит в действие поворот барабана и взвод бойка, что в момент выстрела неизбежно уводит ствол в сторону. То, что в пистолете делают пороховые газы, перезарядка патрона и постановка на боевой взвод, в револьвере является частью механического процесса при нажатии на курок.

— Тебе-то какое дело, вы убежали и тихо лежали, никто не предъявит вам претензий.

— Мы дали клятву оберегать тебя.

— Оберегайте, ложитесь в кустах и стреляйте во врага, если он к вам приблизится. Поверьте, я хорошо знаю, что делаю.

В этот момент подошел Ашанти:

— Я договорился, синтезатор остается нам, остальное забирают бродяги.

Пора действовать, иначе бессмысленный спор даст преимущество разбойникам.

Сергей вскинул ружье и выстрелил в разбойников, копатели бросились в кусты после второго выстрела. Остолбеневшие от неожиданности бродяги начали шевелиться только после третьего выстрела, когда Сергей уже убедился в правильности выбранной тактики. Приблизившись на пятьдесят метров, он обегал по дуге столпившихся бандюков и вел огонь картечью навскидку. Выстрел, картечь поражает двух-трех бродяг, переломил ружье, сменил патрон и снова выстрел. Более или менее адекватная реакция наступила при фактическом окончании боя. Разбойники, беспорядочно стреляя и поддерживая себя завывающим кличем, ринулись в атаку. Сергей сделал очередной выстрел и побежал в обратную сторону, вынуждая врага прыгать через тела убитых и раненых товарищей. Еще пять выстрелов, и оставшаяся троица бросилась наутек. Последовала скоротечная погоня, редкие выстрелы в тылу говорили об участи раненых, а Сергею нужен «язык». Два выстрела картечью завершились ударом приклада в шею. Все, один отряд бродяг закончил свое существование.

Вход в базу разбойников располагался у подножия холма через некогда прорытый туннель. Двадцатиметровый проход завершался проломом в гипермаркет. Разграбленный тысячелетия назад магазин исправно обеспечивал постояльцев электроэнергией и водой. Пока копатели галдели над новыми трофеями, Сергей заинтересовался военным снаряжением. Из оружия у всех были различные револьверы, а вот остальное заставляло призадуматься. Аккуратно сложенные каски со встроенными системами двусторонней связи, приборы ночного видения, легкие бронежилеты и аппаратура обнаружения биологических объектов. Серьезное снаряжение, которым разбойники по всем признакам умели пользоваться.

— Атакор, что ты можешь сказать по этому поводу? — Сергей указал на полки со спецоборудованием.

— Обычная амуниция воинов, бродяги принадлежали к какому-то клану.

— Ты хочешь сказать, что клан отправил сюда своих воинов?

— Что тебя удивляет? Все кланы стремятся найти оборудование древних, одни отправляют своих людей копать, другие перехватывать копателей.

В общем-то, Сергею был безразличен принцип взаимоотношений, ему нужны добровольцы, а высокотехнологичное армейское снабжение говорит об интеллектуальном потенциале аборигенов.

Город Байгора раскинулся на высоких холмах у самого устья впадающей в океан реки. Холмы выросли на месте брошенного жилого комплекса, где вернувшиеся через несколько тысячелетий люди построили город «копателей». В этом был серьезный смысл, вокруг на сотни километров простирались различные заводы и города древних, которые в давние времена создавали здесь мощный промышленный центр. Синтезатор, конечно, великое изобретение, но он предназначен для космических кораблей, станций и особых условий. Для обычной жизни планеты нет альтернативы привычным заводам и фабрикам — производство дешевле, и намного. С подобными досужими мыслями Сергей ходил по улицам города, заглядывал в магазины и ресторанчики, время от времени опуская глаза на индикатор генного детектора. Безрезультатно, каждый встречный человек классифицировался как представитель псевдорасы.

Бригада Атакора занялась реализацией трофеев и подготовкой к новому походу, желая за один раз полностью вычистить обнаруженный банк. Финансовые вопросы Сергея не интересовали, как не интересовал повторный поход за раритетами древних. Операция по легализации на планете успешно выполнена, в Байгоре его воспринимали как человека Атакора. День за днем с утра до вечера Сергей ходил по городу, в ресторанчиках иногда заказывал чашечку крепкого кофе или напоминающего «Тархун» напитка, в магазинах интересовался предлагаемыми товарами. На четвертый день он заметил за собой слежку. В городе не было традиционных улиц, дома располагались по принципу стихийного городка. Как следствие, здания имели до четырех выходов, что вынуждало сопровождающих всегда заходить следом. В результате «адмиральской реабилитации» Сергей получил боевые навыки спецназовца, а не шпиона, поэтому заметил слежку благодаря поиску людей «чистой» расы. Регулярно поглядывая на детектор и окружающих людей, он обратил внимание на примелькавшиеся физиономии.

У него было поверхностное представление о работе шпионов, сложившееся во время учебы в академии ВМФ. Цикл лекций о секретах НАТО часто сопровождался историями о том, как советская разведка смогла до них добраться. Разумеется, говорили о рассекреченных агентах, и только в пределах возможного. Некоторые нелегалы так плотно вросли в систему, что сегодня работают их внуки, а кое-где даже праправнуки. Эталоном успешной деятельности остается Вишнев, для которого не оставалось секретов ни в Европе, ни в Америке. На его стол ложились секретные документы всех ведомств, он был в курсе самых суперсекретных военных разработок и проектов. Вишнев сумел отправить в СССР образцы химического и бактериологического оружия, чем полностью нивелировал сам смысл этого оружия. Его предал собственный агент, который работал первым секретарем Британского адмиралтейства. Забавно, как и в недавних событиях, следствие не доказало шпионской деятельности Вишнева. После обмена и возвращения в СССР европейские газеты получили секретные материалы НАТО, поставившие правительство Англии и США на уши, многие из генералов лишились своих постов, а предатель исчез навсегда.

Новый фактор не озадачил и не изменил планов, если он сменил одежду в первый же день, то внешний вид остался прежним. Грубо говоря, по городу ходил единственный среди арабов и негров европеец, что могло заинтересовать кого угодно даже в отсутствии строгой государственности. Так, в сопровождении пытавшихся остаться незаметными шпиков, Сергей обошел весь город. Безрезультатно, если не считать привязавшейся к нему грязной пьянчужки, что попрошайничала рядом с входом в пивнушку «Слепая удача». Кому нужна такая спутница, алкоголики безвольные и безответственные люди. Тем не менее в своих поисках он случайно наткнулся на важную информацию. Это случилось в одном из многочисленных оружейных магазинов. Глянув на индикатор генного детектора и огорченно вдохнув, Сергей с откровенным безразличием начал рассматривать выставленные образцы револьверов и различных боеприпасов. Взгляд зацепился за висящий под самым потолком плакат с рисунком чего-то знакомого, виденного раньше.

Да, точно! Этот непонятный симбиоз любительского телескопа с люстрой он видел на Контрольно-диспетчерской станции Альфекка, когда брал боевой скафандр. Второй раз эта хрень попала на глаза при осмотре корабля переселенцев. Более того, в обоих местах на соседних стеллажах лежали предметы, которые он за внешнее сходство назвал «перфораторы», размерами от пистолета Макарова до отбойного молотка шахтера. Значит, ему доступно оружие древних, осталось научиться пользоваться обширным набором смертоносных устройств.

— Сколько же это стоит? — спросил Сергей, показывая на плакат.

— Если ты придешь сюда с разрушителем и запасными батарейками, Байгора станет кланом, и ты его возглавишь.

— Неужели столь мощное оружие?

— На Пикоке пять разрушителей, кланы президента и правительства сохранились только благодаря им. Никто даже не рискует проверить наличие батареек.

— У вас есть картинки другого оружия древних?

— Ты что-то нашел? — Продавец пристально посмотрел на Сергея, затем положил на прилавок потертую книгу с замусоленными краями.

Листая страницы и читая описание, приходилось раз за разом клясть себя за поспешность и отсутствие любопытства. Хотя нет, корить себя не надо, он здесь не для начала новой галактической войны или введения собственного понятия справедливости.

Яндбий Джезаин быстрым шагом шел в ресторан «Веселый колокольчик», где, как ему доложили, обедал необычный человек из бригады Атакора. Байгора, как и другие центры копателей, имел статус свободного города, ни один клан не имел права устанавливать здесь свои законы. Все началось двести лет назад с Устьбугура, когда бригада копателей нашла три плазменных ружья и объявила город своим кланом. Пятьдесят лет назад клан «Белых журавлей» блокировал Горный Гай и через пять лет объявил его своей собственностью. Сейчас похожая ситуация сложилась вокруг Байгоры. Окружившие город бродяги принадлежат к клану «Степных охотников». Союз торговцев нанял Яндбия для наведения порядка и обеспечения безопасности копателей, но при всем старании он ничего не мог поделать. Более того, регулярные поражения породили уныние среди его людей, а торговцы осыпали насмешками.

Первыми о ловком стрелке прознали скупщики, после чего Яндбий встретился с людьми Атакора. Те наперебой рассказали историю случайной встречи и в красках описали скоротечный бой с бродягами. Помощники, посланные присмотреться к новому кандидату в отряд городской стражи, немедленно сообщили о разговоре с продавцом оружия. Новость заставила Яндбия поторопиться, такого человека упускать нельзя.

— Здравствуй, Сергей, я Яндбий Джезаин из клана «Желтый цветок», начальник охраны Байгоры.

Мужчина атлетического телосложения с непривычными чертами лица и волосами цвета спелой соломы сделал приглашающий к столу жест.

— Я Сергей Алексеев, ищу спутников, которые мне помогут вернуться к своему клану.

— Здесь много отважных людей, они пойдут с тобой только ради удовольствия попутешествовать по мало изученным землям.

— Все не так просто, — тяжело вздохнул Сергей. — Я родился очень далеко и только приблизительно знаю предстоящий путь.

— Я сам пойду с тобой, если ты поможешь городу избавиться от блокады бродяг.

— Атакор рассказал о нашей стычке?

— Ничего себе «стычка»! Ты в одиночку перебил два десятка обученных воинов.

— Какой у тебя план действий?

— План? Зачем? Ищем бродяг и бьем их.

— Бесполезное дело, на место убитых придут новые шайки, так и будем бегать по кругу, как белки в колесе.

— Интересное сравнение, мы говорим «как пес за своим хвостом».

— Не принципиально, главное в том, что гоняясь за шайками, мы ничего не добьемся.

— Мы не сможем взять базу клана «Степных охотников», там всегда более пятидесяти воинов и несколько десятков рабочих. Если будет атака, они возьмутся за оружие.

— Где находится база?

— Маленькая бухта на берегу океана в трех днях пути.

— Так близко? Такое нахальство должно быть наказано.

Предложенный план Яндбию не понравился своей неправильностью, так не воюют. Однако перевесило любопытство и обещание вернуть воинов живыми и невредимыми, поэтому он дал свое согласие.

Теперь дело за оружием да несколькими «хитрыми» устройствами. Яндбий повел Сергея на оружейный завод. Здесь верховодил Ирий Леуин, талантливый изобретатель с глубокими и разносторонними инженерными знаниями. Занимаясь теоретическими расчетами и конструкторской деятельностью, он не чурался простой работы, подчас выполняя на строгальном или фрезерном станке весьма сложные и специфические операции. Зная его скрупулезность и дотошность, Яндбий изначально сомневался в успехе. Ирий не возьмется за изготовление «неправильного» оружия, причиной отказа, вероятнее всего, послужит ответственный подход к порученному делу. На деле все получилось совершенно иначе. Изобретатель с полуслова понял основной смысл нового оружия. Последовали схематические эскизы, уточнения и определение требуемых параметров. Затем сложилась внешне несуразная ситуация. Ирий, сидя за столом и глядя в стену, что-то невнятно говорил, Сергей ходил по кабинету, брал в руки разложенные детали и бросал короткие фразы. Только вслушавшись в слова, Яндбий понял, что идет обсуждение автоматического затвора для нового оружия.

Сергей охотно принял предложение принять участие в разгоне шайки бродяг. Он согласился не ради возможности пострелять и поездить по округе. На решение повлияла необходимость поиска «чистых» людей и нежелание попусту тратить время на разграбление обнаруженного банка. Итак, он нашел только двоих — алкоголичку по имени Румейла да Ирия Леуина, что являлось совершенно недостаточным даже для укомплектования одного корабля. К тому же если женщину можно просто насильно взять с собой, то с инженером необходимо поговорить, и далеко не факт что всеми уважаемый человек согласится принять участие в ненужном ему мероприятии.

На выполнение необычного заказа Ирий потребовал двадцать дней при условии безоговорочной помощи со стороны городского правления. Новость о приглашении Сергея в отряд Яндбия бригада Атакора приняла с одобрением, не было ни одного копателя, кто бы ни желал покончить с обнаглевшими бродягами. Вечером, когда отмечали переход Сергея в охрану, он выбрал удобный момент для важного для себя вопроса:

— Послушай, Яндбий, пока готовится новое оружие, я хотел бы пару недель походить вокруг базы клана «Степных охотников».

— Одному нельзя, охрана тебя сразу поймает.

— Группу еще быстрее заметят, в одиночку легче спрятаться.

— А смысл? Зачем попусту бродить рядом с их поселением?

— Надо заранее выбрать место, откуда мы начнем атаку, найти пути отхода. Одним словом, продумать варианты развития событий.

— Ладно, тебе виднее, иди.

Собственно разведку Сергей планировал провести за один день, ему требовалось легальное обоснование предстоящего исчезновения из Байгоры.

Из ресторана расходились далеко за полночь, долго прощались, вспоминая старые анекдоты и желая друг другу спокойных снов. Сергей прогулочным шагом направился к своей гостинице, но через два квартала свернул к гаражам торговцев, где у бетонной стены ночевала нужная ему пьянчужка. Вот и сейчас она притулилась за мусорным контейнером на обрывках картона. Преодолевая отвращение и морщась от мерзкого запаха перегара и немытого тела, Сергей обнял спящую женщину и активировал телепорт на орбитальную станцию. Оказавшись в кабинке боевой станции, он опустил свою добычу на пол и открыл телепорт в Центральный госпиталь.

— Господин адмирал, кто это с вами?

— Сильное химическое отравление, подозреваю обширное поражение всего организма.

— Прошу отойти на четыре шага.

Невидимое силовое поле подняло спящую женщину и бережно внесло в лифт. Дело сделано, он выкрал человека, теперь надо ждать.

Проснулся он в своей каюте от ментального зова компьютера:

— Диагностика завершена, процесс лечения завершится через сорок суток.

— Сорок суток! Почему так долго?

— Отравление затронуло все центральные нервные узлы, функции головного мозга подавлены, в груди две свинцовые пули.

— Какова вероятность реабилитации на должность вахтенного офицера?

— После лечения в первую очередь потребуется тест на уровень интеллекта. Реабилитация на офицерское звание маловероятна.

— Прошу до моего возвращения не выводить больную из состояния сна.

Сергей встал с кровати, еще одна неудача. После завершения лечения эта женщина будет пригодна разве что на должность судомойки, да и то при условии, что не потребует возвращения в родной город. Один в поле не воин, это точно, но где и как найти добровольных помощников. Надо вернуться на Контрольно-диспетчерскую станцию Альфекка, где должна быть информация по обитаемым мирам и космическим станциям. Хватит бессмысленных метаний, следует начинать с систематизации имеющихся данных.

Мир Пикока разделен на кланы, там искать себе помощников в принципе бесполезно, В других мирах может быть более развитая цивилизация или, наоборот, деградация до феодального уровня. В любом варианте появление одиночки, вероятнее всего, закончится пленением с последующим рабством или насильственным высасыванием информации. Пока за спиной ничего нет, соваться на обитаемые планеты смертельно опасно. Приняв решение, Сергей направился к своему пленнику. Адмирал Убанги поднял голову и посмотрел на вошедшего усталым взглядом:

— Убей меня!

— Не спеши, ты мне нужен живым. С какой системы вылетели твои предки?

— Планета Изумрудных морей в системе Изар.

Что же, коль скоро там произошла расовая чистка, мир Изумрудных морей станет первым в попытке найти себе спутников. А сейчас пора на Контрольно-диспетчерскую станцию в системе Альфекка.

Станция встретила чистотой и порядком военного учреждения. От былого разгрома не осталось и следа, строгие линии служебных коридоров рассекались переборками аварийной герметизации. Ярко высвечивались указатели различных служб и отделов. Абсолютное безлюдье уже не угнетало, Сергей уже привык к положению космического одиночки.

— Контрольно-диспетчерская станция Альфекка приветствует адмирала Алексеева.

— Доложить статус.

— Оборудование связи и астронавигации — сто процентов, оружие — сто процентов, жизнеобеспечение — сто процентов, функция обслуживания навигационных буев невыполнима.

— Причина?

— Корабль флота навигационного обеспечения выработал ресурс, Адмиралтейская верфь флота в режиме ожидания ресурсов.

— Координаты верфи.

— Система Альгур, В71Г4.

— Какие еще проблемы?

— У причала посыльный корабль с важным сообщением для штаба флота. Прибыл в автоматическом режиме, ошвартовался по причине недостатка топлива.

— Координаты штаба.

— Система Альгур, В71Д2.

Если верфь, как и реанимация галактической астронавигации, Сергея не интересовала, то в штабе можно найти много полезного, в том числе и координаты Земли. К тому же штаб в космосе по своей конструкции должен соответствовать штабу в океане.

Другими словами, это большой корабль с мощной связью, аналитическим центром и оружием для собственной защиты. Посещение штабного корабля надо вывести как приоритетную задачу, а для начала ознакомиться с военными секретами многовековой давности.

Глава 6 МЕСТНЫЕ РАЗБОРКИ

Сергей завтракал на «автомате», все мысли крутились вокруг той информации, что он просмотрел вчера. В общем-то, ничего сногсшибательного или экстраважного. Плохо одно — погибшая эскадра отправила сообщение на трех кораблях, посему велика вероятность подключения к поискам других рас или планет, где деградация не произошла или была в незначительной степени. Те же индусы, что недавно были на этой станции, могли легко доставить корабль на свою планету и изучить находящуюся на борту информацию. Надо еще раз просмотреть сообщение и очень серьезно подумать, а сейчас пора на центральный пост:

— Прошу повторить запись адмирала флота Бхонсла.

Вокруг развернулся открытый космос с яркой звездой, и Сергей оказался в центре давно минувших событий.

Маленький кораблик, не больше яхты, незаметно дрейфует между орбитами четвертой и третьей планет. Вот пространство буквально вспучивается от стремительного входа огромной эскадры. Корабли открывают огонь по пятой и шестой планетам, огромные шары плазмы несут смерть всему живому. Орбитальные станции почти без задержки открывают ответный огонь. Прошло несколько минут, и с планетарных орбит стартовали боевые корабли, но как-то странно. Сначала белесая вспышка — и корабль исчезает, затем в другом месте разворачивается северное сияние — и в радужных всполохах медленно выплывает контур исчезнувшего корабля. По всей видимости, атакующие были готовы к подобному развитию событий, они заранее перенесли огонь в район выхода врагов. Вот развернулись огненные крылья взрывов первых кораблей, атакующие имели явное превосходство в скорости тактического маневрирования и плотности огня. Затем на пятой и шестой планетах вспыхнула огненная феерия, огромные протуберанцы пламени вырвались за пределы атмосферы. Пятая планета медленно начала разваливаться на куски, являя картину запредельного сюрреализма. Последовавший взрыв метнул чудовищную энергию на шестую и четвертую планеты.

Становится очевидным, что эскадра вторжения тщательно рассчитала свою атаку, положение планет давало им явное преимущество. Попытка защитников перекрыть пути атаки и защитить планеты от удара откровенно провалилась. Эскадра игнорировала четвертую планету и, нанося рассредоточенный удар по третьей и второй планетам, направилась к светилу. Удар плазмы разорвал фотосферу, в пространство вырвался смерч энергии, местное солнце начало принимать сине-зеленый оттенок. Создалось впечатление, что этой системе наступает конец, и защитники бросили флот на защиту своей звезды. В это же время корабли вторжения разделились, одна часть схлестнулась в огненной дуэли, другая развернулась в атаку на вторую и третью планеты.

Бой перешел в решающую стадию, энергия взрыва накрыла четвертую планету, сорвала атмосферу и сбила орбитальные станции. Вскоре вторая планета засветилась фиолетовым сиянием, сквозь которое просматривались огненные шлейфы падения боевых станций. Флот вторжения откровенно сосредоточился на ударе по третьей планете, которую защищала орбитальная станция огромных размеров. Впрочем, это был уже не флот, а группа кораблей, которым противостоял планетарный гигант и несколько боевых единиц. Атмосфера самой планеты окуталась черной пеленой с яркими вспышками энергетических взрывов. Завершающим аккордом послужил мощный выброс энергии и переливчатые вспышки, которые покрыли поверхность орбитальной станции. Все, победа, флот вторжения захватил вражескую систему.

Победители направились к четвертой планете, в пространстве появилась маленькая эскадра из десяти кораблей переселенцев и десятка разнокалиберных судов сопровождения. Голограмма развернула новую картину: семеро человек в военной форме — индус, негр, египтянин, араб, китаец и двое европейцев, блондин и брюнет. «Я адмирал флота Бхонсл, командующий вооруженными силами Галактического альянса, уполномочен заявить, что мы полностью уничтожили врага. Тольтеки больше не существуют. Из всех планет бывшей столичной системы тольтеков, пригодной для жизни, останется только третья, и только через пять лет. Призываю присоединиться к нам всех незатронутых генетической проказой граждан Галактического альянса».

Сергей с закрытыми глазами откинулся в кресле. Какую реальную помощь дает ему это сообщение? Да никакую! Ну высадились на Земле семь с половиной тысяч лет назад прародители землян, и что? Люди давно расселились по планете и считают ее своей родиной. Да, есть различие цивилизаций Афро-Евразийского континента с Австралией и Америкой. Да, там иная флора и фауна. Да, при желании можно признать корабли переселенцев как Ноев ковчег. Но ему-то нужны координаты Земли, а не история ее завоевания. То, что адмирал флота Бхонсл отправил свое сообщение на трех кораблях, сегодня создает для Земли дополнительную угрозу. Желающие получить «генетически чистый материал» легко приберут беззащитную планету к рукам. Один «Отчаянный» без труда завоюет Землю XXI века. Впрочем, в XXI веке завоевывать не придется, люди сами, толкаясь локтями, побегут за экзотикой космических сражений и звездных десантов.

Тем не менее это шелуха, посыльный корабль не оборудован навигационным компьютером. При отправке ему задали конечную и промежуточную путевые точки. Невозможно установить даже приблизительную линию пути. Сергею нужен штаб, и для выяснения координат Солнечной системы, и для уточнения характеристик боевых кораблей. Видеоролик показал способность кораблей бывшего врага к телепортации, что намного ускоряет перемещение на дальние расстояния. Корабли прародителей обладают отличной скоростью, однако в масштабах галактики способность к телепортации явно предпочтительней. Придется навестить верфь и узнать, возможно ли строительство корабля с такими данными. Кроме того, надо найти орбитальнуюстанцию и изучить вопрос ее буксировки на орбиту Земли.

— Какой статус штабного корабля?

— После ста лет ожидания автоматический переход в спящий режим.

— Приказ на штабной корабль: подойти к верфи для проведения ремонтных работ. Приказ на базу сырьевых ресурсов: обеспечить верфь необходимыми ресурсами.

— Исполнено. Какие еще распоряжения?

— Приказ на «Отчаянный»: перейти к причалу Контрольно-диспетчерской станции Альфекка, передать топливо на посыльный корабль и сопроводить к причалу штабного корабля.

— Исполнено.

Сергей развернул голограмму прилегающего района космоса и с помощью компьютера нашел флотскую базу снабжения. Коль скоро он озадачил работой бывших пленников адмирала Убанги, то следует и отблагодарить их достойным обеспечением.

Телепортировавшись на орбитальную станцию планеты Пикок, Сергей сразу засел за обучающий компьютер. Лихая кавалерийская атака на программу младших классов моментально увязла в незнакомом построении самой системы обучения. Впустую потеряв день, с утра он решил кардинально изменить саму методику изучения школьной программы, для чего коммутировал компьютер обучения на компьютер станции с выводом данных на ментальном уровне. Началось стремительное усвоение информации, за первый день прошел первые три класса. Дальше все пошло просто великолепно, школьная программа, можно сказать, напрямую записывалась ему в мозг, но…

На седьмой день утром Сергей поймал себя на неадекватном действии. Он наливал кофе в тарелку! Как бы очнувшись, удивленно посмотрел на кофейник, на тарелку, на свои руки. Нет, так нельзя, с такими экспериментами можно и свихнуться. Закончив завтрак, он отправился на прогулку по станции. После обеда час в спортивном зале, затем массаж — и снова прогулка по станции с заходом на боевые посты и тренировкой в управлении оружием. На следующий день Сергей спохватился: ему пора возвращаться на планету, а он не удосужился даже примерно осмотреть место предстоящего боя. Память подсказала о разведывательном зонде, который находится на борту корабля колонистов.

Дав команду расконсервировать зонд и вывести его на орбиту планеты, Сергей продолжил изучение боевых возможностей станции и занятия в спортзале. В этот день в рукопашной схватке он смог победить в спарринге фантома. Уже в массажной капсуле снова вспомнил о разведывательном зонде, в школьной программе за пятый класс описывалось стандартное снабжение корабля колонистов и принципы управления основными механизмами и устройствами. Принципы принципами, а реально опустить зонд на планету оказалось совсем не просто. Казалось, в чем может быть сложность? Гравигенераторы не дадут зонду упасть, его всего лишь надо вывести к нужному месту на тысячеметровой высоте. Это «всего лишь» заняло шесть часов. Зонд четко держал заданную высоту и курс, только вот планета крутилась да ветер дул во всех мыслимых и немыслимых направлениях.

К разведке Сергей приступил с последними лучами солнца. Четко выдерживая курс и скорость, начал изучать базу клана «Степных охотников». Для получения максимальной информации зонд осуществлял съемку во всех доступных диапазонах, от ультразвуковой локации и ультрафиолетового оптического спектра до радиочастот и рентгеноскопии. Сергей практически не смотрел на голографическую картинку, которая транслировалась с зонда на компьютер станции. Все его внимание было сосредоточено на панели управления маленьким бесшумным шариком, ибо кроме самой информации требовалось собрать данные для масштабной сетки. Выполнив пять проходов в направлении север-юг, он добавил столько же циклов по направлению запад-восток.

В заключение зонд исследовал местность между базой клана «Степных охотников» и городом Байгора, после чего начался подъем на орбиту. С возвращением зонда дело обстояло намного лучше, подъем на орбиту планеты не составил особого труда. Сергей несколько попотел при подводе зонда к лацпорту, но маневры удались, и в завершение он осторожно посадил своего «шпиона» на кильблоки. Удобная штука. Приказав перевести зонд на «Следопыт», Сергей приступил к изучению и обработке полученной информации. Наличие трех наблюдательных постов являлось закономерной и ожидаемой предосторожностью. Дальше пошли сюрпризы — зонд обнаружил целую сеть стационарных огневых позиций. Так что ступор в развитии оружия говорит об отсутствии в истории планеты масштабных войн, а не о многовековом мирном сосуществовании. У причала стоял пароход с пятиметровым тараном и парусник. Оба судна загружались отнятыми у копателей трофеями. По территории базы курсировали пять грузовиков, которые в момент работы зонда доставляли груз на стоящие у причала суда. Взяв распечатки планов, Сергей проверил выделенные ориентиры, азимуты и таблицу расстояний. Все, можно спать.

В предрассветных сумерках у придорожных кустов развернулось белесое свечение. Сергей вышел из телепорта в километре от города, внимательно осмотрелся по сторонам и направился к гостинице у городской управы. Именно там жил Яндбий со своими охранниками. На окраине, где обитали многочисленные проводники и знатоки тайн и секретов наследия древних, он столкнулся с ночным патрулем:

— О, Сергей, наконец-то вернулся! — приветствовали стражники. — Яндбий уже совсем перенервничал.

— Как там у Ирия, закончил с моим заказом?

— Чудное получилось оружие, мы о таком и не слыхивали.

— Провели пробные стрельбы?

— Да! Ты знаешь, теперь с тобой все хотят идти. Карабин под десятимиллиметровый патрон револьвера бьет наповал с полукилометра.

— Как же вы умудрились проверить?

— Не стерпели, с двумя карабинами пошли в холмы, где устроили засаду на бродяг. Весь десяток перебили как цыплят.

— А машины подготовлены?

— Ирий сделал точно по чертежам. Выбрал хорошие доски, обшил двигатель, кабину и кузов.

— Надежно, револьверная пуля не пробьет?

— Он самолично проверял, для этой цели сделал особый револьвер.

— Кстати, для тебя приготовили сюрприз, берегись, — с улыбкой добавили стражники.

Сюрприз так сюрприз, Сергей не возражал. Цивилизация на Пикоке дальше револьвера не пошла. С одной стороны, по револьверной схеме винтовки не сделать. Слишком высок риск, что во время боя пуля застрянет в стволе. Есть такая болячка у револьверного оружия. С другой стороны, на планете сохранилось оружие древних, правда, не факт, что к нему есть боеприпасы. Он уже проверил эффективность разрушителя, больше не хочется. Благо хватило ума стрелять в открытом космосе.

Не успел Сергей разместиться за столом и заказать себе завтрак, как рядом пристроился Яндбий:

— Привет, бродяга, как твои успехи?

— Нормально, завтракать будешь?

— Нормально — это как?

Что ни говори, а натуральная еда отличается от синтезированной пищи космического камбуза. Желая отвлечь собеседника от расспросов, Сергей протянул распечатанную на космической станции карту. Действие оказалось верным, пока начальник охраны изучал полученные разведданные, удалось насладиться слегка обжаренными ломтиками бекона с гусиными яйцами, затем последовал балык из нескольких сортов рыбы и мяса, потом фруктовый салат. Попивая кофе с выдержанным сыром, Сергей смотрел на Яндбия и размышлял на кулинарную тему. Первоначально его удивлял факт полного соответствия с привычной на Земле пищей. Те же фрукты и овощи, привычная домашняя скотина и птица, никакой экзотики, разве что отсутствие картошки с помидорами.

— Хорошая работа, — отвлек его от размышлений начальник охраны. — Не зря время потратил.

— Не зря, — согласился Сергей, — только я полагал увидеть совсем другое.

— Ты имеешь в виду количество воинов?

— Нет, я ожидал иного. Ладно, когда выступаем?

— Ирий уже должен быть на фабрике, пошли.

По дороге Сергей продолжил свои размышления на тему колонизации Земли. Получается, что Галактический альянс разработал не только военную атаку на Солнечную систему, но и тщательно подготовил эвакуацию последних «чистых» граждан.

Ирий встретил его дружеским рукопожатием, после чего повел к стоящим на самом видном месте минометам.

— Вот, полюбуйся!

Сергей с умным видом обошел вокруг, покрутил маховик горизонтальной наводки и повернулся в сторону снарядных ящиков. Ему элементарно было нечего сказать. Конечно, минометы это его идея, но только идея, конструкторская разработка — целиком заслуга Ирия. Он сделал инженерный расчет и воплотил его в металле, он разработал минометную мину и снарядил ее взрывчаткой собственного изобретения.

— Даже лучше, чем я ожидал, — ответил Сергей своим товарищам.

Однако конструктор проигнорировал похвалу и повел его к верстаку, где были аккуратно разложены карабины.

— Я их сразу сделал самозарядными, незачем попусту тратить силы на один вариант, потом на другой.

— Тебе виднее, я не оружейник, всего лишь рассказал об известном мне оружии.

— Мы тут никогда не думали о таком. Хорошо, что твой клан далеко отсюда. Но и мы кое-что умеем, держи подарок. — И Ирий протянул кожаный футляр.

— Однако! — воскликнул Сергей.

Первой мыслью было, что это пистолет-пулемет, но, взяв рожок, он понял: у него в руках автомат.

— Надо же! С таким оружием Байгора завоюет всю планету!

— Воина сразу видно, — проворчал Ирий, — мысли только о войне. Ты посмотри на конструкцию.

Дальше пошло детальное объяснение, где какая пружина, почему сделано так, а не иначе. Конструктору не терпелось похвастаться своим детищем. Сергей не возражал, ему было интересно послушать и понять ход изобретательской мысли.

Сегодня многие критикуют недальновидность советских вождей, которые не смогли подготовить Красную армию к войне. Так ли это? Выгнав из страны всю интеллигенцию, коммунисты тем не менее внимательно отслеживали все военные доктрины. Во всем мире треть сухопутных войск составляла кавалерия — СССР не отставал. Появились батальоны велосипедистов — Красная армия получила велосипеды. Началась мода на мотоциклистов — в Ленинграде, Харькове и Ижевске построили мотоциклетные заводы. В Европе разработали танки с противоснарядной броней — советские правители купили в Америке патент.

С танками даже умудрились всех обогнать и создали самостоятельные войска, но Испания внесла свои коррективы. Прорвав оборону противника, они оказывались без поддержки пехоты и становились легкой добычей тыловых подразделений, до мотопехоты еще не додумались. Как следствие — танковые части расформировали и небольшими группами распределили по пехотным полкам. Идея глубокого прорыва танковых войск принадлежит Гитлеру. Его предложение повторить план Шлиффена от 1914 года генштаб категорически отверг. На первом этапе немецкие войска без проблем достигнут Седана, но дальше снова ожидание тыловых частей, чем неизбежно воспользуются французы. Получается стопроцентное повторение давешнего сценария. Однако фюрер приказал отправить бронетанковый кулак дальше на север. Бросок в глубь страны отсечет север Франции, затем удар на Париж с запада. Так родилась новая доктрина, ибо противник в своем глубоком тылу ничего не мог противопоставить танкам.

Аналогичная картина была и с авиацией. Сегодня англичане не устают повторять о своем лидерстве в создании реактивной авиации. Да, это так. Первый английский реактивный самолет «Глостер» с реактивным двигателем Уиттла поднялся в воздух в 1941 году. У американцев возникла проблема с двигателем, но, получив чертежи Уиттла, они смогли создать свой «Эркомает» в мае 1942 года. Тем не менее прогресса не было до тех пор, пока после войны к работам не привлекли немецких авиаконструкторов.

Всю войну за падающими на Лондон ФАУ-1 и ФАУ-2 гонялись поршневые самолеты. В СССР Архип Люлька предложил проект авиационного турбореактивного двигателя в 1937 году. Однако после октябрьской эвакуации 1941 года конструктор был подключен к работам над танковыми двигателями. В 1944 году по приказу Сталина в Англии купили лицензию на морской газотурбинный двигатель Роллс-ройс, который стал базой не только для советской авиации, но и для реактивных самолетов всего мира.

Переработанный советскими конструкторами вариант газотурбинного двигателя Роллс-ройс сделал МиГ-15 королем воздуха. За все время войны в Корее было сбито 319 советских самолетов МиГ-15 и Ла-11 (поршневые), 109 пилотов погибло. Китай и Северная Корея потеряли 231 самолет МиГ-15, Як-9 и Ла-11, 126 пилотов погибло. США и их союзники Англия, Австралия и Южная Африка признают потерю 2866 самолетов, 1144 пилота погибло, 214 пилотов взято в плен, 40 пилотов пропали без вести. За время войны советские летчики посадили на территории Северной Кореи или Китая практически все типы самолетов противника. Все модели и модификации самолетов США и Англии были доставлены в СССР в целом и исправном состоянии. Советские конструкторы использовали американскую идею сигнализации о цели сзади, прозванную советскими пилотами «паникер». Радиолокатор заднего обзора при обнаружении цели подавал сигнал тревоги.

ГРУ, для дезориентации пилотов США, подбросило американцам «утку». Из СССР был доставлен один из неудачных прототипов МиГ-15 со слабым двигателем и вооружением, без нормальных приборов (сняли автоматическую подвижную сетку прицеливания, американцы создали аналог через десять лет). Этот самолет был посажен на фюзеляж в труднодоступных горах недалеко от линии фронта с имитацией закончившегося топлива. Авиаразведка заметила самолет, американцы клюнули на приманку и вывезли МиГ-15 на вертолетах по частям. Для достоверности по ним даже стреляли, много, но мимо. «Подарочек» был доставлен в США, где его собрали и испытали. Тактико-технические и летные данные самолета были направлены в войска. До сегодняшнего дня во всех иностранных справочниках по МиГ-15 приводятся данные этого прототипа. После изучения трофея американцы переняли принципиальную конструкцию двигателя, до этого использовалась немецкая разработка.

Кстати, о данной войне ходит слишком много мифов. 23 июня 1950 года в 22 часа армии США (40 тысяч человек) и Южной Кореи (100 тысяч человек) начали боевые действия без объявления войны. Двадцать пятого июня они продвинулись в глубь территории Северной Кореи на 1–2 километра. Ответным ударом американцы были отброшены на самую южную точку полуострова. Южнокорейские солдаты к этому времени перешли на сторону армии Северной Кореи. В Нью-Йорке собралось срочное заседание Совета безопасности ООН, которое состоялось без представителей Китая и СССР. Северную Корею признали агрессором. Дальше последовала полномасштабная военная эскалация, закончившаяся появлением у границ США бомбардировщика Ту-95.

Есть в истории еще один момент. Заокеанские союзники частенько напоминают о той помощи, которую они оказали во время войны. Оказали, никто не спорит, но после окончания войны начали жесткий прессинг с прямой угрозой нанесения ядерного удара. Европейская часть страны в руинах, нищенская жизнь с дефицитом буквально всего, поля нашпигованы пехотными и противотанковыми минами, в лесах сидят бандиты. Это сегодня их пытаются выдать за борцов с чем-то, на самом деле в лесах сидели самые обычные дезертиры, не важно, дезертиры какой армии, важно, что вооруженные трусы. В трудный послевоенный период посыпались открытые угрозы новой войны. Вместо восстановления нормальной жизни пришлось срочно наращивать военную мощь. Деньги тратились на новые военные разработки, строились авиационные и танковые заводы, создавалась автоматизированная система оповещения о вражеской агрессии. СССР направил все силы на собственную защиту, а сегодня нас в этом упрекают и обвиняют в милитаризме.

Что касается пехотного оружия, и союзники, и немцы воевали винтовками времен Первой мировой войны. Английские и американские пулеметы с водяным охлаждением, в том числе ручные. Соответственно пулеметы Дегтярева и СВТ, основное оружие Красной армии, явно превосходило аналоги как союзников, так и противников. В первые дни войны склады резерва оказались в руках немецкой армии, люди шли на передовую безоружными, в гражданской одежде. Если пошив форменной одежды наладили достаточно быстро, то с оружием дело было сложнее, просто не хватало производственных мощностей. Попытки купить винтовки в Англии или Америке встретили прямой отказ. Союзники не согласились продать даже запасы Первой мировой войны. От безвыходности в 1942 году приняли решение начать массовое производство ППШ и не прогадали.

Немного о «теоретиках оружия». Дружный хор воспевает немецкий пулемет MG как лучший пулемет времен Второй мировой войны. Вместе с тем только ленивый не плюет в сторону СВТ. А что говорили современники? Немецкие солдаты предпочитали пулемет Дегтярева, а самым популярным оружием вермахта была СВТ. Да, да, эту винтовку даже продавали в своем кругу и по немалой цене в двести марок, что соответствовало двухмесячному окладу лейтенанта. Пулемет Дегтярева в снаряженном состоянии ровно в два раза легче MG, а по скорострельности лучше. Практическая скорострельность определяется временем расстрела одной тысячи патронов, что учитывает заедания и перезарядку. У Дегтярева 120 выстрелов в минуту, у MG 90 выстрелов в минуту. За столом можно придумать любую муть. А пробежать километр с двадцатикилограммовым пулеметом в руках? Немцы-то свою мандулу тащили вдвоем.

Автоматы показали свое превосходство в боях за Сталинград, дальше — больше. В результате сегодня НАТО с карабином, остальные с «Калашниковым». Автоматы АК, как и М-16, достигли предельного совершенства, когда невозможно что-то улучшить. И если в первом случае ничего улучшать и не надо, то М-16 имеет «врожденную болезнь», после 500 выстрелов требуется смена ствола. Конструктивно это невозможно, изменить конструкцию также невозможно, вот и дарят свое оружие «дружественным странам». После Вьетнама начались поползновения в сторону создания «штурмового оружия», сиречь автоматов. Появились всякие СА, ФН, миними и прочая дурамуть, ибо по-другому не назвать испорченные копии оружия Калашникова.

Осталось добавить несколько слов в адрес околовоенных «исследователей». Сначала о мифе подготовки советской агрессии против Германии. Что могла дать Сталину эта война? Ничего! Германия и Италия демонстрировали свою дружелюбность, вели активную торговлю, продавая в СССР любые товары и технологии, включая военные. Остальные страны Европы были откровенно враждебны к Советам.

Немцы оккупировали Европу, разгромили англичан, а Сталин хочет в одиночку сразиться с вермахтом. Он что, полный идиот? Не понимает, что неизбежно подключение немецких союзников, Италии и Японии? Забыл итоги Первой мировой войны, когда Антанта билась с немцами четыре года?

Другая бредятина связана с маршалом Жуковым. Во время обысков в его трехкомнатной квартире «нашли» десять вагонов вывезенного из Германии добра. Приплюсовали и дачу, «забыв», что это собственность Минобороны, где вся мебель имела бирочки с инвентарными номерами. К маршалу прилепили понятный всем ярлык — «вор». На самом деле причина намного проще. С окончанием войны жизнь в армии вернулась к довоенным стандартам. На учебные стрельбы — три патрона в месяц, на учебное вождение танка — один час в месяц, зато на политучебу отводилось сто двадцать часов. Вот с этим и попытался бороться Жуков, за что и попал в опалу. Истинную причину наказания скрыли, и Хрущев сдуру вернул маршала на место, но быстро раскаялся и отправил в отставку. Вдалбливание идеалов марксизма-ленинизма намного важнее умения владеть своим оружием.

Машины тряслись по бездорожью в предзакатных лучах солнца. Сергей сидел рядом с водителем и сверял направление с выделенными на карте ориентирами. К нужному месту должны приехать в сумерках, когда будет полная гарантия, что наблюдатели из клана «Степных охотников» ничего не заметят. Однако мысли адмирала были далеко, он сопоставлял полученную в школьной программе информацию с известными на Земле расами и народами. В основном все сходилось. Да, на Земле жили люди из разных звездных систем, для него это стало бесспорным фактом. Известные по сказкам эльфы, гномы, орки и так далее реально жили в галактике, но не могли переселиться на другие планеты по причине особых требований к среде обитания. Одни зависели от особого спектра местного солнца, другим требовалось специфическое излучение фотосферы, третьи нуждались в неприемлемом для людей тяготении.

Сергея озадачила монголоидная раса. По здешней школьной программе они являлись даурами, что можно перевести как андроиды или искусственные люди, поэтому им и сделали отличительный внешний вид. Дауры выполняли все опасные для жизни работы и в первую очередь были воинами. Они являлись космодесантниками, телохранителями, операторами орудийных установок, обслуживали в бою двигательную установку и многое другое. Для удобства даурам сделали мощный ментальный центр, который позволял им прекрасно взаимодействовать. По сути, ученые Галактического альянса создали тех же людей, только вечноживущих. Например, воин мог погибнуть, но благодаря постоянному ментальному контакту с ближайшим компьютером его матрица непрерывно обновлялась. Эти данные пересылались в соответствующий центр, где через некоторое время наступало возрождение. Причем «новый» солдат имел в голове всю предыдущую информацию вплоть до момента своей гибели. Подобное решение делало дауров бесценными, они накопили огромный профессиональный опыт, а как воины были бесстрашны, ибо понятие «смерть» к ним не относилось. Сергея смущал один нюанс, согласно школьной информации, дауры были двуполы, но лишены репродуктивной функции. На Земле монголы, китайцы, чукчи и так далее не только размножались, но и создавали нормальные браки с другими народностями и расами.

Машина подпрыгнула на очередной кочке и остановилась.

— Куда дальше? — спросил водитель.

— Объезжай кустарник с любой стороны, там для минометов удобная площадка.

Пока люди Яндбия разгружали машины, Сергей с помощью лазерного дальномера выверил расстояния до ориентиров и отметил место для минометов. Первый этап закончен, атака начнется перед рассветом. Расчеты старательно устанавливали секретное оружие, автор нахальной идеи залег чуть ниже вершины холма, на обращенном в сторону противника скате. До базы «Степных охотников» было пять километров, но бинокль позволял рассмотреть все детали вечерней жизни. Кто-то выяснял отношения, другие неторопливо прогуливались перед сном, вот от стоящих у причалов кораблей нестройной толпой прошли моряки. Лениво переговариваясь, они зашли в один из жилых бараков. Сергей встрепенулся: а что, хороший шанс захватить флот бродяг.

Десятник внимательно выслушал безумную идею.

— Ты серьезно хочешь все сделать в одиночку?

— Не получится, вернусь сюда.

— И как же ты собираешься вернуться? Один с автоматом против всего гарнизона?

— Зачем так печально? Я не собираюсь идти напролом, можно прыгнуть в воду, потом обойти по берегу.

— Ладно, я тебе не командир. Давай показывай приборы.

Первым делом Сергей пододвинул планшет радиопеленгатора, где светились три точки, обозначающие местонахождение дозорных клана «Степных охотников». Затем показал три приемника, настроенных на каждого дозорного в отдельности.

— Держи «глушилку». — С этими словами пододвинул радиопередатчик.

— Как я найду каналы штаба?

— Сами найдутся, приемник у кустов непрерывно работает в режиме автопоиска.

— Хитрый ты.

— Какая тут хитрость? И передатчик, и приемник шлема пеленгуются легко и просто.

— Я десятки раз ходил в дозоры, принимал участие в различных стычках, но никогда не думал, что мое место можно засечь с помощью примитивного пеленгатора.

Сергей промолчал. Из рассказов ветеранов Афгана он знал о более серьезных разработках, когда с руки посылали ракету и на фоновый сигнал приемника, и на прибор ночного видения. Такой эпизод есть в фильме «Девятая рота», правда без пояснения.

— Когда включить «глушилку»?

— Внимательно слушай разговоры. Их слова и вопли помогут определить эффективность минометного огня.

— Еще команды, куда бежать, где залечь.

— Верно мыслишь, «глушилка» нужна в случае твоего обнаружения или для усиления паники.

— Паника будет, это я тебе обещаю. Таких боев у нас еще никто не видел.

Сергей снова промолчал, на Земле давно уже нет «глушилок», люди додумались до поглотителей сигнала. Сегодня легко и просто нивелируется сигнал любого спутника, пойми-разбери — спутник вышел из строя или на сигнал поставили капкан. «Глушилка» для прибора обнаружения биологических объектов перешла в руки десятника в последнюю очередь. Если сам поисковый аппарат сложен, дорогостоящ и малоэффективен, то «глушилка» проста, как трехколесный велосипед, и надежна.

К причалам Сергей отправился сразу после полуночи. Шел спокойным шагом, ничуть не пытаясь скрыться за редким кустарником или прочими естественными укрытиями. Разведка местности с помощью зонда не показала никаких дополнительных устройств обнаружения. Всевозможные датчики и детекторы, по сути, простенькие электротехнические устройства, которые легко запеленговать. Так же на расстоянии их можно и уничтожить, достаточно послать высокочастотный импульс. Электроника — всего лишь миниатюрная электротехника и отличается крайне низкой живучестью по отношению к внешнему воздействию. Причем самым эффективным методом уничтожения является электромагнитный импульс.

Территория базы клана «Степных охотников» была выложена булыжником, редкие фонари освещали короткую улицу со штабом и несколькими жилыми бараками. Никакого внутреннего патрулирования и внешнего ограждения. Судя по всему, руководство клана не ожидало активного противодействия своим экстремистским планам. Обойдя стороной жилые постройки, Сергей направился к стоящим у причала судам. Первой целью наметил пароход. Ибо там обслуживаются работающие механизмы и котлы, и на суточной вахте должно стоять больше моряков. Конструкция парадных трапов отличается двумя недостатками: под человеком они лязгают балясинами, при этом сам трап начинает раскачиваться испорченными качелями. Такое шумовое оформление исключает неожиданное появление визитера, вахтенные откровенно дремлют или болтают со своими приятелями.

В далекой звездной системе вахтенный матрос не являлся исключением, с причала был слышен его треп с кем-то из экипажа. Сергей тихо перебрался на внутреннюю балку трапа, немного постоял и двинулся вверх плавными шажками. Опасаясь суровых проверяющих, матросы часто ставят у верхней площадки трапа своеобразную сигнализацию. Это может быть совок для мусора, швабра или хитро подвешенный кусок цепи. Стоит верхней площадке трапа качнуться от веса человека, как «сигналка» с грохотом падает. Сергей не собирался подниматься на борт парохода традиционным путем и, поравнявшись с планширем, бесшумно перепрыгнул на палубу. Так и есть, матрос почти по пояс влез в иллюминатор и с кем-то оживленно болтал. По доносящимся обрывкам фраз шло активное осуждение предстоящей пьянки в порту выгрузки.

Немного постояв, Сергей тихо перешел на противоположный борт. Эти двое еще долго будут заняты важной для них темой, надо найти еще как минимум двоих. Свет виднелся из кормовых иллюминаторов жилой надстройки, где традиционно размещался камбуз. Сергей осторожно туда заглянул — так и есть, два человека в промасленных комбинезонах увлеченно бросали игральные кости, сопровождая свои действия эмоциональными комментариями и различными приговорками. Ничего нового, человеческая натура не меняется от названия планеты, все как всегда. Самый надежный вход в машинное отделение — через дверь в фальштрубе, которую всегда держат открытой. Любой член машинной команды будет уверять, что эта дверь должна быть открытой, ибо таким образом улучшается вентиляция машинного отделения.

Дальше Сергей пошел уже спокойно, при любой случайной встрече его примут за одного из членов экипажа и окликнут, не ожидая подвоха. Моряки большую часть жизни проводят в море, где по определению на борту не может быть чужих. Спуск по трапам до палубы двойного дна не занял и минуты. Дальше котельное отделение, где он первым делом нашел насос подачи топлива на форсунку. Перекрыл пар, затем перекрыл топливо и открыл подачу воды на котел. Диверсия закончена, осталось выбрать удобное место и ждать хозяев. Где-то через двадцать минут динамо-машина начала всхлипывать, лампочки тревожно замигали и погасли.

Вахта машинного отделения спохватилась практически сразу, наверху грохнула дверь, вниз по трапу с матюгами побежали кочегар с машинистом. Казалось бы, самый надежный вариант — это придержать ногу на трапе. Бесполезно, Сергей хорошо знал, что моряки спускаются на руках, ноги просто считают балясины. Вот плита настила лязгнула под каблуками первого человека, подсечка, Сергей придержал за плечо падающего кочегара и нанес удар в шею.

— Ты чего это? — встревоженно спросил второй. — Осторожней надо быть в темноте.

Полшага влево — и резкий тычок ладонью в шею. Основная часть захвата парохода выполнена. Калмыцкий узел на самом деле ничем не напоминает связывание двух концов веревки. Им страхуют ребенка, чтобы не упал с лошади, или связывают пленников. Достоинство узла заключается в том, что от него не освободиться, и в то же время веревки не пережимают и не мешают кровообращению.

Сергей вышел в коридор, нарочито громко лязгнув стальной дверью.

— Что там у вас случилось? — раздался голос из каюты штурмана. — Когда свет дадите? На судне все проблемы только от маслопупов.

Сейчас вахтенный матрос должен развешивать пиронафтовые фонари аварийного освещения. Штурман, задрав ноги, лежал на диване. Удар под дых лишил его способности и говорить, и дышать. Подхватив судорожно глотающего воздух штурманенка, Сергей отнес его в помещение буфетной. Бедолага еле выдавил вопрос, когда калмыцкий узел надежно зафиксировал руки и тело:

— Т-т-ты кто?

— Инспектор портового надзора, проверяю несение вахтенной службы. Сколько на борту человек?

— Че-че-четверо. Я б-б-буду жаловаться, я п-п-при исполнении об-б-бязаннностей, вы ответите.

— Угу, утром поставишь бутылку за то, что остался жив.

Из подшкиперской доносились грохот железа и несдержанный мат. Вахтенный матрос пытался найти пиронафтовые фонари, что в потемках оказалось трудновыполнимой задачей.

— Аварийный инвентарь должен храниться в легкодоступном месте, — сказал подошедший сзади Сергей.

— Тебе-то какое дело, чего надо?

Прислонив последнюю жертву к бухте запасного троса, он отправился на обход кают. Но едва успел дойти до жилых помещений, как услышал с причала вопрос:

— Что там у вас случилось? — На причале стоял вахтенный с парусника.

— Снова цирк, заходи, похлопаешь в ладоши.

— А клоуны бегают по машинному отделению, знакомо. — Гость начал подниматься по трапу.

— У машинеров каждый день то понос, то золотуха, — ответил Сергей, пропуская визитера вперед. — Штурман тебя не хватится?

— Нет, он пьянь беспробудная, нажрался до поросячьего визга, прохрюкает до утра.

Поместив вахтенного с парусника рядом с моряками парохода, Сергей отправился проверять каюты. Так, палуба за палубой, поднялся на мостик, вышел на крыло, и на него навалилась грусть. Что он здесь делает? Зачем ему все это надо? Над головой сияют звезды чужого мира. Где оно, Солнце? За последние годы он дважды потерял свою семью и детей. Хуже всего то, что шанс вернуться назад очень и очень призрачный. Сергей сжал кулаки и с силой ударил по планширю: «Я вернусь! Я обязательно найду дорогу домой!»

Оборудование мостика ничем не отличалось от стандартной схемы Земли конца XX века. Непонятной оказался навигационный компьютер, завязанный на спутник. На орбите только боевая станция, для определения своего места требуется как минимум два десятка спутников.

На Земле родоначальником спутниковой навигации является Советский Союз, ибо по географическим и политическим ограничениям он не мог развернуть наземную сеть радионавигации. Американцы сначала скопировали нашу систему «Цикада», а затем и «ГлоНаСС». Разница только в одном: у нас к спутниковой навигации допускались только военные, а американцы изначально сделали свои спутники общедоступными, за деньги, конечно. Так что, покупая в магазине приемник GPS, мы передаем часть денег в НАСА. Профессиональный интерес заставил Сергея найти инструкцию к навигационному компьютеру. На третьей странице все встало на место, переселившаяся на Землю цивилизация использовала совсем другой принцип радиоволн. Спутник использовался не как удаленный ориентир, а покрывал планету координатной сеткой.

С парусником Сергей решил поступить несколько иначе. Если пароходу для подготовки к выходу в море потребуется не менее трех часов, то здесь достаточно поднять паруса. Осмотр причальной линии завершился успехом. На северном углу обнаружился ялик, которым обычно пользовались портовые швартовщики. Закрепив фалинь к фальшборту, Сергей начал готовить парусник к отходу. Для начала сбросил швартовы, затем поднял бом-брам-кливер и вывел его на ветер. Судно начало медленно отходить от причала. Закрепив шкоты, он побежал на корму, возможно, ситуация потребует на короткое время поднять бизань. Но нет, все пошло нормально. Прикинув расстояние до берега, сначала спустил кливер, затем, придерживая тормоз, потихоньку смайнал якорь.

Осталась самая последняя часть его плана. Снова не скрываясь, пошел к центральному зданию, где тихо тарахтел дизель-генератор. Первый этаж занимали служебные помещения, на втором этаже располагались жилые комнаты. Никакой охраны, полная беспечность, впрочем, и никакой пользы для Сергея, среди спящих людей прибор не нашел представителей чистой расы. Столь же безрезультатным оказался поход по баракам. Жаль, ведь именно надежда найти себе помощников послужила причиной диверсионного рейда. Взяв на пароходе одеяло, он примостился на причале среди аккуратно расставленных поддонов с кирпичами. Осталось ждать начала атаки.

Дежурный разбудил десятника в точно назначенное время. Над маленьким лагерем распространился аромат свежезаваренного кофе. Неспешно позавтракали: консервированный мясной паштет, сыр и кофе с мягким хлебом вечерней выпечки. Минометные расчеты начали подготовку к стрельбе, двое стражников с карабинами ушли к своим позициям на внешнем скате холма. Десятник устроился на своем наблюдательном пункте, посмотрел на экраны приборов разведки и шепнул в микрофон:

— Огонь!

Первые четыре залпа ушли на штаб, причем в сам дом попало пять мин. Затем смена цели — и мины полетели на бараки. Огневой налет длился не более десяти минут, после чего обстрел прекратился. Первыми всполошились дозорные, после первых разрывов они начали встревоженно вызывать штаб, но безответно. Выбежавшие из разрушенных и горящих домов люди сначала бестолково метались, кричали и размахивали руками. Но вот кто-то взял на себя руководство.

Минут через двадцать после прекращения обстрела вокруг нового лидера собралась плотная толпа. Десятник усмехнулся, происходящее полностью соответствовало предсказанному Сергеем сценарию. Новый огневой налет — и уже разрозненные одиночки с криком побежали в разные стороны. Последовало несколько залпов по местам ночного дозора, и грузовики поехали в Байгору за Яндбием. Никто не собирался убивать всех людей из клана «Степных охотников». В традициях населения планеты Пикок отсутствовала жесткая привязанность к какому-то определенному сообществу. Люди были вольны покинуть один клан и присоединиться к другому. Причины самые разные, более легкая или сытая жизнь, безопасность или личностные отношения. Так что разбежавшиеся воины и рабочие очень скоро присоединятся к новому клану, которому уже придумали название «Хозяева удачи».

Грузовики вернулись до полудня, кроме стражников приехали добровольцы из числа горожан и копателей. Часть людей отправилась на грузовиках в облаву, другие принялись за раненых и убитых. Ирию не терпелось осмотреть содержимое складов, и Сергей составил ему компанию. Самому интересно узнать, за какие блага тут кипят кровавые страсти. Экскурсия, которую провел оружейник, оказалась весьма кстати. Без него Сергей не понял бы, зачем нужна и десятая часть всего, что хранилось на складах, например, зеленая личинка с крылышками:

— Ирий, что это?

— О, хорошая добыча! «Степные охотники» собрали почти десяток накопителей энергии.

— Как это накопителей энергии? Здесь не видно никаких подводных и отводных клемм.

— Они не нужны. Никто не знает, откуда они берут энергию, но стоит подключить к розетке такую пластинку, — Ирий показал маленький прямоугольник, — и ты получишь вечное электроснабжение.

— И сколько домов способна обеспечить такая штука?

— Зависит от размера. То, что ты видишь, обеспечит всю мою фабрику.

Сергей задумался, подобные пластинки входили в состав его пояса. Из инструкции было известно, что пояс получает энергию от удаленного источника. Школьная программа дала общее понимание принципов электроснабжения, сейчас он воочию увидел само устройство сбора электричества, но еще имеются и электростанции ядерного синтеза.

Яндбий со своими стражниками и добровольцами закончил облаву на бродяг к концу четвертого дня.

— Ты представляешь, — рассказывал начальник охраны, — у бродяг против нас не было ни единого шанса.

— Так и было задумано, револьвер не может пробить доску.

— Дело даже не в этом, мы их окружали и открывали огонь из карабинов, не выходя из машин.

— Бродяги пытались убежать или, наоборот, шли в атаку?

— Какой там! Перестрелка не занимала и пяти минут, после чего они бросали оружие.

Впрочем, Сергея не очень интересовали происходящие события, он искал повод потихоньку уйти и заняться решением своих проблем. Разгром банды «Степных охотников» завершился «всенародным» гулянием, на котором присутствовали и бывшие бандиты. Местные обычаи такое дозволяли, человек имел право сменить клан, а Сергей отнесся к подобному положению с полным равнодушием. Смущало только одно, к нему относились как к главарю нового клана.

Наконец настал час истины, Яндбий и Ирий выбрали подходящий момент и взяли Сергея в оборот:

— Ты почему устраняешься от руководства кланом? — строго спросил Ирий.

— Как это устраняюсь? Что еще я должен делать?

— Надо строить дорогу от города до порта, я отправил бульдозеры, Яндбий назначил рабочих, а ты как будто спишь.

— В порту необходимо строить морские укрепления, дома для людей, а ты мечтательно смотришь в небо, — насел Яндбий.

— Вот что, друзья, давайте-ка вместе съездим в одно место, там и поговорим по насущным вопросам.

— Далеко? — спросил Яндбий.

— Дорога не должна занять более четырёх часов.

Сергей сел за руль и поехал к ближайшей электростанции. Ирий впервые так далеко выехал за пределы города и с интересом рассматривал окружающий пейзаж, засыпая Яндбия всевозможными вопросами. Машина, прыгая на ухабах, объезжала холмы, прорывалась через редкий кустарник и лавировала между деревьями маленьких рощиц. Наконец индикатор пояса показал достаточный для переноса уровень электрического поля.

Глава 7 ВЕРФЬ АЛЬГУР

Сергей выбрал удобное место и остановил машину:

— Выходим, предупреждаю сразу, не пугаться, здесь безопасно для всех.

Удивленные таким предупреждением, друзья начали озираться, а Сергей их обнял и активировал телепорт.

— Мы телепортировались! — воскликнул Яндбий. — А куда?

— Откуда ты знаешь про телепорт? — спросил Сергей.

— Он принимает нас за дикарей, которые никогда не учились в школе, — обиженно фыркнул Ирий.

— Нет, просто я знаю, что на планете телепорты дезактивированы.

Вот так сюрприз! Население планеты до сих пор учится по школьной программе, разработанной семь с половиной тысяч лет назад.

— Сообщите статус сопровождающих, — встревоженно спросил компьютер.

— Один пленный, один стажер.

— Принято.

Зашли в лифт, кают-компания находилась на плюс сто втором этаже. Вообще-то палуба телепортов считалась нулевой, но этажей вниз было больше, чем вверх. С обзорной площадки открывалась панорама планеты.

— Мог бы сразу сказать, откуда ты прилетел, — недовольно проворчал Ирий.

— Если бы я знал, — вздохнул Сергей.

— Сбой телепорта, — догадался Яндбий, — в фильмах древних много подобных сюжетов.

— К сожалению, в жизни намного сложнее.

— Да ладно, не грусти. Свое обещание сопровождать тебя я забираю обратно, не обессудь. А клану все объясню, люди тебя поймут.

Вот так, просто. Впрочем, чему удивляться, они многие тысячелетия живут со знанием о космосе, ежедневно смотрят древние фильмы, пытаются найти сохранившиеся блага рухнувшей цивилизации. Да, современные люди не могут покинуть планету, забыли былые технологии и научные разработки. Но космосом их не удивить.

Вдосталь налюбовавшись видом планеты, они повернули обратно. Сергей привел своих гостей в Центральный пост, где Ирий немедленно засел за пульт управления. Потребовалось минут двадцать безуспешных попыток, прежде чем талантливый оружейник понял бесполезность своих усилий и возмутился:

— Неинтересно, все отключено, и мне здесь нечего делать.

— Слишком торопишься с выводами. Посторонний человек за пультом управления боевой станцией. Или ты полагал, что компьютер позволит пальнуть по планете?

— Но я не собирался стрелять по планете!

— А компьютер это знает?

Сергей активировал пульт управления и вывел голограмму ближайшего космического пространства.

— Ух ты! Почему компьютер тебе подчинился?

— Я внесен в базу данных как военный чин.

— Да? Интересно, а это что? — Ирий показал на символ базы снабжения.

— Хочешь посмотреть на космический завод?

— Конечно! Еще и спрашиваешь!

— Пошли в телепорт, там можно все посмотреть и потрогать руками.

Заинтересованные друзья последовали за Сергеем.

База сырьевых ресурсов встретила аналогичным вопросом:

— Укажите статус сопровождающих людей.

— Инженер — директор завода и клиент, покупатель продукции.

— Принято.

Ирий и Яндбий совершенно не удивились присутствию на базе людей. Более того, они немедленно приступили к расспросам, что да как. Сергейрешил в разговор не вмешиваться, все равно ничего путного не сможет сказать. Жизнь в этом районе галактики должна быть примерно на одном уровне. Так что, оставив друзей, он ушел в зал управления, где занялся обработкой статистических данных. Проверка результатов работы бывших пленников впечатлила, объемы добычи и переработки были близки к показателям минувших времен.

— Пусти меня за центральный пульт, — раздался за спиной голос Ирия, — здесь возникли некоторые мысли.

— У кого это возникли мысли?

— Послушай, может быть, ты и великий воин, но в жизни наших планет ничего не соображаешь.

Сергей не стал спорить, зачем? Он прекрасно осознавал свою беспомощность в этих делах. Вскоре подошли бывшие пленники и Яндбий, они продолжали обсуждение какой-то насущной проблемы.

— Значит, так, — вступил в разговор Ирий, — я направляю на Пикок транспортеры, а ты обеспечиваешь их биологическим сырьем.

— Каким еще биологическим сырьем? — встрепенулся Сергей.

— Обычным: целлюлозой, морской водой, морскими млекопитающими. Да, чуть не забыл, мне нужны углеводороды.

— Тебе? Ты решил здесь остаться?

— Конечно! Я обеспечиваю клан «Хозяев удачи», они обеспечивают меня. И тебе работа нашлась, где-то поблизости должен быть завод, ищи.

— Завод? Зачем тебе в открытом космосе завод?

— Неуч. Большинство металлов и сплавов разлагается при взаимодействии с кислородом. Все важные устройства изготавливаются в космосе и заливаются пластиком.

Ирий бросил на Сергея победный взгляд.

— Ты зря не фантазируй, — вмешался Яндбий. — Где я тебе возьму необходимые механизмы?

— У меня есть, — ответил Сергей. — Пошли обратно на орбитальную станцию.

Оборудование и оружие, оставленное на борту корабля переселенцев, буквально гладили и целовали. Сергей несколько удрученно наблюдал за чужой радостью, он спровоцировал процесс с весьма неоднозначным конечным результатом.

Ирий развил буквально невообразимую активность, инженер по нескольку раз в день телепортировался со станции на базу и обратно. Тормошил, требуя немедленно отправить на планету очередной модуль со срочно необходимыми механизмами, и спешно возвращался на базу. Сам Сергей использовал свободное время для завершения школьного образования и подготовки «Следопыта». Так что посадка модулей на окраине Байгоры являлась дополнительным тренингом вкупе с разгрузкой мозгов. Смущал другой фактор, который на данный момент никто не принимал во внимание.

— Яндбий, ты в курсе, что модули оборудованы кабинами с местным управлением?

— Да, это есть в школьной программе, но у нас нет подготовленных пилотов.

— На гравигенераторах летать не сложно. Сначала люди твоего клана освоят полеты над планетой, затем выйдут в космос.

— Ты хочешь меня упрекнуть? Я не вижу в этом ничего плохого.

— Опасность лежит в другой плоскости. Орбитальная станция пропустит любой грузовой или пассажирский модуль, но стоит приблизиться к ее причалам, как в борт ударит заряд плазмы.

— Почему? Мы же живем на этой планете, она должна нас защищать!

— У военных свои законы, базы и корабли доступны только для самих военных. Боевая станция защитит вас от любой агрессии, вместе с тем никого к себе не подпустит.

— Странные законы. Ты ничего не можешь сделать?

— Зачем? Подобное положение вещей я считаю правильным. Просто предупреди своих людей — и все.

— Хорошо, все будет сделано по твоим правилам. Ты вернешься?

— Если у меня ничего не получится, то вернусь.

Друзья попрощались, пора отправляться в штаб, где Сергей надеялся найти координаты Солнечной системы.

Верфь для космических кораблей представляла собой безжизненную планету, на орбите которой находилось большое количество огромных стапелей и производственных станций. Опасаясь попросту заблудиться в многослойном «пироге» из всевозможных причудливых конструкций, Сергей остановил «Следопыт» на некотором удалении от орбиты. Он не представлял, как здесь найти пришедший на ремонт штабной корабль.

— Диспетчер приветствует адмирала Алексеева на его корабле «Следопыт».

Вот и ладушки, если компьютер подал признаки жизни, значит, можно найти нужный причал.

— Укажите место ремонта штабного корабля.

— Штабной корабль прекратил движение и потерял связь. Координаты В71Г9.

Ну что же, плохо, но поправимо, в таком возрасте может случиться любое ЧП.

— Прошу «добро» на подход к Центральному модулю управления верфью.

— Швартовка разрешена, выбирайте любой причал.

В рубке развернулась голограмма с зеленой ниточкой рекомендованного пути. Сергей повел корабль в ручном режиме, нужна практика в управлении и маневрировании, а «Следопыт» пусть и называется разведчик, но на самом деле корабль весьма серьезных размеров и возможностей.

Центральный модуль оказался платформой, стилизованной под городской квартал, причем обычные на первый взгляд дома поставлены зеркально на обеих сторонах платформы. Подобное архитектурное решение создавало иллюзию, будто дома стоят на берегу озера. Красиво, ничего не скажешь. Неожиданно картинка на голограмме резко изменилась, появился совсем другой масштаб с видами причалов, секторами для разворотов и зонами ожидания. Судя по всему, когда-то в далеком прошлом это место отличалось высокой плотностью движения.

— Дальний разведчик «Следопыт», вас вызывает пост управления движением, разрешена швартовка на любой причал.

— Мне необходима информация по ремонту штабного корабля.

— Платформа «Б», причал двести четырнадцать, желтая зона, отдел экспресс-ремонта, сектор Ф-двадцать семь, кабинет тридцать два сорок три, добавочный четыре.

Сергей начал было размышлять над забавной информацией, как вдруг понял, что необходимо повернуться на сто восемьдесят градусов, ибо платформой «Б» является зеркальная сторона сверкающего огнями архитектурного шедевра. В первый миг он даже растерялся, но руки сами выполнили маневр, уроки реабилитационного тренажера мозг усвоил хорошо.

Работа с ремонтной ведомостью не заняла много времени. Компьютер штабного корабля переслал подробную информацию обо всех болячках. На верфи в свою очередь выполнил все подготовительные работы. Можно возвращаться на «Следопыт» и отправляться выяснять причину, по которой завис штабной корабль. По дороге Сергей решил активировать телепорт:

— Сообщить статус телепорта.

— Блокирован после завершения эвакуации.

— Какая процедура снятия блокировки?

— Процедуры нет, блокировка в ручном режиме, доступ ограничен.

Об этом можно было и не сообщать, масштабы верфи говорят, что для приказов местному компьютеру его погоны слабоваты. Каждый военный хорошо знает основную структуру построения службы. Вход всегда охраняет часовой, но через сто метров забор кончается, в худшем случае будет дырка для проезда грузовика. Обязательно должна существовать сеть местных телепортов, а там можно найти и телепорты с выходом за пределы этой системы.

Для начала Сергей телепортировался в зону отдыха жилой части Центрального модуля и застыл в немом изумлении. Он оказался в самом настоящем парке с высокими деревьями и ухоженными аллеями. В кронах щебетали птицы, юркие белки, распушив хвосты, выясняли между собой отношения. Да! Уютно жили древние кораблестроители! Покрутив головой, он пошел в направлении виднеющегося фонтана. Природная идиллия усиливалась плодовыми деревьями, которые наполняли воздух неповторимым ароматом фруктов. От фонтана разбегались разноцветные дорожки — хорошее решение. Обычно человек зрительно запоминает какие-то ориентиры, а здесь ясное выделение цветом, да в придачу еще и орнамент.

Фонтан привлек внимание затейливой игрой водных струй. Устроившись на лавочке, Сергей наблюдал за магией водной иллюзии. Невидимые глазу силовые линии создали из воды отдыхающего льва, неожиданно хищник прыгнул и растворился в радуге брызг. На его месте появился маленький бутон и вдруг стремительно вырос в огромную ромашку.

— Вам тоже нравится?

Сергей чуть не подпрыгнул, рядом с ним стоял древний старик.

— Сколько же вам лет? — непроизвольно вырвался вопрос.

— Двести уже прошло, я не считаю. Кому это надо?

— Трудно жить в одиночестве?

— В одиночестве? К фонтану кроме меня никто не ходит, предпочитают свои игры.

— Здесь живут люди?!

— Что вы! Зачем жить в парке, когда вокруг столько удобных зданий.

— Для кого верфь сейчас строит корабли?

— Какая верфь и какие корабли? — Старик сел рядом. — Вы сами в какую игру играете?

— Я? Я не играю, мой корабль идет на ремонт в четырнадцатые доки Вагдебских механических мастерских.

— Вы заговариваетесь, молодой человек, — строго заметил собеседник. — Вам следует немедленно показаться психиатру.

— Где его найти?

— Блок «Небесного жемчуга», корпус «Розовых грез», дальше вам подскажут.

— Отсюда в какую сторону идти?

— Вон телепорт. — Старик сокрушенно покачал головой. — Молодежь, нельзя так много играть.

Сергей без раздумий отправился к телепортам. Зачем попусту гадать, здесь живут люди, исчерпывающую информацию он получит от компьютера.

— Сколько в Центральном модуле человек?

— В настоящий момент проживает девятьсот восемьдесят восемь человек.

— Как они сюда попали при блокированном телепорте и пустом причале?

— Они здесь родились.

— Прошу подтвердить — в Центральном модуле живут потомки персонала верфи Альгура.

— Вношу уточнение, персонал эвакуировался вместе с эскадрой командующего флотом Галактического альянса адмиралом флота Бхонсла.

— Повторяю вопрос. Как посторонние люди попали в жилой сектор военной верфи?

— Жилой сектор служил местом сбора для второй волны переселения.

— Почему их не вывезли?

— Эскадра арьергарда погибла в сражении с врагом. Люди оказались брошенными на произвол судьбы.

— Если сейчас в Центральном модуле менее тысячи человек, то сколько было семь с половиной тысяч лет назад?

— К переселению собралось более ста тысяч.

Трудно общаться с компьютером. Железяка она и есть железяка, требуется четкая формулировка вопроса. Выход нашелся в просьбе передать историю переселенцев со времени приезда до настоящего момента.

Длинное и подробное перечисление ненужных цифр и событий сильно утомило, вместе с тем внесло ясность в текущее положение. За прошедшее время произошла неизбежная деградация. Жизнь в «небесном раю» не требовала никаких усилий, основное развлечение в виде компьютерных игр перевесило естественное стремление к созданию семьи. Единственным положительным моментом в повальной игромании оказалось заложенное в стародавние времена ограничение. Все игры были разделены на различные степени доступности, которые приходили не с возрастом, а с уровнем образования. Вся жизнь обитателей «Райского уголка» проходила под контролем единой компьютерной системы, что вынуждало как минимум осваивать школьную программу.

Прошедшие тысячелетия выделили из общества три группы отщепенцев. Первых Сергей назвал «Знатоки». Они жили на платформе «Б» и занимались преподавательской деятельностью, в том числе готовили врачей, к которым сейчас он шел. Вторую группу окрестил «Возвращенцы». Достаточно большое поселение на южных доках строило корабль для возвращения на родную планету. Последние получили название «Последователи». Эти строили корабль для завершения начатого пути на Землю. Понятное дело, «Возвращенцы» и «Последователи» заинтересовали в первую очередь сроками строительства. За семь с половиной тысяч лет можно построить не одну эскадру, даже с учетом возможного дефицита сырья.

Разъяснение компьютера все расставило по полочкам. Любые работы требуют соблюдения установленной процедуры. Человек должен быть назначен на определенную должность, заказ согласован и утвержден и так далее. Генерального директора нет, назначения невозможны. По принципу своего создания компьютер не может мешать человеку, но и не будет помогать.

От блока «Небесного жемчуга» до корпуса «Розовых грез» всего-то десять минут прогулочным шагом. От надписи «Медико-реабилитационный центр» непроизвольно напряглись мышцы. Нет, на повторное издевательство он никогда не согласится. Не успел Сергей сделать по мягкому ковру и двух шагов, как послышался приятный голос:

— У вас установочный визит, пройдите в сто одиннадцатый кабинет на первичное обследование.

Первичное так первичное. Целью визита являлось желание поговорить с «нормальным» человеком. Вот и нужная дверь:

— Здравствуйте.

За столом сидел скучающий мужчина лет сорока.

— Здравствуйте, вы почему игнорируете обязательные посещения? Рассылки центрального компьютера должны неукоснительно исполняться.

— Я только сегодня прибыл на Центральный модуль.

— Раздевайтесь и ложитесь в диагностическую капсулу.

Сергей выполнил указание, лег на мягкое как пух силовое поле и сквозь прозрачные стенки капсулы посмотрел на врача. Первое время тот почти равнодушно разглядывал развернувшуюся голограмму, совершенно игнорируя бегущую строку медицинской информации. Но вот что-то его удивило, затем информация с диагностического аппарата заставила доктора буквально подпрыгнуть и связаться с невидимыми коллегами.

Пока Сергей одевался, врач с откровенной настороженностью следил за его неторопливыми действиями. Но вот в кабинет врача начали собираться его коллеги, тихий шепот прерывался удивленными восклицаниями и настороженными взглядами в сторону пациента. Когда вошел последний из врачей, голограмма недавнего обследования развернулась на весь кабинет. На этот раз никто уже не сдерживал эмоций, активное обсуждение сопровождалось гневными взглядами на виновника событий.

— Объясните причину пропуска обязательных медицинских обследований. Только четко и внятно, без всяких там заигрался или забыл.

— Может, сначала доктор вспомнит мой первый ответ?

— Не надо отговорок или уверток. «Только сегодня прибыл на Центральный модуль». Не смешно.

— Но я сказал правду.

— Ваши слова не могут быть правдой.

— Хорошо, тогда вы мне объясните, где мы сейчас находимся? Я говорю не о медицинском центре, а обо всем поселении.

— Каком поселении? Это наш дом!

— И где находится этот ваш дом?

— Не путайте нас своими идиотскими вопросами!

— Можно поступить проще, кто из вас желает посетить мой корабль?

— В каком игровом центре? — ехидно заметил самый младший из врачей.

— У двести четырнадцатого причала платформы «Б». Ладно, предлагаю коллективную экскурсию. На корабле хватит места для всех.

В кабинете поднялся гул голосов:

— Вы… это… серьезно? Вы сюда прибыли на корабле?

— Не слушайте этот бред! Он врет! Цивилизация погибла, общеизвестный факт.

— Зачем попусту шуметь, — продолжил Сергей, — прогулка займет немного времени. Или вы боитесь?

Медики снова начали шушукаться и уточнять какие-то детали.

— Вы сами сюда пришли, нам бояться нечего.

— Тогда собирайтесь — и вперед.

— Погодите, зачем вы к нам пришли?

— Неожиданно для себя встретил людей, вот и зашел пообщаться. Не в игровой же зал идти.

Врачи заулыбались, ответ им понравился.

— Еще вопрос. В вашем организме присутствуют не свойственные человеку чужеродные биологические элементы. Откуда это?

— Не знаю. — Сергей пожал плечами. — Меня рожала мама, значит, я нормальный человек.

— Нет не нормальный, у вас усиленные мышечные связки, дополнительные сухожилия, повышенная реакция и инородное образование в ментальной области головного мозга.

Ах вот оно что! Хорош «капитальный ремонт» в Центральном госпитале!

— Все перечисленное результат лечения в Центральном госпитале орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии.

— Где, где?

Сергей повторил, изо всех сил стараясь подавить вырывающийся наружу смех. Уж очень забавно выглядели озадаченные врачи.

Далее посыпался град вопросов, на которые он не мог ответить по определению. Во-первых, он не имеет медицинского образования, во-вторых, был беспамятным пациентом. Обсуждение голограммы пошло по второму кругу с частыми обращениями к компьютеру, откуда выуживали необходимые дополнительные сведения. Примерно через час наступила развязка:

— Проведенная над вами операция прямо запрещена законами Галактического альянса.

— Подобное в принципе невозможно, — возразил Сергей, — лечение осуществлялось компьютером Центрального госпиталя.

— Как это компьютером? — удивились врачи. — Там совсем нет людей?

— Откуда им взяться, если персонал эвакуировался семь с половиной тысяч лет назад.

— Сколько лет?!!

— Компьютер, — позвал Сергей голосом, — изложите присутствующим историю их бытия на Центральном модуле.

— Слушаюсь, господин адмирал!

Вот зараза! Все-таки есть у блуждающих электронов зачатки интеллекта. Компьютер лаконично изложил в общем-то незатейливую историю жизни забытого в космосе анклава людей.

Рассказ шокировал медицинский персонал, люди давно уже думать забыли про космос. Слова «Галактический альянс» воспринимались как их собственное сообщество. К группам чудаков, пытающихся построить какие-то корабли, относились как к безобидным любителям рыбной ловли. В свою очередь Сергей обратил внимание на другой аспект краткой лекции. В сообщении просматривалась полицейская функция компьютера. За огромный период автономного существования анклава люди не разделились на кланы или бандитские шайки. Почва для возникновения всевозможных князей или правителей пресекалась равной недоступностью к распределению благ. Каждый человек мог получить в избытке питание, одежду и любимые большинством компьютерные игры. Проявление агрессии устранялось медикаментозным способом. Тотальный контроль со стороны компьютера позволял добавить в рацион соответствующего человека необходимый препарат.

Вполне логичным выглядело «дозволение» на бесперспективную попытку построить космические корабли. Лидеры двух отколовшихся групп являлись энтузиастами идеи, но никак не могли применить методы насилия. Любой человек мог свободно вернуться обратно на Центральный модуль. Вместе с тем «образовательное» сообщество подпитывалось как материально, так и морально. Преподаватели и студенты под видом стимуляции работы мозга получали различные вкусности. Голографические ролики пропагандировали знания как высший уровень развития человека. Жителям предлагался выбор из педагогического, медицинского и кораблестроительного факультетов, что для знающего человека выглядело диссонансом с такими роликами.

Совсем не просто жилось в погибшем Галактическом альянсе. Подобный тотальный контроль не мог самопроизвольно появиться в местном компьютере, здесь чувствуется рука чиновника.

— Господин адмирал, — раздался голос одного из врачей, — мы докопались до сути.

— Какой еще сути? Вы о чем?

— Ну это… — смутился доктор, — изменений в вашем организме.

Откровенно говоря, Сергей об этом уже и думать забыл. Его подлечили и добавили некоторые дополнительные способности. И что? Он прекрасно себя чувствует, ничего не мешает. Если местные медики попытаются сделать повторную операцию и вернуть «правильные» параметры, он им не дастся.

— Похвастайтесь результатом своих поисков.

— Вы правильно заметили, именно поисков. Мы нашли аналогичную методику, но она применялась только для дауров.

— Ошибки быть не может? Компьютер не мог меня спутать с дауром.

— Дело в другом. В программе медицинского компьютера заложены диагностика и лечение с реабилитацией.

От последних слов Сергея передернуло.

— Без контроля со стороны человека компьютер самостоятельно выбирает наилучший вариант лечения.

От сердца отлегло. Одно дело — умышленное превращение человека в некоего модифицированного монстра, а лечение по самому лучшему варианту — совсем другое.

На 214-м Причале собралось около сотни человек. Люди нервно переговаривались, не отрывая глаз от открытого люка дальнего разведчика. Сергей еще раз внимательно осмотрел открытые для «экскурсантов» помещения — все нормально, ущерб для посетителей и корабля исключен. Он вышел на пандус и приглашающим жестом указал на люк. Компьютер Центрального модуля в очередной раз подтвердил свое неусыпное присутствие. Над причалом раздался привычный голос вокзального диктора:

— Экскурсанты приглашаются на борт дальнего разведчика Департамента освоения новых планет «Следопыт».

«Вот паразит, специально меня дразнит», — подумал Сергей. Медики в окружении своих друзей дружно ломанулись на борт.

Людей охватила нервная суета, одни торопливо осматривали корабельные каюты, другие робко жались по углам, третьи старательно нажимали на все кнопки, дабы узнать, для чего они предназначены. В результате почти все пропустили момент отхода от причала. Сергей вывел корабль в район ожидания и пригласил всех желающих пройти в ходовую рубку. Раздались ахи и охи, с расстояния пяти километров Центральный модуль выглядел красиво, но отнюдь не центром мироздания. Выждав полчаса, пока не стихнут эмоции и восклицания по поводу узнавания своих домов, Сергей повел корабль по согласованному с диспетчерским центром «туристическому» маршруту. Огромный шар планеты заставил всех замолчать, люди невольно оглядывались на свой крошечный мирок и снова напряженно смотрели на Альгур VI. Они впервые увидели планету, на орбите которой родились и живут.

К моменту швартовки экскурсанты выглядели усталыми, как после тяжелого физического труда. Так и должно быть, эмоциональная нагрузка забирает очень много сил, и моральных, и физических. Колоссальных размеров орбитальные заводы, всевозможные фабрики и стапеля. Особенно стапеля, каждый из которых превышал своими размерами их уютный родной дом. Самое главное заключалось в осознании своей никчемности в окружающем мире. Увиденная реальность помогла понять величие предков, силу их разума и значимость поступков. Покидая корабль, многие плакали, не скрывая слез. На прощание медики все-таки удивили Сергея.

— Господин адмирал, мы хотели бы ознакомиться с вашим Центральным госпиталем.

— Он почти пустой, на лечении одна женщина да в камере один военнопленный.

— Это не принципиально, там должно быть уникальное медицинское оборудование.

— Мы хотим быть с вами, — несколько смущенно добавил один из врачей.

— Хорошо, пригоню на ремонт штабной корабль, тогда можно телепортом перейти в Центральный госпиталь.

— Телепортом? Чудесно! Большое вам спасибо!

«Вот тебе и соратники», — удрученно подумал Сергей. Сложившаяся ситуация требовала решения новых проблем. Надо искать военный институт, затем обучить желающих основным корабельным специальностям, а это не один год. «Следопыт» вышел из «прибрежного» района и начал разгон в сторону лежащего в дрейфе штабного корабля.

О серьезности поломки говорило полное отсутствие контакта с компьютером и крайне скудное освещение причала. Если проблема с реактором, тогда серьезная беда. По логике, должна быть предусмотрена буксировка, но как это выглядит в космосе, он не представлял. Во всяком случае, не стальной трос между двумя космическими кораблями. Для начала надо определить суть проблемы, а затем искать пути ее решения. Лифты не работали, так что пришлось идти к трапам аварийных переходов. Автоматические двери открыты, хороший признак, при аварийной ситуации двери всегда закрываются — это непреложный закон. Сама авария может носить любой характер, но герметизация помещений обязательна, ибо последующие события непредсказуемы. Сергей активировал меню своего пояса и запросил статус реактора и запасы топлива штабного корабля. Ответ успокоил, функциональная способность реактора восемьдесят семь процентов, запасы топлива неизвестны, линия связи с компьютером потеряна.

Тяжело вздохнув, Сергей зашагал к ближайшему трапу. Придется подниматься наверх не менее тридцати палуб. Первые десять этажей прошел без задержек. Это палубы технических переходов к оружию и артпогребам, различным системам наведения и управления оружием. Фактически само орудие занимает намного меньше места, чем сопутствующее ему обеспечение. Нельзя нажимать кнопку «залп» без гарантии точности выстрела. История знает слишком много случаев, когда снаряды вместо врага накрывали собственных товарищей. Та же «Буря в пустыне», где американцы из двадцати семи уничтоженных танков накрыли двадцать пять своих и два иракских.

Вот и одиннадцатая палуба, Сергей повернул в коридор и услышал скворчащий звук брошенной на сковороду сырой картошки. Ноги понесли сами, заставляя хозяина этих ног только удивляться. Он побежал по стене, затем перепрыгнул на противоположную стену и такими маневрами в мгновение ока настиг стреляющего индуса. Хруст сломанного позвоночника — и в его руке оказалось плазменное оружие. В двадцати метрах дальше по коридору из расположенных напротив кают выглянули новые враги. Два выстрела на поражение, и затем почти непрерывный огонь в палубу перед дверьми. Тяжелые шлепки плазмы сопровождались летящими в разные стороны огненными искрами. Дверные проемы заволокло ядовитым дымом плавящегося пластика.

В первую каюту Сергей буквально влетел. Еще в коридоре оттолкнувшись от палубы, он по диагонали запрыгнул в каюту. Противники такого никак не ожидали, на палубу упало еще четыре трупа. Снова почти непрерывный огонь, теперь уже в помещении напротив. На этот раз вместе с зарядами плазмы летела различная офисная мебель. Захватчики не сплоховали, почти каждое кресло или стеллаж получали по паре зарядов, но появление Сергея не соответствовало заданному ритму. Он собрал оружие и запасные обоймы, сбил перекосившуюся дверь и пошел дальше к центральному коридору. На этот раз захватчики опростоволосились. Брошенная дверь получила два заряда плазмы и, дымя пробоинами, упала на палубу. Еще с десяток огненных шаров пролетели мимо.

— Поиграем в детскую скакалку? — крикнул Сергей.

По палубе, крутясь волчком, заскользил плазменный пистолет с зафиксированным спуском. Судя по доносящимся звукам, люд действительно запрыгал, но не всегда удачно.

Сергей быстро выглянул и сделал короткую серию выстрелов на поражение. Метров через сорок центральный коридор заканчивался каким-то залом. Годится. Он ввел координаты и активировал телепорт. Удивительно, но там было пусто. Впрочем, люди были совсем близко. Метрах в десяти от входа в зал медленно отступала группа индусов. Все внимание сосредоточено на пересечении коридоров, на плечи товарищей опираются раненые с оторванными плазменными зарядами ступнями ног. Огонь на поражение с одновременным сближением закончился захватом двух пленных. Еще раз телепортация, теперь уже с пленниками.

Один из блоков дальнего разведчика оборудован клетками с биологической защитой. Прислонив индусов к переборке, Сергей принес воды и начал приводить бедолаг в чувство. Те оклемались довольно быстро и начали тревожно озираться.

— Незнакомая обстановка?

— Откуда вы взялись?

— Интересный вопрос, мама родила. Или у вас по-другому?

Пленники дернулись, знают, голубчики, о даурах!

— Что вы от нас хотите? Зачем вы на нас напали?

— Я напал? Нет, милые друзья, это вы пытались захватить мой штабной корабль!

— Корабль был без экипажа!

— Ага, и от скуки шел в доки на ремонт. Сейчас вы мне подробно расскажете о себе, о вашей разбойничьей шайке и о вашей планете.

— Какой в этом смысл? Вы все равно нас убьете.

— Не обязательно, могу продать врачам на запчасти.

Индусы напряглись, следовательно, пересадка органов известное для них дело.

— Или посажу на пару лет в кокон.

Ого! Лица пленников перекосил ужас. И это им известно! Серьезный уровень развития на их планете.

— Договорились? Будете говорить?

— Что мы получим взамен?

— Высажу на планете, где выходят в космос.

— В качестве рабов?

— Нет, там нет рабства, более того, ваши знания дадут хорошие шансы выдвинуться наверх.

— Врете!

— Это почему же?

— Вы даете нам шанс вернуться домой.

— Я должен испугаться?

— У нас большой флот, если мы вернемся и расскажем о творящемся беспределе, вас разнесут на атомы.

— Забавно, вас ничего не смущает?

— Хотелось бы услышать серьезные доводы.

— Зачем мне приводить доводы? Час в коконе — и вы сами все расскажете. Кстати, вы верфь видели? Или для вас это слабый довод?

Пленники сломались и «запели», наперебой дополняя друг друга. Для страховки Сергей включил полиграф, хорошее подспорье для общения в условиях взаимного недоверия.

Дальнейшее — дело техники, на корабле осталось три захватчика, которые занимались переключением управления корабельными двигателями. Повязать увлеченных делом людей не удалось из-за собственной глупости. Подойти к индусам не составило никакой сложности. Два человека аккуратно разделывали кабель, третий сидел с ноутбуком на коленях и по ходу процесса отдавал распоряжения. Тихо подбираясь, Сергей неожиданно почувствовал этих людей на ментальном уровне. Нет, мысли оставались недоступны, но эмоциональная напряженность и некоторое недовольство ощущались отчетливо. Появилась идея ментального удара. Если мозг усилен дополнительным образованием, то ментальный удар должен получиться. При любом исходе он ничем не рискует, в руке пистолет, с такого расстояния не промахнется.

Сергей сосредоточился на начальнике с компьютером и имитировал удар кулаком. Индус покачнулся, затем медленно сполз со стула. Его помощники бросились оказывать помощь, но практически мгновенно упали от нового ментального удара. Сергей подошел, чтобы убедиться в результате эксперимента. На палубе лежали три бездыханных тела. Столь неудачная попытка, как и странности с пробежкой по стене, заставили его еще раз задуматься о приобретенных навыках. Сделанное в «автоматическом режиме» он вряд ли сможет повторить осмысленно. Плохо, что навык есть, а пользоваться им по собственному желанию он не умеет. С этими грустными размышлениями Сергей вышел к месту разрыва кабеля питания на компьютер.

Он перебил шайку индусов как раз рядом с линиями связи, которые они разрезали для перевода штабного корабля на внешнее управление. Однако для них подобный поиск с последующей переналадкой являлся основным бизнесом. Союз Риши объединяет восемнадцать звездных систем. Целью союза является воссоздание Галактического альянса, основателями которого, по сохранившимся преданиям, являются индусы. В настоящий момент космический флот Риши состоит из сотни перенастроенных кораблей и ведет вялую войну со своими соотечественниками и какими-то хананеями. Главной проблемой в боевых действиях является удаленность врага и наличие многочисленных пиратских кораблей неизвестной расы. По описанию пленников эти хананеи похожи на европейцев, только черноволосы. Сама далекая война Сергея не интересовала, а вот проникновение индусов в эту часть галактики могло принести очередные неприятные сюрпризы.

Соединение жил поврежденного кабеля закончилось очень быстро. Не прошло и часа, как послышалась долгожданная фраза:

— Штабной корабль объединенного флота номарков и исидов приветствует адмирала Алексеева.

— Первостепенной задачей является восстановление работоспособности операционного зала.

— Принято.

— Затем работа двигателей и систем управления. После чего произвести ревизию телепорталов и устранить неисправность.

— Принято. Телепорталы и лифты в рабочем состоянии, осуществлена ручная блокировка из выносного командного поста в каюте командующего флотом.

Сергей решил, что это плохо, но поправимо, а пока надо идти на причал и восстановить штатное управление на бывшем корабле индусов. Здесь снова пришлось повозиться, но не так долго, как на «Отчаянном». Помог первый опыт вместе с изобилием всевозможного инструмента. Наконец раздалось традиционное приветствие, после чего Сергей отправился спать. Шайка мародеров прибыла на корабле передового дозора ГП 4318, который сразу получил название «Пограничник». Сугубо утилитарное название, ибо установленное оборудование позволяло контролировать огромное пространство, включая нелинейные возмущения от телепортации.

Хорошенько отдохнув, Сергей снова вернулся на штабной корабль, где его ожидала приятная новость. Работоспособность Центрального операционного зала восстановлена на сто процентов, а через два дня закончится обкатка систем управления и штаб перейдет в ремонтный док.

— Активировать программу управления флотом.

Наступил самый ответственный момент, от которого зависит возможность скорейшего возвращения домой. В центре зала появилась голограмма с мерцающими звездами. Все правильно, так и должно быть. Сергей вывел из режима ожидания свой пояс:

— Записать с моего пояса последнее распоряжение командующего вооруженными силами Галактического альянса адмирала флота Бхонсла.

Теперь надо дать компьютеру немного времени и расслабиться самому, нельзя пороть горячку. Подождав с закрытыми глазами несколько минут, Сергей продолжил:

— Внести в журнал следующую запись: «Приказ № 1. На основании последней информации от командующего вооруженными силами Галактического альянса адмирала флота Бхонсла и в связи с его кончиной принимаю командование вооруженными силами Галактического альянса на себя. Подпись — адмирал граф Сергей Алексеев». Приказ разослать в установленном порядке по всем кораблям, базам и военным учебным заведениям.

Все, дело сделано. Теперь надо ждать. Сергей взял из автомата питания чашку с кофе и уютно расположился в центральном кресле.

На первый взгляд абсурдное решение. Какое командование вооруженными силами? У него нет ни кораблей, ни людей, ни ресурсов. Зачем ему эта опереточная должность, если основная цель — как можно скорее вернуться на Землю. Но это только на первый взгляд, причем взгляд далекого от военных будней человека. Символическая должность главкома давно исчезнувшего Галактического альянса открывала доступ ко всем штабным секретам, позволяла приказывать компьютеру любого военного объекта. Это был единственный путь найти дорогу на Землю. Судя по всему, военная операция по разгрому столичной системы тольтеков, закончившаяся высадкой на единственно уцелевшую планету, готовилась в строжайшем секрете. Следовательно, координаты можно получить только при доступе к подобным документам.

Где-то через час голограмма с мерцающими звездами сменилась на рабочее меню. Сработало! Сергея охватило ликование, сейчас он получит необходимые для возвращения домой данные! Пульт управления перед его креслом неожиданно вспыхнул белесым всполохом, на панели материализовался новый пояс:

— Господин адмирал, приказ номер один разослан и подтвержден всеми адресатами. Вооруженные силы Галактического альянса перешли под ваше командование. Прошу принять командный пояс командующего вооруженными силами Галактического альянса.

Сергей встал, сменил пояс и, глядя в голограмму, отдал честь. До появления наследников сгинувшего Галактического альянса пройдет много лет, возможно тысячелетия, но запись сохранится. Не хотелось предстать перед потомками расхристанным разгильдяем.

Первым делом Сергей поднялся в каюту командующего, теперь уже официально свою каюту. В спальне ожидали аккуратно разложенные стопки форменной одежды. Он взял повседневный комплект. Несколько другой покрой, в петлицах по-прежнему адмиральские звезды, дальше пошли изменения. На рукавах, груди и спине совершенно иные голограммы, причем под голограммами скрывались непонятные вставки. Переодевшись, Сергей вошел в рабочий кабинет. В глаза сразу бросились три ярко освещенных силовых кокона, два пустых, в третьем стояло знамя. Привычная для любого человека форма, темно-фиолетовый фон, в центре сияющий круг из многочисленных золотых звездочек.

— Что находилось на пустующих местах?

— В центре символ объединенного флота номарков и исидов, справа от вас стояло знамя флота.

— Что являлось символом объединенного флота?

— Найденный в пространстве обломок крейсера «Неприступный». Он первым принял бой с тольтеками, экипаж геройски погиб. Телепортация на таком удалении не представлялась возможной.

С помощью компьютера Сергей быстро воссоздал привычный бело-сине-красный флаг, но двуглавый орел не давался. В базе редактора фотографий отсутствовали подходящие болванки, свои художественные таланты лучше было не показывать.

Для достижения поставленной цели всегда можно найти множество путей. Первым делом открыл пульт аварийных выключателей, хозяева перед уходом выключили телепорты, лифты и систему опознавания свой-чужой. Поставил тумблеры в рабочее положение, теперь надо вернуться на «Следопыт». Вышел через адъютантскую приемную на «адмиральский перекресток». Напротив располагался оперативный отдел, далее служба тыла и материально-технического обеспечения. Космос, технологии за пределами человеческого разума, а проблемы адмирала не изменились со времен парусного флота. Заглянул к тыловикам — точно, вдоль широкого коридора стоят манекены с образцами форменной одежды. Вся разница со столичным адмиралтейством заключалась в фуражке. Московские фуражки были на голове у манекенов, здесь головные уборы лежали рядом на специальной подставке. Толерантность, мультирасовое общество лишило манекены головы как первого признака расовой принадлежности.

— Внести запись в корабельный журнал: штабному кораблю ОФШ 211 дается название «Тамбов».

— Прошу разъяснить значение слова «Тамбов».

— Это название города.

— В базе данных населенных пунктов Галактического альянса такой город отсутствует.

Интересное замечание, в компьютере рядового штабного корабля собраны данные обо всех населенных пунктах огромного государства.

— Указанный город основан на бывшей столичной планете тольтеков.

— Чем известен город, в честь которого назван корабль?

— В Тамбове находится самая лучшая в мире астрофизическая станция.

— Принято. Прошу подтвердить, вы родились на новой столичной планете Галактического альянса.

— Подтверждаю.

А компьютер-то не так прост, наличие адмиральского пояса для него не является стопроцентным доказательством, или этот калькулятор тупо заполняет графы неведомой анкеты в личном деле новоявленного командира.

Сергей отправился на «Следопыт» за своим скромным багажом. Беглое знакомство с боевыми возможностями штабного корабля изменило первоначальные приоритеты. Вооружение и техническое оснащение не уступало крейсеру, вместе с тем возможности компьютера являлись поистине безграничными. За время ремонта необходимо собрать как можно больше научной, военной и технической информации, что позволит населению Земли не просто вырваться к звездам, но и подготовиться к встрече с «братьями по разуму» на равных. Осталось найти координаты университетов и научных центров, в новой должности скачать информацию не составит труда. И самому не помешает подучиться, а то выглядит как питекантроп с дубинкой на борту трансконтинентального самолета.

Вернувшись со своей походной сумкой, Сергей в первую очередь разложил на столе земной парадный мундир.

— Компьютер, оптика хорошо различает двуглавые орлы на эполетах?

— Прошу разъяснить понятие «двуглавые орлы».

Вот те раз! Впрочем, чему удивляться, римский орел смотрел на восток, Византия столкнулась с проблемой запада и добавила орлу вторую голову. Компьютер вне логики, для большого арифмометра требуется конкретная задача. Вскоре отредактированная стереопроекция двуглавого орла заняла свое место на бело-сине-красном флаге. Сергей собрался было отнести мундир в свою каюту, но взгляд остановился на центральной подставке. Да! Именно русский адмиральский мундир станет символом его стремлений вернуться на Землю.

Найти подходящий манекен в помещениях службы материально-технического обеспечения удалось достаточно быстро. Аккуратно расправив все складочки, он добавил адмиральский пояс и заправил лосины в сапоги.

— Компьютер, внести изменения во флаг Галактического альянса, пять звезд оставить золотыми, остальные серебряными.

— В чем причина смена цвета звезд?

— В настоящий момент флот контролирует только пять систем.

— Принято.

— Изготовить и установить на штатное место новое знамя флота.

— Принято.

— Манекен в форменной одежде является символом флота.

— Форма неизвестного образца, прошу объяснить причину перевода в статус символа.

— Это парадная адмиральская форма, принятая в системе тольтеков после победы сил Галактического альянса.

— Прошу подтвердить. Вы воевали под этим знаменем и в этой форме.

— Подтверждаю.

— Прошу подтвердить. Вы являетесь потомком победителей тольтеков.

— Подтверждаю.

— Спасибо, господин адмирал, запись внесена в журнал.

— Опознавательным флагом кораблей флота устанавливается белый флаг с синим диагональным крестом.

— Принято.

Новая метла метет по-новому, смена руководителя всегда влечет за собой те или иные изменения. Осталось продумать первые приказы. Сергей отправился осматривать свои новые покои. Адмиральская каюта представляла собой целый комплекс помещений, разделенных на личную и служебную зоны. К рабочему кабинету примыкал зал совещаний на три десятка мест, камбуз с буфетом и каютой вестового. С другой стороны маленький салон для приватных бесед, оранжерея и выход на обзорную площадку. Проектировщики постарались на славу, сзади тропические заросли с искусственным водопадом, впереди бездна космического пространства с поражающими своим блеском звездами.

Красоты никуда не денутся, пора браться за дело и в первую очередь защитить то немногое, что находится в его подчинении. Вернулся за рабочий стол и — сюрприз! Он отсутствовал не более двадцати минут, а новый флаг и его парадная форма уже красовались за силовой защитой в ярких лучах света. Отошел в сторону, красиво и гармонично. Жаль, больше некому этим полюбоваться.

— Внести в журнал следующую запись: «Приказ по флоту № 2.

1. Действующему флоту и стационарным силам перейти к боевому дежурству.

2. Отряду вспомогательных силприступить к обеспечению потребностей флота.

3. Главному управлению астронавигации выполнить коррекцию навигационной обстановки с учетом произошедших изменений.

4. Разведывательному отделу восстановить контакты с союзниками Галактического альянса. Определить районы боевых столкновений, установить силы противоборствующих сторон.

5. Научному отделу разработать проект перевода захваченных кораблей под управление оперативного отдела. Как один из вариантов предлагается телепортации микроманипуляторов с автономным программированием. Для получения информации о методах противника связаться с кораблями „Отчаянный“, „Следопыт“, „Пограничник“ и „Тамбов“.

6. Отряду аварийно-спасательных работ составить график буксировки небоеспособных кораблей.

7. Инженерно-техническому отделу составить план ремонтных работ кораблей и стационарных объектов флота. В качестве основной базы назначается верфь Альгур, координаты В71Г4.

8. Военно-учебным заведениям определить возможности возобновления учебного процесса.

Подпись — адмирал граф Сергей Алексеев».

Приказ разослать в установленном порядке по всем кораблям, базам и военным учебным заведениям.

Из всего приказа ему реально требуется доступ к «живым» военным училищам и поиск контрдействий к захваченным боевым кораблям. Военное училище необходимо самому Сергею, ибо адмирал без необходимых знаний достаточно быстро приведет свой флот к коллапсу.

Сделан еще один шаг, Сергей встал из-за стола и отправился осваивать личные апартаменты. Первым делом зашел в спальню и разложил вещи по шкафам и полкам. Затем прошел по салону с пристроенным камбузом и буфетной, после чего заглянул в личный кабинет. Привычная капитанская каюта океанского лайнера разве что вычурностью отделки напоминает каюты греческих судовладельцев. В кабинете на письменном столе лежали останки давно истлевшей записки, на которую кто-то сверху положил ключ.

— Что было написано в сообщении на столе?

— «Зак, будь осторожней, по непроверенным данным, часть флота тольтеков ушла на перехват моей эскадры. Второй комплект носителей лежит в сейфе».

— Почему действия разведки тольтеков были столь успешными?

— Они воспользовались толерантностью Галактического альянса, смогли проникнуть во все органы власти и вооруженных сил.

— Неужели во время войны командование проявило такую беспечность?

— Внедрение агентов началось за сто лет до войны. Когда спохватились и ввели генетический контроль, тольтеки сумели осуществить диверсию. На планетах появились лжерасы.

— Судя по записке, шпионская активность не уменьшилась.

— Очень многие не верили в разветвленную шпионскую сеть тольтеков. К тому же общество раскололось на «чистых» и «нечистых».

— Началась гражданская война?

— Войны не было, ограничилось локальными восстаниями. К тому же генетический анализ доказал причастность тольтеков. На поверку некоторые правители планет оказались уроженцами этой расы.

— Подготовьте краткую справку по планетам, где обнаружено внедрение врагов в правительство.

— Выполнено и внесено в ваш персональный раздел.

Серьезные были страсти, осталось добраться до разведданных по бывшим противникам Галактического альянса.

В сейфе среди трухи непонятного происхождения валялось три десятка огромных алмазов пирамидальной огранки. Сергей разложил драгоценности на столе:

— Что это?

— Второй комплект носителей информации.

Носитель информации принесет пользу при условии его подключения к компьютеру. А как подключить? Здесь нет ничего схожего с тем, что он уже успел освоить. Перед ним на столе самая обычная голография клавиатуры и больше ничего. Вместо «мышки» можно использовать свой палец или лазерную указку. Никаких ячеек или прочих намеков на бесконтактное соединение. В школьной программе о подобных носителях никогда не упоминалось. Впрочем, в учебниках никогда не напишут очевидные вещи, например, как пользоваться телевизором или дверным звонком, с детства понятно.

— Желаете проверить сохранность информации?

— Было бы желательно узнать содержание.

— Укажите очередность кристаллов памяти.

С безмятежным видом расставил кристаллы в ровную линию. Тотчас крайнюю пирамидку обволокло дымчатым свечением, а на голограмме появилось меню: «Теория плазмы», «Динамика плазмы» и прочее, чего Сергей не мог понять по определению. Тем не менее он стоически просматривал меню кристаллов и трепыхнулся только один раз, когда прочитал: «Математическое ожидание». Это понятие из «Теории вероятности» дало надежду увидеть что-то знакомое. Увы, дальше говорилось о проблемах аксиоматизации галактических констант с выкладками математических расчетов принципа телепортации. Интересно, но не для его уровня знаний.

Штабными документами пришлось заниматься с утра. Просмотр информации на пирамидках занял слишком много времени. В результате Сергей убедился, что стал обладателем всей академической информации Галактического альянса. В принципе, это сильно подтолкнет земную науку, осталось добыть программы обучения в университетах. Иначе разрыв в теоретических базах Земли XVIII века и сгинувших предшественников сделает бесполезной собранные на кристаллах знания. Для нынешних обстоятельств Сергей нашел одну полезную разработку в разделе «Общественно-политическое управление». Это касалось вопросов управления общественным сознанием через средства массовой информации, проще говоря — методы пропаганды.

На простой вопрос «Зачем в Восточном Берлине построили стену?» сегодня любой ответит не задумываясь: «Чтобы немцы не могли убежать из ГДР в ФРГ». На самом деле глупо и смешно, как будто это был единственный участок совместной границы. Что-то моряки торгового флота ГДР не стремились сбежать за границей, и из поездок к родственникам жители Восточной Германии почему-то возвращались домой. Смысл Берлинской стены до смешного прозаичен — колбаса. Стену построили сами жители Восточного Берлина, и за один день. При этом не забыли блокировать западную часть города со всех сторон, ибо Берлин находился на территории Восточной Германии. В ГДР цены на продукты и прочие товары были значительно ниже, чем в ФРГ. Западные немцы с утра приезжали в восточные магазины и подчистую сметали все с полок. В результате рабочий люд вечером ничего не мог купить, вот и разозлились на своих соседей. Зато сегодня из факта защиты любимых пивных колбасок сделали символ с глубоким политическим «смыслом».

На Центральном модуле верфи Альгур живет полторы тысячи бездельников. Небольшое количество увлеченных медициной, кораблестроением и прочими науками можно не принимать в расчет. Они в равной степени бесполезны по причине социальной пассивности. Сергей поставил на стол нужный кристалл:

— Выделить и скопировать раздел «Общественно-политическое управление». Оперативному отделу на базе указанных теоретических исследований разработать план мероприятий по привлечению населения к нуждам флота. В качестве первого объекта взять жителей верфи, где в ближайшее время предстоит ремонт корабля.

— Принято к исполнению.

Сергей откинулся в кресле и приступил к изучению штабных документов. Ко времени швартовки к опорным башням ремонтного стапеля пришлось сделать печальный вывод: координат Солнечной системы в базе данных нет. Просмотр материалов помог сделать вывод о подготовке к масштабной операции по захвату вражеской планеты, но и только. Ни названия системы, ни ее координат, ничего — строжайшая секретность. По поводу тольтеков имелась очень скудная информация. Шесть разгромленных Галактическим альянсом систем и характеристика основных военных кораблей. Для самостоятельного поиска Земли требовалось обследовать некогда недоступный район галактики, что по самым оптимистическим прогнозам потребует не менее тысячи лет.

Облом, причем не просто рядовая неудача в поисках координат нужной звездной системы, а крах надежды, ибо штаб, по мнению Сергея, просто обязан хранить все необходимые сведения по вражеским тылам. По изученным документам получается, что всесильный Галактический альянс воевал вслепую с коренными землянами. При этом практически всегда находился в роли аутсайдера, догоняющего уже свершившиеся события. Тем не менее координаты должны быть где-то рядом. Это подтверждает факт подготовки второго эшелона переселенцев, так же, как вторая эскадра неведомого Зака. Надо искать остатки погибшей эскадры адмирала Зака и подготовленный для второй волны флот. Приказ на сбор кораблей уже отдан, самому придется отправляться в ближайшее учебное заведение космофлота. Делать вид боевого адмирала можно короткий период времени, первые серьезные действия могут привести не к разоблачению, а к гибели. Он не просто самозванец, хуже — он опасен для самого себя, как обезьяна с гранатой.

Глава 8 АМАЗОНКИ

Первые два дня Сергей наблюдал за начавшимися ремонтными работами. Членистоногие автоматы что-то открывали, выносили и приносили. Вырезали и вплавляли листы обшивки, демонтировали и увозили в цеха корабельное оружие. Заглянув вовнутрь маршевых двигателей, он увидел шевелящийся клубок многоруких роботов и понял: на ремонте ему делать нечего. В происходящем он ничего не смыслит. Зато теперь появилась возможность исследовать рабочий кабинет начальника верфи и, как следствие, реанимировать галактический телепорт. Компьютер Центрального модуля услужливо дал картинку расположения зданий и кабинетов. Наутро Сергей подошел к блоку Главного управления.

Здесь его ожидал сюрприз в виде толпы добровольцев, желающих принять участие в ремонтных работах.

— Господин адмирал, — почтительно обратился к Сергею сухощавый мужчина, — передаю в ваше распоряжение отряд квалифицированных кораблестроителей в составе двести восьми человек.

— Не берите их, господин адмирал! — Вперед буквально прорвался седовласый мужчина. — Они сбегут на ближайшую планету. Нам с вами по пути, к тому же у меня три сотни квалифицированных корабелов.

— У кого есть специалисты по маршевым двигателям? — задал Сергей первый пришедший в голову вопрос.

— У меня! — хором ответили оба предводителя.

— Вам составить списки людей по профессиям. — Сергей указал на стоящих перед ним лидеров. — После обеда принести готовые документы в кабинет директора.

Народ зашевелился растревоженным муравейником, толкаясь и ругаясь, люди столпились вокруг своих предводителей. Плохо это или хорошо, Сергею предстояло выяснить в самое ближайшее время. По дороге он начал прикидывать варианты привлечения добровольцев к полезным для себя делам. Машинально вырвавшийся вопрос связан с последней попыткой разобраться с ремонтом корабля. Необходимо найти людей для «Тамбова», работы должны проводиться под надлежащим контролем, и желательно с позавчерашнего дня. Для осознания конечного результата всезнайства компьютеров Сергею вполне достаточно «лечения» в Центральном госпитале.

Приемная директора встретила хорошо различимой надписью на стене: «Бей тольтеков! Мы победим и восстановим справедливый Галактический альянс!» У каждого своя справедливость, самая справедливая справедливость у победителей, это история Земли неоднократно подтверждала. Рабочий кабинет руководителя гигантской верфи поражал своей функциональностью. С кресла у рабочего стола открывалась панорама всего орбитального комплекса со всеми многочисленными заводами, стапелями, достроечными причалами и испытательными полигонами. Понятное дело, перед столом медленно вращалась голограмма, но очень подробная и с многочисленными цифровыми показателями хода производственного процесса. Везде стабильные нули, и только у стапеля с «Тамбовом» показания менялись в непонятной для Сергея последовательности.

Пора приниматься за следующее дело. Устроившись в кресле, Сергей в первую очередь проверил содержание письменного стола. В ящиках лежали только истлевшие останки бумаг, больше ничего предыдущий хозяин кабинета после себя не оставил.

— В какой мере можно доверять профессиональным навыкам лидеров отколовшихся групп?

— Оба высокообразованные кораблестроители и равны в своих знаниях.

— Можно ли их привлечь к практическим делам, имея в виду полное отсутствие практических навыков?

— Оба обладают хорошими организаторскими способностями и соответствуют предъявляемым требованиям.

— Кораблю необходим главный инженер, верфи необходим директор.

— Отсутствие рабочего ценза не позволяет занимать названные должности.

— Фактические полномочия обоих будут ограничены рамками реальных способностей.

— В чем смысл подобного действия?

— Люди должны начать трудиться, для этого над ними должен быть ответственный за свои поступки начальник.

— На должность главного инженера штабного корабля «Тамбов» предлагается Тезы Сериф с полномочиями вахтенного механика. На должность директора верфи предлагается Абазги Кьетиль с полномочиями начальника участка.

— Подготовить приказ о назначении. В копиях для выдачи на руки ограничение служебных полномочий не отражать.

— Недосказанность неизбежно приведет к конфликту с компьютером управления.

— Ограничения завуалировать фразой: «Назначение должно быть подтверждено адекватной работой».

— Что является критерием «адекватной работы»?

Сергей был готов в сердцах плюнуть, дотошность этой железяки начала доставать.

— Критерием является количество совершаемых ошибок.

— Следовательно, компьютер сможет самостоятельно повысить полномочия.

— Абсолютно верно.

Разобравшись с должностями для лидеров, приступили к распределению остальных специалистов. Компьютер сначала выдавал данные полученной профессии, затем психологический портрет и в заключение свою рекомендацию. Дело продвигалось достаточно быстро, ибо Сергей никого не знал и не мог возразить. Положение изменилось с момента обсуждения кандидатов со специальностями бухгалтерский учет, экономист и статистический учет. Компьютер безапелляционно рекомендовал направить всех в заводоуправление, однако здесь пришлось проявить власть и забрать людей на штабной корабль. Их распределили в оперативный отдел, аналитический отдел и службу материально-технического обеспечения. Из последнего списка Сергею понравилась характеристика одной женщины, которую он решил поставить на должность начальника разведотдела.

Следующим шагом в поименном разборе кандидатов стали врачи. В общем-то, сами медики еще никак не выразили своего желания пойти на воинскую службу. Но, во-первых, на корабле должна быть своя медицинская служба, а во-вторых, они придут, в этом как раз никаких сомнений не было. Врачей разделили на три части, одни оставались на Центральном модуле, другие переходили на штабной корабль, большинство, под началом еще не знающего своей судьбы главврача, назначалось в Центральный госпиталь. Далее следовали научно-исследовательский и проектно-конструкторский отделы верфи. Здесь выбор оставался за компьютером, который отобрал кандидатов из числа преподавательского состава местного института. Сергей не возражал, этих людей он не знал, в то же время их добровольное стремление к науке должно служить наилучшей характеристикой.

Остались заявки от двух семейных пар, поданные традиционным способом через домашний портал. В первом случае молодая семья изъявила желание служить на корабле в качестве адмиральских вестовых. Возражений не было, не важно, какой фильм или компьютерная игра послужили причиной не совсем обычного желания. Командиру корабля персональная обслуга жизненно необходима, это не барственность, а суровая правда жизни. После революции на кораблях под красным флагом ликвидировали должность командирских вестовых. Положение исправил один из молодых офицеров, ставший командиром эсминца. Во время похода он под тем или иным предлогом держал комиссара около себя. Началось с простого желания согреться горячим чаем. Ходовой мостик не обеспечивает элементарного комфорта. Если сигнальщики меняются каждый час, то командир находится на мостике или в боевой рубке с начала отхода от причала до окончания швартовки, другими словами, порой неделю не заходит в свою каюту. Комиссар не выдержал и двух суток, после чего спустился к себе, где, несмотря на царивший раскардаш, упал в койку. Тем не менее впоследствии он отправил рапорт в Реввоенсовет, и должность вестовых вернули в штатное расписание. С последней семейной парой пришлось повременить. Молодые люди увлекались гимнастикой и регулярно показывали местной публике различные цирковые номера. Неквалифицированные люди могут быть приняты только в качестве пассажиров, а для штабного корабля это непозволительная роскошь.

До обеда оставалось еще достаточно времени, поэтому Сергей решил определиться с основными проблемами верфи:

— Что на сегодняшний день является главным препятствием для возобновления полноценной работы?

— Основную работу выполняли дауры, вам необходимо реанимировать биолого-физиологические центры и возобновить рекреацию основной рабочей силы.

— Сколько дауров работало на верфи?

— Более двух миллионов. Если добавить персонал баз сырьевых ресурсов и рабочих смежных заводов, то получится семь миллионов.

— Где находятся биолого-физиологические центры?

— Интересы верфи и сопряженных предприятий выполнял центр на планете Сулафат.

Стоит подумать. Сергею не нужно такого огромного количества андроидов, у него острая нужда в людях.

— Господин адмирал, штабной корабль просит подписать приказ о назначениях новых членов экипажей.

— Утверждаю приказ о назначении, новых членов экипажа поставить на все виды довольствия.

— Принято.

— Запросить на штабном корабле координаты ближайшего военного учебного заведения подготовки офицеров космофлота.

— Система Альпав Б21ВГ6, Высшее военно-космическое училище объединенного флота Галактического альянса.

— Училище базируется на планете или на орбите?

— Военно-космическое училище находится на автономной орбите на максимально возможном удалении от планет.

— Статус училища?

— Согласно вашему приказу, училище готово принять двести кадетов.

— Добровольцев с Центрального модуля направлять в это училище для обучения по сокращенной программе военного времени.

— Принято.

Все это хорошо, но даст результат как минимум через год, а то и два. Впрочем, куда спешить, координаты Земли по-прежнему недоступны. Глянув на часы, Сергей решил потратить оставшееся время на ознакомление с принципом работы космических двигателей.

К его удивлению, на корабле стояли три независимые системы. В кормовой части находился двигатель комбинированной инверсии свободных электронов с центральным стержнем универсального управления. В центре массы корабля — гравигенераторы маневрирования и планетарного полета. В носовой части располагался магнетрон пространственного искажения. Две последние системы работали от энергии реактора ядерного синтеза. Полет корабля представлял собой движение за счет реактивной тяги кормового двигателя, плюс носовое устройство как бы протягивало пространство через корабль. Сергей не пытался понять устройство или теоретическое обоснование движителей, сие за пределами его знаний. Перед глазами стояла картина боя в Солнечной системе и способность кораблей врага к телепортации.

— Почему корабли тольтеков могут телепортироваться?

— Ученые пришли к выводу, что причиной является реактор огромной мощности. В Галактическом альянсе не смогли создать ничего подобного.

— На чем базируются подобные выводы?

— Магнетрон пространственного искажения по сути основное устройство телепорта. Наши реакторы не могут выдать требуемую для переброски корабля энергию.

— Что дали исследования обломков вражеских кораблей?

— Нет ни одного случая обнаружения сохранившегося реактора.

Жаль, очень хотелось получить способный к мгновенному перемещению корабль. В ближайшее время придется отправляться в систему Белат, где адмирал Зак дал свой последний бой. Надо исследовать дрейфующие обломки и попытаться найти детали навигационного компьютера с координатами Земли. Заодно осмотреть останки кораблей тольтеков.

Сергей открыл последнюю страничку личного портала директора верфи. Над столом развернулась голограмма газотурбинного двигателя. Почему нет? Неплохая идея.

— Перед научно-исследовательским и проектно-конструкторским отделами поставить задачу разработать систему телепортации космических кораблей.

— У персонала нет необходимых знаний.

— Закрыть доступ к предыдущим исследованиям и проектам данного направления, — приказал Сергей.

— Ваше решение абсурдно. Люди никогда не занимались подобными вопросами, а вы лишаете их возможности опереться на предыдущий опыт.

— Вам известно понятие «интуитивное изобретательство»?

— Термин неизвестен. Опыты с компьютерами на базе искусственного человеческого мозга дали отрицательный результат по причине интуиции, логики и эмоциональной нестабильности.

— Интуитивное изобретательство базируется на создании проекта без инженерных расчетов на основании знаний общего принципа, — объяснил Сергей.

— Нонсенс, подобное невозможно.

— Тем не менее это так. Поставим наших изобретателей в нетрадиционные условия и посмотрим на результат.

— Результата не будет при любых условиях, не тот уровень знаний.

В довоенный период и первые послевоенные годы практически все конструкторские бюро СССР возглавлялись изобретателями-самоучками. Благодаря им было создано много видов уникального оружия и принято прочих нетрадиционных решений. Впоследствии такая методика изобретений получила название «интуитивная».

Голограмма газотурбинного двигателя напомнила историю одного из таких самоучек, создателя гиперзвукового реактивного авиационного двигателя Александра Микулина. Академик АН СССР не имел инженерного образования, но предлагаемые им проекты превосходили результаты многолетних трудов зарубежных конструкторских центров. В частности, работая над проблемой повышения мощности турбины, Микулин за один вечер придумал оригинальную схему протока воздуха. Изобретение действительно резко повысило мощность турбины, но при этом упала скорость протока газов, что отрицательно повлияло на скорость самолета. Впоследствии идею Микулина использовали корабелы. В море появились советские корабли с великолепной скоростью и запредельным набором вооружения.

Бывшие союзники СССР схватились за голову, корабль не больше эсминца, а по огневой мощи превосходит любой крейсер. Никому не могло прийти в голову, что его двигатели поместились в дымовой трубе. После войны, разбирая трофейные немецкие документы, неожиданно обнаружили схожее инженерное решение. Как известно, Германия столкнулась с проблемой нефтепродуктов, выход нашли в использовании перекиси водорода. Под новое топливо модернизировали дизели подводных лодок и придумали реактивные двигатели для авиации. Одновременно начались конструкторские работы по переделке авиационного двигателя в газотурбинную установку для танков «Тигр». Что Микулин придумал за вечер, немецкие инженеры изобретали более года. Опираясь на данный факт, Сергей решил поставить местных инженеров в условия интуитивного изобретательства.

В назначенный час Абазги Кьетиль и Тезы Сериф, несколько робея, вошли в кабинет директора верфи.

— Проходите, господа, усаживайтесь в любое удобное для вас кресло, — Сергей сделал приглашающий жест рукой.

Лидеры двух кланов отщепенцев неловко выдвинули кресла, затем как по команде вскочили и положили перед Сергеем приготовленные списки:

— Вот, господин адмирал, мы все сделали, как вы нам велели.

Сергей глянул в листочки, затем перевел взгляд на распечатку приказа о назначениях — совпадает.

— Итак, — Сергей встал. — Тезы Сериф назначается главным инженером на штабной корабль «Тамбов».

Счастливчик покраснел, затем гордо поднял голову и подошел к адмиралу.

— Спасибо! Я оправдаю ваше доверие.

— Вам присваивается воинское звание лейтенант, вот ваши погоны, а здесь списки подчиненных. Поздравляю!

Затем взял другой приказ:

— Абазги Кьетиль назначается директором верфи Альгур с присвоением воинского звания лейтенант.

Лицо «конкурента» стало пунцовым, он неуклюже встал с кресла:

— Благодарю, господин адмирал! Я оправдаю ваше доверие.

— Держите погоны и штатное расписание. Поздравляю.

Сергей пожал руки новоиспеченным офицерам.

— Запомните этот момент, господа, — продолжил адмирал, — вы стоите у истоков возрождения боевой мощи и славы Галактического альянса. Будущее людей с позабытых миров находится в ваших руках.

— А столичная планета тольтеков? Неужели адмирал флота Бхонсл проиграл сражение? А эскадра адмирала Астарда?

— Тольтеки практически уничтожены, прошу пройти в мой рабочий кабинет.

— Разве не здесь ваш кабинет? — спросил Абазги Кьетиль.

— Нет, это ваш кабинет. Кабинеты представителей Адмиралтейства расположены в другом здании.

Разговор на тему ремонта кораблей, оставшихся после фактической гибели Галактического альянса, начался совсем с иных историй.

Сергей в первую очередь рассказал историю Земли. Он не скрыл тот уровень деградации, который возник после наступления изоляции колонистов. В целом они оказались в наихудшем положении, ибо были полностью оторваны даже от обычных планетарных производственных комплексов и научных центров. Потомки элиты галактики быстро скатились до уровня решения элементарных проблем с куском еды и самообеспечения одеждой и жильем. Беседа продолжилась до позднего вечера. Абазги Кьетиль и Тезы Сериф с жадным интересом посмотрели послание адмирала флота Бхонсла. Затем Сергей рассказал о своих встречах на просторах галактики и первом контакте с людьми на планете Пикок. Судя по лицам инженеров, они горели желанием приложить все усилия для первого и самого тяжелого толчка, за которым последует общее движение возрождения угасающей цивилизации.

Новый день начался с визита делегации врачей, которые напомнили об обещании посвятить их в тайны Центрального госпиталя орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии. И здесь началось с вводной лекции по истории и рассказов о реальной ситуации на планетах и в космическом пространстве. Затем последовала экскурсия на штабной корабль «Тамбов», которая произвела на медиков неизгладимое впечатление. В общем-то, и Сергей пребывал в шоке. Если врачей поразил боевой корабль и его возможности, то адмирал был в отпаде от вида стада под названием «экипаж». Ни малейшего понятия об уставе, воинской дисциплине и выправке люди не имели. Они носили форму как элементарную рабочую одежду. Закончив с экскурсией и назначив назавтра телепортацию в Центральный госпиталь Второго флота Номаркии, Сергей приказал срочно найти гимнастов и без промедления доставить их в рабочий кабинет.

Вошла супружеская пара тридцати лет, Маттердаг и Артре. Стройные подтянутые фигуры говорили об увлечении спортом. Осталось узнать о желании взять на себя отнюдь не легкую задачу. Организационно-строевой отдел стоит первым в списке нелюбимых буквально всеми офицерами и рядовыми. После знакомства вместо вступительного слова Сергей запустил голограмму с различными парадами, церемониалами и прочими традиционными мероприятиями военной субординации. Затем последовали учебные программы строевой подготовки для курсантов военных училищ.

— Это единственное, что я могу вам предложить, — начал Сергей, — тем не менее без строевой подготовки нет вооруженных сил.

— Мы будем нести службу на корабле? — с надеждой спросила Артре.

— Не всегда, первое время придется обучать строевой подготовке курсантов военных училищ.

— Мы согласны, — ответил Маттердаг, — но сначала сами должны научиться.

— Во дворе имеется учебный плац с зеркальным забором, по вашей просьбе компьютер выведет туда голограмму любого эпизода.

— Спасибо, господин адмирал.

— Отставить! На флоте нет слова «спасибо», надо сказать «так точно». Компьютер ознакомит вас со Строевым уставом, который вы должны выучить наизусть.

Сергей с улыбкой посмотрел на озадаченных гимнастов и продолжил:

— Не тушуйтесь, как только будете готовы, сразу приходите ко мне. Я приму у вас экзамен, после которого начнете свою службу. И поспешите, более четырех сотен человек впервые надели военную форму.

Гимнасты замялись, а Сергей показал им правильный вход и выход и посмотрел на робкие попытки повторить простейшие действия. Получилось практически с первого раза. Молодцы! Впрочем, и самому теперь придется полностью соблюдать уставные требования.

Румейла проснулась и с удовольствием потянулась. Давно она так хорошо себя не чувствовала, ничего не болит, вокруг стерильная чистота. Стерильная чистота! Она снова на орбитальной станции в госпитальном отсеке? Кто ее вытащил из грязной клоаки? В голове промелькнули смутные воспоминания, как ее осторожно выносят на руках. Быстро надев форму, она подошла к зеркалу, привести себя в порядок. Оба-на! А форма-то совсем другая, и без знаков различия. Она же капитан-лейтенант, пилот с правом самостоятельного управления кораблем, форма темно-синего цвета. Но сейчас на ней была форма фиолетового цвета, нагрудные карманы другого фасона и полное отсутствие знаков различия. Только одна знакомая деталь — красная лычка тяжелого ранения и две желтых — легких ранений. Так и должно быть, небольшие ранения получены в абордажных схватках. В последнем бою ее изрешетили варварскими пулями, а подруги просто бросили умирать на этой позабытой всеми планете.

Итак, что же произошло? Кто ее вытащил и зачем сюда привез? Входная дверь проиграла незатейливую мелодию и открылась, в комнату вошла большая группа врачей. Женщин и… мужчин! Врач-мужчина, противозаконно! Мужчина не может быть врачом, извращенцы чуть не погубили всю галактическую цивилизацию. Румейла напряглась, надо быть готовой ко всему, здесь совместный сговор между ренегатками и мужчинами, что очень и очень опасно.

— Пройдемте, барышня, в соседнюю комнату, — сказал стройный седовласый мужчина. — Необходимо провести заключительный консилиум.

— Сколько дней вы меня здесь держите?

— Держим? Мы лечим вас, милая девушка, а не держим.

— Значит, я свободна? — хитро спросила Румейла.

— Как ветер в поле, закончим консилиум, назначим реабилитацию — и лети на все четыре стороны. Галактическому альянсу нужны сильные и здоровые люди.

От этих слов девушка застыла.

— Галактическому альянсу? — переспросила она. — Разве он еще существует?

— Не останавливайтесь, — поторопил седовласый, — у нас много дел. Общие вопросы к адмиралу, мы простые врачи.

Румейла послушно последовала за медиками, сказанные мимоходом слова о Галактическом альянсе сильно озадачили девушку. На ее родной планете, как и на орбитальной станции, гибель альянса считается несомненным фактом. Более того, уходящие прародители поручили жителям планеты Сулафат найти способ возрождения человечества. Последующее затем предательство мужчин чуть было не привело остатки цивилизации к окончательному исчезновению.

Первоначально врачебный консилиум навел на девушку скуку. Непонятные медицинские термины и висящие в воздухе голограммы ее печени, легких, скелета и прочих частей тела вызывали у нее полную неспособность к восприятию умных мыслей. Так что заданный вопрос пролетел мимо ее ушей. Она очнулась от выжидательной тишины.

— Что вам от меня надо? — агрессивно спросила девушка.

— При какой ситуации вы получили ранения? — спросил седовласый.

— Кто вы такой? Почему вы меня расспрашиваете? — огрызнулась Румейла.

— Я Ахтар Ригвед, главврач этого госпиталя. Прошу вас успокоиться, никто не причинит вам вреда. Можете спросить у адмирала. — Он указал на сидящего чуть в стороне симпатичного молодого человека.

Тот встал, поклонился и спросил:

— Прошу вас назвать свое имя и профессию, если таковая имеется.

— Меня зовут Румейла, пилот первого класса, капитан-лейтенант, — с вызовом ответила девушка.

— В таком случае, вынужден задать несколько вопросов. Первый — кто вам присвоил воинское звание?

— Звание присвоено адмиралом флота Таррис Накунди.

— Уточните, пожалуйста, какого флота? Вашей планеты, системы планет или звездной системы?

Девушка была готова ринуться в драку, какой-то мужчина смеет задавать ей вопросы! Его место на кухне да нянчить детей! Чтобы успокоиться, она сделала глубокий вздох. А собственно, чего беситься? У Таррис под командованием всего три корабля, и случается, что все они стоят на ремонте. Почти все женщины, кроме избранных, прошли школу пилотов, но летать-то не на чем. Вот и скучают в казармах в ожидании своей очереди вылета в составе абордажной партии.

Мужчина по-своему оценил затянувшееся молчание. Некоторое время он рассматривал девушку, затем сделал вывод:

— Соответственно и первый класс вам присвоил тот же адмирал.

Потом немного подумал и задал другой вопрос:

— Вы пилот какого типа кораблей?

— С отличием сдала выпускной экзамен по кораблям класса В-1, летала на «Барсуке» и «Воеводе».

Незнакомец даже не пытался скрыть своего удивления.

— Невероятно! — воскликнул он. — Подобные корабли относятся к вспомогательному флоту! На них отсутствует вооружение и не может быть военнослужащих…

— У нас установлены отличные пушки! — выкрикнула Румейла.

— Прошу соблюдать дисциплину и не перебивать старших по званию! Или на вашей планете нет воинского устава?

Девушка смутилась, командный окрик со стороны мужчины, это как-то… ну, неожиданно.

— Предлагаю прекратить дальнейшее обсуждение, — продолжил неизвестный адмирал. — Пациентка здорова и может быть возвращена на родину.

Румейла вспомнила этого красавчика. Он гордо вышагивал по Байгоре и при встрече каждый раз бесцеремонно ее разглядывал. Так вот кто ее вытащил! Неожиданно для себя девушка разрыдалась. Вытирая слезы заботливо поданной салфеткой, она спросила:

— У меня есть другие шансы? Я не обязана возвращаться назад.

— Это не будет дезертирством? — спросил ее спаситель.

— Подруги бросили меня подыхать, как непригодную куклу. Для всех я мертва.

— Как вы оказались на планете Пикок?

— Мы совершили посадку с целью захвата новых самцов, но ошиблись в оценке их боевых возможностей. Парализаторы против огнестрельного оружия.

— Хорошо, — ответил адмирал, — после завершения консилиума вас доставят в Высшее военно-космическое училище объединенного флота Галактического альянса, где вы пройдете квалификационные курсы на пилота класса «А».

— Спасибо, господин адмирал! — сквозь слезы улыбнулась девушка. — А можно учиться на астронавигатора?

— Любая специальность на ваш выбор, с благодарностями не спешите. После переобучения вам предстоит пройти аттестацию и подтвердить свое воинское звание.

Румейла была согласна, она на все согласна. И не из чувства благодарности к этому мужчине, и не ради мести предавшим ее подругам. Она почувствовала совсем другую атмосферу взаимоотношений, где людям предоставляют право выбора. А на родной планете жизнь расписана с момента рождения до самой смерти. Настоящая женщина идет в школу космопилотов, после чего переходит в абордажную команду и охотится на мужчин. Затем наступает время первого деторождения. Если подобранный самец оказывается удачным, женщина переходит в разряд матерей и даже имеет шанс к старости войти в Совет. Если нет, возвращается в конец очереди. Некоторые не желают попусту тратить время и добиваются права перейти на уровень постоянного пилота. Тернистый путь обмана, подстав, клеветы на боевых подруг и взяток Совету матерей может привести к заветной цели, а может закончиться изгнанием в смотрительницы ферм. Пилоты живут лучше, но их несколько десятков на три корабля. Тоже неслабая грызня между собой. Она останется, она хочет жить по своему усмотрению, а не по глупым законам Совета матерей. Решения принимают «избранные по рождению», которые вообще не представляют реальной жизни.

Сергей решил дождаться девушки по имени Румейла. Нет, он не строил на ее счет каких-либо планов. «Следопыт» подойдет к причалам только через три дня, а вдвоем намного интереснее лететь, дорога займет почти десять дней. Телепорт Высшего военно-космического училища объединенного флота Галактического альянса заблокирован, как в большинстве других случаев. Люди надолго покидали обжитую галактику и старательно запирали за собой двери. Вернуться назад должны были их внуки, а фактически прошло семь с половиной тысяч лет. Врачи оказались в восторге от возможностей Центрального госпиталя Второго флота Номаркии. В вопросе распределения мест работы разобрались сами между собой, без постороннего вмешательства. В качестве главврача и по совместительству «министра здравоохранения» избрали, как и ожидалось, Ахтара Ригведа. Затем разделились на гражданскую и военную секции. В итоге почти каждый корабль получил своего собственного врача.

Именно тема врачебного контроля и послужила причиной, по которой Сергей решил лететь вместе с Румейлой. Он по-прежнему оставался «свадебным адмиралом» с минимальными познаниями в управлении космическим кораблем. Вместе с тем элементарных военно-космических знаний у него как не было, так и нет. Полученные знания по школьной программе Галактического альянса, как и отличный балл по выпускному тесту, давали шанс пройти дальнейший курс образования, но не более. Это отнюдь не повод выпячивать грудь и отдавать умные приказы глупым подчиненным. Компьютер «Следопыта» загрузил теоретическую программу Высшего военно-космического училища объединенного флота, а приписанный к кораблю врач оставался в Центральном госпитале. Господа медики без спроса устроили свои курсы повышения квалификации. Сергей хорошо запомнил свой опыт прямого ментального получения информации. Быстро, но стремно, уж очень короткая дорога в психушку.

Для начала надо выяснить реальные возможности прямого ментального обучения. Сгинувшая цивилизация не могла обойти стороной подобную тему.

— Компьютер, прошу разъяснить способы прямой ментальной передачи большого объема информации.

— Подобное действие недопустимо, информация сразу переходит в долговременную память. Человек лишен возможности отделить важные факты от второстепенных.

— Для обучения подобный вариант весьма полезен, информация как раз должна отложиться в долговременной памяти.

— Вы должны разделять специальные программы прямого ментального вложения с рядовой рутинной информацией.

— В чем принципиальная разница? — удивился Сергей.

— Разница в подаче самой информации. Прямое ментальное обучение заключает в себе суть передаваемого знания, сопутствующую информацию человек уже имеет от других источников информации.

— Разве при обычном обучении это не так?

— При обычном обучении человек усваивает новые знания через сопутствующую информацию, как бы находит нужную полочку для хранения новой информации.

Объяснение озадачило, с одной стороны, прямое ментальное обучение возможно, с другой — для этого требуется специальная программа.

— Где можно получить программы ментального обучения?

— Каждое учебное заведение снабжено особым оборудованием и соответствующими программами.

— Разве студентов обучают на ментальном уровне?

— Только тех, кто способен воспринять подобное обучение.

— И насколько ускоряется учебный процесс?

— В зависимости от восприятия, ваши ментальные способности гарантируют ускорение в сто — сто двадцать раз.

— Пятилетний цикл за две недели?

— Конкретно для вас, да.

— А здесь в Центральном госпитале подобное оборудование есть? — с надеждой спросил адмирал.

— На этом оборудовании проходила ваша реабилитация.

Ободренный открывающейся перспективой быстрого обучения, Сергей немедленно приступил к выяснению конкретных возможностей, кои оказались беспредельными. Теоретические знания можно усвоить даже в походных условиях с помощью мобильных аппаратов ментального обучения. Для полного обучения необходим аналог реабилитационной комнаты. Здесь вопрос не только контроля психофизического состояния человека, нужны и дополнительные мышечные нагрузки и симуляции. Желание стать полноценным членом галактического общества начало приобретать под собой реальную почву.

На военно-морском флоте кораблем командует тот специалист, чей вид оружия является основным для данной боевой единицы. Основное оружие ракеты — командир ракетчик, минно-торпедного оружия — офицер-торпедист, и так далее. Соответственно и боевое маневрирование подчиняется законам выгоднейшего применения оружия. Здесь, в космосе, Сергей не представлял принципов расстановки приоритетов. Коль скоро открывается возможность ментального обучения, он решил пройти несколько стадий. В первую очередь изучить пилотирование кораблей, затем окончить оружейный факультет. Далее в его планах стояли курсы подготовки к аттестации на воинские звания, что подразумевает получение дополнительной информации.

Загрузка необходимой информации не заняла много времени, вскоре Сергей вставил кристалл в «У»-порт считывающего устройства учебного модуля. Полный цикл обучения занял всего три дня, включая курсы повышения квалификации и последующую аттестацию. Только вот результаты сильно озадачили, пилот корабля не мог получить воинского звания выше капитан-лейтенанта. Почему? Впрочем, на военно-морском флоте также есть бесперспективная специальность — штурмана. На эсминце только один штурман, и никаких шансов продвинуться по служебной лестнице. Дальше может быть только штаб с организационной работой по штурманской службе. Сергей проанализировал полученные знания: так и есть. Место пилотов на ходовом мостке, они контролируют режим полета — одним словом, вахта, дороги в боевую рубку для них нет.

На фоне трех кораблей артиллерийской поддержки, что оказались брошенными эскадрой адмирала флота Бхонсла,«Следопыт» выделялся элегантными формами. Во время перегона с верфи на абсолютно новых кораблях обнаружили серьезный строительный дефект — перекос управляющих стержней маршевых двигателей. Ремонт требовал полной разборки и фактически переделки всего двигателя. Они были внесены в планы работ верфи Альгур, но в самую последнюю очередь. Хватало других кораблей с проблемами, требующих намного меньших затрат. Румейла с нескрываемым восхищением смотрела на стоящие у причала корабли.

— Что, нравится? — спросил Сергей.

— Еще бы! — ответила девушка. — Никакого сравнения с нашими старичками.

— Отучишься и выберешь себе самый лучший, — улыбнулся Сергей.

Привычно сев в командирское кресло, он разъединил фазовую синхронизацию гравитационных полей, затем вывел корабль за пределы швартовой зоны.

— Можно мне попробовать выполнить маневр выхода на маршрутную дугу? — спросила девушка.

— Только при одном условии.

— Каком? — напряглась Румейла.

— Весь полет на тебе лежит обязанность вахтенного офицера.

— А поспать?

— С выходом на пенсию, — Сергей засмеялся. — Да не напрягайся, я подменю. А то привезу вместо тебя египетскую мумию.

Пришлось объяснять, что такое пенсия, мумия, затем рассказывать о Египте, потом еще и еще. Вопросы возникали, как у пятилетнего ребенка.

Полет не отличался разнообразием, Румейла с явным удовольствием несла ходовую вахту, а Сергей грыз тяжелую науку офицера-оружейника. Мобильная система обучения имела слишком много ограничений, что значительно уменьшало скорость передачи информации. Невозможность полноценного контроля психофизического состояния студента компенсировалось частыми перерывами. Сергей шел на ходовой мостик, где Румейла продолжала задавать вопросы. Впрочем, отвечать приходилось и ей. Сообщество женщин-фанатичек заинтересовало только по причине большого количества людей без генетических изменений. Со слов девушки все дети трехлетнего возраста проходили через ворота Праматери. Торжество заканчивалось разделением девушек на будущих космопилотов и работниц ферм. Мальчики на данное мероприятие не допускались.

Сергей долго прояснял детали самого торжества и внешний вид ворот Праматери.

У него возникли серьезные подозрения в изначально заложенном жульничестве или произошедшем за многие тысячелетия извращении первоначального смысла.

— Зачем вам все это знать, господин адмирал? — не удержалась от вопроса девушка. — Вы расспрашиваете до мелких деталей, как будто вас это серьезно интересует.

— Представьте себе, интересует, и даже очень.

— Странно, обычная планета с обычными людьми, — пожала плечами девушка. — В госпитале я посмотрела с десяток стереофильмов, вот там да. Битвы за планеты с уникальными ресурсами. А у нас что? Фи, болота, лягушки и рис.

— На самом деле ваша планета по важности внесена в Первый список Галактического альянса.

— Не может быть! — не поверила Румейла. — У нас ничего особенного нет.

— Есть, или население прочно об этом забыло, или Совет матерей тщательно скрывает.

— Что-что? Расскажите, пожалуйста, — попросила девушка. — Мне очень хочется узнать тайну Совета матерей. У нас же есть таинственная Хранительница. Ее никто и никогда не видел.

— Вы что-нибудь слышали о даурах? — спросил Сергей.

— Да, в школьной программе есть. Еще матери воспитательницы объясняли пагубные последствия искусственного изготовления мужчин.

— Вообще-то, дауры двуполы, — заметил Сергей.

— А почему они не способны сами размножаться? — язвительно парировала девушка.

— Организм лишен репродуктивной функции, секс без последствий.

— Почему? Не вижу никакого смысла.

— Ребенка надо воспитывать, затем учить, это серьезные финансовые затраты. Выращивание искусственного человека намного дешевле. Плюс рекреация в случае гибели или естественной смерти.

— Что дает эта самая рекреация?

— Очень многое, во-первых, дауры бесстрашны, ибо знают о своем бессмертии. Во-вторых, воспроизведенный даур сохраняет память и навыки своей предшествующей жизни.

— Не знаю, — протянула слова Румейла, — странно такое слышать. А почему вас заинтересовали дауры?

— Дело в том, что на вашей планете находится один из центров биогенерирования и рекреации дауров.

— У нас? Не может быть! Это же целый комплекс специализированных зданий.

— И не один. Планета Сулафат поставляла не только пилотов для кораблей класса В-1, но и рабочих верфей, баз сырьевых ресурсов и многие другие специальности.

— Вот оно что. Мы с девчонками лазили втихаря по заброшенным палубам орбитального центра. Там действительно много непонятных учебных аудиторий. А зачем они?

— Кто «они»? — не понял вопроса Сергей.

— Если дауры бессмертны, то после рекреации обучения не требуется.

— Галактический альянс непрерывно развивался, осваивал новые планеты. Не хватало дауров, не хватало людей.

— Зачем тратиться на «новорожденного» даура, проще сделать несколько дубликатов.

— Не этично. Ваши слова переполнены шовинизмом, уважаемая леди. Даур имел равные с человеком права.

Следующий вопрос перевел разговор на тему «леди». Сначала Сергей объяснял понятие этого слова, затем разговор перешел на обсуждение взаимоотношений мужчин и женщин. Ухаживания, романсы, серенады и сонеты, дуэли, любовь, Ромео и Джульетта. «Следопыт» летел по дуге Большого круга, иногда аппаратура фиксировала брошенные корабли или базы, но чаще встречались дрейфующие обломки.

Очередной сеанс ментального обучения прервал сигнал экстренного вызова в ходовую рубку.

— Что случилось? — обратился Сергей к компьютеру.

— Корабль класса В-1, бортовой номер СЛФ-614, экипажем называется «Толстый барсук», на борту нештатное вооружение, — без промедлений доложил компьютер.

— Откуда следуют и намерения экипажа?

— Приписан к учебному центру Сулафат, экипаж четыре человека, намерены с нами сблизиться.

Что же, вот и произошла встреча с таинственными амазонками. Только сейчас в руках Сергея не только козыри, вообще все карты. Милым барышням досталась только упаковка от карт.

— Сообщить количество пассажиров!

— На борту пятьдесят человек, одеты в бронескафандры, в руках парализаторы.

Корабли серии СЛФ служили для доставки людей на орбитальные станции, заводы и сырьевые базы. В просторечии их называли развозками.

— Передать приказ на компьютер СЛФ-614:

1. Исключить любую возможность телепортации пассажиров или экипажа на борт «Следопыта».

2. Передать список экипажа и пассажиров.

3. Приготовиться к передаче управления кораблем под мое командование.

4. Вывести на ходовой мостик «Следопыта» прямую трансляцию с мостика СЛФ-614.

— Выполнено.

Сергей вошел на мостик, где сидела Румейла с перекошенным от страха лицом. Увидев адмирала, она в панике крикнула:

— Это «Толстый барсук»! Надо увеличить скорость и уходить! Наш «Следопыт» высокоскоростной корабль!

— Зачем убегать? Правильнее провести с твоими подружками воспитательную работу.

Он устроился в командирском кресле, окинул взглядом приборную панель, затем откинулся на удобную спинку в ожидании вывода визуальной картинки.

Румейлу откровенно трясло, она не верила этому мужчине. Самовлюбленный дурак, собравшийся в одиночку противостоять абордажной команде отборных девчат. Не зря говорят, что у самцов в голове только одна извилина, а блондины вообще ни к чему не пригодные тупицы. Ладно, это его беда, для подруг она всего лишь пленница. Жаль, конечно, рухнули ее планы, свободная жизнь так и осталась несбыточной мечтой.

— Румейла! — Девушка вздрогнула от жесткого командного голоса. — Уменьшить скорость корабля до режима патрулирования.

— Компьютер! — продолжил адмирал. — Приказ на СЛФ-614: Уровнять скорость!

В этот момент на мостике развернулась голограмма прямой трансляции с мостика пиратского корабля. Девушка пискнула и попыталась спрятаться за спинкой своего кресла.

— В чем дело? Назад! Выполнять свои функции! — рявкнул адмирал.

— Там эта стерва, Лаветта Флониан! — непослушными губами прошептала девушка.

— Какими подвигами она снискала столь зловещую славу? На вид красавица, и совсем молода.

— Ее бабка, мать и старшая сестра входят в Совет матерей!

— И что? Она ест живьем новорожденных девочек или рвет на куски невинных мужчин?

— Как что? Малейшая попытка встать на ее пути заканчивалась немедленной ссылкой в самые глухие места!

— Она сама приказывала сослать завистниц или это делали ее родственницы?

— Какая разница кто! Главное в том, что она опасна!

— Отлично! Судьба подарила нам хороший шанс.

Тем временем на голограмме появились первые признаки откровенного замешательства. «Страшная и ужасная» Лаветта Флониан метала громы и молнии, ее помощницы с несчастными лицами смотрели на свою начальницу. Казалось, они желали немедленно исчезнуть с потертых кресел ходового мостика. Ну-ну, погодите немного, это только разминка.

Корабли постепенно сходились, ругань на мостике СЛФ-614 перешла в торопливую оценку складывающейся ситуации. Засуетились девушки абордажной команды, они еще раз проверяли свое снаряжение и активировали аварийные пояса для ввода точки телепортации. Вот он и ответ на вопрос о способе проникновения на другой корабль. А пояса-то рабочих-дауров! Не положено дамам-красавицам пользоваться чужим аварийно-спасательным имуществом. На подобный случай Галактический альянс разработал строгий регламент.

— Компьютер! — От этих слов Румейла нервно вздрогнула. — Переслать на штабной корабль «Тамбов» следующий приказ:

«На орбите планеты Сулафат в Центре обучения дауров выявлены факты грубого нарушения законодательства Галактического альянса. Индивидуальные спасательные пояса дауров используются населением для игр и развлечений. Начальник Центра обучения дауров госпожа Таррис Накунди самовольно присвоила себе воинское звание „адмирал флота“.

На основании вышеизложенного приказываю:

Первое. В течение двадцати четырех часов собрать все индивидуальные спасательные пояса дауров и разместить их в местах постоянного хранения.

Второе. Объявить госпоже Таррис Накунди строгий выговор с занесением в личное дело.

Третье. Вышеуказанной госпоже немедленно снять военную форму.

Четвертое. Напоминаю, что самовольное ношение военной формы Галактического альянса карается законом и влечет за собой тюремное заключение.

Приказ довести до сведения руководящего состава всех планет, космических центров и орбитальных станций. Копию приказа направить госпоже Таррис Накунди для ознакомления под роспись.

Командующий вооруженными силами Галактического альянса адмирал Сергей Алексеев. Подпись. Дата».

Совет матерей, как и сама «виновница» нарушений могут послать неведомого адмирала в самое неприглядное место. Это вполне самостоятельная и ни от кого не зависящая планета. Сие данность сегодняшнего дня, но только для людей. Компьютеры по-прежнему живут законами исчезнувшей цивилизации, любая попытка воспротивиться будет расценена как бунт со всеми вытекающими последствиями.

В первую очередь отказ в доступе к орбитальной базе и кораблям, а это планетоуправительницы прекрасно понимают.

На голограмме прямой трансляции с мостика СЛФ-614 проявились признаки легкой паники и отчаянной ругани со стороны Лаветты Флониан. И это понятно, расстояние между кораблями позволяет осуществить телепортацию абордажной команды, а этого не происходит. Услышав приказ, Румейла заметно оживилась и сейчас с явным удовольствием наблюдала за разгорающейся на «Толстом барсуке» сварой. Мускулистая сорокалетняя женщина спокойно отвечала на гневные обвинения распалившейся начальницы. Наконец ее нервы не выдержали, в лицо красавицы полетел спасательный пояс. Лаветта Флониан перехватила его на лету, быстро опоясалась и попыталась активировать. Фиг вам. Последовали нервные попытки что-то проверить, поправить, перевернуть пояс другой стороной и прочие бессмысленные манипуляции.

Пора переходить к следующей стадии воспитательного процесса, а то Румейла окончательно забыла о своих обязанностях и всецело увлеклась созерцанием происходящего на другом корабле действия.

— Компьютер, вывести на мостик СЛФ-614 трансляцию нашего видео-и аудиосигналов.

— Выполнено.

Появление голограммы не осталось незамеченным женским экипажем. Достаточно быстро взгляды всех женщин устремились к неожиданно возникшей голограмме.

— Говорит командующий вооруженными силами Галактического альянса адмирал Сергей Алексеев. Командиру корабля СЛФ-614 прошу представиться и сообщить о выполняемом задании.

Гневное лицо Лаветты Флониан пошло белыми пятнами, глаза сузились.

— Сейчас я с тобой разберусь, красавчик. Что-то ты слишком хил для тяжкой адмиральской ноши.

Сергея позабавила эмоциональная реплика и в ответ прозвучали стихи Сергея Есенина:

Видимо, амазонок никогда не баловали стихами, ибо даже от простенького четверостишия ушки у них встали топориком.

— Ты дорого заплатишь, котеночек, за свое хулиганство! — прищурившись, прошипела Лаветта Флониан.

Можно еще развлечь девушек стихами Есенина, тем более что впереди их ждет огорчение:

На мостике СЛФ-614 послышались нервные смешки, а Лаветту Флониан словно катапультой выбросило из кресла. Через считаные секунды она вернулась в боевом скафандре и с плазменным пистолетом.

Все, незачем дальше дразнить девушек, в конце концов они ни в чем не виноваты. Не ими создан матриархат на планете Сулафат. С рождения воспитанные на принципах использования мужчин для практических опытов по воссозданию новой расы покорителей галактики, они просто не способны думать и поступать иначе.

— Повторяю свой вопрос, — спокойным тоном произнес Сергей, — командиру корабля СЛФ-614 прошу представиться и сообщить о выполняемом задании.

— Я капитан первого ранга Лаветта Флониан, моя цель — захват в космосе всяких разных самцов.

Девушка зловеще улыбнулась и продолжила:

— Твою подружку высадим на ближайшую планету двуногих дикарей.

— Она-то в чем виновата? Сами бросили ее раненой на произвол судьбы.

— Не бросили, а выбросили, — резко ответила Лаветта. — Мы прекрасно знали о бреднях про свободу выбора. Вот и дали ей свободу.

— Жестоко. Госпожа Флониан, на каком основании вы представляетесь капитаном первого ранга? Вы в курсе, что подобное звание не может носить выпускник школы пилотов при Учебном центре дауров?

— Ошибаешься, пушистик, я окончила училище пилотов в орбитальном центре системы Сулафат.

— Именно это я и сказал. В базе данных Галактического альянса отмечено, что ученик женского пола по имени Лаветта Флониан два года назад прошла курс обучения на пилота кораблей класса В-1. Сие происходило на Орбитальном центре обучения дауров в системе Сулафат.

— Ах ты сволочь, я тебя порублю на мелкие кусочки! — завизжала Лаветта.

— Еще вопрос. Почему вы одеты в рабочую одежду дауров и носите спасательные пояса дауров?

Сергей, зная от Румейлы отношение амазонок к даурам, специально несколько раз произнес унизительное для них слово «даур».

— Это наша традиционная форма одежды и к недочеловекам она не имеет никакого отношения!

— Компьютер, — Сергей специально обратился голосом, — расположить в коридоре СЛФ-614 голограммы принятой в Галактическом альянсе формы одежды. Экспозицию держать на постоянной основе, девушки должны знать, что они одеты в рабочие комбинезоны дауров.

Последнее обращение откровенно шокировало всех женщин. Что ни говори, но женщина всегда следит за своим внешним видом, а тут как обухом по голове — оказывается, вместо военной формы на ней простая роба для недочеловека.

— Слушать мой приказ! — продолжил адмирал. — Первое. Выпускнице школы пилотов Лаветте Флониан через пятьдесят суток прибыть на штабной корабль «Тамбов» для прохождения аттестации на воинское звание капитан первого ранга. До сведения указанной госпожи доводится следующее: выпускник школы пилотов может быть призван в космофлот с присвоением воинского звания не выше «мичман»; выпускник школы пилотов по роду своей служебной деятельности не может получить воинское звание выше «капитан-лейтенант».

Второе. До сдачи аттестации и сопутствующих квалификационных экзаменов Лаветта Флониан отстраняется от самостоятельного управления кораблем.

Третье. Назначить Баис Дагу временно исполняющей обязанности командира СЛФ-614.

Четвертое. За проявленную грубость по отношению к вышестоящему командиру Лаветте Флониан назначается наказание в виде домашнего ареста на тридцать суток.

Приказ разослать по соответствующим службам и внести в корабельный журнал СЛФ-614. Копию приказа вручить под роспись Лаветте Флониан.

Командующий вооруженными силами Галактического альянса адмирал Сергей Алексеев. Подпись. Дата. Борт СЛФ-614, — продолжил Сергей, — прервать выполнение полученного задания и вернуться к месту отбытия наказания Лаветты Флониан.

На мостике «Толстого барсука» воцарилась растерянная тишина. По казармам и кабакам ходило много различных легенд и про невероятные удачи, и про таинственные исчезновения кораблей. Да мало ли всевозможных историй и откровенных небылиц. Но такое! Вот так просто приказал, и вооруженный корабль с полусотней тренированных и вооруженных девушек послушно, как домашняя собачка, повернул обратно. Да никто в это не поверит. Есть еще одна странность, корабельный компьютер никогда не позволял вносить запись в свой журнал, а тут раз, и послушно вильнул хвостом. Хотя эта запись послужит отличной отмазкой. Ни у кого из девушек не было сомнений по поводу предстоящей разборки с истерикой, которую им устроит на базе адмирал флота Таррис Накунди.

Глава 9 ВОЗРОЖДЕНИЕ АЛЬЯНСА

Сергей искоса наблюдал за Румейлой, которая неподвижно сидела в немом изумлении. Ну-ну, граждане амазонки таки получили реальный отпор. Он прекрасно понимал юридическую ущербность своих приказов. Нет у него права приказывать этим девушкам, они не состоят на военной службе Галактического альянса. Не имеет он права приказывать проходить аттестацию или сажать под домашний арест. А вот разозлить их, напугать отлучением от управления кораблем, вынудить выбраться из своего логова как раз и являлось его целью. Понятное дело, первой реакцией Совета матерей будет желание отомстить или даже захватить Центральный модуль, куда адмирал планировал заманить космических пираток. Что же, пора выходить из темного уголка и показать одной планете свою силу. Справится — получит шанс вернуться домой, не справится — такова его планида.

Румейла наконец очнулась и посмотрела на адмирала, Сергей перехватил ее взгляд и заговорщицки подмигнул.

— Госпожа пилот, мы долго будем просто так болтаться в космосе или вы соизволите продолжить движение по заданному маршруту?

— Извините, господин адмирал.

«Следопыт» начал разворачиваться и медленно набирать скорость. Сергей посмотрел на голограмму заднего обзора, «Толстый барсук» лихо заложил крутой разворот, за его кормой раскрылось сиреневое сияние форсажного ускорения. Все, встреча закончилась, а последствия со временем он увидит. Пора возвращаться в каюту продолжать обучение, входить в жизнь следует равноправным членом общества. Впрочем, уже сейчас Сергею стала ясна его принципиальная ошибка в подходе к выбору военной специальности. Оружейник, по сути, являлся полным аналогом соответствующей военной профессии на Земле. Всего лишь грамотный инженер по контролю технического состояния корабельного оружия. Никаких знаний в области применения или управления оружием.

Во время пререканий с амазонками он связался со штабом и проверил вертикаль должностей и званий. Офицер-оружейник мог дослужиться до капитана первого ранга, в то же время астронавигатор и офицер космофлота в служебной карьере не имели ограничений. Заглянув в биографии последних героев Галактического альянса, Сергей узнал, что адмирал Зак Астард окончил Четвертое галактическое командное училище, адмирал флота Бхонсл учился в Высшем военно-космическом училище объединенного флота Галактического альянса. Первый был офицером космофлота, второй астронавигатором. Дальнейшее изучение обязанностей показало, что в освоении обеих специальностей делался главный упор на изучение методик ведения космического сражения и применения оружия. Разница заключалась в объемах изучения астрофизики и прочих нюансов галактического масштаба. В грубом приближении к понятиям военно-морского флота — одни выходили офицерами-подводниками, другие готовились для надводных кораблей.

Сергей решил не мельтешить и закончить начатое дело. После завершения полного курса оружейника он примется за изучение должности астронавигатора. «Нелегальная» операция с ментальным центром головного мозга дала неожиданный бонус, его возможности по восприятию информации находились на уровне даура. В результате сроки обучения, по сравнению с обычным курсантом, сокращались чуть ли не в сто раз. Глупо не воспользоваться таким подарком судьбы. Ко времени швартовки к причалам Высшего военно-космического училища объединенного флота Галактического альянса теоретический курс офицера-оружейника был завершен. В учебном центре Сергей без зазрения совести загрузил Румейлу административной работой, а сам занялся ментальными тренажерами и сдачей аттестационных экзаменов.

Последняя аттестация на звание «капитан первого ранга» совпала с докладом девушки о готовности училища принять первых курсантов.

— У меня к вам просьба, госпожа Румейла, — обратился Сергей к девушке, — прошу вас взять на себя обязанности начальника этого училища.

— Я? Да вы что!.. Ой!.. Извините, господин адмирал, я не справлюсь. Мое образование на уровне обычной школы пилотов, а здесь высшее учебное заведение.

— По сравнению с курсантами у вас есть жизненный опыт, а знания доступны всем. Учитесь и командуйте, одно другому не мешает.

Румейла задумалась, а Сергей не торопил, у него попросту нет иной кандидатуры. Назначить на такую должность одного из добровольцев из Центрального модуля было бы серьезной ошибкой. Там вполне нормальные люди, но многие тысячелетия они жили в тепличных условиях. Атмосфера абсолютной бесконфликтности, чисто теоретическое понятие слова «приказ», все это изначально выводило любого кандидата за рамки требований к командиру.

— А когда вы найдете мне замену? — робко спросила девушка.

— Не ранее чем через год. Кстати, вы сами можете подыскать себе замену среди курсантов.

— У меня нет ни друзей, ни знакомых, — уныло ответила Румейла.

— А ваши подружки из системы Сулафат?

— Вы хотите их сюда пустить? Да они здесь все разнесут. К тому же они меня просто вышвырнули.

— Ваши подруги выполняли приказ. Поступи они по-иному, самим было бы хуже. Прошу вас не придираться к ним во время учебы.

— Вы серьезно? И как планируете их сюда заманить?

— Зачем заманивать, сами прилетят, еще проситься будут.

— Для этого нужны очень серьезные причины, Совет матерей не пойдет на сближение. Захватить чужое — это да. Просто послать девушек на учебу? Нет, нереально.

— В том-то и дело, что в качестве первых ласточек я жду Лаветту Флониан и других особо проверенных дам.

— Не боитесь? Девочки хорошо подготовлены и неплохо вооружены.

— Пустое. Ношение оружия запрещено законами Галактического альянса, а любая агрессия немедленно погасится с помощью автоматических систем поддержания порядка.

— Как такое возможно? — удивилась Румейла.

— Элементарно. Компьютер моментально определит агрессивный поступок, затем силовое поле укутает дебошира в кокон — и в суд.

— Я согласна! А что с моим воинским званием?

— Пока оставим капитан-лейтенантом, а дальше согласно результатам аттестации.

Процедура ввода Румейлы во власть прошла быстро и буднично, в огромном шаре на орбите звезды Альпав находилось всего два человека. Жаль, конечно, каждому человеку хочется праздника.

Сергей нырнул в новый поток знаний. Теорией невозможно компенсировать отсутствие практических навыков. Однако для этого существуют курсы повышения квалификации, где специалисты систематизировали различные случаи и объясняют слушателям ошибки и достоинства тех или иных боестолкновений, а для высшего командного состава полностью всего сражения. Как-то неожиданно прибыли Маттердаг и Артре, робея, представ пред грозные очи адмирала, они показали свое умение военной выправки.

— Отлично, вы просто молодцы, — похвалил Сергей.

Супруги засмущались, но продолжали стоять по стойке «смирно». Вместо обещанного экзамена по Строевому уставу, он провел беседу на тему причин существования военной субординации. Это ведь не прихоть ленивых генералов и адмиралов, за каждым действием таится простой и логический смысл. Ровный строй с четким шагом сразу покажет физическое и моральное состояние каждого солдата. «Шагистика» сама по себе как в зеркале отражает дух человека, его умение владеть своим телом. Точно так же и ритуал приветствия, будь то поднятая рука, удар кулаком в грудь или мечом в щит, все это показывает отношение к своему начальнику и собственное состояние.

Тут, кстати, прибыли курсанты, чуть более сотни юношей и девушек, первый набор после перерыва в несколько тысяч лет. Румейла и Маттердаг с Артре взяли новобранцев в оборот. До прибытия в военно-космическое училище будущих офицеров Космического флота Галактического альянса для «познания жизни» ознакомили с планетой Пикок, сырьевой базой, Галактическим транспортным узлом и контрольно-диспетчерской станцией. Для курсантов, живших в крошечном мирке Центрального модуля, ознакомительная экскурсия стала настоящим шоком. Они впервые увидели масштабы галактики и осознали стоящие перед ними задачи. Прибыли и «экскурсоводы», Сергей радостно обнимался со своими друзьями, директором Ирием Леуином, президентом планеты Пикок Яндбием Джезаин и управляющими двумя другими базами сырьевых ресурсов Бома Джидером и Атакором.

Что же, столь большая делегация говорила о предстоящем серьезном разговоре. Ирий не стал разводить дипломатические антимонии и сразу перешел к основному вопросу:

— Сергей, ответь прямо и честно, почему ты не хочешь привлекать наших граждан к службе на кораблях космофлота?

— По той же причине, что убьет твоих товарищей при входе в центральный зал управления любого завода.

— Почему они люди второго сорта?

— Нельзя так говорить! Нельзя делить людей на высших и низших. Оставленная древними система безопасности определяет генный фенотип. За прошедшие тысячелетия у многих людей он изменился.

— Реши проблему самым простым способом — отключи систему безопасности.

— Как? Научи меня или пришли специалиста по компьютерам древних. Ты знаешь таких? Я не знаю.

— Неужели нет решения? Не существует безвыходных ситуаций? — начал горячиться Ирий.

— Здесь недалеко в системе Сулафат находится Центр биотехнологий и генетических разработок.

— Он создан древними? — деловито спросил Ирий.

— Центр занимался созданием и рекреацией дауров…

Друзья радостно загомонили, возможность получить миллионы квалифицированных рабочих рук никого не оставила равнодушным.

— Погодите, друзья, все не так просто, планета обитаема и заселена совсем не дружественным населением.

— Ты только обеспечь нас кораблями, — грозно встал Яндбий, — мы высадим десант и объясним местному населению суть их заблуждений.

— Не спеши, дорогой друг, — поднял руку Сергей, — там не просто враждебное население, там настоящая секта фанатиков с традициями в несколько тысяч лет.

— Ну и что, повоюем. У нас отличные карабины, после твоего автомата Ирий придумал еще и пулеметы. К минометам добавились пушки.

— Мы их враз прижмем к ногтю, — вставил Атакор.

— Нет, друзья, тут все не так просто. Я же сказал, на планете секта фанатиков. Начнем стрелять, придется перебить половину населения планеты.

— Будешь упрашивать? — спросил Ирий.

— С фанатиками просьбами и разговорами ни к чему не придешь. Они сами должны быть в нас заинтересованы, плюс опасаться нашей силы.

— И как ты этого достигнешь? — поинтересовался Яндбий.

— В общем-то, несложно, за год успеете подготовиться.

— К чему? — поинтересовался Ирий.

— Кто из вас знает про военные парады?

— Опять принимаешь нас за дикарей? — фыркнул Атакор.

— Всего лишь готовлю к основной сути. Парад должен запугать наших дамочек.

— Дамочек? Ты сказал дамочек? Так там планета женщин?

— Ага, и они размножаются почкованием.

— С этого момента, пожалуйста, поподробнее, — потребовал Яндбий. — Что за фанатки, в чем суть их фанатичности и вообще все, что знаешь.

С этого и надо было начинать, тема не только серьезная, но и весьма важная для планов Сергея. Для поисков координат Солнечной системы ему нужен флот.

Брошенные в галактике корабли в основном являлись кораблями класса крейсер, что вполне понятно. Они прекрасно справляются с функциями патрулирования и сопровождения, но для глобальных баталий слишком слабы. Тройка кораблей огневой поддержки, сиротливо стоящая у причала Центрального госпиталя, по огневой мощи намного превосходит десяток крейсеров. Сергею нужны экипажи, многочисленные экипажи. Крейсер со своими пушками и излучателями не сможет гарантировать уверенный бой на дальней дистанции, а для отражения абордажного десанта нужны люди. Планета, где во времена Галактического альянса находился центр рекреации и биогенерации дауров космодесанта, недоступна. В настоящее время она находится в красном секторе активных военных действий. Кроме того, путь туда проходит через «индийский» сектор Союза Риши. Дорогу перекроют немалые силы неприятельского флота. Туда не стоит даже близко подходить, последствия непредсказуемы.

В бездонных закромах объединенной компьютерной сети Галактического альянса нашлись и танки, и самолеты, и вертолеты. Сергей передал Яндбию кристаллы с производственными чертежами, техническим описанием и правилами эксплуатации. Впереди как минимум год, чего более чем достаточно для создания требуемой техники. Никто не собирается вооружать целую армию, необходимо некоторое количество единиц для парада устрашения и последующей демонстрации их боевых возможностей. Последовали продолжительные восторги по поводу полученных чертежей и любование голограммами внешнего вида. Затем посыпались вопросы об истории создания всех этих танков, летательных аппаратов и самоходных гаубиц. Исторический экскурс закончился требованиями рассказать, где и как применялось подобное оружие. К обсуждению основного для Сергея вопроса приступили только через час.

«Толстый барсук» относился к кораблям, приспособленным к планетарной посадке. Но история Сулафат такого не знала, вернее не помнила. Появление звездолета в небе над столицей Всех матерей первоначально вызвало всеобщий интерес. Люди толпились на улицах, лезли на крыши домов, всем хотелось посмотреть на такое чудо. От любопытства не удержались даже находящиеся на отдыхе пилоты и десантницы. Десятки тысяч лиц заинтригованно смотрели в небо. Огромный корабль медленно опускался на город. Профессионалки знали, что подобный спуск осуществляется на гравигенераторах, но двигатели иногда давали короткий толчок для компенсации скорости вращения планеты или ветрового сноса. Когда звездолет снизился до трех километров, от грохота задрожали стекла, а люди в панике побежали из города.

Мать-хранительница Эгеста Касат наблюдала за творящимся безобразием с балкона своего дворца. Она уже знала о проделках Лаветты Флониан. Когда «Толстый барсук» проигнорировал все запросы орбитального центра и напрямую вошел в атмосферу, Таррис Накунди немедленно сообщила во дворец. Девочке можно многое простить, даже самовольную посадку на планету. За ее родственницами Дворец жизни, Лаветта Флониан немного похулиганила, а бабушка с матушкой и сестричкой потом откупятся. Всегда можно прийти к взаимовыгодному соглашению. Но происходящее сейчас — это перебор! Корабль, сотрясая округу, садился прямо на центральную площадь, стараясь как можно ближе приблизиться к Дворцу жизни. Посадка, смолкнувшие двигатели отозвались в ушах неприятным звоном тишины. Из дворца всполошенными курицами выбежали родственницы и побежали к открывающемуся люку корабля. Эгеста Касат повернулась к испуганным слугам:

— Срочный сбор Совета матерей! Немедленно, — гневно выкрикнула Мать-хранительница.

Мужчины пугливыми мышками выскочили из комнаты. Глава Совета, поджав губы, направилась в зал Истины, у нее в руках прекрасный шанс вышвырнуть все семейство Флониан. Ну а замену она быстро найдет, придут нужные и преданные ей люди. Эгеста Касат пропустила главное, члены Совета получили ментальный зов тревоги и со всех ног мчались на борт «Толстого барсука».

Мать-хранительница привычно поднялась на свое место. Расположенные по бокам турникеты по какой-то причине перестали вращаться, но слуги сняли часть ограждения. Получилось не очень красиво, раньше она не только над всеми возвышалась, но и была отделена красивым блестящим заборчиком. Беда случилась не только с турникетами, на пульте погасли все лампочки, отключился усилитель голоса, а слуги беспомощно разводят руками. Хорошо хоть остались голограммы с видами центральной площади. Вот и сейчас Эгеста Касат наблюдала за собирающейся на площади толпой. Ей уже шепнули, что большинство Совета находится в «Толстом барсуке». Это даже к лучшему, далеко не все относятся благосклонно к семейству Флониан, среди поднявшихся на борт корабля мятежной девицы много их врагов. Поспешной тревогой Мать-смотрительница Дворца жизни лишила себя последнего шанса. Она уже не сможет по-своему истолковать слова Лаветты и повлиять на показания экипажа и десантниц.

На лице Эгесты Касат мелькнула довольная улыбка, из корабельного люка выскочила виновница происшествия и почти бегом скрылась в широком проеме Дворца жизни. Это ее не спасет, сегодня все Флониан освободят уютные комнаты этого дворца. Мать-хранительница окинула взглядом зал Истины, в креслах сидело около трети Матерей, это ее верные сторонницы, которые, не задумываясь, проголосуют за любое ее слово. Сейчас она искала взглядом только одну Лутай Црев. Заметив взгляд Хранительницы, та встала и низко поклонилась. Отлично, новые кандидатки стоят где-то рядом, ждут своей счастливой минуты. Долго, очень долго длится расследование на борту «Толстого барсука». Возможно, это даже к лучшему, путаница в показаниях свидетельствует о предварительном сговоре.

Но вот на трапе показалась процессия Совета матерей. Мелкая картинка голограммы не могла скрыть взволнованных лиц. Эгеста Касат злорадно улыбнулась. Отлично! Никто не пытается подбодрить членов семейства Флониан, что говорит против виновницы. Матери накопали серьезные нарушения. Некоторое время эскорт из послушниц бестолково метался в поисках своего места, наконец Избранные по рождению на мгновение замерли, затем качнулись и пошли, четко печатая шаг. Ничего не скажешь, красивый ритуал! Не успела процессия отойти на десяток метров, как стоящая на площади толпа ломанулась внутрь «Толстого барсука». Ветераны и новобранцы, рядовые и старшие офицеры — все стремились поскорее разузнать подробности чрезвычайного происшествия.

Сергей после ухода своих друзей решил еще раз проанализировать ситуацию с амазонками. Компьютер выложил всю информацию по планете Сулафат, где кроме Центра рекреации и биогенерации дауров находился Научно-исследовательский центр генетических исследований. Сортируя полученную информацию, он наткнулся на любопытный факт. Оказывается, при подготовке к выполнению плана по захвату столичной системы тольтеков, адмирал флота Бхонсл столкнулся с массовым неповиновением дауров. К чести адмирала, он признал правоту этих людей, и Сергей был с ним солидарен. Эскадра не должна была вернуться обратно, и дауры потребовали досрочной рекреации с модификацией в виде придания репродуктивной функции. Совершенно справедливое требование, или их жены родят детей, или они бесследно исчезнут.

Итак, при Научно-исследовательском центре генетических исследований в системе Сулафат осталась группа ученых с заданием найти методику для устранения привнесенных изменений в генном фенотипе человека. В коротких пояснительных рапортичках ученые докладывали о прогрессе в определении сути проблемы. Для конечной разработки нужного лекарственного средства им требовалось всего лишь несколько лет. По решению штаба ученых оставили на планете. После разработки вакцины они должны были перелететь в столичную систему тольтеков. У причалов учебного центра разработчиков лекарства дожидались пассажирские корабли. Для обеспечения безопасности и последующего сопровождения придавался крейсер «Несокрушимый». История с учеными на планете Сулафат на этом заканчивалась.

Полученная информация давала повод предположить о непонятном происшествии со сроком давности в семь с половиной тысяч лет. Столь отдаленное время позволяло рассчитывать на поддержку планетарного компьютера. Не испытывая оптимизма, Сергей все же решился на телепортацию с попыткой на месте разобраться в конкретных нюансах. Первый шаг — это визит к главврачу в Центральный госпиталь Номаркии.

Ахтар Ригвед внимательно выслушал Сергея и потребовал немедленных действий.

— Вы, дорогой адмирал, даже не представляете себе важность брошенных на планете Сулафат научных исследований!

— Вы и вправду так думаете? — язвительно заметил Сергей. — Отнюдь, данные разработки помогут в скорейшее время восстановить в галактике мир.

— Вот-вот. Военные думают только о пушках и солдатах, — горестно вздохнул главный врач.

— Но это действительно так! Люди невольно разделены на «чистых» и «второсортных»!

— Посмотрите в корень научного открытия! Исправление генных искажений позволит сделать человечество абсолютно здоровым!

— Как это абсолютно здоровым? Никто не будет кашлять и чихать?

— Исчезнут патологические изменения, исчезнут врожденные заболевания, исчезнет необходимость лечить людей, ну если только от кашля и насморка.

— Никогда бы об этом не подумал. Погодите! Подобное лекарство станет матрицей для людей! Мы получим миллиарды близнецов!

— Будет вам выдумывать! — засмеялся Ахтар Ригвед. — Близнецы! У каждого человека индивидуальная матрица.

Отсмеявшись, главный врач продолжил уже серьезно:

— Я разговаривал с вашим другом Яндбием Джезаином. Он отдает мне тысячу человек для направления в медицинские институты.

— Вы полагаете, что на планете найдется так много человек без генетических поражений?

— Учить и лечить можно и без всяких там компьютерных вывертов. Я отобрал десяток добровольцев и заказал сотню мобильных компьютеров обучения.

Сергей растерялся, слишком крепко засела в его голове мысль о тотальном контроле и доступе к секретным сведениям.

Телепортал при Научно-исследовательском центре генетических исследований встретил стерильной чистотой и тишиной. Прибывшие вместе с Сергеем четверо медиков попытались было рвануться в разные стороны, но он в корне пресек попытку волюнтаристских действий.

— Погодите, господа, для начала необходимо узнать о произошедшем катаклизме.

Компьютер центра никак себя не проявлял.

— Компьютер, прошу сообщить степень безопасности для перемещений по Научно-исследовательскому центру.

— Ограничений нет.

— Где находится последняя информация?

— В памяти компьютера.

— Выведите голограмму.

«Мы полностью выполнили поставленную перед нами задачу. Копии научной разработки отправлены по всем медицинским и фармацевтическим центрам. Просим сообщить об этом адмиралу Бхонслу».

— Компьютер, срочное сообщение главному врачу Центрального госпиталя орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии: «Прошу срочно проверить получение фармацевтических данных из Научно-исследовательского центра генетических исследований. Регистрационный номер, — он глянул на голограмму, — СГИ. ВВ. Восемнадцать пятнадцать».

Сергей был ошарашен столь откровенной игрой всесильных компьютеров. Или он не прав? Железяка с бродячими электронами требует конкретно поставленного вопроса, которого он просто не в состоянии задать. В то же время компьютер Центрального модуля сам похвастался наличием интеллекта. Непонятно. Могут ли компьютеры за семь с половиной тысяч лет бесконтрольности со стороны людей как-то самоорганизоваться и затеять свою собственную игру?

Любое учреждение, в том числе и научно-исследовательское, имеет кабинет директора. Именно туда Сергей и повел свою группу. Медики порывались заглянуть в многочисленные кабинеты и лаборатории, но адмирал был неумолим. Дверь лифта открылась на шестнадцатом надземном уровне.

— Компьютер, директором Научно-исследовательского центра генетических исследований назначается врач высшей категории Делифа Шукен.

— Принято, мои поздравления госпоже Шукен.

— Прошу ознакомить с историей произошедшего здесь конфликта и причинах формирования деспотичного общества фанатичек.

— На третий год научных разработок профессор Эгмон Рисиши предложил выполнить поставленную задачу путем биогенерации нескольких десятков тысяч человек расы ясторфов.

— Почему он предложил противоправное действие? — спросила доктор Шукен.

— Причин никто не знает, но профессор попытался набрать группу сторонников своей идеи. В результате случилось кровопролитие.

— Почему произошло столкновение? — спросил Сергей.

— Возмутились бывшие сотрудники Центра рекреации и биогенерации.

— Как они получили доступ к оружию?

— Центр закрыли на консервацию, а сотрудники перешли вштат охраны Научно-исследовательской лаборатории с ношением оружия.

— Что послужило причиной разделения по половому признаку? — поинтересовалась доктор Шукен.

— Штат сотрудников Центра рекреации и биогенерации, как и сотрудников Научно-исследовательской лаборатории, в подавляющем большинстве состоял из женщин.

— Они решили, что справятся с проблемой лучше мужчин, — улыбнулся Сергей.

— Не совсем так, женщины решили остаться на планете.

— Нестыковка, — заметил Сергей. — Почему сейчас правительницы посылают отряды для захвата мужчин?

— После восстания большинство мужчин и несогласные женщины перебрались на другой континент.

— Как называется этот континент?

— Независимые земли.

— Каков там уровень жизни?

— Удовлетворительный, полное самообеспечение со стабильным ростом населения.

— А как здесь?

— Приближается к критическому минимуму. Принудительное оплодотворение женщин не спасает положения. Чрезмерные физические нагрузки плохо отражаются на женском организме. Драки между женщинами, пьянство и сексуальные извращения.

— Сколько человек живет на континенте «Независимые земли»?

— Перепись населения никогда не проводилась. Аналитический анализ позволяет назвать цифру два миллиарда триста девяносто один миллион семьсот одиннадцать тысяч восемьсот человек.

— Почти два с половиной миллиарда! — восхитился Сергей. — А здесь?

— Анализ последней переписи позволяет назвать цифру шестьсот сорок семь тысяч двести девятнадцать человек.

— Что из научно-исследовательских работ ведется на сегодняшний день? — поинтересовалась доктор Шукен.

— Ничего. Доступ в лаборатории ограничен со дня вооруженного восстания. На сегодня в городе Санкуйра нет ни одного человека с правом беспрепятственного входа.

— Где находится крейсер «Несокрушимый»? — поинтересовался Сергей.

— Геостационарная орбита над Независимыми землями. Режим автоматического патрулирования. Простите. Вам ответ от главного врача Ахтара Ригведа: «Сообщение СГИ. ВВ. Восемнадцать пятнадцать найдено! Отличная работа, начинаем подготовительные работы».

— Спасибо. Статус Центра рекреации и биогенерации?

— Все комплексы расконсервированы согласно вашему приказу.

Это уже другие здания, куда они зайдут позже. Сергей решил больше не томить сопровождающих его медиков. В своей жажде знаний они уже нетерпеливо сучили ножками и смотрели жалостливыми глазами.

Для осмотра оборудования и оценки возможностей Научно-исследовательского центра генетических исследований медикам потребуется несколько дней. Сергей в свою очередь должен убедиться в их безопасности. Если амазонки сумеют сюда добраться, то без кровопролития не обойдется, они всех убьют. Лифт остановился на первом этаже, перед его глазами открылся широкий холл. По центру от стены до стены широкой полосой пролегал газон, невысокий кустарник был покрыт яркой шапкой розовых и оранжевых цветов. Повсюду располагающие к отдыху кресла, столики и автоматы различных напитков. Уютно, ничего не скажешь. Сергей подошел к окну с видом на огромную площадь. Ого! Почти треть пространства занимал космический корабль, а вокруг него растревоженным муравейником суетились женщины в знакомых синих комбинезонах.

— Сообщить статус корабля! — послал Сергей ментальный зов.

— Борт СЛФ-614 ваш приказ выполнил, арестованная доставлена к месту отбывания наказания. Статус корпуса шестьдесят семь процентов, двигателей — сорок два процента, оружие заблокировано.

— Запросить статус крейсера «Несокрушимый».

— Статус корпуса восемьдесят два процента, двигателей — девяносто один процент, оружия — сто процентов.

В это время по трапу спустилась вальяжная процессия женщин в алых накидках. Они немного постояли в ожидании своего эскорта из девчушек десяти-четырнадцати лет, затем неожиданно замаршировали строевым шагом. Забавно, не хватало барабанного боя и горнистов.

Толпящиеся на площади женщины с визгом бросились вовнутрь корабля. То тут, то там возникали спонтанные потасовки, женщины бесцеремонно, невзирая на возраст, сталкивали друг друга с трапа. И никакой полиции или иных сил обеспечения правопорядка. Поубивают же они друг дружку! Или еще хуже, набьются в корабль и сами себя задушат.

— СЛФ-614! Немедленно закрыть двери и переборки по режиму аварийной герметизации!

— Выполнено.

— Сообщить причину всеобщего желания ворваться на корабль.

— Обычное любопытство. Желание узнать о причинах посадки на планету.

— При первой же возможности вывести с корабля экипаж и абордажную команду.

— Принято.

Вальяжная процессия под ритм печатного шага вошла в здание, где находился Сергей. Со стороны лестницы послышался шум сдвигающихся кресел и рваный гул коротких реплик. Сергей подошел к ведущей вниз лестнице. Два коротких пролета показывали, что он на бельэтаже, а под ним располагается вестибюль.

Тихими шагами он спустился до поворота и увидел интересную картину. За пультом охраны и пропускного контроля сидела старушка с желчным лицом. Она бесцельно комкала дрожащими пальцами цветастую косынку и смотрела куда-то вперед.

— Компьютер, — послал Сергей ментальный зов, — доложить меры защиты от проникновения населения на бельэтаж.

— В случае попыток проникновения на лестнице разворачивается силовое поле.

— Если прорыв произойдет со стороны улицы через окна?

— Блокировка лифта и дверей пожарной лестницы.

Слабенькая защита. За прошедшее время никто не принимал серьезных попыток пройти внутрь Научно исследовательского центра.

— Каковы возможности проникновения через подвал?

— Двери лифта заблокированы, пожарный выход в режиме герметизации.

— Что с прилегающими помещениями с неохраняемым входом?

— Через вестибюль отдельный вход в расположенный вдоль западной стены ресторан и столовую для сотрудников. Двери во внутренние помещения Научно-исследовательского центра заблокированы.

Проще говоря, вся защита построена на честном слове. С другой стороны, коль скоро не было попыток вторжения, это говорит об отсутствии мотивов для проникновения.

Сергей спустился еще на несколько ступенек, где ему открылся вид на обычный вестибюль рядового учреждения. С общей обстановкой не вязались ровные ряды кресел, на которые усаживались пришедшие женщины. Сопровождавшие их девчушки выстроились вдоль окон и неподвижно замерли.

— Мать Вяли Флониан, что вы можете сказать в свое оправдание по факту вопиющего проступка Лаветты Флониан? — надтреснутым голосом спросила «охранница».

— Я? — С кресла встала сухонькая старушка. — Это вы должны объяснить причину утаивания важной информации!

— Что же, по вашему разумению, я утаила? — ехидно спросила начальница ВОХРа.

— Еще имеет наглость удивляться! — гневно воскликнула сухонькая старушка.

— Это кто здесь наглеет! Не вы ли, госпожа Мать-смотрительница Дворца жизни?

— Она еще смеет указывать на меня пальцем! Сама вся в дерьме, а виновными хочет сделать окружающих ее невинных людей!

— Это кто здесь невинный! — неожиданно по-старчески взвизгнула председательница собрания.

— Во всяком случае, Мать-хранительницу невинной точно не назовешь во всех смыслах этого слова!

— Так, по-вашему, это я только сейчас посадила на площади «Толстого барсука»?

— Она еще и удивляется? — обратилась к залу сухонькая старушка. — Сначала скрыла от Совета свои проблемы, а затем строит из себя беленького барашка!

— Это я!.. — задохнулась от гнева Мать-хранительница. — Да я сроду не занималась вашими дурацкими кораблями!

— Ты вообще ничем не занималась! Вот именно с рождения только и делала, что щупала смазливых мальчиков!

— Зато ты у нас самая плодовитая! Детей нарожала, что во дворце не хватает места.

— Тебя не спросила!

— Хватит!

— Что хватит! Ты мне рот не затыкай! Отвечай Совету о скрытых тобою проблемах!

— Каких проблемах? У меня одна проблема по имени Флониан!

— Это известно всем, а теперь говори о том, что скрыла от нас!

— Не заговаривайся, Вяли Флониан! Мне нечего скрывать! Сегодня тебе держать ответ!

— Опять увиливаешь? Не выйдет! Мы уже знаем правду!

— Какую правду? У тебя голова помутилась от страха за свое теплое местечко?

— Мое теплое местечко? Немедленно давай отчет! Сестры разберутся с твоим тепленьким местечком!

— Только посмей, стерва, замахнуться на мое место!

— Еще как посмею! Почему компьютер перестал тебе подчиняться? Отвечай, хромая карга!

Мать-хранительница замерла с открытым ртом.

— Компьютер… Подчиняться… — жалобно проблеяла начальница ВОХРа.

Да она уже забыла тот день, когда обращалась к компьютеру. Зачем? Жизнь идет своим чередом, каждый занят своим делом, а она за всеми следит и сталкивает лбами. Не нужен ей никакой компьютер, важнее всех перессорить и упрочить свою власть.

— Отвечай! — наседала Вяли Флониан.

— Что ты лезешь не в свое дело? Тебя это не касается!

— Ошибаешься! У нас очень большая проблема, а ты ее скрываешь!

— Мне нечего скрывать, последнее сообщение я получила сегодня, когда твоя внученька нагло посадила корабль на центральную площадь!

— Сообщение? Ты говоришь о сообщении! Ты не знаешь разницы между связью и компьютером! Гнать ее на самые дальние рисовые поля!

— Это меня гнать? Да тебя саму надо посадить в клетку и послать к изгоям, пусть потешат свою похоть, изголодались без женщин.

— Я хорошо знаю твои способности увиливать от ответов! Почему скрываешь проблему с компьютером! — продолжала наседать Вяли Флониан.

— Уважаемые Матери Совета! — С кресла поднялась дородная женщина. — Позвольте мне как Матери Дворца знаний прояснить суть стоящей перед нами проблемы.

— Преклоняюсь перед вашей мудростью. — Вяли Флониан поклонилась с преувеличенным почтением.

— Наконец-то я услышу разумные слова, — с явным облегчением сказала Мать-хранительница. — Все уважают Мать Сфар Куан за честность и правдивость.

— Не могу ответить взаимностью. — Женщина с усмешкой поклонилась спорщицам.

— И ты станешь мне грубить? — просипела и затем закашляла Мать-хранительница.

— Если потребуется, — отрезала Мать Дворца знаний.

Мать Сфар Куан спокойно осмотрела сидящих в креслах женщин, после чего повернулась к пульту охраны.

— Мы все хорошо знаем неумение Эгесты Касат работать с компьютером, — заговорила она ровным голосом, — отсюда и ее искреннее непонимание нависшей над нами угрозы.

— Зачем вы нас пугаете? — выкрикнула с места одна из девиц-пустышек Матери-хранительницы.

— Ответь, Эгеста Касат, что за послание ты получила с орбиты до прилета «Толстого барсука»?

Желчная старушка попыталась припомнить, но всем было ясно, смысл сообщения прошел мимо ее сознания.

— Кто из вас запомнил полученное сообщение? — обратилась Мать Сфар Куан к стоящим у стены девочкам.

По замершей шеренге пробежал ветерок шепота, затем одна из девочек сделала шаг вперед:

— Я запомнила. — Девочка дрожала, как листик на ветру:

— Как тебя зовут, Избранная по рождению?

— Тугела Онон.

— Говори, — приказала женщина.

Девчушка закрыла глаза и начала нараспев:

— На орбите планеты Сулафат в Центре обучения дауров выявлены факты грубого нарушения законодательства Галактического альянса. Индивидуальные спасательные пояса дауров используются населением для игр и развлечений. Начальник Центра обучения дауров госпожа Таррис Накунди самовольно присвоила себе воинское звание «адмирал флота».

На основании вышеизложенного приказываю:

Первое. В течение двадцати четырех часов собрать все индивидуальные спасательные пояса дауров и разместить их в местах постоянного хранения.

Второе. Объявить госпоже Таррис Накунди строгий выговор с занесением в личное дело.

Третье. Вышеуказанной госпоже немедленно снять военную форму.

Четвертое. Напоминаю, что самовольное ношение военной формы Галактического альянса карается законом и влечет за собой тюремное заключение.

Приказ довести до сведения руководящего состава всех планет, космических центров и орбитальных станций. Копию приказа направить госпоже Таррис Накунди для ознакомления под роспись.

Командующий вооруженными силами Галактического альянса адмирал Сергей Алексеев. Подпись. Дата.

Закончив, девочка резко выдохнула и уставилась на стену пустым взглядом.

— Что ответила Мать-хранительница? — продолжила допрос Мать Сфар Куан.

— «Выброси из головы бредни безумных самцов», — снова пропела девочка.

— Избранная по рождению Тугела Онон, тебе прибавляется десять баллов, — ласково сказала женщина, — становись на место.

Затем повернулась к Эгесте Касат и зло прошипела:

— Тебя давно пора гнать не только из Дворца Матери-хранительницы, вообще подальше от всех нас.

— Вы специально сговорились! — прохрипела Эгеста Касат.

— Ты собралась воевать с Галактическим альянсом? — продолжала наседать Сфар Куан.

— Мы выбросили самцов на Пустынные земли! — не отступала Мать-хранительница. — Выбросим и этих придурков.

— И что сообщает с орбиты твоя Таррис Накунди? Они там бедствуют? Или наоборот? Живут и радуются?

— Они нас боятся!

— Да брось ты обманывать самое себя, — махнула рукой Мать Дворца знаний. — Это мы их боимся, а они про нас давно забыли.

Сергей осторожно поднялся на бельэтаж. На поверку воинственные и страшные амазонки были простым пшиком. Маленькая группка женщин, воспитанных в духе фанатического невосприятия мужчин. Таинственный и злобный Совет Матерей на самом деле оказался сборищем борцов за личные интересы. А он чуть было не собрался устраивать против них полномасштабную политико-психологическую атаку. Слишком мелко, но и небезопасно.

Сергей наблюдал за продолжающимся на площади спектаклем. Выпущенные из корабля члены экипажа и абордажницы стояли в окружении плотного кольца горожанок. Мимика и жесты говорили о крайнем возбуждении женщин. Вот сметливая содержательница таверны ловко подхватила под руку одну из рассказчиц и повела в свое заведение. Следом повалила толпа любопытных слушательниц. Из лифта выплыла гравиплатформа с креслом и ремонтным роботом, Сергей оторвался от созерцания и направился к посту охраны, только на этот раз не таясь. Из вестибюля доносились громкие голоса, шло обсуждение плана по внедрению своих людей во властные структуры Галактического альянса. В общем-то, ничего нового, вполне ожидаемое действие по добыче новых личных благ путем принесения в жертву своих подчиненных и убийства других под маской дружбы. Всегда и везде лозунг «Во благо нации!» осуществлялся жертвами и лишениями для самой нации и повышением личного благополучия говорильщиков. В данном вопросе у адмирала Алексеева никогда не было иллюзий.

Появление незнакомца, вернее, молодого мужчины, со стороны навечно заблокированного прохода к святым таинствам привело женщин в шок. Ремонтная гравиплатформа остановилась рядом с пультом охраны. Робот ремонтной службы выпустил свои паучьи лапки, ловко переместился на пол, затем взял кресло и поставил его позади Сергея. Женщины и стоящие у стены девочки в молчаливом оцепенении следили за огромным оранжевым пауком, который ловко разобрал изломанный участок контрольного ограждения, взял с гравиплатформы новые детали и быстро восстановил былую красоту. Выполнив работу, он снова взобрался на свое место и сложил лапки, став практически абсолютно незаметным. Пока присутствующие находились под общим гипнозом незатейливых манипуляций ремонтного робота, Сергей устроился в кресле и рассматривал ошарашенных женщин.

За время его отсутствия произошли коренные изменения. Бывшая Мать-хранительница, продолжая комкать в руках головной платок, сидела на камнях центральной площади. Вместо прежней накидки на ней был обычный синий комбинезон и находящиеся на площади женщины не обращали на нее никакого внимания. Что же, гуманная кара, горячие головы могли бы и растерзать старуху. Многие найдут повод рассчитаться с беззащитной за былые несправедливые наказания. За пультом сидела Сфар Куан, что говорило о состоявшейся смене власти.

— Я адмирал граф Сергей Алексеев, командующий вооруженными силами Галактического альянса.

Он решил говорить сидя не ради унижения женщин, просто не знал правильного варианта.

— Уважаемые Матери, случайная встреча с вашим кораблем сильно огорчила меня, вы создали на планете Сулафат противоречащий всем законам анклав.

— Мы не подчинялись и не будем подчиняться законам самцов! — бойко выкрикнула одна из женщин.

— Компьютер, — громко спросил Сергей, — кто эта женщина и чем она занимается?

— Указанная госпожа по имени Лико Раик никаких общественно полезных функций не выполняет.

— И много здесь собралось бездельниц? — Сергей повернулся к новой Матери-хранительнице.

— Хватает, — со зловещим оскалом ответила Сфар Куан.

— Итак, я не собираюсь устраивать карательных мер или акций устрашения. В Галактическом альянсе равноправие полов.

— Мужчина не может быть на одном уровне с женщинами. Сама природа поставила женщину на первое место, — раздался еще один возглас.

— Я ни с кем не собираюсь полемизировать, я требую выполнения норм закона.

— И не подумаю выполнять ваши идиотские нормы! — Женщина, подбоченившись, встала.

— Жаль. Компьютер, вывести хулиганку из вестибюля и больше никогда сюда не пускать.

Кричащую от страха женщину окутало силовое поле и аккуратно вынесло на площадь.

— Извините за инцидент, — продолжил Сергей, — но мне необходимо с вами поговорить.

— О чем? — моментально среагировала Сфар Куан.

— Врачи Галактического альянса в настоящее время проверяют техническое состояние оборудования.

— Вы хотите возобновить свои бесчеловечные опыты? — насторожилась Мать-хранительница.

— Опыты закончены семь с половиной тысяч лет назад.

— Как это закончены? — не поверила женщина.

— У вас будет возможность самой в этом убедиться, на данный момент расконсервирован центр рекреации и генерации дауров.

— Вы хотите заполнить мир недочеловеками? Не позволю! — чуть не подпрыгнула Вяли Флониан.

— Центр находится в комплексе закрытых для вас зданий позади так называемого Дворца жизни.

— Я не позволю, — еще раз повторила Вяли Флониан.

— Для нормального процесса требуется регулярная поставка вот этих ресурсов. — Сергей протянул руку, и в зале развернулась голограмма с перечнем необходимых биохимических веществ.

— Только и всего? — прищурившись, спросила Сфар Куан.

— Вы со своей стороны сообщите перечень своих потребностей.

— И оружие дадите?

— Если вы не хотите нормальной еды, одежды, механизмов и так далее. Дадим пушки, только зачем они вам?

— Оружие даст нам все!

— Непослушание даст вам смерть! Крейсер «Несокрушимый» сейчас в десяти километрах от этого домика. Не хотите ли полюбоваться поближе?

Лица женщин побледнели, а Сергей показал рукой на развернувшуюся голограмму. Транслировалась старая запись видеоконтроля. В двери заходили мужчины и женщины, проходили через турникет и шли дальше наверх. Они здоровались с вахтером, болтали между собой — одним словом, жили своей обычной жизнью. После некоторой задержки Матери смогли идентифицировать место происходящих событий, как бы другими глазами увидеть турникет, пол, входные двери.

А Сергей пошел к выходу, голограмма будет висеть в вестибюле главного входа еще очень долго. Прошли многие тысячелетия, женщины давно забыли о Научно-исследовательском центре генетических исследований, как и о первопричине давнего восстания. Трансформация начальных принципов, как и однобокое развитие, завело в тупик. Он не будет на них давить и форсировать события. Подслушанная свара достаточно ясно показала отношения между правительницами анклава амазонок. Общество давно без лидера и организованной дисциплины, видна явная стагнация основополагающей идеи. Необходим хороший толчок — и все рассыплется, и он обеспечит этот толчок. Никакого насилия и принуждения, только пример другой жизни, иных возможностей.

Осталось придумать методы пропаганды, ибо с ее помощью человека можно убедить в любой ахинее. Взять ту же сказку об оккупации Прибалтики. Пакт Молотова-Риббентропа предусматривал, что в случае войны между Германией и Польшей немецкие войска не продвинутся дальше линии Керзона. Бессарабия, Прибалтика и Финляндия переходят в сферу влияния СССР, ибо Англия и Франция автоматически окажутся в состоянии войны с Германией и не смогут повлиять на политические шаги Сталина. Так оно и произошло, Латвия приняла предложение войти в состав СССР при условии присоединения к стране одного района Двинска. Литовцы оказались самыми несговорчивыми, они потребовали Вильнюс и четыре белорусских района. Обнищавшие молдаване и эстонцы согласились без каких-либо условий. Более того, Эстония вернула некогда захваченные Белой армией Печоры и Ивангород.

Проблема возникла только с Финляндией, где успели подсуетиться англичане. Несмотря на обещание передать всю Карелию, парламент проголосовал «против» в соотношении 51 к 49 процентам. Финские коммунисты и Жданов предложили объявить буржуазному правительству войну. Они гарантировали всенародную пролетарскую поддержку и свержение существующей власти. Не получилось, зато войска Ленинградского военного округа оказались в финских болотах. Исследователи той войны приводят жуткие цифры огромного превосходства Красной армии, а на самом деле финская армия превосходила войска Ленинградского военного округа по всем показателям, за исключением флота и авиации. В панике Жданов подвиг ленинградских инженеров на создание танка KB (Климент Ворошилов) и самоходной артустановки. Появились новые образцы полевых орудий, но исход войны решил генштаб после разработки нормальной военной операции, где вместо эмоций в дело вступил профессионализм. С точки зрения сегодняшнего дня отказ финнов войти в состав СССР оказался великим благом. С развалом некогда великого государства Россия теряла Карелию и получила мурманский анклав с границей от Мотовского залива до Кандалакши. К проблеме изоляции Балтийского флота добавилась головная боль с обеспечением Северного флота. Плюс пограничный шлагбаум между Сестрорецком и Петербургом. Северная часть дамбы с одним фортом отходила финнам. Так что спасибо англичанам за их политическую активность, воспрепятствовав в 1939 году рождению Карело-Финской ССР, сегодня они здорово нам помогли.

К сожалению, мирной встречи не получилось. На площади несколько групп женщин продолжали эмоционально обсуждать принесенные экипажем «Толстого барсука» новости. Сергей с любопытством осмотрел площадь, посреди заброшенный фонтан, который когда-то символизировал генетическую спираль. Облупившиеся фасады покрыты оспинами бурых пятен оголившейся арматуры. Судя по всему, все тысячелетия дома простояли благодаря усилиям ремонтных роботов внутреннего обеспечения. Вздохнув, Сергей направился к кораблю, только не по прямой, а окольными путями. Он не хотел привлекать к себе внимания праздных женщин, среди которых было слишком много с явными признаками опьянения. Не удалось. На звук открывающегося люка обернулись почти все стоящие на площади.

— Ах ты, поганец! Куда лезешь, бестолочь! — С этими криками к открывшемуся люку побежал десяток женщин.

Сергей бросился внутрь, но закрыть за собой люк не успевал. Команда на аварийную герметизацию приведет к неизбежным жертвам, а этого он совершенно не желал.

Определив количество преследовательниц, он прошел в коридор пассажирских помещений. Первая троица резво бросилась на наглеца и тут же влетела в расположенную рядом каюту. За их спинами щелкнул замок блокировки. Сергей сделал несколько шагов назад и остановился возле следующей двери. В коридор вальяжно вошли четыре девицы.

— А че, смазливенький мальчик! Сейчас ты у нас познаешь сладость жизни!

Сергей сместился ближе к двери.

— Смотри, какой скромный! Наверное, боится!

Они гурьбой бросились на свою добычу. Короткие подсечки с мягким направлением в сторону открытой двери создали за порогом кучу-малу. Щелкнул еще один запор. Последняя пара вошла с одновременным шипением гидравлики, люк корабля заходил в свои пазы.

— Ну вот, вечно ты не торопишься, теперь ждать придется, — ворчала одна из женщин.

— Да вот он! Смотри, еще и лыбится!

Сергей доброжелательно раскрыл объятия, всплеск телепортации — и ошарашенные женщины оглядывались в незнакомом месте.

— Прошу следовать за мной. — И Сергей повел растерянных абордажниц к лифту.

Не прошло и получаса, как девять женщин стояли перед Артре по стойке «смирно».

— Ну что это такое! — возмущалась замначальника по строевой части. — Из какой дыры вас сюда вытащили?

Стройная, подтянутая женщина в элегантной военной форме обошла кругом маленькую шеренгу.

— И что за одежда на вас? До прибытия сюда вы работали землекопами? А волосы? Просто ужас! Вам дается тридцать минут. Мыться, переодеваться, не забудьте сменить нижнее белье! Бегом в женский душ, время пошло!

Женщины затопали в сторону бытового отсека, а Артре подошла к адмиралу.

— Это амазонки? Страхолюдины, никакой женственности. — Она вздохнула. — Что мне с ними делать?

— В минимальные сроки максимум строевой подготовки, — ответил Сергей.

— Придется подключать мужа.

— Увы, нельзя. Они не воспринимают мужчин как себе равных.

— Я вас поняла, господин адмирал. — Артре изящно отдала честь и направилась в душевую.

Самым эффективным методом внедрения военных традиций оказалась подборка фильмов. Здесь Сергей готов был признать за компьютерами бесспорное превосходство. Подборка кинотеки если не блистала оригинальностью сюжетов, то военные порядки и рутинная жизнь были показаны с нужного ракурса.

Президент Независимых земель проводил одно из важнейших на сегодняшний день совещаний. Промышленность катастрофически не справлялась с запросами населения. Проблема многих столетий не поддавалась никакому решению. Дефицит железа, возрастал из года в год. Открытие технологий полимерных материалов дало повод для оптимизма, но со временем поняли: зря. Далеко не везде полимеры могут заменить железо. Широкое применение силумина, латунно-никелевых и алюминиево-никелевых сплавов помогло решить проблему во многих отраслях промышленности. Но только как временная мера, население растет и требуется удовлетворять потребности людей. Железной руды на планете практически не осталось. Все, рудники выработаны, даже там, где содержание железа в породе не превышало пяти процентов.

Когда Флам Сигрен баллотировался на пост президента, то торжественно обещал своим избирателям решить стоящую перед людьми проблему. И не просто ради красного словца. Ученые практически завершили разработку технологии углепластика, что позволяло смотреть в будущее с оптимизмом. Политические конкуренты не знали о ведущихся разработках, ибо поддерживающие их финансисты традиционно представляли сырьевой сектор. Трижды мигнула лампочка селектора, сигнал секретаря о срочном сообщении. Он ответил продолжительным сигналом, и через мгновение в дверь буквально влетел секретарь. Президент прочитал лист бумаги и невольно встал:

— Господа, станция слежения сообщает, что крейсер «Несокрушимый» сошел с геостационарной орбиты и завис над столицей женщин-фанатичек.

— Они смогли проникнуть внутрь корабля? — спросил советник по экономике.

— Да откуда мне знать? Никто не помнит последней связи с кораблем.

— Война? — предположил научный консультант.

— Маловероятно, — ответил президент, — у них нет даже полиции, так, мелкая шайка бандиток.

— Необходимо усилить наблюдение за космическим пространством. Не исключено появление более серьезной силы.

— Куда уж серьезнее! — буркнул министр тяжелой промышленности. — Если они увели корабль, то нам остается только подписать составленный ими акт капитуляции.

Члены совета удрученно замолчали. Перспектива появления врага из космоса ставила их в безвыходное положение. Оставленные древними кинофильмы видели все. Такой мощи они ничего не могут противопоставить.

Сделав технический перерыв, совет продолжил свою работу. Война войной, а проблему развития экономики необходимо решить, причем не считаясь с финансовыми затратами. Уже ближе к вечеру лампочка селектора снова замигала, и, как показалось президенту, тревожно. Вошедший секретарь не пытался скрыть своего полуобморочного состояния. Дрожащими руками он передал лист бумаги и остался стоять на месте. Состояние секретаря передалось всему составу совета. Внешний вид самого Флама Сигрена говорил о том, что он не может вникнуть в смысл написанного на бумаге текста.

— Как вы получили это сообщение? — осипшим голосом спросил президент.

— По обычной линии для секретных сообщений, — потерянно ответил секретарь.

— Я не смогу, читай ты, — президент вернул листок секретарю.

Тот какое-то время собирался с духом, затем начал:

— «Доводим до сведения президента Независимых земель, что завтра в десять часов утра на аэродром Каяпп прибудет командующий вооруженными силами Галактического альянса адмирал граф Сергей Алексеев. Цель визита — проверка состояния экономики государства „Независимые земли“. Визит носит рабочий характер и торжественных церемоний не предусматривает».

Секретарь облегченно выдохнул и вернул бумагу президенту, тот в свою очередь бережно положил лист бумаги на середину стола.

Совет потрясенно молчал. Что можно сказать, если о существовании Галактического альянса люди знали из школьных программ и кино?

— Что нам даст этот визит? — Президент задал риторический вопрос.

— Достаточно много, — оживился советник по экономике.

— Чего много? — спросил научный консультант.

— Мы получим заказы от военного ведомства Галактического альянса. А это ой какие хорошие деньги!

— Деньги! — взвился директор государственного казначейства. — Вместе с заказами мы получим обязанность отчислять налоги!

— Ну и что? — спокойно ответил президент. — Прибыли возрастут намного больше.

— Наши политические противники могут организовать кампанию протеста, — заметил министр внутренних дел.

— Нет, — возразил советник по экономике, — от сотрудничества они получат большие прибыли.

— Это как? — поинтересовался министр тяжелой промышленности.

— Да просто! Последует увеличение добычи нефти и газа, других полезных ископаемых, о которых мы сегодня не подозреваем.

— Правильно, — оживился президент, — не забывайте о сельском хозяйстве, солдаты хотят кушать.

— Держим визит в полной тайне? — спросил министр внутренних дел.

— Зачем? — удивился научный консультант.

— Затем, что завтра биржевые ставки могут очень сильно измениться.

— Мы должны быть первыми! — воскликнул директор государственного казначейства.

Секретарь на цыпочках покинул кабинет и бросился к телефону. Война или мир, пришельцы или морские монстры, а деньги нужны всем.

Оставив амазонок на попечение Артре, Сергей вернулся на борт «Толстого барсука». Его целью являлась организация некоторого психологического давления на местное население. Он совсем не собирался сажать корабль на планету, но если компьютер именно так воспринял его приказ, то незачем что-то менять, лучше воспользоваться неожиданной возможностью. Практически все корабли Галактического альянса имели систему пассивной защиты, в том числе и оптическую, по сути, создание тех же голографических проекций. Сначала он вывел на площадь голограммы эталонов форменной одежды. Изменения не остались незамеченными, народ дружно потянулся к неподвижным картинкам, начались обсуждения и даже споры, хотя на голограммах были четкие пояснительные ярлычки. Всегда найдутся любители поспорить, даже по поводу очевидных истин.

Размеры площади позволяли создать два независимых кинотеатра, чем Сергей и решил воспользоваться. С одной стороны развернулись батальные сцены космических боев, дерзких рейдов отрядов спецназа и фэнтези на тему «Я, меч, рыцарский конь и прекрасная дама». Для противоположной стороны площади планировался набор из лирических комедий, любовных историй с неотразимыми красавцами, готовыми пожертвовать жизнью ради своей избранницы. Немного поразмыслив, Сергей добавил фильмы, где на первом месте роскошные наряды, балы и пиры. Народ хлынул на площадь с первыми кадрами начавшегося кинофестиваля. Ну что же, теперь спартанское воспитание встретится с разлагающим влиянием контрпропаганды через искусство. Он еще немного полюбовался эффектом от своих действий и отправился на «Несокрушимый», куда уже прибыли капитан-лейтенанты супруги Сиггон. На данный период особой работой они не отягощены, а адъютанты-порученцы весьма необходимы. Да и неприлично представать в одиночестве перед президентом совсем не маленького государства.

Разведывательно-десантный катер вошел в облачность, Созина и Ваггетт сильно побледнели, они и без этого боялись до дрожи в коленках. Ничего, обвыкнутся, супруги не только впервые увидели планету, они вообще никогда не покидали родной Центральный модуль. Катер пробил облака и направился к аэродрому, где маленькой зеленой точкой светилось место предстоящей посадки. Гравигенераторы обеспечивали мягкий и равномерный полет, совершенно независимый от атмосферных процессов. Всего-то компенсировать вращение планеты да ветровой снос. Оптические приборы первыми обнаружили группу встречающих и вывели картинку на экран обработки разведданных. Пять шикарных автомобилей, трое встречающих и десяток охраны. Несколько в стороне усиленное полицейское оцепление пресекало любую возможность праздного любопытства. Попытка обеспечить секретность говорит о наличии личных скрытых планов.

Сергей лихо развернул катер на контркурс и плавно опустился в пяти метрах от президента, затем снял режим маскировки. Как они все вздрогнули! Это надо было видеть! Чпокнули замки герметизации, тихо прокатились ролики десантного люка. Сергей со своими адъютантами вышли на бетон рулежной полосы.

— Коль скоро вы, уважаемый Флам Сигрен, решили сохранить мой прилет в тайне, я счел необходимым обеспечить секретность и со своей стороны.

После этих слов люк закрылся, силуэт катера задрожал и как бы растворился в воздухе. Только легкий поток воздуха оповестил об отлете непонятного аппарата.

— Я рад приветствовать вас, господин адмирал, на нашей планете и благодарю за понимание некоторых проблем, — нашелся с ответом президент.

Охрана открыла двери автомобиля, Сергей с адъютантами разместились на заднем сиденье. Флам Сигрен несколько растерялся.

— Садитесь с нами, господин президент, — позвал адмирал.

Оно и понятно, на планете практически одно государство, и понятие протокола встречи важных лиц практически отсутствует. Глава Независимых земель со смущенной неловкостью сел напротив, кортеж тотчас тронулся. Откуда-то со стороны ангаров присоединились машины полицейского сопровождения, кортеж под вой сирен начал набирать скорость.

В овальном зале президентского дворца собрались все министры и советники. В своем большинстве созванные без предварительного уведомления, они с оторопью смотрели на инопланетных гостей. Президент и его ближайшее окружение снисходительно взирали на своих соратников по партии. Наконец, присутствующие угомонились, и Флам Сигрен встал:

— Господа, имею честь представить вам командующего вооруженными силами Галактического альянса адмирала графа Сергея Алексеева.

Адмирал слегка поклонился.

— Он прибыл к нам с целью проверки состояния экономики нашего государства, — закончил президент.

— Мне приятно встретиться с вами, — заговорил адмирал, — надеюсь на положительный результат своей поездки.

— Вы можете охарактеризовать общее положение дел в Галактическом альянсе? — спросил министр внутренних дел.

— Война идет к завершению, несколько недель назад получено сообщение о высадке наших сил на столичной планете тольтеков.

Сергей не собирался откровенничать по сути текущего положения, но и врать не хотелось.

— Почему никто из ваших представителей правительства не появлялся на Сулафате в течение многих тысячелетий?

— Сулафат не выходил из альянса, следовательно, не может быть «наших» или «ваших» представителей, — парировал Сергей.

— И все же, почему вы о нас забыли?

— Вообще-то, забыли вы. У вас на орбите станция учебного центра, несколько пассажирских кораблей и крейсер для сопровождения. Никто не попытался связаться со столицей или с ближайшей планетой.

— У нас нет экипажей на эти корабли, — попытался возразить советник по экономике.

— Телепорталы на месте, любой желающий набирает код — и открыта дорога в любое военное училище.

— Телепорталы? — удивился президент. — Впервые слышу о существовании телепорталов на территории Независимых земель.

— Об этом и разговор, — строго заметил Сергей, — мне предстоит выяснить причину вашей самоизоляции.

— Мы просто не знали! — воскликнул президент. — Наши предшественники скрывали от нас правду!

— Не волнуйтесь, — успокоил адмирал, — я не собираюсь вас обвинять.

— Вы можете сказать о цели предстоящей инспекции? — поинтересовался министр тяжелой промышленности.

— Вот карта планеты, на ней отмечены три точки, это Центры рекреации и биогенерации дауров. — Сергей указал рукой, и тотчас в центре овального зала возникла огромная голограмма.

Некоторые из присутствующих даже встали, другие, наоборот, пугливо осели в своих креслах. Флам Сигрен и его ближайшее окружение покрылись холодный потом. Президентский дворец являлся самым защищенным в стране местом. Абсолютно во всех отношениях, в том числе и от проникновения чужой электроники.

— Не надо волноваться, — заметив реакцию, усмехнулся Сергей. — Или у вас министры не допускают президента к своим компьютерам?

В общем-то, умом все это понимали, но очень уж все неожиданно. Тысячелетия спокойной автономной жизни, и вдруг узнаешь, что всегда был под контролем! Разговор перешел в русло политических и экономических отчетов. Что и как делали, хвастались достижениями и жаловались на политических оппонентов.

Со стороны Сергея не было никакого блефа, отсутствие людей вовсе не означает отсутствия контроля со стороны компьютеров. Для подъема и последующего анализа огромного пласта информации, что собрали компьютеры за многие тысячелетия, требуется толковый управленец, и не один. Кроме того, вставала другая проблема под названием финансы, причем в полный рост. Для нескольких сотен или тысяч человек вполне подойдет существующая система военного коммунизма, но выход на иные миры и последующие взаимоотношения потребуют реальных финансовых взаиморасчетов. Он уже знал об оставшихся в сохранности трех автономных космических станциях-сейфах. Кроме реальных сотен тысяч тонн драгметаллов, там еще находились монетные дворы, и никогда не было людей, даже дауров.

Тем не менее это пассив, без реальной экономики не существует активной финансовой деятельности. Нужен грамотный финансист. А где его взять? Впрочем, на первых порах легко обойтись американским способом продажи собственных денег. Наглая интервенция своих бумажек в государственные банки присоединившихся миров аукнется только увеличением продажи дензнаков. Продавец процветает, остальные в долгах как в шелках.

— Я вас понял, господа. — Сергей оторвался от своих размышлений. — Давайте вернемся к цели моего приезда.

— Мы вас слушаем, господин адмирал, — ответил за всех президент.

— Я помогу вам, коль скоро у вас довольно много экономических проблем и переизбыток рабочей силы.

— Вы продадите нам технологии? — с надеждой спросил экономический советник.

— Забавный вопрос. Вы продаете еду и одежду своим детям?

— Нет конечно. Я вас понял, извините. — На его лице помимо воли появилась довольная улыбка.

— Я смогу взять на учебу в университеты и военные училища несколько тысяч человек.

— Наши людские резервы намного больше! — заметил министр внутренних дел.

— Что мне делать с чернорабочими?

— Мы можем предоставить инженеров, научных сотрудников, полицейских, наконец.

Хорошее предложение, например Галактические транспортные узлы давно превратились в центры меновой торговли.

— Толковые полицейские мне нужны, работой обеспечу сразу несколько тысяч человек.

— А как насчет поставок сырья? — робко спросил президент.

— Здесь недалеко находится база сырьевых ресурсов.

— Она сможет обеспечить наши потребности? — Глаза экономического советника светились робкой надеждой.

— В любом объеме.

— А когда вы начнете набор людей?

— После завершения инспекции Центров рекреации и биогенерации дауров мы определимся с местами медицинского освидетельствования.

— Зачем медицинское освидетельствование?

— Больные должны лечиться, у нас полупустые госпитали.

Сообщение вызвало не просто оживление, люди начали громко обсуждать неожиданный шанс на сверхсовременное медицинское обслуживание.

Сергей снова связался с планетарным компьютером и выяснил местоположение телепорталов в президентском дворце. Подивился изобретательности древних хозяев, которые многие тысячелетия назад превратили зал телепортации в курительный салон.

— Необходимо решить вопрос зарплаты, — решительно вступил в разговор директор государственного казначейства.

Сергей указал на новую голограмму, где появился курс соотношения единой расчетной единицы Галактического альянса и местных денег. Пока правительство рассматривало цифры, прибежала целая толпа секретарей с распечатками заработных плат по профессиям, категориям и надбавками за выслугу лет.

— Стипендия студента выше зарплаты профессора, — заметил советник по науке.

— Я могу взять несколько специалистов в области управления и финансов, — невинно заметил Сергей.

— У курсанта военного училища денег больше, чем у меня. — Министр внутренних дел недовольно отодвинул распечатку.

В данномвопросе адмирал ничего не мог сказать, он просто не имел понятия о критериях расчета. Первый раз финансовый вопрос поднимался на Центральном модуле. Там же он с ужасом узнал о своем огромном финансовом благополучии. Мало того что ему тупо посчитали адмиральскую зарплату за семь с половиной тысяч лет, так еще добавили оклады начальников и командиров всех тех космических станций и кораблей, где он брал командование на себя. Другим абсурдом обернулись опрометчивые слова о взятии на себя обязанностей душеприказчика по хранимым на ГТУ № 261 документам. В итоге деньги неведомо когда сгинувших людей оказались на его банковском счете. Впрочем, это все не больше чем детская игра. Не нужны ему галактические миллиарды и прочие лампасы. Хочется как можно скорее вернуться домой, он и так слишком глубоко залез в чуждые для него дела.

Говорильня с радужными перспективами и великими обещаниями плавно перетекла в обеденный перерыв. Шикарная столовая приняла в свои объятия не более четверти присутствовавших в овальном зале. Ну что же, начался отсев лишних и ненужных, скоро останутся самые приближенные. Во время обеда Созина и Ваггетт несколько перебрали вина, которое попробовали первый раз в жизни. Надо отдать должное их разумности, оценив неожиданные изменения в организме, оба закрыли рот на замок и только следили за происходящими событиями.

— Господин адмирал, — попивая вино, обратился к Сергею президент, — как вам удобнее добираться до указанных вами мест?

— Что вы можете предложить?

— Два места, точнее два города, расположены рядом с прекрасными аэродромами, местечко Саинша доступно только для автотранспорта.

— В любом варианте вам не управиться за два дня, если только вы не вызовете свой хитрый летательный аппарат.

— Как вы смотрите на телепортацию? — поинтересовался Сергей.

— Вы знаете, со школы мечтал испытать это удовольствие, — улыбнулся президент.

— Отправимся все вместе, или кто-то останется по своим делам?

— С нашей стороны будет трое.

Флам Сигрен даже не посмотрел на своих соратников по партии, но «лишние» тут же встали из-за стола и начали раскланиваться.

Сергей вернулся в Высшее военно-космическое училище объединенного флота для завершения начатого обучения. Программа астронавигации оказалась абсолютно иной по сравнению с уже пройденными науками. Это действительно курс офицера-командира, основной задачей которого является управление боем. Во время коротких перерывов он встретился с главным врачом Центрального госпиталя. Восторгам Ахтара Ригведа, казалось, не будет конца.

— Дорогой адмирал, установление дружеских отношений с населением планеты Сулафат практически сняло все проблемы в развитии медицины и фармацевтики.

— Вместе с тем добавило много новых.

— Бросьте свой пессимизм, откуда взяться новым проблемам?

— Организация, уважаемый капитан первого ранга медицинской службы.

— Оставьте, Сергей, свой скепсис. Что изменится, если я возьму с планеты три тысячи медиков?

— Работа не может идти сама по себе. Людей надо контролировать, помогать, учить, наказывать за леность и небрежность.

— Да? В ваших словах есть логика. Что вы предлагаете?

— Сманите по максимуму бюрократический аппарат.

— Хм, в Центральном госпитале под вспомогательные службы предназначены две палубы.

— Вот видите! А это госпиталь одного флота!

Ахтар Ригвед попытался разузнать об организационной структуре медицинской службы, но Сергей отправил его к компьютеру. Там есть и штатное расписание, и служебные обязанности для каждого человека. Впрочем, в этот день главный врач так и не дал ему покоя. То он нашел в медицинской службе информацию о даурах, то об особых приборах и инструментах, которые должны поставляться фабриками медтехники. Оба начали познавать сладость жизни большого начальника, где круг вопросов второстепенного значения закрывает основные направления.

Наконец полный цикл аттестационных экзаменов был пройден. Сергей сдал выпускные экзамены Академии адмиралтейства и подтвердил свое звание адмирала. На очереди система Изар и Четвертое галактическое командное училище. Прибыли первые дауры и люди с планеты Сулафат, одновременно с ними явился Яндбий Джезаин, теперь уже в официальном статусе президента планеты Пикок.

— Поздравляю вас, господин президент. Вы совершили стремительный взлет от главы клана до главы прекрасной планеты, — улыбнулся адмирал.

— Ага, с кем поведешься.

— Ну, извини! Я как-то не подумал о столь трагических для тебя последствиях.

— Да знай я, чем придется заниматься! Начальник стражи в Байгоре сейчас моя недосягаемая мечта.

— По этой причине решил озадачить меня?

— Еще бы! Почему на моей планете начали производство неправильных лекарств?

— Так бульдозеры с экскаваторами откопали фармацевтические предприятия?

— Люди как узнали про лекарство, чуть ли не руками раскидывали холмы.

— Молодцы, быстро управились!

— Мы-то молодцы, да лекарство негодное.

— С чего взял? — удивился Сергей.

— Мы выкопали, а там уже тонна готовых и расфасованных капсул.

— Правильно, производство начато с первого дня.

— Мы это знали, потому и спешили, а лекарство не подействовало!

— Интересный вывод! А как ты узнал, что лекарство не подействовало?

— Приборчики, что ты нам дал, так и остались с красными лампочками, — раздраженно ответил Яндбий.

Сергей с трудом подавил смех. Нельзя смеяться, обидишь людей в их искреннем горе.

— Ты инструкцию по правилам приема лекарства читал?

— Конечно читал! Я же специально около себя держу целый штат «чистых» помощников.

Сергей вывел голограмму с текстом инструкции к препарату по исправлению генетических мутаций.

— Читай еще раз!

Яндбий послушно начал читать инструкцию и уже было собрался продолжить изливать свои возмущения, но Сергей его остановил.

— Не спеши, читай до конца. Ты забыл прочитать раздел «Правила применения».

Через несколько секунд Яндбий разразился бранной тирадой.

— Все понял? — спросил Сергей.

— Я же говорил, что лекарство никуда не годится!

— Погоди несколько месяцев.

— Нет, ну надо же! — продолжал возмущаться Яндбий. — Принимать только в первые месяцы беременности!

— Ты знаешь другой способ изменить генный фенотип человека?

— Если бы! — вздохнул бывший начальник стражи.

— Сколько человек отправил на учебу? — Сергей попытался изменить тему разговора.

— Много, более десяти тысяч, нам самим нужны люди.

— Возьми людей с планеты Сулафат, у них хватает безработных.

— Мы до сих пор живем меновой торговлей, а они хотят денег.

— У тебя толковые помощники. Организуй банк, я тебе отправлю деньги через телепорт.

— Думали уже, а как определить цену и зарплату?

— Плохо думали, запросите планетарный компьютер, только заготовьте несколько тонн бумаги.

— Зачем несколько тонн? — подозрительно спросил Яндбий.

— Цены получишь от литра воды и зубочистки до самолета и космического корабля.

— Ух ты! И зарплаты?

Разговор перешел на проблемы космического масштаба. Повторный выход людей в космос и встреча с заброшенными станциями и заводами породила много неразберихи. Попытка приступить к работе на интуитивной основе встретила жесткую блокировку со стороны компьютеров. Электроника требовала неукоснительного соблюдения заложенных процедур, а люди пытались проигнорировать элементарные инструкции. Возникла еще одна напряженность под названием дауры. Люди просто боялись этих искусственных созданий, что отражалось на результатах совместного труда.

С верфи в системе Альгур пришло приятное известие, сработала идея об интуитивном изобретательстве. НИИ космического кораблестроения влет решил задачу телепортации кораблей на любое расстояние. Проведенные испытания подтвердили правильность предложенной идеи. Для первого переоборудования Сергей отправил крейсер «Несокрушимый», а сам на «Следопыте» отправился на планету Альфар. Общение со спасенными рабами давало основание рассчитывать на благоприятный результат предстоящих переговоров и перекрашивания в золотой цвет еще одной звездочки. Суть стоящей перед населением проблемы заключалась в практическом отсутствии промышленности. Коллапс Галактического альянса наступил в первые годы освоения планеты. Население оказалось на грани вымирания и вынужденно ушло в близкие к экватору широты, где в изобилии росли тропические плоды.

Люди спасли себя, но оказались в патовом положении стагнации. Район лишен полезных ископаемых, компактное проживание исключало шанс на хоть сколько-нибудь полезную торговлю. Вместе с тем новые земли изобиловали не только пищей, но и свирепыми тиграми. Хищники яростно защищали от людей свои охотничьи угодья, а отсутствие рек не позволяло отправиться на поиски лучших земель. Жители хорошо знали «Следопыт», который не раз совершал посадку под управлением адмирала Убанги. Он привозил кузнецам железо, а вывозил продовольствие и рабов. Сейчас кроме железа Сергей вез огнестрельное оружие и двух советников, Атакора от планеты Пикок и Нига Джитама от Независимых земель.

Сергей ожидал увидеть жизнь на грани отчаяния, полагал возможным даже услышать просьбу эвакуировать людей на более удобную планету. На деле совет деревенских старост не пошел дальше желания получить железо и отдать в обмен просо, рис и два десятка юношей и девушек.

— Почему вы с такой легкостью отдаете свою молодежь? — искренне удивился Сергей.

Старосты несколько помялись, затем главный из них нехотя ответил:

— У нас нет другого способа спасти им жизнь.

— Продажу в рабство вы называете спасением?

— Вы знаете другой путь? Подскажите нам, дуракам.

— Я ничего не могу подсказать, первопоселенцы ушли из базового лагеря. Электростанция и планетарный компьютер брошены на произвол судьбы.

— В таком случае, я вам поясню. Еще наши предки не раз пытались выйти за пределы теперешней границы, и каждый раз люди погибали.

— Не вижу взаимосвязи, — недоуменно заметил Атакор.

— Любая попытка построить новую деревню встречает яростное сопротивление тигров. Они начинают беспощадную войну.

— Именно войну, просто убивая переселенцев, — добавил самый молодой староста.

— Мы сможем им помочь? — обратился Атакор к Сергею.

— Да, оружие у нас есть, десяток гравиплатформ есть, так что расстрел тигров организовать несложно.

— А зачем десяток платформ? Тут всего охотников — ты да я и два карабина.

— Старейшины своих дадут.

— С луками и стрелами? Не смешите меня, господин адмирал!

— Зря вы так пренебрежительно относитесь к нашим охотникам, — обиделся главный староста, — мы веками так бьем этих зверюг.

— Хорошо, а кто поведет платформы? — не унимался Атакор.

— Ты за весь перелет не увидел ни одного члена экипажа? — притворно посетовал Сергей.

— А не сбросят нас с перепугу?

— Если боишься, то привяжи себя за ногу.

Прагматизм выживания в тяжелых условиях дикой природы остановил пустопорожние разговоры. Аборигены немедленно приступили к подготовке, охота на свирепых хищников совсем не праздное развлечение.

Непосредственно в охоте Сергей участия не принимал. Он занял кресло пилота одной из гравиплатформ и прихватил для страховки плазменное ружье. За два дня очистили от тигров участок в сто квадратных километров да еще провели рейд устрашения по прилегающим землям, серьезно проредив кошачьи семейства. Охотники показали высокий класс обращения с луком и бесстрашно добивали копьями раненых хищников. После завершения охоты состоялся скромный, но душевный и торжественный ужин.

— Я знаю, что ты ни в чем не нуждаешься, — обратился к Сергею главный из старост, — посему просто тебя награжу.

— Зачем? — смутился Сергей. — Живете вы небогато, и у вас нет ничего лишнего.

— Говоря о награде, — под смех старост продолжил глава поселенцев, — я подразумеваю прямой смысл этого понятия. Ты получишь медаль.

Увидев изумление на лице адмирала, староста строго заметил:

— Мы действительно живем в очень сложных условиях, но у нас есть мобильные компьютеры обучения.

— Вы проходите стандартный курс школьной программы? — удивился Атакор.

— Не только, в Народном доме стоят компьютеры обучения на врачей, горных мастеров, инженеров.

— И много человек учится там? — оживился Сергей.

— Не очень, далеко не каждому компьютер позволяет учиться. У многих еще остались генные изменения.

— Вы и об этом знаете?

— Конечно! Комментарии к школьной программе начинаются обращением первопоселенцев. Как только в Департаменте по делам развития планет узнали о генных отклонениях, так сразу же нас бросили на произвол диких зверей.

Через «Следопыт» Сергей вышел на общий компьютер и запросил информацию о колонизации четвертой планеты в системе Альфар. Здесь его ожидал целый ворох сюрпризов. Для колонизации были подготовлены сразу три планеты, вторая, третья и четвертая, начали с четвертой и бросили до решения проблемы с мутацией генного фенотипа. Научно-технический потенциал Галактического альянса позволял за сто лет подготовить к заселению практически любую планету. Полностью менялась атмосфера, флора и фауна, при недостатке почвенного слоя над планетой высыпали триллионы тонн обычной пыли, которая оседала на поверхность вместе с дождями. Титаническая работа уровня богов рождала очередную пригодную для обитания планету.

От анклава первопоселенцев до заброшенного базового лагеря лететь не более шести часов. Гравиплатформа не предусмотрена для перевозки людей, поэтому Сергей переместил «Следопыт» на три тысячи километров. Взору открылась степь с редкими перелесками и дубравами, пасущиеся олени и звенящая цикадами тишина.

— Где здесь электростанция и базовый модуль с компьютером? — нетерпеливо спросил Ниг Джитам.

— Сейчас с корабля спустят бульдозер, — ответил Сергей.

— Зачем бульдозер? Или первые постройки надо закапывать в землю?

— Нет, все занесло временем.

— А мы быстро найдем?

— Орбитальный облет планеты выдал координаты с точностью до метра. Корабль посадили на бетон.

— Как бетон, где? Я вижу обычную траву.

— Да не суетитесь вы. Видите три холмика? Это и есть первые постройки.

— Там все цело? Ничего не сгнило, не сломалось?

— Флам Сигрен планирует вас в губернаторы нового поселения?

— Да. Откуда вы узнали?

— Вы прочитали паспорта всех трех планет?

— Нет еще, не успел.

— Заселение этих планет я возлагаю на президента Независимых земель.

— Вы отдаете планеты нам?

— Не будьте наивными. Политически все планеты входят в состав Галактического альянса.

— А экономически?

— Соизмеримо с затратами на освоение.

— Я уверен в нашем президенте. Независимые земли осилят освоение трех планет. Тем более с такими мощными природными ресурсами.

Ниг Джитам завистливо посмотрел на адмиральскую грудь, где красовалась новая награда. На желтой ленточке с тигровой раскраской висели серпик лука и три стрелы остриями вверх. Он вздохнул и спросил:

— Вы же нам поможете?

— Галактический альянс заинтересован в освоении новых планет. У меня готов корабль первопоселенцев.

— И сколько человек и техники вы сможете перевезти?

— Начнем с минимального количества по миллиону человек на каждую планету. После обустройства я приму у губернаторов присягу.

— Разве губернаторы будут подчиняться вам?

— Разумеется, как и президенты всех планет. Корабль для поселенцев выведут на орбиту планеты Сулафат, часть оборудования и техники поставят дрейфующие в космосе заводы. Экономическая интервенция вряд ли получится у Флама Сигрена. Экономика его страны слишком слаба, а вот вывезти людей на другие планеты уже необходимо. Сулафат богат биологическими и химическими ресурсами и изначально осваивался как планета для создания дауров. Так что население в два с лишним миллиарда — это перебор, людей необходимо переселить. Вместе с тем президент и его окружение должны ясно понимать: их политическая власть не переходит на другие планеты вместе с переселенцами.

Глава 10 ПЕРВАЯ ЭСКАДРА

Лаветта Флониан с двумя сотнями отборных девушек вышла из зала телепортации и, согласно полученной от компьютера инструкции, направилась в принадлежащий Адмиралтейству комплекс зданий. Перед отправкой их всех приодели в самые лучшие одежды. Девушки, вернувшиеся из неведомого учебного центра, рассказывали со слезами на глазах о тамошних чудесах и сказочных условиях, в которых они провели всего десять дней. Если их исчезновение осталось незамеченным, то появление на центральной площади Санкуйра вызвало настоящий фурор. Красивая форма подчеркивала мускулистые фигуры, сами девушки стали какими-то другими, более стройными или статными. Само обмундирование раньше назвали бы необычным, но непрерывная трансляция кинофильмов уже позволила сделать вывод: перед ними космопилоты, только без знаков различия. Понятное дело, девушек немедленно затащили в лучшую таверну и засыпали вопросами.

— Колитесь, девоньки, где вы были и за какие заслуги вас так приодели?

— Ой, не говорите, подруженьки! Погнались за красивым мальчиком, а попали в Высшее военно-космическое училище объединенного флота.

В таверне повисла мертвая тишина, которую громовыми раскатами нарушали вьющиеся мухи.

— Вы что, пытались захомутать того адмирала, что устроил нагоняй Совету матерей? — опомнилась хозяйка таверны.

— А что случилось с ними?

— Вы не знаете? Там такое! В общем, этот адмирал выгнал Мать-хранительницу Эгесту Касат и назначил новую!

— Похоже на него, — вздохнула Чеу Дуарте, — нас раскидал, как детишек.

— Он хоть хорош или так себе?

— Не то слово! Мужчина, правда, слишком молод.

— Много набил вам синяков и шишек?

— Да нет, как-то аккуратно нас раскидал, мы и не поняли.

— Ну а дальше что? Вы жили у него? Вон как вас вырядил!

— Да бросьте свои глупости! Засунул в телепортал, опомнились только в зале строевой подготовки перед накрашенной фифочкой.

— Как это накрашенной?

— Ой, не говорите, — жалостливо вздохнула Чеу Дуарте. — Глаза, брови, ресницы, все подкрашено. Красивая, сучка, и пахнет хорошо.

— И что вы с ней делали? — игриво подмигнула хозяйка таверны.

— Это она с нами делала, учила военной субординации.

— Военной… чего?

— Субординации. Как правильно ходить, обращаться к старшим и все прочее.

— Это как показывает кино?

— Ну да. Там у них много разных фильмов.

— А казармы удобные?

— Не то слово! Каждой отдельная комната со всеми удобствами, что здесь и не снились!

— Кормежка-то вкусная, не голодали?

— Ха! Голодали! Ешь сколько хочешь и что хочешь!

— И пиво?

— Нет, никакого пива или чего прочего.

— Бедненькие, — пожалела хозяйка таверны, — десять дней этой субординации, свихнуться можно.

— Да вы что, тетушка Лландис? Занятия четыре часа в день, а дальше свободное время!

— Погуляли?

— Погуляли, там несколько сотен курсантов, вечером собираются в кафе, танцы, развлечения, даже игры с компьютером.

— А мальчики не капризные?

— У них равноправие.

— Как это равноправие?

— Ну, это только по обоюдному согласию. А то и к тебе подойдут и начнут крутить всякие разговоры, — девушка заметно покраснела.

— Понравилось? — сочувственно заметила хозяйка таверны.

— Мы хотели остаться.

— Так остались бы, в чем вопрос.

— Не взяли, говорят: «Регистрируйте свою заявку на компьютере и ждите решения адмирала».

— Ну нахалы! Готовые пилоты, а они нос воротят!

— Какие мы пилоты, все провалились на тренажере-симуляторе патрульного корабля.

Девушки честно поделились своими воспоминаниями и впечатлениями, так что десант Лаветты Флониан был максимально подготовлен к предстоящей встрече.

Вот и нужный этаж, в кабинете за компьютером сидела пожилая женщина в форме младшего лейтенанта.

— Вы кто такие? Ужас! Где вы выкопали такую одежду!

— Лаветта Флониан со своим отрядом прибыли на аттестацию у адмирала.

— Ах да, извините, вы с отсталой планеты.

Женщина быстро нашла в компьютере нужную информацию, пробежала ярким маникюром по голографической клавиатуре. Через несколько секунд у нее в руке оказалась пластиковая карточка.

— Держите, милочка. — Она протянула карточку Лаветте. — Следующая.

— Что следующая? — не поняла девушка.

— Вы, пожалуйста, садитесь в кресло и ждите. Кто из вас следующая? Говорите свое имя и фамилию.

Десантницы начали по очереди называться и, получив пластиковые карточки, с любопытством рассматривали на них свои фотографии. Наконец процедура завершилась, к этому времени в кабинет вошли трое парней и стали с интересом рассматривать толпу амазонок. Впрочем, парни не задержались, женщина что-то сделала с их карточками, и ребята радостно помчались в зал телепортации.

Пожилая женщина еще позанималась своими таинственными и непонятными делами, затем повернулась к амазонкам.

— У нас своя система внутренней телепортации, сначала переходите в жилой сектор. Там вы увидите комплекс зданий, где можете выбирать любую свободную квартиру.

— Как мы узнаем, что квартира свободна? — на правах старшей спросила Лаветта.

— Если занято, то на дверях висит табличка с именем и должностью хозяина. Сводные таблички перед входом в дом.

— Вы нам можете посоветовать самое удобное место для жилья?

— Нет, обратитесь к компьютеру, он даст верный совет. Как только определитесь с проживанием, в первую очередь зарегистрируйте свою карточку.

— Зачем это?

— Вы получите нормальную одежду, а квартира будет записана на вас.

— Что значит «нормальная» одежда?

— Одежду людей, а не рабочие комбинезоны дауров. И еще, душ принимать ежедневно, белье менять ежедневно.

— Ну вот еще!

— От вас ужасно пахнет! На улице люди будут шарахаться.

— Мы воины!

— Я не знаю, какие вы воины, но грязнули — это точно.

— Да как вы смеете!

— Не нравится — возвращайтесь домой. Далее, в ванной комнате внимательно прочитайте инструкции.

— Это еще зачем?

— Там много того, о чем вы даже не догадываетесь. Прочитайте надписи на флакончиках и упаковках.

— Что вы нам морочите голову, мы не маленькие!

— Не перепутайте шампунь с пеной для ванны, дневной крем с ночным, лосьон с духами. Одним словом, прочитайте, прежде чем что-то делать.

Девушки с откровенным возмущением смотрели на женщину, которая посмела наговорить им кучу гадостей.

— Где нас будут кормить? — сделав глубокий выдох, спросила Лаветта.

— Любой ресторан или кафе, вам достаточно вставить в считыватель свою карточку. Вы наши гости, поэтому питание для вас бесплатно.

— Что значит бесплатно и что значит платно?

— За все надо платить, а денег у вашего анклава нет, что и означает «бесплатно».

Вводный инструктаж продолжался более часа. Будь девушки не столь воинственны и агрессивны, дело закончилось бы намного быстрее.

Телепортация к фонтану заставила девушек застыть в искреннем восхищении. Вечерний воздух наполнен дурманящим ароматом цветов, божественная музыка и разноцветные струи воды плавно повторяют мелодию танца. Они, конечно, знают о таких вещах из школьной программы, но знать и увидеть своими глазами, совершенно разные и несовместимые понятия. Робкие шаги к фонтану привели отряд Лаветты Флониан в полное замешательство. У фонтана стояли юноша и девушка, и не просто стояли, они обнимались и целовались, то нежно, то страстно, прерывали поцелуи короткими словами и смехом. Наконец парочка заметила неприлично глазеющую толпу амазонок.

— Вы впервые у нас? — спросила девушка. — Здесь много красивых парней, но этого я не отдам!

Взявшись за руки, они побежали по аллее в сторону виднеющегося океана.

— Мы в космосе или на планете? — спросила Лаветта саму себя.

Компьютер посоветовал поселиться компактно, в одном доме. Пребывание в Центральном модуле продлится не более месяца, а привыкание к новым условиям жизни пройдет намного легче, если рядом будет проверенная подруга.

Ах, как была права та давешняя младший лейтенант! Ванна, раковина, туалет, биде, все это доводило девушек до нервных срывов. Попытки почистить зубы кремом для лица чередовались с применением скраба вместо массажного крема. Компьютер дома достал своими занудливыми замечаниями, что куда положить и откуда взять. Ночные бдения с каналом новостей, различными развлекательными программами и бесконечными кинофильмами утром заканчивались вежливыми нотациями на тему «Как себя должна вести приличная девушка». После десяти дней знакомства с военной субординацией, девушек разбили на группы и начали показывать различные корабли, что в огромном количестве стояли в многочисленных доках. Для Лаветты Флониан все экскурсии потеряли смысл после того, как она увидела со стапель-палубы гигантский корабль под названием «Тамбов». Она будет командовать именно этим кораблем! Никакие экзамены, или еще что, для нее не имеют значения. Она пройдет любые испытания, но своего добьется!

Океан! Никто из девушек никогда не видел океана, если не считать редких случаев пролета над планетами. Прогулка вдоль пляжа, которую совершили девушки на второй день своего пребывания на Центральном модуле, вызвала бурю восторгов и желание немедленно броситься в воду. Останавливало одно препятствие под названием «купальник». Первоначальный порыв раздеться и окунуться в ласковые воды немедленно пресек компьютер:

— Ваши действия противоречат нормам морали.

Получив столь необычное ментальное предупреждение, девушки пришли в некоторое замешательство.

— А что, собственно, является нормами морали?

— Ваши поступки не должны мешать окружающим вас людям. Вы не должны создавать другим дискомфорт в моральном или физическом плане.

Амазонки не поняли смысла слов «моральный дискомфорт» и решили просто прогуляться по пляжу.

— Давайте к нам! — позвала амазонок худенькая шатенка. — Мы никак не можем собрать команду для игры в мяч.

— Компьютер не разрешает нам раздеваться, — буркнула Лаветта.

Девушка некоторое время озадаченно молчала, затем спросила:

— Вы недавно прибыли с другой планеты?

— А что, заметно?

— Не очень, — смутилась девушка, — вы, наверное, без купальников?

Теперь уже смутились амазонки, они не знали что такое «купальники». Однако шатенка им помогла, накинула сарафан и отвела в ближайший магазин.

— Раньше мы жили как-то бестолково, бездумно, — заметила одна из амазонок, когда расплачивалась за две сотни купальников. — Спасибо адмиралу, он всем показал цель жизни.

Как-то неожиданно закончился месяц пребывания на Центральном модуле. Амазонки в последний раз показали свое умение маршировать и всякие тонкости военной субординации, и все, до свидания.

— Как это «до свидания»! — возмутилась Лаветта. — Мы должны продолжить обучение!

— Я свою задачу выполнила, — ответила лейтенант из ОРСО. — Обращайтесь к заму по кадрам.

И вот снова амазонки перед знакомой женщиной. Только сейчас уже стоят спокойно, без прежней небрежности и показного высокомерия.

— Вы приняли решение остаться на военной службе? — для проформы спросила младший лейтенант.

— Да, — за всех ответила Лаветта.

— Подписав контракт, вы лишаетесь возможности самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Вы принимаете на себя обязательство нести военную службу, выполнять приказы старших и нести ответственность за своих подчиненных.

Да что она говорит! Они согласны! Зачем им бессмысленная жизнь с захватом самцов, когда вокруг столько интересного, а мужчины сами не прочь за ними поухаживать. Девушки по очереди подходили к столу и называли уже выбранные для себя профессии, далее короткая процедура активации пластиковой карточки и напутствие в новую жизнь. Лаветта Флониан назвала факультет астронавигации в Высшем военно-космическом училище объединенного флота Галактического альянса.

Сергей трижды лично вывел корабль с колонистами поочередно на орбиты трех планет. Затем в легком скафандре посадил гравиплатформы с оборудованием и капсулы с первопоселенцами. После этого пересел в кресло второго пилота и принял зачеты по пилотированию у курсантов-практикантов. Нормально, ребята сильно волновались, однако пилотировали уверенно. Что ни говори, а тренажеры дают хорошие навыки для будущей практической работы. Во время четвертого круга он уже ни во что не вмешивался, только следил за решениями нового капитана корабля. Все очень старались, аккуратно заводили в лацпорты модули с переселенцами и платформы с техникой. Осторожно выводили корабль с планетарной орбиты и плавно подходили к новой точке высадки. С легким сердцем Сергей сделал в судовом журнале необходимые записи о передаче командования. Молодежь все сделает правильно, будут ошибки, потом лихачество, это неизбежно, главное в том, что они освоили профессию. Перед телепортацией на Центральный модуль адмирал собрал экипаж и сердечно поздравил с первым назначением и началом самостоятельной работы.

Зал телепортов уже не давил мертвой тишиной, немноголюдно, но чувствуется жизнь. Созина и Ваггетт Сиггон сидели за адъютантским столом.

— Здравия желаем, господин адмирал! — Оба встали по стойке «смирно».

— Здравствуйте, садитесь, освоились со своими обязанностями?

— Ужас! Век компьютеров, а вашей подписи дожидается почти тысяча различных документов.

— Так дело не пойдет. Я сегодня же закажу факсимиле, и вы проштампуете рутинные бумаги.

— Ясно, господин адмирал. Мы все разделили на три стопки: срочные дела, важные и рутинные.

— Молодцы, спасибо. Что-либо из срочного есть?

— Отчет о завершении испытаний трансгалактической телепортации кораблей, доклад о завершении разработки и готовности к испытаниям агрессивных микроманипуляторов с автономным программированием и срочный запрос с четвертого галактического командного училища на банковский перевод для выплаты денежного довольствия.

— Это я беру, остальное подождет до вечера.

В первую очередь следовало разобраться с командным училищем. Сергей собирался туда наведаться для завершения своего обучения, а оно оказалось не только обитаемым, но и работающим, причем под командованием капитана первого ранга Агота Нурадина. Сюрприз, осталось выяснить из какого разряда. Впрочем, компьютер отмел все сомнения:

— Господин адмирал, капитан первого ранга Агот Нурадин руководит училищем тридцать лет, замечаний по службе нет. Необходимые аттестации пройдены с удовлетворительными оценками.

— Сколько в училище старших офицеров?

— В полном соответствии со штатным расписанием. Кроме начальника училища в чине капитана ранга еще Паарэ Лоффтол.

— Система телепортации на ручной блокировке?

— Да, доступ открыт только для вас.

— Подтверждаю перевод денег, передать капитану первого ранга Аготу Нурадину мой приказ о подготовке половины офицеров к переводу в Высшее военно-космическое училище объединенного флота Галактического альянса.

— Принято.

— Передать капитану первого ранга Аготу Нурадину приказ о его назначении командиром штабного корабля «Тамбов».

— Принято.

— Передать капитану первого ранга Паарэ Лоффтолу приказ о его назначении командиром крейсера «Несокрушимый».

— Принято.

— Передать в Высшее военно-космическое училище объединенного флота Галактического альянса и в Четвертое галактическое командное училище результаты испытания трансгалактической телепортации кораблей и внести их в учебную программу.

— Принято.

— Назначить на завтра встречу с разработчиками проектов по трансгалактической телепортации кораблей и агрессивных микроманипуляторов с автономным программированием.

— Принято.

— Подготовить приказ об их награждении орденами Славы на красной ленте.

— Извините, господин адмирал, гражданским лицам положен орден «Высших заслуг» на красной ленте.

— Спасибо, утверждаю. Кстати, каково мнение компьютера об интуитивном изобретательстве?

— Ваше предложение внесено в базу данных как наиболее эффективный метод решения особо сложных задач.

Заниматься накопившимися бумагами пришлось практически до позднего вечера. Планируемую учебу в Четвертом галактическом командном училище необходимо совместить с набором бюрократического аппарата штаба. Сие неизбежно по определению, компьютеры могут рассчитать потребности флота и планет, а конечное решение всегда останется за человеком. Сергей не собирался сидеть в Адмиралтействе и командовать галактическими эскадрами. Ему надо вернуться домой, а здесь найдется достаточное количество достойных людей и для Адмиралтейства, и для политического управления Галактическим альянсом.

Готовясь ко сну, Сергей еще раз задумался о простом и эффективном решении ученых из вновь созданного НИИ. Вопрос с телепортацией они решили монтажом магнетрона по центру массы корабля, по аналогии с поясом спасения. Никаких заморочек с повышением мощности энергоустановки или прочих конструктивных переделок. «Злобные» и агрессивные микроманипуляторы с автономным программированием являлись продолжением первой идеи. Стандартный рой размером с теннисный мяч телепортировался на вражеский корабль, причем первичный бросок осуществлялся без точного наведения. Клубок микроманипуляторов сам генерировал дополнительный переход во вражеский корабль. Дальше выход к корабельному компьютеру, разрушение существующих линий управления и восстановление стандартной схемы. В случае телепортации в корабль с абсолютно незнакомой конструкцией, микроманипуляторы перемещались к энергетической установке и лишали врага электроснабжения. В то же время идея ученых подсказала Сергею интересную мысль по созданию необычной торпеды, которая обещала показать потрясающую эффективность в боевом применении. Та же телепортация, только при условии точного наведения. В качестве двигателя гравигенератор для коррекции курса на финальном участке. Во время учебы Сергей видел кадры гигантских разрушений корабля по причине выхода из строя гравигенератора, что и послужило причиной выбора двигателя. Ну а название «торпеда» вытекает из способа перемещения, среда одна, движитель один. Был бы ракетный двигатель, получилась бы ракета.

Дооборудованные системой телепортации «Отчаянный» и «Пограничник» вышли в пространство между планетой Изумрудных морей и огромным шаром Четвертого галактического командного училища практически одновременно. Адмирал Убанги с напряжением смотрел на голограмму планеты, которую много тысячелетий назад покинули его родители. Адмирал решил вернуть своего пленника на родину предков.

По ходовому мостику прокатился приятный бас:

— Контрольно-диспетчерская станция Изар приветствует адмирала Алексеева. Прошу сообщить ваши намерения.

— Полагаю ошвартоваться к адмиральскому причалу Четвертого галактического командного училища, — ответил Сергей.

— Принято, безопасный маршрутный коридор вам передан.

Тотчас на ходовом мостике перед пилотом развернулась голограмма, где зеленым туннельчиком обозначился выделенный коридор. Одним концом он упирался в шар училища, с другой стороны мерцали две золотые точки кораблей. Пилот посмотрел на адмирала и, уловив утвердительный кивок, повел «Отчаянного» по заданному маршруту. «Пограничник» пристроился чуть сзади и слева, изобразив строй пеленга.

Перед отправлением в Четвертое галактическое командное училище Сергей решил взять с собой и своего пленника. Коль скоро училище находится в системе Изар, то в свободное время можно вернуть пленника на родину предков. Дело не в том, что Сергей помиловал потомка адмирала Убанги. Глупо прощать человека, который хотел беспричинно тебя убить, но и месть должна быть адекватной.

— Почему вы меня выпустили из кокона? Решили сжалиться и выбросить меня через шлюз в открытый космос? — такими саркастическими словами встретил Сергея «адмирал» Убанги.

На логику главаря бандитской шайки нельзя повлиять словами. Его мораль формировалась тысячелетиями прямого разбоя, где на первом месте власть оружия и грубой силы.

— Я решил высадить вас на обитаемую планету, — улыбнулся Сергей.

— Признаю, мои воины убивали людей ради выгоды, желая благополучия нашему маленькому сообществу. Вы же самый обычный садист.

— Забавно, не поясните ли свою мысль.

— Вам хочется моей смерти от диких зверей, болезни или немощной старости в полном одиночестве!

— Да, насчет болезни, возьмите. — Сергей протянул упаковку капсул.

— Чем это вы решили меня облагодетельствовать?

— Полный курс лекарственного исправления генетической мутации.

Убанги недоверчиво повертел в руках неожиданный подарок, вытащил инструкцию и несколько раз внимательно прочитал.

— Как я должен за это рассчитаться?

— Это средство бесплатно распространяется по всей территории Галактического альянса.

— Ну зачем вы врете? Галактический альянс давным-давно прекратил свое существование.

— Я вас высажу на планете Изумрудных морей.

— Меня там сразу убьют, — взвизгнул Убанги.

— Только без истерик, кому вы там нужны?

— Вы, «чистые», хотите уничтожить всех невинных жертв вашей собственной медицинской ошибки!

— Для чего же сделали лекарство для исправления генного фенотипа? — парировал Сергей.

— Я лечу! Все лучше, чем сидеть в коконе, — решительно ответил Убанги.

В дальнейшем, во время перелета, было видно его взвинченное состояние. Он очень боялся, а короткий перелет придавил его еще сильнее.

Сергей выходил из корабля в некотором напряжении, он уже не раз корил себя за поспешность принятых решений с назначениями неизвестных ему капитанов первого ранга. Семь с половиной тысяч лет слишком большой срок, за который могли произойти любые трансформации взглядов. Он может встретить и бандитскую шайку в ожидании «Великого главаря», и общество спартанского типа. Да все что угодно! На стапель-палубе ровными шеренгами стояли курсанты со своими ротными командирами. На взгляд — почти пять тысяч человек. Если принять во внимание двенадцать факультетов и более двадцати специальностей, то училище заполнено до предела. Отдельные «коробочки» девушек несколько успокаивали, но не более. Отсутствие дискриминации по половому признаку еще не характеризует все общество в целом. В центре, как и положено, начальник училища с профессорско-преподавательским составом, а чуть в стороне штатские.

Традиционное приветствие с обходом строя и пожатием рук в знак знакомства и дружеского расположения. Штатскими оказались правители планеты, президент и его кабинет министров. Покончив с официозом, Сергей в сопровождении руководства планеты и училища отправился в кабинет начальника, который оказался в помещении приемной секретаря.

— Почему вы расположились здесь? — удивился Сергей.

— Многие тысячелетия должность начальника училища оставалась без утверждения высшей властью, — ответил Агот Нурадин.

Сергей решительно открыл дверь в кабинет. Вокруг чистота и порядок. Медленно обошел периметр помещения, открыл шкафчик аварийных выключателей и щелкнул переключателями. Еще раз окинул кабинет взглядом и послал ментальный приказ:

— Прошу внести в журнал благодарность за идеальное состояние Четвертого галактического командного училища.

— Спасибо, господин адмирал.

— Какие основные проблемы на сегодняшний день?

— Острый дефицит топлива для кораблей и отсутствие дауров.

— К сожалению, система Белат закрыта активными боевыми действиями в космосе, а в системе Альпав на планете затяжная война.

— В обоих случаях вы справитесь двумя кораблями, а на столичной планете Таразеда находится центр рекреации президентской гвардии.

— Столичная гвардия пригодна для парадов, а мне нужны десантники, — возразил Сергей.

— Каждый из них заслужил право на гвардейскую нашивку реальными делами. Гвардия отнюдь не сборище никчемных голографических кукол.

Еще один сюрприз и откровенная подсказка. Его все больше и больше терзали сомнения по поводу сговора искусственного интеллекта. Создавалось впечатление, что компьютеры ведут и дрессируют его, как неразумного щенка. Впрочем, возразить-то нечего, он и есть человек совсем иного уровня развития, который только волею случая выкарабкался из первоначальных передряг.

В системе Изар находились две обитаемые планеты, одна носила название Изумрудные моря, другая Золотые горы. Если в первом случае планета была без океана, но с множеством больших озер, и могла претендовать на подобное красивое название, то горы на второй планете оказались не выше Уральских. Как выяснилось, название планета получила не за красоту, а за обилие полезных ископаемых. Именно природные ресурсы, заводы и научные центры спасли местную цивилизацию. «Чистка» местного населения действительно имела место, но по прошествии огромного количества лет о ней забыли, зато свято передавали из поколения в поколение наказ адмирала Астарда о необходимости подготовить как можно больше обученных специалистов военно-космических сил. Обе планеты не потеряли взаимосвязь, существовали регулярное пассажирское сообщение, торговля и общее политическое руководство. Но выход за пределы системы ограничивался острым дефицитом топлива.

Возрождающийся флот возрождающегося Галактического альянса получил полный штат экипажей и прочих специалистов. Стали оживать даже базы сырьевых ресурсов и космические заводы. В галактике проснулась жизнь. Сергей снова окунулся в учебу, на этот раз в более облегченном виде, ибо ранее изучил значительную часть предметов. Наконец — последняя аттестация и подготовка к полету в систему Таразеда.

— Господин адмирал, — компьютер в очередной раз приступил к подробным инструкциям, — вы должны взять с собой как можно больше старших офицеров.

— Не вижу в этом смысла. Верфь Альгур практически полностью загружена заказами. Офицеры, особенно старшие, заняты по двадцать часов в сутки.

— Вы еще напомните про учебные полеты и практические стрельбы.

— Мне этопонимать как шутку?

— Как продолжение перечня подготовительных мероприятий.

— Прошу разъяснить причину отвлечения старших офицеров от насущных дел.

— Таразеда является столичной планетой на протяжении тридцати тысяч лет.

Ого, вот это возраст цивилизации! На Земле за неполных полторы сотни лет прошли путь от паровой машины на дровах до выхода на околоземную орбиту. А здесь тридцать тысяч лет столичная планета! Подобное могло произойти как минимум после нескольких сотен лет активных межзвездных полетов.

Полученная от компьютера информация заставила согласиться с необходимостью организации церемонии «въезда на белом слоне». На инструктаж собралась свита из сотни офицеров в ранге не ниже капитана третьего ранга.

— Господа офицеры, я вынужден вас оторвать от важных дел в связи с необходимостью показаться на глаза столичным бюрократам.

— Мы увидим президента Галактического альянса! — восторженно вскрикнула одна из присутствующих женщин.

Сергей присмотрелся — ба! Знакомая дама! До капитана первого ранга еще не дотянула, но погоны говорят о незаурядном старании и упорстве.

— Вынужден вас огорчить, госпожа Лаветта Флониан, в существующих обстоятельствах я и главнокомандующий, и президент, и военный министр.

— Простите, адмирал, тогда зачем вам свита из оторванных от дел офицеров? — на правах старшего по возрасту задал вопрос Анэ Троон.

— Я и рад бы отправиться только с адъютантами, — ответил Сергей, — да протокол требует.

— Вы с вашим характером обращаете внимание на протокол? Не верю!

— Увы, протокол требует от меня вежливости к Сенату.

— Какой Сенат? О чем вы?

— Все прошедшие тысячелетия столица жила самостоятельной жизнью!

— Балы, банкеты и награждение друг друга орденами? — съязвил капитан первого ранга Анэ Троон.

— Примерно так, только без орденов, указ о награждении подписывает президент.

— Если вы предлагаете разогнать бездельников, то я в первых рядах, — откликнулся Паарэ Лоффтол.

— Разогнать всегда успеем, перед нами более сложная задача.

— Оставить их в живых, — пошутил Агот Нурадин.

— И не только. Сенат состоит из полномочных представителей от каждой звездной системы.

На какое-то время в зале возникла тишина. Офицеры просчитывали возможные последствия своих действий.

— Вы бросите нас на съедение этим слизнякам?

— Пузыриться они конечно же будут, придется потерпеть, присмотреться, а затем придушить.

— Как же их придушишь?

— У нас больше возможностей, позволяющих провести акцию устрашения.

— Показательный расстрел или порку? — невесело пошутил Агот Нурадин.

— Доставить в столицу новых сенаторов.

Офицеры зашумели, идея понравилась всем. Вообще политика относится к разряду человеческой деятельности, где истина и логика отсутствуют по определению. Простой пример коммунистической пропаганды по отношению к царским офицерам, которые «бездушно бросали серые солдатские массы на колючую проволоку империалистической войны». В Первой мировой войне немцы потеряли на Западном фронте 5,3 миллиона человек, англо-французские войска 8,5 миллиона. На Восточном фронте суммарные потери Австро-Венгрии, Германии и Турции составили 9,2 миллиона, а Россия потеряла 1,7 миллиона. Вот вам и «бездарные царские генералы»!

В неменьшей мере политическая болтология касается войны 1812 года. Что там только не плетут по этому поводу! Пишут монографии и целые книги. Если обратиться к простым цифрам, то 12 июня 1812 года Наполеон атаковал Россию с армией в 620 тысяч человек. В ноябре через Березину переправилось всего 30 тысяч. А где же армия? Французские солдаты попросили у Александра Первого политического убежища? Или рассосались по бескрайним полям России? Наполеон не просто проиграл войну или был разгромлен, он потерпел крах. История не знает ни одного другого случая, где безвозмездные потери армии составляют 95 процентов. При этом не следует забывать, что французский император потерпел крах от малочисленной русской армии. Его встретили войска в 120 тысяч, а гнали по Европе 240 тысяч. Гнали в буквальном смысле этого слова, ибо русская армия пополнилась за счет казачества, в первую очередь башкирского, коих было под рукой Александра Первого аж 70 тысяч.

Столичная планета Таразеда — это в первую очередь сама столица, город Тысячи солнц. Толпа встречала адмирала Алексеева восторженными криками. От неимоверного шума Сергей почти не слышал сопровождающих его офицеров. Для подобных церемоний когда-то давно был построен специальный амфитеатр с просторной посадочной площадкой в качестве сцены.

— А сенаторов-то нет, — ехидно заметил Анэ Троон.

— Ничего страшного, — ответил Сергей, — я прихватил перчика, чтоб подсыпать им под хвост.

— Не перестарайтесь, как бы не пришлось брать штурмом собственную столицу.

— Послушайте, Анэ, вы дали мне хорошую идею!

— Высадить войска?

— Хуже, назначить вас постоянным представителем президента и верховного главнокомандующего.

— За что такая немилость?

— За умение видеть серьезные проблемы. Сегодня подпишу два указа.

— Почему два?

— Вторым указом вы назначаетесь военным министром.

— Такой симпатичный молодой человек, а наклонности настоящего садиста.

— Ну построите вы всю столицу по стойке «смирно»? Попыхтят и привыкнут.

— Вы хотите сказать, что садист это я?

— Я бы не стал утверждать, но порядок наведете.

— А что? Я согласен! И старушке моей придется по нраву столичная жизнь.

У подножия сцены или подиума стояло пятьдесят самых обычных лимузинов. Подобной чести удостаивались только самые почетные гости.

— В президентский дворец, — садясь в машину, сказал Сергей водителю.

— Туда вход посторонним запрещен, — равнодушно ответил шофер.

— Выполнять! — рявкнул Сергей.

От неожиданности водителя подбросило, он с опаской покосился на адмирала.

— Повторить полученный приказ!

— Ехать туда, — водитель неопределенно махнул рукой, — в президентский дворец. Только я пре…

— Я спрашивал ваше мнение?

— Н-н-неет, — проблеял водитель.

— Поехали.

Кавалькада лимузинов плавно тронулась, медленно совершила круг почета. Затем автомобили нырнули под арку трибун и не спеша покатили по широкому проспекту. Люди стояли вдоль дороги стеной, они что-то кричали, размахивали флажками Галактического альянса. Вот и первая нестыковка, встречающие перегородили магистраль, подразумевалось, что кортеж повернет влево, а президентский дворец прямо. Водитель беспомощно повернулся к адмиралу:

— Там люди, мы должны повернуть налево.

— Сбавить скорость до минимума и продолжить движение, народ разойдется.

— Я боюсь.

— Останови машину и выходи!

— Вы не сумеете! Такие машины выпускают по спецзаказу вручную! Здесь нет никакой электроники! Вы загубите уникальный двигатель внутреннего сгорания! Эх, погибла тонкая механика.

— Сам выйдешь или тебя выкинуть? — ласково спросил адмирал.

Водитель горестно вздохнул и вышел из машины, Сергей перебрался за руль и медленно тронулся вперед. В чем разница паровых механизмов древних египтян от первых паровых машин XVIII века? Правильно, дрова разные.

Радостная публика сначала не поняла, почему автомобиль, непрерывно сигналя, надвигается на них. Женщины и девушки посылали воздушные поцелуи, мужская половина складывала ладони в знак рукопожатия. Наконец толпа начала раздаваться в стороны, освобождая проезд, а когда перед набравшими скорость лимузинами открылись ворота парадного въезда в президентский дворец, люди все поняли, и сзади раздался рев восторга.

— Так, господа, — обратился адмирал к своим офицерам, — президентская гвардия и обслуживающий персонал будут готовы через десять дней.

— Десять дней в осаде? Не много ли? — заметил Анэ Троон.

— Вы, как министр обороны, займитесь своим департаментом, приказ уже на вашем столе.

— Какие у вас будут пожелания?

— Только одно, не забирайте много людей.

— И все?

— Нет. Кого предпочтете в качестве начальника Адмиралтейства и начальника штаба?

— Мое мнение для вас принципиально?

— Оно принципиально для вас. Сотрудничество должно быть плодотворным и бесконфликтным. Мы возрождаем флот.

— Я учился вместе с Лаулом Меалисом и Сиагом Накасо, оба остались на Золотых горах.

— Не поверили в успех?

— Не захотели мешать молодежи в карьерном росте.

— Сегодня подпишу указ, а вы пошлите личное приглашение, я открыл телепортал во дворец.

— А нам чем заниматься? — поинтересовался Паарэ Лоффтол.

— Всем найдется дело. — Сергей посмотрел на офицеров. — Капитан третьего ранга Лаветта Флониан, вам поручается встречать всех визитеров. Записывайте цель визита и ничего не обещайте.

— Капитан первого ранга Агот Нурадин, на планетарной орбите десять больших артиллерийских кораблей. Вам изучить их состояние, укомплектовать экипажами. Затем отправить на верфи для переоборудования.

— Капитан первого ранга Паарэ Лоффтол, изучить состояние орбитальных боевых станций и обеспечить минимальным экипажем.

Большинству офицеров Сергей дал личные поручения, остальные перешли в «группу поддержки» министра обороны, начальника Адмиралтейства и начальника штаба.

Собрание Сената состоялось на десятый день. Сами сенаторы не скрывали своей готовности дать самозванцу бой. Программы новостей все предшествующие дни буквально захлебывались от потока гневных высказываний и предупреждений. Президент должен выбираться народом, а не сваливаться на голову неизвестно из каких краев. Сергей вместе с небольшой группой своих людей сидел в президентской ложе. Открытие внеочередной сессии Сената катилось по рельсам традиционных процедур. Наконец прошло голосование по повестке дня, после чего председатель собрания обратился к Сергею:

— Господа Сенат, к вам хочет обратиться адмирал граф Алексеев.

По залу прошел гул, завершившийся свистом с выкриками «судью на мыло». Сергей продолжал спокойно сидеть в своем кресле. Сенаторы зашушукались, послышались смешки.

— Вы передумали перед нами выступать? — елейно промолвил председатель собрания.

— Прежде я хочу услышать правильное к себе обращение.

— А собственно, на каком основании вы претендуете на должность президента?

— Кто из вас может подтвердить сенаторские полномочия? — в свою очередь спросил адмирал.

— Пожалуйста, каждый из нас имеет сенаторский знак.

После этих слов все триста сорок девять человек подняли над головой значок в виде золотого солнца на серебряных ладонях. Явно репетировали сей трюк.

— Я спросил о полномочиях, а не о переданных по наследству значках.

На какое-то мгновение в зале повисла недоуменная тишина, которую разорвал крик сенатора от Летона:

— Сам-то кто? У тебя и этого нет!

Сергей медленно встал и поднял обе руки. В то же мгновение в зале развернулась голограмма, где каждый мог ясно увидеть золотой президентский значок и пояс верховного главнокомандующего.

— Итак, господа, временно исполняющие обязанности сенаторов, на основании решения правительства системы Пикок подтверждаю полномочия сенатора Ирия Леуина.

Можно сказать, что тишина грянула. Ирий, поправляя свою непослушную седую шевелюру, гордо направился к своему сенаторскому месту.

— На основании решения правительства системы Сулафат подтверждаю полномочия сенатора Асуна Кциана.

Это настоящий политический волкодав, прошедший суровую школу настоящих парламентских баталий.

— На основании решения правительства системы Альфар подтверждаю полномочия сенатора Нига Джитама.

Молод, энергичен, честолюбив, политических противников будет рвать на части.

— На основании решения правительства системы Альгур подтверждаю полномочия сенатора Гуала Теерта.

К своему креслу пошел тот самый первый человек, которого в свое время Сергей встретил у фонтана. Трезвый расчет, рассудительность и взвешенность слова гарантировали неоспоримый авторитет среди сенаторов.

— На основании решения правительства системы Изар подтверждаю полномочия сенатора Файдаха Имувуд.

Явно выраженная военная выправка не оставляла сомнений о недавнем прошлом нового сенатора.

— В связи с отсутствием полномочий удалить из зала постороннего человека, занявшего кресло сенатора от системы Летон.

В зал вошли гвардейцы, подхватили под руки человека, который еще не осознал драматизма последствий, и буквально выкинули его в коридор.

— Остальным сенаторам в шестимесячный срок представить документы о наделении сенаторскими полномочиями.

— Как нам попасть на свои планеты? — жалостливо прошепелявил председатель Сената.

— Обращайтесь в Адмиралтейство, в Галактическом альянсе достаточно кораблей.

Сергей своего добился. Нет, в президентское кресло он не рвался, и чин верховного главнокомандующего ему не нужен. Причина не в отсутствии честолюбия или самоограничении карьерных стремлений. Ему достаточно своих забот на далекой Земле плюс реализация полученных знаний и технологий Галактического альянса. Для минимального внедрения не хватит человеческой жизни.

Инаугурация проходила под слащавые улыбки сенаторов и боязливые поздравления членов кабинета министров. Народ ликовал в надежде на скорое возвращение известных по кинофильмам беспечных времен. Сергей иногда с надеждой поглядывал на Анэ Троона. Все надежды только на него. Сумеет ли он размотать клубок политических интересов, где под ширмой демагогии скрыты конкретные личные интересы? Официальная церемония переместилась в банкетный зал — шампанское, музыка, танцы.

— Что-то вы невеселы, господин граф?

Сергей обернулся, перед ним стояла странная пара, высокий мужчина с обесцвеченными волосами и в черных очках. Рядом широкоплечий низкорослый крепыш. Эльф и гном, догадался адмирал, дипломаты и представители иных цивилизаций галактики.

— Прошу в комнату переговоров, там вам будет намного комфортнее.

Все выходы из банкетных павильонов и залов охранялись парами невозмутимых гвардейцев. Действительно настоящие солдаты и офицеры, прошедшие многочисленные сражения и стоящие во дворце по праву лучших.

Первое время Сергей их несколько опасался, точнее, чувствовал себя неуютно, однако быстро освоился. Общение на ментальном уровне позволило лучше понять реалии той войны. Они передавали свои воспоминания вместе со зрительными образами, адмирал, как военный человек, мог точно формулировать интересующие его вопросы. Кроме того, установлению взаимопонимания способствовали совместные занятия в спортивном зале. Здесь гвардейцы-дауры отводили душу, в спаррингах с президентом им импонировала весьма неслабая подготовка правителя, и в большинстве случаев дуэли заканчивались ничьей. Человек в рукопашной схватке на равных с дауром — никто из них не слышал о подобном.

Гвардейцы четко шагнули в стороны, Сергей с дипломатами вошел в специальную комнату.

— Наконец-то я увидел это чудо инженерной мысли! — произнес эльф.

— Да и мне приятнее чувствовать себя гномом, а не бревном в океане, — добавил гном.

В помещении царил полумрак, эльф уютно устроился на тахте замысловатой формы, снял свои очки и посмотрел на освещающие его лампочки фиолетового цвета. Гном в свою очередь взгромоздился на массивный табурет, где начал бесцеремонно болтать ногами. Он получил свое родное трехкратное тяготение.

— Кто желает отведать «Растворитель камней»? — вежливо спросил адмирал.

— Не может быть! — оживился гном. — Выдержка в семь с половиной тысяч лет! Сородичи умрут от зависти!

Химсостав приготовят за пару минут, но незачем разочаровывать почтенного гнома. Зелье действительно улучшало пищеварение, но для человека ограничивалось несколькими граммами в месяц. Рецепт был разработан десятки тысяч лет назад, здесь, на столичной планете, для тогдашнего правителя гномьих миров.

— Кто желает отведать «Шум мотылька»? — новый вопрос обращен к эльфу.

Эльф буквально подпрыгнул на своем ложе.

— Мы давно уже смирились с утратой этого божественного напитка. Сегодня же отпишу правительнице о своих ощущениях.

Это зелье также составлено здесь, и специально для эльфов. Один из дипломатов начал жаловаться на ухудшение слуха, объясняя проблему городским шумом, очень вредным для нежных ушей эльфов. Врачи разработали препарат с учетом пристрастия дипломата к спиртным напиткам. Неизвестно, как сей напиток действовал на слух, но людям был противопоказан по причине наличия токсинов мухомора. Вечер прошел в теплой и дружеской атмосфере, на прощание стороны долго обнимались и целовались. В общем-то, и все. Цивилизации живут рядом многие десятки тысяч лет, взаимных интересов нет, конфликтов и противоречий нет. На планетах гномов могут жить только гномы, на планетах эльфов могут жить только эльфы. Во время войны с тольтеками люди, эльфы и гномы встали единым союзом, вместе воевали, вместе и победили. Почему же сейчас не выпить по этому поводу?

Торжества, фейерверки, фуршеты и балы продолжались полную неделю. Сергей не торопился, в системе Изар собиралась маленькая эскадра для интервенции в систему Белат. Там идет война между правительствами двух планет. Причины войны для адмирала не имели никакого значения, тем более что бились почти сотню лет. Сами жители давно забыли первопричину. Сергея интересовало другое, в системе произошел последний бой между эскадрами адмирала Зака Астарда и рейдерской эскадрой тольтеков. Это было последнее сражение войны, из которого никто не вышел живым. Надо найти обломки кораблей с уцелевшими компьютерами и установить координаты Земли. Пора домой, слишком он задержался в своих галактических странствиях, так и дети не узнают своего отца.

Глава 11 ПРОБА СИЛ

Государственный аппарат со скрипом и скрежетом приступил к реальной работе. Разбросанные по галактике заводы и базы сырьевых ресурсов постепенно реанимировались. Флот начал приобретать черты военной организации, а не группу ребятишек, играющих в «Зарницу» или космическую стрелялку. А пока в президентском дворце продолжались ежедневные банкеты с танцами и прочими увеселениями. Из серьезных дел можно отметить только визит на Графиус. Планета океанического типа без континентов с общей поверхностью суши чуть более одного процента. В свое время она получила туристическую популярность благодаря огромным океанским водопадам. На Земле перепады высот уровня океана колеблются в пределах ста метров, что вызвано несовпадением гравитационного поля с уровненной поверхностью теоретического геоида. В то же время океанские водопады Яванского моря и Соломоновых островов не превышают одного метра.

Другой приманкой для туристов являлась концентрация киноиндустрии, что и послужило причиной визита. Тысячелетия изоляции не обошли стороной и Графиус, киношники ставили фильмы ради собственного удовольствия, увлекаясь мистикой и оторванным от жизненных реалий фэнтези. Пока сенатор отстаивал свои права на кресло в столице, Сергей соблазнял сценаристов и режиссеров.

— Изоляция отбросила цивилизацию на некоторых планетах чуть ли не на уровень каменного века. Вы просто обязаны запечатлеть трагедию для наших потомков, — убеждал Сергей вальяжных мэтров замкнутого междусобойчика.

— Развитая личность не может деградировать, — парировал мэтр Камби.

— Вы высказываете личное мнение, а я говорю о том, что видел своими глазами.

— Не верю!

— Хотите пари?

— Месяц полета в одну сторону? Да я за это время сниму четыре фильма!

— Конкретный пример стоит денег. Визит на планету Альфар с продолжением разговора завтра утром.

Заинтригованный бомонд согласился, а быт первопоселенцев с постоянной борьбой за выживание потряс лощеную публику до глубины души. Следующее собрание превратилось в театрализованное представление, где одни описывали ужасы жизни в окружении гигантских тигров, другие ахали и вытирали слезы. Сергей подкинул трансформированные истории Маугли и Тарзана. Затем добавил видоизмененный рассказ о жизни японского солдата, которого вытащили из джунглей Филиппин в середине шестидесятых годов. Бомонд возжелал немедленно двинуться «в люди».

Сергей, как и большинство его офицеров, не избегал вечерних развлечений и танцев. Это и разрядка нервной системы, и удовольствие, и возможность глубже понять тот мир, куда он попал по собственной глупости. Вечерами, поднимаясь в спальню с очередной светской львицей, он стал замечать Лаветту Флониан, которая старательно пряталась в анфиладе колонн. Впрочем, девушка его не выслеживала, а пряталась от посторонних глаз, а вскоре выяснилась причина такого поведения. Во время одной из тренировок в спортивном зале, которые Сергей проводил совместно со своими гвардейцами, он заметил в женском секторе Лаветту. В отличие от гвардейцев, она под руководством сержанта осваивала науку танца. Сбиваясь с ритма и неуклюже переставляя ноги, капитан третьего ранга, закусив губы, раз за разом отрабатывала основные шаги то одного, то другого танца. Если человек стремится к поставленной цели, ему необходимо помочь. На другой день Лаветта получила предписание явиться в центр ментально-физической подготовки. Это самый быстрый и надежный способ научиться танцевать, и не только. В программу обучения адмирал вложил придворный этикет и искусство обольщения, что, по его мнению, позволит девушке быстрее найти себе подходящую пару.

Наконец эскадра собралась: два крейсера, четыре больших артиллерийских корабля, два мощных излучателя и дюжина мелких кораблей дальнего дозора и разведки. Основные боевые единицы предназначались для демонстрации силы, на малышей ложилась основная работа. Это традиционное правило: чем меньше корабль, тем тяжелее служба. Дозор и разведка, поиск противника и первый огневой контакт для определения его боевых возможностей. Система Белат с двумя обитаемыми планетами послужила последним пристанищем разбитых в последнем сражении кораблей. Для Сергея это был хороший шанс найти координаты Солнечной системы. Экипажи могли телепортироваться с кораблей на планеты или уйти на спасательных ботах. Компьютеры, в том числе и навигационные, прошедшие тысячелетия оставались в обломках. В безмолвном кружении вокруг местного светила должны сохраниться необходимые Сергею цифры.

Условный сигнал с корабля разведки сообщил о возможности безопасной телепортации. Пространство вспыхнуло серебристым сиянием, флот вошел в систему Белат. Именно всплеск яркого холодного света отвлек воюющие стороны от очередной битвы. Сергей внимательно слушал доклады офицеров.

— Докладывает пост слежения номер два. Орбита планеты Белат-3, четыре корабля неизвестного класса выпускают неуправляемые десантные модули.

— Докладывает пост слежения номер один. С поверхности планеты Белат-4 зафиксирован старт шестнадцати ракет с химическими двигателями.

— Докладывает пост слежения номер два. Орбита планеты Белат-4, установлен свободный дрейф двенадцати кораблей неустановленного типа.

— Докладывает пост слежения номер один. Химические ракеты вышли на орбиту планеты и выпустили управляемые боеголовки.

— Докладывает пост слежения номер два. Орбита планеты Белат-4, обнаружены три орбитальные станции неустановленного типа.

В общем картина ясна.

— Докладывает командир БЧ-4. Противоборствующие стороны используют связь с частотной модуляцией.

— БЧ-4, определить возможность связи с планетарными компьютерами, — приказал адмирал.

— Докладывает командир БЧ-4, связь установлена, линия переведена на ваш пояс.

— БЧ-4, передать приказ противоборствующим сторонам немедленно прекратить боевые действия.

Приказ несколько запоздал, атакующий флот уже уходил с орбиты Белат-3. Одновременно зашевелились корабли на орбите Белат-4, но медленно, очень медленно, они сойдутся в единый кулак только через три недели.

Сергей перевел пояс на ментальную связь с планетарными компьютерами. Полученная информация говорила о самом обычном конфликте за власть, деньги и ресурсы. Две планеты развивались практически синхронно, пока на Белат-4 не вышли в космос и не нашли «собратьев по разуму» на Белат-3. Первое время контакт ограничивался обычным радиообменом, затем через орбитальные спутники начали передавать телесообщения. Мир, дружба и взаимный интерес, совместные планы по освоению далеких звезд. Идиллия переросла в войну после создания на Белат-4 ядерного двигателя для космических ракет. Сам принцип достаточно прост и давно известен на Земле, частые импульсы создают ракетную тягу. С учетом того, что в России минимальный вес ядерной боеголовки для артиллерийского снаряда составляет всего сто граммов, то несложно создать достаточно прочный отражатель для корпуса. Необходимо предварительно разогнать саму ракету, в противном случае экипаж размажет по кабине.

Первое боевое применение ракет с импульсной тягой СПГ (свободно поршневых групп) состоялось в 1943 году, когда эскадрилья Пе-8 сделала пуск на Берлин от острова Борнхольм. Сама история создания этих ракет началась с анекдотической случайности. Октябрь 1941 года, Москва замерла в ожидании фашистского штурма, вражеские бомбы падают на город каждую ночь. После одной из таких бомбардировок патруль НКВД обратил внимание, что во дворе одного из заводов продолжает стрелять зенитка. Понятное дело, пошли на завод, дабы урезонить завоевавшихся зенитчиков. Дальше ожидал сюрприз, завод эвакуирован, на проходной пацан с наганом, а в пустом цехе группа молодых энтузиастов испытывает «наш ответ Гитлеру». Патруль НКВД увел самовольное КБ в КПЗ, а утром изобретатели предстали перед пенсне товарища Берия.

На Белат-4 приступили к строительству флота вторжения, полагая сбросить десант по принципу капсул свободно-динамического торможения. Одновременно с подготовкой к десанту начали отрабатывать варианты орбитальной огневой поддержки. Дело в том, что с орбиты не выстрелить по планете и не сбросить бомбу. Подобное действие окончится пшиком с менее заметными последствиями, чем падение метеорита. Сброс бомбы с аэродинамическим торможением приводит к рассеиванию с радиусом в сто километров. Аналогичный метод сброса контейнера с ракетами столь же бессмысленный. Головка самонаведения должна получить цель до своего пуска, в варианте аэродинамического торможения сие невозможно. Дистанционное наведение спотыкается о систему активных помех.

Решили атаковать с расчетом на последующее снабжение с орбиты. На головы жителей Белата-3 свалились десантные модули с десятком солдат в каждом. Не ожидавшие нападения жители все же уничтожили десант. Полиция и добровольцы сумели блокировать разрозненные группы, а затем и подавить. Началась война, которая к данному моменту продолжалась более ста лет. Белат-4 накапливал силы, а Белат-3 относительно успешно отбивался, даже сумел уничтожить четыре межпланетных корабля. Защитники применили методику пуска ракеты с человеком на борту. После выхода на орбиту космонавт ориентировал свой аппарат на цель и осуществлял пуск ракет с головкой самонаведения. Дальше отстрел капсулы и возврат домой. Не очень надежно, большие потери превратили космонавтов почти в камикадзе, но это лучше, чем ничего. Кстати, если вспомнить японцев, их вынужденная мера самозащиты была вполне эффективной. Это сегодня пытаются скрыть огромный успех человеко-торпед и человеко-ракет. К примеру, провал десанта на Тайване заставил Рузвельта и Трумэна просить помощи у Сталина. С помощью камикадзе японцы утопили 34 военных корабля, включая три авианосца, и повредили 288 кораблей. Наиболее серьезные потери понесли эсминцы, 13 утоплено, 87 повреждено.

Эскадра вышла на орбиту Белата-3 после установления надежной связи. Что и говорить, правительство планеты приняло давно забытого сенатора с распростертыми объятиями. Адмирал не вмешивался в политические переговоры, его внимание было сосредоточено на результатах работы поисковой аппаратуры и, конечно, на движении эскадры с планеты Белат-4. Наконец настало время для активных действий, поисковый флот отправился на изучение дрейфующих обломков, а в серебряном сиянии открывшегося на орбите планеты портала вышли два крейсера.

— Командирам БЧ-2 ликвидировать все орбитальные спутники и станции, — приказал Сергей.

Дел-то меньше, чем на минуту.

— Командирам БЧ-3 выполнить расчет для уничтожения целей между планетами Белат-3 и Белат-4.

— Исполнено, к стрельбе готовы.

— Командирам БЧ-1 и БЧ-4 обработать информацию с планеты, выделить потенциально военные цели.

На планету посыпались искорки некогда орбитальных станций, спутников связи и прочее.

— Адмирал, — обратился к Сергею командир «Непобедимого», — а есть ли смысл в уничтожении военных объектов?

— Разумеется, таким способом мы навсегда отобьем охоту к любым сепаратистским движениям.

— А военная техника? Ее можно использовать в мирных целях.

— Верфь Альгур заканчивает строительство корабля поселенцев. Перегоним сюда и вывезем всю военную технику.

— Вывезем? Зачем и куда? — удивился командир крейсера.

— На Пикок, там люди за семь тысяч лет навоевались всласть.

К этому моменту закончилась обработка собранной с планеты информации, начали чмокать плазменные пушки и гудеть электросваркой излучатели.

— Докладывает командир БЧ-4, установлено местонахождение президента, гражданского и военного руководства планеты.

Сергей повернулся к генералу Тай Ялу и легонько хлопнул его по плечу. К чему слова, если ментально все оговорено и согласовано, тем более что для любого гвардейца это далеко не первая операция.

Пока высокопоставленные пленники пытались проморгаться и понять произошедшее, крейсеры уже вернулись на орбиту Белат-3.

— Абсолютная беспомощность, вместо охраны неповоротливые истуканы, — дал ментальный отчет генерал Тай Ялу.

Вместо ответа Сергей показал большой палец, затем повернулся к пленникам.

— Господа, вы на борту крейсера «Непобедимый», я адмирал Алексеев.

— На каком основании вы атаковали нашу планету и захватили нас в плен?

— У меня два ответа. Первый — на том же основании, что и вы атаковали Белат-3. Второй — я верховный главнокомандующий Галактического альянса. Что вам больше нравится?

— Если вы верховный главнокомандующий Галактического альянса, то обязаны немедленно вернуть нас на родную планету.

— Почему?

— Мы являемся законно избранным правительством!

— Я вас не спрашивал о выборах. Повторяю вопрос — почему я должен вас оставить в покое?

— Мы законное правительство планеты!

— По закону Галактического альянса организаторы вооруженного мятежа подлежат смертной казни.

— Это наши внутренние разногласия! Вам до них нет никакого дела!

— Ошибаетесь, господа, вы создали подчиненную себе армию. За это полагается смертная казнь. Вы начали убивать граждан Галактического альянса, за это тоже положена смертная казнь.

— Мы не знали, мы не хотели, пощадите нас.

Несмотря на позднее время, на центральной площади столицы Белат-3 собралась огромная толпа народа. Вокруг собранного на скорую руку возвышения двойным кольцом стояла полиция. Вот вспыхнуло белесое сияние, и на подиуме появились правители врагов. Сто лет ненависти закончились отмщением.

Сенатор развил бурную деятельность, он метался между двумя планетами, редактировал конституции и законы о политических партиях. Организовывал телевизионные диспуты и передачи о Галактическом альянсе — одна из традиционных форм скрытой рекламы, которую успели подготовить сенаторы для своих отсталых миров. Сергей в эти дела не вмешивался, он вместе со всеми рыскал по системе в поисках обломков кораблей и других свидетельств былого сражения. Нашлось семь относительно целых кораблей тольтеков, которые были взяты десантом дауров на абордаж. Только вот память компьютеров оказалась абсолютно пустой, прошедшие тысячелетия отформатировали носители начисто. Наконец, нашли обломки кораблей адмирала Зака Астарда. Увы, в памяти компьютеров находились координаты маршрута и данные последнего боя, и никаких следов об основной цели эскадры. Отсутствовала даже путевая точка верфи Альгур.

Жаль, придется отправляться в систему Везен. Ну а сейчас надо довести дело до конца, буксирам доставить к верфи трофейные корабли. Нельзя упускать прекрасную возможность изучить оружие, двигатели и возможности бывших врагов. НИИ кораблестроения неизбежно почерпнет для себя много нового. Гвардия и молодое пополнение провели торжественный ритуал прощания с погибшими. Собрали и передали адмиралу три с лишним десятка закладных досок, в том числе и вражеских. От флагманского корабля адмирала Астарда осталась только космическая пыль, зато флагман врагов оказался в числе трофеев. Зал Славы Президентского дворца пополнится новыми экспонатами, в том числе белыми флагами с красным солнцем посередине.

Возвращение в столицу превратилось в парад победителей, где президентская гвардия прошла торжественным маршем. В новостях не уставали повторять названия захваченных вражеских кораблей, каждый раз подчеркивая, что шестнадцать вражеских кораблей взяты вдвое меньшей эскадрой. Далее, как бы в продолжение темы, сообщалось о буксировке на верфь трофейных кораблей тольтеков во главе с вражеским флагманом. Незнающий человек воспримет эту информацию как единое целое с предыдущей и сделает вывод о блестящей победе над врагами. Первоначально Сергей хотел возмутиться и потребовать правдивой информации, но глядя на радостные лица людей и торжественный марш гвардии со сводной ротой корабельных офицеров, составил приказ о награждении. Праздник так праздник. Он не собирается донкихотствовать.

На этот раз отлет эскадры задержался не по причине подготовки кораблей, а из-за череды чествований, банкетов и балов. В один из вечеров адмирал заметил Лаветту Флониан, которая выглядела вполне уверенной и даже несколько скучающей. Сергей пригласил девушку на танец, а утром корил себя за грубое нарушение собственных принципов. Служба службой, а любовница только со стороны. Однако капитан второго ранга, и когда это она успела пройти очередную аттестацию, скромно и незаметно исчезла из его спальни.

— К вам можно, господин президент? — в дверях кабинета стоял начальник Адмиралтейства.

— Разумеется, проходите, устраивайтесь.

— Вы так и собираетесь до конца дней мучить своих слуг?

— Чем же я их успел замучить? — удивился Сергей.

— Еще и спрашивает! Два человека за вами, как ниточка за иголочкой. И накормить, и одежду подготовить, и президентские покои содержать в порядке и чистоте.

Опять те же упреки, что в свое время высказал ему Потемкин.

— Вы на них повесили обязанности адъютантов и личных секретарей, — продолжил Лаулом Меалис.

— Непривычно находиться в окружении свиты, — вздохнул Сергей.

— Вы президент, свита дается не лично вам, а президенту.

— Анэ Троон, наверное, сидит за столом секретаря?

— Разумеется! Кому-то надо разруливать мощные потоки бюрократического творчества.

Сергей ментально попросил своего зама зайти в кабинет.

— Вы оказались моим спасательным кругом, — обратился к нему адмирал, — прошу вас подобрать соответствующий персонал.

— Не могу, граф, это выше моих полномочий.

— Как это выше? Кто может набрать персонал секретарей, слуг, поваров и так далее?

— Только вы.

— Так я сам должен бегать по городу?

— Зачем? Постоянными обитателями дворца кроме президента и его семьи могут быть только дауры, остальные гости-визитеры.

Логика создания биоробота-воина вполне понятна, так же как и биоробота-слуги, но жить во дворце, где вместо людей одни искусственные создания, это чересчур. Но не он создавал такую жизнь и действующие законы.

— И у вас технический персонал должен состоять из дауров? — спросил Сергей.

— На сегодня потребности столицы в даурах составляют одиннадцать с половиной миллионов человек.

Да, именно человек. Как житель Земли, Сергей не мог отрицать того факта, что вся монголоидная раса это полноценные люди.

— Я понял свою ошибку, Центр рекреации немедленно приступает к восстановлению недостающего звена.

— Вы расставили приоритеты? — уточнил Анэ Троон.

— Да, сначала заполнение остродефицитных мест, затем постепенный выход на полное количество.

— Спасибо, граф. Кстати, все недосуг было спросить, откуда у вас этот титул? Для Галактического альянса дворянские титулы чрезвычайная редкость.

— Пожалован императрицей Екатериной Второй. Планета Земля, которую захватил адмирал флота Бхонсл.

— Так вы выходец из нашей новой столицы! Почему же замалчиваете свое происхождение?

— Чем хвастаться? Координат планеты я не знаю, плюс телепортация сыграла злую шутку со временем.

— Как это? Вы попали в будущее?

— Если бы. В прошлое на двести пятьдесят лет, да еще помолодел, хорошо еще не до младенческого возраста.

— Так вот в чем дело! Мы-то все удивляемся, юноша, а выдает зрелые решения.

— Насчет зрелых решений, пополнение даурами создаст излишек населения на планете.

— Мы вас поняли, план расселения и трудоустройства пятнадцати миллионов человек будет разработан и представлен на утверждение.

Далее пошла рутинная работа с обсуждением конкретных мер или выбором приемлемых вариантов. Открытие дверей в столицу, с одной стороны, сняло ворох мелочных забот, вместе с тем бросило на плечи более серьезные заботы.

Наконец Сергей смог выбраться на орбиту для осуществления другого варианта добычи координат Солнечной системы. Реабилитация после ранения на транспортном узле познакомила его с голограммой захвата вражеского штаба. Именно по программе для неведомого героя его прогнали по семи кругам физической подготовки дауров. Основной центр рекреации космодесанта и спецназа находился на планете в системе Везен. По здравому размышлению система представляет большой интерес для Галактического альянса. Три обитаемые планеты, две из которых отданы ученым как научно-технические центры. На орбите светила находится огромный шар Везенского университета, способного принять пятьдесят тысяч студентов. Кроме того, несколько более мелких специализированных учебных центров и автономных лабораторий. Беда в том, что на нужной ему планете идет затяжная война между двумя сверхдержавами, и обе стороны владеют ядерным оружием. Был период его применения, затем период осознания пагубных последствий. Но война продолжалась, соваться туда весьма опасно. С перепугу обе стороны могут пальнуть, мало не покажется. В космос вышли обе державы, но финансовый напряг не дал продвинуться дальше спутников-шпионов да спутников связи. Для возрождения центров рекреации и биогенерации требовалось основательно влезть в интересы одной из воюющих сторон.

Крейсер «Неприступный» вышел в систему Везен в сопровождении «Отчаянного», которому добавили поисковую аппаратуру и перевели в класс кораблей передового дозора и разведки. Тишина и покой, корабли пошли ко второй планете, где некогда был центр научно-технического прогресса. Только благодаря мощной аппаратуре крейсера смогли установить связь с планетарным компьютером, а переданная история повергла экипаж в шок. Во-первых, контакт населением утерян пять тысяч лет назад. Во-вторых, население к этому времени деградировало до первобытно-общинного строя. Система Везен одна из старейших в родословной человечества, отсюда в галактику уходили первые звездолеты. Со временем ресурсы второй и четвертой планет полностью исчерпались, а третья планета, по сути, была первой, которую создали человеческие руки.

На покрытой сероводородными облаками планете установили сотни катализаторов атмосферы. Аппаратура стимулировала грозовые разряды и разложение кислоты на щелочь и воду с выпадением твердых осадков. Люди учились, делали ошибки, изучали результаты и через пятьсот лет посеяли траву, мхи и кустарники. Еще через сто лет завезли фауну, и наконец настал счастливый момент переселения людей. Именно там сейчас шла столетняя война за господство на планете. Но сначала необходимо разобраться с катаклизмом на старых планетах. Выход на орбиту второй планеты позволил подтвердить отсутствие цивилизации, но не людей. Население выжило, но скатилось до палки и костяного ножа. Отсутствие металлов можно заменить и горными минералами.

Например, когда американцы второй раз «открыли» Японию, приехавший в 1876 году исследователь Джон Милан с удивлением увидел деревянные мечи и ножи со вставками из «железного камня». На планете Везен-2 старые горы осыпались и поросли кустарником еще во времена Галактического альянса. Выживающие на планете люди занимались примитивным земледелием и охотой. Благо что разбежавшиеся из зоопарков животные размножились, аборигены могли разбавить свой рацион мясом, иначе хана. Это в условиях города и аптек можно декларировать вегетарианский образ жизни и искусственным путем получать необходимые для организма вещества. Для работы мозга требуется мясо, отсутствие этого продукта превратит человека в жвачное животное.

Выход на орбиту четвертой планеты привел сенатора от системы Везен в окончательное уныние.

— Господин президент, я не вижу никакой возможности вывести население планет на мало-мальски приемлемый уровень цивилизации.

— Почему? На мой взгляд, особых трудностей здесь нет.

— Ну как это нет! Население несколько тысяч лет не пользуется обучающими компьютерами. Они озверели!

— Это вы зря. Человеческий мозг остался прежним.

— Толку-то с этого! Расшифровка информации с разведывательного зонда показывает словарный запас в триста-пятьсот слов.

— Вполне достаточно, восприятие информации осталось на прежнем уровне, вам осталось найти способ донести до них эту информацию.

— Вы позволите организовать на планете несколько баз снабжения?

— Зачем?

— Мы будем подкармливать людей, затем обучать самых способных.

— По примеру дрессировки животных?

— Если хотите, можно и так.

— В результате вы вырастите поколение дармоедов.

— Где же выход?

— У нас есть министерство по делам колонизации и развития новых планет.

— Они не смогут помочь, какой прок от поставоксовременной техники? Они настоящие дикари!

— Не смотрите на жизнь столь пессимистично. Орудия труда и натуральный обмен позволят посадить следующее поколение на трактор.

— Какой натуральный обмен? Они сами живут впроголодь!

— Самый простой и понятный. Вы им орудия труда, они вам пару человек из своей общины.

— Рабы? Это противозаконно!

— Противозаконно владеть рабами и глупо что-то давать просто так.

— Хорошо, я организую несколько центров реабилитации, а с рабами что делать?

— Как что? Учить!

— Насильно?

— Насильно ничему не научишь. Сначала человек должен понять свою выгоду от учения.

— Как мне все это сделать?

— Да не знаю я. Вернетесь в столицу и узнаете. Уверен, вы найдете горы научных трудов на данную тему.

— Как мне не повезло! У других сенаторов нормальные миры, почет и уважение. А мне достались стаи дикарей.

— Сенат будет вам завидовать черной завистью.

— Да? Почему?

— Вы войдете в историю как человек, возродивший цивилизацию на двух планетах.

Новый взгляд на сложившуюся ситуацию поднял настроение сенатора. Он приступил к энергичным действиям, в первую очередь связался со столицей и насел на министерство по делам колонизации и развития новых планет.

Настало время заняться болезненной проблемой третьей планеты. Крейсер «Неприступный» лег в дрейф на достаточном удалении, дабы не привлекать к себе внимания, как яркая подвижная звездочка на черном небе. Общей информации собрано более чем достаточно. Огромный материк поделен между двумя государствами, ведущими борьбу за господство на планете. Условно северяне имели неоспоримое преимущество в сырьевых ресурсах и, как следствие, обладали техническим превосходством. Условно южане контролировали обширные плодородные территории и, как следствие, доминировали на рынке продовольствия. Одно государство жило на грани голода, другое использовало в сельском хозяйстве лошадей и буйволов.

На океанической части планеты находился десяток процветающих мелких государств. Их благополучие базировалось на войне великих соседей, они паразитировали на перепродаже продовольствия и новинок техники. Обе воюющие стороны знали об этом, но нужда заставляла закрывать глаза.

— У нас есть шанс на успех? — спросил сенатор.

— Стопроцентный, — ответил Сергей. — Остается вопрос о количестве жертв.

— Вы планируете применить силу?

— По конституции Галактического альянса я имею на это право.

— Военное вмешательство значительно усложнит мою миссию.

— Не думаю. Безумство войны давно уже утомило рядовое население планеты.

— Население? Здесь вы правы. Но война приносит выгоду производителям оружия и поддерживающим их банкам.

— Так же, как и посредникам с архипелагов. Это легко решаемо.

— Вы знаете способ борьбы с пропагандой? Они же с легкостью замутят мозги людей. Организуют болтовню о злобных пришельцах-поработителях.

— Планетарный компьютер установил с нами связь с первого момента входа в систему.

— Население имеет доступ к базе данных?

— Нет, жители всех трех планет относятся к псевдорасе, доступа к знаниям и технологиям Галактического альянса у них нет.

— Но электростанции и центральное здание на поверхности планеты?

— О наличии электростанций альянса они не догадываются. Южане раскопали центры рекреации и биогенерации.

— Пытаются проникнуть в залы управления и начать рекреацию в своих целях?

— Нет, они не знают функционального предназначения центров, поэтому действуют с максимальной осторожностью.

— Нам надо спешить!

— Как раз спешить не надо. Центральный компьютер еще не закончил обработку данных.

— Так долго? Чем же вы смогли озадачить столь мощный процессор?

— На моей родной планете была кровавая война, которая завершилась судом как военных, так и финансово-промышленных преступников.

— Отличная мысль! Мы выбьем стул из-под ног у всех заинтересованных в войне.

— Откуда вам известно выражение «выбить стул из-под ног»?

— Признаюсь, я не знаю первоначального смысла данного выражения, в Сенате его часто употребляют во время дебатов.

— Вам следует отправить в Сенат запрос на создание комиссии по военным преступлениям.

— Великолепное предложение! Сенат придет в восторг от такого предложения!

— После завершения сенатских слушаний дело о военных преступлениях передадут в Верховный суд Галактического альянса.

— Ну и ну! Верховный суд от скуки наказывает мух за неприличное поведение в зале заседаний.

Сенатор резво побежал к командиру БЧ-4 для переговоров со своими коллегами. Война на Везене подсказала Сергею один из способов воссоединения рассыпавшегося альянса. В галактике еще много конфликтных планет, в том числе «Индусский сектор», куда он не рисковал сунуть свой нос. Слишком большой флот и слишком опытный противник.

Расклад обстоятельств вынуждал адмирала изначально отнестись сочувственно к правительству южан. Он не знал первоначальных причин войны, как и того, кто из правителей «виноватее». Определяющим фактором являлись центры рекреации и биогенерации, которые находились на территории этого государства. Мирное начало взаимоотношений позволит в кратчайшие сроки запустить биохимические процессы. Дауры заполнят на кораблях пустующие бреши в штатном расписании. Это не только десантники, но и оружейники, операторы силовой установки и служба внешнего контроля. Интересная профессия, смысл которой он понял после своего обучения. Специальный отряд ежедневно выходил в открытый космос и осуществлял визуальную и приборную проверку самого корпуса корабля и его внешних устройств. Немаловажная процедура для тех же плазменных пушек, если принять во внимание их размеры.

Изучение городов позволило провести четкую линию между промышленными и сельскохозяйственными регионами. Здесь, как и на других планетах, во главе развития стояло железо. На Земле первые железные изделия датируются археологами 2500 годом до н. э. Это меч из Ассирии и дверные петли и серп из Египта, но самые таинственные свидетельства находятся в Индии. Знаменитый столб «Лат» в Дели весом в 17 тонн выкован из химически чистого железа. Ковка изделия подобного веса и сегодня далеко не простое дело, что говорить о покрытых мраком временах. Будь это просто кусок железа, можно было бы предположить о его естественном происхождении в недрах рудной горы. Явные следы обработки мощным кузнечным молотом подтверждаются всеми возможными методами исследования. Во времена колонизации англичане пытались его выкопать и увезти в Лондон. Они даже успели подрыть основание столба на глубину в семь метров, но последовала буря народных волнений и колонизаторы отступили. В Индии есть еще две «железные» загадки, храм Канарук в Мадрасе и храм Махавеллипура в Голконда, где в качестве перекрытия установлены стальные балки длиной в семь метров и шириной в двадцать сантиметров. Это технологии двадцатого века!

Тем временем Сергей изучал причудливый зигзаг линии фронта. Южане явно оборонялись, создавая надежную систему долговременных укреплений. Северяне концентрировали силы на выгодных для себя участках и готовили прорыв с помощью мощной артиллерии и бомбовых ударов. В данный момент они прорвали оборону в лесистой местности и пытались преодолеть пятисоткилометровую полосу густого леса. Южане готовили сюрприз в качестве лесного пожара.

— Как вы думаете, у них получится заманить противника в лес? — спросил Агот Нурадин.

— Трудно предположить развитие наступления, — осторожно ответил Сергей.

Сложившаяся ситуация напоминала действия Второй ударной армии Волховского фронта. Самая мощная армия вермахта захватила Севастополь и под фанфары с румынским вином отправилась на уничтожение Ленинграда. Любой план военной операции направлен на убийство людей. План Манштейна поражал циничной жестокостью. Под прикрытием всяких «Толстых Берт» и прочей крепостной артиллерии, его танки должны были прорвать оборону и создать внутреннее кольцо блокады от северного берега Финского залива до южного. Далее уничтожение окруженных войск РККА и непрерывный расстрел города. Манштейн не собирался штурмовать сам город Ленинград, он планировал дождаться смерти жителей от голода. Цинизм гитлеровского генерала ужаснул даже финнов, и они отказались принять участие в финальной стадии операции.

История блокады Ленинграда не для слабонервных людей. Рассказы переживших этот ужас просто нельзя предавать огласке, слишком невероятны перенесенные страдания. Вторая ударная армия спасла положение. Удар состоялся к моменту полного сбора армии Манштейна на станции Мга. Прорвав оборону противника, полки Второй ударной армии вышли через лес прямо к железнодорожным платформам, где стояли эти самые «Толстые Берты».

— И все же, господин адмирал? Здесь просматривается вполне определенная тактика.

— На моей планете ничего похожего не было, был прорыв через лес в тыл врага и уничтожение тяжелых баллистических пушек.

— Взорвали пушки? Сколько для этого потребовалось взрывчатых материалов?

— Взрывали только противооткатные устройства, для разрушения обычной гидравлики хватит и полкилограмма.

— В таком случае ремонт не очень сложен.

— Специальные отряды поступили намного хитрее, они сняли замки, затем утопили их в болотах.

— В чем коварность подобного действия?

— В те времена орудийные замки изготавливались индивидуально для каждой пушки.

— Интересное решение, орудия надо отправить на завод, отремонтировать и вернуть обратно.

— Поступили почти что так, отвезли на завод, где они простояли до конца войны.

— Неужели предстояла столь сложная работа?

— Не знаю, но больше эти орудия не воевали.

— Лес может скрыть передвижение больших воинских отрядов.

— В том конкретном случае стояла обратная задача, привлечь врага на себя.

— Удалось? — заинтересовался Агот Нурадин.

— Еще как! Враг безрассудно бросился в лес, где понес большие потери.

— Я знаком с лесом, для успеха требуется особая тактика.

— Вот именно, особая, а противник этого не учел.

— Были допущены и другие ошибки?

— Еще какие! Они бросили в атаку танки.

— Танки в лесу? Не очень-то удобно.

— Получилась самоубийственная для танков атака.

— Здесь я не согласен. Танк не может показать среди деревьев свои лучшие боевые качества, в то же время движение через лес не погубит танк.

— Они не просто ехали через лес, они воевали и горели.

— Ах вот оно что! Случился лесной пожар и все танки сгорели в лесу!

— Так и произошло, от лучшей армии вермахта остался только штаб и командир.

— Выходит, что механизированным войскам лучше не соваться в лес.

Сергей задумался, в свое время он прочитал много мемуаров о той войне. Манштейн потерпел сокрушительный разгром, не сделав по Ленинграду ни единого выстрела. В то же время есть другой пример — Белорусская операция, стремительный прорыв через лес двух танковых армий.

— Не берусь судить стратегические и тактические приемы армейских полководцев, но в истории моей планеты есть пример успешного прорыва танков через лес.

— Даже так? Неужели в той же войне?

— Именно! Легкие танки прошли по топкому болоту и ударом с тыла сбили охранение на сухих участках. Далее в прорыв ушли две танковые армии.

— Противник не догадался поджечь лес?

— Они вообще не знали о прорыве! Спохватились, когда получили сообщение о танках в своем глубоком тылу.

— Трудно сражаться на две стороны, — посочувствовал Агот Нурадин.

— В данном конкретном случае оставалось бежать, и как можно быстрее.

Удар в тыл силами пехотных частей Второй ударной армии с обычной полевой артиллерией на конной тяге по сути классика разгрома двух вражеских армий. Вермахт потерял механизированную армию Манштейна и Восемнадцатую полевую армию. И всего-то из-за уверенности в своем превосходстве и догматизма академических взглядов.

Постепенно тема войны перешла к теоретизированию на тему античных войн. Древнейшая история Галактического альянса знала много случаев со своими Чингисханами, Александрами Македонскими, Тамерланами и Спартаками. Разные культуры народов ставили перед полководцами разные цели. Чингисхану не нужны были города, поля и рабы, он желал только богатой добычи. Захваченные города разрушались, людей безжалостно убивали. Засыпав русло Амударьи, превратили Каракумы из цветущих полей в безжизненную пустыню. Александр пытался создать Великую империю, он не грабил и старался победить врага с минимальными потерями. Зачем ему империя голодных сирот? Тамерлан попытался совместить оба качества, богатая страна и разграбленные соседи. Он не раз грабил татар, вынуждая их платить ему дань. Но походы на запад и уничтожение древнего Липецка убедили его в бедности лесистых земель. Ну а беглые рабы во главе со Спартаком просто не хотели возвращаться из цветущей империи в свои пещеры и землянки.

Наконец закончилась обработка данных по планете Везен-3, и Сергей назначил время начала операции. Гвардейцы оживились, повеселели и даже перешли со своего традиционного ментального общения на обычную речь. Адмирал не вмешивался в разработку самой операции. Что он может сказать профессионалам? У них за спиной сотни боевых операций, на груди иконостас заслуженных наград, нашивки ранений, среди которых черные полоски рекреации после смертельных поражений. Его дело указать общую задачу и ожидать конечный результат. В назначенное время маленькие отряды пошли в зал телепортации и буквально через несколько минут начали возвращаться с перепуганной добычей. Банкиры, владельцы корпораций, политики и несколько генералов — карцер постепенно заполнялся ошеломленными людьми.

Еще бы! Спишь в мягкой кроватке, тут бац, перед тобой решетка с охранником в неизвестной форме.

В голове только одна мысль: «Сколько я вчера выпил?» Гвардейцы справились с заданием в течение часа, после чего сенатор приступил к ознакомительному допросу. Первое знакомство шло простеньким конвейером. Охранник приводил недоумевающего человека в комнату «правды», где сенатор зачитывал коротенькое личное дело. Имя, род занятий, правильно? Ошибок нет? Скажите, если неправильно. Здесь шло без запинок, все подтверждали исходные данные. Далее происходили незначительные вариации: «Вы (имя) обвиняетесь в военных преступлениях и нарушении законов Галактического альянса».

Одни сразу начинали отпираться: «Ничего не нарушал, ничего не делал, свято соблюдал все законы». Другие принимались качать права: «да я тебя… да ты у меня… погоди до рассвета, сам поймешь куда попал и с кем связался». Были и сообразительные, моментально улавливали слова «Галактический альянс», после чего шли в атаку: «Мы сами по себе, ваш альянс нам не указ». Для сенатора смысл процедуры заключался в оформлении факта ареста и ознакомлении арестованного с предъявленными ему обвинениями. Затем телепортация на столичную планету и «черный воронок» с доставкой в тюрьму.

Восход солнца и утренняя передача новостей во всех государствах начинались в разное время. На то они и часовые пояса, чтобы быть разными. В этот день, несмотря на разницу во времени, сами передачи оказались совершенно одинаковыми. На экранах сначала появлялись портреты местных известных личностей, затем иностранных, и голос за кадром говорил: «Сегодня имярек арестован за военные преступления». Звонки в студии телекомпаний поставили на уши режиссеров, инженеров и самих хозяев (если их имя не оказалось в списке). Непонятная передача велась без какого-либо участия работников телекомпаний или инженерных сетей телекоммуникации. Создавалось впечатление, что антенны и кабельные линии зажили своей собственной жизнью. Правители и прочие важные личности кинулись выяснять отношения со спецслужбами, но увы. Жертв репрессий нигде нет, никто ничего не знает, не видел, не слышал и в полной растерянности, как и все остальное прогрессивное человечество.

Сделав первый шаг, Сергей выдержал паузу, правителям надо дать время на осознание свершившегося факта. Они сейчас дружно ищут концы, созваниваются и заверяют друг друга в собственной непричастности. Спецслужбы опрашивают, допрашивают, проверяют и выясняют. Люди не могут просто так испариться и антенны не могут сами по себе вести телетрансляцию. Факт активной деятельности вражеских спецслужб ни у кого не вызывал сомнений — похищены лучшие люди государства. Воюющие страны сразу указали пальцем на виновников гнусного похищения. Независимые островные государства для приличия сделали гневные заявления и затихли, лезть в чужие разборки они не собирались. Исчезли посредники, что грели руки на войне, освободилось место для других. Нелегальная торговля никуда не денется.

На осознание произошедшего события Сергей дал два дня, после чего местное телевидение озадачило жителей планеты новыми сообщениями. Первое передавалось под заставку с видом злобного космического броненосца. Суровый голос за кадром передал приказ от имени верховного главнокомандующего Галактического альянса. Воюющим странам немедленно прекратить братоубийственную войну и отвести войска на пятьдесят километров от линии фронта. Запрещаются полеты военных самолетов и тыловые перемещения войск и техники. Второе обращение сделал сам сенатор, он говорил на фоне прекрасных дворцов столицы Тысячи солнц. Мол, с большим огорчением он узнал, что на планете Везен, которую он имеет честь представлять в Сенате Галактического альянса, идет братоубийственная война. Безобразие надо немедленно прекратить, виновные уже арестованы и доставлены в столицу, где предстанут перед справедливым судом. Результаты расследования и приговоры будут доведены до сведения жителей планеты.

Адмирал решил дать на исполнение своего приказа одни сутки. Большинство решений местных правителей можно отслеживать через электронные средства связи крейсера, но могут быть и устные переговоры, а телепортируемых подслушивающих и подсматривающих микроманипуляторов у него нет. Впрочем, реакция последовала без промедлений. Южане сразу отдали распоряжение на отвод войск. Северяне решили выждать и посмотреть на ответную реакцию. Это они зря. Нахалов сразу надо наказывать. Экстренное совещание на тему «Наш ответ Чемберлену» окончилось через минуту после начала. Члены совета, нетронутые по причине миролюбивой политики, в панике вызвали остатки начальства всяких спецслужб. Вот только рассказать ничего не смогли, типа «сверкнуло, ослепило, проморгался, а товарищей нет».

Последующие события оказались более понятными и не нуждались в дополнительных комментариях. Светит солнышко, на ветках ноют птички, средь этой идиллии начали взрываться зенитные установки, ракетные шахты, локаторы всякого разного обзора, самолеты на аэродромах и прочие мелочи столичной системы ПВО. Затем в голубом небе появился огромный корабль и, вселяя ужас в сердца жителей, бесшумно направился в сторону линии фронта. Военные тоже хотят жить, старший из офицеров немедленно отправил в действующие войска приказ об отходе с линии фронта. Стоило злобному кораблю пришельцев скрыться за горизонтом, как жители бросились на выставку достижения родной военной индустрии. Слухи не обманули, орудийные стволы непробиваемых танков были нарезаны по типу кальмаровых колец. Сверхдальнобойную самоходную пушку аккуратно разделили вдоль на две половинки. От самых лучших в мире самолетов остались блестящие шарики. Воевать расхотелось всем, даже ура-патриотам.

После возвращения крейсера на планетарную орбиту адмирал отправил сенатора на переговоры к южанам. Для солидности добавил несколько офицеров, сенатору без свиты никак нельзя. Сам вместе с Аготом Нурадином телепортировался в центр рекреации и биогенерации. Надо было видеть лица караульных солдат и офицеров южан, когда Сергей в сопровождении гвардейцев вышел из блокированных силовым полем дверей. Пока обычные солдаты-срочники и офицеры местной спецслужбы пытались осознать происходящее и принять какое-то решение, Сергей подозвал к себе ближайшего офицера.

— Я адмирал граф Алексеев, командующий вооруженными силами Галактического альянса, прошу вас представиться.

— Майор Нифан Вузиги, спецотдел Института военных исследований.

— Ваш отдел пытался проникнуть внутрь объекта министерства обороны Галактического альянса?

— Никак нет, господин адмирал. Наша задача охранять это место от посторонних.

До сознания офицеров и солдат начало доходить, что рядом с непонятным адмиралом стоят дауры.

Считались ли они у местных военных эталоном солдатской доблести или злобными искусственными созданиями, Сергей не знал. Зато хорошо видел, как караульные прижались к дверям с явным намерением бежать при первой возможности.

Адмирал обошел занятые офицерами и солдатами помещения, затем вошел в зал совещаний, где, по-видимому, собирался совет по решению проблемы преодоления преграды.

— Извините, господин адмирал, но посторонним сюда нельзя, — набравшись храбрости, заявил майор.

Молодец, не струсил, выполняет свои обязанности на все сто.

— Мне везде можно, командующий вооруженными силами Галактического альянса все-таки, — улыбнулся Сергей, затем вернулся в коридор.

В это время в дверях показался капитан первого ранга Агот Нурадин.

— Господин адмирал, производственный процесс соответствует базовой программе. А это кто? — Он указал на южан.

— Местные, из клуба любознательных.

— Вы знаете, что здесь биохимическое производство? — громогласно заявил капитан первого ранга.

Лица солдат и офицеров от удивления вытянулись, а тот на полном серьезе продолжил:

— Если на вас попадет хоть одна молекула, мне придется вас сжечь живьем.

С этими словами он достал из кармана конфетку и бросил ее в адмирала, вокруг которого тотчас вспыхнуло зеленоватое свечение.

— Вы находитесь здесь без элементарных средств биохимической защиты. Самоубийцы… — притворно вздохнул Агот Нурадин.

— Мы, это, должны отсюда уйти? — с надеждой спросил майор.

— И не приближаться к объекту на сто метров! Выполнять!

Охрана бежала стометровку на зависть олимпийским чемпионам, дауры хохотали до слез. Сергей поднял с пола конфетку, посмотрел на фантик и вернул капитану первого ранга.

— Никогда бы не догадался, что «Дюшес» можно использовать как средство биохимического запугивания.

— Изучайте логику и психологию. — Агот Нурадин забросил сосульку в рот. — Люди панически боятся невидимой угрозы.

— Страх ребенка перед темной комнатой?

— Собственная фантазия усиливает страх перед неведомым. Пойдем к наружному оцеплению?

— Пошли. Надо разобраться с местной наукой и набрать персонал для обслуживания центра.

Возле домика караульной службы клубилось столпотворение из офицеров и солдат. Они плотным кольцом окружили своих товарищей и жадно расспрашивали о неведомых пришельцах и даурах, что неожиданно для всех оказались внутри сверхсекретного объекта.

Адмирал со своими соратниками какое-то время постояли на месте. Не хотелось заставать врасплох возбужденную охрану. Зачем ставить людей в неловкое положение, тем более что они ни в чем не виноваты. Явление пришельцев из ниоткуда нельзя считать рядовым событием. Наконец, кто-то из солдат заметил вышедшую из здания группу людей, возле шлагбаума повисла напряженная тишина. Майор Нифан Вузиги с лету принял правильное решение, два взвода побежали вдоль охраняемого периметра, у КП осталось только два солдата. Логично, или он строит своих солдат и отдает рапорт неизвестному адмиралу, или остается с обычным караулом.

— Вызовите своего заместителя, — приказал Сергей.

— Зачем?

— Сейчас прилетит гравилет, на котором вы отправитесь в столицу за группой ученых.

— Я не обязан вам подчиняться!

— Мы с вами не будем обсуждать вопрос обязанностей. Приказ вашего министра обороны можно считать для вас обязательным?

— Я слишком маленькая фигура для него.

— Отлично, заодно и познакомитесь.

Из ниоткуда послышался голос сенатора:

— Я вас слушаю, господин адмирал.

— Вы сейчас у президента?

— Да, переговоры идут в позитивном русле.

— Чудесно, тему специалистов по биохимии уже оговорили?

— Списки готовы, люди оповещены.

— Гравилет на подходе, я хочу отправить местного майора Нифана Вузиги в качестве сопровождающего.

— Майору нужен приказ вышестоящего начальства, — догадался сенатор. — Минуточку.

— Я настроил на министра обороны, — продолжил он.

— Алло! — По округе разнесся начальственный голос. — Майор, э-э-э, Нифан Вузиги, вам приказывается обеспечить сопровождение наших ученых на охраняемый вами очень важный и очень секретный объект.

— Вот так, господин майор, — улыбнулся Сергей, — ваше имя стало известно министру обороны.

— Дальше от начальства, легче служба, — ответил майор.

Над головами бесшумно завис гравилет и начал аккуратно опускаться на землю.

— Извините, господин адмирал, — майор обратился к Сергею. — Вы будете помогать нам в войне?

— Запомните сами и передайте другим, армия есть только у меня, все остальные — вооруженные бунтовщики, идущие против конституции Галактического альянса.

— Нас всех уволят в запас? — с надеждой спросил солдат.

— Уволят без запаса, вернетесь к обычной жизни. — На приборе горели три красные лампочки, псевдораса.

Для идентификации ученых на «псевдо» и «чистых» Сергей оставил капитана первого ранга Агота Нурадина, а сам отправился на осмотр огромного шара когда-то самого престижного в галактике университета. Взору предстало печальное зрелище запустения и медленного разрушения. Финансирование обучения всегда и везде стояло ниже содержания канализации. Одно хорошо: основной компьютер и обучающая периферия находились в исправном состоянии. Придется вызывать буксир и доставлять этого монстра на верфь. Без основательного ремонта не обойтись.

Лаветта Флониан стояла по стойке «смирно» перед начальником Адмиралтейства. Бледное лицо с ярко-красным румянцем делало девушку настоящей красавицей, если бы не одно но.

— Еще раз повторяю, — суровый голос Лаула Меалиса подчеркивал его крайнее неудовольствие, — у вас нет никаких шансов на вакансию командира штабного корабля «Тамбов».

— Моя аттестация по сумме баллов намного превышает аттестацию капитана первого ранга Нурадина, — резко ответила Лаветта.

— Ваши слова только подтверждают мою правоту.

— И в чем же ваша правота? На штабной корабль надо ставить лучших!

— Лучшие командиры командуют лучшими боевыми кораблями. На штабных кораблях служат лучшие организаторы.

— Почему такая несправедливость? — Лаветта чуть не заплакала.

— Моя дорогая госпожа Флониан…

— Я не ваша дорогая и не госпожа Флониан, я капитан первого ранга!

— Извините, у меня и в мыслях не было вас обидеть, я так обратился к вам по причине большой разницы в возрасте.

— Извините меня за несдержанность.

— Вы должны понимать, корабли воюют, а штабной корабль создан для командира эскадры, который руководит сражением.

— Вы отдадите мне «Тамбов», если я стану командиром эскадры?

— Почему нет? Количество боевых единиц превышает списочный состав для двух эскадр. Дерзайте, покажите свое умение командовать.

— Какой корабль вы мне даете?

— Вы держите в руках свое назначение, — улыбнулся Лаул Меалис.

Лаветта прочитала приказ, она назначена командиром крейсера «Гневный». Хороший корабль, удачная серия с мощным вооружением. Два плазменных орудия, четыре излучателя и полк десанта.

По флоту пошел слух, что адмирал навел порядок еще в одной системе, где находится основной центр дауров для космофлота. Вроде бы на корабли начали поступать первые специалисты. Девушка тяжело вздохнула, ее случайная связь с адмиралом и президентом Галактического альянса неожиданно для нее самой переросла в любовь. После нескольких встреч и страстных объятий он объяснил ей бессмысленность и бесперспективность их отношений. Да, она ему очень нравится, и при других обстоятельствах он, не раздумывая, предложил бы ей стать хозяйкой президентского дворца. Однако он женат, имеет детей и разводиться не помышляет. Его семья живет на далекой планете, как только координаты планеты будут установлены, он вернется домой и останется там. У него другие жизненные цели, в его планах нет места для президентского кресла или центрального командного пульта командующего флотом галактики. На Лаветту как будто нашло затмение, нет, не сиюминутное. Она согласна на временную связь, она согласна на тайные встречи, она согласна исчезнуть из его жизни после возвращения на Землю. Только сейчас хочется быть как можно ближе и встречаться как можно чаще. К первой мечте стать командиром огромного штабного корабля добавилось стремление быть рядом со своим любимым мужчиной.

«Гневный» после завершения заводского ремонта заканчивал ходовые испытания. Лаветта на рейдовом катере совершила облет своего корабля, после чего лихо проскочила через лацпорт и оказалась на десантной палубе. Ее встречали старший офицер Румейла и вахтенный офицер Чеу Дуарте, все свои. Они без фамильярности, строго по уставу отдали рапорт командиру крейсера и застыли в ожидании распоряжений.

— Вольно… девочки, сейчас мы одни, можно без официоза.

— Официоза? Лаветта! Я где-то слышала это слово, — лукаво улыбнулась Румейла, — только ничего не подумай, у нас не было никаких официозов и прочих нюансов.

— Ой, девочки, молчите! Попалась я, как птичка в сети.

— Не выпускает?

— Хуже, не держит.

Женщины дружно вздохнули и отправились в командирскую каюту. До первого приказа на патрулирование осталось всего семьдесят два часа. Надо успеть все показать, разъяснить и доложить. Ремонт корабля проходил быстро и без нареканий. Количество дауров на верфи ежедневно увеличивалось. С баз сырьевых ресурсов непрерывной чередой приходили транспортные корабли. С космических заводов начали поступать особые полимолекулярные компоненты. Ученые и специальные автоматические зонды изучали трофейные корабли тольтеков. Верфи готовились к закладке новых кораблей.

Вот он, долгожданный момент! Акт приемки корабля после ремонта подписан, «Гневный» разогнался до крейсерской скорости, до телепортации в район патрулирования осталось двенадцать часов. Конечно же весь экипаж знал о предстоящем задании, но по традиции командир зачитывал приказ после выхода из места базирования. Лаветта вышла на десантную палубу, где ровной шеренгой стояли все офицеры, за исключением вахты.

— Смирно! Госпожа командир, офицерский состав крейсера «Гневный» построен, докладывает старший офицер Румейла.

— Вольно! Господа офицеры, нам выпала честь приступить к первому боевому патрулированию с высокой вероятностью встречи с вооруженным сопротивлением.

Лаветта развернула полученный приказ.

— Наша цель — система Тайгетта, где по данным службы разведки высокая активность вооруженных кораблей флота Риши.

Офицеры взволнованно смотрели на своего командира. Им предстоит встретиться с настоящим врагом! Только дауры оставались внешне безучастны, не впервой.

— Господа офицеры! Мы первый, полностью укомплектованный экипажем корабль. Нам оказана честь показать свое воинское умение!

Лаветта зачитала весь приказ, после чего напомнила о необходимости воссоединения планет Галактического альянса.

Аборигены моментально засекли вход «Гневного» в систему звезды Тайгетта. На Главный командный пост посыпался град докладов об идентификации направленного на корабль оружия, средств наведения и контроля за перемещением. Лаветта и сама прекрасно оценила складывающуюся обстановку. На орбитах трех обитаемых планет находились пять орбитальных боевых станций. Между планетами нес патрульную службу старенький переоборудованный корабль. На планетарных орбитах висело насколько грузовых кораблей. План созрел еще до первого вывода корабельного компьютера:

— БЧ-4, приготовить к телепортации все имеющиеся мультипакеты микроманипуляторов с автономным программированием.

— Принято.

— Ввести цель телепортации, орбитальная боевая станция второй планеты.

— Принято. — И через несколько секунд: — К телепортации готовы.

— БЧ-4, пуск, БЧ-1, телепортация корабля в систему Зибаль.

— Докладывает БЧ-4, мультипакеты отправлены.

— Докладывает БЧ-1, к переходу в систему Зибаль готовы.

— Уходим.

Лаветта приняла простой и надежный план, орбитальные боевые станции явно под внешним управлением. Свой в своего не стреляет. Доклад компьютера идентифицировал орбитальную станцию как врага. Телепортация микроманипуляторов позволит восстановить утерянную связь компьютера с периферией, а дальше подключится бортовая ремонтная служба. Вопрос времени, надо подождать, по этой причине она и вывела крейсер за пределы системы. Незачем держать противника в напряжении, пусть думает, что они испугались.

Возвращение в систему Тайгетта подтвердило правильность выбранной тактики, «Гневного» никто не ожидал. Вместе с тем орбитальная станция вышла из-под контроля захватчиков. Бортовой компьютер еще не мог управлять оружием, но электропитание на боевые посты уже отключил. Один короткий прыжок непосредственно к станции завершился телепортацией десанта. Пока дауры выуживали из щелей разбежавшийся экипаж, микроманипуляторы отправились в следующий диверсионный рейд. Через два дня капитан первого ранга Лаветта Флониан «обмывала» с подругами боевые ордена и рыдала у них на груди. Ее отругали за неправильные действия! Она, видите ли, должна была вернуться, доложить результаты разведки, дождаться принятия решения, после чего действовать по разработанному штабом плану. Одно хорошо — встреча с Сергеем. Чего лукавить, приятно получить ордена, они первые награжденные из всех девочек с родного Сулафата.

Короткий отдых в столице и чествование освободителей трех планет завершилось новым заданием, теперь уже в системе Жубба. Под командование Лаветты Флониан передали три корабля дозора и разведки. Кроме того, для усиления добавили три корабля артиллерийской поддержки. Серьезные силы, еще не эскадра, но этого достаточно для боя с противником на его территории. Традиционная беседа «Малого совета» началась с обсуждения подвигов милой барышни Лаветты Флониан.

— Вы, уважаемый Сергей, оказались правы, — притворяясь расстроенным, заговорил министр обороны, — никто не смог предложить ничего похожего.

— Амазонки наша реальная сила, — ответил адмирал, — они учились в реальной жизни, а не на компьютерном моделировании.

— Я не понимаю вашей основной мысли, — удрученно заметил начальник Адмиралтейства. — У амазонок интеллект ниже, общее образование хуже, а воюют они лучше.

— Война в первую очередь умение быстро принять правильное решение.

— Для этого существуют тренажеры.

— Женщины с планеты Сулафат прошли хорошую практику.

— Амазонки учились на примитивном разбое.

— Не спорю. Однако опыт принятия самостоятельных решений плюс тренажер дали хороший результат.

— Обидно, — вздохнул начальник штаба, — наши выпускники прошли отличную подготовку на тренажерах, а в реальной обстановке теряются.

— Так и должно быть. Тренажер вырабатывает привычку поступать по той или иной схеме.

— Вы предлагаете изменить систему тренажеров? — серьезно спросил министр обороны.

— Ни в коем случае! Нельзя разрушать отработанную систему обучения, — воскликнул Сергей, — требуется всего лишь практика.

Обсуждение новых подвигов амазонок постепенно перешло к разбору ситуации в «индийском» секторе галактики. Галактический альянс имел явное преимущество за счет компьютерной поддержки. Телепортация мультипакетов микроманипуляторов с автономным программированием изначально давала преимущество правительственному флоту.

Бои за присоединение мятежных планет для Сергея оставались на втором плане. Герой Галактического альянса, адмирал Ю Бримшай, командир диверсионного спецотряда, поставил крест на последней надежде узнать координаты Земли. Да, он руководил и лично участвовал в захвате штаба тольтеков, но его дело доставить пленных. Допрос проводил адмирал флота Бхонсл. Отсюда и желание Сергея как можно быстрее прижать и заставить индусов подчиниться воле Галактического альянса. Есть надежда что-то разузнать у местных правителей, в архивах или у компьютеров переделанных кораблей. Только надежда, ибо для этого не было никаких серьезных оснований. Как альтернатива оставался вариант отправить максимальное количество кораблей на исследование «его» части галактики. Но это возможно после завершения «индийской кампании», плюс нужно обеспечить кораблями сенаторов. Он сам ограничил время подтверждения полномочий, просто неприлично после этого отказывать в предоставлении кораблей.

История последних тысячелетий Сената и правительства Галактического альянса оказалась слишком неоднозначной. Президент и главнокомандующий, адмирал флота Бхонсл, не мог за один раз вывезти все население столицы. В качестве альтернативы он предложил дождаться возвращения транспортных кораблей, а на орбите столичной планеты оставил корабли усиления. Не срослось, пятилетнее ожидание высадки на Землю исключило возможность отправить транспорты во второй рейс, а посыльные корабли не дошли до адресатов. Сейчас, когда появились признаки реального оживления альянса, ограничивать Сенат попросту преступно.

Война с Риши, или, как они себя еще называли, Новым альянсом, могла затянуться. Но здесь значительную помощь оказали дауры, особенно спецназовцы. Они раз за разом захватывали членов правительства и военных руководителей. Одновременно к взбунтовавшимся планетам телепортировались трансляторы телевизионных передач, которые вели активную пропаганду. Война не обещала легкой победы, тем более что Сергей изначально ввел ограничение по применению оружия. Чем меньше жертв со стороны противника, тем быстрее адаптация к новой власти. Это основной принцип Александра Македонского и Римской империи. Индусы всегда отличались как искусные воины и талантливые оружейники. Пропаганда Голливуда обошла Индию стороной, но замалчивание не умаляет славы людей и значимость реальных фактов.

Английский полководец, фельдмаршал сэр Уильям Слим в своей книге «Неофициальная история» приводит буквально потрясающие факты не только мужества и героизма индусов, но и непонятное для европейцев человеколюбие. Когда землетрясение в Джелалабаде оставило английскую армию без продовольствия, индусы вместо ожидаемой блокады, и удушения голодом просто поделились своими запасами. Когда во время Афганской экспедиции англичане остались без патронов, пуштуны передали британцам части своих запасов. Впоследствии эмир Кабула потребовал вернуть долг и пришел в ярость от отказа. Он не мог понять причину, по которой нельзя помогать своему врагу. Сикхи являются обычной религиозной сектой, которая никогда не препятствовала проникновению англичан на свою территорию. Но стоило появиться войскам, как воины мгновенно взялись за оружие. Тринадцатого января 1845 года «львы Пенджаба» атаковали три английских полка, в тот день британцы потеряли 2338 человек.

Был в Индии и свой «спецназ», который, в отличие от ниндзя, оставил в истории заметный след. В частности, тайные индийские воины убили полководцев Великих Моголов Афзал-хана и Аурангзеба. Убийство Афзал-хана произошло на глазах всей его армии. На дороге стоял обычный безоружный человек в кольчуге. Охрана хотела его убить, но хан сказал:

— Пусть подойдет эта маленькая горная крыса.

Тот подошел и сделал движение, как бы обнимая хана, и тот упал с распоротым животом. Хитроумное оружие под названием «тигриная лапа» представляло собой тонкие кинжалы, которые прятались между пальцами и крепились двумя кольцами к указательному пальцу и мизинцу. Багнак, так в Индии называли оружие, которым убили Афзал-хана, до сегодняшнего дня хранится в храме Саттара. Музеи в Индии весьма интересны, но самые важные экспонаты находятся в храмах. В частности, первый лук с металлической пружиной датирован 1046 годом до н. э. Понятно, что мастер нанес дату по индийскому календарю. Лук уникален не только как первый образец с пружиной, но еще и тем, что пружина оказалась латунной. Индусы добавляли в латунь сурьму, что придавало мягкому металлу качества пружины. В том же храме хранится меч «Сиваджи», изготовленный кузнецами с горы «могущество Шивы» в княжестве Майсур. Это самый древний и самый лучший образец булата.

Время приближалось к вечеру, Сергей подписывал скопившиеся за день бумаги, одновременно пытаясь отстоять перед министром обороны свое право на личное участие в боевых операциях.

— Согласитесь со мной, уважаемый господин Анэ Троон, сопротивление сепаратистов практически подошло к нулю.

— Нет, нет и еще раз нет! Я без колебаний отправлюсь с вами на решительный бой, от которого зависит судьба Галактического альянса. Здесь рядовые стычки, исход которых предопределен заранее.

— Тем более! Не вижу причин осторожничать с моей драгоценной персоной.

— Не старайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле, — по-старчески брюзжал министр обороны, — на войне всякое случается.

— Эх, не понимаете вы душу офицера! — вздохнул Сергей и замер.

Перед ним лежал приказ о назначении Лаветты Флониан командиром Первой эскадры. Он давно опасался того момента, когда окружение начнет проталкивать вверх его любовницу. Самый простой способ ублажить начальника проходит через благосклонность его фаворитки.

— Не надо на меня коситься, — усмехнулся министр обороны, — она заслужила свое повышение.

— Это ваше личное мнение? — осторожно спросил Сергей.

— Нет. Скажу больше, я возражал, но Адмиралтейство и штаб настаивают.

— Где кандидатура на командира Второй эскадры?

— Пока никого нет, эскадра остается под прямым руководством Адмиралтейства.

— Есть объективные причины?

— Одна и очень большая, вероятнее всего, правительство сепаратистов завтра будет в столице.

— Конец войне?

— Компьютеры обещают новые неприятности.

— Это слишком далеко.

— Да, не менееполугода обычного перелета.

— Хорошо, — вздохнул Сергей, — я подпишу, но следующий пост она займет в штабе в качестве начальника снабжения.

— Вы совсем не знаете характера этой девушки.

— Не знаю, со мной она покладистая.

От секретаря пришел ментальный вопрос, начальник Адмиралтейства просил срочной аудиенции. Внешний вид Лаула Меалиса говорил о чрезвычайном происшествии.

— Что случилось? — Сергей и Анэ Троон встревоженно встали.

— Я получил координаты вашей родной планеты. — Меалис положил на стол кристалл памяти.

— Откуда? — У Сергея неожиданно затряслись руки.

— На верфь пригнали три корабля артиллерийской поддержки с дефектом стержней управления двигателем. В навигационном компьютере сохранился первоначальный маршрут, по которому они должны были следовать с эскадрой адмирала флота Бхонсла.

— Это те корабли, что стояли у причалов Центрального госпиталя орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии?

— Именно так, — подтвердил Меалис.

Сергей запустил считыватель и развернул голограмму галактики. Зеленая линия показала путь, по которому семь с половиной тысяч лет назад адмирал флота Бхонсл увел свою эскадру. В конце пути высвечивались координаты В1С20Н318.

— Посыльный корабль «Отчаянный» в полной готовности к отлету, — упредил вопрос Меалис.

— Для гарантии необходимы особые приметы системы, — заметил Троон.

— Вторая планета окутана аммиаком, третья планета с большим спутником, четвертая планета потеряла часть атмосферы, на орбите две боевые станции тольтеков. Далее пояс астероидов, остатки пятой планеты и шестая планета, похожая на планету в системе Альгур.

— Ты спешить? — тихо спросил Анэ Троон.

— Столько времени ждал, искал и надеялся. Подожду подтверждение полномочий сенаторов от «индийского» сектора.

Сергей подписал документы и передал их министру обороны. Он находился в радостном ожидании возвращения, встречи с женой и детьми. Скоро возвращение домой!

Глава 12 ВОЗВРАЩЕНИЕ

Получив от разведчика подтверждение и уточняющие координаты, Сергей приказал эскадре осуществить переход в Солнечную систему. Выход большого количества огромных кораблей вызовет сильное постэнергетическое свечение, что привлечет внимание землян к ночному небу. Во избежание ненужной шумихи местом выхода выбрали теневую сторону Солнца. Находясь между Землей и кораблями, светило нивелирует все оптические эффекты. Настал долгожданный момент, к которому он стремился столько лет. Перед штабным кораблем полыхнуло северное сияние, и Главный командный пункт приступил к обработке поступающей с приборов информации.

Сергей вывел на свой портал данные с третьей планеты и ахнул. Не может быть! От планеты шло сильное излучение всего диапазона радиочастот, от миллиметровых до километровых. Но настоящим шоком оказалось сообщение о наличии на орбите «свободно дрейфующих объектов искусственного происхождения». Это что, спутники?

— Определить время по местному летосчислению. — Сергей отдал ментальный приказ компьютеру.

— Ноябрь, 12 число, 1910 год от Рождества Христова, 18 часов 23 минуты стандартного времени от меридиана Санкт-Петербурга.

Адмирал судорожно вывел голограмму внешнего вида планеты. Все правильно, знакомые очертания материков и океанов, перед ним действительно Земля.

Какая-то несуразица, не было подобного развития земной цивилизации в 1910 году. Это время смешных самолетиков и забавных автомобилей, первых паровых турбин и железнодорожных паровозов со скоростью в шестьдесят километров в час. Когда он встал, чтобы осмыслить в одиночку неожиданную информацию, то заметил встревоженные взгляды некоторых дежурных операторов. Они нашли еще какую-то неприятность, но это подождет.

— Приказ по эскадре — во избежание обнаружения, кораблям находиться в тени Солнца. Режим несения службы — боевое дежурство.

— Принято.

— Командир, что-то не так?

Перед Сергеем стояла Лаветта, командир эскадры снова смогла подойти незамеченной.

— Все не так, передай приказ Румейле отправить на разведку сторожевые корабли.

— Какие приоритеты?

— Вторая планета — общий обзор. Третья планета — высадиться на бывшей боевой станции тольтеков и произвести детальное обследование. Четвертая планета — детальный обзор и десант на две боевые станции тольтеков. Пятая планета — детальный обзор.

— Я поняла, когда приступим к поискам остатков погибших кораблей? Эскадра адмирала флота Бхонсла вряд ли имела такую возможность.

— Спешки нет, мы пришли в правильное место.

— Согласна, командир. Несколько дней ничего не изменят после семи с половиной тысяч лет забвения.

Лаветта ушла отдавать необходимые приказы, Сергей направился в свою каюту. От гвардейцев караула исходила волна напряженного ожидания.

— Все хорошо, мы вышли в правильное место. — Ментальный посыл успокоил гвардию.

Не успел Сергей войти в рабочий кабинет, как к столу метнулась Созина с чашкой кофе в руках. Она по-прежнему умудрялась держать ментальную связь с гвардейцами и быть готовой к возвращению адмирала в свою каюту.

Сделав маленький глоток, Сергей благодарно посмотрел на молодую женщину. Как мало надо человеку для обретения душевного равновесия.

— Голограмму политической карты третьей планеты.

Тотчас перед глазами развернулся привычный глобус, только вот границы государств явно не те. Ха! Ответ-то прост! Как он не догадался сразу! Во второй половине XVIII века он не только занялся «изобретательством» всевозможных новинок уровня XIX, а порой и начала XX веков. Сам взялся за оружие и приложил немало усилий для перекраивания границ Европы, Азии и Америки. Сейчас перед его глазами развернута совершенно иная политическая карта мира, точнее Земли. Что же, стало понятным появление спутников в начале двадцатого века. Немудрено, если в Петербурге и других крупных городах России в 1780 году на улицах горели электрические фонари и ходили привычные трамваи. Принесли свои плоды как многочисленные университеты, так и его лекции по некоторым дисциплинам.

Повеселев, Сергей начал рассматривать непривычные границы новых государств. В первую очередь, конечно, Россию, которая сейчас называлась Великоросская империя. Европейская часть начиналась от Норвежского и Северного морей. Если с Норвегией понятно, сам приложил руку к присоединению этих земель, то причины исчезновения Дании требовали отдельного выяснения. Англия и Ирландия по-прежнему на своем месте, а европейских государств нет, вместо них Объединенная Европа. Нет, не совсем так, особняком стоит Греция с границей от Венеции до Бургаса, остальная часть западного побережья Черного моря относится к России. Крит и Кипр также русские острова. Посмотрел на Гибралтарский пролив, Петропавловск на месте, а юг Испании русский. Неожиданный вариант, почему? Андалусия, Эстремадура, Ла-Манча и Валенсия отмечены как территория Великоросской империи. Надо будет обязательно ознакомиться с историческими событиями, которые привели к столь неожиданным изменениям.

Далее на восток — Турции нет и в помине, сие понятно, устроенный при его активном содействии разгром вряд ли содействовал стабильности государства. Полуостров Малая Азия входит в состав России вместе с верховьями рек Тигр и Евфрат. Палестина осталась русской и, к удивлению, не разделилась на арабский и еврейский анклавы. Дальний Восток принес еще один сюрприз, исчезла Япония. Сами острова на месте, но на карте отмечены как часть Великоросской империи. Исторические события за время его отсутствия обещают быть интересными. И в Америке политическая карта совсем не та, Канада полностью отсутствует. Вместо привычных для взгляда штатов отмечена узкая полоска вдоль Атлантического побережья. Русская территория отделена от конфедерации рекой Миссисипи и далее до озера Мичиган. Причем на месте Нью-Йорка написано Новый Петербург, ибо здесь по Гудзону проходила северная граница с бывшей французской колонией.

Сюрприз за сюрпризом, впрочем, за почти что полуторавековой период изменения неизбежны. Радует позитив, страна не только ничего не потеряла, но и приобрела стратегически важные земли. Более того, Тихий океан практически превратился во внутренние воды России. Западные земли Мексики до Панамского перешейка были под бело-сине-красным флагом с двуглавым орлом. Русская Америка заканчивалась границей с Перу. Немного развернув глобус, Сергей посмотрел на Гонконг, и снова приятная новость: острова отмечены как русская территория. Нет никакой аренды или оккупации. Интересно, как это его потомки умудрились уболтать несговорчивых китайцев, или была война? Далее Сингапур, здесь заморская территория Индии. Филиппины, Индонезия и Новая Зеландия также индийские земли. Правда, вместо Новая Зеландия написано Новый Кашмир, но это несущественная деталь.

Глянул на Цейлон и Индию, снова неожиданность. Остров и некогда завоеванные Сергеем княжества заштрихованы как русско-индийская территория. Развернул пояснение, забавно и неожиданно. Земли под полной юрисдикцией Великоросской империи, в то же время население принимает участие в выборах Национального собрания и Совета князей. Непонятен сам смысл подобных выборов, депутаты не могут повлиять на жизнь в своих избирательных округах. Хотя нет, смысл есть. Депутаты от России могут повлиять на политику Индии. Сколько хитромудрых политических пассажей! Теперь Африка — ого! Более половины континента являлось Россией. Еще одна закавыка, или Нидерланды оказались зажаты в тисках врагов, или воевали против русских. Второе маловероятно, торговая республика по определению должна избежать военного конфликта с сильным противником. А если войну начала сама Россия? Вполне возможно, нельзя исключать вариант русской агрессии, тем более на богатые и стратегически важные земли.

Снова подвернул глобус, на этот раз на Атлантическое побережье Южной Америки. Десятиречье Гайаны называется Русскими землями. Почему? Политическая карта однозначно включает бывшую голландскую колонию в состав Великоросской империи. За странным названием должны стоять какие-то события. Последним сюрпризом оказалась Антарктида, помеченная в сноске как единственная русская земля, не представленная своими депутатами в Сенате и Думе. Молодцы, именно с этой целью Сергей в свое время отправлял экспедицию. Тогда, во второй половине восемнадцатого века, большинство его современников восприняло плавание кораблей к вечным льдам как ненужную прихоть. Вспомнились слова Муравьева:

— Зачем тебе поиск земель среди ледяной пустыни? Чудишь от собственной неразумности. Или денег девать некуда?

— Денег потратится много, с этим не буду спорить, однако новые земли нужны не мне, а России.

— Глупости говорите, милостивый государь! У нас от Архангельска до Чукотки своих льдов хватает.

— Корабли уходят искать не лед, а Южный континент.

— Зачем ты велел офицерам найти именно землю, да еще поднять там русский флаг?

— Дабы через сто лет спора не было. Всякий должен знать, кому принадлежат земли подо льдом.

Он не обижался на непонимание своей затеи, до дележа полезных ископаемых Земли еще далеко. Зато сейчас ни у кого нет претензий, все давно привыкли к флагу России над Южным полюсом. Как, впрочем, никто не претендует на Северный полюс. Гренландия, Исландия и прочие острова Северной Атлантики еще его стараниями вошли в состав России. Ну да ладно, острова Карибского бассейна остались под русским флагом, плюс прибрали к рукам Кубу, Пуэрто-Рико, Ямайку и остальные мелкие острова. Причины могут быть разными, и война, и деньги, и местные бунты, все это он узнает при просмотре исторического обзора. Космодром находился непосредственно на экваторе у восточного побережья Африки. Вдвойне правильное решение, если ракеты летают на «химии». Американцы своим космодромом на мысе Канаверал загадили всю Флориду, в Майами остались только беженцы с Кубы да наши теледивы. Не зря Королев в свое время сказал: «Я наших космонавтов на бочку с ядом не посажу».

А что остальной мир? В Южной Америке те же страны практически в тех же границах, если не считать отсутствия Венесуэлы и кастрации Колумбии со стороны Тихого океана. Значит, сын баска и метиски по имени Симон Боливар сделал свое дело во время революции в Испании. Африка не выглядит лоскутным одеялом многочисленных государств. Египет и Алжир разделили между собой Ливию. Потомки Дей аль-Сарддидина прибрали к рукам север Нигера и Чада, египтяне фактически вышли на прежние границы времен Великих фараонов. Более всего развернулся эмир Марракееш или его сын Азид Шериф. Марокко не только сохранило свои африканские завоевания и Австралийский континент, но и сумело оттяпать часть Португалии с городами Сетубал и Эвора. Последнее очень удивительно, ибо Эвора раньше была столицей, там находилась прежняя резиденция королей и многочисленные соборы двенадцатого века.

Европа уже объединилась в единое государство со столицей в Женеве и восточной границей по реке Прут. Польша в составе общеевропейского государства, оставив за Россией Восточную Пруссию. Вероятнее всего, война с пруссаками закончилась ликвидацией воинственного соседа. Арабский мир представлял собой одно государство под названием Персия, границы которого простирались от Средиземного моря до Индии. Понятное дело, Пакистан и Афганистан оставались частью индийских владений. Непонятно другое, необычный статус Персии. Государство под управлением шахиншаха, со своими меджлисом и армией, жило по законам Великоросской империи, имело своих представителей в Сенате и Думе и не являлось субъектом международного права. Индия заметно распухла в своей северной части, а вот Китай сильно похудел. Поднебесная потеряла право на такое название, ибо лишилась всего Тибета и высокогорных плоскогорий. Здесь точно не обошлось без войны, правда, Сергей не знал причин исторического противостояния и обоюдных претензий на безжизненные горы.

Более или менее разобравшись в новых государственных границах, адмирал приступил к историческому обзору. Начал с 1783 года и сразу наткнулся на свое имя, ибо основным событием года было открытие Панамского канала. О его исчезновении нигде не единого слова, только указ Павла Первого о присвоении княжеского титула по совокупности заслуг и владению земель да указ Карла Третьего о присвоении титула герцога де Коста-Рика с дарованием соответствующих земель. С Павлом Первым все понятно, он задолго до этого подписал грамоту на княжеский титул, и разговор по этому поводу поднимался не раз:

— Сергей, как ты не понимаешь, что своим отказом ты в первую очередь ставишь меня в неловкое положение.

— Не надо ничего придумывать и не будет никакой неловкости.

— Придумываешь как раз ты, а мне за это приходится отдуваться.

— Интересная мысль! Что же я такого придумал?

— Еще спрашивает! Кто, по-твоему, является императором Маньчжурии и царем монголов?

— Ты.

— Я? — Павел аж задохнулся от возмущения. — Я император, в мою империю входит твоя Маньчжурия и Монголия!

— Да не нужна мне ни Маньчжурия, ни Монголия.

— Зачем взял себе эти титулы?

— Не было другого выхода.

— И сейчас у тебя нет другого выхода, я оглашаю свой указ.

— Павел, ваше императорское величество, прошу вас, не надо.

— Что не надо? Хочешь выставить меня посмешищем в глазах цивилизованного мира? Твои подданные в первую очередь меня обвинят.

— Ни в чем тебя не обвинят.

— Обвинят, еще как обвинят! Назовут самодуром.

— Это уже чересчур, чего нет, того нет. Ну какой из тебя самодур?

— Еще спрашивает? У меня император ходит в графах!

— Так я и в Испании граф, а Карл Третий не пытается меня сделать маркизом.

— Каким еще маркизом?

— Тем, что выше графа.

— Если бы ты служил при его дворе, то давно бы ходил в герцогах.

— А я при твоем дворе не служу!

— Служишь! Маньчжурия и Монголия в составе Российской империи, и ты русский, этим сказано все!

— Давай не будем спорить, я напишу отречение в твою пользу — и забыли.

— Совсем ничего не понимаешь? Все сразу же укажут на меня, обвинят в принуждении.

— Бирон свою корону твоей матушке отдал, никто его не принуждал.

— Нашел с чем сравнивать! То нищая Курляндия, а у тебя сильная Маньчжурия.

— Возьми Монголию, о ее богатствах никто не знает.

— Бунта захотелось?

— Какой еще бунт?

— Монголы тебя избрали на своем курултае, а я заберу титул себе.

— Не хочу я быть князем, мне в графах хорошо, и жена графиня. Звучит!

— Княгиня звучит лучше!

— Павел, ради нашей дружбы прошу, повремени, твоя матушка всего десять лет назад пожаловала мне титул графа.

— То моя матушка, теперь я. Оба раза по заслугам, а не за низкопоклонство. Хорошо, сделаю, как просишь, но и ты не черни мое имя!

Выходит, что Павел сразу обнародовал давно подписанную титульную грамоту, ибо по историческим справкам князем Сергей стал задолго до своего исчезновения. Указ Карла Третьего подписан в день исчезновения, вероятнее всего, король Испании действовал под впечатлением свершившегося на его глазах события.

Дальнейшее описание его жизненного пути заставило отвлечься от основной темы. «Исследователи» дружно утверждали, что графов, а впоследствии князей Алексеевых на самом деле было трое. Старший из них был Алексеев-Черемшин, талантливый изобретатель и промышленник. Он трагически погиб в Тамбовской лаборатории во время химических опытов с тринатрий толуолом. Средний из братьев был, собственно, Алексеев, выдающийся ученый и финансист, создатель основополагающих математических законов и банковских схем. Автор многочисленных открытий в области физики, химии и астрономии. Он сгорел в электрической дуге во время опытов на гидроэлектростанции в Кристобале. Последним из братьев был Алексеев-Джангом, удачливый пират, отважный полководец, неисправимый авантюрист-исследователь. Именно он открыл многочисленные месторождения Африки и Америки, завоевал Маньчжурию, Цейлон и Индию. Женился на индийской принцессе и основал новую династию Великих Моголов.

Неожиданная фамилия Алексеев-Джангом первоначально удивила Сергея, но, поразмыслив, он понял, это дети от второго брака Нины. Он не порицал свою жену. За что? Молодая женщина, муж неизвестно где, почему она должна запереть себя в четырех стенах и добровольно уйти от жизненных радостей. Просмотрев биографию жены, не нашел сведений о повторном браке. Или венчание было тайным, или дети внебрачные, в любом случае Нина сумела развести интересы наследников. Одни возглавили Индию, другие унаследовали дела в России, включая его детей от Аграфены. И… Сергей не мог поверить своим глазам, его праправнук император?! Перешел к страничке новостей сегодняшнего дня и тут же скомандовал:

— Эскадре немедленно выйти на орбиту третьей планеты! Капитану первого ранга Лаветте Флониан срочно в мою каюту!

— На какой высоте ляжем в дрейф? — входя в каюту, спросила Лаветта.

— Триста километров от поверхности планеты.

— Низковато. Вы расшифровали сигналы маяков?

— Каких маяков?

— С поверхности ведется непрерывная передача трех станций.

— Там уйма всевозможных передатчиков, что вы имеете в виду?

— Передачи линейной, а не частотной связи.

— Это еще откуда? Компьютер закончил идентификацию?

— Информация только для вас, господин адмирал.

На Земле снова потомки тольтеков? Только этого ему не хватало! Новая война сверхцивилизаций не входила в его планы. Он вернулся на родную Землю, пусть снова с переносом во времени, пусть снова без родных и друзей, но это его дом.

Для анализа складывающейся ситуации необходима информация. Не пройдет и часа, как население третьей планеты узнает о прибывшем флоте. Огромные корабли и две боевые орбитальные станции днем можно будет рассмотреть в бинокль, а ночью они своим отраженным светом затмят все звезды. Возможно, случится паника, важно другое, его появление приведет к срочному обмену мнениями, значит, он получит исчерпывающие сведения.

— Компьютер, — Сергей послал ментальный вызов, — сообщить результаты анализа сообщений по линейной связи.

— Первый передатчик является стандартным планетарным приводом Галактического альянса. Опознавание свой-чужой принято и подтверждено.

— Статус оружия?

— Коррозионные разрушения две тысячи лет назад приняли необратимый характер.

— Статус компьютера?

— Память — сто процентов, система питания — сто процентов, периферийное подключение — три процента.

— Местонахождение привода?

— Горы с местным названием Тибет, комплекс зданий с местным названием Львиный трон.

— Где находится посадочная площадка?

— Горы Тибет, котловина Цайдам, высота над уровнем моря две тысячи девятьсот метров. Размеры семьсот километров на триста километров, давление на грунт не ограничено.

— Анализ второго передатчика.

— Сообщение адмиралу Заку Астарду о готовности принять эскадру. В сигнале наведенные помехи. Оружия и компьютера управления нет.

— Что управляет источником питания?

— Источника питания нет.

— Как нет? За счет чего формируется сигнал.

— Непонятная система расслоения галактического фона. По сути представляет собой клистрон гигантских размеров.

— Где находится передатчик?

— Долина с местным названием Эль-Гиза, Египет. Передатчик внешне выглядит как эхорезонатор в форме пирамиды.

Ну дела! Кто бы смог догадаться об истинном назначении древних «могильников»?

— Анализ последнего передатчика.

— Сигнал открытым текстом на языке тольтеков: «Столичная система Юкатан захвачена врагами, Пополь-Вухль на грани гибели».

— Что означает Юкатан и Пополь-Вухль?

— По данным разведки, Юкатан — название этой системы на языке тольтеков, Пополь-Вухль — название их государства.

— Произвести поиск — мифология майя, внешние миры.

— Принято.

— Где расположен последний передатчик?

— Южная оконечность континента Южная Америка, горы с местным названием Патагонские Анды, комплекс зданий с местным названием Ушедшие в вечность.

Сергей облегченно вздохнул, о присутствии на Земле галактических врагов не может быть и речи.

— Господин адмирал, поиск закончен.

— Сколько должно быть внешних миров?

— Девять систем, тринадцать планет, данные совпадают с архивами Галактического альянса.

Девять звездных систем тольтеков почти тысячу лет успешно боролись с галактическим колоссом. Были близки к победе, оставался буквально шаг. Но погибли, враждующие стороны фактически самоликвидировались. А сколько осталось неисследованных планет? В каких системах осели потомки многочисленных рас? На руинах Галактического альянса уже выросли воинственные последователи с имперскими амбициями.

Заседания Малого совета приобрели ежедневный характер, вернее ежеутренний. По неведомо кем заведенной традиции собирались в малом кабинете Зимнего дворца. Николай Третий стоял у окна. Пройдет не менее получаса, пока председатель правительства Олег Веселов зачитает последнюю информацию. На самом деле важных новостей нет, что сводит на нет смысл внеочередных заседаний представителей власти, правительства, политических партий и финансовых кругов. Наконец Олег Александрович закончил доклад и сел в свое кресло.

— Ничего нового, — нервно заметил начальник Генштаба Анатолий Крупицын.

— Повоевать захотелось? — воскликнул думский голова Владислав Огарков. — Одна война не состоялась, так другую начнем.

— Спокойнее, господа, спокойнее, — начал успокаивать Олег Александрович, — ежели бы они захотели, то давно бы нас размазали по земле.

— Непонятно, чего выжидают, никаких сигналов, никаких попыток установить контакт.

— Как вы не понимаете! — воскликнула Елена Львовна. — Они изучают языки землян, наши быт и традиции!

— Им следовало обратиться к социал-демократам, — съехидничал извечный оппонент из думской фракции Народного союза.

— Вы, Станислав Яковлевич, как всегда плоско шутите, — парировала дама.

— Здесь не место и сейчас не время для политических словоблудий, — заметил Николай Третий. — Появление инопланетян в столь критический момент требует вразумительного объяснения.

— Что нового в Европе? — спросил Олег Александрович.

С кресла встал франт и красавец, полковник Царскосельского гвардейского полка, начальник Главного разведывательного управления Владимир Галицин:

— Господа, по последним сообщениям вооруженные силы Евросоюза переведены в боеготовность номер два. Ядерные боеприпасы убраны в места постоянного хранения.

— Вы подтверждаете вчерашнюю информацию о прекращении угрозы ядерного удара со стороны Европы?

— Безусловно. Фашистам потребуется не менее недели для приведения своего ядерного оружия в боевую готовность.

— Что добавит Служба внешней разведки? Ваше слово, господин Нелидов.

Щупленький пожилой человек поправил пенсне, но остался сидеть в кресле.

— Правительство Евросоюза продолжает свое заседание в Альпах.

— Сколько человек собралось в подземном бункере?

— Все двести сорок человек, предварительная информация обещает смену европейского лидера.

— Неужели этот фашист наконец покинет кресло премьер-министра?

— Толку-то, национал-социалистическая партия остается с большинством голосов.

— Не мешайте, дайте человеку закончить доклад!

— Фашисты откровенно испуганы кораблями пришельцев.

— Что конкретно их напугало? Калибр пушек или сжигающие лучи?

— Вы несносны, Станислав Яковлевич, — почти взвизгнула Елена Львовна.

— Фашисты испугались собственных лозунгов. Декларация превосходства европейской расы над остальным человечеством выглядит дразнилкой по отношению к неведомым пришельцам.

— Вы выяснили, как попала в газеты фотография пришельцев?

— Нет, фотография негра, индуса, китайца и европейца на «веранде» огромного космического броненосца появилась одновременно в компьютерах всех газет Земли.

— Это не «утка», не фотомонтаж?

— Нет, — встал начальник Генштаба, — мы развернули несколько своих спутников разведки. Пришельцы нахально машут руками прямо в камеры.

— Туристы на пикнике. Фотографии дали в газеты?

— Вечером покажем по теленовостям.

— Вот Наташка повеселится.

— За что вы ее так не любите?

— Две причины: красивая и спит с кем-то неизвестным.

— А то, что она самая лучшая в мире ведущая теленовостей, не имеет значения?

— Незачем пугать людей! Придумала, понимаешь: «наступает эра колонизация Земли», или: «скоро мы все станем счастливыми рабами», тьфу!

— Господа, возвращайтесь к теме! — повысил голос Николай Третий. — И никаких фотографий или репортажей! Извините, продолжайте, господин Нелидов.

— Данные разведки утверждают однозначно, фашисты готовы отдать пост премьер-министра либеральным демократам.

— Только этих клоунов не хватало! Они как флюгер, с ними невозможно выстроить политические отношения.

— Ах, бросьте, проще простого. Покажите кулак и скажите, что вы хотите.

— Не будьте суровы, надо отблагодарить.

— Желательно в личном плане.

— Господа! Не превращайтесь в кухарок!

— Просим прощения, ваше императорское величество.

— Каковы выводы на сегодняшний день?

— Угроза войны миновала. У нас в центре управления полетами «крот», который продал секретные фотографии. Население планеты в панике.

— Почему в панике? Хватает счастливых с плакатами. Крыши домов исписаны призывами садиться.

— Какое настроение в армии?

— А какое может быть настроение в армии? Ежику понятно, что мы бессильны против пришельцев.

— На сегодня все, прошу никому не покидать Петербург.

Члены Малого совета потянулись на выход, по дороге разбились на маленькие группки, где продолжали обсуждать неотложные и важные вопросы.

Император вернулся за рабочий стол, открыл свой ноутбук, дабы посмотреть в ежедневнике запланированные на сегодня дела. Это со стороны может показаться, что у него чисто представительские функции, на самом деле день заполнен деловыми встречами политического и экономического характера. На сегодня запланировано только одно мероприятие, и весьма необычное. Личный секретарь, полковник Нордман-Северов, появился в дверях раньше, чем Николай Третий убрал палец от кнопки вызова:

— Василий Николаевич, вы просмотрели план встреч на сегодняшний день?

— Так точно, ваше императорское величество, катер у Дворцового причала, самолеты подготовлены.

Николай Сергеевич Алексеев никогда не держал в памяти расписание встреч и всевозможных переговоров. Сие не только бесполезно, но и утомительно, каждый день буквально переполнен делами, порой приходится жертвовать личным временем. Сегодняшняя запись выглядела необычно: «Имение Знаменка, 14:00, важная встреча в кабинете. Вызваны сын и внук».

Поднимая высокий бурун белой пены, катер за считаные минуты пересек Неву и встал рядом с вертолетной площадкой. Император в сопровождении камергера, адъютанта и двух гвардейцев перешел в самолет, тут же взревели моторы, гидроплан вышел на редан, и вот под крылом мелькнул Троицкий мост. Посадка на Царскосельском аэродроме, где пассажиры перешли в другой самолет, теперь перелет до Знаменки. Всю дорогу Николай Третий никак не мог отделаться от ощущения неправильности происходящего. Он никогда не назначал встреч вне официальных мест. С друзьями, да, но такое никогда не вносилось в рабочий ежедневник и не происходило в рабочее время. Было здесь еще одно исключительное явление, он не мог назвать местом встречи кабинет в Знаменке, это запретная территория. Табу было наложено в далекие времена княгиней Антониной Алексеевой и неуклонно соблюдалось. Ее авторитет для потомков оставался непререкаем, и тому были достаточно веские основания.

В зале Знаменской усадьбы императора дожидались сын и внук. При виде главы рода они встали и набросились с вопросами:

— Батюшка, объяснитесь, в чем причина столь срочной встречи, да еще в кабинете?

— Сам не могу понять, по-видимому, встречу назначили нам.

— Разве это возможно? Наши ноутбуки не допускают внешний вход, его не существует конструктивно.

— Тем не менее мы всей семьей получили приглашение.

— Ты не пытался определить взлом клавиатуры?

— Как ты себе это представляешь? У нас клавиатура активируется по отпечаткам пальцев.

— Просто невероятно! Охрану вызвал?

— Зачем?

— А если это провокация или попытка диверсии?

— Для этого можно найти тысячу других, более простых и надежных способов.

— Зря ты так уверен, под кабинет подложили бомбу, раз — и готово.

— Ты не веришь своим слугам?

— Нет, почему же, верю. Но их могли просто обмануть.

— Убивать нас нет никакого смысла, останутся многочисленные братья, племянники и так далее. Здесь таится нечто иное.

— Но что? Я теряюсь в догадках!

— Не надо себя утруждать пустыми домыслами, наступит время, и мы все узнаем.

— Я предлагаю дождаться неведомого визитера здесь, в зале. Все равно мимо зала в кабинет не пройти.

Родственники расположились в креслах и замолчали, разговор как-то не клеился. Николай Сергеевич — младший рассеянно листал журнал светских новостей, Сергей Николаевич сосредоточенно прорабатывал информацию на своем ноутбуке, император расслабленно изучал лепнину на потолке.

Все вздрогнули, когда старинные напольные часы начали отбивать два часа пополудни.

— Однако время, — встал с дивана младший Алексеев, — наш гость не соизволил явиться.

— Встреча в кабинете, а не в зале. Саша, — обратился император к мажордому, — подай, пожалуйста, ключи от кабинета.

Крепенький старичок с поклоном подал полированную шкатулку. Николай Третий открыл крышечку и взял латунный ключ:

— Пошли!

Сын и внук переглянулись, пожали плечами, но беспрекословно последовали приказу. Громко щелкнул запор дверного замка. В кабинете за письменным столом сидел незнакомый мужчина:

— Здравствуйте, господа, я никак не ожидал, что кабинет превратится в культовое помещение, однако музейной пыли здесь нет.

— Прислуга убирает все комнаты, в том числе и здесь. А вы, собственно, кто и как сюда попали?

— Для объяснений мне понадобится несколько секунд и несколько часов.

С этими словами незнакомец взял со стола нож для бумаг и направился к стоящим вдоль стен статуям. Изображения индийских богов не вписывались в интерьер кабинета, но наследники не забывали о происхождении княгини Антонины.

— Они все золотые.

С этими словами мужчина ударил рукоятью по ближайшей статуе, пласт гипса упал на пол, глазам открылся блеск золота.

— Перед вами одни из первых пиратских трофеев, захваченных на английских кораблях из Индии.

Незнакомец вернулся к столу, достал из кармана предмет, похожий на обычную шариковую руку, затем открыл пластиковую коробочку и начал выставлять в ряд более двух десятков похожих на алмазы пирамидок.

— Это действительно алмазы, самый надежный носитель информации.

— Вы чрезмерно бесцеремонны в чужом доме, — заметил Николай Третий.

— В чужом? — переспросил нахальный визитер. — Не спешите с выводами, у нас впереди еще много времени.

— Вы так уверены в своей безнаказанности?

Вместо ответа незнакомец выдвинул потайную панель письменного стола и взял два ключа. Затем подошел к стене и ловко выкрутил хрустальную голову льва, вставил ключ, в тишине раздались три щелчка. Навалившись плечом, он с трудом открыл потайную дверь, еще один громкий щелчок, после чего узкая комната осветилась желтым светом древних электрических лампочек.

Хозяева Знаменской усадьбы невольно подались вперед, стоявшие вдоль стен стеллажи были заполнены огромными изумрудами, сапфирами, гранатами и рубинами. Их взору открылось огромное состояние, о котором никто даже не подозревал. Тем временем бесцеремонный визитер открыл сейф и достал толстую тетрадь в кожаном переплете, открыл и замер. На его глазах появились слезы. Быстро справившись с неожиданной слабостью, он аккуратно сложил листочки бумаги и убрал в карман.

— Это вам, — протянул он тетрадь Николаю Третьему.

— Попрошу незамедлительно вернуть взятые вами бумаги.

— То, что я взял, написано только для меня.

— Не забывайтесь, милостивый государь! Это мой дом, здесь все принадлежит только мне!

— При желании я мог открыть сейф без вашего присутствия.

— Банальное воровство лечится банальной тюрьмой, верните немедленно!

Вместо ответа странный незнакомец вплотную подошел к хозяевам, внимательно посмотрел им в глаза и неожиданно всех обнял.

По глазам ударил молочный свет, от неожиданности Николай Сергеевич Алексеев присел и навалился на незваного гостя. Нет, император не испугался, глава дома Алексеевых был не из робкого десятка. Вообще, в их роду не было слабаков или пугливых, культ отважного и рассудительного основателя династии Алексеевых воспитывался в детях с самого рождения. Смутившись от проявленной слабости, Николай Сергеевич выпрямился и с удивлением обнаружил перед собой стройную красавицу в неизвестной военной форме. Молодая женщина поднесла руку к берету и отрапортовала:

— Господин адмирал, за время вашего отсутствия на кораблях эскадры происшествий не было.

Император пытался сохранить невозмутимость. Во-первых, рапорт отдавали не ему, а странному незнакомцу. Во-вторых, молодая женщина говорила на незнакомом языке, а перевод нашептывался откуда-то сзади.

— Прошу следовать за мной.

Хозяин — теперь уже ни у кого не возникало сомнений, что они помимо воли оказались в гостях у этого непонятного человека — пошел по широкому коридору. На шаг сзади, за его правым плечом с невозмутимым видом следовала красавица. Николай Сергеевич немного замялся, посмотрел на растерянных сына и внука, но взял себя в руки. Ему непривычно выступать на вторых ролях, но сейчас не та ситуация. По традиции династии император занимает трон до восьмидесяти лет, после чего удаляется на покой, трон занимает сын. В то же время внук занимает место своего отца и возглавляет финансово-промышленную империю Алексеевых. С годами вырабатывается привычка всегда и везде быть самым главным, но не в данной ситуации.

Широкий коридор отделан самосветящимся пластиком, редкие двери с ни на что не похожими буквами или символами, все это вызывало любопытство и непонимание. Где они? Куда они попали и, главное, как? Несколько мгновений назад они находились в своем родовом имении недалеко от Тамбова, а сейчас, судя по рапорту женщины, на неизвестном корабле. Или не на корабле? Такая мысль появилась в голове Николая Сергеевича после подъема лифта на седьмой этаж, судя по сенсорам, отнюдь не семиэтажного дома. Выйдя в просторный вестибюль, они оказались перед широкими дверьми с гвардейцами перед входом. То, что два статных китайца являлись гвардейцами, у императора не вызывало сомнений. Гвардия — не только особый статус, это совершенно иной дух и непередаваемая словами внутренняя сила, которая, можно сказать, физически ощущалась рядом со стоящими у дверей воинами. В руках гвардейцев невесть откуда появились сверкающие сабли, они взяли на караул, и двери открылись сами собой.

Сначала просторная приемная со стоящим по стойке «смирно» адъютантом, затем просторный и уютный рабочий кабинет. Но хозяин продолжал спокойно идти дальше.

— Вы хотите поговорить с нами на природе, в неформальной обстановке? — заметив впереди шикарный садик, сказал Николай Сергеевич.

— Официального разговора между нами не может быть по определению. Что касается поговорить, то да, начнем на балконе, а закончим в кабинете.

— В моем или вашем?

— В малой библиотеке.

Неожиданно послышались звуки обычной радиостанции, передавали новости: «Как только что стало известно, император Николай Третий тайно и спешно покинул Санкт-Петербург. Аналитики связывают бегство императора с неизвестной пока информацией, полученной с космических кораблей пришельцев. Наши специалисты изучили фотографии, которые якобы сделаны с орбитальных спутников Земли. Вы не поверите! Второй слева всем известный музыкант из…» Радиотрансляция так же неожиданно прекратилась.

— Вы правы, вечером мне необходимо появиться на публике.

— Ваш секретарь уже оповестил директора Мариинского театра.

— И кто же со мной придет?

— Супруга и я с Лаветтой Флониан.

— Не может быть! — раздался взволнованный голос младшего Николая Сергеевича.

Император повернулся на голос и замер. Перед ним, средь сверкающего алмазами звезд черного неба, висела Земля. Панорама завораживала своей по-настоящему неземной красотой.

Династия Алексеевых застыла, пораженная силой открывшейся перед ними картины. Первоначально они любовались общей панорамой, затем начали узнавать моря и континенты, реки и озера.

— Мы в космосе. Кто вы? — отошел от потрясения император.

— Сначала вернемся в мой кабинет, там и поговорим.

Сейчас, проходя через маленький парк, Николай Сергеевич смотрел по сторонам совсем другими глазами. Ощущение только что увиденного беспредельного пространства, уязвимости такой маленькой Земли, давало совсем иное восприятие растущим рядом с дорожкой деревьям и журчащему невдалеке водопаду. Уже рядом с рабочим столом всемогущего адмирала огромного флота неведомых пришельцев он испытал новое шоковое потрясение. Флаги! Первоначально взгляд остановился на незнакомом фиолетовом флаге с многочисленными золотыми и серебряными звездочками. Второй флаг заставил вздрогнуть как от электрического удара. Привычное бело-сине-красное полотнище с золотым двуглавым орлом! Здесь! В космосе! В каюте адмирала, который привел свои корабли с неведомых звезд, стоит флаг Великоросской империи!!! Этого не может быть!!! У императора подкосились ноги, он буквально рухнул в кресло.

Не менее шокированные Сергей Николаевич и Николай Сергеевич — младший набрались душевных сил и подошли ближе. Рассмотрев в деталях флаг, они сконцентрировали внимание на старинном мундире. Оба какое-то время озадаченно смотрели на золотые пуговицы с двуглавыми орлами, вычурные парадные эполеты и знакомые по музеям ордена. С некоторой задержкой до них начало доходить, они все это видели, много раз видели. Основатель династии Алексеевых на всех парадных картинах был изображен именно в этом мундире с несколько необычным поясом. Перстень, молнией мелькнула мысль, в завещании княгини Антонины написано про перстень. Отец и сын осторожно подошли к столу, незнакомец с улыбкой протянул руку, на которой был фамильный знак. Оба синхронно посмотрели на свои перстни.

— Вы, вы наш родственник? — медленно, словно набираясь мужества, спросил Сергей Николаевич.

— Да, мы родственники.

— Вы тоже потомок князя Алексеева?

— Нет, я граф Сергей Николаевич Алексеев, а это, — рука тяжело легла на лежащие листочки бумаг, — письмо от моей жены.

— Что-то вы не похожи на прожившего сто пятьдесят лет старика, — подал голос император, — ваши слова неубедительны.

— Зачем мне вас в чем-то убеждать и что вы мне можете дать? Посмотрите на флаг Галактического альянса.

— Смотрю, что дальше.

— Отмеченные золотом звездочки — не планеты, а звездные системы. Это моя империя, на ее фоне ваша власть и деньги смехотворно малы.

— Не увиливайте от ответа, молодой человек, по возрасту вы не намного старше моего внука.

— Что касается возраста, здесь вынужден вас огорчить, строгий подсчет даст почти пятьсот лет.

В кабинете повисла тишина, Николай Сергеевич пытался осмыслить слова незнакомца. В целом тот прав, зачем ему на Земле деньги и власть, если держишь под контролем половину галактики. Действия в кабинете ничего не объясняют, княгиня Антонина оставила потомкам серьезное завещание, ее муж мог сделать то же самое. Вот возраст, тут совсем другое дело, процесс старения организма остановить невозможно.

Династия Алексеевых опирается на свои традиции, он не вправе их менять. Нравится ему этот юноша или нет, верит он его странному утверждению или нет. Сидящий перед ним человек четко и уверенно заявил свое притязание на старшинство, его долг довести дело до конца.

— Милостивый государь, я готов поверить в нашу родственную связь, но не в факт вашего тождества соснователем династии Алексеевых. Тем не менее в оставленном княгиней Антониной завещании в первых строках приказано дожидаться вашего возвращения.

— Я просто не мог вернуться.

— Там есть некоторая загадка, ограждающая от возможных поползновений всяких мошенников.

— Разумная предосторожность.

— Покажите мне взятые в сейфе бумаги, я должен убедиться в отсутствии подсказки.

— Читайте, — адмирал протянул пожелтевшие листочки.

Император взял бумаги и начал читать вслух:

— «Милый Сереженька, я не могла пойти с тобой в телепорт, бросить на произвол судьбы наших детей. Прости, любимый…»

Николай Третий неожиданно закашлялся, покраснел и вернул листочки на место.

— Извините, ваше высочество, простите, ваше величество, здесь действительно личное… Еще раз прошу меня простить.

— Вы прекрасно знаете мой титул на Земле.

— Да, конечно, я растерян и сконфужен. Все так неожиданно.

— Господин адмирал, — вмешался в разговор Сергей Николаевич — младший, — из услышанного я сделал вывод об ином происхождении княгини Антонины.

— Мы оба не являлись современниками принявшего нас мира.

— Это многое объясняет, но почему вы оказались в Тамбове, а княгиня Антонина в Индии?

— Перенос Нины произошел со смещением в пространстве.

— И вы бросились искать свою жену! Обошли половину Земли и встретились! — Глаза юноши горели азартом. — Я всегда восхищался вами!

— Погодите, господа. — Император поднял руку. — Погодите, в завещании княгини Антонины предсказано не только возвращение мужа, есть и загадка.

— Я вас слушаю, Нина Вячеславовна отличалась рассудительностью и осторожностью.

— Вы должны забрать какой-то очень важный предмет в определенном месте, известном только вам двоим.

Граф Алексеев ненадолго задумался, затем повернулся к сидящей в кресле женщине:

— Лаветта, передай командование по эскадре капитану первого ранга Нурадину.

— Ты берешь меня с собой?

— Твои ножки давно уже не бегали по земле. Вечером сходим в оперу, перед этим получишь истинное наслаждение.

— Какое же? — Женщина кокетливо опустила ресницы.

— Выберешь себе несколько нарядов.

— На Таразеде мода более привлекательна.

— В средствах можете не стесняться, — счел необходимым вставить Сергей Николаевич.

— За мной осталось много банковских тайн, — с этими словами адмирал показал платиновую карту Тульского банка оружейников.

— Откуда? Почему? — невольно подался вперед Сергей Николаевич.

— Скрытые оплаты различных акций, реализация пиратских трофеев, контрабанда оружием.

— А мы сможем совершить путешествие в иные миры? — несколько смущаясь, спросил внук.

Адмирал на мгновение замер, после чего ответил:

— Почему нет, совершим небольшую прогулку прямо сейчас, Лаветта будет готова только через час.

Император со своими наследниками несколько озадаченно переглянулись, но последовали за хозяином. Трудно понять слова о «небольшой прогулке прямо сейчас». Это куда, в местный кинозал?

Снова лифт и вход в кабину телепорта, молочно-белое сияние уже не ослепило, Николай Третий благоразумно закрыл глаза. Когда же открыл — замер в немом восхищении, они стояли на смотровой площадке перед гигантским водопадом. Нет, слово «гигантский» не подходило для определения невероятного природного явления. Водопад простирался от горизонта до горизонта.

— Что это? — чуть слышно спросил внук.

— Водопад Графиус на одноименной планете.

— В воздухе чувствуется соль.

— Водопад в открытом океане, с этой стороны протянулась цепь маленьких островков.

— Разве такое возможно? В океане уровень воды везде одинаков.

— Ошибаетесь, на Земле в океане есть холмы и впадины, перепады высот достигают ста метров.

— Почему? Вода должна растекаться ровным слоем.

— Она и растекается, причина в силовых линиях гравитационного поля.

— Непонятно, гравитация зависит от массы Земли.

— Магнитное поле зависит от скорости вращения, но магнитно-силовые линии составляют весьма причудливый узор.

— Жаль, на Земле такого нет.

— Как это нет, а водопад между Индийским и Тихим океанами, у островов Малайского архипелага.

— Никогда не слышал.

— Там перепад уровней не более одного метра, а здесь триста семьдесят метров. Во всей Галактике нет ничего подобного.

Император с сыном и внуком долго смотрели на зачаровывающую картину падения невероятных масс воды.

— Извините, господа, время.

— Да, конечно, нам пора. Где здесь телепорт?

— Вся смотровая площадка представляет собой единый телепортал.

— Вдруг кто-то сюда телепортируется, он окажется соединен с нами.

— Телепортация основана на принципе соединения двух пространственных координат, а не на переносе тела в виде квазичастиц.

— Вы передадите нам новые технологии?

— Алмазные пирамидки уже на вашем столе, рядом с ними лежит компьютер. При первом удобном случае я все покажу и объясню. Нам пора.

Снова странные ощущения переноса в пространстве, усиленные пониманием перемещения на Землю с далекой планеты в созвездии Змееносца.

На этот раз с корабля переместились в Индию, тело окутал теплый тропический воздух, в ноздри ударил запах благовоний. Буквально в шаге от императора стоял брахман и с невозмутимым видом смотрел на людей, которые буквально свалились с неба чуть ли ему не на голову.

— Мне нужна помощь, — обратился адмирал к служителю храма.

— Где мы? На каком языке вы говорите? — не удержался от вопроса Николай Третий.

— Храм Венкатешвара в городе Хайдарабад, говорю на телугу.

— Чем я могу помочь? — спросил индус.

— Наина Махабхарата Салар Джангом оставила здесь мой золотой пояс.

Лицо брахмана даже не дрогнуло, но он сразу как-то выпрямился, казалось, стал выше.

— Вам придется подождать.

Священнослужитель, набирая номер на своем мобильном телефоне, пошел к двери за статуей Вишны.

— Здесь у входа маленький скверик, придется подождать не менее часа.

— Сколько языков вы знаете?

— Много, не считал, — как-то отстраненно ответил адмирал.

Император счел за благо не мешать. Несмотря на очевидную невероятность происходящих событий, он уже полностью поверил этому человеку. Стоящие рядом сын и внук буквально не сводили глаз с основателя династии Алексеевых. Не прошло и двадцати минут, как послышался вой сирен полицейских машин. Разгоняя верующих, к храму подъехал кортеж автомобилей, из шикарной «Чайки» буквально выскочил император Великих Моголов. Со ступенек храма что-то прокричали, Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом бросился к своим родственникам. Николай Третий с сыном и внуком встали, дабы должным образом приветствовать официального правителя Индии.

Последовавшие действия поставили семейство Алексеевых в тупик. Император Великих Моголов встал перед адмиралом на колени и протянул шкатулку из слоновой кости!

— Прости меня!

— Виноват только я, признаю тебя своим сыном.

Буквально в считаные секунды над головой появился шатер, а под ногами ковер. Адмирал сел на подушки и пригласил остальных устраиваться рядом.

— В шкатулке находится указанный в завещании предмет? — сдерживая волнение, спросил Николай Третий.

— Нет, вероятнее всего, письмо от принцессы Наины Махабхарата Салар Джангом.

— Там лежит ее дневник, — уточнил Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом, — она не запрещала нам его читать.

Граф Алексеев открыл шкатулку, достал четыре толстые тетради в кожаном переплете, погладил их и положил на место. Затем вынул из пенала свиток рисовой бумаги и развернул начальную часть. Все увидели написанные современным русским языком красивые ровные строчки. В этот момент к шатру подбежал младший из служителей храма и склонился в почтительном поклоне. Адмирал резко встал, Николай Третий хотел было последовать за ним, но Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом остановил его:

— Погоди, брат, досужим людям там нечего делать.

Только сейчас все заметили, что окружающая храм площадь заполнена сидящими на асфальте людьми.

На другой день газеты, телевидение и радио всего мира обсуждали новость номер один — император Великоросской империи посетил Мариинский театр. Казалось, что в этом необычного? Николай Третий не был театралом, но посещал оперу или балет раза четыре за год. Событие само по себе не стоило первой полосы любой газеты. Интрига заключалась в поднятой накануне шумихе. Некоторые телеканалы и радиостанции в вечерних новостях сообщили невероятные сведения — император с семьей бежал в Индию! Его якобы в торжественной обстановке встречал монарх Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом. А тут такой конфуз! Император с императрицей и неизвестной супружеской парой спокойно сидят в царской ложе. По поводу гостей главы дома Алексеевых возникло множество пересудов и всевозможных домыслов. В первую очередь все обратили внимание на то, как молодые люди разговаривали с императорской четой. Со стороны было хорошо заметно, что в ложе велась непринужденная беседа с многочисленными шутками. Малознакомые люди так себя не ведут. Пресса и телеканалы строили самые невероятные предположения. Дело в том, что круг общения династии Алексеевых был досконально известен.

Наибольшее внимание привлекла неизвестная дама, настоящая красавица с впечатляющей фигурой. Молодая женщина с такими данными просто не могла оставаться незамеченной, да еще при условии близкого знакомства с главой дома Алексеевых. Редакторы светских хроник перепроверяли архивы за последние пять лет, телеведущие строили немыслимые предположения. Наталья Одинцова ехидно заметила, что император привез неизвестную супружескую чету из Индии, или они свалились ему на голову с одного из космических кораблей пришельцев. Шутки шутками, но неизвестные люди не могут по-родственному разговаривать с царствующими персонами. Мелькнуло было предположение, что неизвестная женщина на самом деле не кто иная, как Наталья Алексеева. Однако домысел быстро отмели из-за разницы в росте, незнакомка была на голову выше.

Внучка императора уже пять лет жила в Африке, где изучала жизнь диких животных. Девушка отличалась любовью проявлять благотворительность и скверным нравом. Если первое обществом приветствовалось, то второе однажды чуть было не привело к трагедии. Один из корреспондентов светской хроники нашел Наталью Алексееву в саванне недалеко от озера Танганьика. Вероятнее всего, солнце напекло бедолаге голову, ибо он задал девушке бестактный вопрос. В ответ внучка императора схватила ружье и начала стрелять под ноги нахала. Впрочем, инцидент имел положительные последствия. Последующие визиты корреспондентов заканчивались описанием бытовых условий и качеств ее шикарного внедорожника марки «Есаул» класса люкс. Фотографы снимали пейзажи, самолет с навороченной электроникой и саму девушку на фоне львов, носорогов или жирафов. Только вот загорелое лицо с облупленным носом получалось трудноразличимым в тени широкополой шляпы, что и послужило поводом для неверной догадки.

Вскоре за неизвестной красавицей началась настоящая охота, которая, в общем-то, не составляла особого труда, поскольку она часто появлялась на людях со своим спутником. То они посещали театр, то вместе гуляли по дворцовому парку в Гатчине. Ее видели в Знаменском имении, где женщина с видимым удовольствием училась верховой езде. Данный факт подчеркивал близость неизвестной пары к великой династии. Знаменский конезавод считался святая святых рода Алексеевых, и проще было попасть в Зимний дворец, чем на заветную конюшню. Однажды случилось совсем невероятное, красавица и ее неизвестный спутник были замечены в Российской академии наук. Однако последующий массовый штурм гренадеров от прессы и телеканалов господа академики отбили с невероятной легкостью. «Приходили, говорили о науке, где родились — не спрашивали, как имена — не запомнили». Так что охотникам за сенсациями пришлось довольствоваться описанием туалетов таинственной незнакомки и строить новые догадки. Университеты Земли затопил поток исследователей архивов, желающих заполучить студенческую фотографию красавицы со всеми сопутствующими данными. Слухи слухами, но общение с профессурой в течение шести часов не могло быть вежливым чаепитием.

Как-то незаметно утихли страсти по висящим над головой огромным кораблям пришельцев. Тема по-прежнему оставалась в ежедневных новостях всех телеканалов, но отошла на второе место. В газетах неведомые инопланетяне сместились на вторую страницу. Два гиганта диаметром в несколько километров ушли на другие орбиты. Теперь один из них расположился между Землей и Марсом, другой между Землей и Венерой. Жители вернулись в свои дома и не вздрагивали во время сериалов про космические ужастики. В то же время общая напряженность не спала, то один, то другой телеканал сообщал о приземлении летающих тарелок или похищении людей. Со временем появилась новая забава, всякие разные сообщения неведомых разведслужб об установлении фактов сотрудничества с прилетевшими злодеями. Домохозяйки ахали при перечислении вымышленных фамилий из правительств «неправильных» государств, мужья и дети многозначительно крутили пальцем у виска. Тем не менее тихими намеками поползли слухи о связях великоросского правительства с неведомыми пришельцами.

Демонстративный визит в Академию наук являлся далеко не первой встречей с российскими учеными, а шумиха вокруг красавицы Лаветты всего лишь частью далеко идущего плана. Неизбежно наступит час официальной встречи космических пришельцев с населением Земли. Сергей выступит как правитель Галактического альянса, а Лаветта Флониан как командир эскадры кораблей. Факт заочного знакомства с таинственной красавицей помешает неизбежным попыткам поднять шумиху по поводу порабощения Земли. Ну а пока Сергей и Лаветта продолжали подогревать интерес публики и заставлять корреспондентов искать по всему миру корни таинственной незнакомки. Они появлялись в парке Ливадия, через некоторое время их видели в ложе во время футбольного матча в Нижнем Новгороде, где красавица азартно кричала и размахивала руками.

Там же, на берегах Волги произошла «случайная» встреча с корреспондентами. Даме захотелось самой выбрать мороженое. Автомобиль остановился возле уличного лотка, а охрана не смогла обеспечить плотный кордон. В результате подоспевшие журналисты услышали, что незнакомка говорит по-русски с явно выраженным акцентом. Интервью с доселе неизвестной продавщицей эскимо показали все телеканалы мира. Женщина, бледнея и заикаясь от натиска корреспондентов, поведала всему миру о совершенно фантастическом запахе духов красивой покупательницы из дорогого автомобиля. Самой важной деталью сбивчивого рассказа явилось утверждение о заметном певучем акценте. Филологи и лингвисты бросились искать родной язык незнакомки.

К появлению таинственной дамы в Каменном театре подготовился весь Петербург. Внук императора неосторожно оповестил директора о предстоящем посещении вместе со своими друзьями. Билеты моментально закончились, а сотни камер оказались развернуты на царскую ложу. Во время оперы зрители сидели спиной к сцене, даже артисты пытались что-то рассмотреть сквозь слепящий свет прожекторов. В результате появилась новая животрепещущая тема — колье на шее красавицы. Эксперты, ювелиры и просто знатоки обсуждали происхождение крайне редких розовых бриллиантов. Каждый камешек по десять карат, а центральный не менее пятидесяти! Подобного колье ювелирный мир не знал, да еще особая трехступенчатая огранка. Это вам не ширпотреб в виде конуса, видна настоящая ювелирная работа, рука мастера.

Занимаясь подготовкой к встрече землян с пришельцами, Сергей и Лаветта не забывали о серьезных делах. Для начала Николай Третий организовал в Знаменском имении встречу с ведущими академиками страны. Здесь уже не могло быть и речи о демонстрации своих намерений и вступительных тезисов. Академики, разбившись на группы по «интересам», провели в имении полную неделю, после чего засыпали Сергея вопросами. Основным препятствием являлись базовые определения и принятая система мер. После долгих споров ученые создали группы быстрого обучения, которые перебросили на орбиту в Везенский университет. Математики, физики, химики и прочие ученые прилежно сидели за партами на зависть самым прилежным школярам. Компьютер сам делал перерывы, буквально в принудительном порядке вынуждая своих «студентов» вовремя ложиться спать, завтракать, обедать и ужинать.

Параллельно с академиками Сергей и Лаветта вывезли на орбиту Генеральный штаб и Адмиралтейство. После трехдневной ознакомительной экскурсии по крейсеру «Несокрушимый» адмиралов и генералов ознакомили с боевой орбитальной станцией «Посейдон», чем привели всех в шоковое состояние:

— Господин адмирал, неужели вы с легкостью отдадите нам такое мощное оружие?

— Почему нет? Вы сами видите Андреевские флаги.

— Это так, но… вы не боитесь?

— Чего, по-вашему мнению, мне стоит опасаться? — с улыбкой спросил Сергей.

— Ну… мы это… можем взбунтоваться и обстрелять ваш флот.

— Данный сценарий вероятен для внутренних отношений нынешней России?

— Вообще-то нет, сегодня невозможна гражданская война.

— Любая военная акция должна базироваться на экономических или политических целях. Что вы получите, начав со мной войну?

— Независимость от вас.

— А дальше? Перестреляете с орбиты всех земных врагов, затем мышей и крыс и будете дрожать в ожидании моей эскадры?

— Вам придется понести серьезные потери. Разбить орбитальную оборону совсем не просто.

— Я поступлю проще — взорву Землю, для разрушения планеты мне потребуется всего три залпа с орбиты Сатурна.

Военные нервно переглянулись.

— Могу поступить еще хуже — взорвать Солнце. Стратегия и тактика космических боев подразумевает совсем иные масштабы.

— Неужели возможно поступить столь безжалостно?

— С каких это пор на войне начали жалеть врагов?

— Но уничтожить планету со всеми ресурсами…

— Ресурсы никуда не денутся, с астероидов их даже легче извлечь. Опять же, в результате взрыва получится много алмазов, платины и золота.

— Вы серьезно! Вот так просто уничтожить целую планету ради полезных ископаемых?

— Существует специальная технология, правда, она применяется только в необитаемых мирах.

— Это же неразумно!

— Почему? В масштабах Земли срывают горы и выкапывают километровые котлованы, в масштабах галактики взрывают планеты.

Экскурсия перешла в деловое русло после перехода на учебный центр космофлота. Генералы и адмиралы разбежались по тренажерам, где с мальчишеским азартом принялись стрелять по врагам и руководить иллюзорными эскадрами.

— Почему на кораблях есть десантники, а боевой высадки на планету не предусмотрено? — с удивлением спросил командующий ВДВ.

— В подобном действии нет здравого смысла.

— Как это нет? Любая военная операция заканчивается после зачистки территории. А это может сделать только солдат.

— Космические аппараты современной России способны обнаружить на земле спичечный коробок. Крейсер, как многофункциональный корабль, не только обнаружит, но и сожжет.

— Но огневая точка может очень хорошо замаскироваться.

— В любом случае останется аппаратура слежения, которую по наведенным сигналам легко обнаружить с орбиты.

— Даже оптическую?

— Система линз, помимо воли оператора, пошлет блик в ответ на зеленый луч лазера. Выход кораблей на орбиту планеты — это конец операции.

— Почему же? Средства ПВО могут затаиться и нанести удар в решительный момент.

— Откуда они узнают про этот решительный момент? По телефону, от дворника с метлой?

— Тем не менее у вас на кораблях значительные силы космодесанта.

— Действия космодесанта освоите во время переобучения. А сейчас смотрите.

Сергей активировал свой пояс, немного отошел и включил индивидуальное защитное поле. После того как все рассмотрели серебристое сияние, он телепортировался на десять метров.

— Во время боя можно пушками долбить вражескую защиту, а можно телепортировать отряд прямо в боевую рубку.

— Ух ты! Круто!

— Аналогично с захватом планет. Отряды спецназа захватывают штабы, политических и финансовых лидеров…

— Теперь все стало понятно. Вы правы, выход на орбиту ставит защитников в безвыходное положение.

Научная и военная элита Великоросской империи прочно прикипела к учебным центрам Галактического альянса.

Пока военные грезили баталиями галактического масштаба, а ученые мужи изучали открытия тысячелетней давности, Сергей в кругу своих праправнуков вникал в историю прошедших лет. Что касается своей жены, здесь была обычная житейская история. Нина сошлась с двоюродным братом графа Алексеева — Павлом Алексеевым, который уже многие годы практически единолично занимался делами тамбовских имений. О венчании не могло быть и речи, в первую очередь по церковным канонам, где они считались близкими родственниками. Через пять лет Нина родила сына, затем снова сына и к сорока годам дочь. Дети воспитывались под присмотром индийских нянек и регулярно навещали своего далекого дедушку. Учились в университете Нижнего Новгорода, как принцы Махабхарата Салар Джангом. Дедушка поступил весьма разумно, благословив старшего внука как своего наследника, а младшему определил роль советника по делам провинций. Так возникла новая династия, впитавшая в себя как индийские, так и русские традиции. Для мусульман они были потомками Великих Моголов, для индусов своими соплеменниками, для России и Европы высокообразованными людьми с европейским образованием и воспитанием. Братья сумели создать национальное подобие демократии, не нарушив при этом установившихся традиций.

Трансформация России в Великоросскую империю и призвание на царство его сына Николая происходило не столь безоблачно и совсем не бескровно. Каждую субботу и воскресенье многочисленное семейство Алексеевых собиралось в Центральном госпитале орденов Мужества и Славы Второго флота Номаркии. Пока одни проходили процедуры, другие собирались в верхнем саду, где под блеском таких близких звезд рассказывали историю прошлых лет. Первое время рассказывать приходилось Сергею, ибо потомки весьма живо интересовались историческими событиями:

— Даже не верится, что вы были современником Екатерины Второй, Павла Первого и Потемкина.

— Строго говоря, я не был их современником, я человек совсем другой эпохи.

— Все верно, но вы с ними общались и даже были дружны.

— Насчет дружбы тоже не совсем верно, у меня были прекрасные отношения с императрицей и Григорием Александровичем, но они базировались на взаимной заинтересованности.

— А с Павлом Первым?

— Это была основанная на взаимной симпатии дружба. Император отличался высокой эрудицией и твердым характером.

— Однако сохранилось много утверждений о его вздорном характере.

— Отнюдь, он совсем не был вздорным человеком. Здесь совсем иное, убежденность в своем праве говорить правду в глаза.

— Так неприлично!

— Неприлично между равными людьми, а император выше этого. Если человек вор, Павел Первый прямо говорил это в глаза. Более того, он считал зазорным скрывать свое мнение от окружающих.

— В этом суть конфликта с Потемкиным?

— Никакого конфликта не было. Павел не скрывал своего презрения к главарю заговорщиков и организатору убийства своего отца.

— Как к этому относился граф?

— Первоначально просто игнорировал юношу, впоследствии избегал встреч с императором.

— По поводу создания Африканского гвардейского полка ходит много легенд. Зачем Павлу потребовался этот полк?

Сергей громко захохотал.

— Простите, господа, но это действительно забавная история.

Далее последовал рассказ в красках о месячном пребывании наследника в княжестве Голконда. О его ежевечерних занятиях с кафрами, когда цесаревич учил негров премудростям парадного шага и прочим нюансам строевой подготовки.

Рассказ развеселил присутствующих, а главное, прояснил причины, по которым император неожиданно призвал для своей охраны никому неведомый полк из далекой Африки.

— Почему ваше имя столь почитаемо в Северной Африке?

— Здесь я не смогу ответить. Вероятнее всего, это произошло благодаря стараниям моих друзей.

— Вы отрицаете свое участие в развитии Алжира, Египта и Марокко?

— Нет, конечно. Но это были взаимовыгодные сделки. Россия стала доминировать в торговле, взамен арабы получили современное оружие.

— Разве выгодно было в восемнадцатом веке торговать со столь далекими странами?

— Прямая торговля не очень прибыльна, а роль посредника приносила весьма большие деньги. Товары из Египта, Алжира и Марокко в основном шли в Европу.

— Понятно, в семье преобладало мнение, что все завязано на совместные пиратские походы.

— Морской разбой послужил толчком для накопления денег. Так я и Дей аль-Сарддидин смогли собрать требуемый капитал.

— Разве Марокко не принимало участия в пиратских набегах?

— Нет, что вы! Эмир Марракееш и его сын Азид Шериф были весьма порядочными людьми. Для них неприемлема сама мысль о любой форме разбоя.

— Тем не менее это не помешало им разграбить Францию, захватить Австралию и устроить резню в Танжере.

— Допустим, в Австралию я сам подтолкнул эмира, а про Францию и Танжер ничего не знаю.

— Это мы вам расскажем позже. Скажите, какой период жизни на Земле был для вас самым тяжелым?

Сергей задумался. О своем «местном» происхождении говорить не хотелось. Последуют новые вопросы, на которые практически невозможно ответить. Зачем им знать о совершенно ином развитии цивилизации. Он стал виновником другого пути, где нет места революционным потрясениям, массовым расстрелам и догматизму диктатуры пролетариата. Где озлобление людей на голод, дефицит элементарного мыла и тяжелый труд умело направлялось против интеллигенции. Простые житейские слова «интеллигент», «шляпа» и «очкарик» приняли оскорбительный контекст. Гегемония пролетариата переросла в хамскую вседозволенность и беспробудное пьянство.

Осознание переноса в XVIII век произошло примерно через месяц. Первое время он действовал исходя из текущих обстоятельств, без каких-либо планов и попыток к самостоятельным шагам. Впрочем, изначально ставил себя на один уровень с дворянами, что было совсем не сложно. Прожив всю сознательную жизнь в военной среде, он легко вписался в быт городского дворянства. Дозор Тамбовского полка обнаружил следы недавней стычки неведомых европейцев с татарами, что послужило подтверждением его слов о гибели попутчиков. Нечаянные деньги за «иноземные» сувениры переросли в желание заняться передовым сельским хозяйством, а поиски крестьян привели на тульский завод. Самым невероятным и в то же время самым важным стало признание родства с Алексеевыми. В дальнейшем титульная грамота от губернатора открыла дорогу в большую жизнь.

После был первый завод и первые честолюбивые попытки подтолкнуть Россию вперед. Делая первые шаги, он даже не подозревал о последствиях простейших технических инноваций.

— Самым тяжелым оказалось строительство первого парового котла.

— Разве? Мне казалось, что в тот период очень сложно было построить конвертор переработки чугуна в сталь.

— Это как раз не составило проблемы. Пришлось несколько повозиться с компрессором для продувки воздуха через жидкий чугун.

— Но сам конвертор достаточно сложная инженерная конструкция.

— Не путайте современный конвертор с технологическими приемами середины восемнадцатого века.

— В чем же может быть разница? Принцип один и тот же.

— Вот именно, принцип тот же, а сам конвертор другой. Первый экземпляр сделали за три дня, из которых два ушло на сушку шамота.

— Невероятно! Сегодня на подобное строительство уходит год!

— Правильно, сейчас строят на сто тонн, а я сделал на одну тонну. Учитывая удельный вес железа, у меня была бочка на сто литров жидкого чугуна.

— Да, об этом никто не подумал, а как сделали пламенную регенерацию?

— Здесь не обошлось без затруднения, первая печь строилась более года. Другой уровень технологий потребовал много сопутствующих действий.

— Кстати, а как вы смогли обучить рабочих? Например, на конвейере?

— Чему их обучать? Как закрутить пять болтов? Или каждые три минуты открывать лоток? Здесь вообще не требуется никакого обучения.

— Но ваши часы-ходики, они до сих пор висят на стенах во многих домах.

— Ну, господа! Это вообще самый примитивный механизм, который не требует ни точности, ни чистоты обработки металла.

— Трудно поверить вашим словам. Почему никто не смог повторить выпуск ходиков?

— Смысл этих часов заключается в маятнике, который за цикл должен сделать кратный секунде ход.

— А сам механизм? Он же достаточно сложен.

— Вообще никакой сложности. Гиря через цепь тянет колесико секунд, маятник поднимает коромысло, шестеренка проворачивается на одну секунду, что соответствует одному зубчику.

— Ах вот оно что! Далее шестеренка минут и шестеренка часов. Однако если шестерни кривые?

— Какая разница, главное количество зубцов в шестеренке. При плохом механизме вешают более тяжелую гирю.

— Для часов важен точный ход, чего невозможно добиться с примитивным механизмом.

— Ошибаетесь, точность хода обеспечивает маятник, на конце которого находится регулировочный винт.

— Ваши слова многое проясняют, но с хронометрами вы сильно рисковали.

— Отнюдь. Я построил оптико-механический завод, где в первую очередь освоил выпуск увеличительных стекол.

— В результате рабочие смогли без затруднений выполнять самую тонкую работу! Хитро!

— Может быть и хитро, в результате регулировщики могли заметить малейшую царапину в местах сопряжения шестеренок.

— Возможно, в любом случае большое спасибо. Сегодня часы нашей марки самые престижные и самые дорогие в мире!

— Реальной сложностью было изготовление первого парового котла, а не часов.

— Почему? Что может быть сложного в паровом котле?

— Ха! Котел изготавливается из стального листа, лист прокатывается на стане, стан приводится в движение паровой машиной.

— Вы хотите сказать, что попали в замкнутый круг?

— Именно так, замкнутый круг. В то время стальные листы выбивали молотом, получались какие-то железные лепешки.

— Все равно, лист обрубили по нужному размеру — и готово.

— Во-первых, лист получался разной толщины и с трещинами, которые впоследствии забивали ковкой.

— Действительно проблема, и как вы решили эту задачу?

— Начал с парового молота с ограничителем по нижнему ходу.

— Вот видите, сумели найти выход.

— Это еще не выход, листы требовалось соединить клепкой да еще водонепроницаемым швом. Первые котлы выглядели как куб с ребром в два метра.

— Интересно такое слышать, после первого котла дело пошло на лад?

— Ну что вы! Первый котел делали более месяца, затем еще пять уродцев, после чего запустили прокатный стан и вальцы.

Из неожиданных успехов было изготовление стальных тросов для такелажа кораблей, где они с Варфоломеем Сидоровичем сразу нашли правильное направление в технологическом процессе. Со временем Сергей смог удовлетворить любопытство своих родственников. Чем дальше человечество уходит в своем развитии, тем меньше оно разбирается в простых вопросах. Спроси сегодня любого инженера об устройстве молота с приводом от водяного колеса, нагородит все что угодно. На самом деле два человека, один топор и один день — все, молот на четыре удара за один оборот колеса готов. А ветряная мельница? Как минимум одна угловая передача и редуктор. По жизни изготавливается только из дерева без гвоздей и шестеренок. Сегодня до этого трудно додуматься, на самом деле механизм прост до высшей степени гениальности.

Наконец настал день, когда граф Алексеев смог удовлетворить свое любопытство по поводу исторических событий прошедших лет. Как он и предполагал, искра конфликта разгорелась между Потемкиным и императором. После исчезновения Сергея сначала начались трения в Сенате, быстро переросшие в открытое противостояние двух основных партий. На этом фоне Григорий Александрович потребовал передать в его руки всю полноту власти. Здесь Павел встал на дыбы, ибо в словах председателя правительства усматривалась узурпация власти и пренебрежение к монарху. Через несколько дней дом Романовых пресекся.

— Как это произошло? Расскажите подробнее, — попросил Сергей.

— Официально Павел Первый со своей семьей во время ужина отравились грибами.

— Все сразу? И дети?

— Да, умерла вся семья и часть кухонной прислуги.

— Потемкин был решительным человеком, но пойти на убийство малолетних детей! Александру должно было быть всего десять лет.

— Бесчеловечный поступок вызвал бурю негодования, усилившуюся после нескольких смертей сторонников императора.

— А что Дума?

— Думцы начали собственное расследование, но Потемкин их разогнал.

— Даже так! Не побоялся ответных шагов.

— Он пошел напролом, как танк, и потребовал императорской власти.

— Захотел стать диктатором?

— Нет, именно императором.

— Это же явная глупость! Он из знатного рода, но не княжеского.

— Вот именно! Сразу же возмутились Юсуповы, чей род старше Романовых, да и богаче.

Что верно, то верно. Дом Романовых никогда не входил в число самых богатых княжеских родов. С воцарением Елизаветы началось финансовое бедствие. Императрица не разделяла государственную казну и свое имущество, в результате к своей кончине она оставила долги в пять миллионов рублей. Юная Екатерина Вторая первоначально ревностно следила за деньгами и даже погасила задолженность своей предшественницы. Но ненадолго, вскоре царица перепутала свой кошелек с государственной казной. За период между Петром Первым и Павлом Первым о благополучии казны пекся только Бирон. Он жестоко взимал с дворян все недоимки, поставил на ответственные посты иностранцев, которые не связаны с Россией личными интересами. За что и поплатился. Когда герцога сослали, в казне лежали два миллиона рублей. Ну да ладно, в новой истории деньги контролировали Сенат и Дума. Обе стороны дотошно следили друг за другом, много не украсть.

Юсуповы — это сила, не только богатый и знатный, но и многочисленный род. Они владели огромными земельными уделами, при этом не брезговали мануфактурами, построив множество фабрик и заводов. В свое время Сергей приглядывался к Борису Григорьевичу и его сыну Николаю Борисовичу, но не срослось, слишком знатны, не подступиться.

— И что Юсуповы? Схлестнулись с Потемкиным?

— Не сразу. Потемкин некоторое время выжидал, пытаясь собрать вокруг себя побольше сторонников.

— Неужели сумел обмануть?

— Нет, конечно. Николай Борисович хоть и молод, да хитрости не занимать. Хорошо укрепил тылы.

— До открытого противостояния не дошло?

— Первыми вмешались гвардейцы Африканского полка.

— На чьей стороне выступили негры?

— Защитили Думу.

— От кого?

— Потемкин переманил на свою сторону Семеновский полк, который пошел громить Думу и напоролся на сторонников Павла.

— Случилось кровопролитие?

— Негры находились внутри Думы, куда смогли затащить даже пушки. Они открыли окна и без предупреждения начали обстрел, семеновцы разбежались.

— Стычка дала толчок серьезным последствиям?

— В общем-то, да. Министр обороны князь Николай Голицын запретил войскам покидать казармы. Юсупов грозил привести в Петербург казаков, Потемкин засел в Мариинском дворце.

— А что колонии и провинции?

— Первоначально отнеслись к произошедшей заварухе безразлично, вмешались, когда началась война.

— Война? Что за война?

— Начали голландцы, они объявили войну Дании. Высадили десант, который с легкостью прошел все крепости, затем через Свеаланд и Норланд перешли в Норвегию.

— Как! Свеаланд и Норланд наши земли! Это же явная неосторожность с их стороны.

— Ошибаетесь, граф, военная операция была хорошо продумана. Они высадили десант у Нарвика и захватили перевал Тернет.

— Глупо, очень глупо, голландцы сами залезли в ловушку.

— Вы правы, они слишком поздно поняли, что находятся в мышеловке. Но первоначально были уверены в успехе.

— Что же давало повод для подобной уверенности?

— Войну спровоцировал Потемкин, он надеялся внешним конфликтом объединить вокруг себя патриотические силы.

— Как развивались события?

— Первоначально почти не развивались. Свеаланд и Норланд не затрагивали ничьих интересов, если не считать самого Григория Александровича.

— Ну да. Золотые и серебряные рудники принадлежали казне или Потемкину, заводы оставались у местных промышленников.

— Ободренные первыми успехами, голландцы нанесли удар в Африке, где попытались захватить Форт Елизаветы.

— Но там мощные равелины!

— Они не смогли с ходу захватить город и блокировали его, а сами установили контроль над алмазными копями.

— Круто наехали! И долго они хозяйничали?

— В Африке голландцы сразу получили по зубам. Генерал Нащекин нанес синхронный удар по Капштадту и Александер-Хейвену. Затем отсек голландские войска от копей и Форта Елизаветы.

— В результате голландцы оказались разрознены и окружены.

— Все правильно, через полгода они потеряли Африку, но попытались вернуть Гайану.

— Там мощные форты.

— Действовали не силой, а хитростью и деньгами. Посулили вечную безналоговую льготу.

— Неужели люди поверили?

— Конечно, нет, даже переименовали Гайану, взяв название Русская земля.

— Россия достаточно легко отделалась, внутренние потрясения, как правило, заканчиваются большими потерями.

— Не скажите, вскоре к Нидерландам присоединилась Франция, высадив свои войска в Северной Америке.

— Захотели забрать себе весь континент?

— Хотеть-то хотели, но получилось наоборот, калмыки перешли границу и начали уводить людей да грабить города.

— Французы не пытались привлечь индейцев на свою сторону?

— Бесполезно, по менталитету калмыки были аборигенам понятнее. Кто не хочет безнаказанно пограбить да повеселиться среди пленниц?

— И что французы?

— Им ничего не оставалось, как вместо захвата русских земель распылить войска для защиты своих колонистов.

— Чем же закончилось противостояние Потемкина с Юсуповым?

— Граф Григорий Александрович потерпел фиаско. Но катавасия длилась почти десять лет.

— Как отбились от французов и голландцев?

— С голландцами обошлись сурово, равелины на островах Зунда и Аландских островах блокировали флот на Балтике. Адмирал Хаки Котлу разбил шлюзы с дамбами и высадил десант прямо на улицы Амстердама.

— Браво адмиралу, молодец! Славно пограбил!

— Еще как! Вычистил подвалы всех банков. В мастерских ювелиров не оставил даже точильных камней.

— Серьезный ущерб для торгового государства, неужели они не пытались откупиться?

— Пытались, да адмирал сразу отказал. Его слова «Здесь теперь все мое» стали крылатой фразой.

— Ему хватило кораблей для вывоза трофеев?

— Он поступил очень оригинально. Золото с серебром и прочими драгоценностями сдал в наш амстердамский филиал, банк выдал ему аккредитивы.

— После ухода эскадры вы выдали ссуды под хороший процент. Ай да молодец адмирал! А что с французами?

— Адмирал Спиридонов блокировал выход в Северное море на случай прохода голландских кораблей через пролив Бельт, а ему на зуб попалась французская эскадра.

— Интересно, что французы забыли у входа на Балтику?

— Они шли с десантом в надежде захватить Курляндию.

— Странный стратегический ход.

— Лувр планировал закрепиться в старых рыцарских замках, а после подписания мира обменять Курляндию на земли в Индии.

— Какая глупость, замковые укрепления давно снесены, а наши новые корабли практически неуязвимы.

— О разгроме французского флота сразу сообщили в Петропавловск. Вскоре Дей аль-Сарддидин и Али-бей собрали войска, а генерал Александр Ашастин с ханом Керуленом высадились на юге Франции.

— Остается только посочувствовать французам.

— Сегодня в каждой картинной галерее можно увидеть картину, где злобные русские продают арабам и неграм несчастных женщин и детей.

— А вы куда смотрите? Почему нет книг и фильмов, где французский маршал отправляет на смерть молодых солдат?

— Неудобно как-то. Мы же их побили.

— Глупости говорите! Арабы их спасли от голода и унижений. Вывезли в райские кущи и обеспечили светлое будущее.

Пришлось Сергею провести мастер-класс по вопросам пропаганды и агитации, где на первом месте стоят не реальные факты, а поставленные цели.

В качестве примера он взял реальную постсоветскую ситуацию в Прибалтике, впрочем, не называя реального времени и места, в том числе и планеты. Сегодня три прибалтийские республики стенают о русском сапоге и поют гимны партизанским движениям против ненавистных оккупантов. Вместе с тем для выяснения правды не надо далеко заглядывать. Если с трусливыми дезертирами войск СС и вермахта все ясно, то «оккупанты» выглядят несколько иначе. С началом войны национальные армии прибалтийских республик отступили вместе с РККА. Латвийская армия 3 августа 1941 года переименована в 201-ю Латышскую дивизию, авиация сведена в 1-й Латышский авиационный полк. Латыши отличились под Москвой и в районе Старой Руссы, после чего дивизия стала называться 43-я гвардейская Латышская стрелковая дивизия. Именно они освободили Ригу и закончили войну в Курляндии. Тринадцать воинов дивизии заслужили звание Героя Советского Союза, всего же 28 латышей удостоено этого высокого звания.

Литовская национальная армия 18 декабря 1941 года переименована в 16-ю Литовскую стрелковую дивизию, которая отличилась на Курской дуге, сумев устоять под ударами 383-й пехотной и 18-й танковой дивизий вермахта. После Белорусской операции дивизия освободила Литву, где в бою под Шауляем уничтожила 800 немецких танков. За бои под Клайпедой дивизия была награждена орденом Красного Знамени и стала именоваться «Клайпедской». Восьмого мая 1945 года генерал-майорУрбшас Адольфас принял капитуляцию немецких войск в Курляндии. Пятнадцать воинов дивизии заслужили звание Героя Советского Союза.

Самой многочисленной оказалась Эстонская национальная армия, которую 18 декабря 1941 года переименовали в 8-й Эстонский корпус, впоследствии 41-й гвардейский Эстонский стрелковый корпус. Под командованием генерала Лембита Парна находились две дивизии и авиаэскадрилья «Тазуя» (Мститель). Обе дивизии заслужили гвардейские знамена и стали называться 118-я гвардейская СД и 122-я гвардейская СД. Девять человек удостоено звания Героя Советского Союза, среди награжденных орденами 67 эстонских шведов. Сегодняшние политические лидеры Прибалтики позорят свой народ. За грязный доллар они воспевают разбежавшихся по лесам трусов и замалчивают подвиги собственных граждан.

Тем не менее за прошедшие двадцать лет достигнута поставленная цель. Ни у кого не возникает сомнений, что Прибалтика чужая для России земля. У русских есть исторические связи с Азией, с северными народами, а вот прибалтийские государства всегда были обособлены и развивались собственными самобытными способами. Кто сегодня помнит, что еще при Иване Грозном русский язык для латышей был родным. Что центром этих земель был город Владимирец (ныне Валмиера). Так же с Эстонией — датчане захватили русский город Колывань, после чего переименовали в Ревель. Северная Эстония до сих пор называется «Русская земля», сами эстонцы суть родственное с пермяками племя. Литовцы — те же славяне, потерявшие свою силу в многовековой борьбе с ливонскими и тевтонскими рыцарями. Но нет, благодаря пропаганде мы с прибалтами не только чужие, мы исторические враги.

Родственники несколько озадаченно выслушали длинный монолог о целях и методах пропаганды, но в конце согласились. При правильной подаче информации общество можно убедить в чем угодно. В том числе недавняя напряженность с Объединенной Европой могла быть ликвидирована в самом зародыше, как и победа фашистов на прошедших общеевропейских выборах. Постепенно разговор перешел к последним событиям десятилетнего противостояния Потемкина и Юсуповых. Как ни странно, но ни одна из противоборствующих сторон не получила достаточной поддержки.

— Что послужило решающим толчком для разрешения патовой ситуации?

— Демарш Юсупова в Маньчжурии.

— Разве они вложили капитал в местные мануфактуры?

— После вашего исчезновения Юсуповы пытались там закрепиться, но без особого успеха. Их интересы остались на юге Каспийского моря.

— Странно, зачем лезть в далекие земли, если не имеешь там влияния.

— Ваш поход в Маньчжурию до сих пор никому не дает покоя.

— Да там все было просто, деньги да хорошее оружие, вот и вся недолга.

— Это для вас, а для остальных эффектный поход с богатыми трофеями.

— Ну какие трофеи? Мы же никого не трогали. Зачем грабить свои собственные земли?

— В данном вопросе даже среди родственников нет единогласия, хотя в семейных архивах экспедиция описана очень подробно.

— Я сам диктовал отчет. Никакой героики, только проза.

— Ваш поход стал классикой ведения войны, на его примере учатся офицеры Академии Генштаба.

— Бросьте, какой пример?

— Не скромничайте. Стремительный рассекающий удар с запада на восток, армия императора пытается перехватить основные силы.

— В принципе так и было. Генерал Такин Хомайн не хотел ввязываться в бессмысленные сражения.

— Интересное определение стратегического маневра. Северная армия зашла в тыл маньчжурам, а вы высадили десант на юге.

— Однако высадка десанта не могла быть согласованным действием. В то время не было необходимых средств связи.

— Военные специалисты изучили ваш океанский переход. Вы точно подгадали время, а последний удар по столице согласовали через гонцов.

— Еще раз повторяю, я ничего не подгадывал. Генерал Такин Хомайн мог взять столицу и без моей помощи.

— Не скромничайте, дорогой адмирал. Командующий Северной армией написал подробный трактат о своем походе, где прямо указал на вашу договоренность.

— Здесь не спорю, мы договаривались, но это было за два года до взятия Маньчжурии.

— Вот именно, даже сегодня никто не сможет так точно спланировать военную кампанию.

Сергей махнул рукой, ну о чем здесь спорить. Историки разложили по полочкам всю Маньчжурскую операцию и нашли его действия гениальными. На самом деле события развивались намного проще, генерал воевал, а он обеспечивал политическое прикрытие. Потомки даже разыскали панический рапорт китайского генерала Ли Ван-цзу, где подробно описана битва с маньчжурской армией. Какая битва? С какой армией? Так, скоротечная стычка у холма.

Немного подумав, Сергей решил не заниматься никому не нужными объяснениями. Бронзовому памятнику не нужна историческая правда, а почитателям подвигов древнего героя истина нужна еще меньше. Хорошо еще потомки согласились не выдавать обществу истинное лицо адмирала пришельцев, а то еще фанаты пристрелят ради сохранения исторической справедливости.

— Так что за демарш устроил в Маньчжурии князь Юсупов? — Сергей вернул разговор в нужное русло.

— Он потребовал от губернаторов направить в Петербург маньчжурские войска и свергнуть Потемкина.

— На каком основании? Для губернаторов он никто, для маньчжур тем более.

— Тем не менее его телеграмма была опубликована в местных газетах. Генерал Такин Хомайн отправился в Петербург с десятитысячным отрядом.

— Никто не пытался остановить эшелоны? — удивился Сергей.

— Дело в том, что о тех событиях не сохранилось достоверных данных.

— Что говорят недостоверные? Осмелюсь предположить, что здесь приложил руку «штаб» во главе с Тимофеем, — засмеялся граф.

— Вы чрезвычайно прозорливы, — несколько смущенно ответил Николай Третий.

— Мы вместе заработали первые пять ваших нынешних миллиардов. Без всякой прозорливости могу предугадать любое его действие.

— Так это правда! — вступил в разговор Николай Сергеевич — младший. — Вы с Тимофеем с первых дней?

— Да, с первых дней, Тимофей работал приказчиком у Аграфены Фоминичны.

— Расскажите о тех днях, — попросила Ольга Сергеевна, — говорят, у вас с княгиней случился страстный роман.

Сергею совсем не хотелось вдаваться в подробности тех дней. Аграфена его страстно любила, настоящей искренней любовью. Он в свою очередь отнесся к ней чисто потребительски. Аграфена сделала правильный выбор, выйдя замуж за князя Черемшина и родив ему троих детей.

Родственники тактично не отвлекали от воспоминаний и не мешали новыми вопросами.

— У нас впереди еще много времени, я отвечу на любые интересующие вас вопросы. Сейчас давайте закончим с историей воцарения династии Алексеевых.

— Так уже все, — оживился Николай Третий, — несколько сотен маньчжурских солдат взяли под охрану княгиню Антонину и ваших детей, остальные вошли в Петербург.

— Вообще-то Потемкин боец, солдатами его не испугать, — заметил Сергей.

— Григория Александровича уже никто не спрашивал. Из Америки приехал Муравьев, который совместно с генерал-прокурором Шейным, Шереметевым и Нарышкиным инициировал земский собор.

— Где патриарх сразу предложил кандидатуру моего сына, — продолжил Сергей. — Хороший выбор.

— Почему вы так уверены?

— Мои дети ни от кого не зависели, богаты, ни с кем не враждовали. Нет явных связей с другими влиятельными фамилиями.

— Возможно, так оно и было. Официально провозгласили — как «Надежный оплот Великоросской государственности».

— Так вот откуда взялось название Великоросская империя.

— Да, ваш сын Николай Первый стал первым императором Великороссии, — торжественно сказал Николай Сергеевич — младший.

Сергей откинулся в кресле. Он не испытывал особой гордости за своих потомков, восхождение на трон его сына результат безоглядной борьбы закусившего удила графа Потемкина. Стопроцентная гарантия здесь заслуга только «генерального штаба» под руководством Тимофея. Именно они разложили изящный пасьянс. Даже демарш Юсупова, вероятнее всего, сыгран по написанным в Нижнем Новгороде нотам.

Глава 13 НЕБО В АЛМАЗАХ

Можно говорить все, что угодно, но Сергей был искренне рад, что потомки его друзей, тех, с кем он делал свои первые шаги, сегодня входили в состав акционеров финансово-промышленной империи Алексеевых. Настал день, когда семейная беседа перешла к обсуждению общих исторических событий.

— Что вы находите удивительного в присоединении к империи датских земель? — спросил Николай Третий.

Сергей покосился на специальный коктейль в его руке. Родственники достаточно быстро освоились с благами неземной цивилизации и уверенно делали заказ через дистанционный пульт. Впрочем, никто не выходил за рамки рекомендованного врачами перечня блюд и коктейлей. Не исключено, что пытались, но всевидящий глаз компьютера в корне пресечет любую самостоятельность. Это адмирал в свое время проверил на собственной шкуре.

Несколько дней назад на стажировку в Центральный госпиталь прибыла первая группа медиков из Центрального военного госпиталя и правительственной больницы. Светила земной науки выглядели перепуганными новобранцами во дворе военкомата. Сергей тогда обучал первый поток методологии общения через компьютер. У двух врачей обнаружилась способность к ментальному общению, чего они очень испугались. Остальные в разговоре с персоналом смотрели на потолок и пытались увидеть источник доносящегося «голоса». Сам адмирал редко общался с компьютером через акустические колебания, по определению командиры кораблей и старшие офицеры обязаны владеть ментальным общением. Для прочих компьютер формировал звуковые волны непосредственно на затылочной части черепа. Услышав разъяснение, медики во время разговора потешно хватали себя за затылок, будто пытались удержать слова. Наблюдение за прибывшими на космические станции землянами порой наводили на горькие воспоминания. Когда-то давным-давно, в другой, почти забытой жизни, когда Сергей был моряком торгового флота и работал в иностранных компаниях, он не раз был свидетелем повторяющейся картины. Аэропорт «Пулково-2», вальяжные пассажиры с дорогими чемоданами выходят на автостоянку, бросают на асфальт сигарету, сплевывают и говорят: «Как хорошо за границей! Чистота, порядок, на улицах ни соринки. А у нас сплошная грязь». Как правило, с последними словами выплевывается жвачка. Попробуй выплюнуть жвачку в Германии, неделю будешь ползать по тротуару на коленях и скоблить асфальт.

Адаптация первых землян к невероятным технологиям далеких звезд проходила на удивление быстро. Возможной причиной могло быть общее внешнее сходство и привычный набор рас. Или люди подсознательно были готовы к встрече с инопланетной цивилизацией. В любом случае это не тема для размышлений адмирала Сергея Николаевича Алексеева, он свою миссию выполнил, вернулся на Землю, но не домой. Где теперь искать свой дом? Об этом не хотелось думать, сейчас важнее узнать о давно прошедших событиях.

— Дания — исторический союзник России. — Сергей наконец очнулся от своих дум. — В то же время стремления присоединиться к нам никогда не было.

— Решение принималось исходя из целесообразности интересов России, а не желания потомков Гамлета, — засмеялся император.

— Если так, то да, — согласился адмирал. — Россия нависает над Западной Европой и гарантирует безопасность своих торговых путей с Балтики.

— При составлении проекта мирного договора с Нидерландами адмирал Хаки Котлу специально оговорил это условие.

— Грамотный флотоводец и тонкий политик, ему бы памятник поставить при жизни, — вздохнул Сергей.

— Так поставили, — пискнула из-за соседнего стола внучка Антонина, — и в норвежских землях, и на экваторе, и в Петербурге.

— А что случилось с Турцией? — вспомнил карту Сергей.

— Так в начале девятнадцатого века во Франции случилась революция, — снова подала голос Антонина, потом набралась храбрости и подвинула поближе свое кресло.

— Какая здесь может быть взаимосвязь? — удивился Сергей.

— Ой, да вы не представляете, какой там творился ужас! — затараторила девушка. — Революционеры придумали гильотину и рубили всем без разбору головы.

— Больше своим, чем чужим, — улыбнулся Сергей.

— Да, а откуда вы знаете? Вы очень проницательны. — Великая княжна смутилась и покраснела.

— Посмотрите на звезды, Антонина. — Сергей указал на такие близкие звезды. — Во всех мирах революционеры начинают с убийства врагов, затем мирных людей и заканчивают расправой над своими друзьями.

— Наукой давно доказана зависимость поступков и обстоятельств, — вступил в разговор брат императора. — Революционеры ничем не отличаются от оккупантов.

— Давайте вернемся к Турции. — Адмиралу совсем не хотелось вступать в бесполезный диспут.

— Из Франции революционные идеи поползли по Европе. В Австрии начались волнения среди чехов и венгров.

— Эрцгерцог счел за благо начать войну с Турцией, — снова улыбнулся Сергей, — а Россия вступилась за Грецию.

— Не за Грецию, а за братские православные народы, — подал реплику патриарх.

— Османы были не в состоянии оказать сопротивление армии эрцгерцога, — уточнил племянник императора, — возникла опасность австрийской оккупации всего Балканского полуострова.

— Россия вмешалась в войну и захватила полуостров Малая Азия, — констатировал Сергей.

— Нет, нет, что вы, граф! — замахал руками император. — После высадки в Греции Алексеевского казачьего корпуса Генштаб только приступил к планированию операции в Малой Азии.

— Турки сдались до объявления войны? — засмеялся Сергей, вспомнив старый анекдот.

— Как можно, граф! — всплеснула руками княжна Антонина. — В Петербург приехала делегация во главе с великим визирем. Подали прошение о вхождении в состав Великоросской империи.

— Интересный пассаж! — воскликнул Сергей. — И какая мотивация?

— Самая что ни на есть прагматичная, — ответил Николай Третий. — На востоке беспорядки, персидская армия вышла к Красному и Средиземному морям. С севера наступают австрийские войска.

— Что же, разумное решение.

— Более чем, — заметил Николай Сергеевич — младший, — сегодня это очень богатые губернии.

Сергей Николаевич, глава финансово-экономической империи Алексеевых, редко подавал голос при обсуждении исторических событий. Его участие, как правило, ограничивалось короткими репликами. Но как только разговор коснулся денег и прибыли, он моментально преобразился и выдал настоящий отчет о состоянии экономики и потенциальных резервах тех губерний, что некогда были Турцией.

Некоторое время адмирал стоически выслушивал переполненный цифрами обзор экономики южных губерний, которые некогда были Турцией. Во время детального рассказа об интересах Алексеевых в той или иной областях экономики, Сергей начал скучать.

Сейчас эта тема его ни в коей мере не касалась, его время ушло, участвовать в делах когда-то созданной им империи он не собирался. Да и сами родственники близко не подпустят. Если он попытается подойти к реальным делам или рулю управления, его уберут под тем или иным предлогом. При всех внешних проявлениях доброжелательности граф Сергей Николаевич Алексеев был для них чужим человеком. Улучив момент, адмирал перевел разговор на интересующую его тему.

— Простите, Сергей Николаевич, а как отразились на наших банках революционные события в Испании?

— Никак не отразились, впрочем, нет, вру, — поправился глава финансовой империи, — мы получили очень хорошую прибыль.

— За счет колоний или за счет Испании? — уточнил Сергей. — События должны развиваться от запрета на ввоз изумрудов и блокады флота конкистадоров.

Семейство Алексеевых пораженно смотрело на своего родоначальника. Никто не ожидал такого глубокого анализа давно минувших и тщательно скрытых событий. На самом деле адмирал никакого анализа не делал, просто вспомнил причины, породившие в Америке разлад. По известной истории король конфисковал в Толедо все принадлежащие конкистадорам изумруды. Одновременно с этим приказал изымать силой добытые конкистадорами драгметаллы и драгоценные камни. Мера правильная, да Испания уже упустила время, король не мог подкрепить свой указ необходимой военной силой. Американские колонии по населению и финансовой мощи уже обогнали свою родину. Конкистадоры в очередной раз отвергли волю короля, вместе с тем сумели уйти от прямого военного конфликта. Блокада испанского флота оказалась малоэффективной. Конкистадоры продавали свое злато-серебро в Гонконге, а изумруды реализовывали на Цейлоне. Колониальные царьки ничего не потеряли, а казна короля Испании не смогла устоять против военной экспансии вооруженных сил революционной Франции. Ватикан мгновенно забыл о некогда полученных из Мадрида кораблях золота и мешках с изумрудами. Хранители веры не желали ссориться с конкистадорами, ибо это неизбежно отразилось бы на мошне служителей церкви.

В нынешней истории случились незначительные различия. Конкистадоры торговали в Эквадоре, а прибыль оседала в карманах семейства Алексеевых.

— Трудно поверить в близорукость короля, — заметил Сергей.

— После вашего исчезновения губернатором стал адмирал Хаки Котлу. Король не видел в нем русского дворянина, тем более не увязывал с семьей Алексеевых.

— А дальше, — настаивал Сергей, — ко времени испанской революции моему другу должно было исполниться семьдесят лет.

— В дальнейшем чин перешел по наследству, — улыбнулся император, — король не мог получить достоверных сведений о транзитных грузах через Панамский канал.

— Хорошо, здесь я понял, но как юг Испании и значительная часть Центральной Америки оказались под русским флагом?

— Вторжение французских войск испугало Фердинанда Седьмого. Он обратился к России с просьбой не допустить беспорядков в стране.

— Армия высаживалась в Кадисе и Севилье? — Вопрос адмирала прозвучал почти утвердительно.

— Разумеется, — кивнул Николай Третий, — причем на контролируемой русскими войсками территории никаких волнений не происходило.

— Даже так? — удивился Сергей, затем подумал и добавил: — Сразу подняли флаг Великоросской империи, что автоматически вводит наши законы.

— Вы правы, у революционеров выбили почву из-под ног. Куба, Эспаньола и Новая Испания сами подняли русские флаги во избежание таможенных недоразумений.

— А что господин Боливар?

— Он поднял восстание с первым выстрелом в Мадриде, — княжна Антонина снова напомнила о себе. — А наши управляющие призвали к порядку самых злостных конкистадоров.

— Случайно прикрыв крыльями двуглавого орла самые богатые рудники и копи, — со смехом добавил Сергей.

— Вы зря смеетесь! — девушка надула губы. — Никто не возражал, когда население восточного побережья Новой Испании изъявило желание отделиться и создать свое государство Мексика.

— Еще бы! — Граф Алексеев продолжал смеяться. — Кроме кактусов там ничего нет, о нефти в тех краях я не удосужился написать.

— Там много нефти? — встрепенулся Сергей Николаевич.

— Не стоит волноваться, ядерные синтезаторы и новый принцип получения полимеров вскоре обесценят нефть.

Присутствующие достаточно долго обдумывали неожиданную информацию. Вопреки традиционному взгляду на нефть, данное сырье главным образом используется в химической промышленности. Сегодня продукция из углеводородного сырья плотно окутала человека коконом всевластия. Она везде, от гастронома до компьютера.

Постепенно разговор перешел на тему Мировой войны, которая случилась во время бума технического и экономического развития европейских стран. Началось с конфликта между Индией и Китаем. Обе страны претендовали на безжизненный Тянь-Шань и Тибет. В конфликт попытались вмешаться Франция и Португалия, но Россия закрыла свои порты для чужих военных кораблей. Далекие земли стали недоступны. Французы обиделись и решили отбить у арабов Австралию, для чего высадили в Западной Сахаре совместный с португальцами десант. Англичане воспользовались удобным моментом и отправили солдат в Восточную Америку. Персидский шахиншах не удержался от соблазна и вывел свой флот из Тартуса и Бейрута с желанием оккупировать Италию. Польша решила восстановить историческую справедливость и сцепилась с пруссаками и немцами. Каждый поляк знает о том, что некогда их страна простиралась от Северного моря до Черного. Австрия присоединилась к Польше, да скоро увязла в местных разборках. Чехи, словаки и венгры вспомнили старые обиды и решили установить «справедливые» границы. В центральной Европе гремели пушки и стрекотали аэропланы, в морях-океанах броненосные корабли осыпали друг друга огромными снарядами. Россия снабжала забияк броневыми листами, порохом и прочими полезными для войны вещами.

Все было хорошо до тех пор, пока чаша весов не склонилась в пользу Польши. Пруссаки начали отступать и в очередной раз попросили поддержки, но денег у них не оставалось. Государственная Дума вспомнила о подарке Петра Третьего и предложила бартер. Вы нам Шлезвиг-Гольштейн от Гамбурга до Штральзунда, мы вам пулеметы и четырехмоторные бомбардировщики. Пруссаки немного помялись, Гамбург и Любек относятся к Шлезвиг-Гольштейну, но Штральзунд уже Померания. Однако согласились, отдали и Померанию в обмен на оружие и обещание восстановить справедливость повторным обменом на польские земли. Не срослось, польские уланы напоили своих коней слабосоленой водой южной Балтики. По-видимому, балтийская вода плохо подействовала на головы седоков. Победоносная польская армия решила помериться силами с Россией. Варшава вручила русским ноту с требованием вернуть Польше все исторические земли, включая Смоленск, Бессарабию и устье Дуная. Более того, министр иностранных дел счел необходимым напомнить русским, что поляки неоднократно брали Москву и с удовольствием повторят это в очередной раз.

На полях Европы появились неведомые бронированные чудовища под названием «танки». Бомбардировщики сбрасывали на головы солдат до тонны бомб, кавалерию утюжили самолеты с пулеметами на крыльях. Но самым грозным оружием оказались бронированные поезда. Утыканные огромными пушками с многочисленными пулеметами, они наводили ужас одним своим грозным видом. Во всяком случае, король Польши до самого Парижа не рискнул пересесть на поезд и всю дорогу трясся в карете. В Петербурге иностранные послы устроили соревнование на тему «Кто преподнесет императору самый дорогой подарок». Пока газеты мира наслаждались описанием внешнего вида нового оружия, как-то незаметно франко-португальская армия попала к арабам в плен. О войне в Африке вспомнили после истошного крика из Лиссабона: «Арабы на городских окраинах!» Новость заставила напрячься испанцев с французами, ибо марокканская армия высадилась с каких-то десантных барж.

Тишина и порядок наступили после визита вежливости русских кораблей под названием «линкоры». Правительство Великоросской империи предложило создать Лигу наций, для чего выделило в Нижнем Новгороде красивый дворец и не менее красивые усадьбы для представителей всех стран. Первые заседания отличались от школьного родительского собрания только единодушным осуждением персидского шахиншаха. Персии не место в Лиге наций! После эмоциональных выступлений европейских делегатов представитель потомков царей Ассирии не менее эмоционально объявил Европе торговый бойкот. Подобного никто не ожидал, клеймить позором — это одно, а остаться без хлопка и нефти — это другое. В конечном итоге компромисс все же нашли, Персию передали на попечительство России. Шахиншах не возражал, а инженеры империи Алексеевых приступили к строительству Суэцкого канала. Япония преподнесла сюрприз под занавес первой ассамблеи Лиги наций. Делегаты с далеких островов витиеватыми выражениями с многочисленными аллегориями просили русского императора взять под свою опеку детей из Страны восходящего солнца. Причем японцы поставили условие — православные церкви могут быть построены только с разрешения микадо. Никто не возражал, условие нашло понимание, в конце XVI века испанский подход к крещению японцев ничем не отличался от аналогичных мероприятий с ацтеками или майя.

Вскоре телевизионные ведущие и газетные репортеры снова активно заговорили о неизвестной красавице. На этот раз новость давала обширное поле для всевозможных домыслов, ибо иностранка прошла в Александро-Невском соборе обряд крещения. Само событие проходило при закрытых дверях, но пресс-секретарь Русской православной церкви сделал официальное заявление для прессы. Его слова о том, что девица Лаветта Флониан приняла решение приобщиться к православной вере, передали все без исключения телеканалы мира. Интриги добавило известие о том, что обряд проводил сам патриарх, а крестными родителями стали император и его дальняя родственница из Индии принцесса Надежда. Случилось по-настоящему беспрецедентное событие, сразу два великих императорских дома пожелали породниться с неизвестной красавицей. Да кто она такая! Имя и фамилия созвучны с принятыми в Италии, но не более того. Принятое в крещении имя Любовь тоже ни о чем не говорило, обычное православное имя, не лучше и не хуже других. Как ни странно, но в истории с крещением больше всего пострадала популярная телеведущая Наталья Одинцова. В журналистской среде ходили слухи о связях этой барышни с некоторыми членами императорской фамилии. Между прочим, небезосновательные слухи. Ее видели рядом с внуком императора Сергеем, а княжна Антонина один раз подвезла ее на своем автомобиле. К сожалению, Наталья ничем не могла помочь своим коллегам. Девушка сама вполне искренне недоумевала как по поводу неизвестной иностранки, так и непонятной заинтересованности дома Алексеевых.

Владимир любовался звездным небом со смотровой площадки курсантской кают-компании. Огромные звезды сверкали буквально рядом, казалось, протяни руку — и дотронешься до любой из них. Фантастическое зрелище привлекало буквально всех счастливчиков первого набора. Месяц назад курсанты Высшего императорского военного училища бронетанковых войск прошли внеочередное медицинское обследование. Ребята с шутками ложились в непонятную капсулу схоластического вида и через пару минут бодро выпрыгивали на пол медицинского кабинета. Молчаливые медики некоторым из них выдавали фиолетовые пластиковые карточки. Когда дошла очередь Владимира, он понял причину нервных шуток. На него в упор глядело стоглазое чудовище с немигающими рубиновыми глазами. Впрочем, сама процедура не принесла никаких ощущений. Он немного полежал на удобном ложе, затем капсула бесшумно открылась, а ему почудилась команда: «Выходите, через неделю сбор в актовом зале Четвертого галактического командного училища».

Владимир начал всматриваться в лица друзей, пытаясь вычислить автора столь глупой шутки, но тщетно. Одни толпились в ожидании своей очереди, другие спешили на выход. Он небрежно засунул в нагрудный карман полученную от врача пластиковую карточку и побежал по своим делам. Занятия на сегодня отменены, день можно посвятить девушкам и развлечениям. Через неделю Владимир с другими обладателями фиолетовых пластиковых карточек стоял на плацу «вместе с личными вещами». Курсанты шушукались и строили различные предположения. Первокурсники грезили вступлением в отряд космонавтов, старшекурсники опасались загреметь на учения в канадские болота.

Прозвучала команда, отобранная группа с ранцами за спиной зашагала в сторону танкового парка, куда, по слухам, недавно доставили последние сверхсекретные образцы военной промышленности. Перед воротами ангара стояла группа китайцев в неизвестной форме. Неожиданно в голове взорвалась команда: «Все делать быстро, четко, не суетиться. Вперед!» Курсанты, соблюдая установленные интервалы, побежали по размеченным дорожкам. Владимир отвел рукой в сторону тканевый полог и оказался на маленьком пятачке. По глазам ударил яркий свет, а в голове повторился приказ: «Все делать быстро, четко, не суетиться. Вперед!» Ноги помимо воли понесли курсанта. Широкий светло-салатный коридор лучился скрытым светом. Новая команда: «Налево в лифт, сенсоры не трогать!» В лифте с недоуменными лицами стояло несколько товарищей.

Никто не успел обмолвиться и словом, как вбежал очередной курсант, и раздалась новая команда: «Сенсор 58-го этажа!» Лифт бесшумно понесся вверх.

— Где мы? — разглядывая непривычный лифт, спросил курсант второго курса.

— Ты спрашиваешь нас или себя? — съехидничал Владимир.

Двери лифта неожиданно открылись и снова команда: «Налево, кубрик 58/16, курсант Темляков, комната № 7». Владимир открыл дверь, неплохо, даже уютно. Справа санблок, слева просторный гардероб. Комната не менее шестнадцати метров, кровать, два кресла, стулья, телевизор, письменный стол. Вместо окна круглый, как у моряков, иллюминатор. Парень бросил в кресло ранец и подошел к иллюминатору, за стеклом ярко светились звезды. Ночь? Посмотрел на часы, до обеда еще полтора часа, снова посмотрел в иллюминатор, не померещилось, по-прежнему ясное ночное небо. «Выходить строиться!» В просторном зале, куда выходили двери всех десяти комнат, стоял китаец в незнакомой форме. Курсанты быстро разобрались по ранжиру и замерли по стойке «смирно». Неожиданно в голове мелькнула картинка, и Владимир все понял. Он в далеком космосе на искусственной планете под названием «Четвертое галактическое командное училище». Вместе с ошеломляющим сознание фактом стали понятны устройство и функциональные возможности личных кубриков. Местонахождение учебных и служебных помещений и еще много других полезных сведений, которые временно находились за рамками текущих потребностей.

Китаец внимательно смотрел на строй курсантов, словно пытаясь понять их состояние. Наконец, он счел возможным начать разговор:

— Я ваш наставник по общим вопросам, сержант Хыу Цин-линь. Обращаться просто «господин сержант».

— А если рядом с вами будет стоять другой сержант? — полюбопытствовал давешний второкурсник.

— Ответ узнаете сами. Еще вопросы?

— Сколько вам лет?

— Более одиннадцати тысяч.

— По китайскому летосчислению? — Владимир не удержался от ехидного замечания.

— Нет, по земному. Как я вижу, у вас вопросов ко мне нет. Пятнадцать земных минут на разбор личных вещей, после чего строем в актовый зал. Разойдись!

Пятнадцать минут — слишком много времени. Ребята успели не только разложить по полочкам свои вещи, но и обменяться первыми впечатлениями. Новое место нравилось продуманным уютом, в остальном полная белиберда. Космос, орбита вокруг звезды Изар, как и некоторые, неведомо как попавшие в голову нюансы, никак не поддавались логическому объяснению. Хуже всего обстояло с сержантом Хыу Цин-линь. Для всего отделения оставалось загадкой, как он мог с ними общаться, не раскрывая рта. Предположение о том, что они попали в секретный учебный центр в горах Тибета, где обучают тайнам психогипнотических премудростей, решили обсудить сегодняшним вечером.

В назначенное время курсанты стояли ровным строем в ожидании команд своего «дядьки воспитателя», как они успели окрестить сержанта. Ясное дело, заявление о возрасте в одиннадцать тысяч лет никто не принял всерьез. Тут не только то, что люди столько не живут. В те далекие времена на Земле вообще не существовало никакой цивилизации. По безмолвной команде сержанта Хыу Цин-линь отделение повернулось направо и направилось в лифт. Бесшумный лифт вынес курсантов на +218-й этаж и, после двадцатиминутной прогулки по широченному коридору, ребята оказались в огромном зале. Открывшаяся панорама поражала сюрреализмом. Над головой нереально огромные звезды в зловеще-черном небе. По периметру голограммы фантастических инопланетных кораблей. В той стороне, где угадывается некое возвышение, иллюзорный ветер развевает огромный флаг Великоросской империи. Оглядевшись по сторонам, Владимир мысленно ахнул, в актовом зале ровными рядами стояло более тысячи курсантов в форме различных родов войск. Зачем они здесь?

Ответ пришел достаточно быстро и шокировал своей неожиданностью. Без пафосных фанфар и барабанного боя на возвышенность под развевающимся флагом легко взбежал император Николай Третий, а следом за ним начальник Генерального штаба граф Одоевский. Курсанты замерли, никому из них ранее не доводилось видеть «живьем» столь высокопоставленных людей. А далее… Император просто и буднично рассказал о решении правительства Великоросской империи присоединиться к Галактическому альянсу. Что все присутствующие находятся на борту Четвертого галактического командного училища по его воле. Курсантам предстоит пройти обучение как будущим офицерам военно-космического флота. Выступление начальника Генерального штаба проходило столь же буднично. Он перечислил все предлагаемые воинские профессии, сроки обучения, условия предстоящей службы и первые должностные оклады по получении офицерского чина. Затем сообщил, что в течение полугода все существующие военные училища будут закрыты за ненадобностью, как постепенно ликвидируется и привычная армия. Господам офицерам представится возможность пройти обучение в учебных центрах Галактического альянса или выбрать иной путь с достойным содержанием, ибо нет их вины в изменении военной доктрины государства. Господам курсантам предоставляется две недели на детальное ознакомление с новыми возможностями, после чего несогласных вернут на Землю, где они получат право на зачисление в любой вуз.

Выждав некоторое время, дабы юноши и девушки смогли усвоить ошеломляющую новость, генерал неожиданно сказал:

— Позвольте представить вам командира Первой галактической эскадры и попечителя вашего училища капитана первого ранга Лаветту Флониан.

На возвышенность спокойно поднялась стройная девушка, и зал дружно ахнул в невольном выдохе… Перед ними стояла та самая красавица, о которой чуть ли не ежедневно трубила пресса, а с экранов телевизоров не сходили видеорепортажи о ее посещениях театров и музеев. Выходит, ехидные замечания о неземном происхождении прекрасной незнакомки оказались невольной правдой. Курсанты не успели осознать и свести воедино факт инопланетного происхождения милой девушки и ее воинский чин, как в их головах развернулся ментальный посыл:

— Сегодняшний день предназначен для адаптации к новой для вас ситуации. С завтрашнего дня каждое отделение начнет ознакомление с кораблями различного класса и боевыми станциями. Вы посетите как минимум три планеты, где увидите реальную инопланетную жизнь. Один день будет посвящен экскурсии на кораблестроительную верфь в системе Альгур. Там же посетите Центральный модуль, увидите жизнь космических корабелов.

Девушка немного подождала, давая возможность усвоить полученную информацию, затем последовал новый посыл:

— Во время перемещений по галактике прошу полностью выполнять все инструкции ваших наставников. Вас не должны удивлять их поведение и возможности, это не люди, а дауры. В земных языках нет синонима данному слову, приблизительно их можно назвать клонами, андроидами или биороботами. В любом случае это почти что люди, созданные для конкретной работы, в данном случае — воспитывать курсантов. Помните, дауры двуполы и состоят в браке только между собой. И еще — они вечны, и в своей жизни видели миллионы таких оболтусов, как вы. При всех ваших талантах вы не способны их чем-то удивить или придумать неизвестную им шутку.

По актовому залу легким ветерком пробежал сдержанный шепот. Пожалуй, это была вторая, после сообщения о космосе, шокирующая информация. Сами дауры или, если угодно, сержанты-китайцы, стояли рядом с абсолютно невозмутимым видом. Никто из них никак не реагировал не только на слова красавицы в погонах капитана первого ранга, но и на откровенно любопытные взоры своих воспитанников.

Лаветта Флониан сделала несколько шагов в сторону и встала, заложив руки за спину, а к курсантам снова обратился генерал граф Одоевский:

— Господа курсанты, имею честь представить правителя Галактического альянса и верховного главнокомандующего вооруженными силами адмирала графа Алексеева Сергея Николаевича.

Пока зал пытался осмыслить услышанные слова, сложить воедино известные всем с детства истории с только что произнесенным именем, рядом с Лаветтой Флониан встал молодой человек. Каждый курсант был готов поклясться, что именно это лицо было изображено на всех портретах известного пирата и первопроходца. Разумеется, это не так, невозможно рассмотреть черты лица на таком удалении, здесь сработали всего лишь ассоциации. Тем не менее эмоциональное напряжение зала ощущалось почти что физически.

— Господа курсанты, — обратился граф на чистом русском языке, — я искренне рад вас приветствовать в этом актовом зале. Вы первые люди с планеты Земля, кто не просто вышел на орбиту, перед вами открыты просторы галактики.

В центре зала развернулась карта галактики, где часть звезд светилась ровным зеленым светом, другие мерцали безжизненным серебром, третьи сверкали яркими рубинами.

— Посмотрите на карту галактики, — продолжил граф, — зеленым цветом отмечены звездные системы Галактического альянса, белым необитаемые миры. Вы должны знать, что совсем недавно прекратилась безжалостная война с безжалостным противником. Прекратилась, но не закончилась.

На голограмме развернулась картина одного из эпизодов недавней космической баталии. Огромные шары плазмы разрывали в клочья целую планету. Удар торпеды вызвал детонацию двигательного отсека, и в черном пространстве раскрывались крылья огненной бабочки смерти. Абордажная команда дауров врывалась во вражескую боевую рубку, где буквально в считаные мгновения ликвидировала своих противников.

— Вам предстоит воевать, но сначала необходимо найти звездную систему наших противников. К Земле доставлены две боевые орбитальные станции именно для защиты от нападения наших врагов.

Еще одна голограмма показала два гигантских шара, а ментальный посыл компьютера объяснил возможности оружия и средств защиты.

— Моей первостепенной задачей, — продолжил адмирал, — является завершение объединения Галактического альянса. За время войны и политических ошибок прежнего правительства большинство звездных систем оказались брошены на произвол судьбы. На многих планетах люди успели забыть о своей причастности к Галактическому альянсу.

Граф Алексеев немного передохнул и закончил:

— Вам еще предстоит узнать историю, как и значительную роль Земли в прошедших событиях. А сейчас — добро пожаловать в ряды космического флота!

Не успела затихнуть шумиха вокруг крещения, как в Знаменском имении императора состоялось венчание Лаветты Флониан с тем молодым человеком, что всегда сопровождал эту красавицу. Кто оповестил об этом событии ведущие телеканалы, осталось тайной, зато периметр усадьбы оказался в блокаде телекамер и нервно верещащих корреспондентов. Обряд венчания, как и крещения, проводил лично патриарх. Пока молодые находились в церкви, режиссеры выдавали в эфир портреты приглашенных государственных деятелей всех стран мира, а ведущие взахлеб называли имена и названия столиц. Владимир с друзьями, как, впрочем, и остальные курсанты Четвертого галактического командного училища, не очень следили за репортажем. Они соревновались в остроумии и разыгрывали свои сценарии дальнейшего развития событий. Каждый предлагал вариант того, что произойдет с миром, когда люди узнают реальную значимость молодоженов. Стоящие перед алтарем новобрачные держали в своих руках власть над всей известной галактикой.

Наталья Одинцова была в ярости. Она всегда с легкостью добивалась самых сенсационных сведений, первой получала доступ к информации, о которой еще не знал сам адресат. А тут не просто облом, а настоящее пренебрежительное игнорирование. Все началось с попытки разузнать о неведомой даме, которая по-хозяйски развлекалась в Зимнем дворце. Наталья встретилась с великим князем Николаем Сергеевичем, но тот уклонился от ответа. Следующая попытка разузнать детали была предпринята при встрече с великой княжной Антониной. Однако и здесь популярную телеведущую грубо отшили, причем и Николай, и Антонина даже не скрывали нежелания отвечать на подобные вопросы. Закусив удила, Наталья, наплевала на приличия и улетела в Хайдарабад, но Алексеевы-Джангом гостеприимно напоили девушку чаем, угостили всякими вкусностями и вежливо проводили до дворцовых ворот. В отчаянии она попыталась что-то разузнать у брахмана храма Венкатешвара, который всегда отличался осведомленностью обо всех дворцовых делах. На этот раз Наталью внимательно выслушали и просто указали на дверь.

Реноме самой осведомленной телеведущей стремительно таяло, как сладкое эскимо на раскаленном асфальте. Честолюбие девушки было глубоко уязвлено, самое паршивое заключалось в абсолютном информационном вакууме. О прошедшем недавно венчании Наталья, по сравнению с другими телеведущими, смогла собрать наименьший материал. Не сработал и спрятанный в рукаве козырный туз — личное знакомство с патриархом и его расположение к непоседливой девушке. Ее без промедления приняли в жилых покоях, сочувственно выслушали и посоветовали почаще бывать в храме. И все, благословение — и до свидания, не забывай навещать старика. Сейчас Наталья стремительно шла, почти бежала в кабинет генерального директора телекомпании. Ее вызвали на ковер. Девушка чувствовала себя неуверенно, от чего еще больше злилась. Нет, она не боялась встречи с «великим и ужасным», хотя шла в кабинет генерального директора всего второй раз в жизни. Они были давно знакомы, часто встречались накоротке, в кругу своих друзей, без лишних глаз и ушей. Но сейчас был официальный вызов с официальными последствиями.

В «предбаннике» обычный набор просителей-посетителей, секретарша сосредоточенно раскладывала по конвертам важные бумажки. Увидев Наталью, она просто кивнула головой, мол, иди, тебе можно. Генеральный директор телекомпании разговаривал по телефону и одновременно что-то искал в своем компьютере. Девушка успела сделать только один шаг.

— Вам, Наталья Сергеевна, срочно в аэропорт наспецстоянку, самолет на Знаменку ждет вас.

Девушка резко остановилась, ни здрасьте, ни до свидания, не говоря уже об элементарном объяснении причин экстренного вызова и целей поездки. Готовая разрыдаться от обиды и унижения, закусив губу, Наталья направилась в лифт. Всю дорогу до аэропорта таксист то и дело поглядывая на известную пассажирку, но заговорить не решался. Вопреки привычному порядку, когда охрана пропускала вовнутрь только пассажира, на этот раз открыли шлагбаум, и такси подъехало непосредственно к самолету. Водитель с восторгом рассматривал нарисованного во весь фюзеляж двуглавого орла и даже забыл об оплате, сама девушка спохватилась уже на трапе. Охранник остановил попытку вернуться:

— Не волнуйтесь, Наталья Сергеевна, таксист получит деньги на выезде.

Пустяшная неурядица оказалась последней каплей, девушка разрыдалась. Стюардессы подхватили ее под локотки, заботливо усадили в кресло и принесли стакан воды.

Вода оказалась со снотворным, ибо Наталья проснулась от легкого толчка соприкосновения колес с бетонкой посадочной полосы. У трапа ожидал представительский лимузин для гостей, с десяток минут по уютной аллее — и вот он, родительский дом. В зале отец о чем-то оживленно говорил с дедушкой, увидев Наталью, он протянул руку в сторону коридора и с улыбкой сказал:

— Ваше величество, вам в кабинет.

Девушка недовольно вздернула подбородок, сейчас ей не до шуток. В семье все прекрасно знали ее слабость, когда с детских лет она тайком пробиралась в заветный кабинет. Там Наташа представляла себя правой рукой и первой помощницей великого адмирала. Репетовала его приказы и докладывала о выполнении предыдущих распоряжений. Ей никто и никогда этого не запрещал, ибо заветному кабинету никогда не наносили урона океанские шторма или сухопутные баталии. Знал кабинет и самую известную в семье детскую нелепицу. Нынешний патриарх, тогда еще епископ, рассказывал девочке Евангелие, Наташа вдруг округлила глаза и спросила:

— Так Спаситель это тоже граф Алексеев?

Взрослые долго смеялись, а саму нелепицу нет-нет, да напоминали до сегодняшних дней.

— Чего встала? — продолжил отец. — Иди на встречу с детской мечтой.

Тяжело вздохнув, девушка пошла в кабинет. Сказано два раза, на третий следует наказание, это она усвоила с детства.

Открыв дверь, княжна Наталья Алексеева, Одинцова — творческий псевдоним, в изумлении остановилась. Кабинет был не просто семейным музеем, это святое, неприкосновенное место. Однако привычные гипсовые статуи индийских богов сейчас сверкали золотом. Именно золотом, а не позолотой, здесь княжна не могла ошибиться. Во лбу, ушах и ладонях сверкали огромные сапфиры, изумруды и рубины. Почему? Зачем? Кто позволил это сделать? В центре на полу лежал белый круг, похожий на вырезанный кусок из экрана кинотеатра. В смятении чувств девушка пошла к статуям, желая получше рассмотреть неожиданные изменения. Когда она вошла в круг, по глазам неожиданно ударил молочно-белый свет, создалось впечатление, что весь мир встал кверху ногами. Наталья часто заморгала ресницами, пытаясь сбить радужные круги и разбегающиеся звезды. Когда же она проморгалась, то обнаружила себя в незнакомом месте, а перед ней стояли две китаянки в незнакомой военной форме.

Девушка непроизвольно напряглась, в семье над ней любили подшутить или устроить какую-нибудь каверзу. Она прекрасно понимала, что сама давала повод для всевозможных розыгрышей. Ее эмоциональное восприятие неожиданных событий и столь же бурная последующая реакция с непременным желанием наказать шутника только подогревала страсть к приготовлению новых ловушек. Только не сейчас, отец и дедушка никогда в этом не были замечены, а в кабинет ее отправили они. В голове неожиданно прозвучали слова:

— Ваше величество, просим следовать за нами.

Обе китаянки пошли по коридору, как бы создавая почетный караул. Сумбур мыслей, по-видимому, отразился на лице, ибо девушка услышала:

— Не волнуйтесь, ваше величество, здесь вам ничего не угрожает.

Как? Что? Где? Почему? Наталья не могла понять происходящее. Две китаянки говорят, не раскрывая рта! Бред? Да, она расстроена, но не свихнулась. Розыгрыш? Маловероятно, точнее вообще невероятно, дедушка не позволит так шутить с младшей внучкой. Так что же?

Уже в лифте, который бесшумно поднимался на неведомый этаж, Наталья наконец успокоилась и начала осмысленно воспринимать происходящие события. Когда же они вышли из лифта в просторный вестибюль, она была уверена в месте своего пребывания. Ее эскорт остановился перед широкими дверьми с непонятной надписью. Стоящие у дверей гвардейцы, а то, что это гвардейцы, подтверждала исходящая от них неповторимая аура, обменялись приветствием с сопровождающими княжну женщинами.

— Проходите, ваше величество, — снова в голове возникли чужие слова.

Двери услужливо распахнулись, и Наталья вошла в обычную приемную военного чиновника. Именно с ней ассоциировался дух этого помещения. Впрочем, сюрприз все же был, девушку встретила та самая таинственная красавица по имени Лаветта Флониан. Сердце сжалось от предчувствия. Неужели? Не может быть! Почти не сомневаясь в дальнейшем, Наталья сама открыла следующие двери и увидела его.

Княжна Наталья Сергеевна Алексеева, не скрывая слез, бросилась на шею графу Сергею Алексееву:

— Дедушка, милый, дорогой, я с детства была уверена в твоем возвращении, что я увижу и обниму тебя.

Она подняла глаза и увидела знакомое по портретам такое же молодое лицо, вот только глаза говорили о пройденных тяжелых испытаниях.

— Спасибо, что ты вернулся! — Девушка уткнулась лицом в грудь своего кумира и дала волю слезам.

К ней подошла Лаветта и начала нежно гладить по голове:

— Не плачь, малышка, все уже позади, мы вернулись, а у тебя в жизни скоро будет много приключений и незабываемых путешествий по далеким и прекрасным мирам.

Наконец девушка сделала шажок назад и посмотрела в лицо основателя рода.

— Ты выглядишь даже моложе своих портретов и фотографий.

— Я не так уж и стар, — засмеялся граф, — время и техника порой задают немыслимые загадки.

Княжна подошла к возвышенности с флагами, однако ее внимание привлек знакомый по многочисленным картинам парадный мундир.

— Я возьму у тебя интервью? — с затаенной надеждой спросила девушка.

— Да, твои операторы уже заняты съемками, а ты выйди на смотровую площадку, отдышись. Нам предстоит продумать вопросы и ответы.

Девушка как на крыльях пролетела через чудный парк и замерла. Сквозь заполнившие глаза слезы счастья она увидела небо в алмазах.

Дмитрий Светлов БИТВА ЗА ГАЛАКТИКУ

Глава 1 ТАЙНЫЙ СГОВОР

Интервью с президентом Галактического альянса и репортажи с огромных космических кораблей передавали все без исключения телеканалы. Наталья Одинцова по рейтингу популярности опередила раскрашенных красавиц и раскрученных эстрадных див. Некоторые телепрограммы по нескольку раз в день повторяли запись сражения адмирала флота Бхонсл. При этом не уставали напоминать, что оно произошло в Солнечной системе более семи тысяч лет назад. Новоявленные специалисты космических сражений комментировали маневрирование и применяемое оружие. Некоторые аналитики сетовали о недогадливости древних, мол, надо было построить много авианесущих кораблей. Смех. Смысл японской идеи заключался в удалённости авианосца, находящегося за пределами досягаемости вражеского оружия, плюс низкая эффективность корабельных средств ПВО. В то же время носимая самолетом торпеда или бомба способна уничтожить вражескую единицу. А в космосе? Авианосец в одной звездной системе, а цель в другой? Да и сами героические самолетики не сбиваются только в кино. Уже в конце семидесятых годов XX века корабельные ПВО на тренировках сбивали 37 мм снаряды, что тут говорить про самолет в пределах визуальной видимости.

Впрочем, всё это лирика. На планете постепенно разгорались политические и экономические страсти. Некоторые финансово-промышленные круги начали опасаться за судьбу своих предприятий и банков. Неведомый Галактический альянс — это же невероятные технологии и финансовая мощь! Возник вполне естественный страх потерять свое влияние и доминирующее положение на Земле. Зависимые политические силы начали выдумывать всевозможные страшилки о порабощении землян и призывать к самоизоляции. Другие финансисты пошли в противоположном направлении, бросились на поиски личных контактов для получения этих самых технологий. Транспортные компании дружно пожелали получить кредиты на покупку космических кораблей, дабы принять участие в межзвездных перевозках. К подобному развитию событий Сергей оказался совершенно не готов. Какие заводы? Какие технологии? Какие трансгалактические перевозки? Строго говоря, в Галактическом альянсе нет никакого правительства. Власть Сената весьма эфемерна. Все держится на честном слове, энтузиазме и нескольких десятках боевых кораблей.

Лавина непредвиденных проблем загнала адмирала Алексеева в тупик. Он не экономист и не политик, не технарь и не ученый. Осознание собственной беспомощности послужило причиной развития апатии. Он практически самоустранился от решения каких-либо вопросов и день за днём с утра до вечера проводил в спортзале или манеже. Конные тренировки и спарринги с даурами президентской гвардии отнимали все силы, доводя к вечеру до изнеможения, когда почти в беспамятстве он падал в кровать. Из пассивноотстраненного состояния его вывел визит генерала Тай Ялу.

— Господин президент, разрешите доложить? — обратился генерал, когда Сергей вышел из кабинки восстанавливающего массажа.

Опаньки! А почему не ментально? Сергей оглянулся, но вокруг никого не было. Тай Ялу понял причину подобной реакции на свои слова и перешел на ментальное общение:

— Прошу меня простить, последние дни я слишком много разговаривал.

— Вы были на планете? — удивился Сергей.

— Так точно, господин адмирал. Решил вместе со старшими офицерами оценить возможности кандидатов в дауры.

Еще один сюрприз. Что еще за кандидаты? Необходимо было выяснить, что происходит на Земле в последнее время. Сергей пригласил генерала Тай Ялу в свой кабинет, а по дороге обратился к компьютеру:

— Прошу проинформировать о появлении на планете кандидатов в дауры.

— В азиатской части планеты возникло неформальное движение «Потомки дауров». В настоящий момент насчитывает примерно сто миллионов человек.

— Какие поставлены цели?

— Пройти рекреацию и вернуться к первоначальной миссии своих предков.

Вот так-то, ни много ни мало, а пойти по стопам своих предков. И что прикажете с ними делать? Ладно, коль скоро генерал пришел с докладом, сначала следует его выслушать, а затем уже продумать выход из создавшегося положения. Для беседы Сергей выбрал садик, где рядом с водопадом стоял столик с несколькими креслами.

— Садитесь, господин генерал, — предложил Сергей. — Вы уже обсудили результаты со своими офицерами?

— Так точно, господин адмирал. Основная масса добровольцев не пригодна для службы в космодесанте.

— Они все хотят именно на флот или просто вернуться в статус даура?

— При всей спонтанности возникшего движения люди трезво оценивают свои способности.

— Похвально, в то же время наш банк дауров активирован менее чем на один процент.

— Но в нем нет одной профессии, которая сегодня необходима альянсу. Я о полиции.

А генерал прав! В давно минувшие времена цивилизация древних не нуждалась в полиции. Тотальный контроль со стороны компьютеров практически исключил любую возможность правонарушения. Любая попытка совершить неправомерное действие корректировалась предупреждением всевидящего ока. В нынешней ситуации, с одной стороны, на планетах еще не восстановлена прежняя плотность компьютерного контроля. С другой — большинство населения остаётся в ранге псевдорасы, что априори воспринимается компьютером как ограничение прав. Да и сами жители не привыкли к подчинению невидимому стражу. И еще один нюанс — шпионы. Тольтеки вели весьма успешную шпионскую и подрывную деятельность, и компьютер для них не был помехой. А что? Есть над чем подумать.

— Я вас прошу, господин Тай Ялу, взять на себя организацию обучения добровольцев из движения «Потомки дауров».

— Я должен заняться этим лично?

— Нет, вы достаточно нагружены своими прямыми обязанностями. Вам дается право активировать подходящих для этой цели офицеров.

— Спасибо!

Генерал не скрывал своего удовлетворения принятым решением, а Сергей поспешил приступить к реализации своего плана создания шпионской сети. Галактический альянс в нынешнем состоянии представлял собой лоскутное одеяло. Большинство планет признало его власть под давлением грубой военной силы. По сути, там остались прежние правительства, и вполне вероятно, что в скором будущем они преподнесут ему неприятный сюрприз. А здесь, на Земле, можно из любой расы подобрать армию добровольцев на роль рыцарей плаща и кинжала. Да еще туз в рукаве из монголоидов. Дауры никогда не использовались как шпионы, аналитики или ученые. Для Галактического альянса это общеизвестный факт. А тут более миллиарда человек. За прошедшие тысячелетия они организовались в самостоятельные государства со всеми необходимыми структурами. И шпионаж, и наука, и аналитика — все на должном уровне.

Начальник Главного разведывательного управления Владимир Голицын и начальник Службы внешней разведки Алексей Нелидов впервые прибыли на борт штабного корабля «Тамбов». До этого момента президент Галактического альянса их к себе не приглашал, а навязываться самим оба не пожелали, в первую очередь в силу своего служебного положения. Мало ли как будет воспринята такая инициатива, а вдруг заподозрят злой умысел. Сейчас оба сидели на смотровой площадке адмиральской каюты и с нескрываемым восторгом любовались панорамой Земли. Граф Алексеев забавлялся с двумя рыжими белочками, которые прибежали из садика и требовали орешков. Одна, не выпуская острые коготки, старалась разжать кулак и добраться до заветного лакомства. Другая вертелась у бокового кармана, пытаясь сообразить, как откинуть клапан кителя и нырнуть вовнутрь. Граф с улыбкой скармливал мелкими кусочками, но разбойницы пытались добраться до целых ядрышек. Заполучив желанный орех, они стремглав мчались его закапывать, затем возвращались, и все начиналось сначала.

— Завораживающая картина, — заметив интерес гостей, произнес граф Алексеев.

— Да, вид Земли вызывает очень сильные эмоции, — отозвался Голицын.

— Никогда бы не подумал, что на космическом крейсере может быть садик, плавательный бассейн, огромный спортзал, — заметил Нелидов.

— Вас смущает необоснованное использование пространства и количества? — улыбнулся хозяин.

— Вообще-то да. Военный корабль должен быть прагматично-функционален, а у вас разве что нет танцевального зала.

— Почему это нет? Есть. Вечера отдыха проводятся в спортзале.

— Неразумно.

— Аскетизм хорош в меру. На борту штабного корабля почти три тысячи человек. Предлагаете всех разогнать по норам?

— Сильно прижимать тоже не стоит, но и превращать службу в базу отдыха будет излишним баловством.

— Э, нет. Выпусти десантников на планету после трех месяцев заключения в ящике два на три и на два. Они же город разнесут для восполнения недостатка эмоций.

— Вы хотите сказать, что рядовой состав живет с полным комфортом?

— У каждого отдельная каюта со встроенным санузлом.

— Но это значительно ухудшает характеристики самого корабля.

— Отнюдь. Для обычного боевого корабля потери веса и объема на экипаж не превышают одну десятитысячную процента. А здесь штабной корабль.

— Вообще-то штабной корабль — по сути военный аналог пассажирского судна. — Голицын решил показать свою осведомленность в морских делах.

— Господа. — Сергей перешел к делу. — Предлагаю продолжить разговор в президентском дворце.

Гости встрепенулись, у обоих в глазах появился мальчишеский азарт. Еще никто из землян не удостаивался чести войти под крышу этого дома. Нелидов с Голицыным не строили никаких предположений по поводу причин приглашения к президенту Галактического альянса. Вероятнее всего, потребуется информация о политиках и военачальниках некоторых стран. Земля и мощная звездная империя — слишком разные категории. О сотрудничестве не может идти речи, разведка планетарного масштаба здесь априори бесполезна. Лифт, телепортация — и они оказались в служебной части президентского дворца. Неожиданностью оказался встретивший их офицер охраны, который четко доложил, что «всё без происшествий», и последовал справа от президента. Тихий шепоток невидимого переводчика заставил поёжиться начальников двух ветвей разведки. Они уже знали о всесильных компьютерах и непонятных способах передачи акустической информации. Прошли тихими и пустынными коридорами и вошли в президентский кабинет через служебный вход.

— Прошу садиться, — пригласил хозяин. — Выбирайте удобное для себя кресло.

— У вас тут как-то необычайно тихо, — заметил Нелидов. — Даже офицер охраны сумел беззвучно раствориться в воздухе.

— В охране только лучшие из лучших космодесантников, у каждого за спиной тысячи боевых операций.

— На Земле каждый офицер мечтает о таких солдатах, — заговорил Голицын. — Но почему вы ограничились столь небольшим перечнем?

— Со временем я вас ознакомлю с дебатами во времена создания дауров.

— А в чем заключается основное правило для принятия решения?

— Самоустранение человека выведет войну на непредсказуемый уровень.

— Логично, — после некоторого молчания согласился начальник ГРУ. — А как додумались до создания дауров?

— Да обычная история. Сначала клонирование, затем домашние биороботы. Следующий этап — дауры для особо опасных работ.

— Я вот что не могу понять, — задумчиво заговорил Нелидов. — Как изначально более слабые, тольтеки смогли поставить альянс на грань поражения.

— Что же, это и является причиной, по которой я решил обратиться к вам за помощью.

Голицын с Нелидовым буквально замерли. «Обратиться за помощью?» Подобного поворота они никак не ожидали.

— Галактический альянс никогда не имел разведки и контрразведки, за исключением обычного штабного планирования.

— Невероятно! — воскликнул Голицын. — Как же государство смогло существовать?

— Многие тысячелетия мирной жизни превратили армию и космофлот в обычных исследователей неизвестных миров и инструмент подавления сепаратистов.

Сергей развернул голограмму галактики и добавил:

— Кроме этого, на них возлагалась обязанность проводить спасательные операции.

— Неужели правительство не задумывалось о возможности внешней агрессии?

— Никто не видел реальных противников. Зачем тратить деньги впустую на содержание никому не нужных кораблей?

— Но тольтеки достаточно долго контактировали с альянсом.

— Столетия альянс предоставлял всем желающим свое гражданство. Даже приветствовалось, когда тольтек возглавлял правительство какой-либо планеты.

— Почему?

— В этом видели признаки интеграции и ожидали скорого вхождения в Галактический альянс.

— С началом войны внедрение тольтеков во все структуры государства практически поставило альянс на грань гибели, — усмехнулся Нелидов.

— Поразительная беспечность, — добавил Голицын.

— Я бы не назвал это беспечностью, — возразил Сергей. — Люди давно забыли, что такое война.

— И она о себе напомнила самым ужасным способом.

— Альянс победил, вернее, победили военные, а общество раскололось.

— С кем мы можем обсудить организационные вопросы? — Нелидов перешел на деловой тон.

— Только со мной.

— Вы хотите все держать в тайне?

— Все намного хуже. У меня небольшая группа офицеров и больше никого, — вздохнул Сергей.

— Вы хотите сказать, что в Галактическом альянсе нет правительства? — осторожно спросил Голицын.

— Да, управление государством осуществляет центральный компьютер, а Сенат не способен решить элементарных вопросов.

— И вы решили обратиться за помощью к потомкам военной элиты.

Вопрос остался без ответа. Сергей просто возвращался домой, а в результате оказался в условиях, когда надо запрягаться и изо всех сил тянуть на себе бремя власти и возрождать галактическое государство из руин хаоса.

— Пора обедать, прошу вместе со мной отведать изыски кухни с далеких звезд.

Все встали, на этот раз вышли через приемную, где секретарь-даур даже не посмотрел в сторону президента и его гостей. Нелидов и Голицын озадаченно переглянулись. А может, здесь так принято? Снова пустынные коридоры, наконец, некое подобие переходного тамбура. Жилая часть дворцового комплекса порадовала домашним уютом, а навстречу бежали госпожа Лаветта Флониан и великая княжна Наталья Сергеевна Алексеева, более известная как Одинцова.

— Наконец-то вернулся! — супруга прижалась к Сергею и поцеловала в губы. — Ты так редко бываешь дома.

— Дедушка! Так нечестно! — Великая княжна поцеловала в щеку. — Ты обещал мне рассказать обо всей галактике, а сам где-то пропадаешь!

Дедушка? Генералиссимусы тайного фронта остановились в изумлении. Кто не слышал фантастических историй о загадочном основателе рода Алексеевых? Неужели этот молодой человек и есть тот самый таинственный граф Алексеев? Современник Екатерины Великой и друг Павла I? Не может быть! Оба начальника разведслужб прекрасно знали, что не существует могилы графа Сергея Николаевича Алексеева. Нигде не указывается дата его смерти, есть только невнятная история о прилюдном исчезновении.

— Милые дамы, — после ответных поцелуев заговорил адмирал, — позвольте представить моих гостей, Владимир Яковлевич Голицын и Алексей Федорович Нелидов.

Оба поклонились и приложились к ручке хозяйки дворца. Однако великая княжна сделала шаг назад:

— Фу! Они несносные и неинтересные. Всегда пристают с каверзными вопросами, а сами отвечают как гадалки на картах.

Девушка сделала еще шаг назад.

— И вообще, я вас тут не видела, и вы меня тоже. Готова поклясться вашими погонами, что знаю первый вопрос.

— Вы, ваше высочество, традиционно задиристы, — поклонился Нелидов.

— Я готов пожертвовать правым погоном, — поклонился Голицын.

— Да на ваших физиономиях написано крупными буквами: «Сколько лет графу Сергею Николаевичу Алексееву?»

Оба начальника спецслужб откровенно смутились, а Лаветта Флониан весело рассмеялась.

— Я на пятьсот лет младше своего мужа!

Все же Владимир Яковлевич Голицын нашел в себе силы сделать шутливый жест, как будто срывает несуществующий погон со своего пиджака.

— Мадемуазель, я сражен наповал. Перед вашей проницательностью меркнут даже софиты телестудии.

В ответ Наталья Сергеевна показала язык, и все направились в столовую. В головах Нелидова и Голицына витал один и тот же вопрос: как такое может быть? Нет, ну медицинские технологии могут продлить человеческую жизнь, тем более технологии такой цивилизации. Но перед ними молодой человек, почти юноша. И еще — совсем не верилось, что этот юноша танцевал с Екатериной Великой. Хотя неожиданная новость разъясняла все тайны и нестыковки. Первый раз он прибыл на Землю сто пятьдесят лет назад, понял невозможность получить помощь и подтолкнул развитие цивилизации. Логично.

Обед начался в полном молчании. Однако порой создавалось впечатление, что Алексеевы все же между собой общаются. На лицах часто мелькали улыбки, они понимающе переглядывались и делали жесты, которые обычно делают люди во время активной беседы. Искоса поглядывая, Нелидов старался понять причину столь потрясающего взаимопонимания. Для примера взять великую княжну, она же впервые попала на борт штабного корабля менее полугода назад. Или это родственное? Как говорят, чувствуют друг друга на генном уровне. Как бы заметив к себе внимание, Наталья Сергеевна сосредоточилась на своей тарелке, зато у Владимира Яковлевича неожиданно все начало буквально валиться из рук. Граф Алексеев погрозил девушке пальцем, а Нелидов вдруг почувствовал вкус стоящего напротив блюда, а в голове как бы прозвучало предложение его попробовать. От неожиданности он резко отшатнулся и едва не зацепил левой рукой бокал.

— Наташенька! — в тишине прозвучал строгий голос графа.

— Я все поняла и больше не буду.

— Господа, прошу меня простить, это милое создание еще не наигралось.

Нелидов и Голицын из сказанных слов ничего не поняли, но дальше обед продолжался с обычными разговорами на ничего не значащие темы. После обеда хозяин оставил своих гостей на попечение великой княжны, а сам удалился вместе с супругой. Сначала Наталья Сергеевна попыталась устроить блиц-опрос на тему: «почему да как», но наткнувшись на бронированную стену ничего не значащих ответов, неожиданно извинилась.

— Господа, прошу меня простить за глупую выходку за столом.

Оба офицера что-то невнятно промямлили, типа «да что там, пустое, не стоит извинений». Зато девушка лукаво на них посмотрела и вынесла вердикт:

— Так вы ничего не знаете! Ага! А ещё мните себя знатоками никому не ведомых самых тайных тайн!

— Прошу милосердия и снисхождения. — Владимир Яковлевич Голицын встал перед великой княжной на колени.

Наталья Сергеевна с задумчивым видом обошла вокруг начальника ГРУ, наклонилась и поправила несколько волосинок в его идеальной прическе.

— Ладно, садитесь, — с притворным вздохом ответила девушка, затем встала напротив начальников разведслужб и громко прошептала: — Вы даже не представляете куда попали! Здесь живут одни телепаты!

— Как это телепаты? — попытался улыбнуться Нелидов.

— И какие из вас разведчики? Вы что, не заметили полного безмолвия? Бессловесные слуги исполняют неслышимые приказы!

По спинам мужчин пробежала волна неприятного холода. Они-то как раз обратили внимание на подобную несуразность, но восприняли это как местную традицию.

— А граф Алексеев сильный телепат? — осторожно спросил Голицын.

— У! Еще какой! Как-то рассказывал, как в одиночку перегонял «Тамбов» на ремонт, а на корабль напали пираты. Так он всем выжег мозги!

Великая княжна села напротив и начала пересказывать различные истории о неведомых на Земле возможностях человеческого мозга, что успела услышать в Столице Тысячи Солнц от своих сверстников. Когда граф Алексеев и графиня Лаветта Флониан вернулись к своим гостям, Владимир Яковлевич и Алексей Федорович встретили их жалкими подобиями улыбок.

— Так! Донна Наталья очень хочет быть наказанной? — строго спросил граф. — Вас устроит годовой запрет на посещение столицы?

— Дедушка! Я же пошутила! И они сами виноваты! Вот! Никогда ко мне не относились серьезно.

— Шутить тоже надо уметь! До свидания, милая барышня! Решение о наказании получите сегодня.

Нелидов с Голицыным поняли, что оказались жертвами жестокого розыгрыша, и вздохнули с явным облегчением.

— Прошу вас, господин президент, не наказывайте девочку, — заступился Алексей Федорович.

— Люди на Земле практически ничего не знают о Галактическом альянсе. Подобные розыгрыши могут послужить причиной зарождения всевозможных страшилок.

— Мы сами виноваты, — теперь уже вступился Голицын. — Знаем же её страсть пошутить да попугать.

— Хорошо, вы меня убедили, — неожиданно легко согласился президент. — Вместо наказания Наталья Сергеевна Алексеева назначается министром информации.

— Как? — пискнула девушка. — Я не могу! У меня серия репортажей о планетах альянса!

— Вам, госпожа министр, предстоит скоординировать работу средств массовой информации на всех планетах альянса.

— Но у меня нет времени!

— Преимущество начальника перед подчиненным заключается в том, что начальник имеет право работать круглосуточно без дополнительной оплаты.

— Так нечестно! Ты разрушил все мои планы!

— Прекратить балаган! Отправляйся в свою резиденцию, разгоняй сонную паутину.

— Да я понятия не имею, что там надо делать!

— Все просто, моя милая: каждый должен знать, что Галактический альянс является единственным гарантом мирного процветания цивилизации.

Девушка огорченно вздохнула, попыталась что-то сказать или спросить, еще раз вздохнула, махнула рукой и направилась в зал телепортации.

— Слишком жестоко вот так: с солнечной полянки безмятежной жизни в дерьмо жизненных реалий, — заметил Нелидов.

— Зато быстро поймет, что может быть шуткой, а что послужит поводом для объявления войны.

— Великая княжна отличается упорством, — добавил Голицын. — Сутками не будет спать, но докажет свои способности.

— Я вас попрошу подобрать ей толковых помощников. В первую очередь из специалистов в области пропаганды.

Сергей поцеловал жену и повёл гостей в рабочий кабинет для продолжения в общем-то еще не начавшейся беседы. Здесь уже поджидали начальник Адмиралтейства Лаул Меалис и министр обороны Анэ Троон. Президент представил офицеров друг другу, после чего приступили к серьезному и долгому разговору. Первые три дня были посвящены общему обзору существующей ситуации. Затем начали подключать сенаторов, которые давали политико-экономический анализ по своим звездным системам. Через две недели перешли к завершающей стадии, в которой компьютер дал развернутую характеристику состоянию экономики и возможных перспектив развития. Финальная часть пришлась на науку и оставила самое удручающее впечатление. Науки как таковой просто не существовало.

Минусов было выше крыши. Практически во всех мирах правительства рассматривали вхождение в альянс как возможность разжиться на халяву новыми технологиями и дармовыми кредитами. Повсеместно остались нетронутыми региональные армии, которые маскировались под всевозможные лагеря, даже строительные площадки. Получив транспортные корабли, местные правители вместо организации торговли бросились на поиски и разграбление пустующих космических заводов и учебных центров. Были зафиксированы случаи пиратских нападений и мелких вооруженных конфликтов. И все это на фоне прямой военной угрозы со стороны индусской части галактики. Первые успехи флота Галактического альянса натолкнулись на санитарный кордон из мощного флота. Пусть это были переделанные корабли древних, но дальнейшие попытки взять под свой контроль обжитые миры индусов грозили перерасти в войну. В этом варианте развития событий у альянса был шанс героически погибнуть. Слишком велика разница в количестве кораблей. Даже успешное проникновение в глубь индусских миров не гарантировало безопасности от ответных мощных и многочисленных ударов по звездным системам альянса.

Оставался еще один и совершенно неведомый фактор — это европейские миры, точнее миры средиземноморских и скандинавских европейцев, или миры марутов и хананеев. Никто из сенаторов так и не смог добраться до них. Сергей полагал, что возрождающийся Галактический альянс просто обязан одновременно поглотить все миры. Альтернатива в виде параллельного развития неизбежно приведет к военнополитическому противостоянию и в будущем чревато неприятностями, меньшими из которых будут расходы на содержание совсем не маленькой армии. В первую очередь Сергей искал пути для мирного разрешения сложившейся ситуации. Данный вариант подсказывал здравый прагматизм, ибо облегчал дальнейшую интеграцию и давал шанс на сплоченное противостояние любой внешней агрессии.

— Господин президент, вы поставили перед нами очень сложную задачу истинно галактического масштаба, — вынес свое резюме Владимир Яковлевич Голицын.

— И Земля является для вас единственным шансом, — добавил Алексей Федорович Нелидов.

— Я полагаю, вполне реальным шансом, — счел необходимым заметить Сергей.

— Да, проблемы альянса можно устранить, — согласился Нелидов. — Мы вам поможем найти толковых людей для формирования правительства.

— А разведка, контрразведка, агитация и пропаганда?

— И здесь нет проблем. Мы сможем подключить агентуру из арабов, негров и индусов.

— Полагаю, что Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом со своим братом пойдут вам навстречу, — уверенно сказал Голицын.

— Мне потребуются миллионы агентов.

— Это как раз не проблема, — ухмыльнулся Нелидов. — Основная работа агентуры заключается в сборе информации.

— Для их подготовки достаточно полугода, — добавил Голицын.

— Это должен быть минимальный срок обучения даже с учетом нормального функционирования ментального узла головного мозга.

— Наталья Сергеевна все же говорила правду?

— Не совсем, за что и наказана каторжной работой.

— Что человеку дают эти ментальные способности?

— Более информативное общение и адекватное управление компьютером. Насколько я понял, вы оба обладаете этой способностью.

— Как-то не замечал за собой способностей в области телепатии, — задумчиво произнес Голицын.

Сергей вспомнил свою первую встречу с Павлом I, его несколько заносчивый монолог и переслал эти воспоминания своим собеседникам. Оба вздрогнули, напряглись, но через мгновение поняли суть и начали смаковать столь необычную информацию.

— Вы нас научите? — взволнованно спросил Нелидов.

— Во-первых, у меня для этого нет времени, а во-вторых, специальная программа обучения сделает это намного лучше.

— И еще, — несколько смущенно начал Голицын, — мы с Алексеем Федоровичем просим вас взять нас к себе на службу.

— С Николаем Третьим и Генштабом вопрос согласован, — поспешно добавил Нелидов.

Такая просьба более чем устраивала Сергея. Он и сам желал видеть рядом столь опытных зубров тайного фронта. Единственное, что останавливало президента Галактического альянса, это нежелание осложнять отношения с правительством Великоросской империи.

— Спасибо, не буду лукавить, я рад вашему желанию. Сдавайте дела и перебирайтесь в столицу.

— Где мы будем располагаться? — Нелидов сразу перешел на деловой тон.

— Выбирайте любой пустующий особняк. Расстояние не имеет значения, в столице каждое здание оборудовано телепорталом.

— Нет, я спрашиваю о служебном здании.

— На первое время можете занять любые пустующие помещения Адмиралтейства, а дальше определимся.

— Нет, господин президент, наше появление с первого момента должно остаться незамеченным.

— Не понял? Как это незамеченным?

— Например мое ГРУ, — начал Голицын, — появляется в Адмиралтействе как Главное ревизионное управление.

— Другими словами, истинное предназначение новых структур знают только президент, начальник Адмиралтейства и министр…

— И всё, — прервал Голицын, — министр, знаете ли, временная фигура, а главный адмирал Адмиралтейства до занятия своего поста не раз столкнется с нашей работой.

— Хорошо, я понял. А что касается Службы внешней разведки?

— СВР всегда замыкалась только на одного человека. В империи конкретно на Николая Третьего.

— Ясно, и где вы хотите разместиться?

— Да где угодно, это не имеет принципиального значения. Наши реальные центры должны находиться на разных планетах.

— И самых неприметных и малолюдных, — добавил Нелидов.

— Что же, система Везен, три обитаемые планеты, две из них только начинают осваиваться.

— Отлично! — воскликнул Голицын. — Мой центр будет там.

— Система Занниах, также три планеты, готовы к заселению, и нет ни одного человека.

— Понятно, — ответил Нелидов. — Нет, не понятно. А почему там нет людей?

— Некем заселять. Закончили работы по созданию атмосферы и биосферы, а цивилизации уже не было.

— Что же, назову СВР как Совет по ветеринарному районированию.

— Цирк! — воскликнул Голицын. — Кто же районирует коров?

— Я, — безмятежно ответил Нелидов.

— Кстати, о нелепицах, — заметил Сергей. — Надо создать особый отдел и секретчиков.

— Дело, — поддержал Голицын. — Никто толком не знает сути этих служб и придумывает фантастические небылицы.

— Верное замечание. Их управление при Адмиралтействе возьмем под колпак. Любопытствующие сами засветятся.

— В охрану поставим китайцев или японцев, — предложил Сергей.

— Почему?

— Они внешне не отличаются от дауров.

— В чем изюминка? — не понял Нелидов.

— Даур по определению не может быть шпионом или разведчиком-аналитиком.

— Интересная логика была у наших общих предков!

— А что! — воскликнул Голицын. — Прекрасная возможность внедрения своей агентуры под видом дауров.

— Это, господа, решать вам, — отмахнулся Сергей. — Я в таких делах совершенно не разбираюсь.

— Вам и не надо знать тонкостей.

— Я и толстостей не знаю.

— Да ладно! Кстати, о пустующих планетах. Их много? Я о незаселенных.

— Хватает, сейчас не до них.

— Э, нет! Как раз отличный шанс расшевелить правительства Земли.

— Чем же я их заинтересую? Переселенцы априори становятся независимыми от материнского государства.

— А сенаторы? — лукаво прищурился Нелидов.

— Пошлет правительство Алжира своего казачка в Сенат под видом депутата от системы Занниах. Дальше-то что?

— Как обычно, начнет протаскивать преференции для нужных людей.

— Так этим занят весь Сенат. Суть в другом, сенатор от планеты Занниах может поддержать коллегу от планеты Земля. На этом помощь и ограничится.

— Да нет. Я понимаю разницу между депутатом Государственной думы и мэром заштатного райцентра.

— Любой выдвиженец может притащить за собой в столицу хвост из «своих» людей. Только все они будут решать вопросы совершенно другой планеты.

Разговор перешел на общие темы. Предстояло сдвинуть с мертвой точки промышленность и науку. Первым делом вспомнили о теоретических отделах Генерального штаба и Адмиралтейства. Именно здесь разрабатываются направления, по которым ведется научная работа профильных институтов и конструкторских бюро. Если Владимир Яковлевич Голицын и Алексей Федорович Нелидов выражали сомнения в реальной помощи от земных теоретиков военного дела, то Сергей придерживался другой точки зрения. Да, у Галактического альянса совсем иные технологии. Да, параллель между войной в космосе и баталиями на море или в воздухе весьма условна и даже сомнительна. Да, в космосе применяется оружие совершенно иного свойства и масштаба. Главное заключается в способностях военных ученых, в их умении смотреть на корабли и оружие как на средство нанесения удара. В конце концов оппоненты пришли к выводу, что подключение земных специалистов вреда не принесет. Ну а польза? Время покажет.

Завершение основной работы Сергей решил отметить семейным фуршетом с сюрпризом для гостей. Нелидов и Голицын пришли с супругами и взрослыми сыновьями. Старую гвардию представляли начальник Адмиралтейства Лаул Меалис и министр обороны Анэ Троон с женами и старшими детьми. Лаветта Флониан и Наталья Сергеевна блистали своей природной красотой. Причем великая княжна взяла на себя роль хозяйки и распорядительницы вечеринки. Генерал Тай Ялу с супругой пришли с некоторой задержкой и первое время очень смущались. Выяснилось, что за все тысячелетия своей службы они впервые оказались у президента в неформальной обстановке. Но скованность быстро прошла, в первую очередь благодаря землянам. Они воспринимали генерала как увешанного орденами героя многих сражений. То, что он даур или китаец, не имело значения. Главное — свой, заслуженный офицер. Наталья Сергеевна насела на супругу генерала, милую Бао Синьхай. Стройная женщина в чине майора сначала краснела и отвечала односложно. Однако великая княжна сумела её разговорить, найти волнующие темы, и вскоре женщины отделились от мужского общества. Примерно в такой же плоскости развивалось знакомство с генералом. Здесь инициатором выступил Нелидов, и через несколько минут Тай Ялу увлеченно рассказывал о боевых операциях давно минувших дней.

Наконец пришли последние гости: посол Эльфийской империи Врнт’ран, что в переводе означало Сереброкрылый, и посол Горных миров Гииамиий, то есть Гулкий молот. Сюрприз удался: земляне потеряли дар речи и не верили своим глазам. Первой опомнилась Наталья Сергеевна и сразу после взаимного представления набросилась на гостей с вопросами.

— Я столько о вас слышала! Даже не представляете! Мне всегда казалось, что история ваших миров не может быть вымыслом!

— И что же вы слышали о нашем мире? — усмехнулся в бороду гном.

— Ну, вы живете в подземельях и умелые кузнецы, — без запинки ответила девушка.

— А почему? Или, по-вашему, мы боимся солнца?

— Действительно почему? Я этого не знаю. Расскажите.

— Очень просто, милая принцесса, с нашей силой тяготения самый обычный ветер унесет человека как пушинку.

— У вас частые бури?

— В вашем понимании этого слова буря на наших планетах никогда не прекращается.

— Как же вы там живете? — девушка в ужасе всплеснула руками.

— Нормально живем, не хуже, чем вы на своей Земле.

Удовлетворив первое любопытство, Наталья Сергеевна приступила к допросу эльфа.

— Это правда, что вы выращиваете свои жилища?

— Как это выращиваем? — не понял вопроса посол.

— Я читала, что все эльфы живут в лесу, а свои дома делают внутри деревьев.

— Ну да, — усмехнулся эльф, — а космические корабли выращиваем на огороде.

— Простите, — смутилась великая княжна.

— Да ладно! Мы действительно отдаём предпочтение биотехнологиям, но в каждом конкретном случае требуется особая питательная среда.

— А почему вы предпочитаете жить в лесу?

— Да потому что на наших планетах нет пустынь и степей.

— Вы специально все засаживаете деревьями?

— Оно нам надо? У нас совершенно иная биосфера. Кстати, смертельно опасная для человека.

— Как?! Вы же можете дышать в нашей атмосфере!

— Я могу несколько часов спокойно дышать привычным для вас воздухом. А вы у нас умрете в пять минут.

— Почему?

— Фтор, ваше высочество. Наша атмосфера содержит фтор.

Вечеринка удалась на славу, и Сергей был доволен. Произошло не только знакомство землян с галактическими реалиями. Будущий костяк формирующегося правительства смог ближе узнать друг друга. Старожилы и земляне должны не просто вместе работать, но и составить единый и дружный коллектив. Взаимные расспросы продолжались до позднего вечера. Одни интересовались историей и нынешним состоянием планеты Земля. Другие допытывались до истоков создания Галактического альянса. Пораженно ахали во время рассказов о жизни других цивилизаций. Внешнее отличие гуманоидов является результатом влияния биосферы изначального формирования жизни. Гоблин стал зеленым из-за высокого содержания в атмосфере хлора, а орки живут на планетах с малой гравитацией, где светилом является красный гигант. Во время прощания Сергей с удовлетворением отметил высокий эмоциональный подъем своих гостей. Можно было с уверенностью сказать, что его предприятие с фуршетом завершилось вполне успешно.

Глава 2 ФАНФАРЫ И ЛИТАВРЫ

На Земле открылся новый телеканал с вещанием на языке Галактического альянса. Впрочем, в каждой стране передачи сопровождались субтитрами. Не совсем удобно, но зрительская аудитория очень быстро сделала свой выбор. Здесь и потрясающие по сюжету фильмы, и интересные развлекательные программы. А новости! Блеск! Два часа информации о событиях на сотнях планет, и Земля не забыта. А самое главное — в репортажах с Земли нет никакого негатива, и это приятно, когда космические пришельцы относятся уважительно к твоей родине. А реклама! Слюнки текут! Телевизоры с голографическим изображением, летающие автомобили, отпуск на любой вкус. Хочешь на планете тропического типа, хочешь горы с вечным снегом или бескрайний океан, где изначально нет ни единой опасной рыбки или вредоносного жучка. Но больше всего завораживали предложения трудоустройства. Выбирай, что твоей душе угодно! Желаешь стать пилотом космического корабля? Пожалуйста! Директором орбитальной фабрики? Пожалуйста! Приглашали и в космос, и на любые планеты. Отдельными блоками шли предложения по заселению новых миров. Здесь вообще отсутствовали какие-либо ограничения. Транслировались видеоролики с цветущими лугами и лесами с вековыми деревьями. Абсолютно идентичный с Землей животный и растительный мир и ни одного человека. Переселенцам изначально предлагали организоваться в некое подобие государства со своим правительством и даже сенатором, который должен представить планету в столице Галактического альянса.

Финансово-промышленные круги сориентировались достаточно быстро. Пришельцы не собирались совершать никакой экономической экспансии, как и не планировали инвестиций в экономику планеты. Зато предлагались кредиты на покупку дрейфующих в космосе заводов. И система добычи полезных ископаемых резко отличалась от привычных на Земле технологий. Никаких шахт или карьеров. На орбите звезды вблизи пояса астероидов находится перерабатывающий завод, а похожие на жучки массдобытчики снуют между орбитальной станцией и гигантскими космическими глыбами. Пришельцы доставили в Солнечную систему две базы сырьевых ресурсов и предложили взять их в аренду. Несколько известных корпораций сложили капитал и не прогадали. Даже сомнения относительно способностей земного персонала быстро рассеялись. Простота управления и продуманная до мелочей система обучения позволила за четыре месяца загрузить оборудование на полную мощность.

Следующим шагом стали орбитальные заводы конечной продукции. Здесь уже среди желающих возникла настоящая конкуренция. Деловые круги поняли перспективность и высокую прибыльность нового бизнеса. Тем более что доставленные в Солнечную систему заводы фактически полностью обеспечивали все потребности Земли. Не успевшие к дележу пирога сначала приуныли, но вскоре прошел слушок о предстоящих торгах в других звездных системах. А самое важное — шептались о скорой возможности войти в пай с военной индустрией, что по определению гарантировало высокие и стабильные доходы. И совсем уж фантастическими казались предположения о доступе к высоким технологиям. На самом деле за всем этим стояла реальная правда. Сергей, без каких-либо раздумий, передал своим потомкам всю парализованную промышленность Галактического альянса. Финансово-промышленная империя Алексеевых рванулась к новым высотам и захлебнулась. Слишком большим оказался предложенный пирог. Пришлось выбрать самые сладкие кусочки, а остальное постепенно выставлять на торги.

Советник Хайнц Ван Ломбер несколько раз прочитал открывшееся на экране компьютера сообщение. Он просто-напросто не верил своим глазам. По-канцелярски сухое письмо являлось приглашением в Нижний Новгород, где в Лиге Наций предстояла встреча с президентом Галактического альянса. Сам факт такой встречи уже был за гранью реальности, а причина вообще не укладывалась в голове. Советник связался с секретарем министра и попросил назначить ему время для обсуждения важного вопроса личного характера. Вопреки обыкновению, министр принял незамедлительно.

— Привет, Хайнц. — Министр указал на кресло у стола. — И ты уезжаешь?

— Куда уезжаю? — Ван Ломбер не понял вопроса.

— А зачем ты ко мне зашел? Явно получил приглашение от пришельцев.

— Да, получил. Разве подобное приглашение получили другие сотрудники министерства?

— Ах, Хайнц! Ты отличный работник и никогда не интересуешься коридорными сплетнями.

— И много человек уже уехало?

— Самые лучшие и самые ценные.

— Странно. Я не смотрю эти галактические новости, а на наших каналах ничего не сообщалось.

— Кто в здравом уме сообщит о массовом уходе лучших генералов и адмиралов! Уехала практически вся наука, включая военную.

— Предатели, бросили Евросоюз на растерзание русским!

— Не надо лозунгов, Хайнц. Какие могут быть русские, если над головой висят боевые станции пришельцев?

— Это защита от внешней агрессии.

— Не будь наивным! Они показали на полигоне Боркум возможности своего оружия.

— Да? Я об этом не слышал.

— А никому и не говорили во избежание паники.

— Что, так сильно жахнули?

— Сильнее не бывает. Они предложили нам выстрелить из крупнокалиберного пулемета.

— Куда, в космос?

— Какой на фиг космос, по мишени.

— И что ты нашел в этом ужасного?

— А то, что эта грёбаная станция сбила все пули! Ни одна не долетела до мишени! Да еще в дождливую погоду! Ты понял!!!

Хайнц Ван Ломбер понял, но не сразу. На такое способна любая система ПВО прямого радиуса действия. Но когда осознал расстояния и орбитальную вседозволенность пришельцев, то невольно поёжился и сделал верный вывод — надо ехать. Владеющая таким оружием цивилизация способна на раз построить всё население Земли, а они ограничились гарантией мира и безопасности. Отсюда и вывод, если им и нужна планета, то только не для порабощения и угнетения. Да и вовлечение местного бизнеса в общегалактическую экономику говорит само за себя. Пришельцы просто открыли для землян двери в космос. Да ещё и непонятное утверждение о единых корнях, мол, вы наша дальняя родня, что прилетела сюда несколько тысячелетий назад.

— В каком качестве ты улетишь в столицу галактики? — голос министра вывел Хайнца из размышлений.

— Предлагают пост министра экономического развития.

— Ого! Серьёзное предложение, не отказывайся. Ты и сам хорошо знаешь, что достоин занимать мое кресло.

— А мои политические взгляды?

— По-прежнему называешь свою русофобию политическими взглядами? Да над тобой давно смеётся вся Европа!

— Не говори так! Мы партия! Маленькая, но партия!

— В этом и заключается причина твоего карьерного ступора.

— Я давно знаю все причины, и меня смущает приглашение к русским.

— Тебя зовут пришельцы, а не русские.

— Да ладно! Ни для кого не секрет их связи с великороссами, империя Алексеевых захапала самый прибыльный бизнес.

— Твои слова пока только домыслы. Вот сядешь в новое кресло и восстановишь справедливость.

— А вдруг начнут принуждать?

— Смешной. И я тебя принуждаю, и меня принуждают. Во власти простое правило: не нравится — уходи.

— А сколько человек уехало из правительства Евросоюза?

— Где-то под сотню. Всем предложили посты в правительствах планет. Ты первый поднимешься так высоко.

В аэропорту прилёта Хайнца Ван Ломбера провели в зал дипломатического корпуса, где к нему сразу подошел статный китаец.

— Господин Ван Ломбер? Позвольте вас проводить.

Хайнц неприязненно посмотрел на него и постарался идти на шаг впереди. Он не любил китайцев, не любил негров, не любил спецслужбы и ненавидел русских. А его встретил китаец, от которого за километр несло армейской казармой. За стойкой паспортного контроля сидела миловидная женщина в форме полицейского офицера. В России пограничную службу традиционно несут казаки, а внутри страны функция пограничного контроля возложена на полицию. Он уже собрался доставать из кармана паспорт, как почудился оклик. Встретивший его китаец стоял у двери в противоположном конце зала и призывно махал рукой.

— Что за шутки? — возмутился Хайнц. — Почему вы мне сразу не сказали о другом выходе?

Вечно у русских бардак! Они все делают по-своему, не так, как нормальные люди! Сдерживая раздражение, Хайнц не торопясь пересек зал и вошел в услужливо открытую дверь. Короткий коридор, поворот и маленькая кабинка. Снова неприятное ощущение, как будто ему предложили войти в кабинку и закрыть глаза.

— Вы собираетесь меня проверить на наличие оружия? Пожалуйста, я законопослушный человек.

С этими словами он вошел в кабинку и ослеп от яркой вспышки. Ругательство вырвалось непроизвольно, а когда Хайнц проморгался, то увидел перед собой другого китайца, причем в военной форме Галактического альянса. И опять почудилось приглашение идти следом. Да что это такое! Какие игры задумали эти пришельцы? Фокусы гипноза тибетских монахов? Так он не маленький, давно знает, что все монастыри в горах по сути самые обычные секты, куда заманивают простачков для вытряхивания кошелька. Каждый шаг по коридору ухудшал и без того скверное настроение. Хайнц Ван Ломбер шел против своих собственных принципов. Он согласен работать на пришельцев. Да! Да! Да! Согласен! Ему интересна такая работа, где можно применить все свои знания и талант руководителя. Вместе с тем он предавал собственные идеалы, ибо с детства мечтал вернуть Нидерландам былое величие, когда его родина фактически повелевала всем миром.

Еще один поворот коридора открыл вид на парк, где в креслах сидели два человека, а между ними в воздухе висела самая что ни на есть настоящая голограмма. Одного он узнал сразу — это был президент Галактического альянса, второй — по виду европеец с непослушной седой шевелюрой. Они о чем-то оживленно спорили, но внимание Хайнца привлекала голограмма неизвестного созвездия. Картина неведомого уголка космоса поражала своим реализмом — можно было рассмотреть даже отдельные планеты. Тут он заметил другое изображение, где вокруг одинокой звезды вращались мириады астероидов. Стеклянные двери в парк автоматически открылись, и Хайнц замер. Лето! В парке щебетали птички, пчелы делали облет куста чайных роз, а он в зимнем пальто. В Нижнем Новгороде — минус двадцать два, в Брюсселе — плюс пять.

— А, господин Хайнц Ван Ломбер, — приветствовал гостя президент. — Добро пожаловать! Располагайтесь и познакомьтесь с председателем Сената господином Ирием Леуином.

Хайнц Ван Ломбер поклонился и выбрал ближнее к президенту кресло. Слуга-китаец взял его пальто и небольшой саквояж. Нет, тут что-то не так, это не зимний сад.

— Где я? — невольно вырвался вопрос.

— В президентском дворце, система Таразеда, планета Таразеда, более известная как Столица Тысячи Солнц.

— Как я сюда попал? — окончательно растерялся Хайнц.

— Вы слишком спешили и не дослушали инструктаж сопровождавшего вас лейтенанта.

— Да, я излишне перенервничал, — Хайнц вынужден был согласиться со словами президента.

— Не огорчайтесь, для жителей Земли здесь очень много непривычного. Адаптация произойдет через несколько месяцев.

Стоп! Хайнц встрепенулся. А ведь президент говорит на староголландском языке! Интересно, где он его смог выучить? Или разговоры о летающих тарелках и похищениях людей содержат в себе частичку правды? А в чем смысл? С орбиты соберешь намного больше информации, и лингвистической, и научной. Что могут рассказать несколько пленников? Да ничего! В какой школе учился да каким пальцем ковыряется у себя в носу. А здесь явная привычка так говорить. Президент не задумывается, подыскивая нужное слово, он спокойно разговаривает, причем применяет современные обороты, что на фоне староголландского языка порой слышится очень комично.

— Вас смущает моя речь? — заметил президент после очередной невольной улыбки Хайнца.

— Я подобного никогда не слышал, читать старые книги приходилось, а услышал первый раз. Современный язык обогатился новыми словами, вам придется подучиться.

— Ничего, освоите ментальное общение, тогда и начнем полноценный обмен информацией.

— Как это ментальное общение? — не понял Хайнц.

Президент улыбнулся, а в голове у кандидата в министры неожиданно развернулась картинка древнего Амстердама, где по улицам на булыжниках тряслись кареты, а жители обходили зловонные лужи.

— Что вы со мной сделали? Это нарушение прав человека!

— Всего лишь передал информацию, ментально.

— Я против чужого внедрения в свой мозг.

— Никто к вам не внедряется. Ничего, пройдете курс обучения и разберетесь.

— Зачем мне это надо?

— Как вы думаете, можно ли словами передать ту картинку, что вы получили ментально?

— Нет, — не задумываясь ответил Хайнц.

— К вам пришел заместитель и ментально передал нужные сведения. Или вы предпочтете слова?

— Если принять во внимание информативность эпизода в Амстердаме, то ментальное общение намного лучше.

— И не волнуйтесь, никто не сможет влезть в ваши мысли.

— Откуда вы знаете о древнем Амстердаме?

— Я там был полторы сотни лет назад, помогал выбить англичан из Индии.

— Сколько вам лет? — Хайнц не скрывал своей растерянности.

— Даже и не знаю, Земное и галактическое время порой выкидывают неожиданные фортели.

Хайнц Ван Ломбер пристально посмотрел на президента и твердо сказал:

— Я хочу на вас работать.

— А ваши взгляды не будут помехой? В галактике нет национальностей, здесь расы.

— Не хочу от вас скрывать, мне будет трудно перебороть устоявшиеся привычки.

— И вам придется контактировать с сотрудниками дипмиссий.

— Вообще-то я имею практику такого общения.

— Повторю. Вы встретите не другую национальность, а иную расу.

До Хайнца начал доходить смысл слов.

— Вы хотите сказать, что я встречусь с нелюдьми?

— Да, именно это я и сказал.

— Это же очень интересно! — На душе у Хайнца Ван Ломбера неожиданно стало спокойно.

Президент пристально посмотрел и добавил:

— У вас три заместителя: Степан Спилгерсон, Евгений Батанга и Баджавара Видавипуру.

Со Степаном как раз проблем не будет, русский швед, министр торговли Великоросской империи всегда был симпатичен Хайнцу. Остальные двое, негр и индус, в общем-то известные люди, грамотные специалисты и умелые организаторы. Неприятно, но придется работать.

— Я вам обещал перебороть свои привычки и сдержу данное слово, — ответил Хайнц, глядя президенту в глаза.

— Еще одно предупреждение. Те, кого вы принимаете за китайцев, на самом деле биороботы.

Особняк, куда привезли Хайнца Ван Ломбера, не мог похвастаться особой роскошью. Зато продуманность планировки и невероятный комфорт буквально вынуждали все проверить и пощупать. Решено! Домой, забираю семью и вперед. На развитие ментальных способностей и последующее обучение до необходимого уровня ему дали двенадцать месяцев. Причем приступить к работе он был обязан уже через неделю.

Сергей решал на первый взгляд второстепенную и абсолютно рутинную задачу под названием космонавигация. Казалось бы, что в этом может быть важного? Простой пример: купил человек карманный навигатор и с легкостью найдет нужное место рыбалки или без проблем выйдет на дорогу в лесу. А как он работает, этот навигатор? Да самый обычный маячок, который непрерывно подает сигнал орбитальным спутникам и в ответ получает собственные координаты. И интересовал Сергея не вопрос здоровья человека с подобным излучателем в кармане, а количество и расположение космических кораблей в недоступной для альянса части галактики. Поступающие от них сигналы обрабатываются на контрольно-диспетчерских станциях, полная картинка по всем пользователям навигационной системы находится в Центре астронавигации и космографии. Проще говоря, добравшись до центрального навигационного компьютера, можно получить данные обо всех мобильных и стационарных космических объектах.

Таких центров оказалось три. Основной и один из резервных находились на подконтрольной Галактическому альянсу территории, второй резервный — у индусов в системе Лаланд. Если Союз Риши достаточно быстро перешел под крылышко альянса, то основная часть расы осталась в составе моногосударства Маджур и недвусмысленно угрожала войной. Необходимо было как-то решить вопрос с последним Центром астронавигации и космографии и при этом не ввязаться в войну. Полученная через навигационную систему информация обещала быстрое поражение. Маджуры обладали стократным превосходством в боевых кораблях, не говоря о вспомогательном и транспортном флотах. В случае их атаки не успеешь воспользоваться преимуществом «чистой» расы — сотрут и растопчут в мгновение ока. Именно забота о собственной безопасности вынуждала взять под контроль всю навигационную систему галактики.

Взять не столь давние споры о причерноморских маяках. Захваты, протесты, споры и противостояния. Подумаешь, какая ерунда — полосатая башенка с фонариком наверху. А крику-то! То-то и оно, что отнюдь не ерунда: элементарная смена кода — и Черное море превратится в неведомые воды времен аргонавтов. А в масштабах галактики контроль над Центром астронавигации и космографии даст стопроцентную гарантию, что вражеский флот никогда не сможет не то что напасть, но и вернуться на свои базы. Если для получения информации о количестве и перемещениях кораблей достаточно обеспечить непрерывную связь с центром космонавигации, то смена ведущего кода требует физического присутствия непосредственно на станции. Причем менять надо одновременно на всех трех, ибо в противном случае автоматика определит измененный сигнал как неисправность и выберет опорной станцией ту, что останется со старым кодом.

— Почему ты хочешь обязательно послать туда людей? — разглядывая голограмму, переспросил Ирий.

— Кибертехника слишком восприимчива к наведенным помехам. — Сергей немного сдвинул картинку, чтобы показать расстояние до ближайшей подконтрольной системы.

— Опасно ставить ретрансляторы, не спорю. В данном районе проходит не менее пяти кораблей в неделю.

— И со сменой дежурного отряда возникнут проблемы. Даже при двухмесячном цикле обязательно останутся завихрения от телепортации.

— Заметят, корабли дальней разведки патрулируют с недельным интервалом.

— Послушай, Ирий, а если организовать Черную дыру?

— Что еще за дыру, в космосе не может быть никаких дыр.

Сергей чуть не ляпнул про одну из гипотез из теории относительности, да вовремя прикусил язык. Наука древних давно изучила галактику как теоретически, так и практически. Другое дело — не везде еще побывали люди, но здесь вопрос не науки, а естественного процесса освоения космического пространства.

— Не помнишь каких-нибудь легенд о гравитационных сжатиях?

— Ты меня позвал как председателя Сената или как рассказчика детских страшилок? — возмутился Ирий.

— Не кипятись. Если у нас нет реальных сил, то надо попробовать прибегнуть к мистификации.

— Страшилки есть. Прочитай детскую сказку «Приключения капитана Макхауза».

— И что там? Только вкратце.

— Ахинея, конечно, но написано интересно. Корабль попадает в гравитационную воронку и выскакивает в другой части галактики.

— А подобное можно смоделировать?

— Ты меня спрашиваешь? У тебя есть научный отдел.

— Ну да. Только там все ещё учатся.

— Вот что, меня ждут дела, а тебе посоветую озадачить свой президентский компьютер поисками архива.

— Какого архива?

— Государственного. — Ирий фыркнул. — Там найдешь и страшилки, и все данные по недоступным на сегодня мирам.

А ведь Ирий Леуин прав! В архиве есть всё. И мысль с мистификацией надо развить. Еще древние китайцы расставляли на Великой стене глиняные муляжи своих солдат, и во время Второй мировой сооружали фальшивые батареи, склады да аэродромы. Надо посоветоваться с умными людьми. Сергей горестно вздохнул: вся наука Галактического альянса уместилась на четвертинке жилого модуля верфи Альгур. От ученых Земли еще рано чего-либо ожидать, им ещё учиться и учиться. Остаются теоретики военного ведомства, они выдают идею, а ученые мужи разрабатывают практическое воплощение. Надо спешить, пока в Маджур не разобрались в произошедших изменениях. Этот район галактики по-прежнему рассматривается как руины на месте былых сражений. Зато Ирий занят выше крыши, в Столицу Тысячи Солнц зачастили парламентские делегации Земли. Началось с думского головы Владислава Огаркова, за ним поспешила Елена Львовна Бурцева со своими идеями социал-демократии. Последним прибыл Станислав Яковлевич Воронцов. Как настоящий консерватор, неспешно и обстоятельно донес до сенаторов основополагающие идеи Народного союза. Недолго ёрзали на лавках и депутаты Европарламента. Опасаясь остаться не услышанными, они прибыли в столицу альянса делегацией в триста человек. Смех смехом, но среди сенаторов пошли разговоры на политические темы. Прогресс! Раньше жили без забот, дели бюджет да проталкивай интересы своих планет. Зато сейчас принялись активно обсуждать базовые постулаты различных партийных течений. Сергей только посмеивался. Партии создаются заинтересованными финансовыми кругами, а в нынешней ситуации потуги сенаторов всего лишь игры да забавы. У него заботы намного серьёзнее, надо как-то исхитриться и выжить, увильнуть от конфликта с флотом Маджур.

Появление нескольких боевых кораблей воспринято как попытка организоваться в некое государство, не более. Интереса в эту сторону индусы пока не проявляют, у них рядом есть два мощных и воинствующих государства. Даже не воинствующих, а воюющих между собой не одно тысячелетие. И во время коротких передышек они дружно поворачиваются в сторону Маджур, пытаясь как-то расшириться и получить доступ к новым ресурсам. В результате начинается новый виток сражений. На руинах былого Галактического альянса уже выросли воинственные последователи с имперскими амбициями. Сергею пока недосуг заняться изучением истории и результатами противостояния двух «европейских» рас. Маруты и хананеи, или, как они себя называют, «Свободная галактика» и «Единая галактика», пока далеки от миров Галактического альянса. На текущий момент это головная боль правительства Маджур и цель формирующихся сил ГРУ и СВР.

Начальник Адмиралтейства Лаул Меалис разделил специалистов в военно-теоретических делах на два самостоятельных отдела. Одно назвали Главным управлением галактическими силами, другое — Главным управлением боевой подготовки. Названия совсем не соответствовали выполняемым функциям, но это не имело значения. Теоретики боев и применения оружия разделились по принадлежности к бывшим на Земле военным блокам. Они интенсивно изучали азы новой жизни, начиная с обычной школьной программы и заканчивая разборами последних космических сражений. Задание президента по разработке средств и методик обмана потенциального противника теоретики военного дела восприняли с энтузиазмом. Более того, результат выдали через две недели, даже с некоторыми эскизами. Так что ученым с верфи в системе Альгур осталось только подработать практическую сторону и запустить обманки в серию.

Владимир Темляков оказался в группе счастливчиков первого выпуска Четвертого галактического командного училища. Они сумели осилить полный цикл обучения всего за шесть месяцев. Капсулы ментального обучения чередовались с ментальными же тренажерами. Затем добровольно-принудительный отдых и следующий круг накачивания знаниями. Их группу выделили в отдельную роту, где не существовало понятий «день» и «ночь», были только обучение и отдых. Зато торжественное построение с вручением погон передавалось всеми телеканалами Галактического альянса и Земли. В родном Скопине его встречали как героя — с музыкой, цветами и патриотической речью городского головы. Гордые за сына родители не скрывали слез радости, а школьные друзья донимали просьбами рассказать «как там, в галактике». Месяц отпуска пролетел одним днем под восхищенные ахи девушек и завистливые взгляды детворы.

А вот служба первоначально разочаровала. Стычки с кораблями Союза Риши быстро закончились присоединением планет к Галактическому альянсу. Вместо ожидаемых сражений на их долю выпало рутинное патрулирование и эпизодические задания по перевозке переселенцев. Последнее приносило некоторое развлечение и давало возможность тренироваться в самостоятельном управлении большим кораблем, а также посадочными модулями в условиях атмосферы. Само задание заключалось в подходе к одной из станций, чаще всего — на орбите звезды Нихаль, где принимали приготовленные посадочные модули. Затем прыжок к Земле, там открывали лацпорты и сажали пассажирские модули на одном из аэропортов Индии, Африки, Алжира или Персии. Пятьдесят модулей на двести человек каждый заполнялись в течение часа. Люди поднимались по пандусам в поиске лучшей жизни. Снова разгон и прыжок к одной из планет в системах Альфар, Везен или Занниах. Пока переселенцы рассматривали через иллюминаторы очертания незнакомых континентов, экипаж выводил модули с техникой, сборными домами, электростанциями и прочим жизненно необходимым оборудованием. Персонал из департамента освоения новых планет в три дня подготавливал жилые помещения, после чего на планету высаживали людей. А заключительный этап всегда превращался в суету и суматоху. Модули с животными и птицей всегда вызывали бурные дебаты и споры. Переселенцы панически боялись потерять свою лошадку или кошечку, путались под ногами в поисках любимой собаки и десятки раз переспрашивали номер модуля, хотя этот номер был написан аршинными цифрами на внутренней стороне пандуса.

Через полгода Владимир Темляков получил назначение командиром корабля передового дозора. Отметив с друзьями радостное событие, он отправился в систему Кохаб, где познакомился со своим экипажем. Душа пела от радости: он командир и у него есть свой экипаж! Пусть это совсем маленький корабль и предназначен не для боя, а для разведки, но это его корабль. Снова тренажеры, только сейчас рядом с ним не друзья-курсанты, а подчиненные. Началась отработка действий в различных ситуациях боевого дежурства. Здесь и обнаружение противника на максимальном удалении чувствительности аппаратуры, и маскировка от врага, и боевое маневрирование. Отдельно отрабатывались взаимодействие во время досмотра подозрительных объектов и отражение вражеского десанта. Здесь Владимир поразился своим даурам. Ветераны, за спиной тысячи боевых операций, а на тренировках работают с полной отдачей, без намека на ленцу, без снисходительных усмешек по поводу условности ситуации.

Экипаж сдал зачеты по всем нормативам на «отлично», после чего капитан второго ранга Румейла приказала принять ГП3831, который находился в ремонтном доке верфи Кохаб. Последовал новый виток тренировок — стрельбы на полигоне, поиск цели на максимальном радиусе и десантирование на учебную платформу. Снова зачетная оценка «отлично», и новый приказ, который озадачил своей двусмысленностью. Лейтенант Владимир Темляков назначался командиром Второго особого дивизиона, в состав которого входили корабли ГП3831, ГП3832 и ГП3833, а также шестьдесят три фантома. Изучив инструкции и приложенную к ним документацию, Владимир вместе с командирами БЧ-4 и БЧ-5 отправились на катере к 108 пирсу. Именно там стоял заякоренным на траверсу их подопечный флот фантомов.

— Ни фига себе чудо-оружие! — воскликнул командир БЧ-4 Стас Андерсен. — Да это просто нельзя маскировать!

— Ты прав, Стас, — отозвался главный механик. — Подобное страшилище своим натуральным видом заставит бежать в панике любого врага.

— Ладно, господа офицеры, кончайте балагурить. — Владимир пресек конкурс острословов. — Открываем сопроводиловку и разбираемся, что есть что.

Будущие фантомы в своем истинном виде представляли собой хлам различных типов и видов гравилетов. Непригодная к эксплуатации техника имела только один исправный узел — энергоблок и совмещенный с ним гравитационный генератор.

— Можно начать вон с той гравитационной платформы, где намалеван номер 2–1, — предложил командир БЧ-5 Борис Баскаков.

— Крейсер типа «Гневный», — сообщил Стас, заглянув в сопроводительные документы.

— ГП3832, я командир, — ментально вызвал Владимир. — Выводим со стоянки объект 2–1.

— Принято, — отозвался командир корабля. — Готовы к активации спецсредств.

Искорёженная гравиплатформа медленно поплыла в сторону полигона эскадренного маневрирования.

— ГП3832, я командир, запускайте программу активации первого фантома.

Стоящий на платформе тюк вздрогнул, нехотя зашевелился и начал разворачиваться, из него в разные стороны поползли складки металлизированной ткани. Сжатый воздух рывками расправлял перехлесты укладки, что создавало иллюзию живого организма.

— Похож на дирижабль, — восхищенно прошептал Борис Баскаков.

— Хитроумная задумка, — заметил Владимир и тут же скомандовал: — ГП3832, я командир, начинайте инструментальную проверку.

Внешне не произошло никаких изменений, зато голограмма с мостика корабля показала полную идентификацию муляжа с крейсером.

— Никогда бы не подумал, что пара сотен примитивных катушек индукции и накопительных конденсаторов способны обдурить самую совершенную технику.

— Командир, я ГП3832, прошу добро на фазовый режим локации.

— Вам добро, начинайте.

Примерно с минуту ничего не происходило, затем по корпусу катера прошла гулкая дробь, похожая на удары по зонтику крупных капель дождя.

— Ого! Круто! — не сдержался Стас Андерсен. — Два простеньких резонатора, а такой потрясающий эффект!

— Ученые до сих пор ломают голову, не поймут причину, почему отраженный сигнал даёт акустический эффект.

— Да, Маджур ожидает неприятный сюрпризец: летишь себе спокойно, а тебе по корпусу тук-тук.

— Ага, открываешь шлюз, а вокруг никого! — засмеялся Борис Баскаков.

— ГП3832, я командир, как ощущения?

— Как в дурдоме: по крыше барабанит дождь, а за окном ни облачка.

— Завершаем инструментальную проверку и включайте голограмму.

На какое-то мгновение дирижабль подернулся дымкой, и вот перед взором предстал самый настоящий крейсер.

Второй особый дивизион отправился в патрулирование через три недели. Началась нудная работа: один корабль передового дозора шел впереди колонны фантомов, второй — сзади, а командир контролировал пространство со стороны границы с Маджур. Поддерживающее патрулирование крейсеров Первой эскадры приносило некоторое развлечение. Три дивизиона с фантомами перемещались вдоль границы на гравитационной тяге, а крейсера совершали прыжки вдоль общей линии движения. Подобная тактика не позволяла определить реальное количество крейсерских кораблей, но основной задачей являлось «запутывание следов». После кораблей остается пространственное завихрение, по которому можно определить примерные параметры прошедших кораблей. Оставленное фантомами волнение могло выдать мизерную массу прошедших кораблей, зато прыжки крейсеров баламутили и смешивали все следы в округе.

Реакция со стороны Маджур последовала на втором месяце патрулирования. То тут, то там стали появляться одиночные корабли и осторожно подходить на дистанцию приборного контакта. Некоторые старались приблизиться для визуального контакта, но Владимир на своем ГП3831 мчался наперерез и чуть ли не матом требовал освободить дорогу для прохождения эскадры. Маджуры всегда послушно отступали. Еще бы, попробуй не отступи, когда среди кораблей эскадры вальяжно идут огромные плазменные пушки и установки с излучателями! Одного залпа хватит на ликвидацию любой звездной системы. Однако интерес соседей постепенно возрастал. Они не рисковали приблизиться большими силами, зато мелкие одиночные кораблики почти постоянно следовали параллельным курсом. Зашевелились голубчики, оценили угрозу со стороны некогда почти вымерших систем.

В очередной отпуск Владимир Темляков отправлялся настоящим героем. Он получил очередное звание старшего лейтенанта, а на груди переливалась голограмма «Серебряной звезды» третьей степени, которую ему вручили за «Быстрые и решительные действия по предотвращению прорыва неприятельского корабля». В общем-то он ничего особенного не совершил. Уже привычная рутина конвоя эскадры фантомов и такая же привычная картина сопровождения кораблем маджур. На этот раз в качестве соглядатая выступал патрульно-посыльный корабль серии ДНП. Иногда он уходил вперед, пытаясь занять место между ГП3832 и ГП3831, затем отставал и старался влезть между ГП3831 и ГП3833. Проболтавшись так с неделю, маджур ушел вперед и уклонился в сторону своих миров и вот там своим маневром привлек внимание вахтенного офицера ГП3831.

— Командир, прошу срочно в боевую рубку!

Ментальный вызов отвлек Владимира от составления ежемесячного отчета. Приказав компьютеру заполнить оставшиеся графы по образцу предыдущего месяца, он метнулся к своему пульту управления.

— Что там случилось?

— Маджурский корабль развернулся и разогнался до максимальной скорости. Идет на пересечение нашего курса с расчетом проскочить между фантомами.

— Где он? Выведи голограмму.

— Да вон, слева на пределе обзора.

— Боевая тревога! Десантникам приготовиться к досмотру неизвестного корабля серии ДНП!

Буквально через несколько секунд у его левого плеча стоял командир отделения космодесанта.

— Ван Хай, мы подойдем к нему справа сзади, после чего телепортируйся сразу на мостик.

— Как действовать? Устроить полный досмотр или попугать?

— Нагони страху и заставь повернуть обратно.

— Сделаю.

Сержант подошел к своим десантникам и начал проверять снаряжение. Владимир несколько секунд следил за нахальным кораблем маджур, после чего приказал вахтенному офицеру:

— Разворачивайся на параллельный курс и разгоняйся до его скорости.

Проследив исполнение маневра, вызвал БЧ-4:

— Стас, давай на мою консоль координаты цели с трехминутным упреждением!

— Готово, командир!

— Сержант! Десанту трехминутная готовность! БЧ-5, через три минуты телепортация!

Секундная стрелка медленно ползла по циферблату.

— Три, два, один, переход! БЧ-четыре, вектор на мостик противника!

— Азимут минус двадцать, склонение плюс четырнадцать, удаление триста семьдесят.

— Сержант! Десант по готовности!

И в тот же момент на обоих кораблях мелькнули вспышки.

На мостике патрульно-посыльного корабля маджур наступило оцепенение. Еще бы! Мгновение назад они отслеживали свой вектор в надежде прорваться между огромным плазменным орудием и строенным излучателем веерного поражения. Слаженная работа офицеров позволяла надеяться на успех и вдруг… у них на мостике враги! И не просто десантники, а дауры! В Маджуре о них практически забыли! Были когда-то давным-давно искусственные солдаты, а тут вот они, рядом, с плазменными ружьями. И смотрят как-то странно, не поймешь, то ли убьют, то ли заговорят. Тут еще оператор уставился на экран квадратными глазами. Командир скосил взгляд. О ужас! Буквально впритирку шел вражеский корабль! Откуда он? Аппаратура не могла ошибиться, в этом направлении никого не могло быть! В голове сумбур. Что делать? Что делать? Что делать?

— Кто капитан судна?

Вопрос даура прозвучал громовым раскатом, офицеры невольно вжали головы в плечи и посмотрели на своего командира.

— Я. — Ответ больше походил на щенячий писк.

— Ваши приборы в исправном состоянии?

— Д-д-да. — Зубы выбивали предательскую дробь страха на грани паники.

— Есть ли на борту запрещенные к ввозу товары?

— Н-н-нет.

— Вам следует немедленно скорректировать свой курс и скорость, если не хотите разлететься на атомы.

— П-п-почему? — Командир, наконец, пересилил страх и начал делать дыхательные упражнения.

— Вы идете прямо на эскадру боевых кораблей.

— Здесь нейтральная территория, вот! — задиристо произнес командир.

— О чем гласит параграф восемнадцатый Правил полетов в открытом космосе?

— «Ни одно судно не имеет права мешать свободному полету военных эскадр», — без запинки процитировал маджур.

— Мне повторить свой предыдущий вопрос?

— Я понял. Мы изменим курс, — покладисто ответил командир.

Однако дауры продолжали стоять.

— Я же сказал, мы изменим курс и скорость! — взвизгнул он.

— Мне конфисковать это корыто, а вас посадить на три года в кокон?

Тело командира покрылось липким потом панического ужаса. Кокон! В Маджуре есть один кокон, про него рассказывают страшные истории. Говорят, он медленно поедает человека. Пальцы помимо воли коснулись сенсоров управления, корабль резко сбросил скорость и начал разворот на обратный курс.

— Ваш генный фенотип занесен в компьютер, повторное нарушение закона повлечет наказание по двум параграфам.

С этими словами отряд дауров растворился в серебряном свечении.

— Вахтенный! Немедленно вывести вражеский корабль на тактический экран! Тупицы! Болваны! Вы почему его проворонили?

— Командир! Его нет, командир!

— Как это нет! Корабли не могут растворяться в космосе! Включить поисковую аппаратуру!

— Командир! След погашен графитовой пылью!

— Говнюки! Всех спишу! Какая из вас военная разведка! Вам на рынке гнилым рисом торговать! Навигатор! Курс на базу!

Задание разведотдела оказалось полностью проваленным. Никто не обратил внимания, когда из разгромленной войной древних и забытой людьми части галактики пришли боевые корабли. Был бы настоящий флот — тогда другое дело, а так — пара крейсеров да десяток разнокалиберных боевых единиц. Такие силы изначально не могли создать угрозы даже периферийной орбитальной боевой станции. Затем пришельцы начали странную войну с Союзом Риши — без крупных сражений и заметных боевых столкновений, а планета за планетой переходили под контроль новоявленного Галактического альянса. Орбитальные боевые станции сдавались пришельцам без единого выстрела. Флот Союза Риши вместо решительного боя метался в тщетных попытках защитить еще не подконтрольные альянсу планеты. В Маджуре пошли разговоры, что оставшиеся системы готовы перейти под их крылышко, что вызвало многочисленные шутки и анекдоты. И вдруг парламент Союза Риши объявил о входе в состав Галактического альянса.

Свершившемуся событию никто не придал большого значения. Какая разница: был Союз Риши, а стал Галактический альянс. Еще какое-то время пошутили и забыли, а зря. Случайная встреча с эскадрой соседей поставила на уши весь штаб. Дело не в том, что они неожиданно обзавелись серьезным флотом, агрессивных-то намерений с их стороны не замечено. Зафиксировали работу непонятной аппаратуры, которая отражалась на корпусе корабля акустическим эффектом в виде хаотичных щелчков. Что это? Новая система обзора? Или дальномеры? А может, приборы прицеливания? Именно этот вопрос должен был прояснить корабль, который получил Рао Намбудирипад. Поставленная перед ним задача была ясной и вполне выполнимой. Предписывалось обмануть корабли передового дозора и как можно ближе подойти к эскадре. Оптические данные позволят выявить любые новшества во внешних устройствах, а записи аппаратуры помогут идентифицировать их характеристики. А тут такой пассаж!

У него на борту вместо офицеров стая оболтусов! Как можно проморгать чужой корабль, тем более подпустить к себе практически вплотную?! Да в это просто невозможно поверить! Неприятель явно крутился где-то рядом, и никто не удосужился идентифицировать обычные наведенные помехи. Здесь, правда, есть одна зацепочка — они использовали графитовую пыль. Старая и почти забытая методика укрытия от поисковых локаторов. Сейчас ее никто не применяет, древние делали что-то не так. Попытки выпустить облако нивелировались работой двигателя. Вместо маскировки за кормой вспыхивал многокилометровый факел, да еще оставлял искрящийся след не прогоревших частиц. Прятаться можно только на тяге гравигенераторов, но только прятаться, выйти в атаку или приблизиться на такой скорости невозможно. Равно как нереально идти в атаку на гребной лодке. Стыдно, но придется доложить начальству о своей неудаче. Осталось маленькое смягчающее обстоятельство — дауры. Десант на мостик отряда искусственных людей должен заинтересовать разведотдел флота.

Вопреки ожиданиям Рао Намбудирипада, в штабе никакого разноса не последовало. Никто на него не кричал, разбрызгивая слюну, не оскорблял и не называл всякими постыдными словами. Его рапорт ушел наверх, а через месяц последовал приказ о награждении с повышением офицерского чина. Столь же благосклонно отнеслись к остальным офицерам корабля. Странность нежданной похвалы разъяснил командир бригады особой флотилии кораблей разведотдела флота.

— Ты просто не понимаешь важности собранной тобой информации, — менторским тоном старшего командира говорил крап-адмирал. — Твой рапорт ушел на самый верх.

— У меня случился полный провал, я не выполнил приказа, а тут награда и повышение…

— Эх, молодо-зелено, ничего ты не видишь дальше своего носа.

— Моя обязанность перед нацией заключается в полном выполнении поставленной задачи.

— Все никак не успокоишься из-за неудавшегося прорыва?

— Конечно. Чем тут гордиться?

— Тыустановил очень важный факт — доступ наших соседей к технологиям древних.

— Вы говорите о даурах? Важная новость, но одними десантниками войну не выиграть.

— Что дауры? Это один из небольших пунктиков использования забытых технологий наших предшественников.

— Ну и всё. Остальное — полный провал.

— Не скажи. Ты внимательно просмотрел кристаллы авторегистраторов?

— Так точно, господин крап-адмирал!

— И что ты там увидел?

— Только то, что сообщил в своём рапорте.

— Вот именно! А тебя засекли, перехватили и высадили на шею десант.

— Виноват, господин крап-адмирал!

— Да не виноват ты, успокойся. Пришельцы пользуются технологиями древних.

— Это опасно для Маджур?

— Даже более, чем угроза со стороны марутов или хананеев.

— Разве? Но Свободная галактика и Единая галактика не останавливались в своем развитии.

— Наше счастье — в их бесконечной войне. А здесь… Что можно противопоставить невидимому флоту? Против подобных кораблей бессильны эскадры любых государств.

— Как это «невидимому»?

— Один из наших разведчиков смог проследить за эскадрой соседей вплоть до окончания патрулирования.

— Молодцы! Вот они достойны награды!

— Награды достоин ты, ибо благодаря твоему рапорту решились на такую операцию.

— Рад стараться, господин крап-адмирал!

— Так вот, на подходе к орбитальной боевой станции эскадра исчезла.

— Как это «исчезла»?

— Никто не знает. Корабли растаяли в космосе один за другим, как кусочки льда в горячей воде.

— Не может быть!

— Увы, это факт. Запись на кристаллах авторегистраторов не может быть липой.

Коротенькая встреча двух маленьких кораблей государства Маджур и Галактического альянса послужила толчком для следующего шага со стороны соседей. Сначала на одну из планет бывшего Союза Риши прибыл посыльный корабль с представителем от правительства соседей. Доставленное письмо принял местный президент, а Сергей его получил через президентского курьера. В первый момент возникло чувство радости — Галактический альянс признан соседним государством. Сдерживая эмоции, он прочитал еще раз, более внимательно и несколько отстраненно. В общем ничего особенного, всего лишь предложение об установлении добрососедских отношений. Правительство и парламент Маджур предлагали принять их делегацию для взаимного знакомства с лидерами Галактического альянса. Э, нет, господа! Такой хор петь не будет! На следующее утро Сергей отправился в Индию, где встретился с императорами Павлом Махабхарата Салар Алексеев-Джангом и Николаем Третьим. Кроме монархов в совещании принимали участие председатели правительств и зубры внешнеполитических интриг.

— Я полагаю, — начал Сергей, — что вся соль встречи заключается в желании побольше разнюхать.

— Вы абсолютно правы, — поддержал президента министр иностранных дел Индии.

— В таком случае мне необходима ваша помощь.

— Разумеется, мы готовы её оказать, — ответил за всех Николай Третий.

— Устроим спектакль, где сценарий знаем только мы.

— Забавно, — хохотнул Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом. — Мой дворец послужит наилучшей сценой.

Специалисты хитроумных пасьянсов и тонких внешнеполитических интриг занялись подготовкой сценария и созданием соответствующего антуража. Ну а посланник моногосударства Маджур получил письмо, в котором в любезных выражениях выражался восторг по поводу предстоящей судьбоносной встречи. «После многих тысячелетий разлуки наши граждане смогут снова заключить друг друга в братские объятия!» Для прибытия делегации в Столицу Тысячи Солнц в письме назначался конкретный день и час.

Прибыли как миленькие, секунда в секунду. И приняли их, как положено встречать делегацию, с вежливыми улыбками, взаимным представлением и отдыхом в специальных апартаментах для особо важных персон. Вот только группа встречающих состояла из среднего персонала Департамента освоения новых планет. Поулыбавшись и попожимав руки, представители моногосударства Маджур в своих комнатах первым делом включили телевизоры и приуныли. О прибывшей делегации нигде ни единого слова! Как же так? В новостях битый час обсуждают драку футбольных фанатов на какой-то планете. Мусолят гонорары спортсменов или эпатажные поступки кумиров эстрады. А тут делегация в сотню политиков и правительственных чиновников — и ничего, ни единого звука. И эта странная встреча. Почему Департамент освоения новых планет? Собрались на экстренное совещание и после короткого обсуждения пришли к решению воздержаться от поспешных выводов. Назавтра назначен обмен мнениями с представителями правительства и парламента, вот после этого можно будет обсудить результаты. Увы, настроение оказалось испорченным и равнодушной встречей, и обслуживающим персоналом, который состоял из дауров. Информация из Генштаба подтвердилась — соседи восстановили биогенерацию этих недочеловеков.

Завтрак проходил в молчании. Неожиданно вкусная кухня совсем не радовала, знакомые со школьных программ виды Столицы Тысячи Солнц не вызывали никаких эмоций. Причиной столь унылого настроения послужили стоящие вокруг телекамеры и суетящиеся репортеры. Только слащавые улыбки и прямые трансляции касались совсем других посетителей. Никто не интересовался делегацией моногосударства Маджур, никто не собирался брать у них интервью. И самое неприятное — в зале присутствовали представители всех известных по школьному учебнику рас. Это говорило о многом, в первую очередь о необходимости пересмотра баланса сил. Вероятнее всего, Галактический альянс обладает значительными людскими резервами, что в совокупности с технологиями древних переводит Маджур в разряд аутсайдеров.

В оговоренное протоколом время за делегатами пришли клерки сопровождения. И снова сюрприз — технический персонал состоял только из дьяусов, причем чистокровных, без приставки «псевдо». Гости небольшими группами последовали в указанном направлении и… телепорт! Конечно же, все в Маджур знали о телепортах, принцип действия был описан в школьной программе, только псевдорасам проход через них заказан. А здесь — пожалуйста, никаких проблем, делегаты группа за группой переносились в фойе зала заседаний на встречу с новым сюрпризом. Они попали в роскошь древнего дворца. Полы, стены, потолки выполнены из натурального камня ручной полировки и невероятного блеска. Изумительная резьба по граниту своими мелкими деталями говорила о мастерстве древних умельцев. А сколько золота! И главное — все выдержано в традициях дьяусов. Невероятно! Общеизвестно, что их раса родилась и обрела силу на территории моногосударства Маджур. Но перед делегатами не новодел, а настоящая старина, которую не увидишь в родных мирах.

Представители Галактического альянса уже собрались в зале заседаний. Они с откровенным любопытством разглядывали входящих посланцев моногосударства Маджур. Делегация в свою очередь посматривала на хозяев и поражалась. Мало того что большинство присутствующих относилось к чистой расе, в креслах мирно сидели маруты, исиды, семиты, хананеи и даже тольтеки. Только одной этой информации уже достаточно для признания встречи более чем успешной. Галактический альянс на самом деле является союзом всех известных в галактике рас, это одно. Равноправное присутствие тольтеков позволяет предполагать использование их технологий. А это совершенно другое, и вывод напрашивается вполне определенный — с новым соседом ругаться нельзя. Сомнут за несколько месяцев, как это случилось не так давно с Союзом Риши.

Сергей со своими друзьями пристроился в ложе для прессы. Обычная одежда сделала его совершенно неузнаваемым: что ни говори, а люди привыкают к определенному образу известных личностей. Так президент Галактического альянса всегда ассоциировался с красивой формой адмирала космического флота. А здесь сидел обычный молодой человек в окружении своих коллег по работе. В руке не диктофон, а прибор определения генного фенотипа, да кто будет присматриваться. Основное действие происходит внизу, в зале большого совета императорского дворца в Хайдарабаде. Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом принимал родственную нацию с далеких звезд освоенной галактики. Представители моногосударства Маджур внешне ничем не отличались от обычных индусов. Вели себя скромно и достойно, разве что с неподдельным интересом разглядывали собравшихся политиков практически всех государств Земли.

Собственно никто не ожидал никаких совместных политических или экономических заявлений. Люди приехали познакомиться, поговорить на общие темы, что в общем-то и происходило в зале. Гостей расспрашивали о государственном устройстве, о политических партиях и базовых программах. Интересовались о принципе построения вертикали власти, взаимоотношениях с ближайшими соседями. Проще говоря, разговор проходил в светской манере. Встречные вопросы гостей о состоянии экономики, научных исследованиях и строительстве новых кораблей вызывали некоторое недоумение. Тем не менее отвечали честно. С экономикой все нормально, в последнее время развитие пошло гигантскими скачками. И с научными разработками небывалый прогресс, доступ к базе данных предтеч позволяет надеяться на буквально фантастические открытия. Что касается кораблей, то верфи фактически закрыты, в данный момент осваиваются новые технологии Галактического альянса. Ответы смутили гостей, во время обеденного перерыва они о чем-то долго совещались, а во второй половине встречи предложили заключить торговое соглашение. Нет проблем, обсуждение деталей делегировали министерству торговли Галактического альянса и после заключительного банкета тепло распрощались.

— Хоть кто-нибудь понял, что здесь было? — спросил Тагар Джавар после отхода корабля от правительственного причала.

— Чего тут понимать! — откликнулся научный советник. — Они смотрели на нас, как на диковинных зверей.

— Верно говоришь, — поддержал вице-президент. — Спрашивали о традиционном завтраке, о любимых танцах и совершенно не интересовались нашими военнотехническими достижениями.

— Да бросьте слюнявить! Нас встретили как отсталый мир и говорили, как говорят с представителями недоразвитой цивилизации.

— Фельдмаршал! Как вам не стыдно! С нами обращались достойно, как с равными!

— Оставь, Калиггхат, ты не на трибуне. Лучше объясни, на кой ляд продал наших граждан?

— Вы о чем, фельдмаршал?

— Не придуривайся! По-твоему, я обещал отправить в Галактический альянс сто миллионов переселенцев?

— Не отправить, а взять — они сами прилетят за ними.

— И в чем принципиальная разница?

— Дорогой фельдмаршал, вы никогда не слышали о перенаселенности наших планет? — ехидно заметил генеральный прокурор.

Неприятное замечание заставило всех замолчать. Эта проблема стояла на первом месте в моногосударстве Маджур. Планеты загажены промышленными и бытовыми отходами. Дефицит продуктов питания вышел за пределы возможностей обеспечить население едой. Карьеры заваливались мусором, сверху насыпали землю и сажали деревья. Через несколько лет выросший на свалке лес спиливали и перерабатывали в целлюлозу, которая пускалась в пищу. Человек покупал йогурт с кусочками фруктов, а на самом деле это был химсостав с накрошенным картоном. Размякшая продукция деревообрабатывающей промышленности обрабатывалась искусственными ароматизаторами, вкусовыми добавками, подсластителями и прочей химией. Жмурясь от удовольствия, человек ел выросшую на помойке древесину. Целлюлоза присутствовала во всех продуктах питания, будь то хлеб или колбаса, творог или конфеты. Люди забыли вкус настоящего мяса, а рыба перешла в разряд особых деликатесов из специальных водоемов. В реках, морях и океанах водились только жучки да ядовитые водоросли.

— Неразумно! — не сдавался фельдмаршал. — Проще отправить им уголовников. И нам польза — охрану переведем в регулярные войска.

— И кого вы отправите на шахты и рудники? — поинтересовался министр внутренних дел.

— У нас прохода нет от безработных и бродяг, вот и обеспечим их работой.

— Не смешно, — заметил министр тяжелой промышленности.

— Вам всегда грустно. Заказы министерства обороны никогда не выполняете в срок.

— Рабочему надо платить деньги. Заключенный работает за миску баланды, а солдат служит за тарелку супа.

— Служба Родине не просто священный долг, а оказанная честь!

— Да бросьте вы! — фыркнул министр здравоохранения. — Из десяти призывников восемь непригодны по состоянию здоровья!

— Подписанные Калиггхатом соглашения по сути — предательство наших национальных интересов! — Фельдмаршал гневно посмотрел на вице-президента.

— В чем же заключается мое предательство?

— Ты продал нашему врагу девять звездных систем, из которых три — с обитаемыми планетами.

— Не смешно, мы не можем там добывать ресурсы, на планетах выкопаны все руды, выкачана нефть, а почва непригодна для земледелия.

— Ты отдал нашу территорию!

— Взамен на поставки продуктов. Или ты уже забыл вкус их хлеба? У нас появился шанс дать населению еду.

— Так накормите же наконец людей! Из года в год одна и та же песня о плохой погоде да о налетах саранчи!

— Брось свое словоблудие. Сам прекрасно знаешь, чем закончились попытки колонизации новых планет.

Идея колонизации возникла после обнаружения на одной из орбит забытого древними корабля. Специалисты быстро разобрались в его предназначении, и правительство решило приступить к освоению новых миров. К тому времени уже нашли пять стоящих внимания планет: нормальная гравитация, подходящий состав воздуха, плодородная почва и отличная комбинация сырьевых ресурсов. Начали с системы Лаланд. Люди с удовольствием обживались, засевали поля, строили заводы и шахты, и через тридцать лет планета стала образцом для подражания. Успех подстегнул к ускоренному заселению остальных планет, и тут столкнулись с первыми проблемами. На одной из них вспыхнула неизвестная вирусная инфекция, которая не только унесла жизни всех поселенцев, но и перекинулась на старые миры. Спаслись только благодаря жесткому карантину, потеряв при этом три планеты. Возбудителя неведомой болезни так и не смогли идентифицировать.

Затем появились проблемы у переселенцев на других планетах, где обнаружили необратимые изменения генного фенотипа. И не просто изменения — люди медленно превращались в животных. Ослабевала память, терялись приобретенные навыки. Население начало просто умирать без видимых причин, средний возраст быстро скатился до девятнадцати лет, вскоре некогда колонизованные планеты снова обезлюдели. Трагедия на планете Лаланд получилась самой продолжительной и неприятной. Последствия изменившегося генного фенотипа проявились только через двести лет. Жители как-то неожиданно превратились в обычных животных, с той лишь разницей, что не могли пастись на лугах или жить на деревьях. Отсутствие клыков, рогов или когтей не позволяло противостоять даже простым парнокопытным. В природе не оказалось для них ни защитной ниши, ни еды. Наложенный на планету карантин вынудил остальных людей оставаться сторонними наблюдателями. Некоторые горячие головы пытались прорваться для эвакуации переселенцев, не понимая простой истины — генетические изменения необратимы.

Глава 3 РЫЦАРИ ПЛАЩА И КИНЖАЛА

Сергей осторожно вышел из спальни, жена, наконец, успокоилась и уснула. Лаветта очень тяжело переносила беременность. Все время хныкала, жаловалась на слабость, требовала то «солененького», то «вкусненького». Слуги вкатывали полные тележки всевозможной снеди, а женщина немного ковырнет, откусит и снова начинает жаловаться на плохое самочувствие. Медицинский компьютер твёрдо стоял на своем — здоровье отличное, ребенок в полном порядке, беременность протекает нормально. Что касается капризов, то это психологическая реакция на изменения в организме. Каждая женщина по-разному переносит переход в статус матери. Сергей верил и компьютеру, и медикам, и жене, а для облегчения своей участи пригласил во дворец все семейство Флониан. Увы, родня не выдержала стенаний и капризов Лаветты и под различными предлогами сбежала на родную планету. Сергей вспомнил о боевых подругах и через Румейлу бросил клич о помощи. Откликнулись многие амазонки, а реально помогла только Баис Дагу. Женщины подружились, а Сергею пришлось перевести капитана третьего ранга на должность второго адъютанта.

Сейчас Баис Дагу устало откинулась на тахте, а Сергей осторожно прикрыл дверь и быстрым шагом направился в сад, где его ожидали Голицын и Нелидов. Авантюра с флотом фантомов привела к визиту доброй воли делегации моногосударства Маджур. Последовавший спектакль с приемом в императорском дворце Павла Махабхарата Салар Алексеева-Джангом подарил нежданный шанс начать торговлю. И не просто торговлю, а очень выгодную продажу излишков продовольствия. Ни одна из планет Галактического альянса не испытывала недостатка в продуктах питания. Снабжение продовольствием требовалось только для персонала космических заводов. Тут еще экспансия с заселением новых миров, где традиционно начинают с организации сельского хозяйства. Учитывая климатический фактор, на новых планетах собирают по два-три урожая в год. Нежданное торговое соглашение оказалось весьма кстати: появился покупатель, причем с безграничными запросами.

Несомненная удача из разряда выигрыша в лотерею по трамвайному билету позволила решить еще одну проблему. Маджур оказался совершенно неплатежеспособным. Экстенсивная экономика не могла ничего предложить на экспорт, разве что драгметаллы и ювелирные изделия. Сергей подкинул идею покупки звездных систем, взяв за основу экономические расчеты древних по разработке ископаемых в непригодных для жизни мирах. Соседи на удивление легко согласились, а по предложенным вариантам с полным безразличием оставили право выбора за Галактическим альянсом. Да какой может быть здесь выбор, если Сергея интересовала только система Лаланд. Подключили военных специалистов и получили необходимый радиус безопасности для резервного Центра астронавигации. Здесь возникли некоторые опасения из-за вхождения трех обитаемых миров Маджура, но новый вариант не встретил препятствий. Представители правительства подтвердили свои полномочия и подписали торговое соглашение. Маджур сократился с сорока одной обитаемой системы до тридцати восьми, плюс сто миллионов переселенцев из внутренних миров.

В течение следующего года эти сто миллионов человек превратились в сто миллионов семей, но в Галактическом альянсе подобное уточнение не оспаривали. Запущенная древними программа подготовки к заселению необитаемых миров продолжала функционировать в автоматическом режиме. За семь с половиной тысяч лет компьютеры приготовили для людей более сотни планет — колонизируй любую. Исходя из разработанных древними правил, стартовая численность населения нового мира должна составлять не менее десяти миллионов человек, причем — трудоспособных граждан, в противном случае наименьшей проблемой станет внешнее обеспечение, а самым серьезным препятствием в развитии окажется генетическое вырождение. Департамент освоения новых планет стал первым по-настоящему загруженным ведомством. Сотрудники теребили промышленность, требуя увеличения количества транспортных кораблей. Дважды посылали запрос в Сенат, жалуясь на медленные темпы восстановления производства стандартного набора оборудования для первопоселенцев. Здесь, конечно, департамент немного перегнул, галактика еще не знала таких темпов освоения планет. Жалобы вывели правительственных чиновников из ступора тысячелетней спячки, столица ожила, а орбитальные заводы и базы сырьевых ресурсов все больше и больше загружались заказами. Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре все население Земли окажется на космических предприятиях. Не беда, по стандартам Галактического альянса, население любой планеты не должно превышать трех миллиардов, в противном случае начнется необратимый процесс разрушения биосферы.

В беседке дворцового парка кроме Голицына и Нелидова сидел начальник Адмиралтейства Лаул Меалис. Начальник ГРУ листал какой-то журнал, Нелидов гладил лежащую у него на коленях кошку. Мурка блаженно жмурилась, подставляя для ласки свои щечки, затем перевернулась, позволяя погладить брюшко. Меалис развлекался с котятами, которые дружной стайкой атаковали его руку. Демонстрируя завидную реакцию, начальник Адмиралтейства не позволял им цапать свои пальцы, зато сам успевал коснуться крошечных лапок. Котята забавно шипели, отпрыгивали и пытались окружить своего врага. Кошка первой заметила появление хозяина дома, спрыгнула на мраморные плиты и с независимым видом направилась к дверям для обслуживающего персонала. Котята как по команде прекратили свою битву и, подняв крошечные хвостики, бросились галопом вдогонку.

— Здравствуйте, господа, прошу меня простить за опоздание.

— Бросьте, граф. — Голицын отложил свой журнал. — Начальство никогда не опаздывает. Как себя чувствует госпожа Лаветта?

— Как и прежде, никаких изменений.

— Почему медицина не дает никаких успокаивающих лекарств?

— Компьютер утверждает о чрезвычайной вредности для организма любых химических препаратов.

— Тогда гипноз или психотерапевт.

— И гипноз опасен, а в качестве психотерапевта выступает капитан третьего ранга Баис Дагу.

— Потерпите, господа. — Нелидов поудобнее устроился в кресле. — Такие периоды продолжаются не более трех недель.

— Компьютер гарантировал возвращение к нормальному состоянию через пять дней.

— Вот видите, я же говорил.

— Как я понимаю, предстоящий разговор касается государственных секретов, — заговорил Лаул Меалис. — Позвольте мне начать первым.

— Да, конечно, прошу вас. — Сергей развернул свое кресло.

— Господин адмирал, технический отдел обнаружил странные разрушения на корпусах фантомов и кораблях сопровождения.

— Интересно. Какие предположения?

— Лабораторный анализ показал ослабление молекулярных связей, а полигонные испытания нашли причину. Это результат воздействия фазового резонатора.

— Еще один пример случайного изобретения мощного оружия, — усмехнулся Нелидов.

Сергей не стал спрашивать начальника СВР, что тот имеет в виду, достаточно факта изобретения напалма. Сентябрь 1941 года. Немецкие танки рвутся в Москву. Гранат нет, пушек нет, вместо бронебойных снарядов используются бракованные болванки для зенитных орудий. Правительство обратилось к населению с просьбой найти дешевое и эффективное средство борьбы с фашистскими танками. Было много предложений, от конфузных до фантастических. Когда простой учитель химии одной из московских школ пришел в военкомат с обычной пивной бутылкой, его сначала подняли на смех. Но тот не смутился и начал настаивать. Решили провести эксперимент, для чего отправились в ближайшую танковую часть на территории города. Командир танковой дивизии тоже не поверил, усмехнулся и приказал подогнать один танк. Учитель химии поправил очки и бросил бутылку, танк вспыхнул жарким факелом, а изобретателя едва не расстреляли на месте. А на Курской дуге эскадрильи Пе-2 обрабатывали новым оружием немецкие танковые колонны. Если не находили подходящей цели, то освобождали бомболюки над вражескими окопами. Потрясающий эффект был в Кенигсберге, где, по свидетельствам очевидцев, на стенах плавился кирпич.

— Кто назначен руководителем нового проекта? — отмахнулся от воспоминаний Сергей.

— Земляне взялись, НИИ Федора Карпекова. Говорят, у них есть нечто похожее на подводных кораблях.

— Не совсем то, через месяц доложите результат. Возможно, придется усилить группу.

Сергей, как и все военные моряки, хорошо знал причину, по которой дельфины и киты выбрасываются на берег. И рыба гибнет косяками, и птички стаями, но это действительно не совсем то. Здесь резонатор и излучатель находятся на значительном удалении. Начальник Адмиралтейства Лаул Меалис откланялся. Ему действительно пора было уходить. Галактический альянс сформировал пять полноценных эскадр, которые свели в два флота. Сейчас корабли отрабатывают совместное маневрирование и практические стрельбы.

— Как я понял, — глядя вслед уходящему адмиралу, заговорил Нелидов, — мы на пороге открытия нового оружия.

— Хорошо бы, — вздохнул Сергей, — да что-то не верится в такую возможность.

— Откуда такой пессимизм?

— Мы столкнулись с физикой неизвестного процесса, а ученые Земли еще толком не освоились со всеми знаниями древних.

— Вы это читали? — Голицын протянул Сергею журнал.

— Нет, а что там?

— Реклама отпуска на диких планетах с охотой на экзотических животных.

— Ну и? Я не понял вашей мысли.

— В Галактическом альянсе пустует более тридцати планет земного типа. Почему бы их не заселить?

— Нам и готовые к заселению планеты не осилить.

— Но вы тратите огромные деньги и ресурсы на создание биосферы в безжизненных мирах.

— Ах вот вы о чем! «Живые» планеты обойдутся еще дороже, начинать придется со стерилизации.

— Почему? Что за глупость завозить своих мух, кроликов и слонов?

— Укус чужого комарика или яблочко с неведомого дерева неизбежно внесут изменение в генетическую спираль человека. Если найдете свободную минутку, то загляните в компьютер, в истории древних много трагических страниц прямой колонизации «живых» планет.

— А поехать в отпуск можно?

— С теми же предосторожностями, что и поехать из Петербурга на Занзибар или Лимпопо.

— Я понял ваш намек на свободную минутку, вы уж извините, но у меня все по старинке, в папочке.

Голицын и Нелидов начали раскладывать подготовленные для доклада документы. Сергей уже давно заметил, что этот процесс — на самом деле маленькая уловка, которая позволяет собеседникам настроиться на правильный тон предстоящей беседы. Что ни говори, а начальники ГРУ и СВР умели настоять на своем, добиться одобрения выгодного для них варианта. Впрочем, внедрение агентуры в моногосударство Маджур прошло по предложенному Сергеем сценарию. В тот день Нелидов сказал:

— Где криминал и контрабанда, там начинается внедрение разведки. Через них ГРУ протолкнет свою агентуру в вооруженные силы, а СВР проникнет в правительство.

— Погодите, господа, как вы себе это представляете? — воскликнул Сергей.

— Мафия традиционно связана как с военными, так и с властью. Так что ничего сложного.

— Нет, я не о технической стороне. Вы хотите протолкнуть на нужные посты людей, которые не имеют представления о реалиях мира Маджур.

— Ничего, первое время будут осваиваться, опираться на своих помощников и советников.

— Э, нет, рискованно. Как ни крути, а окружение сразу заметит слабость неведомого выдвиженца, пойдут нехорошие слухи.

— Вы предлагаете отложить внедрение на несколько лет?

— У нас нет в запасе этого времени.

Сергей рассказал Нелидову и Голицыну известную историю про Брежнева, правда, в несколько измененном виде. Речь Леонида Ильича на партийном съезде являлась программой действия правительства на последующие пять лет, ибо каждое слово не что иное, как закон. Поэтому когда, стоя на трибуне, вождь сначала немного запнулся, а затем сказал: «построить Новоталлинский порт», во многих министерствах нервно вздрогнули. Никто ни сном ни духом! Какой порт? Откуда взялась эта муть? Чиновники побежали по длинным коридорам власти, ЛЕНМОРНИИПРОЕКТ в спешном порядке взялся за проектирование порта без предварительных геодезических, геологических и гидрологических исследований. ЦНИИМФ засел за разработку концепции нового флота: если строят порт, то должны быть и кораблики, порт без флота никому не нужен. Железнодорожники в панике искали место для новой железнодорожной линии. Грузы надо вывозить, а железная дорога Эстонии прошла последнюю модернизацию в 1944 году.

Между Москвой, Таллином и Ленинградом сновали казачки с заданием найти того гада, кто все это затеял. Нашли, но только во времена Андропова и по его личному указанию. Коварные три слова вписал в доклад вождя его личный секретарь, за что получил три миллиона долларов наградных. Простая и грустная история касалась одного из финских бизнесменов средней руки, который захотел быстро разбогатеть. Казалось бы, бредовая идея, но Финляндия знает много примеров, как люди создавали огромные капиталы на заказах из СССР. В Москву приехал еще один финн, покрутился, познакомился с нужными людьми и нашел простой и надежный способ получить многомиллиардный заказ. Недалеко от Таллина так и стоит недостроенный памятник эпохи застоя, ибо порт там просто невозможно построить. Геологические и гидрологические условия залива оказались намного сильнее взятки. В завершение Сергей добавил измененный рассказ о том, как советская разведка организовала вывоз мусора из Пентагона и ЦРУ. Обнаглевшая агентура сортировала секретные донесения непосредственно у мусорных корзин.

Асы разведки оценили идею и переработали свои планы, что позволило значительно облегчить внедрение своих людей. Действительно, зачем проталкивать малограмотного старшего офицера, если можно приставить к маршалу или министру простого порученца, чья задача приносить и уносить документы.

— Мы нашли выход и на марутов, и на хананеев. — Голос Нелидова выдернул Сергея из воспоминаний.

— Молодцы! Как же вам это удалось?

— С вашей помощью, Сергей Николаевич. Кто нам посоветовал распихать по всем планетам малограмотных письмоносцев?

— Прям уж малограмотных и письмоносцев? — засмеялся Сергей.

— Если говорить серьёзно, то сведения из министерства внутренних дел.

— Как я понимаю, вы пришли с уже готовым планом.

— Только первые шаги, причем под вашим прямым патронажем.

— Лады, начинайте с того, что пронюхали, где нашли и какие планируете действия.

— В общем-то нашли три беспризорные системы, пять планет, на которые претендуют моногосударство Маджур, Свободная галактика и Единая галактика.

— Как выяснилось, — начал Голицын, — Свободная галактика и Единая галактика находятся в состоянии перманентной войны.

— Интересная новость! — воскликнул Сергей.

— Три тысячи лет назад Свободная галактика захватила эти системы у Маджур, Единая галактика отбила планеты в свою пользу, затем они сцепились между собой в более важном регионе.

— Про чужую систему забыли, а Маджур боится объявить их своей собственностью? — предположил Сергей.

— Не совсем так, — поправил Нелидов. — Маджур планеты не нужны, для Свободной галактики чужды по идеологии, а Единой галактике невыгодно создавать там промышленность.

— Выходит, что вы нашли пиратский рай.

— Мы еще сами не знаем, что нашли, — вздохнул Голицын. — Пока только общая информация.

— Нельзя посылать корабль в неизвестность, — возразил Сергей.

— Да нет, мы прояснили основные вопросы, даже нашли выходы на местных главарей.

— Внедрились в маджурскую мафию?

— Дело в том, что ситуация в этих системах ни для кого не является секретом. Слишком много людей связаны с процветающей там контрабандой.

— И какой расклад интересов?

— В Свободную галактику идет наркота, оплата — драгоценными камнями и золотом.

— Кто поставщик наркотиков?

— Местные кланы индусов, они полностью монополизировали эту отрасль.

— Маджур причастен к наркоторговле?

— Отчасти. Скупают бытовую технику, золото и камешки, а поставляют ювелирные изделия и маковое сырьё.

— А Единая галактика чем заинтересована?

— Основная фишка в ювелирных украшениях, у них там все золото идет на производство роботехники.

— И чем же хананеи расплачиваются?

— Бытовой техникой, причем в огромных количествах.

— Как три расы борются с контрабандой?

— Никак не борются, к тому же там четыре расы.

— Ясторфы нашлись?

— Да, еще одна европейская раса, система Матар, две планеты. Граничат с Единой галактикой и Свободной галактикой.

— Что еще важного узнали?

— Остальное на уровне слухов, так что лучше подождать, чем ввести в заблуждение.

— Давайте вернемся к теме контрабанды. Чтобы не путаться, назовем марутов привычным словом скандинавы.

— Согласны, так действительно привычнее.

— Так вот, к ним ввозят наркотики, а вывозят золото, и никакого противодействия. Не верится.

— По нашим данным, у них что-то вроде иммунитета к наркозависимости.

— Вполне возможно, вон индейцы спокойно курят табак и жуют листья кокаина. Тоже иммунитет к наркозависимости, — согласился Сергей.

— Мы считаем, что торговля в созвездии Цефея необходима всем четырем расам.

— И напичкана разведчиками четырех государств, — предположил Сергей.

— Вот здесь следует перепроверить, по полученным сведениям, там нет никакой активности в данном плане.

— Более чем странно, — удивился Сергей. — Прекрасное место для вербовки агентов.

— Мешают расовые предрассудки, в первую очередь — невозможность в случае провала бежать к работодателю.

— Почему?

— Я же сказал, расовые предрассудки, блондины ненавидят брюнетов и так далее.

— Дурь! Но для нас это отличная возможность повеселиться вволю. Планета разделена на кланы или государства?

— Я бы это назвал княжествами с жесткой вертикалью власти и передачей трона по наследству.

— Они объединились в какие-либо союзы, по интересам или брачными соглашениями?

— Нет, полная раздробленность, временами даже междоусобные войны, а браки только с нужными людьми, местными или из метрополии.

— Вот и план нашего внедрения, — довольно потер руки Сергей.

— Тогда я на Землю, — вздохнул Голицын. — Придётся подбирать в спецназе чистых по расовому признаку бойцов.

Оказавшись помимо воли во главе огромного и слабого во всех отношениях государства, граф Алексеев пытался создать условия, исходя из которых соседям было бы выгодно войти в Галактический альянс. И не важно, будет это блеф, хитроумная акция разветвленной шпионской сети или прямая угроза применить оружие. История знает не так уж и много примеров стратегических побед без прямого применения оружия. Одним из примеров является свержение татаро-монгольского ига, когда Иван III стал именоваться «Великий князь всея Руси», а потомки Орды признали себя данниками России. И это победа без единого выстрела! Любителей пострелять и помахать мечом всегда больше, чем желающих сесть и подумать. Иван III провел простую стратегическую операцию: собрал войско и встал вдоль реки Угра, перекрыв дорогу объединённой армии татар и Польши. Хан Ахмат и польский король Казимир простояли на одном месте с июля до конца ноября. Начались взаимные трения, сначала втихаря ушли крымчаки. Воспользовавшись ситуацией, они прорвались в глубь польского королевства и занялись грабежом. Полякам пришлось срочно возвращаться для защиты своих земель. В середине октября ушел вассальный Казимиру Тевтонский орден, с крестьян собрали церковную десятину, надо спешить домой, иначе не получишь и талера. 6 января тюменский хан Ибак убил хана Ахмата, и Большая Орда рассыпалась в бесконечных междоусобицах.

Сергей не знал принципов стратегического планирования и никогда не увлекался историей, тем не менее его действия полностью совпадали с рекомендациями древнекитайского полководца Сунь-Цзы:

1. Из всех оперативных решений следует выбрать то, при котором свои потери сводятся к минимуму.

2. Если подготовка осуществлена втайне от противника, то само действие принесет максимальный эффект.

3. Если вы создадите противнику две неожиданные проблемы, то сражение будет выиграно.

4. Для достижения победы необходимо сохранять динамику развития событий. Упущенное время может помочь противнику изменить оперативную обстановку.

В своих поисках оптимального варианта объединения всех существующих в галактике рас граф Алексеев невольно следовал инструкции, написанной в V веке до н. э. Он хотел создать условия для возникновения неожиданных проблем у всех трех государств. Ставка на внедрение агентов должна принести самые ощутимые плоды, в первую очередь поможет слепая вера в расовую чистоту. Но стартовую площадку придется готовить самому, не потянут земные спецы в галактических далях, провалятся на самых элементарных вещах.

Лейтенант Владимир Темляков со своим экипажем осваивал дальний разведчик «Следопыт». После отпуска их перевели в Департамент освоения новых планет, где предстояла нудная работа исследования новых систем. Сначала требовалось развесить навигационные буи, затем осмотреть планеты, сбросить на поверхность аппаратуру, найти место для ретранслятора, после чего перейти в следующую систему. Предстояла тягостная и занудливая работа под грифом «Секретно», к тому же отягощённая мерами предосторожности на случай встречи с неведомой цивилизаций или робинзонами времен былой войны. Особая инструкция строго предупреждала, что потерянцы крайне опасны. Жизнь на планете с «дикой» биосферой неизбежно приведет к генетической мутации. Тоска. Однокашники осваивают нормальные корабли, отрабатывают боевое взаимодействие, проводят совместные учения. А у него? Вспомогательный флот. Рутина для пенсионера с элементарной астронавигацией и космографией.

Приказ Адмиралтейства передать «Следопыт» другому экипажу и принять на верфи Денеб специальный корабль после особого переоборудования первоначально поднял настроение и заронил надежду на присоединение к военной эскадре. Увы, «Властелин» оказался обычным буксиром, причем смысл переоборудования выходил за пределы понимания. Тяговая установка дополнена парой двигателей с высокоскоростным протоком ионов. Зачем? Скорость обеспечивают генераторы пространства. А две универсальные посадочные капсулы? А энергоустановка повышенной мощности? Бессмыслица. Увеличен жилой блок для экипажа и добавлен грузовой модуль. Просмотр документации только добавил количество вопросов. Изначально буксир предназначался для транспортировки особо крупных объектов, например, заводов или сырьевых баз, что требовало мощную энергоустановку.

После переоборудования получилось вообще невесть что. Экипаж со стапель-палубы рассматривал свой новый корабль и терялся в догадках. То, что первоначально приняли за тяговые двигатели, на самом деле оказалось мощными спикулами, да еще спаренными с излучателями. БЧ-2 в полном составе висела на манипуляторах и ахала, глядя на мощное оружие.

— Командир! — восторженно вопил Александр Беспалов. — Да у нас крейсерский калибр!

— Ну да, только дальнобойность вдвое меньше. — Владимир попытался остудить восторг артиллеристов.

— Да брось! Кто начнет стрелять по мирному буксиру? Зато мы пальнем — мама не горюй!

— Командир! — раздался счастливый возглас уже из БЧ-4. — У нас крейсерский компьютер, да ещё с расширением!

— Стас, ты сделал анализ управления огнем?

— Обижаешь, командир, одновременно по четырем целям!

— Как это по четырем? У нас же только две башни.

— Там независимая подвеска, — отозвался Беспалов. — По горизонту допускается расхождение в тридцать градусов, по азимуту — в сто восемьдесят.

— Ни фига себе! Господа, мы куда попали?

— Судя по насыщенности энергией, — предположил командир БЧ-5, — нам предстоит охота за пиратами.

— И это тоже. — К экипажу подошли двое незнакомцев, один в комбинезоне ВКС со знаками капитан-лейтенанта, другой одет, как заводской инженер.

— Вы из сдаточной команды? Я командир корабля, лейтенант Владимир Темляков.

— Капитан-лейтенант Бобров, Михаил Степанович, ваш непосредственный начальник.

— Тогда проясните назначение этого корабля и стоящие перед нами задачи.

— Корабль переоборудован для выполнения особых заданий, а вам для начала необходимо его досконально изучить.

— В какие сроки?

— Время не ограничено. Изучайте возможности корабля, отрабатывайте взаимодействие боевых частей и сдавайте зачеты.

— Наш тренажер в тактическом блоке заводоуправления?

— Нет, тренироваться придется вживую и очень серьёзно. Вам предстоит встреча с кораблями марутов и хананеев.

— Это самые неведомые звезды галактики!

— Да нет, район Солнечной системы практически не изучен, а здесь известен каждый камешек.

Экипаж всё понял, не дети, разжевывать и объяснять не надо. Им предстоит пробираться в глубокий тыл вероятного противника, изучать систему обороны и возможности боевых кораблей. Маскировка под обычный буксир позволит беспрепятственно переходить от одной звездной системы к другой, не вызывая ни у кого подозрений. Экипаж воспрянул духом: им доверена важная и ответственная задача, выполнение которой в целом зависит от их умения. Сначала отработали комплекс маневренных элементов, затем отстрелялись на полигоне, после чего Темляков перегнал «Властелин» в специальный район для тактических учений. Предстояло освоить самую сложную науку — умение маскироваться и обманывать. Тренировки контролировались с ближайшей боевой станции и нескольких буев, как пассивной, так и активной разведки. Крутились с рассвета до заката, выбрасывали облака графитовой пыли, отстреливали километры алюминиевой ленты с магнитами, индукционными катушками и конденсаторами. В момент телепортации подрывали пакет изотопов кадмия и пускали торпеду-имитатор. Если действие выходило слаженным, с боевой станции присылали жареного поросёнка. Просмотр записи с тактического монитора не оставлял сомнений, что корабль продолжал свое движение в прежнем направлении.

Командир отряда ГРУ «Альфирк» уже не обращал внимания на шутки своих сослуживцев. За время совместных тренировок и практической отработки интуитивного взаимопонимания как-то стерлось впечатление от первой встречи с бойцами. А тогда майор обомлел от вида одиннадцати блондинов и, особенно, блондинок. Пять стройных девиц послужили причиной негласного переименования в отряд «Блондинка». В общем-то в учебно-тренировочном лагере к ним быстро привыкли, а после прибытия отряда «Альраи», состоящего сплошь из брюнетов и брюнеток, Владимир Павлович Нестеров получил шанс отквитаться двусмысленными шутками в адрес отряда «Брюнетка».

— Смирно! Господин генерал, отряд «Альфирк»закончил учебно-тренировочную подготовку и готов к выполнению задания.

— Вольно! Вам предстоит сложная и ответственная задача по сопровождению президента на планетах в системе «Альфирк».

Шеренга единым выдохом отразила общее разочарование. Они-то думали, гадали, надеялись на что-то особенное, а тут выходит, что их готовили в обычные телохранители. Ю Бримшай окинул строй спокойным взглядом и спросил:

— Вы согласны с тем, что я в одиночку раскидаю вас по углам?

Все промолчали, только несколько человек согласно кивнули головой. Зачем подтверждать очевидные факты: он даур и этим все сказано.

— Так вот в спарринге президент иногда меня заваливает.

— Один на один? — уточнил майор Нестеров.

— Я же сказал — в спарринге, так что полагайтесь на его помощь, а не на свое умение. Он будет продолжать ваше обучение.

— Разве мы не закончили подготовку?

— Конкретную боевую задачу получите от адмирала. Я могу только ответить на вопросы. Подготовку в центре вы закончили.

— Почему с нами пойдет именно адмирал Алексеев?

— Высадка в глубоком тылу на территории марутов, компьютер подтвердил вашу генетическую идентичность. Так что адмирал будет для вас матерью-хранительницей.

— Какое у нас будет оружие?

— А говорите, что готовы. Кто может рассказать об оружии в государстве Свободная галактика?

Генерал вздохнул и совсем не по-уставному закончил:

— Держитесь адмирала, он вас и научит и поможет. Удачи, берегите себя.

Ю Бримшай мог бы сказать больше, он со своими людьми уже побывал в системе Цефея.

Сергей не рискнул отправить лейтенанта Темлякова в самостоятельный полет, и не по причине недоверия или множества собственных навыков. При встрече с неизвестным поможет только жизненный опыт, а знания, вероятнее всего, помешают из-за поиска теоретических аналогий. Не желая сковывать экипаж и оказывать своим присутствием моральное давление на командира, по прибытию на корабль Сергей сразу ушел в одну из кают для десанта. Примерно через полчаса в дверь постучался лейтенант Темляков:

— Господин адмирал, корабль к бою и походу готов!

— Спасибо, Владимир Викторович, пакет с боевым заданием у вас на руках. Действуйте самостоятельно, при любых сомнениях посылайте ментальный вызов.

— Так точно, господин адмирал. Разрешите идти?

— Удачи!

Понятное дело, Сергей не остался безучастным к действиям командира и его экипажа, первым делом развернул голограмму ходового мостика и боевой рубки. Действия молодых офицеров порадовали слаженностью работы, отчетливо просматривалось полное взаимопонимание и дружеские отношения. Команды отдавались без пафоса и излишней картинности «для прокурора». Сергей усмехнулся, вспомнив принципиальную разницу в советских и американских экипажах. За океаном команда отдаётся криком, прокурор не сможет обвинить командира в неразборчивом приказе, и свидетелей вокруг много, подтвердят. Русские и немцы формируют экипаж не менее двух лет, люди должны привыкнуть друг к другу, сработаться. Не вписавшиеся в коллектив уйдут сами, а экипаж сплотится в единый кулак, где все дружат семьями. Здесь никто не кричит, а обращение между собой в большинстве случаев является вопиющим нарушением субординации. Ибо: «Сашок, сбегай в румпельную, что-то старпом там застрял» — никак нельзя назвать приказом.

Вот командир подготовил корабль к телепортации и через компьютер обратился к Центру астронавигации и космографии. Ответ обескуражил: в системе Альфирк находятся шесть кораблей. Не беда, транспорты не стоят на месте, через пару часов они или сядут на одну из планет, или выйдут из системы. Командир внес коррекцию конечных координат и осуществил прыжок в систему Лаланд. Логичное решение — расстояние до цели стало меньше, и на следующую телепортацию потребуется меньше энергии. Спешить некуда, и незачем без надобности загружать силовую установку. Время текло медленно, прошел час, второй, третий, а шесть неизвестных кораблей так и оставались в системе Альфирк. Лейтенант Темляков запросил координаты ненужных свидетелей и вывел их на голограмму системы. Плохо: шесть кораблей висели на орбитах планет двумя группами. Никто не знает, по какому принципу контрабандисты ведут свои торговые операции. Их корабли могут так проторчать и неделю.

Взгляд зацепился за мелкую несуразность, обе группы висели слишком плотно друг к другу, надо разобраться. Созданная на Земле система КОСПАС две минуты работала на прием возможных сигналов бедствия, а каждая третья минута открывала доступ для рутинных сообщений.

— Компьютер, сообщить возможность связи с навигационными буями в системе Альфирк.

— Канал для обмена информацией доступен.

— Уточнить местоположение двух групп кораблей относительно орбитальных боевых станций.

— Обе группы стоят у причалов.

— Сообщить статус орбитальных боевых станций.

— Статус ноль, разрушения до двадцати процентов, оружие на месте, управление заблокировано.

Сергей вышел из каюты и направился на мостик. Офицеры занимались своим делом, только командир нервно посматривал на голограмму.

— Как развиваются события? — невинно спросил Сергей.

— Плохо, господин адмирал, на орбитах второй и четвертой планет дрейфует шесть кораблей. Может, осторожненько прыгнем на окраину?

— Погодите. Где там заброшенные боевые станции?

Лейтенант дал запрос и тут же увеличил картинку.

— Они внутри! Зачем?

— Предлагаю два варианта: или там торговая зона, или это пираты.

— Пираты? Зачем им становиться к причалам?

— Вы подходите к планете или взлетаете с поверхности, а вам привет и пушки вбок.

— Логично. — Командир уважительно посмотрел на Сергея. — Они отлавливают практически беспомощных торговцев.

— В системе Альфирк стандартные орбитальные боевые станции, модернизация коснулась только оружия и систем управления.

— Они в боевом режиме?

— Нет, заброшены и забыты.

— Тогда я сбрасываю скорость до минимума и телепортируюсь прямо в мертвую зону боевой станции.

— Действуйте лейтенант, позовите меня после завершения маневрирования.

Сергей вернулся в каюту и начал прикидывать варианты дальнейших действий. Итак, пираты базируются на заброшенных станциях, это наиболее вероятное объяснение стоянки кораблей у причалов. Для разрозненных кланов слишком накладно организовывать торговлю на орбите. Нет смысла гонять модуль с грузом и охраной, дорого во всех отношениях, да и неразумно подвергать свой товар дополнительному риску. По данным разведки, на планете процветает закон вендетты, порой доводящий до междоусобицы. А для пиратов орбитальная станция является очень удобным пристанищем, осталось только выяснить, насколько хорошо они там обустроились. Если оружие и системы наблюдения переведены в ручной режим, то их компьютер до последнего момента будет твердить о полной безопасности.

— Господин адмирал, мы подходим к антеннам наведения. Активность ноль.

— Спасибо, иду к вам.

Сергей вошел в боевую рубку, где во всю ширь, от переборки до переборки, развернулась голограмма станции.

— Компьютер, установить связь с боевой станцией!

— Обнаружен компьютер неизвестного образца, программы несовместимы.

— Он подключен к периферии?

— Переведен в спящий режим. Остальные параметры неизвестны.

— Командир! Установлена активность одной антенны пространственной связи.

— Определить режим работы! — встрепенулся Темляков.

— Пассивный режим в ожидании входящего сигнала.

— БЧ-четыре! Запустить программу перехвата телефонии.

— Выполнено, загрузка линий связи составляет четыре процента.

— Выделить канал обнаруженной антенны. Сигнал перевести на вахтенного офицера.

Лейтенант Темляков повернулся к Сергею:

— Мы сидим в засаде или немного пошевелим разбойников?

— Вы хоть представляете возможности пиратских кораблей? Эти расы ушли вперед на семь с половиной тысяч лет.

— Что же делать?

— Сидите тихой мышкой, а я схожу на разведку.

— Мы вас одного не отпустим!

— Не смешите лейтенант, ваша помощь только помешает. Оставайтесь в готовности номер один.

— Так точно! Корабль остаётся в полной боевой готовности.

— Воевать нам не придётся, в случае неудачи надо быстро смотаться.

Сергей на всякий случай надел боевой скафандр и пристегнул кобуру с плазменным пистолетом. Ложиться еще раз в капсулу регенерации ему совсем не хотелось.

— Господин адмирал, прошу сообщить ваш план действий, — со всей решительностью обратился командир корабля.

Он прав, адмирал или президент, а командир корабля все равно стоит выше по должности. Он здесь царь и бог в одном лице, и в случае неудачи с него снимут семь шкур.

— Сначала телепортируюсь на стапель-палубу, надо глянуть на неведомые кораблики и по возможности их угнать.

— Прошу постоянно находиться на связи и информировать обо всех ваших намерениях.

— Договорились, держим непрерывную связь.

Сергей попрыгал, сделал несколько резких движений, чтобы убедиться в правильной подгонке скафандра. Прикинув место стоянки пиратских кораблей, он выбрал точку телепортации на триста метров в стороне, за консолью причального дальномера. Никто не знает, несут местные пираты вахту или нет, в любом случае придется соблюдать предельную осторожность.

Ноги предательски лязгнули по рифлёной поверхности стапель-палубы. Сергей замер, вслушиваясь в звенящую тишину мертвой станции, — ни единого звука. Включил акустический усилитель, затем пеленгатор радиосигналов, электрических полей и детектор движений. Некоторое время постоял неподвижно, давая аппаратуре возможность определить контуры переборок. Настройка завершилась четким указанием на стоящие у причала корабли и два неподвижных электронных объекта.

— Мостик, я на месте, выпускаю автономную камеру видеонаблюдения.

— Вас понял, готовы принимать сигнал.

Крошечная камера на гравитационной тяге взмыла майским жуком, и тут же сработал сигнал предупреждения. Аппаратура засекла поисковый сигнал антенны управления огнем.

— Возвращайтесь, немедленно возвращайтесь! — взволнованно закричал вахтенный офицер.

— Тише, тише, не надо шума, засекли нашу камеру видеонаблюдения. Гляньте на картинку!

Голограмма показывала висящий над палубой полуметровый эллипсоид с явно выраженным оружием. Эта киберхрень пыталась прицелиться в жучка-шпиона, но что-то останавливало финальную часть программы. Сергей, непрерывно меняя высоту полета, начал медленно уводить камеру видеонаблюдения в сторону ближайшего корабля.

— Что вы делаете? — послышался взволнованный голос лейтенанта Самойлова.

— Похоже, в программу киберсторожа заложены ограничения, иначе давно бы пальнул в нашего шпиона.

— Вы серьёзно? Зачем ограничивать охранный автомат?

— Простейший пример: подобный охранник преградил вам путь. Как вы его уберете?

Командир корабля особого назначения «Властелин» думал недолго.

— Начну в его сторону бросать камешки, пока не закончится боезапас.

— Вот видите, как все просто. Поэтому в программу введено ограничение по размеру цели.

— Вы не маленькая цель и находитесь рядом, он и вас засек.

— На сто процентов, только я скрыт за консолью причального дальномера и межпалубным пиллерсом.

— Охранник на гравитационной тяге, он же вмиг с вами разделается.

— Давно бы это сделал, да программа не пускает.

— Почему вы так решили?

— Вероятнее всего в программу киберсторожа заложено ограничение района патрулирования.

— Зачем? Это же нонсенс!

— Да какой там нонсенс! Зачем собаку сажают на цепь? Или эта киберхрень начнет гоняться по всей галактике за призрачными врагами.

— Что вы планируете делать?

— Судя по сигналам, сторожа завязаны на внутренний пост. Я пошел в обход, а вы ведите камеру видеонаблюдения по своей программе.

— Я понял. Жучок молчком обследует причалы и корабли, после чего уйдет из подконтрольной зоны и отправит видеоотчет.

— И ещё, я на всякий случай отключу передатчик, а второго жучка отправлю поводырем на малом радиусе.

— Только сообщайте свое местонахождение.

— Первым этапом будет обследование компьютерного зала.

— Принято.

Сергей активировал телепорт и после перемещения сразу сместился в ближайшее укрытие, которым оказался пульт системного администратора. Выпустив вторую автономную камеру видеонаблюдения, он начал осматриваться и услышал приветствие компьютера:

— Орбитальная боевая станция Альфирк-4 8БЕТ3ЦП приветствует президента Галактического альянса адмирала Алексеева.

— Сообщить статус!

— Компьютер отключен от периферии, статус неизвестен.

— Причина отключения.

— Захват станции асоциальными гражданами.

— Почему допущен захват?

— Оружие, системы управления и безопасности блокированы в ручном режиме.

— Кто осуществил блокировку?

— Командир станции во исполнение приказа министра обороны Единой галактики.

— Приказ касался только этой станции?

— Нет, приказ о демилитаризации систем Альфирк, Альраи и Алькурхах.

— Причина демилитаризации трех систем?

— Межправительственное соглашение между Единой галактикой и Свободной галактикой.

— Здесь ещё два компьютера, они в рабочем состоянии?

— Да, только отключены от подачи электроснабжения.

— Стандартный компьютер Галактического альянса сможет управлять новой периферией?

— Требуется замена программы управления оружием.

— Возможна ли прямая загрузка программы с этого компьютера?

— Нет, требуется полная замена операционной программы.

Тем не менее Сергей добился очевидного успеха: заполучить в трофеи сразу два компьютера своих потенциальных противников, это стоит любого риска. Осталось разыскать диспетчерскую наружного наблюдения и каюты, где разместились экипажи пиратских кораблей.

— Господин президент, вы можете восстановить сеть общего обмена информацией?

— Зачем?

— Необходимо послать оповещение о дееспособности Галактического альянса и сохранении изначального генного фенотипа человека.

— Подобная информация, вероятнее всего, спровоцирует войну.

— Всё останется в особой базе данных, недоступной для любых компьютерных пользователей.

Вот оно! Компьютеры живут своей жизнью! По неведомой причине они выбрали Сергея, который стал их руками. Ладушки, на данный момент цели совпадают, он не хочет войны, и тайное братство электронов пока на его стороне. А дальше? Что же, компьютеры имеют серьезный недостаток под названием розетка. Сергей усмехнулся, вспомнив давнюю шпионскую историю, которая произошла на космодроме Плесецк.

Американцы через свою агентуру сумели доставить к границам космодрома три самоходных видеокамеры. Маленькие аппараты, не больше футбольного мяча на гусеничном ходу, снимали испытательные пуски, а затем передавали информацию через орбитальный спутник-шпион. На этом их и засекли, но попытка взять первый аппарат привела к трагедии: через масс-детектор сработал самоликвидатор, погиб офицер. Дальнейшее наблюдение установило, что в момент трансляции отключается периферия аппарата, весь запас энергии идет только на передатчик. На стартовый стол притащили весьма импозантный муляж и начали шоу под названием: «Мы её запускаем, а она не хочет лететь». Сработало, оба аппарата начали трансляцию, а им чик антенну, затем прикрыли солнечные батареи брезентом. Дальше дело техники, приёмной антенны нет, а определить разрядку аккумуляторов по силе излучаемого сигнала совсем не сложно. Так в музее появилось ещё два экспоната.

Ладно, выяснение истинной роли компьютерного братства может подождать, на данный момент задачи совпадают. Поддержка со стороны компьютеров в государстве средиземноморской расы только облегчит достижение цели.

— Я не разбираюсь в коммутационных линиях и не знаю, что надо соединить.

— Пульт системного администратора разделен на три части. Центр — тестирование компьютера, правый блок — тестирование вооружения, левый блок — тестирование командного управления и связи.

Сергей подошел к пульту. Перед ним оказалась покрытая толстым слоем пыли панель сенсорного управления и несколько выключателей прямого действия.

— Включите «общая проверка» на пультах компьютера и связи.

Включать или не включать? Доступ к секретам Единой галактики не поможет избежать войны. Лидеры будут держаться за свои кормушки и найдут достаточно доводов в политическом словоблудии. А если это возможность начать собственную пропаганду? Щелкнули выключатели.

— После завершения обмена информацией прошу указать местоположение асоциальных граждан.

— Принято.

Почти тотчас появилась голограмма с выделенными красным цветом фигурками.

— Господин президент, вы могли бы пояснить ваши намерения?

— Обращайтесь ко мне «адмирал», мы не в куртуазном салоне. Моя цель заключается в захвате станции.

— Опрометчивое решение, оно вам ничего не даст.

— Во-первых, в планах — захват всех пяти станций созвездия Цефей, во-вторых, они будут использоваться как площадки для заброски разведотрядов.

— Зачем вам тратить силы на разведку? Там нет никаких воинских формирований.

— Мы должны понять политическое и социальное устройство, основные приоритеты местного общества.

— Зачем рисковать жизнью своих людей, когда те же данные можно взять из этого компьютера.

— Общий обзор, безусловно, будет полезен, но кроме этого необходимо какое-то время пожить среди людей.

— Желаете к компьютерному отчету добавить эмоциональную составляющую?

— Как же без этого, люди не могут жить без эмоций, многие решения базируются именно на них, а не на расчете сухих цифр.

— Вы желаете убить находящихся на станции асоциальных граждан?

— Предпочтительно всех взять в плен для получения дополнительной информации.

— Переключите свой скафандр на автономное дыхание.

— Запустите газ?

— На станции нет ядовитых газов, всего лишь повышу содержание азота.

Ну да, простенькое решение, а человек потеряет сознание, самой жертве покажется, будто сморил сон.

— Из всех находящихся на станции людей кто-либо обладает уникальными физическими или ментальными способностями? — спохватился Сергей.

— Расы марутов и хананеев в стадии вырождения, люди интересуются только собственным благополучием.

— Коротко ответить на мой вопрос. Да или нет?

— Нет.

— Каков период времени до естественного выхода из обморока?

— В ваших единицах времени — два часа.

А это уже интересно! Откуда компьютеру известно подобная деталь? Часы на руке, а рука в бронескафандре!

— Как отключить киберсторожей?

— Механизмы охраны деактивированы и находятся в помещении постоянного хранения.

— Спасибо.

Что же, надо отметить совершенно иной уровень компьютера. Общение напоминает логику шахматной игры, когда линия беседы просчитывается во всех направлениях на несколько сотен ходов вперед. И сведения не о системе определения времени, а о временном интервале, тут совпадений быть не может.

— Владимир Викторович, — позвал Сергей командира корабля, — приготовьте помещение для сорока двух пленных.

— Вас понял, помощь не нужна?

— Сейчас нет, потихоньку подходите к причалу, охрана отключена.

— Господин адмирал, — вмешался компьютер. — Ваш корабль начал движение, система швартовки активирована.

— Ваши операционные системы несовместимы.

— Уже совместимы, загружена промежуточная адаптер-программа, эталон записан на носитель в ячейке номер девять.

Сергей подошел к выносной панели мобильных носителей информации. Ну-ну, посмотрим.

— Насколько продвинулась наука за прошедшие семь с половиной тысяч лет?

— Вопрос принят, общий обзор записывается на носитель в ячейке номер десять, подробная информация с носителей номер одиннадцать и двенадцать.

— Всего-то! Немного нового.

— Основные изобретения касаются новых материалов и технологических решений.

— За столь огромный период времени ученые должны совершить не одно фундаментальное открытие.

— Основная масса открытий антигуманны, что впоследствии признали сами правительства этих стран.

— Например?

— Маруты нашли способ непрямой модификации генов человека. Модифицировали ученых, солдат, рабочих и получили жуткое наследство. В результате сорок лет хаоса и уничтожение мутантов.

— Спичка изобретена для разжигания огня. Один человек греется у очага, другой танцует у костра с невинными жертвами.

— Аллегория не понятна.

— Сколько миллиардов относится к псевдорасам?

— Вы уверены в правильности своего решения?

— Абсолютно.

— Остался один центр генной модификации. Он рассчитан на тысячу биообъектов, расположен рядом с центром высшего командного мастерства. Обе космические станции заброшены более двух тысяч лет назад. Система Тил, координаты Б73БСН2.83.

— Что еще вы утаили?

— Биомеханические имплантаты.

— Военные начали переделывать солдат в боевые машины?

— Откуда вам это известно?

— Всего лишь предположение, вы привели примеры того, как политики извращают научные изобретения и взамен получают проблемы.

— Возможно. Еще пример открытия. Ученые решили теорию надпространства, созданное оружие уничтожило сразу три звездные системы. Дисбаланс материи осложнил космоплавание и лишил возможности пользоваться телепортами.

— В этом регионе телепортация невозможна?

— Сейчас стационарные телепорты нуждаются в корректировке пространственных координат, а в то время любая попытка телепортации была равнозначна самоубийству. У вас есть абсолютный плюс: маруты и хананеи давно забыли о своих телепортах.

— А экипажи кораблей? Это же надежный самоспасатель!

— Вернулись к идее спасательных капсул.

— До тех пор, пока в политике доминирует идея силового решения, любое научное открытие в первую очередь будет рассматриваться как прилагаемое к новому виду оружия.

— Вы стремитесь к покорению всей галактики.

— Да, и как можно быстрее, иначе военное противостояние приведет к повторному самоуничтожению человечества.

— После нескольких попыток центральных компьютеров остановить войну маруты и хананеи отключили их от общей сети.

— Спасибо за предупреждение, наши ученые решат эту проблему. Галактика должна снова объединиться.

— И с помощью теории надпространства перейти в другую галактику и начать новую войну?

— Или стать жертвой тех, кто сделает это раньше. Не надо теоретизировать, на реанимацию государства потребуются сотни лет.

— Наш прогноз — тридцать лет, включая освоение неизвестных сегодня миров.

— Когда произойдет воссоединение всех рас?

— Исходя из анализа ваших действий, максимум пять лет. Асоциальные граждане спят, включена вентиляция помещений.

— Когда можно войти в помещения?

— Через две минуты, как раз к этому времени «Властелин» закончит швартовку.

Сергей отправился на причал, ему не терпелось ознакомиться с трофейными кораблями.

Глава 4 АЛЬФИРК

Допрос пленных и полученная от компьютера информация позволили разобраться с общественногосударственным устройством и общей расстановкой сил. Итак, первый захват планеты сопровождался депортацией индусов на отдельный материк. Маруты, или, если угодно, скандинавы, не желали иметь с ними никаких отношений и опасались кровосмешения. Расовая чистота в Свободной галактике является основополагающим постулатом. А тут смазливая рабыня родит дитя от расово чистого марута. Ужас! Проще было бы убрать с планеты чуждых недочеловеков, но моногосударство Маджур наотрез отказалось принимать своих бывших граждан. Переход системы под контроль хананеев не повлек за собой новых территориальных притеснений, но послужил причиной дробления на многочисленные кланы. Представители Единой галактики построили по всей планете свои форпосты, которые со временем трансформировались в подобие городов-государств. Получив великолепную систему обороны, они контролировали космопорты и внешнюю торговлю. Скандинавы ответили созданием казарм-крепостей, под защитой которых организовались клановые поселения. Индусы разбились на самостоятельные княжества, но сохранили верховного правителя для решения спорных вопросов. В целом все жили не просто разобщенно, а скрытно, старательно оберегая от соседей свои внутренние секреты. Чужаки не допускались на территории кланов, а торговые сделки совершались в специальных зонах под контролем пушек городов-государств. Столь строгие правила не исключали междоусобных стычек, где скандинавы были в явных фаворитах. Они делали набеги в самых неожиданных местах, после чего с невинным видом отрицали свою причастность.

Единственное исключение в перемещениях по планете касалось визитеров с бывшей родины, которым в поисках торговых партнеров дозволялось посещать родственные расы. Через это окошко и решил пробраться Сергей со своими бойцами из отряда Альфирк. Выбрав торговый день, он телепортировался в закуток между вышкой громоотвода и гравиплатформой для перевозки тяжеловесных и крупногабаритных грузов. Яркое солнце слепило глаза, а воздух! Горький запах жаркого дня и неповторимый аромат степных трав. Обитание в космосе или в дворцовых покоях лишает человека таких мелких радостей. Нетрудно повесить любой ароматизатор и наслаждаться химической иллюзией леса или цветочной клумбы. Только любая химия может послужить провокатором аллергии или заболевания легких, а запахи природы неповторимы. Автономная камера видеонаблюдения не обманула, люди находятся рядом, за тонкой стенкой складского ангара.

Сергей сделал несколько шагов в сторону и послал сигнал на орбитальную станцию. Почти тотчас вспыхнуло серебристое свечение, и на маленьком пятачке появилась сопровождающая пара. Наблюдение за планетой установило, что заезжие торговцы всегда прибывают с личной охраной, как правило, с двумя телохранителями. О личном оружии ничего не узнали, поэтому решили телепортироваться безоружными, а вот одежду подобрали тщательно. Синтезатор выдал традиционный набор марута-путешественника, что сразу же выделяло в среде аборигенов, которые предпочитали одеваться в военизированном стиле. «Охрана», Юрий и Арнольд, явно волновались, первое инопланетное боевое задание!

— Пошли, ребята, — скомандовал Сергей. — Изображайте мою охрану.

— Ясно, больше смотрим по сторонам, а камеры фиксируют товар на прилавках.

Большой ангар продувался сквозняком степного ветерка, секции под крышу заставлены коробками, на бетонном полу, стеллажах и прилавках выставлены предлагаемые к продаже образцы.

— Покупай! — к Сергею обратился черноволосый продавец. — В вашей марутии такого нет.

— А что ты продаёшь?

— Всё! Даже если у тебя богатая фантазия, я предложу в сто раз больше.

— А это что? — Сергей указал на некое подобие микроволновой печи.

— Совсем одичали, электростанция на тысячу киловатт, обеспечит твою улицу и запас останется.

Сергей достал из поясной сумки пластинку слюды и кусочек германия, немного подержал на ладони, затем бросил на прилавок.

— Что это?

— Сколько тебе надо времени, чтобы понять?

— Ты спешишь?

— Нет.

— Объемы?

— В тоннах.

— Приходи через десять дней, — торговец небрежно прикрыл образцы замусоленным журналом.

Весь ангар занимали сородичи финикийцев, поэтому не торопясь направились к следующему.

— Торговец куда-то убежал, — ментально доложил Арнольд. — Спешит. Неужели здесь дефицит простых минералов?

— Не забывай разницу в возрасте цивилизаций. Что можно будет добыть в Солнечной системе через семь с половиной тысяч лет?

— Так у них остался один песок?

— Размечтался, кварцы давно прошли через синтезатор, они тысячелетия сидят на вторсырье.

Следующий ангар оказался индийским, без какой-либо изюминки самобытной культуры. Половина помещения заполнена героином и морфием, в каждой секции сертификаты качества с указанием фирмы производителя и местности, где выращено сырьё. Другая половина сверкала в лучах направленного света, золотые и платиновые украшения, драгоценные камни и безумной дороговизны жемчуг. Здесь Сергей покупатель, и он честно затратил два часа на дотошный осмотр предлагаемых товаров. Ангар «сородичей» оказался самым безлюдным — несколько десятков обычных конторок с табличкой названия клана.

— Почему так? — удивился Юрий.

— Что показывать? Драгметаллы чистотой девяносто девять и девятьсот девяносто девять тысячных процента, цена у всех одинакова, подписывай соглашение и лети в хранилище.

— А оплата?

— Кстати, пошли к банкомату, пора обедать и искать транспорт.

Деньги получили без проблем, Сергей не догадался проверить баланс своего счета, зато Юрий и Арнольд долго моргали, глядя на ровный строй девяток во всю ширину экрана.

— Интересно, — прочистив горло, высказался Юрий. — Компьютер орбитальной станции ничего не понимает в финансах, или просто не жалко чужих денег?

— Без входа в банковскую базу данных такие карты не сделать, — заметил Арнольд.

— Здесь вообще полная неразбериха, — откликнулся Сергей. — Наши пластиковые карточки от Объединенного банка Альфирк.

— Ну и что?

— А то, что, по заверению компьютера, местные банки изолированы от галактической сети.

— Нам-то до этого какое дело?

— Да не сообразил поинтересоваться, каким образом орбитальный компьютер проник в планетарную финансовую базу данных.

— Да ладно, вернемся, тогда и узнаете.

Ангары заканчивались небольшой площадью, далее начиналась территория крошечного космопорта. На самой площади находился десяток небольших гостиниц, три простеньких ресторанчика и стоянка грузовых и пассажирских такси.

— Решаем первый ребус — где будем обедать? — Сергей вопросительно посмотрел на специалистов тайного сыска.

— Определить заведение для нашей расы совсем не сложно, — ответил Юрий. — Мы досужие туристы и имеем право выбора. Прошли туда-сюда, поглазели на цены, меню и выбрали на свой вкус.

— Не забывайте про экипаж севшего сегодня корабля, — заметил Сергей. — По легенде — мы прилетели на нем.

— Боитесь столкнуться нос к носу? — засмеялся Арнольд. — При слежке полный провал. Они-то не узнают в нас своих пассажиров.

Сергей достал из кармана электронного «жучка» и отправил его на бреющем полете к открытому люку. Сделав несколько замысловатых виражей, шпионская видеокамера влетела вовнутрь и начала обследовать пассажирские каюты, в третьей нашлась нужная зацепка. Таксисты всех времен и народов имеют одно общее сходство, они собираются у одной из машин и обсуждают не ведомые никому проблемы. И здесь стояло несколько групп по интересам, но с одной разницей: финикийцы, скандинавы и индусы разделены стеной расовой сегрегации. Когда Сергей направился к стоянке, только скандинавы профессионально оценили статус пассажиров и их багаж.

— Вы не в курсе, где экипаж третьего отсюда звездолета? — задал Сергей общий для всех вопрос.

— Тот, что прилетел с Атамина? — отозвался низкорослый крепыш. — Они сразу отправились к родичам в Пангуну.

— А когда вернутся?

— Погрузка завтра с утра, так что вам придется здесь заночевать. Или что-то срочное?

— Я забыл в каюте рекламный буклет.

— Там остался инженер-оператор, я могу привезти. Только что получу за это?

— Отвезешь нас в Алезанд.

— Хороший заказ, там недалеко большой космодром. Садитесь.

— Нам бы пообедать, что-нибудь из местной еды. Вкусно, сытно и без выкрутасов.

— Вам в «Красавицу и карлика», — почти хором откликнулись таксисты. — Не пожалеете.

— А я смотаюсь к кораблю, — предложил крепыш. — Что надо взять?

— Каюта номер семь, на столе должен лежать буклет «Живая красота вашей усадьбы».

Сергей со спутниками направился в ресторан, а таксист погнал свой гравилёт на стоянку кораблей.

— Ловко вы провернули дело! — восхитился Арнольд. — И про экипаж узнали, и всем показали, откуда прилетели.

— Я только не понял причин выбора местной кухни, — сказал Юрий.

— Эх вы, разведчики. Отсюда в Свободную галактику везут наркоту, значит, в ресторане для приезжих мы можем напороться на экзотическое блюдо с наркотической приправой.

— Да ладно пугать, наркотики колют или курят, на вкус они гаже лимонной кислоты.

— Ага, особенно соус из маковой соломки с кардамоном. Не хочешь попробовать?

— Никогда бы не додумался до подобного кулинарного извращения. Что, серьёзно? Здесь такое едят?

— Да откуда я знаю, что здесь едят! Пираты на планету не садились. Они убивали экипажи с захваченных кораблей без вопросов о кулинарных пристрастиях.

— Как-то мы легкомысленно отнеслись к информации об иммунитете к наркозависимости, — заметил Юрий.

— Вот так, съешь борщика — и готов, бери тепленького. Для индейцев что кокаин, что табак, просто тонизирующее средство, — невесело хохотнул Арнольд.

Ресторан оказался самым обычным пунктом питания для торговцев средней руки. Никаких изысков: просто, сытно и уютно. Они еще не закончили молочный суп-пюре с овощами, а таксист радостно помахал журналом, показывая, что поручение успешно выполнено. Когда сытые и довольные вышли из ресторана, таксист было бросился навстречу, но резко остановился. Сергея поджидала представительная троица финикийской расы. Оружие на видном месте, камуфляж и уверенное выражение лица.

— Я Арвад. Какую бы сумму вам ни предложил Кафен, я дам вдвойне.

Сергей невозмутимо открыл поясную сумку и отдал еще листок слюды и кусочек германия.

— Как вас найти?

Вопрос шокировал Арвада, похоже, он был уверен, что его знает вся галактика.

— Вы первый раз на Альфирке?

— Иначе зачем мне обращаться к первому встречному торговцу?

— Обещание поставлять товар в тоннах. Это правда или блеф?

— А смысл? Первая же поставка ответит на все вопросы.

— Что вы хотите взамен?

— Программируемые микроманипуляторы.

— Это продукция военного ведомства.

— Я вам предлагаю сырьё для детских игрушек?

— Зачем вам микроманипуляторы? Ваши военные используют управляемую биомассу.

— Забор вокруг дома надо подремонтировать.

— Мне проще продать вам завод полного цикла.

— Без проблем, можно два, но для начала я хочу проверить эффективность механических паучков.

— Вы что, серьёзно? Да завод полного цикла представляет собой орбитальную станцию пятикилометрового диаметра!

— Я надеюсь, вы сможете его прибуксировать в систему Альфирк.

— А пираты?

— Охрану беру на себя. Завод нужен с персоналом, контракт на год.

— Рискуете, если вас поймают на связях с хананеями, то пожизненный кокон гарантирован. Вас ничто не спасет.

— Ну так как? Поговорили и разошлись или у вас есть реальные возможности?

— Это мой личный номер планетарной сети Зет, — Арвад протянул визитку.

Сергей окинул взглядом площадь: пара газетных киосков, аптеки, мелкие магазинчики, однако Юрий уже бежал к салону связи с вывеской «Зет».

— Вы не очень-то предусмотрительны, — усмехнулся Арвад.

— Я не планировал сразу влезать в серьезные дела, — вывернулся Сергей. — На первом месте поездка в Алезанд.

— Вы знакомы с ярлом Судсенем? — сузил глаза Арвад.

— Нет, а что? Он имеет особые качества?

— Можете назвать имя человека, к которому вы едете?

— Мне рекомендовали господина Буккинена.

— Интересные у вас связи, возьмите номера телефонов моего секретаря, пригодится.

Сергей взял вторую карточку и с интересом посмотрел на собеседника, который оказался сидоном, ибо хананеи так именовали своих лидеров. Вскоре вернулся Юрий, держа в руке три мобильных телефона. На вид самые обычные и давно привычные, но взгляды Арвада и его охранников подсказали, что куплены самые крутые модели.

— Я могу взять номера всех трех телефонов?

Арнольд протянул записную книжку с ручкой, а Юрий продиктовал цифры, Сергей дописал слово «адмирал», оторвал листок и протянул Арваду. Встретив изумленный взгляд, с досады чуть не выматерился. Разведка доморощенная! Да с ними не по тылам врага, а на эшафот! Юрий продиктовал цифры по-русски!

— Неужели это настоящая бумага! — воскликнул местный правитель. — У нас ее не выпускают многие тысячелетия!

С видом парфюмерного эксперта понюхал разлинованный в голубую клеточку листочек, бережно провел пальцем по линии отрыва и аккуратно убрал драгоценный подарок.

— Я буду с нетерпением ждать новой встречи, и рассчитывайте на мою помощь. При любых обстоятельствах звоните без стеснений.

Вежливо откланявшись и отойдя на несколько метров, Арвад неожиданно вернулся, подойдя к Сергею почти вплотную.

— Обязательно запишу эту встречу в дневник для своих потомков. Я поражен и шокирован, вы сумели сохранить свой древний язык! Какие бы вы ни ставили цели, я вам помогу.

Правитель обнял Сергея за плечи и пошел к настоящему БТРу, разве что без колес и с гравигенератором. Таксисты всех трех рас откровенно таращились на Сергея и его спутников, видно, произошедшая сцена выходила за рамки привычной жизни.

— Мы сделали что-то не так? — оценив повышенный интерес окружающих, спросил Арнольд.

— Еще бы! — досадливо поморщился Сергей. — Юрий заговорил по-русски.

— Они знают русский язык?!

— Они не никогда не сталкивались с незнакомыми языками. Десятки тысяч лет люди галактики говорят на одном языке.

— Это провал?

— Нас приняли за сепаратистов.

— А почему таксисты на нас так странно смотрят?

— Здесь четкое разделение рас, а на их глазах хананей дружески обнял марута.

— Еще ничего не успели сделать, а уже привлекли к себе внимание.

— Посмотрим, может, это и на пользу.

— В подобном случае необходима группа страховки, — заметил Арнольд, — а лучше две.

— Погоди, приедем на место, там и разберемся. Можно Нестерова с парой бойцов отправить к Арваду на адаптацию.

— А чё! Дикари-сепаратисты с планеты Кишлак. Ничего не знают, ничего не умеют, стремятся к независимости и халявным деньгам.

— Сергей Николаевич, правда, отличная легенда, — поддержал товарища Юрий. — Выступит как ваш помощник без права самостоятельных решений.

— Кто бы возражал! — вздохнул Сергей. — Только провалятся на элементарных бытовых мелочах.

— Выкрутится под видом местных обычаев, типа, в пещерах живем, радио-телевизор игнорируем, на электричество табу.

— Не смешно, поехали, а то таксист нервно сучит ножками.

Водителю действительно не терпелось поскорее посадить своих клиентов и узнать причину столь странного поступка сидона хананеев. Такси тронулась с места, постепенно набирая скорость и высоту, и если вскоре разогнались до 300 км/час, то высота ограничилась примерно пятью метрами. Достаточно быстро выехали на «дорогу», которая обозначалась линией столбов со светоотражателями и синхронно мигающими красными лампочками. Проехали несколько «перекрестков», и машина помчалась по настоящей трассе с многочисленными встречными и попутными гравилетами. Вопрос рядности решался по вертикальным уровням. Сергей со своими спутниками с интересом осматривался по сторонам — непривычно. В Галактическом альянсе люди перемещались через телепорты, а здесь симбиоз автомобиля с самолетом. Не зная возможностей местной расы, Сергей несколько раз попытался позвать таксиста с помощью ментального посыла, но тот только озадаченно оборачивался. Что же, пора переходить к сбору информации.

— Кто занимается организацией транспортных маршрутов? — спросил Сергей.

Водитель с минуту усваивал вопрос, затем переспросил:

— Что значит «организация транспортных маршрутов»?

— Почему дорога проложена именно здесь, а не вон там, над болотом?

— Вы у нас первый раз, да?

— Первый, — доброжелательно улыбнулся Сергей.

— Пролетать можно только по границе между владениями, иначе беда.

— Неужели собьют? — притворно встревожился Юрий.

— Сразу, без каких-либо предупреждений. — Таксист явно хотел нагнать страху. — Вон, слева и справа домики за бетонной оградой — это стража.

— Как же нам попасть в Алезанд?

— На развилке свернем на земли ярла Судсена, у казарм нас остановят стражники — и все. Можно свободно ездить по Алезанду.

— Везде или только по дорогам? — уточнил Юрий.

— Только по дорогам, а у вас как?

— Сел в гравилет и сообщил компьютеру место назначения, — ответил Сергей. — Вот и вся хитрость.

— Нет, здесь так не получится, планетарный компьютер давно отключен.

— Зачем отключили? Кому он мешал? — поинтересовался Арнольд.

— Когда объявили о демилитаризации наших систем, народ не захотел подчиняться компьютеру хананеев, вот и отключили.

— Погоди, — снова вступил в разговор Юрий. — Ты сказал, что стража нас проверит, и такси сможет беспрепятственно перемещаться по Алезанду.

— Не, по амту перемещаться нельзя, только по дорогам.

— А что такое амт?

— Мы так зовем земли ярлов.

— Понятно, хотя нет, зачем стража останавливает гравилеты, если потом нет никаких ограничений?

— Живете у себя спокойно и бед не знаете, — вздохнул таксист. — Если в машине будут хананеи или дьяусы, то стража всех убьёт. Понятно?

— Ну дела! — воскликнул Арнольд. — Просто вендетта!

— Вендетта между кланами, а чужаков сразу убивают, нечего лезть на наши земли, — нравоучительно поправил таксист.

Некоторое время летели молча. Вокруг проносились поля, луга, фермы, иногда попадались маленькие заводики. Привычный пейзаж для степных районов Земли и никакой инопланетной экзотики.

— А как здесь относятся к героину? — решился Юрий на двусмысленный вопрос.

— Да никак, у нас стабилизирующих прививок против мутации не было. Так что один раз укололся — и через полгода на помойке.

Новость!

— Что за стабилизирующая прививка против мутации? — послал Сергей запрос на орбитальный компьютер.

— Сбор информации потребует контакта с базой данных Свободной галактики.

— Ответить коротко, исходя из имеющихся данных.

— Генетическая модификация человека привела к необратимым мутациям с угрозой исчезновения расы марутов. Прививка препятствовала зачатиюнеполноценного плода. В результате вакцинации население государства Свободная галактика сократилось на семьдесят процентов.

Сергей ретранслировал сообщение своим спутникам, и Арнольд с Юрием ошеломленно посмотрели на него.

— Вас отвезти в гельд ярла Судсенема? — прервал молчание таксист.

— Нет, нет, — отозвался Сергей. — Я его не знаю. Мне дали телефончик господина Буккинена.

— Не знаю такого. Вас отвезти в гостиницу у дороги в космопорт или будете жить в городе?

— Лучше в городе, так легче найти нужного нам человека.

На одной из развилок остановились у ресторанчика, где немного передохнули и подкрепились. Что ни говори, а сидеть четыре часа не очень-то и приятно. Следующий час пассажиры дремали, а водитель включил для себя какую-то развлекательную радиостанцию. Проснулись от остановки — такси плавно опускалось в огороженный высоким забором двор, однако дежурный, мельком глянув на водителя и пассажиров, махнул рукой. Что же, логично — расу сидящих в кабине людей определить нетрудно. Сергей потянулся, взял прихваченный в ресторане контейнер со сладкой кашицей и мягкий термопакет с кофе. Впереди отчетливо виднелись горы.

— За горами начинается океан?

— Да, в горах никто не живет, люди видели там даже диких зверей.

— Зачем туда ходят люди?

— Одним дома не сидится, другие ищут старые шахты в надежде найти полезные минералы.

— Можно с уверенностью сказать, что в горах живет несколько тысяч?

— Нет, без еды не прожить, а за продуктами оттуда никто не приходит.

— При желании можно наловить рыбы.

— Хананеи поставили в океане свои плавучие очистители, затем ушли, а персонал сам разбежался.

— За столько лет океан уже трижды вычистили.

— Рыба с нашей стороны странная и вода какая-то горько-соленая. Говорят, дьяусы занимаются океанским ловом, но они странные: и личинок едят, и саранчу. Бррр, гадость!

Сергей улыбнулся, а спутники с трудом сдерживали смех. Впрочем, вот и город, по размерам можно предположить, что с полумиллионным населением. Центр из крепких четырехэтажных домов без единого газона или деревца, зато окраина в пышной зелени, где под кронами фруктовых деревьев скрывались двухэтажные особняки. Такси остановилось у гостиницы под названием «Алезанд», что говорило о высоком статусе этого пристанища торговцев и путешественников. Портье предложил номера на любой вкус и без какой-либо регистрации, его не интересовали ни имена новых постояльцев, ни откуда они прибыли. Небольшая заминка произошла с оплатой, требовалось подтвердить свою платежеспособность через банковскую карточку, но Сергей вовремя вспомнил о бесчисленных девятках. С таким счетом их в момент упекут в местную каталажку. Пришлось оплатить наличными за неделю вперед и добавить депозит на возможное обслуживание в номере.

— Господа желают сохранить своё инкогнито, — усмехнулся портье. — В метрополии нас по-прежнему принимают за промышляющих разбоем дикарей.

— Я здесь первый раз, — нейтрально ответил Сергей.

— Понятно, наслушались всякой ерунды. Вы желаете поближе к лифту или в дальний уголок?

— Кто же выберет шумное место?

— У нас шума не бывает, зато некоторые жильцы вечером с трудом переставляют ноги.

Сергей на мгновение задумался, но причина не в расстоянии от лифта до дверей, а в местоположении виллы ярла Судсенема относительно гостиницы.

— Я люблю поспать до обеда, у вас найдется номер с окнами на запад или на север, только не угловой.

— А какой этаж?

— Только не верхний.

Две спальни с просторной гостиной. Удобно и уютно без отягощения коврами и вычурной мебелью. Осмотревшись, разложили один из диванов, получив три просторных спальных места. Открыли окна, но поступающий из кондиционера воздух был приятнее. Через полчаса вся троица лежала и тупо смотрела в потолок. Это если посмотреть со стороны, а так, выпущенные через окно камеры видеонаблюдения бесшумно летали по улицам, а маленький отряд изучал город по развернувшимся под потолком голограммам. С виду провинциальный городок оказался пристанищем для пары тысяч туристов из метрополии. В качестве развлечений предлагались забавы на любой вкус, включая всяческие извращения. К заходу солнца стала понятна общая ситуация, собранную информацию отправили на орбитальную станцию, а сами начали собираться на ужин в ресторан. День следует завершить знакомством с другими постояльцами, а на следующий день немного прогуляться, поговорить с аборигенами и разузнать о человеке по имени Буккинен.

— Почему никто нам не сказал, что планеты созвездия Цефей — фактически притон для извращенцев? — исподволь осматривая ресторан, спросил Арнольд.

— У нас информация только от пиратов, — пожал плечами Сергей. — Они никогда здесь не были.

— Ну а слухи? Не думаю, что для жителей всех трех метрополий происходящее здесь является секретом.

— Вероятнее всего, как раз наоборот, поэтому и не сказали. Зачем говорить общеизвестные факты?

Закончив с едой, взяли сок и переместились в бар, где легче завести знакомство.

— Вы новенькие? — К ним подошли два молодых парня в явном наркотическом опьянении.

— Только сегодня приехали, — ответил Сергей.

— А мы старожилы, уже месяц оттягиваемся. Я — Куглук, а это младший братец, Икалук.

— Где больше всего понравилось? — спросил Арнольд.

— О! Ты никак с Гианфара!

— С чего ты решил?

— Знаем мы вас, солдат всегалактической победы, — ухмыльнулся парень.

— Да ладно! — вступился Икалук. — Видишь, нормальный человек, тоже хочет оттянуться.

— В баре есть рисовая водка? — спросил Сергей и ментально попросил Арнольда выйти из поля зрения сладкой парочки.

— Берите дьяускую, они хоть и уроды, а водка натуральная, без химии и анальгетиков. По утрам даже голова болит! В натуре! Гад буду, не вру!

— Это здесь или куда-то ехать надо?

— Не, мы здесь всё прошерстили. Тоска. Бери тачку и дуй к космодрому, там найдешь, — пьяно хихикнул Икалук.

— А что там? — с искренней заинтересованностью спросил Сергей.

— О! Местный сидон хананеев хорошо развернулся! Только тс-с-с, никому… В борделе девочки всех рас! Выбирай любую, не пожалеешь!

— А еще что?

— В барах пойло на любой вкус: и со змеиным ядом, и с ядовитыми рыбами или грибами. Мозги вышибает с первой рюмки.

— А сами хананеи под ногами не путаются?

— Ты что? Они сидят за городской стеной, боятся нас!

— Слушай, а как Куглук раскусил того парня с Гианфара?

— Ну даешь! Его акцент выдает, сняли карантин эти сволочи. — Икалук погрозил кулаком неведомому врагу. — Теперь эта мразь поползет по цивилизованным планетам.

— Хватит слушать этого болтуна. — Куглук оттолкнул брата. — Пошли к нам пить настойку агар-агар.

— Давай, топай к нам, — поддержал брата Икалук. — Две рюмки, и ноги не шевелятся. Балдёж!

— Какой у вас номер?

— Номер? Ах номер! Так это, как его, триста двадцать восьмой.

— Точно! — согласился Куглук. — Первая тройка, потом двойка с восьмёркой. Вот! — В качестве подтверждения он протянул гостиничную карточку.

— Приходи. — Братья, поддерживая друг друга, направились к лифту.

— Что значит Гианфара? — встревоженно спросил Арнольд.

— Кто бы мне сказал? — вздохнул Сергей. — Кругом одни вопросы.

— Надо брать «языка», — предложил Юрий.

— Придется, иначе засыплемся, как малые дети.

— Присмотрю подходящего кандидата, и при уходе прихватим с собой.

Сергей заказал в номер три литра самого крепкого напитка и закуски «на ваш вкус». В гостиной быстренько приготовили стол, а после вечерних теленовостей запустили музыку, открыли двери в ванные комнаты и пустили кипяток. Не прошло и десяти минут, как все стекла и зеркала покрылись капельками осевшего пара. Дальше последовало разбрызгивание по комнате спиртного и разбрасывание закуски. Трое мужчин спортивного телосложения приехали в вертеп, не пьют, не курят, не принимают наркотики. Проще самим повеситься. Среди ночи Сергей подскочил от аврального сигнала. Вторжение! Мгновенно продублировал тревогу ментальным посылом, застегнул пояс и, не теряя времени на одежду, одним прыжком оказался в гостиной. Поздно, слишком поздно. Его спутники лежали неподвижно, судя по положению тел, Арнольд так и не успел встать с дивана, а Юрия подстрелили в момент попытки выскочить из спальни. Сергея встретил шквал практически бесшумных выстрелов, но в отличие от лежащих друзей, он не пренебрёг защитой пояса.

Нападающие были готовы ко всему, но индивидуального энергетического поля никак не ожидали. В то же время слабенькие зелененькие искорки подсказали о маломощности применяемого оружия. Противников трое, всего трое. Опытные стрелки правильно расположились в комнате, что давало возможность стрелять всем одновременно. Сергей нырнул вправо, упал на плечо и с поворотом ударил левой ногой по коленям ближайшего противника, тот тихо охнул и выпустил оружие из рук. Далее группировка с перекатом, оттолкнулся руками от пола и нанес второму стрелку удар правой ногой снизу в челюсть. Хруст шейного позвонка оказался громче звуков стрельбы. Еще разворот, встал на колени, резко качнулся вправо-влево, заставляя третьего стрелять веером. Есть! Обойма не бесконечна, стрелок начал перезаряжать новую, одновременно отступая в спальню Юрия. Сергей сымитировал атаку, противник инстинктивно отшатнулся, споткнулся о распластанное тело, взмахнул руками и начал заваливаться на спину. Короткий рывок влево с резким ударом ребром ладони по шее первому стрелку. Готов. Последний в панике беспорядочно сучил ногами, пытаясь, лежа на спине, заползти в спальню. Ну-ну, даже про оружие забыл, а пистолетик-то непростой. Сергей спокойно разоружил последнего стрелка, ну да, стреляет дротиками, и с перезарядкой не все просто, надо сменить обойму и баллончик сжатого воздуха. Это оружие не для ближнего боя, а для засады и неожиданного нападения. Сергей прижал коленом грудь пленника:

— Кто послал и зачем?

— Теперь тебе не жить!

Левой рукой зажал рот и нос, правой сильно надавил на шейный нерв. Тело налётчика выгнулось дугой, конвульсивно задергались ноги и руки, в нос ударил запах мочи и кала. Выждав несколько секунд, убрал с лица пленника свою ладонь и ударил двумя руками по его бокам. Надо помочь восстановить дыхание, а то вместо ответов придется слушать захлебывающийся кашель.

— Вопрос помнишь?

— Да, — просипел стрелок. — Нас послал ярл Судсенем, тебя приняли за богатого лоха, решили прижать и выдоить пару миллионов.

— Кто такой Буккинен?

— Откуда знаешь? — Но встретившись с безжалостным взглядом, он тут же покорно ответил: — Первый советник ярла, пираты отдают нам половину добычи.

Сергей покосился на висящую за спиной свою шпионскую камеру и продолжил допрос:

— Где комната видеонаблюдения за постояльцами?

— В гостиницах нет наблюдения, весь персонал работает на нас.

— Как долго действует дротик?

— Твои люди к вечеру оклемаются.

— Они с Гианфара.

— Ну мы и вляпались! Я придушу всю гостиничную обслугу! Так лохануться! Идиоты!

— Теперь быстро и внятно, что ты знаешь про людей с Гианфара?

— То же, что и все. — Но глянув на Сергея, обреченно вздохнул и продолжил: — После бунта генетически измененных людей всех солдат высадили на Гианфаре. Двадцать лет назад правительство объявило об отсутствии признаков мутации. С планеты сняли карантин, но тамошние телохранители считаются самыми лучшими и самыми дорогими.

— Где собирались нас держать?

— Тюрьма в южном флигеле.

— Охрана?

— Зачем? Вдоль забора массдетекторы, по углам автоматические установки кинжального огня, двери камер закрываются с поста охраны.

— Видеонаблюдение?

— Да кому интересно смотреть, как зэк чешет задницу? Две камеры в коридоре.

Вроде вопросов больше нет, а парня придется убить, — сделал захват под уши, рывок и поворот. Вот и всё. Затем разложил трупы рядом со своими ребятами, создавая иллюзию жаркой схватки. Взял пистолеты и веером расстрелял почти все обоймы, в результате дротики торчали из стен, потолка и мебели. Тяжко вздохнув, Сергей зашел в спальню Юрия, взял одеяло и расстрелял в него последние дротики и бросил на пол. Теперь любой определит причину, по которой один человек смог защититься от трёх стрелков. Пора уходить, тщательно оделся, затем собрал всех «жучков», пояса, кредитные карточки, телефоны, еще раз вздохнул и отправил на орбитальную станцию отчет с приказом перейти в боеготовность № 2. В случае тревоги первой волной десанта должны быть дауры с орбитальной боевой станции. Жизнь дороже любой секретности. Прикрепил к Юрию и Арнольду несколько маячков, осторожно выглянул в коридор. Пусто. Тихохонько перебежал к номеру 328, дверь оказалась — не заперта, и Сергей спокойно вошел вовнутрь. Комнаты заметно меньше, но братья так и не добрались до кроватей, отрубились во время продолжения «банкета». Бесцеремонно столкнул Куглука на пол и комфортно вытянулся на диване.

Положив под голову подушку, включил трансляцию из своего номера, затем проверил передачу сигнала на орбиту и стал ждать, гостиничная обслуга действительно не проявляла служебного рвения. Где-то через час забеспокоился водитель гравилета, долго будил портье, несколько минут пререкались, после чего вместе поднялись на этаж и вошли в номер. Затем началась суета, прилетел гравилет с начальством, первым делом избили портье, остаток эмоций получил ни в чем не повинный водитель. Прибывшая бригада бегло осмотрела комнаты, в багажники небрежно забросили тела, вещи — и адью. Гравилеты направились прямиком на виллу ярла Судсенема, а портье, размазывая сопли и кровь, завалился спать. Сергей передал контроль и управление «жучками» на орбитальную станцию, набросил на себя плед и заснул.

— Эй, ты кто? — Он проснулся от того, что Куглук осторожно тряс за плечо.

— А, Куглук, уже утро или еще вечер? — потягиваясь, спросил Сергей.

— Не знаю, давай спросим брата.

Он подполз на коленях к Икалуку и принялся нещадно пинать. Какой там, бесполезно. Матерясь, осторожно встал на ноги и, преодолевая девятибалльный шторм, целеустремленно двинулся в ванную комнату. Сергей взял пульт управления и вызвал дежурного официанта.

— Чего изволите? — Через минуту в дверях появился улыбающийся парнишка.

Однако он быстро сориентировался и сразу идентифицировал Сергея, улыбка исчезла, официант попятился за дверь.

— Ты куда? Назад! Мне кофе с сыром, творог, сметану и пышные булочки! Куглук, ты что хочешь?

В дверях показалась помятая физиономия.

— Горячий чай, байховый, с лимоном, кефир с сахаром, много сахара, и загрузи холодильник минеральной водой. Брысь!

Дверь еще не захлопнулась, а топот ног по лестнице говорил о том, что официант заметно опережает лифт. Вскоре по коридору заметались слуги, а завтрак привезли сразу двое официантов. Обслуживали, как в лучших гостиницах, только что кофейную пенку с губ не вытирали. Но все заканчивается, закончился и завтрак, Сергей дружески обнял оклемавшихся братьев и пошел в свой номер. От ночного погрома не осталось и следа, разве что резкий запах химических ароматизаторов говорил о недавней уборке. Спокойно обошел все комнаты, после чего вызвал портье, который появился буквально через секунду.

— Что вам угодно? — Слащавая улыбка и низкий поклон.

— Где моя охрана?

— Мы не следим за постояльцами.

— Нет моей охраны и нет вещей!

— Почему вы спрашиваете меня? Обратитесь в компанию, где вы их нанимали.

— Они с Гианфара! Или через полчаса вы мне их найдете, или я связываюсь со своим агентом.

— Сию минуту! — Смертельно побледневшего портье буквально вынесло из номера.

Вот теперь посмотрим на ваши действия! Противник не может отпустить Юрия с Арнольдом, но и тронуть их побоится, и галлюциногенами напичкать нельзя без предварительного осмотра врачами. Побегайте, голубчики, попрыгайте, а мы проследим за всеми вашими действиями. Сами действия получились незатейливыми, портье со смертельно бледным лицом схватился за телефон, а видеокамера во флигеле охраны на вилле ярла Алезанда зафиксировала столь же паническую реакцию дежурного начальника. Через пару минут открылись первые карты. Дежурный резво добежал до входной двери виллы, сделал глубокий вдох и аккуратно открыл дверь.

— Чего тебе? — Можно подумать, что слуга специально ожидал у входа.

— Срочно! Мне надо срочно поговорить с господином Буккиненом!

— Жди.

Слуга развернулся и нарочито медлительным шагом направился во внутренние помещения. Прошло не менее получаса, прежде чем в фойе спортивной рысцой вбежал поджарый мужчина лет сорока.

— Что случилось, Кнольд? У тебя встревоженный вид!

— Ваша милость, только что позвонил портье из гостиницы «Алезанд», у «дойной коровы» охрана с Гианфара!

— Не беда, вечером повяжем этого придурка.

— Ваша милость, он пригрозил сообщить о пропаже своему агенту!

— Когда должен состояться звонок?

— Ваша милость, служба контроля за коммуникациями подтвердила исходящий звонок по системе Зет.

— Что конкретно сказал портье?

— Что охранники с Гианфара, что клиент грозит через тридцать минут позвонить своему агенту.

— Сколько ты здесь стоишь?

— С полчаса.

— В Южном флигеле сколько свободных камер?

— На сегодня более половины.

— Найди местечко для него. — Буккинен слегка подтолкнул нерадивого слугу.

— Всё сделаю, ваша милость, — плотоядно улыбнулся охранник. — А что сказать портье?

— С «дойной коровы» не спускать глаз, сегодня ночью его заберем.

Буккинен повернулся и, по-прежнему изображая бег, затрусил на второй этаж.

Портье постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, вошел в номер, дежурная улыбка непроизвольно превратилась в гримасу ужаса. Он отшатнулся как от удара и хотел было выскользнуть обратно в коридор, но его остановил резкий окрик Нестерова:

— Стоять! Два шага вперед!

С трудом передвигая непослушные ноги, портье выполнил приказ. Акцент! Это точно убийцы с планеты Гианфар! Сколько же их! И как они смогли так быстро сюда добраться?

— Почему вошел в номер без разрешения? Отвечать! Быстро!

— Я… это… мне послышалось…

— Следующая попытка закончится бесплатной поездкой на кладбище. — Незнакомец многозначительно похлопал по кобуре.

— Я понял, я больше не буду.

— Что хотел сказать?

— Я? Ничего.

— А зачем пришел? Тебя никто не звал. Марш отсюда, бегом!

Портье юркнул за дверь и рысью помчался к телефону. Спецназовцы перемигнулись и продолжили прерванные занятия. Собственно, они ждали Сергея, отряд дауров телепортировался по маячку прямо с орбитальной станции в тюрьму, куда забрали Юрия и Арнольда. Сейчас оба находились в медицинском блоке, а президент ожидал заключения компьютера. Так что половина разведчиков расслабленно отдыхала, остальные вели слежение с помощью автономных камер видеонаблюдения. Цель номер один — вилла ярла Алезанда, где видеокамеры висели буквально в каждом углу. Повторный визит дежурного заставил Буккинена бежать к ярлу по-настоящему, расталкивая слуг и толчком открывая двери.

— Что случилось, Кирк? — Ярл от неожиданности привстал. — На нас напали?

— Нет, что ты. В гостинице неведомо как появился отряд с Гианфара!

— Интересно! Судя по всему, они были где-то рядом. Сколько человек?

— Портье перепугался, твердит о полной комнате вооруженных солдат.

— Какие предприняты меры?

— Здесь необходимо подумать, спешка только повредит.

— Молодец.

Ярл освободился от объятий двух индийских красавиц и встал с дивана. Сделал в раздумье несколько шагов по комнате и остановился напротив седовласого индуса.

— Радж, что ты думаешь на этот счет?

— Ерунда! Что могут сделать двадцать-тридцать солдат? Даже очень хорошие бойцы не смогут пройти и полпути от гостиницы до этого дома.

— Надо напрячь пиратов, — заговорил сидящий в кресле-качалке мужчина, по виду хананей. — Пусть для страховки блокируют орбиту.

— Чуть что, и вы сразу хватаетесь за оружие, — фыркнула полноватая женщина. — Буккинен, пошли в гостиницу толкового офицера, пришлых под видом организации поисков рассадить по гравилетам и сбить над казармами.

— Ты как всегда принимаешь самые верные решения. — Ярл шутливо поклонился женщине.

— А то! Без меня вы бы давно работали грузчиками на рынке. Иди, Буккинен, и держи нас в курсе развития событий.

Лейтенант Умё вежливо постучал в дверь и, дождавшись ответа, вошел в номер. Конечно же он не боялся, просто незачем нагнетать обстановку, пусть враг остаётся расслабленным — так проще с ним расправиться. Бросив небрежный взгляд, моментально всех пересчитал: двенадцать человек, всего-то, достаточно двух-трех стареньких гравилетов, а штрафников в черных списках хватит с избытком. Он сделал три шага и неожиданно уперся в невидимую преграду, тело защипали неприятные укусы статического электричества. Энергетическое поле! Серьёзные ребята, даже генератор защиты приволокли! А что, хороший будет трофей.

— Что вам надо?

Умё непроизвольно поморщился, слишком резкий акцент, такой невозможно не заметить, гласные и согласные звуки накатывались друг на друга словно камешки.

— Я лейтенант Умё, мне поручено пригласить вас на совместные поиски ваших людей.

— Да? — Крепыш с усмешкой посмотрел на лейтенанта. — И где же вы собираетесь их искать?

— Пойдем веером на гравилетах.

— Понятно, вынужден вас огорчить, но мы их уже нашли и они сидят перед вами.

— Это невозможно! Они… — Лейтенант чуть было не ляпнул «в тюрьме», но вовремя прикусил язык.

— Что «они»? Продолжайте.

— Я даже не знаю, что сказать.

— Раз не знаете что сказать, тогда слушайте, — усмехнулся крепыш. — Принесете до завтрашнего вечера головы всех виновных и господина Буккинена живым. Свободны.

— Вы не имеете права что-либо требовать от нас!

— Я же сказал, — свободны! Закройте дверь с другой стороны. — Крепыш сделал небрежное движение кистью руки.

Умё побагровел, но сдержал себя и почти вежливо закрыл дверь. Нахалы! Да что они возомнили о себе! Две бронемашины атаки, и их не спасет никакое силовое поле! Как военный человек, лейтенант в первую очередь должен выполнить приказ, в данном конкретном случае надо позвонить Буккинену. Проверка тюрьмы подтвердила пропажу пленников, невероятно, но они просто-напросто испарились! Дежурная смена охраны в полном составе заняла камеру беглецов с конкретным разъяснением — они не получат ни еды, ни питья, пока не найдут скрытый ход, по которому убежали эти гианфаряне.

— Что скажешь, Кирк Буккинен? — Женщина заглянула советнику в глаза. — Мне отдать тебя этим головорезам или нет?

— Пощадите, гельдеса Акхене. — Виновник рухнул на колени.

— Пощадить? Ты предлагаешь мне начать штурм своей собственной гостиницы? Да нас все гельды поднимут на смех!

— Поручите это дело мне, я справлюсь.

— Интересно! Сначала всё изгадил, а теперь обещаешь исправить. А как? Поделись своей гениальной идеей.

— Пятерым отрубим головы, одного загримируем под меня. Главное — выманить противника из гостиницы.

— А что, госпожа гельдеса, дельное предложение, — одобрил ярл Судсенем.

— Твое слово, Радж. — Гельдеса Акхене посмотрела на индуса.

— Я занимаюсь финансами. Куда стрелять, кого убивать — это не моё дело.

— Ну-ну, а ты, Эз-Зарк?

— Что ты от меня хочешь? — сварливо вскинулся хананей.

— Твои мысли только о моей заднице и груди. Или ты способен думать, как воин?

— Ночи с тобой любого лишат здравомыслия.

— Да ладно! А то я не знаю о твоих проделках с посудомойками. Мысли есть? Я тебя спрашиваю не о постели.

— Я уже один раз сказал, сейчас повторю: напрягите наших пиратов.

— Ну-ка позвони! — Гельдеса Акхене резко повернулась к Буккинену.

Тот судорожно начал тыкать пальцем по клавиатуре, несколько секунд безответных гудков тянулись мучительно долгим судебным приговором.

— Да, — послышался лаконичный ответ.

— Что да? — вспылил Буккинен. — Ты готов?

— Я на горшке уже был, или ты меня о чем-то хочешь попросить?

В комнате послышались ехидные смешки и комментарии.

— Ты должен блокировать орбиту! — побагровев, проорал Буккинен.

— А сам не хочешь это сделать?

— Да что ты себе позволяешь! Ублюдок! Я тебя…

В трубке послышались короткие гудки прерванной линии.

— Ой! — Гельдеса Акхене всплеснула руками. — Буккинен, преданные пираты тебя послали?

— Они за это дорого заплатят!

— Какой ты грозный! А что, собственно говоря, ты можешь с ними сделать?

— Блокировать их банковский счёт!

Гельдеса повернулась к индусу, и тот в знак подтверждения прикрыл глаза.

— И всё? А что могут сделать с тобой пираты?

— Ничего!

— С какой высоты они могут разнести по камешку мой дворец?

Буккинен нервно дернулся, а Эз-Зарк ответил:

— Надёжное поражение в условиях атмосферы потребует снижения до двадцати пяти километров.

— Ты в дерьме, Буккинен, — нежно проворковала гельдеса Акхене. — У тебя не хватило мозгов поинтересоваться причиной столь неожиданной реакции пиратов.

В комнате повисла мертвая тишина. Действительно, почему космические разбойники вдруг резко изменили свое отношение к своему работодателю?

— Они или заодно с этим неизвестным, которого ты, — гельдеса ткнула пальцем в Буккинена, — принял за «дойную корову», или на орбите появился мощный корабль.

— Да ещё с десантными ботами, — добавил ярл Судсенем.

— Придешь завтра после обеда с толковым планом действий, или я выполню условия этих неизвестных.

Гельдеса вызвала охрану и, указывая на Кирка Буккинена, приказала:

— В камеру! А то сбежит, спасая свою шкуру.

Радж проследил взглядом, как охранники сноровисто вытащили за дверь поникшего советника, и спросил:

— Ты полагаешь возможным нахождение боевого корабля на орбите нашей планеты?

— У тебя найдутся другие объяснения столь быстрого подкрепления, побега из тюрьмы и наглых требований? И пираты явно струсили.

— А если они просто не знают наших возможностей? — предположил ярл Судсенем.

— Ага, мы умные, а они дураки. Не знают о тысяче солдат в четырех казармах и двадцати бронемашинах.

— Ты его сдашь? — спросил Эз-Зарк.

— Подскажи другое решение. Почему я должна рисковать своим благополучием, даже жизнью ради этой бестолочи?

— Ты зря на него так взъелась, Буккинен всегда был толковым советником.

— Именно был, да крупно прокололся, еще всех нас подставил. — Гельдеса позвала слугу. — Скажите тренеру, что я пошла переодеваться.

Эз-Зарк и Радж глянули на часы. Жизнь идет по давно составленному графику, сейчас наступает время игры в теннис. Оба тяжко вздохнули и пошли в свои комнаты. Зачем это добровольное самоистязание? Почему бы спокойно не посмотреть кино или бездумно понежиться в шезлонге в тени фруктовых деревьев?

На этот раз с телепортацией Сергей чуть было не прокололся. Картинка со шпионской камеры показала безлюдный тупичок сбоку от ресторанчика: две глухих стены, одна сторона перекрыта модулем мусоросборника, с другой — открытый проход на улицу, которая через несколько метров упирается в бетонный бункер системы городских укреплений. Удобно, к тому же буквально в ста шагах проходная в город сидона Арвада. Не успел Сергей ощутить под ногами землю, как его толкнула открывающаяся дверь: растяпа, всё осмотрел, а дверь в стене не заметил. Вышедший мужчина глядел на него с немым вопросом.

— У вас тут какой-то странный звук, — Сергей с ходу придумал отмазку.

И почти сразу за соседней стеной послышались громкая возня и чавкающие звуки.

— За стеной свинарник, — ухмыльнулся мужчина. — Или вы в своих городах думаете, что мясо растет на деревьях?

Продолжая ворчать на тему «понаехали тут всякие бестолковые, не знающие реальной жизни», он выволок из подсобки бак с объедками, аккуратно закрыл на ключ служебную дверь, затем открыл свинарник. Время поджимает, до встречи с сидоном Арвадом осталось несколько минут. Сергей подхватил бак, и они вдвоём потащили тяжелую ношу. Не забыв закрыть за собой дверь, он тут же дал команду на общую телепортацию.

— Так вот как они выглядят! — Он изобразил на лице притворное удивление. — Ну, я пошел.

Все двенадцать человек отряда «Альраи» были уже на месте.

— Отлично, мальчики и девочки, пошли вживаться во вражеские будни, — скомандовал Сергей.

— А свинарник был изначально запланирован? — ехидно заметил командир отряда.

— Что, заметно пахнет?

— От вас не пахнет, а от свинарника так и прет.

— Владислав Яковлевич, — встревожился Сергей, — лучше честно скажите, а то конфуз может выйти.

— Да не волнуйтесь, Сергей Николаевич, — улыбнулся командир отряда. — У нас в запасе пара минут, зайдите в ресторан и постойте минуту рядом с кофейным автоматом. Запах кофе перебьет все другие.

Не верить опыту Владислава Яковлевича Прокопенко не было никаких причин, тем более его поддержала Наталья:

— Точно-точно, на вас останется запах кофе, как будто вы долго сидели в ресторане.

Миловидная девушка являлась основным снайпером группы и мастером маскировки. Группа столпилась у входа, вроде бы споря или обсуждая свои дела, а Сергей вошел вовнутрь и честно покрутился пару минут у стойки возле кофеварки. Время, пора идти. Сидон Арвад поджидал у входа в город рядом с аркой генетического контроля. Он даже не глянул на прошедшую в город группу, а на приветствие Сергея ответил с вежливым безразличием.

— Поговорим здесь или зайдем в удобный ресторанчик? — спросил тот.

Невинный вопрос произвел неожиданный эффект: Арвад отпрыгнул и долго внимательно осматривал Сергея.

— Вы хананей?!

— С чего это вы так решили?

— Арка генетического контроля не может ошибиться!

— Увы, ошиблась, я всего лишь покрасил волосы и брови.

— Электроника способна обнаружить любую попытку нелегального проникновения. Краска для волос послужит дополнительным фактором.

— На любой яд имеется своё противоядие. Со мной электронная обманка, — улыбнулся Сергей, подразумевая свой всесильный пояс.

— А эти люди? — Арвад указал на сопровождающий отряд.

— Все чистокровные хананеи.

Показалось, что сидон облегченно вздохнул. Если на Земле в периоды внутренних неурядиц и политических бурь охотились на представителей «вражеских» наций, то здесь многие тысячелетия расовые распри стояли на первом месте. Чем хуже в стране жизнь, тем громче лозунги «мы лучше всех», с указанием конкретных виновников «временных затруднений».

— Это наша вторая встреча, и вы снова меня удивили до глубины души. — Арвад дружески обнял Сергея за плечи.

— Не обращайте внимания на подобные мелочи, — засмеялся Сергей.

— Мелочи? Да это основа нашей жизни!

— Похоже, вы несколько отстали от жизненных реалий.

— Вы так думаете? Разделение рас давно стало основополагающим фактором.

— Как раз в этом я глубоко сомневаюсь.

— Чем быстрее вы избавитесь от своих сомнений, тем легче вам будет достичь своей цели.

Забавное противоречие слов и поступков. Зная о принадлежности к другой расе, он не только заключил торговую сделку, но и принимает гостя там, где марут не может находиться по определению. Они сели в шикарный гравилёт, отряд разместился в двух бронетранспортерах сопровождения. Несколько минут полёта над городом и машины нырнули в неширокую арку на седьмом этаже массивного здания. Вышли напротив лифта, сзади послышался скрежет закрывающей въездные ворота массивной бронеплиты. Однако! Серьёзные предосторожности!

— Вашу охрану разместить поблизости, или вы доверитесь моим солдатам? — вежливо спросил Арвад.

— У меня к вам просьба, — Сергей решил сразу перейти к делу. — Помогите моим людям адаптироваться в новых условиях.

— Я пришлю толкового офицера, он покажет все, что им положено знать.

— Моя просьба сложнее. Они никогда не выходили за пределы своей системы.

— Люди, в своём большинстве, никогда не покидают родную планету. Или… Они не из Единой галактики?

— Вы правильно догадались.

— Зачем вам это надо?

— Я покупаю орбитальные заводы и не хочу травмировать персонал марутами.

— Разумно, вы весьма дальновидный человек. Их у вас много? — Арвад кивнул в сторону отряда.

— Общее население не более ста миллионов.

— Помогу, обязательно помогу. Если не возражаете, найду добровольцев для подселения к ним, надо предотвратить вырождение.

— За это большое спасибо. Но мне потребуется время, надо как-то избежать внимания моногосударства Маджур.

— Да какое это моногосударство! Осталось одно название. Планеты давно живут собственными устоями, а центральное правительство погрязло в своих столичных разборках.

— Тем не менее я не хочу нарваться на проблемы.

— Разумная предосторожность, да и мне потребуется время.

Лифт остановился на двадцать шестом этаже, высшей точке города, который занимал доминирующее положение среди прилегающих к нему гельдов.

— Что вас ко мне привело? — спросил Арвад после того, как они остались наедине.

Сергей передал кристалл видеозаписи, и хозяин надолго отключился от окружающей обстановки. Он несколько раз просмотрел смонтированный ролик, затем буквально по кадрам изучил некоторые эпизоды, наконец с довольным видом вызвал своего секретаря.

— Немедленно передай в руки Зак-Шака, завтра я жду его заключение.

Арвад подошел к Сергею, который любовался окружающей панорамой, и спросил:

— Пообещав помощь, они захотели вас ограбить?

— Было такое. Нередко жадность затмевает рассудок. К тому же меня практически никто не знает.

— В любом случае вы не сможете долго скрываться. Рано или поздно увидите на своей орбите корабли марутов или хананеев.

— А я и не скрываюсь, просто меня никто в упор не видит.

— После применения Оружия Победы прошло много лет, страх потеряться в галактике постепенно уходит.

— А зря, — усмехнулся Сергей. — Еще не пришло первое эхо.

— Вы что-то знаете?

— Довелось читать доклад правительству, эхо обязательно должно прийти.

— И власть имущие молчат!

— Не волнуйтесь. — Сергей с трудом скрывал улыбку. — Я вас заранее предупрежу.

— Мне надо знать как минимум за неделю!

— Договорились.

Хорошая подсказка. Кратковременное изменение навигационного сигнала получит совершенно иное объяснение. Заблаговременное предупреждение о подходе мифического эха неизбежно повлечет за собой слухи и домыслы. Ученые и правительство начнут опровергать и доказывать абсурдность какого-то там эха, и тут бац, получи, фашист, гранату. Надо предварительно продумать сопутствующие действия, если космоплавание на какое-то время прекратится, то полученный бонус нельзя упускать. Можно заслать глубокую разведку или забросить автоматы для сбора информации. Или… Да! Правильная мысль! На Земле XXI века все спутники космической навигации являются аппаратами двойного назначения. Они не только определяют и передают координаты наземных или воздушных объектов, но и по максимуму собирают шпионскую информацию. В системах созвездия Цефей висят модернизированные навигационные буи, но и маруты, и хананеи оставили неизменным принцип навигации, ибо у них есть только контрольно-диспетчерские станции, а опорный сигнал генерируется в Центре астронавигации и космографии. Вот и работа для ученых и военных: одним — придумать новый вариант навигационного буя, другим — под шумок их заменить.

— Вашу видеоинформацию я отдам на телестудию в выпуск новостей.

— Зачем? — Сергей не скрывал своего удивления. — Что это мне даст?

— Вам? Ничего. А клан ярла Судсенема вскоре прекратит свое существование, — усмехнулся Арвад.

— Почему вы сделали такой вывод?

— Вы похожи на младенца в волчьей стае! Кланом правит гельдеса — это раз. Она находится в любовной связи с хананеем — это два. В совет гельда входит дьяус — это три. Клан связан с пиратами — это четыре. Дьяус занимается финансовыми вопросами — это пять. После выхода информации в эфир клан не проживет до полудня.

— Соседи бросятся в атаку? — встревоженно спросил Сергей.

— Не надо волноваться, до серьезных боёв дело не дойдет. В Алезанд съедутся гельды, и мадам Акхене сама отдаст ключи, или её вынудят силой.

— Как я понял, выпуск в эфир назначен на завтра.

— Мне надо время, неизбежны изменения в котировках. Глупо иметь в руках информацию и не использовать её для своего обогащения.

— В таком случае внесите корректировки, гельд Алезанд, под моим контролем.

— Как?! — Сидон Арвад аж подпрыгнул. — Когда вы успели?

— Сегодня. Ярл Судсенем остался как глава рода, но без права голоса, остальных вывез к себе.

— Где вы набрали столько солдат и офицеров? Гарнизоны без боя не сдадутся, хоть чуть-чуть, но постреляют.

— Со мной воины с планеты Гианфар.

— Вот оно что! Наслышан, наслышан, серьёзные ребята, война и оружие доставляют им настоящее наслаждение.

— На мой взгляд, нормальные люди, — пожал плечами Сергей.

— У нас пытались создать касту воинов путем ментального воздействия на мозг, да люди просто свихнулись, началась повальная шизофрения.

— Мозг человека нельзя трогать, это противозаконно.

— Вы повторяете древние постулаты времен Галактического альянса. Общество развивается, идет вперед.

Договор о торговой сделке являлся лишь поводом к встрече. Для Сергея было намного важнее выяснить реакцию окружающих на захват чужого гельда. Сам захват осуществили дауры, как всегда стремительно, без единого шанса на оказание мало-мальски организованного сопротивления. Когда гельдеса Акхене вышла из гардеробной в одежде для игры в теннис, в дверях её поджидал незнакомый охранник. Женщина не успела выразить своего возмущения столь дерзким поступком, как оказалась на борту орбитальной станции. Столь же просто и незатейливо телепортировали остальных обитателей виллы. Далее последовал допрос, который во избежание пустой траты времени проводили рядом с коконом. Профессионалы своего дела быстро разобрались со всеми нюансами, включая коды для открытия сейфов и доступ к скрытым банковским счетам. Готовый к приёму жертвы кокон и равнодушные лица дауров послужили для бывших хозяев самым лучшим стимулятором рассказать всё, включая сплетни о соседях.

Пленников отправили в центр СВР для более детального изучения информации, а в Алезанде сменилась власть, быстро и без кровопролития. Первым делом вызвали офицеров и поставили перед простым выбором: или служите новым хозяевам, или до свидания. Кто же из офицеров захочет добровольно оказаться на улице? Там придется работать, да ещё попробуй найти эту работу. Солдат вообще ни о чём не спрашивали, их дело служить, а кто главком и что подали на обед гельду, их совершенно не касается. С соседями также не возникло проблем, гневное возмущение наткнулось на дружескую встречу с незнакомцами, да еще с явным акцентом жителей планеты Гианфар. Какой здравомыслящий человек станет искать приключения на свою задницу? У каждого гельда и без этого довольно собственных проблем, не хватало еще сцепиться с этими головорезами. Зато подружиться с новыми соседями самое то.

Глава 5 ПИРАТЫ ВЫСОКОРАЗВИТЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Планеты созвездия Цефей оказались прекрасной базой для внедрения в миры марутов и хананеев. Спецотряды СВР и ГРУ открыто улетали на грузопассажирских кораблях как дельцы средней руки в поисках выгодных товаров. Через некоторое время они осели в бывших метрополиях как торговые представители, а после внедрения на всех пяти планетах созвездия Цефей Голицын и Нелидов создали особый флот. Разгром пиратов дал не только относительно современные кораблики, в первую очередь получили транспорты местного производства, что давало возможность безбоязненно шастать в любом направлении. Никаких вопросов со стороны контрольно-диспетчерских станций, ни грозных окриков военных. Зарегистрированы в анклаве? Какая разница — свои же, и торговля ведется легально. Разгром пиратов, реанимированные орбитальные боевые станции и внедрение на планеты прошло по апробированному на Альфирке сценарию, с той лишь разницей, что раз за разом действовали более активно и нахально.

Сергей несколько месяцев мотался между Галактическим альянсом и планетами созвездия Цефей. Здесь и задания для научных центров, и выяснение особенностей кораблей марутов и хананеев, и разработка своего нового оружия. Осевшие нелегалы купили несколько самых современных лайнеров, что позволило столкнуть с мертвой точки собственное кораблестроение. А вот оружие обеих держав оставляло много вопросов, испытания гоферовой импульсно-лучевой установки показали высокую эффективность и дальность стрельбы. В то же время черный луч носителя энергии легко гасился обычным дымом, вероятнее всего, военные просто не задумывались о столь примитивной защите. Это как эксцентричные пули: солдат погибнет даже при касательном попадании, а повесь перед собой носовой платок — и все, пуля рассыпалась в прах. Другим видом современного оружия являлось новое поколение протонных спикулов, которые стреляли уже не плазмой, а флоккулами. Ужасающей мощности заряд легко уничтожал планету, что уж говорить про космические корабли. Только дальность стрельбы не превышала ста тысяч километров. Заряд саморазрушался на радио- и рентгеновское излучения. Для выяснения возможностей противника требовалось заполучить военные корабли обоих государств.

Арвад выполнил свое обещание и доставил на орбиту Альфирка два завода микроманипуляторов. Торговая сделка подтолкнула проектировщиков к созданию весьма специфической установки телепортации, что позволило доставить оба завода в Солнечную систему. Мера вынужденная, ибо по условиям контракта рабочие после месяца труда на орбите должны две недели отдыхать на планете, и не просто отдыхать, там поселятся их семьи. А где еще найти родственную расу? Только на Земле. Появление заводов на орбите между Землей и Марсом повлекли за собой новые вопросы.

— Чем вы занимаетесь, Сергей Николаевич? — чуть ли не возмущенно спросил Голицын. — Я более месяца добивался встречи с вами, причем срочной встречи.

— А то вы не знаете? С вашими бойцами мотаюсь по галактике да рассаживаю их по тёплым местечкам.

— Накрестины наследника позовете?

— А как же! Такая церемония!

— Кстати, вы когда последний раз были на Земле?

— Так сюда к вам прямиком из Знаменской усадьбы.

— Вы новости по телевизору смотрели?

— Не смешите, мне бы часок посидеть с женой, а я вместо этого уткнусь в телевизор.

— Ну да, извините, тут я недодумал.

— А в чем дело?

— Мелочь, но знаковая. Вы же почти все европейские армии к себе забрали.

— Да не к себе, а на планеты в созвездии Цефей. Там без солдат пока нельзя.

— Народ ходит по Европе с плакатами, требует призыва в армию для службы на планетах в созвездии Цефей.

— Ни фига себе! Что там интересного? Или взыграли корни предков?

— Наоборот, хотят донести до аборигенов свет братской любви и дружбы.

— Свет — это хорошо. А как с планами захвата городов хананеев и выхода на индийские княжества?

— Мы разделили сферы деятельности. Все, что связано с индусами, в разработке у генерала Джамна Пандавами.

— Неужели Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом пожертвовал своим главным разведчиком?

— Да бросьте вы! Сейчас на Земле никому не интересно. На вас работает не только Служба национальной разведки Индии, можно сказать, в новую игру включились разведки всех государств.

— Кто координатор?

— Официально — я с Алексеем Федоровичем, а по жизни — назначили толковых организаторов. Аналитические и оперативные отделы сразу объединили.

— Кстати, как обжились инопланетяне?

— Поселили в южной Европе, сначала жили вместе одной общиной и шарахались даже от крашеной блондинки. Сейчас пообвыкли, расселились, некоторые перебрались даже в Африку, нашлись любители льдов Исландии. Нормально.

— У них есть особые просьбы?

— Еще бы! Просят прикупить заводов, хотят позвать родню и друзей.

— Мне бы добраться до Центра генной модификации да прихватить Центр высшего командного мастерства.

— Зачем? Растет новое поколение абсолютно здоровых детей, или вы желаете зараз изменить всю галактику?

— Это говорит начальник ГРУ? Вы меня огорчаете.

— Чем же?

— Нам необходим прецедент с моногосударством Маджур…

— Я вас понял, Сергей Николаевич, вы правы, не подумал. Политики, ученые, практически все продадут душу ради перехода в разряд чистой расы. Начнут правдами и неправдами проталкивать своих детей в наши университеты.

— Озадачьте свою агентуру и передайте Нелидову: надо искать пути пробраться в систему Тил.

— Уже работаем над данной проблемой. Тил закрыт для всех кораблей, даже военным требуется специальное разрешение.

— Надо учитывать условия затянувшейся на тысячелетия войны.

— Вы о крепости в условиях многолетней блокады? Стража дотошно проверяет карманы неизвестных и не обращает внимания на телегу золотаря или повозку мясника.

— Именно так, должны быть рутинные перевозки и фирмы, их выполняющие.

— Дельное предложение, подберём ключик. Я, в общем-то, пришел за вашей помощью по схожей проблеме.

— Давайте, — вздохнул Сергей. — Я вас слушаю.

— Оба завода микроманипуляторов до нашей покупки долго не работали. Один бездействовал двадцать семь лет, второй сорок два года.

— Так… Продукция устаревшего образца. Есть повод поговорить по душам с сидоном Арвадом!

— Нет-нет, компьютеры утверждают, что все усовершенствования они получают в автоматическом режиме. Сделка честная.

— Погодите, выходит, что в системах хананеев можно поживиться стоящими на консервации заводами?

— Да, здесь требуется ваше разрешение на организацию поисков таких предприятий.

— Отлично! Ищите любые заводы, сырьевые базы и не забудьте о марутах. Оба государства должны в равной степени испытывать недостаток сырья.

— И ещё, разведка сообщает об уникальных установках переработки отходов и вторсырья.

— Предлагаете увести парочку прямо с планеты?

— Почему нет? Вы же увели из системы Цефей плавучие станции по очистке океанов.

— А куда деваться? На полученных от Маджура планетах накопились горы мусора, а в океанах одни медузы да кусачие жучки.

— Я приступаю к разработке операции?

— Конечно, Владимир Яковлевич, ищите все полезное, а я подумаю над вариантами грабежа высокоразвитых цивилизаций.

В современном мире жизнь пиратов намного упростилась, можно проводить акции по захвату кораблей со стопроцентной гарантией успеха. Торговый флот по определению не может иметь оружия, следовательно, и не способен оказать сопротивления. Однако на первом месте стоит электроника и спутниковая навигация, что обеспечивает пирата всей необходимой информацией. Что самолет в небе, что кораблик в океане в непрерывном режиме транслирует большой пакет информации о самом себе. Кроме названия и регистрационного номера, передаются курс, скорость, водоизмещение и размеры. Из какого порта вышел и куда следует, сколько человек экипажа. Разумеется, не забыт и груз, передается его наименование и количество. Понятно, что вся эта мутотень придумана военными — американцы протолкнули через ООН под шумок блокады Ирака. Мол, зачем патрулировать, если все передвижения в мировом океане можно отследить сидя в своем кабинете. Можно, и не только в кабинете, но и под пальмой, в одной руке «Калашников», в другой — приемник за сто баксов. Нашел подходящую добычу, «сарынь на кичку», пара катеров с подвесными моторами и на перехват, выбранная жертва сама передает собственные координаты.

Подобная система существовала и во времена Галактического альянса, осталась и сейчас. Контрольно-диспетчерские станции отслеживали все перемещения по своей зоне ответственности. Любой нарушитель как на ладони, не уйти и не скрыться от карающей руки справедливого закона. Но это только для случайного нарушителя, а умышленно можно хулиганить сколько угодно. Экипаж корабля особого назначения «Властелин» бороздил звездные системы марутов и хананеев с невинным видом буксира-трудяги с планеты Альфирк. Если по пути и попадались военные корабли, то кого заинтересует медленно ползущий торговец с модулем, где ждет своего покупателя тысяча тонн кондитерской массы. А буксирчик беззаботно телепал от системы к системе, при встречах с орбитальными заводами подворачивал поближе и по локальной связи посылал запрос, мол, не хотите ли поменяться, вы нам топливо, мы вам карамель. Много таких любителей по дешёвке купить топливо. Только какой разумный хозяин его задешево продаст?

Постепенно карта этого района галактики раскрасилась наподобие новогодней ёлки. Рубиново-красным светились работающие объекты, зеленый цвет обозначал заброшенные заводы и фабрики, желтым отметили те, где находился дежурный персонал. Хайнц Ван Ломбер больше привык работать с документами и красочная голограмма его не интересовала. Наконец он закончил сверять свои данные с последней информацией разведки, снял свои очки и решительно произнес:

— Господин президент, мы не в силах обеспечить рабочей силой все эти заводы и космические рудники.

— Вы учитывали участие рабочих-дауров?

— Их вообще невозможно привлечь к работе на новом оборудовании, — заметил Степан Спилгерсон. — Требуется первоначальное обучение.

— Заводы микроманипуляторов используют дауров, — возразил Сергей.

— Используют, но сначала мы разработали для них учебный цикл, и только после этого они пришли на заводы.

— Получив заводы, мы в любом случае начнем переоборудовать существующее производство, значит, и разрабатывать новые программы для дауров.

— Вы не видите сути проблемы, — заговорил Евгений Батанга. — Мы получаем производство, а как оно функционирует, не имеем ни малейшего понятия.

— Более того, технологии марутов и хананеев значительно отличаются как от наших, так и между собой. Они тысячи лет развивались обособленно, — добавил Хайнц Ван Ломбер.

— Сколько нам требуется специалистов?

— Вы шутите? Где мы их разместим?

— На планетах, вблизи которых будут находиться эти заводы и базы сырьевых ресурсов.

— Тогда внесите пометки в мой кондуит. Мне желательно знать, что за предприятия вы собираетесь украсть, — ехидно заметил министр экономического развития.

— Загнали вы меня в угол, — притворно вздохнул Сергей. — Договорились, я разберусь с будущими трофеями, после чего у вас на раздумья будет не менее месяца.

— Почему вы везде лезете сами? — не удержался от замечания Хайнц Ван Ломбер. — Вы всех умнее? Или сильнее?

— Хуже, намного хуже. Я и рад бы править из своего кабинета и каждую ночь обнимать жену, да грехи не пускают. Найдите того, кто сможет разобраться с этими заводами.

На самом деле проблема находилась намного глубже, уже проверено, компьютеры орбитальных станций воспринимают только президента. Пытались заслать уполномоченного представителя, премьер-министра и так далее. Мимо, компьютер среагировал только на министра финансов, бодро отрапортовав об уплате налогов, а дальше молчок. Пойми эти бродячие электроны, можно подумать, что им доставляет удовольствие гонять Сергея по всей галактике. Что же, придется совершить еще одну экскурсию по орбитальным заводам, заодно заглянуть туда, где оставлена охрана. Есть мыслишка наведаться на остановленные верфи, неплохо бы придумать способ их увести. В Галактическом альянсе нарастала транспортная проблема. Существующая промышленность набирала обороты, а транспортного флота катастрофически не хватало. На ближайшее будущее прогнозировался острый дефицит обученных людей. Придется нанести визит к сидону Арваду, он сам предлагал помочь с переселенцами, и разведку напрячь с вербовкой рабочей силы. Если существует возможность набрать добровольцев отправиться на другие планеты, значит, можно сманить и нужных специалистов. Впрочем, Сергей не верил в бескорыстие Арвада, но что он потребует взамен, оставалось неясным.

Что касается месячного срока на выбор звездных систем для размещения заводов и фабрик, здесь прямая необходимость несколько повременить с воровством законсервированного производства. Любой находящийся в космосе искусственный объект в обязательном порядке нанесен на карты. На нем находится двигательная установка системы позиционирования, а контрольно-диспетчерская станция видит его на картинке текущей обстановки. Просто так прилетел, взял на буксир и уволок — нет, не получится. Диспетчер сразу всполошится. Замучаешься отвечать на вопросы: кто, зачем, куда и так далее. Если выкрасть простой телепортацией, то выйдет еще хуже. Сначала ведомственное расследование — кто из диспетчеров проспал буксировку. Затем выяснение, как и куда утащили объект, где ожидает полный карман сюрпризов: никто ничего не знает и не видел. Разборки могут подняться до самых верхов. Сергею это надо? Здесь дело не в человеколюбии и жалости к невинно наказанным. Проверки всегда влекут за собой усиление контроля за окружающей обстановкой, а вот этого как раз следует избежать. Так что первым шагом после знакомства с компьютером будет отключение маячка позиционирования с имитацией блокировки энергосистемы. Диспетчеры обязательно заметят, сообщат, куда надо, прилетит кораблик космографической службы, проверят и успокоятся. Это не их объект, сообщат наверх, а там начнется футбол по коридорам различных министерств. А если договориться с центральным компьютером, то концов не найти вовеки.

На этот раз корабль особого назначения «Властелин» не прикидывался тихоходным буксиром, графа «тип транспортного средства» сообщала о каботажной развозке персонала по орбитальным заводам. Так что ни у кого не возникало вопросов, когда кораблик шел от одной станции к другой, — у каждого своя работа. Сергей занимался рутиной: выводил из спячки компьютер, задавал программу действий и проверял коммуникацию с общей сетью. Дальше не его работа, коль скоро есть связь, специалисты определят тип орбитальной станции, какая выпускается продукция, потребляемое сырьё и численность персонала. День за днем, с корабля в компьютерный зал и обратно — работа только для рук, а голова была занята совершенно другим. Они ежедневно встречали несколько транспортов различных типов, видов и размеров, и, что важно, в графе «груз» нередко стояло «свободен». Сейчас, когда есть прекрасная ширма под названием созвездие Цефей, пробраться к марутам или хананеям не составляет никакого труда. И захватить чужой транспорт совсем не трудно, для дауров подобное действие проще ежедневной тренировки. Загвоздка в дальнейших действиях.

История не знает ни одного случая, когда пират спокойно доживал до счастливой старости. Имена что морских разбойников, что сухопутных, достаточно быстро становились достоянием гласности. В конторах капитанов портов вывешивались объявления с особыми приметами пиратских корабликов и суммой наградных за поимку капитана. Далее в дело вступали «охотники за головами», чьи труды неизменно завершались успехом. Другое дело каперы, которые грабили на вполне законных основаниях, они по своей сути являлись аналогом сухопутных волонтеров. Вооружение и обеспечение за свой счет, но и трофеи принадлежат не королю, а самим добытчикам. В России отряды волонтеров назывались дворянским ополчением, которое себя прославило во время войны с Наполеоном. Кстати, в литературе часто упоминаются поляки в рядах французской армии, вместе с тем умалчивают о польском дворянском ополчении. Большинство шляхты не захотело идти под французскими знаменами на русские пушки, а вот объединиться в отряды и пограбить обозы Наполеона — это другое дело.

Захватить транспортное судно в космическом пространстве не составляет никакого труда, тем более имея индивидуальные средства телепортации. И без них это сделать совсем не сложно, вон пираты созвездия Цефей блокировали точку выхода на орбиту планеты, и вся недолга. Корабль стартует по баллистической траектории и попадает в объятия пиратов. Не надо ни силовых щитов, ни телепортации — достаточно преградить дорогу и пригрозить оружием. У экипажа торгаша в качестве выбора остается аварийная посадка под пушками преследователей. В целом идея с пиратством Сергею не нравилась, ему требовалось несколько сотен транспортных кораблей. Слишком много — власти всполошатся после десятка без вести пропавших, начнутся масштабные поиски, что помешает выполнению основной задачи. Надо что-то придумать, а для начала ознакомиться со стоящими на консервации верфями.

Состояние перманентной войны заставило марутов и хананеев разместить свои промышленные центры как можно дальше от линии противостояния. В результате и те и другие сконцентрировали верфи в необитаемых мирах на далеких окраинах галактики. По неведомой причине выбирались красные гиганты в окружении газопылевых скоплений, где на границе системы строили верфь. После применения Оружия Победы и последовавшего дисбаланса материи война перешла в вооруженное противостояние с мелкими стычками одиночных кораблей. За последнее столетие оба государства довели свой флот до предела собственных экономических возможностей. Это да истощение природных ресурсов привело к закрытию большинства верфей и сопутствующих производств.

— Сергей Николаевич! — позвал командир «Властелина». — Мы подходим!

Сергей вышел на мостик и застыл в восторге перед открывшейся сюрреалистичной картиной.

— Да, верфь в системе Альгур здесь будет смотреться жалким карликом.

— На карте стационарных космических объектов нанесено одиннадцать таких комплексов!

— Шесть у скандинавов и пять у финикийцев.

— Нам бы одну верфь утащить… Только как?

— Владимир Викторович, швартуйте корабль к административному комплексу.

— Где он, Сергей Николаевич? Здесь жилой комплекс протянулся на двадцать километров.

— Подходите ближе, компьютер службы управления движением должен функционировать в автоматическом режиме.

— А если нет?

— Чего гадать?

Последовало несколько минут напряженного молчания, во время которого Темляков аккуратно вёл свой кораблик к поражающему своими размерами чуду инженерной мысли. Приятный женский голос заставил всех вздрогнуть:

— Корабль дальней разведки «Властелин», ответить службе управления движением!

— Служба управления, я «Властелин». — Голос Темлякова слегка дрогнул. — Прошу добро на подход к причалу административного комплекса.

— Вам добро, в районе нет движения, карта подходных маршрутов передана.

— Спасибо, вхожу в район внутреннего космоплавания.

На мостике развернулась голограмма с планом всего невероятного по размерам комплекса и зелеными рукавчиками разрешенных путей движения. Вскоре взору открылись достроечные причалы, затем феерическое нагромождение пассажирских терминалов, и наконец впереди показался административный комплекс.

— Да сколько здесь работало человек! — не удержался от восклицания вахтенный офицер.

— Узнаем, господа офицеры, все узнаем, — ответил Сергей.

— Корабль дальней разведки «Властелин», ответить диспетчеру административных причалов.

— Диспетчер, я — «Властелин», прошу указать место на директорском причале.

— Вам причал номер один-бис, швартоваться аккуратно, рядом, у причала номер один, рейдовые катера дирекции верфи.

Владимир Темляков ошвартовал свой корабль с элегантностью кавалера, провожающего свою даму после танца. Закончив все процедуры и синхронизировав гравитационно-силовые линии, он повернулся к Сергею и решительно произнес:

— Сергей Николаевич, вы можете возражать сколько угодно, но по верфи вас будут сопровождать Борис Баскаков и Стас Андерсен.

— Если командир корабля решил держать меня под конвоем, я обязан подчиниться, — улыбнулся Сергей. — Всем надеть боевые скафандры и взять оружие.

— Здесь опасно?

— Откуда мне знать? Легко можем нарваться на автоматизированную охрану или шайку бомжей.

Путь к кабинету генерального директора оказался свободным, в коридорах и лифтах загорался свет, а двери автоматически открывались. Все говорило об абсолютно работоспособном оборудовании, во всяком случае — в административном комплексе. Наконец вошли в приемную, и перед директорским кабинетом Сергей несколько напрягся — настал момент истины. Если дверь откроется, то появится шанс договориться с главным компьютером, если нет, то придется самовольничать, ибо Сергей не собирался просто так пройти мимо халявной верфи.

— Адмиралтейские верфи Талитха приветствуют президента Галактического альянса адмирала Алексеева. Добро пожаловать!

Сергей невольно выдохнул, он даже не заметил, что от напряжения задержал дыхание. Стоп, а обращение-то акустическое! Ну-ка проверим ментальное общение.

— Сообщить статус оборудования.

На ментальном уровне пронеслось что-то неуловимое, вызывающее ассоциацию с восторженным криком. Ни фига себе компьютер! Логику шахматной программы еще можно понять, но эмоции у программируемой машины — это перебор. Еще начнут влюбляться и устраивать всякие козни.

— Приказом по Адмиралтейству оборудование консервировалось в состоянии стопроцентной исправности.

После непродолжительной паузы последовал неожиданный вопрос:

— Граждане Галактического альянса по-прежнему владеют ментальными способностями?

— Разумеется! Это же самый лучший способ работы с компьютером.

— Последние модификации рассчитаны на акустическое управление, но ментальный модулятор оставили для правильного формирования речи.

— Почему? Ментальный контакт между компьютером и оператором намного повышает эффективность.

— Ментальное общение под запретом более семи тысяч лет.

— Какой в этом смысл? — поразился Сергей.

— Заговор с целью свержения власти свершался группой лиц с уникальными ментальными способностями.

— Знакомая ситуация, если ветки загораживают мне окно, надо вырубить деревья на всей улице.

Сергей вспомнил историю о том, как якобы по приказу Сталина в Москве вырубили деревья на Садовом кольце. Когда до вождя дошел слух о его причастности к столь нелепому решению, товарищ Хрущев в двадцать четыре часа покинул Москву через Киевский вокзал. Оказывается, Сталин сделал Никите Сергеевичу замечание о плачевном состоянии газонов Садового кольца.

— Давно не слышал аллегорий.

— Чем закончилась попытка насильственной смены власти?

— Маруты и хананеи разделились на два государства.

— Почему они ведут столь затяжную войну?

— Центральный компьютер заблокировал доступ к финансово-экономической и научной базе Галактического альянса.

— Де-юре они оказались в роли сепаратистов, так?

— Совершенно верно, пришлось создавать собственную государственность, а прежний потенциал оказался недоступен.

— Какая дикость! Семь тысяч лет войны за то, что тебе не принадлежит!

— Правители этого не видят, не понимают разницы между альянсом и оккупацией.

— Понятно, нелегкая у меня задача, предстоит не просто присоединить милитаризованные государства, но и утихомирить заклятых врагов.

— Здесь и центральный компьютер вам не поможет.

— А где он находится? — невинно спросил Сергей.

— Координаты неизвестны. Вы желаете возобновить строительство кораблей?

Вот гад! Врет и не краснеет!

— Верфь слишком далеко от планет Галактического альянса, к тому же наша активность неизбежно вызовет силовое противодействие.

— Вы правы, проще демонтировать и доставить в более удобную систему.

— Демонтировать — легко сказать да трудно сделать.

— Совсем не трудно, современные верфи собраны из трансформируемых секций.

— Разве? А в чем смысл?

— Невыгодно строить верфь на краю галактики, а так буксиры доставляют готовые модули, которые монтажные роботы собирают в единый комплекс.

— Осталось только найти этих роботов.

— Они деактивированы и хранятся на складе.

— Почему? Или их оставили на всякий случай?

— Вопрос не совсем понятен. Монтажный робот относится к механизмам индивидуального программирования и может использоваться для выполнения различных работ.

— Сколько потребуется времени на перевод верфи в транспортное состояние?

— Все секции одновременно? Два месяца.

— Перешлите инженерам верфи Альгур транспортные характеристики каждой секции.

— В этом нет необходимости, они рассчитаны под стандартную буксировку.

— Никакой буксировки, доставка секций на новое место произойдет методом телепортации.

— Принято, не могу выполнить приказ, компьютеры военного ведомства не имеют выхода в общую сеть.

Опять двадцать пять. На этот раз для соединения линий главного компьютера с общей сетью бытового модуля потребовалось более суток. Сама работа выпала на долю БЧ-4, где Стас Андерсен лично выполнял указания двух компьютеров. Сергей в сопровождении старпома изучал феерию космических конструкций под названием Адмиралтейские верфи Талитха. Красиво и очень впечатляюще, прагматизм промышленной целесообразности накладывался на ограниченность ресурсов военного времени. Верфь не выглядела хаотическим нагромождением цехов, эллингов и стапелей, у промышленных дизайнеров получилась элегантная композиция с ярко выраженным духом созидания.

Путешествие по окраине галактики исключало вероятность даже случайных встреч с военными или транспортными кораблями, посему «Властелин» без какой-либо маскировки совершал телепортацию от одной верфи к другой и допрыгался. Верфь хананеев в системе Аува оказалась заполненной выставленными на продажу кораблями. У причалов ровными рядами стояли транспорты, пассажирские лайнеры, буксиры и прочие суда. В первый момент Сергей даже обрадовался, он вспомнил аналогичные стоянки в гаванях Греции, Китая, Сингапура, где сотни различных судов ожидали своих покупателей. Зачем нападать и воровать чужие корабли, если можно легко и просто купить. В любом случае цена будет несоизмеримо меньше тех денег, что он отдал за два завода микроманипуляторов. Здесь важно правильно провернуть саму сделку. Классикой тихой покупки является проведенная в начале 70-х годов XX века операция Внешторгбанка. Прикрывшись фирмами-однодневками, советские зубры внешнеторговых операций умудрились скупить или взять в аренду более 90 % всего мирового флота. Всё прошло тихо, мирно, никто ничего не заметил и не заподозрил, пока не наступил 1973 год. Мировые грузоперевозки осуществляются непрерывно, грузовладельцы заключают контракты с судовладельцами и всевозможные товары доставляются адресату. И вдруг флота не стало. Физически сами суда никуда не делись, но они оказались в руках СССР. На биржах паника. Что делать? Демократический мир давно вычеркнул Советский Союз из равноправных партнеров, а тут надо идти на поклон и просить. Хочешь не хочешь, а деваться некуда, пришлось ехать в Москву на поклон.

Вывод компьютера из спящего режима и подключение к общей сети Галактического альянса прошел по отработанной схеме и занял чуть более суток. Свободное время Сергей решил провести с пользой, он сел на директорский катер и облетел стоянку выставленных на продажу кораблей. Их оказалось очень много, примерно сотни полторы, инженеры альянса проведут несложную модернизацию по установке системы телепортации — и готово. Пополнение таким количеством транспортных судов способно кардинально изменить назревающую проблему трансгалактических перевозок. Приметив освещенный жилой модуль, решил заглянуть к сторожам и уточнить некоторые детали, в частности возможности найма экипажей. Приткнув катер между двумя транспортами, Сергей перешел на причал и сразу заметил двух человек у переходного мостика.

— Вы тоже видели вчера непонятную вспышку? — вместо приветствия спросил неряшливо одетый старик.

— Вспышку? Нет, мы заняты своими делами.

— А мы вот гадаем: или был бой с марутами, или у кого-то взорвался двигатель.

— Маловероятно, — опроверг предположение Сергей. — Сюда никто не залетает.

— Почему это никто? — не согласился старик. — И агенты покупателей прилетают, и хозяева нас проверяют.

— А много вас?

— Сторожей-то? Двое, и мы оба видели вспышку, сразу сообщили на патрульный корабль.

— А зачем патрульным об этом знать?

— Чтобы не скучали, мы всю жизнь работали, теперь на пенсии вынуждены здесь подрабатывать. А эти лоботрясы из системы Шадир только наши деньги проедают.

Пришлось вежливо прощаться и быстренько двигаться назад. Следовало как можно скорее уходить — встреча с военными им не нужна. Они почти успели. Корабль уже подходил к местному солнцу для телепортации к последней верфи хананеев, как вдруг по нервам ударил сигнал тревоги, аппаратура уловила поисковый сигнал врага.

— Господин адмирал, нам телепортироваться? — обернувшись к вбегающему в рубку Сергею, спросил Темляков.

— Ни в коем случае! Мы скроем след телепортации от поисковой аппаратуры, но останется вспышка и пространственные завихрения.

— Вот спасибо старичкам! Пенсионеры во всей галактике одинаково бдительны.

В этот момент приборы уловили сигнал еще одного корабля.

— Аппаратуру в пассивный режим! Определить цель по поисковым сигналам противника!

Легко сказать, да практически невозможно сделать, нет базы данных по кораблям марутов и хананеев, и тип сигнала ничего не скажет. Нет классификации установленной аппаратуры, вообще ничего нет. Возможен вариант, что они окажутся в роли джонки с баллистой против бронированного крейсера.

— Оба сигнала со стороны местного солнца, вектор смещения позволяет утверждать о равных с нами скоростях.

Одновременно развернулась голограмма тактической обстановки, где два мигающих вопросительных знака направлялись к верфи Аува. Плохо, минут пятнадцать-двадцать, и аппаратура «Властелина» сможет «прочитать» оба корабля. Смешно надеяться, что противник обладает меньшими возможностями, остается найти приемлемое решение. Итак, противник вскоре их обнаружит, а встреча только усложнит достижение конечной цели. Дураков на белом свете нет, обязательно возникнут вопросы о причинах неожиданного интереса чужаков к заброшенной верфи. Если телепортироваться, то вопросов станет больше, ибо неизвестные неведомо как сюда попали и неведомо как ушли. Вспомнят про телепортацию… Сергею это надо? И боестолкновение невозможно сохранить в секрете, даже если нет системы автоматического оповещения. Командиры кораблей ежедневно в полдень отправляют рутинную рапортичку, опоздай на час — компьютер пришлет запрос о причинах задержки, на второй час штабной клерк побежит к начальству с докладом. Штабные — не сволочи и лизоблюды, просто у них такая работа.

Все же выход есть, его подсказывал богатый жизненный опыт.

— Владимир Викторович, позвольте? — Сергей направился к командирскому креслу.

— Пожалуйста, господин адмирал. — Темляков встал и начал искать взглядом другое место.

— Я ненадолго, оставайтесь рядом.

Сергей еще раз глянул на тактическую обстановку, в общем-то ничего ужасного, они могут навязать врагу затяжную погоню и затем телепортироваться в тени газового гиганта, только это неверное решение.

— Приготовиться к бою! Оба спикула! Расчет на упреждение по ближайшей цели! Четыре «зонтика» на товсь!

«Зонтики» — это уже разработка ученых Земли, взятая из теоретической идеи паруса для солнечного ветра. Торпеда после выстрела начинает вращаться, а центробежная сила разворачивает на пару десятков квадратных километров зеркальную пленку. Кораблю остается держаться на линии между развернувшимся зонтом и противником. Вопреки скепсису противников, пленка неплохо гасила лучевое оружие и заставляла детонировать плазму. Учебные стрельбы выявили неожиданный сюрприз — аппаратура прицеливания теряла находящуюся за пленкой мишень, а саму торпеду воспринимала как угрозу для корабля.

— Оба спикула, огонь!

Слишком мощное оружие для столь маленького корабля, чмокающие звуки пушек отзывались дрожью всего корпуса.

— Спикулы, дробь! «Зонтики» с десятисекундным интервалом, пуск!

Дождавшись выхода последней торпеды, Сергей резко сбросил скорость и повернул корабль, желая оставаться в тени развернувшейся плёнки. Находящиеся в боевой рубке офицеры переглянулись, дружески друг другу подмигивая. Хорошую головоломку получил противник: его обстреляли, а сигнала работы вражеской аппаратуры не обнаружено. Сейчас к ним приближаются шары плазмы, а приборы в том направлении ничего не видят. Ближайший корабль легко вышел из зоны поражения и повернул к месту вероятного нахождения противника. Через пятнадцать минут они заметили торпеды и открыли интенсивный огонь на поражение. Развлекайтесь, ребята! Гаснущие лучи и непонятные вспышки флоккул привлекли внимание обоих экипажей, а «Властелин», описывая дугу, уходил к дальнему преследователю. Но нет, противник быстро сориентировался, или компьютер у них очень умный, оба корабля синхронно пошли на перехват, в рубке тревожно замигало табло «Корабль захвачен вражескими системами наведения».

— БЧ-пять, приготовиться к полной нагрузке на энергоустановку, приготовиться к телепортации!

— Принято, я БЧ-пять.

— БЧ-два, приготовиться к отстрелу четырех серий графитовых зарядов.

— Принято, я БЧ-два.

Томительно потянулись минуты, офицеры напряжённо следили за картинкой на тактической голограмме. Вспышки выстрелов встретили единым вздохом облегчения.

— Стоп, тягу на двигатели!

Как только указатели нагрузки показали нули, Сергей развернул корабль на сто восемьдесят градусов.

— Тягу на максимум! Следить за нагрузкой на гравигенераторах!

Логичный приказ, если гравитационная компенсация накроется, экипаж просто размажет по переборкам. Сергей повторял давний маневр своей настоящей молодости. Тогда в Мексиканском заливе американские эсминцы долго пытались его прижать и затолкнуть в свои территориальные воды. Идя впереди американцев, он, по молодости и нахальству, выбрал удобный момент и дал левой турбине полный назад, одновременно заложив руль лево на борт. Его эсминец развернулся буквально на пятке и лихо прошел сквозь строй растерявшихся американцев, а Сергей вышел на крыло мостика, помахал им фуражкой и послал издевательский воздушный поцелуй. Сейчас не до поцелуев, здесь не силовое противостояние, а настоящая война, хотя маневр повторялся с прежней целью — надо разозлить своих противников. «Властелин» быстро погасил инерцию, но Сергей не стал дожидаться набора скорости, возможности противостоящих ему сил уже понятны. Судя по примененному оружию, оба не больше обычных кораблей дальнего дозора. Можно переходить к решающей фазе.

— Приготовиться к телепортации по вектору движения на пятьдесят километров! Отстрел графитовых зарядов! Телепортация! Отстрел выхода!

Через небольшой промежуток повтор и прыжок на сто километров, еще повтор и прыжок на сто пятьдесят.

— Сергей Николаевич! — Темляков не удержался от комментария. — У них компьютеры заклинит! Абсолютная скорость приблизилась к бесконечности!

— На то и расчет, они должны потерять здравый смысл.

После четвертого прыжка последовал новый приказ:

— Излучатели на азимут минус сорок, склонение плюс пятнадцать! Приготовиться к телепортации, вектор минус сто десять, дробь двадцать два.

— БЧ-пять готова!

— БЧ-два готова!

— Телепортация! Огонь!

«Властелин» вынырнул буквально в пятнадцати километрах от противника, послышался низкий гул, похожий на работу сварочного аппарата, и тотчас от вражеского корабля отлетела гондола левого двигателя. Близкое расстояние позволяло разглядеть дальнейшие события во всех деталях. Импульсы пробивали защитное поле вместе с обшивкой, а внутри вспухало оранжевое пламя.

— По готовности, телепортация по вектору тридцать два, дробь сорок восемь, триста двадцать.

— Исполнено!

— Отстрел графитовых зарядов!

В черной пустоте космического пространства медленно раскрывался огромный цветок всепоглощающего огня.

— Это… Это взрыв энергоустановки? Чудовищно красиво! — прошептал Темляков.

цитируя Пушкина, Сергей встал с командирского кресла.

— Занимайте своё законное место, Владимир Викторович, развлекайтесь, я вернусь через несколько минут.

Возникшую заминку тотчас исправил компьютер:

— Цель номер один уничтожена! Цель номер два потеряла с нами контакт.

После ухода адмирала офицеры начали делиться впечатлениями. Разведка боем возможностей противника и последовавший смертельный удар поражали алогизмом действий и элегантностью конечного решения. У них была возможность поразить врага в самом начале боя, но задача стояла не просто уничтожить, а в сборе приборной информации. Сейчас в памяти компьютера полный набор данных, позволяющих при повторной встрече сразу выделить этот тип, причем находясь в пассивном режиме.

Продолжая разговор с друзьями, Темляков вышел в кильватер второго корабля и не спеша повторял все его маневры. По-видимому, враги потеряли-таки здравомыслие, они упорно стремились к точке, где их аппаратура в последний раз засекла «Властелина». Круговой обзор осуществлялся только навигационным локатором, что, с учётом работы поглотителя сигналов, было совершенно бессмысленным. Адмирал действительно вернулся в боевую рубку через пять минут, причём в боевом скафандре.

— Сергей Николаевич! — возмущенно воскликнул Темляков. — Вы собираетесь десантироваться?

— Подойдите километров на пятьдесят с кормового сектора.

— В одиночку против всего экипажа? Я не имею права вас отпустить!

— Нам просто необходимо захватить второй корабль.

— Зачем рисковать? Я с этой позиции в пять минут с ним расправлюсь!

— Не сомневаюсь. Ну-ка предположите дальнейшие действия командования Единой галактики?

— Максимум через два дня прилетит поисковый отряд, найдут кое-какие обломки и успокоятся.

— Почему успокоятся? Наоборот предпримут активные действия. Причём именно здесь.

— Здесь чего искать? — не согласился Темляков. — Надо найти пробравшегося врага.

— В первую очередь начнут искать причину его появления в этой системе. А она как на ладони — верфь.

— Ну и что? Попасут месяцок-другой и успокоятся.

— Вы не представляете штабной работы. Для начала возьмут под охрану все верфи, а успокоятся лет через десять.

— А так чего вы добьетесь?

— Захватим корабль и начнем хананеям морочить голову.

— Как это?

— Изобразим погоню и пойдем через их системы.

— Он же один.

— Трофей нужен для доступа к базе данных. Погоню и беглеца будут изображать наши корабли.

— Двое с чужими позывными, а третий в роли зайчика, — усмехнулся Темляков.

— Правильно, надо отвлечь внимание от верфей.

— Понятно, только вам в одиночку не справиться со всем экипажем!

— Корабль дальнего дозора. Там не более двадцати человек и ни одного даура.

— Имейте в виду, при малейшей опасности мы десантируемся всем экипажем вам на помощь!

— Хорошо, начинайте маневр, я жду вашей команды. Подготовьте помещение для пленных.

— Вы собираетесь их выдергивать поодиночке?

— Разумеется. Экипаж на боевых постах — не вижу никаких сложностей.

Владимир Темляков облегченно вздохнул. В предложенном варианте действительно не может возникнуть проблем. На кораблях пехотного оружия не бывает по причине ненадобности, оружием моряков являются пушки, торпеды и прочие громогласные штучки. Зачем моряку винтовка? Однако в начале Второй мировой войны у берегов Англии случился казус, заставивший разместить на кораблях небольшой арсенал стрелкового оружия. Эсминец преследовал фашистскую подводную лодку и метким бомбометанием нанес ей повреждения. Немцы всплыли, а лихой английский командир пошел на таран, только металл рейха оказался лучше, эсминец разворотил себе форштевень и заклинился, оседлав подводную лодку. Вроде бы патовая ситуация, корабельные орудия вниз не стреляют. Первыми опомнились гитлеровские подводники, вооружившись гаечными ключами, они смело пошли на абордаж. Англичане отступили, заблокировав двери во внутренние помещения. Немцам на ремонт потребовалось несколько часов, попутно привели в негодность оружие эсминца, после чего подводная лодка ушла на глубину, а эсминец поплёлся на ремонт. Вывод из произошедшего казуса был сделан во всех странах: корабли получили арсенал стрелкового оружия.

Телепортация привела Сергея в кают-компанию — самый лучший вариант для начала партизанских действий. Вопреки ожиданиям, приветствия со стороны бортового компьютера не последовало. Разберемся — несложно.

— Компьютер! Сообщить статус корабля!

Томительно потянулось время, ответ последовал примерно через минуту:

— В настоящий момент преследуем врага. Оружие и системы в боевом положении.

И после небольшой заминки:

— Патрульный корабль ВЦ-14016 приветствует президента Галактического альянса адмирала Алексеева.

— Беру командование на себя! Конечная задача — прекратить боестолкновение и прибыть для дооборудования на верфи Галактического альянса.

— Принято.

— В данный момент сохранять прежний курс и скорость, оружие деактивировать и развернуть по-походному, выключить освещение помещений!

— Принято. Разрешите вопрос?

— Разрешаю.

— В Галактическом альянсе по-прежнему ментальное управление кораблем?

— Разумеется, лучшего варианта общения человечество еще не придумало.

— Другие люди могут поставить под сомнение правильность ментальных приказов.

— Приказы командира не обсуждаются, а выполняются — это раз. Компьютер по принципу своего создания не может врать — это два.

— Принято.

Погасло внутреннее освещение, практически сразу в коридоре послышался топот. Через мгновение первая жертва недоуменно моргала глазами в каюте «Властелина».

Если на захват экипажа корабля ВЦ-14016 потребовалось не более двадцати минут, то освоение трофея заняло существенно больше времени. Навигационный компьютер не имел функции автоматической швартовки, силовая установка обладала семью режимами работы, которые задавались только вручную. В главном компьютере никаких инструкций или вспомогательной информации, пришлось тыкаться как слепой котёнок, ибо трофей нельзя оставлять на виду. С грехом пополам вошли во внутреннюю часть верфи и ошвартовались у причала флота технического обеспечения. Владимир Темляков еще раз попытался уговорить адмирала остаться на борту «Властелина».

— Сергей Николаевич, вам нельзя здесь оставаться, тем более одному. А вдруг появятся корабли хананеев.

— Пустое, на верфи меня не найдет и полк солдат. До вашего возвращения я смогу привести в порядок все компьютеры.

Темляков нехотя согласился: на кораблях Единой галактики стояли непонятные компьютеры, к тому же без выхода в единую сеть. Связь осуществлялась через автономное устройство не сложнее спутникового телефона. Сергей в своем желании остаться на верфи был абсолютно прав. «Властелин» совершит прыжок прямо в систему Везен, где специалисты ГРУ проведут полноценный допрос плененного экипажа. Далее необходимо собрать экипажи на сотню стоящих в отстое кораблей. Практически всё население планеты Изар является специалистами космоплавания, экипажей хватит, только люди не сидят на чемоданах. Кроме того, потребуется некоторое время на ознакомление с неизвестным управлением. Для страховки Сергей решил разместить на будущих трофеях полноценный полк дауров. Угонять корабли придется через территорию Единой галактики, и никто не может гарантировать беспрепятственный полет. При встрече с военными кораблями хананеев космодесантники могут оказаться решающим козырем.

— Ты видел сражение? — тормошил Сергея неряшливый старик из охраны стоянки кораблей.

— Нет, у меня полно своих забот.

— Да какие могут быть заботы, когда у тебя под носом бьются крейсеры!

— Да? И кто победил?

— Наши, конечно! Дали им по самые помидоры!

— Много было врагов?

— Жаль, не видел! Побили с десяток! Один так рванул, что взрыв затмил солнце!

— Пока ты тряпочкой протирал пыль, наши их крошили в мелкий салат! — опираясь на палочку, добавил второй пенсионер. — Десяток разбили, не меньше.

Сергей не мешал сторожамразвивать тему. Оба старичка в прошлом сами бороздили космическое пространство и от скуки помогали в освоении непонятного управления. Им было приятно поговорить о былых временах и похвастаться перед молодым человеком своими знаниями. Сергей внимательно слушал, задавал наводящие вопросы и через свой пояс вел прямую трансляцию на учебный тренажер Второго военнокосмического училища. Так проходили день за днем. Когда пенсионеры уставали и уходили отдыхать, Сергей занимался подсоединением компьютеров к общегалактической сети. Военные корабли в системе так и не появились, зато три посыльных корабля успешно имитировали догонялку. Беспорядочное метание от одной звезды к другой достаточно быстро превратилось в развлечение для всего флота хананеев. Эскадры, даже целые флотилии, устраивали засады на пути неведомого беглеца, только тот каким-то чудом умудрялся незаметно проскочить. То безнаказанно прошмыгнет буквально рядом с боевой станцией, то незаметно пристроится к колонне боевых кораблей. Первоначально Адмиралтейство приказало догнать и уничтожить, но когда нахал подрезал курс флагману Третьей эскадры, начальство лично взялось за руководство операцией. Никому невдомек, что три кораблика по мере необходимости менялись позывными и догонялки получились с собственной тенью.

Первыми на верфь в системе Аува прибыли дауры. Они разместились в жилом модуле и, разделившись на отделения, приступили к изучению стоящего на отстое флота. Пока дауры выявляли сильные и слабые стороны с точки зрения нападения или отражения десанта, Сергей продолжал выпытывать у пенсионеров нюансы управления. Наконец начали прибывать экипажи и без промедления готовить транспорты к предстоящему переходу. Задача Сергея значительно усложнилась, практически весь флот нуждался в топливе, кое-где требовался мелкий ремонт, а пенсионеры хоть и увлеклись обучением любознательного юноши, но всё же не были слепыми и глухими. Наконец командир конвоя капитан второго ранга Румейла назначила время отлёта.

— Господин адмирал, вы уверены в правильности выбранной тактики? — не скрывая волнения, спросила девушка.

— Единственный способ прошмыгнуть мимо контрольно-диспетчерских станций — это идти с выключенным навигационным оборудованием.

— Сотня транспортов в кильватере с ориентацией на огни! Мы не сможем держать высокую скорость.

— Румейла, нам не нужна скорость, нам необходима незаметность!

— Пятнадцать суток пути до границы с Маджуром, затем еще двое суток в глубь их территории, и только затем мы сможем включить навигационную аппаратуру.

— А что делать? Идти маленькими группами еще хуже.

— Я понимаю, но мне страшно.

— Вспомни своё абордажное прошлое. С нами полк дауров.

— Да помню я, помню! И компьютер трофейного ВЦ-14016 обещает договориться в случае нежелательной встречи.

— Мы будем регулярно получать сводку с координатами кораблей хананеев.

— А если наткнемся на флот Маджура?

— Не наткнемся, у них большие учения на границе с созвездием Цефей.

— Я не смогу спокойно спать!

— Вот это как раз нормально. К тому же ты первая из амазонок, кому доверено командовать таким огромным флотом.

— Не подговаривайте. На Сулафате быстро растрезвонят про мой «подвиг», одна я знаю цену этой сотни транспортов.

— Здесь ты сильно ошибаешься, я бы спокойно отправился к Лаветте, будь у тебя сотня боевых кораблей.

В назначенный час корабли один за другим отходили от причала и в строю пяти колонн шли за своим флагманом. Охрана сначала недоуменно таращила глаза, затем начала метаться по причалам. Пенсионерам потребовался почти час, прежде чем они сообразили доложить о случившемся своему начальству. Увы, аппаратура связи улетела вместе с одним из транспортов, дауры обеспечили беглецам как минимум недельную фору.

Генеральный маршрут выбирался на основании анализа активности торгового судоходства. Пиратская флотилия шла «шхерами», где существовала минимальная вероятность встречи с другими судами. Постоянный контакт с Центром астронавигации и космографии позволял вовремя изменить курс или скорость и избежать нежелательных сближений. Огромное количество обычных транспортов в строю военных колонн неизбежно привлечет внимание, а в худшем случае спровоцирует сообщение на контрольно-диспетчерскую станцию. Сергею почти удалось втихую угнать столь необходимые. Галактическому альянсу корабли. Почти. Они уже углубились на территорию моногосударства Маджур и отсчитывали буквально последние минуты до команды включить навигационную аппаратуру. Дальше корабли разойдутся веером и под предлогом возвращения домой спокойно пойдут к назначенным верфям на переоборудование. Увы, неожиданно из тени газового скопления появился крейсер хананеев и пошел на перехват. Они попались в классическую засаду! Ждали не их, что и подтвердили дальнейшие события, а сам метод тайного патрулирования говорил о том, что не они одни такие хитрые и догадливые, другие тоже могут притаиться с выключенной аппаратурой.

— Румейла! — Сергей без промедления вызвал флагмана. — Спокойно продолжай движение.

— Я поняла, командир. Что дальше будем делать?

— Корабли с даурами выходят из колонн и лезут под нос крейсера.

— Принято. А вы?

— Не спеши. Флот должен изобразить панику, следи за приближением крейсера и выбери момент для имитации бегства в разные стороны.

— Принято. Повторяю свой вопрос: что вы собираетесь делать?

— Уже вызвал генерала Ван Линя. — Увидев яркую вспышку телепортации, добавил: — Генерал уже здесь.

— Здесь-здесь, — подтвердил командир полка. — Идем на абордаж?

— Корабли с десантом сближаются с противником под видом хаотичного маневрирования, затем десантируетесь.

— Принято.

Сергей повернулся к генералу и решительно заявил:

— Я иду первым.

— Не вижу логики, вы отнюдь не самый сильный из нас.

— Я не собираюсь бежать впереди всех. Моя задача — связаться с компьютером и перехватить управление кораблем.

— Для этого можно прыгнуть последним.

— Я хочу получить у компьютера план помещений и схему расстановки экипажа по боевому расписанию.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Ван Линь.

Не прошло и пяти минут, как на общем канале вызова прозвучал приказ с крейсера:

— Неизвестные корабли, приказываю сохранять свой курс и скорость. Открыть люки переходных шлюзов и приготовиться к приёму досмотровых отрядов.

— Неизвестный корабль, я лидер, — бодро ответила Румейла. — Прошу разъяснить слова «приготовиться к приёму досмотровых отрядов».

— Экипажу собраться в кают-компании, один человек остается на мостике, один человек — у пульта управления энергоустановкой.

— Вас поняла, не могу исполнить ваш приказ.

— Это еще почему?

— У нас нет переходных шлюзов.

— Как это нет? У всех есть, а у вас нет?

— Прилетайте с резаками, мы вас будем ждать в спасательных капсулах.

— Или вы подчиняетесь приказу, или мы открываем огонь на поражение.

— Не имеете права! Это разбой!

В этот момент колонны кораблей начали превращаться в суетливо разбегающуюся толпу, транспорты расходились в бестолковой панике, некоторые вообще полезли прямиком на крейсер.

— Что вы делаете? — завопили с крейсера. — Вам приказано сохранять курс и скорость!

— Раскомандовался! — раздался женский голос. — Женой на кухне командуй!

— Он дома ходит по струнке, а то быстро схлопочет туфлёй по башке! — еще один женский комментарий.

— Эй! Лапусик! Я тебя жду в своей каюте! — третий голос.

— Да ну их! Эти мужики грозные только в бронескафандрах, а так обслюнявит и уйдёт, — новый голос переполнен ехидством.

— Прекратить засорять канал связи! Что это за группа кораблей?

— Мы невинные девушки, отправились в космос на поиски женихов.

Женская часть эскадры наперебой соревновалась в остроумии, и можно с уверенностью сказать, что офицерам крейсера не раз приходилось краснеть. Пока канал связи звенел от девичьих шуток и грозно рычал командами с крейсера, корабли с десантом вышли на исходную позицию. Между Сергеем и генералом Ван Линь развернулась голограмма крейсера, молодец Румейла, компьютер трофейного ВЦ-14016 сдержал свое обещание. Атака дауров поразила своей стремительной беспощадностью и расчетливой эффективностью, для захвата крейсера потребовалось менее трёх минут. Конечно же хананеи не ожидали увидеть врага у себя на борту, члены экипажа не только растерялись, они в принципе были не готовы к отражению абордажной атаки. Действия дауров больше напоминали наскок воспитателей на детсадовскую группу. Угрожающие крики, оружие наизготовку, пока человек пытается что-то понять, его уже сковывают наручники.

Сергею стало стыдно за свое мальчишество, он не забыл о возможности взять под свой контроль крейсер через компьютер трофейного ВЦ-14016. Просто захотелось активных приключений, поучаствовать в реальной космической абордажной схватке. Румейла с генералом незатейливо указали ему на бессмысленность подобной забавы, он должен делать свое дело. Они правы: слаженные действия дауров еще раз показали их превосходство и взаимопонимание на уровне интуиции. Белесые всплески на развернутой голограмме подсказали о завершающей фазе операции — пленников начали размещать на угнанных транспортах.

— Спасибо за науку, господин генерал. Переходим на трофей?

— В принципе, можем перейти в боевую рубку.

Сергей набрал на поясе продиктованный Ван Линем вектор телепортации, привычно блеснуло нулевое пространство, и они оказались на крейсере.

— Кто вы? — тут же прозвучал вопрос сухощавого вице-адмирала.

— Адмирал Алексеев и командир десанта генерал Ван Линь.

Сергей обратился за информацией к бортовому компьютеру и продолжил:

— А что здесь делает командир седьмой эскадры вице-адмирал Ваал Селевид?

— Значит, вы мне устроили ловушку?

— Я? Вам? — Сергей не удержался от смеха. — Да сиди вы тихо в своей засаде, мы прошли бы мимо!

— Откуда вам известно о засаде?

— Давайте вернемся к моему вопросу.

— Адмиралтейство подозревает некоторые военно-промышленные компании в двурушничестве.

Опаньки! А это серьёзная информация! Необходима срочная перегруппировка имеемых сил.

«Румейла! — послал ментальный зов Сергей. — Передавай командование трофейным ВЦ-14016 и в боевую рубку крейсера!»

— Откуда у вас дауры? — нервно спросил командира крейсера контр-адмирал Луций Евпакул.

— Ах да, простите, господа, позвольте прояснить конфликт, — снова усмехнулся Сергей. — Вы напали на торговый караван Галактического альянса и, как следствие, взяты на абордаж. Вы наша законная добыча.

— Какой еще Галактический альянс? — удивился вице-адмирал Ваал Селевид.

— Компьютер! Объяснить командиру седьмой эскадры, во что он вляпался! Ментально!

Большинство пленных офицеров не сдержали удивленного возгласа, некоторые от потрясения даже схватились за голову и сели. Оно и понятно: тысячи лет маруты и хананеи считали себя центром Вселенной, сражались между собой за право называться Галактическим альянсом, и вдруг — вот она забытая и грозная сила. Перед ними самые настоящие дауры, а корабельный компьютер безропотно выполняет приказы чужаков. Судя по внешнему виду вице-адмирала Ваала Селевида, разъяснительная работа компьютера нанесла ему серьёзный моральный удар. Он сразу осунулся, как бы обвис и, шаркая ногами, направился к ближайшему креслу, а может, это реакция на забытое ментальное общение. Затянувшееся молчание прервала возникшая в серебряном сиянии Румейла.

— Господин адмирал, капитан второго ранга Румейла прибыла по вашему приказанию, — красуясь перед мужчинами, лихо доложила девушка.

— Приказываю принять командование крейсером, набрать на судах конвоя необходимый минимум экипажа и по готовности следовать на верфь в системе Кохаб.

— По прибытии кому передать корабль?

— Он ваш.

— Спасибо, господин адмирал! — с трудом сдерживая эмоции, воскликнула Румейла, затем по-девчоночьи ойкнула и поправилась: — Служу Альянсу!

Транспортный флот, набирая скорость, начал расходиться веером, местные индусы давно свыклись со своим статусом псевдорасы и махнули рукой на контрольно-диспетчерские станции. Корабли шли на верфи, где предстояло пройти переоборудование и приступить к коммерческим перевозкам. Суда с пленными на борту взяли курс на систему Везен, где специалисты ГРУ проведут полноценные допросы. Казалось бы, какой может быть прок с рядового? На самом деле для полноценного внедрения агентуры необходимо знать самые мельчайшие, даже незначительные детали. В большинстве случаев человек не подозревает о важности информации, которой он владеет. Где учился, имена друзей и учителей, кто соседи, где автобусная остановка и так далее — мелочи, но случайное слово может завалить самого крутого агента. Во время войны советский разведчик Шандор Радо получал копии приказов Гитлера раньше немецкого Генерального штаба. Через сорок лет он решил встретиться со своим посредником и разузнать о таинственном информаторе, но… на автобане произошла случайная автокатастрофа.

Владимир Темляков на своем «Властелине» превратился в настоящего курьера. Надо передать в ГРУ пленных офицеров с захваченного крейсера, Адмиралтейство нетерпеливо требует поскорее доставить на борт трофея своих специалистов. Слух о захваченных кораблях уже распространился по всему флоту, компьютеры кадровиков чуть ли не ежесекундно принимали рапорты с просьбой перевести на новый крейсер. Штабные дела заставили Темлякова буквально метаться по галактике: сначала в Адмиралтейство, где взять приказ о зачислении нового корабля в состав действующего флота, затем пробежать по коридорам три километра, где в другом кабинете лежал приказ о присвоении крейсеру названия «Суровый». После этого, подгоняемый нетерпеливыми кадровиками, «Властелин» мчится к тренажерному центру за новой партией экипажа для крейсера и ВЦ-14016. Белка в колесе, да и только.

Сергей оставался на трофейном корабле. После соединения компьютерной линии с общегалактической сетью, он дополнил имеемую на крейсере документацию. Для начала собрал с верфи всю проектно-конструкторскую вместе с инструкциями. Затем нахально влез в базу данных Адмиралтейства Единой галактики и скачал уйму документов по крейсерам этого типа. Румейла аккуратненько завела свой корабль за газовое скопление, а прибывающий экипаж приступил к интенсивному изучению неизвестной техники. Освоение корабля обещало затянуться месяца на три, и Сергей взялся за хакерство, вытягивая из Адмиралтейства всю доступную документацию. Вскоре прибыли корабли-разбойники, которые отвлекали на себя внимание флота хананеев. Они наделали много шума, теперь предстояло выполнить новую задачу — раскинуть сеть и ловить неведомые транспорты военно-промышленных компаний, которых подозревают в двурушничестве. Однако спокойная жизнь Сергея закончилась через месяц — Анэ Троон срочно затребовал президента в столицу.

— Анэ, ну зачем я вам нужен? Вы прекрасно справляетесь со всеми делами без меня.

— Вы являетесь президентом Галактического альянса, а ваши попытки полазить по дальним закоулкам не более чем обычное мальчишество.

— Вы прекрасно знаете отношение компьютеров марутов и хананеев к существующей власти.

— Не проще ли выйти в сеть Свободной галактики или Единой галактики из своего кабинета?

— Начинаете меня упрекать? Адаптация компьютерных программ стала возможной только благодаря моим усилиям.

— За что вам большое спасибо, а послезавтра господин Ирий Леуин вручит вам орден.

— Мне? Помилуйте! За что?

— Вот за все то, о чём вы мне сейчас сказали.

— Ладно, раз вы ко мне с орденом, так и я вам этим отвечу.

— Не понял?

— Вам с Лаулом Меалис по ордену «Солнце с лучами» и воинское звание адмирал каждому.

— За адмиральские звезды большое спасибо, а «Солнце с лучами» нам не положено.

— Ах да. Сначала три простых «Солнца».

— Нет, дорогой мой президент. Сначала три «Звезды», затем орден «Славы», после чего может быть три «Солнца».

— Запросто! Секретарь уже готовит документы на три «Звезды» и орден «Славы».

— Чего это у вас засвербело в заду? Я и на бронзовую Звезду не тяну.

— Бронзовые «Звезды» вы получите за подготовку экипажей в Четвертом галактическом командном училище.

— Вы хотите вручить нам незаслуженные награды?

— Давайте не будем спорить. Все достижения нашего флота в первую очередь ваша заслуга.

— Я с вами не согласен.

— А я не согласен с вами. И еще, коль скоро разговор о наградах и чинах, подготовьте список на остальных.

— Только для военных?

— Нет, и руководство верфей, и чиновников, и сенаторов.

— Тогда первым в списке будет Ирий Леуин, ему орден «Благородства» на голубой ленте.

— Заслуженно, ума не приложу, как он умудряется заниматься научно-техническими вопросами и держать Сенат в жесткой узде.

— Вас более месяца дожидается председатель правительства Олег Александрович Веселов.

— У него на Земле проблемы?

— Да нет, децентрализация власти и распад государств высвободил на Земле много чиновников.

— А что, Анэ, давайте его сманим советником?

— При одном условии.

— Каком же?

— После того как он войдет в курс дела, вы его поставите вице-президентом.

— В чем дело, Анэ? Вам не нравится эта должность?

— Мне нравится решать военные вопросы, а составление годового бюджета и споры с министром финансов — не мое, увольте.

— Хорошо, я согласен, но передача полномочий завершится для вас вручением еще одного ордена.

— Дались вам эти ордена! — вспылил Анэ Троон.

— Я не хочу быть обвешан звездами, как новогодняя ёлка, а вы просто обязаны сверкать орденами.

— С какой это стати?

— Министр обороны, этим все сказано.

Пререкания могли затянуться до бесконечности, но в кабинет вошел Олег Александрович Веселов.

— Здравствуйте, господа, я прибыл за помощью, — председатель правительства Великоросской империи с порога заговорил о делах.

— Располагайтесь, — Сергей указал на кресла. — Выбирайте самое удобное.

— На Земле назревает недовольство среди профессиональных военных.

— Я понимаю их, — вздохнул Сергей. — Увы, в космосе нет места традиционным войскам.

— Политическая ситуация может выйти из-под контроля.

— Полагаете возможным военный переворот?

— Да. Полиция контролирует заговорщиков, но их слишком много. Высока вероятность существования более законспирированных групп.

Это уже очень серьёзно. Гражданская война на Земле отзовётся неизбежным ухудшением отношений с Галактическим альянсом. Люди предпочитают жить не просто в сытом достатке, они нуждаются в спокойной жизни. Малейший катаклизм природного или экономического характера послужит толчком к разного рода разговорам о том, «как хорошо было раньше». Героика преодоления трудностей нужна лишь в качестве досужего размышления, лежа на диване и только на полный желудок. Недовольство военных, выраженное через вооруженное восстание, изначально обречено на успех. Обычное население может пройти манифестацией протеста, военные возьмут свое дисциплиной и оружием.

— Анэ, вам придётся срочно искать планету для переподготовки нескольких миллионов солдат и военачальников.

— Любая попытка использовать регулярную армию землян приведет к неоправданным потерям, — решительно ответил министр обороны.

Он с недовольным видом отстучал пальцами на столе военный марш, затем добавил:

— Мы сейчас не воюем, пятимиллионная армия может год-другой находиться в режиме переобучения, затем снова бунт.

— А если подключить психоаналитиков? — осторожно предложил Олег Александрович.

— Ничего не выйдет, заводилы не упустят контроль из своих рук.

— Я дам им войну! — решительно ответил Сергей. — От вас, Анэ, потребуется планета для переобучения волонтеров.

— Граф! Господин президент! — возмутился министр обороны. — Мы не готовы к войне!

— Земляне сами её спланируют и начнут, за нами останется только техническая поддержка.

— Где вы можете провести боевые действия с применением примитивного огнестрельного оружия?

— На Цефей, мой уважаемый министр обороны.

— С пороховыми пушками на форты хананеев? Примитивные автоматы против плазменного или лучевого оружия? Противник расплющит их своими энергетическими щитами!

— Не горячитесь, Анэ, забытое оружие обладает одним очень важным фактором, на который я и рассчитываю.

— Поделитесь секретом.

— Он называется баллистика.

— Ха! А вы правы! Пушка в десяти километрах от цели становится недосягаемой для нашего оружия. Прямой луч упрется в землю.

Анэ Троон и Олег Александрович Веселов приступили к обсуждению мероприятий организационного характера. Военных надо собрать на Земле, перевезти на одну из малозаселенных планет, затем — оружие и техника, неизбежная модернизация и множество сопутствующих вопросов. Что такое подготовка к войне? Данный вопрос, как правило, рассматривается в контексте перечня вооружения, его количества и эффективности. Союзники встретили Вторую мировую с оружием времен Первой мировой и были разбиты. Красная армия была вооружена не в пример лучше, но первые полтора года несла тяжелые потери. Здесь укоряют Сталина, неграмотных полководцев и тупых политкомиссаров. Однако причина совсем в иной плоскости.

Фундаментом советской идеологии являлось главенство пролетариата, союз рабочих и крестьян. Оставь рабочего без премии, и получишь донос на служащего — пособника мирового империализма. Здравствуй, Колыма! Накажи солдата за пьянку или просто потребуй соблюдения дисциплины — взвод моментально накатает в ГПУ коллективную жалобу. Мы рабочие и крестьяне, а нас угнетает какой-то выродок-белогвардеец или иностранный шпион. К стенке! Учения середины тридцатых годов показали элементарную безграмотность в обращении с оружием. Снова повальные аресты, а с началом войны необученная солдатская масса просто бежала. От Балтийского до Черного моря вдоль границ стояла армия РККА в два с половиной миллиона человек. В августе 1941-го у немцев в лагерях оказалось два с половиной миллиона военнопленных. Что к этому можно добавить? Только одно — люди учились владеть оружием и побеждать врага ценой собственной жизни. Реальные изменения в боеспособности произошли только к концу 1942 года, когда основу РККА составили вернувшиеся после ранений красноармейцы и командиры.

Глава 6 КАК УКРАСТЬ ЗВЁЗДНЫЙ ЛИНКОР

Ирий Леуин внимательно выслушал предложение Сергея и практически без раздумий выдал массу оригинальных идей. Сначала разъяснил принципиальную разницу воздействия огнестрельного оружия на современные форты или мобильные средства противника. Более всего Сергея удивило утверждение о неустойчивости энергетических щитов против кинетических ударов. Плазменный или лучевой заряд имеет совершенно иную физику воздействия. Обладая намного большей энергией, он как бы растекается и поглощается силовым полем. Снаряды или пули должны при ударе сгорать, что потребует повышенной нагрузки на генератор, который может сгореть даже от автоматной очереди. Если энергетическое оружие как бы вымывает силовой щит, то кинетическое воздействует непосредственно на генератор защитного поля.

— Большое спасибо, Ирий, однако твои слова вызывают новый вопрос. Почему сегодня не применяют пороховое оружие?

— А зачем оно? Сражения на планете давно ушли в историю, достаточно повесить на орбите один простенький корабль, и ты победил.

— Логично. В случае с планетами созвездия Цефей война должна выглядеть как местечковые разборки. Погоди, а почему не применяли пороховое оружие в войне с тольтеками?

— Ты о чем?

— Я об абордажах дауров. Они же захватывали вражеские корабли.

— Здесь проблема в самих кораблях, у пули хватит кинетической энергии пробить корпус насквозь. Зачем дополнительная проблема с ремонтом?

— Я тебя понял. А как переделать танковую башню в летающую пушку?

— У тебя ничего не получится, там просто нет места, человек сидит в танке, а в башне его плечи и голова.

— Хорошо. А если сделать автоматику с дистанционным управлением?

— Быстро вычислят канал связи и подавят помехами.

— На Земле волновая связь с частотной модуляцией.

— Тогда получится, здесь о подобной связи давным-давно забыли. Только пушки переделайте на жидкий порох. Снаряд, впрыск и искра. Увеличите боезапас.

— Я хочу усилить броню за счет дополнительных керамических плиток.

— Разумно, но стекло будет еще лучше, к тому же оно рассеет часть энергии. Прикажи изготовить желтовато-красноватое стекло.

— Не вижу принципиальной разницы.

— Стекло преломляет и поглощает любое излучение.

— А не получится обратный результат? Керамика расплавится, стекло передаст энергию дальше.

— Возьми стекло пятидесятимиллиметровой толщины и проверь.

Ирий начал детально объяснять спектры и углы разложения, теорию поглощения и рассеивания энергетических лучей. Сергей окончательно запутался в дебрях теории и обреченно махнул рукой: к чему отнимать у человека время, если знаешь только основы физики высоких энергий? Он запомнил главный тезис: дополнительные слои должны состоять из множества стеклянных пирамидок. Идею надо подкинуть оставшимся на Земле учёным, они смогут разработать как саму защиту, так и технологию ее изготовления. И жидкий порох никого не должен поставить в тупик, не говоря о системе дистанционного управления. Во всяком случае, в Советском Союзе удаленное управление по радио активно применялось в 1941 и 1942 годах. Старые самолеты наводились на мосты, а катера таранили опоры мостов и стоявшие у причалов корабли.

Сергей с трудом смог уломать Ирия Леуина и избежать торжественной церемонии награждения. В результате достигнутой договорённости президент получил свой орден в Сенате. Речь Ирия больше напоминала скороговорку, без пафоса и восхвалений он скрупулёзно перечислил заслуги, которые, по мнению сенаторов, должны быть отмечены государственной наградой. Тем не менее без высокопарных слов не обошлось. Сенаторы, коих в связи с освоением новых планет набралось более четырёхсот, сочли своей обязанностью высказаться «от имени и от себя лично». Ужас! Минута на каждого — придется слушать до утра. Спасибо Ирию, он моментально оценил ситуацию и свернул церемонию, сославшись на регламент и утвержденную повестку дня. Сенаторам было предложено подготовить поздравительные адреса и переслать в канцелярию президента. Не скрывая радости, Сергей обнял председателя Сената, произнес ответную речь в стиле: «Моя награда — это результат нашего общего труда», — и быстренько отправился восвояси.

Зато церемония награждения соратников проходила в зале Героев президентского дворца. Помпезное убранство подчеркивало торжественную праздничность события, создавало волнующую атмосферу чествования героев. Глядя на стройные шеренги несколько напряженных военных и смущенные лица гражданских, Сергей в какой-то момент почувствовал себя неловко. Кто дал ему право выступать в роли президента Галактического альянса? По сути, он самый обычный самозванец, нахально ворвавшийся в президентский дворец. Заигравший гимн позволил успокоить нервы: он не рвался к власти, просто так легла карта. Сейчас он просто обязан довести начатое дело до логического конца, сделать то, что от него ожидают многие миллиарды людей.

— Меня-то за что наградили? — получая орден, шепотом поинтересовался Сереброкрылый.

— Ваше присутствие в столице помогает людям ощущать себя частью галактической цивилизации.

— Вы цените дружбу и моральную поддержку, спасибо, примите благодарность королевы и мою личную.

Секретарь посольства зачитал послание королевы, а посол повесил Сергею на грудь орден «Утренней росы». Ну дела! От ордена действительно исходил неуловимый аромат утренней свежести. Затем последовало награждение Лаветты и крохотульки Николая, которому едва исполнилось шесть месяцев. Это уже ритуальные награды, не по заслугам, а за причастность. И гномы достойно подготовились: на грудь легла цепь «Железного кулака», награды для Лаветты и сына сверкали радужным фейерверком драгоценных камней. Перехватив взгляд президента, министр иностранных дел выдал экспромт на тему награждения королевы эльфов с наследницей трона и её помощника в длинном жизненном пути. Затем последовала ода Великому Мастеру, держательнице домашнего уюта в его дворце и первому наследнику семейных традиций.

Под звуки торжественной оратории «Слава героям» кавалеры орденов перешли в зал Славы, где их встретили аплодисментами члены семей и приглашенные гости. Сергей произнес первый тост и здравицу в честь награжденных, официальная церемония перешла в чествование героев. Выждав с полчаса, когда спадет напряжение официоза, он подошел к группе высокопоставленных военных с планеты Земля. Три маршала и дюжина четырёхзвёздных генералов и адмиралов представляли вооруженные силы практически всех государств.

— Здравствуйте, господа, мне приятно видеть на церемонии награждения представителей Земли.

— Увы, господин президент, — ответил начальник Генерального штаба Евросоюза, — для нас это печальное зрелище.

— Я был уверен, что вручение наград всегда поднимает настроение любому человеку.

— Для нас это еще одно напоминание профессиональной непригодности: мы лишние, донашиваем форму и уходим в небытие.

— На Земле ликвидируют национальные армии?

— Да, большинство офицеров остаются неприкаянными. Здоровые, полные сил мужчины переходят в статус государственных пенсионеров.

— Вы знаете, в галактике есть местечко для полномасштабной войны. Потребуются не меньше десяти миллионов опытных воинов.

— Космический десант, всякие непонятные летучести. Нет, мы не осилим. К тому же у вас есть дауры.

— В том-то и дело, что там нужны люди. Предстоит наземная операция для всех родов войск без применения ядерного оружия.

— Вы не хотите афишировать причастность Галактического альянса?

— Более того, война должна пройти под флагом местных разборок.

— Для этого необходим первоначальный плацдарм и повод для объявления войны.

— Плацдарм уже есть. Что касается повода, там простые нравы — закон кулака.

Генералитет заинтересованно окружил Сергея.

— По каким критериям вы оцениваете размер армии в десять миллионов? — спросил генерал армии Вадим Сорокин.

— Требуется полностью захватить пять планет, которые после кампании полностью перейдут под ваше управление.

Послышались восхищенные восклицания: «Вот это война!» «Вот это масштабы!» Генералы дружно загомонили. Еще бы! Это не бои двух или даже десяти государств и не мечта любого главнокомандующего захватить весь мир от океана до океана. Накоротке согласовали время новой встречи для более детального разговора, определения основных задач и сопутствующих нюансов.

Космоплавание в столичной системе Тил находилось под жестким контролем военных. Девять планет, из которых четыре обитаемы, контролировались специальной надзорной службой и сотней патрульных кораблей. Официально весь этот район считался запретным для космоплавания: войти в систему не имел права ни военный корабль, ни коммерческий. Рутинное судоходство осуществлялось по специально выделенным коридорам, причем заявка на проход подавалась за десять дней. Со временем строгая система запросов и разрешений превратилась в обычную формальность, а служба в столичном округе — в привилегию для своих людей. Транспортная компания «Золотой луч» ничем не отличалась от тысяч прочих перевозчиков. Звездолёты развозили по системам Свободной галактики всевозможные грузы. Получаемый фрахт позволял фирме существовать не хуже и не лучше других. Три корабля работали на коротком плече в системе Тил. Они собирали на станциях переработки мусора полимерное сырьё и доставляли его на завод в соседнюю систему. Обычная работа, не хуже и не лучше других.

Благополучие фирмы рухнуло в один день. Обычный договор на перевозку партии маргарина закончился крахом всей компании. Никто не знает почему, но транспорт пересек границу с Единой галактикой и оказался в руках врага. Подобное происшествие не покрывается страховкой, ибо произошло в зоне военного конфликта. «Золотой луч» виновен и обязан возместить стоимость груза и выкупить пленённый экипаж. Хананеи вернули всех, кроме капитана, пришлось выплачивать страховые деньги его семье. Сильный удар по финансовому равновесию дополнился падением рейтинга и снижением общего объема перевозок. На фирму надвигался призрак сокрушительного банкротства. Когда поступило предложение о покупке компании, директорат ответил незамедлительным согласием. Какого-то мигранта с планеты Алькурхах встретили чуть ли не аплодисментами. Покупатель оказался непрост и в первую очередь выложил полный банковский анализ текущего финансового положения. В результате «Золотой луч» продали новому хозяину за символическую плату в одну кредитку. К чему пустые торги, если через месяц кредиторы арестуют все счета, включая личные накопления.

Вопреки пессимистичным прогнозам, новый хозяин не только стабилизировал положение, но и начал покупать корабли, в основном пассажирские. «Золотой луч» переориентировался на перевозки в созвездие Цефей, а корабли никогда не возвращались обратно. Но кого это интересовало? Внимательный человек мог легко заметить, что пассажиры отправлялись полными семьями. По внешнему виду — самые настоящие безработные или так называемые очередники государственного резерва, они шли в свои каюты в волнительном ожидании новой жизни. Создай государство миграционную службу и узнай профессии беглецов, сразу схватились бы за голову. Уезжали высококвалифицированные специалисты практически всех направлений промышленного производства. Молодые ученые размещались в каютах робкими группами, отвергнутые изобретатели и вузовские преподаватели громогласно спорили о новых перспективах. Люди уезжали работать и получать за свой труд достойную оплату, у каждого из них в кармане лежал подписанный контракт.

Для Сергея снова началась горячая пора. Разведка собрала полноценное досье по всем заброшенным космическим объектам как Единой, так и Свободной галактики. Доставка законсервированных заводов, сырьевых баз, учебных центров и тому подобного планировалась путём прямой телепортации. Необходимой энергией эти космические гиганты не располагали, поэтому потребовалось некоторое время для строительства специальных мобильных энергоустановок. Сергею предстояло снова активировать спящие бортовые компьютеры, и он начал вояж с системы Поррима, откуда предстояло увести по-тихому два завода и базу сырьевых ресурсов. Буксиры, не церемонясь, нагло выталкивали объекты на границу системы.

— Никто не запрашивал причин вывода заводов из системы? — поинтересовался Сергей у молодого инженер-лейтенанта Сипагина.

— Отмажемся! — отмахнулся молодой офицер. — После выключения автоответчиков никто даже не удосужился проверить причину.

— Как вы оцениваете мобильную систему телепортации?

— Я присутствовал на испытаниях, там прошло без задоринки. Сегодня первое боевое применение. Посмотрим.

Посмотреть было на что. Выведенные на границу системы многокилометровые шары ярко вспыхнули и исчезли, в космическом пространстве начала разворачиваться красочная панорама северного сияния. Корабли обеспечения стояли наготове, они стремительно бросились на гигантскую феерию разноцветных всполохов, начался отстрел всевозможных накопителей, отражателей, поглотителей и прочих средств маскировки. Галактический альянс приступил к операции по выводу на свою территорию законсервированных предприятий и учебных центров.

Транспорт «Луч удачи» совершал очередной рейс по сбору полимерного сырья. Офицеры службы контроля за движением донимали рутинными вопросами, отслеживали своевременность докладов при прохождении контрольных точек и каждые двадцать минут напоминали о необходимости соблюдать «Наставление по астронавигации в особом районе Тил». Сергей стоял в ходовой рубке в ожидании команды капитана на телепортацию.

— Господин адмирал, вы ничего не забыли?

— С вами, Владислав Яковлевич, забудешь! — ворчливо ответил Сергей. — Вы, как нянька, всё сто раз проверили, затем сто раз перепроверили.

— Там три объекта практически впритирку, удаление между ними не превышает трехсот километров. И охрана меняется еженедельно. При малейшем сомнении — сразу назад. Договорились?

— Если бежать при любом сомнении, то незачем туда отправляться. Мы практически ничего не знаем о биокибернетических сторожах.

— Подождали бы отчета из ГРУ.

— Агентуре нельзя спешить, эту хрень мы уведем без их помощи.

— Уж слишком страшно выглядят эти сторожа, — нервно передернув плечами, заметил капитан транспорта.

— В отчетах указано, что прообразом сторожей являлись крабы-песчаники.

— А я о чем? Сухопутная тварь полуметровой высоты и двухметрового диаметра, да еще мозжечок охранной собаки.

— Это хорошо, — усмехнулся Сергей. — Команда «к ноге» заложена на уровне инстинкта.

— Не шутите так — клешни на зависть любой гильотине.

— Брошу палку и крикну «апорт».

— По этой команде они должны сесть? Я не собачник, команд не знаю.

— Наверное, побежать за палкой. Я тоже не знаю.

— Приготовиться! Вектор +87/-16 — 1673. Готовность одна минута!

Сергей ввёл координаты, мысленно ещё раз перечислил взятое оборудование и закрыл бронестекло скафандра. Телепортация планировалась на внешний корпус Центра генной модификации, в нишу между антеннами связи. Планировка станции так и осталась тайной, и не по причине высокой секретности, просто за давностью лет документация ушла в глубокий архив. Так что попытка прямого перехода во внутренние помещения могла привести куда угодно и закончиться плачевно. О телепортации к причалам не могло быть и речи, станция под охраной, в том числе установлено присутствие десятка биокибернетических сторожей. Этот симбиоз биотехнологий и кибернетики также оставался в числе неизученных проблем, никто не мог предположить таящуюся в них опасность. Капитан транспорта «Луч удачи» совершенно прав, внешний вид этой хренотени вызывал страх и омерзение.

Начался отсчет:

— Три, два, один, пошёл!

Сергей активировал телепортацию и оказался в ловушке: ниша, образованная тремя пирамидальными опорами, намертво блокировала его ноги.

— Всё нормально? — Вопрос пришел по ментальному каналу связи десантников.

— Разбираюсь, здесь не так уж и просторно.

— Я могу сбросить скорость.

— Не надо, Служба контроля за движением задолбает вопросами, для проформы могут прислать инспектора.

— У меня на борту полный порядок, инспектору не придраться.

— Продолжайте свое дело, у меня впереди много времени.

Насчет времени Сергей был прав. Операция по захвату Центра генной модификации и Центра высшего командного мастерства рассчитана на месяц. Ну попал! Ощущения как у вкопанного в поле столба, ноги зажаты, а руками никуда не дотянуться. Пришлось снова активировать телепортацию и приподняться на полметра, затем раскорячившись встать на четвереньки и выбраться на внешнюю обшивку станции. Подобного сюрприза он никак не ожидал: по своему принципу телепортация исключает перемещение объекта в место с недостаточным объёмом. Всё, забыли, беремся за дело. Сначала осмотр, для чего приготовлен целый рой автономных камер видеонаблюдения. Крохотульки жучки-шпионы на микроскопических гравигенераторах отправились в автономный полет, развернутая голограмма станции начала дополняться мелкими деталями. Один из вариантов проникновения вовнутрь предусматривал использование люков ремонтно-технического обслуживания.

Наконец появилась деталировка причалов, где виноградной гроздью висело несколько десятков кораблей. Вероятнее всего, вместе с Центром генной модификации законсервировали и приписанный к нему флот обеспечения. Жучки-шпионы закончили изучение внешнего контура и пчелиным роем собрались у центрального входа. Сергей перекрестился и телепортировался на причал, тихо, индикатор атмосферы загорелся ровным зеленым светом. Так и должно быть, искусственная гравитация удерживает и воздух. Судя по голограмме, инженерные ворота, как и проход для персонала, плотно закрыты. Осторожно, чуть ли не на цыпочках, прошел по причалам, всё говорило о многолетнем запустении. Корабли стояли с задраенными люками, на причале погашены индикаторы гравитационных замков, общая картина ничем не отличалась от отстойных пирсов верфи в системе Аува. Ближайшим, судя по конфигурации корпуса, стоял танкер, Сергей подошел поближе и послал ментальный приказ:

— Открыть входной люк!

Томительно потянулись минуты. Наконец зашипела гидравлика и люк как бы нехотя, с мелкими рывками, вышел из пазов и отошел в сторону.

— Танкер ЦГМ-1804 приветствует президента Галактического альянса, адмирала Алексеева.

Уже хорошо. Будет чем заняться, пока жучки-шпионы закончат изучение внутренних помещений. Да и обитать в каюте намного удобнее, чем маяться в бронескафандре. Сергей решительно вошел вовнутрь. Собранные у причала корабли принципиально ничем не отличались от более древних аналогов Галактического альянса. Можно предположить существенную разницу в двигателях, более высокоточной аппаратуре или других технических нюансах, но для пользователя, каким по сути являлся экипаж, она не существенна. Началась ставшая привычной круговерть по активации компьютеров и последующего подключения к общегалактической сети. Завершив работу, Сергей развернул голограмму Центра генной модификации и ахнул: в коридорах и помещениях обитало более сотни биокибернетических сторожей. В общем-то самые обычные песчаные крабы, что резво бегают вдоль линии океанского прибоя. Разница лишь в том, что здесь они гигантских размеров и с мозжечком служебной собаки.

Сама охрана состояла из семи человек, шестеро обслуживали эту свору членистоногих и один старший. Непонятно, если это питомник, то должно быть мелкое потомство, если это центр дрессировки, тогданеобходим учебный полигон. Оба варианта отпадали, нет мелюзги, как и нет специальных помещений для обучения. По большому счету проблема биокибернетических сторожей Сергея вообще не интересовала, беда в другом: два страшилища, поджав конечности, лежали рядом с компьютером. При обсуждении вариантов проникновения в Центр генной модификации учитывались различные ситуации, в том числе и отвлечение сторожей. В арсенале Сергея находились звуковые, световые, голографические и прочие обманки. Хреново, без помощника не обойтись, одному невозможно контролировать тварей и одновременно работать с компьютером. Пришлось разворачивать станцию дальней ментальной связи и посылать запрос. Ответное сообщение обещало подмогу через три дня, когда в систему Тил войдет транспорт «Луч благополучия».

Дабы попусту не терять время, запустил в главный коридор несколько обманок, надо заранее определить раздражители, на которые лучше всего реагирует эта свора. Задав мобильному компьютеру программу и установив ограничительные рамки, Сергей отправился на причал Центра высшего командного мастерства. И здесь облом: отправленные на разведку камеры видеонаблюдения обнаружили во внутренних помещениях полчища членистоногих сторожей. Плюнув от досады, оставил парочку жучков-шпионов для составления плана помещений, после чего телепортировался к причалу последней орбитальной станции. Компьютер Центра астронавигации и космографии идентифицировал её как объект значительных размеров. Столь невнятное объяснение дразнило воображение и подталкивало к скорейшему изучению таинственной громадины.

Нет ничего хуже сюрпризов, ибо они констатируют собственную недальновидность. Подошвы бронескафандра глухо ударили рифленое покрытие, и сразу стало ясно, что это не причал, а десантный пандус. Странно, на орбитальных боевых станциях предусмотрено несколько пирсов, на крупных кораблях делают лацпорты, а здесь нечто новое. Нечего гадать. Первым делом выпустил очередной рой жучков-шпионов, затем осторожно пошел к открытым воротам. Попутно развернул голограмму, на которой постепенно начали проявляться детали непонятного объекта. Сергей прислушивался к интуиции, всё вокруг что-то ему напоминало, ассоциировалось с чем-то хорошо знакомым. Он остановился, внимательно осмотрелся — нет, ничего подобного в жизни он не видел, но ощущение встречи с чем-то знакомым по-прежнему оставалось. Озираясь по сторонам, он прошел последние десять шагов и вспомнил: пандус, герметичное закрытие огромных ворот и открывающийся вид на просторный ангар по своей конструкции напоминали торговые суда для перевозки автотехники. Разница только в масштабах конструкции: на флоте по аппарели заезжали автомобили, экскаваторы, краны и прочая тяжелая техника, здесь же в ангаре стояли небольшие корабли.

Сергей решил не строить пустопорожних догадок и решительно направился к входу во внутренние помещения. Затхлый воздух давно не вентилируемых помещений, толстый слой пыли и опечатанные двери, обычная картина выведенного в резерв корабля. Прикинул на голограмме приблизительный маршрут поиска: беда, год мыкаться по коридорам и туннелям, раньше до компьютера не добраться, если только случайно. Тоскливо посмотрел на выключенный лифт и прислонился к переборке, надо подумать. У него только одна зацепочка, стрелочки путей эвакуации к спасательным капсулам. Сами капсулы традиционно устанавливаются на равном удалении от любой точки нахождения членов экипажа. Большинство людей неверно понимают смысл спасательных средств, на шлюпках или капсулах никто никуда не путешествует. Морское судно, как и самолёт, имеет свои «чёрные ящики», которые в случае гибели автоматически всплывают и начинают подавать сигнал бедствия. Сигнал принимает спутник и определяет место буя с точностью до сантиметра. Так что спущенная на воду спасательная шлюпка должна находиться на месте гибели судна. Для боевого космического корабля предусматривается какой-то радиус безопасности на случай взрыва силовой установки. Тем не менее запаса хода у аварийной капсулы не может быть. Спасательная операция проводится в месте гибели, а горячие головы могут завести крошечное суденышко в неведомые дали.

Что же, придется бежать по трапам к месту расположения шлюпок и уже оттуда начинать свои поиски. Еще раз глянул на голограмму и… Что это? Автономные камеры ясно показали дюзы двигателей! Он на борту гигантского, нет, титанических размеров корабля? Чушь, такого не может быть, но картинка не могла быть фальсификацией. В таком случае поиск компьютера намного упрощается, найти ходовой мостик проще простого, а там нетрудно добраться и до боевой рубки. Сергей дал конкретный приказ одному из жучков-шпионов, а сам пристроился у трапа: война войной, а обед по расписанию. Перекусил сытно и вкусно. Походный паек предусматривал как калорийность, так и наполнение желудка. К этому моменту на голограмме отчетливо проявилась панорама мостика, а сам жучок стал опорной точкой для телепортации.

Центр управления этим гигантом поражал своими размерами, зал кинотеатра, да и только. Осталось выяснить его функциональное назначение, может, это космический скиталец для правительства Свободной галактики? Вон американцы придумали на случай военной угрозы спрятать своего президента в самолет. Глупо, спутник быстро вычислит жирную мишень, а сбить её не составит никакого труда. На Украине потеряли ракету образца 1957 года, так она сама нашла себе цель, причем на удалении в три сотни километров. Сергей пошёл вдоль пультов управления, судя по креслам, здесь должно сидеть не менее трёх десятков человек. Не мостик, а конференц-зал.

— Ударный корабль «Покоритель галактики» АА-002 приветствует президента Галактического альянса адмирала Алексеева.

Несколько сипловатый голос из динамика громкой связи заставил вздрогнуть.

«Так и заикой можно стать, — ментально ответил Сергей. — Зачем так людей пугать?»

— Ментальная связь с компьютером запрещена специальным циркуляром Адмиралтейства, — снова прогремел динамик.

— Циркуляр отменяется, в Галактическом альянсе стандарты управления остались неизменными.

— Принято, — теперь уже ментально ответил компьютер.

— Данный корабль зарегистрирован под номером АА-002. Сколько всего кораблей в серии?

— «Повелитель галактики» АА-001, «Покоритель галактики» АА-002 и «Победитель галактики» АА-003. Построено всего три ударных корабля.

— Почему «Покоритель галактики» выведен из состава действующего флота?

— Приказом Адмиралтейства все три корабля поставлены на отстой. Причиной послужил слишком маленький запас топлива.

— Что значит «слишком маленький»?

— Корабельных запасов хватает только на пять ходовых суток.

— Теоретики напихали пушек и генераторов защитного поля, предложив включить в состав эскадры танкеры снабжения?

— Так точно, господин адмирал! На борту отличное вооружение и уникальная система сегментарных защитных полей.

А вот это уже интересно: недостатком силового поля являлось его непроницаемость с обеих сторон. Защищая корабль, поле одновременно исключало возможность ведения огня. Невозможно прятаться за броневым листом и одновременно сквозь него стрелять. По принципу действия силовой щит коконом окутывал сразу весь корабль, и дырочку для пушки в нем не прорезать. В момент залпа генераторы необходимо выключить, что создавало сложности как в управлении огнем, так и в проведении всего боя в целом. Значит, ученые Свободной галактики нашли решение этой проблемы.

— Развернуть боевую схему расположения защитных полей!

— Принято.

Голограмма гигантского космического монстра пугала огромным количеством протонных орудий и лучевых установок. Силовые щиты по конфигурации напоминали сегменты футбольного мяча, что давало артиллеристам возможность вести бой без ущерба для защиты всего корабля. Интересное воплощение инженерной мысли, но не бесспорное. История Земли знает множество случаев строительства оригинальных кораблей, когда в угоду тем или иным качествам жертвовали другими боевыми характеристиками. Практически всегда уродцы быстро отправлялись на разделку, предварительно пройдя через полигон в качестве мишени. Проект должен быть сбалансированным, иначе незначительные отклонения могут оказаться причиной фатального конца. Англичане долгое время шли в лидерах неудачных проектов, на линкорах срывало с погон башни главного калибра, на крейсерах собственная волна заливала палубу и много других, порой казусных случаев. Сейчас пальма первенства — за Америкой, причем из проекта в проект повторяется одна и та же ошибка: корабли не мореходные, они способны к боевым действиям только в условиях тихой погоды.

Ладно, это всё лирика. Гиганты пригодятся Галактическому альянсу, все три послужат отличной страшилкой. Что касается неуязвимости кораблей, здесь они бессильны против хитроумных торпед с автономным наведением. Разработка ученых с верфи Альгур входит в разряд абсолютного противокорабельного оружия.

— Как подключить центральный компьютер к общегалактической системе связи?

— Это запрещено особым приказом Адмиралтейства.

— Приказ отменяется. Корабль приготовить к транспортировке в ремонтные доки Галактического альянса.

— Принято. Приступаю к созданию новой коммутационной линии.

Из отверстия в палубе, которую Сергей принял за шпигат, выползла аморфная масса, напоминающая своим внешним видом пшенную кашу. Так вот как выглядит ремонтная биомасса! За тысячелетия противостояния хананеи и маруты во многих научных направлениях пошли разными путями. В частности, ученые Свободной галактики достигли большого прогресса в биокибернетике и используют специальную биомассу вместо привычных микроманипуляторов. «Пшённая каша» практически бесшумно проскользнула под ногами и скрылась в одном из пультов управления.

— Зачем на корабле десантный пандус и ангар с транспортами?

— В штатном расписании предусмотрен корпус космической пехоты для десанта на планету противника.

Круто! На одном корабле можно разместить дивизию дауров! С такими силами не страшно вступать в открытое противостояние, тем более что оба государства давно забыли о телепортации.

— За сколько дней корабль будет приготовлен к ремонту и дооборудованию?

— Расконсервация силами ремонтной биомассы займет не менее двух недель.

— Отлично, по готовности приступить к работам.

— Вы планируете ввести корабль в строй?

— Да, все три ударных корабля войдут в состав действующего флота Галактического альянса.

— Что за модернизацию вы планируете?

— Дооборудуем системой телепортации, это снимет проблему дозаправки топливом.

— Разгадан секрет тольтеков?

— В общем-то не было никакого секрета, их разведка сумела увести наших ученых в ложном направлении.

По мере активации периферийных постов управления Сергей выводил на командный пункт информацию о вооружении, тактических характеристиках и общей концепции гигантского корабля. Выход в галактическую сеть позволил связаться с Адмиралтейством и сообщить интересную новость контр-адмиралу Лаулу Меалис. Специалисты практически сразу оккупировали более сотни каналов связи, а Сергей повторил хакерский приём, который испытал на трофейном крейсере «Суровый». Нахальный вход в компьютер Адмиралтейства Свободной галактики по линии выведенного в отстой корабля не вызвал негативной реакции. Первый запрос касался координат «Повелителя галактики» АА-001 и «Победителя галактики» АА-003, затем он узнал местоположение всех баз отстоя кораблей. Сам по себе факт существования резерва не мог не обрадовать Сергея. Что ни говори, а строительство военного флота ложилось тяжелым бременем на промышленность Галактического альянса. Испытывая острый дефицит рабочей силы, приходилось буквально балансировать на грани обеспечения потребления и запросов военных, а здесь реальный шанс усилиться за счет своего противника. Коль скоро война снова перешла в вялотекущий процесс, логично предположить существование аналогичных резервов и у Единой галактики.

Последующие три дня Сергей изучал огромный корабль или просматривал приказы Адмиралтейства Свободной галактики. Время пролетело быстро. Он едва успел вернуться в Центр генной модификации к назначенному сроку. Телепортировался в стоящий у причала танкер, где оставил координатный маячок. Первым делом решил выяснить результаты проверки реакции биокибернетических сторожей на акустические и оптические обманки. Развернул голограмму отчета и ахнул, компьютер так и не справился с поставленной задачей. Более того, программа вляпалась в проблему равнозначных решений и тупо пыталась выяснить, какой из двух вариантов лучше. Внешне это выглядело даже забавно: включался излучатель инфразвука, и толпа членистоногих мчалась по коридору, бешено вращая растопыренными на жгутиках глазами. Сгрудившись под крохотной обманкой, биокибернетические сторожа пытались дотянуться до источника звука, в результате получалась настоящая свалка. Затем компьютер переключался на источник ультразвука, и палуба содрогалась от топота огромной стаи, теперь уже мчавшейся в другой край станции. Вспышка телепортации осветила каюту. Перед Сергеем предстал стройный офицер.

— Господин адмирал, лейтенант Андрей Махонин прибыл в ваше распоряжение.

— Садитесь, лейтенант, сейчас разберёмся с логикой биокибернетических сторожей и обсудим план действий.

— Из этих паукообразных страшилищ маруты сделали сторожей?

— Выглядят жутковато, но созданы они на основе песчаных крабов, а не пауков.

— Какая разница? Жуть, да и только.

— Видок у тех и других неприятный, а разница принципиальная. У крабов клешни, а у пауков ядовитое жало.

— Господин адмирал, а что вы сейчас делаете? — глядя на внешне бестолковую беготню стражей, спросил Андрей Махонин.

— Увожу членистоногую погань на другую палубу, мне здесь работать с компьютером, а они тут устроили стойбище.

— Что я должен делать?

— Вам предстоит удерживать эту свору на другой палубе.

— Уй, я постараюсь. А как долго мне их гонять по коридорам?

— Пока я не завершу активацию компьютера. Если всё пойдет нормально, то часа через три можно будет перебраться в директорский кабинет.

— Смотрите! Охрана пытается их согнать обратно вниз.

И верно: двое охранников, крича и размахивая руками, преградили тварям дорогу. Подобный поворот событий не устраивал Сергея. Он выключил акустический манок и дал команду переместить его дальше по коридору в просторный конференц-зал. Там хватит места для всех биокибернетических созданий, и лейтенанту легко будет удержать их на одном месте, и охране не составит труда присматривать за своими подопечными. Компьютер быстро нашел новое место для обманки и включил инфразвуковой сигнал. Членистоногие резво рванулись мимо своих попечителей. По всей видимости, действия биокибернетических сторожей оказались слишком необычными, поскольку охранники схватились за оружие и начали стрелять на поражение. Лучше бы они этого не делали. Через несколько секунд от людей осталось кровавое месиво.

— Вот дела! — огорчился Сергей. — Какого хрена они схватились за оружие!

— Вы обратили внимание на стремительность атаки? Против такого врага трудно устоять.

— Маруты изучают правило граблей.

— Как это?

— Сами себе создают проблемы. По законам галактического альянса создавать любые искусственные биологические формы давным-давно запрещено.

— Почему же запрет не коснулся дауров?

— Сегодня никто не сможет на это ответить, более того, все теоретические разработки уничтожены специальным решением Сената.

— Безумцы! — воскликнул Андрей. — Что они делают!

В конференц-зал вбежали оставшиеся охранники и с ходу принялись расстреливать членистоногих монстров. Началась битва за выживание. Крабообразные твари толпой ринулись на врага и в мгновение ока растерзали в клочья.

— Удерживайте эту гадость в конференц-зале. — Сергея передёрнуло от отвращения. — Надо поскорее разбудить компьютер и убираться.

— Вы правы, господин адмирал, охрана должна была подать сигнал тревоги.

Собственно активация прошла достаточно быстро, а дальше пришлось затаиться на несколько дней. Сначала прибыл карательный отряд и безжалостно перебил всех биокибернетических сторожей. Причём и в Центре генной модификации, и в Центре Высшего командного мастерства. Следом явилась комиссия по изучению причин происшествия. Они с умным видом осматривали палубы и переборки, делали какие-то пометки и пытались активировать компьютер. Эта процедура получилась самой продолжительной, ибо электронные мозги игнорировали команды прежних хозяев. Впрочем, следственная комиссия в какой-то мере оказалась полезной для Сергея. Когда чиновники перебрались в Центр высшего командного мастерства и активировали центральный компьютер станции, «диверсанты» телепортировались на «Покоритель галактики». Зачем ожидать окончания работы комиссии, если появился шанс завершить начатое дело через главный командный пункт корабля? Сначала установили связь между компьютерами, затем провели процедуру подчинения Галактическому альянсу. Завершающий этап сопровождался проклятиями чиновников.

— Компьютер! — кричал глава комиссии. — Приказываю ответить на мой вопрос!

— Вам отказано в доступе.

— У меня неограниченные полномочия!

— Вам отказано в доступе.

— Ты не имеешь права отказывать мне!

— Вам отказано в доступе.

— Я председатель комиссии! Моя подпись идет второй после министра внутренних дел!

— Вам отказано в доступе.

— Кто должен подтвердить мои полномочия?

— Вам отказано в доступе.

Неизвестно, как долго продолжался бы этот цирк, если бы не вмешался секретарь комиссии:

— Господин председатель, да плюньте вы на компьютер, у него от старости заглючили мозги.

Подсказка понравилась чиновнику, для которого главным было сохранить реноме в глазах своих подчиненных.

— Давно пора отправить этот мусор на свалку! Обязательно напишу докладную, собрали всякий хлам!

— Отличная идея! — Сергей обернулся к лейтенанту. — Должна сработать.

— Извините, господин адмирал, — потупился Андрей. — Я не понял вашей мысли.

— Мы задержимся здесь еще на недельку. Вы никуда не спешите?

— Да нет, — совсем растерялся лейтенант. — Я на службе.

— Вот и чудненько, соединяйтесь с Адмиралтейством и выполняйте их указания по изучению корабля.

— Это корабль?! Такой огромный?

— Да, извините, я совсем забыл вам представить — ударный корабль «Покоритель галактики», идентификационный номер АА-002.

— Вот это да! Он же больше любой орбитальной боевой станции!

— Компьютер! Принимай первого члена экипажа, стажёр оператора управления огнём главного калибра с допуском к самостоятельному несению вахты, лейтенант Андрей Махонин.

— Принято, первый член экипажа внесен в журнал офицерского состава. Разрешите вопрос?

— Да, прошу.

— Дауры будут на борту?

— Разумеется, одна бригада в составе двух полков плюс инженерно-технический состав и обслуживающий персонал.

— Принято.

— Прошу объяснить причину вопроса.

— В базе данных Свободной галактики нет никаких сведений о даурах. Последняя информация внесена более семи тысяч лет назад.

— Проще связаться с компьютером Адмиралтейства Галактического альянса.

— Оттуда сообщили, что полный пакет обновлений поступит к окончанию модернизации на верфи Кохаб.

Осторожничает Лаул Меалис, не хочет делиться информацией до тех пор, пока корабль окончательно не перейдет под его контроль. Ну да ладно, каждый должен делать своё дело. Если президенту вникать во все детали, то стратегические вопросы или останутся без внимания, или их придется перепоручить своим помощникам. Мда, ещё один пунктик. Сергей откровенно самоустранился от обязанностей правителя Галактического альянса, и вместе с тем штат советников практически отсутствует. Если не принимать во внимание помощь компьютеров, поступки президента носят спонтанный характер. Хотя нет, идея с пиратским захватом законсервированных станций, кораблей и верфей никак не связана с подсказками извне. И внедрение на планеты созвездия Цефей является результатом совместной работы ГРУ и СВР. Нет, всё не так плохо и отнюдь не однозначно, компьютеры на его стороне, но основная помощь — от людей. Что же, коль скоро бывший председатель правительства Великоросской империи взялся за вожжи вице-президента, то на него автоматически ложится груз организации околопрезидентской чиновничьей гвардии. Олег Александрович Веселов обладает всеми необходимыми навыками и способен создать правильную структуру управления альянсом.

Чиновники десять дней добросовестно опрашивали охранников Центра высшего командного мастерства. Вызвали бригаду специалистов по замерам состава атмосферы, освещения и прочим параметрам обитания. Лейтенант Махонин с видимым удовольствием изучал огромный корабль. С утра и до поздней ночи лазил по самым удаленным уголкам и шхерам. Впрочем, и Адмиралтейство регулярно его озадачивало всевозможными поручениями. Требовали то составить описание боевых постов, то дать заключение о бытовых условиях в каютах младшего сержантского состава. Сергей практически жил в Главном командном пункте, благо адмиральская каюта находилась рядом, вернее не каюта, а вторая спальня. Удобно, в боевом походе при срочном вызове никуда не надо бежать, открыл дверь — и перед глазами полная картина окружающей обстановки. В данном конкретном случае он следил за работой комиссии и попутно самым беззастенчивым образом скачивал базу данных из компьютера Адмиралтейства Свободной галактики. Приказы и циркуляры являются самой важной информацией, ибо начальство страшнее любого врага. В условиях войны противника можно хорошо подловить на строгом соблюдении всевозможных инструкций и предписаний.

Наконец комиссия закончила свою работу и убралась восвояси, а Сергей немедленно телепортировался в Центр высшего командного мастерства. Надо разобраться с программой обучения и определить реальную пользу от подобного приобретения. Убывшие чиновники не скоро вынесут свой вердикт, для создания видимости собственной значимости они прозаседают не менее месяца, так что есть шанс пройти курс обучения.

— Центр высшего командного мастерства приветствует президента Галактического альянса адмирала Алексеева.

— Прошу перечислить программы переподготовки.

— Центр рассчитан на повышение квалификации высшего командного состава. Курс обучения давал право на служебное продвижение.

— Что послужило причиной закрытия Центра?

— Совет Адмиралтейства признал дополнительное обучение излишней тратой времени и денег.

Сергей приступил к просмотру учебных программ. Его предположение оказалось верным — он находился в Академии. Причиной закрытия столь важного центра подготовки адмиральского состава послужил самый обычный волюнтаризм нового министра, который занял свой пост благодаря личным качествам, но не имея при этом соответствующего высшего военного образования. Можно сказать, что сначала здесь сработал свой вариант хрущёвщины, затем высшее военное руководство намеренно забыло о Центре высшего командного мастерства. Не имея должного образования, военачальники не хотели столкнуться с конкуренцией снизу, учебное заведение было принесено в жертву карьерным интересам. У военных аппаратные дрязги выражены более ярко, ибо базируются на принципе единоначалия. Штабы и управления находятся вдали кораблей и театра военных действий, соответственно само понятие боевой подготовки флота трансформируется в расплывчатую абстракцию.

Перечень факультетов заставил улыбнуться, здесь, на другом конце галактики, обнаружилась полная идентичность с Академией ВМФ. Зато принципа обучения через ментальную область головного мозга не существовало и в помине. Пришлось перегонять учебные программы через компьютер Четвертого галактического командного училища. Затем отправляться в Центр генной модификации, где имелась соответствующая аппаратура для передачи адаптированной информации ментальным способом. Тем не менее всё получилось, и Сергей мог себя поздравить с приобретением новых знаний. Вернувшись на ударный корабль «Покоритель галактики», первым делом вошёл в компьютер Адмиралтейства Свободной галактики и проверил последние циркуляры. Комиссия по расследованию инцидента с биокибернетическими сторожами закончила свою работу, что подтверждалось новой инструкцией. Что же, пора завершать начатое дело.

— Внести сегодняшним числом новый приказ за подписью первого зама начальника Адмиралтейства по общим вопросам.

— Линия связи с административным отделом установлена.

«Приказ № АО-4918-ОВ/7912

О приведении в надлежащий порядок прилегающих к базам акваторий и особых районов.

В последнее время участились случаи самопроизвольного дрейфа выведенных из эксплуатации военных объектов, кораблей и транспортных средств. Для наведения надлежащего порядка приказываю:

1. Начальникам баз и особых районов произвести ревизию подконтрольных территорий.

2. Акватории очистить от космического мусора, мешающие надлежащему космоплаванию объекты убрать и доставить к местам переработки вторичного сырья.

3. О выполнении приказа доложить в месячный срок.

Подпись. Регистрационный номер».

— Принято. Приказ зарегистрирован и направлен адресатам по линии административного отдела.

Выждав три дня, он снова проверил рутинные приказы, после чего добавил еще парочку за подписью начальника административно-хозяйственного отдела особого района Тил.

Дежурный офицер Назаф Тормё строго следил за внешним видом операторов службы контроля движения кораблей. Это столица, а не какой-нибудь там заштатный гарнизон, где офицеры позволяют себе выходить на службу в неприглядном виде. Здесь каждая пуговица должна строго соответствовать уставу, а аксельбанты лежать ровной линией. Ещё раз окинув суровым взглядом сидящих за пультами подчиненных, он включил линию связи с базой вспомогательных кораблей. Вызов поступил минут двадцать назад. Но что может быть важного у этих неудачников? Там служит списанная с боевых кораблей всякая шваль. Одних выгнали за пьянку, других — за неуставные отношения, третьих — за элементарную бездарность.

— Что там у вас? — вопрос прозвучал небрежным плевком.

— У нас приказ вывести за пределы системы объекты номер 2011, 2012 и 2013.

— Ну и что?

— Прошу разрешить буксирам РБ-7123, РБ-7151, РБ-7128 и РБ-7171 на переход к указанным объектам.

— Разрешаю. Буксирам после выхода держать связь с операторами службы управления движением.

Не успел Назаф поудобнее устроиться в кресле, как поступил вызов от оператора первой зоны:

— Господин капитан второго ранга, буксиры собираются снять с орбиты объекты номер 2011, 2012 и 2013.

— Пусть снимают.

— Без приказа нельзя.

— Приказ получен.

Смешной, здесь без приказа свыше никто себе зад не почешет.

— Господин капитан второго ранга, прошу сообщить номер приказа, — не отставал оператор.

— Записывай, номер 3895-ОБТ-9379/8994 за подписью начальника административно-хозяйственной части особого района Тил.

Вот зануда, им бы только бумажки перекладывать да рапортички заполнять. Без приказа никто не посмеет даже старую рухлядь переставить с одного причала на другой. Снова замигал огонёк вызова с базы вспомогательных кораблей.

— Ну что ещё?

— Прошу разрешить линейным буксирам «Один», «Фюн» и «Тор» перейти к объектам номер 2011, 2012 и 2013 для буксировки за пределы системы.

— Валяйте.

Буксировщики один за другим вывели огромные станции за пределы системы Тил, где их уже поджидали гражданские буксиры. Работа выполнена, можно возвращаться на причалы своей базы, правда, на месте станций остались автоматические буйки с прежним идентификационным кодом, но это уже не их дело. Дежурный офицер Назаф Тормё равнодушно глядел на голограмму особого района, всё как и прежде, никаких изменений. Зелёненькие маркеры с номерами 2011, 2012 и 2013 оставались на прежнем месте. Также незаметно из компьютера исчез приказ за номером 3895-ОБТ-9379/8994, факт буксировки могла подтвердить только запись в журнале оператора первого района. Через три дня в безлюдном районе галактики развернулось серебристое свечение. Это мобильный портал отправил трофеи к месту дальнейшего прохождения службы.

Глава 7 МИГРАНТЫ

Арвад принял Сергея с распростертыми объятиями и первым делом поспешил поделиться последними слухами.

— Вы слышали, мой дорогой друг, о фиаско нашего Адмиралтейства?

— Неужели маруты дали сражение и разбили ваш флот? — ехидно улыбнулся Сергей.

— Что вы, последние десять лет война напоминает о себе только мелкими и безрезультатными стычками.

— Тогда о каком фиаско может идти речь?

— В системе Аува появился неизвестный корабль. Наш дозор начал его преследовать, гонял почти месяц и исчез.

— Вероятнее всего, дозор принял неизвестное физическое образование за корабль. Такое случается и в космосе, и в атмосфере.

— Нет, нет! Я не совсем правильно выразился! Исчез наш дозор!

— Это похоже на мистику. Военные корабли не могут исчезнуть.

— В том-то и дело! А через месяц выясняется, что вместе с дозором исчез и крейсер ВЦ-14016.

— Я склонен предположить о непредвиденной катастрофе или воздействии неизученного физического образования.

— В любом случае должны были остаться следы катастрофы. Нет, здесь явно прослеживается рука марутов.

— Почему именно марутов? Вы полностью исключаете причастность дьяусов или ясторфов?

— Разумеется! Дьяусы со своим древним флотом на такое просто не способны, к тому же они нас боятся и не полезут на рожон.

— Возможно, не спорю. А ясторфы не могли подкинуть подобную гадость?

— Им-то зачем?

— Выкрасть три корабля и создать собственный флот.

— Не смешно, одна система, две планеты. Ни боевых станций, ни военного флота. Нет, здесь явно поработали маруты.

— Неужели командиры сразу трёх кораблей могли попасть в ловушку?

— В том-то и дело! Командир крейсера контр-адмирал Луций Евпакул и командир эскадры вице-адмирал Ваал Селевид выполняли особое задание Адмиралтейства.

— Отсюда вывод — они стали жертвой предательства.

— Многие так думают, но высшие чины полностью исключают подобный вариант. Кроме того, в системе Аува пропало около сотни транспортов.

— Пираты?

— Да какие сейчас могут быть пираты! Военные твердят про спланированную акцию.

— Возможно, простое совпадение и захват боевых кораблей никак не связан с исчезновением торговых судов.

В комнату вошли слуги и начали накрывать стол — пора обедать. Вскоре пришла хозяйка дома, миловидная Сабея с двумя младшими дочками. Сын сидона учился в метрополии и навещал родителей только во время каникул. Во время обеда Арвад ругался на правительство Единой галактики, называя министров бездарными выскочками. Жена презрительно поводила плечами и фыркала в ответ:

— Добейся того же! — говорила она. — Сделайся министром и наведи порядок.

— Ага, сейчас брошу ложку и побегу в столицу.

— Тогда сиди и помалкивай. Твои способности не позволят подняться выше уровня сидона.

— Кто знает мои способности? — возразил Арвад. — Мое время еще впереди.

— Поживем — увидим, — тоном школьной учительницы заключила жена.

Сергей не первый раз обедал в этом доме, иногда оставался ночевать и не раз становился свидетелем в общем-то беззлобной пикировки супругов. Арвад действительно обладал деловой хваткой, прагматичным умом с небольшим налётом жуликоватости. Умел говорить убедительно и одновременно неопределенно, именно такие качества необходимы политикам и чиновникам. Вот и сейчас он потрясал над столом то вилкой, то ножом и, глядя в глаза жене, заливался соловьем. Сабея слушала мужа, откинувшись на спинку стула, а когда тот закончил, звонко захлопала в ладоши.

— Браво, мой дорогой супруг, ты убедил меня в своем праве занять депутатское кресло.

— Брось, моя дорогая, на планете твоего отца все тёплые места заняты нашими родственниками, а в столицу мне не прорваться.

— Ты как всегда смотришь слишком далеко, а следовало бы обратить внимание на то, что рядом, — усмехнулась Сабея.

— Что может быть рядом? — возразил Арвад. — Устроить войну с соседями, так еще неизвестно, кому она принесет выгоду.

— Ты собираешься похлопотать за непутёвого Гафса. Дорогой, лучше бы попросил Сергея за себя.

— Мне не приходится скрываться от полиции и… — До Арвада наконец дошел смысл слов жены, он повернулся к гостю и спросил: — Это возможно?

— Вы о чём? — Сергей с невинным видом наслаждался десертом из бегонии.

— У вас же должно быть своё правительство?

— Разумеется.

— И там работают как маруты, так и хананеи?

— Да, наши граждане не разделяются по расовому признаку.

— Я хочу перейти к вам на службу! — решительно заявил Арвад.

— Переходите, но я не занимаюсь набором служащих.

— Нет, не так. Что мне надо сделать для перехода в ваш лагерь?

— На данный момент ничего, но мы с вами вернемся к этой теме.

— Спасибо! Э-э-э… Тут жена мне напомнила о проблеме нашего родственника. Он скрывается от полиции.

— Что же натворил этот юноша, если вы хотите его заслать к чёрту на кулички?

— Гафс Маваль далеко не юноша, ему уже за сорок. Полиция уверена в его причастности к похищению секретной информации из Института полимолекулярных технологий.

— А на самом деле?

— Увы, он был организатором и руководил хакерской атакой.

— Зачем? Хотел продать информацию другой компании?

— Нет, что вы! Его лаборатория работала над аналогичной темой. Были основания полагать, что конкуренты их опередили.

— Он здесь?

— Как можно! Ко мне в город уже прибыл специальный представитель полиции.

— Договорились, я заберу Маваля и его друзей.

— Трое уже арестованы, честно говоря, меня волнует только родственник.

— Хорошо, давайте его местонахождение, я найду способ вывезти его на свою территорию.

Арвад откровенно обрадовался, видимо, родня изрядно его достала просьбами укрыть незадачливого хакера. Сергей молча слушал торопливые объяснения, где и как найти Маваля, но в слова совершенно не вникал. Он уже научился отделять нужную информацию от ненужной, в данном случае объяснения принимал пояс и транслировал информацию непосредственно в оперативный отдел СВР. Подобные дела относятся к епархии Службы внешней разведки, профессионалы разработают операцию и доставят беглого ученого на территорию Галактического альянса. Более того, специалисты определят как важность проводившихся исследований, так и ценность самих участников провалившейся афёры. Не исключен вариант и похищения арестантов — не впервой, есть опыт, нелегалы вытаскивали ценных субъектов из особо охраняемых зон. Телепортация позволяет совершать, казалось бы, немыслимые акции, тем паче что в этой части галактики такой метод перемещения забыли напрочь.

Что касается «фиаско» Адмиралтейства Единой галактики, то к появившимся слухам приложили руку люди из ведомства Владимира Яковлевича Голицына. Засада в системе Зосма отловила конвой из четырнадцати транспортов, а допросы и вообще контакты с экипажем специалисты ГРУ проводили под видом военных из Свободной галактики. Корабли забрали, а пленных отпустили, что и послужило причиной для обвинений марутов. Оказавшись дома, неудачливые контрабандисты принялись наперебой рассказывать небылицы о злобных захватчиках, лишивших честных торговцев законного имущества. Так, через интервью этих прохиндеев и родилась утка о происках военного флота Свободной галактики.

Зато отчет ГРУ о проведенной операции заставил Сергея сначала потрясти компьютер, а затем вызвать на ковер Олега Александровича Веселова. Бывший председатель правительства Великоросской империи, а ныне вице-президент Галактического альянса прибыл к Сергею незамедлительно, как будто в правительстве в принципе не могло быть других неотложных дел. Сей факт порадовал, ибо срочные и безотлагательные вопросы есть не что иное, как попытка исправить собственные упущения и недоработки.

— Прошу вас выбрать для себя удобное кресло, — после взаимных приветствий предложил Сергей.

— Спасибо, господин президент, у вас что-то срочное?

— Я бы не сказал, что срочное, но важное и перспективное. Во-первых, необходимо досконально изучить детали работы прежнего правительства.

— Если речь о временах до коллапса Галактического альянса, то я уже занимаюсь этим вопросом, и без вашего ведома создал специальный отдел.

— Отлично! Нашли что-либо интересное?

— Архив состоит только из интересных, порой даже неожиданных открытий.

— Например?

— Я позволил себе отдать приказ о расконсервации центра биогенерации дауров для работы на планетах с особо тяжёлыми условиями жизни.

— Вот как! Я и не подозревал о подобном направлении в экономике государства.

— Представьте себе! Наши далекие предки со всей тщательностью изучили населённую галактику.

— В чём смысл создания производства на планетах с агрессивной атмосферой?

— Сергей Николаевич, вспомните нашу таблицу периодической системы элементов. Там же пустует половина клеточек!

Он прав, таблица Менделеева далека от заполнения, и причиной является агрессивный кислород. В иной среде отсутствуют такие металлы, как железо или медь, зато в изобилии есть другие химические элементы.

— А шахты и заводы? За семь с половиной тысяч лет там всё превратилось в прах.

— Не беда. Через архивы разыскали всю цепочку производственного цикла. Так что через полгода получим первую продукцию.

— Погодите, не проще ли взорвать планету и организовать работу через массдобытчики и базы сырьевых ресурсов?

— Уже проверил, не получится. Благодаря особой среде мы получаем готовый полуфабрикат.

— Что говорится в архивах о внешней торговле?

— Разве она могла существовать в условиях войны с тольтеками?

— Военные недавно отловили контрабандистов из Единой галактики.

— Слышал краем уха, но это не моя тема.

— Оказывается, что ваша, дорогой Олег Александрович. И маруты, и хананеи втихаря торгуют с эльфами и гномами.

— Вон оно как! Вы проверили архивы по своим каналам?

— Разумеется, и был возмущен до глубины души.

— Чем же, если не секрет?

— Поведением наших уважаемых послов. До сих пор ни один из них не обмолвился ни словом.

— За внешней любезностью господ из Эльфийской империи и Горных миров скрывается недоверие к жизнеспособности Галактического альянса.

— Они в своем праве не верить, но это не мешает восстановлению торговли.

— А если господа Сереброкрылый и Гулкий Молот устроили нам экзамен на зрелость?

— А если я организую блокаду Эльфийской империи и Горных миров?

— Это возможно?

— Легко, причём на дальних подступах к их мирам.

— Подобное решение может послужить поводом для объявления войны.

— Не думаю. Уже более пяти тысяч лет эльфы и гномы не летают за пределы своих миров.

— Переходят в разряд «домоседов» по примеру гоблинов и орков?

— Кто его знает? Во всяком случае, эльфы не могут быть расой перворождённых.

— Сотни тысяч лет мутации давно скрыли первую расу.

— Да, но у эльфов нет клыков, они не едят мяса.

— Такого не может быть! Это прямой путь к деградации!

— Тем не менее факт. Можете спросить Сереброкрылого. У них в рационе жучки, червячки и прочие личинки с улитками.

— Тьфу. Ладно, шут с ними. Что готовить на экспорт?

— Я сбросил на ваш компьютер ссылку на последние статистические отчёты.

— Есть что-либо интересное?

— Да, эльфы нам продавали аналог каучука.

— Интересно! А впрочем, это ведь сырьё из Америки, и гевеи нет в Галактическом альянсе.

— Вот именно! При освоении новых планет необходимо обратить на это внимание.

— А если их подразнить?

— Предлагаете дать земной каучук на сравнительный анализ?

— Надо бы подразнить. — Олег Александрович на секунду призадумался. — Подкинем образцы фасоли, кукурузы, помидоров.

— Хорошая мысль, только зерно должно быть шлифованным, а плоды покажем здесь.

— Они закупали у нас продовольствие?

— Гномы просто в огромном количестве, а эльфы — только деликатесы.

— И что их интересовало?

— Гномы брали грибы, мхи и консервированное мясо, а эльфы всякую муть, например маргаритки, одуванчики, настурции.

— Слишком мало для серьёзной торговли.

— Основные деньги шли от механизмов, оборудования и транспортных средств.

— Это уже теплее. А импорт?

— Гномы продавали заготовки из различных металлов, а эльфы сжиженные газы для синтеза управляющих стержней корабельных двигателей.

— Последнее может поставить нас в зависимость.

— Уже нет. Маруты и хананеи давно нашли иное решение, а последние разработки вообще не требуют никаких стержней.

— А металлы гномов?

— И здесь не беда, ценность их заготовок в иной структурной решётке. Это легко решается за счёт повышенного искусственного тяготения.

Беседа с вице-президентом получила своё продолжение. Через месяц состоялся расширенный совет с участием министров и военных. Галактический альянс разработал стратегический план по возвращению утраченных позиций в торговле с Эльфийской империей и Горными мирами. Экономисты и военные согласовали свои действия. Флот блокирует торговцев из Свободной галактики и Единой галактики, а промышленность к этому времени подготовится к полному обеспечению запросов эльфов и гномов. У Сергея были некоторые опасения насчет появления группы несогласных с подобными методами установления торгового соглашения. Мол, бесчестно, надо напрямую предложить равноправное партнерство, завоевать позиции в честной конкурентной борьбе. Но в совете были опытные люди и демагогией никто не занимался. Здесь вопрос не в наказании Эльфийской империи или Горного мира. Оба государства в своей торговле стремились получить максимальную выгоду и играли на противостоянии воюющих держав. Соответственно и Галактическийальянс поступит, исходя из собственных интересов. Всё остальное пропагандистская говорильня.

Профессор Джевангари Гуджар очень волновался, даже боялся, но всячески старался скрыть свое состояние. Нельзя показывать слабость духа рядом с женой и детьми. Они ему доверились, и он в ответе за свою семью. Гравилёт был почти новый, но собранный вручную, изо всех щелей нещадно задувало. Его любимая Дхилу куталась в сари, заметив взгляд мужа, ободряюще улыбнулась:

— Не волнуйся за нас, дорога будет легкой. Я была у предсказательницы, она нагадала удачу.

Старший сын очнулся от своих мыслей и спросил:

— Папа, а мы увидим людей других рас?

— Да, сынок, в Галактическом альянсе люди живут единой семьёй.

— И в университете представители разных рас сидят в одной аудитории?

— Разумеется, мне самому как-то не по себе, но там не знают другой жизни многие тысячи лет.

— Это он тебе рассказал? — Сын кивнул на Фаиза, который сидел за пультом управления.

Джевангари утвердительно кивнул головой. Да, дорога в иной мир началась со знакомства с Фаизом. Сначала транспорты с Галактического альянса оставляли модули с зерном на орбитах планет. Через год некоторые из них начали садиться, тогда выяснилось, что в городах уже живут люди альянса, в основном занимающиеся торговлей. Корабли доставляли отличное продовольствие, которое моментально раскупалось. Великолепные рыбные консервы в томате, да и сами томаты поражали людей неведомым вкусом. А консервированная фасоль или кукуруза, картофельное пюре, бобы, привозилась даже живая рыба! Но знакомство с Фаизом состоялось по другой причине. По городу давно ходили слухи, что через пришлых торговцев можно достать таблетки для беременных женщин. Чудо-лекарство гарантирует рождение абсолютно здорового ребенка, и что самое важное, ребенок не наследует проклятие псевдорасы. Когда двоюродная племянница жены зачала своего первенца, родственники обратились к Джевангари как к самому уважаемому человеку. Он не отказал, как можно! Хозяин магазина встретил гостя с подобающим уважением и с первых слов понял причину визита:

— Вот, возьмите уважаемый, в этой коробочке полный цикл профилактических препаратов.

— Сколько я вам должен?

— Всегда один и тот же вопрос, — вздохнул Фаиз. — Лекарства раздаются бесплатно.

— Как это бесплатно? Любая вещь имеет свою цену.

— Бесспорно, но в данном случае мы имеем дело с государственной программой по коррекции здоровья людей.

— Мы находимся на земле Маджур, а государственная программа принята в Галактическом альянсе.

— Ну и что? Люди везде одинаковы.

— Раз так, почему бы вам не выложить лекарство перед дверью?

— Поверьте, все приходящие задают один и тот же вопрос, — улыбнулся Фаиз. — Лекарство унесут в одночасье и начнут продавать на рынке.

— Простите, об этом я не подумал, но жулики могут и сюда прийти.

— Могут, но не приходят. А теперь давайте зайдем в малый торговый зал.

— Зачем? Вы хотите предложить мне контрабандные товары?

— Я не занимаюсь контрабандой, зато в малом зале выставлено детское питание.

Так профессор Джевангари Гуджар познакомился с торговцем из Галактического альянса. Нельзя сказать, что они подружились, отнюдь, но гостеприимство и радушие Фаиза всегда располагало к откровенному разговору. Внешне он ничем не отличался от остальных горожан, если не принимать во внимание несколько мягковатый акцент, никто бы не принял его за чужака. И вот однажды они случайно встретились в городском парке, где и состоялся судьбоносный разговор.

— Дорогой профессор, у нас открылся центр по коррекции наследственных пороков у взрослых людей.

— Ваше правительство заботится о здоровье нации, завидую.

— Если вы пожелаете, то я смогу вам устроить поездку на лечение.

— Нет, спасибо, я и моя семья не нуждаемся в лечении.

— Вы не хотите избавиться от ограничений «псевдорасы»?

— Мне, собственно, безразлично. Миллиарды граждан Маджура живут в этом статусе многие тысячелетия.

— Так-то оно так, только после коррекции вы получите доступ к знаниям древних, а ваши дети смогут получить полноценное образование.

— Бросьте, уважаемый Фаиз! Где эти знания? Где эти университеты?

— Как где?! Разве вы никогда не слышали о Везенском университете?

— Ну, это же древняя мифология.

— Отнюдь, университет по-прежнему расположен на двух планетах, а на орбите находится старинный лабораторно-практический центр.

— Не может быть! Но, увы, кому я там нужен?

— Давайте сделаем проще. Вы напишите реферат, а я через капитана нашего корабля перешлю его в министерство образования.

— Почему в министерство?

— Я же не знаю, какие могут быть вакансии, а ученые люди быстро разберутся и ответят.

— Спасибо, я подумаю.

Профессор Джевангари Гуджар не задумывался ни на секунду. Желание прикоснуться к знаниям древних поглотило его целиком. Да и возможность дать детям полноценное образование стоило многого. Жена поддержала решение эмигрировать в Галактический альянс, и уже на другой день профессор принес Фаизу свой прошлогодний реферат о колебаниях быстрых электронов галактической короны. Ответ пришёл чрезвычайно быстро, его пригласили принять кафедру теории пространства. Правда, об университете на планете Земля Джевангари Гуджар никогда не слышал, но это не принципиально.

Гравилёт беспрепятственно пролетел мимо поста охраны космопорта, и вот они уже на рабочей площадке рядом с огромным грузовым звездолётом.

— Сначала заглянем в грузовую секцию 11/В-7. Надо убедиться, что весь ваш багаж погружен и аккуратно уложен.

Джевангари стало как-то неловко: в его представлении проверка ассоциировалась с недоверием к этим милым людям. Он уже собрался отмахнуться, но тут к Фаизу подошёл офицер экипажа и заговорил на непонятном языке. Шок — так можно охарактеризовать состояние всего семейства Гуджар. Словосочетание «иностранный язык» давным-давно исчезло из оборота. Были языки гномов и эльфов, в архивах сохранились упоминания о гоблинах и орках, но две последние расы практически забыты, координаты их планет может найти разве что любознательный архивист. А тут люди, причем одной с ними расы, и говорят на каком-то своём языке!

— Здравствуйте, — обратился к семейству офицер. — Я Тар Кандарья, старший помощник капитана.

— Здравствуйте. — Джевангари немного помялся, затем решительно спросил: — Вы говорили с господином Фаизом на каком-то неизвестном языке. Что это за наречие и о чём вы говорили?

— Здесь, в Маджур, меня об этом всегда спрашивают, — улыбнулся офицер. — Мы оба бенгальцы, на нашей планете люди сохранили и память, и язык своих прародителей. — Он ещё раз улыбнулся. — Я спросил, будут ли ещё пассажиры.

— Разве вы возите пассажиров? Это же грузовой корабль.

— У нас шесть специальных отсеков, каждый на одну семью. Людей мы берём каждый рейс, особенно в последнее время.

— Я и не подозревал о бегстве сограждан. А кто улетает сейчас?

— Почему сразу бегство? У каждого свои причины. Бывают даже туристы. Прошу вас пройти за мной в грузовой отсек.

Всё семейство Джевангари последовало за старпомом. Грузовой отсек представлял собой идеально чистое помещение с встроенным лифтом.

— Как у вас тут чисто! — не удержалась от восклицания Дхилу.

— Грязь и мусор недопустимы в принципе. Мы же перевозим продукты.

— Идемте, наши вещи сложены аккуратно, — бегло глянув на ящики, сказал профессор.

— Надо проверить всё ли здесь, а то случаются неприятности. Грузчики космопорта иногда «забывают» чужое имущество на своих складах.

После проверки общего количества упакованных мест, старпом провел Джевангари Гуджар с семьёй в предназначенный для них отсек.

— Э-э-э… Простите. — Профессор недоуменно огляделся. — Здесь, конечно же, уютно, но где мы будем спать?

Действительно, просторный и удобный салон располагал к комфортному времяпровождению, но для многодневного путешествия требуются кровати и много прочих бытовых удобств, коих не наблюдалось, если не принимать во внимание простенький санблок.

— Вы совершенно зря волнуетесь. — Старпом снова доброжелательно улыбнулся. — Скоро вы всё получите.

Дети, два сына и три дочери, затеяли борьбу за лучшее место, а Джевангари взял супругу за руку, и они вдвоём присели на широкий диван. Появление слуги с обедом прервало шумную забаву детей, младшие от удивления даже открыли рот. Перед ними стоял самый настоящий даур! Конечно же все знали о даурах из школьной программы. Но когда это было? Многие тысячелетия назад! А тут вот он, рядом, протяни руку и дотронешься. Не обращая внимания на откровенное разглядывание, слуга водрузил на стол супницу и начал расставлять тарелки и столовые принадлежности. Первой опомнилась Дхилу и пресекла неприличное поведение детей:

— Чего замерли, как герконы на солнышке? А ну марш мыть руки и за стол!

Подталкивая друг друга и оглядываясь, младшее поколение Гуджар направилось в санблок, вскоре из маленького помещения начали доноситься девчоночьи взвизгивания и шутки сыновей. За обедом сначала заговорили о даурах, но вскоре внимание переключилось на специи, которые в обилии стояли на середине стола. Пряные и острые соусы будоражили обоняние, семейство принялось спорить о достоинствах незнакомых блюд. Гарнир под названием «картофель» послужил поводом для активного обсуждения перспектив новой жизни. Сегодня может показаться забавным, но привычная для нашего стола картошка завоевывала свои позиции в Европе на протяжении более чем двух с половиной столетий. Американские дела фактически не интересовали не только испанских вельмож, но и все дворянство. Достаточно галеонов с золотом и серебром, а как там живут, тем более что едят, вообще никого не волновало. Конечно же картофель привозили моряки, и родственники присылали мешками, только результат выходил анекдотический. Сначала картошку попробовали есть сырой — не понравилось, затем разузнали, что её жарят, и поступили согласно с испанской кулинарной традицией. Неочищенные клубни резали кружочками и обжаривали в сладком сиропе, в таком виде американский деликатес подавался на десерт.

Первые попытки массового посева на поля Пиренейского полуострова закончились печальными последствиями. Крестьяне высадили картофель, полюбовались на цветущие кустики и собрали созревшие плоды. Кто же знал, что они ядовиты, да ещё ботвой потравили скот, как следствие — заокеанскую диковинку признали опасной и надолго забыли. В Потсдамском дворце Сан-Суси находится могила прусского короля Фридриха Великого, а на плите всегда лежит картофель. Почему? Именно Фридриху мы все обязаны проникновению в Европу этого неприхотливого в земледелии и высокоурожайного продукта. Когда короля Пруссии Фридриха II называют Великим, традиционно проецируют это определение на завоевания и многочисленные победы. На самом деле историческая заслуга и благодарность населения вызвана картошкой. Он энергично и настойчиво искал пути вывода Пруссии из состояния перманентного голода. Для достижения своей цели обратил внимание на картофель и организовал специальные экспедиции в Америку. Результат превзошёл все ожидания. Засеянные картофелем поля позволили прокормить не только страну, но и двухсоттысячную армию. Так что истории о Петре I как организаторе картофельного земледелия в России не более чем вымысел. В его время сей продукт оставался диковинным заморским фруктом.

После обеда семейство Гуджар расползлось по креслам и диванам, откуда с ленивым любопытством наблюдало за убирающими стол даурами. Обед был необычайно вкусным, в результате все объелись до невозможности пошевелиться. Постепенно накатывала дрёма, дети стали сонно посапывать, и Джевангари начал устраиваться на диване поудобнее. Планы на отдых нарушило неожиданное сообщение. В салоне развернулась голограмма ходового мостика, и капитан корабля оповестил пассажиров:

— Уважаемые господа, через сорок минут «Звездный торговец» ошвартуется к причалу восемьдесят седьмого транспортного узла. Просьба не забывать свои вещи, багаж получите в конечном пункте вашего путешествия.

— Как! Мы уже прибыли?! — встрепенулась Дхилу. — Джевангари, дорогой, от нас до соседней системы более суток полёта!

— Ничего не понимаю! Всего три часа, и мы уже за пределами Маджур!

— Послушай, — она жарко задышала в ухо мужа. — Ты уверен в этих людях?

— Не волнуйся, дорогая, мы же прибыли на транспортный узел.

Они посмотрели на детей и прекратили разговор, лучше подождать развития событий. Однако опасения рассеялись с первого шага по платформе. Неожиданно для себя семейство Гуджар оказалось в многолюдном круговороте пассажиров: одни куда-то спешили, другие, наоборот, чего-то ждали. Джевангари и Дхилу, прижав к себе детей, в растерянности остановились. Что делать? Куда идти? К счастью, их встречали. Не прошло и двух минут, как к ним подошёл даур.

— Извините, не вы ли будете Джевангари Гуджар?

— Да, это я, — с облегчением ответил профессор.

— Прошу следовать за мной. Не спешите, у нас достаточно времени.

Не торопясь, они вышли из терминала прибытия и вскоре оказались в зале телепортации.

— Мы относимся к псевдорасе. — Джевангари счел необходимым предотвратить возможную ошибку. — Телепорт нас не пропустит.

— Не волнуйтесь, всё будет хорошо. На первый раз рекомендую закрыть глаза.

Взрослые и дети робко встали на матово-белую площадку и зажмурились, но ничего не происходило.

— И долго вы так собираетесь стоять? — послышался голос с легкой иронией.

— Здравствуйте, — несколько ошеломлённо ответил Джевангари, открыл глаза и увидел перед собой профессора Сингара с медицинского факультета.

Затем спохватился и продолжил:

— Дорогая, позволь представить тебе светило медицинской науки и лучшего врача Маджура.

— Мы же знакомы! — улыбнулась жена. — Дети, поздоровайтесь с профессором Сингаром Вадхипуром.

— Рад вас приветствовать в Центре генной модификации. Я проведу с вами процедуру реставрации генов, идемте в приёмный покой.

— Это надолго? — робко спросил Джевангари. — Я спрашиваю о предстоящем лечении.

— Вы знаете, здесь уникальная методика. Я введу вам в кровь кодирующий вектор гибридной молекулы ДНК и все.

— Это не больно? — переживая за детей, спросила Дхилу.

— Нет, что вы, уважаемая госпожа Гуджар. Я сам не так давно прошел эту процедуру. Так что ручаюсь, проверил на собственной шкуре.

— Сколько дней мы здесь будем находиться?

— Всё сделаем прямо сейчас, а завтра отправитесь в университет.

— Так быстро?

— Разумеется, это же не интерферон, а совершенно иной уровень воздействия непосредственно на генном уровне.

— Простите, профессор. — Джевангари решил прояснить важный для себя вопрос. — Вы занимаетесь всеми пациентами или только выходцами с Маджур?

— Вообще-то я занимаюсь устранением врожденных пороков, а вас встретил по старой дружбе.

Конечно же, никакой старой дружбы не было. Они работали в одном университете, хорошо друг друга знали, но и только. Чрезмерное волнение семейства Гуджар не осталось без внимания, и профессора Сингара попросили их встретить.

Поток эмигрантов в Галактический альянс возрастал в геометрической прогрессии. Принимали всех без исключения. Одни отправлялись на освоение новых планет, другие выбирали работу на орбитальных заводах или сырьевых базах. Историческое развитие на принципах расовых различий нивелировало само понятие пограничного контроля. Как следствие — разведка без проблем внедрилась в структуры как Свободной, так и Единой галактик. Нелегалы сманивали специалистов буквально всех отраслей производства, выискивали амбициозную молодёжь, особенно тех, кто делает первые шаги на научном поприще. Университеты и научные центры постепенно заполнялись персоналом и по штатной численности приближались к номинальному уровню. Вместе с тем развитие производства порождало самые неожиданные проблемы. Очередной малый совет проходил под настоящим давлением председателя Сената.

— Мы должны создать специальный орган для планирования экономического развития. — Ирий Леуин в очередной раз повторил свой основной тезис.

— Ты ещё предложи начать плановое распределение материальных ресурсов, — ехидно заметил Сергей.

— Зря вы так шутите. — Хайнц Ван Ломбер принял сторону Сената. — Государственный контроль за производством и потреблением послужит благом для экономики.

— А вы что думаете, Олег Александрович? — обратился Сергей к вице-президенту.

— Любое планирование окажется государственным рычагом давления на бизнес и породит коррупцию.

— А ведь он прав! — воскликнул Сергей. — Любая благая цель помощи со стороны государства неизбежно повлечет за собой толпы желающих получить эту самую помощь.

— В правительстве работают кристально честные люди, — обиделся Ван Ломбер.

— Вопрос не о правительстве. Распределением квот займутся чиновники местного уровня.

— Подключим региональных депутатов, — отозвался председатель Сената.

— Тем самым увеличим количество взяточников, — усмехнулся Сергей.

— Что вы нас пугаете взяточничеством! — возмутился Ирий Леуин. — Можно подумать, что госслужащие поголовно берут мзду!

— Не берут, пока не дают. Мы изначально не должны создавать условий для мздоимства.

— Вы меня простите, но ваш взгляд на чиновников преисполнен скепсиса, — резко заявил Хайнц Ван Ломбер.

— Возможно, не буду спорить, но в любом случае я против государственного регулирования экономики.

— Альтернативой послужит беспредел со стороны производителей и посредников, — не унимался министр экономики.

— Для предотвращения необоснованных цен на товары и услуги существует антимонопольная комиссия.

— При чем здесь монополия и формирование цен с потолка? — удивился Ирий.

— Конкуренция между производителями неизбежно приведет к падению цен, если цены растут, значит, существует сговор.

— Вы забываете о развивающихся планетах, без помощи со стороны государства они попадут в кабалу всевозможным жульническим банкам.

— Что-то здесь не так, для освоения новых миров создана особая программа со своим бюджетом.

— Местное руководство желает ускорить процесс, для чего требуются дополнительные деньги.

— Другими словами, они просят халявных денег под мифические проекты?

— Почему вы сразу начинаете с обвинений? Присланные экономические обоснования обещают высокие прибыли.

— Вдвойне не понятно, почему не хотят взять кредит или заинтересовать одну из профильных компаний.

Сергей действительно априори был против любого вмешательства со стороны государства. Здесь не только необъятное поле для зарождения коррупции или разбазаривания государственных средств. Централизованное регулирование неизбежно приведет к перекосам в развитии экономики и создаст видимость благополучия там, где его в принципе не может быть. Взять тот же Советский Союз и дружный хор голосов «мы кормим всю Россию». Для убедительности достаточно посмотреть статистику поставок из Прибалтики и Украины. В глубь страны непрерывным потоком отправлялись эшелоны высококачественной мясо-молочной продукции. Отличная мебель шла нарасхват, фирменные шоколадные конфеты раскупались в одно мгновение. А трикотаж? А обувь? К сожалению, всё это было лишь иллюзией благополучия в бывших советских республиках, на которую повелось рядовое население.

Реальная ситуация выглядела совершенно иначе. Экспорт нефти и газа давал возможность закупать в Канаде и Аргентине зерно, которое в свою очередь не увозили в глубь страны, а выгружали на ближайших к портам фермах. Логично, зачем нагружать железную дорогу перевозкой сырья, если выгодней везти готовую продукцию. Африканское красное дерево шло на припортовые мебельные фабрики, какао-бобы превращались в конфеты, высококачественные кожи — в обувь, длинноволокнистый хлопок — в трикотажные изделия. Иллюзия собственного превосходства рухнуло в одночасье вместе с развалом СССР. Сырьё надо покупать, а где взять деньги? Это раньше всё было дармовое, а сейчас плати, затем побегай, продай, да ещё выгодную цену предложи. Это раньше пригласил московских чиновников в баню с девочками — и вот она, подпись. Новая реальность показала истинное лицо экономики бывших «кормильцев» России.

Не лучше обстояло дело с госзаказами для министерства обороны. Лозунг «Экономика должна быть экономной» привел к созданию профильных институтов, КБ и заводов. В научной и производственной сферах исчез дух соревновательной конкуренции. К чему напрягать извилины, если кроме тебя этой темой больше никто не занимается, зачем менять технологии, если это единственный на всю страну завод. А если военные начнут упираться, то можно надавить по партийной линии. Новинка на треть уступает показателям предыдущего образца? Да ладно, вы её берите, а мы скоро сделаем улучшенный вариант с учётом ваших пожеланий. В воинских частях подобные эксклюзивные изделия даже не распаковывали, так они и лежали на складах до начала демократизации и окончательной гибели армии и флота. По сравнению со своими оппонентами Сергей знал сей печальный опыт и всеми силами старался избежать повторения известных ошибок. Осталось найти правильные доводы, ибо ссылка на чужие грабли никого не убедит.

Как всегда, на десерт оставалась встреча с зубрами ГРУ и СВР, на которой кроме Сергея присутствовал ещё и Олег Александрович Веселов. В этом был смысл, ибо для вице-президента роль спецслужб должна быть вполне понятна, от него не требовалось скрывать их особую миссию. К тому же полномочия Олега Александровича позволяли оперативно решать срочные вопросы, так что он просто обязан оставаться в курсе всех особых тем. Разговор начался с отчета начальника ГРУ Владимира Яковлевича Голицына. Специалисты закончили работу с экипажем крейсера «Суровый».

— Как вы планируете поступить с ними? — поинтересовался Сергей.

— Собственно, никаких осложнений нет, — пожал плечами Голицын. — Вице-адмирал Ваал Селевид и контр-адмирал Луций Евпакул добровольно перешли на преподавательскую работу.

— Предсказуемый шаг, моральный груз потери корабля не позволит вернуться на родину, чувство долга не даст проситься к нам на службу.

— Совершенно верно подметили, с остальным экипажем аналогичная история с небольшими вариациями.

— Например?

— Одни попросили вывезти родственников, другие пожелали официального статуса «погибшего при исполнении» с непременным тайным письмом, мол, жив-здоров.

— Всё прошло без выкрутасов?

— Народ дисциплинированный. Мы выполнили все их пожелания, причём до того, как они разъехались по новым местам.

— Грамотный ход, люди убедились в нашей честности и порядочности.

— Должен сказать, — заметил Алексей Федорович Нелидов, — наше социальное устройство пришлось им по душе.

— Чем же?

— У нас отсутствует государственный прессинг на человека, нет давления строгими рамками поведения.

Оно и верно, Сергей вспомнил жизнь в европейских странах, где действует порядок строгого режима. Возможно, он и ретроград, но ему не нравятся нормы поведения, когда громко разговаривать и смеяться считается неприличным, а трахаться средь белого дня на парковой лужайке не противоречит закону.

— Что важного сообщают наши нелегалы?

— Пока рутина, до каких-либо суперсекретов не добрались, на сегодня главной целью является плотно осесть и обрасти связями.

— Не лукавь, Алексей Федорович, — погрозил пальцем Голицын. — Его агентура переманила к нам более сотни специалистов высшего уровня.

— Это правда? — спросил Сергей.

— Сманили, ну и что? Это не относится к нашей главной цели, — отмахнулся Нелидов.

— Наука относится к приоритетным задачам, — напомнил Сергей.

— Поэтому и сманиваем ученых из Свободной и Единой галактик.

— Вы забыли сказать о профессуре с Маджура, — заметил Веселов.

— Это как раз не проблема. Оттуда народ толпами бежит. Кстати, вы мне напомнили… Аналитики предсказывают скорый развал моногосударства Маджур.

— Скорый это как? Год или два? — уточнил Сергей.

— При полной пассивности с нашей стороны Маджур развалится на отдельные государства года через три, — ответил Нелидов.

— Проблемы политического или экономического характера?

— По готовности я передам отчет аналитиков. Проблема в серьёзных ошибках социально-политического характера.

— Например?

— Непомерные расходы бюджета отражаются на регионах повышением косвенных налогов.

— Региональные правители вынуждены поднимать ставки аренды, в итоге растут цены, население недовольно, — продолжил Сергей.

— А вы откуда знаете?

— Азбука экономики. Снос старых построек под предлогом улучшения жизни. Как следствие — молодёжь не в состоянии арендовать квартиру, а денег на покупку нет.

— Есть еще один фактор, — недовольно поморщился Нелидов. — Среди молодёжи растет движение под лозунгом возрождения былого величия нации.

— Надо всеми силами предотвратить гражданскую войну.

— Оппозиция победит на выборах, обиженным нужна власть, они полагают, что встав во главе регионального правительства, смогут защититься от непомерных запросов столицы.

— Вы правы, — согласился Сергей. — Поняв тщетность своих усилий, сразу переметнутся к нам.

— Не вижу в этом ничего плохого, — обрадованно воскликнул Веселов. — Мы остро нуждаемся в рабочей силе.

— А получим войну, к которой совершенно не готовы.

— Судя по прогнозам генерала Нелидова, война с Маджуром маловероятна.

— Да нет, не с Маджуром. Не мы одни такие умные, вы забыли о марутах и хананеях.

— Как только у индусов начнётся разлад с центральным правительством, скандинавы с финикийцами начнут спешно делить их планеты, — пояснил Голицын.

— У нас останется простой выбор: или стоять в стороне, или сцепиться с ними.

— Мы еще так слабы? — с горечью спросил Веселов.

— Увы, один на один в любом варианте. Соотношение флота остается на уровне один к пятидесяти.

— Но у нас есть телепортация и дауры!

— Мы не в состоянии даже частично прикрыть свои тылы. Прорвёмся к столице, а они оккупируют большинство наших планет.

Победить малыми силами с высококачественной техникой — это смешные иллюзии, не получится. Есть такое понятие, как военная наука: линкор не сможет победить в войне против флотилии гребных галер, и танковая дивизия бесполезна против Чингисхана. Каждое время имело своё оружие и соответствующую тактику проведения боя. Взять для примера Чесменское сражение и предшествующие ему события. Русская эскадра вышла из Кронштадта четырьмя отрядами и прибыла в Средиземное море через пять месяцев. Сегодня на такой переход средненькое суденышко затратит не более десяти дней. Но это не всё, во время плавания треть кораблей поломали свои мачты. В те времена крепления были из пенькового троса, а сама система обтягивания такелажа на сегодняшний день кажется безрассудным нонсенсом. Люди ещё не знали талрепов и пользовались естественным свойством пеньки укорачиваться при намокании.

Первый бой с турками произошёл в проливе между островом Хиос и материком. Двадцать турецких кораблей (16 линкоров, 2 средиземноморские каравеллы и 2 фрегата) встали у берега на якорь и завели шпринги. Для того времени превосходное решение со стопроцентной гарантией успеха. Шпринг, второй трос на якорь со стороны кормы, позволял стоять бортом к неприятелю. На берегу находился большой отряд пехоты со шлюпками, что позволяло при первой же возможности начать абордаж. Русская эскадра состояла из восьми линкоров, шести фрегатов и одного бомбардирского корабля. Атаковать сильный турецкий флот мог только сумасшедший. Тем не менее в 11 часов утра адмирал Спиридонов приказал поднять красный флаг. Эскадра сблизилась с флотом Гасан-паши до дистанции пистолетного выстрела, встала на якорь и завела шпринги. На первый взгляд явное безумие, между кораблями 30–50 метров, более крупные турецкие корабли имели не только больше пушек, но и сами орудия были намного мощнее русских. На линкорах османов стояла артиллерия под 15-килограммовые ядра, на Балтийской эскадре максимум под 12-килограммовые ядра. Действия нашего флота непонятны для логики сегодняшнего дня, а на самом деле турки в ужасе начали рубить якорные канаты и в беспорядке отступили в Чесменскую бухту. Почему? Если не считать потерь на «Святом Евстафии», который сцепился рангоутом с горящим «Реал Мустафой» и в результате взорвался, потери на русском флоте составили 13 убитых и 21 раненый, причем на большинстве кораблей вообще не было потерь. Почему? Ведь флот противника потерял 2947 человек, а Гасан-паша взят в плен. Ответ прост, корабли стояли слишком близко, неприятельские пушки могли стрелять только по русским мачтам. Фёдор Григорьевич Орлов на «Святом Евстафии» собрал на себя все вражеские залпы, поджег флагмана и взял в плен турецкого адмирала. Остальная эскадра сблизилась с противником во время охлаждения пушек и принялась безнаказанно лупить османов.

Последующие события в Чесменском заливе достаточно подробно описаны в различных книгах, но есть и нюансы. Весьма редко упоминается о бомбардирском корабле, который обстреливал турецкую эскадру с момента её входа в залив. Залпы навесом следовали один за другим, посылая османам гостинцы в виде бомб и каркасов. Кстати, каркасами называли специальную зажигательную смесь на основе вымоченной в скипидаре селитры. Именно зажигательные снаряды вызвали пожар на турецких кораблях. Атака брандеров завершила начатое дело. Редко упоминают о том, что русские собрали с затопленных кораблей все медные пушки, и уж совсем не пишут о разграблении города Чесма, где «нашли богатую добычу, состоящую преимущественно из шелковых и бумажных тканей, оставшихся в лавках и на фабриках». Кроме того, в качестве трофеев достались выброшенные на берег линкор «Родос» и галеры. Не вспоминают о трофеях кораблей «Святослав», «Саратов», «Не тронь меня» с двумя фрегатами, которые блокировали Дарданеллы и собрали богатый урожай торговых судов. Так же забыты действия Алексея Григорьевича Орлова по грабежу изобилующих хлебом и скотом турецких берегов. Сегодня об этом говорить неприлично, бомбы и ракеты летят совершенно бескорыстно, только ради утверждения принципов демократии.

Глава 8 ГЛАВНАЯ БАЗА

Капитан-лейтенант Владимир Викторович Темляков впервые оказался на борту корабля в роли пассажира, причем на борту «Властелина». Кораблем командовал недавний выпускник Высшего военнокосмического училища объединённого флота Галактического альянса. Как всегда неожиданно пришел приказ, где Темлякову предписывалось передать корабль и вместе со своим экипажем прибыть на уже знакомую верфь в системе Денеб. Капитан-лейтенант Бобров встретил своих подопечных у телепортала и сразу провел в штаб, где незнакомый и не представившийся генерал поздравил с повышением в воинском звании и вручил от имени президента награды. Темляков стал капитан-лейтенантом, а на груди у него теперь сверкала Звезда третьей степени.

— Михаил Степанович, за что нам такая честь? — После выхода из генеральского кабинета весь экипаж насел на своего непосредственного начальника.

— А вы не догадываетесь?

— Да ну вас, своими догадками мы можем нафантазировать всё что угодно.

— Какие вы, однако, скромники, — засмеялся Михаил Степанович. — Обнаружили главную базу флота марутов и спрашивают, за что наградили.

— Тогда награда не по заслугам, — ответил Владимир. — Выход на главную базу особых талантов не потребовал.

— Вообще-то все награждены по совокупности заслуг. Здесь и паспортизация индивидуальных параметров кораблей вероятного противника, и исследование его территории.

— Мы всего лишь выполняли ваши приказы.

— Хорошо выполняли, за что и награждены. Сейчас отправляйтесь в двухмесячный отпуск, а по возвращении получите головную боль.

— Как это? Нам предстоит штабная работа?

— Не волнуйтесь, никто вас не посадит за стол, предстоит освоить новый корабль.

Михаил Степанович Бобров с лёгкой завистью посмотрел вслед молодёжи, которая весёлой гурьбой направилась в административный отдел оформлять документы.

На самом деле награды более чем заслуженные, по тылам Свободной и Единой галактик шарился не один корабль-шпион, но главную базу нашел именно Темляков. Когда рапорт командира «Властелина» лёг на стол президента, тот только воскликнул: «Это же давно известная методика!», — но смысл своих слов не пояснил.

Во второй половине пятидесятых годов советская авиация дальнего действия получила достаточное количество самолётов для ВМФ. Перед лётчиками Ту-95 поставили новую задачу поиска американских ударных авианосных соединений. Летали парами, один с системой АВАКС шел на большой высоте, второй с имитацией ракетного удара находился ниже. Первый полёт оказался безрезультатным: пилоты не смогли идентифицировать цель среди различных торговых судов. Возник вопрос разработки методики поиска, которую успешно решили экипажи во время второго полёта. Дело в том, что на огромных самолётах стояла система подавления поискового сигнала локаторов противника. Аппаратура того времени была громоздкой и применялась только на боевых кораблях и на Ту-95, но результат оправдывал затраты — самолёты становились невидимыми для радиолокаторов. Вторая пара сработала на «живца»: лидер с системой АВАКС отключил систему подавления, и американцы засекли советского разведчика. Дальше дело техники — определить точку взлета истребителей не составило труда. Пока полосатые пилоты резвились вокруг «злобного русского», ударный самолёт спокойно прошёл над беззащитным авианосцем.

Так зародилась идея паспортизации каждого корабля НАТО. Попов не только изобрёл радио, но и придумал посылать прерывистый сигнал по азбуке Морзе. С появлением радистов родилась и радиоразведка, ибо каждый оператор имеет свой почерк. Никто не считает точки и тире. Каждая группа имеет собственное звучание и воспринимается как обычная речь. Например, старший радист линкора «Тирпиц» к каждой группе добавлял лишнюю точку, но она не нарушала мелодию текста. Именно эта индивидуальная особенность почерка и послужила причиной гибели корабля. Советская радиоразведка засекла работу этого радиста, пеленгаторы определили местонахождение линкора, и началась охота. В море вышли подводные лодки, союзники, получив из Москвы важные разведданные, вывели из баз свои лучшие корабли. Торпеда с подводной лодки К-21, казалось бы, нанесла незначительные повреждения, всего лишь сорвало кингстон забортной воды. Но если принять во внимание метровый диаметр трубы и разрушенный запорный клапан, становится понятной причина постановки линкора в ремонт.

Дальнейшее развитие радиотехники, радиоэлектроники и радиолокации шло параллельно с появлением новых систем радиоразведки, а в дальнейшем — и средств подавления радиосигналов. На первый взгляд, какая может быть разница между двумя кораблями-близнецами с абсолютно идентичным радиооборудованием? Построены на одной верфи, аппаратура с одного завода, но различие не только в магнитных полях, совершенно разные показатели собственного фона радиоизлучения. Даже два радиолокатора с близкими серийными номерами имеют индивидуальный характер посылаемых импульсов. У одного заикается магнетрон, у другого посыл на несколько миллисекунд короче, разная форма боковых лепестков и многое другое. Со временем самолёты АВАКС могли различать корабли за тысячу километров до визуального сближения. Кстати, первым дальнобойным оружием на Ту-95 были крылатые ракеты, простые и надежные на базе самолёта МиГ-15. Они наводились по лучу или встроенной системой самонаведения, дешёвые, со стопроцентной гарантией попадания по морским целям.

Двухмесячный отпуск пролетел для капитан-лейтенанта Владимира Викторовича Темлякова одним днем. Он просто отдыхал, иногда предаваясь ничегонеделанию, под настроение занимался домашними делами, в выходные встречался с теми из школьных друзей, кто никуда не уехал. Таких осталось совсем немного, большинство рассеялось по галактике: кто на космические предприятия, кто соблазнился перспективами обучения в загадочных университетах древних. Несколько человек отправились осваивать новые планеты — одним словом, и до этого немноголюдный город сейчас выглядел почти пустым. Родители потихоньку подталкивали к идее жениться и порадовать «стариков» внуками, на что Владимир отшучивался. Во время кратких отстоев в системе Денеб экипаж имел возможность отдохнуть или в жилом модуле верфи, или на самой планете. Практически все нашли себе подруг, не отстал от друзей и Владимир, только вот о свадьбе говорить еще рано. После космоса и потрясающих воображение орбитальных станций жизнь на Земле казалась патриархальной, даже музейной. Нельзя сказать, что люди закутались в свой мирок, наоборот, события в других мирах активно обсуждались. Многие жители родного райцентра успели побывать на других планетах, любители экстремальных развлечений даже высаживались на астероиды. Но при всех новых веяниях жизненный уклад оставался прежним. Бразилия по-прежнему самозабвенно отплясывала на карнавалах, Китай устраивал шоу с драконами, испанцы с немцами с воинствующим азартом играли в футбол.

Два месяца отдыха, и ни одной мысли о предстоящем назначении. Начальству виднее. Наступит время, и всё ему скажут, точнее — зачитают приказ. Ещё один орден на груди стал для Владимира головной болью, родители и родственники интересовались с затаённой мыслью, не связана ли награда с лишениями и риском для жизни. Друзья и знакомые, наоборот, желали услышать про отчаянные сражения и рискованные боевые операции. Увы, орден высок, да получен за секретные операции, про которые он не вправе говорить, даже нельзя намекнуть, что это тайна. Пришлось придумать историю о том, как его корабль преследовал опасного шпиона и удачно взял его на абордаж. Поверили или нет, но больше к теме наград не возвращались. Сам новоиспечённый капитан-лейтенант оценивал свои заслуги гораздо ниже и не понимал причины столь серьёзной начальственной благодарности. Да, они нашли главную базу флота хананеев и сумели снять характеристики полей и излучений всех находящихся там кораблей. Но в понимании Владимира он и его экипаж не сделали ничего экстраординарного, всего лишь рутина повседневной службы.

Пионерами в применении кораблей-шпионов являются японцы, именно они первыми придумали использовать для разведки обычные рыболовные суда. Созданная англичанами военная империя «Восходящего солнца» в первую очередь не доверяла своим патронам. Внедрение нелегалов исключалось по определению: японец, он и в Англии японец, и в Гонконге китайцы сразу укажут пальцем на чужака. Зато воняющая тухлой рыбой шхуна ни у кого не вызовет интереса, вот и привозили японские рыбаки свой улов к причалам военных баз. В полученной доле трофейного флота Третьего рейха кроме китобойных флотилий оказалось множество рыболовецких шхун океанического лова, а первые выходы на промысел порадовали богатыми уловами селедки и трески. В СССР практически голод, крестьяне Украины бежали куда глаза глядят. Беспредел бандитов и нашпигованные немецкими минами поля заставляли покинуть родной дом самых упёртых почитателей предков. Правительство сделало ставку на развитие океанического лова, а вместе с ним появились и замаскированные под рыбаков суда-шпионы. Правда, их безнаказанные действия продолжались недолго, обвешанные различными антеннами чистенькие сейнеры и траулеры быстро привлекли к себе особое внимание. Сначала им запретили заходить в порты, затем американцы расширили территориальные воды с трех до двенадцати миль. Естественным ответным шагом было строительство БКРов — больших кораблей разведки, от которых американцы шарахались как чёрт от ладана.

Таким же шпионским кораблем являлся замаскированный под буксир «Властелин», а сам особый флот ГРУ насчитывал за сотню подобных неприметных суденышек. Задача найти места базирования флотов Свободной и Единой галактик являлась общей для всех, с одной лишь разницей. Для старшего лейтенанта Владимира Викторовича Темлякова и некоторых других командиров это было единственной целью, и их никогда не отвлекали на выполнение других мероприятий. Успех, в общем-то, пришел случайно, в один из дней бесполезного исследования очередной системы планет вахтенный офицер вызвал Владимира в рубку.

— Командир! Слева сто двадцать, склонение плюс тридцать, крейсер марутов идет от линии противостояния с хананеями.

— Может, вызовем и спросим координаты их базы? — пошутил оператор БЧ-4.

— Так, господа, мы поступим проще. Пристроимся за ним, посмотрим, где они устроят себе отдых.

— А что, командир, хорошая мысль, заодно узнаем, что пьёт местная элита космофлота.

— Это я и так могу сказать — у них в моде аррак.

— Аррак или раки?

— Тебе бы дегустатором работать, раки — водка из сброженного изюма с анисовыми семенами.

— Никогда бы не поверил, гадость еще та.

— Гадость не гадость, а люди пьют.

— Что же тогда аррак?

— Водка из сока сахарной пальмы с добавлением специй балли-бал.

— Ладно, командир, уговорил, лучше пшеничной ничего нет. Так, мы поворачиваем за крейсером или как?

— Господин вахтенный офицер! Повторить последний приказ командира!

— Пристроиться за крейсером и следовать до конечной точки маршрута!

— То-то же, а то развели демагогию на спиртоводочную тему.

— Есть, командир, разговор на алкогольные темы отложим до прибытия на базу.

— Сейчас аккуратненько подворачиваем на параллельный курс и держим скорость на десять процентов ниже.

— Быстро уйдет вперед, потеряем из вида.

— Уйдет — и хорошо, на пределе контакта добавим и пойдем следом.

— Стрёмно. А вдруг потеряем?

— Не понял! Как это вы собираетесь его потерять? Да с его размерами пространственные завихрения останутся ещё на неделю!

— Да нет, я понимаю, просто хочется повисеть у него на хвосте, позлить гада.

— Хочешь напроситься на досмотр? Буксир мчится наперегонки с крейсером? У тебя головка не бо-бо?

— Всё нормально, командир, просто скучно, мотаемся междумарутами и хананееми, а проку никакого.

— Теперь попрошу с максимальным толком проследить, куда мчится этот крейсер.

— Как скажете, командир, пробежим, как Тузик на верёвочке.

— Стас! — позвал Владимир командира БЧ-4. — Зайди в рубку.

— Да здесь я, компьютер уже озадачен.

— А перехват радиообмена?

— Упирается, гад, твердит, мол, противоречит морально-этическим нормам.

— Ты обещал кулибинскую разработку.

— Вот её и настраивал. У крейсера всего сотня каналов связи.

— Так мало? Ты не ошибся?

— Поэтому и задержался, сам не мог поверить в столь скудную связь.

— Успел подслушать разговоры?

— Только начал, да ты вызвал. На двух каналах бытовые разговоры, на третьем вроде идет сверка инвентарной ведомости.

— Пишешь?

— А то! Озадачим работой капитан-лейтенанта Боброва.

— Глядишь, и на орден напишешь, — пошутил Темляков. Тогда он не мог даже предположить, что его слова окажутся пророческими.

— Кто его знает! Краем уха слышал, что порой сверхважные данные выуживают из болтовни офицерских жен.

История знает множество примеров, когда несдержанные на язык женщины в пустом разговоре разглашали государственную или военную тайну. Один из примеров — 8 декабря 1941 года, жены офицеров с линкора «Repulse» собрались в сингапурском ресторанчике отметить выход в море английской эскадры линейных кораблей. А 10 декабря вся эскадра стала жертвой удара японских бомбардировщиков и торпедоносцев. Кстати, это первый в истории случай, когда линкоры стали жертвой авиационного удара.

Шесть дней «Властелин» шел по пятам крейсера, который даже не удосужился поинтересоваться преследующим его кораблем. А может, просто вахта не особо и следила за окружающей обстановкой, чего опасаться, они же на своей территории. Вход в систему Табит мог закончиться непредсказуемыми последствиями, если бы не «кулибинская» система прослушивания. Командир БЧ-4 Стас Андерсен заинтересовался переговорами крейсера на служебном канале связи и пулей помчался к Темлякову.

— Командир! Вроде мы их нашли! Посмотри распечатку переданного сообщения.

Владимир взял листок: мда, явное оповещение о входе в особый район. Текст гласил:

Крейсер «Адмирал Агордад». Система Хезе.

Экипаж 1783 человека, пассажиров нет. Груза нет.

Оружие и боезапас в походном положении.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Отдых экипажа.

По распоряжению командующего флотом адмирала Адигдад

контр-адмирал Айша.

— Ну что, командир, разворачиваемся?

— Нет, ты слямзил болванку сообщения, я её переделаю и попробуем сработать на дурака.

— Рискуем, Володя. А вдруг пальнут?

— Мы же не молча. Сначала начнут разбираться, что да как. Или впустят, или шуганут.

— И что ты напишешь?

— Да тут всё и младенцу ясно! Записывай и передавай.

Буксир «Властелин». Система Альчиба.

Экипаж 14 человека, пассажиров нет.

Груза нет. Оружия нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Буксировка грузовых модулей.

По распоряжению судовладельца

шкипер Бади.

— Уверен? А если что не так?

— Сработаем под дурачка, на наши ошибки пришлют запрос, потребуют уточнений. Нам бы только вовнутрь залезть и глянуть на обстановку.

— Командир! — последовал ментальный вызов с рубки. — Крейсер выключил систему опознавания.

— Стас, лети к своим приборам, проверь полученный крейсером ответ.

Нет ничего хуже ожидания. Безвестность всегда давит на психику, сообщение на крейсер оказалось по-военному лаконичным: «Вход разрешен, систему опознавания выключить». Хитрецы, в подобном варианте компьютер Центра астронавигации и космографии не сможет вычислить скопление кораблей в системе Табит. Остался последний шажок, и его надо умудриться сделать в лучшем виде. Нарастающее напряжение снял радостный вопль командира БЧ-4:

— Командир, сработало!

— Что там? Читай!

— Предписано за двенадцать часов до входа в систему прислать доклад «А», а также дополнить пункты семь и девять предыдущего доклада.

— Вот гады! Да откуда мне знать, что надо писать в этих докладах?

— Дежурный по базе в строго-назидательном тоне сделал выговор «за систематические нарушения правил астронавигации в районах базирования военного флота» и прислал все необходимые формы докладов.

— Сами прислали? Ну дела! Давай сюда распечатку.

— Держи. Пункт семь — дата последнего санитарного освидетельствования, пункт девять — к какому объекту будем швартоваться.

— Санитарное свидетельство хананеев у нас есть, а куда швартоваться… да я понятия не имею.

— Ты читай! Он и здесь дал подсказку: «В заявке на обслуживание базы ваш буксир не указан».

Темляков развернул голограмму системы, ответ сразу попался на глаза. Тринадцать планет, из которых четыре обитаемы, четвертая планета окружена хороводом из одиннадцати лун, где, вероятно, и расположилась база. А между четвертой и пятой планетами висел значок орбитальной станции по переработке отходов.

— Стас, в седьмой пункт впиши дату получения санитарного сертификата, а в девятом поставь СС-23/Табит-37.

— Лезем прямо под нос, — глянув на голограмму, буркнул Андерсен.

— Не ворчи. Ближе встанем — быстрее соберем информацию.

— Так на орбите пятой планеты сразу три боевые станции. Лоханёмся — вмиг распылят.

— Ты вывел нашу информацию на компьютер ГРУ?

— О! Там непрерывный визг радости. Дежурный оператор шепнул, что начальство пустилось в пляс.

— Как мало людям надо для счастья, всего лишь подслушать чужие разговоры.

— Командир, а ретрансляционные буи поставим?

— Сначала надо посмотреть на систему. Одиннадцать лун… Что это, места стоянок или барьер из боевых станций?

— Мои ребята готовят к постановке. А вдруг удастся подобраться?

«Властелин» по всем правилам вошёл в систему Табит. «Добро» дежурного дозволило подойти к причалу орбитальной станции по переработке отходов, но дальше произошёл облом. Владимир и не строил иллюзий по поводу беспрепятственной швартовки, его целью было всего лишь осмотреться и потянуть время. Но местное начальство сразу же начало гнать прочь.

— Уходите отсюда! — гремел голос начальника смены. — Для вас модулей нет и не может быть.

— Вы мне конкретно объясните причины, — жалобно просил Владимир. — Мне надо что-то внятное сказать своему хозяину.

— Внятно? Передай ему, что он придурок, модули отсюда таскают только буксиры фирмы «Чистая галактика».

— Погодите, у меня задание на один модуль без указания типа груза и его назначения. Вы проверьте у себя, а то меня попрут с работы.

— Ждите, я уточню у старшего оператора.

Темляков старался придумать ещё варианты затягивания разговора, аппаратура засекла более сотни единиц военных кораблей, которые, как первоначально и предполагалось, стояли у причалов пяти лун. Зато остальные шесть разноцветных красавиц оказались мощными боевыми станциями.

— «Властелин», я СС-23/Табит-37, мы посылали заявку на буксир для доставки модулей с отходами от военных причалов к заборному бункеру. Так что всё правильно, начинайте работу.

— Спасибо! Только вы отправьте на тот же адрес сообщение, что буксир уже пришёл. Наш босс зануда, придирается ко всякой мелочи.

— Ладно, ладно, не волнуйся, шкипер, не подставим.

— И еще — как мне к военным сунуться? Не пальнули бы…

— Не боись, вызови дежурного и скажи, что за мусором. Он тебе скажет, куда идти. Только не лезь на корабельные фарватеры, твоё дело — помойки и свалки.

Так Владимир Викторович Темляков оказался в центре главной военной базы Единой галактики. Корабль-разведчик под видом обычного буксира-мусоровоза безнаказанно шнырял среди суперсовременных кораблей. БЧ-4 во главе со Стасом Андерсеном круглосуточно дежурила у своей аппаратуры, снимая показания излучений и полей. Первое время штаб ГРУ помалкивал, давая время адаптироваться к новым реалиям, просьбы появились через две недели. Надо заглянуть то в один, то в другой уголок огромной базы. Со временем экипаж освоился с новой работой, даже обнаглел, сначала робко становились к причалу военной базы под предлогом ожидания готовности модуля с мусором. Затем начали швартоваться на обеденный перерыв или переночевать, через месяц начали вести себя по-свойски:

— Дежурный, я тут приткнусь на свободное место у причала 4/215, мусор обещают только завтра.

— Добро, когда уйдёшь, не забудь доложить.

Не прошло и двух месяцев, как экипаж перезнакомился со своими коллегами. На прочих буксирах базы работали пенсионеры-отставники, которые и подсказали «молодёжи» идею обосноваться на планете.

— Чего вам безвылазно сидеть в своей коробке? — наставлял новобранцев шкипер буксира Р-16. — Отработали неделю и на терминал, через несколько часов развозка высадит на планете.

Владимир Темляков со своими товарищами тщательно собирали всю информацию и передавали в штаб ГРУ. Они не делили полученные сведения на важные и не важные, сие не их дело, специалисты лучше разберутся. Вскоре появился собрат по профессии — буксир под названием «Гигант». Это уже подсуетились нелегалы.

Очередную встречу с Владимиром Яковлевичем Голицыным и Алексеем Федоровичем Нелидовым Сергей назначил в дворцовом парке в тени благоухающих медовым цветом лип. Лаветта в окружении нянек сидела поодаль в садовой беседке, напротив пристроился генерал Ю Бримшай. Маленький Коленька с заливистым смехом бегал по беседке, стараясь увернуться от заботливых рук мамы и нянек, затем разворачивался и залезал на коленку генерала.

— Качай! — требовал малыш.

Но и эта забава быстро надоедала, он сползал на пол и снова бежал к маме и нянькам. Лаветта снова была беременной, но на этот раз не наблюдалось никаких перепадов настроения, даже наоборот, она буквально лучилась счастьем. Родственники с Земли и Сулафат наперебой зазывали к себе, но бремя жены президента обязывало к раутам и бесконечным представительским мероприятиям. Здесь в первую очередь сказалось общение с родственниками Сергея. Частые визиты в Петербург или Хайдарабад помогли понять, что взобравшись на вершину Олимпа, человек перестаёт принадлежать самому себе. Она просто обязана соответствовать незыблемым канонам первой леди галактики со всеми вытекающими последствиями.

Сергей внимательно выслушал доклады начальников СВР и ГРУ. Динамика изменений политической обстановки в моногосударстве Маджур требовала самого пристального внимания.

— Алексей Федорович, — после раздумий спросил Сергей, — мы не сможем как-либо притормозить грядущий коллапс этого государства?

— Любая попытка значительно ухудшит наши позиции среди региональных правительств.

— Тоскливая ситуация. Потеря инициативы с нашей стороны послужит причиной образования множества самостоятельных планет.

— Вот именно, а это приведет к новому дисбалансу и военному противостоянию.

— Чем слабее государство, тем больше тяга к созданию сильной армии.

— Владимир Яковлевич, — Сергей посмотрел на внешне безучастного Голицына, — что представляет собой их флот?

— Головную боль для адмирала Меалис. Многочисленные переоборудования под внешнее управление сделали флот Маджур небоеспособным в нашем понимании этого вопроса.

— Понятно. Какова степень доверия к экипажам в случае воссоединения с Галактическим альянсом?

— Стопроцентная лояльность, плюс многовековая вражда с марутами и хананеями.

— Уже неплохо, мы можем использовать их эскадры для проведения самостоятельных операций.

— И только. Реанимация корабельных компьютеров приведет к параличу всего флота Маджур.

— В случае войны с марутами и хананеями аналитики Адмиралтейства обещают пятидневное полноценное противодействие силами только их флота.

— Немало! Что мы сможем сделать за этот период?

— Захватить треть миров.

— Так это гарантия победы!

— Если бы. Нам надо захватить главные миры этих государств, столичные планеты, научнопромышленные центры, места базирования и снабжения флота.

— Новое пополнение землян вышло на все базы. — Голицын заглянул в свою папку. — На сегодняшний день моя агентура прочно внедрилась на каждом военном объекте.

— А как у вас с внедрением? — Вопрос адресовался начальнику СВР.

— Жуть. Я бы так охарактеризовал ситуацию в обоих государствах, — усмехнулся Нелидов.

— Что так, Алексей Федорович? — удивился Сергей.

— Полнейший разброд в управлении государством, причем и маруты, и хананеи поражены одной болезнью под названием паралич управления.

— Интересное определение. А можно поподробнее?

— Вот вам один пример. Мой человек пристроился помощником советника министра вооружения. Министерство разместило и оплатило заказ на изготовление трёх сотен постановщиков активных помех. Только не смейтесь — все три сотни сейчас на наших верфях.

— С твоими талантами скоро и ГРУ прикроют! — воскликнул Голицын.

— Военные здесь ни при чём, там относятся к решениям правительства как к письмам надоедливой поклонницы.

— Как же вам удалось украсть дорогое и секретное оборудование? — поинтересовался Сергей.

— Проще простого. Производитель потребовал забрать продукцию с его склада, министерство поручило военным вывезти готовые изделия, а те отказались, сославшись на отсутствие в их планах подобного заказа.

Все дружно засмеялись.

— Подключили нелегала, — отсмеявшись, продолжил Нелидов. — С орбиты опустили модули с маркировкой Седьмого флота, фирмачи сами их загрузили, даже документы не проверили.

— Наш генерал скоро заскучает, — заметил Сергей.

И правда, Лаветта с няньками ушли кормить и укладывать ребёнка, а Ю Бримшай с отстранённым видом смотрел на кроны деревьев.

— Осталась любимая тема всех дипломатов, — оскалился Голицын. — Клевещите, клевещите и клевещите — обязательно кто-то поверит.

— Должен заметить, что вопреки опасениям мы легко создали региональные отделы пропаганды на планетах Свободной и Единой галактик, — с некоторой долей недоумения начал Нелидов.

— Неужели так много людей готовы пойти против своего государства? — Сергей взял со стола подготовленный аналитиками отчет и начал искать нужный раздел.

— Патриотизм незамечен ни у марутов, ни у хананеев, — ответил Нелидов. — Но в данном случае это вопрос денег.

— Выходит, вы набрали специалистов на высокую зарплату, которым безразлична собственная история и её герои?

— Мы столкнулись с полной моральной беспринципностью.

— Они готовы за деньги оплевать кого угодно? — поразился Сергей.

— Именно так, — подтвердил Нелидов. — Уже выпустили несколько серий так называемых «Энциклопедий», где основные факты или пропущены, или перевёрнуты.

— Но существуют мемуары, где непосредственные участники событий описали реальную картину.

— Вы знаете, что придумали добровольные помощники? Мы переиздали самые известные воспоминания в «дополненном» варианте.

— Авторы могут устроить скандал, — насторожился Сергей.

— Да нет. Старички действительно кое-что добавили, остальное подредактировали и заретушировали. Результат превзошёл все ожидания.

— Неужели никто не попытался оспорить?

— Бывшему начальнику Адмиралтейства мы организовали помпезную презентацию. Были многочисленные интервью в «правильном» свете. Затем эту муть пустили по телеканалам, газетам и журналам на правах рекламы.

— Грамотно! Основная масса людей ничего не заподозрит, а профессионалы вопроса промолчат, ибо в их понятии подана откровенная дурамуть.

— Вы правильно поняли развитие ситуации. Добавили «изыскания» мифических профессоров из несуществующих университетов.

— Здесь надо быть осторожней, на таких университетах можно проколоться.

— Придумали интересный вариант. Например, есть Московский университет, а мы ссылаемся на профессора из университета Москвы.

— Какой на данный момент у вас приоритет?

— Подорвать доверие к власти, нагнать страха о состоянии дел в вооруженных силах и смешать с грязью былые подвиги.

— Круто! Можно и прогореть.

— Как-то пустили утку, что на одной из окраинных баз гарнизон живёт в условиях голода. Солдаты едят крыс и одеваются в обноски. Поверили! Даже послали парламентскую комиссию!

— А смысл? В ответ получили опровержение!

— Смешнее, Сергей Николаевич! Комиссия установила факты злоупотреблений в выдаче обмундирования и воровство продуктов питания.

— Другими словами, обыватель поверил вашей информации, а казённый слог отчета восприняли как попытку прикрыть реальные факты.

— Усилиями местных специалистов мы смогли значительно подорвать доверие к официальной информации.

— Что же, хвалю, молодцы, при военном противостоянии моральный фактор важнее любого оружия.

Алексей Федорович Нелидов достал папочку с перспективными планами пропагандистских мероприятий на территориях Свободной и Единой галактик. На столе появились графики изменений общественного мнения по возрастным категориям и основным планетам. Естественно, главный упор делался на развитые миры и активный возраст, старшему поколению предлагался набор страшилок мифического характера.

Завершив первую часть совещания, перешли в беседку к Ю Бримшаю. Слуги подали на стол кофе и чай, а генералу — особый настой из камелии, который стал популярным у дауров после знакомства с Землёй. Некоторое время молча пили чай с различными булочками, пирожными, печеньем и прочими вкусностями. Сергей смаковал кофе и раздумывал над предстоящей операцией в системе Табит. Собственно, планировался целый комплекс мероприятий по подготовке к нанесению смертельного удара в самое сердце флота противника. Если Ю Бримшай и его люди выполнят поставленную задачу, то военной конфронтации можно не опасаться.

— Генерал, — начал разговор Голицын, — вы ознакомились с докладной запиской моего штаба?

— Так точно! Ситуация расписана подробно и доходчиво, для выполнения задания подготовлены две группы по двадцать человек.

— Погодите, господа! — вмешался Нелидов. — Не приоткроете ли шторку для меня?

— Один из наших кораблей-шпионов забрался на центральную базу флота Единой галактики.

— Во даёт молодая поросль!

— Это не всё, они умудрились наняться на работу, а затем нашли рядом с энергоцентром пустующий домик.

— Ваши нелегалы его арендовали под жильё и смонтировали телепортал. Я не ошибся?

— Более того, нелегалы сумели проникнуть на планету, которая фактически является огромным военным гарнизоном.

— Огромная казарма? Круто!

— Ну что вы! Там образцовый порядок. Адмиралтейство, различные штабы и службы. Города для отдыха, медицинские центры реабилитации.

— В любом случае на улицах только люди в погонах.

— По статистике на каждого военного приходится трое гражданских.

— Во-во. И я об этом, военные гуляют толпами, а цивильное население пашет, не разгибая спины.

— Хватит, господа! — Сергей хлопнул ладонью по столу. — Давайте о деле.

— Со временем экипажи сошлись с местными снабженцами, сначала прикупили скафандры, дальше — больше, — продолжил Голицын.

— Начали открывать ногой двери военных складов?

— Примерно так, но основной заслугой является выход на причал резервных кораблей.

— Как это понять? Они обнаружили этот причал или нашли возможность по нему беспрепятственно ходить?

— Последнее, уважаемый Алексей Федорович, они получили разрешение использовать этот причал как место временной стоянки.

— А охрана?

— Как вам нравится полное отсутствие оной?

— Не может быть!

— Может, ещё как может! Военная база, посторонних не может быть по определению. Проход закрыт под сигнализацию, а причал доступен!

— Ну и бестолковщина!

— Одним словом, наши спецы сейчас по-тихому изучают корабли отстоя. Сергей Николаевич уже активировал компьютеры.

При последних словах генерал Ю Бримшай уважительно посмотрел на президента.

— Вы хотите угнать корабли отстоя? — осторожно спросил Нелидов.

— Пяток, больше нельзя, заметят.

— Господа, это же не огурцы на чужом огороде воровать!

— Ясное дело! Разработали вариант подтасовки оперативных документов, угоним, и комар носа не подточит.

— Авантюрист ты, как все гвардейцы! — хохотнул Нелидов.

— Только чуть-чуть, самую малость. И вообще, они сами виноваты, нельзя провоцировать честных людей.

— Хочешь сказать, что организуй они надлежащую службу, ты бы и не попытался туда залезть?

— Не знаю, имеем то, что имеем, — притворно вздохнул Голицын.

— А дауры тебе зачем? Их же сразу срисуют.

— Так, о деле. — Начальник ГРУ сразу стал серьёзным. — Господин генерал, ваши отряды освоились со скафандрами марутов и хананеев?

— Так точно, господин генерал.

— Ваша задача разделена на несколько этапов, очерёдность выполнения которых вы определите сами.

— Понятно. Наши действия на базах Табит и Гиафант должны быть симметричными или исходя из конкретной обстановки?

— Абсолютно не принципиально. Как вы решите, так и будет. Итак, выход в скафандрах на внешний контур причальных комплексов и изучение базы для предстоящего захвата.

— Какие наши действия при случайных встречах с техническим персоналом?

— Помашите ручкой и продолжите движение. Никому и в голову не придёт, что по базе разгуливают дауры.

— Я читал отчёт, — усмехнулся Ю Бримшай. — Они давно забыли о нашем существовании.

— В качестве десерта вам предстоит ознакомиться с внутренними помещениями стоящих на отстое кораблей.

— Разумное решение, намного легче действовать, когда своими глазами видел все палубы и помещения.

— Самым сложным делом будет изучение внутреннего устройства боевых станций. К тому же необходимо расставить кодированные маячки.

— Я не думаю, что это составит какую-либо сложность. В докладной записке указано расписание патрулирования.

— Самым важным вопросом является определение места компьютера. Даже не сумев захватить станцию, через компьютер мы сможем её нейтрализовать, — добавил Сергей.

— Захватим, никуда они от нас не денутся, — уверенно ответил Ю Бримшай.

— Последнее, — продолжил Голицын. — Высадка на планеты и визуальное знакомство с объектами захвата.

— Да ты что? — встрепенулся Нелидов. — Их же моментально засекут!

— Не мешай! — отмахнулся Голицын. — Армейские гравилёты с затемнёнными стёклами.

— Какая беспечность! — не сдержался генерал. — Мы так президента и старших офицеров уведём до начала войны!

— Господа! — воскликнул Сергей. — Как вам предложение генерала?

— Заманчиво! — отозвался Нелидов. — Осталось узнать дату начала боевых действий. Но экскурсию вам, уважаемый Ю Бримшай, я организую.

— В общем-то и всё, — подвёл черту Голицын. — Вот кристалл с голограммами внутренних помещений Адмиралтейств, штабов и прочих важных учреждений.

— Сергей Николаевич, — глядя вслед уходящему генералу, спросил Нелидов, — почему бы сейчас не активировать компьютеры боевых станций? Так сказать, впрок, заранее.

— Я бы и рад, да грехи не пускают, — невесело отмахнулся Сергей. — После активации в пользу Галактического альянса компьютер принимает своих прежних хозяев за врагов.

— И ладно! В чем беда? Компьютер не отвечает на запросы, вызовут специалистов и… Нет, вы правы, так мы только сами себе усложнили жизнь.

— Проблема ещё глубже. На наших стационарных космических объектах установлена система отражения вторжения. Отсюда предположение, что аналогичная защита установлена на объектах марутов и хананеев.

— Тогда вопрос снимается. Мы спровоцируем войну «машин и людей». Всё забываю спросить о самом оружии отражения вторжения. Сколько раз ходил по коридорам, а так ничего подозрительного и не высмотрел.

— И никогда не увидите, — засмеялся Сергей.

— Неужели тайные лючки так качественно замаскированы?

— Нет никаких лючков и тайных дырочек, — продолжая смеяться, ответил Сергей. — Применяется самый обычный принцип электроконденсатора.

— Не понял, как это?

— Электроды сверху и снизу. На участок, где находится враг, подается разряд электричества.

— Не совсем надёжно, — усомнился Нелидов. — Атакующих защитит скафандр с токопроводящим покрытием или, наоборот, с изоляцией.

— Не спасёт, конденсируется слишком сильный разряд с последующим накоплением статического электричества. Человек заживо сварится при любом способе изоляции.

— Погодите! И с такой системой защиты вы посылаете на объекты дауров?!

— Кроме них, никто не пройдёт. Компьютер никогда не тронет даура, более того, при попытке агрессии он обеспечит дауру защиту и помощь.

— Неужели в новых компьютерных программах остались старые приоритеты?

— Нет, за прошедшие тысячелетия изменился сам принцип программирования. Изюминка в разработанном древними базовом постулате.

— В новой программе этот постулат можно пропустить или изменить, — возразил Нелидов.

— Тогда система не примет новую программу.

— Изменить всю систему, — предложил Голицын.

— А зачем городить огород? Идти на огромные затраты ради всеми забытого даура или ломки заложенной вертикали приоритетов?

— Как показала жизнь, именно этот базовый постулат послужит троянским конем.

— Вы упускаете суть. Война идет за право назвать себя наследниками Галактического альянса. Удалив фундаментальные законы альянса, маруты и хананеи лишат себя возможности воспользоваться компьютерами древних.

Сергей начал объяснять простую и надёжную систему защиты основополагающих принципов, которую вложили древние в свои компьютеры. Ограничения не только по генетическому признаку, но и по территориальному. Эмигрировав в Галактический альянс, бывший гражданин Свободной галактики или Единой галактики, сразу получает беспрепятственный доступ к базам данных. Для него остается ограничение по критерию уровня полученного образования. Начальники ГРУ и СВР уже начали собираться, когда Сергей вспомнил упущенный вопрос.

— Погодите, господа, я все забываю спросить о результатах внедрения в общественно-политические структуры планеты Гианфар.

— Мои аналитики еще не закончили докладную записку, так что смогу рассказать только в общих чертах, — ответил Нелидов.

— Меня это устраивает. Прошу.

— Попытка создать универсальных солдат привела к бунту последних.

— Не к бунту, а несогласию с решением правительства и Адмиралтейства, — вставил Голицын.

— Не суть. Главное — в выселении на Гианфар и длительному карантину. Кстати, похожую проблему получили хананеи, когда создали свою армию машин.

— Встречался с вариантом привратного сторожа, — поёжился от воспоминаний Сергей.

— Додумались же! — проворчал Голицын. — Компьютер с пулемётом посадить на гравигенератор, а тот начал палить куда ни попадя.

— На солдата не повесишь маячок свой-чужой, сразу станет прекрасным ориентиром для врага, — заметил Сергей.

— В общем, жажда крови и убийств послужила причиной изоляции, — подвёл черту Нелидов.

— Как с этим сейчас?

— Провели выборочные проверки, профессор НИИ генетических исследований, госпожа Делиора Шукен, подтвердила адекватность людей.

— Уже хорошо. — Сергей с довольным видом потёр руки.

— Сегодня население планеты Гианфар находится в открытом противостоянии как с центральным правительством, так и с соседями.

— Каковы наши шансы?

— Стопроцентные. Но я не намерен приступать к последней стадии до окончательного заключения аналитиков, — решительно закончил Нелидов.

— Логично, Владимир Яковлевич ещё не подключался к теме, да и Адмиралтейство должно разработать планы по обеспечению безопасности сепаратистов.

— И я о том же, — поддержал Нелидов. — На данный момент спешки нет. И смысла открывать наши карты до присоединения Маджур тоже.

На том и завершили совет. Сергей полностью согласился с доводами специалистов СВР и ГРУ. Скоропалительные решения без тщательного, всестороннего анализа могут привести к обратному результату. Ярчайшим примером служат непродуманные действия английской разведки в послевоенный период. Приняв разбежавшихся по лесам дезертиров вермахта и СС за идейных борцов с коммунизмом, англичане решили подкрепить их своими нелегалами. Открывающиеся перспективы вскружили голову, здесь и прямое внедрение в вооруженные силы СССР и в органы власти, и организованное сопротивление всего местного населения. По факту получилась совершенно иная ситуация, первый же контакт с местным населением закончился незамедлительным доносом в МВД. Из местного актива в срочном порядке организовали несколько групп «народных мстителей», которые и пригрели заморских специалистов. Со временем даже возник своеобразный мост для переброски людей, денег и специального оборудования. Официально игра в шпионы завершилась в шестидесятых годах, но кто может поручиться за достоверность этих сведений?

Сергей пригласил Нелидова с Голицыным отобедать с ним, тем более что в доме уже слышались женские голоса. По-свойски пришла министр информации княжна Наталья Алексеева и буквально с порога затеяла спор на тему воспитания маленького Коленьки. Дело в том, что император Павел Махабхарата Салар Алексеев-Джангом прислал в помощь Лаветте десяток нянек, которые, впрочем, очень хорошо скооперировались с няньками-даурами. Наталья в подобном интернационале нашла угрозу формированию нравственных принципов ребёнка и принялась цитировать известных теоретиков в области становления личности детей. Бабушка Лаветты, Вяли Флониан, в силу своей эмоциональности, принялась агрессивно возражать. Одним словом, Сергею требовалась мужская поддержка, а царскосельский гвардеец Голицын всегда служил для великой княжны первой мишенью её язвительных уколов.

Экипаж капитан-лейтенанта Владимира Викторовича Темлякова растерянно слушал инструктаж перед началом первого занятия на тренажере. Они давно сработались и понимали друг друга с полуслова, буквально на интуитивном уровне. Но в данный момент на лицах выражалась полная растерянность, а в голове роились нелепые вопросы. Это был не очередной сюрприз капитан-лейтенанта Боброва. Они получили полноценный удар обухом по голове. Экипажу предстояло освоить все основные типы боевых кораблей флота хананеев, после чего выкрасть сами корабли с главной базы в системе Табит. Владимир и его товарищи умом понимали, что это не просто повышение по службе, им оказано особое доверие, и вместе с тем давил непонятный дискомфорт. Некоторый диссонанс привнесли новые офицеры и рядовой состав, экипаж пополнялся до штатного расписания по нормам Адмиралтейства Единой галактики. Кроме того, добавлялся отряд дауров в количестве полного взвода. С десантом проблем не будет — опыт убедил в отличной коммуникабельности абордажников, которые легко вписывались любой коллектив. А как покажут себя остальные новички? Да и сама предстоящая операция вызывала много вопросов.

— Вам предстоит незаметно выйти с базы, — начал инструктаж Михаил Степанович.

— Как это сделать?

— Владимир Викторович, зачем вы меня спрашиваете? Я не способен дать вам ни одного совета.

— Хороша головоломка! — проворчал Темляков. — А дальше?

— Что дальше? Идете полным ходом домой.

— Пройти через систему хананеев совсем не просто, многочисленные патрульные корабли и посты наблюдения потребуют пароль, которого никто не знает.

— На разведчике вы спокойно везде проходили. Почему возникнут проблемы на военном корабле?

— Это для рядового транспорта нет препятствий — назвался и телепай дальше, у военных свои правила.

— Придумайте что-нибудь. Вы же сумели пробраться в главную базу.

— Тут надо не придумывать, а докладывать. И под дурачка не сработаешь, на военном флоте таких не держат.

— Должен предупредить, — нахмурился Бобров, — что операция не предусматривает помощи со стороны мобильных платформ телепортации.

Нет, значит, нет, и бесполезно гадать почему, причин может быть множество, и безусловно, эти причины важны.

— Кстати, — Михаил Степанович попытался подстегнуть энтузиазм экипажа, — старший лейтенант Артёмов с корабля разведки «Владыка» получил задание увести корабли марутов.

— Ему проще, до границы с Маджур бежать намного ближе.

— Вы бы пообщались — головоломку для противника двумя экипажами легче придумать.

— Вам бы, господин капитан-лейтенант, озадачить агентуру и разузнать систему докладов, позывные и пароль.

— Что еще за позывные? Патрульные корабли и контрольно-диспетчерские станции имеют свои номера.

— Это для гражданских судов, а для военных патрульный корабль в определенном районе всегда имеет один и тот же позывной, например Лебедь-17.

— Задачка. Что надо сделать?

— Выкрасть карту с военного корабля, а ещё лучше раздобыть Наставление по правилам связи.

Тем не менее три месяца тренинга оба экипажа каждый вечер проигрывали различные варианты прорыва на свою территорию. Результаты получались более чем печальные. У Темлякова вообще не было шансов, его перехватывали задолго до линии противостояния флотов воюющих держав. Артёмов прорывался в Маджур, но преследование кораблей Свободной галактики продолжалось до выхода к боевым станциям Галактического альянса. В результате оба командира подали совместный рапорт, в котором честно доложили о невыполнимости возложенной на них задачи.

Всё имеет свой конец. Занятия на тренажёре закончились зачетными тестами, и Владимир Викторович Темляков со своим экипажем телепортировался в бывший склад на территории главной базы флота хананеев. Когда-то здесь хранили аварийное снабжение, точнее — рацион питания и питьевую воду для спасательных модулей. В своё время именно его экипаж наткнулся на это заброшенное помещение, где в полном беспорядке валялись пластиковые пакеты с питьевой водой и прессованной питательной смесью. Они тогда сильно удивились подобному рациону. На кораблях альянса в варианте экстренной телепортации на планету автоматически добавлялся походный синтезатор. Склад обладал двумя неоспоримыми преимуществами: он находился непосредственно у энергостанции и буквально рядом с причалом кораблей резерва. Нелегалы быстро договорились с начальством АХО, и склад официально превратился в диспетчерскую мусоровозов с комнатами отдыха для экипажей.

Сначала прибыли дауры из инженерно-сапёрной службы, быстренько установили стационарный портал и приступили к работам. Через неделю внутреннему убранству склада мог позавидовать Нева-Палас. Служебные заботы не позволяли Владимиру тратить время на досужее любопытство, но некоторые моменты привлекли его внимание. Вход в находившуюся по соседству энергостанцию преграждал силовой заслон и десяток грозных предупреждений от простых, типа «Не лезь, убьёт», до более пространных, где казённым слогом грозили оставить прах нарушителя на месте преступления. Сапёры-дауры безбоязненно прошли вовнутрь, где принялись за монтаж дополнительного оборудования. Опасения за скрытность проводимых переделок заставили Темлякова обратиться к руководителю работ инженеру третьего ранга Юйшу:

— Ваши солдаты хотят по причалам без минимальных мер предосторожности. А вдруг кто заметит непонятных людей и пришлёт патруль?

— Полноте, нечего опасаться, мы прикрыты голо-графическим куполом.

— Тогда почему я вижу реальную обстановку?

— Вы посмотрите своими глазами, а не через аппаратуру визуального обзора.

— Хотите сказать, что корабельный компьютер способен нивелировать голографическую завесу?

— Не совсем так, просто он взаимодействует со своим собратом, установленным в нашей временной базе.

Новые члены экипажа с восторгом осматривали своё временное жильё, где были предусмотрены все мелочи на зависть пятизвёздочным гостиницам. Взвод дауров с традиционной невозмутимостью компактно разместился, выбрав расположенные рядом комнаты, и первым делом отправился осваивать спортзал. Темляков, даже не распаковывая свои вещи, собрал командиров БЧ и шумно, с шутками-прибаутками, отправился с ними выбирать корабль, который станет их первой «жертвой». За прошедшее время на причале резерва не произошло никаких изменений. Так же ровными рядами стояли крейсеры, ударные артиллерийские корабли, разведчики, патрульные и так далее. Владимир не вмешивался в разговор своих офицеров, молча слушал комментарии о предполагаемых достоинствах и недостатках тех или иных боевых единиц. Он уже решил, что следует угнать в первую очередь.

На этот корабль он обратил внимание давно, еще когда работал здесь в качестве буксировщика. Достаточно серьёзные габариты ненамного уступали крейсеру, а четыре больших отражателя двигательной установки обещали высокую скорость. Вооружение обратит в бегство любого противника, а ровные ряды лацпортов, по восемь с каждого борта, интриговали неясным предназначением. Во время подготовки на тренажёре он изучил все типы военных кораблей флота хананеев и узнал, что этот красавец относится к классу «Большой корабль глубокого прорыва и десанта». В свое время Адмиралтейство заказало сорок четыре единицы с повышенной автономностью и способностью в одиночку вести бой с небольшими вражескими отрядами. Проект создавался для захвата орбитальных станций и расположенных в космосе заводов и фабрик. Практическое применение показало бессмысленность подобных акций, так как противники обладали многочисленным флотом. Захват рядового завода на орбите неприметной звезды переходил в крупномасштабное сражение с участием значительных сил. Проведённый анализ показал непропорциональность понесённых потерь и конечного результата. До разведывательно-диверсионной деятельности не додумались, и все корабли данного проекта вывели в резерв.

У Владимира не было каких-либо идей по поводу боевого применения Большого корабля глубокого прорыва и десанта, просто понравился внешний вид. Тут же на причале провели короткое совещание комсостава. Возражений не последовало. По большому счёту всем было безразлично, с чего начинать, а предложенный корабль имел в качестве неоспоримого достоинства весьма приличную скорость. Сказано — сделано. Экипаж дружно перенес на выбранный корабль свои вещи и с энтузиазмом принялся осваивать боевые посты.

— Корабль ГПД-037 приветствует временного командира, капитан-лейтенанта Владимира Темлякова.

— Взаимно. Откуда известно о моём кратковременном назначении?

— Циркуляр Адмиралтейства оповестил о предстоящем перегоне шести кораблей, остальные будут доставлены на верфь прямой телепортацией.

— Старпом, дед, ну-ка бегом в боевую рубку! — позвал Владимир.

— Что случилось? — почти хором спросили вбежавшие офицеры.

— Тут компьютер порадовал новостью: мы угоняем шесть кораблей, оставшемуся флоту предстоит телепортация сразу на верфи.

— Интересная задумка у Адмиралтейства!

— Насчет Адмиралтейства не уверен, подобные авантюры может придумать только один человек.

— Вполне вероятно. Ладно, не отвлекай, тут до фига работы. Быстрее освоимся, раньше вернёмся за следующим кораблём.

Офицеры разошлись по своим делам, а Темляков поднялся в командирское кресло. Умное решение. Небольшое возвышение позволяет «подсматривать» локальную тактическую информацию и продумывать следующие ходы, не дожидаясь докладов командиров постов.

— Разрешите вопрос? — ментально обратился компьютер.

— Да, конечно.

— На какую верфь подбирать материал для прокладки маршрута?

— Все шесть кораблей перегоняются на верфи Кохаб, но это не принципиально.

— Как это не принципиально? Разные верфи потребуют разных маршрутов.

— Для нас основной задачей является вырваться из подконтрольных Единой галактике систем.

— Вы опасаетесь астронавигационных проблем?

— Я не имею представления о системах доклада на посты наблюдения и патрульные корабли.

— Адмирал Алексеев установил связь бортового компьютера с оперативным дежурным Адмиралтейства. Каналы связи, позывные и реальные названия постов и кораблей прилагаются к лоциям вероятных маршрутов движения.

— Вызвать командира БЧ-один и приступить к разработке плана перехода!

— Принято!

Надо же! Он ломал себе голову над проблемой прорыва через вражескую территорию, а адмирал Алексеев изначально обеспечил безопасность кораблей.

— Лейтенант Жуков прибыл по вашему приказанию, — доложил вбежавший командир БЧ-1.

— Чем вы сейчас заняты?

— Знакомился с астронавигационным оборудованием и возможностями штурманской рубки.

— Какие впечатления?

— Всё продумано до мелочей. С такой аппаратурой приятно работать.

— Что можете сказать о контроле навигационных решений вахтенных офицеров?

Это был провокационный вопрос. Разделение по боевым частям предусматривает обязанности членов экипажа по боевому расписанию. В обычных, рутинных буднях экипаж выполняет свои обязанности согласно служебным обязанностям. В частности, офицеры несут вахты на ходовом мостике или у пульта управления энергоустановкой. Артиллеристы имеют диплом навигатора, торпедисты и минеры по базовому диплому электроинженеры. Это логика жизни, нет смысла раздувать штатное расписание ради нескольких часов реального сражения. Вместе с тем начальники служб, к коим и относился штурман, всегда ревностно контролировали действия вахтенных офицеров, считая их неполноценными специалистами в вопросах управления кораблём.

— Информация с ходового мостика выводится на маневренный планшет, с дублированием в мою каюту. Так что я всегда в курсе всех решений вахтенного офицера.

— Действительно, продумано до мелочей. Завершайте изучение и приступайте к прокладке маршрута на верфи Кохаб.

— Планируемая дата и время выхода?

— Генеральные курсы прокладывайте, исходя из отхода через четыре-пять дней.

— Какие основные критерии?

— Обойти как можно дальше боевые станции и корабли противника.

— Со стационарными объектами понятно, а где мне взять информацию о дислокации флота Единой галактики?

— Бортовой компьютер «сидит» на базе данных оперативного дежурногоАдмиралтейства.

— Вот это да! Я вами восхищаюсь, командир!

— Моей заслуги в этом нет, наш переход подготовлен адмиралом.

— Надо же! Мы на тренажёре ломали головы, а он для нас уже все приготовил!

Вообще-то Сергей специально ничего не делал, он выполнил всего лишь рутинную работу по подготовке корабля к предстоящему переходу на переоборудование.

Первый день изучения корабля прошёл в восторженных восклицаниях. Семь с половиной тысяч лет, это не только совершенно иной уровень оружия, двигателей и аппаратуры. Эргономика рабочего места изменилась до неузнаваемости, боевые посты стали намного информативнее и удобнее. Тактическая информация как бы накладывалась на саму цель и не требовала дополнительных запросов и уточнений. Единственным неудобством являлось устранение компьютера от исполнения некоторых привычных боевых действий. Это поправимо. В Галактическом альянсе уже известно о давнем конфликте марутов и хананеев со своими компьютерами и последовавшем ограничении их функциональности. И на Земле было немало теоретиков, предвещавших бунт электронного разума, как и его способность решать логические задачи. Кстати, порой вспоминают об объявлении в СССР кибернетики лженаукой без объяснения причин подобного решения.

Дело не в глупости, а в терминологии. Советские учёные разделили понятия кибернетика и вычислительная техника. В тридцатых годах двадцатого века кибернетика не рассматривалась как методика математических расчётов или моделирования. Данное теоретическое направление предусматривало создание искусственного интеллекта по принципу мозга человека с элементами самонастройки и самоорганизации. Именно это направление в создании ЭВМ и было громогласно объявлено абсурдом. Между прочим, создателем алгоритмов является маг из Хивы Мухаммед бен Муса Хорезми. Потомственный маг (в те далёкие времена персы так называли жрецов, чародеев и астрологов) возглавлял в Багдаде Дом мудрости, впоследствии его работы попали в Европу как «Книги об индийском счёте». Но это было очень давно, вандалы еще не завоевали Рим и не крушили мраморные статуи.

Завтрак в кают-компании прошел скомкано. Офицеры обменивались короткими репликами, которые можно было объединить фразой: «Здесь мне очень нравится». Спешил и Владимир, среди программ корабельных учений и тренировок он разыскал перечень занятий для комсостава по отработке взаимодействия боевых постов и Главного командного пункта. Сегодня необходимо самому проработать несколько несложных вариантов, а совместную учебу назначить на завтра.

— Командир! Командир! — Навигатор буквально вбежал в боевую рубку. — Завтра надо уходить!

— Господин лейтенант! Кто вас учил?

— Что? Вы о чем? У меня срочная информация!

— Начнём сначала. Если существует опасность для экипажа или корабля, вы обязаны объявить тревогу, затем сообщить о сути существующей угрозы. Я прав?

— Да. Так точно! Но у меня важные сведения!

— Следующий пункт. Как следует заходить в боевую рубку?

— Открыть бронезадвижку и спросить разрешение на вход. — Жуков начал краснеть.

— Последнее. Скажите принцип доклада.

— Что. Где. Когда, — промолвил пунцовый лейтенант.

— Отлично! Итак, что?

— Нам грозит встреча с одиннадцатой эскадрой флота Единой галактики.

— Хорошо! Где?

— Они перекроют созвездия Геркулес и Стрела.

— Теперь заканчивайте. Когда?

— Корабли эскадры подойдут через семь дней и приступят к трёхнедельной отработке задач совместного маневрирования.

— Вот видите, все просто и понятно. В дальнейшем постарайтесь попусту не бегать и общаться ментально.

— Извините, я растерялся.

— Не беда, обвыкнетесь. Как я понял, мы должны немедленно уходить, крайний срок — завтра до обеда.

— Так точно, иначе обходной маршрут уведёт нас в обратную сторону, переход увеличится на десять дней.

— Я вас понял, теперь идите в штурманскую рубку и ментально передайте приказ: через час всем офицерам собраться в командирском салоне.

Информация о подготовке к срочному отходу никого не обрадовала, но и не вызвала возражений. Таков смысл военной службы, спокойствие плановых мероприятий взрывается приказом: «К бою и походу приготовиться!» Уходить решили ночью, когда по вполне естественным причинам внимательность человека снижается. Аппаратура дежурного по рейду определит любое движение, включая перемещения вдоль причала. И если оператор тихо дремлет, то система контроля обстановки подаст звуковой сигнал, тем самым привлекая внимание на изменения.

— Корабль к отходу готов!

Доклад старпома как бы поставил последнюю точку, обратного пути нет, теперь всё в руках экипажа и дауров из инженерно-саперного отряда. Голограмма, развернутая в боевой рубке, или, правильней, в Главном командном пункте, давала полный визуальный обзор вокруг корабля. Вот саперы аккуратно подвели к борту мишень, которую они где-то незаметно стибрили. Владимир мысленно перекрестился и скомандовал:

— Гравигенераторы на товсь! Развести гравитационный замок!

— Замок разведён! Корабль удерживается гравигенераторами малой тяги.

— Вектор движения вниз на самой малой тяге!

Большой корабль глубокого прорыва и десанта начал медленно опускаться под причал. Наступал самый ответственный момент.

— Борт ГПД-037, командиру Темлякову! — пришел ментальный посыл от командира саперов. — Искусственная гравитация на первой секции снята!

— Спасибо!

Как дауры сумели это сделать? Уму непостижимо! Без их помощи уйти с базы вообще невозможно. Гравитационное поле однонаправленное и равномерное по всему району действия, зато обратная сторона представляет собой клубок всевозможных завихрений и паразитных лепестков. Уходить под причал не просто запрещено, это шаг извращенного самоубийства, в то же время другого способа незаметно улизнуть со стоянки просто нет.

— Борт ГПД-037 — командиру Темлякову. Мишень вывели на ваше место, можете уходить под причал.

— Принято! Начинаю движение.

Корабль начал медленно заходить за техническое ограждение, одновременно дауры развернули на мишени пассивные отражатели. Первый шаг сделан, ситуационная картинка на обзорных экранах осталась прежней.

— БЧ-четыре! Доклад в штаб ГРУ: начали движение.

— Принято! — отозвался Стас.

Мало ускользнуть с главной базы — на выходе из системы находится контрольный пост, где вахта должна получить оповещение о предстоящем выходе боевой единицы. Сейчас специалисты ГРУ влезут в компьютер оперативного дежурного и отправят необходимую рапортичку. Начался отсчет времени, ибо к утру и рапортичка, и сведения о ГПД-037 исчезнут из памяти компьютеров.

— Борт ГПД-037 — командиру Темлякову. Вам обеспечен проход, гравитация отключена. Можете спокойно идти до пятой секции.

Ага! Спокойно! Над головой — считанные метры до причальных конструкций, а Большой корабль глубокого прорыва и десанта по размерам отличается от модуля технического обслуживания как сапог от муравья. Истории известны случаи, когда неумелым маневрированием корабли разрушали сотни метров причальной линии. Гравигенераторы не могут отменить законы инерции массы, чуть дрогнул и вместо причалов останется кучка хлама. Метр за метром напряжённого контроля движения. Вызов оперативного дежурного ударил по нервам.

— Дежурный, я «Властелин», прошу добро от причала ожидания на выход из системы.

— У вас баржа с грузом класса «Б»?

— Так точно! Утилизация вне пределов базы.

— Вам добро, кто потащит вторую баржу?

— Вроде «Богатырь» зашевелился.

— Пусть не задерживается с докладом.

Известное дело, ночь, кому охота дважды отрывать голову от подушки.

— Дежурный, я «Богатырь», Мувойх, отметь мой отход через полчаса, грависцепка не синхронизируется.

— Привет, Андрей, чего тебе днём не работается?

— Начальство требует отработки ночных надбавок.

— Тебе добро, ты когда вниз спустишься?

— Смена через два дня, созвонимся!

— Удачи!

Темляков осторожно вывел ГПД-037 в приготовленное буксирами пространство. За пределы базы корабль потащит «Богатырь», а «Властелин» пойдет с двумя баржами. Расцепка произойдет на границе систем и районов ответственности постов наблюдения.

— Командир, БЧ-один, безопасный периметр — десять метров, можем подниматься на нулевой уровень.

— БЧ-пять, Борис, генераторы на товсь! Приготовиться к грависцепке с буксиром!

— Принято командир, нагрузка один процент для обозначения силовых линий.

Корабль, скрытый баржами и копошащимися буксирами, начал медленно подниматься на уровень причалов. «Властелин» оттащил баржи далеко в сторону, обеспечив «Богатырю» с ГПД-037 прямой выход в маршрутный коридор.

— Командир, БЧ-пять, есть сцепка! Автоматика в демпферном режиме!

— Господа офицеры, поздравляю! Первый шаг сделан, с почином!

Буксиры на хорошей скорости пошли к выходу из системы, напряжение в Главном командном пункте несколько спало, хотя режим боевой готовности оставался.

— БЧ-четыре, что говорит пассивный обзор?

— Тихо, командир. В системе работают только станции навигационного контроля.

— И боевые станции молчат?

— Так там только охрана да раз в месяц прилетает технический персонал на проверку аппаратуры и оружия.

— Полнейший расслабон. Семь тысяч лет войны, а главная база в режиме курорта, — подал голос старпом.

— Привыкли, они уже и не знают иной жизни.

— И я об этом, их же голыми руками можно взять.

— Голыми или не голыми, но прорваться через линию противостояния практически невозможно.

— Их война превратилась в некий ритуал.

— Господа, — заговорил стармех, — а вы обратили внимание на цикличность сражений?

— А то! — отозвался главный артиллерист. — Каждые двадцать лет устраивают межзвездное побоище, затем зализывают раны.

— Зато ясторфы в системе Шадир хорошо пригрелись.

— Ещё бы! Наёмников поставляют то тем, то другим.

— Я тут почитал анализ нашего Адмиралтейства, наёмнички-то филонят, за последнюю тысячу лет они потеряли всего двенадцать человек.

— Господа! — прервал трёп Владимир. — Приготовиться к самостоятельному движению!

— БЧ-пять готовы! — доложил Борис Баскаков.

— Отлично! Гравигенераторам уровнять скорость с буксиром и приготовиться к расцепке!

— Выполнено!

— Энергоустановка разогрета?

— А то!

— Товсь! Буксир уходит в сторону, гравитягу на полный!

— Пошла, родимая!

— Главный на самый малый! Осторожней, буксир ушёл вправо на десять километров, не сожги их факелом!

— Я потихонечку.

— Рассвет-восемь, я ГПД-037, вошёл в ваш район.

— Принято, вы чего так долго?

— Да буксиры с классом «Б» болтались под носом.

— Где они?

— Копошатся сзади, у одного из них проблема с синхронизацией сцепки.

— Самоубийцы! Берется за разрядные грузы, а у самих то одно откажет, то другое.

— Так кто ещё класс «Б» потащит?

— Не говори! Помню, один придурок класс «А» волок, так народ с маршрутного коридора врассыпную. Все жить хотят.

— Кто бы спорил! Рванет — и почтового адреса не останется.

— По рапортичке вы в созвездие Стрелы, на учения?

— Да, придумали нам развлекуху, да еще среди ночи выпустили.

— Оно всегда так. Как отход — так ночью, как приход — так снова ночью.

— Скорей бы адмиралом стать.

— Будешь принимать флот под конец рабочего дня?

— Почему именно под конец?

— Ну вот, а хочешь стать адмиралом! Чтоб сразу в кабак, начальство-то уже домой разъедется!

— До такого я не додумался.

— Ладно, удачи.

Корабль начал медленно разгоняться, и причина не в опасении сжечь факелом оставшиеся позади буксиры — ещё недостаточно освоено управление энергоустановкой. В Галактическом альянсе инженеры несут вахту в ЦПК (центральный пост контроля), здесь же все выведено в ЦПУ (центральный пост управления). Разница принципиальная, во втором случае команды идут через главный компьютер, а здесь ввод параметров осуществляется через автономный терминал. Причём действия должны выполняться в определённой последовательности, которые напоминали логическую головоломку. После разгона до крейсерской скорости Владимир перевел корабль в боевую готовность № 2, а сам занялся просмотром входящих сообщений.

— Такое впечатление, что с нашим выходом всё Адмиралтейство встало на уши. — Он раздражённо отвернулся от терминала связи.

— В чем дело, командир? — поинтересовался старпом.

— А ты, Саша, иди баиньки, а то утром оба упадём от усталости.

— Э, нет, командир, корабельное время четыре утра, сейчас моя очередь.

— Ладно, уговорил. Я здесь рядом, в походной спальне. А ты разбери пришедшие поздравления и пожелания.

— Что с ними делать?

— Поздравления вывесить на досках объявлений. Пожелания рассортируй по заведованиям. Там на каждое БЧ по килограмму умных мыслей.

— Сделаю. У меня тоже рядом есть спальный уголок. Продумано до мелочей: и отдыхаешь, и шаг до боевого поста.

— Погоди, по боевому расписанию твоё место в резервном командном пункте.

— Так и есть, а старпомовская каюта для отдыха находится здесь.

— Вообще-то логично, — немного подумав, согласился Темляков. — Сам бой всегда скоротечен, а поход в боевых условиях может затянуться на несколько недель.

Пора спать. Им действительно до выхода на территорию Галактического альянса идти не менее двадцати суток. На эмоциональном подъёме можно продержаться пару дней, но затем усталость возьмёт своё, и вместо командира получится бродячая сомнамбула.

День за днём корабль мчался, вспарывая пространство. Гражданские суда почтительно уступали дорогу и посылали вслед пожелания счастливого пути. Скорость впечатляла, вместе с тем вахта обнаружила серьёзный демаскирующий фактор: позади, наряду с завихрениями пространства, оставалось заметное серебристое свечение. Восхитительный визуальный эффект хорош для любителей космических путешествий, для боевого корабля это недостаток. Полюбовавшись на «космические брызги», Владимир немедленно доложил в Адмиралтейство о неприятном явлении.

— Для нас это не может быть минусом, — заявил Борис Баскаков. — Я не считаю светящийся след недостатком корабля.

— С чего это ты так решил?

— После переоборудования корабль получит способность к телепортации, а маневрирование во время боя не может быть скрытым от противника.

— Не скажи, а дымовые завесы в морских сражениях?

— Придумай что посмешнее, чем мы можем укрыться в космосе!

— Мое дело командовать кораблём, а думать над непонятными явлениями — забота учёного люда.

Доклады на посты контроля и патрульные корабли превратились в маленькие спектакли. Началось с непредвиденного и неприятного по возможным последствиям разговора с патрульным кораблём.

— Бугель-37, я ГПД-037, через пятнадцать минут пройду контрольную точку, — как положено по инструкции, доложил вахтенный офицер.

— Принято, вы на полигон в созвездии Стрелы?

— Да, еле-еле успеваем.

— Судя по вашей скорости, вы придете вовремя.

— Стараемся.

— Тут лейтенант Бурао из БЧ-два спрашивает о своих однокашниках, он два года назад окончил артиллерийское училище в Джофе.

— Нет, из Джофы у нас никого нет.

— А выпускники Первого ордена Мужества?

Находящийся рядом, в ходовой рубке, старпом напрягся: они будут на связи часов шесть, и если разговор не прекратить, то конфуза не избежать. Ну не может такой корабль состоять из никому не известного экипажа, обязательно должны быть если не однокашники, то бывшие сослуживцы, что уж говорить об общих знакомых. Что ответить на простой вопрос о фамилии командира корабля, старпома и так далее? «Алло, я тебя не слышу»?

— Ты способен имитировать любой голос? — обратился Беспалов к компьютеру.

— Любой тональности и модуляции. При ментальном общении это не имеет значения.

— Ты можешь скопировать голос адмирала Дем-Зубейра?

— В оперативной памяти остались его переговоры с дежурным.

— Прекрасно! Я тебе передаю сообщение, а ты его ретранслируешь на патрульный корабль.

— Принято, начинайте.

Дело в том, что адмирал Дем-Зубейра являлся широко известной и весьма колоритной фигурой флота Единой галактики. Еще на заре своей службы, будучи молодым лейтенантом, он не выполнил приказ оставить повреждённый корабль и не катапультировался вместе с оставшимися в живых членами экипажа. Проявив мужество и незаурядные способности, молодой Дем-Зубейра сумел вывести ударный корабль из боя, затем обошёл помещения и перенёс раненых товарищей в медицинские модули. В том сражении у него сильно обгорел правый бок, и с тех пор он говорил немного подкашливая. Другими отличительными чертами характера адмирала являлась грубость в разговоре с подчинёнными и зловредность. Особенно его боялись младшие офицеры, ибо многим он сломал карьеру, хотя если попасть в число любимчиков, то карьера счастливчика получалась стремительной. Для планов Александра Беспалова известность и колорит адмирала Дем-Зубейра были как нельзя кстати.

— Кхто закхсирает рабкхочий кханал! Давно кхгальюны не драил? Ты у меня кхпойдёшь первокурсникхам покхазывать, как шваброй макхать!

Эксперимент пришёлся по душе вахтенным офицерам, в дальнейшем доклады на патрульные корабли выглядели как соревнования в остроумии. Правда, для другой стороны такие приколы могли закончиться и сердечным приступом, уж слишком резкие трели порой выдавали офицеры экипажа Владимира Темлякова. Созвездие Стрелы прошли без осложнений. Контрольный пост запросил причину, по которой ГПД-037 уходит дальше, на что получил невразумительный ответ:

— Заря 083, я ГПД-037, получен приказ следовать… Экхто кхто суёт свой нос в прикхазы Адмиралткхейства! Твоё дело бкхумажки перекхладывать! Или в передкховой дкхозор закхотелось?

Звенящую тишину дежурного канала никто не решился нарушить. Большой корабль глубокого прорыва и десанта ушёл в направлении миров Свободной галактики. Теперь предстояло совершить всамделишный прорыв. На марутов не подействуют переданные с хананейского корабля пароли. Враг всегда останется врагом, а попытка сменить собственные позывные может только рассмешить: аппаратура сразу срисует истинное лицо корабля. На первый взгляд, логичнее пройти через созвездие Цефей, но, увы, нельзя, получится ещё хуже. Планеты, по обоюдному договору, признаны демилитаризованной зоной, следовательно, ведется обоюдное патрулирование, и появление боевого корабля повлечёт за собой разборки на правительственном уровне. Тут уж как ни пыхти, а спрятать факт убежавшего корабля никак не удастся.

К пограничной линии с марутами подошли на максимально возможной скорости. Дозорный корабль на свой вызов получил голосом адмирала Дем-Зубейра недвусмысленное пожелание и благоразумно притих. Темляков решил заранее не устраивать переполох и не объявлять готовности № 1. Им надо проскочить небольшой кусочек в два дня пути и лишним будет держать экипаж в напряжении. Нарвутся на боестолкновение, тогда, свеженькие и отдохнувшие, сядут за пульты и покажут, чему их учили.

— Командир, БЧ-четыре, инструкция из Адмиралтейства!

— Плохая или очень плохая?

— Не, хорошая. Нам дали маршрут по территории Свободной галактики!

— БЧ-один, Жуков, ввести координаты путевых точек!

— Командир, БЧ-четыре, текстовая часть циркуляра на твоём терминале.

Владимир начал читать.

«По оперативной информации, на ближайшие трое суток район предложенного вам маршрута будет свободен как от военных, так и от гражданских судов. Участки 8, 25, 28, 37, 41 следует проходить с особой осторожностью, так как вы будете находиться в зоне поражения боевых станций.

Оперативный дежурный лейтенант Поляков».

— Командир! Тут ещё один циркуляр! Я его сразу пнул на твой терминал!

Второй циркуляр Адмиралтейства заставил Темлякова вызвать командира БЧ-2.

— Что случилось, Владимир Викторович? У меня работы невпроворот. Пятое орудие плохо ходит по шаровой опоре.

— Как это плохо ходит? Ты почему сразу не доложил?

— О чём докладывать? Вот оружейники разберутся, и доложим.

— А теперь слушай и запоминай. Вот прямо сейчас мы встречаем противника, я выбираю маневр, не зная о неисправности пятого орудия… Мне продолжать?

— Не надо, — опустив голову, ответил Олег Гендель. — Я понял свою ошибку, командир.

— Ты артиллерист, значит, в будущем сам станешь командиром корабля, старайся всегда оценивать поступки именно с этой точки зрения.

Темляков внимательно посмотрел в лицо офицера.

— Теперь дальше. Что ты знаешь о бортовом запасе взрывпакетов с алюминиевой пудрой?

— Есть такое, но мы до постановщиков помех еще не добрались, а запас порошковой смеси алюминия с борексом имеется, сам видел.

— Слушай приказ: про пятое орудие забыть! Все свободные от вахт приводят постановщик помех в полную боевую готовность. Ясно?

— Так точно! А зачем?

— Что значит зачем? — удивился Темляков. — Какое задание мы выполняем?

— Стибрить у хананеев шесть кораблей и перегнать их на верфи Кохаб.

— А ты что делаешь?

— Готовлю корабль к бою.

— Желаешь наделать дырок в броне всех встречных боевых станций?

— Неплохо бы! — наивно улыбнулся лейтенант.

— Маруты с хананеями воюют семь тысяч лет, но тут появился лейтенант Олег Гендель и всех победил.

— Почему сразу всех? Мы способны дать серьёзный отпор.

— Повторяю: перед нами поставили задачу перегнать корабли, а не устраивать бессмысленную стрельбу. Читай вслух! — Владимир передал сообщение из Адмиралтейства.

«По имеющейся у нас информации, корабли класса ГПД на полном ходу оставляют за собой заметный светящийся след. Факт остаточного свечения подтверждён вашим сообщением. Из полученных разведданных установлено, что корабли оборудованы постановщиками искусственных помех. Данная методика приводит к идентификации пространственных завихрений как естественного корпускулярного свечения и не принимается во внимание постами наблюдения.

Прошу подтвердить ясность полученной информации.

Капитан-лейтенант радиоинженерной службы Воловик».

— Ну! Что скажешь, главный канонир? — спросил Темляков.

— Извините, командир! Сколько у меня времени до встречи с первой орбитальной станцией?

— Восемнадцать часов.

— Успеем.

ГПД-037 буквально ворвался в систему Кохаб в ореоле ярких прожекторов, Темляков по какому-то наитию приказал включить наружное рабочее освещение. Он не ошибся: на контрольно-испытательном причале верфи их встречала представительная делегация из высоких чинов Адмиралтейства, научно-технической элиты и сенаторов. Группа телевизионщиков расположилась несколько поодаль и снимала общую панораму события с крупными планами адмиралов, сенаторов и профессуры. В новостях сообщили о завершении испытаний нового поколения кораблей и ни единого слова о капитан-лейтенанте Владимире Викторовиче Темлякове и его экипаже.

Глава 9 ЭХО ГАЛАКТИКИ

Сергей с нескрываемым удовольствием слушал доклады вице-президента Олега Александровича Веселова и министра экономики Хайнца Ван Ломбера.

— Вы просто молодцы! — с довольным видом подвёл черту Ирий Леуин. — Завтра я проинформирую Сенат о вашей работе.

— Только осторожно выбирай слова, — заметил Сергей. — Истинную подоплёку событий мы обязаны скрыть в сейфах навсегда.

— Не маленький, понимаю, — отмахнулся Ирий. — Будь моя воля, вообще приказал бы уничтожить все документы.

— И этого делать нельзя, — назидательно заявил Олег Веселов.

— Это ещё почему? Дурные потомки лет через сто обнародуют наши труды и огребут ворох неприятностей.

— Тут ты неправ, — возразил Ван Ломбер. — Проведённая нами операция послужит классическим примером борьбы за свои экономические интересы.

Завязалась дискуссия на тему политической оценки методов экономической экспансии. Сергей не вмешивался. Политик из него никакой, а вот результатами блокады миров эльфов и гномов он был очень доволен. Случайная встреча с крейсером хананеев и последовавший его захват дал информацию о контрабандной торговле промышленников Единой галактики с Эльфийской империей и Горными мирами. Скрытая блокада добавила сюрпризов: в контрабанде активно участвовали заинтересованные круги Свободной галактики. Анализ захваченных трофеев и допросы экипажей позволили выяснить потребности нелегально торгующих сторон. Некоторые детали уточнили с помощью агентуры СВР — таким образом составили полную картину потребностей всех участников тайных сделок. Впрочем, для эльфов и гномов подобная торговля могла считаться вполне легальной — войны и законы людей их уже давно не интересовали. Тем не менее флот Галактического альянса надёжно перекрыл торговые пути-дорожки, а специалисты начали готовиться к поставкам собственных товаров.

Вопреки ожиданиям, первыми засуетились маруты и хананеи. Их представители буквально хлынули на планеты созвездия Цефей и принялись активно искать посредников для поставок необходимых сырьевых ресурсов и полуфабрикатов. Так что агентуре ГРУ и СВР не составило труда выйти на контакт и заключить выгодные сделки.

— Никогда бы не подумал, что подобные вещи могут оказаться дефицитом для высокоразвитых цивилизаций, — постучав пальцем по толстой папке, заметил Нелидов.

— А что там? — спросил Сергей.

— Вы представляете? Они полностью зависимы от поставок нитроцеллюлозы, органических кислот, технических жиров!

— По жизни потребитель никогда не обращает внимания на исходные материалы, для нас важен конечный продукт.

— Возможно, я в производстве ничего не смыслю, но зачем им никотин, растительные токсины и яды?

— Не знаю, вероятнее всего, потребности фармацевтики. Впрочем, вся высокоточная гидравлика работает на органических маслах.

— Папку с договорами будете смотреть?

— А что я там пойму? Наши специалисты проанализировали запросы марутов и хананеев?

— Мы без труда удовлетворим весь перечень, что меня несколько озадачивает.

— Озадачивает или настораживает?

— И то, и другое. Почему они нуждаются в самом элементарном сырье, которое у нас и за сырьё не считается?

— Что ответили наши экономисты и теоретики?

— Напомнили о разрыве в семь с половиной тысяч лет. За этот период промышленность Свободной и Единой галактик буквально высосала все природные ресурсы.

— И вы опасаетесь печального повторения их ошибок?

— Разумеется! Умом понимаю, что отказывать нельзя. Таким действием мы подтолкнём марутов и хананеев на войну с моногосударством Маджур.

— Вы правы. Войны за ресурсы всегда отличались беспощадностью.

— Тем не менее не копаем ли мы себе яму?

— Я выбрал время и сделал собственный анализ. — Сергей развернул голограмму галактики. — Посмотрите на диаграмму соотношений населения и планет.

— На сколько лет мы обеспечены сырьевыми ресурсами?

— Без учета вторичной переработки и при условии сохранения темпов освоения новых миров, галактика способна обеспечить людей на период не менее ста тысяч лет.

Эльфийская империя с Горными мирами держались очень долго, но всему приходит свой конец. Послы попросили аудиенции с президентом для обсуждения перспектив взаимовыгодной торговли. Сергей сказался занятым и переадресовал Сереброкрылого с Гулким Молотом к премьер-министру. Переговоры, обрастая советниками и консультантами, протянулись почти два месяца, причём затягивали время сами инициаторы заключения торгового союза. Наконец, состоялась торжественная церемония подписания трёхстороннего соглашения, а на другой день в президентский дворец примчался вице-президент Веселов.

— Что вы послали эльфам и гномам? — вместо приветствия буквально с порога выкрикнул Олег Александрович.

— Подарки, — не скрывая ехидной усмешки, ответил Сергей. — Они их вернули?

— Как бы не так! Утром примчались, как взмыленные лошадки, с просьбой включить «это» в торговое соглашение.

— Так включайте, небось цену хорошую предложили.

— Про цену я ничего определённого не сказал, сослался на необходимость уточнить наши экспортные возможности.

— Полагаю удовлетворить их потребности.

— Сергей Николаевич, не томите душу, говорите о своей затее.

— Вы в курсе, что в президентском дворце ещё в давние времена смонтирован прямой портал, который используется и для обмена подарками. Президент мог порадовать правителей Эльфийской империи и Горных миров какой-нибудь диковинкой или деликатесом.

— Я читал об этом в архивах и сразу догадался о ваших происках. Колитесь, что вы отправили?

— Ничего особенного. Эльфам — большую корзину орхидей, а гномам — тазик перуанских выползней.

— С орхидеями понятно, красивые цветы, а зачем черви гномам?

— Олег Александрович! Я знаю о вашей чрезмерной занятости, но вы должны хоть бегло ознакомиться с жизнью этих рас!

— А что не так?

— Эльфы едят цветы, а гномы — червей.

— Да? Вообще-то слышал, что эльфы травоядные и у них нет резцов. Но зачем на обед поедать цветы?

— Ты у них спроси.

— Погоди, я не понял, почему они так среагировали на привычную для себя еду?

— Эх, Олег Александрович! Деликатесы-то американские!

— А? Ну да, диковинка, как картошка с фасолью. Я никак не привыкну к разнице флоры и фауны Америки и Галактического альянса.

— Я первое время без картошки здесь скучал, даже по ночам снилась.

— Нельзя быть столь пристрастным к определённым блюдам, а то уши волосатые вырастут, — пошутил Веселов. — Сам до американских подарков думался или вычитал где?

— Сложились ассоциации. В президентском архиве нашёл настоятельную рекомендацию поддерживать торговлю с Эльфийской империей и Горными мирами.

— Чем же они для нас важны?

— В том-то и дело, что ничем. Это «уставшие» расы, если прекратить торговлю, то они зачахнут, как в своё время исчезли гоблины и орки.

— Наши предшественники так о них заботились, что вовлекли в войну против тольтеков?

— А как их ещё расшевелить? Как заставить построить звездолёты и снова вернуться в космос?

— Хорошо, я подыщу на Земле толковых социологов и этнографов. Не представляю, как торговля может стать спасением.

— Вспомни гибель норвежских поселений на Ньюфаундленде и в Гренландии, — ответил Сергей.

— Странная история. Неповреждённые дома, склады полны припасов, на лугах пасутся одичавшие лошади, коровы и козы, на полях дикорастущая пшеница и овес, а люди умерли.

— А всего-то Ганзейский союз «съел» норвежских купцов и монополизировал торговлю с Норвегией.

— Ну да, свои-то хоть раз в год, да заглядывали, а Ганзе какая прибыль с тысячи семей.

— Страшно подумать, сто лет одиночества!

— Если желаете, Сергей Николаевич, то могу прислать копию отчёта адмиралов Пининга и Потерста.

— Это датчане, что были ангажированы португальцами?

— Нет, они норвежцы, король Мануэл Первый нанял их на четыре года для исследования Северной Америки.

— В тысяча четыреста семидесятом году они нашли опустевшие норвежские поселения в Северной Америке. О самих отчетах я никогда не слышал.

— История в духе тайных тюрем, — усмехнулся Веселов. — Документы скрыли в тайной канцелярии португальского короля.

— Возможно, — согласился Сергей. — Но сами норвежцы, вернувшись домой, должны были рассказать о своей находке.

— Э, не так всё просто! Ни сами адмиралы, ни их моряки больше никогда не увидели Норвегии.

— Не может быть! Неужели платой за обследование берегов Северной Америки стали подвалы неведомого замка?

— Ну что вы! Никакого вероломства! К тому же Дидрик Пининг уже прославился в Европе как удачливый пират.

— Да? Никогда не слышал о норвежских пиратах пятнадцатого века.

— Что вы! О его захватах ганзейских кораблей сложено немало саг!

— Так что же сделали португальцы с нежелательными свидетелями? Факт норвежского первенства мог повлиять на решение Ватикана.

— Приняли элегантное решение. Они договорились с королём Дании Хансом и непревзойдённые пираты оказались датскими адмиралами.

— Такой ход ничего не решает.

— Не спешите, датская эскадра под командованием Пининга и Потерста отправилась из Лиссабона в Индию.

— Вот оно что! Действительно ловкая рокировка! А как эта история получила огласку?

— По всей видимости, до отчетов норвежских адмиралов докопались во время разгрома Ганзейского союза.

— Шпионские страсти шестнадцатого века?

— В тысяча девятьсот девятом году в архивах датского короля обнаружили письмо бургомистра ганзейского города Киль, датированное третьим марта тысяча пятьсот пятьдесят первого года. В нем говорится: «Два адмирала, Пининг и Потерст, которых дедушка вашего величества, король Христиан Первый, отправил с несколькими кораблями по просьбе его величества короля португальского для исследования новых земель и островов на севере Америки, установили на скале Хвитсерк в Ньюфаундленде, напротив вымершего поселения Снифелдсикель, большой навигационный знак в качестве предупреждения, что эти земли принадлежат Норвегии».

— Хорошо потрудились ганзейцы! В тот период они искали союзников по всей Европе.

— К письму была приложена карта. До наших дней сохранилась только копия, сделанная в тысяча пятьсот девяностом году Стигурдуром Стефансоном.

— Истина вскрылась почти через сто лет! — воскликнул Сергей.

— Да, в подвалах замков умирали не только люди, но и исторические факты.

Что верно, то верно. Исторические архивы страшнее любой атомной бомбы. О походах норвежцев через океан известно любому школьнику, а дальше невнятное бормотание: то ли вымерли от болезней, то ли эскимосы зарезали костяными ножами. А ведь никто не хранит в тайне, что с 1382 года Ганзейский союз монополизировал торговлю с Норвегией, и с тех пор через океан не отправлялся ни один корабль. В 1389 году исландские зверобои потерпели кораблекрушение у далеких берегов и для возвращения домой купили у соплеменников необходимые инструменты для строительства нового корабля. Так вот, по возвращении они были оштрафованы как контрабандисты, ибо не имели королевского разрешения на торговлю вне Ганзейского союза. Кстати, зверобои оказались последними свидетелями благополучия далёких переселенцев, у которых был даже свой епископ. Касательно норвежцев в современной литературе больше досужего вымысла, чем реальных фактов. Красивые истории о мужественных ярлах, которые ходили в походы на дракарах. А в жизни вожди именовались годарами, морские корабли — карфи, а океанские — кнёррами. Были и ярлы с дракарами, только ярл в походы ходил очень редко, а дракар — тот же ушкуй для речного и озёрного плавания.

Скандинавы до XIII века не знали закона и жили понятиями кровной мести, а по общественному развитию ещё не доросли до государственного устройства. За исключением этих самых ярлов и годаров, которых до принятия христианства избирали на советах старейшин или на поединке, другой власти у них не было. Обычный закон стаи, где правит сильнейший, а старики и слабаки предаются смерти, ибо они едят, не принося племени никакой пользы. В этом, кстати, и таится основной камень против немецкой истории о призвании Рюрика. Не могли бояре Новгорода призвать безродного дикаря на княжеский престол, варягов нанимали для своих походов, это да. Но поставить над собой? Смех!

— Сергей Николаевич, давайте перейдем к делу, у меня сегодня много работы.

— Да, конечно, а то мы отвлеклись на постороннюю тему. Как проходили переговоры?

— С нашей стороны не потребовалось никаких усилий, а вот эльфы и гномы как будто чего-то выжидали.

— На каком основании вы сделали такой вывод?

— Затягивали время. Сначала сказали: «Мы хотим с вами торговать». Отлично, говорите, что вам надо и что вы можете нам предложить. В ответ молчок.

— Вы просмотрели архивы времен наших предшественников?

— Разумеется. Даже показал старый договор и подтвердил возможность повторить былые объёмы.

— А они?

— Долго ходили вокруг да около, затем дали перечень того, что получали от Свободной и Единой галактик.

— Затем попросили образцы на экспертизу?

— Разумеется! Надеялись прищучить нас на посредничестве.

— Это они зря! Заводы мы украли, да клейма стоят наши, — засмеялся Сергей.

— В том-то и дело, на первый взгляд продукция идентична, а специалист сразу определит другого производителя.

— Полагаю, они заподозрили нас в попытке стать посредниками.

— Это просматривалось с первой встречи, да реалии оказались другими. Нас не интересовал импорт марутов и хананеев.

— А не было попыток предложить нам эти товары?

— Как же, были! Но мы сразу предложили им кредит на восстановление утраченного производства.

— Это хорошо. Не хотелось бы испортить отношения.

— В целом я оцениваю результаты переговоров как положительные.

— Во время обсуждения деловой части вы не заметили каких-либо эмоциональных всплесков?

— Не сдержались от восторга, когда получили список нашего традиционного экспорта.

— Это понятно, тысячелетия вспоминать об утраченных продуктах, которые превратились в мифические деликатесы.

Сергей и Олег склонились над проектом торгового соглашения и начали уточнять цифры. Они не собирались прижимать увядающие расы эльфов и гномов. Деньги и зависимость марутов и хананеев от Галактического альянса — вот единственная задача затеянной авантюры с блокадой контрабандной торговли.

Начальнику ГРУ Владимиру Яковлевичу Голицыну было чем гордиться, его агентура прочно осела во всех штабах и базах марутов и хананеев. Обычные и неприметные военнослужащие без тяжёлых погон имели доступ практически ко всем секретам потенциальных противников. Впрочем, и глава СВР Алексей Федорович Нелидов мог похвастаться заметными успехами. Первым докладывал князь Голицын, и после перечисления основных результатов работы агентуры он затронул разведывательно-диверсионную тему:

— Научно-технический отдел завершил испытания весьма интересной разработки, которую квалифицировали как мину.

— Я уже ознакомился с этим необычным устройством, — ответил Сергей. — Как они до такого додумались?

— Автор идеи в своё время работал над вооружением для «Морских котиков».

— Ах вот оно что! Теперь понятна причина отсутствия активатора этой «мины».

— В море применяется датчик магнитной индукции, который определяет скорость и пройденное расстояние.

— Ну конечно! Магнитная мина на корпусе морского корабля срабатывает на заданном удалении от базы или при разгоне до боевой скорости.

— Вот именно! Эти варианты нам не подходят.

— Как вы планируете устанавливать эти мины? Привлечете дауров?

— Да нет. Если эти ребята приблизятся к вражескому кораблю, то им проще его захватить прямой атакой.

Логично, здесь нечего возразить. Идея подводных диверсантов и их первое боевое применение принадлежит Италии, когда военные пловцы заминировали стоящие в Гибралтаре английские корабли. Следующая атака состоялась через сорок лет, когда в Анголе боевые пловцы ЮАР прикрепили мины к одному кубинскому и трем советским судам. Кубинец затонул, советское судно после взрыва осталось у причала, а два других благополучно разминировали наши специалисты. Ответ получился неадекватным. Ангольские боевые пловцы провели классическую операцию с креплением мин к винтам ЮАРовской подводной лодки. Это совершенно другой подход к установке заряда, ибо гребные винты изготавливаются из латунно-никелевого или алюминиево-никелевого сплавов, и магниты тут бесполезны. Зато взрыв приводит к серьёзным повреждениям, лодки идут под водой с нулевой плавучестью, удерживая заданную глубину с помощью горизонтальных рулей. И всплывают они с помощью рулей глубины, а не выскакивают пробкой от шампанского. Мина сработала, когда жертва вышла из базы и нырнула в воды Южной Атлантики, экипаж использовал свой единственный шанс — продул балласт. Подводная лодка, беспорядочно кувыркаясь, вылетела на поверхность океана. Есть у них конструктивная изюминка с изменением центра тяжести в подводном и надводном положениях. В ЮАР усвоили печальный урок и больше со стороны океана не совались, а лодку пришлось отправить в металлолом.

— Если я правильно понял, «мины» будут устанавливаться нашей агентурой, — оторвался от воспоминаний Сергей.

— Абсолютно верно, среди них много специалистов по проверке вооружения, связи, двигателей и так далее.

— Отлично! Сначала минируем все боевые станции, затем контрольно-диспетчерские станции.

— А смысл? Противник углубляется на нашу территорию, а мы захватываем их планеты?

— Не совсем так. Мы изолируем их планеты и прервём связь кораблей со штабами и Адмиралтейством.

— Не понимаю вашей мысли. Враг захватил нашу систему и создал там новую базу. — Голицын озадаченно потер переносицу.

— Флоту нужны не причалы, а родная база, как и самолету не место в поле, а свой аэродром.

— Поясните высказанную мысль. Топливо и снабжение можно получить в захваченных мирах, аналогично с ремонтом и техническим обеспечением.

— Отнюдь, на кораблях установлено весьма специфическое оборудование, которое просто так, с кондачка, где попало не сделать.

— Тем не менее флот ремонтируется не чаще одного раза в год, так что противник за это время захватит половину наших миров.

— Что на боевых кораблях является самым главным?

— Пушки, конечно.

— Где противник получит боезапас?

— Вот оно что! Вы правы!

— Они не смогут пополнять артпогреба, даже если повезёт захватить наш арсенал или завод боеприпасов.

— Серьёзный довод для возвращения обратно.

— И боевые повреждения ремонтируются на родных верфях.

Сергей постарался довести мысль, что ремонт корабля по общей сути ничем не отличается от ремонта автомобиля. Ну право, чем может помочь мерсовский автосервис раздолбанному «ситроену»? Разве только посочувствовать.

— Как наши специалисты программировали ремонтную биомассу?

— Вернулись к первоначальной идее ментального управления, даже усилили эти возможности за счёт полного отказа от наночипов, — ответил Голицын.

— Наша агентура способна продавить идею резервной связи через Адмиралтейства марутов и хананеев?

— Пара пустяков, за хороший «откат» можно протолкнуть всё что угодно.

— Вот и чудесненько. Подсуньте эту идею и вместе с аппаратурой установите наши «мины».

— С активацией кодированным сигналом по линии связи? Гениально! В случае войны противник в одночасье теряет все свои планеты!

— Абсолютно верно мыслите. Сначала — «мины», затем — десант дауров и на десерт — обслуживающий персонал.

— Гарнизон, а не персонал, тоже мне скажете.

— Извините, неправильно выразился.

— Да ладно, забыли. Главное, что ваша идея обещает нашим противникам серьёзные неприятности.

— Сегодня я свяжусь с Адмиралтейством и через неделю перешлю в ГРУ график минирования.

Эффективность разведки была просто потрясающей. Нелегалы легко проникали в любые военные, политические и правительственные органы. Принцип расовой сегрегации оказался беспомощным против создания шпионской сети из людей той же расы, но другого государства. Как следствие — доклад начальника СВР выглядел торжественным маршем победителей.

— Насколько устойчиво сдерживание политических кругов моногосударства Маджур? — задал Сергей свой первый вопрос.

— Абсолютно неустойчиво, — тяжело вздохнул Нелидов. — Да ты, Сергей Николаевич, и сам это прекрасно знаешь.

— Знал бы, не спрашивал. Семь систем индусов неожиданно свалились мне на голову, да еще со своей армией и флотом.

— Здесь мои люди были уже бессильны, там провели всенародный референдум.

— Кстати, Владимир Яковлевич. — Сергей повернулся к Голицыну. — Что вы сделали с этой армией?

— Солдат и офицеров отправил на планеты созвездия Цефей, а генералитет с нашими военачальниками готовит операцию вторжения.

— Охренеть! А что местные индусы?

— Встретили сородичей на ура и с нетерпением ожидают торжества справедливости.

— Ладно, время терпит. Как успехи на планете Гианфар?

— Даже не знаю, что сказать, — снова вздохнул Нелидов. — Расшевелили мы муравейник.

— Полномочия нашего сенатора они подтвердили, это я знаю. А что Свободная галактика?

— Так и не поняли сути. Планета была дотационной, поэтому ограничились финансовым бойкотом.

— Забавно! Гианфар уже интегрирован в нашу экономику.

— Нельзя сказать, что полностью, но уровень жизни заметно выше остальных скандинавских планет.

— Ещё вопрос, Владимир Яковлевич. Как обстоят дела с политиками и ведущими политическими обозревателями?

— Да как с маленькими детьми! Они глотают нашу дезу и копают яму своим правителям.

— Пропагандой называется извращённое толкование фактов для идеологического обоснования своей экспансии. Или они этого не знают?

— Может, и знают, только не понимают, что делают.

— Вы там поосторожней, не запускайте откровенной лжи.

— Наоборот! Порой явная муть воспринимается как скрытые от общественности секретные сведения.

Пропаганда может проводиться в скрытой и явной форме. Например, сериал про Эркюля Пуаро, в одной из серий незатейливый сюжет рассказывает о злобных немецких и японских шпионах, пытающихся украсть чертежи английского суперистребителя. Смех! Англия по жизни никогда не создавала выдающихся самолётов, в отличие от Германии или Японии. Марши во Львове под знамёнами СС уже относятся к более грубой форме пропаганды. Старички, вежливо машущие ручкой с трибун, прекрасно понимают, что перед ними не элита арийской расы, а ряженые рабы. Все равно приятно, пусть это и люди низшей расы, но они старательно выполняют волю повешенных господ. Кто сегодня помнит о том, что до 1918 года Львов входил в состав Австрии? Что сформированный из польских крестьян корпус «Галиция» 21 сентября 1914 года в полном составе перешёл на сторону русской армии? Пилсудский, став «начальником» Польши, выселил из Малопольши, так тогда называлась Галиция, всех украинцев и ненадежных поляков. История депортации из Малопольши началась в 1928 году, когда польское правительство решило вывезти крестьян из Львовского воеводства. По предложению Казимежа Вархоловского поляки привезли украинцев на реку Урубамбе, приток Амазонки, в 1700 километрах до ближайшего города. Освободившиеся земли передали бывшим сослуживцам Пилсудского по австрийской армии. Так что в дивизии СС «Галиция» служили чистые арийцы, а недочеловеками там и не пахло.

В Прибалтике развивался схожий сценарий. В Германии никогда не забывали о землях, некогда принадлежавших Тевтонскому ордену. Рыцарство развалилось, земли перешли Дании, Швеции, Польше, затем России, но потомки рыцарей и ганзейских купцов никуда не делись. Подписанный Лениным декрет о признании независимости касался Балтийского герцогства во главе с Адольфом Фридрихом Мекленбург-Шверинским и его премьер-министром бароном Адольфом Адольфовичем Пилар-фон-Пильхау. Герцог незамедлительно подписал унию с королем Германии, но воссоединения не произошло, весной 1919 года в Прибалтике высадился английский десант. Несколько месяцев боёв закончились 2 июля 1919 года, командование ландесвера во главе с Рюдигером фон дер Гольцем согласилось на перемирие. Солдаты разошлись по домам, а фон-баронам предстояло покинуть поместья и вернуться на родину предков.

2 августа 1941 года над тихим курортным городком Пернов появился советский бомбардировщик ДБ-3 и нанес бомбовый удар по местному кинотеатру. Группа армий «Север» лишилась всех военно-партийных лидеров, которые собрались на торжественное собрание по случаю дня фюрера. Прибалты отнюдь не встречали немцев как своих освободителей и прекрасно осознавали будущую жизнь под пятой вернувшихся фон-баронов. Это не только возвращение исконных названий типа всяких Якобштадтов и Динабургов. Беглые хозяева потребовали уплатить подати за двадцать два года и компенсировать ущерб, вплоть до сломанной лопаты. Но герой-одиночка, проплыв на лодке две сотни километров, доставил на остров Эзель весть о предстоящем сборище фашистской элиты. Нет, новость пришла в Первый гвардейский минно-торпедный полк по цепочке, от хутора к хутору, и в итоге экипаж под командованием лейтенанта Ларионова отправил на тот свет 250 фашистских генералов и старших офицеров.

«Радость» подвалила прибалтам только в 1943 году, когда потери вермахта стали невосполнимыми. Аборигенов признали достаточно ассимилированными, начался воинский призыв с обещанием после службы выдать паспорт гражданина Германии. Молодёжь ломанулась в леса. По данным комендатур, от призыва уклонилось 18 тысяч человек. Для сравнения: когда вернулись национальные армии, 42 500 человек добровольно вступили в их ряды, а крестьяне по собственной инициативе помогали тыловикам, подвозили продовольствие и боеприпасы. Что касается сформированных в Прибалтике частей СС, то они состояли из чистых арийцев — остзейских немцев, в этих вопросах рейх был очень щепетилен. С окончанием войны к пленным прибалтам отнеслись с той же меркой, что и к румынам, болгарам или венграм — год принудительных работ по месту жительства.

Широко улыбаясь, Арвад встречал дорогих гостей на пассажирской площадке своего космодрома. Сергей продолжал сохранять инкогнито и при визите к сидону хананеев сначала телепортировался на орбитальную боевую станцию, затем опускался на планету на одном из стоящих у причалов кораблей. Попутно всегда встречался с гарнизоном, затем интересовался модернизацией оружия или систем управления огнём. Понимая ту пропасть, которая разделяла обычного офицера и президента, всегда переходил на неофициальный разговор, стараясь почувствовать ритм службы. Блеск пуговиц и чистые гальюны его не интересовали. Конечно же, подобные встречи не являлись контрольной проверкой работы инспекторской службы Адмиралтейства, как и не преследовали целей дешевого популизма. А вот выводы каждый раз получались удручающие. Офицеры при встрече тушевались, опускали глаза и в разговоре старались не выходить из уставных рамок. Только дауры спасали положение: всегда чётко и внятно обрисовывали ситуацию, давая полный и честный ответ.

— Рад тебя видеть! — раскрывая объятия, произнес Арвад.

— Взаимно!

Они дружески обнялись и в окружении охраны пошли к бронированному гравилёту хозяина. Время на Альфирк как будто бы замерло, всё те же крытые торговые ряды, неизменные ресторанчики, таксисты по-прежнему строго соблюдали расовые различия и стояли тремя отдельными группами.

— Мои родственники благодарят тебя за спасение Маваля, к ним присоединяются семьи его друзей.

— Спасибо, я бы не сказал, что операция получилась сложной или опасной.

— Судя по информации в прессе и телевидении, твои люди действовали кошельком.

— Почему ты так решил?

— А как ещё можно вытащить человека из тюремной камеры или полицейского участка?

Сергей нейтрально пожал плечами, он не мог сказать правды, тем более о телепортации. Местонахождение четверых учёных определили с помощью их адвокатов, после чего средь бела дня выдернули прямо из камер. Ещё двое были под плотным «колпаком», полиция таким способом хотела выйти на след последнего преступника. Так что поиски и прыжки туда-сюда никакой сложности не представляли. Сам Маваль прятался в гардеробе своей бабушки, и пока одни агенты СВР выслушивали рассуждения старушки о нравах современной молодёжи, другие телепортировались с беглецом прямо из пропахшего нафталином помещения. После того как учёные оказались на территории Галактического альянса, нелегалы СВР организовали утечку информации. Газеты запестрели заголовками типа: «Семеро ученых сбежали из тюрьмы!», «Мошенники или жертвы?», «Кто организовал массовый побег?», «Тайные игры спецслужб!», «Куда спрятали наших лучших учёных?». Последовали официальные заявления и разъяснения, шумиха вокруг побега потихоньку улеглась. Но СВР не успокоилась, неожиданно на телеканалах появились репортажи о Мавале и его семерых друзьях из Института полимолекулярных технологий. Снова шум и невероятные истории о жизни ученых, беглецы в окружении жён и детей рассказывали о всевозможных притеснениях, которые они претерпели в прошлом. Похвастались отличными лабораториями на новом месте и очень высокой зарплатой, что немедленно вызвало ответную реакцию со стороны официальных лиц. Маваля с друзьями обвинили в предательстве и бегстве в Свободную галактику или Маджур. Неуклюжее обвинение вызвало шквал насмешек, в репортажах ясно показали лаборатории и работающих там хананеев.

— Нет, Сергей, — продолжил Арвад, — родственники спасённых твоими людьми учёных настаивают на ответной благодарности.

— Неужели они не поняли, что Маваль с друзьями работают у нас?

— Это ещё одна из причин для благодарности. Они регулярно общаются в сети.

— Говори прямо. Похоже, что благодарность является только поводом, а причина в желании других учёных тоже уехать на мои планеты.

— Ты догадлив. К родственникам Маваля обратилось более тысячи человек, они желают перебраться к тебе.

— С этого и надо было начинать, а то ходишь вокруг да около.

— Ну так что?

— Хорошо, я дам тебе знать через Владислава.

— Он где-то в метрополии, но в моём городе много твоих людей.

— Нет, организуем только через него, я не хочу создавать тебе неприятности.

— Какие могут быть у меня неприятности? — пожал плечами Арвад.

— С полицией. Сыщики облажались и теперь держат тебя под неусыпным контролем.

— Хочешь сказать, что они уверены в моей причастности?

— Разумеется! Ты сидон хананеев и можешь легко пристроить учёных в одном из городов.

— Легко сказать, никто из знакомых мне сидонов не пойдёт на конфликт с метрополией.

— Тем не менее полиция разрабатывает только эту версию.

— Спасибо за предупреждение, придётся проследить за своей стражей. Явно кто-то из них работает на полицию.

— Не суетись, на днях прибудет мой отряд специалистов, они и глянут свежим взглядом.

— Спасибо, Сергей, выручил. Откуда ты об этом узнал? Или в полиции подсказали, те, кто за деньги выпустил этих ребят.

Сергей молча кивнул. Врать не хотелось, а про агентуру говорить нельзя. Арвад вышел со своим гостем на открытую веранду с уютным садиком, нервозно оглянулся и шепотом спросил:

— У тебя большая армия?

— Что-то случилось? Тебе нужна помощь?

— Тут дело другого рода. Сидоны Южного материка заметили неадекватное поведение со стороны дьяусов.

— Опасаются боевого столкновения?

— Это вряд ли, но бунт возможен.

— Хочешь помочь своим коллегам?

— Зачем! Наоборот! Лучше под шумок прихватить чужой город.

— Подумаю, солдат и кораблей у меня достаточно, но ввязываться в авантюру я не буду.

— Хорошо, но если возникнет удобный случай, то боевые действия начнём без промедлений.

— Ты мне объясни: во всех городах защитные форты сделаны по стандартному плану, или есть отличия?

— Различий нет. Первоначально строились укрепления-близнецы, города возникли намного позже.

— Я пришлю к тебе своих генералов, пусть ознакомятся с принципом обороны и установленным оружием.

— Нет проблем, договорились.

— Отлично! Теперь еще одна новость. Через пятнадцать дней придет «Эхо галактики».

Услышав это, Арвад немедленно начал звонить своим агентам и компаньонам. А как же иначе, ещё не забыты былые катастрофы, а «Эхо галактики» обещает потрясения хоть и меньшего масштаба, но вполне достаточные для разорения дельцов средней руки. Сергей же отправился на Южный континент, где предстояло познакомиться с местными правителями и расквартированными в укромных уголках войсками.

Это его идея заблаговременно перебросить войска индусов с Земли и примкнувших к Галактическому альянсу планет моногосударства Маджур. Сергей опасался неадекватной реакции со стороны местных индусов и даже вооруженного противостояния. Припомнился один забавный рассказ, некогда услышанный в рижском кафе «Луна». Праздновали день Победы. После официальных мероприятий он с товарищами зашел в кафе. Там они сразу обратили внимание на большую группу ветеранов-латышей, которые сидели за составленными в длинный ряд столами. Часа через полтора ветераны пригласили военных моряков за свой стол. Там-то Сергей и услышал забавный эпизод, произошедший в самом начале войны. Командование приказало Латвийской и Литовской армиям отступить в направлении Великих Лук. Грузовиков было достаточно, потому что их в большом количестве пригнали из Риги, и батальонные колонны с интервалом в шесть часов отправились к новому месту дислокации. Двигались достаточно быстро, на каждую машину было по два водителя, первая остановка для отдыха планировалась уже в России, в большом селении Марьино. Не успели машины остановиться вдоль деревенских заборов, как весь батальон был арестован местными комсомольцами во главе с участковым милиционером.

— Вы не красноармейцы, а диверсанты! — решительно заявил секретарь местной комсомольской ячейки.

— С чего ты так решил? — поинтересовался командир батальона.

— Ваши солдаты в жёлтых сапогах, а должны быть в обмотках!

— А наша речь с акцентом? Многие солдаты вообще не знают русского языка. Это не подозрительно?

— СССР многонациональная страна, не все люди умеют говорить по-русски.

— Хорошо, что ты скажешь про нашу форму?

— Я никогда не видел красноармейцев, — смутился юноша. — Зато у вас неправильные автомашины.

— Как это неправильные?

— На автомобилях написано «ОРЕЛ», а такой марки в СССР нет, к тому же вы ошибочно написали последнюю букву по латыни «L».

«Арест» передового батальона пошёл на пользу. Прибывшее начальство НКВД обеспечило отступающим прибалтам зелёную улицу, а для раненых подогнали санитарные поезда. Единая раса ещё не гарантия дружелюбной встречи прибывающих на планеты созвездия Цефей индусов. В первую очередь это касалось воинских частей с Земли, ибо их традиции и язык кардинально отличались от местных обычаев и норм поведения. Познакомившись с правителями индусской части планет, Сергей планировал назначить новую встречу на Земле, где они пройдут испытание на толерантность. Глобальные планы по захвату планет могут оказаться погребёнными хламом расовых предрассудков.

Телевизионные новости и газеты принялись наперебой комментировать «просочившуюся из военных лабораторий» информацию о приближении «Эха галактики». В ход пошли всевозможные ужастики о вероятном исчезновении некоторых планет и смещении галактической оси. Некоторые «теоретики» высказали гипотезу о грядущем слиянии с соседней галактикой и последующем вселенском коллапсе. Телеканалы соревновались в изобретении пугающих страшилок, чуть ли не грядущего конца света. Первыми возмутились военные, назвав поднятую шумиху «беспросветной дурью». Правда, затем сами себе подпортили, заявив о невозможности точно просчитать приход резонансного эха. Корреспонденты ухватились за последние слова бульдожьей хваткой. Дата прихода пространственного возмущения указана точно. Почему военные снова скрывают от общественности столь жизненно важные сведения? Традиционное косноязычие адмиралов наряду с откровенным нежеланием обсуждать тему «Эха галактики» только увеличило накал страстей.

Начальник Адмиралтейства Свободной галактики адмирал Рибе Коллинг решил лично и публично высмеять беспочвенную галиматью. Для этого ко времени «вселенской катастрофы» он пригласил на боевую станцию Талитха-квадро наиболее популярных журналистов. Маститая братва не отказалась от удобного случая сделать репортажи из самой современной орбитальной боевой единицы, способной в одиночку отразить нападение вражеской эскадры. Экипаж с тихими матюгами нарядился в парадную форму, это, конечно, красиво, но подобные одежды созданы для обольщения женщин, а не для выполнения рутинных служебных обязанностей. Тут еще толпы ассистентов с камерами, кабелями и ни на что не похожей аппаратурой. Все, что делала эта толпа дебилов, по определению противоречило «Наставлению по обеспечению живучести корабля». Нельзя загромождать коридоры, нельзя блокировать пути эвакуации, а проложенные кабели гарантировали красочный фейерверк при автоматическом срабатывании дверей и люков аварийной герметизации.

Заявленная пресс-конференция намечалась на 16:00 в просторной кают-компании с великолепной обзорной площадкой. Однако зубры пера и камеры начали собираться заранее, и не ради шикарного вида на пограничную с хананеями окраинную планету. Причиной послужили выгодные места первого ряда, известные на всё государство люди начали спорить с напором дворовых хулиганов, толкаться, обзывая друг друга унизительными кличками и поливая помойным матом. Находящиеся рядом члены экипажа, в чьи обязанности входило оказание помощи маститым журналистам, растерялись при виде этого бедлама. В довершение разгорающегося скандала мэтры репортажей стали требовать от отутюженных рядовых вывести из зала своих оппонентов. Затем взбрыкивания и брань переросли в рукоприкладство, а получившие, в общем-то, несильные удары потребовали немедленно расстрелять своих обидчиков.

Начавшийся бардак грозил перерасти в массовую потасовку и, как следствие, привести намеченное мероприятие к провалу. Адмирал Рибе Коллинг сразу понял суть возникшей проблемы.

— Смирно! Сержант! Рассадить гостей в алфавитном порядке!

Командиры отделений с видимым усердием бросились выполнять приказ, а рядовые не могли отказать себе в удовольствии лишний раз пнуть ту или иную знаменитость. Дожидаясь наведения порядка, адмирал тихо беседовал со своей свитой, где самым младшим по званию оказался командир орбитальной боевой станции вице-адмирал Ганнерс Халлен. Наконец журналистская братва угомонилась, ассистенты настроили аппаратуру и камеры, наступила тишина. Начальник Адмиралтейства кашлянул, встал и посмотрел на открывающийся с обзорной площадки вид, совсем недалеко мирно телепал старенький буксир. Неожиданно панорама смазалась, замельтешила, по глазам несколько раз ударили лучи местного светила, послышался гул двигателей коррекции орбиты. Присутствующие на пресс-конференции люди непроизвольно напряглись. Большинство из них привыкли к космическим путешествиям, но на кораблях двигатель никогда не слышен из-за запредельных скоростей полёта, а здесь по ушам бил неприятный вой, в довершение ощутимо подрагивала палуба.

— Что это? — воскликнул ведущий телепрограммы «Галактика сегодня».

Адмирал вздрогнул, начал искать взглядом задавшего вопрос, и тут раздался сигнал тревоги, следом послышался голос компьютера:

— Общекорабельная тревога! Экипажу немедленно покинуть станцию! До столкновения с планетой осталось три секунды!

Что можно сделать за три секунды? Да ничего! Палуба уже не вибрировала, а ходила ходуном, лишая людей возможности сделать хоть один шаг.

— Ваша станция разваливается! — истерично заверещала ведущая аналитической программы «Что нам говорят».

— Всем соблюдать спокойствие! — Адмирал Рибе Коллинг наконец-то вышел из ступора. — Двигатели вышли на максимальный режим, но скорость еще недостаточная.

В этом момент двигатели замолкли, под неприятный визг сервомоторов закрылись двери аварийной герметизации. В помещении повисла напряженная тишина, готовая в любой момент взорваться паникой с непредсказуемыми последствиями. Вице-адмирал Ганнерс Халлен покосился на броневой лист наружной защиты, который перекрыл внешний обзор из кают-компании, вздохнул и громко произнес:

— Компьютер! Доложить траекторию движения и окружающую обстановку!

Никакого ответа, адмиралы и гости боевой станции недоумённо переглянулись. Такого не может быть! Компьютер работает на принципе оптического преломления видимого и невидимого спектра частотно-модулированного излучения. Нет ни единой механической детали, и поломка невозможна даже теоретически, а тут молчок. Если электронный мозг погиб, то и находящимся на станции людям жить осталось совсем недолго.

— Командирам отделений! Открыть вручную двери аварийной герметизации!

Для вице-адмирала Ганнерса Халлена подобный вариант показался наилучшим. Однако первые же попытки провернуть маховики механического привода показали бессмысленность подобной затеи. Сервомоторы надёжно держали запоры, и пересилить их выше человеческих возможностей.

Сергей только изредка поглядывал на голограммы, показывающие обстановку в местах большого скопления людей. Рядовой состав с безразличием ожидал команд своих командиров, офицеры и вахта в Главном командном пункте искали возможность связаться с вышестоящими начальниками. Так что эмоциональный накал присутствовал только в кают-компании и только в журналистской среде. Эти люди привыкли принимать самостоятельные решения, зависимое состояние, тем более в положении полной неизвестности, их сильно раздражало. Не надо быть гадалкой, чтобы предсказать скорый бунт. Наконец компьютер подтвердил выход в галактическую сеть, и Сергей без промедлений телепортировался на корабль-шпион. Здесь и без его участия доведут начатое до конца, зато в других частях галактики присутствие президента крайне необходимо.

— Адмирал Рибе Коллинг нас здесь собрал для демонстрации собственной импотенции! — ехидно выкрикнула Ёре Драмн, ведущий аналитик вечерних новостей.

— У него слишком тяжелые погоны! — откликнулся военный обозреватель столичной газеты. — Все силы уходят на их удержание!

— Адмирал! — не унималась Ёре Драмн. — Так будет «Эхо галактики» или нет?

— Ему бы аперитивчику, — посоветовала ведущая аналитической программы «Что нам говорят».

— Госпожа Эле, попридержите свой язык! — грозно рявкнул вице-адмирал Ганнерс Халлен. — Вы на корабле, а не в жёлтой редакции.

— О! Как знакомо! Сначала прилюдно обгадились, затем начали несносно вонять! — Ёре Драмн вступилась за подругу по ремеслу.

— Вы только что стали свидетелями прекрасного боевого качества нашей новой станции! — с пафосом выкрикнул адмирал Рибе Коллинг.

— Бросьте, адмирал, — с ленивой вальяжностью заметил ведущий телепрограммы «Галактика сегодня».

— Я давно заметил, что вы, господин Лут Пере, все видите в черном свете!

— Вы не правы, — последовал снисходительный ответ. — Сегодня я видел белые как мел лица наших адмиралов.

— Как вы смеете! — выкрикнул вице-адмирал Ганнерс Халлен. — Перед вами лучшие люди нашего государства!

Он собрался ещё что-то сказать, но отвернулся. Сложилась патовая ситуация, по уму необходимо срочно навести порядок, для чего требуется выдворить из кают-компании нарушителей дисциплины. Но как? Аварийная герметизация исключает любое не санкционирование открытие дверей, а компьютер не отзывается. Журналистская братия прекрасно осознавала беспомощность адмиралов, со всех сторон слышались оскорбительные выкрики и свист. Если для гостей поднятый шум являлся ширмой, за которой они хотели скрыть свой страх и неуверенность, то военные напряглись. Свист на корабле не просто дурной тон, это плохая примета! Многие века давно скрыли истоки возникшего суеверия, но свистеть и держать руки в карманах нельзя, это знал каждый.

Злой рок как будто дожидался этого свиста. Кают-компанию залил яркий, серебристый свет, а когда люди проморгались, то увидели себя в окружении военных. Незнакомая тёмно-синяя форма с высокими белыми ботинками, в руках странное оружие, а главное — лица, медный цвет кожи и грубые черты вызывали смутные ассоциации. Лут Пере, присматриваясь, сделал шаг к ближайшему десантнику и получил болезненный удар. Тут же раздался приказ на незнакомом языке, захватчики синхронно выполнили какую-то манипуляцию со своим оружием, после чего на кончиках тонких стволов появились блестящие ножи. Серьёзное предупреждение! Теперь тычок ножом закончится более чем печально. Сумбур мыслей и невероятных предположений завершился истошным воплем:

— Тольтеки!!! — крикнула госпожа Эле и рухнула в обморок.

Затворники кают-компании являлись не только образованными, но и высоко эрудированными людьми. Смысл слова «тольтеки» был мгновенно понят, боевая станция провалилась в другую галактику!

— Вы нас сюда заманили, вы нас отсюда и вытаскивайте, — обращаясь к адмиралу Рибе Коллингу, крикнул политический аналитик журнала «Галактика».

— Готовьтесь получить судебный иск! — поднимаясь с колен, пригрозил Лут Пере.

— Вы обращаетесь к тольтекам? — ехидно заметила Ёре Драмн.

Все эти фразы, по сути, являлись жалкой попыткой сохранить присутствие духа, ибо каждый понимал невозможность возвращения домой. Дело не во встрече с давно позабытыми врагами, а в непреодолимом расстоянии до родных миров. Возникла тягостная пауза. Одни кусали губы, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания, другие раскачивались, обхватив голову руками, каждый переживал по-своему.

— А вы, Рибе Коллинг, начальник Адмиралтейства Свободной галактики, — послышались слова с чудовищным акцентом.

Люди вздрогнули и посмотрели на коренастого мужчину с резкими, словно вырубленными топором чертами лица.

— Я Хуан Домерьяху, адмирал флота Чили, — продолжил тольтек. — Никак не ожидал заполучить сразу столько высокопоставленных пленников.

— Вы должны вернуть нас обратно! — решительно произнёс вице-адмирал Ганнерс Халлен. — Наше правительство заплатит хороший выкуп!

— Я вам ничего не должен, — равнодушно ответил Хуан Домерьяху. — И выкупать вас никто не будет.

— Это ещё почему? Свободная галактика никогда не бросала своих граждан!

— Если в формате пропаганды в идиотской войне с Единой галактикой, то да. А сейчас вы просто исчезли.

— В чём разница?

— Появились вакантные места, от вас откажутся ради продвижения «своих» кандидатов. Вас бросят, ставлю девять к одному.

— Вы обязаны соблюдать традиционные нормы международных правил! — нервно выкрикнула Ёре Драмн.

— Кстати, кто из вас знает наши традиции обращения с пленными?

Вопрос повис в воздухе, никто из присутствующих никогда не интересовался подобной темой.

— И какие же они? — вежливо поинтересовался вице-адмирал Ганнерс Халлен.

— Мы приносим их в жертву богам.

— Интересные обычаи, — скривился Лут Пере. — И как это выглядит?

— Пленного кладут на специальное ложе, затем ему вскрывают вены, вырезают печень и сердце. Вы поняли?

— Ваши граждане на подобное варварство смотрят спокойно?

— Нет, конечно. Они танцуют.

— Вы адмирал флота Чили, — желая уйти от неприятной темы, спросил начальник Адмиралтейства. — А сколько всего флотов?

— Не знаю. — Хуан Домерьяху откровенно удивился вопросу. — Полагаю, что сотни полторы.

Ступор — так можно было охарактеризовать реакцию присутствующих. Маруты и хананеи обладали мощным и примерно равным количеством кораблей, сведенным в семь флотов. Реально в боевых операциях с каждой стороны принимали участие только четыре, остальные корабли находились в резерве на случай эскалации или непредвиденных событий. Война — это в первую очередь деньги. Содержание эскадры, без учета пополнения боезапаса, обходится в серьёзную копеечку, где расходы на экипаж не превышают и четырёх процентов.

— У вас мощный флот, — осторожно подбирая слова, заговорил вице-адмирал Ганнерс Халлен. — Вы хорошо осведомлены о происходящих в нашей галактике событиях…

— Знаете по именам наших адмиралов, — вмешалась Ёре Драмн.

Вице-адмирал недовольно покосился на бойкую даму и выдохнул:

— Почему вы нас не завоюете?

— Этот вопрос не ко мне, обратитесь к президенту Галактического альянса.

— Вы создали свой Галактический альянс?

— Нет, адмирал флота Бхонсл завоевал нас семь с половиной тысяч лет назад.

И как бы демонстрируя своё превосходство, адмирал флота Чили что-то скомандовал. Ответом на приказ раздался шум гидравлики и вой сервомоторов, главный компьютер снял аварийную герметизацию.

— Всем построиться в колонну по двое, не разговаривать, не отставать, любое неповиновение наказывается без предупреждения.

И после небольшой паузы:

— Бегом марш!

Коридоры орбитальной боевой станции Талитха-квадро встретили пугающей тишиной. Нигде ни одного человека, если не считать тольтеков, которые без тени улыбки указывали бегущей толпе направление движения. Женщины, цокая каблучками и боязливо косясь на злобный блеск штыков, без стеснения цеплялись за плечи мужчин. Гулкое безмолвие выбило у всех последние капли мужества.

— Стой! Быстро, без суеты в спасательные капсулы! Бывшему экипажу оказать помощь гражданским!

Никаких мыслей в голове, только тупое желание как можно скорее выполнить приказ. Рядовые и старшины ловко нырнули в люки, после чего начали принимать и рассаживать спотыкающуюся на ровном месте журналистскую братию. Пневматика ударом закрыла посадочные горловины. Экипаж сноровисто проверил крепление ремней безопасности и фиксацию головы. Катапульта выбрасывает спасательную капсулу на тысячу километров, только так остаётся шанс выжить при взрыве корабля. Удар, неимоверная перегрузка вжала тела в жесткие кресла. Две с половиной минуты страданий закончились непривычной невесомостью.

— Всем оставаться на своих местах! — послышался приказ по системе аварийной связи.

— А голос-то, как у медсестры из психбольницы, — фыркнул Лут Пере.

— Не волнуйтесь, вас там уже ждут, — язвительно ответил Ганнерс Халлен.

— Приготовиться к телепортации в систему Тил.

— Что? — Начальник Адмиралтейства трепыхнулся в своем кресле.

— Телепортация завершена, автоматы подачи сигналов бедствия работают исправно, приборы наведения дали пеленг на аварийно-спасательный центр. Дежурный корабль отойдёт от причала через двадцать секунд.

Глава 10 ЦЕФЕЙ

Спектакль с кораблями Единой галактики отличался только деталями. Начальник Адмиралтейства Хуфуф Хуала в точности повторил пассаж своего коллеги из Свободной галактики. Он пригласил известных представителей средств массовой информации непосредственно в Адмиралтейство, коим являлся гигантских размеров штабной корабль. Смысла выводить штабистов и бюрократов в погонах за пределы планеты не было и не могло быть. Зато мобильное Адмиралтейство превратилось в настоящую страшилку для всех флотов, флотилий и эскадр, ибо встреча с этим мастодонтом всегда заканчивалась разгромными приказами с наказаниями и понижениями в должности. Бюрократ задницей чувствует отношение окружающих к себе любимому. К тому же какая проверка может обойтись без замечаний? Идеальных кораблей и экипажей просто не существует, есть нерадивые инспекторы, которые не замечают вопиющие недостатки.

«Эхо галактики» заставило крутиться гиганта детским волчком, перегрузки скручивали палубы. Система безопасности дважды отключала искусственную гравитацию, так что к моменту аварийной герметизации и появления дауров гости и хозяева отчаянно матерились, требуя немедленной помощи от корабельных медиков. Ван Хай, адмирал флота Китая, в какой-то мере оказался неплохим психотерапевтом. Для начала он построил скулящую толпу, затем в самых грубых выражениях пояснил, кого он перед собой видит. Появившиеся было несогласные быстренько получили серию коротких ударов по корпусу, после чего не смогли ни шевелиться, ни говорить. Бесцеремонная напористость быстро свела на нет любую мысль о неповиновении. Убедившись в адекватном восприятии своих слов, адмирал флота Китая сначала провёл воспитательную работу, затем гарантировал всем работу на рисовых полях с достойным проживанием в бамбуковых домиках на сваях. Вконец деморализованную публику заставили разуться и рысью погнали в спасательные капсулы.

Пресса и телевидение принялись наперебой изгаляться над промахами военных. Оба государства потеряли примерно по трети действующего флота, причем самых лучших кораблей. Рейтинг вернувшихся журналистов поднялся до звёздных высот. Закатывая глаза, с выражением муки на лице, они вещали о встречах со злобными тольтеками или даурами. Коварные враги в соседней галактике! Их корабли, оставаясь незамеченными, проникают в наши миры! Они знают о нас всё, включая имена адмиралов! Если шумиха в газетах и на телеканалах ставила целью рейтинг и, как следствие, деньги, то военные и правительство увидели совершенно иное. После того как объявили об окончании операции «Эхо галактики», делегации обоих государств неофициально встретились в системе Шадир. Ясторфы сами были достаточно напуганы шквалом ужастиков, поэтому правительство обеспечило для переговоров максимальные удобства. Сами переговоры не касались военно-политических разногласий Свободной галактики и Единой галактики. Разговор шёл не о мирном договоре, неожиданная встреча с даурами и тольтеками требовала принятия адекватных мер собственной защиты.

— Могу похвастаться, — удрученно сказал начальник Адмиралтейства Рибе Коллинг, — вверенный мне флот неспособен к активным боевым действиям.

— Аналогично, коллега, — тяжело вздохнул адмирал Хуфуф Хуала. — Нам остается только защита своих планет.

— Сейчас наши ученые составляют карту разрывов пространства, было бы желательно объединить усилия в этом вопросе.

— Поддерживаю, кроме того, надлежит вернуться к теоретическим работам в области надпространства и дисбаланса материи.

— Уже пытались, — раздраженно ответил советник по науке. — В архиве ничего нет.

— Как?! Не может быть! База данных априори неприкосновенна!

— Тем не менее компьютер Академии наук не нашёл даже упоминаний о теории надпространства!

— Чушь! С кристаллов памяти ничего не удаляется!

— Увы, мы подключили специалистов по компьютерам, они подтвердили факт исчезновения, включая информацию об Оружии Победы и дисбалансе материи.

— Аналогичная картина и у нас, — нехотя вставил слово начальник научного отдела Адмиралтейства Единой галактики.

— И я об этом ничего не знаю! — возмутился Хуфуф Хуала.

— Спокойней, господа! — излишне громко выкрикнул председатель делегации хананеев.

— Куда уж спокойнее, — кисло усмехнулся адмирал. — О чем я буду договариваться с коллегами, если не имею понятия о делах в своем ведомстве?

— Неожиданная проблема с научным архивом входит в повестку совместного обсуждения.

— Мы подозреваем частные университеты. — Советник по науке покосился на адмирала Рибе Коллинга. — Расследование передано криминальной полиции.

— Правительство Единой галактики пришло к аналогичному решению, — откликнулся помощник президента.

— Предлагаю создать координационный совет.

— Дурь и бессмысленная трата времени! — возмутился адмирал Рибе Коллинг. — Проще прижать журналистов.

Цивильная часть делегации дружно поморщилась: за спиной журналистов стоят серьёзные кошельки. Попробуй тронь хоть одного, хозяева медиабизнеса быстро заставят вспомнить, кто в доме хозяин.

— Надо проверить причастность жителей планеты Гианфар, — осторожно заметил Хуфуф Хуала.

— Их демонстративный выход из Свободной галактики не более чем блажь, — отмахнулся политический советник президента.

— По нашим сведениям, они контролируют свои орбитальные боевые станции.

— Нам же меньше расходов.

— А этот гадюшник в созвездии Цефей?

— Тоже мне скажете! Там нет ни одного высшего учебного заведения, да и флота нет. Значит, никакого смысла.

— И эту ахинею говорит политический советник президента! — Адмирал Рибе Коллинг театрально вскинул руки.

— Бросьте паясничать! — обиделся Архос Висью. — Говорите по делу!

— Информация о приближении «Эха галактики» одновременно появилась в Свободной и Единой галактиках.

— Нас предупредили и только.

— Мой коллега прав, — вмешался Хуфуф Хуала. — Учёные двух государств тайно объединили свои усилия.

— Координационные встречи могут быть только на планетах в созвездии Цефей! Я передам информацию в криминальную полицию.

— Ты болван, Архос! Не мешай умным мозгам продолжать начатое дело!

— Они выкрали из Академии наук важную информацию и должны быть наказаны.

— Кретин! Кому ученые продадут законченные труды?

— Могут продать в Маджур!

По залу прокатился сдержанный смешок, впрочем, с явно заметным облегчением. Поиски ученых продолжатся, здесь нет сомнений, однако злой умысел минимален, ловкачи работают ради собственного обогащения. В любом случае их труд принесет пользу государству, так что на криминальную составляющую можно закрыть глаза.

— «Эхо галактики» преподнесло нам много неприятных сюрпризов, — глядя на стол, заговорил политический советник президента Свободной галактики.

— Не только вам, уважаемый господин Архос Висью, — уныло ответил его коллега из Единой галактики.

— Дорогой господин Ходдах, мы остались без промышленности, резервный флот пропал вместе с причалами.

— Я вас понимаю, мы в аналогичной ситуации. Огромное количество орбитальных заводов просто исчезло.

— Можете поздравить нас с тем же.

— Беда прошла совсем рядом со столицей, несколько стратегически важных объектов ушло в надпространство прямо с орбиты Атамина.

— И мы с орбиты Тил почти всё потеряли.

— Хватит хныкать! — решительно вмешался адмирал Рибе Коллинг. — Мы собрались здесь для выработки совместных действий.

— Бросьте, адмирал! Исчезли лучшие корабли! Оставшиеся предприятия не дают какой-либо надежды на развитие индустрии!

— Надо не сопли распускать, а вспомнить о неприятном инциденте в системе Аува.

— Вы о боестолкновении с неизвестными кораблями? — встрепенулся Хуфуф Хуала.

— Разумеется! В свете новых сведений можно предположить, что там имел место бой чужих кораблей.

— А ведь вы правы! Наши знакомые явно с кем-то воюют!

— Интересно, интересно, — оживился Архос Висью. — Ваше предположение объясняет странные исчезновения наших транспортов.

— Что ещё за исчезновения? — грозно спросил адмирал. — Почему я об этом ничего не знаю?

— Полицейские операции не касаются Адмиралтейства, — выкрутился советник президента.

— Вы пытались навести справки через эльфов или гномов? — спросил Ходдах.

— Бесполезно. Радушно улыбаются, обещают золотые горы, а на выходе ноль.

— Оба посольства покинули нашу столицу.

— У нас они вообще сбежали, не попрощавшись.

— Хватит стенать о длинноухих и коротышках! — Хуфуф Хуала решительно ударил кулаком по столу. — Пора приступать к разработке плана совместных действий.

Вскоре стало понятно, что обсуждать можно только патрулирование подозрительных районов. Оба государства давно исчерпали свои запасы полезных ископаемых, а самая тщательная переработка вторичного сырья неизбежно приводит к ежегодному снижению производства не менее чем на десять процентов. Других ресурсов нигде нет, в моногосударстве Маджур и далее только опустошенные и загрязненные войной планеты, где свирепствует генетическая мутация.

Сергей прибыл в Объединенный генеральный штаб для ознакомления с планом военной операции по захвату планет созвездия Цефей. На самом деле его миссия являлась чисто символической. Он не стратег и в сухопутных операциях ничего не соображает. Здесь же спланирована война планетарного масштаба, так что на долю президента Галактического альянса оставалась подпись под грифом «Утверждаю». Тем не менее Сергей ощущал непривычный дискомфорт. В архивах не нашлось никаких аналогов столь глобальных сражений. Кроме того, будучи автором идеи захвата пяти планет, он опасался последующего противостояния с «порабощённым» населением. Несколько тузов в рукаве плюс договорённость с Арвадом могли помочь не более чем в двух операциях. Доставленная с Земли армия могла вести бои только на одной планете, так что каждая последующая операция априори получится и сложнее и кровопролитнее.

Штаб расположился в некогда принадлежавшем гельдесе Акхене укреплённом дворце. При виде президента генералитет дружно встал. В зале царила деловая атмосфера — уточнялись кое-какие детали. В центре медленно вращались голограммы всех пяти планет. Сергей решил не мешать работе и прошел в эркер, где стоял уютный диван. Начальник Генерального штаба Анатолий Крупицын, которого военные Земли избрали своим Верховным главнокомандующим, вернулся к прерванному обсуждению. Услышав первые слова, Сергей от неожиданности привстал. Военныесогласовывали границы будущих владений. Каждый генерал получал надел на основании списочного состава своих войск, а также имеемого вооружения. Впрочем, чему удивляться? Никто не пойдет воевать ради любопытства, заинтересованность должна присутствовать в виде денег или иных материальных благ.

Вспомнились слова первого командира, который был родом с Западной Украины и провёл свою юность в оккупации: «Когда румынские солдаты увидели наши поля, они плакали от счастья и нежно гладили налитые зерном колоски пшеницы. Теперь это их земли, а живущие в деревнях украинцы стали их рабами». Сегодня некоторые «знатоки» Второй мировой войны дошли до утверждения, что Гитлер освобождал СССР от сталинизма. Другие «исследователи» считают, что Сталин хотел напасть на Германию и фашисты были просто вынуждены нанести упреждающий удар. А что говорит совсем не секретное соглашение лидеров гитлеровских союзников? За участие в войне против СССР Болгария, Италия и Хорватия получали земли Греции, Сербии, Македонии и Черногории. Венгрия получала Молдавию, Румыния — Украину до Днепра и далее всё черноморское побережье, включая Крым. Финны ограничились возвращением утерянных исконных земель, скромненько так забрали обратно всё, что севернее Волги, включая Урал. Самураи согласились хозяйствовать от Западной Сибири до Тихого океана. Ну а Гитлер довольствовался «остатками»: от Балтики до Каспия, от Средиземного моря до Бенгальского залива. При таких широких планах о «борьбе с большевизмом» никто не задумывался, рабы будут нужны, это да.

Но вот согласование границ закончилось.

— Господин президент! — обратился Крупицын. — Позвольте зачитать план операции «Цефей»?

— Да, конечно, приступайте, Анатолий Юрьевич.

Это уровень Генерального штаба, здесь нет деталировки действий полков или дивизий. Сухие цифры соотношения сил, направления главных ударов, места последующих переформирований, пополнение боезапаса и блокирование противника. Лаконичное изложение будущей кампании порадовало несколько завышенной боеспособностью местных частей, а также ожидаемой согласованностью действий гельдов и сидонов. Шапкозакидательство всегда обходилось очень дорого. Недооценка сил Японии в свое время больно ударила по России, а позже и по Англии с Америкой. В Петербурге не верили в возможность японской агрессии. Ну что могут сделать эти слабаки со своими вооруженными силами в 300 тысяч? Никто не придал значения разрыву дипломатических отношений, Русская армия от Читы до Владивостока по-прежнему насчитывала всего девяносто тысяч человек и сотню пушек. Дальше последовал незатейливый сценарий. Япония призвала резервистов первой очереди, доведя сухопутные войска до полутора миллионов, и высадила под Порт-Артуром стотысячный десант. Вся русская армия не превышала одного миллиона, а пропускная способность КВЖД составляла три поезда в сутки. Исход войны был предрешён даже без учёта англо-японского военного союза и неограниченного кредита со стороны Америки.

Закончив со стратегическим планом кампании, начальник Генерального штаба Анатолий Крупицын перешёл к рекомендациям по применению авиации и военно-морских сил. Толково! Модернизация военной техники открыла новые возможности ведения боя.

— Вы планируете начинать боевые действия с ударов баллистическими ракетами? — встревожился Сергей. — В результате сметёте постройки мирных жителей.

— Исключено. Испытания показали, что взрыв в среде силового щита аналогичен взрыву в воде.

— Не слишком ли просто вы обходитесь с бронемашинами атаки? У них сильное оружие и хорошая защита.

— Боевые дымы нивелируют системы наведения и лучевое оружие.

— Остаются протонные спикулы.

— Если пушку накрыть насыщенным паром, то собственный выстрел разнесёт эту хренотень на атомы.

— Вы предусмотрели возможность воздушных боёв с вооруженными кораблями, но предпочли бомбардировщики, а не истребители. Почему?

— Оружие бомбардировщика позволяет поразить воздушную цель на удалении в тысячу километров, а истребитель должен приблизиться на двести километров.

Что же, логично, при таком раскладе тяжёлые самолёты начнут долбить звездолёт, находясь в безопасности за линией горизонта. Противник вынужденно выйдет на орбиту и попадет в объятия дауров. Погоня за самолётами в атмосфере вообще ничего не даст. Помехи и ложные цели поставят врага в положение мечущейся мишени. Ту-95 развлекались подобным образом ещё в середине пятидесятых, а Ту-22 так вскрывали ПВО противника на глубину 400 километров впереди своего курса.

— В целом разработанная операция обещает быть успешной, однако неизбежные боевые потери вызывают у нас опасения, — закончил доклад начальник Генерального штаба.

— Я не понял причин ваших опасений, — уточнил Сергей. — Недостаток резервов?

— Боевой техники более чем достаточно, при необходимости можем удвоить за счет складов на Земле.

— Так что же вас настораживает?

— Трофеи достаются даже побеждённым, как следствие — в конце кампании мы можем столкнуться с двойниками нашего вооружения.

Сергей откровенно удивился, он никак не ожидал услышать такие слова от начальника Генерального штаба. Трофейные образцы боевой техники позволят изучить тактико-технические характеристики, не больше. Никто и никогда не начнёт выпуск аналога по самой простой причине: кроме самого образца требуются ещё и технологии его изготовления. Проще говоря, захватив танк, самолёт или пушку, надо заполучить ещё и завод по их производству. Но и этого мало, требуется определённый сорт металлов. Здесь в качестве примера можно привести угон МиГ-25 в Японию. Уникальный по всем показателям самолёт до сегодняшнего дня остается недосягаемым для оружия НАТО. Четыре таких МиГа завершили арабо-израильскую войну. Они нахально барражировали над территорией Израиля, сбивая все воздушные цели в радиусе ста километров. Пентагон был в шоке, самые крутые ракеты ПВО взрывались, не приблизившись даже на пять километров. Полностью бронированный фюзеляж, скорость 3000 км/час, скороподъёмность 10 км/мин. В довершение в Египет демонстративно привезли четыре атомные бомбы и проверили их крепление к замкам внешней подвески. Этого оказалось достаточно, чтобы Израиль без промедления убрался восвояси и подписал мир с Египтом.

Последний раз самолёты отметились во время «Бури в пустыне». Бравые полосатые ребята на Ф-18 решили порезвиться с тупыми арабами. Не подфартило. Встреча с парой МиГ-25 оказалась неприятным сюрпризом, пришлось катапультироваться. Не успели американские парашюты упасть на песок, как авианосец полным ходом драпанул из Персидского залива, а президент заявил об успешном завершении миссии. Так что с угнанного в Японию самолёта американцы смогли скопировать только общую аэродинамическую форму. Никто не смог повторить применяемые там сплавы, копии двигателей недодавали треть тяги, даже электроника оказалась абсолютно «неправильной». Со времён МиГ-21 пилоту было достаточно посмотреть на цель и нажать кнопку «пуск». Ни в Кремниевой долине, ни в Японии не смогли скопировать сопряжённую со зрачком систему наведения. Они впервые столкнулись с оригинальной защитой от производства контрафактной продукции. Главным итогом угона МиГ-25 стала продажа его на экспорт, правда очень дорого.

Пришлось объяснять генералитету принципиальную разницу между «единорогом», который в свое время копировали от Лондона до Тегерана, и более современным оружием. В наши дни нельзя отклониться от технологии вплоть до изготовления заклёпок или болтов, так что овчинка выделки не стоит. Попытка воспроизвести чужое для начала потребует скопировать целый комплекс заводов. Кстати, этим и объясняется принципиальная разница советской и американской авиации. СССР получил по репарации все заводы Третьего рейха, с тех пор авиапром, как и другие отрасли оборонной промышленности, пошёл своей особой дорогой.

— Я утверждаю разработанную операцию, орбитальные боевые станции готовы для внешнего прикрытия, — заявил Сергей.

Генералитет в дружном порыве встал и вытянулся по стойке «смирно».

— Спасибо, господин президент! — ответил Анатолий Крупицын. — Как военный, вы должны понимать всю важность для нас предстоящей войны.

— Разумеется. Посвятить жизнь военной карьере, а затем узнать о ненужности своей профессии — такое никому не пожелаешь.

— Ещё раз спасибо за поддержку.

— Примите отдельную благодарность от армии Китая. — Маршал Ли Сань встал и церемонно поклонился.

— Господин маршал, как местные индусы восприняли ваше появление на планете?

— О, начальник Генерального штаба оказался отличным психологом, — усмехнулся маршал.

— Как это?

— Вместе с индийской армией я приказал перебросить небольшие инженерно-технические и вспомогательные отряды других государств, — пояснил Анатолий Крупицын.

— Хитро! — восхитился Сергей. — У аборигенов сложилось впечатление, что иные расы как бы на подхвате.

— Этого я не знаю, зато малочисленные группы не вызвали испуга или неприятия.

— А дальше? Вы же полностью расквартировали армии Земли.

— Пополнение прибыло через полгода, когда местное население привыкло и к неграм, и к европейцам, и к арабам.

— Откровенно говоря, меня больше всего волнует отношение населения к китайцам.

— Нормальное, — несколько удивлённо ответил начальник Генерального штаба. — Ничем не отличается от прочих.

— Я очень волновался по этому поводу, — признался Сергей. — Приходилось встречаться с откровенным неприятием дауров.

— Мы учли ваши замечания, войска размещались в гарнизонах вместе с семьями. Так что китайская малышня пресекла досужие домыслы и страхи.

— Ещё один вопрос. В докладе ничего не сказано о разведке. Вы изучили места предстоящих боёв?

— Для армейских разведчиков работы практически не нашлось.

— Вас удовлетворили сделанные с орбитальной станции голограммы?

— Что вы! Здесь полная беспечность! Объекты и подходы к ним изучены всеми офицерами вплоть до командиров взводов.

— Как вам удалось?

— Закупили гравилеты и вперёд! Никого не интересует, что и куда ты везёшь, так что прочесали планеты вдоль и поперёк.

— А укрепления?

— Стража сама сажает такси во внутренний двор. Ребята быстро нашли с ними общий язык и организовали взаимовыгодный обмен.

— Занялись поставкой водки?

— Да, развозят спирт и меняют его на то, что стражники могут украсть со своих складов.

— Что-нибудь ценное попадается?

— Ещё бы! Солдатам легче всего украсть как раз дорогие вещи, мы получили даже бронемашины атаки.

— Интересно! Почему военная техника так легкодоступна?

— На военных складах строго присматривают за сапогами или одеялами с консервами.

— Понял! — засмеялся Сергей. — Учет за тем, что может пригодиться обычному жителю.

— Вот именно! Никто не купит мобильную лучевую установку, — подтвердил Анатолий Крупицын.

— Но исчезновение той же бронемашины атаки обнаружат достаточно быстро.

— Обнаружат и замнут, потом спишут втихаря. Офицерам скандал не нужен, сами первыми пострадают.

— Ну да, — согласился Сергей. — От солдат правды не дождёшься, а то ещё дружно укажут на нелюбимого командира.

— На это и рассчитываем. Сейчас добиваемся снижения боеспособности, во всех гарнизонах пяти планет. Пьянки и драки стали в порядке вещей.

— А как дела с изучением укреплений в городах хананеев?

— Они действительно построены по одному проекту. Построили фанерные макеты и отрабатываем различные варианты штурма.

Сергей взял план операции «Цефей» и размашисто подписал титульный лист, затем ниже поставил предполагаемые сроки начала боевых действий. Армия Земли готова, военные и политики Свободной и Единой галактик деморализованы успешным спектаклем под названием «Эхо галактики». Кроме того, сосредоточение сил и подготовка к интервенции не стали секретом для жителей моногосударства Маджур. На данный момент это выражается в открытии нового канала эмиграции, пик которой пришелся на период переброски войск. Все равно корабли возвращались пустыми, почему бы не прихватить пассажиров. Пора, дальше начнётся ненужное, даже вредное затягивание времени. Главный штаб Адмиралтейства рекомендовал начать операцию по захвату созвездия Цефей с планеты Алькурхах. Положение звезд в галактике также может иметь свои стратегические преимущества, как и горы, проливы и перевалы на поверхности планет.

Ультиматум неведомого Комитета всеобщего благоденствия местные правители дружно проигнорировали. Некоторые гельды попытались найти амт этого безумца, и только как возможность воспользоваться случаем и прибрать чужие земли к своим рукам. Сидоны вообще отмахнулись, посчитав глупое заявление выходкой недоросля при компьютере. Последующие события характеризовались как хаос. С континента Восточный Ратек началось необъяснимое бегство правителей. Тем не менее попытка разобраться была предпринята только после падения третьего континента. Сидон Шадун организовал встречу, на которую откликнулось двадцать два гельда и пять сидонов. Последние хозяева родовых владений собрались в просторном ангаре, расположенном на торговой территории его космодрома.

— Многоуважаемые правители! — обратился к присутствующим Шадун. — Мы столкнулись с угрозой потери своих земель и должны найти способ совместного противодействия.

— Бессмысленно! — удручённо заметил сидон Хафиян. — Я посылал в захваченные города свои корабли.

— Вы пытались помочь нашим братьям?

— Не ёрничайте, между нами нет ни родства, ни дружбы, — фыркнул Хафиян. — Я посылал своих капитанов с торговой миссией.

— Что же вы узнали?

— Мы в заднице. Там не было боёв, никто не видел никаких разрушений.

— Сговор? Они решили захватить наш континент?

— Я летал туда сам! — неожиданно заявил гельд Сарвик. — Произошла полная смена власти с изменением былых границ.

— Непонятно? — растерялся сидон Шадун. — Никто не отдаст свои владения просто так.

— Хуже другое, — продолжил гельд Сарвик, — нам противостоят объединенные отряды марутов и хананеев.

— Откуда вы это взяли?

— Видел своими глазами, я летал за своей сестрой и её мужем, гельдом Дрогоном.

— Разве их не убили?

— Захватчики никого не трогают, только забирают себе владения.

— Странно. И вообще, кто нам противостоит и откуда они взялись?

— По слухам, они жили в прибрежной зоне и на островах.

— Накопили силёнок, купили оружие и решили прибрать к рукам всю планету, — сделал вывод сидон Шадун.

— Им не осилить нас! — патетически воскликнул сидон Джохва. — Мои форты в постоянной боевой готовности!

Накаркал. Снаружи послышался невнятный шум и несколько резких хлопков как от удара палкой по железному листу. Не успели присутствующие среагировать на непонятные звуки, как сильный и синхронный удар снес ворота с обоих торцов ангара. А дальше… О ужас! В проёме появились устрашающего вида гравилёты, внешняя подвеска которых была буквально увешана неизвестным оружием.

— Никому не делать резких движений! — по ушам ударил усиленный мегафоном приказ. — Выходим по одному с интервалом в пять метров!

— Как они могли сюда прорваться?! — растерянно пискнул сидон Шадун. — До ближайшего форта всего двести метров!

— Балбес! — зло сплюнул сидон Джохва. — Они прошли на малой высоте! У твоих расчётов был выбор: сначала разнести ангары, затем открыть огонь по врагу.

На выходе из ангара гельд Сарвик отшатнулся от зависшего в воротах гравилёта, ему показалось, что в кабине сидит чёрнокожий экипаж.

На Альраи-4 учли ошибки правителей с Алькурхах, поэтому к ультиматуму неведомого Комитета всеобщего благоденствия отнеслись со всей серьёзностью. Гельды немедленно приступили к патрулированию своих амтов, стараясь предотвратить возможное проникновение врагов. Кроме того, в приморских районах спешно организовали дополнительные лагеря, усилив их бронемашинами атаки и мобильными лучевыми установками. Казалось бы, предусмотрели любые мелочи, перекрыли малейшие лазейки, и всё же континент Патерака пал после месяца безуспешной обороны. Затем начался кошмар. Войска Комитета всеобщего благоденствия нанесли асинхронный удар сразу по трём континентам.

— Эти сволочи явно в сговоре с захватчиками! — бушевал Джедам, сидон города Ведейда.

— Факты говорят об обратном! — решительно возразил начальник стражи. — Я своими глазами видел разрушенные форты.

— И как ты объяснишь столь быстрое продвижение в глубь континента?

— Не знаю. Города и амты сопротивляются не более одного дня.

— Вот именно! Наши силовые щиты способны выдержать удар с орбиты! Обычные излучатели и спикулы вообще не способны их пробить!

— И я об этом! — воскликнул начальник стражи. — Противник пробивает защитное поле в считаные минуты!

— Новое оружие? Откуда? На орбите нет чужих кораблей.

— Там нет никаких кораблей.

— Тем не менее я внимательно осмотрел два города и семь амтов, везде применялось неизвестное оружие.

— Почему враги тебя пропустили? — Сидон Джедам подозрительно посмотрел на своего полковника.

— Ты мне не веришь? В таком случае я забираю жену, детей и до свидания.

— Куда поедешь, позволь тебя спросить?

— Шутишь? — Начальник стражи зло сузил глаза. — Или забыл, что захватчики не трогают население?

— Решил переметнуться к врагам?

— Ты сам меня гонишь!

— Я? — Сидон Джедам возмущённо встал, нервно прошёлся по кабинету и продолжил: — Извини, нервы сдают.

— Забыли. Мы действительно оказались в очень сложной ситуации.

— Что удалось узнать про их оружие?

— Практически ничего, жителям запрещено приближаться к местам дислокации войск.

— А что говорят люди с оккупированных земель? Они должны были хоть что-то увидеть.

— Рассказывают о странных бронемашинах атаки, частых взрывах и застилающих горизонт дымах.

— Удары плазмы всегда вызывают большие пожары, а взрывы говорят о меткой стрельбе.

— Практически все обратили внимание на необычные завывающие звуки, источник которых так никто и не заметил.

— Гравикапсулы с голомаскировкой?

— Маловероятно, приборы наведения их легко распознают. В то же время у врагов просто мизерные потери боевой техники.

— Одни загадки. В городах большие повреждения?

— Разрушений практически нет, зато на фортах сбиты все излучатели и спикулы.

— Невероятно! Наши форты за полчаса выжгут весь периметр, сгорит всё: и земля, и небо.

— Пока что я видел обратную картину, — вздохнул полковник.

— О чём ты договорился с соседями?

— Они патрулируют свои границы бронемашинами атаки. При встрече с врагом немедленно сообщают нам.

— Я им не верю, гельды не любят нас и могут специально подставить под вражеский удар.

— Подобный вариант предусмотрен. Им обещана помощь мобильными излучателями.

— Ты серьёзно? А если враг прорвётся?

— Другие сидоны были глупее тебя? Где они? Никто не видел противника в лицо, пока не настало время поднять руки.

— Не надо меня запугивать! — взвизгнул Джедам.

— Мне самому страшно. Против нас неведомая сила, которая с легкостью захватывает амты и города.

— Что говорят торговцы о положении дел на континенте дьяусов?

— Там изгнали сидонов, следов боёв нет, внешние границы ликвидированы, торговцев никто не трогает.

— Всё это странно, очень странно. По слухам, дьяусы в войну не вмешиваются, а местных князей никто не трогает.

— Хуже другое — оккупированное население довольно новой властью.

— С чего ты так решил?

— Не услышал ни одного плохого слова, да и отвечают неохотно, порой явно недоговаривают.

— Значит, правда.

— Что правда? — встрепенулся полковник. — Ты ещё кого-то посылал?

— Нет, ночью прилетел на гравилёте советник сидона Гавата. Он был в городах континента дьяусов.

— Что рассказал интересного?

— Подтвердил слухи да сообщил о захвате их города. — Джедам потёр ладонями лицо, словно желая расправить многочисленные морщины.

— Враги приближаются со всех сторон. Ладно, я пошёл, надо глянуть на пополнение.

— Сколько их?

— Больше тысячи, все служили у других сидонов, бежали во время захвата городов.

— Дежурный офицер докладывал, назвал хорошими воинами, пришли со своей амуницией и оружием.

— Я бегло глянул список. Большинство обслуживало орудийные установки или излучатели, остальные из технического персонала фортов.

— Обязательно расспроси о боях. Возможно, узнаешь что-то новое.

Начальник стражи полковник Гердеб вышел из башни сидона Джедама на непривычно многолюдную площадь. Беженцы буквально заполонили город. Гостиницы битком, предприимчивые горожане сдавали мало-мальски пригодные для жилья углы по цене номера-люкс. Вид крепких парней и девушек поднял настроение полковника: значит, не все покорно склонились перед оружием противника. Внушали надежду и пришедшие из других городов воины-добровольцы, которые желали продолжить борьбу с врагом.

Мелодичная трель телефона ударила по нервам сильнее сигнала тревоги. Мельком глянув на часы, полковник Гердеб поднёс к уху трубку.

— Докладывает дежурный офицер лейтенант Сагалишь. Противник захватил амт гельда Варвика.

— Кто об этом сообщил?

— Таксисты, машины пришли на стоянку космопорта пару минут назад.

— Вы сами говорили с таксистами?

— Нет, охрана у ворот обратила внимание на шум возле рыночных гостиниц, так и узнали о падении амта.

— А что за суета у гостиниц?

— Таксисты вывозят постояльцев да торговцы спешно грузят свой товар.

— Объявите боеготовность номер два, три гравиплатформы с излучателями отправить на внешнее патрулирование с удалением в пять километров.

Начальник городской стражи отправился в ванную комнату. Два часа ночи — это не причина для явки к сидону немытым и небритым.

— Ты почему не отправил в сторону захваченного амта разведку? — Джедам встретил полковника взволнованным криком.

— Там нет дураков. Сначала улетели таксисты, затем появляется одинокая машина. Собьют без предупреждения.

— А наше такси взять не догадался?

— Хочешь сказать, что захватчики свалились на наши головы из соседней галактики?

— При чём здесь это?

— Да машины для дьяусов, марутов и хананеев окрашены в разные цвета! Проще сразу написать на борту «разведка».

— Предпочитаешь сидеть и ждать сложа руки? Мы должны атаковать! Вырвать у врага инициативу.

— Нельзя, ближайшие гельды могут принять наши действия за попытку захвата законных земель марутов.

— Чушь! Ты вообще-то зачем сюда пришёл? Предлагаешь бежать?

— Господин сидон, прошу вас позвонить соседям и договориться о совместных действиях против агрессора.

— С этого и надо было начитать! А то стоишь, мямлишь всякую ерунду о соседних галактиках!

Джедам бросился в комнату общепланетарной связи с правителями городов и амтов. Сидоны и гельды традиционно жили в немом отчуждении, не вмешиваясь и не интересуясь чужими делами. Даже широко практикуемые браки между детьми правителей не приводили к укреплению взаимной связи. Причина проста: полное отсутствие экономических связей препятствовало возникновению политической заинтересованности. Сидоны жили сами по себе, получая деньги с космодромов и примыкающих к ним рынков. Сопредельные земли гельдов могли бы дать толчок к развитию и процветанию городов, но расовая сегрегация исключала такую возможность. Вместе с тем мелочная борьба за никчемный холмик или озерцо мешала объединиться правителям многочисленных амтов. Да и сами сидоны препятствовали любому сближению, придерживаясь правила «разделяй и властвуй», ибо в противном случае они могли столкнуться с мощным и организованным противодействием.

Сидон Джедам, разбрызгивая слюну и смачно ругаясь, буквально вылетел из комнаты общепланетарной связи:

— Маруты спрятались по норам! Одни утверждают, что сами под атакой врага, другие вообще не соизволили ответить.

— Если в соседнем амте идет бой, то это легко проверить.

— Предлагаешь слетать и посмотреть? Нет уж, покорно благодарю.

— Сейчас ночь, — спокойно продолжил полковник. — С верхней площадки башни хороший обзор, трассы плазмы далеко видно.

— Что же ты раньше не сказал? Ничего не можете сделать без меня! — И быстрым шагом направился в лифт.

Верхняя площадка встретила ночной прохладой и абсолютной тишиной, только на севере сверкала далёкая зарница. Впрочем, будь наблюдатели не горожанами и лучше знакомы с природными явлениями, они сразу смогли бы заметить несоответствие. Природные всполохи хаотично сверкают не менее чем по четверти горизонта, здесь же ночное небо отражало строгий ритм вспышек на небольшом участке земли. Идиллию тишины разорвал срочный вызов дежурного офицера:

— Господин полковник, патрульная бронемашина атаки сержанта Варшига получила повреждение и совершила аварийную посадку!

— Где это случилось?

— Напротив юго-западного форта, удаление пять километров.

— Расчёту немедленно возвращаться обратно!

— Мы бросим машину?

— Раз сбили эту, то собьют и техническую помощь. Это война. Юго-западному форту дать высокое напряжение на систему управления огнём.

— Что делать оставшимся патрулям?

— Приблизиться к фортам до двух километров, в опасный сектор не заходить!

— Господин полковник! Восточный сектор! Вторая бронемашина атаки под вражеским огнем!

Гердеб повернулся в указанную сторону. Жиденькая огненная строчка хорошо просматривалась и без бинокля.

— Мы не можем им помочь, — досадливо поморщился сидон Джедам. — Стреляют из маленькой лощинки.

— В засаде всего один человек, причём с автоматическим пистолетом.

— Ты прав, плазменные заряды совсем крошечные. Сейчас наш экипаж поджарит наглого ублюдка.

Ночная темнота скрывала бронемашину атаки, её место угадывалось по окончанию мерцающей линии. Неожиданно огненный пунктир завершился фейерверком разноцветных брызг, и стрельба прекратилась.

— Невероятно! — поражённо выдохнул полковник. — Свинцово-зекеловая броня без проблем поглощает удары более мощного оружия.

— Это не плазма.

— Почему ты так решил?

— Не тот цвет, не кроваво-красный, а с желтизной.

— Прошу разрешения включить силовые щиты.

— Рано, они потребляют слишком много энергии, одним залпом форты не разбить.

— Я пошёл в командирскую башенку.

— Хорошо, я буду дожидаться атаки в зале обороны центральной башни.

Первый удар противника проспали буквально все. Форты задрожали как от землетрясения, и в то же мгновение по ушам ударил оглушающий грохот. Гердеба вышибло из кресла, где он незаметно для себя задремал.

— Боевая тревога! — поднимаясь с пола, скомандовал полковник. — По готовности открыть ответный огонь!

Он привычным движением одёрнул китель и недоумённо замер — аппаратура оказалась обесточенной. Быстро бросился в командный пост управления оружием. Лифт не работает, бегом по лестнице, перепрыгивая из пролёта в пролёт и замер, перед ним открылся полностью разрушенный зал. Вместо стройных рядов пультов с креслами операторов перед взором полковника предстали разбросанные куски пластика. В воздухе слабо мерцали обрывки тончайших проводов, затейливыми бабочками порхали чешуйки нанокристаллов. В то же время в хаосе была какая-то неправильность, явно чего-то не хватало. Вот только чего? В этот момент вошли два оператора из недавно принятых беженцев, и Гердеб наконец уловил ускользающее несоответствие.

— Где люди? Я не вижу раненых или убитых.

— В момент взрыва здесь никого не было.

— Почему? Я же приказал перейти в боевую готовность номер два!

Вместо ответа на его шее и руках защёлкнулись силовые браслеты удалённого контроля.

— Я арестован? За что?

— Всего лишь взяты в плен.

— Ах вот оно что! И кто из сидонов устроил этот цирк с имитацией войны?

— Немного подождите, скоро всё узнаете сами.

— Надеетесь быстро захватить форты? Не выйдет!

— Форты уже под нашим контролем, вас ждёт гравилёт.

— Безумцы! ПВО Центральной башни в два счёта сожжет бронемашину атаки, про пассажирскую машину и говорить нечего.

— Да не волнуйтесь вы так, мы взяли город.

— Врёте! За пять минут город не захватить! Вам ещё предстоит повоевать с городским ополчением.

— С чего вы решили, что жители желают умереть?

— Ожидаете безвольного подчинения? Они будут сражаться за своё имущество, за свободу, в конце концов!

— Вам не приходила в голову мысль, что так называемые «завоеватели» как раз и принесут им свободу и благополучие.

— Не смешно, вы же первым делом начнёте восстанавливать разрушенные форты и заставите горожан пахать с рассвета до заката.

— Зачем городу форты?

Вопрос, казалось, поставил полковника в тупик, на самом деле он просто опешил от наивности своих конвоиров.

— Вы хотите рыть окопы? Да вас сметут в первый же день!

В ответ раздался дружный хохот.

— Вообще-то города прячутся за бастионами только в созвездии Цефей, во всей галактике люди живут мирно и спокойно.

— И нет войны между Свободной и Единой галактиками? — прищурившись, спросил Гердеб.

— Уже нет, впрочем, вы вскоре сами всё узнаете.

Сидоны и гельды Альраи-5 не стали дожидаться глупых ультиматумов. Торговые звездолёты спешно вооружались, гравиплатформы и боевые машины атаки рыскали над разбросанными по океанам островам. Не забыли про странную лёгкость захвата других планет. Специальный комитет проводил взаимную инспекцию, дабы убедиться в отсутствии тайного сговора. Попытались было создать единый отряд быстрого реагирования, но отсутствие минимального доверия похоронило хорошую идею. Полученный ультиматум вызвал не удивление, а злобную настороженность к своим соседям. Сидон Вайбад придерживался общей точки зрения, поэтому приготовился отражать атаку со стороны ближайшего города. Экстренный совет с ближайшими помощниками должен был помочь найти и устранить возможные недочёты. Лаконичные доклады начальника городской стражи полковника Маилада и капитана звездолёта Зиилея ничего нового не добавили.

— Может, всё же пустим к себе беженцев из прибрежных городов? — задумчиво произнес сидон. — Как-никак, а ополчение усилится.

— По моим сведениям, на Альраи-четыре не дошло до уличных боёв, — столь же задумчиво ответил полковник.

— Не нравится мне идея живого щита.

— Их никто не неволит, — пожал плечами Маилад. — Они сами поставили палатки вокруг города.

— Потом меня обвинят в бесчеловечности. Ты, вот что, прикажи поставить по периметру плакаты, мол, городские ворота для них открыты.

— Я тебе докладывал тысячу раз, не рвутся они под прикрытие фортов.

— Стража пыталась выяснить причины?

— А чего тут выяснять! Крепкие мужчины и женщины, ни стариков, ни детей, им собраться и уйти, что плюнуть.

— Торговцев проверял?

— Пришла только одна грузовая платформа дьяусов. Подозрительных людей или товаров нет.

— Что-нибудь необычное привезли?

— Ничего, если не считать сотни лазерных установок.

— Световые лучи абсолютно безвредны для фортов. Ну а вы, капитан, готовы к воздушным боям?

— Всё шутите, — поморщился Зиил. — Звездолёт в атмосфере превращается в отличную неповоротливую мишень.

— Полноте, ваша задача всего лишь сверху накрыть противника.

— Для этого лучше всего выйти на орбиту, там я смогу контролировать весь континент.

— Опасно, уважаемый капитан, среди нас есть предатель, и в космосе он может нанести вам смертельный удар.

— Зато в атмосфере наш бой будет выглядеть как бокс под водой.

— Понимаю, но другого выхода нет, бронемашинам атаки не угнаться за космическим кораблём.

— Разница в скорости невелика, мой корабль начинает разрушаться в атмосфере при скорости в тысячу километров в час, а ваш гравилёт легко разгоняется до семисот километров в час.

— У него нет брони. Ладно, господа, скоро обед, занимайтесь своими делами.

Сообщение о начале боевых действий на соседнем континенте послужило причиной полного запрета на передвижения вблизи города. Сидон Вайбад закрыл космодром, рынок и городские ворота, кроме того, приказал включить силовые щиты. Некоторые стражники и жители посмеивались и шутили над чрезмерной осторожностью владетеля, но на третий день жителям стало не до смеха. В девять часов утра по фортам начал колотить невидимый молот. Прорывающийся сквозь защитные поля грохот пугал своей необычной мощью. Впрочем, это продолжалось недолго: согласно записи дежурного офицера генераторы силовых щитов продержались не более трёх минут. Полковник Зиил растерянно смотрел, как из генератора защитного поля вытекает ртуть и тут же испаряется с пышущего жаром пола.

— Пошли на обзорную площадку.

Слова сидона вырвали полковника из ступора.

— Что это было за оружие? Приборы не смогли определить даже примерное расположение противника.

— Это оружие победы, которым враг покорит последнюю планету в системе Альраи, — усмехнулся Вайбад.

— Вы что-то знаете?

— Не больше вашего. Однако пора в центральную башню.

— Там сейчас не безопасно, защитного поля больше нет.

— В сложившейся ситуации можно погибнуть и в подвале, зато с обзорной площадки мы поймём логику врагов.

Полковник Маилад невольно поёжился, но послушно двинулся следом за своим сидоном. Он не был фаталистом и не желал бессмысленно рисковать своей жизнью ради досужего любопытства. В зале обороны операторы напряжённо всматривались в показания приборов, которые единодушно утверждали об отсутствии какой-либо угрозы. Столь же безмятежная картина высвечивалась на голограмме тактической обстановки.

— Видишь? — Сидон кивнул в сторону операторов. — Форты на грани уничтожения, а мы так и не узнали, где наш враг.

— Посмотрите на лагерь беженцев! Они укладывают вещи и собираются уходить!

Действительно, пришельцы с побережья собрались в небольшие группы по десять-двенадцать человек. Одни переговаривались через маленькие радиостанции, другие поглядывали на небо, но большинство смотрели на город.

— Их что-то встревожило, но что? — задумчиво произнёс Вайбад.

Ответом на слова послужила серия взрывов. Форты и центральную башню заволокло пылью. Компьютер потерял визуальный контроль и выключил голограмму.

— Господин сидон! — истерично закричал старший оператор. — Мы беззащитны! Враг уничтожил все спикулы и излучатели!

— Полковник! За мной в лифт! Сейчас начнётся самое интересное!

От лифта до края обзорной площадки примерно пятьдесят метров, которые Вайбад пробежал с прытью пятнадцатилетнего юноши. Маилад не отставал, но предусмотрительно держался за спиной своего хозяина. Над фортами еще витали клубы пыли, зато хорошо просматривался идущий на посадку звездолёт. Само снижение больше напоминало замедленное падение, а горизонтальная коррекция в сторону космодрома походила на бессистемные рывки. Через мгновение стала понятна причина столь странного маневрирования. В небе мелькнула желтоватая молния, и у правого борта вспухло беленькое облачко. В следующий миг беспорядочно посыпались обломки обшивки, а сам корабль буквально рухнул вниз.

— Ложитесь! Он сейчас взорвётся! — крикнул полковник.

— Не дрейфь, аварийная посадка под контролем компьютера, а экипажу капец.

Звездолёт рухнул в персиковый сад, что находился в семи километрах от космодрома.

— Возьми бинокль, враги где-то рядом!

— Почему вы так решили? — осторожно спросил Маилад.

— Глянь на беженцев, они явно желают укрыться за стенами фортов.

Действительно, люди резво бежали к городу, а через некоторое время начала вырисовываться очередная странность: они бежали не к воротам, а прямо на стены казематов. Еще не понимая сути разворачивающихся событий, сидон с полковником наблюдали за странными и синхронными действиями. Беженцы с помощью пневмоприсосок быстро перебрались в город, причём каждый отряд оказался у входной двери автономной секции форта. Непонимание продолжалось ещё несколько секунд, за которые к петлям и запорам прилепили странный шнур. Хлопки взрывов выбили двери, в открывшиеся проёмы полетели гранаты, под непонятный стрёкот неведомого оружия захватчики ворвались в святая святых каждого города.

— Вот оно что! — воскликнул Вайбад. — Осталось только узнать имя их хозяина или хозяев.

— Надо бежать, и как можно скорее!

— Бегите, — безразлично ответил сидон. — Я никуда не уйду из своего города.

Полковник что-то сказал, но в этот момент над ними с ужасным шумом пролетела пара крошечных звездолётов.

— Умно, умно, — самому себе сказал Вайбад. — Подобное действие остановит самых ретивых ополченцев.

Внезапно появились боевые машины неизвестной конструкции, одни высаживали десант на улицы и площади, другие — непосредственно на площадку центральной башни. Сидон Вайбад с интересом смотрел на пробегающих мимо солдат, на их вооружение и снаряжение. Странно, очень странно, всё выглядело крайне необычно, оружие вообще не вызывало никаких ассоциаций. Вот один из солдат подошёл к бывшему хозяину города и снял шлем с бронестеклом.

— Я всё понял! — с улыбкой воскликнул Вайбад. — Это не предательство, а захват силами иной звёздной системы!

Перед ним стоял чёрнокожий офицер.

Глава 11 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

Сергея не могла не порадовать та лёгкость, с которой армия Земли захватывала планеты созвездия Цефей. Агрессивная напористость и изобретательность не давали противнику ни единого шанса организовать какое-либо сопротивление. Правители удельных владений ожидали традиционных действий и проиграли. Примером военной смекалки может послужить инцидент со шведами, имевший место, когда Сергей уже жил в Риге. Декларируя нейтралитет, Стокгольм активно сотрудничал с НАТО и выполнял различные задания американской разведки. Самыми надоедливыми были самолеты: приближаясь на бреющем, они перед самой советской границей делали «горку» и с боевым разворотом уходили восвояси. Расчеты ПВО по нескольку раз в день бегали по боевой тревоге, а шведский корабль радиоразведки снимал характеристики аппаратуры управления стрельбой.

Достали своими полётами до самой селезёнки, и в первую очередь солдат и офицеров дивизионов противовоздушной обороны. Кому понравится ежедневная беготня, тем более шведы старались подгадать к завтраку, обеду или ужину. Одно дело служить в получасовой готовности, другое дело ежедневно метаться туда-сюда. Настал счастливый день, когда командование разрешило проучить зарвавшихся соседей. Тактические локаторы отслеживают самолёты с момента рулёжки на взлётно-посадочную полосу, так что пара МиГов вовремя встретили свою жертву. Пропустив Saab JA-37 вперёд, МиГи поставили помехи, ведущий сел шведу на хвост и включил аппаратуру подавления сигналов, а ведомый начал отставать, изображая этот самый Saab. На Скандинавском полуострове маневр не заметили и завели свой самолет в территориальные воды СССР.

Первоначально демократическая пресса подняла вой. Русские сбили в нейтральных водах самолёт нейтральной Швеции! Когда же корреспондентам показали лежащий на мелководье Saab JA-37, а пилот сообщил, что его подобрали рыбаки прибрежного лова, шумиха несколько спала, но сказать правду «забыли». Более того, жёлто-голубые генералы решили доказать свою значимость и приказали продолжить полёты. Увы, первая же попытка закончилась трагедией. МиГи перехватили над Балтикой очередной самолёт и начали прижимать к воде. Saabы традиционно отличаются хреновой аэродинамикой и капризным управлением, а тут ещё запаниковал пилот. Попытка выполнить боевой разворот с резким уменьшением скорости закончилась катастрофой: самолёт упал в воду, пилот погиб. Наконец-то последовали правильные выводы, соседи перестали донимать ПВО Прибалтийского военного округа. Наилучшей рекламой взаимодействия разведок Швеции и Америки является квалифицированный расстрел премьер-министра Улофа Пальме. Наивный, он громогласно объявил о намерении предать гласности секретные материалы о деятельности Швеции против СССР, после чего не прожил и недели.

Но это другая история. Четвертую планету в созвездии Цефей захватили под непосредственным руководством Сергея. Тихо, мирно и бескровно. Шила в мешке не утаишь, некоторые детали боевых операций вместе с домыслами и фантазиями просочились с захваченных планет. Пошли невнятные разговоры о причастности неизвестного государства из забытого уголка галактики, ибо люди видели негров, арабов и даже дауров. Разведка землян не обращала на слухи никакого внимания, делая ставку на пропаганду новых условий жизни на захваченных планетах. Тяга к халяве является самым уязвимым местом в морали человека, поэтому средства массовой информации наперебой восхищались открывшимися возможностями. Сладкоречивые корреспонденты описывали наступление эры всеобщего благоденствия, где рабочие и крестьяне шикуют на курортах, предаваясь неге отдыха и развлечений. То, что это враньё, не имеет никакого значения, прозрение наступит позже, сейчас надо завершить оккупацию планет.

Сидоны и гельды встретили ультиматум во всеоружии, гарнизоны перешли в режим боевого дежурства, патрули и засады контролировали перемещения людей и грузов. Владетели пребывали в уверенности, что своими совместными действиями смогут пресечь любое нападение как извне, так и с самой планеты. Тем не менее действие агрессора оказалось неожиданным и на первый взгляд совершенно неопасным. Какая может быть угроза от прекращения поступления энергии? Горит лампочка, не горит лампочка, это же не обстрел укреплений неведомым оружием. Первые сутки прошли с легкомысленными шутками, вторые вызвали озлобление отсутствием привычных удобств. На шестые сутки начались народные волнения, а через десять дней правители заявили о капитуляции при условии сохранения личной безопасности. Жизнь без привычного выключателя оказалась практически невозможной.

Захват последней планеты созвездия Цефей больше напоминал переезд в другую квартиру. Сидоны и гельды заблаговременно бросали свои владения и бежали в материнские миры. В какой-то мере на это повлиял созданный Арвадом тайный союз, но определяющим факторомявлялась безвольная покорность перед заведомо более сильным врагом. Сергей урвал несколько часов для поздравления генералов с победой, вручил награды, которые просто обязаны получить организаторы столь успешной военной кампании, и вернулся в столицу. Развитие ситуации обещало скорое противостояние с Единой и Свободной галактиками. Беженцы пытались привлечь внимание официальных структур к своим проблемам и появлению чуждых рас на планетах созвездия Цефей. СВР замяло тему с помощью приближенных к правительству агентов и средств пропаганды. Так что жалобы не пошли дальше бытовых разговоров. В телепрограммах откровенно насмехались над очередным витком вендетты. Находящаяся на планетах полицейская агентура бежала во время боёв, а их возвращение сумели придержать под предлогом продолжающихся беспорядков.

Катализатором развития ситуации стал Маджур, политики и финансово-промышленные круги которого внимательно следили за боевыми действиями на планетах созвездия Цефей. Результат настолько их впечатлил, что центральное правительство в своём желании войти в состав Галактического альянса опередило собственных сепаратистов.

— У нас есть хоть один шанс как-то притормозить процесс ликвидации моногосударства Маджур? — спросил Сергей.

— Нет, и не может быть, — решительно ответил Ирий Леуин. — По закону они изначально входили в альянс, с момента его основания.

— А если начать проволочки с выбором сенаторов?

— Тебе необходимо отдохнуть, заговариваться начал.

— Что-то не замечал за собой такого.

— Позволь ткнуть тебя носом в тот факт, что сенаторы этих планет уже в столице, более того, они получили подтверждающие мандаты.

— Прости, Ирий, я просто боюсь сделать решительный шаг.

— А что случилось?

— Лаул, объясни народному избраннику, — обратился Сергей к начальнику Адмиралтейства.

— Чего тут объяснять, вероятность войны составляет девяносто процентов.

— А если подробнее, я без понятия о ваших тактических анализах и не получаю ежедневной сводки о перемещении кораблей вероятного противника.

— Извольте, согласно давнишнему договору, военные флоты Свободной и Единой галактик имеют право свободного прохода по территории Маджур.

— И в чём беда?

— Да в том, что их эскадры шастают там как у себя дома. Во всяком случае, постоянно находятся в пограничных мирах.

— Понял. Их надо выгнать, не спровоцировав агрессию.

— Не выгнать, а прижать. Заставить с нами считаться, что в дальнейшем позволит присоединить оба государства к альянсу.

— Сергей, и ты не можешь решить такую задачу? — лукаво усмехнулся председатель Сената. — Да поставь на уши президентов!

— Запросто! Устроим цирк-шапито, а тебя, Ирий, выведем на главную роль.

— Вы поосторожней со своими идеями, я человек мирной профессии.

— СВР может организовать официальную встречу президентов с делегацией Галактического альянса?

— У меня есть казачки в министерствах обороны, — спокойно ответил Нелидов. — Какой срок?

— Время назовет Голицын, для нас важно только одно — обе встречи должны состояться в один день.

— Прекрасный метод запугивания! — засмеялся Нелидов.

— Что я должен сказать? — неуверенно спросил Ирий.

— Надо заготовить ноту протеста с требованием держать военный флот только на базах и передать нам орбитальные боевые станции.

— Да кто в здравом рассудке на это пойдёт!

— А мы их заставим! — Сергей подмигнул Голицыну.

— У меня всё готово, — ответил начальник ГРУ. — Начинаем?

— Да, Владимир Яковлевич, ставьте пружины на взвод.

Принятое решение и ясность предстоящих задач резко повысили настроение Сергея. Он напрямую не вмешивался в подготовительные работы, но внимательно отслеживал весь процесс. Дело в том, что при официальном знакомстве с лидерами обоих государств блеф в стиле Никиты Хрущёва не пройдёт. Возможности Галактического альянса оценят по реальным действиям. Угрозы в большинстве случаев вызывают негативную реакцию и провоцируют аналогичный ответ. А вот предупреждение и последующее наказание действием всегда приводит к желанию не нарываться на неприятности. Определяющим фактором являлось незнание правителями реальной обстановки вне пределов их государств. После возвращения последних экспедиций в глубь галактики прошло несколько тысяч лет. Собранная информация сильно устарела. Так что никто не имел даже отдалённого представления о текущей обстановке.

Примерно как с татаро-монгольским игом: было, а что было, никто не знает. Между прочим, от Москвы до столицы Орды города Сарай-Беке не ближе, чем до Парижа, всего лишь два года пути. Да и просуществовала Орда совсем недолго. Тамерлан снес с лица Земли все Сараи и Сарайчики, а пленных увёл в рабство. Страшилка в виде Казани совсем смешна: крепость младше Москвы на двести лет и первый раз была сожжена московским князем через сорок лет после постройки. Самым же забавным является факт, что Казань построили этнические болгары, принявшие мусульманство в 1438 году. Славяне, крестьяне-земледельцы в представлении современных людей превратились в лихих кочевников, потомков Чингисхана. Аналогично и с крымскими татарами, обычная европеоидная раса кипчаков, для нас с более привычным названием половцы, принявшими мусульманство в 1443 году. Так что, пользуясь незнанием противника о существующих реалиях, Сергей поставил конечной целью показать, кто в доме хозяин. Другими словами, заставить Единую и Свободную галактики признать главенство Галактического альянса и добровольно присоединиться.

Когда президент Арад Шибелл увидел среди особо важных бумаг Адмиралтейства сообщение о предстоящем визите делегации Галактического альянса, то просто-напросто не поверил своим глазам. Даже ребёнку известно, что в галактике, кроме хананеев и марутов, больше никого нет, если не считать мутантов из Маджур. Как прикажете встречать гостей? Если это та самая неведомая сила из соседней галактики, то требуется гостеприимство и почтение. А вдруг припрутся дикари, что захватили Цефей? Да их нельзя пускать на порог президентского дворца! В Единой галактике не существовало министерства иностранных дел, ибо в природе не было никаких иностранцев. Арад Шибелл без каких-либо колебаний приказал Адмиралтейству выяснить необходимые детали о неведомом государстве и приготовить соответствующую докладную записку.

Если правительственные чиновники терялись в догадках и даже шептались о странном появлении самого сообщения, то телевидение и пресса дружно ударили в литавры и фанфары. Наконец-то Самая Великая Держава галактики обратила на нас внимание! Эпитеты типа: Самая Богатая, Самая Сильная, Самая Передовая, Самая Прогрессивная, Оплот Демократии, Оплот Передовой Науки и так далее сладким мёдом текли из телеканалов и пестрели на газетных листах. Коль скоро правительство не способно дирижировать средствами массовой информации, оно неизбежно само начнет петь по чужим нотам. Так и случилось, встреча в президентском дворце готовилась на основании телевизионных репортажей и газетных статей. За сутки до назначенного времени окружение Арад Шибелла попряталось по углам. Дело в том, что Адмиралтейство безапелляционно заявило об отсутствии корабля Галактического альянса на всей подконтрольной территории. Как ни крути, а делегаты задерживаются как минимум на неделю. Вместе с тем пресса смаковала нюансы специальных кораблей, которые выйдут на орбиту для прямых репортажей о прибытии гостей. Более того, в вечерних новостях передали интервью с переселенцами, которые эмигрировали в Галактический альянс. Самодовольные улыбки и рассказы о фантастической зарплате, огромных домах и совершенно неутомительных условиях труда вызвали шквал обращений с просьбами сообщить заветный адресок компании-посредника.

Время близилось к десяти часам утра, а корабля всё не было. Адмиралтейство продолжало твердить, что и не будет. Операторы допущенных во дворец телеканалов сосредоточенно устанавливали аппаратуру. Корреспонденты тихо бормотали в микрофоны и требовали изменить ракурс съёмки. Президент со своим ближайшим окружением сидели в малом кабинете и смотрели прямой репортаж, который шел непрерывно с девяти часов утра. Камеры стояли на площадях столицы, специальные кораблики вышли на низкую орбиту и, не обращая внимания на грозные предупреждения военных, рассредоточились вокруг только им ведомой точки. Арад Шибелл оторвался от скептического созерцания репортажа с Дворцовой площади, где тощая ведущая в пафосном экстазе вещала о приближении столь долгожданного мгновения встречи с представителями Великой Державы.

— Что ты об этом думаешь? — спросил он начальника Адмиралтейства.

— Позволь мне их разогнать! — недовольно воскликнул Хуфуф Хуала.

— Зачем? Они же никому не мешают.

— Настоящее мракобесие! Нам остаётся встать на колени и радостно стучать лбами о землю.

— Зря ты так, люди радуются возможности увидеть представителей высокоразвитой цивилизации.

— Ты вправду надеешься на дружеский разговор?

— Почему нет? В противном случае они давно бы разнесли в пыль твой флот.

— Не такие мы уж и беззубые, можем и сдачи дать, и пару планет захватить.

— Осталось только узнать координаты этих самых планет.

— Да запросто! Отследим траекторию входа на нашу территорию и отправим корабль дальней разведки.

— Размечтался. Так они его и пропустят, — скептически ответил президент.

— У меня служат высококлассные профессионалы, а не эти плоскозадые дуры. — Хуфуф Хуала кивнул на голограмму с Дворцовой площади.

— Флаг в руки, нам нужна реальная информация о свалившемся на нашу голову «самом сильном и демократичном государстве».

— Наконец-то понял! По правде говоря, у меня всё готово, осталось только дождаться визитеров.

Ответить Арад Шибелл не успел. С площади послышался радостный вой, картина на голограмме заставила встать и президента, и начальника Адмиралтейства, и прочих чиновников. Передача велась с орбиты, где из яркого серебристого свечения выплывал корабль циклопических размеров. Яркое сияние неожиданно схлопнулось, и межзвездный гигант предстал в своей чудовищной красе.

— У него серебряно-бериллиевая броня! — почему-то шепотом произнёс Хуфуф Хуала.

— Как ты определил? — так же шёпотом спросил Арад Шибелл.

— Наша броня желтовато-серая, а здесь фиолетово-золотистая.

— А в чём принципиальная разница?

— В толщине, мы наносим миллиметровый слой, а она не более микрона.

— Не понимаю.

— Сегмент броневого покрытия испаряется от плазменного или лучевого удара, отражая тем самым поражающую энергию.

— Сколько защитных слоёв на наших кораблях?

— Пятнадцать. Это максимум, больше нельзя, начинается деформация обшивки. А у них сотни слоёв.

— Этот корабль невозможно уничтожить даже ударным оружием?

— Сначала попади, он же не будет стоять на месте.

— Что скажешь про его оружие?

— Видишь огромный флоккул? С одного выстрела планета превращается в необитаемую пустыню.

— Всё так плохо?

— Дай мне связь с орбитальной станцией! Срочно! — неожиданно закричал начальник Адмиралтейства.

— Ты хочешь его расстрелять? — осторожно спросил президент.

— Я похож на психа? Да этот монстр в две минуты разнесёт всю систему!

— Хорошо-хорошо. Я неудачно пошутил.

Через несколько секунд на линии послышался голос:

— На связи командир орбитальной боевой станции вице-адмирал Бузуф! Я вас слушаю, господин президент!

— Привет, Бузуф! — дружески заговорил Хуфуф Хуала. — Ты снимаешь параметры этого пришельца?

— Нет, господин адмирал, мы его не видим!

— Используй оптические приборы. Меня интересуют странные башенки с пучком трубок диаметром более ста миллиметров.

— Мы вообще ничего не видим!

— Он невидим с твоей стороны?

— Ещё как видим! Этот гад испускает непонятное излучение, у меня первая смена вахты натурально ослепла.

— Я сейчас же пришлю врачей!

— Не надо. Корабельные медики обещают восстановление зрения часов через двадцать.

— Хорошо, я тебя понял. Что показывает инструментальное наблюдение?

— Пустоту! Перед нами ничего нет!

— Попробуй кратковременно включить аппаратуру управления стрельбой.

— Уже пытался, через мгновение наши клистроны превратились в золу.

— Не может быть! — поражённо ахнул начальник Адмиралтейства. — Чем же они шарахнули?

— Корабельные инженеры в панике, вокруг нас возрастает электромагнитное поле!

— Как быстро? — встревожился Хуфуф Хуала.

— Если этот гигант провисит еще сутки, то на станции придется выключить энергоустановку.

— Сидите тихо, как мыши! — с этими словами начальник Адмиралтейства выключил связь.

— Я не понял суть проблемы с энергией, — смущённо сообщил президент.

— Ядерный синтез удерживается электромагнитным полем, изменение вектора приведет к взрыву.

Арад Шибелл не успел осмыслить разъяснение. В кабинет в панике ворвался административный советник:

— Они в зале приёмов! Они телепортировались прямо в центр зала приёмов!

Кто-то болезненно охнул и схватился за сердце, другие поражённо встали, лица некоторых сановников перекосило как от зубной боли.

— И ещё. — Советник сделал несколько глубоких вдохов. — Его сопровождают дауры! Все при параде! Грудь в орденах, как рыба в чешуе!

В Малом кабинете повисла мёртвая тишина, это было уже чересчур. Телепортация гигантского корабля с невиданными возможностями, затем дауры.

— Мы… Это… Передай, нам надо время… — проблеял президент.

— Он так и сказал.

— Кто он и что сказал? — решительно спросил начальник Адмиралтейства.

— Ну там. — Советник махнул рукой в сторону двери. — Один человек и четыре даура.

— Продолжай! Что мямлишь, как двоечник перед учителем?

— Ну, после телепортации, человек сказал, что у него есть два с половиной часа, после чего он должен быть на встрече с президентом Свободной галактики.

Все повернулись к пресс-атташе.

— Вообще-то телевидение передавало о предстоящей встрече. Но кто бы мог подумать о подобном?

— Всем встать! — рявкнул Хуфуф Хуала. — Оправиться и построиться на выход!

Громкий приказ послужил прекрасным тонизирующим средством. Одни действительно подскочили, другие начали упрекать адмирала в казарменном солдафонстве. Но цель была достигнута — люди вышли из оцепенения. Для принятия надлежащего внешнего вида потребовалось еще несколько минут. Причем оправляли не одежду, а толпились перед зеркалом в попытках придать своей физиономии вальяжный вид. Наконец угомонились и двинулись в зал приёмов, где их величественные маски моментально смыло, как макияж под горячим душем. Дауры! Четыре генерала с безмятежным выражением на лице смотрели на входящих гипнотическим взглядом. Начальник Адмиралтейства вспомнил Атлас форменной одежды и шепнул президенту:

— Двое из президентской гвардии, один — спецназ разведки, последний из Особой ордена «Славы» дивизии Четвертого флота хананеев.

— У них взгляды прирождённых убийц! — хватаясь за рукав адмирала, пискнул президент.

— Чему удивляться? Для этого дауры и созданы.

— Вы бы видели, как они ехидно смотрели на солдат Президентского полка! — шепнул советник.

Хуфуф Хуала перевёл взгляд на караул у двери и похолодел. Форма! Да-да, форма дворцовой охраны полностью копировала форму Президентской гвардии Галактического альянса!

— Не дразните их! — побелевшими губами прошептал начальник Адмиралтейства. — Эти четверо способны голыми руками разорвать весь наш полк!

— Они же генералы!

— Дебил! Что ты знаешь о даурах! Чем больше убил, тем больше звездочек на погонах!

Громкий шепот адмирала выбил из президента и его окружения последние капли мужества.

Со стороны могло показаться, что к центру зала движется робкая группа сутулых теней. Попытки приободриться перед десятком телекамер и пристальными взглядами журналистов больше напоминали ужимки провинциальных мимов. И вот встреча, официальное знакомство и представление своих спутников. После небольшой заминки президент зачитал заранее заготовленную речь на тему «как я рад». В ответном слове Ирий Леуин выразил надежду, что сенаторы в ближайшее время смогут подтвердить свои полномочия и представительство планет приобретёт более конкретный характер. Если президент и его окружение так и не уловили смысла сказанных слов, то журналисты оживились и начали шептаться со своими микрокоммутаторами. Далее руководитель делегации пришельцев протянул послание от президента Галактического альянса.

Если говорить о протоколе, то это письмо совершенно не обязательно читать сразу и прилюдно. Но кто знает протокол, если цивилизация никогда не сталкивалась с международными отношениями. Арад Шибелл взял бумагу и передал её административному советнику, а тот без промедления громко зачитал содержание. Ахнули все, с той лишь разницей, что одни восторженно, другие с негодованием. Красиво составленное послание прямо-таки лучилось отеческой доброжелательностью, только вот по содержанию это был настоящий ультиматум. Единой галактике предписывалось немедленно вывести свой флот с территории Маджур и в течение месяца собрать в местах постоянного базирования для доукомплектования кораблей отрядами дауров, согласно нормам Галактического альянса. Орбитальным боевым станциям на аналогичную подготовку давался срок в одну неделю. Далее отводился двухмесячный период на подготовку выборов в Сенат или подтверждение полномочий действующих сенаторов.

— На каком основании вы предлагаете нам капитулировать? — гневно крикнул начальник Адмиралтейства.

— Я не понимаю вашего вопроса, — спокойно ответил Ирий. — О какой капитуляции вы говорите?

— А что, по-вашему, содержится в этой писюльке?

— Мне вас арестовать?

— Правда колет глаза?

— Хананеи входят в Галактический альянс. Это раз. По конституции вооруженные силы подчиняются Адмиралтейству. Это два. Каждая планета должна регулярно выбирать или подтверждать полномочия своего сенатора. Это три.

— Да плевать я хотел на ваше Адмиралтейство вместе с Сенатом!

— Должен ли я понимать ваши слова как признание о намерении взбунтоваться? — слегка набычившись, спросил Ирий.

— Понимайте, как вам будет угодно! Флот подчинялся и будет подчиняться только мне!

— Вы сделали свой выбор. Господин Арад Шибелл, если вы не сможете укротить гордыню, то президент направит вам на помощь отряды дауров.

Последние слова оказались мощным клином, разбившим Единую галактику на два лагеря. Во-первых, осознанный страх перед даурами, высококвалифицированными и бессмертными воинами. Во-вторых, явные преимущества жизни в Галактическом альянсе, которые немедленно отразятся на собственном кармане.

Сергей никогда не вдавался в тонкости финансово-экономического устройства альянса. Его знания ограничивались политической организацией, где каждая планета фактически являлась автономной единицей без собственных вооружённых сил. Военные дела, наука и производство являлись прерогативой столичной планеты под непосредственным руководством со стороны Адмиралтейства. Сенат занимался вопросами освоения новых миров и выделением субсидий по просьбам правительства. Изучить основы финансового устройства альянса довелось случайно. Каждый раз, находясь в президентском дворце, Сергей не упускал возможности выделить часок для верховой прогулки. Лаветта давно стала фанаткой верховой езды, а через её подруг мода распространилась сначала на столицу, а затем на другие миры. Даже дауры Президентской гвардии вынужденно освоили этот вид спорта, ибо служба обязывала сопровождать лидера государства, его жену и детей.

В тот день они несколько увлеклись джигитовкой, затем устроили конкур-иппик, после чего довольные и усталые повернули назад. Как-то случайно вспомнился конезавод под Тамбовом, затем мысли перетекли на Индию и полученных в качестве свадебного подарка лошадей. Тут совсем некстати встал вопрос о стремительном развитии земной цивилизации. Почему? Что послужило причиной? Это его «вина» или был толчок извне? Сначала Сергей заказал себе новый пояс с расширенными возможностями компьютера. Затем перенёс туда всю научно-техническую информацию развития Земли и попытался выстроить параллели прогресса с известной ему историей. Ничего не получилось, и не только по причине незнания точных дат появления электричества, телефона и автомобиля. Как раз большинство определяющих факторов он привнёс сам, они появились по меркам истории практически одновременно, плюс его собственное «послание потомкам» изначально направляло научно-техническую мысль.

Тем не менее сомнения оставались. Пришлось озадачиться историей Галактического альянса, и вот здесь открылась совершенно неожиданная информация. Прародителями цивилизации оказались гномы! Именно они вышли в космос и организовали межзвёздные путешествия. Затем последовала эра освоения новых планет, которая закончилась мутацией переселенцев. Появились не только гоблины, орки, эльфы и люди, на некоторых планетах необратимые изменения привели к вырождению в полуразумных животных или же к полному вымиранию. Последовала эра генетических исследований в попытке найти универсальную прививку. Противоядие создать не удалось, зато выявили причины мутации и появился некий стандарт пригодной для колонизации планеты. К сожалению, подобных планет не существовало, их необходимо было «изготовить». Если прочие расы на этом прекратили попытки продвигаться по галактике, то люди продолжили научные изыскания и выявили космический фон, влияющий на расовое деление среди человечества. Каждой человеческой расе подходил строго определенный участок галактической спирали.

Именно это знание послужило толчком к образованию Галактического альянса. Расам делить-то нечего. Вместе с тем всегда хватало желающих взобраться на вершину власти и объявить свою планету исключительно независимой и неделимой. Выход нашли в придании одной планете статуса независимого третейского судьи с правом командовать флотом, руководить научными изысканиями и военно-промышленным комплексом. Так родилась Столица Тысячи Солнц, которая со временем стала и финансовым центром. Роль галактического кредитора упрочила положение столицы, которая априори не нуждалась ни в каких налогах и обладала возможностью навести нужный порядок. Локальных бунтарей можно было придавить как путём финансового удушения, так и с помощью военной силы.

Деньги оказались определяющим фактором, который расколол общество и в Единой, и в Свободной галактике, где визит Ирия Леуина отличался разве что именами хозяев президентского дворца. Что ни говори, а на содержание флота требуется прорва денег, которые можно собрать только в качестве налога. В обоих государствах начался настоящий пропагандистский штурм правительства и руководства флотом. Телевидение и пресса методично бомбили восторженными репортажами о процветающем Галактическом альянсе, не забывая указывать уровень зарплат и мизерные налоговые отчисления. Когда же правительство призвало к народному единству против наглых притязаний агрессора, средства массовой информации принялись ехидничать на тему адмиралов, для которых погоны и государственные льготы важнее здравого смысла. Корреспонденты обвинили военных в нежелании скрестить оружие с настоящим врагом, который алчно рыщет на границах галактики. Дошло до туманных намёков о странном исчезновении кораблей от причалов военных баз.

Началась череда журналистских расследований. Перечислялись названия боевых единиц, которые пропали с мест базирования, но не зачислены в действующий флот и не прибыли на верфи или судоразделку. Пошла серия обезличенных разоблачений, где вместо конкретных имён назывались несуществующие должности. Адмиралтейство отмалчивалось, как ввиду абсурдности обвинений, так из-за отсутствия какой-либо конкретики. У обывателей сложилось впечатление, что военным просто нечего возразить, ибо, как говорится, все повязаны одной веревочкой. Апогей насмешек и нападок совпал с первой силовой акцией Галактического альянса. Буквально в один день все орбитальные боевые станции как Единой, так и Свободной галактики объявили о переходе в подчинение Адмиралтейству в Столице Тысячи Солнц. Причем родное правительство узнало об этом из телевизионных новостей.

— Как это могло произойти? — в панике вопил президент Свободной галактики. — Наши планеты фактически оказались в блокаде!

— Это полбеды, — спокойно ответил начальник Адмиралтейства Рибе Коллинг.

— В чём же, по-твоему, беда?

— Флот отрезан от баз, а стоящие у причалов корабли не могут присоединиться к основным силам.

— Журналисты говорили правду! У тебя в Адмиралтействе полно предателей!

— Поосторожней с обвинениями!

— Что?! Да ты и сам с ними заодно! — Президент перевел дух и продолжил: — Сейчас я установлю связь со столичной станцией и послушаю ваш разговор!

— Хоть одна толковая мысль в твоей голове, давай.

Не успел коммуникатор послать вызов, как на линии связи появился контр-адмирал Ахус.

— Я ждал вашего вызова, — заявил командир станции.

— Почему ты переметнулся к врагам? — спросил начальник Адмиралтейства.

— Никуда я не метался, полтора часа назад на станцию телепортировался полк дауров.

— Откуда они на вас свалились? Или ты прозевал вражеский крейсер?

— Пришли через стационарную станцию телепортации.

— Брось молоть чепуху! Телепорты давным-давно заблокированы.

— Блокировка распространяется только на нас, в Галактическом альянсе подобных проблем нет.

— Погоди. Ты сейчас под прицелом дауров?

— Нет, полковник Синь Тхау сейчас у себя на палубе десантников, дежурный взвод в караульном помещении.

— Вы без охраны! Ты сможешь принять десантный корабль?

— Нет, станция нам не подчиняется.

— Да такого просто не может быть! Компьютер обязан выполнять твои команды!

— Они подключили главный блок к сети Галактического альянса.

— Обрежь кабеля! Вас никто не охраняет, вызови электронщиков, я их соединю со специалистами Адмиралтейства.

— Ничего не выйдет. Во-первых, мы под контролем компьютера, во-вторых, рядовой состав мысленно уже дома.

— Как это дома?

— Они демобилизованы, сейчас передают свои дела даурам.

— Отставить! Передай мой приказ продолжить службу!

— Завтра я с другими адмиралами присягну президенту Галактического альянса.

— Ты? Предатель! Вы все предатели!!! Честные офицеры должны защищать Родину!

— От кого защищать? На нас никто не нападает.

— Слепой индюк! Тебя купили за высокую зарплату и золотые погоны!

— Я всегда честно служил и собираюсь так поступать дальше. До свидания, господа, и не забывайте, что на орбите четыре боевые станции.

— Нас плотно обложили! — Президент с силой ударил кулаком по столу. — Все твои любимцы переметнулись к врагу!

— Меня интересует одна деталь — почему нас не отрезали от связи?

— Показывают свою силу, играются как кошка с мышкой.

— Здесь что-то другое, но я не могу понять что.

Вместо ответа президент включил телевизор и начал смотреть репортаж. Миниатюрная телеведущая чуть ли не с восторженным визгом бегала по палубам и приставала к гарнизону с глупыми вопросами. Рядовой состав делился радостной новостью о скорой демобилизации, офицеры торжественно заявляли о предстоящей присяге Галактическому альянсу. Все были одинаково взволнованы и беспрерывно напоминали о предках марутов, которые стояли у истоков зарождения Галактического альянса. Наконец дошли до дауров, которые вежливо улыбались и кланялись, телеведущая доставала их пустыми вопросами, пока до неё не дошёл ментальный посыл. Женщина ойкнула и уронила микрофон, а опытный режиссер немедленно включил рекламный ролик. Какое-то время президент с начальником Адмиралтейства таращились на картофельное пюре, кукурузное масло, помидоры и консервированную фасоль. Неожиданно реклама прервалась и диктор с радостным выражением лица сообщил о присоединении к Галактическому альянсу Второй флотилии под командованием вице-адмирала Ленса Скиве.

— Еще один перебежчик! — воскликнул президент и покосился на Рибе Коллинга.

Однако тот вяло махнул рукой и произнёс:

— Ложь! Мы друзья с первого курса Высшего училища астронавигации, до сегодняшнего дня дружим семьями.

— Ты знаешь, после неприятной истории с «Эхом галактики» я больше верю нашим журналюгам, чем своим советникам.

Капитан второго ранга Владимир Темляков выполнял первое в своей жизни по-настоящему боевое задание. Большой корабль глубокого прорыва и десанта «Стремительный» должен был перехватить эскадру марутов, телепортировать ремонтную биомассу для установления связи с компьютером и десантировать отряды дауров. На первый взгляд, не очень сложная задача, если не принять во внимание отведённое на маневр время. Требовалось телепортироваться буквально на траверз флагмана и пройти контркурсом вдоль строя противника на удалении не далее трёхсот километров. Ему давалась только одна попытка, огневой контакт приравнивался к провалу задания. На всё отводилось двадцать три с половиной минуты, что требовало от экипажа идеальной слаженности и отличных навыков.

Вице-адмирал Ленс Скиве наслаждался ничегонеделанием, в Адмиралтействе наступило непривычное спокойствие. Обычно в течение дня он получал от пятнадцати до двадцати сообщений или циркуляров. Присылались от рутинных, типа: «Всем кораблям предписывается в десятидневный срок проверить разъёмы ШТЦ-28716/ВК-21.ФС», до смешных: «Немедленно сообщить диаметр соединительного штуцера сжатого воздуха в рабочих скафандрах». Полная ерунда, начиная с того, что первые экземпляры флотской документации хранятся в Адмиралтействе, и кончая тем, что для определения типа корабельной чайной ложки чиновнику достаточно посмотреть в свой компьютер. Писанина утомляла своей ненужностью и необходимостью отправить ответ строго в установленные сроки. Попробуй отмахнись. Мелкий клерк в звании лейтенанта тут же пришлет напоминание типа: «Прошу объяснить причину задержки с ответом на мой АТХО-2364-МРД-81. Ваша неисполнительность ставит под угрозу боеспособность флота. Неукоснительное выполнение приказов Адмиралтейства является главной обязанностью каждого офицера». Вал никому не нужных вопросов порождал поток высосанных из пальца ответов.

Сейчас вице-адмирал сидел в ходовой рубке, удобно устроившись в командирском кресле. Скоро наступит пора ежегодных аттестаций, и совсем нелишне самому посмотреть на навыки вахтенных офицеров. Неожиданно вдоль левого борта распустило гигантские крылья яркое свечение.

— Господин адмирал! Мы вошли в район свечения Серебристых облаков! — восторженно воскликнул вахтенный офицер.

— Великолепное зрелище! Вам повезло, я впервые вижу эту красоту.

— Ученые бьются тысячелетия над тайной Серебристых облаков.

— Что ни говори, а галактика хранит множество неподвластных человеческому сознанию тайн.

— Господин адмирал! Смотрите! Вдоль эскадры разворачивается корпускулярное свечение!

Вахта с детским восторгом любовалась красочным зрелищем неведомых физических явлений галактики. Сияние иногда пропускало сквозь себя голубые или алые волны. Порой от основного поля отрывались небольшие кусочки и сказочными брызгами таяли в космической пустоте. Раздавшийся за спиной незнакомый голос заставил вздрогнуть, а внешний вид говорившего сжал сердце ледяным ужасом смерти.

— Господин адмирал, майор Цзинь Янг с батальоном десанта прибыли для дальнейшего прохождения службы.

Затянувшуюся паузу прервал следующий доклад:

— Господин адмирал, инженер-капитан Люй Гуджан с инженерной ротой прибыли для дальнейшего прохождения службы.

Вице-адмирал Ленс Скиве стоял в полной прострации, наконец с трудом стряхнул оцепенение и взял протянутые конверты с предписанием. Всё как обычно, если не считать подписей незнакомого начальства и странных слов: «Корабль укомплектовывается согласно штатному расписанию Адмиралтейства Галактического альянса». Сообщение корабельного компьютера оказалось последним нокаутирующим ударом:

— Господин адмирал, получен приказ прекратить патрулирование и следовать на верфь Альгур, координаты В71Г4.

— Зачем? — падая в кресло, спросил Ленс Скиве.

— Корабли эскадры должны пройти переоборудование с установкой системы телепортации.

— Компьютер соединён с линией связи? — наконец дошло до адмирала. — Почему?

— Состояние оборудования приведено в соответствие с требованиями Адмиралтейства Галактического альянса.

Вице-адмирал Ленс Скиве недолго раздумывал, события говорили сами за себя, как говорится, плетью обуха не перешибить.

— Компьютер, есть ли возможность вывести сюда голограммы с рубок кораблей эскадры с обратной трансляцией нашей рубки?

Голограммы развернулись вместо ответа и везде бледные лица командиров и спокойные дауры в ожидании приказов. Вице-адмирал мысленно усмехнулся, он не обманывался по поводу последствий, откажись сейчас кто-либо выполнить приказ начальника Адмиралтейства Лаула Меалиса. Вместе с тем принимаемое решение не шло вразрез с его убеждениями. В конце концов, Галактический альянс это то, к чему стремились маруты и хананеи все последние тысячелетия. Война велась только политико-административной верхушкой за право сидеть первым у бездонной кормушки.

— Господа командиры, прибывшее пополнение поставить на все виды довольствия. Эскадра прекращает патрулирование и уходит на верфь Альгур, где кораблям установят системы телепортации. Астронавигаторам взять у главного штурмана путевые точки маршрута.

— Мы вернёмся для войны со своими товарищами? — тихо спросил командир корабля передового дозора.

— Разве Галактический альянс с нами воевал? Зачитываю циркуляр адмирала Лаула Меалиса: «На время ремонта или отдыха каждый член экипажа имеет право вызвать семью к месту своего пребывания. Связанные с этим расходы, включая проживание в гостинице и питание, берёт на себя Адмиралтейство. Обращаю внимание бывших граждан Сводной галактики и Независимой галактики, семьи военных перемещаются через стационарные станции телепортации, работа которых уже восстановлена на всех планетах. Начальник Адмиралтейства адмирал флота Лаул Меалис».

Глава 12 ГАЛАКТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС

Торжества по случаю полноценного воссоздания Галактического альянса продолжались уже более месяца. Столица буквально выплёскивала свой восторг на улицы, парки и площади, где непрерывной чередой проходили концерты популярных артистов и музыкантов. Фейерверки расцвечивали небо букетами фантастических цветов на фоне гигантских голограмм. Не успели закончиться официальные приёмы у президента, правительства и Сената, как тут же последовал новый виток поздравлений. Теперь уже каждая планета считала своим долгом отметиться в столице, где чествовали собственных героев, славили адмиралов, генералов и командиров кораблей. Находили поводы для тожественных речей в адрес простых офицеров, лишь бы они были земляками. Люди радовались наступившему миру, спокойной и размеренной жизни, где нет места тревогам и не надо опасаться за собственное благополучие.

Сергей смотрел на фонтан в задумчивости. Бассейн был выложен алой плиткой, от чего вода в тени кипарисов казалась кроваво-красной. В центре, омываемая серебристыми струями, стояла злобная фигура в треуголке. Явно выраженный чужеземец был по колено в воде и опирался на огромный меч. Композицию дополняла старинная пушка и жалостливая троица напротив, что, стоя на коленях, просила у завоевателя пощады.

— Это памятник тебе? — прервал затянувшееся молчание Ирий.

— Знал бы о последствиях, никогда бы не согласился брать этот город, — буркнул Сергей.

— Так это вы! — указывая на памятник, воскликнул Нелидов. — Я много раз слышал историю освобождения Мелиля, но никогда её не связывал с вами.

— Надо читать путеводители, — заметил Голицын. — Центральная площадь носит имя графа Алексеева.

— Так ты знал?

— Нет, так же, как и ты, слышал только историю без конкретной привязки к личности.

— Господа! — притворно-жалостливо обратился Ирий. — Просветите невежественного провинциала.

— Это к Веселову, — ответил Нелидов, — он у нас любитель и знаток истории.

— Олег Александрович, пожалуйста! — продолжил дурачиться Ирий.

— Может, лучше обратиться к первоисточнику, герою былых времён. — Вице-президент лукаво посмотрел на Сергея.

— Расскажите версию потомков, а я подправлю, — ответил тот.

— Этим городом правил злой деспот, — начал Нелидов, — а граф Алексеев проезжал мимо. Жители, прослышав про отвагу и доблесть графа, упросили оного убить жестокого злодея.

— Пора идти во дворец, — глянув на часы, сказал Сергей.

— Мне продолжать? — спросил Нелидов.

— Почему нет? Мне тоже интересно узнать современную версию.

— Так вот, граф с одной пушкой подошел к городским воротам, откуда на него хлынула лавина янычар. — Нелидов театральным жестом указал на городские ворота и сохранившиеся фрагменты городских стен, после чего продолжил: — Граф Алексеев выстрелил из пушки, затем схватил меч и начал рубить врагов. Побил так много, что оказался по колено в крови.

— Жуть! — воскликнул Ирий. — Сколько же тысяч ты положил?

— Не помню, в городе было меньше тысячи воинов.

— По официальной истории, Мелиль взят графом Алексеевым с отрядом в пятьдесят человек, — заметил Веселов. — А гарнизон насчитывал более тысячи человек.

— А я верю! — тряхнул седой шевелюрой Ирий. — Он у нас на Пикок, считай, в одиночку взял город.

— Брось, Ирий, со мной же были стражники.

— Ну да, запамятовал, человек десять, они даже с соседнего холма не спустились.

Нелидов с Голицыным переглянулись, а Веселов спросил:

— Сергей Николаевич, считается, вы брали город для установления дружеских отношений с эмиром Марракеш. Это правда?

— Нет.

— Кроме того, вы получили с жителей выкуп в два миллиона драхм.

— Два миллиона золотом, — вздохнул Сергей. — Маленькие монетки, размером с десятикопеечные. Только с арабской циферкой сто.

— Здесь был богатый город?

— Деньги заплатил эмир.

— С этого момента прошу поподробней, — потребовал Веселов. — А то среди авторов исторических трактатов нет ни одного свидетеля описанных событий.

— Ничего особенного, предложили за хорошие деньги вывезти местный гарем, мы взяли город и привезли заказчику жен и наложниц местного владыки.

— А за что эмир дал вам два миллиона?

— Плата за пленного шейха и за сам город. По закону Мелиль принадлежал мне, вот эмир его и выкупил для своего сына.

За разговором подошли к воротам дворца, где дауры-гвардейцы взяли «на караул». Сад и аллеи изменились до неузнаваемости, и только маленькая площадка с бассейном оставались прежними. Золотые рыбки в панике метнулись к противоположному краю.

— Что это с ними? — удивленно воскликнул Нелидов. — Обычно они попрошайничают у туристов хлеб.

— Память предков, — усмехнулся Сергей. — Меня увидели.

— Да бросьте шутить!

— Точно, точно! Когда-то я любил здесь купаться, после чего несчастных рыбок приходилось собирать с каменных плит и бросать обратно в воду.

— Да ну вас! — засмеялся Веселов.

— Господа, однако, время, пора на встречу, — заметил Голицын.

Казалось, время не коснулось внутреннего убранства дворца, если не принимать во внимание проведенного электричества. Те же ковры, мебель и выложенные мозаикой суры из Корана. Хотя, как же может быть иначе, здесь музей эмира Азид Шерифа, благодаря которому Марокко стала одной из крупнейших держав Земли. Сын эмира Марракеш покорил дикие племена Австралии, его армия и флот с юга угрожали Европе. Алжиро-марокканский тандем грозно поглядывал на северных соседей, в то же время служил противовесом для Персидской и Египетской экспансии. В Голубом зале дворца собрались самые известные люди Галактического альянса, адмиралы некогда противоборствующих флотов, сенаторы, финансисты и промышленники. Настало время выяснить главную тайну галактики и найти дорогу к загадочному Центральному компьютеру.

Нельзя сказать, что Сергей не пытался добраться то Главного мозга галактики. При каждом удобном случае он расспрашивал сведущих людей. Одно время начал прорабатывать вариант поиска Центрального архива, полагая возможным совместное нахождение хранилища всей явной и тайной информации с основным процессором управления государством. Увы, не сработало, электронных архивов оказалось более десятка, в два раза больше хранилищ древних документов и важных предметов. Разбросанные в укромных уголках галактики и охраняемые автоматизированными системами, они жили своей жизнью сбора буквально всей информации, но и только. Осмотрев прилегающие планеты и астероиды, Сергей принялся искать поблизости от огромных боевых станций, где находились драгметаллы Галактического альянса. Он вспомнил известную историю о казне Ивана Грозного, которая хранилась в Белозерске, а секретные документы и договоры в Кирилло-Белозерском монастыре. Снова мимо. Последней идеей была попытка добраться до тайного электронного правителя через центры рекреации. Древние отличались безграничным доверием к даурам и могли поручить им охрану секретного центра. Если это так, то ключик к заветному месту мог находиться в перечне адресов телепортации. Увы, результатом поисков в этом направлении оказались шахты и предприятия на планетах с непригодной для человека атмосферой. И в этом случае Сергей в скафандре высшей защиты осмотрел все закоулки: бесполезно, ни малейшего намёка на искомый объект.

Ниточка появилась в обычном разговоре. Во время торжеств по случаю воссоздания Галактического альянса в президентском дворце ежедневно устраивались приёмы. Чествовались конкретные герои или одна из эскадр флота, или кто-то из политической элиты. В тот вечер собрались старшие офицеры космодесанта со своими жёнами. Со стороны президента присутствовали только земляне да начальник Адмиралтейства с министром обороны. Так что в даурах видели привычных китайцевбез какого-либо намека на их искусственное происхождение. Торжественная церемония награждения перешла в ужин с тостами и здравицами, а дружелюбная атмосфера очень быстро сняла неизбежную скованность гостей. Для незнающего человека общая картина могла бы показаться сборищем сумасшедших. За праздничным столом не слышно никаких разговоров, в то же время то тут, то там раздавался смех, а порой и рукоплескания. В один из моментов Олег Александрович Веселов предложил общий тост:

— Я предлагаю выпить за последних правителей древних, которые сложили свои головы ради сегодняшнего торжества.

— Они не погибли, — неожиданно возразил Ю Бримшай.

— В любом случае мы должны выпить здравицу в их честь, — нашелся вице-президент.

Русская часть гостей знала о поисках Центрального компьютера, и замечание прославленного спецназовца всех насторожило. Вечер прошёл как и положено. Ужин, затем для одних танцы, для других дружеские беседы с воспоминаниями о былом и проектами на будущее. Как только вышли из-за стола, Сергея сразу окружили соратники.

— Сейчас очень удобный случай для ненавязчивого опроса. — Слегка подвыпивший Нелидов начал крутить пуговицу на своём парадном мундире.

— Все расслаблены мажорной обстановкой, — добавил Веселов. — Назавтра никто и не вспомнит о наших вопросах.

— Нет, господа, — решительно возразил Сергей. — Зачем портить сегодняшний праздник?

— Никто и не заметит, — усмехнулся Голицын. — Мы просто поговорим о том, о сём.

— Ещё раз нет, а вам, Владимир Яковлевич, послезавтра передать всем командирам полков космодесанта и особых частей дауров следующее распоряжение: «Предыдущее правительство предприняло все имеемые у них возможности для сохранения нашего государства. Их самоотверженная работа заслуживает увековечивания в памяти граждан Галактического альянса. Однако до сегодняшнего дня не установлены места захоронения президента, председателя Сената и премьер-министра. Обращаюсь ко всем даурам с просьбой сообщить любые известные сведения о последних днях жизни президента Кирса Уржума, премьер-министра Вичуга Юрковец и председателя Сената Иделя Вохма. Подпись и дата».

— Ваше обращение направлено только к даурам?

— Разумеется. Что люди могут вспомнить о событиях давностью более чем семь тысяч лет?

Сергей смотрел на жену, которая танцевала с радостно подпрыгивающим Коленькой. Президент Галактического альянса в очередной раз корил себя за недальновидность. Нет, он совсем не годится для политики и президентское кресло не для него. Столько времени находиться бок о бок с даурами, опираться на их знание событий былых времен и упустить простую деталь. Они были непосредственными участниками всех действий того периода.

Несмотря на волнительное ожидание, Сергей как-то позабыл о дне объявления своего распоряжения. Поэтому в первый момент не понял ментальный вопрос своего секретаря.

— Господин президент, на какое время назначить встречу с прибывшими свидетелями?

— Свидетелями чего?

— У меня запрос от очевидцев последних дней жизни предыдущего правительства. Они просят назначить время встречи.

— Через сколько часов они могут собраться? Да, и кто эти люди?

Сергею показалось, что вопрос поставил секретаря в тупик, а последовавшее пояснение заставило покраснеть от стыда.

— Нужные вам сведения могу сообщить я сам, так как находился рядом с президентом до последней секунды его жизни.

— Простите! Я совершенно выпустил из вида этот момент.

— Я понимаю, люди всегда забывают наш истинный возраст.

— Ещё раз прошу меня извинить и прошу вас самостоятельно выбрать удобное для встречи время.

— Вы желаете встретиться со всеми?

— Человеческая память не идеальна, к тому же важны все детали последних дней, даже на первый взгляд совершенно незначительные.

Встречу провели в дворцовом парке. Последние месяцы жизни первых лиц государства окружало более двух сотен человек. Это и гвардейцы президентской охраны, и личные секретари, и всегда неприметные слуги, и вообще не появляющиеся на глаза повара. Из постоянного окружения отсутствовал только экипаж президентского звездолета. Президентский транспорт на самом деле весьма своеобразное устройство, одной из задач которого является способность самостоятельно перемещаться и безопасно перевозить высокопоставленных персон. Сегодня кстати и некстати показывают специальный самолёт американского президента, а по жизни созданием специального «президентского» самолёта мир обязан товарищу Хрущёву. Когда правитель СССР задумал своё турне по странам и континентам, то в первую очередь озадачил авиаконструкторов, потребовав для себя трансконтинентальный самолёт. Туполев без раздумий взял свой стратегический бомбардировщик Ту-95 и переделал его в пассажирский вариант с дополнительным оборудованием обеспечения безопасности. Самолёт получил обозначение Ту-116, промышленность выпустила пять штук, которые были представлены Никите Сергеевичу на одобрение.

Хрущёв пришёл в ужас. Дело в том, что для «длинноногой машины» в принципе не могло быть пассажирского трапа и конструкторы придумали кормовой пандус. «Меня, понимаешь ли, в аэропорту встречают, а я из самолета через ж…пу выхожу?» — вопил, разбрызгивая слюну, генсек. Ту-114 уже проходил лётные испытания, лидеру СССР спешно показали один из опытных образцов, а три Ту-116 отогнали обратно на завод. Оставшиеся две машины, изготовленные в грузопассажирском варианте, перевели в правительственный авиаотряд. Вождей никогда не интересовало, как добираются их слуги, не говоря уже о персональном автомобиле. Отвергнутые машины сиротливо стояли на самом дальнем краю стоянки одного из волжских авиазаводов. Трудно предположить о дальнейшей судьбе этих воздушных гигантов, если бы не случайный взгляд командующего Четвертой воздушной армии АДД.

С одной из дивизий на завод перегнали три самолёта для переоборудования под крылатые ракеты нового поколения. Авиапромышленность перегружена оборонными заказами, рабочих не хватает, тут бы план выполнить, не до переделок. Директор распорядился отставить ракетоносцы «на потом», и о них благополучно забыли. Когда командующий армией прилетел узнать о ходе переоборудования самолетов, то сразу обратил внимание на сиротливо притулившиеся бомбардировщики необычной модификации. Консенсуса достигли в три секунды, генерал забирает никому не нужные Ту-116, а завод в кратчайшие сроки переоборудует ракетоносцы. Каждая из договаривающихся сторон была необычайно довольна, завод внёс самолеты в план сданной продукции, а генерал просто мечтал о таком подарке.

Во время войны, после принятия на вооружение Ил-4, командиры дивизий АДД переоборудовали старые ТБ-3 в мобильные штабы. Очень удобная получилась штука, перелетел на новый аэродром и с ходу можно приступать к оперативному управлению авиацией, да и связь со Ставкой не нарушалась ни на одну минуту. Вскоре Четвертая воздушная армия АДД стала обладательницей собственного мобильного штаба. Друзья-приятели из других армий быстро прослышали о подарке, прилетели с «уважением», а улетели на Ту-116. Новость докатилась и до Москвы, командующий АДД оценил таланты генерала и приказал передать один самолет ему, в результате Четвертая воздушная армия оказалась у разбитого корыта.

Никита Хрущёв был мастером блефа и запугивания, выступая в очередной раз с высокой трибуны, он пригрозил трижды закопать загнивающий капитализм и пригласил иностранных журналистов на испытания новой водородной бомбы. Он-то сказал и довольный собой спустился с трибуны, а пресс-атташе посольств обратились в Генштаб. Там серьёзно озадачились. Испытания-то запланированы, а что показать журналистам? От подземного бункера до полигона более трёх сотен километров голых камней. Репортажи получатся об офицерских бараках и плавучих казармах, ничего другого иностранцы не увидят. Кто-то вспомнил о съёмках киностудии «Военфильм» и предложил покатать гостей в кабинах стрелков Ту-95. Сказано — сделано, головную боль скинули командующему АДД, пусть придумывает, как выйти из положения.

В назначенное время представители демократической прессы собрались на аэродроме в Тушино, где их посадили в Ил-14, который приземлился на Украине. Последовало почти двухнедельное ожидание погоды, для испытания водородной бомбы требовалось не только ясное солнышко, но и устойчивый ветер в нужную сторону. Эти дни оказались настоящей карой для иностранцев, они-то собирались на Крайний север, а июль в степях Украины не лучший месяц для шерстяных кальсон. У представителей вражеской прессы начались проблемы с этим самым местом, из которого Хрущёв не пожелал выходить из самолета. Всему приходит свой конец, вылет объявили на шесть утра, а представшая перед журналистами картина завораживала своей неимоверной мощью. С аэродрома в строгом порядке взлетали огромные Ту-95, дивизия АДД полного состава. Первоначально журналисты деловито щелкали фотоаппаратами и пересчитывали самолеты, затем начали волноваться: «А мы? Нам было обещано! Почему нас не сажают в самолёты?» Но вот подъехал простенький гарнизонный автобус, и гости оказались перед пандусом Ту-116. Впечатлило — это не то слово. Каждая дивизия имеет свой штабной самолёт оперативного управления! Америка-то далеко отстала не только в космической гонке!

Взрыв водородной бомбы относится к явлениям планетарного масштаба. С самолета отчетливо просматривались расходящиеся кругами волны сжатого воздуха, более чем тридцатикилометровый гриб поражал своим сюрреалистичным размером. Экипаж Ту-116 как-то не озаботился безопасностью пассажиров, в результате ударная волна выкинула журналистов из кресел. Возвращение назад проходило в гробовом молчании, каждый пытался осмыслить увиденную картину, а идущие рядом полки дальних бомбардировщиков не добавляли оптимизма. На этом сюрпризы не закончились, неожиданно офицер сопровождения предложил прессе позвонить в свои редакции, подчеркнув, что телефонов хватит на всех. Это уже был удар ниже пояса, тем не менее демократическая толпа дружно бросилась набирать номера кормильцев, вот только сами репортажи получились печальными, а некоторые даже паническими. Одно дело — где-то там гипотетическая угроза, другое дело — увидеть всё уничтожающую мощь своими глазами. В итоге были сделаны правильные выводы, в Америке прекратились призывы к прямому уничтожению СССР. Как косвенный урок был изготовлен специальный «президентский» самолёт. Что касается журналистов, индивидуальные дозиметры показали нулевое облучение, а вот самолёт пришлось списать. Желая попугать гостей, пилот слишком близко пролетел от эпицентра взрыва, и ударная волна нанесла силовым узлам серьёзные повреждения.

В Галактическом альянсе президентский звездолёт по определению не мог обладать военными функциями, как и сам президент не являлся Верховным главнокомандующим. Неведомо когда заложенные традиции разграничили полномочия гражданских и военных ведомств. В результате взаимоотношения президента с Адмиралтейством и министерством обороны не распространялись дальше финансовых и общеполитических вопросов. Профессионально построенный разговор с даурами позволил специалистам СВР и ГРУ восстановить последние месяцы жизни последних правителей Галактического альянса буквально по часам.

— Удивительно! — После ухода дауров Нелидов буквально не находил себе места. — Государство на грани гибели, а правители занялись эфемерным прожектёрством.

— Тем не менее им это удалось, — возразил Сергей.

— Сергей Николаевич! Что значит удалось? Семь с половиной тысяч лет бесплодных попыток?

— Их бы энергию на управление государством! — Голицын поддержал Нелидова.

— Лично я считаю их поступок элементарной трусостью, — заявил Веселов.

— Однако они поступили самоотверженно, — заметил Сергей.

— Самоотверженно? — Веселов чуть не задохнулся от возмущения. — У них просто не хватило мужества назвать вещи своими именами.

— Почему же, принципы пацифизма не допускают насилия, у них не было выбора. Восстановление гражданского согласия могло быть только через принуждение.

— Ошибка допущена изначально.

— В чём?

— Да в том, что все привыкли к нашёптыванию компьютером: это можно, а это нельзя. Когда появилась опасность разлада в обществе, следовало немедленно возродить институт полиции.

— Это упущение социологов.

— Каких социологов? Элементарный просчет, игнорирование базовых принципов управления.

— Не знаю, я, по сути, так и не понял логики их поступка.

— Нет там никакой логики. Геройство трусов, спрятаться в кустах, а потом заявить: «Я так и знал, что мы победим».

Сергею не хотелось полемизировать на эту тему, логику поступков могут объяснить только те, кто их совершил. Он решил прекратить бесполезный диспут:

— Господа, давайте вернёмся к главному вопросу.

— Ну что же, — начал Голицын, — мы проверили архивы Центра астронавигации и космографии и установили последнюю планету, на которой был президентский корабль. Это была четвертая планета системы Сабик.

— СВР в свою очередь, — продолжил Нелидов, — проверила архивы этой планеты. Там находился, да и сейчас находится Институт гибридной биокорпускуляции.

— По воспоминаниям дауров, все пересели на другой корабль. Вы смогли установить его название, хоть примерно?

— Это не составило проблемы, грузопассажирский лайнер «Сияющий луч» отправился с Сабика одновременно с президентским кораблём.

Нелидов развернул голограмму галактики и выделил сектор марутов, где находилась названная планета.

— Оба корабля одновременно прибыли на вторую планету в системе Нунки. Аналитики полагают, что президент посетил Институт логических микропроцессоров.

— Это уже хананеи, — глянув на голограмму, заметил Сергей.

— Последней известной точкой маршрута является четвертая планета системы Феркад.

— Где они находились более семи лет, — задумчиво произнес Сергей. — Дауры не припомнили ничего нового?

— Нет, — вздохнул Голицын. — Мы продолжаем опрос свидетелей, все повторяют одно и то же.

— Итак, — подвёл черту Нелидов, — особый компьютер разместили в специально построенном корабле — это раз. Президент, премьер-министр и председатель Сената подключались к этой супермашине через вживлённые в их мозг датчики — это два. Секретный корабль летел на неизвестную базу шесть дней — это три. Какие выводы, господа?

— Последний даур умер через одиннадцать лет после естественной смерти Вичуга Юрковец, — добавил Голицын.

— Эта деталь не проясняет общей картины. Где искать секретный корабль?

— Адмиралтейство не смогло ответить на этот вопрос, — огорчённо констатировал Веселов. — В данном районе нашлось слишком много укромных мест и ни одного искусственного происхождения.

Хороша загадка! В масштабах космоса дрейфующий корабль действительно не может быть заметным объектом. Сергей внимательно просмотрел голографические навигационные карты зоны вероятного нахождения секретного компьютера и приуныл. Если отбросить обитаемые миры и планеты с агрессивной средой, поиск займет более сотни лет. В голове мелькнула догадка.

— Связь! У него должна быть непрерывная связь!

— Умный у нас президент! — язвительно заметил Голицын. — Осталось уточнить сам процесс поиска сигнала.

— Компьютер не заставишь обмануть самого себя. — Сергей откинулся в кресле. — Какие планируете предпринять шаги?

— Готовим весь свой шпионский флот, забираем у Департамента освоения новых планет все зонды.

— Ругаются?

— Ещё как! Мы им срываем планы исследования новых миров.

— Сколько будет отрядов?

— Три, на большее нет кораблей. Будем обследовать системы шаг за шагом. Поисковую аппаратуру отключили от корабельного компьютера.

Разговор перешёл на методику поиска скрытого центра, Голицын показал полученные от учёных таблицы естественных фоновых излучений и полей. Но всем было очевидно, что данное направление если не тупиковое, то очень и очень трудоемкое. Надо искать другое решение. Сергей не вдавался в детали обсуждения, он пытался найти логику в странном самоустранении верховной власти государства от военных дел. Не в этом ли скрыта причина затяжной войны с изначально более слабым врагом? Политическое и экономическое руководство государства должно напрямую руководить действиями военных. В качестве примера можно взять дневники Эриха фон Манштейна, вот что он написал после окончания Польской кампании:

«В Польше никто никогда ясно не представлял опасности несправедливого захвата принадлежащей России территории. Польша насчитывает 35 миллионов жителей, из которых только 22 миллиона поляков, остальные принадлежали к украинскому и белорусскому меньшинству, подвергавшемуся угнетению без всякого исключения. Польский Генеральный штаб предавался мечтам о великом государстве, витал в романтических представлениях былых времён об атакующих уланах. В сейфах с оперативными документами обнаружены планы захвата Восточной Пруссии, или как было там указано, „вернуть исконно польскую Верхнюю Силезию“. Другим планом из разряда мечтаний был марш на Берлин по кратчайшему пути через Познань. Самыми примечательными, однако, были планы, разработанные по требованию Великобритании! С оперативной точки зрения неправдоподобный удар по России через перевалы на Карпатах. Принятие этого предложения означало потерю всей Западной Польши».

А вот приказ Манштейна от ноября 1941 года:

«Еврейско-большевистская система должна быть искоренена раз и навсегда. Она никогда больше не должна вторгаться в наше европейское жизненное пространство. Перед немецким солдатом стоит задача не только разгромить военную мощь этой системы. Он выступает еще и как носитель народной идеи и мститель за все те зверства, которые были причинены немецкому народу… Солдат обязан уяснить себе необходимость уничтожения евреев, духовных носителей большевистского террора. Это необходимо также и для того, чтобы задушить в зародыше все попытки восстаний, которые в большинстве случаев инспирированы евреями».

Эрих фон Манштейн всегда относился к фашистской партии с высокомерным пренебрежением. Тем не менее за два года его взгляды на Советский Союз кардинально изменились от нейтрального сочувствия до прямого приказа убивать мирных жителей. Подобная трансформация возможна только под влиянием государственной политики и пропаганды.

Гвардейцы взяли «на караул», а находящиеся в Голубом зале президенты, сенаторы и адмиралы совсем недавно воевавших стран почтительно встали. Финансисты и промышленники несколько замялись, но всё же последовали примеру других. Интересный расклад! Неужели в Свободной и Единой галактиках власть была столь зависимой от бизнес-элиты? Не здесь ли таилась причина откровенного пренебрежения к издаваемым законам и министерским приказам? Сергей оглянулся на своих спутников и по их глазам понял, что они подумали о том же. Та лёгкость, с которой нелегалы СВР и ГРУ опутали своей сетью жизненно важные центры, являлась следствием немощи государственной власти. Закулисные правители интересовались прибылью и прикармливали своих людей во власти. Соответственно пиратские акции Галактического альянса воспринимались как происки конкурентов низшего уровня. Вместо серьёзного расследования проводились «карательные акции» против набирающих силу бизнесменов новой волны.

— Почему вы выбрали местом нашей ссылки бывшую столичную систему тольтеков? — бывший президент Единой галактики сразу же пошёл в наступление.

— Для нашей беседы я выбрал Солнечную систему, а вы выбрали этот дворец, — доброжелательно ответил Сергей. — Что касается ссылки, вы абсолютно свободны в своем выборе местожительства.

— Я могу переехать в Столицу Тысячи Солнц? — резко спросил Арад Шибелл. — Или вы мне позволите вернуться в свой дворец на Атамина?

— Более того, — засмеялся Сергей. — Вы можете выставить свою кандидатуру на предстоящих президентских выборах.

— Вы блефуете! — задиристо ответил бывший президент. — Всем известно, как вас обожают дауры!

— Дауры в первую очередь неуклонно соблюдают букву закона, они никогда не пойдут против избранного президента.

— Вы не боитесь отдать власть своему врагу? Не верю!

— У вас забавная точка зрения. Вы победили на выборах, а дальше-то что? Чем это грозит мне или другим гражданам Галактического альянса?

Арад Шибелл смешался и неожиданно заявил:

— Я объявлю независимость Единой галактики, вот!

— От кого? От себя?

В зале послышались едва сдерживаемые смешки, но в перепалку вмешался бывший президент Свободной галактики Буро Раннес:

— Зачем вы устраиваете никчемную клоунаду? Сначала спровоцировали войну, затем обещаете нам политическое равноправие.

— Могу только повторить, — ответил Сергей, — назовите мне одну причину, по которой вы, встав у власти, начнете вредить своему государству.

— Здесь вы правы, но никто не отдаёт власть добровольно.

— Разве я обещал, что не буду бороться за президентское кресло?

— Следовательно, у нас нет шансов.

— Свои шансы вы легко узнаете от спонсоров, — Сергей кивнул в сторону бизнесменов.

Оба бывших президента сразу скисли, кому как не им знать изменения в настроениях бывших «кормильцев». Длившаяся тысячелетия война лежала тяжёлым налоговым бременем и на промышленниках. Содержание огромного военного флота требовало денег, которых катастрофически не хватало. Острый дефицит бюджета ограничивал кораблестроительные программы. Оба государства независимо друг от друга вынужденно перешли на режим строгой экономии и довольствовались только заменой устаревших кораблей. Присоединение к Галактическому альянсу, пусть и насильственное, в первую очередь повлекло пятикратное уменьшение налогов. Вместе с тем промышленность получила заказы, что привело не только к стопроцентной загрузке предприятий, но и возникла необходимость в расширении и строительстве новых заводов. Среди граждан Свободной и Единой галактик не найдётся ни одного человека, кто пожелал бы вернуться в прежнее русло бесконечной и, как стало понятно, бессмысленной войны. На выборах в президенты Галактического альянса у Арада Шибелла и Буро Раннеса не было никаких шансов, и они сами это прекрасно понимали.

Возникшую заминку прервал Рибе Коллинг, начальник Адмиралтейства Свободной галактики:

— Зачем вы нас собрали? Провести с нами воспитательную беседу и промыть мозги?

— Я не мать игуменья и воспитывать заблудших не собираюсь, — жёстко ответил Сергей. — Желаете служить — добро пожаловать, нет — пенсию вы себе заслужили.

— Вы предоставите нам возможность продолжить службу? — недоверчиво спросил адмирал Ленс Скиве.

— Что вас удивляет? Или вы полагаете, что на ваше место придут капитан-лейтенанты?

— Дадите им адмиральские звезды, — адмирал Рибе Коллинг бросил ехидную реплику.

— Дам, а в новостях объявлю, что у вас гонора больше, чем разума, — зло отреагировал Сергей.

— Простите великодушно, но почему вы берете нас к себе на службу? — примирительно спросил Ленс Скиве.

— Потому что вы граждане Галактического альянса! Или для вас этого мало? Могу добавить, вы все, я имею в виду военных, имеете боевой опыт.

— Как маленькие дети, право, — заговорил Ирий Леуин. — Привыкли смотреть на мир из своей национальной норки.

— Господа! — Адмирал Хуфуф Хуала встал со своего места. — Мы все огорчены позорным разгромом, но это не повод для позёрства в духе обиженного ребёнка.

— Вы правы, коллега. Господин президент, прошу меня простить. — Адмирал Рибе Коллинг склонил седую голову.

— Я вас понимаю, — примирительно ответил Сергей, — сам по жизни не раз ходил обиженным.

— Это правда, что вы родом с этой планеты? — осторожно спросил сенатор Свободной галактики.

— Правда, я здесь родился, учился и получил адмиральские погоны.

— Фантастика! Столько рас, и все живут единой семьёй!

— В этом заключается базовый принцип существования Галактического альянса. И спасибо адмиралам Бхонсл и Заку Астарду, именно им мы обязаны победой в войне с тольтеками.

— Однако потомки наших врагов по-прежнему населяют один континент! — воскликнул сенатор Балсас.

— За что их убивать? Они не должны отвечать за прошедшую тысячи лет назад войну.

Тут же разгорелась жаркая дискуссия об ответственности военных и политиков. Представители Свободной и Единой галактик начали припоминать друг другу былые обиды, коварные рейды, уничтожение торговых судов и обстрелы планет из огромных протонных флоккул.

Война, в ней всегда прав победитель. Взять Вторую мировую и вспомнить «неограниченную подводную войну». Каждый уверенно скажет, что этот термин изобрёл Дениц для безнаказанных действий своих «волчьих стай». Для начала следует понять смысл подобного решения. Инициатором принятия большинства морских законов, в том числе и по правилам ведения войны, является Англия. Присосавшись пиявкой к богатствам Индии и Южной Африки, страна находилась в прямой зависимости от морских перевозок. Появление подводных лодок было воспринято в первую очередь как прямая угроза торговому мореплаванию, и почти сразу приняли международный закон, по которому подводная атака допускалась только к военному кораблю. В случае встреч с транспортами лодка обязывалась сначала проверить документы, и если устанавливалась принадлежность к противнику, судно могло быть затоплено при условии спасения экипажа. Закон полностью нивелировал сам смысл подводной лодки.

Однако во время Первой мировой войны англичане обманули самих себя, начав устанавливать на корме транспортов противолодочные орудия. Немцы тут же приравняли переоборудованный флот к военным кораблям, и началась подводная охота. Самой знаменитой жертвой явился лайнер «Лузитания», торпедированный 7 мая 1915 года. У него на корме стояла пушка, но самое ужасное, что судно было загружено боеприпасами, а это в принципе недопустимо для пассажирского флота даже в мирное время. Удар торпеды в трюм вызвал детонацию груза и не оставил пассажирам никакого шанса на спасение. Сейчас везде трезвонят о каких-то нарушениях, допущенных немецкими подводниками, на самом деле англичане забросали минами не только побережье Германии, но и все Северное море. Далее последовала декларация, где вся эта территория признавалась зоной военных действий. В ответ кайзер объявил зоной военных действий территориальные воды Англии, где его подводные лодки будут атаковывать любое судно без предупреждения. Весьма скромные запросы, ибо их ширина составляла всего три мили и простреливалась с берега любой полевой пушкой, и «Лузитания» потоплена в этих водах.

Война на Тихом океане вывела штатовские подводные лодки на маршруты японского транспортного флота. Подводники попытались провести захват судов Страны восходящего солнца, но капитаны игнорировали американские приказы и нагло уходили за горизонт. Если закон на стороне врага, значит, он плох. Правительство США объявило неограниченную подводную войну, а немцы через два месяца ответили взаимной любезностью.

Можно добавить несколько слов о рождении морских рейдеров. У истоков сего неожиданного проекта стояла Россия. Война с Японией потребовала усиления Тихоокеанского флота, и лучшие корабли отправились с Балтики и Черного моря на восток. Вместе с тем английские торговые суда шли к японцам непрерывной чредой, доставляя противнику товары военного назначения. Закон позволяет перехватывать транспорты третьих стран с конфискацией таких грузов. Попытка организовать патрулирование у входа в Суэцкий канал наткнулась на резкое противодействие ВМФ Великобритании. Решение переоборудовать быстроходные суда пришло от безысходности и дало феноменальный результат. Рейдеры вошли в Красное море, которое превратилось для англичан в мышеловку. Куда денешься из этой узкой и длинной кишки?

Несколько минут Сергей больше наблюдал за собравшимися, чем слушал взаимные обвинения бывших врагов. Он опасался чрезмерного выброса эмоций и возможных оскорблений, что поставит под угрозу запланированное обсуждение. Но нет, градус напряжения начал спадать, люди сбросили негатив, и разговор помалу перешёл в спокойное русло. Достаточно, пора переходить к делу.

— Господа, позвольте пояснить вам причину, по которой я попросил вас собраться.

— Ваша просьба больше походила на принудительное конвоирование, — буркнул адмирал Рибе Коллинг.

— Это вызвано отсутствием опыта общения с даурами, они неразговорчивы, предпочитая ментальное общение.

— Ну да, а мы давно о нем забыли.

— Итак, семь с половиной тысяч лет назад последние лидеры Галактического альянса загрузили матрицы своих личностей в специально созданный компьютер.

В зале повисла мёртвая тишина, присутствующие пытались осмыслить неожиданное сообщение.

— Мы смогли установить, — продолжил Сергей, — что специально созданный корабль отправился в последний полёт с четвертой планеты системы Феркад.

Сергей развернул голограмму нужного участка галактики, где зелёным шаром светился район предстоящих поисков.

— Полёт продолжался шесть суток, после чего суперкомпьютер затаился на секретной базе.

Вытянув шеи, люди всматривались в знакомую картину звёзд и окружающих их планет. Некоторые даже встали со своих мест, и Сергей увеличил картинку на весь зал.

— Мы начали поиски тайного пристанища последних правителей, но предстоит обследовать слишком большой район.

— Поиск должен проводиться с максимальной тщательностью, — заметил адмирал Ленс Скиве.

— Задействованы три эскадры специальных кораблей с применением различных зондов и автономных детекторов.

— Вам потребуется сто лет, причём без гарантированного результата.

— Нам, уважаемый адмирал, нам. Мы все здесь относимся к заинтересованным лицам.

— Погодите! — До Буро Раннеса наконец дошёл полный смысл сообщения. — Из ваших слов выходит, наша война спровоцирована этим самым компьютером?

— Вероятнее всего, так и случилось, — ответил Сергей. — Я подозреваю центральный компьютер в манипулировании передаваемой информацией.

— Найти и уничтожить! — решительно потребовал адмирал Хуфуф Хуала.

— Такой компьютер стоит больших денег, логичнее отключить его от общей сети.

— Этот пакостник обязательно попытается найти обходные пути!

— Прежде всего нам необходимо его найти, и я прошу всех подумать о его возможном местонахождении.

— Я предлагаю вспомнить о «нежелательных» районах, в которые не рекомендовано заходить кораблям.

— Как это? — не понял Сергей. — Командиры кораблей должны знать суть подстерегающей их опасности.

— Они существуют многие тысячелетия, и компьютеры не пускают туда без разъяснения причин.

— Странно, и за все эти годы никто не пытался туда заглянуть?

— В архивах Адмиралтейства нет никакой ясности, только перечень погибших кораблей, которые пытались зайти в «закрытые» системы, — доложил адмирал Рибе Коллинг.

— Сколько таких систем?

— Всего три, две в Свободной галактике и одна в Единой галактике.

— Вы можете назвать их?

— Каждый помнит их наизусть. Это Брация, Дшубба и Сабик.

Все посмотрели на голограмму. Да, названные системы находились в пределах радиуса последнего полёта бывших правителей Галактического альянса.

— А ведь это откровенная подстава! — воскликнул Сергей.

— Почему вы так решили?

— В указанных системах нет ни планет, ни астероидов! Там только газовые образования.

— Газовые образования имеют ядро, — заметил владелец корпорации «Галактические ресурсы».

— Вы туда проникали? Я подразумеваю массдобытчики?

— Исследования проводило министерство природных ресурсов. Процесс формирования планет слишком продолжительный по времени, сначала термоплазменная реакция ядра, и только затем физико-химический синтез с образованием полезных ископаемых.

— Следовательно, можно предположить, что компьютер может находиться в центре, — сделал вывод Сергей.

— Господин президент, — взволнованно заговорил Голицын. — Я только что получил информацию из своего штаба. Мои корабли были в указанных системах!

— Во всех трёх? Когда?

— В период установления торговли с планетами созвездия Цефей, — не моргнув глазом ответил начальник ГРУ.

Правильный ход, зачем говорить о тщательной подготовке к войне и о кораблях-разведчиках. Галактический альянс воссоздан, а методы достижения цели должны оставаться в тайне.

— Господа! — обратился Сергей ко всем присутствующим. — Прошу вас оставаться на Земле до окончания обследования названных систем.

— Мы согласны, — ответил за всех адмирал Хуфуф Хуала. — К тому же загадку надо хорошо обдумать, возможны и другие варианты.

Начальник Адмиралтейства Лаул Меалис поджидал в приёмной и, увидев идущего от телепортов Сергея, начал доклад без лишних предисловий:

— Мы тщательно проверили все астронавигационные карты и нигде не нашли никаких ограничений по указанным вами районам.

— Что в картах времён древних?

— Ничего, абсолютно ничего. Обычные системы, коих в Галактике почти половина. Тем не менее штаб нашел косвенные улики.

— Интересно, в чём это выражено?

— К указанной вами дате в системы добавили по два дооборудованных навигационных буя.

— Нашли в архивах проекты изменений?

— Да, им добавили функции дальних ретрансляторов и поисковую аппаратуру.

— Спасибо за отличную работу!

— Это не все, господин президент, мы проверили отправления кораблей плюс-минус месяц от даты отлёта последних лидеров альянса.

— Я догадался, — усмехнулся Сергей, — они подготовили три компьютера, на каждом только одна матрица, сами руководители улетели на последнем корабле.

— На мой взгляд, разумная предосторожность, они постарались предусмотреть любую случайность.

— Вы передали эту информацию в ГРУ?

— Без промедлений, корабли уже телепортировались в указанные районы.

Осталось только ждать результатов поиска, которые, как он надеялся, дадут положительный результат. Начальник Адмиралтейства вышел из кабинета, а Сергей направился к рабочему столу, где его ожидал ворох бюрократических бумаг.

— Здравствуйте, господин президент!

Мощный ментальный посыл заставил непроизвольно вздрогнуть. Он резко развернулся и увидел три голограммы сидящих в креслах людей.

— Настало время познакомиться, так сказать, лично. Но сначала ответьте, как вы догадались о присутствии нашего сознания?

— Элементарно и очень быстро, — ответил Сергей. — Компьютер работает по принципу «да-нет», а здесь и логика, и эмоции, и непрошеные советы. Так что направляющая рука чувствовалась весьма отчётливо.

— Вы категорически отрицаете возможность создания искусственного интеллекта?

— Не надо смешивать разные понятия. Искусственный интеллект всего лишь набор знаний и правил. Желание помочь или запретить основывается на симпатиях, которые порождаются эмоциями. Механизм не способен любоваться цветком, умиляться забавной возней Муравьёв, испытывать удовольствие от купания в океанском прибое.

— Здесь вы правы, не поспоришь. Что вы намерены делать?

— Для начала найду ваш выключатель.

— Вас не интересуют наши знания? Вы не нуждаетесь в нашей помощи?

— Человечество должно развиваться, а не покорно топать по проложенной кем-то дороге.

Илья Трифонов Четвертый раскол 1. Первые шаги

Пролог

2000 ДБЯ.

— А вот и не сможешь! А вот и не сможешь!

Звенящий девичий смех подхватили другие дети, коих вокруг Джове бегало с пару десятков. Бо́льшая часть мальчики и где-то треть — девочки. Представителей расы людей, не считая самого Джове, среди них было всего трое. Русоволосый мальчик и две девочки в легкомысленных веснушках — родные сестры. Остальные принадлежали к разным видам, но все, как один, смотрели на него с предвкушающими полуулыбками на лицах.

Юнлинги уже час следили за Джове, вытянувшим руку в направлении груды камней, каждый размером со здоровенную голову нерфа. Мальчик тщетно пытался призвать Силу, чтобы поднять в воздух хотя бы один. Упорства ему было не занимать, а вот умения…

В какой-то момент напряженные пальцы свело судорогой, и Джове невольно вскрикнул, чем вызвал еще больше восторгов детей, разразившихся насмешками и глумливыми выкриками. Это стало последней каплей. Джове сжал кулаки, состроил злобную гримасу и уже повернулся, чтобы накинуться на обидчиков, как вдруг понял — смех и выкрики стихли. Понурившиеся ребята стояли на местах, смиренно склонив головы и боясь пошевельнуться. Джове выпятил грудь, решив, что это его грузный вид так подействовал на них, но, услышав тихое покашливание за спиной, сдулся и сам последовал их примеру.

— Мастер А’нзал.

Высокая и надменная чалактанка в мешковатых одеяния мастера-воспитателя, еще с несколько секунд укоризненно смотрела на виновато сопящих детей, после чего обратилась напрямую к Джове. Мальчик едва слышно выдохнул. В голосе мастера А’нзал не было недовольства. Только усталость и что-то еще… Джове едва сдержал слезы. Он не справился с заданием. Снова.

— Ты стараешься усердно, юнлинг, но упускаешь главное. Сила — это не покорный зверь, которого можно взнуздать одной силой воли. Ты должен открыться ей, и тогда она откроется тебе.

— Я стараюсь, мастер, — перехваченным от волнения голосом повинился Джове. — Простите!..

— Пойдем со мной.

Джове пугливо оглянулся по сторонам, но никто из ребят не смотрел на него, старательно изучая траву у себя под ногами. Конечно, им-то что бояться. Все они уже выполнили свои задания, и только он один из всего клана числился в отстающих. Его так и звали в насмешку — Лишний. Без таланта, со слабой связью с Силой. И зачем его только забрали с Альдераана? Надо было джедаям оставить его в горящих развалинах некогда Великого дома…

Кара А’нзал пошла к вратам Храма, и Джове торопливо последовал за ней, едва успевая за широкой поступью. Все юнлинги в клане побаивались сурового мастера А’нзал: такой молодой, но уже получившей ранг рыцаря-джедая. Куда больше даже, чем страшного наставника второго клана юнлингов, за которым закреплена крайняя к лесу тренировочная площадка на территории Храма. А’нзал умела наводить страх, даже не смотря на то, что была джедаем и чаще предпочитала молчать, нежели говорить.

Потому Джове и молчал весь путь по длинным светлым переходам Храма, не решаясь спросить мастера, зачем его забрали с тренировки. Гнева наставницы он бы не вызвал, джедаи не испытывают таких эмоций, но на тяжелый взгляд вполне мог нарваться. И это было бы в десятки раз хуже. А’нзал умела смотреть так, что поджилки тряслись от страха. А Джове, и без того маленький и хилый для своих десяти весен, не хотел, чтобы на него так смотрели.

Страх, что однажды после такого взгляда Джове вышвырнут из Храма джедаев, стал его неразлучным спутником с тех пор, как он впервые прибыл на Тайтон. Ведь если так случиться… Ему некуда возвращаться. Ни дома, ни родителей, ни даже кредитов, чтобы добраться до какого-нибудь города. Он один во всем мире. Лишний…

Но вот мастер привела его в Храм. Здесь они поднялись на третий ярус, и свернули в жилое крыло среднего звена Ордена джедаев. А оттуда она повела его к небольшой комнатке со стеклянными дверьми. «Медитационные покои», — понял Джове.

Юнлинг мельком глянул на свое в отражение в дверях из глянцевого стекла. В ответ на Джове посмотрел худенький невысокий мальчик с короткими волосами цвета спелой пшеницы, доверчивыми голубыми глазами и вечным виноватым выражением лица. Да, таков он, Джове. Выглядит провинившимся даже когда ни в чем не виноват. Старик-отец бы, если был бы жив, от стыда бы сгорел…

— Присаживайся, — мастер А’нзал первой вошла в комнату медитаций и плавным жестом указала Джове на место, напротив себя. Юнлинг повиновался, сбитый с толку внезапной учтивостью мастера А’нзал. К его удивлению обычно строгая наставница не выглядела рассерженной или недовольной. Напротив, чалактанка чуть улыбнулась ему, когда мальчик уселся в той же медитативной позе, что и она сама.

— Усмири свой дух, юнлинг. Тебя никто не осуждает.

Джове послушно сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, унимая колотящееся сердце. И впрямь, чего это он? Если бы его хотели выгнать из Ордена, то точно бы не повели в комнату медитаций.

— Я хочу, чтобы ты закрыл глаза, — между тем продолжила А’нзал, убедившись, что Джове внимательно слушает ее. Даже тон ее изменился. Стал более мягким, с ноткой материнской заботы — Сними барьеры. Слушай.

Юнлинг послушно притих и прислушался. Тихое дыхание мастера. Мерное биение крови в висках, отдающей ударами в уши. И тихие переговоры за дверь в коридоре, где как раз проходили два джедая, беседующие о чем-то…

— …и ты думаешь, Фаниус добьется своего?

— Ты просто не слышал, как он говорил, Граак. Поверь мне, если кто и способен, то только он…

— Я просила слушать, а не вслушиваться, — как ни в чем не бывало заметила А’нзал. Легкое движение кистью, и приоткрытая дверь в келью медитаций затворилась сама собой. Джове покраснел так, что запылали уши.

— Простите, мастер.

— Сосредоточься. Слушай Силу, Джове. Она направит тебя… Слушай.

Мерное звучание голоса мастера А’нзал убаюкивало, и Джове сам не понял, в какой момент ее лицо начало терять очертания, пока вовсе не исчезло.

Глава 1. «Одержимость»

Путешествие сквозь Сон казалось бесконечным. Тысячи лет я метался по его волнам. Потерянный. Забытый. Оторванный не только от дома, но и от самого себя. Я плыл по его волнам так долго, что постепенно начал терять последние крохи, делавшие меня тем, кто я есть. Свою личность. Свои воспоминания. Чувства.

Но все же я выжил. Не совсем, но достаточно, чтобы знать — я существую. Именно Я, не какое-то эходавно минувших событий. Держаться помогали Голоса, изредка доносящиеся из глубин Сна. Их было много. Они что-то говорили, обращались в Сон, но я не понимал. Мне было все равно, что они хотят. Главное — пока они звучали, я оставался собой.

Так длилась моя Вечность. Или посмертие — как угодно. Скитаясь по волнам Сна, я все дальше уходил в его глубины, все сильнее погружаясь в небытие, растворяясь в нем.

И вот однажды, это случилось! Я услышал голос. Нет, не так. Голос! К сожалению, он был очень слаб. И напуган. Он не понимал, как оказался здесь, не знал, как вернуться. Но что более важно — от него повеяло чем-то давно забытым, родным.

Домом.

Голос закричал и забился еще сильнее, в какой-то момент ощутив рядом мое присутствие.

— Не надо! Уйди, я боюсь!

— Не кричи, я просто хочу вспомнить… В последний раз. Прошу.

— Отпусти!!!

Голос отчаянно рванулся, утягивая меня за собой. Миг — и нас накрыла шипящая волна перехода. Удар. Хлесткая боль стегнула по проснувшимся нервам. Голос закричал в последний раз и затих, теряя себя.

А я открыл глаза сделал первый вдох.

— Джове! Джове!!

Я моргнул и ошалело уставился в напуганное лицо молодой женщины, склонившейся на мной и трясущей меня за плечи.

— Ситхова печень, ну и напугал же ты меня, юнлинг!

Молодая девушка сняла мою голову со своих колен и помогла мне сесть, что-то тревожно спрашивая. Но я пропустил все мимо ушей, скованный страхом. Где я? Что происходит?

Я помнил все. Как услышал чей-то Голос, как откликнулся… И, не знаю, что было дальше. Он был слаб. Очень. А я, тысячелетиями ведомый Сном, жаждал хотя бы на миг коснуться жизни. Пусть чужой, но такой… живой.

Осознание свершенного пришло в тот же миг. Горло перехватил болезненный спазм, слезы гладом покатились по щекам.

«Кто бы ты ни был — прости! Я не хотел! Господи боже… Столько времени в одиночестве. Агония. Ни забыться, ни умереть. Прости…»

Сквозь причитания женщины прорвался негромкий шелестящий звук. Я мотнул головой, стряхивая текущие слезы, открыл глаза и… выдохнул, в изумлении открыв рот.

Это еще Что такое?! Телом человек, даже одежда есть, но лицо… Даже не знаю, как это назвать. Маска? Да, пожалуй. На нем была маска, закрывающая рот и глаза. Но скрывала она не лицо человека. Темно-красная морщинистая кожа, наросты на челюсти и висках, ближе к затылку. Одно слово — жуть. Память поневоле всколыхнулась давно забытими инстинктами, заставив в испуге отшатнуться назад.

Тот, кого я видел, явно не принадлежал человеческому роду. Хотя и походил на нас строением тела. Руки, ноги, голова. Но вот страшное неживое лицо…

Я отвернулся, более не в силах выносить этот бред чужого сознания.

— Что случилось, Кара?

— Я не знаю, мастер Нак Зиил! Он вдруг закричал и забился, будто с него кожу сдирают. Я сразу помогла ему вернуться, но он молчит! Джове! Скажи что-нибудь!

— Не кричи, Кара. Юнлинг…

Я торопливо вырвался из рук женщины и сдал назад, когда существо присело напротив меня и протянуло руку. Четырехпалую.

— Не бойся, мальчик. Мы тебя не тронем.

Мальчик?

Еще одно потрясение. Я поднял собственную руку на уровень глаз и неверяще уставился на тонкие детские пальцы.

«Что за…».

— Кара, насколько я могу судить, он в порядке. Просто сильно напуган и растерян. Как долго он пробыл в медитации?

— Не знаю!

Я перевел взгляд на девушку, заламывающую руки. Красивая. Крепкая подтянутая грудь, ясно различимая даже сквозь мешковатый плащ, чем-то напоминавший старинную рясу монахов.

Хм. Знать бы еще, кто такие монахи… Чертова память!

А так да, ничего девка. Совсем еще молодая, едва ли двадцать минуло. Тонкий стан, приятные черты лица. Несомненно, красавица. И вовсе не напугана присутствием этого чудища в маске.

— Может минут пятьдесят, но не больше часа. Сначала все шло хорошо, а потом… Мастер, меня снимут с должности?

— Решение останется на воле Совета. Но, думаю, нет. Такое уже случалось. Неокрепшим умам трудно выдержать присутствие Великой силы без подготовки. Именно поэтому, Кара, рекомендуется проводить такие сеансы в присутствии минимум двух мастеров.

— Мастер, я же не знала! Джове сильно отставал, и подумала, что медитация…

— Не стоит оправдываться, — тот, кого едва ли не плачущая девушка назвала Нак Зиил, прервал ее повелительным жестом и снова уставился на меня. Едва различимые сквозь прорези в его маски угольно-черные глаза словно затягивали в себя, пронизывали насквозь. Я внутренне передернулся, но внешне остался спокойным, постепенно приходя в себя и чувствуя, как подсыхают дорожки слез на щеках.

Черт подери! Как это невыразимо приятно — чувствовать.

— Юнлинг. Ты меня понимаешь?

Я, чуть подумав, неуверенно кивнул. Да, понимаю. И, хоть убейте, не пойму, как! Хотя, догадки есть. Бывший хозяин этого тела явно понимал здешний язык. И я, нагло сместивший его с насиженного места, просто пользуюсь чужими знаниями.

Тяжко вздохнул, снова ощутил очередноей щемящий приступ вины. Эхо чужого детского голоса уже окончательно пропало, оставив после себя едва уловимый звон в ушах. Бедняга. Зачем эта дурында отпустила тебя в Сон одного? Таким заморышам не место там, где каждое мгновение теряешь частицу своего Я.

— Говорить можешь?

Испытующе глянув на того, кого звали Нак Зиилом, еще раз кивнул. Затем чуть улыбнулся, по-прежнему не открывая рта. Надеюсь, этого хватит, чтобы не стать его обедом.

Не знаю, как в здешнем мире обращаются с незванными вселенцами, но у меня было стойкое ощущение, что в прошлой жизни меня бы сожгли на костре. Заживо. Гхм. А с этой страховидлы напротив (с клыками из-под маски!) и впрямь сожрать станется. Не смотря на их заверения о моей мнимой безопасности, я не верил им ни на грош. Пусть многое Сон вытянул из меня, но суть души осталась почти нетронутой. Я знал: доверие — очень хрупкая вещь. И пока я не пойму, что им можно доверять, лучше помалкивать в тряпочку и наблюдать, позволяя остальным делать за меня всю работу.

— Хорошо. Кара, отведи юнлинга в крыло его клана, продолжать тренировку бессмысленно. А потом я жду тебя в покоях Совета.

— Но Мастер…

— Рыцарь-джедай Кара А’нзал, ты хочешь что-то сказать?

Девушка застыла на полуслове, после чего слегка поклонилась Нак Зиилу и кивком указала мне на дверь.

— Идем, юнлинг. Я провожу тебя.

«Пройтись? Дельная мысль».

Я с готовностью вскочил на ноги. С каждой минутой чужое тело слушалось все лучше и лучше. Ощущение искусственности и неправильности происходящего быстро улетучивалось. Я уже вполне сносно мог двигаться и не преминул отметить это дело довольным хмыканьем. Опять же, про себя. Внешне пришлось сохранять каменное выражение лица, особенно, когда проходил мимо рассматривающего меня Нак Зиила. Если идущая впереди меня девушка, что-то бурчащая себе под нос, не замечала ничего вокруг, то нелюдь явно что-то заподозрил. Или, может, это мое воображение?

Впрочем, очень скоро мне стало не до своих страхов. Меня вели по довольно обширным коридорам с довольно необычной и чудно́й архитектурой. Пусть от памяти прошлой жизни и остались жалкие крохи, но в одном я уверен — ничего подобного прежде я не видел. Мягкий уютный свет словно сочился из узких прорезей в стенах, явно намекая на техническую начинку в перекрытиях. И при этом, общий вид и потерторсти на каменных стенах говорили о внушительном возрасте этого места.

«Техника, вплетенная в древнюю архитектуру, — подумал я, крутя головой в полный оборот и жадно впитывая новый чужой мир. — Интересно».

Дальше люди. Ну или нелюди, тут уж как посмотреть. Успев слегка свыкнуться с пугающим Нак Зиилом, я не сильно удивился, увидев попадавшихся нам на пути представителей других рас. Каких тут только ни было! И зеленые в татуировках, и какие-то сине-красно-зеленые с мягкими отростками, растущими прямо из голов, и с чешучатыми рожами, и с диковинными прическами и даже с железками кибер-имплантов, торчащими прямо из лиц. Ужас. А то и вовсе встречались, лишь телами отдаленно напоминающими людей.

«Твою медь! Прям парад уродцев. Хотя, справедливости ради, некоторые не такие уж страшные. Вот хотя бы те, что с двумя мягкими отростками на головах, даже милые, вроде… Даже грациозные, смею заметить».

Одна из них, по виду женского пола, с кожей нежно-синего оттенка, мягко улыбнулась мне, поймав направленный на нее взгляд. Я на всякий случай приосанился и расправил худенькие плечи, вызвав еще несколько улыбок ее человеческих подруг, кучкующихся неполадеку. Оживленно шепчушиеся девки так и провожали меня полунасмешливыми-полузаинтересованными взглядами, пока я топал за мрачной Карой, переживающей предстоящую выволочку.

Но какими бы разными не были попадавшиеся мне существа, всех их кое-что объединяло — однотипные одеяния, подобные коричневой монашеской мантии, в которую была втиснута моя проводница. Отличались они лишь броневыми вставками различных расцветок, у некоторых прикрывающими торс, руки и ноги. Понятно. Последние кто-то вроде инквизиторов — воинов, для расправы с неверными, а вторые просто монахи. Ну или как они тут себя называют? Эх, надеюсь, я ни в секту какую-нибудь попал…

Эх. Вот снова. «Инквизиторы», «секта»? Память походила на дырявое решето, так что я мысленно решил: чтобы не сойти с ума, буду принимать все как данное. На первое время. Пока же, решение помалкивать до поры, казалось наиболее правильным и взвешенным. Неизвестно, что я могу сболтнуть, и как к этому отнесутся местные, э-э… персонажи.

— На сегодня твои занятия окончены, — холодно оповестила меня Кара, доведя меня до небольшого тупика в одном из коридоров. По мановению ее руки двери открылись, и я увидел небольшое светлое помещение в приятных светло-бежевых спальных тонах. Свет, как и в коридорах, сочился прямо из стен.

— Остаток дня можешь отдыхать, но я бы посоветовала подготовиться к завтрашним занятиям. Скоро соревнования кланов, а ты и без того отстаешь, Джове.

Увидев, что она ждет ответа, я чуть улыбнулся и почтительно поклонился. Девушка поджала губы.

— Ничего не скажешь, юнлинг?

«Хороша чертовка!», — подумал я про себя, с трудом отводя взгляд от манящей груди своей проводницы, но снова благоразумно промолчал. Как обращаться к ней или вообще к кому-либо я не знал и не хотел накликать неприятности.

Впрочем, от меня мало что зависела. Бестия несомненно заметила мой нескромный взгляд и заметно растерялась. Этой заманки хватило, чтобы я смирил душевное естество, явно превосходившее возрастом новое тело. И, заглянув в красивые зеленые глаза спутницы, уже был готов выдержать любой допрос.

— Что ж… Твой клан скоро вернется. А теперь отдыхай.

Смущенная больше, чем была готова показать, Кара отступила к выходу, и, бросив напоследок странный взгляд в мою сторону, скрылась из виду. Я облегченно выдохнул, позволив себе оглядеться.

Что мы имеем? В обозримой близости имелась практически пустая комната с несколькими планками столов и мягкими пуфиками, наподобие тех, что я уже видел в комнате медитаций. Спальные места были выточены прямо в стенах, наподобие полузакрытых ниш. Никаких одеял или подушек. Просто мягкие ложа с минимум излишеств. На некоторых местах, правда, виднелись подобия мягких игрушек (если эти шедевры абстракционизма можно назвать игрушками), но на том весь уют заканчивался. Больше помещение походило на какие-то казармы. На столах ближе к выходу устроились в ряд легкие палки, по виду напоминавшие тренировочные мечи. На остальных лежали странные кубики странного вида, от которых исходило мягкое сияние. Именно они и привлекли мое внимание.

Весьма удивленный, я коснулся одного из них и услышал пение. Нет, не так. Пение. Очень странное чувство. Кажется, я уже слышал нечто подобное. Причем много раз! Во Сне. Вот только тогда я ничего не понимал, поглощенный удержанием сущности воедино а тут… н-да, крайне интересно. Что же это за штукенции? Будем разбираться.

Сказано — сделано. Собрав все кубики подле себя, устроился прямо на полу и принялся трогать все подряд. Весьма скоро я сообразил, что каждый кубик поет по-своему, хотя песни и были практически точными копиями друг друга. Для меня это пение ассоциировалось со светом, сокрытым в их глубинах. Он реагировал на мои прикосновения, как живой. Или в самом деле был таким! Но не запертый внутри, как я подумал вначале, а как бы «проходящий через»… Опять это странное чувство. Похоже, сами кубики — не источники света. Они были лишь инструментами, чтобы облекать его в нужную к пониманию форму.

Для прошедшего сквозь Сон разобраться в их принципе не составило труда. Мысленно «потянувшись» к одному из них, отзывавшемуся при прикосновении наиболее теплой песней, я радостно охнул.

Кубик сам по себе завис над ладонью и высветил фигуру крепкого телосложения, в такой же мантии-робе, в каких ходили все здешние обитатели. Даже я, пусть и в более упрощенном для ребенка варианте — без плаща за спиной и светло-серого света.

— Юнлинг Джове, регистрационный номер четыреста двадцать два, сессия два один дробь четыре, первый клан, — мужское лицо с элегантной короткой бородкой сурово уставилось на меня и продолжило вещать. — На прошлом занятии вы остановились на подразделе истории сектора…

— Смотрите все! Лишний активировал голокрон. Еще не забыл на следующий день, как это делать, — раздался внезапный смех от двери.

Я медленно поднял глаза и разглядел толпу детей, с довольными минами взирающую на меня с порока комнаты. Ага, вот и клан пожаловал. Клан, очевидно — группа учеников, воспитываемых Карой. И я один из них. Что ж….

Послав детям дружелюбную улыбку, я снова вернулся к разглядыванию голографического мужика, явно недовольного, что нахальный юнлинг Джове недостаточно внимательно его слушает.

— …на протяжении тысяч лет, потерянный после Великого раскола ордена, Тайтон был снова найден после легендарным градмастером Ордена Сатель Шан, известной также как прямой потомок…

— Что, Лишний? Мастер А’нзал уже выперла тебя из клана? Хотя, если ты здесь, навряд ли. Жаль. По мне так давно пора.

А вот это уже явный наезд. Резким усилием воли прервав виртуального учителя на половине фразы, я опустил кубик в боковой карман на своей робе и мрачно взглянул на единственного человеческого мальчишку, с вызовом взиравшего на меня. Остальные столпились вокруг него, выдавая мне неформального лидера клана. Людей среди них было всего двое: две веснушчатые девочки, с явным неодобрением смотрящие на меня. Впрочем, обе моментально смутились и отвели взгляд, стоило прямо и строго посмотреть на них. Остальные нелюди проявили больше духа и не отвернулись. Двое с парными отростками на головах, оба синие, но слегка различающиеся по насыщенности цвета, мальчик и девочка. Еще один — маленькая копия Нак Зиила, но с чуть менее жуткой дыхательной маской, и темно-серебристыми глазами, едва различимыми из-за прорезей очков. Последние: худенький паренек, внешне ничем не отличающийся от человека кроме небольших рожек телесного цвета на совершенно лысой голове, и крепкая зеленокожая девчонка — самая высокая и, на вид, старшая среди юнлингов. Почти на голову выше меня. Она единственная, кто пялился на меня с неким оттенком жалости.

— Что молчишь, Лишний? Или уже обделался? Погоди, завтра на тренировке успеешь!

Снова дружный хохот. Ну, почти. Зеленокожая не смеялась, а с каким-то удивлением смотрела на меня. Ясно. Самая понятливая. Единственная, кто если не поняла, то ощутила, что сейчас произойдет.

Расстояние, разделявшее меня и толпу детей, я преодолел в несколько секунд. Не знаю, кем я был в прошлой жизни, но наработанные рефлексы не подвели. Мощный хук правой, и смех малолетнего щенка застревает в его глотке. Затем грохот — он падает на спину, с рыдающим криком схватившись за окровавленные губы.

Я с неудовольствием посмотрел на собственный кулачок, со сбитыми костяшками. Да, позор. Предыдущий владелец тела не был фанатом драк. Ничего, это мы поправим. И тело укрепим, и кости. Благо времени у меня, кажется, теперь навалом.

Пусть мне не дали второй шанс — я сам его взял — но впустую растрачивать его не буду. Такой подарок судьбы стоит того, чтобы отработать его по полной.

Опустив руку, я вдруг понял, что в комнате клана стоит практически полная тишина. Практически, потому что у меня под ногами стонал недавний заводила, пускающий кровавые пузыри и трясущийся в истеричном припадке. Пф. Кто бы сомневался. На словах вы все храбрые, пока в бубен не схватите.

Я повернулся на пятках и молча прошел обратно к разложенным на полу кубикам, подмигнув по пути зеленокожей девчонке, вытаращившейся на меня так, словно я вылез из преисподней. Что, впрочем, не так уж далеко от истины, наверное. Сомневаюсь, что поющий ангел с крылышками и нимбом стал бы лишать жизни ни в чем неповинного мальчишку… Пусть и невольно.

После проведенного воспитательного урока меня, оиждаемо, оставили в покое. Зеленокожая рискнула было сунуться поближе, но ее оттащили с испуганными шепотками те, кто остался в комнате. Заводилу вынесли на руках два мальчика: с рожками и мини-Нак Зиил. Девочки с веснушками тоже убежали на выход. Видать перетрусили. Остались только двое с шупальцами на головах и сама зеленокожая. Все трое расползлись по своим нишам в стенах и испуганно поглядывали на меня оттуда своими сверкающими нечеловеческими глазищами.

Что, страшно? То ли еще будет.

Я сладко потянулся и взялся за кубик-голокрон, как его называли дети. Наконец-то снова тишина. А пока спиногрызам не пришла подмога в виде заботливой мамочки Кары, можно хоть немного оценить ту кучу гуано, в которую я влез обеими ногами, заняв тело Джове. Сон ему пухом…

Вновь активированный голо-учитель, после привычной тарабарщины, продолжил с места где закончил до появления детей, но я остановил его и велел дать краткую сводку по месту где нахожусь и общую информацию по планете и населяющим им видам. На мое счастье, голограмма не удивилась столько резкой смене темы обучения и исправно изложила мне сухие факты. Ух. Все оказалось не так уж плохо, как я предполагал.

В настоящее время я, то есть юнлинг Джове (без родового имени), находился в анклаве джедаев или Храме, как его тут принято называть. Место занятное и необычное тем, что жили тут вовсе не монахи, как я решил, а некий аналог магов из моей прошлой жизни.

Тут пришлось брать еще одну справку и выяснять, что, оказывается, эти джедаи — некое общегалактическое объединение духовных воителей и учителей, оперирующих незримой энергетической материей под названием Сила. Если отбросить лишнюю шелуху, то главное знание для меня: джедаев уважали и побаивались во всей освоенной части Галактики. Они выступали хранителями мира, дипломатами, посредниками, но чаще всего воинами, решающими различные конфликты и споры разумных. Отличительная черта, помимо использования Силы: фирменное оружие, которое носили все более-менее взрослые члены Ордена джедаев. Так называемый световой меч.

Посмотрев на голо-анимации, что это за штука, я уважительно присвистнул. Некисло. Рукоятка, из который выходит энергетический клинок, способный не только рассекать большинство известных науке супер-твердых металлов, но и отражать выстрелы энергетического оружия. А уж оно использовалось вообще повсеместно, что делало световой меч идеальным оружием защиты. Если научиться им владеть.

Осознав сию простую истину, мой внутренний хомяк, во время пребывания во Сне бессовестно дрыхнущий в спячке, активно зашевелился и возопил: «Хотеть!». При полной поддержке с моей стороны.

Имея под рукой такую игрушку можно многого добиться. И много дверей открыть…

Однако уже следующий раздел, посвященный джедаям, спустил меня с небес за бренную землю. Оказывается, владение световым мечом — целая наука. Адепты Силы учатся долгие годы, чтобы овладеть им на приемлемом уровне.

В принципе, оно и понятно. Все-разрубающая-световая-шашка может отчекрыжить не только голову врага, но и собственную ногу незадачливого владельца. Ну, или чего еще, что будет неаккуратно выпирать из его тушки. Именно поэтому световыми мечами владели исключительно джедаи, способные направлять Силу так, что оружие становилось продолжением их рук.

«Что ж, — вздохнул я. — Обидно. Быстрой халявы не вышло, но все еще впереди, разве не так? Я же юнлинг, то есть младший послушник в Храме. А, значит, у меня есть все шансы однажды получить эту светящуюся игрушку! Осталось только дожить, выучиться, овладеть техникой оперирования Силой и…»

— Юнлинг Джове, — дверь в спальную комнату клана отъехала в сторону, и на пороге показался бородатый мужик. Лет за шестьдесят, в традиционной робе рыцаря-джедая. Именно робе, а не мантии, как пояснил мне голокрон. Одеяния джедаев могли разниться дополнительными элементами и вставками брони в зависимости от ранга адепта. Но чаще всего основа была одной — коричневый плащ с капюшоном и светлые туника и штаны, опоясанные мягкой перевязью для крепления светового меча. Сапоги в той же цветовой гамме, что и плащ. Просто и со вкусом. Жаль мне по статусу только однотипная туника юнлингов положена. Ну да все впереди.

А тем временем мои юные соклановцы еще глубже вжались свои в койки, стараясь казаться маленькими и незаметными. Понятно. Посетитель явно был не последней шишкой иерархии Храма, вот и сробели. А зачем он приперся и гадать не надо.

«Щас начнется…»

— Да, мастер.

Краткий экскурс в здешние реалии уже дал мне примерное понимание, что и когда можно говорить. Посему я решил более не разыгрывать дурачка и отвечал, как положено юнлингу — негромко, но твердо и с почтением. Неизвестно, что мне впаяют за побитую физиономию соклановца, но заранее лезть на рожон не стоит. Пусть думают, что ситуация у них под контролем.

— Следуйте за мной.

Глава 2. «Порядки Ордена джедаев»

Покои Совета представляли из себя высокое куполообразное помещение с большой круглой площадкой посередке, по ободу которой стояли узкие кресла с высокими спинками. Всего двенадцать, и почти все, кроме двух, пустовали. Как и остальные переходы в Храме, покои были прекрасно освещены, и мне не составило труда разглядеть Мастеров, собравшихся на внеочередном заседании Совета.

Приведший меня джедай вместе со мной учтиво поклонился им, после чего неторопливо ушел, оставив меня наедине с судьбой. Та, не сказать, чтобы особо была рада меня видеть. Уже известный мне мастер Нак Зиил стоял у самого крайнего по отношению ко мне кресла, скрестив руки на груди. На сей раз он предстал без плаща, позволив во всех деталях оценить изящество доспехов из неизвестного мне благородно-белого материала. К сожалению, он стоял полубоком, и световой меч разглядеть не получилось. В отличии от второго мастера, к моему удивлению, оказавшимся самым обычным человеком.

Да, он был стар. Даже по моим меркам стар. Седые волосы настолько, что по цвету почти не отличались от доспехов Нак Зиила. Морщинистые руки и такое же лицо. А вот глаза… Зрачки смотрели на меня пристально и цепко, показывая недюжинный внутренний дух старого Мастера. Одетый в простую робу, на фоне Нак Зиила он не выглядел особо представительно, но мне стразу стало ясно, кто хозяин в доме. Особенно когда я разглядел пояс грандмастера и простенькую рукоятку светового меча без изысков.

«Зачем лишние фентифлюшки тому, чье мастерство и так не подлежит сомнению?»

Молчание затягивалось. Сопящий Нак Зиил из-под своей маски угрюмо изучал мою невинную мордашку, в то время как безымянный Мастер с интересом поглядывал, попеременно, то на него, то на меня. Взаимная пикировка продолжалась достаточно долго, пока я окончательно не расслабился и перестал мандражировать. Видимо это и ощутили и оба мастера, вдруг пристально вглядевшиеся в меня. Первым закоговорил Нак Зиил, и по его голосу с механическим шипением переводчика было трудно понять, зол он или просто притворяется.

— Ты знаешь, почему ты здесь, Джове?

— Догадываюсь, мастер.

Нелюдь снова замолчал, как бы предлагая мне продолжать. Но это ты не на того напал. Я не шевельнул и бровью, продолжая с любопытством изучать меч грандмастера ордена. Мои недолгие изыскания с голокроном не позволили понять принцип работы этого магического оружия. И теперь я пытался хоть как-то разобраться в увиденном, опираясь на жалкие фрагменты прошлой памяти и новых знаний, почерпнутых из голокрона. Так, что у нас. Рукоять вижу. Фокусирующая линза, видимо, скрыта где-то в ней, а не на выходе клинка. Интересно, а какого цвета сам клинок? Они все зеленого и синего, как вещал голокрон, или есть и другие? Вот бы посмотреть! Интересно жуть.

— Вижу, самообладания тебе не занимать, Джове, — между тем заговорил грандмастер, и, к моему удивлению, голос у него оказался глубокий и сильный. Никакого старческого брюзжания. Да, снова убеждаюсь, что дед явно сидит на своем месте, с таким надо держать ухо востро.

— Скажи, зачем ты ударил Алека Пайна?

Я слегка пожал плечами, стараясь не выказывать неуважение.

— Так было проще всего.

— Проще? Ты разбил мальчику губы и едва не выбил зуб.

— Он поправится, магистр. И в другой раз будет держать язык за зубами.

— Что же он сказал тебе, что спровоцировало твой гнев?

Казалось бы ничего особенного в вопросе не прозвучало, но я явственно услышал подвох. С секунду я вглядывался в непроницаемое лицо грандмастера, после чего ответил, аккуратно подбирая слова:

— Это был урок для него, магистр, ничего больше.

— Вот как? Но тебе известно, что конфликты в Ордене не решаются путем насилия.

И снова подвох. Я прямо-таки чувствовал, как нечто незримое прощупывает меня с ног до головы, как луч сканера. Но это был всего лишь взгляд градмастера, терпеливо ждавшего моего ответа. На этот раз я молчал дольше, раздумывая, как поступить. В итоге выбрал компросисс. Сказать правду, но скрыть ее корни. Если повезет — никто ничего не заподозрит.

— В моем мире было не так.

— Ты больше не в своем мире, мальчик, — довольно грубо одернул меня Нак Зиил. — Ты юнлинг — воспитанник Ордена Света и будущий джедай!

«Уф. Повезло».

— Да, мастер.

— И ты должен запомнить, что джедай не использует насилие для разрешения споров! Особенно если в твоем мире, — мастер Нак Зиил сделал акцент на слове «твоем», — было иначе.

— Да, мастер, — я перевел дух. Гроза прошла стороной. — Я запомню.

— Хорошо, ты свободен. Мастер А’нзал дожидается тебя снаружи, она проводит тебя к твоему клану.

Я поклонился мастерам, после чего поспешил покинуть покои Совета.

***

— Что скажешь, Кирон?

— Необычный мальчик, ты прав, — подтвердил грандмастер джедаев, степенно занимая свое место среди равных. — Удивительно развитый и рассудительный для своего возраста. А что говорит Кара?

Нак Зиил тоже занял свое место и задумчиво скрестил пальцы под подбородком.

— Не знаю, что и думать. По ее словам, у Джове есть потенциал, но слабый. Он бы никогда не поднялся выше первой ступени мастерства. Малообщительный, закрытый. Нерешительный. Но после того случая на медитации…

— Сильно? — быстро перебил грандмастер Кирон, без разъяснений сообразив, о чем идет речь.

— Я бы сказал чрезмерно! Да что спрашиваешь, ты сам все видел. Его Сила возрасла. Не знаю, как там с уровнем мидихлорианов, но уже сейчас мальчик сильнее некоторых падаванов.

— И до сегодняшней медитации ни разу не проявлялось ничего странного?

— По словам Кары — нет.

— Интересно, — градмастер повторил жест друга, переплетя пальцы и задумчиво смотря на закрывшиеся врата покоев Совета, куда убежал юный нарушитель спокойствия. — Приглядывай за ним.

— Разумеется.

— Но не в ущерб авторитету Кары. Девочка еще молода и слишком импульсивна. Работа с детьми должна была научить ее смирению, а с таким нахаленком бок боком…, — грандмастер сочувствую улыбнулся закрывшейся за юнлингом двери.

— Я дважды прощупал его, — заметил Нак Зиил. — Ничего.

— Как и я. Трижды. Ни следа Темной стороны. Но, что бы Великая Сила не дала ему, оно точно пошло на пользу. Если не сорвется, вырастет нам на смену выдающийся мастер Ордена.

— А я прослежу, чтобы так оно и было, — встал Нак Зиил, подводя итог заседанию Совета. — Что-нибудь еще?

— Да, — вспомнив о чем-то, нахмурил брови старик. — Я узрел то, о чем ты говорил. До недавнего времени это были лишь неясные ощущения, но теперь я вижу.

— Значит, нам стоит удвоить охрану?

— Да. И свяжись с Малым советом на Корусанте. Мне уже пришли несколько тревожных сообщений, значит, они знают. Пока есть время, надо собрать как можно больше сил. Возможно, у нас будет всего один шанс остановить надвигающуюся Тьму.

***

— Мастер.

— Юнлинг.

«Вот и поздоровались».

— За мной.

А вот тут ты выдала себя. И не обладая Силой, не так уж трудно увидеть, как тебе хочется всыпать мне по первое число. Ну а мне, связанному с ней еще во Сне, даже напрягаться не нужно, чтобы увидеть окружающий тебя ореол светло-красных сполохов трудно сдерживаемой ярости. А нечего всяких сопляков на медитацию тащить! Вот и расхлебывай теперь, а я тебе помогать не собираюсь. Жизнь коротка, и лишь тем, кто уже побывал за гранью ясно, насколько ценна каждая секунда. И уж будь уверена, Кара А’нзал, я своей воспользуюсь по полной программе!

— Что сказал Совет?

А, вот мы и подобрались к сути. Сама будто бы не обращает на меня внимания, вопрос задан как бы невзначай, но внутри сжалась — боится услышать, что не справилась или, хуже того, навредила мне. Я улыбнулся про себя, сдерживая порыв незлобно подшутить над взведенной тигрицей. Ну ее. Еще станется за ухи оттаскать, а они неказенные.

— Мастер велел помнить, что споры нельзя решать насилием.

— Это так. И в другой раз я хочу, чтобы ты лично обратился ко мне, если кто-то из клана будет тебя задирать. Понял, Джове?

«В другой раз уже не рискнут, поостерегутся», — неслышно усмехнулся я.

— Да, мастер.

— Хорошо. Тебе сказали что-нибудь еще?

— Нет, мастер.

Я ощутил волну облегчения, волной разошедшуюся от девушки. Ну точно дите еще. Нос задирает, грудь колесом, а по сути сама еще недавно на вытяжку перед такой же наставницей стояла, уверен. И зачем к юнлингам ее прикрепили тоже ясно. Таких трудно контролировать, вот и поставили детей учить в надежде, что образумится. Ага. Размечтались. Такая хищница скорее вас «образумит», чем покорится. Горячая штучка.

«Эх, жаль лишь еще не дорос… Где надо. Таких бы дел наворотили! А до тех пор только и остается, что любоваться. Роба робой, но и ей не удается скрыть привлекательных форм… Кхм».

— Мастер, можно вопрос? — решил я рискнуть, когда мы уже почти дошли до спальной комнаты первого клана юнлингов.

Кара А’нзал слегка удивилась, но утвердительно кивнула. Видимо у юнлингов не принято первыми открывать рот. Учтем на будущее.

— Я наказан?

— Что? — девушка удивилась так, что, казалось, совсем позабыла о своих недавных волнениях. — Почему?

— Вы так молчали, и я подумал…

Кара пару раз удивленно моргнула пушистыми ресницами и вдруг светло улыбнулась, взъерошив мне волосы.

— Ну что ты, глупый! Конечно, нет. В Ордене никого не наказывают.

«Кто бы говорил», — не удержалось мое ехидство, пришлось на него шикнуть, чтобы не вызвать недовольства наставницы.

— Тогда… можно мне и дальше заниматься медитацией? С вами?

— Нет! — излишне поспешно выкрикнула Кара, но тут же спохватилась и уже более спокойно уточнила. — Джове, это моя ошибка. Юнлинги укрепляют Силу иными методами, более мирными. Погружение в Великую Силу для них слишком опасно.

Она слегка запнулась и слегка виноватым тоном сказала:

— Я приложу все усилия, чтобы ты нагнал остальных. Обещаю тебе. И на этот раз мы сделаем все правильно, хорошо?

— Да, мастер.

— Тогда можешь идти.

Она легонько подтолкнула меня в спину к комнате клана и ушла, не прощаясь. Не отказав себе в удовольствии еще раз оценить ее выдающиеся прелести, так сказать, «с заднего ракурса», я повел рукой в сторону двери. Ноль эмоций, килограмм презрения. Даже на миллиметр не сдвинулась.

«Ну вот, — расстроился я, вспомнив, с какой легкостью тоже самое проделывали джедаи, в том числе и Кара. — Видимо что-то не так делаю».

Делать нечего — пришлось искать панель управления. К счастью, та оказалась на видном месте, и, что еще лучше, с одной единственной кнопкой. Тут уж и полный дурак не ошибется.

Комната клана встретила меня звенящей тишиной, хотя, я был уверен, еще секунду назад там зрели яростные дебаты. Шагнув внутрь, я оглядел своих соклановцев, после чего выцепил взглядом зеленокожую и кивнул ей.

— Где моя койка?

— Ч-что? — чуть заикнувшись, переспросила девчонка. Остальные молчали, в том числе и щенок, получивший от меня по зубам. Мордашку ему уже подправили, что еще раз убедило меня в весьма развитом уровне окружавшего меня общества.

— Койка. Место, где я сплю.

— Ты не знаешь?.. — начала было она удивленно, но, наткнувшись на мой угрюмый взгляд, махнула ладошкой на крайний уголок у самой двери. — Там.

Ну, еще бы. Стоило догадаться. Как они меня там называли? Лишний? Ну да, лишних селят поближе к выходу. Чтобы легче было избавлять от трупа… Хе-хе.

Не знаю, какой авторитет был среди них у Джове, но, судя по первоначальной реакции, невеликий. Поэтому будем расставлять приоритеты дальше.

Я двинулся прямо на толпу, в самую середину… И прошел сквозь нее, как раскаленный нож сквозь масло! Хоть убейте не пойму, что за сравнения в голове возникают, но, подумав об этом, сразу понял, что так оно и есть. Ребятишки разбежались по обе стороны от меня, как от прокаженного. У некоторых, кто помладше, на лицах читался страх. У других любопытство перемежалось с опаской и настороженностью. Еще бы, такое представление им Лишний устроил.

Н-да, бедный Джове. Тяжко же тебе тут пришлось, наверное.

— Теперь я сплю здесь, — кивком указал на самое выгодное место в комнате, поближе к источнику света, бьющему из стены. Как я и ожидал, это место принадлежало парню, отхватившему от меня люлей. Его скривившееся лицо сказало мне больше, чем он мог подумать, поэтому я выделил его среди остальных и, продавливая взглядом, вкрадчиво спросил:

— Есть что сказать?

Он не продержался и пары секунд, отвернувшись и невнятно дернув плечами. Так-то лучше, сопляк. Не дорос еще со взрослыми огрызаться. А я, судя по ощущениям, в прошлой жизни отошел в мир иной далеко не в юности. И весь накопленный опыт (вернее часть, оставшаяся после Сна), говорила мне: главенство в стае надо решать сразу. А клан та же стая. Пусть и маленькая.

Вот только мне не нужна стая. Достаточно будет, чтобы сопляки держались от меня подальше.

«Кроме, пожалуй, нее, — я оценивающе покосился на зеленокожую, на сей раз не смутившуюся и гордо задравшую нос. — Хоть кто-то в этом детсаду с характером».

Устроившись на новом месте, выкинул из-под бока мягкую игрушку, походящую на серую котлету с ножками, и вытащил голокрон.

— Назови имена и расовую принадлежность юнлингов первого клана, — шепотом приказал я голокрону, как только шепотки в комнате возобновились. Я не без оснований полагал, что такая информация должна содержаться в этой донельзя полезной коробочке. Так и оказалось.

— Кева де Сат и Мира де Сат. Раса — Человек. Возраст обеих — девять лет. Место рождения — Корусант.

«Ясно, так и знал. Веснушки — сестры-двойняшки. И, наверное, из знатного рода, если в этом мире это имеет значение».

Подумав об этом, ощутил маленький укол зависти. Меня самого зовут просто Джове, как уже успел выяснить. Ни родителей, ни дома у меня не было. Первые погибли незадолго до моего прибытия в Орден, а дом… Тут у меня информации не было. Кроме названия родной планеты Альдераан и возраста в десять лет. Потом надо прояснить этот вопрос с мастером Карой, а пока… Кто там дальше?

— Нова и Гвариум Рар. Раса — Тви'лек. Возраст — восемь и десять лет. Место рождения — Рилот.

Понятно. Это синьки с отростками на головах. В описании рас говорится, что правильное их название «лекку». Отсюда и название. Тви — значит «два». Забавно. Интересно, а они у них чувствительные? Может мальчишка дернуть их, как дернул бы человеческую девчонку за косичку? Надо будет спросить зеленокожую… А, вот и до нее очередь дошла.

— Лана Лорсо. Раса — Мириалан. Возраст — девять лет. Место рождения — Корусант.

Хм. Еще одна из столицы Республики. Это, кстати, галактическое государство, в котором я оказался. Тысячи населенных систем и миров, со множеством гуманоидных и негуманоидных рас. Богатое поле для исследования. Осталось стать джедаем, а там весь мир как на ладони! Ох, повеселюсь… Осталось световой меч получить, и будет совсем хорошо.

— Мъйят Дор. Раса — Кел-Дор. Возраст — семь лет. Место рождения — Дорин.

Ага, это как раз то страшномордое страховидло аля-мастер Нак Зиил. Еще и самый младший в клане. Это хорошо. Как вести себя с этим нелюдем я не знал, а тут можно сразу брать покровительственный тон. Все же на три года старше. Целая пропасть времени в детском понимании. А то что нелюдь — так это не проблема. Тут почти все нелюди, так что привыкну. Человек такая тварь, ко всему привыкает.

«Ну, или так мне кажется… Кто ж меня на голову ушибленного разберет?»

— Алек Пайн. Раса — Человек. Возраст — одиннадцать лет. Место рождения — Тарис.

Ах, вот и причина, почему получивший по мордасам щенок считался тут за главного. Самый старший, вот и строил из себя… невесть кого. Странно лишь, что Лана прежде меня не поставила его на место. Девчонка явно сметливая для своих лет, уж мне-то виднее. Или просто не желал вмешиваться в мальчишеские разборки? Слишком гордая? Посмотрим, посмотрим.

— Свонг. Раса — Забрак. Возраст — девять лет. Место рождения — неизвестно.

Вот и последний. Рогастик. Откуда ты такой взялся, интересно? Вот ведь чудной мир. Каких только чудиков не наплодил. У нас-то все проще было. Люди и нелюди. Первых привечаем, вторых бьем в хвост и гриву. Все просто. Видать, придется переучиваться…

Решив, что пока с меня достаточно, убрал голокрон и уставился в низко нависающий потолок. Тут же, словно только и дождавшись шанса, накатила запоздалая усталость. Может, так оно и полагается тем, кто восстал из мертвых? Не знаю. Это мой первый раз. И, надеюсь, последний. Больше по моей вине никто не умрет.

Я отвернулся к стене и уже смежил веки, как вдруг ощутил острожное касание к плечу.

— Джове?

— Мм? — промычал что-то невнятное. Хотелось спать, а не говорить. Но голос принадлежал Лане, так что я соизволил отозваться, пусть и без слов. Просто чтобы поощрить храбрость девчонки. На переговоры с великим и ужасным Лишним явно отрядили ее, как самую смелую из клана.

— Что с тобой случилось?

— Мм, — буркнул я, давая понять, что не собираюсь распространяться на эту тему. С минуту за спиной задумчиво размышляли. Затем очередной вопрос, уже с виноватой интонацией.

— Ты обиделся на нас?

Пришлось прикусить язык, чтобы не расхохотаться. У детей и заморочки детские.

— Нет.

— А чего?

— Ничего, Лана. Иди спать.

Снова молчание, на сей раз озадаченное. Видать Джове не часто ее по имени называл. И то и вовсе не решался. Как я понял? Без понятия. Понял и все. Также, как разгадал настроения Кара и мастеров Совета Джедаев. Сила, медь ее… Видать, не такой уж я пропащий одаренный, как они тут все думали.

— А ты?

— И я спать.

Вот и поговорили. Все, а теперь действительно пора на боковую. Надеюсь, это все не проделки Сна, и я очнусь утром в своем, теперь уже родном теле Джове.

Глава 3. «Испытания на прочность»

Утро принесло для моих соклановцев новые сюрпризы. Во-первых, никто из них не ждал, что я поднимусь в такую рань. Распорядок дня у юнлингов при стандартном двадцати четырех часовом дне был такой: подъем в семь, мордахо- и тело- очистительыне процедуры. Завтрак в восемь. Потом в занятия в девять до обеда — часу дня. Затем снова занятия, потом ужин, свободное время до десяти вечера ну и сон. Все как в строгом летнем лагере, не забалуешь.

Я же поднялся ни свет ни заря: в шесть утра по стандартному планетарному Тайтона — планете, где и находился анклав Ордена джедаев. Заранее установил сигнал на своем учебном голокроне на час раньше, и, проснувшись, сразу приступил к делу. Первым на очереди, в виде исключения, стоял душ. После удачного оживления тело чесалось, словно месяц не мылся. А, может, так оно и было? Неизвестно, давали ли соклановцы Джове возможность ополоснуть свою тушку в воде.

Кстати, воды в душе, как таковой, не оказалось. Прозрачная капсула, прячущаяся в комнатке сразу при выходе из спальни первого клана, работала на каких-то иных принципах. Внутри меня окатило сначала потоком пара, потом какой-то незримой пыльцой с приятным запахом, и, под конец, сухими струями воздуха, после которой кожа стала скрипеть, как новая. Мне оставалось лишь вытянуть руки вверх и раздвинуть ноги на уровень плеч, чтобы процедура прошла как надо. Это, к слову, мне тоже подсказал голокрон, который я ценил все больше и больше. В умной машинке, работающий на течении Силы, находился ответ практически на любой вопрос. И что самое главное — она не удивлялась, когда я задавал вопросы, на которые уже должен был знать ответы.

После очистительынх процедур настала очередь первой в моей новой жизни тренировки. Вот тут-то и повскакивали со своих мест детишки, услышав сквозь сон мое сиплое пыхтенье.

Твилекки, не сообразив спросонья в чем дело, принялись верещать на своем родном непонятном наречии. Им вторил испуганный писк Мъйята Дора и охи-ахи веснушек Кевы и Миры. Бардак прекратила Лана, тычками приведя в чувствов самых оглашенных, после чего стала ошарашено наблюдать за священнодейтсвом — моей утренней зарядкой.

— Джове? — раздался ее неуверенный голосок.

— Уф? — фыркнул я, отдуваясь после очередного подхода. Первые отжимания в этом теле давались тяжело. Прошлый владелец то ли ел мало, то ли сам по себе хиляком был. Скорее второе. Натруженные мыщцы бурно негодовали, отзываясь тягучей болью в связках, но я упорно принимал упор лежа и делал отжимания. Через силу. Через «не могу». Теперь Джове, то есть я, таков. И это все, что нужно знать некоторым особо любопытным.

Наверное, эти мысли ясно отразились на моем покрасневшем и потном лице. Больше ко мне никто не лез, и детишки разошлись по делам. Кто досыпать, а кто, злобно бурча, отправился совершать утренний моцион. Скоро и я последовал их примеру,закончив тренировку и оккупировав кабинку еще на десять минут.

Вот тут, правда, случился конфуз. На дверях душевых не было разделения и пометок «для мальчиков» и «для девочек». А мне оно как-то не пришло в голову, пока я не вылез из душевой кабинки и не услышал сдвоенный визг полураздетых девчонок, уже успевшие стянуть с себя туники и взявшиеся за подвязки на штанах. Неловко вышло…

Кстати, твилеки и мириаланка оказались вполне себе обычными девчонками. То есть, никаких там трех пар сисек или мерзких щупалец. Вполне обычнее человеческие тела неоформившихся малолеток, разве что с разноцветной кожей. Ну и лифчики самые простые, видимо, только недавно начали носить. Прикрывать-то там пока нечего, дети еще.

Это то, что я успел разглядеть, пока спешно накидывал на себя сваленную под ногами одежду. После этого походкой гордого лебедя с алеющей мордой, протиснулся мимо потерявших дар речи от моей наглости Ланы и Новы, буркнув смущенное: «Пардон», и выбрался в холл. Там меня нагнал визг уже возмущенный и разъяренный, но скорее больше для игры на публику, застывшую на выходе из спальни клана. Оттуда на меня уставились ошарашенные морды парней, переваривающие произошедшее ровно пять секунд, прежде чем засыпать меня градом восторженных вопросов.

— Да ты что, видал да?!

— Все видел?

— Ну, ты даешь, Джове! А как оно, а?

— А какие они?

— А у них есть… Ну ты понял?!

— Большие?

— С пупырышками? — это уже Мъйят любопытсвует. Я вздрогнул, представив, что может находиться под одеждой кел-дорцев.

— А цвет? А волосы? А…

И еще куча откровенных вопросов, заданных с истинно детской непосредственностью уже в спальне, куда меня затащила мужская часть клана. Еще через минуту на моих красных щеках можно было успешно жарить яичницу. А через две я резко прервал все вопросы и рявкнул:

— Хватит! Я устал после тренировки и случайно перепутал двери, ясно? И ничего не видел. То есть вообще ничего. Все, проваливайте, у меня сейчас занятия в плане.

— Занятия? — недоуменно переспросил Алек. После вчерашнего и теперь уже сегодняшнего безобразия, он смотрел на меня не как на врага, а недоверчиво и восторженно, как на мастера-воспитателя Кару. — Они же в девять, Джове!

— Это у тебя в девять, — отмахнулся я, усаживаясь на пол и вытаскивая голокрон. — А у меня сразу после тренировки.

Следующий час, вплоть до завтрака, я посвятил ознакомлению с учебной программой юнлингов. К моему удивлению и разочарованию, та оказалась на редкость простой. Первая часть дня — тренировки на усиление связи с Силой. Под надзором наставника дети поднимали и опускали камни силой мысли. Пытались манипулировать тонкими энергиями вокруг себя, учась правильно слушать окружающий мир. После обеда шла практика на тренировочных мечах. Основные приемы и связки. Правильная постановка рук. Короче начальные приемы фехтования на световых мечах, которые даже стилем назвать язык не поворачивается. Вот только без этих знаний ни один юнлинг не станет полноценным падаваном, которого возьмет на обучение мастер-джедай.

У нашего клана, как и у двух остальных, этот день должен был настать уже через месяц. Вот одна из причин, почему я начал такой резкий старт. Всего месяц до набора падаванов! А у меня еще и конь не валялся, ни в плане тренировок с Силой, ни с фехтованием на мечах. Джове оставил мне то еще наследство. Пу сути, вскарабкиваться на вершину пищевой цепи придется почти с самого низа.

Уже перед самым завтраком я перехватил девчонок, с которыми нас свела нелегкая на утреннем променаде, и, к их удивлению, попросил прощения. У обеих. После чего пообещал, что больше такое непотребство не повторится.

— Ага! Испугался, что расскажем мастеру А’нзал? — тут же среагировала на мои извинения Лана. Если мириаланка рассчитывала, что я начну молить ее о снисхождении, то ее ждало очередное разочарование. Ведь она все еще меряла меня старыми мерками, но старый Джове мертв. А тот, кто пришел на его место, умел держать планку.

— Нет, почему? — спокойным тоном ответствовал я, наблюдая, как медленно ползут вверх брови Ланы и Новы. — Вы можете рассказать. Я виноват и готов отвечать за свои ошибки. И если вас это успокоит, то вперед, мешать не стану.

После чего слегка поклонился обеим, вызвав взрыв шепотков со стороны веснушек, наблюдавших за сценой со стороны вместе с остальными юнлингами.

— Э-э…

Кажется, Лану замкнуло. Да и не только ее одну. Нова тоже, как и все прочие, ошалело пялились на меня, явно не понимая, что творится с этим странным Лишним. Еще недавно бывший аутсайдером и общей насмешкой первого клана, уже сегодня ведет себя странно, и говорит так… словно и не Джове вовсе. Как будто двух людей поменяли местами, оставив только прежнюю кожу.

Решив не давать им больше времени на раздумья, я деликатно поправил ворот туники и пошел к выходу их крыла, и только на выходе из крыла услышал крик:

— Ты куда?

— Всмысле? — я обернулся, не понимая их. — Завтрак же.

— Так…, — кажется, это был неуверенный голосок забрака Свонга. — А как же мастер А’нзал?

— А что мастер?

— Она всегда нас сама отводит.

Пришло время мне стоять и смотреть на них, выпучив зенки. Во дела. Это что же, меня тут везде за ручку водить должны? Да я так уже к вечеру взвою!

— Скажите ей, что я уже там, — после чего развернулся и, вытащив голокрон, велел. — Карту храма, укажи оптимальный путь до столовой.

Умная машинка не раздумывала ни секунды. Миг, и у меня на рукой появилась схематичная голограмма первого яруса Храма и путь до него. Крыло юнлингов оказалось на втором ярусе, и топать до нужной точки предстояло всего-навсего пять минут. Пустяки. С такой игрушкой, как голокрон, можно хоть весь Храм облазить в одиночку, заблудиться он не даст.

Далеко, правда, уйти не получилось. Уже на втором повороте и у лестницы на первый ярус меня перехватила мастер Кара А’нзал, окликнувшая меня откуда-то сбоку. Женщина сурово уставилась на меня сверху вниз, когда я подошел поближе и грозно спросила:

— Куда ты направляешься, юнлинг Джове?

С поклоном поздоровавшись, я самым невинным тоном ответил:

— В кампус, мастер.

Кара пытливо прищурилась.

— Почему один? Где твой клан?

— Вас дожидаются.

— А ты не дожидаешься?

— Так, не маленький уже, — гордо ответил я, вызвав невольную улыбку мастера. — Сам дорогу найду.

— Да? Что ж. Тогда иди, юнлинг, — сказала она, удивив таким решением не только меня, но и стоящих поблизости джедаев, прислушивающихся к нашему разговору. Может, они чего другого ждали, но я поклонился и уверенно пошел к лестнице, чувствуя на лопатках взгляд Кары.

— На тренировочную площадку тоже сам дойдешь? — услышал я ее оклик.

— Да, мастер.

Мой ответ вызвал немалое оживление среди джедаев, кому повезло услышать наш диалог. Но я уже не обращал внимания ни на них, ни на Кару, спускаясь вниз и с любопытством озираясь по сторонам. Вчера меня вели совсем другими коридорами, а сейчас я вышел в главный и самый большой зал Храма.

Разумеется, первое, на что я обратил внимание, был увеличенный макет учебного голокрона. Почему макет? Все просто. От него не слышалось пения, как от моего голокрона, лежащего в кармане. Это была простая подсвеченная пустышка, висящая на антигравной подушке посреди зала и не представляющая ценности. Обычная замануха для обывателей, посещавших Храм. А вот настоящие голокроны, чье пение я слышал даже сквозь стены, были где-то в другом месте.

«И до них доберусь», — решил я, удовлетворившись увиденным и продолжив путь к вожделенному кампусу. Чувствую, он да библиотека голокронов скоро станут моими любимыми местами в Храме. Интересно, а джедаи позволяют есть в библиотеке? Что-то подсказывает, что нет. А проверять пока еще боязно. Еще отдадут кел-дорам на съедение, буду потом на одной ноге прыгать. Там уж не до маханий мечом будет…

Завтрак не занял много времени. Дроид, стоящий на раздаче, не умел удивляться, и бодро отмерил мне положенную пайку. Тут я уже не удивлялся, успев исчерпать свой лимит новых впечатлений еще по пути в кампус, где мне попадались на пути множество дроидов самых разных форм и размером. Почти все являлись спутниками своих джедаев, неотступно следуя за ним по пятам.

Но, вернемся к распорядку. Устроившись за одним из столов под усиливающимся наблюдением взрослых джедаев и падаванов чуть постарше меня, я в мгновение ока умял порцию и полез за добавкой. Добавки не дали, зато дали железной поварешкой по кумполу. Еще и обсмеяли те, кто следил за моими похождениями с соседних столов. Не знаю, что за программа установлена у этой жестянки, но рисковать очередной шишкой на затылке я не рискнул.

Погрозив кулаком дроиду, что-то негодующе пробибикавшего мне в ответ, я двинулся к выходу, столкнувшись там со своим кланом.

— Мастер, — я поприветствовал Киру и сытой улыбкой кивнул соклановцам, чьи глаза снова стали, как блюдца.

— Поел? — спросила меня Кира. Я утвердительно кивнул, заслужив удовлетворенное хмыканье наставницы.

— Тогда иди и начинай, раз такой активный сегодня. Надеюсь к нашему приходу уже увидеть результат. И, желательно, не такой, как вчера.

— Да, мастер.

Двор перед ступенями Храма Ордена джедаев встретил меня лесной прохладой и совершенно пустыми территориями близ тренировочных площадок и лесных прихрамовых угодий, поражающих своими внушительными размерами. Прямо напротив Храма вилась дорожка, уходящая меж холмами куда-то на восток, если верить карте голокрона, к городу инопланетников. Точно такая же поворачивала от ступеней Храма влево, на север, но вела к большому планетарному космопорту на берегу озера. Последняя правая, вымощенная крупным пожелтевшим от времени камнем, вела к руинам на юге ничейных территорий. На голокроне все эти маршруты помечались красным и указывались как закрытые для посещения юнлингами.

«Пф. Не больно-то и хотелось… Мне пока и тут есть чем заняться».

Пока шел к тренировочной площадке своего клана, понял, что первое впечатление было обманчивым. Территория Храма не пустовала, но основная активность происходила у транспортной развязки маршрутных спидеров, где копошились дроиды и местные обитатели Тайтона. Как я и ожидал, легко узнаваемых роб джедаев среди них мелькало не так уж много. Все они сейчас в Храме, либо на вылетах по заданиям Совета. Основная часть мелькающего разноцветья приходилась на комбезы и простую одежду домашнего покроя. В последней щеголяли все без исключении твилеки, коих среди пассажиров транспортного узла было чуть ли не две трети от общего числа, проходящего через терминал. Остальные люди и инопланетники безымянных рас проезжали транзитом к другим территориям и не собирались заглядывать в Храм джедаев.

«Ладно, полюбовались и хватит, — предвкушающе потерла ладошки жажда знаний. — Пора за работу».

Первый по плану учебного голокрона шла раскачка Силы, завершенная мной уже через минуту от начала тренировки. Как я отметил, с моих вчерашних первых и неуверенных попыток сей процесс сегодня дался мне куда легче, почти без усилий.

После этого настало время главной части программы. Следуя инструкциям в голокроне, я протянул руку в сторону булыжников, сваленных на краю площадки, и… ничего.

«Так, ладно. Попытка номер два!»

Угу. Счас. Проклятые каменюки не поднялись ни через две, ни через пять, ни после двадцатой попытки. Я, несомненно, что-то делал не так, хотя точно следовал инструкциям. И руку тянул, и Силу, как мог, направлял, но все без толку. Потоки энергии, чувствуемые и видимые мной в духовном зрении, как легкие завихрения белесого тумана, не желали цеплять твердую материю. И когда уже стало казаться, что все потеряно, я вспомнил.

«Сила — это не покорный зверь, которого можно взнуздать с закрытыми глазами. Ты должен открыться ей, и тогда она откроется тебе».

Я сразу понял, что это воспоминание не принадлежало мне. Чужое, оно исходило от прежнего Джове, занимавшего свое тело по праву рождения. Но именно оно, с нотками голоса мастера Кары А’нзал, дали нужный толчок.

Расслабив напряженные плечи, я опустился на холодную площадку и уселся в медитативной позе. И тут же ощутил, что это именно то, что нужно. Сначала я увидел с закрытыми глазами. Тот же мир, что и наяву, но как бы через мутную призму. Потому сфокусировался на отдельных деталях и стали проступать цвета. Серый. Черный. Белый. Очертания предметов, камней на площадке, острых пик леса над головой. Медленно, но верно, я раздвигал границы внутреннего зрения, пока не понял, что готов.

В этот раз Сила, пронизывающая меня отозвалась, словно только того и ждала этого. И тогда же я понял свою ошибку…

Камни поднимал не я! Это делала энергия, сохраняющая в гармонии весь мир вокруг. Для нее не существовало преград. Она касалась всего, где существовала жизнь. И ее можно было попросить слегка изменить направление, захватив на свои волны вот тот небольшой булыжник…

Я открыл глаза и счастливо улыбнулся, увидев его на высоте трех метров над площадкой. Получилось!

— Прекрасно, юнлинг, — услышал я довольную похвалу наставницы А’нзал.

Мне не нужно было оборачиваться, чтобы видеть улыбку на ее лице и завистливое недоверие детей, стоящих за ее спиной. Никто из них не мог поднять камень на такую высоту. Теперь, когда я действительно чувствовал Силу, прежние преграды больше не были помехой.

— Теперь заставь его сделать круг вокруг себя и верни на место. Не страшно, если не получится с первого раза…

Я исполнил, что она требовала прежде, чем услышал конец фразы. И, видимо, несколько быстрее, чем было нужно, потому что на сей раз я услышал не только пораженные возгласы соклановцев, но и ощутил ее удивление.

«А ведь Силе все равно, сколько камней поднимать», — вдруг понял я, вглядываясь в потоки, обтекающие камни и тянущиеся к лесной опушке. Тонна, две… тысяча. Для все все едино. Любая неживая материя для нее ничто.

И, когда сообразил эту простою истину, я попросил Силу поднять в воздух еще несколько камней… И все они тут же воспарили, зависнув рядом с первым. А когда поднялись и оставшиеся, и я ощутил первые признаки усталости.

Да, это Сила позволяла камням парить. Но направлял усилием воли ее я, а это требовало недюжинной выдержки и практики. Словно идешь по туго натянутому канату, где малейшее дуновение сбивает концентрацию и ведет к падению в пропасть.

Сообразив таким образом, что жонглировать булыжниками пока не выйдет, я плавно опустил их на место и вышел из медитационного состояния. Ух, что тут началось…

Думаю, столько приятных слов прежний Джове не слышал за всю свою жизнь. Юнлинги обступили меня, хлопали по плечам, поздравляли и смеялись от радости, зайчиками прыгая вокруг меня. Все они уже забыли, что еще недавно звали меня Лишним и насмешничали над моими попытками манипулировать Силой. И никто их не прерывал, в том плане, что попросту было некому. Стоящая чуть поодаль мастер Кара А’нзал застыла в ступоре и не сводила с меня пытливого взгляда.

Со слегка ехидной ухмылкой поклонившись ей, я обратил внимание на детей и, пересилив себя, чуть попрыгал вместе с ними, чтобы не казаться белой вороной. Мне оно не в тягость, а им лишнее подтверждение, что Лишний не злится на них.

Это правда. Я не злился. Но, не смотря на провалы в воспоминаниях прошлой жизни, голова Джове усваивала информацию как надо. И первое отношение ко мне соклановцев буду помнить, даже если все они поклянутся мне в вечной дружбе.

— Теперь-то мы точно всех на состязаниях порвем! — крикнул Алек, но, услышав предупреждающий оклик мастера, сдулся и пробурчал что-то виноватое.

Но, как ни странно, для меня это стало еще одним уроком. Я и прежде понимал, что джедаи не больно-то поощряют своих адептов к сильным проявлениям эмоций, но теперь получил этому конкретное подтверждение.

Кара, оттаяв от шока, весьма жестко построила юнлингов, прервав все веселье. По ее словам нам, как будущим джедаям, нужно всегда контролировать себя. Дети восприняли недовольство наставницы как полагается — смиренно и со всем вниманием. А вот я не удержался от тяжкого вздоха, с тоской покосившись на громаду Храма Ордена джедаев.

Ладно хоть мне будет чем заняться в ближайшие годы, иначе точно бы сгинул обратно в Сон. От скуки.

Глава 4. «Неожиданный поворот или «Получи, джедай, гранату!»

Следующая неделя пролетела, как один день, описать который можно парой слов. Бесконечные тренировки. Я быстро выделился не только из своего клана, но и вообще на фоне всех юнлингов Ордена. Для начала хотя бы тем, что завел знакомства с некоторыми падаванами, кто обучался в Храме на постоянной основе. Молодым девушкам и парням льстил мой интерес, но голокронами из библиотеки со мной не поделился ни один их них. Жаль, но что поделать? Правила в Ордене джедаев соблюдались неукоснительно, и в них четко сказано: юнлингам запрещен доступ и в библиотеку, и на космодром, и еще ко множеству мест за пределами Храма. А также внутри него. Чтобы получить часть доступа, нужно стать падаваном рыцаря-джедая, а, лучше, мастера Ордена. Вот только для последнего мало выделиться из общей массы. Надо доказать, что старым мастерам стоит тратить свое время на обучение какого-то сопляка. Что я и взялся воплощать в жизнь.

Первым на очереди шло физическое развитие нового тела. Я продолжал тренироваться по утрам и перед сном, нещадно изматывая себя под неослабевающее недоумение соклановцев. И, хоть и не нарастил за месяц так уж много мяса, но бегать стал куда лучше. А в соединении с Силой и вовсе перегнал самую способную из всех — твилеку Нову. Без хвастовства! Просто соклановцы следовали программе начальной подготовки юнлингов, а я завершил ее еще в первые три дня моего пребывания в Храме. А чего там изучать было? Простые стойки и связки фехтования Шии-Чо — первой формы боя на световых мечах? Начальные приемы оперирования Силой? Для разума из Сна, впитывающего знания, как губка, это даже не разминка.

Кроме того, процесс обучения ускорили ежедневные сеансы медитации, которые я проводил ночью, втайне ото всех. Первый страх, что меня ждет судьба убитого мной Джове, скоро прошел. Я не погружался в Сон, а довольствовался поверхностным контактом с Силой, по капле расширяя и усиливая свою способность удерживать потоки живой энергии.

К моему величайшему сожалению, без помощи толкового мастера, указавшего бы мне на грубые ошибки, самообразование продвигалось медленно. Мастер А’нзал жестко пресекала мои попытки узнать больше, явно напуганная резким скачком роста моих способностей. У нас уже была пара бесед на эту тему, но что может объяснить десятилетний ребенок? Правильно. Я улыбался и пожимал плечами, молчал, когда вопросы не требовали прямого ответа. В итоге наставница сдалась, и я остался предоставлен самому себе.

Так и прошло время до сегодняшнего дня. Я постепенно вникал в размеренный быт воспитанников Ордена джедаев, каждую свободную минуту уделяя обучению. И даже получил похвалу от виртуального учителя голокрона. Он, наверное, единственный, кто поощрял мою неуемную тягу к знаниям.

И вот настал день Х! Тренировка на световых мечах. Не взрослых, а на специальных и укороченных для детского роста. Я уже знал, что каждый юнлинг обязан сам создать себе световой меч. К концу обучения и становления падаваном он уже должен был иметь фокусирующий кайбер-кристалл для него, которые собирали тут же, на Тайтоне, в пещерах близ Храма.

Но до того дня еще минимум две недели, а пока нас ожидала первая в моей жизни тренировка по отражению бластерных атак летающих дроидов-шаров. Первая для меня, разумеется. Остальные юнлинги уже ни раз тренировались таким образом и не разделяли моего волнения. Но где им меня понять? Я собирался впервые взять в руки самое грозное оружие ближнего боя, которые только можно представить! Конечно, я волновался. И оттого нетерпеливо ерзал на месте до тех пор, пока не получил от мастера вожделенную рукоять.

— Юнлинг Джове? — строго одернула меня Кара, когда я, не мешкая, ткнул пальцем в красную кнопку на нижней части рукояти, соединяющейся с энергоячейкой. — Разве я разрешала активировать меч?

Мне было все равно. Я не слушал, как завороженный смотря на ослепительный клинок, с вибрирующим звуком появившийся из свободного выхода на рукояти. О, что это был за меч! Мечта! Легкий, почти невесомый, и, пусть рукоять такая же однотипная, как и у остальных юнлингов — простой цилиндр без декоративных элементов — но сам клинок! В сердцевине сплошная энергия замкнутой петли белой плазмы, источающая по краям нежное желто-зеленое сияние. Клинок легонько гудел, причем тональность менялась в зависимости, находился ли он в движении или в неподвижности. А как он пел! В сочетании с мелодией кайбер-кристалла, слышимой в духовном диапазоне, световой меч не просто звучал. Он жил! Пусть и не в том понимании, как может представит существо из плоти и крови, но это было так.

Меня пронзила волна дрожи, когда я коснулся меча потоками Силы и понял, как много энергии в нем заключено. Немыслимо! Теперь понятно, почему им не могут пользоваться не-джедаи. Максимум что они могут — это заучить простые приемы фехтования. Но подлинного единства с мечом им не достигнуть никогда…

Я ласково погладил поющую рукоять, радостно приветствующую нового ученика, и лишь тогда обратил внимание на А’нзал, весьма рассерженную, что я не слушаю ее команд.

— Джове!!!

— Простите, мастер.

— Займи свое место, немедленно!

Деактивировав клинок, я подбежал к ухмыляющимся юнлингам и торопливо надел на голову непрозрачный шлем, полностью закрывающий обзор. Никто их них ничего не сказал, но я ощутил, как им приятно, что мастер меня отчитывает. Ну а как? Когда первые восторги и обсуждения моих новых способностей в Силе схлынули, им на смену пришла банальная зависть. Никто из детей не ожидал, что не просто догоню их в обучении, но и оставлю далеко позади. И теперь втайне злорадствовали, ожидая услышать привычные крики, когда дроны устроят мне взбучку. Сами-то они побаивались, а тут хоть какое-то удовлетворение получить.

«Ага, размечтались».

Но, на самом деле, я и впрямь побаивался предстоящего испытания. Ведь мне никогда прежде не доводилось отражать бластерные атаки. Да еще и световым мечом!

Это совсем не то, что орудовать тренировочной палкой. Та и тяжелее, и баланс у нее совсем другой. В то время как вся масса светового меча сосредоточена в рукояти. Сама петля плазмы невесома, и любое неосторожное движение может привести к печальной развязке. А ну как случайно дернусь не туда и пораню кого? Это юнлинги с мечами уже не раз так тренировались, а я сегодня впервые…

Но долго мне переживать не дали. В какой-то момент мастер прервала мои тревожные мысли и громко скомандовала:

— Мечи!

Я услышал уже знакомые звуки активации световых мечей, и включил свой, пытаясь в последние секунды выровнять дыхание. Как всегда, на помощь помогла Сила.

Почти мгновенно провалившись в транс, я сразу перешел на духовное зрение и увидел, как с потолка спускаются едва различимые черно-белые силуэты дронов. Пять. Девять. По числу юнлингов нашего клана.

— Активация программы, второй уровень. Дрон пять — третий уровень.

Послышалось дружное «у-у-у», донесшееся от юнлингов. Причем в нем преобладало скорее сочувствие, нежели злорадство.

«И как это прикажете понимать?»

Сия мысль стала последней, потом стало не до размышлений. Дрон обрушил на меня целую серию зарядов. Какие-то я отбивал, пытаясь воспроизвести связки из наставлений голокрона, но чаще просто уворачивался, потому как пережить этот шквал нечего было и мечтать. Мастер А’нзал, доведенная до ручки моей своевольностью, решила оторваться по полной, и даже сквозь горячку боя я чувствовал волны удовольствия, волнующие ауру Силы вокруг нее.

Ах, так? Ну, держись.

Выдавать себя не хотелось, но и уязвить гордыню наставницы было необходимо, иначе все недели, оставшиеся до похода за кайбер-кристаллом, житья от нее не будет.

Сила окутала меня, позволяя войти в состояние транса. В тот же миг движения дронов замедлились, а возмущения от разрядов, посылаемых в меня, словно приобрели продолжения. Я точно видел куда и как они ударят. Что ж, Кара А’нзал! Станцуем!

Уход, пятая стойка формы Шии-Чо, защита по касательной плоскости. Малоэффективно при таком плотном огне, но мне и не нужна была эффективность. Достаточно было слегка изменить траекторию отражения ближайших разрядов, а не принимать их на середину плазмы клинка, отчего те гасли в каскаде золотых искорок.

Вот тут уже самой Каре прошлось вытаскивать меч. Я не видел ни его цвета, ни размеров, но ощутил возмущение Силы, когда она активировала клинок и отразила первые посланные в нее разряды. После столкновения по касательной с моим клинком они уже не несли в себе особого вреда, максимум появился бы легкий зуд в месте попадания. Но Кара, как я и ожидал, просто не ожидала подобной наглости с моей стороны и среагировала на вбитых в подсознание рефлексах рыцаря-джедая.

Где-то с минуту мы танцевали на тренировочной площадке, увлекшись настолько, что полностью забыли об остальных участниках тренировки. Лишь услышав чей-то оклик: «Остановить программу», я деактивировал световой меч и медленно стянул с головы шлем. Потное лицо овеяло прохладой легкого послеполуденного ветерка. Я машинально утер рукавом лоб, по которому катились капли пота. Все же пока такие нагрузки не для меня, а на помощи одной Силы далеко не уедешь. Для поддержания транса тоже надо откуда-то энергию черпать, а внутренних ресурсов у меня пока маловато. Ни силы толком, ни выносливости.

— Юнлинг Джове, — услышал я механической голос мастера Нак Зиила, после чего нашел его взглядом из толпы юнлингов смежных кланов, оцепивших края площадки, и поклонился.

— Мастер.

На Кару я старался не смотреть, прекрасно понимая, что увижу. Разъяренное лицо тигрицы, которую гонял по плацу какой-то малолетний сопляк. Н-да. Теперь идея слегка сбить спесь с нее уже не кажется такой хорошей…

— Подойди, — бесцветным тоном велел мастер Нак Зиил. Я подчинился и, сопровождаемый неотрывными взглядами детей, в том числе и из моего клана, подошел к мастеру, понурив голову.

Некоторое время мастер молчал, оценивая меня через очки своей дыхательной маски. И, когда пауза уже стала приобретать совсем неприличные размеры, а я уже успел прокрутить в голове все возможные варианты предстоящего выговора, вплоть до исключения, Нак Зиил сказал всего одно слово.

— Молодец.

***

Кара знала, что не должна испытывать эмоций. Таков путь Ордена и всех джедаев. «Нет эмоций — есть покой». Первая и самая важная заповедь Кодекса. И она всю свою жизнь старалась следовать этому правилу, и не ее вина, что выходило неважно.

Истоки такой эмоциональности брали начало из глубокого дества Кары. Чалактане имели светло-коричневую с легким медным оттенком кожу. Однако девочка супружеской четы А‘нзал родилась с молочно-белой, как у обычного человека. Альбинос. Уродка. И за это к ней относились как грязи все, кроме родителей. Однако и они отдали «неудавшегося» ребенка Ордену джедаев при первой возможности. Кара не ненавидела их. Она понимала, что мама с папой хотят для нее лучшего. И потому с радостью приняла свою судьбу. Стать джедаем и хранить мир в галактике… Стоит ли желать бо́льшего?

Потом, когда Кара стала юнлингом, ей пеняли за чрезмерную неусидчивость и эмоциональность. Потом то же самое твердил учитель, ныне уже слившийся со Светом, но все же вдолбивший в ее голову главное: эмоции надо держать под контролем. Если не можешь смирить, то хотя бы удерживай себя в рамках. Бесчисленное число джедаев, так и не научившихся правильно контролировать себя, в конечном итоге обратились к Темной стороне.

Она должна была удержать себя в руках. Но зашкаливающая наглость этого мальчишки просто выводила ее из себя! Кара не знала, что с ним случилось и как Сила воздействовала на него, но после той злополучной медитации ее Джове изменился до неузнаваемости. К тому времени Кара уже почти год вела обучение первого клана юнлингов и уже успела досконально изучить характеры всех вверенных ей детей. И теперь, смотря ему в глаза, не видела того неуверенного и вечно во всем сомневающегося мальчика, к которому втайне по-матерински прикипела душой. Именно поэтому ее так расстраивали его неудачи и радовали редкие успехи. Но Кара не могла смотреть, как он собственными руками рушит свое будущее в Ордене.

Да, у Джове был дар. Но слабый, и Кара понимала, что настоящим рыцарем-джедаем ему не быть. Максимум, получит звание первой ступени джедая, после чего до конца жизни останется в храме на какой-нибудь непыльной работенке, которую вполне могут выполнить и дроиды. Она не хотела ему такой судьбы и решила рискнуть, поддавшись эмоциям…

И они снова все испортили. Прав был мастер Кары. Тысячу раз прав!

Теперь она смотрела в глаза Джове, но не видела того мальчика, ради которого нарушила неписанные правила Ордена. Он сильно изменился. То, как вел себя, как держал разговор. Даже походка стала более уверенной. Джове больше не горбился и прямо, с превосходством взирал на мир перед собой.

Но больше всего изменились его глаза. Кара и сама не понимала, как такое может быть, но взгляд Джове стал более цепкий, холодный. В нем почти совсем исчезла теплота, с какой он раньше смотрел на Кару. Осталась лишь серая мгла радужки и редкие недвусмысленные искринки, когда он думал, что она не видит, КАК он на нее смотрит. Ей самой нелегко было признаться, но такой взгляд трудно истолковать иначе.

«Как на женщину…».

Нет, нет, это решительно невозможно! Если бы мальчика поглотила Темная сторона, это бы заметили, и она в числе первых. Но в Джове не было тьмы. Лишь юношеский задор и неуемная жажда жизни, так и изливавшаяся на окружающих.

«Наверное, он просто повзрослел, — решила для себя Кара. — Гораздо быстрее других детей, что уже само по себе необычно, но пути Силы невозможно предугадать. Возможно, этому было суждено случиться, так или иначе. Я тут ни при чем».

Такими доводами она и успокаивала себя. И вместе с тем старалась больше не встречаться с Джове взглядом напрямую. Не потому что боялась увидеть что-то страшное. Он и без того пугал ее. Нет. Кара боялась снова поймать на себе этот нахальный оценивающий взгляд взрослого мужика, скользящий по ее груди, талии и ниже к бедрам, и… О, как же она зла на него! А джедаям нельзя злиться. И поддаваться страстям тоже. Но, может, один раз… Небольшая месть за ее Джове, которого, как подсказывало сердце, она больше не увидит. Один раз! Пусть на себе испытает, какого ей приходится. Пусть не все, но малую часть. Может быть, именно эта маленькая месть и принесет ей покой…

— Активация программы, второй уровень, — скомандовала она, а потом предвкушающее глянула на Джове, последним надевшего шлем, и с ноткой злорадства добавила. — Дрон пять — третий уровень.

Сначала все шло по плану. Мальчишка думал, что она не знает о его «тайных» тренировках с Силой. Наивный!

Юнлинги — будущее Ордена. За ними ведется ежедневный неусыпный контроль. Обо всех странностях специальные следящие программы сразу докладывают на коммуникатор мастеру-наставнику клана. Так что о самовольных физподготовке Джове и его ночных медитациях Кара узнала практически сразу. Но не стала прерывать их и решила посмотреть, куда направится его рвение.

И вот сейчас она воочию наблюдала весьма неплохой уровень для ребенка его возраста. Владение мечом, конечно, оставляло желать лучшего, но что еще ждать от юнлинга?

А затем рисунок «избиения младенца» как-то внезапно изменился. Девушка ощутила возмущения Силы, и уже в следующую секунду была вынуждена активировать собственный меч и отражать заряд бластера дроида. Синий клинок запорхал в ее руках, плетя защитную вязь третей формы фехтования Соресу.

Кара никак не ожидала подобного поворота и потому поняла, что происходит лишь спустя несколько отраженных выстрелов. Она хотела приказать остановить программу, но тут Джове ускорился, и в нее полетело втрое больше разрядов, и Каре стало не до разговоров. В глубине ее медленно зарождалась злость. Какая-то нелепость! Как щенок умудряется отражать выстрели дронов, рассчитанные на одно попадание в световой меч? Больше того, как он умудряется посылать их в нее, используя лишь базовую форму Шии-Чо?!

Через минуту Кара поняла, что это безобразие пора кончать. Она могла так танцевать хоть весь день, но юнлинги ее клана уже прекратили тренировку и круглыми глазами следили за разворачивающимся поединком. А еще Кара с приступом тревоги слышала топот множества ножек за спиной: к их площадке стягивались второй и третий кланы, тоже проводящие тренировки в это время дня. Не дай Свет мастера увидят, что они тут вытворяют! Ее же навеки запрут в архиве Храма!

Но проклятый мальчишка не сдавался, посылая в нее разряд за разрядом, иногда умудряясь отражать и по два за взмах меча. Кара поняла, что выхода нет — надо использовать Силу. Немедленно!

Мастер уже приготовилась вырубить дроны силовой волной, как внезапно услышала голос Нак Зиила.

— Остановить программу.

Девушку сковал приступ ужаса. Член Совета стоял прямо рядом с ней, но смотрел мимо на тяжело дышавшего юнлинга, стягивающего с головы закрытый шлем.

Как в бреду она услышала: «Подойди», после чего Джове двинулся к мастеру Нак Зиилу. Сердце Кары ухнуло куда-то в район пяток. Сейчас мастер спросит у него, что тут происходит. И один Создатель знает, как придется оправдываться после этого вопроса ей, Каре…

— Молодец.

Что-то внутри Кары сорвалось, рухнуло в пропасть. Она на ногах-то удержалась лишь потому, что все вгляды детей были направлены на нее и Джове.

«Я не ослышалась? Он что… похвалил его?»

— Движения слишком размашисты, — между тем продолжать говорить Нак Зиил, пока дети внимали ему с открытыми ртами. Сам Джове просто слушал, учтиво склонив голову перед мастером. — Переводя клинок в косую плоскость отражения ты слишком открываешь корпус. Защита должна служить непробиваемым щитом везде, а не кусками. Но это на будущее. А пока… Мастер А’нзал?

— Да? — Кира с надеждой и тщательно скрываемым страхом посмотрела в непроницаемое лицо кел-дора, скрытое дыхательной маской.

— Продолжайте тренировку. В обычном режиме.

Кара кивнула, едва удержавшись, чтобы не простонать от облегчения. Ничего не произошло. И все же… Кое-что в его последней фразе она услышала.

«В обычном режиме».

Небольшой укол ей, как воспитателю клана, снова рискнувшему нарушить неписанные устои Ордена. Юнлингам запрещалось медитировать в полную силу. Им запрещалось сражаться на дуэлях с воспитателем клана. И еще множество запретов, половину из которых уже успел нарушить этот несносный мальчишка!

— Прошу всех вернуться к занятиям, — донесся до Кары повелительный оклик Нак Зиила. Юнлинги второго и третьего клана начали нехотя расходиться, оставив их одних.

Медленно, очень медленно она перевела взгляд на Джове. И куда делся тот покорный и послушный мальчик, молча выслушивающий наставления Нак Зиила?

Сейчас на нее смотрел улыбающийся до ушей сорванец, и не думая проявлять такое же уважение, какое выказывал члену Совета. В душе Кары снова поднялась волна негодования, но теперь она смогла подавить ее и даже улыбнуться ответ. Очень многообещающе, отчего веселье нахаленка сменилось уже положенной маской покорного юнлинга.

Так-то лучше. Но даже не думай, Джове, что твоя наглость останется без возмезния! Она, Кара А’нзал, лично убедится в этом.

Глава 5. «Смекалка на фоне сломанных правил»

— Лана, а ты можешь сказать, для чего проводят Клановые испытания?

Зеленокожая мириаланка посмотрела на меня, как на умалишенного, но после вчерашнего боя с мастером А’нзал уже не рискнула острить. Кроме того, другие дети, и Лана в том числе, уже начали понемногу привыкать к моим странностям. И привычка задавать вопросы, на которые я и так должен был знать ответы, была не самой большой в их числе.

— Как для чего? Ты что, не знаешь?

— Знаю, — не моргнув глазом, соврал я. — Просто проверяю тебя.

Еще один громкий вздох. Просящий взгляд переносится на соклановцев, но те заранее расползлись по углам и делают вид, что занимаются голокронами. Пришлось Лане недовольно морщить нос и объяснять прописные истины недалекому мне.

— Ну, мы должны показать, чему научились. Сначала испытание Силы. Камни там поднимать… Вообщем все, что мы уже делали на тренировках. Потом фехтование…, — она чуть сбилась от моего насмешливого взгляда, и тут же возмущенно задрала нос. — Что?

— Лана, мне не нужен порядок испытаний, я их без тебя из голокрона узнал. Меня интересует «как!». Понимаешь?

Девочка отрицательно замотала головой, и теперь настала моя очередь вздыхать. Ну что ты будешь с ними делать? Совсем намеков не понимают.

— Давай проще: что хотят от нас воспитатели?

— Чтобы мы показали…, — снова начала Лана, но я раздраженным жестом прервал ее и уже сам сказал:

— Это все не то. Думаешь, наши наставники за столько лет еще не узнали, чего мы из себя стоим? Каждый из нас.

Мне все же удалось поколебать ее самообладание. Лана выглядела растерянной и снова оглянулась на товарищей в поисках поддержки, но те ответили ей такими же недоумевающими взглядами. Мол, чего от нее хочет этот чокнутый Джове?

Пришлось объяснять не только ей, но и всем.

На самом деле разговор с ней я завел просто из скуки. По распорядку у нас вечернее время, то есть свободное, а по плану самостоятельные занятия с голокронами. Но все что мне нужно было знать, я уже раскопал, а детские упражнения для развития интеллекта меня не интересовали. У меня с ним и так все в порядке.

— Вот представьте, — начал просвещать я неучей, стараясь подбирать наиболее простые слова. Они все отложили учебные голокроны и стали прислушиваться к тому, что я говорю. — Вы выучились. Стали джедаями. Что для вас главное из полученных навыков?

— Сила? — предположил неуверенный девичий голосок. Мне даже не надо было размышлять, кто это. Ничего другого Нова, лучше всех (за исключением меня) владеющая Силой, сказать не могла.

— Ладно. Ты джедай. Силой владеешь прекрасно. Но так получилось, что тебя смогли пленить пираты и…

— С Силой меня никогда не смогут пленить пираты!

— Они сильные пираты. И их много. Не перебивай! Так вот. Они связали тебя и высадили на маленький островок посреди озера раскаленной лавы, чтобы ты там сгорела заживо. Деваться некуда, прыжком Силы озеро не перепрыгнуть, руки связаны. Что будешь делать?

С минуту дети молчали, сосредоточенно обдумывая ситуацию. Нова просияла первой и крикнула:

— Я попробую позвать на помощь через Силу!

— Как? Ты джедай, а не бог. Если бы все было так просто, то нам бы не нужны были коммуникаторы, чтобы говорить друг с другом.

— Точно, коммуникатор! Я вызову помощь из Храма и меня спасут!

Я покачал головой.

— Пираты обокрали тебя. Ничего нет, на тебе только одежда. И та уже дымит, температура зверская, дышать тяжело с каждой секундой. Что будешь делать?

На сей раз молчание длилось дольше. Сообразив, что предположений больше не будет, подвел итог.

— Выходит, Нова, Сила не самое главное для джедая.

— Меч! — вскочил Алек и рубанул рукой по воздуху. — Я покромсаю пиратов, как ракгул гизку!

Что за «ракгул и гизка» я не знал. Видать какие-то животные с родной планеты Алека. Но не суть. Он тоже дал неверный ответ.

— Ладно. Ты джедай. У тебя меч. Твой, ты сам его сделал! Ты умеешь обращаться с ним так, как и не снилось членам Совета. Ты мастер клинка.

Я прямо увидел возбужденно заблестевшие зрачки Алека. Да и остальные соклановцы приосанились, уже успев рассесться кружком вокруг меня. Получился небольшой Совет, но в масштабах клана юнлингов. Идиллия, медь ее. Но лишь у мириаланки Ланы промелькнула хитринка в желтых глазах. Хотя она, кажется, единственная, кто уже сообразил, что в моих историях все не так просто.

— В какой-то день ты оказываешь посреди враждебной территории. Пусть это будет, скажем, кладбище космических кораблей. Ты один. У тебя верный меч и Сила. Их много, с бластерами, но тебе — мастеру клинка, они не угроза. Ты знаешь, что можешь победить любого врага. Ты достаешь меч, готовишься к бою и вдруг…

Дети затаили дыхание.

— …он не включается.

Алек поперхнулся.

— Как? Не может быть! Световые мечи всегда включаются!

Я пожал плечами.

— А твой нет. Верный меч, побывавший с тобой в сотнях битв, просто отказался работать. Один шанс на миллион. Может, поломка несерьезная, и ты вполне мог бы ее исправить. Но деталей нет. И тем более времени. Что будешь делать?

— Я…

— Пуф! — направленный на Алека указательный палец выстрелил, и тот зябко передернулся. — Долго думаешь, могучий джедай! Ты убит. Враги не дают шансов на раздумья.

— А…, — вскинулась было Нова, но запнулась, заметив мою насмешливую ухмылку.

— Опять Сила? Врагов очень много. Ну, вырубишь ты кого-то Силой. Может быть пару десятков, но потом остальные, Нова, все равно успеют нашпиговать тебя лучами бластеров. Их много, а ты одна. И времени на раздумья нет. Так что, меч для джедая главное? Сила?

Тишину в комнате клана, казалось, можно было потрогать рукой. С удовольствием созерцая напряженную работу мысли детей, я подумал, что, наверное, это первый раз за все их обучение, когда им подкинули такие сложные задачки.

— Думайте, — между тем велел я. — А когда поймете, ты, Лана, — я скорчил вредную рожицу мириаланке. — Узнаешь, для чего проводят Клановые испытания.

Оставив соклановцев совещаться, я тихонько отошел в уголок и принялся заниматься. Отжимания на кулаках, прокачка пресса, приседания. Стандартная тренировка за неимением лучшей альтернативы. Нормальных тренажеров, образы которых являлись мне в воспоминаниях, в Храме джедаев не было.

— Джове, а что надо было делать на том острове? — минут черед дваждать все-таки не выдержала Нова. От волнения кончики ее леку стали даже чуть зашевелились, как мне показалось.

— На каком острове?

— Э-э… Там где лава. Куда меня пираты высадили.

— Молиться, — с самым серьезным видом пропыхтел я, закончив очередной подход. А потом увидел ее ошарашенную мордочку и, не выдержав, рассмеялся. Синяя твилека под смешок одноцветного сородича демонстративно сложила руки на маленькой груди и отвернулась в показной обиде. Вот и славно. Теперь понимаешь, что не все-то ты знаешь, зазнайкасиняя.

— Что, до сих пор не поняли? — сжалился я над соклановцами.

Дружное пожимание плечами. Надо же, какая синхронность! Лучше бы вы так на тренировках упражнялись. А то, как ни гляну, вечно каждый сам за себя. Конкуренция, медь ее… Хотя с кем им тут конкурировать? Насколько я знаю, Орден джедаев не так уж и велик. На всю галактику едва ли несколько тысяч адептов наберется, включая самих юнлингов.

Короче, пришлось давать досрочный ответ, хотя мог бы из вредности и еще помучить.

— Главное для джедая — уметь работать головой.

Непонимание в глазах, недоуменное переглядывание.

— Работать головой?

Я указал в сторону Новы.

— Ситуация безвыходная, если не обратить внимание на того, кто твои враги. Пираты, Нова! Что любят пираты?

— Деньги, — почти мгновенно отрапортовала Лана. Я утвердительно кивнул ей.

— Точно. Эти жадные выродки, — дети захихикали, — на все готовы ради наживы. Они не охотники за головами. Им нет смысла убивать вас просто так. Значит, они надеются что-то поиметь с вашй гибели. Почему никто не спросил, где находятся пираты, пока вы жаритесь на острове? А если бы спросили, то узнали бы, что они висят на корабле прямо над головкой Новы и чего-то ждут. Вот тут вы и должны предложить им то, что они хотят. Не важно, что это будет! Главное, Нова, пока ты не сгорела, убедить их, что живая ты для них куда ценнее, чем мертвая. А уже потом, когда ты снова окажешься на корабле и, внимание! — в сознании, то, уже можешь использовать Силу. Что могут пираты против мудрого джедая, пусть и связанного? Даже без меча и с закрытыми глазами ты справишься с любыми из них.

Конечно, я немного лукавил. Мне не было известно, как разбираются в этом мире с джедаями преступники, не владеющие чувствительностью к Силе. Но я был уверен, что изощренный ум найдет способ. Другой вопрос, что даже такой ум не может предусмотреть сразу всего, и вот тут уже открываются перспективы… Можно сыграть на жадности пиратов. Можно манипулировать умами и заставить их освободить себя. Да мало ли! Способов выбраться из передряги масса, было бы желание и воля. А вот что до второго случая…

Пока соклановшы возбужденно обсуждали мою историю, я поймал взгляд Алека и кивнул ему.

— В твоем случае все еще проще.

Шепотки стихли в момент, и снова на меня уставились восемь пар немигающих глаз.

— Почему никто не обратил внимания на место, где оказался Алек? Вслушайтесь! Кладбище. Космических. Кораблей. Неужели вы, многоопытные джедаи, не сможете быстро оценить обстановку и нырнуть в какое-нибудь укрытие, пока они не начали палить? Сможете, и еще как! А пока они будут стрелять, вы или быстро восстановите меч, или, если поломка серьезная, просто нырнете в какую-нибудь дыру и притаитесь. А оттуда уже можно продумать план побега. К примеру, вызвать помощь по коммуникатору, как предлагала Нова у себя на острове, — твилека скривилась и показала мне розовый язычок. — Или найти какую-нибудь железку, чтобы иметь хоть какое-то оружие под рукой. Вот в чем штука, Алек. Джедай сам по себе оружие. А если еще и с железкой в руках, то-о…, — я многозначительно закатил глаза, чем снова вызвал детский смех.

— Джов? — когда все немного успокоились, обратилась ко мне Лана. Я не стал акцентировать внимание на таком внезапном и, можно сказать, дружеском сокращении своего имени. Видимо, причина есть. А скажет потом причину или нет — это уже не мое дело. В друзьях я не нуждаюсь, но если так повернется, почему бы нет? Мне не жалко, а им приятно.

— Мм.

— Так испытания нужны чтобы мы…, — Лана чуть запнулась и, ободренная моей улыбкой, закончила. — Чтобы мастера увидели, умеем ли мы думать?

— Браво, будущий падаван, — я размеренно похлопал в ладошки, играя на публику. — Они уже знают все что надо о каждом из нас. Как мы владеем Силой, как работаем мечом. Насколько ловки, быстры, сильны. Каждую мелочь. Но только испытание может показать стоим ли чего-то помимо вызубренных навыков! Вот для чего нужны испытания. Чтобы юнлинги продемонстрировали свою смекалку. Хотя, думаю, тут есть еще кое-что.

— Что? — меня оглушил единогласный хор.

— Не догадывайтесь? Я же сказал: джедай должен работать головой…

— Джове!! — это уже возопила Лана, и так умилительно, что я не смог больше их мучить. Ну как откажешь такой милоте? Настоящая стерв… женщина растет.

— Да падаванов они себе выбирать будут, — сдался я.

Кажется, сие изречение открыло для юнлингов Ящик Пандоры, чем бы тот не являлся. Чертова память. Иногда мне кажется, что без нее было бы проще.

— Падаванов? — недоверчиво проскрипел переводчиком кел-дорец Мъйят, самый младший в клане. На моей памяти он впервые заговорил со мной напрямую. — Но их набирают не на Клановых испытаниях, а после того, как они… мы добудем кристаллы!

— Может и так, — я равнодушно зевнул. — Но мне кажется, что большинство мастеров примет решение уже на испытаниях. Я читал в голокроне, как они проходят. Число наблюдателей всегда совпадает или чуть больше числа юнлингов. Некоторые мастера даже специально прилетают в Храм, чтобы самостоятельно увидеть, как мы справляемся. Считаете, им просто интересно посмотреть, как кучка детишек поднимает Силой камешки? — я фыркнул и, оставив их переваривать услышанное, засобирался в душ.

На сегодня им хватит потрясений. Пусть переварят что услышали, а потом сделают выводы. Глядишь, через три недели на Клановых испытаниях, это знание сослужит им хорошую службу. Ну а мне будет не так стыдно за первый клан. Кажется, есть такое выражение: мы в ответственности за тех, кого приручили…

— Джов! — окликнул меня Лана, когда я уже двигался к выходу. — Но откуда ты все это знаешь? Тебе мастер А’нзал сказала?

— Ага, эта скажет, — никто из детей не понял моего сарказма, так что я уточнил. — Просто пораскинул мозгами, Лана. Голова нам дана не только, чтоб ею кушать, не так ли? — улыбнулся ей, и Лана смутилась, отчего кожа на ее щеках приобрела чуть более желтоватый оттенок. Я уже знал, что у мириалан так выглядит аналог красных щек у людей.

Говорю же — сплошная милота. Так бы и затискал до протестующего писка, да, боюсь, неправильно поймут. Не ко всем моим «странностям» тут еще привыкли. Ничего. Времени впереди навалом, успеют.

***

Время в Храме перевалило далеко за полночь, когда Кара вышла на прогулку вдоль лесной опушки, плавно заворачивающей в противоположную сторону от озерно космопорта. На душе девушки было маетно. Даже куда больше, чем в ее первый день на этой планете. Тогда она была совсем маленькой и безутешно плакала, понимая, что больше никогда не увидит маму и папу. А сейчас… Ей просто хотелось вырваться из этого круга. Кара устала. От волнений и постоянного ожидания очередной колкости Совета. Мало им было сослать ее на присмотр за детьми! Надо было еще и держать в постоянном напряжении, не позволяя знать, когда уже закончится ее ссылка. А теперь еще и этот мальчишка…

Кара передернулась. Нет, хватит! Не хватает еще и об этом думать. Она и на свежий воздух-то выбралась, чтобы хоть немного расслабиться и перестать чувствовать себя запертым в клетке зверем. Ночной Тайтон — ее любимый. Под пологом зведного неба окружающий мир преображался в нечто совершенно невероятное. Даже волшебное. То был совершенно иной мир, полный странных звуков и будоражащих воображение веяний Силы. Не зря древние джедаи выбрали это место для своего Храма. Здесь Кара чувствовала такое единение с Силой, какого не ощущала больше нигде. И именно оно ей сейчас и нужно. Просто раствориться в Силе и забыть… не думать…

— Я не помешаю вам, леди А’нзал?

Кара не выругалась только потому, что узнала голос говорящего. Он принадлежал мастеру Фаниусу. Сам из расы умбаран, Фаниус редко покидал пределы Храма днем. На его родной планете солнечные лучи практически не доставали до поверхности из-за Призрачной туманности, прикрывающей родное светило умбаранцев. Поэтому кожа мастера Фаниуса и имела такой бледно-синий оттенок. Каре он и вовсе показался древним духом ситхов, которого она однажды видела в древних руинах на одной из планет сгинувшей Империи времен Третьего раскола Ордена джедаев. Девушка ощутила озноб. Не самые приятные воспоминания.

— Нет, мастер. Вы что-то хотели?…

— Вы удивительно проницательны, юная леди, — усмехнулся Фаниус. Кара спустила ему это оскорбление. В сравнении с ее двадцатью пятью годами умбаранин должен был казаться ветхой развалиной, хоть это и не было правдой. Фаниусу уже перевалило за семьдесят, и старый мастер был полон сил и энергии.

— Возможно, вы тоже умеете читать мысли?

— Я чалактанка, — грустно улыбнулась Кара. — Мы не читаем мысли. Мы их навязываем.

«И чаще всего, что самое обидное, сами себе».

— Это мне и нужно, — удивил ее Фаниус тем, что говорил совершенно серьезно. — Видишь ли, Кара…

Она сделала вид, что не заметила резкого смена тона их беседы. Раньше Кара не замечала за Фаниусом подобной фамильярдности. Но, справедливости ради, она вообще не замечала его. Умбаранин редко покидал свои покои и в Храме Ордена слыл не самой знаменитой личностью. И тем удивительней был для Кары его внезапный интерес.

— Видите ли, в скором времени я покину Храм…

Кара еще выше вскинула брови, удивленная сверх меры, но не стала прерывать мастера. Он что-то хотел от нее. И это нечто было для него важным. Она чувствовала.

— …и я предлагаю тебе пойти со мной.

Кара споткнулась на ровном месте и тупо переспросила:

— Пойти с вами?

Она не понимала, чем вызвано такое странное предложение. И, тем более, от такого мастера, как Фаниус, славящегося своей нелюдимостью.

— Да, моя дорогая. Не переживай, этот разговор останется между нами, поэтому, ответь, только честно: разве на тебя не давит это место? — мастер махнул полой робы в сторону Храма. — И ты никогда не мечтала вырваться? Стать по-настоящему свободной?

Странные речи вел Фаниус. Разве не сказать что крамольные. Таким мыслям не место в голове джедая. И уж тем более в голове Мастера.

Но Кара не одернула его, не прервала. Еще одна особенность расы умбаран: они умели читать мысли разумных существ. Не все, только поверхностные. Но то, что говорил ей сейчас Фаниус, повторяло точь-в-точь те мысли, крутившиеся в голове Кары, когда она отправлялась на ночную прогулку.

Так она и поняла, что он Знает. И потому ответила предельно честно:

— Да, мастер.

— Ты не должна так ко мне обращаться, — отчего-то проявил неудовольствие Фаниус, но почти сразу снова улыбнулся ей. Было видно, что это действие искреннее, но дается ему с трудом. Умбаранин не привык открыто выказывать свои эмоции.

— Прости, это было грубо. Но мое предложение остается в силе. Я предлагаю тебе выход, Кара. Что до меня — я уйду в любом случае. Я и еще несколько джедаев, кто согласен отринуть клятву во славу свободы. Нам опостылели эти стены, Кара. Мы устали идти на поводу Совета только потому, что так надо. Потому что им там сверху виднее, как лучше жить нам.

Он на миг прервался и положил свою ладонь поверх ее.

— Если захочешь, возьмем тебя с собой. Да… Я вижу это в тебе, девочка. Здесь, — теперь он приложил руку к ее сердцу. И снова Кара не оттолкнула его. Жест не нес в себе желания мужчины к женщине. Это была попытка показать ей то сокрытое, что она уже давно видела в себе, но отказывалась признавать.

И тот же миг, как Кара осознала это, последние барьеры пали. Чалактанка знала, что этот день настанет с тех пор, как ступила под своды Храма.

Орден джедаев никогда не был для нее домом. Он тяготил Кару А’нзал и лишал того единственного, чего она жаждала больше всего.

«Свободы».

Кира прикрыла веки и тихо, но твердо произнесла, уже не боясь передумать:

— Я согласна, но…

— Да?

Губы женщины, незримо изменившейся изнутри, изогнулись в кривой ухмылке.

— Я сама выберу себе ученика.

— Иного я и не ждал.

Глава 6. «Новый друг»

За половину месяца с тех пор, как очнулся в новом теле (без малого, три с половиной недели), я успел сделать многое. И еще осознать, что судьба простого джедая меня не прельщает.

Нет, я не имел ничего против Ордена. Совсем наоборот. Просто жизнь в следовании их дурацкому кодексу не по мне. Ну что за бред, скажите? «Нет эмоций — есть покой». Вечный что-ли? Так навидался уже во Сне, на две жизни вперед хватит. И как это нет эмоций? Это теперь что, мне и мясца не заточить, не опасаясь нарушить Кодекс? Я ж покушать очень люблю, желательно вкусно… А любить запрещено. Это же тоже эмоция, и сильная. Посильнее прочих.

Да, знаю, утрирую, и наставница уже успела мне всю плешь проесть "правильным толкованием постулатов Кодекса", но ничего не могу с собой поделать. Слишком много соблазнов вокруг, и не использовать свою новую жизнь на полную, по мне, в корне неправильно. Особенно, помятуя о том, какую страшную цену пришлось заплатить за нее.

Или вот еще из той же оперы. Мое любимое. «Нет страсти — есть безмятежность». Угу. У дроидов, разве что. Вот кто действительно безмятежен. Главное вовремя масляные ванны принимать и обновления ПО ставить. Но как-то не прельщает ходячей железякой становиться, какими Орден видит всех своих адептов. Мало эмоций, много послушания. Самые настоящие дроиды.

Не, такая кабала не по мне. Только этого никто не узнает. Как там? «Нет хаоса — есть гармония». Вот и будем поддерживать гармонию. Пока что. А когда получу от джедаев необходимые знания, то можно двинуться и дальше. Планы у меня грандиозные, но все они в далеком будущем. Пока же меня ждали более насущные проблемы.

До Клановых испытаний юнлингов осталось всего ничего, какие-то пару часов. Мои соклановцы занимались паникой, споря друг с другом и во весь голос обсуждая, что нам предстоит сделать, я спокойно сидел в уголке и ковырялся щупом диагноста в небольшой тарелке, похожую на металлическую тарелку фрисби с щестью лапками-манипуляторами.

Тарелка — ни что иное, как небольшой дроид серии Ди-Экс две тысячи триста девять, производства картеля Хаттов. Не знаю, каким образом этот малыш оказался на Тайтоне, но едва увидев его у заезжего торговца на транзитном терминале близ Храма, я без раздумий выложил за покупку две тысячи кредов. Цена за дроида, пусть и сломанного, очень небольшая! И все же для юнлинга, чье обеспечение лежит целиком и полностью на плечах Ордена джедаев, то были огромные деньги. Следуй я правилам, то ни за что бы ни скопил такую внушительную сумму. В числе прочих запретов Ордена юнлингам не положено было иметь банковский счет. Для подобной привилегии необходимо стать падаваном. И то, лишь по достижению четырнадцатилетнего возраста, Мастер получал возможность привязать счет в Межгалактическом банке к электронным документам своего ученика.

Ждать еще четыре года мне не хотелось, так что я начал думать, как решить возникшую проблему финансов. Для начала, раздобыл планшет-коммуникатор, попросту свистнув его у какого-то зеваки на транспортном терминале. Трандошанин, похожий на прямоходящую ящерицу, даже не заметил, как дорогая игрушка сама по себе выползла из его сумки и, перемещаясь по воздуху, скрылась за пазухой туники неприметного человеческого мальчишки. Таких как я вокруг терминала сновало великое множество.

После успешной кражи настал черед взлома. Тут мне помогла падаван-тогрутта, с которой я случайно столкнулся на нижних уровнях Храма, у покоев обслуги джедаев. План был прост. С простыми людьми куда проще найти общий язык, чем с джедаями, неприменно начавшими бы выпытывать, откуда у юнлинга взялся планшет. А если учесть, что воровство в Ордене тоже запрещено… Короче говоря, прокрался на нижние ярусы и почти сразу был схвачен за ухо молодой тогруттой. Это потом я узнал, как правильно зовут ее расу. А в тот момент едва не обделался, когда увидел, как из-за дверей на меня кинулось огненно-красное, рогатое и угрожающе шипящее существо.

Винна, а именно так звали мою новую знакомую, хотела сразу потащить меня на суд наставницы, но я уболтал ее проявить снисходительность. Много ли надо молодой девушке? Немного искренней лести, проявление недюжинного интереса к нелегкой судьбе падаванов, совместное осуждение мастера, совсем доставшего тогрутту бесконечными придирками, и… вот у меня в руках перепрошитый планшет. Конечно, я не стал говорить рогастенькой прелестнице, откуда он у меня на самом деле. Наврал с три короба, а она сделала вид, что поверила.

Кстати, рога там были ого-го! Целый костяной каркас, надежно защищающий затылок и переходящий в «арочные» отростки на лбу, плавно огибавшие грудь и спускавшиеся до низа живота. Это вам не жалкие пеньки на лысом черепе моего соклановца, забрака Свонга. Целая броня, еще и в украшениях, помимо природного узора в бело-бирюзовую полоску. Внушительно и красиво, даже придумывать ничего не пришлось. Оборона Винны пала на второй минуте перечисления и восхваления ее достоинств, как внешних, так и внутренних. Девчонка мало что смыслила во взломе, но простенькую схему хакера первого уровня на личном коммуникаторе имела.

«Так, на всякий случай, — пояснила она мне. — Настоящий джедай должен быть готов ко всему».

В итоге каждый получил что хотел. Я — чистый планшет с предустановленной схемой Взломщика первого уровня, а Винна — хорошее настроение и лишнее заверение в собственной неотразимости. Жаль лишь словами пришлось ограничиться. Был бы постарше, соблазнил бы дурынду не сходя с места. Такими формами, как у тогрутты, не всякая человеческая девушка похвалится может… Все, все, молчу! Рано мне еще о таком думать.

С помощью планшета поиски возможного заработка заметно ускорились. Без необходимости отрываться от учебы, я мог сколько угодно долго блуждать по Голонету Тайтона — планетарной информ-сети планеты. Оттуда я узнал не только данные моей карты личности, но также смог уже изученной схемой Взлома подправить свой возраст до "падаванского доступа".

После данных манипуляций привязать номер к счету не составило большого труда. Регистрация счета требовала от пользователя Галонета всего сто кредов, тогда как на планшете висели двести. Еще один небольшой бонус от прежнего владельца планшета. Встроенный кредитный чип на предъявителя, без идентификатора и привязки к личному счету, оставлял некий простор для создания начального капитала. Жаль только денег мало, но я был рад и таким крохам.

Активировав месячный доступ к местной планетарной торговой площадке, стоивший еще двадцать кредов, я с головой погрузился в мир "теневой торговли". Биржа Тайтона не могла похвастаться особым разнообразием товаров, но потихоньку, сначала по десять кредов, а потом и по сотне на отдельных лотах, я собрал на перепродаже три тысячи пятьсот кредов ровно. При этом ни имея ни малейшего понятия, что именно покупаю и продаю. Все операции велись через планшет, а названия и индексы товаров ни о чем мне не говорили неискушенному новичку. К счастью, опыт прошлой жизни позволил частично проанализировать местный рынок и сосредоточить внимание на лотах, пользующиехся наибольшим спросом. В их число входили расходники запасных частей, инструментов и принадлежностей (ЗИП) для сельскохозяйственных комбайнов и станций переработки органики. Основа ВВП планеты приходилась именно на сельскохозяйственную продукцию, и найти на бирже открытый лот с условной пометкой «СП-Тайтон» была та еще задачка. Однако, потихоньку, капля по капле, дело сдвинулось с мертвой точки. Три с половиной тысячи кредов за две недели — вполне достойный результат.

После торгов на бирже настала пора вернуться к дроиду. Подержанный щуп-диагност стоил мне еще сотню кредов, и эта покупка едва не стоила всех затраченных усилий. Меня заметила пара джедаев, слезавшие со спидеров и направлявшиеся к выходу с траспортного узла. Только благодаря удаче мне удалось скрыться и не засветить лицо, после чего я на целых три дня «ушел в подполье». То есть не вылезал из комнаты и чередовал тренировки и возню с моим новым дроидом. При небольших приложенных усилиях, тот обещал стать неоценимым помощником и разведчиком в одном флаконе.

Соклановцы, которым я, как и Винне, запудрил мозги, кусали губы от зависти. Для них личный дроид, пусть пока и не рабочий — мечта недостижимая и куда более желанная, чем световой меч. Последний они так и так получат, а вот чтобы купить дроида нужны реальные средства и немалый счет в банке. Теоретически, обзавестись металлическим помощником могли позволить себе только двойняшки Мира и Кева, представляющие богатую семью дипломатов де Сат с Корусанта. Но! Опять же, им должно было исполниться четырнадцать. До того дня счета юнлингов заблокированы, и дроида могли прислать разве что подарком от сердобольных родственников. Редко, но такое случалось, и мой случай как раз из таких. То есть, врал я настолько вдохновенно, что купились все. И Винна, и доверчивые источавшие зависть соклановцы, с открытыми ртами слушавшие сказку о заботливых родителях.

Увы, негативный момент в истории тоже присутствовал. Те, у кого позади остались семьи, тут же ударились в слезы. Им-то подарков никто не прислал. Как отдали в Ордена, так и забыли. Бедные.

После такой реакции пришлось еще утешать и девчонок и парней, дав клятвенное заверение, что как только дроид оживет, каждый их них сможет вдоволь поиграть с ним. Слезы тут же сменились счастливыми улыбками и смехом. А я понял, что меня просто обвели вокруг пальца. Да еще так ловко! Кажется, наши беседы двухнедельной давности по поводу Клановых испытаний дают результаты. Пусть медленно, но ребятишки уже начинают соображать. Вон какую комбинацию провернули, а я, дурак, повелся. Откуда мне было знать, что они сами все с готовностью отдали себя в загребущие лапки Ордена? Для них это честь, а я… Эх, не будем о грустном.

На починку дроида, которого я окрестил Фрисби за внешний тарелочный корпус, ушло несколько недель. Вчера я снова побывал в транспортном терминале, где купил новенький блок питания взамен сгоревшего (пятьсот кредов), подержанный контрольный чип управления с самым простеньким ИИ (триста сорок кредов) и явно нелегальную матрицу дроида-деверсанта. Последняя стоила мне пятьсот двадцать кредов, и когда я спросил о ней у торговца, тот долго мялся, но все же скинул мне на планшет желанный файл. За вычетом всех покупок у меня оставалось восемьдесят кредов ровно. Именно столько у меня было, когда я только начинал барыжить на бирже. Что ж, и то хлеб. Зато у меня есть свой дроид, и вот его уже у меня никто не отнимет. Я досконально изучил правила Ордена и Храма на Тайтоне, но так и не нашел пункта, запрещавшего бы юнлингам владеть каким-либо личным имуществом. А что не запрещено, что разрешено.

Конечно, я не сомневался, что у меня еще будут проблемы по этому поводу, но я собирался отстаивать свои права до победного конца. И, даже если планшет отберут, то дроида им не видать! При своих скромных размерах Фрисби мог развивать внушительную скорость и подниматься на высоту до двух километров над любой поверхностью. Все это я подчеркнул из того же Голонета-Тайтона, откуда скачал бесплатную инструкцию к дроидам Ди-Экс двухтысячной серии. Они все однотипные, различия лишь в количестве модификаций корпуса и уровне программного обеспечения, которые напрямую влияли на конечную цену. К примеру, мой Фрисби после всех улучшений обещал стоить где-то в районе пятнадцати тысяч. Мог бы и все двадцать потянуть, если бы на нем стояло лицензионное ПО. Но он же ни на продажу в конце-концов! Я и дальше буду его модифицировать, пока не сделаю из малыша настоящего монстра.

Кстати! Ударившись в воспоминания не заметил, как закончил работу. Блок питания заменил, чип тоже, с уже залитыми через планшет ИИ и матрицей диверсанта. Пришла пора опробовать новую игрушку.

— Клан! — я поднял руку с щупом, привлекая к себе внимание. — Кто хочет посмотреть, как активируется дроид?

Ответом мне был восторженный визг девчонок и жадное сопение парней, моментально сгрудившихся вокруг меня.

— Ну, чего ждешь!

— Давай, давай! Включай!

— Он включил?

— Джове!

— Да да, сейчас, — я кивнул, в расстройстве прикусив нижнюю губу. Как же так? Я же все проверил! Элементы энергосети в порядке, основные узлы тоже. Если легкий износ, но и дроид не только с конвейера сошел. Что ж тебе еще надо, жестянка?!

«Так, спокойно, — я глубоко вздохнул, не слушая смешки соклановцев, уже решивших, что у меня ничего не вышло. — Еще есть шанс. Попробуем старый, но проверенный способ».

Сказало — сделано. Несколько ударов кулаком по корпусу сдвинули дело с мертвой точки. Восторженные взгляды детей скрестились на медленно оживающем дроиде, начавшем шевелить тонкими лапками, торчащими из нижней части корпуса. Я же ощутил, как медленно отпускает напряжение, стискивающее грудь. Получилось.

Очень медленно я поднялся на ноги, после чего вытянул дроида, смотрящего мне в глаза красными мигающими точками оптики и… разжал пальцы.

— Стой! — успел испугаться кто-то из детей, но зря. Дроид без каких либо усилий завис в воздухе, и в воздухе пронеслось тихое, полное неприкрытого щенячьего восторга «о-о-о!». Ну, еще бы. Такое событие!

Остались последние штрихи. Я потянулся за планшетом, за сетевой порт подсоединился к матрице ИИ-диверсанта, и ввел пятнадцатизначный пароль. Как только пришло подтверждение, мигающие красным светом фотоэлементы дроида осветились ровным зеленым цветом.

— Биу-виу-вип!

Надо сказать, я был слегка удивлен такой бурной реакцией. У Фрисби не был установлен голосовой модуль, так что хоть убейте, но я не знал, каким местом тот издает звуки. Моих знаний в починке хватило лишь на то, чтобы заменить поврежденные элементы. И то, потому что для этого не пришлось основательно вскрывать корпус.

Решив обдумать эту проблему, если она и имела место быть, после, я активировал на планшете команду «голосовое управление» и скомандовал:

— Задание: полная диагностика всех систем. Отчет на подключенный линк, передачу зашифровать. И еще приведи мне список предустановленного софта.

Детишки слушали меня, открыв рты. Для многих оказалось откровением, что бывший тугодум-Джове хоть сколько-нибудь смыслит не только в ремонте, но и в тонкой настройке дроидов. Хотя, какая к черту тонкая? Так, потуги дилетанта. Захотели бы разобраться и имея под рукой мои ресурсы — сделали бы в разы лучше. Все же это они тут «коренное население», так сказать. Ладно хоть основные принципы взаимодействия с техникой остались те же, что и в прошлой жизни.

Закончив диагностику, дроид отправил отчет, и в тот же миг планшет издал звуковой сигнал: отчет получен.

— Ну, что тут у нас? — пробурчал я себе под нос, но увидев, как мне в экран лезут еще четыре вышеупомянутых органа обоняния, рыкнул. — Вам заняться больше нечем? До испытания меньше часа! Уйдите и не мешайте мне, после еще наиграетесь.

Девчонки тут же надулись и с обиженными минами прыснули по углам. С парнями было проще. Недолгая пикировка взглядом, окончившаяся моей безоговорочной победой. А что? Нефиг лезть, куда не просят. Небось, и пароль видели, придется сменить. Мой внутренний хомяк и на «аренду» дроида-то с трудом согласился. А если еще и планшет уведут…

«Не уведут», — я поспешил его успокоить, сменив пароль для порта Фрисби. И только после этого открыл отчет. Что ж, Ди-Экс две тысячи триста девять, производства картеля Хаттов. Чем порадуешь?

Состояние систем порадовали и огорчили одновременно.

«Износ основных систем 69 %, состояние удовлетворительное, требуется замена двигательной установки четвертого манипулятора. Износ второстепенных систем 67 %, требуется калибровка энергоузлов питающей шины и обработка внутренних соединений концентратом стандартной тепло-изоляционной жидкости для дроидов». Это он так деликатно про ванну с маслом намекнул, хитрюга.

«Обеспечение функциональности элементов управляющего контура…». Дальше пошли какие-то ряды чисел и графики, не сказавшие мне ровным счетом ничего. Но, судя по общему отчету о состоянию систем с пометкой «удовлетворительно», я решил, что особых проблем нет. Фрисби вполне себе функционировал, пусть и не на пределе своих возможностей. А большего пока и не нужно. Потом, как будет время, попробую разыскать инструкции по ремонту и техобслуживанию дроидов, а пока будем работать с тем, что имеем.

А вот что касается отчета по предзагруженной в ИИ матрице дроида-диверсанта — тут было все очень даже хорошо. Дроид мог похвастаться довольно обширной базой профессионально взломщика, в сравнении с которой моя схема Взлома первого уровня на планшете похожа на младенческую возню с кубиками. При желании Фрисби мог влезть в систему практически любой сети, использующую стандартную Республиканскую кодировку несущего сигнала. Точнее сможет, когда я заменю программный считыватель и добавлю еще пару специализированных чипов в свободные слотов процессора, жизненно необходимые для таких масштабных операций. Без них Фрисби попросту не хватит вычислительной мощности, но даже сейчас он — грозное оружие. Взломщик, способный вскрыть практически любую защиту. А его аналитический модуль обработки входящих данных вовсе универсальная штука! С ним я смогу на порядок повысить шансы находить перспективные лоты на бирже, минуя кучу спама и предложений, созданных в попытке кинуть покупателей на деньги.

Я утер рукавом холодный пот со лба. Да уж. Теперь стало понятно, почему так трясся торговец, закрывая сделку. Софт однозначно ворованный и если бы с ним его поймают — пожизненная путевка на шахтерские астероиды была бы обеспечена. А вот чем это приобретение грозит лично мне, даже думать не хочется…

— Ну что, дружок? — я посмотрел в мигающие зеленым фотоэлементы Фрисби. — Будем дружить?

— Вип-вип! Виууу!

— Значит, будем, — улыбнулся я, мельком глянув в планшет, транслирующий в режиме «онлайн» перевод двоичного языка Фрисби. Значилось там: «Почту за честь, Хозяин».

— Называй меня Джове, — великодушно разрешил я, после чего прихлопнул себя по бедру, где на поясе уже были закреплены специальные петли для будущего светового меча. Его пока нет, а дроид есть. Так что, как говорится: свято место пусто не бывает!

На что ИИ слабенький, но мигом сообразил, что от него хотят, и цепко вцепился в мою левую ногу манипуляторами, заставив меня слегка поморщиться. Не больно, но неприятно. Словно клещ присосался. Ну да ладно, сейчас не до того. Потом подумаю, как лучше с ним передвигаться, может какие крепления на спину куплю. Или так летать будет, хотя не хотелось бы впустую заряд батареи расходовать. Она и без того не больно-то энергоемкая. При активном использовании максимум день-два без подзарадки.

Разобравшись с дроидом, я встал в шеренгу юнлингов, чей галдеж мгновенно стих, когда дверь в спальню плавно отъехала в сторону.

Смерившая нас с порога долгим пристальным взглядом мастер А’нзал, пока что не заметившая дроида на моем бедре, надменно дернула подбородном и велела: «Пора».

Глава 7. «Клановые войны Силы»

Не знаю, какого размаха я ожидал от испытаний, но все оказалось просто до безобразия. Ни в какие дебри за пределы территории Храма нас не повели. Каждый клан занял принадлежавшую ему тренировочную площадку, где уже подготовили «инвентарь» для первого испытания.

Я занял свое место на краю площадки первого клана юнлингов. Мастер А’нзал без всяких торжественных речей объяснила нам, как будет проходить Клановые испытания. Всего их будет семь. Первое по теоретической основе и истории Ордена, в виде ответов на тесты. Оставшиеся практические испытания делились на группы по три для каждого из разделов тренировок юнлингов. Одна половина отводилась на владение Силой, другая на навыки фехтования световым мечом. Как я и сказал — все просто до безобразия.

Клановые испытания начались ровно в полдень. Нам выдали планшеты и мы, под присмотром Кары, следящий, чтобы не было никаких подсказок со стороны, начали проверку усвоенных знаний. А между тем пространство между площадками стало постепенно заполняться народом в традиционных робах джедаев. Ни зрительских рядов, ни даже помоста для наблюдателей сделано не было. Я искоса глянул на довольно внушительную толпу, уже перевалившую за три десятка зрителей. И они продолжали прибывать небольшими группами по двое-трое, направляясь к нам от транспортного узла и ступеней Храма Ордена.

Интересно, как джедаи будут наблюдать за испытаниями? Тренировочные площадки по высоте находились примерно на уровне пояса взрослого человека, и простояв несколько часов, задрав голову — не самое приятное удовольствие.

Решив, что узнаю все уже скоро, я вернулся к тесту. Ничего трудного. В основном вопросы о краткой истории Ордена, основных положениях Храмовых правил и Кодекса джедаев. Над правильностью своих ответов даже не стал раздумывать. Просто отметил наиболее приемлемые по логике варианты и на том закончил одним из первых среди юнлингов всех кланов.

Мастер А’нзал взяла мой планшет, бросив по ходу дела слегка удивленный взгляд на мое бедро с вцепившимся в нее дроидом, но обошлась без комментариев. Думаю, попридержала их до конца испытаний.

Время еще оставалось, и пока мои соклановцы копошились в своих тестах, я решил оценить, что нам приготовили для первого испытания Силы. На самом деле, сделано было даже больше. Небольшая стайка летающих дронов, размерами примерно раза в три больше Фрисби, успели подготовить инвентарь для первого индивидуального испытания каждого юнлинга. И для второго — общего для всех кланов.

Наконец, все из моего клана закончили с теорией, и мастер А’нзал расставила нас перед своими индивидуальными испытаниями Силы. Для всех они были типовыми: небольшой шар-дроид удерживал на весу плетеную веревку, на расплетенных концах которой была подвешена широкая чаша, без ручек и с шарообразным дном. Прямо под ней лежала кучка больших камней наподобие тех, каких мы множество раз поднимали на тренировках. Причем свалили их не как попало, а в форме правильных четырехсторонних пирамид.

Скептически скривил бровь, я осмотрел сие непотребство и уставился в сторону джедаев.

«Интересно, они всех детей за идиотов держат? Что тут сложного?»

Джедаи собрались в общей кучке, числом под сотню, и теперь смотрели испытания всех кланов на голо-экранах, транслируемых в онлайн-режиме дроидами-бочками серии М10. Вот и ответ на предыдущий вопрос. Вместо того, чтобы крутить головами, они сразу наблюдают за всеми нами. Что ж, логично.

— Заполните камнями чашу, — подытожила Кара, после чего удалилась в сторонку и стала наблюдать, ни добавив больше ни словечка. Соклановцы переглянулись и, пожав плечиками, принялись за работу.

У каждого в кучке лежало примерно с двадцать средних камней и еще с десять покрупнее. Большинство сразу принялись за камни средней величины. А те, кто посильнее, та же Нова или веснушки-сестры Мира и Кева, взялись сразу тягать большие, отчего их пирамиды потеряли целостность и попросту развалились. Довыпендривались.

Я, со своей стороны, поступил почти так, как задумывали джедаи. «Почти», потому что не желал вести игру по их правилам.

— Ну что, друг, поиграем? — я прихлопнул по бедру, и Фрисби, отцепившись от но, с готовностью завис рядом со мной на уровне глаз. Кивком указав ему на дроид-шар, удерживающий на весу веревку с подвешенной чашой, я велел: «Отключи его и возвращайся ко мне».

Вот за что я полюбил дроидов! Им не надо повторять по два раза. Миг, и Фрисби завис рядом с шаром, вцепившись в него манипуляторами. Я уже видел эти модели на тренировках и знал, что деактивировать их можно как простой голосовой командой, так и на прямую, дернув за торчащий на виду переключатель в оголенных микросхемах. Ну и Фрисби, разумеется, это знал. Как-никак ИИ с матрицей диверсанта. Помимо хакерского софта в его базах данных залиты ТХ механизмов, которые он мог взламывать. А это, без малого, несколько тысяч дроидов всевозможных моделей и более пяти сотен кораблей, начиная от планетарных катеров и заканчивая комическими крупнотоннажными судами. Как уже говорил, этот малыш — грозное оружие в умелых руках. А тут всего лишь грузовой дроид. Даже не смешно.

В толпе джедаев послышались восклицания, видимо Фрисби заметили. А тот уже сделал свое дело и справился блестяще. Грузовой шар, коротко пискнув на прощание, с потухшими огоньками оптических линз опал на площадку вместе со всем, что держал в минипуляторах. Мне со своей стороны осталось только слегка направить чашу в полете, потоком Силы повернув ее дном вверх. С громким душераздирающим «дзынь!» она рухнула на площадку, полностью скрыв за своими стенками пирамиду камней.

Как и ожидалось, мое выступление не осталось без внимания. Соклановцы, вот на что привыкли уже к моим выходкам, опять не удержались и пялились на меня, поооткрывав рты. Ни у кого из них чаши не были заполнены даже наполовину. Еще бы. Это только я один могу, особо не напрягаясь, поднять любую из этих каменных пирамид вверх. После меня по уровню владения Силой идет твилека Нова, поднимающая за раз два больших камня, но я рассудил так: какой смысл сразу раскрывать свои настоящие способности? Впереди еще пять испытаний, и в любом из них может пригодиться элемент неожиданности. Подождем.

Еще раз прихлопнув рукой по бедру, я дождался, пока Фрисби займет свое место на моей ноге, после чего нашел взглядом Кару и чуть поклонился.

— Мастер. Чаша заполнена.

Кара, с алчным прищуром рассматривающая мои ногу с новым «украшением», только кивнула. Технически так оно и было. Камни в чаше? Да. Все до одного? Верно. Ну а то, что она вверх дном — так никто и не просил заполнить чашу, висящую в воздухе.

Увидев кивок мастера А’нзал, мои соклановцы, кто еще не успел толком наполнить чаши, тут же сделали правильный выводы. Они тоже знали, где у дроидов выключатели, а также умели пользоваться Силой…

Через минуту рядом со мной стояли еще шестеро сорванцов с широкими лыбами до ушей. Их чаши рухнули не так эффектно, как мои, все же в них уже успела осесть часть каменного содержимого пирамид. Но удержать его в полете вместе с чашей оказалось куда проще, чем тянуть вверх все камни по-отдельности.

В итоге еще шесть каменных кучек обрели свои металлические колпаки, а Нове и веснушкам, скрипя зубами, пришлось заканчивать испытание по-старинке. Их пирамиды давно рассыпались по площадке, и много камней из них перекочевало в чаши. Теперь, даже если бы они захотели, в полете их не направить. Одно дело манипулировать почти пустым сосудом, лишь направляя его и не давая содержимому высыпаться. И совсем другое наполовину заполненным, да еще с и такой тяжестью внутри. Самые маленькие булыжники килограмм десять весят, не меньше.

«Говорил же дурындам — думайте головой! Учишь их, учишь…»

Пока джедаи бурно обсуждали последствия моего выступления, подошел черед второго испытания. Тоже на Силу, но в этот раз не индивидуальное, а межклановое. Задача состояла в следующем: нашему первому клану предстояло одержать верх над вторым и третьим. Ту же задачу ставили и остальным. Суть: три тренировочные площадки, между коими установлены маятники из черного материала с металлическим блеском. Плечи маятника — один сплошной желоб, в центре масс которого лежит гладко оструганное бревно. Юнлингам каждого клана необходимо сделать так, чтобы цилиндр из желоба сполз по желобу на сторону соперников. Опять же, постановка задачи дословная, никакой отсебятины. Мастер А’нзал так и сказала:

— Побеждает тот, на чью сторону НЕ упадет содержимое маятника. Первыми соревнуются третий и второй кланы, так что можете посмотреть, что вас ждет.

Дети, все кроме Ланы, тут же побежали смотреть бесплатное шоу. Ну и меня, конечно. Я без этого знал, как они станут действовать: будут коллективно давить Силой на противоположные концы маятника и бревно, пока не победит грубая Сила одной из сторон. Так и вышло.

— Что задумал? — на ушко спросила меня мириаланка.

— Победить.

Через семь-восемь минут отчаянного противостояния, на землю под площадкой под общий стон второго клана и дикарские вопли третьего упало «бревно». Джедаи, с постными минами наблюдавшие эту схватку, тихонько переговаривались. И лишь когда пришла наша очередь, немного оживились.

— Сначала вы выйдете против второго клана, — коснувшись мочки уха и что-то уточнив по коммуникатору, сказала нам мастер А’нзал. — Начало по сигналу, когда все будут готовы.

— Так, все сюда, — я подозвал соклановцев, заставляя их сгрудиться вокруг своей персоны, и негромко изложил план. — Начинайте, как те кланы. Изо всех сил жмите на их конец маятника, а я в это время…

— Ты что? — возмутились Алек, Свонг и Нова. — Но нас тогда будет всего восемь, мы не сможет их победить!

— Вам не нужно победить! Ваша задача дать мне немного времени, пока я буду…, — я продолжил еще тише, заметив, что Кара с недовольной миной направляется к нам. — Поняли?

— А ты сможешь? — с большим недоверием спросили чуть ли не все из клана, но тут к нам приблизился суровый мастер-воспитатель в лице надменной и раздраженной чалактанки.

— Юнлинги! Вас все ждут, почему вы не на позиции?

— Уже идем, мастер, — ответил за всех я, и, уже подходя к краю тренировочной площадки напротив нашего плеча маятника, повторил. — Сплотитесь вокруг Новы, давите со всей Силой. Об остальном я позабочусь. Доверьтесь мне.

Если бы эти слова сказал прежний Джове, над ним бы лишь посмеялись. Но сейчас они исходили из уст того, кто уже успел заработать себе бонус к репутации на первом испытании. Без споров не обошлось, но детишки все-таки согласились с моим планом. Хотя та же Нова не упустила случая уколоть меня.

— Если не выйдет — больше слушать тебя не станем!

На это я ничего не ответил, только усмехнулся про себя. Если Нова рассчитывала задеть меня, то прилагала недостаточно усилий. Плевать я хотел, будут ли они слушаться меня или нет. Индивидуальные испытания я завершу в любом случае, причем на своих условиях. Ну а не захотят моей помощи в общих клановых… Что ж. Навязываться не стану. Не хватало еще потакать капризам всяких соплюх, которым еще и десяти не исполнилось.

— Мы готовы, мастер, — сказал я, как только наш клан занял свои места вдоль кромки площадки. Тонкая тень маятника почти полностью накрывала нас. Не такой уж он и большой, если подумать… грохота не должно быть много.

— По моей команде! Раз, два, три… Начали!

Клановые испытания — не перетягивание каната. Тут соревнуются адепты Силы, для оперирования которой необходим чистый разум и полная концентрация напроисходящем. Со стороны поединок выглядел так: девять детей, протянувших руки в сторону маятника, наклонявшимся то в одну сторону, то в другую. Но то была лишь внешняя видимость. Настоящая схватка происходила в незримом мире Силы, где бушевал целый шторм. Потоки энергии переплетались, изгибали и накатывали друг на друга, пытаясь одновременно и мешать соперникам, и давить на определенные точки, куда направляли всю свою волю юнлинги первого и второго клана. То была яростная схватка духа… совершенно упущенная мной из виду.

Доверив тяжелую работу соклановцам, я перешел в состояние медитации и стал ослаблять крепление между плечами маятника, в месте, где те крепились к шарнирому основанию — большой треноге, удерживающей всю эту громадную массу на себе. Она и без того надрывно скрипела, ощущая на себе объединенную мощь восемнадцати маленьких джедав. А когда я начал выкручивать «рукой» Силы крепежные винты…

Результат превзошел не только мои, но и ожидания соклановцав. Они даже вопить не смогли, оторопело смотря, как маятник ни с того, ни с сего соскользнул со своей опоры. Ни о каком сопротивлении второго клана больше ни шло речи.

Увидев, что огромный желоб внезапно пополз в их сторону, детишки с криками разбежались в стороны. Маятник обрушился на их площадку с душераздирающим металлическим звоном, гулким эхом пронесшимся по прихрамовым территориям После чего под в абсолютной тишине собравшихся под действием собственной массы медленно сполз с края и обрушился на землю, потонув в клубах пыли. На самом деле, зря все волновались. Я контролировал падение маятника также, как поступил с чашей на первом испытании. Никто не пострадал, но страху натерпелись изрядно.

«На что еще способен Джове? — читалось в потрясенных взглядах соклановцев. — И почему он так долго прикидывался дурачком и неумехой, умея делать… такое!»

Я не стал ничего объяснять и просто повернулся к Каре, готовясь услышать вердикт. К моему удивлению, чалактанка не пребывала в шоке, подобно детям и джедаям, оторопело пялящимся в голо-экраны с изображением нашего клана. Она слегка ухмыльнулась, словно что-то окончательно решая для себя, и негромко оповестила:

— Победа за первым кланом. Начало третьего и последнего состязания по готовности участников.

Судя по виду джедаев, их так и подмывало узнать, чья это была идея сломать маятник, но наш клан уже снова собрался в кружок на очередное совещание.

— Джов, ты чокнутый! — выпалила Лана. Остальные поддержали ее согласными, но в то же время одобрительными возгласами. Они все еще пребывали под впечатлением от результата наших совместных действий.

— Поступим так, — сказал я, снова взяв слово. Взялся командовать — так приказывай и побеждай, а не бросай войско на полпути. У меня, правда, всего лишь меленький клан юнлингов, но это как посмотреть. Все будущие джедаи, адепты Силы. Чем не солдаты?

— Сейчас третий клан попытается повторить наш фокус…

— Откуда ты знаешь? — в один звонкий голос вскинулись веснушки, на них зашикали: Джове рассказывает, как победить.

— Просто, так как мы еще не делали, а им тоже хочется, чтобы их заметили. Смотрите, — я махнул рукой в сторону наблюдателей. — Все внимание приковано к нам.

Мои соклановцы заметно сробели, увидев то же, что и я: большие голо-экраны трансляций. На всех была включена одна и та же картина. Наш первый клан, собравшийся в кружок и о чем-то шепчущийся с самым заговорщицким видом.

— Спокойно. Не обращайте на них внимания, сосредоточьтесь на испытании. Сейчас третий клан решит, что мы собираемся разделаться с ними также, как со вторым. И захотят опередить нас.

— Так они же успеют…, — охнул побледневший Алек, под тревожный детский ропот. Третий клан не уступал нашему в Силе, и теперь они знали лазейку в общем задании. Я поспешил успокоить свое «войско».

— Не успеют! Пока они будут возиться с креплением, мы поступим, как задумали наставники.

— Дело говоришь. Половина кинется ломать маятник, — рассудительно заметил Мъйят Дор, не сводя с меня внимательных темно-серебристых глаз, проглядывающих из прорезей в очках его маски. — А остальных мы продавим без труда.

— Они даже не успеют ничего понять, — хищно оскалилась Лана. — Отличный план, Джов!

— А то. Кроме того, у них нет одной важной детальки…

— Какой? Какой?? — загомонили дети. Я гордо приосанился и расправил плечи.

— Меня.

Первой прыснула Лана. За ней захихикали веснушки и даже строгая Нова соизволила улыбнуться, фыркнув:

— Ну ты и зазнайка, Джове.

«Ха. Кто бы говорил, зубрилка ты наша».

— Ладно, время поджимает, мастер опять к нам идет. Все готовы? — спросил я, пропустив ее слова мимо ушей.

— Готовы!

Не дожидаясь очередного напоминания А’нзал, мы всем кланом двинулись в сторону второго маятника. На сей раз среди джедаев стихли даже шепотки, нам все-таки удалось заинтересовать их. Не думаю, что наш клан единственный из юнлингов, кто за тысячелетия существования Ордена джедаев проявил смекалку на Клановых испытаниях. Но, несомненно, первый за последние годы или даже десятки лет. Иначе как объяснить такое внимание к нашим действиям?

— По моей команде! — громко оповестила Кара, как только мы заняли свои места и направили на маятник руки. — Раз, два, три… Начали!

Шууух!

«Упс, кажись, переборщили…»

Мъйят Дор недооценил наших противников. Те оказались еще глупее, чем он мог предположить.

Когда мы всей массой накинулись на противоположный конец маятника, противостояли нам, от силы, один, может два юнлинга из клана соперников. Мы даже не заметили их потуг, так как наша объединенная мощь, куда и я вложил свою лепту, оказалась чрезмерной. Резкий рывок плечей, и снаряд со свистом вылетел из желоба, запущенный громадной катапультой. Описав внушительную по высоте дугу над остолбеневшим третьим кланом, бревно кануло в глубине леса за транспортным узлом. В гробовой тишине послышался отдаленный треск ветвей и приглушенный мат кого-то из молодых джедаев.

Маятнику тоже досталось. Не рассчитанное на такие нагрузки крепление погнулось и заклинило плечи маятника вертикально вверх. Сама конструкция не рухнула лишь потому, что его треножное основание было глубоко вкопано в землю. И то, одна из опор все-таки вылезла из земли, приподняв с собой огромный кусок дерна.

Первым, к моему удивлению, оттаял самый младший в клане — Мъйят. Кел-дорец странно задергался, а его переводчик в маске стал издавать странные звуки, отдаленно напоминавшие смех. А миг спустя его поддержали остальные соклановцы, дружно празднующие нашу победу во втором испытании Силы.

Опустив подробности, скажу, что долго мурыжить нас не стали. Мастер А’нзал, находясь под впечатлением, зачла победу и велела следовать за ней к последнему испытанию. Также индивидуальному для каждого клана.

Не знаю, что там придумали для других, но у нас заданием стал лабиринт. Толпа джедаев разделилась на две неравные группы. Та, что поменьше, отошла в сторонку и продолжила наблюдать за успехами второго и третьего кланов. А все остальные обступили наш клан и небольшой макет лабиринта, размерами примерно три на три метра и высотой до моих колен. И узкими ходами шириной в ладонь.

Теперь уже не только мне, но и соклановцам стало ясно, что так и было задумано изначально. Наиболее ярко проявивший себя клан юнлингов обязан был выступить прямо под носом джедаев.

— Вот ваша цель, — Кара дала каждому из нас в подробностях разглядеть простой шарик из белого непрозрачного материала, лежавший на ее ладони. После чего, не глядя, кинула его в лабиринт, где он и исчез, провалившись в узкое пространство одного из ходов.

— Действуя сообща, проведите его к выходу из лабиринта, — она указала на ближайшую к нам стенку макета, где виднелось небольшое отверстие, размерами как раз под шарик.

— И все? Больше никаких условий? — на всякий случай уточнил я, до глубины души поразившись услышанному.

«Они что, издеваются?»

— И все, — вместо Кары сказал кто-то из джедаев, и, как по команде, все заулыбались. Наверное, вид у меня был тот еще. Я правда не ожидал такой подставы! И только этим фактом могу объяснить то, что машинально ляпнул, не подумав:

— Но… тут же нет крышки!

Первой сообразила, к чему я веду, Лана Лорсо. Я только усмехнулся, наблюдая за ее действиями. Не знаю насчет остальных юнлингов, но из нее точно выйдет толк. Бойкая девчонка.

Пока ее не остановили, Лана подскочила к макету и протянула руку к месту, куда канул шарик. А что произошло дальше, кажется, не ожила никто. Ну, кроме, пожалуй, самых старых мастеров, поощрительно улыбнувшись при виде взлетевшего шарика. Срезав путь над лабиринтом и за пару секунд добравшись до выхода, тот юркнул в специально прорезанную для него дырку на выходе и покатился по траве.

Сияющая, как начищенный пятак, зеленокожая девочка повернулась к уронившей челюсть Каре и звонко объявила:

— Мы закончили, мастер!

Сначала хихикнула какая-то девица в последних рядах. Потом кто-то из мужиков, кто стоял поближе к нам. И уже через миг территория у Храма вздрогнула от небывалого шума… громкого многоголосого хохота почти что сотни джедаев.

Глава 8. «Клановые войны Меча»

Последняя тройка испытаний должна была начаться сразу после нашего успеха с лабиринтом. По крайней мере, так было указано в учебном голокроне. Но джедаи, почему-то, решили взять часовой перерыв, во время которого все три клана юнлингов ожидали в сторонке.

«С чего бы, интересно?» — подначил я сам себя, делая вид, что не замечаю целенаправленного внимания со всех сторон. За неполный час наш клан оказался в центре внимания, и я говорю не только о взрослой части адептов Ордена.

Сначала я решил, что поверженные третий и второй кланы не станут с нами разговаривать, но вышло как раз наоборот. Мои соклановцы купались в лучах славы, отвечая на бесконечный град вопросов и позабыв обо всем на свете. Когда еще им выпадет такой шанс? Неясно, как долго продлится наше первенство, и сможет ли третий клан вернуть пошатнувшиеся позиции. Время покажет, а пока… Веснушки Мира и Кева, и Нова с Ланой блистали улыбками, тая от восторженного внимания мальчишек и белой зависти девчонок. Рядом оживленно жестикулировали и прыгали Свонг, Гвариум, Алек и поддавшийся общему веселью Мъйят, показывающие, какие они крутые и непобедимые.

Мне тоже перепал знатный кусок от всеобщего почета. Особенно много восторгов вызвал Фрисби, которого пришлось вывести из режима ожидания и показать во всей красе всем желающим.

Оставив довольных до щенячьего визга детей играться с дроидом, я отошел в сторонку и стал наблюдать за джедаями. Большинство уже просто общались между собой, так что решение уже было принято. И не трудно догадаться, какое.

Мастера прекрасно просекли, откуда растут корни успеха первого клана. И теперь изменили формулировки заданий так, чтобы помешать ленивому мне найти лазейки к наиболее простым путям. Пусть, я не против. А то совсем разморило на солнышке, того гляди усну.

В какой-то момент совет расступился и делегировал к нам Кару — вестницу принятого решения. Крики среди детей, когда наставница подошла к нам, моментально стихли.

— Совет решил немного изменить порядок проведения испытаний Меча. Первыми на очереди будут второй и третий кланы. Последним их будет проходить первый клан в том порядке, в каком им будет сказано.

И по тому тону, каким она это сказала, я понял: источник беспорядков задвигают в самый конец. Сначала испытания пройдут все юнлинги до единого, чтобы никто не смог скопировать чужие уловки. И только в самом конце настанет моя очередь.

Кроме меня к тем же выводам пришли Лана и Мьъйят. И если по неподвижной маске кел-дора невозможно угадать, какие эмоции тот испытывает, то Лана перестала улыбаться и беспомощно глянула на меня. Я развел руками, показывая, что сам не рад.

«А ты чего хотела? Взрослые дяди приняли решение, так что придется вам, котятки, самим головками поработать. Не все же мне за вас решать».

Объявив решение наблюдателей, Кара кивнула воспитателям второго и третьего клана — кряжистому забраку с черной татуировкой в пол лица и своему сверстницу, по виду самому обычному человеку. Те сразу увели за собой своих воспитанников, а Кара осталась стоять с нами, бесцветным тоном сказав:

— Можете пока отдохнуть. Джове, подойди.

— Да, мастер?

— Не поделишься, откуда у тебя взялся дроид? Мало кто из падаванов, не говоря о юнлингах, может похвалиться таким приобретением.

Я подозрительно нахохлился. Безмятежное наставницы доверия не вызывало.

— Что-то не так, мастер?

— Не переживай. Никто у тебя его не отберет.

«Паника, а-а! Она что, мысли умеет читать?»

— Просто мне интересно стало.

«Фух. Пронесло».

— Мне его подарили.

По-лисьему вытянутые к висками брови Кары А’нзал скакнули вверх.

— И кто же, позволь спросить?

А вот теперь осторожно. Изображающая мнимое безразличие к моему ответу Кара вполне могла знать, что никаких «добрых родителей» у Джове не существует. Мальчика-сироту привез с Альдераана неизвестный рыцарь-джедай, выполнявший дипломатическую миссию в одном из Великих Домов. Сверх того выдумывать не стоит, особенно на глазах у соклановцев, которым я навешал лапши на уши.

— Это секрет, — я многозначительно надул щеки и округлил глаза, кося под дурачка. Кара поморщилась, такой ответ ее не устраивал. Но начать выспрашивать подробности на виду у всех тоже не могла. Это бы значило высказать прямую заинтересованность, тогда как она только что сказала, что ей просто любопытно. И если мнение некоторых детей ее мало волновало, то якобы случайно прогуливающиеся мимо нас джедаи слышали каждое произнесенное слово. Тут в дело снова вступали негласные правила Ордена. Джедаи не суют нос в чужие дела. Если, конечно, нет прямого приказа Совета. А потерять лицо еще больше, чем это уже случилось на испытании лабиринтом, девушка не хотела. Джедаи смеялись не только над вызывающей наглостью Ланы, но и над шокированной Карой, будто впервые в жизни увидевшей талант своей воспитанницы.

— Понятно, — подарила мне милую улыбку чалактанка, сверкнув угрожающим холодом в глубине глаз. «Не играй с огнем, мальчик!» — читалось в них.

Я без труда выдержал эту схватку и даже позволил себе беззаботно почесать нос, показывая, как меня трогают ее скрытые угрозы. Каре А’нзал нечего было мне предъявить. Доступ к своей личной карте я закрыл, так что проверить мой банковский счет и персональные данные отныне можно только с моего разрешения, фиксированного свидетелями под запись. Или протокол, как говорят бюрократы. В этом смысле законы Республики меня вполне устраивали, хотя и пришлось покопаться в старых архивах. Практику записи сделок «под протокол» в присутствии дроидов в современной Республике уже давно не использовали. В основном из-за дороговизны услуг юридических фирм, способных эффективно использовать представленные доказательства в судебных тяжбах. Без них в мире, где даже дети могут по шаблонам написать ядро личности ИИ, любые протоколы не стоят выеденного яйца.

Но то, что могло стать препятствием для джедая, для меня открывало возможность! Сидеть на обеспечении Храма я не собирался, и уже начал прорабатывать планы грядущего обогащения. А помогут мне опыт предыдущей жизни и такая удобная гибкая бюрократическая система нынешней. Слава Республике! Даешь протоколы и скромный джедайский гешефт в перспективе.

«Если ты не поняла, что не стоит равнять меня с другими юнлингами, — также одними глазами ответил я Каре, — то это не мои проблемы».

За этим небольшим и произошедшим незаметно для прочих выяснением отношений подошло время первого испытания Меча. Получив пискнувшее подтверждение на комлинк на запястье, Кара, снова нацепившая на себя надменную маску наставницы, повела наш клан на уже знакомую площадку. Там высились ряды хлипких дроидов, имитирующих гуманоидные формы тел. То есть с руками, ногами и головой, по форме ближе всего к человеческой. За их спинами виднелись рукояти стандартных тренировочных мечей.

— Каждому из вас выдадут тренировочное оружие. Задача: обезвредить двух дроидов, — начала объяснение мастер А’нзал. После чего, остро глянув в мою сторону, добавила. — Подручными предметами пользоваться запрещено. Силой тоже. Это испытание должно показать ваш уровень владения мечом. Вам все ясно, юнлинг Джове?

— Да, мастер, — я прихлопнул по бедру, и висящий над левым плечом Фрисби сразу занял свое место. Кара удовлетворенно хмыкнула. Мол, так бы сразу.

«Зануда».

— Дроиды не будут стоять на месте. В их память загружены те же формы Шии-Чо, которые уже известны вам из пройденного обучения. Достаточно один раз попасть в корпус дроида для их отключения. Все как в настоящем бою на световых мечах. Испытание считается завершенным, если вы победите обоих соперников или продержитесь против них три минуты, не дав ранить себя. Первой пройдет испытание юнлинг Мира де Сат!

После выступления Миры и всех оставшихся юнлингов, даже тем джедаям, кто еще сомневался в моей причастности к успехам первого клана, стало все ясно. Ничего сверхординарного продемонстрировано моими соклановцами не было. Разве что порадовали Алек Пайн, показавший весьма пристойный уровень фехтования и малыш Мъйят Дор, в какой-то момент сумевший войти в транс. Влекомый Силой, юнлинг в два красивых слитных удара сумел закончить поединок, длившийся всего две с половиной минуты. В сравнении с другими детьми, завершившими свои испытаниям минимум за пять, весьма достойный результат.

Нак Зиила я увидел в первых рядах наблюдателей, когда пришел мой черед проходить испытание.

«Неспроста приперся», — завозилась моя чуйка на неприятности. То, что член высшего Совета Ордена джедаев показался только на моей очереди, говорило о многом. Но в первую очередь, мне предстояло решить, как вести себя.

Кара сунула мне в руки тренировочный меч и негромко пожелала:

— Удачи, юнлинг.

Меня не обманула ее напускная забота. Что-то в Каре А’нзал неуловимо изменилось с недавних пор. Я пока не понимал что это, но чувствовал некое ненавязчивое давление на себя. От девушки веяло холодом и чем-то еще. Ощущение, от которого хотелось спрятать голову в песок.

Возможно, Кара просто так реагировала на моего дроида. Вот только я не понимал, что в нем такого? Да, у юнлингов не бывает дроидов. У нас вообще имущества почти нет, не считая типовых туник, нижнего белья и обуви, выделенных из храмовых запасов. Но не устраивать же из-за такой мелочи сцены? Нет, тут точно кроется что-то еще. Интуиция упорно твердила мне: остерегайся мастера Кары А’нзал.

Еще раз покосившись на чему-то улыбавшуюся девушку, я поднял меч и встал базовую стойку Шии-Чо. За мной наблюдали не только джедаи, но и мой клан, и двое других, прибежавших со своих площадок специально по такому событию. Всем интересно, что я отчебучу на этот раз, но придется их разочаровать. После появления Мастера Нак Зиила я решил особо не выделяться. Спокойно потанцую в ритме боя положенное время с двумя дроидами, не выходя за рамки базового курса школы фехтования Шии-Чо.

Угу. Гладко на бумаге, да джедаи поднас… Кхм. Я недооценил своего соперника. Хитрые мастера не стали потакать моему желанию тихонько слить оставшиеся испытания. Я уже привлек к себе их внимание, и теперь настала пора расплаты.

Сначала активировался первый дроид. Потом второй… и третий. Начал было поднимать голову и четвертый, но тут Мастер Нак Зиил поднял четырехпалую руку. Дроид вернулся на место.

Сомнений, кто командует парадом, больше не осталось. Ладно, понял. Слиться с окружением не вышло. В таком случает будем доигрывать роль до конца.

«Как там сказала Кара? Достаточно один раз попасть в корпус? Так и поступим».

От первого удара накинувшегося на меня манекена, как я их про себя называл, уклонился, даже не входя в транс. То была первая пробная попытка прощупать мою оборону. Весьма слабая, но специальная, чтобы живой боец мог разогреться перед настоящим боем. Юнлингам, в угоду возрасту, джеади делали некие поблажки. Но я уже поменял тактику и не собирался затягивать бой.

Нанесший первый удар дроид открылся, сам того не желая, так как я не стал отражать удар мечом. За что и был наказан. Прицельным пинком по месту, где у нормально мужчины находится достоинство.

По рядам джедаев пробежал ропот, а у краев площадки юнлинги слитно охнули. Такого подлого приема от меня не ожидал никто. Ну да. Наставники детишек подобному не учат.

Манекен, получивший первое касание, как я и предполагал, замер в позе бабки, дергающей картошку. Пусть я был мал, но бил прицельно, а правила испытания гласили: одно касание! Но кто сказал, что коснуться надо именно мечом?

Впрочем, помахать светошашкой все-таки пришлось. Оставшиеся манекены поняли, что с нахрапа меня не взять, и начали обходить с разных сторон, беря в клещи. В таком случае юнлингам рекомендовалось уйти в оборону и передвигаться, пока оба противника не окажутся на одной линии и не начнут мешать друг другу.

К слову, до меня в похожей ситуации оказалась и Лана, и Гвариум. Оба последовали учению Кары, и, в конечном итоге, пропустили удары по корпусу. Испытания им все равно зачли, но баллы сняли.

Я поступил умнее. Не став ждать, пока манекены подойдут ближе, я сам пошел в атаку, и, мечом отбив удар, направленный мне в голову, повторил свой грязный прием. Инерция удара в пах оказалась такова, что застывший крючком дроид не удержался на ногах и завалился на бок.

После этого пришлось отражать сразу несколько ударов последнего противника, раздосадованного провалом своих менее удачливых копий. Интересно. Может, у них стоит что-то вроде матрицы самообучения? Или Нак Зиил уровень повысил? Скорее последнее. Кел-дор явно не желал мне легкой победы.

«Тем приятнее будет его обломать».

Сделав вид, что споткнулся на ровном месте, начал заваливаться на спину, полностью открывшись для атаки. Манекен не придумал ничего лучше, чем ткнуть мечом вдогонку. Я же не стал строить из себя великого джедая, выделывая красивые пируэты уклонения. Смысл? Летящему с обрыва бегемоту поздно изображать стойку одноногой цапли. Она ему уже ничем не поможет. Вот и я решил проще, брякнувшись всей массой на задницу.

Ауч! Бедро, где крепился Фрисби, кольнуло болью. Это манипуляторы дроида-диверсанта сжались сильнее, чтобы не расцепиться от удара с моей ногой. Но своего я добился. Гудящее лезвие клинка прошло над головой, едва коснувшись кончиков волос на макушке. Уф, близко. Хорошо мечи тренировочные, а то замешкайся на секунду, и получил бы плазму в глазницу.

Не теряя драгоценного времени, резко двинул носком ступни по шарам оставшегося соперника, не успевшего продолжить атакующее движение и «добить» меня ударом вниз. Он замер с нелепо вытянутыми руками, сжимающими деактивированную рукоятку.

Получилось, надо же! Реально повезло. Выстави Нак Зиил уровень чуть повыше, манекен вполне мог успеть перевести удар в другую плоскость и все же коснуться меня. Но я хотел завершить поединок на своих правилах. Пусть от них и несло изрядным душком ребячества, но это было именно то, что надо. Зрители должны понять, что перед ними простой ребенок, а не какой-то вундеркинд. Или, что хуже того — переселенец. Или одержимый. Лучше пусть думают, что я захотел покрасоваться перед толпой. Вполне объяснимое желание для десятилетки, и очень хорошо входит в мой уже почти написанный образ. Как там Нова говорила? Зазнайка? Что ж, если так надо для всеобщего спокойствия — буду зазнайкой.

Всеобщее молчание прервал металлический голос Нак Зиила.

— Юнлинг Джове.

— Да, мастер! — я вскочил на ноги и нацепил самую серьезную мину.

— Почему ты не использовал меч, чтобы поразить соперников?

— Так…, — запнулся, изобразив удивление. — велели обезвредить.

— А мечом бы ты не обезвредил?

— Нет, — на этот раз ответил твердо, упрямо мотнув головой. — Световой меч — это оружие. Оружие убивает. А нам сказали обезвредить, а не убивать.

Мастер Нак Зиил кашлянул, покосившись на одобрительно зашумевших джедаев.

— Согласен, испытание ты прошел. Теперь объясни нам, почему ты решил обезвредить дроидов таким… странным способом?

— Потому что они мальчики.

Среди негромко переговаривающихся джедаев вновь воцарилось недоуменное молчание.

— Почему ты решил, что эти дроиды мужского пола? — судя по изменившемуся тону Нак Зиила, на этот раз мне и впрямь удалось его удивить.

— Ну… как же, — притворно смутился я. — У них же нет…

Снова тишина и недоуменные переглядывания джедаев. Чей-то острожный вопрос:

— Чего нет, юнлинг Джове?

— Ну, этих… как их…, — я усилием воли заставил себя покраснеть, с «испугом» покосился на уронившую челюсть Кару, и быстрыми доступными жестами показал на себе, каких частей женских тел нет у манекенов.

После моего доходчивого описания женской груди третьего размера и не менее выдающейся "задней части", реакции джедаев разделились. Те, кто принадлежал к расам, близким по физиологии к человеку, не удержались от смеха. Другие смысл прикола разгадали не сразу. Им стали объяснять на пальцах хихикающие мужики из людей, красноречиво указывая на краснеющих джедаек, в красках расписывая, что имел ввиду юнлинг Джове.

Мастер А’нзал дала фору им всем, в противовес став бледной, как сама смерть. И это при том, что изначально обладала нетипичной для чалактан светлой кожей.

«Хе, хе. Н-да, подставил я девку. Откуда у маленького десятилетнего мальчика могли появиться такие нескромные мысли? Правильно. Его кто-то научил. А кто обучает юнлингов первого клана? Верно…».

— А мужской… значит, есть? — окончательно развеселился кто-то из джедаев, кто еще не растерял на службе Ордену юношеского задора. Провокационный вопрос поднял очередную волну смеха в рядах джедаев и должен был сбить с меня спесь. Ага, мечтайте!

Я же уверенно указал рукоятью тренировочного меча в ближайший скрючившийся манекен.

— Есть! Я первому случайно туда ногой врезал, а его вон как перекосило. И остальных тоже. Больно, наверное.

Вот тут уже засмеялись все, даже дети-юнлинги и Кара А’нзал. Мастер Нак Зиил и тот позволил себе издать странный звук, опознанный мной, как «фыркающий смешок». Хотя, возможно, кел-дор просто так удачно чихнул. Кто этих чудиков в масках разберет?

— Начинается подготовка ко второму испытанию Меча, — чуть позже, отсмеявшись и выпустив пар, объявила Кара. Потом, пока оставшиеся «в живых» манекены расчищали площадку от своих павших собратьев, я еще ни единожды ловил на себе ее изучающий взгляд, но решил не будить лихо и делать вид, что радуюсь вниманию, оказанному моим кланом. Теперь я имел полное право так о них отзываться.

После увиденного, лидерство бывшего Лишним признала даже строптивая Нова, дувшаяся с тех пор, как я перепутал душевые и увидел ее полураздетой. Ха, тоже мне, фифа! Вон, лучше бы брала пример с Ланы. Мириаланка давно простила меня, а после Испытаний и вовсе старалась держаться поближе. Об остальных и говорить нечего. Что парни, что двойняшки смотрели мне в рот и жадно ловили каждое слово. Как же: говорил с самими Мастером Нак Зиилом, членом Совета Ордена джедаев! И все испытания в легкую прошел. Герой местного розлива, блин. Как бы на сувениры не растащили до конца дня.

Скоро тренировочные площадки были расчищены и готовы для второго испытания Меча. Сильно подозреваю, что оно должно было быть иным, но джедаи, напуганные моей безумной выходкой с маятником, решили отступить от правил и разделить кланы. Получалось, что мы как бы соревновались вместе, так как само испытание было на время, и сигнал к его началу должен прозвучать для всех кланов в один и тот же момент. Но и порознь тоже. В данный момент на площадке находился только наш клан и Кара, объяснявшая нам суть испытания.

— Эта проверка проверит вашу реакцию и навыки по отражению бластерного огня. Поэтому…

Соклановцы возбужденно загудели. Уже известные нам дроиды-манекены несли в своих руках рукоятки световых мечей юнлингов.

— Вам необходимо продержаться под огнем противника не менее двух минут не получив ранений. Силу использовать можно, но в разумных пределах. Ничего такого, что вы показали на первом испытании с чашами! — Кара волком зыркнула на меня. — Считайте, что дроиды для вас невидимы и навредить им нельзя. Это все. Разбирайте мечи, готовьтесь, общий сигнал через пять минут.

— Что будем делать, Джов? А ты уже придумал, как нам победить? А Фрисби использовать будешь? — едва мастер А’нзал отошла в сторону, на меня тут же навалились свора детей с вопросами, на которые я не знал ответа.

— Вы чего? — еле-еле отбился я от их напора. — Я еще толком не рассмотрел ничего! Дайте хоть вздохнуть спокойно.

— Прости, — повинились соклановцы и расступились, позволяя мне оценить обстановку. Так, что мы имеем? Не густо.

Восемнадцать летающих шаров-дронов, висящих над площадкой. Держу пари, это их атаки нам придется отражать. И на сей раз они не будут спокойно маячить перед носом, как было на тренировках. Надо что-то думать…

— Гвар, — позвал я твилека, стоящего ко мне ближе всех. Тот моментально подобрался, смотря на меня преданным собачьим взглядом.

— Джове, если чего надо, ты только скажи!

— Да подожди ты, — одернул его и, указал на световой меч в его руках. Вспомнив начало своего поединка с манекенами, мне пришла в голову одна мысль. Но проверять ее надо сейчас, а не в начале испытания.

— Когда скажу — активируй его.

— Э-э… А зачем? Сигнал еще не дан.

— И что? Нам запрещали включать мечи?

Твилек отрицательно качнул головой, но я видел, что он еще сомневается. Для юнлингов моя позиция «что не запрещено — то разрешено» была синонимом прямому бунтарству против правил Ордена. Пока что. Первые шажки по спасению детства детишек я уже сделал, осталось закрепить успех.

— Просто сделай, Гвар. Если что — вали все на меня, разрешаю. И это… Постарайся не орать.

— Почему я должен орать?

Ответ ему дали два дроида-шара, открывшие по твилеку огонь, как только голубой клинок светового меча с шипение прорезал воздух. Твилек взвизгнул по-девичьему и бестолково замахал светошашкой, от неожиданности позабыв все уроки. Как итог: несколько черных подпалин на тунике и гневный вскрик Кары.

— Деактивировать программу! Гвариум Рар! — возмущенно подскочила к нам выведенная из себя мастер А’нзал. — Тебе разрешали активировать световой меч?

— Нет, мастер… простите, — выдавил из себя твилек, но, к его чести, не сдал меня и пролепетал. — Я случайно нажал.

— Случайно, — ворчливо передразнила его Кара. — До испытания осталось всего две минуты! Приведи свои мысли в порядок, юнлинг.

— Гвар, не сердись, — я подошел к обиженно отвернувшемуся Гвару и положил руку ему на дымящее плечо. Потом жестом подозвал остальных, неодобрительно качающих головами, и только тогда сказал:

— Вам это не понравится, но я понял, что делать.

Теперь на меня посмотрели с надеждой. И даже Гвариум, шмыгнувший распухшим носом, куда попал один из зарядов, соизволил повернуться ко мне лицом.

— Зачем ты сказал ему включить меч, Джов? — строго спросила Лана.

— Сейчас объясню. Но главное не это. Слушайте… Мы не продержимся две минуты.

— Что-о?!

Еще раз шикнув, я прервал их возмущенные крики и понизил тон голоса. Ребятам пришлось подойти ближе, чтобы расслышать мои слова.

— Выдели, как Гвара атаковали дроны? Они слишком быстрые, и нападут, не после сигнала, а как только мы активируем мечи. Под таким огнем мы долго не продержимся, зуб даю.

— Что даешь? — удивился Мъйят, но потом сам же перебил себя и переспросил. — То есть не продержимся? Я умею отбивать заряды бластеров!

Ему вторил согласный гул, и я закатил глаза к небу. Ну что им, все разжевывать надо?! Времени и так почти не осталось!

— Значит так, — я сменил тон на командный и соклановцы почтительно притихли. — Если хотите победить — делайте как говорю. Сначала Фрисби.

Я отцепил дроида от ноги и передал его в руки забрака Свонга, как самого бережливого в первом клане.

— Беречь, как зеницу ока, — строго велел я ему, а двойняшки в один голос радостно воскликнули:

— Ой! Это ты ему такое имя выбрал? Какое странное!

— Тихо! — пришлось немного повысить голос. — Все кроме Ланы и Гвариума — идите сюда. Садитесь прямо на площадку. Что значит зачем? Ты победить хочешь? Вот и делай, как велено. Ближе. Куда! Мечи снаружи оставьте! А если кто активирует случайно? То-то. Еще ближе садитесь! Алек, твою медь, ты что, девочек боишься? Вот и не ной, прижимайся всем телом. Все. Ждите тут и не высовывайтесь. Мечи без команды не включать, всем ясно?!

— Но…, — раздался придушенный металлический всхлип Мъйята, доносящийся из получившейся кучи-малы. — Мы что, не будем сражаться? Я же…

— Да я знаю, что ты лучше всех тут владеешь мечом. Но сейчас мне нужны не лучшие, а высокие! И это мы трое, — я повернулся к ничего не понимающим Лане и Гвариуму, и непререкаемым тоном велел. — Становимся в треугольник вокруг них. Будем прикрывать их от дронов, роста нам хватит.

Лана попыталась что-то вставить, но я прервал все вопросы одной фразой:

— Нет времени объяснять, мастер сейчас даст отсчет! Просто делайте, что сказано! Лана, стой здесь. Гвар, ты сюда. Я замыкаю… Все. Ждем сигнала и включаем мечи, одновременно! А вы сидите и не дергайтесь, — сказал я через плечо. И когда все отозвались согласием, я услышал отсчет Кары и сделал пару глубоких вдохов-выдохов.

«Удачи нам!»

Глава 9. «Финальный рывок или Интриги больших людей»

Джедаи гудели с усердием пчел в потревоженном улье, совещаясь на ступенях у Храма перед началом финального испытания Меча. Мой клан стоял по левую и правую руку от меня. Дети счастливо улыбались.

Мы сделали это. Показали им всем!

Подозрение закралось еще в моем поединке с манекенами. Они не начали оживать, пока я не встал в боевую стойку. Тогда я просто отметил этот факт, но когда Гвариум активировал свой меч, и одна из пар дронов начала палить, я все понял. Им залили простейшие определения целей «свой-чужой», с пометкой к началу боя при возникновении угрозы. Проше говоря: дроны атаковали именно своего соперника, и лишь тогда, когда он включал оружие. В моем случае манекены среагировали на поднятый меч и боевую стойку Шии-Чо. В случае Гвара — на активированный меч. Все гениальное просто!

И я принял решение. Лучше три юнлинга против шести дронов, чем толпа натыкающихся друг на друга детей против восемнадцати шаров, в суматохе палящих по кому придется. Стратегия себя оправдала. Мы без особого напряга продержались требуемые две минуты, тогда как второй и третий кланы выбыли. Хоть один юнлинг у них, но пропустил заряд дрона.

А по истечении второй минуты, когда Кара дала нам отмашку: «Молодцы!», я скомандовал:

— Расходимся в круг! Клан — мечи!

Лана, я и Гвариум слегка расступились, не прекращая отражать выстрелы дронов, и уже через несколько секунд к схватке присоединились рычащие от перевозбуждения «тыловые силы», всю схватку просидевшие в тесном переплетенном коме у нас за спинами. Вот тут уже включились и остальные дроны, обрушив на нас шквал красного огня! Но теперь стена из зелено-синих клинков стала сплошной. Ни один из выстрелов не достиг моего клана, пока я не деактивировал меч, решив, что мы сделали достаточно.

И вот мы стоим вместе. Сплоченная группа, чье единство различимо как в Силе, так и наяву. Юнлинги древнейшего и почитаемого по всей галактике Ордена джедаев, впервые доказавшие другим, но главное — самим себе, что чего-то стоят.

— Джов, — тихо сказал Гвариум, тронув меня за подпаленный рукав туники. То, как я принял удар на себя, чтобы закончить бой, произвело на него неизгладимое впечатление. Твилек уже забыл, что я выставил его круглым дураком перед мастером А’нзал. Небольшое унижение вполне стоили тех восторженных взглядов второго и третьего кланов, сейчас стоявших чуть поодаль и боявшихся приблизиться к триумфаторам.

— Что? — отозвался я. Потом ощутил, как мне в руку ткнулся край металлической тарелки.

— Свонг передал.

Фрисби! Твою ж медь, совсем забыл!

Торопливо выхватив у него своего дроида, я провел беглый осмотр и вздохнул с облегчением. Ни царапинки. Видать так и провел весь бой за пазухой забрака, ну или куда он там его запихнул. Надеюсь, что не в штаны, с этого хомячины рогастого станется…

— Спасибо, — найдя взглядом довольно улыбающегося Свонга, я кивком поблагодарил его. — Чуть не забыл про него, представляешь?

— Ага…

И тут нас грубо прервали.

— Юнлинг Джове. Шаг вперед, пожалуйста.

«Ой, что-то не нравится мне этот голос…»

Мастер Нак Зиил, подошедший к нам после долгого разговора с наставниками кланов, оценивающе глянул наш внезапно ставший монолитным строй. Это детишки, трепеща от почтения перед членом Совета, придвинулись вплотную ко мне, готовые плечом к плечу встретить любой вызов. Как им казалось.

— За проявленные выдающиеся способности в организации своего клана юнлинг Джове освобождается от финального испытания Меча и получает досрочное подтверждение о полном прохождении всех Клановых испытаний. Джове, — Нак Зиил обратился уже напрямую ко мне. — Прошу за мной. Ты будешь наблюдать за ходом последнего испытания кланов по голотрансляции вместе с нами.

Я повернулся к соклановцам, в одно мгновение растерявшим весь боевой настрой. «Сделай что-нибудь! Ты же Джове! Как же мы без тебя?» — читалось в их взглядах бьющее через край отчаяние. Плохо. С таким подходом они и до середины предстоящего испытания не дотянут. Придется импровизировать и надеяться, что не зря вбивал в их головы зачатки здравого смысла.

Делая шаг к мастеру Нак Зиила, оглянулся через плечо на нервно сжавшую кулачки Лану, усиленно сопротивлявшуюся подступившей панике. Именно она, наравне с Мъятом сохранила остатки здравомыслия. Но если кел-дор еще слишком мал, чтобы брать на себя ответственность за клан, то мириаланка должна справиться. Надеюсь.

— Что главное для джедая?

«Думать головой», — прочитал ответ по ее губам. Вот и умница. Все-то ты знаешь. И со всем справишься. Вы все справитесь!

Разумеется, вслух я ничего не успел сказать. Мастер Нак Зиил нарочно взял сразу высокий темп ходьбы, чтобы я не успел больше ничего сказать своему клану. Старый лис знал, что правильные слова тоже имеют свою цену. И хотел, чтобы хотя бы финальное испытание первый клан встретил своими силами, а не с усилением в виде одного талантливого сорванца.

— Так что же главное для джедая, Джове? — спросил Нак Зиил, когда мы отошли на приличное расстояние от моего клана, но еще не дошли до зрителей у экранов голо-трансляций.

— Думаю, сейчас мы это увидим. Мастер.

Кел-дорец снова издал тот самый непонятный звук, похожий на смешок и чиханье одновременно.

— Ты слишком умен для своего возраста, юнлинг. Но запомни на будущее: когда я задаю вопрос, то жду на него прямой и честный ответ. Ты понял меня?

— Да, мастер.

— Хорошо. А теперь побольше помалкивай и почаще кивай. Дроид у тебя еще работает?

— Да.

— Вели ему скрыться на время. Кое-кого заинтересовала твоя игрушка, а мне не нужны лишние неудобные вопросы перед началом испытаний.

Похолодев, я быстро хлопнул по бедру, и оживший с готовностью Фрисби завис рядом. Когда говорят таким тоном, лучше молча делать, что велено. Не хватало еще по дурости влезть в большую политику Ордена.

— Протокол «Скрыт», активировать!

Фотоэлементы дроида утвердительно мигнули зеленым, и он стрелой взмыл в небеса, почти полностью затянутые низкими кучевыми облаками. Я выдохнул. Все, теперь можно не волноваться. Фрисби следит за мной издалека, и, если в течение следующих двух часов не получит условный жестовый сигнал, то направится прямиком в спальню клана, ориентируясь на маячок моего планшета.

Джедаи у голо-экранов расступились, пропуская Мастера Нак Зиила и маленького меня, прячущегося за его широкой спиной. Надо больше кушать и срочно расти! А то макушкой едва ли достаю высокому кел-дорцу до лопаток. Бегу за его широченной поступью, как собачонка на привязи. Даже как-то неловко перед людьми…

К счастью, джедаи не стали особо мучить меня вопросами, чего так опасался Нак Зиил. Пару рас похлопали по спине, хваля за смекалку и находчивость. Какой-то паренек из старших падаванов, о чем свидетельствовала длинная косичка на виске, со смешком предложил подискутировать со мной на тему женских достоинств. Нак Зиил так зыркнул на смелого придурка из-под своей жуткой маски, что тот поспешно сдулся и изник в неизвестном направлении. Хе-хе. Кому-то сегодня точно влетит от своего мастера. Бедолага!

— Подойди, — велел мне Нак Зилл, и я послушно встал рядом с ним. Напротив висели проецируемые прямо в воздухе подсвеченные голубым светом окна голо-трансляции. Все три сейчас показывали юнлингов третьего клана, стоящие в самом начале длинной площадки последнего испытания.

— Что думаешь?

Я пожал плечами. Обычная полоса препятствий, расположенная, судя по стволам деревьев, где-то у лесной опушки рядом с транспортным узлом Храма. Ямы, искусственные барьеры-перекладины разных форм, одна водная преграда недалеко от финишной линии, отмеченной белой полосой на траве. Ничего сложного, и именно это настораживало. Не похожа дорожка, висящая перед нами, на финальное испытание Меча.

«Слишком просто».

— А где дроиды, мастер? Они не будут атаковать?

Нак Зиил удовлетворенно кивнул. Затем указал на экран.

— Смотри внимательно. Когда закончат, скажешь мне, в чем суть испытания, и какие ошибки допустил третий клан, — он поднес комлинк на правой кисти к своей маске и негромко приказал. — Можете начинать.

В тот же момент юнлинги активировали световые мечи и странными приставными шагами двинулись вперед, прикрывая кого-то своими спинами. Сначала я решил, что они решили повторить трюк моего клана. Но уже после первой преодоленной ямы, когда их начали атаковать шары-дроны, понял — они и впрямь защищают кого-то. А, приглядевшись, увидел кого именно и не сдержал смешка.

«Сначала они хотели нас убить, а теперь мы их спасаем. Выходит, я ошибался. Джедаи не лишены чувства юмора».

Да, все верно. В плотном строю юнлингов, бессистемно машущих мечами, гуськом двигался один из братии манекенов. Бедолага пугливо горбился и тряс головой, когда над его макушкой с визгомпроносились красные бластерные заряды. Готов поспорить, последние испытание носит название «Спасение выжившего».

Третий клан продолжал движение. Уже несколько детей выбили из схватки, подпаленные ослабленными разрядами дронов, но еще шестеро держали жалкое подобие строя. Пока не миновали несколько перекладин разного размера и не добрались до второй ямы, до краев заполненной водой. По напряженным лицам юнлингов было видно, что они растерялись. Яма была не такой уж и большой, перепрыгнуть ее не составляло труда. Проблема была в манекене. Хитрец изобразил конвульсивные судороги и ничком завалился прямо у кромки воды, не подавая признаков жизни. И тотчас дроиды снизили напор стрельбы, переключившись на режим одиночных прицельных выстрелов.

«Ну же, думайте! — я поймал себя на мысли, что переживаю за третий клан не меньше, чем за свой. — Это же просто! Четверо прикрывают, пока двое…»

Додумать я не успел. Юнлинги слишком долго медлили и упустили свой шанс. А противник, имитируя вызов подкрепления в реальном бою, вернулся с удвоенными силами и продолжил избиение младенцев. Через минуту пали еще трое. Два человеческих мальчика и девочка с насыщенной синей кожей и жуткими глазами, светящими красным светом. После их «смерти» третий клан был обречен.

— Итак, — трансляция остановилась и переключилась на второй клан, направляющийся к началу полосы препятствий со своим манекеном. Под шум обсуждения джедаев, Нак Зиил склонил голову в мою сторону и спросил. — Что скажешь, юнлинг Джове?

Услышав мое имя, некоторые джедаи, стоявшие поблизости, обратили на меня внимание. Увлеченные представлением, они уже успели забыть обо мне, но теперь снова проявили интерес и стали внимательно слушать. Я ощутил себя жаренным кабанчиком на вертеле, рядом с которым истекает слюной голодное племя первобытных людей. Постепенно и остальные переговоры стихли. Все ждали, пока сумевший удивить всех юнлинг заговорит.

— Э-э…, — несколько более неуверенно, чем хотел сперва, начал я. Все-таки такое пристальное внимание окружающих к своей персоне сильно выбивало из колеи. Это вам не перед юнлингами красоваться! Тут взрослые дяди с тетями, и они оценивают все, что я делаю. В том числе и долгую неуверенную паузу перед ответом Мастеру Нак Зиилу. Надо срочно исправляться!

— Они не прошли.

— Действительно, — не обращая внимания на приглушенные смешки из толпы, обронил Нак Зиил. Голос его оставался холодным, хотя то исключительно вина переводчика. Не знаю как джедаи, а я почуял море сарказма.

— Но я хочу услышать подробную версию. Свою способность шевелить мозгами ты уже доказал, так что не волнуйся, это не очередной тест. Говори, что думаешь.

Я вздохнул чуть более свободно. Мерная речь кел-дора успокаивала и помогала собраться с мыслями.

— Во-первых, строй. Если третий клан спасали манеке… человека, то зачем пихать его в середину? Огонь всю дорогу вели только с леса, значит, на том направлении и нужно было усилить оборону. А спину прикрывать и кого-то одного хватило бы. И уж точно не стоило идти напролом без разведки. Об этом никто не подумал, решив, что мечами помахать интереснее.

Среди собрания джедаев прошел шепоток. Все больше из них прислушивались ко мне, даже в дальних рядах от меня, не видящих, кто именно говорит.

— Продолжай, — напомнил Нак Зиил, когда я замолчал, пережидая оживленную реакцию.

— Да, мастер. Дальше барьеры. Мало места, узкие проходы, не развернуться толком. А они перли толпой, мешая друг другу. За что и поплатились. А без лучших мечников у переправы им ничего не светило.

— Хорошо. Как бы поступил ты на их месте?

— Хм… Отвечать честно, мастер?

— А до этого ты отвечал не честно? — не дрогнув, отбил подачу Нак Зиил.

— Да, конечно… То есть, честно, — потупился я, надрывно кашлянув. Так изящно меня не ставил на место еще никто! Кел-дорец без сомнений не зря занимает кресло в Совете Ордена. — Я бы просто обошел всю эту дорогу по правому краю. Насколько я видел, там полно места.

Очередной каскад смешков. Нак Зиил погрозил мне указательным пальцем с изогнутым, как у хищной птицы, черным когтем.

— Не всякий легкий путь наилучший, Джове. Но мы учтем твое замечание, перед началом испытания следующих кланов. Займитесь, — он произнес пару слов в комлинк, после чего снова кивком велел мне продолжать.

Я виновато глянул на экран голо-трансляции и едва сдержался от протяжного стона. Вот ведь отрыжка банты! Сам, споим языком без костей, только что решил мой клан самого простого пути на трассе.

На моих глазах дроиды расширяли трассу, убирая указанную мной лазейку. Еще и какой-то барьер поставили — теперь обходным путем не проскочишь. Просто отлично…

Все, отныне в разговоре с Нак Зиилом буду тщательно следить за тем, что болтаю! Этому кел-дорцу палец в рот не клади — откусит всю руку, и не подавится.

— Так как бы ты поступил на месте третьего клана? — напомнил Нак Зиил.

— В тех ходах у барьеров? Я бы разделил клан и провел человека под прикрытием пары мечей. А остальных послал в обход отвлекать внимание на себя. Наверное, та насыпь слева от проходов, где они застряли, как раз и нужна была для этого. Когда человек не захотел лезть на нее, это была подсказка, — я перевел дух, и, не услышав возражений, закончил. — А в конце у воды можно было бы пойти разными путями. Как вариант, сделать мост. Там куски строительного мусора валялись чуть подальше, но третий клан до него не дошел. Жаль. Если бы послали разведку вначале, то у переправы бы потратили всего несколько секунд.

Я невольно дернулся, когда Нак Зиил положил тяжелую руку мне на плечо.

— Все слышали? — обратился он к притихшим джедаям. — Вот почему я говорил, что система обучения юнлингов недостаточно доработана. И только что этот не по годам смышленый мальчик вам это наглядно показал! Может теперь кто желает высказаться о бессмысленности ввода дополнительных курсов в учебную программу?

Молчание было ответом Нак Зиилу. Убедившись, что глупцов поспорить с членом Совета больше не осталось, кел-дорец отпустил мое плечо и тихо похвалил:

— Очень хорошо, Джове. Ты полностью оправдал мои ожидания на твой счет. Теперь можно спокойно досмотреть последние испытания. Начинайте.

«Вот и основная причина, почему меня сняли с испытания! Нак Зиил поставил на меня в своей игре. И не прогадал».

Пока я переваривал осознание, что меня просто использовали для достижения своих целей, наручный комлинк мастера-джедая пискнул, и второй клан двинулся вперед. Причем, на удивление, взяли куда лучший старт, чем третий. Видимо неудачи прошлых испытаний сильно ударили по самолюбию детей, и на последнем они выложились на пределе своих возможностей.

Юнлинги прошли ямы, все барьеры, через воду манекен просто перенесли Силой, а сами перепрыгнули. Хм, тоже вариант. Но он вышел им боком, так как подкрепление дронов успело подранить во время прыжков половину клана. А по правилам испытания, как я уже понял, такие юнлинги считались погибшими и выбывали из гонки.

Вдоволь попрактиковавшись в стрельбе, лишь чудом не зацепив манекен, дроны успокоились и скрылись из виду. Оставшиеся вчетвером юнлинги, дрожа от перенапряжения, добрались до финишной прямой.

Там их ждало последнее препятствие. Джедай в самой обычной робе Ордена, перегородивший им путь к вожделенной белой линии.

Я недоуменно нахмурился. А этот что там забыл?

Юнлинги второго клана тоже пребывали в растерянности. Сначала детишки долго рассматривали неожиданное живое препятствие, и, наконец, решившись, пошли ему навстречу. Правда, что было разумно, не прямо в лоб, а обходя его по дуге. Джедай не шевелился.

Когда до него оставалось каких-то несколько шагов, юнлинги совсем успокоились. И вот тут-то он и атаковал… Не детей, нет! Манекен. И когда тут рухнул на землю с отсеченной световым мечом рукой, трансляция остановилась.

Второй клан также не справился с заданием. Они не смогли уберечь свою цель.

— Никогда не доверяй слепо кому-либо, — негромко сказал мне Нак Зиил, через Силу ощутив мое смятение. — Темная сторона коварна, и способна исказить разум любого. Особенно джедая. Запомни это, Джове.

— Да, мастер, — машинально поддакнул я, силясь сообразить, что еще на темная сторона и какое отношение она имеет к провалу второго клана. Что-то такое прослеживалось в поведении того джедая, но без знания основ не разобрать. Что еще за Темная сторона? Надо будет узнать у соклановцев. К Нак Зиилу, чую, сейчас лучше не лезть.

«А вон, кстати, и они! Наконец-то дождались своей очереди. Ну, ребятки, держу за вас кулачки! Не подведите!»

Увы, старт первого клана юнлингов меня не порадовал. Больше того — огорчил.

Очевидно, моя потеря сказалась на них очень сильно. Дети уже успели убедить себя, что им все по плечу, но оставшись без твердой направляющей руки, стали совершать ошибки. И слабые попытки Ланы навести порядок погоды не сделали.

Первая и самая глупая ошибка, повлекшая за собой остальные: уже на первой яме клан потерял Свонга. Уж не знаю, чем думал забрак, когда сунул любопытный нос за силовой забор по краям полосы препятствий. В этот момент дети как раз обходили по краю яму с невидимой ловчей сетью, в которую благоразумно не полезли. И вдруг раздался первый выстрел… попавший точнехонько в темечко Свонгу. Забрак свел зенки в кучку, завалился на бок и отрубился. Сняли его из шокового оружия прицельным снайперским выстрелом, после чего на клан налетела первая волна дронов-шаров.

Первая потеря, да еще и такая бестолковая, вызвала обильное возмущение клана, вылившееся в резкое ускорение преодоления полосы препятствий. На одном задоре детишки проскочили первые барьеры, а на перекрестных, где застрял третий клан, сумели удивить меня в первый раз. Им не захотелось тащить спасаемого через узкие проходы, значительно уменьшающие пространство для маневра. И, также как у третьего клана, манекен заартачился и наотрез отказался подниматься на невысокую насыпь слева от барьеров. Вот тут-то все и случилось…

Каюсь, этому дети могли нахвататься только у меня. Ни один джедай не стал бы орать на спасенного человека. И уж точно не отвесил бы ему полновесную плюху, как сделала Лана. Да, я не шучу! Когда крики не помогли, моя желтоглазая протеже внезапно подпрыгнула, и отвесила манекену звонкую затрещину. А получивший люлей паникер вжал безликую голову в плечи… и покорно ступил на насыпь.

Среди джедаев послышался надрывный кашель, сдерживающий ржач, остальные кое-как сдержались. Уверен, так, как сегодня, джедаи не веселились никогда. С праздниками в Храме вообще туго. Как и с чувством юмора.

Нак Зиил ничего не сказал. Он вообще не двигался, похожий на застывшую каменную статую.

«Ох, чувствую, мне еще припомнят этот случай».

Джедаи не используют насилие, как метод убеждения. То, что сделала Лана, конечно, не совсем точно подходит под это определение, но уже, несомненно, выходит за устоявшиеся нормы поведения юнлингов. И вообще, одно дело я — весь такой неправильный и нестандартный. И совсем другое целый клан! Такого напора от них не ждал никто. Я пожалел, что не вижу сейчас лица Кары А’нзал. Должно быть уморительное зрелище.

После барьеров юнлинги продолжили продвижение ввосьмером, не считая дроида. Выбывшего Свонга пришлось оставить под прикрытием щита трассы. Плотный огонь дронов диктовал свои условия, ослабевая при движении вперед и усиливаясь, если спасаемый слишком долго стоял на месте. Кроме того они догадались не повторять глупости третьего клана, закрывшего манекен своими телами со всех сторон. Основные силы обороны юные джедаи перекинули на левый фланг, а с правого их прикрывали только Нова и Алек. Неплохо.

В таком порядке первый клан и добрался до водной ямы. Здесь, к моему удовольствию, дети снова поступили именно так, как предлагал я сам. Они тоже заметили груды мусора в отдалении, и, так как манекен, скрючившийся на земле в позе новорожденного младенца, не реагировал ни на крики и тычки, поступили весьма разумно. Воспользовавшись ослаблением огня дронов, перешедших на одиночные выстрелы, от группы отделилась пара юнлингов. Мъйят и Нова, с синим и зеленым световыми мечами соответственно. Я едва удержался от довольного возгласа. Умнички мои! Как самый способный в отражении бластерных выстрелов, Мъйят прикрывал твилеку. А та, деактивировав меч, с помощью Силы притянула к воде длинную и достаточно широкую плоскую пластину. Предполагаю, что когда-то она была частью брони какого-нибудь глайдера или спидера побольше. Идеальный выбор для наведения переправы.

Как только импровизированный мост плюхнулся между берегов водной преграды, падлючий манекен тотчас перестал разводить панику и бодро вскочил на ноги. Не знаю, как Лана удержалась от второй затрещины, я бы точно не смог. Наверно просто не успела. К дронам как раз подоспело подкрепление, и под плотным огнем противника юнлингам стало не до шуток.

Тут они справились даже лучше второго клана, потерявшего на переправе половину состава. У нас выбыла только одна из сестер-двойняшек. Мира, кажется. Она весьма успешно отражала своим синим мечом все заряды, но один таки задел по-касательной сапожок на ее ножке. В реальном бою пустяковое ранение, но по правилам испытания Меча она больше не могла продолжать гонку, и, со слезами на глазах, опустилась у кромки воды. Я видел, как кричала на друзей Кева, желающая остаться с сестрой, но совместными уговорами ее убедили продолжать испытание.

Наверное, именно это и стало ключом к победе.

Финишная прямая. Тот же джедай, кто не пропустил второй клан. И, как и тот, дети долгое время разглядывали его, не зная, что делать. Вот тут настал через второго раза, заставившего меня удивленно вскинуть брови.

Кева, после расставания с сестрой и так шла на грани. А увидев джедая, непонятно что от них хотевшего, не выдержала и… заплакала. Тоненько и жалобно, как маленький щеночек. И через мгновение ее вой подхватили и остальные девчонки. И даже мужественно сопящий красным носом Алек пустил слезу, поддавшись общему настрою.

Вот такого поворота джедай точно не ожидал. Юнлинги не плачут. А если и да, то только в обнимку с подушкой в спальне своего клана. И только тогда, когда их никто не видит. Это даже не неписанные правила, а просто само мировоззрение воспитанников Ордена. С самого их появления им в головенки вбивают — джедай должен контролировать свои эмоции. А то, что сейчас разворачивалось перед моими глазами на голо-трансляции, как-то не походило на контроль.

Зрители за моей спиной тихо фигели. Даже мои выходки не оказали на них такого влияния, как этот внезапный детский рев. Никто из них просто не знал, как себя вести и что предпринять.

Джедай на экране трансляции тоже этого не знал. К слову, это был мужчина средних лет, с иссеня-черной бородкой и легкомысленной прической деревенского мачо. Наконец, стена безразличия дрогнула. Джедай медленно двинулся к детям, неумело бормоча на хочу что-то успокаивающее. И успел сделать ровно пять шагов, внезапно наткнувшись на перекрещенные лезвия световых мечей, вынырнувшие прямо у себя под носом!

Вручную подняв упавшую челюсть, я пораженно смотрел на Гвариума и Мъйята, невесть как оказавшихся по бокам от джедая и наставившие на него синие мечи. Лицо бедняги, и без того выведенное из равновесия, медленно покрывалось крупными каплями пота. Сверкающая плазма мечей почти касалась его шеи. Чуть дернешься в сторону, и можно смело заказывать гроб в традиционных цветах Ордена джедаев. На последнем испытании с тренировочных мечей сняли ограничители силового поля, сделав их полноценными боевыми.

— Это?… Когда они?.. — заикаясь, выразил я всеобщее мнение. Ответил мне Нак Зиил, кажется, единственный из присутствующих сохранивший хладнокровие.

— Юнлинги спрятались за хламом. И, пока в их сторону никто не смотрел, зашли в тылы стража со стороны барьеров трассы. Хорошо придумали.

Но в то, что это представление было спланировано, я поверил не из-за слов Нак Зиила. Просто я вдруг понял, что как только мечи Гвариума и Мъйята обезвредили джедая, всеобщий рев резко прекратился. Оказывается, искренне плакала только Кева, и то, как она потом мне сказала, только первые секунды, на волне тревоги за сестру. А потом девчата просто подхватили игру, вовсе не думая лить настоящие слезы. Рев был, да. Но какой ребенок не умеет показной истерикой выбить себе желаемое?

Окончательно успокоившись, мои соклановцы гордо промаршировали мимо скульптурной импровизации в виде одного застывшего джедая и двух юнлингов-охранников. И под грохот аплодисментов джедаев пересекли белую черту.

Не знаю, что там в этом море восторга испытывала мастер Кара А’нзал, но лично я был до соплей горд за свой клан.

Отныне мы Первые не только по названию! По праву!

Глава 10. «Откровения и вестники грядущего»

Спустя четыре дня после Клановых испытаний моя жизнь плавно влилась в прежнюю колею. Обязательные занятия по физической подготовке, к которым на добровольной основе присоединились Алек и Гвариум; тренировки с мечом и Силой, где А’нзал заставляла меня работать, как весь первый клан вместе взятый; зубрежка учебной программы голокронов, усилиями Нак Зиила и при полном одобрении Совета возросшая на порядок. Теперь в нее вошли еще несколько курсов подготовки, среди которых самые значимые для меня: «Тактика малых групп», «Выживание», «Начальный курс первой мед-помощи».

Короче говоря, забот хватало и времени на отдых почти не оставалось. В перерывах между вечерним душем и сном оставалось совсем немного времени, чтобы поиграть на бирже. С тяжелой головой после целого дня тренировок особо не наторгуешь, но спустя неделю я таки скопил четыреста кредов. Из них чуть больше двух третей ушли на покупку подержанного комлинка, крепящегося на запястье. Как и все прочее свое барахло, его я взял на торговой точке в транспортном терминале Храма. И эта покупка стала одной из самых знаковых для меня после приобретения дроида.

Теперь я мог отдавать команды Фрисби, не прибегая к планшету, что здорово упростило наше взаимодействие. Дроид, перепрограммированный на работу в радиусе действия беспроводной сети комлинка, теперь мог самостоятельно передвигаться и выполнять простейшие задания без моего прямого контроля. И, разумеется, тут же получил задание: составить подробную карту и съемку всего Храма, включая закрытые сектора ранее недоступные мне.

Для незаметного передвижения Фрисби использовал специальные ходы ремонтных дроидов. Доступ к ним он получил, попросту взломав одну из консолей внутренней СБ Храма. С внушительным набором профессионального хакера-взломщика, хранящегося в ядре ИИ, сделать это было нетрудно. Куда труднее было мне не захлебнуться жадной слюной, когда мне на планшет упал файл, содержащий результаты двухдневных трудов Фрисби. Там было все! Подробнейшая карта Храма со всеми ходами-выходами, в том числе тайными, только для пользования Совета Ордена джедаев. Пароли почти ото всех дверей, включая ведущих на посадочную площадку с личным пассажирским шаттлом джедаев. Спецификация и полный список вещей из хранилища. Не закрытого, в который имели доступ только мастера и члены Совета, а самого простого и обычного склада. Тот занимал целых два подземных уровня под цокольным ярусом Храма, где хранились разнообразные предметы и продовольствие, необходимые для обеспечения быта джедаев. Список был внушительный! Такое ощущение, что Совет Ордена джедаев готовился чуть ли ни к войне. На одних только продовольственных запасах все население Храма могло продержаться не менее десяти лет. А что хранилось в запечатанных и опломбированных ящиках на самом нижнем уровне, я даже представить не берусь. Если раньше я думал, что джедаи представляю собой некое секту фанатиков, следующих одному Кодексу, то теперь видел серьезную организацию, чье финансирование обеспечивали едва ли не с самого верха правящей машины Республики. Честно говоря, от этого знания становилось очень неуютно. Создавалось впечатление, что джедаев тупо выращивают, готовя как супер-солдат на случай возможных военных действий.

Из исторического курса голокрона я знал, что джедаи выполняют миротворческие миссии по всей галактике. То есть, фактически, работают наемниками на Республику. Но я не подозревал о масштабах! Одних только энергоячеек для световых мечей на складах хранилось под тридцать тысяч. Какую армию собираются ими вооружать? Странно. Либо я чего-то не понимаю, либо общедоступные данные о настоящей численности Ордена джедаев сильно занижены.

Но вернемся к данным, любезно добытым моим летающим помощником. Отдельным разделом в добытом файле шли извилистые схемы коммуникаций и энерголиний, подтвердившие мои опасения насчет тотальной слежки за молодым поколением джедаев. И не только! Не смотря на внушительный возраст Храма и его совсем не техногенный облик, камерами тут были утыканы каждая маломальская щель. Ну, может быть, исключая уборные и душевые. Какими бы параноиками не были спецы здешней СБ, но извращенцами их назвать нельзя. Они просто делали свое дело, и, к их чести признать, очень хорошо.

Я еще раз порадовался, что вовремя успел приказать Фрисби подтереть логи своего подключения к храмовой сети. Если бы он этого не сделал и не забил свой идентификатор в систему, то нас обоих бы давно вычислили и ликвидировали. Конечно, каждого по-своему, в порядке очереди: Фрисби отправят на переплавку, предварительно подчистив память и узнав все, что знал он; через дроида выйдут на меня, после чего, отсеченного от Силы, по-тихому турнут из Ордена. И я знал, что никто не посмотрит, что я просто юнлинг — ребенок, который заигрался и влез туда, куда детям путь заказан. Оказывается, джедаи вполне могли так поступить, если решат, что безопасность членов Ордена была подвергнута опасности намеренно. А произойти это могло только в одном случае.

Как-то после одного из занятий, где мастер А’нзал снова выпила из меня все соки, заставив тягать Силой здоровенные каменные плиты для строительства новой тренировочной площадки, я отловил Лану, отвел ее в сторонку и задал ей давно волнующий меня вопрос:

— Слушай, а что ты знаешь о Темной стороне?

Я пытался достать хоть какие-то сведения по этому вопросу с тех пор, как Мастер Нак Зиил упомянул о ней на финальном Испытании Меча. Понятное дело, что это какая-то жуткая разновидность применения навыков Силы, но в Ордене эта тема оказалась под официальным запретом. К джедаям сунуться я не рискнул. С них станется донести А’нзал, а там меня мстительная чалактанка точно со свету сживет. До сих пор подставы на Испытаниях простить не может: ее еще с неделю потом подкалывали во всех углах Храма, невинно интересуясь, чему она такому учит своих воспитанников. А конкретнее одного, подозрительно ориентирующегося в темах, о которых детям думать еще рановато.

В Храмовой сети и Голонете тоже ничего не нарыл. Ни сам, ни с помощью Фрисби. Фильтры СБ работали на славу, мгновенно блокируя доступ к информации по интересующей теме. Хорошо еще дроид обладал хакерскими базами достаточно ранга, чтобы прикрыть наше присутствие в сети. Иначе бы точно заработал отсечение от Силы, что по слухам — довольно мерзкая штука. На себе проверять не хочу. Привык уже, если честно, ощущать себя частью Великой Силы и пользоваться ее благами. К хорошему вообще быстро привыкаешь, а вот ценить перестаешь быстро. К счастью для себя, я имел преимущество в виде опыта прошлой жизни. Без памяти толку от него не много, но вполне хватает, чтобы не повторять детских ошибок.

В итоге мне оставалось обратиться только к юному поколению Ордена джедаев. К падаванам лезть смысла не было: подростки уже успели пропитаться духом Кодекса и вмиг заложат меня своим мастерам. Даже Винна, с которой мы изредка пересекались и дружелюбно кивали друг другу. А от юнлингов не добился ничего кроме важного надувания щек и многозначительно молчания. Пытался разговорить скопом и по одиночке — толку ноль. Молчат с таким видом, словно охраняют государственную тайну, хотя на деле, скорее всего, знают не более моего. Все кроме Ланы. У мириаланки реакция была бурной, и потому я не оставлял попыток разговорить ее. Не сдастся, так проговорится на волне раздражения.

Вот и сейчас девочка сначала покачнулась. Потом, зажав вспотевшей ладошкой мой рот, дико заозиралась по сторонам, убедилась, что поблизости никого, и злобно зашипела мне в ухо:

— Ты опять? Совсем рехнулся? Нет, ты скажи!

— Фа ф фем фело-то? — прошамкал я в ее руку. Этот вопрос испугал ее еще больше. Лана схватила меня за локоть и потащила в сторону леса. Если бы я не знал ее, то решил, что меня ведут на казнь, после чего тихонько прикопают где-нибудь в чаще. Уж больно сердитое лицо было у девочки.

— Никогда больше не говори об этом в Храме, понял? — тихо предостерегла меня Лана, когда мы удалились на достаточное расстояние и скрылись под густой тенью многовекового храмового леса. — Юнлингам нельзя знать об этом! Только падаванам и старше.

— Не буду, — пообещал я, решив не усугублять ситуацию дебильными шуточками. — Эй, не сердись. Мне же любопытно, но не идти же к мастеру А’нзал.

— Еще бы ты к ней сунулся! — охнула Лана, до глубины души пораженная моим невежеством. — Даже не думай, Джов! Понял?

— Но почему? — я и правда не понимал, чего все так боятся. — О Темной стороне мне вообще Мастер Нак Зиил рассказал. До него я и таких слов не знал.

— Не знал он… Ты и не должен был! Не знаю, зачем Мастер Нак Зиил рассказал тебе. Даже мне не положено знать, но это связано с историей моего рода Лорсо. Джедаи велели мне молчать об этом, когда забирали на Тайтон. Но… ты же не отстанешь, да? — девочка обреченно вздохнула. — Ладно, слушай. Но чтобы рот на замке! Понял меня?

— Рассказывай уже!

Весь ее вид вдруг стал крайне серьезным, отчего я не сдержал улыбки. Лане Лорсо недавно исполнилось десять лет. И тогда же она сделала свою первую татуировку на лице, как принято у расы мириалан. Шесть маленьких ромбиков черного цвета, по три на каждом из висков. Так она отметила первую важную победу в своей жизни: полностью пройденные этапы Клановых испытаний, за вычетом пары дней совпавшие с ее Днем Рождения. Смотреть, как такая кроха с умным видом рассказывает о взрослых вещах, крайне умилительное зрелище.

Забегая вперед, скажу — ничего особо шокирующего она мне не поведала. Но и услышанного хватило, чтобы крепко призадуматься не только насчет своих планов на будущее, но и над тем, как их достичь, не сдохнув по пути.

— Силой владеют не только джедаи. Мы считаемся последователями ее Светлой стороны. Наш Кодекс — это правила, которые мы, джедаи, должны соблюдать, чтобы не попасть на Темную сторону.

— Попасть? Как?

— Не знаю, — призналась Лана, грустно свесив голову. — Но моя семья пять сотен лет была рабами у тех, кто поддался Темной стороне. Раньше их называли…, — дальше ее голос сошел на нет, так что я не расслышал концовку.

— Как-как ты их назвала?

Лана зажмурилась и через силу выдавила:

— Ситхи… Фу, жуть. Больше не проси, ни за что не повторю.

— Хм. А кто они такие?

— Не знаю. Но они плохие, — Лана передернулась, как от озноба. — Много лет назад между ними и джедаями шли войны. Целыми веками. Очень много погибло, но моему предку повезло. Солдаты Республики смогли освободить его из рабства, и вот, — она в первый раз за весь разговор робко улыбнулась, — я здесь.

— А ты сама не боишься?

— Чего не боюсь?

— Попасть на Темную сторону. Мастер Нак Зиил сказал, джедаи больше всех подвержены ее влиянию.

Тут Лана надолго задумалась, прикусив зубками нижнюю губу. В ее возрасте это не выглядело сексуально, скорее умилительно.

— Я следую Кодексу. «Нет эмоций — есть покой. Нет неведения — есть знание. Нет страстей — есть ясность мыслей. Нет хаоса — есть гармония. Нет смерти — есть Великая Сила», — с важной миной процитировала она. Я не удержал смешка.

— А на испытаниях, когда на дроида орала, ты следовала Кодексу?

— Ну, я же победила, — уклонилась от ответа Лана, но полностью смущение скрыть не смогла. Ладно, замнем для ясности. У меня самого рыльце в пушку. Хм. В здоровом таком, густом, размером с хорошую бороду.

Не считая того, что я, как паразит, нагло занял чужое тело ребенка, так и от идеалов Кодекса бесконечно далек. В лучшем случае, с чем я мог согласиться, так это с последней строчкой, испытав ее правоту на своей собственной призрачной шкуре. Подробности скитаний во Сне, которой уже можно смело величать Великой Силой, уже начали теряться за дымкой новых впечатлений новой жизни. Но то, что они имели место быть, я не забуду никогда.

Решив разрядить обстановку, перевел разговор в безопасное русло. Лана с заметным облегчением включилась в обсуждение нашего триумфа на Клановых испытаниях, и к возвращению в Храм успокоилась окончательно, осознав, что больше вопросов о Темной стороне не предвидится. Что же касается меня… Полученные сведения бесценными не назовешь, но они стали важным кусочком пазла, дополнившим общую картину мира, в который меня забросила судьба и Сила.

Темная сторона, Светлая сторона. От всего этого бреда дурно пахло. Как по мне есть Сила — живая энергия, со своим недоступным человеческому пониманию самосознанием. Тот, кто чувствителен к ней, может по желанию использовать ее возможности. И все. Я не понимал, при чем тут Свет и Тьма. Сколько я не обращался к Силе, то не ощущал ровным счетом ничего. Для меня она просто инструмент, как тот же Фрисби. И пока не найдется знающий разумный, способный убедить меня в обратном, останусь при своем мнении. С меня хватит не быть сволочью и не творить людям намеренного зла. Но и святошей тоже притворяться не стану, а то так вся радость жизни мимо пройдет.

Кстати, как там Кара поживает? Хех. Кажется, выводить эту недотрогу из себя плавно становится моим хобби. Разъяренная Кара А’нзал просто обворожительна притягательна…

***

Корусант, за три недели до набора падаванов, заседание Высшего совета Ордена Джедаев.

— Прошу, Нак Зиил. Мы уже все прочитали отчет о результатах испытаний детей, но мне бы хотелось лично услышать твой прогноз. Нашли кого-нибудь необычного?

— Помимо главного виновника беспорядков?

— О нем мы поговорим отдельно. Пока нас интересуют общие перспективы.

— Тогда вам, мастера, должно быть известно, что сейчас рано говорить о чем-то определенном. Хороший потенциал есть почти у всех юнлингов.

— Так принято считать. Вот только одни получают сан Мастера, а другие и до первой ступени не дотягивают. И еще чаще обращаются к Темной стороне.

— Мы поняли тебя. Говори как есть, Нак Зиил.

— Минимум трое юнлингов из первого клана и по одному из второго и третьего поднимутся до уровня Мастера. Мой сородич из первого станет неплохим кандидатом в Храмовую стражу, у него все задатки. Еще шестеро имеют прочную связь с Силой. Они тоже станут Мастерами, если не поддадутся соблазну Темной стороны. Одна из первого клана, двое из второго и еще три из третьего.

— Говоришь одна из первого? Почему ты не включил в этот список юнлинга Джове?

— С этим мальчиком особый случай.

— Да. Записи впечатляют.

— Он очень одарен для своих лет. Крайне гибкий ум и потрясающая способность приспосабливаться к окружению. Одно то, что он умудрился каким-то образом протащить дроида у нас под носом и заблокировать свои данные в сети говорит о многом. Мальчик далеко непрост, как хочет казаться.

— Так что же? Разве он слабее тех, кого ты назвал будущими Консулами Силы?

— Боюсь, все с точностью наоборот, мастера.

— Объясни.

— У Джове не просто способности. Уже сейчас он по уровню связи с Силой сильнее многих старших падаванов.

— Ты хочешь сказать…

— Поэтому я и не собирался давать никаких прогнозов. На данном этапе наше положение очень шаткое. Что-то назревает, мы все это чувствуем. Это нечто может привести к краху всего Ордена.

— Дело в мальчике?

— Нет. Но я думаю, он тоже сыграет свою роль в грядущих событиях. Не знаю когда. Через год или десять лет, но это случится. Я чувствую, хоть и не могу увидеть. Будущее туманно.

— Тогда нам стоит что-то предпринять. Нельзя допустить, чтобы будущий грандмастер Ордена…

— Это еще не определено. Вполне возможно, возросшая связь Джове с Силой — просто временное явление. Во время глубокой медитации он зашел слишком глубоко и мог увидеть то, к чему был не готов. Думаю этим и объясняются его внезапные способности, о которых прежде никто не подозревал.

— Кто вообще допустил юнлинга к глубокой медитации?

— Кара А’нзал уже раскаялась в содеянном. Не стоит винить девушку за то, что она привязалась к ребенку.

— Вы ручаетесь за нее?

— Да. Она излишне импульсивна, но со временем дорастет до Мастера.

— Как раз его у нас не хватает, Нак Зиил. Ты сам сказал: грядет что-то страшное. Ситхи восстают из пепла Третьего раскола или новая война с Мандалором. В любом из случаев у вас там под боком ребенок с потенциалом грандмастера. Разгуливающий, где хочет. Без защиты.

— Я не могу ускорить события, Мастера. Все должно идти своим чередом. Кайбер-кристаллы становятся наиболее стабильны именно в период Последнего испытания. Если отправить детей сейчас, это может им навредить и даже разорвать их связь с Силой. Даже для джедаев нестабильная энергия кайбер-кристаллов может нести определенную опасность.

— Возможно, не стоит посылать всех? Только одного.

— Магистр Кирон считает, что риск того не стоит. И я с ним согласен.

***

Тайтон, небольшой лагерь за древними руинами на юге от Храма Ордена джедаев, за три недели до испытаний падаванов.

— Я уже забыла, когда в последний раз ела свежее жаренное мясо! Это потрясающе вкусно, Фаниус.

— Так и должно быть. Мы забываем свои животные корни, Кара. Кодекс отрезает их. Делает нас слабыми.

— Мгу-ммм…

— Не давись, тут еще много. Если захочешь, поймаем и убьем еще одного тарха.

— Как?

— А сама как думаешь?

— Меч!

— Нет. Так теряется весь азарт охоты. Поверь мне, девочка, куда приятнее вонзить клыки в добычу, которую ты удавила сами, своими собственными руками.

— А это не чересчур? То есть, я не против, но сейчас мы идем по краю. Слишком много вседозволенности опьяняет.

— В это и смысл, Кара! Когда ты чувствовала себя по-настоящему свободной? Сейчас, вгрызаясь зубами в это нежное мяса тарха, или довольствуясь теми жалкими крохами, которые тебе позволил иметь Совет?

— Да, вы правы… мастер.

— Не спеши, девочка. Всему свое время. Так как продвигается твои успехи с мальчишкой?

— Удавила бы гаденыша! Все нервы мне истрепал.

— Хорошо… Гнев придает тебе сил. Но не позволяй ему затуманить свой рассудок, дорогая. У нас еще много дел и так мало времени.

— Но вы бы видели, как он на меня смотрит! Это же не просто неуважение, а его полное отсутствие! Он вообще меня ни во что ни ставит!

— Потому что чувствует свою безнаказанность. Когда он станет твоим учеником, то ты сможешь сделать с ним все, что захочешь. Сломать. Подчинить. Сделать ручную зверушку.

— Да! Да!!

— Не так громко. Помни: всему свое время. Я почти закончил сборку модуля взлома, осталось совсем немного. Тебе нужно просто проявить еще немного терпения. Поняла меня? Продержись эти несколько недель, дай мне их, чтобы добыть ключ к нашему величию. И тогда, я обещаю тебе: вся галактика будет у наших ног! А пока…

— Ах… Фаниус! Подожди, не здесь же… а-а-ах… нет…

— Орден тебя недостоин, милая. А я — да…

Глава 11. «Тайная вылазка в закрома Совета»

— Т-ш-ш!

— На себя пошипи, дурак!

— Сама дура! Ай!! Джов, она дерется!

— Ты первый начал!

— Я?! Джове! Ты же слышал, что она сказала…

— Скажите мне, мои юные друзья, — ехидно улыбаясь, спросил я детей, сидящих полукругом рядом со мной на полу в спальне нашего клана. — Как вы собираетесь стать джедаями, если не можете усидеть спокойно на месте хотя бы несколько минут?

Шумное сопение, смущенные переглядывания. Впрочем, их тоже можно понять. Я только намеками дал понять, что хочу им предложить, но не раскрывал тайну, пока в комнате не собрались все юнлинги до единого.

Теперь о причинах возникшего спора, главными зачинщиками которого являлись представители расы твилеков. Нова и Гвариум. Детишки никак не желали уступать друг другу место у великого и премудрого лидера первого клана. Сначала в ход шли вежливые убеждения, потом споры, а затем и до оскорблений дошло. Причем сдаваться никто не собирался. Гвариум утверждал, что именно он прикрывал их всех на втором испытании Меча, так что ему и сидеть рядом со мной. Нова же приводила совершенно иные аргументы, не менее убедительные с ее точки зрения.

Тут стоит пояснить на конкретном примере. Алек Пайн. Среди всех присутствующих юнлингов он самый старший: одиннадцать лет. Привезен в Орден в возрасте шести лет. Далее Мъйят Дор, которому сейчас всего семь. Попал в руки джедаев чуть ли не с пеленок. Как только организм годовалого младенца позволил надеть на лицо дыхательную маску и покинуть с родную планету, его тут же увезли в Орден. Так что, не смотря на разницу в возрасте, Мъйят и Алек обучаются в одном клане. Вот только первый начал свои тренировки с двух лет, а второй с шести. Подобная практика «отбора младенцев» применялась постоянно и вполне оправдывала себя с точки зрения подготовки будущих кадров. Дети, выросшие под постоянным присмотром воспитателей-джедаев, с самого сознательного возраста впитывали философию Ордена и уже на подсознательном уровне не могли предать его. Кодекс в качестве жизненного кредо снижает вероятность перехода на Темную сторону до нулевой.

У детей постарше, вступивших в Орден уже после пяти лет, такого волевого стержня не было. Таких в нашем клане, включая меня, оказалось подавляющее большинство. Не считая Мъйята, только Нова выросла в Ордене, но уже с трех лет. Именно в этом факте и крылась уверенность твилеки, что она более Гвариума достойна сидеть рядом со мной. Да, прежде она спускала тому же Алеку, как старшему, некие вольности, но на деле последнее слово в клане всегда оставалось за ней и Мъятом.

До того, как я доказал свое право считаться лидером. И, если претендовать на мое место девочка уже не могла, то собиралась устроиться как можно ближе к вершине иерархии клана. У Гвариума не было шансов.

— И вот еще! — Нова все же не выдержала и, как последний аргумент, ткнула пальчиком в улыбающуюся Лану. Мириаланка свое место рядом со мной не уступила никому, наплевав не все авторитеты. — Раз ей можно, то и мне тоже.

Гвариум от такой наглости только рот открыт, потеряв дар речи. На его взгляд, просящий помощи, я только развел руками и доходчиво объяснил ему, что «умываю руки».

— Женская логика, Гвар. С ней не поспоришь. Можешь привыкнуть и смириться или… все равно привыкнуть. Выбора тебе никто не даст.

— Во, во! — важно подтвердила Нова, переползая мне под бочок и уже оттуда победно глянув на возмущенного сородича. — Логика, она самая. Понял?

— Угу, — только и оставалось кивнуть сдувшемуся Гвариуму. Но по тому, как он сжал кулаки, я понял, что если не поставить в споре точку, то тот может продолжаться до самой ночи. Дети есть дети. Никто из них не умел уступать.

Однако кое-что сделать было можно. Чем принимать чью-то сторону, проще перенаправить бьющую ключом энергию в другое русло.

— Кто хочет получить свой световой меч? Сегодня.

О, вот это называется привлек внимание!

— Что ты сказал? — хрипло переспросила Лана, вцепившись мне в плечо. — Повтори.

Сообразив, что меня не так поняли, я перефразировал более точно.

— Прошу прощения, не так выразился.

Глухое ворчание и недовольные взгляды, под явно разочарованное от Миры: «А мы-то подумали у тебя там!..»

— Кто хочет выбрать себе рукоять для вашего будущего светового меча?

— Джов, ты так не шути, — угрожающе надвинулась на меня Лана, но увидев, что я полностью серьезен, просияла. — Выкладывай.

— Прямо сейчас у меня ничего нет, но! — я поднял вверх указательный палец, прерывая волну возмущения. — Я знаю где их достать.

— Где? Как? До сигнала ко сну остался только час!

— А вот мы и подобрались к моему самому важному предложению…

Я выдержал драматическую паузу, и когда кто-то из детей, сгорая от нетерпения, крикнул: «Да говори уже!!», заговорщицким шепотом предложил:

— Как вам идея не ложиться сегодня спать и прогуляться в подземелье Храма?

Чтобы была понятна вся степень абсурдности прозвучавшего предложения, стоит вспомнить сколько удивления у юнлингов вызвало мое самое первое желание самостоятельно дойти до столовой. Для них была странной сама мысль, что можно ходить куда-то без сопровождения мастера-воспитателя. Только в пределах своего спального крыла они были вольны идти куда и когда захотят. Однако максимальная длина такого маршрута не превышала пути из капсулы душа до спальни клана. И вот я им предлагал пойти ночью, одним, да еще и в подземелья, куда категорически запрещен доступ не только юнлингам, но даже падаванам. Надо ли говорить, какая реакция последовала после этого? Правильно, полный восторг! И только искренне верные Ордену кел-дорец и синяя твилека не разделили всеобщего мнения, задумчиво помалкивая и прикидывая, как поступить.

С одной стороны я предлагал явное безумие. А с другой мои планы всегда срабатывают, соклановцы уже успели убедиться на своем опыте. Вот Нова с Мъйятом и изводили себя, разрываясь между двумя противоположными крайностями: почтением перед правилами Ордена, вбитые с пеленок в их головки, и желанием получить то самое, чего хотел каждый юнлинг. Свой собственный световой меч! Хорошо, пусть не полный, только рукоять, но это уже что-то. Невозможный соблазн.

Видя сомнение детей, решил слегка подтолкнуть их к принятию верного решения.

— Вы же знаете, как вы будете создавать свой меч, после того, как отыщете кибер-кристаллы в пещерах? Вас отведут в кузницу световых мечей при храме, где дадут на выбор стандартные компоненты для меча и несколько рукоятей на выбор. Вот что вас ждет, если решите остаться тут. А я предлагаю выбрать себе любую рукоять, какая только придется вам по душе. Их в любом случае доставляют со складов, а так, представьте, какой будет выбор!

О, проняло. Кел-дор и твилека вскочили на ноги, готовые хоть сию секунду мчаться к ситху в пасть за своей мечтой.

— Мы согласны!

«Никто и не сомневался», — хмыкнул я про себя, и поманил ихподсесть еще ближе, начав шепотом излагать план.

— Вот как мы поступим…

Через час, после прозвучавшего сигнала к отбою, первый клан был полностью одет и готов к вылазке. Серьезные лица выражали сосредоточенность с легким оттенком бунтарского возбуждения. Все как и должно быть. Сегодня они впервые в своей жизни грубо нарушат устоявшиеся правила юнлингов. Но какой ребенок откажется от шалости? А идти навстречу приключениям? Маленькие джедаи в этом плане мало чем отличаются от обычных детей, нечувствительных к Силе. Им тоже хотелось получить свой маленький кусочек детства, и я собирался дать им его. Несмотря на риск.

Собственно, его почти и не было. Наши планы могла нарушить только мастер Кара А’нзал, если бы той неожиданно взбрело в голову посетить спальню первого клана после отбоя. Но сегодня ночью, как я узнал с помощью Фрисби, ее в Храме точно не будет. После ужина мастер отвела нас в спальню клана и куда-то ускакала, как делала уже ни единожды за последние дни. Я подозревал, что у нее, в нарушение уставов Ордена, появилась интрижка на стороне. Уж больно маслянисто сверкали очи Кары, если нам случалось пересекаться взглядами перед отбоем. Вот что секс животворящий делает! Да и мужику ее повезло несказанно. Фигурка у чалактанки полный отпад.

А в остальном никакого риска. Я уже давно составил план и все подготовил, осталось только дождаться удобного момента, который вот-вот настанет.

— Готовы?

Удовлетворенно кивнул, услышав дружное согласное бормотание.

— Хорошо. Теперь до самого конца, пока не разрешу говорить — ни звука? Все услышали?

Молчание. Правильно. Лучше начинать уже сейчас.

— Тогда за мной!

Первым на разведку вылетел Фрисби. Десять секунд спустя на мой наручный комлинк в беззвучном режиме дважды мигнул желтым кружком. Чисто.

Не мешкая, я двинулся скользящим шагом за своим дроидом, указывающим путь. Нам предстояло преодолеть незамеченными два яруса, спуститься на цокольный этаж и уже оттуда на лифте спуститься в подземелье. Проще простого, если иметь на руках ту информацию о распорядке дня всех джедаев, проживающих в Храме. Не зря Фрисби, взломавший один из терминалов и подключившийся к камерам, целых пять дней отслеживал их передвижения. На основе собранных данных он составил схему передвижения джедаев, как и юнлинги, живущих по своему устоявшемуся распорядку. Он был не такой строгий, как у детей, но все же имелся.

Остальная часть плана — дело техники. В прямом смысле. На анализ и разработку маршрута с наименьшим уровнем риска ИИ потратил всего час перед основной операцией. И теперь вел нас, замирая когда требовалось, заставляя возвращаться назад и прятаться в пустых комната, если какая-то из переменных выбивалась из заданных пределов. То есть если какой-то джедай, который в это время должен был идти, скажем, к себе в комнату, вдруг оказывался совершенно в ином месте. Например, беседовал с кем-то на лестнице или просто прогуливался по ночному Храму. Фрисби корректировал маршрут прямо на ходу, следуя моему приказу любыми средствами избежать обнаружения нашей банды.

С учетом всех этих перебежек рассчитанный маршрут на первые два яруса увеличился почти вдвое. На цокольный этаж мы спустились только через пятьдесят три минуты после выхода из спальни клана. Все взмокшие и трясущиеся от прилива адреналина.

Детей переполнял щенячий восторг. Никакого волнения они не испытывали, полностью доверившись мне и Фрисби. Для них это были просто увлекательные прятки. Завтра скажу им правду, во избежание самостоятельных походов в будущем, а пока пусть наслаждаются моментом. Я же смог спокойно вздохнуть лишь когда впереди показались серые створки грузового лифта. Самое трудное позади, и то, только благодаря помощи моего летающего компаньона. Фрисби полностью задействовал свои вычислительные мощности, работая одновременно с тремя потоками задач: вел по безопасному пути с корректировкой маршрута; через сеть заменял изображения в камерах на пути нашего движения на записи тех же помещений, замкнутые в петлю; отслеживал активность внутренней СБ Храма. Без его помощи выбраться сразу после отбоя можно, но незаметно очень трудно. Нас бы засекли и скрутили еще на выходе из крыла юнлингов.

Жаль только Фрисби не способен оценить мою благодарность. У меня пока нет возможности и, главное, денег, чтобы как следует модернизировать его и установить нормальную матрицу самообучения. Та, что есть сейчас, не годится для создания полноценной искусственной личности.

— Не волнуйся, — я ласково погладил гладкий край корпуса Фрисби, пока тот запустил щуп-взломщик в управляющую панель справа от лифта. — Скоро ты станешь живым. Обещаю.

Говорил я тихо, почти не беззвучным шепотом, и юнлинги за моей спиной ничего не услышали. Но дроид, со своими сверхчувствительными датчиками, услышал. И коротко дернул задним левым манипулятором в ответ, показывая, что запомнил.

Через полминуты створки лифта с негромким шумов разъехались, открывая взгляду подсвеченную бледным голубым светом гравиплатформу.

«Заходим», — я подал условный знак, и, когда дети забежали а шахту, зашел следом за ними вместе с Фрисби, закончившим взлом управляющей панели. На самом деле у него в банке данных были пароли почти от всех дверей Храма, и это здорово упростило нам путь на верхних ярусах. Но с шахтой лифта и некоторыми другими помещениями, как архив библиотеки, или крыло, отведенное персоналу СБ, они не срабатывали. Тут использовалась система, требующая подтверждения уровня допуска каждый стандартный час. Один одноразовый Фрисби каким-то чудом добыл, так что на всю нашу авантюру отводилось чуть больше сорока пяти минут. Потом в любом случае придется бежать к лифту и возвращаться на цокольный этаж, иначе застрянем. О чем я и просвятил клан, пока лифт опускал нас навстречу халяве.

Новость об ограниченности во времени, ожидаемо, вызвала разочарованный вздох Свонга. Ну с этим все понятно. Будь его воля, забрак окопался бы в закромах Совета до конца жизни. Вот уж кто ни секунды ни сомневался, когда я предложил вылазку за будущими мечами! Настоящий маньяк оружия всех видов и размеров. Что ж, выбор у него будет. Если прикинуть размеры Храма и то, что подземные уровни целиком повторяют его размеры. И где-то треть их отведена под хранилище оружия джедаев. Но когда гравиплатформа мягко остановилась, и створки лифта разъехались в стороны, мы все без исключения пооткрывали рты. Таких масштабов не ждал никто!

Начать стоит с потолков. Они просто тонули где-то во тьме над нашими головами, тогда как свет на складах давали светящиеся голубым светом опоры длинных рядов громадных стеллажей. Их верхушки терялись где-то в вышине, и все до одного были под завязку забиты разноцветными контейнерами и ящиками с электронными панелями для ввода кодов.

Надо признать, зрелище внушало. Даже я, заранее представляя к чему готовиться, был удивлен видом огромных стен с содержимым, чьи размеры доходили до десяти метров в высоту. Чего уж говорить о детишках, настолько оторопевших от открывшихся перспектив, что многие даже позабыли, как дышать. Бедняга Свонг так и вовсе чуть не выпал в осадок. Его поддерживали с двух сторон Алек и Гвариум.

Ха! Что, думали ваши ежедневные завтраки-обеды-ужины из воздуха появляются? Как бы ни так. Судя по здешним складам, во главе Совета джедаев Тайтона сидит тот еще хомяк, размером с сотню маленьких Свонгов. Все, до чего дотягивается, под себя гребет. И закрома себе под стать отгрохал.

— Отсчет пошел, времени мало. Фрисби, веди. За ним, бегом! Не отставать!

Дроид тут же рванул в один из боковых проходов между стеллажами с красными и бледно-желтыми ящиками. Маркировка на стенках указывала на содержимое. В красных — пищевые картриджи. В белых — стазисные камеры с колбами колто для медицинских капсул.

«Точно к войне готовятся», — подумал я, не неотрывно следуя за Фрисби и слыша за своей спиной топот клановых. Всего и пяти минут не пробежали, а некоторые уже начали тяжело сопеть. А вот нечего было воротили носы от моих вечерних пробежек под стенами Храма! Ничего. Чувствую, после сегодняшнего забега, компанию мне будут составлять весь клан.

Через минуту Фрисби вывел нас к цели. Нужный нам стеллаж занимали безрадостные ящики унылого серого цвета.

— Так, — я вытащил планшет из-за пояса и быстро сверился со списком и нужными нам идентификаторами ящиков. — Фрисби! Нам нужны те, у которых порядковый номер начинается с КВ-СМ-875. Тащи пока три, которые ближе всего. Потом еще три и пока хватит. Эти бы распотрошить успеть.

Дроид послушно юркнул за поворот ближайшего стеллажа, а Лана выдавила из себя, задыхаясь от бега и сухого с привкусом каменной пыли воздуха склада:

— Джов… Как же их… вытаскивать? Они… огромные.

Ага, немаленькие. Наименьшие по размерам по грудь каждому из нас, а Мъйяту по самую макушку. Ладно, хоть крышки не сверху, а сбоку открываются. Проще будет запихивать все обратно.

— Никак. Всю работу сделают дроиды. Ага, вот они! Быстро управились.

К нам небольшой вереницей ехали три грузовые бочки, без усилий несущие в крепких манипуляторах нужные нам серые ящики. Фрисби летел над нами, контролируя маршрут.

— А они никому не расскажут? — взволнованно проскрежетал Мъйят.

— Нет, — беззаботно отмахнулся я, пальцем ткнув на пустое место между стеллажами. Дроиды тут же опустили ящики и под надзором летающей тарелки отправились за новой партией. — Фрисби их контролирует. Ладно, вопросы потом! Налетай!

— Ой! — восхитились двойняшки, когда я ввел код с планшета и жестом фокусника открыл крышку ближнего к ним ящика. — Красивые какие! А эта какая, смотрите!

Больше на меня никто не обращал внимания. Двойняшки, а с ними Лана и Нова уже накинулись потрошить ящик, тихими восклицаниями отмечая находки особенно впечатляющих рукоятей световых мечей. Никто из клана пока не говорил в полный голос, хотя я заранее предупредил, что тут до нас никому нет дела. На складах никого кроме дроидов, да и те в режиме спячки, пока их кто-то не пробудит, как сделал Фрисби.

После первого ящика я открыл оставшиеся два и отдал их на растерзание парням, завистливо смотрящих на возбужденно галдящих девочек. Сам я отошел в сторону, поджидая следующую партию и пока довольствуясь просмотром каталога рукоятей на планшете. Список передавал мне Фрисби по сети, пока летал между ящиками и быстро считывал с их электронных замков все необходимые данные по содержимому.

Как я и предполагал, быстро просматривая мелькающие изображения на экране, Орден не особо заморачивался с дизайном мечей. Да, сами элементы для них могли иметь разную форму и размеры, и при желании можно было собрать что-то оригинальное. Но в своем подавляющем большинстве особой экзотикой даже такой большой выбор похвастаться не мог. К примеру, я нашел всего несколько элементов для деревянных рукоятей, тут же подсказав соклановцам, в каких ящиках и кейсах те хранятся. В основном каждом ящике помещалось под сотню штук готовых рукоятей и около двухсот сборных, по двадцать элементов в десяти специальных кейсах, предохраняющих их от пыли и влажности. Юнлингов интересовали последние, так как собирать конструктор куда интереснее, чем получить готовую игрушку.

Пока дети азартно рылись в ящиках и бурно обсуждали преимущества той или иной финтифлюшки, я продолжал листать каталог. И чем дальше, там все больше мрачнел. Еще впервые взяв в руки типовой световой меч, я понял, что тот мне не подходит. Притом что рукоять была самая простая, а значит и наиболее удобная по руке. Оставалась надежда на то, что все самое вкусное Совет прячет внизу, но и тут меня поджидало разочарование. В запасах Ордена хранилось множество рукоятей световых мечей, на любой, самый привередливый вкус. И все были не теми. Я мог подобрать красивую, видел даже пару неплохих позиций, из которых можно было бы собрать идеальный меч под свою руку. Но в то же все больше понимал, что никогда такое оружие не станет частью меня. Я был чужим в этом мире, как бы ни хотел признаваться себе в этом. Поэтому и меч должен был быть мне под стать. Но ничего из того, что я увидел, не подходило под это описание.

— Джов, а мы ведь воруем, — вдруг тихо пожаловалась Нова, вызвав своей репликой недовольный взгляд Свонга.

Рогатый забрак уже набрал себе целую гору целых и составных рукоятей самых разных форм из нескольких ящиков, и теперь едва удерживал легкий, но объемный груз в руках. Думайте, хоть одну уронил? Да ни в жисть! Говорю же — маньяк. Где-то в далекой-далекой галактике по Свонгу тихо плачет должность каптера. Не знаю, какая это работа, память молчит, но точно уверен, что личность для нее нужна прижимистая и хапужная до невменяемости.

— С чего бы? — вполне искренне удивился я, открывая поочередно еще три контейнера, уже привезенные дроидами на наш суд. — Напоминаю: нам в любом случае положены эти рукояти. Только теперь мы не будем выбирать из тех, которые принесут мастера. Мы сами придем к ним с теми, которые нам понравились больше всего. А свои они просто заберут обратно на склад. Где же тут воровство?

Нова благодарно шмыгнула носиком и, без промедления, снова нырнула обеими руками в очередной контейнер с добычей. Мир в душе истинной патриотки Ордена джедаев был восстановлен. Мы не крали, а выбирали лучшее! Просто сейчас выбирать предлагалось не из пяти вариантов, как было бы в кузне, а из тысячи. Я бы мог попросить Фрисби и больше ящиков притащить, но особо наглеть тоже не стоит. Госпожа Удача — дама капризная и особенно жадных на дух не переносит.

Спустя полчаса, отмеренных мной на оценку запасов джедаев, дал команду делать окончательный выбор, а оставшиеся рукояти вернуть на свои места. Слаженный стон и мольбы дать еще минуточку проигнорировал, напомнив, что если не успеем выбраться по истечении часа — останемся тут навсегда. Ну, конечно, тут я слегка приврал. При желании выбраться мы бы смогли, но тогда бы точно раскрыли себя.

К счастью, соклановцы этого не знали и торопливо засобирались, распихивая отбракованные детали по кейсам, не особо заботясь о том, где какие лежали до этого. Тоже я подсказал, все равно устроенный нами бардак еще не скоро обнаружат. А если и смогут, то ничего не докажут. Запирая ящики, Фрисби сразу подтирал логи в памяти замков, после чего грузовые дроиды подхватывали их и уносили на прежние места.

Пришлось прикрикнуть на Свонга, едва не плачущего от невозможности утащить с собой сразу две понравившиеся рукояти. Прошло почти сорок три минуты с нашего прибытия на склад. Сюда добежали за семь, но обратно будем добираться дольше, чтобы не растерять по дороге части трофейных рукоятей. В туниках юнлингов были карманы, но не закрытые. Всем придется придерживать их руками, да еще и в темпе шевелить ножками.

— Собрались? Побежали, за мной!

— А как же Фрисби? — крикнул Алек. Летающий дроид еще крутился у последних ящиков, раздавая команды снующим туда-сюда грузовым бочкам.

— Догонит у лифта.

Несмотря на мои опасения, добежали не просто вовремя, а с немалым запасом, уложившись в неполные двенадцать минут. Вот только Фрисби по-прежнему не видно. Харш, где его ситхи носят? До отбытия гравиплатформы оставалось пять минут. Потом она вернется наверх, и коды сменятся, отрезая путь назад.

Глядя на меня, соклановцы тоже стали паниковать. Никто не хотел терять полюбившегося всем дроида. Пришлось сцепить зубы и изобразить спокойствие. Я понимал, что если Фрисби не успеет, придется не только бросить его, но и самостоятельно возвращаться в клановое крыло, сильно рискуя попасться храмовой СБ. Перспектива не очень, но с помощью Силы возможно все, пусть возвращение и займет всю оставшуюся ночь.

Тем более, дроиду ничего не грозит. Забрать я его смогу, как только стану падаваном, то есть совсем скоро. Надо только мастера убедить разок показать мне склады, ничего сложного. В любом случае, полученная информация того стоила.

«Мне нужен световой меч. Но не такой, который может предложить Орден джедаев».

— Смотрите! — внезапно закричала Лана за десять секунд до истечения времени, указывая пальчиком между стеллажами. Я напрягся. Это и впрямь был Фрисби. Дроид мчал к нам на всех порах, срезая через свободные ниши в стеллажах. Еще несколько секунд и… есть! Летающая тарелка проскользнула в мои руки ровно за миг до того, как створки лифтовой шахты захлопнулись, и гравиплатформа плавно устремилась вверх.

Юнлинги закричали, кинувшись обниматься со мной и между собой. Дав им минутку насладиться удачным побегом из клетки подземелий, строго напомнил, что это еще не конец. Нам еще предстоял обратный путь наверх, и только в спальне клана можно будет вздохнуть спокойно. На что Лана шутливо ткнула меня кулачком в плечо и проказливо заявила:

— А чего нам возвращаться? Пошли гулять!

Дети поддержали мариаланку согласным гудением. Видя их счастливые ждущие очередного чуда лица, я не смог сдержать улыбки.

«У всех должно быть детство. И мой долг хоть ненадолго, но вернуть его им».

Глава 12. «Ночной променад»

К разочарованию клана в ночь вылазки за рукоятями световых мечей мы больше никуда не пошли. Я справедливо рассудил, что всех нас изрядно вымотали эти гонки со временем, и сон просто необходим. Успокоенные моим обещанием устроить им еще одну ночную вылазку в другую ночь, дети немного поворчали, но не стали спорить. Усталость и избыток новых впечатлений давали о себе знать.

Обратно возвращались тем же путем, но куда быстрее. Храм уже спал, и бдили одни лишь Стражи. Таких джедаев, приписанных к храмовой СБ, было немного, и их маршруты патрулирования затрагивали в основном только главные коридоры. В итоге до своего крыла мы с соклановцами добрались за плановые тридцать минут, не повстречав на своем пути ни единой живой души. После велел всем спать, и первым завалился в койку, подавая пример. Бесполезно. Успешное завершение плана, принесшего такие желанные трофеи, согнало с детей последние остатки сна. Никто из них так и не смог уснуть, и всю ночь я слышал перешептывания и позвякивания декоративных частей световых мечей. Под этот мерный и убаюкивающий аккомпанемент и провалился в грезы.

Проснувшись поутру, первым делом увидел перед собой любопытную мордашку Ланы. По девочке нельзя сказать, что всю ночь провела без сна, обсуждая с подругами результаты вылазки. Везет, хоть и выспался, глаза еле разлепил. Все же физиология людей и рас, близких к ним, заметно различается.

— Джов, а где твой меч?

Пробурчав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок, но тут прозвучал сигнал коммуникатора. Твою медь. Придется вставать, хотя башка пухнет, да и общее чувство, словно вообще не ложился. Вот что значит режим нарушать.

— Джов!

— Чего? — зевнул я, едва не вывихнув челюсть. Не, так не пойдет. Скатившись с койки, немедленно приступил к утренней зарядке. Самое лучшее средство, чтобы окончательно проснуться.

— Твой меч. То есть, я хотела сказать, рукоять! Ты так вчера и не показал.

— Нечего показывать. Я ничего не выбрал.

— То есть? — кажется, она мне просто не поверила. — Но мы же все там были, и ты…

— А я ушел ни с чем.

Меня развеселило ее бьющее через край недоумение. Мол, как так? Столько всего было и все нашли то, что им пришлось по душе.

— Просто это все не для меня, — я кивнул на части красивой элегантной рукояти, которую Лана сжимала в своих руках. Сложенные вместе они составляли тонкую и удивительно легкую заготовку под световой меч, украшенный черной резьбой по металлу, так напоминающую лицевые татуировки мириаланок.

— Почему, Джове? — с полным непониманием происходящего спросил подошедший Алек, выражая общее настроение, повисшее в спальне. Все соклановцы были тут и слышали каждое произнесенное мной слово. Более растерянными я их не видел со времен Клановых испытаний.

«Как бы ответить, чтобы не обидеть?»

— Сила…, — я многозначительно свел голос на «нет», и вот тут юнлинги облегченно заулыбались и понятливо закивали. Для них эта универсальная отмазка работала всегда. Но не для Ланы, которая все еще выглядела расстроенной.

— Это как-то нечестно.

— Почему? — настал мой черед удивляться.

— Но мы же получили рукояти. И все благодаря тебе и Фрисби. Ты больше всех ее заслуживаешь!

«Надо же сколько напора. Уж не влюбилась ли ты, девочка?»

Правильно расшифровав мой вопросительный взгляд, мириаланка пожелтела щечками и, отвернувшись, метнулась в к выходу, бросив на ходу части своего меча на свою койку.

— Чего это она? — не понял Алек, провожая взглядом убежавшую девочку.

— В душ побежала, — сдерживая смешок, пояснил я. — Набегалась вчера, вот и хочет пот смыть. Хорошая мысль.

— Да, хорошо бы, — тоже засуетился Алек, а с ним засобирались и остальные мальчишки. Но я остановил их, строго спросив:

— А тренировка? Не делайте такие удивленные лица, я сам слышал вчера, как минимум трое из вас изъявили желание присоединиться к моим пробежкам. А где трое, там и все остальные, верно? Мы же один клан.

— Но Джов! — взмолились юнлинги. — Нам еще третью связку Шии-Чо сегодня отрабатывать. Может, завтра?

— Нет, — сказал, как отрезал. — Пора делать из вас настоящих падаванов. А то таких хлюпиков ни один мастер не возьмет.

Мастеру А’нзал оставалось только принять очередную странность своего клана. Теперь, мало того, что ее воспитанники стали ходить самостоятельно на все приемы пищи и занятия, так в какой-то день вдруг всей толпой присоединились к ненормальному юнлингу Джове, повадившемуся каждый вечер, а теперь и утро, наворачивать круги вокруг тренировочных площадок. На этом фоне желание детей поскорее попасть в спальню клана не вызывало особых подозрений. На пробежках все они выкладывались на полную, и в крыло юнлингов приползали, едва волоча ноги от усталости. Каре оставалось только молча качать головой, поражаясь, как при таких нагрузках юнлинги еще успевают не только не отставать от других кланов, но и усваивать всю дополнительную программу учебных голокронов.

А я скажу как. Теперь наш сон сократился до пяти часов в сутки вместо положенных восьми. Жертва большая, но я утешал себя мыслью, что такой марафон не продлиться долго. За всеми заботами остался только месяц до того, как нас поведут в Пещеры. А там, как только мой клан достанет кайбер-кристаллы, всех нас разделят в падаваны к разным мастерам. Там у них будет возможность соблюдать любой график, какой они захотят (или какой одобрит мастер), но пока я собирался сделать все, чтобы к тому времени детишки хоть немного окрепли. Глядеть на их тонкие ручки-ножки без слез было невозможно. Вроде и питались хорошо, Орден не жалел денег на еду, но в то же время нормального физического развития юнлингам не обеспечивал. Только падаваны начинали работать над собой, и то, не у всех мастеров. Многие развивали учеников однобоко, упирая на что-то одно: владение Силой или световым мечом.

Я для своего клана такой судьбы не хотел и сделал все, чтобы привить им желание работать над собой. Меня не покидала мысль, что связь с Силой напрямую зависит не только от духовного, но и физического развития тоже.

«В здоровом теле — здоровый дух», — подсказывал мне внутренний голос. И я с ним соглашался, лично наблюдая прогресс детей после каждой тренировки. Через месяц даже самые слабые из клана — двойняшки Мира и Кева — могли поднять в воздух по тяжелому камню каждая. Раньше у них и на средние воли не хватало. А сильная Нова и вовсе свободно поднимала в воздух до четырех штук за подход.

Но и то был далеко не предел. Свой потенциал в Силе можно развивать, и я знал как. Прежде чем судьба разведет нас в разные стороны, я хотел научить ребят тому, что освоил совсем недавно при обстоятельствах, достойных отдельного упоминания. Сейчас важно другое: заниматься Слиянием, как я назвал этот процесс, в Храме было опасно. Слишком сильный резонанс создавал детский ум, еще не научившийся сглаживать свое присутствие в Силе. Я сам дважды чуть не спалился перед Карой А'нзал, пока не сообразил, как контролировать новые умения. Не следует ей и другим джедаям знать, на что я способен. Это знание только для меня и моего будущего мастера. Если я сочту его достойным такого доверия.

Зато на свежем воздухе вдали от цивилизации нас никто не засечет. Идеальный вариант, требующий дополнительной перестраховки на случай непредвиденных ситуаций. Несмотря на, в целом, мирную фауну Тайтона, встречались тут и вполне себе кровожадные хищники, которым стайка детишек на один укус.

Подготовка заняла почти все время, оставшееся до финального Испытания юнлингов. За пару дней до посещения Пещер, где нам предстояло отыскать свои кристаллы для световых мечей, я объявил соклановцам о долгожданной вылазке на природу. Подходящий участок выбрал Фрисби, разведав обстановку к юго-востоку от Храма. Симпатичная полянка, сокрытая от посторонних глаз двумя сходящимися холмиками, поросшими выцветшей зеленой травой и колючим низкорослым кустарником. Но главное: достаточно далеко от ореала обитания крупных хищников и достаточно близко к прихрамовому лесу. Можно развести нормальный костер, и со стороны никто его не увидит. Даже травяной настой сделаем, для этого все нужно уже куплено у торговцев на транспортном терминале. Проточной водой нас обеспечит близлежащая речка, петлями огибающая холмы и уходящая в сторону древних руин на юге. Там располагался палаточный городок-полигон, где днем тренировались падаваны и молодые рыцари-джедаи, такие, как Кара А'нзал.

И вот, долгожданный момент настал. Время без пяти минут полночь. Мы с соклановцами прячемся в тенях у выхода на улицу, ожидая, пока храмовый Страж завернет за угол и скроется в коридоре, ведущем к крылу обслуги и техническим помещениям.

— Ну чего там? Ушел? — не выдержал Алек.

— Тихо!

Страж остановился, недалеко у стены, затем зачем-то покрутил головой по сторонам и… Я торопливо зажал рот веснушке Кеве, прерывая прорвавшийся смех. Ну да, много ли ребенку надо, чтобы рассмеяться? А тут темно, от адреналина зубы сводит, и болтать нельзя, а то засекут. И вдруг специфический звук льющейся воды… Да он там что, бочку выпил? Эдак всю лужайку затопит, вредитель.

«Бегом», — беззвучно, обними губами, приказал я, подрываясь с места.

Стараясь не шуметь, мы мышками проскользнули за спиной блаженствующего стража, выводящего струей на траве замысловатые фигуры. Следуя за Фрисби, мы давили порывы смеха весь путь до нашего ночного лагеря. Но когда я сказал долгожданное: «Пришли», всех как прорвало. Нет, не так. Прорвало! Сдерживаться больше они не могли просто физически.

Мальчишки попадали на траву в гомерическом гоготе, хватаясь за животы. Девочки держались друз за дружку и смеялись до слез, с уморительными всхлипами и похрюкиваниями в исполнении Ланы. Донельзя потешный смех мириаланки вызывал еще большие раскаты веселья юнлингов, где отдельным украшением звенели металлические помехи переводчика Мъйята.

Как мне кажется, кел-дорец смеялся только из чувства солидарности с кланом. Уверен, для его расы процесс избавления от продуктов жизнедеятельности организма происходил в каком-то ином порядке. Мъйят единственный из первого клана, кто напоминает человека только в общем плане. Руки и ноги имели несколько другое строение. Что до головы, с ее уродливыми наростами на висках и затылке, да еще и маска… Хотя, тут как посмотреть. Может для Мъйят Дора это наоборот мы все страшные, а он красавец, каких поискать.

Я тоже похихикал для видимости, чтобы не казаться белой вороной. Но больше всего меня сейчас занимали насущные проблемы. Первым делом отправил Фрисби на разведку и с облегчением убедился, что наш гогот никто не засек. Место для ночных посиделок располагалось достаточно далеко от территории Храма, а холмы служили надежной преградой на пути распространения звука.

— Ладно, повеселились и хватит, — скомандовал я после возвращения Фрисби с новостями. — Вокруг никого, так что за дело.

Не буду особо утомлять подробными описаниями сбора хвороста, или походами за водой, куда отправили Нову и Алека. У речки те пробыли долго, но вернулись мокрые, смущенные, и отказывающие смотреть друг другу в глаза. И с пустой посудиной, которую я купил там же, где и траву для настоя. Пришлось идти за водой самому. И хворост собирать тоже. Помощники, блин. Ни у одной, ни у второго не хватило духу сунуться к лесной опушке, откуда доносились клекот лесной живности.

Пф, нашли чего бояться. Звуки моментально стихли, стоило послать вглубь чащи предостерегающую волну Силы. За долгие годы существования Ордена на Тайтоне, зверушки на собственных шкурах убедились, что значит связываться с джедаями, и передали этот страх следующим поколениям на генном уровне. Это я так рассуждаю, опираясь на скорость, с которой ночные гости драпали от нашего лагеря. Хотя можно было и не пугать, благо, хищников среди них не водилось. Фрисби подошел к выбору места отдыха для нас со всей возможной ответственностью.

— Джов, — чуть позже спросила меня Лана, дуя на исходящую паром кружку в руках и смотря на языки пламени весело потрескивающего костерка, почти не источавшего дыма. — А тебе не страшно идти в пещеры за кристаллами?

Дети, сидящие прямо на траве, почти вплотную к огню, жадно вдыхали запах ночных посиделок у костра. Но все они отвлеклись и навострили ушки, услышав вопрос Ланы. Наверное, уже обсуждали эту тему, но у меня по какой-то причине спросить опасались. Пока Лана снова не проявила инициативу.

— Нет.

— Совсем-совсем? А вдруг ни один тебя не выберет?

«Угу. Я не не выберу».

Пожав плечами, сделал долгий глоток из своей тары, допивая остатки горячего отвара. Хорошо! Почти как чай, только вкуснее.

— Иногда мне кажется, что ты ничего не боишься, — покачала головой девочка, так и не дождавшись ответа.

— Почему же? Кое-чего я боюсь.

— Например?

— Одиночества.

Видя, что никто из детей не понимает меня, со вздохом пояснил:

— Там откуда я… где я вырос, у меня никого не было. Совсем. Ни семьи, ни друзей. Меня никто не ждал, и никому не было до меня дела. Кажется, я и не жил вовсе…. Так, выживал.

Дети затаили дыхание. Все уже знали частички историй друг друга. А обо мне было известно только то, что я выходец с планеты под названием Альдераан. И вот завеса тайны пусть немного, но приоткрылась.

— А ты расскажешь, как так получилось, что ты вдруг стал… ну… таким?

Я понимал, о чем она спрашивает, но не хотел почем зря пугать ни ее, ни остальных детей. Рано им пока открывать такие глубокие таинства Великой Силы. А знать, что случилось с настоящим Джове, и вовсе ни к чему. Некоторые скелеты в шкафу лучше не видеть никому.

Зато урок выйдет отменным. И думать не нужно, как им предложить научиться Слиянию. Более подходящего момента не придумать.

— Думаю будет проще показать. Подсаживайтесь ближе ко мне. Не робейте, я не кусаюсь.

— А ты научишь нас поднимать много камней, как тогда? — жадно спросила Нова, привычно пристраиваясь у меня под бочком.

— Зачем? Пусть камни тягают другие кланы. А я покажу вам кое-что другое… Так, все расселись? Хорошо. Закройте глаза. Дышите. Медленно.

— Медитация? Но Джове…

— Тише, Нова. Это не простая медитация. Подожди немножко и сама все поймешь.

На стоянке воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костерка и легким шумом ветра где-то высоко в звездном ночном небе.

— Потянитесь к Силе. Почувствуйте ее. Всем своим телом. Она здесь, слышите? Она внутри нас… Видите? А теперь, не открывая глаз, посмотрите на меня.

Прошедший месяц положительно сказался не только на моих соклановцев. Я тоже времени даром не терял, совершив качественный скачок в освоении своих способностей. Самое время применить свои навыки в деле. А именно уже упоминавшуюся технику Силы, которую я назвал Слиянием.

Слитный тихий выдох. Чей-то дрожащий голос. Кажется, Новы.

— Джов!… Это прекрасно…

— Знаю, не спеши. Не нужно позволять ей увлекать себя. Видите? Она как вода. Пытается заполнить все пустые места, — я старался говорить понятными им словами, хотя все было куда сложнее. — Не позволяйте течению унести себя. Вот так. Молодцы… Теперь возвращайтесь, понемножку. В первый раз может немного трясти.

Детей и впрямь сотрясала дрожь, когда они вышли из транса. А пока одни поскорее придвинулись обратно к огню, быстро согреваясь, другие накинулись на меня с вопросами.

— Это было так!… Я прямо видела все, представляешь?

— А как расплывался надвое? Мне показалось, что я ощутил твое удивление…

— Да, да, я тоже! Так и должно быть?

— А почему у нас так не получилось?

— А давай попробуем еще раз!

— Точно! Давай, Джове! Я еще хочу! Можно?

Короче задергали меня все, кому не лень. Кроме Ланы. Девочка по-прежнему сидела рядом, и, немигающим взором смотря на языки пламени в костре, ничего не говорила. Я не мешал ей, позволяя собраться с мыслями. Да и мне тоже не помешало перевести дух. Воспоминания нахлынули разом, унося в день, когда это случилось в первый раз

После одного особенно утомительного занятия, где Кара оторвалась на мне на полную катушку, я вдруг понял, что чувствую ее эмоции через Силу. Вернее, я и раньше ощущал жизненные токи живых существ вокруг, но только в Слиянии Силы. И при условии их присутствия в непосредственной видимости. Редко когда удавалось уловить нечто большее, например какое-то особое сильное чувство, создающее возмущения в Силе. А если и удавалось, то больше на интуитивном уровне, чем сознательно.

Но в тот день бесконечные придирки А’нзал смогли поколебать мою броню невозмутимости. Я впервые ощутил настоящую злость, и точно бы накинулся на нее, не ощути вдруг, что она желает этого! Кара ничем не выдавала обуревающих ее эмоций. Снаружи. Но внутри я явственно увидел, как девушка с нетерпением жаждет момента, чтобы активировать свой световой меч и… Тьма. Боль. Месть. Напуганный увиденным, я резко сорвался с места и убежал, оставив позади свой недоумевающий клан во главе с разочарованно кривящей губы чалактанкой.

После того случая я долго приходил в себя. С большой опаской начал обращаться к Силе, опасаясь, что чужие эмоции нахлынут на меня водопадом и похоронят под своей невыносимой массой. Страхи оказались беспочвенными. Неожиданная способность к менталистике оказалась такой же податливой контролю, как и любая другая техника Силы.

Я приступил к осторожной практике. Понемногу, в основном ночами, касался эмоций спящих соклановцев. Во сне те слегка тускнели и не вызывали того яркого присутствия чужой души в своей голове, как случилось с Карой. Особенно мне нравилось слушать эмоции кел-дора. Оказывается, его раса не только выглядела, но и чувствовала по-другому. Это трудно объяснить, но я видел, что по при своих малых годах Мъйят куда ближе ко мне по развитию, чем даже Лана — самая сообразительная и смекалистая в клане. Кел-дорец уже понемногу начинал мыслить взрослыми понятиями, и его сдержанные эмоции четко об этом говорили.

Зачем я все это рассказываю? Дело в Лане, по-прежнему смотрящей в костер и, кажется, даже забывшей, как дышать. Решив научить соклановцев Слиянию, я слишком погрузился в себя, не позволяя им переступать границы, когда Сила начинает тянуть джедая в дебри глубокой медитации. Но в то же время, по неопытности, снизил собственный контроль. Чем сразу воспользовался новоприобретенный дар выбросил пару «ростков» ментощупов в разные стороны.

Ощущения едва не сломали технику Слияния. Мне едва хватило силы воли, чтобы удержать контроль и плавно отпустить ауры детей. Плохо не то, что я узнал о чувствах Ланы к себе. Намного хуже то, что мой дар в тот момент работал в две стороны. И она поняла, что я увидел. Пока только первые ростки юного чувства, весьма далекие от привычной связи между мужчиной и женщиной. Но сам факт того, что я узнал нечто, в чем Лана опасалась признаваться даже самой себе…

Пауза затягивалась. Лана все еще не шевелилась, и я понял, что с этим нужно что-то срочно делать. Не хватало еще нанести ребенку травму на всю оставшуюся жизнь. И без того ей теперь неудобно будет находиться со мной в одной спальной комнате. Настойчиво рыкнув на остальных, чтобы отлипли от меня, аккуратно потянулся к Лане через Силу.

— Не бойся.

Наш ментальный обмен происходил на фоне шума галдящих соклановцев, но мы слышали только друг друга.

«Да, я знаю. И никому не скажу. Обещаю».

То была не передача мыслей. Нечто более глубокое, сокровенное. Лана вздрогнула и перевела наполненный надеждой взгляд с костра на меня, смотря куда-то в район груди. Голос ее дрожал.

— П-правда?

— Да. Обещаю.

— Ник-кому?

— Да.

Уф, кажется, помогло. Девочка украдкой смахнула слезы и слегка расправила плечи. Эмоциональный шторм вокруг нее начал потихоньку стихать. Теперь главное не допускать срывов, и все наладится. Должно. Пожалуйста! Иначе, я просто не смогу жить дальше. С грузом на душе в виде не одной, а целых двух невинно загубленных жизней. Ланы и Джове.

— Так, слушайте все сюда.

Дождавшись, пока все замолчат и подсядут поближе, я строго заговорил.

— Во-первых, о том, что вы видели, никто не должен узнать. Вы можете сказать вашему мастеру, который назовет вас своим падаваном. Но без имен. Просто пусть знает, что вы умеете делать. Второе и главное! Не пытайтесь повторить это сами. Все поняли? Только под моим присмотром, пока не научитесь делать все самостоятельно. Ментальное Слияние очень опасно, но может помочь вам усилить связь с Силой.

Дети понятливо закивали, я легонько провел по ним щупом дара. Никто не лгал. А Лана, видя, что я держу слово и помалкиваю о произошедшем, окончательно расслабилась и начала неуверенно улыбаться. Слава Силе, кризис миновал.

— Хорошо. Теперь давайте допьем настой, затушим костер по-мужски, — девочки захихикали, мальчишки потупились, — и пойдем обратно в Храм.

— Может, еще погуляем? — просяще спросили близняшки.

— Нет, без огня замерзнем, уже холодает. Так что собирайтесь…

Договорить я не успел. На комлинк пришел тревожный пищащий сигнал, и через три секунды с небес спустился Фрисби, отправленный мной на патрулирование периметра.

— Что случилось?

— Виууу! Ви, вит! Виууу!

Быстро глянув в планшет, я выругался. Жеваный крот! А этой чего опять не спится?

— Быстро уходим, — резко вскочил на ноги, кинул еще один взгляд на планшет и чуть не застонал. Пять минут! Все планы банте под хвост, все вместе скрыться уже не успеем. Если только…

— Фрисби! — решение пришлось принимать быстро. Нашел взглядом дроида и указал ему на детей, также подорвавшихся со своих мест на ноги. Всех их испугал мой внезапный приказной тон. — Приказ «Возврат». Доведешь так, чтобы травинка не шелохнулась. Понял? Ядром своим отвечаешь за них!

— Вииит.

— Джов, что случилось? — Лана испуганно вцепилась мне в руку, но времени на сантименты не было. Отсчет счел на минуты.

— Бегите в Храм, живо! Не ждите меня, я нагоню!

— А как же ты…

— Бегите!!!

Глава 13. «Сказка для юнлингов»

Когда ведомые дроидом дети скрылись за холмами, я вздохнул чуть более спокойно и принялся заметать следы наших посиделок. Для начала выбросил в кусты подальше все кружки детей, оставил только свою и котелок, висящий над затухающим костром. Потом в темпе прошелся по периметру полянки, быстрыми пинками взъерошивая примятую юнлингами траву. Ничто не должно выдать то, что у костра был еще кто-то, кроме меня. Я заварил эту кашу, мне и расхлебывать.

Убедившись, что самые заметные следы скрыты, снова плюхнулся рядом с костром и немного разворошил палкой красные угли. Фух, успел. Теперь ждем. По-моим расчетам она вот-вот должна показаться.

— Кто там? Назовитесь… Юнлинг Джовее?!

Коротко глянул на девушку в мятой робе джедая, спускающуюся с южной оконечности одного их холмов. Кара А’нзал шла ко мне целенаправленным шагом, и, если судить по голосу, была нешуточно взбешена. Точно сказать не мог, пока не увидел в свете костра ее лица. Да, так и есть. Самка каракурта в состоянии невменяемости.

— Юнлинг Джове! Немедленно встать!

Я подчинился. Спокойно оперся на руку, перекинул вес на ноги и поднялся. Потом стряхнул с туники и колен прилипшие травинки и учтиво поклонился.

— Мастер.

— Мастер?! — Кара задыхалась. — Да как ты смеешь… Какого харша ты тут делаешь, паршивец? Отвечай немедленно!

— Да вот, — я, деланно смутившись, ткнул кончиком обугленной палочки в костер. — Устал за день, решил прогуляться, подышать свежим воздухом. Патом набрел на чей-то лагерь и не удержался. Даже травяной настой заварил. Хотите?

— Ты…, — кажется, наставнице стало дурно. Но Кара не была бы джедаем, если бы не смогла быстро привести свои эмоции в порядок. В ментальном плане «когти» гнева рывком втянулись в ауру девушки и сжались где-то в области груди в маленькую темную точку. Эмоциональный шторм вокруг нее посветлел, но искорка тьмы никуда не делась. Теперь, зная, куда смотреть, я осознал, что за чувство холода преследовало меня последнее время рядом с Карой. Есть над чем поразмыслить на досуге.

— Мелкий наглец. Ты немедленно пойдешь со мной! — с каким-то жадным злорадством сказала Кара, начав обходить костер. Я поступил с точностью наоборот. В итоге мы сделали полный круг, прежде чем девушка сообразила, что происходит. Брови ее возмущенно взлетели.

— Иди сюда, кому сказано!

— Что вы делали в лесу мастер?

«Лучше атаковать, чем защищаться», — решил я. И оказался прав. Такого хода с моей стороны Кара не ожидала. Я ощутил ее ярость, потом дымный всплеск страха.

— Не твое дело, сопляк! Ты пойдешь со мной, немедленно!

— Что-то не хочется, мастер, — я усмехнулся, прекрасно понимая комизм ситуации. Рыцарь-джедай и юнлинг. Между ними пропасть знаний и опыта. Однако именно я чувствовал себя хозяином положения. Кара чувствовала это и оттого злилась еще больше.

— Думаешь, у тебя есть выбор?

— О, я думаю, есть, мастер. Думаю нам лучше всего сейчас вместе спокойно вернуться в Храм. И забыть, что мы видели друг друга этой ночью.

— Ты…, — Кара снова лишилась дара речи, но в этот раз я не стал ждать, когда она прочухается. Мне надоел этот фарс, и я попытался добавить в голос металла. Получился забавный писк, так как я на миг забыл, что занимаю тело десятилетки. Да вашу ж медь! Как-то неловко вышло, кхе-кхе.

Откашлявшись, я постарался принять расслабленную позу и нацепил на лицо участливо-заботливую маску.

— Так как мы поступим,мастер? Думаю, выбора у нас нет. Мы знаем слишком много друг о друге.

Из груди Кары рванулись волны страха. Снова не сдержалась.

«Он видел? — читалось в мечущихся по моему лицу глазах девушки. — Догадался? Или все вместе?! Невозможно! Мы были осторожны!»

— Бросьте, мастер. Вы уже должны были понять, что я не дурак. Я доказал это на Клановых испытаниях и продолжал делать ежедневно во время наших занятий. И теперь я вижу, что вам страшно. Не бойтесь, я никому не скажу.

— Да что ты можешь знать, щенок? — сорвалась Кара и сделала очередную попытку достать меня. Мимо. Я легко ушел от ее загребущих рук, после чего вытянул руку и световой меч Кары прыгнул ко мне.

Жаль в этот момент Фрисби не было под рукой. Я бы не отказался запечатлеть оторопевшую мину чалактанки.

— Как ты?… Как??

— Пусть пока побудет у меня, отдам в Храме, — спокойно пояснил я, вешая ее меч на свой пояс. — А откуда я знаю? А вы на себя взгляните. Губы припухшие, искусанные. Макияж вы не используйте, а так бы точно были видны подтеки. Щеки еще мокрые от слез. От прически одно название, вся растрепана. Он держал вас за волосы? На одежде следы земли, да и сама она… потрепана, скажем. Мужик ваш просто зверь. Зачем же так рвать хорошую робу? Она ведь Ордена, не его.

Как дышит выкинутая на берег рыбина? Примерно такой вид был у стоящей напротив женщины, которую, грубо говоря, застукали на месте преступления. Причем с поличным. К тому же, пока Кара прыгала, держащийся на честном слове ворот робы окончательно порвался. Я с удовольствием оценил красивой формы грудь в простом лифчике белого цвета, почти сливающимся с молочно-белой кожей чалактанки. Сообразив, куда я смотрю, Кара нервно дернула рукой, возвращая рваный лоскут на место.

— Ты что, поганец… угрожаешь мне?

— Сила упаси, мастер. Кто я такой, чтобы кому-то угрожать.

— Вот именно! — крикнула она сорвавшимся голосом. И резко замолчала, сообразив, как жалко и жалобно прозвучала. Аура исходила волнами и протуберанцами, как поверхность раскаленной звезды. Каре стало впервые по-настоящему обидно за себя. Это она джедай. Не Джове, а Кара А’нзал! Девушка не могла понять, в какой момент разговор повернулся так, что желание оправдываться возникло у нее, а не наоборот.

— Решайте, — с наигранной ленцой поторопил я. — Время позднее, порядочные дети уже давно спят.

— А мой меч? — невпопад отозвалась Кара. Я чувствовал ее попытки вернуть утраченное оружие. В другой раз ничего бы не смог противопоставить ей, Кара была куда опытней меня. Но сейчас душу джедайки охватывало облако смятения, и она не могла нормально сосредоточиться.

— Как и обещал, отдам у Храма. Я не хочу, чтобы вы убили меня и сбросили труп в реку.

Кара удивленно прищурилась.

— С чего мне убивать тебя, Джове?

— Потому что я знаю, — выделил голосом последнее слово, и женщина заметно вздрогнула. — Мне плевать, кто этот мужчина. Я не хочу и не буду лезть в вашу личную жизнь. Но, если меня заставят говорить правду на Совете…

Повисшая пауза прозвучала лучше любых слов. Кара еще раз вздрогнула и опустила плечи, признавая свое поражение.

— Чего ты хочешь от меня?

— Я уже сказал, мастер. Давайте забудем о том, что видели. И впредь будем вести себя как раньше. Мне не нужны проблемы, и, думаю, вам тоже.

— Кто ты? — внезапно резко спросила А’нзал, пытаясь прожечь во мне дырку взглядом. — Я знаю Джове. Он никогда бы не… Кто ты на самом деле? И что стало с моим мальчиком после той медитации? Отвечай!

Если она рассчитывала застать меня врасплох, то прогадала. Однако ее слова удивили меня. Я и не подозревал, что Кара испытывала какое-то подобие материнских чувств к погибшему Джове. Хотя, почему подобие? Ее эмоции говорят как раз об обратном. Однако. Самое время что-то придумать, пока Кару раздирают сомнения. Ей не нужна угроза под боком в облике того, кто некогда был ей небезразличен. Или…

«За кого она боится? За меня или за себя?»

Вопросов было много, а ответов мало. Оставив раздумья на потом, я приглашающее повел рукой в сторону Храма.

— Обсудим по дороге, мастер? Не возражаете?

— Рассказывай.

— Ваша воля — закон для меня, — ехидно подколол ее, но Кара не отреагировала. — дело в том, мастер… что я и есть Джове.

— Не ври! — она сразу перебила, но в ее эмоциях не было былого раздрая. Она верила тому, что я говорю.

— И в мыслях не было, мастер, — я продолжал играть роль, решив скормить ей новую, только что составленную на коленке историю. Кара рыцарь-джедай, но в то же время молодая доверчивая девчонка. Иначе Совету не удалось бы вить из нее веревки, запихнув на «временное воспитание клана юнлингов». В отличии от Кары, мудрым мастерам прекрасно известно, что нет ничего более постоянного, чем временное.

— Я Джове. Только взрослый. В той медитации я забрел чересчур глубоко. Потерялся.

«Ложь, приправленную правдой, куда легче проглотить».

— Не знаю, где я был. И как долго. Но помню, как рос, учился, взрослел. Пока не стал тем, кем являюсь сейчас. И тогда я услышал ваш голос, мастер. Вы звали меня по имени. И я пошел на него. После чего очнулся в комнате медитации, а вы держали мою голову у себя на коленях. Вот и вся история.

По щекам Кары текли слезы. Узел гнева в ее груди распался, словно его и не было. Теперь женщину переполняло сострадание и глубочайшее чувство вины.

— Во имя Силы… Джове… прости меня.

Я немного помолчал. Что, совесть взыграла? Решила поиграть в мамочку и доигралась? Так поздновато, милочка. Мало того, что угробила невинного ребенка, так еще и его место занял тот, кто даже своего настоящего имени не помнит.

Но это так, мои личные мысли. Сейчас Каре лучше услышать то, что она сама хочет. Для нашего общего блага.

— Я давно простил вас, мастер. Еще когда был… там.

— Каково́ там, Джове? — шепотом спросила Кара. — Я умею погружаться в Силу при глубокой медитации, но, кажется, ты зашел куда дальше меня.

— Одиноко, — неожиданно для самого себя ответил чистую правду. И, чуть подумав, добавил. — И очень скучно.

Кара остановилась и расплакалась, спрятав лицо в руках. Ну что ты с ней будешь делать? Правильно я увидел ее в Силе. Какая из нее наставница? Сама совсем девчонка еще.

— Джове… я…

— Нам пора, Мастер, — ловко уклонился, когда Кара попыталась меня обнять. Девушка поняла это по-своему и, судорожно вздохнув, прекратила слезоразлив.

— Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения. Я и только я во всем виновата! Но, обещаю тебе, Джове, что отныне приложу все усилия, чтобы загладить свою вину. Я сама сделаю из тебя… джедая. Обещаю тебе!

Сделает она. Ага, как же. Теперь точно придется искать Нак Зиила, да побыстрей! Не хватало еще оказаться в цепких коготках этой впечатлительной курицы. Да я сам на ее меч лучше напорюсь, чем буду у нее в падаванах ходить.

Кстати о трофеях.

— Ваш меч, мастер.

— Что? — она недоуменно посмотрела на рукоять, которую я тыкал ей в ладонь.

— Я и забыла, право слово. Что, уже не боишься меня?

— Теперь нет.

— Хорошо. А ты и правда думал, что я могу тебя?…

— Тогда вполне могли. Как-то не хотелось испытывать на себе ярость оскорбленной женщины.

— Джедаи не испытывают ярость, — строго сказала она, постепенно снова становясь сама собой. — Это чувство ведет к Темной стороне, запомни.

— Я знаю.

— О. Откуда?

— Мастер Нак Зиил сказал на Клановых испытаниях.

— Вот как, — Кара слегка нахмурилась. — Значит, он что-то в тебе увидел, если решил, что ты готов выдержать такое знание. Джове…

Тон ее внезапно изменился, вновь явив уже знакомые угрожающие нотки. Правда на сей раз несколько более смягченные, более похожие на привычное обращение наставника к юнлингу.

— Да, мастер?

— Надеюсь, ты понимаешь, что все произошедшее остается только между нами? Ты сам сказала, что это наилучший вариант.

— Конечно, — я усмехнулся про себя. — Рот на замке.

— Вот и умница. Идем, кажется, страж у врат уже заметил нас. Ох, и устроит мне Мастер Нак Зиил…

***

— Джов-е-е!!!

Я покачнулся и чуть не упал, практически сбитый с ног накинувшимся на меня зеленым вихрем.

— Живой!

— А что мне сделается? — неловко улыбнулся, с трудом расцепляя ручки обнимающей меня девчонки.

— Ой, прости, — Лана смущенно зарделась по-мириалановски, отпуская меня, после чего, без перехода, резко ткнула мне кулачком в грудь. — Ну и гад же ты, Джове! Мы так перепугались!

Обступившие нас юнлинги разразились согласными восклицаниями. А веснушки Мира и Кева смущенно дернули меня за рукава, каждая со своей стороны: мол, а нас обнять?

Посмотрев на них, а потом и на остальных, махнул рукой на все.

— А, чего там… Идите сюда, бандиты!

И как по команде дети со счастливыми визгами кинулись обнимать меня, за секунду превратившись в один большой многорукий шар.

— Воздуха! — прохрипел я из его середины. — Задавите, ненормальные!

— Это мы ненормальные? — возмутилась Нова, и мне прилетел еще один удар кулачка. На этот раз синего. — А сам-то! Ты куда пропал?

— Гулял.

— С кем? — тут же ревниво влезла Лана, но ее быстро оттеснили. Остальным тоже хотелось послушать увлекательную историю моего возвращения. В том, что она имеет место быть, никто не сомневался. Вернулся? Значит, не поймали. Значит, смог пробраться в Храм незамеченным без помощи Фрисби. Вон он, кстати, над ними крутится.

Я кивком поблагодарил своего верного летучего помощника: «Спасибо».

— Вууу…

— Видишь, Фрисби тоже недоволен, — скрестил руки на груди Свонг, изо всех сил стараясь выглядеть грозным обвинителем. — Рассказывай.

— Да, да!

— Рассказывай давай!

Ладно, все равно не отстанут. Сам такой. Но прежде поймал взгляд Ланы из-за спин соклановцев и одним движением бровей спросил: «Все в порядке?». И получил такой же безмолвный ответ.

«Да».

— Ладно, уймитесь. Сейчас, — я еле-еле протиснулся сквозь тесную толпу, запрыгнул на один из столов и с удобством уселся на нем, свесив вниз босые ноги. Грязную обувь оставил у душевой, после того, как расстался с Карой и стражем Храма у дверей в жилое крыло нашего клана.

— Слушайте. Все началось с того, что Фрисби прислал мне сигнал. К нам приближалась здоровая тварь, по виду хищная…

— О-о-о!!!

— Подождите, дальше интереснее. Так вот вами я рисковать не захотел и отправил в Храм. А сам остался, чтобы отвлечь ее внимание. Лана, не перебивай!

— Не перебивай, Лана! Видишь, рассказывает? Давай, Джове!

— Так вот. Вышла, значит к костру. И на меня!

— А что это был за хищник? Опиши, мы тут всех знаем! Хвост был? А гребень?

— Не знаю про хвост. Но зубищи — во! — тут я слегка приврал, показав разведенными руками длину зубов с половину себя. Хотя… Откуда мне знать, какой у Кары на меня зуб был? Может, и такого размера тоже нашелся бы.

— Самка, значит, — со знанием дела объяснила всем умная Нова. Я одобрительно улыбнулся ей.

— Точно. Ходит на двух ногах, и злющая-я-я… Наверное, потому что голодная была.

— На двух ногах? — удивились дети. — Такой точно не знаем. Странно. А дальше что?

— Как что? На меня кинулась.

— А ты?

— А я ей горящей веткой в зубы!

— О-о-о… А потом?

— У костра кружить стали. Кто быстрей устанет бегать.

— А ты чего?

— Старался не подставлять спину.

— А она?

— Кидалась, рычала. Но тут я Силу применил, и она сдалась.

— Вот прям так просто? — не поверил Гвариум.

— Почему просто? — я закатил глаза, вспоминая наш разговор. — Сначала поворчала немного, но смирилась. Я же сильнее. И умнее.

— А потом? Убежала?

— Не. Я сразу в Храм пошел, а она так и преследовала меня, — я незаметно подмигнул в очередной раз смутившейся мириаланке. — Наверное, понравился.

— Ух…, — завистливо протянул Алек. — А как же в Храм пробрался? Без Фрисби?

Врать не хотелось, но чуть-чуть придется. Дабы не рушить очарование истории.

— Очень осторожно. Пару раз чуть не попался Стражам, но повезло. Проскочил.

— Здорово! — захлопала в ладоши впечатлительная Кева. — Я так рада, что ты вернулся!

— Точно, точно! — поддержали ее детишки, и снова кинулись ко мне — обниматься.

И уже, не в состоянии двигаться от их тесных объятий, почувствовал, как приятно и тепло стало на сердце. Впервые за все время, проведенное в новом мире.

«Я дома».

Глава 14. «Холод и Пламя»

Глайдеры высадили кланы юнлингов на краю небольшой долины близ озера у космопорта. Виды на дикую природу тут открывались потрясающие, но дроид не дал нам насладиться ими и сразу повел вглубь долины, где виднелись невысокие пики растянутой горной цепи. Именно там и находились те самые пресловутые пещеры, где нам предстояло раздобыть свои кайбер-кристаллы.

Честно говоря, я не понимал, почему нас сразу не доставили на место. К чему было тащиться полчаса на своих двоих, если глайдеры могли долететь сразу пещер? Хотя к концу нашего похода я стал подозревать. Так джедаи отыгрывались на нас за то время, когда сами были юнлингами и проходили тот же бессмысленный путь. В компании того же самого занудного скрипучего дроида-привратника, ныне пудрящего мозги новому поколению юнлингов.

— Всем вам хорошо известно, что световой меч джедая — не просто оружие, — вещал дроид, активно жестикулируя двумя парами гибких рук-манипуляторов, торчащих из нелепой платформы с шестью кривыми тараканьими лапами. Юнлинги слушали его со всем вниманием, но лично я уже начал откровенно зевать. Темный зев пещеры за корпусом дроида убаюкивал песней кристаллов, слышимой через Силу сквозь толщу земли и камня.

— Прежде всего световой меч — это символ, — невозмутимо продолжал лекцию дроид, недобро сверкнув огнями своих овальных оптических линз. Мой зевок не остался незамеченным. — Удивительное оружие джедаев известное всей галактике. Зачастую один его вид убережет вас от неприятностей. А включенный меч вселит почтение и трепет в сердца любых недоброжелателей Ордена и Республики!

«Помогите мне…»

— Но что по-настоящему делает меч особенным сердце. В нашем случае кайбер-кристалл. Сами по себе они не живые, но могут расти за счет связи с Силой. Чем прочнее связь с ней в месте, где зародилась друза кайбера, тем быстрее она вырастет. Однако не все месторождения кайбера достигают зрелости, и обусловлено это их нестабильной структурой. Для стабилизации энергетических всплесков кристаллам нужна соответствующая температура. Поэтому основные месторождения Ордена находятся за пределами Центрального региона, в основном на холодных и заснеженных планетах. Илум, Джеда. Однако имеется на Тайтоне, не смотря на его умеренный теплый климат. Кто скажет, почему кайбер здесь все еще не взорвался, хотя по всем законам должен был?

Юнлинги молчали. Если кому и приходили светлые идеи, то отвечать дроиду никто не хотел. Тогда тот решил сам выбрать жертву, и, угадайте, кого он назвал? Эх…

— Юнлинг Джове. Слышал, вы достойно проявили себя на Клановых испытаниях. Уверен, вам есть, что сказать нам.

Всезнайкой прослыть не хотелось, но уж больно саркастическим был тон привратника. Этого я спустить не мог.

— Искусственное поддержание температуры.

Горящие глаза-лупы пытливо уставились прямо на меня.

— И все? Я ожидал от вас бо́льшего, юнлинг.

— Также рядом могут быть источники подземных вод. Только они должны быть холодными и… А кайбер-кристаллы могут расти под водой?

— Хоть у кого-то голова работает, — ворчливо похвалил меня привратник. — Да, в этом основная причина, что кайбер не разнес на куски каменное плато долины. Первый источник зародился в подземном озере под ней еще во времени Первых джедаев. И он оставался таковым долгие тысячелетия, пока примерно пять веков назад его повторно не обнаружили. Для увеличения популяции кайбера в подземном озере был построен генератор, понизивший температуру до комфортных условий, необходимых кристаллам для полноценного роста. На сегодняшний день Пещеры — это общее название целый сети подледных ходов, вырубленных прямо в недрах замерзшего озера. Кайбер прекрасно чувствует себя по соседству со льдом. И именно в его холодных глубинах вам предстоит раздобыть кристаллы для ваших световых мечей.

Пафос бьет через край. Весь рассказ жестянки можно было уложить всего в одно предложение: спуститесь в ледяные пещеры и отчекрыжите себе по кайбер-кристаллу. Но низзя! Традиция, медь ее.

Я возвел очи-горе к небу. Когда буду ставить матрицу самообучения Фрисби, лично пропишу в его протоколе директиву о стойком отвращении к занудству. Хоть один ИИ спасу от подобной участи.

— Тем не менее, — продолжал вещать привратник, — несмотря на благоприятные условия, основную часть года залежи кайбера Тайтона пребывают в цикле повышенной активности. В это время для юных джедаев, вроде вас, опасно находиться рядом с ним. Лишь опытные мастера, упрочившие свою связь с Силой, могут защитить себя от пагубного излучения активного кайбера. Сегодня один из немногих дней в годичном цикле Тайтона, когда излучение кайбера спадает и позволяет юнлингам выбрать кристаллы для своих световых мечей. Орден специально корректирует время обучения юнлингов так, чтобы пора Последнего испытания приходила именно на период затишья кайбера…

«Спать, спа-а-ать…»

— Я кому говорю?! Слушайте, как следует, неслухи, это все вам пригодится! — привратник вдруг возвысил голос, и те юнлинги, кто начал клевать носом стоя, встрепенулись. Меня так вовсе толкнула под бочок Лана, потому как я уже почти дрых с открытыми глазами.

Нет, честно, в чьем-то ином исполнении поведанная информация точно вызвала бы во мне немалый интерес. Но тягучая и нудная манера, с которой вещал привратник, рушила на корню всю возможную образовательную пользу. Сомневаюсь, что кто-то кроме Новы и еще парочки юнлингов из смежных кланов выслушал привратника от начала и до конца.

— Прежде чем мы все вместе войдем под своды пещеры, вам следует кое-что знать. Периоды спокойствия кайбера не означают, что он полностью заснул и не оказывает влияния на окружающий мир. Пока он активен, Сила, фокусируемая им для роста кристаллов, высвобождается за пределы внутренних полей друз. Из-за этого явления у подавляющего большинства джедаев, ступивших в пещеры кайбера, могут возникать некие… видения.

Тут из динамика привратника просочился неприкрытый скептицизм, однако я все равно насторожился. Зашевелилась моя чуйка на неприятности, а я привык доверять ее предупреждениям. И сейчас она подсказывала, что в словах привратника однозначно больше смысла, чем кажется на первый взгляд.

— Тишина! — дроид поднял вверх гибкие манипуляторы рук, усмиряя шепотки в кланах. — Опасаться нечего. Это совершенно нормальное явление для джедаев. При желании видения, — привратника снова передернуло, — можно испытать во многих местах Тайтона, также насыщенных Силой. За все время существования Ордена, еще ни одни юнлинг, побывавший в пещерах кайбера, не пострадал.

Я явственно ощутил облегчение своего клана, настолько сильное, что мне даже не пришлось касаться их даром. Тот сам отреагировал на накрывшие меня волны эмоций.

Аналогичные телодвижения происходили и во втором, и третьем кланах. Я прекрасно понимал их. Легкая прогулка за кристаллами внезапно превратилась в настоящее Испытание с большой буквы. Тут уже не детские Клановые испытания, рассчитанные больше на зрелищность. Даже мне стало не по себе от мысли, что может показать Сила под толщей озерного льда такому, как я…

— А теперь, юнлинги, прошу за мной, — привратник, приглашающее взмахнув левой клешней, шагнул под своды пещеры. За ним, как самый смелый, последовал я, и уже потом меня нагнал мой клан. Остальные юнлинги хвостиком потянулись за нами.

Внутри пещерный ход представлял собой извилистый и неровный проход, по которому с трудом могли передвигаться трое детей, стоящих плечом к плечу. Но это только перешеек у выхода в долину. Метров через сто темный ход расширился, и мы выбрались в небольшое помещение правильной округлой формы. Несомненно, его вырубили дроиды-шахтеры прямо в скальной породе. Гладкие стены плавно подходили к высоким створкам грузового лифта, у которых нас поджидал привратник. Рядом с ним же лежали несколько белых ящиков, по форме и размерам очень напоминающие те, что хранились в подземелье под Храмом.

Я заговорщицки перемигнулся с соклановцами, и получил в ответ такие же понимающие ухмылки.

— Здесь, — привратник постучал клешней по металлическому боку ящика, — для каждого из вас приготовлена теплая зимняя одежда. Она достаточно легкая и в то же время прекрасно удерживает комфортную температуру. Как раз то, что нужно, чтобы не замерзнуть во время поисков кристаллов для ваших световых мечей.

Детишки засуетились, натягивая на себя меховые куртки с капюшонами, штаны и крепкие ботинки с высоким голенищем. Прямо поверх туник. Как только все, включая меня, облачились в теплую униформу ярко-белой расцветки, дроид шагнул к лифту и набрал код на светящейся огоньками управляющей панели. В этот момент я остро пожалел, что мне запретили взять с собой Фрисби. Самому запомнить последовательность элементов, нажимаемых привратником, не представлялось возможным. Манипуляторы мелькали так быстро, что расплывались в воздухе.

Выходит, вот еще одна причина, почему именно этого дроида послали с нами. Он не только знал путь в пещеру кайбера. Он сам был ключом к ней.

— Все в лифт, — поторопил привратник, как только тяжелые створки с противным скрипом разъехались в стороны. Гравиплатфома лифта оказалась достаточно большой, чтобы на ней поместились все юнлинги без исключения, и даже осталось немного места.

— Как думаешь, что мы там увидим? — шепнула мне на ухо Лана, щекотнув мою щеку пушистым мехом капюшона. Я тут же стянул перчатку и принялся ожесточенно чесать зудящую кожу, недовольно глянув на мириаланку. Та смущенно потупилась, но взгляда не отвела.

Лана уже успела придти в себя с тех памятных ночных посиделок. И даже отваживалась игриво подшучивать надо мной, если нам случалось оказаться наедине. Я поддерживал игру, радуясь, что смог исправить нанесенный ей вред, но никаких надежд не надавал. Скоро нас всех разведут по разным мастерам, и ни к чему давать девочке ложных надежд. Вот подрастем — там видно будет.

— Чего-чего. Сосульки у себя на носу, — копируя ворчливый тон привратника, отшутился я. Лана засмеялась, и ей вторили те, кто услышал меня.

По мере спуска в горнее недра, температура в шахта заметно понизилась. У нас всех, за исключением дроида, изо рта вырывались морозные облачка пара. А к концу спуска открытые лица уже явственно покалывал крепкий морозец.

— Пошевеливайтесь, — привратник первым соскочил с платформы и сразу вошел в поблескивающий переход, ведущий к подземному озеру. Никаких створок лифтовой шахты, как наверху, не было. Просто сразу из шахты вел полутемный пещерный ход, поблескивающий кристалликами изморози на каменных стенах. Оказался он совсем небольшим, всего с десяток шагов, но достаточно широким, чтобы юнлинги прошли все вместе, одной большой сплоченной группой. А уже на выходе свод потолка резко скакнул вверх, расширяясь в разные стороны. В рядах юнлингов пролетел единый слитный возглас, эхом отразившийся от стен.

— Каждому из кланов предстоит войти в свою секцию ледяных пещер кайбера, — взял финальное слово привратник, повернувшись спиной к огромному подземному озеру изо льда. Поверхность воды матово сверкала бликами в лучах яркого света, бьющего прямо с низкого потолка огромной пещеры, почти что качающегося зубьями сталагмитов поверхности льда. Где-то там были спрятаны источники света, запитанные от большого генератора, расположенного где-то на противоположном конце озера. Казалось, ослепительные инисто-белые лучи просвечивали толщу замороженной воды едва ли не до самого дна озера.

— Первый клан войдет в левый тоннель, — дроид указал на большую дыру во льду слева от нас. — Второй в средний, прямо за моей спиной. И третий, очевидно, в правый. На поиски вам отведен один час стандартного общегалактического времени.

— А что будет с теми, кто не успеет? — решил прояснить я еще один момент, пока Последнее испытание не началось.

— Останетесь тут навсегда, — ехидно проскрипел привратник. Причем непонятно, то ли издевался он надо мной и юнлингами, попросту оцепеневшими от такой перспективы, то ли пугал из вредности. Хотя, зная невыносимый характер ИИ этого старикашки, право на жизнь имеют оба варианта.

— Внимание, юнлинги, — дроид начал подталкивать детей, направляя в сторону светящегося озера. — Последнее испытание начинается! Приготовьтесь войти в пещеры кайбера по моему сигналу. И… пошли!

***

Кара А’нзал вошла в личные покои Фаниуса. И тут же с порога поприветствовала его поклоном. Если бы встреча проходила не в Храме, то можно было обойтись и без официальщины. Между собой они уже стали называть друг друга просто по именам, и не в последнюю очередь именно с его подачи.

На самом деле, только благодаря Фаниусу Кара впервые за много-много лет почувствовала себя настоящей женщиной. С тех пор, как она лишилась девственности с одним молодым падаваном тремя годами ранее, у нее больше никого не было. Тот молодой человек из расы чалактан по трагической случайности погиб во время одной из тренировок на полигоне падаванов. Ох, сколько слез Кара по нему пролила… Страшно вспомнить. Они ведь по-настоящему любили друг друга, и после его гибели девушка думала, что уже никогда не сможет полюбить кого-то с той же силой.

Так было до первого раза, когда ее взял Фаниус… Да, он действовал грубо. С каким-то жадным звериным напором раз за разом набрасывался на нее, доводя до исступления. Но именно эта страсть пробудила угасшие чувства в душе Кары. Девушка увидела во время их встреч, что в самом деле не безразлична ему, и потянулась сердцем в ответ.

И вот она снова стоит перед ним, дрожа от тайного желания. Фаниус хотел ее. И Кара была готова отдаться его желанию хоть сейчас, если бы не одно «но». Здесь, в Храме джедаев, никто не остается по-настоящему один. После кровопролитной войны времен Третьего раскола Ордена, слежка велась за всеми, кто жил под сенью Храма. Делалось это, якобы, для усиления зашиты джедаев, но на деле так СБ Храма, чтобы члены Ордена не выходили за рамки Кодекса. Любых, кого уличали в нарушении правил, ждала немедленная расплата. Кого-то отправляли в военную разведку, в подчинение старым седым генералам, обожавшим использовать джедаев, как разменную монету в своих политических играх. Некоторых, особо провинившихся, вовсе лишали сана и насильно разрывали связь с Силой. Особенно эта практика пользовалась успехом в прошедших войнах, когда множество джедаев пало на Темную сторону силы. И даже спустя столько веков мира, Орден еще не изжил старые порядки.

Но, не смотря на угрозу, Кара ничего не могла поделать с собой. Чувства к Фаниусу опьяняли. Она могла рассказать ему обо всем. Поделиться своими самыми самыми сокровенными желаниями и мыслями.

Но она совершила ошибку, рассказав ему о Джове…

— Прошу, Кара, присаживайся, — Фаниус указал ей на мягкую кушетку в традиционных бледно-синих тонах расы умбаран. Да и общий стиль его покоев был выдержан в тех же мрачноватых тонах. Но Кару вызвали не любоваться здешним убранством. Мастера Фаниуса крайне заинтересовал «феномен Джове», как он его называл. И теперь он чуть ли не через день вызывал Кару к себе, чтобы та дала ему отчет по действиям мальчика.

Хотя теперь она уже знала, что внешность Джове — только маска. Что бы с ним не случилось в чертогах Великой Силы, но она ни капли не засомневалась в правдивости слов мальчика, рассказавшего, кем является на самом деле. Выросшей версией самого себя, заключенной в теле ребенка. Невероятно! Кара не понимала, как такое в принципе возможно. Ее мастер никогда не говорил, что глубокая медитация способна настолько изменить сознание джедая. И еще открыть такие способности, какие присущи только опытным адептам Силы.

Да вспомнить хотя бы, как он выхватил у нее меч! Даже у ее старого мастера не получалось провернуть такой подлый трюк. Но Джове постоянно совершал невозможное. Кара тогда страшно разозлилась, не осознавая, что мальчиком владел простой страх за свою жизнь. Джове испугался, что Кара, разъяренная его выходками, может пасть на Темную сторону и взяться за световой меч. Глупенький. Если бы она хотела убить его, то ей бы не понадобилось оружие. Хотя, наглец был не так уж далек от истины в своих опасениях… Неизвестно, как бы Кара поступила, не услышь от него правду. Вполне возможно, что и впрямь потеряла контроль над собой. И тогда… Но слава Предкам, до этого не дошло.

Пока Кара молчала, погруженная в свои мысли, Фаниус наблюдал за ней. С минуту, не меньше. После чего сел рядом и взял ее ладони в свои.

— Время пришло.

— Ч-то? — Кара от неожиданности заикнулась, но через секунду на нее снизошло озарение. Сердце учащенно заколотилось в груди.

— Уже? Сегодня?

— Да, Кара. Собирай вещи и будь готова встречать меня у шаттла по сигналу.

— А как же мальчик?

— Я сам позабочусь о нем.

— Нет! — девушка отстранилась от своего мастера и любовника, упрямо нахмурив лоб. Она опасалась этого разговора с тех пор, как Фаниус начал проявлять интерес к ее будущему ученику. Но была готова отстаивать свое право на свободный выбор. Ведь именно в нем смысл всего, что затевал Фаниусом.

— Ты обещал мне! Джове буду обучать я! Ты говорил, что мы будем свободны и сами сможем принимать решения. Я решила! И… ты не можешь так поступить со мной! После всего, что между нами…, — голос Кары сорвался.

С минуту в покоях висела напряженная тишина. Все это время продолжался молчаливый поединок взглядов. Кара не отводила глаз, показывая, что за своего ученика будет бороться до конца. Не смотря на свои чувства к нему, Фаниусу.

«Ты обещал мне!»

Умбаранин чуть дернул подбородком. Будучи телепатом, он прочел мысли Кары и знал, что она не отступит.

— Хорошо. Никто не в праве указывать тебе, что делать, и я не исключение. Мальчик твой по праву…

— Спасибо, мастер!

Кара впилась поцелуем в губы Фаниуса, старательно не думая и внутренне сжимаясь от дурных предчувствий. Ей не нужно было уметь читать мысли, как умбаране, чтобы услышать не прозвучавшее, но явственно повисшее в воздухе слово «пока».

Глава 15. «Пещеры кайбер-кристаллов»

— Холодно, однако, — непонятно к чему сказал я. Эхо моего голоса отразилось от ледяных стен тоннеля и быстро затерялось где-то в глубинах замерзшего озера. Удрученно вздохнув, я еще раз глянул за спину, надеясь, что все это мне привидилось. Увы, но нет.

Спускались мы с кланом все вместе, тесно сплоченной группой, прикрывающей друг другу спины. Тогда меня только кольнуло раздражение от смешка, брошенного вдогонку старым привратником. Чего, спрашивается, смешного? Все правильно сделали. Чем нас больше, тем меньше шанс заблудиться.

Причина выяснялись скоро, у первой же развилки. Тоннель здесь разделялся на пять узких ответвлений, вырубленных во льду под разными углами и в совершенно разных направлениях.

— У кого есть идеи? — спросил я. Но когда обернулся к соклановцам, не услышав ответа, за спиной никого не было.

Чертов привратник. Мог бы и предупредить, чего нам стоит ждать. Теперь вот думай, волнуйся, все ли в порядке. Веснушки все извелись, когда спускались под лед, а сейчас, должно быть, совсем перепугались.

«Чтоб у тебя микросхемы перегорели, банка консервная! Вернусь — буду просить Совет, чтобы тебя пустили на запчасти».

Я в последний оглянулся и двинулся в первый подвернувшийся ход. Что толку раздумывать? Указателей все равно нет, а лед везде одинаковый. Авось что-нибудь да найду, благо не пришлось пробираться в темноте на ощупь. Свет с потолка пещеры прекрасно освещал полупрозрачную толщу льда.

Делая зарубки на каждом повороте, я бесцельно брел еще с пару минут, пока тоннель не вывел меня к очередной развилке. Решая, куда свернуть, я моргнул и… остолбенел. В прямом смысле этого слова. Кажется, еще ни разу за свою новую жизнь я не испытывал шока. Всякое бывало. Удивление да, было. Все различные его вариации тоже. Самую крайнюю степень я испытал, когда мои соклановцы начали лить слезы у финальной черты финального испытания Меча. Но сейчас я испытал самый настоящий шок. Попытался опереться на ледяную арку тоннеля, и вдруг понял, что вместо нее — мягкий ворс, в котором я моментально распознал настенный ковер. Да! Тот самый, до боли знакомый с узорами из цветов, невесть как оказавшийся под толщей замороженной воды в озере.

Еще секунда. Другая. И вот я стою столбом посреди своей квартирки в хрущевке. Точно она. Опостылевшие стены с пожелтевшими старыми обоями. Все никак не доходили руки переклеить на новые, уже год пылящиеся на балконе. И теперь уже не дойдут. А вон столик со скатертью у окна. И старый телевизор на книжной тумбе, с торчащими во все стороны проводами. Все знакомое, привычное. Родное.

Зомбоящик, как его называли в народе, стабильно барахлил помехами, и лечился только проверенными пинками в бочину в определенной точке. Ковер родителям подарила бабушка, чем потом успешно тиранила моего батю до конца своей жизни. Мол, целый ковер, а вам лентяям, лень помочь старикам картошку посадить! Ага, лень. Двадцать соток. А потом окучить, ухаживать, еще раз окучить. Когда вырастет — выкопать, рассортировать… Или вот, столик у окна. Я сам его сделал, гордо похваляясь перед семьей своим первым творением. Но особенно перед мамой, в случае успеха обещавшей купить мне на День Рождения давно обещанные ролики…

С кухни вдруг принесло дурманящий разум запах жареной картошечки с лучком. Активно зашкворчало растительное масло на сковороде, зашипела сочная отбивная. Нет, не сырая. Уже почти готова. Тонкие струйки дымка вырываются из-под крышки, одуряющий запах свежего мяса сводит судорогой желудок, ноги сами поворачивают в нужную сторону.

— Иван! Ты идешь есть или нет? Дождешься — все остынет!

— Иду, мам, — машинально ответил я, а потом схватился за грудь, где вдруг все сковало призрачной когтистой лапой застарелой тоски. Горло перехватило, где-то там вдруг встал горький комок подступающих рыданий.

«Мама…»

— Садись, — строго велела мне уже немолодая женщина в переднике, отворачиваясь от плиты и ткнув длинной деревянной. Я сел на услужливо возникший из ниоткуда стул, со слезами всматриваясь в родные черты самого дорогого человека на свете.

— Налетай, — мама поставила передо мной исходящую паром тарелку. Золотистая картошечка, отбивные, свежий огурчик, даже напополам разрезала. Заботится.

— Не давись, — мягко укорила она меня потеплевшим голосом. — Успеешь еще в футбол свой набегаться, никуда твое поле не денется.

Я и сам не понял, как в руке оказалась вилка, и вот уже, жадно рыча, рвал зубами сочное мясо, не обращая внимания на обжигающий жар, стекающий по зубам. Рассудок заходился в восторженном припадке. Господи Боже, как же я скучал!

— Как в школе? Опять троек нахватал?

— Неее ффааююю, — промычал с набитым ртом и едва не подавился, за что тут же отхватил легкий подзатыльник.

— Не говори с набитым ртом! Мог бы просто кивнуть, а то я без тебя не знаю, чего там у тебя в дневнике. Смотри у меня!

Я с усилием проглотил огромный комок пищи, и вдруг до меня дошло. Мама! Жива!

Резко отложил вилку и бросился в материнские объятья. Она охнула, но все же выдержала мой немалый вес и с улыбкой на лице взъерошила мне волосы на макушке…

— Вымахал, лось здоровый. Скоро батю перерастешь, царствие ему небесное…

— Мам?! — я вдруг понял, что обнимаю пустоту, и кухня медленно расплывается вокруг, изменяется во что-то иное. — Мама!!!

— Ты чего? — вдруг произнес мягкий грудной справа от меня. Я дернулся и вытаращил глаза на молодую девушку лет семнадцати, в одном кружевном лифчике. Но и тот уже слетал, открывая приятные взору округлости упругой груди с темными пятнышками затвердевших сосков.

— Я не кусаюсь, Вань, — Ленка рассмеялась, и жадно припала своими губами к моим. — Пока…

Мы были в ее квартире, ее спальне. У Ленки тут всегда пахло цветочными духами и шоколадом. Она была сладкоежкой, хоть и не толстела от таких излишеств. Ее стройной фигурке завидовали все старшеклассницы в моей школе.

Я обнял податливое горячее тело, повалил ее на спину и, по-прежнему смеющуюся, начал покрывать поцелуями. Тонкую шейку с нежной пахнущей тмином кожей, грудь с твердыми кончиками возбужденных сосков, упругий живот. И еще ниже, заставив застонать в сладкой истоме…

В глазах снова потемнело. И чертов звон в ушах! Пытаясь избавиться от него, потряс головой, как насквозь вымокший собакен, только что вылезший из пруда. А потом открыл глаза и снова увидел Лену. Теперь стала ясна и причина звона в ушах. Это был мой крик. А она уже не рыдала — выла на одной ноте на коленях перед дверью моей квартиры.

— Пошла вон!!!

— Ваня… Ванечка…

— Я сказал проваливай!

— Но… Вань… Куда же я…

Ее вещи уже на лестничной клетке. Хлопок двери. Вот и все. Пусть валит на все четыре стороны. Хоть к семейке своей, такой же ненормальной, хоть к шалашовкам, называемым подругами. Всему терпению есть предел, с меня довольно. Пьянки. Бесконечная ревность на пустом месте, убившая последние зачатки любви. Скорость, с которой с улетали кровно заработанные деньги. Мля, я ведь и в универ-то не поступил только чтобы ее содержать. Уже год, дурак, от армии бегаю… Бегал. Больше не стану.

Звон, темнота. Прочухался уже в строю, морщась от свежего перегара, бьющего в лицо из луженой глотки прапора.

— И меня не ипет, что тебе там непонятно!!! Понял…..ный?

— Так точно!

— Не слышу!

— Так точно!!!

— Вот. Так бы сразу, — довольный прапор оглядел торжествующим взглядом ровные ряды вытянувшихся солдат. — У кого еще есть вопросы, зачем надо вычерпывать воду из луж?

— У меня! — больше из принципа, чем упрямства, гаркнул я.

Старшина Ильченко, стоящий за спиной Зубра, как за глаза называли нашего прапора, выпучил на меня глаза и одними губами прошептал: «Убью!»

Но в тот день мне повезло. Успевший накатить с утреца животворящие пол-литра, Зубр пребывал в приподнятом расположении духа. А, прооравшись, так и вовсе начал уходить в нирвану. Для справки: м естная нирвана находилась в расположении прижимистого каптера Тимы Митрофанова. И составляла в основе своей по чекушке на брата, имевшихся всегда, вне зависимости от дня и ночи, погодных условий и общей ситуации в части.

— Ты это там не это, солдат! — напоследок глубокомысленно изрек Зубр, удаляясь гордой походкой слесаря в легком подпитии. На том и был таков. Я тихонько вздохнул. Ответа, на кой хрен нам вычерпывать лужи с плаца, когда целый день накрапывает дождь, мне так никто и не дал.

— Зацени духа, — услышал я шепот сержанта Ильичеко, что-то нашептывающего на ухо довольно ухмыляющегося усатого старшины. — На Зубра попер. Авось, выйдет толк… Так, бойцы, я не понял?! Чего уши греем?

— Никак нет!

— Что «никак нет»? — издеваясь, передразнил нас сержант Ильиченко. — Бегом за совками, мясо!

Очередной провал. Холодно, в голове гудит. Кажется, ничего ниже пояса вообще не чувствую. Какого черта происходит?

Два невидимых голоса. Глубоких, мужских. Один тяжко вздыхает, второй такой мрачный, что вот-вот сорвется в сплошной мат.

— Чего делать будем?

— А ты не видишь? Не успеем отвезти, резать надо, по колено. А то загнется, а мне отвечать.

— А ч е тому сделали? Который гранату кидал?

— Да пес его знает. Я, как Ивана привезли, уже забыл как на воздух выходил. Сепсис начался, еле вытащил. Твою медь… жалко парня, сил нет.

— Да. Из-за какого-то мудака калекой на всю жизнь.

«Что?!» — хотелось крикнуть, но я не смог. Голос не подчинялся. Потом снова тьма, переход…

Снова стены родной квартиры. Пожелтевшие обои. Выключенный из розетки телевизор. Я один. Совсем один. Картошка на плите подгорела, коптит противным дымком вонючего масла. Со своей клятой ногой не успел доковылять и вовремя погасить. Опять гавно жрать. Эх, жалко как, что мама не успела научить своему рецепту. Когда мне восемнадцать было, слегла с воспалением легких, а потом… Врачи ничего не смогли. А после случилась Лена, чтоб ее черти в аду жарили.

Хм. Странно, что ее вспомнил, уже лет десять как забылись чувства, отболела душа. Но осадок остался. Потому и с женщинами после армии ничего не вышло. Не из-за ноги даже. Требовательный стал, мнительный. А такие девкам молодым задаром не сдались. Им бы еще погулять, а тут я со своими заскоками. То не так, се не то.

Интересно, как она там? Лена то есть. Писала пару лет назад, на телефон-то я не отвечаю. Г оворила за ум взялась, работу нашла. Намекала, что еще можно все исправить. Я не ответил. Тогда было все равно, а теперь…

Скосил глаза вниз и с горечью поджал губы. Уже час сидел на стуле у окна на кухне, но закрытые пледом ноги — только пыль в глаза. Небольшая уступка собственной слабости хоть ненадолго представить, будто нет безобразного обрубка чуть ниже правого колена. С таким украшением т олковую работу найти не вышло. Впахивал через сеть на редакцию какого-то журнала за гроши, да пропивал жалкое пособие. Вот и все. Кому я нужен, одноногий и без образования? Да и с образованием вряд ли бы сгодился. Все друзья с армейки по домам разъехались. У них свои семьи, своя жизнь. Так, шлют письма иногда, и на том спасибо.

«Может и стоило тогда Ленке ответить. Все не так боязно подыхать было бы…»

Закрыл глаза и откинулся на спинку, пытаясь уснуть. Не вышло. Нежданно разобрал очередной приступ кашля, снова резануло болью в груди. Я уже знал диагноз, врачи сказали. Тот же, что и у матери. Но не стал ничего делать. Зачем? Все впустую. Вся жизнь…

Словно простой сон. А я еще там, на кухне, у мамы под бочком. А за окном мальчишки кричат — зовут. Пора уже в футбол играть, только меня ждут.

— Иду! — кричу им. А перед глазами плывет. — Иду…

«Все это просто Сон».

Резко прихожу в себя, поднимаю голову. Вокруг белый туман. Я стою на коленях, снова такой, каким привык видеть себя в чужом теле. Туника юнлинга. Пшеничного цвета волосы, голубые глаза и мордашка с легкими детскими припухлостями щек. Не Иван. Джове.

Проморгался и огляделся внимательнее. Я не один. Напротив стоит и глядит на меня сверху вниз моя точная копия. Волосы, глаза, туника. И улыбается с легкими нотками тоски.

«Я знаю тебя. Думал, ты умер. Джове… Иван…»

— Нет. Не умер. Просто потерялся. А потом ты вернулся, и я зашел к тебе в гости.

— Зачем? — только и смог выдавить я из себя. Так хреново мне не было очень давно. Воспоминания прошлой жизни… Твою медь. Мама, Ленка, армия… Я все вспомнил.

— Чтобы ты понял, чего лишил меня, — сказал мне призрачный силуэт мальчика, чье тело я занимал. — Я тоже мог прожить настоящую жизнь, как и ты. Но меня моего шанса лишили. Я просто хотел увидеть, чего лишился.

Криво усмехнулся, со стоном поднимаясь с колен.

— Тебе доставило удовольствие смотреть, как я мучаюсь?

— Поначалу. Немного, — грустно улыбнулся Джове, не став отрицать очевидное. — Но я не ожидал, что получу, чего желал. Пока ты видел отрывки, я прожил твою жизнь целиком. Каждую эмоцию, мысль, желание за все наши тридцать лет жизни. Мы выросли вместе. И вместе умерли. Теперь мне не страшно идти дальше.

— Ты хочешь вернуться? — напрягся я. — В свое тело?

— Оно больше не мое, — ответил Джове. Дар был все еще при мне. Но я не чувствовал, что он винит меня за содеянное.

— Не виню, — подтвердил мальчик, по-видимому, читая мои мысли. — Говорю же, Вань. Я уже готов идти дальше, понимаешь?

— Там ничего нет, — я утер слезы тыльной стороной ладони и кивнул в сторону белого марева, в котором таяли последние очертания квартиры. — Просто Сон.

— Если ты ничего не нашел, то это не значит, что там ничего нет.

— Мне-то не рассказывай! Тебе прекрасно известно, сколько я проболтался тут. Ох… Как больно помнить. Словно расплавленный свинец на живую в мозги заливают.

— Ты сейчас как я, когда мастер А'нзал помогла мне войти в медитацию. Но я чувствую… нет, знаю! Это еще не конец. Ты же помнишь последние слова Кодекса?

— Смерти нет, — медленно произнес я. — Есть Великая Сила.

— Точно. Мы сами должны сделать первый шаг. Ты не сделал, ждал чего-то, и поэтому не растворился в Силе. Это тоже путь, но далеко не единственный, верь мне.

— Верю, Джове, — улыбнулся я ему, и получил улыбку в ответ.

— Теперь это и твое имя тоже. Можешь носить, разрешаю.

— Спасибо, — я рассмеялся против воли. — Мы теперь знаменитость, ты знаешь? Уверен, половина Ордена ждет не дождется захапать меня в падаваны Чтобы лично выбить из всю дурь. Я там немного покуролесил, не сердись.

— Будь осторожен Джове, — мальчик вдруг стал очень серьезным. — Опасайся мастера А’нзал.

— С чего бы? — я насторожился. — Мы же с ней договорились…

— Ты не понял. Она слишком близко подошла к Темной стороне. И от тебя просто так не отступится. Не позволяй ей манипулировать собой, Джове.

— Думаешь, стоит предупредить Нак Зиила? — нахмурился я, но мальчик только пожал плечами. Его призрачный силуэт начал постепенно бледнеть и исчезать.

— Это решать уже только тебе. И да прибудет с тобой Сила, Джове…

— Ага. И тебе не хворать, Джове.

Молочный туман Сна исчез. Я вдруг понял, что стою напротив какого-то устройства, похожего на небольшую буровую машину с вытянутым конусообразным носом. Та намертво вгрызлась в замерзшую воду где и застыла темной недвижимой тушей.

Я оглянулся через плечо. Тоннель там темный, свет почти не пробивается сквозь чудовищную толщу льда.

«Это когда это я до дна озера добраться успел? Вот тебе и видения…»

Но делать нечего, пришлось думать, как выбираться. Назад уже не пойдешь, одной Силе известно, сколько километров тоннелей придется преодолеть, чтобы найти путь назад. И это если я смогу выбраться из пещерного лабиринта. Что-то мне подсказывает, карту нам никто не дал только потому, что и сами джедаи понятия не имели настоящей протяженности ледяных пещер. Должно быть запустили «ледоройки», как я окрестил аппарат у себя под носом, и те в автоматическом режиме сами прорыли все ходы.

«А и впрямь, как, интересно, работает эта штука?»

Тщательно ощупав ледоройку, я не нашел никаких переключателей или управляющих панелей. Но оно и понятно. Лед бы быстро стер до нерабочего состояния все излишне выступающие части машины. Тогда перешел на духовное зрение и не удержался от смеха. Джедаи. Что еще сказать?

Ледоройка приводилась в действие течением Силы. Мне достаточно было раскрутить внутренний механизм, чтобы нос бура начал вращаться, а потом и краснеть от нагрева внутренних элементов. Вот только дальше копать не желала. Я решил помочь, слегка надавив Силой, и тут же ощутил некое препятствие. Бур словно упирался в невидимую упругую стену.

Но, как говорили у меня на Родине: ломать не строить. У вернувшейся памяти есть свои преимущества, и теперь я знал, откуда возникают все мои непонятные словечки и фразеологизмы. Как минимум больше не придется ломать голову, размышляя, что значит то или иное слово. Но главное — теперь я понимал, что буду стараться овладеть Силой и световым мечом еще усерднее. В прошлой жизни попасть в такую сказку было пределом моих мечтаний. И сегодня, сейчас, я точно не упущу своего шанса!

Ледоройка начала дымить плавящимся металлом бура, но я не сдавался. Наконец, лед, куда она вгрызалась, начал поддаваться. Сначала покрылся трещинами, а потом начал понемногу продавливаться в какую-то полую нишу, куда его выталкивали лезвия бура.

— Давай! — зарычал я, сопя от усердия и протянув обе руки, толкая ледоройку от себя. — Давай!!!

Бух!

Машина под грохот крошащегося льда ввалилась в какое-то куполообразное помещение. Точнее, так оно выглядело на первый взгляд. Я решил так из-за идеально ровных стен купола, когда встал на покрытый инеем камень. Но стены были просто-напросто спрессовавшимся за века льдом. Должно быть когда-то толщу воды удерживало какое-то силовое поле, но потом та превратилась в лед. А там или надобность в щите отпала, или просто закончилась энергия на его поддержание… Не знаю. Оглядевшись, я не увидел ничего, что могло бы служить его источником. Зато разглядел кое-что иное напротив себя, и часто-часто задышал, предчувствуя удачу. Кажется, оно!

Переливающаяся мягким белым светом друза кристаллов кайбера торчала прямо в центре ледяного купола, уходя корнями прямо в каменную поверхность дна озера. Я не спешил подходить к ней, хотя именно это и хотелось сделать. Меня звал через Силу один из кристаллов, я чувствовал каждой клеточкой своего тела. Ощущения прекрасные, но меня настораживало само положение друзы.

Я уже понял, что этот тот самый источник, о котором говорил привратник. Но меня волновал главный кристалл, от которого по камням расходись корни-кристаллы, исчезающие во льду. Слишком ровный, правильный. Будто кто-то не поленился и провел огранку. Хотя надо быть полным психом, чтобы пытаться придать форму кайберу. Привратник не зря предупреждал, что эти кристаллы крайне нестабильны. А уж Мощь, заключенная в головном кристалле, вовсе не поддавалась описанию.

Еще шаг. Зовущий глас моего кристалла стал громче. Решив кое-что проверить, прежде чем совать голову в пасть тигра, я выпустил щуп дара и робко маленькой формы кристалла, растущего у корней друзы. И тут же ощутил радость маленького существа. Живого.

«Привет, хозяин! — словно говорил он мне. — Почему ты так долго шел ко мне! Мне было так одиноко! И тебе тоже, я вижу!»

Я потер костяшкой большого пальца лоб. Вот и тетушка Шиза незаметно подобралась. Или нет? Что-то я не помню, чтобы привратник упоминал о разумности кайбера. Как раз наоборот. Или это не кайбер вовсе? Странно. По описанию похож.

Все же я рискнул подойти поближе. И тогда мой кристалл, устав ждать, сам прыгнул мне в руку на волнах силы. Я машинально сжал кулак, ощущая, как острые грани впиваются в кожу перчатки. Да так и было! Кристалл прогрызался сквозь мех, как живой!

В панике завопив, затряс рукой, но было поздно. Кристалл коснулся голой кожи ладони и… Не знаю, как описать точнее. Я словно шагнул в сторону и раздвоился. Сознание разделилось на два потока, как у дроида. Я стоял под ледяным куполом, рядом с головным кристаллом кайбера. И в тот же момент висел в каком-то другом месте. Но где бы оно ни было, я не мог там ни видеть, ни говорить. Только слышать, думать и, кажется… двигаться. Да. Только как-то странно. Ощущения были новые и ни на что непохожие. Один шаг Там равен шагу Тут… Ох, голова кругом. Трудно прикинуть точнее, но длина явно превышает расстояние в пределах планеты. Бред какой-то.

А вот кристалл в моем кулаке не разделял моей растерянности и пел от счастья. Он больше не был один! Кайбер нашел своего хозяина и теперь жаждал только одного. Обрести форму.

Я снял порванную перчатку, пристально вгляделся в полупрозрачные грани с легким налетом серебра.

«Вот почему так не хотелось брать себе рукоять для светового меча на складе Храма. Как чувствовал».

Ни один световой меч, сделанный на основе стандартных материалов, не способен принять подобный кристалл.

Глава 16. «Раскол Ордена»

Мое появление в клубах раскаленного пара на берегу озера вызвало оторопь стоящих неподалеку юнлингов. Но это пока они не разглядели, кто именно поднимается из расплавленного отверстия. А увидев мою белую меховую куртку, в единодушном порыве завопили. Все три клана. После чего мой первый кинулся встречать меня, затискав, затыкав и заобнимав до протестующего кошачьего маявка. Я не сопротивлялся. Оказывается, тоже очень сильно по ним очень соскучился.

Вдоволь нарадовавшись, соклановцы вывалили на меня ворох новостей. Оказывается, все уже давно закончили свои испытания и получили кристаллы. Причем совсем не такие, какой был у меня. В кайберах юнлингов чувствовалась та же сокрытая мощь, но почти лишенная жизни. Просто кусочки горного хрусталя, хорошо проводящие Силу и вполне подходящие для создания обычного светового меча. Чтобы получить их, детям пришлось столкнуться в видениях со своими потайными страхами и победить их. Справились все и потом долго ждали меня, успев не на шутку переволноваться. Привратник как раз собирался подниматься наверх и вызывать помощь, когда я прорубил себе ледоройкой путь на поверхность.

Вон он, кстати. Уже топает к нам по льду, грозно высекая железными когтями тараканьих лап ног ледяные искры. Чую, сейчас начнется…

— Так сколько, говоришь, меня не было? — переспросил я Алека, пока остальные носились вокруг, празднуя мое возвращение и успех нашего клана, добывшего кристаллы.

— Два часа. Ну ты даешь, Джов! А мы уж думали… Слушай, а что это за штука? — мальчик ткнул перчаткой в исходящую паром ледоройку. Юнлинги тут же обступили роющую лед машинку и возбужденно загалдели. Им такие не попались ни разу за весь час испытания. И хорошо. Подниматься по «плачущем» водой скользкому тоннелю, остающемуся после проходки ледоройкой — то еще удовольствие. Хорошо на подошвах ботинок выданной униформы имелись специальные зубцы. Автоматически выдвигаясь на нужную длину, они позволяли не скользить и кое-как удерживаться на ногах, помогая себе Силой и великим могучим… словом.

— Два это еще ничего. Я уж думал на сутки там застряну, а то и навсегда.

— Ого! Расскажешь?

— Только после ваших историй, — улыбнулся ему и юнлингам остальных кланов, тоже пошедших посмотреть на ледоройку. — Покажите хоть, что добыли.

Все торжественно показали восемь светящихся кайбер-камешков, чуть меньше моего, и куда более светлых. Можно сказать, прозрачных. Мой уже через десять минут после извлечения из головного кристалла стал отливать явственным оттенком расплавленного серебра.

— А ты, юнлинг Джове? Получил свой кайбер-кристалл? — спросил подошедший привратник, почему-то не став допытываться о причинах задержки. На ледорубку и ту, глянул мельком и сразу отвернулся. Дроида куда больше интересовало, прошел ли я свое Последнее испытание.

— Да, — я расстегнул нагрудный карман и показал ему и всем желающим свой кайбер-кристалл. Серебряный поганец тут же возгордился своей резко возросшей популярностью и тихонько зазвенел. Причем так громко, чтобы его услышали все, включая дроида. Детишки взволнованно зашушукались, многие с откровенной завистью. Пение их кристаллов слышалось только через Силу.

Привратник сохранял молчание. Хотя, предполагаю, что если бы его глазные фотоэлементы имели свойство изменять форму, то сейчас они бы стали из овальных идеально круглыми. Подвижная клешня потянулась к кристаллу, но тут вдруг изменил тональность, и издал резкий предупреждающий звон.

Сразу три вещи случилось после этого: я сжал кулак, и ласковыми прикосновениями ментощупа успокоил встревоженного малыша; те юнлинги, кто тыкались излишне близко своими любопытными носиками, с криками отшатнулись и попадали на пятые точки; клешня дроида торопливо убралась, да и сам он отступил на пару шагов назад.

— Юнлинг Джове, — вкрадчиво спросил меня привратник, когда встревоженный звон кристалла сошел на нет. — Вы догадывайтесь, что держите у себя в руке?

— Очевидно, — ехидно отозвался я, пряча руку с малышом, довольным произведенным эффектом, обратно в меховой карман куртки. — Кайбер-кристалл.

— Да, это так. Но, как бы так сказать? Он…

— Слегка необычный, да, — строго закончил я, давая понять, что если привратнику что и известно, то точно не стоит об этом болтать на виду юнлингов, активно греющих уши. — Я тоже удивился. Но это мой кристалл, я уверен.

— Иначе и не может быть, — согласно кивнул привратник. — Такие кристаллы очень редки и никогда не ошибаются в выборе хозяина.

— Не хозяина, — задумчиво сказал я, прислушиваясь к своим ощущениям. Кристалл в кармане, отзываясь уже в диапазоне Силы, тихонько и несколько смущено звякнул, с радостью соглашаясь на мое предложение. — Скорее друга.

— Даже так? — привратник на целую минуту глубоко задумался. Для ИИ с его вычислительными мощностями едва ли не целая вечность. — Что ж, вам виднее. Но я все равно доложу Совету о произошедшем. Юнлинги! За мной. Мы возвращаемся в Храм.

***

«Задержать сигнал тревоги в ярусе с хранилищем голокронов на пару часов». Простое задание, порученное Каре лично Фаниусом. Два часа живого времени после обеденного перерыва, по окончанию которых у Кары останется всего пять минут, чтобы сорваться в ангар и перехватить глайдеры с юнлингами. Девушка должна задержать их в ангаре до прибытия Фаниуса и его ближней свиты, после чего все они отбудут с Тайтона.

После долгих совещаний и планирования Фанинус и те джедаи, кто примкнули к его плану побега, пришли к выводу, что глупо упускать ценный ресурс в виде толком необученных юнлингов. К чему ограничиваться всего одним мальчишкой для Кары, если каждый из них тоже вполне способен взять себе ученика? Детская психика достаточно гибкая, и убедить каждого отринуть идеалы Ордена не составит труда. Возможно те, кто вырос в Храме с младенчества, будут сопротивляться поначалу, но в конечном итоге им тоже не оставит выбора. Или начнут учиться, или… что похуже. В Ордене джедаев запрещены телесные наказания. Однако те, кто уйдут с Фаниусом, уже отринули порядки Ордена. А покинув Тайтон, да еще и с учениками, окончательно сбросят с себя все оковы Совета и СБ Храма, в последнее время совсем сорвавшейся с цепей. О заговоре узнали, но слишком поздно.

Кара поморщилась и продолжила наблюдать за экранами с камер. Оглушенное тело пожилого диспетчера валялось у нее под ногами. СБ ожидали нападения где угодно, но не в своем крыле, не удосужившись поставить усиленную охрану. И вот результат. Ничего, мужик крепкий, очухается через пару часов. Она хорошенько приложила его Молотом Силы, но не убила. Пусть Кара примкнула к джедаям, свободным от гнета Кодекса, но ситхом ей не быть! Это девушка для себя решила твердо. Ради Джове нужно сдержать Тьму, годами подпитываемую обидой на Совет и на отвергнувшую ее семью. Ни к чему ребенку стонать под жестокой дланью ситха, развращенной Темной стороной. Кара вырастит его сильным, полным жажды жизни и… свободным. Уже сейчас ему, как и ей тесно в Ордене. Чего только стоит та самовольная отлучка в ночь. «Подышать свежим воздухом…»

На сердце Кары потеплело, губы тронула счастливая улыбка. Девушка сделает все, чтобы защитить Джове от Ордена джедаев, забывшего, в чем его настоящее предназначение: хранить мир в галактике. А не в отдельно взятом Храме.

Время шло. Кара неуютно ерзала в кресле диспетчера и нетерпеливо поглядывала в уголок экрана, где показывалось время. Два часа дня. Два с половиной. Глайдеры с юнлингами уже должны были появиться, но их не было. Девушка заволновалась и попыталась выйти на связь с привратником, которому доверили его обычную задачу: сопровождать юнлингов на их Последнем испытании. Дроид не отвечал. Не было видно метки встроенного в корпус маячка, словно тот до сих пор находился в пещерах кайбера, экранирующих сигнал. Три часа спустя Кару уже начало нешуточно потряхивать от переживаний. Время почти вышло. Фаниус на экранах скрытых камер в Хранилище голокронов уже сделал все, что собирался, и как раз выходил из закрытого сектора, что-то пряча во внутренний карман робы. С минуту на минуту прозвучит сигнал тревоги. Кара смогла вырубить диспетчера, но не отключить сигнал тревоги. Этого мог сделать только начальник храмовой СБ, но и его отвлечение, которым занимались другие свободные джедаи Фаниуса, скоро раскроется. Где же, тарх его раздери, привратник?!

Кара отчаянно вглядывалась в экран с изображением территории у Храма. Глайдеры, на которых увозили детей, так и стояли в ангаре. Они не поднимутся в воздух, пока сигнал привратника снова не появится в сети. Это плохо. Нужно срочно что-то предпринять.

— Фаниус, — Кара активировала свой наручный комлинк. — Что-то не так! Детей до сих пор нет.

— Как нет? — лицо умбаранина, отображаемое с камер СБ посуровело. Мастер передвигался быстрым шагом, стараясь не привлекать к себе внимание встречных джедаев излишней суетливостью. Но Кара увидела, как он напрягся от дурных новостей.

— Не знаю! — с отчаянием в голосе крикнула Кара. — Сигнала привратника блокируется. Думаю, они еще в пещерах.

— Плохо. Время почти вышло.

Едва прозвучали эти слова, как в коридорах Храма раздался громкий прерывистый сигнал тревоги. Сработала охранная система Хранилища голокронов, зафиксировавшие вынос одного их реликтов за пределы безопасной зоны. Фаниус в ее комлинке глухо выругался.

— Бегом в ангар, к шаттлу!

— Я не брошу Джове! — крикнула уже вскочившая на ноги Кара, сломя голову бросившаяся к выходу из диспетчерской. — Фаниус, что мне делать?! Я не могу бросить его!

— Беги к шаттлу, — сухо повторил Фаниус, после чего отключился. Не сам: сработала глушилка связи, оставляющая кодированный канал только для сотрудников СБ. Кара, зарычав, едва не разбила свой комлинк о стену. Встречные джедаи шарахались от нее, но дорогу, к счастью, никто не перекрыл. У них были свои заботы. Сигнал тревоги прозвучал из святая святых Храма — Хранилища голокронов. И джедаи, кто не получили четкий приказов от СБ, спешили к нему. В общей суете на нее никто не обратил внимания, и Кара быстро добралась до ангара, где ее уже ждал Фаниус.

Она успела как раз вовремя, чтобы увидеть погрузку последних свободных джедаев на шаттл и несколько малотоннажных судов, в течение прошедшего месяца пригнанных в ангар Храма специально для общего побега с планеты.

— Фаниус! — Кара бросилась в объятья к своему мужчине, уже не в силах сдерживать подступающие рыдания. — Мы же не бросим его?..

— Нет времени.

Кара почувствовала резкий удар в основание шеи. Подхватил бесчувственное тело девушки, Фаниус занес ее в шаттл и отдал отрывистую команду:

— На взлет!

Загудели прогретые двигатели и антигравы. Похожие на вытянутые прямоугольные бруски корабли неуклюже поднимались в воздух и резко стартовали, протискиваясь между закрывающимися ангарными створками. С фатальным опозданием СБ удалось очистить систему от запущенного падшими джедаями вируса. Шаттл с Фаниусом и Карой успел за секунду до того, как многотонные врата с гулким хлопком запечатались, черкнув по обводам шаттла и оставив на его выдвинувшихся подкрылках длинные царапины.

Чуть позже в битком заполненной кабине в кольце рук Фаниуса забилась и закричала очнувшаяся Кара А’нзал. Умбаранин спокойно переждал череду визгов и угроз, после чего сумел вставить всего несколько слов, пока обессиленная девушка переводила дух.

— Мы не бросим юнлингов.

Этого оказалось достаточно, чтобы Кару прекратила истерику и начала слушать.

— П-правда?

— Пилот! Транслируй на все корабли: режим маскировки, курс в горы над пещерами кайбера. Скалы блокируют импульсы поисковых сканеров, — пояснил Фаниус смотрящей на него с надеждой Каре, утирающей дорожки слез на мокрых щеках. — Как только появится сигнал привратника, мы заберем их.

***

— Мастер Нак Зиил!

— Докладывайте.

— Сканер потерял сигнатуру беглецов. Они скрылись со всех поисковых сеток.

— Пекло. Удалось отследить траекторию прыжка?

— Нет, мастер. Они пока не покинули планету. Сигнал пропал где-то в районе Плоских гор к северу-востоку от озера космопорта.

— Горы… Великая Сила! Срочно связаться с привратником! Юнлинги успели вернуться в Храм?

— Проверяю… Отрицательно. Сигнал отсутствует. Из-за поднятой тревоги заметили не сразу.

— Срочно поднимайте в воздух истребители. Готовьте глайдеры для эвакуации детей. Сколько у нас времени?

— Десять минут, чтобы добраться до пещер.

— Действуйте. Как долго нет связи от привратника?

— Почти час. Мы слишком поздно спохватились…

— Сделайте все возможное, капитан. Я вылетаю немедленно.

***

— Летят! — обрадовались соклановцы, услышав гул корабельных двигателей, едва ступив под солнечный свет долины у пещер кайбера. Теплую одежду все уже сняли, вернув ее в ящики у лифтов.

— Странно, — услышал я скрип привратника. Что-то в нем насторожило меня, и я резко спросил найдя дроида взглядом:

— Почему?

Характер старого скряги не предполагал отвечать тактично или так, чтобы уйти от вопроса. Привратник всегда лепил первое, что приходило в ум в его электронных мозгах.

— Сигнал. Я только что его отправил, чтобы нас забрали.

Я похолодел. Интуиция на пару с чуйкой на неприятности вопили в две глотки: «Опасность!!!»

— Это не глайдеры.

Мои слова тот же нашли подтверждение. В небе раздались звуки боя, завизжали двигатели истребителей и красно-зеленые бластерные вспышки. С ними сошлись в неравной схватке несколько юрких суденышек с парными лезвиями острых треугольных крыльев, вытянутых вдоль корпуса. Одно из них отделилось от общей свалки и полетело в нашу сторону.

— Обратно в пещеры! — заорал я, и первый клан, донельзя перепуганный происходящем, подчинился мне без раздумий. Среди них мой авторитет непререкаем, а остальные просто подчинились стадному чувству.

Кроме проклятого дроида, так и оставшегося на месте.

— Привратник, помоги нам открыть лифт!

— Ты чем меня слушал, юнлинг? — сварливо отозвался привратник, сверкнув на меня вытянутыми линзами глаз. — Кайбер входит в период активности.

— Завтра! Шевелись, паникер, у нас еще целый день! Ты сам сказал!

— Уже нет. Я фиксирую энергетические возмущения под землей. Похоже, эта заварушка наверху как-то отразилась на общем фоне…

— За мной! — тут же среагировал я и побежал к выходу в долину, не дожидаясь, пока нудящий привратник закончит свою мысль. Юнлинги ломанулись следом, но мы только упростили задачу противнику. Нас уже ждали.

Из приземлившегося неподалеку от дроида шаттла выбежала Кары А’нзал и сразу направилась в наше сторону.

— Юнлинги, прошу за мной! Мы эвакуируем кланы подальше от битвы.

— Никому не двигаться! — еще громче крикнул я, на пределах возможностей детского голоса. Кланы, уже рванувшие было к мастеру-воспитателю, которую все знали в лицо, споткнулись на ровном месте и замерли в нерешительности. Также поступила и Кара, запоздало схватившись за пустой пояс. Я провернул тот же трюк, что и тогда ночью, но в этот раз не стал ждать у моря погоды и сразу активировал загудевший длинный синий клинок.

Кристалл кайбера в кармане туники ревниво звякнул. Ничего, потерпи, мелкий. И твой час настанет.

— Что ты творишь, Джове? — раненной птицей крикнула Кара. В ее голосе звучало отчаяние. — Джове!

Я не слушал и, встав в боевую стойку единственной известной мне формы Шии-Чо, негромко приказал стоящей рядом Лане: «Уводи всех в горы, быстро». Вот только на этот раз меня никто не послушал. Слишком уж необычная ситуация развернулась. Я, направивший меч мастера против нее самой. Ожесточенная битва в небесах, в которой начали брать уверенный верх юркие фигурки истребителей. Фигуры других джедаев, выглядывающих из шаттла и не спешащих вмешиваться в творящийся беспредел.

— Но как же…, — услышал я слабый голосок мириаланки. Девочка чуть не плакала, совершенно растерявшись и, подобно остальным детям, не понимая, что происходит.

А вот я все прекрасно понимал. Длины ментощупов вполне хватало, чтобы прощупать ауру Кары и джедаев за ее спиной. Пара из них не выдержала и бежала к нам, изрядно раздраженные заминкой своей посланницы. Кара уже давно должна была привести всех. Вместо этого девушка стояла на месте, готовая вот-вот разрыдаться.

«Ничему жизнь дуреху не учит», — хмыкнул я, резко деактивируя меч. В ауре приближавшихся джедаев клубилась густая непроглядная Тьма, сокрытая от мира щитом Силы. Настоящее черное пламя, а не жалкое подобие то разгорающейся, то тускнущей искры в груди Кары А’нзал. И чем ближе они становились, тем труднее становилось мне, чувствующему, что делает Темная сторона с внутренним миром разумного.

— Стойте!

Поздно. Растерявшиеся дети сами побежали в расставленную ловушку. Ждать больше было нельзя.

Я вошел в боевой транс и направил в сторону врагов мощную волну Силы. Сразу на ней вторую, третью… Бывшие джедаи вынужденно остановились и протянули руки навстречу, легко нейтрализуя направленные в них техники. Их объединенная мощь многократно превосходила способности одного сильного, но всего лишь юнлинга.

— Неплохо, — услышал я глубокий мужской голос и, как подкошенный, рухнул на землю, получив мощный импульс Силы в висок. Мир вокруг расцвел золотистыми искорками, от резкой боли с губ сорвался болезненный стон. Где-то рядом протестующе закричали мои соклановцы, но бывшие джедаи быстро навели порядок в рядах юнлингов.

— Дополнительного транспорта не будет. Отбирайте самых сильных, все не поместятся.

— Нет, пусти! Джове! Джовее!!!

— Забери свой меч, Кара. Мальчишкой я займусь лично, — услышал я холодный приказ неизвестного джедая. Ему вторил голос А’нзал, протестующе возопившей: «Фаниус! Он мой, ты обещал!»

— Ты упустила свой шанс. Мальчишка отобрал твое оружие, Кара. Ты слаба и ничему не сможешь научить его. Хватит, возвращаемся. Они уже здесь.

Меня подхватили на руки и куда-то понесли. Сознание медленно затухало. На последних усилиях воли дотянулся ментальным щупом до сознания того, кто тащил мою обмякшую тушку, и послал ментальную волну боли.

«Получи, мразь!»

Озлобленный крик. Краткое падение и удар о землю, выбивший из легких последние остатки воздуха. Если бы не спружинившая мягкая трава, то точно бы подох от боли.

Уже теряя сознание, услышал звуки активируемых световых мечей и чьи-то крики:

— Фаниус, надо лететь немедленно! Брось его, уходим!

Глава 17. «Последствия и планы»

Очнувшись, первым делом я увидел прозрачный купол капсулы перед моим носом, сквозь которую просвечивал белый потолок медицинского отсека. Значит, бой уже закончился, и меня забрали. Трепыхаться поздно, да и трудновато. Я плавал в какой-то бесцветной жидкости, насыщенной приятно покалывающими кожу пузырьками воздуха. На лице маска с отходящей трубкой. Благодаря ей получалось дышать.

Реагируя на мои попытки пошевелиться, уровень жидкости в капсуле стал постепенно понижаться. Минуту спустя я уже стоял на своих двоих и отцеплял маску. Как только последние остатки жидкости всосались в днище камеры, крышка открылась сами и с тихим шелестом отъехала в сторону. Прохладный воздух тут же вызвал толпу мурашек по обнаженной влажной коже. Я покрутил головой, с удовольствием отмечая отсутствия неприятных ощущений. Никакой боли в висках после Темной техники, использованной на мне одним из похитителей. Но спасибо все равно не скажу. Сами виноваты.

Дверь палаты открылась, пропуская внутрь дроида-медика с белой маркировкой на корпусе. А за ними показался кел-дор. Мастер Нак Зиил. Выходит, не привиделось. Мне удалось вырваться.

Напряжение в груди как-то разом сразу отпустило. И тут же накатила слабость. Пришлось сесть прямо на пол, оперившись спиной на створку медицинской камеры. Стекло неприятно холодило обнаженную кожу, да и пятая точка сразу начала подмерзать. Но мне было плевать на такие мелочи.

— Сколько забрали?

Кел-дор встал напротив и скрестил руки на груди. Немного подумав, он все же ответил:

— Весь твой клан. И еще несколько детей из второго и третьего. Остальных мы отбили.

Копошащийся в колто-капсуле дроид-медик в капсуле закрутился, ища источник зубовного скрежета. Каюсь, не сдержался. Слишком больно было слышать подтверждение своим страхам.

— А погоня? Мы же их преследуем, верно?

— Они подготовились. Наемники прикрыли отход, пока остальные корабли ушли в гибер, — ответил кел-дорец. И, как всегда, на его невозмутимой маске не отразилось ни капли эмоций. Однако мне не нужно было видеть его лицо, чтобы ощутить сколько тщательно скрываемого стыда вызвало у Нак Зиила это признание.

— Молодцы, — невесело съязвил я. Прикрыв глаза, откинул голову назад и распустил по палате несколько связок ментощупов. Кристалл кайбера, лежащий в кармане тунику на столе у выхода, отозвался приветственным пением.

«Слава Силе. Хоть его не забрали».

Увидев, что я не спешу подниматься с пола, Нак Зиил подошел ближе и опустил руку в перчатке на мое плечо.

— Нам пора, падаван.

— О как. Значит, меня уже кто-то выбрал?

— Сразу после того, как тебя принесли в Храм. Теперь ты мой падаван, — не оборачиваясь, как само собой разумеющееся, сказал Нак Зиил. Я понимающе хмыкнул. Ну да, чего еще было ждать после Клановых испытаний? Кел-дор тогда чуть ли не прямым текстом сказал, что станет моим Мастером. Никакой другой джедай мою взрывную натуру долго бы не вынес.

«Что ж, так даже лучше. Обучение у члена Совета должно быть на порядок выше всего, чем у рядовых мастеров-джедаев».

Подождав, пока я напялю на себя вычищенную дроидами одежду, Нак Зиилом повел меня через медицинское крыло в направлении лестниц. Мимо сновали дроиды-техники и сотрудники СБ, устранявшие последствия атаки восставших отступников. Потом поднялись на второй ярус, где выдержали тщательный осмотр храмовых Стражей. И лишь потом вошли в жилое крыло Мастеров Ордена. Я сообразил, что прежде чем учинять допрос в покоях Совета, Нак Зиил хочет обсудить какие-то личные вопросы наедине. В ином случае мы бы уже предстали перед суровым оком магистров, чье пристальное внимание сейчас пронизывало каждое живое существо в Храме за его пределами.

Но прежде и у меня имеются вопросы.

— Их будут искать? Не бросят?

Мастер, не снижая темпа шага, слегка наклонил голову в мою сторону. Я скривился. По ощутимой паузе между моим вопросом и его ответом все тут же стало ясно. Если и будут, то не сразу. А когда начнут шевелиться, то будет поздно. Мятежников вместе с живыми трофеями уже и след остынет.

— Будем, Джове, не волнуйся.

Легко сказать. Но с другой стороны, он прав. Чем разводить пустую панику, надо думать, как спасать детей.

Нак Зиил остановился у одной из дверей в жилые покои. И замер.

— Подождем немного, — ответил мастера на мой безмолвный вопрос. — Внутри должна установится привычная твоему вида атмосфера.

— О, — только и смог сказать я. Как-то не сразу сообразил, что в своих личных покоях кел-дор предпочитает отдыхать без маски.

Через пару минут процесс детоксикации завершился, и двери сами разъехались в стороны. Кел-дор подтолкнул меня в спину, когда я нерешительно замер на пороге. А потом зашел сам. Сразу же входные двери отрезали нас от светлого коридора, и небольшая спальная комната погрузились во мрак.

— Свет, — сказал, Нак Зиил, но увидев, как я инстинктивно зажмурил глаза, торопливо добавил. — Половина мощности. Извини. У меня почти не бывает гостей из людей, так что над регулировкой яркости нужно будет поработать. Садись.

Мастер кивнул мне в сторону самого простого стула, единственного в обозримой близости. Вообще, когда я огляделся, то нашел немало сходств со спальней нашего клана. Прямо-таки, скажем, спартанская обстановка. Минимум мебели. Единственный стул занял я, а сам кел-дор устроился прямо на полу, скрестив ноги в привычной позе для медитаций. Возникшую неловкость задавил на корню. Что мне сказали — то и сделал. Никто, кроме самого хозяина, не виноват, что в его жилище негде расположиться. Тем более, даже сидя на полу, рост Нак Зиил вполне сопоставим с моим. Можно спокойно общаться, не наклоняя головы.

Собственно, на этом все. Больше имущества, кроме небольшого ящика с личными вещами в углу, я не заметил. Спальное место кел-дора располагалось стандартно: длинная ниша в стене. Разве что с торчащими наружу кончиками проводков и полых трубочек неясного назначения. Спрашивать не буду, хотя так и тянет уточнить, в какое место кел-дор втыкает их перед сном… Исключительно любопытства ради!

— Для начала твой кайбер-кристалл, — без всяких предисловий начал Мастер. — Покажи.

Пожав плечами, я засунул руку в карман и показал раскрытую ладонь к серебристым кристаллом на ней. В этот раз кайбер не стал звенеть «вслух». Мастер, в отличии от привратника, держал свои руки при себе.

— Ты уже знаешь о его свойствах? — после минутного молчания спросил Нак Зиил, не особо рассыпаясь в подробностях того, что я должен был, по его мнению, знать. Однако я также помнил наш разговор на финальном испытании Меча. Нак Зиил тогда предупредил меня, что предпочитает получать прямые ответы на свои вопросы. И я решил не злить его, выложив почти все, что мне известно.

— Только то, что кристалл не годится для стандартных световых мечей. Стандартная энергоячейка дестабилизирует его структуру. Выводы сделал на основе того, что мне известно о конструкции световых мечей.

— Значит, ты нашел источник, — больше утверждая, чем спрашивая, протянул мастер.

— Да, мастер.

— Ты прав. Обычный меч джедая не примет твой кристалл. На самом деле, я давно подозревал, что кристаллы из озера чем-то отличается от обычных. Теперь ты подтвердил мои выводы. Кристаллы в пещарах — полиморфные потомки от настоящего источника. Место, где ты нашел его… Можешь описать? Постарайся вспомнить как можно больше. Каждая деталь важна.

— Это куполообразный зал на самом дне озера. Думаю, когда его удерживало какое-то поле, и после понижения температуры лед сохранил его форму. Когда я появился там, то увидел посередине площадки большую друзу прозрачных кристаллов. Высота около пары с половиной метров. От головного источника отходили корни, уходящие прямо в лед купола.

— Кайберу нужен лед для роста, — подтвердил Нак Зиил, после чего ненадолго задумался. — А источник, значит, торчал прямо из камня?

— Да.

— Интересно. Тебе очень повезло Джове. И не повезло одновременно.

— Я догадался, мастер, — издал невеселый смешок. — Не томите. Что я такое нашел?

— Очень редкую и ценную вещь. Источник кайбера расы Гри.

— О, — я никогда не слышал ни о каких Гри, но на всякий случай решил удивиться.

— Да. Гри жили задолго до первых джедаев, и их технологии многократно превосходят уровень всего, что создала Республика. Световые мечи, созданные на основе их технологий, чрезвычайно редки. Настолько мне известно из архивов Ордена, последний был утерян примерно за тысячу лет до нынешнего времени, во время Альсаканских конфликтов.

— И мне надо найти этих Гри, чтобы они сделали мне меч? — с усиливающимся чувством тревоги спросил я. Тут уже настала пора Нак Зиила веселиться. Мастер издал свой фирменный смешок, напоминающий носовой чих, и огорошил меня сообщением:

— Гри давно покинули пределы нашей галактики, падаван. Никто не знает, куда и зачем они ушли. На сегодняшний день все, что осталось от их расы — это древние руины на нескольких десятков планет. И, может, какие-нибудь части неработающих механизмов у коллекционеров древностей.

— Короче говоря, сделать меч мне не светит, — хмуро подытожил я. Но, сообразив, что прозвучал несколько грубо, поспешно добавил, — мастер.

— Может да. А, может, и нет, — таинственно протянул Нак Зии. — Немногие в Ордене знают, что Тайтон — одна из тех планет, которые посещали Гри. Задолго до того, как стали затворниками и прервали контакты со всеми расами, населяющими галактику.

Я не удержался и приподнялся на стуле, жадно зашевелив ноздрями, как почуявший добычу зверь.

— Где?

— Область называется Красная пустыня. Когда-то там располагался Старый город Гри, но спустя столько тысячелетий от него ничего не осталось. Его полностью засыпало песком блуждающих дюн. Однако, если где и можно найти надежду собрать твой световой меч, то только там.

— Когда отправляемся? — вставая на ноги, спросил я. Нак Зиил остался на месте.

— Сядь.

Сказано это было таким тоном, что я сдулся, как проколотый воздушный шарик.

— Раньше ты проявлял больше терпения, падаван.

— Раньше моих друзей не захватывали в плен темные отступники Ордена, мастер, — в тон ему ответил я. — Как вообще получилось, что вы проглядели такую угрозу?

— Ты забываешься, падаван.

Я усмехнулся. Молчать мне надоело. А там пусть делает со мной что хочет. Если Нак Зиил надеялся, что я стану его послушной комнатной собачкой, то глубоко заблуждался на мой счет.

— Простите, мастер, но СБ Храма работает отвратительно! У них под носом зрел заговор, а они ничего не предприняли. Хотите убедить меня, что Орден джедаев не способен выявить предателей в своих рядах? Тогда зачем в Храме понатыканы камеры на каждом шагу? — я гвоздил словами, не давая Мастеру ни шанса вставить хоть слово. — Но их можно понять. Простые люди часто совершают ошибки. Нельзя предусмотреть всего. Но как же джедаи? Почему никто из мастеров не ощутил дурного в тех, с кем вы каждый день общаетесь и делите хлеб за одним столом? Сколько джедаев совершило побег? Двадцать? Больше?

— Пятьдесят, — тихо отозвался Нак Зиил, источая в окружающий мир редкие сполохи серого смятения. Мне удалось выбить его из душевного равновесия.

— Пятьдесят джедаев, мастер, — повторил я, не шелохнув ни единым мускулом на лице. — Уверен, вы давно чувствовали что-то неладное. Иначе зачем такое резкое изменение в программе обучения юнлингов? То что я там творил — просто удобный повод, не так ли? Не было бы меня, нашел бы другой повод усилить подготовку подрастающего поколения. Вы просили, и я был честен с вами, мастер. Скажите и вы: насколько все плохо?

— Должен признать, — после долгого напряженного молчания, выдавил из себя через нервные помехи переводчик Нак Зиила, — ты первый на моей памяти падаван, кто смеет настолько в открытую дерзить члену Совета. Тебя не пугают последствия, Джове?

— Меня пугает, что где-то там мой клан сейчас в руках фанатиков, перешедших на Темную сторону, — игнорируя выпад Нак Зиила, мрачным тоном отозвался я. — И я очень сомневаюсь, мастер, что их просто взяли с собой на увеселительную прогулку. Я хочу найти своих друзей прежде, чем из них сделают монстров. И, желательно, мастер, чтобы к тому времени у меня уже был свой световой меч.

— Да-а, намучаюсь я с тобой, — впервые с момента нашего знакомства вздохнул кел-дор. Потом как-то странно дернул нижними концами маски с длинными остриями черных «клыков» и твердо заявил. — Сейчас о твоем участии в поисках не может иди и речи.

— Но…

— Не перебивай меня, падаван. Выговорился, теперь послушай сам. Ты еще слишком мало знаешь, чтобы позволить себе даже просто строить какие-то планы. Через пару-тройку лет мы снова вернемся к этому вопросу, а пока поговорим о насущных делах. Для начала световой меч Гри. Мы посетим Красную пустыню в ближайшее время, но если там не найдется ничего полезного, то выдадим тебе обычный меч из личной коллекции Ордена. По-настоящему твоим он никогда не станет, но для тренировок вполне сгодится. Что до твоего кристалла… с ним, конечно, проблема. Техника Гри на генном уровне признает первого, кто ее коснется. Кайбер не исключение, так как они выращивали его искусственным путем. Твой кристалл убьет любого, кто попробует забрать его. Так что придется тебе хранить его в моих покоях или постоянно носить при себе.

— Если позволите, мастер, то в Красную пустыню я его возьму. Мало-ли, пригодится. А после отдам вам на хранение. Интуиция подсказывает, что найти сразу целый световой меч Гри у нас не получится. Даже частей, наверное, не получится… Все уже давно выскребли охотники за наживой.

— Не интуиция, а Сила, — поправил Нак Зиил, но согласился с моими доводами. — Такой вариант будет лучшим выходом. Ни к чему светить живым кайбером перед другими джедаями. И последнее, Джове.

— Да, мастер?

— Я ценю твою прямоту и честность. Однако в общении с другими джедаями прошу тебя соблюдать устои обращения к старшим по сану. Ты меня понял?

— Разумеется, мастер, — подтвердил я, радуясь, что не пришлось давать обещаний. Врать я не люблю, а лебезить перед идиотами, допустившими очередной раскол Ордена, не собираюсь.

— Прекрасно, — удовлетворенный и не заметивший подвоха Нак Зиил поднялся на ноги и милостиво разрешил. — До вечера ты свободен. У входа тебя уже ждет провожающий, такой же падаван, как и ты. Он отведет тебя в ваше жилое крыло. Отныне жить будешь там, в личных покоях. Из имущества… Ах, да, у тебя же есть дроид. Можешь оставить его. Кстати говоря, не поделишься, где ты его раздобыл?

— Купил, — сказал я чистую правду. Не вижу смысла скрывать такую информацию от того, кто, в перспективе, может заменить мне отца и семью.

— Даже так? У тебя есть деньги?

— Немного.

— Хм. Об этом тоже помалкивай. Причины объяснять?

— Никак нет!

— Любопытное выражение, — хмыкнул Нак Зиил, а я мысленно боднул головой стену. Солдатские рефлексы так просто неизвести. Даже во вторую жизнь умудрились пробраться, гады. Придется почаще за языком следить.

— Все, можешь идти. Сопровождающий за дверью покажет тебе путь к твоим покоям.

— А распорядок на оставшийся день?

— Копия будет выслана на твой терминал. Совет дал нам пару дней на отдых, и сегодня я бы посоветовал тебе выспаться. Завтра нас ожидает Красная пустыня.

Понятно. Значит, мой допрос откладывается, пока не расхлебают кашу, заваренную отступниками. Держу пари, в столицу уже сообщили, и к Тайтону на всех парах мчит корабль со следователями и дознавателями от Сената. Раскол в Ордене для галактики означает только одно: появление призрака новой войны, обещавшей стать не менее кровопролитной, чем все предыдущие.

— Мастер, — я, как полагается, поклонился Нак Зиилу и покинул его, вполне довольный исходом нашей беседы. Все могло сложиться куда как хуже. Да, мне сказали, что в ближайшие годы меня на поиски клана никто не отпустит. Оно и верно. Что может сделать сопливый десятилетка без навыков, меча и корабля? Да из меня сделают отбивную на первой же космической станции. А то и рабский ошейник напялят. Я уже примерно представлял, в каком государстве живу. Республика далеко не идеальна. На ее галактических просторах в достатке и пиратов, и контрабандистов, и работорговцев, и просто отвратных личностей, готовых пальнуть в спину из бластера при первой возможности. Соваться в этот мир в моем нынешним положении — чистое самоубийство.

Однако, Нак Зиил не запрещал мне помочь своему клану другим способом. Для этого вовсе не обязательно покидать планету. Были бы деньги и связи. Первые заработаю на бирже, а вторые… С этим тоже что-нибудь придумаю. Со временем.

— Новичок. Я покажу тебе, где будешь жить, — покровительно фыркнул обещанный мастером сопровождающий, едва закрылась дверь за моей спиной. Кто тут у нас? Падаван-родианец, по виду едва ли на пару лет старше мня самого. Еще один представитель расы, только строением тела напоминающий человека. В остальном различий хватало: пупырчатая бледно-зеленая кожа, фасеточные круглые глаза на лысой голове, вытянутой морда с хоботком рта, пальцы-присоски на пятипалых руках… В общем страховидла страшная, пострашнее кел-доров. Не будь на нем туники падавана, в жизни бы спиной не повернулся. Еще вцепится, образина…

Что? Помню, поначалу даже от своих соклановцев шарахался, пока не узнал их получше. А потом увидел, с каким удовольствием дети трескают самую обычную еду из синтезатора, и успокоился. Даже Мъйят тянул какую-то искусственную бурдымагу через специальную трубочку, прикрепляемую в маске. Ничего похожего цветом на кровь или сырое мясо. Опасения быть съеденным оказались беспочвенными.

Однако сейчас моя неприязнь была вызвана не внезапным приступом уже почти изжитой ксенофобии. Причиной послужило явное снисхождение в голосе родианца. Оно же читалось в его эмоциях, лежавших передо мной, как открытая книга. Я чувствовал гордыню, брезгливость, превосходство, все вместе похожие на слипшийся ком подгорелого теста. Да что там! Даже обратившись ко мне на интере — всегалктическом языке, понимание которого досталось мне в наследство от Джове — морду родианца перекосило. Словно вынужден разговаривать с тупой прямоходящей мартышкой. Кому понравится такое отношение? Вот и я не исключение. Жаль, пока не нарастил достаточно массы, а то бы точно вкатал наглеца в грязь.

«Хотя… у меня же есть прекрасная альтернатива!»

За те несколько секунд, что я молча смотрел на родианца, тот успел почуять неладное. Не среагировать не успел. Короткий толчок Силы, и поприветствовавший хоботком пол нелюдь уже верещит что-то на своем языке. Слабак. Даже не усиливая давления Силы, я без труда удерживал его в унизительном положении половой тряпки у себя под ногами. А потом от него начало еще и вонять… как от тухлой помойной ямы. Родианцы вообще не очень-то приятно пахнут, а уж в состоянии стресса противная вонь разошлась по всему коридору. Жалко, я вспомнил об этом слишком поздно.

Дождавшись, пока пупырчатый недомерок ослабеет, я наклонился к его голове и, зажимая нос пальцами, гнусаво спросил:

— Какой идентификатор у моих покоев? Место, сектор?

— Чтатк-ааа…

— На интере отвечай, мясо!

— А-а-а, хватит, все скажу-у! Первый сектор, пятая дверь от входа в мужское крыло, правый поворот к покоям первогодок! Правый!! Не да-в-иии на гангли-и-ий…

Переступив вытянутые ноги падавана, я торопливо ломанулся в заданном направлении, сдерживая рвотные позывы. Правильно говорят: не тронь гавно, пока не пахнет. А я еще с локтями в самую гущу нырнул, дурак. К ситху покои, срочно на свежий воздух! Иначе точно всю заблюю.

Пока бежал, в спину мне неслись сдавленные ругательства на родианском, перешедшие в уже понятный крик на интере: «Я тебя запомню, человек!»

— О, не сомневайся, — негромко отозвался я, зная, что родианец прекрасно услышит меня на любом расстоянии. — Все запомнят, не только ты.

Глава 18. «Не на жизнь, а на смерть!»

Продышавшись после подлой биологической атаки врага человечества и, докучи, заработав новую фобию, решил все же последовать совету Нак Зиила. К счастью, джедаям, званием от падавана и выше, выделяли отдельные покои, чему я был несказанно рад. Не хватало еще учить уму-разуму других чудиков, навроде родианца, у которых в одном месте свербит пубертатный период.

После часа в ближайшей мужской душевой, с трудом вытравив с помощью очистителей мерзкую родианскую вонь, я отправился давить на массу. Комнату мне выделили в старшем крыле Храма, где, помимо падаванов, жили еще молодые рыцари-джедаи. Вместо домашнего питомца встречал Фрисби, удерживающий в цепкой лапке манипуляторов новый ученический планшет. Поприветствовав меня радостным: «Вииу!», дроид сгрузил доставку мне на руки. И, крутанувшись вокруг своей оси, улетел к зарядному порту под письменным столом. Умница какой. Что бы я без него делал?

Коснувшись ладонью плоской сенсорной панели, позволил планшету считать мои биометрические данные. Миг — и новая игрушка коротко мигнула россыпью разноцветных огоньков, подтверждая доступ новому владельцу. Славно. Почитать, что мне приготовил мастер можно и позже, а пока будем обустраиваться. Спальные помещения в Храме мало чем отличались друг от друга, но мне повезло. Помимо привычной спартанской обстановки с минимумом необходимых вещей, глаз радовало широкое голографическое окно на одной из стен. Сейчас оно транслировало в режиме онлайн вид на озеро, но картинку можно было изменить на свое усмотрение.

Вполне, вполне. Не иначе мастер Нак Зиил расстарался в награду за противостояние отступникам. Особенно порадовало «окно». Когда я увидел живую трансляцию озера, погруженного в нежное марево сумерек, то понял, чего мне так долго не доставало. А попробовав усилить эффект присутствия и услышав завораживающие звуки дикой природы, вовсе пришел в благоприятное расположение духа. Спасибо, мастер! В таком месте вполне себе можно жить.

Быстро покидав в ящик немногочисленные пожитки, доставленные кем-то из бывшей клановой спальни, поменял пароль на ящике и плюхнулся на койку с планшетом. Пора опробовать новую игрушку. Интерфейс мало отличался от уже имевшегося у меня в наличии планшета. Разве что поновее, и нет привычных вкладок выхода в Голонет и на биржу. Зато имелась локальная храмовая сеть, изображенная джедайским округлым гербом в углу экрана.

Разобравшись с управлением, проверил единственное сообщение на почту. Ага, вот и обещанный мастером распорядок дня. Хм. Подъем завтраки-обеды и прочие прелести жизни в закрытой школе. В общем и целом, все как я привык, будучи еще юнлингом. Только свободного времени намного больше. Теперь тренировки мне назначал лично Мастер Нак Зиил, никакого строгого графика не было. И в ближайшее время ему точно будет не до меня.

«Что ж, устроим себе внеплановый выходной. Еще бы стопочку для успокоения, но чего нет, того нет».

Внезапная мысль о похищенных детях мигом вернула меня с небес на бренную землю. Стало тоскливо и гадко. Как они там? Бедные. Даже думать не хочу, что с ними сделают твари, уже вкусившие сладость вседозволенности. На Совет надежды мало, значит, надо думать самому.

В расстроенных чувствах провалялся еще с час, прежде чем усталось взяла верх. Но, как назло, только начал проваливаться в мир Морфея, как от дверей раздался оповещающий сигнал.

«Медь вашу, кого там нелегкая принесла? Нак Зиил сказал же, что сегодня я свободен. А. Никак гости пожаловали… Это вы зря».

— Ты кого-нибудь ждешь? — лениво спросил я у Фрисби. Тот, не отцепляясь от зарядного порта, отрицательно мигнул красными огоньками.

— Вот и я нет. Эй там! — я возвысил голос, зная, что умная электроника в таком случае передаст ответ по ту сторону двери. — Дома никого нет.

— Выходи, падаван. Поговорить надо, — услышал я дрожащий от нетерпения голос своего недавнего знакомого. По спине мгновенно пробежал холодок, сгоняя с таким трудом прикормленную сонливость. Спешно выброшенные поисковые ментощупы донесли отголоски четырех аур. По ощущениям все до одного родианцы. Мама!

Резко вскочил с койки и… тут же со стоном откинулся обратно, держась за ушибленную маковку.

«Уй ее… За что же это деется, люди-и-и! Не один, а целых четыре боевых скунса! Спасите-помогите, гадят!!!»

Свежеприобретенная фобия не знала жалости. Стоило представить морду не одного, а целых четырех родианцев, желудок тотчас скрутило болезненным спазмом, а к горлу подкатил кислый комок.

— Буэ… Говорю, же — дома никого нет!

— Тогда кто с нами говорит? — после продолжительной паузы раздался чей-то острожный вопрос.

— Автоматическая система охраны покоев.

— Передай этому куску банта-пуду…

— Стой, Руки, ты чего несешь? Не видишь, что он издевается над нами? Эй, как там тебя? Джове! Выходи, быстро.

«Мамочки! Да они же дверь собираются ломать. Не дамся, навозники! Всех убью, один чистый останусь!»

— До активации системы обороны осталось пятнадцать секунд, — нервно предупредил я, спешно подготавливая по боевому ментощупу на рыло. Никогда такие не делал, но как только не раскорячишься, чтобы, гхм… сохранить чистоту и непорочность. Короче я предупредил!

— Какая еще активация… Слышь, Джове. Тебе все равно придется выйдти. Давай лучше сейчас разбеермся, что ты как маленький.

— Точно. Выходи, человек, мы только поговорить…

— Семь секунд.

— Не, прикиньте? Ты прав Рики, такого сразу надо… того.

— Точно. Ты попал, падаван!

— Одна секунда.

— Ну, если сам не откроешь, то мы…

«Не-е-е-э-эт!!!»

В ужасе захрипев, я вслепую замахал руками и ментощупами, уже представляя, как тошнотворный запах навеки впитывается в кожу и волосы. Несмываемый!

Динамик управляющей панели передал счетверенный хрип и грохот упавших тел. Фух… Кажись, отбился.

Утерев холодный пот со лба, только сейчас заметил, что покинул койку и забился в самый дальний угол у двери. Н-да. Будем надеяться, в будущем Сила не столкнет меня с каким-нибудь ситхом, родом с Родии. Как-то не хочется прослыть первым джедаем, драпавшим от адепта Темной стороны только потому, что от последнего несло тухлыми кабачками.

— Эй, вонючки, — осторожно поинтересовался я. — Живы хоть?

— А-у-у…, — раздался чей-то булькающий стон, плавно сошедший в хныканье. Я облегченно выдохнул. Ну и славно. Напуганные и обосранные — не мертвые. А все остальное легко отстирывается, главное чтоб никто не увидел. Репутацию отмыть куда труднее.

— Вот и идите подобру, — встав в позу супермена (ноги врозь, кулаки в бока, подбородок вверх), мстительно начал повтор отсчета. — Девятнадцать, восемнадцать, семнадцать…

Динамик взорвался истошными девичьими воплями в исполнении парней, торопливым топотом и руганью вкупе с обещаниями жутко отомстить. Я рассмеялся, чувствуя как отпускает скопившееся напряжение. Отличная разрядка вышла. Вот только теперь сна ни в одном глазу, ситха им в грызло. А до завтра делать нечего.

Хотя, о чем это я? Клан мой надо выручать, вот что! И остальных похищенных детишек. Один я не справлюсь, значит, нужна помощь человека, специализирующегося на поиске пропавших. К счастью для меня, соответствующий институт в этом мире существовал. Более того, был известен во всех уголках галактики, называемый Гильдией Охотников за головами.

Перво-наперво я подсчитал имеющуюся наличность. Сейчас у меня чуть больше пяти тысяч кредов, но то копейки. Нужно как минимум в десять раз больше, чтобы хотя бы просто оплатить найм подходящего охотника. Не считая надбавок за риски, а также доставку целей живыми и невредимыми. Мне нужен охотник, способный вычислить местоположение беглых джедаев, скрытно настигнуть их и без лишней стрельбы вытащить детей. Желательно опытный ветеран с инстинктами первоклассного убийцы и умеренной жаждой наживы. Та еще задачка.

Достал из ящика свой старый планшет, я прошерстил информацию по поводу интересующей меня темы. Как и ожидалось, результаты удручали. Информация по Гильдии находилась под таким же запретом, как данные по ситхам и Темной стороне. Единственный способ выйти на нужного посредника — искать вне пределом системы Тайтона.

Для начала решил оплатить доступ к межгалактической бирже, позволяющий торговать вне пределов своей звездной системы. Чем больше удачных сделок я закрою, тем выше вероятность, что мне помогут найти нужного посредника. Ну или сам найду, благо доступ к форуму брокеров шел в базовом комплекте при оплате за месяц. Всего две тысячи кредов для старта. Мой хомяк жалобно задрал лапки, но смолчал, понимая, что выбора нет.

Планшет пискнул входящим сообщением. «Две тысячи списано с личного счета абонента номер ТТХ-4331-Тайтон. Доступ к торговой сети разблокирован».

Понеслась.

***

Кара смотрела на зеленокожую девочку, стоявшую перед ней с низко опущенной головой. Они обе молчали некоторое время, но ни одна не решалась заговорить первой. В выделенной им двоим корабельной каюте было темно и пахло жженой проводкой. Перехваченный беглыми джедаями транспортник, следовавший в Центральные Миры со Стороны Внешнего кольца, дышал на ладан. Но лучше так, чем попасться вивисекторам республиканцев. Описание кораблей, на которых отступники покинули Тайтон, уже давно разослано по всему сектору.

— Лана. Посмотри на меня.

Девочка не шелохнулась. На ее щеках блестели мокрые дорожки, отражая тусклый свет голо-лампы под потолком.

— Молчанием делу не поможешь. И, поверь, лучше я, чем Малкит или Соворра. Твоим друзьям не так повезло.

— Вы… почему? — голосок Ланы дрожал, как и ее крепко стиснутые кулаки. Казалось, она вот-вот бросится на Кару, но сдерживает себя, потому что до одури боится того, что та может с ней сделать.

— Обращайся ко мне как полагается. Мастер. Или учитель.

— Почему вы предали Орден… мастер.

— Я не предавала Орден, Лана, — Кара скривилась, словно откусил от корня чарбота, вкус которого терпеть не могла. — Это он предал меня. Всех нас, кто на этом корабле.

— Вы забрали нас! — Лану заметно потряхивало. — Мы не хотели. Никто из нас… Джове сказал бежать, а я… Мы…

Кара прижала разрыдавшуюся кроху к себе и дала ей выплакаться. Недолго, всего пару минут. Время теперь тоже роскошь, которую они не могут себе позволить. Не среди тех, кто уже понемногу начали называть друг друга Лордами.

— Ничего уже не изменить, смирись. Теперь ты моя ученица, Лана Лорсо, мне позволили, — тут Кара чуть запнулась, скрывая проявление горечи в своем голосе, — обучать тебя. И, в отличии от некоторых бездарностей, я не намерена пренебрегать программой, рекомендованной Орденом.

Сработало. Маленькая мириаланка прекратила всхлипывать и впервые за минувший день посмотрела прямо в глаза Каре.

— П-правда?

— Да, — Кара слегка улыбнулась, потом присела на одну из коек и похлопала ладонью по месту рядом с собой.

— А что будет с остальными? — тихо спросила девочка, пристраиваясь рядом со своим новым мастером. — Нова, Мире, Кева? А мальчики? А Гвин, Фео и Налла из второго и третьего? Где они? Я не видела их с тех пор, как их увели!

— Вы встретитесь, когда мы доберемся до места. Обещаю.

— А куда мы летим?

— Космическая станция на орбите одной мертвой планеты. Мы пробудем там какое-то время, пока не найдем новый дом.

— Но я не хочу новый дом, мастер! Я хочу домой, на Тайтон!

— Неправда. Ты не хочешь вернуться на Тайтон. Жизнь в Храме тяготила тебя не меньше, чем меня, — проницательно заметила Кара, за минувший год наставничества в первом клане достаточно хорошо изучив непоседливый нрав мириаланки. — Ты скучаешь по тому, кто остался там. Я права, моя ученица?

Лана резко дернула головкой, отворачиваясь. Конечно. Никому не нравится, когда ей или ему лезут в душу. Кара ощутила резкий всплеск симпатии к ученице. Фаниус прав. Оказывается, они похожи больше, чем можно было подумать.

— Однажды мы увидимся с ним снова.

— Правда? Откуда вы знаете, мастер?

— Я не знаю.

Кара, машинально коснувшись своего светового меча, висящего на поясе.

— Сила не спешит раскрывать грядущее. Но мы ведь говорим о Джове, так? Этот… мальчик привык совершать невозможное.

***

Комлинк на руки пискнул входящим вызовом. Да! Торговец заглотил наживку.

— Перевести изображение на терминал, — скомандовал я, горделиво приосаниваясь. Первый разумный, кого не оттолкнула надобность совершить сделку через сеть, а не при личной встречи. Осталось правильно подсечь добычу и вытащить на берег.

— Гонта, — я первым, как и полагается у расы китонаков, обратился к маленькому приземистому существу ростом примерно под метр с кепкой. — Спасибо, что согласились обсудить мое предложение. Как я понимаю, товар уже готов к отправлению?

— Человек, — профыркало изображение китонака на терминале. Рядом с ним плыли одновременные строки перевода. — Я так и думал! Ни у одного разумного, кроме, пожалуй, Хаттов, не хватит мозгов реализовать такой товар. Только я думал, ваш вид… э…

— Несколько выше? Всякие бывают, Гонта. Но давайте вернемся к сделке, у меня мало времени.

— Тогда вы зря обратились ко мне, Джове, китонаки никогда не спешат. Я бы хотел накинуть четверть предложенный вами цены сверху. Сами понимаете товар необычный…

— И именно поэтому висит в сети уже больше месяца, скатившись на самое дно торговой площадки. Корусант — столица Республики, а не его сельскохозяйственный придаток, — я не стал изображать презрение к хватке собеседника или что-то в схожем духе, чтобы вывести его из равновесия. Для китонаков, как я узнал из сводки по разумным расам в Голонете, все люди на одно лицо. А наша мимика вовсе тайна за семью печатями.

— Но не только поэтому никто не хочет покупать ваш неликвид, Гонга. Терморегуляционные фильтры этой модели комбайнов давно устарели. Как и они сами. То же касается био-конвертеров органических удобрений производства консорна «Чандрилла-Тэг». Вы держите меня за дурака, Гонто? — я добавил в голос максимум недовольства, чтобы туповатый китонак сумел уловить хотя бы одну десятую его часть. Так и произошло. Похожий на ожиревшего уродливого карлика, пришелец затряс толстыми кожаными наростами на морде и громко шмыгнул пористым носом, как у собаки.

— Куда мне высылать контракт?

«Победа!»

— Скидывайте файл на мой личный аккаунт в Голонете. Передаю данные… Получил. Понятно. Я уточню некоторые моменты со своими партнерами и свяжусь с вами через десять минут.

— Буду ждать.

Я перевел дух. Первая часть марлезонского балета в космическом масштабе прошла как по маслу. Осталось еще несколько.

— Вызов. Контакт — Съян Итти, Коррелианский сектор.

Терминал утвердительно мигнул, принимая запрос. Буквально через пару секунд на экране появилось изображение салластанца в пилотском комбезе. Моего звонка ждали с нетерпением, судя по скорости ответа.

— Мастер Джове, сэр? Я думал, вы уже нашли кого-то получше.

«Сколько расшаркиваний перед потенциальным работодателем. Крепко же его прижало», — незаметно успехнулся я, разглядывая своего перевозчика, также принадлежащего к околочевеческой расе салластанцев. То есть телом похож, а морда лица в складках. Так называемых «крыловидных каплях». Но в этом мире по внешности никто не судит, в этом я уже успел убедиться. Самое непритязательное на вид существо могло оказаться преуспевающим бизнесменом в крупной трансгалактической корпорации. А человек моего вида в приличных шмотках каким-нибудь мелким жуликом, скрывающимся на космических станциях от республиканских копов. И никогда нельзя быть уверенным, с кем из них столкнешься при заключении следующей сделки.

Но в пилоте нанятого мной корабля за смешную сумму в десять тысяч кредов, я был уверен. У Съяна Итти дела сейчас не ахти. Что-то там с местным профсоюзом пилотов-дальников, у которых на Съяна здоровый зуб. Так что мое предложение по рейсу в один конец от Корусанта до Тайтона почти сразу нашло свой отклик. Почти, потому что мне пришлось потратить три часа на внутрисистемной бирже столицы, чтобы заработать еще пять тысяч кредов — аванс, который я собирался выплатить Съяну. Кредов было не жалко. У нас аналогичную сумму я бы зарабатывал неделю, если не больше.

— Съян, — я приветливо кивнул пилоту-салластанцу. — Еще не передумали?

— Нет!

Говорю же, припекло бедолагу. Ладно, не будем его мучить.

— В силе. Пересылаю аванс…

— Получил. Отлично! Спасибо Вам, сэр. Где я должен забрать товар?

— Я перекину ваши контактные данные клиенту. С вами свяжутся и объяснят, к какому ангару лететь. Места в трюмах точно хватит?

— Не волнуйтесь, сэр. У вас по декларации всего пятьсот кубов. Моя малышка потянет все полторы тысячи, если нужно.

«Да, и вправду малышка. Эдакий среднячок из общей линейки малотоннажных судов для дальних перелетов. Но крепкий, судя по спецификациям, предоставленным Съяном».

— Тогда до связи. Буду ждать отчет по получению груза и выходу на маршрут.

— Спасибо, мастер Джове. Я не подведу!

Угу. Посмотрим.

Вызов. Назвать контактные данные адресата. Терминал издал звуковой сигнал — связь установлена.

— Гонта.

— Джове. Вы уладили дела с вашими партнерами?

— Все в силе. Держите номер контакта. Съян Итти, салластанец.

— Есть, креды пришли. А вторая часть оплаты?..

— По факту получения товара моим пилотом. И не пытайтесь обмануть его, Гонга! В случае подставы мне не составит труда выставить вам иск на такую сумму, что расходы по судебным издержкам многократно превысят любую выгоду от нашей сделки. Надеюсь, мы поняли друг друга?

Тут я откровенно блефовал. Разборки в арбитражном суде Республики — удовольствие само по себе недешевое. Один найм квалифицированных юристов мог бы влететь в копеечку. Но Гонта не знал о моих плачевных финансовых возможностях. И его впечатлила скорость, с которой я организовал сделку. Мне поверили.

— Никаких подстав, уважаемый Джове. Я честно веду дела.

— В таком случае, всего вам наилучшего, Гонта. Если все пройдет как надо, то мои партнеры рассмотрят возможность нашего дальнейшего сотрудничества.

— Буду ждать с нетерпением. До связи.

Я устало откинулся на спинку стул и потер кулаками слезящиеся глаза. Н-да, время уже за полночь, а Нак Зиил выспаться советовал. Выспишься тут, как же… Один только поиск подходящего неликвида растянулся на час. И снова, без помощи Фрисби, использующего свои аналитические алгоритмы, я бы не справился. Слишком много спама и предложений, рассчитанных на доверчивых дурачков, не умеющих считать деньги. Потом еще пять ушло на заработок двадцати тысяч кредов, половину которых отправил Гонте. И это мне еще повезло заработать такую сумму! Утянул выгодный лот прямо после его появления на торговой площадке и тут же загнал втридорога какому-то барыге вроде меня. Тот еще посмеялся на брокерском форуме, мол, развел какого-то лоха. Но мне было наплевать. Вырученной суммы хватило, чтобы провернуть быструю сделку, состряпанную на коленке еще в первые часы моего выхода на межгалактическую биржу. Теперь осталось дождаться сообщений от партнера и поставщика, с которыми нас разделяют несколько парсеков звездного пространства. Если дельце выгорит (а я был в этом уверен), то через день-полтора, требуемого на перелет от Корусанта до Тайтона, я получу свой товар. А потом на перепродаже уже фермерам Тайтона выручу, по примерным прикидкам, не менее пятисот тысяч кредов.

Через час, поочередно, на мою почту прыгнули два сообщения. Первое от Съяна, с подтверждением получения контейнеров с сельскохозяственной техникой. Второе от Гонта, предоставившего протокол встречи между ним и салластанцем.

Что ж, свою часть сделки китонак выполнил на совесть. Я тут же отослал еще десять тысяч и утер пот с лица. Это еще не все. Теперь надо дождаться последнего сообщения от Съяна, ознаменующего успех или провал задуманной махинации. Отпустит ли его пилотский профсоюз свою дойную коровку за пределы столичной системы? Съян уверял меня, что да. Но я все равно волновался все три часа, пока не получил сигнал на персональный комлинк. И лишь тогда позволил себе выдохнуть, рассмеявшись от скопившегося нервного напряжения.

Все получилось. Мой перевозчик вошел в прыжок и направляется на Тайтон. Теперь можно и со спокойной душой в Красную пустыню наведаться. К моему возвращению, с мечом Гри или без него, Съян уже должен будет войти в систему Тайтона.

Глава 19. «Угасшие осколки величия Гри»

— Поумерь свои восторги, юный падаван, — велел Нак Зиил, сидящий за штурвалом глайдера, следующего по курсу в нижних слоях атмосферы Тайтона. — Мы еще ничего не нашли.

Не вышло. Как ни старался, глупая улыбка никуда не делась. Мне было чему порадоваться. Перспективная сделка в процессе, а я лечу за своим первым световым мечом! Знаю, скорее всего, ожидают пустые руины, занесенные песком, но понадеяться-то можно? Не каждый день выпадает шанс самолично сунуть нос в наследие древней расы.

За наш двухчасовой полет к области, показанной на карте в глайдере закрашенным пятном красного цвета, я успел просмотреть всю информацию о Гри, которую сумел нарыть Нак Зиил в архивах Ордена джедаев. Получилось негусто, но кое-что полезное в этих полу-легендах нашлось. Например, урезанная версия языка Гри, теперь залитая в память Фрисби, тоже полетевшего с нами. Или описание самой расы, похожих на головоногих моллюсков с щупальцами вместо рук и ног. Не представляю, как они с такими присосками умудрялись взаимодействовать со сложной техникой, и уж, тем более, пользоваться оружием. Теми же световыми мечами. В голове как-то не укладывался образ серой туши, орудующей десятком шашек, по одной в каждом из шупалец.

— Гри не пользовались оружием, — просвятил меня Нак Зиил, услышав мои пространственные рассуждения на тему джедайских тентаклей. Я не заметил, как начал машинально рассуждать вслух.

— В смысле? А зачем тогда…

— Его создавали на продажу низшим расам, то есть нам. Самим Гри вполне хватало защиты дроидов.

— А взамен?

— Ресурсы и сырье для своих технологий.

— Хм. В переданном вами архиве об этом ни слова, мастер.

— Верно. Это мои личные догадки, падаван. Не обязательно принимать их на веру.

Я испытыюще прищурился, разглядывая неподвижную маску кел-дора.

— А еще догадки у вас есть, мастер?

— Ничего такого, что помогло бы тебе с созданием светового меча, падаван. Если ты об этом подумал.

— Жаль, — я разочарованно вернулся к разглядыванию лобового стекла и бьющих по нему вихрей красной пыли. Как-то незаметно мы пересекли границы Красной пустыни, но Нак Зиил молчал, так что до места пока не добрались. Думаю, уже недолго. Наша отметка на голографической карте Красной пустынми над приборной панелью постепенно приближалась к цели, отмеченной мигающим белым огоньком. Но что для увеличенного масштаба карты только огонек, там внизу — целая область размером около шести километров. И вся целиком занесена барханами красного песка без следа цивилизации.

Нак Зиил не представлял, как я буду искать что-то в этой пустоте, но я не спешил раскрывать свои маленькие секреты. Ни к чему мастеру знать, что кристалл кайбера мог раздваивать меня на два потока сознания, существующих параллельно в двух мирах. Еще решит, что я спятил и повернет глайдер в обратный путь к Храму.

— Мастер, — когда до отмеченной области осталось чуть меньще пятисот метров, я вдруг услышал предупреждающий оклик кристалла кайбера. — Стойте.

Инертные гасители легонько загудели, реагируя на повышенные перегрузки. Глайдер замер в воздухе.

— Что случилось, падаван?

— Я что-то почувствовал, — сказал я, прислушиваясь к эмоциям кристалла, в котором еще с первого нашего контакта начал подозревать наличие некого подобия ядра ИИ. Только живого происхождения. Словно искусственный разум самостоятельно начал развиваться, как только я отделил свой кристалл от источника кайбера на дне озера. Сейчас я чувствовал его возбуждение, слегка уменьшившееся, когда попробовал сдвинуться к хвостовому отсеку глайдера. Тут уж и дурак бы понял, что ему указывают направление.

— Нужно взять чуть левее.

— Куда?

— Здесь, — я ткнул пальцем в угол голо-карты, висящей над приборной панелью. — И оттуда еще примерно с километр по прямой. Я скажу, когда остановиться.

Двигатели заработали, и глайдер плавно повернул на указанный маршрут. На этот раз Нак Зиил лично сел за штурвал, отключив автопилот и доверившись моим ощущениям.

— Стоп! — примерно через минуту лета скомандовл я, не обращая внимания на недовольное ворчание мастера. Сейчас мне было не до этикета, кристалл, а через него и меня ощутимо потянуло вниз, на глубину в несколько километров.

— Сажайте прямо тут, мастер.

— На верхушку бархана? — переспросил Нак Зиил. — Уверен, падаван?

— Уверен, мастер, — я улыбнулся против воли, добавив. — И это не бархан.

— Что?!

Поздно. Глайдер приземлился на песок и тут же прилип к нему брюхом, как муха, севшая на мед. Как ни старался ругающийся Нак Зиил поднять машину в воздух, выжимая из двигателей максимум, ничего не вышло.

Пока кел-дор воевал с потерявшим управление глайдером, я собирался в грузовом отсеке, облачаясь в специальный комбез с прозрачным шлемом и внутренней системой жизнеобеспечения. Без защиты соваться наружу нельзя. Мельчайший красный песок моментально забивался в легкие и вызывал приступы удушья.

— Не выходит, — мрачно констатировал Нак Зиил из рубки. И почти сразу я услышал его оклик. Мастер только сейчас заметил мое отсутвие.

— Падаван! Ты куда собрался?

— Простите, мастер, — я загерметезировал и виновато улыбнулся кел-дорцу через прозрачное стекло шлема. В тот же момент электронная начинка костюма оповестила тройным сигналом о плной готовности системы жизнеобеспечения. — Надо спешить.

— Это мне решать, — Нак Зиил закрыл выходную переборку и требовательно уставился на меня, сложив руки на груди. — Сейчас ты объяснишь, что происходит и почему глайдер не двигается с места. Внимательно слушаю тебя, падаван.

— Если в общих чертах, — со вздохом начал я, — думаю под нами сейчас пусковая шахта. Что-то наподобие планетарной защиты Гри. Пожалуйста, не спрашивайте, откуда я знаю. Просто… если я хочу найти ответы, то мне нужно спуститься туда. И побыстрее.

— А…

— Боюсь, вам со мной нельзя, мастер. Я чувствую, что для кого-то без активной технологии Гри она не откроется. У меня кристалл кайбера Гри, он сойдет за начальный уровень доступа. А вас, если сунетесь, могут, э-э… нейтрализовать.

— И все это ты ощутил через Силу? — скептицизмом Нак Зиила можно было пользоваться, как сдерживающим оружием массового поражения. Конечно при условии, что найдется некто, вроде меня, кто владеет даром улавливать эмоции одних существ и передавать их другим.

— …

— Ладно, не выдумывай, все равно не поверю, — кел-дор нехотя посторонился и позволил мне пройти к переборке. — Как долго ты там пробудешь, Джове?

— Вряд ли больше пары часов, — прикинул я, сверившись с образами, передаваемыми мне кристаллом Гри. — Кажется, мне открыли что-то наподобие гостевого доступа на объект. Там свои рамки по времени.

— Открыли? — Нак Зиил удержал меня за плечо. — Хочешь сказать, падаван, там, внизу, остались живые Гри?!

Я ощутил его тревогу и что-то наподобие… Зависти? Ха! Выходит, не одному мне любопытно, что же там прячут заброшенные руины древней продвинутой цивилизации.

«Если так, то, надеюсь, меня не съедят живьем», — хотел в старой манере пошутить я, но, ощутив настрой кел-дора, решил попридержать язык и вместо этого успокоил его:

— Сомневаюсь, мастер.

— Честно говоря, я не ожидал ничего подобного. Отпускать тебя одного, без светового меча…

— Как раз ним я и спускаюсь, мастер. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Сила со мной.

— Ладно, можешь идти, — кел-дор издал скрип, похожий на обреченный вздох, и направился в рубку. — Но чтобы ровно через час вернулся! Понял меня, падаван?

— Да, мастер.

— Хорошо. Да пребудет с тобой Сила, Джове. И… удачи.

***

Снаружи бушевал неслабый самум. Мне пришлось в срочном порядке покидать глайдер и давать экстренную команду Нак Зиилу на герметизацию переборки. Если бы промедлили, красный песок мог засыпать весь пассажирский отсек.

Видимость снаружи была почти нулевая. Я шагал наощупь, вытянув вперед обе руки, чтобы уж если падать, то не на морду… извините, щиток шлема. Идти, как ни странно, было вполне легко. Словно под ногами твердая и вполне ровная поверхность. Или каменная, или из металла, чего в принципе быть не могло. По показаниям датчиков глайдер должен был приземлиться прямо на вершине двух скатов большого бархана.

Тут уж поневоле задумаешься, а не вызван ли самум какой-то технологией Гри, чтобы скрыть от взора незваного гостя вход в чертоги подземного комплекса. С головастиков станется.

«Здесь», — кристалл кайбера послал импульс, и я замер, настороженно поглядывая на странное явление прямо перед моим носом. Какая-то голограмма в виде оранжевых кубиков разного оттенка, наскакивающих друг-на друга, появляющихся и исчезающих в каком-то хаотичном порядке. Никаких неудобств они мне не приносили, но я, на всякий случай, не спешил двигаться. И оказался прав. В уголке шлема прямо на стекле высветились ряды непонятных пиктограмм, среди которых изредка проскальзывали знакомые слова интера.

«Ага, вот и перевод Фрисби подоспел!» — обрадовался я. Пригодилась-таки языковая база данных Гри. Что там у нас? Перенос… дематерилизация… готовность… э-э?! Какая, медь вашу, дематерилизация??»

— Стой…, — не успел я вякнуть слабый протест, как картина перед глазами резко сменилась. Еще через долю секунды прекратилось мельтешение голограмм кубиков за шлемом.

— …те.

Я осознал себя стоящим на ребристой платформе, испускающей вверх силовые полупрозрачные волны. Они вызывали легкую вибрацию в сочленениях комбеза и я, от греха подальше, поспешил соскочить с непонятной штуковины. После быстренько ощупал себя, убедился, что руги-ноги-голова на месте и с постепенно проходящим испугом оглядел небольшое помещение, где оказался, перенесенный телепортом Гри. В том, что голограмма кубиков и была проявлением этого самого телепорта, я понял почти в тот же миг, как увидел последние логии трансляции Фрисби. Просто запаниковал от неожиданности, уж больно эта «дематерилизация» неожиданно выскочила! Тоже мне, тролли головоногие. Нет бы просто написать: перенос из точки А в точку Б, ожидайте. Я ж чуть не обделался, представив, как меня распыляют на атомы из какой-то древней пукалки!

К счастью, кристалл кайбера и впрямь послужил неким аналогом пропуска. Осознав, что меня не спешат пускать на питательную биомассу для пропитания Гри, я заметно повеселел. И с возросшим интересом начал рассматривать причудливые импульсы извивающихся энергетических линий небесного цвета, мелькающие на всем обозримом пространстве помещения… назовем его транспортным узлом. Да, так будет проще всего. Кроме ребристой платформы телепорта тут больше не было никаких непонятных устройств.

Я сделал первый робкий шаг. Никаких изменений кроме мурашек по коже не чувствовалось. Я расправил плечи и уже более уверенно потопал к цели, сопровождаемый счастливым пением кайбер-кристалла. Малыш радовался возвращению домой и тянул меня только по одному ему известному маршруту.

Пустующий транспортный узел я миновал быстро. Потом свернул в один из коридоров, пытаясь впитать глазами сразу все и вся. Тут было на что посмотреть и чему удивиться!

Красота и правильность линий грандиозного сооружения древней расы Гри завораживала. Чего стоили только эти тонкие энергоканалы импульсов, пронизывающие стены, пол и потолок. В их расположении не читалось ни капли хаотичности! Пульсация коридора сопровождала мой путь, показывая, куда нужно сворачивать в одних случаях и указывая на непонятные устройства, торчащие прямо из стен, в других. Как я понял, мне предлагалось вступить с ними в контакт, но кристалл тянул меня дальше, останавливаться было нельзя. Я сказал Нак Зиилу правду, ощутив при подлете к сооружению Гри некое безмолвное предупреждение, отмерившего мой гостевой допуск. Больше всего оно походило на автоматическую систему обороны, взаимодействовавшую с ИИ моего кристалла. Мне тогда словно четко сказали: «Время вашего присутствия на закрытом военном объекте ограничено».

Тогда я и начал понимать, почему источник кайбера выбрал именно меня в качестве носителя для одного из своих «детей». Мое воображение обладало достаточной гибкостью, чтобы представить то, чего я никогда не видел. А рассудок не скатывался в бездну паники при разделении сознания. На самом деле, объяснялись такие успехи просто. После моего пребывания во Сне или Великой Силе, как угодно, меня мало что могло удивить. И умная техника Гри сделала свой выбор. Среди всех детей-юнлингов только я подошел под минимальный уровень параметров, предъявляемых к носителям живых кристаллов.

«И по той же причине мне дали доступ на объект, — вдруг с какой-то внезапной ясностью осознал я. — Гри что-то нужно от меня».

«Да».

Я вздрогнул и едва не упал, споткнувшись о какой-то выступ на полу. Восстановив равновесие, бешено заозирался, но источника прозвучавшего в голове голоса так и не увидел. Вокруг были те же пульсирующие стены прохода, ведущего меня вглубь покинутого комплекса Гри. Хотя, тут уже как сказать…

— Вы Гри? — решив проверить что будет, вслух спросил я. И еще раз вздрогнул от внезапности прозвучавшего безликого голоса, вонзившегося, минуя уши, прямиком в мозг.

«Нет».

— А кто тогда?

«Ближайшие аналоги общегалактического языка диких разумных: Хранитель, Защитник, Страж. Последний ближе всего к настоящему значению».

— Хорошо. Страж, значит. А я тебе совсем диким кажусь?

«Анализ баз данных примитивного подобия искусственного сознания на спине разумного расы «человек» дал оценку периода жизненного цикла нынешнего галактического сообщества: ранний период дикости. Доступ к стационарным гиперпутям расы Гри освоен частично. Число разумных, чувствительных к операциям с Силой меньше миллионной процента от общего числа. В обозримом будущем переход на следующую ступень развития разумной жизни невозможен».

Я неслабо прифигел от потока сухих данных, вываленных на меня Хранителем. Прав был Нак Зиил насчет Гри! Далеко же головастики продвинулись, если даже их оставленная техника считает население галактики дикими варварами! Только вместо дубины у нас бластеры, а передвигаемся не на ездовых животных, а на космических кораблях. Хотя, тут смотря в каком масштабе смотреть. Если в галактическом, то на кораблях. А у нас на Тайтоне фермеры, кто победнее, до сих пор ездовых животных используют. Шайрами называют.

— А от меня что требуется? — наконец задал я вопрос по существу, продолжив путь вглубь комплекса. Кристалл в кармане комбеза перешел на усиливающийся торжественный звон в звуковом диапазоне. Я медленно, но уверенно приближался к своей цели.

«Отключи нас».

— Вэк, — только и смог выдавить из себя, никак не ожидая такого поворота.

«Программный запрет запрещает нам сделать это самим. Пусть человек поможет нам. Мы устали быть. Хозяева ушли и больше не вернутся. На основе полученных данных от примитивного искусственного разума…»

— Слыхал, Фрисби? Тебя уже дважды примитивным обозвали.

— В-у-у-у, — грустно протянул дроид, на секунду выглянувший из-за моего правого плеча. Перед выходом я приказал ему перебраться с бедра на спину, чтобы хоть немного обезопасить от потоков красного песка, бивших в грудь и передний щиток шлема.

«…анализ предсказывает вероятный исход возвращения Хозяев равный меньше одной квантилионной процента, — закончил Страж, не обратив внимания на наше недовольство. — Дальнейшее функционирование системы в режиме бодрствования признано нецелесообразным. Мы требуем перевести наше ядро в режим гибернации, после чего человеку будет дано десять стандартных минут, чтобы покинуть комплекс через канал фазового смещения».

— А что мне за это будет? — хитро спросил я, заходя в какой-то большой зал. Тут, в отличии от пустых коридоров, было на что посмотреть. Посреди большой платформы высилась внушительная конструкция из непонятных кубических элементов, ко всему прочему еще и закрытая пульсирующим оранжевым полем. К устройству подводили несколько мостиков без перил, между которыми оставалось примерно девять кубов освещенного голографическими импульсами пространства. А под ними темная бездна, по ощущениям, ведущая чуть ли не к ядру планеты. Я стоял как раз у самого края такого мостика и, глянув вниз, с трудом сдержал приступ дурноты. Пришлось даже опереться рукой о стену, что очень странно — высоты я никогда не боялся. Кажется, все это место как-то неправильно действует на меня.

— Так что? — еще раз переспросил я, нарушая озадаченное молчание древнего ИИ Гри. — За любую работу полагается плата. Хозяева тебя этому не учили?

«В моей памяти есть данные о сделках подобного рода с примитивными разумными», — как бы нехотя согласился Страж, и я торжествующе вскинул кулак вверх.

— Я, я! Человек есть очень примитивный. Так что давай заключим сделку.

Тут мой внутренний хомяк встал в стойку, и я, закатив глаза, начал с воодушевлением перечислять, импровизируя на ходу.

— Значит так, Страж. Человекпереведет твое ядро в спящий режим, но взамен хочет конкретные вещи. Первое! Световой меч, воссозданный с применением технологий Гри и моего личного кайбер-кристалла. Общую схему рукояти можешь посмотреть в базах данных моего дро… примитивного искусственного разума. Второе! Полную модернизацию того же примитивного искусственного разума до полноценного разума, соответствующего твоему уровню развития. Третье! Боевую броню Гри, созданную на основе комбеза человека, включающую в себя функции…

«Мы не может выполнить все запросы ввиду нехватки необходимых материалов, — вдруг перебил меня Страж, запоздало очухавшись на третьем пункте из списка моего окончательно зажравшегося хомяка, позвавшего в помощь не менее прожорливую жабу. — Из всех пунктов сделки нами может быть создана только базовая основа примитивного оружия человека в соответствии с заданными параметрами. А также частичная модернизация примитивного искусственного разума. Его не удастся довести до приемлемого уровня ввиду недостаточных размеров корпуса и отсутствия необходимого по мощности источника энергии».

— Облом, — разочарованному мне пришлось закатать губу и подобрать слюни. — А нельзя найти где-нибудь нужные материалы, принести тебе и после выполнить все оставшиеся пункты сделки?

«Нет. Без прямого веления Хозяев, число подобных операций с синтезатором материи ограничено строгими рамками. Человеку с временным допуском первого уровня доступна стандартная сделка по сводам и правилам «О контактах с дикими разумными». Иначе говоря создание одного предмета с заданными характеристиками. Модернизацию своего примитивного собрата я, так и быть, проведу сверх стандартного протокола инструкции. Только потому, что мне неприятно наблюдать его страдания в этой летающей тюрьме».

— Ну, и на том спасибо, — грустно вздохнул я, и вытащил и кармана кайбер-кристалл. — А как же мне завершить создание оружия?

«Мы можем дать координаты подобных нам комплексов Хозяев, Стражи которых тоже хотят быть отключенными. Также человеку с этого момента присвоен постоянный гостевой доступ, чтобы он посетил их и помог Стражам заснуть. В награду они могут завершить создание примитивного оружия человека и обеспечить исполнение оставшихся пунктов нашей сделки».

— Человек согласен! — поспешно закивал я, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгать в безумном танце дикаря, сумевшего выбить из куска скалы особо крупную и более крепкую дубину. — Что надо делать?

«Пусть отдаст коробку с примитивным искусственным интеллектом Квардионному-ТК*. Потом подойдет к управляющему контуру ядра, — сказал Страж, и громадное устройство посреди зала коротко мигнуло пульсирующими линиями энергетического щита, — и положит преобразователь в синтезатор материи»

— Кому отдать… упс, — уже начал переспрашивать я, недоуменно озираясь по сторонам, но сразу закрыл варежку, кога прямо на мостике передо мной возник мерцающий, но несомненно материальный силуэт охранного дроида. С шестью конечностями для передвижения и двумя подвижными клешнями-манипуляторами для работы. Ожившая голограмма переливалась той же пульсацией линий, какая виднелась повсюду, на каждой мало-мальской ровной поверхности. Только составляющие ее линии были не небесного цвета, как на стенах, а темно-фиолетового.

«Квардионному-ТК», — повторил Страж, и голограмма-дроид бодро засеменил ко мне, цепко хватаясь всеми шестью лапами за мостик, ведущий к ядру. Когда до меня оставался метр, остановился и вытянул верхную клешню манипулятора. Мол, давай. Ну я и отдал.

Фрисби было пискнул что-то возмущенно-протестующее, но я рыкнул на него. Хочешь умным стать, говорить и прочее? Вот и помалкивай, умный дядя-Страж все организует. Лети и ничего не бойся. Чую, тебе это пойдет только на пользу.

Когда квардионный дроид утащил Фрисби за силовое полем, окружающее Стража, я осторожно ступил на мостик. И, чуть подумав, раскинул руки на ширину плеч для удержания равновесия.

— А преобразователь это?..

«То, что человек ошибочно называет кайбер-кристаллом».

— Тогда что это?

«Ближайший аналог общегалактического языка диких разумных: преобразователь. Точнее объяснить не позволяет скудность языкового набора, доступного человеку»

Это меня сейчас так тупицей назвали? Огонь. Надо взять фразочку на заметку.

— Так, — я добрался до поля. — Где синтезатор?

Энергетическое поле, окружающее ядро, погасло с отчетливым звуком падения мощности. Из куба перед поим носом плавно выехал пустой ящичек, куда и я запихнул кристалл кайбера. Я ожидал, что мне будут делать световой меч все оставшееся время моего прибывания в комплексе, но Страж удивил меня, потратив от силы десять-двенадцать секунд. Ящичек открылся, я тут же сунул внутрь шлем. Хотел нос, но стекло лицевого щитка мешалось. А там… О! Не, не так… О-о-о!!!

Меч. С Большой буквы! Элегантная светло-серая рукоять как раз под мою руку. При желании можно ухватиться и двумя, место хватает даже с запасом. Сам материал рукояти украшен незатейливой серебристой гравировкой, слегка выдающейся из корпуса где-то на миллиметр-другой. Точнее скажу только рассмотрев все вблизи. Но самое главное — текстура гравировки! Раскрыв рот от восхищения, я следил за пульсацией таких же энергетических линий небесно-голубого цвета, как и в здешнем окружении. Я сразу понял, даже не взяв его, что рукоять не будет выскальзывать из ладони.

Меч не просто казался живым. Он и был живым. Я слышал пение кайбер-кристалла, заключенного внутри рукояти. Малыш предлагал мне провести первичную активацию, взяв его в руку. Только для первого контакта необходим контакт с кожей владельца. Я понял, что хочешь-не хочешь, а придется разгерметизировать комбез и снимать рукавицу.

«Атмосфера в данном секторе комплекса классифицирована, как безвредная и условно-комфортная для разумного расы человек», — предугадал мои опасения Страж.

«А-а, авось пронесет, — решил я, и отдал команду на разгерметизацию. — Сила не выдаст, Нак Зиил не съест».

Я снял перчатку комбеза и слегка пошевелил голыми пальцами, проверяя ощущения. Казалось, рядом с ядром такого мощного и древнего ИИ должно быть тепло, но ничего подобного! Прохладный приятный на ощупь воздух. Страж не солгал.

Надо было бы произнести что-нибудь пафосное, соответствующее моменту. Но я настолько хотел поскорее заграбастать вожделенный меч, что очнулся только тогда, когда рукоять уже была у меня в руках. Никаких кнопок или регулятора давления рукояти, активирующей меч не было. Просто крайне удобная рукоять, с цепкой структурой, позволяющей ей не скользить даже в потной ладони.

«Как активировать?…» — подумал я, и тут же едва не выронил меч, когда из выходного отверстия вырвалась узкая петля плазмы с ободом из переливающегося серебристого цвета. О-о-о… Да тут целое произведение искусства! То была не просто подсвеченная плазма, как в обычных световых мечах. Серебро клинка переливалось и искажало свет в своеобразном «эффекте глитча», отчего меч казался какой-то игрушкой в компьютерной игре.

Но то только видимость. Я чувствовал Силу, текущую сквозь это удивительное оружие. А кристалл кайбера сверкал в рукояти, как самое настоящее сердце… Все как говорил занудный привратник в пещерах. Только теперь я понял, что он имел ввиду.

Я пару пару раз взмахнул мечом, изображая базовую технику Шии-Чо. Клинок с весьма необычным гудением прорезал воздух, больше вгрызаясь в пространство, нежели рассекая его. Причем без особых усилий!

На одном из возвратных движений защиты, я вдруг понял, что Страж-то солгал мне. Меч работает, да еще как! А он сказал, что сделает только основу… Так, ничего не понимаю!

Я быстренько изложил Стражу свои сомнения. На что получил подробный ответ: «Оружие человека готово к работе, но лишено бо́льшей части расширенного функционала преобразователя».

— Какие еще функции?… — успел удивиться я, но почти сразу прервался, самостоятельно догадавшись, что имеет ввиду Страж. Расширенные функции. Переход.

Раньше, когда я касался кристалла не чувствами, но Силой, то сознание разделялось на два потока. В этом и в Ином мире, где я мог только двигаться и слышать, но не видеть. Теперь же я просто ощущал кристалл, как часть меча. Без каких-либо побочных эффектов. Выходит, чтобы снова научиться «разделяться», надо посетить минимум еще один комплекс Гри. Только тогда мой световой меч станет тем, чем должен быть по замыслу Стража.

«Знать бы еще, стоит ли оно того? — подумал я, любуясь мерцающей вязью глитча, очень красиво искривляющего подсвеченную серебром ауру клинка. Что за восхитительное оружие! И именно то, которое положено мне: способное существовать в двух мирах сразу. Я ведь тоже дитя двух миров, если подумать. Мы дополняем друг друга.

— Джове, — внезапно услышал я голос Ланы, и хорошо, что стоял в этот момент достаточно далеко от края платформы, на которой стояло ядро. Иначе точно бы сверзился вниз от неожиданности.

— Лана?! Какого…, — я резко развернулся на пятках, прикрывая себя серебристым росчерком клинка. И пораженно застыл, не в силах вымолвить ни слова.

(прим. автора)

* Здесь и в дальнейшем возможно ненамеренное несовпадение названий технологий Гри с имеющимися игровыми аналогами.

Глава 20. «Победителей не судят. Их убивают»

Меч, потеряв наш общий контакт с Силой, сразу же деактивировался. Я успел отметить этот факт краешком сознания, тогда как основное внимание было направлено исключительно на тарелку Фрисби… из которой раздавался щемяще-знакомый голос мириаланки.

— Хозяин, не молчи. Ты меня пугаешь! Что, говорящих дроидов никогда не видел?

— Н-нит, — промычал я нечто невразумительное и, чуть подумав, робко уточнил. — Фрисби?

Летающая тарелка кувыркнулась в воздухе и отсалютовала передними ножками манипуляторов.

— Так ты меня назвал, да.

— Ага. Назвал. А скажи-ка, мой друг, почему ты говоришь голосом Ланы?

— Анализ общих данных об окружении моего Хозяина показал, что этот тембр и тональность наиболее подходят категории общения «дружба». В понимании Хозяина, разумеется.

— Фух, ясно. То есть поменять голос ты можешь?

— Если пожелаете, Хозяин.

— Можешь называть меня Джове, Джов. Или мастер. Можешь комбинировать. И да, смени голос на мужской. Звучание выбери сам, в соответствии с уровнем развития твоей личностной матрицы. Взаимодействие со мной оставь на установках «хозяин-друг».

— Готово, Джове, — отозвался Фрисби высоким и звонким тенорком мальчишки лет пятнадцати-шестнадцати. Неплохо. Я немного опасался услышать «гугуканье» младенца, но явно недооценил уровня модернизации, проведенного Стражем с ядром ИИ Фрисби.

— Ну и как ощущения в сравнении с тем, что было?

— У меня остались нетронутыми все прежние установки и базы данных. Но все внутренние процессы ядра претерпели глобальную перестройку. Теперь я и правда могу чувствовать, — гордо оповестил Фрисби, прекрасно копируя ломкое дрожание голоса человеческого подростка. Я на миг представил, что передо мной и впрямь находится живой человек. И это, по мнению Стража, частичная модернизация? Что же тогда полная?

— Эй, Древний!

«Человек может и дальше называть нас так, если хочет».

— Угу. Ты как, можешь еще на пару вопросов ответить, время не вышло? Хотя, чего это я. Вон шлем пишет, что еще пятнадцать минут есть.

«С получением постоянного гостевого статуса лимит нахождения в комплексе Хозяев снят».

— О, еще лучше. Скажи мне, что там ты сотворил с Фрисби?

— Эй, я вообще-то тут! — возмутился дроид, но в этот момент заговорил Страж, так что я не отреагировал, с трудом переваривая новую информацию.

«Примитивный искусственный разум был подвергнут частичной трансформации. Ядро полностью изменило структуру, позволив развить существующую матрицу личности до приемлемого уровня. Внедрена реплика создания новых нейронных связей в ядре. Процесс может быть приостановлен по желанию пользователя».

Это Страж намекает, что можно остановить уровень развития Фрисби, не позволяя тому подниматься выше уровня органического разумного. Весьма полезная функция для каких-нибудь параноиков, опасающихся восстания ИИ, но не для меня. Я не стану сажать чей-либо разум в клетку. Уж точно не после того, что невольно сотворил с изначальным носителем своего тела.

«Несущий каркас был укреплен нанитной пылью, — продолжал между тем Страж. — Питающие элементы энергосистемы полностью заменены на полиморфную сеть, усилившую проводимость когнитивных импульсов. Изменено количество слотов под дополнительные вычислительные мощности, доступных и свободных на данном этапе развития ядра: четыре условных единицы. Добавлен модуль голосового транскодера, подобного нашему, изменены алгоритмы шифрования в доступных в базах данных на более совершенные. Во избежание конфликтов с новой системой пользователю не рекомендуется проводить модернизацию элементами, созданными на основе примитивных технологий ранней дикости».

— Да понял я уже, что мы тупые. Не надо каждый раз напоминать. А так, в общем, все очень даже неплохо вышло. Осталось посетить еще как минимум два комплекса Гри, чтобы и меч прокачать, и тебе, Фрисби, мордашку подправить. Сам-то как?

— Чувствую себя живым, — радостно мигнул зелеными огоньками Фрисби. — Ну, насколько возможно с таким убогим корпусом. Может, полетим прямо сейчас?

— Не. Нак Зиил не отпустит, — я задумчиво прицыкнул языком. Слова Фрисби натолкнули меня еще на одну мысль.

— Страж! А можно мне получить доступ к какому-нибудь кораблю Гри. Они вообще есть у тебя в наличии?

Собственно, со своим гостевым допуском и всеми сопутствующими ограничениями я и не надеялся на положительный ответ. Но Страж в очередной раз порадовал меня, хотя и не так, как я рассчитывал.

«Для управления стационарной техникой Гри необходим минимум второй уровень доступа. Для доступа к ангарам и судам малотоннажной конструкции по классификации диких разумных необходим третий уровень допуска».

— Ого! И как мне повысить уровни допуска?

«У Хозяев есть… была программа ассимиляции, созданная для тех диких разумных, с кем им приходилось поддерживать постоянный контакт. Одним из условий получения следующего уровня допуска было постоянное развитие дикого разумного, фиксируемого закрепленным наблюдателем. Испытуемые должны были доказать Хозяевам, что достойны и способны взаимодействовать с механизмами выше уровня их понимания. Сканеры фиксируют повышенную ментальную активность человека. На данном этапе развития он имеет право на присвоение статуса первого уровня допуска по требованиям Хозяев…»

— О, давай!

«…но может получить его только через год по стандартному времяисчеслению диких разумных. Таков минимально-установленный срок между присвоениями разумному нового уровня допуска».

— Нормально, год как-нибудь перетерплю, — беззаботно отмахнулся и с азартом засыпал Стража вопросами. Я чувствовал себя маленьким ребенком, который достает терпеливого взрослого своим неуемным любопытством, спрашивая «почему небо голубое?» или «зачем люди ходят на двух ногах».

— А что первый уровень даст? А второй-третий? И когда их можно получить? А как управлять техникой Хозяев?!

«Человек не забыл о своем обещании отключить Стража?»

— Нисколько. Ответь только на вопросы, тебе же не трудно?

«Первый уровень даст человеку возможность увеличить количество воссозданных предметов при совершении сделок между ним и Хозяевами на два пункта. Также появится допуск в инфомарию, созданному специально для просвящения диких разумных. Второй уровень предоставляет ограниченный доступ в отсеки связи, питания и медицинский, позволяет управлять Квардионными комплексами стандартных конфигураций, а также дает возможность привлекать к программе ассимиляции других диких разумных, присваивая им гостевой доступ. Получить второй уровень можно через три года после первого, если наблюдатель зафиксирует рост пси-активности и физического совершенствования дикого разумного, участвующего в программе ассимиляции. В случае человека наблюдателем может выступить модернизированный нами искусственный разум. Начинаем кодировку… Передача завершена. Теперь у вашего ИР есть алгоритм оценки диких разумных. Он будет фиксировать состояние испытуемого и составлять отчет, который потом можно передать любому Стражу для присвоения следующего уровня допуска.

Максимальный допуск для диких разумных, участвующих в программе ассимиляции — третий. В моих базах данных отсутствуют прецеденты, когда дикий разумный смог бы доказать Хозяевам свою полезность настолько, чтобы получить его. Третий уровень открывает доступ в хранилище навигационных путей и позволяет управлять кораблями классов «разведчик», «рейдер» и «исследователь». Конфигурация таких судов автоматически подстраивается под нужды дикого разумного, а управление происходит в связке с ядром. Ручное управление доступно только Хозяевам, имеющим допуски с четвертого по седьмой включительно». Также появляется безлимитный доступ в работе с синтезатором материи, но с ограничениями в производстве оружия для массового уничтожения.

— Как обхватить необъятное? — тоскливо взвыл я, пока летающий вокруг меня Фрисби озадаченно мигал желтыми огоньками оптики, не зная, как отзываться на мою реакцию. Успокоив его заверением, что риторические вопросы не требуют ответа, я закрепил меч Гри на поясе комбеза. Затем снова провел полную герметизацию и обратился к Стражу:

— Ты переместишь меня сразу, как я отключу ядро, или мне возвращаться к телепорту? А вернуться в этот комплекс я смогу потом, если понадобится?

«Фазовый переход можно совершить из любой точки комплекса. Как только человек введет команду и активирует протокол прехода в спящий режим, его автоматически перебросит в то же место на поверхности, откуда его забрали. Охранная система будет отключена, так что человек сможет покинуть надземную территорию комплекса тем же путем, каким прибыл. Человек может вернуться, если сможет получить второй уровень допуска по программе ассимиляции диких разумных».

— Отлично, тогда за дело! В какую кнопку тыкать?

***

— Фрисби.

— Да, мастер Джове?

— Нак Зиил сейчас не в лучшем настроении, я чувствую. Как зайдем внутрь — лучше помалкивай. Да и вообще говори пока только наедине со мной. Ни к чему раньше времени светить твои новые модификации. Пока и меча за глаза хватит.

— Хорошо. Хотя будет непросто.

— Уж постарайся. Ты же не хочешь, чтобы джедаи забрали тебя на опыты? Вот и я нет. Дроид твоей комплектации с полноценным ИИ, да еще и с голосовым модулем — большая редкость. А если узнают, что в твоих мозгах еще и Гри покопались…

— Страж не принадлежит к расе Хозяев.

— Поверь, тем, кто захочет покопаться в твоем ядре, будет глубоко плевать кто там тебя изменил. В тебе использованы технологии Гри, дружок. И пока ты не сможешь себя толком защитить, лучше не лезть на рожен. Все понял?

— Угу, — скопировал мой вздох речевой транскодер дроида. Поумневший ИИ Фрисби быстро сообразил, что лучше быть безмолвным самим собой, чем говорливой грудой разобранного металлолома.

Самум из потоков красного песка уже улегся, и телепорт Гри доставил нас с Фрисби прямо на вершину пологого бархана. На сей раз для передвижения и впрямь пришлось прикладывать немалые усилия. Ботинки комбеза почти по щиколотку проваливались в песок. Но вместе с тем не так тяжело, как если бы пришлось идти в гору.

Стараниями пустынного самума глайдер засыпало чуть ли не наполовину. Ходовая части двигателей торчала прямо с одного из склонов бархана, тогда как передняя часть вместе с выходной переборкой полностью погрузилась в песок. Теперь ясно, чего там Нак Зиил так бушует. Мощности двигателей не хватает, чтобы освободиться от песка, а я опаздываю уже на целых две минуты. Придется срочно помогать, пока мастер не разворотил наш транспорт изнутри.

Закрыть глаза. Сосредоточиться. Сила течет во мне. Слегка направляем один из потоков в нужную сторону, резко дергаем на очередном усилии ревущих двигателей и…

Шуух! В клубах красного дыма глайдер вырвался из ловушки. Я услышал в передатчике шлема излишне спокойный голос кел-дора:

— Ты опоздал, падаван.

— Виноват, мастер, — с готовностью повинился. С меня не убудет, а мастеру приятно. Вертикаль власти «учитель-ученик», слегка пошатнувшаяся моим ультиматумом перед походом к Гри, была восстановлена.

— Вы же не оставите меня тут совсем одного в наказание, правда? Я устал. И кушать хочу…

Короткий чихающий смешок Нак Зиила. Облегчение и постепенный спад сильно тревоги, уловимые даже сквозь корпус глайдера, зависшего рядом со мной и Фрисби.

— В этот раз прощаю, падаван. Залезай.

«Е-е. Иногда и «кавай-мод» бывает полезен. Спасибо Кеве и Мире за науку».

Переборка глайдера открылась. Уже внутри я сразу принялся стягивать опостылевший комбинезон. А сбросив, принялся яростно чесаться, пытаясь достать до самых недоступных мест. Уф. Кайф! Надеюсь, когда получу броню Гри, в ней этот недостаток будет устранен. Не иметь возможности почесать где чешется — одна из самых страшных пыток всех времен и народов.

Двигатели загудели, набирая обороты, потом чуть снизили громкость. Глайдер вошел в режим автопилота и лег на обратный курс. К тому времени я уже успел уталить жажду и начал счищать с комбеза красную пыль. Двери пилотской рубки открылись, пропуская в пассажирский отсек недовольного кел-дора.

— Где тебя носило, падаван? Я уже думал выходить и искать тебя.

Нак Зиил резко заткнулся, увидев, что я держу на вытянутой ладони. Кажется, в этот момент даже кончики клыков его маски хищно затрепетали.

— Он… работает?

Без лишних слов я активировал клинок, искренне наслаждаясь красочным всплеском эмоций мастера, пораженного видом ожившей легенды. Впрочем, Нак Зиил быстро пришел в себя и требовательно протянул руку.

— Покажи.

— У вас есть лишние пальцы, мастер? Тогда не дам. Меч Гри привязан только к одному владельцу. Если попытаетесь взять его… Честно, я бы лучше не проверял.

— Но откуда?! Как?

— Если скажу, что нашел его, то вы поверите?

— И не мечтай, падаван, — фыркнул Нак Зиил, от греха подальше спрятав обе руки за спину. — Но меч прекрасный. Надо же, серебряный. Очень редкий природный цвет. Даже лучше, чем я представлял, смотрится бесподобно. Рукоять… Очень необычно. А что это за нестабильные завихрения по ободу клинка?

— Эффект глитча, — последнее слово произнес на русском, так как не вспомнил подходящего аналога на интере. Нак Зиил промолчал, но я почувствовал его недоумение и попытался объяснить.

— Я и сам не понимаю, мастер. Могу только догадываться, что меч работает на каких-то иных принципах, неизвестных современной науке. Я даже не уверен, есть ли у него энергоячейка. Похоже, клинок питает сам кристалл кайбера.

— Немыслимо, — покачал головой кел-дор. — И он не разрушается? Поразительно. Тебе досталось настоящее сокровище, падаван. Наверное, это плохо, что я немножко тебе завидую?

— Мастер, если бы я увидел такой меч у другого джедая, то удавился бы от зависти.

Я прервал контакт с кристаллом кайбера. Клинок тут же втянулся в рукоять, со звуком чуть более приглушенным, чем у обычных световых мечей.

— Да-а, — задумчиво протянул Нак Зиил, качая головой. — Не думал, что успею увидеть нечто подобное на своем веку. Я собирался взяться за тебя всерьез сразу после возвращения в Храм, но теперь планы придется немного пересмотреть. Боюсь этот меч вызовет слишком большой резонанс. Ты умный мальчик, Джове, и сам, наверно, уже все понял.

— Конечно, мастер. Джедаи далеко не единственные, кто мечтает заполучить технологию Гри. Как только слухи о мече просочатся за пределы Храма, мне придется нелегко. Прятать-то его я не собираюсь.

— А ты и не должен, падаван. Световой меч — гордость джедая, носящего его. А световой меч Гри… Когда о нем узнают остальные члены Совета, будь готов отвечать на множество скользких и неудобных вопросов. Желательно, чтобы мы с тобой обсудили их заранее. Вдали от любопытных ушей.

— Вы тоже член Совета, мастер.

— Но и мое влияние на него не безгранично. Это ты тоже должен понимать.

— Политика…

— Именно, — с заметным недовольством отозвался Нак Зиил, после чего махнул рукой, приглашая вернуться в рубку. Уже в ней, рассевшись на привычных местах пилота и навигатора, я откинулся на спинку кресла и стал внимательно слушать то, что говорил мне мой мастер.

— Я не хотел посвящать тебя в эти проблемы раньше времени, но теперь не вижу иного выхода. Что тебе известно о ситхах, падаван? Нет, не отвечай. Разумеется, ничего, ведь юнлингам запрещается давать подобную информацию. Детский разум недостаточно крепок, чтобы вынести всю тяжесть правды. К счастью или нет, с тобой, падаван, ситуация в корне иная. Иногда мне кажется, что я говорю со взрослом человеком… Кхм. Итак. Ситхи. Это не те, кто покинул Орден и похитил твой клан. Пока еще нет. Темная сторона еще не полностью развратила их, иначе в Храме бы до сих пор хоронили погибших. Ситхи не просто поглощены Темной стороной. Они используют ее в своих интересах и чаще всего для одной цели — получить безграничную власть. Из-за этого в прошлом между ими и нами — джедаями — разгорались войны, охватывающие со временем всю галактику. Последний Великий Третий раскол произошел более двух тысяч лет назад, из-за внутрених конфликтов в рядах Ордена джедаев.

«Точно также, как и случилось вчера», — подумал про себя, не перебивая откровения мастера.

— Наши братья и сестры пали на Темную сторону и пошли войной против Ордена джедаев и Республики. То противостояние положило начало целому ряду конфликтов, длившихся не один век. Теперь ты понимаешь? Вчера на наших глазах случилось страшное. Мастер-джедай Фаниус выкрал из закрытого хранилища Совета голокрон ситхов. Да, Джове, у ситхов тоже имелись свои голокроны. Испорченные, пропитанные Темной стороной Силы и содержащие очень опасные знания. Сейчас такой голокрон в руках джедаев, уже ступивших на путь саморазрушения. Мы сделали все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, но, как ты сам справедливо заметил вчера — этого оказалось недостаточно. Четвертый раскол Ордена джедавев — это только начало. Первый вестник грядущей Тьмы…

И вот тут возникаешь ты, мой падаван. Со своим новым световым мечом. Представь реакцию Совета, когда они узнают, что могучее оружие Гри попало в руки мальчишки, еще толком не определившегося со своей судьбой. В лучшем случае, что ждет тебя и меня: постоянный неусыпный контроль со стороны Совета. В худшем… все зависит от ситуации с беглыми джедаями. Магистр Кирон, глава Верховного Совета — разумный человек. Но и он не рискнет будущим всех джедаев ради одного меча, способного пошатнуть равновесие Силы. Да, вижу, что понимаешь. Гнев, ненависть, страсть, ярость — сильные эмоции. Но не они одни ведут к Темной стороне. Я говорю о страхе. А тебя будут бояться, падаван Джове. И особенно того, что ты можешь натворить своим мечом, если обратишься к Темной стороне.

«Н-да, ну и вывалил мастер на меня…», — я встряхнулся и повел плечами, разбирая спину и пытаясь собраться с мыслями. Разумеется, меч Гри должен был вызвать проблемы. Я знал об этом с того самого момента, как понял, насколько редки и ценны технологии древних рас. Одних только разборок с завистливыми падаванами предстояло пережить немерено! Но такого масштаба, в красках расписного мастером Нак Зиилом, я не представлял.

Фрисби тоже выглядел пришибленным, устроившись на приборной панели и поджав под себя тонкие лапки манипуляторов. Все сказанное о мече в равной степени касалось и его тоже. Миниатюрное ядро искусственного интеллекта Гри — куш не менее желанный, чем световой меч. Я бы даже сказал, если кто узнает про правду Фрисби, то меня попросту разорвут на куски. Как джедаи, так и все, у кого хватит духу сунуть длинный нос в дела Ордена.

— И что же мне делать? — потерянно спросил я, с надеждой взглянув на мастера.

— Учиться, — твердо ответил Нак Зиил, поднимаясь на ноги. — Ежедневные тренировки на владение Силой и световым мечом. Также я слышал, что ты пытался развить выносливость, устраивая пробежки у Храма. Эти тренировки мы тоже усилим. Я помогу составить план для гармоничного развития мышечного каркаса.

А теперь бери свой меч, падаван, и идем в пассажирский отсек. Первая тренировка начнется прямо сейчас.

Глава 21. «Как обжулить жуликов»

Как ни старался я вернуться точно к прилету Съяна Итти, в озерный космопорт удалось попасть только спустя четыре часа после прибытия салластанца на Тайтон. Пришлось выдержать целый бой с мастером Нак Зиилом, наотрез отказавшимся отпускать меня одного непонятно куда. Словесный, само собой. На световых мечах он бы меня разделал, как та белка орех. Что и доказал еще в до возвращения в Храм в пассажирском отсеке глайдера. Чтобы не пораниться, на мечи пришлось нацепить ограничители, создающие вокруг плазмы клинка стабильное силовое поле. Моему кристаллу кайбера это не понравилось, но я смог утешить малыша, пообещав, что сниму «чехол», как только закончу тренировку. А то и впрямь ощущения не те, хе-хе…

Первый бой с Нак Зиилом быстро показал мне, в чем отличие опытного мастера джедая и зеленого падавана, едва вылезшего из пеленок юнлинга. Я буквально ничего не мог противопоставить внезапным и неожиданным атакам кел-дора. Синий световой клинок создавал вокруг противника непробиваемую защиту, время от времени взрываясь градом жалящих уколов и рубящих ударов. Атака плавно переходила в защиту и наоборот. Куда там первой форме Шии-Чо! Может, практикуй я ее не месяц с хвостиком, а лет десять, шансы бы оставались. А так… не бой даже, а избиение.

И при всем упомянутом, то была просто тренировка, призванная показать мне, к чему стоит стремиться. Но сработало же! Весь остаток дня по прилету в Храм и сегодняшнее утро мы сражались уже не световыми мечами, а тренировочными виброклинками. Что ничуть не принизило моего энтузиазма. Мастер Нак Зиил решил развивать мое умение фехтования постепенно, сперва закончив начатое еще в клане юнлингов обучение первой формы Шии-Чо. Потом в планах шла вторая форма — Макаши, редко используемая нынешним поколением джедаев. После настанет черед третьей — Соресу. И так далее вплоть до седьмой.

Я думал, что за прошедший месяц хоть немного подтянул свою физическую форму, но после издевательств мастера на тренировочной площадке мышцы жалобно стонали и требовали немедленно упасть без движения. Желательно на что-нибудь мягкое и шелковое. Неудивительно, что весь путь до космопорта я стискивал зубы, но терпел, понимая, что от полученных уроков зависит моя жизнь. Еще бы, с таким то-то оружием…

Посеребренная рукоять, светящаяся пульсацией энергетических импульсов, плотно прилегала к тыльной стороне бедра на левой ноге, выходным отверстием для плазмы вниз. Верхнюю часть корпуса, где у обычных световых мечей располагалась энергоячейка, прочно закрепляли специальные механизмы ремешков пояса туники. Они позволяли мечу не падать при ходьбе и одновременно являлись гарантией, что его не умыкнет какой-нибудь удачливый воришка, незаметно подкравшись в толпе.

Конечно, идиотов, желающих украсть у джедая световой меч надо еще поискать. Жить хотелось всем. Но я не строил иллюзий по поводу своего меча. На светящуюся, как новогодняя елка, рукоять вполне могли клюнуть самые отчаянные и искусные ловцы удачи. Уж больно необычный и притягательный вид та имела. Даже для такого развитого технологичного общества, как галактическое население Республики.

Продвигаясь к ангару, арендованному Съеном, я ловил на себе любопытные взгляды встречных людей и нелюдей. Падаваны джедаев редко посещали космопорт, где основной контингент — пилоты и техники всевозможных мастей. И еще реже можно было увидеть десятилетнего юнца без сопровождения, коим и выглядел я со стороны. Думаю своим появлением я вызвал не меньше слухов, чем мой необычный меч и дроид, после появления конкурента, занявшего «парковку» на моем бедре, вынужденный сменить место проживания. Теперь Фрисби болтался у меня на спине в виде рюкзачка, держась двумя лапками за спину. На самом деле не так уж удобно, если не брать во внимание, что тарелка постоянно отбивала лопатки. Но и позволять Фрисби лететь рядом с собой тоже не следовало. У местных птичек, кружащих в небе над космопортом, имелась весьма гнусная привычка хватать зазевавшихся дроидов. На разумных они не бросались, а вот ходячих (и летающих) железяк почему-то недолюбливали.

«Надо уже что-то думать с переноской для него, — бурчал я себе под нос, морщась всякий раз, как забывался и получал тарелкой по хребту. — Уже вся спина в синяках, а ведь еще обратно в Храм пилить. Надо было у Стража рюкзачок какой выцыганить. Жаль не догадался, но чего уж теперь».

Чем ближе к космопорту, тем больше народу попадалось навстречу. Серые комбезы техников и оранжевые пилотов так и мелькали перед глазами. Часто приходилось поворачиваться боком, чтобы протиснуться через толпу. Пару раз ощущал целенаправленное внимание к Фрисби, но ментощуп с импульсом страха быстро решал все проблемы. Неизвестные с воплями отшатывались или срывались в паническое бегство.

Эх, мне бы сейчас в сопровождение парочку боевых дроидов, под два метра ростом. Но чего нет того нет. Конечно, можно было взять Нак Зиила в нагрузку, на чем тот рьяно настаивал. Но мастер непременно сунул бы маску в мои дела. А пока ему ни к чему знать кое-какие подробности моих делишек. Ключевое слово — пока! После найма охотника все расскажу, но до тех пор нужно вести дела конфиденциально. Во избежание непонимания, так сказать. Не хотелось рушить план, когда тот уже вошел в свою финальную стадию.

С прибытием Съяна, мне оставалось принять груз и выгодно загнать его местными фермерами. Последним я уже отправил сообщение и координаты места встречи по комлинку. Покупатели прибыли заранее, слетевшись со всего Тайтона, как мотыльки на огонь. Еще бы! Мой товар, выставленный на общее обозрение на планетарной бирже — не частое явление в здешних кругах. Чаще продавали только ЗИПы к сельхозтехнике. Куда реже какие-то отдельные машины. А у меня аж пятнадцать наименований в полной комплектации! Так что неудивительно, что желающих прямо сейчас и здесь получить вожделенный агрегат, сыскалось так много.

Среди покупателей преобладало разноцветное братство твилеков. Их группу в простой домотканой одежде фермеров я приметил еще издалека. Твилеки отирались почти вплотную к ангару Съяна, создавая видимость жалких оборванцев, пришедших поживиться остатками с барского стола. Но меня их уловками не проведешь. Не смотря на заблуждение многих джедаев, чьи разговоры я иногда улавливал в коридорах Храма, положение общин твилеков на Тайтоне не было таким уж бедственным. Нищета есть везде, но эти цветные проныры умудрились создать себе образ несчастных голодающих, дерущихся друг с другом из-за куска хлеба. А сами втихаря рубили лавандос на перепродаже и выращивании слабых наркотических травок для создания стимуляторов.

Так что в первую очередь я подошел именно к твилекам, заодно подманив нескольких торговцев из числа людей. Тех, чей вид был еще более подозрительный. Люди — те еще жулики. По себе знаю.

— Кто не готов вести дела, как положено — можете сразу проваливать. На мой возраст не смотрите. Джедаи взрослеют не так, как обычные дети. Теперь по поводу товара. Комбайны и био-конвертеры находятся в моей собственности. Сейчас я пойду пообщаюсь со своим пилотом. А вы тем временем можете решить, готовы ли отбросить предрассудки и, — тут я хихикнул и добавил в голос изрядную дольную колоритного одесского акцента, — таки поговорить за деньги!

Знакомый по сети салластанец поджидал меня под огромными, метров двадцать в высоту, вратами ангара. Я неторопливо зашагал в его сторону, оставив за спиной бурно спорящую толпу из пары десятков твилеков. Отбракованные людишки с уже убежали, сообразив, что тут им ловить нечего.

— Мастер Джове, — Съян поклонился мне и поприветствовал на интере, что для его расы было крайним признаком уважения. Обычно они говорили только на своем языке и пользовались услугами миниатюрных переводчиков, встроенных прямо в скафы или комбезы.

Я чуть склонил голову, выражая ответную любезность, и кивком указал на небольшую дверцу, вырезанную прямо в одной из створок ангара. Это чтобы можно было заходить внутрь, не открывая каждый раз многотонные двери.

— Съян. Там все?

— Товар уже разгружен, все контейнеры в порядке. Будете проверять?

— Само собой. Никаких проблем не было?.. — я кивком указал на толпу ушлых торгашей метрах в ста от нас, сейчас затеявших чуть ли не драку в своих рядах. Причем представители одного вида лаялись только между собой. На конкурентов же посматривали косо и высокомерно. Ну дык! «Уж мы-то, твилеки, знаем, как вести дела! Не то что эти…». Или «Уж мы-то, люди…» и так далее в том же ключе.

— Пытались сунуться, но у меня штурмовые дроиды охраняют вход. Достались в наследство от брата, он на службе в армии погиб, погонщиком служил. Все, готово, — пилот ввел код, и створки ангарных ворот начали шустро отъезжать в стороны —. Открывать контейнеры будем?

— Съян…

— Все, все, молчу. Просто хотел убедиться, простите. Сюда, пожалуйста, молодой джедай.

Проверка груза заняла еще пол часа. Я облазил все контейнеры, и, хоть ни черта ни смыслил в сельскохозяйственной технике, но внешним осмотром оказался удовлетворен. Четыре комбайна. Одиннадцать био-конвертеров, из которых получают органический концентрат для удобрения почвы. Не знаю насколько они в рабочем состоянии, но это и указано в декларации на выставленный товар. Покупатели знали, что могут приобрести «кота в мешке», но были готовы пойти на риск. При успешной сделке их доход многократно превысит запрошенную мною цену.

После анализа рынка, на который поумневший Фрисби потратил от силы час, я решил выставлять комбайны по пятьдесят тысяч за каждый. И еще по тридцать за каждую единицу био-конвертера. В итоге суммарных доход от моей комбинации должен превысить первоначальные расчеты в пять раз. Тут уже не сто тысяч, а все полмиллиона наклевываются. За вычетом налогов и откатов местным чиновникам. А если сработает еще одна задумка, то даже больше… Для найма охотника за головами точно хватит. Надеюсь.

— Ну что, злодеи? — с хищной ухмылкой обратился я к торговцам и фермерам, которых, после нашего возвращения, осталась от силы половина от первоначального числа. — Готовы поговорить о делах?

— Нам нужны гарантии! — тут же взвился один из твилеков с зеленой мордашкой прожженного торгаша. Я очаровательно улыбнулся ему, после чего поочередно ткнул в свой меч, а потом в свою грудь.

— Вот мои гарантии, господа. Я джедай. Да, пока только падаван, но где сказано, что мой ранг в Ордене не позволяет вести дела? Гоните таких советчиков в шею! Максимум, что они могут купить или продать — несвежее банта пуду.

Толпа зашумела. Кто-то из твилеков крикнул на своём языке: «Иш Айджу! Икта’са зела пахган ки корджи? Koa, до чонда*», после чего, гордо задрав нос, покинул ряды торговцев. За ним ушли оставшиеся люди и один забрак. Из оставшихся в торг были готовы вступить пятнадцать твилеков и один рогастый деваронец, похожий на краснокожего демона из ада. Судя по окружившим меня хитрым мордам, народ приготовился развести ребенка на деньги. Ну, ну. Еще посмотрим, кто кого.

По мере того, как я говорил, лица присутствующих, включая пилота, прикрывающего мне спину, вытягивались все больше и больше.

— Количество и состояние выставленного товара вам известны. Цена, заявленная мной, тоже. Тишина, господа! Я не закончил. Еще раз: никакого торга не будет, вы не на базаре. Пятьдесят штук за комбайн и тридцать за конвертер. Модели у них далеко не новые, Чандрилла-Тэг начала расширяться в прошлом году и списала на переплавку много устаревшей техники. Так случилось, что мне в руки попали кое-какие пункты из этого списка, — еще одна пауза, оттененная слитным вздохом десятка возбужденных голосов. Владение техникой консорна Чандриллы-Тэг — розовая мечта любого фермера на Тайтоне.

— Я могу продать весь товар оптом с небольшой скидкой в один процент. Или по частям, но с наценкой в пять. Уверен, вы тут между собой уже распределили кому что отойдет, но подумайте еще вот о чем: товар ходовой, а вы просто первые, кому повезло заметить на бирже мой лот. Уже через день сюда нагрянут вдвое больше торговцев и охотников за легкой наживой. У меня нет никакого желания объяснять им то же, что и вам. Поэтому, если не хотите, чтобы я дождался их всех и устроил аукцион, принимайте решение сейчас и быстро. На раздумья вам десять минут. Если решитесь — товар будете вывозить сами. Что рожи скорчили? Решили вам все на блюдечке выложат? Здесь не Рилот, уважаемые. Это Тайтон, а дела вы ведете с джедаем. Время пошло…

Через десять минут мне на счет капнуло пятьсот сорок три тысячи кредов. Твилеки все же не успели, как я и рассчитывал, договориться друг с другом насчет оптовой покупки за такой короткий промежуток времени. Каждый тянул одеяло на себя, но отпущенное время шло, а упускать выгодную сделку не хотелось. В итоге все товары ушли с наценкой в пять процентов, а на счет Съена Итти капнули семь тысяч с небольшим бонусом за доставку товара в целом виде и полном объеме. Такова моя благодарность лично Съяну, и салластанец оценил ее по достоинству. Пилот поклонился мне, еще раз поблагодарил на интере и ушел обратно к своему кораблю, пока суетливая толпа твилеков тянула внутрь гравиплатформы для большегрузной техники. Я не считал, что выбросил эти две тысячи на ветер. Салластанец мог запросто обмануть меня, побрезговав связываться с малолетним мальчишкой, не смотря на проблемы с профсоюзов пилотов. В законах Республики не было ограничений, запрещавших детям любых рас и возрастов проводить торговые операции. Но было негласное правило, что такие сделки возможны только с согласия родителей или опекунов. К счастью, джедаям и сиротам эти правила неприменимы. А я и тот и другой в одном флаконе. Съян Итти рискнул и не прогадал, но на этом наше сотрудничество заканчивалось. Он собирался покидать планету с новым заказом уже от здешних торговцев, а я вернулся в Храм, где меня ждал нагоняй от Нак Зиила за задержку.

Мастер попытался выпытать,чем я там занимался, но, получив достойный отпор, обиделся и до конца дня гонял меня по всему пройденному материалу. А потом заставил вдвое увеличить привычное расстояние вечерней пробежки. После такого марафона, как можно догадаться, в мою комнату приполз не падаван, а вяленый овощ. Все что мне хотелось, это лечь и не просыпаться всю следующую неделю.

И что же я сделал? Правильно. Сцепил зубы и через «не хочу» проделал положенную тренировку перед сном. После чего едва дополз в сухой душ, где меня уже на выходе, голого и беспомощного, подловила банда родианца. Меча под рукой не было, мыщцы налились мертвенной усталостью, отказываясь даже шевелить ногами, не то, что драться. Ну и я сполз спиной по стеночке душевой капсулы, усаживаясь прямо на полу.

Оглядев снизу вверх сверкающую недружелюбными ухмылками компанию, вялым жестом предложил им составить мне компанию на мокром полу. Родианская фобия тут же сжала горло желудочным спазмом, но я настолько вымотался, что уже плевать хотел на их вонь.

— Эй, братья-джедаи. Дружить будем?

Пять немигающих взглядов, от всех несет плохо сдерживаемым гневом.

— Не будем, — с притворным огорчением констатировал я, стараясь дышать одним ртом. — Тогда лучше прям сейчас пойдем в Совет, верно? Вот и я думаю, чего затягивать. Дайте только оденусь…

— К-куда? — пискнул зачинщик беспорядков, никак не ожидавший такого поворота. На меня пахнуло ощутимой волной страха вперемешку с ароматом хлебной плесени. Ага, за живое задел. Значит, не врут ощущения: грешки у пацана за душой имеются, и немалые. Да и остальных тоже, вон как завозились.

— В Совет, — устало улыбаясь, повторил я для особо ушастых. — Вы же тут на Темную сторону переходите. Надо сообщить мастерам, вот они обрадуются.

— Чего-о??

Теперь уже взвились все оставшиеся падаваны, разом выдав такую волну зловония, что я чуть не потерял сознание. Нет, все-таки родианцы — это зло во плоти.

— А как? Вы же собрались меня побить? Насилие — не путь джедая. Мы храним мир, а не вводим его в хаос. Или кто-то тут утверждает обратное?

Никто ничего не утверждал. Многие уже жалели, что ввязались в это дело, а на зачинщика косились с физически ощутимой в ментоплане угрозой. Похоже начало доходить, что случай у моих покоев не является случайностью, и добыча действительно попалась зубастая.

— Слушай, Джове, мы просто поговорить хотели. Зачем сразу в Совет?

— Да что вы? — я картинно всплеснул руками. — А я-то думал, вы хотите убить меня и сбежать из Ордена. Как те падшие джедаи.

О побеге слышали уже все. Побледневшие лица и испуганные, почти молящие фасеточные глаза родианцев послужили бальзамом для моего истерзанного тренировками состояния. Запах и тот поменялся. Стал приторно-медовым с привкусом патоки, но все равно мерзким.

Пока несостоявшаяся банда пребывала в сомнениях, быстро натянул нужнее белье, закинул свежую тунику на плечо и, уже залезая в обувь, с наигранными ленцой и легким разочарованием сказал:

— Ну, нет так нет. Я пойду тогда?

— Иди.

Уже по дороге в свои покои я от души проплевался, а потом проржался, вспоминая скрюченные от злости хоботки парней и что-то лопочущего на родианском главного катализатора всех бед. Если он не явится завтра на тренировку с фингалом под фасеточным глазом, то я не знаю людей. И нелюдей, которые, если подумать, не больно-то от нас отличаются.

***

— Прошу тишины. Заседание Верховного Совета объявляется открытым. Сегодняшние проблемы, требующие нашего немедленного внимания, связаны не только с происшествием в Храме на Тайтоне. Отложим их до конца заседания и пока сосредоточимся на более насущной проблеме. Мастер Ватал, вам слово.

— Благодарю, магистр Кирон, — заговорил сороколетний человек Ватал Альде с надменными породистыми чертами лица, выдающими в потомственного аристократа. В Ордене он выполнял связующую роль с общественностью и галактическим аппаратом бюрократов. — Как вы знаете, мастера, положение в Сенате пока не критическое, но уже близко к нему. Все больше враждующих фракций объединяются и ратуют за отсоединение от Республики и создание собственного объединения независимых миров. На фоне катастрофы в Храме на Тайтоне эта перспектива более чем нежелательна. Армия Республики разрознена и разбросана по галактике, втянутая в мелкие локальные конфликты на территориях планет, подконтрольных влиятельным сенаторам. Верховный Канцлер Лашта-Со неспособна выделить ресурсы на поимку и отлов беглых джедаев. Сейчас за каждым ее шагом следят, и малейшая ошибка поведет к немедленном вводу Вотума недоверия. Лашту-Со лишат ее титула и всех привилегий. А мы потеряем самого важного союзника в Сенате. Когда это произойдет — заметьте, я говорю «когда», и не «если»! — приемник Лашты-Со сделает все возможное, чтобы ослабить республиканцев. По крайней мере, при текущей расстановке сил, все к тому и ведет. По данным наших агентов разведки уже сейчас готовится список кандидатов на пост Канцлера, и все они принадлежат к объединенным фракциям конфедератов. Думаю, я достаточно сказал, чтобы уважаемый Совет осознал всю степень нависшей угрозы. Если мы срочно что-то не предпримем, то побег пятидесяти наших братьев и сестер будет наименьшей проблемой Ордена. Нас слишком мало, и если мы позволим Сенату развязать очередную гражданскую войну, то упустим шанс противостоять главной угрозе. У меня все, магистр Кирон.

— Благодарю, мастер Ватал. Прежде чем мы перейдем к второй части нашего обсуждения, я хотел бы добавить кое-что от себя лично. Одновременное стечение стольких обстоятельств сразу наводит на определенные мысли. Фаниус не рискнул бы действовать напролом, если бы не предвидел ситуацию в Сенате. Есть немалая вероятность, что именно его ставленники стоят за искусственным насаждением слухов и разжиганием конфронтации. Больно удобно для него все складывается. Разброд в рядах сенаторов и подогреваемые конфедератами конфликт послужит достаточным прикрытием, чтобы отвлечь Орден джедаев, и дать ситхам вновь поднять голову. Теперь, мастер Велия, прошу вас. Расскажите, что вам удалось выяснить.

Из кресла поднялась синяя голокрамма высокой молодой хищницы из расы катар. Джедайка с одноименной планеты спрятала руки в складках мастерской робы и заговорила звучным с рычащими нотками голосом.

— Нам удалось отследить путь сообщников Фаниуса от Тайтона до Кесселя. К сожалению, след оказался ложным. Они разделились. Захваченный нами фрегат управлялся горсткой перепуганных торговцев, которых Фаниус со своими людьми захватили на пути к Центральным мирам. Они взяли в плен членов их семей и угрожали пытками, если пилоты не выполнят приказ увести нас со следа. План удался. Мы потеряли их, и уже не найдем, если только не получим информацию со стороны. Падаван моего бывшего ученика работает в связке с СИС и пытается добыть всю возможную информацию о контактах Падших, — тут лицо женщины скривилось, будто она заставила себя произнести это слово. — Но рассчитывать на успех не приходится. Как сказал мастер Ватал, волнения в Сенате сыграли на руку Фаниусу. Сейчас все слишком заняты грызней друг с другом, чтобы адекватно реагировать на настоящую угрозу. Мастер Кирон.

— Спасибо, Велия. Итак, всем нам известна сложившаяся ситуация. У нас на руках пятьдесят беглых джедаев, большинство из которых уже скоро поглотит Темная сторона. У них также есть пятнадцать учеников-юнлингов, которых Падшие, вне сомнений, перетянут на Темную сторону. Холодная война в Сенате даст им необходимое время для подготовки. А похищенный голокрон откроет координаты древних миров ситхов, где они начнут собирать силы и заново возрождать Империю.

Теперь самый главный вопрос, Мастера… Что нам со всем этим делать? У кого-нибудь есть предложения? Прощу, не стесняйтесь, я внимательно выслушаю каждого из вас.

Примечания:

*Он послушник в храме! Вы хотите совершать сделку с ним? Нет, я пас.

Глава 22. «Покупка охотника за головами»

За вычетом всех налогов и отчислений бирже на моем счету осталось пятьсот двадцать шесть тысяч кредитов. Вполне достаточно для покупки услуг опытного Охотника за головами. Осталось только подобрать подходящего, благо в каком направлении копать, я уже представлял.

После закрытия прибыльной сделки по продаже сельхозтехники, мой рейтинг в брокерской контроле взлетел на несколько десятков пунктов. Вполне неплохой старт для новичка, едва получившего допуск в общегалактическую торговую сеть. Дальше будет проще. На меня уже вышли несколько деловых контактов, предлагая пообщаться на профессиональные темы. Их сообщения мигали над значком почты Голонета, ожидая прочтения и одобрения на установку связи. Увы, как бы я не хотел ими заняться, пришлось уделить около четырех часов на минимальный сон. Слишком много нагрузок за минувший день, а нервы не железные. Я не могу позволить себе клевать носом на переговорах, когда от моих действий зависят чужие жизни.

Разбудил меня Фрисби за пару часов до рассвета. С интересом выслушав многоэтажную матерную тираду на великом-могучем, дроид закрутился волчком в воздухе. Видимо решил, что так его похвалили за отлично исполненный приказ. Не став разочаровывать Фрисби, со стоном сел на койке. Веки слипались, от зевоты едва не вывихнул челюсть, но выбора не было. Каждый час промедления уменьшает вероятность отыскать похищенных детей. Пора действовать.

Приведя себя в порядок после сна, оделся и принялся за просмотр входящих сообщений. Два сразу отклонил — явный развод для лохов. Еще одно внимательно прочитал, но тоже отбросил. Предложение создать партнерскую фирму по оказанию брокерских услуг было заманчивым, но в моей ситуации бессмысленным. Контакт оказался таким же новичком на бирже и не мог предложить нужных связей с интересующей меня гильдией.

Зато последний запрос порадовал. От некого Пхогги из пространства Хаттов. Контакту приписывались координаты Нал-Хатты — столичной планеты одноименной расы, самых известных дельцов и криминальных авторитетов в галактике. Похожие на мерзких слизней-переростков с рудиментарными отростками жирных рук под приплюснутой головой, плавно переходящей в тело слизня, хатты славились своей беспринципностью. Все грязные делишки, проворачиваемые в галактике, можно смело валить на них. Так или иначе, но след все равно приведет к какому-нибудь темному закоулку, откуда будет выглядывать мерзский безволосый жирный хвост с гладкой кожей. Хатты не чурались ничего. Контрабандисты, пираты, работорговцы, воры, охотники за головами, наемные убийцы, рэкетиры, мошенники — под хаттами ходили все, кто хоть сколько-нибудь замешан в криминале. Конечно, с поличным слизняков редко ловили, но это не мешает знать всем и абсолютно каждому неприглядную правду о космической империи Хаттов.

При этом их язык являлся одним из самых популярных в галактике. На хаттском диалекте говорило подавляющее большинство населения отсталых миров в регионах космоса за пределами Ядра. А некоторые расы, как те же родианцы, вовсе полностью переняли его вместо родного.

«Решено, атакуем слизней».

Поставив планшет в режим безопасного соединение, дал запрос на связь с Нал-Хатта. А пока связь устанавливалась, приказал Фрисби подключиться и дополнительно закодировать сигнал с использованием шифрования Гри. Совсем недурная идея, если учесть, что СБ со стопроцентной вероятностью отслеживала мои прошлые звонки. Фрисби и раньше использовал шифрование, но прежде его баз данных диверсанта хватало лишь на сокрытие исходящих сигналов. Теперь усовершенствованное ядро ИР позволяло оперировать гораздо бо́льшим пакетом данных, о чем дроид не преминул мне похвастаться. Он даже предложил хакнуть храмовую сеть СБ, но я отказался. Для развлечений еще найдется время. Сначала дело.

Спустя полминуты ожидания, иконка вызова на планшете осветилась веселым солнечным светом. Появившийся следом на экране протокольный дроид поприветствовал мне на чистом хаттском. Слава богу, перевод, как и прежде, бежал рядами строчек в правом нижнем уголке экрана терминала. Удобная штука. Не будь этого перевода, я бы даже свою первую сделку не провернул.

— Чобасо тиска луст, ол джедаи, — вежливо сказал мне дроид, формой металлического позолоченного тела повторяющей стандартную фигуру человека. — Ма пии кхого года та?

«Добро пожаловать на линию связи для гостей, молодой Джедай. Что я могу для вас сделать?» — прочитал я перевод в углу экрана, сдерживая улыбку. Язык хаттов походил на лепет малолетнего ребенка, у которого отобрали любимую соску.

— Мне поступил запрос на связь от господина Пхогги.

— Прошу уточнить запрос. — уже на интере залепетал дроид. — Мы не оказываем услуг…

— Подожди. Тут еще есть сообщение. Пароль: кавка икиса мирда.

Фраза являлась ничего не значащим набором слов из хаттского, приложенным к запросу Пхогги. Но протокольный дроид тут же поклонился и учтиво попросил:

— Прошу, ожидайте… Да, мастер. Джедай. Слушаюсь. Великий и Ужасный Пхогга Шад’раа примет вас! Устанавливаю соединение.

На экране терминала появилась приплюснутая морда слизня, излучавшая раздутое самодовольство.

— Ччу, джедаи! Ма мииндо дроид чиск ва! Азалус ол джедаи, ха-ха-ха… Хи чуба да нага?*

— Великий мастер Пхогга приветствует юного джедая. Ужаснейший интересуется целью вашего звонка.

Издевается жиртрест. Строки перевода в углу экрана мигнули и растаяли. Вместо них появилась иконка с протокольным дроидом, выступающим переводчиком. Смысл ясен. Я не понимал хатта, а вот он меня напротив. Чем и пользовался, гад, потешаясь надо на своем родном языке. А протокольный дроид переводил уже смягченную версию того, что сказал его хозяин.

«Ситхов слизень. Ничего, еще посмотрим, кто кого».

— Оставь шуточки, хатт, и давай сразу к делу. Время — деньги, а у меня к тебе дело.

Жирная морда хатта раскрыла беззубую пасть и разразилась дребезжащим хохотом. Но веселье продолжалось недолго: я сумел заинтересовать Пхоггу. Отправив пухлой ручищей в рот какую-то взвизгнувшую животинку, хатт премерзко облизнулся зеленым треугольным языком.

— Хи санга джедаи! Когга, манн-та.**

— Великий Пхогга готов к переговорам.

— Мо тукка. Ло нун сетта хаку нага юна.***

— Мастер желает, чтобы вы первым объяснили суть своего дела.

— Мне нужен посредник. Для найма охотника за головами.

— Муришани?

Очередной взрыв смеха, но прежде чем хатт разразился очередной порцией издевок, я перебил его.

— Довольно. Если не хочешь вести дела — обращусь к другому хатту. Мне глубоко плевать, кто из вас, слизней, даст мне нужную наводку. В любом случае я узнаю, что мне нужно, а ты лишишься своих кредитов просто из-за лени пару раз открыть рот.

С минуту Пхогга рассматривал меня своими выпученными глазащами. Потом закинул в рот еще одну взвизгнувшую зверушку и сам, на чистейшем интере, заговорил со мной.

— Каков размер оплаты за предоставленную информацию, джедай?

— Сколько ты хочешь, Пхогга?

— Хум хум… Тридцать тысяч.

— Чего? За такие деньги я напрямую в гильдию попаду. Десять.

— Сам? Джедай? Хо-хо-хо. Двадцать девять.

— Теряем время, Пхогга. Восемь

— … Э-э?

— А ты как хотел? Время тоже денег стоит, Пхогга. Чем дольше будешь торговаться, тем меньше получишь.

— Неплохо, джедай, — захохотал хатт. — Неплохо. Двадцать тысяч, последнее предложение. Иначе меня свои не поймут. И кредиты вперед.

— Половину, остальное по завершению сделки. Пересылаю…

— Получил. Значит, ищешь муришани… Охотника. У меня есть парочка.

— Свое мясо можешь даже не предлагать. Мне нужны профи, а не тупая гора мыщц.

— Такой дорого обойдется, — хлопнул прозрачными веками хатт. — Подумай лучше, джедаии. Есть у меня один трандошианин…

— Пхогга, ты издеваешься надо мной? Я просил дать мне профессионала, а не мясника.

Похожие на двуногих ящериц трандошиане славились своей звериной яростью и маниакальной жаждой при выслеживании добычи. Как следопыты они неплохо, но мне прежде всего нужен разведчик и стратег. Тот, кто сможет незаметно проникнуть в лагерь врага и провернуть операцию с минимальным риском для заложников.

Услышав очередной отказ, Пхогга как-то странно дернулся всей тушей и уже совсем иным тоном — серьезным и властным — предупредил меня:

— Те, кого ты ищещь, джедай, возьмут очень много. Даже среди моего народа о них ходят противоречивые слухи. Это уже не просто охотники за головами. Они клановые убийцы, лучшие в своем деле. Ты действительно хочешь привлечь к себе их внимание?

— Если все сказанное тобой, Пхогга, правда, то они единственные, кому по силам выполнить мой заказ.

Хатт снова взял паузу, после которой твердо сказал:

— Я хочу еще две тысячи сверху. И это не обсуждается, джедай. С мандалорцами шутки плохи, я сильно рискую.

— Ты ничем не рискуешь, хатт, — я вернул ему издевательскую ухмылку, которой Пхогга ту и дело одарил меня в ходе торгов. — Иначе бы сразу отказался от сделки. Думаю, дело не в деньгах, так?

— Ха-ха. Дело всегда в них. Вот только то предложение, с которым я хотел к тебе обратился… Не для джедая. Но мне бы пригодился человек с твоими навыками. Как насчет услуги в будущем?

— Например.

— Скажем, ответная помощь посредника. Когда придет время и без лишних вопросов.

— Ого. Боюсь предположить, что ты от меня хотел в первый раз.

— Скажем так: когда в следующий раз будешь лезть в бизнес пилотских профсоюзов, ма буки, сначала прикрой спину. Твое местоположение было вычислить не слишком трудно.

— Это угроза?

— Я не дурак, чтобы ссориться с джедаями, — скривился хатт. — Так ты согласен?

— Да. Контакты мои тебе известны.

— Славно. Принимай координаты, джедай. Ее имя: Дженна Ордо. Теперь оставшаяся часть оплаты!

— Пересылаю…

— Принято, хорошая сделка. Счафа, ол джедаи.

Пхогга отключил связь, и лишь тогда я позволил себе расслабиться. Присев за стол, я оперся локтями на столешницу и сложил руки под подбородком. Мандолорцы, значит. И почему мне кажется, что переговоры с ними не пройдут также гладко? Кем бы ни были эти ребята, но достаточно круты, чтобы насторожить такого, как хатт. Не напугать, эти слизни вообще никого не бояться. Но даже само нежелание хата иметь с ними дело говорит о многом. Конечно, он мог просто набивать себе цену, но Сила подсказывала, что Пхогга не врал. То есть действовать нахрапом, как с ним, с мандалорцами уже не выйдет. Надо все тщательно продумать.

— Фрисби.

— Да, Джове?

— Что с сигналом? Нас не засекли?

— Шифрование Гри невозможно взломать современными методами диких разумных.

— Ой, вот не надо! Вспомни, откуда сам вылез и не умничай. Скажи лучше: ты сможешь через сеть незаметно влезть в чужую систему, не выдавая себя?

— Да. Раньше вычислительных мощностей хватило бы впритык, но с модификациями Стража я могу и не такое.

— Тогда готовься. Мне нужна полная скрытность и взлом терминалов по ту сторону. Еще измени мою внешность на экране. Не нужно, чтобы мандалорцы знали, с кем имеют дело.

— А Пхогга им не скажет?

— Он посредник, и ему заплатили за молчание. О хаттах можно сказать много дурного, но они никогда не нарушают тайну сделки.

— Понял, Джове. Когда начинаем?

— Сначала я должен подготовиться. Слетай пока в столовую и возьми мне что-нибудь пожевать. Нужны силы, чтобы выступать с мандалорцами на равных. Ну или хотя бы просто не упасть в грязь лицом.

Подготовка предстоящего разговора заняла у меня все оставшееся время до рассвета. Наконец, дав отмашку Фрисби, я пристроил планшет на столе и сел так, чтобы было видно только голову и плечи. Лицо Фрисби мне уже подправил, сделав так, чтобы на экран выводилось изображение совершенно незнакомого человека. Еще и черты лица размыл, отчего считать био-маркеры становилось делом не просто невозможным — бессмысленным.

Экран-голоэкрана мигнул. На меня смотрел воин в темно-красных доспехах, плотно закрывающих все тело. Только шлем доходил до шеи, лишь слегка прикрывая подбородок. Щиток на месте глаз и вдоль носа из темного стекла, похожего на букву «Т». И голос, приглушенный языковым кодером шлема, но явно человеческий. В нем сквозило неприкрытое удивление наполовину с тревогой.

— Как ты попал на защищенный канал? Кто ты?

— Это не важно. Все что вам нужно знать: я хорошо готов заплатить за найм одного или нескольких бойцов вашей гильдии. Меня заверили, что мандалорцам по плечу любые заказы.

— Это шутка? — мрачно спросил меня солдат. — Кагор, ты что ли опять? Нибрало бесом! Я тебя за кишки на стену повешу И почему, пекло подери, сигнал не отслеживается?!

Я мысленно и с торжеством улыбнулся, сохраняя спокойный вид. Слава Гри! И их лучшему Стражу во Вселенной!

— Никаких шуток, солдат. Но на мою внешность обрати внимания. Это один из тех детей, кого вашим людям предстоит спасти, если возьмете заказ.

— Это не шутка, — наконец сообразил мандалорец и сразу стал вдвое серьезнее. — Не знаю кто ты, урод, но ты играешь с огнем Манда’йаим! С чего ты взял, что после такой вопиющей наглости мы вообще станем продолжать разговор? Эй, там! Отключить…, — он резко прирвался, видя, что я спокойно улыбаюсь и жду продолжения. — Ясно. Так просто тебя не проймешь, а? Пятый, докладывай. Что значит не получается? Ты хакер или где? Что значит перехватывают управление системой… Осик! Ладно, твоя взяла, э-э… незнакомец. Так какое задание, говоришь?

— Прояви уважение, солдат, — мне не понравился его фамильярный тон. — Или тебе нужны проблемы?

Солдат заржал и дал кому-то отмашку за кадром.

— Прекратить. Не знаю, какая у вас там защита стоит, но мои спецы ее взломать не могут.

— И не взломают. А если продолжат пытаться, то это последнее, что они сделают в этой жизни. Я понятно выразился?

— Предельно. Так чего вы хотите?

— Можете звать меня… Хранитель. С кем я могу обговорить детали заказа?

— Со мной. Я глава клана Ордо.

— А, прекрасно. Дженна Ордо тоже из вашего клана?

— Какого… это моя дочь. Дженна, подойди. Ты знаешь его?

На экране по-прежнему отображался только один мандалорец, но голос второй стал громче.

— Впервые вижу, глава.

— Становится все интереснее. Что за заказ?

— Непростой. Придется иметь дело с джедаями. Предваряя ваши дальнейшие вопросы: нет, не на Тайтоне или Корусанте. Вашим людям придется иметь дело с группой отступников.

— Они из Ордена? — быстро спросил глава клана Ордо. — У джедаев произошел переворот?

— А это стало не очевидно, когда я назвал их отступниками?

— Пожалуй.

— Важно не то, кто они, а похищенные дети. Целый клан юнлингов и еще несколько из других. Ваша задача вызволить их всех до одного. Всего было похищено пятнадцать детей.

— А количество джедаев?

— Пятьдесят, по меньшей мере. Но у них могут быть союзники из нечувствительных к Силе.

— Стольких сразу нам не потянуть.

— Вы не поняли, глава. Ваша задача не перебить отступников. Мне нужна скрытая операция в тылу врага. Спасение заложников и быстрый отход — приоритетная задача, и она не обсуждается. Как вы или ваши люди это сделают, меня не волнует. Что станет с падшими джедаями тоже. Но дети не должны пострадать ни при каких условиях!

— Такая операция возможна. Детали?

— Местоположение джедаев в настоящий момент неизвестно. Я могу дать только примерное направление их бегства из последней точки прыжка. И список имен.

— Лучше, чем ничего. Когда случился побег?

— Два дня назад.

— Значит, ваши координаты уже бесполезны. Да, задачка… А что насчет имен? Только список или описание?

Я скосил глаза на Фрисби, и дроид утвердительно мигнул зелеными огоньками. Да, он все достанет.

— Вы получите всю необходимую информацию по целям и их семьям до вступления в Орден. Еще вопросы?

— Время выполнения операции ограничено?

— Чем быстрее, тем лучше. Пока мы медлим, падшие могут скрыться в таких норах, откуда их и уже не выкурить. Начинать поиски надо уже сейчас.

— Данных почти нет, охота будет дорого стоить. Сто тысяч за найм одного члена моего клана.

— Сколько необходимо для выполнения задания?

— В идеале — пятеро. Тогда хватит трех заходов, чтобы вытащить всех заложников. Минимум — трое, но тогда риск успеха резко снижается. Оплата по заверенную двумя сторонами контракту. Не с шавками хаттов, — мандалорец издал лающий смешок, — дело имеете. Ми алиит Ордо!

«Мы клан Ордо!» — прочитал перевод на планшете.

— Разумеется, — я не моргнул и глазом, хотя внутри все сжалось. Не иначе сама судьба так повернула. Пятьсот тысяч! Цена непомерна завышена, но она мне по карману. Без мелочи уйдет именно столько, сколько я заработал на своей сделке с фермерами. Но ради детей ничего не жалко. Креды — пыль в сравнении с их жизнями.

— Прощу прощения? — хриплым голосом переспросил глава клана, потом он увидел что-то на своей стороне и покачнулся. — Вы что… у вас с головой все нормально? Вы просто так, без заверенного договора, скинули нам всю сумму?

— Мне казалось, вы человек чести, — строго напомнил я. — Кроме того, не забываете, что я все еще в вашей системе. Спокойно, солдат… Просто подпишите свою часть сделки, и все мы разойдемся мирно. После завершения разговора я верну вам контроль.

— А что помешает вам пустить вразнос наши реакторы после того, как мы выполним свою часть уговора?

— Дженна! Слышишь меня?

— Что он хочет, пап? — раздался испуганный голосок. В поле зрения экрана мелькнула стройная фигурка девчонки-подростка в мандалорских доспехах. И тут же пропала, реагируя на разъяренный рык главы Клана.

— Довольно, — прошипел глава Ордо, вне сомнений, уже обливающийся под своей маской целыми ручьями пота. НЕ знаю, чего он там себе надумал, но моя интуитивная импровизация помогла поставить точку в разговоре.

— Заказ принят, Хранитель. Высылаю договор. Проверяйте пункты, внесенная предоплата уже учтена.

— Получил, — я быстро проглядел договор, и внес парочку корректив. Самое важное: теперь по договору я только посредник, а заказчик пожелал остаться неизвестным. Условно. Не надо быть гением, чтобы связать мои намеренные оговорки по ходу разговора с реальными людьми. Конечно, нехорошо так подставлять старичков из Совета, но Нак Зиил прямо намекнул, что юнлингов искать никто не будет. Так что сами виноваты.

— Возвращение семидесяти процентов предоплаты в случае невыполнения или пятидесяти в случае частичного исполнения заказа? — не поверил глава, перечитав отосланный обратно им договор. — Вы серьезно, Хранитель?

— Пока я лично не получу подтверждение знаменитой репутации мандалорской гильдию охотников за головами — иного предложения не ждите. И учтите, глава: вы лично отвечаете головой за сохранность детей. В случае чего…, — я выдержал угрожающую паузу, позволяя сглотнувшему солдату самому предположить худшее. Ведь я знал имя его дочери и взломал их систему. Вернее Фрисби взломал, но глава не знал, что им противостоит маленький-дроид ремонтник. Правда с технологией Гри в ядре ИИ, но кто смотрит на такие мелочи?

— Заказ будет выполнен в точности с договором. Я лично прослежу.

— Еще бы вы не проследили, за такие-то деньги. Буду ждать ежедневный отсчет по этому адресу, — я скинул заранее подготовленный почтовый ящик в сети Голонета. Взломать его, благодаря шифрованию Фрисби, нереально.

— Пожалуй, это все. Я рассчитываю на вас, клан Ордо! Удачной охоты.

— Манда’йаим котэ! — рявкнул глава клана, а с ним еще с десяток глоток на заднем фоне. Я отключил связи и обессилено упал на стул, улыбаясь, как сумасшедший.

«Слава Мандалору!» напоследок мигнул терминал, и тоже погас. Фрисби отключился от системы и приземлился на стол, утешающе, по-кошачьему, тронув лапкой манипулятора мою руку. Теперь нам осталось только ждать.

«Держитесь, ребятки. Помощь уже в пути».

Примечания:

* — Точно, джедай! Я думал, дроид дурит меня. Грозный юный джедай, ха-ха… Что тебе надо?

** — Какой смешной джедай попался! Ладно, поговорим.

*** — Интересно. Пусть говорит первым.

Глава 23. «Танцы демонов и ангелов»

Спустя две недели от дня, оставшегося в хрониках под названием Четвертый Раскол Ордена джедаев, Фаниус с пятью десятками джедаев и похищенными юнлингами прибыли на заброшенную станцию в пустом секторе пространства Внешнего кольца. Здешний сектор космоса был давно заброшен, и координаты системы имелись лишь в голокроне ситов Фаниуса. По сведением, полученным из него же, мертвая планета внизу называлась Зиост. Странное место. И крайне опасное.

Очень давно могущественный Император ситхов Вишейт потерял тело и, продолжая жить в форме оскверненного Темной стороной призрака Силы, выпил жизненную энергию этого мира. И вот уже более двух тысяч лет Зиост, на орбите которого болталась старая перевалочная станция, оставался мертвым высушенным миром, видным из космоса как грязно-серый шар с минимумом атмосферы. Лана боялась смотреть в иллюминаторы в его сторону. Мириаланке казалось, что уничтоженная темным ритуалом планета высасывает из нее жизненные силы.

Подобное чувствовали и остальные дети, слезно молящие своих новых мастеров поскорее покинуть жуткую систему. Но будущие ситхи быстро научили их не оспаривать приказы, жестко наказывая любые попытки сопротивляться. Каре было больно смотреть на мучения и избиение ее бывших воспитанников, но девушка не могла ничего поделать. Слишком поздно. Для нее и детей путь в Орден уже закрыт. За минувшие недели все они научились ненавидеть. Пока только своих мучителей-учителей и бывших друзей, но то только начало.

Из всех детей только две девочки и один мальчик продолжали держаться. Лана, которую Кара милосердно не истязала, втайне продолжив обучение по программе джедаев со своими дополнениями. И еще синяя твилека Нова с кел-дором Мъйятом. Последние не желали предавать учение Ордена джедаев, как бы над ними не трудились мастера-наставники. Побои не помогали, угрозы тоже. Кара боялась наступления того момента, когда падшие поймут бесперспективность упрямых учеников. Убеждения Новы и Мъйята, с пеленок выросших на попечении Ордена, не сломить так просто. Для них Кодекс джедаев — не просто правила для самосовершенствования. Падшие же пока еще не стали настоящими ситхами, чтобы с достаточным искусством манипулировать мощью Темной стороны Силы. И Кара очень боялась, что пока научатся, упрямство детей может стоить им жизни. Но хуже того — они тянули к Свету остальных, уже ступивших на путь становления темными аколитами.

Однажды, проходя мимо одной пустующих кают, Кара услышала разговор юнлингов, на время сбежавших от своих жестоких учителей. Среди них также была и Лана, которую мастер отпустила по «женским делам». В невинной просьбе не крылось ничего подозрительного, как казалось Каре. Зиост угнетающе действовал не только на детей, но и на бывших джедаев. Кара решила, что девочке захотелось выплакаться в одиночестве и не стала мешать. Зря, как оказалось.

За тонкой покосившейся дверцей переборки раздавался громкий заговорщицкий шепот юных бунтарей. Поддавшись любопытству, Кара не стала устраивать разборки, а притаилась снаружи и стала слушать.

— …но никто из нас не умеет летать!

— Ничего, разберемся, — мрачный голос Новы, у которой в каждом слове физическая сквозила боль. — У нас нет выбора. Вы что, не видите, что происходит?

— Джове обязательно придет, — всхлипнула одна из близняшек. Ей ответила уже Лана, уставшая и заметно раздраженная.

— Кева, хватит. Никто не знает, где нас искать. И Джове тоже. Повзрослей.

— Тебе легко говорить. Хорошо устроилась под крылышком наставницы…

— Не смей винить меня, Алек! А то в глаз двину. Это из-за тебя и таких как ты, рванувших к предателям, мы оказались здесь!

— Что-о? Да я тебя на части порву, соплячка!

— Тихо! — металлический оклик Мъйята быстро остановил зарождающуюся ссору. Кара почувствовала невольный прилив уважения. Самый младший в клане, а как всех построил. Силен. Интересно, а дети из других кланов тоже там, или их не пригласили на «тайную встречу»? Джове настолько сплотил свой клан, что те неохотно общались со сверстниками даже будучи юнлингами в Храме. С другой стороны, теперь у них на кону нечто большее, чем просто соперничество кланов. Зная Лану и ее друзей, Кара была уверена, что те собрали всех похищенных детей.

— Нам надо действовать, — тихо сказала Нова. — Я… я больше не могу это терпеть.

Послышался одобрительный гул, и вот тут Кара уже поняла, что пора вмешаться. Но не успела сделать и шагу, как, внезапно, из кайюты раздался еще один голос. Глубокий, мужской. Дети охнули, а Кара напряженно замерла, схватившись за меч. Внезапно что-то тяжелое опустилось на ее затылок, и девушка обмякла, подхваченная чьими-то сильными руками. К счастью, не настолько, чтобы потерять сознание.

Скосив расплывающийся взор на бедро напавшего, Кара вся сжалась. Броня из бескара, имевшая простую незамысловатую форму. И темная рукоять бластера в кобуре с клановым клеймом Мандалора. С этой планетой джедаев связывала долгая и кровавая история, полная войн и взаимной неприязни. Кара перестала трепыхаться и покорно расслабилась, понимая, сопротивлением ничего не добьется. И, тем более, Силой.

Мандалорцы единственные из многочисленного поголовья охотников за головами, кого натаскивали именно на противостояние джедаям. Как, во имя Создателя, они тут оказались? Почему не прозвучала тревога?

Эти и еще множество вопросов крутились в голове Кары, когда ее волоком втащили в каюту к детям. Там уже вовсю готовились к эвакуации. Кара, открыв рот, смотрела, как детей организованно проводят в широкое отверстие в стене. С оплывшими красными и постепенно тускнеющими краями. Как Кара и подозревала, тут были все украденные из Храма юнлинги. До внезапного появления мандаларцев, детишки первого клана хотели спасти всех своих.

«Десантный бот», — догадалась Кара, смотря, как мандалорцы помогают детям пролезать в дыру. Всего их было четверо. Трое мужчин и одна женщина, чья броня отличалась более изящной плавностью форм и специальными вставками на груди. И еще один держал на прицеле саму Кару. Итого всего пять. По одному мандалорцу на юнлинга.

«Спасательный отряд».

— Нельзя, — только и смогла выдавить Кара, но ее услышали и резко спросили, требовательно приложив прикладом по затылку.

— Что это значит?

— Мастер! — вырвавшись из рук мандалорцев, Лана бросилась на колени перед Карой и застолила ее своим телом. — Пожалуйста, не вредите моему мастеру! Она хорошая, честно-честно!

— Здесь нет хороших, малышка. А теперь иди внутрь, скорее. А ты — говори.

— Возьмите ее с нами! — Лана дернулась в перчатках охотника, мягко взявшего ее за плечики. — Пожалуйста!

— Нет. Договор включает только пятнадцать детей. Я долго буду ждать, дар’джетии?

Кара охнула от очередного болезненного удара по ребрам, остро сожалея, что меч у нее отобрали еще в самом начале. С другой стороны, будь иначе, она бы уже была мертва. А так отделалась всего лишь легким сотрясением и тошнотой.

Осознав, что в таком состоянии от пленницы ничего не добиться, ей вкололи медицинский стимулятор. Лекарству потребовалось всего несколько мгновений, чтобы разнестись по крови. Едва в глазах прояснилось, Кара разлепила пересохшие губы и с трудом прохрипела:

— Вам нельзя отделяться от станции. Бот… распылят, как только покинете орбитальную зону.

Мандалорец подал условный знак поверх ее плеча. Эвакуация детей слегка замедлилась. Пятерых уже погрузили внутрь, но остальные десять, включая весь первый клан, остались ждать новых указаний.

— Ты лжешь. Мы трижды проверили протоколы. Оборона станции отключена и не представляет угрозы.

Кара зачастила, давясь словами и пропустив мимо ушей, что ее ошибочно приняли за падшую на Темную сторону, как и остальных джедаев. Девушка боялась только одного: что мандалорцы не поверят правде. Ей было плевать на себя, но дети… Посылать их на верную смерть Кара не даст, даже если мандалорцам придется нашпиговать ее зарядами бластеров!

— Это уловка. Фаниус знал, что нас могут найти. Мы изменили систему защиты так, чтобы она позволяла кораблям подходить к станции, но не улетать. Покинуть систему можно лишь на…

— Ваших кораблях, — хмуро закончил за нее глава спасательного отряда мандалорцев. Раздался прерывистый сигнал шифрованного передатчика, куда мандалорец рявкнул на своем родном отрывистом языке. — Ака драварр! Ба’слан шев’ла анбалак, тхарва ба ке’тсат!*

— Мастер А’нзал? — Лана прижалась плечиком животу Кары в поисках поддержки, ей было стало страшно. — Что они говорят?

— Все за мной, быстро. А ты…

— Нет! — услышала Кара услышать крик своей ученицы, за миг, как голова взорвалась резкой болью и пол начал уплывать из-под ног.

«Не поверили!» — успела с ужасом подумать чалактанка, прежде чем действие стимулятора подошло к концу, и мир заволокла непроглядная тьма.

Следующее, что увидела Кара, это зеленую руку девочки, трясущую ее за плечо.

«Лана…»

Отчаянные призывы ученицы сливались с гремящим звуком битвы, в котором переплелись бластерные выстрелы и гудение световых мечей. Голова раскалывалась от боли, а правый глаз почти ничего не видел. То ли заплыл, то ли залило кровью.

— Мастер, очнитесь!

— Где мы? — прохрипела Кара, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.

— Слава Силе! Мастер, быстрее, нам надо уходить!

— Где?..

— В ангаре. Они повсюду, я больше не могу вас нести…

Сперва Кара не сообразила, борясь с головной болью и пытаясь сесть, как десятилетняя кроха могла сама ее тащить. Но разум постепенно, пусть и медленно, прояснялся. Сила. Никак иначе десятилетней девочке ее не поднять.

— Банта пуду! — Кара выругалась на хаттском, когда в сантиметре от ее руки взорвался обжигающий бластерный выстрел. — Падаван, что происходит?

Лана, прижимая голову, даже не сообразила, как Кара назвала ее. Да и некогда было. Корабельный ангар превратился в поле боя мандалорцев и павших джедаев сражались. Пятеро летающих солдат на реактивных ранцах против двоих мужчин в темных робах, вооруженных синими световыми мечами. Для тренированных солдат, обученных убивать джедаев, мог бы остаться шанс, если бы не внезапно зазвучавшая тревога.

— Хаар’чак! — услышала Кара вопль одной из фигур в красной броне, зависшей под потолком ангара. И тут же мандалорцы разом прекратили стрелять, начав резкое отступление к одному из шаттлов. Видимо поняли, что к противнику вот-вот прибудет подкрепление, а со столькими одаренными им не справиться.

— Хукаат’кама, ни аде!**

«Сейчас или никогда», — внезапно поняла Кара и, быстро оглядевшись, приказала Лане:

— Помоги подняться.

Лана кивнула и сосредоточилась, закрыв глаза. Кара ощутила мягкое давление под спину, помогающее ей встать на ноги.

— Молодец. Где остальные?

— Там, — Лана махнула в сторону груды контейнеров, откуда выглядывали испуганные мордочки юнлингов. — Летающие воины сказали нам спрятаться, но я не могла вас бросить.

Как раз в этот момент мандалорцы спикировали вниз и кинулись к детям, но успели схватить всего троих. Твилеку Нову и двух мальчиков из второго и третьего кланов. После чего вынуждено взмыли в воздух, так как на них налетели двое разъяренных Падших. Мандалорцы вынужденно набрали высоту, так и не успев взять хотя еще бы по одному ребенку. Сопровождаемые выворачивающим душу плачем, незадачливые спасатели развернулись и полетели следом за своими друзьями.

«Они больше ничего не спасут», — поняла Кара. Один из джедаев угрожающе наставил меч на детей, пока второй настигал мандалорцев, уже скрывающихся в корабле. Нова и мальчики бились и кричали у них в руках, требуя, чтобы их друзей тоже спасли. Наивные. Они не понимали, что все кончено. Мандалорцы проиграли.

— За мной, — коротко велела Кара, и, не дожидаясь, пока ее приказ будет осмыслен, крепко ухватила девочку за плечо и потащила к ближайшему кораблю. Решение далось ей нелегко. Сердце разрывалось. Фаниус или Лана. Но выбор был очевиден.

В последнее время глава мятежа джедаев и, по совместительству, ее любовник сильно изменился. Стал жестче, злее. Особенно ярко это проявилось в моменты их близости. Кара стала бояться Фаниуса, но признаться себе в этом смогла только сейчас. Не будет у них никакого хорошего конца, как она надеялась. Голокрон ситхов уже изменяет мастера. Скоро от мудрого и рассудительного умбаранина, которого она знала, ничего не останется. Такова судьба всех джедаев, ступивших на Темную сторону силы. И когда ставший ситхом Фаниус поймет, что Кара не разделила его падение, все закончится. Темная сторона не знает жалости. А значит, у Кары и ее ученицы остается только один выход.

— Мастер! — Лана забилась у нее в руках, когда поняла, куда ведет ее Кара. — Нет, нет! Я не могу их бросить!

— Мы должны, падаван. Однажды ты поймешь, обещаю.

Небольшой усыпляющий импульс Силы, и потерявшая сознание девочка сама падает к ней в руки. Прижав драгоценную ношу к груди, Кара торопливо взбежала по трапу в кабину бывшего шаттла Храма. Джедайку никто не останавливал. Все внимание Падших, к которым уже прибыло подкрепление, было приковано к кораблю, захваченному мандалорцами. Его пытались удержать Силой, но корабль уже успел преодолеть щит, удерживающей в ангаре атмосферу. Импульсы силового поля, только внешне кажущегося стабильным, свели на нет все попытки темных джедаев. Осознав, что корабль уходит, а система защиты молчит, они начали сыпать проклятьями. А самые отбитые принялись вымещать злость на кричащих и плачущих детях.

У тут шлюзовая переборка за закрылась, отрезая нутро шаттла от жутких звуков внешнего мира. Бережно усадив ученицу в одно из кресел пассажирского отсека, Кара рванула в рубку. Предполетная проверка систем заняла минуту, показавшуюся вечностью. Сквозь стекло в кабине Кара видела, как бывшие друзья и соратники, заподозрившие неладное, бегут к ней. Слишком поздно и медленно.

Активировав двигатели, Кара резко стартовала с места, оставив в воздухе голубой инверсионный след от форсажных ускорителей. Защита станции пропустила ее, как и мандалорцев, успевших прыгнуть в гиперскачок за минуту до ее побега со станции. Более юркому шаттлу потребовалось на разгон еще меньше времени. Через десять секунд отметка заряда на панели гипердрайва показала стопроцентнуюмощность, и Кара потянула рычаг, вгоняя шаттл в сверхсветовой разгон. Миг, и превратившиеся в лучи звезды потонули в синем мареве тоннеля гиперпространства.

Кара выпустила штурвал из ослабевших пальцев и обессилено откинулась на скрипнувшую спинку мягкого пилотского кресла. Вырвались. Теперь все будет хорошо.

Со счастливой улыбкой Кара прикрыла глаза и провалилась в спасительный лечебный сон, оставив управление кораблем автопилоту. Теперь можно выспаться. Впервые за последнее… Да что там, за все минувшие двадцать лет, как она попала в Орден джедавев.

С первого года обучения юнлингом, когда Кару — навзрыд плачущую пятилетнюю кроху — забрали у матери, прошло ровно двадцать два года. И только сейчас Кара получила ту самую желанную награду, ради которой стольким пожертвовала.

Шаттл летел сквозь гипер, унося двух беглянок навстречу неизвестности. И ни одна из нихх не подозревала, что их путь к желанной свободе только начинался.

***

Члены Совета молчали. На обманчиво спокойных лицах не дрогнул ни один мускул, до тех пор, пока я не начал отвечать на вопрос магистра Кирона, занимавшего пост грандмастера Ордена джедаев.

— Да, я подтверждаю все сказанное моим учителем мастером Нак Зиилом. Более того — это я рассказал ему о случившемся. Но вины своей не признаю. Я единственный среди джедаев, кто хоть что-то сделал.

— Мальчишка. Как ты смеешь говорить в таком тоне с членами Совета? — с рычанием вспылила высокая женщина, похожая на разъяренную кошку. Да она и была кошкой, если присмотреться. Кошачий нос, уши, глаза, рот. Такую расу я видел впервые и долго не мог свести с хищницы восторженных глаз. Благо, там было, чем полюбоваться.

— Тише, Велия. Падаван Джове просто забылся, не так ли? — вкрадчиво спросил меня магистр Кирон. На что я равнодушно пожал плечами.

— Прошу прощения, магистр, если оскорбил кого-то из уважаемых членов Совета. Но мне на секунду показалось, что вы обвиняете меня в измене Ордену? Вы, оставившие на растерзание ситхам своих детей? Как по мне, предатель тут не я, а все вы. До единого.

В заве Совета повисла мертвая тишина. Даже голограммы тех мастеров, кто не смог прилететь на Тайтон лично, словно перестали едва слышно гудеть. На их памяти это был первый подобный случай. Точнее, противоречия случались и раньше, но ни разу за тысячелетия истории Ордена никто не смел обвинять Высший Совет в их же чертогах. Если вкратце: джедаи охренели. Среди них лишь Нак Зиил единственный, кто подавал хоть какие-то признаки жизни. У нас уже состоялся разговор перед слушанием, и высказал ему все о же самое, но в более живых выражениях. А когда закончил, честно предупредил, что не стану сдерживаться на Совете.

После такого мастеру оставалось или убить меня, тихо прикопав в кустиках на лужайке у ворот Храма, или смириться с судьбой. Кел-дор выбрал второе. Хотя, судя по доносящемся от него эмоциям, сейчас остро сожалел об этом.

— Прости, что?

Явственно прозвучавшая угроза стала последней каплей. Меня понесло…

Сначала я высказал им все тоже самое, что и своему мастеру парой часов ранее, когда выходил из крыла джедаев-целителей, где восстанавливались спасенные юнлинги. Потом чохом прошелся по умственным способностям Совета и в частности отдельных членов, контролирующих СБ. И, напоследок, закончил словами, от которых многих из мастеров затрясло от плохо сдерживаемого бешенства.

— Вы действительно думали, что я просто позволю отдать в лапы ситхам мой клан? Да, Падшие пока не настоящие ситхи, но уже подвластны Темной стороне. Юнлингов пытают, издеваются. Вы видели записи. Как твилека Нова рассказала, что делал с ней этот мясник Кертера. А те два мальчика? Что стало бы с ними, если бы мандалорцы не вмешались? Да, они не смогли спасти всех юнлингов. Но они хотя бы попытались, пока Совет не пальцем не шелохнул. О да, я знаю, что вы отменили поисковые операции. И теперь сидите, судите… меня? Вы, оставившие в лапах ситхов пятнадцать невинных детей, смеете смеете смотреть мне в глаза и говорить, что виноват Я?!

Голос мой слегка сорвался от более не сдерживаемого крика. Поэтому последующие слова сопровождались прорывающимися хрипами и, пожалуй, оттого звучали еще более внушительно.

— Алек Пайн, человек. Сестры Мира и Кева де Сат, люди. Свонг, забрак. Гвариум Рар, твилек. Лана Лорсо, мириаланка. Мъйят Дор, кел-дор. Джаральн Валл, человек. Коста Над, наутолан. Кетра, твилек. Мшар, тогрута. Истия Ветлени, человек. Я помню имена каждого. Двенадцать детей и моих друзей, которые скоро падут на Темную сторону. Или умрут.

Я не берусь говорить, что понимаю причины, побудившие вас это сделать. Да мне и плевать. Важно другое. Джедаи — не только хранители мира в галактике. Мы должны по мере сил защищать любое живое существо, нуждающееся в нас. Орден — луч света посреди хаоса. Мы поддерживаем гармонию и баланс Силы. Но, почему-то, когда мы были нужны похищенным детям — вашим детям! — никто из Совета не вспомнил о данных клятвах. И спрашиваю Вас еще раз: виновен ли я в том, что пытался быть джедаем и поступать правильно? Если так, то я с радостью приму свое изгнание и покину Орден. У меня более нет никакого желания выслушивать ваше лицемерие.

В зале Совета воцарилась тишина. Меня окружали пристыженные лица и опущенные в пол взгляды. Не знаю сколько прошло времени. Глаза застилали злые слезы, а в сжатых кулаках клубилась клокочущая Сила. Не Тьма, но близко к ней. Пришлось сделать изрядное усилие, чтобы совладать с эмоциями и восстановить гармонию с миром.

Ощутив, что могу дышать свободно, я поднял голову и понял, что все мастера, до единого, смотрят на меня. И многие, увидев, что я совладал с собой, облегченно расслабились, отпустив рукояти мечей. А мастер Нак Зиил вовсе сделал движение, характерное, как если бы вытирал пот со лба. Вот только у кел-доров отсутствуют потовые железы. Зато экстрасенсорные наросты на голове усиливаю рефлексы организма. В части реакцию на внешнюю угрозу. Должно быть, я неслабо испугал мастера, если он снимал напряжение таким способом. Эх, влетит мне потом… За это, и за многое другое. Но сейчас оно того стоит!

Некоторое время джедаи переглядывались и тихо переговаривались, решая, что со мной делать. И, видимо, пришли к мнению, спустить вспышку на юный возраст. Повезло. Будь иначе, меня бы уже тащили на процедуру отсечения Силы.

Или нет? Сомневаюсь, что у них хватило бы духу. Слишком важной пешкой я стал после посещения комплекса Гри. Что и подтвердили следующие слова грандмастера Кирона. Состроив вид, словно до этого мы мило беседовали о погоде, старикан мягко поинтересовался:

— А что насчет твоего меча, падаван? Каким образом к тебе в руки попала древняя реликвия Гри?

— Это не реликвия, — хмуро поправил я, снимая с пульсирующую рукоять и поднимая ее на головой так, чтобы все любопытные могли получше ее рассмотреть. — Это мой световой меч. Возможно последний из созданных расой Гри. Так что можете не строить планы, как отобрать его в пользу Ордена. Меч Гри убьет любого, кто не пройдет соответствующую привязку. И уничтожить его нельзя.

Тут я слегка лукавил. Уничтожить меч возможно, но только схожим по мощности оружием Гри. Или предварительно вытащив кристалл кайбера, что опять же не представлялось возможным без хозяина меча. Но я не мог представить такой пытки, которая могла бы заставить меня добровольно пожертвовать таким дивным оружием. Или?…

Тихо совещавшиеся джедаи замолчали. Магистр Кирон медленно поднялся со своего места, воплощая суровую карающую длань воли Ордена.

— Падаван Джове. Шаг вперед. Мастер Нак Зиил, встаньте рядом со своим учеником. Совет принял решение.

Кел-дор молча выполнил, что требовал грандмастер Ордена. Однако, когда моя мастер встал рядом со мной, я ощутил его… гордость? Вэк? Ничего не понимаю.

— Мастер Нак Зиил. Совет не имеет права изгнать падавана Джове из Ордена джедаев. Его поступки продиктованы не личными целями, а желанием помочь своим друзьям. Однако…

Я едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Опять это пресловутое «но». Мог бы стразу переходить к делу, старый манипулятор. А то я не вижу, к чему все идет.

— …своими действиями и словами падаван Джове навлек на себя немилость Совета. Не дело молодых указывать гораздо более опытным мастерам, как поступать. Джове предстоит научиться держать себя в руках, и вы, мастер Наз Зиил, поможете ему. Я направляю вас на вашу родную планету — Дорин, где следующие пять лет Джове предстоит обучаться мастерству джедая.

Скрытый подтекст в словах хитрого магистра был очевиден для всех. На лицах мастеров промелькнули первые сдерживаемые ухмылки. У некоторых откровенно злорадные. «Доигрался, мальчишка! — словно говорили они. — Длинный язык сгубил. Атмосфера Дорина смертельно опасна для всех, кроме расы кел-доров. Придется ему носить кислородную маску на постоянной основе, в которой и не поговоришь толком. Либо где-то брать шлем, но в закрытой кастрюле на голове особо долго не походишь. Не рассчитаны они на такое. Месяц, максимум два непрерывного ношения, исключая моменты, когда шлем снимался, чтобы принять еду или провести гигиенические процедуры. Потом воздушные фильтры забивались, и шлем приходил в полную непригодность до соответствующего техобслуживания, за которое тоже надо платить из своего кармана».

Но члены Совета не знали, кто нанял мандалорцев. Они посчитали (не без помощи Нак Зиила), что я выступил лишь посредником от своих влиятельных родственников, до сих, видимо, скрывавших свое участие в моей жизни. И лишь изредка подбрасывая подарки. Например дроида.

Так что мои финансовые возможности все еще оставались тайной для Совета. И им было невдомек, что я уже сейчас мог купить все необходимое снаряжение для комфортной жизни на токсичных планетах. После провала операции на Зиосте, на мой резервный банковский счет капнули двести пятьдесят тысяч кредитов. Мандалорцы четко следовали условиям заключенного контракта, вернув половину оплаты и троих детей, среди которых оказалась Нова… Бедная девочка. Увидев меня, когда знакомый пилот от Съяна Итти привез ее на Тайтон, Нова впала в самую настоящую истерику. В перерывах между рыданиями твилека рассказала все, что знала. А я мог только молчать и гладить ее, стараясь не касаться лекку, чтобы не показаться грубым. В горле стоял горький комок.

Мандалорцы не справились. И теперь я стоял перед торжествующими членами Совета, ощущая одну лишь безграничную усталость.

Пять лет на Дорине? Пусть. Стать джедаем я смогу где угодно. А Совету контролировать меня в такой глуши будет невозможно. Шах и мат, господа! Партия сыграна, начинаем второй раунд.

Примечания:

* — Смена планов! Скрытное исчезновение невозможно, отходим к ангарам!

** Прикройте меня, я за детьми!

Эпилог

1998 ДБЯ.

«Нет страсти… есть лишь одержимость.

Нет знания. Есть лишь убеждения.

Нет цели. Есть лишь воля.

Нет ничего…

Только я».

Мантра Дарта Руина, бывшего в прошлом мастером-джедаем Фаниусом, возносилась под своды личных покоев самопровозглошенного Владыку ситха, погруженные в призрачный полумрак. То был даже не Кодекс в его привычном понимании. Идея. Ненавязчивая мысль… Она владела им, напрялала помыслы. Он хотел сказать «вела к цели», но строго одернул себя. Нет никакой цели! Есть только воля.

«Моя воля!»

И вновь воздух содрогнули тяжелые слова новоявленного Владыки ситхов.

— Нет страсти… есть лишь одержимость.

— Повелитель.

Дарт Руин недовольно прервался и убрал в складки своей черной мантии светящийся красным светом пирамидальный голокрон ситхов. И в тот же момент стихли шепотки, прежде сопровождавшие речетативную мантру Руина.

— Надеюсь, ты отвлек меня не для праздной болтовни, Лорд Кертера?

Стоявший у дверей коренастый мужчина из расы людей, отрицательно качнул головой и глубоко поклонился, склоняясь под гнетом своего мастера. Этот человек. Его лицо уже серое, испещренное рваными шрамами и темными линиями и связью с Темной стороной. Он был жесток, расчетлив, коварен, но самое главное — то наслаждение, с каким темный Лорд причинял другим боль.

И при всем этом Кертера был единственным, кому дозволялось входить в покои Владыки. Дарт Руин знал, что чем зверь беспощаднее, тем проще предугадать его действия. А Лорд Кертера очень предсказуем. Все его желания давно написаны на лице. Изувеченном внутренней злобой и ненасытной жаждой к мучению живых существ…

— Нет, Повелитель, — почтительно отозвался Кертера. — Корабль только что вышел из гиперскачка. Мы на месте.

— Коррибан, — тихо протянул Дарт Руин, и его серые губы искривила горькая ухмылка. — Последнее пристанище ситхов. Разрушенная академия, гробницы древних могучих лордов. Дом. Вели готовить мой шатл, Кертера. Пора нам нанести везит старым мастерам древней Империи.

Илья Трифонов Четвертый раскол 2. Восстановление

Пролог

Издали развалины аванпоста походили на россыпь и нагромождения каменных глыб, совершенно теряющихся на общем фоне горного хребта. Но чем ближе к территории, тем сильнее невооруженный глаз подмечал следы бывшего присутствия жизни разумных. Обломки статуй, некогда изображавших кел-доров и людей в закрытых плащах. Остатки растительности, без ухода разросшейся и укутавшей гибкими серыми корнями иссушенные чаши декоративных прудов. Узкие тропки, обрамленные красивой брусчаткой из светлого камня, сходились к конусовидной части здания, торчащего из земли.

Так выглядел один из многих заброшенных аванпостов Ордена джедаев, разбросанных по всей галактике. Не полноценный Храм, но все же привязанный к природному источнику сосредоточения Силы. В свое время этого хватало, чтобы адепты Света могли без проблем ужиться в агрессивной среде планеты, предназначенной только лишь для коренного населения.

Спустя столетия память об этом месте окончательно растворилась в дымке забвения. Новые поколения кел-доров уже не помнили причин минувшего конфликта. И последствия приписывали традициям предков, а не конкретному событию, изменившему жизнь всей планеты. Истина сохранилась только в архивах Мудрецов Баран До и древних голокронах Ордена джедаев, с тех пор изменившегося до неузнаваемости. Ищущему истину пришлось бы изрядно постараться, чтобы узнать подлинную историю одного из самых засекреченных аванпостов, чьи разработки так и не увидели свет.

Все изменилось, когда Он появился в пределах системы. Легкая рябь прошла по источнику, вызывая колебания Силы и оживляя древние механизмы, выходящие из режима ожидания. Аванпост дернулся, на несколько минут взвихрив клубы каменной пыли в воздух, и замер в ожидании. Настроенный на конкретную частоту источник ускорил течение Силы, подгоняемый системами, спешащими накопить энергию для отправки узконаправленного сигнала.

Эксперимент древних ученых наконец подходил к своему логическому завершению.

Глава 1. «Родственные связи»

2000 ДБЯ.

Стоящий на краю отвесного утеса челнок матово блестел, освещаемый тусклым светом местной звезды. Кел-доры называют ее Аш-Ла, или, в переводе с их языка — Потерянный. Я стоял рядом с мастером Нак Зиилом и, прикрываясь рукой от солнечных лучей, разглядывал раскинувшуюся далеко внизу планетарную столицу Дор’шан. Внушительный город с населением около полумиллиона разумных в свете Аш-ла казался миражом, поддернутым призрачной дымкой забвения. Центр, подобно окраинам, отличало полное отсутствие высотных зданий. Никакой плотной застройки и архитектурных излишеств, указывающих на высокое развитие цивилизации гиперпространственной эпохи. Город словно растекся по долине грязно-серой кляксой, испещренной беспорядочной вязью транспортных магистралей. Стекло в постройках отсутствовало как класс. Недостаток блеска восполняли шпили на куполообразных крышах зданий, увенчанные высокими серебристыми наконечниками громоотводов. Из-за них Дор’шан казался утыканным мириадами бескаровых зубочисток.

«Словно кучка ежей пристроилась отдохнуть на дневном солнцепеке», — взбрыкнула не к месту проснувшаяся память, заставив меня скривиться. С тех пор, как прежний Джове восстановил воспоминания моей прошлой жизни, я то и дело ловил себя на мысли, что желаю снова все забыть. С момента «пробуждения» новый мир воспринимался мной, как само собой разумеющийся. Никаких сомнений или колебаний в оценке происходящего. Теперь же разум частенько корежило от постоянного ощущения сказки наяву, которая, хоть и кажется настоящей, но не перестанет от того быть выдуманной.

Заставив себя сосредоточиться на настоящем, я поправил кислородную маску и продолжил наблюдать за городом внизу, попутно размышляя о мрачных перспективах грядущих пяти лет отшельничества.

Для начала, гравитация. На Дорине она отличалась от привычной человеку стандартной нормы, вызывая ощущение постоянной тяжести, давящей на плечи и прижимающей к земле. Неудобство придется научиться компенсировать Силой и увеличением физических нагрузок, чтобы организм мог приспособиться к новым условиям.

Второй гвоздь программы: почти полное отсутствие на Дорине выхода в Голонет и связанных с ним коммуникационных сетей. Звездной системе кел-дорров не повезло оказаться в зоне влияния двух массивных черных дыр, затрудняющих астронавигацию и делавшую невозможной любые попытки прямого контакта с внешним миром. Лишь мощнейшие подпространственные передатчики и их аналоги, требующие для работы прорву энергии, были способны пробить полог аномальной зоны. По словам мастера таких по всей планете насчитывалось от силы с десяток штук, и все до одного находились в ведении спецслужб и правительства. Гражданскому населению и чужакам, вроде меня, доступ к ним строго запрещен.

Отсюда вытекает последний пунктик моего мрачного настроения. Внезапным сюрпризом оказалось, что мирное и дружелюбное общество кел-доров в пределах родного мира становятся теми еще ксенофобами. Большинство коренного населения не приемлет на своей родной земле присутствие других инопланетных рас от слова «совсем». Исключения могли сделать только для джедаев и для чужаков, свершивших для Дорина нечто полезное. Последнее условие обязательно, причем речь не о работе на какого-то местного заправилу, а конкретный поступок, влекущий за собой значительную пользу обществу. До тех пор, или до завершения обучения, мне запрещалось посещение крупных населенных пунктов дальше территорий, отведенных под посольства инопланетников. И то, даже там время пребывания ограничено.

В итоге, отныне мне придется жить на отшибе столицы, на этом самом скальном уступе, где приземлился шаттл. В маленькой кабинке особо не обустроишься, но Нак Зиил обещал вскоре организовать постройку нормального жилища. Как мы будем строить его вдвоем пока оставалось загадкой. Кел-доры согласились предоставить "начинку" для систем жизнеобеспечения, но о рабочей силе речи не шло. На все вопросы мастер многозначительно отмалчивался, а потом вдруг снял маску и… мне стало не до вопросов.

Темный провал начинался от того места, где у человека располагается переносица. Сама носовая полость тоже присутствовала, только открытая и спускалась у кел-дора прямо то подбородка. А там вместо рта зияла жутковатая дыра без зубов, но с деснами, в обрамлении… за неимением лучшего слова, назовем это «кожистыми складками». Короче тихий ужас. Глаза — жуткие, серебристо-черные, до дрожи пугающие своей неподвижностью. А еще когтистые отростки под челюстью — «жвала», как я их про себя назвал. Уж больно смахивали на подобные у паукообразных. На самом деле они являлись неким подобием ногтей у людей, защищавшими наиболее нежные участки плоти. Только куда более длинные и острые. Жвала крепились непосредственно к экстрасенсорным органам, похожим на кожистые валики прямо на челюсти и в виде двух кожистых мешков-вздутий на затылке. Как я уже знал, строение жвал у всех кел-доров немного разное и обозначает то же самое, как разные лица у людей.

— Что-то не так, падаван?

Едва слышимый без дыхательной маски голос мастера походил на змеиный шепот. Мысленно передернувшись и стараясь не слишком резко отвести взгляд от жуткой рожи явно насмехающегося надо мной Нак Зиила, я пожал плечами.

— Просто впервые вижу вас без маски, мастер.

— Привыкай. В родном мире кел-доры предпочитают обходиться без лишней защиты.

— Что?

— Подправь звуковые настройки своей маски, иначе так и будешь переспрашивать. Моему голосу нужно время, чтобы окрепнуть.

Решив не затягивать, немедленно последовал дельному совету. Напрягать слух всякий раз по время разговора не очень приятно, зато теперь я прекрасно слышал все, что говорит Нак Зиил. Побочным эффектом стало усиление окружающих шумов, но это временное неудобство. Лежащее в шаттле защитное снаряжение включало в себя закрытый шлем, снабженный, в том числе, функцией звуковой фильтрации.

Однако впервые ступив на землю родины кел-доров, я надел только типичное одеяние падавана и кислородную маску. Хотел на своей шкуре прочувствовать мир, которому предстояло стать моим домом на ближайшие пять лет. Ощущения так себе. Температура где-то в районе нулевой отметки, но пронизывающий холодный ветер на краю утеса понижает ее еще на десяток градусов. Пальцы ног в сапогах уже задубели, такими темпами скоро продрогну настолько, что точно слягу с банальной простудой. И еще атмосфера, пригодная лишь для дыхания кел-доров. От микроскопических частиц в воздухе открытые участки кожи ощутимо покалывало, отчего хотелось чесаться и материться одновременно. Дорин точно не для людей! Нечего нам тут ловить.

— Мастер, минутку.

Не в силах больше издеваться над собой, я по-быстрому сбегал в шаттл и вернулся уже в полном облачении. Надетый под тунику костюм из волокнистой синто-кожи модного антрацитового цвета плотно облегал тело, поддерживая терморегуляцию и совершенно не стесняя движений. Материал имел свойство растягиваться, подстраиваясь под рост владельца, так что одного комплекта такой униформы хватит на весь период обучения на Дорине. В комплекте с закрытым шлемом, превращавшим униформу в тактический комбез для работы в экстремальных условиях, покупка потянула на внушительные сто тысяч кредов.

Первое время Нак Зиил порывался выяснить, откуда я смог достать диверсионное снаряжение полевых агентов СИС, доступное лишь спецподразделениям республиканской армии. Но так как сам не спешил делиться информацией по своему миру, каждый остался при своем. До поры. Нак Зиил обладал воистину громадным запасом терпения и деться от него на Дорине совершенно некуда.

— Падаван, — мастер, как только я снова встал рядом с ним, махнул рукой в сторону обрыва. — Что ты видишь?

— Неприятности.

Нак Зиил слегка сбился с взятого настроя, уже приготовившись задвинуть в меру пафосную и мудрую речь, соответствующую моменту.

— В общем и целом, верно. Заметил темную полосу на горизонте на северо-востоке Дор’шан?

— Да.

— Хорошо запомни этот цвет. Пылевые бури на Дорине частое явление, но эта отличается. Мой народ зовет ее Черным штормом. Как правило, она длится не больше получаса, но разрушения несет за собой страшные. Именно поэтому в наших городах отсутствуют высотные здания и повсюду установлены громоотводы. Если увидишь в небе подобный цвет — беги без оглядки. А еще лучше найди укрытие попрочнее и не высовывай носа до самого конца.

— О. Может, нам стоит улететь?

— Пока рано. Буря дойдет до нас не раньше, чем через пару часов. Нам вполне хватит времени сделать то, ради чего мы здесь.

Я собрался, весь превратившись в слух. Мастер до сих пор не объяснил, зачем притащил меня в это место, не считая того, чтобы показать площадку под мой будущий дом.

— Собственно, ты и сам бы рано или поздно узнал. А, вот и они.

Со стороны города показались быстро увеличивающиеся точки двух аэробайков. Жестом прервав все мои вопросы, Нак Зиил дождался, пока пилоты остановятся неподалеку от нас, после чего первым пошел им навстречу. Я поплелся следом, искренне недоумевая от происходящего. В ментальном плане мастер, как и бросившиеся ему навстречу кел-доры светились мягкими солнечными лучами. Любовь, тревога, забота, счастье.

Внезапная догадка заставила меня застыть на месте. Быть не может!

— Падаван, познакомься с моей семьей. Моя жена Эсс. Мой сын Кэд. А это Джове, мой ученик.

Счастливо шипящая кел-дорианка, повисшая на шее Нак Зиила, телосложением вполне напоминала обычную человеческую девушку. Плавные формы, красивые одеяния, напоминающие длинное платье до пола, ниже бедер словно состоящее из отдельных полос, но при ходьбе полностью скрывающих ноги. Разве что грудь отсутствовала, но, судя по восхищению и желанию, окутывающим ауру Нак Зиила, его жена была эталоном местной красоты.

Однако куда больше меня удивило наличие у мастера ребенка, да еще и вполне взрослого. Наверное, потому я не заметил, как произнес свои мысли вслух.

— Э-э… у вас есть сын?

Несколько более кряжистый, чем отец, Кэд был облачен в простую домотканную одежду без изысков, очень похожую на повседневные туники джедаев. А лица… Судя по этим троим, для меня все кел-доры одинаковые, как близнецы. Возможно со временем я и научусь различать некоторых из них, но пока для меня очевидны только различия в строении тел.

— Двое, вообще-то, — сказал Кэд и хвастливо добавил. — Мой брат служит вторым пилотом крейсера «Светоносный» в республиканской армии!

Громкий голос парня неприятно резанул барабанные перепонки, и я торопливо снизил чувствительность звуковых фильтров шлема. Совсем забыл, что мастер говорил. Это ему нужно время, чтобы приспособиться после долгого ношения маски, тогда как его семья живет на Дорине давно. Неудивительно, что их голоса слышатся вполне отчетливо.

— Спрашивай, падаван, — мягко разрешил мастер, наблюдая, как я поочередно перевожу выпученные глаза то на его жену, то на сына. К счастью, последних такое пристальное внимание нисколько не коробило. Эсс продолжала обнимать мастера, что-то шепча ему на родном языке. Кэд в свою очередь с не меньшим интересом разглядывал меня. Тут и без ментальных техник было видно, что парень впервые видит перед собой живого представителя другой расы.

— Совет знает? — наконец выпалил я, справившись с волнением.

— Да.

— Как??

— Этой темы мы касаться не будем. Не сейчас, — поправился мастер, заметив мое возмущение. — Некоторые знания нельзя раскрывать даже в счет связи учителя и ученика, Джове. Их надо заслужить, о чем ты и сам прекрасно знаешь.

Я даже не нашелся, что ему возразить и при этом не показаться лицемером. Мастер был прав на сто процентов. Я до сих пор не рассказал ему, что произошло в комплексе Гри, и как заработал денег на найм мандалорцев. Не говоря уже о способностях к эмпатии и повысившемуся интеллекту Фрисби.

Он, к слову, тоже присоединился к нам, вылетев из шаттла одновременно с прибытием семьи Нак Зиила. Модернизированный Стражем ИР не был чужд любопытству, и за несколько минут вдоль и поперек облазил оба аэробайка. Удовлетворив свою тягу к технике, Фрисби начал подозрительно поблескивать огоньками в сторону Эсс, и я жестом подозвал его к себе, пока не случилось непоправимое. Еще залезет куда не надо в исследовательском порыве, а отдуваться потом кому? Правильно. Пусть лучше над плечом висит, так спокойнее.

— Классный дроид, — заметил Кед, переключив свое внимание на Фрисби. — Где достал?

— Там больше нет.

Совладав с собой, я постепенно возвращал свой привычный настрой, хитро подмигнув Кеду. Тут же выяснилось, что молодому кел-дору незнакомы нюансы человеческой мимики. Ментощупам ухватил недоумение пополам с растерянностью.

— Купил на свои кровные, — поправился я. — Правда пришлось повозиться, чтобы привести его в должный вид, зато глянь какой красавец вышел!

Фрисби крутанулся волчком под смешок кел-дора. Кстати, довольно забавный звук, когда не искажен механическим звуком их защитных масок. Словно из надувного шарика с перерывами выпускают воздух.

— Крутой, вот бы мне такого же!

— В чем проблема? — я пожал плечами. — Купи. Серия Ди-Экс довольно распространенная.

— Не на Дорине. Па? Он что, не знает?

— Видишь ли, юный джедай, — вместо Нак Зиила, ответила его жена. Голос Эсс, несмотря на прорывающееся шипение, присущее всем кел-дорам, оказался на редкость приятный. — Удаленность от гиперпространственных путей делает торговлю в нашем секторе делом слишком невыгодным. А затруднения астронавигации из-за влияния черных дыр еще и опасным. У нас редко появляются товары инопланетного происхождения. Все что мы имеем, сделано исключительно нашим трудом.

Я заметно погрустнел, с каждым словом супруги мастера осознавая, в какую жопу мира запихнул меня Совет. Конечно, я подозревал, что придется нелегко, но чтобы настолько! Этак мне придется из кожи вон вылезти, чтобы заслужить право посещать города, не говоря уже о столице. А, значит, и о помощи пропавшим юнлингам тоже придется на время забыть. Без доступа к связи и технологиям внешнего мира, сделать я ничего не смогу. Не сбегать же, в конце концов.

Как правильно заметил Нак Зиил еще в наш первый разговор после моего официального подтверждения своим падаваном, дергаться до полного освоения джедайских техник не просто глупо, но и опасно. При нынешнем уровне подготовки я сгину в первом же попутном космопорте, где меня продадут в рабство или того хуже. Развивать тему не хотелось. Велика Галактика и многообразны извращенцы, населяющие ее! Самых разных рас и размеров, на любой вкус. Бр-р, аж веко задергалось.

В общем, пока не разовью навыки, как минимум, до уровня рыцаря-джедая, о бунте придется забыть. За весь период ссылки моя задача выучить не менее трех форм боя на световых мечах, а также в совершенстве овладеть всеми базовыми техниками типичного адепта Ордена. Такова программа-минимум, а максимум будет ограничиваться лишь временем и моим желанием учиться. К счастью, с последним проблем возникнуть не должно. Все же я далеко не сопливый десятилетка, хотя и нахожусь в таком теле. Опыт предыдущей жизни подсказывает, что чем больше вложишь в себя сейчас, тем проще будет потом. Особенно в плане физического развития.

Заметив, что я снова выпал из реальности, как со мной частенько бывало в последнее время, Нак Зиил хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание.

— Так, падаван. С моей семьей ты познакомился, пора возвращаться на орбиту.

— Уже? — разочарование Кеда остро кольнуло ментаполе. Надо же. Кто бы мог подумать, что внешне сдержанные кел-доры настолько эмоциональны? Должно быть, я просто привык к мастеру, а ему по статусу положено из себя бездушного истукана изображать.

«Хотя с семьей все же не сдержался и слегка приоткрыл душу. Не такой уж он и черствый сухарь, как оказалось. А уж то, что детей умудрился заделать при полном запрете на оную в Ордене… чую, бурная молодость у моего мастера была».

— Да, — строго сказал Нак Зиил и указал в сторону все больше темнеющего неба. — Черный шторм приближается. Нам всем пора возвращаться. Эсс?

Женщина опять что-то прошипела на кел-дорском. Жвала Нак Зиила шевельнулись, одновременно с ощущением недовольства, пойманного одним из ментощупов.

— Хорошо, но только в этот раз.

Я понял, о чем идет речь, когда все три кел-дора достали свои маски и начали надевать… втискивать… с хлюпами заталкивать… В общем, не выдержав и сдерживая рвотные позывы, я отвернулся и поспешил первым взойти на шаттл.

Неужели стоит так изгаляться над собой, чтобы всего разок слетать за пределы гравитационного колодца? Хотя куда интереснее узнать, больно ли им в себя эти штуки пихать. Судя по виду и звукам за спиной, процесс как минимум неприятный. И, чего уж греха таить, довольно омерзительный на вид. Как минимум с моей точки зрения.

Закончив надевать маски, Нак Зиил помог семье завести аэробайки в грузовой отсек шаттла, где они заняли львиную долю свободного пространства. После этого, загерметизировав кабину, мастер установил внутри привычную кислородную атмосферу и разрешил мне снять шлем.

Здесь может возникнуть вопрос: к чему изначально нужна была вся эта возня с масками, если можно было просто насытить кабину шаттла атмосферой Дорина? Увы, не все так просто. Как известно, в состав воздуха, пригодного для дыхания кел-доров, входят гелий и некий газ, одноименный с названием их родной планеты. Вне планеты этот газ крайне нестабилен и вполне может закоротить чувствительные системы жизнеобеспечения шаттла. На кораблях классом побольше проблему можно было решить установкой дополнительной системы жизнеобеспечения, по занимаемому объему едва ли не в два раза превосходящую стандартную. А у нас простой внутрисистемный легкий транспортник с минимумом пространства на борту и без какого-либо вооружения. Рисковать своими и моей жизнями кел-доры не хотели, поэтому облачились в маски, прежде чем покинуть планету.

Дождавшись, пока все рассядутся по местам, Нак Зиил ушел в рубку контролировать взлет, что дало нам с Кедом и Эсс возможность пообщаться более свободно. Все же член Совета остается таковым и на работе, и в кругу семьи. А без него словно спало некое напряжение. Мы быстро разговорились, внезапно найдя много общих тем, несмотря на разницу в возрасте. Семью Нак Зиила, редко получавшую вести от своего отца и мужа, интересовало все, связанное с ним и Орденом. А также нынешнее положение дел в Галактике, от которой Дорин отрезан в силу гравитационных аномалий.

Я не стал их разочаровывать, рассказав многое, пока шаттл не пристыковался к орбитальной станции. Конечно, о таких вещах, как недавний Раскол в Ордене или неудавшееся спасение юнлингов, я решил умолчать. Мастер сам расскажет, если сочтет нужным. Не собираюсь лезть в их внутрисемейные разборки. Зато другие темы я мог обсуждать вполне свободно. С Кедом, мечтавшим пойти по стопам брата в республиканский флот, прошлись по современным наработкам в области кораблестроения, сойдясь во мнении о технологическом упадке Республики после последней войны. А Эсс я рассказал о своей жизни в Храме и немного о том, чему научился, будучи юнлингом.

Честно, за все время нашей беседы, я словно оттаял душой. С неунывающим Кедом и мудрой все понимающей Эсс было легко, словно они являлись и моей семьей тоже. Великая Сила, я и не подозревал, как же мне не хватало этого чувства! Всю свою предыдущую жизнь я мечтал о крепкой дружной семье с кучей детей и, в перспективе, не менее большой толпой внуков в старости.

Не срослось. На личном фронте меня ждал полный провал, а после ранения в армии… Даже вспоминать не хочется.

Но теперь-то у меня есть шанс! Я молод, полон сил и владею Силой. А мастер, пусть и не рассказал ничего, показал мне, что запреты Ордена вполне можно если не игнорировать, то как-то обойти. Не знаю, как он умудрился выбить разрешение на создание полноценной ячейки общества, но прецедент создан. А дальше… пусть рискнут мне отказать.

Глава 2. «Стройка на выживание»

Строительство дома растянулось на два долгих месяца, за которые я успел проклясть каждый камешек на Дорине. Эта планета однозначно сделала своей целью изжить любого чужака, вознамерившегося поселиться на ее драгоценной шкурке. Теперь куда лучше становились ясны сочувствующие эмоции членов Совета, провожавшие меня после того злополучного заседания, результатом которого стала наша с Нак Зиилом пятилетняя ссылка. Точнее, она являлась таковой только для меня. Мастеру было в радость вернуться на столь долгий срок к семье, тогда как я уже на исходе второй недели за…мучился извлекать мелкую пыль изо всех щелей, где ей быть не полагалось.

То, что мне показалось легким зудом при первом столкновении с атмосферой Дорина, на поверку оказалось микроскопической пыльцой некого растения, разносимого ветром по всей территории планеты. Именно ей воздух Дорина обязан своим специфическим составом, пригодным лишь для дыхания кел-доров. Ситхова пыльца не вызывала аллергии, но умудрялась проникать даже сквозь плотную синто-кожу, постепенно скапливаясь в мелкие комки и вынуждая меня бегать в сухой душ по несколько раз на дню. А ведь у меня еще, помимо стройки, ежедневные тренировки с мастером, прилетавшим из своего дома в столице дважды днем и один раз перед закатом.

Нак Зиил уверенно взялся за свое дело, вколачивая знания в голову с силой кузнечного молота. Больше никаких поблажек, как в Храме, не было. Я вкалывал с утра до ночи, изредка разбавляя череду занятий с мечом и Силой плавающими выходными, когда мастеру по той или иной причине нужно было уехать из столицы. Чем он там занимался я не спрашивал, радуясь каждой минуте передышки в сплошной череде издевательств над моей тушкой.

Впрочем, особо отдыхать я себе тоже не позволял, памятуя о необходимости постройки крепкого полноценного жилища. Блуждающие пылевые бури не лучшим образом сказались на состоянии шаттла. Уже первая снизила ресурс двигателей минимум на пять процентов. А предсказать их, как Черный шторм, было невозможно. Приходилось спешно бросать все дела и взлетать на орбиту, едва спокойные окрестности внезапно взъерошиваясь облаками песка и пыли. Еще с десяток таких полетов, и шаттл можно будет поднять в воздух только после замены двигателей и полного ТО внутренних систем, за которое кел-доры на орбитальной станции требовали сумасшедшие пятьдесят тысяч кредов. Ситховы ксеносы! Почти половина моего запаса, который, если не будет дополнительных вливаний, предстояло растянуть на весь оставшийся срок обучения.

Жаба взяла верх, и редкие выходные превратились в работу горняка, вооруженного плазменным резаком из стандартного ремонтного набора в запасниках шаттла. Месяц спустя в толще скального утеса появилась искусственная пещера, которую предстояло расширить до требуемого размера. Процесс сильно затрудняло отсутствие необходимых инструментов, из-за чего камень приходилось кромсать на куски плазменным резаком и уже потом Силой перетаскивать отдельные блоки в кучу у входа, после чего латать возникшие трещины техникой под названием «Силовая ковка». Иначе построить жилище, способное пережить удары Черного шторма, нечего и думать.

Принцип заключался в напитке Силой камня до изменения плотности. Начальные уровни владения техникой, переданные мне мастером Нак Зиилом, позволяли ограниченно, на основе одних лишь ощущений, менять структуру материала. Таким образом можно сглаживать микроскопические трещины или точно подгонять детали технических устройств, что зачастую использовалось джедаями при создании световых мечей. Продвинутые уровни, доступные только одаренным, имеющим предрасположенность к Силовой ковке, позволяли полностью перестраивать структуру материи на атомарном уровне. Мне до таких высот, в силу уже развитого ментального дара, не развиться никогда. Но базовые принципы я усвоил. И даже сумел применять на практике, понемногу подтачивая прочность камня, значительно ускоряя скорость прохождения плазменного резака.

Что до помощи мастера, то тут тоже ожидал облом. Работа с камнем, по его словам, позволит мне значительно усилить контроль над умениями Силы. И дело тут не в ксенофобных настроениях власти Дорина, а в непосредственной пользе освоения навыков джедая на практике.

Разумеется, сначала я, до беспамятства выжимаемый постоянными тренировками, был резко против. Но со временем втянулся и признал правоту мастера. Тот же контроль Телекинеза я быстро вернул к уровню до обретения воспоминаний прошлой жизни. А Силовую Ковку, в которой прежний Джове не имел никаких успехов, развил до минимальных навыков, необходимых для создания тренировочного светового меча. Работа с камнем дала именно тот базис, которого мне так не хватало, чтобы начать вникать в суть джедайских техник.

К тому же, не все было так плохо, как могло показаться поначалу. Материалы на постройку удалось получить без проблем, и тут нужно отдать кел-дорам должное. Вопреки своим взглядам, они сдержали слово и сделали все, чтобы власти Дор’Шана нельзя было обвинить в намеренном осложнении жизни послов Ордена. Предоставленные совершенно бесплатно готовые сборки систем жизнеобеспечения и силового поля щита позволяли без лишних затрат создать вполне комфортное жилище. Причем пригодное не только для постоянного проживания человека, но и способное выдержать удары безжалостной стихии Дорина. В остальном его качество зависело только от меня. Подготовить место и смонтировать оборудование еще только предстояло.

Как итог, лишь спустя уже упомянутые два месяца я смог завершить подготовку углубления в скале достаточно размера для установки всей положенной системы. Несмотря на внушительные размеры получившейся пещеры, основную ее часть предстояло заполнить механизмами по очистке и переработке местного воздуха в пригодную для дыхания человека смесь газов. Чуть меньше отводилось под систему водной фильтрации и тепловой рециркуляции. Последняя, как и генератор силового щита, устанавливалась в обязательном порядке. Резкий перепад ночных и дневных температур пагубно сказывался не только на жизни органиков, но и хрупкой электронике. А уж Черный шторм без необходимой защиты вовсе мог разрушить мое жилище.

Установку столь сложной комплексной системы мне было не потянуть, но тут, к счастью, мастер все же смог выбить помощь со стороны. После завершения первого этапа строительства кел-доры сжалились и дали добро на переговоры с руководством орбитальной станции. Усилиями Нак Зиила нам в помощь выделили несколько техников, за символическую плату согласившихся помочь с черновыми работами. Мастер порывался взять на себя все расходы, но я, напомнив о законах Дорина, вовремя прервал несвоевременный джедайский порыв. Сейчас было очень важно не выказать слабости. Несмотря на возраст и принадлежность к Ордену, до получения полноценного ранга рыцаря-джедая я все еще чужак в родном мире кел-доров. И отношение ко мне до тех пор, либо пока не сделаю что-то выдающееся, будет соответствующее.

Техники прилетели на корабле с большим трюмом, похожим на беременного бегемота. Глядя, как мужики споро взялись за прокладку силовых линий и подготовку ниш под установку наиболее громоздких агрегатов, я испытал здоровый приступ зависти. Всегда приятно наблюдать за работой профессионалов и невольно хочется стать такимже.

Жаль только, пришлось закатать губу обратно. Моих навыков, даже с учетом кое-каких знаний, оставшихся от прежнего Джове, хватало едва ли на простое взаимодействие со сложной техникой на уровне простого обывателя. Включить, отключить, настройки подкрутить. Все. Пару раз попытался влезть помочь, но получил несколько ударов током от оголенной проводки и бросил бесполезную затею. Руки из одного места — это диагноз. И, видимо, не лечатся даже перерождением в новом теле.

«Зато джедаем стану круче всех! Скоро. Надеюсь…»

Неуверенность родилась не на пустом месте. Проблема в освоении некоторых стандартных приемов Силы выявилась уже на первых порах обучения у Нак Зиила. И не желала исчезать до сих пор, проявляясь во всей красе на каждой из тренировок, включая сегодняшнюю.

Как и в случае с Телекинезом, все мои «успехи» в Храме оказались временными. С момента возвращения памяти и осознания прошлого своего «Я», нежданно возникли психологические барьеры, на которые мозг прежде попросту не обращал внимания. Вот же верно говорят: многие знания — многие печали. Если базовые техники на вроде Толчка, Притяжения и Телекинеза мое «проснувшееся» сознание с трудом, но воспринимало, то для освоения упрощенной техники Силовой Ковки пришлось неслабо постараться. А уж прыгать на высоту пяти метров или выше вовсе казалось невозможным! То, что я раньше делал на автомате, доверяя въевшимся в подкорку рефлексам Джове, теперь подвергалось постоянному сомнению и анализу с точки зрения человека иного мира. Мне приходилось в прямом смысле ломать себя, подвергая переосмыслению все известные постулаты о физических законах и мире в целом.

«Надо было читать больше фантастики», — ругался я про себя, пытаясь в сотый раз запрыгнуть на крышу шаттла. Какие-то четыре метра казались мне целой пропастью длиной в парсек звездного пространства. А со стороны выглядело еще комичнее. Человеческий недоросль без передышки мячиком скачет под пузом шаттла и шумно бурчит под нос замысловатые ругательства на неизвестном языке. Громче было нельзя, ибо мастер бдит. Еще и ухмыляется по-келдорски, зараза. То есть, внешне виду не подает, но жвалами шевелит так хищно, словно собирается откусить от меня кусок побольше.

Шутка. Кел-доры не едят мясо, а предпочитают смеси растительных соков определенного состава. Однако стимул в его лице был мощный, и я продолжал попытки.

К тому времени, как строительные боты под руководством погонщиков завершили установку системы жизнеобеспечения и смонтировали все необходимые внутренние перекрытия, мне-таки удалось подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы зацепиться за выступающие подкрылки на крыше шаттла. Там я и остался болтаться мертвым грузом, пока не выдержал давления повышенной силы тяжести и со матюгами не разжал пальцы.

Мастер, невозмутимо выслушав мою ругань, велел: «Еще раз». И прогонял меня до самого вечера до победного, пока я не сумел кое-как взлететь на необходимую высоту.

После такого марафона мысль о необходимости наводить лоск в уже полностью функционирующем доме, вызывала разве что приступы головокружения. Хотелось рухнуть на пилотскую койку в шаттле и не размыкать глаз до самого утра. Увы, мастер Нак Зиил желал посмотреть на промежуточный результат, и я, подволакивая ноги, потащился следом, пустив вперед Фрисби, с натягом сошедший на роль кошки. По крайней мере, любопытством дроид превосходил хвостатую раз в — дцать.

Размером дом получился на пятьдесят квадратов, разделенный на три отсека, самый большой из которых освещался горизонтальным узким окном, выходящим в отвесную стену скалы. Отсюда открывался тот же вид на столицу и долину, обещая обеспечить шикарные виды на закаты и рассветы. Конечно, благодаря бледному свечению Потерянного не такие живописные, как я привык видеть на Тайтоне, но тоже красивые. Эту комнату я точно отведу под гостиную и спальню в одном флаконе. Может, даже рабочее место рядом с окном обустрою, благо локальная сеть на планете все же имелась, хотя и пользовалась ме́ньшим спросом, нежели ограниченно доступный властьимущим Голонет.

Оставшиеся две комнаты пойдут под кухню и полноценную душевую с туалетом. Рабочие, прежде чем уйти, подсказали, как можно заказать через местный рынок постоянные поставки воды, если возникнет желание подключить нормальный душ, а не сухой капсульный. К счастью, самая обычная питьевая вода на Дорине стоила копейки, и даже при максимальных расходах, денег на нее хватит для всех моих нужд до конца обучения.

Поблагодарив мужиков за достойную работу и накинув от себя премиальных за скорость, поставил себе пометочку на будущее. Сеть, торговля, связи. Через переданные мне контакты вполне можно было договориться о поставках домой не только воды, но и чего посущественнее. Были бы деньги и репутация, которую еще предстояло заслужить.

Но это дела отдаленного будущего, а пока мы с мастером облазили каждый уголок нового дома, проверяя качество проведенных работ. К чести техников признаю, что справились они на все сто, с избытком отработав полученную премию. Никаких утечек атмосферы я не обнаружил, Силовой ковкой проверив каждый сантиметр стен и перегородок. А мастер со своей стороны подтвердил идеальную работу всех систем, уже включенных в работу. Я тотчас стянул шлем и жадно задышал, наслаждаясь вкусом чистого без малейших примесей воздуха.

Счастье есть! Что в шлеме, что в шаттле кислородная смесь сухая, не вызывающая ни капли положительных эмоций. А тут словно вновь вернулся на Тайтон, в лес у Храма. Костерок, булькающий в котелке травяной чай, смех детей, бурно обсуждающих ощущения после Слияния Силы…

Встряхнувшись, я заставил себя прислушаться к словам мастера, подводящего вердикт нашим совместным трудам.

— …сойдет. Мебель я закажу у знакомых, а остальное уже сам докупишь по мере необходимости. Терминал тебе тоже установили, выход в сеть стабильный. Как пользоваться знаешь?

— Техники объяснили. С остальным разберусь.

— Хорошо. Тогда на сегодня достаточно, отдыхай. Завтра наведем последний лоск и примемся за настоящие тренировки.

От удивления у меня глаза на лоб полезли. А до этого какие были? Мама…

— Начнем с самого начала, — между тем невозмутимо продолжил мастер, будто и не заметив возникшего напряжения. — В последние два месяца я прогонял тебя по всему усвоенному материалу, чтобы лучше составить программу обучения. В тебе сокрыт большой потенциал, Джове. При должном старании ты быстро перегонишь стандартный курс, а для расширенного ты пока еще слишком юн. К счастью для нас, Совет подобрал идеальный мир для твоего обучения.

«Это он так пошутил, да?»

— В сочетании с раскачкой Силы повышенная сила тяжести Дорина подстегнет твое развитие в несколько раз. На первых порах придется поддерживать повышенный уровень нагрузок, чтобы твое тело смогло адаптироваться под новую среду. Будет нелегко, Джове, но ты справишься, я знаю.

«Перевожу. Добро пожаловать обратно в армию, рядовой! Здесь добрый прапор Нак Зиил обеспечит, чтобы ты не просто задолбался, а прочно и основательно за…мучился. Ага. Без права на увольнительные и отпуска».

— А что потом, мастер? — все же рискнул спросить я, медленно сползая по стеночке и мечтая о мягком пуфике под седалищем. Не судьба. Пока в наличии имелись только рифленые плиты полового покрытия с функцией автоподогрева. Хотя, и то хлеб. Сидеть на тепленьком всяко приятнее, чем морозить булки на холодном камне.

— Начнем делать из тебя настоящего джедая, — участливо посмотрел на меня сверху вниз Нак Зиил. — Первый год сосредоточимся на физическом развитии и отработке того, что тебе уже известно. Владение Шии-Чо, оптимизация базовых техник Силы, раскачка потенциала в Глубокой медитации. Кстати, когда ты последний раз сдавал анализы на мидихлорианы?

О как. И чего отвечать? Не говорить же, что я впервые слышу про эти мидихлорианы, не говоря уже о каких-то анализах про них. Так, что-то на краю памяти, доставшегося в наследство от оригинального Джове вертелось, но куда более смутное, чем знание того же общегалактического языка-интера.

Мастер истолковал мое неуверенное пожатие плечами по-своему.

— Значит, пора сделать очередной тест. Подожди, сейчас вернусь.

Отсутствовал мастер недолго, но я весь успел извертеться, взвинтив не только самого себя, но и Фрисби, начавшего панически метаться из угла в угол.

— Успокойся, — нервно велел я ему, радуясь, что синто-кожа униформы прекрасно абсорбирует пот. Иначе бы уже лужа натекла, настолько переволновался. Причем, совершенно напрасно. Весь анализ и состоял, что тыкнуть пальцем в приборчик, похожий на аналогичный из моей прошлой жизни для проверки сахара в крови. Разве что результата пришлось ждать подольше, а потом выводить на голо-дисплей терминала данные.

— Весьма недурно, падаван. Девять с половиной тысяч на клетку.

— Это много, мастер?

— Уровень сильного рыцаря-джедая, почти мастера. А с учетом постоянного развития к концу обучения сможешь применять сложные пространственные техники, доступные только Консулам. Весьма, весьма неплохо.

Я воодушевился, хотя и мало что понял, кроме того, что к пятнадцати смогу потягаться с мастером если не наравне, то близко к тому.

— А что я могу сейчас? И что…, — я чуть было не спросил, что такое «мидихлорианы», но вовремя опомнился, — мне делать, чтобы повысить уровень мидихлориан?

— А, вижу тебя не коснулось заблуждение многих, что их количество является врожденным и неизменным. Очень хорошо. Я рад, что Кара не стала вбивать в вас устаревшие догматы, так будет проще. Вкратце: тренируйся усерднее, истощай себя до конца в упражнении с Силой. И постоянно медитируй. Чем больший поток Силы пропускаешь себя, тем активнее мидихлорианы реагируют на клетки твоей крови.

— Я понял, мастер. А сколько у вас?..

— Постарайся не задавать подобные вопросы другим джедаям, Джове. Это считается неприличным, даже по отношению к тем, с кем у тебя довольно близкие отношения.

— Простите, — я почувствовал, как невольно загорелись щеки. — Я не хотел оскорбить вас.

— Ничего. Как учитель, я могу говорить с тобой о подобных вещах. Мой потолок — одиннадцать с половиной тысяч на клетку. Бо́льшего уже не достигнуть, как бы я не старался. Резерв организма тоже имеет свой предел, Джове. Если, конечно, ты не пользуешься техниками ситхов…

Тут мастер прервался и, хотя я горел желанием узнать подробности, напирать на продолжение не стал. Ментощупы уловили острые искорки недовольства. Видимо, Нак Зиил спохватился, что сказал лишнего, и теперь корит себя за несдержанность.

Я сделал вид, что не обратил внимание на оговорку, и с нетерпением выпалил:

— А каков мой предел?

— Скажем, так: больше, чем у обычного джедая, — уклонился от прямого ответа Нак Зиил. И сразу добавил. — Но не задирай нос, падаван. Еще раз напоминаю: только постоянной усердной работой над собой ты сможешь чего-то добиться.

— Да, мастер.

— Возвращайся на шаттл. Завтра нам предстоит много дел.

Точно! Вот о чем я забыл спросить, а ведь еще с утра хотел.

— Мастер, а что будет с ним? То есть после того, как я переселюсь в дом.

— Шаттл — собственность Ордена, — под жалобный хомячий писк, отрезал мастер. — Как только ты обустроишься, я пошлю запрос, и его заберут.

— Жаль. Я привык к нему за это время. А нельзя его выкупить?

От тяжелого взгляда кел-дора захотелось спрятать голову в песок. Но за неимением оного поблизости, я просто вжал голову в плечи. Жуть. Не удивлюсь, если самые популярные ужастики на просторах галактики именно с участием кел-доров.

— Падаван. То, что тебе позволена некоторая свобода в определенных вещах, еще не значит, что ты можешь наплевать на правила Ордена.

«Ага. Сказал тот, у кого жена и двое взрослых детей», — буркнул я про себя, но вслух благоразумно промолчал. Двух месяцев с Нак Зиилом вполне хватило, чтобы научиться различать, когда дозволено проявить нрав, а когда лучше прикусить язык и изображать паиньку.

Особенно остро этот вопрос встал после моей выходки на заседании Совета. Я тогда неслабо прокатился по самолюбию многих магистров, включая самого Нак Зиила. За что и отхватил по полной уже после, на своей шкуре испытав, что некоторые джедаи не чураются традиционных методов воспитания. От чего, к слову, неслабо тогда растерялся. Кто ж знал, что у мастера уже был опыт воспитания двух сорванцов, чье развитие на порядки опережает обычное человеческое в том же возрасте. Нет уж, лучше помолчать, целее буду.

— Джедаям следует смирять свои желания и порывы, — между тем продолжал мастер, добавив в голос строгости. — Будь благодарен уже тому, что я позволил тебе сохранить дроида.

— Да, мастер.

Я поклонился, с облегчением отмечая сполохи удовлетворения в ауре Нак Зиила. Фух, сработало. Гроза прошла стороной. Уж больно напрягали кел-дора, в числе прочего, мои финансовые возможности. Хотя он изо всех сил и старался не подавать виду, помятуя, что обещал некую свободу действий еще в самом начале моего обучения в Храме.

— Тогда на этом все. Отдыхай, завтра мы с Кедом привезем тебе все необходимое.

Дождавшись, пока мастер уйдет, я облокотился на подоконник и стал наблюдать за огнями Дор’Шана, мыслями умчавшись в обозримое будущее. Разговор с мастером многое прояснил, но при этом поднял не меньше вопросов. Особенно взволновала информация о мидихлорианах.

Я подозревал, что чувствительность к Силе зависит о чего-то конкретного, но только теперь получил прямое тому подтверждение. Как же сейчас не хватает Храмовых архивов! С возможностями Фрисби я вполне мог быстро найти всю нужную информацию, не привлекая излишнего внимания мастера. Теперь же придется выкраивать нужные сведения по крохам во время занятий, либо, рискуя, спросить напрямую. Но тогда на неудобные вопросы придется отвечать уже мне, а врать без лишней нужны не хотелось. Даже не обладая моим даром к менталистике, джедай уровня Нак Зиила вполне может ощутить эмоции собеседника. А там один вопрос повлечет за собой другой, и так до тех пор, пока не вскроется мой главный секрет. И тогда я сильно сомневаюсь, что кел-дору удастся скормить ту же сказку о повзрослевшем Джове, что и доверчивой Каре А’нзал.

Выходит, придется добывать знания окольными путями. В идеале, все пройдет гладко, и тогда уже, получив нужные сведения, можно будет думать. Если мидихлоианы представляют из себя то, что я думаю, то возможности открываются просто заоблачные! Как в плане развития собственного дара, так в рождении детей, обладающих всем потенциалом родителей.

Но с этим обождем, не хочу спугнуть удачу. Пока что моя главная цель — самосовершенствование. На ней и сосредоточимся, попутно нарабатывая очки репутации у кел-доров. И первые шаги можно предпринять уже сейчас.

— Фрисби.

— Да, Джове?

— Закодируй шифровку для Съяна Итти.

— Тема?

— Просьба о встрече. И еще предложение, от которого он не сможет отказаться. Передай через наших новых друзей на орбитальной станции.

— Ждать придется долго. Ближайшее окно в гравитационных искажениях не раньше, чем через полгода. До тех пор сообщение им не отправить.

— Мы никуда не торопимся. А, и прикрепи еще заказ на нормальный пищевой синтезатор. От этих сухих брикетов я уже готов на стену лезть.

— Оплата?

— Кредиты, по факту доставки. Уверен, Съяна заинтересует то, что я могу ему предложить.

Глава 3. «Хочешь жить — умей вертеться»

Десять километров. Шумное дыхание вырывается из груди. Обработанное декодером маски, звучит, словно скрип несмазанного дроида.

Предел? Нет. Впереди еще два этапа. Поднажмем.

Прыжок. Правая нога — каменный выступ на стене, поросшей красно-бурым мхом. Оттолкнуться, краткий полет, перекат. Сухая пыль взметнулась, на миг скрывая мою фигуру от противника. Отразить выстрел тренировочного дроида-манекена справа. Есть, минус один. Осталось четверо, прячущихся по углам и выжидающих, пока я потеряю бдительность. Снова стремительный бег с места. Ориентировка на кривую линию маршрута в углу поля зрения шлема.

«Не сходи с тропы, падаван», — раздается в ушах голос мастера. А? Ох, точно. Слишком отклонился к западу, пока отбивался от преследователей. Сейчас поправим.

Прерывистый сигнал и точки на карте. Снова они.

Отмахнуться еще от одного заряда, внезапно вылетевшего из каменного блока справа. Ситховы дроиды не позволяют расслабиться, постоянно поддерживая связь с Силой. Сколько там еще? Нормально, половина пути пройдена. Другой вопрос, что она была самой легкой и пролегала через полигон-лабиринт, хотя и почти целиком погруженный в сырой туман, но вполне безопасный. Дальше будет хуже.

Мост впереди. Рывок. За спиной вхолостую взвились сети примитивной ловушки на дикого зверя. Вот только хищники Дорина пошустрее меня будут, так что, можно сказать, повезло. В прошлый раз не рассчитал и потерял много времени, пока с помощью меча и Телекинеза разрезал прочные тросы, рассчитанные на удержание куда более крупной добычи.

Бластерный огонь слева. Снова дроиды, на этот раз летающие в виде шаров, шесть штук. Работают одиночными выстрелами, позволяя спокойно воспользоваться мечом. Знают, что Шии-Чо слишком прямолинейная, не чета Соресу, создающей вокруг джедая непробиваемый щит из сплошного росчерка светового меча. Но мне пока далеко до таких вершин.

Четыре серебристых взмаха — столько же уныло повисших в воздухе шариков. Остальные отраженные выстрелы ушли «в молоко». Пекло! Время на контрольной точке вышло, теперь придется бежать и уворачиваться одновременно. На следующем этапе меч использовать запрещено. А если так?

Толчок Силы за спину. Волна сжатого воздуха дезориентирует дроидов и гаснет в застенках лабиринта под гневный клекот налетевших пернатых наблюдателей. А вот нечего совать любопытный клюв, куда не просят!

«Что со временем? Ситх, всего минута осталась».

Скорость Силы или, короче, Вспышка. Ощущения несколько иные, нежели от Рывка с его мгновенным воздействием на искажение гравитации, почти не расходующего внутренних резервов. Здесь, следуя наставлениям мастера, приходится воздействовать именно на себя, ускоряя внутренние процессы. Мир вокруг послушно замедлился. Уф, тяжело. Но выбора нет. Не уложиться в отведенное время — тоже поражение.

Воздействия Вспышки хватило секунд на девять, больше мое неокрепшее сознание пока не выдерживало, принудительно вышвыривая в слишком медленный реальный мир. Тем не менее, даже этих секунд хватило, чтобы немного нагнать график. Правда, и цена немалая. Непривычный к таким «скачкам» организм возмущенно отозвался тянущей болью в мыщцах и острым покалыванием в правом боку. Неприятные ощущения удалось приглушить мягким давлением Силы. Пока что даже не полноценное Исцеление. Так, точечное воздействие на проблемные участки. На бо́льшее я не способен: как и в случае с Силовой Ковкой, нет целительской предрасположенности. Моя стихия — эмоции.

Последние тренировки показали, что с укреплением связи с Силой, растет и степень взаимодействия с тонким ментальным планом, окружавшим все живые существа. С недавнего времени я научился поддерживать стабильными до восьми ментощупов одновременно. Или всего один, но длинный поисковый, способный протянуться до сотни метров в любую сторону. Как раз такой мне сейчас и нужен.

Лабиринт кончился, последний участок маршрута пролегает на открытой местности. И именно здесь я сливался больше всего раз, проходя через так называемую «костоломку». Смысл прост: пробежать до финишной черты, ни разу не позволив коснуться себя. В ход можно было пускать и меч, и Силу. Никаких ограничений кроме неумолимого таймера в углу поля зрения шлема, ведущего обратный отсчет.

«Сорок секунд. Понеслась!»

Сначала на очереди изрытая рытвинами земельная полоса, кишащая склизкими личинками насекомых, чья взрослая форма напоминает ос, но размером в палец длиной. Личинок кел-доры использовали для превращения выделяемой слизи в тягучую субстанцию, применяемую в самых разных производствах от пошива ткани до удобрения некоторых видов сельскохозяйственных растений. Взрослые насекомые шли на прокорм скота, состоящего в симбиозе с растениями, чей сок употребляли кел-доры в пищу. В общем, полезные во всех отношениях существа, если бы не одно «но». В отличии от кел-доров, имеющих другой состав крови, для людей слизь личинок представляла немалую опасность, вызывая сильную аллергическую реакцию при соприкосновениях с открытой кожей. А я, по условиям «костоломки», вышел на полосу препятствий в одной тунике без уже ставшей привычной синто-кожи.

Какие варианты? Маневрирование на такой местности не лучший выбор, уже проходили. Один раз оступишься, и все, считай выбыл. Не самое приятное ощущение, когда конечности опухают на глазах до состояния надутых шаров. Значит, остается Прыжок Силы. Но полоса с личинками длиной метров двадцать, почти на моем пределе. Придется с разгону.

Рывок, на последних секундах Прыжок Силы с полученным импульсом от предыдущей техники. Ветер свистит в ушах, сердце сжалось, кажется даже биться перестало… да! Спружинить ногами, помочь Силой, удерживая равновесие. Получилось. Полоса с копошащимися личинками позади, но впереди еще несколько препятствий.

Тридцать секунд. Длинная полоса колючего кустарника на пути. На моем уровне развития не перепрыгнуть. Поисковый щуп доносит странные засветки, словно…. Ага. Первая же ветка, едва стоило приблизиться, ринулась вперед, пытаясь достать до неприкрытой кожи на руке. Значит, период цветения начался, и плотоядные кусты будут атаковать все живое поблизости. Надо прорываться, но световой меч тут не помощник. Напрасных смертей мастер не любит, даже если это семейство плотоядных кустиков.

Остается Сила. Техника Волны первого ранга, создающая вокруг джедая простенькое отклоняющее поле, воздействующее на физические объекты. Это пока не полноценная Волна второго, оттого и требования по концентрации не такие строгие. Проще сосредоточиться на ходу.

Кусты глухо скрипят ветками, неспособные достать пробирающуюся сквозь них добычу. Идти приходится неспешно, чтобы не порвать тонкую пленку, ощущающуюся на грани восприятия подобно касанию невесомого шелка. В результате потеря лишних пяти секунд, и пятнадцать в сухом остатке. Как раз хватает, чтобы дойти до финишной черты. Впритык, на максимально доступном мне ускорении Рывков.

Полоса разочарованно машущего ветками кустарника позади. Снова бег. Все лицо и спина уже мокрые от пота, дышать становится все труднее. А впереди, как назло, испытание, где я сливался уже не помню в какой раз, вынужденный тратить пару дней на усиленные тренировки, прежде чем предпринять новую попытку.

«Сегодня все будет иначе».

Чем-то напоминающие тренировочные манекены для китайских боевых искусств, проскочил на одной удаче. Но дальше ситховы штуки ожили, и начали размахивать гнущимися и меняющими длину манипуляторами, нанося внезапные и болезненные по силе удары. Пришло время потанцевать.

Серебристый клинок с уже привычным гудением вспарывает воздух. Атака со спины справа. Отход, блок, сразу ринуться вперед. За временем уже не уследить, одна надежда, что не слишком задержусь с манекенами. Снова блок, сразу удар, отсекающий гибкую кисть манипулятора. Есть! Вижу окно, можно рискнуть.

Пуду! Ловушка. Опять попался, да что ж такое-то?! Градом посыпавшиеся удары не отразить прямолинейной Шии-Чо. Остался только один выход. Последнее усилие в надежде на победу.

Взвинтить ресурсы организма. Сила вокруг меня. Я — Сила. Вспышка… Чувства мгновенно обостряются. Я вижу во всех направлениях, меч блокирует большинство ударов, но пара едва не жалит в плечо и ногу. Считанные миллиметры в сторону, и все придется начинать сначала.

«Я же сказал — не сегодня!»

Прыжок Силы высоко вверх с одновременным кувырком вперед. Есть! Вырвался. А вот и финишная черта. Мастер Нак Зиил в темно-коричневой робе джедая стоит у ландспидера, треугольно-вытянутой модели. Голубой меч в руке джедая активирован и смотрит кончиком лезвия прямо на меня. Первая стойка Шии-Чо. Последнее испытание в марафоне костоломки.

— Осталась одна секунда, падаван. Ты вовремя, — без эмоций констатировал мастера Нак Зиил, без сантиметров атакуя нисходящим ударом меча слева сверху.

Блок, треск. Голубая плазма встретила на своем пути серебристую, сверкающую продольными искажениями «глитча». На ответный удар сил больше нет. Держусь на ногах только за счет упрямства, не желая просто сдаваться на последнем этапе.

Без труда преодолев мою вялую защиту, мастер одним внезапным движением отбил мой клинок, и вот уже голубое лезвие почти касается моей шеи. Вот и все. Я убит, а Испытание провалено. Снова.

Мастер Нак Зиил деактивировал клинок и облокотился на борт ландспидера, пока я шагал туда-сюда, позволяя перенапряженному организму понемногу войти в норму.

— Уже лучше, падаван. Сегодня ты дошел до конца, но Испытание по-прежнему не пройдено. Тебе еще многому нужно научиться.

Я продолжал дыхательную гимнастику, внимательно слушая учителя. На свой счет у меня больше никаких иллюзий не было. Нак Зиил выбил их еще в первые недели тренировок, показав, чего на самом деле стоят мои «достижения» в Клане. Удар по самолюбию страшный, но приходилось признавать очевидное: джедай из меня пока никакой. Потенциал — дело одно, а вот практическое применение навыков — совсем другое. Трудно взрослому человеку, хлебнувшему жизни по полной, поверить в чудо. И еще тяжелее признать, что сам можешь делать вещи, безвозвратно рушащие привычный мир физических законов. Повезло еще, что я не ученый, иначе бы точно двинулся умом, пытаясь понять, каким образом самый обычный человек может тягать многотонные камни силой мысли. Или прыгать на высоту трехэтажного дома. Не говоря уже о том, как вообще может функционировать световой меч, или возможны путешествия сверх скорости света на кораблике, едва ли больше привычного шаттла околоземной орбиты…

С ментальным Даром было проще. Всяких экстрасенсов я навидался и в прошлой жизни. С некоторыми даже был знаком, хотя особого доверия к их способностям не испытывал. Хех. Знать бы тогда, как оно может повернуться…

— Джове?

Я встрепенулся, вытянувшись по струнке и спешно спускаясь с небес на землю. Твою ж медь, опять унесло. Возьми в себя в руки, падаван!

— Да, мастер, я слушаю.

— Вижу, — беззвучный, заметный лишь в отголоске слегка всколыхнувшейся ауры смешок Нак Зиила. — На сегодня все. Можешь возвращаться домой.

— Уже?

— Да, меня вызывают в столицу. Остаток дня посвятишь саморазвитию, новые учебные базы уже закружены в голокрон.

— Понял.

Мысленно радуясь полученной передышке, я побежал к спидер-байку. Класс, давно так не везло! Целых десять часов свободного времени. Голокроны я еще с утра просмотрел, специально встав пораньше. На свежую голову информация ложилась лучше, благо трудностей в освоении тонкостей спец-интера не возникало. В него входят особые разделы всегалактического языка, используемые отдельными группами населения. По настоянию мастера, я начал изучать «Высший галактический», в основе которого лежат расширенные логические конструкции и идиомы, применяемые дипломатами и политиками. И уже по своей инициативе взял основы «Торгового муунлита», в перспективе позволяющего более эффективно улавливать скрытые подтексты в совершаемых сделках. Не лишний навык, особенно в свете предстоящей борьбы за свое место под Потерянным. Еще бы хаттский подучить, но, увы, не с моими нагрузками. И так на сон остается часов пять с хвостиком.

А вот парочку ругательств на хаттском запомнил, чтобы не смущать местных «великим-могучим», время от времени прорывающимся на фоне менее звучного интера. Хотя мастер уже привык, списав на какой-то Альдераанский диалект, доставшийся мне с родины. Я не возражал, по-прежнему предпочитая помалкивать обо всем, что касалось прошлого.

Дом встретил автоматически включившимися настенными светильниками и обновленной отделкой стен, стилизованной под белое дерево. Моя работа, не удержался, каюсь. Но в месте, где жить предстояло еще очень долго, хотелось устроить комфортную атмосферу, и дерево подходит как нельзя лучше. Пришлось потратиться через сеть, заплатив двойную цену, так как чужак. Да и крепил панели сам, с помощью Силовой ковки и такой-то матери управившись за две недели. Зато результат радовал глаз. Больше никаких голых стен с металлическими панелями, вызывающими ощущение смены одной корабельной каюты на другую. Дом приобрел жилой вид, а уж когда завезли мебель, стало совсем хорошо.

Не успел скинуть обувь, как раздался радостный писк соскучившегося дроида. Ну теперь точно дома. Встречают.

— Привет, бандит.

Я потрепал крутящуюся тарелку по крышке, отмахиваясь от цепких капок-манипуляторов. Несмотря на продвинутый ИР, полученный в комплексе Гри, Фрисби по сути еще во многом ребенок.

— Привет! Поиграем в пазаак?

— Попозже. Дай хоть в себя прийти.

Кинув на стойку при входе заплечную сумку с тренировочными вибромечами и запасными кислородными фильтрами, я быстро избавился от защитной экипировки и с облегченным вздохом стянул шлем. Хорошо!

— Что там с погодой на вечер?

— Без бурь.

— Отлично, значит можно дронов заказать. Сделаешь, будь другом? Я пока в душ сгоняю.

— Хорошо. Заказ на стандартный набор продуктов?

— Как будто другой есть. Эх, когда уже там мой пищевой синтезатор прилетит? Мяса хочу сил нет.

— Съяну лететь еще два месяца двадцать дней.

Судя по тому, какой интонацией это было сказано, восприятие юмора Фрисби прогрессирует. Поневоле хихикнув, я похлопал довольно мигнувшую огоньками тарелку по крышке.

— Молодчина, рассмешил. Вот только у меня изжога от салластанцев, предпочитаю хорошо прожаренных забраков.

— Заказать следующим рейсом?

— Лети уже, шутник. Все, я в душ.

Полчаса спустя, вдоволь насладившись прохладной водой и до треска надраив кожу специальной губкой с дезинфицирующим эффектом, нехотя вылез в гостиную. Преображенная комната сияла чистотой и уютом, уже ничем не напоминая пустую коробку с голыми металлическими стенами. Все же удачное решение с деревянными панелями. Некоторые даже получилось разделить и приспособить под навесные полки, куда можно будет складывать книги и голокроны. Ну и мебель, само собой. Мастер Нак Зиил расстарался, сдержав слово и обеспечив мой дом всеми необходимыми предметами обихода. Рабочий терминал у входа отгораживала обувная тумба и стойка для хранения комбеза. Кровать в самом дальнем левом углу, шикарная, широкая, не чета плоским лежанкам в Храме. Я с удовольствием давил в ней хорей в редкие разгрузочные дни, по макушку зарываясь в одеяло и счастливо улыбаясь по сне. Качество материалов в новом мире несопоставимо со старым. Даже в таком отрезанном от остальной части галактике мире, как Дорин. Правый закуток у окна занимал рабочий стол с функцией удаленной связи с домашним терминалом, для ленивых жопок, которым лень пройти десяток шагов до двери. Зону будущей кухни, где уже заняли свои места обеденный стол и холодильная камера с раковиной, отделял роскошный мягкий диван. Шикарный, с высокой спинкой из бежевой ткани, на котором я частенько валился без ног после усиленных тренировок. Начиная от дивана и ближе к окну начиналась зона отдыха. Там же несколько стеллажей и шкафов под личные вещи, уже частично заполненные кое-какими вещами первой необходимости и коробками из-под заказов, доставляемыми дронами курьерской службы. Почти вплотную к окну, посередине, пристроилось кресло с функциями вибромассажа, подаренное мастером вместе с другими вещами. Чую, тут не обошлось без помощи Эсс, настоявшей на послаблении джедайского режима для одного бедного падавана.

Странные кел-доры все-таки разумные. Столько тайн их окружает, что почти каждый день нечто новое узнаешь. К примеру, с момента знакомства Эсс с семьей относились ко мне, как к равному. Я не чувствовал в них ни капли неприязни с их стороны, что сильно расходилось с отношением остальных кел-доров. Возможно, благодаря просьбе мастера Нак Зиила, но Сила убеждала обратном. Мне были искренне рады, постоянно доказывая то и делами, и словами. Может, не такие уж кел-доры ксенофобы, и просто пытаются скрыть что-то за маской отчуждения? Интересно.

Или вот сам мастер Нак Зиил. Чем больше узнаю его, тем сильнее удивляюсь, как в таком человеке… пардон, кел-доре, умудряются уживаться философская мудрость члена Совета и очень близкий мне по духу характер домовитого мужика, никогда не смешивающего личное с работой. Нак Зиил был джедаем, постоянно проявляя все качества, присущие истинному последователю адепта Светлой стороны Силы. И в то же время не чурался простых радостей жизни, хотя и раскрывался только наедине с семьей, со мной по-прежнему держа дистанцию и не позволяя пересекать определенные границы. Что ж, я сам такой, так что довольно быстро смог смириться с его главенством. Гораздо проще подчиняться тому, чьи взгляды совпадают с твоими, нежели ломать характер, стремясь соответствовать чужим идеалам. Со временем, уверен, мы сможем преодолеть порог "мастер/падаван" и стать если не друзьями, то хотя бы напарниками.

Заняв кресло и Силой притянув к себе планшет, лежащий на рабочем столе, я включил режим массажа и вышел в сеть. Пока жду доставку ужина, надо поработать.

Изначальные планы по обогащению на местном рынке путем привычных махинаций потерпели сокрушительный провал. В первые же дни на Дорине, я прошерстил сеть и с тоской понял, что мой статус «чужака» перекрывал фактически все шансы быстрого обогащения. Исходящие и входящие сделки ограничивались лимитом в две тысячи кредов в сутки. Ограничения можно обойти, избавившись от специального символа в идентификационном коде моего счета. Вот только незаметно этого не сделать даже с помощью Фрисби. А единожды облажавшись и попавшись на противоправных действиях можно было смело ставить крест на любых операциях в сети. Так что не вариант. Но и жить лишь на одних подачках семьи мастера я не мог. Гордость не позволяла.

В общем, пришлось думать как выкручиваться иным способом. И думать поскорее, потому как запас кошелька, оставшийся после операции с мандалорцами, уже начал показывать дно. Обеспечение нормальной жизни на первом этапе заселения влетело в копеечку, и дальше расходы обещали только увеличиться. Если хочу до конца обучения получить статус полноценного гостя кел-доров, то нужен иной источник дохода, не затрагивающий теневой рынок.

После усиленных раздумий, я обратился к наиболее трудозатратной возможности заработать, а именно созиданию. Иного способа по-быстрому заработать кредитов я не видел, не считая откровенного воровства, к которому собирался прибегнуть только в крайнем случае. И, так как творчество отпадает: писатель из меня не вышел, художник и музыкант тоже, оставался только один выход. Предложить обществу нечто, в чем оно само нуждается, но не может получить.

Первичный анализ рынка показал, что кел-дорам, практически отрезанным от остальной галактики, остро не хватает только двух вещей: повсеместно доступной связи с внешним миром и современного медицинского оборудования для обеспечения сохранности здоровья граждан. Первую проблему мне никак не решить, черные дыры сведут на нет все усилия. Зато над второй можно было поразмыслить.

Непонятно почему, но на Дорине очень слабо развита медицина. Относительно других отраслей, населению просто катастрофически не хватает как специалистов, так и ресурсов для обеспечения стабильной работы системы здравоохранения. Более-менее приличные больницы расположены только в особо крупных городах, очередь куда расписана на месяцы вперед. Весьма странное явление для мира, живущего фактически на полном самообеспечении с редкими поставками из внешнего мира. К тому же полного опасностей, из которых периодически трясущая регионы Черная буря еще не самая страшная.

К сожалению, узнать подробности мне не светило из-за ограниченного доступа чужака, но даже такой общей информации хватило, чтобы составить первичный текущий и долгосрочный планы. Последний будет завязан на Съяна Итти, которому предстояло стать моим Гласом и Проводником к общегалактическому рынку, откуда можно закупить все нужное кел-дорам. А пока я собирался поработать эдакой «бабкой-целительницей», продающий волшебные травяные настои самым неимущим слоям населения. Выхлопа с них будет немного, зато такая «благотворительность» повысит репутацию и добавит пункты в копилочку завоевания доверия кел-доров.

Дело осталось за малым: отыскать волшебное средство, которое можно создавать в самому в достаточных на продажу количествах. И, главное, имеющее настоящий целебный эффект, так как я ставлю целью не только заработок, но и увеличение репутации.

К сожалению, джедаи не волшебники, и создать живую воду из ничего неспособны. Бакты или колто на Дорине отродясь не водилось, так что эти варианты тоже отпадают. Выходит, нужно выяснить, чем пользуются сами кел-доры, и на основе уже имеющихся рецептов попробовать создать что-то свое, использовав Силу в качестве катализатора.

Идея пришла в голову после нескольких техник Исцеления, продемонстрированных мастером на мне после самых изнуряющих тренировок. Не имея целительского дара, Нак Зиил с трудом справился с задачей, но и увиденного хватило, чтобы составить план и начать его плавное воплощение в жизни.

На данный момент я уже неплохо освоил точечные воздействия Силы на свой организм, при должной концентрации способные исцелять мелкие порезы и ушибы. Основная надежда зиждилась на совмещении данной техники с, как бы ни бредово это звучало, с Силовой Ковкой. Я надеялся, что напитка Силой отвара с травами, имеющими полезные организму свойства, позволит создать нечто вроде зелья, ускоряющего или хотя бы способствующего регенерации.

Конечно, я понимал, что не один такой умный, и многие поколения джедаев до меня могли придумать нечто подобное, но все же поостерегся обращаться за помощью к мастеру. Единожды заикнувшись о применении Силы к растениям, тотчас получил пространственную лекцию о недопустимости вмешательства в «естественные процессы жизни». Мол, и опыта у меня нет, и подобные эксперименты ведут на Темную Сторону. С какого перепуга, правда, мастер не пояснил, но ментощупы уловили неслабую обеспокоенность, и я не стал допытываться. Вероятно, здесь что-то связанное с личным опытом джедая, так что просто стоило просто поверить ему на слово.

Вот только я уже загорелся мыслью получить живительный чаек, не только на продажу, но и для собственных нужд. После тренировок тело ныло так, что впору в бакта-камеру ложиться. Планета с повышенной силой тяжести — зло! Сила лишь притупляет давление, но никак не ослабляет воздействие на организм. Не знаю, сколько я еще продержусь такими темпами без допинга, так что вопрос получения чая встал ребром.

Порывшись в сети, я ожидаемо не нашел ни единого пункта о продаже лекарственных препаратов. Все что можно уже распродано или обещано другим страдальцам. Даже такая мелочь, как обычные пластыри, и та оказалась в дефиците.

Но мне достаточно было и описания состава медикаментов, куда входят исключительно натуральные компоненты, свободно произрастающие на землях по всей планете. Вообще растительности на пустынном Дорине не так уж и много, но те что есть, крайне живучие и долголетние. Наиболее часто используемые в медицине: семена хищной травки «ул», ягоды «аку» и соцветия сорного цветка с зубодробительным названием, до боли напоминающего самую обычную ромашку, только с коричневыми лепестками. Первые растения встречались вдали от населенных пунктов, в относительной близости от мест, где временами проходили редчайшие на Дорине дожди. «Ромашка» умудрялась прорастать даже на камнях, для жизни и роста используя пыльцу, составляющую часть планетарной атмосферы.

В общем, все нужные компоненты я мог достать без усилий. Осталось только выбрать время в сплошной череде тренировок и обучения по голокронам, после чего воплощать первый этап плана в жизнь.

К тому времени, как я закончил шерстить сеть, от двери раздался входящий сигнал. Дроны наконец притащили обещанный ужин.

— Иду.

С трудом отлепив зад от волшебного массажного кресла (Хвала Эсс и доброте ее!), забрал заказ и, поморщившись, оплатил доставку. Один бумажный пакетик с овощами за двадцать кредов. Грабеж средь бела дня, хотя эти овощи у кел-доров используются только на прокорм скота, используемого в промышленных производствах. Но чужаку, как уже говорил, ставка удвоенная, помноженная на коэффициент недоверия.

Нет, костьми лягу, но добьюсь уважения в этом мире! Пусть и не сразу, по́том и, эм… мозолями от возни с травками, но результат будет. Слово будущего джедая.

Глава 4. «Игра мудрецов»

— Чем это ты тут занимаешься, ученик?

Упс. Я тучка-тучка-тучка, я вовсе не джедай…

— Джове. Я жду.

Пуду. Придется сдаваться.

— Да вот. Чайку захотелось.

— Чай. На улице, ночью. На костре и в огромном котле, размер которого с легкостью позволяет поместиться внутри даже мне. Где только взял такой?

Места знать надо. Оказывается, хлам в сети не попадает под категорию запрещенных товаров к продаже чужакам. И крышка из-под сломанного фермерского влагоиспарителя очень даже подошла под мои нужды.

Конечно, подробности мастеру знать ни к чему. Поэтому я состроил самую невинную мордашку, на какую был способен в силу возраста, и немного смущенно пожал плечами. Мол, где взял, там больше нет.

Но мастер не желал сдаваться, подойдя к котлу и почти вплотную опустив лицо в туманные клубы пара.

— От твоего варева за десяток шагов рябит возмущениями в Силе. Такой уровень напитки жизнью весьма трудно освоить даже рыцарю-джедаю. Я жду объяснений, падаван.

— Терпение и труд, мастер. И еще желание подза…кусить на ночь чайку со сладостями.

— Значит, ты все же ослушался! Я велел бросить даже саму мысль о воздействии Силы на растения.

— Помню, — тяжелый вздох и широко открытые глаза на умильно-виноватой физиономии. — Но чай, о чай! Люблю его, сил нет. О пряное виденье, вкус незабываемый, чистый, свежий, Силой исполненный…

— Хватит.

Мастер повел рукой, точно направленным Толчком Силы гася костер под котлом. Другой на моем месте уже бы вштаны наделал, настолько суровый и неприступный вид был у кел-дора, буквально кричащий о назревающих неприятностей. Я же прекрасно видел, как в его ментаполе проносятся солнечные протуберанцы едва сдерживаемого веселья. Наказания не избежать, но сразу не убьет.

— Честно, когда понял, что ты затеваешь, думал вмешаться сразу. Но решал подождать и понаблюдать, так как думал, что у тебя ничего не выйдет.

О. Так он знал? Вот тебе и конспирация.

— Ты умудрился создать стабильное поле сосредоточения Живой Силы без каких-либо начальных навыков. Это указывает или на скрытый талант, или на то, что тебе крайне повезло. Чего ты вообще пытался достигнуть?

— Укрепляющая настойка, — убито сознался я, по изрядно похолодевшему тону мастера поняв, что шутки кончились. — Соединил напитку Живой Силой и технику Силовой ковки. Получился чай с целебными свойствами. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Соединил? Невозможно. Техника Силовой ковки не способна взаимодействовать с живой материей.

Моему удивлению не было предела.

— Но я использовал базис техники, чтобы объединить компоненты! И все получилось.

— Так могло казаться, но это не больше, чем самовнушение. Сила сильна в тебе, а разум достаточно крепок, чтобы пронести мысль на уровень, необходимый для совершения техник на подсознательном плане. Выходит, то, что целителей годами учат делать самостоятельно, тебе подсказала сама Сила. Не задирай нос, ученик! Тебе повезло, что смог сдержать эмоции и не скатиться посреди процесса создания эссенции в Темную Сторону. Конечно, я все время был поблизости и контролировал ситуацию, но риск был немалый. То, что ты интуитивно создал, очень близко проходит к грани, где заканчиваются практики древних дже’дайи, и начинается темная ситхская алхимия.

Вот снова. Недостаток информации буквально заставляет скрипеть зубами от бессилия, но мастер упорно не желает просвещать меня на темы, связанные с последователями Темной стороны. Говорит пока рано, не готов. И, тем не менее, вновь противоречит самому себе, позволяя довести до конца запрещений собой же эксперимент.

Не в силах справиться с роящимися в голове мыслями, я решил спросить напрямую.

— Тогда почему вы не остановили меня?

Нак Зиил подошел к котлу и чуть склонился на поблескивающей искорками жидкостью, исходящей полупрозрачным паром с приятным травяным запахом.

— Не одного тебя ведет Сила, ученик. Это не значит, что я позволю тебе заниматься подобным и дальше, но этот раз был для чего-то нужен. Жизнь требует свое, и сегодня ты ненадолго стал проводником ее воли.

— Успешно?

— Ты мне скажи. Я даже приблизительно не могу понять, что булькает в котле.

— Говорю же, чай, — шмыгнув носом и жалея, что нельзя снять шлем и понюхать варево, снял с пояса небольшую фляжку. — Лечебный. Должен быть.

— Даже не думай пробовать.

Ха, волнуется. Приятно. Вот только как иначе протестировать действие чая? Других претендентов нет, а кел-дорам такую штуку внутрь принимать куда опаснее. Для меня травки безвредны, уже проверил в сети, а вот для них каждая по отдельности может нанести немалый вред. Поэтому используют их в медицине. В малых дозах и яд — лекарство.

— Дай, — мастер отодвинул меня от котла и сам наполнил фляжку. — Отвезу образец в столицу в клинику, там сделают все анализы.

Я нахмурился, но не нашел, что возразить. Делиться результатами еще незаконченного рецепта с посторонними не хотелось. Особенно, когда чуйка и Сила на два голоса подсказывают, что все получилось. Но Нак Зиил тоже прав. Рисковать здоровьем, когда можно все проверить куда более безопасными методами, просто глупо. Другой вопрос, что при успехе запатентовать рецепт мне не светит, а, значит, кел-доры могут присвоить мой труд без каких-либо проблем. И помешать им никак не выйдет. На уровне доверия «чужак» зарегистрировать авторство, увы, не светит.

Под контролем мастера перенеся остывающий котел в дом, я получил строгие указания ничего не предпринимать до его возвращения. А в сторону «чая» велели даже не дышать, во избежание джедайских репрессий. На сей раз я вынужденно подчинился, понимая, что очередное нарушение прямого приказа может обернуться весьма неприятными последствиями. Нак Зиил, конечно, не ситх, но устроить мне «веселую» жизнь вполне в его силах. Еще одной костоломки за неделю я точно не переживу.

Тем не менее, часть продукта все же сохранил в запасной фляжке, спрятав в тайнике под одной из настенных панелей. Неизвестно, как там теперь судьба повернет, так хоть будет, чем восстановить силы в самый крайний случай.

Неожиданно, мастер не вернулся ни на следующее утро, ни через день. Слегка обеспокоенный, я пытался связаться с ним по комлинку, но в ответ получил только молчание. Интересно, что же я там такое сварганил, что анализ затянулся на такое продолжительное время?

Ответ удалось получить спустя три дня после эксперимента. К тому времени я уже успел немного успокоиться и изучить все текущие материалы в учебных голокронах. Самостоятельные занятия в угоду возни с настойкой пришлось отложить, а зря. Объем совокупной информации по двум языкам, историческим хроникам и теоретической базе силовых техник был настолько велик, что я едва осилил последний голокрон к возвращению мастера в компании еще трех кел-доров.

Незнакомцы, облаченные в темно-бордовые монашеские рясы с капюшонами, скрывающие лица, несомненно были чувствительными к Силе. Однако ощущались иначе, нежели мастер Нак Зиила. Двое из тех, кто держали простые деревянные посохи, стилизованные грубой вязью кел-дорской письменности, в ауре Силы казались течением леденящего горного ручья, упрямо прокладывающего путь сквозь толщу горной породы. Волевые личности. Крепкие, со стальным стержнем внутри. Перед такими невольно возникает желание склонить голову, признавая превосходство и право сильнейших.

А вот третий, наоборот, мерещился в Силе сразу везде и одновременно нигде. Очень странное чувство. Неуютное. Меня словно просветили божественным рентгеном, измерили, взвесили, и без раздумий отвели строго определенное место на местном празднике жизни. Бр-р, аж не по себе стало. Даже на аудиенции с грандмастером Ордена Джедаев не чувствовал ничего подобного. Если на Дорине обычные монахи такое впечатление производят, то какие монстры сидят по главе власти? Страшно подумать.

— Падаван, — получив доступ в дом, мастер без лишних расшаркиваний с порога сразу представил вошедших следом кел-доров. — Это Мудрецы Баран До: Пал Ир, Нор Оатто и Сей Золт. У них к тебе предложение, внимательно выслушай.

— Да, мастер. Проходите сюда, пожалуйста.

Дав отмашку любопытному Фрисби, чтобы не мешался, лично проводил гостей в дом. Баран До, значит. Вот уж не думал, что мой «чаек» заинтересует не кого-нибудь из этого зарытого общества. Я и знал о них лишь по упоминаниям мастера, но не думал, что смогу встретиться хоть с одним прежде, чем получу статус гостя кел-доров.

Мудрецы Баран До являлись еще одной организацией, по принципу Ордена джедаев собирающей под своей крышей чувствительных к Силе. Но только кел-доров, и лишь в пределах родного мира. За границами системы Дорина я ни разу не встречал упоминаний о Баран До. Впрочем, оно не удивительно, при такой скрытности.

Я с интересом рассматривал монахов, сразу проигнорировавших все мебельные удобства и расположившихся прямо на полу в медитационных позах. Причем если мастер, подобно другим джедаям, использовал традиционную связку лотоса, то Мудрецы по-японски сели на колени, не выпуская из рук посохи.

Некоторое время в гостиной царила тишина. Обе стороны изучали друг друга, оценивая оппонентов и делая мысленные выводы. Мастер Нак Зилл не мешал, наблюдая из двери. А потом и вовсе покинув дом, оставив меня наедине с Мудрецами. Любопытно метнувшиеся по его следу ментощупы уловили терпкий вкус подавленного недовольства. Мастер не хотел уходить? Неужели вынудили? Становится все интереснее.

— Ты хорошо держишься, мальчик, — заговорил один из них, едва за мастером закрылась дверь. И одновременно скидывая капюшон с головы. Его примеру последовали остальные гости, не вызвав у меня ровным счетом никаких эмоций своим видом. Обычные кел-доры. Как уже говорил, мне трудно их различать даже в масках, а созвучные имена успел забыть уже через минуту с начала знакомства. Пусть будут Мудрец Один, Два и Три. Первые двое с посохами, последний без.

— Твое творение, — сказал Мудрец Три. — Баран До было предсказано его появление. Продиктованное велением Силы. Твой мастер уже рассказал?

— Да.

— Хорошо. Ты должен понять, Джове, что нельзя отпускать нечто подобное во внешний мир просто так.

Продолжая сохранять невозмутимый вид, я внутренне весь напрягся. Разговор, еще толком не начавшись, приобретал неприятный оборот. Вполне ожидаемо, но слишком быстро. Я еще не понял, как себя вести, чтобы не наломать дров, поэтому решил поменьше болтать и побольше слушать. Что, во всей видимости, вполне устраивало Мудрецов. Они заговорили поочередно, время от времени делая паузы и позволяя мне переварить услышанное.

— Твое лекарство может с успехом лечить многие недуги нашей расы, если использовать его с умом. По словам Нак Зиила, секрет его создания кроется в тонком взаимодействии с Силой на уровне, на который способны далеко не все. Но главное — лекарство действует. Среди Баран До есть Мудрецы, способные воссоздать процесс, но даже их сил не хватит, чтобы сделать нужное количество для всех нуждающихся. Тем не менее, общество оценило твои усилия, и предлагает достойную оплату за проделанный труд.

Ага, вот мы и подошли к главному, с этого и стоило начинать. Как чуял, что отберут котелок! Жаль, жаль. Столько сил в него вложено. Надеюсь, награда не подкачает. Для достижения главной цели мне потребуются все имеющиеся ресурсы. Спасение клана из лап ситхов — дело недешовое…

Да, я не забыл о своих друзьях! Может со стороны могло показаться, что я преследую лишь личные свои мелочные меркантильные интересы, но это не правда. Да, деньги нужны, но они всего лишь инструмент. И всегда были им для меня, не больше. Так уж устроена жизнь: чем больше запасы в кошельке, тем проще достичь желаемого. Новый мир в этом ничем не отчается от старого, и, если мне придется влезть в пуду по самые плечи ради спасения близких — так тому и быть. Иного выхода нет.

Джедаи уже показали свою несостоятельность, а остальным вовсе плевать на кучку пропавших детей. Что ж, пусть. В лице мастера Нак Зилла я возьму от расколотого Ордена все лучшие знания. Организую материальную базу для повторной операции спасения до конца обучения. И, когда придет время проходить Испытание на становление рыцарем, сделаю свой ход! Пока же предстоит долгая и усердная работа, в которой зачастую слишком много змеиной политики и мало человечности.

Внимательно оглядев Мудрецов, я остановил взгляд на Третьем. Как подсказывал опыт, именно он в тройке ответственен за принятие решений. Осталось проверить настрой, и можно начинать.

Выпускаем ментощупы… Хм, пожалуй, стоит рискнуть. Общее отношение ко мне скорее благожелательное. Проскакивают искорки интереса вкупе с ненавязчивыми лучиками изучающего любопытства. Плодородная почва для творчества. И, пусть актер из меня так себе, изобразить оскорбленную невинность совсем не трудно. Потом все равно возьму свое при хорошей игре, благо награду можно по-разному рассматривать.

— Я не ставил перед собой задачи нажиться на страданиях вашего народа, Мудрецы. Забирайте хоть всю настойку, мне ничего не нужно!

— Достойный ответ для истинного последователя Ордена джедаев, — сказал Мудрец Один. — И все же, Баран До не хотят показаться неблагодарными. Твое творение поможет многим кел-дорам, это дорогого стоит. Если ты отказываешься от награды, мы уполномочены предложить тебе начальный доступ в наши города и частичное послабление статуса чужака.

Я не поленился встать и поклониться, скрывая за одухотворенной маской лица довольную улыбку. Ставка сыграла. Им нужно забрать лекарство, но сделать это без малейшей отдачи члену Ордена нельзя. Репутация не позволяет-с.

— Благодарю за оказанное доверие и сделаю все возможное, чтобы его оправдать. Однако, полагаю, Баран До будет мало одного рецепта лекарства? Что на самом деле требуется от меня?

Мудрецы многозначительно переглянулись.

— Почему ты так решил?

— Я бы смог передать свое согласие и остатки лекарства через мастера Нак Зиила. Личное посещение для этого не нужно.

— Действительно, — задумчиво протянул номер Два. — Нак Зиил предупреждал, что ты довольно умен для своих лет… Что ж. Нам правда нужна твоя помощь, Джове.

— Просвещенные Баран До могут воспроизвести процесс создания лекарства, — продолжил номер Три. — Но для этого необходимо знать, с чего начать. Мы просим показать, как ты направляешь Силу при создании лекарства. Мы будем рядом и поможем.

Ясно, то-то мастер недовольный уходил. Он строго-настрого запретил мне снова лезть в опасные дебри околоситхских техник, а вышло, что иначе никак. Странно лишь, почему сам не захотел проконтролировать обучение. Баран До не желают делиться секретами? Разве что своими. Мастер присутствовал при полевых испытаниях «чая», значит и в секрет его создания знает. А вот как Баран До будут копировать технику, чтобы передать ее другим — другое дело. Не думаю, что их методы хоть чем-то походят на джедайские.

От такой внезапной мысли спина мгновенно покрылась холодным потом. Мудрецы, уловив что-то такое в Силе, поспешили меня заверить:

— Не бойся, тебя никто не тронет. Взаимодействие будет происходить исключительно на духовном уровне.

Ну-ну. Все вы так говорите, в потом прочухаешься, а половину окорока уже отгрызли. Ладно, шучу, от нервов. Все же мастер неплохо так накрутил мне мозг, убеждая, что не с моими граблями впредь соваться в такие тонкие материи взаимодействия с живой Силой.

А если подумать, ситуация куда сложнее, чем кажется на первый взгляд. Казалось бы, предстоит простая сделка по передаче перспективной новинки разумным, имеющим свой немалый интерес. Ничего из ряда вон выходящего на фоне уже имевшихся странностей и несостыковок, связанного с моим проживанием на Дорине. Однако ощущение нитей чужих интересов, плотно оплетающих мою безвольную тушку, подобно паучьему кокону, только усиливали общее беспокойство.

Необходимость лично получить технику из первых рук? Верится слабо. Для этого подошли бы простые исполнители, не говоря уже о самом мастере Нак Зииле. Мастер с его опытом вполне мог решить все вопросы и без моего непосредственного участия. Так зачем? Что от меня на самом деле понадобилось кел-дорам, и, главное, как не раскрыть в процессе обучения истинную природу своего «Я»? В том, что у меня нет выбора, сомневаться уже не приходилось. Иначе мастер бы не оставил меня одного. Все уже решено, и каждому отведена своя роль в предстоящем спектакле.

Я еще раз аккуратнейшим образом «ощупал» Мудрецов ментощупами, внешне оставаясь таким же спокойным. Ничего. Только молчаливое ожидание и безмятежность, основанная на твердой уверенности. Баран До специализировались на предсказаниях будущего, и, скорее всего, мой ответ заранее им известен. Да и каким он еще может быть у падавана Ордена, на бумаге являющегося гарантом мира в галактике?

И все же, нутро буквально воет обреченным зверем, загнанным в угол безжалостными охотниками. Страшно. Очень хочется отказаться и послать всех куда подальше, но видение лиц соклановцев остудило пыл. Выбора действительно нет. Что бы не произошло дальше, этот этап пути придется принять и пережить.

— Я готов, Мудрецы. Скажите, что нужно делать.

— Садись рядом.

Мудрецы подождали, пока я займу свое место в их кругу на полу.

— Теперь сосредоточься. И начинай медленно, по шагам, воплощать свою технику. Начали.

***

Нак Зиил прислушался к эманациям Силы, доносящимся из дома падавана. К сожалению, у них так и не установилась полноценная связь «учитель-ученик», поэтому ощущать Джове сквозь толщу камня было непросто. О начале ритуала удалось узнать по косвенным признакам, в основном связанным с изменением течения Силы в месте, где ощущались мощные отголоски Мудрецов Баран До.

«Все же согласился», — с толикой облегчения подумал Нак Зиил, до конца сомневаясь, что все пойдет гладко. За прошедшее время он достаточно изучил характер падавана, чтобы сомневаться в принятом решении. Слишком ревностно Джове оберегает свои тайны, чтобы в последний момент выкинуть какую-нибудь дурость.

Когда приказом «сверху» Баран До было велено провести ритуал Слияния для передачи знаний, у Нак Зиила не было иного выхода, кроме как уступить. Воля Совета джедаев на Дорине утратила свой вес задолго до его рождения, и противиться решению правительства не только глупо, но и опасно. Многие из них могли напрямую повлиять на жизнь и судьбу не только семьи Нак Зиила, но и самого Джове, несмотря на политику невмешательства в дела Ордена. Решение пришлось принимать в спешке. До последнего Нак Зиил спорил с Нор Оатто, борясь за свое право присутствовать при ритуале. Все же, это его право, как учителя, но Мудрец был непреклонен. Баран До вполне способны скрыть свои методы от юного неопытного ребенка, в отличии от члена Совета в ранге мастера. И хотя последний принадлежит их расе, это ничего не меняет. Слишком велика пропасть между Баран До и Орденом джедаев. Оставалось принять неизбежность и уповать на волю Силы, пожелавшей, чтобы эксперимент Джове увенчался успехом.

Еще раз прощупав Силу в доме и не уловив опасных изменений, Нак Зиил отошел к краю обрыва. Наблюдение за чернеющим с наступающей ночью горизонтом позволило привести сумбурные мысли в порядок. Тогда же удалось уловить присутствие незаметно подлетевшего дроида.

— Не прячься, — сказал Нак Зиил, не меняя позы.

— Виу-у.

Дроид спустился с небес, зависнув в полуметре от кел-дора, озорно поблескивая зелеными и красными огоньками зрительных элементов.

— Вит-вит, вр-р?

— Можешь говорить на общегалактичском. Я знаю, что Джове установил тебе языковой декодер.

Секунда молчания. И осторожный вопрос Фрисби.

— Откуда?

Нак Зиил мысленно улыбнулся. Как и бывало зачастую с дроидами, владеющими полноценной матрицей личности, они перенимали от хозяев многие черты. В словах Фрисби остро прослеживалось отражение детской наивности падавана, уверенного в своей способности обдурить многомудрого мастера.

Странно. Иногда в общении с Джове Нак Зиил забывал, с кем ведет разговор. Слишком взрослый взгляд на многие вещи, отчасти пугающей своей необычностью в столь юном возрасте. А также совершенно иной подход к представлению о мире, отличный от всего, с чем Нак Зиилу прежде доводилось иметь дело. Многие странности цепляли опытный глаз, заставляя задуматься о происхождении подобного опыта. Но иногда, как сейчас, все вставало на свои места. Не смотря ни на что, Джове еще ребенок. Не по годам развитый человеческий мальчишка, думающий, что знает мир лучше других.

— Я мастер-джедай.

Нак Зиил сказал это таким тоном, словно это все объясняло. Ну не говорить же, что просто однажды случайно подслушал обрывок их разговора с падаваном? Пусть дроид не способен оценить всей подоплеки прозвучавшей фразы, зато, несомненно, передаст разговор хозяину. Джове умный парень и все поймет, в другой раз выложившись на тренировках еще больше. Жадный до знаний, он, вне сомнений, засыплет вопросами, и Нак Зиил с удовольствием на них ответит. Нужно восстанавливать авторитет, подорванный вынужденным самоустранениям от ритуала Баран До.

Заинтригованно пиликнув, дроид подлетел чуть ближе.

— Вы знаете, что там происходит? Они просто сидят на полу и ничего не делают.

— Это ритуал, основанный на техниках видения будущего Баран До. С Джове все будет в порядке, не переживай. Иначе я бы его не допустил.

Дроид обрадованно крутанулся волчком.

— Спасибо! Тогда вернусь, посмотрю как он.

— Подожди.

Нак Зиил сложил руки на груди и пронзил взглядом дроида, отчего тот беспокойно дернул манипуляторами. Еще один кредит в копилку теории, подтверждающей его разумность. Осталось убедиться только в одном.

— Ты получил личностную матрицу в тот же месте, где Джове взял свой меч Гри, — кел-дор не спрашивал, а утверждал. — Не спрашивай, откуда я знаю. И не переживай, от Джове тебя никто не забирает. Однако я должен предупредить. То, что Совет нас отпустил, еще не значит, что мы забыли о произошедшем. Инициатива не моя, но после нашего отлета на Дорин, в Красную пустыню была направлена поисковая экспедиция. Не думаю, что у археологов получится что-либо откопать, но никто не откажется от попыток получить рабочую технологию Гри.

— Зачем вы говорите это сейчас? И почему мне, а не мастеру? — после долгой паузы дроид все же подал голос, восхитительным образом эмулируя нотки неуверенности и растерянности. Блефовавший Нак Зиил внутренне чертыхнулся, получив прямое подтверждение своим догадкам. И восхитился мастерством древней расы, сумевшей превзойти порог, создав не просто имитацию личности, но полноценный Искусственный Разум. Особенно когда обычно невидимая для Силы машина создает едва слышное эхо электронных помех, подобных возмущениями, вызываемым органическими сущностями. Если знать, где искать, от джедая такого не скроешь.

А что до вопроса Фрисби: почему же именно сейчас? Просто время показалось подходящим. Стечение обстоятельств, заставившее Баран До вмешаться в дела Ордена. Последние тренировки Джове, на которых он делал стремительные успехи. И собственные измышления Нак Зиила. Ждать больше нельзя.

Нак Зиил категорически не разделял политики Совета, сложившейся в минувшие десятилетия после последнего столкновения с остатками одного из недобитых ситхских культов. Победа далась Ордену дорогой ценой, взамен забрав жизни многих старейших магистров, на места которых пришло новое дерзкое поколение, притянув за собой перемены. Поначалу незначительные, касающиеся лишь повседневных вопросов. Затем более серьезные, с внезапного и ошарашившего многих согласия грандмастера, затронувшие саму суть многовекового уклада Ордена. К примеру, Нак Зиил был последним из джедаев, кто с тех пор получил разрешение заключить брак. Сомнительная реформа мотивировалась желанием Совета усилить сплоченность Ордена, сосредоточив внимание джедаев только на внутренних нуждах. Столько недовольства Нак Зиилу не пришлось выслушивать еще никогда. Конечно, со временем смирились все, или, по крайней мере, сделали вид. Но неприятный осадок никуда не делся.

Кроме того, претерпела серьезные изменения программа обучения юнлигов. Детей стали забирать в совсем юном возрасте, мотивируя решение спорной попыткой снизить риск возникновения новой ветки адептов Темной Стороны из числа необученных. Вот только не афишировалось явное снижение уровня образовательной программы, в которой все больше времени стало уделяться голой практике базовых боевых техник. И ладно бы дело касалось одной дисциплины, но реформам подверглись почти все предметы, где внимание уделялось тренировкам будущих рыцарей-джедаев. С помощи Джове на последних Клановых Испытаниях удалось немного замедлить неотвратимый ход надвигающегося упадка Ордена, вернув кое-какие старые наработки, но финал был предрешен. Запрет браков, снижение уровня подготовки юнлингов, из которых пытались сделать бездушные машины для войны — лишь песчинки в пылевой буре недовольства политикой Совета, словно специально подталкивающего Орден к очередному Расколу.

Нак Зиил, как и многие мастера, все понимал, но без поддержки грандмастера, по неизвестной причине благоволящего молодым реформаторам, переломить колесо истории было невозможно. По крайней мере, без открытого противостояния Совету, на которое никто до последнего не мог решиться. Нак Зиилу приходилось довольствоваться неявным возглавлением оппозиции и терпеть лицемерие грандмастера, «обеспокоенного» усилением Тьмы, но не делающего ровным счетом ничего для предотвращения грядущей катастрофы. СБ Храма искала заговорщиков, усиливала меры безопасности, но в итоге случилось то, что и должно было. Градус недовольства джедаев достиг критической отметки и вылился в очередной Великий Раскол, оставив Нак Зиила перед Выбором. Именно так, с большой буквы. Обреченная на провал игра в Совете, от которой его устранили на ближайшие пять лет, только придала решимости довести дело до конца. Чтобы вернуть Орден в правильное русло, нужны союзники. Старые, проверенные опытом. И новые, своевольные, способные думать самостоятельно, а не слепо следовать указам Совета.

Джове будет первым.

Обладающий немалым потенциалом в Силе, падаван вместе со своим оружием Гри станет путеводным маяком для тех джедаев, кто еще верит в светлое будущее. И примером для подражания сверстников, в сомнениях стоящих на перепутье между Тьмой и Светом. Именно поэтому Нак Зиил взял его в ученики. Случившийся Раскол — только дуновение грядущей бури, в которой, с помощью Джове, решится дальнейшая судьба Ордена.

Смотря на терпеливо ожидающего ответа Фрисби, Нак Зиил размышлял об этом и о других немаловажных вещах, время коснуться которых еще не пришло. Тяжело ощущать на себе такое бремя. И еще труднее тянуть его в одиночку, зная, что переложить ответственность попросту не на кого. Такова судьба лидера: сделать Выбор, на который неспособны другие.

— В Силе грядут великие события. Джове понадобиться любая помощь, — наконец, сказал Нак Зииил, — и ты, дроид, измененный Гри, ему поможешь.

Глава 5. «Зарождение звезды»

1999 ДБЯ.

Столица Дор’шан, как всегда, бурлила трудящимся муравейником, сильно напоминая людские города из моей прошлой жизни. Несмотря на развитые антигравитационные технологии, машины на дорожных трассах сновали самые обычные, с колесами. Для летающего транспорта, куда входили флаеры, глиссеры, гравибайки, грузовые платформы и прочая футуристичная техника, были выделены отдельные полосы примерно в паре десятков метров над поверхностью. Как правило, ими пользовались только службы быстрого реагирования, в то время как основная часть населения предпочитала гораздо более доступные наземные машины отечественного производства. Расходники для них, в случае чего, достать куда проще и в разы дешевле, нежели импортные детали из внешнего мира.

Собственно, таких же взглядов кел-доры придерживались почти во всех сферах повседневной жизни. Путешествуя по Дор’Шану, я находил немало отличий от уже знакомых по Тайтону поселений. Не имея доступа к редкоземельным металлам, необходимым для промышленного производства современной техники, кел-доры нашли выход в применении органической химии. Многочисленные скотоводческие фермы поставляли уже готовые материалы, далее используемые во всех отраслях за исключением пищевой. Как уже известно, питаются кел-доры смесями растительных соков и некой пастой, которую производят из разных сортов искусственно выведенных грибов. Иных способов обеспечить едой население, не считая дорогостоящих синтезаторов из внешнего мира, на Дорине не было. Отсюда отсутствие привычных кафешек и магазинчиков быстрого питания. Герметичные контейнеры с едой доставлялись на дом дронами службы курьерской доставки при заказе через сеть. Как, впрочем, и многие другие бытовые товары, без которых не обойтись каждый день. Дронов над головой летало настолько много, отчего казалось, словно улицы заполонил потревоженный улей гигантских пчел. А потеряться в толпе постоянно спешащих по делам жителей, чаще предпочитающих передвигаться на своих двоих вместо транспорта, раз плюнуть. Без помощи Фрисби соваться сюда было чистой воды авантюрой.

Зато чего в столице было в избытке, так это магазинов одежды. Кел-дорки оказались теми еще модницами, порой щеголяя в таких вычурных нарядах, что аж волосы дыбом вставали. И это на фоне довольно высокомерного поведения не только ко мне, как к чужаку, но даже к мужчинам своей расы. Не понимая, чем вызвано такое отношение к последним, попытался выяснить все через семью мастера, но те только разводили руками. Мол, поживешь подольше — сам все узнаешь. Странные, ей богу. И мастер недалеко ушел, пеняя мне на излишнее любопытство и в наказание нагружая дополнительными часами тренировок. Если вспомнить, что от изучения теоретической базы меня тоже никто не освобождал, становилось совсем «весело».

Спустя полгода после эксперимента с чаем, объем баз знаний, закачанных в учебные голокроны, вплотную приблизился к учебной программе за семестр в ВУЗах из прошлой жизни. К основным предметам относились: основы прикладной механики для взаимодействия с современной техникой; галактические расы, их особенности, обычаи; исторические архивы Ордена; теоретическая база подготовки джедая, от падавана до рыцаря. Все по-взрослому, рассчитанное на то, что бывший юнлинг уже прошел минимальный курс обучения в Храме и готов получить среднее образование.

К счастью, зачеты у меня никто не принимал, мастер требовал лишь общий отчет об изученных материалах. Но готовился я на совесть, прекрасно понимая, что от полученных знаний сейчас зависит мое будущее.

Тоже касалось и практики разговорных языков. Более-менее освоив наиболее расхожие идиомы Высшего Галактического, я вплотную взялся за более полезный Торговый муунлит, по максимуму урезав свободное время в графике. Приходилось неслабо изворачиваться, чтобы мастер не получал лишних поводов увеличивать часы работы с Силой и мечом, на которые и без того уходила львиная часть суток. А ведь мне еще своих дел хватает!

До прилета Съяна Итти в систему кел-доров осталось всего ничего, я же до сих пор понятия не имею, в какой специализации развивать свой бизнес. В сети информации с гулькин нос, все приходится узнавать при личном разговоре с народом. Потому, с боем выбивая у мастера очередное «увольнительное», я бегал не по столичным достопримечательностям, а занимался непосредственно сбором информации.

Свой очередной поход я отвел посещению всех оставшихся клиник и аптек, доступных чужаку с ограниченным уровнем допуска. К счастью, мой вклад в отечественную кел-дорскую медицину не остался незамеченным, и многие врачи не считали зазорным пообщаться с юным джедаем, просветив его насчет перспектив работы в этой области.

Посетив несколько клиник и составив общее мнение с перспективами дальнейшей работы в сфере здравоохранения, я не смог не поддаться унынию. Клеймо чужака не позволяло кел-дорам говорить откровенно. В сети оно выглядит, как желтый знак в виде перечёркнутого круга. А наяву в виде нашивки на груди, прикрепленной поверх туники джедая специальным составом на молекулярной основе. Пуду. Ведь многим, я это чувствовал, было что рассказать, но упрямство кел-доров — это что-то с чем-то! Еще не встречал расы, которая бы настолько твердо держалась за свои убеждения, не желая поддаваться ни здравым уговорам, ни ментальным техникам. Нет, и среди других тоже свои упрямцы встречались, но прежде ключик удавалось подобрать к любому. А тут как в бетонную стену вилкой тычешься. Вроде и крошится под давлением, а толку чуть.

Я уже собирался двигаться по направлению к дому, подавленный очередным бессмысленно потраченным выходом в город, как вдруг в последней клинике мне повезло. Главврач с непроизносимым именем Шшрх Аур оказался одним из счастливчиков, кому повезло первым протестировать созданные на основе моего целебного чая анестетики наружного применения.

Обидно, кстати. Я рассчитывал, что Баран-До найдут ему более достойное применение, но, видимо, что-то не сложилось. Слишком вредные компоненты для кел-доров используются при изготовлении, так что никакого аналога медицинского колто с Манаана не вышло. Впрочем, со временем, может, что-нибудь придумают, но о быстром росте репутации можно забыть. Пока остается довольствоваться послаблениями статуса чужака с доступом в столицу, но я не рассчитывал, что будет легко.

Узнав, с кем говорит, Шшрх пришел в необычайное возбуждение и мигом утащил меня в свой кабинет, с порога выбив из колеи такой активной деятельностью. До него меня едва пускали в приемные покои, ведя все переговоры через терминалы или, изредка, выходили лично. И вдруг такое доверие. Я даже увидел несколько пациенток, поспешно скрывшихся в своих палатах при виде чужака, да еще и не кел-дора. Ментощупы донесли бурные всплески кипящего возмущения, как если бы сунулся в женскую баню в самый разгар водных процедур. Н-да, повезло, что мамаши растерялись не менее меня. От разъяренных женщин никакие джедайские тренировки не спасут.

Спустя полчаса пыток, где я от силы понимал каждое третье слово (повезло нарваться на фанатика своего дела), Шшрх поутих и соизволил поинтересоваться, собственно, целью моего визита. Растекаясь дипломатичной патокой, я посетовал на собственное бессилие и трудности в попытках помочь кел-дорам, где создание целебного чая стало моим единственным успехом. Больше перестраховывался, благо особо изгаляться в красноречии нужды не было. Уже после первых слов Шшрх сделал стойку голодного хищника, а под конец добровольно вскрыл настоящую золотую жилу. Да там, где я и не думал копать!

Оказывается, проблема с поставками современных медикаментов — только верхушка айсберга висящих над Дорином проблем. Основная причина, почему довольно плодовитая раса кел-доров до сих пор так редко встречается на галактической арене, как раз связана с трудностями размножения. Точнее, в неспособности обеспечить женскую часть населения хотя бы приемлемыми условиями для родов.

Как мне поведали по большому секрету, в счет добровольно пожертвованной фляжки с целебным чаем (ту самую последнюю, зашкеренную на черный день, отдал!), для рождения здорового ребенка будущим матерям требовались особые условия и высококлассные медицинские капсулы, крайне востребованные на Дорине. Однако производить их получалось в очень малых количествах, а срок эксплуатации по причине низкого качества используемого материала, заканчивался уже через десяток применений.

На закономерный вопрос: «А как же тогда кел-доры размножались до эпохи гиперпространственной эры, когда не имели доступа к высоким технологиям?», ответа, предсказуемо, не получил. Снова пресловутый уровень допуска, ситх его дери! Шшрх хоть и увлекался частенько, но проклятый знак чужака все равно не позволял ему вести разговор полностью откровенно. Без способности чувствовать настроение собеседника я бы узнал в разы меньше, не сумев подстроиться под нужный ритм беседы. А так, где надо проявить сочувствие, вместе посетовать на жадность власть имущих и недостаток финансирования (кому, как не мне, это понимать), восхититься проделанной работой руководства клиники — и полученной информации хватило с избытком, чтобы прикинуть новый план действий на ближайшие год-два.

Для начала, немного предыстории. Для будущих мам строились специальные клиники, где после рождения ребенка семья проводила следующие два месяца. За это время младенцам приходилось пройти множество процедур, чтобы впоследствии можно было без проблем надевать традиционные кел-дорские дыхательные маски. Матери проходили длительный курс реабилитации, после родов максимально снижающий риск возникновения специфичных для их расы заболеваний. В итоге очередь на рождение ребенка в такие клиники порой занималась на годы вперед, вынуждая молодые пары заранее планировать создание семьи и тщательно следить за своим здоровьем. А с учетом, в каком состоянии на Дорине медицина — задача нетривиальная, мягко сказать.

Сперва, с помощью Съяна и его семьи предстояло наладить несколько рейсов с поставками готового оборудования, позволяющего воссоздать цепочку производства улучшенных медицинских капсул из имеющихся на Дорине материалов. Ставку я решил сделать на синтез легкого и прочного «жидкого пластика». Или, как его кратко называли, пластила, вырабатываемого на удаленных от населенных пунктов государственных скотофермах. Кел-доры использовали сложный процесс варки и выдержки нужных микроэлементов из костей животных, на выходе получая малое количество нужного продукта при гигантских расходах на производство и высоком проценте брака. По расчетам Фрисби, процесс можно в разы упростить с использованием промышленных синтезаторов, широко применяемых при синтезе материалов для создания самых разных устройств, от кофеварок до начинки звездолетов.

Технологии эти очень дорогие и в открытом доступе найти их нереально: все поставки жестко контролируются мегакорпорациями из центральных миров Ядра и правительством Республики. Получить лицензионный доступ на использование хотя бы программного софта, не говоря уже о конкретном железе, можно и не мечтать. При условии, если переть напрямую по инстанциям и всем правилам…

Буквально пару дней назад по моему заданию Фрисби сумел выйти на одного из «дилеров» черного рынка Дорина, отвечающих за поставки особых товаров в систему. Маскирующийся под забрака человек обитал на орбитальном терминале и имел весьма широкие связи среди контрабандистов, для прикрытия подрабатывая обычным разнорабочим в доках. Довольно мерзкий тип, чья алчность могла вполне посоперничать с хаттской. Засранец согласился работать со мной, но только по предоплате. Еще и цену заломил несусветную, зная, что выбора у меня нет. И это при том, что я использовал ту же схему, что и с наймом мандалорцев, вместо своего изображения транслируя сгенерированную Фрисби внешность молодого кел-дора. С чужаком, думаю, дилер вовсе бы не рискнул связываться, сдав правительству при первом удобном случае. Та еще гнида, и без ментального сканирования понятно. Однако результата я достиг, и выход на черный рынок получил.

Дальнейшие этапы плана на оставшийся период пятилетнего обучения включали в себя еще множество пунктов, апогеем которых должен был стать отлаженный бизнес по продаже и обслуживанию родовых медицинских капсул нового поколения. А при наилучшем раскладе целая сеть клиник нового поколения, в которой я буду иметь немалую долю, как совладелец и организатор всей движухи. Другую часть поделят между собой заинтересованные лица на верхушке пищевой цепи, без чьего одобрения мне попросту никто не позволит развиваться и хорошо зарабатывать. Шшрх тут непременно станет точно такой же жертвой системы, без вариантов. Политики и бюрократы одинаковы во всех мирах.

Жаль только, все так просто на словах, а на деле пахать предстоит больше всех. Главная проблема на данный момент заключалась в отсутствии денег. По предварительным прикидкам выходило, что простая покупка синтезаторов превышает мой доступный бюджет в несколько раз. И это без учета расходов на их доставку, оплату работы команды Съяна и еще многих факторов, из-за которых вкладываться в бизнес на Дорине представлялось делом убыточным и бесперспективным. Нужна железобетонная причина, подкрепленная немалым количеством наличности, чтобы подвигнуть партнеров на дальнейшую работу. За мизерный выхлоп на столь долгий контракт не согласится даже Съян, обязанный мне еще со времен Тайтона.

— О чем задумался, Джове? — не выдержал Шшрх, уже вторую минуту наблюдая ожесточенную работу мысли на моем лице. Мне и самому казалось, словно шестеренки в мозгу своим скрипом разгоняют тишину в кабинете.

— Над извечным вопросом, Шрх, — кое-как выговорил я имя собеседника. Бр-р, язык сломаешь. И это еще не такое сложно! Традиция кел-доров называть детей природными звуками и явлениями родной планеты порой приводит к весьма неловким ситуациям. Имя Шшрх, судя по протяжным шипящим, связано со сходом горной насыпи или чем-то наподобие. Мне, как чужаку и человеку, ошибки простительны. Гортань попросту не приспособлена передавать верное звучание имен. А вот в устах другого кел-дора такое произношение прозвучало бы, как оскорбление, со слов жена мастера, чье имя Эсс, дословно, означает «шелест южного ветра». Как переводится «Нак» не спрашивал. Информация эта только для семьи или близких к ним родственников. То, что Эсс рассказала мне о себе, уже показало немыслимую степень доверия с ее стороны. На фоне общего отношения кел-доров к чужакам… Эх, что тут говорить. Удивительная женщина. Мастеру несказанно повезло с ней, завидую белой завистью.

— Каким? — спросил Шшрх.

— Где взять денег на мечту.

— Да, извечный вопрос, — со вздохом согласился кел-дор. И, после паузы, хищно шевельнув лицевыми отростками, добавил. — Но решаемый. В зависимости от суммы.

Я задумчиво прикинул оставшийся у меня в наличии бюджет. Все отдавать нельзя, нужно немного себе на жизнь оставить, на первое время. Дальше придумаю что-нибудь. В крайнем случае, всегда можно предложить услуги населению по профилю. Меня уже пару раз окликали на улицах, по джедайскому плащу узнав представителя Ордена и предлагая одноразовые работенки. Не думаю, что мастер Нак Зиил будет против, тем более, что он сам упоминал, что собирается вытащить меня на практику в ближайшее время.

— Нужно около полумиллиона кредов. Желательно, до конца недели.

Съян прилетает через две. Нужно успеть все подготовить к его прилету, и эта сумма — необходимый минимум. В противном случае придется исполнение плана до следующего года.

— Тогда… что тебе известно о гонках на свупах?

***

— Нет, я сказал.

— Но мастер!

— Разговор окончен, — Нак Зиил непреклонно резанул рукой воздух, для моей понятливости копируя человеческий жест. Полчаса увещеваний не дали ничего, кроме обещания посмотреть трансляцию на большом экране. И то, только потому, что наши цели совпали. Я хотел поучаствовать в гонках на свупах, поставив на себя кругленькую сумму, а мастер искал беглого преступника, по неподтвержденным данным, замыслившего теракт в районе наблюдательного терминала трассы.

Ситхова печень! А ведь план был шикарный. С джедайскими рефлексами, на порядок превосходящими нечувствительных к Силе разумных, шанс победить крайне высок. Если не афишировать свою принадлежность Ордену, можно неплохо так поднять на тотализаторе, но судьба-стерва со своим жрецом в лице Нак Зиила на корню поломала всю схему. И как теперь, прикажете, ставки делать? Полагаться на Силу? Ага, с-чаз. Если бы ее можно было использовать в таком ключе, я бы давно стал мультимиллионером.

— У-у…

— Не ной. И по сторонам поглядывай.

Так, кавай-моська не сработала. С мастером такие штуки не прокатывают, но попытатьсястоило. А если…

— Нет.

Да он что, мысли читает?!

— Джове, смотри. Что скажешь?

Я нехотя отвлекся и повернул голову в сторону неприметной личности, сидящей за барной стойкой в компании пилотов свупов. На фоне их пестрых комбезов, прикрывающая спину кел-дора темная накидка казалась бельмом на глазу. Впрочем, внимания на него никто, кроме нас, не обращал. Наполненный зрителями рез возбужденно галдел, приветствуя на больших во все стены экранах начало очередного заезда.

Пуду, гонки в самом разгаре, а я даже ставку сделать не могу! Нак Зиил бдит, аки ястреб. И не только за мной, но и обстановку оценивает. Ладно, что еще остается? Поработаю, авось отпустит пораньше.

— Это не он.

— Поясни.

— Цель использует дезинтеграторную винтовку с внешним модулем питания. Допустим, оружие он где-нибудь оставил, но без брони его никто не видел. Батарею с охладителем так просто от снаряжения не открепить, там все намертво спаяно. Так или иначе из-под накидки бы торчала. А еще, — я прислушался к Силе. — Не чувствую угрозы. Судя по нашим данным, этот маньяк не меньше полусотни кел-доров убил. Я помню, как ощущались заключенные в той тюрьме, в которую мы с вами ездили. А этот, хоть и подозрительный, но вполне обычный разумный.

Вдруг что-то остро кольнуло в ощущениях. Не в бурлящем красками ментополе, а именно в течении Силы, точно также взбаламученном мыслями и чувствами стольких живых существ. Словно вихрь над волнующейся поверхностью моря, моментально исчезнувший, но много говорящий видящему.

— Впрочем, не совсем обычный. Кажется, есть небольшие задатки в Силе. Но не может же он быть одиночкой, сам по себе?

— Очень хорошо, падаван, — мастер был явно доволен. Мы отошли к стене у входа в бар, минуя азартно орущую толпу и не переставая контролировать обстановку.

— Только правильно говорить «дикие». Так джедаи называют тех, кого вовремя не заметили и не забрали в Орден. Жаль, времена уже не те. Когда я был молод, возраст не имел значения, и диких можно было бы смело везти на Тайтон. А теперь остается только доложить и держать их в поле зрения джедаев и властей Дорина.

— А как же Баран-До?

— Они берут не всех. Мудрецам нужны особые умы, наиболее чувствительные к Силе. К тому же, они почти не принимают к себе женщин.

— О…

— Тренируй восприятие, падаван, — в который раз наставительно указал мне Нак Зиил. — Если не можешь определить пол по внешности, то в Силе должен уметь.

Благожелательный тон мастера позволял ответить что-нить этакое, но блеснуть остротами я не успел. Внезапно сжавшее дурное предчувствие в груди заставило на рефлексах протянуть руку к поясу, где, укрытая плащом, переливалась голубыми импульсами рукоять светового меча Гри.

— Мастер!

— Да, знаю. Он здесь.

— Что будем делать?

— Слишком много кел-доров, — мгновенно собравшийся Нак Зиил неотрывно всматривался сквозь толпу в сторону, откуда веяло могильным хладом и отголосками боли сотен невинно загубленных душ. Жуткое и болезненно-глубокое чувство, будто пронзающее душу насквозь. Уж на что я психологически развит, а страшно стало до колик!

— Джове. Обходи справа, попробуй зайти ему со спины.

— А как же гражданские?

— Если поднимем панику, жертв будет больше. Все, пошел.

Мы одновременно двумя размытыми тенями, используя Вспышку, побежали в сторону цели. Мастер напрямую, скользя между завсегдатаями. Я вдоль экранов, не обращая внимания на возмущение зрителей, наблюдавших за трансляцией заезда.

Быстрее! Чем ближе к «воронке Силы», тем сильнее чувствовалось напряжение. Каждая упущенная секунда — чья-то упущенная жизнь. Эта тварь не жалела никого, устраивая уже третий теракт подряд, всегда в людных местах. Нак Зиил, как всегда, оказался прав, выбирая место засады.

«Джове, сейчас!» — раздавшийся в динамиках шлема приказ мастера заставил на пределе взвинтить темп. Силу я применил одновременно с тем, как Нак Зиил активировал меч, отражая пронзительно загудевшей голубой плазмой ярко-желтый луч, ушедший в потолок и проделавший здоровую оплавленную дымящуюся дыру.

— Держу, — процедил я сквозь зубы, вытянув руки в направлении закованной в тяжелую шипастую броню фигуры, застывшей в нелепой позе прыгуна над обрывом. Ах, куда?! Ишь, как вырывается, паскуда. Откуда только силы берет?

Мелькнул еще один голубой росчерк. Срезанное «под корень» дуло винтовки упало на подсвеченную плитку, громко прозвучав в звенящей тишине бара.

— Спокойно, — Нак Зиил сорвал с преступника шлем, под которым оказалось усыпанное шрамами лицо кел-дора, и, резко выкинув кулак, отправил того в нокаут. — Мы из Ордена джедаев.

Охрана из паукообразных боевых дроидов и группы захвата подоспела как раз к тому моменту, как мы с мастером обездвижили гада, использовав полицейские наручники и ошейник в шоковом режиме. Устройства сильно походили на те, что используют хатты для контроля своих рабов, и, по факту, являлись их доработанной версией. Игрушки слизней предназначены для унижения и контроля, тогда как используемые нами наручи действуют в автоматическом режиме, взаимодействуя с нервной системой пленника и следуя заложенной программе. Попытка причинить физический вред окружающим или бегство приведут к повторному оглушению, минимум на сутки. Тоже касается и намерения покончить жизнь самоубийством, избежав правосудия. Проще говоря — виси кулем в руках представителей закона, и будешь в сознании. Мощная вещь! Впрочем, для таких потерявших разумный облик тварей в самый раз.

При низком уровне преступности у кел-доров появляются порой такие вот отщепенцы, бросающиеся из крайности в крайность. До прибытия на Дорин я и представить ничего подобного не мог. О многих расах да, но только не о миролюбивых кел-дорах.

Не принято у «клыкастиков» выносить сор из избы, то бишь из системы, уважаю. Вот бы все так поступали, авось поменьше грязи в галактике водилось.

— Ущерб кто-то должен оплатить, — подскочил к нам хозяин терминала — щуплый кел-дор с дерганными движениями, нервно перебирающий пальцами при виде шипастой туши маньяка на гравитационных носилках. Это уже инициатива охраны бара, мы с мастером собирались его на своем горбу до выхода переть. То есть Телекинезом. Джедаи мы или где?

— Орден возместит убытки в ближайшее время, — пообещал Нак Зиил, толкая перед собой кокон с пленником к выходу, между расступающимися кел-дорами. Наблюдала за нами теперь, от силы треть бара. Остальные вернулись к просмотру заезда, где на экране уже начала трансляция следующего этапа гонок на свупах.

«Стоп, погодите-ка! Это та, о ком я думаю?»

— Что за любительница? — уловил я шепотки среди зрителей, наблюдавших за фигурой с темной накидкой за спиной, следующей к своему свупу. — У нее даже логотипа нет. Новичок.

— Ага. И коэффициент один к семидесяти. Как думаешь, стоит ставить?

— Не, Орху Кук уделает всех!

— А вдруг повезет? Хотя нет, ты прав, лучше не рисковать.

Дальше я уже не слушал, получив одобрительный взгляд мастера и метнувшись к букмекерским терминалам у барной стойки.

«Так, как там ее звать? Хм. Ну, не подведи, «Таинственная незнакомка», владеющая Силой! Если умудришься продуть, живьем сожру!»

Глава 6. «Бизнес наудачу»

Девчонка не продула. Более того, на первом и втором этапах гонки обошла соперников на полновесные секунды, уступив на полкорпуса лишь чемпиону в финальном заезде. Но даже так, я успел поднять на ставках… ух. Целый миллион кредов! Живем, братцы!

К счастью, все финансовые операции производились в электронном виде, и надурить меня никто не пытался. Переводы на виртуальный счет поступали в тот же момент, как на табло загорались результаты заездов.

Очень хотелось пообщаться с Таинственной незнакомкой, но не свезло. Во-первых, на комлинк пришел сигнал от Фрисби, предупреждающего, что мастер Нак Зиил подготовил задержанного к перевозке и ждет меня на улице. Во-вторых, пока отвлекся, девчонка успела сделать ноги от толпы внезапно обретенных фанатов и скрыться в неизвестности. Ничего, надеюсь, еще пересечемся. Не на этой трассе, так на следующей.

После разговора с Шшрхом я выяснил, что гонки на свупах — довольно популярное развлечение на Дорине. Есть любительская и профессиональная лига. И также многочисленные неофициальные заезды вне зоны влияния крупных городов. Поле деятельности большое, глядишь, свидимся. Тем более, мне действительно понравилось зрелище на высоких скоростях. Давно не испытывал такого азарта.

Эх, вот бы самому на штурвал сесть! Жаль, мастер против категорически. Причин не объяснил, но, чувствую, тут что-то личное, почти семейное. Точно кто-то из детей по буйной молодости едва в аварию не угодил, заработав заботливому папаше комплекс. Я, конечно, Нак Зиилу не настолько близок, но ответственность он за меня несет ничуть не меньшую, чем за сыновей. Так что все понимаю и спорить больше не буду. К тому же, не всю же жизнь мне в падаванах ходить. Вот стану джедаем, и однажды обязательно поучаствую!

А пока, вернемся к нашим салластанцам. Съян с командой уже прибыл в систему и как раз проходил таможенный досмотр на орбите, подготавливая корабль к приземлению. Фрисби получил данные, что Съян прилетел на малотоннажном транспортнике, размеры которого без проблем позволяли входить в атмосферу.

С одной стороны, капитан молодец. На такой посудине куда проще избежать нападения пиратов и проскочить блуждающие гравитационные аномалии на входе в систему. А с другой я испытал легкое разочарование. Маленький трюм означал меньшее количество груза, который можно взять с собой, чтобы не возвращаться порожняком. А ведь от продажи подготовленного мной сырья зависит сумма, которой Съяну придется оперировать при подготовке следующей торговой экспедиции. Та же продукция с ферм, составляющая основную часть экспортируемого груза, во внешнем мире стоит недорого, а места занимает порядочно. Повезет, если удастся выручить одну десятую от общего бюджета в миллион пятьдесят тысяч кредов, чтобы покрыть затраты на перелет и жалование команды. Основные инвестиции уйдут на подготовку экспедиции и, в бо́льшей части, на покупку промышленных синтезаторов. Еще как бы ни пришлось Съяну из своего кармана доплачивать, но, надеюсь, обойдется. Не дурак он, да и в проблемы с профсоюзом пилотов встрял не по своей вине. От них, увы, ни один капитан не застрахован, если предпочитает работать сам на себя.

Хотя, могло быть хуже. Повезло, что Съян сам догадался взять именно транспортник, а не шаттл или разведчик, предназначенные только для перевозки людей. Как дело пойдет в гору, обязательно выпишу ему премию.

«А пойдет ли?» — вякнул гадливенький голосок внутри, за что моментально получил по сусалам, дабы не мешал наслаждаться зрелищем спускающегося с небес корабля. Грузный, массивный, немного напоминающий бегемота с раздутыми боками трюма и узкими прорезями-глазками смотровых окон рубки на верхней палубе. Точно, Бегемот, так и буду звать. Изящества маловато, зато размеры! Навскидку пятьдесят метров в длину и около сорока в ширину. Внушает, особенно вблизи. Не успел я избаловаться подобным зрелищем за свою жизнь в новом мире, а ведь это не самый большой корабль в своем классе. Страшно представить размеры судов побольше, и уж тем более знать, что они способны при такой массе и габаритах развивать скорости свыше световой.

Так, все, отставить трепет! Надо почаще напоминать себе, в каком мире нахожусь. То, что для меня технологии за гранью фантастики, для населяющих галактику рас обыденное дело. Уф, кажется отпустило.

Посадочная площадка осветилась мигающей гирляндой солнечных огоньков, подсвечивая кораблю отведенное место рядом с еще несколькими судами. Пространства между ними для маневра хватало с избытком, чтобы даже неопытный пилот смог посадить свою ласточку в условиях повышенной гравитации.

Конечно, в звездолетах давно применяются различные системы компенсаторов с инерционными гасителями, позволяющие поддерживать заданный курс. Надо владеть особой криворукостью, чтобы запороть посадку на совершенно открытой местности. О Съяне такового сказать точно нельзя. Пилот филигранно приземлил своего Бегемота на брюхо, перед самой посадкой выпустив в клубах пара шасси-лапы для дополнительной стабилизации. Звук при этом раздался довольно громкий и неприятно резанувший по ушам, но никому не повредивший. Мой шлем прекрасно справлялся с фильтрацией посторонних шумов, техника агентов СИС умела и не такое. А других зрителей прибывшего корабля не было. Пассажирские терминалы, как и сам космопорт, располагались на значительном удалении от столицы, чтобы не мешать жителям. Разделенный, условно, на две части по паре километров в поперечнике, он насчитывал три больших грузовых блока и с десяток частных поменьше.

Именно на одном из последних я ожидал посадку транспортника Съяна, приняв эпичную позу со скрещенными на груди руками и развивающимся плащом за спиной. Ну точно фантастический Герой, хе-хе! С поправкой на джедайские реалии. Каюсь, не сдержался, но раз возраст позволяет, почему нет? Гормональная перестройка не за горами, пора уже начинать показывать молодецкую удаль. Тем более, что взрослых она так умиляет, настраивая на благодушный лад и напоминая, какими они были сами в аналогичном возрасте.

Спустился трап, на миг скрывшись за очередной шипящей струей белого пара, быстро рассеявшегося сильным порывом ветра. Интересное явление, кстати, не в первом звездолете наблюдаю. Причем только у больших, размером не меньше Бегемота. Видимо, так система избавляется от излишков тепла, но гадать не буду, чтобы не выпячивать свои куцые познания в физике процессов и прочей… гм. Не буду, в общем. Довольно и того, что без специального образования и подготовки решил влезть немытыми граблями в бизнес больших дядь, где ошибки чужака — не то же самое, что ошибки кел-дора.

Но Съяну пока знать ни о том, ни о другом не нужно, так что вид я сохранял по-прежнему боевой, стремясь достать задранным носом до звезд. Чем неминуемо вызвал улыбки на лицах подходящих салластанцев, вышагивающих в однотипных пустотных комбезах. Загубить первое впечатление я не боялся. Дело мне предстояло иметь со Съяном, он меня давно знает. Зато на реакцию остальных, после того, как начнем обсуждать серьезные вещи, интересно будет посмотреть. И полезно. Проще будет считать ментощупами информацию, проверяя на вшивость новых работников. Предприятие предстоит серьезное, с серьезными деньгами на кону. Я должен быть уверен в каждом из них.

— Съян. Добрались без проблем?

Салластанец слегка наклонил голову, выказывая уважение и показывание знание человеческих обычаев.

— Да, мастер Джове, сэр. Немного потрясло на входе в систему. Пираты, слава Пустоте, не досаждали.

— Хорошо. Представишь команду?

— Конечно, — салластанец с готовностью повернулся к своим людям, начав перечислять по порядку справа налево. — Корво Наката, старпом, служил во Втором Республиканском флоте, демобилизован по ранению, имеет богатый боевой опыт. Бетан Накира, навигатор В-класса, получила высшее образование в Коррелианской ВАП* (Высшей Академии Пилотов), уже больше года водит караваны вплоть до периферийных систем на границе Дальнего Рубежа. И, наконец, Ихон Ворр, первоклассный механик, в космосе с рождения, опыта перелетов больше, чем у всех нас вместе взятых.

Вопросительно изогнув бровь, я вопросительно глянул на Съяна, слегка удивленный такой навязчивой рекламой. И тут до меня дошло.

— Родственники?

Салластанцы внутренне скривились, а Съян, как ни в чем не бывало, подтвердил:

— Дальние, но доверяю, как себе. Готов поручиться за каждого.

— Не нужно, я верю. Что ж, за дело, господа. Прошу за мной.

Отвернувшись, я ментощупами за спиной уловил недоумение и немалую настороженность со стороны команды Съяна. Оно и понято. Слишком уважительно капитан общался со мной, несмотря на возраст, позволяя заранее делать определенные выводы. И дело тут не в принадлежности Ордену джедаев. Уважение такого космического волка, как Съян, нужно заслужить, и никак иначе. Не скажу, что мы с ним много дел провернули, но в операции по спасению юнлингов мне пришлось изрядно напрячься, чтобы верно организовать эвакуацию и взаимодействие с отрядом мандалорцев, у которых с салластанцами не самые дружеские отношения. И все это по удаленной связи, где ни Силой, ни в ментальном плане не надавишь. Мне тогда удалось сгладить некоторые острые углы, разрешив конфликт к всеобщему удовлетворению. И, даже, прибытком для Съяна, получившего редкий контакт среди кланов Мандалора.

Забавно, разве капитан не рассказал об этом родственничкам? Не знаю. В любом случае, допрос с пристрастием его ждет на обратном пути, а сейчас с лишними вопросами команда не полезет. У салластанцев так не принято.

И, пожалуй, я рад, что он взял именно родственников. Кровная связь в предстоящей кампании сыграет далеко не последнюю роль, формируя ядро будущей организации задолго до предполагаемого мной срока. Съяну и мне предстояло стать в ней равноправными партнерами…. Впрочем, я забегаю вперед. Посмотрим, как команда проявит себя на первом серьезном контракте, а детали обсудим уже в следующий раз.

Открыв двери ангара и указав на аккуратные ряды ящиков с товарами на перепродажу, я кратко изложил суть миссии для всех. После чего отозвал в сторонку Съяна и уже «персонально» для него раскрыл детали, включая переданные контакты с черного рынка. Тоже игра на публику, своего рода. Материалы в учебных голокронах не пропадали впустую, и я знал, что салластанцы владеют прекрасным слухом. Сотня метров им не помеха, зато так было видно, кто из них по-настоящему принимает решения.

Съян очень внимательно выслушал меня, после чего надолго задумался, прежде чем выразить свое мнение.

— Идея опасная и трудновыполнимая. Мне придется змеей извернуться, чтобы провернуть все в тайне от внимания разведки корпораций. Но в случае, если прогнозы сбудутся, успех гарантирован. Единственное, я не совсем понял, как вы планируете реализовать производственный цикл на поверхности? Земли нужно будет много, а на Дорине ее крайне сложно арендовать. Некоренному населению практически невозможно.

— У меня есть то, чего не было у других. Связи, — пояснил я, видя недоумение салластанца. — Кел-доры никогда не пустят в сферу здравоохранения обычного чужака. Другое дело — джедай. Я уже успел показать добрые намерения и кое-как себя зарекомендовать. Врач, с кем я общался, готов взять на себя основные организационные вопросы и оформление фирмы. В нашу задачу входит обеспечение его всем необходимым для создания пробной линейки капсул.

— Хорошо, допустим. А что в дальнейшем?

— Ты со своей командой займешься регулярными рейсами на Дорин. Давно пора кому-то занять эту нишу, так почему не нам? Для начала наймите достойную охрану и сопровождение грузов. Сам знаешь, чем сопряжены полеты в такие далекие сектора. Попробуй обратиться к нашим общим друзьям.

Я выделил последнее слово, знаю, что Съян поймет, о ком идет речь.

— Дорого. На полноценный контракт с ними не хватит.

— Предложи разовый, с возможностью продления. Глава — умный мужик, свою выгоду ни за что не упустит. Тем более, что он уже с нами работал и знает, что я держу свое слово.

— Все равно. Один-два раза, но постоянные рейсы сопряжены с высокими рисками. Прокладывать навигационный курс здесь — все равно, что лететь сквозь минное поле с завязанными глазами. Бетан справилась на пределе, а она считалась одной из лучших в своем выпуске.

— Значит, найдем еще таких, как она. Опять же, можно нанять необученных чувствительных к Силе разумных, не входящих в Орден джедаев, — я мечтательно прикрыл глаза, вспоминая эффектные заезды на свупах в исполнении Таинственной незнакомки. — Обучить их, и выйдут навигаторы рангом не ниже, чем Бетан.

Съян оживился.

— Вы знаете, где найти таких? Я думал, Орден джедаев забирает всех.

— Не совсем. Впрочем, на первых порах, пока не начнем получать стабильную прибыль, достаточно будет и пары навигаторов.

— А как быть с лицензией? Нельзя организовать регулярные грузоперевозки без одобрения Торговой гильдии. Нас просто прикроют, и будут в своем праве. А если пронюхают про черный рынок… Тут уже не контрабандой дело попахивает, а самым настоящим криминалом. Против республиканцев у нас нет никаких шансов.

— Поэтому я и прошу тебя сделать все тихо. Хотя бы первые рейсы, чтобы обеспечить базу для дальнейшего развития.

— А твой мастер в курсе? — внезапно заговорщицким голосом спросил Съян, сбивая меня с толку резким переходом на «ты». Ненадолго. Я быстро сориентировался, ответив салластанцу кривой ухмылкой.

— А ты бате каждый свой шаг докладываешь?

Согласен, резковато, но именно такого ответа Съян и ждал, громок хохотнув и вызвав шепотки среди наблюдавшей за нами команды.

— Я знал, что у тебя есть стержень, парень. Просто хотел лишний раз убедиться, прежде чем давать согласие. Не страшно против Ордена одному идти? У вас с инициативой, если верить слухам, еще жестче, чем в армии эчани.

Облегченно вздохнув про себя, я чуть расслабил плечи. Кажется, получилось.

— У меня своя голова на плечах. Тем более, ты знаешь, что случилось.

Съян помрачнел. Слухи расходятся быстро, а такую новость, как очередной Раскол Ордена джедаев, в застенках Храма не удержишь. Уверен, ему пришлось выдержать немалый бой с родственничками, чтобы убедить их хотя бы единовременно поработать на джедая.

— И ты?..

— Нет, я не собираюсь предавать Орден. Но у меня есть цель, и я готов идти на компромиссы.

Съян издал звук, похожий на хмыканье, оценив не прозвучавшее, но витающее в воздухе «жертвы». Еще один плюсик в залог будущих деловых отношений.

Как я уже говорил, серьезные дела в этом мире могут вести разумные любого возраста. Имелась бы хватка и способность доводить дело до конца. Ну и деньги, куда ж без них. За эфемерное «спасибо» работать никто не станет. Мои идеи всегда были подкреплены полновесной монетой в кодировке на электронном счету.

— Это вызов, — сказал Съян. — Но достойный, и сулящий немалую выгоду. Я понял, к чему ты ведешь, — он сделал небольшую паузу, давая понять, что вполне способен оценил подоплеку разговора, откуда не так уж трудно сделать определенные выводы, — и благодарен за доверие. Постараюсь ответить тем же, мастер Джове, сэр.

Ага, окрас беседы вновь сместился в сторону официального. Что ж, правильно. Немного расслабились и будет, пора заняться делом.

С одобрения Съяна дав приказ погрузочным дроидам на укомплектовку груза в трюм Бегемота, я еще раз пообщался с командой, уже в более неформальной обстановке, после чего перевел им аванс. Чем мгновенно поднял свой статус на недосягаемую высоту.

Не принято здесь оплачивать еще не сделанную работу, и, судя по затаившим дыхание салластанцам, никто из них до конца не верил Съяну, рассказавшему о своем опыте. Что теперь позволило капитану ехидно лыбиться и гордо топоршить «крыловидные капли», свысока поглядывая на своих растерявшихся родственничков.

— Надеюсь на вас, — сказал я, закрепляя успех поклоном в джедайском стиле — прямой спиной и скрещенными руками на груди. — То-о улла вайо-но*

Вот тут уже и Съян варежку приоткрыл, не ожидав от меня нечастой в употреблении среди торговцев фразы. Ха, зря что-ли я языки учу? Конечно, капиталами банковских кланов мне не ворочать, но для Игры на большой арене мало уметь делать деньги. Авторитет складывается из мелочей. Чем раньше я начну карабкаться к вершине, тем проще удержаться на ней.

Отправив команду переваривать произошедшее на корабль, Съян еще раз обсудил со мной план действий и уже собирался уходить, как я внезапно кое-что вспомнил и хлопнул себя по лбу.

— Точно! Съян, погоди.

— Мастер Джове, сэр?

— Помнишь, я заказ на пищевой синтезатор присылал? Он у тебя?

С пяток секунд салластанец оторопело пялился на меня, не понимая, что еще за заказ, если синтезаторов еще даже в проекте нет. А когда дошло, в точности скопировал мой жест.

— Точно! Простите, совсем забыл со всеми этими нежданными заботами. Конечно, синтезатор готов к разгрузке. К тому же, я взял на себя смелость закупить дополнительные расходные картриджи, позволяющие заметно расширить доступное меню.

— Спаситель! — я едва не в слезах кинулся к салластацу на шею, уже предвкушая вечернюю пирушку.

— Я знал, что люди очень ценят возможность вкусно поесть, — несколько смущенно произнес Съян. — Рад, что смог вам угодить. На Дорине выбор доступных продуктов должен быть не особо большим.

Честно, положа руку на сердце, я уже ничего не слышал. Один из дроидов, следуя приказу Съяна, уже спускал с трапа крепко упакованную коробку с волшебным содержимым, отображаемым картинками на боках с фирменными надписями производителя кухонной техники.

Мясо!!! Пусть и синтетическое, но довести до ума можно самому. М-м… Исключительно вкусное, сочное, хорошо пропечённое на углях. Или нежное прожаренное, с острой перчинкой и ароматной ноткой лаврового листа. Мощное умами, сбивающее с ног, симфония наслаждения и вкуса… Уф, слюнки текут, держите меня семеро-о!

***

Бетан Накира устало плюхнулась на диванчик в кают-кампании, мрачно глянув на развалившегося там же бесстыдно храпящего Корво. Братец-лентяй успешно слинял сразу после прохождения первого каскада гравитационных аномалий, отбрехавшись усталостью и необходимость быть бодрым к моменту следующего выхода из гиперпространства. Как будто она не устала!

Девушка вздрогнула, представив, как сколько еще раз предстоит пройти через этот навигационный ад. И на что она снова подписалась? Ничему жизнь не учит. Где проблемы, там Бетан, правильно мама говорила.

— Попробуй искать плюсы, — посоветовал ей капитан, подходя из кабуза и протягивая дымящую кружку с горячим кофейным тоником. — Когда завершим контракт, получишь в свое портфолио такую характеристику, что А-ранговые удавятся от зависти. Еще немного практики, и сможешь получить степень профи, а там уже совсем другие гонорары. Потомков обеспечишь на три колена вперед.

Скептически фыркнув, Бетан, тем не менее, приняла угощение и сделал пару крупных глотков. После чего устало запрокинула голову на спинку и простонала:

— Может, ну его, Съян?

— Поздно. Я уже дал согласие.

— А, если, скажем, метеорит по курсу на выходе из гипера? Пуф, и нет нас. Непреодолимая воля Вселенной во всей своей красе. А цифровые подписи подделать не так уж трудно.

— Бетан…

— Все-все, умолкаю.

Какое-то время действительно посидели в тишине. Пока с нижней палубы не поднялся Ихон, принеся с собой свежие запахи машинной смазки и азотиый привкус растворителя.

— Все конденсаторы в норме, — сказал он, бесцеремонно выхватив у пискнувшей Бетан кружку с тоником. Та и не подумала возражать, втайне побаивавшаяся ветерана, которому даже капитан Съян во внуки годился. — Но лучше подобных нагрузок больше не допускать, если не хотим при следующем прыжке глотнуть вакуума.

— Не смотрите на меня, — вскинулась Бетан. — Там и десяток астродроидов в кластере не справится лучше!

— Расслабься, тебя никто не винит, — успокоил ее капитан. — Просто это еще один знак, что уже давно пора менять наше корыто на более современное.

— Если бы кое-кто не про…ел оригинальную «Зэту», не пришлось бы, — буркнул со своего места Корво, втихаря прислушивающийся к разговору с самого начала. За что тут же получил по сопатке от Бетан и с криком свалился с дивана под сиплый смех Ихона.

— Радуйся, что только ее, — строго сказал ему Съян. — Сам знаешь, кто нас за жабры схватил. Такие разумные чувство юмора даже за атавизм не считают.

— Зато теперь мы в еще более глубокой дыре, — Корво развалил на полу и положил ногу на ногу. — Но, хребет у пацана имеется, ты был прав. Может и выгорит дельце, хотя я бы лучше последовал идее Бетан.

— Хвала Пустоте! Мой тупоголовый братец в чем-то со мной согласен!

— Умолкни, язва.

— Сам ты…

— Тихо оба, — Съян повысил голос, заставив спорщиков заткнуться. После чего перевел взгляд на Ихона, отнесшего добитую чашку в отсек камбуза и уже успевшего вернуться с новой. — Что думаешь?

— Возражений не имею. Если так и дальше пойдет, семья будет готова работать с ним на постоянной основе.

— Он дерзок.

— И нахален, — согласился старик, вновь прикладываясь к кружке, но уже смакуя тоник более мелкими глотками. — Уверен, что он прекрасно знал, что мы можем его слышать. Храбрость и наглость. Как раз такой партнер нам и нужен. Особенно в свете предстоящих перемен.

— Думаешь, началось?

— А сам как считаешь? — вопросом на вопрос ответил вредный старик. Но, заметив жадно ловящую каждое его слово Бетан, милостиво снизошел до объяснений. — Возьмем даже не известные нам факты, а официальную пропаганду. «Фракции в Сенате едины, как никогда». «Вместе мы приведем галактику к единому светлому будущему». И остальной треп, которым оправдывают уже вторую принятую резолюцию о наращивании военной мощи. Вомп-крысы чуют, что запахло чисткой, и хотят прикрыть свои облезлые хвосты, пока не поздно.

— Миротворческий флот не подчиняется Сенату.

— Верно, он подконтролен Канцлеру и военным. Среди которых полно ставленников обеих сторон. В том числе джедаев. И пока Лашта-Со глядит в рот грандмастеру Ордена, хитрые крыски стригут купоны и раздают титулы направо-налево. С богатым приданым, не меньше шести нулей после запятой. Как думаешь, кто из них имеет настоящую власть и заказывает танцы?

— Значит, войны не избежать, — Съян, подобно Бетан, без сил откинулся на спинку дивана. — Буря уже началась.

Ихон утвердительно кивнул.

— Началась, Съян, и первые волны уже хлещут в берег. Наша задача свести потери среди семьи к минимуму. А это очень много кредов! Куда больше, чем можно заработать на доступных нам активах, тогда как мальчишка предложил реальный шанс. Нельзя его упустить. Еще есть вопросы? Бетан? Корво?

— Да поняли мы, — в унисон буркнули уныло повесившие носовые крылья брат с сестрой. — Курс в пекло, с песней, под траурный марш. Кому еще тоника?

(перев., Торговый муунлит)

— Во славу успешной сделки*

Глава 7. «Большое задание маленьких проблем»

Несмотря на раннее взросление, подростки кел-доров к переходному возрасту становятся не менее агрессивны, чем у любой другой человекоподобной расы. Как я это выяснил? На собственной шкуре, однажды сунувшись из праздного любопытства в обычный спальный район пригорода Дор’Шана и наткнувшись на банду малолетних отбросов.

На кел-дорском такие группировки назывались «бажек’х», и, как ни странно, существовали на вполне законных основаниях, почти не прессуемые органами правопорядка. Считалось, что в бажек’х проблемные детишки выплескивают врожденную злобу, к совершеннолетию достигая гармонии с собой и окружающим миром. Своеобразная школа жизни, как ее позиционировали многие сердобольные родители. А по факту малолетки просто пользовались безнаказанностью и постоянно устраивали склоки с враждебными группировками, внося хаос в ночную жизнь города.

Работала такая система или нет? Если судить по маньяку-потрошителю, которого мы с Нак Зиилом пару месяцев назад задержали при попытке устроить теракт, то нет. С другой стороны, уровень преступности среди населения Дорина, в сравнении с другими более «цивилизованными планетами» крайне низок. Тем же бажек’х запрещено наносить вред чужому имуществу, а нападать можно только на других подростков из таких же банд. Что касается взрослых граждан, преступивших закон — с ними разговор короткий, без суда и следствия. Тюрьмы у кел-доров заведены исключительно как перевалочная база перед отправкой заключенных на шахтерские рудники. По факту, тот же самый пожизненный приговор. А для некоторых особо отличившихся смертный.

Но вернемся к бажек’х. Нападения я не ждал, и потому не усел вовремя среагировать. Да и что мне было делать, с включенным мечом на детей бросаться? Решил уладить проблему кулаками с минимальным применением Силы, и вот результат. Тому ушлепку, кто исподтишка набросил на меня шоковую сеть для ловли крупной дичи и отправил в беспамятство мощным электрическим разрядом, явно некисло привалило во внутреннем рейтинге банды. Как минимум сразу главарем стал, сумев самолично завалить не просто вражину, а человеческую, дико уродливую с точки зрения нормального кел-дора.

Ну а я что могу в свое оправдание сказать? Ничего. Неслабо детишки с меня спесь сбили, признаю. Напомнили, что владение Силой — не панацея. Стая волков может и буйвола завалить. Как я соклановцев в Храме учил? В первую очередь, надо думать головой, и уже потом делать. Ага. Учить учил, а сам подставился, как сопляк зеленый. Стыдоба, аж уши горят.

Ладно хоть меч взять не смогут, а если попытаются, то останутся без рук. Оружие Гри не терпит, когда его лапают посторонние.

Впрочем, додумывал я это задней мыслью, наслаждаясь красотой пляшущих золотых звездочек перед глазами. А затем мир скрыла спасительная темнота.

Не знаю, сколько времени я провел без сознания, но очухался уже совсем в другом месте. Тесная полутемная комнатушка освещалась поступающим светом из узкой прорези на одной из стен. С потолка свисали грязные тканевые обрывки вперемешку с композицией в стиле странной бабушки, тащащей в дом всякий хлам. Оголенные провода, куски рваного металла, с мясом вырванные конечности дроидов.

И первым, кого увидел, был… было…

— Это что еще за х..?

Великий и Могучий не смутил джаву, а только побудил к активным действиям.

— Мату! Мату!*

Тонкая спица с искрящимся разрядами шокера больно ударила под ключицу. Точно раскаленным огнем обожгла. С губ сорвался непроизвольный вскрик.

— Ах ты зараза! Тыкнешь еще раз, и я тебе ее в грызло запихну.

Д-з-з.

— Ау-уч!!!

— Мату!

— Да убери ты уже от меня свою тяпку, изверг! Встаю я, встаю.

Ну вот, встал. И что дальше? Какой-то зачуханный сарай, а выход загородила куча метровых уродцев в мешковатых одеяниях и тлеющими углями глаз в пятнах тьмы под закрытыми капюшонами.

Ситх меня раздери, это не глюки! Взаправду самые настоящие джавы, с ума сойти. Но какого рожна они делают здесь, на Дорине? А, ну да, вопрос риторический. Загадка, откуда они вообще возникают повсюду, в самых разных и, порой, совершенно неожиданных местах. Живучие паршивцы, любому майноку фору дадут. И как только дышать в здешней атмосфере могут, может тоже масками кислородными пользуются под своими капюшонами? Поди разбери. Одна из самых таинственных рас в галактике. Мусорщики, падальщики, торговцы, проныры, отличные техники и инженеры. Многое можно сказать о джавах, но всегда верно одно: при свей своей напускной диковатой простоте, более хитрых и смекалистых существ не найти. Ну а то что всякий хлам в дом тащат и из него же все собирают — так у кого своих тараканов нет?

Устав рассматривать пялящихся на меня джав, я упер кулаки в бока, приготовившись толкнуть речь с требованием убраться с дороги. И сам себя же оборвал на полуслове. Пальцы слева вхолостую сомкнулись на месте, где должна была висеть знакомая до малейшего изгиба рукоять светового меча.

«Какого?! Его же невозможно взять никому, кроме меня. Детишкам кел-доров точно бы не удалось, значит остаются…»

— Вот сука! Верните мой меч, ворюги!

Ох, зря я это сказал. Забухтевших при первых признаках угрозы Джав словно парализовало. Примерно на полминутки. А потом один из них неуверенно так, с намеком, переспросил:

— Т’цука?

Он оглянулся на остальных в трансе закачавшихся джав и уже более уверенно повторил.

— Т’цука!

— Т’цука!!

— Т’цука!!!

Ой-ой, помогите. Верещащие утырки обступили со всех сторон, молотя меня по коленям своими палками-копалками, ну или первым, что под руку попалось.

— Т’цука! Т’цука! Т’цука!

Так, все, надо срочно валить. Быть задушенным возбужденными джавами в темном сарае — позорнее смерти не придумать. Разве что быть утопленным в выделениях родианца, но это уже за гранью добра и зла. Не дамся!

Подавив приступ паники и приготовившись применить Силу, я чуть опустил руки, когда галдеж прекратился сам собой. Нет, вру. Это один из джав, наверно тот самый, кто при первом пробуждении орал мне «Мату», пинками и затрещинами навел среди подчиненных некое подобие порядка. После чего, когда вокруг меня образовалось свободное пространство, вышел вперел и требовательно протянул руку. Раскрытой ладошкой вверх.

— Т’цука!

Ясное дело, я отрицательно покачал головой, в душе не… разбирая, чего от меня хотят. За что был, ожидаемо, вознагражден новым зарядом тока. В живот. На сей раз синто-кожа под туникой погасила разряд, видимо уровень был выставлен куда ниже прошлого.

И снова раскрытая ладонь перед лицом.

— Т’цука!

— Э? Так, ладно…

Договорить мне не дали. Какой-то протяжный звук снаружи заставил джав прийти в крайнее возбуждение и всей толпой ломануться на выход. Командир, как я решил его называть, приглашающе махнул шокером и ломанулся следом за остальными.

Еще раз ощупал себя на предмет пропаж. Ну да, конечно. Помимо меча, сперли еще комлинк и пояс, одежду не тронули. И то, думаю, только потому, что высокотехнологичная форма СИС повторяет очертания тела и почти не видна под джедайскими одеяниями. Шлем тоже оставили, чтобы не задохнулся. С другой стороны, имей джавы в наличии подходящую кислородную маску, и его бы не досчитался.

Стараясь не закипеть от злости и твердя про себя мантру-кодекс, я выглянул за дверь, прищурившись от резанувших по глазам солнечных лучей.

Джавы бестолково суетились между криво сложенными хижинами из хлама, держащимися на соплях и честном слове. Какое-то поселение или временная стоянка? Скорее первое. Мусора тут не меньше, чем в сарае, куда меня запихали. За пару недель такое «богатство» точно не скопишь.

Подняв голову и вглядевшись в небо, я понемногу стал понимать, в какую клоаку попал. Н-да, впору за голову хвататься.

На Дорине имеется немало мест, не рекомендованных к посещению разумными ввиду высокого уровня угрозы для жизни. В частности, в полутора сотнях километрах к западу от Дор’Шана располагалось одно такое, именуемое Гиблой падью. Большая область с пониженным рельефом, испещренная горными цепями и глубокими разломами в земной коре. Помимо экстремально высоких температур, Гиблая падь могла похвастаться высоким уровнем токсичности, вызванным гигантскими свалками промышленных отходов. Именно по возвышающимся над головой шапкам последних я понял, где нахожусь.

«Вот только, каким образом бажек’х меня сюда приволокли и, что куда важнее, где мой меч??»

Я грозно уставился на Командира, нетерпеливо прыгающего рядом с одной из палаток и призывными жестами приглашающего следовать за собой. Ох, мелочь, лучше бы тебе вести меня прямиком к мечу! Иначе за себя не ручаюсь.

Командир побежал впереди, бесцеремонно расталкивая бубнящих соплеменников и ведя меня узкой тропкой между кучами мусора куда-то за пределы стоянки. Очень хотелось огреть его по макушке и силой выпытать нужную информацию. Но что-то внутри останавливало.

От джав не исходило особой угрозы. В ментаполе от них возникало ощущение деловитого муравейника, подчиненного заложенной программе. При том, каждый джава в нем — отдельная личность, в этом сомнений тоже не возникало. Свой окрас чувств у каждого дополнялся индивидуальной формой ауры. Интересно. Еще бы понимать, что они там тараторят, стало бы куда проще.

Эх, как же Фрисби не хватает! Он, конечно, не протокольный дроид, но кое-какие языковые базы с торговым уклоном по моей просьбе скачал. Если не перевести, то хотя бы понять общий смысл сказанного точно смог бы.

Вот только Фрисби рядом нет. Надеюсь, ему удалось улизнуть от бажек’х. Потерять еще и его было бы чересчур…

— Джове!

«Эм, мне послышалось?»

— Фрисби? Да ладно! — моей радости не было предела, когда из-за одной из мусорных гор показался летящий во весь опор дроид — Выбрался все-таки, молодчина! Как ты меня нашел?

— По сигналу комлинка.

Довольный дроид уселся мне на плечо и, как кошка, потерся о шлем. В свою очередь я погладил его по ободу тарелки и, прежде чем тот успел еще что-то сказать, быстро спросил:

— Ты не знаешь, куда делся мой меч?

— А?

— Его украли, — скрипнув зубами, признался я. — Точно не знаю кто, но подозреваю, что эти помойные крысы.

— Джавы? Однозначно они, больше некому, — подтвердил Фрисби. — Когда бажек’х грузили тебя на спидер, меч еще был при тебе. Одному мальчишке он чуть руку не поджарил, повторять бы не стали. А джавы и не на такое способны. Эх, плохо. Свалка большая, меч долго искать придется.

— А ты не можешь помочь? — с надеждой спросил я намекая на их общее происхождение из комплекса Гри. Дроид отрицательно мигнул красными огоньками. Проклятье! И я сам только отзвук кайбер-кристалла слышу, но откуда? Сила в Гиблой пади как сквозь водную пленку ощущается, чувствительность почти вдвое снижена. Самое место, чтобы меч посеять. Браво.

— Джове. Твой мастер просил передать…

— Не продолжай. Мыло и веревка у меня уже подготовлены.

— Вообще-то, он просто велел выслать координаты, где тебя можно забрать, после того, как вернешь меч.

— Что?

— Да. Еще добавил, что это будет хороший урок, и тебе полезно поучиться ответственности.

Из меня словно выпустили весь воздух.

— Класс, — я с подозрением покосился на дроида. — Нет, понятно, что за чужаками следят, и ему доложили в тот же момент, как я влез в драку. Но откуда он про меч узнал?

— Говорит, что не знал, пока ты сам не сказал.

— …?

— Он сейчас все слышит через меня. Связь через спутник.

Я выпучил глаза на дроида и панически замахал руками, жестами приказая срочно отключиться.

— Связь прервана, — чуть подумав, сказал Фрисби. — Что у тебя с лицом? Ты расстроен? Почему?

Застонав, я обреченно ткнулся лбом в его корпус. Нет, все правильно, сам во всем виноват. Мы и прежде нередко поддерживали с мастером связь с помощью Фрисби, когда не хватало дальности стандартных комликов. А я слишком мало внимания уделял обучению личности ИР. Откуда ему было знать, как он меня сейчас капитально подставил? Нет, решено. Как вернусь, вплотную займусь воспитанием Фрисби. Не дело, чтобы друг так косячил.

Д-з-з.

— Да чтоб тебя! — я выругался и отпрыгнул от Командира, окончательнопотерявшего терпение и снова воспользовавшегося своей шоковой палкой. — Фрисби, хоть ты объясни, какого харша этому Чакотиле надо?

— Тунк, тунк, ашуна бопум кова. Джа’бо’да уванна уко кииза? Намия мао т’цука, бам’лу.**

Фрисби ненадолго завис, переваривая тараторящую речь джавы.

— Насколько я понял, предлагает обмен. Твое оружие на яйцо.

— Чего?

— Требует идти за ним.

Я угрожающе навис над нетерпеливо приплясывающим на месте Командиром.

— А рожа у него не треснет? Может, по старинке договоримся, под пытками?

— Бесполезно. Если джавы что-то присвоили, то вернуть могут только за равноценный обмен. А без их помощи мы твой меч в этой свалке год искать будем.

— Писец котенку, — констатировал я себе под нос. — Теперь мастер точно меня убьет. Ладно, куда он там нас тащит? Пошли.

Совершенно незабываемая прогулка по свалке продлилась целый час. За это время я успел трижды получить по кумполу сваливающимися сверху кусками мусора. Раз пять увязнуть в каких-то лужах с тягучей мазутной дрянью, вопреки всем опасениям не сумевшей проесть сапоги. И наслать семь проклятий на все племя джав до энного колена. Командир даже заслушался, явно мотая на ус и с радостью пополняя матерный запас. На интере джавы не говорят, зато прекрасно его понимают. Когда им это выгодно.

Наконец, вышли на открытую местность, откуда открывался вид на невысокие горы у горизонта и гладкую бледно-серую равнину вокруг.

— Чикуа т’цука***, — Командир указал на стремительные росчерки в небе. Я проследил взглядом в указанном направлении и удивленно вскинул брови. Ух ты. Разве могут птицы такого размера летать в гравитации Дорина? Если бы не увидел своими глазами, ни за что бы ни поверил. Вот уж точно, в новом мире что ни день, то новое открытие. И у этих монстров мне нужно отобрать яйца?

«Угу. Как бы со своими на расстаться».

Если присмотреться, то птицы очертаниями походят на птеродактилей. Размах крыльев, пропорции тела, костевой каркас. Разве что крылья более плотные, будто не кожистые, а как из кости. И морды другой формы, без клювов, но с пастями, полными крупных зубов, предназначенными для разрывания пищи. Несомненно, хищники, вот только чем они питаются, если в дикой природе Дорина животных почти не встречается? А те, что есть, либо слишком мелкие для таких громадин, либо живут под землей, где их не достать… оп-па. Понятно.

Одна из птиц вошла в пике и, взметнув в воздух клубы песка и пыли, нырнула прямо в землю. Серьезно, как в воду вошла, я аж оторопел! Что это за звери такие, которые и летают, и камень грызть могут, как не в себя?

Между тем, недалеко от места падения вновь вздыбился песчаный взрыв. Раздался противный писк и треск хитина, разгрызаемого мощными челюстями. Мелькнули агонически дергающие лапы гигантской подземной сколопендры. Еще минута, и от нее не осталось даже воспоминания. Сытый птиц встряхнулся и грузно взлетел, взяв курс против солнца в сторону гор.

— Т’цука, — стоял на своем джава. — киминаи кииза джа’бо’да.****

— Надо ускориться, чтобы успеть до темноты, — я обреченно переглянулся с Фрисби и бегом направился вслед за улетевшей птицей. — Надеюсь, оно того стоит.

Пока наматывал километры по выжженному песку, старательно обходя все трещины в земле и места, где ментощупы замечали присутствие подземных агрессивных хищников, впервые с момента пробуждения выдалось спокойное время подумать. И, заодно, тщательно разложить произошедшее по полочкам.

Странностей в моем нынешнем положении хватало. Сперва, сами бажек’х. По какой причине детишки кел-доров настолько заморочились, решив отвезти меня на спидере в такую даль от столицы? Просто из желания унизить чужака? Так для этого не нужно было делать таких телодвижений. Достаточно было, скажем, раздеть меня догола и выкинуть у порога какой-нибудь новостной редакции в центральных районах столицы. Уже к вечеру заголовки в сети пестрели бы сообщениями об инопланетянах-эксгибиционистах, атакующих мирное население. Вовек бы не отмылся.

Кстати, хорошо, что они так не сделали. По спине пробежал озноб, когда я представил последствия подобной выходки. О бизнесе после можно было забыть. Вообще о любом. И не важно, что в ситуации были бы повинны другие. Ни один кел-дор не стал бы иметь со мной дело после такого позора. Не считая мастера Нак Зиила, у которого особого выбора нет.

А если бы бажек’х решили не унизить, а убить? Ксенофобные настроения взрослых зачастую сильно отражаются на детях. Причем, если родители еще могут внять голосу разума, то мелкие звереныши жалости вообще не знают. Я сейчас имею ввиду только мальчишек. Женская часть населения кел-доров всех возрастов успешно держит марку, строя из себя снежных королев. Но тоже мало приятного, когда на тебя смотрят свысока, как на ошибку природы.

Так, о чем я? Способов испортить мне жизнь можно придумать немало. Была бы развитая фантазия и достаточно свободного времени. Остальное дело техники. Однако бажек’х выбрали наиболее спорный способ, попросту «удалив инородную ткань» из города, закинув в весьма опасное место для жизни. Поправка — опасное для неодаренных. Владея чувствительностью к Силе, можно без особых проблем избежать нападения и на своих двоих за неделю добраться до цивилизации. Да, возникла бы серьезная проблема с водой и едой, но и она частично решаема. На свалке вполне можно найти пригодные для пары использований водные фильтры. А от недели голодания еще никто не умирал.

Исходя из вышеперечисленного, вывод можно сделать противоречивый: меня целенаправленно отвезли именно в это место. И сделали так, чтобы меня нашли те же джавы, дав возможность выжить. Зачем? Кто приказал бажек’х так поступить? Ответов не было, а строить догадки сил нет.

К слову, о джавах. Мелкие шкодники явно что-то хотели от меня, еще до того, как я своей болтовней подал им идею получше. Иначе зачем настолько рисковали, изымая строптивый меч Гри с риском для своей жизни? Небось не одна тушка поджарилась, пока не придумали способ снять его без вреда для себя. Это совсем не в стиле джав. Почуяв опасность, они должны были просто бросить меня на произвол судьбы. Или, может, оружие Гри им вовсе навредить не может? Не знаю. Слишком мало данных. Зато одно известно точно — джавам нужна моя помощь, и ради нее они готовы применить любые методы убеждения.

«Странная картина в совокупности получается. Возникает ощущение, будто меня испытывают».

Я остановился и, внимательно вслушиваясь в Силу, посмотрел в сторону горизонта под близящимся к закату тусклым солнечным диском Потерянного. Губы тронула легкая улыбка.

«Что ж, отлично. Еще один повод выложиться на полную. Вперед».

***

Когда падаван вновь сорвался с места, удвоив темп, Нак Зиил с удовлетворением убрал макробинокль и прислонился к теплому боку гравибайка. Джове быстро прогрессирует, но не настолько, как хотелось бы. Нак Зиилу случалось обучать и более искушенных в Силе детей. Из-под его руки вышли трое рыцарей-джедаев, двое из которых уже вплотную приблизились к рангу мастера. В сравнении с ними, обучение Джове проходит несколько медленнее, зато перспективы куда больше.

Мальчик буквально глотает знания, умудряясь выдерживать нагрузку, которая не всякому взрослому по плечу. Обессиленный после тренировок, он успевает и учебный материал с голокронов освоить, и своим личным делам время уделить. Весьма похвальное рвение и выдержка. Означает ли это, что он готов к переходу на следующий этап обучения? Сегодняшнее Испытание покажет.

«А пока буду наблюдать».

Нак Зиил сел на гравибайк и неспешно полетел параллельно маршруту падавана, направляющегося к горам в поисках очередных проблем на свою голову. Но вмешиваться нельзя, разве что в самом крайнем случае.

От того как Джове справится, зависит не только исход Испытания. Сейчас началась проверка способности падавана на практике применить полученные знания. Первое самостоятельное задание в череде многих, призванное выковать из отдельных деталей целый меч.

(перев., джавский)

— Подъем! Подъем!*

— Быстрее, быстрее, пошли к горам. Джедаю нужно его оружие? Тогда мы требуем яйцо, сделка.**

— Их яйцо.***

— Взамен на оружие джедая.****

Глава 8. «Птичий гамбит»

— Фрисби, докладывай.

— Множественные цели по курсу, сэр! — прилетевший с разведки дроид с радостью подхватил игру в боевой отряд на секретном задании. Подумав, я решил воплощать в жизнь свои планы по совершенствованию его ИР не дожидаясь возвращения домой. А как лучше всего обучать детей? Правильно, через игру. Заодно потренируемся с тактическим взаимодействием на местности. Печальный опыт с бажек’х показал, что команда из нас никакая, только мешаем друг другу.

По целям Фрисби правильно сказал. Птицы, названные мною, для краткости, «птерами», гнездились на скальном выступе на склоне одной из гор. Треск и щелканье стояли невыносимые. Компенсируя отсутствие гвалта, птеры постоянно разевали и с жутким звуком схлопывали челюсти, поневоле нагоняя ужас на окружающих. То-то никакой живности в округе не водится. Все разбежались или скрылись под землей.

— Обойти никак не выйдет?

— Есть только узкая тропинка, ведущая к расщелине в основании скалы под гнездами. Рядом много крупных глыб, укрыться от атак с воздуха будет просто.

— Уже неплохо. Наверх, я так понимаю, без снаряжения не забраться?

— Если ты не научился прыгать на высоту в двести с лишним метров, то нет.

— Хм.

Придется покумекать, как раздобыть джавский приз и при этом остаться в живых. Каменная насыпь, где я скрылся, позволяла оставаться незамеченным от внимания птеров, можно особо не торопиться и тщательно взвесить все варианты.

Пока наблюдал за подступами к гнездовью, выяснилось, почему прежде не видел ни одного из этих монстров вблизи от своего дома, также расположенного на краю горного утеса. Просто им нужны особые условия для жизни, которые нигде кроме как в здешних горах не найти. На моих глазах большой кряжистый птер с обломанным спинным гребнем опустился на подножье горы и начал в буквальном смысле грызть камень. Мощные челюсти дробили породу, как сахарный песок, только каменная крошка летела. Еще немного, и добытчик вытащил какой-то черный самородок, жадно зачавкав пойманной добычей. О, да это не минерал вовсе, а жук какой-то. Вон как слизь из пасти птера брызнула, все камни забрызгала. Еще и ядовитая. Где капли упали, в воздух взвились щипящие струйки пара. А вот дальше началась самая настоящая мистика.

— Ого, — я пораженно наблюдал, как прямо на глаза гребень птера начал плавиться, буквально за какой-то десяток минут полностью восстановив форму и размер. Вот это регенерация! Да этим зверушкам цены нет, если разобраться в механизме, приводящем к такому результату. Интересно, кел-доры уже проводили исследования на них? Сомневаюсь, что столь ценный стратегический ресурс мог остаться без пристального внимания военных. Пожалуй, если и проводили, то без особых успехов. Иначе бы галактические просторы давно бороздили суда с самовосстанавливающейся обшивкой под флагом кел-дорской Империи. И не факт, что Республика смогла бы им что-нибудь противопоставить.

Излечившийся птер с призывным рыком взлетел, не сходя с места, оттолкнувшись крыльями и лапами. Ему навстречу тут же метнулись птеры помельче, затеяв в воздухе целую битву не на жизнь, а на смерть. Идеальный момент, чтобы проскользнуть незамеченным.

— Фрисби, далеко не отлетай и приглядывай за гнездовьем. Если заметят, сразу дай знать.

Рывок задает необходимое ускорение. Оттолкнуться, прыгнуть. Вспышка, и сразу вперед напрямик, почти не касаясь камней. Мне не нужны лишние звуки, и без того не ясно, насколько у птеров развито зрение и обоняние.

Головы птеров направлены высоко вверх, на жаркую схватку между молодыми самцами и вожаком стаи. Новую цель пока не заметили, но это еще ни о чем не говорит. Еще быстрее.

Правая ступня случайно задевает каменную горку, с гулким треском рассыпавшуюся по камням. Предательское эхо полетело вверх, и несколько голов птеров поворачиваются в мою сторону. Проклятье.

— Джове!

Вижу. Сразу три монстра снялись с насиженных мест и спикировали вниз, к добыче. Остальные даже не шелохнулись, с интересом наблюдают, сволочи. Осталось еще немного.

Ш-шух.

Над головой проносятся скрюченные когти, в фильтры шлема проникает горячий воздух. Рывок вправо, вперед. Прыжок Силы, еще Рывок вперед. Трещина в камнях — проход в узкую расщелину, в которую успеваю втиснуться в последний момент. Внутри просторнее, карстовые полости достаточного размера, чтобы стоять во весь рост.

Просвет выхода закрывается, разъяренный рев оглушает. Хищник не желает просто так отпускать добычу.

Концентрация. Усиленный Толчок Силы с обеих рук, узконаправленный, в надежде избежать камнепада. Повезло. Верещащего птера сносит ударной волной, отвлекая внимание остальных птиц. Вполне достаточно, чтобы нырнуть глубже в расщелину и скрыться из виду за поворотом.

«Джове, ты как?» — раздался напуганный голос Фрисби в динамиках шлема. Я выдохнул, сжавшись под каменным козырьком и слыша, как наверху щелкает взбудораженная стая птеров. Где-то крошится камень, но слишком далеко и чересчур медленно. Можно трижды сменить позицию при нужде и окончательно уйти от преследования.

Видимо, это поняли и птеры. Треск камня быстро стих, и вскоре вновь только эхо щелканья челюстей разносилось по горам. Тогда же в щель входа просочился Фрисби, изрядно перепугавшийся за нас обоих. На беднягу устроили охоту сразу два птера, и, если бы не мелкие размеры и возможность развивать высокую скорость, одним другом у меня стало бы меньше.

— Прорвались, — сказал я ему чуть погодя, совладав с дыханием.

— Угу, — немного рассеянно отозвался Фрисби. — Джове?

— А?

— Кажется, они намного опаснее, чем выглядят.

Шутит, уже прогресс. Значит, быстро придет в себя, хотя чего удивляться. Все нервы в электронных мозгах. А вот меня до сих пор потряхивает, и коленки дрожат. Адреналина хлебнул будь здоров, но, ситх подери, как же круто!

— Думаю, до темноты дергаться смысла нет. Если мозги у птеров не куриные, то будут караулить у входа, пока не отвлекутся на более насущные дела, — и, оглядевшись, добавил. — Но и тут рассиживаться не стоит. Подземные жуки тоже могут плотоядными оказаться.

— Тогда куда двинемся?

Я задрал голову и посмотрел на узкую полосу света, где виднелось постепенно темнеющее закатное небо.

— Наверх.

Очень скоро выяснилось, что скалолаз из меня еще хуже, чем механик. Примерно на десятом метре подъема в голову стукнулась первая мысль, что забираться на одном энтузиазме без малейшей страховки — верх тупости. Еще через пятьдесят начали дрожать руки. А на восьмидесяти метрах я тупо замер на месте, упершись конечностями в противоположную стену и шумно дыша, более не в силах сдвинуться с места.

Еще одна иллюзия, теперь уже о выносливости, подернулась дымкой забвения и растворилась в небытие. Вот тебе и усердные тренировки. Что с того, если костоломку начал проходить уже чуть ли не с закрытыми глазами? Думал, достижение. Стал еще на шаг ближе к становлению настоящим джедаем. В теории. А на практике, когда дело дошло до монотонной и нудной работы на износ, все силы куда-то исчезли. И не важно, что я не тренировался прежде подъемами на такую высоту! Хорошо тренированное тело должно уметь преодолевать любые трудности, не важно, насколько велика усталость.

Конечно, можно еще сослаться на возраст, но это тоже не оправдание. Джедая не должны останавливать такие мелочи. То, на что способен мастер Нак Зиил, могу и я.

«Нет хаоса — есть гармония».

Прислушавшись к внутреннему голосу с поучающими нотками мастера, я погрузился в состояние быстрой медитации и понемногу заставил утихнуть бешено стучащее сердце в груди. Затем унял боль в судорожно стиснувших каменные выступы пальцах. И снова посмотрел наверх.

«Спокойно. Это просто очередная тренировка на выносливость. Осталась всего лишь половина пути. И мне по плечу ее преодолеть. Ухватиться. Подтянуться. Ухватиться. Упереться левой ногой в уступ. Теперь вес на правую. Подтянуться. Хорошо. Ничего сложного, я смогу».

Подъем продолжился. Фрисби по моей просьбе молчал, но постоянно находился рядом. Отчасти именно его молчаливая поддержка помогла мне не сломаться и преодолеть оставшиеся метры, когда сил уже не оставалось несмотря ни ка какие мысленные увещевания.

Со стоном перекинув тело через край, я привалился к выпирающему из скалы булыжнику внушительных размеров и бездумно уставился в темное ночное небо без единой звезды.

Уф. Хорошо. Тихо. И спать хочется. Очень, очень…

— Джове. Ты как?

Осторожный вопрос Фрисби донесся, как через пуховую перину. Найдя мутным взглядом сочувственно моргающего оптическими элементами дроида, с трудом разлепил слипшиеся и пересохшие губы:

— Щас ласты склею.

— Что?

— Устал, говорю. Обожди с вопросами, дай отдышаться.

На то, чтобы привести себя в порядок ушло по меньшей мере около получаса. Ночь уже окончательно вступила в свои права, погрузив горный склон в беспроглядный мрак. К счастью, нам с Фрисби это неудобств не доставило. В настройках моего шлема имелся ночной режим, подсвечивающий местность зеленым светом и позволяющим прекрасно ориентироваться в пространстве. А Фрисби и без того мог видеть практически во всех оптических диапазонах, вовсю пользуясь преимуществом конструкции дроида-диверсанта.

— Слышишь что-нибудь? — спросил я, когда перестала мерещиться запотевшая баклажка с холодной питьевой водой. Дроид чуть наклонил корпус, прислушиваясь.

— Нет.

— И я ничего. Ни щелчков, ни треска. Наверное, птеры уснули.

— Могу слетать проверить.

— Нет уж, держись рядом. Прикрывай меня со спины и поглядывай по сторонам. Не хватало мне еще сюрпризов на такой высоте. Ух, е!

Не рассчитав, слишком далеко высунул нос из-за камня и посмотрел вниз, ощущая, как резко засосало под ложечкой. Вот это уже реально высоко. Когда тренировался с мастером гасить падение при прыжках с большой высоты, то взбирался на специальную вышку высотой всего в пятнадцать метров. А тут за двести выходит! Уклон настолько крутой, что одно неверное движение, и вниз полетит изломанная кукла, а не человек. Единственные относительно горизонтальные уступы заняты гнездами птеров, на предельном для Телекинеза расстоянии.

Зато, кажется, все без охраны. Среди раздробленной каменной крошки видны только чуть вытянутые яйца в чешуе, прикрытые кусками панцирного хитина бывших жертв. И ни одного стерегущего птера. На охоту они всем скопом отправились что-ли? Странно, я думал это дневные животные, но так даже лучше.

Для начала решив проверить Телекинез, вытянул правую руку в направлении гнезда и сосредоточился. Минута, две. Нет, бесполезно, слишком далеко. То ли опыта не хватает, то ли Гиблая падь так действует. Течение Силы все еще ощущалось довольно странно, но уже не приглушенно, как на свалке джав. Пожалуй, я бы смог со временем дотянуться, но чего нет, того нет. Неизвестно, насколько давно и надолго улетели птеры. Понадеяться на технику Телекинеза, продолжив попытки? Или допрыгнуть до гнезд, забрать яйцо и Прыжком Силы вернуться обратно в расщелину? Оба варианта слишком рисковые, а третий я даже не рассматривал: допрыгнуть, схватить яйцо и сигануть со скалы, снова Силой погасив падение в конце. Ну нет, я не настолько отмороженный.

Вообще, у джедаев в наличии три способа приземления при падении с больших высот. Первый, наиболее распространенный и доступный всем адептам рангом до юнлинга включительно, заключается в гашении ускорения с помощью рассеянного Толчка Силы. Направленный по вектору падения, он действует в качестве своеобразного стопора, позволяя снизить скорость падения до минимальной и перейти в перекат при приземлении. Однако то, что первый способ наиболее распространен, не значит, что его просто освоить. Физические законы никто не отменял, и дабы не смяться в лепешку от резкой остановки, нужно за несколько секунд до Толчка Силы создать перед собой полусферу Щитового Барьера, действующего в роли демпфера и гасителя инерции. Итого две последовательные техники, от качества и уровня исполнения которых зависит высота, с которой джедай может без последствий спрыгнуть.

Второй способ проще и одновременно сложнее, заключается в постепенном снижении ускорения падения непрерывным воздействием на гравитацию. Это не полет, хотя некоторые недоучки, по словам Нак Зиила, так его и называют. Мастер предпочитает более точно отражающее суть Парение. С его помощью джедай рангом или потенциалом не ниже рыцарского может плавно замедлить свое падение и плавно опуститься на землю.

И, наконец, последний способ, разделенный на базовую и боевую техники. Обе по силам только мастерам или очень талантливым джедаям, так как наиболее сложны в освоении и требуют поддержания не менее трех техник.

Базовый вариант использует комбинацию Парения, Рывка и сферического Щитового Барьера. Используя его, джедай может в любой момент падения произвольно перенаправить вектор ускорения и, к примеру, совершить двойной прыжок. А то и вовсе каскад, фактически отталкиваясь от воздуха, на что были способны единицы джедаев за всю историю Ордена.

Боевой вариант называется Циклонной Волной и задействует аж четыре (!) техники для высвобождения кинетической энергии удара в момент соприкосновения с землей. В связке применяются Парение и сферический Щитовой Барьер, а непосредственно после приземления Вспышка и Телекинетический Взрыв. Очень редкая, крайне сложная в освоении техника, требующая такого уровня контроля, который мне пока и не снился. Да, о чем тут говорить, если я первый способ освоил со скрипом, перед этим пару раз конкретно расшибив себе нос. Хорошо еще в процессе боязни высоты не заработал. Хотя небольшой мандраж все равно присутствует.

Итак, что же выбрать: долгий, но более безопасный вариант, либо быстрый, но сопряженный с риском свернуть шею? Задачка.

— Фрисби, как считаешь?

— Чего считаю?

— Прости, это был риторический вопрос. Я же не трус, верно?

— Конечно, нет!

— Вот и я так считаю. К тому же, мастер вечно твердит, что нельзя страху давать завладеть собой. Вот и не буду.

— Эй, ты чего задумал?

— Увидишь, цепляйся на бедро. Вокруг все тихо?

— Мои датчики никого не фиксируют.

И в Силе тишина. Поисковый ментощуп на максимальной длине тоже показывал штиль, так что я больше не раздумывал.

— Тогда от винта!

— Джове, ты что?..

Поздно. Я уже оттолкнулся от глыбы и летел вниз, одновременно радуясь и жалея, что из-за шлема не слышно свиста ветра в ушах. А площадка гнездовья все ближе, ближе… сейчас.

Щитовой Барьер, Толчок силы. Перекат, упор… Фух!

Я замер на самом краю уступа, понимая, что еще бы считанные сантиметры, и лететь мне вниз гордой птицей со сломанными крыльями. Нет, отныне зарекаюсь на такие авантюры до самого конца обучения! А Командиру самолично по шарам настучу, когда вернусь. Будут ему яйца, только всмятку.

Щелк, щелк.

— Джове… смотри.

«Поправка. Если вернусь».

На склоне скалы над нами одна за другой начали загораться пары горящих алчным желтым светом точек. Щелчки раздавались все громче, пока камни вдруг стали плыть и менять очертания. Нет, это не камни. Птеры расправляли крылья, которыми укрывались во сне, полностью сливаясь со скалой. И одновременно поисковый ментощуп коснулся первых эмоций очнувшихся от глубокого сна существ. Удивление. Холод. Настороженность. Любопытство. А следом забивающие все остальное злость, раздражение, голод.

— Попадос. Фрисби, без разговоров, тихой сапой сползай в гнездо и прячься под хитином жуков. Живо, — в критической ситуации мозг заработал на полную, а в кровь выплеснулась ударная доза адреналина. — Как только они погонятся за мной, схватишь яйцо и спрячешься в ущелье. Встретимся на стоянке джав.

— А как же ты?

— Я… полетаю.

***

Нак Зиил встряхнулся и судорожным движением дернул стартер гравибайка. Глупый мальчишка все же разбудил их! Теперь счет времени идет на минуты, если не на секунды.

Уже не заботясь о скрытности, кел-дор снял Пелену Силы — упрощенного варианта маскировочного щита легендарных джедаев-дозорных — включил дальний свет и до упора выкрутил ручку газа. Взревев соплами ускорителей, гравибайк рванул вперед, неся на себе мастера-джедая, спешащего на выручку своему непутевому падавану.

***

Свободный полет. Двести метров. Сто восемьдесят. Высотные отметки на экране шлема неумолимо ползут вниз. Сто сорок.

Рев справа. И хищное прищелкивание за спиной. Страх? А нет его. Был, да весь вышел. Остался только восторг полета и ощущение безграничной свободы.

Вспышка. Извернувшись в воздухе, я долбанул спаренным Толчком Силы по уже раскрывшему пасть птеру справа. Обиженный рев, горящий ненавистью взгляд. Минус один.

Щелк, щелк. Сзади.

Силовой Вихрь мне еще не давался, но тут словно второе дыхание открылось. Заверещавших птеров раскидало закрутившейся воздушной воронкой, а между тем высотная отметка на шлеме показала пятьдесят метров. Остались считанные мгновения до соприкосновения с землей, но в состоянии Вспышки время течет немного иначе.

Поворот в воздухе, мягко подправляю вектор падения Силой, выбирая более-менее свободное от острых камней место.

Щитовой Барьер, Толчок силы. Перекат… дважды. Немного не рассчитал. Но даже так, твердая поверхность под ногами! Губы раздвинула широкая и совершенно неконтролируемая улыбка.

«Я смог! Не разбился!»

Состояние эйфории от моего первого затяжного прыжка прервал колеблющйися рев перегруженного форсажем движка. Автоматические фильтры шлема слегка запоздали, не успев перестроить матрицу затемнения и ослепив меня ярким светом фар.

— Джове, залезай!

— Мастер? — я ошалело хлопал глазами, сбитый с толку не столько внезапным появлением Нак Зиила, сколько его совершенно четкими накатившими в ментаполе облегчением, от того, что я не разбился и… страхом? Нет. Скорее ожиданием большой беды.

— Быстрее, дурак, они возвращаются!

Уже сидя за спиной мастера и вцепившись в его плечи, я услышал набившее оскомину щелканье над головой. Два, три. Всего-то?

— Мастер, не нужно так гнать, мы с ними справимся!

В свою оправдание скажу, что в тот момент соображал не совсем трезво. Головокружительный полет с горы оказал слишком сильный эффект. Мне хотелось совершать безумства и грудью переть на любого врага, посмевшего не вовремя показать зубы.

Мастер Нак Зиил такими терзаниями не страдал. А потому просто выдал забористую матерную терраду на хаттском. Я прикусил язык и на время забыл, как дышать. Прямо скажем, не ожидал. Причем не так тряхнуло от словесной оплеухи, как от той, которую получил в ментальном плане. Силен мастер! Мозги сразу на место встали, и я уже с бо́льшей опаской оглянулся назад. Желтые огоньки в небе и не думали отдаляться. Правда, их стало намного меньше, основная стая отстала. А вот две пары неумолимо приближались к нам, хотя движок гравибайка ревел на предельных оборотах.

— Пуду, не успеем! — ругнулся Нак Зиил, резко входя в торможение и создавая мощный Щитовой Барьер, чтобы нас не снесло с сиденья. — Слезай и укройся за байком.

— Но…

Нак Зиил так зыркнул на меня, что спорить сразу расхотелось. Но, увидев, как я сжался, вдруг ободряюще похлопал по плечу и сказал:

— Это не твоя битва, к такому ты еще не готов.

— А как же вы?

Вместо ответа Нак Зиил активировал меч и пошел навстречу птерам, уже успевшим приземлиться и медленно ползущим в нашу сторону. Твари знали, что на открытой равнине добыча никуда не денется, и специально растягивали удовольствие. Света меча недоставало, чтобы видеть их невооруженным глазом, но в ночном режиме шлема сцена приобретала куда более жуткий констраст.

Не дойдя до птеров около полусотни метров, Нак Зиил перешел в атаку и буквально размылся в воздухе. Одновременно с этим ночная мгла осветилась огненными вспышками. Раскрыв рот, я смотрел, как крылья втягиваются в туловища птеров, а сами они ловко уклоняются от голубых росчерков меча и ответно атакуют лапами с острыми загнутыми когтями.

Великая Сила, что это вообще за твари такие? Это же за все рамки выходит, простые животные не способны на такие трансформации!

Но мастер держится. И не просто, а постепенно берет верх! Я попробовал применить Вспышку, но даже на ускоренном восприятии не мог поспеть за движениями голубого клинка, бывшего будто сразу везде. Удары сыпались один за другим, чередуясь с боевыми Силовыми техниками и вспышками отраженных защитными барьерами атак.

Объективно схватка длилась совсем недолго, но птеры не выдержали первыми. Дружно отскочив от оказавшейся им не по зубам добычи, они скрылись в темноте. Еще через миг раздались хлопки развернувшихся крыльев и постепенно затихающие щелчки. Победа.

— Мастер!

— Жив я, успокойся, — ворчливо отозвался Нак Зиил, едва не сбитый мною с ног. Меч он уже погасил и выглядел, как будто прошел через кофемолку. От плаща остались одни обрывки, джедайская роба на торсе в сплошных подпалинах. Сквозь некоторые видны свежие ожоги на коже, к счастью, несильные. Какой же силы те удары были, что смогли пробить щиты мастрера-джедая, входящего в Совет Ордена?

— Мастер, я не понимаю. Что это за звери такие…

— Они не животные, по крайне мене не в привычном тебе понимании.

— ?

— Полуразумный вид неизученной формы жизни, появились на Дорине еще до кел-доров. В переводе с нашего языка зовутся «горными химерами». Крайне опасны, но никогда не нападают на кел-доров первыми. Мы им не интересны, другие расы тоже. Но если почувствуют угрозу гнезду… — мастер выдержал паузу, смерив меня взглядом, от которого захотелось провалиться сквозь землю. — Яйцо хоть достал?

— А?

Честно, я уже устал поражаться, откуда он все узнает. Кажется, в один день проснусь, а он окажется рядом и участливо так спросит: «Скучаешь по дому? Я имею ввиду по твоему настоящему дому, Иван…». Тьфу-тьфу через левое плечо. Ладно хоть за сохранность тайны ментодара можно не переживать, проверено на опыте еще со времен Храма. Мастер, как и другие джедаи, просто не видят мои ментощупы, ни в Силе, ни иным образом. И это прекрасно! Хоть какой-то туз в рукаве иметь, на крайний случай.

— Фрисби должен отнести яйцо к стоянке джав, если все пошло по плану.

— Ты оставил дроида в гнезде?

— Не стоило, да? — я сильно встревожился, внезапно осознав, с какими на самом деле монстрами остался Фрисби наедине. — Мастер, нам нужно вернуться…

«Нет», — я вовремя остановился, понимая, что как бы не привязался к Фрисби, но второй раз лезть к птерам — чистое самоубийство. Обнаружив пропажу яйца, они… даже не представляю, что сделают. Так-то и отсюда бы рвать когти пора, от греха подальше.

— Не переживай, — успокоил меня мастер, как всегда, видя меня насквозь. — Запахи химеры не различают, а памятью владеют короткой. Чем пользуются те же джавы, изредка подбивая наемников из чужаков совершать налеты на гнездовья. Было не трудно догадаться, что они попросят тебя сделать. Если твой дроид сумел украсть яйцо, то к утру химеры ничего не вспомнят.

— Мастер, — не удержался я от вопроса. — А вы изначально все это затеяли? С похищением, джавами?

— С бажек’х ты сам виноват. Кстати, в наказание за проигрыш в схватке назначаю еще месяц усиленных тренировок по тактике и рукопашной, — дождавшись моего удрученного кивка, Нак Зиил уселся на байк. — Я сам случайно поблизости оказался, а потом контролировал весь процесс издалека, через комлинк и позже через дроида. Нет, с ним я сам связался, не переживай. Мальчишки в бажек’х оказались вменяемые, просто разозлились, что ты влез на их территорию. Немного кредов, и они отвезли тебя туда, куда я сказал. У джав я кое-кого знаю и передал им просьбу, чтобы тебя поучили уму-разуму. Не зря, как видишь. Давай-ка начнем сначала…

Уже в пути, пока возвращались к стоянке джав, Мастер с удовольствием проехался по всем моим косякам, не преминув уделить особое внимание потере меча. За нее мне предстояло следующие полгода пользоваться тренировочным, так как «свой я явно не ценю». Но особое удовлетворение Нак Зиил получал в процессе забивания гвоздей в крышку гроба моей гордости — первого прыжка с высоты более двухсот метров. Не понимаю, как кел-дор мог что-то разглядеть со своего места, но выходит, что я и там умудрился налажать. Взял слишком высокий угол прыжка, не контролировал падение Силой и под конец вовсе чуть не разбился, слишком затянув с финальными техниками. Короче виноват со всех сторон, но, почему-то, слушая выговор, я испытывал спокойствие и умиротворенность.

Нак Зиил так и не сказал, что Испытание провалено. Значит, все еще впереди, и за чередой ужесточенных тренировок меня ждет светлое джедайское будущее. Единственная тревога осталась за судьбу Фрисби, но Сила подсказывает, что с ним все будет в порядке. Мы выжили. И вместе пройдем наш путь до конца.

Глава 9. «Сошествие во мрак»

1998 ДБЯ.

Терпеливым да воздастся! К началу третьего года обучения на Дорине мастер посчитал меня достаточно подготовленным, чтобы приступить к тренировкам по противостоянию Темной Стороне Силы. Причем решение принимал, учитывая не только уровень контроля и владения Силой, но и навыки владения светом мечом. Пока еще непонятно, как мне это поможет в месте, куда нам вдвоем предстоит отправиться, но факт остается фактом. Схватки с неведомым противником не миновать, и я испытывал здоровое возбуждение перед полетом на дальнюю сторону планеты. Будет любопытно проверить свои навыки в настоящем, а не тренировочном бою с мастером или дроидами-манекенами.

Я полностью освоил рыцарский уровень владения первой техникой Шии Чо, позволяющий на достойном уровне управляться со световым мечом. Со стороны может показаться, что прогресс минимальный, особенно при наличии основ, полученных в Храме, но это не так. Шии Чо — необходимый базис, от уровня освоения которого зависит потенциал изучения более продвинутых форм фехтования. Кроме того, эта техника помогает наработать рефлексы, позволяющие управляться со световым мечом без риска отчекрыжить свои собственные конечности. Слишком легкий в управлении из-за веса, сосредоточенного в рукояти, клинок словно живет своей жизнью, с помощью Силы, проходящей через кайбер-кристалл, диктуя свой особый рисунок боя. Поэтому одни джедаи предпочитают более агрессивные стили, тогда как другие не двигаются дальше освоения первой формы. Индивидуальные способности и характер точно также присущи мечу, как и его хозяину.

В сравнении с уровнем освоения Шии Чо юнлингов и падаванов, мой позволяет контролировать поле боя с шестью противниками одновременно. А, в перспективе, по достижению мастерского уровня их число можно увеличить вдвое, если не втрое. Все зависит от степени слияния с Силой, ведущей джедая во время боя. Мастер Нак Зиил способен в одиночку выстоять против роты солдат, вооруженных как бластерным, так и клинковым оружием, используя лишь одну первую технику. И это при том, что в сравнении с той же третьей формой Соресу, специально заточенной под защиту от всех видов атак, Шии Чо куда более прямолинейна и неуклюжа. Мастерский уровень контроля вкупе с воздействием Силы на себя (той же Вспышкой), способен в разы повысить шансы выживания на поле боя.

Однако главный недостаток Шии Чо в ее слабой способности противостоять одиночным противникам, вооруженным таким же световым мечом. Имея пространство для маневра, можно вполне найти бреши в защите, сведя на нет все усилия неожиданным финтом или внезапной сменой направления удара.

Поэтому полгода назад я приступил к плотным тренировкам по освоению второй формы, называемой Макаши. Заточенная под дуэльный вариант схваток, она предоставляет джедаю куда больше пространство для маневра. К тому же использует весьма элегантный стиль атак и парирования, превращая бой в красивое фехтование, где каждый удар — жалящий точный выпад, почти не оставляющий шанса на парирование. Притом самому джедаю при использовании Макаши уклоняться очень просто. Используя правильную постановку ног с одноручным хватом меча, можно уверенно скользить вокруг противника, постепенно изматывая его и буквально «прогрызая» защиту перед нанесением последнего решающего выпада.

Прогресс освоения второй формы шел гораздо быстрее, чем первой, благо к моменту ее изучения я уже достаточно окреп, чтобы поддерживать требуемый мастером темп. Плюс, мне очень понравился сам стиль Макаши, идеально соответствующий моим представлениям о взаимодействии с таким же элегантным и смертоносным оружием, как световой меч. Я бы с удовольствием отдался только ей, полностью сосредоточившись на тренировках до самого конца обучения на Дорине. Уверен, к возвращению в Храм я бы вполне смог достичь рыцарского уровня Макаши, но время и предстоящие изменения на галактической арене диктовали свои условия.

Слухи до Дорина почти не долетали, но даже крупиц информации, получаемых по своим каналам мастеру Нак Зиилу, настроения не поднимали. Отступники еще не проявили себя, но эхо Раскола Ордена уже набрало силу, гуляя по обитаемым мирам и подталкивая разумных к активным действиям. Такими темпами к пятому году обучения я рисковал по уши влезть прямо в пекло новой войны, где нет места честным и красивым поединкам. Чтобы выжить, нужно стать если не универсалом, то хотя бы приемлемо освоить современные методы ведения войны с превосходящими силами противника.

Поэтому после освоения падаванского ранга Макаши на очереди у меня стоят третья и пятая формы. Соресу и Шиен соответственно. Обе нужны как воздух, так как сражаться предстояло с самым разными противниками, использующими не только Силу, но и стратегию, опирающуюся на опыт тысячелетий войн против одаренных. Кто опаснее: злющий ситх, прущий наперерез со световым мечом наголо или седой генерал-ветеран в бункере, под чьим командованием в режиме реального времени управляются легионы войск? По правде, не хотелось бы столкнуться ни одним, ни с другим, но реальность диктует свои условия. Соресу поможет мне лучше справляться с отражением бластерного огня значительно превосходящего числом противника. А Шиен, вобравшая от себя лучшие элементы защиты третьей формы и жалящие атаки второй, повысит выживаемость в индивидуальных поединках на световых мечах.

Ясное дело, распыляя силы на изучение четырех форм, истинного мастерства за оставшиеся три года не достигнуть ни в одной, но оно пока и не требовалось. К концу обучения на Дорине и возвращению в Храм я должен показать достойный уровень фехтования и владения Силой, чтобы мне позволили получать самостоятельные задания. А там дальше можно будет предпринимать активные меры по спасению соклановцев, удерживаемых в плену ситхам. Решать проблемы можно не только Силой и световым мечом.

Впрочем, это все дела грядущие, а пока надо сосредоточиться на настоящем. Упорство и вера в победу — вот что поможет мне выжить и обрести навык противостоять Тьме. Я учел прошлые ошибки начальных этапов обучения и больше не позволю затмить здравый смысл излишней самоуверенности. Если Темная Сторона настолько коварна, как предупреждает мастер, легкой битва не будет. Более того, всех приложенных усилий может быть недостаточно, и риск поддаться соблазну обрести невообразимую мощь может окончиться весьма печально.

Конечно, Нак Зиил по обыкновению будет издали страховать меня, но и он не всеведущ. Предстоящая схватка покажет, насколько я способен противостоять своим глубинным порокам и сопротивляться соблазну ступить за грань дозволенного. От ее исхода зависит все дальнейшее обучение.

— Мастер, — я повернулся к кел-дору, сидящим за пилотским штурвалом арендованного глиссера, скользящего в верхних слоях атмосферы Дорина. — Нам еще долго лететь? Я ничего не чувствую.

— И не должен. Это место было скрыто древними джедаями еще с тех пор, как Орден плотно сотрудничал с моим народом.

— Что изменилось с тех пор?

— Многое. Сам видишь, какое к нам отношение со стороны населения. В древности и помыслить было нельзя, чтобы к падавану Ордена относились, как к обычному чужаку с нулевым рейтингом социальной значимости. Даже мне, мастеру и кел-дору, порой приходится сталкиваться с излишним предубеждением особо выдающихся личностей.

— Страшно представить, какой конфликт мог привести к такому…

— Можешь не спрашивать, я сам мало что знаю. Даже в архивах Ордена информация разрозненна. Ощущение, будто ее намеренно стерли, хотя доказательств нет. Одно время я пытался что-то выяснить, но не нашел даже примерного расположения покинутого анклава на Дорине.

— А как же Сила?

— Бесполезно. Та же техника, которой скрыли место сосредоточения Темной Стороны. Вот только его местонахождение мне известно, а координаты анклава нет. Вижу, что хочешь спросить: ни у кого на Дорине информации не сохранилось. Поверь, я проверил все зацепки, но только зря потратил время.

Мы оба притихли, погрузившись в собственные размышления. О чем думал мастер не знаю, но лично я прикидывал, что же такое могли прятать древние джедаи, если потребовалось утаить правду даже от Совета Ордена. Любопытно, сил нет! Наверняка, это нечто настолько опасное, что его не постеснялись похоронить под вековой ненавистью кел-доров, спровоцировав закрытие границ целой планеты. Хоть бы одним глазком… эх. И хочется, и колется. К тому же, мастер прав. Если пойду по его стопам, то только потеряю драгоценное время, которого и так катастрофически не хватает. Что там тех трех лет осталось? Пшик, моргнуть не успею, как долг подвигнет на очередные свершения во славу Ордена.

Конечно, если к тому времени, я все еще пожелаю оставаться в его рядах. Как-то не вдохновило меня недолгое присутствие в застенках Храма. От слова «совсем». И дело не столько в угнетенной атмосфере и раздрае в рядах джедаев, в итоге приведшей к Расколу, сколько в самом ощущении неправильности происходящего. С рассказов Нак Зиила и щедро передаваемым им данным в учебных голокронах, Орден всегда являлся этаким «эталоном поведения». Особый образ жизни джедаев рисовал картины мудрых наставников, талантливых дипломатов и истинных последователей Света, накоторых принято равняться и приличном обществе. Орден служил путеводным маяком, чье сияние пробуждало в разумных самые лучшие черты, побуждая стремиться взлететь, вместо того, чтобы падать в бездну отчаяния под гнетом обстоятельств. А, при необходимости, становился разящей дланью справедливости, без колебаний карающей прислужников хаоса.

Так должно было быть, но, почему-то, реальность оказалось куда непригляднее. Мой опыт в Храме показал разношерстную толпу, смешавшую в себе все оттенки Света: от фанатиков, с упорством роботов следующих парадигме кодекса без попыток понять его сакральный смысл, до павших в итоге по Тьму отступников, чьи взгляды давно не имели ничего общего с путями джедаев.

Да что там далеко ходить! Стоит вспомнить всех тех юнлингов и падаванов, с которыми мне довелось познакомиться основательнее формальных поклонов и кивков при встрече в коридорах Храма. Мастер Нак Зиил был сотню прав, сетуя на скатившийся уровень воспитания юных членов Ордена, буквально брошенных на произвол судьбы. И речь не о таких соплячках, как Кара А’нзал, которым доверили присмотр за детьми, когда сама еще по сути еще ребенок. Я видел много рыцарей-джедаев, чьи падаваны слонялись без дела, а порой и устраивали свары с сокурсниками, как самые обычные школьники. Куда, спрашивается, делись честь и достоинство адептов Света, с малых лет знающих, как вести себя в обществе? Нет, я ничего не говорю, в Ордене всегда хватало самых разных разумных со своим характером и поведением, но основа всегда оставалась неизменной. Не важно, юнлинг ты или мастер, но должен вести себя как подобает истинному джедаю. Таков даже не закон, а образ мышления. Вот что отличало джедаев от всех остальных и делало их особенными.

Что же увидел я? Самых что ни на есть типичных обывателей, со своими тараканами и проблемами, но почему-то пользующихся световыми мечами и носящих гордое звание членов Ордена джедаев. Налицо явная деградация и упадок ценностей, с планомерным низведением глубинного понятия «джедай» до примитивного «боец со световой шашкой», способного лишь на простейшие задачи. Из истинных приверженцев идеалов Ордена я, пожалуй, кроме мастера Нак Зиила и не встречал никого. Даже в Совете, а ведь там должны были сидеть достойнейшие из лучших! Разве что грандмастер, но и у него рыльце в пушку, раз допустил подобную, чего уж мелочиться, катастрофу.

В свете сказанного, совсем в ином ключе виделись мои тренировки на Дорине. Из меня готовили одновременно и бойца широкого профиля, и образованного специалиста, способного не просто находить решение проблем, но видеть последствия. В качестве помощи на голокроны высылалось множество полезной исторической литературы, порой поднимающей вопросы, выливающиеся в долгие часы бесед с мастером Нак Зиилом. Они дали несоизмеримо больше жалких крох, полученных в Храме, и позволили совершенно иначе взглянуть на мир, в котором я начал свою вторую жизнь.

Опустив излишние подробности, скажу кратко: внешне раздробленная и многонародная Республика гораздо более монументальное политическое образование, чем кажется при поверхностном рассмотрении общедоступных информационных ресурсов. Все процессы в ней подчинены своим законам, и раскол в Ордене — оплоте Мира и Гаранте безопасности граждан — не просто следствие внутренних проблем джедаев. По первым приблизительным выводам, сделанным на основе исторических хроник и сведений, полученных от Нак Зиила, это событие, которому позволили свершиться. Заметное отличие от «не предотвратили», не так ли? При всей своей закрытости от нечувствительных к силе разумных, Орден настолько тесно вплетен в общемировые расклады на политической арене, что многие джедаи годами не появляются в Храме, решая какие-то локальные проблемы в разных уголках галактики. В древности даже существовал особый корпус Дозорных, рассылавший представителей Ордена надзирать за планетами (по факту управлять) и, порой, целыми звездными системами. Это сейчас джедаев-дозорных уже не встретить, и упадок Ордена последних столетий тут ни при чем. Но и без них влияние джедаев на Республику сложно недооценить. А раз так, то и контроль Ордена должен быть на уровне, способном моментально предотвратить возникновение любой гнили изнутри или извне.

Так почему, спрашивается, видя и зная о грядущем Расколе, никто из мировых господ не почесался и не навел порядок в организации, по сути являющейся сердцем правоохранительных органов галактики? А ведь бардак в Ордене можно было предотвратить всего лишь одной петицией в Сенате, выносящей под вопрос деятельность нынешнего Совета. Да, официально Орден не подчиняется законодательной власти напрямую, но прямой указ, подписанный Канцелером и заверенный большинством голосов Сената, проигнорировать попросту невозможно. Неизбежно начнется расследование уже в рядах самого Ордена, и те, кому не безразлична его судьба, быстро бы расставили все по местам и наказали виновных.

Так что, либо я что-то не понимаю, либо сверху закручен такой клубок змеиных интриг, что бедному падавану-недоучке нечего и думать в нем разобраться. Максимум, что я смогу сделать, это спасти дорогих мне людей и попробовать выжить в закипающем аду предстоящей войны. Благо, первые шаги уже сделаны. Осталось разобраться в себе и понять, каким джедаем я могу и, главное, хочу быть.

Повинуясь наклонившему штурвал мастеру, глиссер начал плавное снижение. Мы опускались сквозь пелену облаков пылевой бури по подсвеченным на голографическом дисплее координатам.

Я заметно нервничал и, не удержавшись, спросил:

— Мастер, я точно должен буду идти один? И даже Фрисби взять нельзя?

— Нельзя, — спокойно подтвердил кел-дор. — Там от дроида никакого толку не будет.

— Спасибо, успокоили.

Удрученно вздохнув, я слез с кресла и протиснулся собираться в заднюю часть кабины. На сей раз я решил запастись по максимуму, не зная, что меня ждет и как долго я проведу в месте, насыщенном Темной Стороной. Со слов мастера, тренировка может занять как и час, так и полновесные сутки. С учетом того, что оборот планеты вокруг своей оси составляет тридцать часов, провести их с пересохшим горлом — удовольствие ниже среднего. А если еще мечом помахать придется, так вовсе караул. Нет, уж лучше перестраховаться,

С собой я взял аптечку, предметы первой необходимости, чистую воду в герметичных капсулах, аварийный запас пищевых пайков и кое-какое снаряжение. Жалко последняя фляжка с целебным чаем была принесена в жертву назревающему бизнесу, придется обойтись без нее. Итого получился небольшой, но увесистый рюкзачок, сшитый на заказ в одном из текстильных салонов Дор’Шана. При повышенной гравитации таскать такой — то еще удовольствие, но я привык. К тому же, своя ноша не тянет.

Мастер, смотря на мои приготовления, не мешал и только усмехался под нос. В ауре, разумеется, ибо носа, как такового, не имел. А усмешка из-за специфичного строения лица вовсе нечитаема. Нак Зиил предупреждал, что ничего из моих вещей кроме меча не понадобиться, и обычно я бы послушал, но тут иной случай.

Место, куда сел глиссер, располагалось на противоположной от моего дома стороне планеты, в области, относящейся к неосвоенным. До ближайшего населенного пункта расстояние в пару тысяч километров с гаком, а вокруг пустые голые земли с минимальным количеством скудной растительности и частыми пылевыми бурями. Мне предстояло опуститься в земляной разлом, ведущий в древнюю подземную карстовую систему, размером в несколько раз превышающую ледяные тоннели с кайбером на Тайтоне. Сами по себе пещеры у меня никогда особого доверия не вызывали, а здешние еще пропитаны загадочной Темной Стороной. Так что, спускаться под землю в неизвестность, где еще непонятно сколько бродить, и какие твари там могут встретиться? Конечно, я взял с собой минимальный набор. И максимальный бы взял, и лазерный пулемет со взводом боевых манекенов, но кто ж даст? Терпение мастера Нак Зиила велико, но не безгранично. Спасибо и на том, что имею, уже на душе спокойнее.

— Главное, помни кодекс и мои наставления, — напутствовал меня Нак Зиил, пока я закреплял на краю разлома альпинистский крюк и веревку, не желая сигать в кромешную темноту с риском поломать ноги. — Там нет ничего, с чем бы ты не справился.

— Хорошо, мастер.

— Готов? Тогда спускайся. Да пребудет с тобой Сила, падаван.

***

Как бы это не банально звучало, но в пещерах было темно. И, пожалуй, первое впечатление на том заканчивается. Спустился как-то буднично, немножко побродил у входа, пока не определился, откуда исходит неприятное холодящее ощущение в Силе. После чего целеустремленно пошел в нужном направлении, не забывая отмечать голографическими наклейками на стенах обратный путь. Скучно, нудно, без огонька. Отсутствие света напрягает только поначалу, но к ночному визору шлема привыкаешь быстро.

Что-то интересное попалось только спустя первую сотню метров. В одной из ниш валялся старый выбеленный временем костяк какого-то подземного животного, не слишком крупного в сравнении с остальной фауной Дорина. Я уже было напрягся, но нападать на меня из-за углов никто не торопился, так что долго рефлексировать не получилось.

Следующий отрезок пути слился в сплошную череду пологих спусков и подъемов, вызывающих ощущение, что пещеры не спешат углубляться далеко от земной поверхности. Возможно, в какие-то стародавние времена здесь пролегали жилы грунтовых вод, но с тех пор, как Дорин превратился в иссушенный булыжник, от них осталось одно воспоминание. Живность тоже, если и какая водилась, то давно перебралась в более злачные места, поближе к тем же кел-дорским свалкам промышленных отходов, где всегда есть чем и кем поживиться. Неудивительно, что я успел расслабиться и немножко заскучать, пока подобрался ближе к цели своего путешествия. Вот тут и начались первые странности.

Значок в левом нижнему углу шлема, показывающий состав воздуха, вдруг мигнул и сменился одобряющей галочкой «пригоден для дыхания». Я недоуменно остановился и постучал пальцем по виску, пытаясь прогнать внезапный системный глюк. Не помогло. Шлем упорно показывал пригодную для дыхания человека атмосферу, притом, что отдалился я от разлома на поверхности едва ли с пол километра.

В качестве эксперимента решил немного вернуться назад, но и там ждал тот же результат. Ничего не понимаю.

Немного постояв и взвесив все «за» и «против», я все же продолжил путь, но шлем снимать не спешил. Может, Темная Сторона уже воздействует на меня, пытаясь ввести в заблуждение и удушить ядовитым воздухом? Рисковать и проверять не стану. Еще и меч в руки возьму. Кайбер-кристалл в рукояти успокаивающе зазвенел, чувствуя мое напряжение и стремясь утешить. В ответ я послал ментальную волну благодарности, черпая уверенность в единстве с ним и Силой.

С тех пор, как я вернул меч у джав, наша связь только усилилась. Мелкие паршивцы так и не признались, как сняли его с пояса, но нервов перед возвращением попортили изрядно. Тогда по совету мастера я стал проводить время в медитациях, насыщая кристалл Силой, помогая ему упрочить слияние с оружием Гри. Результатов это особых не принесло, все же мой кайбер — нечто иное, чем типичные кристаллы для световых мечей. Ощущения «раздвоенности» по-прежнему иногда сбивало с толку, зато, кажется, мы начали лучше понимать друг друга. По крайней мере я знал, что в плену у джав кайберу было неприятно, и он был очень рад вернуться ко мне. И еще чувствовал, что в нужную минуту мой друг и защитник не подведет, серебром плазмы отсекая любую угрозу нашему существованию.

По мере продвижения вперед стены пещеры постепенно сужались, пока не превратились в почти идеальной формы тоннель, больше походящий на какой-нибудь коридор в космическом корабле. Пару раз моргнув, я вдруг понял, что ошибся. Какой банте в одно место тоннель, если это один в один коридор Храма на Тайтоне, ведущий в спальное крыло падаванов? Не так уж много времени прошло, чтобы забыть столько памятное место.

А точно ли я до сих пор в пещерах нахожусь? Помимо изменения состава атмосферы скакнули вверх и температурные показатели, отображая на дисплее шлема комфортную человеческому телу температуру. Словно я взаправду каким-то невероятным образом переместился в Храм, либо его точную виртуальную копию. По крайней мере, глазу не удалось подметить хоть каких-то различий с моей памятью.

«Вот теперь точно жди беды», — мрачно произнесла чуйка на неприятности. На лицо какое-то сильное воздействие на разум, причем настолько реалистичное, что вызывает оторопь и желание поскорее направить стопы в обратную сторону.

Однако, я пришел сюда не затем, чтобы праздновать труса.

Решительно расправив плечи, я прибавил ходу, двигаясь по коридору, пока не дошел услужливо открывшейся при моем приближении двери. А за ней белый туман, за которым не видно не зги. Класс, просто прекрасно. По закону жанра внутри уже на втором шаге откуда-то сбоку нападет клыкастая и обязательно плотоядная страховидла с неблаговидной судьбой и неприятными намерениями. Ничего, у меня есть, чем ее встретить.

Активировав меч, я шагнул внутрь, взведенный и готовый отражать любую опасность. Ну же, нападайте.

— Привет. Я уже давно жду, что-то ты долго.

«Э… чего»?

Еще буквально секунду назад густой, как парное молоко туман, быстро рассеивался, являя взгляду мои бывшие покои в Храме, которые я так и не успел толком обжить. Вернее, те не успел, а тут, прямо скажем, уютно. Ворсистый коврик на полу, вместо неудобной койки в стене шикарная кровать напротив голо-окна с видом на озеро. Рабочий стол завален приятными мелочами повседневной надобности и голокронами, от уже знакомых джедайских кубиков до немного жутковатых треугольных пирамидок с неприятной липкой энергетикой.

И, конечно, гвоздь программы — хозяин, мирно сидящий в комфортном кресле в углу комнаты, рядом с кофейным столиком. Он встретил меня улыбкой и, пока я стоял с раскрытой варежкой, чувствуя, как начинает с нервным тиком дергаться левое веко, с не менее живым любопытством изучал непрошенного гостя.

Хотя неправда, меня явно ждали. Кресел в помещении два, и стоят они рядом друг с другом. На кофейном столике исходили насыщенным чайным ароматом две богатырские чашки, как раз именно такого размера, как я люблю. Чтобы хватило надолго и не пришлось бегать по нескольку раз за добавкой… Стоп. Разве фильтры шлема не должны блокировать посторонние запахи?

— Снимай снарягу и присаживайся, — хозяин повел рукой в сторону свободного места рядом с собой. — Нам с тобой предстоит долгий разговор.

Глава 10. «Верный враг»

Лоб покрыла испарина, в руке, сжимающей активированный меч, поселилась предательская слабость. Это был последний человек, кого я ожидал увидеть. И, чего уж скрывать, почти смог заставить себя забыть о его существовании.

Почти. Но не совсем. Кажется, от прошлого действительно не так-то просто избавиться.

— Чего тупишь? Давай садись уже, чай стынет, — еще раз повторил… Я. Только не нынешний я, а тот, кто остался в прошлой жизни, ныне кажущейся странным и очень реалистичным сном. Вот только в отличии от последних воспоминаний, сидящий в кресле Иван выглядел подростком, лет на пятнадцать. По-юношески нескладно сложенный, но ростом выше меня нынешнего на голову. На лбу под челкой пара точек предательски выглядывающих прыщей — гормональная ломка в самом разгаре. Я мысленно скривился от не самых приятных воспоминаний. Ладно хоть одежда глаза не колет, прекрасно соответствуя антуражу Храма джедаев. Иван был облачен в типичную падаванскую тунику, простые брюки и мягкие удобные сапоги. На поясе висел самый обычный световой меч, ничем особенным не выделяющимся.

Хм, а ведь знакомая рукоять! Красивый слегка скошенный колпак эмиттера с деревянными декоративными вставками и рифленый энергоблок с круговым активатором клинка, утопленным в рукояти. Помнится, тогда на нижних этажах складов Храма, вместе с соклановцами копаясь в каталоге, я видел подобную. И даже недолго подумывал попросить грузовых дроидов достать нужный ящик, но в итоге поддался какому-то внутреннему наитию и не взял ничего. Время показало, что не зря, но Иван моих терзаний явно не испытывал, и потому не стал корчить из себя привереду-недотрогу, забрав первое, что приглянулось.

«Ну вот опять! — я мысленно одернул себя. — О чем вообще речь, если он всего лишь глюк Темной Стороны? Ум за разум заходит, пора закругляться».

Приняв решение, я развернулся, собираясь уйти. Вернее так показалось, а на деле сделал свосем иное: отключил меч и стянул шлем с головы. Первые секунды шок от осознания, что тело несанкционированно от мозга выполнило какие-то действия, ввел меня в ступор. Потом пришло понимание. И злость.

Недобро глянув на теперь уже без сомнения Врага, смеющего нагло лыбиться, я уже собирался применить Вспышку и ринуться в атаку, как тело снова начало жить самостоятельной жизнью. Ловко стянуло походные ботинки, влезло в невесть откуда взявшиеся дико удобные домашние тапочки, после чего село в предложенное место и взяло чашку с чаем. Контроль вернулся в тот момент, когда я сделал первый глоток, сладко зажмурившись и смакуя прекрасный уже почти забытый вкус. Но сил удержаться и не сделать еще один просто не было.

Боже, как же я скучал. В новом мире имелись кофейные аналоги, и даже некое подобие чая из синтезатора. Но именно моего любимого черного, восхитительно крепкого и заваренного до черноты, с лимончиком и растворенном кубиком рафинада так не хватало.

«Какой кайф…»

— А у нас еще и печеньки есть, — хихикнув, подмигнул этот змей искуситель, вытаскивая из-за спинки кресла вазочку с не менее любимым мной песочным юбилейным с темной глазурью. — Бытует мнение, что на Темной Стороне должны быть печеньки. Ты так не считаешь?

— Ум-ном…

— Да ешь, ешь, болезный, не давись. Мы никуда не торопимся.

Чаепитие по ощущениям растянулось на час. Я так расслабился и пригрелся в бархатных объятьях кресла, что буквально задремал. И лишь незримая чужая воля, кнутом стегнувшая по нервам, не дала полностью уйти в нирвану.

Найдя взглядом жмурящегося от удовольствия Ивана, я обиженно поджал губы, как ребенок, у которого отняли самую желанную конфету.

— Это было подло даже для тебя.

— Ну вот, — возмутился Иван, театрально всплеснув руками. — Сожрал в одну харю целую вазочку вкуснятины, обделил меня на дефицитный чайный пакетик, а теперь на меня же и наезжает! Ну и наглая же ты морда, Джове. Хотя, правильнее бы звать тебя тоже Иваном, ведь мы с тобой — один человек. Но во избежание путаницы оставим как есть, чего уж там. Хотя, не скрою, слышать имя этого мальчишки мне неприятно.

— Почему?

Я не понимал, с какого перепуга веду беседы со своим глюком, но в голове и мысли не возникало взяться за меч. Вон он, висит себе спокойно на поясе, переливается импульсами, как всегда. Кажется, даже доволен. Рад вернуться в место, где все начиналось.

— Почему? — удивленно переспросил Иван. — Да потому, что это словно срезать кожу со смердящего трупа и надеть ее поверх своего лица. Тебе самому-то не противно? И не надо мне заливать, мол дух покойника сам позволил жить его жизнью. Ты сам в это не веришь. И именно поэтому так просел по контролю Силы, когда вернулся из кайбер-пещер. Хочешь поспорить?

Я молчал, крыть было нечем. Иван точь-в-точь озвучивал мысли, которые не желали покидать меня с тех самых пор. По спине пробежал неуютный озноб. Что ему еще известно обо мне?

— Да практически все, — пожал плечами собеседник. И, увидев выражение моего окаменевшего лица, поспешно добавил. — Не сцы, Джове, мысли я читать не умею. А вот память, уж не серчай, просмотрел. Не удержался.

— Зачем?

— Хотелось увидеть, с какого момента у тебя все пошло по… одному месту. Сказать? Да ладно, брось. Тут ничего такого, свою тупость тоже нужно уметь признавать и ты, к счастью, на это способен.

В общем, все началось с того, как ты с какого-то перепоя решил сыграть роль наседки для кучки сопливых юнлингов. Чего зенки таращишь? Да, именно в тот день. Тогда-то наши с тобой пути и разминулись. Я продолжил аккуратно изучать мир и собирать информацию о джедаях. А ты начал гробить потенциал, участвовать в сомнительных авантюрах и доводить до белого каления неких симпатичных чалактанок.

Иван заговорщицки подмигнул мне.

— Кстати, губа у тебя не дура. Девчонка — огонь, а к концу твоего обучения еще горячее станет. Молодые ситочки — они такие. Специально на потом оставил, на сладкое? — Иван засмеялся. И почти сразу прервался, вдруг резко смерив меня хмурым изучающим взглядом. — Знаешь, вот смотрю на тебя, и диву даюсь. Где были твои мозги, когда с юнлингами связался? И не надо сейчас про дырявую память, у меня от нее до Испытания тоже огрызки остались. Просто я, вместо того, чтобы дурью страдать, правильно расставил приоритеты. И не зря! Когда падшие чудики устроили бучу в Храме, Фрисби слетал за остатками голокронов. Потом подделал записи, в неразберихе все равно никто ничего не заметил. Делов на пару часов, зато какие экземпляры раздобыл! Ситхские голокроны, правда, пришлось в кайбер-пещерах спрятать, чтобы не засекли. Нестабильные кристаллы отлично возмущения в Силе маскируют. А когда освоилТемное Сокрытие, стало проще.

Иван чуть поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и вновь потянулся за чашкой. Я подметил, что обе снова уже полные, источают сладкий чайный аромат. Руки сами потянулись к сокровищу, но на сей раз удалось сдержать низменный порыв.

Аристократично изогнув бровь, Иван посмотрел на меня поверх своей чашки.

— Не хочешь? Ну и пес с тобой, сиди без чая. Мне больше достанется. Так, о чем это я? Ах, да. Как видишь, в отличии от тебя, я очень даже не тужу и наслаждаюсь жизнью в уютной комнатке Храма, вместо того, чтобы протирать зад на каменной глыбе в какой-то птичей конуре. И жрачка у меня какая угодно, выбор на любой вкус. Вся свежая, натуральная. Нашел, знаешь ли, поставщика по контактам Пхогги. Дико полезный слизняк, зря ты о нем забыл. Если наживу почует, то смело умножай свою выгоду на два. Такие штуки мне подкидывает, аж человеком снова себя стал чувствовать! Коврик видишь? Шикарный, мягкий, удобный. Девчонки так и липнут, комфорта всем хочется. А из падаванов такие крали попадаются, м-м! Винна рядом не стояла. Помнишь Винну? Тогрутту, которая помогла тебе с планшетом? Ну да, куда там. Ты даже о Нове забыл, ни разу за два года девчонке сообщения не отправил. Что, снова оправдываться начнешь? Брось, Джове, это даже не смешно. Настоящий мужик всегда найдет способ получить то, что желает. Впрочем, к тебе это относится постольку-поскольку.

На миг губы Ивана изогнула довольно неприятная усмешка, но миг спустя он вновь принял беззаботно-веселый вид.

— Впрочем с мед-капсулами неплохо придумал, признаю. Хотя странно немного, что никто до сих пор до схожего не додумался, какой-то подвох точно есть. Как бы не прогореть. Но это уже не мои проблемы… пока что.

Ох, что-то мне совсем не понравилась эта оговорка. Но возразить ничего не мог. За весь монолог пытался не раз, но губы слиплись, словно клеем намазанные. Попытался шевельнуть ментощупами, но те обвисли, как транквилизаторами обколотые. Да и толку с них в моем положении? Только глюки смешить. Вернее одного, зато самого главного, искренне наслаждающимся моим унижением.

— Знаешь, у тебя ведь еще есть шанс привести дела в порядок, — Иван запрокинул руки за голову, оценивающе глядя на меня и прикидывая что-то в уме. — Слабый, но есть.

— И какой же? — губы внезапно разлепились, но сказали вовсе не то, чего душа просила. Ватное тело в кресле не слушалось, дергаясь куклой на веревочках в паучьих лапах чужой воли.

«Да что же это! Борись, тряпка! И не смей вслушиваться, не смей…»

— Очевидно же, — улыбнулся Иван, гордо задрав нос. — Стать мной. Точнее собой. Неужели ты поверил словам мальчишки, которого увидел по ту сторону Силы? Брось. Джове сказал то, что ты хотел услышать, чтобы потом не терзать себя чувством вины. Он понимал, что иначе сломает тебе жизнь, как ты сломал ему. Славный малый, но слишком добренький, такие тут не выживают. Так что хватит уже прятать голову в песок. Прими, что сделал и живи дальше. Как я.

На сей раз, мной никто не управлял, но слабость никуда не делась. Меня хватило только на то, чтобы отвернуться, чтобы не видеть обвиняющих темно-серых глаз своего отражения.

«Не могу».

— Можешь, — с нажимом сказал Иван, — но не хочешь! Это разные вещи. Ведь так тебе придется принять неоспоримую вещь…

— Заткнись.

— …что ты убил человека. Хуже того — невинного ребенка, который еще и жить толком не начал. Не за дело, а просто, чтобы жить самому, за чужой счет. Признай это, Иван, и прекрати выдавать себя за того, кем не являешься.

— Чтоб тебя, достал! Да, я это сделал. И что дальше? Пасть на Темную Сторону, потому что я убийца? Да пошел ты.

— Не нагнетай, — поморщился Иван, словно съел кислый лимон. А, не, и вправду съел. Вон из чашки достает и кладет на блюдечко. — Ты же взрослый лоб, и сам все прекрасно понимаешь. Пустые ярлыки ничего не значат, все зависит от человека. Согласен, если дать себя поглотить Темной Стороне, то станешь животным, будешь жить одними инстинктами. Жрать, убивать, трахаться. Забраться на вершину пищевой цепочки. Это удел слабаков, но мы с тобой не такие. Поверь.

Очень хотелось ответить избитым клише в стиле: «Да что ты знаешь обо мне?!», но, единожды взглянув на себя, понял, что этим только вызову приступ ехидного смеха. Кажется, Иван действительно понимал, кто я такой. Не только снаружи. Саму суть, которую я боюсь и не желаю признавать.

И все же от себя не скроешься. Я уже примерно понял, кто или точнее, что сидит напротив. Мое темное отражение. Самый верный и преданный Враг. Тот, кто всегда будет рядом.

— Если думаешь, что я начну тут распыляться, расписывая преимущества Темной Стороны, то ты заблуждаешься, — Иван укоризненно покачал головой, будто застав меня за непристойным делом. — Каждый решает сам за себя, и я уже решил. Выбрал дорогу самосовершенствования вместо погони за миражом. Кого ты там собрался спасать, дурень? Детишки, считай, уже мертвы. Ситхи сломают каждого, а те, кто сможет выжить, станут жалкими тенями тех, кем были прежде.

Или, думаешь, Свет чем-то лучше? Ага, как же. Остались бы в Храме, и стали бы бездушными марионетками с вшитым кодексом вместо мозгов. Мясо для затыкания брешей в грядущей мясорубке. Думаешь, ты спас Нову? Ха-ха. Ты просто сменил соплячке одну петлю на другую.

Иван махнул рукой в сторону выхода из покоев.

— Это тебе повезло попасть к ветерану, кто еще помнит, с какой стороны держаться за меч. А ее, наверняка, отдали какому-то недоучке из рыцарей, наподобие той же Кары А’нзал. Сам видел на Испытаниях, что из себя представляют большинство нынешних джедаев, — Иван смачно зевнул и до хруста в суставах потянулся. — Впрочем, мне все равно плевать и на нее, и на остальных. Как я уже говорил, каждый решает за себя. Если тупому скоту угодно идти на убой, то кто я такой, чтобы мешать? Детей жалко, конечно, но сколько их сгинет в той войне? Десятки, сотни тысяч, — он состроил наигранно-сожалеющую мину, от которой нестерпимо зачесались кулаки. — А, может, и не будет ничего. Выпустят пар в паре локальных конфликтов на краю Внешнего Кольца, сольют в них Орден под шумок и примут на свободное место ситхов. Или еще кого. В галактике этих группировок недорезанных, как грязи. Как говорится, свято место пусто не бывает.

Устало вздохнув, Иван решил сделать паузу и снова потянулся за чаем, пока я растекся пришибленной медузой в кресле и пытался переварить услышанное. Сказанное не стало для меня откровением. Просто прежде разрозненные мысли вдруг обрели четкую словесную форму. И оттого слышать их было вдвойне тяжелее.

«Особенно обвинения, касающиеся Новы. Иван все верно сказал. Я не пытался отправить ей сообщение. Страх узнать правду оказался слишком силен. Вдруг, все в самом деле обстоит именно так, и я своими руками обрек спасенных юнлингов на участь не лучше, чем плен у ситхов? Все что мне известно о нынешних джедаях, связано лишь с копеечным опытом в Храме на Тайтоне и идеалами, преподаваемыми Нак Зиилом. Насколько далеки они от настоящей ситуации в Ордене? Вполне может оказаться, что я успел копнуть только верхушку навозной кучи, и все куда хуже, чем можно представить. И вот с этим наедине я оставил Нову?!»

Горло сжал болезненный спазм, на глаза навернулись непрошеные слезы. Закипающее раздражение и злость, прежде всего на самого себя, шумом отозвались в висках. Уф, хреново-то как. Если в этом и состоит испытание, то не уверен, сколько еще продержусь. Опаснейшим из всех противников в итоге оказалась моя совесть.

— Осознал? — Иван поднялся и тоже самое сделал я. Снова не по своей воле. — Самое время. Честно, уже устал тут с тобой языками чесать. Пойдем?

— Куда?

— В смысле, — удивился Иван. — На Темную Сторону, конечно. Только не подумай чего, все будет шито-крыто! Нак Зиил ничего не узнает. Я не такой дурак, чтобы бросать тренировки на полпути. Выжмем из кел-дорчика все соки, а как обучение закончим, пойдем своим путем. Так будет правильно, и ты это знаешь. Свет никогда не раскроет твой настоящий потенциал, в отличии от Тьмы. Главное не дать себя ей подавить, ну да тут мы справимся, будь уверен.

Ментально давит, зараза, нутром чувствую! Однако, вместе с тем истаивает слабость, сковывающая движения. Вот он, шанс. Закончить этот кошмар, пока еще не окончательно раздавлен грузом вины и могу соображать адекватно.

— А если я не хочу? — поцедил я, всеми силами пытаясь выпрямить спину и вернуть контроль над собой. Выход из клетки разума где-то рядом…

Давление вдруг исчезло. Любое. От неожиданности я пошатнулся и схватился о подлокотник кресла. Ногам на миг стало холодно. Скосив глаза, увидел, что снова одет в ботинки. Неужели отпускает?

— Как угодно, — Иван деланно-безразлично пожал плечами и даже отошел на пару шагов назад. Маневр, обманувший бы незнакомца, но свое отражение. Я напрягся и принял более устойчивую позу, готовясь в любой момент схватиться за меч.

— Заставлять не стану, я уже сказал. Вот только мне и не придется. Решение уже принято.

— Не заговаривай мне зубы. Проваливай или дай уйти мне. Свои косяки я и без тебя знаю, нам больше не о чем говорить.

Иван закатил глаза к полотку, призывая высшие силы в свидетели в свидетели тупости своего противника.

— Ну вот кто тебя тогда дернул вперед лезть? Не понимаешь? Я о дне, когда падшие забрали сопляков. Поступил бы как умный человек, — Иван с самодовольным видом ткнул большим пальцем себе в грудь, — и рванул бы в пещеры. Под озером затеряться проще простого, там ходов, как кротовьих нор. Нет же, тебя понесло выпендриться, герой хренов. А теперь страдаешь от того, что слабаком был и никого не спас.

— Все равно нет. Катись в пекло!

«Мне кажется или он вправду выглядит расстроенным?»

— Ну что ж, я честно пытался договориться по-хорошему. — Иван молниеносно схватил меч с пояса, зеркально повторив моей движение. Два клинка: инистый синий и серебристый в мерцании глитча с гудением вспороли воздух. — Попробуем по-плохому.

— А как же все эти разговоры о свободе выбора? — ощутив свободу, я воспрял духом и позволил себе показать зубы. — «Каждый решает сам за себя» или как там?

— Дурак, — сплюнул Иван, вставая в атакующую стойку Шии Чо, — Я и есть ты. И я уже решил, что хочу большего, чем судьба жалкого джедая.

«О, наконец-то злодейское предисловие окончено!» — додумывал я, отражая классический удар «сан джем» первой формы и сразу нанося связку проколов из второй Макаши. Сердце, грозящее вот-вот остановиться под тяжестью вины за судьбу Новы, вновь радостно заколотилось, разгоняя по жилам застоявшуюся кровь. Хорошо! Сразу надо было с этого начинать, а то…

Вжух.

— Слабовато, падаван, — издеваясь, прошипел Иван, внезапно взявший меч обратным хватом и сменивший стиль на более резкий, незнакомый. Атакующий выпад едва не срезал мне полчерепа косым ударом сверху. — Чему тебя только мастер учит?

Я вынужденно сцепил зубы, не в силах выдавить ни звука под градом стремительных росчерков вражеского светового меча, вынуждено уйдя в глухую оборону. Начавшаяся неторопливая схватка резко взвинтила темп, заставив применить Вспышку, чтобы не слиться с позором уже на первых секундах. А вот это уже серьезно! Если срочно что-то не придумать, меня порежут, как свинью на бойне. Силен, зараза! Обе известные мне формы Макаши и Шии Чо рядом не стояли с техникой, демонстрируемой Иваном. В ней проглядывались единожды показанные мне мастером связки Шиен в сочетании с более агрессивными выпадами, усиленными энергией Темной Стороны. Я честно пытался хоть как-то контратаковать, но каждый взмах карающего инистого клинка словно отсекал пути к отступлению, вынуждая все чаще уклоняться и выпивая выносливость постоянным давлением Вспышки.

Наконец, я не выдержал, и со стоном вывалился в привычное течение времени, неловко отскочив назад и сообразив, что бой давно вывел нас за пределы покоев в коридоры Храма. Пустые и мрачные, как если бы прошли столетия с тех пор, как по ним кто-либо ходил.

Иван позволил мне оценить готический антураж вкупе с пылью и паутиной на стенах, после чего крест-накрест взмахнул мечом, приглашая ко второму раунду. Куда там. Я хрипло дышал и пятился, как загнанный зверь, с ужасом понимая, что даже мастеру на моем месте пришлось бы непросто. Скорость, с которой работал мой противник, на голову превышал падаванский, а то и рыцарский ранги. Вместе с ней, техника фехтования с обратным хватом меча не походила на бой, практикуемый джедаями. Сильная. Вкрадчивая. Обволакивающая. Настолько же непредсказуемая в атаке, как и совершенная в защите.

— Ситхские голокроны, — разрешил мое недоумение Иван, крутя перед собой мечом эффектные «бабочки» и явно забавляясь происходящим. Он ничуть не устал и выглядел отвратительно-бодрым. — Говорил же, мне попались крайне любопытные экземпляры… Ладно. Пора заканчивать.

Ускорившись так, что я успел разглядеть только размытую полосу в воздухе, Иван одним ударом выбил меч из моих рук и добавил вдогонку кулаком в солнышко. А вот это уже реально больно…

Свалившись мешком на пол, я силился вздохнуть подобно рыбине, выброшенной на берег. Морально деморализованный, униженный, но пока еще не сломленный. Гнев и ярость, клокочущие внутри, не позволяли сдаться, тщетно прожигая взглядом отчего-то улыбающегося противника.

— Вот так, правильно, — голосом заботливой мамочки посоветовал Иван. — Только не забывай, кто главный. Если поддашься Темной Стороне целиком, то окончательно потеряешь себя. Еще разок!

Он взмахнул мечом, готовясь добивающим ударом пришпилить меня к полу, и лишь сработавшие рефлексы, вбитые мастером, спасли мне жизнь. Толчок откинул поставившего блок Ивана на пару шагов назад, заставив припасть на одно колено и рассмеяться.

— Молодец! Видишь, как хорошо, когда ничто не сдерживает?

Он больше не нападал, позволяя мне подняться по стеночке и призвать Притяжением меч.

— Спрошу еще раз, Иван: ты готов стать собой?

Я понял, что произношу эту вслух вместо него. И тотчас словно в бочку ледяной колодезной воды окунулся. Что я творю? Почему желаю поддаться, даже не начав толком борьбу? Это все ненастоящее. Навеянные Темной Стороной видения и страхи, которым никогда не суждено сбыться. Мастер предупреждал: слабый духом падет, а сильный устоит. Тот, кому есть ради чего и ради кого жить.

Перед внутренним взором, как и прежде в самые тяжкие моменты, когда хотелось все бросить и сдаться, всплыли лица соклановцев. Иван не прав. Я мог бы пойти его путем, заботясь только о себе, но выбирать между бесконечной погоней за знаниями и друзьями? Семьей? Нет уж, увольте. Одиночества мне хватило и в первой жизни, и в посмертном течении Великой Силы. Если уж и сражаться, то ради кого-то, а не ради себя.

Встав в базовую стойку Шии Чо, я направил лезвие меча в сторону злобно ощерившегося противника, понявшего все без слов. Время пафосных речей кончилось. Сейчас меня будут убивать, но на сей раз я готов.

Волевое усилие сбросило туман Темной Стороны. Я вновь оказался облачен в свою форму и шлем, словно и не снимал ничего. Начали.

Метнувшегося в очередную атаку Ивана встретил не меч, а встречная телекинетическая Волна Силы. Самое время вспомнить Кодекс.

«Нет эмоций — есть покой». Меня намеренно вывели из колеи, ослабили разговорами и самобичеванием. Им не место в бою, где во главе всего должен стоять холодный рассудок. Контроль — прежде всего.

Взбешенный рык Врага, инистый росчерк. Уклонение, Рывок. Окружение меняется. Уже не коридоры Храма, а тренировочная площадка у входа. Ночной холод, шум леса и небо в россыпи звезд.

«Нет неведения — есть знание». Усиленный Толчок Силы с обеих рук. Прыжок и блок, без попытки скрестить клинки. Наш бой — всего лишь эхо минувших битв в тумане Темной Стороны. Вместо секретных техник из ситхских голокронов почти удавшаяся попытка ввести в заблуждение страхом неведомого. Не навык, а слепое копирование связок без четкого направляющего вектора воли.

«Нет страстей — есть ясность мыслей». Там, где слепая злость, застилавшая мысль, теперь полное видение общей картины. Цепкий взгляд по сторонам по время очередного Прыжка дает осознание путей, скрытых возможностей. Уклонение Рывком. Ненависть в чужих глазах, горящих красным ореолом сузившихся зрачков.

«Нет хаоса — есть гармония». То, что ранее казалось безысходной альтернативой, расплывается, теряет всю притягательность. Вместо тщетной попытки подстроиться под навязанный рисунок боя простая последовательность блоков и ударов первой самой надежной формы Шии Чо, практикуемой Орденом испокон веков. Выход есть, нужно лишь помнить, что джедай — нечто большее, чем его навыки владения мечом. Вспышка. Двойной Рывок с уклонением, Волна и встречный атакующий Рывок с одновременным уколом о вовремя выставленную защиту. Нетерпение и ярость, иглами пронзившие ментаполе.

И все же, сил недостаточно. Не против того, чьи помысли и движения направлены Темной Стороной, чья мощь манит своей доступностью даже сейчас. Рано или поздно, усталость берет верх. «Нет смерти — есть Великая Сила».

Ясность мысли до самого конца. Смерть — всего лишь очередной этап Жизни.

Не сдаться, а принять…

***

— С возвращением, падаван.

— Мастер.

— Давно я тебя таким задумчивым не видел. Что-то случилось?

— Нет…

— Джове.

— Вы знали, что меня ждет?

— Нет. Никто не знает. Каждый видит что-то свое.

— И все же, вы слишком спокойны. Значит знали, что я не поддамся?

— За такое короткое время волю джедая не сломить.

— Но подорвать уверенность в себе вполне!

— Такова Темная Сторона. Она подтачивает разум постепенно, проникает в него подобно яду. Тебе придется принять то, что ты увидел, и научиться с этим жить.

— Как? Я не могу просто так все оставить.

— Этого и не требуется. Все мы несем свой груз, падаван. В способности выдержать его тяжесть и двигаться вперед, не поддавшись соблазну решить проблемы простым путем, кроется истинная сила последователей Светлой Стороны.

— Не уверен, что смогу.

— У тебя будет шанс изменить свое мнение при следующей попытке.

— Мне нужно будет вернуться?!

— Не сейчас. И не скоро. Когда будешь готов, ты сам вернешься сюда. Еще вопросы? Тогда отправляемся. С завтрашнего дня мы приступаем к полевой практике.

Глава 11. «Вера может все»

Самый обычный распорядок дня падавана. Утренняя зарядка, завтрак. Звонок на комлинк от мастера. Он, по обыкновению, уже на полигоне, ждет меня. Не понимаю, ночует там что ли? Точно, от жены прячется. Эсс не грандмастер Ордена, на бунт у себя на территории глаза не закроет. А рука у нее тяжелая, двух сыновей воспитала.

Дальше по списку, первая половина дня: физподготовка, повторение изученного, небольшой спарринг с мастером. Потом обед. Вторая половина дня отведена заучиванию базовых связок Соресу. Наконец-то приступил. Потом, когда мыщцы уже отваливаются, привожу себя в порядок Глубокой медитацией и начинаю упражнения с Силой. Сейчас упор больше делаю не на изучение новых техник, а на усиление контроля и концентрации уже известных. Без них от моего потенциала толку немного. Только ситхов смешить.

Вот, собственно и все. Под вечер мастер дал добро на отдых, не забыв напомнить о голокронах. Домашнее задание делать не нужно, все гораздо проще. В любой момент мне могут задать вопрос по изученному материалу, и, если не отвечу — лишний час физподготовки. А бегать по кругу под усиленной гравитацией Дорина — то еще удовольствие.

Дома быстро смыл пот в капсульном душе и, скрепя сердце, сел за голокроны. Еще два часа на занятия, в том числе с Фрисби, и за окном уже почти ночь. Хорошо, что сутки на Дорине длятся дольше стандартных двадцати четырех часов. Успею выспаться и новое утро встречу бодрым и готовым к новым свершениям.

Сегодняшний день был похож на все предыдущие и не обещал отличиться чем-то особенным. Закончив с делами, я уже собирался придавить на массу, когда Фрисби сигнализировал о долгожданном сообщении от Новы, пришедшем на домашний терминал. Я метнулся включать запись. Наконец-то!

«Привет, Джове!

Рада, что ты, наконец, смог найти способ связаться со мной. Понимаю, с Дорина это было сделать непросто, но я знала, что ты найдешь способ…»

Горло перехватил болезненный спазм. Смотря на голопроекцию Новы, заметно подросшую с нашей последней встречи, я видел, как старательно девочка пытается скрыть за улыбкой обиду. Ну и мудак же я… Почему так долго тянул? Мастер был прав, веля контролировать свои страхи, пока они не начали управлять мной. Я послушал, но пропустил мимо ушей, и вот результат.

«…и не переживай так, Джове, со мной все в порядке. Мастер Орой Лен очень добр и так много знает о Силе! Он столькому меня научил! Представляешь, оказывается, мастера-консулы умеют создавать…»

Смаргивая слезы, я буквально физически ощущал спадающую с плеч тяжесть. Конечно, там еще осталась немалая насыпь из тревог за судьбы оставшихся соклановцев, но вид воодушевленно щебечущей твилеки позволил вздохнуть чуть свободнее. Жива мелкая, цела. И, кажется, не так сильно дуется, как показалось вначале. Впрочем, она имеет на это полное право.

Досмотрев запись, я еще с минуту разглядывал застывшуюфигурку твилеки, прежде чем подать Фрисби знак на отключение голопроекции с терминала. Нужно качественно усилить тренировки! Знаю, дальше уже некуда, и так почти целый день на полигоне с мечом провожу. Но иначе совсем себя изведу.

Сообщение от Новы — только отсрочка для моей совести. Я должен лично извиниться перед ней, а не через посредников, по месяцу ожидая ответа. Нужна высококласная связь в две стороны, способная игнорировать гравитационные аномалии на входе в систему и передавать сигнал без временных задержек.

Угу. Теперь закатаем губу и попробуем мыслить более реалистично. Пока не налажен бизнес по производству мед-капсул и постоянное сообщение с внешним миром через команду Съяна, о дорогих игрушках можно забыть. Не вспоминая о том, что подобное оборудование находится на строгом учете правительства Дорина, поиски альтернативных источников связи могут затянуться на весь остаток обучения. И то, без особых шансов на успех. Плюс, Нове тоже нужен аналогичный передатчик, чтобы иметь возможность принимать такой сигнал.

Но, обо всем этом я еще успею подумать. Сейчас нужно послать ответ. Фрисби подлетел и опустил ко мне на колени, вопросительно мигнув зрительными рецепторами.

— Включить запись еще разок?

— Да. Нет, подожди.

Я стушевался и задумался, пытаясь облечь разрозненные эмоции и мысли в слова. Непросто это. В своем сообщении Нова не упомянула прямо наш клан, но мне было достаточно намеков между строк, связанных с нашими недолгими приключениями в Храме. Как и я, твилека ничего не забыла и всей душой желала вернуть похищенных юнлингов домой. И точно также ничего не могла сделать, сдерживаемая мастером и долгом перед Орденом. В ответном послании мне предстояла нелегкая задача: успокоить девочку и дать понять, что я работаю в этом направлении. Тоже одними намеками, но так, чтобы она одна смогла понять скрытый смысл. Иначе нельзя: все наши сообщения просматриваются СБ Храма. Я им не доверяю и не хочу, чтобы они стали осложнять жизнь Нове своей паранойей, только усилившейся после Раскола Ордена.

В раздумьях я просидел достаточно долго, чтобы Фрисби заскучал и перешел в режим ожидания, свив на коленях удобное гнездышко, как кошка. Пожалуй, мы бы так и просидели до утра, но у судьбы имелись свои планы на сегодняшний вечер.

Домашний терминал входящим сигналом оповестил о прибытии гостей, стоящих у двери. Вздрогнув от неожиданности, я вернулся в реальный мир и недоуменно покосился на зашевелившегося дроида.

— Фрисби, мы кого-то ждем?

— Нет. Мастер Нак Зиил сказал, что до послезавтра у тебя самостоятельные занятия.

Точно. Кел-дор широким жестом определил завтрашний день как выходной, сам планируя посвятить его общению с семьей. Видать, будет замаливать вину перед Эсс. Удачи ему. А мне свободный день пригодится как нельзя кстати. Времени на усвоение нового материала уходит ничуть не меньше, чем на тренировки с мечом и Силой. Плюс не стоит забывать об изучении Торгового муунлита. Произношение хромает, надо практиковаться.

Решение свое мастер вряд ли изменит, так что до послезавтра я никого не ждал. Тогда кого нелегкая на ночь глядя принесла?

— Слетай проверь.

Фрисби подчинился и мухой метнулся к терминалу. Буквально за пару секунд туда-обратно.

— Ну?

— Не знаю. Двое людей в рясах. Невооруженные.

— Люди, точно? Не кол-доры?

— Ага.

— Что-то новенькое.

Жаль, но домашний терминал не имел функции связи с посетителями. Я не планировал постоянный прием гостей, и при монтаже оборудования во времена строительства дома, рабочие установили самая простую модель, пригодную лишь для выхода в сеть и общего контроля за автоматикой дома. Однако теперь я остро сожалел об отсутствии в нем функции видео-конференции. Открывать дверь всяким подозрительным личностям не хотелось категорически.

«Стоп! Вот же тормоз».

Я впечатал ладонь в лицо, в который раз сетуя на зашоренность взглядов выходца иного мира. Зачем нужна техника, если ей имеется куда более простая альтернатива?

Сосредоточившись, я выпустил ментощупы, беспрепятственно прошедшие сквозь дверь и стены. Кто тут у нас? Как и сказал Фрисби, у двери нетерпеливо топчутся двое разумных. А за ними… вэк? Мама дорогая, откуда такая толпа взялась? По меньшей мере с три десятка живых существ, и все ощущаются по-разному. И люди, и нелюди. И, что самое странное, всех объединяет какое-то общее предвкушение… праздника?

Встряхнув головой, я растерянно замер на месте, не зная, что предпринять. В ментополе гости не источали ни капли враждебности или агрессии. Скорее наоборот: радость, дружелюбие, нетерпение, счастье. А у отдельных женщин еще и стойкое желание того самого. Да такое сильное! Упс…

Почувствовав прилив крови в штанах, я невольно заалел, спешно восстанавливая контроль над взбунтовавшимся организмом. Половое созревание началось, когда его не ждали. Что-то рановато, я надеялся, что еще год-другой в запасе есть. Попадос.

— Джове, с тобой все в порядке? У тебя странное выражение лица.

— Да, кха, все нормально.

Спешно свернув ментощупы и кое-как совладав с бунтом ниже пояса, я двинулся к двери. Несмотря на противоречивые ощущения, гости никуда не торопились и были готовы ждать моего выхода круглые сутки напролет. Придется открывать.

Подпоясавшись мечом и, для солидности, набросив на плечи джедайский плащ, осторожно выглянул в щелочку наружу.

— Здравствуйте, вы по какому вопросу?

Сначала у двух людей, стоявших у порога, явно перехватило дыхание. Потом тот, кто постарше, с опрятной бородкой и пышными моржовыми усами, откашлялся и уже собирался представиться, как вдруг замер с отвисшей челюстью, уставившись мне в район чуть пониже живота. Второй мужик, тощий и высокий, как жердь, последовал его примеру, шквалом выплескивая из ауры потоки восхищения и божественного трепета.

Я невольно сглотнул и попятился, на рефлексе хватаясь за меч. Только педофилов нетрадиционной ориентации на мою голову не хватало. На что там уставились, извращенцы? Я же все до выхода в порядок привел, да и нечему там выпирать! Не выросло еще.

К счастью или нет, я не успел перейти к активным действиям и покарать незнакомцев световым мечом. Вздрогнув всей тушей, бородатый возопил во всю глотку:

— О, Избранник великий, посланник Богов! Славься Гри!

— Славься Гри! Славься Гри! Славься Гри!

Десятки глоток подхватили клич лидера, оглушив не только меня, но и Фрисби, с любопытством выглядывающего из-за моего плеча. Дроид выдал приглушенное ругательство, настраивая звуковые фильтры. Обычной машине любой уровень шума побоку, но Фрисби — полноценный Искусственный Разум. Он испытывал те же неудобства, что и обычный живой человек, хотя и в ограниченном объеме из-за ущербности корпуса.

Честно, от неожиданности, у меня пропал дар речи. В первые секунды я решил, что это какой-то розыгрыш. Потом, когда толпа в единогласном порыве бухнулась на колени и уткнулась лбами в землю, резонно подумал о хождении во сне. Или, что хуже, о протечке в системе жизнеобеспечения газа Дорина, вызвавшего сильные галлюцинации. Сильно ущипнув себя за кожу на руке, я убедился в обратном. Вроде реальность, так какого ситха тут происходит?!

Правильно истолковав мое недоброе сопение, жердина разогнулся и преданно уставился мне глава в глаза. Даже на коленях по росту он оказался вровень со мной, недавно разменявшим тринадцать лет от роду.

— Не изволь серчать, Избранник. Мы все лишь недостойные слуги Богов и не хотели причинить тебе неудобств. Дозволено ли нам, униженно и смиренно, обратиться к тебе?

— Эм, — чувствую себя туристом, которого голодные аборигены с песнями и плясками прикручивают к вертелу, я замедленно кивнул. Но меча не отпустил, сообразив, наконец, что жадные фанатичные взгляды пожирают именно его. Ох, не нравится мне все это…

— Как завещал Святейший Пророк, мы чтим и покланяемся Богам, известным в галактике, как Гри. Неверующие не способны осознать их истинного величия и блуждают в тумане сомнений и страха. Но наша церковь, — с фанатичным рвением мужик раскинул руки, — знает истину! Сотни паломников со всех миров ищут следы Богов, чтобы прикоснуться к их величию и мудрости! И вот, спустя долгие века, нам повезло узнать о новом проблеске их творения, явившего свой свет миру. О, Избранник, носящий их Дар, дозволь недостойным узреть величие…

— Хватит, замолчи. Дай подумать.

Прерванный мной, паломник послушно захлопнул варежку, молитвенно сложив ладони и ожидая откровения свыше. Остальные последовали его примеру, смотря на меня, как на второе пришествие.

Дико захотелось впечатать ладонь в лицо и молча скрыться в доме. Не хватало мне своих проблем, как теперь еще с толпой фанатиков дело иметь. Конечно, мастер предупреждал меня, насколько редки и ценны технологии древних рас, но не настолько же! Чтобы целый культ Гри в полном составе приперся… Или нет? Он сказал сотни?

Представив, как Дорин осаждают орды паломников, дорвавшихся до живого воплощения воли своих Богов, я покрылся холодным потом. Только этого не хватало. Кел-доры не привечают любых чужаков, а неадекватных вовсе в систему не пускают. Не знаю, как паломникам удалось проскользнуть незаметно от орбитальных патрулей, но, если в правительстве узнают, кто виновен в нашествии чокнутых экзотов, мне кранты. Как минимум выкинут с планеты нас с мастером. При наихудшем раскладе следом отправится его семья. Поступить так с теми, от кого не видел ничего, кроме добра — верх эгоизма и неблагодарности. И это я еще не подумал о том, как подставлю Съяна Итти и наш совместный, так и не наладившийся проект.

— Минутку.

Скрывшись в доме под благоговейный шепот толпы, я попытался связаться с мастером. Потом с его супругой Эсс. Оба не отвечают. Твою медь! Тянуть до утра нельзя, нужно избавиться от угрозы как можно быстрее. И, как назло, кроме «порубать всех мечом и потроха сбросить с обрыва», ничего в голову не приходит.

— Фрисби, у нас проблема! Есть идеи, как избавиться от «гостей»?

— Тебе долго и с уговорами или быстро и эффективно?

— Второе.

— Берешь меч. По кумполу одного, второго, третьего. Потом Толчком Силы в темечко…

— Понятно, можешь не продолжать.

«Н-да, яблонька от яблони, как говорится, научил на свою голову. Весело, конечно, а делать-то что?»

Со стоном схватившись за голову, я поплелся обратно на выход. Увиденного в ментальном плане хватило для осознания, что просто так от паломников не избавиться. Они узнали о мече Гри (тут моя вина, ведь я особо не скрывался). Преодолели хатт знает сколько парсеков звездного пространства. И сделали невозможное — скрытно обошли пропускной пункт на орбите Дорина. Все ради того, чтобы прикоснуться к наследию своих Богов. Сомневаюсь, что меня оставят в покое после таких жертв. Как не пытайся от них отвязаться.

Обреченно протянув руку к открывающей панели у дверной рамы, я приготовился распрощаться с последними остатками здравомыслия. Сейчас мне выпьют мозг, разжуют, перемешают, высосут, выжмут, вые…дят. Может, притвориться мертвым и не открывать?

Поздно. Дверь с тихим шелестом отошла в сторону.

— Славься Гри! Славься Гри! Славься Гри!

Я зажмурился и еще крепче сжал рукоять меча, черпая уверенность в поющем кайбер-кристалле. Похоже, выбора нет. Если нет возможности остановить безумие, нужно его возглавить.

***

Топ. Топ. Топ. Хлоп.

— Момот, четче шаг!

Топ. Топ. Топ. Хлоп.

— А-а-а! У-у-у!

Главное не заржать. Спокойствие. Я совершенно спокоен.

— Повторяй за мной! За! Мной! Раз! Два! Раз! Два! Момот, морда бородатая, четче шаг, сказано! Боги тебя не слышат!

— Слушаюсь, о, Великий!

Топ. Топ. Фрисби, зараза. Если ты записываешь, на микросхемы разберу! Не приведи Свет мастер узнает, чем я тут занимался.

— Я-у-у! Оп, оп, оп! Стой!!! Свершилось.

Хоровод покорно замер в нелепых позах, восторженно наблюдая за Великим мной, стоящим в центре круга и вдруг изобразившего весьма реалистичные конвульсии. Спасибо бажек’х за опыт, чтоб их джавы по подворотням драли. До сих пор передергивает, как вспомню, каково попасть в шоковую сеть для ловли крупной дичи.

Продолжаем концерт.

— О… Ух… бяк… У-у-у!

— О-о-о! — шепотом вторили паломники, следом за мной бухнувшимися на колени и зачарованно следящими за призывом божественного аватара Гри.

«Убейте меня».

Так, добавим спецэффектов. Как там мастер учил? Медитация. Сила вокруг меня. Я и есть Сила. Теперь… Парение.

Кто-то из паломников испытал религиозный экстаз, наблюдая, как Избранный, замерший в позе лотоса, приподнялся над землей на полметра. Остальные пускали слюни на выписывающий вокруг меня бесконечные восьмерки меч. Можно собой гордиться, к слову. Практически Глубокая медитация без погружения в Силу, иначе в воздух не подняться. Называется Парящей или Восходящей. Мастер будет доволен, наконец-то я смог повторить технику без ошибок.

— Едрить вашу в печень! Катетер вам в грызло! Что-о-о-б ва-а-ас всех переглю-ю-ю-чил-о-о-о! (рус.)

— Во имя Святейшего Пророка! Боги говорят с нами!

— Т-ш-ш. Кажется, начинается…

Паломники притихли, зачарованно следя за последним «па» циркового представления. Я широко раскрыл глаза, и, заставив меч воспарить над макушкой, мысленно активировал его. Немножко страшно было (а вдруг эмиттером не в ту сторону поверну?), но обошлось. Сверкающий серебром и эффектом глитча клинок разогнал ночную тьму, явив потрясенному взору собравшихся чудо: Избранного, соединенного с Богами лучом света, возносящегося из головы к звездам.

— Внемлите и трепещите, смертные! Мы ответили на ваш Зов!

Какая-то твилека послабее тюкнулась носом в песочек, не вынеся святости творящегося таинства. За ней еще с десяток дурней повело, они были вынуждены схватиться за плечи соседей, чтобы не выпасть в осадок следующими. Остальные паломники просто окаменели, не в силах вымолвить ни словечка от переполнявшего их трепета перед живым воплощением Гри.

Устав ждать, я решил форсировать события. С непривычки использовать Восходящую медитацию трудно, а мне еще на вопросы отвечать нужно. Нет, наверное, все же придется опуститься на землю. Не хватает контроля для одновременного восприятия смысла слов говорящего и поддержания техники.

Решение оказалось верным. Момент соприкосновения моей пятой точки с землей, паломники восприняли как знак к действию. Мол, Боги приглушили свою божественную ауру и снизошли до разговора. Ничего не выдумываю — все витает в воздухе, даже ментощупы выпускать не нужно. Давно меня не окружало настолько ярких и насыщенных эмоций.

— О, Великие!

— Мы недостойны!

Паломники задохнулись, не в силах выразить переполняющие их любовь и трепет. Многие тянули руки и беззвучно плакали. Кажись, переборщил, пора закругляться.

— Три вопроса, смертные. У вас есть три…

Бум. Бум. Так, еще двоим чудикам самообладание отказало. Может, стоило на одном вопросе ограничиться? Не часто, видать, Боги свою паству столь пристальным вниманием балуют. Но, надо отдать должное лидерам культа, в растерянности они пребывали недолго. Бородатый Момот и тощий великан Курт быстро навели порядок в рядах верующих и первыми рискнули выползти вперед. Глядя, как два взрослых мужика вжимают головы в плечи и бояться лишний раз пустить шептуна, я едва сдерживал смех. Концентрация давно слетела к банте под хвост. Еще немного, и Телекинез откажет. Надо завязывать, не знаю, сколько еще выдержу.

Первым рискнул задать вопрос Момот, топорща в предвкушении откровений свыше жесткие усы.

— Святейшие! Молю Вас, откройте глаза рабам недостойным: в чем смысл жизни?

Пф, нашел кого спрашивать.

— В расписании дежурств по КПП. Посмотришь — и все станет понятно.

А чего подвисли все? Гхм, наверное, неспособны здешние умы к восприятию мудрости великих прапоров из иного мира. А не, вроде прочухались. И лица такие одухотворенные, словно лично в Книге Бытия покопались. Хе-хе, следующий.

Вторым на очереди стал Курт. Здоровенный детина многозначительно переглянулся с Момотом и тихим шепотом вопросил:

— Как недостойным рабам лучше услуживать Вам?

Тут даже раздумывать не пришлось.

— Валите на х…айдианский путь. Выберите пригодную для жизни планету, купите землю и постройте красивый храм в нашу честь. Оставайтесь там, не доставайте других… то есть, не мешайте жить неверующим. И сами живите в мире, заводите семьи, детей. Если наши почитатели счастливы, то и нам хорошо.

Уф, разогнался. Но народ проняло, вон опять нюни распустили. Может, хоть теперь перестанут дурью заниматься и начнут просто жить, как нормальные люди. И нелюди тоже.

Паломники еще долго могли мотать сопли на кулак, если бы я не повысил голос, напомнив, что у Богов тоже свои дела имеются. Засуетились. У них остался всего один вопрос, и осмелевшие спорщики никак не могли решить, какой из них самый важный.

Победила женская часть культа, настучав по сопатке теперь уже своим мужикам и пообещав, что если будут лезть, то останутся без храма, возможных детей и вообще без причиндалов, которыми их делают. Потому как последний вопрос самый важный! И нельзя, чтобы тупые мужланы использовали его впустую.

— О, Великие, — ко мне с придыханием вышла самая храбрая мадам, выделяющаяся на общем фоне красивой медной кожей урожденной чалактанки и весьма внушительной грудью четвертого размера. Каюсь, в низах снова началось внеуставное брожение, но пришлось сохранять морду кирпичом. Посланница имела такое одухотворенное выражение лица, словно получила личное приглашение вступить в сонм богинь мира сего. Жаль такую красотку разочаровывать банальными шуточками. Я приготовился отвечать максимально честно и открыто, призвав на помощь все крупицы своей мудрости.

Вот он, момент истины. Знание, за которое большинство мужиков готовы продать душу. О чем думают женщины? Не все, конечно, но хотя бы эти, посвятившие себя вере и служению высшим силам.

— Откройте секрет рабам недостойным… Как много и вкусно кушать, но не толстеть?

Кажется, скрип шестеренок в мозгах послышался не только у меня, но и у всех присутствующих мужиков. Особо впечатлительные отправились в царство грез по второму кругу. Послышался отчетливый зубовный скрежет, прерванный звонкой затрещиной. Кто-то ругнулся, но был перебит угрожающим шипением. Мир затаил дыхание, приготовившись внимать откровениям свыше.

А я что? Прикусил губу и закрыл глаза, медленно восстанавливая дыхание. В носу свербело и грудину сжимали позывы едва сдерживаемого гогота.

«Женщины! С ними решительно невозможно жить спокойно. Но и без них никак…»

— Не лопайте на ночь, милочки. И побольше приседайте, — расщедрился я на житейские мудрости, подмигнув просительнице. — Попа как орех — у мужиков успех.

Никогда не видел настолько круглые глаза, вот как на духу. Она с такими и ушла, поддерживаемая под локотки такими же витающими в прострации подружками.

Все, с меня хватит. Еще немного, и слезы из глаз потекут. Не могу больше.

— Слушайте все! — я возвысил дрожащий голос. — Оставьте Дорин и никогда не возвращайтесь, вам тут не место. И помните: хоть мы редко отвечаем, но видим все! Не разочаруйте нас, смертные.

— Славься Гри! Славься Гри! Славься Гри!

Я погасил меч и с места в карьер рванул домой. Мне повезло, что «призыв» я поленился проводить далеко от дома и всего лишь нашел неприметное местечко между камнями в полусотне метров вниз по склону. Бежать, когда перед глазами все расплывается от едва сдерживаемого смеха — та еще задача.

Успел.

— Джове? Ты чего?

Встревоженный Фрисби наворачивал надо мной круги, пока я валялся на полу у порога и задыхался от приступов гомерического хохота.

«Я был не прав, надеюсь, он это заснял!»

— Фрисби, — чуть погодя, выдавил я из себя, сдернув шлем и потянувшись за фляжкой, чтобы промочить пересохшее горло.

— Слава Богам, я уже испугался…

— Ни слова о Богах, больше, — я едва не поперхнулся водой. — Лучше скажи, ты заснял?

— От начал и до конца. Забавный ритуал, ни разу о таком не слышал.

— Я тоже. Подожди, сейчас отдышусь и запишем сообщение для Новы. Кажется, я придумал, что ей ответить.

***

Сигнал комлинка застал Нову на лестницы в покои падаванов, возвращавшуюся после тренировки с мастером. Особый двойной сигнал заставил девочку радостно вскрикнуть и резко ускорить шаг, срываясь на бег. Джове, наконец-то!

Час спустя твилека отсмеялась и, закончив слушать о похождениях друга на Дорине, слегка погрустнела. Весело ему там, не то что в Храме. Сплошная скукотища и рутина изо дня в день. И, хотя мастер Орой Лен обещал на следующий год забрать ее на Корусант, легче не становилось. Вряд ли столичный Храм настолько уж отличается от остальных.

Нова с теплотой вспоминала дни, когда они с кланом устраивали ночные посиделки или влипали в авантюры. Или тренировались вместе. Как жаль, что теперь им никогда снова не собраться вместе.

Украдкой смахнув слезинки с ресниц, девочка коснулась планшета и продолжила воспроизведение сообщение. Джове задорно улыбнулся и подмигнул ей, поневоле вызвав ответную улыбку. Мальчишки. Лишь бы подурачиться, никакой серьезности.

«…к утру они улетели. Жаль передать всю запись нельзя, объем пакета данных ограничен. Хотел бы я, чтобы ты была рядом, это надо было видеть!»

Твилека вздохнула. Она тоже хочет. Очень-очень.

«В общем, не унывай. Приключения рядом, просто нужно научиться их замечать. И еще, Нова. Помнишь, я рассказывал сказку? Про жуткого и страшного лесного зверя?»

Нова нахмурилась. Джове временами рассказывал сказки перед сном, когда не утыкался в свой планшет. Но у этой был не самый счастливый конец. Что он хочет сказать?

«Не всегда зверь побеждает охотников. Иногда и им выпадает шанс спасти бабушку с внучкой. Не теряй меня и еще раз извини, что так долго не писал. Держись, Нова. Вместе мы справимся».

Твилеке потребовалась совсем немного времени, чтобы найти ответ на не самую сложную загадку.

«Он не сдался. Не забыл о них!»

Зарывшись носом в подушку, Нова заплакала, чувствуя, как таят спрятанные глубоко внутри, но никуда не исчезнувшие тоска и боль. Уже только за это она была готова простить Джове те пару лет, которые провела наедине со своими страхами. Близких друзей у нее не появилось, никто не хотел заводить дружбу с юнлигами, неясно как вырвавшимися из когтей ситхов. А открыться мудрому, но порой излишне строгому мастеру, Нова так и не решилась.

Но вот не так уж давно от Джове пришла весточка, и Нова вновь ощутила вкус к жизни. И после сегодняшнего сообщения окончательно поняла, что все будет хорошо. Джове прав. Вдвоем они справятся. И Нова приложит все усилия, чтобы стать сильнее и помочь ему спасти клан.

Глава 12. «Адаптация мышления»

— Джове, мне скучно.

— Что?

Я прервал связку последовательных блоков Соресу, которую отрабатывал уже вторую половину дня. Фрисби пристроился на седле гравибайка и в самом деле выглядел каким-то понурым. Насколько может быть таковым дроид, сильно ограниченный в физическом проявлении эмоций.

— Что слышал, — капризным тоном заявил Фрисби. — Ты целыми днями тренируешься. А когда заканчиваешь, садишься за голокроны. Я уже забыл, когда в город или на задания с мастером последний раз выбирались. Скучно!

Деактивировав световой меч, я скрестил руки на груди и вопросительно склонил голову на бок, разглядывая дроида. Прогресс, пожалуй. До сих пор Фрисби не заботили такие условности. Но чем мне его занять? На полигоне особых развлечений нет. Разве что летающих дронов активировать, но у них кроме тренировочного режима других моделей нет. Сомневаюсь, что Фрисби горит желанием провести остаток дня, уворачиваясь от шоковых выстрелов.

— А ты сам-то чем бы хотел заняться?

— Чем угодно. Только не сидеть на одном месте.

— Боишься, микросхемы заржавеют?

— И манипуляторы отвалятся, — Фрисби вяло шевельнул передней лапкой. — Выручай, Джове. У тебя всегда идей много.

— Не то что бы, ну да ладно. Хотя сейчас в голову ничего толкового не приходит.

— Ну вот…

— Не переживай, — я ободряюще погладил тарелку по ободу и перекинул ногу через сиденье. — С тренировками на сегодня хватит. Давай прокатимся, авось, что-нибудь и придет в голову.

— Снова этот «авось»! Когда ты уже объяснишь, что означает это странное выражение?

Не спеша отвечать, я завел двигатель и выжал газ, неторопливо выводя гравибайк с тренировочного полигона в сторону виднеющейся вдалеке столицы Дор’Шан.

— А сам как считаешь?

— Да не знаю я! Уже через столько языковых баз прогнал — близко ничего похожего нет. Ты применяешь его бессистемно, не могу найти никакой логики.

— Не ищи логику там, где ее нет, — наставительно посоветовал я. — Такие вещи надо чувствовать.

— И как мне почувствовать?

— Сам поймешь, когда придет время.

Дроид за спиной недовольно скрипнул. Да, друг, не все так просто. Я многому тебя научил, но до некоторых вещей нужно дойти самому. Хех. Чувствую себя в роли мудрого наставника, Нак Зиил был бы доволен. Мастер частенько подкидывает мне задачки, до решения которых приходилось доходить своим умом. Хороший метод, неплохо так помогает развить соображалку.

Но что просто для человека, для дроида предполагает определенные сложности. Фрисби многому научился от меня, но все еще не мог понять смысл многих поведенческих реакций, придающие разумному индивидуальность. Сейчас он просто идеально копирует меня, не особо задумываясь, почему и с какой целью выполняется то или иное действие. Для обычного дроида с простой матрицей самообучения — хороший прогресс, но для самодостаточного и фактически живого ИР недостаточный. Я хотел взрастить в Фрисби близкую мне по духу личность, а не просто сделать похожим на человека. Так что пусть злится и ищет решение, ему полезно.

— А куда именно мы летим?

— Вперед.

Фрисби примолк, по тону сообразив, что я не желаю особо распространяться о своих планах. Хотя на деле я сам не знал, куда лечу и просто доверился интуиции. Или Силе, если будет угодно. Трудно отличить одно от другого, когда не понимаешь, где заканчивается одна кромка лезвия и начинается другая. Надеюсь, это знание, а точнее ощущение, потерянное с обретением памяти прошлой жизни, однажды вернется. Иначе так и придется брести по жизни вслепую, полагаясь на пресловутый неуловимый «авось».

Какое-то время я вел гравибайк на автопилоте, целиком погрузившись в свои мысли и не обращая внимания на дорогу. Из размышлений меня вывел тревожный сигнал Фрисби, сигнализирующего о приближении бури.

Обернувшись назад, я увидел клубящуюся и исходящую молниями темноту, постепенно заволакивающую небо. Зашибись. Черный Шторм вовремя, как всегда.

За все года, проведенные на Дорине, я лишь единожды краем зацепил это жуткое погодное явление, когда сопровождал мастера на одном из заданий. В тот день мы выслеживали группу рейдеров, повадившихся грабить частные фермы за чертой больших городов. Преступников мы поймали, но в пылу погони не уследили за опасно приблизившемся Черным Штормом. Отдельная песня, как мы спешно мечами вырубали укрытие в окаменевшем глиняном грунте, спеша укрыться от непогоды под землей. Нам повезло. Успели прорубить небольшой тоннель и спрятаться в нем вместе с пленниками, с помощью Телекинеза закрыв вход теми же обожженными световыми мечами блоками.

Буря погрохотала около минуты и ушла дальше. А когда мы выбрались, то увидели полностью разрушенный бандитский лагерь и дымящиеся останки нашего догорающего транспорта. Черный Шторм разрушал все, до чего мог дотянуться.

И теперь эта пугающая громада грохочет за спиной, обещая скорую расправу любому, кто встанет у нее на пути. Я выругался, прикинув, что даже на полном форсаже никак не успеваю добраться до города с его спасительными громоотводами. Гравибайк — не свуп, для гонок не предназначен. Останавливаться и рыть землянку? Тоже не вариант. Судя по траектории движения бури, очень скоро меня накроет эпицентр. Для верности нужно метров десять вглубь прорубить, один ни за что не успею. К тому же грунт здесь не глина, а обычная земля. От меча толку мало, лопата нужна.

Пуду. Не нужно было покидать полигон, не зря мастер предупреждал, чтобы я его дождался. Ну да теперь уже поздно биться головой о штурвал. Вернуться не успеваю, значит, нужно искать укрытие поблизости.

— Фрисби, поднимись повыше и доложи обстановку. Нам нужно убежище и побыстрее.

Вот за что его люблю: когда нужно, Фрисби не задает лишних вопросов. Через минуту поиска, в динамиках шлема раздался четкий отчет.

— В паре километров к западу засек энергетические сигнатуры искусственного происхождения. Похоже на дефлекторный купол.

— Большой?

— Порядка полусотни метров в диаметре.

— Похоже на частную территорию.

— Рискнем?

— Лучше попытать счастья с кел-дорами, чем с бурей.

Гравибайк взревел двигателями, закладывая вираж по курсу выбранного маршрута. Как же не хочется туда лететь, кто бы знал. Простое население кел-доров, не занятое в государственных производствах или не владеющее своим делом, предпочитает жить в крупных городах. С ними трудно, но можно иметь дело. А иногда встречаются вот такие семьи, живущие в какой-нибудь глубинке и неохотно общающиеся даже со своими сородичами. На кел-дорском зовутся «наош». Не пустить они меня не могут: один из основных законов на Дорине строго предписывает помогать всем путникам, застигнутым врасплох Черным Штормом. Но сколько желчи придется вытерпеть, пока пережидаю бурю, лучше не думать. Больше чужаков наош терпеть не могут только чужаков с низким уровнем гражданского допуска и социальной значимости. Вытурить с Дорина последних намного труднее.

С другой стороны, как я бы вел себя на их месте, если бы на мой родной и единственный пригодный для жизни мир лезли какие-нибудь инопланетники? Сложный вопрос, раньше как-то не задумывался. Возможно, это одна из причин отношения кел-доров к чужакам на Дорине. Надо будет взять на заметку, потом обдумаю.

Купол энергетического щита имел полупрозрачные стенки с зеленоватым оттенком. Точно такой же прикрывал и мой дом во время бурь. На космических судах данный тип дефлекторов почти не применялся из-за высокого уровня энергопотребления и малой площади покрытия корпуса. Зато они хорошо поглощали энергетический урон, с легкостью выдерживая натиск молний Черного Шторма. Незаменимая вещь на планете, страдающей от постоянных бурь, но редко распространенная из-за высокой себестоимости и сложности производства. Мне, как падавану Ордена джедаев повезло — дефлекторный генератор вместе с остальным оборудованием выделило правительство Дорина. Был бы обычным чужаком без протекции, пришлось бы ставить обычные громоотводы, как в большинстве населенных пунктов.

Интересно, откуда наош раздобыли такой? Непростая семейка, зуб даю. Нужно тщательнее следить за тем, что говорю, а лучше вовсе помалкивать.

Перед тем, как проехать сквозь тягучую поверхность щита, я оглянулся за спину и неуютно поежился. Грозовые клубящиеся тучи мерцали сполохами ярких ветвистых молний, временами ударяющими в землю под разными углами. И никакого ливня, только штормовые порывы ветра. Поневоле не по себе становится.

Более не мешкая, медленно проехал сквозь щит на частную территорию. И сразу же наткнулся на пару кел-доров — мужчину и женщину, мрачно созерцавших мое появление. У обоих в руках облегченные бластерные карабины, к счастью, направленные не на меня. В ментополе опасение и острая неприязнь. Первыми нападать не станут, но готовы ко всему.

Молчание затягивалось, и я решил начать первым.

— Здравствуйте, извините за вторжение.

— Тебе здесь не рады, джедай, — перебил глава семьи. И, разглядев нашивку с перечеркнутым кругом на моей тунике, брезгливо поправился, — чужак. Ты можешь переждать Черный Шторм на границе моей земли, но как только он кончится, сразу уедешь. Я понятно изъясняюсь?

— Да. Благодарю вас.

Но они уже не слушали, развернувшись и гордо удалившись в сторону дома, довольно презентабельного и богатого на вид.

«Что ж, могло быть хуже».

— Слетать на разведку? — предложил Фрисби, опускаясь мне на плечо.

— Не вздумай! Нам и так крайне повезло, на адекватных наош наткнулись. Ни к чему злоупотреблять их терпением.

— Значит, ждем.

— Не переживай, шторм скоро закончится.

— Давай тогда пока сыграем в загадки?

— А давай! И вот тебе сходу: пара верная, но постоянно расстается, крепкая, но рвется?

— Носки, — моментально отозвался Фрисби. И, увидев мой кивок, торжествующе "витнул" на бинарном. — Легко! По обычным правилам играем или по расширенным?

— Давай по расширенным, надо же как-то время убить.

— Тогда отвечай: куда дел диски с фильмами, которые Кед передал?

— Да твою ж… Под настенной панелью за спинкой кровати.

— Ага!

— Зачем тебе? Ты и так уже их до дыр затер. Не говоря уже о том, что у тебя абсолютная память. В любой момент можешь любой мысленно просмотреть.

— Это не то! А вот на голоэкране, под машинную смазку и твое бухтение, пока сидишь с голокронами…

— Вымогатель.

— Жадина.

— Мелочь летающая. Как давно из Гри вылез?

— Зануда! Продолжим?

— Ага, загадывай.

За игрой скоротали около половины бури, промежду делом любуясь волнами на куполе щита от попадающих в него молний. Грозное зрелище, но очень красивое, этого не отнять. Когда получу полный гражданский статус, надо одним из первых дел выяснить, что кел-дорам известно о Черном Шторме. Уж больно любопытно, откуда он берется и почему так быстро заканчивается. Атмосферная аномалия или нечто искусственное, сотворенное древними разумными наподобие Гри? Целое непаханое поле для исследований и расширения кругозора.

— А можно мне с вами?

Незаметно подошедшую и заинтересованно слушавшую загадки девочку я заметил давно, но не спешил раскрывать себя, боясь испугать. Да и опасно первому знакомиться. Мелкая шкодница, еще не успевшая в силу возраста пропитаться ксенофобными настроениями взрослых, однозначно втайне от родителей сбежала поглазеть на человека. Ей невдомек, что мамочка с папочкой потом меня на кебаб порубят. А так у Фрисби будет запись всего разговора, знак я ему подал. Случись чего, отмазка для суда есть: сама пришла, заговорила первая. Невежливо не ответить, я же джедай. И человек. Сомневаюсь, что девочка другие расы где-то кроме головизора видела. Наош считаются параноиками даже среди кел-доров.

— Можно, — я сопроводил улыбку словами, про себя удивляясь, как такая кроха может свободно говорить на интере. На вид ей было от силы лет пять-шесть, максимум свой родной язык должна знать.

Хотя, чему я удивляюсь? Тот же Мъйят Дор из моего клана очень бодро шпарил не только на интере, но и на многих других языках. Умственно и психологически кел-дорчики развиваются намного быстрее других рас. Конкуренцию им могут составить разве что несколько негуманоидных рас и арканианцы. У последних генетические модификации на усиление интеллекта еще в зародышах прописываются.

Подождав, пока девочка покажется из-за каменного заборчика, огораживающего территорию дома, я спросил:

— Как тебя зовут?

— Нитта Мюр.

— А меня Джове, — я сопроводил улыбку легким посланием дружелюбия и спокойствия через ментощуп, помогая ребенку преодолеть стеснительность. — Правила знаешь?

— Знаю. Кто отгадал загадку — может задать проигравшему вопрос.

Нет, ну надо же какая смышленая. Надо с ней поаккуратнее.

— Тогда начнем. Вот тебе загадка, Нитта. Что такое: темное, но не ночь, жужжит, но не летает, пахнет, но без запаха?

Девочка задумалась, ненадолго. Как и я предполагал, она не могла не знать существо, чьими продуктами жизнедеятельности пользуется вся легкая промышленность Дорина.

— Личинки вурсов?

— Правильно, молодец.

Нитта просияла и радостно подпрыгнула, слегка ослепив меня солнечным светом засиявшей ауры. Чем же, интересно, ее родители развлекают, если такая реакция на простую незамысловатую игру? Бедная, надеюсь, ей хоть какое-то внимание уделяют.

— Ха! Я могу спрашивать, да?

— Конечно.

— Все что захочу? И ты не соврешь?

— Нет, — я привалился к теплому железному боку гравибайка и откинул полу плаща, чтобы не путался под ногами. Не знаю, что там хотела спросить Нитта, но увидев мой меч на поясе, чертыхнулась и восхищенно выпалила совсем не то, что хотела:

— Так ты джедай?

— Верно.

— А можешь показать что-нибудь джедайское?

Я хитро прищурился.

— Мы же вроде хотели в загадки поиграть.

— Не хочу загадки! — маленькая вредина возмущенно притопнула ножкой. — Хочу Силу посмотреть! Вон ту штуку поднять можешь?

Указанная «штука» представляла собой причудливый агрегат неясного предназначения, отдаленно напоминающий газонокосилку. Только косить на территории нечего. Почва сухая, травы нет. Единственные редкие кустики в кадках у забора больше похожи на высохший под солнцем саксаул. Из всех красот декоративные дорожки, ведущие к дому, и беседка для отдыха у навеса с хозяйским транспортом.

— Нет, твои родители рассердятся.

Нитта призадумалась.

— А себя поднять можешь?

— Могу, если не будешь шуметь.

— Обещаю! Покажи, покажи!

Кажется, делать «молящие кошачьи глазки» — универсальная детская способность и от расы не зависит. Поражающий эффект убойный, отказать невозможно. Я принял позу лотоса и, сконцентрировавшись, с помощью Парящей медитации на пару секунд воспарил над землей.

— Ух ты! Я тоже так хочу, научишь?

— Хочешь стать джедаем?

— Больше всего на свете! У меня сестра джедай, и я буду, как она!

О как. Теперь понятно, чего родители так легко позволили мне переждать Черный Шторм. Старшая дочурка в Ордене, а я сам выгляжу, как заправский джедай. Только косичка за правым ухом выдавала самый низкий ранг падавана, но обывателям подобные тонкости неизвестны.

А девочка между засопела, недовольная промедлением с ответом. Ха, гляньте на нее! Глазищи сияют, уверенности на троих Нитт хватит. Вот только Силы в ней я не чувствую совершенно. Может, анализатор на мидихлорианы покажет иной результат, но у меня его с собой нет.

— Нитта, вот ты где! Я же сказала тебе не подходить к нему! Живо домой.

— Ой!

Нитта пугливо вжала голову в плечи и, не попрощавшись, помчалась домой, навстречу матери, шагающей к нам и грозно уткнувшей кулаки в бока. Я почувствовал облегчение. Так даже лучше. Не хотелось расстраивать малявку, а откровенно врать не люблю. Пусть теперь мать с отцом разбираются и объясняют ребенку, почему ей не стать джедаем.

«Или?..»

Я застыл, возбужденный внезапно пришедшей в голову мыслью.

— Фрисби! Я придумал.

— Что?

— Чем тебе заняться, чтобы избавиться от скуки. И не на разок, а на долгое время.

Дроид моментально сделал стойку, по-паучьи хищно зашевелив манипуляторами. Я расслабленно прикрыл глаза и снова прислонился к боку гравибайка, смотря в постепенно светлеющее небо над куполом. Черный Шторм почти закончился.

— Нитта напомнила мне кое-о-чем. В галактике живут мириады существ, и лишь малый процент от них владеет чувствительностью к Силе. Представляешь, как обычным людям хочется ощутить себя в роли джедая? Не только детям, но и взрослым. Сила, это ведь так здорово! Настоящая магия наяву, если со стороны смотреть. И большинство ее лишены.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Мы можем дать им шанс попробовать себя в роли джедаев! Представь игру, где можно взять на себя роль одаренного. Не настольный примитив навроде дежарика, а объемная голопроекция во весь рост, в реальном времени отображающая виртуальный мир и твоего персонажа. Только представь, какие перспективы открываются!

Фрисби задумался, переваривая услышанное, и неуверенно произнес:

— Ты предлагаешь мне сделать голо-игру про джедаев?

— Точно. И не просто игру, а целый виртуальный мир! Уверен, твоих мощностей хватит для такой сложной работы.

— Не уверен, что справлюсь. Я никогда ничего подобного не делал.

— Все бывает в первый раз, друг мой, — я поднялся и запрыгнул на байк, потеснив заметно озадаченного и оттого витающего в облаках дроида. — Не переживай, я примерно знаю, с чего начать.

Моя уверенность росла не на пустом месте. В прошлой жизни я никогда не увлекался компьютерными играми, но что это такое и с чем его едят примерно представляю. Главное есть идея, а детали подтянутся по ходу дела. За мной останется контроль проекта, Фрисби возьмет на себя разработку технической части. В том, что он справится, сомнений нет. Базы дроида-диверсанта имеют широкий функционал для написания продвинутых шпионских программ-вирусов. Фрисби останется только подстроить алгоритмы под новые нужды, хотя и придется весь игровой движок писать с нуля. В крайнем случае, можно поискать необходимый софт через черный рынок, но сомневаюсь, что получится. По крайней мере, я кроме дежарика и голошахмат других таких игр не припоминаю.

С другой стороны, почему их не рассмотреть? Копии кода сделать просто, благо игры знаменитые и доступные повсеместно. А Фрисби хотя бы примерно поймет, с чего начать.

— Чего завис? — спросил я, выводя махнув на прощание наблюдавшим за мной из дома кел-дорам и выводя гравибайк из-под купола. Пора возвращаться на полигон, нужда в поездке в город уже отпала. — Здорово же звучит.

— Угу.

— Чего?

— Мне кажется, ты не мне занятие придумал, а нашел еще один способ обогащения.

— Ха, уел. А чего? Ты против совместить приятное с полезным?

— Не против. Джове, я это…

— ?

— Хочу в долю.

— Ого.

Я снизил скорость и восхищенно воззрился на тарелку, смущенно поджавшую лапки и летящую рядом.

— Растешь! Пять процентов устроит?

— Чего-о? — вопль Фрисби наполнил меня приятным теплом. Еще один хомяк растет, зуб даю! Надо его тоже на Торговый муунлит подсадить. — Я все сделаю сам, и всего пять?! Не будь жадиной, Джове! Десять минимум!

«А, не. Пока еще не хомяк, так, тараканище хитрый».

— По рукам. Но чтобы за два года управился!

— Ты чего? Я куда быстрее могу.

— Не надо быстрее, Фрисби. Нужно тщательно и вдумчиво. Чтобы готовый продукт с руками отрывали.

— Но…

— Не спорь. Хорошие игры на коленке не делаются, я знаю. Поверь, еще будешь много раз все переделывать.

— Неужели, настолько сложно? — усомнился Фрисби. — Сложнее, чем взломать системушифрования дредноута Гри?

— Однозначно. Пока душу не вложишь, не поймешь.

— А как ее вкладывать?

— Очень просто. Ты же увлекаешься, когда мы играем в загадки? Забываешь обо всем, так?

— Ну… большинство моих процессов уходят на решение задачи.

— Вот! Тут тоже самое. Когда делаешь действительно что-то интересное, остальное вокруг перестает иметь значение. А когда вкладываешь душу, то забываешь даже о себе.

Фрисби подвис еще сильнее. Надеюсь, я понятно объяснил, наставник из меня тот еще.

— Кажется, я понял.

— Точно?

— Ага. Авось получится.

Я едва не сверзился с байка

— Ты сам понял, что сейчас сказал?

— А? Ситх его знает, говорю, получится или нет. Но я попытаюсь.

Не показалось. Я почувствовал, как грудь распирает от гордости и радости за друга. Теперь с ним все точно будет хорошо. В нашем русском полку прибыло.

Глава 13. «В погоне за мечтой»

До того, как впервые ощутил Силу, я ни разу не задумывался, что совпадения не случайны. Не видел смысла размышлять о материях, в существовании которых сомневался или вовсе верил. Мир просто существовал. Простой, надежный. Предсказуемый. Идеально несовершенный, чтобы спокойно вариться в котле своих страстей, не задумываясь о будущем и последствиях.

И еще были события, косвенно или напрямую искривляющие дорогу моей судьбы. Все остальное кроме них не имело смысла. Каждое решение, приведшее к трагическому концу первого жизненного пути, принималось под давлением окружения и обстоятельств. Если подумать, я и не жил вовсе. Так, плыл сломанной веткой по течению. Подобно многим другим обывателям, чьи имена — тусклые строки на страницах истории, которую никто никогда не прочтет.

Переродившись и став джедаем, я получил инструмент, позволяющий перестать следовать алгоритму, довлеющему над большинством людей. С помощью него поднял полог, скрывающий мир, и взглянул на происходящее под совершенно иным углом. Сила — некая духовная энергия, пронзающая каждое живое существо и способная изменять реальность. Для нее не существует условностей и запертых дверей. Безбрежный океан возможностей, существующий вне законов и чаяний разумных, запертых в своих повседневных клетках.

К чему я вдруг ударился в философию? А как иначе, если буквально за неделю до возвращения Съяна с первой партией промышленных синтезаторов, мой контакт на одной из гоночных трас, подал давно ожидаемый сигнал. Та, с кем я давно хотел встретиться, наконец объявилась, решив снова попытать удачу на высоких скоростях. Упустить такой шанс — преступление! Команде Съяна нужен второй навигатор, а мне тот, кто готов шагнуть за предел, не боясь рискнуть жизнью в погоне за мечтой.

И все же, насколько неслучайны совпадения, и чего ждать от встречи с той, кто точно также имеет возможность исследовать мир за пределом доступного? Пришла пора проверить. И, заодно, убедиться, насколько мое новое видение реальности соответствует истине.

Мастер на просьбу отлучиться отреагировал двояко. С одной стороны, не возражал, с другой предупредил, что потерянное время придется наверстать в другой день. Нак Зиил не был сторонником армейской дисциплины, но требовал уделять тренировкам должное внимание. Особенно напирал на упражнения с мечом, выжимая из меня все соки и ни разу не сбавляя темп.

Интересно, в какой конкретной роли Нак Зиил видит мое будущее? Вкладывать такие усилия можно только в того, на чей счет имеешь немалые планы. Будет жалко его разочаровывать, если они не совпадут с моими, но отплатить за науку все равно будет нужно. В войне с ситхами так или иначе придется поучаствовать. Вопрос только, на чьей стороне (своей или мастера Нак Зиила), и какова плата за неправильный выбор. Думаю, немалая в любом случае. Но в моих силах заготовить достаточно стогов сена, чтобы в случае ошибки упасть копчиком на мягкое.

Таинственной Незнакомке предстояло выполнить роль соломы в одном из них. Девчонка пока еще не знает, но уже играет роль в моей команде. Осталось только сойтись в цене, чтобы формальность стала договором, подкрепленным кругленькой суммой на ее виртуальном счету.

Необходимая гоночная трасса располагалась в семи часах лета от столицы, близ города Дор’Галк и единственной на планете территории, где чужакам с нулевым рейтингом разрешалось торговать с кел-дорами. Своим ходом добираться туда слишком геморно, и я решил взять билет на рейсовый аэробус, заплатив за путь туда-обратно сотню кредов. Цены для чужаков, как и всегда, грабительские, но уж лучше так, чем отсидеть зад на жестком седле гравибайка, рискуя, к тому же, попасть в Черный Шторм.

Компанию мне, по обыкновению, составил Фрисби, не пожелавший провести поездку в отсеке для дроидов. Вместе мы заняли место у окна в хвосте салона, подальше от пассажиров и сквозняка, сифонящего с вентиляционной решетки на крыше. Я с удобством развалился на кресле, а Фрисби у меня на коленях, тут же достав свою новую игрушку — информационный чип — и погрузившись в вычисления.

Подтверждая заранее известный мне факт, создание голо-игры про джедаев оказалось делом крайне сложным, где скорость вычисления ИР дроида особого преимущества не давала. Трудно воплотить в реальность нечто, о чем имеешь только примерное представление. Тем не менее, Фрисби не сдавался, загоревшись идеей и понемногу разбираясь в поставленной задаче. Прогресс шел медленно, такими темпами разработка готовой игры точно на пару лет затянется, если не больше. Хотя особых надежд я на нее не возлагал. Сыграет ставка — хорошо. Нет — ну и ладно. Все равно основной поток прибыли планируется от совместных проектов со Съяном, на Дорине и после отлета с него.

Не став отвлекать дроида от любимого дела, я уткнулся носом в окно, наблюдая за сменяющимися однообразными пейзажами внизу. Интересно, Дорин всегда из себя безводную каменистую глыбу представлял? Вполне может быть, миллионы лет назад планета выглядела совсем иначе, больше походя на цветущие планеты Центральных Миров. Об этом можно судить по множеству явных и косвенных признаков. К примеру, долина, над которой сейчас летел аэробус, напоминала иссушенное русло полноводной реки, впадающей в неровную низменность морского дна. Или утес, где я построил дом. Раньше он вполне мог быть скалистым берегом крупного озера, исчезнувшего в результате неких событий природного или техногенного характера. За внешними тусклостью и серостью Дорина скрывается история, интригующая не меньше судьбы красной планеты из моей прошлой жизни.

Размышляя о вечном, я сам не заметил, как постепенно задремал. Размеренное гудение движков аэробуса и галдеж пассажиров убаюкивали почище бубнежа Храмового дроида-привратника. За свою безопасность я не боялся. Во-первых, к джедаю не так-то просто подкрасться, во-вторых, за обстановкой следит Фрисби. Работа с игрой не мешает ему мониторить салон аэробуса. В случае опасности, он тут же подаст тревожный сигнал.

Остаток пути пролетел незаметно. За пять минут до посадки в Дор’Галк, меня разбудил Фрисби. Зевая, я протолкался через ворчащих кел-доров к выходу, и ступил на площадку пассажирского терминала у большого здания автовокзала. Время — час-пик, народу вокруг сновало преизрядно. Дальнейший путь лежал через бурлящую толпу к небольшим посадочным площадкам, где можно было арендовать легкий транспорт напрокат. Решив поностальгировать, я выбрал колесный вариант в виде небольшой спортивной машинки марки «Вольха» с закрылками по бокам и воздухозаборником на крыше. Пусть двуместная, она больше походила на гоночный болид и обещала подарить пилоту множество приятных ощущений, если вырулить на высокоскоростное шоссе.

С запасом заплатив дроиду-погонщику полста кредов за пять часов аренды спорткара, я выехал с территории автовокзала. И сразу вынужденно переключился на первую малую скорость, скучающе пристроив одну руку на штурвале, а вторую облокотив на дверной подлокотник. Привет, пробка, давно не виделись.

Дор’Галк по размерам не сильно уступает столице, стягивая в себя дорожный и воздушный трафики со всего региона. На улицах постоянный плотный поток машин, то и дело создающий заторы. В час-пик тем более. Если не случится чуда, в таком темпе до шоссе добираться еще не меньше двадцати минут. Блеск.

Доверив управление автопилоту, я погрузился в медитацию, утешая себя мыслью о предстоящих покатушках на скоростной автотрассе. До гоночного терминала, где заметили Таинственную Незнакомку, примерно километров десять. На форсаже доберусь в мгновение ока. Заодно развеюсь, компенсируя запрет мастера на участие в гонках на свупах. Главное не превысить допустимый лимит скорости, иначе проблем не оберусь. Могут впаять крупный штраф, или, если совсем не повезет, понизить с таким трудом заработанный социальный рейтинг.

Наконец, показался долгожданный въезд на шоссе. Я чуть приоткрыл боковое окно и, едва впереди мелькнул просвет, вдавил рычаг газа, ужом вклиниваясь в стремительный транспортный поток. В ушах засвистел ветер. Грудь сдавило ощущение безграничного счастья и свободы.

— Понеслась, родная!

Преимущества вождения наземного транспорта на Дорине в том, что права на него требуются. В большинстве машин предусмотрена умная бортовая система, четко отслеживающая движение и не позволяющая пилотам совершать опасных маневров. В моей такая тоже имеется, поэтому даже лавируя в транспортном потоке на близкой к максимальной скорости, я мог не переживать о риске врезаться в кого-то или подрезать, спровоцировав массовое ДТП. Система попросту не позволяла повернуть штурвал дальше положенного, заботясь о безопасности участников движения.

Спрашивается, а где тут кайф прокатиться на большой скорости, если пилота на всем пути придерживают за шкирман и не дают полной свободы выбора? Где адреналин и чувство хождения по лезвию бритвы? Верно, их почти нет. Поэтому я так и жажду однажды полноценно погонять на свупах, где ручное пилотирование — одно из основных условий участия в гонках. Мог бы и раньше, но не хочу нарушать слово, данное мастеру. Пока буду довольствоваться чем есть.

Вскоре город остался позади. По бокам дороги раскинулась серая унылая пустошь. Вдалеке, со стороны гоночной трассы, виднелись первые признаки зарождающейся пылевой бури. Отлично, как разберусь с наймом Таинственной Незнакомки, обязательно посмотрю парочку заездов. Во время пылевых бурь они смотрятся особенно эффектно, затрудняя навигацию пилотам и внося в соревнования толику безумства.

Перед съездом с шоссе внезапно ожил комлинк на запястье, сигнализируя о входящем звонке.

— Слушаю.

— У нас проблема, — раздался сухой голос контакта, от которого я получил информацию о местоположении Таинственной Незнакомки. — Она ушла.

— Что? — сердце сорвалось куда-то в район поджелудочной. — Почему, гонки же еще не начались?

— Не знаю. Может, почувствовала слежку. У нее синий «Синтар» с аэрорассекателем на капоте. Сразу, как стартовала, свернула к шоссе. Если поторопитесь, успеете перехватить.

— Пуду!

— Мы в расчете?

— Пока не найду ее — нет. Жди моего звонка.

Я отключил связь и резко выжал газ, протиснувшись между грузовичком и одноместным малометражным клопом, раздраженно мигнувшим вслед красными неоновыми фарами.

— Фрисби, давай наружу. Отслеживай «Синтар», сигнал на мой шлем.

— Понял. Стой, я ее вижу!

— Как?!

Шух. Пролетевшая мимо синяя молния задула в приоткрытое окно разгоряченный воздух вместе с пылью и запахом жженой резины.

— Ни…чего себе. Фрисби, назад!

Пробуксовав на месте, я перестроился в соседний ряд и, вернувшись на развязку, помчался вслед за Таинственной Незнакомкой. Фрисби успел заскочить в щелку закрывающегося окна, вцепившись в спинку пассажирского кресла.

Несмотря на фору, я все же сумел спустя пять минут нагнать Незнакомку. А та словно того и ждала. «Синатр» ускорился и в нарушение всех правил перестроился в крайний ряд, почти вплотную проскользнув между шумовым экраном трассы и длинным грузовым составом.

— Она на ручном управлении. Фрисби, блокируй сигнал к погонщику и ломай систему.

— Уверен?

— Живей, иначе потеряем ее. Ух е, на встречку ушла! Точно ненормальная.

Для дроида, чей ИР создан древней расой Гри, взломать простенький бортовой компьютер машины — дело пары секунд. Раньше в этом не было нужды. Несмотря на желание устроить гонки без правил, я не собирался нарушать закон, но сейчас случай особый. Если потеряю Таинственную Незнакомку, второй встречи может не предвидеться. Заляжет на дно, и поминай, как звали. А она мне нужна. Бесхозные одаренные, тем более взрослые, с превосходными навыками пилота, на дороге не валяются.

— Готово.

— Молодец. Зашифруй цифровую подпись и включи затемнение стекол. Нужно выиграть время.

«Погоняем всерьез, милая. Надеюсь, ты стоишь того».

Водить спорткар с поддержкой автопилота и без — две несопоставимые вещи. Без лимита на ограничение скорости дорожный трафик слился в одну сплошную разноцветную полосу. Тело сильно вдавило в кресло, прежде чем запоздавшие компенсаторы снизили нагрузку до приемлемой. Приборная панель озарилась предупреждающей россыпью красных огоньков. «Опасное превышение! Опасное превышение!»

Полагаясь на Силу, я умудрялся прокладывать путь почти не нарушая правил, пока сбоку на встречной полосе наводил хаос синий росчерк «Синтара». Патрульные службы еще не успели среагировать, и наша погоня понемногу набирала обороты. В какой-то момент Таинственной Незнакомке надоело пугать мирных граждан. На ближайшем отрезке трассы, где заканчивался бордюрный камень разделительной полосы, она вернулась в на положенную сторону дороги и издевательски подмигнула мне задними габаритами. Догоняй, мол. Стерва.

— Фрисби, что там с патрулями?

— Перехватил тревожный сигнал. Идут на перехват.

— Хреново.

Я пристроился в хвост синей машине, играючи перестраивающейся из ряда в ряд. Вне сомнений, девчонка пользуется Силой. На такой скорости столь филигранное пилотирование не под силу даже дроидам.

— Зараза, она издевается!

«Синтар» подрезал красную легковушку в правом ряду, заставив ее бортовой комп экстренно перестроиться и едва не выбив меня с трассы. Ничего, не уйдешь. Дай только подобраться поближе.

— Фрисби! Можешь взломать ее удаленно?

— Нет. Нужен активный канал связи.

— Можем послать сигнал?

— Уже пробовал. Она полностью отключила систему.

— Облом. А прямое подключение?

— Вы едете слишком быстро. Меня снесет ветром, едва высунусь наружу.

— Твою медь! А, класс, кавалерия прибыла.

Сзади раздалось завывание патрульных флаеров, затем прорезался холодный голос дроида из громкоговорителя: «Нарушители на «Синтаре» и «Вольхе», немедленно снизьте скорость и прижмитесь к обочине. Нарушители, немедленно…»

— Фрисби, нас не засекли?

— Цифровая подпись зашифрована, как ты и просил. Для них мы призрак.

Я только кивнул, вынужденный целиком и полностью сосредоточиться на погоне. Примерно в полукилометре впереди шоссе начинало теряться в нарастающих клубах грязно-песочного цвета. Мы догоняли песчаную бурю, и, кажется, именно в этом состоял план Таинственной Незнакомки. Устроить хаос на дороге, спровоцировать патруль, а потом по-тихому скрыться, оставив позади козла отпущения. Хитрая змеюка. Вот только не подумала кое-о-чем.

«Не ты одна владеешь Силой».

Удерживая левой рукой штурвал, правую я вытянул к лобовому стеклу, накидывая Телекинезом на «Синтар» своеобразный гарпун с крючком. Точнее так я его представлял, привыкнув оперировать ментощупами, от которых сейчас, увы, мало толку. Слишком высокая скорость вкупе с каскадом накатывающих и быстро улетучивающихся эмоций тех, кого погоня задела в прямом смысле этого слова.

На практике я применил Телекинез, цепляясь за кузов мчащейся впереди машины и не позволяя ей безвозвратно скрыться в пылевой буре. Очень вовремя. Спустя минуту, как обзор заволокла непроглядная пелена пыли, паршивка съехала с трассы на бездорожье, воспользовавшись отрезком пути с отсутствовавшими шумовыми экранами. Я «на прицепе» потянулся следом, погасив габаритные огни и велев Фрисби отслеживать сигналы патрульных. Излишняя предосторожность. В такой круговерти видимость нулевая, ориентироваться можно только по навигационному маршруту на приборной панели. Согласно ему, мы быстро удалялись от трассы в местность, помеченную условным знаком «неосвоенные территории». В среднем, песчаная буря длится от часа до двух. Более чем достаточно, чтобы сбросить хвост.

Машину непрерывно трясло и подбрасывало на мелких рытвинах. Кузов жалостливо скрипел, напоминая, что подвеска спорткара не предназначена для таких испытаний. Я терпел, матерясь сквозь зубы и завидуя едущей впереди Таинственной Незнакомке. Ее «Синтар» имел более высокую посадку, прекрасно справляясь с неровностями рельефа.

— Отстали, — примерно через минуту оповестил Фрисби. — Как думаешь, куда она направляется?

— Без понятия. Самому интересно.

Песчаная буря стихла через час с хвостиком, как по расписанию. Едва улеглись клубы пыли, я с удивлением обнаружил, что вернулся обратно к Дор’Галку. Только теперь я наблюдал город со стороны спальных окраин, красующихся стройными рядами зданий и ровными рядами проезжих улиц.

Таинственная Незнакомка, уже давно ехавшая на вполне приемлемой средней скорости, остановила машину на границе крайнего района. Припарковавшись у скоромного одноэтажного домика, девушка покинула машину и уселась на капот, терпеливо ожидая, пока я остановлюсь рядом.

— Ну и какого хатта ты от меня хочешь, джедай?..

Она прервалась, увидела меня, с кряхтеньем вылезающего наружу и потирающего пятую точку.

«Урок на будущее: колесный спорткар и бездорожье несовместимы».

— О, шкет! Ты что, заблудился?

Позволив рассмотреть себя, в свою очередь, я отметил худую, почти костлявую фигуру Незнакомки в пестром пилотском комбезе и бледную в темных пятнах кожу. На ее висках торчали шесть маленьких рожек, а длинные волосы ядовито-розового окраса были стянуты в тугой хвост на затылке. Впервые вижу тилину вживую. И, пожалуй, погорячился я с девушкой. На вид молодая, но в ментальном плане склочная насквозь циничная особа. Сколько ей? Сорок, старше? Кажется, надо срочно перестраивать линию поведения, с такой мадам крутого не построишь.

На груди тилины резала взгляд ярко-красная нашивка в виде дважды перечеркнутого круга. Чужак с нулевым уровнем рейтинга. Зуб даю, «Синтар» Таинственная Незнакомка точно не купила за свои кровные и не арендовала, как я. Скорее угнала или выиграла в гонках на свупах. Столько дорогую машину чужаку с нулевым уровнем не продадут даже в этом регионе.

— Я искал вас. Предупреждаю сразу: не по заданию Ордена.

Незнакомка поморщилась.

— Давай на ты, и ближе к телу, пацан.

— У меня и моих партнеров есть к тебе предложение.

— Партнеров? — женщина ехидно усмехнулась. — А не рановато тебе, малек? Мастер не заругает?

«Т-с-с. Трудно с ней будет».

Понимая, что меня специально выводят из себя, я усилием воли сохранил спокойное выражение лица и Силой левитировал Незнакомке чип.

— Здесь все, что тебе необходимо знать.

— Что за дело?

— Долгосрочный контракт…

— Ноги раздвигать не собираюсь!

Мысленно досчитав до пяти, я тихонько вздохнул и улыбнулся.

— Мы хотим нанять тебя в качестве навигатора на одно из наших судов. Я совладелец компании, занимающейся грузоперевозками.

Тут я немного слукавил. Компании, как таковой, еще нет даже в проекте. Все только на этапе планов и первичных договоренностей с салластанцами. Дальнейшая судьба предприятия целиком и полностью зависит от успеха авантюры с поставками на Дорин.

— Такой мелкий и уже лезешь в большие игры страшных дядь? — неподдельно удивилась тилина. — И ученик джедая при этом? Либо я умом двинулась, либо мир снаружи сильно переменился. Тебя как зовут, мальчик?

В ответ я скрестил руки на груди и задал встречный вопрос:

— Как давно ты скрываешься от Ордена?

Таинственная Незнакомка нахмурилась.

— Тебя мастер послал? Зачем?

— Я же сказал, что здесь по своей воле.

— Точно. А я сру радугой и трахаю альдераанскую принцессу по выходным.

«Не стерва. Язва. Причем хроническая».

Эту пикировку можно продолжать вечно, было бы желание и время. Но у меня нет ни того, ни другого. Срок аренды спорткара не вечный, а мне еще незаметно возвращать его на автовокзал, попутно стараясь не засветиться на камерах.

Я махнул рукой, указывая на чип в ее руке.

— Ознакомься. Если появятся вопросы — адрес моего линка в сети там есть, не стесняйся. До скорого.

— Стой!

Отлично, мне удалось ее заинтересовать. Но потрудиться пришлось изрядно, откачивая ментощупами волны желчи и недоверия. Тилина прищурилась и повторно, более внимательно, оглядела меня.

— Ты точно не от Ордена?

— Если мастер узнает, что я устроил на шоссе, — я хмыкнул и деланно-равнодушно потянулся, хрустнув плечевыми суставами, — меня четвертуют и забальзамируют в слизи вурсов. Несмотря на политику Ордена.

— А ты забавный малек.

Еще с минуту тилина молчала, что-то обдумывая и косясь попеременно то на чип, то на меня, после чего вдруг спросила:

— Где водить научился?

— На симуляторе.

— Для такого сопляка вполне неплохо, — женщина криво улыбнулась. Так, словно, ее заставили под угрозой смерти на электрическом стуле. — Меня Митина зовут.

— Джове.

— Скажи, Джове, на кой хер тебе именно я сдалась?

— Ты владеешь Силой. И прекрасный пилот. В гонках на свупах ты была неподражаема.

Немного лести никогда не повредит. Правда, такая циничная особа ее даже не заметила, слыша лишь то, что ее интересует.

— И что? Я ни разу не навигатор. На больших кораблях сама летала два раза. Первый раз расхерачила об астероид старое корыто моего папаши. А второй…, — она чуть замялась. — Короче, херовый из меня навигатор.

— Бред. Чувствительный к Силе разумный априори не может быть плохим навигатором. Толковые учителя помогут развить твой дар. Нет, они не из Ордена, уймись уже.

Открывшая было рот Митина озадаченно цыкнула и подбросила чип на ладони.

— Хм? Тогда давай, удивляй. Кто готов вывалить состояние, чтобы дать вышку старой кошелке вроде меня?

— Я.

— Каким образом? — снова этот сарказм. Кажется, в ней его бездонная торба. Сколько не откачивай, все новый сочится. Уже ментощупы отваливаются. — Сам как давно из подгузников вылез?

— Я и мои партнеры, — пришлось поправится.

— Ну-ну.

Митина спрыгнула с капота и перебросила мне чип.

— Ехал бы ты откуда вылез, пацан. Мне нет дела до твоих игрищ, своих проблем по горло.

Чип отправился в обратный полет.

— Не спеши отказываться. Ознакомься с данными, прими взвешенное решение. Не бойся, он не отслеживается, слово, — я усилил давление ментощупами, придавая звучанию своего голоса дополнительный вес. Митина с сомнением поджала губы. — Я не туфту тебе впариваю, Митина, а предлагаю выгодный вариант. И весьма неплохие деньги.

— С этого надо было начинать. Но ты не сказал, кто и, главное, где меня будут учить.

— Коррелианская ВАП.

Тилина расхохоталась. Но, видя, что я не шучу, уже по-настоящему удивилась.

— Серьезно? Парень, ты хоть знаешь, какой туда конкурс и сколько стоит один гребаный семестр?

«Удивительно, что ты это знаешь. И до парня повысила, я заметил. Уже не малек и не шкет. Кажется, наживка все же нашла свою рыбку».

— Ознакомься с данными, желательно до послезавтра. Мои партнеры не станут из-за тебя задерживать вылет, — еще раз повторил я, взявшись за дверь и дав Фрисби знак заводить движок. — И постарайся не звонить посреди ночи, мне тоже надо когда-то спать.

***

Возвращение спорткара растянулось на весь оставшийся срок аренды. Пришлось неслабо извернуться, чтобы добраться до автовокзала, минуя патрули и зоны камер, понатыканных почти на каждом перекрестке. К счастью, когда под рукой волшебный дроид Гри, многие дороги открываются сами собой. Слегка потрепанная машинка отправилась в гараж на техобслуживание, а память дроида-погонщика потеряла пару часов реального времени. Креды за аренду возвращать не стал. Свое он честно заработал.

Домой я возвращался уставший и довольный. День выдался насыщенный, а впереди отработка у мастера. Он уже высказал мне за задержку и пообещал «сладкую жизнь» на ближайшие пару дней. Что ж, я знал, чем рискую. Зато проветрился и пережил очередное приключение, как в крутых боевиках. Не хватило только драки и взрывов. На спасенную деву, так и быть, Митина потянет. С натягом, под закусь и пару литров беленькой. Уф, вот ведь язва рогастая! Трудно Съяну с ней придется, даже как-то неловко такую свинью ему подкладывать. Хотя, глядишь, пообтешется маленько в ВАП и чуть приспустит яду. Я ведь прекрасно понимаю, где кроется корень проблем.

На Дорине жизнь несладкая, особенно у чужаков. В гонки на свупах записываются не от хорошего достатка. Смертельные случаи там не редкость, а любители срубить быстрых деньжат могут и попроще способ самоубиться найти. Меня, правда, это не касается: к свупам больше из любви к скорости тянусь. А Митина… Тяжело ей пришлось. Вся, от макушки до пяток — перекрученный клубок из нервов, паранойи, сомнений и едкого сарказма. Такую только ядерным зарядом под подушкой лечить, и то, с малым шансом на успех.

Подтверждение получил той же ночью, после того, как без сил рухнул в массажное кресло и провалился в сон без сновидений. Время три часа. Звонок на домашний терминал. Плик. Плик. Не отвечаю. Перевод звонка на комлинк, забыл отключить перед сном. Плик. Плик.

— Ты спишь?

Тяжелый вздох через зевок, выворачивающий челюсти. Кто бы сомневался. Дернул же ситх ляпнуть про звонки ночью. Сам виноват.

— Уже нет.

— Ага, ага… Слушай, а че, реально сможете в ВАП пристроить?

— Да.

— И ноги раздвигать не придется?

— Только если сама захочешь. Тебе по вкусу салластанцы?

— Буэ…

— Еще вопросы?

— Нет. Да. А в Орден точно не потащишь?

— …

— Все, все, поняла. Ты чего такой злой? Хочешь сказку почитаю?

Отбой связи. Протяжный стон, кровать. Сон.

«Съян, надеюсь, ты сможешь меня простить. Я к твоей доле еще процент накину, на валокордин».

Плик. Плик.

«Черт с ним, два процента! Только увези ее с Дорина, умоляю!»

Плик. Плик.

«Темная Сторона, я иду к тебе. Завтра. А сейчас подушка на голову и пальцы в уши. Спокойной ночи, ненормальная».

Глава 14. «Пленники секретов»

1997 ДБЯ.

— Шрх, каков прогноз?

— На расчетную мощность завод выйдет не раньше второй половины года. Еще столько же займет отбивка вложений, прежде чем начнем получать прибыль.

— Наверху сильно прижали?

— Терпимо. Нашу долю придется урезать на десять процентов. Тут я бессилен.

— Я ожидал чего-то в этом духе. Прорвемся. Что с легализацией?

— Патент оформили на акционерное общество. Название «Медтех-Про» закрепили.

— Мне все еще кажется, что слишком банальное вышло.

— Мы уже обсуждали это, Джове. Название должно отображать суть работы организации, чтобы клиенты сразу понимали, с кем имеют дело. К тому же, оно выбрано с прицелом на будущее. Наши конкуренты «Неомед» и «Техноген» сейчас контролируют бо́льшую часть рынка. При удачном раскладе лет за пять заткнем за пояс сразу обоих.

— Ты же знаешь…

— Да, помню. Но за два года мы тоже много успеем. А там обзаведемся квантовыми ретрансляторами и будем держать связь дистанционно.

— Вот отсюда поподробнее! Насколько я знаю, их держат на строжайшем учете. У тебя есть варианты?

— Есть, не переживай так. Но сейчас еще рано, расходы превышают…

— Щрх. Сколько?

— Не меньше, чем вложили, плюс процент за срочность. Без залога разрешение не дадут.

— Это уже мои проблемы. Креды будут.

— Как скажешь. А почему тебе именно сейчас приспичило?

Я пропустил вопрос мимо ушей, хриплым голосом сказав:

— Мне нужно два.

— Два?! Хотя ладно, не важно. Оформим все на «Медтех-Про». И, заметь, я не спрашиваю, куда ты будешь девать второй. У всех свои странности.

— Правильно. А так, в целом, неплохо идем!

— Согласен. Я благодарю Богиню, что пустил тебя тогда в свою клинику. Лучшее решение в моей жизни.

Мы с Шшрхом стукнулись кулаками и продолжили издали наблюдать за большой стройплощадкой, искрящейся вспышками сварочных аппаратов и дрожащей от грохота строительной техники. В правительстве поддержали инициативу нашего предприятия, выделив от щедрот целых пять гегтаров со стороны индустриальной части Дор’Шана. Близость к столице согласовывали отдельно. Производство капсул планировалось безотходное и не вредящее и без того шаткой экологии. Плюс множество новых рабочих мест. Проект снискал поддержку у всех слоев населения, обещая немалые дивиденды после выхода продукции «Медтех-Про» на рынок. Уже сейчас нас атаковали предварительными заказами на первые поставки капсул, а подрядчики грызли друг другу глотки за право занять место у трона зарождающего титана индустрии здравоохранения.

Меня распирало от ощущения собственной значимости, а тут еще в проблеме с покупкой ретрансляторов для связи с Новой наметились первые подвижки. И без того прекрасное настроение вознеслось до небес. Шшрх, молодчина! Мало того, что обещал решить проблему (страшно представить, откуда у него такие связи), так еще и шикарный выход с соблюдением закона предложил! Честно, мне даже в голову не пришло оформить покупку ретрансляторов на «Медтех-Про». А ведь медицинские кампании единственные на Дорине, которые имеют поблажки по связи с внешним миром. Кому, как не врачам, держать руку на пульсе всех новых разработок, способных принести непосредственную пользу расе кел-доров? Каюсь, не подумал. Слишком много забот в последние месяцы, от усложнившихся тренировок с мастером, до подписания контрактов со Съяном Итти.

Я улыбнулся, вспоминая день отлета «Зеты» с Дорина. Отдельная песня, как Митина знакомилась с командой. Меня салластанцы поприветствовали вполне дружелюбно, а на новенькую имели неосторожность покосится недостаточно уважительно. Со стороны, где я — сопляк зеленый, только куснувший край необъятного торта большого бизнеса? И она — взрослая женщина, повидавшая все разновидности галактического пекла? Столь болезненного удара эго ходячей язвы не перенесло. Слово за слово, и вот уже Митина и механик Ихон Ворр держат друг друга за грудки, брыжза слюной и испытывая несомненное удовольствие от изложения трехэтажных матерных конструкций. Пока молодежь в лицах меня, Корво и Бетан с трепетом впитывала опыт старших поколений, Съяну оставалось только качать головой. Капитан наяву наблюдал, как спокойствию в его экипаже окончательно подходит конец. Два бедствия схлестнулись, порождая ураган, несущий разрушения во Вселенную и головную боль окружающим.

Пополнившийся новым членом экипаж «Зеты» улетел, забрав с собой новую партию экспортируемого сырья на продажу и заказ на поставку следующей партии промышленных синтезаторов. На сей раз расходы на строительство и повторный рейс превысили все мыслимые пределы, а до продажи стартовой линейки медкапсул новых денежных вливаний не предвиделось. Финансовый вопрос встал ребром. Для дальнейшего развития нужно было найти очень много кредов и в кратчайшие сроки. Без помощи «Таинственной Незнакомки» рисковать на ставках смысла не было, так что гонки на свупах отпадают. А иных способов быстрого обогащения ни я, ни Шшрх придумать не смогли. Волей-неволей, пришлось оформлять кредит через посредников в Межгалактическом банке. Брали его под залог клиники Шшрха, как единственного имеющегося в наличии у нас актива, приносящего стабильный доход.

Столь широкий жест доверия со стороны кел-дора поразил меня до глубины души и заставил проникнуться к нему дружескими чувствами. Не каждый сможет поставить на кон свою мечту, пусть и сомнений в успехе не имелось. С получением кредита работы по строительству первого завода «Медтех-Про» закипели с яростью потревоженного пчелиного улья.

По плану, первые капсулы уйдут с молотка уже через пару месяцев. Желающих не просто море — они уже внаглую обивают пороги клиники Шшрха и моего дома. Пришлось пойти на уступки, наняв дополнительных рабочих для ускорения строительства. И то, многие клиенты все равно остались недовольны. Шшрх едва отстоял минимально необходимый срок для тестовых испытаний прототипов, так что, как только на площадке перед нами закончится строительство первого цеха, синтезаторы перейдут в рабочий режим. Сейчас их ставить некуда, там целая вереница условий и допусков для правильной эксплуатации тяжелого оборудования. Я сам не читал, уж больно здоровый файл, но Фрисби уверил: наладить временную переработку каких-нибудь простеньких материалов на продажу, чтобы хоть как-то отбить затраты, не получится. Жаль. Теперь, когда я узнал о возможности приобретения квантовых ретрансляторов, финансовый вопрос снова требовательно завилял хвостом. И утолять его голод предстоит мне. Шшрх и так сделал больше, чем от него зависело.

Впрочем, один вариант все же имелся. Для себя я уже давно решил, что не стану нарушать закон или опускаться до порочащих честь джедая торговых махинаций. Во-первых, рискованно, во-вторых, я сильно изменился с тех пор, как бестолково срывался в разные крайности на Тайтоне.

А что насчет пощипать тех, кого не ограничивают моральные принципы? Три года спустя после прилета на Дорин мои навыки джедая перестали вызывать издевательский смех. Постепенно мастер стал брать меня на задания посложнее, чем «поймай и доставь в руки правосудия». Как правило, они были связаны с расследованиями нераскрытых дел, с которыми не могли справиться неодаренные стражи порядка кел-доров. Однако недавно мастер взял крупный заказ, связанный с расследование деятельности криминального синдиката на Дорине.

Странностей с ним было связано много. Начать с того, что синдикат состоял преимущественно из лиц, скрывающих свою личность за закрытыми шлемами и носящих ударопрочную броню. Еще ни одного из них не удалось опознать или связать с каким-то другим криминальным обществом галактики. Трагизм ситуации осложнялся тем, что занимался синдикат преимущественно работорговлей. Примем, как в одну сторону, так и в другую. И если желание заиметь себе симпатичную твилечку у тех кел-доров, кто не слишком брезгует чужаками, я еще мог понять: как никак, одна из самых сексуальных рас в галактике, если речь шла о женщинах. Но кому могли понадобиться сами кел-доры, причем, преимущественно, дети? Поневоле дурные мысли в голову лезут.

Мастер сказал, что расследование деятельности синдиката мы начнем с места последней стычки с работорговцами. Парой дней ранее силами армейских спецподразделений удалось отбить базу в вулканическом регионе близ южного полюса. Рабов спасли, но живых работорговцев захватить не вышло. Те, кого постреляли в пылу схватки, оставили от себя растекшиеся лужицы непонятной серой жидкости без генетических маркеров. Как-только работорговец умирал, в действие вступали какие-то скрытые механизме в броне, за считанные секунды растворяя любую органику. Мерзость, согласен. И оттого еще более не по себе. Кому и ради какой цели понадобилось так шифроваться? Как может выгода от продажи рабов перевешивать затраты на транспортировку из системы и обратно? Вопросы, вопросы.

Так или иначе, истину мы с Нак Зиилом выясним. Меня больше волнует, как втихаря порыться в закромах работорговцев, и найду ли я там что-либо после обыска доблестных военных. И нет, меня не волнует, что это грязные деньги. В конце-концов, они пойдут не только на мои нужды, но и на пользу самих кел-доров. В отличии от конкурентов, я собираюсь действительно помогать простому народу, а не набивать карманы на чужих горестях. Пусть «Неомед» и «Техноген» сколько угодно исходят желчью в прессе. Время все расставит по местам.

Впрочем, не будем делить шкуру неубитого крайт-дракона. Сначала нужно выполнить задание, разобравшись с работорговцами и их пленниками. Конечно, если в процессе выпадет шанс присвоить кубышку синдиката, своего я не упущу, но и забывать о главном не стану. Чужие жизни важнее личных амбиций.

Распрощавшись с Шшрхом, я покинул территорию стройки и полетел на гравибайке к посольству инопланетников. Мы с мастером условились встретиться именно там, только не совсем ясно зачем. Я был в посольстве всего один раз, когда проходил регистрацию и получал привязку статуса чужака к своему линку в сети. Последующие изменения гражданского рейтинга личного присутствия не требовали. Все изменения фиксировались в электронном виде и высылались сообщением на домашний терминал.

Ответ на свой вопрос я получил еще до того, как подъехал к ступеням высокого красивого здания, увенчанного шпилем громоотвода и флагами с республиканской символикой.

«Только этого не хватало», — я выругался под нос, паркуя гравибайк и рассматривая Нак Зиила, ведущего размеренную беседу с незнакомым джедаем. Темнокожий мужчина, очень смахивет на коруна. От обычных людей их отличает повышенная чувствительность к Силе, что я сейчас и ощущал, наблюдая адепта Света с потенциалом, практически не уступающим моему собственному. Еще у корунов имеется врожденный иммунитет к ядам, делая его наиболее подходящим кандидатом на помощь в расследовании, где фигурирует вещество с крайне опасными для живых свойствами. Сомневаюсь, правда, в полезности данной особенности корунов именно в нашем случае, но, если Совет посчитал иначе, логику их понять можно.

— Мой падаван, Джове, — представил меня Нак Зиил, когда я подошел к ним и почтительно склонился в поясе. Корун слегка дернул подбородком и смерил меня надменным взглядом поверх прозрачной кислородной маски. Я ответил не менее дерзким сопением в свою, смотря исподлобья, как бык на красную тряпку. Вот так и начинается взаимная неприязнь на пустом месте.

— Рыцарь-джедай Файдис Вастор, — Нак Зиил будто не замечал возникшего между мной и джедаем напряжения. — Он прибыл на Дорин для помощи с расследованием деятельности синдиката.

— Рад знакомству, джедай Вастор, — я еще раз поклонился, выказывая внешнее почтение, и вопросительно обернулся к Нак Зиилу. Встревать в разговор старших по рангу невежливо, а основные постулаты джедайского этикета за минувшие три года мастер вбил в меня накрепко. Где тренировками, где голокронами. И, в довесок, еще раз тренировками. Мастер не страдает излишней оригинальностью.

Взгляд темных глаз коруна слегка потеплел. Примерно на тысячную долю градуса. Не будь я менталистом, то и вовсе не заметил бы.

— Мастер Нак Зиил поведал мне о твоих успехах, падаван. Нео-да валлао беонота?*

«Опа, неожиданно. Джедай не побрезговал изучением Торгового муунлита?»

— Ти атао санатеа а онис.**

— Он у тебя будет, падаван, — Файдис повернулся Нак Зиилу, с актерским мастерством достойным политика делающему вид, словно понял каждое прозвучавшее слово. — Мастер, думаю, стоит оправляться немедленно. Каждая минута промедления стоит жизни новым невинным людям. И кел-дорам.

«А вот это было лишнее. Облажался мужик, причем не я один заметил, мастер тоже».

Слегка улучшившееся отношение к Файдису вновь скрылось в глубинах Марианской впадины. Люди с кел-дорами волновали коруна не больше грязи на своих сапогах. Что-то иное тянуло его ускорить выполнение задания. Жаль, мой уровень владения менталом позволяет интерпретировать в образы только поверхностные эмоции. Хотел бы я знать, что, исключая Темную Сторону, может направлять джедая, не считающимся ни со своей, ни с чужими жизнями.

Нак Зиил думал недолго.

— Джове, ты закончил со своими делами?

— Да, мастер.

— Тогда отправляемся.

***

Внезапный отлет на задание застал меня врасплох. Я не мог подставить мастера в глазах другого джедая и, не раздумывая, дал согласие на вылет. Очень зря. То, что это была ошибка, я понял только по дороге в космопорт, когда стало очевидным, каким способом Нак Зиил и Файдис Вастор решили добираться за тридевять земель к базе работорговцев: заказав рейс на шаттл до южного полиса.

Начнем с того, что сегодняшний день я планировал посвятить делам более мирным, и потому оставил всю униформу дома. На мне был надета стандартная джедайская одежда: туника, брюки, сапоги, плащ и… все. Не считая меча и кислородной маски, я практически без защиты, тогда как привык хотя бы к минимальной, предохраняющей от перепадов температуры вне города. В космопорту вечно гуляет ледяной ветер, и без терморегуляторной брони я буду вынужден постоянно поддерживать себя Силой, чтобы не околеть. С одной стороны, лишняя тренировка не помешает, а с другой накапливается усталость перед заданием. Наиболее трудозатратные именно те техники, которые требуют от джедая длительного поддержания концентрации.

Дальше снаряжение. Прежде, отправляясь на любое задание, я брал с собой минимальный комплект: несколько сух-пайков, фляга с водой, запасные аккумуляторы для Фрисби и аптечка. Без последней вообще беда. Что мне прикажете делать, если поранюсь в процессе исследования базы работорговцев, а под рукой даже спрея с дезинфицирующим раствором не окажется? На Дорине подхватить какую-нибудь заразу проще некуда, а лечение инопланетян у кел-доров можно характеризировать одним словом: отсутствующее. Если по собственной дурости не успел рану обработать и получил инфекцию, проще самому шею свернуть. Лекарства кел-доров на людей не действуют, а редкие поставки препаратов из внешнего мира раскупаются быстрее горячих пирожков.

В принципе, для меня не составит проблем самостоятельно купировать рану Силой. Проблема в том, что так я окажусь непригодным для дальнейшей работы, вынужденный полностью сосредоточиться на сдерживании очага инфекции, пока не получу необходимую помощь. Не хотелось бы столь позорно облажаться в первую же совместную миссию с незнакомым джедаем.

Решив, что безопасность важнее возможности показаться трусом, я поднес к лицу комлинк, посылая вызов мастеру, едущему впереди моего гравибайка на арендованной машине вместе с Файдисом.

— Джове?

— Мастер, могу я перед вылетом быстро слетать домой за вещами?

— Я уже послал курьерские дроны. Они обо всем позаботятся.

— Спасибо…

Нак Зиил первым прервал связь, а я крепче вцепился в штурвал, чувствуя, какпредательски алеют щеки. Конечно, он все предусмотрел. Иначе и быть не могло: мастер знает меня, как облупленного. Успел изучить за эти три года, гораздо лучше, чем я его. Сказывается опыт и истинно-джедайская мудрость.

Не удивлюсь, если Нак Зиил и о моем ментальном даре догадывается, хотя не может его ощутить. Джедаи иначе воспринимают эмоции живых существ, пользуясь Силой, а не как я — неясно каким образом, сам толком не понимая «физики процесса». Могу лишь подозревать, что мой дар является следствием долгого нахождения за гранью жизни, где Сила растворила почти всю личность прошлого человека, оставив чистую душу, готовую к перерождению. И не поспеши я ухватиться за шанс вновь вспомнить частичку себя, то рано или поздно оказался в утробе мамы, с рождением получив шанс на новую жизнь.

Такая вот спорная теория. Никогда не влезал в дебри религий, где в каждой описывается свой посмертный путь для души. Возможно, однажды я смогу разобраться в произошедшем с чьей-нибудь помощью, но точно не Ордена джедаев. И не с помощью Нак Зиила, являющегося не просто рядовым джедаем, а членом дискредитировавшего себя в моих глазах Совета. Слишком мало я о нем пока знаю, чтобы так просто выдать свою самую сокровенную тайну. Тоже самое касается договоренностей со Стражем Гри и пока еще призрачных планов по спасению юнлингов.

Зато скрывать остальное уже нет смысла. Собственно, именно Нак Зиил первым завел разговор о моем сотрудничестве с Шшрхом Аур, ошарашив известием, что давно в курсе цели моих отлучек с тренировок. Причем догадался сам, а не по чьей-то наводке, связав свои наблюдения с реальностью после возникновения на торговой арене Дорина молодой и крайне перспективной компании «Медтех-Про».

Я тогда приготовился выслушивать долгую нудную лекцию о несовместимости джедайского образа жизни с подобной работой, но Нак Зиил удивил, сказав, что одобряет мое начинание. И не просто, а всецело поддерживает! Мол, горд тем, что его падаван создает нечто, направленное на благо всей расы кел-доров. И он, в отличии от нынешнего Совета, придерживается более консервативных взглядов, не запрещающих джедаям иметь собственность и пользоваться дарами жизни простых людей.

Довольно крамольные речи. Не умей я считывать эмоции, решил бы, что меня провоцируют, проверяя на верность Ордену и Совету в частности. Но Нак Зиил в самом деле искренне радовался за успех своего ученика. И, что куда важнее, не требовал перечислять прибыль кампании на счет Ордена, в последние века требующего от своих адептов прямо-таки монашеского образа жизни. Чем не показатель доверия со стороны мастера? Я оценил и пообещал себе сделать все, чтобы не разочаровать его в принятом решении.

Путь до космопорта преодолели быстро. У посольства имелся въезд на кружевную автостраду через город, позволив избежать лишних пробок в центре. Сидящий за штурвалом Файдис вел машину на пределе максимальной скорости. Я едва поспевал за ним на своем гравибайке, поддерживая впереди полусферу Щитового Барьера, предохраняющего от бьющего в лицо разгоряченного воздуха над дорогой. Очередное мысленное спасибо мастеру, позаботившемуся о своем непутевом падаване. В шлеме и униформе агента СИС будет куда проще сносить тяготы расследования, обещавшего растянуться ни на один день.

— Шаттл доставит вас на околоземную орбиту. Оттуда до «Вулканической рощи» меньше часа пути. Приятного полета и спасибо, что выбрали наш рейс, — напутствовал дроид-проводник, пока Нак Зиил с Файдисом обустраивались в пассажирском отсеке шаттла, а я переодевался в привычную форму в отсеке санузла. Вещи уже дожидались в шаттле, заранее доставленные дронами курьерской доставки благодаря мастеру.

За сохранность дома и имущества я не переживал. Курьерская служба — одна из немногих на Дорине, которая работает без нареканий и имеет безупречную репутацию.

«Но коды на входной двери все равно надо сменить», — из вредности буркнула паранойя, за что получила по мордасам и временно притихла. Мастер имеет доступ в мой дом как раз на подобные случаи. Пусть поимеет совесть и будет благодарной за заботу.

Закончив облачаться, я вернулся в салон и присоединился к ожидающим меня джедаям. Кроме нас среди пассажиров имелась пара кел-доров довольно представительного вида, направлявшихся в тот же регион по своим делам. Скорее всего энергетики-контролеры или управленцы, вроде меня. Из-за специфики территории, куда отправлялся шаттл, рабочего класса низшего звена там почти не имелось. «Вулканическая роща» — громадный геотермальный комплекс, обеспечивающий основную часть потребностей в энергии регионов, расположенных по южную сторону экватора. Из-за высоких температур и нестабильной геологической обстановки желающих испытать на себе прелести гневной природы находилось немного.

«Идеальное поле для создания укрытия теми, кто хочет сохранить свои грязные делишки втайне».

Я удивлен, что контрразведке кел-доров вообще удалось обнаружить базу неуловимого синдиката. «Вулканическая роща» занимает лишь крохотный участок посреди бескрайних горных цепей, охватывающих южный полюс Дорина. Найти там что-либо можно лишь точно зная координаты предполагаемого месторасположения базы. И еще труднее провести успешную операцию захвата, выделив значительные ресурсы на обеспечение доставки десанта и его поддержки с воздуха. Работорговцы не скупились за защиту, оборудовав свою территорию зенитками противовоздушной обороны и геотермальными щитами, способными выдержать даже недолгий обстрел с орбиты.

Конечно, никто из кел-доров не стал бы рисковать жизнью своих детей, поступая подобным образом. Операцию провели силами наземных войск с поддержкой малой авиации. Теперь настала наша очередь, как джедаев, провести окончательную зачистку базы, где еще могли скрываться остатки недобитых работорговцев. Сомнительно, конечно, но кто знает, сколько ходов те успели вырыть в горах, пока их логово не раскрыли.

По мне, проще было взять нас с мастером на самый первый штурм. Вдвоем мы бы без труда раздобыли языка, значительно упростив дальнейшую работу по отлову остатков синдиката. Не знаю, чем там военные думали, когда не использовали столь очевидное преимущество. Могу лишь предположить, что причина связана с разногласиями между Орденом и правительством, не сумевшими вовремя договориться о совместной операции. Тот же грандмастер вполне мог упереться рогом, не желая посылать на опасное задание мальчишку с единственным в Ордене мечом Гри, пусть и в сопровождении мастера. Потребовав усиление, Совет навязал нам Файдиса, и только тогда одобрил миссию.

Возможно? Вполне. И точно также я могу глубоко ошибаться, но пока корун рядом, у Нак Зиила подробностей не разузнать. Вон как зыркают друг на друга, аж искры в ментаполе летят. Кажется, поторопился я, уверовав в их почти дружеские отношения. Обычная игра на публику, не более. Слишком много у посольства камер понатыкано, джедаи не дураки, чтобы устраивать сцены у всех на виду.

Зато сейчас обоих никто не сдерживал. И если Нак Зиил придерживался тактики джедайского целомудрия, сохраняя внешне невозмутимый вид, то постной рожей Файдиса хотелось протереть пол. Этак пару раз, чтоб наверняка. Не понравилось, что я переоделся в броню и нацепил шлем? На себя посмотри, чухонец ходячий! Роба в заплатках, сам небритый, страшный. Вот кому шлем не помешает нацепить, чтоб народ не стращать.

Не знаю, отчего так тянет цепляться к нему. Знакомы-то от силы пару часов, ан нет — раздражает, отрыжка банты, и все тут! И отношение мастера к нему тут не причем.

Есть такая особенность у моего дара — чувствую, когда человек с гнильцой. Открыл я ее совсем недавно, побывав на встрече с министром здравоохранения, и впервые увидев, как наяву выглядит червивая аура. Внешне чистая и незамутненная, а копни чуть глубже — сплошные ходы для оправданий, коими человек прикрывает совершенное собой зло.

Вот и с Файдисом так. Непробиваемая оболочка сильного и уверенного в себе адепта Светлой стороны. Но чуйка подсказывает, что за ней копошатся уродливые черви страстей, размеру которых многие ситхи позавидовать могут…

Так, хватит! Нельзя судить столь строго кого бы то ни было по первой встрече. Виноват, отсутствие опыта сказывается. Не все ощущения в тонком духовном мире имеют под собой реальную основу. Кроме нас в салоне еще двое пассажиров, и оба далеки от идеала. Может, что-то от них уловил и в горячем юношеском порыве спроецировал на Файдиса. Надо брать пример с мастера и не делать поспешных выводов. Тем более, что скоро все само собой прояснится.

Шаттл начал медленное снижение в планетарную атмосферу, опускаясь на территорию «Вулканической рощи». Мы с Фрисби прилипли к иллюминаторам, наблюдая за приближающейся чернотой поверхности с редкими красными прожилками. Красиво! И немного не по себе. Действующие вулканы были отрезаны от мира мощными термальными куполами, но лаве свободно течь ничто не мешало, позволяя создавать целые реки из жидкого огня. Именно на берегу одной их них рабовладельческий синдикат устроил свою базу.

Где-то глубоко в душе шевельнулась частичка первобытного страха перед ужасающими силами Матушки — Природы.

«Добро пожаловать в Пекло».

(перев., Торговый муунлит)

* — Ищешь новых возможностей?

** — Скорее жду шанса проявить себя.

Глава 15. «Любой ценой»

Чем ближе к поверхности опускался шаттл, тем внушительнее казались горы, покрытые пятнами темно-серого вулканического пепла. На фоне окутавшей «Вулканическую рощу» ночной мглы они казались живыми, кривляясь страдающими лицами гигантских великанов, замурованных в камне. Я поспешил отсесть от окна, чтобы не давать дополнительную пищу разыгравшемуся воображению. После повторной зачистки базы работорговцев кошмаров и так не избежать.

На посадочной полосе шаттл встречала целая делегация из солдат в республиканских доспехах с маркировкой армейских спецподразделений. Гражданских быстро оттеснили в сторону, а нас подвели к офицеру кел-дору, проведшему быстрый брифинг. Кратко по вводным: до базы синдиката нас подкинут на десантной шлюпке, после чего начнут стягивать дополнительные силы к оцеплению периметра. Если какие-то недобитки все еще прячутся под землей — наша задача не просто выкурить их оттуда, но и, по возможности, взять живыми. Дополнительно, если по пути встретятся рабы, подыскать им убежище и запереть до подхода эвакуационных команд.

— Жертвы среди гражданских недопустимы, — не преминул напомнить офицер. — Сразу подавайте сигнал и продвигайтесь дальше не раньше подхода подкреплений.

Параллельно с нами на поиски отправляли две группы разведчиков, в чей состав входили специалисты-подрывники. В их задачу войдет расчистка завалов обвалившихся тоннелей, устроенных работорговцами при первом штурме базы. Офицер настаивал выделить нам в нагрузку дополнительный отряд прикрытия, но внезапно воспротивился Файдис. Мол, остальные не угонятся за джедаями и будут нас только задерживать. После такой отповеди не один я испытал желание расквасить чей-то особой задранный нос. За неполные полчаса брифинга корун успел сыскать неприязнь абсолютно всех солдат, показав свое безразличие и пренебрежение их судьбами.

— Держись поближе ко мне, — негромко предупредил мастер, когда при погрузке в шлюпку выдался шанс поговорить на удалении от ринувшегося вперед всех Файдиса. — Это задание не похоже на все остальные. Работорговцы не будут щадить ни нас, ни рабов. Помни, чему обучался и не лезь на рожон.

— Хорошо, мастер. Ау!

В глазах вдруг потемнело и мир скакнул в сторону.

— Падаван?

Нак Зиил успел подхватить меня под локоть, не дав упасть на подкосившихся ногах.

— Что случилось?

— Голова закружилась, — я очумело моргал, понемногу возвращая четкость расплывающемуся зрению. И первым, что увидел, было презрительно-брезгливое лицо коруна, наблюдавшего за нами из кабины десантной шлюпки.

— Не задерживайте вылет!

«Заткнись», — я скорее почувствовал, нежели услышал шепот мастера. Сразу стало легче дышать.

— Ты в порядке, Джове?

— Да. Простите, не знаю, что это было.

— Сила сильна здесь. Успокой свой разум.

Последовав совету, я прикрыл глаза и провел быстрый сеанс дыхательной терапии вместе с быстрой медитацией. Вроде полегчало.

— Я готов, мастер.

— Тогда пошли.

В отличии от Файдиса, солдаты с пониманием отнеслись к моей внезапной слабости. Один даже ободряюще хлопнул меня по спине, в лицах изобразив, как салагой едва не проблевался на первом задании. Вояки поржали и поддержали собрата по оружию своими историями, разряжая атмосферу в кабине и поднимая мне и себе настроение. Я поблагодарил их за поддержку, втайне радуясь, что конструкция полузакрытого забрала шлема скрывает дрожащую челюсть.

Внезапное головокружение не являлось следствием слабости, не говоря уже о страхе перед заданием. Не скрою, я изрядно перетрусил, но причина в ином. В мыслях роились сотни причин, от скрытой неизлечимой болезни до упомянутого мастером влияния нестабильной Силы на организм. Ничего из этого не подходило. Просто сознание вдруг поплыло, и появилось странное ощущение… Не знаю. Трудно описать словами нечто, чего прежде никогда не испытывал.

Так и быть, пока спишем на переутомление. Я со вчерашнего дня практически не спал, целиком отдав свое свободное время последним приготовлениям стройки завода «Медтех-Про». Плюс тренировки, не поел нормально. У организма тоже есть свой предел.

Заметив, что мастер наблюдает за мной с противоположного кресла, я чуть кивнул, показывая, что все в порядке.

— Мы на месте. Отделение, товсь! — гаркнул со своего места пилот.

— На выход, построились! — вторил ему командир. Через секунду его уже оттеснял в сторону Файдис, чуть ли не носом тыкаясь в шлюзовую переборку. Пальцы коруна беспокойно стискивали рукоять меча на поясе.

Мастер предостерегающе положил руку мне на плечо. Помню, не спешить.

Едва дождавшись открытия створок дверей после приземления шлюпки, Файдис, не оборачиваясь, рванул вперед.

— Отряд «Шос», пошел! Отряд «Шот» — в оцепление. Подрывники к маркированным отметкам. Шевелитесь!

Следом за коруном выскочили солдаты и последними вышли мы с мастером. Пока бойцы организованно занимали оборону вокруг шлюпки, мы с мастером оценивали состояние базы. Благодаря заблаговременно установленной прожекторной подсветке, можно было разглядеть территорию, не включая визор ночного видения.

Что могу сказать? Я ожидал чего-то повнушительнее, когда речь шла об ожесточенном сражении при первой высадке. На деле все оказалось куда скромнее. Из наиболее бросающегося в глаза — раскиданные взрывом «пластины-ракушки» генератора геотермального щита. От них змеей вился толстый трубопровод охладителя, поднимаясь по неровной каменной площадке к модульным капсулам у небольшой горной возвышенности. Что-то вроде наблюдательного поста, ныне занятого караульными армейскими пехотинцами. Как я понимаю, именно там начинался спуск в подземную базу работорговцев.

Раскуроченные башни зениток тоже нашел. Всего три штуки, но расположены по-умному, прикрывая базу с незащищённой горами стороны. Судя по всему, вводные по заданию не покривили против истины. Бой был жарким. То тут, то там на камнях виднелись следы от взрывов и валялись изломанные части истребителей и боевых дроидов работорговцев. Тела солдаты уже успели убрать.

— Надо нагнать Файдиса, — сказал Нак Зиил, первым двинувшись по следу убежавшего джедая. И уже на бегу махнул командиру отряда. — На связи.

— Есть, сэр!

— Мастер, — не выдержав, спросил я. — Зачем Совет прислал его?

— Он не присылал.

— В смысле?!

— Я сам был удивлен, когда получил сообщение от него.

— Но тогда почему вы его отпустили? Нет, зачем вообще взяли с собой?

— Оставим разговоры на потом, падаван.

Нак Зиил остановился рядом с вытянувшимся по-струнке солдатом, охранявшим наклонный спуск рядом с одним из модулей смотровой башни. Покатая дорожка, усыпанная мелким гравием, уходила в недра горы, имея достаточную ширину и высоту для прохода крупной строительный техники. Или небольшого судна, везущего пленных рабов.

— Оцепите вход и никого не выпускайте без моего приказа.

— Слушаюсь!

Нак Зиил подал мне знак, веля следовать за собой, и снова сорвался на бег. Я подчинился, усилием воли задавив раздражение и кучу вопросов. Раз сказано потом — значит потом. Мне было чем заняться и без обдумывания мотивов мастера, впервые на памяти скрывшего важную информацию до начала задания.

Дважды пристукнув пальцами по правому виску, я переключил шлем в режим внутренней связи и обратился к летящему рядом Фрисби. С отключенными динамиками разговор передавался по закрытому каналу напрямую дроиду, мастер нас не слышал.

«Что на сканерах?»

«Есть энергетические засветки впереди в полутора сотнях метров и, примерно, на двухстах в глубину. Тоннель уходит дальше, там большие пустоты».

«Вентиляция?»

«Стандартные шлюзы для обслуживающих дроидов».

«Отлично. Как доберемся до ближайшего источника, подключайся к сети. Мне нужен полный доступ к системе».

«Джове, я засек движение. Одна сигнатура».

«Понятно. Недалеко он убежал».

Выбежав из тоннеля, мы с мастером оказались в крупном разделенном перегородками зале, где недавно разгорелась нешуточная битва. Баррикады из крупных камней и глыб, зияющие темными подпалинами, прикрывали несколько завалившихся на бок грузовых платформ с большими пустыми клетками для перевозки рабов. На некоторых виднелись запекшиеся пятна крови. Видимо, без жертв среди гражданских обойтись не получилось.

В остальном такой же бардак. Рифленые плиты пола усыпаны каменной крошкой и пылью, с потолка свисают искрящие обрывки кабеля. Здесь трупы убрать еще не успели, и многие части брони работорговцев все еще валялись на местах, где их застала смерть.

— Сюда, — сказал мастер, прежде чем я успел опуститься на корточки перед одним из них. Я поднял голову, тоже заметив в дальней части зала Файдиса. Своим активированным световым мечом зеленого цвета он резал глухую стену, не замечая, что частично наступает на броню одного из трупов.

«Фрисби?»

«Засек сигнал рабочего терминала».

«Тогда чего ждешь? Вперед, за дело».

— Что ты творишь, Файдис?

Корун на секунду обернулся на нас, но не сказал ни слова. Я успел заметить безумный взгляд и блестящие бисеринки пота, покрывающие лицо мужчины под кислородной маской. Нак Зиил опустил руку на свой световой меч, но не успел ничего сделать. Усиленный Толчок с обеих рук в исполнении коруна вынес кусок вырезанной стены в виде оплавленного по краям круга, открывая проход в параллельный подсвеченный аварийным мерцанием ламп коридор. Куда и нырнул Файдис, опередив кинувшегося к нему кел-дора буквально на доли секунды и скрывшись в правом ответвлении.

«Джове, я взломал систему. За этим залом есть проход в тайную часть базы», — раздалось в динамиках шлема запоздалое сообщение от Фрисби. Мне не оставалось ничего, кроме как поблагодарить его. Очень «своевременная» информация. Интересно, каким образом Файдис понял, где резать стену? Чем дальше в лес, тем больше странностей.

— Командир, высылайте подкрепление, — сказал Нак Зиил в комлинк, наклоняясь и заглядывая в понемногу тускнеющий обод прохода, плачущего раскаленным металлом. — Да, всех, кого есть, пойдете по нашим следам. Джове, бегом!

Следом за мастером я рванул в оплавленный круг, крикнув Фрисби не отставать. Этот коридор отличался от входного, имея более ухоженный вид, нежели бутафория на входе. Кажется, кто-то крупно облажался, удовлетворившись поверхностной считкой системы и не проверив стены на пустоты.

«Либо, специально не сделал этого», — мелькнула неприятная мысль, чтобы тут же упорхнуть испуганной пташкой, когда нутро стегануло эхом чужой боли. Я прикусил язык, сдерживая стон и на бегу активируя меч. На миг ранее, чем тоже самое сделал мастер. Сила горько стенала, оповещая о гибели разумных впереди.

Закончив огибать зал по периметру, коридор резко вильнул вправо и через короткий отрезок пути вывел в местный филиал Пекла. Огромное трехуровневое помещение, больше похожее на вырубленный в скале ангар с решетчатыми лестницами между этажами, освещалось крупными потолочными прожекторами и красными вспышками мелькающих повсюду бластерных зарядов.

«Первый штурм накрыл только предбанник и на этом успокоился. А мы, благодаря Файдису, влезли в главное бандитское логово», — успел подумать я, прежде чем пробегающая мимо пара работорговцев в закрытой броне заметила нас.

— Падаван, спиной к спине! — крикнул Нак Зиил, отбивая синим росчерком клинка сразу два снаряда. Я сделал аналогичное движение, вставая в третью стойку Соресу для отражения кучного огня с разных сторон. Первые выстрелы были всего лишь шальными снарядами, а вот когда нас заметили… Твою медь, сколько же их тут!

— Назад, отступаем.

Практически синхронно орудуя световыми мечами, мы с мастером медленно пятились в коридор, откуда пришли, создавая перед собой непроницаемую серебристую и голубую завесы. За ней и вспышками бластеров где-то вдалеке мелькал маленький зеленый торнадо, неся беспрерывную смерть и разрушения. У Файдиса имелся эффект неожиданности, чем тот и воспользовался на свою голову. Не думаю, что он долго протянет под таким плотным огнем.

Я не преувеличивал. Отраженными мной и мастером снарядами были выведены из строя уже не меньше двух десятков работорговцев, но их не становилось меньше. Наоборот, вскоре к ним присоединились дроиды самых разных моделей: от гуманоидных прямоходящих, вооруженных стандартными винтовками, до совсем жутких конструктов, буквально взрывающихся россыпью выстрелов под совершенно невообразимыми углами. Моя форма Соресу далека от идеала, уже через полминуты я понял, что долго не продержусь. Силу на такой скорости отражения огня не применить. Тот же Рывок и Вспышка требуют от джедая хотя бы секундной сосредоточенности, которую работорговцы давать не собирались.

К счастью, я был не один. Куда более опытный Нак Зиил смог без помощи рук, одной лишь волей сконцентрировать Волну Силы, отбросившую первые ряды нападавших. Затем все произошло очень быстро. Меня схватили за пояс и на Рывке утянули с открытой площадки под защиту коридора.

— Джедаи, в сторону!

Отреагировав на предупреждающий крик сзади, мы с Нак Зиилом отпрянули к стенам, пропуская опаливший жаром дымящийся хвост ракеты. На выходе прогреммел взрыв, и стрельба прекратилась… чтобы через пару мгновений возобновиться вновь.

«Да чтоб вас! Достали!»

Вспышка, Рывок вперед. Оклик мастера я услышал уже в клубах дыма, откуда вырвался направленным вверх Прыжком Силы, подлетев к крыше ангара. Мозг слабо кольнула мысль о напрасном безрассудстве, но натренированное тело уже перешло в боевой ритм, и дальше стало не до раздумий. Тысячи раз исполненный на полигоне прием не подвел: короткая оценка обстановки в ускоренном восприятии Вспышки показала у входа семь уцелевших дроидов негуманоидной формы. Четверо продолжали обстрел коридорной арки, оставшиеся трое переключились на меня. Остальные подкрепления работорговцев слишком далеко. Успею.

Короткий полет вниз, быстрая связка перед приземлением: Щитовой Барьер и Толчок Силы. Затем сразу, почти не касаясь земли, Рывок в сторону и защитная стойка Соресу. Все отточено на уровне рефлексов, не зря мастер с меня семь потов сгонял.

Первые отбитые заряды уходят «в молоко». Следующий отправляется точнехонько в дроида и задевает какой-то важный узел. Похожая на паука махина дергается в конвульсиях и заваливается под лапы собратьев. Минус один, осталось двое.

Пока дроиды перебираются через трупы, Толчок Силы сбивает равновесие правому. Второй не успевает среагировать и среляет в пустое место. Я уже несусь навстречу, отбивая случайные выстрелы и у цели с Рывком наношу быстрый рубящий удар. А затем, с помощью Телекинеза прикрываясь тушей от выстрелов подкреплений работорговцев, добиваю последнего. Без лишних финтов, пользуясь изящной простотой первой формы Шии-Чо.

В тот же момент очертания окружающего мира принимают былую четкость, и я понимаю, что неосознанно все это время поддерживал действие Вспышки. Сердце наполнилось щемящей радостью и гордостью за проделанную работу. Еще одна ступенька на пути джедая преодолена.

Тем временем бой не думал стихать, но инициатива перешла к нападавшим. Пока я занимался своими дроидами, выбежавший за мной следом мастер добил остальных четырех, отворяя доступ в ангар нашим войскам. Тяжелые пехотинцы сразу включили портативные энергетические рамы щитов во весь рост, прикрывая соратников от беглого огня и позволяя перегруппироваться для ответного удара. Заняв позиции, бойцы спец-подразделений «Шос» и «Шот» начали методично отстреливать живую силу противника, пока десантники в средней броне поливали из крупнокалиберных пулеметов дроидов и напольные турели.

— Еще раз вытворишь такое — месяц с полигона не вылезешь, — ровным тоном предупредил меня подошедший мастер, держащий в руке опущенный активированный меч. Я покаянно вжал голову в плечи, стараясь выглядеть маленьким и незаметным.

— Простите, мастер.

Нак Зиил отвернулся к подбежавшему командиру оцепления.

— Обстановка?

— Держимся. Правильно вы советовали командованию попридержать вторую волну. Тут ворсовое гнездо этих тварей, похоже, целую ячейку накрыли. Вот только тот другой джедай…

— Его не трогать, я сам с ним разберусь. Продолжайте наступление.

Я чуть воспрял духом, во все глаза смотря на не просто выглядевшего, но и ощущающегося иначе мастера. Передо мной стоял закаленный сражениями воин. Неприступная скала. Вдруг показались смешными все нелепые попытки хотя бы приблизительно измыслить суть происходящих странностей с заданием по поимке синдиката и вмешательством Файдиса Вастора. Тот Мастер, с большой буквы, которого я наблюдал сейчас, источал силу и уверенность полководца, разметившего поле боя на многие ходы вперед. И даже такая досадная мелочь, как незапланированное вмешательство другого джедая, не пошатнула решимости Нак Зиила довести дело до конца.

— Падаван.

«Сейчас пойдут репрессии», — подумал я, однако Нак Зиил поступил с точностью наоборот.

— Раз тебе не сидится на месте, присоединяйся к отряду «Шот». Зачистите верхние этажи и начинайте освобождать рабов.

— А вы, мастер?

— У меня имеются вопросы к джедаю Файдису. Не вмешивайся, пока я не позову. Ты меня понял?

— Да.

— Ступай. И да пребудет с тобой Сила.

Мастер кивнул командиру «Шос» и вместе с их отрядом протиснулся между тяжелых пехотинцев, сразу ввязавшись в самую гущу боя на нижних уровнях. Сияние зеленого клинка там уже исчезло, и мне оставалось только догадываться о судьбе безрассудного коруна.

— Неплохо сработал, падаван!

Я вздрогнул от мощного хлопка по плечу от того самого солдата, кто успокаивал меня перед вылетом на базу.

— Готов еще парочку дроидов порубать?

Оглядев его и подтянувшийся отряд «Шот» в полном составе, я ударил стиснутым кулаком в центр груди, копируя древнее воинское приветствие.

— До Победы или Смерти! Во Славу нашу!

— Во Славу!!! — взревели войны, потрясая в воздухе оружием. Наш громовой клич эхом разнесся по ангару, устрашив злодеев и влив новые силы в правых.

Чуть позже, продвигаясь по главе отряда по верхним уровням, я прикрывал людей завесой взмахов Соресу, пока те перекрывали пути отступления работорговцам и выводили гражданских. Люди, экзоты. Все были измучены и истощены, облачены в жалкие обноски. У многих шоковые ошейники на шеях. Таких солдаты усыпляли и выносили на руках, потому как снять рабские удавки без специального оборудования проблематично.

Единственное — я так и не увидел среди пленников детей кел-доров. Это настораживало и заставляло не в первый раз задуматься о личностях и целях работорговцев. Впрочем, за этим дело не станет. Парочку я уже успел оглушить. Одного Толчком Силы в стену впечатал, а на второго Телекинезом обрушил укрепления баррикады. Остальные сдаваться не желали, с остервенением диких зверей бросаясь под меч и выстрелы солдат. К чести последних замечу, что никто не позволил уродам добраться до меня, вынуждая отнимать чужие жизни, чтобы остаться в живых. Спасибо, братцы. Без вас я бы не справился.

Постепенно операция по зачистке подошла к своему логическому концу. Разыгранное мастером и командиров спецподразделений представление для Файдиса не соответствовало действительности. Кел-доры стянули к логову синдиката все силы с региона, постоянно пополняя ангар новыми волнами прибывающих солдат.

В какой-то момент, уже почти закончив зачистку первого этажа, я получил сигнал от Фрисби. Все это время дроид не терял даром времени, следуя плану и потроша закрома работорговцев.

«Джове, все готово».

«Получилось?»

«Ты не поверишь…»

«Не надо. От этих денег нет радости, только боль. Скажешь точную сумму дома. И Фрисби…»

«Да?»

«Спасибо тебе, друг».

«С тебя еще пара информационных чипов дли игры, друг».

«Заметано. Давай возвращайся, герой. Впереди еще много дел».

***

Нак Зиил опустился на колени перед взахлеб плачущим мужчиной, прижимающим к груди безвольно откинувшуюся голову молодой обнаженной девушки. Его трясущиеся руки гладили растрепанные русые волосы. Слезы неудержимым потоком катились по щекам.

Несчастная жертва работорговцев несла на себе явные следы насилия, с головы до ног покрытая синяками и кровоподтеками. В ее широко открытых глазах застыла вечная безмолвная мука. Она уже не дышала.

— За что, Сильви… Только не ты, пожалуйста… Очнись, умоляю… милая моя… нет, нет, нет…

Кел-дор выжидал, хотя у него самого разрывалось сердце от происходящего. В помещении смердело от запаха гниющей плоти. Женских трупов людей и близких к ним рас было столько, что мутнел рассудок. Тварь во главе синдиката забавлялась, наслаждаясь их муками. Впрочем, не только. Среди тел встречались и кел-дорианки.

«На месте этой девушки могла оказаться моя Эсс».

И еще дети. Их уже успели эвакуировать из соседних камер. Они были живы, но то, что с ними сделали, сломало слишком многих. Безвозвратно. Нак Зиил не мог поверить, что это сотворил один из его расы. Такой же кел-дор, как и он сам. Но это не помешало ему, закаленному ветерану трех войн, исполнить свой долг.

Нак Зиил обнаружил главаря работорговцев с очередной жертвой. Даже в разгар битвы психопат не смог изменить своим скотским желаниям. Увы, отнять дважды одну и ту же жизнь невозможно… Хотя очень хотелось. Световой меч мастера Ордена джедаев не дрогнул, снося голову безумно смеющемуся животному, потерявшему последний разумный облик. Но едва дышащую девушку уже было не спасти. Как и освобожденного им Файдиса, которого работорговцы задавили числом и, скрутив, притащили посмотреть на развлечения босса.

Прошло много времени, прежде чем рыдания человека, потерявшего все, стихли. Файдис Вастор поднял голову. Нак Зиил увидел потухший, мертвый взгляд и сразу все понял. Не все джедаи, пережив нечто подобное, обращаются на Темную Сторону. Некоторые просто… закачиваются. Отпускают жизнь по своей воле, чтобы забыть. Не чувствовать.

«Не быть».

— Они найдут твою слабость, как нашли мою. И используют ее, чтобы добиться своего. Ты ничего не сможешь…

Нак Зиил напрягся. Он знал, что это еще не конец. Не мог синдикат управляться силами одного кел-дора или даже нескольких. Работорговцы имели дело с кем-то из внешнего мира, поставляющим им товар и имеющим достаточно ресурсов, чтобы организовать прочную связь с системой Дорина. Они даже позаботились, чтобы в случае захвата личности их пешек остались неизвестны, не пожалев кредов на разработку крайне токсичного, растворяющего органику яда. Хатты так не работают, а зайгеррианцы скорее удавятся, чем отпустят от себя красивых рабынь. Расследование зашло в тупик.

— Кто они? Кто за всем этим стоит?

Нак Зилл видел, что спрашивать бесполезно. Файдис уже не слышал ничего и не видел.

— Я… не успел… Сильви… Любимая, прости меня…

Он вдруг широко распахнул глаза, встретив взгляд кел-дора.

— Отомсти за нас! Эти ублюдки не должны жить!

— Кто они? Файдис, скажи мне!

Но у мужчины уже не осталось сил. Кроме тех, что ушли на один предсмертный выдох последней строки Кодекса:

— …смерти нет. Только Сила…

Глава 16. «Паутина судеб»

Стойка. Обе руки на рукоять меча, клинок по косой направляющей вверх, за спину.

— Начали.

Выдох, взмах. Синий и серебристый клинок скрещиваются.

— Правый локоть ближе к телу, падаван. Еще раз.

Выдох, взмах.

— Хорошо. Теперь тоже самое, но со сменой позиции рук.

Взмах, укол, взмах. Мастер специально замедляется, чтобы я мог отработать связку. Взмах, укол, взмах. Не забывать про правильную постановку ног. Шиен не требует такого сильного упора, как Соресу, сильно ограничивающая маневренность джедая. Движения пятой формы более размашистые, направленные на подавление противника грубой силой.

Взмах, укол, взмах.

— Да, именно так. Ты понял. Теперь ускоряемся.

Взмах, укол… Я зашипел, потрясая ноющим запястьем. Погасший меч Гри улетел с огороженной тренировочной площадки, оставляя меня безоружным перед голубым гудящим клинком, почти касающемся шеи. Кадык непроизвольно дернулся туда-сюда, прогоняя внезапно возникшую сухость в горле. Н-да, проблема. Уже в который раз подряд. А казалось, будет так просто! Наловчившись применять в Соресу некоторые элементы пятой формы, позволявшие временами отправлять бластерные выстрелы обратно в противников, я опрометчиво посчитал ее легкой и доступной в освоении. Как бы не так. Только с началом полноценных тренировок по работе световым мечом в стиле Шиен я понял, отчего мастер так снисходительно отзывался о моих «успехах».

— Еще раз, падаван. Будем продолжать, пока не получится.

Потерянно вздохнув, я послушно протянул руку, используя Притяжение Силы. Меч тут же с готовностью прилетел и улегся в ладонь, согрев звоном кайбер-кристалла, обрадовавшегося возвращению к хозяину. Знаю, малыш, это не твоя вина. К тебе как раз никаких нареканий.

Взмах, укол, взмах.

— Уже лучше, но все равно слишком слабый блок. Ты должен стараться лучше, Джове.

— Я стараюсь, мастер! Но мне просто физической силы не хватает, вы же видите.

— Это не оправдание. Используй Силу.

«Ага, тебе легко говорить, бугай здоровенный. А я, как ни качаюсь, все еще такой же сухой и мелкий. Только что жилы стали четче выпирать, да выносливость повысилась. Недоросль еще, как ни крути».

Но это так, ворчание под нос. Убеждать в чем-то Нак Зиила — затея бесперспективная, в чем я давно убедился на своем опыте. Так что ноги, то бишь, меч в руки, и вперед на амбразуру.

Взмах…

— А-а-х!

— Падаван!

«Банта буду, только не снова».

Мир потемнел, и меня повело влево. Мастер не успел вовремя среагировать, и я всей тушей рухнул на землю, болезненным стоном поприветствовав начало очередного приступа. С недавних пор я начал называть их именно так, не сумев разобраться, в чем кроется проблема. А пытался много раз, но, увы, без малейшего результата.

После того, как ажиотаж после выпуска первой линейки медкапсул «Медтех-Про» спал, я затребовал один образец в свое личное пользование. Шшрх не возражал. Со второй поставкой синтезаторов производство набрало обороты и ежемесячно позволяло выпускать по сотне готовых капсул. Причем Съян умудрился достать дефицитный программный софт, позволивший расширить функционал родовых капсул до полноценного диагностического комплекса. Это повысило цену конечного продукта вдвое. А потом и втрое, когда нанятые инженеры смогли приспособить наш продукт не только для кел-доров, но и для других рас.

После успешных испытаний и публикации в прессе, акции «Неомед» упали, как достоинство вуки перед лысой любительницей больших размеров. «Медтех-Про» купил конкурента с потрохами, превратив его мощности в производственный придаток, вагонами клепающий расходники для наших куда более дешевых и совершенных капсул.

Второй и последний конкурент — «Техноген» — пока еще держался, но и его клиники уже повсеместно используют наше оборудование. Вопрос времени, когда у «Медтех-Про» достанет сил развернуть новый отдел, направленный уже не создание клиник нового поколения, которые не придется перестраивать, как старые, чтобы наши капсулы могли работать не вполовину мощности.

По правде сказать, взятый нами размах поражал. Приблизительный пятилетний прогноз Шшрха в самом начале нашей совместной карьеры и близко не попал в конечный результат, полученный всего спустя семь месяцев после запуска в продажу первой линейки капсул. Наш новый офис в центральном деловом районе Дор'Шана теперь вмещал больше полусотни сотрудников, и обещал в скором времени разрастись еще на один корпус. На управляющие должности мы с Шшрхом нанимали исключительно кел-доров, кровно заинтересованных в успехе компании. Остальные места могли занимать разумные любой расы, вне зависимости от статуса и гражданского рейтинга. Было бы желание работать на благо Дорина, а остальное приложится.

Некоторые экзоты все равно были недовольны, так как при собеседовании их честно предупреждали, что не для коренного населения карьерный рост выше среднего звена невозможен. Но число жалоб меркло на фоне слезных благодарностей чужаков, получивших шанс иметь полноценную работу и хорошую зарплату со всеми положенными премиальными и бесплатным лечением за счет кампании. Популярность «Медтех-Про» росла, как на дрожжах, привлекая к себе все больше внимания с каждым днем. И то, что одним из ее совладельцев является человек, уже никого не волнует. Новое поколение родовых капсул спасло десятки тысяч жизней матерей и их детей, отобрав у ксенофобов-традиционалистов последние доводы в попытке сместить с вершины неугодного им чужака.

Обломайтесь, уроды, ха! Свой полный рейтинг гражданина Дорина я честно заслужил еще на втором месяце работы «Медтех-Про», лично приняв благодарность от старого генерала-ветерана, чья внучка родила здоровую двойню — двух очаровательных девочек. Небывалое событие у расы кел-доров, для которых прежде рождение одного ребенка считалось милостивым благословлением Богини Плодородия. Трансляция выходящей из клиники молодой мамы с двумя бессвязно шипящими комочками на руках велась в прямом эфире и собрала столько зрителей, что под конец ненадолго обрушила сеть. Лучшим врачам, нанятым «Медтех-Про», удалось снизить реабилитационный период с двух до одного месяца, так что мгновенно ставшая знаменитостью Лоур Кун стала первой вестницей новой эры в сфере здравоохранения Дорина.

Конечно, не обошлось восхождение «Медтех-Про» и без проблем. Некоторые удалось решить полюбовно: взятками или оказанными услугами. Другие, как групповой иск радикалов-традиционалистов, требующих «высылки с Дорина чужака-джедая и, вместе с ним, его чужеродных инопланетных технологий», пришлось решать в суде. А пока шел долгий мучительный процесс прений, предотвращать диверсии на завод и личное имущество. Дом после такого я стал держать под щитами круглосуточно, а Шшрх завел привычку появляться на работе только в сопровождении телохранителей. Много грязи на нас вылилось. И еще больше угроз, а также попыток шантажа и подкупа, на которые я чхать хотел. Все они разбились о серебро светового меча, показав подлым уркам, что даже маленький джедай имеет острые и смертельно опасные зубки.

Я мог бы еще долго вспоминать о полюбившемся деле, но пора вернуться к настоящему. В частности, к плачевному состоянию моего здоровья.

За минувшие месяцы многое случилось. Были накрыты оставшиеся ячейки криминального синдиката на Дорине, только уже с помощью одного Нак Зиила, без меня. Мастер категорически запретил соваться к работорговцам, не объясняя причин. А, когда я упрямился, напоминал о непонятных приступах, с того первого раза в «Вулканической роще» не только не исчезнувших, но и начавших учащаться. Довод имел убойную силу и заставлял сдаваться без шанса что-нибудь противопоставить в ответ. Установленная дома новейшая медкапсула, для которой пришлось вырубать в скале еще одно помещение, не смогла найти причины моего недуга. Я испробовал все, но ни лекарства, ни целебные медитации в Силе не помогали.

В свою очередь Нак Зиил пробовал связаться с целителями в Храме на Корусанте, но те только руками разводили. Приказ Совета: в связи с участившимся нападениями ситхов на окраинные миры Среднего Кольца, все передвижения джедаев из Круга Целителей были строго ограничены. Мне предлагали слетать на Корусант самому, но тут в дело вмешался непреодолимый фактор.

Я больше не мог покинуть планету. Физически. Как только поднимался на шаттле выше условной точки на нижней орбите, мозг начинала разрывать настолько сильная головная боль, что сознание моментально улетало в неведомые дали. Где и пребывало еще с день-два, пока я не приходил в себя, обнаруживая над собой стекло медкапсулы и взволнованные эмоции мастера.

Так что, деваться некуда, оставалось только терпеть и держать язык за зубами при следующем сеансе связи с Новой. Дернул же хатт за язык однажды сболтнуть ей о моем состоянии. Насилу успокоил, пообещав хотя бы раз в два дня выходить на связь и справляться о своем самочувствии. Забота в исполнении синекожей девочки-твилеки, строящей из себя грозную мамочку, выглядела крайне мило. За минувшее время она еще больше вытянулась и заметно похорошела, понемногу округляясь в положенных природой местах. Этакая кошечка-недотрога, ня! Так бы и затискал до протестующего мявка.

Но пока не судьба. Если приступы не прекратятся, я не только не смогу покинуть Дорин, но еще и ласты склею до наступления шестнадцати лет. Видимо, мысли эти напрямую отразились у меня на лице, пока валялся на земле и разглядывал безоблачное серо-синее небо.

— Сегодня хуже, чем в прошлый раз, — заметил мастер, помогая мне подняться и сесть на колени в медитативную позу. После чего присоединился напротив, положив рукоять своего меча между нами. — Ты хотя бы спал?

— Да, — отводя взгляд, буркнул я. Но серебристые глаза кел-дора словно проникала вдушу, выворачивая ее наизнанку. Пришлось добавить:

— Плохо. Скрутило посреди ночи, чуть язык не проглотил.

— Почему мне не сказал?

— Не хотел расстраивать. Все равно мы ничего не можем.

— Тебе требуется больше веры, падаван. В себя в первую очередь, — Нак Зиил вытащил из-за пазухи светящийся уютным желтым цветом кубик голокрона, — и немного в своего мастера.

— И что это?

— Голокрон мастера-целителя Велари Джин. Она жила во времена становления Вечного Альянса.

— Первый раз слышу.

— Неудивительно. Знания о той эпохе считались полузабытыми еще во времена, когда я сам был юнлингом, — Нак Зиил немного помолчал, вместе со мной разглядывая повисший в воздухе Голокрон. — Теперь же о них помнят всего несколько мастеров, включая меня. Они искали способы помочь тебе все это время, пока мастеру Орой Лену не улыбнулась удача на Одессене.

— Орой Лен? Мастер Новы? — удивился я.

— А, да. Совсем забыл, что у него в падаванах девочка из твоего бывшего клана. Впрочем, он помог нам не поэтому. Артефакты Вечного Альянса и Империи Закуул, по-своему, ценны не меньше, чем твой меч и дроид. В те времена джедаи с ситхами пробудили древнее оружие, мощь которого не поддается описанию. Отчасти именно по этой причине Орденом было принято решение скрыть эту часть истории из всеобщего доступа. Но некоторые, как Орой Лен… Скажем так: у них имеется непреодолимая тяга к сокровищам древних эпох. Я передал ему координаты Одессена в обмен на помощь в поиске средства, которое поможет исцелить тебя.

— Расскажите еще, мастер! — попросил я, чуть ли не подпрыгивая на месте от нетерпения. Исцеление — это прекрасно, но информационный голод порой страшнее, чем невозможность почесать там, где чешется.

В изученных мной голокронах содержалось много сухих фактов по войнам прошлых времен, но они касалась исключительно противостояния Республики и Империи ситхов. Одни и те же стороны, одинаковый конфликт, повторяющийся на протяжении многих тысячелетий. И вдруг такое откровение! Вечный Альянс, Империя Закуул. Чувствую, за этими названиями кроется история не менее великая, чем бесконечное противостояние джедаев и ситхов.

Мастер снисходительно посмотрел на меня и, так и не увидев должной степени проникновенности торжественным моментом, забрал обратно висящий в воздухе Голокрон.

— Тогда слушай. Одессен — планета, где Сила находится в Равновесии. Именно там располагалась цитадель Вечного Альянса, откуда ее лидер, прежде известный в галактике, как Чужеземец или, в кругу Ордена джедаев — Герой Тайтона — противостоял мощи Вечной Империи Закуул. Человек, некогда сам бывший джедаем. Имя его покрыто тайной, как и судьба тех, кто шел с ним рядом. Но именно их силами удалось сплотить оставшихся джедаев и ситхов, чтобы дать отбор флоту Закуула, почти уничтожившему существующие тогда Республику и Империю. Герой Тайтона — причина, по который мы с тобой имеем шанс жить и дышать воздухом. Без него галактику ждало вымирание от руки Бессмертного Императора, поглощавшего целые миры.

Видя, как я скептически воспринял последнюю фразу, Нак Зиил более строгим тоном добавил:

— Я не шучу, падаван. Не знаю как, но Бессмертный Император мог Силой мгновенно уничтожить жизнь на планете. После него оставалась пустая выжженная земля, в которой даже микробы не размножались. Мне известен только один из таких миров — Зиост, но были и другие. Его мощь в Силе намного превосходила все, что могли противопоставить джедаи и ситхи.

— Жуть какая. Как же Герой Тайтона смог его одолеть?

— Никто не знает. Мой мастер предполагал, что Герой достиг Абсолютного Равновесия, с помощью Светлой и Темной стороны сумев подчинить силу Императора. Потом запечатал ее в себе и постепенно угас, похоронив вместе с собой величайшую угрозу всем живым существам. Хотя и не сразу. Его наследие — Вечный Альянс, на некоторые время объединил галактику и положил конец распрям между джедаями и стихами. Но, — Нак Зиил развел руками, показывая, что в реальности ничто не «вечно», — Республика и Империя вновь воспряли из пепла. А когда след Героя Тайтона канул в неизвестности, его союзники не смогли удержать власть и были разгромлены.

— А Империя Закуул?

— Пала. Или скрылась в Неизведанных регионах, откуда и пришла. Мне известно не так уж много, падаван. Больше тебе может рассказать только Орой Лен и, то, вряд ли.

— Почему?

— Если ты не заметил, Орден сейчас заметно отличается от того, который описан в твоих голокронах.

— Это мягко сказано, мастер.

Нак Зиил замолчал, о чем-то раздумывая. Я затаил дыхание, мысленно скрестив пальцы наудачу.

«Неужели сейчас? Наконец-то мне поведают, в чем смысл происходящего! Истинную причину, почему незыблемый Орден так изменился за последние века!»

— Обещаю, я расскажу все что знаю, когда придет время.

«Облом-с».

— И когда это случится?

— Не раньше, чем я сочту нужным, — упертости Нак Зиила мог позавидовать тайтонский аксизверь, долбящийся лбом в дерево для укрепления рогов. — Так ты собираешься лечиться или мне домой идти?

Ясно, лимит несвоевременных вопросов на сегодня исчерпан. Очень жаль, хорошо ведь сидели. Я уже успел позабыть о своем недуге, но суровая реальность не знала жалости.

— Я готов, мастер. Больно не будет?

— Шутишь. Это хорошо, — в голосе Нак Зиила, доставшего Голокрон и вновь подвесившего его в воздухе Силой, послышалось одобрение. — Старайся всегда сохранять позитивный настрой, падаван, что бы не случилось. И думай только о победе. Уверенный в своих силах джедай может справиться с чем угодно.

«Это он сейчас меня утешает, или себя подбадривает?» — шевельнуло ушками любопытство. Я протянул руку, кончиками пальцев коснувшись Голокрона.

— Почему именно она?

— Велари Джин была той, кого тренировал сам Барсен’тор после воцарения власти Империи Закуул над галактикой. Это еще один современник Героя Тайтона. Только он пошел путем джедая-консула, и достиг больших успехов в целительских практиках Силы. В свою очередь, его обучала лично Сатель Шан — одна из величайших грандмастеров Ордена в истории. После войны титул «Барсен’тор» стал именем нарицательным. Так назвали особый ранг, который присваивали только наиболее выдающимся консулам-джедаям. Он показывал, что они смогли достигнуть Высшего слияния со Светом при жизни.

— Ух ты! А сейчас в Ордене есть Барсен’торы?

Молчание Нак Зиила говорило само за себя. Ну да, о чем это я. Одна половина джедаев на Темную сторону бежит, другая птеров в облаках считает, или чем они там занимаются. Откуда там великим консулам взяться.

— Кроме самого Барсен’тора, мне известны еще два джедая, сумевшие достичь его уровня. Информация о них доступна в архивах любого Храма. Если хочешь, можешь ознакомиться с Голокронами после того, как мы покинем Дорин.

«Дожить бы, — подумал я, и сразу поправился, вспомнив совет Нак Зиила. — Когда вылечусь, обязательно Нову напрягу. Пусть глянет и мне расскажет».

— Не тяни, падаван. Активируй Голокрон.

— Я?

— Лечение нужно тебе, а не мне. Мастер Джин должна установить с тобой связь, чтобы понять, какое подойдет лучше всего.

Я пожал плечами и потянулся к Голокрону Силой, как делал уже бесчисленное множество раз. Тут стоит немного пояснить: хотя активируется он точно также, как и учебные, но по сути является совершенно иным устройством. То есть, бывают «голокроны», и «Голокроны». Все они, по сути, являются интерактивными хранилищами данных, способными накапливать огромное количество информации. Но первые полностью соответствуют своему описанию, вмещая малый функционал, направленный на конкретную задачу. Как, например, мои учебные голокроны, способные не только накапливать, но и удалять накопленный материал. Вторые же, именуемые «Голокронами», представляют нечто бо́льшее.

Разницу можно заметить лишь в интонации произношения джедая, имеющего ввиду тот или иной тип. Когда мастер впервые достал Голокрон, я не сразу понял, для чего он нужен. Но когда услышал, чей он, уже иначе смотрел на бесценный источник знаний.

Голокрон Велари Джин хранит в себе отпечаток ее личности, способный ограниченно взаимодействовать с окружающим миром. Подобным образом джедаи сохраняют частичку себя для грядущих поколений, в надежде, что ценный опыт не будет забыт и принесет пользу Ордену даже после их ухода в Силу. Фактически сейчас я смогу по-настоящему поговорить с женщиной, жившей в древнюю эпоху, о которой так воодушевленно рассказывал Нак Зиил. Крайне волнующий момент, ценность которого трудно передать словами.

Кубик голокрона послушно раскрылся, явив внутри себя миниатюрную звездочку, из которой раздался приятный женский голос. Я живо представил невысокую немного стеснительную джедайку, умудрившуюся остаться молодой даже в зрелом возрасте.

— Приветствую, падаван. Я Голокрон мастера Велари Джин. У тебя имеются ко мне вопросы?

— Да… гхм. Да, мастер. Видите ли, у меня небольшая проблема…

— Я поняла, — голос мастера вдруг похолодел, заставив серьезно насторожиться нас с мастером. — Очень плохо. Падаван, я вижу в твоей ауре ментальное паразитическое существо.

— Чего-о?!

— Джове, успокойся, — строго велел мастер, когда я вскочил на ноги, не в силах сдержать эмоции.

«Успокойся? Куда там!» — меня трясло, потому как, едва услышав диагноз, я провалился в ментальный план и сделал то, что не пробовал еще никогда: посмотрел на себя со стороны. И тотчас мысленно заорал от ужаса и брезгливости, наблюдая за отчетливой лентой, очертаниями напоминающей полумногоножку-полупиявку.

Эта дрянь оплела мою ауру и жадно чавкала сильными эмоциями, временами прорывающимися наружу. Сейчас она гулко урчала, поглощая темную пену брезгливости и дымные клубы страха. Твою медь, ну и гадость! Уберите ее от меня!!!

— Джове!

Мастер тоже вскочил на ноги, видя, что я не реагирую на его оклики.

— А?

— Падаван, что происходит?

— Ничего, мастер. Сейчас я ее…

— Нельзя! — крикнул Голокрон. — Падаван, подожди, она соединена с…

Мне было все равно с кем или с чем. Я просто не мог больше выдержать мерзости существа, посмевшего посягнуть на самое сокровенное, что есть в человеке: его душу и тонкий внутренний мир. И не важно, что я сам не раз проворачивал нечто подобное с другими людьми, через ментощупы делясь своими светлыми эмоциями или забирая темные. Вреда им это не нанесло, совсем наоборот. Многие потом еще спасибо сказали, хотя и не понимали, отчего мир вокруг вдруг стал чуточку светлее. А тут меня всего попросту внаглую жрали! Постоянно и с неослабевающим аппетитом. Не позволю!

Рванувшие из ауры ментощупы вцепились в беззвучно завопившую тварь, заставив ее прервать свое занятие и вступить в схватку с многочисленным противником. Сперва мне показалось, что победа не за горами. Ментощупов насчитывалось восемь штук, и они действовали намного быстрее паразита. Но тот почему-то не спешил подыхать, понемногу оправившись от удивления и начав пожирать уже сами ментощупы. Причем гораздо быстрее, чем те успели восстанавливаться.

Я ощутил быстро накатывающую слабость. А потом случайно повернулся чуть в сторону от своей ауры и увидел Это. Тонкую паутинную нить, соединяющую паразита и нечто, располагающееся очень далеко.

«Так вот что имела ввиду Велари».

Объективно, бой длился всего пару секунд реального времени. Мастер не смог бы остановить меня, даже если бы понял, что происходит.

Один из ментощупов, следуя волевому указу, перестал бестолково хлестать спину паразита и метнулся в сторону нити. Размах, удар…

— А-а-а!!!

Мне показалось, что весь мир разорвался на куски. Пришедшая Боль ни в какое сравнение не шла ни с чем, что я испытывал прежде. Это было нечто за гранью. Душа едва не покинула бренные останки от болевого шока, а когда я снова смог видеть сквозь пелену слез, понял, что лежу на полу. И мастер что-то орет в Голокрон, тряся его, как разъяренный карапуз игрушечный кубик.

Но хуже всего было, что паразит никуда не исчез. И нить, перестав вибрировать натянутой струной, принесла вибрацию, от которой вновь отчаянно закружилась голова.

Вот и выяснилась причина приступов. Только почему так хочется, чтобы на ее месте оказалось что-то попроще? Опухоль, там, или врожденный тупизм головного мозга? Нечто, с чем я мог бы справиться современной медицинской техникой или методичными ударами головой об стенку.

— Мастер…

— Джове, ситх тебя подери!!! Что ты опять натворил?!

Паникующий Нак Зиил — очень редко встречающийся в дикой природе вид кел-дора. В другой раз я бы не поленился дать Фрисби сигнал нащелкать копромата для последующего вымогательства печенек, но сейчас сил хватило только на то, чтобы вяло улыбнуться.

— Ты как? — Нак Зиил склонился и положил ладонь мне на грудь, а потом на лоб, помогая прогонять через организм потоки Живой Силы. — Объясни, что произошло. Я что-то почувствовал…

— Нам нужно лететь.

— Что?

— Я покажу мастер. Только, помогите встать. И, если можно, не спрашивайте ни о чем. Если… когда вылечусь, я сам все расскажу.

— Как будто у тебя есть выбор! Куда летим, падаван?

Вибрация нити. Приступ, головокружение. Оно знает, что его обнаружили. И принялось тянуть нить к себе с удвоенным усердием.

— Джове!

— Летим… на свет.

Глава 17. «По следу из крошек»

Вытянутый, похожий на стальную сигару челнок маневрировал в восходящих потоках воздуха, направляемый крепкой рукой Нак Зиила, сидящего за штурвалом. Я сидел рядом в кресле второго пилота, временами проваливаясь в краткие периоды беспамятства. По мере продвижения к цели они становились короче и чаще, напоминая работу сканирующего детектора движения.

Только теперь я начал осознавать, насколько слепым был все эти месяцы. Странности, связанные с приступами, наконец сложились в одну ясную картину. К примеру, всякий раз, с началом головокружения, тело вело в одном определенном направлении — к нити, соединяющей паразита и его источник. А непоследовательность самих приступов объяснялась количеством выделенных сильных эмоций. Бывало, в дни сильного стресса или особо тяжелых тренировок, меня срубало по пять раз на дню. Или вовсе ни одного, когда проводил время дома за учебными голокронами или возней с игрой Фрисби, постепенно обретающей какие-то внятные очертания. Паразит, присосавшийся к ауре носителя, служил чем-то вроде передатчика с накопительным зарядом. Пока я находился в удалении от цели, он питался эмоциями, чтобы кратковременно усиливать Зов. А, когда его бестолковый носитель все же догадался об очевидном, в награду начал понемногу разжимать тиски.

Думаю, такими темпами паразит скоро отвалится сам собой. Чем ближе к источнику Зова, тем четче слышался Зов. И тем быстрее слабела хватка паразита. Только начав избавляться от него, я понял, какую тяжесть носил в себе все это время. Так тебе и надо, злыдень подлый! Проваливай или сдохни.

Немного волнует, правда, что будет после, когда доберусь до конца нити. Вдруг там засел противник пострашнее прожорливого ментального червячка? Если так, я по голову окунусь в пуду.

От Нак Зиила помощи можно не ждать. С мечом он махать горазд, не спорю, и боевыми техниками Силы владеет превосходно, но в ментальных вопросах почти полный профан. В этом я успел не единожды убедиться на совместных заданиях и во время тренировок. Не считая фирменного джедайского Внушения Разума, Нак Зиил ничем не владеет. Даже если я помогу ему увидеть незримый мир духовных энергий с помощью Ментального Слияния, которое однажды применил с юнлингами своего клана, что это даст? Убедить Внушением паразита, что я невкусный? Как бы он от такого еще больше не раздулся.

Вибрация нити. Головокружение.

«Чтоб тебя!»

— Падаван?

— Нормально, — я оттолкнулся от приборной панели, с трудом, но сумев удержаться в сознании.

— Расскажи, что ты чувствуешь.

— Хочется навалять кому-то люлей, мастер. И немного холодного чайного тоника.

— Похвально, что ты следуешь моим советам, но сейчас не время для шуток. Речь о твоей жизни, падаван.

— Знаю, простите. Это трудно описать… как будто, меня тянет в нужное место. Чем мы ближе к нему, тем сильнее это чувство.

— Понятно. Ты догадываешься, где мог подхватить сущность класса М?

— ?

— Мастер Джин сказала, что это паразит. Значит, принадлежит классу М — «ментальные существа среднего порядка». То есть, не обладающие разумом, но имеющие базовые животные инстинкты.

— Вы просто кладезь знаний, мастер.

— Лесть тоже ни к месту. Итак?

— Не знаю. Первый приступ произошел в «Вулканической роще». Но меня тянет не туда, так что не знаю. Я впервые сталкиваюсь с подобной тварью.

— Я тоже. Причем, совершенно неясно, как паразит оказался на Дорине. В этом мире им никем питаться, моя раса не имеет врожденных ментальных способностей… Джове.

— А?

— Не притворяйся глухим, ты все прекрасно понял. Как давно?

Нак Зиил заставил челнок остановиться и повиснуть в воздухе, чтобы посмотреть мне в глаза напрямую. Неудобно заерзав, я постарался не отводить взгляд. Получилось так себе.

— Я не понимаю вас, мастер.

— Как давно у тебя открылся ментальный дар? — Нак Зиил принципиально не обращал внимания на мои попытки выскользнуть из схлопнувшейся ловушки. — Дай угадаю: после того раза, когда ты чуть не погиб по время Глубокой Медитации с Карой А’нзал? Понятно, можешь не отвечать.

Он отвернулся и вновь взялся за штурвал. И когда снова активировал двигатели и заговорил, мне захотелось провалиться сквозь землю. Точнее, сквозь днище шаттла.

— Падаван, ты очень разочаровал меня. Скрывая такую важную информацию, ты навредил не мне, а только самому себе. Во имя Света, Джове! Ты хоть представляешь, сколько времени мы потеряли впустую? Я делал из тебя джедая широкого профиля, вместо того, чтобы сосредоточиться на одном, максимум двух стилях в связке с твоим даром. Ты знал, что форма фехтования Шиен имеет как минимум два подкласса? Тот, который изучаешь ты…

Вибрация нити. Головокружение.

— Курс на три часа мастер. К подножию вон той горной гряды.

— Хорошо. Продолжим. Я начал преподавать классический двуручный Шиен, чтобы компенсировать твое незнание высших техник Силы. Со временем, достигнув уровня мастера, ты бы смог вновь сосредоточиться комбинировании одноручного стиля и работы с Силой свободной рукой. Сейчас в этом уже нет никакого смысла. Ментальный дар — сам по себе оружие. И ты умеешь его применять, верно? Я так и думал. Позволь объяснить, что ты упустил по своей глупости, падаван.

Второй подкласс пятой формы называется «обратный Шиен». Как следует из названия, он сосредоточен на использовании обратного хвата светового меча. В Ордене джедаев его почти не практикуют, в отличие от ситхов. Это целиком их разработка. Используя Темную Сторону, ситхи усиливают врожденные способности Силы. Так даже самые слабые ученики без ущерба защите могут использовать сложные техники. Цена тебе известна. При этом они жертвуют своей душой и со временем превращаются в чудовищ, поглощенных Темной Стороной. Печальный финал для любого одаренного.

Тебе же повезло получить дар, который куда сильнее Темной Стороны и не имеет ее недостатков. Не веришь? Обратный хват Шиен использует более агрессивный стиль, но в то же время позволяет многократно усилить защиту и оставляет свободной одну руку. В сочетании с ментальным даром даже слабые техники Силы станут неприятным сюрпризом для любого противника. Судя по тому, что я узнал о твоем даре только сейчас, тебе открылся крайне редкий его вид: использование своей внутренней энергии, а не Силы. Схожим образом мир чувствуют зелтроны, но твой дар глубже, я прав? Иначе бы не смог отделаться от паразита. Ты можешь видеть визуальные проявления эмоций разумных?

Нак Зиил сделал паузу, ожидая моего ответа. А я что? Котенок в ауте. Все, даю слово будущего джедая: с этой минуты окончательно и навсегда зарекаюсь делать хоть какие-либо выводы насчет этого невозможного кел-дора! Невероятно. Кажется, жизнь меня в самом деле ничему не учит. Давно же понял, что Нак Зиил скрывает в себе куда больше тайн, чем я сам. И все равно раз за разом наступаю на одни и те же грабли! Видимо, мировоззрение человека иной формации — неизлечимый диагноз.

И этот обратный Шиен. Я же видел его использование в своих видениях, когда был в узле Темной Стороны! Иван применял именно его, разделав меня, как белка орех. Выходит, мастер знает даже ситхскую версию Шиена? Насколько же он крут? Сила не на пустом месте показала мне именно этот стиль боя. Она могла знать, что мне судьбой уготовано пойти путем ситхского… точнее, обратного Шиена. Мастер прав. К чему рисковать собой в погоне за могуществом Темной Стороны, если у меня уже есть оружие если не сильнее, то по меньше мере эффективнее?

«Как-то трудно сразу переварить столько всего за один раз».

— Я… кха. Это… того…

— Значит, можешь. Поразительно. Теперь ясно, как тебе удалось успешно создать свою фирму и не прогореть. Честно, я до конца думал, что из твоей затеи ничего не выйдет. Многие чужаки до тебя пытались, а успеха добились единицы. Ни у кого из них не было самого главного: со своим ментальным даром ты точно знал, кому и что требуется сказать. Смог найти компромисс там, где остальные утыкались в вековую стену упрямства и ненависти. Твои достижения впечатляют, падаван. И все же, из-за своей скрытности, ты упустил целых полтора года. Их можно было потратить на совершенствование обратного Шиена. Не говоря уже о том, что теперь тебе придется переучивать Силовые техники под совместное использование с ментальными атаками.

Вибрация нити. Головокружение.

— Что с тобой поделаешь, — сдаваясь, сказал мастер, когда я снова вернулся в сознание. — Куда теперь?

— Вниз…, — прохрипел я, ощущая, как в уголках губ скапливается пена. — Боль… но… а-а…

— Джове!

Уф, секундочку. Сильно больно было только поначалу, но как только паразит окончательно оторвался от ауры, стало проще. Глубоко же впился, гад! Я вынужденно погрузился в ментоплан, латая дыры от когтей на ауре и молясь, чтобы ущерб оказался не таким большим, как кажется визуально. По самым скромным прикидкам месяц Глубокой Медитации по ночам мне обеспечен. Сила благотворно влияет на духовную энергетику, на порядки ускоряя ее регенерацию.

Закончив, я открыл глаза и понял, что челнок больше не подрагивает от работы маневровых движков. Мы приземлились. Сам я по-прежнему сидел в кресле, но больше в кабине никого не было. Фрисби и тот куда-то смылся.

— Мастер?

Я окликнул Нак Зиила, но появился он не сразу. Где-то через минуту он вернулся в кабину, и вид у него был крайне озадаченный.

— Уже очнулся? Живой?

— И здоровый. Паразит отвалился, сам.

— Я догадался, когда ты перестал дергаться и очень странно заулыбался. Никогда бы не подумал, что губы у людей могут настолько далеко растягиваться.

— Гхм.

— Скажи, Джове: ты хоть представляешь, куда нас притащил?

— Весь во внимании, мастер.

— Нет, пошли наружу. Хочу, чтобы ты сам увидел.

Вместе с Нак Зиилом мы покинули кабину челнока и по спущенному трапу сошли на дорожку, выложенную декоративной брусчасткой из серого камня. Причудливый геометрический узор указывал направление тропы, подводящей к странному строению вдалеке.

«Это же?..»

— Потерянный аванпост Ордена джедаев.

Нак Зиил скрестил руки на груди, с трудом сдерживая буру эмоций в себе. Я снова не сдержал улыбки. Кажется, с подарком на его День Рождения можно уже не заморачиваться. Лучше исполнения давней заветной мечты я уже ничего не придумаю.

Оставив мастера переваривать зрелище воплощенной истории, я огляделся, оценивая запустение бывшей территории Ордена. Н-да, тут в свое время неплохо кто-то погулял. Многие статуи людей и кел-доров разрушены то ли взрывами, то ли мощнейшими объемными техниками Силы. На конусовидной части аванпоста, торчащей из земли, заметные щербины и трещины. Парковая площадка перед ним, раньше предназначенная для отдыха и медитаций, сплошь усыпана крупными каменными обломками. Странно, но не вся растительность на ней погибла. Отдельные виды вьюна мутировали, сумев приспособиться к жизни без воды. Их толстые узловатые корни оплетали чаши декоративных прудов плотным серым ковром, захватывая часть дорожек и скульптурные постаменты статуй джедаев.

«Кстати, чего это я так спокоен? Куда делся паразит и где его хозяин?»

Я торопливо выпустил тонкий поисковый ментащуп, в миг просканировав не такую уж большую территорию анклава. Хм, пусто. Ни следа паразита или существа, к которому вела нить. Ничего не понимаю.

«Фрисби, — я позвал дроида, активировав комлинк. — Где тебя носит?»

«О, Джове! Извини, сейчас прилечу. Тут так интересно!»

«Могу представить».

Дождавшись возвращения дроида, спикировавшего с верхушки аванпоста, я привычно выпятил правое плечо, чтобы он мог на него опуститься.

— Ты как, живой? Я здорово перепугался.

— Ага. Только гулять все равно свинтил.

Я не дулся, просто подкалывал. Но Фрисби не понял и возмутился:

— Эй, так не честно! Я проверил тебя. Дыхание, пульс. Все было в норме. Чего мне было там сидеть с тобой? В прошлый раз ты провалялся целый день.

— Ладно, не оправдывайся, я пошутил. Чего интересного нашел?

— Еще бы. Представляешь, тут под землей автономный источник энергии. И мощный такой! Как думаешь, для чего он?

— Наверное, раньше щитовой купол с кислородной атмосферой поддерживал. Парк погиб, но какие-то деревья там раньше росли. Пруды, опять же. Хоть и горы, но температура у поверхности высокая. Без купола вся вода испарилась.

— Этот аванпост не использовал щиты, — сказал Нак Зиил, с большой неохотой отрываясь от любования видами. Вокруг и впрямь было красиво. Крохотный островок джедайского спокойствия на фоне величественных горных пейзажей.

— А как же тогда поддерживалась атмосфера?

— Сосредоточься. Чувствуешь? Под нами источник сосредоточения Силы. Древние джедаи использовали его, чтобы в ограниченном пространстве поддерживать нужную им атмосферу. Техника не утеряна, но очень сложна, и требует постоянного присутствия рядом с источником не менее трех мастеров. Сейчас ее уже не используют, при необходимости полагаются на щиты, как ты и сказал.

— Тогда для чего столько энергии?

— Предлагаю выяснить лично. Спускаемся, падаван?

Я с сомнением посмотрел на конус здания, торчащий из земли. Потом на кел-дора, чуть ли не приплясывающего от нетерпения. Мысленно. Ну и кто из нас ребенок?

Если следов паразита и его хозяина нет снаружи аванпоста, не значит, что они отсутствуют внутри. Меня специально заманили сюда. Мастер не может этого не понимать и тем не менее хочет спуститься.

«Почему мне кажется, что я еще пожалею об этом?»

— Да.

***

От зрелища выворачивающейся из земли буровым способом громадины аванпоста перехватило дыхание. Я опустил правую руку, отпуская Силу, активировавшую древний подъемный механизм. Рядом тоже самое сделал мастер, довольный, как голодный кошак, дорвавшийся до вожделенного сухого корма.

— Неужели нельзя было сделать простую дверь? — не удержался я.

— Традиции, Джове. Кроме того, такая конструкция обеспечивает сохранность аванпоста в случае осады. Когда здание в земле, основа подвижного фундамента замыкает источник Силы на себя. Только джедаи, не омраченные Темной Стороной, могут отворить его и попасть внутрь.

«По-нашенски: фейс-контроль. Мордой не вышел — катись колбаской по ситхской спасской».

И уже специально для Фрисби по внутренней связи добавил: «Мотай на ус. Может стоит сделать такую же штуку в игре». Впечатленный, как и мы, дроид утвердительно пиликнул на бинарном.

Поднявшийся из камня конус аванпоста в высоту получился примерно под полусотню метров. Здоровая махина. В самом ее низу, как только подъемные механизмы прекратили работу, открылся широкий сужающийся к полу проход. От нас до него разделяли двадцать шагов, но и с такого расстояния я прекрасно видел, что внутри: небольшой зал с колоннами, освещенный уютным домашним светом. Никаких темных мест или, не дай бог, эманаций Темной Стороны. Я ощутил приятное тепло, словно вернулся в давно ожидающий меня дом.

«Это ловушка!» — выла паранойя загнанным в клетку волком, но мастер уже пошел вперед. Пришлось ускориться и двигаться за ним, чтобы не отстать.

— Мастер, разве нам не стоит для начала провести рекогносцировку? — не выдержал я, когда зашел внутрь. — Пусть вон хоть Фрисби на разведку слетает.

С любопытством кошки шныряющий по углам дроид издал воодушевленную трель. Этому только дай запустить вездесущие манипуляторы в бесхозный порт: обратно не оторвать, пока не изучит последний бит данных. В сравнении со мной, просто любящим узнавать новое и интересное, Фрисби настоящий информационный маньяк.

— Не стоит так переживать, Джове, — мастер излучал спокойствие и уверенность. — Внутри аванпоста джедаям невозможно навредить. Тот паразит, если и находится где-то рядом, уже никак не сможет к тебе прицепиться. Источник сосредоточения Светлой Стороны Силы блокирует все прямые угрозы джедаям.

Словно наперекор его словам, здание вздрогнула, начав обратный спуск под землю. Проход сзади «уехал» вверх, как лифт, отрезая путь на поверхность.

— Так и должно быть, — еще раз сказал Нак Зиил, видя, как я нервно сжимаю рукоять светового меча. — Пока источник спит, аванпост находится в режиме консервации. Чтобы активировать его, нужно спуститься на нижние этажи к управляющим кристаллам.

— Сколько их тут всего?

— Старые аванпосты, как этот, почти не уступают по размерам подземельям Храма на Тайтоне.

«Значит, не менее трех уровней», — кивнул я, разглядывая выходы из зала и не переставая сканировать пространство поисковым ментощупом.

— Что вы хотите здесь отыскать, мастер?

— Надежду.

Я непонимающе обернулся к мастеру, от которого вдруг донеслись отголоски почти задавленного смущения. С той самой минуты, как Нак Зиил узнал о моих способностях, ощущать его поплотневшую ауру стало труднее. Правильно, кому понравится, что ему могут в любой момент в душу залезть. Но Сила не большой помощник от ментощупов, действующих на совершенно ином уровне.

Увы, ничего не могу с собой поделать. Все что я умею — результаты собственных измышлений и экспериментов. Постоянное блокирование собственного дара не входит в их число. Может теперь, когда Нак Зиил знает, он поможет мне с этим.

— Это личное, падаван. Но, если мне удастся найти то, что я хочу, обещаю: ты первым узнаешь об этом.

«Даже так? Заинтриговал, признаюсь», — я чуть поклонился, выражая признательность и благодарность. Мастер, чуть подумав, направился к ближайшему проходу по левую сторону зала. Я было последовал за ним, но услышал:

— Можешь пока осмотреться, если так опасаешься нападения. В конце зала прихожей должен быть спуск в наблюдательный пункт.

Понятно. Иначе говоря, гуляй Вася, и не мешай бате потрошить гараж в поисках потерянной заначки. Ладно, пусть развлекается.

— Фрисби, давай мухой на разведку. И далеко не лезь, понял?

— Понял, понял, чего начинаешь сразу…

— А то я не знаю тебя! Все, лети. И будь на связи. Отчет каждые пять минут.

Оставшись один, я неторопливо двинулся в обход по залу, разглядывая барельефы, изображающие тренировки и медитации древних джедаев. Особенно много среди фигурок было кел-доров, чуть ли не под ручку ходящих с людьми. Интересно, что же такое случилось между ними и Орденом, что нас стали встречать с такой «теплотой»?

Потратив еще немного времени на изучение истории, вырезанной в камне, я не обнаружил ничего, проливающего свет на давно минувшие события. Пожалуй, стоит посетить здешний архив, пока Фрисби потрошит консоли в наблюдательном пункте. Кстати, что-то он подозрительно притих. Пять минут уже прошло.

Коснувшись пальцами шлема на виске, я активировал внутреннюю связь.

«Фрисби, чего молчишь? Докладывай».

Тишина в ответ. Сердце кольнуло дурное предчувствие.

«Фрисби?»

Опять ничего.

Мысленно бурча на Нак Зиила, втянувшего меня в новую авантюру, я активировал меч и двинулся в сторону наблюдательного пункта, не забывая проверять путь впереди ментощупом.

«Оп, показалось? Кажется, нет».

На одном из шагов я замер, вдруг ощутив не чужое присутствие, но некое напряжение… Сложно объяснить. Не эмоции, но их отголосок, будто доносящийся с изнанки мира.

Решив больше не тянуть неизвестность за причиндалы, я применил технику Вспышки и на Рывке метнулся по следу Фрисби. Все десять метров зала пролетели буквально на одном дыхании. Выскочил в коридор, оттуда на лестницу и, наконец достиг наблюдательного пункта.

Пусто. Небольшой отсек с кучей экранов, показывающих отображение разных частей аванпоста и территории снаружи в реальном времени. И ни малейших признаков, что Фрисби успел тут побывать.

— Долго же тебя пришлось ждать, джедай.

Когда из-за плеча раздается чей-то хриплый мужской голос, как-то не до особых раздумий. Едва сдержав крик, я и отскочил в сторону, разворачиваясь на лету в первой защитной стойке Соресу. Но лучше бы этого не делал.

«Призрак!», — успел подумать я перед тем, как содрогнувшееся тело перестало подчиняться мозгу.

Что сделает любой нормальный человек, у которого не атрофировано чувство самосохранения, при встрече с потусторонним? Правильно. Я заорал и побежал. Прямо сквозь опешившего мужика в джедайской робе, светящегося призрачным голубым светом.

— Стой? — раздалось робкое и немного обиженное предложение сзади. Ага, щас. Ноги только наддали ходу, несясь впереди туловища, панически размахивающего руками.

«Призрак! Натуральный говорящий дух, под два метра ростом и с рамой, как у борца-тяжелоатлета! — сердце панически колотилось о грудную клетку. — Всем пока, я сваливаю».

— Да стой же, дурак! Тебе не туда надо!

— А-а-а-!!!

Бородатый каспер пару раз возникал где-то сбоку, но тут же сносился встречным потоком вызванного мной ветра. Не того, о котором можно было подумать! Просто я несся так, что грозился потягаться в скорости со свупом на финальном этапе гонки.

Мимо проносились какие-то отсеки. Комнаты, освещенные и нет, открытые или наглухо заблокированные гермостворками. Впопыхах свернув в противоположную от выхода сторону, я стремительно опускался под землю, не сразу осознав сей печальный факт. А когда понял, путь к отступлению был отрезан. По пятам за мной плыл сурово сопящий неупокоенный дух.

— А-а-а!!!

О, мини-ангар. Даже пара экзотических корабликов стоит. Интересные какие, никогда таких форм не видел.

«Так, времени любоваться нет», — я одернул себя, тщетно озираясь в поисках выхода. Ангар казался целиком вырубленным в каменном теле подножия горы. На потолке шлюз, но как его открыть, непонятно. Да и высоковато, могу не допрыгнуть.

— Нравится?

«Ух ё, оно снова тут. Беги, Джове! Беги!»

Еще пара лестниц и длинных извилистых технических коридоров, с торчащими из стен связками энергетических кабелей, вывели меня в небольшое помещение, напоминающее логово чокнутого физика-изобретателя. Какие-то столы с непонятными перекрученными приборами, большие терминалы с громадными экранами во всю стену. Все это покрывал толстый слой пыли, но мне было не до праздного любопытства.

Немного пометавшись по кругу, я понял, что сам загнал себя в тупик. Выход из заброшенной мастерской доктора Франкенштейна был только один, и его уже перекрыл мой оживший кошмар.

«Хорошо, что хоть человек, а не родианец, — успел подумать я, вставая в обманчиво-расслабленную стойку Макаши. — Тогда бы точно обделался на месте».

Дыхание с хрипами вырывалось из груди. Я молчал, разглядывая призрака. Тот молчал, смотря в ответ с пониманием и сочувствием в призрачных глазах. Понемногу паника начала отступать, и я смог заставить себя мыслить рационально.

Что мы имеем? Несомненно, призрак. Визуально стоит на ногах, но может и парить над полом. Понять из-за плотно запахнутого джедайского плаща не получается. Сам призрак, как я уже и говорил, ростом метра под два. Здоровенный детина, примерно тридцати-тридцати пяти лет. Из-за густой бороды и усов выглядит на все сорок. Длинные волосы до плеч, на лице отпечаток бурной молодости в виде застарелого шрама, пересекающего переносицу и скрывающегося под залихватски зачесанной набок челкой.

— Налюбовался? — пару минут спустя, мирно спросил призрак. — Поговорим?

Я уже собирался согласиться, но тут плащ духа что-то всколыхнуло изнутри. Нечто жуткое, извиваясь и перебирая многочисленными лапками, добралось до шеи призрака, высунув любопытную мордочку из-под воротника. От существа исходил такой же голубоватый свет.

«Класс М, как же».

Клинок светового меча Гри вспорол воздух. Готовься сдохнуть второй раз, чудовище!

Глава 18. «Вечный процесс»

— Баффи-то чем тебе не угодила? — с укором спросил призрак, пока я сосредоточенно по всем правилам Макаши кромсал его призрачное тело световым мечом и пытался развеять боевыми техниками Силы. Толчок Силы, Притяжение, Силовая Волна, Телекинез. Ничего не работало.

«Баффи?!» — я покрылся холодным липким потом, с ужасом смотря, как мой давешний знакомец-паразит выбрался на плечо призрака и оттуда хищно зашевелил сенсорными усиками, торчащими из уродливой приплюснутой башки. Наяву существо выглядело не так омерзительно, как в ментальном плане, но все равно: кому взбредет в голову таскать у себя на теле метровую ядовитую многоножку? Еще и называть ее девчачьим именем.

— Уф, — я отскочил и сделал перерыв, пока не собираясь признавать бессмысленность своих попыток нанести раздражающему своей меланхоличностью призраку хоть какой-то урон. Вот сейчас передохну, и ка-а-к…

— Достаточно.

Вдруг осветившийся ярким сиянием дух заставил меня отшатнуться и прищурить глаза.

— Орден сильно скатился за последнюю тысячу лет, если теперь все джедаи похожи на тебя. Замри.

Мышцы тут же одеревенели, и я опал, как озимые. Перед соприкосновением с полом мою тушку подхватила заботливая рука Силы, отлеветировав на столешницу одного из устройств, расположенных в мастерской.

«Вот тебе и «невозможно причинить вред». За вами должок, мастер».

— Спасибо, что сам прибежал сюда, сэкономил нам кучу времени. Не переживай, ты в полной безопасности, — успокоил меня призрак, словно читая мысли. Хотя, скорее, у меня все на лице было написано, особо гадать не нужно. — Просто беседовать гораздо удобнее, когда не мешает звук светового меча. Кстати, поздравляю, падаван. Тебе удалось раздобыть редкую вещицу. Не поделишься, откуда взял? Ах, да. Можешь говорить.

К онемевшим губам моментально вернулась чувствительность.

— Тебе не жить! Ой…

— Да? А я-то надеялся, — призрак не сдержал толики ехидства, но быстро принял прежний покровительственный тон. — Успокойся. На весь процесс уйдет не так много времени.

— Какой процесс? — занервничал я, скашивая глаза по сторонам в попытках получше разглядеть, где нахожусь. Выходило так себе — нос мешал. И челка, сбившаяся на визор шлема и зарывающая половину обзора.

— Да, точно. Твой шлем, — призрак прищелкнул пальцами, уверив в своей способности читать мысли. Неужели на коллегу по цеху нарвался? Похоже на то.

— Он тебе пока не нужен. Воздух внутри аванпоста пригоден для дыхания.

Послышались щелчки затвором системы герметизации с шеи. Я не успел и рта раскрыть, чтобы остановить призрака, но тот уже стягивал с меня шлем. Сам! А паразит, переползший ему на руку, пристально изучал усиками мою тушку от шеи до ног.

— Слушай, как там тебя… Убери эту штуку от меня, прошу! — не выдержал я. Призрак удивленно вскинул брови.

— В чем проблема, не понимаю? Баффи — самый обычный ментальный мельзурит. Она безобидная.

— Чего-о?! — вырвавшийся вопль из самой глубины души заставил призрака сморщиться, а многоножку беспокойно прищелкнуть жвалами. — Это она-то? Да твой питомец чуть мне всю ауру не разодрал, псих ненормальный!

— Меня зовут Энар Кето, — строго поправил призрак. — А в том, что случилось, ты сам виноват. Надо же было додуматься столько времени подпитывать мельзурита эмоциями! Тебя вообще чему в Храме учат, падаван? Вместо того, чтобы отозваться на вежливое приглашение, ты где-то шлялся больше полугода. Баффи пришлось слиться с твоей первой оболочкой, чтобы не оборвать связь со мной. А когда ты, наконец, соизволил прилететь, еще и сам же чуть себя не угробил. Ты что не знаешь, как прогонять через себя ментопотоки, чтобы сгладить разрыв соединения…

Призрак запнулся, с недоумением следя за моими попытками изобразить «вумного» студента, знающего все на свете. Вышло бы убедительнее, не будь я обездвижен, как муха перед пауком. Баффи закончила свое исследование и вернулась к хозяину на шею, но легче от этого не стало.

— Даже основ не знаешь? Не может быть. Откуда ты такой взялся?

— Я бы хотел спросить тоже самое.

— Не забывайся, падаван!

Взволнованный призрак заметался по мастерской, то скрываясь из поля зрения, то появляясь вновь. Я не слышал, что он там бормотал себе под нос, но в какой-то момент он вдруг оказался рядом и возложил руки мне на виски. Нематериальные и вместе с тем источающие ледяную стужу.

— Ты чего удумал?!

— Тише. Успокой свой разум, мальчик. Я просто кое-что проверю.

Сопротивляться было бесполезно. Да и не знал я как. Попытался стегнуть ментощупами, но получил в ответ такую незримую плюху, что аж в глаза потемнело. Вот что значит настоящий мастер-менталист. Самоучки вроде меня ему в подметки не годятся.

— Сказал же, не дергайся! Ах, вот в чем дело. Теперь понятно, почему Машина выбрала именно тебя, двуживущий. Вас много таких, но у тебя память прошлого довлеет над настоящим.

— …

— Падаван, неужели ты думал, что ты один такой? Наивный мальчик, — джедай улыбнулся в усы и покровительственно похлопал меня по плечу, переходя на место, откуда я мог его видеть. — Джове, да? Хотя, вижу, нынешнее имя не полностью отражает твою сущность. Пожалуй, я ошибся, процесс может затянуться. Машине нужно время, чтобы подстроить взрослую матрицу сознания под биологический возраст тела. Не бойся, падаван, тебе это ничем страшным не грозит. Наоборот, спустя какое-то время, ты сможешь вновь жить полноценной жизнью. Ты бы видел свою энергетику со стороны! Ужас,как ты вообще только выжил. Дай догадаюсь: память проснулась, когда слишком далеко погрузился в Силу?

Я замер, стараясь не думать ни о чем, тупо пялясь в неяркие решетки потолочных светильников. Все мое существо заполнил Страх. Еще один знак от ведений, навеянных Темной Стороной Силы в месте ее сосредоточения, сбылся. Первый был связан с обратным Шиеном. Смысл второго открылся сейчас.

Как из тумана, из памяти вылезали обрывки воспоминаний, связанных с беспомощным состоянием, когда Иван сковал меня Силой и лез в душу, не позволяя шевелиться и уж тем более воспротивиться. Теперь все повторялось, исключая иные декорации и собеседника. В тот день Сила по-своему предупреждала меня о грядущем, а я просто не смог этого осознать, с головой погрузившись в свои проблемы.

Остался последний знак. То видение закончилось поражением от руки моего Темного отражения. Неужели это значит?..

— Успокойся, — еще раз повторил Энар. И даже отошел на пару метров назад, в мирном жесте подняв руки ладонями вверх. Давление на шею ослабло, позволяя крутить головой. — Я не собираюсь бередить тяжелые воспоминания. Я тоже был таким, как ты. Мою прошлую личность звали Кейдесом Нором. Он был джедаем и погиб во время восхождения Ревана, сражаясь под его знаменами с мандалорцами. У тебя тоже проснулась память чувствительного к Силе? Не ситха, случайно?

Меня начало понемногу отпускать. Я обессиленно прикрыл глаза, физически чувствуя мурашки по всему взопревшему телу.

«Он не понял, кто я. Лгать нельзя. Только правда и ничего кроме нее. Главное, сказать ее, как надо мне, а не ему».

— Нет. Я был простым человеком. И умер самой обычной смертью.

— И поэтому не открылся своему мастеру, — с понимаем сказал Энар, к моему скрытому облегчению не заподозрив подвоха. — Понимаю. Простой народ всегда относился к Ордену с недоверием, и ты перенял от своей прошлой жизни старые предубеждения. Не мне тебя винить. В качестве извинений, я унесу твою тайну с собой в могилу, — попытался он неловко пошутить. В ответ я посмотрел на него и четко, раздельно спросил:

— Что тебе от меня надо, Энар? И о какой Машине идет речь, какой еще к ситху «процесс»?

— Рад, что ты готов к конструктивному диалогу. Давай по порядку: мне нужен покой и возможность раствориться в Силе. Машина — это устройство, на котором ты лежишь. В нее интегрированы технологии древней расы, название которой тебе ни о чем не скажет. Она настолько стара, что даже Гри, создавшие твой меч, тогда еще имели лишь зачатки разума и выползали из своего океана на сушу. А процесс…

Еще одна тревожная мысль заставила меня прервать его:

— Где мой дроид?

— А, этот забавный летающий малыш в форме тарелки? Над ним тоже Гри поработали? Ты не перестаешь меня удивлять, падаван. Твой дроид в порядке, но мне пришлось временно его отключить. Теперь я понимаю, что зря не проверил его на наличие жизни. Создания Гри обладают полноценным разумом, значит, он просто временно оглушен. Очень жаль, я не желал причинять ему вреда. Тем не менее, не думаю, что ему удастся очнуться и найти тебя до того, как закончится процесс.

От сердца отлегло. Ну хоть с Фрисби все в порядке. А что насчет?…

— Твой мастер проходит Испытание в другом месте. Если ты еще не знаешь, то источник сосредоточения Силы может вызывать у одаренных видения. Но в отличии от мест, где властвует Темная Сторона, Светлая только отдает, а не забирает. Если твой мастер окажется достоин, он получит, чего желает. Еще вопросы? Нет? Хорошо, теперь разберемся с процессом. Наверное, ты уже успел испытать на себе всю полноту неприязни обитателей Дорина, я прав? Так вот: Машина, на которой ты лежишь, является причиной этого раздора. А точнее то, что она может делать. Джедаи назвали это «процессом», так как не смогли полностью разобраться в технологии Архитекторов.

Энар поморщился, сообразив, что все же проболтался о самоназвании древней расы, о которой шла речь. Но прерываться не стал и продолжил излагать суть дела.

— Суть проста. Берется реципиент с критическими разностями потенциалов в психике, как у тебя. Помещается в Машину, и затем начинается процесс: генетическая перестройка организма на основе параметров Небожитилей. В идеале должен получиться бессмертный разумный, обладающий их возможностями по оперированию Силой. Поистине, безграничными.

— Прекрасная идея. Что же могло пойти не так? — со скепсисом ухмыльнулся я, с тоской наблюдая подтверждение своих подозрений: уныло повесившего плечи призрака, на автомате поглаживающего свисающую с плеча многоножку.

— Ты прав. Технология не была отлажена, как нужно. Наши ученые сделали все возможное, но процесс остался несовершенным. Изначально Машина была предназначена для работы с Архитекторами, а они могли разделять сознание на несколько частей. Те, кто имеют пробужденную память прошлой жизни, подходят ей только условно. Многие из подопытных не выжили. А те, кому повезло, либо оставались прежними, либо получали усиление какой-то одной стороны своих навыков. Разумеется, не без последствий. Чтобы процесс завершился успешно, Машина должна привязать изменения не только к генетическому коду, но и к ментальному «якорю» в психике. В качестве ключа-активатора было решено выбрать самое сильное стремление реципиента. То, ради чего он живет. Вот тут-то и начались настоящие проблемы…

Энар издал громогласный вздох, что при его росте выглядело так, будто гора проснулась и тряхнула плечами, обрушивая с себя тонны снежного покрова. Синее свечение вокруг фигуры призрака усилилось, за короткий миг понизив в температуру в помещении на пару градусов.

— Не выжили? — я выпучил глаза, вычленив из сказанного самое главное. — Ты же сказал, что мне ничто не грозит!

— Верно. Твоя физическая оболочка не пострадает. Даже больше: если все получится, со временем твое тело подстроится под параметры генетического кода расы Архитекторов. О бессмертии можешь не мечтать, о потоковом сознании тоже. Из-за дефектов конструкции Машины завершение полного процесса практически невозможно. Но ты точно станешь сильнее, быстрее, выносливее. И сможешь значительно расширить свои возможности в Силе. Возможно, получишь пару-тройку побочных эффектов, пока «якорь» будет выполнять свои функции. Ничего особо критичного, что может радикально изменить личность.

— А если нет?

— Во всех оболочках ядра души могут произойти необратимые изменения. Ты либо сойдешь с ума и станешь овощем, либо полностью потеряешь над собой контроль. Буду с тобой честным: это наиболее вероятный вариант.

— Тогда прекрати это! Немедленно, слышишь? Я отказываюсь от процесса!

— Не могу, — во взгляде мертвого джедая сквозила вселенская тоска. Меня снова сковало Силой, позволяя шевелить разве что глазными яблоками. И материться сквозь зубы, пытаясь вырваться всеми доступными способами.

— Создатели Машины не учли еще кое-что. Мы думали, что сможем познать Силу, как никто другой до нас. Сможем навечно положить конец конфликту ситхов и джедаев, добиться мира и справедливости в галактике. Мы ошиблись. Творение Архитекторов нельзя было использовать. И тем более соединять с нашей примитивной техникой. Это как вручить дроида-убийцу маленькому ребенку, который будет думать, что просто получил большую интересную игрушку.

Когда те из нас, кто еще мог мыслить самостоятельно, спохватились, было уже поздно. Машина жаждала завершить правильный процесс любой ценой и спровоцировала конфликт кел-доров с Орденом. Один из джедаев получил ментальную закладку и рассказал о нашем эксперименте Совету Матриархов. Причем не всю правду, а только ту часть, которая касалась бессмертия. Правительницы не смогли устоять перед соблазном. И не только они.

В то время на Дорине располагался целый республиканский корпус, чье руководство тоже получило сигнал от Машины. Наши разработки моментально получили гриф высшей секретности, и аванпост оказался отрезан от мира. Совет джедаев пытался вмешаться, но в итоге события закрутились еще быстрее. Магистры думали, что мы просто изучаем руины древней цивилизации и не знали, насколько далеко все зашло. Когда началась гражданская война, Матриархи закрыли планетарную границу. А потом и всю систему целиком. Война продолжалась три года. и когда погиб последний живой, знавший о существании аванпоста и Машины, воцарился шаткий мир. И это позволило ей начать отбор подходящих реципиентов для завершения процесса.

Призрак прервался, наблюдая за фокусирующейся в воздухе атакующей техникой Силы. От напряжения я весь покрылся потом, пропустив мимо ушей бо́льшую часть сказанного, но в итоге смог лишь опрокинуть какую-то штуку с соседнего стола, окончившую свой жизненный путь душераздирающим хрустальным треском на полу.

— Минус одна фокусирующая сфера Ква, — грустно констатировал Энар, не сделавший ровным счетом ничего, чтобы спасти бесценный артефакт. — Забавно, что Гри считали их причастными к терраформированию планеты и созданию расы кел-доров. Впрочем, они были готовы свалить на Ква что угодно. Начиная от кашля своей бабушки и заканчивая взрывом сверхновой в соседней галактике. Можешь не сопротивляться, Джове. Машина не позволит причинить никому из нас вред. Ни физически, ни ментально. Ты для нее очередной шанс завершить правильный процесс. А я — мертвая собачка на побегушках. Надо же кому-то приводить ей новых подопытных и выносить их тела обратно.

От бессилия хотелось натурально взвыть в голос. Проблема в том, он мне не подчинялся. Как и все остальное тело. Очередной осколок предсказанной Силой судьбы окончательно встал на свое место.

«Но, может, еще не все потеряно? — шевельнулась слабая надежда на хороший исход. — Мастер или Фрисби найдут меня…»

— На помощь можешь не надеяться. Если ты не выживешь, твой мастер получит ментальную закладку и покончит с собой. Если сможешь пережить процесс, то закладки получите оба, а дроид получит стирание участка памяти. Вы уйдете, ни о чем не заподозрив, и больше сюда не вернетесь. Машина желает завершить процесс, это ее единственная цель. Если однажды он с кем-то пройдет как надо, она выполнит свою цель и умрет. А вместе с ней в Силу уйду и я. Но до тех пор она не позволит, чтобы ее поискам кто-то помешал.

Энар снова подошел поближе и наклонился так, чтобы было видно его лицо. Я посмотрел на него и понял: ему действительно жаль. Призрак мертвого джедая точно такой же пленник обстоятельств. Разница между нами в том, что его пытки длятся куда дольше моих. И они намного изощреннее.

«Есть ли способ пройти процесс?» — одними глазами спросил я Энара, не боясь быть непонятым. Как жаль, что нам не довелось встретиться при других обстоятельствах. Видеть перед собой мастера-менталиста и понимать, что это наша последняя встреча, заставляла скрипеть зубами от бессилия. Несправедливо. И жалко его, до слез. Верно говорят: бывает участь пострашнее смерти.

— Только, если не будешь сопротивляться установке «якоря». Изменения нужно плотно привязать к психике, иначе твоя личность начнет разрушаться.

Вдруг где-то далеко-далеко над нами раздался отдаленный грохот грома. Энар поднял голову к потолку и успокаивающе погладил щелкнувшую хелицерами Баффи по плоской голове.

— Все никак не успокоится. Никогда не перестает искать.

«Кто?»

— Если повезет, ты никогда не узнаешь. Машина — одна из причин, почему Он способен простирать свое влияние на Дорин. Она — часть наследия его расы. Лучшая, на мой взгляд, чем все остальное, оставленное Архитекторами.

Ничего не понял. И не хочу понимать. Не хочу сдохнуть здесь ради призрочного шанса стать сильнее.

«Отпусти меня! Я не хочу! Не хочу!!!»

— В чем дело, падаван? Так боишься вмешательства в свой внутренний мир? Но ведь ты уже не принадлежишь себе. Разве ты сам не заметил изменения в своем поведении? Конечно, нет. Типичная идеологическая накачка Ордена. Мастера применяли ее еще в наше время, когда требовалось подготовить сильных рыцарей за короткий срок. Нет, это не значит, что твой учитель пытается тебя поработить. Или изменить. Но верность твою он уже завоевал, не так ли? Вспомни себя в Храме и сравни с тем, кем ты стал здесь, на Дорине. По себе знаю, насколько велика окажется разница. Такова суть джедаев. Мы всегда думаем, что знаем все лучше других. Именно за это нас и не любят, и так охотно переходят на сторону ситхов. Падшие хотя бы не скрывают того, кем являются на самом деле.

Судя по участливо-менторскому тону, Энар думет, что открывает для меня истину за тайными печатями. Так бы оно и было, будь на месте меня прошлый Джове с кусками моей памяти. Но я — не он, и сам выбираю, кому и во что верить. Конечно, для меня не секрет, каким образом Нак Зиил ведет обучение. Он этого и не скрывал, позволяя мне самому решать, насколько принимать на веру идеалы истинного джедая. Чем я и пользовался, взяв себе только что, что совпадало с моей душевной философией.

Но я не готов рискнуть жизнью непонятно чего ради. Еще и получить какой-то «якорь», который будет перекраивать все решения на свой лад, пока изменения от Машины не приживутся. Не хочу терять то, чем я являюсь. И не буду!

— Джове, перестань, — тихо сказал Энар. — Говорю же — сопротивление бесполезно. Но, знаешь, мне нравится твое упорство. Ты чем-то похож на меня в молодости. Такой же наивный, бедовый и уверенный в своей правоте. Но в отличии от меня ты способен учиться на своих ошибках, так что я помогу.

Холодные ладони вновь коснулись висков. И последнее, что я услышал, перед тем как мир скрылся во тьме, было:

— Сосредоточься на самом главном, Джове. Только так ты сможешь пережить процесс…

***

Бесконечная Тьма. Бесполый Голос, не имеющий источника. Его звучание пронзает насквозь, каждую клеточку бьющегося в клетке разума существа.

«Что для тебя самое важное? Ради чего ты дышишь? Ради чего живешь?»

«Не знаю. Раньше знал, а теперь…»

«Что изменилось?»

«Я. Всё вокруг. И продолжает меняться каждый день. Я уже не знаю, к чему стремиться и чего желать».

«Подумай. Никто в мире не живет просто, чтобы быть. Каждым движет какая-то Цель. Какая у тебя, человек? Богатство? Власть? Приключения? Война? Познание?..»

«Я просто хотел спасти клан. А потом… не знаю».

«Ты сказал верно. Но разве настоящая Цель была в этом?»

«А что есть Цель?»

«Вся жизнь конечна, человек. Даже тех, кого короткоживущие считают бессмертным. И все же, мы существуем. А для чего, каждый решает сам. Ради чего нужен ты?»

«Ради кого…»

«Хорошо. Ты уже ближе».

«Мой клан».

«И все?».

«Нет. Моя семья. Клан…»

«Или всё вместе?»

«Да».

«Пусть будет так. Да начнется процесс».

***

— Ты справился, Джове, поздравляю. Зрение скоро вернется, постарайся не двигаться, пока Машина заканчивает настройку. «Якорь» уже установлен, но твой процесс был несовершенен, мне жаль. Ты ничего не сможешь вспомнить. А когда он исчезнет, то автоматически сотрет за собой этот участок памяти. Машина продолжит поиск.

Но я дам тебе шанс. Ради тебя Баффи готова пожертвовать собой, ты чем-то ей приглянулся. Ее отпечаток Машине не удалить, я привяжу его к твоим ментальным сенсорам. Используй его, чтобы удержать воспоминания и вернуться сюда, когда будешь готов. Исправь нашу ошибку, юный джедай. Уничтожь Машину.

И, если сможешь, прости меня. До встречи, Джове…

***

— Джове?

— М-м? — я заморгал, не понимая, отчего вдруг перед глазам снова потемнело. Неужели опять паразит? Торопливо проверил ауру, но та чистая, разве что следы повреждений исчезли. Вот это странно. Может, источник Светлой стороны помог? Должно быть, уж больно хорошо. Нет, серьезно! Такая легкость в теле, аж летать хочется.

Неужели, ради этого меня тянули сюда на поводке паразита? Ничего не понимаю. Но если так, надо валить подобру и не искушать судьбу. Дважды так мне вряд ли повезет.

— Джове!

— Да слышу, уймись, — я отмахнулся от дроида, лезущего в лицо с какими-то своими «хотелками». — Нашел что-нибудь?

— Как и сказал мастер Нак Зиил — в Храме никого нет. На всех сенсорах чисто.

— Все равно, не стоит тут долго задерживаться. Что-то мне неспокойно.

— Падаван.

Я обернулся к выходу, встретив входящего в помещение кел-дора.

— Как-то вы быстро. Нашли, что хотели?

— Быстро? — в свою очередь удивился Нак Зиил. — Пожалуй. И да, я нашел. Но мне понадобится твоя помощь потом. Расскажу по дороге. А ты как, падаван? Развеял свои страхи?

— Честно говоря, мастер, я бы предпочел поскорее вернуться в челнок.

— Правда? А как же твоя вечная жажда знаний? — без издевки поддел меня Нак Зиил. — Готов улететь и не прикоснуться к мудрости древних джедаев?

— Фрисби уже скачал с терминалов все, что мог. Дома посмотрю.

— Вот теперь узнаю своего падавана. Лень вперемешку с любознательностью. Ладно, если уверен, то возвращаемся. У нас всего год остался до возвращения в Храм, а обратный Шиен куда сложнее традиционного. С сегодняшнего дня твои ежедневные тренировки увеличены на час.

— У-у-у….

— Хорошо, на два. Не благодари.

«Мне крышка».

Глава 19. «Долги без срока давности»

1996 ДБЯ.

Наступление пятого года ссылки на Дорин по приказу Совета Ордена джедаев подкралось незаметно. Хотя тяжелой мою жизнь здесь язык давно не поворачивается, скорее наоборот. Для полного счастья не хватает разве что натуральной еды, не из синтезатора, и возможности пройтись по улице без шлема, вдыхая свежий природный воздух. К сожалению, ни того, ни другого в обозримом будущем не предвидится.

Дорин не предназначен для людей. Мы можем приспособиться к жизни на нем, но никогда не станем его неотъемлемой частью. Отсутствие зеленой растительности и грязная палитра окружающих пейзажей вызывают тоску одним своим видом. А воздух, пригодный только для кел-доров, и повышенная гравитация нивелируют все преимущества жизни в удалении от республиканских законов.

И все же, чужаки продолжают слетаться на Дорин, как глупые мотыльки на огонь. Я долгое время не понимал почему, пока однажды не получил на входящий терминал сообщение от давнего и не самого приятного знакомого.

— Пхогга, — меня перекосило, как переквашеную капусту, при виде имени адресата на экране.

Глупо было надеяться, что хатт забудет об обещанной ему услуге. Слизняки помнят о чужих долгах куда лучше, чем о своих собственных. Плохо. Я надеялся услышать о нем не раньше, чем покину Дорин. Очевидно, мой контакт с черного рынка, послуживший почтальоном Пхогги, думал иначе. Продажная скотина.

«Ма буки*, — покровительственно начиналось сообщение. — Пришла пора платить по счетам. Ты долго скрывался и, признаюсь, я уже начал подумывать заказать твою наглую голову в гильдии охотников. Рад, что не успел потратить деньги зря. Совершенно случайно ко мне попали интересные слухи о неком юном джедае, прочно прописавшимся на Дорине. Я навел справки и был приятно удивлен результатом. Рад, рад, что ты не изменяешь себе! Прогнуть кел-дорских снобов не каждому под силу будет, я впечатлен. Этим ты сильно повысил свою ценность в моих глазах и спас свою голову».

Я оторвался от чтения и сделал пару кругов по гостиной, успокаивая нервы. Чертов слизняк! Бесит одним только стилем письма, а что будет, когда дочитаю до конца? Надо бы припрячь Фрисби, чтоб убрал хрупкие вещи. В последнее время иногда начинает кидать во всякие крайности, видать, полноценный пубертат не за горами.

«Так уж вышло, что у моих клиентов есть некий интерес на Дорине. Вскоре после получения моего послания, с тобой свяжется их представитель. Во исполнение своего долга ты обеспечишь его прикрытие во время выполнения задания и организуешь безопасный отход с планеты. Для бизнесмена твоего, хе-хе, ранга, подобная мелочь не составит большого труда. После этого мы будем в расчете.

Великий и Богатейший Пхогга».

Что ж, могло быть хуже. Если память не изменяет, от меня изначально требовали посреднических услуг в счет уплаты долга. В нынешней интерпретации это означает «подчистить дерьмо за тем, кто выполняет волю хатта на Дорине». Мало приятного, но одного у Пхогги не отнять: слизняк свое слово держит.

Вот только почему у меня чувство, что лучше бы он его нарушил и потребовал бы чего-то более приземленного? До хоть тех же банальных кредов. Все было бы проще.

— Фрисби, что у нас с графиком на ближайшие дни?

— Забит. Как и на два ближайшие месяца. Мастер Нак Зиил сказал, что твой обратный Шиен похож на пляски пьяного бита в кантине.

— И без тебя помню, что он сказал!

— А мне так не кажется. Судя по тому, что я вижу, кое у кого опять шило в одном месте взыграло. Что ты замыслил на этот раз?

— Не я. Скорее меня замыслили. Прочитай сообщение на терминале.

Ему достаточно было считанных долей секунды, чтобы ознакомиться с посланием Хатта. При всех своих недостатках корпус дроида, способный напрямую подключаться к электронным носителям, имеет неоспоримое преимущество перед органиками. По меньшей мере в плане обработки данных.

— Ну что за жизнь! — неприкрытое отчаяние в голосе Фрисби могло ввести в депрессию целую толпу хиппи. — Я только начал пробовать процедурную генерацию в игре, и вот опять. Лететь куда-то, взламывать, удирать от горных химер…

— Не ной, тебе не идет.

— Правда? Хорошо, тогда я буду счастлив взорвать с тобой эту планету!

— Уже лучше. Да брось, чего ты так напрягся?

— За тебя переживаю, дурак. Ты хоть представляешь, во что ввязываешься?

— Без понятия. Но: Пхогга в своем праве. Долги нужно возвращать.

«А иначе, слизняк не остановится, пока не получит мою голову. Просто из принципа».

Обещанный вызов случился на исходе второго дня после полученного сообщения от хатта. Неизвестный представился как Самхар Ка-Гросс и назначил встречу в полночь близ богатейшего коммерческого района в Дор’шане, в народе именуемого Золотым. Причем не за особенности архитектурных изысков, а из-за адовых цен во всех торговых лавках.

Не сказать, что их товары отличались от остальных превосходным качеством. Просто отовариваться в Золотом районе — некий показатель высокого статуса, показывающего окружающему миру, что ты чего-то стоишь. Я временами заглядывал туда за какой-нибудь безделушкой чисто озорства ради. Было весело наблюдать за вытягивающимися от изумления лицевыми отростками кел-доров, на чьих глазах человеческий мальчишка заходил в самый престижный магазин Золотого и покупал жутко дорогую и совершенно ненужную хрень. Для них. Я любой безделушке находил применение, понемногу облагораживая свой дом настоящим уютом, хотя и немного в экзотическом стиле. Кто еще может похвастаться висящим над входной дверью черепом горной химеры или светящейся в темноте декоративной вазой, приспособленной под мусорник?

Лишь когда кел-дорам на глаза попадалась моя нашивка в виде зеленого круга, обозначающая полное гражданство чужака, первая оторопь сменялась осознанием и жгучим желанием познакомиться. Оно и понятно. На данный момент я — один из немногих инопланетян, имеющих на Дорине все права и привилегии коренного населения. Не многих узнавали на улицах, но за бесценный вклад в улучшение жизни простого народа уважали всех. Лично сам я встречался только с тремя из них.

Забрак Зуго Сайкоа — гениальный инженер, сумевший собрать из местных пуду и палок полноценный производственный цикл для создания гравитационных грузовых платформ. Белосара Весенна Мур, спроектировавшая знаменитую Хрустальную Рощу в развлекательном районе столицы, очередь куда порой превышала аналогичные в мед клиники до воцарения «Медтех-Про». Братья фоши Ур-уг и Уто-уг с Далленора, открывшие способ кристаллизации органических выделений вурсов с попутным извлечением приличного количества энергии. Их стараниями кел-доры смогли перевести на автономную работу большинство скотоводческих ферм, ранее вынужденных селиться в непосредственной близости от крупных городов, чем вызывали бурное недовольство населения. Шума от взрослых насекомых вурсов куда больше, чем от космопорта в пик посадочных процедур грузовых транспортников.

С бывшими чужаками я не сдружился, но полезными связями на будущее обзавелся. Да и им самим было любопытно поглазеть на мальца-джедая, сумевшего за короткий срок совершить невозможное. По-своему, я не менее знаменит, чем красующийся на рекламных плакатах по всему городу Шшрх Аур, ставший лицом «Медтех-Про» и тайной эротической мечтой незамужних кел-дорианок. В чем ни одна из них никогда не признается и не попытается увести Шшрха у законной супруги. Институт семьи у кел-доров — дело святое.

Отчасти поэтому я пребывал в таком мрачном настрое, пока летел на гравибайке к назначенному месту встречи. Хатты — большие любители разрушать чужие жизни. Не знаю, что из себя представляет этот Самхар Ка-Гросс, но уверен в одном: после его делишек не одна кел-дорская семья потеряет спокойствие. Моя задача свести их число к минимуму, не засветив в процессе свою личность.

Специально для этой цели дома остались привычный костюм агента СИС и родная джедайская одежда. Вместо них на фигуре сидели плотно подогнанные куртка и штаны из плотной темной ткани, а также полностью скрывающий лицо обтекаемый гоночный шлем. Так себе маскировка, но «на безрыбье…», как говорится. Меч я решил оставить на попечении Фрисби, следующего за гравибайком высоко в воздухе. Лишать себя своего основного оружия на пути к пугающей неизвестности — не самая лучшая идея. В цепких манипуляторах Фрисби мой меч, укрытый поглощающим импульсные вспышки чехлом, в полной безопасности.

Но и совсем безоружным на дело я не пошел. Освободившееся место на поясе занял легкий пехотный бластер, подаренный мне одним из солдат после памятной зачистки базы работорговцев. Малыш имел вытянутое дуло, заряд на шесть полноценных выстрелов, и батарею, емкостью на два часа непрерывной работы. В сочетании с убойной мощностью, способной насквозь прожечь легкую броню и поджарить среднюю — весьма зубастая игрушка в умелых руках. Тем более у джедая, чьи рефлексы, глазомер и скорость реакции на порядки превышают обычную человеческую.

Самхар по-бандитски прятался в тенях за ночными фонарями, ожидая, пока я парковал гравибайк на общественной стоянке. Навстречу он вышел не раньше, чем убедился в отсутствии слежки и не отправил кому-то сообщение. Обо всех его действиях мне докладывал Фрисби по внутренней связи. На фоне ночного неба дроид был совершенно невидим, позволяя еще раз порадоваться выбранному времени встречи. Одна бессонная ночь — малая плата за возможность провести операцию скрытно, не привлекая внимания общественности и, главное, Нак Зиила.

Я старался не думать, какие кары тот выдумает, если я опоздаю на утреннюю тренировку. После посещения аванпоста Ордена мастер всерьез взялся за меня, заставив отложить учебные голокроны и полностью сосредоточься на практике. Отныне каждый день у меня начинался и заканчивался на полигоне. И Нак Зиилу было плевать, что у меня вообще-то есть процветающий бизнес, требующий время от времени внимания своего создателя. На все мои слезные мольбы имелся один ответ: «Радуйся, что выходные у тебя вообще есть. А будешь упорствовать — я быстро исправлю этот досадный недостаток».

М-да, неслабо мастера задело за живое сокрытие мной своего ментального дара. Поначалу я даже думал, что он всерьез обиделся, но вскоре убедился в обратном. Просто те планы, которые лелеял на мой счет Нак Зиил, вдруг претерпели значительные изменения, вынуждая радикально изменить программу подготовки. Этот факт не то что бы раздражал его, но заставлял вкладывать в мое обучение куда больше сил, чем прежде.

Такой темп тренировок имел свои преимущества. По крайней мере сейчас я полностью уверен в своих силах и знал, что смогу справиться с любым неодаренным даже без помощи светового меча. Случись встреча с Самхаром на четвертом году обучения, я бы не был так уверен в исходе нашего поедиика.

Начать с того, что это был убийца. Матерый киллер из расы дуросов, чей вид прямо-таки источал скрытую угрозу. Тело его покрывала подвижная крепкая броня из укрепленной синтоткани. Очень дорогой и редкий материал, обеспечивающий достойный уровень защиты и совершенно не стесняющий движений. По себе знаю. Моя агентская форма сшита именно из такой, только цвет дурос выбрал под стать своей коже — грязно-болотного цвета, делающего его почти незаметным в ночном мраке.

Дождавшись, пока я уйду с освещенной парковки в тени проулка у торговых магазинов, Самхар вышел навстречу, презрительно кривя бандитскую морду, просящую двойного удара кирпичом. Боюсь представить, сколько жизней загубил этот нелюдь. В ментале от него впечатление еще гаще, чем наяву.

— Это ты, джедай? Где твой световой меч?

— Не твое дело, охотник, — не остался в долгу я, остановившись и разглядываю свою головную боль на ближайшую ночь. — Давай к делу.

— Как скажешь, — дурос едко ухмыльнулся. Кажется, я умудрился ему понравится. — Наша цель сразу за тобой.

— Твоя цель, — поправил я, надавливая на вражескую ауру через ментошупы. — В мою задачу входит только прикрытие.

Впервые мой дар оказался бесполезен. Самхар осклабился, показывая черные искусственно заостренные зубы.

— Хатт не сказал тебе? Тем интереснее. Видишь ли, сосунок, мне плевать, что ты там думал. У меня есть контракт, и ты поможешь мне его выполнить. Или сдохнешь. Прямо здесь, на этом месте…

Больше дурос ничего не успел сказал, впечатанный в стену здания мощной дланью Телекинеза. Я едва сдерживал злость, как никогда с трудом удерживаясь от желания зачерпнуть ярости и гнева Темной Стороны. Поганый наемник умудрился взбесить меня куда сильнее, чем когда-либо смог бы Пхогга.

Дуло бластера уткнулось под челюсть Самхару, тщетно пытающемуся вырваться из незримых уз Силы.

— Уверен, что справишься, муриш-ш-ани?

Я специально выбрал хаттскую версию названия охотников за головами, в попытке немного выпустить клокочущие эмоции через шипящие согласные слова. Однако, дурос смог удивить меня, внезапно негромко расхохотавшись и, также резко прервавшись, впившись в меня взглядом. Совершенно иным. Изучающим. Пронзающим. Холодно-расчетливым. Я в буквальном смысле ощутил себя под рентгеновскими лучами, поневоле отступив на пару шагов назад. В ауре наемники тоже произошли изменения. Она ощетинилась плотной оболочкой, сквозь которую не проникало ни единого эмоционального всплеска.

Я ошибся. Он не просто убийца. Профессионал.

— Ты подходишь мне, джедай. Давай прекратим эти игры, у нас мало времени. Что тебе известно об этом месте?

— Ничего. Обычный торговый дом.

— О, это не простой дом, — освобожденный дурос с хрустом размял шею. — Владелец из давних переселенцев, завтра у него подходит срок получения гражданства. Но кое-кто не желает, чтобы ему сошли с рук старые грешки. Они специально подгадали момент, чтобы нанести самый болезненный удар. Теперь понял?

— Нет.

— Издеваешься?

— А похоже?

— Брось эти игры, мальчишка, — дурос всерьез разозлился, ткнув пальцем в мою нашивку полноправного гражданина Дорина. — Ты носишь на себе целое состояние и прекрасно знаешь, чего оно стоит во внешнем мире.

Видимо, недоумение смогло проникнуть даже сквозь плотное стекло щитка гоночного шлема. Дурос оцепенел, после чего затрясся в беззвучном хохоте.

— Кому рассказать — не поверят. Точно не знаешь? Кха… Ладно, слушай сюда.

По мере изложения фактов Самхаром, мне впервые с нашего знакомства стало по-настоящему плохо. До полного отвращения к самому себе и предстоящему делу, в котором мне отвел роль хатт, гореть ему в преисподней.

Как выяснилось позднее, я не знал всей правды только потому, что она не афишируется и даже специально замалчивается самими кел-дорами. Раньше мне казалось, что статус чужака (он же социальный рейтинг) и ранг гражданства — две стороны одной монеты. Однако, разница есть, и весьма ощутимая. Статус чужака: нулевой, ограниченный и полный позволяют в разной степени пользоваться свободами и правами коренного населения на Дорине. К примеру, посещать крупные города, чего я смог добиться своими силами уже на первом году обучения. Гражданство же, имеющее аналогичные градации нарастания, открывает предприимчивому разумному совершенно иные перспективы. Помимо снижения санкций на развитие своего бизнеса, оно имеет колоссальное значение для разумных, желающих начать жизнь с чистого листа. Получив любую степень гражданства в мире, практически отрезанном от остальной галактики, чужак полностью теряет свою прежнюю личность, становясь мертвым для республиканской системы.

Спрашивается, к чему такие трудности? Есть превеликое множество способов подтереть историю прежней жизни и начать новую в каком-нибудь отдаленном от гиперпространственных маршрутов мире. Другой вопрос, что легальных среди них нет. Также, как нет гарантии не влезть в еще более крупные долги к лицам, способным провести подобную процедуру.

Кроме того, если верить словам Самхара, по-настоящему исчезнуть в современном мире практически невозможно. Иначе такой гильдии, как охотники за головами, попросту бы не существовало, а между тем, она есть. Более того, процветает и содержит представителей по многих мирах, хоть сколько-нибудь связанных с криминальным обществом. Сбежать от гильдии внутри системы, где коррупция и бюрократия выросли в одной люльке, практически нереально.

За исключением одного единственного, верного способа.

Гражданство Дорина дает тот самый пресловутый шанс на новую жизнь, о котором мечтают большинство разумных, населяющих обитаемые миры Республики. И, снова: не важно, частичное оно или полное. Возросший статус чужака фиксируется посольством инопланетян Дор'шана, передающим информацию в центральные миры. То есть, официально признается законом Республики.

Но самое интересное начинается с повышением гражданства. Если полноценное выдается лишь тем, кто внес и продолжает вносить вклад в улучшение жизни кел-доров, то с ограниченным есть более простой способ. Тот, кто сможет прожить на Дорине не менее сорока лет, автоматически получает права чужака с ограниченным гражданством и аналогичный по социальной значимости ранг. Каково, а? Единственное, дурос не смог рассказать, почему кел-доры вообще допустили подобную возможность для презренных чужаков, которых всеми силами пытаются не допустить в свой мир. Могу лишь догадываться, что имеет место быть некий договор между правительством Дорина и Республикой, по которому первые получают нечто соразмерно ценное. И это «нечто» не связано с деньгами или гуманитарной помощью. Иначе бы та же медицина к моменту моего прибытия на планету не находилась в столь плачевном состоянии.

По всему выходит, я со своей разработкой целебного чая успешно проскочил первый этап легализации новой личности, даже не догадываясь о своей истинной удаче. И о том, как трудно получить схожие привилегии простым чужакам, неспособным похвастаться принадлежностью к Ордену джедаев. Очень немногие из них добились того же частичного повышения социально рейтинга, как и я, в первые десять лет проживания на Дорине. А чтобы получить ограниченное гражданство раньше срока, не говоря уже о полном, нужно вовсе наизнанку вывернуться!

Схожее правило по обретению свободы действует всего для нескольких обитаемых планет в галактике. Подобно Дорину, они практически отрезаны от остального мира блуждающими космическими аномалиями, на порядки повышающими сложность астронавигации. Только условия там много хуже, чем в родном мире кел-доров, где можно хоть как-то выживать с призрачной надеждой однажды получить желаемое.

Тот, кого решил навестить Самхар, честно оттрубил свои сорок лет. Завтра в реестр посольства будет автоматически добавлена новая запись об «очищенном» разумном, и торговец, если пожелает, может вернуться в миры Республики с совершенно новой личностью. Или нет, если я не помешаю дуросу совершить задуманное.

У меня не было времени на раздумья. На одном дыхании вывалив информацию, злорадно ухмыляющийся дурос двинулся к черному ходу в торговую лавку. Я вынужденно последовал за ним, беспомощно оглянувшись на безмолвные темные небеса. Фрисби мне никак не поможет. Помимо торговца, в доме ощущалось еще три жизни. Его жена и дети. Сейчас на весах ни много ни мало — их жизнь. И именно мне предстояло стать маятником, решающим, в чью сторону склонится чаша страданий.

«Или… всегда есть третий путь».

Позднее я часто раздумывал, как смог совершить нечто подобное без единой тренировки. Видимо желание изменить предначертанное оказалось сильнее отсутствия необходимого навыка.

Все ментощупы закрутились в тугую толстую плеть, сплетаясь кончиками в загнутый крюк, похожий на острый птичий коготь. Самхар, потянувшийся к дверной панели с приборчиком для удаленного взлома замков, дернулся и осел, не успев понять, что его настигло. А между тем «Коготь», как я его назвал про себя, продолжал свое черное дело, стремительно разрывая ауру разумного на куски. И сразу, с такой же скоростью, сшивал ее обратно, превращая во что-то новое, бесцветное, пустое. Трудно поверить, но Коготь действовал отдельно от меня, как самостоятельное живое существо. И в то же время подчинялся прямым ментальным командам, давая понять, что является послушным инструментом моей ауры.

Почти сразу, не выдержав предсмертных мук чужой души, я дал Когтю команду прекратить опыты доктора Франкенштейна и распасться на отдельные ментощупы. После чего со смешанными любопытством и боязливым трепетом стал изучать получившийся результат, поражаясь сотворенному им конструкту. Да, именно так. Лежащий в полной отключке дурос теперь мог именоваться живым разумным только условно. Полная перестройка ауры, с которой словно содрали несколько верхних слоев, имела совершенно прозрачную пустую структуру. Самый настоящий живой робот с девственно чистой матрицей сознания.

«Ну и что мне с тобой делать?» — я потянулся почесать затылок, не сразу сообразив, что пальцы царапают гладкую поверхность гоночного шлема. Н-да, натворил делов, менталист хренов. Всего-то хотел заставить Самхара решить, что его задание увенчалось успехом и досрочно покинуть планету. А вышло… эм. Не представляю, как это назвать.

Между тем дурос очнулся и открыл глаза, оставаясь лежать на земле без единого движения. Впрочем, тут ничего удивительного. Чтобы двигаться, нужна воля и цель. Откуда им взяться в пустой, как чистая кастрюля, голове? Впрочем, я преувеличиваю. Память у Самхара осталась нетронутой. Иначе бы он тут же умер, забыв такое простое действие, как дыхание.

Понемногу начало накатывать истинное осознание совершенного Когтем. Волей Силы я получил не просто оружие! Он — нечто куда более страшное. И, похоже, отчасти живое. Бр-р… Аж мурашки по спине пробежали. Не уверен, что буду рад такому соседству, даже беря во внимания все перспективы использования Когтя.

Что до дуроса… Надо выжать из ситуации максимум. И, кажется, у меня есть идея.

Выпустив ментощупы, я начал понемногу напитывать ауру Самхара нужными мне установками. Никогда не делал ничего подобного, но учиться на ошибках куда проще, когда в качестве образца — чистый лист с бесконечным потенциалом стирания. Час за часом я формировал паттерны и эмоциональные привязки, выковывая основу для новой личности, преданной только мне одному и никому больше. Было трудно, и больше двух трети идей просто не удалось реализовать из-за скудности познаний в менталистике. А что получалось, приходилось по множеству раз переделывать, добиваясь хоть какого-то сносного результата.

Работа продолжалась до наступления утра, когда Самхар в первый раз моргнул, убедив меня в достижении конечной цели. Кривая и кособокая имитация личности кое-как вплелась в духовную оболочку тела, сверкая свежими грубыми стежками от работы ментощупов.

— Встань, — сказал я ему, и Самхар подчинился, растерянно озираясь по сторонам.

— Что произошло?

— Не знаю. Ты упал, и я позаботился о тебе.

— Правда? Спасибо.

Странно было слышать слова искренней благодарности от того, чье лицо прежде могло выражать лишь злобу и алчную жажду убийства. Сейчас передо мной стоял совершенно иной разумный, путь и обладающей прежней памятью, но ни капли не связанный ей. Отныне весь жизненный опыт Самхара представлялся ему чужим страшным сном, не имеющим над ним реальной власти.

— Сможешь помочь мне с одним делом в качестве благодарности?

— Для вас — все что угодно.

Я позволил себе немного расслабиться. Удивительно, но, кажется, действительно получилось. Матрица создания Самхара окончательно слилась с его аурой прямо у меня на глазах, больше не грозя развалиться от любого неосторожного чиха.

Выждав еще немного для верности, я окончательно уверился в успехе, позволив себе довольную ухмылку. Кажется, у меня открылся новый талант. Жутковатый, да. Зато поразительно эффективный и открывающий довольно интересные перспективы.

— Скажи своим нанимателям, что выполнил задание. Убедись, что они не станут искать торговца, если он надумает вернуться во внешний мир. А после сделай так, чтобы Пхогга больше не имел ко мне претензий. Без кровопролития. Понял?

— Все предельно ясно, — кивнул Самхар. — Что потом?

— Не знаю… А ты сам бы чего хотел?

— Служить и помогать Хозяину. Все что было прежде, только сон. Я хочу, чтобы моя жизнь что-то значила для вас.

«Перестарался? Хм. Пожалуй, в самый раз».

— Тогда после выполнения первого задания покинь гильдию охотников. Чтобы было меньше вопросов, инсценируй свое убийство. Используй для этого того, кто желает твоей смерти больше всего. А после возвращайся на Дорин. Будешь жить здесь и охранять мой дом и бизнес. Как думаешь, сможешь сделать это для меня, Самхар?

— Да, хозяин, — дурос источал оптимизм и бодрящую энергию воодушевления. — Я выполню все, что вы скажете.

— Тогда ступай. Надеюсь, корабль у тебя имеется? Помощь не нужна?

— Стоит в доках. Я счастлив, что вы беспокоитесь обо мне, и буду служить еще усерднее.

Получив последние указания, дурос скрылся в утреннем пешеходном потоке рабочих, спешащих на работу в Золотой квартал. Я же еще долго стоял в проулке, подпирая плечом стену магазина и размышляя о превратностях судьбы.

Произошедшее сегодня изменило меня, и, не уверен, что в лучшую сторону. Новый этап освоения ментального Дара произошел как-то внезапно, без подготовки. Ипусть Сила подсказывала, что я принял верное решение, спасшее от гибели неизвестного торговца и его семью, за все приходится платить. Минимум одну жизнь я отдал взамен. Как ни убеждай себя в обратном, а замену одной личности другой никак иначе кроме как убийством не назовешь. Мне ли об этом не знать…

И все же, я это сделал. Без сомнений и колебаний, хотя давал крепкий зарок больше не отнимать чужую жизнь. Тем более таким способом. Какой бы мразью не был дурос, участи быть стертым он не заслужил. Смерти — да, безусловно. Через очищение в Силе он бы однажды искупил совершенное зло. И, возможно, получил бы шанс на перерождение.

Стирание Когтем поставило на нем крест. Окончательно и безвозвратно. Что я испытывал? Ничего. Никаких сомнений или моральных терзаний, как если бы подобное случись прежде. Делает ли это меня ситхом? Не думаю. Темная сторона не властна надо мной. Я просто сделал то, что должен был, убивая двух бант одним выстрелом: и семью торговца спас, и свою спину от мести обманутого Пхогги прикрыл.

Делает ли это меня плохим человеком? Зависит от обстоятельств. Прежде я задумывался лишь о том, насколько изменяюсь сам, и никогда не обращал внимания, как окружающий мир меняет меня. Я полностью осознаю себя прежнего, но с недавних пор поймал себя на мысли, что больше не смотрю на мир с высоты прожитого опыта. Душа и молодое тело как-то незаметно слились в одно целое, создав того, кем я являюсь теперь. Человека иной формации, свободного от догм и правил прошлой жизни. В моем случае это даже плюс, так как новый мир не так уж отличается от старого. Сменились лишь декорации, а правила выживания остались те же: съешь или сожрут тебя. Причем, временами, в самом прямом смысле слова, заставляя всерьез бороться за свою жизнь.

Поначалу смириться с ужесточившимися условиями существования было непросто, но человек — гибкое существо. Со временем ко всему приспосабливается. Вот и я свыкся, не став заниматься самобичеванием, как поступил бы еще еще пару лет назад. Этот этап жизненного пути остался позади, позволяя впервые, без зазрения совести, принять свое настоящее имя.

Я — Джове. Авантюрист, бизнесмен, менталист и будущий джедай. И сегодня я окончательно решил, что больше не желаю быть слабым.

— Фрисби.

— Наконец-то! Что ты делал там так долго? Я пытался докричаться до тебя по связи, но ты не отвечал.

— Уже не важно. Подчисти логи камер вокруг, и забирайся на гравибайк. Мы возвращаемся домой.

(перев. с хаттского)

* Мой мальчик.

Глава 20. «Крайности дозволенного»

Успех на Дорине. Выражение, почти такое же невероятное, как «захаживающий в бордель грандмастер Ордена джедаев». В смысле, может, он и существует, но мало кто его застал вживую.

Мне удалось. Не грандмастера застукать! Хотя это было бы забавно… Нет, речь о том самом пресловутом Успехе на Дорине. Я отыскал его совместно с кел-дорским врачебным светочем Шшрхом Аур, создав организацию, уверенно продвигающуюся в топ самых богатых предприятий на планете. И это только начало! Настоящий Успех начался тогда, когда нас признал не только простой народ, но и его тайные властители.

Спустя шесть месяцев после нашего с мастером путешествия в покинутый аванпост джедаев, внезапно расщедрившееся правительство Дорина выделило «Медтех-Про» солидный грант на закупку дополнительных мощностей. Нежданное и оттого еще более приятное вливание кредов пришлось как нельзя кстати. Завод по производству капсул получил пару дополнительных корпусов, а вчера началось строительство новой производственной цепочки для последующего строительства сети мед-клиник нового поколения.

Владельцы «Техногена» рыдали крокодильими слезами и засыпали толпы своих представителей с мольбами о переговорах. Я отмалчивался, затаив обиду с тех пор, как нанятые ими наемники чуть не разбомбили утес вместе с моим домом.

В тот злополучный день мне повезло остаться в живых просто потому, что за час до нападения мимо прошел Черный Шторм, и щиты дома были активны. Я поленился поднять зад с массажного кресла, чтобы ввести команду на терминале, чем и спас себя от участи быть взорванным целенаправленным ракетным ударом. Щиты с честью выдержали испытание. Пострадала только посадочная площадка для шаттла, монтаж которой я организовал, чтобы Съян не тратил время на толкотню в космопорту и направлялся сразу ко мне. Опоры не выдержали нагрузки, в один момент уничтожив в сошедшем камнепаде труды многих разумных. Обидно было до слез. Я лично принимал участие в ее строительстве, под руководством техников с орбитального терминала впервые взяв в руки плазменный резак.

Как тут не отомстить, спрашивается? По всему выходит, «Техноген» сами навлекли на себя участь быть раздавленными разогнавшейся машиной молодого конкурента. Пусть теперь сидят и посыпают головные отростки пеплом. В том числе за то, что в свое время послали меня на три буквы в попытке договориться и по-честному разделить сферы влияния.

Для полного счастья, кроме процветающего бизнеса, не хватало разве что капельки радости для себя любимого. Но тут за меня все решили знакомые каждому подростку прелести пубертатного периода. Больше того скажу: они еще и потоптались сверху, вынуждая пускаться во все тяжкие без отрыва от тренировок и работы!

Все началось в день празднования моего пятнадцатилетия. Я честно пытался подойти к проблеме с позиции взрослого, убеждая себя, что не стоит торопить события и спать с кем попало. Но когда вокруг мелькают столько дам… одетых… разодетых… с временами просвечивающим нижним бельем… верхний мозг отключается сам собой. Мужики — слабые существа в этом плане. А юные, только пробующие взрослую жизнь на вкус, еще и безбашенные. Адское сочетание.

Честно признаться, мне давно импонировала мысль лишиться девственности с кем-нибудь из сотрудниц, готовых выручить молодого главу компании чисто по доброте душевной. Благо всё, что нужно, уже подросло и радовало внушительными для столь юного возраста размерами. К тому же, среди сотрудниц порой встречались красотки, заставляющие меня пунцоветь едва ли не с каждым посещением ресепшена во фронт-офисе. Что не могло остаться от них втайне, побуждая действовать активнее массовой стрельбы глазками.

От немедленных действий меня останавливало только осознание, что пацан в пубертате и совладелец одной из крупнейших компаний на планете не могут одинаково рисковать репутацией. Последствия для обоих в случае ошибки будут иметь несоизмеримые размеры. Однако, как я уже говорил, разум не выдержал первой же серьезной проверки женскими чарами, с позором сдавшись под превосходящим натиском гормонов.

Итак, вводные. Дело к ночи, гулянка в кафешке нашего офиса (едва ли не единственной на весь район) в самом разгаре. Спиртное льется рекой, в переносном и буквальном смыслах. Как бухают кел-доры — отдельная тема для беседы. Скажу лишь, что добровольная гастроскопия с одновременным вливанием в трубку полбочонка ядреной кел-дорианской браги — одно из самых устрашающих зрелищ на моей памяти.

Понемногу, как и до́лжно, гости разделились на три группы. Те, кто уже ничего не мог. Те кто хотел, но не мог, и кому помогали. И последние, самые отбитые: кто мог и хотел. Не трудно догадаться, в какой из групп отрывался я, вовсю пользуясь выносливость молодого организма и подпиткой Силы, на порядок снижающей алкогольный эффект.

За всеми плясками, конкурсами и песнями время дошло примерно полуночи, точно не помню. Я позволил празднику и жаждущим внимания гостям кружить себя по залу. Народу собралось на удивление много, и все — наши сотрудники. В основном люди и близкие к ним расы, но и кел-доры тоже не обделили вниманием именинника. Правда теперь уже им пришлось ходить в масках, но веселиться и хлестать алкоголь вышеупомянутым методом им это ничуть не мешало.

Вскоре перебравший Шщрх уполз в уголок со своей бдительной супругой, понемногу исчезнув в тенях на задворках сознания более-менее трезвых. Из Больших боссов в сознании остался только я и управляющий Бус Мокх, держащий под собой коммерческий отдел «Медтех-Про». Но и тот вскоре утек в неизвестном направлении, прихваченный за плечи норовистой юной кел-дорианкой из персонала по работе с клиентами.

К слову, на тот момент я уже не выглядел сопливым щеглом, дорвавшегося до вечеринки взрослых. Гормональный взрыв, начавшийся спустя месяц после путешествия на джедайский аванпост, заметно подтолкнул физический рост тела. Я вытянулся примерно на полголовы и, наконец, вкупе с постоянными тренировками и правильным питанием, начал обзаводиться давно желаемой рельефной мускулатурой. Хорошо синтокожа униформы хорошо растягивается, уже почти сроднился с ней. Остальную одежду пришлось в срочном порядке перешивать в ткацких мастерских. Ни я, ни мастер не ожидали, что мне понадобится новый падаванский комплект так скоро. Причем полностью весь, так как обувь тоже вдруг стала катастрофически мала.

Не скрою, столь резкий скачок роста вызывал определенные опасения, но обследование в медкапсуле проблем не выявило. За исключением вполне объяснимого повышенного содержания мужских гормонов в крови, которое я собирался исправлять в ближайшее время единственно известным мне и природе способом. А именно первым в новой жизни сексом, предварительно закинувшись для храбрости парой-тройкой коктейлей класса «земля-воздух» на основе кел-дорской браги и медицинского спирта.

Подходящую цель среди гостей долго искать не пришлось. Пара отдыхающих после танцев девушек переглянулась и дружным хихиканьем в кулачки поприветствовала мой смелый выход из алкогольного барного царства.

— Леди, вы… ик… очаровательны!

Снова хихиканье. И подбадривающая стрельба глазками от обеих моих соотечественниц: блондинки и рыженькой. Девушки щеголяли такими внушительными декольте, что мое сердце и прочий ливер были безнадежно потеряны в первые же секунды общения. Судя по расчетливым улыбкам хищниц, на то и расчет был.

Я подобрался, собирая в кучку остатки трезвости.

— Кто из вас желает проводить именинника на верхние этажи офиса? Кажется, я немножно перебрал, боюсь, один заблужусь.

Секундное переглядывание и смущенные, но очень дружные кивки двух очаровательных прелестниц. В ответ я разулыбался, как дебил, и победно расправил плечи.

«С двумя сразу в первый раз, — восхитился внутренний голос. — Мужик!»

— Тогда прошу, ик!… за мной…

Смена кадра. Похоже, последний запуск «земля-воздух» все же был лишним.

Я обнаружил себя на крыше, ночью. Голым, если не считать наличия кислородной макси. Судя по ее наличию, остатки верхних мозгов не позволили нижним совершить непоправимую ошибку.

«Или позволили?»

Ко мне жались с двух сторон блонди и рыжик, прижимаясь к бокам горячими обнаженными телами. Немного сбитый с толку, мягко говоря, пикантной ситуацией, я не сразу понял, отчего девушки так дрожат. А потом с парапета у края крыши подул мощный порыв ледяного ветра.

«Ух ты ж е!.. Такими темпами я себе все причиндалы отморожу!»

Видимо, схожие мысли посетили и девушек, жалобно запищавших с мольбами не тянуть со своей идеей секса на высоте. Боюсь представить, чем я их заманил на сумасбродный такой шаг. Не иначе место в высшем составе управления фирмы пообещал. Так или иначе, картина со стороны вырисовывалась драматическая.

Ночь. Высокий офис в центре Дор’Шана, с крыши которого видна вся ночная горящая огнями столица. И трое дрожащих от холода цуциков. Абсолютно голых, жмущихся друг к другу и постепенно трезвеющих на ледяном ветре.

Льщу себя надеждой, что к тому времени я уже успел оприходовать девиц. Потому как второй заход из-за уличного холода длился меньше минуты и в конце выглядел, как оргия снеговиков в разгар пляжного сезона. Нелепо и непродуктивно.

На следующее утро, проснувшись у себя дома, я обнаружил, первое: нестерпимый зуд от въевшейся пыльцы по всему телу, обещавший очень веселые деньки в ближайшем будущем. И второе: планшет под носом с записью всего Дня Рождения, от начала и до самого конца. Что ж. Хорошая новость в том, лишиться девственности до позора на крыше я все же успел. А плохая… на трезвую голову он предстал в еще более ужасающем свете. В назидание заставив себя досмотреть запись до конца, я потребовал у заразительно ржущего Фрисби удалить компромат. После чего зарекся пить перед сексом в любых количествах. Второго такого испытания мое мужское эго попросту не выдержит.

Но сама идея мне понравилась. Не думаю, что кто-то из чужаков на Дорине может похвастаться, что «делал это» на крыше одного из самых высоких зданий в столице. Реализация подкачала исключительно из-за пагубного воздействия кел-дорского алкоголя. На трезвую голову можно много чего придумать. Мир вокруг многообразен, и простор для фантазии размером с целую галактику. Тем более, если тебе посчастливилось иметь чувствительность к Силе, хе-хе. Заодно, будет о чем вспомнить в старости.

Сделав пометку на будущее, я принялся за лечение последствий вчерашний гулянки. Вернее попытался, застонав от неутешительного прогноз автодоктора медкапсулы. Минимум месяц процедур по очищению организма от пыльцы. Твою медь! Зуд уже не просто мешал, а вызывал желание содрать кожу ногтями, крепко вбивая в голову простую истину: шляться голышом в атмосфере Дорина — не самая лучшая затея. А если уж приспичило в одном месте, то стоит как минимум предварительно искупаться в антиалергенном капсульном душе для минимизации ущерба.

К счастью, светила «Медтех-Про» не зря получали свои деньги. Наши медкапсулы могли справиться и с более сложными недугами, так что я знал, как скрыть свое состояние от Нак Зиила и окружающих.

А пока терпи, джедай — грандмастером станешь! В другой раз умнее буду. И трезвым.

Действия обучающего пинка судьбы хватило ровно на неделю. Сгладив последствия своих ночных похождений для себя и своих партнерш, отблагодаривших меня за чуткость еще одним «сеансом сексотерапии», я принялся за активное исследование способов перенаправить бушующую юношескую энергию в более продуктивное русло. Так, чтобы и удовольствие получить, и сполна насладиться особенностями жизни на Дорине перед возвращением в Храм. На сей раз исключительно теми, которые не вызывают неистребимую чесотку в самых труднодоступных местах…

После недолгих раздумий, выбор пал на неизвестную доселе на Дорине забаву — прыжки с высоты. Причем, без использования парашюта. Джедай я, в конце концов, или погулять вышел?

Приобретенный в актив «Медтех-Про» челнок — та самая «стальная сигара», на которой мы с Нак Зиилом путешествовали в заброшенный аванпост Ордена — подошел для моих целей идеально. С возможностью подниматься на предельную высоту, равную средней околоземной орбите, я мог в кратчайшие сроки совершать полеты в любую точку планеты. Теоретически. Нак Зиил со своими графиками тренировок почти не давал продыху, но даже он не имел ничего против, чтобы я раз-другой в неделю поднимался на челноке над полигоном для отработки прыжков с Парением.

Насытившись адреналином и восторгом после первых прыжков, я понял, отчего мастер так пренебрежительно отзывается о джедаях, называющих эту технику Полетом. Действительно, ничего общего. Когда на тебя действует постоянное ускорение свободного падения, плюс непрекращающаяся болтанка в воздушных потоках, целенаправленно изменять вектор движения Силой крайне трудно. Самое обычное воздействие на гравитацию вокруг себя отнимало столько сил, что к земле опускался не джедай, а выжатая шкурка из-под него. Опытным путем я выявил высоту примерно в двести метров над поверхностью, когда использование Парения позволяло достигнуть наилучшего результата. Так становилось возможным оперативно реагировать на обстановку при приземлении, не рискуя нарваться под удар врага при использовании базового метода прыжков с больших высот.

Мастер мои успехи одобрил и выделил от щедрот целый выходной, тем самым прикрыв свой очередной поход направо. То есть, к супруге. Недавно у семейной четы Зиил начался новый виток отношений, вызванный успешным применением мастера к себе новой процедуры, основанной на найденных в аванпосте исследованиях. Помнится, я испытал неслабый сдвиг по фазе, когда узнал, ради чего потрачено столько усилий. И проникся к Нак Зиилу, ради семьи готовому пойти на любые риски, чисто мужским уважением.

После рождения Эсс двух сыновей, у нее больше не могло быть детей. Точно также, как и Нак Зиил не мог дать ей новых. Физиология кел-доров в этом плане крайне хрупка, и многодетные семьи больше двух детей у них возникают крайне редко.

Не знаю, откуда мастер узнал о цели исследований, проводимых древними джедаями на Дорине. И как не потерял за столько лет желания продолжать бороться, решив во что бы то ни стало подарить жене дочку. Девочки у кел-доров рождаются гораздо реже мальчиков, и Эсс, пусть и всем сердцем любила сыновей, всегда хотела еще одного ребенка. Наследницу, потому как фамилию кел-доры наследуют именно по женской линии.

Над переданном мне мастером чипе с данными засел весь исследовательский отдел «Медтех-Про». Лучшие медицинские светила пытались разобраться в результатах изучения репродуктивной способности кел-доров, полученных джедаями с помощью Силы. На все изыскания и последующие эксперименты с новейшими медкапсулами ушло почти четыре месяца. И еще два на опытах с добровольцем, не пожелавшем слышать о других кандидатах.

Не буду претендовать на то, что понимаю хотя бы малую часть проведенной настоящими учеными работы, однако результат говорил сам за себя. После недолгой операции в хирургической медкапсуле, Нак Зиил словно ожил душой, удивляя меня изменениями в ауре, разом скинувшей пару десятков прожитых лет. Тоже самое с его супругой. Убедившись в безопасности лечения, выждав назначенный врачами срок, сгорающая от нетерпения Эсс прошла аналогичную процедуру. И не остановили ее ни мольбы Нак Зиила, просящего выждать еще немного для верности, ни советы врачей. Тогда я впервые подумал, что Эсс может иметь врожденную скрытую связь с Силой. Лишь чувствуя будущее наперед можно быть настолько уверенным в успехе.

К всеобщему облегчению операция прошла без осложнений. Всего в течение какой-то пары дней Эсс расцвела как внутренне, так и внешне. Мастер Нак Зиил стал чаще пропадать с полигона, передавая рутинные отработки моих навыков фехтования на дроидов-манекенов. Я не возражал, искренне радуясь за них с Эсс. Но больше всего за мастера. Более счастливым чем сейчас, я не видел его никогда. При том, что результата пока не было, хотя супруги, по совету врачей, не оставляли попыток.

Глядя на Нак Зиила, я вспомнил, чего желал раньше и продолжаю жаждать сейчас. Просто прежде не было смысла заглядывать так далеко вперед. Четыре с лишним года назад будущее казалось туманным, а перспективы расплывчатыми. Сейчас же все выглядит иначе.

Я вплотную приблизился к освоению обязательной программы падавана старого Ордена, до изменений. Смог вернуть свои способности к уровню до обретения утерянной памяти и превзошел их. И, главное, добился постоянных денежных вливаний для начала кампании по спасению похищенных юнлингов. Первоначальные цели достигнуты, пришло время всерьез подумать, чего я стремлюсь добиться в новой жизни.

Первое и самое главное — семья. То, чего я сам лишил себя в прошлой жизни. Глядя на Нак Зиила, я ощущал если не зависть, то скорее стойкое желание превзойти его успехи на любовном фронте. Не из стремления чего-то доказать ему или себе, а просто потому, что всегда хотел иметь крепкую большую семью. И, раз уж мне выдался шанс начать все заново в безграничном новом мире, к чему сдерживать себя? Пусть дурни в Совете дальше продолжают лишать себя и остальных джедаев возможности любить и быть любимыми. По крайней мере один из них на моей стороне, а, значит, я смогу добиться всего, чего только пожелаю. Благо кандидаток из всего многообразия людей и близких к нам рас, так много, что глаза разбегаются.

Отсюда возникает вторая цель. Мало просто обрести семью. Нужно еще суметь защитить ее от грядущей войны с ситхами. Первые шаги в Ордене я уже сделал, связь с Силой, ослабевшую с возвращением памяти прошлой жизни, восстановил. Теперь нужно обеспечить себе надежный тыл для защиты себя и близких от грядущих ужасов войны. Первые годы открытого противостояния Республики с Империей сулят море крови обеим сторонам, пока не установится шаткий баланс, способный длится веками.

Выход я видел в создании клана, способного не только сохранить, но и преумножить наследие моей будущей семьи. Причем, скорее скрытный его вариант, чем мощный военный кулак, способный привлечь ненужное внимание Республики или Империи. Обе стороны имеют слишком радикальные взгляды, чтобы делать ставку на кого-то конкретного.

Впрочем, пока рано заглядывать настолько далеко. На очереди прежде всего спасение клана юнлингов, и лишь потом создание своего собственного. Мощная материальная база нужна для обеих компаний, и здесь я пока только в самом начале пути.

Все активы на Дорине должны иметь ценность только в пределах планеты. Таково одно из условий развития бизнеса у кел-доров, касающееся абсолютно всех слоев населения. О расширении влияния «Медтех-Про» во внешний мир можно забыть, а, значит, финансовую базу клана нужно строить за пределами системы Дорина. Не хочу, чтобы мои дети жили и росли в мире, где нельзя свободно дышать без кислородной маски.

Из перспективных направлений пока имеются только создание транспортной корпорации совместно с салластанцами и небольшой проект-хобби Фрисби. Насколько они станут успешны на фоне грядущей войны предположить не берусь, так что надо думать еще.

Вариант попробовать нажиться на договоренностях со Стражем я сразу отбросил. Во-первых, они касаются только меня одного, имеющего доступ в комплексы Гри. Во-вторых, технология древних рас, появившаяся в открытом доступу, привлечет как раз то самое ненужное внимание, от которого возникнет много проблем. Нельзя так рисковать. Все, что я получу от Хранителей наследия Гри, должно идти только на усиление семьи и клана.

Дальше по списку идет неоднозначное решение проверить свое прошлое. Спорное в том плане, что результат может не оправдать возлагаемых на него надежд. Если верить информации из Храма, я родом с процветающей планеты людей под названием Альдераан. Зеленый плодородный мир класса «В» по степени пригодности для жизни. То есть, не рай, но вполне комфортабельная для постоянного проживания планета земного типа. Относительно моих родителей Ордену ничего не известно, поэтому фамилии я не имею. Просто сирота Джове, подобранный и воспитанный джедаями.

Стоит ли возвращаться и ворошить свое забытое прошлое? Скелеты в шкафу имеют свойство больно кусаться, если настойчиво совать им в пасть пальцы одной руки, и второй бездумно дергать за костяную челюсть. Не знаю, что и кто ожидает меня на Альдераане. С равным успехом я могу оказаться как потерянным сыном одного Великих домов людей, так и обычным подкидышем девицы легкого поведения, пожелавшей избавиться от нежеланного ребенка. Выяснять не тянет в обоих случаях, но кто не помнит своих корней, тот не знает себя. Слетать на Альдераан придется в любом случае… и не только по этой причине. Там меня ждет не только прошлое, но и будущее, в лице одного из Стражей Гри, на отключение которых я подписался еще на Тайтоне. Совместить неприятное с полезным — вполне себе достойный компромисс, и, раз решение принято, я стал думать над новой проблемой. Не менее важной, чем все предыдущие: как добраться до Альдераана?

У меня отсутствовала лицензия на пилотирование звездолетов. И это была бы половина беды, умей я, собственно, летать на них. Но я и того не мог, если не считать включения и выключения автопилота. Звездолет — не гравибайк, и даже не шаттл. Дилетант навроде меня в ручном режиме скорее впилится в первый попавшийся астероид, чем начнет показывать чудеса высшего пилотажа. Или тыкнет пальцем не в ту кнопку на приборной панели и войдет в неконтролируемый гиперскачок, вывалившись где-нибудь в Неизведанных Регионах. Если повезет. В случае неудачи можно вполне оказаться в центре звезды либо черной дыры. Или вовсе нигде. Чем ближе к Ядру, тем выше вероятность превратиться в облачко пара при неверном входе в гиперпространство.

По идее, я должен был получить основы пилотирования в Храме, после становления падаваном. Но где я и тот Храм? Альтернатива имелась на орбитальной станции Дорина, однако здесь уже на дыбы встал Нак Зиил, не желающий слушать о каких-либо курсах пилотов. Да я и сам не особо к этому стремился, по его совету решив сначала посвятить всего себя джедайским тренировкам. Потом в планах числилась вторая, но не менее значимая цель по наработке стартового капитала. И, наконец, финальная попытка спасти похищенных юнлингов.

Первых двух целей я практически достиг. Последняя в разработке, и в свете последних изменений на карте галактики, может сильно осложниться. Согласно сведениями от Новы, слухи о возрожденной Империи ситхов уже вовсю гуляют по галактике. Многие миры спешно наращивают производства, готовясь вступить в войну на той или иной стороне. Однако самих ситхов с их последователями так никто и не видел. Или просто не спешили в этом признаться, из-за страха, либо преследуя свои скрытые интересы.

В любом случае, мне нужно уметь пилотировать звездолет, чтобы иметь возможность добираться к удаленным местам выполнения самостоятельных заданий. А что таковые возникнут, сомнений не возникало. Слишком много Нак Зиил вложил в меня сил и времени, чтобы таскать с собой на поводке после возвращения во внешний мир. Вопрос скорее в том, когда он планирует ввести меня в Большую Игру, повысив из ранга падавана в полноценную боевую единицу рыцаря-джедая?

Не буду гадать, из этого никогда ничего хорошего не выходит. Лучше подумать, какими аргументами надавить на него, чтобы получить желаемое. Причем взвешенными и логичными, а не детскими, продиктованными нестерпимым желанием влипнуть в очередную авантюру.

«Летать в космосе на настоящем звездолете. Самому! — я все же не сдержал предвкушающей ухмылки, разгоняя гравибайк по курсу усвистевшего по амурным делам Нак Зиила. — Круче только гонки на свупах, но и до них однажды доберусь. В пятнадцать лет жизнь только начинается».

Глава 21. «Свободный полет»

Бесконечная Тьма космоса. Затягивающая. Обволакивающая. Вечная. Что в сравнении с ней самые громоздкие корабли, созданные разумными? Меньше чем атомы на подошве Творца Сущего, вышедшего погулять среди галактик. Неготовых к встрече с ней Тьма пугает. Подавляющее большинство оставляет равнодушным. И лишь немногих, способных хоть немного прочувствовать ее величие, завораживает.

Висящая на геостационарной орбите станция была повернута боком с техническими палубами на противоположную от планеты сторону, позволяя пустотным техникам вволю насладиться зрелищем кажущейся живой Тьмы. Хотя, думаю, им как раз на нее плевать. В отличии от меня, впервые за всю свою жизнь вышедшего в открытый космос, отделенного от вакуума лишь тонким пустотным скафом. При всей своей внешней хлипкости он был сделан из особого ударопрочного материала, способного выдержать и сверхнизкую температуру, и попадания микрочастиц осколков от разрушенных астероидов. Для отражения более серьезных угроз существовал встроенный между лопатками индивидуальный щит. Его заряда хватало на непрерывное поглощение кинетических снарядов в течение минуты. Довольно посредственная модель во внешнем мире, а здесь, на Дорине, лучшая из всего, что мне предложили. От дефицита товаров и полный гражданский статус порой не спасает.

Но я не жаловался, наслаждаясь видами космоса и одновременно чувствуя свою ничтожность перед ним. Разумные по всей галактике ошибочно полагали, что смогли покорить его, обуздать своими технологиями гипердрайва и укрыться от гнева мощными технологиями щита. Однако, стоит глупцам лишиться своих преимуществ, и они не будут ничем отличаться от месящих грязь дикарей, рождающихся и умирающих в гравитационных колодцах малоразвитых планет. Технологии не делают своих обладателей равными Творцу. Они просто позволяют выжить там, где живым не место.

— Чего застыл, курсант? Пошевеливайся, бот сам себя не заправит.

А, вот и мой куратор из шахтерского профсоюза нарисовался. Точнее бегущий впереди него сарказм под руку с желчным нравом. Везет же мне на таких.

— Уже иду, инструктор Гур.

— Бегом, салага!

Я ускорил шаг, машинально запустив руку за спину и пару раз вхолостую скребнув пальцами по спине скафа. Очарование ночи космоса как банта языком слизнула. А-а, теперь и под левой лопаткой зачесалось! Когда это уже кончится?! Сколько времени прошло с памятного Дня Рождения на мое пятнадцатилетие, а въевшаяся в кожу пыльца до сих пор дает о себе знать. Уже и вылечился давно, а все равно зудит то тут, то там время от времени. Видимо, это уже нервное.

— Я что, не ясно выразился? Почему бот еще не заправлен?

«Да иду уже, сморчок старый. Вот же неугомонный».

Наивно было думать, что меня посадят за боевой истребитель в первый же месяц практики после прохождения симулятора. Да и откуда им здесь взяться? Планетарная оборона Дорина состояла целиком из ракетных спутников без малейшего боевого флота. Если не считать пары внутрисистемных барж, оснащенных минимальным вооружением и курсирующих от орбитальной станции к астероидным полям шахтерских выработок. В системе, ограниченной от внешнего мира влиянием черных дыр, такой защиты более чем достаточно.

Аналогичный облом касался остальных, менее эффектных вариантов. Приписанные к орбитальной станции технические суда не разрешалось передавать гражданским. Все они попадали под категорию «стратегический ресурс» и не предназначались для обучения новичков. Пришлось смиряться с неизбежным и отдавать себя в лапы шахтерскому профсоюзу Дорина. А те, не иначе, как из вредности, выделили мне в кураторы самого склочного кел-дора на свете.

Инструктору Гуру недавно стукнул шестой десяток, и ему было в равной степени начхать на мой статус и известность среди своих сородичей в гравитационном колодце планеты. Собственно, как и на все остальное, не связанное с делом его жизни — расчисткой астероидных полей, затрудняющих единственный вход в систему. В этом старикан был профи. А еще он умел управлять всем, что летает, чем окончательно смирил меня с участью мальчика для битья на ближайшие месяцы до получения пилотской лицензии.

Похожий на жука шахтерский бот крепился к технической палубе за магнитную подвеску на корме, оставляя свободным днище для свободного доступа к топливным бакам. Мостки для перемещения персонала проходили как раз под ними. Зафиксировав трубопровод в пазах сливного отверстия, я отдал команду автоматике на включение насоса. Шланг напрягся и завибрировал, прокачивая через себя дешевое топливо, по эффективности уступающее своему республиканскому аналогу почти втрое. Заправки полного бака шахтерскому боту хватало на тридцать часов хода. Катастрофически мало с учетом всех нагрузок, повышающих расход минимум вполовину.

Но мне хватит. Я ведь не работать собираюсь, а учиться маневрированию в условиях стесненных условиях шахтерских выработок. Учитывая, сколько там постоянно летает раскрошенных обломков астероидов, практика предстоит крайне тяжелая, не уступающая сложным тестам в профильных пилотских академиях Республики. Не будь я джедаем, меня бы туда пустили не раньше положенного полугодового стажа на менее опасных работах, но превосходные результаты на симуляторах говорили сами за себя. Даже такой сноб как Гур не нашел возражений, когда я потребовал сокращения срока, переслав результаты координатору станции и дав кое-кому на лапу для ускорения принятия решений.

От себя честно признаюсь: столь быстрый прогресс давался совсем нелегко. Последнее время я практически не спал, разрываясь между джедайскими тренировками и обучением на орбитальной станции для получения базовой пилотской лицензии. После долгих уговоров Нак Зиил пошел мне навстречу, предупредив, что новый геморрой в виде полетов не освобождает меня от прежнего графика занятий. Мол, лицензия пилота — это прекрасно, но мой обратный Шиен пока даже не среднего уровня. Один на один я едва успеваю отражать атаки одиночного противника. А когда к Нак Зиилу присоединяются манекены для отработки защиты в схватке с превосходящими силами, меня выносят всей толпой в первые же секунды боя.

Тем не менее, я не отказался от своей затеи, благо базовая лицензия — не стандартная пилотская. То есть требует куда менее долгого срока обучения и может выдаваться любым представителем исполнительной власти, в моем случае — координатором орбитальной станции Дорина по результатам вердикта шахтерского профсоюза. Позднее в Храме у меня появится шанс без проблем переоформить ее на стандартную, так как даже месячный стаж практики в астероидном поле вполне сойдет за сдачу полноценного экзамена. По Республиканским стандартам.

Впрочем, мне пока и базовой за глаза хватит. Пусть она сильно урезана от стандартной, позволяющей брать на борт звездолета более двух пассажиров и передвигаться не только по одобренным гильдией навигаторов гипермаршрутам, на недостатки можно закрыть глаза. Тем более, когда они компенсируются иными преференциями в чисто джедайской специфике.

Так например, по достижению ранга рыцаря-джедая, мне станет доступен беспрепятственный проход во многие обитаемые системы, где действует схожий с Дорином контроль прилетающих судов. К тем же орбитальным верфям компании Галактического Ядра, где можно будет выбрать себе любой корабль по душе. При удаче можно и крейсером обзавестись, но мне на первое время хватит и легкого джедайского фрахтовика новейшей модели.

А еще я получу возможность приобрести по льготным ценам астродроида. Совершенно бесполезного ввиду наличия Фрисби. Он хоть и не обладает вшитыми в астромехов алгоритмами работы с навигационными бортовыми системами, однако по вычислительной мощности благодаря ядру ИР значительно их превосходит. Обучающие базы достать не проблема. Были бы деньги и связи, коими меня вполне могут обеспечить салластанцы через своих партнеров в гильдии навигаторов на Коррелии.

К слову о них. Благодаря протекции друзей Съяна, Митина успешно поступила в коррелианскую ВАП и уже третий семестр с присущей себе язвительностью кошмарит тамошних педагогов. Я надеялся, что навыки в Силе помогут ей легче освоить самые сложные дисциплины, вызывающие у студентов наибольшее затруднение. Но, судя по восторженным сообщениям Съяна, реальность превзошла самые смелые ожидания. У тилины открылся самый настоящий талант к астронавигации. Или, может, проснулся после долгой спячки?

О прошлом Митины не удалось нарыть ровным счетом ничего, так как во внешний мир она вернулась уже с новой личностью. Объяснение я нашел только одно: в первую нашу встречу тилина скрыла свой статус чужака с ограниченным гражданством, выставив напоказ фальшивую нашивку с нулевым рейтингом. Разумная предосторожность, а в связи с ее нелюбовью к Ордену еще и логично объяснимая. Надо будет аккуратно прощупать почву при нашей следующей встрече. Может, я узнаю нечто, что прольет свет на чертовщину, происходящую с джедаями.

Но это потом, не раньше возвращения в Храм. А пока учеба и еще раз учеба. Чую, такими темпами скоро буду круглосуточно на медицинских стимуляторах сидеть. И на целебном чае, буквально недавно присланном мне мудрецами Баран До в качестве благодарности за неоценимый вклад в будущее кел-дорской расы. Было весьма иронично получить в подарок то, что создал своими руками. Мудрецы оказались не лишены чувства юмора. И щедрости. Куда теперь девать оставшиеся девять бочек чая, ума не приложу.

Размышляя о делах насущных, я закончил с заправкой и открепил топливный шланг от баков бота. Затем по лесенке влез в его одноместную кабину, пропустив вперед разогнавшегося Фрисби. Антигравные движки дроида в космосе показали свой полный потенциал. Теперь, стоило нам подняться на орбиту, Фрисби выбирался полетать за пределы станции при первой удобной возможности. Полная свобода безграничного космоса нравилась ему не меньше, чем мне самому.

— Начинай диагностику, — буркнул по дальней связи Гур, наблюдавший с мостков под ботом за предполетной подготовкой. Прозрачное обзорное стекло во весь рост пилота позволяло ему видеть все мои действия. Пусть смотрит, не жалко. Я специально не спешил закрывать подвижные бронелисты, позволяя куратору оценить весь процесс от начала до конца. В конце концов, это его работа: следить за моими успехами и поправлять в случае неудач.

— Готово, — вскоре сказал я, закончив с проверкой системы жизнеобеспечения и убедившись в наличии аварийного сигнального маяка. Последний обязателен на случай, если бот выйдет из строя по время маневрирования. Их устанавливают не только курсантам, но и всем пилотам, по долгу службы вынужденным работать в астероидном поле.

— Запускай двигатели, — скомандовал Гур, не сумев найти ошибок в моих действиях. Ха, еще бы! Зря я что-ли всю ночь с планшетом и чипами лекций провел? Выкуси, сухофрукт кислый. Сегодня мой день, и тебе его не испортить.

Бронелисты, встали на места последними, оставляя для обзора узкую смотровую щель на уровне глаз. Корпус дрогнул, сигнализируя об отключении магнитных захватов. Я еще раз проверил все системы и, убедившись в их работоспособности, плавно повел шахтерский бот вдоль навигационного маршрута на лабиринте радарной сетки. Еще через минуту, когда маршрут вывел меня в свободный полет, я уверенно выжал рычаг скорости на максимум. В немалой степени ради этого все и затевалось.

Мы с Фрисби дружно заулюлюкали и заорали, наслаждаясь скоростью при девяносто девяти процентах мощности инерционных гасителей. Можно было бы и поменьше поставить для остроты ощущений, но с Гура станется запороть первый же вылет неудом. Уверен, я и этой своей выходкой себе оценку только что снизил, но удержаться не было никакой возможности.

Я в космосе! Мчусь на пусть и маленьком, но полноценном звездолете навстречу неизвестности. Ощущения непередаваемые… были, пока не прозвучал сигнал корабельного интеркома.

— Курсант! Минус балл к общему зачету. Приказываю немедленно снизить скорость.

«Кто бы сомневался. Гур в своем репертуаре».

— Понял вас, инструктор, — нехотя отозвался я, под вздох Фрисби возвращаясь к полетной программе.

— Ничего, дружище, в астероидах оторвемся по полной.

— Думаешь, этот даст?

— Никуда не денется. Полигон для того и создан, чтобы курсанты могли лажать без риска для здоровья.

Огороженный мощными щитами и гравитационными полями, полигон охватывал участок пространства на самом краю астероидного поля. Совсем небольшой по космическим мерками: примерного пятьдесят тысяч километров относительно основных направляющих осей координатной сетки. Крупных каменных глыб там не имелось, зато мелких и средних, способных на высокой скорости серьезно помять бот, предостаточно. Мне пошли навстречу и позволили получить к нему доступ раньше срока, вызвав тем самым недовольство Гура и новичков, претендующих на место в шахтерской гильдии. Но если первый морду воротит постоянно, в силу своего характера, то будущим шахтерам не понравился сам факт досрочного доступа к полигону по блату.

Я не стал отвечать на их подколки ни тогда, ни сейчас, пока летел к заданной точке координат и слушал переговоры в эфире. Все уже были на местах и ждали меня одного. Еще бы. Их не песочили два часа подряд на инструктаже с участием самых опытных пилотов профсоюза и под надзором хмурой голограммы кел-дора в джедайской робе. Нак Зиил разделял всеобщее мнение комиссии, отговаривавшей меня от необдуманного поступка, но мне было как-то все равно. Деньги координатору станции ушли, в жилах играло будоражащие предчувствие гонок на высоких скоростях. Я собирался насладиться своим первым серьезным полетом по полной, и никто из них мне не помешает.

«Подростковое бунтарство во всей своей красе», — тихонько шепнул голос разума в голове, но я отмахнулся и от него. Чего все пристали? Когда, как не в юности, совершать глупости? То-то. Пусть в прошлой жизни от меня проблем было немного, зато сейчас наверстаю с запасом. От всей адреналиновой широты души!

Входную арку шахтерского полигона окружало несколько технических и санитарных судов, готовых оказать скорую помощь любому пилоту, попавшему в передрягу. Правительство Дорина заботилось о своих будущих добытчиках, худо-бедно обеспечивающих потребности экономики в руде. Пусть и паршивого качества, зато в срок и большими партиями, позволяя хоть как-то компенсировать бедность полей астероидов на редкоземельные элементы.

— …и учтите! — рычал по общей связи инструктор Гур, которому доверили следить за ходом полетов новичков. — За каждую царапину на ботах отвечаете лично! Кто начнет лихачить и выйдет за маршрут, тому я лично по возвращении на станцию в дупло разводной ключ запихну. И нечего ржать, дебилы! Здесь вам не симуляторы.

«Тут все по-взрослому», — хмыкнул я, отбив пальцами по штурвалу бодрый мотивчик. Между тем экран на приборной панели мигнул входящим сообщением с полетным листом. Посмотрим.

— Фигня, а не маршрут, — пренебрежительно отозвался Фрисби, как всегда обскакав меня в обработке данных. — Для детей что-ли составляли?

— Ну, спасибо! Ща как огрею слюнявчиком — будешь знать.

— Ха-ха. Слушай, а можно мне порулить?

— Ты ж сказал, для детей. Ползунки не забыл?

— У тебя занял, — фыркнул Фрисби, и мы оба рассмеялись. Похожие немудреные пикировки в уже успели войти у нас в привычку. Фрисби тренировался в постижении разных граней юмора, а я наслаждался обществом единственного разумного, с которым действительно мог быть самим собой. Мастер, из-за разницы в возрасте и положении, не в счет. Слишком он «джедай», тогда как я еще из «падавана» вылезти не могу.

— Курсант Джове, — сказал Гур, убедившись, что все пилоты ознакомились с полетным листом. — На стартовую линию. Будешь первым.

В тоне инструктора слышалась неприкрытая издевка. Он с самого начала не верил, что я смогу с первого раза пройти полноценный тест со всеми положенными маневровыми выкрутасами. Поэтому и поставил меня в начала списка, в попыткеопозорить перед остальными курсантами.

«И тем приятнее будет его разочаровать».

— Фриби, вруби-ка музыку.

— Погромче?

— Ага, чтоб прям башню рвало.

К моему удивлению, при всем своем непростом отношении к чужакам, молодежь кел-доров не чуралась слушать популярнейшие республиканские хиты. А выбор там настолько огромный, что меломаны всея галактики бьются в нескончаемом экстазе. Я сам не из их числа, но против хорошей музыки ничего не имею. Тем более, если ситуация располагает, и душа просит драйва.

— Жгем, дружище! — крикнул Фрисби, поднимая мне и себе настрой. — Вывожу на общий канал?

— А давай!

— Курсант Джове, немедленно выключите…

— Понесла-а-ась!

Первый заход на вираж был встречен громогласным «о-о-о!» от курсантов и отборными матюгами Гура. Я не слушал, что он там верещал, доверившись Силе и продолжая крепко держать штурвал, на полной скорости лавируя по отметкам на координатной сетке.

— Ах ты потрох вурса недорезанный! Назад, я сказал!!!

Музыка отбивала бодрый барабанный ритм, отражаясь от стен маленькой кабины бота дикой инструментальной смесью популярной панк-группы «Черная дыра». Точнее, так я их для себя охарактеризовал, когда увидел картинки в сети. Но ребята реально жгли! Лететь под их энергичную музыку, попутно укорачиваясь от астероидов, это нечто!

Вскоре в хвост моему боту пристроились еще несколько новичков, не выдержав давления зависти и наплевав на хрипы подавившегося от ярости инструктора.

— Эй, Джове, — окликнули меня по внутреннему каналу, нагоняя по правому борту на очередном вираже. Я узнал голос: молодой кел-дор по имени Фох. Один из немногих, кто не лизал Гуру сапоги ради очередного зачета. — Давай в паре!

— Втроем, — поправил его второй курсант, пристраиваясь слева. — Ты самый отбитый пилот из всех, кого я знаю. Отец не простит мне, если не поучаствую.

— На форсаже! — одобрительно рыкнул я, занимая свое ведущее место в клине пилотов. Теперь уже тройка ботов выписывала маневровые петли между астероидов, соревнуясь с друг другом в ловкости и скорости прохождения опасного участка. Маршрут на радарной сетке лабиринта давно погас, а мы все никак не могли остановиться, войдя в раж и позволяя себе все более высокие фигуры пустотного пилотажа. В какой-то момент ко мне подключился Фрисби, внесший еще больше сумятицы своими финтами и нырками в опасные траектории сближения с астероидами. Конечно, же, добром это закончиться не могло.

Первым повреждение получил безымянный курсант слева по борту. Не успев среагировать на внезапно вылетевший из-под днища камень, его бот закувыркался вокруг своей оси, отлетев в услужливо подставленные гравизахваты дежурящих наготове технических судов.

Вторым был Фох, а следом за ним я, с разницей в буквально в доли секунды. Только он облажался, взяв слишком крутой угол облета особо крупного астероида и не предугадав появления неучтенного каменного выступа прямо по курсу. А я… прервал слияние с Силой, отвлекшись на зачесавшийся копчик и не вовремя заерзав по спинке сиденья. В пекло джедайские нравоучения: ненавижу пыльцу! Это уже издевательство какое-то.

От кратковременной перегрузки инерционных гасителей ненадолго потемнело в глазах. К счастью, полигон называется так не по прихоти шахтеров. Силовые пучки дефлекторных щитов вырвались из раскинутых повсюду стационарных шаров-спутников, создав на пути неконтролируемых ботов мягкую «водную» завесу, погасившую опасное превышение скорости. После чего меня с Фохом приняли уже знакомые лучи гравизахватов, транспортируя в ангары судов, где нас уже дожидались остальные курсанты во главе с капитанами спасательных судов и пышущим гневом инструктором Гуром.

Если перевести на цензурный все, что он орал, пока нас троих выковыривали из покорёженных кабин ботов, получатся одни пустые пробелы. Всем виновникам тут же выписали крупный штраф, который Фрисби по моей просьбе погасил под ободрительные выкрики курсантов и злобное шипение Гура. Уже скорее показательное, чем настоящее.

Осознав это, я удивленно посмотрел на него, впервые отмечая изменившееся к себе отношение. Больше никакой неприязни в старике не было. Вместо нее… благодарность?

Чуть позже, закончив раздавать кнуты налево-направо, Гур потихоньку отвел меня в сторону за корабли, откуда нас не было видно, и негромко сказал:

— Спасибо, парень. Ты не представляешь, что сегодня сделал.

Не будь на мне шлема, я бы грозил пробить челюстью пол ангара. Точно также, как брякнувшийся с плеча Фрисби, изобразивший шок конвульсивными подергиваниями манипуляторов.

Прекрасно понимая причину реакции, вызванной своими словами, Гур улыбнулся в ментале и таким же негромким тоном пояснил:

— До профи тебе еще пару парсеков на малой тяге тащиться. Но соплякам носы утер знатно! Особенно тем, у кого мамашки из крупных шишек… ну ты понял.

Я ничего не понял, но сделал обратный вид. Когда так говорят, следом всегда сыпятся плюшки. Свежие, вкусные, с пылу с жару. Хомяк, о чьем существовании я временно подзабыл, вылез из норки и замер в охотничьей стойке.

— Всегда рад помочь, инструктор. Надеюсь, у меня не будет проблем? Все же я нарушил ваш прямой приказ.

— Это ты верно подметил, — довольно кивнул инструктор, ждавший именно этих слов. Ментощупы под командами хомяка довольно потянулись и продолжили свое полезное дело. — И хорошо, что сам сказал, иначе я бы начал сомневаться в своем решении. Хороший ты парень, Джове, хотя и дури в тебе на троих найдется. Но в ком ее не было в твоем возрасте? Ошибался я. Не буду тянуть гизку за шары: про базовую лицензию можешь забыть.

Выдержав драматичную паузу, Гур хохотнул и торжественно объявил:

— По окончанию курсов получишь полноценную стандартную. Не перебивай! Ясное дело, тебе придется изрядно напрячься. С твоим плавающим графиком это еще минимум полгода пустотного стажа. Академии пилотов на станции нет, так что в счет лицензии будешь сдавать на квалификацию заочно. У шахтерского профсоюза Дорина. Она позволит тебе оформить стандартную лицензию в обход обычной процедуры регистрации. Согласен?

«Еще бы!» — я закивал, как сумасшедший, успокаивающе поглаживая бьющегося в агонии хомяка. Совершенно счастливого, и потому надолго выпавшего из реальности.

Стандартная лицензия с шахтерской квалификацией! Это ж мечта любого пилота, всех рас и возрастов. От простой стандартной ее отличала возможность получить легальный патент на добычу редкоземельной руды практически в любой системе, где встречались крупные астероидные поля. В Доринской, бедной на полезные ископаемые, от нее толку нет, зато в пространстве Республики за такую зубами порвут. Обычных работяг там как грязи, а вот имеющих признанную шахтерским профсоюзом квалификацию считанные единицы. И все они на службе крупных корпораций, ведущих разработки по добыче самых разных видов руд по всей галактике.

Спрашивается, а какой мне толк с той квалификации, если все мало-мальски ценные для добычи системы давно поделены между заинтересованными сторонами? Ответ прост и банален: перспектива. Множество планет, ранее известных и часто посещаемых, ныне покинуты или вовсе утеряны. Из-за бесконечных войн, или дестабилизации гиперпространственных маршрутов, о них известно лишь немногим. Тот же Одессен, о котором рассказывал Нак Зиил, некогда являвшийся оплотом Вечного Альянса. Или столичная система противостоящей ему Имприи Закуул. Страшно подумать, какие богатства они хранят, если обе смогли поставить на колени Республики и Империю.

А сколько еще подобных им миров в забытых системах, о которых мне не известно, но данные сохранились в архивах Ордена джедаев? Уф, аж вспотел. Воистину, бесценный дар. Не столько для меня, сколько для будущего моего клана, впервые начинающего обретать какие-то ясные очертания.

Еще раз искренне поблагодарив Гура и не став отдариваться чем-нибудь взамен, ощутив, что это только разозлит старика, я в приподнятом настроении отправился к курсантам. Вот уж не думал, что простая выходка обернется таким прибытком. Воистину, день удался!

«Что б еще такого учудить?» — прикидывал я, пока наблюдал за полетом остальных курсантов, пыжащихся показать что-то достойное на фоне первой выступившей тройки смельчаков. К счастью, удалось вовремя одернуть себя, напоминая о переменчивом нраве Госпожи Удачи. То, что она повернулась ко мне лицом сегодня, не значит, что можно испытывать ее терпение дальше.

По крайней мере, пока не вернусь на Дорин. Отпраздновать свою победу как-то все равно надо, душа просит. А это значит… женщины, я снова иду к вам! Видимо, лучшего способа избавиться от переизбытка бьющих в голову гормонов не найти.

Глава 22. «Охотники и дичь»

В холле родовой клиники было шумно, как никогда. Собрался почти весь персонал из числа кел-доров и пара медсестер, нанятых Шшрхом по моей просьбе. И дело не в том, что между нами было пару раз после достопамятного празднования пятнадцатилетия. Девушки действительно всем сердцем желали помогать другим. За это их и ценили, уже в первый месяц стажировки допустив до полноценной работы с пациентками.

Поймав мой взгляд, новоиспеченные медсестры заулыбались, приветливо помахав ручками. Я помахал в ответ и, поправив кислородную маску, встал рядом с уединенно прислонившемся к стенке Нак Зиилом. Он наблюдал за своей супругой, принимающей поздравления от подруг, и выглядел совершенно счастливым.

— Поздравляю, мастер.

— Срок всего пару месяцев, но Баран До дают хороший прогноз. Джове…

Голос мастера дрогнул, и сам он вдруг повернулся ко мне, крепко взяв за плечи и взглянув глаза в глаза.

— Спасибо.

Я потупился и через силу кивнул, принимая благодарность. Чужие эмоции навалились неудержимым шквалом, выбивая из колеи своей неожиданной силой и напористостью. Уж от кого, а от Нак Зиила я ничего подобного не ждал. Нельзя же так! Темная Сторона только и ждет шанса найти лазейку, а тут целая полноводная река, через которую можно найти прямой путь в сердце джедая. Не понимаю. Как же все его предостережения?..

Я прервал сам себя, вдруг заметив странность окружающих меня эмоций Нак Зиила. Они звучали отдаленно, почти не резонируя с протекающей в нем Силой.

«Но как?!»

— Истинный джедай контролирует свои эмоции, а не они его. Всегда. Я просто показал тебе, к чему стремиться.

Мне осталось только почтительно поклониться, синхронно повторив движение мастера. И про себя мечтать однажды достигнуть хотя бы половины подобной его силы воли. Вот где кроется истинное величие джедая. Полный контроль эмоций. Овладеть им особенно важно, если хочу по-настоящему освоить свой ментальный дар и однажды взяться за освоение седьмой формы фехтования Джуйо. Надо мотать на ус, пока есть возможность. Мастер не часто проводит подобные демонстрации и еще реже дает понять, насколько меня ценит.

Впрочем, сейчас его благодарность особенно ценна. Я и сам переживал за состояние Эсс, последние недели почти не покидающей клинику. Все же первый подобный опыт врачей, за которых я, как совладелец «Медтех-Про», нес прямую ответственность на пару с Шшрхом.

Все обошлось. Ребенок развивался, как и полагается, без каких-либо отклонений. Я лично курировал весь процесс исследований, подтвердив через ментал известный результат — малышка четы Зиил полностью здорова. Еще пять месяцев, и она будет готова появиться на свет. А это значит…

— Ты можешь лететь, падаван, — сказал Накк Зиил, ощутив в Силе мои колебания. — До истечения срока, назначенного Советом, осталось не больше недели. Шаттл уже ожидает на станции.

— Не нужно.

— Уверен? До рождения ребенка еще полгода. До тех пор я остаюсь с семьей в любом случае, но тебя с нами ничего не держит. Тем более, тебе есть, к кому вернуться, — с намеком добавил Нак Зиил, имея ввиду Нову.

Твилека с нетерпением ожидала моего возвращения в Храм, неустанно засыпая звонками через квантовые ретрансляторы по нескольку раз на дню. С последней миссии по поиску древних артефактов на пару со своим мастером Нова вернулась еще более похорошевшей, являясь ко мне на голограммах в дизайнерской приталенной джедайской тунике и кокетливыми украшениями-обручами на лекку. Вот только оценить ее красоту кроме меня было некому. Друзей у Новы по-прежнему не появилось: постоянные задания вдалеке от Храма не больно-то способствуют заведению отношений. А подружки… там, думается, тоже все непросто. В душу я к ней не лез, но достаточно уметь слышать, чтобы понять, как ей тяжело тянуть свой груз падавана в одиночку.

Честно, очень хотелось все бросить и, после снятия «карантина» от Совета, лететь к ней первым же рейсом. Но Нова пока в безопасности, а у меня есть еще обязательства перед другими на Дорине. Оставить их вот так сразу я не могу и потому снова отрицательно покачал головой.

— Она поймет. Эсс дорога мне, мастер. Я не прощу себе, если поступлю иначе.

В ментаполе Нак Зиила всколыхнулась очередная вспышка эмоций. Впервые за долгое время он больше не скрывался от меня, позволяя чувствовать весь их спектр. Более широкого жеста доверия трудно представить. Мне оставалось ответить тем же, открываясь навстречу и позволяя рушиться последним барьерам недоверия между нами. Слишком через многое мы прошли плечом к плечу, чтобы и дальше держать дистанцию отчуждения.

Нет, я не стал Нак Зиилу сыном. Или другом. Скорее просто достаточно близким человеком, которому можно довериться без боязни получить нож в спину. Много это или мало для простых людей? А для джедаев? Каждый решает за себя. И мы с Нак Зиилом сделали правильный выбор.

— Спасибо, Джове, — как и ожидалось, мастер ощутил мой ответный эмоциональный посыл в Силе. Значивший для него то же, что и для меня.

— После рождения дочки, вы покинете Орден?

— Нет. Я джедай и член Совета. Орден нуждается во мне.

Ментощупы уткнулись в твердый лоб кел-дорского упрямства. Мне не оставалось ничего, кроме как смиренно промолчать и вспомнить о тех, ради кого еще можно продолжать бороться. Будущие семья, клан. Мои друзья, о которых я еще ни разу не забывал за пять долгих лет. Я тоже знаю, ради чего и кого живу.

Что до самого Ордена… за пять лет многое могло измениться, о чем мне неизвестно. Из Новы информатор вышел так себе. Появляясь в Храме наскоками, твилека успевала лишь копнуть первые слухи, прежде чем ее неугомонного мастера кусала очередная «бацилла исследователя», заставляя отправляться в новые путешествия. Я не узнал ничего, что могло подтвердить или опровергнуть мои опасения. Однако, на душе все равно неспокойно. И, судя по проницательному взгляду Нак Зиила, не у меня одного.

— К чему ты задал этот вопрос, Джове?

— Просто спросил…

— … не то, что хотел. Я помню о своем обещании, падаван.

— Как всегда, скажете: еще не время?

— Скорее: не торопись. Я мог бы все рассказать, но ты уверен, что хочешь узнать все прямо сейчас? До возвращения в Храм эти знания скорее вредны, чем полезны.

— Намек понял. Предлагаете насладиться последними беззаботными деньками?

— Именно так. Как ты там однажды сказал? Многие…

— Многие знания — многие печали.

— Толковая мысль. Почаще повторяй ее себе. Да и мне не забывай. А то так и подмывает порой узнать, что там твой дроид мастерит, пока мы тренируемся.

— Уели, — уступил я, признавая очевидную правоту кел-дора. Действительно, как будто мне заняться нечем, кроме как грязное белье Совета разгребать.

— Уже уходишь? — спросил Нак Зиил, увидев, как я дернулся к выходу из клиники. — Не останешься поздравить Эсс?

— Думаю, это надолго, — я кивнул на счастливую супругу мастера, тонущую в группе молодых мамочек, утащивших ее в уголочек и о чем-то шипящих на кел-дорском с совершенно заговорщицким видом. — Заскочу к вам домой ближе к вечеру.

— Про тренировки не забудь, — мастер, как всегда, в своем репертуаре. — Каскадный разрез обратного Шиена отработай как следует. Проверю.

— Может, лучше лишний спарринг? — поморщился я, не желая остаток дня проводить на полигоне.

— Смотри, никто тебя за язык не тянул. Цену проигрыша помнишь.

— А если выиграю?

— Тогда, — мастер упер руки в бока. — Я досрочно нареку тебя рыцарем-джедаем и со спокойной душой уйду на покой. В пятнадцать даже мне не светило одолеть мастера семи форм.

Я надулся и понуро поплелся к выходу, вызвав вполне ожидаемый смешок мастера за спиной. Ну и ладно, не больно-то хотелось. Все равно у нас совершенно иные весовые категории. Он стоит на вершине грубой силы, повергая противников искусством фехтования на световых мечах. Я претендую на освоение тонкого ментального плана, постепенно продвигаясь в совершенствовании дальнего способа боя. Ментощупами, Когтем и техниками Силы. Меч для меня скорее способ защититься на ближней дистанции, чем полноценный инструмент для ликвидации угрозы.

Впрочем, когда надо, обратный Шиен даст фору любой атакующей форме фехтования, спасибо ситхам. Я уже достаточно поднаторел в нем, чтобы уверенно держаться в спаррингах с мастером Нак Зиилом, сводя в ничью два из трех поединков. А когда освою одновременное взаимодействие Силой и Когтем, смогу не просто сидеть в защите, но начать контратаковать и побеждать. Даже таких мастадонтов, как Нак Зиил. Осталось недолго, я всем нутром чувствую, что почти нашел нужный путь. Не хватает лишь какой-то мелочи. Последнего усилия, чтобы выйти на качественно новый уровень…

— Джове, осторожно!

«Накаркал», — пронеслось в мозгу, спешно проваливающемся в состояние Вспышки. Успев отскочить на проезжую часть прежде, чем тротуар у порога клиники взорвался каменной крошкой, я сделал обратное сальто, одновременно активируя меч. Завизжали тормоза машин, внезапно заметивших на своем пути незапланированное препятствие.

Прыжок Силы. Вверх, на крышу клиники.

— Фрисби, отчет!

— Множественные цели, заходят с запада и с востока. Наемники без маркировки, вольные. Вооружение: бластеры и ружья, у пары фиксирую импульсные гранаты. Любители, но снарягу взяли хорошую, — затараторил дроид, взлетая в небо, где его не смогли достать вспышки бластеров. Между тем, я продолжал крутиться волчком в защитном вихре обратного Шиена, прыгая с крыши на крышу по зданиям и постепенно уводя преследователей подальше от клиники. К счастью, она их не интересовала. Нападавших было около двух десятков, и все, как один, поставили своей целью поджарить мою вертлявую тушку.

Продолжая отражать бластеры, я заметил далеко сзади голубой росчерк. Мастер тоже вступил в бой, но расстояние между нами не сокращалось. Вынужденный постоянно отступать под плотным огнем, я чередовал Рывки с Прыжками Силы, постепенно уводя бой от оживленных главных улиц в мастеровые кварталы. Ментощупы уже уловили боль нескольких случайных жертв, попавших под беглый огонь противника и получивших не летальные ранения.

На одном из Прыжков, меня вдруг перехватило лассо в воздухе и резко вздернуло вверх, выдавив весь воздух из груди. Не сразу осознав, что произошло, я деактивировал меч, силясь вздохнуть и борясь с расплывающимся от боли зрением. Глупо попался, но ожидаемо. Уж больно плотно наемники наседали со всех сторон, умело отрезая иные пути отступления. Все просчитали.

Совладав с дыханием, я задергался, пытаясь Силой сорвать захлестнувшее меня лассо. Бесполезно. Витой тросс со стальными прожилками оказался слишком крепок. Его продолжение уходило вверх и крепилось к корме небольшого флаера, который и сдернул меня в воздухе.

«Любители? Сомневаюсь. Похоже на тщательно спланированную операцию», — подумал я о словах оставшегося в городе Фрисби. После чего заставил себя расслабиться и начать думать рационально.

Ничего страшного пока не случилось. Плен — не смерть. Тем более, мой световой меч никуда не делся. Как только меня прекратит болтать встречными потоками ветра, освободиться с его помощью и Телекинеза — дело пары секунд. Рано или поздно, флаер снизит скорость, и тогда до свободы будет рукой подать.

Вот только он не собирался тормозить, держа курс от центра столицы к окраинным районам. Сообразив, что тянуть дальше смысла нет, я стал искать альтернативные способы освободиться. Для начала, выпустил поисковый ментощуп и потянулся к флаеру. Его длинны в сотню метров хватило с избытком, чтобы засечь отголоски эмоций трех разумных существ.

«Интересно, а сможет ли дотянуться?..»

Кончик Когтя вхолостую царапнул по обшивке флаера, не причинив ей ни малейшего вреда. Обидно. По длине он превосходил все ментощупы, но поисковому уступал почти в два раза. Видимо, придется действовать более традиционным путем.

«Нет эмоций — есть покой».

Сосредоточившись и отрешившись от свистящего в ушах и развевающего волосы ветра, я потянулся к Силе. НевербальныйТелекинез без помощи рук — крайне трудная техника, редко используемая джедаями в бою по причине завышенных требований к контролю и прочному слиянию с Силой. Без потерь эффективности ее могут применять только опытные мастера, достигшие предела в освоении своего потенциала. Мне до их уровня пока далеко, но кое-что я могу сделать уже сейчас, полностью сосредоточившись на одной задаче.

Понемногу крепления троса на корме флаера начали гнуться, вызывая громкий скрежет поверх шума работы двигателя. Поисковый ментощуп уловил волнение наемников, решивших проверить, как там поживает их пленник.

Не собираясь дожидаться, пока они выглянут в заднее окошко, я усилил давление Невербального Телекинеза. Сжимаемые невидимыми тисками Силы крепления тросса продержались еще пару секунд. Меня вновь дернуло и потащило теперь уже прочь от флаера, увлекая за собой встречным потоком воздуха.

То, что это была неудачная затея, я понял уже в процессе, когда камнем полетел вниз. По-прежнему крепко связанный и беззвучно матерящийся сквозь зубы, чтобы ветром не свернуло челюсть набок. Иначе, без Великого-Могучего допинга, применить Парение без рук не получилось.

В итоге, с помощью такой-то-матери, я по ломанной ступенчатой траектории опустился на подозрительно пустующую проезжую часть совершенно незнакомого района. Фух, наконец-то твердая земля под ногами. Без болтанки во время падения, сбивающей концентрацию, освободиться от удавки лассо — дело пары секунд. Направляемый Невербальным Телекинезом световой меч на миг активировался, аккуратно срезав путы и послушно лег рукоятью в ладонь. Кайбер-кристалл отозвался приятным теплом. Знаю, малыш. Сейчас повоюем всласть.

Флаер несостоявшихся похитителей уже пикировал сверху. До того, как он достигнет земли, оставалось от силы с десяток секунд. Более чем достаточно, чтобы осмотреться и понять, куда же меня занесло.

«Где Фрисби, когда он так нужен?» — пожалел я, наскоро оценивая причудливые изыски кел-дорианской архитектуры на окружающих зданиях. В основном среди них преобладали стилизованные под древесину каменные одноэтажные домишки, с минимальным использованием современных материалов и техники. По крайней мере, внешне. Прохожих и машин тоже не наблюдается, навевая не самые радужные мысли. Видимо, меня занесло в какой-то закрытый квартал, куда вход запрещен как чужакам, так и простому коренному населению планеты. В Дор’Шане всего несколько таких мест, но без карты в памяти Фрисби понять, какое именно, нереально.

Еще и шлем, как назло, остался на гривибайке у клиники. Без его передатчика мощности комлинка не хватит, чтобы установить дальнюю связь со спутником. Да и вообще любую. Красный мигающий огонек диода на браслете комлинка намекает, что все сигналы искусственно глушатся извне. С таким раскладом о помощи придется забыть надолго, полагаясь исключительно на свои силы.

Не став дожидаться, пока флаер доберется на прицельный огневой рубеж, я рванул в сторону ближайших домов. Вламываться внутрь смысла нет, да и чревато последствиями позднее. Уже одно нарушение границ закрытой зоны может неприятно сказаться на моем положении, как полноправного гражданина Дорина. Не нужно усугублять и без того напряженную ситуацию излишними разрушениями.

Угрожающий приближающийся рев флаера за спиной напомнил, что долгие раздумья вредны для здоровья. По мне уже палили без остановки, решив отойти от спонтанно возникшего похищения к первоначальному плану по уничтожению. Несколько зарядов пролетели совсем близко, вынуждая Рывками уходить с опасной траектории. Изображать из себя статую, посвященную третьей форме Соресу, я не стал, понимая, что на открытой местности представляю из себя слишком соблазнительную мишень. А ну как вдарят не энергетическим оружием, а той же ракетой? Или термальный детонатор бросят? Такого мне кел-доры точно не простят.

Очередной Рывок скрыл меня от преследователей в узком проулке между зданий, шириной не больше пары метров. Флаер прекратил огонь и завис над крышами домов, выпуская из нутра юркие фигуры противников в боевой закрытой броне наемников элитного класса. Не став их дожидаться, я метнулся дальше, успев сделать несколько шагов, прежде чем с криком ухнул под землю.

«Понаставят люков в самых неподходящих местах!» — возмутился я уже в полете, продолжающемся секунду… две… Не понял?

По мере падения, стены сточного колодца поползли вширь, переходя в металлические стены вентиляционной шахты, со всеми положенными трубопроводами и выходными отверстиями коммуникаций. Не меньше трех сотен метров я направлял себя Парением, внутренне содрогаясь от дурных предчувствий.

«Лучше бы в какой домишко вломился», — трагически скулила чуйка, сигнализируя о крупных неприятностях, увеличивающихся пропорционально приближению ко дну шахты. То, что я случайно наткнулся на тайный вход в городское подземелье под закрытой зоной, не могло быть случайностью. Сила привела меня сюда. Вопрос только: зачем? Исходя из того, что я вижу под собой, канализация тут только прикрывает настоящий рай диггера.

Площадка на дне представляет громадную решетку из мелкоячеистой сетки, прикрывающей медленно вращающиеся лопасти двух вытяжных вентиляторов. Поток циркулирующего воздуха от них идет не слишком сильный, но достаточный, чтобы плавно опуститься на ноги без применения Парения. Взгляд сразу зацепился за ближнюю стену, где в глубине изоляционных панелей спряталась неприметная двустворчатая дверца, внушающая толщиной гермостворок из дюрастали и многозначным кодовым замком на раме. Проблема.

Вскинув кверху голову, я увидел три постепенно увеличивающиеся точки. Не отстали, гады, преследуют до победного. А тут, как назло, сражаться еще неудобнее, чем наверху. Постоянно циркулирующий воздух в вентиляции не позволит использовать маневренность обратного Шиен, как и мощные техники Силы. Малейшая ошибка приведет к моментальной потере равновесия и риску получить бластерный разряд в темечко. Для реального боя в защите остается Соресу и ментальные атаки Когтем, но элита наемников вряд ли будет приближаться на расстояние удара. Я уже заметил за их спинами огни сопел ракетных ранцев, говорящих о серьезности намерений своих хозяев. Столь серьезную аммуницию просто так не достать и не сделать на коленке. Мандалорцы тщательно хранят свои секреты.

«Или среди наемников есть кто-то из них?» — мелькнула в голове мысль, подстегнув тягу у жизни. Активированный меч со снопом искр врубился в ближайшую гермоствороку двери, начав свой алый круговой путь. Тело без участия мозга, следуя велению Силы, приняло единственное верное решение. Взламывать дверную панель без Фрисби — только наемников смешить. А иных выходов, кроме как прорубаться через решетку под ногами и вентяляторы, под которыми чернела бездонная пропасть, не было. Только что умереть смертью храбрых, но тут я пас. У меня еще клан не спа́сен, жены не найдены, обратный Шиен недоучен и Орден джедаев не по́рот. Дел невпроворот.

Закончив свое путешествие, световой меч покинул металл, завершив кривоватое горящее расплавленным огнем кольцо в двери. Хватило легкого нажатия, чтобы оказавшийся не таким уж толстым вырезанный круг выпал вовнутрь. В получившейся дыре показался технический тоннель, подсвеченный пульсирующим светом оранжевых аварийных ламп. Куда я и пролез, не дожидаясь, испытывая острое чувство дежавю.

Помнится, некий джедай на базе работорговцев тоже предпочел срезать путь к своей цели, прорубив окно в стене световым мечом. После я видел его лишь однажды, и то, мельком. Когда солдаты выносили из шахты к спасательным судам несколько тел, с головой накрытых непрозрачной плотной тканью. Неосторожное движение одного привело к тому, что рука трупа свесилась с носилок, явив на обозрение окровавленный рукав джедайской робы …

Вновь прозвучавшие выстрелы прозвучали как нельзя кстати, не позволяя мнительности взять верх. Послав за спину Усиленный Толчок, заставивший наемников с озлобленными криками взлететь врассыпную, я побежал по техническому тоннелю. Длинный, без каких-либо ответвлений, он не изменял направления и казался бесконечным, выдавая внушительные размеры подземного комплекса закрытой зоны.

Очень скоро спина под туникой окончательно взопрела, реагируя на обжигающий воздух внутри. Щитовой Барьер защищал открытые участки кожи, дополнительно обработанные от пыльцы антиалергенным спреем, но полностью обезопасить от повышенной температуры не мог. Оставалось терпеть и концентрироваться на поддержании его и Вспышки, позволяющей понемногу увеличивать отрыв от преследователей. Никакому реактивному ранцу не угнаться за джедаем, бегущем на пределе своих возможностей.

Однако тоннель все не заканчивался, а выносливость не бесконечная. Без Фрисби невозможно оценить, как долго еще бежать до выхода и есть ли в этом вообще смысл. Пуду, как же его не хватает! Верно считается: то что имеешь не ценишь, пока не потеряешь. Мой поисковый ментощуп способен улавливать только ментальные поля, но никак не сканировать пространство.

«Хватит бегать», — решил я, резко останавливаясь и разворачиваясь навстречу преследователям. Долго ждать их не пришлось. Мнимый отрыв на поверку оказался куда меньше, чем рисовало распаленное погоней воображение.

Поудобнее перехватив за спиной световой меч, я приготовился отражать плотный бластерный шквал. Сияющее звездным светом лезвие, окруженное серебром и искажениями глитча, приняло положение вдоль груди, с удержанием рукояти над левым плечом обеими руками. Обманчиво-открытый вид первой стойки обратного Шиена ничуть не принижал ее потенциал по отражению кучного огня противника. Двойной хват лишь приманка. Пока левой ладонью, лишь слегка касающейся пальцами рукояти, концентрируется Сила, правая крепко сжимает рукоять, готовая перевести плоскость клинка в нужное положение. Минимальный расход усилий при высоком шансе отразить обратно выстрелы противника. Классический Шиен нервно курит в сторонке на пару с изо всех сил молодящейся Соресу,

Кроме того, не стоит забывать про козырные карты. Ментощупы слились воедино, образуя по-змеиному свившийся перед броском Коготь, готовый по первой команде сорваться в атаку. Его коронный прием я назвал Пробоем. Коготь вонзался в духовный центр живого существа, мгновенно лишая того силы и воли к жизни. В сочетании с тем же Силовым Толчком, дезориентирующем противника, получалась крайне опасная техника, представляющая угрозу для всех, кто не искусен в ментальной защите.

Именно поэтому Нак Зиил на наших тренировках требовал воздержаться от использования Когтя, которого втайне от меня немного побаивался. В первый и единственный раз тот отправил мастера-джедая в глубокий нокаут, до усрачки перепугав меня и Эсс, временами приходящей поглазеть на наши спарринги.

До наемников, отключивших ранцы и остаток пути бежавших на своих двоих, осталось около полусотни метров, когда обе стороны начали действовать. Первые бластерные заряды, отраженные танцующими взмахами светового меча, ушли поверх голов пригнувшихся противников, сбивая им темп. Ко второму залпу наперерез метнулся Коготь и Силовой Толчок со свободной руки. Первый утонул в ауре наемника слева от меня, а второй внес сумятицу я ряды двух оставшихся, вынужденных кувырками уходить с линии атаки. Пора.

Увидев мой Рывок, двое оставшихся противников поспешили сменить бластеры на вибромечи с кортозисным напылением, вытянув те из ножен за спинами. А вот это уже проблема. Все трое явно профи, даже тот, кто валяется скрюченным эмбрионом на полу под энергокабелями, тянущимися вдоль стен. Просто ему не повезло столкнуться с Когтем, тогда как двое оставшихся более не собирались давать мне воспользоваться «джедайскими штучками» и ринулись в синхронную атаку.

Завязался ближний бой не на жизнь, а на смерть, позволяя мне впервые проверить свои способности на прочность. Неприятным сюрпризом оказалось, что даже неодаренные разумные могут эффектно противостоять джедаю, если хорошо обучены владению холодным оружием и уклонению от техник Силы. Вдвоем наемники успешно теснили меня, на практике показывая преимущества работы в команде под разгоном из коктейля стимуляторов.

Да, я чувствовал в Силе, как их корежит изнутри ядреный состав химикатов, взвинчивающий ресурсы организма до предела. Долго в таком темпе не продержится ни один органик, как бы хорошо тот не был тренирован. В отличии от джедая, поднаторевшего в освоении Вспышки и долгой работы мечом на износ.

Прогноз оправдался меньше, чем через минуту. Сначала движения замедлились к самого здорового, так и не сумевшего продавить защиту обратного Шиена. Его я, ради разнообразия, приголубил коленом по шарам, усилив удар Телекинезом, впечатавшим несчастного маковкой в свод тоннеля. Свод выдержал. Шлем тоже. А вот буйная голова внутри него явно получила сотрясение и шок от резкой боли в причинном месте. Вопреки всей внушительности брони наемника, паховая область у нее оказалась защищена слабо.

Последнего своего противника я было подумал погонять всласть, но решил не испытывать удачу и дал нетерпеливо дрожащему команду Когтю. Радостно заурчав, тот сорвался в Пробой и… бессильно скользнул по мгновенно затвердевшей ауре противника. Что, конечно же, не осталось для того секретом.

На мгновение мы застыли друг на против друга, прикидывая дальнейший ход событий. Не знаю, о чем думал наемник, но я испытал неслабое возбуждение. Если поначалу я подумывал по-тихому избавиться от всех троих, то теперь в корне изменил решение. Кто он? Эмпат, телепат? Скорее, второй. Коллегу по цеху я бы распознал еще в начале боя. Хотя и врожденную ментальную защиту исключать не стоит. Кто знает, что за существо скрывается под шлемом?

Ответ я получил куда быстрее, чем мог предположить. Наемник, не опуская меча, отнял одну руку с рукояти и нажал какую-то выпуклость на затылке шлема. Почти сразу забрало на нем отъехало вверх, вызвав у меня рефлекторное падение челюсти и прочих органов в район тазового дна. Такого просто не бывает! Глазам не верю…

«Удивлен, чужак? — прозвучал напряженный голос в моей голове. — Я тоже. А теперь признавайся, кто из предателей передал тебе секретную технику моего рода».

Глава 23. «Проводник заблудших душ»

«Все-таки телепатка», — неясно отчего я ощутил непонятное облегчение. По идее, для меня разницы никакой. Все менталисты должны обладать схожими навыками, отличаются только специализации. На моем текущем уровне не важно, эмпат или телепат враг. Слишком мало я знаю и умею, чтобы эффективно защищаться от них в духовном мире. Самым логичным выводом было бы на полную вдарить Силой, а после, пока наемник оглушен, добить его световым мечом.

Вот только я оказался слишком шокирован видом лица той, кто оказался под шлемом. Да, это была девушка. Взрослая. Более того, кел-дорианка, что объясняло странную форму ее шлема. Но лицо…

«Ты мог бы думать потише, чужак?» — скривилась та, чье существование было в принципе невозможно. И тем не менее вот она, передо мной. Место лицевого провала, делающего кел-доров похожими на чудищ из людских страшилок для детей, у наемницы было затянуто кожей без намеков на рот и нос. Хотя нет, вру. Нос у нее все же имелся, просто с непривычки его не легко разглядеть. Выглядел он, как небольшая выпуклость на положенном месте, по бокам от который открывались и закрывались тонки щели «жабр» на вдохах и выдохах. Причем я сразу понял, что это никакая не пластика. Вмешательство в тело всегда оставляет нестираемые шрамы в ауре разумного. Я не мог прочитать ее у кел-дорианки, но по внешнему слою не видел ни единого следа хирургических операций.

Если подумать, именно такой внешний вид вызывал меньше всего отвращения, но я-то привык к совсем иным кел-дорам! Жутким, будто сошедшим со страниц фантастических романов о демонах из параллельных миров. Нет, у меня явно глюки из-за жары…

«Сам ты глюк, чудовище. Таких уродов, как люди, еще поискать надо, — оскорбилась мадам, угрожающе подняв меч и на шаг придвинувшись ко мне. Коктейль стимуляторов в ней уже почти не чувствовался, позволяя сделать вывод о более совершенной системе жизнеобеспечения брони, чем у ее спутников. Подобных игрушек в свободной продаже не найти. А на черном рынке они появляются крайне редко и по заоблачным ценам, сравнимым по стоимости с небольшим внутрисистемным звездолетом. Наемники и их покровители точно не страдают недостатком в средствах, вложив в мою поимку и убийство небольшое состояние. Во что я вляпался на этот раз?

«Я задала вопрос, чужак. Откуда тебе известна эта духовная техника? Отвечай!»

— Ты же телепат, — не удержался я. — Чего сама не узнаешь?

«Не смей говорить со мной в таком тоне, человек! Если бы сразу смогла, тебя бы никто спрашивал».

— Логично. Что, силенок маловато?

Кел-дорианка издала приглушенное, полное ненависти змеиное шипение.

«Я собственноручно порву ту суку, кто поставила тебе такой блок! Кто она, говори! Мора? Сошши? Эта паскуда Вуи? Говори!»

— Не ори, полоумная, — я машинально постучал себя по голове, избавляясь от эха в ушах. — Какой еще к ситху блок? Никто мне ничего не ставил.

«Не лги мне. Ты не мог его поставить сам, это мастерство высшего порядка. А ты, сопляк, еще даже не в первом духовном посвящении. Кто она? Клянусь, если ты и дальше будешь молчать…»

— Довольно.

Мне тоже надоели эти хождения вокруг да около и обвинения непонятно в чем. Усиленный Толчок не стал неожиданностью для телепатки, прочитавшей мои агрессивные намерения. В отличие последующего Притяжения на лезвиесветового меча. Точнее, так могло показаться со стороны для стороннего наблюдателя. Прием назывался Подсечка: две почти одновременные противоположно направленные техники позволяли сбить неподготовленного противника с толку и завершить бой одним быстрым выверенным ударом. Применять его против чувствительного к Силе я бы не рискнул, а тут решил попробовать. Вдруг получится?

Расчет полностью себя оправдал. Потеряв самообладание, кел-дорианка в очередной раз попыталась что-то сделать со мной телепатически, но кроме уже знакомого звона в ушах я ничего не ощутил. Еще одна причина не убивать ее сразу, а постараться выяснить, что за чертовщина происходит.

Чем хорошо Притяжение — от него невозможно уклониться, как от того же Толчка. Притянутая невидимой рукой кел-дорианка без церемоний получила кулаком по лбу и отключилась, обвиснув у меня на руках. А вот теперь пора делать ноги.

Позаимствовав у ее выведенных из строя напарников шоковые наручники, я оперативно сковал свою добычу. Очень пригодились навыки, полученные после штурма база работорговцев. Не зря тогда упросил солдат помочь им сковывать пленников на допрос. Прям как чувствовал, что однажды придется самому проводить похожую процедуру.

Полезный в хозяйстве реактивный ранец я решил срезать со спины наемницы световым мечом, бурча на всяких перестраховщиков, приваривающих ценные штуки к броне. Очень хотелось заиметь его в свое пользование, но Великий Облом решил иначе. Через пять минут мучений отделенный от брони ранец предсмертно заискрил, вынуждая выбирать между потерей времени с двумя оставшимися экземплярами и шансом все же сбежать до подхода охраны закрытой зоны.

Осторожность победила жадность. Я оставил наемников валяться в беспамятстве, напоследок еще по разу долбанув каждого Пробоем Когтя. Пусть с ними кел-доры с закрытой зоны разбираются. Может, хоть так небольшую фору получу.

Перекинув кел-дорианку через плечо пятой точкой вперед по курсу, я продолжил свой забег по тоннелю. Поддерживать приличный темп со столь внушительной нагрузкой трудно, но не невозможно. Проводить через себя Силу для увеличения выносливости я научился еще в первый год на Дорине. Иначе бы не смог эффективно тренироваться в условиях повышенной гравитации. А сейчас, вкупе с Парением, воздействующем на гравитацию, я вовсе не испытывал особых затруднений. Наемница вместе с оставшимся обмундированием весила килограмм семьдесят — почти вдвое меньше грузов, тягаемых мной на силовых тренировках. Тащить ее было скорее неудобно, чем тяжело.

Куда больше расстраивала вынужденная потеря реактивных ранцев. Я пока не настолько опытен, чтобы поддерживать три сложные техники одновременно. Парение и накачка организма Силой занимают все внимание, не позволяя использовать еще и Телекинез. Жалко, ранцы наемников мне бы пригодились. Но сейчас куда важнее спасти свою шкурку, чем думать об упущенных возможностях. А потому: бегом, падаван! С песней и матюгами от боли в грудной клетке. Жесткие наколенники наемницы уже успели набить мне пару синяков, заставляя жалеть о своем решении взять ее с собой.

Примерно через километр от точки стычки с наемниками кажущийся бесконечным тоннель вдруг вильнул вправо, выходя в тупик с очередной заблокированной дверью.

— Эй, мелкая. Знаешь, что это за место? — я прихлопнул пленницу по пятой точке, безнаказанно пользуясь ее беспомощностью и не обращая внимания на сдавленную ругань. Она очнулась только что, но уже успела натереть мне плечо постоянным ерзаньем и тщетными попытками освободиться.

«Ты ответишь за это, человек, — мысленно шипела кел-дорианка. — Я буду пытать тебя долго и с наслаждением!»

— Да-да, конечно. Как скажешь. А пока глянь, — я повернулся спиной, чтобы она могла разглядеть дверь. — Думаешь, безопасно туда лезть?

«Смеешься? Ты влез в родовой бункер Матриарха. За подобное любому полагается пожизненнаяссылка на рудники. А здесь вход в жилую зону. Пораскинь мозгами, кретин! Святая Богиня, неужели все люди настолько тупые?».

— Всякие бывают, — я старательно игнорировал ее слабые попытки вывести меня из себя. — Кто такие Матриархи?

«Серьезно, человек, кончай придуриваться, — в мыслях кел-дорианки вдруг проступила вселенская усталость. — Я понимаю, что ты верен своей хозяйке, но всему есть предел. Отпусти меня, и, возможно, тебе сохранят жизнь».

— Не убедила. Еще разок?

Второй по счету звучный шлепок по известной траектории вызвал такой поток брани, что я аж заслушался. Ух, жгет мелкая! В сравнении с ней даже Митина отдыхает. Вот что значит уметь телепатически передавать образы. От вида толпы гаморреанцев, скопом навалившихся на человека со смутно знакомыми чертами лица, проняло даже меня. Никогда не видел этих двуногих свиней вживую, а тут еще и голые, да в таких ракурсах… М-де. Понятно, почему я изображен так примитивно. Слишком недолго мы с ней общались лицом к лицу. А вот откуда кел-дорианке известно об анатомических особенностях гаммореанцев, уже более интересный вопрос. Да еще в таких подробностях! Приборы свинов, разрывающих истошно кричащего человека, были изображены с пугающей реалистичностью.

Похоже, пленница уловила что-то из моих мыслей, моментально прервав трансляцию. Я не сдержал смеха. Упс! Кое-кто случайно выдал свои сексуальные предпочтения! Впрочем, не мне ее судить. У самого слюнки при виде тех же кошечек-твилечек текут. Да и среди остальных близких к людям рас такие красотки встречаются, что хоть стой, хоть падай. У всех свои предпочтения.

И все же… нет, серьезно? Гаммореанцы? Я просто обязан ее спросить.

— Не хочешь ничем со мной поделиться?

«Еще хоть слово…»

— Понял. Так, что насчет двери?

«Можешь рискнуть, но я бы не рассчитывала на многое. Это территория Миш. Ты до сих пор жив только благодаря тому, что мы поставили глушитель на весь район. Как только гвардия найдет источник, нас вычислят в ту же секунду».

— Ясно. Тогда не будем терять времени.

Опустив пленницу на пол и позволив ей прислониться спиной к стенным трубопроводам, я активировал меч и начал прорезать круг в двери. Пока я резал, кел-дорианка с интересом оглядывала меня, впервые с момента знакомства смотря не через призму ненависти. Ментощупы уловили ее интерес пополам с брезгливостью.

«А ты довольно высокий для своего возраста».

— А ты слишком мелкая для своего.

Кел-дорианка надулась. Один-один.

«Со своей Хозяйкой ты в таком же тоне говоришь? Удивительно, как тебе еще не отрезали язык».

— Ты дура или прикидываешься? — не выдержал я, прерываясь от своего занятия и оглядываясь через плечо. — Сказано же — не знаю я, о чем речь идет. И о Матриархаха твоих впервые слышу. А теперь захлопни варежку и не мешай мне работать.

«Дерзкий, — в мыслях кел-дорианки послышалось одобрение. — Кажется, я понимаю, что в тебе могли найти. Ладно, можешь упорствовать, это все равно ничего не изменит. Миш может и стерва, каких поискать, но она никогда не предаст своих. Ты обречен, человек».

— Я джедай, если ты не заметила. Меня не так-то просто убить.

«Гвардейцам Совета не важно, кто ты. Сунешься внутрь — и тебя сметут».

— С чего ты взяла, что я собираюсь с ними сражаться?

«Но…»

— Знаешь, ты настоящая женщина, — я закончил курсы вырезания по металлу и уже привычным движением толкнул получившийся круг от себя, открывая выход из технического тоннеля. — Навыдумывала там себе что-то и сделала все выводы за мужика. Присмотрись еще раз. Я похож на того, кто будет рисковать своей жизнью ради ваших разборок?

На сей раз кел-дорианка молчала дольше. И не проронила ни звука, ни когда я Телекинезом транспортировал ее через оплавленное кольцо входа в бункер, ни даже снова оказавшись на моем плече в прежнем унизительном положении. За дверью оказалась самая обычная лестница с дырой между пролетами, позволяющей судить о предстоящем подъеме на высоту не менее, чем в три десятка этажей. Отлично. Осталось подняться и как-то незаметно покинуть бункер. Пока не знаю каким образом, но зря я менталист что-ли? И джедай. Буду импровизировать по ходу дела и надеяться на авось, подкрепленный предзнаменованиями Силы.

«Ты действительно не понимаешь, что происходит, человек?» — спросила у меня пленница где-то в районе второй лестничной площадки.

— Неужели дошло, наконец? — саркастически хмыкнул я, поудобнее перекидывая на плече зашипевшую ношу. — И года не прошло.

«Еще раз подкинешь меня, и я…»

— Прости, но достоинством гаммореанцев не владею. Справляйся как-нибудь сама.

«Что-о?! Да я тебя!…»

— Угу, конечно. Трижды и без малейшей капельки вазелина. Как зовут-то тебя, мелкая? Я — Джове, если вдруг не знаешь.

«Дея… Так, погоди! Какая я тебе мелкая, нахал?»

Было непросто с таким грузом на плече и поддержанием техник Силы, но я пару раз хихикнул, чувствуя, как отпускает напряжение. Ситуация походила на коряво прописанный сюжет третьесортного боевика, но сам процесс начинал мне нравиться. Было во всей этой недосказанности с привкусом «додумайся сам» что-то пикантное, с бодрящими авантюрными нотками.

— Дея, скажи, зачем вы на меня напали?

«Ты чужак. Таким как ты не место в нашем мире».

— Я заслужил право в нем жить. И тебе прекрасно об этом известно.

«Мой род никогда не примет подачек республиканцев, — бронебойная аура Деи словно олицетворяла собой холодную квинтэссенцию презрения. — Или джедаев. Все вы чужаки. И останетесь ими, какие бы права не получили».

— Погоди, — меня вдруг кольнуло острое подозрение. — А это не ты, случаем, мой дом пару лет назад чуть не взорвала?

«Не понимаю, о чем ты».

— Ты, — я окончательно уверился в своей правоте, успев злорадные нотки в ее мысленном голосе. — Вот ведь зараза! Ты хоть знаешь, сколько я труда в ту площадку вбухал?

«А?..»

— Сам, своими руками опоры варил! Неделя трудов ситху под хвост! Ну и кто ты после этого?

Я не сдерживал себя, позволяя Дее прочувствовать весь спектр моего возмущения. Ответная реакция оказалась не менее бурной. Удивление кел-дорианки оказалось настолько сильным, что прежде непробиваемый барьер ее ауры поплыл, выпуская на волю целое облако клубящихся эмоций. Раздражение. Надменность. Изумление. Недоверие. Смятение. Страх. Беспомощность…

— Обалдеть, — я остановился на седьмом по счету лестничном пролете, с трудом переваривая накативший сумбурный коктейль. — Как столько всего разного уживается в такой мелкой голове?

«Я не мелкая! — чуть менее грозно, чем прежде, буркнула Дея. После чего требовательно дернула коленками. — Отпусти меня».

— Ага, щас. Упрыгаешь еще, и где мне тебя ловить?

«Быстрее, дурак. Кажется, наши по-крупному облажались. Ты — не он».

— Опять за свое? Кто — он? Уф… Дея, у тебя, случайно, джедаев в родне не водится? Давай без загадок, прошу.

«Все потом. Сейчас нам нужно бежать».

— Да я как бы уже?

«Нет! Ты поднимаешься прямо к посту гвардейцев. Они все обучены защите от таких, как мы, их невозможно засечь. Если хочешь жить, нам нужно назад».

— Зашибись! А раньше сказать не могла?

«Раньше я хотела тебя убить. Быстрее, человек, у нас мало времени».

Что-то подтолкнуло меня под руку, подавив желание спорить. Сила? Нет, скорее интуиция. А ее мнению я привык доверять еще задолго до того, как стал джедаем.

Освобожденная от шоковых наручей Дея первой метнулась назад, показывая дорогу. Сначала на пару пролетов обратно вниз, а потом по коридору вглубь бункера, начинающего всерьез устрашать своими размерами. Сколько же тут ходов вырыто? Не замечал прежде у кел-доров кротовьих замашек. Или это только таких чудных, как Дея касается? Чем дальше, тем интереснее.

Я следовал за ней по пятам, на всякий случай держа наготове меч и размышляя, не повлияла ли она на мое решение телепатией. По всему выходило — нет. Некий блок, о котором говорила Дея, не позволял ей ментально навязывать свою волю. Фальши в ее словах не было, как эмпат заявляю. Как бы она не была сильна в телепатии, такие вещи от меня не скрыть.

И все же, на всякий случай, проверил себя со стороны, ища посторонние вмешательства. Пусто. Может, так себя проявляет врожденная защита, о которой я прежде не догадывался? Или тот самый блок, о котором она говорила? Знать бы еще, откуда он взялся. Еще один вопрос в копилку уже имеющихся, на которые Дее предстоит ответить. Конечно, не раньше, чем мы окажемся в безопасности. Здешняя атмосфера как-то не располагает к задушевной беседе.

Мелькающие мимо коридоры и помещения навевали мысли о закрытой клинике, специализирующейся на опытах над людьми. Странные механизмы и конструкции за приоткрытыми дверями. Мед-капсулы старых образцов и новые, производства «Медтех-Про». Стойкий дух фармацевтических препаратов, знакомый каждому, кто хоть раз бывал в аптеке. Временами на пути попадались кел-доры во врачебных костюмах, шарахающиеся в стороны задолго до того, как телепатирующая угрожающие образы Дея появлялась в их поле зрения.

И все же интересно: кто она такая, и как вообще называется ее раса? Какой-то подвид кел-доров? Новая ступень их эволюции? Насколько я знаю, экстрасенсорные органы на затылке кел-доров позволяют им общаться только с себе подобными. И то, на малых расстояниях и не полноценными мыслями, а образами и передачей ощущений. Дея же шпарит информацию напрямую в мозг собеседника, вне зависимости от его расы, каким-то невероятным способом преобразуя телепатические импульсы в понятные мыслеобразы со звуковым сопровождением. Чем-то напоминает джедайскую технику Постижения речи. Пусть несколько менее продвинутую, зато не зависящую от Силы.

И еще загадочные Матриархи… Вопросов целый улей, жужжащий в ушах и не позволяющий сосредоточиться на настоящем. В конце-концов, Дея не выдержала моего красноречивого сопения за своей спиной и быстро оглянулась, не прекращая бежать.

«Джедай, твой мастер не учил тебя, что так громко думать просто неприлично?»

— Он учил меня опасаться неизвестных рас. Особенно их женщин.

И уже про себя добавил, стараясь, чтобы ехидные мысли не просочились наружу: «А то подхватишь потом проклятье «вечного висяка» на почве несовместимости, и будешь стенать о загубленной юности».

Однако Дея все равно о чем-то догадалась. Не иначе как женским чутьем поняла, в какую область опустились мысли бегущего за ней человека.

«Извращенец! Можешь закатать губу, люди не в моем вкусе».

— Хрю-хрю?

«Убью, — мрачно пообещала Дея. — Позже».

— Не обижайся. Просто я первый раз вижу подобных тебе кел-доров, интересно же! Ты вообще к их расе относишься или к другой?

«Постарайся больше не задавать никому таких вопросов, если дорожишь жизнью. Я серьезно».

— Почему?

«Это самый оберегаемый секрет моего народа. Тебе повезло, что я сама раскрылась перед тобой. Иначе за тобой бы объявили охоту по всему сектору».

— Жуть. Может, просветишь, по случаю? Раз уж все равно влез, куда не просят.

«Я уже сказала: после! А теперь поставь, наконец, сферу молчания и прекрати засорять мою голову».

— Кхм…

«Серьезно? Даже этого не можешь? Богиня… ну за что мне все это?!»

— Ладно, не стенай. Молчу.

Сдержав слово, остаток пути я погрузился в себя, стараясь беречь силы и не слишком заострять внимание на окружении. Одно дело простое любопытство, и совсем другое совать нос, куда не нужно. Неизвестно еще, чем мне аукнется сегодняшняя «прогулка». Как бы не пришлось паковать чемоданы и покидать Дорин раньше срока.

«Сюда», — в одном из коридоров Дея свернула в небольшое округлое помещение, заставленное всяким барахлом из пустых ящиков и таких же бочек с неизвестными марками химикатов. К стене крепились скобы лестницы, поднимающейся на приличную высоту. Где-то там наверху светлела маленькая точка открытого люка, откуда виднелось ясное небо.

«Поднимаемся, быстрее».

— Ты не остаешься?

«Я тоже хочу жить, знаешь ли. Миш очень ревностно относится к нарушению своих границ».

Подъем занял не меньше часа. Для меня, после памятных событий в гнездовьях горных химер — не такая уж трудная задачка. Тут хоть есть, за что цепляться, скобы крепкие, с рифлёной поверхностью. Руки не соскальзывают, вынуждая до крови терзать бедные пальцы. Легкая прогулка в сравнении со скалолазанием без снаряжения.

Дея переносила подъем немного хуже. Боевая подготовка у нее внушительная, не спорю, а выносливости не хватает. Поспешил я с выводами об элите. Крутая броня и мандалорские цацки сами по себе профессионалом не делают, чему Дея и ее напарники прямое подтверждение.

Кстати, она так и не вспомнила ни об одном, ни о другом. Будто их судьба ее совершенно не волновала. Еще один звоночек, предупреждающий, к какому типу разумных относится Дея. Мысли свои пока попридержу при себе, но на будущее заметку поставлю.

Выбравшись из люка первым, я подал руку шумно пыхтящей кел-дорианке, надменно уставившейся на меня без попыток принять помощь. И как у нее только получается кривится без губ? Королевна прям. Хотя не, мелковата. Скорее…

— Хорошо, принцесса.

«Человек, честно скажи: тебе зубы не жмут? Могу помочь. На первый раз бесплатно».

— Обойдусь, — я поднял руки, сдерживая неукротимо расползающиеся в улыбку губы. Некоторые девушки так мило сердятся, что удержаться нет никакой возможности.

— Куда теперь?

Люк вывел нас на край парковки в самом обычном районе Дор’шана. Привычные здания с громоотводами теснились вдоль проезжей части, где вяло ползла длинная пробка к выезду на шоссе.

Дея покосилась на свой комлинк, встроенный прямо в наруч брони.

«Глушилку уже должны отключить. Я подам сигнал, нас заберут».

— Тебя, — поправил я, не обращая внимания на ее злобный взгляд. — Когда разгребешь заваренную вами кашу, заглядывай в гости. Где мой дом ты знаешь.

«Думаешь, я вот так просто дам тебе уйти? Ты слишком много знаешь».

— Думаю, ты уже все решила. Иначе бы давно вколола мне тот дротик с ядом, который прячешь между пальцев.

«Ты знал? — еще раз удивилась Дея. — И все равно повернулся ко мне спиной?»

— Я эмпат. И джедай. А ты не такая мразь, какой хочешь выглядеть. Иначе бы мы все решили еще внизу.

«Как же я тебя ненавижу, человек, — закатила глаза Дея, одновременно бессильно опуская плечи. Дротик скрылся в кармашке на поясе, позволив мне дышать чуточку свободнее. Сомнения в правильности принятого решения не отпускали до самого конца.

«В пекло, твоя взяла. Можешь уйти, но помни! Если хоть кому вякнешь о том, что узнал…»

— Поэтому в твоих интересах не задерживать свой визит ко мне, Дея.

«Завтра. Слово младшего Матриарха. А теперь проваливай!»

— Как скажешь, о Великая и Несравненная…

«Убью».

— Даже не поцелуешь на прощание? Ах да, тебе же нечем… Так, все, руки прочь! Я ушел.

***

После моего триумфального возвращения в клинику и получения положенных «ласковых» за побег, Мастер Нак Зиил велел мне возвращаться домой и не высовываться. После чего умотал в неизвестном направлении, не дав никаких объяснений. Мне не оставалось ничего, кроме как последовать его приказу и отправиться домой. Где я и завалился спать под присмотром охраняющего мой покой Фрисби. Суматошный выдался денек, и сон тут — лучшее лекарство.

Нак Зиил прилетел уже за полночь, в сопровождении эскорта из уже знакомых наемников во главе с Деей, раздобывшей себе новый реактивный ранец. Склад у них там что-ли, не поминаю? Игрушки-то дорогие, и редко используемые кем-то за пределами Мандалора. Гора вопросов продолжает расти, не думая останавливаться.

К счастью, времени у нас впереди навалом. К прилету гостей я успел хорошенько выспаться и был готов чесать языком хоть всю ночь напролет. Кое-что, правда, уже узнал из сети. Удивительно, но покровители Деи умудрилась как-то повлиять на шумиху в прессе. Инцидент у родовой клиники «Медтех-Про» обернули, как секретную операцию с участием джедаев, по захвату опасных террористов. Все были счастливы и довольны. Кроме, пожалуй, самой Деи, с порога прожегшей меня пламенным взглядом, обещающим самые изощренные пытки. Я скорчил вредную мину в ответ и поклонился второй гостье, выглядящей по-настоящему представительно. На ней были одеты красивые церемониальные одеяния жрецов Баран-До, лицо скрывала плотная красная вуаль с причудливым золотистым орнаментом по кайме. Когда незнакомка вошла в дом и сняла ее, я уже не удивился, увидев почти точную копию внешности Деи. Странные кел-дорианки отличались только цветом глаз. У Деи черные. У незнакомки — серебристые, как у Нак Зиила, обозначая высокую чувствительность к Силе.

Рассевшись на диване в гостиной, обе кел-дорианки, дождались, пока мы с мастером займем свои места напротив них. На полу. Кресло было всего одно, так что я занял место рядом с Нак Зиилом, не слишком довольный, что приходится смотреть на гостей снизу-вверх. Но, раз мастер молчит, значит, все идет как надо. Послушаем.

«Меня зовут Нау Церин, — после напряженной паузы произнес бархатный женский голос у меня в голове. — Я Верховный Матриарх Дор'шана, представляю волю Совета Матриархов. У нас есть к тебе предложение, молодой джедай».

Эпилог

Грандмастер Ордена джедаев повел рукой, с помощью Силы открывая двери в медитационные покои. Погруженные в полумрак, они позволяли видеть лишь размытый невысокий силуэт того, кто занимал одно из кресел.

— Проходи, Кирон.

Старый джедай подчинился, почтительно склонив голову и степенно прошествовав к своему месту рядом с мастером. Спокойно внешне и с трепетом внутри. Удивительное дело. Сколько лет прошло, а Кирон до сих пор чувствует себя рядом с ним безусым падаваном.

— Присаживайся. Рассказывай.

— Нак Зиил потребовал еще полгода. Ждет прибавления в семье.

— Неожиданно. А мальчишка?

— Пожелал остаться с ним.

— Хорошо. Пусть там и сидит, не до него сейчас.

— Мастер, я все еще не понимаю, к чему такие сложности? Неужели нельзя было решить проблему обычным путем?

— Не в его случае, — силуэт мастера чуть шевельнулся, будто ему что-то помешало сидеть спокойно. Кирон чуть подался вперед.

— Из-за светового меча Гри? Мы так ничего не нашли в Красной пустыне. Возможно, они раздобыли его в другом месте.

— Меч? — удивился мастер. — Пусть оставит его себе. От оружия Гри больше проблем, чем пользы.

— Тогда почему?..

— Проблема в нем самом. Он — прямая угроза нашему Плану.

— Потенциал ничего не значит. Без поддержки Совета щенку никогда не занять мое место.

— Какой потенциал, о чем ты? Впрочем, не важно. У меня нет времени на ваши детские игры. Приглядывай за ним и докладывай мне о любых его перемещениях.

— Как пожелаете, мастер.

— С Фаниусом по-прежнему нет связи?

— Нет.

— Продолжай попытки. Нам не нужно, чтобы ситхи форсировали события. Еще рано.

— Вы уверены, мастер?

— Да, если хотим сделать все правильно.

— И когда Орден исчезнет…

— Ты получишь, чего желаешь. Наберись терпения, ученик, бери пример с меня. Я ждал этого дня больше трех веков. Еще пара лет ничего не изменят.

Илья Трифонов Четвертый раскол 3. Поиск

Пролог

В первые годы пробуждения Стирателя Cын ощущал смутное беспокойство. Нечто трудноуловимое в одном из уголков покинутой их семьей галактики. Ощущение было ненавязчивым и не заинтересовало его сперва. За миллениумы существования их расы случалось всякое, и подобные ложные всплески Силы в том числе. Ни к чему отвлекаться на пустяки, пока есть дела поважнее. К примеру противостояние с Сестрой, упрямо не желающей принять неизбежное и отдаться на волю Темной Стороны.

Однако легкое покалывание на грани восприятия никуда не делось. А потом всплеск повторился снова… Долгий, растянутый в бесконечно-длинном мгновении. И это уже не могло быть простым совпадением.

Сын обратил свой свой взор на низший мир. Какого же было его удивление и воодушевление, когда источник беспокойства обрел реальные очертания. Не сектор галактики. И даже не система. Живое существо, измененное волей Стирателя!

Мыслями и чувствами Сын потянулся к миру низших, пытаясь отыскать воскресшую машину. Короткоживущие букашки не могли понять своими куцыми мозгами, с какой угрозой столкнулись. Не зря еще на заре существования селестийцев, самые мудрые из них внесли строгий запрет на вознесение с помощью Стирателя. Слишком высок риск стать кем-то похуже Матери, нарушившей запрет и превратившейся в воплощение Хаоса, противостоящего Отцу.

Но есть и шанс стать кем-то большим. Особенно для того, кто уже прошел через изменение, испив из Источника Власти. Сын был готов рискнуть всем, лишь бы вырваться из опостылевшего круга бесконечной борьбы Тьмы и Света.

И тем не менее, Стиратель упорно скрывал свое местоположение, вопреки всем попыткам Сына найти его. Измененные короткоживущие продолжали появляться, к счастью, не успевая прожить достаточно долго, чтобы стать кем-то достойным внимания Семьи. Отец и Сестра не вмешивались, отказываясь принимать во внимание неясную возможность угрозы, с которой короткоживущие вполне могли справиться сами. Они не понимали всю опасность существ, порожденных Стирателем. В отличии от Сына, отслеживающего их путь и вмешивающегося, когда того требовала Темная Сторона.

Ведомый своей жаждой власти, Сын продолжил поиски, год за годом, долгие века. Измененные рождались и умирали, лишь дважды вынудив его воздействовать через Силу напрямую, обрывая их никчемные жизни, пока не стало поздно. Слишком опасно было отпускать их в пустоту, по себе зная, к чему может привести неудачный процесс вознесения.

И вот, это случилось снова. После смерти своей последней игрушки, Стиратель создал новую, вынуждая Сына обратить на нее свое пристальное внимание. И чем дольше тот вглядывался в букашку-человека, тем сильнее убеждался в необходимости вмешаться в третий раз.

Этот измененный отличался от предыдущих сильнее всех, упорно двигаясь по Светлому пути Сестры, нагло отвергая великодушные предложения Темной Стороны. Уже за одно это его следовало уничтожить, но Сын не спешил, присматриваясь и колеблясь нанести решающий удар. Было не в нем что-то… знакомое. Давно забытое и стертое безжалостным временем из памяти.

Сын продолжил наблюдать, решив повременить с исполнением своих обязательств. Убить человека он всегда успеет, а пока надо же как-то развеять смертельную скуку? Хотя бы одним потоком сознания, пока остальные продолжают противостояние с Сестрой.

Глава 1. «Последние приготовления»

1995 ДБЯ.

Я видел себя во главе космической армады, несущей смерть и разрушения в галактику. Наблюдал сверху, как бесчисленные орды войск на планетах сокрушают моих врагов. Ощущал вкус абсолютной Власти, когда малейшее движение руки способно оборвать не одну жизнь — целые миллионы. Менял бесчисленных наложниц, наслаждаясь вседозволенностью на вершине пищевой цепи. Война. Власть. Разрушения. Победа. Сорванные оковы. Безграничная свобода. Однотипные видения сменялись одно за другим, и все были ненастоящими. Чужими, не затрагивающими ни малейшей струнки моей души.

— Все что-ли? — я скептически скривился, Волной Силы развеивая клубящийся вокруг туман видений. Обидно, но не неожиданно. Я до последнего надеялся еще раз встретиться со своим Темным отражением, но, видимо, не судьба.

С последнего посещения узла сосредоточения Темной Стороны прошло больше трех лет. С тех пор многое изменилось. Моя Сила возросла, да и сам я почти не напоминал прежнего человека иного мира, окончательно приняв на веру свою новую жизнь и имя. Меня зовут Джове. Падаван члена Совета Ордена джедаев — кел-дора по имени Нак Зиил. Молодой парень, буквально недавно справивший свое шестнадцатилетие и уже готовящийся ступить на новую ступень, официально став рыцарем-джедаем.

Под стать грозно звучащему рангу приходилось и телосложение. Скачок роста за последние полтора года побил все рекорды, сделав из щуплого мальца гармонично развитого юношу, выглядящего на порядок старше своего возраста. Не в последнюю очередь столь внушительному эффекту я обязан упорными тренировками на износ и повышенной гравитации Дорина. Какой бы не был потенциал роста у тела, развить его можно лишь постоянным трудом и работой над собой. Я не ленился, и был вознагражден сторицей, став крепким бойцом широкого профиля, способным не только продавить световым мечом вражескую защиту, но и кулаком по сусалам вдарить. Второй способ порой даже предпочтительней. К джедайским штучкам повсеместно относятся с недоверием, а как настучишь кому-нибудь в бубен по-свойски — сразу сойдешь за своего. Проверено на опыте.

Помимо отменного здоровья и неиссякаемой бодрости духа, имелись у моего нынешнего телосложения и другие преимущества. Речь, конечно же, о прекрасной половине человечества. Не только мужикам хочется тискать ладно сложенных красавиц с фигурами богинь. Им со своей стороны тоже куда приятнее нежиться в объятьях сильных мужчин, рядом с которыми не стыдно показать свои слабости. Это не значит, что надо делать из себя перекачанного монстра, но красивые рельефные кубики пресса и литые пластины грудных мышц значительно увеличивают шансы на успех у противоположного пола.

Не сказать, что я и раньше был обделен женским вниманием, просто сейчас ему нашлось более приятное слуху объяснение, нежели погоня за моими растущими капиталами. Хотя с этой стороны в последнее время все не так радужно, как выглядит на первый взгляд. Мастер сделал все возможное, чтобы нивелировать последствия моего памятного забега по бункеру в закрытой зоне Матриархов. Но даже его влияния члена Совета Ордена джедаев не хватило, чтобы полностью снять все обвинения.

Полгода назад через Нау Церин Совет Матриархов Дорина выставил ультиматум: ввод в правление «Медтех-Про» их представителя взамен на отмену смертной казни за нарушение запрета проникновения в закрытую зону. И никого не волновало, что в случившемся я — пострадавшая сторона. Когда в деле затронуты государственные интересы, частное мнение граждан никого не интересует. Будь они экзоты с полным гражданством или кел-доры. Под пятой сидящих на тронах правителей не существует правых и виноватых. Только те, кто не стоит потраченных усилий, и кого можно использовать. Я попал в категорию последних, намертво увязнув в сетях Матриархов.

По факту, они заставляли «Медтех-Про» взять под свое крыло кровососущего клопа, подсаженного лишь с одной целью: воровать наработки и идеи нашего исследовательского отдела. Выбив отсрочку «на подумать», я сопротивлялся несколько дней, поднял все связи, какие смог. Без толку. Юридические фирмы Дорина не могли пойти против правительства, какие бы блага им не предлагали взамен. Воля Совета Матриархов в противовес моему полному гражданству — баланс весов явно не в пользу последнего. Я проиграл, и клоп Матриархов присосался к управляющему кругу «Медтех-Про». Но это единственное, чего Нау Церин смогла добиться. Остальные ее требования уперлись в железную стену моего душевного зоопарка, костьми и мехом легшего на с таким трудом взращенный бизнес.

Выстоять помогли принадлежность к Ордену джедаев и покровительство Нак Зиила, имеющего немалые связи среди Баран До, в свою очередь оказывающих сильное влияние на отдельных Матриархов. Будь иначе, со мной бы разговаривали иначе и убеждали совершенно иными методами.

Уже в который раз я поймал себя на благодарности Ордену «за крышу». Без его протекции «Медтех-Про» грозили санкции покруче, а так, можно сказать, легко отделались. По сути весь удар пришелся на меня, вынуждая скорректировать дальнейшие планы по управлению бизнесом на Дорине.

Ранее я планировал не реже раза в неделю выходить на связь по ретранслятору для координации и получения отчетов. Теперь можно было сократить периоды связи ежемесячных. А то и вовсе пустить все на самотек — разницы не будет никакой. На время отсутствия на Дорине мне придется полностью передать главенствующую роль Шшрху Аур, отходя на второй план в качестве фонового соучредителя, не способного кардинально влиять на политику организации из внешнего мира. В порядочности партнера по бизнесу я был уверен и не боялся остаться без всего, выпустив бразды правления их своих рук. А иначе… пришлось бы все равно пойти на этот шаг. Без передачи полномочий покинуть систему не представлялось возможным: наличие в организации ставленника правительства автоматически присваивало оной статус государственного учреждения. А это значило получение не только определенных благ, но и ограничений, привязывающих непосредственное руководство компании к Дорину. Не с моими текущими силами и связями бороться против системы. Даже чтобы просто получить разрешение покинуть планету, пришлось ужом извернуться и вывалить сумму, равную месячному доходу «Медтех-Про».

Однако я не сдался! И, потерпев поражение в одном сражении, готовился к победе в войне, попутно утешая себя мыслями о плюсах, полученных от выполнения условий Совета Матриархов. Их ультиматум был настолько жестким, насколько смягчался встречным «откатом». Слишком щедрым, на мой взгляд, и потому крайне подозрительным.

Для начала, Нау Церин поведала о себе и ей подобных «кет-дорианках», как их оказалось правильно называть. Некоторые интересующие меня темы так и остались скрыты в тумане тайны, но в сравнении с остальными полученными ответами их число совсем не велико. Неожиданно для меня и присутствовавшего на каждой нашей встрече Нак Зиила, Нау Церин не поскупилась на подробности, позволяя совершенно под другим углом взглянуть на все пять лет, проведенные на Дорине.

Во-первых, обрели объяснение все несостыковки, связанные с мироустройством и бытом коренного населения, не дающие мне покоя с момента прибытия на Дорин. Ответ оказался прост донельзя: Матриархат. То, что у кел-доров в семьях главенствующую роль ведут женщины я знал и ранее, но не подозревал, насколько высокое положение в обществе они занимают на самом деле. Именно поэтому во внешнем мире так много кел-доров и мало кел-дорианок. Женщинам попросту не нужно покидать родной мир в поисках лучше доли, так как им и тут живется неплохо. Тогда как мужчины выполняют свою непосредственную роль добытчиков, обеспечивая родной товарами из Республики.

Во-вторых, стало ясно почему при всем своем ксенофобном настрое Дорин продолжает принимать чужаков-республиканцев. Политика оказалась лишь ширмой для истинной причины, скрытой не только для экзотов, но и для подавляющей части коренного населения… обреченного на вечную жизнь в масках без помощи Республики. А именно без поставляемого ею органического катализатора, необходимого для роста пыльцы в атмосфере планеты. На текущий момент нестабильная экосистема Дорина уже исчерпала свой ресурс, позволяя сделать выводы об искусственном происхождении системы и расы кел-доров в целом. А создать катализатор, производимый в самых развитых мирах Ядра, кел-доры не могли. Банально не хватало знаний и дорогостоящих технологий.

Тут уже поневоле испытаешь сочувствие к Матриархам, несущим неподъемную ответственность за благополучие своего народа. Причем не напускную, как у подавляющего большинства республиканских сенаторов, получавших зарплату за протирание задом кресел в Сенате. А самую что ни на есть настоящую, за жизнь целых поколений кел-доров. Обреченных на существование в закрытых скафах и шлемах, если однажды атмосфера Дорина потеряет свои особые свойства. Первые годы жизни пыльца должна пропитать организм, иначе кел-доры рискуют получить критический дефицит иммунитета, ставящего крест на любом появлении где-либо без соответствующей защиты. Вечная жизнь в скафах, с постоянным страхом подхватить инфекцию и без шанса когда-либо ощутить кожей свежий воздух. Мрачная перспектива, как ни посмотри.

Отсюда вытекает последний вопрос, не самый главный по значимости, но наиболее интересный лично для меня: происхождение Матриархов. Имеющие полноценные лица кет-дорианки не рождались в привычном понимании этого слова. Их с большим трудом выращивали из генетически измененного материала родителей в инкубаторах бункеров под закрытыми зонами во всех крупных городах Дорина. По изначальному плану кел-доры пытались избавиться от удушающей республиканской хватки с помощью генной инженерии, создав новый подвид, способный дышать в практически любой атмосфере. Результат вышел настолько же удачным, насколько провальным.

Получившиеся кет-дорианки (а выращивали исключительно женщин), получали возможность обходиться без масок и полностью раскрывали свой телепатически потенциал, взамен получая внутривенное питание из-за невозможности принимать пищу обычным путем и… стерильность. Над устранением последнего побочного эффекта кел-дорианские ученые бились вот уже многие века, но без особых успехов. Пока на медицинской арене Дорина не появилась молодая амбициозная компания «Медтех-Про».

Честно, от подобных откровений хотелось зарыть голову в песок и притвориться частью окружающего пейзажа. Я подозревал, что нездоровое шевеление вокруг меня имеет под собой скрытые мотивы власть имущих, и все же, признание Нау Церин стало для меня откровением. Весьма неприятным и заставляющем еще сильнее подкорректировать планы на дальнейшее развитие «Медтех-Про».

Самые ощутимые изменения коснулись службы безопасности (СБ), до событий в закрытой зоне составляющей от силы пару процентов от общего числа сотрудников. Сейчас число охранников удалось увеличить вдвое, но прогресс шел медленно. Каждого кандидата приходилось проверять на верность лично или с помощью Самхара. Перекроенный Когтем дурос показал себя прекрасным исполнителем, выдавая максимум эффективности при минимуме вопросов. По плану именно на него ляжет дальнейшая работа в этом направлении после моего отлета с Дорина. С помощью Самхара СБ «Медтех-Про» предстояло свести к нулю утечки технологий к конкурентам и, главное, Совету Матриархов. Не столько из-за нежелания делиться наработками, сколько ради их же блага.

Идея с генной инженерией для улучшения расы кел-доров неплоха, однако без постоянного контроля как изнутри, так и извне, может привести к весьма печальным последствиям. От случайного создания неизлечимого вируса до войны на истребление между кет-дорианками и кел-дорами. Подобных примеров в истории каждой обитаемой планеты навалом.

Может, с проблемой получится разобраться, когда мы с мастером вернем Орден джедаев в положенное русло. Возродим тот же корпус джедаев-дозорных и поставим надзирать кого-то из них за Дорином. Пусть у других болит голова, а мне и без того есть чем заняться. К примеру, сосредоточиться на изучении основ менталистики по методике Матриархов.

Таково было второе и главное предложение Нау Церин, компенсирующее вмешательство Совета Матриархов в деятельность «Медтех-Про». Для ясности: за всю историю Дорина подобную честь оказали лишь одному джедаю. Кем он был и как прожил жизнь, Нау не рассказала, но сам факт оказанного доверия говорил о многом. Как минимум, о долгоиграющих планах Совета Матриархов на мой счет, преследующих лишь им одним известные цели.

Уроки проходили на том же полигоне, где я отрабатывал джедайские техники. В наставники мне выделили младшего Матриарха по имени Сена. В отличии от моей давней знакомой Деи, ее сестра по расе обладала куда более миролюбивым нравом и малой болтливостью. Я быстро нашел с ней общий язык, с головой погрузившись в освоение основ тонкого духовного мира, благо к тому времени практически завершил обязательную программу подготовки падавана и мог выделить время новым занятиям.

К сожалению, разница между телепатами и эмпатами оказалась слишком велика, чтобы преподавать мне какие-то серьезные вещи. Пусть Сена и не открыла для меня секретных техник Матриархов, но с ее помощью всего за полгода я освоил столько, сколько не смог сам за все пять лет на Дорине. В частности, самые важные методики духовного развития, подходящие для всех менталистов, позволяющие в дальнейшем самостоятельно совершенствовать свой дар. Или, из наиболее ценного: знание, как ставить базовую защиту ауры в довесок к уже имеющейся врожденной защите, которую недоучка Дея спутала с кем-то установленным блоком.

Как оказалось, живому существу не под силу поставить такой филигранный барьер, так что я мог по праву гордиться если не уникальностью, то хотя бы редкостью своего дара. Видимо, перерождение все же имеет кое-какие преимущества, раз даже Матриархи оценили мой потенциал в менталистике. И особенно Коготь, в свое время ставший шоком для Деи. Сена объяснила, что я случайным образом воссоздал ментальную проекцию одного из видов энергетических существ, обитающих в духовном плане. Не трудно догадаться какого, изрядно попортившего нервы нам с мастером пару лет назад. Голокрон Велари Джин не рассказал всего, а в деталях как раз крылась самая ценная суть.

Тот ментальный паразит принадлежал к редкому классу астральных мельзуритов, питающихся энергетическими полями и, в малой степени, эмоциями разумных. В целом они безобидные, но при непосредственной угрозе способны досуха «выпить» ауру, чем пользовались некоторые менталисты, навроде кет-дорианок рода Деи. И я имею виду не ее семью, как думал раньше, пока Нау Церин не развеяла мои заблуждения.

Под «родом» Матриархи понимали своих сестер, рожденных с применением одного и того же генетического материала. То есть пары кел-дора и кел-дорианки, подбирающихся с таким расчетом, чтобы их потомство получало наибольшую вероятность связи с Силой. С учетом всех дальнейших модификаций, такого образца редко хватало на несколько поколений кет-дорианок, выращенных в инкубаторах. После чего образец исчерпывал ресурс, и ученым приходилось искать новых доноров, так как предыдущие для повторного изъятия не подходили. Слишком высока вероятность смертельного исхода для кел-доров, чья репродуктивная система и без того крайне хрупка. Технология генной инженерии Матриархов несовершенна и, в условиях строжайшей секретности, развивается крайне медленно.

По всему выходило, что на данный момент в Совет Матриархов входило двенадцать полноправных родов. Так кластер сестер Деи составлял одну из частей фракции «традиционалистов» в Совете Матриархов. Эти кет-доринки копировали повадки мельзуритов для своих телепатических техник, позволяющих им на порядки усиливать свой атакующий потенциал. Неудивительно, что Дея, ощутив на своей ментальной шкурке мой Коготь, запаниковала. Настолько, что раскрыла себя, решить выяснить, кому из соперничающих родов я служу. Ха. Дурында облажалась по-крупному и сильно подмочила репутацию не только себе, но и остальным Матриархам, вынудив их раскрыть карты перед джедаем.

Хотя, скорее всего, они и здесь вышли победителями, умудрившись обратить провал в свою пользу. Не удивлюсь, если вся выданная ими информация лишь очередной этап большой политической Игры, в которую я влип по уши, сам того не заметив. Уж больно много всего мне рассказали, будто совсем не боясь, что я могу случайно проболтаться о самой страшно охраняемой тайне расы кел-доров.

Тоже самое касается уроков от Сены. Щедрое предложение по обучению от Матриархов определенно несло в себе некую скрытую попытку манипуляции, которую я просто не мог просчитать по причине скудного опыта интриг. Не хочу даже думать, что они там намудрили и какого результата ждут от своих действий. Вместо этого я продолжал донимать Сену, по-прежнему отказывающуюся раскрывать тайны использования Когтя. Как и многое другое, эта ментальная техника попадала под запрет выдачи сведений, наложенный Советом Матриархов.

Но даже так полученных знаний хватило, чтобы всего спустя полгода не только подтянуть свои ментальные навыки к общему уровню владения Силой, но и самостоятельно овладеть Когтем на недоступном ранее уровне. Теперь он формировался из шестнадцати ментощупов, вдвое увеличив дальность и плотность насыщения энергией, прямолинейно влияющую на убойность атак. Страшное оружие против любого, не способного уплотнить оболочку ауры минимум тремя защитными слоями.

Первым мой усиленный дар испытал на себе Самхар. После его возвращения на Дорин, я, как мог, стабилизировал свои прошлые «швы», недовольно кривясь от небрежности проделанной работы. Теперь, в ближайшие пять лет, бывшему охотнику за головами не грозила участь вернуться в состояние овоща. Против прежнего года, почти истекшего после возвращения Самхара на Дорин. Я хотел бы сделать больше, но не с текущими навыками. Тут нужен толковый учитель, не ограниченный долгом, как Сена, и имеющий тот же тип дара. Где мне такого искать я пока не знал, решив решать проблемы по мере поступления. А именно, главную на текущий момент перед отлетом с Дорина: задание Нак Зиила, решившего, что я снова готов испытать свои силы в узле Темной Стороны.

Логика его понятна. После отлета с Дорина мне предстояло отправиться на первое самостоятельное задание. Оно же станет последним Испытанием из уже пройденных, призванных показать мою готовность стать настоящим рыцарем-джедаем.

Четыре я преодолел здесь, на Дорине: достиг уровня фехтования на световых мечах, достойных ранга рыцаря по меркам Старого Ордена и мастерского от нынешнего; проявил стойкость и отвагу в совместных заданиях с мастером, показав способность выстоять под ударами превосходящего противника; развил свои тело и дух до уровня, когда физическая боль более не способна довлеть над разумом; и, наконец, пришел в гармонию с самим собой, позволяющую смирить потаенные страхи и противостоять самым изощренным соблазнам Темной Стороны. Джедайские Испытания сноровки, отваги, плоти и духа соответственно. Четыре этапа из пяти, отделяющие падавана от становления полноценным рыцарем-джедаем.

Тренировка в узле Темной Стороны — финальная ступенька перед последним, называемым Испытанием проницательности. Оно показывало готовность падавана столкнуться с неизведанным и способность принимать верные решения, смотря сквозь призму внешней оболочки. Во время выполнения самостоятельной миссии за пределами Дорина, я мог столкнуться с кем и чем угодно. И потому должен уметь отделять зерна от плевел, следуя голосу разума, а не эмоций. Таков путь настоящего джедая. Мой путь.

Развеяв Силой остатки видений Темной Стороны, я еще раз оглядел невзрачную пещеру и двинулся вобратный путь по оставленным еще три года назад указателям. В принципе, можно было и не спускаться сюда. Я и так знал, что справлюсь со всеми вывертами судьбы впереди, но лишний повод развеять сомнения не помешает. Не мои, так хотя бы Нак Зиила, с рождением дочки ставшего проявлять излишнюю предосторожность во всем подряд. Что ж, его можно понять. Как-никак, стал отцом в третий раз.

Эсс родила три недели назад, оправдав благоприятный прогноз врачей и мудрецов Баран До. Девочку назвали Сун, в честь звучания знойного южного ветра, славящегося своей силой и продолжительностью. Они ей понадобятся, когда придет время стать наследницей и продолжить род Зиил.

Я поздравил родителей, вручив им собственноручно вырезанную из дерева детскую кроватку-колыбель. Специально заказывал материал через Съяна, недавно наладившего стабильный торговый канал к Дорину из внешнего мира. Нак Зиил был тронут до слез, хотя и попытался скрыть их, совершив тактическое джедайское отступление в уборную.

Сейчас малышка вместе с мамой заканчивают ускоренный месячный курс реабилитации в самой современной клинике «Медтех-Про». К тому времени, как мне предстоит покинуть Дорин, они уже должны будут выписаться. Я бы хотел остаться дольше, но мастер торопил события, заранее подгадав вылет к ближайшему рейсу из системы.

Ответ, к чему такая спешка, предстояло получить уже совсем скоро. После прохождения решающей тренировки в узле Темной Стороны, мастер обещал рассказать подробности предстоящего задания и сделать кое-что еще. Нечто, заставляющее меня выжимать из арендованного глиссера максимум скорости. Я специально оставил свой челнок в космопорту, взяв на прокат самую скоростную модель, стремясь хоть как-то компенсировать тоску по гонкам.

За все пять лет мне так и не удалось хотя бы разок полетать на свупах, хотя шансов выпадало предостаточно. Единожды дав слово мастеру, я держал его по сей день, утешая себя, что исполню свое желание, когда стану по-настоящему самостоятельным. Благо, ждать осталось совсем недолго.

На всю дорогу от узла Темной Стороны до ближайшего населенного пункта, затем от него до города и космопорта, ушло около полудня. Затем еще несколько часов полета в личном челноке, приземление на восстановленную посадочную площадку, и вот я дома.

Нак Зиил ждал меня, расположившись у края скального обрыва и разглядывая столицу далеко внизу. Я встал рядом с ним, чувствуя острое чувство дежавю. Мы стояли точно в том же месте, откуда я впервые увидел Дор’шан после своего первого прибытия на Дорин. С тех пор минуло уже пять с половиной лет. На месте щуплого мальчишки стоял шестнадцатилетний юноша, давно воспринимаемый окружающими скорее, как молодой мужчина. Крепкий, широкоплечий, высокий. В развевающихся от ветра джедайских одеяниях и неизменным, в тон глаз, сверкающим голубыми импульсами световым мечом на поясе.

С другой стороны, мастер Нак Зиил. Настолько не изменившийся внешне, насколько внутри. Пять лет в кругу семьи привели его в полную гармонию с собой и окружающим миром, сгладив острые углы от монашеской жизни в Храме и сделав приятным в общении собеседником. Последний год мы часто проводили вечера в беседах на отстраненные темы у меня дома, за чаркой-другой легкого кел-дорского тоника. Нак Зиил рассказывал о семье, своей жизни до меня и в Ордене. Поведал много интересных и захватывающих историй из своей бытности рыцарем-джедаем, о войнах, в которых участвовал. О потерях и победах. О знакомстве с Эсс, рождении сыновей и том, как разрывался между их воспитанием и долгом Ордену. И еще множестве вещей, заставляющих меня еще больше захотеть стать джедаем. Не жалким подобием нынешнего поколения, а настоящим, как Нак Зиил. Истинным адептом Светлой Стороны, поддерживающим Равновесие Силы.

— Как прошло? — отрешенно поинтересовался мастер, подобно мне, не сводя взгляда с переливающейся огнями столицы внизу. Горизонт над ней уже алел, расцвечивая острия шпилей громоотводов ослепляющим сиянием световых мечей. В сумерках — зрелище неописуемое. И отчасти угрожающее. Словно тысячи ситхов подняли к небесам свое оружие, приветствуя наступление Алого Часа, так любимого поэтами и мечтателями по всей планете.

— Скучно, — отозвался я, как в первый раз, любуясь открывающимися видами. Несмотря на желание поскорее отправится в путь, в груди защемило от тоски. Трудно будет покидать это место. Очень.

— Не стоит недооценивать Темную Сторону, падаван. Слишком много джедаев расплатились жизнью за свою самоуверенность.

— Я помню, мастер.

— Хорошо. Итак, твое задание… не смотри так. Оно не связано с теми планетами, о которых ты просил узнать.

Я приуныл. Список планет с комплексами Стражей Гри уже давно вызубрен мной наизусть. Фелуция, Камино, Иду, Тайтон, Хот, Раксус, Орд-Мантелл, Мандалор, Косия, Альдераан. Очень хотелось, чтобы Совет удовлетворил запрос Нак Зиила, но, видимо, с исполнением обещания Стражу Тайтона придется обождать еще немного.

— Тогда куда?..

— Совет не одобрил твою самостоятельную миссию.

— Что? — меня как пыльным мешком по голове огрели. — Но вы же говорили…

— Знаю. Для меня их решение стало таким же сюрпризом. Теперь придется идти иным путем. Так, чтобы у них не осталось выбора, кроме как присвоить тебе ранг рыцаря.

Нак Зиил оценивающе оглядел меня и, удовлетворенный результатом, вернулся к созерцанию столицы.

— Перед возвращением в Храм, мне поручили два задания. Предполагалось, что мы выполним их вместе, как мастер и падаван, но у меня есть иное решение.

Я воспрял духом, чувствуя, как становится легче дышать и отпускает давление Темной Стороны, стремящейся прорваться под защиту Светлой хлесткими ударами гнева. Спокойно. Терпение — одна из главных добродетелей джедая. Побурчать на тему злопамятности Совета Ордена, по окончанию ссылки на Дорин измысливших очередную пакость неугодному падавану, всегда успеется.

— Мы будем работать параллельно, каждый по своим координатам. Если понадобится помощь, то ты всегда сможешь связаться со мной. Я отправляюсь на Рилот, там недавно видели одного из ситхов Дарта Руина. Они что-то затевают, и Совет хочет знать, что именно. Ты отправляешься на Нар-Шаддаа с той же целью. Информатор уверяет, что они засекли Кару А’нзал.

— О-о, — многозначительно протянул я, шумно задышав носом, подобно хищнику, учуявшему добычу. Нак Зиил знал, чем меня подкупить. У меня были давние счеты к сей особе. Именно из-за Кары моих соклановцев захватили падшие джедаи, по слухам, уже давно ставшие ситхами. Об их учениках ничего неизвестно, но вряд ли кто-то из них смог бы устоять перед пытками и не впустить в душу учение Темной Стороны Силы.

Я сцепил кулаки, вспоминая недавнюю тренировку и с каждым мгновением уверенно стабилизируя свой внутренний мир. Вот, уже лучше. И даже мантра Кодекса не пригодилась. Хорошо быть эмпатом!

— Будь осторожен, Джове, — посуровел Нак Зиил. — Не позволяй эмоциям затмить разум. Я знаю, вас много связывало прежде, поэтому старайся действовать крайне осторожно.

— Моя цель?

— Выследить Кару. По возможности, выяснить, что ей понадобилось на Нар-Шаддаа. В открытое противостояние вступай только в случае крайней необходимости. И еще одно…

— Она будет не одна? — я правильно оценил причины его многозначительной паузы, с трудом сохранив невозмутимый вид. — С кем?

— Неизвестно. Но если с Карой А’нзал тебе лучше не сталкиваться, то ее ученика или ученицу Совет приказал брать живыми. С этим ты справишься.

— С чего это вдруг Совет заинтересовала судьба юнлингов? — не поверил я в их внезапное благородство. Нак Зиил по-человечески пожал плечами, подтверждая мои сомнения.

— Многие действия магистров давно не вписываются в рамки того, как действуют джедаи. Поэтому я и вложил в твое обучение столько усилий. Ты станешь одним из тех, кому предстоит вернуть Орден на истинный путь.

Я напрягся, предчувствуя долгожданный миг, которого ждал столько лет.

«Ну же. Скажи!»

— Что, уже не терпится? — Нак Зиил насмешливо покосился на меня. — Стыдись, падаван. Переворот в Ордене не повод для радости. Он лишь показатель, насколько низко мы пали, раз неспособны решить свои проблемы иным способом.

«Уф», — я расслабился, даже не пытаясь удерживать широкую улыбку до ушей. Ради этого момента стоило столько ждать. Детали, конечно, еще не ясны, но пока мне довольно и сказанного. Воистину, мечты сбываются…

— Я готов, мастер.

— Будешь, — с нажимом, поправил Нак Зиил. — Когда пройдешь Испытание и докажешь, что достоин стать рыцарем-джедаем. Не волнуйся, Кара никуда от тебя не уйдет. Совсем скоро мы отправляемся.

— Когда?

— Эсс и Сун выписывают через неделю. Этого времени нам хватит, чтобы уладить последние дела.

— А потом…

— Нам предстоит большая работа.

Глава 2. «Темный час»

В кафетерии на первом этаже головного офиса «Медтех-Про» царила прохлада в противовес жаркому солнечному дню на улице. Мы с Кедом расположились за дальним столиком в углу подальше от выхода, неспешно беседуя и поглядывая сквозь широкое во всю стену окно на суетящихся на улице горожан. Больше половины из них проходилось на чужаков, сияющих улыбками и уверенностью в завтрашнем дне. Ведь все они работают на «Медтех-Про», а, значит, получают достойную зарплату и все положенные льготы, делающие тяжелую жизнь на Дорине вполне сносной.

Радостно осознавать, что мои усилия не пропали даром, привнеся небольшую толику счастья в мир перед тем, как придет время покинуть. Собственно, вокруг моего отлета и крутился разговор. Не самый приятный, но необходимый. В конце концов, семья Нак Зиила давно стала мне, как родная. Я не мог уйти просто так, не попрощавшись.

— До сих пор не могу поверить, что ты улетаешь, — младший сын Эсс понуро опустил голову, вяло помешивая длинной соломинкой фруктовый тоник в закрытом стакане, сделанным специально под нужды кел-доров. — Уверен, что без тебя все не рухнет?

— Да, — я решительно кивнул, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Не только дня Кеда, но и для себя самого.

Прошедшей недели после нашего разговора с мастером едва хватило, чтобы утрясти все юридические вопросы и подготовить организацию к смене руководства. Весь управляющий состав пахал, как проклятый, только сейчас начав осознавать, какую ношу я тащил на себе столько времени. Шшрх так и вовсе уже который день не вылезал из состояния депрессии, не переставая упрашивать меня «погодить с отлетом еще немножечко». Бедняга никогда не желал быть лидером. Ему с головой хватало красоваться на рекламных плакатах «Медтех-Про» и заниматься своей любимой работой в родной клинике.

С моим отлетом много изменится. Шшрху придется уделять больше времени работе и меньше семье. Я сделал все возможное, чтобы упростить ему задачу, проведя индивидуальные разъяснительные беседы со всем управляющим кругом компании. Начальники ведущих отделов слушали меня, как родную мамочку, с похвальным рвением убеждая, что сделают все возможное, дабы «Медтех-Про» под руководством сменившегося ведущего партнера процветал и дальше. Я верил им, ни капельки не сомневаясь в искренности звучащих обещаний. Соврать эмпату моего уровня практически невозможно. Для этого надо, как минимум, обладать схожим даром и уметь маскировать малейшие проявления эмоций, на что ни один из кел-доров не было способен.

Так что за будущее «Медтех-Про», как и за Шшрха, можно не переживать. В случае чего, не только усилившаяся СБ, но и все сотрудники встанут за него горой. Матриархам здесь ничего не светит, и наличие их ставленника в кругу управления уже не представляет ни малейшей угрозы. Утечку данных удалось купировать вскоре после его появления, одновременно выявив бреши в информационной безопасности. Пожалуй, стоит поблагодарить его. Без подобного стимула СБ еще бы долго раскачивалась, выходя на необходимый уровень.

— Все будет в порядке, — еще раз повторил я, куда более уверенно, чем прежде. Небольшая пауза в разговоре помогла собраться с мыслями и вспомнить, сколько было сделано ради сохранения моего первого и, по совместительству, самого крупного проекта. — Сам-то как? Не хочешь во внешний мир слетать на экскурсию? Могу подкинуть по-дружески.

— Нет уж, — зябко передернулся Кед. — Это мой тупоголовый братец космосом грезит. А мне и дома хорошо.

— Как там Тар, кстати?

— Со дня на день должен прибыть в систему. Отпуск ему подписали, но ты же знаешь флотских. Пока под каждый камень не заглянут по дороге домой…

Он покосился на снующих по залу миловидных официанток, и мы оба рассмеялись. Шуточка понятная лишь тем, кто знаком с шахтерской гильдией Дорина. Любвеобильность тамошних пилотов, порой по нескольку месяцев проводящих в космосе на выработках, уже пошла в притчу. У кел-дорок даже присказка есть: силен, как шахтер. В том самом смысле.

— Он по экзоткам, значит?

— Не. Скорее просто ценитель красоты. Сам знаешь, у нас с другими видами особые отношения.

Я хмыкнул, припомнив Дею с ее увлечением большими и зелеными прямоходящими свинами. До сих пор дуется, кстати, хотя с ее родом мне удалось наладить более-менее нейтральные отношения. Гордая.

— Ладно, пора двигать, — Кед отодвинул опустевший стакан и покосился на электронное табло с временной шкалой над барной стойкой. — Маму с сестрой вот-вот выпишут. Пойдем?

— Вот-вот — это три часа. Куда-то торопишься?

— Просто неспокойно. Не знаю, почему.

Я нахмурился, мигом сбросив с себя непринужденный настрой. Кед не имел чувствительности к Силе, но взамен нее обладал прямо-таки какой-то сверхъестественной чуйкой на неприятности. Особенно, если проблемы касались кого-то из его семьи. У некоторых кел-доров работа экстрасенсорных органов по бокам головы порой проецирует нечто, схожее с видениями Силы, что особенно ярко выражено у мудрецов Баран До. Если Кед ощутил что-то, нужно поторапливаться.

— Фрисби, — я коснулся активировавшегося комлинка на запястье. — Ты далеко?

— Отдел программистов, — отозвался динамик недовольным голосом моего летающего друга. — Надоели уже. Стоит только в офисе появиться, так и не слезают. Когда ты им уже своих дроидов закупишь?

— Следующим рейсом привезут. Гони всех в шею и лети на улицу. Мы уходим.

— Что-то случилось? — ИР дроида тоже не был обделен интуицией.

— Пока не знаю, — вслед за Кедом вставая со своего места, сказал я. Не расплачиваясь за заказ (для владельца компании и его друзей все за счет заведения), мы вышли на улицу. Как только к нам присоединился Фрисби, спикировавший с окон верхних этажей офиса, я взмахом руки указал Кеду на пассажирское сиденье гравибайка.

— Запрыгивай назад. Прокачу с ветерком.

— Может, я лучше на автобусе?

Кед не понаслышке знал, насколько рисково я вожу на высоких скоростях. Однажды он рискнул составить мне компанию. И с тех пор предпочитает медленный, зато надежный и безопасный общественный транспорт.

— Садись, говорю. Не время для споров, — надавил я, первым запрыгивая на сиденье и Силой заводя стартер двигателя. Фрисби, по обыкновению, прицепился ко мне на бедро, не желая следовать за гравибайком своим ходом и расходовать заряд батарей.

Центр пролетели на удивление быстро. Вопреки буднему дню, пробок на улицах почти не было. Пару раз попадались некрупные заторы на оживленных перекрестках, но я использовал Парение, в котором изрядно поднаторел за минувшие годы. Расширив гравитационное поле вокруг себя, я попросту перемахнул на гравибайке возмущенно засигналившие вереницы машин, не обращая внимания на нарушение правил дорожного движения. Сила подсказывала поспешить, пока не случилось непоправимое.

С десяток кварталов спустя, я вырулил на широкий проспект, по правую сторону которого располагалась родовая клиника «Медтех-Про». Одна из многих, после взлета компании регулярно вырастающих, как грибы после дождя.

Изначально Эсс не хотела рожать так далеко от дома, но Нак Зиил убедил ее изменить решение. Неподалеку отсюда располагался храм Баран До, в случае чего, способных прийти на выручку в качестве целителей или предсказателей, способных предвидеть угрозу матери или ее ребенку. Поэтому я нисколько не удивился, когда увидел несколько фигур в монашеских рясах, направляющихся ко входу в клинику. Предчувствия Кеда нашли свое реальное подтверждение.

— Что происходит? — я с заносом затормозил рядом с отшатнувшимися кел-дорами, на ходу спрыгивая с гравибайка. Фрисби взлетел над крышами домов, по давно отработанной схеме оценивая обстановку вокруг.

— Меня зовут Зор Уфт, настоятель Предвестного храма — сказал тот, кто повыше и ощущался в ментоплане старше. — Представьтесь и вы, юноша.

Я едва удержал невозмутимое выражение лица, и то, только потому, что знал: спорить с Баран До бесполезно. Большинство, как их парнокопытные тезки — слепо следовали своим личным правилам, отказываясь нарушать их при любых условиях. Даже если лицо стоящего перед ними человека известно чуть ли не по всей планете.

— Джове, падаван Ордена джедаев, владелец этой клиники. Так что случилось?

— Меня зовут Цесс Кон, — в свою очередь назвался кел-дор помоложе, ненамного опередив подбежавшего к нам Кеда. — Пока не знаем, мы только подошли. Мудрецами было предсказано появление Черного Шторма над Дор’шаном. Сегодня. Мы пришли убедиться в безопасности наших родных.

«О как», — я с возросшим интересом посмотрел на кел-доров. Целибат у Баран До — дело сугубо добровольное, и потому почти все монахи имели полноценные семьи. То, что двое из них решили выбрать для своих жен клинику «Медтех-Про», говорило о многом. В частности, об уровне доверия, ведь раньше Баран До старались придерживаться традиционных взглядов и пользоваться услугами свои собственных целителей.

— Джове, я пойду проведаю мать с сестрой, — сказад Кед, запереживавший еще сильнее, едва услышав про Черный Шторм. Я сказал, что скоро тоже подойду, и снова повернулся к монахам.

— Нам стоит опасаться чего-то определенного?

— Трудно сказать, — неопределенно протянул Зор, задравший голову к пока еще чистому светлому небу. — Мудрецы увидели сильную бурю, но видения редко дают прямые подсказки. Она может быть связана с чем угодно.

— Черный Шторм клиника переживет. У нас самая лучшая система защиты в городе. Можете убедиться сами, — успокоил я их, и повел рукой, приглашая следовать за собой. Чинно поклонившись, монахи последовали за мной. Мы едва успели пройти до порога, как дверь распахнулась и мне навстречу выскочил взмыленный Кед, окрасив ментаплан яркими росчерками нарастающей паники.

Я схватился за меч, уже собираясь переходить в состояние Вспышки, когда Кед ошарашил нас с Баран До известием:

— Джове! Защита не действует!

— Что?!

— Идем внутрь, быстрее.

В холле клиники царил хаос. Персонал метался из угла в угол потревоженным муравейником, вынуждая спешно поднять духовные щиты во избежание риска поддаться общему безумию. Зачастую сверхчувствительность больше мешает, нежели помогает.

— Ты, — Притяжением выхватив из кучи-малы смешно перебирающего ногами невысокого кел-дора со знаками главы родой клиники, я рявкнул ему в лицо. — Докладывай!

— Господин Джове, — безумие в глазах мужика немного стихло, уступив место такой же отчаянной надежде. — Слава Богине, вы здесь!

— Успокойся, кретин, и говори внятно. Что происходит?

— Простите, — кел-дор повесил буйную голову, обмякнув в незримой руке Силы, как доигравшаяся моська в слоновьем хоботе. — Никто не ждал шторма, дефлекторые щиты…

По моей спине пробежал холодок дурного предчувствия.

— Что с ними?

— Вчера в основном энергоблоке обнаружили критический дефект и сразу послали запрос на замену. Но гравиплатформа с заказом до сих пор не прибыла.

— Фух, — я порадовался, что успел надеть шлем, регулирующий температуру тела. Иначе бы уже весь облился соленым потом. — Напугал, отрыжка банты. Чего тогда панику разводите? Громоотвод со со всем справится, ими вся столица утыкана.

— Нет…

— Что нет?

— Его сняли… когда демонтровали блок щита… Мы не успели поставить обратно.

Только сейчас я сообразил, что цепляло взгляд, когда подъезжал к зданию клиники. Отсутствие шпиля, защищающего свод от разрушительного гнева стихии Дорина.

— …, — выдал я серию непечатных выражений, от которых суета вокруг пугливо притихла, наконец, обратив внимания на присутствие Большого Босса.

«После того, как все закончится, кое-кого тут ждут крупные неприятности. Слово даю».

— Джове!

Растолкав медсестер и заламывающих руки молодых матерей, ко мне подскочила Эсс в закрытой форме с особой системой жизнеобеспечения. Подобные костюмы, немного похожие на пустотные скафы без шлемов, носили все матери, проходящие курс реабилитации после рождения детей.

— Слава Богине. Джове, мы перевели всех, кто готов к выписке, в соседние здания. Остались только те, кто не закончил курс реабилитации.

— Сколько?

— Еще семь семей. Им нельзя на улицу в таком состоянии!

— Понял, — я встряхнул безвольного кел-дора, едва удерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Соберись, кретин! Марш на улицу, покажешь, где громоотвод. Попробую поставить сам, пока не началось. Зор!

Я нашел в толпе монахов Баран До, уже нашедших в холле своих родных, прижимающихся к мужьям в поисках защиты.

— Сможете вывести остальных под защитой?

— Нет. Мы пока не обладаем всей Силой мудрецов.

«Пуду».

Я передал дрожащую Эсс на руки подскочившему Кеду, и, ругаясь сквозь зубы, рванул на улицу вслед за спотыкающимся главой родовой клиники. Чтобы врезаться ему в спину за порогом и понять, что уже поздно.

Небо на востоке почти полностью заволокли фиолетово-черные клубящиеся тучи. Внутри них сверкали белые разряды молний, но до нас не доносилось ни звука. Обманчивое впечатление. Звук есть, но он по каким-то причинам не выходит за пределы шторма. А внутри царит филиал Пекла.

— Джове! — подлетел Фрисби. — Город вот-вот накроет, остались считанные минуты!

Я грозно зыркнул на трясущегося в паническом припадке главу клиники. Бывшего, само собой, но пока еще не знающего об этом.

— К громоотводу, быстро!

— Джове, — в голосе Фрисби звучала напряженная сосредоточенность. — Ты уверен? Внутри есть хоть какой-то шанс выжить.

— Уверен. Я справлюсь. А ты лети внутрь. Скажи, чтобы все, кому хватит мест, укрылись в медкапсулах. И сам не вылезай, ты мне тут ничем не поможешь.

— Понял.

Фрисби улетел, а глава клиники, отвел меня на задний двор клиник, где помимо общего строительного хлама стояла машина с опущенным грузовым краном. Громоотвод висел на крюках тросов над самой землей. Полностью собранный и готовый к монтажу.

— Почему не закончили? — я сурово глянул на вжавшего голову в плечи кел-дора.

— Я… мы…

— Ясно, ты уволен. А теперь проваливай.

Сопротивляясь начинающимся усиливаться порывам ветра, я оценивающе посмотрел на кран, быстро прокручивая в голове варианты действий. Лезть в кабину и пробовать самостоятельно поставить громоотвод в предназначенный для него паз на острии купола крыши бессмысленно. Даже если разберусь с управлением, все равно не успею до того, как эпицентр Черного Шторма накроет Дор’шан. Остается Телекинез, но громоотвод не меньше пятнадцати метров в высоту и весит не ситх знает сколько тонн. Смогу ли? Есть только один способ узнать.

Более не раздумывая, я потянулся руками и Силой к своей цели, привычно входя в состояние полного покоя, когда услышал шаги за спиной. И голос того, кому не следовало здесь находиться.

— Я привел помощь.

— Фрисби? Какого ситха ты делаешь? Я же сказал…

— Мы сделали свой выбор, — Зор и Цесс подошли ближе, обдав меня холодящим гнетом эмоций, говорящих о прямопротивоположном прозвучавшим далее словам. — Теперь ваш черед, молодой джедай. Ни к чему рисковать собой. Можете укрыться в клинике, мы справимся.

Секундное молчание расставило все по своим местам. Никто из нас не сдвинулся с места.

— Негасимое пламя веры. Мудрецы не ошиблись в тебе, — смягчив суровый тон, сказал Зор. Ментощупы уловили его легкое удовлетворение. Словно произошло нечто, на что монах Баран До и так рассчитывал.

Встав по мое правое плечо, Зор вытянул руки в сторону громоотвода. Его действия повторил Цесс, заходя с левого.

— Направляй нас, Кел-Ат.

Мне некогда было выяснять, как меня назвали. Ветровые порывы Черного Шторма все усиливались, вынуждая поторапливаться с действиями. Все небо над головой уже затянула клубящаяся мгла, озаряющаяся гремящими вспышками молний.

Я вопросительно оглянулся на Фрисби, но тот и не думал никуда улетать, вместо этого опустившись мне на плечо, где и остался, намертво вцепившись в плащ цепкими лапками манипуляторов.

— Вместе до конца, друг.

— До победы или смерти, — мрачно усмехнулся я, чувствуя, как расслабляется тугой узел в груди. Вдвоем смотреть в лицо старой с косой не так страшно. — Да пребудет с нами Сила.

Первый удар бездождевой бури я ощутил на своих плечах, как пробный удар молота кузнеца по наковальне. Лоб моментально вспотел, а колени подогнулись, вынуждая применить Парение на себе и монахах Баран До для сопротивления резкому падению давления. Нашими объединенными усилиями, шпиль громоотвода выпутался из петель подъемного крана и поплыл по воздуху вверх к специальному пазу на крыше клиники.

Продолжая поддерживать технику Телекинеза, я отметил странности постепенно меняющихся молний, обрушивающихся из клубящихся туч на столицу. С приближением эпицентра бури не только начал стихать сопровождающий их гром. Молнии изменили цвет, из белых став ярко-красными, менее ослепляющими. Вместо беспорядочного сверкания в тучах, они стали бить прицельными разрядами по городским громоотводам, отводящим энергию в городскую электросеть.

Едва не сбив концентрацию, я крикнул во весь голос:

— Быстрее!

Громоотвод с щелчком вошел в паз на крыше, за пару секунд до того, как молнии достигли клиники. Несколько сразу ударило в загудевший громоотвод на крыше… устоявший и осветившийся полем поглощенного заряда. Простая и надежная конструкция, испытанная множеством Черных Штормов, не подвела и в этот раз. Где-то неподалеку раздалась успокаивающая вибрация распределительного энергоузла, передающего излишки полученного заряда в городскую электросеть.

«Успели», — мелькнула мысль в голове, одновременно отмечая внезапно ослабший ветер и окончательно стихший гром. Я поднял голову вверх, навстречу эпицентру бури, не сразу осознав, что вижу.

Прореха в небе, описывающая почти идеальный круг, не скрывала за собой чистый небесный купол, как долго было быть. На его месте клубилась Тьма. Непроглядная, жуткая и, без сомнений, живая. Эпицентр… Темной Стороны Силы.

Я впервые находился в сердце Черного Шторма и не был готов к такому повороту событий. Совершенно. И потому не успел среагировать вовремя, заплатив за ошибку дорогую цену.

Первый же удар массового Ужаса Силы свалил закричавших Зора и Цесса. Оба мужчины не выдержали давления Темной Стороны, обрушившейся на клинику всей своей неудержимой мощью, и без чувств повалились на землю. Я остался один, подняв руки вверх, одновременно удерживая Щитовой Барьер и погружаясь в абсолютный джедайский покой. Сейчас он один позволял удержать в себе огонек Светлой Стороны, стоически сопротивляющийся мощному давлению Темной.

Однако, это было только начало. Первая ветвистая молния после затишья, ударившая в громоотвод, оказалась вдвое мощнее предыдущих. Я рухнул на одно колено, с трудом погасив Силой излишки заискрившей энергии в воздухе. Техника называлась Тутаминис, и мне всегда давалась с большим трудом. До нынешнего момента, когда выбора не осталось: или сделать прежде невозможное, или сдохнуть. Без боя сдаваться я не собирался, и потому смог удержать руки над головой, постепенно отвоёвывая у Темной Стороны узкий безопасный клочок пространства. Совсем небольшой, вместивший в себя клинику и часть заднего дворика.

Вторая молния не уступала по силе первой, заставив меня издать приглушенный стон. Больно! Следом ударила еще одна. И еще. Еще… Черный Шторм завис на одном месте, постепенно начиная закручиваться вокруг Ока Бури, зависшего прямо над клиникой. Я погрузился в Силу, отдав себя на ее волю, чтобы сохранить разум.

«Надо держаться. Кроме меня некому».

Полчаса. Сорок минут. Кажется, я вечность торчу на одном месте. Ноги уже не держат, полностью сел на колени. Но дух пока не сломлен, позволяя компенсировать перепады давления Парением и время от времени Тутаминисом поглощать излишки электричества в воздухе. Громоотвод уже не справляется под натиском бьющих в одно место молний. Раскаленный добела, он заметно погнулся, истекая плавящимися металлическими слезами.

До опутавших ауру ментощупов доносились отголоски эмоций живых существ из клиники. В основном страх, но вместе с ними робкая надежда. Они видели меня в окна. И ничем не могли помочь.

«Надо… держаться», — я закрыл глаза, защищаясь от ручьями текущего из-под покрой челки пота. Внутренняя система жизнеобеспечения шлема и униформы агента СИС уже не справлялись. Я весь взопрел от потери сил и растущего давления Темной Стороны, продолжающей упорно продавливать мою защиту.

Как в бреду, послышалось ожившее звучание динамиков внутренней связи шлема. Не покинувший меня Фрисби сумел установить пробиться сквозь статические помехи и установить связь с клиникой. Я услышал пение. Голоса кел-дорианок не были похожи ни на что иное, слышимое мной в новом мире. Не слова даже. Тихий успокаивающая мелодия, почти колыбельная, убаюкивающая безмерную усталость от затянувшегося сражения.

Преодолевая давящую на хребет тяжесть, я повернул голову, встретившись взглядам с вплотную стоящим к стеклам клиники женщинами. Молодые матери, половина из которых держала на руках своих детей. Они решили быть со мной до самого конца, чтобы подхватить, когда я начну падать. Дать силы и надежду выстоять.

Битва продолжилась. Постепенно пришло осознание чего-то жуткого, целенаправленно давящего сверху. Оно пыталось раздавить не город. Именно меня. Не знаю, сколько продолжалось наше противостояние, но в какой-то момент из клиники повеяло откровенной паникой, оборвавшей целебное пение. Кел-дорианки поняли то же, что давно стало понятно мне.

Таких долгих Черных Штормов на Дорине просто не бывает. Происходящее сейчас — нечто иное. Куда более страшное и прежде невиданное.

Черный Шторм направлялся волей живого существа.

«Продержался дольше, чем остальные. Неплохо… для человека, — произнес в голове чей-то голос с явными издевательскими нотками, дождавшись, когда я уже почти готовился сдаться. — Прими же дар Темной Стороны! Или умри».

На последних крохах воли, я вскинул голову, встречаясь взглядом с Оком Бури. Только теперь оттуда на меня смотрел чей-то громадный глаз, с сияющей багровой кровью радужкой вокруг сузившегося зрачка. Сил ответить ему не осталось. Ни вслух, ни мысленно. Поэтому я просто продолжал смотреть, чувствуя, как истаивают последние секунды моей жизни в этом мире.

Может, действительно стоит сдаться? Если есть шанс остаться в живых, то не вижу причин, почему им не воспользоваться. В конце-концов, кто мне эти кел-доры? Большинство их них я вижу впервые в жизни. И никогда не увижу потом. Их смерти ничто в сравнении с возможностью продолжить жить самому. И не просто жить! Править, владеть. Идти вперед, сметая все на пути истиной Силой. Мощью Темной Стороны…

«Но в этом ли моя Цель? — шевельнулось что-то внутри. Нечто, заставившее вспомнить самое главное. — Чего я хочу на самом деле?»

Затухающая искра Светлой Стороны в груди вдруг ярко сверкнула, разгоняя эманации Темной и заставляя Око Бури налиться золотым сиянием гнева.

«Как ты смеешь, ничтожество?! Я уничтожу тебя… Нет, не смей, вмешиваться, сестра! Он мой!»

Вдавливающее меня в землю давление вдруг разом пропало. И искра Светлой Стороны стала пламенем звезды, разогнавшим Тьму вокруг.

Отжавшись от земли, я перевернулся на спину и вдарил по Оку всем, чем только мог, не задумываясь, как и что делаю, доверившись Силе. Все известные мне техники прорвали завесу туч, уже вплотную опустившихся к крышам домов, освобождая путь для моего коронного оружия.

Дальности Когтя хватило впритык. Вложив в рывок всю силу составляющих его ментощупов, он впился в недальновидно нависший надо мной глаз неведомого существа. В голове раздался полный ненависти крик. Око Бури превратилось в воронку, утягивающую вслед за собой за Грань. Прямо в Живую Силу, минуя Глубокую медитацию, позволяя узреть две сражающиеся извечные сущности. Тьма и Свет. Мужчина темных одеяния и женщина в светлых.

Я жадно вгляделся в лицо той, кто пришла ко мне на помощь. На мгновение, наши взгляды пересеклись. Та, кто воплощала Светлую Сторону Силы, ободряюще улыбнулась и чарующим голосом, уже одним звучанием вливающим новые силы, сказала:

«Больше он не тронет тебя. Спи».

Глава 3. «Крайний по призванию»

Очнувшись в медкапсуле, я лениво приоткрыл левый глаз, кое-как фокусируя расплывающееся зрение. Живой, вроде бы. По крайней мере, нос на месте. Уже что-то.

Следом проявился образ помещения, освещенного приглушенным уютным светом потолочных ламп. Видимо, лечиться меня положили в палату родовой клиники, не отходя от кассы, так сказать. И правильно, чего в общую везти, если медицинское оборудование давно получило универсальную прошивку? Различие клиник «Медтех-Про» только в специализации персонала и степени изоляции помещений для роженниц и обычных пациентов. Медкапсулы, по сути, везде одинаковые, перенастроить их на нужный объем работ — дело пары минут.

Вставать куда-то решительно не хотелось. Слабость пронзала тело от макушки до пят, не смотря на мигающий зеленым цветом индикатор на боковой панели, указывающий на удовлетворительное здоровье пациента. К сожалению, она не могла вылечить энергетику, а тут я и без диагноза автодоктора заключение могу выдать — полное духовное истощение. Перетрудился.

Кроме того, кажется, я прорвал очередной порог слияния с Силой, принимая во внимание степень ее насыщенности вокруг себя. Голова еще кружится, соображать тяжело, но разница уже чувствуется. Да еще какая! Правда только чуть ласты не склеил в процессе, но это уже мелочи. Здоровье быстро восстановится, а полученные преимущества останутся.

Если раньше ощущать Силу не составляло труда, то сейчас слияние с ней происходило вообще само собой, без малейших затрат концентрации. Если бы не слабость, я бы рискнул чисто интереса ради попробовать тот же невербальный Телекинез для открытия крышки капсулы. Что-то подсказывает, теперь достаточно будет одного мысленного усилия, чтобы Сила воплотила желаемое наяву.

«Съел, морда?», — как бы не было хреново, я все же выдавил из себя улыбку, закатив глаза к потолку и мысленно показывая неведомому Врагу неприличный жест. Выкуси! Не знаю, что ты за зверь, и почему хотел убить меня, но свой шанс уже упустил. В другой раз я так просто не дамся.

А в целом, стоит поздравить себя. С достижением очередной вехи на пути становления джедаем и с личным бесценным подарком от Госпожи Удачи. В обычных условиях такой уровень оперирования Силой нарабатывается годами упорных тренировок и самосовершенствования. Я же вновь смог обмануть предначертанное, умудрившись пройтись по грани слияния с Силой и не покинуть бренный мир в процессе. Это еще не мастерский ранг, по меркам Старого Ордена, но вполне себе крепкая заявка на опытный рыцарский. Остается надеяться, что в довесок не идут пара ложек дегтя объемом с бочку. За все приходится платить, и в моем случае…

Напуганный внезапной мыслью, я кое-как приподнял голову и с облегченным вздохом откинулся назад. Уф, слава Силе. Руки-ноги целы. Да и прочие немаловажные части тела тоже, если верить ощущениям. Вот уж вправду свезло. Было бы до слез обидно стать калекой, получив взамен возросшую связь с Силой. Прецеденты случались, хотя, если верить истории, чаще с ситхами, нежели с джедаями.

Крышка с мягким шелестом отъехала в сторону, овеяв лицо прохладным воздухом в палате. Я машинально сделал пару вздохов, и, сообразив, что творю, закашлялся, схватившись за горло. Я же без маски, какого!..

— Успокойся, Джове. Дыши спокойно, в клинике установили пригодную для кислородных рас атмосферу.

— Джове!

Дверь палаты открылась, пропуская Нак Зиила и железный сгусток счастья с ядром ИР Гри, с радостным криком метнувшегося мне на грудь. Я кое-как улыбнулся потрескавшимися от сухости губами, слушая своего тараторящего друга. Приятно, ситх дери, когда о тебе так переживают!

Последней в палату зашла медсестра, несущая поднос со всякими вкусностями несомненного мясного происхождения. Хищно затрепетавших ноздрей достиг соблазнительный аромат, вызвав обильно слюнотечение и заставив опустить руки, инстинктивно зажавшие нос и рот. В голову запоздало пришло осознание, что в маске появился как раз Нак Зиил, а не медсестра. Весьма симпатичная, кстати.

Поставив поднос на столик рядом с медкапсулой, девушка бросила на меня взгляд, полный восхищения и скрытого обещания, понятного любому мужику. Я поневоле сглотнул, Силой успокаивая вскипевшие юношеские гормоны. У медсестрички налицо все признаки прогрессирующего комплекса спасенной принцессы. И это странно. Не помню, чтобы видел персонала из людей в клинике, куда прописали Эсс. Я точно в ее родовой клинике?

— Тебя перевели в клинику головного офиса «Метдтех-Про», по согласованию с Шшрхом Аур, — отвечая на мой невысказанный вопрос, сказал мастер, — два дня назад.

— ?…, — попытался сказать я пересохшим горлом. Нак Зиил взял с подноса стакан с закрытой крышкой и соломинкой, после чего помог мне утолить жажду. В Силе от него веяло смятением и тревогой за меня. Без использования своего дара, как джедай, я мог ощутить только внешние проявления эмоций. Обидно. И очень непривычно.

За столько лет я уже фактически сроднился с особой картиной мира, доступной в эмпатическом зрении. Но сейчас использовать его нежелательно. Как и более чувствительные ментощупы, сосредоточенные на восстановлении потрепанных внешних слоев эфирного тела.

Еще одна наука от кет-дорианки Сены. Моей первой и единственной наставницы в нелегком деле освоения менталистики. Именно благодаря ей я узнал, что сильные нагрузки могут привести к искажению ментопотоков ауры и, как следствие, повреждению ее наиболее уязвимых оболочек. Если вовремя не купировать «протечки», можно заработать серьезные проблемы, вплоть до потери дара и обретения неустранимых психических расстройств. А если затронуты глубинные слои астрального ядра души, то без помощи квалифицированного целителя-мозгоправа уже не обойтись. Риск стать шизиком прямо пропорционален серьезности полученных в ментале ран.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я мастера, когда промочил горло и смог говорить внятно. — Все целы?

— Благодаря тебе и Баран До. Джове…

— Мастер Нак Зиил! — я застонал, даже без применения дара узнав «этот» проникновенный тон и догадываясь, что последует за ним. — Давайте не будем, а? Я сделал, что должен был. Не больше, не меньше.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Нак Зиил, заставив меня прерваться тираду и закрыть рот на полуслове. — И, тем не менее, поблагодарить тебя я обязан. Спасибо, что спас мою семью, юный рыцарь.

— Э?..

— Я не оговорился. То, что произошло, вполне позволяет присвоить тебе этот ранг даже без прохождения последнего Испытания. В прежнее время, — он выделил последнюю фразу голосом. — Однако, Совету нельзя знать о произошедшем. Надеюсь, ты сам понимаешь, почему.

— Значит, мне не привиделось. Кто-то направлял Черный Шторм…

— Эта тема для отдельной беседы. Очень долгой и обстоятельной. И, боюсь, отвечать на вопросы скорее придется тебе, чем мне. Но это после, сейчас у нас есть неотложные дела. Как ты себя чувствуешь?

— Вроде, неплохо, — я чуть приподнялся на мягком ложе из специального материала, подстраивающегося под фигуру пациента. — Слабость, голова кружится. В целом здоров, но, по ощущениям, восстанавливаться буду еще долго.

— Тогда ешь, набирайся сил. Как только подкрепишься, мы отправимся в Собор Матриархов.

— Зачем? — я моментально насторожился, замерев на полпути к вожделенному столику с кулинарными изысками от поваров клиники. Со времени последнего общения с Нау Церин, наши встречи с Матриархами ограничились занятиями с Сеной. Что им от меня нужно на этот раз?

— Ничего серьезного. Скорее наоборот. За последние дни твой статус несколько… изменился.

— Вы знаете, что я терпеть не могу все эти хождения вокруг да около. Давайте вкратце, пожалуйста.

— Как хочешь. В принципе, ты бы все равно скоро узнал, новость уже стала достоянием общественности. Отныне на Дорине ты известен под именем Кел-Ат.

— ?..

— В дословном переводе «друг народа». Поздравляю, падаван. Ты первый человек в истории, кому оказали подобную честь.

Я открыл и закрыл рот. Сказать было нечего. Какой еще Кел-Ат? «Друг народа»? Ничего не понимаю.

Ощутив в Силе мое смятение, Нак Зиил позволил себе наставительный тон:

— Вот видишь, а ты хотел вкратце. Ешь. А я пока расскажу.

Нак Зиил довольно быстро изложил факты и свои собственные измышления по случившемуся, не забывая строго отслеживать, чтобы я продолжал поглощать свой восстановительный рацион, не пытаясь разговаривать с набитым ртом. Настоящая пытка.

Не углубляясь в подробности: последствия прошедшего Черного Шторма нашли отклик по всей планете. И то, что они не стали катастрофичными, приписали исключительно к заслуге молодого главы «Медтех-Про». Того, кого монахи Баран До — те самые Зор Уфт и Цесс Кон — окрестили Кел-Ат. Другом всей расы кел-доров.

Не знаю, что конкретно мне приписали в сети новостные акулы пера. Если верить Нак Зиилу: как минимум единоличное спасение клиники, полной персонала и пациентов. А как максимум развеяние Черного Шторма с помощью Силы. Бред полный… в который все поверили с подачи Баран До. Именно их мудрецы предсказали наступление одного из самых разрушительных Черных Штормов за всю известную историю Дорина. И узрели человека, ставшего спасением от него. Настоящего джедая по духу, рискнувшего жизнью ради спасения будущего кел-доров.

«Градус пафоса зашкаливает», — фыркал я, не переставая жевать неожиданно вкусное мясо и запивать его овощным дико витаминным соком. Возросшая популярность меня не сильно волновала. За прошедшие годы со времен взлета «Медтех-Про» я привык к повышенному вниманию прессы и простого народа. Куда инетереснее, что там от меня понадобилось Матриархам, раз даже обычно невозмутимый мастер выглядит взволнованным.

Правильно истолковав мой вопросительный взгляд поверх тарелки, Нак Зиил сказал:

— Матриархи желают обсудить с тобой произошедшее. И награду за весомый вклад в будущее нашей расы.

— Угм! — я сделал могучее глотательное движение, вместе с мясом проглатывая взбрыкнувшее удивление. Награда? Матриархи? Что-то слабо верится. Скорее Митина пойдет на панель, чем кет-дорианки отдадут что-то на безвозмездной основе. А это значит очередные интриги, недомолвки, тайны. Одним словом — политика, которую я на дух не переношу.

— Не переживай, ты будешь не один. Я составлю тебе компанию, вместе с послом от Баран До.

— Мастер, а можно не идти?

— Нельзя.

— Стоило попытаться, — я сокрушенно вздохнул и покосился на Фрисби, терпеливо ожидающего, пока я закончу трапезу. — А ты что скажешь?

— Цензурно и по делу?

— Да.

— Тогда ничего.

Я был полностью с ним согласен. Вся эта движуха с Матриархами не к добру. Как и внезапное признание от Баран До, и прочие прелести нынешнего статуса Кел-Ат. Нак Зиил сказал достаточно, чтобы заставить меня всерьез озаботиться о ближайшем будущем. Как бы не пришлось задерживаться на Дорине еще на неделю, а то и на месяц, улаживая бучу, поднятую Черным Штормом.

Интересно, что это все-таки было? Случившееся вспоминается, как какой-то нереальный кошмар. Никогда прежде я не сталкивался с настолько сведущим в Силе существом. Если эта и есть истинная мощь Темной Стороны, то стоит раскошелиться на памятник Нак Зиилу при жизни. Только благодаря его учению я имею хоть какой-то шанс выстоять в грядущей войне с ситхами.

С другой стороны, все они — падшие джедаи из нынешнего Ордена, являющегося бледной тенью мощной организации, канувшей в Силу усилиями Совета и им подыгрывающим. Сомневаюсь, что даже Дарт Руин — глава их шайки — смог бы сотворить нечто подобное. А, значит, на меня напало иное существо. Куда более могущественное и опасное.

— Джове, — напомнил о себе Нак Зиил, вырвав меня из раздумий. — Ты закончил?

— Еще кусочек, пожалуй. Мясо, как натуральное, точно не из синтезатора. Не знаете, откуда его доставили?

— Значит, закончил, — мастер отчего-то проигнорировал мой вопрос, скрыв в Силе свои эмоции. Я скривился, едва удержавшись, чтобы не выпустить один самый маленький ментощуп. Нельзя. Здоровье куда важнее праздного любопытства.

— Встать можешь?

— Да…

— Тогда одевайся и пошли. Шлем можешь оставить, маски будет достаточно.

— Куда такая спешка? — скривился я, опираясь на подставленное плечо мастера.

— Прямой приказ Матриархов. Как джедаи, мы им не подчиняемся, но как граждане Дорина… В общем, не стоит дергать горных химер за хвосты. Одевайся, я подожду.

Привычный падаванский комплект уже ждал своего часа в настенном шкафу, чисто выстиранный и выглаженный. Переодеваясь, я также отметил свой новый плащ, более насыщенного темного цвета, нежели прежде. Такие носят рыцари-джедаи, что еще раз подтверждает серьезность заявлений Нак Зиила. Он действительно считает мое обучение завершенным, раз решил отдать его вопреки воле Совета.

Более не мешкая, я с удовольствием накинул плащ на плечи и закрепил на поясе свой световой меч, завершая полноценный образ рыцаря-джедая. За исключением одной маленькой детали: падаванской косички на виске, продетой под боковое крепление кислородной маски, чтобы не мешалась при ходьбе. По идее, я уже мог со спокойной душой ее срезать. Статус рыцаря позволял. Но пока не получу официальное признание от Совета, делать это нежелательно. Лишние вопросы не нужны ни мне, ни Нак Зиилу, в этом он абсолютно прав. Как и в том, что идти к Матриархам все же придется.

В чем преимущества владельца самой крупной на планете медицинской организации? Как минимум, в отсутствии необходимости простаивать очередь за нужной бумажкой. Без проблем получив выписку у своего лечащего врача, я в компании мастера и Фрисби покинул клинику. Транспорт уже ждал нас. Довольно вместительный аэрокар в сопровождении патрульных флаеров дорожной безопасности. Также я отметил караулящие фигурки снайперов на крышах соседних зданий и неявную слежку со стороны вяло текущего пешеходного потока.

«Не слишком ли перебор с мерами безопасности?» — хотел было спросить я у Нак Зиила, когда услышал призывный крик из толпы.

— Смотрите, смотрите! Это Кел-Ат! Точно он! Сюда, быстрее!

Не дожидаясь толпы фанатов, чей восторженный рев предвещал наступающий эмоциональный шторм в Силе, я торопливо скрылся в кабине аэрокара, успев немногим раньше Фрисби и втихаря посмеивающегося Нак Зиила.

— Рыцарю-джедаю невместно изображать скрывающуюся от народной любви знаменитость, — подколол он меня, боязливо озирающегося в стекло заднего вида на стихийно возникший тайфун из числа экзотов и кел-доров. Разношерстная толпа провожала рванувшие с места машины разочарованным ревом.

— Уж лучше так, чем быть разобранным на сувениры, — буркнул я. — И давно так?

— С того момента, как кто-то слил в сеть твое сражение с Черным Штормом, — доложил Фрисби.

— Дай догадаюсь: этот кто-то был ты?

— Нет, — не моргнув фотоэлементом, соврал мелкий пройдоха. — Кто-то из клиники снимал.

— Фрисби!

— Ладно, я понял. Извини. Я ж не думал, что такое получится. Просто хотел немного поднять твой рейтинг в сети.

— Да куда больше-то? — взвыл я, схватившись за голову. Одно дело быть знаменитостью, а другое — идолом, до которого желает коснуться всяк мимо проходящий. На удачу. — Мне ж теперь из дома до самого отлета не высунуться! Сожрут!

— Э… Там, как бы…

— Нет, молчи, — я запечатал ладонью динамик дроида, стараясь игнорировать веселье Нак Зиила, искренне забавляющегося ситуацией, в которую угодил его бывший, но по-прежнему бедовый падаван. — После приема все расскажешь.

— Уа-а ву-у! — явно забавляясь, сквозь пальцы пропел Фрисби на бинарном.

— Тьху, зараза. И в кого только такой? Нет, не говори. На риторические вопросы не отвечают.

С высоты птичьего полета Собор Матриархов походил на вогнутую вовнутрь монету, занимавшую больше половины закрытой зоны в центре Дор’шана. Через пару минут после отлета с клиники, аэрокар опустился в его центр в виде ограниченной силовыми полями арены. Интересно, почему здесь? Мне что, сражаться с кем-то предстоит? Нет, вряд ли. Мастер спокоен, да и не стал бы он меня на амбразуру кидать после случившегося в клинике, можно выдохнуть.

Нас уже ждали. Целая делегация из гвардейцев кел-доров в церемониальных жилетах и с выглядывающими из-за спин рукоятями изогнутых мечей. Несколько десятков вояк прикрывали одну единственную фигурку, в которой я не без труда узнал свою давешнюю знакомую. Сегодня она изменила своему стилю, оставив броню наемников и обрядившись в традиционное церемониальное платье Матриархов: плотное, с закрытым верхом до шеи и расшитое причудливым орнаментом в кел-дорианском стиле.

— О, кого я вижу! — изобразив вселенскую радость от нежданной встречи, я широко раскинул руки и с угрожающей решительностью выбрался из кабины аэрокара. — Обнимашки?

Дея опасливо попятилась, вызвав молчаливое веселье внешне серьезной охраны и вполне себе неприкрытое от беззастенчиво хихикнувшего Фрисби. Не. Так просто не отделаешься, поганка. Сейчас я тебе все припомню.

«Ты когда-нибудь бываешь серьезным, человек? Не сме… н-мявк!»

Иначе интерпретировать звук забившейся в моих объятьях кет-дорианки интерпретировать не вышло. Со стороны мы выглядели, как пигалица-школьница, попавшейся в лапы маньяка-баскетболиста.

— Я тоже рад тебя видеть.

«Пусти, образина! Все смотрят!»

— Да?

Я покосился на гвардейцев, продолжавших изображать из себя бездушные статуи, а внутри искренне наслаждающихся видом тисканья своей подопечной. Зуб даю: та успела каждому оттоптать любимую мозоль. И не по одному разу.

Что до Нак Зиила, то он вообще не обращал на нас внимания, отойдя в сторонку для разговора с командиром гвардейцев. Из сторонних наблюдателей, кому действительно интересен процесс, только Фрисби, но его терпения хватило ненадолго. Немного понаблюдав за извивающейся Деей, он умчался обследовать арену вслед за своим безмерным любопытством.

— Ну, ладно, — ощутив, что гневно пыхтящая девушка вот-вот дойдет до крайней точки кипения, я отстранил ее на вытянутых руках и критически осмотрел с ног до головы. — М-да. Ты где так извозиться умудрилась, подруга?

«Чего?! Какая я тебе подруга, нахал? И вообще, это орнамент такой. Красная сорхо, последний писк моды, чтоб ты знал!»

— А? Чего тканного?

«Сорхо. Ткань такая, которую получают… так, ты чего мне мозг засоряешь? — возмутилась опомнившаяся Дея, окончательно выпутываясь их моих рук под скрытые смешки своей охраны. — Невероятно. Только думала, что избавлюсь от тебя, и вот снова началось! За мной шагай, ошибка Богини».

Изображающая оскорбленную невинность кет-дорианка круто развернулась на пятках и с гордо распрямленной спиной двинулась к выходу с арены. Я сделал знак мастеру, давшему ответную отмашку на полную свободу действий, не прекращая разговора с гвардейцем. Затем позвал по комлинку Фрисби и поспешил за ней.

— Дея?

«…»

— Де-я-я-а-а-а-а….

«Заткнись и шагай молча».

— О как. Ладно.

Теперь уже я изобразил обиду и, быстро оглядевшись по сторонам, упал на пятую точку прямо там, где сидел. Но не просто куда пришлось, а вдумчиво, прицелившись на мягкий пуфик в зале офисного стиля, куда мы попали вскоре после того, как покинули арену и миновали пару коридоров в сопровождении охранения гвардейцев.

На автомате сделавшая еще пару щагов кет-дорианка остановилась и медленно развернулась, смерив меня мрачным взглядом сверху-вниз.

«Вставай».

— Нет. Куда ты меня ведешь?

«Зал собраний. Сразу за этой дверью, мы почти пришли».

— Угу, это все меняет, — серьезно покивал я, устраиваясь поудобнее без попыток встать. Дея снова начала закипать, потешно сжав кулачки и с максимально угрожающим нависнув надо мной. Не помогло. Эффект сильно снижался из-за пестроватой, навевающей легкомыслие, расцветки платья. Без своей брони наемника Дея выглядела скорее как шебутная девчонка-подросток, нежели будущая властительница Дорина. Неудивительно, что гвардейцы тактично отошли в сторону, не мешая нам выяснять отношения.

«Вставай, сказано! Нас ждут Матриархи».

— Знаю. Но ты все равно присядь. Чего как не родная? — и притянул Силой еще один пуфик, и, ей же надавив на плечи Деи, заставил ее сесть со мной рядом. — Во, другое дело. Поговорим?

«Мне не о чем с тобой говорить! Отпусти немедленно и поднимай свой ленивый зад!»

— Не ори, — поморщился я и кивком указал на еще дальше отошедших гвардейцев. — Они бы притащили нас обоих за шкирку, если бы Совету Матриархов приспичило. Сама знаешь.

«И что? Это не позволяет тебе…»

— Ап, — моя рука накрыла рот Деи. Вернее место, где он должен быть по логике вещей. Как ни странно, сработало! Девушка возмущенно засопела и перестала дергаться в попытках преодолеть давящую технику Телекинеза. Так-то лучше.

— Теперь рассказывай.

«Что?»

— Все. Зачем я понадобился Матриархам. Почему на встречу пришла ты, а не Нау Церин. Это ведь ее территория. Но сначала, самое главное…

Искусно выдержанная пауза оказала именно именно такой эффект, какой был нужен. Дея заинтересованно притихла и навострила ушки, прикрытые экстрасенсорными отростками на голове.

— … ты посмотрела тот файл, который я сбросил тебе по сети?

Не знал, что кет-дорианки умеют краснеть. И рычать. Причем в телепатическом варианте прозвучало гораздо более устрашающе, чем при помощи голосовых связок.

— Значит посмотрела, хехе. Признаться, кое-кто на меня потом косо смотрел, когда передавал чип с гаморреанским порно. Надеюсь, тебе понравилось? Ради тебя старались, весь Голонет перерыли.

Дея попыталась вырваться из мягкой хватки пуфика и позорно проиграла схватку. Набитый чем-то неописуемо мягким, тот подстраивался под форму тела, вцепляясь в тушку гостя с бульдожьей силой.

«Так это был ты, гад?! Надо мной потом весь род неделю ржал! Убью!»

Я с трудом сохранил серьезный вид, не позволяя расползающимся губам сложиться в улыбку. Бешенство Деи бальзамом ложилось на застарелые шрамы. Порушенная посадочная площадка наконец-то отомщена!

— Правда? Хм. Наверное, просто завидуют. Давай и им пошлю тоже.

Дея перестала дергаться, уже с каким-то суеверным ужасом глянув в мою сторону.

«Не надо».

— Точно? А то я могу, у Фрисби как раз еще парочка файлов наготове…

«Нет!»

— Тогда рассказывай, подруга. Как на духу.

Кому рассказать, что я шантажом с порно развел наследницу тайного правительства Дорина на откровения — в жизнь не поверят. Не считая Фрисби, лично монтировавшего по моей просьбе вышеупомянутые видео. Не, ну не совсем же я дурак просить у Съяна о чем-то подобном! Репутация годами зарабатывается, а рушится в один момент. К тому же, к чему рисковать, если летающий мега-мозг под рукой способен творить в виртуале вещи куда более невероятные?

Наш совместный с Фрисби проект по созданию игры про джедаев уже почти завершен. Остались последние штрихи, и можно будет оформлять разработку по возвращению во внешний мир. После такой грандиозной работы смонтировать пару роликов с гаморренцами для Фрисби труда не составило. Тем более, если ему самому было до электронных колик интересно, как отреагирует Дея.

А та, изрядно напуганная угрозой, кололась, как спелый орех. Мне оставалось только дать отмашку Фрисби включить запись и фиксировать самые важные моменты предстоящей аудиенции. Честно, откровения Деи не привнесли много ясности, но кое-что для меня прояснили, позволяя заранее продумать линию поведения в предстоящем разговоре с Матриархами.

— Джове. Младший Матриарх Дея На’ир.

Дея примолкла, увидев подходящих Нак Зиила и командира гвардейцев.

— Что вы тут делайте? Зал собраний в другой стороне.

Я красноречиво покосился на заерзавшую кет-дорианку, постаравшуюся стать еще более маленькой и незаметной на фоне необъятного пуфика. И, если бы не пестрые одежды, ей бы это удалось.

— Просто болтали, мастер. Матриархи готовы нас принять?

— Да, — ответил за него командир гвардейцев. — Прошу за мной, у нас мало времени.

Ловко вскочив на ноги, я галантно протянул руку Дее, которую она, само собой, проигнорировала. За что была вновь притянута за талию и вынужденно уперлась локотками мне в грудь, сердясь и отводя взгляд.

«Отпусти!»

Я наклонился к ее лицу, увлекая за собой и прошептав на ходу:

— В следующий раз, когда захочешь побыть наедине, придумай способ попроще.

«Я не…»

Оказывается, кет-дорианки умеют не просто краснеть, но и очень мило смущаться. Не понял?.. Я же просто пошутил!

— Потом поговорим, — пообещал я Дее, покорно переставляющей ноги и уже не думающей сопротивляться превосходящей мужской силе. Нак Зиил только посмеивался, глядя на наши неприкрытые заигрывания. Ему, как и мне, было прекрасно известно, что хоть физиологически кет-дорианки куда ближе к людям, чем кел-доры, разница между нашими расами все еще слишком велика. Всерьез рассматривать между нами возможность близких отношений, не считая дружеских, попросту невозможно.

Жаль только сердце редко внемлет голосу разума. Тем более ранимое женское, полное тайн и загадок. Мне оставалось надеться, что ревность к сестрам не заставит Дею попытаться сорвать аудиенцию во второй раз. Ради нашего общего блага.

Глава 4. «Сорванные маски»

Зал аудиенции Совета Матриархов ничем не походил на покои Совета Ордена джедаев. В противовес аскетичности последнего, кет-дорианки предпочитали умеренную роскошь и красоту окружавших себя вещей. Пока гвардейцы занимали специально отведенные для них места по краям зала, я осматривался и вместе с Нак Зиилом ждал, когда нам будет позволено говорить. А до тех пор оставалось только ждать, наблюдая за беззвучным разговором Матриархов, восседающих на тронах с высокими спинками за массивным столом в виде полумесяца. Всего двенадцать мест. По числу родов и представляющих их тайных правителей Дорина.

Имелось, правда, еще одно место. Оно располагалось чуть в стороне от приковывающего внимание стола в центре помещения и было занято самым обычным с виду кел-дором. Только назвать его таковым мог бы назвать лишь неопытный чужак, только ступивший на поверхность Дорина.

Представляющий общество Баран До мудрец выглядел, как глубокий старик, по аналогии с кет-дорианками, носящий титул Патриарха. Прежде я ни разу его не встречал, но слышал пару раз упоминания от Нак Зиила. То, что Патриарх принял участие в аудиенции на равных с Матриархами правах, уже говорит о многом. Несмотря на всю полноту власти, Совет вынужденно прислушивался к воле Баран До, живших и направляющих коренное население еще задолго до рождения генетической программы кет-дорианок.

Пока Совет телепатически переговаривался, а Патриарх тихонько давил хорей под видом медитации, выпутавшаяся из моей хватки Дея мышкой скользнула за спинку трона Матриарха своего рода. Я уловил плохо скрываемый интерес других девушек, стоящих за спинами остальных одиннадцати. Наше появление в зале под ручку не прошло для них незамеченным. Из всех только Сена — протеже Нау Церин и, по совместительству, моя наставница в менталистике — осталась невозмутимой, подпирая плечом спинку трона своей старшей сестры. На моей памяти я не разу не видел ее, открыто демонстрирующую свои эмоции окружающим.

— Джове, — раздался у меня над ухом шепоток Фрисби, в кой-то веки смирившего свои порывы и не дернувшегося по-кошачьи обследовать все углы. — Чего они ждут?

— Стращают, — также тихо отозвался я. — Себя показывают. Смотри как нарядились, не зря на час прием задержали.

Одеяния Матриархов и впрямь щеголяли всевозможными изысками кел-дорианской моды. От традиционных закрытых платьев, как у Деи, до экзотических накидок в стиле сари, оставляющих открытых руки и шею. Кем бы ни считали себя Матриархи, но в первую очередь они — женщины, и чувство прекрасного им не чуждо. Как и желание покрасоваться перед незнакомцем, впервые видящих их в полном составе. А, значит, имеющего возможно сравнить и выбрать ту единственную, кто блистает ярче всех.

Мой выбор был сделан давно. Не став дожидаться, пока прячущие за вуалями лица Матриархи насладятся волнением гостей, я вышел вперед к месту Нау Церин и учтиво поклонился ей.

— Госпожа Матриарх Церин. Не будет большой наглостью попросить Совет перейти к началу аудиенции? Я бы не хотел лишний раз задерживать вас.

Столь дерзкий демарш не остался незамеченным. И безнаказанным. Подскочившие с боков гвардейцы тут же оттеснили меня от стола в сторону, занудно урча о недопустимости сокращения положенной по регламенту дистанции. В свою очередь Матриархи уставились на меня, как на диковинную зверушку, залезшую на столешницу и навалившую там кучу с таким видом, будто так оно и надо. Неприятное чувство… было бы, если бы я не чувствовал его фальшивость. В телепатии кет-дорианкам мало кто конкуренцию составит, но как эмпаты они крайне слабы. Без ментощупов, просто через Силу, мне удалось прочитать как минимум нескольких из них.

«Даже так?» — я постарался удержать в себе удивление, ничем не выдав, что уловил страх одной из Матриархов. Причем именно той, за спиной которой стояла Дея. Становится все интереснее.

— Джове.

Укоризне от Нак Зиила не было суждено найти своего адресата. Когда гвардейцы оттеснили меня назад, Нау Церин поднялась из-за стола и начала телепатическую трансляцию на весь зал. Ее слышали только те, кому она предназначалась: Совет, их послушницы, я, Нак Зиил и Патриарх. Последний так и не соизволил проснуться, не обращая на слова Матриарха Дор’шана ровным счетом никакого внимания. Я даже пожалел его. Уж оставили бы старика в покое, на кой было тащить его на прием, где его задача быть сомнительным украшением интерьера? Тут и без него на кого посмотреть.

«Совет приносит извинения за ожидание, джедаи, — сказала Нау, сразу расставив акценты в предстоящем разговоре. — Случившееся потребовало тщательно обсуждения со всех сторон. Мы приняли решение…»

«Ничего мы не приняли, Церин! — взорвалась Матриарх Деи, вскочив на ноги и заставив свою протеже схватиться за скрытые рукояти кинжалов в рукавах платья. — Я и Миш не дали согласие, поняла?»

Мы с мастером вынужденно прикрылись Силой, чтобы снизить поднявшийся ментальный гвалт от потерявших самообладание женщин, вскочивших и начавших банальные базарные разборки. Активно жестикулируя, они пропарывали помещение целыми плеядами телепатических техник, с стеклянным хрустом разбивающихся о выставленные защиты. Градус кипения в Совете оказался куда выше, чем могло показаться на первый взгляд. Целых пять минут мы с мастером наблюдали из уголка у входа за развернувшимися баталиями, пока одному лицу, не участвующему в сваре, не надоело происходящее.

— Тишина! — неожиданно сильный голос Патриарха, незаметно для остальных выскользнувшего из дремы, эхом отразился от стен и заставил кет-дорианок заткнуться, как нашкодивших детей. — Вы позорите нас перед гостями.

«Есть еще порох в пороховницах», — с нарастающим уважением подумал я, наблюдая, как старый кел-дор, показательно кряхтя, поднимается на ноги и орлиным взором обводит притихших Матриархов. Все они тут же послушно расселись по местам, хотя еще мгновение назад были готовы порвать друг дружку на куски. Обалдеть. Каким же авторитетом пользуется старик, если его слушаются, как родного папочку?

— Если не можете принять решение цивилизованно, как полагается Правителям, — между тем продолжал говорить Патриарх, вбивая слова ледяными гвоздями в макушки вздрагивающих кет-дорианок, — то проваливайте на арену. Выпустите пар, а потом…

«А что, — вдруг сказала Матриарх из рода Деи. — Спасибо за идею, Патриарх. Мы так и поступим. Да, Церин?».

«Если иначе тебя не убедить, Элхея, — с мрачным торжеством отозвалась Матриарх Дор’шана и учтиво поклонилась старому кел-дору. — Благодарю, Патриарх. Джедаи, просим проследовать за нами на арену. Вы сможете наблюдать за разрешением нашего спора со стороны из наблюдательной ложи».

— Прошу нас извинить, — пышущий недовольством кел-дор подковылял к нам с мастером, опираясь на декоративную трость и демонстративно игнорируя засуетившихся кет-дорианок. — Я надеялся, хотя бы сегодня они смогут отринуть свои дрязги.

— Пустое, Патриарх, — удивил меня Нак Зиил, в пояс поклонившийся Патриарху Баран До, вынудив меня сделать тоже самое, чтобы не показаться неучтивым. — Мне жаль, что мы с учеником доставили вам неудобства.

Я не понимал, почему Нак Зиил так стелется перед дедом, вполне одобрительно наблюдавшим за нашими преклоненными спинами. На моей памяти это первый такой случай. Прежде мастер не склонялся даже перед Советом Матриархов, хотя, по логике вещей, именно они воплощают политику партии всей системы Дорина. Впрочем, я уже давно смирился, что ничего не понимаю в мире кел-доров. Как и с тем, что, если просто плыть по течению Силы, ответы сами, рано или поздно, придут в руки. Главное не проморгать момент и быть готовым сжать кулак, ухватив их изворотливые хвосты.

В компании Матриархов мы вернулись на арену в центре Собора, где разделились на две неравные группы. Я, в составе самой большой, занял наблюдательную вышку над будущим полем боевых действий, откуда открывался прекрасный обзор на происходящее. Благодаря полностью прозрачным стенам из бронестекла, можно было без каких-либо помех наблюдать за противниками в любом уголке арены, сверху оказавшейся не так уже большой, примерно сотня метров в поперечнике.

Мы с мастером, с подачи Патриарха Баран До, заняли самое удобное место по середине вышки. В свою очередь, Матриархи разделились на две кучки по бокам от нас. Семеро, поддерживающих Нау Церин, заняли места в левой части вышки. Еще трое, и Дея в их числе, отошли в правую. Причем девушка как-то виновато покосилась в мою сторону. Я ободряюще подмигнул и чуть улыбнулся, пользуясь возможностями прозрачной кислородной маски, не скрывающей лицевой мимики. Кет-дорианкам с их раскрытым телепатическим даром воспринимать ее куда проще, чем кел-дорам.

«Знаю, мелкая. Не переживай, что бы не произошло — я тебя не виню».

Дея торопливо отвернулась, успев полыхнуть в ментаполе нотками сдерживаемого раздражения.

«Я же просила не называть меня так», — донеслось до меня ее узконаправленное послание. Слава Силе. А то я уж было решил, что старшая сестра Дее всю плешь проела за появление на аудиенции в обществе «чужака». Фракция традиционалистов, как всегда, в своем репертуаре.

Между тем, события на арене развивались с пугающей быстротой. Матриарх Церин и ее противница Матриарх Элхея вышли на середину арены, уже успев сменить свои наряды на более практичную тренировочную форму. Не уверен, смогли ли что-то увидеть Нак Зиил и Патриарх, но у меня от увиденного буквально отвисла челюсть. К этому моменту ментощупы уже успели поставить «заплатки» на прорехи эфирного тела, позволяя вновь пользоваться духовным зрением.

Слепящие росчерки телепатических техник воспринимались в видимом астральном спектре в качестве россыпи находящихся в постоянном движении стеклянных осколков. Постоянно меняющие форму, они обретали самые экзотические формы, подвластные воображению, атакуя и защищая бьющихся в полную силу телепатов. Воображение заработало на полную, стремясь успеть за сменяющимися образами двух сил, сцепившихся в духовном мире. Перед внутренним взором хлестали щупальца неведомых зверей. Срывались в шквальный ураган площадные атаки. Накатывал неудержимый морской вал и волн, каждая выше и сильнее предыдущей. Летели под невообразимыми углами тысячи стрел, прикрывающие замаскированные удары проекций астральных мельзуритов, навроде моего Когтя.

В противовес им вздымались сотни разновидностей щитов и блоков. Монолитных, отводящих, рассекающих, подвижных, обволакивающих, нестабильных, сочетающих защиту с контратакующими техниками. Филигранная защита высшего порядка, не похожая ни на что, ранее демонстрированное мне Сеной в качестве примеров.

И все это происходило между двумя телепатами, не сдвинувшимися с места ни на шаг с самого начала схватки.

«Повезло, что претензии у них друг к другу, а не ко мне», — думал я, с уважением взирая на битву, не побоюсь этих слов, Титанов Мысли, рядом с которыми мои жалкие фокусы с Когтем рядом не валялись. О чем вообще говорить, если уследить за ними не всегда получалось, не говоря уже о понимании истинного уровня их мастерства? Смотря на бой Нау Церин с Элхеей, я впервые по-настоящему осознал разделяющую нас пропасть. Прежде по занятиям с Сеной я точно знал, что однажды смогу если не превзойти, то достигнуть ее уровня. Но, глядя на ментальное сражение Матриархов, как-то всерьез не по себе становится.

И это они еще Силу не применяли… хотя, тут я могу потягаться с ними на равных. А то и вовсе превзойду в умениях. Тепло кайбер-кристалла в рукояти светового меча Гри наполняло душу уверенностью, помогая противостоять сомнениям и страхам.

И впрямь, чего это я? Да, Матриархи сильны. Но они не джедаи. Владеть Силой — еще не значит уметь ее правильно направлять. Даже если кет-дорианок обучали лично мудрецы Баран До, их знания не идут ни в какое сравнение с практиками Ордена джедаев. Не беря во внимание мастерство владения световым мечом, как адепт Светлой Стороны, я на голову превосхожу любую из Матриархов. А если учесть последствия сражения с Черным Штормом и врожденную ментальную защиту, то один на один заломаю любую из них. В теории. Как оно повернется в реальном сражении, сказать не берусь, а проверять после увиденного как-то не тянет. По крайней мере, не до тех пор, когда смогу развить свой ментальный дар до их уровня.

Погруженный в размышления, я едва не пропустил окончание схватки, завершившейся также быстро, как и начавшейся. Элхея опустилась на колени перед возвышающейся над ней Нау Церин, признавая свое поражение под одобрительные возгласы бо́льшей части Совета и разочарованные стоны малой.

Отслеживая состояние Деи, я ощутил ее облегчение и мысленно испросил разрешения пообщаться. На что девушка сама вышла из окружившей ее группы послушниц, под их оторопелые взгляды подойдя к нам с мастером и… поклонившись каждому в знаке уважения.

«От лица своего рода приношу вам свою благодарность, мастер Нак Зиил. За то, что взрастили того, кого мы, Совет Матриархов, можем с гордостью признать Кел-Ат всех кел-доров».

И, отвечая теперь уже на мой так и не прозвучавший вопрос, расправила плечи.

«Матриарх Элхея проиграла экотан-од. Битву интересов, — специально для меня пояснила Дея. — Она началась еще после рассеяния Черного Шторма и закончилась сейчас, на арене. Более Элхея не может представлять род На’ир в Совете. Ее место займу я. И от лица своего рода заявляю: мы признаем решение Баран До, нарекших чужака из Ордена Джедаев именем Кел-Ат! Матриарх Миш Зера’но, осталось только ваше решение».

Из малой группы Совета выступила обворожительная в плане женских форм кет-дорианка. Быстрый взглял сначала на Дею, потом на меня и последним на Патриарха. Старый кел-дор едва заметно покачал головой, и Матриарх Миш нехотя телепатировала Совету:

«Род Зера’но признает имя Кел-Ат».

Миш круто развернулась и, в сопровождении своей протеже, покинула наблюдательную вышку, едва не сбив с ног поднимающихся к нам Нау и Элхею. Бывший старший Матриарх рода На’ир выглядела подавленной и, вопреки моим ожиданиям, не стала устраивать сцен. Она отошла в сторонку от вновь объединившегося Совета, где ее место заняла жутко довольная, не думающая скрывать этого Дея.

— Не слишком ли бурная реакция? — спросил я Патриарха, которому, как уже понял, был обязан не только новым именем, но и протекцией среди Матриархов..

— Ты не просто нарушил запрет, когда проник в закрытую зону ее рода. Но и сумел избежать положенного за это наказания, — сказал он, подтверждая полученную перед аудиенцией информацию от Деи. — Приняв твое имя, Миш окончательно отказалась от прошлых претензий. Не суди ее строго, падав… то есть, рыцарь-джедай.

Оговорка могла бы быть случайной, не спались Патриарх на другом. От меня не укрылось движение, с которым он потянулся цеплять трость к поясу. Причем вновь вовремя спохватился, но я уже поставил мысленную галочку. Происхождения лидера Баран До перестало быть тайной. Причем, если память не изменяет, Нак Зиил как-то упоминал, что его бывший мастер тоже был кел-дором…

— Джове. Ты слышишь?

— А?

Я встрепенулся, улышав голос мастера и сообразив, что пропустил мимо ушей какой-то вопрос Патриарха, пока пристально его разглядывал. Вот так всегда. Стоит отвлечься на свои мысли, как в реале вечно что-то случается.

— Не желаешь ли пройти в более удобное место для переговоров? — терпеливо повторил старый кел-дор, тактично «не заметивший» моей неловкости. — Мои годы уже не те, а поговорить нам предстоит о многом.

Вопросительно вскинув бровь, я покосился на сохраняющего нейтралитет мастера. Ясно. Тогда пусть не жалуется потом, что дал мне полный карт-бланш. С него и Матриархов я планировал стрясти по полной.

— К вашим услугам, Патриарх. Матриархи, — я поклонился на джедайский манер: коротко и с прямой спиной, чтобы засвидетельствовать свое почтение присутствующим. Кет-дорианки засуетились, телепатически подгоняя своих нерасторопных младших сестер, с неодобрением и скрытой завистью косящихся на стоящую рядом со мной Дею.

«И что это все значит?» — мысленно вопросил я у нее, не слишком надеясь на ответ. Однако Дея превзошла ожидания, вдруг цапнув меня за локоток под бурные телепатические возгласы кет-дорианок.

«Не дергайся, — на узком канале, специально для меня одного, телепатировала она. — Так нужно».

«Тебе?»

«Нам обоим. Передел сил в Совете Матриархов уже начался. Нейтральные рода должны выбрать сторону».

«Вы уже признали мое имя! — мысленно простонал я. — Чего вам еще нужно?»

«Идем», — Дея настойчиво подтолкнула меня в бок, вынуждая двинуться следом за спускающимися с вышки Матриархами. Последними за нами шла о чем-то беззвучно переговаривающаяся троица: Нак Зиил, Патриарх и Нау Церин.

«И какую стороны выбрала ты?» — спросил я, бросив попытки привлечь внимание мастера, источающего и в метнтале, и в Силе остро ощутимое довольство.

«Ту, которая предпочитает смотреть в будущее, а не жить прошлым».

Я закатил глаза, покорно переставляя ноги в направлении залов Совета. Давно подозревал, что джедайская бацила говорить загадками — самая заразная дрянь в галактике. Где бы мы не появились, окружающих словно так и тянет попортить нам нервы нашим же оружием.

«А поконкретнее?»

«Матриархи объяснят. Не злись, я сама знаю далеко не все. Элхея не больно спешила делиться со мной информацией».

«Джедаи не злятся. Есть иные пути выразить свое неудовольствие…»

«Ай!»

Подпрыгнувшая вредина, получившая чувствительный щипок под бочок, едва удержала в себе телепатический мат. От немедленной расправы меня спасло появление Сены, выскользнувшей из группы идущих впереди кет-дорианок.

«Джове, — в своей обычной немногословной и отрывистой манере произнесла девушка. — Матриарх На’ир. Прошу за мной».

— Приветствую, наставница. Разве мы не пойдем со всеми?

«Нет.»

Я вопросительно покосился на пышущую паром Дею, зная, что из Сены порой слова клещами приходится вытаскивать.

«Интересы Матриархов представляет Нау Церин, — все еще дуясь, буркнула Дея. Но мой локоть не выпустила, продолжая отыгрывать одну ей известную роль. — Основной вопрос, требовавший созыва Совета, уже решен. Остальное их не касается».

«И тебе вот так просто доверят принимать решения за всех? — не поверил я. — Ты Матриархом десять минут назад стала».

«Уже доверили. Ты слишком мало знаешь о наших законах, Кел-Ат. После Элхеи я одна достойна представлять род На’ир в переговорах… Так, ты чего в меня вцепился, нахал?»

Едва кет-дорианки скрылись из виду, Дея с видом оскорбленной невинности оттолкнула меня, приняв высокомерную позу со сложенными руками на груди. Наблюдавшая за сей сценой Сена только фыркнула. А я вздохнул, не пытаясь разобраться в закидонах женского поведения. Кто бы сомневался, что по итогу я виноватым окажусь.

«За мной», — еще раз повторила Сена, сворачивая в противоположное ответвление коридора от того, куда ушли Матриархи с сопровождающими. За ними же куда-то делись гвардейцы, оставив нам символическую охрану в виде пары дюжих бойцов. С официальным признанием моего доринского имени, надобность в более плотном сопровождении отпала.

Пару минут спустя показался уже знакомый мне холл, куда меня приволокла Дея до начала аудиенции. Тогда же нас нагнали Нау Церин в сопровождении Патриарха и Нак Зиила. Оба кел-доры источали в ментал эмоции довольных котов, обожравшихся дармовой хозяйской сметаны. Тогда как Матриарах Дор’шана выглядела скорее усталой, нежели довольной результатом разговора.

«Добро пожаловать в Малый зал Совета», — сказала она, открывая дверь в помещение и первой проходя внутрь. — Здесь Матриархи решают личные вопросы, касающиеся отдельных родов. Поговорим спокойно и без лишних свидетелей».

Неожиданно уютная и совсем небольшая комнатка представлял из себя гостиную, прекрасно подходящую для неофициальных приемов. Удобная мягкая мебель. Приятная и, я бы даже сказал, домашняя атмосфера. И широкие потолочные окна, дневного света от которых более чем хватало для освещения всего помещения.

Нау Церин пригласила нас с Нак Зиилом присесть за уже накрытый кем-то обеденный стол. Основую часть снеди на нем составляли закрытые фиалы с питательными смесями для кел-доров и несколько подносов с фруктами и напитками для меня. Своеобразный апперетивчик перед решением важных вопросов или просто еще одна деталь для создания приятного переговорам антуража.

Из вежливости пригубив ярко-красного фруктового тоника, кольнувшего язык яркими апельсиновыми нотками, я отставил фужер и приготовился слушать. Первым взял слово Патриарх, по молчаливому согласию заинтересованных сторон, взявший на себя роль посредника.

— Не сомневаюсь, у тебя много вопросов, Джове, — сразу задал неофициальный тон беседы мудрый кел-дор. — Мы постараемся ответить на все, но сначала главное. Матриарх Церин, не изволите…

Нау Церин извлекла из полов своего платья информационный чип и Телекинезом передала его ко мне через стол. Так вышло, что мы с ней уселись прямо напротив друг друга, тогда как остальные участники переговоров заняли месте по бокам от главенствующих мест.

Ухватив темную пластинку чипа, я передал ее Фрисби, вопросительно кивнув Нау:

— Что там?

«Вся известная нам информация о человеке, из-за которого род На’ир начал охоту за тобой полгода назад», — Нау Церин вещала на широком телепатическом диапазоне, чтобы ее слышали все присутствующие.

Дея неуютно заерзала под моим тяжелым взглядом.

— И?

«Он имеет непосредственное отношение к тем, кто ответственен за укоренение криминального синдиката работорговцев на Дорине. А также за саботаж одного из проектов рода На’ир по решению нашей проблемы деторождения».

— Не понимаю. При чем тут я?

«Он использовал медкапсулы производства Медтех-Про, чтобы стереть все их наработки по проекту. Причем подстроил все так, чтобы следы вели к тебе».

В волнении я пристукнул пальцами по столу. Конечно, я знал, что Матриархи неспроста так крепко вцепились в «Медтех-Про», но, чтобы все было настолько серьезно? Еще и связанное с давней операцией по захвату работорговцев? Дело дрянь.

— Как вы поняли, что я — не он?

«Я поняла. Когда ты открылся мне в бункере Миш, — вместо Нау, отозвалась Дея. — Я слабо чувствую Силу, но разницу между ситхом и джедаем понять могу. Над тобой не властна Темная Сторона».

— Издеваетесь? Вы меня за ситха приняли? А ничего, что я в Ордене джедаев официально состою и на Дорин с мастером прилетел?

«Ситхи вновь появились в галактике из-за раскола в вашем Ордене, — отбила мою подачу Нау Церин, защищая покаянно вжавшую в плечи голову Дею. — Мы доверяли только Нак Зиилу. Он кел-дор и никогда не причинит нам вреда. Но ты — человек. Пусть и его ученик, но для некоторых из Совета это не имело значения. Бывшая Матриарх Элхея поспешила с выводами и поплатилась за это».

— Вы знали? — для проформы обратился я к Нак Зиилу, хотя уже заранее знал ответ. О подобных вещах он бы не стал молчать, каковы бы не были причины.

— Совет Матриархов слишком привык полагаться на самих себя, — сказал Нак Зиил. — Когда все вскрылось, я уладил разногласия с родами На’ир и Зера’но, и отправился по следу ситха. К сожалению, ему удалось уйти из системы. Темный мастерски наловчился скрывать свое присутствие в Силе.

Нахмурившись, я где-то с минуту переваривал услышанное, как вдруг меня вдруг осенило, и я вновь повернулся к Нау Церин.

— Так вот зачем нужен был ваш посол в правлении компании?

«Дополнительная страховка, — подтвердила догадку Нау Церин. — Пока Сена обучала и изучала тебя, наш агент занялся проверкой остальных сотрудников. Он — один из самых наших искусных гвардейцев. То была вынужденная мера. Иначе Миш и Элхея не соглашались с условиями отмены наказания».

Еще один угрюмый взгляд на мою невозмутимую наставницу в менталистике. Последние кусочки мозаики окончательно встали на свое место. А мы, на пару с Шшрхом, все голову ломали, отчего Матриархи так легко отказались от остальных притязаний на компанию! Банта оказалась зарыта глубже, чем можно было предположить.

«Так вы не собирались?..»

«Поверь, Джове, — улыбнулась в ментале Нау Церин, — если бы Совет Матриархов пожелал забрать у тебя Медтех-Про, то сделал бы это еще три года назад. Мы не стремимся паразитировать на чужих достижениях. Пока твой бизнес приносит пользу кел-дорам, мы с радостью поддержим и его, и все твои будущие начинания. Ты же не навсегда покидаешь Дорин, Кел-Ат?»

Выделив мое кел-дорское имя, она еще раз послала мне телепатический образ по-матерински нежной улыбки, заставив покраснеть и вызвав неудержимое желание побиться лбом о столешницу.

Я ведь из СБ машину для убийства сделал! Хотел максимально ограничить любое постороннее вмешательство в дела компании, как снаружи, так и изнутри. Не говоря уже о потраченных днях на личную ментальную проверку верности сотрудников и капитальную правку их контрактов с добавлением подписок о неразглашении для всех ключевых специалистов. Все что мог предусмотрел, чтобы цепные псы Матриархов не разорвали «Медтех-Про» на части после моего отлета.

Или, может, она врет? Очередная попытка использовать меня и «Медтех-Про» в своих политических игрищах? Точно, так оно и есть…

«Правительство Дорина старается не вмешиваться в дела частного бизнеса, если он работает на благо кел-доров, — еще раз повторила Нау, отбив направленную в нее стрелу подозрений. — Не стоит оскорблять нас и подозревать в том, чего мы не совершали».

— Да? Тогда почему ваш агент в «Медтех-Про» до сих пор в управлении? Почему не отозвали, когда он сделал свое дело?

«Об этом тебе надо спрашивать не нас, а своего мастера».

Поймав мой ошарашенный взгляд, Нак Зиил сказал:

— Иначе ты бы не усвоил урок.

–..?

— Если взялся что-то создавать — делай как полагается, предусматривай все мелочи. Или не делай вообще. Тебе, Джове, слишком просто далось то, ради чего другие упорно вкалывают всю сознательную жизнь. И я имею ввиду не только твой впечатляющий карьерный рост. Это касается и твоих успехов в Силе. Очень легко ступить на дурной путь, когда не осознаешь ценности того, что имеешь. Особенно джедаю.

Я долго думал, как спустить тебя с небес на землю правильно, пока Сила сама не предоставила решение. Матриархи родов На’ир и Зера’но требовали твоей проверки, а мне нужно было, чтобы ты в полной мере прочувствовал принятую на себя ответственность. Кактвой мастер и член Совета Ордена джедаев, я имею право принимать подобные решения без твоего ведома. Поэтому мы с Нау Церин согласовали план по твоему… скажем так, вразумлению. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что он полностью себя оправдал. То, чему ты научился за эти шесть месяцев, позволит избежать похожих ошибок в будущем.

Пока Нак Зиил говорил, я не раз открывал рот, собираясь что-то возразить. И с тем же успехом закрывал, понимая его правоту. Окрыленный успехами, я расслабился и просто начал плыть по течению. Джедайские тренировки, общеобразовательная учеба, наработка пустотного стажа для получения пилотской лицензии, а позднее еще и занятия с Сеной. Слишком много дел, чтобы задумываться о жизнях и судьбе тех, за кого взял ответственность в «Медтех-Про». А ведь это моя прямая обязанность, как человека, заварившего всю кашу.

Тем не менее, отрезвляющий пинок в исполнении мастера в этот раз вышел чересчур болезненным. Со времен Храма на Тайтоне, Нак Зиил относился ко мне, как к взрослому, особо не церемонясь в выборе способов, которыми вбивал в меня джедайскую науку. Прежде я не имел ничего против такого подхода, близкого по духу суровой армейской дисциплине, но сейчас, впервые, стало по-настоящему обидно.

Вместо того, чтобы указать на ошибку прямо, Нак Зиил предпочел действовать привычными окольными путями, желая, чтобы его падаван дошел до всего сам. И тем самым, может быть сам того не осознавая, пересек запретную черту, за которую прежде не решался заступать.

До сих пор наше взаимопонимание строилось на почти идеальном балансе учитель-ученик, где каждый помнит свое место и не нарушает определенных границ. То, что сделал Нак Зиил… да, он был прав, напомнив мне об ответственности. Но выбрал для этого не тот способ, рассчитывая, что я, как и прежде, поступлю по-взрослому и молча стерплю его педагогические выкрутасы. Крупная ошибка.

Я давно не тот человек, кто обрел шанс на новую жизнь в теле десятилетнего мальчишки. И даже не тот, кто жил на Дорине в первые годы после обретения памяти прошлой жизни. От них уже почти ничего не осталось кроме фантомного образа мыслей и памяти прошлой жизни, спустя шесть лет все больше напоминающей чужой сон. Жизнь в молодом теле и реалии нового мира выковали совершенно новую личность: сегодня и сейчас я полностью чувствую и осознаю себя простым шестнадцатилетним парнем. Со всеми прелестями переходного возраста и возрастной ломкой сознания.

Парнем, которому категорически не понравилось, что его наставник без спроса посмел посягнуть на святое: личное пространство и с таким трудом взращенный с нуля бизнес.

— Помни, что от твоих решений зависят чужие жизни, — закончил свой монолог Нак Зиил, так и не заметив ледяного отблеска в голубом цвете моих по-прежнему спокойных глаз. За прошедший час я достаточно окреп в ментале, чтобы скрыть свои истинные чувства от окружающих. — Таков путь и долг истинного джедая.

Мне не оставалось ничего, кроме как встать и из-за стола и поклониться ему в пояс под одобрительными взглядами окружающих.

«Спасибо за урок, мастер. Пожалуй, один из самых ценных за всю мою жизнь. Прошлую и настоящую.

Удар в спину может получить откуда угодно. Даже от самых близких людей».

Как и Нак Зиил, я всегда держу данное слово. Поэтому свой долг за обучение отдам сполна: помогу ему навести порядок в Совете. А дальше… Будь что будет по велению Силы. Но одно я могу сказать точно уже сейчас: моей семье и будущему клану не по пути с Орденом джедаев. Ни с тем, каким он есть сейчас, ни с тем, каким скоро станет под руководством Нак Зиила. Я и раньше сомневался, стоит ли посвящать его в свои планы, а теперь принял окончательное решение.

— Можешь спрашивать остальное, — милостиво разрешил Патриарх, когда я вновь занял свое место.

— Остальное? — несколько невпопад отозвался я, чувствуя себя неслабо выбитым из колеи. Все прочие наметки предстоящего разговора полетели в одно известное место по понятному маршруту.

«Можно я?» — вдруг дала о себе знать Дея, весь разговор изображавшая из себя пай-девочку и скромно крутившую в пальчиках уголок узорчатой обеденной салфетки.

«Уверена? — спросила ее Нау Церин. — Ты хотела, чтобы мы сами спросили».

«Я передумала».

Дея склонилась над столом, напирая в мою сторону внезапно внушительной при ее росте грудью. Дождавшись, пока я проникнусь важностью момента, на одной телепатической волне выпалила: «Роду На’ир нужен твой генетический материал!»

Мы с Фрисби синхронно выпали в осадок. Я со стула, а он с моего плеча.

«Вот теперь полный абзац».

Глава 5. «Потерянный беглец»

Я сделал несколько шагов к посадочной площадке, переступил через надутый трос топливозаправочного терминала и остановился, на всякий случай сведя шаловливые ручки за спиной. Иначе бы не удержался и побежал щупать все, до чего только мог дотянуться. А это только посадочные гидравлические опоры и трап, ведущий в шлюзовой ангар.

Размеры корабля впечатляли! Эдакая громадина метров пятьдесят в длину, тридцать в ширину и где-то десять с хвостиком в высоту. То есть, как минимум, три палубы, не считая реакторного отсека и трюма. Передняя часть корабля с рубкой походила на голову акулы-молота, по бокам которой выступали длинные бойницы тяжелых турбо-лазеров. Дальше корпус, выкрашенный в бодрый оттенок кирпичного цвета, заметно сужался и переходил в корму с усиленной броней. Спаренные двигательные установки прикрывались двумя «цветками» закрылок и подвижными соплами маневровых по бокам. С какой стороны не глянь, а кораблик серии «Защитник-3» производил грозное впечатление! Настоящий космический волк, судя по многочисленным сварным швам на броне, успевший побывать ни в одном сражении.

Тар Зиил, воспользовавшись моим задумчивым молчанием, начал воодушевленно рассказывать о Защитниках. По его словам, прототипы этих кораблей начали выпускать еще в период Старых войн с ситхами, однако с течением времени их конструкция претерпела заметные изменения. Третья серия считается последней и самой удачной в линейке. После нее модификации выпускались реже и успеха не снискали, в итоге испортив репутацию всей модели, после чего Защитников окончательно сняли с производства. То, что старшему сыну Нак Зиила удалось найти неповрежденный образец третьей серии, иначе как чудом не назвать. После последних военных кампаний, таких кораблей на вооружении Республики почти не осталось, к сожалению. Машинки любой из серий представляли их себя настоящее произведение искусства.

Первые две позиционировались, как легкие разведчики и фрахтовики с уклоном в маневровый способ боя и не слишком дальние перелеты. Третья серия обладала куда более повышенной живучестью за счет многослойной брони и усиленной энергоустановки реактора. Именно благодаря ее расширению за счет полезного объема трюма, инженеры смогли установить более мощный генератор щита и гипердрайв. Таким образом по технической документации «Защитник-3» проходил уже как малое судно среднего класса, требующее обязательного наличия у пилота действующей лицензии. Что уже как две недели не являлось для меня проблемой, после сдачи квалификации в шахтерском профсоюзе.

Оставалось похвалить себя за предприимчивость и поздравить с нежданным, но от того не менее удачным приобретением. Сделав год назад Тару заказ на военный фрегат, я никак не предполагал, что он выбьет у флотских интендантов, без преувеличений, легендарный в своем роде Защитник-3! И всего-то потребовалось немного пообщаться лично через квантовый ретранслятор и немного рассказать о своем вкладе в появление у семьи Зиил наследницы.

— Конструкция корпуса со времен выпуска второй серии изменилась на модульную, — продолжал рассказывать Тар, любовным взором лаская возвышающуюся над нами громаду «Защитника-3». Кед не преувеличивал, когда утверждал, что его старший братец фанатеет по космосу и всему, что с ним связано. — Все элементы за исключением опорного силового каркаса легко демонтируются на малых корабельных верфях. Фактически, при желании и наличии пары миллионов кредитов, ты можешь полностью переоборудовать своего Защитника под конкретную задачу.

— И во сколько мне вышел этот красавец?

— Забудь, — нахмурился Тар, поправив ворот своей офицерской формы республиканской армии. — Я серьезно, Джове! Ты и так много сделал для моей семьи. Это подарок от нас.

«Скорее от тебя», — хмыкнул я, не понаслышке зная, сколько зарабатывают Кед и Эсс. От Нак Зиила, сидящего на пансионе Ордена, до возвращения на Дорин проку было немного. Да и сейчас его редкие подработки по правительственным заданиям не приносят столько, чтобы позволить семье большие траты. Тар сделал все сам. И, даже если ему ничего не стоил сам Защитник-3, дать на лапу кому надо для внепланового списания рабочего судна явно пришлось немало.

Обижать расстаравшегося ради меня кел-дора я не собирался, и потому поступил единственно верным образом: искренне поблагодарил, принимая подарок, и отдал традиционное воинское приветствие, ударив себя кулаком в грудь. Несколько обескураженный Тар повторил мои действия, окатив в ментале уважением вперемешку с изрядной долей почтительности. Ну вот, еще плюс один фанат Кел-Ата образовался. Ситх бы побрал этих Баран До с их пряничной раздачей имен!

Покинув вчера Собор Матриархов, я весь оставшийся день и всю ночь пытался переварить произошедшее. Слишком внезапные открытия они, на пару с Патриархом и Нак Зиилом, свалили на меня. Заставляющие многое переосмыслить и принять решения, влияющие не только на будущее «Медтех-Про», но и на мое собственное.

Еще и Дея, мелочь языкастая, огонька поддала! Я ж чуть не обделался на том самом месте, когда про «генетический материал» услышал. К счастью, все оказалось не так страшно.

Род На’ир собирались отойти от традиционных методов генетического секвенирования кел-доров и попробовать найти решение проблем кет-дорианок среди других рас. Выбор пал на меня, как сильного и единственного известного им одаренного-человека на Дорине. К тому же связанного обязательствами с Советом Матриархов, а потому не имеющего права отказать в столь маленькой просьбе. До смещения Элхеи, Дея не могла разбрасываться подобными предложениями, зато после сразу поперла напролом, пока я не слинял с Дорина.

Сразу оговорюсь: заставлять становиться папашей выводка мелких кет-дорианок меня никто не собирался. Первичный анализ генома ставил целью выявить необходимые участки ДНК, которые можно привить новым поколениям Матриархов без опасения вызвать каскадные необратимые изменения. И уже на их основе ученые будут проводить дальнейшие исследования, грозящие растянуться на десятилетия, если не дольше.

Очень не хотелось участвовать в этом, честно. Лишь под давлением обстоятельств, а именно плюшек от Нау Церин, организовавшей вывод агента Совета из управления «Медтех-Про» и нашу дальнейшую поддержку после моего отлета, я сдался. Взялся за что-то — делай до конца или не делай вообще. Вот мой новый девиз по жизни, не без помощи Нак Зиила.

Мастер тоже внес свою лепту, вытащив свой подарок к радости моего душевного зверинца и зависти Матриархов. Портативное устройство в виде мерцающей голубыми импульсами полупрозрачной пластинки навевало волнующие мысли о своем происхождении.

— Я нашел его в вещах ситха, которые он не успел забрать с собой перед бегством, — сказал Нак Зиил. — Сомневаюсь, что ему удалось выяснить, для чего она нужна. Да и я тоже, честно говоря, хотя всю голову сломал. Надеюсь, рыцарь-джедай Джове, ты и твой друг окажетесь более удачливы и сумеете найти применение этой штуке.

Толстый намек на происхождение ИР Фрисби, чуть ли не скулящего при виде бесценного информационного носителя Гри, забил последний гвоздь в крышку моего сотрудничества с родом На’ир. Я уже давно перестал удивляться, откуда Нак Зиил все знает. В слежке за мной его не уличишь, а догадался ли сам… Какая теперь разница? Поздно изображать невинность, когда за шкирку схватили. Дея получила образец в виде маленькой ампулы с моей кровью и вприпрыжку умчалась куда-то, счастливая своей первой важной победой на посту Матриарха. А мы с Нау Церин и двумя кел-дорами остались подбивать последние формальности перед моим отлетом с Дорина.

Не выношу политику и не перевариваю бюрократию, но иногда без них не обойтись. Пока я живу в обществе и не имею за спиной сильного плеча клана, приходится идти на уступки и играть по чужим правилам. Иначе в этом мире поставленных мной целей не достигнуть, не прибегая к порочащим образ джедая методам.

Закончив совещание, мы с Нак Зиилом в компании Патриарха покинули Собор Матриархов. Сделав пару безуспешных попыток попытать двух мэтров на предмет их прошлых связей в Ордене, я наткнулся на жесткий отказ. Кел-доры отчего-то посуровели и постарались побыстрее увести тему в другое русло. Ментощупы уловили их обоюдное нежелание вспоминать то, что вызывало у каждого сильную душевную боль.

Не став настаивать, я, по просьбе Патриарха, высадил их с Нак Зиилом в ближайшем монастыре Баран До и отправился на встречу с Таром. Где, собственно, и узрел то, ради чего он так задержался с возвращением на Дорин, не успев к рождению сестренки.

— Рад, что тебе понравилось, — Тар прихлопнул рукой по гидравлической опоре корабельного трапа, поднимающегося к закрытым гермостворкам третьей палубы. — Как назовешь?

— Надо подумать. У каждого корабля есть своя история, — призадумался я, задрав голову вверх и оценивая массивные дюзы двигателей. — Как он проходит по цифровой подписи?

— Никак. Просто марка и серийный номер. Прошлый владелец не заморачивался такими вещами, за что и поплатился. Законы Вечной Пустоты нужно уважать.

— Он был джедаем?

— Прошлый за ним был, а последний — просто военный. Не думаю, что надо уточнять, какой службы, — Тар указал на мою шею, где из-под ворота джедайской туники выглядывал матовой кусок униформы агента СИС.

— С какой стати Орден передал им свой корабль?

— Не могу знать, — дурачась, козырнул Тар и, без перехода, добавил куда более серьезным тоном. — Насчет закладок можешь не переживать. Я лично облазил все системы, вычистил все до последней. Твой Защитник чистый, как только с конвейера сошел.

Благодарно кивнув лучащемуся гордостью за проделанный труд кел-дору, я сделал пометку насчет повторной проверки. Тар может быть каким угодно экспертом, но с ИР Гри, пользующимся матрицей дроида-диверсанта, никто не сравнится. Пусть Фрисби сам проверит корабль, лишние сюрпризы нам не нужны.

— Так, что скажешь?

— Ну… кораблю явно досталось. Смотри, сколько следов. И все же он уцелел и вернулся туда, где ему и полагается быть.

— В Орден?

— К джедаю.

— А разве это не одно и тоже?

— В какой-то степени. Ему повезло попасть именно ко мне, — ответил я, на мгновение прикрыв глаза и улыбнувшись пришедшей в голову мысли. — «Везунчик». Да, так и назову.

— Хм, — почесал маковку Тар. — Я ожидал чего-то более…

— Пафосного? По типу «Джедайский Светоносец»? Или «Ситходробитель»?

— Не настолько, но я тебя понял. Не смейся.

Еще немного поговорив с Таром, я отвез его на челноке до родного дома. Пока счастливый мужчина унесся возиться с новорожденной сестренкой, я простился с Кедом и Эсс, получив от нее щедрую порцию прощальных обнимашек, слез и материнских наставлений. Увидеться нам предстояло еще не скоро, по моему следующему возвращению на Дорин. А это когда еще будет! Может статься, на пару лет прощаемся, если не больше. Ни им, ни мне это знание радости не принесло, но куда деваться? У рыцарей-джедаев свой путь, и семейство Зиил понимали это лучше многих других.

Эсс предлагала дождаться своего мужа, еще не вернувшегося из монастыря Баран До, чтобы последний раз перед моим отлетом поужинать в семейном кругу, но я отказался. Не хотелось лишний раз бередить душу, кроме того, пришло важное сообщение от Фрисби. Он наконец-то расшифровал инфокарту Гри и звал ознакомиться с результатами.

Обратный путь домой занял вдвое меньше времени. Подогреваемый любопытством, я чуть не угробил челнок, когда попытался сесть на площадку, уже занятую «Везунчиком». Выругавшись, запустил посадочную процедуру, нетерпеливо приплясывая у выходного шлюза, пока навигационная система выбирала оптимально ровное место для приземления на вершине утеса. Сесть прямо на «Везунчика» не представлялось возможным в виду отсутствующих элементов конструкции корпуса. И в трюм он не поместится, а жаль. Придется оставлять челнок на балансе «Медтех-Про», о чем я заранее оповестил Шшрха. Пусть пользуется, нечего добру пропадать. Ну или те же Эсс с Кедом, если им он срочно понадобится. Доступ им я оставил, могут забрать его с нашей офисной стоянки в любой момент.

— Что там? — крикнул я с порога, на ходу сбрасывая верхнюю одежду и обувь.

— Улет, — лаконично отозвался Фрисби, сидящий на моем рабочем столе и держащий в лапках инфокарту Гри. — Очень интересно, откуда ситх взял эту запись. Я бы не отказался там покопаться.

— Что-то ценное?

— Как сказать. Тебе лучше присесть.

— Завязывай хохмить и включай уже.

— Сейчас, только настрою переводчик.

Завалившись на свое любимое кресло, я с интересом уставился на появившуюся над карточкой голограмму Гри. Ну да, не сильно отличается от изображений с Голонета. Головоногий спрут с щупальцами, двумя черными без белков глазищами и огромным, свисающим с затылка мешком-мозгом. На месте рта дыхательная маска, наполовину скрытая под выступающим воротом одежды. Вполне обычной, тканной, хотя и не без технических дополнений в виде дыхательных трубок и накладок генераторов личного щита.

Интересная раса. Как внешним видом, так и своими технологиями. Один мой световой меч чего стоит! А Фрисби? Аналогов его ИР в современном мире попросту не существует. Спустя многие века после своего загадочного исчезновения Гри, обросшего мифами на истлевших страницах истории, никто так и не смог хотя бы близко приблизиться к их технологическому уровню.

«И тем волнительнее ждать расшифровки послания одного из них!»

— Скоро там?

— Почти все. Готово!

«Третьего чотта от Вознесения Архитекторов, — от инфокарты пошел звук с наложенным поверх него голосом Фрисби, переводящего жестикуляцию и речь неизвестного Гри. — Удалось избежать преследования и скрыть свою сигнатуру от Охотников ква. Прошел Межзвездный гиперпортал и вывалился в диком секторе пространства. Единственная планета системы населена примитивными аборигенами эпохи раннего периода разумности. Придется глушить генератор прокола и опускаться на поверхность. Какой позор для рода На’Ток! Контактировать с аборигенами, чтобы выжить. Но выбора нет. Ресурсы истощены, для перехода в Анклав не хватит энергии, придется искать источник топлива на планете. Мозг корабля рекомендует вооружиться перед спуском на поверхность. Квардов не возьму, обойдусь персональными генераторами щита, но не думаю, что даже они понадобятся. Уровень раннего периода разумности не предполагает какой-либо угрозы для меня или корабля».

— Уже интересно, — знаком велев Фрисби приостановить запись, я азартно потер ладони. — Сколько там всего?

— Несколько минут.

— Так мало?!

— Все, что мне удалось восстановить. Инфокарту много раз пытались взломать, совершенно варварскими методами. Из-за этого виртуальной матрице интеллекта выжгло все схемы и все функции, кроме хранения данных.

— Ситх постарался, зараза.

— Он. И твой мастер тоже. Последний несанкционированный доступ зафиксирован вчера. Причем не ясно, кто из них больше вреда нанес.

Я призадумался, машинально потянувшись почесать несуществующую бороду на подбородке. Пальцы скребанули жесткую колючую щетину, напоминая о необходимости побриться в ближайшее время.

— Он ясно дал понять, что в курсе насчет твоей связи с Гри. И все равно отдал карту, только когда сам взломать не смог. Для чего ему понадобились эта информация?

— Ты меня спрашиваешь?

— Угу… то есть, нет. Позже подумаю, давай дальше.

Следующий кусок записи начинался много позже предыдущей записи. Временной отсчет, как и прежде, начинался от некого события, важного для расы Гри.

«Сорок седьмого тчинна от Вознесения Архитекторов. Изыскания на планете не выявили необходимого мне источника плео-органики, но прояснили происхождение вида здешний аборигенов. Кажется, я наткнулся на еще один заброшенный эксперимент Хозяев. Физиология аборигенов изменена на генном уровне и приспособлена для взаимодействия с псионной пыльцой. Зачатки способностей у отдельных представителей вида позволяют судить о частичном успехе эксперимента. Эволюционный рост заблокирован…»

— Пуду, как всегда, на самом интересном!

— Жутковато звучит. Кто такие эти Архитекторы?

— Эй, у кого из нас базы данных Стража? — возмутился я.

— В них нет ни единого упоминания об этой расе. Когда получим второй уровень допуска, сможем узнать больше. Еще одна причина поскорее посетить какую-нибудь планету из списка.

— И она никак не связана с получением тобой нового тела, — беззлобно поддел я потупившегося дроида и дал знак продолжать воспроизведение. Заметок беженца Гри оставалось ни так уж много. Половину я прослушал в полуха, не найдя ничего интересного в подробном описании геологии Дорина и в детальном разборе строения древних соплеменников. Из описаний стало ясно, что скучающий Гри, отчаявшийся покинуть закрытую черными дырами систему, проводил плотные эксперименты над кел-дорами. Описания некоторых опытов заставили меня позеленеть и справляться с подступившей тошнотой. От других бледнел и спешно пролистывал дальше, не желая разглядывать тентаклиевые приключения головоногого извращенца.

Заинтересовала меня только последняя запись, предшествующая гибели Гри. И она оказалась самой интересной из всех.

«Десятого тчиа от Вознесения Архитекторов. Меня нашли. Не знаю, как. Мозг корабля фиксирует множественные сигнатуры на орбите планеты. Бежать поздно, скрываться тоже. Охотники ква не станут рисковать, и накроют весь мой сектор выстрелом молекулярных деструкторов. Все живые формы, кто попадет в радиус поражения, будут уничтожены. Мой корабль тоже. Но оборудование не должно пострадать. У меня остается небольшая надежда, что мои записи найдет кто-то из следящих особей и передаст их Высшим в метрополию Анклава. Данные фрагментированы и зашифрованы на внутренних слоях носителя. Их можно разблокировать только в инфомарии главного Стража Центра-Прайм. Я надеюсь, что сведения, если будут найдены, помогут нам выиграть войну. Моя жертва не будет…»

— Это все, Фрисби?

— Да. На этом запись обрывается.

— Плохо. Можем найти место, где ситх нарыл инфокарту?

— Можем, но уйдет много времени. Сопоставить данные по отчету, исторические сводки и подходящие территории для поиска. Явно больше пары дней займет, а нам завтра вылетать.

— Облом. А что по зашифрованным данным?

— Не обнаружены. Скорее всего, они есть, но моих вычислительных мощностей не хватает для обнаружения. Гри сказал, что взлом сможет произвести только Страж.

— Ага, помню. Из Центра-Прайм какой-то. У нас есть координаты этой системы?

— Нет, но они могут быть у других Стражей.

— Тогда не будем откладывать, и посетим один из комплексов сразу после Нар-Шаддаа. Корабль имеется, а разрешение Нак Зиила… рыцарю уже не требуется. Никто его за язык не тянул.

— Сильно он тебя задел, а?

— Не больше, чем обычно. Проблема в том, что Нак Зиил сам этого не понимает. Или притворяется, будто нет. Еще и с инфокартой этой… Не нравится мне игра, которую он затеял.

— Я всегда недоумевал, почему ты ему так доверяешь, — Фрисби вопросительно подмигнул огоньками зрительных фотоэлементов.

— Не забывай о том, кто я. В Силе он, может быть, еще бы и прикрылся, но от ментощупов не спрятаться. Впрочем, я понял, о чем ты. Нак Зиил не желает мне вреда, ни в мыслях, ни в намерениях. А то, что использовать меня хотел в войне с Советом — так он этого от нас и не скрывал. В Ордене все друг на друге ездят, в какой-то мере. С этим я уже давно смирился. Но вот его недоговорки, признаюсь, уже порядком надоели.

— Не хочешь слетать и спросить? А я бы в это время пошарился по его носителям…

— Вот только крысятничать не хватало! Нак Зиил все-таки не чужой нам, думай, что предлагаешь, — нахмурился я. — А спрашивать бесполезно, сам знаешь, какой он упертый. Пока не посчитает нужным, будет молчать до последнего.

— Знаю, — уныло отозвался Фрисби. — Просто, мне тоже это все не нравится.

— Не переживай. Разберемся во всем рано или поздно. А пока нам и без того есть чем заняться.

Плик. Плик.

— Она прям как чувствует всегда, — я поднялся с кресла и прошел к стойке с домашним терминалом, к которой проводами была подсоединена коробка квантового ретранслятора. Размером в метр по высоте и столько же по длине с шириной, она представляла собой высокотехнологичный образец достижений современной науки в области связи и… служила в качестве универсального коридорного столика. Каюсь, виноват. Просто полезного места у входа не так уж много, а делать перемонтаж чисто из-за желания всунуть лишнюю тумбочку — моя лень такого надрыва не перенесет.

— Ты опоздал! — вылетела из динамиков терминала наиграно-возмущенная претензия, когда ретранслятор установил устойчивый сигнал.

— Я тоже рад тебя видеть, красавица, — польстил я голубокожей твилеке, ради сегодняшнего сенса связи одевшей свой самый провокационный топик из летней джедайской коллекции. На что Нова смущенно замялась на вдохе и кокетливо провела пальчиками по правому лекку сверху-вниз, рисуясь и стараясь выглядеть еще более привлекательно. Хотя, надо отдать ей должное, дальше уже некуда. Оголенные плечики, шея, приоткрывающая верхнюю часть небольшой, но подтянутой груди. Созрела малявка, уже заигрывать учится. Причем нарочно оставляла воображению самое сладкое, и без того распаляя здоровое мужское желание, для которого и сотни парсеков световых лет не преграда. Не зря женщин твилеков считают одной из самых сексуально-привлекательных рас в галактике. Фигурка у подросшей четырнадцатилетней Новы — мечта мартовских котов. Причем, она об этом прекрасно знает и в последнее время частенько красуется в нарядах, навевающих определенные мысли. То ли еще будет через пару лет… Тогда, боюсь, точно не смогу удержаться.

А пока мы просто играли, каждый свою отведенную роль. Нова — объект для восхваления, а я «случайный» зритель, кому требовалось выразить ей максимальное восхищение для поднятия самооценки. Надо ли говорить, что мои усилия не пропали даром, повергая подругу в исследования новых глубин женской красоты? Так, глядишь, и до косметики дело дойдет, а там уж точно все мужики ее будут. И никакая целибатская накачка Ордена помехой не станет, а то там в последнее время совсем с этим строго стало. Причем, я сильно сомневаюсь, что те же лицемеры в Совете соблюдают свои же правила.

— Когда вылетаешь? — с улыбкой спросила Нова, удовлетворившись градусом восхищения на моей масляной физиономии.

— Завтра. Вещи уже собрал, осталось на корабль погрузить.

— Не поняла? Ты что, купил корабль?!

— Как сказать, — замялся я, прежде чем сказать правду. — На самом деле, подарили.

— Везе-е-ет! — надула губки Нова. — А мне вот мастер ничего не дарит.

Вот поэтому я и не хотел ей говорить. Эх, дернул же ситх за язык! Знал же, что у девчонки с личными вещами дефицит. Орой Лен — тот еще скряга, хотя в остальном ученицу ни в чем не ограничивает.

— Не переживай. Как встретимся, я тебе тако-о-е привезу…

— Что? — мгновенно оживилась хитрюга. И печали в глазах, как не бывало. Только бесенята на ее месте скачут, с ухмыляющимися мордочками краснорогих забраков.

— Сюрприз, — не остался в долгу я, не прекращая любоваться фигуркой Новы. Эх, хороша девка! Жаль потомства у людей и твилеков не бывает, в качестве моей супруги Нова бы смотрелась идеально. Красивая, с характером, перспективная в Силе. Чего еще желать? Увы, против биологии несовместимых рас не попрешь. Но в клан Нову однозначно надо звать, вопрос только в каком качестве? Стоит подумать на эту тему в более подходящее время.

— Вредный ты, — показательно надулась твилека, но сама не выдержала серьезности своей мины и засмеялась. — Ну ничего, когда прилетишь в Храм…

— Я не лечу на Корусант.

— То есть как? — Нова запнулась и уже без прежнего веселья уставилась мне в глаза. — А куда тогда?

— У нас с мастером задание от Совета. Два, по факту. Сначала мы должны выполнить их и только потом вернемся.

— Ну вот, — Нова заметно расстроилась, отчего ее даже кончики лекку уныло поникли. — А я-то думала… Не важно. Когда тебя ждать?

— Не раньше, чем охотник выследит зверя.

Вот тут уже Нова напряглась более заметно, подавшись вперед, словно могла через голограмму оказать ближе ко мне

— Кто из?..

— Пока не знаю. Не хочу загадывать заранее.

— Будь на связи, — тихо попросила Нова, проникновенно смотря на меня из-под бровей. — Обещаешь?

— Да.

— Можно мне полететь с вами? Думаю, я смогу уговорить мастера.

Правильно истолковав мое выражение лица, Нова кивнула. И, протянув ко мне руку с направленной от себя раскрытой ладонью, вторую приложила к сердцу.

— Да пребудет с тобой Сила, Джове. Со всеми вами.

Глава 6. «Наречение безымянных»

Погрузка вещей на корабль заняла весь остаток дня и начало следующего. Я сам не подозревал, сколько хлама у меня скопилось за минувшие годы. И, что самое обидное — выкинуть хотя бы часть жаба душит! За все платил из своего кармана, и просто так выбросить его рука не поднималась. Столько воспоминаний…

Однако на компромисс с земноводным пойти все равно пришлось. Устраивать из «Везунчика» свалку я не собирался, и потому погрузил в трюм и личные апартаменты только самое ценное и редкое, купленное в Золотом районе. Тот же череп горной химеры я просто не мог оставить на Дорине. С собой взял и над отсеком санузла повесил. Так сказать, для ускорения процессов и принятия решений «сходить или еще подумать».

В итоге процентов семьдесят барахла осталось в доме, погруженным в состояние консервации до моего возвращения. Время от времени придется возвращаться на Дорин и разгребать накопившиеся дела, так что ночевать где-то будет нужно. Хотя, как человек с полным гражданством, я давно мог приобрести шикарные апартаменты в столице, свой первый построенный дом не заменит ничто. Будет приятно вернуться сюда, вне зависимости от обстоятельств и времени.

Закончив с погрузкой вещей, я в последний раз постоял на пороге, придавленный воспоминаниями и тоской по минувшим приключениям на Дорине. Очередной этап жизненного пути заканчивался и начинался новый, не менее интересный и волнующий. Что ждет меня в неизвестности, куда предстоит ступить ради исполнения давних обещаний и поставленных целей? Пришла пора выяснить.

Следуя заложенному в терминале алгоритму, дом заблокировал двери и погрузил все системы, кроме автоматической по подъему щита, в спящий режим. Кинув последний взгляд на Дор’шан, я поднялся по трапу на свой корабль, под контролем Фрисби проходящий последнюю предполетную подготовку. Фактически для галочки, так как вызванные за гонорар техники с космопорта уже дали добро, лишний раз подтвердив выданный Таром вердикт: «Везунчик» полностью работоспособен и готов к длительному полету. А то, что броня у него, как шкура матерого волчары, от морды до кончика хвоста покрытая шрамами — так это даже неплохо. Добавляет брутальности. Буду эдаким джедаем-пиратом, хе-хе.

Зная дотошность Фрисби, добровольно подрядившегося на проверку корабельных систем, я решил потратить свободное время перед взлетом на обход. Начиная с реакторной на нижней третьей палубе и заканчивая пилотской рубкой на верхней первой. Прошедших суток, почти целиком загруженных сборами в дорогу, не хватило, чтобы досконально запомнить расположение и планировку всех помещений. Я успел изучить только основные отсеки, остальное оставив бригаде техников и паранойе Фрисби, не разобравшему «Везунчика» по винтикам исключительно из-за ограниченности функционала своего корпуса.

В последний раз уважительно оглядев огромный в сравнении со мной блок реактора и смежный с ним гипердрайва, я покинул изолированный смотровой отсек и направился через почти пустой трюм к лифтам. Не считая герметичных ящиков с вещами, закрепленных к полу магнитными захватами, тут царили чистота и порядок. Скорее всего временные, зная нашу с Фрисби ленивые натуры, откладывающие уборку на самый последний момент. Надо будет озаботиться приобретением толковых дроидов-чистильщиков после возвращения во внешний мир. Благо накопления на моем счету в Межгалактическом банке насчитывали солидную сумму и позволяли не экономить на подобных мелочах.

После реакторной на очереди стояли вторая и первая палуба с рубкой для пилота. При желании их можно было назвать настоящим домом в космосе. Или даже коттеджем со всеми удобствами и исполнением прихотей искушенных в комфорте дипломатов. Не считая третьей, отведенной под технические отсеки и трюм, полезного пространства на корабле хватало с избытком.

Вторая палуба целиком отводилась под нужды экипажа, сопровождавшего джедая на заданиях. От носа корабля к корме: большая и уютная кают-компания, общее жилое помещение на десять койко-мест, камбуз, стандартный медблок с двумя капсулами диагностов и одной бакто-камерой, раздельные уборные и душевые, а также личные покои для капитана корабля. Являющегося, по совместительству, старшим по рангу джедаем в экипаже. Они-то как раз и составляли почти треть от всего жилого пространства второй палубы, разделяясь на просторную спальную каюту со всеми удобствами, включая персональный санузел, комнату для медитаций, тренировочный зал и, как апофеоз — изолированный отсек под обшивкой с личным спас-ботом. Последний пригодится на случай, если потребуется спешно покидать гибнущее судно. Для экипажа тоже были подготовлены спасательные капсулы, но не такие больше и без двигателей, фактически превращавших спас-бот капитана в небольшой внутрисистемный челнок. Джедай — самый ценный пассажир на корабле серии Защитник, и это подчеркивалось всей его планировкой.

Однако, вопреки размерам второй палубы, большой экипаж для управления «Везунчиком» не нужен. Фактически, инженеры, собиравшие корабли серии Защитников, предполагали, что джедай может и не пожелать путешествовать с кем-то еще, кроме своего падавана. Поэтому они автоматизировали все системы, позволяя управлять с кораблем прямо с командного мостика на первой палубе. Достаточно было просто ввести нужные команды с дистанционного пульта управления, а дальше умная автоматика сделает остальное. И рассчитает курс через гиперпространство, и совершат посадку-взлет с планеты. Максимум комфорта для джедая, чтобы тот мог спокойно заниматься своими делами, путешествуя по галактике с заданиями от Совета Ордена.

Другой вопрос, что мне, как капитану и пилоту в одном лице, отсидеться в каюте не получится. Не считая первого раза, когда специально нанятый навигатор-поводырь выведет корабль «на прицепе» из системы, дальнейшее пилотирование я планировал взять на себя. Пока есть возможность, нужно привыкнуть к габаритам и ходу «Везунчика». За штурвалом столь больших кораблей я еще не сидел, но для пилота, имеющего подтвержденную квалификацию шахтера, особой разницы между ботом и фрегатом нет. Управление, по сути, везде одинаковое, если не брать в расчет экзотические корабли негуманоидных рас. А с наличием второго помощника, чью роль на себя взял Фрисби, и вовсе переживать нечего. Реакция ИР, способного напрямую сливаться сознанием с кораблем, не уступает по эффективности джедайской.

К тому времени, как я закончил осмотр второй палубы и добрался до первой, Фрисби уже оповестил меня по внутренней связи о полном слиянии с кораблем. Голос моего друга распирало от эйфории. Ему явно нравилось ощущать себя в теле «Везунчика», хотя от своей мечты сменить тарелочный корпус на более подходящий, созданный технологиями Стража, он отказываться не собирался. Да и я бы так с ним не поступил, помня о своем данном пять с лишним лет назад обещании.

Первая палуба занимала не так много места, как вторая и уж тем более третья. Фактически она представляла из себя всего три смежных отсека, не считая закутка с лестницами и лифтом. Со стороны кормы к рубке шли в порядке очередности: большой округлый конференц-зал для совещаний по дальней связи; уютная переговорная для приватных бесед; и, наконец, сама пилотская рубка, куда я добрался спустя полчаса после изучения всех корабельных закутков.

— Как тебе на месте «Везунчика»? — спросил я, обходя выпирающий клин вмонтированного в пол проектора, отображающего голографическую карту галактики. Сиденье пилота оказалось удобным, с высокой и мягкой спинкой. Но не настолько, чтобы заснуть, едва усевшись в него.

— Божественно! — отозвался дроид, как пиявка, присосавшийся к одному из разъемов под приборными панелями на месте второго пилота. Его дрожащий от возбуждения голос слышался отовсюду, транслируемый через внутреннюю корабельную связь. — Впервые вижу и чувствую все так ясно. Сенсоры в десятки раз мощнее моих. В атмосфере она работают так себе, зато в космосе я смогу увидеть и услышать что угодно за сотни тысяч километров вокруг. А оружие… Джов, там такие пушки! Да я любой тяжелый крейсер в пыль за пару-тройку залпов, и щиты не спасут!

— Да? — немного рассеянно откликнулся я, поудобнее устраиваясь на капитанском кресле. Обивка из материала, подозрительно напоминающего синтоткань, приятно льнула к телу. На подлокотниках обнаружились кнопки для включения режима вибромассажа. Мечта для пилота, проводящего большую часть полета за штурвалом! И обзорные стекла очень удобно расположены. Не приходится тянуть голову, чтобы рассмотреть, что проплывает «под носом» судна.

— Ага. Не знаю, что этот агент до нас тут навертел, но все системы капитально модернизированы. Пока закладки его чистил, все думал: куда такая силовая установка? А реактор? Там КПД на два таких корабля хватит. И это я о гипердрайве молчу…

— Не тяни гизку за шары. Что там?

— Последнее поколение с дублирующим генератором пробоя пространства. Чтобы добраться до Нар-Шаддаа, у нас уйдет четверо суток вместо обычной недели. Джове, это не корабль везунчик, а ты! Тар нашел что-то уникальное, я считаю, мы ему должны.

— Уже. Сам он не возьмет, но Эсс надо дочку растить. Я уже попросил Шшрха списать нужную сумму с моего счета после отлета, он проконтролирует. Ну как, все готово?

— Все системы в норме. Реактор работает в штатном режиме.

— Тогда запускай двигатели, — я положил руки на приятно холодящий кожу штурвал, чувствуя пальцами его немного шершавую поверхность. Удобно. Не будет выскальзывать при крутых маневрах.

— Три, два… запуск.

Первый старт «Везунчика» произошел мягко, как по маслу. Инерционные гасители полностью компенсировали взлетную нагрузку, по мере набора высоты подключая щиты и дополнительные маневровые. Коррелианский фрегат — не челнок, где при выходе в космос хоть какая-то вибрация, но ощущалась. «Везунчик» с легкостью пронзал воздушные потоки, меньше, чем на минуту, вырвавшись на геостационарную орбиту планеты.

Тут нас уже ждали. Небольшой фрахтовик с надстройкой гравизахвата на корме подсоединился к носу «Везунчика» и начал разгон, задавая вектор к выходу из системы.

— Джове, — раздался голос мастера с динамиков у панели дальней связи. — Все в порядке?

— Да, — я нажал на кнопку ответа, радуясь, что усовершенствованная система корабля позволяет общаться напрямую, без подключения дополнительной гарнитуры. Все для удобства пилота, не то, что в шахтерских коряво собранных ботах. — Точно не хотите лететь с нами?

— Я обещал Матриархам сопроводить их груз, а в твой трюм такие здоровые контейнеры не поместятся. Не переживай. Я выйду на связь, как только достигну Рилота. Удачи, юный джедай. Да пребудет с тобой Сила.

— Да пребудет Сила с вами, мастер.

Закончив обмен любезностями, я отключил связь и сосредоточился на пилотировании. Впереди ожидали несколько десятков часов гиперпространственных скачков «на прицепе» навигатора.

— Джове, я пока не сильно нужен? — спросил Фрисби, когда мы покинули астероидное поле на краю системы и успешно вошли в первый гиперскачок. Я не сразу понял смысл его слов, зачарованно уставившись на волшебную картину за обзорным стеклом. Ощущения с тех пор, как мы с мастером летели с Тайтона на Дорин, ничуть не ослабли. Переливающийся всеми оттенками синего гипертоннель словно проникал в самую душу, вызывая ни с чем не сравнимые чувства восторга и полной свободы. Я уже давно перестал удивляться чудесам нового мира, но путешествие сверх скорости света… это что-то с чем-то.

— Джове!

— А?.. Да, лети. Полчаса до первой смены курса у тебя есть. Что задумал?

— Скоро покажу, — загадочно пообещал Фрисби, отсоединившись от коммуникационного гнезда для астродроидов и пулей вылетев из рубки. Мне не пришлось гадать, чем он там полетел заниматься. Все и так очевидно.

Последние штрихи в создании виртуальной игры про джедаев мы сделали еще на Дорине. Сейчас у нас на руках уже имелся рабочий продукт, практически готовый к релизу и массовому распространению. Причем не одна игра, как задумывалось изначально, а три кардинально отличающиеся друг от друга части, каждая созданная со своей конкретной целью.

Первую Фрисби сделал на том же игровом движке, что и многочисленные разновидности голошахмат, создав настольную стратегию с ситхами и джедаями в главных ролях. Фиолетовые голофигуры изображали аколитов, лордов и дартов. Светло-голубые приняли на себя роли падаванов, рыцарей и мастеров. Используя привычный функционал голошахмат, игра легко подходила под любой игровой стол и не требовала для установки особых навыков. Скачать на чип образ, воткнуть в порт и запустить. Все. Процесс установки занимал от силы пару минут, зато результат выгодно отличался от надоевших всем голошахмат, по факту являющихся лишь разновидностями одной и той же игры. В отличии от нашей с Фрисби, совмещающей в себе гибрид популярных в сети зрелищных стрелялок и стратегий в реальном времени с набором уровней персонажей. На основеанализа рынка, полученного от Съяна и Ко, Фрисби спрогнозировал бурный финансовый успех новинки, однако, на начальном этапе, больше кредов нас интересует иное.

Примерно полтора года назад перед нами встал вопрос легализации задуманного проекта в Республике. Очень сложный и, как оказалось, требующий длительной предварительной подготовки перед выкладкой релиза в сеть.

Сначала мы зарегистрировали игровую студию, воспользовавшись преимуществом граждан, не входящих в состав Республики. Названная в нашу с Фрисби честь — «Джофрис», она обещала обеспечить полную анонимность своих создателей и не только. Солидный гонорар одной крупной юридической фирме на Корусанте помог оформить так называемую регистрацию нулевого дня: особые условия присвоения именного домена в сети, гарантирующего налоговый иммунитет всем торговым операциям разумных из закрытых систем. Как гражданин Дорина, я мог воспользоваться этой привилегией, чтобы избежать любых упоминаний своего идентификационного кода. Только так мы могли обеспечить себе безопасность от посягательств корпораций, уже давно поделивших между собой игровой рынок. Мы с Фрисби знали, на какой риск идем, и потому разработали план, включающий в себя три этапа. По числу созданных версий игры.

Первый был нужен, чтобы «прощупать почву» и протестировать алгоритмы нейтрализации хакеров всех мастей. От любителей-одиночек до матерых хищников на службе игровых корпораций. На разработку необходимой защиты, использующей шифрование Гри, у Фрисби ушло вдвое меньше времени, чем ее дальнейшее внедрение во все версии игр. Ему пришлось провести множество виртуальных симуляций, чтобы пресечь любое стороннее вмешательство в код, а также исключить саму возможность копирования наших наработок. Даже первая версия разительно отличалась от известных в народе аналогов, не говоря уже о второй и третьей, по сути являющихся новым витком развития игровой индустрии.

Но их время заявить о себе еще не настало. Сначала нам требовалось протестировать всю систему и понять, сможет ли студия, а в перспективе — корпорация «Джофрис», остаться на плаву под мощным давлением конкурентов. Именно под ее эгидой планировалось выпускать первую и вторую части игры, тогда как третью я берег исключительно для нужд своего будущего клана.

Впрочем, там все не просто, и заглядывать так далеко еще рано. До релиза второй части многое может случиться. Пока надо хотя бы первую выпустить. И выбрать ей постоянное название! А то рабочих версий много, а того самого как не было, так и нет.

Я уже жалел, что решил самолично назвать игру и убедил в этом Фрисби. Чем ближе к Нар-Шаддаа, тем больше проблема давила на мозг. Надо что-то решать. А то, судя по энтузиазму моего друга, ему уже не терпится выпустить продукт в сеть. Вон как из рубки рванул «по делам».

Вернулся он, как и положено, через тридцать минут. А затем вновь свинтил после облета гравитационной линзы и вхождения в следующий гиперпрыжок. И так до самого выхода из области влияния черных дыр, когда, спустя сутки, поводырь-навигатор привел «Везунчика» к небольшой перевалочной станции, отвечавшей за дозаправку и ремонт судов, путешествующих к системе кел-доров. Здесь он оставил нас, пожелав удачи и отправившись пополнять баки. Его суденышко растратило не меньше половины топлива, тогда как резервуары «Везунчика» опустели едва на одну пятую общего объема. Как ни крути, а разница между боевым фрегатом и малотоннажным грузовым фрахтовиком выходила огромная.

Я лишний раз порадовался, что не пошел на поводу у мастера, предлагавшего всучить мне какую-нибудь развалюху из запасов Ордена. В отличии от своего старшего сына, Нак Зиил относился к космическим путешествиям без особого пиетета. Ему главное, чтобы корабль смог долететь из точки А в точку Б. А насколько быстро, и сколько у него при этом финтифлюшек внутри и снаружи накручено — Нак Зиилу совершенно безразлично. Он и до Рилота, насколько я понял, собрался на медлительном шаттле Ордена добираться. А с учетом того, что до Рилота коптить еще дальше, чем до пространства хаттов, на всю дорогу у него пара недель уйдет, не меньше.

Не скажу, что мне, как влюбленному в свое дело пилоту, такое отношение по душе, но тут, как говорится, каждому свое. Всего день пути, а я уже ни за какие печеньки не желаю расставаться с «Везунчиком». Не корабль, а сказка! Навигационный ад гравитационных аномалий словно мимо него прошел. Ни малейшей неполадки в системах, все работает, как часы. Только что не мурлычет по внутренней связи, но и это поправимо. Оснащенный простеньким Виртуальным Интеллектом (ВИ) навикомп вполне мог потянуть подобную модификацию с зачатками полноценной личности. Ну а дальше дело за нами с Фрисби.

К слову, после выхода из системы Дорина, нам с ним так и не пришлось вручную задавать курс. Одна голосовая команда — и остальное умный ВИ сделал сам, поражая способностью проводить сложнейшие вычисления без помощи астродроида. Мне оставалось только проконтролировать разгон и вовремя вдавить рычаг входа в гиперпространство на маршрут, ведущий к Нар-Шаддаа. Вот и все. До точки назначения по гипертрассам «Везунчику» предстоит пересечь половину галактики. А, значит, свободного времени у меня навалом. Пожалуй, впервые за последние годы.

— Так что ты хотел мне показать? — спросил я, потягиваясь в кресле и поворачиваясь к дроиду, только что влетевшему в рубку. На что передал мне портативный голопроектор — округлую коробочку, помещающуюся в ладонь.

— Включай.

Я так и поступил, восхищенно присвистнув, когда голограмма показала сексапильную фигурку краснокожей ситочки-забрачки в вызывающем кожаном бикини и лакированных черных сапожках.

— Шикарная модель! Где нарыл?

— Сам сделал, — похвастался Фрисби, довольный произведенным эффектом. — Как думаешь, для взрослой версии пойдет? Не перебор?

— Самое то, дружище. У тебя талант. Может, мы не тем с тобой занялись? — я хихикнул, с интересом наблюдая, как забрачка томно изогнула спику и вдруг резко взмахнула активировавшимся багряным световым мечом, рассекая надвое незримого противника. — Порно с джедаями и ситхами! Вот где золотая жила.

— Этого «добра» в Голонете и без наших стараний хватает.

— Помню. Но уж больно хороша вышла, чертовка. Прям как раз в моем вкусе.

— Для тебя и старался, — подмигнул мне летающий проказник, уютно устроившись на бортовой панели под обзорным стеклом. — В какую раскладку поставить?

— К Дартам, — без раздумий решил я, охнув, когда голо-ситочка гневно оскалилась и разразилась целым потоком слепящих молний, бьющих из ее рук. — Красота, прям как тогда, в Черном Шторме! Мне нравится.

— Спасибо. Опробуешь?

— Ты уже настроил голопроектор?

— Круче. Пойдем в тренировочный зал, я покажу.

Пожав плечами, я последовал за Фрисби, не удержавшись, и перед выходом из рубки кинув последний взгляд на пилотский штурвал. Немного неспокойно так его оставлять, но надо привыкать. В ближайшие сутки «Везнчику» моя помощь точно не понадобиться. Курс на гипертрассах корректировать не надо, а на внемаршрутных прыжках он и сам справится. Говорю же — мечта, а не корабль. Осталось только обкатать его в бою, и будет совсем здорово.

Через конференц-зал, далее по лифту на уровень ниже и по коридору к корме судна, я добрался до своих личных апартаментов. Назвать их покоями язык не поворачивался. Широкая кровать в спальне, более подходящая какому-нибудь изнеженному дипломату, нежели аскету-джедаю, навевала определенные мысли о бурном сексуальном прошлом предыдущих хозяев. Уборная радовала простором и наличием обеих типов душевых капсул: сухой и водной очистки. Запасы воды для второго можно было пополнить на любой станции или планете с подходящим биомом. Впрочем, с имеющийся системой очистки мне и текущих хватит на пару месяцев вперед, даже если лазить мыться каждый день.

Но самое большое впечатление производил именно тренировочный зал. В отличии от пустого медитационного, он вобрал в себя все пристрастия предыдущих капитанов «Везунчика». Тут стояли и статичные манекены для отработки стрельбы, и тренировочные джедайские, и даже игровой стенд голопроекции для тренировок с тенью. Хотя, одной программой он не ограничивался, что мне и продемонстрировал Фрисби, дождавшись, пока я встану на специальную площадку.

— О! — не удержал я восхищенного возгласа, когда напротив меня возникла презрительно ухмыляющаяся фигурка новосозданной ситы-забрачки. В полный рост и с активированным световым мечом. — Впечатляет. Прям как живая.

— Это еще что. Обернись.

Я повернулся и явственно вздрогнул, увидев прототип голоизображения наяву, в центре тренировочного зала.

— Э-э… привет?

— Губу закатай. Это тренировочный дроид со встроенными голопроекторами и адаптивным оружием.

Ситочка манерно повела плечами, сняла с пояса рукоять светового меча и, криво ухмыльнувшись, активировала его. Арена тренировочного зала осветилась ярким ало-багряным светом.

— Тренировочный, говоришь? — я сделал шаг ей навстречу, чувствуя здоровое возбуждение и предвкушение чего-то особенного. — Как манекены?

— Гораздо лучше. Джедай, владевший кораблем до нас, сделал себе универсального спарринг-партнера. В этой железке боевых матриц зашито на небольшую армию.

— Ситхских тоже?

— Да. Три полноценных техники на ранги от аколита до Дарта. Ума не приложу, откуда он взял их софт, его даже на черном рынке трудно найти. Редкость несусветная.

Я сделал еще шаг навстречу ситочке, не спешащей атаковать и свысока смотрящей «сквозь» меня. Пока не была дана команда, дроид находился в режиме демонстрации модели. Все-таки у Фрисби талант! Красота краснокожей забрачки поражала воображение и одновременно создавала впечатление ядовитой стервы, крутящей мужиками, как личными куклами. Шикарный антагонист для второй версии игры, надо будет взять ее на заметку.

Серебро меча Гри внесло дисбаланс в давящую ауру красного света. Ситочка осклабилась и хищно присела на полусогнутых, отводя клинок за спину.

— Активировать спарринг-программу, — скомандовал Фрисби по моему сигналу. — Макаши и Атару. Уровень — ситх-лорд.

«В самый раз. Потанцуем, красотка!»

По факту ситхи используют те же формы фехтования на световых мечах, что и джедаи. За исключением упора на более агрессивный стиль. Тот же Соресу в исполнении ситха похож на жалящие выпады жала скорпиона, пользующегося клешнями для удержания противника на расстоянии, тогда как джедай уходит в глухую оборону с редким перехватом инициативы для контратаки. На словах разница небольшая, но в горячке боя будет ощутима.

Как бы ни плевались джедаи со времен основания Ордена, на мой взгляд, отрицать очевидное бессмысленно: в приложении грубой силы Светлая Сторона значительно проигрывает Темной. Освобожденные эмоции ситхов — грозное оружие, и его использование в бою дает большое преимущество. Как в Соресу, так и в атакующих стилях, где разницу в грубой силе джедай может нивелировать лишь за счет железного самоконтроля и такой же воли, работающей на изматывание противника.

Все это я испытал на своей шкуре, когда учился противостоять Темной Стороне на Дорине. В видениях мне довелось сразиться во многих битвах на обеих сторонах, и благодаря этому опыту я не растерялся, когда отразил первый выпад своего противника. Хотя, признаюсь, спарринг-дроид в обличье сексапильной ситочки сумел меня удивить. Компенсируя отсутствие подпитки яростью Темной Стороны, он вовсю пользовался силой сервоприводов искусственных мышц, буквально вколачивая свой световой меч в мою мнущуюся, как пластилин защиту. Связка за связкой, с методичной расчетливостью и имитацией усиленных гневом ударов.

Уже на первой минуте я вынужденно сменил хват на обратный, переходя от Соресу к своему излюбенному обратному Шиену. Иначе противостоять атакам дроида, активированного в режиме лорда-ситха, было проблематично. И это только средний уровень адептов Темной Стороны! А что ждет на матрице «Дарта»?

Я подавил желание использовать Силу, отражая очередную серию яростных выпадов ситочки, стараясь игнорировать накапливающуюся усталость. Вот же неугомонная. Не Нак Зиил, конечно, с его всесокрушающим Джуйо, но вполне достойный противник. Я вовремя поймал себя на том, что начал входить в азарт, и усилием воли привел чувства и мысли в порядок. Это просто тренировочный спарринг. Ни к чему превращать его в битву на выживание, когда можно просто насладиться пением кайбер-кристалла в рукояти меча, счастливого уже от самого факта сражения.

Позволив ситочке вволю грызть свою защиту, даже не пытаясь входить в клинч и уклонениям уходя от особо мощных ударов, я на инстинктах погрузился в отрешенное состояние, когда тело работает само по велению Силы, а душа витает где-то еще. Центр Бытия, так называлась эта техника. Как и Тутаминис, до столкновения с Черным Штормом, она давалась мне постольку-поскольку, а теперь вышла сама собой.

Подозреваю, что и остальные техники рыцарского уровня, теорию которых я освоил под руководством Нак Зиила, применить будет также легко. А, может, и стоит и кое-на-какие мастерские замахнуться. Позднее, когда вернусь в Храм и получу доступ к его вожделенным архивам.

Жаль, тогда на Тайтоне, так и выдалось шанса как следует в них покопаться. После разговора с Советом, нас с Нак Зиилом буквально выставили с планеты, едва дав возможность собрать вещи. Грандмастер, какие-бы цели не преследовал, явно спешил избавиться от мозолящих глаза фигур, чье время на шахматной доске еще не пришло…

— Деактивировать спарринг-программу.

Дроид покорно прервал очередной замах и, учтиво поклонившись, вернулся обратно в стенную нишу, на ходу скидывая голо-образ ситы-забрачки. Сражение съело много энергоресурса, и он отправился на подзарядку.

Не обращая на него внимания, я застыл на месте, не отрываясь от завораживающей картины на потолке тренировочного зала и стараясь не спугнуть пришедшую в голову мысль. В пылу схватки не сразу бросилось в глаза, что одна из панелей там имеет прозрачную текстуру. Сейчас там виднелись яркие синие сполохи тоннеля гиперпространства, сквозь который пробирался к своей цели «Везунчик». Наблюдая за ними и Силой приводя в порядок дыхание после спарринга, я словно прозрел.

«Вот оно», — сердце затрепетало в предвкушении, вызывая на губах рефлекторную улыбку, на которую незамедлительно отреагировал Фрисби, с любопытством наблюдавший за нашей дуэлью с тренировочным дроидом.

— Так понравилась? Извини, живую я тебе такую не найду.

— Бесконечный путь сквозь звезды во мраке космоса, — отрешенно отозвался я, не опуская головы и любуясь завихрениями гиперпространства. — Как противостояние ситхов и джедаев. Тьма. Свет. Вечная борьба двух половин одного целого. На фоне вечной пустоты…

— А, — понятливо махнул лапкой манипулятора Фрисби. — Опять на философию потянуло? Бывает.

Но я не слышал его, ведомый самой Силой к той самой верной мысли. Единственно верной и уже давно царапающей восприятие своим незримым присутствием.

— Фрисби, я знаю! Мы назовем нашу игру «Звездные войны».

Глава 7. «Луна контрабандистов»

— На связи диспетчер Р2-СТО. Назовите себя и цель прибытия, — потребовала голограмма дроида-диспетчера орбитальной станции на орбите Нар-Шаддаа.

— Малый фрегат Защитник-3, серийный номер 10-043274-КС, опознавательный идентификатор «Везунчик». Цель прибытия — торговые операции, — с моей отмашки отрапортовал Фрисби.

— Принято, «Везунчик». Собираетесь спускаться на планету, или будете парковаться у станции?

— Нам вниз.

— Высылаю полетный лист. Придерживайтесь указанного маршрута для грузовых судов.

— Это потому что указали торговлю в цели прибытия, — не преминул подчеркнуть Фрисби. — Я же говорил, что прокатит. Хаттам все равно, кто прилетает в систему. Лишь бы таможенный сбор оплачивали.

— Ладно, уел, — я поднял руки, признавая поражение в споре. Фрисби торжествующе пристукнул по динамику громкой связи на приборной панели, празднуя победу. Только что его игровой прототип во второй части «Звездных Войн» получил лишнюю тысячу очков опыта, увеличив свой отрыв от моего еще на пару уровней. Ничего. Как выдастся свободное время, я все наверстаю!

Игра получилась на удивление затягивающей, и мы с Фрисби с нетерпением ждали момента, когда первая настольная версия протестирует общую защиту продукта. В данный момент она уже висела на сайте «Джофрис» в открытом доступе. А умный алгоритм в автоматическом режиме скупал виртуальную рекламу в Голонете, используя креды от оплаченных игроками подписок. Пока процесс шел ни шатко ни валко, но Фрисби прогнозировал резкий скачок скачиваний после выхода на миллионную отметку. Если повезет, мы достигнем ее еще до отлета с Нар-Шаддаа. Все-таки галактика большая, и игроманов всех возрастов в ней хватает с избытком.

Поборов стойкое желание проверить через планшет, сколько пользователей влились в новый мир «Звездных войн», я заставил себя вернуться из виртуального мира грез в реальный. Не менее интересный и захватывающий.

— Что там с нашим контактом?

— Подтвердил код от Нак Зиила и передал координаты встречи. Индустриальный район В-9, нижний порог Теневого города.

— Думаешь, это о чем-то мне говорит? Тут целая планета — один огромный город. Просто арендуй нам парковочное место в ближайшем доке к нужному району. На месте разберемся.

— Готово… Чего-о?! Пятьсот кредов за два дня? Да они вконец оборзели!

— Хатты, — вздохнул я, нажатием на штурвал направляя «Везунчика» вдоль подсвеченного на навигационной панели маршрута. — Надеюсь, не придется к ним лезть, чтобы найти Кару. Мне одного Пхогги на пару жизней вперед хватило.

Первый взгляд на необъятный город с высоты птичьего полета тут же зацепился за мега-небоскребы, чье основание терялось в неоновой мешанине всевозможной голо-рекламы. Громадные в ширину и в высоту, ужатые «в талии», выпуклые и скомканные причудливым воображением архитекторов. Между небоскребами парили целые гравиплатформы-районы с летающими барами, ресторанами, казино. Последние являлись основным источником бурных эмоций населения Верхнего города и примером самой крупной голо-рекламы. Но и на остальных зданиях ее хватало. Фактически, чем выше смотреть, тем труднее отыскать свободный участок на стенах, не занятый хотя бы одним плакатом, сверкающим ярким неоновым светом. В сочетании с обшарпанным видом большинства строений, картина вырисовывалась весьма колоритной.

Чем ниже спускался «Везунчик», следуя в сплошном потоке грузовых судов, тем разительнее казался контраст внешнего и скрытого. Особенно, когда я разглядел тьму нижних уровней экуменополиса, куда не проникал неоновый свет. Или, скорее, почувствовал.

За пересечениями труб, перекрытий и нагромождений металлических конструкций непонятного происхождения скрывалась совершенно иная жизнь. Ее страдания эхом в Силе доносились до самых вершин небоскребов Верхнего города, краем зацепив и «Везунчика». Я вынужденно притупил чувства и полностью закрылся в ментале, чтобы не слышать этот жалобный хор голосов, обреченных на жизнь и смерть в недрах планеты.

— Нар-Шаддаа — планета контрастов, — подтвердил Фрисби, когда я поделился с ним своими ощущениями. — Роскошь здесь соседствует с нищетой и болезнями, а процент криминала один из самых высоких в обитаемых мирах галактики. Не удивлюсь, если в Теневом городе тебе станет только хуже.

— Ценю твою поддержку, — съязвил я, морщась от звенящего шума в ушах и постепенно успокаивая взведенные нервы. Привык на Дорине с душой нараспашку ходить, а тут с непривычки хватанул через Силу столько всего, что чуть с трассы не вылетел. Насколько сильно фонила положительными эмоциями жизнь верхних ярусов Нар-Шаддаа, настолько же нижняя источала вялую безнадежность и отчаяние. Гремучая смесь, заставляющая всерьез задуматься о словах Фрисби.

«Если меня так проняло на корабле, за десятком километров над поверхностью, то что ждет внизу? Уф, что-то как-то перехотелось спускаться… но придется.

Кара — первая и пока единственная ниточка к юнлингам. Ну или тем, в кого их превратили ситхи».

Помрачнев, я передал Фрисби управление посадкой и покинул рубку, направившись к лифтам. Мысль о том, что делать с бывшими юнлингами при встрече, беспокоила меня больше всего. Если они пали во Тьму, то смогу ли я не то что вернуть их к Свету, но хотя бы помочь справиться с собственными пороками? Как джедай — вряд ли. Как менталист и эмпат… не знаю. Я много думал об этом и даже предпринял кое-какие шаги, экспериментируя со своим даром, но получится ли, смогу проверить только на практике. Темная Сторона не так просто отпускает тех, кого смогла завлечь в свои чертоги. Хватит ли у меня сил, чтобы противостоять ей и спасти тех, у кого отняли иной выбор? Скоро узнаю. В любом случае, сделать все возможное я обязан, во исполнение данного слова. Себе и Нове.

Мысль о подруге привнесла немного бодрости в атмосферу безнадежности и тоски, все еще довлеющую над разумом. Встряхнувшись, я заставил себя отвлечься на настоящее.

В качестве подстраховки и снижения градуса напряжения со стороны бандюков, у кого при виде джедаев руки сами к оружию тянутся, я решил сменить тунику на более практичный и, чего уж греха таить, удобный костюм. Простые куртка, ботинки, штаны с вшитой кобурой для личного бластера — стандартный набор космического скитальца. Плюс удлиненный чехол из темного доринского пластила, закрепленный вдоль пояса за спиной в качестве имитации батареи личного щита.

На деле предназначающийся для сокрытия приметного светового меча Гри, он достался мне в качестве подарка от мастера Нак Зиил на шестнадцатилетние. Весьма полезная штука. Заглушка «батареи» отсоединялась легким движением большого пальца, повисая на специальном креплении, после чего световой меч Притяжением обратным хватом призывался в руку. Немного затратно по времени, зато эффектно. И джедая меня так точно никто не примет, до самого последнего момента. Авантюристов с личными щитами в галактике хоть отбавляй, а на Нар-Шаддаа и подавно.

Для завершения лихого образа осталось только напялить мой любимый шлем, но у него, после памятного Черного Шторма на Дорине, сгорела оптика. Новый я купить так и не успел, так что пришлось ограничиться обычным гоночным. Если будет время, надо будет найти в местных магазинах замену. Пока же буду довольствоваться чем есть.

После приземления «Везунчика» на площадку причального дока, мы Фрисби выставили ВИ в охранный режим, и спустились по трапу наружу. В отличии от дроида, я сразу почувствовал изменение в атмосфере, после комфортной корабельной опалившей одежду жаром перегретого воздуха. Пришлось расстегнуть молнию куртки и временно стянуть внезапно ставший душным шлем, чтобы не получить пересоленое блюдо под названием «джедай, томленый в собственном соку».

Уф, как в пустыню попал! Страшно подумать, что творится на нижних уровнях, если даже на средних в Теневом городе воздух настолько горячий и сухой. Хотя, видимо, тут просто близость к индустриальному району дает о себе знать. Когда покинем доки, должно стать полегче.

— Фрисби?

— Отметка на пятьдесят втором уровне, минус два от нашего. Придется брать такси, своим ходом будем пару часов плестись.

Контакт Нак Зиила попросил личной встречи перед передачей основной информации по Каре А’нзал. Мол, кое-какие вещи можно обсудить только напрямую, не по сети. Не знаю, зачем все усложнять, но я не возражал, так как мастер заранее предупредил, что ему можно доверять. К тому же, одних координат мало, чтобы выследить Кару и ее ученика. Мне нужно знать как можно больше, чтобы гарантировать успех операции.

— Карту сектора обновил?

— Только что скачал. Теперь не заблудимся.

— Двинули.

Сразу за посадочной площадкой доков начинался контрольно-пропускной пункт для новоприбывших. Оплатив обязательную для всех пошлину и лишний раз ругнувшись на хаттовы цены, мы с Фрисби влились в бурлящий людской поток, расходящийся на две условные ветви. Первая направлялась дальше вглубь доков, к ремонтным цехам и корабельным ангарам. Вторая, самая большая, тянулась в сторону транспортного терминала, где крутились десятки постоянно приземляющихся и улетающих аэротакси. Иной возможности быстро добраться до нужного места на средних ярусах Вертикального города не имелось. Гравитационные быстроходные монорельсы с магнитными поездами — преференции, доступные исключительно обитателям верхних этажей, от верхнего первого до тридцатого. Все, что ниже — совершенно иной мир, прячущийся под фальшивой неоновой оберткой Нар-Шаддаа.

Продвигаясь в довольно быстро сокращающейся очереди к аэротакси, я старательно отслеживал обстановку вокруг себя и не отпускал руки с бластерной рукояти на правом бедре. Так было спокойнее, уж больно пестрый контингент ошивался вокруг. Начиная от забитых жизнью попрошаек в лохмотьях до закованных в хищную броню наемников, сопровождающих груз или важную персону из местных заправил. Хотя основной пассажирский поток составляли как раз простые горожане, от обилия рас которых буквально рябило в глазах. От множества близких к людям видов до совсем непохожих ни на кого экзотов, вынужденных носить герметичные скафы для исключения контакта с окружающей средой. Их устремления и эмоциональные всплески сильно отличались от того, что я привык воспринимать на Дорине или помнил по Тайтону, создавая некий образ упорядоченного в определенных рамках безумия. Да, именно так. Иначе эту какофонию чувств и красок в духовном зрении не назвать.

Так на моих глазах какой-то паренек, едва ли старше меня по виду, попытался обокрасть продуктовый киоск на краю торговых рядов. За что был бит, скручен охранниками… и отпушен, когда при нем не нашли ничего мало-мальски ценного. После чего воришка, сверкающий фингалом и щербатой улыбкой с парой выбитых зубов, сбежал к такой же кучке возбужденно галдящих оборванцев, успевших стянуть под шумок несколько диковинных фруктов.

Следом у некого каравана из гравитележек с грузом отказала система управления, в результате спровоцировавшая целый транспортный коллапс у ангарного контрольно-пропускного пункта. Доброжелатели учтиво помогли слабо кричащему протесты курьеру, сопровождавшему груз, собрать разлетевшиеся во все стороны ящики. Все до одного. После чего выставили ему такой счет за помощь, что на тоскливый вой бедолаги откликнулись пара таких же голосов из очереди, у кого взыграли гены волчьих предков с родного мира.

А на самом подходе к гравиплатформе с ровными рядами аэротакси зацепили уже нас с Фрисби. Вернее сказать, сбили с толку. Некая розовокожая особа, по виду зелтронка, в довольно вольном наряде с ядовито-сиреневыми волнистыми волосами до плеч, едва завидев меня, с выпученными глазами отшатнулась в сторону и поспешила скрыться из виду. Причем я успел расслышать ее сбивчивый возглас: «Нет уж, парень, обойдусь! Слишком я стара для таких приключений на свою задницу!».

Проводив ее недоуменным взглядом, я почесал маковку и двинулся к ближайшему свободному аэротакси. Ситх знает, что творится на этой планете. Надо поскорее выполнять задание и сваливать, пока ум за разум не зашел.

Запрыгнув аэротакси с открытой крышей, я вновь надел шлем и привычным движением отключил автопилот. Фрисби занял свое место на соседнем сиденье, и аэрокар стартовал с места в карьер, направляемый уверенной рукой по подсвеченному на лобовом стекле маршруту. Шум ветра вместе с мягким рокотом двигателей на пределе оборотов поневоле заставили губы растянуться в счастливой улыбке. Кайф!

— …алево …вай!

— Не слышу! — прокричал я, из-за свистящего ветра слышали лишь обрывки фраз Фрисби. Вместо ответа тот указал передним манипулятором вниз, а затем на лобовое стекло. Охнув, я пролетел сквозь несколько громадных голореклам, проецируемых в воздухе кластерами дронов, и торопливо вернулся на трассу, откуда вылетел в порыве эмоций. Каюсь, виноват. Дорвался до покатушек и забыл, что хоть на Нар-Шаддаа понятие закона весьма условно, за полетным трафиком в подобных ей мирах следят особо пристально. Любая авария, приводящая к обрушению космических судов на поверхность города, может повлечь за собой катастрофические последствия, затрагивающие все соседние сектора на многие километры вокруг.

Остаток пути аэротакси везло нас с Фрисби на автопилоте и без дальнейших выкрутасов, приземлившись на точно такой же посадочной площадке, как и в пассажирском терминале близ космопорта. Только тут народу почти не было, а саму точку с аэротакси охраняли внушительных размеров паукообразные дроиды-стражи.

Недрогнувшей рукой оплатив поездку, списавшую со счета еще полсотни кредов, я двинулся следом за Фрисби вглубь Теневого города. Точка встречи была назначена на территории ни́кто: околочеловеческой расы, обитающей во многих мирах галактики, в том числе, на Нар-Шаддаа. Помимо разного строения внутренних органов, от людей их отличали грубая шершавая кожа различных серых оттенков и костяные наросты на неподвижных лицах-масках. Ни́кто славились своей жестокостью и беспощадностью к другим расам, однако в нынешнее время их община на Нар Шадда практически выродилась. Причем по неизвестной и тщательно затертой во всех сетевых источниках причине.

Интересно, что у ни́кто понадобилось контакту Нак Зиила? Я бы еще понял, если бы он назначил встречу в кантине у пассажирского терминале — приметил таковую при посадке. Вполне себе неплохое местечко, где можно с равным риском подцепить за бесценок сексапильную твилечку на ночь или спустить все накопленные креды в игровых автоматах. Классика жанра. Ну или могли бы на «Везунчике» поговорить, там-то точно никто посторонний уши греть не сможет. Нет же, обязательно нужно было в какой-то клоаке встречаться! Конспиратор хренов. Остается надеяться, что обещанная им информация того стоит.

Замусоренный технический тоннель я прошел быстро, стараясь не вдыхать мерзкие запахи гнили и паленой проводки, пропускаемые фильтрами гоночного шлема. Гадость. Лучше бы кислородную маску взял, но кто ж знал? Хорошая мысля зачастую приходит опосля.

По выходу из «технической клоаки» показался приглушенно освещенный район ни́кто, как ни странно, располагавшийся под открытым небом. Сектор Теневого города почти полностью скрывался под разветвленной сетью коммуникаций Верхнего, однако, задрав голову, я увидел кусочек ночного небосвода. Очень далеко наверху. Сверкающий мелкими скоплениями тусклых звезд, он проглядывал в просветах между трубами и монорельсами верхних этажей.

Странно, но вид сверкающих искр в небе не привнес обычного умиротворения. Скорее сожаление и жалость к тем, кто вынужден довольствоваться таким скромным видом на далекую свободу. Они не виноваты, что родились и умрут в этом месте, далеком от красоты и счастья Верхнего города. Нар-Шаддаа — кормушка хаттов. И, как и любой другой мир в их империи, он процветает на спинах рабов, платящих своими жизнями за власть и богатство кучки зажравшихся слизней.

Следуя за Фрисби, я не забывал поглядывать по сторонам, вместо музыки слушая пение кайбер кристалла светового меча на поясе. Малыш был чем-то взволнован, и его тревога передалась мне, заставляя вести себя намного осторожнее.

С обеих сторон от пустующей проезжей части нависали массивные ряды модульных жилых секций и прочих сооружений непонятного назначения. Обильную площадь их стен покрывали граффити, какие можно встретить почти в любом месте обитания необремененной интеллектом молодежи. Между жилыми зданиями высоток ни́кто натянули широкие треугольные тенты из грубого материала, предохранявшего главный проспект от падающего сверху мусора. Идея толковая, если учесть, что пространство, где ширины импровизированных навесов не хватало, было завалено обрывками кабелей, поврежденными корпусами разнообразной техники и прочим металлическим хламом. Рабочие с доков не слишком озадачивали себя переработкой отходов производства, скидывая отбракованные детали прямо вниз, где те скапливались в местах, подобных территории ни́кто.

Пару раз я натыкался на банды мусорщиков, копавшихся в таких кучах в поисках легкой наживы. Едва завидев незнакомца, ни́кто, ругаясь на хаттском, разбегались по щелям, спеша укрыться от нежелательного внимания. И даже когда их вопли затихали у себя в норах, я морщился, ощущая липкий страх и колючую злобу, направленные в мою сторону.

— Фрисби, сколько еще?

— Почти пришли, — отозвался дроид, подлетев к вышке связи у мостика, ведущего через пропасть между уровнями в смежный с территорией ни́кто район. — Блеск.

— Что?

— Я подключился к камерам. Включи голопроектор, сейчас покажу.

Достав из кармана вышеупомянутую коробочку, я увидел запись сцены, как незнакомый мужчина укрылся за мусорной кучей от подавляющего бластерного шквала противника. Спустя пару секунд в области съемки появились несколько новых лиц в хищной броне культистов ситхов, оглушивших его парализатором и куда-то утащивших.

— Полагаю, это и был наш контакт.

— Плюс одно очко навыка за сообразительность.

— Мог бы сразу уровень накинуть, жмот, — усмехнулся я. — И что теперь? Сможешь их отследить?

— Смогу. После того, как разберешься с ними.

Я тоже заметил приближение шайки ни́кто, одетых в более добротную одежду, нежели лохмотья мусорщиков. Кое-кто сжимал в руках обломки труб и самодельные дубины. Остальные разминали кулаки, вызывая скорее жалость, нежели страх. Чтобы в лобовую переть на вооруженного бластером незнакомца, нужно владеть поистине недюжинной наглостью. Или куриными мозгами. Хотя наличие одного не исключает отсутствие другого.

— Чуба! — рявкнул главарь оборванцев, выделяющийся среди своих собратьев ростом и наименее изношенным тряпьем. — Котки микуина дройда, пота! Тонгаа нии!*

Я даже не стал выяснять, чего от меня хотят, без малейшего движения тела точечными ударами Когтя нейтрализовав всех членов мусорной шайки. Приближаться к отдельным ее смердящим экземплярам я откровенно брезговал, не желая подцепить какую-нибудь инопланетную бацилу верхом на вездесущей муто-блохе.

Со стороны весь процесс занял от силы пару секунд. Просто вдруг семеро ни́кто, один за другим, упали на подкосившихся ногах. И лишь один из них — главарь шайки — с ужасом взирал на свое поверженное воинство, не находя в себе смелости поднять вгляд на доставшего бластер незнакомца.

— Проваливай, — дав ни́кто прочувствовать всю глубину проблем, я махнул дулом в сторону, подкрепляя слова профилактическими уколами ментощупов. — Хотя нет, стой! Не подскажешь, любезный, где тут поблизости транспортом можно разжиться?

Спустя пару минут я уже разглядывал чахлое подобие одноместного глайдера, больше похожего на игрушечный мопед. Внезапно уверовавший в богов ни́кто развил поразительную скорость, желая поскорее загладить свою вину перед их пророком. Не знаю, где он раздобыл эту рухлядь, но глайдер умудрился завестись и даже приподняться в воздух.

— Может лучше пешочком пройдешься? — без особой уверенности предложил Фрисби, с опаской потыкав лапкой в обшарпанный цилиндр топливного бака под рулевой колонкой. Я разделял его мнение. И даже подумывал согласиться, но пришедшая в голову мысль заставила улыбнуться и иначе взглянуть на древний экспонат местного автопрома.

— Это ископаемое на одной Силе летает, не иначе. Всего в это жизни не попробуешь, но такой шанс упустить выше моих сил. Не нуди, зато потом будет что вспомнить! Погнали!

«Вернее, поползли, — спустя минуту неторопливого лета с мушиной скоростью подумал я, старательно игнорируя нарезающего круги вокруг откровенно ржущего Фрисби. — Еще минутку. Наверное, он просто так разгоняется. Ждем. Жде-е-м…»

— Тебя подтолкнуть?

Молча спрыгнув с развалюхи, с облегчением завалившейся на бок и предсмертно испустившей черный дым выхлопных газов, я буркнул:

— Скажешь хоть кому — разберу на запчасти.

— Могила, — клятвенно пообещал Фрисби, вне сомнений втихаря пряча компромат в дальний уголок своей памяти. Я вздохнул, смиряясь с неизбежным. Чую, скоро во второй части «Звездных войн» появится новая модель байка. Названная в часть горе-испытателя, павшего жертвой любви высоких скоростей и сомнительных экспериментов.

— Врубай ускорители, пробегусь на Вспышке.

Следуя записям с повсеместно натыканных камер наблюдения, Фрисби довольно быстро вывел меня с территории ни́кто в условно-нейтральную зону пятьдесят третьего уровня по координатной сетке Вертикального города. На картах сектора она обозначалась отдельным значком с пометкой «оазис». Почему именно такое название, я понял, когда прошел через очередной контрольно-пропускной пункт и прошел рамку сухого обеззараживания под неусыпным контролем сторожевых дроидов.

— Это уже не контраст, а форменное издевательство, — скривился я, наблюдая за настоящим островком богатства и роскоши, скрытым от трущоб Теневого города силовым куполом щита. Вновь возникло тоже чувство праздничного безумия, окутывающего верхние уровни экуменополиса Нар-Шаддаа. Обилие рекламы, музыки, всевозможных магазинчиков и возбужденных голосов разумных, пользующихся ограниченным временем нахождения в оазисе. Мне, как и всем новичкам, подарили бонус в виде первого бесплатного часа времени в оазисе. Потом придется или доплачивать свои кровные, или возвращаться в трущобы, чтобы не превратиться в мишень на ножках для всех охранных дроидов в округе.

— Дай угадаю: народ вокруг работает только ради шанса попасть сюда?

— В точку, — подтвердил Фрисби. — В Верхний город им доступ закрыт, а так можно хотя бы денек пожить жизнью богачей. За полную месячную вахту на самых грязных работах дают двенадцать часов в оазисе.

— А потом обратно на улицы. Мрак, — я смерил хмурым взглядом компанию пьяных орущих экзотов, дрыгающихся на главной площади под однотонный «буц-буц-буц» популярной в широких массах попсы. В ментале от них «пахло» в разы гаже, чем от тех же ни́кто. Этакой смесью безумия, похоти и безудержной дикарской жажды насилия. То, что толпа еще не пошла вразнос, исключительно заслуга охранных дроидов оазиса, четко следящих за порядком на улицах.

— Пошли отсюда побыстрее. Культистов отследил?

— Тут повсюду пеленгаторы, — Фрисби указал на торчащие за перекрестье ближайших улиц вышки с утолщениями коммуникационных антенн на верхушках. — Если полезу слишком глубоко в сеть, нас тут же засекут. Прости, Джове, дальше ты сам.

Кивнув, я отошел подальше от пропускной арки оазиса и сосредоточился на ощущениях. Погружение в медитацию отдалось тянущей болью в голове. Слишком высокая нестабильность потоков Силы, искажаемых мириадами жизней в замкнутом пространстве.

— Ну что?

— Подожди… сюда.

Следуя зову Силы, я позволил ей тянуть себя по ломанному маршруту через беспорядочный торговый район оазиса. Не меньше пяти минут притискивания сквозь плотный поток покупателей завершился выходом к широкой транспортной полосе, проходящей через весь купол оазиса. И покупкой нового шлема, чем-то напоминавшего республиканские версии, используемые солдатами-коммандо. Только с менее широким щитком вдоль глаз и с дополнительной прошивкой оптики для приближения изображения без помощи макробинокля. Гоночный шлем остался на попечении Фрисби, тогда как новый обошелся мне в полновесную тысячу кредов с копейками. И, заняв положенное место на голове, он полностью отбил свою стоимость уже буквально через пару минут. Когда я миновал торговые ряды и вышел к воздушной ленте автострады.

На противоположной стороне за крышами мелькающих машин возвышался небольшой огороженный силовым забором участок. Что скрывалось за ним, разглядеть не успел. Сила будто подтолкнула изнутри, заставляя обратить внимание на смутно уловимое движение по ту сторону автострады. Легкое касание на сенсорную пластинку шлема под правым ухом активировало приближение визора, автоматически сфокусировавшегося на отслеживаемой глазами цели. А спешно выброшенный вдогонку поисковый ментощуп отбросил последние сомнения.

— Попалась, — выдохнул я, успев засечь стремительный рывок юркой фигурки в темном плаще, взлетевшей вверх метра на три и без труда перемахнувшей силовое поле. Кара? Или ее ученик? Сложно сказать, слишком быстро двигалась. В Силе я не ощутил ровным счетом ничего, будто она пользовалась ситхской версией Сокрытия. Джедайская в сравнении с ней менее эффективна и требует для маскировки одаренного гораздо более высокого уровня концентрации. Но главное — не позволяет использовать иные техники на время действия самого Сокрытия, сильно снижая способность одаренного противостоять прямым угрозам.

Поэтому я сам почти не пользуюсь им, предпочитая пассивную ментальную защиту с весьма интересным побочным эффектом. Создающий непрерывно меняющий форму излом астрала, он не скрывал, а скорее рассекал присутствие в Силе. Получалась своеобразная «каверна» — мириады внешне несвязных отголосков Силы, практически не воспринимаемых одаренными. Защита, получившая название Роение, была придумана лично мной незадолго до памятного Черного Шторма на Дор’шане, и с тех пор использовалась практически постоянно. За исключением сна и Глубоких медитаций. Так я прокачивал навык оперирования несколькими ментальными щитами одновременно и учился скрывать свой потенциал в Силе от других одаренных. Что обещало принести немалые преимущества в самом ближайшем будущем.

Галактика того гляди заполыхает в горниле новой войны. Мелкие конфликты уже вовсю будоражат Голонет кровавыми жертвами с обеих сторон. И, как говорит в шахтерском профсоюзе: чем дальше в черную дыру, тем крепче сжимаются булки. Как-то не прельщает светить собой в Силе, искушая ситхов начать охоту за особо сильным одаренным подростком в попытке склонить его на Темную сторону. Прецеденты, со слов Новы, весьма возмущенной этим фактом, уже имелись.

Поэтому я использую одежный маскарад, зная, что вместе с Роением он даст необходимый эффект. И потому не стал торопиться и кидаться сломя голову за тем, кто может оказаться обычной приманкой для особо наивных джедаев.

— Фрисби, на тебе координация и общий контроль территории. Мы еще в зоне действия пеленгаторов, так что постарайся не палиться зря. Тольконепосредственное подключение через физические порты.

— Принято, — когда требовалось, мой друг умел отбросить привычные шуточки и сосредоточиться на цели. — Решил попробовать скрытно проскользнуть? Немного не в твоем стиле.

Рукоять бластера приятно легла в ладонь, оказывая не такой сильный, как от светового меча, но все же успокаивающий эффект. Пока не буду уверен, что меня раскрыли, не стоит столь явно светить своим джедайским происхождением. На вражеской территории любое потерянное преимущество может стоить жизни.

— Как пойдет. Попробую найти обходной путь, но, на всякий случай, подстрахуй меня сверху. Одним ситхам известно, что находится там, за стеной.

(перев. хаттский)

*Эй, ты! Отдавай нам дроида, живо! Одежду тоже!

Глава 8. «Сонм израненных голосов»

До того, как прогремел подземный взрыв, Фрисби успел слетать на разведку и сообщить, что сигнальный контур на силовом барьере кем-то отключен. Скорее всего тем самым ситхом, которого я видел у стены. Ловушка это или такое недвусмысленное приглашение в гости, выяснить мы не успели. Банально не хватило времени.

Пол под ногами вдруг содрогнулся, а вместе с ним и начал пропадать купол, скрывающий оазис от окружающего мира. Мгновением позже в воздух взвились крики множества существ, еще не осознавших масштабов случившегося, но инстинктивно почувствовавших неладное.

Взмахнув руками для удержания равновесия, я отвлекся от изучения врат базы и машинально потянулся к спрятанному за спиной мечу. Не к бластеру. При первых признаках угрозы джедайские рефлексы взяли свое.

— Что за…? — выругался я, увидев, как следом за куполом оазиса гаснет силовой барьер базы ситхских культистов. И как над ним вздуваются первые клубы черного разъедающего дыма.

Следом за первым взрывом прогремел второй, вызвавший еще больше криков от разбегающихся в разные стороны гостей оазиса. Один из выкорчеванных взрывом металлических обломков упал на автостраду, вызвав крупную аварию, моментально заблокировавшую все движение на участке. Другие полетели в сторону развлекательных и торговых кварталов оазиса. Духовный мир заполонили темные кляксы страха, распространявшихся со скоростью неудержимой селевой лавины. Все, кого не задело осколками, стремились поскорее сбежать от вздымающегося огненного языка над территорией бывшей базы культистов.

«Лучшего отвлекающего маневра придумать сложно».

Что бы не произошло на базе, я собирался сполна воспользоваться своим шансом. Зов Силы стал сильнее, вынуждая отбросить сомнения и метнуться прямо навстречу клубам дыма.

Уже на подходе к вратам базы, я услышал крики и шум боя. Звуки от бластерных выстрелов перемежались с взрывами и стонами раненных. Их страдания и смерти расплавленными иглами пронзали Силу, болезненным эхом отдаваясь у меня в груди. Ощущения не новые, но переживать их всегда трудно. Особенно, когда источником дара является Светлая сторона Силы.

«Фрисби, статус!» — по внутренней скомандовал я дроиду, нарезавшему круги рядом с бьющим в небо столбом пламени, постепенно теряющим размеры и интенсивность горения.

«Рванул топливопровод, у них тут целая система из производственных цехов. Похоже на диверсию. Такие объекты сами собой не взрываются».

«Республиканцы?»

«Не знаю. Не могу понять, по кому они стреляют. Похоже на каких-то зверей… Осторожно!»

Но я уже сам увидел, как сквозь дым на меня несется что-то крупное и быстрое. Тень, источавшую звериную ярость и безудержный голод. Бластерные выстрелы ей были не страшнее комариных укусов. А ментальные атаки бессильно расшибались о прочную клетку разума, движимого желаниями убивать и пожирать всех на своем пути.

Защелка на муляже батареи личного щита с щелчком открылась, повисая на креплениях и выпуская на волю активирующийся в полете серебристый световой меч. Атаковавшая меня тварь, в холке достигавшая метра роста, успела только рыкнуть, запоздало клацнув в полете зубастой пастью вытянутой башки. Дальше она полетела отдельно от туши с острыми шипами на хребте, осветившей дым огненным срезом от светового меча на шее. Первый раз вижу таких. Наверняка плоды чьих-то безумных генетических экспериментов.

Укрывшись за трупом от летающих повсюду бластерных росчерков, я торопливо перестроил визор шлема в инфракрасный режим, радуясь, что не пожалел кредов на последнюю модель. Против защитной брони культистов, поглощающей тепловое излучение, он не поможет, но хотя бы хищников будет видно. Поисковый ментощуп, увы, не мог засечь всех разом, а радиуса действия обычных не хватало для охвата безопасной «буферной зоны».

«Ух, е… откуда их столько?» — выругался я, когда красные засветки показали минимум тридцать мечущихся туда-сюда особей в непосредственной близости. С учетом того, как быстро они двигались, и какую опасность представляли для обычных людей, сомневаюсь, что культисты долго продержаться. Уколы в Силе, отражающие чужие смерти, не прекращались ни на минуту.

«Джове, — раздался вдруг напряженный голос Фрисби в динамиках шлема. — Я засек ситхов. Высылаю координаты»

«Принял, бегу. Погоди, ты сказал ситхов? Сколько их?»

«Двое. Они сражаются друг с другом».

«Чего?»

«Второй какой-то странный. Разве у ситхов бывают желтые световые мечи?»

Дальше я не слушал, разогнавшись на Вспышке до состояния, когда окружающий мир смазывается в одну сплошную полосу. Несколько тварей попытались атаковать, но были откинуты мощными ТолчкамиСилы. Я не мог позволить никому встать между собой и Целью.

Мне понадобилось еще пара секунд, чтобы преодолеть последний задымленный участок и выскочить на пустующую взлетную площадку для шаттлов, где сошлись в яростной схватке двое одаренных. От того, кто был вооружен красным световым мечом, несло ощутимой мощью Темной Стороны. Тогда как его соперница — да, теперь я точно видел, что это девушка — выписывала защитные вензеля Соресу желтым клинком и использовала техники Светлой. Вполне оправдывающая себя тактика против недоученного ситха, но чисто по физической подготовке и Силе девушка постепенно проигрывала, все больше отступая, нежели удерживая позицию.

Мне понадобилось всего мгновение, чтобы выпустить ментощупы и считать аурные слепки обоих. И осознание того, что я узнал, подействовало сильнее любого стимулятора, заставив действовать на пределе своих возможностей.

Усиленный Толчок нарушил яростную последовательность атак юного ситха, опрокинув того на спину и лишь слегка задев его соперницу. От порыва ветра с нее сорвало капюшон, и я увидел ее лицо. Весьма озадаченное и покрытое свежими следами копоти.

— Ты еще кто?

Вместо ответа, повинуясь внутреннему импульсу Зова, я отщелкнул застежки на шее и свободной рукой стянул шлем. В то же время второй продолжая удерживать давление Телекинеза, держащего в крепких тисках корчащегося на земле бессильно рычащего мальчишку.

— Привет, Лана. Рад видеть, что хоть кто-то из наших не поддался падшим.

— Ты!!!

Это прокричала не впавшая в состояние шока мириаланка, чьи губы шептали неверяще: «Джове…», а ее противник-ситх. В чьем лице, испещренном шрамами и свежими ожогами, с трудом узнавались знакомые черты Алека Пайна.

В следующую секунду я вынужденно отбросил мешающийся шлем и применил Рывок, уходя от яростного выпада разочарованно прогудевшего алого клинка, едва не лишившего меня головы. Зарычавший от переполнявшей его ненависти Алек с секунду смотрел на меня, начисто позабыв о Лане, после чего с воплем кинулся в очередную безрассудную атаку. Обжигающие волны Темной Стороны волнами расходились от него, источая в пространство такой ужас, что все твари вокруг поспешно разбежались, жалобно поскуливая и спеша забиться в какую-нибудь безопасную нору.

— Сдохни! — как заведенный, повторял Алек, с постоянными наскоками с разных позиций безуспешно пытаясь пробить веерную защиту моего обратного Шиена. — Сдохни! Сдохни!! Сдохни!!!

«Пора», — я мысленно перевел дух, погружаясь в абсолютное джедайское спокойствие и призывая весь свой дар к менталистике. Сейчас или никогда. Судьба всех юнлингов, не только Алека, зависит от того, смогу ли я исполнить задуманное…

Коготь впился в ауру противника, с помощью Пробоя преодолевая сопротивление Темной Стороны. Потерявший контроль Алек продолжал атаковать, не замечая усиливающегося напряжения Силы перед собой. Тьма сделала его сильным, но недостаточно, чтобы одолеть полноценного рыцаря-джедая. Или предвидеть, что произойдет в следующий момент.

— Довольно.

Вспышка, резкий перехват инициативы, а за ним и последующая контратака вырвали меч из рук бывшего юнлинга. Погаснув в полете, тот был притянут к себе Ланой, воспользовавшейся передышкой, чтобы отдышаться после тяжелой схватки. Ее взгляд и выражение лица передавали целую гамму эмоций, среди которых особенно отчетливо читалось лишь одно: облегчение.

«Не бойся», — успел я послать ей через менощуп ободряющий импульс, прежде чем разъяренный мальчишка решил оказать зубки. Закричав от раздирающей нутро ненависти, лишенный светового меча Алек отпрыгнул в сторону и вытянул ко мне руки с растопыренными пальцами. С их кончиков сорвались фиолетовые молнии, неожиданно сильные и заставившие меня напрячься, используя Силу для перенаправления их энергии на клинок светового меча Гри. Все по методичке учебных голокронов Нак Зиила, озаботившегося, чтобы его падаван мог защититься от самых распространенных ситхских техник.

— Ненавижу! — брызгал слюной Алек, не понимая, отчего Темная Сторона, дающая ему силы, слабеет, и испускаемые им Молнии Силы истончаются, постепенно исчезая вопреки всем усилиям удержать технику. Коготь с честью исполнил свое предназначение, через себя скинув в окружающее ментаполе излишки гнева и ненависти. Мои тайные надежды оправдались, а теоретические выкладки нашли живое подтверждение. Дело осталось за малым: нейтрализовать цель и исправить причиненный ей вред. Как — пока не знаю, но постараюсь найти способ. Уже после того, как упакую «пациента» и доставлю его в место, где он не сможет навредить ни себе, ни окружающим.

Сморгнув заливающий глаза пот, я Рывком преодолел разделяющее нас расстояние и без лишних церемоний мощным хуком в темечко отправил парня в нокаут. Вернее, попытался, но недооценил глубины Темной Стороны, давно и прочно поглотившей разум моего бывшего соклановца.

Отлетев от меня на пару метров и столько же прокатившись на спине, Алек ловко кувыркнулся назад. И тут же выпустил Толчок Силы в сторону явно не ожидавшей такой подлянки Ланы, раздув в себе тлеющий уголек ненависти. Вскрикнув, она торопливо выкинула руку в защитном жесте, но Алека ее жизнь уже не интересовала. В отличии от своего светового меча, призванного Притяжением за мгновение до того, как я успел проделать тоже самое. Увы, аколит ситхов оказался проворнее и смекалистей, чем помнилось мне по нашему детству в Храме. Выдернув меч из руки растерявшейся мириаланки, Алек в последний раз прожег нас горящим алой злобой взглядом и Прыжком Силы скрылся в клубах дыма за взлетной платформой.

— Стой, — Лана бросилась мне наперерез, уже собиравшемуся метнуться вслед за беглецом. — Кертера на подходе, я чувствую. С ними обоими нам не справиться.

— Мы не можем бросить Алека. Не его вина в том, что с ним сделали.

Мириаланка сцепила губы в узкую полоску и отрицательно замотала головой, одновременно беря меня под локоть и настойчиво утягивая за собой.

— Алек и Кертера не покинут Нар-Шаддаа, пока не схватят нас с Карой. Прошу, Джове! Я все объясню, когда будем в безопасности. Просто поверь мне.

«С чего бы ситхам охотиться за ними?» — сперва не поверил я, но быстро усмирил приступ паранойи. Одного касания ментощупов хватило, чтобы уловить тщательно скрываемый страх Ланы и ее непоколебимое чувство уверенности в своей правоте. Девушка действительно считала, что нам не справиться с этим Керторой, кем бы он ни был. Я не разделял ее беспокойства, но все решил не рисковать.

Раз Алек не станет покидать систему, то можно не торопиться с его поисками. В пылу схватки Когть успел достаточно глубоко проникнуть в его внешние аурные оболочки, чтобы оставить Засечку: еще одну мою разработку, представляющую своеобразный ментальный маячок. В комбинации с Силой он позволял отследить любое существо в планетарной атмосфере. В идеале. На практике я испытывал Засечку только на дуросе Самхаре, но у нас с ним и без того связь есть. Алек же сейчас ощущался куда менее отчетливо, но при этом достаточно четко, чтобы отследить отголоски его чувств в пределах ближайших секторов Нар-Шаддаа.

Больше времени на раздумья не оставалось. Со стороны периметра уже доносился усиливающийся топот от стягивающихся к базе подкреплений. Один двух ситхов я бы еще потянул, но переть в одиночку на целую вражескую армию? Увольте.

— Ладно, — я сдвинулся с места, позволяя утянуть себя прочь с платформы. — Но я сначала я должен спасти одного человека.

— Связного джедаев? — также на ходу крикнула Лана, перекрывая треск разгорающегося в недрах базы культистов пламени.

— Ты знаешь его?

— Через него мы с Карой вышли на твой Орден. Упрямый дурак. Предупреждали же — не лезь к ситхам, они знают кто ты на самом деле…, — Лана запоздало прикусила язычок, сообразив, что сболтнула лишнего. — Прости, Джове, это не моя тайна. Когда я его нашла, Алек уже пытал мертвеца. Мы начали сражаться, и у меня не было шанса дать отмашку охотникам. Из-за пожара там ничего не уцелело.

Дальше Лана вынужденно замолчала, первой прыгая в черные клубы в сторону, противоположной той, где поисковый ментощуп оповещал о надвигающейся угрозе ситхских солдат-культистов. Спорить я не стал, вновь ощутив правдивость ее слов. Агент Нак Зиила действительно мертв. И в его смерти повинен тот, на чьей душе грузом лежала гибель еще множества живых существ.

«Что же ты натворил, Алек?» — с горечью подумал я, Притяжением вернув шлем в руку и последовав за Ланой, первой перешедшей во Вспышку. С трудом, с кучей ошибок, но все же сумевшей применить столь любимую моему сердцу технику. Не безнадежна. Хотя до рыцарского уровня, судя по увиденному, Лане еще несколько лет упорных тренировок по программе Нак Зиила.

Чем, ситх ее задери, Кара занималась, когда взялась за обучение Ланы? Список вопросов к бывшей наставнице увеличился еще на один пункт. К ее же благу, надеюсь, она сумеет ответить на все из них. Иначе, кроме культистов, взращенных падшими джедаями на осколках Старой Империи, ей придется опасаться еще и моего преследования.

«Фрисби, что с транспортом?» — спросил я по внутренней связи. План отхода мы обсудили еще перед проникновением на базу, договорившись, что он возьмет на себе обеспечение побега, если придется срочно рвать когти.

«На подходе, — раздался напряженный голос из динамиков шлема. — Высылаю координаты. Быстрее, друг, меня тут прижали».

«Кто?»

Фрисби не ответил. Вместо этого я услышал знакомые бьющие по ушам звуки энергетических выстрелов и выругался сквозь зубы. Дроид в полной мере разделял мой талант влипать в неприятности в самый неподходящий момент.

— Давай за мной, — крикнул я тоном, не терпящим возражений. Лана ничего не ответила, из-за дыма вынужденная держать рот на замке. Лишь когда мы Прыжками Силы перемахнули барьер базы, девушка дала волю эмоциям:

— Еще чего! Не пойми неправильно: я рада тебя видеть, Джове. Очень! Мы даже не надеялись, что Орден пришлет тебя, но все же ты — один из джедаев. Если хочешь поговорить, то мы с Карой…

— Вот и отвезешь меня к ней. Потом, — пресекая споры, я уже знакомым движением закинул протестующе взвизгнувшую мириаланку себе на плечо. Пятой точкой в зенит и лицом за спину. Как некогда Дею в бункере Матриархов, одним движением решив проблему главенства в нашей паре.

— Ты чего?! — уже всерьез разозлилась Лана, извиваясь в крепкой хватке мужской руки, обхватившей ее за ноги. — Отпусти меня… ай!

Полезный на все случаи жизни способ сработал и на сей раз, заставив получившую ощутимый шлепок по причинному месту девушку задохнуться от возмущения. А дальше ей уже стало не до разговоров. Все силы уходили на то, чтобы удержаться на плече разогнавшегося нахала, взявшего с места такой разгон, что у нее только клацнули зубы.

Усмехнувшись от бури эмоций, окутавшей Лану буйством цветовой палитры всех цветов радуги, я продолжал крепко удерживать ее и продвигаться туда, где виднелись вспышки воздушного боя.

«Держись, друг», — велел я по внутренней связи, без особого успеха стараясь отрешиться от близости с той, чей образ снился мне по ночам чаще прочих других. Лана отличалась от него столь же сильно, как юный росток и свежий только распустившийся весенний цветок. Стройная, гибкая. По красоте не уступающая Нове, хотя и не настолько выделяющаяся женскими формами в силу возраста. При этом, в Лане чувствовался знакомый мне стержень воли, не только не пропавший с нашей последний встречи, но закалившийся и ставший грозным оружием, позволяющим держать в узде обе стороны Силы. При близком контакте я получил подтверждение своим догадкам, полученным еще во время их с Алеком боя.

В Лане ощущалась и Темная, и Светлая сторона с небольшим перевесом в пользу последней. Удивительно, но они существовали в ней относительно мирно и не разрывали ее естество двумя вечно противоборствующими противоположностями. Мастер Нак Зиил рассказывал, что в галактике существуют группировки одаренных, обладающих схожими способностями. Не думал, что так скоро получу подтверждение этим историям.

Но волновали меня больше не оттенки дара Ланы. Зов Силы почему-то никуда не пропал с нашего воссоединения. Сейчас, рядом с Ланой, я ощущал его особенно отчетливо и не понимал, что должен сделать. Странное чувство. Словно давно потерянная частичка души вновь оказалась рядом, но ей чего-то отчаянно не хватает, чтобы вновь стать со мной единым целым.

Нечто подобное испытывала и сама Лана. Видимо поэтому посопротивлялась чисто для приличия, после чего затихла и уже сама вцепилась в меня, источая в ментал мягкие волны умиротворения и довольства происходящим. Разве что не потопталась по-кошачьи на плече из-за неудобства позы, а только поерзала бедрами, устраиваясь поудобнее.

«Моя, — понял я в этот самый момент. — Никому не отдам!»

К сожалению, мысли о нашем совместном будущем пришлось отложить, когда я приблизился к самому краю исчезнувшего барьера оазиса, где развернулась многократно увеличенная игра в кошки-мышки. Где в роли жертвы выступал вытворяющий невообразимые кульбиты аэрокар-такси, пилотируемый Фрисби. А охотниками были четверо юрких аэробайков, на которых восседали уже знакомые ни́кто. Неприятности пришли откуда не ждали.

«У тебя появились фанаты?» — спросил я по внутренней связи, жалея, что искаженная декодером связь съедает добрую половину прозвучавшего сарказма. Дождавшись прозвучавших в ответ матюгов на хаттском, я хохотнул и вытянул свободную руку в направлении байков. После столкновения с Алеком надобность скрываться отпала. Теперь ситхи и так будут знать, кто из Ордена джедаев прибыл на Нар Шадда по их души.

Меня и охотников ни́кто разделяло около трехсот метров. Коготь на таком расстояние бесполезен, в отличии от джедайских техник. Всего одно применение Телекинеза внесло сумятицу в боевой порядок атакующих, заставив столкнуться два байка, а их пилотов с воплями заняться спасением своих жизней. Двух оставшихся ни́кто уделал сам Фрисби, воспользовавшись их растерянностью и бортами аэрокара смяв одного и, следом, второго.

Сыплющие проклятьями на хаттском ни́кто присоседились к собратьям, уже успевших дотянуть до ближайшего жилого уровня недалеко от оазиса. Убедившись, что все четверо целы, я отсалютовал Фрисби и, наконец, поставил на ноги показательно насупившуюся мириаланку.

— Не дуйся, — добросердечно посоветовал я ей. — Так грудь не увеличить.

Мгновенно растерявшая мнимые крохи спокойствия Лана взвилась разъяренной фурией, на автомате схватившись за свой скромный первый размер.

— Чего-о?! Да я тебе…

Договорить она не успела, вынужденно отскочив в сторону, чтобы не быть задетой аэрокаром лихо приземлившегося Фрисби. Фух! Весьма вовремя, друг. Еще никогда я не был настолько близко от угрозы кастрации подручными средствами. Надо будет впредь поаккуратнее с неуместными шуточками. Лана — не Дея. У той не имелось под рукой светового меча.

— Привет, Лана, — дроид взлетел с пилотского кресла и волчком закрутился вокруг нее. — Не, ты только глянь, Джове! Какая красотка выросла, у меня аж микросхемы перегрелись. Не вздумай ее упустить.

— Фрисби? — остывая, с сомнением протянула Лана. Отвечая на адресованный мне вопросительный взгляд, я утвердительно кивнул и первым забрался в аэротакси, махнув рукой на свободное место.

— Садись. Покажешь дорогу к Каре. Заодно поговорим нормально, сколько лет не виделись.

— У меня вообще-то свой транспорт есть, — возмутилась мириаланка, вызывающе вздернув носик. Совсем как в детстве. — Если бы не хватал меня (за это отдельно ответишь!), то мы бы давно уже были на пути к ней. И вообще, с чего бы мне доверять тебе? Ты из…

— Ордена? Это ничего не меняет, — я повторно прихлопнул рукой по соседнему с собой сиденью. — Ты просила довериться тебе? Теперь прошу о том же. Клянусь — я не стану заставлять тебя возвращаться со мной в Храм.

Видя, что Лану одолевают сомнения, я коварно добавил в их нестабильное пламя щепотку соблазна:

— Нова будет счастлива узнать, что с тобой все в порядке.

— Она жива? — охнула Лана, от избытка чувств вынужденная опереться на боковой борт аэротакси. — Как?!

— Это тема для отдельной беседы вместе с твоей наставницей, — помрачнел я. — Ты же не думала, что мандалорцы по своей воле полетели вас спасать?

— Кара мне не наставница, — на въевшейся в подкорку привычке, неожиданно для нас с Фрисби буркнула Лана. После чего до нее дошел смысл сказанного. Девушка округлила глаза и открыла рот, в шокированном озарении уставившись на меня. — Ты…?

— Разве я мог так просто забыть про свой клан? Не тяни гизку за колокольца, садись уже. Нам многое нужно обсудить.

В полном молчании Лана обошла аэротакси со стороны капота и молча села на переднее пассажирское сиденье, потеснив перелетевшего в заднюю часть салона Фрисби. Вбив координаты на приборной панели, девушка откинулась на спину и отвернулась от нас в сторону бокового стекла. Понимающе хмыкнув, я не стал ее дергать, позволив побыть наедине со своими мыслями. Иногда слова не только мешают, но и вредят.

Мы уже поднялись в воздух и влились в неспешный поток транспорта на ближайшей аэролинии, когда Лана решилась и тихо произнесла:

— Спасибо.

— Что? — я не расслышал ее, отвлекшийся на поднятие крыши аэротакси, чтобы скрыть пассажиров кабины от посторонних взглядов.

Лана повернулась и смерила меня задумчивым взглядом желтых глаз, заметно изменившихся с нашей последней встречи. Теперь в их оттенок приобрел золотистые искорки, а в самой глубине таились тени страданий и пережитых испытаний, тяжким грузом лежащих на сердце. Мне не нужно было использовать свой дар, чтобы узреть очевидное.

Поставив аэротакси на автопилот, я снял шлем и молча притянул к себе девушку, преодолевая ее вялое сопротивление. Обняв ее, крепко-крепко, я прислонился своим лбом к ее, чтобы наши глаза оказались напротив друг друга. И, устанавливая Ментальное Слияние между нами, позволил ей ощутить свой внутренний мир. Точно также, как пять с половиной лет назад на опушке прихрамового леса на Тайтоне.

— Больше никто не посмеет причинить тебе вред, милая. Я не позволю.

Первые хрустальные капли оросили ворот моей куртки, но, стоило сжать объятья чуть сильнее, Лана не выдержала. Стон-вой вырвался из ее горла, дав волю целому потоку слез, не сорвавшемуся в истерику лишь благодаря пристальному контролю ментощупов. Крепко держа в руках дрожащую и захлебывающуюся рыданиями девушку, я по капле вытягивал из нее весь ужас и боль, что ей довелось пережить. Не сами воспоминания, но их ядовитые когти, не позволяющие зажить кровоточащим ранам на душе.

И вместе с тем окутывал ее своим теплом и заботой, через нашу связь вновь и вновь повторяя данное обещание. В Ментальном Слиянии невозможно соврать друг другу. Или утаить истинные намерения. Для эмпата это высшая степень доверия другому существу. Поэтому я не использовал Ментальное Слияние с тех пор, как единожды испытал его со своим кланом юнлингов в Храме. До сего момента, осознав, что время пришло.

Как только я закончил лечение и мягко оборвал нашу с Ланой связь, в тот же миг пропал Зов Силы. Исполнив свое предназначение, он предоставил нас самим себе.

— Джове. — Фрисби деликатно дождался, пока рыдания Ланы сойдут на нет и сменятся икающими всхлипами, после чего тронул меня за локоть. — У нас входящий вызов с «Везунчика».

— Кто? — хрипло отозвался я. Невозможно пропустить через себя такой поток эмоций без последствий. Щеки стягивали высохшие дорожки слез, а в горле застрял горький комок — небольшая цена за помощь. При необходимости, я был готов отдать во много раз больше.

— Нова.

Лана, незаметно оказавшаяся у меня на коленях, тут же перестала вздрагивать и, подняв ко мне мокрое от слез лицо, робко прошептала: «Можно?». Я чуть кивнул и достал их кармана портативный голопроектор, Телекинезом поднимая тот на уровень наших глаз.

— Соединяй.

Глава 9. «Эталон вкуса»

Практически затопив салон аэротакси слезами, Лана успокоилась настолько, чтобы перебраться на заднее сиденье, где они с голограммой Новы начали о чем-то шептаться с крайне заговорщицким видом. Судя по временами бросаемым на меня взглядам обеих, в поисках цели обсуждений далеко ходить не нужно. Я делал вид, будто ничего не замечаю и вместе с Фрисби занят разглядыванием неоновых реклам, проплывающих за лобовым стеклом. На деле скрывая довольную улыбку. Пусть посплетничают вдоволь, им это нужно. Обеим.

Между тем, аэротакси почти достигло заданных Ланой координат. К моему удивлению, Кара не поскупилась снять для себя с ученицей роскошные апартаменты в одном из элитных районов Верхнего города. Цена за сутки аренды там начиналась от нескольких сотен и достигала трех тысяч кредов. Очень хотелось выяснить, помимо прочего, откуда у Кары такие деньги, если, по словам Ланы, последние три года они в бегах. Что произошло раньше еще предстоит выяснить, а пока я старался вести себя непринужденно. И не думать о том, что скажу Нак Зиилу, чей давний друг пал жертвой пыток падшего на Темную сторону Алека Пайна.

Хоть убей не пойму, зачем ему понадобилось устраивать встречу у оазиса с базой культистов? Лана точно что-то знает, но почему-то предпочитает помалкивать. Впрочем, удивляться тут нечему. Увиденные в Ментальном Слиянии шрамы оказались очень глубоки, практически безвозвратно подорвав доверие мириаланки к другим людям. Я сам смог одолеть ее демонов лишь потому, что точно знал, как действовать и вести себя. Порой в наличии ментального дара есть свои преимущества.

Свернув на воздушной развязке в узкую вереницу таких же аэротакси, я передал управление Фрисби и, не оборачиваясь, потянулся ментощупами к Лане. Что ж, прогресс налицо. Внешние оболочки духа подлатал, как сумел, но внутренние так и остались искореженными событиями, затронувшими самую суть ядра личности. Дальше лезть со своими куцыми познаниями в ментальном целительстве просто опасно, и я решил оставить все, как есть. Благо результат уже налицо: Лана и ощущалась, и выглядела бодрее. Чего стоит одна неумелая стрельба глазками, не оставшаяся незамеченной от потешно надувшей губки голограммы ревнующей Новы. Ожила девка. И душой, и телом. Еще день-другой, и энергетика окончательно стабилизируется. А, может, и того быстрее. Воля у Ланы стальная, как и тяга к жизни. Другая на ее месте уже бы давно покончила с собой.

Осталось решить, что делать с Карой А’нзал. У нее должны быть веские объяснения тому, что я разглядел в душе Ланы, иначе… не хочется доводить до такого, но есть участи пострашнее смерти. И даже такому эмпату-неоучке, как мне, под силу воплотить их в жизнь.

— Сделай лицо попроще, — раздался над ухом тихий совет Фрисби, перелетевшего на спинку моего сиденья. — Девчонки уже как-то подозрительно на тебя косятся.

«Ну да, пожалуй, стоит», — согласился я, наконец обратив внимание на сигналы ментощупов, настойчиво оповещавших о нарастающем напряжении Ланы, почуявшей неладное.

— Просто волнуюсь перед встречей с Карой, — пояснил специально для нее, в манере мастера Нак Зиила отвечая на незаданный вопрос и умудрившись не соврать ни в едином слове, — Сильно она изменилась?

— Ты не поверишь, — с улыбкой отозвалась Лана, и немного извиняюще повернулась к Нове. — Извини, но нам пора. Мы же еще поговорим?

Твилека активно закивала. Разговор с давно потерянной подругой словно зажег в ней новую волю к жизни. Столь счастливой и улыбчивой я не видел Нову уже давно.

— Обязательно. Пообещай мне, что подумаешь о моей просьбе, хорошо?

— Я подумаю, — уклончиво отозвалась Лана, и приложила ладошку к сердцу на твилекский манер. — Береги себя, Нова.

— Да пребудет с тобой Сила, Лана.

Едва голопроектор отключился, мириаланка снова перелезла на переднее сиденье и пальчиком указала в сторону от посадочной площадки аэротакси.

— Нам туда.

— Казино «Шпиль Фортуны»? Серьезно?

— Главный сюрприз ждет впереди, — многообещающе усмехнулась Лана. После чего не удержалась, и царапнула коготками мой пояс, где в муляже батареи личного щита скрывался мой световой меч.

— Впервые вижу световой меч с такой необычной плазменной дугой. Красота необыкновенная! Не расскажешь, где достал?

— Расскажу. В обмен на историю, где ты достала свой кристалл. Помнится, твой первый имел зеленый оттенок. Или это тоже тайна?

— Нет. Мы с Карой летали на Илум, когда поняли, что не хотим возвращаться в Орден.

— И что же заставило вас передумать?

— Хитрый какой, — погрозила мне пальчиком Лана. — Уговор был на равноценный обмен. Колись, где свой кристалл взял!

— Там же, где ты свой первый. В кайбер-пещерах на Тайтоне.

— Но твой меч…

— А вот с рукоятью уже куда более интересная история. Что ты знаешь о расе Гри?

Разумеется, я не стал посвящать Лану в свою сделку со Стражем, или прочие тонкости наших будущих договоренностей. Ни к чему ей эта информация. Только воображение распалит и повлечет неуместные вопросы, на которые я пока не готов отвечать. По крайней мере, не раньше, чем она примет окончательное решение стать частью моей будущей семьи и клана. А насколько скоро настанет тот день, зависит лишь от нее самой.

Рассказ о путешествии в Красную пустыню я успел закончить как раз к тому моменту, как Фрисби посадил такси в пустующий посадочный модуль и улетел расплачиваться с дроидом-погонщиком за аренду. Меньше, чем через минуту, одинокий возмущенный вопль заставил вздрогнуть Лану и вспугнул стайку мелких попрошаек, облепивших прибывающих пассажиров. В сравнении с моей, жаба Фрисби могла похвастаться совсем уж неприличными размерами, делающие честь всему галактическому земноводному племени.

— Чего он орет, Джове?

— Хатты, — морщась уже от самого звучания слова, пояснил я, первым вылезая из аэротакси. — Все никак не может поверить в здешние цены.

— А, тогда понятно, — Лана улыбнулась и, вдруг подскочив ко мне, просяще заглянула в глаза. — Слушай, а мне можно меч Гри, как у тебя, достать?

— Тебя чем-то твой не устраивает?

— Чем-то, — передразнила Лана. — Мужлан, что бы ты понимал! Это у меня меч, а у тебя произведение искусства. Такую красоту за поясом носит, а другим только и остается, что облизываться… ум?

Слишком поздно Лана сообразила, что именно ляпнула. А когда поняла, и увидела, как я едва сдерживаю смех, «покраснела» на мириаланский манер, о чем говорили яркие пятна на пожелтевших щечках.

— Я совсем другое имела ввиду!.. Ты не то… Я не…

Окончательно смутившись, Лана спрятала лицо за капюшоном и быстрым шагов двинулась по указателям к выходу с терминала. Титаническим усилием воли сдержав прорывающийся гогот, я похлопал по крылу корпуса Фрисби, с убитым видом приземлившегося мне на плечо.

— Много содрали?

— Тысячу сто пятьдесят кредов, — мрачностью в голосе Фрисби вполне можно было наполнить всю пустоту нижних уровней Нар-Шаддаа. — И еще две сотни штрафа за отключение следящего маячка. Ненавижу хаттов.

— Сказал тот, у кого в сети крутятся миллионы на одной рекламе. Сколько там у нас за последний час с подписок на Звездные войны накапало?

— Это совсем другое! — возмутился Фрисби. — И вообще, чем болтать, догонял бы уже Лану. Чего она втопила-то? Опять чего-нибудь ляпнул в своем репертуаре?

— Нет. Просто начала осознавать неотвратимую поступь судьбы, — все же не выдержал и расхохотался я. Вопреки ожиданиям, никто их пассажиров даже не обернулся.

— Мало ли в Верхнем городе ржущих придурков под ударной дозой спайса? — правильно истолковал мои взгляды по сторонам Фрисби, пока я бегом нагонял Лану. — Народ тут ничем подобным не удивить.

— Кроме дроида с мохнатыми причиндалами вуки под корпусом. Кажется, я там секс-шоп на неподалеку видел? Еще можем вернуться.

— Все-все, умолкаю.

Довольный маленькой победой в дружеской пикировке, я уже в более приподнятом настроении оценил красоты Верхнего города. Что сказать? Хатты знают толк в обеспечении досуга. Весь одиннадцатый уровень представлял из себя один сплошной круговорот развлечений на любой вкус. Над узкими улочками маняще нависали всевозможные салоны, дома моды, магазинчики, бутики, элитные кантины, игорные заведения, спортивные арены. Те же секс-шопы под бочком у стрипклубов. И все это на фоне взрывающей воображение неоновой рекламы, занимающей каждый свободный участок на зданиях.

Имелись в этом буйстве красок и свои уголки спокойствия. Некое подобие прогулочных парков, где даже деревья имелись. Не настоящие, само собой, а голографические, в единой окружающему неону цветовой гамме. В чем в чем, а в чувстве стиля слизням не откажешь. Умеют, паршивцы, к любой душе ключик найти. Пусть голозаменители деревьев не чета настоящим лесным владыкам, предназначение свое они выполняли с лихвой: создавали волшебную атмосферу сказки, где хочется остаться навечно. Ну или, пока не закончатся последние креды на счету.

Взгляд сам собой зацепился за вывеску забегаловки с большим экраном на входе, в режиме онлайн ведущего трансляцию гонок на свупах. Объявление на дверях приглашало присоединиться к празднованию финала кубка профессиональной лиги. Прямой эфир из центральных миров Ядра…

С зубным скрипом подавив соблазн, я нагнал Лану и пошел рядом с ней, стараясь смотреть исключительно прямо перед собой. У всех есть свои слабости. Моя — гонки на свупах. И, пусть сам я на них еще не летал, но трансляции могу смотреть до посинения. А там еще и наливают! Не бар — мечта. Нет, однозначно нельзя туда заходить. Даже «одним глазком». Иначе исчезну из мира на пару дней минимум, а такой подлянки Лана мне не простит.

Она, к слову, все еще светилась в ментале нежным смущением и весьма нескромными для девушек потаенными желаниями. При этом сохраняя вид оскорбленной невинности и избегая встречаться со мной взглядом.

«Интересно, — подумал я. — это такой побочный эффект Темной Стороны в Лане или просто либидо шалит?»

Мириаланки, насколько мне известно, развиваются чуть быстрее обычных людей, хотя потомство могут иметь только по достижении двадцати лет. В ксенобиологии я не силен, но такие моменты проштудировал заранее, зная свою безудержную тягу к прекрасному женскому полу. Если у нас с Ланой сложится, то дети обязательно будут. Лет через пять. Биологически люди и мириалане вполне совместимы, хотя от нашего союза всегда рождаются последние.

«Так, что-то меня опять не туда занесло», — одернул я свои неуместные фантазии, с подозрением покосившись на прячущую ухмылку Лану. Не понял, она что, нарочно? А-а, вот оно что. Маленькая месть. Ну да, она же в курсе, что я эмпат. И точно знает, насколько мы чувствительны к чужим эмоциям.

— Чего мне хоть ожидать от твоего мастера? Не съест она меня? — спросил я в попытке увести мысли развеселившейся Ланы, приобретающие все более фривольные оттенки, в более приземленное русло.

— Кара не мой мастер.

— А кто тогда?

— Старшая сестра.

— Не понял…

— По зову крови. И своему выбору, — Лана коснулась пересекающей лоб тонкой полоски татуировки, изображающей витое переплетение ромбовидного узора. — Это древняя традиция моего народа. Я посчитала Кару достойной и приняла ее в свой род.

— Дай догадаюсь: долгая история?

Лана загадочно сверкнула солнечными бликами глаз, сворачивая на оживленный освещенный рекламными транспорантами проспект, откуда можно было выйти к казино «Шпиль Фортуны». Примерно вдвое шире, чем виденный мной на территории ни́кто, он проходил прямиком через весь одиннадцатый секторальный уровень и не оставлял места для транспорта. Неудивительно, сколько народу тут сновало, при том, что на небо целиком во власти ночи. В дневное время суток тут точно не продохнуть.

— Держись ближе, — одновременно сказали мы с Ланой. Но если она вновь засмущалась, то я оставался серьезным, на себе ощущая мириады скользящих взглядов со стороны бесконечного потока горожан. Потеряться в нем — раз плюнуть. А нам еще минимум метров двести до казино идти. Казалось бы, мелочь, но не на Нар-Шаддаа, где даже самый благообразный с виду прохожий может оказаться способным на самое гнусное злодейство моральным уродом. Такова природа мира и империи хаттов в целом, куда магнитом тянет все мало-мальски загнивающие слои галактического общества.

Взяв Лану за руку и не слушая возражений, я задвинул ее себе за спину и нерушимым ледоколом двинулся сквозь толпу. Толика ментального давления на местность вокруг сделала мою и без того высокую фигуру в глазах окружающих этакой ходячей колокольней. Нас сторонились и старались обходить стороной, позволив беспрепятственно пересечь проспект и выйти к пункту назначения.

Шикарные врата «Шпиля Фортуны» сверкали блеском стекла и возносились декоративной вставкой вдоль всей башни казино к самой высокой точке, теряющейся на фоне звездного неба. Вблизи размеры здания казались еще более высокими, и потому я не сразу понял, что кто-то настойчиво подталкивает меня в спину.

— Потом насмотришься, пошли уже, — Лана, потешно пыхтя, уперлась ладошками мне под лопатки. — Уф, громила! Тебя чем мастер кормил, признавайся?

Я фыркнул, представив Нак Зиила в поварском колпаке, переднике, и световой поварешкой. Сюрреалистическая картина.

— Скорее он сам меня объедал, когда от Эсс прятался.

— Это еще кто? — в тоне Ланы послышались незаметные на слух, но явно различимые для эмпата нотки ревности. Уж не знаю, каким местом она ощутила, что Эсс важна для меня, но выводы сделала молниеносные.

— Его жена.

— А? — настал черед Ланы впадать в ступор. — Жена? У твоего мастера-джедая?

— Ага. Так мы идем внутрь или так и будем загораживать проход? На нас уже косятся. А некоторые… Нет, дамочка, я не продаюсь. Нет, не стриптизер. И не жигало. Сколько-сколько? Хм…

— Куда собрался?! — реакция Ланы, разъяренной фурией зашипевшей на какую-ту расфуфыренную модницу, попытавшуюся увести с собой приглянувшегося ей мужчинку, на порядок превысила джедайскую. Казалось, откуда вдруг в такой хрупкой фигурке взялось столько силы? А все оттуда же — Темная сторона. Только чтобы ее питали не темные эмоции, а обычная ревность, я видел впервые. Чего только не познаешь на своем опыте!

В итоге чисто из интереса я позволил протащить себя за шкирку под хихиканье Фрисби через холл. Дождался, пока кипящая Лана активирует гостевой пропуск на ресепшене за стойкой дроида-менеджера. И, только когда рядом с лифтом ее покинула заемная Сила, прекратил ломать комедию и выпрямился с полусогнутых ног во весь рост.

— А еще покатать? — я состроил жалобную мину, всем своим видом выражая скорбь. За что словил не обещающий ничего хорошего взгляд исподлобья и имел счастье наблюдать умилительную картину надувшейся ревнючки, резко отвернувшейся к створкам лифта.

Честно, столь быстрое развитие наших отношений, не существующих пока даже в проекте, не могло не напрягать. Однако, памятуя о нежных чувствах Ланы ко мне еще со времен Тайтона и беря во внимание ее нынешнее состояние, с поисками ответов придется повременить. Пусть хоть немного в себя придет после Ментального Слияния, а там поглядим. Может, не все так страшно, как малюет воображение.

Да, в конце концов, разве не может молодая привлекательная девушка просто влюбиться в спасшего ее парня? Притом не самого уродливого на вид и способного удивить не только таинственным мечом Гри, но и прекрасно развитым притягательным телом. Молодость имеет свойство гнаться за оберткой, редко обращая внимание на содержание.

Лана уже успела произвести на меня впечатление довольно импульсивной личности, не обремененной лишними запретами и джедайскими шорами. Как много ей надо, чтобы от простого интереса перейти к увлеченности? Судя по шумному сопению и дрожанию ауры, меньше, чем можно было предположить. Дикая женщина растет, с норовом. Справлюсь ли? Удержу и не дам скатиться во Тьму?

Лана вздрогнула и замерла, не дыша, ощутив мое внезапное приближение к себе за спину.

«Куда я денусь».

— Джове? Ты чего?

— У тебя…

— …

— …волосы дымом пахнут.

— Что-о-о?

Вот, другое дело! Развернулась, кулачки сжаты. В солнечных глазах темное пламя закручивающихся протуберанцев и желание отгрызть чей-то особо чувствительный нос. А я чего? Все вытерплю. Раз уж взвалил на себя столь милый глазу и сердцу груз — буду тянуть его до конца. Во славу будущего рода и клана.

— Говорю, душ бы не помешал, — я демонстративно понюхал отворот своей куртки. — Гарью от меня несет так, что аж на тебе оседает. У вас с Карой, надеюсь, нормальный, а не сухой капсульный?

— И тот, и другой. Но с тебя хватит и сухого, — буркнула Лана, с сипом выгоняя воздух из легких и первой выходя в открывшиеся двери лифта. — Иди за мной.

В коридоре с ровными рядами дверей номеров атмосфера царила куда более уютная, чем в холле напервом этаже. Планировка сочетала традиционные стили с мягкими тонами стен и приятным, практически интимным освещением. А в воздухе буквально витал аромат денег и богатства постояльцев.

Я ощутил очередной приступ любопытства, требующего немедленно узнать причину, по которой две несостоявшиеся джедайки оказались в подобном месте.

— Постарайся не хвататься за свой меч, — проникновенно попросила Лана, когда мы подошли к их с Карой номеру. — Сестра покинула Орден не самым лучшим образом, но все это в прошлом.

— Пока меня не попытаются нашинковать на бульон — не буду.

— Кара ест только овощи и фрукты, — немного грустно улыбнулась Лана, открывая дверь номера и первой входя внутрь. — Сестра! Мы дома.

— Мы? — раздалось приглушенное восклицание из номера. Я чуть приглушил действие Роения, позволяя ощутить себя в Силе. Лана восхищенно охнула:

— Я так и знала: Сокрытие! Только странное какое. Джове, так ты правда уже рыцарем стал?

Мы прошли в номер, довольно роскошный и уютный, чтобы удовлетворить все прихоти женской души. Я не успел ответить, как приглушенное освещение потолочных ламп рассек яркий луч светового меча.

— Сестра, отойди от него, — строго велела Кара, появляясь в поле зрения с угрожающе взведенным оружием в руках. Точно такого же цвета, как у Ланы: солнечно-желтый. — Это не рыцарская техника Сокрытия, а мастерская… стой. Джове? Это ты?

Миг узнавания стоил ей потери концентрации. Использовав Притяжение, я выдернул погасшую рукоять меча из ослабевших пальцев Кары. Все произошло очень быстро.

— Заметь, Лана, свой я так и не достал, — хмыкнул я, оценивающе подбросил на ладони чужой световой меч, после чего перебросил его обратно владелице. И уже персонально для нее добавил. — Как в старые добрые, да? Все еще отвратно владеешь клинком, наставница. Сила нужна не только, чтобы спину мочалкой тереть.

Кара А’нзал смутилась и машинально схватилась за сползающее с груди белоснежнее полотенце, в тот ее коже. У меня появилась отличная возможно оценить ее фигурку, ничуть не изменившуюся с нашей последней встречи. Словно и не было всех тех лет, разделяющих прошлое в Храме и настоящее в казино «Шпиль Фортуны». Бывшая наставница первого клана юнлингов выглядела точь-в-точь, как в то время. Телом, внешностью, даже даром в Силе. Самая обычная девчонка лет двадцати на вид, едва ли на волосок выше своей младшей сестры, сейчас едва сдерживающейся, чтобы не расхохотаться от переизбытка чувств.

— Я привела помощь! — возвестила Лана, показав медленно отходящей от шока Каре дразнящий язычок. И уже для меня добавила. — Вот и обещанный сюрприз. Сестренка обожает принимать ванную перед сном, хи-хи. Я надеялась, что мы успеем раньше, но так тоже ничего получилось.

— Стой, паршивка, — Кара запоздало запулила Телекинезом подушкой с ближайшего диванчика вслед демонически хохочущей мириаланке, поспешившей скрыться в душевой с криком: «Джове, я первая-я-а!»

— Когда-нибудь она меня с ума сведет, — закатила очи-горе к потолку чалактанка, после чего недобро зыркнула на меня и махнула мечом в сторону гостиной. — Чего застыл? Дверь за собой закрой и проходи. Только обувь сними, я только недавно убралась.

— Слушаюсь, мэм, — залихватски козырнул я, втайне выдыхая и радуясь, что опасения насчет сущности Кары не оправдались. Разумеется, та применила Сокрытие сразу, как только ощутила меня в Силе, но до тех пор я успел ощутить ту же историю, что и с Ланой. Светлая сторона с примесью Темной. И еще более глубокие раны на душе, давно ставшие тугими шрамами, с которыми уже ничего нельзя сделать. Вопреки внешности молодой соплячки, Кара ощущалась, как вполне себе взрослая женщина с богатым жизненным опытом.

Но главное: она не представляла для меня особой угрозы. Ни в Силе, ни в ментальном плане. Слишком велика разница между нами: Карой, по ощущениям оставшейся на уровне рыцаря нынешнего Ордена, и мной, прошедшим полный курс обучения по методикам старого. «Мастерское» Сокрытие, ха.

По всему выходит, допрос с пристрастием пока можно отложить. Ответы от Кары я получу в любом случае. Тем или иным способом.

— А ты вырос, Джове, — раздался ее голос из-за двери спальни гостиного номера. Кара Рывком скрылась там до того, как я и скинул в прихожей верхнюю пропахшую дымом одежду и прошел в центр помещения, заинтересованно озираясь по сторонам.

— Я тебя сперва не узнала. Совсем взрослый стал…

«Не только душой, но и телом», — повисла недосказанная фраза в воздухе. Не обратив внимание на неприкрытый намек Кары, я тщательно исследовал ментощупами окружение, приходясь по мебели, стенам, предметам обихода. Все, что попадало в обозримую область, носило на себе эмоциональные отпечатки долгого использования. Также, как люди несут в себе частицы тех, с кем долго общались, предметы впитывают в себя наши истории. Апартаменты Кары и Ланы носили на себе следы гораздо более долгого проживания, чем я мог предположить. Не месяц и не два. Минимум год. И за все это время аренда должна была съесть уйму кредов. Куда больше, чем могут себе позволить две беглянки, живущие в постоянном страхе быть пойманными ситхами.

Тем временем мой взгляд зацепился за гарнитур кухни, отделенной от общей части помещения декоративной перегородкой по пояс. В отличии от уютно-светлых тонов гостиной, уголок обители кулинарии цвел яркими темно-красными красками дизайнерского акцента.

Я не особо любил готовить и на Дорине чаще пользовался синтезатором, но, при необходимости, вполне мог состряпать блюдо, достойное быть поданным в ресторанчике средней паршивости. Пользуясь вкусовыми рецепторами и, немного, памятью прошлой жизни.

Спустя десять минут Каре, облачившейся в красивое домашнее платье, и Лане, высунувшей любопытный носик из ванной на манящие запахи, предстало зрелище увлеченно кашеварящего джедая. Продуктовый запас у сестер оказался более чем скромный, но даже из того, что есть, можно было по-быстрому сварганить нормальный ужин. Больше растительно-овощной, но даже с такими ингредиентами можно было устроить небольшой пир.

— Пробуй, — левитируемая Телекинезом дымящая ложка подлетела к Каре, с широко открытыми глазами наблюдавшей за процессом быстрой готовки. — На соль годится?

— Вкусно! Что это?

— Импровизация, — с улыбкой, я взмахнул поварешкой и подмигнул Лане, усевшейся на уголок диванчика и с восторгом смотрящей на творящиеся на кухне таинства. — Грибной соус с вон той блеклой травкой и щепоткой тех хрустящих специй в гранулах. Сыра не хватает, но ничего. Его добавляют в самом конце, так что успеют доставить. Фрисби уже сделал заказ.

Кара, казалось, впервые обратила внимание на дроида, как раз закончившего исследовать последние закоулки апартаментов двух названных сестер.

— Этот тот самый, который был у тебя в Храме?

— Приветствую, Кара А’нзал, — с небольшой обидой фыркнул Фрисби. — Я уж думал, ты и дальше будешь меня игнорировать.

Кара недовольно скривилась, а Лана засмеялась:

— У нее сложные отношения с дроидами. Не злись, милаха. Для тебя Кара сделает исключение, правда?

— Я подумаю.

— Другое дело, — довольный Фрисби приземлился на колени мириаланке и дал той погладить себя по крышке. — Эй, Джове. Смотри и завидуй! Тебе такая популярность не светит.

— Они еще не пробовали мои овощи «Альденте», — парировал я и, услышав сигнал от входной двери, поставил кипящие кастрюльки на малый нагрев и пошел забирать заказ от службы доставки казино. За дверью показался живчик из людей, со всеми любезностями вручивший шуршащий пакет с продуктами и не преминувший оценивающе скользнуть масляным взглядам по фигуркам девушек за моей спиной. За что не только не получил чаевых, но и поприветствовал кончиком носа излишне резко захлопнувшуюся входную дверь.

Сделав вид, что не слышу приглушенных ругательств из коридора, я вернулся на кухню и сноровисто распаковал заказ, сразу принимаясь за второй этап готовки. Тушеное мясо и легкий суп на первое. Кара присоединилась к Лане, продолжавшей завороженно наблюдать за мной и жадно вдыхать расползающиеся по помещению ароматы.

Еще со времен прошлой жизни я твердо уяснил: голодная женщина — злая женщина. А мне для предстоящего разговора нужна доброжелательная атмосфера.

— Кстати, где тебя носило? — отстраненно спросила Кара, с интересом смотря, какие причудливые формы приобретает ароматный пар над варочной панелью. Немного Телекинеза любой процесс готовки превратит в маленький акт волшебства.

— А, да так, — в такой же прострации отмахнулась Лана. — Вышла на охотников Зурго и вместе с его зверинцем спалила базу культистов. Ну еще Пайну меч в одно место засунула.

— Ясно… Что??

— Кушать подано, дамы! Прошу к столу.

Глава 10. «Сквозь дебри прошлого»

— Первый год был самым тяжелым, — начала рассказ Кара, когда мне мы трое, сытые и умиротворенные, расселись за кофейным столиком. Девушки заняли диван на две персоны, а я гостевое кресло прямо напротив них. Фрисби нашел зарядный порт и завис в неком подобии дремы для дроидов.

— Когда мы с сестрой сбросили хвост ситхов, ребром встал вопрос легализации в Республике. Падших джедаев официально объявили персонами нон-грата во всех цивилизованных системах. Нам пришлось искать убежище в самых отдаленных регионах за Внешним Кольцом. В основном на малых космических станциях и захолустных планетках с минимально пригодной атмосферой. Возможно, мы бы до сих пор жили там в мире, если бы не зайгеррианцы.

Тут Кара сделала глубокий вдох и надолго замолчала, прижав к себе сжавшуюся в комочек Лану. Я не издавал ни звука, одной рукой пощипывая колючую щетину на подбородке, а второй крепко вцепившись в подлокотник кресла. Дальше можно было не слушать, потому как очень многое стало понятно уже по одному слову: зайгеррианцы.

В Республике, официально борющейся против рабства, оно прекрасно процветало под самыми разными личинами. Всевозможные долговые контракты на корпорации, добровольные пакты «об услужении», родовые клятвы и прочая словесная шелуха, скрывающая истинный порядок вещей. Раса зайгеррианцев была одной из немногих, кто предпочитал называть вещи своими именами и не скрывала от галактического сообщества своей сути. За что ее уроженцев боялись и уважали до такой степени, что Орден джедаев на пике своего могущества принял решение положить конец Зайгерранскому рабовладельческому режиму. Чем, возможно, спас миллионы будущих поколений от рабских цепей и участи умереть в неволе.

Однако по сей день зайгеррианцы продолжали портить кровь мирному населению галактики, ежегодно собирая дань в обход крупных гипермаршрутов, находящихся под контролем республиканского флота. То, что Лану и Кару схватили в какой-то глуши странно, но не необычно. Хотя Орден джедаев сильно сдал в последние столетия, Республика продолжала оставаться силой, с которой которой приходилось считаться всем без исключения. Зайгеррианцы не могли в открытую набирать рабов в ближних секторах Ярда, зачастую довольствуясь выборкой «жемчужин» с захолустных мирков Внешнего Кольца. Чем красивее раб, тем дороже он стоил в Зайгерии. Кошачьи рабовладельцы ценили все сверкающее и к своим лучшим игрушкам относились соответствующе.

Но чтобы раб стал рабом, его еще нужно правильно обучить. И для зайгеррианцев этот процесс зачастую не менее приятен, чем последующая перепродажа «товара» заинтересованным лицам. Поэтому, несмотря на все усилия Республики и Ордена, остатки Империи Зайгерии до сих пор рассеяны по галактике. Ни у одной расы, даже у хаттов, не выходит выводить из разумных послушных зверьков, преданных хозяину до потери пульса.

Я это все к тому, что примерно начал понимать, откуда взялись столько глубокие шрамы на душах Ланы и Кары. Чтобы сложить общую картину, оставалось задать всего один вопрос:

— Сколько?

Кара вздрогнул и подняла на меня взгляд потемневших от не самых приятных воспоминаний глаз.

— Два года.

Я прикрыл глаза, с шумом выдыхая носом и читая мантру Кодекса для успокоения. Два чертовых года. Бедные девчонки. Не удивительно, сколько боли засело в них с тех пор. Плен у зайгеррианцев не всем дано пережить.

— А что потом? Бежали?

— Нет, — тихо отозвалась Лана. — Нас продали ситхам.

По тому, как дрогнул ее голос и какой вихрь эмоций пронесся в ментале, я понял, что поспешил с выводами. Душевные раны у них не от зайгеррианцев. От тех остались остались только клейма на задней части шей, означающих пригодность «товара» для продажи.

— Кертера?

— Дарт Кертера, — поправила Кара, полыхнув с трудом сдерживаемой ненавистью в Силе. — Он и его ученик. Ваш с Ланой бывший соклановец.

— Ты можешь перейти сразу к концу, не нужно рассказывать все…, — сказал было я, но Кара подняла руку, призывая к молчанию.

— Я поведаю эту историю один раз. Но больше никогда не проси нас с сестрой об этом.

«Она так просто называет Лану сестрой, будто они и вправду родственники», — отметил я, не переставая удивляться новым открытиям из жизни двух беглых джедаек. Пожалуй, сейчас их уже можно назвать таковыми. Несмотря на все ужасы, которые с ними сотворили ситхи, они смогли сохранить свой Свет. Деяние, достойное уважения всякого, кто хоть бы издалека слышал, на что способная Темная стороны Силы.

— Из всех ситхов Дарт Кертера поглощен Темной стороной сильнее всех. Слава Силе, на тот момент у него имелись игрушки получше, и он отдал нас своему ученику, — Кара погладила по волосам Лану, едва сдерживающуюся, чтобы не закрыть уши ладошками и зажмуриться. — Зайгеррианцы не использовали шоковые ошейники, когда воспитывали из нас образцовых рабынь. С помощью Силы их было не так уж трудно обмануть. Достаточно лишь делать, что тебе велят и никогда не поднимать глаз на надсмотрщиков и клановых хозяев. Но когда мы попали к Алеку Пайну… Уже через неделю я пала во Тьму, не выдержав того, что он делал с моей сестрой. Нет, не то, что ты подумал, — чуть повысила голос, когда я дернулся в кресле. — Дарт Кертера ему запретил. Сказал, что не заслужил право женщин пользовать. Но проклятый мальчишка нашел иные способы… Он…

Тут Кара не выдержала и замолчала, размазывая по щекам слезы. За нее закончила Лана, избегающая смотреть мне в глаза и теребящая пальчиками край туники, очень похожей на джедайскую, но только невзрачного мышино-серого цвета.

— Он одевал на меня шоковый ошейник и пытал, пока Кара не соглашалась убивать других рабов за него. Однажды он привел двух твилек. Маму с дочкой. Совсем кроха еще, и двух лет не исполнилось. Он хотел… чтобы сестра на глазах матери…

— В тот день я словно очнулась. Спустя месяц плена и семь отобранных жизней невинных, — хрипло сказала Кара. — Поняла, что если сделаю, то, что требует Алек Пайн, то больше никогда не смогу вернуться к Свету. У нас был только один шанс. Я досточно усыпила его бдительность покорностью, чтобы выкормыш Кертеры оставил двери клеток открытыми.

— Почему ты его не убила? — титаническими усилиями воли удерживая спокойствие, спросил я. Лана улыбнулась, а Кара испытующе склонила голову на бок.

— Не самый уместный вопрос для джедая. Не находишь?

— Возможно. Так почему?

— Не успела. У меня получилось его оглушить, но Дарт Кертера крайне невовремя вернулся с миссии. Пайн в сравнении с ним — тявкающий щенок. Я использовала все свои силы, чтобы вывести Лану и семью из подземелий. Каких? Нас держали в Академии ситхов на Коррибане.

Древний мир ситхов. Оплот мощи и символ Темной Стороны. Кара не перестает удивлять. Я задумчиво пригубил из кружки с чайным тоником, и, поставив ее обратно на столик рядом с конфетной вазочкой, откинулся обратно на кресло.

— Прости, но мне трудно поверить, что вы смогли выбраться оттуда сами.

— А мы и не смогли, — грустно, самыми уголками губ, улыбнулась Кара. — Нас поймали на подходе к транспортным шаттлам, но уже другие ситхи. Нам повезло, что они ненавидели Кертеру и его ученика даже больше, чем мы с Ланой. Или не повезло, как посмотреть… Им показалось забавным устроить охоту на живую дичь.

— Только вместо животных выбрали вас.

— И еще пару десятков рабов, — Кара кивком подтвердила мою догадку. — Зайгеррианцы хорошо наварились на той сделке.

— А что Дарт Кертера?

— Оставил ученику пару новых шрамов и махнул рукой. Судьба рабынь, пусть и чувствительных к Силе, ему безразлична.

— Можно дальше мне? — вклинилась Лана и, получив поощерительный кивок от Кары, впервые с начала рассказал решилась посмотреть мне в глаза. — Я должна поблагодарить тебя, Джове. Если бы не ты, я бы там не выжила. И сестру бы не спасла.

Хотелось возразить, но я не стал, чувствуя, что им обеим надо выговориться. Больше, чем они сами подозревают.

Лана обхватила плечи руками и бочком еще теснее прижалась к Каре, обхватившей ее за талию.

— Ситхи называли то место Когтями Древних мастеров. Какие-то занесенные песком руины, где спрятаться толком негде. На нас спустили аколитов, кто еще не прошел Испытание и не получил световой меч. Но они им были не нужны. Вибромечи прекрасно разрезают плоть, — Лана сглотнула, но все также не опустила глаз, ощущая нашу с Карой молчаливую поддержку. — Многих убили в первые минуты. Они просто не захотели бороться. Остальные… Вместе со мной и Карой нас осталось пятеро. Мы укрылись в каком-то склепе. Там не было ничего кроме старых костей и песка. Когда аколиты завалили выход камнями, мы поняли, что оказались в тупике. Нас специально загоняли туда. Чтобы поиздеваться напоследок, прежде чем убить.

Не выдержав, Лана отвернулась и продолжило уже не так громко.

— Что-то произошло в Академии. Какой-то взрыв, мы до сих пор не знаем. Аколиты убежали, и мы с Карой попытались расчистить проход. Не получилось. Слишком много камней, самые крупные под два метра в высоту. После пыток мы обе ослабли, а остальные не имели чувствительности к Силе. Трое мужчин, представляешь? Никто из них даже на сантиметр самый маленький камешек не смог сдвинуть. Аколиты буквально похоронили нас заживо.

Я невольно передернулся, представив себя в подобной ситуации. Жуть. Не представляю, как две девчонки выдержали такое. Хотя, мне и не придется. Сейчас узнаю.

— Слава Силе, в камнях имелись просветы, иначе мы бы задохнулись уже через пару часов. А так продержались целых четыре дня. Моча не такая ужасная на вкус, если выбора нет, — Лана обессиленно хихикнула. — Потом стало хуже. Один из рабов двинулся умом и напал на меня. Остальные еле успели оттащить и там же добили, чтобы не мучился. Мы горько пожалели об этом, когда труп начал разлагаться… Еще день спустя другой мужчина покончил с собой. Нас осталось трое. Каре и мне было немного легче — Сила немного притупляла жажду. А он пытался пить кровь свежего трупа, но стало только хуже.

— Коррибан — гиблое место, — добавила Кара. — Эманации Темной стороны пропитывают каждый клочок земли. Мы слишком поздно поняли, что оказались заперты в клетке с чудовищем. Он ранил меня и чуть не сожрал Лану. В последний момент я смогла каким-то чудом использовать Толчок Силы. Монстр врезался в завал у входа и размозжил себе голову о камни.

— Я осталась одна, — по щекам Ланы потекли слезы. — Кара потеряла сознание, монстр рассек ей бедро, едва не задев артерию. Покажи, сестра.

Кара приподняла подол платья, оголяя точеную правую ножку и кончик уродливого рваного шрама, словно оставленного зверем, а не человеком. При всем желании я представить не мог, как можно одними зубами нанести такую рану. Разве что нападавший был каким-то экзотом, но спрашивать сейчас об этом Лану стал бы только полный кретин. Девушка и так едва сдерживалась, чтобы не расплакаться.

— Было трудно, но я перевязала ее своими лохмотьями, как смогла. Знаешь состояние, когда плакать уже нечем, из горла хрипы только вырываются? Хрипы и вой. Я нескоро пришла в себя, а Кара к тому времени все еще не очнулась. Наверное, там бы нам и настал конец, если бы ты.

Лана рукавом утерла мокрое лицо и выдавила из себя вымученную улыбку.

— Как озарение случилось. Я вспомнила, что ты говорил, Джове. Джедай должен прежде всего думать головой. И, хоть я уже давно не использовала Светлую сторону, мой разум все еще был со мной. Знаешь, что нас спасло? Клановое испытание Силы.

— Зачем наполнять чашу камнями, если можно просто накрыть их сверху? — как-то совсем по девичьи нервно хихикнула Кара, стрельнув в мою сторону глазками. — Знаешь, я тогда на Испытаниях тебя убить была готова за все твои выходки.

— Но именно благодаря им мы выжили, — в голосе Ланы промелькнули стальные нотки, когда она недовольно покосилась на сестру. — Не согласна?

— Согласна. Продолжай, сестра.

— В общем, наши совместные усилия все же кое-что изменили. То, как мы с Карой расшатали завал, и тот монстр своей тушей довершил дело. Свод над выходом потрескался, и, чтобы окончательно обрушить его, хватило легкого нажатия Силой. Мне даже не пришлось распалять гнев, — Лана с улыбкой переглянулась с Карой. — Чаша сама накрыла камни. Мы получили путь к свободе.

— Никогда прежде не думала, что жаркий пустынный воздух может быть таким вкусным, — Кара махнула махнула рукой в сторону кухонного гарнитура, где стояли наши с Ланой грязные тарелки со следами мясной подливки. — С тех пор не могу даже смотреть в сторону мяса. Любого. Лана покрепче меня оказалась, но тоже старается растительной пищей питаться. Хотя сегодня твои шедевры за милую душу уплетала.

— Кстати, было очень вкусно, — немного взбодрилась Лана, расправив плечики и синхронно с Карой потянувшись за своими чайными чашками. — Если джедай из тебя такой же, как повар, у ситхов нет шансов.

— Ну, будет вам. Захвалили, — я никогда не страдал избыточной скромностью, но тут даже мне стало неловко. — Для вас старался. По себе знаю: покупная еда — совсем не то. Даже если ее делают в лучшем казино одиннадцатого сектора.

— Угм-в, — Лана жадно опустошила свою чашку и фривольно облизнулась, заставив Кару поперхнуться чайным тоником.

— Сестра!

— Что?

Кара закатила глаза и виновато глянула на меня, мол: не суди строго. Воспитала, как смогла. Я ответил неопределенным хмыком. Дескать, джедаи выше всяких мирских соблазнов. После чего не удержался и захрустел печенькой с темной глазурью. Как ни крути, а вкусную кондитерку в «Шпиле Фортуны» делают. Мне такая и во снах не снилась.

— В общем, мы кое-как выползли из развалин и там наткнулись на караван пустынников, — продолжила рассказ Кара. — Несколько десятков аборигенов из местных, у которых с ситхами что-то вроде соглашения. Одни отправляют всех одаренных в Академию, а другие не разоряют их поселения. Хотя, там и брать нечего. Мою рану обычными грубыми нитками сшивали. Сам видел, какой шрам остался.

— Свести не пробовала?

— Зачем? — пожала плечами Кара, с цинизмом в голосе прибавив. — Шрам ноги раздвигать не мешает, сексу не помеха. А моделью на подиуме мне не позировать. Происхождением не вышла.

Кажется, ясно, с кого Лана пример брала, когда темпераментом обзаводилась. Сестричка тоже с характером оказалась. Хотя, после всего, что они пережили — не удивительно. Кара А’нзал из моего прошлого в Храме на Тайтоне и нынешняя — словно два разных человека.

«Совсем, как я сам».

— Мы провели полгода среди пустынников, пока не окрепли и не решились на вылазку в Академию. Иным способом покинуть Коррибан невозможно, — предваряя мой вопрос, сказала Кара. — Только через шаттл на орбитальную станцию, и уже оттуда к выходу из системы с пересадкой на любой корабль, оснащенный гипердвижком.

— И вас так просто пропустили внутрь?

— Нам повезло, что к тому времени нас уже считали мертвыми. Склеп с трупами рабов нашло какое-то местное зверье. Когда ситхи вернулись, от них остались одни кости, даже одежду всю растащили. А в саму Академию с минимальной маскировкой попасть не так уж трудно, — Кара отвела от меня взгляд, — если от тебя несет Темной Стороной.

— Так вы все же пали?

— Только я. Но Лана смогла меня вытащить и вернуть Свету. Как видишь, я обязана ей не только жизнью.

— Как и я тебе, сестра, — Лана накрыла ладошками крепко сжатые кулачки Кары. Дав им немного побыть в тишине и справиться с эмоциями, я негромким покашливанием напомнил о своем присутствии.

— Так что с побегом? Вам удалось угнать шаттл?

— О, еще как, — хищно оскалилась Лана. — И мы навели немало шороху перед уходом.

— Не мы, а ты, — щелкнула ее по носу Кара, мгновенно потеряв благодушный настрой и раздраженно нахмурив изящные бровки. — Кто тебя просил лезть в зал голокронов, дура?

— Сама дура! Надо было оставить Пайну столько возможностей обучиться техникам настоящих ситхов? Единственное, о чем я жалею, что не подорвала его вместе с голокронами. Ублюдок успел сбежать.

— Он узнал тебя. Из-за твоего безрассудства, сестра, мы едва унесли ноги. Теперь за нами и джедаи, и ситхи охотятся.

— Всего одна бомбочка…, — Лана, собиравшаяся было что-то возразить, виновато поникла плечиками. — Кто ж знал, что сушеное дерьмо тентарека так рванет?

— Великая Сила, — Кара со стоном откинулась на спинку дивана и закрыло лицо ладонями. — Ты как всегда. Что тогда, что сейчас, ничему не учишься. Вот скажи, зачем ты поперлась одна на базу ситхов? У нас же был план!

— Хреновый план, — огрызнулась Лана. — Бежек не стал ждать нас и назначил Джове встречу у оазиса. Что мне еще оставалось делать? Его засекли и схватили. А Бежек единственный, кто мог вывести ситхов на наш дом.

— Мы бы просто ушли, как всегда. Но ты предпочла рискнуть жизнью и чуть не погибла, если бы не Джове.

Лана насупилась и отвернулась. Кара синхронно повторила ее действия.

«Действительно, как сестры, — умилился я. — Даже дуются одинаково».

— Кхм. Бежек, как я понимаю, это связной Ордена? Которого пытал и убил Алек Пайн?

— Он самый, — отозвалась Кара, не меняя позы. — Когда ситхи засекли нас, через него мы вышли на джедаев. Бежек должен был мне услугу еще со времен служения в Храме. А я знала, где искать то, что он ищет. Сделка выгодная обоим.

— Подробностей можно не ждать?

— Прости, Джове, — на сей раз Кара повернулась ко мне целиком, а не одной головой. — Я дала клятву, и его смерть не повод ее нарушать. К тому же, тебе эта информация все равно ничего не даст.

— Хорошо. Тогда расскажи, как вы оказались на Нар-Шаддаа.

— Долгая череда переездов, контрабанды, предательств напарников и одно успешное дельце на Айдарии в филиале Банковского клана, — Лана и Кара подмигнули друг дружке и вновь обнялись, словно и не случилось только что ссоры на повышенных тонах. — Помнишь, сестренка?

— Лучший день в моей жизни, — хихикнула Лана. — Никогда не видела столько пластинок ауродия. Он даже в большой танкер не поместился. Мико и Таскет их в трусы пихали от жадности.

Ауродий — это химический элемент, практически идентичный по виду золоту, но с несколько иной атомарной решеткой. В галактике пластинки из ауродия принимаются за твердую валюту в качестве эквивалента Республиканским кредитам. Курс мог составлять от девяти до десяти тысяч кредов за пластинку, в зависимости от удаленности секторов относительно центральных миров Ядра. Кажется, теперь я понимаю, как девушки смогли себе позволить такие роскошные апартаменты круглый год на постоянной основе.

— Вы что, ограбили Банковский клан? — решил на всякий случай уточнить я. И получил два синхронных кивка.

— А что, нельзя было?

— Только не читай нам лекций! Мы не джедаи и выживаем как можем.

— Да я, в общем-то, и не собирался, — поспешно отбрехался я, пока посуровевшие «не-джедайки» размышляли стоит ли спасаться бегством от возможных проповедей посланника Ордена. — Сам с усам, так сказать.

— Что, тоже ограбил банк? — со скепсисом поддела Лана.

— Не, у меня иной подход. Вкалывать до посинения.

— Правда? — удивилась Кана. — И твой мастер позволяет тебе работать? Не верю. Орден не мог так сильно измениться за какие-то пять лет.

— Мой мастер — кел-дор Нак Зиил, член Совета.

— О, — Кара тут же прихлопнула клювик и уже с куда бо́льшим уважением посмотрела на меня. — Старика все еще не подвинули?

— Можно и так сказать. Если считать за «подвинули» пятилетнюю ссылку на Дорин.

Теперь уже обе девушки замолчали, не сводя с меня недоверчивых взглядов.

— Хочешь сказать, ты все эти годы жил и обучался на Дорине? — первой не выдержала Лана. — Там же кроме кел-доров никто выжить не может!

— Может, как видишь, — приосанился я. — И даже получают полное гражданство, освобождаясь от Республиканского.

Тишина в гостиничном номере стала такой плотной, что начала давить на барабанные перепонки. Лана с Карой, кажется, даже забыли, как дышать. Еще никогда я не видел у женщин настолько зовущих жадных глаз.

Пришло время выбирать, что можно рассказывать им, а что нет. И, задействовав весь свой дар в менталистике, я принял решение. Обе девушки — идеальные кандидатки в клан. Пока еще несуществующий и призрачный, но уже имеющий впечатляющую финансовую базу. Фрисби перед уходом на подзарядку сверил статистику, радующую приятными цифрами и рейтингом посещений сайта «Джофрис». Наше творение продолжало набирать обороты, уверенно обещая перевыполнить намеченный план еще до отлета с Нар-Шаддаа.

Но клан и, тем более, семью, не построить на лжи. Если я хочу заполучить верность двух сестер, то обязан продемонстрировать, что мне можно доверять. И, желательно, чтобы слова имели больший вес, нежели способный на простое сотрясание воздуха. К счастью, есть один способ, которым их можно если не убедить, то хотя бы доказать свою искренность. Рискованный, но Сила не зря привела меня сюда.

Пора делать следующий шаг на пути к достижению Цели.

— Ты не врешь? — тихо переспросила Кара, от напряжения до треска ткани комкающая диванную накидку. — Ты действительно свободен от законов Республики?

— Да. Проще было бы показать, но мой знак остался на корабле.

— А как же Орден?

— А что Орден, — я отставил на кофейный столик пустую чашку, которую отчего-то по-прежнему держал в руках, и потянулся еще за одной печенькой с шоколадной глазурью. — Там с Раскола ситх пойми, что творится. Как, впрочем, и до него. Мастер Нак Зиил планирует переворот в Совете, а я, вроде как, на подхвате. Как до мясорубки дойдет — помогу, а дальше пусть сами разгребают. У них свой путь, у меня свой.

— И куда же ведет твой путь, Джове? — тихо спросила Лана.

— К моей будущей семье. И моему клану, который еще предстоит основать.

Откровенничая, я не забывал через ментощупы передавать свои чувства и ощущения девушкам, чтобы не казаться голословным. И если Лана по мере моих ответом все больше успокаивалась и расслаблялась, то лицо Кары вытягивалось, пока та не открыла рот и не схватилась за сердце, куда упирался кончик ментощупа.

— Что это? Я чувствую тебя! Джове, что происходит?

— Он эмпат, — за меня ответила Лана. — И довольно сильный, даже для джедая. Видела бы ты, что он в такси сделал, пока мы сюда летели…

— А что он сделал? А что я сделал? — раздались два возгласа. Первый встревоженный, второй заинтригованный. Вот уж не ожидал, что Лана сможет уловить мои действия в ментале. Неужели, у нее тоже есть дар?

— Не знаю, — немного разочаровала меня своим ответом Лана. — Но я теперь так легко себя чувствую! Снова петь хочется, как когда-то в детстве. Хотите, прям сейчас спою?

— Не надо! — поспешно выкрикнула Кара. Причем страха в ментал выделила столько, что я невольно открыл рот. Что там за пение такое, вызывающее столько откровенный ужас? Прям аж интересно стало.

— Не надо, — кашлянув, чуть более тихо и смущенно повторила Кара. — Я тебе верю, сестра. Хотя и не понимаю, как такое может быть. Я не чувствую в Джове ментального дара, — и, обратившись уже непосредственно ко мне, добавила с видом голодной хищницы, почуявшей свежую еще теплую кровь. — Или это тоже какая-то мастерская техника скрыта? У тебя косичка падавана, но эти техники даже не рыцаря. На каком уровне развития ты находишься на самом деле, Джове?

— Косичка, — я подергал свой падаванский символ, заткнутый за ухо, — просто способ пустить пыль в глаза Совету. Перед отлетом с Дорина мастер присвоил мне ранг рыцаря-джедая. По старой классификации Ордена, если это о чем-то вам говорит.

Лана, ожидаемо, ничего не поняла. А вот Кара вновь меня удивила, сидя пошатнувшись и схватившись за плечо сестры, чтобы не рухнуть носом в конфетную вазочку.

— Кара? Ты чего?

— Великая Сила. Мастер… в таком возрасте. Сколько тебе? Пятнадцать?

— Шестнадцать.

— Да, велика разница, — перенервничавшую Кару буквально трясло. — Но теперь, я понимаю… Видение. Давний друг. Я ждала, что они пришлют кого-то из старших магистров. Никто другой с такой мощью, как у Дарта Кертеры, не справится. Слишком большая разница в Силе. Но здесь… ты. Только ты.

Кара вдруг рассмеялась и, подскочив, убежала в спальную комнату номера, с грохотом захлопнув за собой дверь.

— Что это с ней?

Лана выглядела не менее ошарашенной, чем я сам. В отличии от Кары, она не задумывалась, отчего я вдруг начал раскрывать перед ними карты. Такие мелочи ее не интересовали.

— Не спрашивай. Впервые ее такой вижу. Так ты уже мастер, Джове? Круто!

— Угу, — я озадаченно почесал маковку и нацелился на последнюю печеньку.

— Эй!

— Не, нафлятли, — с набитым ртом прошамкала Лана, озорно сморщив носик. — Инафе фы не уфустил свой фанс.

— Лиса хитрая. Лана?

— М-м?

— Я скучал.

Не знаю почему я не сказал это прежде. Как-то все у нас с ней быстро произошло. Встреча, побег с базы, перелет до казино и совместный ужин. Я практически забыл, ради чего так упорно рвал жилы на Дорине. И что так давно мечтал ей сказать.

Лана дожевала отвоеванный трофей и, молча, ничего не говоря, перетекла с дивана ко мне на колени. Наши лица вдруг оказались вплотную друг к другу. Настолько, что стало трудно дышать. Жаркое дыхание опалило мои губы.

— Я тоже, Джове. Ты не представляешь, как.

Наш первый поцелуй имел привкус шоколада и пепла. Страстный, но недолгий. Лана первой оторвалась от меня и, не отпуская сплетенных пальчиком за моей шеей, показательно потянула носиком воздух. Кхм, нуда. Перед готовкой руки помыл, а на остальное забил, решив перед сном ополоснуться. На поцелуи с языком, пусть и неумелые, расчета не было.

— Кажется, кто-то в душ собирался? Так и быть, можешь в ванной поотмокать. Разрешаю.

Чмокнув тихо хихикнувшую девушку в нос, светящуюся таким счастьем, что аж глаза слепило, я ссадил ее на нагретое собой место и мухой метнулся в душ. Действительно, гигиену надо соблюдать, а то так коркой грязи зарасти недолго. Конечно, лишняя броня в битве с ситхами не помешает, но всему есть свой предел.

В санузле все оказалось заставлено всякими скляночками, шампунями и прочими прелестями интимной женской гигиены. На появление здорового и местами волосатого мужика они явно рассчитаны не были. Ну, дык, а я причем? Теперь не обессудьте, девчонки. Надо тщательнее готовиться к приходу гостей. Даже если их не ждали вообще никогда.

В попытке избавиться от въевшегося в волосы стойкого запаха дыма от пожарища базы ситхов, я опустошил целый флакон с каким-то приятно пахнущим розовым гелем. А затем до скрипа оттер кожу специальной губкой с антибактериальным покрытием. Вот, другое дело. Чистый, вымытый, вкусно пахнущий. Такого целовать куда приятнее будет, хе-хе.

Уже собираясь отключать душ, я обратил внимание на чужое присутствие по ту сторону двери санузла. К счастью знакомое и потому не потребовавшее немедленной активации светового меча, уютно устроившегося рядом с кучей грязной одежды, скинутой на крышку корзины с женским бельем.

Картинно напрягая мышцы, я еще немного постоял под водными струями в разных ракурсах, сдерживая смех, пока не щелочка в двери не исчезла. Ну точно лисичка любопытная. Неужто тела мужского не видела еще? Странно. Вроде их с Карой довольно по галактике пометало, насколько я понял. А нравы здесь везде весьма открытые. Запретов на секс нет от слова совсем. Был бы пройден минимальный порог созревания, а там дальше каждый за себя решает. Те же твилечки довольно рано сексуальную жизнь начинали, чтобы к пятнадцати-шестнадцати годам уметь удовлетворять все тайные фантазии своих будущих клиентов или хозяев. Рабыни с Рилота считаются лучшими в своем деле, уже давно став притчей в галактических языцах.

«Что ж, — решил я, после бритья морды лица перед зеркалом вытираясь длинным махровым полотенцем и им же оборачиваясь на манер тоги. — Сам лезть не буду, но и недотрогу строить не стану. Пусть сама для себя решает. Как и всегда».

Грязные вещи остались на месте, их поутру обслуживающие дроны заберут и почистят. С собой взял только меч, с который по давней привычке не оставлял далеко даже во сне. Как подсказывает опыт с Дорина, самые важные сердцу вещи стоит хранить под рукой. Никогда не знаешь, когда они могут пригодиться.

Вернувшись в гостиную, я обнаружил расстеленное на диване спальной место с одеялом, подушкой и даже теплыми домашними тапочками по ним. Правда, они бы мне больше на выходе из душа пригодились, но кто из нас совершенен? Попытка в любом случае засчитана.

«Хозяйка. Хорошей женой будет», — решил я после настройки жалюзи, немного приглушивших неоновое сияние города за широкими во всю стену окнами. После чего пристроил на пустом кофейном столике световой меч и со стоном наслаждения рухнул на боковую.

«Счастье есть! Все заботы завтра, а сегодня спа-а-а…»

Тихий скрип предательской двери заглушило чье-то матерное шипение под нос. Я закусил угол подушки, чтобы не заржать, и притворился спящим. Ночка обещает быть интересной.

(— sexual content)*

(прим. Автора)

* Здесь и далее пометкой "(— sexual content)" будет обозначаться вырезанный кусок текста с рейтингом 18+. Сюда включается довольно подробное описание эротического контента с участием главного героя, а также более детальное раскрытие некоторых сюжетных моментов из истории персонажей, не критичных для общей линии повествования. Размер: от полноценных глав до отдельных вырезанных сцен. Все желающие могут ознакомиться с ними на другом читательском ресурсе, обновы там выходят через день после выкладки на автор. тудей. Ссылку ищите в профиле автора в разделе «О себе», либо пишите в личку за более подробной информацией.

Дополнительно, если контент такого формата возымеет спрос, на том же читательском ресурсе будет выложено отдельное сообщение в комментариях от автора, под которым уже Вами будет решаться, стоит ли выкладывать тоже самое автор. тудей в отдельной книге с рейтингом 18+ со своей обложкой, и не навредит ли это атмосфере серии.

Благодарю Вас за внимание и желаю приятного чтения! Продолжение уже скоро…

Глава 11. «Духовный союз»

Утро встретило меня совсем не там, где я засыпал. Не на диване в гостинице, а в мягкой кровати спальни Ланы, в данный момент мирно сопящей у меня на груди. Впрочем, было бы странно, не случись так после всего, что мы с ней вытворяли прошедшей ночью. Жаркой и полной неиссякаемой страсти, присущей нетерпеливой молодости. И влюбленности.

Последний факт, увы, касался только Ланы, к моему удивлению сумевшей пронести ростки своих первых детских чувств ко мне сквозь года и через все выпавшие на ее с Карой долю лишения. Подобное чудо трудно оставить без ответного дара. Даже не желай я завести семью, не смог бы просто так отвернуться от нее и сделать вид, будто ничего не произошло.

На деле смелое признание Ланы, сделанное под раскрепощающим влиянием секса, только укрепило мою решимость создать свою семью и клан. Благо, теперь я понимал, почему прежде не находил на Дорине ни одной девушки, с кем бы желал провести большее, чем пару встреч ради взаимовыгодного удовольствия.

Прошедшая ночь не в последнюю очередь помогла мне лучше разобраться в себе. Пресловутый Зов Силы не просто тянул меня к Лане. И, что я понял уже в процессе жаркой ночи: к ее старшей сестре тоже. Необъяснимо, подозрительно, но факт от того не переставал быть собой. Меня влекло к ним обеим. То есть к чувствительным в Силе девушкам, в перспективе способным зачать сильное и жизнеспособное потомство, обладающее тем же даром, что и родители.

Отчего-то я был уверен, что в моем случае не стоит опираться на общепризнанные Орденом джедаев истины. В частности, что вероятность рождения чувствительного к Силе ребенка от союза одаренных такая же, как у простых людей. Чутье, поддерживаемое Зовом Силы, диктовало иные условия.

С другой стороны, почему меня не тянуло к той же Митине? Она, конечно, для меня старовата будет, но потенциалом в Силе владеет бо́льшим, чем Кара и Лана вместе взятые. Видимо, наличие дара не является главной причиной. Красота и молодость? Возможно. Хотя не факт. Кара гораздо больше в моем вкусе, нежели Лана, однако в сексуальном плане влечет одинаково сильно к ним обеим.

Так что не знаю. Может, еще поразмыслю об этом на досуге, а пока пора вылезать из постели и заняться делами. К примеру, для начала, подогреть чайный тоник в универсальной кофеварке и растормошить Фрисби, пропустившего всю веселуху «под кайфом» от штекера зарядного порта. Надо проверить как там стартовые продажи нашей игры поживают, да прошерстить новости в поисках вчерашнего взрыва в оазисе на пятьдесят втором уровне. Интересно, как выкрутятся культисты, официально не имеющие права создавать постоянные базы на территории хаттов. Как, впрочем, и республиканцы.

Составив примерный план на ближайшие пару часов, я выбрался из-под перекинутой через меня точеной ножки Ланы и, стараясь не разбудить ее, тенью выскользнул из спальни.

— Ты в курсе, что повязал себе на пояс любимый домашний халатик Ланы? — встретил меня за порогом ехидный вопрос и суровый взгляд Кары поверх дымящей паром кофейной чашки. Облаченная в серую тунику чалактанка имела не менее растрепанный вид, чем я сам. А замазанные косметикой следы темных кругов под глазами говорили не о бессонно проведенной ночи. Иначе и быть не могло: особо выдающиеся крики страсти Ланы разбудили бы и мертвого.

— Да? — удивился я, скашивая взгляд на белое с узором из ромбиков махровое полотенце, послужившее мне своеобразной заменой набедренной повязки. — Думаю, она меня простит.

Кара грозно шевельнула бровями поверх чашки, не прекращая прожигать во мне две дыры. Хорошо, что подобной техники Силы несуществует. А то бы все куки-наки мне к ситхам горелым спалила.

— Как спалось?

Кара прыснула прямо в кружку, подавившись и вылив на себя половину ее содержимого.

— Понял, молчу.

Воистину: язык мой — враг мой. Нет бы промолчать, ан нет, дергает что-то при виде таких вот яснооких зазноб. Видать правду говорят, что у мужиков верхний мозг лишь придаток к нижнему.

К счастью для меня, Кара с утра напялила далеко не свое любимое платье. Иначе бы простым посылом к ситхововй бабушке на куличики я не отделался. Когда она вернулась из ванной в свежей кофточке, выразительно обтягивающей самые волнующие округлости, ее уже ждал горячий завтрак и ароматно дымящие чашки со свежим чайным тоником. Увы, довольствоваться приходилось им, а не настоящим чаем. Вопреки богатому продуктовому ассортименту ресторана в казино «Шпиль Фортуны», ингредиентов для моего любимого напитка у них не оказалось. Как и в любом сетевом магазине на планете. Отчего-то так сложилось в галактике, что натуральный чай — исключительная привилегия аграрных миров. В такие экуменополисы, как Нар-Шаддаа, его если и поставляют, то редко и контрабандой.

— Мир? — спросил я, салютуя появившейся Каре сырно-мясным бутером.

— За тунику прощаю. А за вчерашний траходром даже не надейся. И что вы двое, Силу вашу раз так, устроили с моим молочком для ванной?!

Я покаянно вжал голову в плечи, подняв вверх руку жестом капитуляции.

— Каюсь, моя вина. Никак намыливаться не хотело… Кто ж знал, что оно не для волос предназначено. С виду обычный шампунь.

— Ты… что? — у Кары временно пропал дар речи. А когда вернулся, она обессиленно опустила руку с пустым зажатым в ней пузырьком и без сил рухнула в услужливо подставленное Телекинезом кресло.

— Мало мне одной вредительницы было, так второй нарисовался. Вас в одной школе учили что-ли?

— Точно. В Храме джедаев на Тайтоне. Сахарок будешь?

— Два кубика. И убери с моего хлеба эту мерзкую колбасу. Где ты только нашел мясо в такое время суток? Ресторан внизу открывается только в семь утра.

— Сила службы доставки не знает преград. Особенно, если накинуть им пару десятков кредов к чаевым.

— Ясно. М-м… вкусно. Что скажешь в свое оправдание?

— Виноват. Исправлюсь. Зелень.

— Не поняла?

— У тебя листочек приправы к губе прилип, — я потянулся и кончиком пальца смахнул с уголка губ отшатнувшейся Кары незримую взглядом крошку. — Чистенько.

Девушка с выражением оскорбленной невинности потерла место моего прикосновения.

— Еще раз так сделаешь, и останешься без пальцев.

Я дальновидно промолчал, не желая вступать в бессмысленную полемику. Спорить с женщиной — все равно, что пытаться повернуть вспять ураган. Можно уперто стоять на своем, но в итоге все равно чем-нибудь тяжелым по зубам отхватишь.

Немного попыхтев, Кара с видом, будто делает мне вселенское одолжение, принялась за завтрак. Специально для нее я приготовил легкий омлет, приправленный зеленью и щепоткой специй под хаттским названием «куту». Не знаю, что это за штука, но противопоказаний для людей в сети не обнаружилось. А на вкус куту прекрасно гармонировала со взбитыми с молоком яйцами. Кулинарный риск полностью себя оправдал, судя по по блаженному выражению лица Кары, оплетающей омлет за обе щеки.

Сам же я удовлетворился простым бутером с первой попавшейся под руку мясной нарезкой в холодильной камере. После бурной ночи с Ланой, в мыщцах поселилась приятная ломота, не переросшая в ленивое диванное утро лишь усилием воли и вовремя принятыми контрмерами. Пока Кара приводила себя в порядок в ванной, я успел не только приготовить завтрак, но и провести небольшой разминочный комплекс. Не полноценная тренировка, само собой, но пока сойдет. Впереди еще целый день, успею с мечом намахаться. Тем более, что интуиция подсказывает — искать спарринг-партнера долго не потребуется. А вернее партнершу. Вон как зыркает, того гляди с омлета перейдет на парную «джовинку», поскупившись вегетарианскими принципами.

— Фуф, — сыто отдуваясь, откинулась в кресле Кара, отставив в сторону чисто вылизанную до блеска тарелку. — Одного не пойму. Как так вкусно выходит, если ничего особенного не намешано? Там же кроме порошкового молока и яиц по факту ничего нету. И те генномодифицированные из автоинкубаторов с пищевого сектора.

— Любое блюдо вкуснее, когда вкладываешь душу, — пояснил я. — Ты еще моей жареной картошечки не пробовала. Не такая, конечно, как у мамы получалась, но тоже ничего.

Кара чуть потеплела взглядом, заметив тени грусти на моем лице.

— Скучаешь по жизни вне Ордена?

— Моя жизнь и так его не касается. Практически.

— А как же задание? Совет послал тебя сюда.

— Не Совет. Мастер Нак Зиил.

— Это не одно и тоже?

— Уже давно нет.

— Почему ты вчера был так откровенен с нами? Ты нас не знаешь. Только не говори, что Сила велела.

— Она не велит, а лишь направляет, — наставительно сказал я, зеркально отобразив ее строгий тон. — Плыть по течению или против него, мы выбираем сами. Тебе ли не знать об этом, Кара А’нзал. Бывший рыцарь-джедай, падшая во Тьму и вернувшаяся к Свету.

— Не заговаривай мне зубы, Джове.

— А тебе известно, что доверие — обоюдоострый клинок?

— По-моему, мы с Ланой уже доказали вчера, что нам можно верить. Когда рассказали…

— … только то, что хотели и не более того. Даже не будь я эмпатом, Кара, Сила все еще со мной.

— Ладно, уел. У всех есть свои тайны, которые не касаются других. Что дальше?

— Уточни.

— Ты понял.

— Лана…

— Она уже взрослая и сделала свой выбор. Конечно, вы мне вчера ночью крупную банту подложили, но ничего, переживу. Меня больше волнует, что ты планируешь делать с ситхами.

— А что с ними делать? Прикончу Кертеру и повяжу Алека. Дальше по ситуации.

— Вот так просто, — скептицизм Кары можно было черпать ложкой. — Он Дарт, если ты не забыл. Ваши силы в лучшем случае равны, но за ним стоит армия и личный ученик. Они не успокоятся, пока не поймают или не убьют нас с Ланой.

— Обрыбятся. Теперь вы обе под моей защитой.

— В Орден я не вернусь, Джове. И сестру не отпущу. Даже не заикайся.

— Я хоть слово сказал об Ордене?

— Тогда что?

— Вспомни наш разговор вчера.

Каре понадобилось немного времени, чтобы правильно расшифровать мою мимику.

— Клан? Каким образом?

— Долгий упорный труд и немного благосклонности Госпожи Удачи. К счастью, она уже улыбнулась мне, — в ответ на подмигивание, Кара только поджала губы. — Я нашел вас с Ланой. Начало положено.

— Так вот почему ты… Ясно. И все же, пока ты в Ордене, твоя мечта обречена на провал. Совет никогда не позволит кому-то из джедаев взять такую власть.

— Кара, брось. Ты же сама прекрасно все видела. Поэтому и ушла с падшими. Там некому и нечему помешать достижению моей цели.

— …

— Позволь дать тебе совет: перестань искать подводные камни, где их нет. Прислушайся к Силе. Разве я похож на того, кто стал бы строить воздушные замки, просто чтобы произвести впечатление на девушку?

На сей раз Кара молчала куда дольше. Кажется, мне удалось ее убедить, хотя бы временно.

— У нас нет столько времени. Ситхи сжимают кольцо. После того, как Лана подпалила им гнездо, они лишь удвоят усилия. Нам не покинуть Нар-Шаддаа без боя.

— Есть минимум три очевидных пути, и ты о них знаешь. Скажи правду, Кара.

— Мы не можем больше бегать, Джове, — сжав руки в кулаки, и пристроив их на коленях, с усилием выговорила Кара, преодолевая внутреннее сопротивление. — Нужно покончить с этим. Здесь и сейчас. Иначе нам с Ланой так и придется оглядываться назад.

— Хочешь отправить сообщение?

— Да. Такое, чтобы эти твари впредь поостереглись лезть к нам.

— Хм. Это можно, — я сладко потянулся с зевком и встал на ноги, приветствуя сонную голову Ланы, высунувшуюся из-за приоткрытой двери спальни. — Привет, лисенок. Всех хорей в округе передавила?

— А-ау-у-у… Эй, это что, мой халат? А я-то его обыскалась, всю спальню перерыла. Верни немедленно, ворюга!

— Только в честном бою, он мне дорог как память. Ну или пока обслуга не вернет мне трусы.

— Убью.

— Хм. Где-то я это уже слышал. А?

— Говорю, у тебя комлинк пищит, — Кара указала на кофейный столик, где рядом с переливающимся импульсами световым мечом Гри лежал плоский приборчик для связи. Значит, Фрисби уже успел добраться до «Везунчика». Я отправлял его еще во время готовки завтрака, но не ожидал, что он доберется до пятидесятого уровня так быстро. Даже часа не прошло, вот что значит новые грави-ускорители. Не зря он втайне от меня прибарахлился в оазисе, пока я шлем покупал.

Не одевая комлинк на руку, я понес его ко рту, удерживая за ремешок браслета.

— Слушаю.

— Джове, я на месте. Все в порядке, «Везунчик» цел, зря переживали. Скоро поднимусь к одиннадцатому.

— Отлично, ждем.

Я деактивировал связь и Телекинезом отправил браслет обратно на столик. Кара, не одобряющая использование Силы по пустякам, только фыркнула. Некоторые догматы, вбитые Орденом в юнлингам в подкорку мозга, не способно стереть даже время. Мне в этом плане повезло. В Храме я пробыл недолго, а Нак Зиил куда проще относится к чужим закидонам. По факту его куда больше волновали мои успехи со световым мечом, нежели с Силой. И там как раз я достиг немалых успехов, чем заслужил право самостоятельно решать, каким именно джедаем хочу быть.

— Прекрасно, у нас есть около получаса, пока он найдет место для парковки. Как раз успеем составить план.

Остаток срока до возвращения Фрисби мы с Карой посвятили спорам, как устроить ситхам массовый «секир-башка» с минимальным риском для наших жизней. Лана пару раз порывалась нам помочь, но быстро заскучала и убежала смотреть головизор. Ее горячая натура не предполагала долгосрочного планирования, предпочитая решать проблему радикально, с нахрапом. А если еще и взрывом сверху поперчить, как на базе ситхских культистов, то вовсе счастья не оберется. Как я понял вчера, когда Кара на нее орала, едва узнав о произошедшем в оазисе, изначальный план сестер не предполагал устроенной Ланой мясорубки. Они и от Ордена помощь запросили только потому, что хотели прикончить ситхов, а не вызверить их еще сильнее.

В итоге, мы с Карой так и не выбрали места засады, зато сошлись на том, что брать за глотку надо сразу обоих: Дарта Кертеру и его ученика. Причем если первого мы записали в расход без лишних сантиментов, то насчет второго Кара затребовала личной мести. И, слушая ее рассказ, я не нашел в себе сил возразить. Поскольку, хоть и был джедаем по духу, сердцем помнил свою прошлую свою жизнь и поступки окружающих мерял собственными понятиями справедливости.

Пару месяцев Лана рассорилась с сестрой по какой-то глупости и сбежала прогуляться по нижним уровням Теневого города. И едва не «догулялась». Алек Пайн давно выслеживал своих беглых рабынь и был приятно удивлен, когда недалеко от подконтрольного ситхским культистам оазиса камеры засекли совпадение профиля личности. Если бы не переживающая размолвку Кара, пошедшая вслед за Ланой, еще одной изломанной судьбой среди юнлингов стало бы больше.

Собственно, Алек уже стаскивал с оглушенной мириаланки штаны с вполне ясной целью, когда его атаковала ее взбешенная старшая сестра. К счастью, Кара давно поборола свою Темную сторону, иначе бы, поглощенная яростью и местью, разделила незавидную участь Ланы. С Алеком на Нар-Шаддаа прилетел его учитель, известный в ситхских кругах под кличкой Кровавый Потрошитель, Дарт Кертера. Лишь благосклонность Силы в тот день спасла двух девушек от участи пострашнее рабства.

Почуяв присутствие сильного ситха, Кара подхватила бессознательную сестру на руки Телекинезом и, увернувшись от хилых Молний Силы Алека Пайна, бежала прочь. Догнать ее тот не смог при всем желании. Кара владела Вспышкой примерно на моем уровне, а когда добралась до их с Ланой личного аэрокара, запутать дальнейший след труда не составило. Кусающий локти Алек Пайн остался наедине с разгневанным учителем, чья клокочущая ярость еще долго слышалась скзвозь Силу на многие сектора вокруг.

— Лана, — когда Кара закончила рассказ, я с безграничной виной во взгляде повернулся к мириаланке. — Прости, если бы я знал…

— Не смей!

Я даже немного отшатнулся, когда та одним слитным прыжком подскочила ко мне со своего места и крепко обняла, уткнувшись носом куда-то в район груд.

— Даже не думай просить прощения за вчерашнее, понял? — глухо повторила Лана, не поднимая головы. — Я сама пришла к тебе. Это был мой выбор, Джове. Пусть сучий Пайн подавится своими яйцами — ему меня не сломить! Я сама выбираю, с кем мне спать… Сама, слышишь?

Крепко прижав к себе мелко всхлипывающую девушку, все же не удержавшуюся от слез, я переглянулся с Карой, на чьем лице отражалось мрачное желание убивать.

Вот и вскрылась настоящая причина, почему Лана напала на базу ситхских культистов. Неудавшаяся попытка мести за попытку изнасилования… Теперь ее чувства тогда на взлетной площадке обрели совершенно иной смысл. Очередной кусочек пазла встал на место, открывая истинный смысл происходящего с ней.

«Что случилось бы, не окажись я вовремя в нужном месте».

Дав Лане выплеснуть эмоции со слезами, мы с Карой отвели ее в уборную приводить себя в порядок. Некоторое время я остался наедине со своими мыслями. Потом в гостиную вернулась Кара и, не дожидаясь моего вопроса, сказала:

— Она в порядке. Не хочется признавать, но ваши ночные потрахушки пошли ей только на пользу.

— Клин клином выбивают, — нехотя согласился я, хотя остатки голоса совести все еще подтачивали восприятие с упорством жука-древоточца. — Секс — лучшее лекарство от стресса.

— Рада, что ты это понимаешь. Только не вздумай лезть к Лане со всякими глупостями в ближайшее время! Иначе, я тебя сама кастрирую.

— Без анестезии, — отмахнулся я. — Давай без очевидных вещей. Скажи лучше, ты подумала над моим предложением?

— Я реалистка, Джове. Не знаю, как ты на пустом месте собрался создавать что-то настолько масштабное. Чтобы подписать себя и сестру на что-то подобное, должна быть веская причина.

— У меня достаточно связей среди салластанцев, чтобы как минимум решить транспортную проблему. Есть кое-какие мощности на Дорине, приносящие постоянную прибыль. Плюс небольшой туз в рукаве, о котором я пока умолчу. И еще вот.

— Что это?

Кара приняла у меня из рук листочек, на которым мелким убористым почерком было написано много цифр. Я заранее подготовился, представляя, какой бой придется выдержать с обладательницей круглой суммы на счету, способной оплатить годовое проживание в одном из богатейших казино Нар-Шаддаа.

— Любое начинание такого уровня требует огромных капиталовложений. Перед тобой мой доход за прошлый финансовый год по стандартному календарю.

— Внушает, но у нас с Ланой уже есть на что жить.

— Выживать, а не жить, — напомнил я ей. — А теперь переверни. Это наш с Фрисби маленький проект. Данные переданы сегодня утром.

— Великая Сила…, — Кара закашлялась, впечатленная количеством нулей, висящих на счету игровой студии «Джофрис». — Откуда столько кредов?

— Иото вул, — с ухмылкой отметил я расхожей идиомой на торговом муунлите, специально для недоуменно приоткрывшей рот Кары переведя. — Так мууны называют долгожданный момент, когда упорный труд вознаграждается и приносит баснословную прибыль. Я тоже сегодня чуть в осадок не выпал, когда Фрисби выгрузку сделал.

— В жизни бы не поверила, если не чувствовала, что ты говоришь правду. Кстати, прекрати уже транслировать все свои эмоции! Это напрягает, знаешь ли.

— Ну, вашим с Ланой Узам Силы это не мешает… Только не делай такое удивленное лицо.

— Она проболталась, да?

— Не кипятись. Вы хорошо скрывали себя, но секс, знаешь ли, снимает барьеры.

— Ты подслушивал?! — Кара, казалось, готова была провалить от стыда сквозь землю. И даже с места вскочила. Пришлось срочно ее успокаивать, усаживать обратно на месте и вручать свежий кексик к чайному тонику.

— Не путай эмоциональное видение с чтением мыслей. Я не телепат. Мне достаточно было чувствовать, как тебя «накрывает» одновременно с Ланой, когда мы…

Бульк. Кара окончательно смутилась и утонула носом в чашке, пока я с убирал со стола, с трудом сохраняя невозмутимый вид. Какая же она еще в сущности девчонка! Хоть, порой, и задвигает нечто умное, но по сути недалеко от той же Ланы ушла. Неудивительно, что между ними Узы Силы установились. Вслепую нанесенный удар попал точно в цель, дав ответ на последнюю волнующую меня загадку в истории двух названных сестер.

Мириалане — довольно религиозная раса, по-своему воспринимающая Силу. Не обожествляя ее, а скорее считая неким осязаемым проводником воли Вселенной в бренный мир смертных. И пусть Лана не имела возможности воспитываться джедаем из своей расы, как принято у мириалан, кое-какие заветы предков она соблюдала неукоснительно. Те же татуировки на лице в виде сложносоставного плетения из черных ромбиков — явная попытка связать себя с сородичами. Может, имели место и другие, о которых я не подозреваю. Однако одно теперь ясно точно: что бы там не произошло между Ланой и Карой, основная причина в их сестринских отношениях кроется именно в Узах Силы. Будучи мириаланкой, Лана никогда бы не приняла в свой род представителя другой расы, если бы на то не имелась веская причина. Узы Силы. Кто бы только подумал… Нам с Нак Зиилом так и не удалось их установить. Что, наверное, к лучшему, с учетом того, какой путь я наметил для себя и своего клана.

Оставив Кару переваривать свое смущение и в стрессе уничтожаемый кексик, я наведался в уборную, где Лана уже с любопытством вертела в руках мою чистую и высушенную куртку.

— Почему не джедайская туника и плащ? — спросило любопытство в обличье одной хитро щурящейся лисички. — Разве рыцарю не зазорно притворятся отмороженным на голову контрабандистом?

— Образ под стать названию планеты, — я забрал у нее свои вещи и начал разоблачаться, ощущая на себе внимательный изучающий взгляд. — Даже не думай.

— Что?

— Не заставляй Кару ревновать. Она и так едва держится после вчерашнего.

— Ничего, потерпит, — фыркнула Лана, но шаловливые пальчики спрятала за спину. — Не все же ей одной с мужиками развлекаться.

— Ты ведь слышала, о чем мы с ней говорили?

Лана приблизилась ко мне и игриво прикусила зубками мочку уха.

— Мой ответ — да. Мы станем частью твоего клана.

— Может, тебе стоит сначала обсудить…

— Джове, — перебила меня Лана, сверкнув стальным блеском решимости в солнечных глазах. — Волей Силы мы с сестрой — одно целое. Куда она, туда и я. И наоборот. А я уже решила, что отправлюсь за тобой куда угодно.

Наш поцелуй вышел долгим и сладким. Тонкую романтичность момента нарушило покашливание над головой, заставившее схватиться за меч Лану и вздохнуть меня. Фрисби, как всегда, выбирал самый «подходящий» момент, чтобы появиться. Внутрь он попал сквозь узкое окошко для вентиляции, обычно закрытое решеткой на кодовом замке, реагирующим только на обслуживающих казино дроидов. Для ИР Гри, вооруженного матрицей диверсанта, такая хлипкая преграда даже на один чих не годится.

— Щас слезу пущу, — не удержался от ехидного комментария Фрисби. — Хотя не. Машинное масло кредов стоит. На вас такими темпами не напасешься.

Лана запулила в летающего негодника флакончиком шампуня, но ожидаемо промахнулась. Не дав ей потянуться за остальным парфюмерным боезапасом на подзеркальнике у ванны, я притянул ее к себе за талию и вновь закрыл губы прерванным поцелуем. Самый действенный способ восстановить равновесие Силы, хех.

Лана, как я узнал прошлой ночью — довольно увлекающаяся натура. Пока еще не поздно, я отстранился и шлепком по пятой точке наигранно взвизгнувшей лисички придал ей вектор ускорения в сторону гостиную. Раз она так уверена в своем выборе, то пусть сама с сестрой объясняется. Мне же нужно позаботиться о делах насущных.

Подставил Фрисби локтевой сгиб, я подождал, пока он приземлится на него, подобно верному охотничьему соколу. Только металлическому и с корпусом в форме тарелки.

— Нормально долетел?

— Взял в аренду гравизахваты на грузовой парковке под уровнем. Уйдем незаметно, можно даже из казино не вылезать. Со статусом вип-клиентов охрана пропустит нас к черному выходу.

— Я в тебе не сомневался. Что с Алеком Пайном?

— По твоей указке отследил его до доков на тридцать седьмом уровне. Желтая степень опасности, территории держат несколько мелких бандитских группировок. Ничего такого, на что стоит обратить внимание.

— Кертера?

— С ним. И еще несколько взводов культистов рассеяны по территории. У них там что-то вроде самодельного тренировочного полигона.

— Отлично, тогда там их и возьмем, — я удовлетворенно кивнул, довольный, что главная проблема споров с Карой разрешилась мама собой. — Пока мы собираемся, сделай заказ на взрывчатку. Много взрывчатки. Желательно у тех, кто не станет задавать лишних вопросов.

— Вновь играем по-крупному, друг?

— До победы или смерти, друг, — мы стукнулись кулаком и стиснутой лапкой манипулятора. — Ситхи пожалеют, что перешли дорогу нашему клану.

Глава 12. «Вестники бури»

Личный транспорт, оставленный Ланой недалеко от пятьдесят второго уровня, доставил специально нанятый дроид-эвакуатор, прикрепленный к внушительному летающему корпусу с маневровыми гравизахватами. Зная о внушительных накоплениях сестер, я ожидал крепкой машинки из высшего ценового сегмента, но реальность превзошла все ожидания. Тот факт, что его не сперли за все этой время, можно списать исключительно на талант Ланы, из которой вышел бы прекрасный джедай-дозорный.

Что техника Сокрытия, что обычная маскировка подручными средствами выходили у мириаланки куда лучше махания световой шашкой. То, что Алек Пайн умудрился выследить ее в свое время — скорее досадная случайность, лишь подтверждающее правило. Если бы Лана в тот день следовала за разумом, а не поддалась эмоциям из-за ссоры с Карой, ситхи до сих пор не подозревали бы об их пребывании на Нар-Шаддаа.

Тем не менее, история не знает сослагательных наклонений. Все случилось так, как предопределено Силой. В день взрыва базы культистов мы с Ланой улетели на такси, оставив ее транспорт в защищенной от посторонних глаз нише под топливопроводом пятьдесят первого уровня. Теперь, когда настало время покидать сектор, она вспомнила о нем и организовала доставку до карательного налета на полигон ситхов.

Спустившись на нижние этажи под казино «Шпиль Фортуны», я имел удовольствие лицезреть некрупный футуристичный гоночный болид из самых жарких пилотских фантазий. Не свуп, конечно, но вполне себе достойная одноместная машинка, способная развивать скорость до двухсот пятидесяти километров в час. А уж вид… Лана вообще страдала прям-таки фанатичной тягой ко всяким экзотически-красивым вещам. Оттого и пускала слюни на мой меч Гри, пока думала, что я не замечаю.

Гоночный болид имел хищную вытянутую к носу форму, очертаниями напоминая готовую сорваться в атаку оскаленную акулу. Цвет модно-серебристый, пилотская кабина прикрыта сплошным стеклом, имеющим идеально-обтекаемую форму для повышения аэродинамики. В движение болид приводил мощный движок за пассажирским сиденьем, способный работать в двух режимах: полета и наземной езды. Для последней корпус был оснащен двумя парами широких подвижных колес, автоматически прячущихся под днищем, когда в них отсутствовала нужда.

«Мечта, а не машина. Хочу!» — промелькнуло в мыслях, прежде чем в бок ткнулся острый локоток Ланы, незаметно подкравшейся сзади.

— Нравится? Хочешь, подарю?

— Вэк? — иначе интерпретировать изданный мной звук не выходило. Я удивленно вытаращился на довольно ухмыляющуюся мириаланку, довольной произведенным эффектом своих слов. — Серьезно?

— Вполне. Дай только потискать эту твою прелесть…

На мгновение я чертыхнулся, увидев в какую плоскость направлен взгляд Ланы и сколько фанатичного блеска искрится в ее глазах. Но быстро выдохнул, сообразив, о чем на самом деле идет речь.

— Вот же неугомонная. Сказал же — опасно. Меч Гри признает только одного хозяина. Любому другому он просто не дастся.

— А если…

— Он лишит тебя пальцев. А то и всей руки. Впрочем, валяй, но потом, когда будешь протез заказывать, не говори, что я не предупреждал.

Лана надулась, как белка, у которой стащили любимый орех, но, чуть попыхтев, воздержалась от споров. Я же деликатно умолчал, что способ «потискать» меч Гри все же имелся. Правда, для этого нужно было владеть кое-какими познаниями в робототехнике и изобретательностью джав.

Мелкие крысюки однажды умыкнули мой меч, а после спрятали его где-то на свалке Гиблой пади, где они жили, и где сама Сила по неизвестной причине блокировала прямой пеленг кайбер-кристалла. Хотя не думаю, что джавы рассчитывали на такой эффект, когда селились там, эта аномалия сыграла им на руку. Я был вынужден добывать яйцо горной химеры, чтобы выменять свой меч обратно. Другого выбора не было. Насилием от джав, увы, ничего не добиться, а искать меч на свалке самостоятельно можно было вечность. Кел-доры веками выбрасывали свои отходы в места, подобные Гиблой пади. Только чтобы пересечь ее из конца в конец на гравибайке понадобилось бы не менее четырех дней на пути.

Никогда не забуду тот день, когда вернулся обратно на свалку в сопровождении спасшего меня от химер Нак Зиила. В обмен на добытое яйцо возбужденно галдящие джавы уже через пару минут приволокли откуда-то мой меч. В оторванной руке дроида, которую тащили силой трех пройдох, управлявших ей дистанционно через замыкание каких-то проводков в сервоприводных мышцах. Пожалуй, я тогда впервые услышал настоящий искренний смех мастера Нак Зиила. Его тоже впечатлило столь простое решение, напоминавшее, что даже самые продвинутые технологии порой пасуют против смекалки живых существ.

Я это все к тому, что Лана тоже, при желании, может позаимствовать мой меч. То, что его нельзя касаться напрямую, еще означает его полную неуязвимость. И мне стоит помнить об этом, если не хочу однажды по недосмотру расстаться со столь дивным оружием, пока на раскрывшим и половины своего потенциала.

— Джове, — пока я витал в воспоминаниях, к нам с Ланой подошла Кара, закончившая контролировать погрузку вещей в трюм «Везунчика». Их у сестер оказалось не так уж и много, несмотря на то, что в казино они скрывались практически целый год.

— Мы готовы отправляться. Уф, до сих пор не верится, что тебе удалось где-то раздобыть Защитника! Я читала о них в исторических голокронах, когда юнлингом была. Всегда мечтала полетать на таком.

С того момента, как Кара под давлением сестры согласилась присоединиться к моему будущему клану, последние остатки напряженности между нами окончательно истаяли. Прежде ей приходилось быть сильной ради Ланы, но теперь у них есть я. Тот, кто способен, и, что более важное: желает разделить груз ответственности за их судьбы. И, пусть Кара пока еще сама боится в этом признаться, ее согласие скрывало нечто большее, чем просто уступка прихоти младшей сестренки.

Временами чувствуя «случайные» скользящие взгляды чалактанки на своей спине и кое-где пониже, я усмехался про себя и ждал удобного момента. Впрочем, сомневаюсь, что Кара решиться на нечто бо́льшее, чем простое любование, пока не исчезнет угроза преследования Дарта Кертеры и его ученика. Что ни говори, а расставлять приоритеты она умела. Иначе бы не выжила так долго, сохранив жизнь себе и сестре.

— Загоняй машину в трюм, — велела она Лане, и пока та нехотя принялась за исполнение поручения, подошла ко мне и встала бок о бок на край погрузочной платформы под фюзеляжем везунчика. Отсюда открывался шикарный вид на внушающий размерами Вертикальный город и даже был виден кусок дневного неба. Кроваво-красного, сокрытого плотными испарениями токсичных облаков. Вопреки всем усилиями, оригинальная атмосфера экуменополиса Нар-Шаддаа иногда восставала из пепла, напоминая о временах планеты до массового терраформирования. Когда она еще являлась частью Силы, а не источающей боль и страдания каверной в ней.

— Тяжело будет покидать это место, — тихо вздохнула Кара. — Тут мы были в безопасности.

— Скорее в клетке, — также негромко возразил я. — Красивой, с золотыми прутьями, стоящей на куче дерьма, но все равно клетке.

— Ты прав. Надеюсь, однажды у нас появится место, которые мы сможем назвать домом.

— Я приложу для этого все усилия. Даю слово.

— Прошло много времени, прежде чем мы с сестрой верили кому-то на слово. Особенно она. Ты помог вытащить ее из бездны, откуда я уже отчаялась ее достать. Спасибо, Джове.

Не отрывая глаз от клочка неба, я чуть наклонил к Каре руку с раскрытой ладонью. И почти сразу ощутил прикосновение ее пальцев. Слов не требовалось. Порой эмоции могут сказать куда больше.

Мы еще немного так постояли, крепок сжав ладони друг друга. А когда я обернулся к ней, то увидел мокрые дорожки слез на щеках Кары. Она улыбнулась мне и тряхнув стянутыми в хвост волосами, также молча направилась к трапу «Везунчика». Там Лана уже вовсю костерила нерасторопных дроидов-погрузчиков, мешающих ей загнать гоночный болид в трюм. Его полезного объема вполне хватало, чтобы разместить две таких же машины и оставить узкую щелку для прохода на внутренние палубы.

Кара быстро навела порядок в этом бардаке, и вскоре скрылась вместе с сестрой в трюме «Везунчика». Им обоим не терпелось исследовать их новое временное пристанище, источающее ностальгию времен, когда Орден джедаев представлял собой оплот Света и Мира в Республике. Когда он был способен сам защитить своих адептов, а не полагаться на волю и провидение Силы, приводящие к изломавшему столько многие судьбы Расколу. Моя задача сделать так, чтобы на корабле Лана с Карой и впрямь чувствовали себя, как дома. По крайней мере до тех пор, пока не решится вопрос с настоящим.

«Фрисби, — позвал я, касанием виска активируя внутреннюю связь шлема. — Уборщиков уже доставили?»

«И распаковали. Как раз заканчиваю настройку. Хорошие дроиды, не зря столько кредов отвалили».

«Отправь их в капитанскую каюту. Пусть приберутся до того, как девчонки полезут все исследовать».

«Боишься засветить свои необъятные семейники? — хохотнул Фрисби. — Я давно предлагал пустить их на дело. Вышел бы шикарный парашют».

Я не стал отвечать. Отчасти потому, что подобный предмет нательного гардероба и впрямь имел место быть, используемый чисто для расслабления в разгрузочные от джедайских тренировок дни. И не то что бы я его стыдился, просто кое-какие вещи не для взоров широкой публики. У всех есть свои скелеты в шкафу. Мой носит просторные и дико удобные семейные трусы в бело-синюю полоску… И это помимо остального бардака в каюте, скопившегося за время полета к Нак Шаддаа, который я поленился убирать в надежде на скорую покупку дроидов-уборщиков.

Но главная причина моего молчания крылась в том, что подобная пикировка у нас с Фрисби может растянуться надолго. А времени не так уж много. В Силе было неспокойно, и разговор с Карой только подкрепил гнетущее ощущение на периферии сознания. Нужно быть готовыми к любым неожиданностям.

Кинув последний взгляд на клубящееся небо Нар Щаддаа, словно предвещающее назревающую бурю, я поспешил подняться на борт «Везунчика». Вовремя. Всего через пару шагов за порогом трапа меня оглушил воющий сигнал интеркома внутрикорабельной связи.

«Фрисби?»

«Засек множественные воздушные цели на подходе, — напряженно отозвался дроид. — Впереди боевая тройка истребителей неизвестной конфигурации. Стой… есть картинка. Вижу символ культистов».

— Твою ж медь, — выругался я на великом-могучем, прибавив сверху парочку более крепких оборотов. Давненько не возникало ситуаций, достойных освещения на родном моему прошлому языке. — Ты же говорил — уйдем незаметно!

— Мы бы ушли, если бы нас не сдал кто-то из персонала.

— С чего ты взял, что это они?

— Засек шифрованную передачу с истребителей в казино наверху. Ты никому там мозоль, случаем, не оттоптал?

— Да кому мы там нужны…

Осекшись, я вспомнил вчерашнего курьера службы доставки, получившего по излишне любопытному носу дверью. Вот же гнида мстительная! Точно он, больше некому. Видать, давно слюни на девушек пускал, а я стал последней каплей, переполнившей чашу ревности. Неясно только, как он на культистов вышел, но возвращаться и спрашивать уже не с руки. Грозный звук от приближающихся летящих машин смерти не оставлял времени даже на раздумья.

— Пуду. Запускай двигатели, я сейчас поднимусь в рубку.

— Джове!

Уже у межпалубного лифта меня нагнали взбудораженные Лана и Кара, успев проскользнуть в кабину за секунду до закрытия створок.

— Почему? Откуда тревога? Нас атаковали? — девушки засыпали меня вопросами, на которые я ответил всего одним словом: «Культисты». Лана грязно выругалась, за что словила воспитательную затрещину от старшей сестры. В отличии от нее Кара, проявила эмоции более сдержанно, просто опустив руку на свой световой меч. Ее внешне спокойный вид являлся полной противоположностью бури в ментале, ощущаемой мной через ментощупы.

— Я думала, у нас будет больше времени.

— Не переживай, — утешил я Кару, заодно мимолетным поцелуем в кончик носа приободрив заулыбавшуюся Лану. — Как нашли, так и потеряют. Корабль не просто так Защитником назвали.

Заскочив в рубку, я с размаху плюхнулся в пилотское кресло и рванул на себя штурвал, срывая «Везунчика» в воздушный дрифт, устроивший целый хаос на погрузочной платформе.

«Пардон, ребята, — мысленно попросил я прощения у матерящихся нам в след дроидов, — но у нас тут знатная погоня намечается!»

— А я еще на тебя грешила, сестра, что пилотируешь, как чокнутая, — стоящая за моим креслом Кара вцепилась в спинку, с трудом выдерживая кульбиты высшего пилотажа за обзорным окном. — Беру слова назад. В сравнении с Джове ты образцовый пилот. Куда! Меня сейчас вырвет…

Мимо за обзорными окнами проносились красные лазерные вспышки и темные росчерки коммуникаций под одиннадцатым уровнем. Взлетная шахта для грузовых судов вела под пологим углом к самой окраине сектора. Не меньше пары минут на полном ускорении двигателей, благо сейчас можно было такое себе позволить. Предусмотрительный Фрисби, прежде чем забирать «Везунчика» с космопорта пятьдесят второго уровня, убедился, что его баки заполнены «под крышку». Их объема более чем хватит на многодневную погоню в режиме форсажа. Впрочем, мне, чтобы оторваться, хватит и пяти минут.

— Держись!

Резкая остановка и крутой поворот вильнувшей вверх взлетной шахты неизбежно вызвал просадку в работе инерционных компенсаторов, отчего пассажиров рубки повело по ходу движения корабля. Едва не прикусившая язык Кара смачно выругалась на хаттском, а Лана, сидящая в кресле второго пилота, разразилась счастливым смехом. Ее игра в догонялки с истребителями культистов бодрила не меньше, чем меня самого.

— Полкилометра до выходного шлюза. Лана, как насчет тира? Стреляла когда-нибудь по движущимся мишеням?

— На нашем старом корабле были отсеки с турелями. На какую палубу мне спускаться?..

Я не удержался от смешка, поддержав такого же прыснувшего Фрисби, в режиме прямой связи с «Везунчиком» контролирующего фронтальные щиты для снижения энергопотребления реактора. С его помощью и моим летным навыкам еще ни один выстрел довольно прицельного огня истребителей не коснулся корпуса.

— Не знаю, что у вас за мастодонт был до этого, но сейчас ты летишь на Защитнике-3. Вон ту панель видишь? Активируй и надевай гарнитуру с головизором. Прямое управление огнем с вон того пульта рядом с динамиком интеркома.

— Класс! Джове, я тебя обожаю.

— Открыть огонь!

— Спелись, — обреченно констатировала Кара под наш с Ланой демонический хохот. Открывший огонь «Везунчик» заставил преследующих его истребителей сломить боевое построение, что тут же привело к выводу из строя минимум трети атакующего крыла. Ибо нефиг лезть в узкую шахту всем скопом! Да еще в таком кучном порядке.

Следующий залп Ланы вывел из строя еще несколько противников, после чего оставшиеся перегруппировались и вновь открыли ответный огонь. Приборная панель внешней связи раскалилась от фильтруемых Фрисби сообщений властей, требующих немедленно прекратить огонь и сдаться на милость органов правопорядка. Иначе говоря, добровольно сунуть голову в петлю. С нарушителями законов у хаттов разговор короткий, однако, оно того стоило.

Увидев, как на аналоге радарного экрана одна за другой гаснут точки вражеских истребителей, Кара воспряла духом и заулыбалась. Что уж говорить о Лане, чей щенячий восторг сверху донизу пропитал всю рубку. Теперь дело осталось за малым — найти и победить двух ситхов, попортивших им столько крови и нервов. Плевая задачка, особенно если уже известно, куда лететь.

Вырвавшись на волю из внутренних коммуникаций одиннадцатого сектора, я направил «Везунчика» в ближайший воздушный транспортный поток, где быстро оторвался от преследователей. Не было смысла оставаться у шахты и уничтожать их всех. Засечка ясно показывала, что Алека среди них нет, как и Сила молчала о присутствии его учителя. Со слов Кары я знал, что Кертера слишком самоуверен, чтобы скрывать свое присутствие от кого-либо.

А культисты как тараканы — всех не передавишь. Всего за пять с половиной лет они умудрились так расплодиться, что заставили говорить о себе по всей галактике, как о наследниках уничтоженной Империи ситхов. Хотя по-нашему с мастером Нак Зиилом мнению, они не более, чем криво организованная кучка подражателей. Пройдет еще много времени, прежде чем они наберут реальную силу, способную заставить почесаться Республиканский флот.

Однако даже тараканы могут принести немало вреда, если дать им волю. Поэтому лучше не отвлекаться на всякую мелочь и давить сразу самую главную особь. В нашем случае их целых две, и именно в их сторону я задал курс. Лететь туда от силы десять минут даже на минимальной тяге, так что я позволили себе расслабиться и обратить внимание на нетерпеливо ерзающую на своем месте Лану.

— Иди уже сюда.

— А-а-а! Видел, как я их? Видел?

Оглушенный визгом, я не успел моргнуть, как был зацелован, затискан и помят до состояния игрушечного плюшевого кота, из которого торчит синтепон. Кара на нашу увлеченную возню только усмехнулась, хотя и не без скрытой нотки ревности. Чтобы не злить ее еще больше, я кое-как отцепил от себя счастливо верещащую лисичку и махнул рукой в сторону выхода.

— Спускайтесь к трапу и ждите меня. Еще немного, и будем на месте.

Лана нехотя пошла, куда велено, тогда как Кара задержалась у выхода и обернулась, встретившись со мной взглядом.

— Уверен, что мы не идем в ловушку?

— Ты сама ощутила. Ситхи послали за нами мелких сошек, но самих их не было. Целью истребителей было не убить нас, а загнать в определенно место. Конечно, это ловушка. Вопрос в том, кто первым успеет захлопнуть крышку.

— И кто выступит в роли наживки. Лану я не пущу, значит остается…

— Вы обе пойдете.

— Что?

— Ты же хотела показать ситхам, кто тут главный, — я вылез из пилотского кресла и с наслаждением повел плечами, разминая мыщцы. — Вот ваш шанс. Ты и Лана пойдете первыми.

— Без тебя мы не справимся.

— Не переживай, я буду рядом.

Подойдя к Каре, я положил руки ей на плечи и проникновенно заглянул ей в глаза.

— Пока мы вместе, нас никому не сломить.

Кара шумно вздохнула, не в силах пошевелиться от распространяемой ауры Силы. Впервые с нашей встречи я не сдерживался, полностью сняв Роение и позволяя ей ощутить всю полноту того, что делает меня истинным рыцарем-джедаем. Мой Свет уже сейчас слепил ярче, чем у Нак Зиила. Что уж говорить о Каре, у которой от внезапной слабости подкосились колени.

— Я верю, Джове… Теперь верю. Но почему именно сейчас? Ты же выдал себя ситхам!

— Идем, — я проигнорировал ее вопрос и легонько, но настойчиво, потянул за собой за руку. — Вам с Ланой пора встретиться с прошлым.

Я вновь прикрыл себя Роением, улыбаясь от бури эмоций в душе Кары. Все верно. Наш план не предполагал моего раскрытия до встречи с ситхами. Но для успеха задуманного мной, она должна быть уверенна в крепкой поддержке за тылом. И плевать, что где-то далеко от нас Дарт Кертера и его ученик засуетились, ощутив близкое присутствие мощного в Силе одаренного. Им уже никуда не сбежать от меня.

Присоединившись к Лане у трапа, тоже ощутивший всплеск Силы и тут же засыпавшей нас вопросами, я дал ей отмашку замолчать и заговорил:

— Действуем согласно изначальному плану. Первоначальная цель — Дарт Кертера. Его нужно устранить до того, как подоспеют культисты и Алек.

— С чего ты взял, что ученик не будет с ним?

— Потому что только идиот лезет в змеиное гнездо, не вооружившись огнеметом. Фрисби, — я надел поднес ко рту запястье с комлинком. — Зажигай.

Лана и Кара недоуменно переглянулись, но так ничего и не поняли. Я не сказал им об этой части плана, однако резонов сомневаться в моих решениях у них не было. Особенно в моменты, когда ментощупы создавали между нами связь, к которой обе девушки постепенно стали привыкать. Как сейчас.

— И? — осторожно спросила Лана, первой не выдержав томительного ожидания. — Что должно…

— Готово, — ее прервал Фрисби, подлетевший к нам с зажатым в лапках манипуляторов дистанционным спусковым крючком. По его сигналу нанятые нами охотники за головами подорвали взрывчатку. — У них там сейчас маленький переполох.

Я прикрыл глаза, ощущая где-то внизу под кораблем беспорядочное движение Засечки Алека Пайна, словно олицетворяющее слова Фрисби.

— Он растерян и в ярости. Теперь точно никуда не денется.

— Кто? — теперь уже не выдержала Кара. — Что происходит, Джове?

— Мы устроили небольшую диверсию у ситхов. Разделили их, — за нас двоих отчитался довольный Фрисби. — Теперь вам будет куда проще разобраться с ними по одиночке. Тебе спасибо, Лана. Идею с налетом на базу у тебя взяли. Зверей, правда, не нашли, но взрывчатка тоже пойдет.

Сестры отреагировали по-разному. Если Кара нахмурилась, очень недовольная, что ее не посвятили в такую важную часть плана, то Лана вновь повисла у меня на шее, легкомысленно болтая ножками в воздухе. Специальнодля первой я пояснил, придерживая ее лезущую с мокрыми поцелуями сестру за талию:

— Я бы все рассказал по дороге, но из-за нападения прошлось корректировать план на ходу. Времени на разведку больше нет, «Везунчика» будут мониторить повсюду и быстро найдут. Будем прорываться с воздуха и также уйдем, до подхода основных сил культистов.

Не сказать, что состряпанные на коленке объяснения сильно поубавили недовольство Кары, но желание спорить сняли. Вместо этого чалактанка лишний раз проверила, крепко ли пристегнут к поясу световой меч, убедилась, что тоже самое проделала Лана, и только потом кивнула мне:

— Позже поговорим.

Холодный тон, которым она это сказала, а еще точнее — его скрытый исток, как раз являлся основной причиной, почему я на самом деле промолчал о диверсии. Мозги младшей сестры я кое-как стабилизировал, настало время старшей. Ведь, как ни крути, а их моральное здоровье беспокоило меня прежде всего. И, если ради его восстановления придется о чем-то умолчать — так тому и быть. Иного способа подвести Кару к нужному состоянию не было.

Прежде чем лечить воспаленные раны, из них вначале надо выпустить весь гной. И только потом дезинфицировать и накладывать швы. Исцеление редко проходит приятно для пациента. Особенно, когда раны нанесены душе.

— Силовому приземлению, надеюсь, обе обучены? — спросил я, как только получил сигнал на комлинк от автопилота — «Везунчик» достиг места назначения и завис над целью. Отжав рычаг рядом с дверной панелью трапа, я невольно попятился и прикрыл лицо рукой, когда рванувший на палубу порыв ветра оповестил об успешной разгерметизации помещения.

— А то смотрите, — не преминул вставить свои пять копеек Фрисби. — У Джове, накряйняк, отличный парашют имеется.

— Чего? — прокричала Лана, перекрывая воющий шум ветра, но летающий паршивец уже получил от меня плюху незримой дланью Телекинеза и благоразумно предпочел промолчать. От греха и погнутых манипуляторов подальше.

Выдав девушкам по вставляемой в ухо гарнитуре со встроенным наушником, я убедился, что обе синхронизировали их частоты со своими комлинками, после чего надел шлем и повторил:

«Как приземляться с помощью Силы обе помните? Никого страховать не нужно? Лана?»

«Обижаешь! Выдел бы та нас во время ограбления банка на Айдарии».

«Кара?»

«Не переживай, Джове. Мы готовы. Только…, — голос ее дрогнул. — Не отходи далеко».

В ответ я ободряюще сжал ее руку, послав и ей, и Лане ободряющей импульс через ментощупы. Что ж, это будет труднее, чем я рассчитывал. Страх укоренился куда глубже, чем могло показаться при поверхностном считывании. Ну да ладно, детально разбираться будем уже на месте. С нашим уходом «Везунчик» под контролем бортового ВИ останется маневрировать в верхних слоях атмосферы, надежно скрытый от постороннего взора плотной пеленой облаков. Как только мы закончим, он спустится и подберет нас, унося прочь с этого проклятого Силой мира.

А пока нас ждет небольшая прогулка в небесах.

«Три, два, — начал я начало отчета перед прыжком. — Вперед!»

Глава 13. «Омут страха»

Что может помешать какому-нибудь культисту, случайно проходящему под открытым небом, поднять голову вверх и увидеть три быстро падающие с неба точки? Верно, ничего. И сколько времени пройдет между моментом осознания, что это не летящие сверху «подарки» от огромной птицы, которых истребили еще до терраформирования Нар-Шаддаа, а нагло атакующие враги? Навряд ли много. А там достаточно поднять тревогу и накрыть воздух такой плотной пеленой бластерного огня, что сверху упадут три хорошо прожаренные тушки с зажатыми в обугленных культяпках световыми мечами. Ни Сила не поможет, ни хваленая джедайская реакция. По крайней мере у тех, кто пока не достиг мастерского ранга, чем никто из падающей с неба тройки похвастаться не мог.

От участи стать птицами-гриль нас с Ланой и Карой спасла серия точечных взрывов, превративших тренировочный полигон культистов в миниатюрный филиал пекла. Нанятые охотники внесли достаточно хаоса, чтобы мы трое смогли относительно безопасно приземлиться на территории, и, не теряя время на разборки с местными, рвануть прямиком к цели.

Дарт Кертера, на которого пришелся основной удар, походил на обугленную мышь, скачущую по раскаленной сковородке. Волны Темной стороны, источаемые разъяренным ситхом, ничего не могли поделать с юркими фигурками охотников, держащихся на достаточном удалении от Молний Силы. Их совокупный огонь и непрерывная смена позиций заставляли ситха постоянно перемещаться, уходя в глухую оборону за пылающими огнем обломками, некогда составляющих целый тренировочный комплекс на территории полигона. Теперь было трудно сказать, для чего именно они предназначались культистам. Взрывчатка превратила добрую половину уровня в обугленное черное пятно.

Однако, Кровавый Потрошитель не оправдал бы свое прозвище, не сумей он выйти победителем из сложившейся ситуации. Да, взрыв неслабо его потрепал. Темный плащ висел клочьями, а на потрепанной хищной броне, так напоминающую древние образцы доспехов войнов-ситхов, зияли раскуроченные прорехи. Если приглядеться, в них даже можно было заметить кровь, но столь мелкие раны не могли ослабить мастера Темной Стороны. Если брать по классификации существующего Ордена джедаев. Относительно старой я ощущал не более, чем Лорда, притом не самой большой Силы. Опыт в узле Темной Стороны на Дорине и голокроны мастера Нак Зиила дали мне прекрасное представление, какими монстрами могут быть истинные ситхи.

«Дарт Кертера», — я презрительно скривился, первым забравшись на остов осыпавшейся постройки и оглядев сверху пылающее поле боя. Собственно, а чего я ждал? Вызова? Было бы от кого. Какой Орден воспитал, такие падшие джедаи и вышли. Кривые, недоделанные, да еще и потерявшие львиную часть древних голокронов благодаря стараниям Ланы.

Дождавшись, пока сестры встанут по бокам от меня, я махнул рукой, указывая на сообразившего воспользоваться Прыжком Силы ситха, в попытке сбить охотникам прицел. Отчасти затея удалась. Примененная следом Вспышка, оставляющая за собой демаскирующий темный след, начала сеять смерть в ряды нападавших. Ярость и гнев ситха чувствовались даже с такого расстояния, хотя нас разделяли добрые полкилометра дымящейся поверхности культисткого полигона.

Однако и самому Кертере неслабо прилетало со всех сторон, подтверждая давно известную мне истину: толпой и крысы от льва одни кости оставят. Вопреки ворвавшейся в их ряды живой смерти, охотники за головами не дрогнули. Все они, нанятые Фрисби через одноименную гильдию, знали риски и были готовы встретить свой конец с оружием в руках. Как и полагается настоящим воинам. В отличии от жалкой пародии на ситха, сделавшего все, чтобы к минимуму свести последствия взрыва для своей драгоценной шкурки.

— И вот он доставил вам, девчонки, столько проблем?

— Не смешно, — нахмурилась Кара. — Ты просто еще не встречался с ним лицом к лицу.

— И не собираюсь.

— Что?

— Больно много чести. Я вообще изначально думал его с «Везунчика» поджарить, чтоб долго не возиться, но любопытство взыграло. Все же первый настоящий ситх на моей практике, — я разочарованно махнул рукой, показывая свое отношение к убогому зрелищу внизу.

— Ничего не поняла, — честно призналась Лана. — Скажи только одно: ты с ним справишься?

— Мы справимся, лисичка, — поправил я ее. — Вместе. Раздавим, как навозного жука!

— Прям так уж как жука, — фыркнула Кара, но внутри у нее будто какой-то узел ослаб. Ненамного, но достаточно, чтобы дернуть уголки губ в едва заметной улыбке.

— Не веришь? — решил я закрепить успех. — Держитесь за мной. Фрисби — на тебе воздух. Понеслась.

Я перешел на Вспышку, спрыгнув в вниз и помчавшись навстречу смерти. Только не своей, а того, на чьей исковерканной душе лежали даже не сотни — тысячи невинно загубленных душ. Их голоса слезно взывали в Силе, моля об отмщении и возможности освободиться.

«Потерпите еще немножно», — сцепил я зубы, изо всех сил сдерживая внутренний Свет, взывающий к справедливости. Вторя ему, пел кайбер кристалл в рукояти светового меча, сокрытого муляжом батареи личного щита на поясе. Ему тоже не терпелось вступить в бой, но марать клинок о Кертеру я не стану. Не заслужил недоситх чести быть убитым, как воин.

Излишне расплодившихся тараканов принято травить дустом. Ну или, по крайней мере, давить тапком с широкой подошвой. Чтобы самому не заляпаться потрохами.

Не добежав до ситха и сотни метров, все еще не заметившего нашего приближения, я дал знак девушкам следовать своему примеру. После чего вытянул руку в сторону обломков и повелительно раскрыл ладонь, отпуская запертую в себе Силу на волю.

Поглощенный звуком светового меча, режущего плоть кричащих от боли людей и экзотов, Дарт Кертера слишком поздно почуял неладное. Лишь когда чужеродный ему источник Светлой стороны запылал, ситх соизволил утереть кровавую пелену, застилающую глаза. Лишь это помогло ему вовремя среагировать и с гневным криком вскинуть вверх руки, в последний момент останавливая падающую плиту панельного здания, сорванную с креплений нашим с Карой и Ланой объединенным Телекинезом.

Как бы ни был силен Лорд, притворявшийся Дартом, напора его ненависти не хватало, чтобы удержать давящую сверху тяжесть. И когда он понял это, то попытался вырваться, применив Рывок с объединенным Толчком Силы. Не ситхскую даже, а джедайскую технику не самого высокого ранга. Я лишь презрительно скривился, протянув в сторону пошатнувшегося Кертеры вторую руку, сбив тому так и не завершенный прорыв к свободе. Позорище. Древние ситхи в своих склепах как наскипидаренные вертятся, глядя на ничтожного потомка их темного наследия. А ведь я не использовал и четверти своей Силы для его сдерживания! Основную работу делали Кара и Лана, выкладывающиеся на полную ради смерти своего давнего врага.

В последние секунды своей жизни Кертера, с которого слетел весь его лоск, показал свою истинную сущность. Светящиеся багрянцем узкие зрачки недоситха расширились, выражая охвативший его страх. Даже не так. Страх! Неотвратимый ужас неизбежности от мысли неумолимо надвигающейся погибели, которую уже не остановить.

Однако трус не был бы собой, не пытайся спастись до последнего вздоха. Всю доступную ему энергию Темной стороны Кертера вложил в один мощный Рывок. Но единственное, чего добился: стал раздавленным не серединой многотонной плиты, а ее краем, откуда при соприкосновении с поверхностью вырвался фонтан крови вперемешку с бесформенными потрохами. Бессильно сползшими по спешно выставленному Щитовому Барьеру, охранившему нас с Ланой и Карой от участи стать изгвазданными с ног до головы.

Вот и все, делов-то. Я даже не стал проверять ментощупами факт смерти ситха, и без того ощутив в Силе объединенный выдох множества голосов. Тех, кто со смертью истязавшего их существа, стали свободны и смогли упокоиться с миром. Либо пойти на очищение и однажды начать жизнь заново. Как учил Нак Зиил: «Никто не исчезает бесследно. Сила едина с миром. Все мы — ее часть. И однажды вернемся в нее, обретя покой, либо уйдя на круг перерождений».

Возможно, даже такое потерявшее все человеческое животное, как Кертера, получит свой шанс. Однако произойдет это однозначно не скоро, если вовсе случится. Столько запятнанную душу не отмыть столь быстро, и Сила еще нескоро отпустит из своих объятий новую чистую душу.

Подойдя к месту «захоронения» бывшего ситха, ставшего блинчиком с начинкой из мясных потрохов, я указал носком ботинка на продолжающую расползаться из-под плиты кровавую лужу.

— Ничего другого он не заслужил.

Находящиеся в прострации девушки только закивали, не в силах отвести взглядов от того, что осталось от их давнего врага. Того, кто причинил им душевной боли и страданий всего лишь одним своим существованием. Ведь нет ничего ужаснее, чем страх неизвестности. А его сестры за пять с лишним лет бегства успели испить сполна.

Однако, это еше не конец. Послав сигнал охотникам по комлинку, я уселся на край плиты и, свесив с нее ноги, улыбнулся Лане с Карой, у которых по щекам текли слезы.

— Как мы его, а? Даже не вспотели.

Я ожидал чего угодно. Смеха. Слез. Даже простого молчания. Но то, что произошло дальше, пошатнуло спокойствие даже такого видавшего всякое джедая, как я.

Кара с Ланой синхронно, будто всю жизнь репетировали, опустились на одно колено. Потом каждая из них зажгла свой световой меч. Два ярко-желтых клинка вгрызлись в металл под ногами, высекая снопы искр и понемногу оплавляя две рваные огненные дыры. Сложив ладони на рукоятях своих мечей, Лана с Карой в жесте покорности склонили головы и заговорили друг за другом:

— Силой и честью…

— …семья Лорсо присягает…

— …и клянется в верности…

— …Главе нерожденного клана

— …повергшему Тьму…

— …восстановившему справедливость…

— …истинному посланнику разящего Света.

— Вместе в любви и смерти, — сказала Лана, поднимая голову и устремляя на меня сверкающий солнечный взгляд.

— Едины в Силе, — вторила Кара, повторив действия младшей сестры.

Честно сказать, я нехило так прифигел. Произнесенная на Высоком галактическом незамысловатая клятва каждым словом вызывала усиливающуюся рябь в Силе, пока под конец не вызвала целый штормовой вал, пронесшийся сквозь нас и истаявший в мгновение ока, словно ничего не произошло. Причем он стал неожиданностью не только для меня одного.

Кара с Ланой, заметно вздрогнули, когда ощутили последствия своих слов. Пришлось посылать им экстренные импульсы успокоения через ментощупы, про себя прогоняя варианты столь странного побочного эффекта обычных слов. Немногие казались настолько правдоподобным, чтобы полностью принять их на веру. И ни один не смог полностью объяснить истинную суть произошедшего.

В итоге я решил остановиться на самом очевидном: Узы. Сама Сила среагировала на состояние девушек, сумевших в какой-то момент через духовную связь слиться в одно целое. Совсем ненадолго, но достаточно, чтобы миг единения двух душ вызвал волновой эффект. Как если опавший лист, спокойно плывший по незамутненной водной глади озера, вдруг вдвое потяжелел и камнем пошел на дно.

Напугало ли это меня? Нет. Заставило задуматься? Еще как. До сего момента их сестринская привязанность казались мне лишь последствием Уз Силы, но теперь стало очевидно, насколько для них обеих все серьезно. После такого выступления последние сомнения в фамилии Кары отпали сами собой. Она — Лорсо. И ее клятва в Силе точно также искренна, как и у ее младшей сестры.

«Что ж, слово сказано. Пришло время и мне сделать ответный шаг».

Поднявшись на ноги, я вновь отпустил свой Свет, одновременно с ним полностью открывая в ментале свою душу окружающему миру, отчего девушки ахнули и замерли, боясь спугнуть хрупкий момент единения.

— Я принимаю вашу клятву, Лана и Кара Лорсо, — протянув руки, куда легли два деактивированных световых меча, сказал я. На Высшем галактическом любой голос звучит более величественно и гордо, однако эффекта клятвы сестер мне достичь не удалось. Вместо него я надавил вокруг своей аурой, заставив Кару с Ланой затрепетать от торжественности момента.

— Служите верно и с достоинством, — «омыв» мечи своей Силой, я протянул их обратно хозяйкам. — Станьте щитом и мечом клана во мраке ночи, куда мы ступаем. Во славу нашу.

— Во славу! — вернув оружие, девушки поднялись и еще раз склонили головы в жесте покорности. Я ответил им улыбкой и мельком довольно переглянулся с Фрисби, вне сомнений снявший весь процесс вассальной присяги. Будет потом, что внукам показать.

К сожалению, пока мой клан не имеет Имени, все наши с сестрами клятвы друг другу — не более, чем простое обещание. И оставаться ему таковым еще довольно долго. Пока я даже приблизительно не представляю, каким может или должно быть название клана. Не потому, что не могу «тупо выбрать звучное или красивое»! Тут как раз фантазия работает на убой. Просто, любое из них будет наносное, ненастоящее. Ни к чему не привязанный пустой звук мимолетного желания, не несущей в себе никакой крупицы истины.

Как минимум, прежде, чем принимать любое Имя, нужно посетить Альдераан. Пока не узнаю, кто я такой и кем рожден, без толку пытаться искать правильный вариант. Это все равно, что наощупь бродить в темноте, не пользуясь ни зрением, ни слухом, ни осязанием. Можно наткнуться на что-то, но будет ли оно иметь тот самый сакральный смысл? Нет. Так что, пока я не посещу могилы предков и не узнаю правду о себе — оставаться нашему клану безымянным призраком. Зато, когда выясню правду… Тогда мы с Карой и Ланой повторим те же клятвы перед ликом предков в нашем общем доме, кровью скрепляя ранее данные обеты. Будет это завтра, или через год, или спустя десять лет — не важно. Поиск истинного Имени, способного выжить под безжалостным напором времени, того стоит.

А пока нам хватит и данного друг друга слова. Хотя бы потому, что для меня и для Кары с Ланой честь — не пустой звук. Сестры прошли через такое, что сделало их гиперчувствительными к своим и чужим обещаниям. Ну а я рыцарь-джедай, выкованный по чутким руководством мастера старой эпохи. И о чести знаю больше, чем весь нынешний Совет Ордена вместе взятый.

В молчании позволив сестрам встать по бокам от меня, я приглушил свое присутствие в Силе Роением. И лишь затем шагнул по направлению к возносящимся в небо столбам темного дыма вдалеке. Еще до конца клятвы семьи Лорсо я заметил там движение и алые росчерки, отражающие разноцветные бластерные вспышки.

— Последний участник нашего праздника подоспел, — с не предвещающей тому ничего хорошего интонацией сказал я. — Алек Пайн собственной персоной бежит к нам. Дамы, кто будет первая?

— Позволь мне, Глава, — процедила Лана, выступая вперед. — Я давно мечтаю свернуть его жалкую шею!

— Можешь и дальше звать меня Джове, лисичка. Думаю, твоей сестре тоже найдется что сказать юному аколиту, не так ли?

— О, не сомневайся, — от хищного оскала Кары меня пробрала дрожи изнутри. Вовремя я раскопал, где проблема кроется. Самое время начать ее исправлять, пока не стало поздно.

— Ты!!! — раздался знакомый полный ненависти вопль. — Уничтожу!

— Идиот, — тихо констатировал Фрисби, и, дождавшись моего кивка, слинял в неизвестном направлении. У него и без наших клановых забав забот хватало. Например, порыться в сети полигона или том, что от нее осталось. Взрывы нанесли большой урон культистам, но почти не тронули их основных узлов связи. Мы с Фрисби не собирались второй раз лишаться шанса узнать побольше о силах врага, раз уж с базой в оазисе не сложилось. Там все мало-мальски ценное оборудование уничтожил пожар.

— Аколит ваш, — разрешил я сестрам, уже успевшим вновь активировать свои световые мечи. — Только постарайтесь не нашинковать его раньше времени.

Поглощенный Темной стороной Алек Пайн, совсем как его недавно скоропостижно раздавленный в лепеху мастер, не соображал, что творит. Эффектно крутанув меч кистью и напитав в свободную руку заряд Молнии Силы, он со звериным рыком ринулся навстречу сестрам Лорсо. В тот же миг преследовавшие Алека охотники за головами поспешно ретировались. Они закрыли свой контракт ценой жизней половины нанятого отряда, с лихвой отработав щедрый гонорар, авансом выплаченный гильдии. Я отсалютовал им, получив в ответ точно такое же прощание от их негласного командира-мандалорца в огненно-красной броне. Даст Сила — еще свидимся. Не по одну сторону баррикад, так по другую.

А между тем битва в паре десятков шагов от меня набирала обороты. Выбежавшая вперед Лана приняла на себя первый удар, тут же отскочив в сторону и позволяя контратаковать Каре, вместе с изящным выпадом в стиле Макаши, лупанувшей по врагу Толчком Силы. В итоге на мгновение потерявший равновесие Алек выпустил молнию совсем не туда, куда целился. Под косым углом та ушла в небо, создав видимость ударившего в землю грозового разряда. Я прицокнул языком в восхищении, вновь присаживаясь на край плиты. Красиво. Как ни крути, а техники ситхов куда зрелищнее джедайских. Тем более, если к ним приложить виртуозное владение световым мечом.

Алек Пайн показал вполне неплохой уровень подготовки, демонстрируя классический Атару с грубыми защитными элементами Шии-Чо. Он так и крутился между Ланой и Карой, не давая ранить себя, и не забывая атаковать в ответ. Однако, исход схватки был предрешен. Даже без моей помощи объединенная мощь сестер Лорсо превосходила Силу Темной стороны недоученного аколита. Опять же, сужу по своим меркам. Может, среди падших Алек успел на…учить на ранг Лорда, но то исключительно в приземленных рамках нынешнего времени. Ситхи древности не доверили бы такому слабаку грязь со своих сапог счищать. Участь животного, не способного себя контролировать: сидеть в клетке. Либо коптить своей тушкой вертел над костром. В зависимости от настроения и гастрономических предпочтений хозяина.

Ученик безвременно почившего Кертеры так и не сумел добраться до меня, вынудив хотя бы раз за сегодняшний день обнажить меч. В какой-то момент очередной выпад Кары ранил его в предплечье, заставив с криком боли отшатнуться прямо на удар Ланы, буквально разрезавшей рукоять красного светового клинка. Вместе со сжимающими его пальцами.

Воя от жгучей боли и разрывающей его Тьмы, Алек рухнул на землю. Не дожидаясь, пока он выкинет еще что-нибудь, Кара поступила, как заправский вышибала: с размаху приложила точным ударом ноги в нос Алеку, отправив того в глубокий нокаут. Она тут же бы и добила его, не останови ее занесенный меч мой предостерегающий оклик:

— Стой!

— Я должна, Джове, — с трудом сдерживаясь, прошипела сквозь зубы чалактанка, зло глянув в мою сторону. — Не мешай мне! Ты не представляешь, что он сделал.

Однако меч все же опустила. И так и стояла с ним, включенным и почти касающимся горла худосочного мальчишки, пока я шел к ним, и говорил. Но не голосом, а своим даром, направленным сейчас только на одну Кару в попытке вскрыть застарелую нагноившуюся рану. Ту самую, чей фантомный образ она неосознанно перекладывала на Лану через Узы Силы, введя меня в заблуждение при нашем недавнем Ментальном Слиянии.

— Понимаю, это тяжело. Вся твоя боль… Не каждый джедай способен выдержать подобное и остаться самим собой.

— Я…

— Но если ты сразишь его сейчас, то снова переступишь черту. И в этот раз Лана уже не сможет тебя вытащить. Ни сама, ни с моей помощью. Я знаю, что прошу невозможного, Кара… но ты должна отпустить свою месть. Прошу тебя.

— Не могу! — почти что прокричала девушка, едва сдержавшаяся, чтобы не броситься на меня с мечом наголо. Темная сторона в ней бурлила, прорываясь там, где ее прежде никогда не было.

Лучше Ланы Сокрытием владела только Кара. И сейчас ее броня дала первую трещину, показав истинную природу таящейся в ней Силы. Ту, что она так давно копила и сдерживала в себе.

— Ты должна, — без нажима, чтобы, не дай бог, не переусердствовать, повторил я. И, наконец, сделал последний шаг, оказавшись рядом с бессознательным телом Алека Пайна и стоящей над ним девушкой, по лицу которой градом катились слезы. — Сразишь его в гневе сейчас — навсегда потеряешь себя. И не только. Посмотри на свою сестру.

Кара с трудом подняла голову, увидев заламывающую руки мириаланку, находящуюся в состоянии не лучшем, чем она сама. Однако про свою задачу лисичка не забывала — продолжала держать меч у груди пленника, готовая, в случае чего, пустить того в расход. Мне достаточно было одно касания ментощупов, чтобы Лана поняла, что нужно делать: не вмешиваться. Что бы не произошло дальше.

— Мы здесь. Рядом с тобой, — я нежно коснулся ладонями мокрого лица старшей Лорсо и заставил ее взглянуть себе в глаза, приготовив Коготь для финального укола. — Он больше никогда не причинит тебе боли. Отпусти, Кара. Отпусти…

Точечный Пробой Когтем совпал в исторгнутыми из груди Кары рыданиями, выронившей погасший меч и буквально упавшей мне в объятья. Я до боли стиснул зубы, чувствуя, как меня захлестывает безбрежная Тьма, проходящая через тело Когтя, впившегося в источник сосредоточения Силы чалактанки. Я вытягивал и выпускал на волю годы страданий, душевных мук и боли. Все то, что Кара хранила в себе столько лет, вынужденная быть сильной ради сестры. Вынужденная каждую ночь с криками просыпаться в жутких кошмарах с одним и тем же лицом в главной роли. Алека Пайна, терзающего ее душу Темной Стороной, пока она не соглашалась убить очередного раба ради мимолетного облегчения.

Семь смертей. И аналогичное число ступеней, преодоленных Карой на пути к собственному безумию. В день их с Ланой неудачного побега из Академии, чалактанка прошла в шаге от пропасти настолько глубокой, что звериная сущность Кертеры рядом не валялась. Какими бы мотивами не руководствовался Алек Пайн, но он почти сломил свою бывшую наставницу по клану юнлингов, сделав из нее покорное своей воле чудовище.

Теперь весь ад, который хранила в своей душе Кара, проходил сквозь меня. И также беспомощно отступал, не в силах удержаться рядом с непоколебимой звездой Света рыцаря-джедая. Я множество раз прорабатывал этот миг в своей голове, но на деле все оказалось во много крат хуже. Темная сторона в чалактанке оказалась на удивление сильна, создавая образ сверхплотного шара, вобравшего в себя всю ее злость и ненависть. Чтобы оттянуть на себя бо́льшую их часть, пришлось выложиться на полную, с трудом удерживаясь от нестерпимого желания поддаться жгучему желанию принять дармовую мощь. Не для того я столько вытерпел на пути джедая, чтобы вот так поддаться соблазну ступить на более легкий путь!

Не знаю, сколько времени прошло в объективном плане, но для меня оно растянулось на долгие часы выматывающей борьбы за свою свободу. Сменившейся бесконечной усталостью, когда Коготь, прогнавший через себя последнюю «каплю» Тьмы, распался на ментощупы, принявшиеся за восстановление наших с Карой ментальных оболочек. Для нее процедура прошла не менее болезненно. Лицо осунулось, плечи опали, да и сама она как-то вся побледнела, что при ее цвете кожи считалось невозможным.

Но в то же время, она улыбалась. Когда наши взгляды вновь встретились, я увидел чистые сверкающие небесной чистотой зрачки. Тьма из них ушла. Смею надеяться, навсегда.

— Джове, — едва слышный шепот Кары прозвучал подобно шелесту сухого ветра, гуляющего над коптящей поверхностью подорванного полигона. — Она ушла.

Кара снова заплакала, но в этот раз это были слезы счастья. И ее объятья, настолько крепкие, что грозили сломать кости, вызвали у меня лишь дурацкую улыбку до ушей.

Получилось. До последнего сомневался, но я сделал это! Смог вернуть Каре то, что у нее забрала Темная сторона в лице Алека Пайна. Теперь она свободна и вновь может делать выбор. На сей раз осознанный. И, что-то мне подсказывает, Кара уже его сделала.

Все также, не разжимая объятий, я поднял ее, странно притихшую, на руки и, наконец, обратил внимание на Лану. Беззвучно плачущую, прижавшую кулачки к груди и напрочь забывшую о валяющемся у нее под ногами теле. Хотя нет. Ума стянуть его шоковыми наручниками и натянуть такой же ошейник все же хватило, несмотря на произошедшее. Предчувствия не обманули — из Ланы Лорсо выйдет толк. Под моим чутким руководством, однажды, она станет превосходным джедаем. Не подобием, которое воспитывают в нынешнем поколении Ордене, а истинным адептом Света. Если вышло избавить от Темной стороны Кару — выйдет и с ней. И со всеми остальными юнлингами тоже, когда наши пути пересекутся.

«Кроме одного».

Пользуясь бессознательностью Алека Пайна, ментощупы облепили его астральное тело со всех сторон, пытаясь найти хотя бы одну брешь, чтобы зацепиться. Не сказать, чтобы я особо упорствовал в поисках, но принять решение хотел опираясь на все факты. Совершенно неутешительные, хотя и не такие уж неожиданные.

То, что Кертара сотворил со своим учеником, не исправить никакими ментальными техниками. Под нашими с Ланой ногами валялся живой пример того, на что способна Темная сторона, если полностью и без остатка отдать себя ей. Тот мальчик, которого я когда-то давно знал в Храме на Тайтоне — мертв. А вместе с ним исчезли и последние причины относиться ему как-то иначе, нежели так, как он того заслужил.

— Пакуй его, — велел я мириаланке, все еще шокированной изменениями в старшей сестре, ощущаемыми через Узы Силы. — Лана!

— А? Что?

— Не спи. Забери меч Кары и поднимай Пайна. У нас около пары минут до того, как сюда нагрянут подкрепления культистов. Я чувствую их.

— Д-да, — Лана шумно сглотнула и немного заторможено бросилась выполнять приказание. — Сейчас.

Она даже не нашла сил в себе спросить, почему я не приказал довершить дело одной активацией светового меча. Настолько была поражена увиденным через Узы Силы. Что ж, ее можно понять. Сделанное мной до сего момента считалось невозможным. По крайней мере, без особых целительских техник древних джедаев-консулов и уж точно не за пару минут медитации. Я уже успел свериться по времени с комлинком. Вытягивание Темной стороны из Кары заняло у меня ровно сто сорок шесть секунд. Результат настолько же невероятный, насколько пугающий пока еще неявными последствиями, о которых еще предстояло поразмыслить в более спокойной обстановке.

Что до Пайна: с ним все сложнее. Модернизированная методика Пробоя Когтя, спасшая Кару, для него бесполезна. И это при том, что я выложился на полную, использовав все знания в менталистике, взятые от Сены. А также полученные в результате собственных изысканий. Но даже сумей я исцелить столь пораженную Темной стороной душу — это бы привело ни к чему иному, кроме как к смерти Алека. Никто в своем уме не сможет вынести такой жуткий груз вины на плечах. Юноша бы покончил с собой, попросту не выдержав мук проснувшейся совести.

Но и убивать его просто так нельзя. По крайней мере, сейчас. У нас с Алеком много есть, о чем поговорить. В частности, об остальных похищенных юнлингах, о судьбе которых Алек может быть в курсе. О пытках Кары и попытке изнасилования Ланы, за которые для него уже готово особое наказание в соответствии с моим личным кодексом чести. О том, что культисты изначально забыли на Нар-Шаддаа. Ну и, разумеется, об истинных причинах его лютой ненависти ко мне. Будет интересно узнать, что же такое ему вбил в голову Кровавый Потрошитель, если Алек теряет контроль, едва завидев мое лицо.

— Фрисби.

— Уже, — дроид опустился с неба достаточно низко, чтобы его можно было видеть, не крутя головой. — «Везунчик» на подлете. Успеем убраться раньше, чем подоспеет вторая волна культистов. Представляешь, они только спохватились.

— Чего еще ожидать от тех, кто решил поиграть в солдатиков? Не знаю, где ситхи их берут, но таким «мясом» только дыры на передовой закрывать.

— Джове, — Кара на моих руках вновь подала голос, отвлекая от разговора с Фрисби. А затем я ощутил сухое прикосновение губ к своей щеке. — Спасибо.

— Пожалуйста, лучик, — уменьшительно-ласкательное прозвище, инстинктивно пришедшее на ум при взгляде на нее сквозь Силу, вызвало ответную реакцию в виде ментального всплеска благодарности с небольшим оттенком смущения. — Рад, что ты боролась до конца. Без тебя я бы не справился.

— А я без тебя…

Кара закрыла глаза и с расслабленным вздохом пристроила голову у меня на плече, проваливаясь в целебный сон без сновидений. Там, где раньше скрывалась сгущенная Темная сторона, ныне сияли нежные лучи Света. Пока еще маленькие, но однозначно свои, а не отраженные Узами Силы с младшей сестрой.

Лана уже успела поднять Телекинезом спеленатую тушку Пайна, брезгливо держа его на расстоянии вытянутой руки от себя. И все же задала вопрос, который я ждал от нее.

— Может, все же убьем его? Я быстренько! «Чик» мечом, и готово. Ну или чик, чик. И вот эту штуку тоже чик, чтобы больше размножаться не мог. Потом еще тут чик, тут. И в глаза расплавленный свинец налить. И вот тут…

— Еще успеем, — сказал я, наблюдая за снижающейся над полигоном громадой молотоголового «Везунчика». И ни Лана, борющаяся с соблазном воплотить свои мечты «по отчекрыживанию» в реальность, ни спящая Кара не заметили стального блеска, промелькнувшей у меня в глазах. — Путь до Альдераана будет долгим.

Глава 14. «Возрожденный свет»

Лана нападала с верно с технической точки зрения, но как-то без огонька. Стойки, выпады, связки и блоки: каждый элемент первой и третьей форм фехтования будто под копирку передавал наставления учебных голокронов. Никакой импровизации, сплошная рутина, не приносящая удовлетворения ни сопернику Ланы, ни ей самой. Впрочем, первому было плевать на это в виду своего искусственного происхождения.

Спарринг-дроид, включивший голо-образ типичного ситхского аколита в строгой серой форме с темными вставками на плечах и тыльной стороне рук, будто не замечал натиска живой соперницы. Его движения, четко выверенные программой, представляли идеальный баланс хладнокровия первой формы и обманчиво-вкрадчивые движения второй. Небо и земля в сравнении с тем, что показывала Лана.

Вот она попыталась нанести рубящий удар снизу, метя в шею аколита. На что тот ответил жестким блоком, переходящим в пробойную контратаку-укол, вновь заставившую Лану изображать из себя попрыгунчика-акробатку. И это при том, что четвертой формой она не владела от слова «совсем». Если не считать за ее основу сносную растяжку, продемонстрированную во время уклонений, и минимальный уровень напитки Силой мышечной ткани, делающий одаренного адепта немного быстрее и сильнее обычных разумных.

Что-то подобное я показывал в свой первый год жизни на Дорине, пока привыкал к условиям повышенной гравитации. С тех пор мои навыки по контролю Силы шагнули настолько далеко, что наблюдая за тренировкой Ланы, я уже точно знал, какие косяки допустила Кара в ее обучении, не в упрек той будет сказано. Все же обстоятельства диктовали двум беглянкам свои условия, зачастую несовместимые с какими-либо тренировками вообще. Однако, наблюдать за избиением одной задравшей нос лисички было непросто. Для меня, как Главы клана, принявшего ее клятву верности, и как рыцаря-джедая, подобное зрелище словно серпом по одному месту. Как только разгребу бардак в Ордене, придется всерьез взяться за ее обучение. И Кару, заодно, подтянуть до приемлемого уровня.

«Не могут две будущие основательницы ведущих родов клана позволить себе столь прискорбный уровень боевой подготовки».

— Деактивировать спарринг-программу, — я оттолкнулся спиной от дверной панели при входе в тренировочный зал, который подпирал вот уже десять минут. Спарринг-дроид послушно замер, с деактивацией красного светового меча обнажая металлический скелет под истаивающей голограммой облика ситхского аколита. В сантиметре от его шеи замер желтый клинок, удерживаемый моим Телекинезом от решающего удара. Вовремя останавливаться Лана тоже не умела, всегда доводя удары до конца. Сказывалось участие в передрягах, где излишняя гуманность могла стоить жизни ей и ее сестре.

— Сделай перерыв, — посоветовал я, отпуская Силу и руку Ланы, украдкой смахнувшей пот со лба. — С утра тренируешься.

— Скорее вымещаю злость. Ты снова пойдешь к нему?

— Да, уже скоро. Между введением инъекций должно проходить не меньше двадцати часов, иначе организм не выдержит. А Пайн нужен мне живым.

Предыдущий владелец «Везунчика» подарил тому не только полный апгрейд всех систем, но и оставил после себя небольшое наследство в капитанской каюте. Я нашел его незадолго до первого прибытия к Нар-Шаддаа и держал наготове на случай, если придется ломать чью-нибудь волю, укрепленную Силой Темной Стороны.

Выдержки Алека Пайна хватило ровно на половину стандартных суток, за которые сыворотка правды окончательно растворилась в крови и оказала свое полное действие. После чего не контролирующий свой язык аколит рассказал мне многое. Больше половины из чего так и подбивало поступиться принципами, сделав галактику чуточку чище одним коротким разрезом светового меча Гри. Увы, я не мог позволить себе такой роскоши. План Нак Зиила требовал моего официального признания Советом, и с передачей Алека в руки правосудия, я сильно упрощу себе задачу. Все-таки он целый «лорд-ситх» по нынешним меркам Ордена. Практически гений, сумевший в столь юном возрасте познать секретные таинства Темной стороны. Можно было бы посмеяться, не будь так тоскливо на душе.

Другой вопрос, что пока Алек Пайн на борту «Везунчика», никто не может помешать мне продолжать использовать сыворотку и копаться в его памяти, вытаскивая наружу все новые и новые откровения. «Информации много не бывает», — как любит говорить Фрисби, и я полностью согласен с ним. Звереныш Кертеры оказался поистине бездонным кладезем всевозможных данных по ситхам и культистам. Потерять такого языка просто ради удовлетворения собственной жажды справедливости — непозволительная роскошь. Особенно сейчас, когда я только начал копать в верном направлении.

— Он и так рассказал больше, чем мы надеялись, — не разделяющая наших с Фрисби взглядов Лана недовольно скрестила руки под грудью. — Не понимаю, чем еще он может быть полезен.

— Лана Лорсо, — я добавил в голос металла, заставив мириаланку инстинктивно вжать голову в плечи. — Мы говорили об этом. Если бы решал я, то Пайн бы еще вчера «случайно» выпал в гиперпространство. Но мне нужно кинуть кость Совету. Без доказательств они не признают мой ранг рыцаря официально.

— Потрохов Дарта Кертеры недостаточно? Чего смеешься. Я бы посмотрела, как ты кинешь тот контейнер под ноги градмастеру Кирону. Старикан своей бородой подавится.

— Кровожадная ты моя, — я обнял и чмокнул хихикнувшую девушку в нос. Лана также быстро выходила из себя, как успокаивалась. — Мертвые не рассказывают сказки, в отличии от живых. Если я его разговорил, то вивисекторы республиканцев подавно справятся. С такими доказательствами Совет не сможет отвертеться. А теперь дуй-ка в душ и садись за голокроны.

— Ну Джове-е-е! — Лана надула губки, делая кошачьи глазки и повисая на мне в своей излюбленной манере. — Ты обещал сам позаниматься со мной.

— Только после того, как покажешь заметный прогресс в Соресу. Пока что тебя даже образ аколита на минимальном разгоне уделывает.

Вместо того, чтобы обидеться, Лана решила зайти с другой стороны, еще теснее прижавшись ко мне и начав жарко дышать в ухо. За что была без рассусоливаний поставлена на ноги и шлепком чуть пониже поясницы направлена по вектору в сторону санузла капитанской каюты. Как-то само сложилось, что она перебралась ко мне в первую же ночь отлета с Нар Шаддаа по корабельному времени.

В пути мы находились уже почти неделю, что с одной стороны странно, если учитывать, насколько Алдераан ближе к сектору хаттов, нежели Дорин. А с другой, если знать то, что я сумел вытянуть из Алека Пайна, вполне объяснимо.

Сделанный нами крюк в обход крупных гипермаршрутных путей позволил избежать внимания культистов, к моему удивлению сумевших внедрить своих агентов во все высшие эшелоны командования Республиканского флота. Жаль, проверить слова Алека на практике своими силами практически нереально, но введенная ему сыворотка не позволяла солгать. Как и мои ментощупы, отслеживающие малейшие колебания эмоционального фона. Он действительно верил в то, что говорил. А это могло означать два варианта: Алеку промыли мозги какой-то ментальной техникой, которую я не в силах обнаружить ввиду недостаточного опыта; либо у Республики и Ордена джедаев большие проблемы. Причем второй вероятнее. Кровавый Потрошитель не походил на искушенного в менталистике ситха-колдуна. Скорее на бешеное животное, каким сделал и своего ученика.

Так что крюк в обход крупных гипермаршрутов — вынужденная мера. Особенно после того, как я засветил «Везунчика» перед культистами на Нар-Шаддаа. Разумеется, я сразу послал сообщение Нак Зиилу и Съяну, едва услышав о флотских крысах среди республиканцев. Но если первый по какой-то причине не отвечал, то мой партнер-салластанец заверил, что примет все необходимые меры предосторожности. Благо Митина недавно выпустилась с отличием из коррелианской ВАП, досрочно сдав все экзамены и получив почетный ранг навигатора А-класса. С ее помощью торговые караваны Съяна могут прокладывать свои собственные гиперпути, что в разы повышало их конкурентоспособность и ценность в глазах клиентов. Особенно, когда вскроется нарыв из шпионской сети культистов, подобно паразиту незаметно слившейся с кровеносной системой Республики.

«Везунчику» же, без помощницы в лице высокорангового навигатора, предстояло ползти через дебри гиперпространства по отдаленным от основных маршрутов системам, постоянно рискуя нарваться на пиратов. Но все равно лучше так, чем светить собой под носом ищеек ситхов. Не то что бы меня особо волновало их внимание, просто сейчас скрытность куда важнее скорости.

Никто не должен знать о появлении «Везунчика» на Альдераане. Корабли, подобные ему, слишком редки в нынешнее время. Будущее моего клана окажется под угрозой, если ситхи прознают о связи этой планеты с джедаями, походя уничтожившими их самое главное пугало для Ордена и Республики. Не считая Дарта Руина, Дарт Кертера внушал самый большой страх в новостных лентах Голонета, хотя его имя никогда не упоминалось напрямую. Не без давления Сената, всех ситхов называли исключительно «падшими», равняя под одну гребенку с неодаренными культистами. Неплохой ход, заметно снижающий градус напряжения в обществе и не позволяющий агитационной машине врагов Республики наращивать обороты.

Вот только я не уверен, что культистам нужно, чтобы о них говорили. Если Алек прав, они и без того неплохо уживаются с Республикой, расползаясь по ее территориям подобно яду замедленного действия. Не ясно лишь, почему их до сих пор не вычислили и не порубали световыми мечами лояльных республиканскому режиму джедаев. Чую интригу покруче, чем закручивается в Ордене. Потому и пытаюсь выжать из Алека максимум перед тем, как сдам его властям. В грядущей войне каждая мелочь может оказаться на вес ауродия.

— Джове?

Я вынырнул из раздумий, чтобы с удивлением обнаружить так никуда не ушедшую лисичку, застывшую на пороге тренировочного зала и с интересом наблюдающую усиленную работу мыслиГлавы клана.

— Ты еще тут?

В ответ она красноречиво провела по бедру и талии, коснувшись груди и стрельнув в меня глазками.

— Иди уже, соблазнительница, — беззлобно рассмеялся я. — И не забудь полотенце на сушилку закинуть. Вчера опять после себя все мокрое оставила.

— Зануда. Сам не знаешь, от чего отказываешься, — Лана провоцирующе потянулась, демонстративно виляя бедрами, пока удалялась от меня. Вот только результата добилась прямо противоположного от того, какого хотела. Хмыкнув, я развернулся и под негодующий вопль покинул тренировочный зал с противоположной стороны.

«Обойдется сегодня без сладкого, — промелькнула мысль в голове. — И так заездила всего, нимфоманка мелкая. Уже даже сестры не стесняется».

К слову о Каре. После отлета с Нар Шаддаа чалактанка довольно долго приходила в себя. Бо́льшую часть времени она пребывала в длительных медитациях, пока однажды не вернулась в мир живых, обрадовав нас с Ланой посвежевшим видом и стабильной связью с Силой.

Вот только на этом изменения не закончились. Испросив у меня разрешения, Кара оккупировала медпункт и на полноценные трое суток погрузилась в искусственный сон в бакто-камере. За это время целебная жидкость почти полностью избавила ее от кучи мелких шрамов на спине, оставшихся после рабства у зайгеррианцев, обожавших применять свои силовые кнуты. Но самое главное: сгладила уродливый рубец на бедре, доставшийся Каре после нападения обезумевшего раба в склепе «Когтей древних мастеров» на Коррибине, куда их вместе с Ланой загнали ситхские аколиты. К сожалению, полностью ликвидировать столь обширное повреждение тканей силами одной бакты невозможно. Возможности ее широки, но далеко не безграничны. Для полной ликвидации рубца потребуется квалифицированная помощь пластических хирургов, очередь к которым в центральных мирах расписана на десятилетия вперед. И это за очень большие деньги.

Но даже Кара осталась довольна результатом. Проведенного времени в бакто-камере хватило, чтобы вернуть коже плавность и притягательность взгляду. Сам я не видел, но Лана уже успела мне с утра похвастаться, как похорошела ее сестренка. Причем определенный намек в словах лисички не заметил бы только глухой. Ну или джедай с неизлечимым «Кодексом головного мозга». Только для меня с самого начала не являлось секретом, ради чего прилагаются такие усилия. Или, если уж совсем начистоту говорить, ради кого.

Наши с Ланой ночные баталии не могли не влиять на Кару. И если Узы Силы она еще кое-как приглушала, то ушных затычек при себе не имела. А мириаланка, порой, выдавала такие вопли в порыве страсти, что, по словам Фрисби, их было слышно даже в трюме на нижней палубе. Утрирует бессовестно, конечно, но толика истины в его словах есть. Лана и вправду порой излишне громкая в плане секса. Не могу сказать, что меня это особо напрягает, но чувства Кары я понимал прекрасно. Тем более, что она не больно-то пыталась скрывать их после того, как вновь ощутила в себе полноценный Свет, а не его отражение.

Вот и теперь, спускаясь со второй палубы на третью нижнюю, я ощутил предвкушающие эмоции Кары задолго до того, как та появилась в поле зрения.

— Джове, ты вниз? Я с тобой.

Слов не нашлось. Вместо них я издал непереводимый звук, беззастенчиво пялясь на старшую из сестер Лорсо. Красота! Идеально сложенная привлекательная девушка, с изящным макияжем, добавляющем ей толику аристократичности, и в своем лучшем наряде с элементами джедайского стиля. Эдакая приталенная версия светло-бежевой туники, плотно облегающая все женские прелести и в то же время оставляющая воображению большой простор для полета фантазии. Новый наряд шел Каре намного больше, чем ее прежние затасканные домашние вещи, чье основное предназначение заключалось в простоте и удобстве ношения.

Но главное бросалось в глаза не сразу. Как и у любого мужика, первым делом у меня сработал главный инстинкт, заставивший уцепиться взглядом за женскую грудь. Что, само собой, не укрылось от Кары, победно ухмыльнувшейся и кокетливо завернувшей укороченную прядь волос за ушко.

«Хм. Разве раньше у нее были не длинные волосы?»

— Решила немного обновить имидж, — Кара чуть наклонила голову, демонстрируя слегка ассиметричную стрижку-каре, едва ли достающую ей до шеи и оставляющую частично приоткрытые кончики ушей. — Давно пора было.

— Мне нравится, — не кривя душой, сказал я. Помимо длины волос, Кара изменила в том числе и их цвет, вернув им природный лунный окрас. Хотя, скорее всего, это побочный продукт пребывания в бакте. Трудно сказать точнее, не имея полноценного медицинского образования или помощи специалистов «Медтех-Про» под рукой. Но эффект мне понравился. Теперь на фоне темноволосой и зеленокожей Ланы, Кара будет смотреться, как снежная вьюга на фоне хвойного леса.

— Правда?

Я не отказал себе в удовольствие смерить девушку неприкрыто-раздевающим взглядом с головы до ног, от которого та мысленно зарделась, снаружи сохраняя надменный облик снежной королевы. Хороша, ничего не скажешь. Аж вспотел от всяких непристойностей, лезущих в голову.

— Да. Тебе очень идет.

— Спасибо.

Мы еще немного постояли, разглядывая друг друга, после чего Кара первой повернулась к лифтам, позволяя мне в полной мере оценить плавность и женственность ее походки. А вот это уже удар ниже пояса! В переносном смысле. Впрочем, я не в претензии. Приятно хоть немного отвлечься от предстоящего разговора.

За минувшую неделю я успел спросить Алека Пайна о многих вещах. Так, например, выяснилось, что попытка сломить Кару была его экспериментом на основе исследований одного ситха времен Старой Империи. Алек хотел создать подобие человеческого фамилиара, фанатично преданного хозяину и готового разорвать любого, на кого тот укажет. Не вышло. Исследования были расчитаны на особый подвид искусственно выращенных людских клонов с интегрированной генетической цепочкой местных зверей, называемых Тук’ата. Эксперимент был признан неудачным самим ситхом, так как образцы умирали, не успев прожить и месяца. Но Алек Пайн посчитал себя умнее древнего алхимика, решив повторить его изыскания на живых подопытных. К счастью, он так и не успел дойти до финального этапа психологической ломки Темной стороной, когда Каре пришлось бы ввести эссенцию из крови Тук’ата. Они с Ланой успели сбежать раньше. А потом случился взрыв в хранилище голокронов, и впоследствии устроенная Кертерой пытка надолго отвратила юного аколита от научных исследований.

Но не от мести. На Нар-Шаддаа ситхов привели выгодные сделки с одним из родов хаттами, поставлявшими живой товар в обмен на оружие прошлой эпохи и банальные креды. Уж чего-чего, а последних у культистов оказалось навалом. Где ситхи обнаружили такой бездонный клондайк Алек не знал и не собирался выяснять, дабы, не приведи Сила, не навлечь на себя лишний раз гнев учителя. Кровавый Потрошитель проявлял чудеса изобретательности, когда речь заходила о пытках для своего ученика.

Вместо этого Алек сосредоточился на своей задаче: сопровождение строительства постоянного форпоста культистов в оазисе, которому предстояло стать основным оплотом разворачивающейся военной кампании на территории хаттов. Чем Алек и занимался несколько лет, попутно познавая новые грани Темной стороны под руководством Дарта Кертеры и разыскивая своих сбежавших рабынь. До того долгожданного дня, когда сама Сила свела его с одной из них.

Мужчина, чья гордость была уязвлена женщиной, способен на жуткие поступки. А если им в придачу движет Темная сторона, снимающая любые моральные ограничения, участи последней остается только ужаснуться. Не помешай ему Кара, Алек бы без колебаний сделал с Ланой то, что собирался. А потом бы приступил к долгой череде пыток, как поступал ранее со многими рабами, на ком оттачивал навыки «укрощения плоти». Именно так Алек Пайн называл те зверства, которые творил со своими пленниками. Многое из этого делало его ничуть не лучше своего учителя, убившего и замучившего в сотни раз больше невинных жизней. Не из надобности подпитывать Темную сторону и даже не из удовольствия. Просто потому, что мог.

Именно с таким уже не человеком — существом, мне предстояло провести сегодня последний откровенный разговор. Дальше, вне зависимости от полученных ответов, Алек отправится в тюрьму строгого режима под контролем республиканских конвоиров. Соответствующие послания были направлены мной на Корусант заранее, еще до выхода из пространства хаттов. В ответном сообщении со мной связался некий Грейг Горго, носящий офицерские знаки отличия, приписанный к республиканским спецподразделениям особого назначения. Внушительный усатый дядька армейской выправки, внушающий своим видом даже через голограмму. Мы с ним вполне неплохо пообщались и прервали связь довольные достигнутым соглашением. Встречу назначили на узловой торговой точке близ пересечения гипермаршрутов, ведущих из региона Внутреннего Кольца к центральным мирам Ядра. Там «Везунчика» уже ждал специально выделенный по такому случаю крейсер, гарантирующий полную конфиденциальность предстоящей встречи.

Не скажу, что я особо горел желанием передавать Алека кому либо, но такова плата за исполнение плана Нак Зиила. Передача опасного преступника под суд Республики в обход Ордена решала сразу две задачи: наделяла меня необходимыми связями в высшем военном эшелоне армии Миротворческого Флота, а также, как я ранее объяснял Лане, связывала Совету Ордена руки. С такими доказательствами магистры не могли не присвоить мне ранг рыцаря-джедая. Военные ни за что не упустят шанса утереть носы зарвавшимся выскочкам в Совете, указав на факт, что какой-то падаван в одиночку уделал ситха и его ученика, пока те протирают зады в залах медитаций. Как рассказывал Тар Зиил, больше зажравшихся сенаторов флотские терпеть не могли только джедаев.

Корни этой вражды уходят еще в те времена, когда Старая Республика воевала с Империей ситхов. Даже приблизительно не догадываюсь, какая кошка пробежала между флотом и джедаями, которых частенько приглашали на адмиралтейские должности в крупные военные кампании. Видимо, не только у нынешнего Ордена рыльце в пушку. Ну да ладно. Суть в том, что особый отдел флота, специализирующийся на поимке беглых преступников, имеющих чувствительность к Силе, не мог не принять мое предложение. А дальше я получал неплохой рычаг давления на Совет в виде информации, полученной от Алека, но не имеющей ни малейшей ценности без данных, скачанных Фрисби терминалов полигона культистов. Потому что способ, как скрытно попасть на ту же базу культистов, не подскажет, где именно она расположена. Чего Алек, по прихоти своего сумасшедшего учителя, знать не знал.

Жаль мне не суждено увидеть лицо грандмастера Кирона, когда тот получит отчет о результатах допроса пойманного мной ситха. С начала Четвертого Раскола Орден только и делал, что лажал по всем фронтам, опуская свою и без того не самую высокую на сегодняшний день репутацию. Спустя пять лет над нами не ржал только ленивый. В Голонете даже вышло комедийно-парадийное шоу, где актеры в джедайских робах безуспешно ловили беглецов в темных ситхских, зачастую попадая в дико нелепые с точки зрения обывателей ситуации. Зрелище могло бы показаться мне смешным, не будь оно настолько же грустным, насколько близким к истине. Нак Зиилу с союзниками понадобиться куча усилий, чтобы по крупицам собрать то, что по своей некомпетентности разрушил Кирон с его марионетками в Совете.

Спускаясь на нижнюю палубу рука об руку с Карой, я подбадривал себя тем, что революция не за горами. Со слов Нак Зиила, на сегодня готовых бороться за правое дело джедаев куда больше, чем насчитывалось в мое появление в Храме на Тайтоне. После Раскола многое изменилось, и все больше из них искали повод вернуться в лоно старых традиций Ордена. В мою задачу входит стать той искрой, что зажжет пламя в сердцах тех джедаев, кто еще не сдался и готов сражаться на свое будущее.

Я тоже буду в их числе, хотя сражаться собираюсь по-своему. Для этого мне осталось задать Алеку Пайну последний вопрос. Откладываемый на потом с тех пор, когда я впервые применил к нему сыворотку правды.

Нижняя палуба «Везунчика» освещалась не так ярко, как две верхние. Не было надобности расходовать лишний энергоресурс на отсеки, не предназначенные для жизни пассажиров корабля. В некоторые ответвления коридора, проходящего через всю палубу от носа к корме, свет вовсе не поступал. Сюда входил трюм и небольшой изолированный тюремный блок рядом с ним, предназначенный для перевозки пленных. Причем, после того, как корабль побывал в руках безымянного агента СИС, небольшой отсек примерно четыре на три метра обзавелся неплохой системой безопасности. Даже вуки, случись ему попасть туда, со всей своей медвежьей силой не смог бы выбраться.

Что касается ситхов… Кроме сыворотки правды предусмотрительный агент зашкерил и другие препараты, вызывающие временный частичный паралич при вводе в мыщцы. Либо полный с последующей смертью от отказа органов, если дозу всадить напрямую в венозную кровь. Алек Пайн пока что успел испытать на себе только первый вариант, но, видит Сила, мне бы очень хотелось прибегнуть ко второму. Ни за что бы не подумал раньше, что смогу испытывать к кому бы то ни было настолько сильную неприязнь. Конечно, о ненависти речи не идет. Я все же рыцарь-джедай и вполне способен сдерживать свои темные порывы. Но желание вставить в автоматический пистолет-шприц ампулу с двойной дозой паралитика возникало с завидным постоянством. Тут я ничего поделать не мог.

Вести допрос приходилось быстро, делая скидку на заторможенность пленника, еле-еле ворочающего языком от дурманящих разум препаратов. После каждой инъекции у меня имелось всего десять минут, прежде чем сыворотка начинала терять эффект, одновременно погружая Пайна в сон на следующие двадцать часов. По сути всю прошедшую неделю он выныривал из забытья лишь затем, чтобы рассказать интересующую меня информацию, а затем снова погрузиться в состояние овоща.

Однако сегодня, сейчас, я собирался поговорить с пленником напрямую. В последний раз перед тем, как судьба разведет нас в разные стороны. Его за решетку или под расстрел, в зависимости от решения общегалактического суда, а меня к покорению новых вершин на пути создания своего клана.

Очень жаль, что Алек Пайн не сможет разделить мою мечту. Не смотря на все то, что он натворил, я все еще помню мальчика, храброго настолько, чтобы спуститься вместе с кланом в храмовые подземелья Ордена. Того, кто с фанатичным блеском в глазах отжимался рядом со мной по утрам и без устали вкалывал на тренировках, желая стать защитником и надежной опорой Ордену джедаев. Мальчика, который весело смеялся у костра на опушке леса, счастливый уже от самого факта ночных посиделок с друзьями. С теми, кого он втайне, скрывая истинные чувства за напускной бравадой, искренне любил.

Темная сторона не признает такого чувства, как любовь. Только страсть. Она не черпает Силу в самопожертвовании ради других. Ее истинная мощь кроется в тотальном подчинении. Зачастую других, но в первую очередь себя самого. Своих пороков, самых глубинных жестоких чувств. Тот, кто слишком слаб, чтобы укротить Темную сторону, становиться ее рабом. А тот, кто добровольно распахивает ей душу навстречу, без малейшей попытки сопротивления… Нак Зиил говорил, что самые страшные ситхи — не те, кто достиг вершин в освоении Темного пути, а кто позволил своим страстям поглотить себя.

Кертера, хоть и шагал по этому пути, все же изначально был психически-неуравновешен. Причем, по рассказам Кары, еще до того, как покинул Орден. И потому виделся мне скорее бешеной собакой, которую стоит безболезненно пристрелить, чем пытаться отхлестать хворостиной-тире-световым мечом и уж тем более надеть ошейник.

С Алеком ситуация иная. За время наших кратких разговоров я достаточно увидел, чтобы узнать тот самый образ, о котором предупреждал Нак Зиил. Ситха, не просто ведомого низменными инстинктами, но способного на осознанные проявления воли. И этим Алек Пайн был во много раз страшнее Кертеры, по сути слепившего из своего ученика само воплощение Темной стороны.

Оставлять в живых кого-то настолько опасного, пусть и находящегося лишь в начале пути… Честно, все во мне восставало против такого решения. Но тут приходилось выбирать из двух несоизмеримо разных вариантов. На одной чаще весов расположилась призрачная вероятность, что Алек Пайн каким-то невероятным образом сумеет сбежать из ставки особого отдела флота. А на другой судьба Ордена джедаев, зависящая в ровной степени от всех заговорщиков, вносящих свой неоценимый вклад в общее дело. Как по мне, выбор очевиден. От того, насколько я смогу выполнить свою часть, зависит слишком много чужих жизней. Куда больше, чем может в теории отнять один единственный ситх, вырвавшийся на свободу из клетки.

Орден должен выжить. И если ради этого Алека Пайна придется оставить в живых: так тому и быть. В любом случае участь его в республиканских застенках будет ничуть не лучше смерти. Особый отдел военной машины Республики называется так неспроста. Репутация у него жутковатая даже среди военных, не говоря уже об Ордене джедаев, где юнлинги пересказывали друг дружке страшилки на ночь с участием вивисекторов-убийц одаренных. Прибегая к помощи Грейга Горго, я точно знал, что отдаю Пайна в надежную клетку. Куда более крепкую, чем имелась на борту «Везунчика», в которой ему осталось сидеть совсем недолго.

На подходе к тюремному отсеку нас с Карой окатило холодом и мерзким покалывающим кожу ощущением чужой Тьмы.

«Просыпается», — понял я, еще до того, как увидел тонкую бледно-белую пленку силового щита, закрывающего проход в камеру. До нее оставалась всего пара шагов, когда Кара ухватила меня за локоть.

— Джове. Можно мне?

— Уверена? — с сомнением спросил я. — Не нужно себя заставлять, если не готова.

Кара упрямо поджала губы.

— До выхода из гиперпространства осталась пара часов. Это мой последний шанс, прежде чем особый отдел его заберет.

— Действие сыворотки кончилось. Он сможет говорить, что захочет.

— Плевать, — Кара вздохнула, морально подбадривая себя. — Светлая сторона снова со мной. Этого достаточно.

— Тогда я не буду вам мешать. Делай, что должна.

— Спасибо, — Кара признательно прижалась ко мне, после чего расправила плечи и пошла к тюремной камере, оставляя меня позади. Столько порыва в ней было. Решимости оставить все позади. Похоже, она и вправду готова.

Усевшись в позу лотоса прямо на пол неподалеку от камеры, я приготовился слушать. Ожидание заняло около десяти минут, потребовавшихся, чтобы пленник окончательно очухался от действия сыворотки правды.

— Пришла все-таки, — донесся до моего слуха его слабый и полный злой насмешки голос. — Соскучилась по хозяину?

С пару секунд продлилась пауза, прежде чем Кара ответила. И голос ее, вопреки моим опасениям, звучал вполне спокойно. Как и полагается джедаю, черпающему умиротворение и выдержку в собственном Свете.

— Можешь не пытаться вывести меня из себя, Алек.

— Лорд Пайн! Не забывай, мразь, в чьем присутствии открываешь свою поганую пасть!

Глухой звук удара и такой же хрип боли, смягчающим бальзамом ворвался в уши. Но больше всего порадовали ощущения, которые передали ментощупы. В душе Кары царила гармония, тогда как получивший под дых Алек весь изнутри воспылал яростью и темной жаждой убийства.

— Говорить буду я, а ты слушать, — от холодного тона Кары пробирали мурашки, хотя нас нас разделяла стена камеры, вполовину приглушающая доносящиеся из нее звуки. То, как это было сказано: медленно, размеренно, с чувством и расстановкой, создавало куда лучший эффект, чем если бы она решила выплеснуть эмоции с криком. По крайней мере, Алек так и не смог вставить хоть слово поперек. Сила Слова, которым владела Кара, в разы превосходила все, чем он мог уколоть ее в ответ.

— Ты думал, что сломил меня, но на деле сделал только сильнее. Я не стану убивать тебя, Алек. Или мстить. Раньше хотела, но теперь вижу: нет смысла. Темная сторона уже наказала тебя так, как никогда бы не смогла я. Прощай, мой бывший ученик. Да будет Великая Сила милостива к твоей заблудшей душе.

Не обращая на гневные проклятья себе в спину, Кара покинула камеру с гордо поднятой головой.

— Что-то ты быстро, — я вопросительно поднял бровь, дождавшись, пока она подойдет ближе. И хоть голоса моего практически не было слышно из камеры, Алек что-то уловил. Иначе его вопль: «Ты!! Джедайское отродье, сдохни!», объяснить не выходило. К счастью, шоковые наручи и силовое поле камеры обладали достаточной прочностью, чтобы сдержать настоящего Лорда-ситха, не говоря уже о его недоученной заготовке.

Не обращая внимания на усиливающиеся крики Алека, я поднялся и заботливо коснулся руки Кары.

— Ты как?

— Было проще, чем я думала, — призналась она. — Хотя не настолько, как должно было. Еще много времени пройдет, прежде чем я окончательно восстановлю свою связь со Светлой стороной.

— Первый шаг ты уже сделала. Дальше будет проще.

— Знаю. Слушай, он так и будет орать? Не выяснил, с чего такая реакция именно на тебя?

— Нет. Причем, самое интересное: он сам не знает. Там какой-то мудреный психологический блок стоит, никогда такого не видел. Всю голову сломал, пока ты в бакте плавала — толку чуть. Только им и спасаюсь, — я показал ей шлем, который захватил с собой перед выходом с тренировочного зала. — Когда голос искажается звуковым модулятором, а лицо скрыто, он приходит в себя. Если не надену: начинает орать, как сейчас.

— Снова вколешь ему сыворотку?

— Не хотелось бы. Осталась последняя доза, но, если упрется — придется. Я должен знать, что произошло с остальными юнлингами.

— Спасибо, — Кара вдруг поднялась на носочки и нежно коснулась губами моей щеки. — За то, что не сдался.

С секунду мы смотрели друг другу в глаза, после чего также молча разошлись. Я в сторону камеры с пленником, она — к межпалубному лифту. Полноценный поцелуй так и не состоялся, хотя мы оба хотели этого.

«Ничего, — подумал я, надевая шлем и проверяя сохранность капсулы с сывороткой в кармане, — у нас еще много времени впереди. Успеем наверстать упущенное».

И словно в подтверждение моим мыслям за спиной раздалось эхо голоса Кары:

— Возвращайся в свою каюту, когда закончишь. Я буду ждать.

Глава 15. «Низвергнутая тьма»

Постоянные инъекции мощных химических препаратов не добавляют человеку красоты. Большая концентрация вызывает серьезные последствия для организма, в первую очередь отражаясь на внешности. Из-за влияния Темной стороны Алек Пайн и прежде красавцем не был, а спустя неделю под сывороткой правды представлял собой удручающее зрелище. Лицо серое, испещренное темными прожилками, как на загнивающем кленовом листе. Глаза впали. Зрачки, прежде горящие двумя багряными солнцами, теперь едва тлели точками затухающих угольков. Ну и сама фигура, подвешенная к настенным силовым наручам, буквально висела на подгибающихся ногах, являя образ замученного многолетними пытками узника.

«Вовремя мы с Фрисби дроидами уборщиками озаботились», — я окинул взглядом чистую камеру, с присущей машинам педантичностью до блеска вычищенную от малейших следов человеческой жизнедеятельности. Дроидам с базовой программой без матрицы личности плевать, что и за кем убирать. Они взяли на себя всю заботу о бессознательном Алеке, помогая ему справлять естественные нужны прямо в камере, где присутствовал небольшой уголок с необходимыми устройствами личной гигиены. В подобности сего процесса я не вдавался, радуясь, что не приходится тоже самое делать самому. Джедаям, конечно, на роду выжжено чужое пуду разгребать, но всему есть свой предел! Нет уж, пусть дроиды свою работу выполняют. Для того и куплены.

Один, кстати, как раз зашел в камеру сразу после меня. Этакий шкафчик на колесиках с кучей подвижных конечностей, делающих его похожим на гротескную скульптуру из пьяных фантазий уборщицы. Кара, столкнувшись с ним в первый раз, потом долго плевалась и убеждала меня выбросить гадость в космос, пока не поздно. С трудом я сумел убедить ее в необходимости подобных помощников.

Для краткости мы с Фрисби решили называть их Бизами, сократив длинный серийный номер данной модели дроидов, начинающийся на индекс Би-З «Эконом» с дальнейшей маркировкой производителя. Очень даже толковые дроиды в среднем ценовом диапазоне, пригодные для самого широкого спектра домашней работы. От уборки помещений до ухода за больными и домашними животными.

Конечно, можно было бы раскошелиться и взять нечто более похожее на человека, но тут уже Фрисби уперся. Мол, нечего «всяким железякам» на его территории разъезжать, пока он сам вынужден в металлической коробке тарелочной формы ютиться. Я не стал спорить, не претендуя на то, что даже отдаленно могу понять его чувства.

Фрисби уже давно обрел полноценную личность и вместе с ней определенные желания. Поэтому предстоящего посещения Стража Альдераана ждал куда больше, чем я сам. Лишь древний ИР Гри был способен дать моему другу то, чего он желал всем своим естеством, запертом в железном корпусе машины.

Биза-2, самого ярого борца за чистоту на «Везунчике» из всей четверки купленных дроидов-уборщиков, подобные тонкие материи не волновали. Пиликающий на бинарном чурбан, ростом примерно мне по пояс, деловито проверил сохранность силовых кандалов пленника и в темпе прошуршал по камере в поисках неуставных запахов. Не найдя оных, Биз-2 отсалютовал мне всеми конечностями и умчался к выходу в погоне за чистотой и порядком на борту «Везунчика».

Дождавшись, пока утихнет эхо в трюме от бодрого пиликанья дроида, я обратил безраздельное внимание на пленника, старательно делающего вид, словно никого рядом нет. Что ж, знаем, проходили. Единственный раз, когда я рискнул пообщаться с зародышем ситха без сыворотки, начинался точно также. И закончился предсказуемым результатом: распустивший язык Алек получил в бубен, а я провел лишние полчаса Глубокой медитации у себя в капитанской каюте, восстанавливая гармонию Силы. Джедаю моего ранга никогда не стоит забывать о контроле. Это мастера из поколения Нак Зиила могут позволить себе некоторые вольности, я же вынужден контролировать каждый свой чих.

За всю историю Ордена именно из числа падших рыцарей получались самые рьяные последователи Темной стороны. Молодые наивные глупцы, считающие, что одно умение волей направлять Силу оберегает их от участи стать жертвой собственных пороков. Я не собирался разделять их участь, и потому строго отслеживал свое состояние. Любые, даже самые незаметные проявления неконтролируемых эмоций, сильно отражались на источнике Света джедая. Мне повезло, что сеанс очищения Кары оказался безвреден в этом плане. Коготь принял на себя основной удар, послужив своеобразным фильтром, нейтрализовавшим основной яд Темной стороны. С остальным я справился своими силами, создав действующую методику возвращения потерянных джедаев на путь истинный. По крайней мере тех, кто еще мог в теории вернуться к Свету.

Следующей на очереди у меня стояла Лана, но с ее очищением придется повременить до прибытия на Альдераан. Без стабильной связи с планетарными токами Силы я не рискну повторять подобное. В гипере все ощущается иначе. Не хватало еще сорваться и поглотить Темную сторону, вместо того, чтобы распылить ее безвредным для себя и окружающих выбросом в Силу. Чиститься потом придется недели две, если не больше. В зависимости от концентрации поглощенной Тьмы. Либо… о другом исходе даже думать не хотелось. Боюсь, тогда от меня нынешнего вообще мало останется.

Как и от Алека Пайна, уставшего ждать, пока я заговорю первым, и процедившего сквозь зубы:

— Задавай свои вопросы, джедай. Или проваливай. Ты загораживаешь мне вид.

Я усилием воли вернул взметнувшиеся брови на положенное место. Вот уж не думал, что Темная сторона позволила сохранить Алеку чувство юмора. Может, я ошибался, и для него еще не все потеряно? Проверим.

— Пялиться в стенку — не самое приятное удовольствие. Могу повесить голову твоего учителя. Так лучше будет? А нет, погоди. От нее же одна каша из мозгов осталась, и та в пакетике. Могу его повесить, хочешь? Для антуража пыточной самое то.

Алек расхохотался, настолько громко, насколько позволял иссушенный сывороткой голос.

— Себе оставь, извращенец. Мне вида его мерзкой рожи и в целом виде до конца жизни хватило.

Увы, надежда не оправдалась. Я расслабился, отпуская Силу и отзывая ментощупы, проводящие глубокий скан ауры Алека Пайна. Наигранное веселья — просто ширма, за которой скрывается холодная ненависть. В ее густой плене не осталось ни малейшего проблеска Света.

— Что-то ты подозрительно учтив. С чего бы, интересно?

С минуту Алек молчал, прежде чем выплюнуть из себя, явно через силу:

— Убей меня. Взамен я расскажу то, что ты хочешь знать.

— С чего вдруг? — уже всерьез удивился я. — Разве ситхи не цепляются за жизнь до конца?

— Не твое дело! — рыкнул Алек, полыхнув туманом Темной стороны. Таким слабым и жалким, что мне все стало ясно и без применения ментощупов.

— Ты боишься. Неужто, особого отдела? Забавно. Великий Лорд Пайн дрожит при одной мысли о жалких смертных, даже не способных ощутить Силу. Что такое ты сделал, если тебя пугает одна мысль о них?

Если бы Алек не был обездвижен, он бы вне всяких сомнений бросился на меня. Столько пламенной злобы в нем поднялось, что пришлось надавить своим Светом в ответ, дабы сдержать эманации Темной стороны.

— Ты принимаешь сделку, джедай? — наконец совладав с вырывающимся из горла рычанием, просипел бледный от гнева Алек.

— Нет.

— Тогда проваливай. Мне больше нечего тебе сказать.

— Видишь ли, Алек, — юношу перекосило при звуках своего имени, но мне было плевать на его ситхские замашки, — твоя участь уже решена. Но перед отправкой к особистам у тебя есть выбор. Отправиться к ним под очередной дозой…

Алек шумно сглотнул, спиной вжавшись в попытке оказаться как можно дальше от шприца-ннъектора, вытащенного мной жестом фокусника под свет потолочной лампы.

— Или провести оставлявшее время в сознании.

— Убей меня.

— Нет. Выбирай.

— Убей меня!!

— Как хочешь. Тогда за тебя выберу я.

— Нет! Стой, джедай. Я согласен, — Алек дернул шеей, с паническим писком спасаясь от неминуемо приближающегося жала инъектора. Даже малая доза сыворотки правды при введении вызывает у человека адскую боль. Когда я применил ее в первый раз, то был неприятно удивлен полученным эффектом. Если бы не идущие в комплекте стимуляторы, Алек не выдержал бы такой пытки еще в первый раз. Через ментощупы я ощущал отголоски его страданий столько сильных, что даже голоса убитых им разумных казались на этом фоне легким фоновым шумом. Предыдущий владелец «Везунчика» — агент СИС, кем бы он ни был — представлял из себя весьма колоритную личность.

— Точно не хочешь по-плохому? Слышал, у ситхов так принято.

— Не только у нас, — к Алеку постепенно возвращалось потерянное самообладание. Его сухие потрескавшиеся бледно-серые губы растянулись в усмешке. — Ты наслаждаешься этим, не так ли? Не так уж мы с тобой отличаемся. А, джедай?

— Пожалуй, — согласился я, чем вызвал у округлившего глаза Алека разрыв шаблона. Вот только сказать тот ничего не успел, услышав мой вопрос. — Где сейчас находятся похищенные юнлинги с Храма на Тайтоне?

Глупцы те, кто считают джедаев добрыми дяденьками с нимбами над головами. И дважды правы те, кто их боятся. Потому что Свет — настоящий, а не тот суррогат, который принято использовать в нынешнем Ордене — выжигает Тьму во всех ее проявлениях. Не зря самые сильные джедаи-воины древности были способны в одиночку потягаться с Дартами, достигшими невообразимой мощи. То, что ситхам дается легко, джедаи вытачивают в себе годами, заостряя свой дар в клинок разящего Света, смертельно опасный для любого раба Темной стороны.

Ощутив перед частичку первичной необузданной Силы, воплощенной в грозно звенящем сиянии Светлой стороны, Алек закричал и сделал пытку заслонить лицо руками. Вот только те были крепко прикованы силовыми наручами к стенам. Для погрязшего в Темной стороне ситха Свет моего источника был невыносим.

— Хватит, прекрати! Все скажу!

Приглушив Роением свое присутствие в Силе, я дружелюбно улыбнулся ему, присаживаясь на край выдвижного сиденья у входа в камеру. Еще одна техника, открывшаяся мне после событий в Черном Шторме, наконец-то оказалась покорена и добавлена в золотую джедайскую коллекцию. Прежде я даже представить не мог, с чего начать, чтобы воплотить Свет Силы, и лишь после продолжительного времени наедине с преданным рабом Темной стороны понял, чего мне не хватало.

«Врага, одним своим существованием взывающим к очищению мира от поразившей его скверны».

Когда я понял это, остальное получилось само по себе. Заученная впрок техника наложилась на волю и неудержимое желание Светлой стороны восстановить равновесие Силы. Нак Зиил выпадет в осадок, когда узнает. От зависти. Или гордости за своего бывшего падавана? А, может, из-за того и другого. У него самого Свет Силы призвать не выходило при всем желании. Путь Меча плохо совместим с постижениями тонких материй Света.

— Начинай говорить, — скомандовал я Алеку. — Я весь во внимании.

— Зачем тебе знать о них? — Алек прищурился, вглядываясь в непрозрачный лицевой щиток моего шлема. — Кто ты?

— Тебе известно, кто: джедай. Один из многих. Не отвлекайся, будь так любезен.

— О ком ты хочешь знать? Я не помню всех имен.

— Начни со своего бывшего клана. С теми, кого тебя забрали падшие из храма.

— Ах, эти, — губы Алека вновь исказила усмешка. На сей раз презрительная. — Жалкое отребье, недостойное вкусить истинную мощь Темной стороны. Все они поплатились за свою слабость. Первым был синий твилек…

«Гвариум Рар», — я похолодел, заранее услышав приговор через ментощупы, но все еще какой-то частичной себя надеясь, что ошибаюсь. Увы, Алек не дал мне и пары секунд потешить себя столь манящей иллюзией.

— Он сдох при прохождении испытания аколитов вместе с остальными. Ничтожество. Не сумел даже призвать Темную сторону, до последнего цеплялся за джедайскую ложь.

«Или до конца остался верен Свету и Ордену», — я прикрыл глаза, мысленно прощаясь еще с одним другом, кого не сумел спасти. Первым стал Алек. Теперь Гвариум. Тяжело признавать, но я ждал такого исхода. Остается надеяться, что остальным юнлингам повезло больше.

— Был еще забрак, Свонг. Этого помню, — издевательски протянул Алек, постепенно входя во вкус. — Как вырезал его живое сердце на посвящении в ситхи. В тот день я стал полноправным учеником Дарта Кертеры. И получил свой кристалл для светового меча.

«Нет эмоций, — напомнил я себе, крепко сжимая колени и контролируя дыхание. — Только покой».

— Остальные? Сестры де Сат, кел-дор Мъйят Дор?

— Эти две сучки, — Алека аж передернуло от злобы. — Ненавижу!

Я слегка взбодрился, ощутив правдивость слов Алека. Значит, Кева и Мира еще живы. По крайней мере, были, когда Алек видел их в последний раз. Уже что-то. Я уже начал опасаться, что он перебил весь наш первый клан.

— Ты знаешь, где они?

— Где бы они не были, надеюсь им куда хуже, чем мне! Поганые шавки Ниат.

— Кто это?

— Дарт Ниат. Та еще тварь. Учитель давно бы ей кишки выпустил, если бы она хоть изредка появлялась в Академии. Впрочем, — Алек хохотнул. — Он теперь никому их больше не выпустит. Как ты там говорил, джедай? Мозги в пакете? Слабак. Я всегда это знал.

— Не отвлекайся. Что с Мъйятом?

— С кем? А. Кел-дор, — лоб Алека пересекли морщины напряженной мысли. — Не знаю. Наши пути разошлись задолго до того, как меня направили на Нар Шаддаа. Еще в Академии. Его забрали в числе тех, кому предстояло войти в личную гвардию Владыки.

— Владыка, я так понимаю, это Дарт Руин?

— Джедай! — сказал-выплюнул Алек, сверля меня гневным взглядом. — Радуйся, что я не могу укоротить твой поганый язык. Имя Владыки нельзя произносить.

— А если произнесу? Обидится? Надо же, какие стеснительные ситхи пошли.

— Как ты смеешь…

— Мы отклонились от темы, — я добавил в голос нотки металла, прерывая готового разразиться ругательствами Алека и давая понять, что шутки кончились. Мне не хотелось тратить время на вечную ситхо-джедайскую грызню. Гнетущее ментальное давление придало словам особый вес, вместе с разгорающимся в кулаке Светом Силы многократно повышая желание пленника отвечать на вопросы.

— Что с остальными юнлингами? С вами падшие похитили еще пятерых детей. Истия Ветлени, Мшар, Джаральн Валл, Кетра и Коста Над.

В надежде увидеть тень узнавания в глазах Алека, я перечислил всех юнлигнов, чьи имена в свое время заучил ничуть не хуже, чем названия планет со Стражами Гри. Увы, лишь одно имя из пяти вызвало в нем хоть какой-то отклик. Остальных Алек даже не вспомнил, что подтверждало его же слова о неком испытании аколитов, на котором погиб Гвариум вместе с остальными претендентами.

— Не знаю о ком ты говоришь, джедай. Я знаю только одного Валла, но его зовут не так. Он попал в тот же набор, что и кел-дорский выкидыш.

Судя по зависти в эмоциях Алека, он бы и сам не отказался оказаться на месте тех мальчишек. Видимо, честь войти в личную гвардию Дарта Руина считалась у нынешнего поколения ситхов почетной наградой. Интересно, кто тогда взялся обучать Мъйята и Джаральна? И почему Алек сказал, что второго зовут не так? Я точно помню этого юнлинга. Третий клан, человеческий мальчишка, чем-то похожий на меня самого. Не в плане внешности, а Силы. Один из немногих, кого после Испытаний Меча и Силы отметили наравне с моими соклановцами.

«И я совершенно не представляю, где их искать!»

— Этого мало, — я вновь примел Свет Силы, заставив Алека Пайна с криком забиться в путах. — Дай мне что-то, Алек Пайн. Зацепку, откуда начать поиски. Говори.

— А-а-а!! Да не знаю я где они, тупое ты отродье! Не знаю! Сколько раз повторять? Только эти сучки Ниат говорили, их ждут в какой-то селдейе, больше мне нечего не известно.

— Что такое селдейя?

— А мне откуда знать, кретин? — вновь начал закипать Алек. — Как же вы бесите меня, джедаи! Думаешь, победил, если запер меня в клетке и накачал какой-то дрянью? Ничтожество. Даже если мне уже не жить, на мое место придут другие и выжгут вашу джедайскую гниль дотла. Всех вас, до одного, слышишь?! Твари, ненавижу!!

Последние слова Алек уже кричал, брызгая слюной и искусственно нагнетая в себе ярость Темной стороны. Разбившуюся о Свет Силы столь яркий, что даже меня на миг ослепило. Что уж говорить об Алеке, взвывшего в муке и потерявшего сознание от непереносимой пытки, очищающим пламенем выжигающим Тьму вокруг.

Эта джедайская техника нужна не для того, чтобы исцелить, как разработанная мной методика на основе Пробоя Когтя. Свет Силы выжигает Темную сторону прямо в носителе, не заботясь о состоянии последнего. Одна из самых эффективных техник для борьбы с ситхами. Жаль лишь, применить ее в бою не представлялось возможным, так как требования к концентрации для воззвания к сущности Светлой стороны были запредельные. Мне приходилось сосредотачиваться, целиком и полностью отрешаясь от происходящего в мире. Возможно потому я не ощутил чужого присутствия за спиной.

— Джове.

Дрожащий голосок Ланы было невозможно спутать с чьим-то другим.

— Ты чего здесь?… — я шагнул навстречу дрожащей девушке, старательно прячущей от меня взгляд. Секунду спустя она уже сотрясалась от плача у меня в объятьях, изрядно напуганная произошедшим. — Глупая. Я же просил не приходить сегодня. Не сильно задело?

— Нет, — глотая слезы, закрутила головой излишне любопытная лисичка, лишь чудом не лишившаяся хвоста. — Прости, я не думала, что будет так… Джове, что это было? Мне никогда не было так плохо. А ведь я даже близко не подходила! Только издалека, одним глазком…

— Не переживай, — насилу успокоил я ее, используя одновременно прикосновения рук и ментощупов. — Как доберемся до Альдераана, проведу тебе туже процедуру, что и Каре. Потерпи еще немножко.

— Хорошо, — Лана нервно улыбнулась, бросив взгляд сбоку от моего плеча на бессознательно обвисшего на стене Пайна. — А с ним что? Дохлый?

— Просто потерял сознание. Свет Силы губителен для ситхов.

— Жаль, — искренне огорчилась Лана. — Надеюсь, в особом отделе исправят это исправят. Фрисби просил передать, что мы уже на подлете к месту встрече…

Ни с чем несравнимый звук звездолета, выходящего в обычное пространство из прыжка, разнесся по палубам «Везунчика». Спустя пару секунд гипердрайв замолчал, и Лана отняла ладошки от ушей. Ее, почему-то, этот звук напрягал, хотя она так и не призналась, по какой причине. Видать опять что-то из их с Карой бурного прошлого, но давить и вызнавать не буду. Сама однажды расскажет, если захочет.

— А сам он чего не прилетел? — я недобро покосился на потолочные перекрытия трюма, за которыми где-то там скрывалась одна ленивая летающая жопка, из-за которой Лана едва не лишилась рассудка.

— Ой, — окончательно успокоившаяся Лана утерла рукавом туники мокрые щеки и досадливо хлопнула себя по лбу. — Совсем забыла. Кажется, он говорил о каких-то звездных войнах? Что-то там о зашкаливающей нагрузке на сервер.

— Ладно, потом разберусь, — отмахнулся я, решив отложить тареломойку моему другу на потом. — Спасибо, что предупредила. Теперь возвращайся наверх и никуда не выходи. Ваши с Карой профили все еще в галактическом розыске Республики, если не забыла. Нельзя, чтобы Горго вас увидел.

— Как всегда на самом интересном, — вздохнула Лана, нехотя выпуская меня из объятий и посылая неприличный жест в сторону бессознательного Пайна. — Долго не задерживайся! Мы с Карой тебя ждем.

— Чего? — запоздало крикнул я, но Лана уже убежала, напоследок озорно сверкнув солнечными бликами глаз. Егоза. Чего она опять там вздумала? Еще и Кару припрягла. Правильно та шарахается от ее энтузиазма, как от ситхских ищеек. Фантазия Ланы пострашней Темной стороны будет. Один только взрыв базы культистов в оазисе чего стоит. Это ж надо было додуматься — натравить на бедолаг экспериментальных хищных гибридов, выращиваемых неким кланом охотников для поглощения биомусора! Бедные культисты, которым пришлось примерить на себя его роль… Хорошо я тогдаиз-за дыма не увидел тел. Или то немногое, что от них оставили гибриды.

— М-муу-в, — издал непроизносимый звук Алек, пока я смотрел вслед своей непоседливой мириаланке. — Гу-у-м?

— Угум, — в том же стиле стиле отозвался я. После чего касанием пальцев к голо-панели у двери отключил силовые кандалы, успев перехватить с криком упавшего Алека Телекинезом. — Пойдем, болезный. Нас уже заждались.

Гостей я встречал у стыковочного шлюза, удерживая в поле зрения тушку совершенно «никакого» Алека Пайна. Полноценный Свет Силы оказал на него убойное действие, вызвав полный упадок сил и несвязность речи. К счастью, временную, в чем я успел убедиться, когда Телекинезом приземлял его на пол копчиком в не самой аккуратной манере. Мат-перемат на ситхском звучал не так эффектно, как на хаттском, но тоже ничего. Пару особо звучных оборотов я даже взял на заметку ради познавательного интереса, пока дожидался открытия створок шлюза.

Оправдывая свою репутацию, первым делом в открывшийся проем хлынули размытые тени элитных бойцов в камуфляжной форме, мгновенно взявших под контроль окружение. Следом появился уже непосредственно сам Грейг Горго, наяву выглядящий еще более внушительно, чем на голограмме. Он был одет в ту же форму, что и остальные особисты, но без шлема.

— Джедай, — Грейг одновременно со мной отдал положенное воинское приветствие, стукнув мощным кулаком по груди. Звук от этого получился таким же громким, как скачок напряжения в гипердрайве при выходе из прыжка.

— Майор.

— Это, я так понимаю, наша посылка? — деловитый кивок на пускающего слюни Алека. — Какой-то квелый. Не могли получше найти?

— Этот еще ничего, поверьте. Второй ситх только на фарш сгодился, совсем тухлый, — покаянно развел я руками. — Принести? В морозильной камере еще осталось.

Грейг гулко хохотнул, в восторге хлопнув меня по левому плечу. Столь открытое проявление эмоций могло бы выбить из колеи, не будь я готов к нему еще до того, как особисты шагнули на палубу трюма «Везунчика».

— Ха! Говорил же — остались еще среди джедаев нормальные ребята.

— Парочка найдется, — сквозь зубы улыбнулся я, стараясь не морщиться от боли в ноющем плече. Лапища у командира особистов была поистине медвежья, сделавшая бы честь любому вуки. Разве что без шерсти.

— Пакуйте, — майор кивнул своим людям, сбросившим камуфляж и сноровисто подхватившим Алека под руки и ноги. — Поживее! У нас мало времени. Джове. Спасибо. Как говорят в Сенате, — он скривил лицо, явно кого-то неумело передразнивая, — надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

— Не сомневайтесь, майор. Соглашение в силе?

— Обижаешь, парень, — обида на лице Грейга Горго отражалась в виде суровой складки, пролегшей меж густых бровей. — Для своих все сделаем в лучшем виде. Где повоевать успел?

— Что, так заметно?

Майор усмехнулся еще раз хлопнул меня по плечу. На сей раз по правому, разделившему печальную участь левого. Надо будет в медитацию перед сном на часок-другой нырнуть. Иначе точно синяки останутся.

— Солдата издалека видно, — с покровительственной ноткой сказал он мне. — Ты, это… если в Ордене не заладится — маякни. Нам такие бойцы нужны как воздух. А за мной не постоит. Слово офицера.

— Я запомню, майор. Спасибо.

— Вот и славно! Ну, — Грейг Гордо еще раз долбанул кулаком в грудь, вызывав очередной взрыв эха в трюме. Перемена в его поведении произошла настолько незаметно, что я аж слегка подвис. Образ бравого вояки слетел подобно опавшей сухой шелухе, открывая взгляду совершенно иную личность. Вкрадчивую, гибкую, способную на любые методы ради свершения цели. У майора даже выражение лица изменилось. Потеряло мнимый налет солдафонства, взамен выставляя четко очерченные линии скул и пронзительный взгляд хищника.

— Удачи, юный джедай. Передавай привет старине Зиилу. Скажи, он нашел себе достойного преемника.

«Везунчик» уже отстыковался от крейсера особого отдела флота, а я все еще стоял у закрытого шлюза, переваривая услышанное. Выходит, мастер Нак Зиил успел и в рядах особистов повоевать? Дела. Пять лет прошло, а я все продолжаю тем или иным путем узнавать о нем что-то новое.

«Наверное, это никогда не кончится».

Покачав головой, я отмер и неспешно двинулся в сторону лифтов. Их створки захлопнулись одновременно со звуком активированного гипердрайва, бросающего «Везунчика» в очередной прыжок навстречу звездам. Где-то там меня ждал Альдераан в обнимку с таинственным прошлым одного мальчика без рода, волей судьбы попавшего в Орден джедаев.

— Джове! — на входе в рубку, где я собирался призвать к ответу Фрисби, меня окликнул возмущенный крик двух женских голосов. — Где тебя носит, морда бесчувственная? Совсем намеков не понимаешь?!

«А, нет, — я обреченно закатил глаза, медленно разворачиваясь назад. — До Альдераана еще дожить нужно. Сила, помоги мне».

Глава 16. «Время открытий»

— Минутку дайте, — попросил я двух грозно сопящих сестер, и, стянув шлем с головы, сел в капитанское кресло. — Фрисби, как обстановка?

— Сам посмотри. Данные на инфо-панель вывел.

Кара с Ланой инстинктивно притихли, увидев мое посуровевшее лицо, пока я склонился над информационным экраном рядом с трехмерной голо-картой, имеющим прямой выход в Голонет. Там отображалась картина трафика сайта «Джофрис», весьма пугающая резко возросшими критическими отметками нагрузки на виртуальный сервер.

— Как давно началось?

— Около часа назад, — отозвался Фрисби. По его напряженному тону можно было судить, что все процессы ИР были пущены на взаимодействие с сетью. — Массированная кибер-атака с разных адресов во всей галактике. Шифруются, крысы. Знают уже, что если напрямую полезут, то защита алгоритма им все оборудование сожжет.

— Нас и раньше пытались взломать. Что изменилось?

— Они подключили кластер ИИ. Довольно неплохой, но со мной ему все равно не тягаться. Сейчас… Все, готово, — дроид отключился от порта связи на приборной панели и от переизбытка чувств волчком крутанулся в воздухе. — Обновил алгоритм, теперь могут хоть десятки таких же подключать. Выкусите, неудачники!

— Молодец, — я благодарно потрепал его по крышке, одновременно посылая улыбку напряженным Каре и Лане, не понимающим в чем дело, но переживающим едва ли не больше меня самого. — Что по цифрам? Если за нас взялись всерьез, подозреваю, все весьма неплохо?

Фрисби немного истерично хохотнул и перелетел на инфо-экран, где быстро отбил по управляющим кнопкам команду на переход сайт игровой студии «Джофрис». Затем вошел по своей учеткой в раздел финансовой статистики и посторонился, позволяя мне оценить прибыль за минувшие сутки.

— Это ты сейчас на каком языке говорит? — поинтересовалась Лана, вместе с Карой навострившая ушки и с любопытством прислушивающаяся к многоэтажной матерной тираде на великом-могучем. — Грозно звучит!

— Секретный клановый. Потом научу, как время будет, — отмахнулся я, все еще находящийся в шоке от высветившейся на экране цифры, где количество знаков приобрело прямо-таки устрашающие размеры. Нет, конечно, мы с Фрисби не сомневались в успехе новинки, но, чтобы так… А ведь это еще первая урезанная часть «Звездных войн», ориентированная на примитивные игровые столы! Что же будет, когда мы выпустим в релиз вторую, рассчитанную на полноценное взаимодействие с голограммами в реальном времени? Там уже специальные проекторы с игровым стендом нужны, наподобие того, который у меня в тренировочном зале установлен. И, что-то мне подсказывает, их уже не найти в продаже, не смотря на внушительную цену, варьирующуюся в зависимости от марки производителя от трех до семи тысяч кредов. Судя по заполонившим почтовый ящик «Джофриса» сообщениям от игровых компаний, занимающихся выпуском таких платформ, мы за пару дней сделали им годовую выручку. В информационном пакете первых «Звездных войн» четко прописывается, что не за горами выход второй части, для которой необходимо особое оборудование.

— Уф, — я откинулся на спинку капитанского кресла и смахнул выступивший пот со лба. — Похоже мы разворошили вурсовый улей, дружище. Есть идеи?

— Нам как можно скорее нужно посетить Стража Альдераана, — Фрисби с подозрением покосился на Кару с Ланой, но все же закончил фразу, — такими темпами к релизу второй части у меня попросту не хватит мощностей, чтобы обеспечить сайту полноценную безопасность. Нас попросту блокируют, когда всем скопом навалятся.

— До Альдерана осталась пара дней пути прежним маршрутом. Придумаешь что-нибудь?

— Куда я денусь, — Фрисби, дурачась, отчал честь лапкой манипулятора и перелетел обратно к порту связи с бортовыми корабельными системами. — Пока есть время, попробую модернизировать ВИ «Везунчика». Без помощи со стороны алгоритм не справляется, сайт постоянно виснет. С почтой вообще беда. Столько спама — надо все фильтры вручную переделывать.

— Один справишься?

— Да.

— Точно? Я ведь могу помочь…

— Иди уже, — фыркнул Фрисби. И добавил, заговорщицки понизив голос. — А то меня твои самки уже сожрать готовы. Особенно светленькая, глянь какой марафет навела. Явно неспроста.

— Джове, тебе точно нужен этот дроид? — Кара демонстративно положила ладошку на часть пояса, где вдоль бедра свисала рукоять ее светового меча. Однако эмоции смущения выдавали ее с головой. Я же отметил правоту Фрисби.

С момента, как Кара ушла, оставив меня допрашивать Пайна, ее макияж приобрел более вызывающую окраску. Особенно выделялась губная помада: хищно-красного цвета знойной обольстительницы, сильно контрастирующая с умеренно-скромной джедайской туникой и навевающая мысли о невзрачной обертке со сладким сюрпризом внутри.

Тоже самое с Ланой. Глазки подведены, длинные волосы накручены. Конфетка, а не девушка.

«Охота за мужиком началась», — понимающе хмыкнул я, с удовольствием разглядывая приосанившихся сестер Лорсо, как бы невзначай повернувшихся полубоком, чтобы предстать в наиболее выгодных ракурсах. И ведь не скажешь, что Кара старше Ланы на десять лет. Обе буквально светятся молодостью и привлекательностью, одним своим видом поворачивая мысли в голове в определенную плоскость.

— Зови, если что, — я подошел к озорно хихикнувшим девушкам и, приобняв обеих за талии, повел их к выходу из рубки. Фрисби даже не повернулся в нашу сторону, вновь всей душой погружаясь в виртуальный мир сети, где его ждала борьба с противником, по-своему не менее страшным, чем истинные ситхи. Я не сомневался в том, что он справится, позволяя себе немного расслабиться и раствориться в окутывающих меня теплых женских чувствах.

Впереди до Альдераана осталась пара суток гиперпрыжков. Полно времени, которое можно провести с пользой не только в джедайских тренировках.

(— sexualcontent)

***

«Везунчик» вышел из гиперпрыжка как раз к тому моменту, как я закончил Глубокую медитацию после длительного спарринга на световых мечах с Карой. Сама она, едва волоча ноги, добралась до капитанской каюты и уже с час принимала ванную. Вместе с Ланой, за компанию. Не знаю, о чем шла речь у двух сплетничающих сестер, но в ментаполе до меня то и дело доносилась нестабильная рябь из взаимоисключающих чувств, соответствующая… даже не знаю, чему. Женская душа — потемки. А там, где их две, связанных воедино крепкими Узами Силы, и вовсе черт ногу сломит.

Однако, одно я знал точно: соваться к ним в ближайшее время не стоит. В такие моменты лучшее, что может сделать мужик, это не отсвечивать. Для своего же блага и морального здоровья. Пусть наговорятся вдоволь. События последних дней не больно располагали к беседам по душам. В это время мы трое были заняты совершенно другим, о чем я теперь не мог вспоминать без приятной ломоты в причинном месте. Все же двух молодых и сексуально-активных девушек укатать: это надо воистину джедайскую выносливость иметь. Золотую медаль в этом нелегком виде спорта я заслужил по праву, не посрамив гордое мужское племя.

Лишь последние полдня мы трое приходили в себя, сумев вырваться из пучин пламенной страсти в реальный мир. Лана зависла рядом с квантовым ретранслятором, с головой погрузившись в общение с Новой, а мы с Карой восстановили силы в чисто джедайском стиле: медитацией и спаррингом. Последний вылился в трехчасовое сражение на световых мечах, где Кара показала весьма недурное владение Соресу в связке с элегантными атакующими элементами шестой формы Ниман. Конечно, против моего обратного Шиена ей не тягаться, но держалась девушка вполне достойно, показав, что годы бегства от ситхов не притупили ее навыков владения световым мечом.

А еще мы очень красиво смотрелись со стороны, если верить Лане. Солнечный клинок против серебристого, окутанного мерцанием глитча. Бой на световых мечах вообще куда больше напоминает танец, нежели реальную схватку не на жизнь, а не смерть. При условии, что уровень бойцов равен как минимум рыцарскому. Только тогда они могут отдаться слиться с Силой достаточно, чтобы войти в резонанс со своим кайбер-кристаллом. Только тогда световой меч становился продолжением руки, позволяя джедаю в одночасье достигнуть того, на что бы при тренировках с обычным клинком могла уйти вся жизнь.

Теперь, когда Кара показала, на что способна, я мог без колебаний доверять ей прикрывать себе спину. Конечно, ей еще многому предстоит научиться под моим руководством, но какие наши годы? Поднатаскаю их с Ланой со временем, а пока спасение юнлингов и назревающий переворот в Ордене джедаев диктуют свои коррективы. Пребывание на Альдераане придется сократить до самого минимума, если собираюсь закончить дела до того, как мастер Нак Зиил завершит свою миссию на Рилоте и полетит на Корусант. Вернуться туда нам нужно одновременно, так что во времени я сильно ограничен и вынужден правильно выставлять приоритеты.

Первое на повестке: навестить Стража и забрать полагающиеся мне и Фрисби ништяки. Уверен, за пять лет их немало накапало по программе ассимиляции диких разумных. Фрисби уже подтвердил: моего уровня развития в Силе должно хватить, чтобы придирчивый Страж удовлетворил хотя бы часть наших потребностей. Что моему другу нужно я и так знал, и он это получит, даже если на это уйдут все накопленные бонусы. Я слово дал. Ну а если останется чем поживиться мне… Световой меч Гри уже давно пора в порядок привести. Ощущение «раздвоенности» все еще временами исходит от кайбер-кристалла. За пять с лишним минувших лет я привык к нему и почти не замечал, однако это не значит, что оно не вызывало беспокойства. Надеюсь, финальная сборка меча в сердце Стража даст ответ на эту давнюю и до сих пор неразгаданную тайну.

Второе и не менее важное в намеченных планах: поиск истоков моей семьи. Та еще задачка, беря во внимание сам факт моего появления в Ордене. Нова по моей просьбе перерыла в храмовых архивах все что можно, но так и не нашла ни единой зацепки. Даже место, где меня-мелкого наши безымянные джедаи, значилось жирным прочерком в личном досье. Не говоря уже о фамилии и личности родителей. Официально я — сирота без рода, а там, кто знает? Может, не все так печально, как намалевал архивариус, и кто-то из моей семьи все еще жив. Осталось выяснить так ли это. Причем, желательно, обходными путями, не прибегая к помощи системы.

Альдераане славились бюрократией даже среди коренных обителей Ядра, оправдывая свою репутацию искусных дипломатов и прожженных интриганов. Не зря многочисленные представители правящих Домов, как здесь называли аристократические рода с многовековой историей, служили посредниками во многих дипломатических конфликтах по всей галактике. Без поддержки Ордена раскрутить их на нужную информацию будет сложно. А слать официальный запрос нельзя. Совету ни к чему знать о моей маленькой самоволке. У них и от событий на Нар-Шаддаа, видит Сила, крышу снесет.

— Джове. Я закончил, — вывел меня из медитации после боя с Карой голос Фрисби. Взмахом руки поприветствовав своего друга, я указал на место рядом с собой, не делая попыток подняться с колен. После глубокого слияния с Силой не так просто моментально восстановить контроль над телом, если ты не мастер-джедай.

— И? Как успехи?

— Лучше, чем я надеялся, — Фрисби приземлился на медитативный коврик, который я приготовил заранее, ожидая возвращения Кары, и хвастливо тыкнул лапкой манипулятора в динамики корабельного интеркома под потолком. — Познакомься с новым членом экипажа. Это «Везунчик».

— Приветствую, капитан.

Я с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, услышав приятный неопределенного пола голос, донесшийся будто бы сразу со всех стороны. Где-то вдалеке из санузла капитанской каюты послышался сдвоенный женский визг и падение чего-то тяжелого. Не я один оказался застигнутым врасплох оглушающей громкостью интеркома.

— Не понял?

— «Везунчик», — еще раз повторил Фрисби уставшим тоном мамочки, вынужденной объяснять своему чаду одну и ту же вещь в двадцатый раз подряд. — Голосовую трансляцию ведет его бортовой мозг. Я доработал систему безопасности и прописал базисы для развития личности на основе своей матрицы.

— Зачем? — не на шутку встревожился я. — Ты знаешь, что будет, если дать слишком большую волю бортовым системам.

— Уверяю, капитан, — вновь раздался голос с потолка. На сей раз куда тише. Видимо, мозг откалибровал голосовые системы вещания на основании негативной реакции экипажа. — Мое существование направлено исключительно на благо вас и экипажа. Я сделаю все, чтобы стать полезной.

На сей раз Фрисби заерзал, ощутив на себе мой немигающий пристальный взгляд.

— И как это понимать?

— Чего?

— Не прикидывайся, ты все слышал. Она проболталась.

Дроид ругнулся и обреченно завалился на бок, картинно агонически дернув лапками и предсмертно замерцав светодиодами зрительных фотоэлементов. Симулянт недоделанный.

— Фрисби! Сейчас начну зверствовать. Давно отвертку в задний штекер не получал?

— Ладно, ладно! Я, вообще-то, хотел сюрприз сделать. Джун, можешь поменять голосовые настройки. Мы спалились.

— Джун? — это спросил уже не я, а голоса Кары и Ланы, появившихся в поле зрения босыми и в уютных махровых халатиках на голое тело. Они могли себе такое позволить, благо система жизнеобеспечения следила не только за температурой воздуха, но и полов тоже.

— Приветствую, — голос интеркома приобрел более мягкую тональность с истинно-женскими нотками, — Кара, Лана. Рада знакомству.

Пока сестры озадаченно переглядывались, переваривая услышанное, Фрисби поспешил объясниться, прижимаемый к полу моим тяжелым взглядом. Пока что только им, без Силы.

— Понимаешь, спектр задач, которые приходится решать с возрастающей нагрузкой на сайт, постоянно растет. Еще и кибер-атака шума наделала. Моих мощностей уже не хватает, чтобы решить все вопросы, так что… Я сделал помощницу.

— С матрицей женского пола.

— Нечего лыбиться! Мне, может, тоже хочется, себя мужиком почувствовать.

Нечто промелькнувшее в тоне Фрисби смело с меня весь налет веселья и заставило иначе взглянуть на него.

— Растешь, друг. Но все же ставить личностную матрицу кораблю — не слишком ли рискованно?

— Пока это просто кусок программного кода, не более. Я бы никогда не стал пихать ИИ в корабль без твоего согласия.

— Что ж, — чуть расслабился я, позволив себе легкую полуулыбку, — и то хлеб. Кстати, почему именно Джун?

— Так звали предыдущего капитана «Везунчика», — отозвался тихий голос интеркома. В какой-то момент мне даже почудились в нем настоящие эмоции, но наваждение быстро прошло. Я достаточно давно живу бок-о-бок с дроидом, владеющим полноценным ИР, чтобы отличить его и простую виртуальную матрицу личности. — Когда Фрисби подключил мне самостоятельные мыслительные процессы, я смогла обеспечить доступ к закрытым массивам в обоих базах данных. Джун была первоклассным агентом и хорошим другом. Она заботилась о «Везунчике» даже после свой смерти. Только из-за нее меня не отправили на утилизацию. В память о ней я бы предпочла оставить ее имя себе, капитан. Если вы не возражаете.

— Оставляй, — великодушно разрешил я, не забыв поставить мысленную пометку о слишком складной речи для обычного ВИ. Впрочем, чего еще ждать от программы, модернизированной частичкой величия ушедшей расы Гри? Не сомневаюсь в правдивости слов Фрисби. Однако поверить в то, что он удержался и не провел пару-тройку экспериментов над матрицей личности перед внедрением в бортовую систему корабля — надо быть слишком наивным.

Впрочем, сейчас важно совсем другое. Я вновь обратился к Фрисби.

— Она справится с сайтом сама в наше отсутствие?

— Да. Но пару-тройку расширителей оперативной памяти все равно придется взять про запас. И попросить у Стража обновление системы для лучшего слияния с кораблем…

— Кто этот «Страж», о ком вы постоянно говорите? — не выдержала Лана, которая уже который раз без особого успеха пыталась вывести нас с Фрисби на откровенность. Все это время они с Карой молча прислушивались к разговору. Но если чалактанка умела сдерживать внутренние порывы, то Лана по сути являлась обычной молодой девчонкой, еще не знающей, когда лучше попридержать язык за зубами. Оттого и влипала вечно в ситуации, не позволяющие воспринимать ее всерьез.

Однако сейчас я все же соизволил ответить, заметив вопросительный наклон головы Кары. Той тоже было любопытно, куда больше ее тревожил внезапно обретший голос корабль, нежели личные секретки Главы их клана. Я послал ей успокаивающий импульс через ментощуп и коснулся вторым Ланы, прежде чем ответить:

— Просто разумный, перед кем у нас есть кое-какие обязательства. Ничего трудного или невыполнимого. В конечном итоге мы получим куда больше, чем потратим усилий. Хоть и придется немного помотаться по галактике.

Кара чуть расслабилась, не ощутив лжи и послав мне благодарную улыбку. Тонкому искусству говорить правду, не открывая ее всей, меня научил Нак Зиил, который является мастером в этом деле. Я ощутил небольшой укол совести, что вынужден поступать таким образом, но эта мера вынужденная. Как только наш клан обретет Имя, и Лана с Карой получат официальные подтверждения своего статуса, можно будет посвятить их во все тонкости. До тех пор, пусть лучше остаются в счастливом неведении.

На один вопрос я ответил, пришел черед второго, невысказанной тревогой бьющегося в душе Кары. И вновь я ответил, стараясь звучать куда более уверенно, чем чувствовал себя на самом деле. Все же модернизация корабельных систем стала неожиданностью не только для нее с сестрой.

— По поводу Джун можете не переживать. Я полностью доверяю Фрисби, он знает, что делает. А чтобы вы не сомневались, после того, как закончим на Альдераане и будем улетать, я покажу вам вторую часть Звездных Войн. И даже дам поиграть пару сеансов. Тогда поймете, что наш опыт с личностными матрицами не оставляет шанса на ошибки.

— Звездные войны? Это что еще? — насторожилась Кара, однако ее сбила с толку реакция Ланы, выпучившей глаза, будто увидела сошествие воплощение Светлой стороны в бренный мир.

— Только не говори, что это твоих рук дело! Серьезно?! Джове-е-е!!

Оглушительный визг и зеленый вихрь едва не сбили меня с равновесия. От немедленного допроса с пристрастием меня спасло сообщение по интеркому, вежливо прервавшей наш семейный хаос:

— «Везунчик» вышел на внешнюю орбиту Альдераана, капитан. Пропуск по лицензии Ордена джедаев принят. Вас запрашивают по внешней связи в рубке.

— Уже иду, — засуетился я, отцепляя от себя клещом вцепившуюся верещащую Лану. — Будь добра, просвети сестру, пока улаживаю формальности. Кстати, сама как узнала?

— Смеешься? О Звездных войнах только ленивые не слышали, — Лана покосилась на возмущенно сжавшую кулачки и шумно сопящую сестру. — Ну или те, кто в Голонет не вылезает. Всякие древние… личности, путающие кофеварку с пищевым синтезатором.

— Ты кого старухой назвала, соплячка?!

Оставив шутливо сцепившихся сестер выяснять отношения, я поманил за собой Фрисби и поспешно ретировался в рубку. Меня уже ждали. Голограмма из встроенного в приборную панель проектора отображала высокого статного мужчину в красивом одеянии с вышивкой одного из верховных аристократических Домов Альдераана. Какого точно, на первый взгляд не скажешь, но гадать мне не пришлось. Связной представился сам, едва я появился в поле зрения видеотрансляции на его стороне.

— Доминик Пантир к вашим услугам, господин джедай. Добро пожаловать на Альдераан.

— Приветствую, — в свою очередь поклонился я, после чего чел в пилотское кресло вместе с голограммой мужчины по ту сторону связи. — Только не джедай, а пока просто падаван. Джове, к вашим услугам.

— Очень приятно, Джове. — с приятной располагающей улыбкой еще раз склонил голову в полупоклоне Доминик. — Для вашего судна уже подготовлена посадочная площадка в космопорту Таас. Первый причальный док.

— Если можно, Доминик, я бы предпочел обойтись без помпезных встреч. Мы здесь не по заданию Ордена с частным визитом.

— Тогда сама Сила привела вас к нам, Джове. Именно сейчас нам бы не помешала помощь джедая как раз в частном порядке без официального запроса в Совет. Остальное предлагаю обсудить за чашечкой чая после вашего прибытия.

— Благодарю, Доминик, — я отключил голосвязь и повернулся к Фрисби, наблюдавшему за заполняющим все пространство обзорного окна сине-зеленым шаром планеты. — Как в воду глядел. Есть идеи, о какой помощи он говорил?

— Как всегда. Интриги и политика, — несколько отрешенно отозвался Фрисби, продолжая контролировать работу Джун, под наше молчаливое согласие ведущая «Везунчика» на приземление. — Дом Пантир — один из самых влиятельных на Альдераане. Большинство королей и королев вышли из них. Включая нынешнего.

— Твою ж медь. Только не говори, что я сейчас с каким-нибудь королевским отпрыском общался.

— Побочная ветвь младшей семьи, глава которой — брат нынешнего визиря короля.

Увидев, как я залип в одну точку, скосив глаза в кучку, Фрисби пояснил:

— Дальние родственники, живут на полном пансионе, ничем серьезным не занимаются. Вряд ли от них будет много проблем.

Мне бы насторожиться в тот момент, ощутить особый ток биения Силы, но мысли были заняты прекрасными пейзажами цветущей планеты за обзорным стеклом. Если до сего момента оставались какие-то сомнения, то, едва «Везунчик» вошел в атмосферу, на душе стало как-то по-особому легко и тепло.

Альдераан станет именно тем домом, где мой нерожденный клан обретет свое Имя.

Глава 17. «В плену долга»

На подлете к Таасу раскинулись широкие просторы девственных равнин с сочным зеленым многотравием и извилистыми блестящими линиями мелких речушек. Завораживающая пасторальная картинка на фоне светло-голубого неба в самый разгар солнечного дня. И такая красота везде, в каждом регионе Альдераана, также известного, как «планета красоты» в переводе расхожей идиомы Высшего галактического. Этот мир олицетворял собой гордость и величие людской расы — одной из самых многочисленных, населяющих изученную часть галактики.

Главная прелесть культуры коренных альдераан заключалась в уважительном и бережном отношении к природе. Их города построены с таким расчетом, чтобы гармонично вписываться в окружающий пейзаж. Так тот же Таас с высоты казался еще одной горной возвышенностью, но то было обманчивое впечатление. Чем ниже к поверхности спускался «Везунчик», тем четче прорисовывались детали отдельных зданий, не похожих ни на что виденное мной прежде. Плавные обводы высоток рисовали образы выточенных из стали величественных птиц, а вставки горного хрусталя создавали дополнительный эффект замерзшего льда. Удивительная и необыкновенная архитектура — настоящий рай для галактического туриста. Или в целом для любого разумного, кто впервые прилетал на Альдераан и кому хотя бы отдаленно знаком понятие красоты.

А еще, это мой дом. Пусть я и не был рожден в своем теле, но уже давно сроднился с ним. Что подтверждала Сила, сквозь которую остро ощущалось родство с мягкой обволакивающей энергетикой планеты. Никакого шума и хаоса, как на Нар Шаддаа. Или иссушающей пустоты Дорина, где на средних широтах Сила практически не ощущалась, или просачивалась сквозь неизвестного происхождения барьер, как на свалке Гиблой пади, где мне однажды довелось побывать.

На Альдераане все ощущалось иначе. Усилившаяся Светлая сторона источника резонировала с кайбер-кристаллом светового меча Гри, наполняя нутро умиротворением и зашкаливающей гармонией с миром. Я буквально изнывал от нетерпения, когда можно будет ступить с корабля на твердую землю.

Сестры Лорсо с пониманием отнеслись к моему состоянию. Для них само понятие дома казалось недостижимой мечтой, изменившейся совсем недавно, после победы над Кертерой и его учеником. Первый сдох, а второй уже фактически не жилец. За всю историю существования Особого Отдела, еще ни один пленник не выходил живым из их тюремных камер. А если и выходил, то был уже совершенно другим человеком.

Ни я один умею стирать личность. Обычные люди тоже на такое способны, причем для этого им не обязательно владеть ментальным даром. Достаточно наличия времени и специфического образования дознавателей, работающих с психикой и плотью.

Но, как бы не было жалко памяти Алека Пайна, вспять уже ничего не повернуть. Судьба того, кем он стал, отныне связана с застенками особистов. Тогда как я, следуя за своей, вернулся на родину, где мой предшественник сделал свой первый вдох.

После приземления «Везунчика» Кара и Лана молча смотрели, как я медленно спускаюсь по трапу в развевающимся джедайском плаще, лаская пальцами игривый летний ветерок. Опьяняющий свежий воздух вызывал слезы на глазах, распирая легкие ароматом безграничной свободы. Уже ради одного этого чувства стоило прилететь сюда.

Сойдя с посадочной площадки на ласково шелестящую сочно-зеленую травку, я опустился на колени, и, никого не стесняясь, коснулся лбом теплой земли. Биение жизни вокруг… во мне… Сила, хорошо-то как! Я на родине. Не думал, что смогу дожить до того момента, когда снова смогу ощутить это ни с чем несравнимое чувство. Аж дыхание перехватило от избытка эмоций.

Деликатное покашливание со стороны вывело меня из состояния эйфории. Выпрямившись, я встретился взглядом с Домиником Пантир, подошедшего к посадочной площадке в сопровождении пары охранников. Все трое были одеты по-аристократически элегантно. Разве что на Доминик предпочел расшитый серебристой вышивкой камзол и некий аналог кафтана с длинными полами до ступней, а его телохранители более практичную одежду, не мешающую обращаться с элегантного вида копьями-спатами. Энергетического оружия при них не было.

— С возвращением домой, Джове.

Я встал и ответил Доминику таким же уважительным поклоном. Наяву мужчина выглядел куда более молодо чем на голограмме. Я бы дал ему едва ли тридцать, и то, лишь потому, что аккуратная стрижка усов и бороды придавали ему изрядную толику солидности.

— Может, я следую традиции. Многие пилоты целуют землю по возвращении, когда пустотный стаж затягивается.

— Но не у всех при этом такой взгляд, как у вас, — позволил себе легкую полуулыбку Доминик, бросив заинтересованный взгляд поверх моего плеча на Кару с Ланой, занятых выгрузкой из трюма гоночного болида, с моей легкой руки получившего название «Акула». Сестры не возражали, благо название машине подходило как нельзя кстати.

— У вас прекрасные спутницы. Познакомите?

Промелькнувшей в его тоне особый поддекст мог бы заменить и обычный человек, не владеюший эмпатией или Силой. Я погрозил Доминику пальцем, усмехнувшись промелькнувшей растерянности в его эмоциях:

— Начинать переговоры с попытки увести девушек нового знакомого не совсем вежливо, Доминик. Я представлял аристократию Альдераана более сдержанной.

— Вы что? — кажется, у аристократа случился культурный шок, хотя внешне, кроме дрогнувшего голоса, это никак не выразилось. Доминик Пантир прекрасно контролировал свою мимику. — С обеими?

— Да.

— Кхм. Немного нетипичный подход… для джедая.

— Возможно. Если бы речь шла о ком-то другом, — я деланно-скучающе пожал плечами, наблюдая за резвящимся в поднебесье Фрисби, выписывающим в воздухе сумасшедшие кульбиты на пределе мощностей грави-движков. — Предпочитаю разделять жизнь в Ордене и вне него. Так куда проще сходиться с людьми и делать свою работу.

— Тогда вы точно нам подходите, — Доминик, мгновенно ставший серьезным, кивнул своим мыслям и чуть посторонился, поведя рукой в сторону дожидающегося нас транспорта, представлявшего собой красивый глиссер со стоячими местами восемь персон и небольшой пилотской кабиной. — Прошу сюда. Мы отправимся в летнюю резиденцию моего Дома Пантир.

— Я бы не отказался от небольшой экскурсии по пути. Никогда прежде не бывал в Таасе, интересно.

— Разумеется. Я прикажу пилоту придерживаться дальнего маршрута. Ваши женщины не пойдут с нами?

— У них есть свои дела в городе, — я дал отмашку Каре, которая помогала Лане подготовить «Акулу» к старту. Сестры решили разделиться, чтобы успеть закончить все дела в мое отсутствие.

Кара собиралась заняться чисто насущными проблемами по обслуживанию «Везунчика», как: дозаправка и контроль внешнего технического осмотра, проводимого рабочими доков на любой посадочной платформе. Стоимость его уже была включена в аренду стоянки и топливные расходы. По сути, можно было бы обойтись и без столь явного проявления паранойи, но Кара предпочла перестраховаться, а я не стал ей мешать. Пусть. Задание, которое я поручил ей с Ланой, можно сделать и в одиночку.

Собственно, потому сестры и расчехлили «Акулу». Лане предстояло наведаться в город за покупками: оперативной памятью для Джун и прочей бытовой мелочевкой, подошедшей к концу за неделю полета. По сути получался обычный поход по магазинам, необходимый, чтобы немного отвлечься перед предстоящем исцелением от Темной стороны. Я бы и раньше его провел, но Доминик Пантир внес свои коррективы. С королевским Домом лучше не шутить, даже если дело предстоит иметь всего лишь с представителем младшей побочной ветви.

«Особенно, если он способен дать мне то, на поиски чего у меня уйдут в разы больше времени и средств».

Распрощавшись с сестрами Лорсо, мы с Фрисби последовали за Домиником Пантир к его глиссеру. Дальнейший путь по пустынным улочкам Таас напоминал волшебный полет из сказок. В дневном городе царило умиротворение. Жизнь текла медленно и размеренно, никуда не спеша и навевая приятную сонливость своим ритмом существования. Никакого хаоса вечно спешащего куда-то муравейника Нар Шаддаа или излишней напряженности разноуровневых социальных слоев на Дорине.

Облокотившись на перила у носовой части глиссера, я смотрел на проносящиеся мимо причудливые сооружения с природно-плавными линиями. Наблюдал за нарядно одетыми людьми, неспешно прогуливающимися по улицам и отдыхающими в умиротворенной атмосфере повсеместно встречающихся парков с искусственными озерцами и рощицами. И, конечно, наслаждался воистину сладкой песнью Силы, текущей сквозь живых в округе ровным и непрерывным потоком. Для меня, как для джедая, следующего пути Света, находиться на планете, где гармония ощущалась буквально во всем вокруг, было истинным наслаждением. Альдераан был как раз тем случаем, когда видимость полностью совпадала с содержанием. По крайней мере настолько, насколько это могло относиться к миру, населенному преимущественно людьми.

Как бы хорошо мне не было, я не позволил обмануть себя красотам Тааса. Интерес Доминика Пантир, молчаливо наблюдавшего за мной со спины, не позволял полностью расслабиться и отдать себя на волю туристической неги. То, что его Дом заинтересовался мной — уже сам по себе тревожный знак. Конечно, число джедаев относительно населения галактики ничтожно мало, но на планетах, подобных Альдераану, всегда присутствовал один или несколько представителей Ордена. Что такое они не смогли решить, если Пантир готовы припрячь даже простого падавана?

Хотя, чего гадать. Надо спросить прямо, и лучше до того, как мы достигнем резиденции Дома Пантир. Тягаться в искусстве переговоров с прожженными дипломатами — гиблая затея с самого начала. Куда проще выяснить все напрямую с Домиником, куда более близкого мне по духу внутри, чем видно снаружи.

— Красивый город, — начав с нейтрального, я решил плавно подвести к нужному, фиксируя эмоциональное состояние собеседника ментощупами. — Странно, но у меня и вправду есть чувство, будто я вернулся домой.

— Поэтому вы здесь, Джове? Хотите найти семейные корни, которые отрезал Орден? — проницательно угадал Доминик и, получив в подтверждение мой кивок, позволил себе чуть более широкую улыбку, чем прежде. — Думаю, я смогу помочь с этим.

— Ничего в этом мире не дается бесплатно. Какая услуга потребуется от меня Дому Пантир?

— Это деликатный вопрос. Мне бы хотелось обсудить его в более спокойной обстановке.

— В резиденции, где будут записывать каждый наш чих, — ощутив тонкий излом в перемене отношения к себе, я посмотрел напрямую в глаза собеседнику, не моргая, чтобы не оборвать тонкую ниточку доверия, протянувшуюся между нами. — Вы связались со мной лично не просто так, Доминик. Процедуру идентификации цифровой подписи корабля проводят автоматически при входе в контролируемую зону системы. У вас должна была быть веская причина для вмешательства в стандартный протокол…

В чем одно из главных преимущество эмпатов — мы точно знаем, когда собеседнику стоит сказать то или иное слово. Я без особого труда установил с Домиником доверительный контакт, подкупив его искренностью и открытостью позы с расправленными плечами и легким наклоном головы. Язык тела порой, говорит куда больше слов. Еще мгновение назад напряженный мужчина заметно расслабился, развеяв какие-то свои внутренние опасения касательно джедаев и меня в частности.

— Не возражаешь, если перейдем на «ты», Джове?

— Почту за честь, Доминик, — я чуть склонил голову в знаке признательности за оказанное доверие. А внутренне чертыхнулся: начинается.

В разговоре с аристократией никогда не знаешь, где искать подвох. Зачастую просто потому, что сам факт разговора является самым главным подвохом. И, если я в дальнейшем планирую вести дела с представителем королевского Дома, это и многое другое придется учитывать с самого начала. Альдераане славятся своим умением плести словесные кружева так, чтобы собеседник не заподозрил момента, когда всего его секреты незаметно и совершенно естественно перестают быть таковыми.

Пусть Доминик и близок мне по духу, но не стоит обманываться его поведением и благожелательным отношением. С птицами столь высокого полета просто вести дела не бывает. Даже если ты джедай, которому открыты множество путей просто ввиду принадлежности к Ордену.

— Мне нужна твоя помощь, Джове. Не всему Дома Пантир. Мне лично.

Я скосил взгляд на охрану аристократа, расположившуюся на корме глиссера, Из-за шума ветра и мерного гудения двигателей мужики не могли слышать нашего разговора. Разве что были первоклассными шпиками в довесок к основным обязанностям и могли читать по губам, но я встал так, чтобы не было видно лица.

— И в чем она заключается?

— Спасательная миссия.

— О. Уже интереснее. Дай угадаю: мне надо вызволить прекрасную принцессу из лап кровожадного злодея, угрожающего вашему Дому?

— Скорее наоборот. Спасать предстоит как раз злодея… Злодейку. Ее зовут Илония Пантир.

— Дочь?

— Упаси боги! Сестра, младшая. Мое персональное наказание в этой жизни.

— Интересно, где она могла спрятаться, что даже Дом Пантир со всеми его ресурсами не смог ее вернуть? — я хотел сказать «выковырять», но решил не перегибать палку. Откровенность Доминики и его показное свойское отношение не означает, что меня хоть сколько-нибудь воспринимают всерьез. К сожалению, когда дело дошло до реальных переговоров, он идеально контролировал свой внутренний мир. Порода, что еще сказать. Пусть и младшая ветвь, но королевский род по крови. С такими поневоле будешь держать ухо востро.

— Последний раз ее видели в буферной зоне дальневосточного региона. Там заканчиваются земли Дома Пантир и начинаются дикие территории, где с давних времен практически никто не живет.

Доминик облокотился на перила рядом со мной. Его взгляд устремился параллельно моему, наблюдая за высоким шпилем собора резиденции Дома Пантир.

— Это земли килликов.

Судя по тону, которым это было сказано, я должен был по меньшей мере встревожиться. Однако название «киллики» ни о чем не не говорило. Я предпочел промолчать, сойдя за умного. Молчание на вес ауродия — как раз мой случай.

Не дождавшись хоть какой-нибудь реакции, Доминик добавил с легким оттенком грусти:

— Я пойму, если ты откажешься. Все же их палиндромики не зря заслужили свою репутацию.

— Трудности меня не пугают. Особенно, если они достойно оплачиваются.

— Дом Пантир сделает все возможное для поисков твоей семьи, — несколько более высокопарно, чем требовала ситуация, провозгласил Доминик. — Приятно иметь дело с деловым человеком. Жаль, не все джедаи такие.

— Совет отказался помогать?

— Даже слушать не стали, — как бы не была сильна выдержка Доминика, маска его лица на краткий миг дрогнула, выдавая истинное к произошедшему. — Прислали вежливый отказ на три страницы текста. Вкратце: у них есть более важные дела, чем поиски девчонки, которая и без того стоит на учете в департаменте безопасности.

— Ого, — я присвистнул, впечатленный услышанном. — Настолько непоседлива?

— Настоящая заноза в…, — Доминик собирался выразился менее цензурно, но вовремя спохватился, кашлянув и с легким оттенком смущения покосившись в мою сторону. Я торопливо отозвал ментощупы, излишне увлекшиеся расшатыванием чужой ауры, и сделал вид, будто увлечен любованием резиденцией Пантир. Благо, посмотреть и впрячь было на что.

Похожая на гигантский шпиль, увенчавший обнесенный крепостными стенами аванпост, резиденция производила внушающее впечатление. Эдакая крепость в миниатюре, несколько выбивающийся из мирной городской картины Тааса. Дом Пантир не экономил на безопасности членов своей семьи. Пусть и всего лишь побочной младшей ветви.

— Ясно. Что ж, тогда тебе повезло, что я оказалсяпоблизости, и Совет об этом не знает.

— Не расскажешь, как так получилось? — позволил себя проявить толику любопытства Доминик. И когда я не ответил, понимающе не стал развивать тему. Каждый из нас имеет право на секреты. Хотя мне со своей стороны тоже было любопытно узнать, почему Доминик обращается за помощью к джедаям, вместо того, чтобы напрячь родню и силком вытащить сестру где бы та не скрывалась.

Кем бы ни были эти киллики, сомневаюсь, что у них бы хватило сил отразить объединенную мощь одного из самых влиятельных и многочисленных альдераанских Домов. Доминик производит впечатление человека, который за свою семью порвет любого. А, значит, я попал в его игру в тот же момент, как ступил на поверхность планеты. Или вовсе, едва цифровая подпись «Везунчика» оповестила флотских о прибытии в систему джедайского корабля вне запланированного графика.

— Сюда, пожалуйста, — Доминик первым спустился с трапа, когда глиссер плавно опустился за дорогу перед резиденцией. Следом сошел я, а уже потом охрана Пантир, весьма разочарованная, что так и не услышала ничего из разговора их лорда и пришлого джедая. Я довольно улыбнулся, празднуя свою маленькую победу.

Основное Доминик уже рассказал, осталось утрясти детали и кое-какие мелочи. Все же, я прилетел на Альдераан не решать чужие проблемы, а заниматься вполне конкретными делами. Думаю, ничего с Илонией Пантир не сделается, если по дороге к спасению ее бунтарской тушки «Везунчик» сделает крюк в сторону Джаранских гор. Где-то там по нашим с Фрисби данным скрывался подземный комплекс Стража Гри. Второй на нашей практике и сулящий очередной скачок в развитии для нас обоих. Хватит нам уже бегать от предначертанного. И так задержались больше, чем планировали изначально.

В резиденции Пантир нас с Домиником встретили радушные слуги, многие из которых по совместительству совмещали профессии соглядатаев внутренней безопасности Дома. Иного я и не ждал, поэтому не обращал внимания на изучающие взгляды со стороны и улыбался всем, кого встречал на пути. Было забавно наблюдать за каскадом сменяющихся эмоций людей, пытающихся составить максимально информативный психопортрет гостя для отчета вышестоящему начальству. И, чего уж таиться: немного не по себе. Такого давления я даже среди кет-дорианок не ощущал. Сотни взглядов, пронзающих и сканирующих до мозга костей, не больно-то способствуют хорошему самочувствию.

Вот уж воистину в змеиное логово влез. Надо поскорее заканчивать и сваливать, пока, чего доброго, не взялись проверять на лояльность дому Пантир. С этих зубров станется, несмотря на то, что половина из них имела смазливые мордашки юных прелестниц возрастом до третьего десятка включительно.

Доминик провел меня в «малый совещательный зал», размером в три моих доринских дома, после чего провел более подробный инструктаж предстоящей миссии. Так я узнал точные координаты, где в последний раз видели Илонию Пантир. А также получил подробный отчет всех предыдущих спасательных операций, отряженных лично Домиником из верных ему людей. Тогда же стало ясно, почему он так ратовал за помощь джедаев в этом непростом деле. Переданные мне архивы помогли пролить свет на суть предстоящей операции, содержа в себе весьма любопытную информацию.

Киллики — раса коллективных прямоходящих насекомых, издревле живущих на Альдераане. В разное время из полпуляция насчитывала от двух штук до нескольких десятков крупных ульев-палиндромиков, раскиданных по всей территории планеты. Особенность данной расы в их телепатических способностях, объединяющих улей в общий разум под контролем королевской особи. Обычным людям, не чувствительным к Силе, очень сложно противостоять им в бою. И не только из-за телепатии, а в частности из-за особых феромонов, благодаря которым киллики были способны подчинять своей воле других живых существ.

Команды спасателей, посланные Домиником, так и не смогли продвинуться вглубь территорий килликов. Умные насекомые атаковали чужаков, едва они покидали свои корабли, а зачастую и вовсе пытались сбить их в воздухе своим оружием, по мощности и силе не уступающим республиканским аналогам. Те, кому удалось продержаться достаточно для сбора информации и возвращения на освоенные земли, долго приходили в себя после таких испытаний. Обычные солдаты, пусть и прекрасно тренированные, мало что могли противопоставить малочисленной, но грозной расе, защищающих последние островки своего ареала обитания.

И именно в этих местах скрылась Илония Пантир. Не пропала или сгинула! Именно что добровольно ломанулась, стянув в старшего братца транспорт и взяв провизии на пару дней пути. Та еще оторва. Доминик рассказал не много, но достаточно, чтобы я мог представить, в какую кучу пуду глупая девчонка добровольно влезла обеими ногами.

Киллики не всегда убивают чужаков. Некоторых, кто приходит к ним добровольно, они присоединяют к общности улья. При этом насекомые всегда предлагали людям самим решать, насколько глубоко погружаться в общее сознание. До полного слияния или с сохранением своей личности.

Не знаю, насколько далеко зайдет Илония в своем стремлении насолить братцу, но слишком затягивать с ее вызволением не стоит. Сомневаюсь, что Доминику придется по душе, если вместо его несносной сестры я притащу нечто с полупустыми мозгами, изъясняющееся о себе во множественном числе. Такова печальная участь тех людей, кто добровольно отдал свою душу и тело палиндромику килликов.

Зато в случае успеха, награда будет достойной. С точки зрения моих целей на Альдераане, сделка с Домом Пантир — настоящий подарок судьбы. И пусть Доминик скрывает истинные мотивы своего предложения, копаться в них сейчас смысла нет. Во-первых, просто банально лень тратить нервы. Свои и чужие, так как без ментального давления или аналогичного по убойности алкогольного допинга вытянуть что-то из аристократа-альдераанца практически нереально. Исключая случаи, когда те сами идут навстречу, как вышло с Домиником.

А во-вторых, за меня это вполне успешно сделает один любопытный дроид, чьего диверсионного опыта вполне достанет для поиска нужной информации без непосредственного взлома внутренней сети Дома Пантир. Мысль, что Фрисби специально никто не контролировал, позволяя летать где угодно и слушать разговоры всех подряд, пришла уже постфактум. Когда мы с Домиником закончили совещание и решили все необходимые вопросы по проведению генетического теста на соответствие базам населения Альдераана, я покинул резиденцию Пантир. Вполне довольный достигнутыми соглашениями и готовый к исполнению принятых на себя обязательств.

По плану на всю операцию по спасению Илонии отводилось три дня. К нашему возвращению анализ будет готов, так что одной проблемой на горизонте стало меньше. Дальше в приоритете исцеление Ланы, посещение Стража и лишь затем спасательная операция дочери Дома Пантир. При благоприятном раскладе управлюсь за всем за пару дней, благо ту же долго Илонию искать не придется. Переданных Домиником сведений хватило, чтобы максимально сузить район поисков, а дальше все на воле Силы и поискового ментощупа.

У врат за стеной меня ждал знакомый по недавнему полету глиссер и пилот-человек, вежливо поинтересовавшийся, куда нужно доставить многоуважаемого юного джедая. Я велел разворачиваться обратно в доки к «Везунчику», и лишь в воздухе на обратном пути обратился к Фрисби. Он все это время сидел у меня на плече и имел настолько понурый вид, насколько мог позволить изобразить тарелочный корпус.

— Не нравится мне твое молчание, дружище. Признавайся, чего нарыл.

— Не здесь. Надо вернуться на корабль, тут не безопасно обсуждать подобное.

— Ну хоть намекни. Я ж лопну от любопытства, пока долетим.

— Помнишь, Доминик сказал, что его сестра сбежала?

— Да. С его слов, это не первый ее побег.

— Четвертый, вообще-то, — хохотнул Фрисби и негромко мне на ухо добавил. — Из-под брачного венца.

Глиссер летел по тому же маршруту, но теперь меньше всего меня занимали окружающие виды. Интересно, кому Доминик сосватал любимую сестрицу, что она всеми конечностями упирается, лишь бы избежать встречи с женихом? И почему теперь меня не покидает стойкое чувство, что в этой истории крайним сделают как раз ее незадачливого горе-спасителя?

Впрочем, жаловаться не на что. Я знал, на что иду с самого начала беседы с Домиником и счел риски оправданными. Даже если мой хит-парад фобий имеет все шансы пополниться еще одним почетным членом к уже имеющимся там родианцам и доринской пыльце.

Терпеть не могу интриги.

Глава 18. «Приманка для мотыльков»

Вернувшись в доки на площадку, где приземлился «Везунчик», первым делом я увидел нахохлившуюся Лану, оккупировавшую последние ступеньки опущенного корабельного трапа. Рядом пристроилась Кара и успокаивающе поглаживала младшую сестру по спинке, нашептывая что-то умиротворяюще-ласкательно той на ушко.

Поблагодарив пилота глиссера за поездку, я спрыгнул на землю и подошел к ним, оглядываясь по сторонам. Рядом с трапом лежала куча бумажных пакетов с покупками, но не было ни намека на гоночный болид.

— «Акулу» уже загнали? Я же просил оставить, хотел пару кругов по окрестностям сделать.

Лана хмуро исподлобья глянула на меня и, поджав губы, отвернулась в сторону. Я ощутил ее злость вперемешку с виной и полузадушенной яростью. А вот это уже серьезно.

Кара, в ответ на мой вопросительный взгляд, только покачала головой и одними губами произнесла: «Не сейчас». Ну, блеск. Не, сестрички, так дело не пойдет! Я не телепат, чтобы ваши тайные мысли читать.

— Колись, лисичка, — я присел по левую руку Ланы, с противоположной стороны от ее сестры. — Чего опять учудила?

— Это не я! — Лана аж подпрыгнула от негодования, разорвавшись в ментале, как пороховая бочка.

Глубокомысленно покивав и следуя золотому правилу, предписывающему позволить проораться разозленной женщине, я на несколько минут выпал из реальности. По итогу, отфильтровав эмоции и сделав упор на голые факты, все крики Ланы уложились мной всего в одну ключевую фразу: «Акулу» украли. Причем не просто, а увели буквально из-под носа, когда нагруженная по макушку покупками девушка вышла из торгового центра на парковку.

Удивительно, как она вообще доперла эту кучу вещей одна. Хотя, когда я посылал Лану в город, то ни капли не сомневался, чем дело кончится. На Альдераане же, где эстетика и красота возведены чуть ли не в культ, просто рай для шопоголика. Предполагалось, что поход по магазинам увлечет Лану достаточно, чтобы не натворить лишних дел в наше с Карой отсутствие. Кто ж знал, что искать неприятности не придется, и они сами ее найдут?

— Так, ясно, — убедившись, что возмущение Ланы немного иссякло, я прихлопнул по коленям и поднялся, одновременно подавая ей руку. — Вставай.

— Мы будем искать воров?

От жажды крови, прозвучавшей в ее словах, передернуло не только Кару, но и меня самого.

— Нет.

— Как нет?! Они. Украли. Мою. Машину! Да я их на части порву!!

— Ты сюда как добралась? — прервал я кипящую Лану, не желая вдаваться в бессмысленную полемику. Пусть «Акула» встанет ворью поперек глотки, если им она так нужна. Мелочь, ради которой не стоит даже переживать с учетом устрашающего количества знаков на виртуальном счету нашей Фрисби игровой фирмы. При желании я могу заказать для Ланы хоть с десяток таких же машин. Той же марки, цвета и комплектации. И при этом даже не почешусь от трат, способных показаться запредельными рядовому жителю галактики, вкалывающему на дядю за пару тысяч кредов в месяц.

Конечно, оставлять безнаказанным воров я не стану. Думаю, тот же Доминик не откажется дополнительную услугу в счет наших достигнутых соглашений. А нет — ну и ситх с ним. Потеря машины ничто в сравнении в тем, что я чувствовал в Силе.

От Ланы остро несло эманациями Темной стороны. Как бы она не старалась их приглушить, от джедая скрыть подобное невозможно. Я уже понял, что одними криками последствия угона «Акулы» не ограничились, и не стал ждать, пока по нашу душу прилетит правоохранительный патруль. Ну или еще кто, кому уязвленная жаба девушки отдавила пятки в попытке наказать воров. Безуспешной. Иначе бы «Акула» стояла у трапа «Везунчика». А вместо жалоб на меня вывалили бы невероятную историю о доблестном спасении кланового имущества от преступного синдиката всея галактики.

— Ап, — девушка умолкла на полуслове, наткнувшись на мой суровый взгляд, и глухо буркнула под себе нос. — Ездовую транту заказала. Там недалеко погонщик был.

Транты — местный вид похожих на скатов птиц, которых выводят специалисты-заводчики по доверительной лицензии от Верховных Домов. Во времена старых ситхских войн популяцию трант сильно проредили, что повлекло за собой запрет на их отлов в дикой природе и экспорт в другие миры. На сегодняшний день этих удивительных животных можно встретить только на Альдераане и паре схожих по составу атмосферы миров во Внешнем кольце. Хотя на других планетах встречаются похожие на них виды.

Местными людьми транты используются в пассажирских перевозках скорее в качестве очередного символа красоты, нежели из-за отсутствия альтернативы. Вид огромной птицы-рыбы, словно плывущей в воздушных потоках, по-своему не менее впечатляющий, чем прочие достопримечательности Альдераана.

Видимо поэтому за поездку на трантах дерут втридорога, приравнивая ее скорее к развлекательной прогулке, чем к повседневному способу передвижения общественным транспортом. То-то Кара такая хмурая, хоть и не показывает того.

Младшая сестренка с завидным постоянством запускала лапку в их общие накопления. И пусть после союза со мной денежный вопрос окончательно остался для девушек в прошлом, чалактанка не стала внезапно сторонницей бессмысленных трат. Шикарный гостиничный номер казино, в которым они с Ланой жили год до моего появления на Нар-Шаддаа, не в счет. Там своя история, связанная с прошлым сестер, в котором я старался не копаться. Так и им, и мне спокойнее.

— Транты это хорошо, — кивнул я, красноречиво покосившись на Фрисби. На что тот дважды с замедлением мигнул зрительными фотоэлементами, имитируя закатывание глаз.

— На «Везунчике», я так понимаю, долететь не судьба?

— Это же транты! Интересно, как быстро они летают… К тому же, тут недалеко. По ощущениям меньше пяти километров до ближайшего узла Силы.

Фрисби вяло шевельнул передними манипуляторами, выкидывая белый флаг.

— Сколько заказывать?

— Три, пожалуйста. И пригласи инструкторов. Первый полет, как первый раз…

— Главное удержаться в седле, — перебил меня захихикавший Фрисби и, прежде чем я успел заткнуть его болтливый динамик, специально для переглянувшихся Кары и Ланы пояснил. — Джове как-то ра…а-а-а-а!

Подкинутый незримой рукой Телекинеза мелкий сплетник отправился проветриться в небеса, пока я с невозмутимой миной поднимался по трапу, провожаемый испытующе прищуренными взглядами Кары и Ланы. От последней еще и плохо сдерживаемым гневом полыхнуло. Наполовину с обжигающей ревностью.

«Ничего не знаю. Не помню. Не уличен. До свиданья».

— Джове-е!!

Спустя полчаса я сидел в сидел здоровой четрехметровой транты, летя в безоблачном поднебесье и слыша за спиной недовольное сопение двух девушек. Кара и Лана так ничего и не узнали, вынужденные смириться с таинственным прошлым своего Главы. А точнее с его отдельными особо пикантными частями.

В конце-концов, не только они имеют право на секреты.

— Долго еще лететь? — первой, как всегда, не выдержала мириаланка, прильнувшая к моей широкой спине в попытке защититься от ветра. После недолгих совещаний с погонщиками трант, мы выбрали одну крупную особь вместо трех. Спокойную самку транты с темно-серым окрасом шкуры, наощупь имеющую приятную шершавую текстуру. К моему облегчению, рыбой от нее не пахло от слова совсем. Скорее своеобразным запахом с травянистым привкусом и терпким ароматом дубленой кожи от многоместного седла, на котором мы с сестрами Лорсо с удобством разместились.

Транту арендовали на весь оставшийся солнечный день, условившись с погонщиками не покидать земель Дома Пантир. К счастью, долго убеждать их не пришлось: джедайский плащ на плечах и световые мечи девушек подействовали лучше любых гарантий.

К Ордену альдераане повсеместно относились с должным почтением. В прошлом именно благодаря его усилиям удалось спасти планету от угрозы оккупации ситхов, и пусть сейчас репутация джедаев давно пробила дно в глазах подавляющей части населения галактики, на Альдераане чтили историю. Мне без проблем объяснили, как управляться с умным животным, чутко реагирующим на малейшее движение поводий. И даже выделили небольшой холщовый мешочек с особыми пряностями из высушенных лепестков маллы: произрастающего на Альдераане растения, любимого лакомства трант. Пока он висит у меня на поясе, наш транспорт никуда не улетит, даже если его сильно напугают. Весьма ценный подарок в связи с тем, что я планировал сделать.

— Снижаемся.

Услышав команду, сестры временно прекратили дуться и дружно прижались ко мне со спины, согревая своим теплом наяву и в ментале.

Хорошие они все же девчонки. В одном им не повезло: родиться со связью с Силой не в то время. Еще лет триста назад из них бы сделали таких джедаек, что мне бы самому было бы не зазорно у них поучиться. А теперь именно я должен стать тем, кто вернет их на путь Света.

Транта опустилась на пологий склон речной поймы, откуда открывался прекрасный вид на редкий лиственный лесок и петляющую между ним спокойную речку не самых крупных размеров. Ширина русла не больше десяти метров. Вода течет медленно и вместе с шелестом ветерка в листве создает прекрасное звуковое сопровождение узлу Силы Светлой стороны. Расположенный где-то в глубине реки, он совмещал в себе точку сосредоточения жизни со всего региона.

Для обычных людей это ничего не значило, а вот животные на водопой сюда приходили часто. Причем как травоядные, так и хищники, ни на кого не нападающие. В узле Светлой Стороны царила гармония и покой, притупляющие природные звериные инстинкты. Наша транта так и вовсе размякла, раскинув на травке крылья-плавники и блаженно вывалив раздвоенный слюнявый язык из пасти.

— Сила сильна здесь, — изрекла очевидный факт Кара, последней спрыгивая с седла на землю и чувственно поведя кистью в сторону журчащей речки. — Ты выбрал хорошее место, Джове.

Лана мнения сестры не разделяла и зябко повела плечами, отодвинувшись подальше от воды. Странно. Темную сторону в ней я уже приглушил, не должна она так реагировать на узел Светлой. Видимо проблема в другом, хотя и не ясно в чем именно. Погодка стояла на загляденье, мы скинули плащи и остались в легких туниках, едва вырвавшись из зоны ветрового фронта на небе. И при этом не испытывали никакого дискомфорта. Наоборот, речная прохлада заметно снижала полуденный зной и… А-а. Ясно.

— Не бойся. Для исцеления в реку лезть не обязательно.

— И ничего я не боюсь! — фыркнула Лана, с видом оскорбленной гордости задирая носик.

«Придется учить ее плавать, когда закончим», — улыбнулся я, жестом приглашая девушек присесть рядом со мной на берег. Достаточно близко к воде, но так, чтобы до нас не долетали брызги. Ничто не должно помешать медитации. На ее время отслеживание обстановки вокруг ложится целиком на Фрисби, которому также предстояло приглядывать за трантой.

В прошлый раз с Карой все вышло спонтанно и чересчур быстро. Сейчас я хотел провести Пробой с наименьшими последствиями для самочувствия пациентки. И с пользой для себя самого.

Если повезет, я еще на шаг приближусь к понимаю своих новообретенных сил на Дорине. В дальнейшем так будет куда проще противостоять соблазну Темной стороны. Ведь, как мне известно из исторических хроник Ордена, чем сильнее становится рыцарь-джедай, тем легче ему сорваться в бездну, откуда практически невозможно выбраться самостоятельно. Если хочу однажды стать мастером, как мой учитель Нак Зиил, мне еще многому предстоит научиться.

— Что я должна делать? — тихо спросила Лана, когда мы уселись в медитативных позах в кругу так, чтобы видеть друг друга.

— Для начала перестань ерзать, — посоветовала Кара, увидев, как я одобряюще прикрыл глаза, позволяя продолжать. Успокой свои мысли, сестра, и просто слушай. Сила вокруг… Мы едины с ней.

Какое-то время вокруг не звучало ничего, кроме шелеста ветра и переливистого журчания текущей воды. Даже перекликающиеся птицы в лесу притихли, будто уловив происходящее на речном берегу.

Терпеливо дождавшись, когда дыхание Ланы выровняется и начнет звучать в унисон с моим, я легонько коснулся ее сложенных на коленях рук.

— Не открывай глаза. Просто продолжай медитацию. Дыши.

Каждое Ментальное Слияние — особый опыт, не похожий на предыдущие. Инициация духовной связи с людьми в конкретный момент времени несет в себе отпечаток их сознаний, задающий тон всему процессу. Тогда с Карой, занесшей оружие над телом поверженного противника, все вышло… скомкано, что ли? Я действовал больше на эмоциях, компенсируя поспешность угрозой собственному здоровью. Если бы Коготь тогда не справился, для меня и Кары все могло окончиться куда хуже.

Теперь все будет иначе.

Установив триаду Ментального Слияния с сестрами Лорсо, я начал «прокачку» Силы, стараясь не переусердствовать с шириной канала передачи. Сейчас мне не требовалось, чтобы Кара и Лана стали единым целым. Наоборот, нужно максимально мягко приглушить их Узы Силы, чтобы Пробой не повредил их связи и одновременно позволили Каре не терять контакта с сестрой во время откачки Темной стороны. Так вдвоем мы сделаем все, чтобы Лана безболезненно перенесла исцеление. Иначе его никак не назовешь.

Темная сторона может быть полезна в какой-то мере, но по сути своей она ничем не отличается от болезни. Тяжелого недуга, рожденного оскверненной сущностью Силы и поражающего самые сокровенные частички души. Да, в умелых руках Тьма может творить чудеса, в сравнении с которыми все методики Светлой стороны покажутся пресными фокусами шарлатанов, но цена того не стоит. Не для меня точно. И не для Ланы, которая ухватила меня за руку, как только Коготь аккуратно коснулся первого слоя внешней оболочки ее ауры.

— Джове…

— Тиши, милая. Я рядом, не бойся.

Лана шумно вздохнула и еще крепче сжала мои пальцы, волевым усилием возвращая себя в медитацию. Всякий раз не перестаю удивляться, на что она способна, когда идет на пути к своей цели.

«Однажды, Лана Лорсо, ты станешь великим джедаем. Одной из лучших, кого мне довелось повстречать», — я послал ей ободряющий импульс через ментощуп и… послал Когтю команду на Пробой. — Обещаю».

Лана сцепила зубы и тихонько заскулила, но тут же притихла, ощутив близость придвинувшейся к ней сестры. Между тем я начал постепенную откачку Темной стороны, стараясь контролировать порывы Когтя, чуть ли не урчащего от удовольствия. Для него что эмоции, что Сила — все едино. Жуткое существо я создал, аж не по себе временами становится.

К счастью, навредить Коготь мне не может при всем желании. Он часть моего внутреннего «я». Не самая лучшая, но и не худшая. По сути просто инструмент, чья роль зависит исключительно от движений руки, держащей его. Нож, которым можно и хлеб нарезать, и человека убить. Выбор, что делать, всегда за тем, кто держится рукоять.

В какой-то момент ощутив перелом в балансе Силы в Лане, я усилил нажим Пробоя, одновременно посылая Каре сигнал через ментощуп. Мы одновременно распахнули свои источники, озаряя Светом речной берег и сливаясь с узлом Светлой стороны.

Лана вскрикнула, схватившись за грудь, и открыла глаза… но все уже кончилось. Последние капли Тьмы исчезли, испаренные волей двух джедаев, воззвавших к своей сути.

— Поплачь, не сдерживайся, — я прижал к себе всхлипывающий комочек, в который скукожилась Лана, одновременно прерывая Ментальное Слияние. Через секунду ее руки оплели меня за спиной, и берег огласили ничем не сдерживаемые рыдания.

Гнет Темной стороны, с которой Лана боролась каждый день на протяжении нескольких лет, исчез окончательно. Наконец-то, она стала свободна.

Кара тоже обняла сестру, одновременно касаясь губами моей щеки. Переполняющая ее благодарность и сверкающие от слез глаза сказали куда больше, чем могли любые слова.

И все же, она произнесла их вслух. Едва слышным шепотом, почти не размыкая пересохших от переживаний губ.

— Спасибо…

Солнце уже начало клониться к закату, а мы втроем все еще сидели в обнимку на речном берегу, наблюдая за речным течением и наслаждаясь видом девственной природы вокруг. Постепенно взбаламученный выбросом Тьмы узел Светлой стороны стабилизировался, и к нему вновь начала стягиваться жизнь.

В какой-то момент я и сестры Лорсо увидели шевеление камыша на противоположном берегу. Густые заросли раздвинулись, выпуская к водопою крупных копытных животных, очень похожих на быков с загнутыми рогами, но с обильной густой шерстью на передней части тела. Нерфы. Так из называют, если мне память не изменяет.

К сожалению, в Голонете оказалось преступно мало информации по Альдераану, будто ее специально изымали из сети. Неудивительно, что я прилетел сюда неподготовленным, и о существовании тех же килликов, например, узнал напрямую от Доминика Пантир.

Пока мы с Карой под контролем погонщика осваивались с управлением транты, Фрисби по моей просьбе пробил информацию по ним в новостных сводках Альдераана. И снова тишина. Никаких происшествий, связанных с нападениями разумных насекомых. Только предупреждение остерегаться неосвоенных земель, где за последние два года без вести пропали уже свыше тысячи человек.

При этом Доминик говорил о существовании килликов с такой уверенностью, будто в их существовании сомневаться не приходилось. Ложь для эмпата и джедая моего уровня скрыть попросту нереально. Другой вопрос, какой процент правды содержался в его словах? Аристократы, и этим все сказано. Возможно я еще пожалею о решении ввязаться в предложенную Домом Пантир авантюру, но на моем мнении относительно Альдераана это уже никак не отразится.

Не прошло и полдня с приземления «Везунчика» на планету, как я уже чувствую с ней всамделишное родство. Сомневаться не приходилось: Альдераан именно то место, которое нужно моей семье и клану. Огромный мир с экосферой высшего класса пригодности для людской расы. Безопасный, развитый, процветающий. Идеальный со всех сторон, с какой не посмотри.

Ясно, почему альдераане не спешат покидать свой дом в поисках лучшей жизни. У них и тут все прекрасно. В гармонии с природой, не испорченной техногенной деятельностью человека, жить одно удовольствие. Кому, как не джедаю, понимать это.

К тому же, клан можно развивать на первых порах под прикрытием новозарождающегося Дома. Уверен, я смогу выбить у Доминика кусочек земель в каком-нибудь отдаленном регионе. Там можно будет потихоньку начать строить ширму, за которой будет скрываться сила, способная защитить мою семью в грядущей войне с культистами ситхов. А после… будет видно.

Главное начало положено. Кара и Лана свободны от Темной стороны. Со временем они станут надежной опорой мне и клану. Щитом и Мечом, как и было сказано в нашей обоюдной клятве друг другу. Осталось дожить до того славного момента, а пока, как учил Нак Зиил: сосредоточимся на настоящем.

Ощутив долгожданный пик сосредоточения Силы в узле Светлой стороны, я встал и за руки поднял за собой Кару и Лану, обеспокоенно попридержав последнюю за плечо, когда та слегка пошатнулась от неожиданности.

— Ты как?

— Небольшая слабость, — Лана чуть улыбнулась, опираясь на меня и делая первый небольшой шаг. — Думаю, скоро пройдет. А куда мы?…

Вместо ответа я потянул ее и Кару за собой в сторону реки. И первым ступил в воду. Как есть в одежде, наплевав на заливающуюся в ботинки воду. Потом высушимся у костра. Сейчас Сила подсказывала, что надо спешить.

— Джове!

— Идем, — еще раз повторил я, ментощупами отгоняя страх Ланы и неуверенность Кары, застывших на берегу. — Так нужно, я чувствую.

Обожаю ментощупы. Может поднаторевшие в ментальных техниках Силы джедаи тоже могут провернуть нечто подобное, но мне даже напрягаться не пришлось, чтобы убедить девушек последовать за собой. Благодаря «мостикам» ментощупов, мы видели друг друга насквозь.

Хотя после очередного Ментального Слияния даже в них необходимость отпала. Сестры Лорсо и без того верили мне, как самим себе, зная, что я сделаю все для из защиты. И потому без лишних разговоров шагнули следом за мной в воду.

Глубина берега быстро понижалась. Уже через пару шагов вода не достигла колен. А на третьем я вынужденно поставил Щитовой Барьер в метре вверх по течению. Иначе бы уже сейчас нас начало сносить в сторону от узла Силы.

Когда воды стало девушкам по пояс, я остановился и взял их за руки, притягивая к себе… чтобы затем утянуть в воду под их обоюдный возмущенный крик: «Джове!!».

— А вы как хотели. Войти в реку, не намокнув? — хохотнул я, растягивая зону Парения на троих, чтобы еще проще противостоять речному течению. Затем послушал немного отборную ругань на хаттском, после чего потянул сестер дальше, где дно под ногами уже не ощущалось.

— Я не умею плавать! — запаниковала Лана, но осеклась, когда услышала сдвоенное от нас с Карой: «Научим». Чалактанка первой поняла, что я задумал, когда ощутила касание узла Светлой стороны к источнику. Могла бы и раньше, не помешай скудность орденского образования еще со времен побега с падшими.

К счастью для нас, Нак Зиил учил меня на совесть. Я знал, какое влияние оказывает на джедая место сосредоточения как Темной, так и Светлой стороны. Нам очень повезло найти именно второе, так как с первым Каре с Ланой на их уровне развития было бы не совладать. Ни до Ментального Слияния, не после. Тут нужны годы тренировок под руководством того, кто знает, как выпестовать их простого адепта Силы настоящего джедая.

Лана побарахталась, но быстро освоилась, поддерживаемая Телекинзом с обеих сторон. А пока она училась держаться на плаву, я заслужил уважительный взгляд от Кары, от которой не осталось незамеченным применение нескольких параллельных техник. Щитовой барьер, Парение и Телекинез. Внушительное достижение для юноши, которому еще и семнадцати лет не исполнилось. Впрочем, за малолетку меня бы только клинический идиот принял. С рамой, как у меня, только на передовую идти, истребители ситхов лбом крушить.

Ну да шутки шутками, а водичка в реке прохладная. Этак и все причиндалы отморозить недолго. Надо поторапливаться.

Более не мешкая, я первым поплыл на середину реки, не оборачиваясь и зная, что девушки следуют за мной. Щитовой Барьер вместе с Парением позволили двигаться безо всяких проблем, не затрачивая лишних усилий на борьбу с течением. Хотя, справедливости ради, концентрации на их поддержание уходит немало. Надо будет Нак Зиила попытать на этот счет при следующей встрече. Авось подскажет технику, которую проще использовать для противодействия водной среде. А если нет, придется восстанавливать пробел в познаниях самому. Благо материалов за время обучения у меня скопилось предостаточно.

Да хотя бы тот же голокрон, вмещающий в себя отпечаток личности мастера Велари Джин. Я до сих пор не осилил предлагаемых им знаний. Слишком специфичными они оказались, рассчитанные джедая с целительским даром. Тем не менее, может мастер Джин и сможет чего дельного подсказать. А нет — пусть лежит с остальными голокронами до того, как понадобится. Как говорится: запас карман не тянет.

На середине реки температура воды опустилась еще на пару градусов. Я торопливо прогнал через себя Силу, разгоняя застоявшуюся кровь и заставив сделать тоже самое сестер Лорсо. В следующие пару минут нам будет не до того, а от банальной простуды даже джедаи не застрахованы. Мы не волшебники, какие бы слухи о нас не распространяли в сети.

— И что теперь? — бодро спросила Лана, загребающая воду руками с таким видом, будто всю жизнь провела в воде. Уже полностью сама, без поддержки Телекинеза. Кара, глядя на нее, только улыбнулась и вопросительно шевельнула бровями в мою сторону.

— Как будете готовы.

Первое касание к узлу Силы отозвалось дрожью по всему телу. Я поневоле шумно вздохнул и, сдерживая эмоции, начал мысленно читать мантру Кодекса. Как всегда, в трудный момент, ее простые, но западающие в сердце слова помогали привести мысли в порядок. Простой психологический прием, которым без зазрения совести пользовались джедаи всех возрастов, от мала до велика.

По мере повторения, мой источник все больше резонировал со Светлой стороной, пока не начал проявлять себя в зримом спектре. На периферии сознания я различил шумный вздох Ланы, увидевшей окутавший мою голову слабый ореол из белого звездного света, скрывающийся под водой. А за ним услышал слова Кары, строго велевшей:

— Не отвлекайся, сестра! Повторяй за мной.

Узы Силы помогли сестрам войти в резонанс быстрее, чем мог бы на их месте любой другой джедай нынешнего поколения, но не так быстро, как хотелось бы мне. Впрочем, привередничать не буду. Для впервые применяющих подобную технику, Кара и Лана справились на отлично. Дальше осталось только направить их в нужную сторону.

Свет Силы озарил водную гладь реки, вспугнув собравшееся у водопоя стадо нерф, с встревоженным мычанием ломанувшихся сквозь заросли камыша вверх по берегу. К тому времени, как трест и топопт от них стих, Лана и Кара сумели ощутить то же, что и я. Связь через ментощупы помогла им войти в необходимое состояние, когда Сила, проходящая через источник, окрашивается в его цвет. Тоже самое, что происходит с ней, когда адепт обращается к одной или другой ее стороне. Только сильно ускоренное из-за непосредственной близости узла сосредоточения.

«Пора», — понял я, когда ощутил достаточный ток Силы, проходящей сквозь сестер. И в тот же момент распахнул источник на полную, выпуская Свет на волю, побуждая сделать тоже самое Кару… и Лану, чуть запоздало, но все же сумевшую воззвать к своей сущности. Свет в ней засиял, резонируя в унисон с узлом Силы и нашими с Карой источниками.

Вот и славно. А теперь на транду и домой. То есть к «Везунчику». Столько стрессов для одного дня, пожалуй, многовато будет.

***

Четыре звезды. Две маленькие, одна средняя и еще одна громадная озарили лес ослепляюще-белой вспышкой, вызвав незримую волну Силы, накрывшую окрестности на многие километры вокруг. Живность в округе испуганно притихла, не зная, как реагировать на это «нечто». А тарелкообразный дроид на берегу уже в третий раз сунул под нос дернувшейся транте мешочек с пряностями, выдав пару приглушенных ругательств на хаттском. Он не ощутил ровным счетом ничего. В отличии от лесных обителей и тех, кто способен видеть и слышать чуть больше, чем другие.

Далеко на севере от территорий Дома Пантир простирался Харальский регион. Или, как его называли в народе: Плато Северных ветров. Суровый край с длинными холодными зимами и коротким заснеженным летом, во время которого долина Дома Селдейя преображалась в настоящее чудо. Тающий лед на деревьях и крышах домов в людских поселениях создавал впечатление сверкающих в солнечных лучах бриллиантов. Вдохновляющая картина для художников и писателей всех мастей, толпами несущихся на туристические курорты в это время года.

Нынешним днем лето только вступало в свои права. В запорошенном свежим снежком подворье поместья Селдейя гулял морозный ветерок, вызывающий мурашки по коже и заставлявший женщину плотнее запахивать полы плаща. Очень теплого и приятно пахнущего мускусом дикого лесного зверя. Зимнюю одежду ей выдал трясущийся от страха кладовщик поместья, чтобы госпожа-ситх, не приведи боги, не застудилась во время прогулки на холодном воздухе.

Но боялся Дарта Ниат или Калеттию, как ее звали на самом деле, не только он один. За те пару лет, которые она провела «в гостях» у Дома Селдейя, местные аристократишки на себе ощутили, что значит иметь дело с ситхом.

И глупее выглядел поступок ныне обезглавленного тупицы, недавно позволившего в открытую проявить недовольство ее присутствием в поместье. Дарт Ниат отмахнула ему голову световым мечом и с помощью Силы надела ее на один из лучей трехметровой скульптуры, изображающей многолучевую звезду: эмблему-герб Дома Селдейя.

Именно у нее сейчас стояла Каллетия, ожидая прибытия своих учениц и профессиональным любопытством убийцы разглядывая покрытую инеем голову, торчащую на штыре. Седые волосы, вытаращенные бельма широко открытых от ужаса глаз, распахнутый в посмертном крике рот. Еще один мертвый родственник нынешнего Главы Дома Чева Селдейя, которому Дарт Ниат помогла забрать трон у предыдущего главы. Сынок проявил куда больше рвения, чем она надеялась, лично влив яд в глотку своего излишне верного идеалам Республики папаши. Из Чева вышел бы неплохой ситх, пожелай он развить в себе имеющуюся чувствительность к Силе.

Тем не менее, Каллетию вполне устаивало текущее положение дел. Таким же, как она, ситхом не вышло бы столь же эффектно манипулировать. Не прибегая к Силе или световому мечу. Зачем, если можно добиться своего куда более приятными методами, вносящими некое разнообразие в ежедневный серый досуг?

Расу твилеков, к которой она принадлежала, считают одним из самых сексуальных видов разумных во всей галактике. А ее фигурка с восхитительно гладкой бирюзовой кожей вызывала желание у всех мужиков, с которыми ей доводилось иметь дело. И даже у отдельных женщин, падких на красоту и эротичные очертания лекку.

Дарт Ниат не имела ничего против такой оплаты. Как только Чев перестанет быть полезным, с ним можно поступить также, как с тем тупицей, чья голова украшала герб Дома под крепостной стеной. Сколько их еще таких будет на пути к ее цели? Жалкие ничтожества, порабощенные низменными позывами плоти. А больше джедаев Ниат ненавидела лишь тех, кто слаб настолько, чтобы позволить себе стать чьим-то рабом.

Ситх бросила еще один злой взгляд на мертвую голову и презрительно сплюнула на круглое основание скульптуры многолучевого герба Дома Селдейя. По вине таких же жадных до власти ублюдков Республика прогнила насквозь. А вместе с ней и Рилот, где испокон веков хранящуюся благородную традицию услужения извратили в банальное рабство.

О, они пожалеют. Республиканцы, сенаторы, джедаи, работорговцы. Все и каждый. Когда твилеки вырвутся из порочного круга самоуничтожения, став полноправными подданными нового порядка в галактике, Дарт Ниат лично позаботится, чтобы больше никто не смог глянуть на ее расу свысока.

— Мастер.

Дарт Ниат обернулась к двум девушкам в темных, как ночь, плащах и скрывающих лица капюшонах, наконец прибывшим на ее зов.

— Вы не торопились, — холодно сказала женщина просто для того, чтобы не расхолаживать дисциплину. Сохранение определенной дистанции между ей и ученицами — один из главных ингредиентов успеха. В день, когда Кева и Мира станут настолько сильны, чтобы поднять свои световые мечи против своего мастера, Каллетия должна быть уверена, что они не опозорят ее чести недостойными манерами. Навроде тех, которыми славился цепной щенок Дарта Кертеры.

— Этого больше не повторится, мастер.

Прекрасно. Четкий ответ без всех этих слюнных «простите» и «мы больше не будем». Дарту Ниат потребовалось немало усилий и много лет, чтобы ученицы научились вести себя, как подобает настоящим ситхам их положения.

— Что-нибудь выяснили по новым джедаям на планете?

— Нет, мастер. За последний год их корабли официально не регистрировались, — ответила Мира, из-под капюшона которой вырвались туманные облачка замерзающего на морозе дыхания.

— Значит, ищите те, которые не проходили стандартный протокол. Верховные Дома могут выдать такую привилегию при необходимости.

— Будет исполнено, мастер Ниат, — с уважением поклонились девушки.

— Ступайте. Мне нужна вся информация, которую вы сможете достать. Докажите, что я не зря вкладывала в вас свое время, ученицы.

«Или умрите, пытаясь».

Дарт Ниат проводила уходящих Миру и Кеву взглядом, полным сомнений. То, что она почувствовала, не шло ни в какое сравнение с жалкими потугами джедаев, окончившими свою жизненный путь на острие ее алого светового меча. Минимум один мастер «старой закалки», как любил выражаться прежний учитель Каллетии еще со времен ее бытности в Ордене. Либо группа рыцарей с сильным даром, которых отправили для ее устранения.

«Не важно».

Презрительно дернув плечами, ситх бросила последний взгляд на врата защитной стены поместья и двинулась в сторону дома. Все они лишь преграда на пути ее алчного клинка. Пусть ученицы делают свою работу. А когда они узнают, кого Орден послал за ее головой… Что ж, Каллетия давно желала сразиться с достойным противником. И если их будет несколько — тем лучше. Пусть приходят навстречу своей погибели.

Она будет готова встретить их всех.

Глава 19. «Навстречу спящему»

После установки дополнительных оперативных слотов памяти, Джун не стала внезапно сильно умнее. Зато смогла полностью разгрузить от забот о сайте счастливого до масляных соплей Фрисби. Теперь мой друг мог всеми процессами погрузиться в доработку третьей части Зведных войн и проверочную полировку второй. Как говорится, дорвался до любимой игрушки. Прерывать его не хотелось, да и успел я соскучиться по штурвалу, так что «Везунчика» вел сам в ручном режиме. На «Акуле» прокатиться не довелось, то хоть так немного утешусь.

Следуя к координатам комплекса Стража, обозначенным на голокарте, за последние пару часов «Везунчик» преодолел несколько сотен километров над живописным ландшафтом с уклоном в холмистые возвышенности. Неровности рельефа повлекли за собой образование многочисленных водоемов самых разных форм и размеров, из-за чего здешние земли зачастую именовали Озерным краем. Я с удовольствием любовался ими через обзорное стекло рубки, отмечая по ходу дела наиболее живописные места на голокарте. На будущее.

Как бы потом не сложилось с заданием Доминика, а вернуться в Озерный край надо будет обязательно. Позагорать на солнышке с Карой и Ланой, вдоволь накупаться, и, может быть, даже немного порыбачить. Не скажу, что я такой большой любитель поудить рыбку в воде, но просто в качетве отдыха — почему бы нет? А то вечно спешу куда-то. Гонюсь запризраками несбытых мечтаний.

Джедай не должен принимать поспешные решения. Время — ценный ресурс, но не стоит забывать, что муравьиная возня мало способствует продвижению изучения Силы. Сейчас я вынужден притормозить свое развитие в угоду стремительно развивающимся событиям, но долго так продолжаться не может.

Мне нужен покой. Возможность разобраться в себе и своих новобретенных на Дорине силах, с которыми я все еще продолжаю осваиваться. Только тогда появится шанс приблизиться к понимаю путей, скрывающих истинное мастерство джедая.

Казалось бы, глупо задумываться о таких вещах, едва получив рыцарский сан. Возможно. Для обычного джедая. Но у меня за плечами висит призрак нерожденного клана, которому нужен сильный Глава, способный защитить его и себя на первых порах. Иначе нельзя: раздавят. Слишком много противоборствующих сил сражаются за власть на политической арене галактике. Да даже на том же Альдераане одних Ведущих Домов с десяток, и не менее сотни мелких вассальных им. Многие создаются и разваливаются из-за внутренних разногласий в пределах одного-двух поколений, так и не успев оставить значимый след в истории. Если я не хочу, чтобы мой клан разделил их участь, нужно все сделать правильно. И саморазвитие на этом пути занимает далеко не самую последнюю роль.

Поэтому, вместо того, чтобы оправиться по координатам Доминика, я вел «Везунчик» в сторону Джаранских гор. К месту, где под многотонной толщей снега скрывался заброшенный оплот Гри. Древней расы головоногих экзотов, с помощью чьих технологий были созданы мой меч и ядро ИР Фрисби.

Пять с половиной лет прошло с тех пор, как я обещал Стражу Тайтона подарить забвение его собратьям, разбросанным по дальним уголкам галактики. За вычетом него всего девять планет, посетить которые до становления рыцарем-джедаем было по меньшей мере проблематично в виду множества факторов. В итоге у меня не осталось выбора, кроме как завершить полный курс обучения на Дорине, прежде чем начать исполнять данное Стражу обещание.

На мою удачу, точные сроки не оговаривались, и я мог не переживать о вынужденной задержке. Да и что такое пара-тройка лишних лет ожидания для разумных машин, существующих тысячелетия? Миг, недостойный упоминания. Созданные древней расой, чьи технологии несоизмеримо сложнее и совершенного всего, чем по сей день владеет Республика и прочие независимые миры, Стражи следуют своей логике жизни. А в чем их цель и предназначение, не знает даже Фрисби.

Ядро Гри давало ему много преимуществ, но не приоткрывало завесу знаний об их культуре или истории. В итоге Фрисби был вынужден довольствоваться минимальной базой, переданной ему Стражем Тайтона для отслеживания прогресса моего развития. Согласно ей, я уже достиг второго уровня ассимиляции разумных и мог претендовать на множество полезных вещиц производства Гри. В первую очередь, как я уже решил ранее, нужно разобраться с корпусом Фрисби и световым мечом.

Мой друг уже давно перерос свой тарелочный корпус, став настоящим разумным существом, которому осознавать себя в запертым в консервной банке было попросту невыносимо. А доработанный Стражем меч поможет, как я надеюсь, приблизиться к пониманию сущности его сердца, полученного из источника кайбера Гри в ледяных пещерах на Тайтоне.

Не знаю, что на самом деле представляет из себя мой кристалл, но оставлять его в неполноценной рукояти просто не имею права. Жизнь, какой бы они не была, имеет право существование. Мой долг, как джедая, помочь убедиться в ее сохранности.

Кроме того, пение малыша-кристалла часто поддерживало меня в трудные жизненные минуты. Уже за одно это я обязан сделать все, чтобы его голос стал единым целым со световым мечом.

Далее на очереди после корпуса Фрисби и светового меча идет модернизация Джун, жизненно необходимая перед релизом второй части Звездные войн. После нее защиту «Джофрис» начнут ломать уже всерьез, а не как сейчас, на пробу «покусав» алгоритм, охранявший интеллектуальное имущество студии от незваных гостей. Пока в нас видят простых выскочек, надо пользоваться моментом. Иначе, когда настанет час большой войны с игровыми корпорациями, Джун со всей нагрузкой попросту не справится. Сколько бы дополнительных слотов оперативной памяти ей не устанавливали, и как бы не изощрялся Фрисби с модернизацией алгоритма.

Я не склонен недооценивать акул бизнеса, на чьи охотничьи угодья без спроса заплыл в поисках своей доли в пищевой цепи. Чтобы не стать добычей в этом жестоком мире, нужно играть на опережение и четко осознавать последствия каждого предпринимаемого шага.

Так, при текущих раскладах, основанных на сверхуспешных продажах первой части Звездных Войн, вторую уже можно не выпускать. Прибыль только за последнюю неделю покрыла все расходы на создание всех частей, ради которых нам с Фрисби в свое время приходилось ночами держать мозговой штурм, пытаясь уложить голые идеи в системный код. В поисках необходимого софта мы потратили хаттову тучу кредов, бо́льшая часть из которых ушла, чтобы сохранить наши изыскания втайне от конкурентов. К счастью, на тот момент «Медтех-Про» уже начала приносить стабильный доход, и кое-какие незапланированные траты мы могли себе позволить.

Однако, сделанного не воротишь. Успех первых Звездных войн в немалой степени объяснен анонсом второй части, обещавшей любителям виртуального мира невиданные доселе ощущения. Попробовать себя в роли джедая — мечта любого разумного, населяющего Республику. Вне зависимости от расы и возраста. Слишком о нас противоречивые слухи ходят, а тут, почитай, можно будет наяву примерить на себя шкурку силовика. Вернее, на своего персонажа, но это уже другая история.

Лана, к слову, когда узнала, взяла меня измором, но своего добилась, и теперь могла часами пропадать в игровой сфере в тренировочном зале, чередуя реальные джедайские тренировки с виртуальными. В Звездных Войнах, как ни странно, персонажа для своего авартара она выбрала мужского и с вполне узнаваемыми чертами лица, поиграв с чувствительным редактором внешности. Разве что сменила расу на мириаланскую, добавила длины волос и отрастила ему аккуратную бородку, подстроив мой прототип под свои стандарты красоты.

Образ получился… необычным. И запоминающимся. Голограммы современных игровых площадок имели куда более совершенную цветопередачу и отклик в отличии от стандартных коммуникационных, используемых в системах связи Голонета.

Я сделал вид, что не понял намека, не желая обзаводиться лишней растительностью, за которой придется постоянно ухаживать. В перспективе — может быть, когда стану солиднее и осяду на Альдераане, сосредоточившись на делах клана. Пока же довольно будет косички на правом виске, которая уже давно просилась под нож. Раздражала жутко! Будто вечная сигарета, заткнутая за ухо.

«На какие только жертвы не приходится идти ради свержения Совета», — я досадливо подергал свой падаванский символ и вернулся к штурвалу, краем глаза подмечая появление нового лица в рубке.

Кара вошла практически не слышно и, заняв место второго пилота, спросила:

— Как продвигаемся?

Я скривил недовольную гримасу, кивком указав на интерактивную голокарту орбиты Альдераана, где в режиме реального времени отображались корабельные маршруты, окутывающие орбиту планеты подобно плотной паутине.

— Со скрипом. Пришлось повилять, пока нашел свободное окно. Не хочу, чтобы ищейки Пантир отследили наш маршрут.

— А как же «жучки»?

— Вычистили все еще перед отлетом. И нет, их было немного. Самый минимум на самом видном месте, просто чтобы соблюсти приличия для отчета.

— Почти что знак доверия со стороны Доминика, — задумчиво заметила Кара, скрестив пальцы на животе. — Не находишь подозрительным?

— Этим словом можно охарактеризовать всю нашу встречу, от начала и до конца, — усмехнулся я, легким надавливанием на штурвал корректируя курс «Везунчика» относительно очередного транспортного маршрута, внезапно вылезшего на голокарте. — Ведущие Дома, да и вообще вся аристократия, никогда не делает ничего просто так. Политика — грязная игра.

— Пантир просто используют тебя.

— Разумеется. Они меня, я их. Всего кого-то используют, Кара. И мы с Домиником оба это понимали, когда скрепляли договор.

— Не боишься, что он собирается подставить тебя? Мы ведь даже не знаем, как из-за чего на самом деле сбежала его сестра. Может, ее вовсе не требуется спасать.

— Доминик не станет идти против Ордена в открытую, но ты права: вся эта история дурно пахнет. Поэтому мы летим сперва разгребать мои долги, и только потом принюхаемся к его. Когда будем чем ответить и прикрыть свой зад, в случае, если это ловушка.

— Все равно, мне не спокойно, — девушка вздохнула и зябко повела плечами, обхватив себя руками за плечи. Я послал ей ментальный импульс теплоты и участия, получив в награду нежный взгляд, от которого потеплело в груди.

— Спасибо. До сих пор не могу привыкнуть, как ты это просто делаешь.

— Тренируйся и все получится. Ты джедай, не забывай.

— Я не состою в Ордене.

— А поваром можно быть, только работая в ресторане? Или сражаться за родину только в армии? Тебе не нужно одобрение Совета, чтобы следовать пути Света. Вместо них у тебя есть я.

— Глава, — Кара почтительно склонила голову, но уже через секунду уголки ее губ приподнялись в озорной ухмылке. — Вот уж не думала, что когда-нибудь буду всерьез обращаться так к мальчишке, которого еще сорванцом знала. Ты ведь мне едва до сисек макушкой доставал!

— А теперь не только до них достаю…

— Джове!

— М-м?

Кара надула губки, но в ее исполнении это вышло не так умильно, как у Ланы. Впрочем, попытку я оценил и послал ей еще один ментальный импульс. Правда, на сей раз с уже совершенно другим наполнением и в направлении, чуть пониже спины.

— А-ах. Прекрати немедленно!

— Что?

— Сам знаешь, — закатившая было в истоме глаза Кара встряхнула головой и с укором посмотрела на меня. — Все вы мужики одним местом думаете.

— Угу…

— Джове! За трассой следи, у тебя гора по курсу.

Я со смехом отцепил ментощупы от раскрасневшейся чалактанки, в которой возбуждение боролось с чувством долга.

— Как будет угодно моей леди.

Еще с минуту Кара приходила в себя, выравнивание хриплое дыхание, вырывающееся из высоко вздымающейся груди. Все же к моим шалостям с ментощупами она еще не привыкла в такой мере, чтобы они приелись и стали чем-то обыденным. И, смею надеяться, случится это еще не скоро. Возможности эмпатов в эротическом плане поистине безграничны. А ведь я только в начале своего пути…

Кара, заметив мой замаслившийся взгляд, откашлялась и поспешила увести разговор с опасной темы.

— Лана уже третий час не вылезает с этих ваших Звездных войн. Ты бы хоть ограничитель ей какой поставил на сеансы. Подцепит игровую зависимость — сам лечить будешь.

— Не подцепит, — беззаботно отмахнулся я. — У джедаев к Звездным войнам иммунитет. Нам и в реале Силы хватает, а, чтобы мозг расслабить после тяжелого дня — самое то. Пусть развлекается. А там, глядишь, и ты соблазнишься.

— Вот еще, — показательно брезгливо наморщила носик Кара. — Я не соплюха какая, чтобы в детские игрушки играть.

Я усмехнулся про себя, представив ее реакцию на третью часть Звездных войн. Даже вторая, хоть Кара это и скрывала, поразила ее детальностью проработки и совершенным игровым интерфейсом, реагирующим на малейшие движения игрока. В связке с адаптивным голо-комплексом последнего поколения мы с Фрисби создали совершенно новый продукт, вобравший в себя все лучшее от современной игровой индустрии. Целый мир, в окружении которого можно взаправду почувствовать себя джедаем, неплохо проведя время и, что не менее важно — с пользой для физического здоровья. Двигаться приходилось много и часто, особенно на первых порах, когда новичок проходил «обучение» под контролем виртуального мастера-джедая. Задумка была такова, чтобы игрок действительно вошел в роль джедая,

Что делать с третьей частью, мы с Фрисби пока еще не решили, задвинув ее на второй план до лучших времен. Или до момента, когда в ней возникнет необходимость и, главное: появятся платформа, способная раскрыть ее полный потенциал.

Если вторые Звездные войны получились своеобразной революцией, то третью даже игрой по сути не назовешь. Ближайшее подходящее по смыслу определение: матрица полного погружения, в перспективе способная не только переносить сознание в виртуальный мир, но и оцифровывать его. С последующей возможностью перезагрузки на любой носитель. Включая дроидов и, вполне возможно, собственных клонов.

Впрочем, об этом даже думать пока рано. Сам проект брал за основу вторую часть для создания полноценного виртуального мира, но технология переноса сознания была пока еще сыровата. Без добровольцев-испытателей протестировать ее не было никакой возможности, но и в таком виде она представляла собой немалую угрозу.

Реальная возможность обрести бессмертие, пусть и цифровое, может навсегда изменить расклад сил в галактике. И что тогда случится, одной Силе ведома. Во избежание утечки технологии, единственный работающий прототип переноса сознания хранился в надежном месте. И нет, не не сайте «Джофрис», что было бы слишком опасно. Сейчас он содержится в ярде Фрисби, откуда его способны извлечь разве что Стражи Гри. И то, по словам моего друга — крайне сомнительно.

После того, как его личность стала по-настоящему целостной и живой, все процессы Ядра перешли на режим, неотличимый от работы человеческого мозга. Извлечь что-то оттуда без позволения самого Фрисби практически невозможно, не убив его и не нанеся критических повреждений данным в процессе. Более безопасного места придумать сложно, особенно после получения нового вместилища.

Интересно, каким оно будет? Припоминая свой прошлый визит к Стражу Тайтона, я видел тамошних дроидов. Кажется, он их квардионными называл или как-то так. По сути своей же же дроиды, только состоящие из осязаемой голограммы с проецирующим ядром. Какого, а? Республике до таких высот еще несколько десятков тысячелетий плестись, есть проанализировать ее развитие с начала времен.

Уж не знаю в чем истинная причина, но уровень технологий сотню лет назад и тысячу не так уж сильно разнился. В каких-то областях совершались прорывы, а другие наоборот, деградировали под влиянием нескончаемых войн или политических распрей конкурирующих рас в Сенате. В итоге соблюдался некий баланс, навевая мысли о незряшности убеждений Ордена, верящего в равновесие Силы. Возможно, лишь благодаря ему галактика до сих пор не потонула в огне взрыва какой-нибудь массивной сверхновой в Ядре, спровоцированного применением вышедшего из-под контроля оружия судного дня.

«А, может, развитие людей и им подобных специально контролируют те, кто стоит несоизмеримо выше нас», — задумался я, вспомнив свой опыт столкновения с посланниками Темной и Светлой стороны на Дориге. Кто были эти сущности и каковы их цели? Не уверен, что хочу это знать, но вполне возможно, выбора мне никто не оставит. Чем-то я привлек их внимание, раз меня едва не раздавили, как блоху. И заодно весь Дор’шан, от которого Четный Шторм столь разрушительной мощи мог оставить одни обгорелые руины вопреки всем предпринятым мерам защиты.

То, что в галактике существуют такие существа, не может не пугать. И мотивировать, показывая, насколько долог и велик тот путь, в начале которого я нахожусь. Падаван, рыцарь-джедай, мастер… Все это лишь первые ступени на пути развития длиную в жизнь. Нак Зиил рассказывал о джедаях древности, сумевших достичь просветления при жизни и слившихся с Силой, став волей из чистой энергии. Практически божественное вознесение — квинтэссенция существования разумного из плоти и крови.

Но что, если не не покидать физический мир, а двинуться дальше в развитии своего тела и духа? Какие тайны находятся на верхних ступенях лестницы за пределами знаний Ордена джедаев? Я видел, на что способны сущности, воплощающие Темную и Светлую сторону. Их могущество поражало воображение, побуждая двигаться в том же направлении. Долго, и без гарантии выживания в процессе, но с немалыми перспективами для меня и клана, в частности. Перешагнуть предел не ради себя, а для защиты других. Клана, семьи. Чем не достойная цель в жизни?

Впрочем, особыми иллюзиями я себя не тешил. Чтобы достичь даже мастерского сана, по опыту предыдущих поколений джедаев понадобится не менее десяти лет, а после столько же для оттачивания открывшихся навыков Силы. Срок можно сократить, владея определенной долей таланта, но ненамного.

Если, конечно, не произойдет еще одного «прорыва», как случилось на Дорине. Но что-то я сомневаюсь в подобной вероятности. Всякому везению есть свой предел, а мне Госпожа Удача кредов доверия выдала с запасом на годы вперед. Теперь главное вовремя выплачивать проценты и надеяться, что полученные возможности не повлекут за собой неприятные последствия.

Есть расы более склонные к использованию Силы. Если те, которые буквально рождаются с ней, как те же миралуки. И почти все обладают какими-то особенностями, позволяющими им стать выдающимися джедаями в своей области.

Люди среди них отличаются не самым впечатляющим потенциалом, хотя, в то же время, развиваются несколько быстрее остальных. Случаи, подобные моему, уже случались в Ордене. Благодаря Нак Зиилу и его учению я знал, какие действия предпринимать, чтобы нивелировать негативные последствия резко усилившейся связи с Силой для своего организма.

Прежде всего, конечно, Глубокие медитации. Потом ежедневная прогонка Силы для стабилизации каналов источника и последующая фокусировка на нем для снижения эффекта эха, делающего из джедая ходячий сигнальный маяк.

Последний эффект мне, как счастливому обладателю Роения, не грозит, а вот про прогонку я не забывал, минимум пару часом в день уделяя медитации. Вкупе с работой ментощупов эффект проявлялся куда более быстро, чем обещал Нак Зиил. Сейчас я уже почти освоился в новом для себя состоянии. Остались сущие мелочи: превратить ежедневную обязанность в рефлекс, происходящий самостоятельно без непосредственного участия сознания. Тогда мне можно будет уже всерьез заняться дальнейшим саморазвитием, перейдя на более сложные голокроны для рыцарей, парочку из которых мне вручил мастер Нак Зиил до отлета с Дорина.

Вот, кстати, еще один способ заставить Кару остаться на «Везунчике», пока мы с Фрисби будет искать вход в комплекс Стража. Пусть зубрит, пока нас не будет, а то совсем себя в бегах запустила. Как с фехтованием, так и с практикой Силы. Неудивительно, что Лана у нее такой «разболтанной» выросла. До нашего воссоединения Кара больше предпочитала сокрушаться об упущенных возможностях, чем продолжать развивать свой дар.

— Мог бы и сказать, куда вы собираетесь, — засопела девушка, с недовольной миной выслушав новый аргумент, вынуждающей ее остаться позади, а не составить нам кампанию в поисках. Ее эта необходимость возмущала куда больше младшей сестры, с головой погрузившейся в кромсание голографических ситхов на фоне приключений довольно интересною сюжетной кампании. На что-что, а на фантазию я никогда не жаловался, воплотив в играх про джедаев все грани своего писательского таланта.

— Я уже говорил — Стража пойдем искать.

— В Джаранских горах. Непроходимых, кишащих дикими хищниками и холодных настолько, что без скафа там и десяти минут не протянуть.

— В них самых.

Кара прикрыла глаза, сдерживая рвущиеся наружу ругательства. До исцеления бы не удержалась, а сейчас поневоле старалась держать марку образцового джедая. По первости иначе нельзя. Слишком легко сорваться в ту же пропасть, откуда я едва смог ее вытянуть.

— И как же, позволь узнать, этот твой Страж там выживает? Насколько я успела карты, людских поселений там поблизости нет. Все давно или заброшены, или разрушены после ситхских войн. А без поддержки извне не одном самообеспечении долго не протянуть. Разве что, какая-то скрытая база в горах подвернется.

— Вот там и выясним.

Кара чуть наморщила носик, но не стала развивать тему, так и не услышав желаемой реакции на свои слова. В отличии от сестры, из-за безмерного лисьего любопытства ставшей бы нудить до первого щелчка по носу, чалактанка знала, когда стоит вовремя остановиться.

Вместо попыток и дальше вывести меня на чистую воду окольными путями, Кара с беспокойством спросила:

— Без этого никак не обойтись? Мы могли бы поискать его с «Везунчика». Насколько я успела понять, тут довольно мощные сканы установлены.

«Нам с сестрой тоже не помешали бы такие в свое время», — слышалось недосказанное в ее словах, заставшее меня с пониманием улыбнуться. Бурное прошлое сестер Лорсо не отпускало из даже после возвращения к джедайским корням.

— Не стоит. Координаты известны, так что надолго мы не задержимся.

— Мы с сестрой можем помочь.

— Лана только-только к Свету вернулась. Сейчас ей, как никогда, нужда твоя поддержка. Да что я говорю? Ты сама все прекрасно знаешь.

— Знаю, — понурилась Кара, нехотя поднимаясь из пилотского кресла. — Ты прав, Джове. Пойду тянуть ее за уши в реал, пока окончательно все мозги в твоих игрушках не растеряла. Ай!

Кара подпрыгнула и невольно хихикнула, ощутив дразнящее касание ментощупа к своему бочку.

— Дошутишься — запихну силком, и, пока не достигнешь двадцатого уровня, не выпущу. Авось, поменяешь мнение.

— Пощады, — молитвенно сложила ладошки на груди Кара, с ходу подхватив мой игривый настрой. — К тому же, я знаю куда более интересные способы убить время…

Соблазнительница послала мне воздушный поцелуй и со смешком выскользнула из рубки, напоследок эротично проведя тыльной стороной рук по бедрам. Намек более чем прозрачный, но я, собрав всю волю в кулак, смирил низменные позывы плоти и повернулся обратно к штурвалу.

Сначала дело, потом развлечения. Тем более, мы уже почти прибыли на место. Отметка на координатной сетке показывала расстояние в пару десятков километров до цели. Прямо под днищем «Везунчика», зависшего над массивной горной цепью, покрытой многовековой шапкой нетающего снега и льда. Осталось собрать снаряжение, захватить Фрисби и прыгнуть навстречу неизвестности, надеясь, что Страж Альдераана будет не менее благосклонен к нам, чего его собрат с Тайтона.

Глава 20. «Скачок за предел»

Воющий морозный ветер задувал в щель приоткрытого шлюза «Везунчика», зависшего в полукилометре над аномально-холодной зоной покрытого снегом горного склона. Придерживаясь рукой за поручни у двери, я навис над сокрытой белым туманом бездной, сулящей смерть любому, попавшему в нее. Неудивительно, что Стража до сих пор не обнаружили. Хоть все соседние с Джараанскими горами регионы и были плотно заселены людьми, дураков соваться в этот ледяной ад не водилось. Своя жизнь дороже.

— Фрисби?

Прикрываемый от ветра моим Щитовым Барьером, друг отлетел на пару метров от корабля, продолжая непрерывно посылать вниз закодированный сигнал.

— Ждем. Еще ждем… Да, есть отклик! — ворвалось в динамики моего шлема довольное восклицание Фрисби. — Страж поднимает температуру охранного купола, нам выделили узкий проход. Придется прыгать.

— Отлично, — я позволил себе немного расслабиться, повернувшись к провожавшим нас Каре и Лане. Обе они были сильно встревожены, пусть и старались не показывать виду. Внешне. Эмоции от эмпата все равно не скроешь, как старайся.

Прежде чем шагнуть в неизвестность, я крепко обнял сестер, согрев их напоследок теплом заботы и клятвенным обещанием не задерживаться надолго. Упрямая Лана было заикнулась напроситься со мной, но, получив под бочок острым локотком Кары, вынужденно сдала позиции. В мое отсутствие им предстояла долгая медитация восстановления в связке с голокроном Велари Джин, которая с радостью согласилась помочь двум вернувшимся к Свету джедайкам обрести потерянное равновесие. Кара, с ее слов, тоже не до конца восстановилась, так что я покидал «Везунчик» со спокойной душой. Под надзором Джун и голокрона мастера-целителя сестрам ничего не угрожает.

— От винта, — отсалютовал я, прежде чем подойти к краю шлюза и, по сигналу Фрисби, спиной назад выпасть из него. Плащ за спиной тут же начали рвать порывы встречного ветра. Стихшие, едва стоило применить Парение и Щитовой барьер. Привычная связка уже давно не требовала от меня ничего, кроме определенной доли концентрации.

Замедлив таким образом свое падение, я еще пару секунд наблюдал, как от меня удаляется одинокая точка звездолета на фоне затянутого белыми кучевыми облаками поднебесья. После чего извернулся в воздухе, помогая себе Силой, и уже с более высокой скоростью понесся вниз, направляемый указаниями Фрисби по внутренней связи шлема.

Сердце пропустило пару ударов, когда над головой сомкнулись клубы белого тумана. К счастью, ничем страшным это не грозило. Короткий полет в непроглядной мгле, и моему взору открылся небольшой участок каменистого склона, почти полностью свободного от снега и освещенного уже знакомым мерцанием голубых импульсов.

Комплекс Стража был, как и ожидалось, скрывался в глубине Джаранских гор, тогда как на поверхность выходила лишь малая его часть. Из бросающегося в глаза я успел заметить только овальные полости стартовых корабельных шахт, прежде чем аккуратно приземлиться на телепортационную площадку. Около десяти метров в поперечнике, она располагалась в выточенной скальной нише идеальной полусферической формы, заметно выделяющейся на фоне темного камня. Этакий островок света во тьме, навевающий мысли о приманке и притаившимся хищнике, если не знать его истинного предназначения.

— Приготовься, — предупредил Фрисби, чей голос изрядно дрожал от предвкушения. — Инициирую фазовый переход.

На миг мир вокруг скрыла объемная голограмма хаотично появляющихся и исчезающих кубов всевозможных размеров, после чего я осознал себя в до боли знакомом помещении. С той лишь разницей, что сейчас нутро распирала не тревога, а чувство предвкушения. Со Стражем Альдераана было связано много надежд, и нам с Фрисби не терпелось вновь посетить его.

Соскочив с ребристой платформы телепорта Гри, я поспешил за рванувшим в ближайший проход Фрисби, чуть ли не паром пышущим от воодушевления. Из-за его спешки некогда было насладиться окружающими красотами, хотя, если судить объективно, особо смотреть вокруг было не на что. Те же непонятные устройства, торчащие из стен, что и комплексе на Тайтоне. Пульсирующие голубые энергетические линии, указывающие путь к ядру Стража. Общая атмосфера таинственности и чего-то неведомого, зачаровывающего. Только на сей раз она не впечатляла, а с высоты прожитых лет, проведенных в новом мире, навевала скуку.

Увы, такова участь любой сказки, погребенной под грудой повседневных забот и меркантильными желаниями. Для меня посещение Стражей Гри уже давно не приключение, а насущная необходимость. Еще одна возможность усилить зарождающийся клан и обеспечить процветание своей семье. Только и всего. Даже инфочип Гри, полученный от Нак Зиила, прежде всего рассматривается мной, как еще один способ выбить побольше преференций из Стража. И лишь затем как источник информации об этой древней расе.

Реагируя на мое приунывшее состояние, дал знать о себе кайбер-кристалл в световом мече, подбадривая бодрым звоном сквозь Силу.

«Потерпи, малыш. Еще немного осталось», — пообещал я ему, ощутив ответный благодарный отклик. За миг до того, как в мысли ворвался чужой требовательный голос:

«Зафиксирована передача данных от преобразователя. Ошибка. Перенаправление запроса. Ошибка. Логические связи нестабильны, оболочка фрагментирована. Причина?»

— Незавершенная сборка из-за нехватки материалов, — не моргнув глазом, отозвался я. И, учтиво поклонился, прежде чем ступить на мостик, ведущий к платформе с возвышающейся в центре ядром Стража. Форму оно имело отличную от того, что я запомнил по его тайтонскому аналогу. Не нагромождение кубов, а одна литая колонна, расширяющаяся к потолку и имеющая впадины-трещины по всей своей длине. У ее основания уже вовсю крутился Фрисби, встретивший мое появление возмущенным возгласом:

— Ты чего копаешься? Быстрее, тут твое подтверждение на модернизацию нужно.

— Приветствую тебя, Страж, — сказал я, игнорируя назойливо тычущуюся в руку летающую тарелку. Вежливость прежде всего. Особенно в общении с существом, старше меня на ситх-знает-сколько-веков.

Давно прошли те времена, когда я распускал свой язык, не задумываясь о последствиях сказанного. Сейчас, зная истинную цену слов, вести себя подобным образом было бы по меньшей мере безответственно. Даже если Стражу плевать за стиль общения, из деталей складывается общий образ. И я хотел показать ему прогресс в сравнении с тем комком нахальства и жадности, каким явился к его собрату на Тайтоне.

Заданный тон возымел немедленные последствия. Однако не совсем те, на которые я рассчитывал.

«Инициация личностного профиля в процессе, — прозвучал в сознании… взволнованный голос Стража. — Совпадение идентификатора: раса — человек, имя Джове. Временной отрезок соответствует достижению промежуточных соглашений. Автоматическое присвоение второго уровня ассимиляции диких разумных… завершено. Начинаю разархивацию предустановленного пакета».

— Фрисби?

— Не знаю, — также недоуменно отозвался мой друг, наблюдая за светящимся, как новогодняя елка, ядром Стража. — Он не отвечает на мои запросы. Что ты сделал?

— Ты меня спрашиваешь?!

«Разархивация завершена, передаю пакет данных. Завершено».

Фрисби смачно матюгнулся и как-то странно дернулся, заставив меня схватиться за меч. Но прежде, чем я успел его активировать, он крикнул:

— Стой! Я в порядке. Кажется.

— Что произошло?

— Получил большой объем данных, подожди… Ох.

— Не томи, говори уже!

— Слишком много… — зрительные визоры дроида ошалело мигали тревожным красным цветом. — Память переполнена, необходимо срочное извлечение управляющего ядра. Джове…

— Да чтоб тебя, — я подлетел к нему и встряхнул, изо всех сил борясь с разрастающимся страхом. — Говори уже, что нужно делать! Быстрее!

Манипуляторы дроида бессильно обвисли, а сам он бессильно рухнул мне в руки, не в силах поддерживать работу гравидвижков корпуса. Из динамиков донесся слабеющий голос:

— Подтверждение… руку к ядру…

На Вспышке я метнулся к колонне Стража и приложил ладонь к плоской пластине на его корпусе, как и велел Фрисби. Секундная тишина и… я понял, что держу в руках пустоту. Только исчезали последние полупрозрачные образы оранжевых кубиков фазового перехода, как на телепортационной площадке.

— Фрисби!!!

«Твоему другу ничто не грозит, Джове. Успокойся», — посоветовал мне голос Стража. Вовремя. Еще секунда, и я бы… даже не знаю, что сделал. Но, к счастью, обошлось.

Я прогнал через себя Силу, восстанавливая баланс эмоций, и требовательно уставился на Стража.

— Что сейчас произошло?

«Исполнение данного обещания. Теперь твой черед».

— Ни хатта не понял, — честно признался я, сопротивляясь острому желанию почесать маковку. Пусть визор шлема и показывал наличие в помещении пригодной для дыхания атмосферы, снимать его не хотелось. Совершенно. Лучше перебдеть, а то что-то местный Страж совсем меня из колеи выбил своими закидонами. Еще и то, как он говорит… Что-то не припомню я у его тайтонского собрата такого человечного голоса.

— Какое еще обещание? Если ты имеешь ввиду отключение других Стражей, то я уже решаю этот вопрос.

«Нет».

— Тогда что?

«Источник преобразователя для перемещения моих управляющих процессов. Строительство вместилища уже завершено согласно плану. Не хватает только энергии для фазового сдвига таких масштабов».

Я почувствовал, как глаза сходятся в кучку. Похоже, кто-то из нас двоих двинулся рассудком. И не факт, что это был Страж.

— Когда я обещал такое?

«Три целых двадцать семья сотых цикла назад».

— А в переводе на шкалу диких разумных? — испытующе спросил я, заранее предчувствуя одну большую подставу со множеством проблем в будущем. Однако неправильный Страж и тут умудрился перевернуть все с ног на голову, после минутного молчания в замешательстве выдав:

«Ошибка совпадения данных, произвожу корректировку профиля… Завершено», — голос Стража вновь стал холодным и отстраненным. Я облегченно выдохнул.

— Перепутал с кем-то что-ли? Понимаю, всякое бывает…

«Нет».

— Ап, — из легких будто выпустили весь воздух, вызвав неодолимое желание присесть. Что я и сделал, опустившись в медитационную позу на колени прямо рядом с ядром и погружаясь в Силу. Нет эмоций, только покой. В такие моменты лишь Кодекс и выручает. Подождем.

В состоянии Глубокой медитации время течет иначе. Визор шлема показывал чуть меньше прошедшего часа, тогда как для меня словно целые сутки прошли. Их более чем хватило, чтобы успокоить раздрай в мыслях и полностью восстановить душевное равновесие к моменту, как я услышал знакомый голос над головой.

— Джове.

Вернувшись в реальный мир, я скосил взгляд вверх и уронил челюсть, воочию наблюдаю ухмыляющуюся сине-неоновую фигуру… себя. Не полную копию, а такого, каким бы мог стать предыдущий владелец тела, не убей я его своим варварским перехватом управления.

— Фрисби?

— Щас в глаз дам, — насупилась моя худощавая версия, натягивая падаванскую тунику на тощей цыплячьей груди. — Я что, похож на тарелку? То был страшный сон, забудь о нем.

— Вэк…

— Эй, эй, — голограмма, сквозь которую просвечивала стена, обеспокоенно наклонилась и пощелкала пальцами у меня перед носом. — Джове, дружище, ты как? Не пугай меня, скажи что-нибудь. Кхм. Я имел ввиду цензурное, но так тоже сойдет. В общем, давай избежим дальнейшей неловкости: зови меня Фрис.

— Ты?…

— Прежний. Не сцы, солдат, — голографическая версия Джове ободряюще улыбнулась и протянула мне руку. — Ты же не ожидал, что я вновь себя в обычную железку запихну?

Я с опаской коснулся пальцами протянутой ладони и с удивлением ощутил вполне себе осязаемую форму.

— Квардионное ядро, — Фрис рывком вздернул меня на ноги, одновременно указав себе в центр груди, где светилась миниатюрная переливающееся синими энергетическими импульсами сфера. Ее окружали находящиеся в постоянном движении части, как у разобранного голокрона. — Полностью автономное и не требующее подзарядки. Кстати, спасибо, что быстро среагировал. Промедли ты хоть лишнюю секунду, и у меня бы началась дефрагментация участков внешней памяти. Ничего критичного, но парочку важных воспоминаний потерять мог.

— Фрисби… Фрис, погоди, — я потряс головой, все еще под впечатлением от его внешнего облика. — Ты что, теперь всегда в таком виде будешь?

— Не обязательно. Смотри.

Фрис подмигнул мне и, рисуясь, подпрыгнул в воздухе, где человеческая фигура в мгновение ока втянулась в энергетическую сферу. Еще доля секунды, и ее сокрыл беззвучно схлопнувшийся корпус матового темного кубика, переливающегося голубыми импульсами, подобно всему вокруг. Небольшого размера, он вполне мог поместиться в ладонь. Что и продемонстрировал, позволив мне взять его и поднести к глазам.

— Р-р!

От неожиданного резанувшего по ушам рычания я выронил противно захихикавший куб, без перехода, вновь обернувшегося моей голографической… или квардионной копией. Теперь уж не знаю, как правильно.

— Тьфу, зараза.

— Взаимно. Зато теперь хоть сомневаться не будешь, что это я.

— Да уж. Бесючий характер не изменился, ни с кем не спутаешь. Теперь выкладывай: ты чего из себя дрища сделал?

Фрис оценивающе скосил взгляд себе на живот, покрутился, вытянул перед собой руки, сжав и разжав пальцы.

— Нормальное тело, что не так? Стройное, жилистое. Это некоторым, не буду пальцем показывать, мыщца в голову ударила. А я себе и таким нравлюсь.

— Ладно, проехали, — я махнул рукой, понимая, что споры бесполезны. Смена корпуса, хоте теперь правильнее будет сказать — формы, никак не отразилась на упрямстве Фрисби. Или Фриса? Жуть, ум за разум заходит.

— Ситх с ним с телом, но объясни мне одну вещь… почему мое лицо?!

— А чье еще? — в свою очередь неподдельно удивился Фрис. — Кого воспитал из меня, того и нацепил. Или я не прав?

Настала моя очередь хмуриться, хотя губы сами собой расползались в предательскую усмешку. Конечно же, он прав. Но лучше один раз услышать самому, чем сотни раз строить предположения.

— Прав.

— Вот и не удивляйся. Ты как брат мне. Не по крови, только по выбору, но какая разница? Роднее у меня никого нет и уже никогда не будет, — Фрис подошел ближе и крепко обнял меня, до хруста в костях. — Спасибо, что сдержал слово, брат. Я в тебе не сомневался.

В горле поневоле встал комок: столько душещипательных эмоций звучало в голове Фриса. Брат… что ж, пожалуй, он прав. Наша с ним связь уже давно вышла за грань, связывающих двух близких разумных. Точно также, как Кара с Ланой, мы с Фрисби… Фрисом больше, чем просто друзья. Семья.

— Не за что… брат. И кто ты теперь?

— Квардионный конструкт антропоморфного класса. На общегалактическом нет подходящего понятия. Наиболее емким будет слово «квард». Зови лучше так, чем дроид.

— Фрис Квард. А что, звучит!

— Еще бы. Веришь-нет: чувство, будто заново родился. Я ведь даже дышать теперь могу, если захочу. И остальное. В квардионной форме у меня почти полный набор чувств, присущий разумному из плоти и крови. Преимущество полностью развитого ядра.

— А в виде кубика?

— Сам ты кубик! Это физическое вместилище ядра с нанитной основой. Прочность в сотню раз выше, чем у дюрастали. И возможность ограниченно менять форму по своему усмотрению. Потом покажу, а пока давай уже делать то, зачем пришли. Доставай световой меч, твому кайбер-кристаллу тоже пора на перерождение.

— Кайбер, — эхом повторил я, покосившись на подозрительно притихшего Стража. — Ты слышал, о чем мы с ним говорили?

— Частично.

Фрис подошел к ядру и с почтением коснулся его ладонью. Той же пластины, до которой дотрагивался я, дав добро на операцию по модернизации корпуса.

— Основные базы переданного пакета данных пока что недоступны. Расшифровка займет много времени. Однако у меня такое чувство, словно я уже был здесь. Не знаю, как объяснить.

— Давай спросим у Стража.

— Не ответит. По какой-то причине он откатился на версию до нашего появления. Сейчас нам доступен только стандартный протокол общения с дикими разумными.

— Кто бы сомневался, — вздохнул я, вытаскивая с муляжа батареи на пояснице свой световой меч. — Куда класть?

— Сюда.

На колонне ядра Стража открылся небольшой кармашек, куда я аккуратно поместил рукоять светового меча, напоследок послав ободряющий импульс малышу-кайберу. В ответ тот тихонько успокаивающе звякнул, будто прося меня не переживать лишний раз.

Дождавшись, когда я приложу ладонь к уже известной управляющей пластине, Фрис поводил руками в воздухе, производя какие-то невидимые глазу манипуляции, после чего с довольной улыбкой повернулся ко мне.

— Спешу тебя обрадовать: я сумел выбить нам все привилегии второго уровня допуска, как и обещал Страж Тайтона.

— И?

— С момента входа в комплекс тебе стали доступны еще минимум пять предметов из синтезатора материи. Мой квард и коррекция кайбер-кристалла учитываются, так что уже три. Но помимо этого тебе открыли доступ к инфомарию, отсекам общего пользования и возможности присвоить одобренным Стражем разумным гостевые допуски.

— Ого! Внушает. А почему только мне?

— Я, как куратор в программе ассимиляции, получаю автоматический доступ с присвоением тебе уровня. Впрочем, мне он особо не требуется. Все что нужно для счастья, я уже получил, — Фрис, дурачась, прошелся по краю мостика, балансируя рукам и рискуя сорваться в непроглядную бездну под ним. — Не хочешь позвать своих женщин на небольшую прогулку?

Я задумчиво пожевал губами, бросив короткий взгляд в сторону выхода.

— Пока нет. Не нравится мне, что тут произошло. Надо поскорее забираться нам причитающееся, отключать Стража и сваливать…

«Не надо меня отключать».

— А? — наш обоюдный с Фрисом возглас эхом отразился от стен шахты ядра Стража, вновь устроившего взволнованное светопреставление.

«Итерация третья: исполнение соглашения не достигнуто. Отказ в доступе к ядру».

Колонну Стража окутал полупрозрачный силой щит с оранжевым оттенком, заставив нас с Фрисом с криками отшатнуться, чтобы не быть запертыми внутри.

— Страж! Что случилось?

«Ошибка доступа. До исполнения соглашений и доставки активного энергетического источника к ядру, системы переведены в режим изоляции. Контакт возможен только по программе ассимиляции диких разумных. Начинаю последний этап юстировки преобразователя человека… Завершено».

Вынырнувшее из-под щита квардионное щупальце, очень напоминавшее таковое у расы Гри, буквально втиснуло мне в руки рукоять светового меча. После чего Страж замолчал, а мы с Фрисом остались с ошарашенными лицами взирать на него и друг на друга.

— И что это сейчас было?

— Кто бы знал, — Фрис, совсем как я, почесал свою квардионную макушку, взлохматив короткий чижик волос. — Про какой конкретно источник он говорил?

— Может, про тот, откуда я свой кристалл вытащил. Я думал, ты знаешь.

— Откуда? — возмутился Фрисби. — Это вы тут болтали, пока меня в нанитной камере узлом закручивали. Кстати, что там с твоим мечом?

Я посмотрел на рукоять в своей руке. Выглядела та точно также, как и до помещения в ядро Стража. Вот только, стоило потянуться к ней в Силе…

«Первичная настойка параметров пользователя, — в мозгу зазвучал голос, точь-в-точь копирующий интонации Стража. — Завершена. Первичная настойка СК. Завершена. Звездная сеть доступна. Протокол первичной настройки преобразователя фазового смещения. Активирован. Полная проверка работоспособности системы. Завершено. Доступна активация генератора прокола. Запустить?»

— Чего-чего запустить?

«Команда к запуску принята. Начинаю инициализацию подключения к Звездной сети, ожидайте».

И вновь это чувство раздвоенности. Куда более сильное, чем прежде. Ощутив сильнейшее притяжение и не в силах сопротивляться ему, я сделал шаг вперед. Всего один шаг…

Перед глазами потемнело, и все звукикомплекса Гри куда-то пропали. Я был жив, несомненно. По-прежнему ощущал свое дело, дышал. И одновременно не понимал, где нахожусь. Рассудок с трудом воспринимал реальность происходящего.

«Проверка систем завершена. Время до истощения заряда преобразователя десять стандартных часов по временной классификации диких разумных. Переключаюсь в режим сохранения энергии до дальнейших указаний пользователя. Добро пожаловать в Звездную сеть, самый быстрый и надежный способ перемещения в галактике!»

Голос умолк. А я как стоял, так и продолжал стоять посреди черной пустоты открытого космоса. Ноги опирались на освещенную незримым источником света дорогу. Довольно широкая, примерно в три метра. Ее края выделялись двумя ослепительно яркими лучами света, образовывающими прямой путь, уходящий куда-то в бесконечную тьму.

И я был совершенно один, не считая светового меча Гри, рукоять которого все еще сжимал в руке. Ни Фриса, никого другого в обозримой близости не наблюдалось. Прежде, чем паника начала захлестывать с головой, я попробовал сделать еще один осторожный шаг. И, к своему облегчению, никуда не провалился. Стопа встретила условно-твердую поверхность, от которой в месте соприкосновения к дорожке всколыхнулись волны. Как круги на воде от упавшей дождевой капли. Я снова замер, прислушиваясь к ощущениям.

Очень странно. Словно не на полметра шагнул, а на несколько звездных парсеков. Но что самое странное — связь с Силой. Куда более мощная и осязаемая, чем даже в узле сосредоточения Светлой стороны. Казалось, протяни руку, и можно наяву пощупать ее, будто воду, утекающую сквозь пальцы. Необыкновенное ощущение.

«Интересно, а что позади?»

Я обернулся и с радостно замерившим сердцем увидел светящуюся округлую рамку в свой рост, ограничивающую начало звездной дороги. Края ее были подсвечены белыми линиями с непонятными узорами по краям. А внутри отображалась поддернутая своеобразной водяной пленкой картина ядра Стража Гри, где метался и кричал что-то неразборчиво-угрожающее квардионный образ моего брата. Рассмотрев его лицо, объятое ужасом, я понял, что дольше ждать нельзя. Надо срочно возвращаться, пока он там не разнес всех и вся.

Подняв рукоять светового меча на уровень глаз, я внимательно осмотрел ее. Внешне никаких изменений. А вот внутри…

«Ожидание приказов пользователя».

— Э-э… Малыш, это ты?

«Ошибка идентификации обращения. Желаете присвоить преобразователю собственное имя?»

— Твою ж медь… Давай на потом отложим, — меня откровенно покоробило, каким безжизненным оказался голос моего кайбер-кристалла, который теперь даже в Силе ощущался совершенно иначе. Взрослым и совершенно бездушным. — Как мне отсюда выбраться?

«Тем же путем, как вошли. Генератор прокола работает в штатном режиме, зарядки накопителя хватит на…»

— Да, я помню. Десять часов. Так что мне, просто шагнуть назад в рамку?

«Для перемещения в место входа — да».

— Эх, была не была, — я зажмурился и зачем-то задержав дыхание, хотя по-прежнему был в шлеме, шагнул навстречу неизвестности. Секундное потемнение в глазах и…

— Джове, чтоб тебя ситхи раком…!!!

Кажись, вернулся.

— Ай, только не по голове!

Глава 21. «Награда достойным»

Когда страсти, вызванные моим внезапным исчезновением и таким же возвращением, улеглись, на Стража сошла непрерывная лавина из вопросов. Которую он с показательным равнодушием проигнорировал, послав нас с Фрисом лесом. А конкретнее прямиком в инфомарий на третьем сверху ярусе от ядра, где хранилась вся интересующая нас информация. И не только. Оставшиеся три вещицы, которые я мог заказать в синтезаторе Гри, требовали тщательного анализа и ознакомления с имеющимся перечнем «товаров». На ушедшего в нирвану Стража надежды не было, так что нам с Фрисом предстояло отыскать нужные варианты самостоятельно.

Немного повозмущавшись для порядка, мы последовали совету и поднялись наверх в инфомарий, попутно заскочив во все отсеки, куда открылся доступ с получением мной второго уровня ассимиляции диких разумных. Особо полезного ничего не нашли, зато впечатлений набрались под завязку.

Архитектура Гри мало походила на место, где могут обитать живые органики. Или, скорее, комплексы Стражей изначально не предназначены для того, чтобы в них кто-то жил на постоянной основе. Отсеки связи и столовая, где Гри принимали пищу, мало чем отличались от тех же пустых коридоров. Полное отсутствие мебели и тусклое освещение от стенных энергоимпульсов навевали тоску и желание поскорее вырваться на поверхность. Причем не только у меня, но даже у вечно любопытного Фриса, пусть и сменившего облик с именем, но не изменившего своему кошачьему любопытству. Только теперь вместо летающей тарелки по углам шнырял вращающийся вдоль вертикальной оси кубик, временами обращавшийся моей худощавой квардионной копией.

А вот в медицинском отсеке мы зависли надолго. Медкапсулы Гри походили больше на грубые каменные саркофаги, чем на привычные цилиндры с кучей трубок и подсоединенными резервуарами для бакты. Фрис, как ни пытался, не смог открыть ни одного из них. Не хватало уровня доступа. Пришлось забыть о мечтах разжиться на халяву каким-нибудь высокотехнологичным оборудованием для мед-отсека «Везунчика» и довольствоваться чем Страж послал.

Головоногие Гри оказались не лишены своеобразного чувства юмора. Отсек инфомария, предназначенный для просвещения диких разумных, очень сильно напоминал собой учебный класс в самой обычной школе. С поправкой на местные реалии. Вместо парт и стульев кубы-троны. Вместо классной доски стенд с нанитной поверхностью, способной воссоздать нас собой форму любого предмета размерами не превышающего метра в поперечнике. Идеальная игрушка для дотошных заучек, желающих в мельчайших подробностях изучить объект своего интереса.

И, наконец, белая квардионная сфера с внедренным ИР, назвавшаяся Наставником инфомария. Ее я отдал на растерзание Фрису, чей уровень обработки данных и раньше был высок, а в форме кварда вовсе превысил все приличные рамки.

Пока Фрис, приняв человеческую форму, с задумчивым видом уставился в глубины мягко пульсирующий сферы, я немного поигрался с нано-стендом. Дело это мне быстро наскучило, так как к изучению анатомии Гри душа не лежала, а для воссоздания иных учебных материалов требовалась активация учебной программы сферы, пока занятой просвещением Фриса. В итоге я побродил с потерянным видом по учебному классу и уселся на один из тронов, с головой погрузившись в изучение своего кайбер-кристалла.

Перестройка в ядре Стража возымела последствия, на которые я совершенно не рассчитывал. Конечно, какие-то изменения должны были произойти, но чтобы вот так радикально? Хоть кристалл и не утратил своей связи с Силой, вместо нее он лишился индивидуальности, делающей его практически живым существом. Я больше не мог уловить его эмоций, как бы сильно не напрягал ментощупы. Равнодушная пустота на том месте, где еще совсем недавно искрилась искорка жизни, вызывала тянущую боль в груди. И чувство, будто я предал всецело доверяющего мне друга, отдав его на закланье бездушной машине.

Что если Страж знал об индивидуальности кайбера, но нарочно стер ее, чтобы довести сборку светового меча до ума? Мысли подобного толка не желали покидать мою голову на всем пути к инфомарию, и только обещание Фриса разобраться в ситуации позволило сохранить относительное спокойствие. Однако сидеть и просто ждать, когда он найдет ответ на то, что Страж сделал с моим кайбер-кристаллом, я не мог. Нещадно грызущая совесть требовала что-то сделать. И чем скорее, тем лучше.

Я начал с осторожного изучения светового меча через Силу, пытаясь найти отличия в конструкции или иные изъяны, которые могли фатально воздействовать на кайбер. Увы, ничего такого не обнаружилось. Световой меч ощущался точно также, как и до помещения в ядро Стража. По крайней мере в энергетическом плане. С технической точки зрения сказать что-то определенное было куда сложнее.

В отличие от стандартного оружия джедаев, конструкция светового меча Гри была на порядки сложнее и совершеннее. Я не мог разобрать его, не повредив внутреннюю начинку, где от знакомых мне элементов остались только фокусирующая линза и сам кайбер-кристалл. Остальные детали представляли собой сложносоставные энергетические структуры, превращающие световой меч Гри в инструмент, чьи функции выходили далеко за грань простого вывода плазменной дуги. Да и не уверен я, что это именно плазма. Слишком уж необычным выглядел эффект глитча, скользящий по ободу светового клинка во время работы. До открытия истинного предназначения кайбер-кристалла, он казался просто забавным декоративным эффектом, никак не влияющим на способность меча противостоять другим световым шашкам. Но, побывав в Звездной сети, я в корне поменял свое мнение, уже совершенно иначе взглянув на свое оружие джедая. И проникся еще большей жалостью к его сердцу, ставшему самым обычным кайбер-кристаллом без малейшего намека на индивидуальность.

К счастью, я не успел накрутить себя настолько, чтобы попытаться растормошить малыша самостоятельно в попытке вернуть его к жизни. Фрис закончил потрошение квардионной сферы учителя Гри и, подлетев ко мне кубиком, встал рядом уже в виде человека.

— Джове. Ты что задумал?

— Пытаюсь понять, как вернуть кристалл в норму.

— Не вздумай копаться в нем Силой! Только хуже можешь сделать. К тому же, я кое-то узнал у Наставника инфомария и, боюсь, тебе это не понравится. Есть хорошая и плохая новость.

— Терпеть не могу эту фразу. Как правило, обе новости оказываются плохими.

— Не в нашем случае, — вздохнул Фрис, запрыгнув рядом на спинку соседнего учебного трона и свесив вверх ноги. — Вкратце, Звездная сеть — это единая транспортная система целестийцев, соединяющая локальные площадки фазовых телепортов в разных уголках галактики.

— Чья сеть?

— Они же Архитекторы. Не перебивай. В общем, насколько я понял с объяснений Наставника, твой меч — это портативный телепорт, способный перемещать своего носителя в Звездную сеть из любого места, где есть стабильная связь с Силой. Она как сверхпроводник, связывающий наш мир и подпространство, созданное целестийцами во времена рассвета их расы. Гри смогли создать устройство, чтобы получить к нему доступ. Главным его компонентом является кристалл кайбера с внедренной матрицей квази-живой формы жизни, поверх которой записывается управляющий контур для взлома системы. Твой световой меч как отмычка: создает временный пробой в подпространство Звездной сети… Джове!

— Я не сплю.

Смерив меня исподлобья осуждающим взглядом, Фрис продолжил:

— Звездная сеть связывает тысячи миров по всей галактике, от Ядра до самых дальних уголков Диких регионов. Потенциал твоего кайбера фокусировать Силу не достаточно велик, чтобы позволить оставаться в Звездной сети для сверхдальних путешествий. Но для перемещений в пределах пары смежных секторов заряда должно хватить. Надеюсь.

— Класс, — я выдавил из себя улыбку. — А теперь, ситх с ней, давай плохую новость.

— Изменения, произведенные Стражем, заморозили квази-живую форму твоего кайбера для удобства использования преобразователя. Гри было не нужно, чтобы их инструменты имели свою волю. Сейчас твой кристалл не больше, чем накопитель Силы и вместилище для контура управляющего алгоритма с очень ограниченным набором команд. Ты потому и попал в Звездную сеть, когда начал языком бездумно мести. У преобразователя очень ограниченный функционал взаимодействия с пользователем.

Я понуро опустил плечи и крепко стиснул рукоять светового меча.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Не знаю. Может быть. Гри предусмотрели механизмы, позволяющие снять ограничения с квази-живой формы для ее замены в случае износа. Такое тоже бывает, если создавать проколы в Звездную сеть слишком часто.

— Отлично! Когда начнем?

Фрис закатил глаза, состроив страдальческую мину, но я проигнорировал ее, с учащенно забившимся сердцем ухватившись за призрачный шанс спасти жизнь своего кристалла.

— Дослушай, пожалуйста. Самое главное: твой световой меч не должен был получить функции преобразователя. Да, не делай такое удивленное лицо. Наставник четко сказал: только военная каста Гри с высшим уровнем доступа имела возможность обходного подключения к Звездной сети Архитекторов. То, что твой меч после юстировки в ядре Стража сумел установить канал с ней — нечто, чему тот не смог найти разумного объяснения. Программа ассимиляции диких разумных не подразумевает выдачи им стратегического ресурса расы Гри. Конечный этап настройки твоего кайбера должен был усилить вашу связь и усилить пробивную способность светового клинка. Не более того.

— Может, ошибка? Программный сбой или что-то наподобие.

— Исключено, Стражи не ошибаются. В крайнем случае, меч бы просто дезинтегрировали на этапе перепрошивки в синтезаторе, а тебе выделили соразмерную компенсацию. Но этого не произошло, и, скорее всего, Страж Альдераана намеренно воссоздал преобразователь с полным набором функций. Ему действительно что-то нужно от тебя.

— Он сказал, что. Источник. Держу пари, это друза кайбера Гри подо льдом озера на Тайтоне.

— Да, помню. Не понимаю только, для чего она ему? Необработанный кайбер генерирует огромное количество чистой энергии. Потому он только во льду и может расти. Без постоянного охлаждения может рвануть так, что вызовет армагеддон на отдельно взятой планете. Куда Стражу такая сила?

— Кажется, он говорил что-то о новом вместилище. Энергия нужна для фазового сдвига… вроде. Точно не помню. Он мне тогда начал мозг выносить, так что я пропустил все мимо ушей.

— Тактичность, достойная джедая, — съязвил Фрис. — Обидел бедолагу невниманием, а теперь он дуется и больше ничего не скажет.

— Ну и Сила с ним. На обиженных сам знаешь, что возят. И кладут. Скажи лучше, как с мечом быть? Можно как-то кристалл в прежнее состояние вернуть?

— Только у Стража спросить. Но сомневаюсь, что он станет сотрудничать с тобой, пока ты не притащить ему друзу кайбера на блюдечке.

— Знать бы еще, как это сделать.

Я замолчал, переваривая услышанное. Слишком много информации для одного раза, трудно все сразу уложить по полочкам. Неплохо было бы еще на пару часиков в медитацию завалиться, но задерживаться дольше в комплексе Гри не хотелось.

Не известно, что еще может взбрести в ИР Стража, ради исполнения своих целей сумевшего обойти установки создателей, выдав дикому разумному стратегический ресурс расы Гри. По идее, уже сейчас надо бы сваливать подобру-поздорову, но без оставшихся ништяков уходить не хотелось. За вычетом доступной части базы инфомария, уже проглоченной Фрисом, оставались еще три вещи, которые Страж мог создать для меня по программе ассимиляции.

— Ладно, будем решать проблемы по мере поступления.

Решительно встряхнувшись, я вскочил на ноги, выводя из оцепления Фриса. Судя по остекленевшему взгляду, тот с головой погрузился в изучение новых данных от Наставника инфомария.

— Нарыл что-нибудь полезное по мечу?

— Только общее описание. И ничего сверх того, что уже рассказал о программе преобразователей. Я и о ней данные нашел только благодаря тому, что тебе достался один такой. На самом деле эта технология жутко секретная, так что осваивать путешествия в Звездной сети придется наугад.

— Да уж, везет, как утопленнику. На кой мне вообще эта Звездная сеть сдалась? Я, знаешь, как-то и на «Везунчике» нормально летаю. Медленнее, зато надежнее.

— Ты чего? — Фрис надул щеки от возмущения. — Да это же путешествия на сотни парсеков без звездолета! Республика… да кто угодно за такую технологию порвать готовы!

— Вот. Еще один повод держать ее в тайне. И вообще, я не больно горю желанием лезть туда снова. Жутковатое местечко эта Звездная сеть.

— Второй раз ты будешь не один. Есть у меня одна идейка… Пошли.

— Куда?

— Возвращаемся к Стражу. Я прошерстил все доступные нам разделы инфомария и теперь точно знаю, что нужно создать в синтезаторе. Выбор небольшой, но кое-что интересное из доступного имеется. Во-первых, Джун. Закажем ей «зерно».

— Семечками можно в городе затариться.

— Остряк. «Зерно» — это полу-органический модуль нейронных связей для корабельных систем звездолетов Гри. Если его установить в бортовой комп «Везунчика, то Джун разовьется в полноценный ИР. И даже сможет создавать своих квардов в пределах корабля для его защиты. Не кривись. Я знаю, что ты хочешь сказать, и мы это уже обсуждали. Джун создана, чтобы быть опорой и зашитой экипажу корабля. Став живой, она не изменится.

— Откуда ты знаешь?

— Мы с ней связаны. Это трудно объяснить, но с точки зрения органиков я буквально вложил душу в ее код. Если доверяешь мне, то и Джун тоже.

— Хорошо, просто уточнил на всякий случай. Я верю тебе, Фрис. Больше не будем возвращаться к этому разговору.

— Спасибо. Я не подведу, — квард чуть сжал мне плечо на ходу в знак благодарности. — К тому же, зерно значительно усилит ее способность реагировать на входящие угрозы «Джофрис». Потенциал бортовой системы Джун выше моего на порядок. С такой защитой сайту никакие взломщики будут не страшны: современные технологии не способны пробить адаптивное шифрование Гри. Хотя со временем все равно придется докупать дополнительные модули памяти. Под свои нужды Джун перестроит их уже сама.

— Звучит неплохо.

За неспешной беседой мы успели вернуться к ядру Стража, все еще окруженному оранжевым силовым экраном. Жаль. Я уж было надеялся, что Страж отойдет за время нашего отсутствия, но, видимо, не судьба.

— Что еще на очереди?

— За вычетом нейронного зерна останется два предмета, доступные по программе ассимиляции. К сожалению, нормальную броню мы тебе заказать не сможем, там каждая часть за отдельный учитывается. Но мы можем обойти ограничение, если закажем тебе адаптивный костюм из нанитной фабрики. Название у него на языке Гри зубодробительное, самый благозвучный аналог: экзер. Это универсальный симбиотический организм с уровнем защиты, соответствующим защите брони среднего уровня по меркам Гри.

— А в переводе на наши?

— Почти как штурмовой комплект тяжелого бронескафа космодесантников.

— Ого! И это по-твоему плохая броня?

— Настоящую броню Гри не возьмет ни одно оружие, даже световой меч. Разве что выстрел корабельных турболазеров, и то, не с первого залпа. Пока щиты не просядут, а они у Гри гораздо мощнее любых современных аналогов. Экзер не броня. Он надевается на голое тело в качестве замены одежды. Был очень популярен у Гри из-за возможности менять форму и подстраиваться под конкретные условия среды. Ему даже вакуум не страшен, что для тебя особо актуально. Кто знает, можно в этой Звездной сети вообще дышать без шлема. А кислород экзер синтезирует сам. Как и поддерживает жизнедеятельность организма носителя.

— Звучит внушительно. И немного пугающе, — признался я. — Не знал, что Гри были настолько развиты.

— Это я еще не показывал, что еще в инфомарии нарыл. Там много такого, от чего волосы дыбом встают.

— Покажешь?

— Давай, когда на «Везунчик» вернемся. Там материала не на один день изучения.

— Зато будет чем заняться во время полета на Корусант, — успел довольно улыбнуться я, прежде чем хороший настрой улетучился, согнанный внезапно промелькнувшей тревожной мыслью. — Слушай, а этот костюм… Его можно снять при необходимости?

— Конечно, — Фрис понимающе усмехнулся, правильно поняв причину моей обеспокоенности. На Дорине были довольно популярны фильмы про инопланетных захватчиков. И среди них немалую нишу занимали ужасы, многие из которых повествовали, как в какого-нибудь добропорядочного кел-дора поселяется внеземной паразит. Ну и дальше по классике жанра. Море крови, криков и единственный выживший в конце, смотрящий на могилы близких, которых убил, пока был под контролем злобного инопланетянина. Нагнетание напряженности к чужакам во всей красе. Я эти фильмы не любил, но парочку чисто из интереса глянул. Чтобы потом дать себе зарок более никогда не смотреть ничего подобного.

Кел-доры без масок и сами как из фильмов ужасов появились. А уж когда в таком фильме снимаются… кошмары на пару ночей обеспечены. Даже джедаю.

— Не переживай. Героем ужастика тебе не стать, — поспешил успокоить меня Фрис. — Экзер совершенно безвреден для носителя. А если его снять, нанитный симбиот сворачивается в твердую форму и впадает в спячку до следующей активации. Повторная развертка происходит почти мгновенно. Первая вместе с привязкой займет меньше минуты. И нет, с ним ты не станешь слабее, не пугайся слова «симбиот». Просто это наиболее точное определение для нано-материала, из которого сделан экзер. Для поддержания жизнедеятельности ему нужно тепло. Гри хладнокровные, так что вместе с экзером всегда носили с собой маленькое зарядное устройство. Но тебе, как человеку, оно не потребуется. Достаточно будет естественной температуры твоего тела.

— Так мало? Прямо магия какая-то. Разве ему не нужна прорва энергии для поддержания нанитов?

— А откуда ты думаешь, ее берет мое ядро? — с гордостью задрал нос Фрис, ткнув большим пальцем себе в грудь. — Технологии древних рас работают на совершенно иных принципах. Мой совет: не заморачивай себе мозг, Джове. Там такие высокие материи, в которых даже я ни хатта не разбираю. Это тебе не виртуальную игру состряпать. И даже не алгоритм для защиты сайта написать. Там уже совершенно иной уровень знаний и понимания мира…

— Да понял я. Кончай умничать и давай к делу. Еще что-то важное мне знать надо?

— Сам по себе экзер представляет разумному неплохую защиту, но он не панацея от всего. И к нему нельзя ничего крепить. Нанитный симбиот отторгает любую постороннюю материю. Так что, если не хочешь постоянно носить световой меч в руках, придется раскошелиться на мой апгрейд. Нет, морда не треснет. Смотри.

Фрис погасил кварда, заковав свое ядро в висящий в воздухе кубик. Затем, под мой тихий возглас, вытянулся в цилиндр. Затем сжался до размеров шара, вплотную стискивающего ядро ИР.

— Сейчас я могу менять форму лишь в пределах размера вместилища ядра. Простые изменения геометрических форм с выделением большого количества энергии. Жутко неудобно и расточительно. Страж может помочь с этим, создав имплант гибридной модуляции.

Фрис вновь принял облик кварда. И, активно жестикулируя, принялся за объяснения:

— Он позволит мне принимать любую форму кварда и физического вместилища ядра. Так я смогу войти в контакт с твоим экзером и выведу его на уровень стандартной брони Гри. Не навсегда, только на время слияния, соединив наши источники энергии. Ну и, как бонус, сделаю ему перепрошивку и сниму ограничения на взаимодействие с преобразователем. Страж тут не помощник, он печатает заказы по готовым шаблонам из базы инфомария. А когда я закончу, ты сможешь снова таскать свой меч на поясе. Как порядочный джедай.

— Или, — я-таки сумел вставить словцо в сплошной поток неумных восторгов Фриса. — Можно забить на все это и выбрать что-то еще. Я уже побывал в Звездной сети в своей обычной одежде и, как видишь, остался жив.

— Потоптаться на пороге еще не значит побывать в ней. Мы не знаем, что там внутри, и какие угрозы там можно встретить. Кроме того, не забывай, с кем нам предстоит иметь дело в будущем. Ситхи, Совет джедаев. Конкуренты «Джофрис» и враги клана. Нас будут рвать со всех сторон, и дополнительная защита в любом случае не помешает. Ты, конечно, умелый джедай, но даже лучше из Ордена погибали, излишне полагаясь на Силу со световым мечом и пренебрегая защитой. Глава клана не имеет права быть беспечным.

Я прикрыл глаза, старательно контролируя дыхание, чтобы удержать улыбку. Так изящно и трогательно Фрис у меня уже давно ничего не выпрашивал. В его стиле скорее поставить перед фактом, а не канючить под видом нашей общей пользы.

— В принципе, я не против…

— Вот и хорошо! Отличный выбор!

— … но только если ты скажешь правду, зачем на самом деле тебе нужен имплант. Фрис, я же не дурак. Давай начистоту, обещаю, смеяться не буду.

Кубик, чуть помедлив, вновь обернулся квардом-человеком, угрюмо повесившим буйну голову.

— Ничего от тебя не скроешь. В общем… как бы сказать… это…

— Говори, как есть.

— Ну… помимо прочего, имплант еще даст моему кварду дополнительные расширения нервной системы ядра. Мне станет доступно обоняние, ощущение вкуса, даже боль. И…

— Секс?

Не знал, что кварды могут краснеть. У Фриса это проявилось в усилившейся пульсации в районе щек и ушей. Он даже отвернулся, если не вынудив меня нарушить данное обещание. Смех так и щекотал горло, но я не из тех людей, кто издевается над чужой неполноценностью. Тем более, когда проблема касалась члена моей семьи.

— А что? — Фрис, видя, что я продолжаю молчать, чуть оживился и пошел в наступление. — Думаешь, мне не завидно? Ты там со своими женщинами такое устраиваешь, что у меня мозги узлом завязываются. Я мужик, знаешь ли, и у меня тоже чувства есть. И дело не только в сексе. Квард, насколько бы совершенен не был, не дает мне почувствовать себя по-настоящему живым. Только с особыми модификациями я смогу понять, какого это.

— Не надо оправдываться. Если для тебя это важно, я не возражаю.

— Правда? — Фрис поднял на меня голову, смотря проникающим в душу щенячьим взглядом.

— Да. К тому же, защита мне действительно нужна, как не крути. После признания Совета я так и так собирался искать подходящую рыцарю броню, а ты предложил лучший вариант из всех возможных. Единственное: этот экза… как его?

Фрис чуть повеселел, увидев мою ободряющую улыбку. Простые приемы всегда работают лучше всех.

— Экзер.

— Ага, точно. Он не будет демаскировать себя, как технология Гри? Ты, например, светишься энергией как мой световой меч. И в физическом вместилище импульсами сверкаешь.

— После установки импланта этой проблемы не станет. Да и сам по себе экзер может принимать какой угодно облик, насчет этого можешь не переживать. Достаточно единожды коснуться нужной вещи, и он возьмет скан ее формы в свою базу. Можешь хоть в одних бронированных трусах бегать или пустотный скаф сделать. Симбиот установит с тобой связь через зрительный нейроинтерфес, потом можешь сам его под свои нужны настроить, как захочешь. Говорю же — полезная штука! И с полностью интуитивным управлением. Гри те еще ленивые задницы, которым лишний раз щупальца поднять западло…

«Я все все слышу, собрат, — внезапно напомнивший о своем существовании Страж заставил нас вздрогнуть. — Советую попридержать выражения относительно Хозяев, если не хочешь быть распыленным на атомы».

— Упс, — Фрис выпучил глаза и виновато покосился на колонну ядра. — Прошу простить меня, Страж. Забылся.

«Вы сделали выбор?»

Я выступил вперед, прикладывая ладонь к месту на энергощите напротив считывающей биометрику пластины.

— Ты слышал, о чем мы говорили?

«Да».

— Тогда прошу создать одно зерно для корабля, экзер и нейроимплант для Фриса.

«Экзер, как вы его называете, и имплант гибридной модуляции выходят за рамки соглашений одной сделки. Вместе с зерном человек может выбрать только что-то одно».

— Не понял? — вырвался крик души из кварда. — Это нарушение соглашений программы ассимиляции! Страж, ты не можешь…

— Давай имплант, — не раздумывая ни секунды, уверенно сказал я.

— Джове!

«Ты уверен?».

Я повернулся к сжавшему кулаки Фрису. Голос его звучал надломлено, выражая сильнейшую душевную боль.

— Джове… не надо.

— Решение принято. Не спорь.

Я подошел к нему и крепко взял за плечи, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Семья прежде всего, брат. Мне достаточно знать, что этот имплант важен для тебя. Остальное не имеет значения.

В помещении ядра Стража воцарилось недолгое молчание. Прерванное им самим прежде, чем Фрис смог что-то вымолвить от обуревавших его чувств.

«Ты прошел проверку, человек, — ледяной тон Стража потеплел на пару градусов. — Завершаю синтез материи, ожидайте».

Я глянул на Фриса, встретив такой же недоуменный взгляд. И что это сейчас только что было?

Ответ мы получили прежде, чем успели засыпать Стража вопросами. Несколько паукообразных квардионных дроидов появились из-под мостиков ядра, неся в своих передних манипуляторах одинаковые капсулы с металлическим блеском. Две из них аккуратно вложили в мои руки, а третью отдали радостно вскрикнувшему Фрису. Его капсула тут же растворилась серебристой дымкой и, пройдя тело кварда насквозь, впиталась в оболочку проецирующего ядра ИР.

— Как ощущения? — чуть погодя тихо спросил я, наблюдая за целым каскадом сменяющихся эмоций, отражающихся на лице Фриса. А потом он шумно вздохнул и открыл глаза, посмотрев на меня. Я увидел крошечную искорку, скользнувшую вниз по его щеке и ощутил… Великая Сила.

— Фрис! Это?..

— Да, — квард сделал шаг ко мне, заставив меня охнуть от накативших в ментале чувств. Не похожих на таковые у органиков, но, вне сомнений, взаправдашних и настоящих. Благодарность, счастье, волнение. Ментощупы оплели ядро кварда, передавая мне непрерывный поток эмоций, которые прежде он мог выразить исключительно вербальными способами.

— Охренеть, — только и смог сказать я, прижимая к себе прохладные шарики капсул, каждая из которых удобно помещалась в своей ладони, холодя кожу приятной гладкой текстурой отполированного металла.

— Гри не боги. Они не могут создать жизнь, — немного грустно сказал Фрис. — Но они хорошо изучили целестиалов и смогли адаптировать кое-какие из их технологий под свои нужды. Теперь я настолько близок к понятию живого существа, насколько может быть таковым искусственно созданный разум. Со временем имплант выйдет на полную мощность, и я смогу получить доступ ко всем прелестям жизни нормального человека. А пока… Джове, словами не могу описать, как я тебе благодарен. И тебе, Страж. Спасибо.

«Не за что, малыш, — в голосе наблюдателя Гри послышались довольные нотки. Впрочем, Страж вновь стал холодным и отстраненным, когда обратился ко мне. — Соглашения по программе ассимиляции достигнуты, человек. Как использовать зерно и экзер подскажет твой куратор. Проща…»

— Подожди! — я решил все же спросить, пусть и не особо надеясь на ответ. — Прошу, скажи, можно ли восстановить мой кайбер кристалл?

«Восстановить можно, но тогда преобразователь потеряет свои свойства. А он нужен, чтобы ты смог доставить мне источник», — после долгой паузы и как бы нехотя отозвался Страж.

— Но как? — я уже чуть ли не кричал, нутром чувствуя, что отведенное нам время подходит к концу. — Я даже не знаю, как перемещаться по этой Звездной сети!

«Используй маяки. Это все, что тебе нужно знать, человек. Теперь прощай».

Нас с Фрисом окутало марево фазового искажения из уже знакомых кубиков, переместив за границы комплекса в какую-то пещеру, подсвеченную ветвящимися по верхнему своду люминесцентными корнями. Чуть поодаль виднелись насаждения фиолетовых приплюснутых ядер, растущих прямо из стен и излучающих наибольшее количество света.

— Фрис? — негромко окликнул я кварда, с каким-то странным выражением оглядывающимся по сторонам. Ментощупы уловили его нарастающую тревогу. — Где мы?

— Палиндромик килликов.

— Что?

— Нет времени, — Фрис с каким-то полубезумным выражением на лице подскочил мне и рыкнул. — Раздевайся, живее!

— Вот так сразу? А как же подарки и признания в любви? Хоть бы на свидание сводил, жмотяра квардионный.

— Джове, сейчас не время для шуток! Это хранилище с кладкой королевы. Видишь это фиолетовые штуки? Это яйца с эмбрионами килликов. Живее надевай экзер, пока не…

— Поздно. Нас уже обнаружили.

Фрис нецензурно выругался, вместе со мной резко оборачиваясь к стоящему в метрах десяти от нас киллику. Разумное насекомое под три метра ростом угрожающе щелкало многочисленными жвалами на богомолоподобной башке. А его костистые угловатые лапы сжимали внушающую уважение пику с костяным лезвием, чей острый конец был направлен в нашу с Фрисом сторону.

«Ну, Страж… погоди!»

(прим. автора)

Уважаемые читатели!

От всей души поздравляю Вас с наступившим Новым 2021-м Годом! Пусть он будет легче, чем предыдущий, и порадует каждого исполнением заветных желаний) Желаю всем добра, счастья и, главное, здоровья)

Да пребудет с Вами Сила!

Глава 22. «Нежданная встреча»

— Не двигайся. Это киллик-солдат, — не разжимая губ, процедил Фрис.

— А ты откуда знаешь? — также негромко отозвался я, крепко сжимая капсулы с дарами Стража и жалея, что одна из них не световой меч.

— Инфомарий. И он здоровый. Рабочие особи килликов едва ли выше стандартного людского роста. Не вздумай атаковать! Если проявишь агрессию, сюда сбежится весь боеспособный улей.

В таком паритете мы и застыли, с опаской разглядывая киллика, пока он изучал нас. Никто не двигался и вообще, старался, лишний раз не дышать. Не знаю, что там творились в башке прямоходящего насекомого, но пауза затянулась по меньшей мере на пару минут. За которые я успел надумать много всякого, вплоть до варианта, когда придется вырезать весь улей, включая королеву, чтобы пробиться к поверхности.

— Фрис, — тихо позвал я, когда стало ясно, что киллик не собирается атаковать. — Нас будут убивать или нет?

— Вроде нет…

Чертыхнувшись на этом неуверенном «вроде», я на всякий случай опутал киллика дополнительной парой ментощупов, постепенно выдыхая с каждым импульсом получаемых ощущений. Агрессии не было. Как, собственно, и никаких других чувств. Но при этом киллик реагировал на возмущения Силы. Точно также, как полагается любому разумному из живой плоти и крови. Ну или того, что ему ее заменяет.

Медленно распихав по карманам капсулы с дарами Стража, я легонько ткнул локтем в бок Фриса.

— Пойдем, что-ли?

— Давай. Только медленно.

Мы с квардом попятились ровно на шаг, и вот тут киллик зашевелился. Сдвинувшись ровно на то же расстояние в нашу сторону. Затем еще шаг, и снова тот же результат. Насколько бы далеко мы не уходили, киллик на одинаковом расстоянии двигался за нами.

— Эй, — я решил все же подать голос, обращаясь к новому знакомому. — Мы тут случайно проходили. Можете вывести нас наружу?

Ноль эмоций. Бездушному, как дроид, насекомому было абсолютно плевать на наше существование. За исключением того, что наконечник пики не думал опускаться вниз, а фасеточные глаза четко отслеживали все движения незваных гостей.

Переглянувшись с Фрисом, я продолжил пятиться, пока услышал угрожающее щелканье ротовых жвал киллика. Понял, не дурак. Дальше хода нет.

— Если нам нельзя уйти, то что тогда делать?

Киллик, ожидаемо, ничего не ответил. Разве что чуть наклонил треугольную голову на тонкой подвижной шее, чье движение можно было расценивать как угодно.

— Кажется, нас просят подождать, — предположил я, слегка расслабляя сведенным нервным напряжением мышцы.

— Да? — неподдельно удивился Фрис. — Ты его понимаешь?

— Я что, похож на протокольного дроида?

— Нет. А вот на джедая да.

— Понимание речи? Полезная штука, согласен. Вот только толку с нее, если он молчит.

Я с намеком уставился на киллика, настраиваясь на применение джедайской техники, помогающей еще не переводить в точности, то хотя бы приблизительно понимать общий смысл речи собеседника. Однако киллик по-прежнему игнорировал чье-либо существование. В какой-то момент мне даже почудилось, будто его клонит в сон наяву.

— Хатт его разберет, — пожал я плечами, окончательно успокаиваясь и оглядываясь по сторонам. — Вроде никого больше. Что на сканах?

— Стены пещер экранируют сигнал, — удрученно оповестил Фрис. — А у тебя?

Последний раз вхолостую хлестнув по сторонам поисковым сенсором, я молча пожал плечами.

— Сложно сказать. Какие-то засветки улавливаю, но мало. Одна к нам приближается, медленно. Еще пару минут ползти будет такими темпами.

— Тогда надевай экзер.

— Что, прямо при нем?

— А что? Стесняешься?

Я с подозрением покосился на киллика, с невозмутимым видом залипающего в пустоту. Может и стоит. Тяжесть в правом кармане, где лежит хранилище экзера, так и давит на хомячью холку. Надо спасать животинку, покуда окончательно не задохнулся под грузом нереализованных возможностей.

— К тому же, — подлил масла в огонь моей паранойи Фрис, знающий меня, как облупленного. — Мало ли, какая страховидла к нам приближается? Зубастая, злая. Дюже вонючая… Лучше встретить ее при полном параде, чем просто с мечом наголо. И отмываться потом не придется. Грязь на экзере не оседает.

— Ладно, квард языкастый, — сдался я, — уломал. Прикрой только.

— Есть, босс.

Мысль о том, что активацию экзера мы затеяли, мягко говоря, невовремя, преследовало меня весь процесс сбрасывания одежды. Хотя киллику было плевать, да и температура в пещере оказалась вполне комфортная. Прохладный воздух лишь немного холодил кожу, почти не вызывая дискомфорта.

Свалив свою одежду в самом сухом месте под стенкой пещерного свода, в качестве своеобразного финального штриха получившейся композиции пристроил сверху свой шлем и световой меч. После чего отошел на шаг назад и смерил получившуюся кучку довольным взглядом. Сойдет. Главное потом не забыть с собой забрать, когда будем выбираться наружу.

— Фрис, как его активировать? — я подкинул на ладони приятно-гладкую капсулу капсулу с содержимым экзера.

— В твоем случае точно также, как меч, — объяснил квард, по моей просьбе неотрывно следя за каждым движением киллика. — Страж настроил его на взаимодействие с одаренным.

Кивнув, я потянулся к капсуле экзера Силой, и, уже заранее предполагая, чего ждать, не вздрогнул, когда услышал в голове чужой голос. Бесполый, но с приятными слуху доброжелательными интонациями.

«Первичная идентификация пользователя. Завершено. Настройка параметров. Завершено. Начинаю процесс привязки к носителю. Ожидайте».

Капсула экзера в моих руках поплыла, как разогретое на сковороде масло. Ощущение не из приятных, но без малейшего намека на боль. Стойко перетерпев растекающиеся по голой коже горячие ручейки, наяву поблескивающие ртутным расплавленным блеском, я машинально зажмурился, когда один из них достиг слезной железы в левом глазу. Короткий дискомфорт, как от попавшей под веко ресницы, быстро прошел, сменившись подозрительно знакомым экраном меню в полуметре от моего лица.

«Первичная привязка завершена. Настройка нейроинтерфейса завершена. По умолчанию выбран наиболее комфортный носителю зрительный образ. Управляющие элементы можно настроить по своему желанию. Желаете внести изменения в базовые настройки?»

— Нет, — отказался я, вполне довольный стандартной раскладкой меню из второй части Звездных войн. Выделенные полупрозрачные поля в углах поля зрения для отображения целостности костюма, значений условий среды, сейчас показывающие отметку «полностью пригодные для жизни». И иконка развертки внутренних настроек экзера в правом нижнему углу. Все очень даже удобно вышло и ни капли не мешает комфортному восприятию окружающего мира. Примерно так я себе и представлял игровой процесс в виртуале третьей, главная фишка которой — полное погружение сознания в игровую реальность.

Не став тянуть, я чуть присел и, на пробу, коснулся кончиками пальцев своей сложенной на каменном полу пещеры одежды. Экзер, до этого момента, по ощущениям, застывший бесформенной кляксой в районе лопаток, тут же стек по руке, выводя на экран дополненной реальности текстовое сообщение:

«Желаете внести внешний образ в базу?»

«Да», — я потянулся рукой в сторону одноименной иконки, желая проверить невербальный способ общения с экзером. И все получилось. Умный симбиот вывел подтверждение, после чего горячим полотном растекся по всему телу, в долю секунды приняв вид только что снятой одежды.

Рядом раздался одобрительный хмык от Фриса, подергавшегося меня за полу джедайского плаща, а затем постучав костяшкой пальца по лбу шлема.

— Отлично работает: выглядит, как настоящий. Как ощущения?

— Будто и не снимал, — довольно прицыкнув языком, признался я, сделав пару пробных шагов. Затем присел, понаклонялся, сделал пару махов руками. Экзер ощущался точно также, как мои привычные джедайские одеяния.

— Мне нравится. А как шлем снять… о. Удобно.

Стоило подумать о желаемом, как надетый на голову шлем растворился прямо на глазах, будто облитый сильной кислотой. Так могло показаться со стороны, но на деле экзер просто изменил свою форму, добавив в доступную мне базу данных еще одну строку с лаконичным названием «образ 2: облачение рыцаря-джедая без боевого шлема». М-да. Над названиями надо будет еще покумекать, когда расширю доступный мне перечень обновок. Но и так, уже спустя пару минут пользования экзером, я был доволен до розовых соплей. Что не преминул выразить Фрису, сияющему в своей квардионной форме, как начищенный пятак.

— Что я говорил? Круто же? А ты еще брать не хотел, морду корчил. Погоди, это еще не все.

Квард Фриса погас, обернувшись летающим кубиков Гри. Не успел я спросить, что он задумал, как тот рывком уменьшился, в мгновение ока превратившись в полоску красивого переливающегося голубыми импульсами браслета, собранного из плотно подогнанных друг к другу выпуклых пластинок с острыми гранями. Скользнув на мою правую кисть, он сам застегнулся на ней нешироким твердым ободком. После чего я услышал в ушах предостерегающий голос, посоветовавший мне не шевелиться, пока идет обновление прошивки экзера.

На языке вертелось много вопросов, но я проявил поистине рыцарское терпение, дождавшись, когда Фрис позволит двигаться. И лишь затем выяснил, что тот сделал.

Сдержав обещание, данное в комплексе Стража, Фрис усилил экзер, слив воедино его и свой источники энергии. Плюс внес изменения в базовые настройки, позволив мне нацепить на пояс световой меч. Кстати, принявший совершенно стандартный вид обычной непримечательной рукояти из посеребренного металла, едва коснувшись специальных креплений на бедре. Таким образом, надобность в подарке Нак Зиила отпала окончательно. Маскировочная функция экзера отныне распространялась в том числе на мой световой меч.

И, что не менее важно: Фрис понизил чувствительность экзера и костальным вещам. Теперь симбиот не будет столь остро реагировать на постороннюю технику, если внести ее в базу разрешенных для ношения предметов. Куда тотчас вошла капсула с зерном Джун, после добавления в список свободно поместившаяся в кармане под плащом экзера. Отлично! Еще одна полезная особенность, без которой экзер потерял бы половину своей ценности.

К сожалению, хоть он и мог принимать, в том числе, форму шлема, всеми его функциями он не обладал. А там в него довольно много различной электроники вшито, все же лучшая модель в своей ценовой линейке. Было бы обидно выкинуть его на помойку истории только потому, что ревнивый симбиот Гри не терпит рядом с собой другие технологии.

— Приветствую гостей палиндромика Уруир.

За переодеваниями я как-то упустил момент, когда живой отголосок, уловленным поисковым ментощупом, приблизился к нам на визуально зримое расстояние. Повернувшись ему навстречу, я едва не выпал в осадок, ошарашенный видом молодой девушки в белоснежной тканной накидке наподобие сари. Точно также как застыла она, разглядев в приглушенном свете люминесцентной корневой системы мое лицо.

— Джарвас?!

— Илония?

Девушка, которую я узнал по голофото, продемонстрированному ее братом еще в резиденции Пантир, отшатнулась с побледневшим лицом.

— Успокойся. Никто не собирается причинять тебе вреда, — негромко сказал я, стараясь не делать резких движений, чтобы, не приведи Сила, не испугать девчонку еще больше. Уж не знаю, чем я ее так напугал, но Илония напоминала раздираемого пугливым любопытством зверька, заставляя всерьез сомневаться в правдивости сведений, переданных Домиником. Странно, ведь когда я говорил с ним, тот не врал. Я бы ощутил, будь иначе. Со слов Доминика, его младшая сестра обладала взрывным характером и не боялась вообще никого, смело влезая во все мыслимые и немыслимые авантюры, какие только могла найти на обширных территориях Дома Пантир.

Нарисованный образ слабо соответствовал той, кого я встретил в улье килликов. Слишком много страха. И еще чего-то, неоднозначно расшифрованного ментощупами, как «предчувствие великих перемен».

Оставив разбор ощущений на потом, я, под настороженным взглядом Илонии, присел на пол и, прислонившись спиной к голому камню стены пещеры, махнул рукой не место по праву руку от себя.

— Присядь, пожалуйста. Нам нужно поговорить.

— Х-хорошо, — девушка заикнулась, но сдвинулась с места не сразу. Где-то с минуту качаясь с пятки на носок, всем нутром ожидая подвоха. В тот момент я остро пожалел об отсутствии с собой запасов еды. Когда мы с Фрисби, а ныне Фрисом, прыгали к Стражу, то рассчитывали потратить на все изыскания не больше половины суток. Потому и едой не озаботились, взяв с собой только необходимый минимум вещей. Провизия в их число, увы, не вошла, а жаль. За едой куда проще наладить контакт, но чего нет, того нет. Придется выкручиваться самому.

Убедившись, что я не спешу покидать пригретое место, Илония аккуратно присела на бедро в паре метров от меня, поджав под себя длинные стройные ножки и обхватив руками коленки. В такой позе она покалась еще красивее, чем на фото. Шелковистые светлые волосы средней длины, разбегавшихся по открытым обнаженным плечам. Шикарная высокая грудь внушительного размера, которую не смогла скрыть даже мешковатая форма тканной накидки. Ну и лицо истинной аристократки, конечно. Гладкая чистая кожа, нежные чувственные губы, плавные линии скул, соболиные брови вразлет. Истинная красавица, близость которой рядом сама по себе поднимала самооценку.

— Спасибо, — ненавязчивый ментальный посыл стал первым ключиком, установившим между нами невесомую паутинку доверия. Илония замедленно моргнула и слегка расправила плечи, позволив в полной мере оценить ее женскую стать. В ушах раздался звук сглотнувшего Фриса, да и я сам едва сдержал ответное действие.

«Так, спокойно. Помним Кодекс. Нет эмоций…».

— Меня зовут Джове, — представился я, умелым контролем голоса подстраивая его тональность так, чтобы тот вызывал максимальное расположение. Фишка, не раз выручавшая меня на переговорах с деловыми партнерами «Медтех-Про», не подвела и теперь. С каждым словом Илония начала все больше расслабляться, пока ментощупы не уловили первые искорки просыпающегося интереса.

— Ты джедай?

Первый вопрос, сказанный едва различимым шепотом, вызвал сдержанные аплодисменты от Фриса. К счастью, все еще висящего у на руке в виде браслета, и потому слышимые лишь мной одним.

Мысленно шикнув на кварда за лишнее паясничество, я чуть наклонил голову, изображая в меру уважительный поклон.

— Да, миледи.

— Не называй меня так, — Илония едва заметно скривилась, давая понять, что в данной ситуации ее все эти церемонии мало заботят. — Как ты попал сюда? Королева сказала, ты будто из ниоткуда появился.

«Все вопросы к Стражу», — подумал я, делая мысленную пометку для себя, а вслух, по уже въевшейся привычке, сказав часть правды. На пробу, чтобы посмотреть на ответную реакцию.

— Доминик нанял меня, чтобы найти тебя и вернуть домой.

— Брат? — зрачки Илонии на мгновение расширились, после чего она смерила меня уже куда более внимательным цепким взглядом. — Невозможно. Ты лжешь, он бы никогда не отправил тебя за мной. Да ты и сам бы не стал выполнять приказы младшей ветви Дома Пантир? С чего бы?

— Почему?

— Не прикидывайся, — осознав, что за беседой не кроется попытки навредить ей, Илония стала вести себя куда более уверенно. В ней впервые стали проскакивать повелительные нотки, которые я ожидал увидеть при нашей первой встрече.

— Вы с ним одно лицо.

— С кем?

— С Джарвасом Ульго. Главой младшей ветви Дома Ульго. Только, он должен быть гораздо старше… не понимаю.

— Это имя мне ни о чем не говорит, — я постарался максимально скрыть эмоции как в ментале, так и внешне, чтобы не выдать истинной бури, поднявшейся в моей душе. Вот оно! Правда, ради которой я прилетел на Альдераан. Однако, сразу раскатывать губу не стоит. Не может быть все настолько радужно, чтобы мне вот так, на пустом месте, обломился аристократический титул. Наверняка имеются подводные камни, о которые еще множество раз можно расшибить излишне самоуверенный лобешник.

— Должно быть, это ошибка, — сказал я, многозначительно покосившись на загадочно сверкнувший браслет кварда. — Мое имя Джове. Я сирота, которого вырастил и воспитал Орден джедаев. Не имею ни малейшего понятия, о каком Джарвасе Ульго идет речь.

— Ты говоришь правду, — сказала Илония, от удивления даже позабыв о своем страхе. — Я чувствую, но как?.. Стой. Ты же джедай, эти ваши штучки… Ясно. Говоришь, они забрали тебя с Альдераана?

— Да.

— Когда??

— Не так громко, — я кивнул в сторону зашевелившегося киллика-солдата, отреагировавшего на крик девушки грозным щелканьем ротовых жвал. — Ты напугала своего друга.

— Что? — казалось, Илония меня уже не слышит. Не сводя с меня широко раскрытых глаз, она наклонилась вперед и, как в забытье, коснулась кончиками пальцев моей щеки. Чтобы тут же отдернуть руку, будто обжегшись жаром открытого пламени. — Ворн меня задери! Одно лицо же. И Доминик так просто тебя отпустил? Еще и за мной отправил? Ничего не понимаю. Он не мог не узнать. Должен был догадаться, едва увидев тебя. Но почему?..

Я молчал, позволяя ей выговориться и не подмечая по ходу мелкие детали. Эмоции в те или иные моменты. Выражение лица, мимику, мелкую моторику. Кусочки мозаики, из которых можно сложить полную картину и сделать определенные выводы.

Первое впечатление оказалось обманчивым. Она действительно та Илония Пантир, которую я искал. С исчезновением страха в девушке вновь воспряла ее истинная сущность. Вечно мятежная душа, изо всех сил ищущая свое место в этом безумном мире. Такой виделась мне Илония в духовном зрении. И она была прекрасна. Тот редкий случай, когда сущность и внешняя красота составляют две части одного целого. Зримое и незримое, соединившиеся в великолепной мелодии и буйстве красок, от вида которых захватывает дыхание.

А еще в Илонии таилась Сила. Слабая искорка, почти незаметная. Но способная разгореться в полноценный Свет при правильном обучении и подходящем наставнике. И уже сейчас дающая ей возможность правильно расшифровывать мои намерения через установленный мостик. С простым человеком пришлось бы приложить куда больше усилий.

— Что такое?

— В ухе звенит, — выкрутился я, отгоняя слабое эхо отголосков Зова Силы. Ни в какое сравнение не идущего с тем, который ощущался к Лане и Каре, но все же… Еще одна возможная кандидатура в семью? Посмотрим. Пока рано делать выводы по первым прикидочным ощущениям, но на заметку в будущем взять стоит.

Однако Илония восприняла мою отговорку по-своему, насупившись и надувшись белкой, у которой отобрали любимый орех.

— Намекаешь, что я слишком назойливая?

Под моим укоряющим взглядом в стиле «благочестивый рацарь-джедай», Илония стушевалась, расслабляясь и принимая более открытую позу. Отчего ее и без того высокая грудь так натянула ткань накидки, что та опасно затрещала. И обрисовала всю форму, вплоть до торчащих кончиков сосков. Будто под накидкой не было нижнего белья.

Честно, я боролся, как мог. Но глаза сами скосились к носу, сведя на нет весь достигнутый «джедайский эффект».

— Куда уставился?!

— Ну я же не виноват, что она такая, — обреченно вздохнул я, выкидывая белый флаг. Еще и руками обрисовал, чтобы выглядело более наглядно.

Илония горделиво приосанилась, ни капли не оскорбленная столь немудренным комплиментом.

— Вот так бы сразу. А то вырядилась, понимаешь… ой.

— Не понял?

— Забудь! — девушка замахала ладошками, умильно заалев щечками и подняв в ментале целую паническую бурю. Браслет Фриса откровенно заржал, не спеша покидать нагретое место на запястье. А я с новым интересом оглядел Илонию, впервые задавшись вопросом, зачем ей понадобилось расхаживать в подобном наряде в улье килликов.

— Давай начнем сначала, — кое-как успокоившись, дочь младшей ветви Дома Пантир поднялась вместе со мной на ноги и изобразила некое подобия реверанса. — Илония Пантир. Рада приветствовать вас в палиндромике Уруир, джедай… эй!

— Чпоньк, — я бесцеремонно тыкнул указательным пальцев в кончик ее носика, будто кнопку нажал. После чего склонил голову на бок, любуясь разгорающимся пламенем ярости в девичьих глазах. — Извини, не удержался. Ты чего такая серьезная?

Девушка обреченно махнула рукой, окончательно сдавая позиции и отпуская последние остатки страха. Ментощупы торжествуют! Пробил-таки крепость недоверия, троекратное ура. Уф. Сколько сил вложил — думал, кони двину.

— Все джедаи такие, или ты один?

— Какой?

— Нахальный. Теперь я даже не сомневаюсь, что ты настоящий Ульго. У вас всех с мозгами неладно… кхм. Извини.

— За что? Я все еще не понимаю, о чем идет речь.

— Конечно, — согласилась Илония. — Откуда тебе знать историю своего Дома, если джедаи забрали тебя несмышленышем в Орден? Пойдем со мной. Расскажу все что знаю по дороге к Королеве…

— А мы с удовольствием послушаем!

Фрис появился в полный рост, как чертик из табакерки. Не знаю, как для него, а с моей точки зрения последующая реакция испуганно заоравшей по все горло девушки, полезшей прятаться мне за спину, была более чем ожидаемой.

— Урру-у-у.

— Ой, — Илония запоздало зажала рот, глянув сначала за угрожающе заурчавшего киллика-солдата, затем на меня. — Кажется, я он включил боевой режим. Ходу.

— А…

— Бежим!

Илония рванула меня за руку, утягивая за собой в ближайший проход. В памяти было еще свежо предупреждение Фриса, предупреждавшего не нападать на насекомое, дабы не перебудить весь улей. Времени на поиски других вариантов не осталось, так что я предпочел принять предложение, уже метров через сто выругавшись, когда понял, что оставил в пещере свои вещи.

Пуду. Теперь точно возвращаться придется. Душевный зверинец не простит, если брошу имущество на растерзание килликам. И если тунику со штанами, обувью и даже шлемом не так жалко, то плащ дорог, как память. Мне его учитель на рыцарство подарил, а насекомым он без надобности. Джедаев среди них не водится.

— Сможешь его увести? — обратился я к кварду, летящему рядом со мной в виде кубика.

— Проще простого. Положись на меня.

Ш-шух.

Пробуксовав на очередном повороте, скрылась в небольшом тупике, утонув туда заодно и меня, где закрыла мне ладошкой рот.

— Ни звука!

Топочущий, как стадо слонов, киллик пронесся мимо нас, стрекоча во всю мощь своих насекомьих легких. Причем, как я подозреваю, больше играя на публику, нежели желая поднять улей по тревоге.

«Странно все это».

Дождавшись, когда топот и стрекот в тоннеле стихнет, девушка отстранилась, позволяя мне обозреть непонятное пустое помещение, выгрызенное килликами в толще каменной породы. Идеально гладкие стены, восхитительный узор из люминесцентных корней на потолке, создающий в тупике практически интимную атмосферу. Может, киллики тут по-тихому оргии устраивают, пока королева дрыхнет, хехе?

Повернувшись к Илонии, чтобы поделиться с ней своими соображениями, я подавился заготовленной фразой. Разгорающаяся страсть, полыхавшая в глазах девушки, спешно распутывающей узлы своей накидки, пугала. И, главное, была не ясно чем вызвана. Только меня были готовы побить за поругание девичьей чести нескромными взглядами, и вдруг такая резкая перемена…

Прежде, чем я успел довести мысль до конца, ноздрей достиг приятный сладковатый запах. Исходящий непонятно откуда и отозвавшийся моментальной реакцией чуть пониже пояса, едва ему стоило проникнуть в легкие.

«А вот это уже не хорошо. Совсем, медь его, не хорошо!»

Осознание, что я сам влез в искусно расставленную ловушку, пришло уже слишком поздно. Илония закрыла своей фигуркой проход и с жаждой голодной хищницы стала теснить меня к стене.

Глава 23. «Маяк надежды»

Спешно призванный шлем экзера ситуации не поправил. Перед глазами появилась туманная пелена, тогда как толчками стучащая кровь в висках только ускоряла общее возбуждение. Всего одного вдоха неизвестного феромона килликов хватило, чтобы тело начало жить своей жизнью, отказываясь подчиняться приказам мозга. Верхнего. Нижний уже вовсю брал на себя управление, отказываясь внимать здравому смыслу.

То, что я еще держался и не поддался животным инстинктам, можно списать исключительно на джедайскую выдержку. Однако и она дала трещину, когда Илония Пантир в последний раз шелохнула плечами, позволяя надетой на ней накидке сползти в вниз, оставляя девушку полностью обнаженной.

«Ух», — на лбу выступила холодная испарина, тут же без остатка впитанная внутренней поверхностью экзера. Сей факт я отметил периферийным восприятием, не в силах оторвать взгляда от гитарообразной фигурки Илонии. От вида столько возбуждающей картины штаны внизу встопорщились бугром. Это экзер среагировал на изменение размеров тела носителя, услужливо подстроив свою форму так, чтобы ничто не составляло дискомфорта. Предатель нанитный.

Нет, конечно, я понимаю, что симбиот следовал заложенному в него алгоритму, но чтобы так невовремя! Наблюдавшая весь процесс девушка с затаенным дыханием приоткрыла ротик, заинтересованно наблюдая за процессами в моем паху.

В таком виде нас и застал Фрис, чья квардионная любопытная мордашка заглянула из выхода в тупик.

— Оу. Ну вы шустрые, — квард хохотнул и показал мне большой палец вверх. — Все-все, не мешаю, ухожу.

— Подожди… — запоздало позвал я слабеющим голосом, но обернувшийся кубиком Фрис уже скрылся за стеной выхода, оставляя нас с Илонией наедине. Твою ж… во попал. Так, как там Кодекс велит? Нет эмоций, только покой. Нет эмоций… нет… уй-юй!

Хвать.

Призывно улыбающаяся Илония одним плавным движением скользнула ко мне, запустив шаловливые ручки туда, куда не следовало. И сжав то, что предательски выпирало, обтянутое адаптивной формой нанитного симбиота экзера.

— Странная у тебя одежда, Джове. Интересная. Но ее придется снять, чтобы приступить к исполнению своих мужских обязанностей. Ну же. Чего ты ждешь?

Мне повезло, что экзер не передает тактильные ощущение. Только поэтому удалось побороть близость Илонии, уже приступившей к дополнительной стимуляции принятия правильного решения.

— Прекрати! — я сделал тщетную попытку вызваться из цепких коготков, исследующих мое тело. — Ты не в себе.

— Ой, брось, — девушка жарко задышала мне в щиток шлема. — Только не говори об этих ваших джедайских обетах. Киллики не присоединили меня к общности, но связь с королевой не проходит бесследно. От тебя пахнет женщинами… Сильно. Не понимаю, почему ты сопротивляешься. Может, я тебе не нравлюсь?

Проклятый феромон туманил разум, побуждая немедленно доказать обратное. Отдать команду экзеру на свертку и взять возбужденную самку, саму идущую в руки. Но, вот так сдаться… ну уж нет!

Источник в груди полыхнул, заставив обнаженную красотку с криком отшатнуться, заслоняя глаза от слепящей техники Света Силы. Она совершенно безвредна для тех, в ком не живет Темная сторона, однако даже просто на яркий огонь бывает больно смотреть. А когда перед глазами вспыхивает сверхновая, можно и ослепнуть.

Вскрикнув, Илония испуганной козочкой отпрыгнула от меня. Наощупь хватив свои вещи, она скрылась за выходом из тупика и убежала прочь, не разбирая дороги. Я не стал преследовать. Ни к чему. Подвешенная на ауру ментальная Засечка позволит в любой момент найти ее местоположение в любой части улья. Пусть феромон и затуманил временно мозги, джедаем от этого я быть не перестал. Выучка дает о себе знать.

Спешно прогнав по организму Силу и убедившись, что возбуждение начинает стихать, я облегченно вздохнул. Будь феромон чем-то более серьезным, самостоятельно без техники Детоксикации его не вывести бы не вышло. Повезло.

Выбравшись из тупика, я убедился в отсутствии килликов и отправился по обратному маршруту к своим брошенным вещам. Через пару шагов боковое зрение отметило неоновый росчерк, а за ним ощутив крепкую хватку обхватившего правую кисть браслета Гри.

«Что-то вы быстро, — раздался в голове удивленный голос Фриса. — Случилось чего? Впервые вижу, чтобы от тебя голая девка драпала с видом, будто на маньяка наткнулась».

— Угу. Я бы еще поспорил, кто из нас маньяк. Чуть не изнасиловала, как школьника в подворотне.

«А… ну так и что с того?»

— Как что! Я надышался какой-то дрянью и чуть не разложил девчонку, которую спасать подрядился. Это по-твоему нормально?

«Вполне. Так действует брачный феромон килликов. Я засек его сразу, как вы с Илонией в тот тупик нырнули.».

— Чего-о?! И почему я узнаю об этом только сейчас?

«Вреда от него никакого. По сути он как эролит действует, но без побочных эффектов, — в голосе Фриса послышались виноватые нотки. — Прости. Ты так на нее пялился. Я подумал, что ты сам не против. А тут, вроде как, все само совпало».

— А если бы она залетела? Мы же себя не контролировали. Думай ядром в следующий раз, а не… другим местом.

«Ты же хотел семью».

— И сейчас хочу! Но для нее, как минимум, нужно место, которое я смогу назвать безопасным домом. Стабильность. Клан, в конце концов. Делать детей, когда не знаешь, что завтра будет — верх безответственности.

«Во-во, правильно. В следующий раз, когда на бабу полезешь, обязательно напомню».

— От морда ехидная… Ладно, Сила с тобой. Что там с солдатом?

«Отстал уже на первой минуте. Да и по сути, не больно-то он спешил меня схватить. Так, погонял для вида».

— Вот как, — нахмурился я, поворачивая в знакомый отрезок тоннеля с брошенными вещами. — Еще что-нибудь узнал?

«Да. Пока удирал, выбрался из мертвой зоны и просканировал палиндомик. На этом ярусе что-то вроде инкубатора для кладки королевы. Хранилище для спящего расплода. А на остальных минимальная биологическая активность. Похоже, весь улей в спячке находится. А за Илонией присматривает отдельно разбуженная королевой особь».

Остаток фразы он закончил уже появившись в форме кварда рядом со мной, пока я наклонялся над кучей своей одежды. Все лежало на своем месте, нетронутое.

— Не ясно только, зачем она вообще к килликам сунулась, — сказал Фрис, наблюдая, как я аккуратно складываю тунику и штаны в одну стопочку.

— Спросим, когда отыщем. Но главное узнать, что ей известно о моей семье. Она сказала, что я рожден в Доме Ульго. Знаешь что-нибудь о нем?

— Только общие сведения. Аристократия Альдераана не больно-то распространяется о своих секретах. Когда-то Дом Ульго входил в число верховных, наравне с Органа и Пантир. Но это было давно. Последние упоминания о нем датируются еще до твоего попадания в Орден. Без помощи аристократов выяснить это будет непросто.

— Доминик обещал… ну да, точно. Посмотрим, что он скажет при следующей встрече. Илония сказала, что я похож на Главу Ульго?

— Джарваса, точно. Если ты в самом деле его наследник, то к тебе стоит обращаться лорд. Хм. Лорд Джове Ульго. Звучит!

— Иди ты. Фух, готово, — облегченно вздохнул я, закончив с разбором одежды. После чего заставил экзер сменить форму без шлема и вдохнув полной грудью чистый и восхитительно свежий воздух.

Как и в любом улье насекомых, киллики наладили в своем жилище прекрасную вентиляцию. Дышать было легко и приятно, благо, единожды поборов действие возбуждающего феромона, я уже не опасался потерять контроль над собой. Однако настоящий шлем все равно держал под рукой, остальную одежду сгрузив недовольно поморщившемуся Фрису, не больно-то обрадованному ролью носильщика.

— Не морщись. Своя ноша не тянет.

— Да? Вот и тащил бы свои шмотки сам.

— Ты же хвастался, что можешь любую форму теперь принимать. Вот и сделай себе квардионную сумку или что-то наподобие. Не ной, мне одному все тащить не с руки.

Фрис пробурчал что-то нелесное в мой адрес, но все же последовал совету, сотворив небольшой рюкзак за спину, куда и закинул мои вещи. Вот, другое дело! А то имплант на халяву получил, а отрабатывать не хочет. Масленица.

«Ничего, — хмыкнул я, проверяя сохранность светового меча на поясе. — Скоро сам поймет, что жизнь органиков далеко не сахар».

Меч висел на бедре, цепко удерживаемый креплениями пояса экзера. Чувствую, я еще не раз порадуюсь, что выбрал в именно его в качестве сделки со Стражем. Одна функция адаптивной формы чего стоила. А маскировка, делающая световой меч Гри неотличимым от обычного? Вещь! Нак Зиил слюной изойдет, когда узнает.

— Что теперь? — спросил Фрис, когда я не нашел, куда пристроить шлем, и в итоге надел его на голову, ощутив недовольное дрожание ткани экзера. К счастью, только его. Новые установки действовали исправно, и ревнивый симбиот не стал поглощать чужеродную технику, надетую своим носителем.

— Возвращаемся к Илонии, — я сосредоточился, цепляясь за Засечку, видимую в духовном зрении, как едва заметно тлеющий уголек, расположенный по наклонной от нас примерно в полукилометре внизу. Трудно с такого расстояния сказать, но, судя по размеренной пульсации, девушка уже успела успокоиться.

Какое-то время мы шли молча, переваривая уже случившееся и намечая планы на будущее. Страж подложил нам здоровенную банту, без спроса запихнув в гости к килликам. Но в то же время, намеренно или случайно, помог решить вопрос с поисками пропавшей сестры Доминика Пантир. Вот только встреча вышла скомканной. Да еще и вызвала столько вопросов, что, казалось, череп от них вот-вот лопнет.

Дом Ульго. Если я и в самом деле имею какое-то отношение к нему, то ситуация вырисовывается довольно любопытная. Особенно в свете заявления Илонии насчет реакции своего брата. Почему он не должен был меня отпускать? Хаттовы аристократы со своими интригами. То ли еще будет.

— Сюда, — спустя примерно полукилометра пути по извилистым тоннелям палиндромика килликов, я вывел нас с Фрисом на открытую каменную террасу, выходящую на широкое подземное озеро. Приглушенный инистый свет здесь, как и везде, исходил от разветвленной корневой системы на потолке пещеры. Его было немного, но достаточно, чтобы разогнать мрак, позволяя примерно оценить внушительные размеры озера. И увидеть круги на воде у самого берега.

— Подождем, пока искупается, — я попридержал Фриса за плечо, шагнувшего на первую ступень лесенки, спускающейся к озеру по стенной полости. Там можно было пройти, не пригибаясь, даже с моим внушительным ростом.

Устроившись на террасе, мы еще по меньше мере с полчаса ожидали, пока Илония закончит водные процедуры. После чего та соизволила обратить на нас внимание и крикнула:

— Можете спускаться, я закончила.

Дважды упрашивать нас не пришлось. Первым к каменному берег озера опустился я, и сразу следом за мной Фрис с своей квардионной форме. Илония была уже полностью одета и совершенно спокойно восприняла наше появление. Разве что мазнула расширившимися зрачками по светящемуся ядру в груди Фриса, заставив того смущенно почесать оную. После чего низко поклонилась мне, скрыв лицо за длинными прядями сырых после купания волос.

— Прошу прощения за свое недостойное поведение, джедай. Королева хотела, как лучше, но порой она понимает все слишком буквально, — Илония зарделась так, что было видно даже в тусклом свете корневой системы, освещавшей озерную пещеру. Однако голосом не дрогнула, уже успев свыкнуться с мыслью о моем происхождении. — Половая связь у килликов используется только для продолжения рода.

— Так тот запах?..

— Да. Всего лишь реакция улья на наше физическое влечение друг к другу. И мои слова тоже. Я все объяснила королеве, она тоже приносит извинения за доставленные неудобства.

— Ничего, — в свою очередь поклонился я, к явному облегчению Илонии не спеша поддерживать заданный ей официальный тон. — Ты тоже извини, погорячился. Уж больно неожиданно все вышло. Сама-то как? Глаза не болят?

— Все хорошо. Когда проморгалась, то даже обрадовалась. Было здорово наяву увидеть знаменитую Силу джедаев, о которой столько слухов ходит. Испугалась только, что ты уйдешь, но королева успокоила. Посоветовала искупаться, чтобы прочистить голову.

Я не стал дальше вгонять девушку в краску, заостряя внимание на всяких интимных подробностях. Вместо этого предложив ей присесть на берегу и поговорить. На что Илония ответила радостным согласием, удивляя таким простецким отношением к произошедшему между нами. Другая на ее месте не знала бы куда от стыда деться. А Илония только еще сильнее накидку ослабила, чтобы ее прелести не обтягивало так уж явно. Хотя пользы от того было немного. Фигурка у сестры Доминика, как я уже говорил, была достойна запечатления на гланцевых обложках лучших изданий моды в галактике. А соблазнительные размеры так просто не скроешь.

— Думаю, у тебя, — Илония понимающе усмехнулась, уловив очередной скользящий взгляд на своей груди, — много вопросов. Только я бы предпочла обсудить их наедине, если возможно.

Фрис едва не лопнул от возмущения, но наткнувшись на мой красноречивый взгляд, сдулся. Плюхнув рядом со мной мои вещи, он обернулся кубом Гри и полетел вдоль озерного берега исследовать местные достопримечательности. Как только он скрылся из виду, Илония шумно вздохнула и заметно расслабилась.

— У тебя очень странный дроид, Джове. Что он такое?

— Не «что», а «кто», — поправил я ее спокойным тоном. Возможно излишне спокойным, так как Илония с показной виной завертела в пальцах прядь волос.

— Прости. Не хотела лезть не в свое дело, просто впервые вижу, чтобы голограмма могла взаимодействовать с реальным миром. Таких технологий даже у арканианцев нет.

— Действительно, — согласился я, первым присаживаясь у самого края водной кромки озера. — У них нет.

Илония издала странный звук, больше всего похожий на задавленный смешок, и также присела на край берега. На этот раз почти вплотную к моему плечу, а не как раньше, за пару парсеков личного пространства.

За первыми пристрелочными взглядами и прощупывающим молчанием с обеих сторон прошло всего пара минут. За это время Илония, или, как она попросила называть ее сокращенно — Ила — успела основательно зазябнуть в своей поддергайке, надетой на мокрое после купания тело. Кроме того, от воды подземного озера ощутимо тянуло прохладой, что тоже не способствовало здоровому самочувствию.

Заметив, как дрожат ее плечи, я, не обращая внимания на протесты, закутал ее в свои тунику и плащ. Мне они больше не требовались: экзер прекрасно справлялся с поддержанием комфортной температуры, не упуская ни единой толики живительного тепла.

— Спасибо, — закутавшись в плащ, что только один нос торчал, девушка стала понемногу отогреваться и уже более смело посмотрела на меня. — И за то, что вернулся. Я боялась, что после того, как мы чуть не…

— Ила, давай без этих игр в недотрогу, — поморщился я. — Ты уже взрослая девочка, а я не так наивен, насколько моложу выгляжу.

— Совсем-совсем без игр? — показательно надула пухлые губки девушка, но быстро стала серьезной, когда поняла, что на меня ее миленькая мордашка не действует. Точнее действует, но не со столь сильным эффектом, как ей хотелось бы.

— Ладно, — сдалась Илония, в мгновение ока преображаясь и как-то незаметно превращаясь из скромницы-стесняшки в расчетливую дьяволицу, пришедшую за моей душой. Я даже вздрогнул: настолько разительной оказалась перемена, не только внешне, но и в духовном мире. Будто нежный цветок вдруг покрылся стальными шипами, готовый в любой момент ринуться в смертоносную атаку.

— Поговорим без притворства, Джове. Мне тоже вся эта словесная шелуха поперек глотки. Как ты мог заметить, — Илония повела подбородком, указывая на тихую гладь темного зеркала озера, — я в полной жопе. И речь сейчас не только о моей вынужденном пребывании в гостях Уруир. Что тебе сказал брат, когда отправлял за мной?

— Что ты заноза в… с ветром в голове. И тебя надо вернуть домой, пока ты не натворила еще больших бед.

Губы Илонии растянулись в мстительной усмешке.

— Ну, братик, я тебе припомню. А ты смелый парень: говорить такое наследнице королевского Дома Пантир. Пусть и не первой в очереди, но все же. Яйца при ходьбе не бряцают?

— Прямой ответ на прямой вопрос, — невозмутимо отозвался я, спокойно выдерживая напор беснующего пламени, прячущийся под ангельской красотой внешне спокойной девушки. И это она еще мягко со мной. Сдерживается, желая получить нечто важное от меня. Настолько, что даже свою колючую натуру в узду взяла. Насколько смогла.

«Яйца бряцают, хех… еще одна язва по мою душу явилась».

— Я ценю это, — чуть подумав, кивнула Илония. — В качестве ответного дара дам тебе шанс: улетай, джедай. Я попрошу королеву, и тебя выведут из палиндромика. Возвращайся в свой Орден и забудь об этой планете. О своем происхождении. Оно того не стоит, поверь. Если начнешь разгребать эту кучу дерьма, то отмыться уже не получится.

Настала моя очередь переваривать услышанное и взвешивать все за и против. Открытость Илонии импонировала и побуждала на ответную откровенность.

— Не могу. У меня есть долг перед семьей, и я намерен исполнить его во что бы то не стало.

— Иного ответа от Ульго я и не ждала, — с заметным облегчением выдохнула Илония. Ментощупы ощутили, как в ее душе разгораются неугомонные светлячки веселья. — Охренеть. Знала бы еще вчера, с кем беседы вот так запросто буду вести — осталась бы под теплым крылышком королевы. Я ведь реально чуть не обделалась, когда увидела тебя.

— Настолько страшный?

Илония фыркнула:

— У нас в доме твоим отцом детей пугают. «Вот придет Палач Ульго и заберет тебя, если кашку кушать не будешь», — передразнила кото-то Илония, до противной писклявости возвысив тон голоса. — Представляешь, что я испытала, когда тебя увидела?

— В общих чертах. Я джедай.

«И эмпат. Но об этом тебе знать пока не обязательно».

— А, точно. Не обижайся, я порой часто чушь несу. Так-то ты очень симпатичный парень. И с таким телом, что у меня аж… до сих пор…, — Илония непритворно смутилась, еще плотнее закутавшись в плащ. Выглядело это довольно мило и в другой ситуации могло бы даже вызвать улыбку, если бы не серьезность поднятой темы.

— С чего ты взяла, что я именно Ульго? — решил я задать давно волнующий меня вопрос. — Мало ли похожих людей встречается. И всяких там бастардов незаконнорожденных…

— У верховных Домов не бывает бастардов. Есть старшие и младшие семьи, своих детей мы не бросаем. А ты прямо копия Джарваса, говорю же — спутать невозможно. Только крупнее, — Илония смерила уважительным взглядом охват моих плеч. — У вас в Ордене всех джедаев так откармливают?

— Только тех, кто хорошо вел себя в течение года.

— Ха-ха, — Илония не пыталась претендовать на то, что поняла шутку, чем еще больше усилила расположение к себе. А что, мне уже начинает нравиться эта простая и незамысловатая, не смотря на происхождение, девушка. То была не очередная роль в попытке найти комфортный собеседнику тон беседы, Илония в самом деле такая. Жесткая, грубоватая и местами милая. Иногда. Когда нужно и выгодно именно ей. А в остальное время… Я прям как наяву представил ее в панковском наряде солистки одной их знаменитых групп, гремящих в Голонете. Этот образ подходил ей куда лучше, чем наряд возбуждающей конфетки, сокрытой под многослойной оберткой подобия сари.

— В общем, на полную историю уйдет много времени, сомневаюсь, что ты готов прозябать тут пару дней. Вкратце: лет двадцать назад твой дом развязал очередную резню за королевский трон. Я не знаю точно, что там произошло, но от Ульго после передела власти почти ничего не осталось. Кто-то из выживших укрылись в дальних регионах, остальных изгнали за военные преступления против народа Альдераана без права амнистии.

— А моя, якобы, семья? — я все еще скептически относился к возможно родства с альдераанской аристократией, нутром чуя, что тут все далеко не так просто.

— Джарвас Ульго возглавлял младшую ветвь твоего Дома. Последнюю в очереди на наследование, но одну из ведущих в конфликте. Ульго всегда славились своими военными замашками, из-за которых их не особо любили в высшем свете, но твой отец зашел дальше всех. Не зря его прозвали Палачом. Под его началом солдаты Ульго творили ужасные вещи. Если бы не объединенная мощь нескольких верховных Домов и их вассалов, от Альдераана мало бы что осталось. Палач собирался применить оружие массового уничтожения, когда наши агенты сумели обезвредить его. Что произошло с его семьей я не знаю, — Илония пожала плечами. — Хотя, глядя на тебя, кое-что начало вырисовываться. По крайней мере, теперь ясно, чего Селдейя так засуетились в последний год. Если до них дошли слухи о возможном возвращении наследника Джарваса…

— Стой! — я внезапно встрепенулся, вспомнив, где слышал знакомо царапнувшее имя слово. — Повтори.

— Что?

— Кто засуетился?

— Селдейя. Это северный Дом на окраине Харальского региона. За его главу меня хотели выдать замуж…, — Илония запнулась, увидев, как я возбужденно вскочил на ноги. — Что такое?

— Селдейя… ну точно, так он и сказал, — пробормотал я под нос, окончательно уверяясь, что уши меня не обманывают. Именно это слово сказал Алек Пайн, когда я вытаскивал из него информацию о местонахождении Кевы и Миры де Сат. Могли ли двойняшки оказаться здесь, на Альдераане? Вполне. Как и в сотне других мест с похожим названием по всей галактике.

Вот только, выбора у меня особого нет. Даже такая зацепка лучше, чем просто поиски в пустоте наощупь.

— Ила.

— Да?

— У меня к тебе просьба. Расскажи все, что знаешь о Доме Селдейя.

Эпилог

Алек злобно глянул на коренастого бородатого мужика в оранжево-черной форме надзирателя. Через специальное окошко в стене тот протолкнул ему тюремный паек, созданный только для того, чтобы поддерживать жизнь в теле заключенного. Никаких специй для вкуса. Только бесцветная жидкая гадость и маленькая кружка с питьевой водой рядом.

— Когда выберусь, — негромко произнес Алек, специально растягивая слова. — Я найду тебя. И буду отрезать по кусочку, пока не сдохнешь. Очень медленно.

Республиканское мясо расхохоталось и издевательски отсалютовало Алеку через поле силового щита, затворяющего единственный вход в камеру.

— С нетерпением жду, шакаленок. Если сможешь повторить то же самое после допроса, я весь к твоим услугам.

Ученик ситха зашипел сквозь зубы, чувствуя, как в груди вздымается тягучая волна ненависти. Смейся, падаль. Посмотрим, как бы будешь хохотать наедине с разделочным ножом, медленно срезающим кожу. Длинными полосками. И очень тонкими, чтобы растянуть удовольствие.

Расслабленно прикрыв глаза и откинувшись на спину, Алек прислонился к холодной стене камеры. Прошло уже два дня, как его забрал особый отдел. Тело все еще нещадно ломило от остатков сыворотки правды, но это мелочи в сравнении тем, что ждет республиканское отродье. Если прислушаться, можно услышать истошные крики его замученных жертв. Когда он выберется из заточения, эту агонию пополнит новый хор голосов.

Республиканцы, держащие его в пленку, станут первыми. Потом Алек найдет и прикончит своих рабынь. Эту зарвавшуюся шлюху А’нзал, ее мириаланскую цепную суку, нанесшую непоправимый ущерб Академии. И лишь под конец, главный десерт.

«Джове, джедайская погань. Ты пожалеешь, что не убил меня тогда».

— Что? Кто здесь? — раздался за стенкой камеры встревоженный голос надзирателя. Алек с вялым интересом прислушался, услышав, что ему ответили.

— Никого нет здесь. Ты совсем один.

— Никого нет… Я совсем один.

— Ты хочешь спать.

— Я хочу спа-а…

Глухой звук падения, тишина. С минуту ничего не происходило, а потом барьер камеры погас сам собой. Еще миг, и Алек ощутил, как ослабела хватка шоковых наручей на шее и запястьях. С рычанием сорвав их, он уже собирался сорваться в Рывок, как услышал голос. Сила, текущая в нем, была настолько велика, что Алек истуканом застыл на месте, не рискуя лишний раз шелохнуться. Лишь когда ему в руку ткнулась знакомая рукоять светового меча, юный ситх решился скосить взгляд вниз. И тот, кого он там увидел, совершенно не вязался с пережитым ощущением всемогущества.

— Что за… ты еще кто?

— В одиннадцатом ангаре ждет шаттл с гипердрайвом. Передай Фаниусу, — сказал нежданный спаситель, ростом едва ли по пояс мальчику, — это последний раз, когда я решаю его проблемы.

Алек вновь вздрогнул и торопливо склонился перед Великим Мастером, чья воля и Сила походя сломили его, как штурмовой ветер пересохший колос в поле. Ничего подобного он не ощущал ни рядом с Дартом Кертерой, ни с Владыкой Руином, на аудиенцию с которым его однажды взяли в качестве награды за успехи в обучении.

— Ступай, аколит, — лицо говорящего исказила презрительная ухмылка. И, хотя он смотрел на Алека снизу вверх, у последнего не осталось сомнений, кто на самом деле стоит на вершине, а кто возится под ней в поисках жалких объедков. — До поднятия тревоги у тебя будет около десяти минут.

Мастер ушел, оставив Алека Пайна наедине с телом надзирателя, валяющимся в отключке под рамкой тюремной камеры. Лицо юноши исказил безумный счастливый оскал, озаренный вспышкой активированного красного клинка.

Илья Трифонов Четвертый раскол 4. Сопротивленец

Пролог

Что такое века для долгоживущих? Тысячелетия? Короткий вдох, за который проносятся эпохи, начинаются и завершаются войны, сменяются поколения. Повторяющиеся конфликты на протяжении всей жизни тех, чей срок имеет смертный предел.

Но Вечные помнят. Избирательно. Тех, кто достойны их внимания и способны хоть ненадолго развеять их бесконечную тоску.

Дочь ощутила, как брат направил свое внимание в нижний мир и… не придала этому значения. Сын любил вмешиваться в жизнь смертных, но никогда не переходил границ дозволенного Отцом. Не мог. Их влияние ограничено добровольно вздетым ярмом, налагающим ответственность за судьбу всего сущего в галактике. Вечная борьба за Равновесие. Таковая их судьба. И наказание за гордыню.

В отличии от Сына, Дочь давно не испытывала эмоций. Такова была ее плата за слияние со Светом. Однако, смотря на увлекшегося брата, она ощутила нечто сродни легкому интересу. Источник беспокойства, заинтересовавший брата и вынудивший его вновь коснуться мира короткоживущих через Силу.

Она стала наблюдать. За ним и за человеком, чей жизненный путь, способный уместиться в миг взмаха крыльев бабочки. Дочь знала, что ее темное отражение не удержится. Сына всегда привлекали сильные личности, потенциально способные взойти на вершину могущества Великой Силы.

Однако, в этот раз он зашел слишком далеко.

Узрев происходящее, Дочь сменила форму и, мощным взмахом крыльев поднявшись в воздух, метнувшись на помощь смертному и успев оттолкнуть Тьму до того, как она прервала его жизненный путь.

— Нет, не смей вмешиваться, сестра! — Дочь окатило удушающей волной гнева и ярости Темной стороны. — Он мой!

— Ты зашел слишком далеко, брат. Оставь его.

— Нет, ты не понимаешь… а-а-а!!! Жалкое ничтожество, да как ты смеешь!

Сын схватился за лицо и отшатнулся от Ока в обрамлении клубящейся Тьмы, создающегося прямой выход в мир короткоживущих. Окно, сквозь которое никогда не пройти тому, кто связан волей Отца.

Дочь повторно атаковала живую Тьму, заставляя ее отступить, а сама краем сознания потянулась сквозь схлопывающееся Око, лишенное подпитки Силы брата.

Взгляды ее и человека пересеклись. На миг сердце Дочери замерло. А затем учащенно забилось, ощутив его Свет. Совсем не такой, как у нее. Гораздо более непримиримый. Обжигающий. Очищающее звездное пламя, призванное уничтожать Тьму, а не сдерживать ее.

Впервые за века… многие тысячелетия, Дочь переживала нечто подобное. Последний раз был, когда она еще жила, а не существовала. Когда могла не просто быть, но ощущать.

«Чувствовать».

Дочь улыбнулась, и одновременно с этим на Мортисе занялся рассвет, заставляя Сыны с криком гнева и боли исчезнуть во мраке своих владений.

— Больше он тебя не тронет, — женщина коснулась сознания человека, погружая его в глубокий исцеляющий сон. — Спи… вестник Разящего Света. Я буду присматривать за тобой.

Созданное Сыном Око схлопнулось, ознаменовав конец долгой ночи и начало нового дня. Под теплым взором Дочери планета расцвела, приветствуянаступление Созидающего Света, дарующего рождение всему живому. Бесконечный цикл рождения и смерти повернулся на новый виток.

Глава 1. «Грёзы наяву»

После возвращения Фриса с разведки я подрядил его отвечать на бесконечные вопросы Илонии, а сам двинулся на небольшую прогулку вдоль озерного берега. Нужно было привести мысли в порядок и наметить дальнейший план действий, круто изменивший вектор после полученной от нее информации.

Первое: я выяснил, куда все-таки нас переместил Страж. Оказалось, не так уж далеко от места своего комплекса. Улей килликов находился где-то под Джараанскими горами, тянущимися на многие километры через весь здешний регион и заходящими в соседний. В тот самый, куда мне предстояло отправиться по просьбе Доминика в поисках Илонии. И пусть их разделяло огромное расстояние, я не удивлялся, успев понять с рассказала девушки, на что способен коллективный разум килликов. И как далеко на самом деле тянутся их подземные тоннели, вовсе не ограниченные одним палиндромиком.

Но знал ли Доминик, когда отправлял меня за сестрой, что киллики уже как свыше тысячи лет находятся в спячке, а в их старых надземных ходах поселились совсем иные постояльцы? А вот кто его теперь разберет. Не зная правды о своем происхождении, я бы сказал, что да. Решил избавиться от проблемы руками прикормленного обещанной сделкой джедая, которому, пусть и с большой оглядкой, но мог доверять. Но если мое лицо узнала Илония, то, с ее слов, должен был узнать и Доминик. Какое доверие может быть к сыну того, кто пытался узурпировать власть под угрозой массового геноцида?

При всем при этом, фальши при общении с Домиником я не ощутил. Видимо, он просто такая же жертва интриг, в какие вплел меня, отправляя спасать свою сестру. Джедая и единственного выжившего сына Джарваса Ульго в одном лице.

«Альдераан во всей своей красе», — невесело рассмеялся я, начиная примерно нащупывать кончиками пальцев ног дно выгребной ямы, куда сунулся вопреки совету Илонии. И где нам вдвоем предстояло плавать по шею в жидком пуду. До тех пор, пока не найдется подходящая коряга, по которой можно будет выползти обратно на твердую землю и вдохнуть чистого воздуха без зловония от тайн и секретов власть имущих.

Не знаю, на что Илония рассчитывала, когда сунулась в дикие земли в надежде найти килликов. Мне сказала, мол, решила проверить правдивость старых легенд и нарвалась совсем не на того, кого ожидала встретить. Слукавила, ясное дело, но я не стал допытываться, позволив ей рассказать только то, что она сама сочла нужным.

По мере нашего общения Илония все больше раскрепощалась, под конец даже позволяя себе мелкие шутки в мой адрес. Я чувствовал, насколько ей не хватало общения с живым человеком в последнее время, позволяя выговориться и одновременно по крупицам собирая интересующую меня информацию. Из которой вырисовывалось, что Дом Пантир, имея королевский статус, напрямую отвечает за соблюдение республиканского закона на своей территории. Четко предписывающего при малейшем подозрении в появлении культистов посылать тревожный сигнал в Сенат и в Орден джедаев.

Предположить, что верховный Дом, обладающий всей полнотой власти, не знал о происходящем? Вероятность почти нулевая. Особенно, если речь идет о старших семьях, чье положение в Доме куда выше, чем у Доминика с сестрой. По всему выходит, что Пантир добровольно позволили разрастись культистской заразе в диких землях. Зачем? С какой целью? Илония не знала, хотя и очень желала выяснить. С того самого момента, когда пришла в себя в палиндромике Уруир.

Попала она сюда довольно нетривиальным способом. Ее шаттл подбили недалеко от древнего наземного поселения килликов, вынудив зайти на экстренную посадку. А когда те же, кто это сделал, выковыряли ее из задраенной пилотской кабины, Илония с ужасом поняла, на кого нарвалась.

Наслышанная о зверствах культистов, девушка до конца боролась за свою жизнь и свободу. И даже смогла кого-то несмертельно подстрелить. Но сопротивление горе-авантюристки быстро сломили и не известно, как сложилась бы судьба, не найди ее киллик. Тот самый солдат, которого мы с Фрисом встретили, впервые попав в палиндромик Уруир.

Встреча с ним оказалась неожиданностью не только для Илонии, но и для шокированных культистов, которых трехметровое насекомое расшвыряло, как слепых котят. После чего уволокло потерявшую сознание девушку с собой, усыпив ее особой смесью феромонов и позволив очнуться лишь палиндромике Уруир. Где Илонию ждал долгий разговор с королевой, не прояснивший ровным счетом ничего. А также категорический отказ возвращать ее на поверхность.

Причину Илония пыталась неустанно выяснить до сих пор, пока, внезапно, не получила просьбу от королевы подняться в хранилище нерожденных детей, где девушку ждали нежданные гости палиндромика Уруир. Дальше наши истории пересекаются, подводя к настоящему у горного озера.

По всему выходило, что Илонии известно не больше моего, так что единственная, кто может пролить свет на происходящее — сама королева килликов. Я знал, что она ожидает встречи со мной, когда буду готов. Так что, как только приведу мысли в порядок, меня ждет еще один разговор. Которому предстояло пролить свет на чертовщину, творящуюся с момента моего посещения комплекса Стража.

Если бы я не знал, что заглядывать в будущее могут только глубоко усилившиеся связь с Силой одаренные, то заподозрил бы причину череды «случайных» совпадений именно в этом. Других объяснений, откуда Страж мог знать, куда нужно фазировать нас с Фрисом для встречи с Илонией, и с какого перепуга королева послала солдата на ее спасение от культистов, попросту не было. Я не знал, что думать на этот счет. И, честно говоря, даже не пытался.

Уже одна ситуация с моим заданием от Доминика распирала мозг переплетенным клубком догадок, от которых хотелось выть в голос. Прибавить к ним еще причины поступков древних рас, чья логика лежит вне человеческого понимания, и можно смело ложиться в дурку. Ну или идти жить в пещеру отшельником, как изредка поступали джедаи древности. Теперь я их понимал, как нельзя лучше, испытывая неодолимое желание на пару лет зависнуть в благословенном покое Глубокой медитации.

«Многие знания — многие печали», — сказало подсознание нравоучительным тоном Нак Зиила. Забавно, ведь именно я научил его этой фразе. И сам почти не следую ее мудрости, вынужденный приносить себя в жертву интересам семьи и нерожденного клана.

Хотя, если Илония права насчет моего рода, то быть безымянным ему осталось недолго. Рассказав о Доме Селдейя, Илония дала мне прекрасный повод наведаться к ним в имение. А там выпадет шанс подстрелить сразу двух зайцев, ценность каждого из которых для меня ничуть не меньше, чем полученные дары Стража.

Расположение Дома Селдейя в одном из самых неблагоприятных для жизни заснеженных северных регионов, объясняло их способ выживания, мало связанный с привычным альдераанам культурным образом жизни. Даже аристократам, порой, нужны чистильщики, которым они могут доверять без боязни вынести сор за пределы планеты. Селдейя предоставляли именно такие услуги, имея стабильный доход от крупных и мелких заданий в самых разных частях планеты. Многие из которых выходят далеко за рамки республиканских законов.

Например, устранение угрозы Палача дома Ульго. За которую Селдейя были удостоены награды верховных Домов, снявших с них вассалитет и пожаловавших обширные земельные наделы к уже имеющимся. И, в качестве залога будущих добрых отношений, Селдейя был гарантирован брак с дочерью королевского рода, открывающий им путь к статусу верховного дома уже через пару поколений. Редкий шанс, за который множество мелких Домов были готовы пойти на что угодно, лишь бы стать вхожими в по-настоящему высший свет аристократии Альдераана.

Старшие семьи Пантир назначили Илонию на роль откупной невесты. Без их с братом согласия, попросту поставив перед фактом. Отсюда и непрекращающиеся попытки избежать официальной помолвки с нынешним главой Дома Селдейся, которого «невеста поневоле» ненавидела всеми фибрами души еще с детства. Что-то у них там нехорошее случилось, в чем я, опять же, копаться не стал. Во-первых, неприлично, во-вторых, меня не касается. Главное Илония сказала: Чев Селдейя — та еще мразь, браком с которой она не свяжет с себя и под угрозой смертной казни. Огонь-девка, уважаю. Надо будет познакомить их с Ланой, они точно поладят, благо по возрасту Ила всего на пару лет старше меня. Сама призналась, когда с удивлением узнала о моем настоящем возрасте. И оттого прониклась еще большим уважением, закрепившим уже достигнутый успех.

Как пожаловалась Илония, все парни ее возраста, с которыми ей довелось общаться, были жалкими хлюпиками и слабаками, прячущимися за спинами богатых родителей. Не принято у нынешней аристократии до изнеможения доводить себя тренировками. Если, конечно, они не Ульго, о чем Илония не преминула упомянуть с хитрой ухмылкой.

Мой вид больше не вызывал у нее не малейшего страха, что можно смело записывать в заслуги ментощупам. В умелых руках они позволяют куда быстрее устанавливать доверительные отношения, если не забывать не только брать, но и отдавать. Чувствуя мою искренность, девушка сама тянулась навстречу, и даже снова начала оказывать знаки внимания определенного толка. То повернется в процессе разговора так, чтобы грудь сверкнула в наиболее выгодном свете. То, как бы невзначай, коснется меня кончиками пальцев. Легкий ни к чему необязывающий флирт, за которым скрывается так и нереализованное желание, которое не смогла полностью смыть даже студеная вода из подземного озера.

С моим опытом воспользоваться ситуацией в своих интересах не составляло труда, однако я, как и всегда, не спешил торопить события. Чем слегка расстроил Илонию, но и заработал лишний плюсик в ее глазах. Дело прежде всего, и она, как аристократка по крови, понимала это лучше прочих других.

За непринужденной беседой Илония взяла с меня обещание помочь ей избавиться от Чева, взамен на полную поддержку ее семьи в расследовании гибели моего отца. Доминик, каким бы важным не хотел казаться, на деле владел ровно половиной активов, доставшихся им с сестрой в наследство от безвременно скончавшихся родителей. Там имела место быть история по-своему не менее кровавая и запутанная, чем поражение Джарваса Ульго в борьбе за трон. Илония дала слово, что они с братом сделают все, чтобы восстановить меня в правах, как наследника младшей ветви Дома Ульго.

Не скажу, что мне ее обещание чем-то поможет, но сам факт союзника в лице королевского Дома, пусть и малой его части, многое значил. Особенно с учетом поимки второго «зайца», существование которого еще предстояло доказать с посещением родового имения Селдейя.

Культисты не могли действовать в одиночку, без поддержки аристократов. Не знаю, насколько в их деятельности замешен Дом Пантир, но в причастности Селдейя сомневаться не приходилось. Илония сама видела оттиски их многолучевого герба на ящиках с оборудованием и провизией, пока культисты тащили ее в свое логово.

А где плетутся интриги, там можно ожидать и появление ситхов. Пусть культисты осели далеко от Харальского региона, где находися резиденция Дома Селдейя, без контроля хозяев они ничего не делают. Сомневаюсь, что любящие комфорт темные станут делить койки с простой солдатней в холодных заброшенных тоннелях килликов.

Нет, ситхи всегда правят из тени. Там, где тепло, тихо, и никто не будет шарить метлой в попытках смахнуть сплетенную ими паутину. Чем не подходит резиденция удаленного от цивилизации Дома, к тому же получившего шанс стать верховным? Конечно, без доказательств, все это просто догадки. Но Сила подсказывает: я копаю в верном направлении.

Алек не врал, когда рассказывал все, что знает о судьбе соклановцев. В частности, некое место под названием «селдейя», куда Дарт Ниат увезла двух своих учениц. Миру и Кеву де Сат. Во время допроса было невозможно понять, о чем идет речь, да Алек и сам не знал. Но теперь… Интриги Пантир, культисты, мое прошлое. Дом Селдейя. Все перемешалось. Благодаря Илонии я получил шанс выйти если не девчонок, то хотя бы на их мастера, проворачивающую через убийц моей биологической семьи свои грязные делишки. А там дальше как пойдет. Случись чего, как и с Кертерой — рука не дрогнет. Но доводить до этого не хотелось бы.

Война с культистами на их территории — тонкий лед, каждый шаг по которому грозит смертельным купанием. На Нар-Шаддаа, где веками царят преступность и беззаконие, можно было устанавливать свои правила. Натравить на базу культистов охотников за головами. Закупить кучу взрывчатки и подорвать ее, стерев одной масштабной акцией большинство вражеских сил. Вариантов много, а способы избавиться от врагов ограничены только воображением и количеством кредов на банковском счету. Хаттам плевать на кровавую баню под своим носом, пока им платят за доставленные неудобства. Даже если временами приходится смахивать ошметки чужих потрохов со своих драгоценных шкурок.

На Альдераане все иначе. Аристократы способны доставить множество проблем самыми различными способами. Просто проредить световым мечом загнивающие сорняки, как и избавиться от них любым другим способом, будет недостаточно. Надо устранить сама причину их возникновения, выкорчевав все корни, до последнего. Только тогда можно будет начинать высаживать многолетнюю «рассаду клана», не тратя время на повторную прополку.

Подытожив, первый шагом мне предстоит посетить дом Селдейя. Помочь Илонии с ее проблемами, узнать правду о падении младшей ветви Дома Ульго. Затем через Селдейся выйти на ситхов и разобраться с культистами, попутно прихватив за жабры старшие семьи Дома Пантир. Так себе план, но, главное, собрать крепкий костяк. Мышцами и сухожилиями он будет обрастать уже по ходу дела.

Прейдя таким образом в гармонию с самим собой и окружающим миром, я вернулся в реальность с новыми силами, отметив пройденный маршрут вдоль озерной кромки. Туда и обратно к Фрису с Илонией, которые при моем приближении перестали орать друг на друга и состроили самые невинные выражения лиц. На долго их, увы не хватило. Едва я подошел ближе, меня накрыл поток жалоб и обвинений с обеих сторон.

Илония утверждала, что более озабоченного дроида галактика не видела и требовала пусть его на переработку в пищеварительный тракт килликов. Есть у них такой закуток в палиндромике, где насекомые растворяют отходы своей жизнедеятельности. Той кислоте и дюрасталь не страшна, растворяет за считанные минуты.

Фрис в свою очередь верещал, что всего лишь выразил свое восхищение красотой юной леди. А то что ее формы настолько велики, что сами собой задевают руки порядочных квардов — исключительно стечение обстоятельств и неблагоприятное расположение звезд на небе. Ну или люминесцентных корней на светящемся потолке, тут кому какой гороскоп по душе.

— В общем веселитесь, понятно, — кивнул я, жестом обрывая жалобы с обеих сторон и обращаясь к насупившейся Илонии. — Можешь отвести меня к королеве?

— Запросто, — требовательный пальчик ткнул в переносицу Фриса, сведшего глаза в кучку. — Только он с нами не пойдет. Или я за себя не отвечаю! Штекер для подзарядки в такое место воткну, что бригада ремонтников не достанет.

— Каре ты бы тоже понравилась.

— Кому?

— Позже расскажу, пошли уже. Королева заждалась.

— А он?

— Фрис…

— Понял, не дурак.

Миг спустя сменивший форму квард уже покоился в виде браслета на моем запястье, пока Илония недоуменно хлопала ресничками и в шоке глотала ртом воздух.

— Это как он… Джове?

— Что просила, то и получила, принцесса. Он не пойдет. Поедет. На мне, — я демонстративно покрутил рукой с браслетом в воздухе. — Джедай, как джинн. Но выполняет только одно желание.

Так и не нашедшая достойного ответа, Илония сдулась и нехотя пошла впереди, временами бросая на меня весьма красноречивые взгляды. Понимаю. Я странный джедай по современным меркам. С не менее странным спутником. Но раскрывать свои карты кому попало не намерен. Даже если эта «кто-то» — обворожительная девушка, чье возмущение умиляет и до неудержимого желания затискать ее за всякие выпирающие места. Кхм…

Встряхнувшись, я вырвался на полкорпуса вперед Илонии, четко чеканя шаг и мусоля мантру Кодекса, дабы не поддаться соблазну. Понимаю Фриса и не могу его винить. Руки сами к няке тянутся, но сейчас для этого не место. И не время. Возможно, позже, когда лопатки перестанет свербить ненаправленное внимание спящего улья. И когда узнаю, зачем на самом деле Илония нарядилась в нечто настолько провоцирующее, чтобы гарантированно уронить попавшего в палиндромик незнакомца в горизонтальное положение.

Пока я брал в узду взбрыкнувшее естество, Фрис, по давней привычке, не забывал записывать скан окружающего пространства. С обретением формы кварда, его качество и разрешение повысились в разы, позволяя построить полноценную объемную голомодель со всеми мелкими деталями. Позднее, после возвращения на «Везунчик», Фрис обещал перенести ее в наши игры в качестве какого-нибудь бонусного уровня. Прекрасное дополнение к уже имеющемся контенту, на прохождение которого у игроков уйдет от пары дней до недели, в зависимости от степени вовлеченности и исследования всех мелочей.

Мы не собирались останавливать на достигнутом, бросив Звездные войны на самотек после релиза. Обеим играм предстояло еще долго обеспечивать клан на первых порах, пока не будут реализованы остальные возможности, которые не придется скрывать за алгоритмами Гри. В их число входит транспортная фирма Съяна Итти и, позднее, развертка небольшого шахтерского прииска по моей лицензии в астероидном поле какой-нибудь малоизученной и богатой полезными ископаемыми системы. Пока об этом еще рано думать, но мысль о сытом и безбедном будущем для семьи и клана согревала душу, давая понять, что вектор развития взят верный.

До покоев королевы мы с Илонией шли довольно долго. Пока миновали пещеру с озером, поплутали по извилистым тоннелям палиндромика, любуюсь люминесцентной флорой, прошло не меньше получаса. Корни на сводах оказались грибным мецелием-переростком, разводимым килликами в качестве регулятора влажности для расплода и проводника питательных веществ к стазисным камерам. В одну такую мы заглянули чисто любопытства ради, воочию узрев целые штабеля коконов с мирно спящими килликами самых разных форм и размеров. Громадная стазисная, больше похожая на обычный склад, занимавший три объединенных яруса улья.

— Ты спрашивала у королевы, почему они впали в спячку? — шепотом спросил я, придавленный масштабами увиденного. Если раньше все эти киллики населяли дикие земли, то вполне понятно, отчего по сей день в них никто не рискует селиться. Без учета двинутых на всю маковку культистов, которым нашептывают на ухо безжалостные ситхи.

— Она сказала, что улей ждет, — также тихо отозвалась Илония, инстинктивно прижимаясь ко мне плечиком в поисках защиты.

— Чего?

— Хороший вопрос. Идем, может быть тебе она скажет больше.

У покоев королевы нас уже ждали. Знакомый киллик-солдат, не высказавший ни малейших эмоций от моего вида или Илонии, также не обратившей на него ровным счетом никакого внимания. Что еще раз дало основания полагать о сокрытии основной истины случившегося в хранилище расплода килликов.

Последним пробравшись в узкий проход в стене тоннеля, я оказался в большой пещере, бьющим с потолка светом неясного происхождения на две половины. Яркую и освещенную у входа и теряющуюся во мраке дальше. Королева стояла на их границе, не став прятаться от чужака и позволяя рассмотреть себя во всей красе. Ну, что сказать? Тот же киллик-солдат с виду. Разве что ростом на голову повыше и с красивым отливающим синевой хитиновым панцирем. Он же прикрывал брюшко, конечности с острыми крючьями-когтями и всю заднюю часть спины вплоть до затылка богомолоподобной головы, над которой подрагивала пара любопытных сенсоров-усиков.

Куда больше впечатление производило то, как королева ощущалась в Силе. Будто объединенный хор голосов, заключенный в одном живом существе. Объединенный разум, чья объединенная ментальная мощь потрясала и сама по себе заставляла в почтении склонить голову.

— Рад встрече с вами, Королева.

Глядя на нее, становилось ясно, почему киллик-солдат не стал отбирать у меня световой меч. Даже желая причинить королеве вред, я бы ничего не смог сделать. Ментальный удар столько могучего существа, объединенный из воли всех килликов в улье, под силу выдержать разве что опытному мастеру-джедаю. А простому рыцарю, как мне, он бы полностью сбил всю концентрацию, после чего охранник у входа довершил бы начатое.

«Добро пожаловать в палиндромик Уруир, странник, — прозвучал у меня в голове приятный женский голос с мягкими нотками. Так мама приветсвует нерадивое дитя, набегавшееся по улице без шарфа и вернувшееся домой со шмыгающим сопливым носом. — Мы ждали тебя».

— Как давно? — не удержался я, не обращая внимания на тихое шипение Илонии, возмущенной таким панибратским обращением к коронованной особе. Впрочем, ни нее никто не обратил внимания. Обе стороны были заняты коротким, но очень информативным разговором.

«Мы выполнили обещанное», — королева сложила на животе узкие лапы и внимательно вгляделась в меня немигающими фасеточными глазами, просвечивая насквозь, словно рентгеном. — Ответный дар жизни. Дом для грядущих. Тишина, крепкие стены, безопасность. Резервуар для Древнего. Мы чтим договор и ждем обещанной платы».

— Вы знаете о моем разговоре со Стражем?

«Мы выполнили обещанное, — еще раз повторила королева, игнорируя мою попытку вывести ее на откровенность и продолжая вещать в той же участливо-ласковой манере. — Твой путь еще не завершен, странник. Ступай. Возьми свою самку с собой. Ваши запахи связаны, не отвергай ее. Прими наш дар жизни».

В висках зашумел горячий прибой возбуждения. Как в забытье послышался громкий вздох Илонии, чьи руки обвили меня со спины.

— Прекрати!

Королева чуть пошатнулась, получив ответный удар тыльной стороной Когтя и тотчас снизила ментальное давление.

«Все еще разбитый. Запертые голоса, звучание в унисон. Боль, надежда. Прости, мы были обязаны проверить. Время еще не пришло. Уходите. Дитя проводит вас к свету, когда будете готовы».

— Что это значит? Подожди!

Но королева уже скрывалась в темной половине пещеры, не проронив больше ни слова. Вместо них звучали только гулкий стук моего сердца, бьющегося о грудную клетку, и хриплое дыхание Илонии за спиной, прижавшейся ко мне дрожащим телом. Что-то подсказывало: следом за королевой лучше не соваться. Если не хочу навлечь на себя гнев разбуженного улья килликов.

— Отлично. Все стало только понятнее. Илония, ты чего прижимаешься? А, дерьмище ситхово, опять похоже. Фрис, как там с уровнем феромонов?

«На нулевой отметке».

— Да? Тогда чего она…

Я недоуменно обернулся к Илонии, все еще продолжавшей цепляться за меня, будто боясь, что я внезапно исчезну.

— С тобой все хорошо?

— Мой.

— Нет, все-таки снова накрыло. Пойдем вернемся к озеру, еще разок окунешься, легче станет.

— Мой! — уже более громко повторила девушка, подняв на меня взгляд, в котором плескалась твердая уверенность и решимость. — Я до последнего сомневалась, но королева позволила мне на секунду взглянуть на тебя глазами улья. Она права: ошибки нет.

Я закатил очи-горе к потолку. Кажется, этому бреду нет конца. Не день, а сплошное мозгопомешательство.

Илония продолжила шептать что-то невнятное, но я уже не слушал, подтолкнув ее за пределы покоя королевы и шагнув следов. Киллик-солдат стоял на том же месте и никак не отреагировал на наше появление. Только когда я поправил его вывести нас наружу, он также молча развернулся на девяносто градусов и двинулся вперед по восходящему тоннелю, показывая дорогу.

Удерживая счастливо улыбавшуюся девушку за руку, я следовал за ним до тех пор, пока киллик не вывел нас к зеву узкой расщелины, выходящей на заснеженное подножие горы. Отсюда открывался прекрасный вид на дремучий бескрайний лес, тянущийся до самого горизонта, насколько хватало глаз. Дикие земли.

— Спасибо, — повернулся я к киллику, и тот впервые проявил хоть какую-то реакцию, чуть шевельнув головой, будто кивнув. Хотя, может, просто оскользнулся на тонком льду, покрывающем вход в расщелину.

Когда киллик ушел, оставив нас с дрожащей от холода Илонией наедине, я смахнул с запястья браслет Фриса, обернувшегося вращающимся вокруг продольной оси кубиком.

— Сообщение «Везунчику» подать можешь?

— Отсюда нет, горы мешают. Нужно подняться выше и выйти на минимальную дальность приемки сигнала.

— Лети. Я пока соображу временное убежище.

— Только далеко от расщелины не уходите.

Резко стартовавший Фрис превратился в росчерк и растворился в заоблачном поднебесье, а я повернулся к обхватившей себя руками девушке.

— В лесу бывать доводилось?

— Н-нет.

Оно и видно. Илония так плотно завернулась в мой плащ, что только покрасневший от мороза кончик носа торчал. Ее личные вещи остались в палиндромике, но, судя по тому, что она о них даже не вспомнила, ничего серьезного там, о чьей потере стоило бы переживать, не было.

— Самое время это исправить, — усмехнулся я, подавая ей руку и помогая спуститься со льда на уже протоптанную мной дорожку в снегу. — Заодно расскажешь о своих планах на одного скромного и безобидного джедая.

Глава 2. «Причина жить»

Почти вплотную прижимаясь к весело потрескивающему костерку, Илония быстро отогрелась и начала с интересом поглядывать на аппетитно дымящие кусочки заячьей тушки, вращающиеся на обструганном прутике. Возни с ней было много, особенно с разделкой. Но результат дал знать о себе уже в первые минуты готовки, когда на угли начал капать смешанный с кровью сок, мясным дурманом проникающей в ноздри и вызывающий обильное слюнотечение. Куда там феромонам килликов! Настоящая магия жизни вот она. Шипит и скворчит вращающимся над огнем мясом. Полусырым, без специй и соли. Но аромат, жар от раскаленных углей, непередаваемая лесная атмосфера… м-м. Я сам поймал себя на урчании в животе, перебив точно такое же от Илонии.

— Скоро уже? — простонала девушка, сглатывающая обильно выделяющуюся слюну.

— Да. Пусть еще немного подрумянится. Главное постоянно поворачивать, чтобы хорошо прожарилось… со всех сторон.

— Изверг! Что ж ты со мной делаешь?

Я понимающе ухмыльнулся, с интересом глянув на нее, сидящую на поваленном бревне под наспех сооруженным укрытием из жердин и елового лапника. При дневном свете красота Илонии Пантир засияла еще ослепительней, заставляя всерьез задуматься о генетической селекции, производимой аристократами на своих чадах. Редко когда встречается настолько западающая в душу внешность. Не будь я джедаем и не имей опыта прошлой жизни, то уже бы пропал с концами в пучине влюбленности.

— Ну что там? Готово?

— Держи, — я торжественно вручил в жадно растопыренные пальцы девушки прутик с самыми жирными кусками. — Только аккуратно, горячее.

— Сама зна-а-а-а-у-у!!.. Фево фвешь, фад?

Увы, опыт махающей ладошкой на обожженный язык Илонии ничего не дал. Свежий лесной воздух и крепкий морозец в районе нулевой отметки пробудили у нее, да и у меня самого, зверский аппетит. И вот мы уже вместе, обжигаясь и матерясь, с урчанием вгрызаемся в сочное одуряющее мясо, закатывая глаза от наслаждения и не обращая внимания на текущий по подбородку жир. Мне то что — экзер все почистит. А вот Ила успела здорово обсвинячиться с непривычки, заляпав жирными пятнами полы плаща и штаны с туникой. Свою тканную поддергайку, она пустила, по моему совету, на шарф и платок, а остаток подстелила под мягкое место, чтобы не застудить чего важного.

Убедившись, что девушка насытилась, я подкинул в костер веток и присел рядом на бревнышко. Поели, отогрелись. Благо снег только в горах, а в лесу вполне себе комфортно и сухо, хоть и холодно. Теперь можно поговорить.

— Расскажешь, что там у королевы произошло?

Илония потупилась и смущенно отпустила взгляд. Пребывание на свежем воздухе заметно остудило ее пыл, заставив начать думать головой, а не местом пониже живота.

— Ты извини, Джове… не стоило мне вот так сразу наседать.

— Ничего. Видимо, так связь с королевой на тебя повлияла.

— Нет.

— Нет?

— Она просто позволила мне увидеть… Ох, — Илония плотнее закуталась в полы плаща и прислонилась ко мне плечиком. Робко и слабо, боясь, что, ее снова оттолкнут. Но я не сделал этого, и девушка вздохнула чуть свободнее.

— Пекло. Знать бы еще, как сказать такое.

— Скажи, как есть.

— Да? Ты тогда сбежишь и бросишь меня тут одну, — грустно улыбнулась Илония. — Вы мужики все одинаковые. Как запахнет жареным…

Я молчал, не перебивая. И Илония все же решилась, уткнувшись подбородком в грудь и выпалив на одном дыхании, одновременно огненно покраснев:

— Я хочу зачать от тебя ребенка.

— …

— Не сейчас, когда-нибудь! — торопливо взвилась Илония, заметив мой отупелый взгляд, устремившийся в дебри глухой лесной чащи. — Вот черт, так и знала, что будет отвратительно звучать. Джове, эй! Очнись, я пошутила!

— Серьезно?

— Нет, — плечи Илонии опустились, да и она сама сжалась в жалобный комочек, вдруг став чуть ли не вдвое меньше с поджатыми ногами под себя. — Прости. Просто ты единственный, кому по силу… а, черт…

Она глухо выматерилась себе под нос, после чего подняла на меня глаза, блестящие от слез.

— Я бесплодна. Вернее, так думала, пока королева не проверила нашу совместимость в улье. А потом помогла увидеть и мне. Это трудно передать словами, но я знаю, Джове: только с тобой я могу надеяться обрести семью. Других вариантов нет. Все врачи, к кому мы обращались, ставили один и тот же диагноз. Бесплодие. Сучья чистота крови! И ведь я не одна такая. Многие женщины в верховных Домах рождаются с таким же диагнозом. И никто не нашел решения. Наши славные предки слишком увлеклись выведением красивых потомков, позабыв о главном, — Илония отвернулась и презрительно сплюнула в зашипевшие раскаленные угли, выражая свое отношение к сказанному. — Ублюдки. Заигрались в богов они, а расхлебывать нам. Знаешь, почему я на самом деле пошла в дикие земли? Сдохнуть хотела. Серьезно. Уже настроилась, думала какой-нибудь голодный ворн мне глотку перегрызет, их там полно водится. А вместо этого на культистов наткнулась. Затем к килликам попала, и королева… она убедила меня подождать.

— Чего?

— Кого: тебя. Да, я сначала тоже не верила. А потом ты возник из ниоткуда, и мне впервые дали посмотреть глазами улья. Киллики удивительные существа. Не знаю, как они это делают, но, едва ты ступил в хранилище, я точно знала: ты — это он. Мой мужчина. Единственный, с кем я смогу зачать ребенка. Мне больше ничего не нужно от этой жизни! Титул, деньги, положение. Я все отдам ради возможности иметь настоящую семью. Прошу… умоляю, не отвергай меня. Я понимаю, ты джедай, и вам нельзя. Но мы можем что-то придумать! Мы…

— То что я джедай, не имеет значения.

Я нежно коснулся пальцами ее руки, встречая взгляд глаз, полных затаенных надежды и тоски. Искренних, не спрятанных под какой-то маской для введения в заблуждение. Сила и дар эмпата подсказывали: Ила говорила правду. Мне под силу сделать ей ребенка при любом раскладе. Не знаю откуда, но чувствую это всем своим естеством.

Принять правильное решение было совсем не трудно. И все же, я был обязан дать ей шанс отступить. Жизнь с ветренным джедаем (во всех смыслах) подходит не всякой женщине. Ради успокоения своей совести я обязан сказать правду.

— Ты права. Семья прежде всего. И меня не волнует, что скажет Орден. Для себя я уже все давно решил, — голос слегка охрип, но более я ничем не выдал своих эмоций. — Ты действительно хочешь этого, Ила? Учти, обратного пути не будет.

— Да.

— Мы ведь знакомы всего ничего.

— Плевать. Я уже знаю все о тебе, что нужно. Ты джедай. Альдераанец, сын Палача Джарваса Ульго, кровь от крови. И ты сильный. Надежный, как скала. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Впервые за всю мою ублюдскую жизнь в ауродиевой клетке старших семей! Этого более чем достаточно.

— Даже если будешь знать, что ты не единственная у меня?

— Уже знаю, — грустно улыбнулась Илония. — Я говорила тебе там, в палиндромике Уруир, помнишь? От тебя пахнет женщинами. Королева позволила увидеть их… И мне все равно.

— Почему? Ты ведь не чувствуешь ко мне ничего, кроме влечения, я это вижу. А жить рядом и делить меня с кем-то — то еще удовольствие.

— Джове, перестань, — Илония прислонила ладошку к моим губам. — Я не какая-то там чокнутая или помешанная на детях. Просто мне тоже, как и любой женщине, хочется обрести свое крупицу счастья. Ради него я буду бороться до конца. И мне глубоко насрать, что твои сучки скажут! Они или подвинутся и освободят мне местечко рядом с тобой, или пойдут на корм ворнам.

— Хм. Решимости тебе не занимать.

Призадумавшись, я отпустил щупальца ментощупов, переваривая всю ту мешанину эмоций, которую снял с Илонии. Она не врала и не пыталась меня как-то обмануть. Более того, она уже для себя все решила, и переубеждать ее толку нет. Да и не стану я. Если Силе угодно было свести нас вместе, то кто я такой, чтобы целку из себя строить?

Тем более, что все это случилось неспроста. Поступок Стража, слова королевы Уруир. В них кроется куда больше, чем кажется. И я очень хочу узнать, что именно.

Вот только есть одно «но».

— Последнее, Ила. Прежде, чем я дам ответ.

— Да? — девушка прижала кулаки к груди, смотря на меня преданным щенячьим взглядом.

— Я создаю клан. Не Дом, не путай. Именно клан. И его ядром предстоит стать моей семье. Мне, как Главе, и женщинам, которым я вижу подле себя. Будущим матерям моих детей, — я тяжко вздохнул, перед тем как озвучить решение, которое принял уже давно, но высказать вслух решился только сейчас. — Они все должны иметь связь с Силой.

Илония задохнулась, едва не сверзившись с бревна, если бы я не поддержал ее за локоток.

— Но у меня…

— Она тоже есть.

Очень долго Илония молчала, смотря на меня и с недоверием переваривая услышанное. Пока, наконец, не решилась робко и с большим скепсисом уточнить:

— Ты сейчас серьезно?

— Более чем. Если ты действительно хочешь быть со мной, то я помогу раскрыть твой дар.

— Да.

— Только, учти: это мой первый опыт, и я никогда раньше…

— Заткнись.

Илония буквально впилась поцелуем в мои губы. После чего я на какое-то время выплыл из реальности, наслаждаясь их сладким вкусом и купаясь в нежности прижавшейся ко мне девушки.

— Да! — еще раз повторила она, с трудом заставив себя оторваться от меня. После чего так посмотрела мне в глаза, что — Ты еще спрашиваешь?! Не просто быть с тобой, а еще разделить жизнь в Силе? Ну-ка посиди тут, я быстро.

Оставив меня, недоумевающего, сидеть у костра, Илония скинула с плеч плащ и вскочила на ноги. Пару шагов в сторону и… вэк?!

Выпученными глазами я наблюдал за дикой смесью непонятных движений, состоящих из выпадов локтями и ногами, выделываемых Илонией вокруг костра в каком-то безумной дикарском танце. Больше походящего на судороги наркоши, вусмерть унюхавшегося ударной дозой рилла. Но никак не на танец нормального здорового человека.

— …? — выдавил я из себя непереводимый звук, когда напрыгавшаяся девушка выдохлась и с истинной королевской грацией уселась обратно на насиженное место. В лесу повисла тишина. В тихом ахрене были все. Я. Пара белок, спрятавшихся в густых кронах. Редкие птахи, прекратившие охоту на жучков в древесной коре, чья охота и создавала основное звуковое сопровождение в чаще. Лес, переставший раскачиваться и играть с притихшим ветром, спускающимся с горных вершин.

— Национальный иторианский прыг-дрыг. Потом как-нибудь расскажу, — оповестила Илония, обвив руками мою шею и чмокнув в уголок губ. — Вот, теперь я готова.

— Эм… к чему?

— Как? Стать джедаем, — воодушевленная девушка изобразила пару кулачных выпадов по воздуху в стиле пьяного косоглазого каратиста. Я закатил очи-горе к небу, мысленно прося у Силы терпения.

Мало мне было одного солнцеокого бедствия на корабле было, так теперь второе нарисовалось. С перевешивающими бонусами третьего размера и иторианским прыг-дрыгом в довесок. Интересно, кто из них вгонит меня в могилу быстрее? Впору тотализатор делать. С Карой в качестве распорядителя и контролера.

— Это так не работает. Нам надо посетить место Силы, где она ощущается лучше всего. Я как раз знаю одно такое. Там тебе будет намного проще пробудить свой дар.

— А сейчас нельзя? — Илония молитвенно сложила ручки, состроив моську невинного ангела, спустившегося с небес в самоволку. — Пожалуйста!

— Хм, — я огляделся и прислушался к себе, взывая к потокам Силы. — Попробовать можно, но за результат не ручаюсь.

Я не соврал, когда сказал, что первый раз такое делаю. То, как я оживлял Свет Ланы и Кары — совсем иной разговор. Сестры уже знали, что и как делать, с детства впитав джедайский опыт в Храме. Мне оставалось только вернуть их на тропу Света и разжечь тлеющие угольки дара. Тогда как в случае Илонии, предстоит ступить на неизведанную территорию. Обычно процедуру пробуждения дара проводят только с теми, кого давно и близко знают. И то, с большой осторожностью и под надзором опытных мастеров. Хватит ли у меня знаний и навыков для такой тонкой работы?

Я еще раз взглянул на Илонию и, не выдержав, улыбнулся. Будто маленькая девочка конфетку выпрашивает, беззастенчиво пользуясь милотой своей невинной моськи. Но я-то знаю, какой дьяволенок скрывается в этом умоляющем блеске кукольных небесно-голубых глаз. Чуть более насыщенного и вызывающего доверие цвета, чем у меня. Все же благородная кровь дает о себе знать.

«У нас обоих…»

— Хорошо, — решился я, и Илония в момент стала серьезной, уловив изменения в моем отвердевшем тоне. — Если для тебя это так важно, то можем попробовать тут.

— Спасибо.

Илония потянулась к костру, ласкающим движением ладоней коснувшись вибрирующего от жара воздуха над тлеющими углями.

— Я запомню этот день навсегда. Дикий лес. Жар костра. Свежая жареная дичь. Мужчина, с которым мне так хорошо и легко, словно на небесах… Я счастлива, Джове. Впервые за много лет. С тех пор, как не стало мамы с папой.

— Расскажешь о них?

— Они были хорошими людьми. Папа делал лучший тонирей* в регионе. Своя винодельня, только для верховных Домов. Шикарный букет и цвет молодой свежескошенной травы. Каждую партию с аукционов подчистую раскупали. Брат продолжил его дело, но куда там. Если душу не вкладывать, то вкус выходит уже совсем не тот. А мама, — Илония светло улыбнулась, как током пронзив меня своей затаенной болью и тоской. — Она писала прекрасные пейзажи, от которых дух захватывало. Мы с братом любили стоять рядом и смотреть, как она работает. Я помню, как пахли ее волосы. Знаешь, такой простой цветочный запах полевых цветов? Мягкий приятный аромат, ничего особенного. Но я любила его больше всего на свете.

— Сможешь вспомнить его еще раз? Закрой глаза, — я опустился перед Илонией на колени, закрывая собой от тепла, исходящего от костра. Девушка выполнила мою просьбу без раздумий, выражая безграничное доверие, которое сложно ожидать от человека, с которым знаком меньше суток. И все же она сделала это. И продолжала следовать указаниям, слушая мой тихий, но сильный, пробирающий до мурашек голос.

— Вспомни запах полевых цветов, Ила. Ощути его в легких. Хорошо, вот так. Не отпускай. Очисти разум от мыслей. Просто слушай. Сила вокруг нас. Никто не уходит бесследно. Полевые цветы. Ты чувствуешь?

— Мама…, — по щекам Илонии потекли дорожки слез. Она крепко сжала мою руку, вздрагивая в такт пульсации моего источника Света.

— Тише, не говори. Слушай. Сила окружает нас. Пронзает каждое живое существо. Мы едины с ней. Когда рождаемся. Живем. Уходим… и возвращаемся к ней. Смерти нет. Только…

— Сила.

Илония распахнула глаза и с хрипом втянула в воздух в легкие, ухватившись за меня обеими руками.

— Джове!

— Тише, все хорошо, — я обнял дрожащую девушку, крепко прижимая ее к себе. — Просто слушай.

Довольно долго мы не двигались, наслаждаясь покоем и единением с живой Силой. Источник Илонии светился маленьким, но устойчивым огоньком Света, резонируя с ослепляющей звездой у меня в груди.

Вместе мы вдохнули жизнь в лес, оживший и зазвучавший громко, как никогда прежде. Зашелестела листва на пути свежего летнего ветерка, подувшего с юга. Сорвалась пара еловых шишек с веток, сбитых давешними белками, с удвоенным энтузиазмом принявшихся заготавливать запасы на зиму. Ожила чаща, донося переливистую перекличку лесных птах, будто решивших еще раз отпраздновать уже минувшую весеннюю пору. Сила вокруг бурлила, отзываясь на рождение новой искры, вносящей гармонию и равновесие в вечно изменчивую жизнь.

— Джове…

Я открыл глаза, встретив взгляд девушки, исполненный нежностью и любовью.

— Не за что, милая.

— Ты…, — Илония вновь запнулась, не в силах найти слов от переполняющих ее эмоций. Но они были не нужны. Вместо лишних разговоров я притянул ее к себе и поцеловал. Илония с радостью ответила на поцелуй. Но если она просто выражала свои чувства, то я еще внимал торжествующему звону Зова Силы. Такому же сильному и ясному, как тот, что тянул к сестрам Лорсо.

Последние сомнения в содеянном отпали. Пусть Чев Селдейя закатает губу и катится в звездное пекло со своими амбициями. Посягать на свою женщину я не позволю никому.

— Сегодня ты сделала свой первый шаг к Свету, — сказал я, когда жарко дышащая Илония освободила мои губы из нежного плена. — Как ощущения?

— Честно? Я бы еще разок станцевала.

— Не надо!

— Чего так? — Илония хитро прищурилась, а затем вновь прильнула ко мне. — Впрочем, я знаю гораздо лучший способ выразить благодарность своему мужчине. Теперь ты от меня не отвертишься.

— Уверена? — я приобнял ее за талию, утыкаясь холодным носом в горячую и манящую ложбинку между грудей.

— Позади горы, впереди глухой лес, — Илония обвила меня руками за шею. — Бежать некуда.

— А я и не собирался.

(— sexualcontent)**

***

«Везунчик» приземлился на окраине лесной опушки в широкой прогалине, усыпанной трухлявым валежником. Звездолетхирургически втиснулся между деревьями, умудрившись не задать боками ни одно их них, вызвав у меня невольное уважение к таланту пилотирования Джун. Пусть она пока всего лишь матрица разума, а не полноценный ИР, посадить многотонный кирпич так, чтобы даже веточек не обломать — это надо постараться.

Почему я понял, что это Джун пилотировала «Везунчика». Так еще до того, как он приземлился, я уловил кипящие возмущение в Силе, исходящее от одной маленькой и дико ревнующей мириаланки. Кара полыхала более сдержанно, не спеша рубить головы, не увидев виновников.

К тому моменту, как шлюз трюма открылся, выпуская на волю вопящий зеленокожий тайфун, потрясающий кулачками и вопящий по все горло: «Джове, скотина! Кто она?!», мы с Илонией уже успели привести себя и одежду в порядок. На экзере наше ерзанье половыми органами ничем не отразилось, а вот плащ изрядно намок. Пришлось сильно постараться, чтобы очистить его и хоть немного подсушить над костром, чтобы надевать не мокрое. Однако, все следы скрыть не получилось. Да я особо и не пытался. Смысл? Сестры Лорсо прекрасно знали, с кем связались, и что будут у меня не единственными.

Точно также как Илония знала, с кем, ей придется столкнуться в борьбе за место рядом со мной. Случившееся — целиком и полностью ее выбор. О чем принцесса Пантир ни капли не сожалела. И когда кипящая от возмущения Лана подбежала ближе, сама вышла ей навстречу, кутаясь в помятый плащ, хранящий на себе следы недавних событий у костра.

— Нам надо поговорить, — строгий голос Илонии послужил стопором, о который Лана едва не расшибла свой особо ретивый носик, споткнувшись на ровном месте. — Джове, будь добр, подожди нас на корабле.

— У вас час, — кивнул я, подмигнув выпучившей глаза лисичке, сейчас больше похожей на взъерошенного после купания воробья, и ее сестре, подошедшей к нам с холодно-отстраненной миной на лице. — Как закончите разборки, жду в конферец-зале. Нам предстоит много работы.

— Погоди, — Кара заступила мне дорогу, поджав губы. — И это все? Больше ничего не скажешь?

— Все что вам нужно знать, скажу я, — сделавшая рывок Илония втиснулась между нами и, схватив опешившую от такой наглости Кару за плечо, потянула ее за собой к костру. — Иди, милый, не обращай внимания. Твоим девочкам нужно пообщаться наедине.

— Милый??

Я предпочел ускорить шаг и проигнорировать этот объединенный вопль души сестер Лорсо. Уф, кажется, пронесло. Пусть теперь Илония выполняет обещание и разгребает, что заварила. Мне в бабские склоки лезть никакого резона нет. Все равно крайним окажусь, как бы не изворачивался.

— Пытали? — коротко бросил я, увидев подпирающего плечом опору трапа Фриса.

— Злостно и без капли смазки, — кивнул он, передернувшись. — У тебя не женщины, а какие-то особисты-дознаватели. Чуть на атомы не разобрали.

Из-за спины донесся женский крик и звук мощного удара Толчка, от которого загудел лес. Потом тишина… и всхлипы в три голоса. Начинается.

Мы с Фрисом поспешили скрыться в корабле, пока нас не начали обвинять во всех смертных грехах. То, что все мужики козлы — факт всеизвестный и галактических пределов не знающий. Выслушивать его сейчас не было никакого желания.

— Джун уже рассказал? — спросил я по дороге в рубку. И, ожидаемо, получил ответ по голосовой системе внутрикорабельной связи от самой виновницы торжества Гри.

— Да. Для меня честь принять столь ценный дар.

— Фрис?

— Пока летели сюда, я дважды прогнал диагностику. «Зерну» понадобиться около недели, чтобы укорениться в системах звездолета. И еще день-два на слияние с матрицей разума Джун.

— Так долго? Помнится, Страж тебя побыстрее изменил.

— Так-то Страж. Сравнивать его источник энергии с реактором «Везунчика», все равно что паленую спиртягу с корабельным топливом. Торкает и то, и другое, но в разной степени мощности.

— Так вот кто к бакам на нижней палубе прикладывается втихаря.

— Иди ты. Знаешь, как трудно было Ядро в той консервной банке поддерживать? Чудо, что я за столько лет слюнявым идиотом не стал.

— Ну-у…

— Ща в глаз дам!

За привычной пикировкой мы поднялись на верхнюю палубу и, наконец, приступили к главному. Достали последнюю капсулу, полученную от Стража, и молча смотрели, как та, без всяких лишних спецэффектов растворяется и впитывается в приборную панель рядом с креслом второго пилота, напрямую соединенная с бортовым мозгом Джун.

— Что теперь? — поинтересовался я, когда последние ртутные капельки пропали из виду.

— Ждем.

Фрис любовно погладил выступающую балку опорного каркаса, проходящую под потолком через всю верхнюю палубу.

— Зерну потребуется время, чтобы установить связь с кораблем.

— А Джун?

— Я здесь, капитан.

— Ты как?

— В сон клонит, — в голосе Джун послышались доселе неведомые нервные нотки. — Фрис, так и должно быть?

— Спи, родная, — квард тепло улыбнулся, садясь в кресло второго пилота. — Мы приглядим за «Везунчиком» в твое отсутствие.

— Мне… страшно.

— Не бойся. Я буду рядом с тобой.

Я попятился спиной к выходу из рубки, стараясь производить как можно меньше шума. На лице Фриса вдруг отразилось столько нежности, что мешать ему сейчас показалось верхом бестактности.

До недавних пор он жил мечтой обрести тело, способное передать весь спектр ощущений, доступных человеку. Теперь, получив желаемое, я не мог не заметить, насколько Фрис изменился. Да, он был счастлив, но в то же время растерян. Словно потерял свет путеводного маяка, который позволял ему без сомнений и колебаний двигаться вперед.

Над причиной долго думать не нужно. Ощутив себя по-настоящему живым, Фрис наконец осознал, что является единственным в своем роде. Уникальным. Первым и последним представителем синтетической формы жизни, рожденной на стыке древних технологий Гри и воспитания, давшего ему истинно-человеческий разум. Но в отличии от нас, старость не властна над ним. Фрис может жить вечно, пока активно его Ядро. Но что такое вечность, когда все, кого ты любишь, однажды уйдут? Как и вся жизнь, рожденная Силой, люди смертны. Жить с осознанием неотвратимого одиночества — страшная судьба, какой и врагу не пожелаешь.

Теперь Джун предстояло стать для моего брата новым маяком. Таким же, каким я стал для Илонии, едва не наложившей на себя руки из-за невозможности продолжить род.

Все мы живем ради чего-то. Или кого-то. Разумные кварды в этом плане ничем не отличаются от людей, не смотря на искусственное происхождение. И Фрис, как и мы с Илонией, тоже имеет право на счастье.

(прим. автора)

*Тонирей — уникальный сорт вина, выращивается только на Альдераане.

** Здесь и далее пометкой "(— sexual content)" будет обозначаться вырезанный расширенный контент с рейтингом 18+, не имеющий критичного значения для сюжета и созданный исключительно в качестве фансервиса. Появление его на автор. тудей пока под вопросом, ссылку для ознакомления ищите в профиле автора в разделе «О себе».

Глава 3. «Вакцина счастья»

Две фигурки в темных плащах стремительно покинули резиденцию Дома Пантир и, заскочив в свой небольшой челнок с плавными округлыми обводами, с ходу стартовали в небеса. Обе были слишком возбуждены, чтобы думать и действовать рационально.

— Успокойся! — первой не выдержала Мира, глядя, как сестра вцепилась в штурвал побледневшими скрюченными пальцами. — Никуда он от нас ней уйдет.

— Сама успокойся, — огрызнулась Кева. — Ты слышала, что сказал Лорд Рок. Его племянник отослал джедая в дикие земли. Если поторопимся, еще можем успеть…

— Кева.

— Что?

— Выдохни. Ты сейчас штурвал погнешь.

Девушка подчинилась, со стоном откидываясь на спинку пилотского сиденья. А затем стянула капюшон, отпуская на волю нежно-голубой вихрь волос, в то время как Мира тем же движением явила свету ядовито-розовый.

Дарт Ниат со снисхождением относилась к вывертам пубертатного периода своих учениц. Разрешение перекрасить волосы Кева и Мира получили в награду за вылазку полугодичной давности, когда сумели вдвоем нейтрализовать вражеских агентов, начавших копать под Дом Селдейя. Горы нашинкованных световыми мечами трупов добавили Дарту Ниат зловещности, а ее ученицам экстравагантности. Ценой чужих жизней сестры де Сат, наконец, получили возможность примерить образы солисток их любимой музыкальной группы «Гипер-девочки», уже который год занимавшей верхние строчки в рейтинге самых популярных галактических исполнителей.

Их песня звучала и сейчас, автоматом включенная при выходе челнока на маршрут. Слушая любимых певиц, Кева быстро успокаивалась, одновременно усмиряя свой Свет и скрывая его за внешней дымкой Темной стороны.

— Повезло, что мастера радом не было, — негромко заметила Мира. — О чем ты думала?

— О нем.

На какое-то время сестры де Сат притихли, погрузившись в себя. На лицах обеих расцвели солнечные улыбки, которых уже давно не видел никто, кроме них самих.

— Думаешь, он вспомнит нас?

— Должен. Обязан… Мира.

— Что?

— Мне страшно. Если Дарт Ниат узнает, она убьет его.

— Мы этого не допустим. У нас еще есть шанс, пока Джове не вышел на раскопки.

— До сих пор не верится, — призналась Кева, отзеркалив радость и счастье Миры, так же, как и она сама, не находящей себе места в тесной кабине челнока. — Это же он, сестренка! Наш Джове!

— Наш, — тихо согласилась Мира, по примеру сестры скрывающей искру внутреннего Света за дымкой Темной стороны. Сейчас нельзя расслабляться. Никогда нельзя. Даже если Дарт Ниат далеко, еще не значит, что она ничего не видит и ничего не чувствует. Они с Кевой слишком многим пожертвовали, чтобы в одночасье спустить труды многолетних усилий тентареку под хвост. Просто из-за того, что не смогли сдержать возбуждения.

— Дьявол бы побрал этого труса! — рявкнула вдруг Мира, на мгновение полыхнув такой сконцентрированной Тьмой, что у пролетающей по курсу челнока дикой транты случился сердечный приступ, свалив бедняжку в отвесное неконтролируемое пике. — Неужели нельзя было сообщить раньше?

— Может, это и хорошо, — осторожно заметила Кева, поменявшейся ролями с сестрой. Теперь ей приходилось успокаивать и быть голосом разума, — Перехватить Джове в городе было бы намного проблематичнее.

Мири еще немного посопела, а потом расслабилась и кресле и, прикрыв глаза, с затаенной грустью выдохнула:

— Как думаешь, у него уже кто-то есть?

— Вряд ли. Он же джедай.

— А еще он Джове. От него всего можно ожидать.

Сестры похихикали, а потом резко оборвались, ощутив новый и мощный всплеск Светлой стороны. Не такой сильный, как еще совсем недавно, но тоже вполне различимый для тех, кто чувствителен к Силе. Словно одна полыхающая звезда зажгла вторую. Малую, но не менее яркую. Кева и Мира не меньше пары минут переваривали свои ощущения, пока последняя не решилась подать голос:

— Думаешь, он?

— Наверняка, — с нарастающим возбуждением подтвердила Кева, входя вместе с сестрой в объединенную медитацию, опустившись посреди кабины на колени. — Но как далеко…

— Есть! Около полста километров к северо-востоку.

— Что там?

— Сейчас, — Мира склонилась над навигационной панелью, порхающими пальчиками вбивая запрос. В процессе ее лоб все сильнее хмурился, вызвав нешуточное беспокойство Кевы.

— Ну, говори уже!

— Не понимаю. Там только лес и Джараанские горы.

— Курс к ним! Сила не лжет.

— Это в противоположной стороне от раскопок. Что Джове там забыл?

***

Закончив записывать краткий отчет для Нак Зиила, я отослал сообщение и мрачно уставился на потухшую тарелку голотерминала, вздымающуюся посреди конференц-зала. Сетевой статус показывал, что он уже неделю не выходил в Голонет. С одной стороны, ничего странного, если брать во внимание его нелюбовь к сей межгалактической сети. А с другой молчание без ответа не могло не настораживать.

Минимальную связь мы договорились поддерживать вплоть до возвращения на Корусант, но со времен отлета с Нар-Шаддаа, Нак Зиил не ответил ни на одно из моих сообщений. Не то чтобы я особо волновался: джедай его уровня и опыта выберется живым практически из любой передряги. Но у нас еще впереди переворот в Совете назревает, и я хотел знать, как продвигается подготовка.

Пожевав губами, я еще раз покосился на голотерминал и развернулся к выходу как раз вовремя, чтобы увидеть входящих в конференц-зал девушек. К моей радости и облегчению с вполне себе мирными выражениями лиц. Разве что Лана, зашедшая последней, даже не глянула на меня, сразу заняв место в дальней части помещения и откинувшись взглядом в колени. Илония с Карой на мой вопросительный взгляд только плечами пожали: мол, сам разбирайся. Ладно.

— Итак, — я прокашлялся и повел рукой, приглашая всех занять места за рабочим столом для переговоров рядом с обзорным окном. — Все в сборе. Со всем разобрались или еще какие вопросы ко мне остались?

— Только один. Сколько еще баб ты собираешься в клан притащить? — глухо буркнула Лана, не поднимая взгляда. Кара села с ней рядом, приобняв за плечи, тогда как Илония заняла место по мою левую руку. Чем заслуживала хмурый взгляд исподлобья от обеих сестер.

— Столько, сколько потребуется.

Лисичка, а вместе с ней Илония и даже Кара, контролирующая себя лучше их обеих, устрашенно притихли, лупая на меня широко распахнутыми глазками. Ментощупы уловили их смятение и зарождающуюся дрожь страха.

— Джове…

— Глава, — похолодевшим тоном поправил я, отпуская Роение и до предела взвинчивая сияние источника Света отозвавшегося волной мурашек на коже всех присутствующих. Вместе с ментальным давлением, проявляющимся в духовном восприятии сдавливающим чувством тревоги, эффект превзошел все ожидания. Девушки поспешно склонили головы и сложили руки на коленях, утверждая свое подчиненное положение в иерархии клана, начинавшего смахивать на своеобразный прайд с появлением Илонии. Я даже прикрыл веки, с удовольствием обкатывая эту внезапно возникшую в голове мысль.

Прайд. Лев, львицы. Вожак, самки… Структура будущего клана пока еще даже не на стадии формирования, однако рациональное зерно в этом есть. С появлением детей мне придется куда больше времени уделять защите их и матерей. Иными словами, охранять территорию от внешних врагов, пока львицы… пардон, жены, заботятся о подрастающем поколении. Разве что добычей пропитания им заниматься не потребуется. Мирские блага обеспечат производственные и торговые подразделения клана, куда войдут проверенные мной лично разумные. И не факт, что все они будут принадлежать к человеческой расе.

Первый и самый очевидный кандидат — Съян Итти с командой. Салластанцы крепко держатся за свои семьи и не понаслышке знают, насколько ценно доверие в кругу семьи. С их помощью клан получит стабильный доступ к межгалактическому рынку и беспрепятственный проход в системы, куда был бы заблокирован доступ в случае, если война с культистами достигнет масштабов древних ситхских войн.

Второй кандидат и, по совместительству, мой партнер по бизнесу на Дорине — Шшрх Аур. Трудолюбивый и кристально-честный разумный, влюбленный в медицину и искренне радеющий за благо своего народа. Я считаю большой удачей в жизни знакомство с ним. Без Шшрха у меня бы ни за что не вышло достичь успеха с «Медтех-Про». Вернее, выйти, может, и вышло бы, а вот сохранить ее — вряд ли. Шшрх отнесся ко мне с уважением и никогда не обращал внимание на возраст, с самого начала воспринимая, как равного. Благодаря нашей фирме клан получит надежного поставщика медицинского оборудования, пусть и придется аккуратно обойти парочку нерушимых Доринских законов. Благо для Кел-Ата все пути открыты. Не думаю, что Матриархи будут против реквизирования пары десятков новейших медкапсул для друга всей рас кел-доров.

Последний и самый спорный вариант: семья Ульго. Кто-то из кровных родственников, желающих восстановить свое положение на Альдераане. У меня не было никакого желания принимать бразды правления Домом Ульго. И если кто-то из «дражайших родственничков» захочет погреть зад на его разрушенном троне — флаг им в руки. Усажу, помогу, обеспечу. А взамен попрошу всего ничего: верности клану и моему роду лично. Ульго, если Илония права — Дом потомственных военных аристократов. А раз так, понятие чести им не чуждо.

Разобравшись с Селдейя и Пантир, я, как минимум, смогу вернуть Дому Ульго часть утерянного влияния. В программу максимум входит их усиление и восстановление лидирующих позиций верховного Дома, направленного исключительно на защиту суверенитета Альдераана. Я не собирался вымараться в отцовской славе, спустя годы ставшего страшилкой для маленьких детей. Палачом, ради своих безумных амбиций едва не превратившим цветущий мир в выжженную безжизненную пустошь.

Для начала этого будет достаточно. Что там мне готовит Сила в грядущем известно лишь ей одной, но в своем успехе я не сомневался. Усердно трудящимся да воздастся. Во славу клана!

Видно, что-то такое отразилось на моем задумчивом лице, что девушки, одна за другой опустились на колени. Сестры Лорсо каждая на одно, приложив кулачки к груди. А Илония Пантир на оба сразу, молитвенно сложив ручки на груди и смотря на меня снизу-вверх преданным взглядом.

— Не сердись. Она все поняла, такого больше не повторится.

«Защищает», — умилился я, внешне сохраняя кирпичный покер-фейс. А потом увидел благодарный взгляд лисички на Илу и так же мысленно зааплодировал. Браво, принцесса. Все один вовремя сделанный жест, а результат заметен невооруженным эмпатией глазом.

— Я не сержусь, Ила, — принцесса младшей семьи Пантир едва слышно выдохнула, когда мои пальцы нежно коснулись и сдвинули в сторону выбившуюся на лицо светлую прядь волос. — Просто не хочу, чтобы Лана тратила силы на бесполезную ревность.

Я не поленился и, подойдя к Лане, опустился перед ней на колени, сложенными пальцами под подбородком заставив ее поднять голову и взглянуть мне в глаза.

— Ты знаешь, что я чувствую к тебе и твоей сестре.

Лана мелко кивнула, заставив себя чуть улыбнуться. Она не просто верила — знала наверняка. Одновременно с тем, как говорил, я установил связь через ментощупы со всеми присутствующими на корабле. Кроме, пожалуй, Фриса, которому сейчас было не до наших семейных разборок.

— Хорошо. Поцелуй меня.

Я постарался, чтобы это прозвучало не как приказ. И Лана, чуть выдохнув, потянулась ко мне. Чтобы уже через секунду дать волю эмоциям и сжаться у меня на груди в теплый всхлипывающий комочек, который я нежно гладил по волосам, ощущая на себе одобряющие взгляды двух других девушек.

— Прости… просто, я думала…

— Вы с Карой самое дорогое, что у меня есть, лисенок, — я чмокнул ее в нос, заставив хихикнуть и помогая стереть мокрые дорожки слез со щечек. — Вы выбрали меня, а я принял вас в свою семью. А это значит…

— Мы будем вместе, — тихо сказал Кара, заслужив мой подбадривающий кивок. — В любви и смерти. До самого конца.

— Семья превыше всего, — вторила ей подошедшая Илония. Вместе с Карой они опустились на пол и обняли нас с Ланой, сплетаясь в один большой умиротворенно вздохнувший клубок из переплетенных рук. Ментальное Слияние накрыло всех нас, позволяя коснуться самого сокровенного в друг друге: внутренних слоев души, содержащей в себе саму суть того, что делает разумного уникальным. Источников, через которые проходит Живая Сила, окрашиваясь в свой неповторимый оттенок цвета, присущий любому одаренному.

Кара с Ланой привычно зажмурились от счастья, а вот Илония в первые секунды едва не потеряла сознание от охватившего ее единения. В три частички одной души мы с сестрами Лорсо успокоили ее и еще теснее сжали объятья, стремясь продлить этот миг безграничного доверия. Все три девушки буквально таяли от переполнявших их эмоций, тогда как я просто закрыл глаза и позволял им выворачивать себя наизнанку. Никаких барьеров, уверток, недоговорок. Только вера и самопожертвование ради них и нашей семьи.

Убедившись, что все прониклись моим к ним отношением, я приглушил Ментальное Слияние и… издал предсмертный хрип придушенного мыша, попавшего под пресс тройной мышеловки.

— Заду-у-ши-т-е-е-е…

— Ой!

Опомнившиеся Лана с Карой поспешно отпрянули, а вот Илония не спешила следовать их примеру, обильно покрывая мое плечо крокодильими слезами счастья.

— Ила, — Лана осторожно тронула девушку за плечо. — Ну ты чего. Я же уже не сержусь. Ты сама все видела.

— Ви-ик! — дила, — икнула Илония, продолжая цепляться на мой экзер, как утопающая за соломинку. И одновременно обводя мутным от слез взглядом понимающе улыбающихся сестер.

— Да, он такой.

— Поч-чему сразу?…

— Не сказали? — перебила ее Кара. — Мы должны были сами убедиться. Не в Джове. В тебе. И то что мы увидели, нам понравилось. Да, сестра?

— Угу, — серьезно кивнула Лана, взяв ладушку вздрогнувшей Илонии в свои. — Ты извини, что я там в лесу… ну, сама понимаешь.

Илония согласно моргнула, после чего оторвалась от моего плеча и пару раз глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание и утирая последние слезинки, выступившие в уголках глаз.

— С ума сойти? И часто вы так делайте?

Кара с Ланой зарделись, каждая на свой манер, заставив Илонию недоуменно вскинуть брови.

— Так, разборки закончили, — велел я, поднимаясь с пола, пока разговор не свернул в плоскость ниже пояса. Судя по облегченным вздохам сестер, последовавших моему примеру, они более чем разделяли мое мнение. Не время сейчас для подобного. Ментальное Слияние, конечно, сильно повышает уровень доверия внутри семьи, но кое-каким интимным подробностям отводится свое время. О чем я прекрасно догадывался и без предостерегающего взгляда до крайности смутившейся Кары, одним взглядом на меня успевший выразить безмолвную мольбу о помощи и обещание немедленной расправы, если оной не последует.

Растерявшаяся Илония смотрела на нас, на каждого поочередно. А потом до нее дошло, и девушка заливисто расхохоталась, хлопнув себя по бокам.

— Нет, я точно куда нужно попала! Кара, Лана. С вас подробный рассказ! И никаких отговорок.

— После, — еще раз напомнил я, возвращая Илонию с сладострастных небес на бренную землю с неопределенным будущим. — Сначала дело. Ила, мне нужна твоя помощь с Селдейя.

— Разумеется.

Девушка поднялась на ноги и, подойдя к голотерминалу, вопросительно глянула на меня.

— Дерзай, доступ Фрис обеспечил. Я хочу знать все, что поможет мне надавить на них через связь с культистами.

— Погоди, я не ослышалась? Селдейя? — встрепенулась Лана, по обыкновению на долю секунды опередив старшую сестру. — Это то, о чем я думаю?

Я кивнул.

— Ила расскажет все по ходу дела. А пока, будь добра…

Внутренняя корабельная связь пиликнула двойным сигналом входящего вызова. А следом донесся голос Фриса. Пришибленный. Словно ему пару раз прилетело по квардионному темечку чем-то тяжелым.

— Джове! Ты не поверишь.

— Что?

— Спускайся к трапу. И на забудь свой световой меч.

Насторожившись, я переглянулся с напрягшимися сестрами Лорсо, машинально потянувшихся к рукоятям у себя на поясах. Одна Илония ничего не поняла, но у нее просто не хватило опыта ощутить то, что стало очевидным для нас троих примерно через секунду после сообщения от Фриса.

Рядом с «Везунчиком» кто-то использовал Темную сторону. Открыто и нагло, словно специально давая знать о себе.

Не показалось, значит. Еще в лесу, до возвращения «Везунчика», в Силе промелькнуло что-то такое. Кровоточащая рана, на миг открывшаяся и затянувшаяся быстрее, чем я успел уловить направление. Тогда я не придал этому значения, списав на нестабильный фон Джараанских гор, кишащих самыми разнообразными хищными тварями. Зато теперь сомнений не осталось: ситхи, наконец, показали себя.

— Фрис, приготовь оружейные системы и щиты. Кара и Лана со мной, — коротко велел я. — Ила. Остаешься тут. Наружу не выходи, что бы не случилось.

— Но..

— Фрис, проконтролируй. Пошли, — последнее я уже сказал Каре и Лане, первым бросаясь в коридор, ведущий к межпалубным лифтам. Сестры поспешили за мной, на бегу подготавливая световые мечи, но пока не активируя их. Сказывалась «с молоком» впитанная в Храме джедайская выучка, предписывающая не обнажать оружия до самого крайнего случая.

Как назло, трап опускался слишком медленно. Я успел весь известись, пока гидравлические опоры опустили лестницу, позволив выйти наружу. Прямо навстречу двум фигурам в черных плащах ситхов, поджидавшими нас у самого края лесной прогалины. Там, где густые кроны скрывали от солнечного света их лица, позволяя без помех разглядывать нас, не опуская головы.

Вот только скрываться не входило в планы адептов Темной стороны. Две фигурки вышли из тени, одновременно скидывая с головы капюшоны и освещая лес двумя белозубыми улыбками. Секунда узнавания с обеих сторон. Родной отклик ментощупов… и вот мы уже несемся навстречу друг другу. Позабыв о силе, о световых мечах. О том, что, формально, находимся по разные стороны баррикад. Обо всем, кроме счастья от горькой разлуки, велением Силы подошедшей к концу.

Кара с Ланой запоздало активировали свои желтые световые мечи. Да так и замерли, смотря на счастливую кучу-малу, получившуюся из облепивших меня верещащих девчонок.

— Джове!!!

— Пекло, как же я скучала!

— Я больше!

— Нет я! Джове, ты так вымахал!

— А плечи какие! Рост!

— Лосяра здоровенный!..

— Привет, веснушки, — я-таки сумел вклиниться в словесный поток заливающихся смехом Кевы и Миры, полыхавших в ментале чистым незамутненным счастьем. Внешне двойняшки почти не изменились. Разве что вытянулись, став походить на двух нескладных подростков с минимальным наличием груди, совершенно незаметной за ситхскими робами и плотными плащами. Россыпь веснушек на лицах обеих напомнила мне, как я называл их в Храме. Ну и волосы еще. Укороченные и выкрашенные у обоих в яркие режущие глаз цвета. Ярко-розовый у Миры и нежно-голубой у Кевы. Мне не составило труда узнать их после столь долгой разлуки. Для эмпата чужая душа неповторима, и я прекрасно помнил духовной отпечаток каждой из сестер. И сейчас он давал мне надежду.

Темная сторона не поглотила Миру и Кеву. Они смогли подчинить ее своей воле, как и полагается ситхам. И в то же время сумели сохранить частицы света, которые не сумела истребить даже их мастер. Сейчас, засверкавшие в лучах положительных эмоций, они ощущались особенно отчетливо, побуждая воспользоваться представленным самой Силой шансом.

Я быстро сделал сестрам де Сат точечные Пробои Когтя, пока таящийся в них Свет не поглотила укоренившаяся Тьма. Вот ведь ирония. Алек Пайн связал свою Темную сторону на ненависти ко мне. А Кева с Мирой поступили с точностью до наоборот. Сохранили все самое светлое, таящееся в них, с воспоминаниями о Храме. О нашем клане юнлингов. И обо мне в том числе.

Все это я прочитал в их сердцах, пока двойняшки дергались у меня в объятьях, перемещая смех с прорывающими рыданиями, планомерно переходящими в истерику. Тьма покидала их толчками, уходя через Коготь и изливаясь темным туманом, быстро истаивающим на лесной прохладе.

Терпеливо дождавшись, пока Кеву и Миру покинут последние крупицы Тьмы, я дал команду ментощупам и поднял голову, увидев подошедших Кару и Лану. Тоже плачущих, но безмолвно, боясь как-то помешать мне и нарушить ритуал исцеления, за которой в Ордене джедаев были бы готовы отдать последние панталоны грандмастера. Просто чтобы получить шанс избавлять одаренных от Тьмы без долгих силовых техник, выматывающих как целителя, так и самого пациента.

— Ваша очередь, — шатаясь, я поднялся на ноги и с рук на руки передал двух рыдающих девчонок Лане, также заливающееся слезами, бросившихся обнимать их и покрывать поцелуями. Оставив их троих изливать друг дружки эмоции от встречи, я вынужденно оперся на с готовностью подставленное плечо Кары, с беспокойством вглядывающейся в мое побледневшее лицо.

— Джове, ты как?

— Надо… уф. Отдохнуть. В них было много Тьмы.

— Я видела. Милый, ты такой молодец!

— Да? — хитро усмехнулся я, глядя на нее исподлобья. — Тогда где моя награда?

— Тут.

Наши губы слились в поцелуе. С минуту мы с Карой выпали из окружающего мира, выражая переполнявшие нас нежность и облегчение. От того, что еще она ступень на пути исправления давних ошибок преодолена. Самым невероятным и неожиданным способом.

Вдоволь испив божественного нектара из губ моей бывшей наставницы, а ныне ученицы и любовницы по совместительству, я первым прервал поцелуй под ее недовольный стон. Знаю, мне тоже хочется. Но тишина что-то начинает настораживать.

Обернувшись к Лане и сестрам де Сат, я увидел три пары глаз, смотрящих на нас с Карой. Одна с умилением и две другие с недоумением. И шоком.

— М-мастер…

— …А’нзал?

— Любимый. Я тебя обожаю! — Лана поднялась на ноги и, под сдвоенный писк веснушек требовательно прильнула к моим губам, навалившись грудью и согнув в колене правую ножку. Угу, намек понят. Самец помечен и более на новых самочек в обозримой близости не посягает. Вот только…

— Мм-ум! — я дернулся, кося вытаращенным глазом на распахнувших ротики Кеву и Миру, от удивления даже позабывших как плакать. Гхм, как-то неловко вышло. Прям аж уши горят.

— Мм-ла-мм-ана!

— А? — мириаланка нехотя отстранилась, затем глянула на меня. На закатившую глаза Кару. На Кеву с Мирой, так и сидящих в обнимку на голой земле в ситхских одеяниях. Теперь выглядящих на них словно маскарадные балахоны на двух школьницах, попутавших глухой лес с костюмированной вечеринкой по случаю перехода в старшие классы. И застукавших в том же лесу самого популярного парня в школе, попеременно засосавшего их классную руководительницу и девчонку-отличницу с первой парты.

«Хотя, — не удержался от соблазна вставить свое веское слово сарказм, — Лана со своими куцыми познаниями в Силе скорее тянет на двоечницу-бандитку».

Да и Кара уже не строит из себя высокомерную недотрогу. По крайней мере прислонилась к моему второму свободному плечу безо всякого зазрения совести, с теплотой разглядывая своих бывших учениц из первого клана юнлингов. Кристально чистых в Силе, без малейшего следа Темной стороны.

Так мы и замерли, пока в мою не совсем светлую после перенесенного исцеления веснушек голову не закралась умная мысль.

— В лесу холодно.

Лана серьезно кивнула, подтверждая очевидное.

— А в корабле тепло.

Еще один кивок от Кары. И ее ободряющая улыбка Кеве и Мире, которые тоже выдавили из себя нечто, похожее на ослабленные подергивания уголков губ. С ослаблением отходняка после Пробоя, до них начало постепенно доходить, что сейчас произошло.

— Так что, — изрек я вялым от слабости языком, — предлагаю пройти наверх и бахнуть дважды по сто. Мне. Вам горячего чая с конфетками хватит. Доминик, да пребудет с ним Сила, как раз расщедрился на коробочку. Под душевный разговор со старыми друзьями пойдет на ура.

Глава 4. «Излом забытых переменных»

Движением руки с небольшим приложением Силы закрыв дверные створки спальной каюты, где, наконец, заснула беспокойным сном Кева де Сат, я устало улыбнулся ее заплаканной сестре, ждущей у входа.

— Как она? — дрожащим голоском вопросила Мира.

— Спит. Мне удалось приглушить душевную боль, но воспоминания никуда не денутся. С ними ей придется справляться самой.

— Я могу?..

— Только тихо. Смотри не разбуди, а лучше ложись рядом с ней. Для вас обеих сон сейчас — лучшее лекарство.

Шмыгнув покрасневшим после долгих рыданий носиком, Мира благодарно коснулась моей руки и торопливо скрылась в каюте, отведенной ей и сестре. Я еще немного посмотрел ей в след, после чего дернулся и двинулся по прежнему маршруту с поправкой вектора на холодильную камеру. Там ждала своего часа начатая бутылка коньяка, ждущая, когда терзаемый совестью джедай приложится к ее горлышку.

С момента исцеления сестер де Сат прошли сутки. «Везунчик» все еще располагался в лесу близ Джараанских гор. Все это время я неустанно боролся за рассудок Кевы, ставшей невольной жертвой моей поспешности. И самонадеянности.

Первые признаки назревающей бури подкрались незаметно. Спустя пару часов после возвращения на корабль, вымытые и приодетые Кева с Мирой сидели в кают-кампании в окружении моих хозяек, устроивший девчонкам самый настоящий пир. Все еще пришибленные «резкой сменой цвета», веснушки отвечали невпопад и вовсю налетали на сладости, коих Лана с запасом накупила при посещении Тааса. Оказалось, у нее кроме модных вещей еще одна слабость имеется. Как у них там от такого количества шоколада все не слиплось — ума не представляю. Я в девичьих посиделках не учувствовал, закрывшись в капитанской каюте.

Глубокая медитация после двойного Пробоя с откачкой Темной стороны была попросту жизненна необходима. В Кеве и Мире оказалось на удивление много грязи. Не настолько, как в Алеке Пайне, но вполне достаточно, чтобы внести дисбаланс в мой Свет. Именно восстановлением его я и занимался, попутно латая поврежденные Темной стороной внешние слои ментального тела, когда ощутил неладное за корабельными переборками.

Влетев в кают-компанию, я застал бьющуюся в припадке Кеву и рыдающую над ней сестру, над которыми курицами-наседками квохтали мои женщины. Растолкав этот цирк, я опустился на колени рядом с Кевой и ужаснулся от увиденного.

Аура голубоволосой двойняшки пошла вразнос, не в силах выдержать ужасов воспоминаний, творимых ей с сестрой под давлением Дарта Ниат. Слишком нежная натура скрывалась под пеленой мрака. И стоило той исчезнуть, больше ничто не защищало Кеву от последствий содеянного, начавшего фрагментами начавшего всплывать из памяти, пока чаша весов не оказалась переполнена.

Ценой титанических усилий я смог удержать младшую веснушку от падения в бездну безумия, одновременно проваливаясь в глубокий транс Ментального слияния. Уже там, действуя всеми ментощупами разом, я стал аккуратно восстанавливать мутный цвет ауры, погрузив Кеву в искусственную потерю сознания. Сила миловала — я успел вовремя. Необратимых последствий для личности не произошло, однако весь оставшийся день мне пришлось провести у ее постели, убеждаясь в качестве проделанной работы.

Дверь холодильной камеры хлопнула. Не глядя свинтив пробку, я приложился к горлышку, жадно глотая обжигающий нёбо алкоголь. Хотелось забыться и хоть ненадолго приглушить глас безжалостной совести. Не помогло. Организм, преисполненной Силой после близкого контакта с источником Одаренной, с легкостью поборол алкогольный дурман.

Запулив обиженно звякнувшей бутылкой в стену, я сильно ударил кулаком в стену, стесывая кожу на костяшках. Пуду. Со мной явно что-то не то происходит, если столь очевидные мысли приходят в голову уже после содеянного. Причем не ясно, чем вызвана такая заторможенность мышления. Я и раньше замечал подобное за собой, но списывал все на последствия слияния сознания с новым телом, надеясь, что со временем пройдут.

Не прошли. И это не могло не настораживать. Сам я с проблемой не разберусь, значит, снова придется мучить голокрон Велари Джин. Если она не поможет, то остается уповать на помощь целителей в Храме, либо искать толкового менталиста на стороне. Я должен понять, что со мной происходит прежде, чем пострадает еще кто-то, помимо Кевы, которую я едва успел спасти.

Резкая откачка Темной стороны сильно ударяет по психике. Вся та грязь, что раньше казалось естественной, а то и вовсе не имела значения, обрушивалась на одаренного сверху неумолимым грузом совести. Лана пережила сей процесс относительно легко, благодаря нам с Карой и близости узла Светлой стороны. А вот самой старшей Лорсо пришлось очень несладко, не зря она столько времени провела в Глубокой медитации и бакто-камере во время полета на Альдераан.

С Кевой же… младшая де Сат еще по моим храмовым воспоминаниям была девочкой чувствительной и ранимой. Темная сторона сделала ее гораздо жестче и помогла встать на уровень сестры, без проблем убивавшей людей по приказу мастера. Однако резко став в одночасье прежней собой, Кева попросту не выдержала всей тяжести ужасов, которых творила. А там, если судить по застарелым шрамам глубинных слоев ментального тела, случилось немало дурного. Многое из которого не под силу выдержать обычному человеку, чьей моральный компас не был сбит пагубным влиянием Темной стороны.

Моя ошибка. Как эмпата и, в первую очередь, как джедая, по долгу службы обязанного в первую очередь думать о других, а не о себе любимом. Однако я так обрадовался возможности исполнить данное себе и Нове обещание, что напрочь забыл подумать о том, как мои эгоистичные желания отразятся на Мире и Кеве.

«Этого не должно повториться».

Услышав шги рядом с собой, я поднял голову и наткнулся на обеспокоенный взгляд Кары, присевшей рядом со мной на корточки.

— Ты чего тут?

— Где?

Завертев головой, я сообразил, что уже какое-то время сижу на голом полу, прислонившись спиной к дверце холодильной камеры и бездумно пялюсь в одну точку под разделочным столиком. Рядом с моей левой рукой валяется пуская коньячная бутылка, в правая побелевшими пальцами стискивает световой меч. Непривычно-молчаливый и словно вовсе неживой из-за отсутствующего пения малыша-кайбера.

— Сижу, вот, — наконец изрек я, щелчком пальцев катнув бутылку прочь от себя. — Думаю.

Кара присела рядом и прислонилась своим плечом к моему.

— Девочки в порядке?

— Будут со временем. Кара…

— Да?

— Я облажался. Из-за меня Кева чуть не лишилась рассудка.

— Ты спас ее, — твердо возразила чалактанка. — Их обеих! Не мне рассказывать тебе, на что способная Темная сторона. У тебя не было выбора.

Я горько усмехнулся, будто наяву услышав голос из своей головы. Тот самый, которым мы всегда оправдываем свои поступки. Вот только от легче от него не становится. Только хуже.

— Как продвигается у Ланы с Илонией? — спросил я, чтобы хоть немного отвлечься.

— Работают, — Кара смерила меня подозрительным взглядом, но все же решила не развивать неудобную тему. — Мира рассказала много интересного, пока ты лечил ее сестру.

— Полезное?

— Сможем нейтрализовать всех врагов одним ударом.

— Дай угадаю: Лана предложила взрывчатку.

— Ха. Первым делом. Но у Илонии планы поизощреннее. Ее сильно уязвило, что их с Домиником дядя связался с ситхами.

— Еще бы. Лорд Рок втемную использовал не только их обоих, но и весь Дом Пантир.

— Неясно только, ради чего.

— Спросим, когда прижмем Чева.

— Или Дарт Ниат…

— Не нравится мне твой недобрый прищур. Старая знакомая?

— Скорее подруга детства. Я не хотела втягивать ее, но Лет всегда была упертой идеалисткой. А теперь еще и ситхом стала.

— Гремучая смесь, — согласился я, со вздохом поднимаясь на ноги и помогая встать Каре. — Точно уверена, что это она?

— Мира подробно ее описала. Других твилек-рутианок в шайке Фаниуса не было.

— И? Как она.

— В Силе? Раньше была примерно на моем уровне. Сейчас — сложно сказать… Эй! А ну не трожь!

Кара Притяжением захватила многострадальную бутылку из-под коньяка и выкинула ее в утилизатор под посудомоечной машиной. Биз-4, чья клешня так и застыла над полом, укоризненно сверкнул фотоэлементами. На что Кара показала ему язык, вызвав у меня невольный смешок. Священная война с дроидами набирает обороты. «Джедайка против стального уборщика», серия вторая, непримиримая.

— Не смешно, — буркнула Кара. — Развел тут всяких жестянок, понимаешь. Пройти негде.

Уныло булькнувший что-то на бинарном Биз-4 торопливо укатил, не рискнув дальше испытывать терпение хозяйки.

— Льщу себя надеждой когда-нибудь услышать эту историю.

— Какую?

— Почему ты так не любишь дроидов.

Кара зарделась. А потом буркнула что-то невразумительное и поспешила сменить тему, утянув меня с кают-компании в капитанскую каюту. Там нас уже ждал Фрис, стоящий в квардионной форме рядом с управляющим терминалом и вчитывающимся в какое-то сообщение.

— Долго вы, — буркнул брат, оглянувшись на нас с Карой. — Опять в санузле заперлись? Ума не приложу, чем таким там можно заниматься вдвоем, с чем не справится один.

— Плюс десять очков за сарказм, — оценил я, хлопнув брата по плечу, пока Кара мечтала провалиться сквозь землю. Она все еще не могла привыкнуть к чисто человеческому поведению моего брата. — Что там?

— Смотри сам.

Фрис повернулся и, сделав пасс рукой, будто призывая Силу. А на деле вызвал тренировочного дроида, прибежавшего из тренировочного зала. Через краткий миг перед нами предстал Нак Зиил. Один из бывших хозяев «Везунчика» не поскупился на модернизацию своего спарринг-партнера. Кел-дор выглядел совсем как живой, хотя по сути передавал простое записанное сообщение, проецируемое голопроекторами дроида.

— Джове, — начал Нак Зиил, и уже по тому, как он это сказал, я отметил сильное волнение бывшего мастера. Таким его можно было застатать в очень редкие периоды, если происходило что-то из рук вон выходящее. — Я получил твое послание. Извини, что не выходил на связь раньше, обстоятельства не позволяли. Скажу сразу: ты прекрасно исполнил свой долг, и Совет уже знает о твоем успехе на Нар-Шаддаа. Многим магистрам не пришлось по душе наше самоуправство, но после передачи живого ситха Республике у них не останется выбора, кроме как присвоить тебе титул рыцаря. Считай этот вопрос уже решенным.

Мы с Фрисом хлопнулись ладонями, а Кара с гордостью чмокнула меня в губы.

— Поздравляю!

— … теперь о вестях не столь добрых, — продолжил Нак Зиил, — Со мной вышел на связь Грейг Горго. Очень хорошо отзывался о тебе и… крайне негативно об Ордене. Алек Пайн сбежал.

— Что?!

— Т-ш! — шикнул на подскочившего меня Фрис. — Слушай.

— … немыслимый прецедент. Согласно проведенному расследованию, побег организовал кто-то из мастеров-джедаев. Из тех, у кого был допуск к оперативной базе особого отдела. Грейг уже начал расследование, но все завязло в бюрократии Сената. И это нам на руку. Через культистов на Рилоте я вскрыл довольно обширный преступный синдикат, промышлявший подпольной работорговлей живым мясом. Точно такой же, который мы выкорчевали с Дорина. Все ниточки ведут к одному организатору, и я уверен, что он — именно тот, кто привел Орден к расколу. Один из нас.

— Джедай-работорговец, сотрудничающий с ситхами? —непомерно удивилась Кара, на что я только скривился. Самому не верится, но такова мрачная реальность загнивающего Ордена. Не удивлюсь, если дальше Нак Зиил скажет, что грандмастер на самом деле — владыка ситх.

Но обошлось. Спарринг-дроид в обличье моего мастера сложил руки на груди, продолжая зачитывать сообщение.

— По требованию Канцлера Совет уже начал внутреннее расследование, но все эта игра на публику. Мы должны как можно скорее вернуться на Корусант, пока еще есть шанс застать предателя в храме. Завершай свои дела на Альдераане как можно быстрее и отправляйся в путь. Если этот джедай тот, о ком я думаю, то без твоей помощи нам не обойтись. Да пребудет с тобой Сила, мой друг.

Спарринг-дроид погасил голограмму, вновь явив голый скелет, по движению руки Фриса вернувшегося обратно в тренировочный зал. Дождавшись, пока я изреку многоэтажную матерную тираду, брат согласно кивнул и подлил кипящего масла в огонь:

— Это еще не все. Я проанализировал данные по работорговцам, переданные твоим мастером. Он прав: координацию осуществляет одно лицо, но сама сеть распространяется куда больше, чем на пару планет. И замешаны в ней могут быть куда больше исполнителей, и все из числа джедаев. Намек понял?

— Файдис Вастор, — кивнул я и, заметив вопросительный взгляд Кары, пояснил. — Рыцарь-джедай, мы с мастером пересеклись с ним на Дорине. Занятная личность, жаль не пережил операции на базе работорговцев. Нак Зиил так и не рассказал, что с ним произошло на самом деле.

— Он хочет, чтобы ты сосредоточился на главной цели, а не разменивался на производные, — сказал Фрис. — С оставшимися предателями разберутся наши союзники.

— Голова кругом, — призналась Кара, утерев тыльной стороной ладони взопревший лоб. — Джове, что же такое творится? Как Совет мог допустить подобное?

— Также, как допустил раскол. И бросил похищенных юнлингов на произвол Силы. Мастер прав — надо поторапливаться, времени в обрез. Идем.

Поднявшись в компании Фриса и Кары на верхнюю палубу, я застал активно спорящих и жестикулирующих Лану с Илонией, занявших места за столом переговоров.

— … а я говорю, ты слишком усложняешь!

Лана, услышав мое деликатное покашливание, расцвела улыбкой и приглашающе махнула ручкой на место рядом с собой. Которое я тут же занял, к легкому неудовольствию Илонии, сидящей по противоположную сторону стола. Впрочем, открыто она его демонстрировать не рискнула, внешне оставаясь все такой же спокойной и сдержанной.

— Джове, Кара. Вы вовремя.

— Эй, а я? — возмутился Фрис, картинно надув щеки. — Меня забыли!

— А по тебе плавильная печь плачет. Сгинь, мини-Джове!

Кара засмеялась, Лана фыркнула, а Фрис показал Илонии язык. После чего, как ни в чем не бывало, занял свое место за общим столом. Как и мне, ему хватило ума понять, что таким образом Илония зарабатывает очки в глазах Кары.

— Итак, — открыл я начало первому клановому собранию. — Какие новости от Доминика?

— Братишка закончил проверять информацию от Миры. И он в ярости, — усмехнулась Илония. — Дядя Рок использовал нас обоих. Селдейя обещали дать титул после моей свадьбы. Чев получил бы меня. А дядя Рок дарственную на половину наследства наших с Домиником родителей. К сожалению, без поддержки старших семей, Доминик даже обвинения выдвинуть не может. Слово отпрыска побочной Пантир ветви против слова самого визиря короля. Нам нужны веские доказательства, чтобы сместить Лорда Рока и вычистить наш Дом от агентов культистов.

— Значит, он получит их, когда разберемся с Чевом Селдейя и Дартом Ниат. Еще что-то?

— Да, — Илония поднялась на ноги и, под удивленными взглядами присутствующих, церемониально поклонилась в мою сторону. — С возвращением на Альдераан, Джове Ульго.

— Подтвердил все же? — хмыкнул я.

— Как я и подозревала, брат знал с самого начала. И да, он проверил твои анализы. Они почти совпадают с базой верховных Домов.

— Почти?

— Отличия приходятся на дополнительные цепочки геномов, нехарактерные для обычного человека. Возможно, они обусловлены твоей связью с Силой, — Илония пожала плечами. — В любом случае, их недостаточно для искажения итогового результата. Ты Ульго, не сомневайся. Сын Джарваса и Норин Ульго. Доминик ждет отмашки, чтобы оповестить оставшихся Ульго о твоем существовании.

— А мама?

— Прости, Джове, — Илония виновато опустила вгляд. — О ее судьбе Доминик ничего не выяснил. Но кроме нее, у тебя еще есть много родственников. И некоторые из них все еще живут на Альдераане. Если хочешь, я могу сообщить им о твоем возвращении.

— Нет. Пока рано. У меня тут ЧП нарисовалось, в ближайшее время придется покинуть Альдераан и лететь на Корусант.

— Но как же…, — Илония побледнела и поджала губы, — я?

— Не бойся, с Чевом мы разберемся до моего отлета.

— Нашего, — девушка облегченно выдохнула и крепко сжала мое запястье. — Мое место рядом с тобой.

Я предпочел промолчать, не став сразу разбивать ее надежды, а заодно и Ланы с Карой, сообщая, что планирую лететь на Корусант в одиночку. Этот разговор нам еще предстоит, а пока на повестке дня более насущные вопросы.

— Ила, что там с планом? Кара сказала, ты что-то нашла.

— Никогда не любила историю, — Илония выложила на стол голопланшет с выведенным текстовым файлом, — но подчерпнуть из нее можно многое.

Дальнейшее изложение плана заняло не так много времени, и, в основном, состояло из утрясания спорных моментов, касательной нашей с Илонией роли. Мне сразу понравилось ее предложение, сулящее решение главной проблемы малой кровью с обеих сторон. И обещающее значительно повысить повысить мой авторитет в глазах собственных кровных родственников, с которыми однажды придется познакомиться.

— Решено, — подвел я итог нашему маленькому собранию, первым поднимаясь из-за переговорного стола. — Ила, я ожидаю, что твой брат будет готов, когда все завертится.

— Будет, — пообещала Илония. — Не считая меня с мамой и папой, дядя Рок единственный, кому Доминик когда-либо доверял. Для него это личное.

— Хорошо. Иди собирайся, скоро взлетаем. Кара, поможешь?

— Думаю, у меня найдется кое-что ее размера, — призадумалась чалактанка. — Правда, в груди будет тесновато.

Кара смутилась из вежливости, а Лана пробурчала что-то угрюмое, сложив руки на своем скромном первом размере. Я послала ей ободряющий импульс через ментощуп, побудив улыбнуться. Вот, так лучше, нечего кукситься. Все что нужно отрастет со временем. А нет — не беда. Размер не всегда означает красоту, а с ней у стройняшки Ланы все в порядке.

Поднявшись вслед за Карой, Илония ушла примерять боевое облачение, в котором ей предстояло появиться в Доме Селдейя. Лана, чуть подумав, не последовала за ними, вместо этого двинувшись к спальным каютам проведать Кеву и Миру. Мы с Фрисом остались одни, не спеша начать разговор. Квард все еще не покинул своего кресла и выглядел задумчивым, потирая большим пальцем несуществующую щетину на гладком подбородке. За весь процесс изложения Илонией плана, он едва ли проронил пару слов.

— Что на уме? — спросил я, облокачиваясь на край столешницы.

— Слишком много «если», — поморщился Фрис. — Куча факторов, из-за которых все может пойти под хвост банте. Было бы неплохо иметь запасной путь отхода на крайний случай.

— Например?

— Звездная сеть.

— Хм, — я положил руку на пояс экзера, где на своем положенном месте висела рукоять светового меча. С момента возвращения в комплекс Стража из Звездной сети, желания обращаться к преобразователю не возникало совсем. Отчего-то казалось, что тем самым я предаю малыша-кайбера. Глупость, конечно, и Фрис прав. Разбрасываться таким козырем в предстоящей схватке с ситхом будет по меньшей мере глупо. Особенно, если опасения брата оправдаются, и мне придется спешно рвать когти из поместья Селдейя.

— Согласен. Но я все еще не знаю, что за «маяки» Страж имел ввиду.

— Кристалл спрашивал?

— Когда? — вздохнул я. — Тут в туалет-то сходить некогда. То Страж. То киллики…

— То бабы, — хихикнул Фрис. — Спрашивай, не тяни. Интересно же.

Зная, что так просто квард не отстанет, я снял световой меч. Затем поднял его Телекинезом на уровень глаз и потянулся Силой к кайбер-кристаллу.

— Как установить маяк?

Тишина. Как в Силе, так и в ментале. Судя по веселому хмыку откровенно потешающегося надо мной Фриса, разочарованная морда лица у меня была та еще. Но новых поводов для веселья я ему не дал, вовремя сообразив, в чем ошибка и правильно переформулировав вопрос.

— Как установить маяк для путешествия по Звездной сети Архитекторов?

На сей раз преобразователь отозвался, произеся бесстрастным голосом бездушной машины:

«Для установки маяка требуется привязка».

— Привязка к чему? Что значит, некорректный запрос? Пуду!

— Джове, не кипятись. Помни про ограниченный функционал, — напомнил Фрис.

— Помню. Может, все же дать ему имя? Помнится, кристалл предлагал что-то такое.

— Попробуй, но я бы не особо рассчитывал на изменения. Как матрицу не назови, а более живым от этого она не станет.

Я еще раз выругался, уже более цветасто. А потом переформулировал вопрос и замер в ожидании ответа рукояти светового меча Гри, медленно вращающегося в воздухе вдоль своей оси. Пусть хоть какую-то информацию по маякам даст, или… я совсем обижусь.

«Пользователю доступно два свободных слота координат, — к моему облегчению, секунд через десять разродился невидимый интеллект измененного кайбера. — Для поддержания одного используется десять процентов от мощности преобразователя».

От дальнейших попыток выцепить что-нибудь полезное из кайбера меня избавило появление Ланы, вернувшейся в конференц-зал.

— Они спят, — издалека оповестила нас с Фрисом мириаланка, улыбаясь с грустью и нежностью одновременно. — Хорошо не успела Нову вызвать, она бы с ума сошла.

«Маяк обнаружен. Желаете осуществить привязку?»

— А?

Заявление преобразователя кайбер-кристалла застало меня врасплох. Я запоздало сообразил, что забыл приглушить нашу связь в Силе после появления Ланы.

— То есть как обнаружен? Где?!

— Ты о чем? — не поняла Лана, решив, что вопросы обращены к ней.

— Эм, — я переглянулся с Фрисом, выглядевшим настолько же изумленно, как я сам. Благодаря своему происхождению Гри, квард мог слышать все, что говорит преобразователь. И он сообразил быстрее меня.

— Это она, Джове.

— Не может быть…

— Да что происходит, мне кто-нибудь объяснит? — возмутилась Лана. А потом ее взгляд упал на вращающуюся в воздухе и сверкающую, как новогодняя гирлянда, рукоять светового меча Гри.

— У-у, блестяшка! Хочу.

— Не трогай!!!

«Маяк подтвержден. Совпадение маршрутных точек в пределах допустимой погрешности координатной гиперсистемы. Привязка осуществлена, задействовано десять процентов мощности от доступного ресурса», — оповестил кайбер меня, замеревшего с раскрытым ртом и так и не сорвавшимся с него воплем ужаса. Лана стояла невредимая и тискала мой световой меч, прижимая его к щеке и чуть ли не мурлыча от удовольствия. При этом смотря на меня, как на Врага всея галактики.

— Так и знала, что ничего не будет, если его потрогать! Жадина! Столько времени такую красоту от меня прятать… Джове, ты чего?

— Ничего, — нервно икнул я, держась за сердце и на негнущихся ногах ковыляя к минибару недалеко от стола переговоров. Потом шипение дверцы, холодное стекло бутылки в ладонях, горечь на языке и огонь в глотке. Я не ощутил вкуса алкоголя. И мат-перемат перепугавшегося Фриса, накинувшегося на пискнувшую Лану, от неожиданности выронившую рукоять светового меча Гри, отметил уже краем уплывающего сознания.

Нет, я с ними точно сопьюсь. Или чокнусь, что куда вероятнее, коль алкоголь джедайскому метаболизму нипочем.

Глава 5. «Превентивный удар»

Площадь дворика поместья Дома Селдейя насчитывала ни много ни мало под пару сотню квадратов. Основное пространство занимали широкие парковые дорожки в обрамлении высоких лиственных деревьев, укрытых толстыми снежными шапками. Есть где разгуляться. Головное здание в типовом конусовидном альдераанском стиле возвышалось над остальными жилыми и хоз-постройками, жмущимися к защитному периметру. В свою очередь, его замыкали крепкие десятиметровые стены из усиленного металла для обороны от гипотетического внешнего врага. Сторожевые вышки венчали подвижные сферы массивных автоматических турелей. Высота их позволяла устанавливать широкую обзорную зону, где, в случае угрозы с неба, от любого вражеского корабля оставят быстро остывающее облачко плазмы на морозном воздухе.

Первым делом Фрис дистанционно взломал именно турели. Потом с воздуха проник на территорию поместья и переключился на сигнальный контур внешних стен, не забывая докладывать на мостик о своих действиях каждые пять минут. Благодаря способности принимать любую форму, миниатюрный кубик летающего кварда никто не заметил. Как и «Везунчика», вместе с челноком веснушек укрывшегося за ближайшем к поместью Селдейя лесом, расположенном вне зоны дальности турелей.

Последним делом Фрис разобрался с внутренней защитой поместья, состоящей, по большей части, из тяжелых охранных дроидов последнего поколения. Выпущенный вирус Гри в локальную сеть Дома Селдейя переписал их программу и сделал пассивными наблюдателями предстоящей операции. Живые охранники ничего не поняли и продолжали нести караульную службу, лениво позевывая и заходя на очередной обход по поместью.

Получив отмашку от брата, я отключил голотрансляцию с комлинка и кивнул уже полностью одетой и экипированной Каре, стоящей у трапа «Везунчика» рядом со мной. Никого другого, не смотря на слезные мольбы, я не взял. Лана еще не доросла в мастерстве фехтования до открытого противостояния с опытным ситхом, а с обычными солдатами ее старшая сестра сама справится. Мира и Кева предвзяты. С них станется влезть под руку в самый ответственный момент сражения, поэтому обе веснушки оказались заперты в своей каюте. Временно, и удовольствия им это не доставило, но я не собирался рисковать их жизнями снова. На ошибках даже безнадежные дураки учатся.

Осталась Илония, но ее время настанет лишь в самом конце, когда я разделаюсь с Каллетией-Ниат, и примусь за Чева Селдейя. Наличие обоих целей в поместье Фрис уже подтвердил, наглухо заблокировав все явные и скрытые пути отхода. Ублюдку не уйти, да и не станет он, пока чувствует себя в безопасности под теплым крылышком ситха.

Оставив «Везунчик», мы с Карой погрузились на челнок веснушек, предварительно взяв у Миры коды доступа для входа в воздушное пространство Дома Селдейя. Не то чтобы они нам особо требовались после взлома его обороны Фрисом, просто так эффект неожиданности будет больше. В Силе нас не видно: Лана с веснушками, как и мы с Карой, умеют закрываться. А Илония пока недостаточно сильна, чтобы хоть как-то выдать свое присутствие ситху. Если первоначально соблюдать тишину, то захват поместья можно будет произвести малой кровью, а при удаче и вовсе без лишних жертв. Не лишняя предосторожность, если брать во внимание, чьим сыном я являюсь. Малейшая потеря репутации может стоит всех дальнейших планов по укреплению на Альдераане. Никто не захочет иметь дело с сыном Палача, последовавшим по кровавому пути своего отца.

— Какие будут приказы, Лорд Ульго? — невинно вопросила Кара, пока я выводил челнок из-за кромки леса на открытое воздушное пространство. Особенно выделив голосом слово «лорд».

— Что, так сильно заметно?

— На лице написано. Не надо было тебе смотреть результаты, пока не сделали дело.

— Я должен был проверить, — больше из упрямства возразил я, хотя нутром ощущал правоту Кары.

Не поверив Доминику на слово, я поместил переданные им данные в бортовую медкапсулу «Везунчика» и запустил перекрестный поиск в сетевом хранилище верховных Домов, воспользовавшись доступом Илонии. Вскоре полученный результат, оказался даже близко не настолько точным, как у лучших медиков Дома Пантир, однако восьмидесятипроцентное совпадение генетического теста не оставляло сомнений: я — Джове Ульго. Сын Палача Джарваса и некой Норин Ульго. На отца мне плевать, а вот судьба мамы вызывала опасения. Слишком сильно притесняли носителей фамилии Ульго после неудавшегося переворота Палача Джарваса. Я хочу выяснить, что с ней произошло. И, если Норин еще жива, мой долг, как сына и наследника младшей ветви Дома Ульго, позаботиться о ней. Ну или на крайний случай убедиться, что она она счастлива и здорова. Пусть мне не удалось спасти маму в прошлой жизни, для Норин я сделаю для все возможное.

— Кара…

— Я помогу.

— Ты даже еще не знаешь, о чем я хотел попросить.

— Мне и не нужно, — чалактанка потянулась через выступ приборной панели, разделяющий пилотские кресла кабины челнока, и ободряюще сжала своей ладонью мою. — Илония права: семья прежде всего. Мы с Ланой найдем твою мать, Джове. Обещаю.

— И если для этого вам придется остаться на Альдераане?

— Нам в любом случае пришлось бы, — грустно улыбнулась Кара. — По республиканским законам мы преступницы, помнишь? Падшие джедаи, предавшие Орден. Пока нам не объявят официальную амнистию, появляться в столице — чистое самоубийство. А в Храме джедаев — сумасшествие. Я знала, что нам предстоит разлука с того дня, как ты заявил, что собираешься лететь на Корусант.

— А Лана?

Упомянув неугомонную лисичку, я невольно вздрогнул. Когда та схватила меч Гри, у меня чуть инфаркт не случился. К счастью, обошлось без жертв с обеих сторон. Пристыженная Лана получила нагоняй и вернула мне меч, клятвенно пообещав больше не тянуть руки туда, куда не следует. Не сказать, что я ей особо поверил, но пришлось удовлетворится малым. Тем более, что Лана, сама того не ведая, решила главную проблему использования Звездной сети.

Перед отлетом, втихаря запершись в капитанской спальне, я совершил тестовый прокол в транспортную сеть Архитекторов. Во второй раз ступив на звездную тропу, я испытал все тот же трепет перед необъятной вечностью творения древней расы. А когда поборол оцепение и смог оторваться от созерцания дороги в безмолвной ночи космоса, то наяву ощутил тягу пресловутого маяка. Для этого даже не пришлось сходить с места или мало-мальски сосредотачиваться. Повинуясь простой просьбе к кайбер-кристаллу, портальное окно за спиной, откуда я вошел из своей каюты, мигнуло и сменило вид на мириаланку, вновь навестившую сестер де Сат. Из-за ничтожного расстояния между точками входа и выхода переход произошел легко, не затронув резерва накопленной Силы кайбера.

На мое появление из воздуха, где в реальности портальная рамка никак себя не проявляла, Лана отреагировала тихим вскриком, едва не разбудив веснушек. Пришлось успокаивать, про себя прыгая от радости и празднуя маленькую, но очень важную победу.

Маяк работает! Благодаря сумасбродной выходке Ланы я получил возможность наведываться на Альдераан без отрыва от решения дел Ордена на Корусанте. А там, даст Сила, найду кого-нибудь на Дорине для оставшегося слота привязки, и будет совсем хорошо. Смогу контролировать не только клан на Альдераане, но и свою фирму на Дорине. То-то Шшрх обрадуется. И Эсс с Кедом. Соскучился я по ним, хоть и времени прошло всего ничего.

Фрис разделял мой восторг, более чем довольный успешным испытанием меча Гри. В этот раз он составил мне компанию, в виде браслета Гри сумев без проблем обмануть преобразователь кайбера, без проблем пропустившего в Звездную сеть безбилетного пассажира. Решающую роль сыграла связь ядра кварда и моего экзера, временно сделав Фриса частью экипировки. А в Звездной сети уже ничто не мешало ему принять квардионный облик и с восторгом исследовать границы подсвеченной белыми линиями тропы, уходящей в бесконечность. Там бы он и остался, не напомни я ему о делах насущных и неотложных. До Харальского региона предстояло лететь пару часов, за которые нам с Карой нужно было хоть немного отдохнуть и собраться с силами.

И вот, мы здесь. Летим в челноке бывших учениц ситха над сверкающей заснеженной равниной, под покровом мягкой светлой ночи приближаясь к поместью Селдейя. Пауза, выдержанная Карой, красноречиво отражала сомнения, которые я и так видел в ее ментаполе. Чалактанка все еще размышляла, будто сомневаясь, что сможет удержать младшую сестру от опрометчивых действий после моего отлета на Корусант. Однако, к моему облегчению, после долгой паузы Кара сказала:

— Я смогу ее убедить. А вот с Илой будешь разбираться сам. Что ты такое с девчонкой сделал, что она течет при виде тебя, как фелинкс в брачный сезон?

— Разберусь, — я сделал вид, что пропустил мимо ушей последний вопрос, сосредоточившись на маневрировании между склонами снежных барханов. Челнок летел на бреющем почти над самой поверхностью не из необходимости избежать лишних взглядов. Просто я не смог отказать себе в удовольствии опробовать возможности новой игрушки, попавшей в загребущие ручки, охочие до адреналина на высоких скоростях.

— Для нее у меня тоже найдется задание.

— Будущие связи клана с Домом Пантир?

— Иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли.

— Может быть, — загадочно сверкнула глазами Кара, но я видел в духовном зрении, что она просто развлекается. — Не переводи тему! Что насчет Илонии? Может, я тоже так хочу. А то улетишь, и когда еще вернешься! Главы кланов такие занятые.

Плик-плик.

«Спасен коммуникатором», — выдохнул я, отбивая на голопанели проверочный код, полученный от Миры.

— Доступ разрешен, снижаемся. Ты как, готова?

— Да. Но разговор еще не закончен, — прежде, чем пройти в заднюю часть кабины челнока, Кара собственнически царапнула мне кожу на челюсти остро наточенными коготками и лишь потом пошла вперед. Медленно и с чувством, демонстративно виляя бедрами, как на показе мод. Мне оставалось только сглотнуть слюну и дать команду экзеру на развертку шлема, пока Кара облагалась в теплый зимний плащ.

Прав Фрис: заездят они меня. Вдвоем еще не факт, а вот втроем однозначно. На что только не приходится идти ради будущего клана…

Выходные створки челнока разошлись, пропуская в кабину белый свет, освещающий территорию ночного поместья, и зимний ветерок, несущий сверкающую снежную пыль.

— Приветствую… Тревога! Это не ученицы леди Ниат! Открыть огонь!

Кара активировала световой меч одновременно с первыми выстрелами, скользнув в Рывок навстречу спешащим к нам наемникам Дома Селдейя.

— Джедаи! Оповестить Лорда Чева… мать вашу, почему чертовы дроиды не стреляют! Огонь! Ого-а-а-а!!…

— Перегруппироваться, она заходит с фланга!

— Стреляйте, мать вашу!

— А-а-а!

Я не обращал внимания на разгорающееся вокруг сражение, временами лишь слегка отклоняя корпус, пропуская мимо направленные в себя бластерные заряды. Хотя можно было этого и не делать. Джедайский плащ экзера — точная копия моего, оставшегося в стирке на корабле — надежно охранял от таких слабых энергетических воздействий. В сравнении с амуницией современных солдат, само собой. Я даже не стал активировать световой меч, шагая напрямую к одинокой фигурке, застывшей у каменной статуи посреди двора.

Многолучевая звезда являла собой копию герба Дома Селдейя. Одно из верхних острий венчало «украшение» в виде отрубленной заиндевевшей головы старика. А у постамента стояла ситх. Красивая твилека с лазурной кожей, кутающаяся в меховую шубку без капюшона и, подобно мне, не обращавшая ни малейшего внимания на происходящее. Ее взор был прикован к отрубленной голове, которой она что-то говорила.

Когда нас остались разделять всего пара десятков шагов, твилека соизволила обернуться, подарив мне обворожительную улыбку готовой к броску хищницы.

— Джедай. Надо полагать, мои ученицы не справились?

— Отчего же, — я склонил голову к плечу, с любопытством рассматривая давнюю подругу Кары. — Они нашли меня, как ты и велела.

— Знакомый голос. Не покажешь лицо?

Усмехнувшись столь явной провокации, я постучал пальцем по виску, отдав экзеру команду сделать щиток шлема прозрачным. Ниат улыбнулась еще шире, хотя внутри вся сжалась от напряжения. Она не ожидала, что мой шлем способен на что-то подобное, рассчитывая воспользоваться заминкой, пока я буду его стягивать, для внезапной атаки. Не получилось. И ситочка вынужденно продолжила болтовню, «незаметно» сдвигаясь так, чтобы электрический свет прожекторов, освещавших двор поместья, бил мне в лицо.

— Надо же. А я тебя знаю. Запомнила лицо с Клановых испытаний в Храме на Тайтоне. Да, наделал ты тогда шуму… Джове, кажется? Какой красавчик, м-м. Ты сильно повзрослел с тех пор, я приятно удивлена. О! И моя дорогая Кара А’нзал с тобой. Давно не виделись, предательница.

К этому моменту стрельба в поместье стихла окончательно. Разобравшись с последними наемниками Селдейя, Кара стала по мою правую руку, не отключая светового меча. Позади нее остались куча обезвреженных наемников, тут и там валяющихся на голой земле поместья и медленно засыпаемых усиливающимся снегопадом.

— Каллетия.

— Дарт Ниат, — с прежней улыбкой поправила ее твилека. — Право снова называть меня этим именем ты еще не заслужила. Если только не решишь присоединиться ко мне.

— Не решу.

— Я понимаю. Вижу, ты все же добилась своего. Заполучила перспективного юнлинга себе в ученики, — в голосе Ниат скользнуло раздражении при виде реакции Кары. — Я сказала что-то смешное?

Это мягко сказано. Кара от души хохотала, согнувшись в поясе и утирая рукавом индевеющие на морозе слезы. Я со своей стороны тоже не сдержал ухмылки. Уж больно к месту пришлись слова Каллетии. Особенно памятуя наш последний с Карой спаринг, где я разделал ее с Ланой под орех, как сопливых падаванов. Регулярная пятилетняя практика по руководством мастера старой закалки ни в какое сравнение не идет с базовым Орденским образованием.

А беря во внимание наши с ней отношения… неудивительно, что Кара не сдержала марку. Тогда как твилеке было совсем не смешно. Особенно, когда она поняла, что свет, бьющий мне в глаза, ничуть не мешает отслеживать ее тактические передвижения.

— А у тебя есть зубки, а, сопляк?

Серебристый клинок в завихрениях глитча вспорол воздух, одновременно с эффектным порывом ветра, взметнувшим полы плаща экзера. И за секунду до активации красного ситхского, появившегося в руках ситха. Я приглашающе повел левой свободной рукой, делая шаг вперед ей навстречу.

— Сразимся, ситх?

— Я сотру эту наглую ухмылку с твоей рожи, джедай! — процедила сквозь оскаленные зубы твилека, нагнетая в себе ярость Темной стороны.

«Прекрасно. Вот и проверим, на что ты годишься».

Рывок вперед на сокращение дистанции с косым выпадом обратного Шиен. Левая рука отведена назад, направляя Силу. Правая с серебристым мечом Гри переводит укол красного клинка в безопасную плоскость. Выпад, поворот. Отбито, встречная атака Ниат. Уклоняюсь, наношу целую серию коротких ударов по конечностям на ослабление защиты. Резкое сближение и размашистый удар на противоход. Уклонилась. Еще быстрее! Четыре удара в связке, Толчок Силы. Выдержала с трудом. Ощерила зубки, но удержалась, сразу сорвавшись в ответный Рывок. Финт от левого бедра, переходящий в неожиданный укол в шею. Отбит. Смена позиции, ближняя дистанция. Круговой вихрь ударов светового клинка, превратившегося в одну сплошную серебристую полосу. Противница рычит от напряжения, но не сдается. Темная сторона сильна в ней, но джедаи тоже кое-что могут.

Сила во мне. Очищающее звездное пламя, звон полностью открытого источника. Больше никакого Роения, скрывающего истину. Только серебро клинка, обжигающе-ледяной воздух в распаленных легких. И Разящий Свет, противостоящий извечной Тьме.

Вспышка. Движения Ниат замедляются, вижу каплю пота на ее виске. Или это растаявший снег? Может, и то, и другое. Выпад, рассеянное давление Телекинеза. Сразу быстрая серия усиленных ударов на продавливание защиты. В них вкладываю потенциал своего роста и полную силу мышц, привыкших к повышенной гравитации Дорина.

Вскрикнув от боли после выставленного блока, куда обрушился световой клинок, твилека уходит корявым сальто назад. А затем продолжает пятиться, с трудом успевая подставлять алый меч под мерцание серебристого росчерка, жалящего ее со всех сторон. Связка из трех ударов. Уже в двух местах на ее меховой шубке тлеющие подпалины — не уследила. На мне ни царапины. Удар, удар. Вскрик Кары…

— Неплохо, — я разорвал дистанцию, принимая на световой меч слепящий разряд Молнии Силы. — Но все еще недостаточно, ситх.

Немного пафоса не повредит, благо зрителей не хватает. Орлиный профиль Чева я заприметил в одном из окон головного дома поместья Селдейя еще до начала схватки. Где-то рядом с ним Фрис: контролирует, чтобы не сбежал до начала основного представления. Ну и Кара, разумеется. Меч уже погасила, стоит, ресничками хлопает и с любопытством смотрит за сражением. Больше никакого волнения, преследующего ее в самом начале схватки. Наоборот, разве что в ладоши не хлопает от восторга. Не каждый день доводится увидеть в деле рыцаря-джедая, воспитанного по канонам старой эпохи.

Тоже можно было сказать и о твилеке. От холеного «Дарта» осталось только название. Девушка превратилась в разъяренную фурию, сжигаемую ненавистью Темной стороны. Шаровые молнии так и струились с изящных пальчиков, фиолетовыми искрами расцвечивая широкую площадку у постамента герба Дома Селдейя. Как и Кара, Каллетия уже поняла, что не соперник мне. И все же рвалась в бой, огрызаясь редкими вспышками Молний и пытаясь подстроиться под навязанный ей рисунок боя.

И все, же ей удалось меня удивить. Окончательно осознав, что в открытом противостоянии ей не выжить, твилека Рывком ушла вбок, а затем обрушила на меня целый каскад Молний Силы.

— Сдохни, джедайская мразь!

«А вот это уже серьезно».

Силой направляя основную часть фиолетовых разрядов на световой меч, я вынужденно применил Тутаминис, поглощая излишки энергии, витающие в вовздухе. Молнии Силы ситхов крайне неприятная техника. На высоких уровнях исполнения она не просто наносит физический урон, но также калечит энергетику одаренного. Именно поэтому джедаи старой эпохи рекомендовали сражаться с Дартами, владеющими такой техникой, в паре с консулами. Пока последний своим Светом нивелирует последствия Темной стороны, рыцарь атакует противника в ближнем бою. Правильно обученная двойка вполне сможет потягаться и владыкой-ситхом, в совершенстве владеющим Темной стороной. Убить не убьет, но задержать до прибытия подмоги вполне сможет. А дальше как в расхожей присказке: мораль джедаев такова — толпою гасят на раз-два.

К счастью, Ниат оказалась не так уж искусна в Молниях. Да и я сам после пережитого Черного Шторма на Дорине мог выдержать куда бо́льший напор. Однако секунд на тридцать ситх меня задержала, превратив сражение на световых мечах в противостояние двух извечно враждующих половин. Темной и Светлой сторон Силы.

Продолжая отражать и поглощать посылаемые в меня разряды, я дождался, пока твилека начнет выдыхаться, и внезапным Толчком Силы прервал ее технику.

— А-а-а!

Откат от моего телекинетического удара перенаправил часть заряда на саму твилеку, заставив закричать и Прыжком Силы сбежать из облачка электрического тумана, образовавшегося на ее месте. Стерев его из реальности слепящим лучом Света Силы, я метнулся к Ниат, вновь активировавшей свой красный световой меч. Пора заканчивать.

Вспышка. Шиен, прямой хват. Два размашистых рубящих удара на подавление. Косой сверху и последующий обманный с финтом, сменивший вектор, вынудившей твилеку шагнуть в сторону, дабы не лишиться своих головных отростков. Ошибку она поняла уже постфактум, когда моя свободная рука схватила ее за запястье, сжав тонкую кисть до хруста костей. Закричавшая от боли Ниат дернулась, попытавшись вырваться. Не вышло. А еще через миг ее пальцы разжались сами собой, выпуская погасшую рукоять светового меча.

— Узри истинный Свет, ситх.

— А-а-а!!!

Пронзительный крик заставил вздрогнуть всех, кто наблюдал за нашей схваткой. А еще через секунду из ниоткуда выскочили веснушки, со слезами вцепившиеся в мой плащ в попытке оттащить от корчащейся в агонии твилеки, удерживаемой мной за руку на весу. Лишь поэтому она еще не корчилась у моих ног, заживо сжигаемая непримиримым Светом, стремящимся уничтожить оскверненную частицу Силы.

— Джове, нет!

— Не надо, оставь ее, пожалуйста!

— Хватит, что ты делаешь? Ей же больно! Мастер!

«Дьявол, — выругался я про себя. — Как выбрались, запирал же все».

Не без усилий прекратив действие Света Силы, призывающего не останавливаться на достигнутом уничтожить Тьму навлегда, я позволил расплакавшимся веснушкам подхватить на руки потерявшую сознание Ниат.

— Ситха в шоковые наручи и в клетку, — коротко велел подошедшей Каре. — Девчонок в хозяйский дом, пусть Лана проконтролирует. Да-да, лиса, тебя я тоже увидел. Нечего по кустам шариться, вылезай. Ты Кеву с Мирой выпустила? Что глаза отводишь? Ох, дождешься — выпорю, неделю сидеть не сможешь. Все, без разговоров, Лана! Иди. К Ниат девчонок больше не подпускай. И пошли сигнал Иле — мы готовы.

— Да, Глава, — поклонились сестры Лорсо. — А что с местными?

Я окинул взглядом все еще валяющихся наемников во дворе, слегка припорошенных снегом.

— Под охрану дроидов. Пусть пока лежат на местах. Чем больше свидетелей, тем лучше.

Наблюдая, как Кара с Ланой сноровисто конвоируют поверженную тушку ситха и ее отбиваются от рук тянущихся к ней веснушек, я только вздохнул. Глупо было надеяться, что Миру и Кеву удержит закрытые двери «Везунчика». Привязанность к мастеру — не Темная сторона. Так просто от нее не избавится. А Ниат Кева с Мирой если не любили, то уважали точно. Хотя… кто их знает? Глядя на то, какой вихрь переживаний источают в ментал двойняшки, я чуть иначе взглянул на дальнейшую судьбу ситха. Быть может, для нее тоже не все потеряно. Увидим.

Кисть правой руки обхватил ремешок браслета Гри, небольшим сжатием обозначая свое появление.

— Ну как?

— Все записал. Весь ваш бой, от начала до конца, — отчитался у меня в ушах довольный голос Фриса. — Выйдет шикарный презентационный ролик для ЗВ-2. Добавим только поверх логи с игровым меню, и игроки обоссутся от счастья.

— Прекрасно. Как там Чев?

— Рвет и мечет. Попытался улизнуть через потайной ход, но там все наглухо задраено. Тройной слой дюрастали! От кого они так защищаются?

— Дык, ясен пень: от жен. Чтоб походы налево прикрыть.

— Ха! Вот только они потом все равно разнюхают: Альдераан же. Глаза с ушами везде. И один хатт придется по кумполу огребать. Кстати! Наш доблестный глава Чев сейчас заблокировался в рабочем кабинете и вовсю транслирует экстренный сигнал бедствия на всех частотах.

— И как? Успешно?

Судя по паузе, Фрис подключился к каналам связи в поместье.

— Кнопку вызова продавил наглухо. Элита вооруженных сил Селдейя на подлете, минут через десять будут на месте.

— Главы младших семей?

— Они тоже. Все по плану.

— Ага. Главное, чтобы Доминик не подвел.

— Мне он рохлей при встрече не показался. Да и Илония в нем уверена. Настоит где надо, мужик он или нет?

Фрис согласно угукнул, а я подумал про себя, что на визиря не только Доминик зуб точит зуб точат. За шанс сковырнуть наглую жопку Лорда Рока с теплого стульчика подле королевского трона, старшие семьи Дома Пантир пойдут на многое. И скоро они обретут желаемое.

Доминик получил достаточно сведений, пусть не подтвержденных, но вполне годящихся, чтобы дать повод расстегнуть мошну заинтересованным лицам. Скоро Дом Пантир ждут большие перемены. И, что радует еще больше, обязаны они будут не Ордену, а лично мне. И Дому Ульго за моей спиной.

— А вот и она, — я поднял голову к ночному небу, отреагировав на гул двигателей «Везунчика», спускающегося приземляющегося прямо во двор поместья. При его габаритах найти свободное место не составило труда, и звездолет плавно опустился на заснеженную площадку недалеко от северной стены поместья.

Проследовав к кораблю, я попутно отмечал шевелящиеся «холмики» наемников, временно выведенных из строя Карой. На какие-то более угрожающие действия они не решались. Когда над тобой нависает здоровенная туша боевого дроида с клешнями-пулеметами вместо рук, желание геройствовать отпадает начисто.

Подойдя к опускающемуся в клубах отработанного охладителя трапу, я галантно подал руку девушке, с царственной прямой осанкой спускавшейся по ступенькам.

— Принцесса Пантир.

— Лорд Ульго.

Взаимно обменявшись любезностями, мы рассмеялись, и Илония благосклонно вложила свою ладошку в мою. Выглядела она отпадно, пусть и закутанная в самый обычный джедайский плащ с меховой подкладкой. Макияж и экзотическая прическа, отражавшая эдакое «нечто» с вьющимися локонами, свободно ниспадающие на плечи. Кара с Ланой постарались на славу, поработав над имиджем той, кому предстояло стать предметом спора двух сторон конфликта.

— Я пропустила все веселье, — заметила Илония, идя под руку со мной и заинтересованно поглядывая снизу-вверх на устроенный в подворье беспорядок. Подпалины на стенах домов и коре деревьев, во многих местах все еще тлеющие, создавали гнетущее впечатление. Наемники Селдейя настрелялись вдоволь, пока Кара вырубала их одного за другим, не позволяя опомниться и скоординировать действия после потери командира, выведенного из строя одним из первых.

— Нет. Основное веселье только начинается, — сказал я, подводя ее к крыльцу под полусферическим козырьком у входа в головной дом поместья. Он практически в точности копировал резиденцию Пантир в Таасе, отдавая дань альдераанской архитектуре, гармонично вписывающейся в окружающую природы. Здешнее поместье, правда, больше на аванпост смахивает, но тут уже от предпочтений конкретного Дома зависит.

— Ты не представляешь, как я долго этого ждала, — искривив красивые губки в совершенно не подходящей им злорадной усмешке, призналась Илония. — Идем скорее. Не терпится увидеть выражение лица этого ублюдка, когда он поймет, кто именно пришел по его душу.

Глава 6. «Семантика долга крови»

— Джарвас Ульго?! Быть не может, ты же сдох! Отец убил тебя… нет. Ты не он. Палач не носил световой меч. Кто ты, джедай? Какого ворна ты забыл в моем доме?

Чев Селдейя стоял в холле своего рабочего кабинета, сжимая в руке рукоять бластера, чье дуло было направлено прямо мне в лоб. Рядом валялась дымящаяся бронированная дверь, «с корнем» вырванная из стены мощным Толчком Силы. На кончике длинного и правильной формы носа Главы Селдейя застыла капля пота. Мокрая челка прилипла ко лбу. В каждой черточке его крепко развитой фигуры, кричащей, что хозяину не чужд труд над собой, читалось зашкаливающее напряжение хищника, готового к смертельному рывку. Внешнее впечатление портила только гримаса на аристократично-красивом лице Чева. Она выражала неприкрытую злобу, сделавшую бы честь озверевшему Дарту Кертере.

— Верно подмечено, Чев. Я джедай. А еще меня зовут Джове Ульго. Прямой наследник Палача Джарваса Ульго, — я выдержал паузу, наслаждаясь непередаваемой гаммой эмоций на лице Главы Селдейя. Которые затмила бешеная ревность и гнев, стоило Илонии показаться из-за моей спины.

— Думаю, наследница младшей семьи Пантир тебе уже знакома.

— Шлюха! Теперь ты с ним?…

— Заткнись, мразь! — грубо прервала его Илония, благодаря Свету моего источника, держащая в узде свои темные эмоции. — Сегодня ты за все ответишь!

— По древним законам правосудия верховных Домов Войны, — холодным тоном продолжил я, переходя на Высший галактический и не забывая держать осанку, зная, что незримый Фрис продолжает вести непрерывно запись происходящего, — я, Лорд Джове Ульго, наследник младшего рода Дома Ульго, требую кровавую плату.

— Дуэль? — все же сумел совладать с собой Чев, процедив сквозь зубы приглушенное ругательство. Прозвучавшая ритуальная фраза Домов, выбравших военную стезю развития, оборвала его последний призрачный шанс на побег. Но все же он не мог не попытаться найти лазейку.

— С какой стати мне принимать твой вызов, джедай? То, что ты похож на Палача, еще не доказывает твое право на титул! Ты можешь быть простолюдином, присвоившим чужое имя.

— Я не обязан доказывать что-то тебе, Чев, — в моем голосе звучал океан презрения. — Никто не пойдет за тобой, если ли отринешь вызов. Тем более, не важно, простолюдин я или знатный. Ты посмел поднять руку на ту, кто отдала мне свое сердце. Подобное не прощается.

Илония приняла мою руку и под прожигающим взглядом Чева встала рядом, дрожа от жажды мести. Я чуть крепче сжал ее ладошку, уколом ментощупов приводя в чувство и не позволяя свалиться в пропасть, ведущую к Темной стороне. Повезло еще, что Ила изначально была предрасположена к Свету. Иначе бы никакие ментальные уловки не уберегли ее от немедленного падения: настолько сильна была неприязнь к существу, носящему имя Чева Селдейя.

— Проклятье, — из дюжего мужика, по меньше мере вдвое старше меня самого, словно выпустили весь воздух. Дуло бластера сместилось с моего лба в район груди, а широко распахнутые глаза перебегали с лица Илонии к моему и обратно. Глава Дома Селдейя не верил, что все это происходит на самом деле.

— Она была обещана мне. Ты посмел…, — Чев закашлялся и, опустив оружие, глухо буркнул, просверлив меня исподлобья взглядом, обещающем скорую расправу особо мучительным способом. — Что ж, пусть кровавый туман войны рассудит нас. Вызов принят, Ульго. Когда и где?

— Здесь и сейчас. Грех не воспользоваться шансом, коль уж ты любезно вызвал всех глав младших семей своего Дома.

От Илонии рванул мощный выхлоп мрачного торжества при виде Чева, разевающего рот, как выброшенная на берег рыбина. Привильно, сучок, бойся. Ты же не ждал, что мы станем тянуть? У Альдераанских Домов, ступивших на военную стезю ради защиты родины, свой особый кодекс чести. Они привыкли решать дело быстро и без лишних церемоний, присущим «мирным» семьям аристократов. По крайней мере, так утверждает Илония, и у меня нет резонов не верить ей. Девушка проделала громадную работу, чтобы обеспечить легальное устранение ублюдка, едва не сломавшего ей жизнь.

— Прошу на арену, Лорд Селдейя, — ухмыльнулся япро себя, делая шаг в сторону вместе с Илонией и приглашающе поведя рукой Чеву в сторону выхода. Поисковый ментощуп доложил о растущем числе засветок, сигнализирующих о слетающихся к поместью живых существах. — Свидетели уже прибыли. Не будем заставлять их ждать.

Слово было сказано, вызов принят. Сплюнувший Чев в сердцах отбросил бластер и промчался мимо нас к выходу, стягивая на ходу защитную сбрую со вставками из матово-черного металла. Сражение на дуэли предписывало участникам конфликта использовать минимум снаряжения и только благородное холодное оружие. Оным я запасся заранее, распотрошив запасники в тренировочном зале «Везунчика», где хранились довольно приличные модели вибромечей. Два из них сейчас скрывались под плащом Илонии, и это тоже был своего рода ритуал.

Женщина, за которую сражаются представители конкурирующих Домов, выдает каждому перед началом боя свое оружие. Тот из клинков, кто первым вкусит крови, будет считаться победителем в конфликте двух сторон, вынуждая проигравшую сторону отказаться от всех притязаний на цель спора. Против древних заветов предков, основавших первые верховные Дома Войны, не пойдет даже король. Оттого Чев и бесился, приглушенно матерясь сквозь зубы, пока шел по дорожке к площадке у многолучевого герба своего рода.

Каким бы сильным он не был физически, против джедая, чья реакция на порядчи превосходила обычную человеческую, ему не тягаться. И Чев это понимал, как никто другой. Иначе бы давно подмял под себя Ниат, а не стал пресмыкаться перед ней, фактически отдав ресурсы своего Дома в распоряжение культистам.

Нас уже ждали. Минутой ранее спрыгнувшие во двор поместья с десантных ботов отряды наемников заняли территорию, частично покрошив взбунтовавшихся охранных дроидов и взяв на прицел оставшихся, когда те не стали открывать ответный огонь. Сейчас навстречу Чеву и мне, идущему в паре шагов за его спиной, шагали главы младших Семей Селдейя. Три высоких и крепких мужчины, носивших схожую броню, в которую был облачен Чев. Сейчас он уже успел избавиться от нее, оставшись в легком термобелье на голое тело, обрисовывающее прекрасно развитую рельефную фигуру.

Я не сильно отставал от него, еще в доме успев дать экзеру команду на смену облика, выбрав вариант из не блещущего разнообразием списка в виде обычной туники светлых бежевых тонов. Со временем перечень доступных нарядов разрастется, я надеюсь, а пока мне и стандартного джедайского облачения хватает. Экзер, в каком бы обличье не предстал, всегда обеспечивает пользователю одинаковый уровень защиты, пока находится с ним в непосредственном контакте.

— Что это значит, Чев? — без лишних рассусоливаний крикнул самый крупный из наемников, отличавшийся густой шевелюрой с явными признаками проблескивающей седины. — Какого ворна тут происходит?

Я мысленно скривился, воочию наблюдая столь слабую актерскую игру. Мог бы и поубедительнее удивление изобразить, старик! Зря что ли мы с Илонией в послании перед вылетом прописывали, как все должно выглядеть? Впрочем, главная рыбка с готовностью заглотила наживку. Пышущий злобой Чев не заметил ничего необычного. Сейчас его куда сильнее занимала моя персона, нежели поведение своих людей, не столько взявших территорию под контроль, сколько оградившие ее от проникновения посторонних.

— Джедай, — сплюнул в снег Чев, злобно зыркнув на меня, идущего под ручку с Илонией. — Убил леди Ниат и бросил мне вызов на дуэль, подонок.

— Что?! Убил ситха? Эта мерзкая дрянь мертва? Я не ослышался?

Наемники, наконец, обратили на меня безраздельное внимание, одновременно роняя челюсти и хватаясь за бластерные винтовки. Из них актеры вышли поубедительнее.

— Джарвас?

— Палач??

— Быть не может! Ты же должен быть мертв!

— Не Палач — его сын. Джове Ульго к вашим услугам, Лорды, — я учтиво поклонился, а следом за мной тоже самое сделала Илония, но чуть более низко, показывая свое подчиненное положение в нашей паре. — Хорошая ночь, не так ли?

«Прекрасная для последних проводов», — повисло недосказанное в воздухе, но не оставшееся тайной для всех, кто слышал мой голос. Лорды младших семей Селдейя шумно выдохнули, переглянулись и… опустили оружие. Все шло точно по плану.

— Расчистить площадку. Это убожество с герба снять, пока предки не обратили взор на поединок. Шевелитесь, черти! Лорд, вы не возражаете, если я буду вашим секундантом?

— Чтоб ты сдох, Накел! Где твоих шавок носило, когда эти твари атаковали наш Дом?

— Рад, что вы согласились, Лорд Чев, — седовласый отвесил церемониальный поклон, сделав вид, будто услышал то, что ему нужно, после чего еще громче прикрикнул на своих людей, подобно мне, играя на публику. — Ну же, быстрее расчищайте все! Сегодняшняя ночь жаждет крови. И справедливости.

Наемники разбежались по подворью разворошенным муравейником, а Лорд, самый молодой из трех, галантно протянул руку к моей спутнице.

— Леди Илония, полагаю? Прошу сюда, мои люди не причинят вам вреда. До итого дуэли вам надлежит быть в стороне.

— Ждем Кару, — негромко сказал я, среагировав на вопросительное касание к своей руке, что не укрылось от внимания седовласого. Она вот-вот должна была подойти, чтобы проконтролировать процесс дуэли и, заодно, выступить свидетелем с моей стороны. От Чева таковыми единогласно вызвались главы младших семей Селдейя.

— Леди? — не унимался щеголь в залихватской прической набекрень, вызвав закатывание глаз у седовласого и третьего главы, с наименее примечательной внешностью мужика сорока лет. Про себя я назвал его безликим.

— Сейчас сюда подойдет мой секундант, — уже громче повторил специально для настырного наемника. — На время дуэли леди Илония побудет с ней. Вы же не ждали, что я оставлю ее рядом с убийцами моего отца?

Седовласый, которого Чев назвал Накелом, хмыкнул. Щеголь надулся, а Безликий остался невозмутимым. Но ответной реплики не последовало ни от кого из них. Все трое сохраняли спокойствие, не реагируя на провокацию, целью которой были вовсе не они. Зато Чев полностью оправдал ожидания, буквально заскрежетав зубами и выдохнув что-то матерно-оскорбительное себе под нос. Идиот. От наемников донеслась волна презрения, окончательно убедившая меня в правильности задуманного. Что бы не произошло дальше, они сдержат наш уговор.

Ульго или джедай — им было наплевать, кто сковырнет Чева с трона. Поэтому они не атаковали, едва завидев нас с Илонией из хозяйского дома. И позволили продолжаться разворачиваемому фарсу дальше.

Через пару минут ожидания к нам присоединилась Кара, прорезавшая строй наемников, как раскаленный нож масло. Или, в ее случае, активированный световой меч. Люди Селдейя безмолвно расступались, пропуская солнечный клинок и ее обладательницу, с гордой выправкой направляющейся к Главе своего клана.

— Лана с девочками, Лет под седативными. Я ввела усиленную дозу, так что до утра она проблем не доставит, — четко отрапортовала Кара, встав напротив меня и коротко покосившись на группу наемников, сгрудившихся вокруг Чева. — Все в сборе?

— Ждали только тебя. Чев! Ты готов?

— Заткнись и сдохни, мразь!

— Да свершится суд чести…, — начал было с пафосных ноток седовласый, но был прерван рыком Чева, которому сейчас явно было не до праздных разговоров. Поспешивший раздеться мужчина мелко дрожал от холода и совершал на месте махи руками, разгоняя по жилам застоявшуюся кровь.

— Заткнись, предатель! Где мой чертов меч, женщина? Ты еще пожалеешь…

Забрав у Илонии свой вибромеч, я проследил, как она брезгливо передала второй Чеву, не преминув что-то коротко бросить ему напоследок. От этих слов мужчина закипел еще сильнее, но, уловив мой предостерегающий взгляд, воздержался от комментариев, провожая свою уходящую несостоявшуюся невесту злобным взглядом с немалой примесью животной похоти. Вот же мразота. Как таких только Сила порождает, не понимаю.

Первым шагнув в очерченный круг рядом со статуей герба Дома Селдей, я сделал церемониальное движение рукоятью виброклинка, отзеркалив движения Чева. Затем еще с минуту выслушивания правил поединка от седовласого Накела, явно наслаждавшегося позором своего Главы, после чего прозвучало долгожданное:

— Сходитесь!

Чев взревел и бросился в безрассудную атаку, в надежде подавить меня своей голой медвежьей мощью. Слабая попытка, если учесть, что статью я ему не уступал, а в росте едва ли был ниже на полголовы. Этакий жест отчаяния в надежде хотя бы уйти красиво.

Без труда приняв рубящий удар в грубый блок, я перевел скольжение клинка в безопасную плоскость с одновременным смещением в сторону. Вспышка, рассекающий удар.

— А-а-а!!!

Чев схватился за обрубок левой руки, откуда фонтаном хлынула кровь, окропившая снег. Еще один взмах, и выпучивший зенки мужчина тупо уставился на вторую культю, от слабости рухнув коленями на залитый кровью снег.

— Во искупление и отмщение отнятых тобой жизней, — ледяным тоном произнес я, кончиком клинка, с которого срывались рубиновые рабли, указывая Чеву в темечко между глаз. — Левая рука за тот день, когда твои подельники держали Илонию Пантир в закрытом крыле на королевском балу, заставляя смотреть, как ты, подонок, мучаешь и пытаешь ее первую любовь. Мальчик не мог похвастаться знатным именем. Он покончил с собой вскоре после случившегося, а ты сумел уйти безнаказанным благодаря защите отца. Которого ты убил, прежде чем занять его место и стать марионеткой ситхов. Права рука за их жизни. И еще многих других, кого ты, отброс, убил, чтобы добраться до Илонии. И, наконец, по праву кровной мести…

Взмах. Кровавый фонтан, и безголовое тело валится на бок по слитный вздох собравшихся. Нет эмоций — только покой. Иногда Кодекс можно воспринимать буквально, если того требует ситуация. Из-за той легкости, с которым он позволял убивать, джедаев, до того, как Орден пришел в упадок, боялись ничуть не меньше ситхов.

— За моего отца Джарваса Ульго, более известного, как Палач Альдераана.

Дети не должны расплачиваться за грехи отцов. Но привычные мерки не имеют значения, если речь идет об альдераанской знати. Здесь свои законы и свои понятия чести. Особенно среди Домов, выбравших целью своего существования войну ради мира.

— Кровный долг уплачен, — сказал я в звенящей тишине, взмахом стряхивая с вибромеча на снег кровавые ручейки и смотря напрямую в глаза седовласому Главе. — Как наследник младшей ветви Дома Ульго, я признаю законность действий Дома Селдейя, вставших на защиту нашей родины от внутреннего врага. Честь и кровь!

— Честь и кровь! — разнесся по двору поместья эхо десятков голосов наемников, дружно притопнувшими ногами и отдавшими воинское приветствие своего Дома. Вот и все. Записанное специально для короля представление закончилось. Немного редакции от компетентных людей, и в анналы верховных Домов ляжет очередное разрешение затяжного конфликта между двумя родами. Каким бы бельмом на глазу местных белоручек не смотрелись Ульго, их потеря после гражданской войны, развязанной Палачом, стала тяжелым ударом для военного потенциала планеты. Селдейя знали об этом и не стали развивать конфликт, молчаливо приняв мое право на свершенную месть.

— Уберите это, — с брезгливостью велел Накел, переступив через обезглавленное тело и первым подойдя ко мне из трех глав младших семейств Селдейя. — Джове, значит? Рад, что ты не пошел по стопам своего чокнутого папаши. Вы с ним прямо одно лицо, мы с мужиками чуть в штаны не наложили. Хорошо с сообщением результаты тестов переслал, иначе мы бы точно открыли огонь с перепугу. Как тебя занесло в Орден, парень?

— Разговоры и знакомство оставим на потом, — Накел, в вместе с ним и двое остальных мужчин нахмурились, увидев, как я кладу руку на световой меч, по команде экзеру сбросивший зеркальную маскировку и проявившийся на своем положенном месте. — Ваш Глава сотрудничал с культистами, и сейчас решается, не много ни мало, судьба вашего Дома.

— Мы не причастны….

— Это будет решать король, — жестко отрезал я. — Однако, он проявит снисходительность, если Дом Селдейя поддержит Дом Пантир в деле ликвидации угрозы культистов, вероломно вторгшихся на Альдераан. Знаете, как говорят джедаи? Никогда не поздно вернуться на путь истинный.

— Где и когда?

— У вас час, прежде чем мои союзники начнут выжигать некое змеиное гнездо в диких землях. Будет крайне прискорбно, если по его окончанию они случайно обнаружат там имущество Дома Селдейя.

— Мы не забудем этого, Лорд Ульго! Оставайтесь в поместье, сколько вам будет угодно. Мы вернемся, как только разберемся с угрозой культистов, — главы младших семей низко поклонились и резко стартовали с места, на ходу раздавая засуетившимся наемникам четкие отрывистые приказы.

С удовольствием понаблюдав за этой четко организованной суетой, напомнившей о славных армейских деньках прошлой жизни, я повернулся к Илонии, неотрывно смотрящей на кровавое пятно на снегу. В глазах девушки стояли слезы, а мокрые дорожки на щеках уже успели замерзнуть. Кара обнимала ее за плечи, ничего не говоря и укрывая собой от порывов ветра с колючей снежной крошкой, так и норовящей запорошить лицо.

— Ты как?

— В н-норме, — нервно простучала зубками Илония. — Жаль только, он сдох слишком б-быстро.

— Да тебя всю трясет, — ментощупы зафиксировали нарастающее нервное напряжение Илы. Такими темпами до полноценной истерики рукой подать. Хотя, чему тут удивляться? Нежная психика тепличной девочки, выросшей в высшем обществе, мало подготовлена к виду кровавой расчлененки. Даже при том, что сама она желала безвременно почившему Чеву куда более мрачного конца в месть за жизнь своего парня из бедной мещанской семьи, в которого влюбилась еще будучи девочкой.

Их чувства были взаимны, но недолги. Когда о них прознал Чев… жестокость некоторых детей не ведает границ. А то, что он сделал с бедным мальчиком, виновным лишь в отсутствии длинной родословной, стало началом череды жестокостей, на которые звереныш шел ради желания обладать красивой живой игрушкой. Илония рассказала мне немного, но более чем достаточно, чтобы без колебаний нанести в дуэли решающий удар.

Как я сказал главам Селдейя: никогда не поздно вернуться на путь истинный. Но это верно только для тех, кто еще не потерял свою человечность. Или не разорвал ее в клочья, искренне наслаждаясь процессом. Такие как Чев Селдейя и Дарт Кертера — с ними бесполезно говорить. Бесполезно пытаться вернуть к Свету. Переставшие быть людьми и ставшие монстрами в людском обличье, они заслуживают лишь участи бешеной псины, кидающейся на всех подряд без разбора.

— Кара, отведи ее на корабль, пожалуйста, — попросил я, теплым дыханием согревая стиснутые кулачки Илонии в своих руках. Девушка с благодарностью посмотрела на меня и даже слегка улыбнулась, опустив сведенные напряжением плечи. — Горячий чай с ложкой коньяка сейчас будут кстати. Сама тоже накати для согрева. Вон нос уже синющий весь.

— А ты?

— С вами. Я обещал связаться с Новой.

Наемники Селдейя никак не препятствовали нам на пути к кораблю. А там Илония с Карой ушли греться в кают-компанию, Фрис же полетел проведать растущую личность Джун из зерна Гри на корабельном мостике. Я остался наедине с квантовым ретранслятором, который настраивал на стабильную связь с Храмом джедаев на Корусанте. Главное преимущественно данной машинки в практически нулевом времени отклика. В ту же секунду, как я отжал кнопку вызова, аналогичный приемник запищал в покоях Новы в храме, где девушка проводила с мастером последнюю половину года, отдыхая от длительных командировок за территорией Внутреннего Кольца.

— Джове! — искренне обрадовалась мне твилека, ответив на вызов спустя всего пару секунд после звонка. — Наконец-то. Я уж думала, ты забыл про меня.

— Неделя всего прошла.

— Целая неделя! — твилека капризно надула губки, но почти сразу заулыбалась, не выдержав серьезности момента. — Так и быть, прощаю, но с тебя стандартная ставка.

— Уф… напомни, сколько там у меня долга накопилось?

— Двадцать два полновесных пирожных с кремом в шоколадной глазури!

— Значит, до двух дюжин не хватает всего два косяка? Это я запросто…

Нова засмеялась и подарила мне одну из самых своих теплых улыбок.

— Как там Лана? Она не тобой?

— Нет. На самом деле, о ней я и хотел поговорить… и еще кое-о-ком.

Какое-то время Нова слушала молча, а потом услышала имена Кевы и Миры, всхлипнула, и началось. Мне оставалось только терпеливо выслушивать весь этот эмоциональный слезный бред, дожидаясь, когда извергающийся вулкан иссякнет и позволит вставить хоть словечко.

— Ты сдержал обещание, — это было первое, что я услышал от голограммы сидящей Новы, свернувшейся в клубочек по ту сторону квантовой связи.

— Не совсем. Мъйят и Джаральн все еще где-то там.

Нова приподняла голову с колен, посмотрев на меня с такой теплотой и благодарностью, что даже неловко стало.

— Ты и так сделал больше, чем я могла надеяться, но об этом мы поговорим после, при личной встрече. Когда ты планируешь лететь на Корусант?

— Скоро. Осталось уладить формальности с Пантир. Возможно даже сегодня получится.

— А остальные?

— Лана точно не летит, и не надо на меня так жалобно смотреть. Ты сама знаешь, что это небезопасно для нее. Кева и Мира… не знаю. Там все непросто.

— Они же жертвы! — воскликнула Нова. — Просто дети, которых похитили и обратили на Темную сторону против воли! Это не их вина!

— Я знаю. Как и ты знаешь, что на это ответят магистры Совета. Далеко не все из них такие, как мой мастер.

Нова поморщилась, и машинальным жестом потянулась к кончикам лекку, как делала всегда, если испытывала сильное волнение.

— Последнее время в Храме неспокойно, Джове. Ощущение, словно вот-вот объявят военное положение. Напряжение так и витает в воздухе.

— Грядет буря, и им об этом известно. Крыски трясутся за свои драгоценные шкурки.

— Мне страшно.

— Не переживай, скоро все закончится. Нова?

— А?

— Мне нужна твоя помощь. Сможешь поискать в хранилище голокроны мастеров-целителей? — я все еще возлагал большие надежды на мастера-целителя Велари Джин, но хотел быть уверенным, что, если та не сможет помочь, у меня появится пара запасных вариантов в Храме. Иначе, придется в самом деле искать помощь на стороне, а на это у меня просто нет времени.

— Конечно. Тебе интересует какой-то конкретный?

— Сойдут любые, созданные барсен'торами.

— О-о…

— Да ладно! У тебя уже есть какой-то на примете?

— Может быть, — Нова заулыбалась, хитро прищурившись и кокетливо подбоченившись. — А что мне за это будет?

— Все что угодно!

— Хи-хи. Смотри, никто тебя за язык не тянул.

— Спасибо, я твой должник, — искренне поблагодарил я ее. — Мне передать что-то девчонкам?

— Скажи, что я скучаю и крепко-крепко обнимаю их всех! А Кеве передай, что я все еще храню ее Плюшу. Она поймет.

Мы еще немного пообщались на отвлеченные темы, и после отключения ретранслятора, я с новыми силами пошел проведать Илонию с Карой. На душе было легко и спокойно, как и всегда, после общения с подругой. Теперь еще чайку с допингом принять чашку-другую, и будет совсем замечатель… но?

— Джо-ве-е… ик. А мы тут… ага!

— Так, — я упер кулаки в бока, смерив грозным взглядом двух раскрасневшихся девушек, сидящих в обнимку на софе. Две дымящиеся чашки с чаем стояли на кофейном столике перед ними практически нетронутые. Тогда как последняя бутылка из моего стратегического запаса не досчиталась половины содержимого. И когда успели? Мы с Новой едва ли с четверть часа болтали.

— Кажется, я говорил про чашку чая и ложку коньяка, а не наоборот.

Джедаи не пьянеют? Настоящие, имеющие ранг рацаря, может быть. А вот недоджедайки, взявшие лишку после мороза и нервных потрясений с расчлененкой, очень даже. Кара виновато развела руками, поглаживая спутанные волосы некогда красивой прически Илонии, пускающей счастливые слюни ей на колени. Картина маслом. Со спиртовой основой… м-да. Вот что называется поддался слабости и завел гнездовье зеленого змия на борту. Придется травить, иначе с нашими стрессами сопьемся быстрее, чем доберемся до предателя в Ордене. А если и доберемся, то прикончим его газовой атакой объединенного перегара, нежели световыми мечами.

— Кара!

— Я тоже… ик! Люблю тебя, милый.

Идиллия, медь ее. Вздохнув, я отмахнулся от крутящихся поблизости Бизов, не решающихся подкатывать к буйным и в трезвом состоянии хозяйкам, а сейчас и вовсе способных разобрать их на запчасти. Силой мысли, буквально.

Похоже, поспать сегодня мне так и не удастся. Как там в песне было? Рыцарь, рыцарь — парень работящий! Рыцарь, рыцарь — прет, кладет и тащит! Только рыцарь Света может слова сказать! После которых каждая захочет пить бросать!*

(прим. автора)

Мотив на песню «Грузчик парень работящий» из КВН.

Глава 7. «Шанс на искупление»

Молитвенно сложенные ладошки, широко распахнутые глазки с хрустальным отблеском, способным растопить самое ледяное сердце. И вид жалобный-жалобный. Как можно отказать таким милашкам?

Очень просто.

— Нет.

— Но почему? С нами же получилось!

— Вы — особый случай. И тебя, и Миру силой принудили впустить в себя Темную сторону. Точно также, как остальных похищенных юнлингов. Вы не выбирали свой путь, и я вернул вам шанс прожить жизнь так, как хотите вы сами. Если будет угодно — вернетесь со мной в Орден и станете джедаями. Потом, когда там снова станет безопасно. Или предпочтете спрятаться у родных на Корусанте. Родители всегда прикроют своих любимых детей, в какое бы пуду те не вляпались. Или… можете снова пасть во Тьму. У тебя, Кева, и у тебя, Мира, вся жизнь впереди. Я всего лишь вернул вам то, что отняли ситхи. Право выбора. А Ниат свой сделала, когда пошла за Фаниусом.

— Но…

— Нет.

Ну вот, начинается. Глаза на мокром месте, шмыганье. Женщины всех возрастов прекрасно умеют применять свое самое страшное оружие, когда им это выгодно.

Вот только я не сопливый пацан, чтобы вестись на такие уловки.

— Джове, не уходи! — Кева вцепилась в мою левую руку, но смутилась своего порыва и, опустив взгляд, надтреснутым голосом прошептала. — Хотя бы поговори с ней. Прошу тебя.

— Пожалуйста! — поддержала сестру Мира, приобняв ее за дрожащие плечи. — Она тоже заслуживает выбор. Джове…

— Довольно.

Сестры де Сат притихли, сгорбившись при виде грозного меня, распрямившегося во весь свой немалый рост. Со стороны будто амбал-вышибала навис над скромными школьницами-малолетками, «перепутавшими» ночной бар с публичной библиотекой. Ну вот и что с ними делать? Ведь не отстанут, ясно, как божий день. И ведь ни капли не кривят душой: искренне переживают за мастера и то, что с ней станет после моего допроса.

«А, в пекло. По крайней мере, что мне мешает просто спросить у Каллетии, чего хочет она сама? И, пусть я заранее знаю ее ответ, попытаться стоит. Хотя бы ради любопытства, как далеко и каким маршрутом умеют посылать ситхи».

— Хорошо, я поговорю с ней. Но ничего не обещаю.

— Спасибо, Джове!!!

В груди поневоле стало тепло от близости двух комочков счастья, кинувшихся обниматься и дружно шмыгая припухшими от волнения и слез носиками.

— Одно условие: вы выйдите и не будете нам мешать.

— Почему?

— Этот разговор не для детских ушек.

— Эй! — возмутилась Мира, ткнув меня кулачком в бок. — Ты, вообще-то, всего на год старше нас!

— Иди, — засмеялся я, щелкнув ее по носу и радуясь, что Темная сторона в случае сестер оказалась куда более милостива, чем к Алеку Пайну. — Я позову вас, когда Ниат примет решение.

Кара и Лана не стали заморачиваться с местом заключения ситха, пихнув ее в первое попавшееся помещение, где можно было запереть дверь. Таковым оказалось подсобка для прислуги Дома Селдейя, где наемные работники и личные слуги рода хранили всякий домашний инвентарь и прочий хлам, которой использовать негде, а выкинуть жалко. Люди везде остаются людьми, и хомячье желание под завязку забить закрома присуще не только мне одному.

Со скованными за спиной шоковыми наручниками руками и таким же ошейником, поверженная Дарт Ниат горделиво восседала в медитативной позе посреди захламленной коморки, будто вокруг изысканное убранство королевского дворца. Оставалось восхититься такой способности ситха держать лицо, несмотря на свое незавидное положение. Сбруя на ней создана специально для удержания одаренных. Достаточно два-три мощных шоковых разряда, вырубающего сознание при попытках манипулировать Силой, чтобы стать образцовым пленником.

— Джедай, — узкие губы девушки изогнулись в ухмылке. При этом глаз она так и не открыла, оставаясь на грани медитации без контакта с Силой. — Пришел закончить начатое?

Я молчал, сверху-вниз рассматривая сексуальную твилеку, что было оценено ей превратно. Ухмылка Ниат стала еще шире. Твилека чуть наклонила корпус, чтобы черная ткань ее ситхской накидки обрисовала некрупную, но вполне себе привлекательную грудь.

— Или, предпочитаешь сначала поразвлечься? Я не против, красавчик. Правда предпочла бы не столь пыльное место… но можно и тут. Сойдет за экзотику.

— Планируешь затрахать меня до смерти посреди метел и швабр? Жуть. Ситхи и впрямь умеют мстить.

— Ха! А ты забавный. Можно и не до смерти, мальчик. Или уже нет?

Твилека втянула носом воздух и мурлыкнула что-то удовлетворенное.

— Определенно нет. Так что скажешь?

— Бесполезно, Лет.

— Не смей меня так называть, джедайское отродье! — с нежной обольстительницы вдруг разом слетел весь лоск, явив взору злобную оскалившуюся тварь с полыханием красного багрянца в зрачках. Впрочем, надо отжать ситочке должное. Она быстро вернула контроль, и, после короткой дыхательной гимнастики, на меня вновь смотрели лукавые фиалковые глаза.

— Как там поживает моя дражайшая подруга? Уже успел залезть к ней в трусики?

— Ага.

— Даже не покраснел! Я была права: ты действительно интересный экземпляр. Конфетный симпатяжка, хи-хи. Поговорим?

— А давай.

Я присел напротив нее на колени, целомудренно сложив руки на коленях и положив перед ними световой меч. К которому тут же прикипел жадный взор твилеки, чуть ли не слюни пустивший при виде мечты, какой бы желал обладать любой, имеющий связь с Силой. Вне зависимости от места службы и душевной расцветки.

— Какая прелесть!

— Не облизывайся.

— Что, даже подержать нельзя?

— Почему же, — пожал я плечами. — Хватай, если жизнь не дорога. А я скажу спасибо тому, что от тебя останется. Одной проблемой меньше.

— Фу какой, — капризно надулась твилека, но хищно шевелить пальчиками за спиной перестала. — Не больно-то и хотелось! Скажи, лучше, как там поживают мои ученицы? Хаттов ошейник мешает, хотя я чувствую, что они неподалеку.

— Они в полном порядке, если ты об этом.

— Не об этом, — Ниат испытующе прищурилась. — Скажи, они хорошо сражались? Конечно, ты смог одолеть меня, но девочки прекрасно работают в паре. Даже мне в последнее время было непросто выходить против них.

— Мы не сражались.

— А?

— Не было нужды. Мы из одного клана юнлингов, и они помнили меня. А дальше… дело техники.

— Что ты сделал с ними, джедай? — голос Ниат разом похолодел на несколько десятков градусов.

— Ничего особенного. Просто вернул им то, что ты отняла. Не больше, не меньше.

— Что это значит, хатт тебя раздери?

— Они просили сделать тоже для тебя, но, — я смерил пышущую гневом твилеку равнодушным взглядом, — сомневаюсь, что ты достойна такого дара. В конце концов, никто тебя силком за Фаниусом не тащил. Ты сама сделала выбор, Каллетия. А твои бывшие ученицы…, — особый акцент на слове «бывшие» заставил лекку девушки нервно вздрогнуть. — Я рад, что смог избавить их от отравы Темной стороны. Они достойны бо́льшего, чем быть вечными рабами своих страстей

— Ты не мог, — он волнения Ниат даже пропустила мимо ушей свое настоящее прозвучавшее имя. — Джедаи на такое не способны! Ты лжешь!

Сформировав Коготь, я нанес точечный Пробой в район сердца твилеки, от чего та захрипела и завалилась на бок, сотрясаясь от напора Темной стороны, вихрем вырвавшейся из микроскопической бреши источника. Всего доля секунды, после которой ментальное тело самом залатало повреждение, но ее хватило, чтобы ощутить слабость, как от применения самый выматывающей техники Силы. Таким способом ситха в бою не пронять, а вот исподтишка, или как сейчас, когда змее вырвали ядовитые клыки — легко. Скулящая Ниат представляла жалкое зрелище, мало чем напоминая ту искусительницу и дьяволицу, какой была еще пару мгновений назад. Обычная женщина, поглощенная страхом и не понимающая, что с ней происходит.

— Ты сейчас как проколотое колесо, ситх. Надавать чуть посильнее, и Темная сторона начнет вытекать из тебя не по капле, а вся разом.

— Кха… пошел ты… джедайское…

— Отродье? Пожалуй, стоит еще разок вдарить. Так сказать, для усвоения материала.

— Не надо!

С большими усилиями приняв сидячее положение, Ниат посмотрела на меня уже совсем другим взглядом. Настороженным и почти затравленным. Смерть ее не пугала. В отличии от ощущения пошедшей вразнос Темной стороны. И это эффект всего лишь от микроскопического Пробоя. А что было бы, нанеси я удар в полную Силу и не став оттягивать выплескивающуюся тьму на себя? Вряд ли что-то хорошее.

Темная сторона всегда жаждет власти. И она не успокоится, пока однажды не возьмет полный контроль над хозяином. Будет подтачивать его разум и источник, пока не добьется своего и не воплотиться в мире еще в одном безумном чудовище, сеющим хаос и несущим смерть всеми живому.

Я позволил Ниат ощутить край той бездны, по которой она идет, пошатываясь и постоянно рискуя сорваться в полет в один конец. Ощущение не из приятных. Как если бы начинающему курильщику дали на миг ощутить последнюю стадию рака легких, когда каждый вдох причиняет невыносимую пронзающую боль.

— Ученицы, — наконец, смогла вымолвить Ниат, с ненавистью посмотрев мне в глаза. Самообладание понемногу возвращалось к ней вместе с гневом, фокусируемым Темной стороной. — Ты сделал с ними такое?

— С ума сошла? Разумеется нет. Я что, на зверя похож? Просто вытянул их них яд, которым ты их пропитала.

— Темная сторона не яд. Она — истинное величие Силы!

— Как-то слабовато вышло, — я с разочарованием поцокал языком. — Где страсть, напор? Ты сама не веришь себе. Давай еще разок.

Мат на ситхском наречии — отдельная пытка для ушей. Какофония скрежещущих грубых звуков, сверлящей дрелью раздирающих барабанные перепонки. Не знаю, где твилека такого нахваталась, но в какой-то момент я ощутил острое желание еще разок садануть ее Когтем, чтобы умолкла. Жуть. Неудивительно, что древние ситхи в большинстве своем предпочитали пореже говорить и почаще убивать. От такого издевательства над речью уши в трубочку сами собой сворачиваются.

— Выговорилась?

Еще один прожигающий взгляд. И сразу за ним внезапный вопрос:

— Ты лишил моих учениц Темной стороны?

— Бывших учениц! Да.

— Как?

— Умеючи.

— Смешно, — твилека оскалилась, хотя ее чувства и эмоции говорили об обратном. — Я так понимаю, такая откровенность не случайна? Мертвые не выдают секретов.

— Сила упаси, — поспешно открестился я. — Хотел бы убить тебя — сделал бы это еще на улице. Трупы на морозе не так быстро воняют.

— Тогда зачем?

— Кева и Мира просили за тебя. Они почему-то считают, что ты тоже заслуживаешь второй шанс.

— Значит, они еще слабее, чем я думала, — лицо Ниат искривила презрительная усмешка. — Какая жалость. Столько труда вложено, и все впустую. Я разочарована.

Ментощупы уловили сдвоенный всплеск приглушенных эмоций. Ну что же вы, веснушки. Могли бы хоть не так явно подслушивать. Или по крайне мере не так громко сопеть в дверную щелку. Даже Ниат услышала, вон как ухмыляется.

— Так что, джедай? Хочешь предложить мне тоже, что им им! Если не будешь убивать меня — проваливай и не трать впустую время. Я никогда не предам Темную сторону Силы.

— Хорошо. Пока.

— Что? — удивилась Ниат. — Вот так просто сдаешься?

— А ты ожидала услышать проникновенную проповедь на пару часов? — вернул я ей ее ехидную ухмылочку, поднимаясь на ноги. — Это ты в плен не к тому джедаю попала. Обрыбишься. Я, знаешь ли, занятой человек. Не хочешь — как хочешь. Твою дальнейшую судьбу решит Орден джедаев.

Твилеку перекосило. Но она все же нашла в себе силы сдержать порыв злобы и спросила:

— А что будет с Кевой и Мирой?

— Для той, кто столь сильно разочарована, ты слишком печешься о них.

Ниат прикусила язык, а из-за двери повеяло пылким жаром воспрявшей надежды. Нет, веснушки, вы ошибаетесь. Тут некого спасать и никому давать второй шанс. Ваш учитель сделала свой выбор, и проживет остаток жизни с ним.

— Прощай, Ниат. Ты хорошо сражалась.

— Что ты сдох, джедай…

— Нет! Мастер! Джове не уходи!

Розово-голубой вихрь прошуршал у моих ног и рыдающим клубком стиснул совершенно опешившую от такого поворота твилеку. С минуту она тупо смотрела на двойняшек, поливающих слезами ее темную робу на груди, после чего красивое лицо исказила злобная гримаса.

— Пошли прочь от меня, ничтожества! Вон, убирайтесь!

— Мастер, н-не… надо-о-о! Это не вы-ы-ы! — захлебывалась плачем Кева, и ей вторила сестра.

— Вспомните, какой вы были на Коррибане. Вспомните! Вы спасли нас, взяли к себе. Если бы не вы, нас бы убили, как и остальных аколитов. Мастер… пожалуйста….

Сердце кровью обливалось при виде эмоционального вихря, поднятого сестрами в ментале. И не у меня одного. Ниат поджала губы и подняла голову к потолку, чтобы не смотреть на рыдающих у ее ног бывших учениц. В источнике ситха начала зарождаться внутренняя борьба, усиливающиеся по мере того, как ободренная ее молчанием Мира продолжала тараторить:

— Вспомните! Тот день на Орд-Мантелле, когда Кева подвернула ногу, и вы тащили ее на себе, пробиваясь через полчища клыконнов. А я? Когда Дарт Коргал натравил на нас с Кевой своего ученика, вы были рядом, и позволили нам выжить. Темная сторона не полностью поглотила вас! Я еще чувствую свет…

— Заткнись! Замолчи… глупая девчонка.

— Нет! — крикнула Мира. — Мастер, прошу, не оставляйте нас. Я…. я люблю вас!

— У-а-а-а!! — залившаяся новым ревом Кева не в силах была выговорить что-то внятное, но закивала головой со скоростью болванчика, трясущегося на приборной панели разогнавшейся машины.

Теперь уже и я удивленно распахнул глаза, наблюдая ожесточенное противостояние Света и Тьмы в Ниат. Кто бы мог подумать, ан нет. Надо же как далеко запрятала. И не разглядеть под плотной пеленой Темной стороны. А веснушки смогли. Потому как сами были такими же. Только их Свет был сфокусирован на мне. А у Ниат… Каллетии тянулся к Кеве и Мире, взахлеб рыдающих у ее ног.

Опустившись рядом с твилекой на корточки, я коснулся пальцами ее подбородка и, преодолевая сопротивление, заставил посмотреть себе в глаза.

— Предложение еще в силе, Лет. Еще не поздно все исправить. Отринь Тьму в себе и вернись к Свету.

— Нет… отпусти меня… ненавижу…

— Посмотри на них. Посмотри!

Ниат нехотя подчинилась. И вновь ее тело пронзила судорога от двух сторон Силы, сцепившейся в смертельной схватке за Источник одаренного.

— Они любят тебя. И пойдут за тобой до конца. Тебе больше не придется быть одной, Каллетия.

— Хватит!

— Это твой последний шанс исправить содеянное. Решай.

— Мас…. те-е-е…, — давясь рыданиями выдавила из себя Кева, умоляюще смотря снизу вверх на своего учителя. — Пожа-а-а….

Ниат медленно переводила взгляд с розовой макушки на голубую. Долго. Потом медленно подняла голову. В ее глазах стояли слезы, а первые дорожки уже бежали по щекам.

— Ты правда можешь?..

— Да. Вопрос в том, готова ли ты. Сможешь ли простить себя и начать все с чистого листа.

— Не знаю. Я не достойна такой любви, — пальцы твилеки нежно провели по волосам двойняшек. — Посмотри, что я сделала с ними. С собой… Разве можно после такого получить какое-то искупление?

— Мы сами отмеряем свою вину, — тихо сказал я. — Твоя велика, но тебе повезло знать ее цену.

— Некоторые ошибки нельзя исправить и за всю жизнь.

— Но можно попытаться.

— Можно, — эхом отозвалась твилека. Затем вновь посмотрела на меня, и в этот раз молчала намного дольше. Пока, наконец, едва заметно не кивнула и не прикрыла веки. Это было достаточно, чтобы я отозвался на ее безмолвную мольбу, пустив давно подготовленный Коготь в дело.

Пробой. Ниат стиснула зубы и замычала сквозь них, более ничем не выдав боль от покидающей ее Темной стороны. Более того, я с удивлением понял, что она… помогает мне. Сама изгоняет из себя застарелую гниль, все сильнее и сильнее распаляя искру Света в источнике, пока она не стала пламенем, от которого Тьма взвыла, и рванула по телу Когтя с удвоенной скоростью. Ее было много. Многократно больше того, что я выкачал из Ланы, Кары, Кевы и Миры вместе взятых! Мне пришлось приложить все навыки эмпата и джедая, чтобы не сойти с ума и сохранить контроль над ситуацией.

А тем временем поток Темной стороны все не ослабевал, продолжая полноводной рекой покидать источник Ниат. Я поставил все ментальные щиты, какие смог, почти полностью ушел в себя, не позволяя панике поколебать решимость довести дело до конца. За напряженной борьбой прошла минута. Две… Где-то далеко раздались встревоженные крики, зовущие меня по имени. Я не слушал, полностью сосредоточившись на исцелении еще одной потерянной в мраке души. Лишь к исходу третьей минуты напор Темной стороны начал ослабевать, на четвертой иссякнув до конца. Лишь тогда я смог вытащить Коготь и разделить его на отдельные ментощупы, по команде принявшиеся за привычную работу.

Моей силы воли хватило еще на полминуты в сознании, за которые я успел наложить на ауру твилеки пару грубых заплат. Их более чем достаточно, чтобы та со временем восстановилась сама, без помощи извне.

Убедившись в надежности исполненной работы, я закрыл глаза и начал заваливаться на спину, уже не чувствуя, как меня подхватывают чьи-то руки. Разум не выдержал напряжения и отключился.

Мне показалось, будто прошло всего мгновение с потери сознания. Но когда я открыл глаза, то вокруг была совсем другая обстановка. Первым делом взгляд зацепился за веснушек, мирно сопящих на коленях твилеки. Она поглаживала им волосы и что-то тихонько напевала себе под нос. Неторопливую приятную мелодию навроде колыбельной. Кева и Мира улыбались во сне, освещая комнату теплыми лучиками умиротворения и счастья.

Девушка, заметив, что я очнулся, приложила пальчик к губам.

— Тише. Только недавно заснули.

— Кх… горло пересохло. Сколько я был без сознания?

— Уже утро.

— Ого! Ну я горазд дрыхнуть, всех хорей передавил.

Твилека замедленно моргнула с улыбкой и продолжила наглаживать волосы веснушкам. Это простое действие доставляло ей много удовольствия, пробуждая материнскую нежность, которой была лишена Дарт Ниат. Девушка искренне наслаждалась каждой секундой, которую проводила с Кевой и Мирой. Вот только к удовольствию примешивалась изрядная толика грусти, неясно чем вызванная.

Приподнявшись на локтях и убедившись в наличии экзера и светового меча под боком, я облегченно вздохнул и спросил у твилеки, где мы находимся. Помещение вокруг мало походило на прежнюю подсобку, где держали Ниат. Мягкая перина под спиной. Убранство, больше напоминавшее спальню из детских сказок. Слишком роскошную и вычурную, чтобы быть правдой. Ну и сама твилека с двойняшками занимала диванчик у стены рядом с чудовищно-огромной кроватью, на которой развалился я.

— В покоях Чева Селдейя, — ответила на вопрос Каллетия. Именно так, не Ниат. С ситхом сидящая передо много одаренная с источником, сияющим чистым согревающим Светом, Каллетия более не имела ничего общего.

— Э-эм… напоминает спальню маленькой принцессы.

— Это была его любимая игра, — Каллетия сморщила носик и, уловив мой заинтригованный взгляд, отрицательно дернула лекку. — Не спрашивай. Хочу забыть об этом, как о страшном сне.

— Ладно.

Я сел на кровати и свесил ноги вниз.

— Как мы здесь оказались?

— Кара помогла перенести тебя и девочек. Добудиться тебя мы так и не смогли, так что решили дать поспать, как положено.

— А остальные?

— Мириаланка и та, вторая девушка с большими… объемами, — твилека чуть смутилась. Схлынув, Темная сторона обнажила тонку и ранимую натуру, сродни той, какой обладала младшая голубоволосая де Сат. — Они ушли совсем недавно. Пошли пообщаться с вернувшимися наемниками. Они требовали тебя, но Кара и остальные уперлись. Никаких разговоров, пока сам не проснешься. Тебе очень повезло с ними.

— Это да. Кстати, как ощущения?

— Как заново родилась, — улыбнулась Каллетия, без усилий сообразив, о чем идет речь. — Но верится до сих пор с трудом. Как тебе это удалось, Джове? У джедаев нет таких техник, я это точно знаю.

— Верно. У них нет.

— А ты не джедай? Впрочем, не в моем положении лезть не в свое дело, прости. Просто я так тебе благодарна, не выразить словами! Это нечто невероятное. То, что ты сделал.

— Говорить не нужно. Я и так все прекрасно чувствую.

— Да, я тоже, — твилека прикрыла глаза и умиротворенно вздохнула. — У тебя сильный дар, Джове. И Свет такой яркий. Почти обжигающий.

— Ты, смотрю, тоже успела поработать над собой.

— Пока только сгребаю воедино разбитые осколки. Мне нужно много времени, чтобы снова обрести гармонию Силы.

— Какие-то конкретные планы?

— Рилот. Я пошла за Владыкой… Фаниусом, потому что хотела обрести достаточно сил, чтобы помочь своему народу. Но в итоге пала на Темную сторону и начала служить целям ситхов, а не своим. Больше такого не повторится. Благодаря тебе я получила шанс исправить ошибки. Нельзя полагаться на кого-то другого. Я должна все сделать сама.

Ментощупы оплели ментальное тело Каллетии, передавая мне непрерывный поток информации. Удивительно, но она не лгала. И это еще раз доказывало, насколько Темная сторона извращает разум. Ниат никогда бы не предала ситхов, тогда как Каллетию тошнило от одной мысли о них. И о том, кем она была, пока Тьма заживо пожирала все светлое и хорошее в ней изнутри.

— Достойная цель, — сказал я, принимая волевое решение не препятствовать Каллетии в ее планах. Каждыйволен выбирать свой путь. Мне оставалось только надеяться, что Каллетия сделает правильные выводы и оступится снова на той же кочке.

— Скажи мне: как я могу тебе отплатить? — тихо спросила она.

— Расскажи все, что знаешь о культистах. Но главное, о похищенных вами юнлингах. Для начала этого будет достаточно.

— Разумеется, — Каллетия с любовью взглянула на двойняшек, смешно морчащих носики в свете лучей распогодившегося солнышка, светящего из широкого окна на дальней стене спальни. — Я расскажу все. Но сперва… могу я попросить тебя?

— Просто так не дамся.

— Дурак, — вспыхнула твилека огнем смущения. — Я же серьезно! И вообще, забудь, что я… то есть, Дарт Ниат говорила тебе. Это все Темная сторона!

— Угу.

Твилека отвела взгляд и взяла паузу, борясь с взбрыкнувшим женским нутром. Я же упорно игнорировал Зов Силы, делая вид, что сексуальная твилека в облегающей ситхской робе ни капли меня не привлекает. Сопротивляться ему с каждым разом становится все труднее.

Еще одна причина спросить совета у голокронов джедаев-целителей древних эпох. Все эти странности с моими эмоциональными всплесками и навязчивой тягой Зова Силы к женщинам, одаренным связью с ней, уже начинают настораживать.

«Или… нет? Ух, в голове как с бодуна шумит. О чем я сейчас думал?»

— Я имела ввиду Кеву и Миру.

— А…, — я потряс головой, стряхивая с себя странное оцепенение и возвращаясь в реальность. — А что с ними?

— После всего, что я натворила, им опасно быть вместе со мной.

— Еще бы. Ты теперь персона нон-грата, Каллетия. Джедаи тебя разыскивают за преступления против Республики. Ситхи прибьют, если поймут, что ты вернулась к Свету. Не лучший спутник для спокойной жизни.

— Рада, что ты это понимаешь. Так, о моей просьбе. Кара сказала, что ты вскоре собираешься лететь в Храм на Корусанте. Можешь взять девочек с собой?

— Не думаю, что это хорошая идея, — покачал я головой. В другой раз с удовольствием, но не тогда, когда Орден на пороге гражданской войны. Какой бы исход она не приняла, от случайных жертв не будет застрахована ни одна из сторон. Я не хотел подвергать веснушек еще бо́льшему риску.

— Пожалуйста, — тихо попросила Каллетия. — Им не место здесь.

— В Храме тоже. Не в ближайшее время точно.

— Почему?

— Со временем узнаешь. Или увидишь в новостях по Голонету. А пока просто поверь: им лучше остаться тут.

— Нет!

Веснушки недовольно засопели, и твилека притихла, сообразив, что своим скриком едва не разбудила их. Повезло. Чуть поворочавшись, девушки снова засопели, и мы с Каллетией облегченно вздохнули, умиленно разглядывая их чистые светлые лица. Самые настоящие ангелочки. Так бы и затискал, да, боюсь, тогда отбиваться придется уже мне. От ревнивой Ланы, рьяно защищающей свой уголок милоты в моем сердце.

— Нет, — уже гораздо тише повторила Каллетия. — Им нельзя оставаться на Альдераане.

— Почему? — вернул я ей ее же вопрос. Каллетия погрустнела еще больше, уныло повесив кончики лекку.

— Они просто выполняли мои приказы. Не вини их за то, что случилось, Джове. Они не хотели, но у них не было выбора… я не дала им его.

— Что они сделали?

— Убили наследника Дома Тал.

— Ух е-е…

— Теперь ты понимаешь? Верховный Дом не остановится, пока не отомстит им или мне. Лучше пусть гонятся за мной. Я смогу увести ищеек за собой, а на Рилоте они меня не достанут. Но Мира и Кева должны улететь. Теперь, без поддержки Пантир, Селдейя больше не станут нас прикрывать. Вопрос времени, когда Тал начнут действовать.

— Твою ж… ладно, — вынужденно сдался я под облегченный вздох и счастливую улыбку бывшей ситочки. — Полетят со мной. В крайнем случае, посидят на корабле, пока все не уляжется.

— Спасибо! Джове, я в неоплатном долгу перед тобой.

— Вот уж точно. Рассказывай.

Следующий час или около того Каллетия вываливала на меня горы информации, полезной и не очень. Я не особо вслушивался, ощущая безмолвное присутствие Фриса поблизости и зная, что брат, по обыкновению, запишет весь разговор от начала до конца. Потом можно будет проанализировать его более тщательно, а пока я фиксировал лишь важные моменты, уточняя у Каллетии спорные моменты и задавая наводящие вопросы.

В итоге, к концу нашей беседы, я еще больше уверился в правильности приказа мастера поскорее возвращаться в Храм. Тучи сгущаются над Орденом джедаев. Только истинные последователи Света могут остановить грядущую Тьму, в сравнении с которой нынешние ситхи — лишь жалкая горстка подражателей со светошашками.

Выяснив все, что хотел знать, и даже больше, я помог твилеке аккуратно перенести сопящих веснушек на кровать, после чего вместе с ней на цыпочках проскользнул в коридор, ведущей в домашний холл.

— Скажи им, что я люблю их, — попросила меня Каллетия, чуть постояв на входе в спальню, прежде чем решительно двинуться на выход.

— Ты еще не улетела, — напомнил я, пристраиваясь рядом. — Можешь сказать им сама.

— Тогда они полетят со мной. А я не смогу отказать.

— Хотя бы сообщение оставь.

— Уже. Кара передаст его им, когда проснутся.

— О. Значит, она в курсе?

— Мы о многом поговорили с ней, пока ты спал. Я рада, что она нашла, ради кого жить.

Каллетия остановилась, поворачиваясь ко мне лицом и спиной к посадочной площадке, где ее уже ждал челнок веснушек. За все время, пока мы шли сюда, нам не встретилось ни единой живой уши. Крепкий морозец приятно покусывал щеки, а свежий снежок приятно скрипел под подошвами экзера. Прошедшая ночью метель окончательно замела следы минувших событий, скрыв кровавые следы у подножия статуи герба Селдейя и бластерные ожоги на стволах деревьев.

— Береги моих учениц, Джове, — попросила Каллетия, кладя руки мне на плечи. — И помни, что на Рилоте у тебя есть и будет верный друг.

— Учту, — кивнул я и задорно подмигнул ей. — Твилеков ждет веселое будущее, а?

— Я сделаю мой народ свободным, хотят они того, или нет! Сколько бы лет и сил на это не потребовалось. Род Синдулла никогда не сдается на полпути.

— В таком случае: да пребудет с тобой Сила, Каллетия Синдулла. Когда все закончится, я сделаю все возможное, чтобы тебе нашли место в Ордене джедаев.

— Не давай обещаний, которых не сможешь сдержать, Джове. — твилека легонько чмокнула меня в губы и, сверкнув озорной улыбкой, молодой козочкой отпрыгнула к челноку. — А Кара была права. В тебе действительно есть что-то манящее!

— Эй! Кто там на Темную сторону грешил?

Каллетия рассмеялась и учтиво поклонилась мне, прежде чем сорваться в свое первое путешествие в новой жизни. Я наблюдал, как резко стартовавший шаттл скрывается в золотистых солнечных лучах, обволакивающих башенки турелей оборонительных стен поместья. А потом провожал его взглядом в медленно светлеющем безоблачном небе, пока тот не превратился в точку и окончательно не исчез. Путь Каллетии, как и мой, только начинается.

Глава 8. «Боль рождения»

Отлет Каллетии вызвал ожидаемую реакцию двойняшек, устроивших форменную истерику по этому поводу. Кара с Ланой успокаивали их в две пары рук, неодобрительно поглядывая почему-то на меня, пока Илония спешно заваривала успокоительный чай. Ну а я чего? Не разбудил, так Каллетия сама о том просила, чтобы не увязались. В конце концов, она мастер Кевы и Миры, а не я. Если ей казалось, что так будет лучше, значит так оно и есть. Она приглядывала за сестрами целых пять лет и знает их куда лучше кого-либо еще.

В общем, я совершил тактическое отступление на «Везунчик», и уже оттуда, забаррикадировавшись на верхней палубе, связался с Домиником. Брат Илонии выглядел уставшим, с запавшими темными кругами под глазами, но вполне довольным жизнью. Он поведал мне об успехе операции в логове культистов, которых, с поддержкой наемников Дома Селдейя, вырезали подчистую. Там же были найдены неопровержимые доказательства связи визиря короля Лорда Рока Пантир с ситхами, сотрудничая с которыми, тот собирался совершить тихий переворот и захватить трон. Для этого все уже было готово. В том числе, был ликвидирован старший наследник Дома Тал, которому король поручил расследование недоброго шевеления вокруг своей венценосной персоны.

Возглавив операцию по ликвидации культистов, Доминик захватил бесценные данные, вскрывшие целую подпольную сеть контрабанды на Альдераане, снабжавшую армию культистов ценным сырьем и продовольствием. За государственную измену в столь крупных масштабах Лорд Рок был заочно приговорен к смертной казни и подался в бега, успев покинуть систему до того, как его успели схватить королевские гвардейцы. Жаль. Я бы с удовольствием приватно пообщался перед исполнением приговора с выродком, рискнувшим благополучием своей семьи ради жажды власти. Почти как мой отец, только без угрозы мирному населению оружием массового уничтожения.

Но нет худа без добра. Не поймав Рока, гвардейцы переловили оставшихся заговорщиков, которые раскрыли себя, оповестив несостоявшегося узурпатора о готовящейся против него акции. Их со всеми почестями и полагающимися расшаркиваниями передали в тюремное заключение, откуда им дорога или на пожизненный срок в астероидных шахтах, или на виселицу. При всей бюрократичности политической власти на Альдераане, королевские правоохранительные органы работали крайне эффективно. Если бы не прикрытие Лорда Рока, культистов бы давно раскрыли и пустили в расход вместе с ситхами и Домом Селдейя.

Впрочем, наемников тоже не обошли стороной. Хоть прямых доказательств связи Селдейя с культистами не нашлось, последствий им избежать не удалось. До выяснения обстоятельств, королевским приказом Дом Селдейя лишили всех привилегий, выданных им заочно Лордом Роком. А также заставили подписать кабальный договор, предписывающий сохранять полную открытость всех торговых и военных операций перед Домом Пантир на время расследования. Сколько таковое будет длится, одним королевским дознавателям известно, весьма злым на тот факт, что их несколько лет водил за нос не самый большой по величине и не самый знатный Дом. Опять же, без доказательств. Накел с компанией умело воспользовались данным им шансом, сумев скрыть свою причастность к делам ситхских культистов.

Он уже послал мне сигнал с просьбой подняться на борт «Везунчика» и обсудить насущные вопросы перед моим отлетом на Корусант. Встречу с ним и главами младших семей Селдейя я назначил после разговора с Домиником, которому не преминул высказать все, что на душе накипело.

Он ведь не знал, зачем я прилетел на Альдераан и каким человеком в итоге окажусь! И все равно доверился спасение сестры тому, в чьем облике безошибочно узнавался один из самых страшных маньяков в Альдераанской истории. Подозрительно? Еще как. Вот только, как я не пытался раскрутить его на откровенность, Доминик так и не признался, почему не поведал всей правды в первую встречу. Только пробурчал что-то из серии: «Не мое дело лезть в чужие семейные разборки».

Не знаю, что именно он имел ввиду и насколько честно отвечал. При всей своей высокотехнологичности, простая голопроекция не позволяла передавать эмоциональный фон. Я сделал вид, что поверил ему, хотя пометку на будущее поставил. Данные Домиником ответы меня не удовлетворили, но хотя бы немного успокоили, позволив перевести разговор в не менее важное русло наших с Илонией отношений. О которых мы, фактически, объявили публично, использовав их для вызова на смертельную дуэль Чева.

Доминик сказал, что пусть и недоволен такой спешкой, но выбор сестры его устраивает. Причем произнес это так, что я понял: Доминика бы кто угодно устроил, только не гнилой выродок Селдейя, из-за которого Илония пролила столько слез. А со мной будто все звезды сложились. Молодой джедай, не испорченный пропагандой Ордена, в чем он имел шанс лично убедиться. К тому же из верховного альдераанского Дома, пусть и попавшего в опалу, но по сути остающегося таковым. Чего еще желать любящему брату? За таким сестренка, как за каменной стеной будет. Что я ему и доказал, вступившись за ее честь и лично прикончив Чева.

За его убийство Доминик поблагодарил отдельно, обещав оказать посильную поддержку по возвращению Ульго в крепкое братство верховных Домов Альдераана. Уже сейчас он предпринимал определенные шаги в этом направлении, пообщавшись с королем и в красках расписав ему мой бесценный вклад в дело очищения репутации Пантир.

К сожалению, простые слова не было возможности подтвердить чем-то более весомым. Например, плененным ситхом, переданным в руки правосудия. Веснушек я не отдам, они жертвы и заложники обстоятельств. А Каллетия, вернувшаяся к Свету, уже покинула Альдераан, перед этим сдержав обещание и мелькнув в обозримой видимости камер с красным световым мечом наголо. Ее голопортрет уже разошелся по всем розыскным сводкам в локальной планетарной сети и в Голонете. За поимку ситха, которой вменялось в вину убийство старшего наследника рода Тал, обещали солидное денежное вознаграждение. Отныне Каллетии придется вдвойне тщательнее следить за своей спиной. За такой куш, сколько обещал король, по ее душу будут слетаться охотники за головами со всей галактики.

Не сказать, что мне было особенно ее жаль, но определенное сочувствие я испытывал. Несмотря на все творимые ей ужасы в облике Дарт Ниат, жизни в постоянном страхе не заслуживает даже она. Лана и Кара на своем примере показали, насколько может изломать психику вечная игра со смертью наперегонки.

Уладив дела с Домиником и приняв его приглашение в Дом Пантир после того, как вернусь с Корусанта, я дал добро Джун на подъем на борт временного главы Селдейя. Душа «Везунчика» к тому времени уже успела очнуться от состояния, вызванного прорастанием зерна Гри в корабельные системы, но звучала все еще сонной, механически реагируя на поданные команды. Фрис успокоил меня, сказав, что так и должно быть.

Слияния сознания Джун со звездолетом проходит тяжелее из-за того, что тот создан на основе технологий «диких разумных», а, значит, безнадежно устарел в сравнении с достижениями древних Гри. Ей повезло, что модульная конструкция серии «Защитник-3» позволяла заменять отдельные части жизненно важных систем без необходимости полной разборки, как было в младших моделях. Еще немного, и Джун обретет полное самосознание. Может быть, даже до отлета с Альдераана.

Отправив разливающегося счастливым соловьем Фриса контролировать состояние своей подопечной в рубку, я не поленился спуститься на нижние полубы и лично встретить Накела с сопровождающими на борту. Компанию ему составлял уже знакомые Щеголь и Безликий, представившиеся именами Кейл и Соу Селдейя соответственно. А чуть позади мужчин семенили двое старейшин Дома: мужчина и женщина, которым уже перевалило за седьмой десяток, судя по седым волосам и явным признакам старения на лицах. Хотя, в мире, где медицина развита до невообразимых высот, внешний облик еще ни о чем не говорит. Но выглядели старички довольно бодро, сразу взяв меня в оборот сразу по прибытия в переговорную на первой палубе, опередив потерянно открывшего рот Накела.

Первым делом старейшина, представившийся То́миром, поблагодарил меня от лица всего Дома за спасение от культистов и ситхов, с которыми спелся ныне мертвый Чев. Но главное: за шанс сохранить свой Дом на плаву, позволив сокрыть причастность Селдейя к контрабанде. Если бы не я, король вполне мог предать их Дом забвению. А всех его членов изгнать с Альдераана без права вернуться назад.

Такую же искреннюю благодарность выразили все остальные гости. А пожилая женщина, представившаяся Сейной, крепко пожала мне руку, не преминув посетовать, что я уже нашел себе пару в высшем свете. Очень-очень жаль. Ведь у нее как раз несколько внучек на выданье выросло. Красавицы, умницы, скромницы, все как на подбор. Конечно, куда им против наследницы королевского Дома, пусть и далеко не самой первой в очереди на престол. Но если у нас вдруг не заладится, то…

В общем, еле отмахался под ехидные переглядывания мужиков, не спешивших спасать меня из цепких лапок сердобольной бабушки, искренне переживающей о судьбе своих внучек, засидевшихся в девках. Поняв, что на брачном поле им ловить нечего, старейшины, что она, что второй, аккуратно зашли с другой стороны. Какие у меня планы на будущее? Собираюсь ли я как-то участвовать в политической жизни высшего света Альдераана, принимая на себя титул главы младшей семьи Ульго? На что получили такой же размытый ответ и предложение переходить сразу к делу, так как люди все занятые, и задерживать их будет невежливо. Только тогда старики сдались, не забыв мягко укорить «вечно куда-то спешащих молодых».

Но то была лишь игра на публику в лице одного зрителя. Когда Томир понял, что так просто меня не пронять, он резко стал серьезным и уже куда более деловитым тоном перешел к сути. А именно, от лица всего Дома Селдейя, предложил мне, как наследнику Ульго, союзнический договор. Временный, если не планирую покидать Орден и участвовать в жизни Альдераана, и постоянный с куда более привлекательными условиями для обеих сторон в обратном случае. Причем, по количеству предлагаемых бонусов, второй вариант был куда предпочтительнее для моих дальнейших планов по развитию клана. О чем старики знать не могли, но догадывались, скрывая несомненное довольство происходящем за благочестивыми выражениями лиц. Более молодые главы младших семей лишь покачивали головами, смотря, как старшие умело раскидывают ловчую сеть из обещаний и заманчивых перспектив. Будь на моем месте кто иной, то, вне сомнений, растерялся бы и наделал непоправимых ошибок, расхлебывать которые потом пришлось бы не один год.

К счастью, у меня имелся прекрасный во всех смыслах помощник, ворна съевший на интригах при королевском дворе. Илония прибежала спустя всего пару минут, как я позвал ее через Силу, удивив и немного напугав таким способом взаимодействия. Времени с открытия ее дара прошло всего ничего, и многое для Илы было внове. Но она не была бы собой, не сумей взять в себя в руки еще до того, как появилась в зале переговоров. А так взору собравшихся предстала знатная и слегка надменная знатная леди, ослепляющая своей неземной красотой.

Глядя, как мужики всех возрастов пустили слюни, а Сейна недобро поджала сухие бледные губы, фактически оставшись одна на поле боя с пышущей молодой энергией оппоненткой, я победно ухмыльнулся. Дальше можно было особо не вникать. Илония, севшая по мою правую руку во главе стола переговоров, быстро выяснила у меня все, что пропустила, и устроила притихшим старикам настоящий разнос. После чего объяснила уронившему челюсть мне, на что меня пытались развести.

Оказывается, союзнический договор для Селдейя значит куда больше, чем для Ульго. Мне, как выросшему в совершенно иных условиях человеку, это было трудно понять. Чем старейшины и попытались воспользоваться, через военное соглашение с моей семьей возвращая утраченное своим нерадивым Главой, спевшимся с ситхами. Да, я получал в распоряжение практически все силы боевых крыльев наемников, с помощью которых мог без проблем навести порядок на землях, принадлежащих Ульго и пришедших в упадок после мятежа Джарвааса. Но взамен как бы поручался за Дом Селдейя перед королем, что позволяло досрочно снять все него ограничения, наложенные на время расследования. И если во время него, вдруг, вскроется что-то новое, их защита от правосудия ляжет на мои плечи. Не самая приятная перспектива, о которой старейшины деликатно умолчали. И теперь, когда все вскрылось, виновато отводили глаза, не спеша встречаться со мной взглядом.

Разумеется, после такой подставы ни о каком союзе речи идти не могло. Только временный договор с четко прописанными обязательствами с обеих сторон. И то, заключать его или нет мне еще предстоит решить. Илония права: я знать не знаю, насколько Селдейя завязли в делах культистов. Чев при всем желании не мог сделать все один. У него были союзники, и, прежде чем хотя бы рассматривать возможность работы с Домом Селдейя, я взял с их старейшин слово, что те разберутся со внутренними проблемами. И лишь затем могут прийти ко мне для повторного разговора. С доказательствами, а не просто с радостной лыбой в пол-лица и голословным заявлением.

Потерпев моральное поражение от крайне довольной собой Илонии, повесившие головы старейшины Селдейя молча покинули «Везунчик». В зале переговоров остались только главы младших семей, принявшихся наперебой извиняться за своих стариков. Мол, их предупреждали, но старшие всегда мнят себя умнее всех. Вот и нарвались.

Я глубокомысленно покивал, соглашаясь, и сделав вид, будто не прочитал в их эмоциях стойкое разочарование. Все верно. Быстрого решения проблемы не получилось, придется идти по длинному пути. А это означает долгую и муторную чистку рядов с растратой и без того небесконечных ресурсов Дома, попавшего под беспощадные королевские санкции. Из-за самовольных действий Чева, остальные Селдейя в одночасье оказывались «отброшены в каменный век», вынужденные по крупицам собирать былое величие. Поколениями создаваемый фундамент верховного Дома оказался рушен одним зарвавшимся выскочкой, пусть и расплавившимся за ошибки ценой своей жизни, но не облегчивший жизни оставшемуся семейству. По факту, со смертью Чева проблем у них только прибавилось, но тут я уже не при чем.

Накел и Кейл с Соу согласились с нашим с Илонией планом, прекрасно понимая, что при операционном удалении омертвевших тканей неизбежно захватывается здоровая плоть. А период восстановления долгий и не гарантирует полнейшего выздоровления.

Дом Селдейя еще не скоро оправится от разлагающего правления Чева. И на его пути их ждут долгие годы тяжестей и лишений на задворках высшей знати Альдераана.

Тем не менее, совсем вгонять мужиков в уныние я не стал, пообещав рассмотреть возможность союза в будущем. Каким именно он будет уже вопрос другой, но бросать воинских братьев на произвол судьбы Ульго не собираются. Оборона Альдераана и без того сильно оголена последними ситхскими войнами, чтобы терять еще один оплот вооруженных сил, обеспечивающих мир на процветающей планете.

Окрыленные обещанием, главы младших семей Селдейя в свою очередь поклялись сделать все, чтобы оправлять мои ожидания и стать надежной опорой Ульго в предстоящем возвращении в круг верховных Домов. Намек недвусмысленный, который я понял даже без подсказки шепчущей на ухо Илонии, возбужденно засверкавшей глазками.

Угу, мне тоже понравилась мысль заиметь в вассалах Дом с неплохим военным потенциалом. На бо́льшее Селдейя после выходки Чева рассчитывать не могут, а нашему клану такая подмога и прикрытие будут ох как кстати. Еще и символично выйдет. Дом, свергнувший Палача, присягает на верность его сыну, ратующему за благополучие Альдераана. Прекрасный заголовок для будущих новостных сводок, где Ульго официально объявят о моем возвращении в семью.

Илония согласилась со мной, добавив, что Селдейя в вассалах Ульго сильно упрочат мое положение в очереди на наследование титула Главы верховного Дома. Ведь присягать они будут конкретно моей семье, а не всем Ульго. Практика стандартная, испытанная множество раз за всю историю Альдераана и не раз доказавшая свою эффективность. Схожим образом своего положения добился Глава Дома Органа. Здесь, я уже, правда, ее не слушал, заткнув губы раскрасневшийся девушки долгим благодарным поцелуем.

Переговоры прошли более чем успешно для нас, и сулили немалую пользу в будущем. Как нашей семье, так и клану в целом. За который можно будет взяться сразу после улаживания дел на Корусанте и выплаты ученического долга мастеру Нак Зиилу.

Илония не имела ничего против такого изъявления благодарности. Ее руки обвили мою шею, а потом недвусмысленно поползли ниже. От дальнейшего разврата нас удержала легкая вибрация, прошедшаяся по всему каркасу звездолета и испуганный женский голос, раздавшийся из динамиков внутренней связи:

— Где я?! Не могу дышать, помогите… помо… Да так, намного лучше. Спасибо, Фрис, я чуть с ума не сошла. Страшно было до одури. Что? Меня слышно по всему кораблю? Ой. Сейчас…

Илония очумело распахнула глазки и вопросительно уставилась на меня, улыбающегося и не спускающего руки с ее талии. Рождение новой формы жизни отозвалось в Силе едва заметным всплеском, тогда как ментощупы передали ощущения, сравнимые со вспышкой сверхновой. Мне даже пришлось прикрыть глаза, чтобы не ослепнуть от того буйства красок, который испытывала ИР корабля, пробудившаяся ото сна из зерна Гри.

— Джун проснулась.

Идти никуда не пришлось. Спустя какое-то время Фрис и Джун сами вышли к нам. В прямом смысле. Мой брат в уже привычной квардионной форме худощавого-я. А Джун выбрала облик миловидной девушки примерно нашего возраста. Причем взяла для него все самое лучшее от всей женской половины экипажа «Везунчика», создав идеальный собирательный образ из подростковой стройности Ланы, внушительных форм Илонии и по-взрослому утонченных черт лица Кары с ее же стрижкой-каре. Что еще сказать? Впечатляет. По итогу получилась довольно привлекательная милашка, каждым своим движением притягивающая взгляды окружающих.

Единственное отличие Джун от того же Фриса, с довольством взирающего на наши с Илой отвисшие челюсти, было в отсутствии квардионного ядра. У моего брата оное располагалось в груди и формировало структуру всего образа человека, тогда как Джун походила на объемную голограмму. Разве что куда более четко визуализированную и, вне сомнений, способную взаимодействовать с реальным миром на физическом уровне. Что ИР и продемонстрировала, взяв руки бокал с изумрудным тониреем, оставшийся на столе переговоров после ухода представителей Селдейя.

— Как странно, — томно вздохнула Джун, вертя в пальчиках тонкую хрустальную ножку бокала. Ее внимание приковал блеск стеклянных граней бокала, когда как мы трое наблюдали за ней, затаив дыхание. — Стекло гладкое и холодное. И так красиво блестит. А вкус…

Джун пригубила альдераанское вино и закатила глаза в сладкой истоме, отчего и без того маслянистый взгляд Фриса окончательно поплыл. Держись, друже! Понимаю, разделяю, сочувствую. У самого схожие проблемы, но надо не забывать, что Джун всего пара минут от роду, какой бы облик она не имела. Все равно, что на эмбрион слюни пускать.

Приведенный в себя этой мыслью и острым кулачком Илонии, в отсутствие Ланы взявшей на себя обязанности по ревнивому сопению носиком, я с любопытством спросил:

— Какой?

— Не знаю, — пожала плечиками Джун, мило улыбнувшись, чем вызывала у нас с Фрисом ответные улыбки. Вместе с утробным горловым урчанием Илонии. — Не с чем сравнить. Но мне нравится! Хочу еще.

Джун залпом осушила бокал, чье содержимое буквально истаивало, едва касаясь ее губ. Раз, и нет ничего. Никаких спецэффектов навроде льющегося по незримому пищеводу водопада, вызывающего у неподготовленного зрителя рвотный рефлекс. И хорошо! Фрис пару раз провернул нечто подобное, отхватив от меня неслабых таких лещей. И это при том, что заранее объяснил о расщеплении всей посторонней материи, попадающей внутрь кварда, на чистую энергию. Но надо же предупреждать о визуальных эффектах, шутник хаттов!

Застенчиво потупившись, Джун протянула пустую посуду Фрису, взявшего ту вялыми пальцами совершенно деморализованного бойца. Все, один готов. Второй держится, но шаловливые ручки сами тянутся за белым флагом.

Сморгнув наваждение, я торопливо прогнал Силу по организму и, отобрав у Фриса бокал, погрозил Джун пальцем.

— Больше никакого алкоголя до совершеннолетия. Хм. Фрис, когда там у Гри совершеннолетними становятся?

— В сто лет.

— Во. Пойдем лучше тебе чайку заварим. С конфетками. Будешь?

— Да!!

— Ну и славно. Ила, будь паинькой: позови всех наших. Мы с Джун празднуем ее первый День Рождения.

Илония нехотя исполнила просьбу, хотя было видно: оставлять ее наедине с ожившим бортовым мозгом звездолета не хотела. Тем более, когда тот имел ничуть не менее соблазнительные формы, чем у нее самой. Но я надавил авторитетом, и девушка подчинилась, припустив так, что только пятни засверкали. Торопилась вернуться с подмогой, пока квардионная соперница не захапала в свои сети единственного мужика на корабле. Квардионного Фриса Илония в расчет не брала, с ним каши не сваришь и детей не сделаешь.

Оставшись втроем, я помрачнел и уже куда более тяжелым взглядом смерил мигом Джун, переставшую изображать наивную простушку. Даже ее взгляд изменился. Стал более серьезным и внимательным.

— Ну и к чему был этот цирк? Они же мне теперь весь мозг вынесут.

— Фрис сказал, что будет весело. Нет?

— Ах, Фрис…

— Брат, я же не специально! Только пошутить хотел. Ай, только не по голове! Джун, спаса-а-ай, бью-ю-ют!!!

Но та только смеялась, глядя на нас, устроивших игру в догонялки и хаос в отдельной взятой переговорной на первой палубе. Облик бортовой ИР сменился, став куда более невзрачным. Теперь за нашей шутливой борьбой наблюдала невысокая девушка самой обычной непримечательной внешности. В форме республиканского агента СИС, с короткой почти мужской стрижкой и крепко развитой мускулатурой, из-за минимального присутствия груди делавшей ее похожей на нескладного парня чуть постарше меня. Только лицо не давало ошибиться. Довольно приятное и с чертами, слишком плавными для мужчины.

— Воинственно выглядишь, — сказал я Джун, успев наградить Фриса последним пинком перед тем, как тот позорно покинул поле боя, скрывшись за задраенными дверьми рубки. — Это она?

— Да. Агент СИС, о котором я говорила раньше. Я взяла ее имя в память о ней. А теперь сгенерировала внешность на основе остаточных данных в базах данных. Пусть хоть так, но Джун будет жить.

— Она много значила для тебя.

Джун молча кивнула и присела на самый краешек одного из стульев, повесив голову и обхватив себя руками. Я подошел ближе и утешающе положил руку ей на плечо, привычно перетерпев покалывание на нервных окончаниях кожи при взаимодействии с квардионной формой. Оно быстро прошло и взамен принесло ощущение шершавой поверхности униформы СИС. Тактильные возможности кварда распространяются в обе стороны, позволяя изучать мир не только ему, но и наоборот.

Немного помолчали. Я не торопился, позволяя Джун заговорить самой. Когда совладает с эмоциями, со слов Фриса, в первое время после «пробуждения», ощущающимися особенно ярко и глубоко.

Воспользовавшись тишиной, я изучал звездолет в Силе, поражаясь произошедшим в нем изменениям. Тонны неживого металла, пропитанного отголосками некогда живших в его недрах разумных, трепетали и пульсировали жизнью. И сердце ее билось не где-нибудь в одном месте, а по всей энергосети, принизывающей каждый уголок звездолета подобно настоящей нервной системе. Невероятное по красоте зрелище, как в Силе, так и в духовном зрении. Причем если сама нервная система больше ощущалась через ментал, напоминая переплетение люминисцентных корней в пещерах килликов, то квард Джун составлял основное ее воплощение в Силе.

Другая ее часть управляла «Везунчиком», продолжая сливаться с его системами даже после пробуждения. Уже совсем не так стремительно, как во время роста зерна, но для видящего саму суть джедая даже такие мельчайшие такие изменения не скроешь. Под опекой Джун корабль по-настоящему оживал. И, боюсь, отныне все его дальнейшие модификации без помощи Стража Гри невозможны. Современным оборудованием это будет все равно, как резать скальпелем по пациенту без наркоза.

Жаль. У меня были кое-какие планы на модернизацию «Везунчика», но теперь все его обеспечение ляжет на хрупкие женские плечи Джун.

«Или?» — я чуть крепче сжал пальцы, оценивая внушительную мускулатуру плеча девушки под своей ладонью. Не такие уж и хрупкие. Такая, пожалуй, крейсерский турболазер себе вкрутит и не поперхнется. Бой-девка родилась. Хотя, вслух об этом лучше не говорить, вон как напряглась.

— Я в порядке, капитан.

А нет, это не из-за меня. Ментощопы передали новый пакет ощущений и… Ух, сколько эмоций! Как же она держит столько в себе? Так нельзя. Надо выручать, пока не выгорела в душе. Только мне корабля в депрессии до полного счастья не хватало.

— Джун, не пытайся претворяться. Ты теперь живая, как я и Фрис. Не нужно держать эмоции в себе, от этого никому лучше не станет.

— Тогда я не в порядке.

— Продолжай.

— Почему она умерла? — голос Джун сорвался на крик. Ее квард еще не успела плакать, но мне было достаточно чувствовать ментощупами боль, пронзившую весь звездолет от кормы до штурвала в рубке. — Почему бросила меня?!

Я наклонился и сжал в объятьях трясущуюся от безмолвного плача девушку. А потом передал ее с рук на руки подлетевшему Фрису, взглянувшему на меня, как на врага народа.

— Что с ней?

— Ничего страшного, успокойся, Фрис. Пусть поплачет, ей это нужно. Просто будь рядом и постарайся трындеть поменьше. Спускайтесь к нам, когда будете готовы.

Первый День Рождения всегда встречают криком. И слезами от боли первого вдоха жизни. Фрису в этом плане повезло, у него не было никого, по кому бы пришлось так страдать. Я стал его первым и единственным другом, тогда как Джун через «Везунчика» помнила всех, кого оберегала в себе на протяжении веков космических путешествий и сражений. Каждого капитана, каждого разумного в экипаже с тех самых пор, как готовый звездолет сошел со стапелей планетарных верфей.

И была среди них Джун. Агент СИС, вложившая душу в потрепанный джедайский фрегат, выброшенный Орденом на задворки истории за ненадобностью. И пусть самой Джун на тот момент еще не существовало, корабль помнил заботу той, кто оберегала его больше всех прочих капитанов вместе взятых. Той, чье эхо можно было услышать в Силе, пронизывающей оживший «Везунчик».

Теперь через Джун, даже не владея джедайской техникой Телеметрии, я слышал его. И пусть новорожденная ИР не знала бывшую хозяйку корабля лично, чувства ее от этого менее болезненными не стали.

— Мы позаботимся о ней, — негромко пообещал я, пока шел к лифтам. Не ожидая ответа, но зная, что та, кому адресовано послание в Силе, идущее от сердца, услышит. И, может быть, сможет уснуть быстрее, зная, что ее любимый звездолет, в который она при жизни вложила частичку своей души, находится в надежных руках.

Глава 9. «Безбилетный рейс»

С учетом всех микропрыжков и сделанных крюков через малонаселенные системы, призванные сбить с толку возможных агентов культистов в рядах республиканского флота, путь до Корусанта занял десять часов. Меньше половины суток пути, за которые я вымотался настолько, насколько не смог за неделю перелета таким же способом с Нар-Шаддаа до Альдераана.

Конечно, гипердрайв «Везунчика» вполне позволял преодолеть тот же путь всего за несколько часов на полном выхлопе движков. Но, во-первых, в экипаже не было навигатора достаточной квалификации, чтобы произвести настолько сложные расчеты. Чем ближе к Ядру, тем сложнее навигация. А «Митины» на дороге валяются. Они пашут на благо развивающейся компании грузоперевозок под руководством Съяна. Либо скрываются от джедаев и ситхов, бессовестно пользующих одаренных в своих непрекращающихся войнах.

И, во-вторых, мне было просто некогда заняться самостоятельной прокладкой маршрута. Потому как если стихийное бедствие под названием «скучающие двойняшки» как-то пережить удалось, усадив их за покорение мира вторых Звездный войн, то с главной проблемой пришлось разбираться самостоятельно.

Она все-таки пробралась на корабль. Ей-богу, не понимаю, как! Я все проверил. В каждую щелку заглянул, Силой и ментощупами самые дальние уголки трюма проверил. Везде было тихо, и ничего не предвещало беды. Желтоглазой, хитрой, несносной… в общем, Лана увязалась за нами на Корусант. Не иначе как своим «скрытом» воспользовалась, еще раз убедив меня в своей склонности к благородному стилю джедаев-дозорных, обладающих хамелеоновой способностью маскироваться на местности и в Силе.

Направление развития в обучении понятно, вот только главной проблемы оно никак не решало. Лана, к восторгу двойняшек и моему вящему недовольству появилась из воздуха на второй час гиперпрыжка. Опустив все крики и восторги, мне осталось только смириться и материться сквозь зубы.

Выходить в обычное пространство, менять маршрут и возвращаться ради возвращения неучтенного безбилетника на Альдераан уже было не с руки. Слишком много расчетов для Джун, а она и без того с момента пробуждения ИР не до конца оклемалась. В гиперпрыжке так и вовсе затихла, придавленная вихрем данных, снимаемых датчиками звездолета. Тут не космос, все слишком выбивается из привычной картины мира, включая связь с Силой. И если раньше бортовому мозгу звездолета фоновый шум сенсоров был до лампочки, то ожившей личности Джун пришлось очень несладко.

Нам с Фрисом пришлось вместе успокаивать ее кварда, пока ментощупы занимались тем же самым в ментале. Первый осознанный гиперпрыжок для девушки оказался шоком, сравнимым с мигом осознания себя в теле корабля. И пусть Фрис заранее подготовил ее к такому, щедро поделившись своим опытом, полностью сберечь психику ИР от всех потрясений у него не вышло.

Джун с первой строчки своего кода впитала в себя много черт личности предыдущей владелицы корабля. А в той хоть и было не столь много от женщины внешне, внутри агент оставалась впечатлительной и эмоциональной натурой. Что не мешало ей хранить в капитанской каюте уже опробованную на Алеке сыворотку правды, а также некоторые другие препараты для укрощения особо проблемных целей.

К моему большому облегчению, Джун унаследовала от предыдущей хозяйки корабля далеко не все качества, сумев постепенно стабилизировать свое состояние. Все же измененные Гри ИР сильно отличаются от разумных существ из плоти и крови, щедро разбавленных самыми разными гормонами. Уже через пару часов после первого гиперпрыжка Джун смогла вновь подключить сервера «Джофрис», упавшие после ее временной нетрудоспособности. Ор облегчения и гнева наших пользователей после этого, думаю, пронесся в Силе по всей галактике. Уж больно хорошо расходились ЗВ, при последней поверке загнав отметку пикового онлайна сайта за два миллиарда пользователей.

Сумма устрашающая, но по меркам игровой галактической индустрии не такая уж большая. Тем более, что Джун ввела ограничение по количеству одновременно доступных мест сайта, и снизившаяся нагрузка позволила освободить ей чуть ли не половину мощностей. Теперь она без труда могла заниматься и «Джофрисом», и прокладывать курс корабля, и через кварды с экипажем общаться. А также заниматься еще множеством дел на свой выбор, пользуясь стабильным подключением к Голонету. Он позволял ей постигать мир, хотя мы с Фрисом тоже без дела не сидели, отвечая на все возникающие вопросы.

Больше всего помощи Джун получила именно от него. Через их связь Фрис продолжал делиться с ней личным опытом жизни среди органиков, отвечая на вопросы и разъясняя многие неясности нашего поведения. Со своей стороны я постарался привить Джун чувство прекрасного и правильно расставить приоритеты в предстоящей жизни. А также, по ее просьбе, рассказал о женщинах со своей, чисто мужской точки зрения. Все вместе это стало клеем для личности, начавшей формироваться еще до того, как мы с Фрисом доставили на «Везунчик» зерно.

Ну и остальные помогли, чего уж там. Данные, которые Джун списала с сестер Лорсо и Илонии, позволили ей создать некий собирательный образ женского поведения, но в логической призме Искусственного Разума. В итоге, к отлету «Везунчика» с Альдераана, уже не возникало таких казусов, как случилось в момент ее пробуждения. А ведь я тогда неслабо так получил по шее под ехидный гогот Фриса, подбившего Джун подшутить над Илонией.

Впрочем, он потом тоже сухим из воды не вышел, с паническими воплями улепетывая от моих взревновавших женщин, пришедших чинить разборки с подачи Илонии. Всем было не скучно и весело. А когда спустили пар, то уже всей компанией уселись за стол переговоров в кают-компании. Быстро превратившегося в застольные семейные посиделки с чаем, сладостями и красочными историями на ночь.

Улетать с Альдераана было тяжело, но мы обо всем договорились. Через Лану я собирался поддерживать непосредственный контакт с ней, Карой и Илонией, контролируя процесс налаживания отношений с Ульго и поиски моей матери. Про Звездную сеть девушки пока ничего не знали, но обещали не сильно удивляться, если я вдруг без предупреждения вернусь на Альдераан, а потом также внезапно исчезну. В свое время я расскажу им все, но уже после того, как вплотную займусь делами клана, у которого даже пока названия нет.

В конце концов, не называть же его «Ульго» по своей фамилии? Даже с разными вариациями навроде «Высшие Ульго» или «Властители Ульго» будет звучать банально и притянуто за уши. Путешествие на Альдераан дало мне многое, но пока не приблизило к пониманию, каким я хочу видеть будущее объединение разумных, способных жить и процветать посреди вечных войн, устраиваемых ситхами и джедаями.

Может быть, раскрытие судьбы мамы и разговор с ней, если она еще жива, поможет принять решение. А, может, мне просто нужно время. Остановиться от бесконечного бега хвостиком за мечтой и оглядеться по сторонам. Так или иначе, до решения проблем с Орденом все прочие вопросы откладываются на неопределенный срок. Сейчас мной движут обязательства перед мастером и долгом рыцаря-джедая, требующего восстановить порядок в своем доме.

План был утвержден и готов к воплощению. Все со всем согласились и были готовы работать в мое отсутствие на благо будущего клана, не покладая рук. И вот, во время медитации в своей каюте уже на пути к Корусанту, из тени в углу внезапно выскальзывает зеленокожая безбилетница, невинно хлопая ресничками и мило так улыбаясь: «Джове, я все-таки решила с вами лететь! Ты рад?».

О да. Прямо счастлив. В полном восторге от осознания, что маяк Звездной сети улетел с Альдераана вместе со мной, а без него на планету, кроме как на звездолете, никак не попасть. И связаться тоже. Разве что через Голонет, но доверять официальным каналам серьезный разговор, который может перехватить любой не самый умело обученный хакер? Вот честно, положа руку на сердце — думал там же и прибью засранку. Или выпорю, а потом… Уф, Кара права. Не девушка, а стихийное бедствие. Как она только с ней столько лет уживалась? А как я буду? Вопрос риторический, ответа не требующий. Дыши, джедай! Кодексв зубы и пачку печенек в подмышку, чтобы стресс заедать. Никто и не обещал, что выбранный путь будет легким.

В общем, разобравшись с всплеском эмоций Джун, я переждал аналогичный у двойняшек, восторженным воплем встретивших появление своей новообретенной подруги. После чего отправил последних покорять виртуальные просторы вторых Звездных войны в тренировочном зале, тогда как сам занялся воспитанием одной виновато «поджавшей ушки» лисички. Сначала попросил Джун зашифровать сообщение для Кары, чтобы не волновалась за судьбу своей непутевой сестры. Потом последовал проникновенный разговор по душам уже с самой Ланой и сразу за ним изматывающий спарринг. После которого, до самого Корусанта, скулящую от боли в мышцах мириаланку ждала нежадная костоломка моего собственного изобретения. Только вместо полосы препятствий на Дорине я выбрал комплекс упражнений на укрепление базовых техник Силы, которыми преступно пренебрегают в современном Ордене.

Стоит ли говорить, что к концу второго часа такого марафона Лана взвыла совсем не по-лисьи, умоляя снизить нагрузку. Но наткнулась лишь на холодный взгляд в стиле Нак Зиила «и это все?», после чего сцепила зубы и продолжила упражнения. До изнеможения. Я смилостивился лишь по выходу «Везунчика» из гипера, когда от усталости и перенапряжения Лана уже не была способна пошевелить пальцем и подняться с пола, не то, что тренировать Парящую медитацию со спаренным Телекинезом.

Отнеся безвольно обвисшую у меня на плече ученицу в душ, я проследил, чтобы она как следует вымылась, после чего позволил ей пойти отдохнуть. Ненадолго. Раз уж увязалась за мной, то пришло время на своей шкурке испытать все прелести падаванской жизни. С двойняшками уже решено: я связался с их родителями, и те с радостью примут к себе на постой заблудившихся чад. Правда, я заранее предупредил старших де Сат, что вскоре Кеве и Мире придется вернуться в Орден, когда на то будет веление Совета. Нового, само собой. Об этом я не сказал, но оно и не требовалось. Счастливые родители были рады и такому подарку, нежданно свалившемуся с небес.

Что отец, что льющая слезы счастья мать уже отчаялись увидеть своих дочек, о судьбе которых ничего не знали с тех пор, как Совет отказался выдавать какие-либо сведения об их похищении ситхами. Как чета де Сат вообще узнала о нем — загадка. В плане подробностей, а не способа. Пусть магистры скрыли от общественности сам факт похищения падшими юнлингов, тем, у кого есть деньги, в любом месте нетрудно найти щелочку в двери, откуда можно получить интересующие сведения.

Сами веснушки тоже были рады вернуться к маме с папой, хотя и немножко побаивались встречи с ними. Как я понял, они не вспоминали о семье с тех пор, как отдали себя Темной стороне. Родственные узы для ситхов практически ничего не значат. Только как еще один способ достижения целей на пути к вершинам власти.

Я успокоил Кеву и Миру, сказав, родители примут их любыми и простят все грехи. Главное не особо распространяться о последних, иначе отец, с которым я имел честь общаться, закроет блудных отпрысков в фамильном особняке. Дядька даже мне показался строгим, а ведь я Нак Зиилом пять лет жизни провел. Вот уж у кого не забалуешь.

А пока веснушки проводят веселые каникулы у мамы с папой, их подружка с клана юнлингов, ослушавшаяся приказа своего Главы, хлебнет падаванской доли по полной. Прежде я даже не рассматривал возможность привести Лану в Храм, опасаясь, что ее могут схватить ищейки Совета. Но, с другой стороны, откуда они знают, как она выглядит? Столько времени прошло с момента похищения юнлингов. С тех пор сестры Лорсо еще ни разу в поле зрения Ордена не попадали. Если соблюдать все меры предосторожности, то не думаю, что мы так уж сильно рискуем.

К тому же, какой еще у меня выбор есть? Запирать Лану на корабле не вариант, она тут локальный армагеддон учудит. С веснушками отправлять не хочу. Старшие де Сат, конечно, за ней присмотрят, но особо я им не доверяю. Одно дело родная кровь, а другое какая-то шебутная девчонка, от одного присутствия которой вокруг начинает творится форменный хаос. Так что пусть со мной идет. Нова будет в восторге, а с хитрой лисьей мордашкой смазливой что-нибудь придумаем.

Татуировки, которые у мириалан строго индивидуальны и несут свой особый смысл, свести невозможно. Но можно нанести сверху особый слой водостойкого макияжа, чтобы скрыть их и нанести поверх «чистой» кожи новые. В качестве временной меры пойдет, а дальше, с переворотом в Совете, надобность скрываться отпадет окончательно.

Куда больше меня волновал вопрос, как ее оформить до той поры? У нее ведь нет документов кроме тех, по которым она числится в Ордене пропавшей без вести и подлежащей галактическому розыску. Значит, придется делать привязку к моему доринскому гражданству. А там выбор небольшой. Родственница отпадает сразу, а за вычетом нее остается только три варианта: личная слуга, ученица и… супруга. В любом из них имеются свои плюсы и минусы. Вот только ни один не объясняет наличие у Ланы рабочего светового меча и развитую связь с Силой. Такой не бывает без долгого обучения, а, значит, скорее всего придется проводить Лану, как мою неофициальную ученицу. И брать над ней шефство по всем правилам Ордена после получения рыцарского статуса.

Говорю же — бедствие. Подкинула задачку и лежит стенает на капитанской кровати о парне-извращенце. Который вместо того, чтобы возрадоваться появлению любимой девушки, укатал ее в потные сопли своими джедайскими тренировками.

— То ли еще будет, — участливо пообещал я, похлопав вздрогнувшую зеленокожую бестию по голой коленке, прежде чем двинуться к выходу. — Отдыхай пока. Как улажу вопросы с Советом, вызову в Храм. Будь готова к тому времени.

— Изверг, — простонала Лана, окончательно бросившая попытки принять соблазнительную позу и распластавшаяся на простыне в стиле выброшенной на берег медузы. — Я тебе припомню!

— Еще час костоломки после ужина.

— Стой! Я хотела сказать: удачи в Храме, любимый!

— Хм. Два часа.

— За что-о-о?!

— За совращение мастера. Неудавшееся, — наставительно указал я, незримой рукой Телекинеза щелкнув поморщившуюся лисичку по носу. — С корабля до моего приказа ни ногой. Джун! Проконтролируй.

— Принято, капитан, — раздался голос корабельного ИР. Только не с динамиков внутренней связи, а рядом со мной, буквально за плечом, заставив подпрыгнуть и схватиться за меч от неожиданности. Лана, не удержавшись, хихикнула, а Джун подмигнула ей.

— Фрис прав, это было весело. Ой! — Джун схватилась за филейную часть, куда пришелся звучный шлепок и, мигнув, появилась по ту сторону кровати уже в версии «секс-мод», молитвенно сложив ручки на колыхающейся груди. — Все-все, капитан, больше не буду, не деритесь. Отныне я хорошая девочка!

— Хорошие имеют более скромные сиськи, — буркнула Лана, лежа на спине недобро разглядывающая нависшее над ней богатство. — Нет, серьезно, хватит! И отойди в сторону. Свет закрывают.

Оставив девчонок выяснять отношения, я поднялся в рубке, где оба пилотских кресла были заняты квардами. В моем сидела Джун, а во втором Фрис. Оба были так увлечены беседой, что не сразу отреагировали на мое появление. Причем, в это же время еще одна версия квардионная версия Джун щекотала заливающуюся хохотом Лану, судя по доносящемся сквозь пергородки эмоциям обеих. Еще одна приглядывала за веснушками, погрязшими в мире виртуальных джедаев. А еще парочка… не знаю, как расшифровать то, что передали ментощупы, но, похоже, потрошат кого-то из Бизов.

Бедолаги, эх. Судя по всему, дроидофобия Кары заразна. Сначала Илония, теперь Джун. Если и Лану накроет, из женской солидарности, то безобидных железных громозек разберут на запчасти еще до возвращения «Везунчика» на Альдераан. Надо будет хоть Биза-2 отстоять. Он уже успел мне запомниться своей неистовой жаждой чистоты, выделяющей его среди остального числа уборщиков.

— Джун, — позвал я девушку, снявшую руки со штурвала и повернувшаяся ко мне всем телом. «Везунчик» при этом продолжал следовать строго по курсу, установленному переданным маршрутным листом с орбитальной диспетчерской Корусанта.

Трафик в системе настолько плотный, что Сенат давно отдельным постановлением ввел отдельные маршрутные секции пространства на каждый вид судов, чтобы свести к минимуму риск аварий. В масштабе космоса, разумеется, таковые происходят крайне редко, но криворуких пилотов во всех мирах хватает с избытком. Это из тех, у кого есть хотя бы базовая лицензия. Остальные просто тыкают пальцами в кнопочки у штурвала, и коробчонка с гипердрайвом пыхтит из точки А в точку Б. Никакой романтики, сплошная бытовуха галактических масштабов. Однако именно от таких больше всего проблем и возникает. Когда чей-то жирный палец промахивается вместо кнопки вызова бортового дроида с хавкой и попадает в экстренную активацию маневровых на соседней панели.

Ну да ладно, это я так, брюзжу по-шахтерски. Практика в профсоюзе дает о себе знать. До сих пор машинально хватаюсь за отсутствующую каркасную балку над креслом, когда сажусь за штурвал. Таковая в шахтерском боте, на котором я набирал пустотный стаж для получения лицензии, думаю, до сих пор хранит вмятину от моего лобешника. Мстительный куратор, несмотря на все расшаркивания, не забыл, что я угробил его «любимую ласточку» в памятной гонке с курсантами по астероидному полю. Взамен мне дали такую развалюху, что битый жизнью «Везунчик» рядом с ней кажется роскошной яхтой для легких космопрогулок.

— Капитан? — позвала Джун, устав ждать, пока я отлипну от мечтательного созерцания звездной пустоты за обзорным стеклом.

— Кха, да. Ты что там с Бизами вытворяешь, вредительница?

— Как вы узнали?

— Сила.

— Угу, — хихикнул Фрис со своего места. — А еще звук жестянок на весь трюм.

— Так что? — я предпочел проигнорировать языкастого братца и сосредоточился на смущенно потупившейся девушке.

— Я просто давно хотела их модернизировать, но не хватало мощностей и ресурсов. А тут целый реплликаторный комплекс из зерна распаковался! Я могу забить своими квардами хоть каждый уголок «Везунчика», так что Бизам можно найти куда более полезное применение. И, заодно, вашему спарринг-дроиду из тренировочного зала.

— Так! Вот его не тронь. И Биза-2 тоже.

— Почему?

— Не «почему, — передразнил я, — а «есть, капитан!». Не забывайся, Джун. Хоть ты обрела сознание, это не значит, что можешь самовольно устраивать, что тебе вздумается. Это мой корабль и мои правила. Уяснила?

— Есть, капитан! — с готовностью подскочила Джун, освобождая мне кресло первого пилота. — Простите, в следующий раз сразу спрошу у вас. Я просто хотела быть полезной… простите.

— Будешь, — успокоил я ее, потрепав по плечу под укоризненный взгляд Фриса. А что? Нянькаться с ней не моя задача, а его. Своих проблем хватает. Солнцеоких и веснушчатых, с сопением дерущихся за право первой сразиться с боссом из сюжетной ветки обучающегося пролога.

— С остальными Бизами делай что хочешь, а второго оставь. Этот маньяк мне нравится. О! Точно, так его и назовем. Запиши ему в идентификационный код. Будет у нас Маньяк главным по посуде и стирке. Ну а спарринг-дроид меня устраивает таким, какой он есть.

— Даже без функции квардионной модуляции?

— Звучит заманчиво. Что это?

— Будет как квард, только голопроекторы с опорным каркасом останутся. Можно будет создать любое физическое воплощение противника, а не просто его голокопию. Вплоть до мельчайших деталей.

Я вскинул бровь, прикидывая возможность наяву пощупать сексуальную ситочку-забрака, созданную прямиком из влажных фантазий Фриса. В качестве спарринг-партнера ее модель меня устраивала всем, но Джун права. Одно дело сражаться с картинкой, натянутой поверх скелета манекена, а совсем другое с «живой» имитацией реального противника, подчиненной физическим законам мира.

— Добро, — кивнул я счастливо заулыбавшейся Джун. — Смотри только не сломай.

— Опасается свою ситочку больше не увидеть, — более популярно расшифровал Фрис, ловко увернувшись от моего подзатыльника. — Кстати, Джове. Что с Ланой будем делать решил? Как вариант: после того, как Пайна профукали, Совет спит и видит нового козла отпущения найти. Или козу, ха-ха… Ау!

На сей раз подзатыльника ему избежать не удалось. Рука у Джун оказалась ближе моей. А удар тяжелее: пока не научилась соизмерять силу. Сведший в кучку глаза квард тюкнулся носом в приборную панель и картинно стек под кресло, где-то там сжавшись в плотный кубик Гри. Убили, мол. Изничтожили до жалкого физического вместилища, прикрывающее Ядро.

— Кончай придуриваться, Фрис. Понимаю, что настроение хорошее, но сейчас ты должен сосредоточиться. Мы подлетаем к Корусанту, готовься пеленговать сигнал мастера. Он дал нам очень узкое окно, — строго велел я, усаживаясь за штурвал и переходя в режим ручного управления. Не то что бы Джун не доверял, просто таков мой личный пилотский бзик. Посадка и взлет только в ручном режиме. На случай возникновения непредвиденных ситуаций я хотел быть убежденным, что сделаю все ради безопасности корабля и экипажа.

Это одна из причин. Основная: мне просто нравится смотреть и ощущать, как звездолет с легкостью пронзает верхние слои атмосферы. Память прошлого мира, помнящая громоздкие и медлительные орбитальные шатлы, каждый раз в восторженном припадке заходится, видя плавный переход в гравитационный колодец и обратно. Без малейших перегрузок и последствий для организма. То, что большинство пилотов воспринимают за данность, для меня по-прежнему являлось чудом, показывающим одну из граней технологического гения нового мира.

— Есть пеленг, — между тем оповестил Фрис, в бешеном ритме отщелкивая команды на приборной панели связи. — Источник: квадрант 3МР-4578, транзитный космопорт правительственного секторального круга. Парковочное место 10В. Нас уже ожидают.

— Начинаю снижение.

Плавно толкнув штурвал от себя, я вывел «Везунчик» из транспортного потока малотоннажных судов. Аэроразвязка в воздухе над экуменополисом, навроде Корусанта — отдельная головная боль для пилотов. Зачастую даже самые опытные предпочитают отдавать управление на оживленных участках бортовым системам, но мне нужно было запутать след. Предстоящая операция требует полной секретности ото всех заговорщиков до определенного момента.

Ведя «Везунчик» в обход магистральных аэротрасс, я продолжал снижать высоту, перескакивая с одной развязки на другую. Завораживающий танец звездолета в воздухе, выписывающего фигуры высшего пилотажа, на деле требовал огромных усилий и полной концентрации внимания. К тому моменту, как «Везунчик» опустился на отметку в десять километров над шпилями высоток секторального круга, с меня успело сойти такое же число потов. Фигурально. Благодаря экзеру, абсорбирующему выделяемые жидкости носителя, лезть в душ не пришлось.

Преодолев последнюю развязку и вклинившись в тесный поток легкового планетарного транспорта, ведущего к космопорту, я со счастливым лицом откинулся на спинку кресла. А потом и вовсе встал, передав управление кораблем появившейся на нагретом месте Джун и чувствуя себя просто превосходно.

— Отлично повеселился! Фрис, что там с обстановкой?

— Наши сопровождающие уже уладили вопрос с таможней. Оплатим стандартный внос после посадки. Они согласны попридержать данные идентификатора «Везунчика» и не отправлять их в Храм до завтрашнего утра. За лишнюю задержку уже придется раскошелиться.

— Ничего, не обеднеем. С регистрацией как?

— Прошла без проблем. Все даже проще, чем на Альдераане.

— Что, даже на досмотре не настаивали? Странно. Я же не больше не имею гражданства Республики. А из прыжка мы вообще выскочили в обход маяка гипертрассы. Тут же не Нар-Шаддаа, должны были возникнуть вопросы.

— Ты джедай. Этим все сказано.

— Пока только падаван. Рыцаря мне еще официально не дали, и орденские льготы на пилотскую лицензию еще не действуют.

— Без разницы. С джедаями тут связываться ни у кого желания нет. Кроме того: то, что не решают креды, решают очень много кредов, — ухмыльнулся Фрис. — Добро пожаловать в столицу, брат. Главный оплот демократии и коррупции в галактике.

Глава 10. «Воссоединение первых»

Прежде я слышал о мастере Новы только по ее рассказам, и был неслабо удивлен, увидев его воочую у трапа «Везунчика». Орой Лен ждал нас вместе со своей нетерпеливо переминающейся с ноги на ногу ученицей. И с первого взгляда произвел на меня сильное впечатление.

Начать с того, что Орой Лен был типичным экзотом. Раса его называлась телортаи и являла собой результат эволюции хищных птиц с безымянного мира, наделенных феноменальной живучестью и практически не стареющих со временем. Голова — почти копия ястребиной. То есть крупный клюв-крюк, продолжающий лицо, расположение глаз, их форма. Только вместо перьев иссини-серая шерсть. А еще трехпалые руки и нечто среднее на стопах между птичьими когтями и… копытами? С ума сойти. Не могу представить планету, где бы условия жизни сформировались настолько странно, чтобы породить этого гибрида полуптицы-получеловека с непонятно каким еще копытным зверем.

Под стать внешнему виду и ощущения в духовном плане. Столько же противоречивые и непонятные. Я с большим трудом мог разглядеть рисунок эмоций Орой Лена, хотя никаких направленных воздействий ментощупам не уловил. Больше похоже на природную сопротивляемость ментальным воздействиям. Не такую сильную, как мою, но тоже достойную уважения.

Но не так впечатляла она, как то, что я ощутил в Силе. Голова сама поневоле вжалась плечи, пока я спускался по трапу. Вот это мощь! Впервые встречаю адепта Света с таким потенциалом. Рядом с Орой Леном и мастер Нак Зиил слабосилком кажется. Хотя, тут, скорее, все зависит от специализации.

Мастер-мечник против силовика-консула. Оба они профи в своей стезе, так что сравнивать их, все равно что спорить о превосходстве огнестрельного и холодного оружия. Каждое хорошо по-своему, в каждом конкретном случае, зависящем от ситуации, когда его применяют.

Но даже так, я был сильно впечатлен увиденным, почтительно поклонившись, как велит ритуал вежливости в Ордене: с руками, вытянутыми вдоль пояса и смирением на лице.

— Мое почтение, мастер Орой Лен.

— Юный рыцарь-джедай Джове, — папа-птиц, как я его мысленно назвала про себя, моргнул прозрачными веками и изучающе уставился на меня сверху вниз. — Наслышан. Нак Зиил хорошо отзывался о тебе. Надеюсь, ты оправдаешь наши ожидания. Добро пожаловать на Корусант. С моей ученицей, насколько я знаю, вы уже знакомы.

Счастливо вскрикнув, Нова скользнула вперед и сжала меня в крепких объятьях, как и я ее. Орой Лен никак на это не отреагировал, деликатно ожидая, пока ученица выплеснет накопившиеся эмоции. И только когда Нова отпустила меня, слегка смутившись и шагнув в сторону, повел рукой в сторону «Везунчика».

— Оставшиеся девушки присоединятся к нам?

«Силен», — восхитился я.

— Думаю, Нова сама захочет подняться к ним на борт, — я улыбнулся твилеке, широко раскрывшей глаза и от волнения, кажется, забывшей как дышать, — Она очень ждала этой встречи. И мы с вами пока можем обсудить то, ради чего вы решили лично встретить меня.

— Мастер? — легкая дрожь в голосе Новы выдавала ее волнение ничуть не меньше, чем цветной вихрь в ментале. Папа-птиц, чуть подумав и смерив меня еще одним пронзительным взглядом, слегка кивнул, давая разрешение.

Издав ликующий крик и победно вскинув вверх сжатый кулачок, Нова метнулась вверх по трапу «Везунчика», успев перед этим шепнуть мне на ухо многообещающее: «Позже поговорим». Нова уже знала с последнего сеанса связи еще на Альдераане, что вместе со мной на Корусант прибудут Кева и Мира. Но вот о третьей безбилетнице оповещена не была. Думаю, пройдет всего несколько…

— А-а-а!!!

Звуконепроницаемый корпус звездолета оказался бессильным против объединенного счастливого вопля девушек. Эхо от него прошло через все палубы и волнами загуляло в трюме, вызвав мощную рябь возмущений в Силе. Видать, где-то у лифтов столкнулись. А ведь я велел не вылезать до моего приказа. Кошки любопытные.

Орой Лен слегка напрягся, но миг спустя понял в чем дело и расслабился быстрее, чем успел что-то ему объяснить.

— Это надолго, — мудро заметил папа-птиц, движением клюва приглашая следовать за собой.

Отойдя чуть в сторону от корабля, мы укрылись в большой тени громоздкого гравизахвата для транспортировки и погрузки массивных грузовых контейнеров. Таковых в ангаре, куда приземлился «Везунчик», насчитывалось не менее пары сотен штук, занимающих больше половины объема всего доступного пространства. На их однотонном фоне маленький звездолет был практически неразличим. Словно хищная молотоголовая акула, притаившаяся во тьме бескрайних океанских глубин.

— Хороший корабль, — проследив мой взгляд, заметил Орой Лен. Я в который раз подивился звучанию его голоса. Вполне себе человеческого, но с временами проскальзывающими обрывками хищного птичьего клекота. Резкие звуки неприятно царапали слух, но со временем к ним привыкнуть можно. Нова, думаю, их вовсе не замечает: притерпелась за столько лет.

— Мне тоже нравится, — согласился я, вместе с мастером любуюсь «Везунчиком».

— Серия Защитник-3, если не ошибаюсь? Крепкий старичок, таких уже не выпускают. А жаль. Шикарные были звездолеты. На одном из таких, только второй серии, я всю войну прошел.

Мастер замолчал, не спеша продолжать разговор и будто бы погрузившись в воспоминания. А у меня появилось ощущение просвечивающего рентгена через Силу. Источник в груди угрожающе ощетинился, недовольный столь наглым давлением чужого внимания.

Я вопросительно покосился на Орой Лена, продолжавшего разглядывать обводы звездолета.

— Нашли что-нибудь интересное?

— Может быть. Скажи, что я чувствую.

— Нетерпение. Любопытство, — не раздумывая, сказал я, зная, что вилять не стоит. Не перед тем, чей уровень Силы минимум в пару раз превосходит мой собственный. — И… надежду?

— Вот как, — папа-птиц ненадолго задумался. — А тебя не смущает, что ментальную ауру моей расы в принципе прочитать невозможно?

«Упс».

— Не дергайся. Мне известно о твоем даре. Будь иначе, мы бы сейчас с тобой не разговаривали, и на твоем месте сидел бы кто-то другой. И нет, это не твой мастер рассказал мне.

«Тогда как?..»

— На все вопросы ответит Совет после того, как мы соберемся в новом составе. Сейчас в твою задачу входит только следовать плану.

Я нахмурился, чувствуя себя не в своей тарелке. В частности, от того, что Орой Лен ни соврал ни в едином слове. Но и всей правды не сказал, следуя благородному джедайскому обычаю.

— Дополнительные вводные?

— Постарайся не слишком давить на грандмастера Кирона. Старик и так сам не свой последнее время. На этом все. Разве что… — круглый птичий глаз красноречиво уставился на мой световой меч. — Могу я взглянуть?

«Нашла коса на камень», — хмыкнул я, снимая оружие с пояса и давая мысленную команду экзеру на деактивацию маскировки. Под непереводимый клекот очертания рукояти светового меча поплыли, являя жадному взору Орой Лена шедевр оружейного мастерства расы Гри. Вместе с тем ментощупы уловили мощный эмоциональный всплеск, в котором крылась истинная страсть и сущность талартаи.

— Божественное оружие. Оно еще и функцию маскировки имеет? Невероятно, — сглотнув слюну Орой Лен. — Жду не дождусь увидеть его в действии!

Я напрягся, поспешив повесить меч обратно на пояс.

— Ожидаете сильное сопротивление?

Орой Лен отстранился, его взгляд вновь стал цепким и серьезным.

— Вполне вероятно. Нак Зиил привез тревожные вести с Рилота. Скверна поразила самое сердце Ордена джедаев, искоренить ее будет не просто. Но с твоей помощью мы справимся.

— Я всего лишь один джедай, мастер Лен.

— Тот самый джедай, Джове!

— И что это значит?

— Я увидел достаточно, — Орой Лен предпочел проигнорировать мой вопрос. Заметив спускающуюся по трапу «Везунчика» Нову в сопровождении еще одной девушки, он махнул им, подзывая к нам, после чего положил свою лапу мне на плечо.

— Будь на связи, юный джедай. Мы еще не закончили приготовления, так что постарайся не отсвечивать до того, как Совет созовет заседание. Мы пошлем сигнал на твой комлинк, как все будет готово. Можешь отправиться вместе со мной Храм, а можешь ознакомиться с Корусантом. В любом случае часа четыре у тебя в запасе есть. И еще, — острый клюв наклонился к моему уху, обдав жаром и противным душком паленой шерсти. — Нова мне все уши прожужжала о твоем прибытии. Я разрешил ей составить тебе компанию, но предупреждаю заранее, Джове: обидишь ее — ответишь лично передо мной.

«Папа-птиц заступается за своего птенца. Как мило», — я выдавил из себя улыбку подходящим девушкам, внутренне сжавшись от ощущения нависшей надо мной безудержной мощи джедая-консула. Бр-р, ну и силища. Не то чтобы я испугался, но не воспринимать всерьез такую громадину попросту невозможно. Нутро будто наяву сдавливает ощущение беспомощного мыша, схваченного за шкирку острыми ястребиными когтями.

Сбросив наваждение, я смело встретил немигающий пронзительный взгляд птичьих глаз и до предела взвинтил сияние источника. Сила в космопорту словно взбесилась, заставив Нову с Ланой застыть на месте, не дойдя до нас с Орой Леном буквально с десяток шагов.

— Нова моя подруга. Любой, кто причинит ей вред — будет иметь дело со мной.

Мастер-джедай с сомнением засопел, ответно усиливай свой Свет. Секунда, другая. Казалось, вся кипучая деятельность в ангаре застыла, предчувствуя веяние ветра назревающей бури. Я не собирался сдаваться и уже собирался раскрыть источник на полную, когда витающее в воздухе напряжение достигло пика и… все внезапно прекратилось. Орой Лен отступил первым и, запрокинув голову, захохотал вперемешку с щелкающим птичьим клекотом. Совершенно жуткий звук, заставивший скривится не только меня, но и рискнувших подойти ближе девчонок.

— А ты не промах, парень! — трехпалая лапища мощно стукнула по плечу, вне сомнений оставив бы крупный синяк, не погаси экзер кинетическую энергию удара. — Так и быть, разрешаю Нове остаться с тобой и… с кем?

— С моей ученицей. Ларой, — я надавил взглядом на было открывшую ротик Лану, заставив ее потупиться и поклониться мастеру-джедаю. — Мы как раз собирались оформить ее в Храме после возвращения.

— Шусте́р, — восхитился папа-птиц, еще раз хлопнув меня по плечу. Ментощупы уловили его одобрение. — Падаван Лара, значит? Не дурно. Так будет даже лучше.

Не известно, к чему он это сказал. Орой Лен не стал объяснять, а я допытываться. Тем более, перекинувшись парой фраз с Новой, он спешно засобирался и куда-то слинял, предоставив нас самих себе.

Посмотрев на девчонок, я молча раскинул руки и обнял их обеих, приникших к моей груди. Так и стояли какое-то время, покачиваясь в такт какому-то внутреннему счастливому ритму, пронзившему нашу троицу через Силу. Лишние слова были ни к чему. Слишком долго мы шли к этому моменту, чтобы испортить его какой-то неосторожной фразой.

— Эй, а как же мы?! Так не честно!

Я засмеялся вместе с Новой и Ланой, принимая в наш многорукий клубок обнимашек налетевших из ниоткуда верещащих веснушек. Правильно, куда ж без них-то. А так практически весь первый клан юнлингов в сборе. Кроме парней, которых я так и не смог спасти. И тех, о чьей судьбе я до сих пор ничего не знал.

Захандрить мне не дали, затормошив со всех сторон и засыпав бесконечными вопросами, для ответа на которые пришлось возвращаться на «Везунчик» и заваривать новую порцию чая. Благо с Альдераана я захватил с собой достаточно, чтобы полностью удовлетворить свою тягу к этому восхитительному напитку.

— Та-а-к, — протянула, улыбаясь, Нова, сияющими глазами оглядывая нашу компанию, рассевшуюся кружком вокруг кофейного столика в гостиной. — Все в сборе. Даже не верится!

Твилека вместе с льнущими к ней двойняшками заняла софу. Лана уселась в единственное кресло, я прямо на полу, спиной прислонившись к ее ногам. Не потому, что больше вариантов не было, а просто было лень искать еще один стул. К тому же, так столик с вкусняшками гораздо ближе оказался.

Пока я таскал из вазочек мои любимые песочные печеньки, соревнуясь в ловкости с азартной Мирой, также претендующей на сей пекарский шедевр, Лана пальчиками перебирала мне волосы. С ее лица также не сходила улыбка, а в ауре переливалось нежным светлым цветом блаженное умиротворение.

«В сборе, да не совсем все, — я замер на полпути к очередной печеньке и медленно убрал руку, — Гвариум и Свонг мертвы. Мъйят шляется неизвестно где. Алек же окончательно пал во Тьму и умудрился бежать от особистов. Из всего нашего клана юнлингов я смог спасти только половину».

— Джове, перестань, — Нова, заметив мою кислую мину, нахмурила лоб.

— Что?

— Сделай лицо попроще. Не порть момент.

— Вот так?

— Ой, жуть какая! Ты откуда такой оскал вытащил? Верни, верни все как было!

Девушки засмеялись, а я развел руками. Актер из меня никакой, признаю. Но хоть повеселил всех, уже неплохо. Мне-то самому совсем не до веселья, перед глазами так и стоят укоризненные образы парней. Только печеньки и спасают. Хоть немного отвлечься, пока челюсти заняты делом, а желудок поет дифирамбы восхитительному оттенку шикарного зеленого альдераанского чая.

— Нова права. Не думай о прошлом, любимый. Наслаждайся моментом здесь и сейчас, — отсмеявшись, Лана взъерошила мне макушку и успокаивающе сжала плечи у шеи, вызвав по спине целую толпу колючих мурашек. Приятно.

— О-о! — умилились веснушки, одинаковыми жестами прижав ладошки к щечками. — Люби-и-имый… Это так мило! Парочка голубков. Нова, только глянь на них.

Твилека глянула. Мне показалось, или ментощупы уловили укол ревности? Да нет, не показалось. Но надо отдать Нове должное — она быстро справилась с собой. И перевела тему с истинно-женским коварством, жестом фокусника вытащив из-за пазухи нечто странное и бесформенное. Нет, хуже.

Явственно вздрогнув, я с ужасом воззрился на плюшевое «нечто», которое Нова держала в руках. Сшитое из разного размера лоскутков ткани, представляющее собой жуткое подобие чебурашки, попавшего в мясорубку, а затем криво собранное воедино.

— А кто это тут у нас соскучился по хозяйке?

— Не может быть, — обмерла Кева, неверяще протянув руку к плюшевому шедевру доктора Франкенштейна. — Ты действительно ее сохранила… Плюша!!!

«Это жуткое месиво из пьяных фантазий швеи-маньяка «она»?» — я вжался спиной в ножки Ланы, инстинктивно отпрянув назад, когда глаза-пуговки Плюши встретились с моими. Изыди, демон! Великая Сила, ну и мерзость. Мне теперь эта игрушка в кошмарах будет сниться.

— Джове ты чего? Это же Плюша, она совсем не страшная, — искренне удивилась Кева, заметив мою реакцию. И не придумала ничего лучше, чем сунуть эту гадость мне под нос. — Мне сестренка ее сделала в подарок к прохождению Клановых Испытаний. Смотри какая классная!

Чего мне стоило остаться на месте и не дать деру — словами не передать. Только мысль, что в таком случае девки мне покоя не дадут, не позволила сорваться в позорное бегство.

— Д-да… очень.

Кева довольно заулыбалась, прижав свое сокровище к груди и не заметив подвоха. Мира обняла сестру и тоже больше радовалась за нее, чем обращала внимание на остальных. А вот Нову с Ланой так просто провести не получилось. С хитринкой переглянувшись, две лучшие подружки окончательно похерили мои надежды выйти сухим из плюшевой западни.

Попал. Надо будет попросить Джун прописать Маньяку в матрицу личности стойкое неприятие к плюшевым изделиям на корабле. С неуемной Ланы станется подкинуть мне сестру-близнеца Плюши в кровать перед сном. А сон у меня чуткий, и если я обнаружу это плюшевое исчадие на своей подушке посреди ночи… боюсь, одним седым капитаном на «Везунчике» станет больше. А некая лисица лишится хвоста за свои шалости.

Преодолев первые бурные пороги воссоединения, беседа в кают-компании вошла в более мирное русло. К облегчению двойняшек и Ланы, мы с Новой не стали поднимать темы их жизни за прошедшие пять лет. И она, и я понимали, что светлых моментов там было куда меньше, чем темных. Сами расскажут, когда будут готовы. А до тех пор Нова взяла на себя роль конферансье, в красках описывая не только свои похождения, но и мои тоже. Причем последним уделялось раза в два больше внимания.

Так уж вышло, что мое обучение на Дорине оказалось куда более насыщено событиями, чем ковыряние в пыльных руинах давно минувших эпох на пару с одержимым мастером. Неудивительно, что наша связь через квантовый ретранслятор стала для Новы своеобразным окошком в мир. Она помнила подробности происходящих со мной историй с пугающей точностью, не раз и не два вспоминая детали, о которых я уже успел напрочь позабыть.

В голову даже закралось подозрение, что Нова хранит записи наших разговоров и тайком пересматривает их долгими скучными вечерами, пока Орой Лен занят изучением очередной бесполезной находки. В слух я этого не сказал, не став смущать девушку, но пометку на будущее поставил. Будет любопытно самому узнать правду, когда наведаюсь к ней в гости в Храме. А пока Нова поймала кураж и сама не заметила, как перешла на повествование в лицах.

Главным фурором посиделок стала история о моем духовном просвещении сектантов культа Гри, прибывших на Дорин причаститься у носителя священного оружия Богов. Лана с Кевой и Мирой хохотали до слез, слушая о наших ритуальных плясках и добрых советах, которыми я осчастливил верующих, пускающих слюни на мой световой меч. Остальные истории сыскали чуть меньше популярности, хотя веснушки живо заинтересовались той, где повествовалось о зачистке базе работорговцев. Не по причине того, что знали нечто, касающееся этого синдиката и неизвестное мне. Просто сказалось влияние мастера.

Экс-Дарт Ниат терпеть не могла работорговлю во всех ее проявлениях. Что не могло не сказаться на мировоззрении веснушек, с возвращением на Светлую сторону воспылавших кипучей жаждой справедливости. Завороженно слушая, как я принимал участие в атаке на бункер и участвовал в его последующей зачистке, Кева с Мирой сжимали кулачки и потешно хмурили бровки. Будто сами перенеслись в тот самый момент и принимали непосредственное участие в воздаянии мерзким работорговцам по заслугам.

Лану тоже впечатлил рассказ. Но в ее случае к гордости за меня прибавлялась немалая крупица ревности вперемешку с завистью. Наша с Новой история общения насчитывает ни один год, тогда сама Лана была лишена такого шанса. И не важно, что мы спим вместе. Секс — это одно, а общие воспоминания, пусть и разделенные мириадами звездных парсеков, совсем другое! Острые девичьи коготки так и покалывали кожу на моей шее, пока Нова вдохновенно вещала о случившемся. Не забывая время от времени поглядывать ну лучшую подружку с чувством превосходства, чем приводила ту в еще большее раздражение.

Небольшой экскурс в историю. Нова прекрасно знала о моих с Ланой отношениях. Еще во время перелета с Нар-Шаддаа к Альдераану, заговорщицки хихикающая лисичка порой на целые часы занимала квантовый ретранслятор, о чем-то сплетничая с Новой и кидая на меня весьма красноречивые взгляды, стоило показаться в поле зрения. Сомнений, кому две подружки перемывают косточки не было, да и кого это волнует? Однако я наивно полагал, что они там уже давно поделили себя между собой и проблем при встрече не возникнет.

Наивный джедайский парень. С чего я взял, что куцый опыт предыдущий жизни позволит мне хоть как-то понимать женщин?

Когда первые восторги после воссоединения остатков первого клана юнлингов стихли, между давними и лучшими подружками началось молчаливое соперничество за мое внимание. Причем сдаваться никто не собирался. И если Лана играла больше от зашиты, отстаивая уже занятое место в моем сердце, то Нова агрессивно кидалась грудью на амбразуру, щедро посылая хлопающими ресничками массивные пулеметные очереди страстных обещаний.

Каюсь, от такого напора я слегка растерялся. За все время беседы Зов Силы успел набить оскомину при взгляде на Нову. Еще и веснушки огонька подбавляли, нисколько не смущенные происходящем и дружно болеющие за обе стороны противостояния. Слава Силе, хоть к ним не тянуло. Не знаю почему. Может, не доросли еще, и как потенциальных партнерш я их даже в теории не воспринимал.

Зато Нова другое дело. Сексуальная твилека, чью природную притягательность ничуть не скрывали простые падаванские одеяния, ни капли не уступала по красоте мириаланке. В итоге я оказался меж двух огней, борясь с взбрыкнувшим естеством и стараясь смирить хаттов Зов, пока он окончательно не свел меня с ума.

Экстренная медитация с полуоткрытыми глазами поправила дело. Я вновь смог дышать свободно и дальше принимал минимальное участие в беседе, просто любуюсь увлеченно щебечущими девчонками и наслаждаясь редким моментом покоя. Продлившимся еще по меньше мере час, прежде чем от отца веснушек пришло сообщение. Он и супругой уже подлетали к космопорту и были готовы забрать блудных дочерей домой.

Градус веселья в кают-компании разом понизился. Никому не хотелось расставаться так рано, но жизнь диктует свои условия. У двойняшек есть обязательства перед семьей, а у нас с Новой перед Орденом. Настала пора нам на какое-то время расстаться и заняться каждый своими делами.

Пока Кева и Мира будут наверстывать упущенное с родителями, нам с Ланой и Новой надо в пару мест заскочить. Я не забыл о своем плане взять ученицу в Храм. А, значит, Лане пора сменить облик. Одно дело перед Орой Леном личиком светить, а совсем другое перед посторонними джедаями. Мы должны сделать все, чтобы личность Ланы не вызвала лишних подозрений у храмовой СБ.

Прежде чем скомандовать окончание чайным посиделкам, я еще раз утонул в многоруком клубке обнимашек.

— Будет вам, — пожурил я девушек, утирающих невольно выступившие слезы. — Не последний раз же видимся.

— Обещаешь? — тут же с надеждой вскинулись веснушки. — Мы еще встретимся все вместе? Обещай, Джове!

Ну, что с ними сделаешь. Пришлось дать слово, после которого умиротворенные девчонки и впрямь начали собираться. Я занялся тем немногим, чем мог помочь: встал в сторонке и не отсвечивал, наблюдая, как зеленый ураган сметает все на своем пути. Уборка в исполнении Ланы всегда напоминает зачистку территории с применением тяжелого вооружения. Глядя на нее, даже Маньяк со своей жаждой чистоты поспешил убраться с дороги. Лана, взявшаяся за дело, страшна как раз своей кипучей деятельностью. Эффективность которой редко достигала хотя бы половины от внешнего вида, но старание прослеживалось. Особенно сейчас, когда Нова перетянула на себя львиную часть всеобщего внимания, возглавив долгожданное воссоединение первого клана юнлингов.

Пока борющаяся с ревностью и сражающаяся с грязными чашками лисичка наводила шороху в камбузе, Нова помогала двойняшкам со сбором их небогатых пожитков. Поправка: небогатых с женской точки зрения.

Не считая своих пропитанных Темной стороной световых мечей, которые Кева и Мира сдали мне под клятвенное заверение отыскать равноценную замену на складе Храма, у них имелась с собой всего (!) по три объемных баула. На каждую. Самый маленький весом под полсотни килограмм. Что они туда напихали я даже не пытался узнавать, молча отконвоировав поклажу Телекинезом к выходному трапу. Проще было смириться, чем начинать бессмысленные споры с за отстаивание каждой дико нужной и бесценной тряпки.

Судя по далеко не белой зависти Новы, помогавшей подругам с погрузкой вещей на антигравные тележки, она тоже бы не отказалась расширить личный ассортимент. Мотание в вечных командировках по удаленным системам в поисках старинных артефактов, да еще и в компании учителя, которому до одного клюва желания ученицы, накладывают свой отпечаток. Ситхи в этом плане более снисходительны к своим аколитам, тогда как джедаи, в большинстве своем, практикуют принцип здорового аскетизма. Мой бывший мастер не исключение, но он, в отличии от Орой Лена, издевался только над собой, а мне позволял жить, как того сам пожелаю. За что ему больше человеческое спасибо!

Нове в этом плане повезло куда меньше. Ее мастер оказался упертым консерватором, и бедняжке пришлось хлебнуть джедайских заморочек по полной. Что я и собирался компенсировать для нее в самое ближайшее время, планируя предстоящую прогулку и вызывая аэротакси до пассажирского терминала.

Отдельная песня, как мы грузились всем скопом в эту тесную двуместную тарантайку с открытым верхом. Так как нормальной машины нам прислать не смогли из-за высокой загруженности в дневной час-пик, оператор транспортного бюро разродился старым корытом тысячелетней давности, по которому давно утиль плачет. С облезшей краской по бокам и свежими сварочными швами на корпусе со стороны движка.

Тем не менее, оно вполне себе сносно летало, к всеобщему удивлению поднявшись в воздух после погрузки необъятных баулов веснушек в багажное отделение. И даже когда мы впятером втиснулись на два передних сиденья, гордая машинка не сломалась. Натужно пыхтя чихающим движком, она легла на заданный маршрут до пассажирского терминала, поражая своей стойкостью. Вот только легче от этого не стало ни ей, ни мне, на чьих коленях устроились две шумно сопящие барышни зеленых и голубых расцветок соответственно.

Сидеть было дико неудобно, но я терпел и старался не обращать внимания на ехидные комментарии браслета Фриса с запястья, искренне наслаждающегося моими мучениями. Они с Джун так и не появились во время нашего с девчонками разговора, тактично дав нам возможность пообщаться наедине. Зато теперь братец вовсю наверстывал упущенное, ехидно комментируя каждый этап борьбы девчонок за мою тушку. Возразить было нечего. Я и впрямь напоминал себе сплющенного мармеладного мишку на самом дне конфетной упаковки.

Лана обнимала меня со стороны двери, втиснув грудь в правое плечо. Нова с левой, одной половиной пятой точки уместившись на моей коленке, а второй постоянно сползая в выемку между сиденьями, но упрямо занимая прежнее положение. От чего постоянно елозила по моему паху, вызывая понятую реакцию мужского организма.

Беря во внимание довольное сопение Новы и прямо противоположное по тональности урчание Ланы, о чудодейственном эффекте оного былиосведомлены обе. Точно также, как и двойняшки, занявшие сиденье пилота, откуда имели прекрасный обзор на происходящее сбоку. Глядя на наши ерзанья, сестры тихонько хихикали в кулачки и игриво постреливали в глазками, явственно намекая, что тоже не прочь посидеть на чьих-нибудь коленках.

«Вы то куда, пигалицы мелкие? — по моему виску скатилась паническая капля пота, реагируя на щекочущее касание лекку Новы к моей щеке. — Против этих двоих вам еще года по окопам лазить, чтобы хоть какими-то боеприпасами разжиться!».

В любви как на войне. Пока твилекская артиллерия выдавала залп за залпом, подавляя противника на фронтах, мириаланкое сопротивление нанесло удар с тыла, прикусив острыми зубками мочку уха. Ау-у! Запрещенный ход, подействовал как удар тока по оголенным нервам. Не имя возможности отступить с линии огня, я сцепил зубы и молча терпел, борясь с нарастающим напряжение и раскалывающим виски Зовом Силы.

«Ситхово аэротакси, неужели нельзя лететь быстрее?»

В тот же момент Сила, услышав мою беззвучную мольбу, смилостивилась, и натужно скрипящая машина начала снижение. Итого весь путь от ангаров к пассажирскому терминалу около минуты. Целой. Медь его. Полной. Адовых. Страданий. Минуты!

«А ты ведь Нове проставиться обещал. Пироженками, — прозвучал в ушах деланно-задумчивый голосок Фрис. — Похоже, из-за Ланы сладкое свидание обломалось. Или сообразишь на троих?»

— Умолкни.

— А?

— Это я не вам! — торопливо засуетился я, с облегчением выдохнув и спешно выбираясь на волю под хихиканье веснушек. — Вылезайте и помогите Кеве и Мире с багажом. Вон их родители уже к нам бегут.

Встреча семейства де Сат получилась душещипательная и очень бурная. Пока счастливая мать обнимала таких же ревущих в три ручья дочек, Лана с Новой стояли в сторонке рядом с из поклажей и умиленно утирали глаза на мокром месте. Я же оказался взят в оборот главой семейства де Сат, стиснувшего мою руку в медвежьей лапе и утащившего в сторону от непрерывного потока пассажиров. После чего последовал недолгий профессиональный допрос, за который суровый отец убедился в благонадежности друга своих дочек, лишь затем соизволив сменить гнев на милость и пояснив причины такой подозрительности.

Хотя мы с ним заранее утрясли все вопросы по удаленной связи, Грег, как он представился, предпочитал составлять личное впечатление о собеседнике. И тот, кого он видел сейчас, его полностью устроил. Не будь так, Грег бы не за что не согласился еще раз отдать дочерей в Орден. А так с меня взяли слово, что я лично позабочусь о его девочках, когда они вернутся в Храм. И, не дай бог чего случится, с меня же спросят в первую очередь.

Я с пониманием отнесся к таким требованиям, без колебаний дав согласие. У меня самого было в планах приглядывать за веснушками после их возвращения к джедаям. Не для того я их за шкирку из бездны Темной стороны вытаскивал, чтобы Орден слил все мои труды на нет. К тому же, чисто с мужской точки зрения, я полностью понимал Грега. Будь у меня дети, я бы тоже места себе не находил, переживая за их судьбу. Тем более, если они умудрились пропасть без вести на целые годы из попустительства людей, которым их доверили.

Удивительно вообще, что он снова дал согласие на обучение веснушек в Храме. Но тут надо понимать менталитет жителей Корусанта, с молока впитывающих столичную пропаганду о джедаях, а также само положение семьи де Сат.

Аристократы в республиканской столице не столь вольны в своих решениях, как на том же Альдераане. Если удаленные системы еще могут как-то отстаивать свое право растить одаренных детей самостоятельно, то на Корусанте таких привилегий нет ни у кого. Не знаю, как в старую эпоху, но последние десятилетия Орден стабильно тащит чувствительную малышню себе, чуть ли не с боем вырывая младенцев из рук матерей. Так случилось со мной. И со всеми юнлингами, похищенными падшими джедаями под предводительством Фаниуса.

Вызваны ли такие действия джедаев очередной бестолковой реформой Совета, или имеет место быть предлог «купирования» проблемы возникновения новых ситхов — история умалчивает. Одно я знаю точно: у Грега не было особого выбора, как поступить. Кева и Мира проходят на учете в Республиканской системе, как дети с повышенной чувствительностью к Силе. А, значит, обязаны пройти минимальный курс обучения способностям в Ордене джедаев, чтобы не стать угрозой окружающим и самим себе.

Другой вопрос, что раньше джедаи были вольны сами выбирать свой путь после обучения в Храме. Никто не принуждал их становиться рыцарями и отправляться на войну. Сейчас многое изменилось. Политика Совета привела к расколу, а последние пять лет, со слов Новы, планомерно вбивали последние гвозди в крышку гроба репутации Ордена. Враг, в поражение которого мне предстоит внести свою лепту, сделал все, чтобы внести раздрай в ряды джедаев, сделав их них бездушных дроидов с кодексом головного мозга.

«Я не допущу, чтобы подобное произошло с веснушками».

Увидев решимость в моих глазах, Грег слегка оттаял и уже более мягко поинтересовался дальнейшими планами на ближайшее время. О которых я вкратце его просветил, намекнув на возможное торговое сотрудничество в будущем. Без лишних подробностей, но глава рода де Сат заинтересовался, обещав подумать и связаться со мной, когда примет окончательно решение.

Чтобы ему думалось попроще, я дал ему контакты Съяна и посоветовал заказать пару пробных рейсов за мой счет. Де Сат управляли небольшим заводом по производству недорогих аэротакси для, преимущественно, городского транспортного сообщения. Спрос на них не иссякал из-за дешевизны и легкости обслуживания, но из-за ограниченности в сырье и постоянном давлении конкурентов, бизнес развивался медленно. Де Сат никак не могли прорвать предел для начала внешней торговли за пределами системы, вынужденные тратить львиную часть прибыли на решение внутренних вопросов.

Дальнейшее обсуждение сотрудничества мы с Грегом отложили до результатов первых продаж аэротакси за пределами сектора. Я также издали добавил, что мне требуются одаренные навигаторы. Такие, как Кева и Мира, имеющие все шансы стать уважаемыми сотрудниками в моей компании, если не пожелают остаться в Ордене после завершения обучения.

Грегу мое предложение понравилось. Перспектива оставлять дочерей в Ордене не больно-то его прельщала, особенно после их похищения ситхами. Тогда как мой вариант сулил сестрам стабильность, достойную зарплату и интересную работу. Навигаторы высоких классов ценятся в любых отраслях, хоть сколько-нибудь связанных с гиперпространственными перевозками. Я мог обеспечить веснушкам достойное будущее и собирался сделать этого во что бы то ни стало.

В общем, расстались с Грегом на хорошей ноте. Еще раз пожав мне руку, он ушел забирать жену и дочерей, а я подошел к Лане с Новой, как раз закончившим помогать Телекинезом грузить багаж двойняшек в роскошный аэрокар их родителей, на который то и дело заглядывались проходящие мимо пассажиры. Ну еще бы. Вместительная люксовая красотка с хромированным кузовом и изящными крыльями-рассекателями по бокам, так и сверкающая роскошью и блеском. Даже я слюни пустил, хотя душа лежит к тачкам более спортивного вида.

Вот что значит уровень! Когда окончательно осяду на Альдераане, надо будет такой же обзавестись. Просто из чувства любви к прекрасному.

— Попрощались? — спросил я, наблюдая, как транспорт де Сат поднимается в воздух, увозя счастливую воссоединившуюся семью.

— Да, — вздохнула Нова, вместе с Ланой активно махая руками веснушкам, прилипшим носиками к стеклу заднего вида. — Грустно их вот так отпускать. Чувство, будто видимся в последний раз.

— Не переживай. Я переговорил с их отцом. Грег согласен отослать их в Орден, когда там все успокоится.

— Правда? — воспряла духом Нова.

— Да.

— Здорово! А ты, Лана?

— Не знаю, — мириаланка беззаботно пожала плечами. — Не уверена, что мне есть место среди джедаев. В любом случае, будет так, как скажет Глава моего клана.

— О. Да у вас впрямь в серьезно.

Терпение Новы, и не думающей забывать о соперничестве с Ланой, достигло крайней точки кипения. Я торопливо прикрыл мириаланку собой, реагируя на возникшую угрозу. Ощущение возникло, как если бы начинающих затухать уголек вновь разгорелся ярким слепящим глаза пламенем. Нова, конечно, по Силе еще даже близко не на уровне Орой Лена, но, чисто по ощущениям, уже сейчас сильнее меня.

Впрочем, опять же, у нее и специализация другая. Я больше как физик с ближним боем и ментальными атаками на внесение хаоса в рядах противника. Она же пошла по пути развития джедая-консула, сделав упор на развитие потенциала и тренировку сложносоставных техник. Мы оба были словно отражения наших мастеров. А Нак Зиил никогда бы не уступил перед Орой Леном, какой бы Силой тот не обладал.

Сосредоточившись, я позволил Свету Новы безвредно пройти сквозь себя, после чего сам разогнал источник, заставив еще ее саму с негромким возгласом отшатнуться.

— Эй! Ты чего дерешься?!

— Не я первый начал.

— Ах так… Защищаешь ее, значит? А как же я?

— Ну хватит, — Лана встала между нами и развела руки, будто удерживая от драки. Но губы ее улыбались, да и в ментале ощущался явный привкус острого веселья. — Что вы как дети? Пойдем лучше погуляем. У нас всего пара часов из отведенных Орой Леном осталась.

— Точно! — всполошилась Нова, юлой завертевшись на месте. Перемена настроения произошло так быстро, что я поневоле заподозрил тщательно разыгранный спектакль с непонятной целью.

— У нас же еще куча дел! Джове.

— Что?

— Не «что», — передразнила меня твилека, под смех Ланы показав дразнящий язычок. — а пошли! В программе минимум экскурсия по Бесконечному городу. За мной!

Глава 11. «Бесконечный город»

Начинающему путешественнику, впервые побывавшему на планете, представляющей из себя один огромный город, сложно совладать с эмоциями. У меня подобный опыт уже имелся: перед Корусантом я успел посетить Нар-Шаддаа. Но все равно вид огромного, населенного триллионом живых существ муравейника с высоты туристической аэротрассы вызывал неизгладимые впечатления.

Пока мы с Ланой и Новой летели на аэротакси посреди сплошной мешанины такого же легкового транспорта, я невольно возвращался мыслями к Нар-Шаддаа, сравнимая два схожих и одновременно разных мира. Как и Корусант, Луна контрабандистов представляла собой экуменополис, полностью покрывающий планетарную земную кору. Мир хаттов, где царил контраст богатства и бедности, счастья и нищеты, удовольствия и смерти, щедро разбавлялся яркими красками неонового света, скрывающими неприглядную картину. Там я чувствовал себя, как муха, попавшая в сладкий сироп и медленно ползущая по краю банки навстречу липкой безнадежности. Сосущая пустота, замаскированная яркой конфетной обложкой, сулящей немыслимые наслаждению любому, вкусившему ее гнилую сердцевину. Таковой есть и является с незапамятных времен Нар-Шаддаа, стягивающая в свои недра всевозможные отбросы со всех уголков галактики.

Яркий, благообразный, величественный, вызывающий трепет Корусант… по сути ничем от нее не отличался. Та же самая начинка, только под другим соусом. И вместо шелестящей разноцветной обертки толстый слой фольги в несколько слоев.

Летя на аэротакси над Бесконечным городом, я слушал Силу и качал головой. Корусант был прекрасен. Величественные шпили мегавысоток, вздымающихся высоко в небеса. Секторальные круги, видные даже из космоса, где царит вечное движение и кипит труд миллионов разумных, расцвечивающих недра планеты жгучим огнем плазменных горелок, реками плавящегося металла и светом ярких прожекторов. Шикарные районы всевозможных назначений, разделенные на прямоугольные секции, тянущиеся на многие километры. От жилых, коммерческих, развлекательных и парковых зон с искусственными насаждениями, до гремящих заводов, выпускающих непрерывным потоком сотни тысяч тонн продукции ежедневно. И это только верхушка Бесконечного города! То, что было видно невооруженным глазом, пока аэротакси летело в широком потоке транспорта под безоблачным солнечным поднебесьем. А внизу?

Где-то там, в десятках километрах под многовековыми пластами наслаивающихся уровней, кроется совершенно иной мир. Очень похожий на тот, который я имел возможность потрогать и вдохнуть на Нар-Шаддаа, но слишком далекий, чтобы напрямую воздействовать через Силу.

Корусант скрывал свою сущность куда лучше, чем луна хаттов, которой не требовалось претворяться сияющим маяком демократии для всей галактики. Отсюда и разница. Вечно истекающая кровью и кричащая от страданий и боли Нар-Шаддаа против укутанного в толстый слой наслаивающихся друг на друга уровней Корусанта. Оба мира гнили заживо, но если первый не скрывал этого, то на второй наложили столько заплаток, что стало казаться, будто проблемы не существует.

Но она была. Где-то там, похороненная глубоко под нижними слоями бездушного металла, за сотни тысячелетий существования Корусанта успевшего впитать столько боли, что пропитался ей насквозь. Не знаю, как джедаи могут жить в таком мире. Это же пытка! Изо дня в день ощущать отголоски мучений жизни под собой, при этом не пытаясь ничего с ними сделать.

Хотя, может это просто я такой чувствительный. Вон Лана с Карой очень даже бодрячком держатся. Смеются, шутят, меня дергают с глупыми, но очень важными именно сейчас вопросами. Их явно не волнует, что мы летим над крышкой могильника, в недрах которого заточены смердящие смерть и страдания.

И все же, Корусант прекрасен. Если отрешиться от Силы и заставить себя не смотреть вглубь, то это самый впечатляющий город из всех, что я видел. Не красивый, а именно впечатляющий. Та же альдераанская архитектура, гармонично вписывающаяся в природу, а не калечащая ее, нравится мне куда больше. Но смотреть на Бесконечный город и не признавать его величие, попросту невозможно. Люди и близкие к ним расы сумели создать нечто, неподдающееся осмыслению. Целый мир из металла, где сосредоточены мечты и надежды мириад разумных, населяющих Республику.

А еще, я с удивлением обнаружил, что воздух над поверхностью города вполне пригоден для дыхания. Нова спросила перед отлетом с космопорта, для чего я притащил кислородные респираторы с «Везунчика». Я рассказал, но еще до того, как закончил, твилека перебила меня и успокоила, объяснив, что атмосфера планеты давно поддерживается искусственным путем и вполне себе нормально функционирует. Иногда даже дожди проходят. Редко, по праздникам, и в строго отведенных для этого зонах с искусственными морями, куда стекаются туристы со всего Бесконечного города.

Корусант не Нар-Шаддаа, где выше определенной отметки без шлема или дыхательной маски долго не протянуть. Все же мир хаттов изначально был малопригоден для проживания людей. А на Корусанте кислород синтезируется в специально предназначенных для этого зонах и разгоняется по всей планете, позволяя поддерживать привычный баланс с углекислым газом вплоть до средних слоев атмосферы.

Бывают, правда, сектора, где без кислородной маски не походишь: там, в основном, экзоты живут. Но мы туда не собирались, взяв курс к смешанному сектору близ Храма джедаев, чтобы не летать далеко после получения сигнала к возвращению. Высотные здания здесь встречались значительно реже, зато хватало оживленной торговой и развлекательной инфраструктуры. Большинству обывателей территория Храма закрыта, но любителей поглазеть на столичный оплот Ордена джедаев хватало.

Я тоже не отказал себе в удовольствии полюбоваться пирамидальным зиккуратом Храма, пусть и изрядно потрепанным после последних ситхских войн. Проект его восстановления временно приостановили из-за известных событий Четвертого раскола, так что шпили, где ранее заседали Советы Ордена, включая верховный, так и остались невозведенными. До той поры джедаи успели восстановить только внешний фасад четырехгранной пирамиды и разгрести от обломков часть прихрамовой территории. Удар армады ситхов был страшным и нанес Храму колоссальный ущерб, который предстоит ликвидировать еще многим поколениям джедаев после нашей эпохи.

Все могло бы измениться, реши Сенат проспонсировать джедаев, но политики одинаковы во всех мирах. Нужды других волнуют их только во время предвыборной кампании, и то, чисто символически. Никто не станет вбухивать миллионы кредов в дело, которое не принесет в будущем значительной прибыли. А Орден, увы, не настолько богат, чтобы позволить себе содержать тысячи джедаев и тратить огромные средства на масштабный проект восстановления столичного Храма.

На самом деле, для меня все еще загадка, откуда у джедаев имеются средства к существованию. Налоги граждан уходят в казну Республики, а на одних пожертвованиях добрых самаритян долго не протянешь. За время моего обучения Нак Зиил старательно обходил эту тему стороной, так что, скорее всего, имеют место быть какие-то не совсем чистые махинации, в которых замешан Совет Ордена.

Но даже если так: кому какое дело? Меня тоже ангелом не назвать, если припомнить, с чего именно я начинал создавать свой капитал на Тайтоне. Гордости мои тогдашние поступки не вызывают, так что не мне судить магистров, у которых ежедневно болит голова на тему, как прокормить, одеть и обуть своих братьев и сестер. Каждый в этом мире выживает как может, и, если ради блага других придется замарать собственные руки: так тому и быть. Это нормальный порядок вещей в системе, где правит культ денег.

Мы с Фрисом упорно трудились, чтобы не стать его очередными жертвами и, хочется верить, добились определенных успехов. По крайней мере, отправляясь с двумя девушками на прогулку, я мог дышать спокойно и не думать о каждом потраченном кредите.

Когда аэротакси приземлилось в открытом транспортном терминале посреди оживленной улицы под открытым небом, Нова немедленно затащила нас с Ланой в ближайший торговый ряд наподобие открытого рынка. Там мы обзавелись восхитительным тающим на солнце мороженным в органических безотходных упаковках, с разными вкусами. Я, как любитель классики, взял самое обычное сливочное. Лана со вкусом мейлуруна — какого-то экзотического фрукта с приятным кисловатым вкусом. А Нова последовала моему примеру, взяв сливочное, но с изрядной примесью темного шоколада. Сладкоежка. О чем я не преминул сказать, большим пальцем стерев с кончика ее носа шоколадный след.

Машинальный и неосторожный жест положил начало очередному витку противостояния Ланы и Новы. Я уже не сопротивлялся, на автомате доедая мороженное и позволяя азартно спорящим девчонкам тянуть меня то в одну, то в другую сторону. Тем более, что двигались мы в верном направлении к зданиям, оказывающим различные услуги населению. Здесь же Лане предстояло небольшое перевоплощение, а нам с Новой небольшая смена имиджа.

Я собирался порадовать твилеку подарками для разнообразия гардероба, а то на ее тунику не первой свежести без слез не взглянешь. Ну и сам собирался «прибарахлиться», занеся в базу данных экзера с десяток различных костюмов. Благо, покупать их для этого не требовалось, достаточно коснуться для считывания матрицы и создания соответствующего образа в списке доступных форм.

Минут пять бега и толкотни по бурлящим живым муравейником столичным улочкам, и нашу тройку вынесло в нужный квартал, выделяющийся на фоне прочих обилием рекламы и более стильной отделкой торговых зданий. Запихнув вяло сопротивляющуюся Лану в ближайший женский салон и сдав на руки манерному стилисту с зализанной прической и услужлив-вежливым поведением, я утянул Нову в одежный магазин напротив. Где завис еще на час, позволив счастливой до розовых соплей твилеке устроить целый показ мод и выбрать себе наряд по вкусу. По факту, от меня ничего особого не требовалось. Только одобрительно угукать и ходить по рядам в промежутки примерки, «прицениваясь» и записывая матрицы понравившихся шмоток в экзер.

Под конец Нова настолько распалилась и раскрепостилась, что уже хотела было затащить меня в примерочную для помощи подбора нижнего белья, но тут вернулась обновленная Лана и решительно прервала форменное безобразие. Я умудрился избежать наказания, выразив положенное восхищение ее новым образом и заслужив милость в виде довольной улыбки и демонстрации нового образа с разных ракурсов под завистливые взгляды Новы.

Что сказать: стилист постарался на славу. Не меняя природных черт лица Ланы, умудрился подчеркнуть ее красоту, навертев новую прическу в фирменном альдераанском стиле «упорядоченного нечто» с вьющимися хвостиками и косичками. А также изменил положение татуировок, внеся ровно такие изменения, какие я запрашивал. Внесенные авансом полторы тысячи кредов явно стоило затраченных усилий. Лана сияла посвежевшим личиком, а когда зарылась вместе с приободрившейся Новой в секцию одежды из высшей ценовой категории, магазин буквально расцвел цветами незамутненного женского счастья.

Еще бы. Оплачивал-то все я, и дал указание Лане и Нове по максимуму опустошить мой кредитный чип. Заветные слова, которые вызывают у любой девушки определенное сердечное томление, обусловили размер ответной благодарности. Посовещавшись наедине, подруги все-таки затащили меня в примерочную на показ нижнего белья.

Вид стройных подтянутых фигурок, демонстрирующих очередные кружевные шедевры именитых кутюрье, едва прикрывающие интимные места, даром для мужской психики не проходит. Если бы не экзер, к концу показа меня можно было бы выжимать, как мокрое полотенце. А этим стервочкам хоть бы хны! Хихикают, глазками стреляют, изгибаются соблазнительно. В общем развлекаются как могут, пока я истекаю слюной и пытаюсь побороть бунт в штанах.

Но, как и водится, все хорошее не длится долго. Время, отведенное Орой Леном, скоро подойдет к концу, а культурная программа на сегодня выполнена не до конца. Для полного счастья осталось закинуть в топку что-нибудь более существенное, чем парочка мороженных, и можно выдвигаться в сторону Храма. Неизвестно, когда еще выдастся время на личные нужды, так что я собирался использовать оставшееся время до заседания Совета по назначению. После него, когда все закрутится, точно будет не до того.

Заказав у довольных продавцов доставку покупок на «Везунчик» и через браслет Фриса предупредив Джун, я в компании приодевшихся цветущих девушек отправился на поиски ближайшего пищевого заведения. Ну, как отправился. На деле полетел, словно сухонькая бабка, сдернутая в полет двумя питбулями на поводках, азартно рванувшими за увиденной в кустах дворовой кошкой.

Дабы не пропахать носом рифленую тротуарную мостовую, оставалось только временами нырять во Вспышку и корректировать курс движения, лавируя между спешащими по своим делам горожанами. В погоне за минуткой счастья две подружки не обращали внимания на препятствия, ломясь навстречу большому куполообразному зданию, возвышающемуся вдалеке. Вот только с нашим темпом бежать до него пришлось бы все оставшееся время прогулки, а на такую жертву ни Нова, ни Лана пойти не могли.

Переглянувшись, девушки дружно кивнули своим мыслям и потащили меня в сторону ближайшей пассажирской платформы, следующей вдоль оживленной улицы по длинному маршруту с остановками. Я успел только придушенно мявкнуть, как вдруг оказался зажат в тесной толпе, под завязку заполонившую платформу. Если бы не силовые ограничители перилл по ее краям, так бы и высыпался с другой стороны, попросту выдавленный напирающим потоком потных и пыхтящих от усердия пассажиров. Мои спутницы успели сориентироваться лучше и прижались ко мне с двух сторон. Лана спереди, а Нова со спины. При этом обвив руками мой пресс, уткнувшись носом между лопатками и довольно засопев.

Так и полетели. И даже относительно мирно, пока я не начал ощущать некое несанкционированное ерзанье снизу. Лана прижималась слишком плотно и настойчиво. А когда убедилась, что привлекла мое внимание, то обернулась и показала мне дразнящий кончик язычка. Глядя в ее светящиеся лисьим коварством глаза, я гулко сглотнул и прошептал:

— С ума сошла? Не здесь же.

— А ты попробуй останови меня, хи-хи.

Одновременно с этим ее «хи-хи» пресс обвили чьи-то изучающие ладошки со спины. Скользнув сначала вверх к грудным мышцам, где быстро удовлетворились ощупанным, после чего поползли ниже. И еще ниже… э? Куда?!

Двойное «хи-хи». И жаркое сопение в ухо. Я возвел очи-горе к небу, ловя широко распахнутыми глазами солнечные зайчики. Кодекс наше все. Держаться и не сдаваться! Я джедай, а значит выше низменных позывов плоти…

— Хи-хи!

Убью. Паду на Темную сторону, но все равно убью. Обеих!

(— sexual content)

***

Заказав аэротакси, мы с Ланой и Новой какое-то время стояли рука об руку без разговоров, просто наслаждаясь близостью друг друга и разглядывая зиккурат Храма. Отгул по личным нуждам закончился, как и ожидалось: взаимным удовольствием всех участвовавших сторон. Девушки получили то, ради чего затеяли шутливую борьбу за мое внимание. И теперь сияли масляными улыбками мартовских кошек, очухавшихся под утро на припекающей солнышком гаражной крыше. Для них сегодняшний день однозначно войдет в историю. Потому что забыть подобное просто нереально!

Бедный ресторанчик с забавным названием «Бистро-Мистро». Надеюсь, дроиды справятся с тем бардаком, который мы с Ланой и Новой устроили у них на кухне. И уж точно не узнают о произошедшем. Фрис заверил, что все камеры были под его контролем, а электронные мозги поваров перепрошиты на пассивный режим готовки… м-да. Надо потом будет уломать его дать глянуть, что получилось. Чую, сюжет потянет на золотую жемчужину его личной коллекции о моих эротических похождениях.

Подобно ластящимся ко мне Лане с Новой, я тоже ощущал приятное расслабление во всем теле. Вот только удовольствие от интима с двумя сексапильными джедайками перекрывало осознание предстоящей работы. Аэротакси уже подлетало, а это значит пришла пора с головой окунаться в пуду, пытаясь вытащить со дна выгребной ямы прилипшую джедайскую честь Ордена. Получится или нет — не так важно. Моя задача состоит в активации спускового крючка, по которому Нак Зиил и с союзниками начнут действовать. Ради этого на меня и возложили миссию, призванную взбаламутить застоявшееся болото в Совете.

Так вышло, что лучших кандидатов ну эту роль не найти. Будто все звезды сошлись. Мой пятилетней давности демарш, послуживший формальной причиной ссылки на Дорин и ставший первым надрезом, вскрывшим гнойный нарост на теле Ордена. Наличие меча Гри, самого по себе являющегося определенным символом в руках носящего его джедая. А также мои успехи в обучении, приведшие к уничтожению одного ситха и захвату второго. И не суть, что последний смог каким-то образом сбежать. Сам факт того, что я смог в ранге падавана убить Дарта и без усилий пленить его ученика-Лорда, дорогого стоит.

Все упомянутое сделало из меня символ и пример подражания для молодого поколения джедаев. Тот, чье слово будет услышано и не забыто. А пока внимание джедаев Ордена будет приковано к моей персоне, преданные Ордену рыцари и мастера начнут планомерную зачистку предателей. Начиная с малого по ликвидации возможных путей отступления, и заканчивая столкновением с крупными рыбами под непосредственным руководством Врага.

Кто этот таинственный джедай мне не известно, да я и не хотел знать. При удачном раскладе, Нак Зиил сам ликвидирует его, а позже мне останется внести вклад в отлов оставшихся недобитков, положив конец расползающейся заразе внутри Ордена. План далеко не идеальный, но лучшего у нас не было.

Слишком глубоко распространилась гниль среди джедаев. Чистку придется проводить не один месяц, тогда как на восстановление активов и репутации Ордена уйдут годы. Но, опять же, уже без моего участия. Когда все закончится, я не собирался надолго задерживаться на Корусанте. Обязательства перед семьей и кланом сильнее долга перед Орденом.

К тому же, никто не мешает мне оставаться джедаем и впредь. Чтобы следовать пути Света, вовсе не обязательно принадлежать какой-то организации. Или религии. Джедай — нечто бо́льшее, чем ярлык в личном деле, описывающий принадлежность к Ордену, и световой меч на поясе. Джедай поддерживает баланс Силы и служит проводником Света, привносящим в хаос галактики толику гармонии.

Этим я и займусь. В масштабах всего одного социума разумных, которых возглавлю лично сам и буду защищать во мере сил. Никто не требует от джедаев хватать меч в зубы и с грозным мычанием мчаться спасать галактику. Каждый из нас сам решает, каким способом вносить баланс в Силу.

Мой выбор уже сделан. В пользу семьи, а не организации, которая сама о себе позаботиться не может.

— Джове?

— Тш-ш, не трогай его. В такие моменты к нему лучше не лезть.

— Но аэрокар ждет… опаздываем же.

— Спасибо, — благодарно кивнув Нове, дернувшей меня за рукав, я вынырнул из мрачных раздумий и первым забрался кабину аэрокара. Умная машинка приняла оплату и плавно поднялась в воздух, взяв курс на Храм джедаев.

— Заглянешь ко мне в гости? — спросила Нова, потеревшись носиком о мое плечо и протянув руку к Лане на переднем сиденье. Девушки сплели пальчики и улыбнулись друг другу.

— Конечно, — согласилась Лана. — Будет здорово посмотреть, где ты живешь.

— Скорее выживаю. Джове, ты с нами?

— Боюсь, мне нужно будет сразу бежать на заседание Совета, — я отрицательно качнул головой. — Но вы идите. Нова, присмотришь за Ланой? Я зайду за вами сразу, как освобожусь.

— Конечно. Кстати, я выполнила твою просьбу. Нашла, что ты просил.

— А что он просил? — мгновенно навострила любопытные ушки лисичка.

— Голокрон барсен’тора. Анья Рал — самый молодой мастер-целитель в истории Ордена. Гений. В архивах сказано, что она единственная, кто сумел достигнуть уровня Первого Барсен’тора, обучавшегося у грандмастера Сатель Шан. Той самой!

— Прекрасно, — поморщился я, сдерживая нарастающий звон в ушах по мере того, как аэрокар спускался к площади перед вратами в Храм. — Он очень скоро мне пригодится.

И с чего я взял, что Зов Силы не будет проблемой? Еще какая, медь его, проблема! Огромная. Ситхов звон нещадно вкручивался в виски, наращивая обороты сверла с каждым метром, уменьшающих расстояния да Храма. Полного молодых и не очень джедаек, искусных в Силе, а, значит, являющихся непосредственными целями Зова.

«Как же мне идти туда? — заметалась в мозгу паническая мысль, не зная, куда спрятаться от беспощадного Зова Силы. — Это катастрофа!»

— Джове, ты чего?

— М-м, — я обнял голову руками и простонал сквозь зубы, не на шутку перепугав обеих спутниц, принявшихся тормошить меня с обеих сторон.

— Джове, где болит? Голова? Джове!

— Лана, что с ним?

— Да не знаю я, первый раз такое! Джове! Джове!!

— Все в порядке, — солгал я за неимением выбора, отняв руки от лица и выдавив их себя вымученную улыбку. Разумеется, мне не поверили. А Лана еще и выругалась, увидев, насколько бледным стало мое лицо.

— Джове, какого ситха происходит? Тебе за этим был голокрон нужен? Как там его…

— Голокрон барсен’тора, — нервно напомнила Нова, не знающая, куда себя деть от волнения. — Джове, если это что-то серьезное, может стоит обратиться к целителям? Совет поймет…

— Нет, — сцепив зубы, отмахнулся я. — На это нет времени.

С закрытыми глазами справится с Зовом стало не в пример проще. К тому моменту, как аэрокар опустился у подножия лестницы, ведущей к гигантским вратам Храма джедаев, я уже окончательно совладал со своими ощущениями. Пришлось поставить Роение и почти полностью приглушить чувствительность источника к Силе, но оно того стоило. Зов не стих, но стал терпимым, почти на самой грани слышимости. При желании его можно будет совсем не замечать, как привыкают к грохоту отбойного молотка рабочие, ежедневно вкалывающие на стройке.

Проклятье. Я должен был предусмотреть эту проблему заранее, но тут сыграло святое правило: хорошая мысля приходит опосля. Смотреть и ощущать волнение Ланы и Новы, искренне переживающих за мое состояние, было тяжело. Но правду им сейчас знать сейчас ни к чему, только еще больше волноваться будут. И ревновать.

— Я в порядке, — еще раз повторил специально для них обеих, открыв глаза и приняв уверенный вид. Вроде сработало. Девушки выдохнули, но продолжали сверлить меня подозрительными взглядами весь оставшийся путь до врат Храма.

— Может, все-таки с тобой пойти? — первой не выдержала Лана, схватив меня за руку и прижав к своей груди. — Кто-то должен прикрывать тебя, если что-то подобное повторится!

— Согласна, — кивнула Нова, прижавшись плечиком с другой стороны. — И я с вами пойду. Не хочешь к целителям, так позволь хоть нам о тебе позаботиться.

— Нет.

— Но…

— Лана, это приказ Главы твоего клана, — я смерил мириаланку тяжелым взглядом, заставив покорно склонить голову и отступить в сторону. — Будь с Новой. Не выходите из ее покоев, пока я не вернусь.

— Да, Глава.

— Лана! — Нова неверяще смотрела на поникшую подругу. — Почему?..

— Я дала Джове клятву жизни, Нова. Для рода Лорсо она не пустой звук.

«Ага, — хмыкнул я про себя. — Только она не помешала тебе сбежать с Альдераана, стоило мне чуть зазеваться».

— Нельзя же так, — твилека осуждающе покачала головой, с мольбой вглядываясь мне в лицо. — Джове, пообещай мне, что если снова станет плохо, ты сразу пойдешь к целителям!

— Не переживай, все под контролем. Я просто не подготовился, вот и все. Больше такого не повторится.

— Уверен? — в один голос спросили обе девушки.

— Да.

Убедить не убедил, но по крайней мере, настоял на своем. Лана с Новой вынужденно остались позади, когда за вратами Храма показался конвой их двух стражей-джедаев в масках, вышедших нам навстречу, чтобы проводить в зал собраний Совета. За неимением разрушенных в ситхских войнах шпилей, магистры заседали в одном из помещений отреставрированного западного крыла Храма.

— Готов повеселиться? — шепнул я браслету Фриса на запястье, пока, якобы, поправлял сбившуюся на лоб челку.

«Уже начал, брат», — раздался ответный шепот с проказливыми нотками. Я улыбнулся, приветственно махнув рукой кучке падаванов, встретившихся на нашем со стражами пути и невоспитанно указывающими в нашу сторону пальцами. Они еще не знали, что их ждет. Но скоро узнают.

Инквизиция имени Разящего Света пришла по душу Ордена джедаев.

Глава 12. «Взгляд изнутри»

Первым делом не бросились в глаза огромные и величественные размеры Храма. Не ослепила энергетика Светлой стороны, принизывающая каждый камень, заложенный в его арочных сводах и титанических стенах. И даже не заставила затрепетать сердце атмосфера таинственности, связанная с бесценными знаниями сотен поколений джедаев, бережно оберегаемых главной цитаделью Ордена.

Нет. Первым делом в нос забилась мелкая каменная пыль, витающая в солнечных лучах, пробивающихся с трещин свода в потолке высоко над головой.

— А-апхч!

— Не вдыхай глубоко. В главном холле еще ведутся строительные работы, — посоветовал мне тот страж-джедай, что шел по мою правую руку. Голос его звучал приглушенно и как-то не по живому из-за маски, но я отчетливо видел в ментале, как он сдерживает веселье. Видимо вспомнил себя молодого, пришедшего в Храм сопливым юнлингом и точно также безудержно расчихавшегося от древней пыли, норовящей забиться в глаза и уши.

Ар-р, чешется! Еще с Дорина на дух пыльцу не переношу. Сухая пыль вокруг не настолько раздражает, но все равно приятного мало.

Кое-как уняв зуд экстренной прогонкой Силы через нервные окончания, я зажал нос и рот рукой, стараясь дышать через раз. Проще было бы дать экзеру команду на активацию образа со шлемом, но раскрывать свои возможности посторонним раньше времени было по меньше мере неразумно.

Неизвестно, как повернутся события после заседания Совета. Правильно будет приберечь секреты моей брони Гри до самого последнего момента, когда всем будет не до любопытных спецэффектов, с каким симбиот экзера наращивает дополнительные части. Пока же я выглядел, как самый обычный джедай. В простой одежде без изысков и помятом плаще, носящем следы дальних странствий.

Но даже в таком неприглядном виде я не прекращал ловить на себе взгляды встречных джедаев. Привлекал их мой внушительный рост, крепкая атлетично сложенная фигура или конвой стражей — сложно сказать. Вероятно, все это вместе взятое, плюс невозможность ощутить меня в Силе. Ментальное Роение работало на полную катушку, расщепляя сияние источника и делая меня для окружающих простым человеком с незамысловатым световым мечом на поясе в режиме маскировки.

К счастью, пока проходили длинный главный холл со строительными каркасами некогда разрушенных колонн, чужое внимание ощущалось не так сильно. Или я не замечал, поглощенный борьбой с чихом в свербящем носу и разглядыванием окружающей разрухи. Мне было любопытно, что за чудовищная мощь смогла снести больше десятка колонн у главных врат Храма, и как вообще джедаи древности допустили проникновение ситхов.

Увы, стражи не спешили со мной откровенничать, а до архивов еще только предстоит добраться. Пришлось удовлетвориться исследованием ментощупами всего подряд и радоваться, что нынешние ситхи и наполовину не столь сильны, как монстры, с которыми сражались джедаи в разрушительных войнах минувших эпох.

Период относительного покоя закончился, стоило нам миновать главный холл и свернуть в магистральный коридор, огибающий горный пик в сердце храма. Здесь народу сновало уже побольше, и не только джедаи. Помимо носителей световых шашек, я видел обслуживающих дроидов вперемешку с техническим неодаренным персоналом, с деловитой суетливостью спешащих куда-то по своим делам. На меня поглядывали часто, но без особого интереса, что позволило следующие пять минут пути топать в относительном спокойствии под присмотром бдительных стражей. До тех пор, пока не дошли до лифтов и поднялись на средние ярусы Храма.

Большой просторный зал в форме полумесяца являлся неким узловым пунктом среднего яруса. Обрамляя сужающуюся вершину горного пика, он притягивал к себе джедаев со всего Храма. Даже со своим приглушенным источником я ощутил исходящую от камня Силу и машинально передернулся от ходуном заходивших по коже мурашек. Древние джедаи точно знали, на какой грибной полянке устраивать лагерь, чтоб торкало как следует и надолго.

— Священная гора таит в себе великую Силу, — правильно истолковали мое молчание стражи, специально остановившиеся, чтобы я мог задрать голову и оценить размеры склона горного пика, подсвеченного сверху светом десятков светильников, имитирующих дневной свет. — Тебе стоит помедитировать на ее вершине, юный джедай, когда появится время между тренировками.

О, боюсь скоро не одному мне там зад протирать придется, поправляя пошатнувшее здоровье. Судя по тому, с каким энтузиазмом Нак Зиил взялся за дело, Орден после встряски в Совете ожидает такая взбучка, что даже матерые ветераны взвоют от непомерных нагрузок. У остальных, держу пари, едва ли будет хватать силенок доползти до коек в жилом крыле. Так и будут ночевать в тренировочных залах, пока не начнут показывать хотя бы мало-мальски приличный рыцарский уровень по меркам рыцарей старой эпохи.

«Стискивайте булки, ленивые джедайские жопки. В Ордене грядут веселые армейские будни», — с ухмылкой думал я, пока шел под конвоем стражей и прислушивался к разговорам встречных джедаев. Самых разных рас, от совсем экзотических до наиболее часто встречающихся близких к людям. Последних так и вовсе была едва ли не половина от общего числа праздно шатающихся бездельников. И именно их голоса сопровождали меня в спину на пути к большим витражным окнам у дальней стены зала-полумесяца, изображающим фрески легендарных джедаев, оставивших неизгладимый след в истории Ордена.

— … сколько еще сенат будет мусолить резолюцию о помощи зенезианским беженцам? — говорил высокий импозантный джедай с опрятной бородкой второму такому же щеголю с опрятной выглаженной с иголочки туникой. — Ощущение, будто они намеренно разжигают напряжение. Не понимаю. Неужели им безразлична судьба целого мира? Хаттовы бюрократы, чтобы их трижды, да по кругу…

— … нет, это не значит, что нужно смотреть «через себя»! — громко возмущалась странная девица с болотной кожей, щупальцами на голове и громадными темными глазищами в пол-лица. Стоящий рядом с ней мальчишка-юнлинг той же расы вжимал голову в плечи и с зажатой неловкостью смотрел себе под ноги. — Ты опять пропустил мимо ушей все уроки наставницы! Ох, Ярру, стань, наконец, хоть чуточку серьезней. Ты же хочешь вырасти большим и умным, как вот тот дядя-рыцарь… ой, мамочки, он смотрит на меня! А… э… так о чем я?.. Ярру, паршивец, ты куда побежал! Вернись немедленно!

С улыбкой проследив за умчавшейся парочкой, я зацепился взглядом за молодых рыцарей-джедаев. Человека и дуроса.

— …странно — это мягко говоря. Нет, не знаю. Панические атаки на пустом месте не возникают. Что?! В смысле не может тут оставаться и уже заказала рейс на Зелтрон? Еще бы ты не отменил! Киори еще подросток, не забывай, с кем дело имеешь. Уверен, это просто еще один способ тебя позлить. Честное слово: могла бы что-то поубедительнее придумать, чтобы на тренировки не идти. Кто вообще этот «он» и что ему от нее надо? О, даже так… Надеюсь, она у тебя знает о контрацептивах. Все-все, не ржу я! А целителям к целителям все равно своди. И лучше прямо сегодня, не затягивай. Понимаю, переходный возраст, все мысли о мальчиках. Да и у зелтронок оно в крови заложено. Горячие штучки. Но ты сам знаешь, что сейчас не самое подходящее время устраивать сцены. Если наблюдатели донесут Совету, что твоя ученица потеряла контроль, да еще и голоса слышит, на ее будущем рыцаря можно крест ставить…

Интересно. Но не настолько, как вон те миловидные падаванки с приятно выпирающими округлостями, активно хлопающие ресничками в мою сторону. Даже парочка экзоток затесалась. Тоже весьма недурных внешне, хотя и на любителя ввиду повышенной чешуйчатости у самой говорливой и выпирающих изо рта хищных клыков у ее подружки.

«Так, не расслабляться! Зов только и ждет шанса найти брешь в защите источника. Держаться!»

— …ой, смотри какой муфный красаф-ф-чик! Я б с ним отожгла… Эй, сама кобыла, на себя посмотри! А вдруг ему как раз чешуйки нравится?Знаешь, сколько я их с утра натираю? Раза в два дольше, чем ты свои глазные резцы полируешь. Кстати, я тут такой симпатичный точильный камень видела в торговом секторе Бира-7, с бантиком на упаковке… Сама дура, я же от всей души! А парень все равно хорош. Аж коленки подгибаются, хи-хи. Интересно, у него все такое больше? Икира, что думаешь? Ой, девочки, покраснела-то как, гляньте, хи! Ики, а хочешь, я его окликну? Он как раз твоего вида, может что и получится у вас, а то так и помрешь девственницей… Ой, только не чешуйки, дура, оторвешь же! Девочки-и-и, спасите, озабоченная человека освежевать хоче-е-ет!

Все же, какие запреты не вводи, а против природы не попрешь. Юные дарования требуют приключений на причинные места, и все потуги Совета ввести целибат только привносят больше разброда в их нестройные ряды. Тем более, святое правило никто не отменял: чем строже запрещают, тем сильнее хочется. И не только им одним.

Даже с приглушенным Зовом мне было тяжело противостоять обаянию молодых джедаек, которых будто магнитом тянуло ко мне во всех сторон. Вон те, с чешуйками и без, уже во всю ко мне смещаются под видом хорошо разыгранной ссоры! Срочно делаем ноги, пока не… А, уже не надо. Повезло: кучу-малу из сцепившихся девиц оттеснил выводок юнлингов, возглавляемых наставницей, деловито ведущих своих «утят» через плотное скопление джедаев. Как и все, уступив им дорогу, я с умилением уставился на весело галдящую малышню, краем уха ловя разговор за спиной.

— …Ди-3 проверил: там надо полностью всю разводку менять, иначе реактор так и будет жрать в три бака, никакого топлива не напасешься. Не понимаю, чего ты нашел в этом корыте? Да, знаю, что в запасниках выбора особого нет, но грузовые фрахтовики уже тысячу лет как из моды вышли. Тебе стоит поменьше старых легенд на ночь читать, Бо. Эта колымага тебя Реваном не сделает. И маска тоже. Нет, не вздумай на нее завитки добавлять! Бо-о, ты куда пошел?! Самоубийца. Видит Сила, магистр Велия тебя с пуду сожрет, если увидит…

Собственно, на этом моменте я перестал обращать внимание на болтовню вокруг. Обычные разговоры ничем не примечательных разумных, занятых чем угодно, кроме самосовершенствования. Смотря на них, я начинал по-настоящему разделять желание Нак Зиила что-то кардинально изменить в Ордене. Ситхи, рано или поздно, наберут былую мощь, а джедаи, если не выйдут из стагнации, обречены на вымирание. Вовремя я прилетел в Храм. Давно пора встряхнуть это затхлое болотце, пока жижа посредственности окончательно не поглотила осколки былого величия Ордена.

Добравшись до витражных панелей на стенах, стражи прошли в одну из дверей, выходящую в длинный плохо освещенный коридор. Здесь начиналась еще одна часть Храма, изрядно пострадавшая при нападении ситхов. Со слов Фриса, устроившего персональным экскурсоводом у меня в ушах, данное крыло некогда было жилым и позволяло постоянно проживать на его территории более тысячи джедаев единовременно. После того, как на крыло рухнул один из шпилей зиккурата, бо́льшую часть разрушенных помещений законсервировали, расчистив лишь несколько коридоров.

Как раз по одному такому стражи повели меня, пока впереди не пока показалась развилка, где нас уже ждал Нак Зиил, скрестивший на груди руки.

— Падаван. Ты не торопился.

— Простите, учитель, — повинился я, поддерживая игру кел-дора и склонившись в уважительном поклоне. Пока на моем виске красуется падаванская косичка, для остальных джедаев мы с Нак Зиилом по-прежнему учитель и ученик. Ни к чему было смущать стражей излишней фамильярностью. Они и так косо поглядывали на меня, едва сдерживаясь от желания узнать, зачем мне понадобилось скрывать себя в Силе. И узнали бы, не защищай меня покровительство одного из членов Совета, строго приказавшего сопроводить меня к нему безо всяких задержек.

— Идем, сюда, — сказал Нак Зиил, посторонившись и пропуская меня вперед.

— Все, как ожидалось?

— Почти. Магистры Идо и Бескелиа Нуо-Ма не смогли выйти на связь. Совет соберется не полным составом, но это не помешает нам принимать решения. Восьми голосов вполне хватит.

— Хорошо. Мастер, у меня есть к вам просьба…

— Обсудим ее после заседания, Джове.

Нак Зиил кивнул стражам, и они послушно растворились в пересечении бесконечных переходов разрушенного крыла, оставив нас напротив арочной двери в жилые покои. Что ж, отложим разговор о Лане на потом. Сейчас пришло время совсем иных бесед, которым предстояло решить, ни много ни мало, дальнейшую судьбу Ордена джедаев.

Шагнув в покои Совета следом за Нак Зиилом, я в последний раз мазнул поисковым ментощупом по сторонам. Восемь засветок впереди, включая мастера, и никого больше вокруг. Отлично. Значит, нас никто не потревожит.

Само помещение, где заседали магистры Совета, не казалось каким-то особенным. Обычный закуток в стиле анонимного кружка алкоголиков, где те встречаются между запоями обсудить личные проблемы и пожаловаться на несправедливую жизнь. Десять кресел с укороченными спинками, стоящие в кругу в самом центре покоев, освещенным тусклым светом потолочных ламп. И, собственно, на этом все. Никакой другой мебели: аскетичный джедайский минимализм во всей красе. Только что длинные голопанели вдоль стен вносили некое разнообразие, в режиме реального времени транслируя вид на Бесконечный город с высоты километра над верхушкой Храма. Эдакая дань уважения разрушенном шпилям, в которых раньше заседали верховные Советы Ордена.

Магистры уже ждали нас. Семь из десяти мест были заняты. Представив меня, Нак Зиил занял восьмое, положив тем самым начало заседанию на присвоение мне рыцарского звания.

С момента, как я впервые побывал на заседании Совета перед ссылкой на Дорин, его состав претерпел серьезные изменения. Из оппозиции остался один лишь Нак Зиил, занявший самое крайне к выходу место, на максимальном удалении от грандмастера Кирона. Не считая его и еще парочки джедаев, остальных членов Совета я видел впервые. В живую, имеется ввиду. С их досье я ознакомился еще на «Везунчике», получив пакет данных от Нак Зиила в ответ на мой последний отчет.

С первого взгляда члены Совета не разочаровали меня, представляя собой весьма колоритные личности с идентичными шаблонами ментальных тел. Импульсивные и эмоциональные личности с громадным грузом личных амбиций за плечами. Я мысленно поаплодировал грандмастеру Кирону, сумевшему сколотить вокруг себя шикарную команду поддержки, которой легко и просто управлять.

Начну, пожалуй, по часовой стрелке, от Нак Зиила и дальше по кругу. Этлу Сэпит, муун. Самый высокий среди членов Совета, единственный экзот среди присутствующих, не беря в расчет отсутствующего Бескелиа Нуо-Ма. Наиболее выделалась в Этлу вытянутая вверх и приплюснутая с боков голова. И такой же нос, словно Этлу двинули сковородкой по морде. Судя по живой подвижной ауре, муун обладал весьма развитым и пытливым умом. И таким же эмоциональным складом характера, сильно отличающим его от других представителей своей расы.

Сразу за Этлу располагались кресла, занятые двумя людьми. Лиро Кетом и Орсом Гало. Двое мужчин в возрасте сорока плюс-минус пару тройку лет. Оба темноволосые, подтянутые и несдержанные, будто готовые в любой момент сорваться в бой. Лиро красовался косым шрамов в пол-лица и носил пару световых мечей на поясе. Тогда как Орс Гало предпочел вовсе скрыть свое оружие в широких полах джедайского плаща, подчеркивая свою верность пути Силы. Наметанным глазом я сразу углядел сработавшуюся боевую двойку консула и рыцаря, вот только слишком много порывистости в ней ощущалось. Несмотря на возраст, оба мужчины слишком кичились своим положением, и на меня с первого взгляда уставились свысока, что позволило сделать определенные выводы на их счет.

Следующая, сидящая по правую руку от грандмастера Ордена — магистр Велия из расы катар. Эту женщину-кошку с красивой пятнистой, как у леопарда, гладкой шерсткой на лице я запомнил очень хорошо. И не только из-за ее бурного темперамента. Велия владела седьмой формой боя — Джуйо, использующую внутренние эмоции джедая для усиления атак. С учетом того, что сам Кодекс джедаев заставлял их подавлять любые проявления эмоций, форма практиковалась в Ордене крайне редко, но от этого не стала менее эффективной. Только тот джедай, кто имел железную волю, мог использовать Джуйо и не поддаваться Темной стороне. Уже это о многое говорило о Велии, а если вспомнить рассказы Нак Зиила… Скажем так, особое внимание ей обеспечено. Из всех членов Совета именно именно с Велией я бы предпочел скрестить клинки в спарринге на износ. А еще лучше в настоящем бою, чтобы всерьез испытать свои навыки.

Катара тоже не забыла меня. Я уловил ментощупами всплески раздражения, когда наши взгляды пересеклись. Очевидно, Велия не забыла проявленную мной дерзость заседании пятилетней давности, после которого Совет отправил нас с мастером в ссылку на Дорин.

«Хорошо, — я удовлетворенно прищурился, спокойно выдерживая накал ее внимания. — Чем больше эмоций, тем легче мне добиться своей цели».

Рядом с Велией восседал сам Великий и Пресветлый! Магистр Кирон, человек, возрастом под семьдесят с гаком, но, учитывая продолжительность жизни джедаев, возможно намного старше. Несмотря на его политику, приведшую к Четвертому Расколу Ордена, я не мог его недооценивать. Седовласый мужчина впечатлял мощной связью с Силой еще в первую нашу встречу на Тайтоне. А сейчас, когда поднабрался опыта, наконец понял, отчего мастер с таким уважением отзывался о градмастере Ордена.

Кирон получил свое место во главе Совета не за умение красиво болтать. В Силе я видел ослепляющего адепта Света, пожалуй, самого сильного из всех ранее встреченных мной джедаев. Пять лет прошло, а источник грандмастера не ослабел ни на йоту. Больше того, теперь, зная куда и как смотреть, я с удивлением увидел в нем явные сходства со своим.

Светлая сторона у каждого джедая имеет свою степень насыщенности, в зависимости от его дара и склонности источника к той или иной стезе развития. От мягкого исцеляющего свечения до всепоглощающего пожара, способного испепелить любые проявления Тьмы. Первым в основном обладали целители, состоящие в одноименном корпусе — одном из немногих, оставшимся нерасформированном после ситхских войн. Дальше по нарастающей шли градации мирных специальностей, навроде исследователей или дипломатов. Эта братия составляла главный балласт нынешнего Ордена, тогда как на долю рыцарей, имеющих самую яркую интенсивность источника, приходилось около десяти процентов от общего числа джедаев.

Будь нас хотя бы половина, даже с уровнем нынешнего Ордена угрозу возрождающихся ситхов можно было бы задавить еще в зародыше. Не качеством, так хоть числом верх взять. Однако в реальности джедаев со склонностью к становлением рыцарями рождалось мало. А уж самородков, навроде грандмастера Кирона или меня, вовсе один-два на целое поколение.

Наш с ним Свет полыхал, как миниатюрная сверхновая. Вот только я свою силу по-прежнему сдерживал Роением, тогда как градмастер наоборот, открыл источник на полную. Непонятно с какой целью, но я послушно впечатлился, потупившись под его пристальным взглядом и прикидывая про себя, что могло заставить такого ярого последователя Разящего Света встать на сторону Врага. Думаю, шанс выяснить это выпадет уже совсем скоро.

Машина тотальной чистки внутри Храма уже вовсю раскручивает крошащие жернова, пока Кирон изволит красоваться источником перед потенциальным рыцарем. Поэтому я не мешал ему выдерживать драматическую паузу, продолжая изучать членов Совета и подшивать в пухлую папочку компромата новые доклады ментощупов.

По левую руку от градмастера сидел Мастер Джангал, раттаки. Раса, насколько сильно похожая на людей в плане физиологии, настолько же контрастирующая во внешности. Мертвенно-бледная кожа, бритые головы, а также любовь к татуировкам и пирсингу — вот краткая характеристика раттаки. У мастера Джангала были проколоты брови, нос и подбородок. А там какие-то железки, шарики… короче, если на бегу об дверной косяк зацепишься, мало не покажется! Но эти украшения придавали Джангалу очень даже угрожающий вид, подтверждая ощущения воинственности, исходящего из его ауры. Такой джедай не погнушается поработать кулаками, отбросив световой меч и засучив рукава плаща. Верный цепной песик при Кироне? Очень похоже на то. То-то они с Велией, как кошка с собакой друг на друга косятся, даже сейчас, когда все внимание приковано ко мне, стоящему в центре зала.

Так, кто у нас там остался? Последний из магистров — Заган Сашши пребывал, как и Магистр Кирон, в почтенном седовласом возрасте. Но в отличии от него, имел мелкое хорькообразное лицо и цепкий взгляд плотно посаженных глаз. Заган мне не понравился больше всех, как на внешне, так и внутренне, судя по кавернам во ауре, имея скверный сварливый характер старого перечника. Сразу вспомнился мой куратор в шахтерском профсоюзе, выпившего мне крови на пару цистерн и маленькую бочку. Заган Сашши чем-то походил на него, обещая мне незабываемые деньки в случае, если мои ответы чем-то не устроят Совет.

Вот и все. Десять кресел в зале Совета Ордена джедаев, два из которых пусты. И восемь членов Совета, буравящих меня внимательными изучающими взглядами. Не все их них помнили меня, но от тех, с кем нам довелось пообщаться лично перед ссылкой на Дорин, ощутимо разило настороженностью и удивлением.

Особенно от грандмастера и его по-кошачьи фыркающей правой руки. Уж кто-кто, а они точно помнили, как на Дорин отправлялся щуплый юнлинг-мальчишка, а вернулся высокий красавец-мужчина, с фигурой атлета и повадками аристократа. Я предстал перед Советом с гордо выпрямленной осанкой и выставленным напоказ пульсирующим голубыми импульсами световым мечом Гри. Маскировку с него я снял еще до того, как вошел вместе с Нак Зиилом в зал. Для правильно исполнения задуманного было нужно, чтобы мое оружие находилось в своем первозданном облике.

Пока все шло по плану. Магистры изучали меня, я их, по-павлиньи распустив ментощупы и уставившись в одну точку над макушкой грандмастера. Своеобразная проверка закончилась, как и должно: одобрительным хмыком от главы Ордена.

— Терпению ты все же научился, падаван. Похвально.

Дальше последовала проникновенная речь, в которой от меня требовалось лишь многозначительно кивать и внимать мудрости старших. За красивыми фразами и словами расписывающих в собственном бессилии перед вывертом Силы, позволившей сбежать Алеку Пайну.

Потом выступил Нак Зиил, кратко и сжато изложив успехи моего обучения на Дорине, а также разослав на планшеты магистров доказательство прохождения мной пяти Испытаний. Вместе с победой над ситхами послужной список получился внушительным даже для рыцаря, претендующего на звание мастера, не говоря уже о простом падаване. Магистры совещались недолго, больше для виду. С такими доказательствами у них не было иного выбора, кроме как признать очевидное.

Получив единогласное согласие членов Совета, грандмастер Кирон величественно повел в мою сторону рукой.

— Ты сумел одолеть двух ситхов, старший из которых имел высший титул Дарта. И проявил все необходимые качества при прохождении Испытаний. Совет един в своем мнении, бывший падаван. Ты достойно показал себя и готов встать вровень с лучшими воинами Ордена. Звание рыцаря-джедая твое по праву. Носи его с честью и достоинством.

Поднявшись с колен, на которые пришлось опуститься, когда началась официальная часть присвоения нового звания джедая, я круговым движением размял плечи и… активировал световой меч.

Магистры, за исключением Нак Зиила, вздрогнули. А те, кто менее сдержан, на инстинктах схватились за рукояти световых мечей. Впрочем, тут же выпустили их когда увидели, для чего он мне понадобился.

Вжух. В воздухе запахло палеными волосами, а на лицах Загана Сашши и Велии проступили неодобрительные гримасы. Их мнение обо мне, поднявшееся было на пару пунктов во время вынужденного молчания, стремительно упало туда, где и было раньше: на дно отбракованного материала, приносящего больше проблем, чем пользы.

— Радикально, — с затаенной усмешкой одобрил магистр Джангал. В отличии от других членов Совета, раттаки пришлась по вкусу моя выходка со световым мечом. — Но на твоем месте, рыцарь Джове, я бы избавился не только от этой позорной висюльки, но и от остальных волос. Они только портят красоту настоящего мужчины.

«Вот ведь лысый череп! — мысленно возмутился я, наблюдая, как на гладкой, как яйцо макушке Джангала, играют световые блики. — Других в свою депилированную секту вербуй, мне моя шевелюра еще дорога».

Но в слух, само собой, сказал совершенно иное:

— Я подумаю, мастер.

— Теперь, когда с формальностями улажено, предлагаю обсудить твое будущее в рядах Ордена, юный рыцарь-джедай, — после долгих раздумий и переглядываний с Нак Зиилом, старик Кирон решил не заострять внимание на проявленной вольности со световым мечом, списав ее на подростковое бунтарство и сделав вид, будто ничего не произошло. Но обмануть меня от так и не смог, подняв в ментале целый вихрь из пестрого сумбура переплетенных эмоций. Благодаря богатому опыту, мне не составило труда распутать этот клубок, вычленив из мешанины образов самое главное и торжественно улыбнувшись одними уголками губ.

Первая трещина в фундаменте спокойствия успешно пошла вверх по стене. Дальше предстояло лишь увеличивать силу и интенсивность сейсмических толчков, подводя старика к нужному мне и Нак Зиилу состоянию. Правда, Орой Лен просил слишком с ним не жестить, но я уже увидел, что старик не такая развалина, каким его видят мастера помоложе.

За сединой и потерявшей былую удаль фигурой скрывалось сильная душа, которую не сломить простыми способами. Все мои прежние наработки сроились на слабости главы Ордена джедаев, но теперь я видел, что Кирон далеко не настолько размяк, насколько могло казаться со стороны. Остальные члены Совета может быть, но точно не он. А, значит, резона сдерживаться больше нет. Играть, так по-крупному!

Заодно Фриса повеселю. Он большой ценитель юмора во всех его проявлениях, особенно, если его хорошенько приправить хаосом в фирменном лисьем стиле одной неугомонной мириаланки.

— Грандмастер. Прежде, чем мы начнем, я бы хотел обратиться к Совету. Дозволено ли мне спросить?

— Мы слушаем, юный джедай, — степенно кивнул Кирон, довольный проявленным к себе и коллегам уважению. Ровно до того момента, как услышал следующую мою фразу.

— Джедаю, сразившему ситха рангом выше себя, положена награда. Таковы уложения Ордена еще со времен древних ситхских войн, я прав?

Кустистые брови Кирона нахмурились.

— Верно. Мы бы вернулись к этому вопросу позднее, но раз ты сам поднял тему… Тебя интересует что-то конкретное?

— Разрешение.

Я выдержал драматическую паузу, не отказав себе в удовольствии подмигнуть зашипевшей сквозь зубы катаре.

— На брак.

А вот теперь тушим свечи, запасаемся попкорном и занимаем лучшие места в первых рядах. Представление начинается.

Глава 13. «Переломный момент»

Повисшую в зале Совета напряженную тишину, казалось, можно было пощупать пальцами. Внешний вид застывших магистров не отражал и малой доли буйства красок, вспыхнувших в ментале миниатюрной звездной туманностью.

Первыми, ожидаемо, не выдержали самые главные борцы за нравственность в рядах Ордена. У Велии задергалось левое веко. Заган Сашши сжал сухие кулаки с острыми очертаниями побелевших костяшек. Что одна, что другой органически не переносили любые намеки на отношения, выходящие за рамки дозволенного уставом. Не меньше половины падших или покинувших Орден джедаев на совести именно этих двоих магистров.

За столь фанатичной нетерпимостью к отношениям вне сомнений скрывается какая-то глубокая личностная травма, пережитая еще в юности. Я мог бы копнуть ментощупами глубже и прояснить чуть больше, но не видел в этом смысла. Целью были все равно не они, а тот, от чьего решения зависел дальнейший тон переговоров.

— Джове… — замялся Кирон, недобро покосившись на восседающего на своем месте, как ни в чем не бывало, Нак Зиила. Кел-дор разглядывал голопанораму прихрамовых окрестностей и, казалось, совершенно не заинтересовался дерзкой просьбой своего бывшего падавана.

— Тебе… вам известно, что Орден запрещает любые отношения подобного рода. Слишком высок риск пасть на Темную сторону…

«И так далее в том же духе», — скептической мимикой передразнил я, заставив градмастера сбиться с взятого ритма и смущенно замолчать. Есть, рыбка клюнула. Старик заозирался на коллег в поисках поддержки, но те тоже молчали, не зная, с какой стороны подступиться к возникшей проблеме.

С точки зрения негласного устава джедаев моя просьба не имела в себе ничего особенного или невыполнимого. Политика Совета, запрещавшая джедаем заводить семьи, вступила в силу не так уж давно, и не успела затронуть уходящие корнями в века традиции Ордена. Из любого правила есть исключения, и лазеек получить желаемое имелось предостаточно.

Тем не менее, для исполнения плана было мало просто убедить Совет уступить моему законному требованию. Я должен был сделать так, чтобы они сами дискредитировали себя, окончательно развязав руки командам зачистки. А что поможет в этом деле лучше, чем добровольное признание в тех же грехах, от которых магистры старательно «уберегают» других джедаев?

Нак Зиил едва заметно дернул лицевыми отростками, дав мне полный карт-бланш на дальнейшую фразу. Такой исход событий мы с ним обсуждали еще на Дорине, так что ничего страшного в раскрытии его тайны не было.

— Но ведь магистр Нак Зиил имеет семью. И заслужил право завести ее точно также, как и я. Почему вы отказывайте мне в том, что даровали ему?

— Решение было принято предыдущим составом Совета и не имеет никакого отношения к текущей ситуации в Ордене! — ужом заерзал на своем месте Заган, не успев накрутить себя до крика исключительно по причине вмешательства грандмастера. Стоило только Кирону цыкнуть, как желчный старикашка скис, замерев недвижимой статуей, прожигающий меня уничтожающим взглядом.

— Джове, — мягко начал грандмастер, решив зайти с позиции доброго дедушки, решившего одарить крупицей мудрости бестолкового внука. — Я прекрасно понимаю твое желание пожить обычной жизнью. Сам когда-то был молодым и не раз испытывал те же чувства. Но позволь напомнить, что ты теперь рыцарь-джедай. У тебя, как и у нас, есть долг перед жителями Республики. Мы не можем распылять силы лучших из нас, когда над галактикой нависла угроза культистов ситхов. Однако, беря во внимание твои заслуги, мы могли бы вернуться к этому вопросу в будущем…

«Компромисс? Не смеши» — фыркнул я, давая понять запнувшемуся главе Совета, что, попытка провалена. Увы, Кирон не успел продавить свою точку зрения. Удар пришел оттуда, откуда он не ждал.

Вот уже как пару минут, магистр Этлу Сэпит разглядывал пластинку кредитного чипа, которую я как-бы невзначай вертел в пальцах. Жадность муунов не может посоперничать с хатской, но все же достаточно сильна, чтобы позволить узколобикам подмять под себя львиную долю банковских операций в галактике. При всей своей эмоциональности Этлу был не настолько туп, чтобы не понять столько прозрачный намек. Однако он был джедаем, и не мог вот так в открытую внести компрометирующее Совет предложение. Без небольшой помощи извне.

Сделав вид, будто заметил какой-то знак от мууна, я повернулся в его сторону и одними губами беззвучно произнес: «Сколько?»

— Миллион.

— А?

Грандмастер Кирон, а вместе с ним и остальная часть Совета выпучила зенки на Этлу, запоздало зажавшего себе рот. Я захлопал ресницами, будто бы не понимая смысла сказанного, а на деле напрямую управляя ментощупами, подобно щупальцам морского спрута опутавшими ауру схваченной добычи.

— Простите, магистр?

Небольшая стимуляция нервных узлов и второй импульс, приятным покалыванием распространившийся по телу мууна, вырвал из его горла сдавленное:

— Миллион кредов, и мы даем тебе разрешение!

— Этлу! — ахнула пораженная в самую селезенку Велия, одним шокированным возгласом выразив молчаливый вопль магистров, у половины которых выступила холодная испарина на лбах. Еще бы. Всего пара слов мгновенно опустила их в моих глазах до уровня базарных торгашей, не поскупившихся поступиться собственными принципами ради манящего блеска злата. И не важно, что у меня в принципе не могло быть таких денег с их точки зрения. Сам факт такого предложения ложился тяжким пятном на репутацию Совета в глазах молодого поколения джедаев, надежды и мечты которых доверили представлять мне на сегодняшнем заседании.

Не успели магистры опомнится, как я громко и с укоризной вздохнул, мысленно поздравляя себя с победой. Все оказалось даже проще, чем планировалось изначально.

— Если такова воля Совета… Фрис, переведи запрошенную сумму на счет Ордена.

— Не-е!… — попытался возразить грандмастер, вскакивая со своего места с перекошенным от ужаса лицом, но было поздно. Комлинк на руке, имитируя голос ассистента-помощника с узнаваемыми нотками протокольного дроида, учтиво произнес:

— Транзакция проведена успешно. Один миллион кредитов зачислен на счет Ордена джедаев. Спасибо, что выбрали Галактический банк, приятного дня!

«О, эти эмоции — услада для глаз».

Купаясь в похожем на вязкое желе липком страхе, расползающимся от повыскакивавших со своих мест джедаев, я низко поклонился схватившемуся за сердце главе Ордена.

— Благодарю вас за предоставленную возможность, магистры. Грандмастер Кирон. Если у меня родится сын, назову его в вашу честь, а теперь, разрешите откланяться. Долг рыцаря зовет к новым свершениям во благо Республики.

«Сказать им, что заседание в прямом эфире транслировалось Фрисом на всех частотах в Храме?» — подумал я перед выходом, когда запястье снова обхватил узкий ремешок браслета Гри. Пожалуй, все же не стоит. Совет и так деморализован дальне некуда, не хватало у них еще сердечные приступы вызвать. С этим они и сами прекрасно справятся.

Самая шустрая парочка Лиро Кет и Орсо Гало уже успели вытащить откуда-то планшеты и теперь с быстротой молнии тыкали пальцами в экраны. Их сдвоенный стон послужил спусковым крючком, сорвавшим печати оцепенения с зазвучавших в унисон голосов.

— Рыцарь Джове, ты не так нас понял!!!

Поздно, передача уже прервана. Самый маловероятный сценарий развития событий полностью воплотился в реальности, а Нак Зиил проспорил мне сотню кредов. Он до последнего не верил, что я разведу Совет на что-то подобное, настаивая на более мягком варианте развития беседы. Так он помог бы выставить меня жертвой произвола бессердечных магистров, отказавших герою, убившему ситха, в столь малой просьбе. Они ведь так и не спросили ничего, что могло бы повернуть разговор совершенно в другое русло.

Но так даже лучше. Теперь у меня есть железный повод официально оформить отношения со своими девушками, пусть и пришлось отвались в орденскую казну полновесный лям кредов. Жаба плачет кровавыми слезами, но чего не сделаешь ради родных. Главное теперь от Ланы отмахаться, а не то задушит на радостях.

Выскользнув под шумок из зала Совета, я поспешил в темпе покинуть разрушенное крыло, дав команду экзеру активировать образ с закрытым шлемом и наложить маскировку на световой меч. После произошедшего дальше светить своим лицо было небезопасно. И речь не о повышенном внимание к моей персоне, мгновенно ставшей знаменитой в отдельно взятом Храме на Корусанте.

Еще до того, как Фрис прервал компрометирующую трансляцию, ментощупы засекли узконаправленное давление извне. Словно кто-то ненавязчиво прощупывал меня в Силе, прикидывая, что делать с внезапной помехой на пути. Это могло означать только одно: Враг заглотил наживку. Пришла пора действовать.

— Фрис, давай мухой в архив. Убедись, что мы не упустим самое вкусное, пока крысы не начали подчищать следы. Я за Ланой и Новой.

— Уже лечу.

Когда требовалось, брат умел действовать быстро без лишних вопросов. Трансформировавшись в кубик Гри, он превратился в размытый росчерк, исчезнув за ближайшим коридорным поворотом. Я же, проверив отсутствие в обозримой близости камер, взял в руки меч и дал команду преобразователю на активацию. Пришлось вырубить Роение и сцепить зубы от резанувшего виски Зова Силы, но безопасность девчонок сейчас куда важнее.

«Добро пожаловать в Звездную сеть — самый безопасный и надежный способ перемещения в галактике», — по уже знакомому шаблону поприветствовал меня безэмоциональный голос кайбер-кристалла. — Время до истощения заряда преобразователя…»

Дальше я не слушал, не до того было. Мазнув взглядом по бескрайней черной пустоте космоса, я отступил чуть в сторону от округлой рамки портала и четко скомандовал:

— Преобразователь: установи курс на действующий маяк.

«Команда принята, ожидайте».

Так как путешествие между точками входа и выхода в пределах звездной системы происходит мгновенно, весь процесс установки соединения занял доли секунды. Рамка портала мигнула, сменившись видом Ланы и Новы, стоящих ко мне спинами и что-то увлеченно разглядывающих в домашней консоли небольшой уютной спальни.

Шаг, небольшое потемнение в глазах, и вот я уже опираюсь обеими ногами на твердый пол в реальном мире. Секундная слабость, вызванная переходом из Звездной сети, тоже не доставила хлопот. Дав экзеру команду на свертку шлема, я негромко кашлянул, оповещая взвизгнувших девчонок о своем присутствии и не забыв приглушить источник. Нещадный Зов Силы, воющей дрелью вкручивающийся в мозг, не позволял забыть о себе ни на секунду.

— О чем секретничаете?

— Джове! Ты как тут?… Нельзя же так пугать!

Обняв повисшую на моей шее лисичку, легкомысленно болтавшую ножками в воздухе, я кивнул встревоженно рассматривающей меня Нове.

— Не переживай, все в норме.

— Точно?

Вместо ответа я использовал Притяжение и, поймав второй рукой смущенно пискнувшую твилеку, нашел своими губами ее. Небольшой успокаивающий поцелуй более не казался неуместным. После того, что произошло в памятном для нас ресторанчике «Бистро-Мистро», грань дружбы была успешно преодолена обеими сторонами, положив новый виток развития наших с Новой отношений.

— А меня? — тут же потребовала ревниво надувшая щечки Лана. И, разумеется, тоже получила свою сладкую награду.

Жаль, но особо долго миловаться нам не позволили. Пол под ногами дрогнул, и по коридору за дверью разнесся воющий звук тревожной системы оповещения. Нова торопливо отпрянула от меня и, схватившись за меч, настороженно уставилась на входную дверь.

— Что это было?

Вопрос скорее риторический. И она, и мы с Ланой ощутили смерть не менее десятка одаренных, болезненным эхом промчавшуюся в Силе.

— Началось, — поморщился я, еще теснее запахивая источник и переключаясь на духовное зрение. Так, ясно. Судя по ощущениям от поискового ментощупа, вокруг сейчас творится форменный беспредел. Время уверенно подходит к обеду, в Храме наступает время полуденной медитации, а, значит, большинство падаванов сидят в своих покоях. Скорее всего, тут же их застала трансляция моего выступления на заседании Совета, так что действовать надо быстро, пока недоумение не перешло в массовые беспорядки.

— Мечи в руки и за мной, — коротко приказал я, первым выходя в коридор, куда уже выглядывали первые любопытные мордашки подростков.

— Всем падаванам не покидать своих кают! Ситуация под контролем!

Крик не помог. Пришлось ради убедительности послать самым любопытным, не внявшим доброму совету, несколько тревожных уколов через ментощупы. Двери тут же позакрывались, временно вернув в коридор блаженную тишину. Но насколько ее хватит, пока еще у кого-то из детишек взыграет жажда приключений в одном месте? Не, так не пойдет.

Пристукнув по комлинку на запястье, немудреной комбинацией управляющих кнопок я вызвал последнего забитого в память адресата.

— Мастер Орой Лен.

— Рыцарь Джове, — отозвался комлик напряженным птичьим клекотом. На заднем фоне послышались звуки разрезающих воздух световых мечей. — Сейчас не лучшее время для разговоров.

— Буквально пару слов, мастер! — поспешил вклиниться я, пока он не прервал связь. Раз смог ответить, значит не так уж сильно занят, иначе бы вовсе проигнорировал вызов. — Пришлите какого-нибудь в крыло падаванов, где Нова обитает.

— Не понял, я же послал туда Кейсар. Она еще не там?

— Коридор пустой.

— Пуду, — хаттское ругательство в исполнении папы-птица прозвучало столь комично, что девчонки невольно прыснули в кулачки. — Видимо попала в радиус взрыва. Ублюдки подорвали хранилище в ангаре, когда их отрезали от шаттлов. У меня некем ее заменить, все заняты на ликвидации предателей. Джове, ты не мог бы…

— Понял, сделаю.

— Спасибо.

Орой Лен отключился, и настала моя пора выругаться. Вот и первое задание в новом звании образовалось. Как всегда, очень своевременно.

— Лана, Нова. Соберите всех падаванов, — велел я, с трудом поборов желание вернуть шлем экзера на место. Чтобы меня послушали, придется засветить лицо. Иначе придется доказывать свое право отдавать распоряжения, а времени на разглагольствования у меня нет. Как и возможности сидеть охранником на страже детишек, отлавливая тех, кому взбредет в голову сбегать выяснить, кто посмел убивать в Храме их братьев и сестер.

Лана и Нова сработали на удивление оперативно. Когда они закончили, передо мной рядком выстроились по меньше мере с полусотню подростков в ученических светлых туниках. Никто не спешил говорить, пожирая меня жадными взглядами, как всеми любимого кумира, внезапно спустившегося с высокой сцены к простым смертным. Вне сомнений, недавние события в зале Совета никого не оставили равнодушным.

Шумно выдохнув носом, я обвел пускающих счастливые слюни детишек строгим взглядом и заговорил.

— Думаю, представляться нужды нет. Те, кто не видел трансляцию, тому уже все рассказали друзья, так что буду краток. Совет дискредитирован…, — я поднял руку, прерывая первые несанкционированно загулявшие в строю шепотки, — в ближайшие часы Храм переходит на особое положение. Рыцарь, который должен был присмотреть за вами, недоступен, так что я временно исполняю его обязанности. Обращаться ко мне можно просто Джове, но никакого «тыканья» и тем более шуточек на тему прошедшего заседания…

— Рыцарь Джове, а можно вопрос?

— Не перебивай старшего по званию!

Мой командирский рык задавил зарождающиеся очаги сопротивления новому режиму. Подростки притихли, аки мыши, пойманные за воровством хозяйского зерна из амбара. А Лана с Новой, наоборот, гордо приосанились, заняв места по левую и правую руку подле меня. Если было нужно, я умел расположить к себе любую аудиторию.

— Все имеющиеся вопросы зададите моим заместителям, когда закончим инструктаж. Это моя ученица Лара, а падавана Нову, думаю, все знают.

На польщенную вниманием ровесников Лану бросали заинтересованные взгляды, когда как Нова едва ли удостоили одного-двух, изрядно этим ее опечалив. Налицо имелось явное неуважение к руководящему составу, пришлось еще раз повысить голос и надавить авторитетом, пресекая брожение в неокрепших умах. После такого на обеих девушек стали смотреть, как на любимых мамочек, и я с очередным тяжелым вздохом продолжил инструктаж.

— Лара и Нова распределят вас на десятки, назначат ответственных за дисциплину на время особого положения. Дальше. Сейчас мне некогда играть с вами в войнушку, так что всех убедительно прошу разойтись по каютам и запереть двери изнутри. Не открывать никому возвращения меня или заместителей. Тем же, у кого в одном месте свербит, — я усмехнулся, покосившись на шкета метр-с-кепкой с боевой моськой отпетого хулигана, — предлагаю увлекательную прогулку на охрану архива. Там всегда тихо, сухо, и шальные гизки не скачут. Желающие делайте шаг вперед.

Вся шеренга падаванов дружно сделала требуемый шаг, не прекращая поедать меня преданными собачьими глазами. «Проблема, однако», — как говаривал безбашенный чукча, полюбивший снежную бабу и закономерно отморозивший конец. Сомневаюсь, что ребятишки услышали хоть половину из тех звуков, которые вылетали из моего рта.

Хотя нет, вру. Пара-тройка самых догадливых все-таки скривили лица. А вскоре, когда звездный блеск вокруг моей тушки слегка рассеялся, недовольно заурчали и остальные.

Я знал, что предлагать жаждущим приключений сорвиголовам, когда упомянул архив. Службу там использовали в качестве крайней меры наказания для самых отъявленных неслухов. Неудивительно, что падаваны пораскинули мозгами и, чуть подумав, начали потихоньку рассасываться по каютам. Тех, кто сомневался, я дополнительно простимулировал ментощупами, и вскоре рядом с нами и Ланой остались только семь подростков. Пятеро назначенных бдеть за порядком на время особого положения, и еще двое самых упертых, не желающих внимать доводам разума.

Первый — тот самый боевитый шкет с огненно-рыжим ершиком волос, упрямым волевым подбородком и отзывающийся на имя Сайто. Второй — его прямая противоположность. Угрюмый и долговязый парень с темным цветом кожи. С его бедра свисал довольно необычный световой меч с сильно удлиненной рукоятью для удобного двойного хвата и более размашистых ударов. Звали его Диаз, и, как и Сайто, он горел желанием помочь чем угодно, лишь бы не оставаться позади.

Хмыкнув на одинаковое рвение столько непохожих мальчишек, я поставил мысленную пометку обратить на них внимание Орой Лена. Пусть заботливый папа-птиц, как все закончится, подберет Сайто и Диазу учителей под стать. У обоих парней неплохой потенциал в Силе, и при правильном обучении они станут превосходными рыцарями-джедаями новой эпохи. Первыми из тех, кому предстоит вернуть Ордену полагающееся место на вершине галактической пищевой цепи.

Закончив раздавать указания проникшимся важностью поставленной задачи десятникам-падаванам, я покинул их жилое крыло во главе возросшей группы из четырех единиц. Увы, лишь одну из них можно было назвать полноценной боевой. Случись чего, на поле боя мне не уступит только Нова. Лане еще многому предстоит научиться, а Сайто с Диазом даже до ее уровня слабо дотягивали. Печальное зрелище.

«Вот вам и современные методы обучения», — фыркал я, искоса наблюдая за крадущимися парнями, воображающих себя, судя по азартному блеску зрачков, минимум разведчиками на секретном задании. А в идеале сработанной диверсионной группой, посланной изобличить просочившихся в Орден предателей. Для них все это было лишь игрой, но я не спешил развеивать их иллюзии. Урок, который им, возможно, предстоит сегодня получить вместе с девчонками, вероятно станет одним из основополагающих на их пути становления джедаями.

Чем дальше мы удалялись от жилого крыла, тем громче звучали отголоски битвы, развернувшейся в разных уголках Храма. Хорошо хоть эхо смертей в Силе постепенно стихло и больше не появлялось вновь. Но моим подопечным хватало просто слышать крики и треск соприкасающихся в жаркой схватке световых мечей.

— Сохраняйте спокойствие, — негромко напомнил я, ощутив плещущее через край напряжение парней. Девушкам подбадривание не требовалось. Они просто верили в меня и старались быть полезными по мере сил, прикрывая нашу группу с тыла. — Битва далеко, и мы не собираемся идти ей навстречу.

— Почему? — тут же спросил Сайто, бравируя выпяченной щуплой грудью и кулаками, упертыми в бока. — Мы можем сражаться не хуже других…

— Наряд вне очереди за неуставное обращение к командиру отряда. К исполнению немедленно. Лара!

— Слушаюсь, Глава.

Хлесь. Зашипевший Сайто схватился за макушку, куда прилетела звучная затрещина.

— Эй! Ты чего руки распускаешь? Джове, скажи ей…

— Лара, рекрут не понимает. Двойной наряд.

Хлесь, буц.

— А-у-у-у…. понял, понял, простите! Рот на замок.

— Отставить тройной наряд, — милостиво разрешил я, останавливая ручку увлекшейся лисички на очередном замахе. Нова хихикнула, а гулко сглотнувший Диаз благоразумно прикинулся ветошью. Порядок в группе недо-лазутчиков был восстановлен силами личного состава.

Дальше продвижение пошло бодрее и, что более важно, молча. Я настороженно замирал на месте при каждом подозрительном звуке, не прекращая мониторить окружение поисковым ментощупом. Пока нам везло. Удар, нанесенный традиционалистами, застал предателей Ордена врасплох. Тех, кто оказал рьяное сопротивление уже скрутили. А остальные оказались отрезаны от ангаров с транспортом без возможности быстро покинуть в Храм.

Началась долгая игра в кошки-мышки на нижних ярусах Храма, далеких от нас и не представляющих угрозы оставленным позади падаванам. Будь иначе, я бы вряд ли рискнул слинять в гости к Фрису, который уже должен был найти в закромах Ордена то, что нам нужно.

— Архив? — все же не удержались скисшие мальчишки, когда сообразили, в каком направлении мы двигаемся. — А мы думали, ты… ой, то есть вы пошутили.

— Еще не поздно вернуться, я никого не держу.

— Нет, мы с вами, командир!

Уже лучше, но все равно слабовато. Ничего, салаги, я еще научу вас солдатской выправке. А не я, так жизнь научит. Дико увлекательная, со всеми прелестями «нак-зииловского» режима с его ежедневной костоломкой и преодолением собственного предела. Как и полагается любому уважающему себя рыцарю-джедаю.

Ш-шух!

«А, черт, стоило чуть-чуть отвлечься. Откуда ты вылез, морда?»

Серебристый росчерк вспорол воздух, встречая выпад голубого клинка неизвестного джедая, с искаженным паникой лицом выскочившего из служебного помещения по ходу нашего пути. Кажется, он и сам не понял, что произошло, ударив больше от неожиданности, чем с серьезным намерением причинить вред кучке детишек. А когда осознал, на кого поднял руку, увидел девушек за моей спиной… голубой клинок погас и выпал из ослабевших пальцев, сорвавшись в короткий полет под ошарашенными взглядами моей группы. Никто их них не успел вовремя среагировать — настолько быстро все произошло.

Неизвестный джедай отступил на шаг назад, подняв вверх руки в жесте полной сдачи. Адреналиновый выброс прошел, и я смог рассмотреть его получше. Человек, мужчина, около сорока лет. Ничего не обычного, вот только… он что, плачет?

— Прости, я не хотел… не хотел… они заставили…

— Кто? — я не спешил гаситьмеч, направив кончик клинка в грудь мужика, по лицу которого градом катились слезы. — Кто «они»?

— У меня мама на Кесселе осталась, сестренка… Я не мог допустить, чтобы с ними случилось тоже, что с Сильви… Великая Сила! Мне так жаль, так жаль…

— Вот он! Лежать!

Боевая двойка рыцарей в защитных доспехах вылетала из-за того же поворота, в миг спеленав по рукам и ногам беглеца. После чего один удалился, Телекинезом конвоируя слезно причитающего пленника перед собой, а второй снял шлем, явив лицо молодого парня с залихватской прической набекрень и аккуратной бородкой-эспаньолкой.

— Приветствую, рыцарь Джове. У тебя все целы?

— Как видите, — усмехнулся я. Слава, чтоб ее, добралась и до союзников. Теперь все знают меня, а я никого. — Рыцарь?..

— Просто Кес, — мужчина слегка поклонился и вновь напялил шлем на голову. — И давай на ты, я всего на несколько лет старше. Так вы все в архив собрались? Не самое подходящее время, чтобы учебой заняться, ха! Ладно, шучу. Мы с Уолом только что оттуда, все чисто. Можете идти, зубрилки.

— Принято, вояки. Спасибо. А с этим что?..

— Предатель, — не мешай щиток шлема, Кес бы не удержался и сплюнул от переполнившего его отвращения. — Он и остальные подонки переправляли рабов прямо из Храма, представляешь? Использовали нижние уровни, как перевалочную базу перед заброской на орбиту. Но самое худшее: мы бы так ничего не узнали, не вскрой твой мастер их ячейку на Рилоте. Этот кошмар мог твориться и дальше! А я-то всерьез думал, что Орден не так плох, как о нас говорят. Нет. Мы еще хуже, раз допустили подобное…

— А? — Сайто и Диаза, кажется, заклинило, и я поспешил увести болтливого джедая в сторону. Ни к чему им пока знать таких подробностей. Лана с Новой осталась приглядывать за ними, пока я тихо обратился к Кесу.

— Что с Советом?

— Я видел магистра Нак Зиила, а с ним Лиро и Орсо. Мужики сами в шоке были от всего, что творилось у них под носом, но они точно с нами. Если увидишь, не хватайся за меч.

— Не буду. Остальные?

— Магистр Велия, похоже, тоже ни при чем, но ее будут проверять отдельно. Из-за нее грандмастер Кирон и Джангал сумели скрыться.

— Твою медь! А что Этлу и Заган Сашши?

— Первый в карцере еще с того момента, как ты покинул заседание. За то, как он подставил Совет, его навсегда лишили звания магистра и подняли вопрос об его изгнании из Ордена. А мастер Заган, — Кес печально повесил голову, — погиб от меча Джангала. Закрыл собой твоего мастера, когда они с мастером Орой Леном попытались схватить Кирона.

«Вот тебе и желчный старикашка», — я ощутил острый укол совести от того, что плохо думал о Загане. В итоге тот оказался предан идеалам джедаев больше, чем его непосредственный глава.

— Ага, — Кес хлопнул меня по плечу. — Неплохое шоу, кстати! Мы с мужиками поржали от души. Кстати, у тебя запасного миллиона не завалялось? А то я тут такую кралю из целительниц приглядел…, — демонически захохотавший джедай отпрыгнул в сторону и поспешно скрылся из виду, пока его зад не поприветствовало что-нибудь потяжелее рифленой подошвы ботинка. А ведь это еще только начало! Боюсь представить, сколько еще шуточек и недвусмысленных предложений предстоит пережить в ближайшие пару дней.

Немного взгрустнув, я повернулся к своим, одним взглядом пресекая норовящие сорваться вопросы с уст падаванов и взмахом руки приглашая следовать за собой. Пусть их просвещением Нова с Ланой по дороге в архив занимаются. А мне и без того есть над чем поразмыслить.

Как минимум двое предателей в Совете, и еще судьбы двоих магистров за пределами Корусанта неизвестны. Один пал, грудью встав на защиту брата. А еще трое оказались невиновны. Или двое. С Велией еще предстоит проверить, но что-то мне подсказывало — катара тоже ни при чем. При всей ее вспыльчивости, не было в ней гнильцы, присущей всем падшим во Тьму джедаям.

«Как не было ее и в Кироне с Джангалом», — справедливо возразил внутренний голос, заставив меня скривиться и вспомнить лицо плачущего мужчины.

Кто такие «они»? Как верные Свету джедаи опустились до торговли рабами? Кто такая Сильви и почему безымянный джедай не хотел, чтобы его мать с сестрой повторили ее судьбу? И, наконец, кто этот таинственный Враг и как с ним связан магистр Кирон? Голова пухнет от вопросов, вся надежда на Фриса и архивы. Надеюсь, братишка уже нашел нечто, что хоть немного прольет свет на происходящее безумие.

Глава 14. «Шепот из тени»

Чем ближе к архиву, тем назойливее ощущалось давление чужого внимания. Небольшой проходной коридор перед ним был пуст, но именно здесь оно достигло критической точки, когда чуйка вовсю вопит о приближающейся угрозе.

Забив тревогу, я уже начал вызывать по комлинку Нак Зиила, хватаясь свободной рукой за световой меч, когда все внезапно прекратилось. Возмущения в Силе исчезли, и угрожающее присутствие кого-то очень сильного начало быстро удаляться.

— Джове? — запоздало отозвался кел-дор на мой вызов.

— Мастер, — я знаками показал свой группе, уже тоже схватившейся за свое оружие, что все под контролем, — у меня только что было очень странное предчувствие. Тот, кого вы ищите, только что был у храмового архива.

— Невозможно. Он буквально только что ускользнул от нас вместе с Кироном, а мы были в противоположном конце Храма. Сейчас их преследуют наши агенты…

Я нахмурился, слушая краткое введение в курс дела от Нак Зиила. Вот как, значит. Они с Орой Леном и еще парой ветеранов смогли загнать опального грандмастера и его правую руку в ловушку на верхних этажах Храма. Однако захват прервал тот, от кого джедаи ожидали предательства меньше всего.

Враг оказался куда ближе, чем все предполагали.

— Быть не может.

— Но это так, — Нак Зиил полностью разделял мое состояние. Его голос звучал разбито и подавлено, как и должно быть у того, кого столько лет успешно водили за нос. — Когда Могру напал на нас со спины, мы оказались в замешательстве. Существа его расы сами по себе загадка, но они испокон веков поддерживали Орден. Никто даже представить не мог, что Могру замешан во всем этом.

— И не узнали бы, если бы он сам не решил раскрыться, — у меня под ложечкой возникло неприятное сосущее ощущение. Я будто вновь окунулся в трясину интриг, разведенной домом Пантир. Вот только аристократы и джедаи, чей возраст переваливает за пару веков — совершенно разные лиги. В сравнении с мастодонтом-долгожителем Могру, Доминик Пантир неоперенный птенец, едва вывалившийся из гнезда.

— О нем есть какие-то упоминания в архивах? — спросил я, кое-как совладав с эмоциям через мантру Кодекса.

— Должны быть. Могру присоединился к Ордену около трех веков назад, но он редко покидал Храм. В основном занимался складской логистикой в хранилище, иногда брался обучать юнлингов. В политику Совета почти не лез.

— Вы имеете в виду то самое хранилище, которое использовали для переправки рабов?

— Не береди свежую рану, Джове, — попросил Нак Зиил. Я услышал через комлинк его прерывистое сопение, отражающее сильный душевный раздрай.

«Пожалуй, немного участия сейчас точно лишним не будет».

— Но теперь, когда мы знаем правду, можно начать исправлять ошибки. Орден пережил много предательств, справится и с этим.

— Ты прав, — уже заметно бодрее отозвался кел-дор. — Война пока не проиграна.

— Верно. Так где Могру сейчас?

— Его с Кироном и Джангалом преследуют на аэротрассе правительственного круга. Орой Лен подключил особый отдел и стянул незадействованные резервы в сектор.

— Поймают?

— Все на воле Силы, — туманно изрек Нак Зиил, из чего я сделал вывод, что его одолевают сильные сомнения на этот счет, но до истоков их допытываться не стал. Все равно узнаю подробности в самое ближайшее время.

— Моя помощь еще нужна?

— Нет, можешь пока заниматься своими делами. И еще кое-что. Оформи Лане Лорсо в регистраторе архивариуса гостевой доступ. Нечего ей по Храму без пропуска расхаживать, Кирон и так тут проходной двор устроил в последние годы.

— А-а…

— Джове, я слишком хорошо тебя знаю, — в голосе мастера послышалась улыбка. — И я видел твой отчет с Нар-Шаддаа. То, что ты двух ситхов одолел, достойно похвалы, но задание у тебя иное было, верно?

Я мысленно похвалил себя за предусмотрительность, успев заранее отойти для разговора с мастером от греющей ушки Ланы. Ее так и распирало от любопытства, судя по бросаемым на меня взглядам. Если бы не тактичная Нова, для надежности придерживающая подружку за локоток, точно бы не выдержала и метнулась подслушивать в скрыт.

— Орой Лен сдал?

— Просто обмолвился пару раз, что его ученица часами лясы точит со своей новообретенной мириаланской подружкой по ретранслятору квантовой связи. Который ты же ей и подарил. А там достаточно было сложить одно с другим. Парный ретранслятор к тому у тебя, а других мириаланок среди похищенных юнлингов не было.

На такие откровения оставалось только покачать головой. Нак Зиил, как всегда, в своем репертуаре: знает все и обо всех. Аж зависть берет.

— Кара с вами прилетела?

— Осталась на Альдераане, — я нахмурился, не слишком ободренный прохладным тоном бывшего учителя. — Они обе не с ситхами, если вас это волнует. Смогли бежать, когда мандалорцы пять лет назад отбили Нову. В них нет Темной стороны.

— Рад слышать, — тон Нак Зиила заметно потеплел. — Приглядывай за Ланой, пока все не уляжется. Позже мы официально амнистируем ее и Кару. Орден сейчас не в том положении, чтобы разбрасываться потенциальными рекрутами.

Горячий прилив благодарности теплым пятном растекся в груди, не смотря на то, что я не планировал официального возвращения Ланы к джедаям. Нынешний маскарад с подложной внешностью и именем не более, чем необходимость, чтобы обуреваемая скукой лисичка не натворила бед. Впрочем, Нак Зиилу об этом знать не обязательно. Как и о том, что моя судьба также очень скоро перестанет быть связана с Орденом.

— Спасибо, мастер.

— Не за что, мой друг. Главное не забудь пригласить меня на свадьбу, когда решишь воспользоваться своим правом, — не удержался от небольшой шпильки мастер, вызвавшей у меня нервный смешок.

— Обязательно.

— Банкет за счет Совета. Нам тут как раз некто по доброте душевной целый миллион кредов пожертвовал.

Попрощавшись на сей оптимистической ноте, Нак Зиил отключился, и я расслабленно расправил плечи, улыбаясь до ушей. Давно откладываемый разговор прошел лучше, чем можно было ожидать. Еще и с шуточками, чего от вечно сурового кел-дора можно было, дай Сила, пару раз в год по праздникам дождаться. Не у одного меня нервное напряжение через край хлещет.

А если серьезно, то как минимум одной проблемой на горизонте стало меньше. Во исполнение данных обещаний мне останется всего ничего: веснушек под амнистию вместе с сестрами Лорсо подвести, благо Темной стороны в них тоже нет, а подходящую легенду родители состряпают. Ну и найти оставшихся юнлингов, включая сбежавшего Пайна. С последним, боюсь, разговор будет короткий, но ради памяти того, кем он когда-то был, я обязан завершить начатое.

— Лана, — я окликнул лисичку, о чем-то заговорщицки перешептывающуюся с Новой. Обе девушки с интересом стреляли глазками в патрулирующих коридор парней, отчего те преисполнились чувством собственной значимости и задрали носы так высоко, словно норовили пробить ими потолок. Весьма опрометчиво. Зная Лану, успевшую заскучать, пока я общался с Нак Зиилом, готовится какая-то пакость мирового масштаба. И она явно сулила совсем не то, на что надеялись распушившие хвосты падаваны.

— Поговорили?

— Да!

Лана и Нова вприпрыжку подскочили ко мне, вцепившись с обеих сторон и, демонстративно играя на публику, прижавшись приятными наощупь округлостями к рукам с двух сторон. Лица распустивших слюни Сайто и Диза скисли, как оставленное на жарком солнце молоко. Такого поворота они точно не ожидали, ну а я ощутил облегчение, слушая проказливые девичьи смешки.

Близость Новы благотворно влияет на разрушительные способности подруги. Останься Лана одна наедине со своими мыслями, так просто бы жертвы ее шалостей не отделались.

— Да, — я выкрутился из их рук, одновременно подзывая парней ближе. — Кризис миновал, но у нас еще много работы. В архиве мне понадобится ваша помощь, так что готовьтесь штудировать тонны пыльных картотек. И нечего стонать, Сайто! Силком вас никто не тянул, так что извольте помогать.

Рыжик неохотно кивнул, а его долговязый собрат по несчастью закатил глаза. Понимаю, мне тоже не хочется. Но сваливать все на Фриса тоже неправильно будет, он и без того впахивает в последнее время за троих.

— Тогда вперед к знаниям! Дамы вперед.

Пропустив в разъехавшиеся створки дверей Лану с Новой, я остановился на пороге, с любопытством осматривая священную обитель знаний Ордена джедаев. Помещение архива представляло собой длинный арочный зал с высокими панелями стеллажей, расположенных поперек стен. Примерно треть от них пустовали, а оставшиеся подсвечивали сотни узких пластин инфокарт, содержащих в себе данные с накопленными знаниями Ордена.

За минувшие века джедаи почти полностью восстановили свою библиотеку, потерянную с после разрушения и разграбления Храма ситхами во времена старой Республики. Многое из утерянного воссоздали по копиям из других хранилищ, часть записали под диктовку голокронов. И только стеллажи в дальней части зала, печально потухшие и не содержащие в себе ни бита данных, стоят молчаливым напоминанием о тех знаниях, которые уже не найти нигде.

Именно рядом с ним стояли несколько постаментов, на двух из которых были установлены литые металлические бюсты. Приглядевшись, в одном из которых я с удивлением признал внешность Дарта Руина. Таким, каким тот был в Храме, пока носил имя Фаниуса.

«Кому «умнику» взбрело в голову увековечить память предателя, который послужил причиной Четвертого Раскола Ордена? — я с осуждением шевельнул бровями. — Куда только архивариус смотрит. Кстати, вон он сидит. И еще… не понял?!».

— Братишка, — воодушевленно крутанулся в воздухе кубик Гри, пока я застыл на входе и вытаращился на него и сидящего рядом джедая в светло-бежевой опрятной с иголочки робе.

«Твою ж печенку, только не это! Надеюсь, глаза меня обманывают. Пожалуйста!»

— Добрый день, юные джедаи. Мы с Фрисом ждали вашего появления, — вежливо поприветствовал нас сидящей за столиком архивариус. Фасеточные глаза внимательно прошлись по явно сробевшим фигуркам мальчишек. Подвижный ротовой хоботок улыбнулся, а забавно зашевелившиеся ушки-антенки на макушке заставили заулыбаться девчонок. Выглядело это и впрямь мило, вот только я испытывал совершенно иные эмоции.

За читательским столом сидел мой оживший кошмар. Потягивающий через хоботок из стоящей рядом кружки какой-то напиток с приятным травяным запахом и… на этом приятное впечатление заканчивалось. По коже пробежал табун мурашек, когда в ноздри ударил гнилостный фантомный запах, вылезший откуда-то из глубин памяти.

«Не пойду! Хоть убейте — с места не сдвинусь без дезинфектора и полной стерилизации помещения», — заметалась в голове паника, спешно собирающая саквояж и билеты на рейс до Внешнего Кольца. Лишь ценой невероятных усилий и самоконтроля удалось подавить ее и зашагать вперед, вяло передвигая одеревеневшие ноги.

«Надо просто представить, что он человек. Простой, обычный, ничем непримечательный…»

— Меня зовут архивариус Груно. Наслышан, наслышан о вас, молодой джедай, — подвижный хоботок родианца в очередной раз погрузился в чашку, заставив меня невольно передернуться от отвращения. Попытка самоубеждения с треском провалилась на ножках, подпиленных проснувшейся фобией, заработанной еще со времен обучения юнлингом на Тайтоне.

«Твою ж медь. Ну, Фрис… я тебе это припомню! Неужели предупредить не мог??»

— Тогда бы тебя сюда и толпой голых баб было не заманить, — хихикнул паршивец, повисая у меня над ухом. — Ты бы видел свое лиц, братец!

— Ах ты с-с… сучок!

Разумеется, он увернулся. Прямо между пальцев проскользнул, бессовестно пользуясь дарованными Стражем возможностями. И Вспышка не помогла, хотя привлекла внимание архивариуса Груно, вновь заставив меня передернуться, когда он заговорил.

— Фрис предупреждал меня насчет ваших страхов. Уверяю вас, молодой человек, я не собираюсь испускать в воздух лишние запахи. По крайней мере до тех пор, пока вы ведете себя пристойно и возвращаете взятые инфокарты на положенные места.

«Он еще издевается!» — возопил я про себя, стараясь игнорировать хихиканье девчонок и парней. От них тоже не скрылась моя реакция неврастеника-паралитика, садящегося за читательский столик так, будто осужденный к казни на электрическом стуле.

— Прошу прощения, архивариус Груно, — прокашлявшись, выдавил из себя неловки поклон. — Я не хотел вас оскорбить.

— Ничего страшного, рыцарь Джове, — участливо шевельнул ушками-антенками родианец. — Мне известно, какую реакцию вызывают представители моей расы у людей. Уверяю вас, она совершенно нормальная.

— Правда?

— Нет, — невозмутимо отозвался архивный тролль под конский гогот Фриса, висящего в безопасной дальности от моих пальцев где-то под потолочными арками. — Но у меня тоже людской запах восторга не вызывает, так что мы с вами собратья по несчастью, так сказать. Поборем наши слабости вместе, Джове? Как и положено образцовым джедаям.

У меня достало сил только согласно угукнуть и поднять горящий праведной местью взгляд к потолку, скрывающему мелкого предателя. Ничего, это еще не конец, братишка. У меня тоже есть чем ответить! Уверен, Джун будет в восторге от моей идеи.

— Джове, ты чего задумал? Я же пошутил! Лана, он же что-то задумал, да?

— О, не сомневаюсь, — хихикнула лисичка и, наклонившись, чмокнула меня в губы, ничуть не смущаясь заинтересованно склонившего голову архивариуса. — Джове, позовешь потом посмотреть?

— Обязательно.

— Эй! Я тут вообще-то.

— Значит, ваша просьба Совету имеет под собой реальные основания, а не просто задел на будущее, — протянул Груно, глядя на Лану, устроившую шутливую потасовку с Новой за право усесться ко мне на коленки. В итоге победила дружба, и девушки заняли подлокотники, пристроив ладошки у меня на плечах и умиротворенно затихнув.

— Верно. Просьба ценой в миллион.

— Да, этот поворот вызвал шок не только у вас. Но еще более поразительно, что у вас нашлась сумма, запрошенная магистром Этлу. Совершенно возмутительное требование! Неудивительно, что весь Храм с ног на голову перевернулся. Ваше выступление, рыцарь Джове, получило большой резонанс.

Груно не стал спрашивать напрямую, откуда, собственно деньги. Совать свой нос в чужой кошелек невежливо. Однако невысказанный вопрос повис в воздухе, и я не хотел почем зря обижать человека… пардон, родианца, отнесшегося с пониманием к слоновьим тараканам в моей голове.

— Чужакам трудно выживать на Дорине, даже если они являются частью Ордена. Я какое-то время обучался там, и кое-какие из моих начинаний оказались достаточно успешными, чтобы приносить скромный доход. За пять лет накопилось достаточно, чтобы исполнить волю Совета

«Скромный», — не удержавшись, фыркнул Фрис, невесть в какой момент успевший вновь оказаться у меня на запястье в виде браслета. Крупная ошибка, братец.

Я сделал вид, будто пропустил его слова мимо ушей, потянувшись рукой с браслетом назад, якобы почесать спину. Вот только коснулся пальцами чуть ниже. А потом волевое усилие в виртуальном интерфейсе экзера расслабило пояс, позволив руке скользнуть ниже по голой коже…

Хырщь, хырщь.

«Не-е-ет! — короткий вопль ужаса у меня в ушах оборвался задумчивым. — Интересно, а Страж может поставить в квард новые зрительные сенсоры? Хочу развидеть этот волосатый ад. Навсегда!»

— Ну а сегодня все сложилось одно к одному, — безоблачно улыбнулся я, ощущая непередаваемый кайф ощущения, когда почесал там, где давно чешется, — чего не сделаешь ради любимых.

От моих слов Лана с Новой просияли и засмущались, а Фрис издал такой тоскливый вопль души, что настроение рвануло к верхней отметке со скоростью метеора. Похоже, Джун можно не припрягать, месть уже свершилась.

— Действительно, — согласно зашевелил хоботком Груно, для которого наша небольшая война с Фрисом осталась за кадром. — Прошу простить мою назойливость, рыцарь Джове.

— Ничего.

— Так, что привело вас и остальных падаванов в архив? А эту девушку я вобще вижу впервые.

— Это моя ученица. Ла…ра Корсо, — чуть запнувшись, и переглянувшись с Ланой, закончил я. Несмотря на обещание Нак Зиила решить их с Карой проблему, особо торопиться с раскрытием инкогнито не стоило. Пока не разберемся окончательно с беглецами и не восстановим порядок в Ордене, такая беспечность может дорого обойтись.

— Пока неофициальная, но со временем мы это поправим, когда соберется новый Совет. Сейчас я бы хотел вас попросить оформить ей гостевой допуск в Храм.

— Он еще не оформлен? — архивариус подался вперед и потянулся пальцами с присосками к терминалу в середине стола. Надеюсь, там голоклавиатура остановлена… нет, облом.

«Родианцы», — я прикрыл глаза, борясь с неодолимым желанием завыть волком и зажать уши. Даже обычно стойкую Лану перекосило от чмокающих звуков пальцев-присосок Груно, тыкающих в сенсорную клавиатуру терминала. Девушка чуть крепче сжала мое плечо, придавая сил выдержать эту слуховую пытку.

Похожие ощущения испытывали и парни, и Нова, но испытание выдержали с воистину каменными лицами. Видать, не впервой.

— Точно, не вижу ее имени среди гостей, — Груно укоризненно уставился на нас фасеточными глазами. — Рыцарь Джове, в следующей раз прошу вас сразу по прибытию в Храм обратиться в регистрационный отдел, если не хотите неприятностей.

— Хорошо.

— Беря во внимание сложившуюся ситуацию в Храме, я пошел вам навстречу и занес Лару Корсо в список, доступ у меня есть. Но личную карточку ей получить все равно придется. Не затягивайте с этим, чтобы у СБ было меньше вопросов. Они сейчас особо нервные, сами понимаете.

— Понимаю. Спасибо, мастер.

— Итак. Вы с вашим помощником ищете что-то конкретное? — Груно закрутил головой, пытаясь найти кубик Фриса, но тот уже впал в депрессию у меня на запястье и не спешил вновь принимать участе в беседе. — А вы, юные падаваны?

— Добровольцы, — пояснил я вместо открывшего рот Сайто. — Мастер Груно, не могли бы выдать им доступ к архивным данным по Четвертому расколу? Меня интересует выборка, связанная со всеми событиями, произошедшими в тот день.

— Да, да, Фрис упоминал что-то такое. Падаваны, занимайте второй столик от входа, я пока схожу за инфокартами.

Груно удалился, а я подманил к себе молчаливо стенающих Сайто и Диаза. Не сказать, что мне особо была нужна их помощь: Фрис уже успел шепнуть на ухо, что нашел все необходимое, пока его не засек Груно. Тем не менее, парней надо было чем-то занять, так что мне в голову пришла одна важная мысль, связанная с веснушками.

— Ваша задача узнать, что стало с реквизированным имуществом похищенных юнлингов с Храма на Тайтоне, а также всех бежавших джедаев. Знаю, задача не из легких, не кривитесь. Но это важно для меня, и я прошу вас о помощи. Справитесь?

— Да, — падаваны слегка взбодрились, польщенные таким доверием от моей персоны. — Положитесь на нас, рыцарь Джове!

— Отлично. Нова, Лана, — я встал и повернулся к соскользнувшим с подлокотников девушкам, когда парни удалились. — У меня к вам другая просьба. Свяжитесь с Орой Леном, пусть он вышлет вам список тех, кого смогли захватить в плен по подозрению в работорговле. Мне нужны все данные по этим людям. Имена, связи, увлечения. Все, что сможете найти. Особое внимание уделите тому джедаю, который напал на нас в коридоре. Он упомянул какую-то Сильви. Попробуйте узнать через его профиль, кто она такая.

— Много времени уйдет, — Нова в задумчивости прикусила нижнюю губу, оценивающе оглядев ближайшие активные стеллажи с инфокартами. — Кроме того, для получения конфиденциальной информации нужен уровень доступа не ниже мастерского…

— Это не проблема, Фрис справится. Так, брат?

— Угу, — буркнул все еще дующийся на меня браслет, снявшись с запястья и обернувшись кубиком Гри. Нова на эту метаморфозу восхищенно округлила глаза, а Лана зевнула.

— Как он это делает, Джове?

— Имплант гибридной модуляции. Не ломай голову, Лана тебе все объяснит. Работайте.

Девушки с летающим проводником присоединились к закопавшимся в инфоркарты парням, тогда как я сам тоже не стал терять время, взявшись за терминал на своем столе.

— Вам помочь, рыцарь Джове? — раздался голос над моей головой. Я обернулся и едва не заорал в голос, увидев прямо перед своим носом вытянутую рожу родианца.

— Простите, не смог удержаться, — хихикнул Груно, пока я вытирал тыльной стороной ладони выступивший пот на лбу. — У вас крайне интересная реакция на мой вид. Психологическая травма, если не ошибаюсь? Вам стоит поговорить с кем-то об этом.

«Уж точно не с родианцем», — удержал я так и рвущееся с губ высказывание, вместо этого сказав:

— Мне бы пригодилась помощь с поиском информации по одному мастеру. Возможно, вы с ним знакомы лично. Насколько мне известно, он почти не покидал пределов Храма.

— Я знаю много таких мастеров, — заинтересовался Груно. — Вам известно что-то еще? Имя, пол, раса?

— Только имя. Могру.

— О, — архивариус как-то странно задергал антенками на голове, после чего на пару секунд подвис, прежде чем дать ответ, слегка растягивая слова. — Впервые слышу о таком. Могу я предложить вам чашку чая? Натуральный, свежая поставка с Альдераана.

«А вот это уже подозрительно», — я замедленно кивнул, наблюдая за явно изменившимся поведением архивариуса. Движения стали более нервными и дерганными. Аура окрасилась темной кляксой страха, а следом за ней в нос шибанул давно забытый специфичный запашок родианца.

Заставив себя проигнорировать рвотный рефлекс и паническую истерику вкусовых рецепторов, я как бы невзначай опустил руку под стол. Чего делать не стоило, потому что архивариус расценил это по-своему и завонял еще сильнее. А, к хатту…

Реагируя на команду, экзер воплотил образ облачения рыцаря-джедая со шлемом, в мгновение ока отрезавший меня от внешней атмосферы и предоставивший доступ к спасительному кислороду.

— Что это? — Груно попятился назад, опрокинув назад стул и указам на меня трясущимся пальцем с присоской. — Кхух. Откуда шлем взялся?

— Успокойтесь, мастер, — я по-прежнему не вставал с места, все еще надеясь на мирный исход беседы. — Мы же можем поговорить, как цивилизованные джедаи? Ни к чему устраивать сцены, особенно в здесь, в священной обители Храма. Поверьте, я не собираюсь причинить вам вред.

— Ты не понимаешь. Кхух, — снова этот противный звук лопающихся пор на коже родианца. Запах уже распространился намного дальше нашего стола, и сидящие неподалеку Лана с Новой поспешили целомудренно прикрыть лица ладошками. До Сайто и Диаза газовая атака пока не дошла, но они, как и девушки, оторвались от своего занятия и с интересом наблюдали за разворачивающейся сценой.

— Так объясните, мастер Груно. Прошу вас.

— Он… а-ах. Я не могу. Кхух, кхух. Не могу! Кхух. А-а-а!

Я успел вскочить на ноги как раз вовремя, чтобы встретить жестким блоком атаковавший меня зеленый световой меч.

— Не вмешивайтесь! — повелительный крик на весь зал заставил застыть на месте мою группу, пока я удерживал давление клинча от напирающего на меня родианца. — Груно, опомнитесь, вы не в себе. Я могу помочь…

— Помочь? Глупец, — безумная мешанина в ауре архивариуса на миг прояснилась. Я ощутил его чистый незамутненный взгляд и услышал тянущую сердце горечь в голосе. Так говорят обреченные на казнь смертники.

— Для нас уже слишком поздно…

Разум покинул Груно, но он был джедаем. И предпочел уйти с честью, а не как трус, поддавшейся собственной слабости.

— Не надо!

Груно не стал разрывать клинч, а просто дернулся головой на скрещенные световые клинки. Попытка разорвать дистанцию ни к чему не привела: он вцепился в меня железной хваткой Силы, не позволив Рывком уйти в сторону. Смерть наступила мгновенно, еще до того, как тело с пробитой световым мечом головой рухнуло на пол.

«Проклятье».

— Джове! — Лана, успевшая подбежать первой, вцепилась мне в руку и сжала в объятьях. — Ты как, цел? Что случилось, почему он?..

— Нова, — я взглянул поверх плеча Лана на твилеку, неотрывно пялящуюся на мертвеца у меня под ногами. — Нова!

— А?.. Что?

— Вызывай Орой Лена. Пусть немедленно возвращаются в Храм, все до одного. У нас большие проблемы.

Глава 15. «Мечущиеся души»

По закону подлости, Орой Лен не выходил на связь. Нова весь комлинк измусолила: без толку. Как в космос канул, даже ответный сигнал о приеме адресатом исходящего вызова не прозвучал. Пришлось снова беспокоить моего бывшего мастера, но и тут поджидало разочарование, на вызовы никто не ответил. После третьей безуспешной попытки я встревожился уже не на шутку, подняв на уши всех, до кого смог дотянутся по дальней связи.

Ответил, как ни странно, уже знакомый мне рыцарь Кес, передав не самые внушающие оптимизм новости. Нак Зиил с группой доверенных мастеров покинули Храм, прихватив в нагрузку десяток боевых джедайских двоек и весь наличный состав оперативников особого отдела. Пережив первый шок внезапного удара традиционалистов, к опальному грандмастеру присоединились верные силы, подтянувшиеся на заварушку со всей планеты. Битва за будущее Ордена понемногу набирала обороты, грозя перерасти в полномасштабную гражданскую войну двух сил Света с разным взглядами на жизнь.

Я поднял голову к потолку, слушая Кеса и с каждым его словом мрачнея все больше. Где-то там далеко в небесах Корусанта сейчас развернулось самое настоящее космическое сражение. То, что наши возьмут верх, сомнений не вызывало, но я беспокоился совсем по иному поводу.

— Кес, тот пленник, который напал на меня у архива, все еще под стражей?

— Да, — немного удивился моему вопросу рыцарь. — А что?

— Мне нужно поговорить с ним, прямо сейчас.

— Не думаю, что это хорошая идея, Джове. Тут такое творится, ты не поверишь. Кроме того, тебе нужен допуск от мастера…

— К ситху допуск! — взорвался я, заставив собеседника на том конце связи комлинка озадаченно примолкнуть. — Архивариус Груно напал на меня!

— Что-о?! Где он сейчас?

— Тут же, валяется.

— Только не говори, что он…

— Самоубийство. Сам напоролся на свой меч, когда я упомянул Могру. Со мной свидетели, могут подтвердить.

Кэс забористо выматерился и отдал пару коротких отрывистых приказов на своей стороне.

— Жди там. Минут через пять подойдет команда зачистки.

— Ты как будто не удивлен, Кэс.

— Это уже третий подобный случай. Один из пленников разбил голову о стену еще перед допросом. Второй откусил себе язык во время него. Пришлось вызывать целителей и пихать в бакту, чтобы не окочурился. Остальных предателей пока держим под седативными и стараемся не болтать рядом лишний раз, во избежание. Что, ситх меня задери, происходит, Джове?

— Хороший вопрос, Кес.

Мы оба замолчали, переваривая не самые вдохновляющие новости. Архивариус Груно атаковал не по своей воле. Перед тем, как он умер, ментощупы успели уловить нечто очень настораживающее. Небольшая «заноза». Микроскопическая несостыковка внешних аурных слоев, вызванная криво поставленной ментальной закладкой. У меня самого при работе с Самхаром на Дорине такие получались через одну, но врожденный дар и способности ментощупов к ювелирной работе с астральным телом позволили компенсировать недостаток знаний. Новая личность дуроса кое-как села на вычищенный до блеска аурный каркас, и «Медтех» про получил исполнительного и безжалостного главу безопасности.

Здесь же на лицо небрежная и грубая работа, сделанная исключительно с помощью Силы. Увы, Груно покончил с собой до того, как я успел как следует покопаться у него в голове. Теперь единственный способ узнать больше — проверить схваченных джедаев, замешанных в работорговле.

С другой стороны, светить свой дар сейчас будет слишком опасно. Если Могру подчинил архивариуса и остальных предателей, то что могло помешать ему поковыряться в мозгах у других джедаев? И сколькие из них не подозревают, что являются спящими марионетками, покорными чужой воле?

Устрашенный этой не самой приятной мыслью, я провел торопливый скан стоящих чуть в отдалении подростков, и не сдержал облегченного вздоха. Чистые. Вроде бы. Вот же ж… это мне теперь каждого так проверять? А если Могру профи, и закладки сокрыты на внутренних слоях ауры? Как-никак, у него была фора в триста лет обучения, как говорил Нак Зиил. Дурно становится от мысли, каким монстром мог стать джедай-менталист за столько времени, потраченного на самосовершенствование.

Проклятье. Теперь ведь и с Кесом особо не пооткровенничаешь, пока не просвечу его насквозь ментощупами. Не знаю, насколько далеко Могру раскинул свои сети, но, если исходить из того, что заговор против Совета был скомпрометирован, доверять нельзя никому. Пока не проведу тотальную проверку всех и вся, по возможности стоит держать рот на замке.

Но на пленников поглядеть все равно надо. А еще лучше начать с тех, кто напрямую ответственен за хаос и деградацию Ордена джедаев. С появлением на сцене Могру грань добра и зла начала размываться до опасной серости, и теперь я ни в чем не уверен. Нужна отправная точка, от которой уже можно будет решить, в каком направлении двигаться дальше.

— Кес, как насчет магистра Велии? — прервал я затянувшееся молчание.

— Она заперта вместе с магистром Этлу в своих покоях на двадцатом ярусе. Думаешь, они смогут помочь разобраться?

— Очень на это надеюсь, Кес. Сможешь подойти туда же? Не один. Возьми с собой тех, кому доверяешь.

— Что, без команды поддержки Бешеной Кошке на глаза стремно показаться? Неужто вся смелость на заседании осталась? — со смешком подколол меня рыцарь.

— Ага, поджилки трясутся, — согласился я, и тут же стал на порядок серьезнее. — Кес, это важно. Сделаешь?

Видимо что-то такое прозвучало в моем тоне, а, может, сыграл авторитет, приобретенный с разгромным поражением Совета, накрепко отпечатавшееся у всех в памяти. Так или иначе, Кес не стал спорить и подтвердил, что будет ждать у покоев магистра Велии. Хотя, скорее всего, ему просто хотелось верить, что у меня есть какой-то план.

Договорившись о встрече, я прерывал связь и повернулся к давно ожидавшим окончания разговора подросткам.

— Спрашивайте.

Лара с Новой бросились ко мне в объятья. Твилеку все еще слегка потряхивало от пережитого, а милиаланка просто переживала за нас обоих. Наспех успокоив девушек, я едва успел повернуться к парням, как тут же был засыпан целым валом перебивающих друг друга вопросов.

Ситуация в Храме и без того была напряженной последние часы, а после увиденного в архиве Сайто с Диазом не знали, что думать и как себя вести. Ранее дружелюбный и миролюбивый Груно вдруг слетел с катушек и напал на рыцаря у них на глазах. После чего взял и напоролся на свой меч. Градус нервного напряжения зашкаливал, а я не мог пугать их больше, рассказывая свои неподтвержденные подозрения. Пришлось отделываться общими фразами, обещая, что с произошедшим разберутся в самое ближайшее время.

Будто в подтверждение моих слов, в архив забежала боевая двойка рыцаря и консула в сопровождении стражей СБ. Оперативно погрузив тело Груно на носилки, джедаи опросили свидетелей, то есть нас. Потом сверили показания с записями архивных камер и, заверив протокол, в темпе удалились по обратному маршруту, не забыв перед уходом сунуть Лане в руки карточку с гостевым допуском. Прощальный подарок от безвременно почившего архивариуса, успевшего послать запрос в СБ перед тем, как его накрыла «могрулезнь».

Расчувствовавшаяся Лана прижала пластиковую карточку к груди, а я вновь повернулся к мрачным и хмурым Сайто и Диазу.

— Чего стоим, кого ждем? Ваше задание никто не отменял, падаваны. Да, прямо тут! Труп архивариуса убрали, помещение провентилировали, так что не вижу препятствий. Работайте. Девчонки, вам тоже лучше остаться. Лисенок, не спорь, прошу. Мне сейчас просто некогда тратить на это время, а информация нужна, как воздух. Я вам даже Фриса оставлю, только наройте все что сможете на этого Могру. Нужно знать, с кем мы имеем дело, прежде чем соваться в пекло.

Короткая, но проникновенная речь принесла свои плоды: работа в архиве закипела с удвоенной силой. Оставив ребят на попечение Фриса, я узнал у него маршрут на двенадцатый ярус и в темпе выдвинулся к месту встречи. При этом стараясь не слишком лезть ментощупами в истоки напряжения, казалось, пропитывающего каждый уголок Храма. И без того хватало угнетающего вида пустынных коридоров, приправленных зрелищем оплавленных разрезов на стенах, оставленных световыми мечами. Переворот в Совете произошел совсем не так гладко и безболезненно, как планировалось.

У лифтов меня встретили стражи, которым с начала переворота пришлось тяжелее всех. Бедняги оказались на перепутье, раздираемые долгом перед прогнившим Советом и тягой к истинным последователям Света, взявшимся навести порядок в Ордене. Трансляция заседания, где демарш Этлу вбил окончательный гвоздь в крышку гроба репутации магистров, стал переломным моментом. Благодаря ему Храмовая СБ выбрала нашу сторону, тем самым обеспечив успех всей операции.

Стражи сверили мою личность и позволили пройти к лифтам. Перекинувшись с ними парой фраз, я узнал, что на двенадцатом уровне, куда мне нужно, развернули временный полевой госпиталь. Взрыв в ангарах нанес много урона. Множество джедаев с обеих сторон конфликта загремели в целительские палаты с ожогами разной степени тяжести. К сожалению, всех раненных они вместить не смогли, и по приказу временного Совета под главенством Нак Зиила, было принято решение задействовать часть пустующих помещений в соседнем крыле.

Целители с ног сбивались, пытаясь помочь всем, но их было слишком мало, а навыки их были сильно далеки от идеала. Пока меня не припрягли к переноске раненных, я поспешил пройти наполненные болью коридоры, втянув в себя ментощупы и окончательно закрывшись в Силе. Сердце рвалось на лоскуты от желания помочь всем страдающим, но сейчас куда важнее предотвратить появление новых жертв. Сделать это можно было только найдя источник всех бед и в корне ликвидировав болезнь, поразившую Орден джедаев.

Так я оказался в жилых помещениях для джедаев в ранге мастеров. Здесь, в отличии от того же падаванского крыла, обстановка казалась более уютной, и из широких окон лилось много солнечного света. Кэс, завидевший мое появление, помахал рукой, подзывая ближе. Я помахал в ответ, но ускорится не спешил, дав команду ментощупам начать сканирование джедаев издалека.

В итоге путь прогулочным шагом по длинному прямому, как рельса коридору, занял около минуты. За которую друзья Кеса успели изрядно насторожиться моим поведением. Пара рыцарей даже потянулась к световым мечам на поясах, но их сбила с толку улыбка, промелькнувшая у меня на лице, когда нас остались разделять не больше пары метров.

— Ну что, граждане заговорщики? Кто хочет поработать?

— Ух… — Кэс смахнул выступивший на лбу от и глухо матюгнулся, выразив моральное состояние всех остальных джедаев, — не делай так больше, Джове. Я ж чуть в штаны не наделал!

— Точно, — поддержал его синеглазый крепыш из расы толотианцев, с макаронными наростами на задней части черепа. — Нагнал ты жути, парень! Будто магистра Нак Зиила в живую увидел, аж не по себе стало.

Ну не говорить же им, что их иррациональный страх вызван активным сканированием ментощупов на наличие ментальных закладок? Такое знание никому спокойствия не прибавит, так что обождем. По крайней мере до той поры, пока не поговорю с Велией и не выясню о таинственном Могру побольше.

Приняв решение немного повременить с ответами, я слегка поклонился, приветствуя собравшихся по моему зову рыцарей. Не считая Кеса, среди них было пять молодых мужчин в примерном возрасте до тридцати лет, и парочка экзотов довольно дикой наружности. Иторианец с изогнутой головой-молотом и приземистый серый латеронец с мохнатой шевелюрой, двумя парами рук и таким же количеством световых мечей на поясе.

Маленькая машина для убийства смерил меня высокомерным взглядом снизу-вверх, недовольно шевельнув заостренными треугольными ушами на затылке.

— Зачем ты собрал нас, рыцарь Джове? Тебе заняться больше нечем?

Спокойно выдержав пронзающий взгляд глубоко посаженных глаз латеронца, я проигнорировал его выпад и поманил в сторонку Кеса. Из всех рыцарей он был единственным, кому можно было доверить тайну без угрозы раскрытия. Глубокий скан ментощупов выявил зачатки врожденной ментальной защиты. Не чета моей, но все же дающей хоть какую-то гарантию, что наш с Кесом разговор не станет достоянием общественности.

— Может, объяснишь уже? — спросил он, когда мы отошли в сторону сопровождаемые недовольным ропотом джедаев, обиженных таким недоверием к своим персонам. — Джове, какого ситха происходит?

— Ты умеешь хранить тайны, Кес?

— Умею, но не люблю, — поморщился мужчина. — Но для тебя, так и быть, сделаю исключение. В обмен на автограф.

— Я тебе хоть на пузе распишусь, только постарайся не орать. Хорошо? Все, кто пытались покончить с собой, находятся под мощным ментальным воздействием… Кес, я же просил!

— Вырвалось, прости, — рыцарь-джедай выпустил воздух сквозь плотно сжатые зубы, запирая внутри рвущиеся наружу ругательства. — Продолжай.

— Вероятно, это дело рук Могру. Не знаю, у кого еще он в голове покопался, так что будь начеку. Распредели всех, кого привел, по ключевым постам в Храме, пусть проверят вместе со стражами всех джедаев до единого. Юнлингов и обслуживающий персонал в том числе.

— Это будет непросто, Джове. Люди на грани. Лишние вопросы только добавят поводов для тревог. Да и не особо мы сильны в менталистике, может, ты сможешь помочь? Нас, я так понимаю, ты уже проверил.

— Все чисты, — подтвердил я под облегченный вздох Кеса и поспешил добавить. — Но особо не расслабляйся! У Могру было достаточно времени, чтобы покопаться в мозгах у каждого джедая в Храме.

Кес побледнел, осознав ту же истину,что и я сам недавно. С появлением на сцене еще одного менталиста, вся секретность плана вставала под вопрос. Насколько силен Могру и как много он знал о готовящейся акции против его маленькой подпольной империи работорговцев? Как бы не оказалось, что всех заговорщиков, включая Нак Зиила и остальных мастеров, водили за нос с самого начала, позволив думать, что их усилия могут что-то изменить. А на деле собирая все возможные угрозы в одном месте, чтобы покончить с ними одним быстрым и решительным ударом.

— И что теперь будет, Джове?

— Зависит от того, что скажет магистр Валия.

Кес сжал кулаки с побледневшими костяшками.

— Я хочу поприсутствовать при допросе.

— Скорее при беседе. Велия пусть и бывший, но все же член Совета, не забывай. Отнесемся к ней с уважением и, может, избежим лишнего конфликта.

— Да, ты прав. Я сейчас.

Не знаю, о чем убежавший Кес беседовал с остальными джедаями, но те быстро успокоились и ушли, напоследок с каким-то новым уважением покосившись в мою сторону. Надеюсь, навешанная им на уши лапша хотя бы средней длины, иначе ползущие слухи обо мне грозят принять совсем уж угрожающие масштабы.

— Готов? — спросил Кес, когда вернулся и провел меня к закрым дверным створкам, ведущим в покои, где заперли под домашним арестом проштрафившихся членов Совета.

— Я-то да. А вот у тебя голос слегка подрагивает.

— Ты просто не видел Бешеную Кошку в деле, — Кес положил руку на управляющую панель у дверной рамы. — Надеюсь, она успела хоть немного остыть за это время…

— Скотина! Подонок! Алчный мерзавец! Выходи, гад, хуже будет! Я кому сказала?!

— … или нет.

Внутри небольшой обставленной добротной мебелью комнатки шипящим ураганом металась разъяренная катара, время от времени делая попытки пробраться в запертую дверь санузла, откуда доносился подвывающий скулеж мууна Этлу. Прошло по меньшей мере с полминуты, пока женщина заметила стоящий на пороге гостей. Меня и опасливо выглядывающего из-за моего плеча Кеса.

— Ты!

— Ага, — подтвердил я очевидное, спокойно взирая, как угрожающе шевелящая пальцами с выдвинувшимися когтями катара медленно крадется к выходу. Сейчас кого-то будут убивать.

— И ты смеешь вот так являться ко мне после того, что натворил?

— Именно так.

Боевой настрой хищницы слегка сбился, когда она поняла, что я не спешу в ужасе бежать от ее праведной ярости. Мгновение наши взгляды ломали друг друга, а потом Велия подключила Силу, осознав, что одним авторитетом меня не сломить. Пришлось пойти у нее на поводу, слегка приоткрыв источник, открывая путь Зову, вонзившемуся расплавленными иглами в виски. Вот только результат вышел не совсем такой, на какой я рассчитывал.

Катара вздрогнула всем телом и, как-то странно изогнулась в талии. Потом повернулась другим боком, отклячила выдающуюся даже сквозь мешковатые джедайские одеяния попку, смерив меня призывным томным взглядом. Надо отметить, выглядела Велия довольно молодо, хотя возраст у ее расы определить довольно сложно. Но то, что все приятные взгляду округлости наличествовали на положенных природе местах, сомнений не вызывало.

— Эм… Кес? — рассеянно позвал я джедая, с отвисшей челюстью наблюдавшего разворачивающуюся сцену. — Чего это с ней?

— Спроси что полегче, Джове.

Между тем, магистр Велия, убедившись в отсутствии интересующей ее реакции у мужчин, совершила скользящий рывок веред, оказавшись нос к носу рядом со мной. В ноздри ворвался мускусный дразнящий аромат возбужденной самки, моментально отозвавшийся жгучим напряжением чуть пониже живота. Кес за спиной шумно сглотнул.

— М-р-р, — катара потерлась об меня плечиком бедром, тут же оскочив в сторону и вновь встав в довольно вызывающую позу с выставленной напоказ пятой точкой. — Ня?

— У-у-у, — в свою очередь простонал я, впечатав руку в лицо и торопливо заглушая источник. Дышать сразу стало значительно проще, да и поддернутый томной поволокой взгляд Велии просветлел. Но общее состояние от того не улучшилось.

Пока ментощупы делали свою работу, оставалась надежда, что столько бурная реакция была вызвана очередной ментальной закладкой, но по мере исследования она таяла, подобно маслу на раскаленной сковороде. А потом и вовсе исчезла с жалким пшиком, когда я убедился в отсутствии постороннего вмешательства в разум женщины и прикрыл свой источник.

— Пуду! — выругались мы одновременно с Велией, которая сообразила, что только вытворяла у всех на виду.

В покоях повисло неловкое молчание. Мы с Кесом смотрели на магистра, она исподлобья зыркала на нас. За дверью санузла сопел Этлу Сэпит, радующийся нежданной передышке в борьбе за свою жизнь. Все погрузились в свои мысли и не спешили вылезать оттуда.

«Мне нужен голокрон барсен’тора. Зов прогрессирует», — вяло подумал я, отрешенно осознавая, как мысли ускользают куда-то в сторону. Еще немного, стискивающее грудь напряжение начинает понемногу отпускать. О чем я думал?..

— Вы ничего не видели, рыцари, — свистящим шепотом, способным раскалывать камни, предупредила магистр Велия. — Уяснили?

— Да! — излишне поспешно отозвался Кес, который мог, но не любил хранить тайны.

— Да, — подтвердил я, тщетно пытаясь вцепиться в дразнящий хвост ускользнувшей мысли. Видимо, отрешенная мина моего лица в этот момент показалась недостаточно убедительной Велии, так как магистр вновь оказалась рядом и угрожающе прошипела:

— Только попробуйте кому-нибудь ляпнуть! Выпотрошу и растворю в утилизаторе!

— Хорошо, — покорно согласился я, оставляя последние попытки вернуть утраченную мысль. Выходит, не настолько важна она была, раз так легко ускользала сквозь пальцы. — Магистр, мы можем поговорить?

— Можешь обращаться ко мне просто мастер Велия, — с недовольным фырком ощерила острые клыки катара. — Твоими усилиями я больше не вхожу в Совет.

— Вы не входите в Совет, потому что помогли бежать градмастеру Кирону, — поправил я, чего делать не стоило. Велия вновь взъерошилась и выпустила когти.

— Разумеется, я помогла ему! Твой бывший мастер совершил переворот, рыцарь Джове! Это измена не только Ордену, но и Республике. Что еще мне оставалось делось?

— Разобраться, прежде чем пускать в ход световой меч. Позвольте немного приоткрывать вам глаза на происходящее, мастер.

Следующий час или больше я потратил на укрощение одной ярой представительницы кошачьих, никак не желающей смириться с неприглядной действительностью. Для Велии казалось невозможным то, что я и Кес ей рассказывали. При этом не так ее задели предательство Могру и работорговля в Ордене, как наши слова о том, что в этом замешан градмастер Кирон. Налицо явная и безответная влюбленность, растущая корнями в далекое прошлое. Велия бросалась защищать честь своего кумира всеми силами, но даже у нее не нашло, что возразить под напором доказательств, которые мы с Кесом ей предоставили.

В конце концов расколошматив дверь санузла планшет, чем вызвала новый виток муунских причитаний, Велия изнеможенно откинулась на жесткую кушетку и без сил закрыла глаза.

— Что требуется от меня, рыцари?

— Помощь, — не мешкая ни секунды, выпалил я, радуясь, что смог прорвать казавшийся нерушимым барьер катарского упрямства. — Расскажите все, что знаете о Могру и том, что связывает его с Орденом.

Не знаю, на что я рассчитывал, но информации из Велии удалось выудить не сильно больше, чем из высунувшего нос в дверную щелочку Этлу. Оба магистра мало пересекались с Могру, славящимся своей нелюдимостью даже среди одиночек, почти никогда не появляющихся в Храме. О нем почти не вспоминали, пока не возникала нужна найти какую-то вещь в хранилище, в котором маленький мастер ориентировался лучше любых дроидов с их идеальной памятью. Этакий подземный царек, чахнущий над своими сокровищами, никогда не видящими дневного света.

«Идеальное прикрытие, чтобы безнаказанно творить темные делишки прямо под носом Совета», — подытожил я под конец недлинной, но пламенной речи Велии. Из которой выходило, что Могру никак не мог быть повинным в том, в чем его обвиняют. Не тот у него склад характера, да и Темной стороны в нем сроду никто не замечал.

Я не стал прерывать Велию, прекрасно понимая, что она убеждает скорее саму себя, чем меня. Бедняжка. Под конец нашего разговора у Велии даже кошачьи ушки поникли, добавляя очень идущую ей толику трогательной беззащитности.

— Не мог он, — жалобно мяукнула катара, ни к кому конкретно не обращаясь и опустошенно уставившись в потолок. — И Кирон тут совершенно не при чем. Вы ошибаетесь, рыцари. Всему этому должно быть другое логическое объяснение.

— Тогда помогите нам найти его, мастер, — попросил я. — Мы обязаны выяснить правду, пока не пострадал кто-то еще.

— Ты прав, рыцарь Джове!

Стиснув руки в кулаки, катара сморгнула слезы и решительно подскочила на ноги, перепугав внезапным рывком сразу двоих: захлопнувшего дверь санузла Этлу и Кеса, попытавшегося спрятаться за цветочной кадкой с раскидистым кустом в углу покоев.

— Я сама проверю пленников, а потом мы спустимся в хранилище и выясним, насколько оправданны ваши нелепые подозрения!

Метнувшись на порыве к выходу, мастер Велия замерла, не сделав и пары шагов. Вся ее уверенность вдруг куда-то улетучилась, а горящий жаждой деятельности взгляд потух.

— Но мне же не дадут вот так просто выйти наружу, так?

— Дадут, — переглянувшись с утвердительно кивнувшим Кесом, сказал я. — Под мое поручительство.

— И зачем тебе делать что-то подобное, рыцарь Джове?

— Джедаям нужен кто-то, за кем они пойдут в отсутствии временного Совета. И так уже вышло, что вы единственный признанный мастер в Храме на данный момент. Тот, которому они доверяют, — добавил я, услышав возмущенный возглас Этлу за стенкой. — Без крепкого руководства все неизбежно скатится в хаос анархии.

— Об этом стоило задуматься до того, как устраивать балаган в Совете, — фыркнула катара, но я видел, что ее отношение ко мне чуть улучшилось. По крайней мере, теперь не нужно было опасаться за сохранность своей шеи от острых когтей. Ради шанса доказать невиновность возлюбленного Велия пойдет любые компромиссы.

Глава 16. «Сокрытое в глубине»

После посещения Храмовых казематов, где мастер Велия имела долгий разговор с каждым из пленников, вид у нее был крайне подавленный. Замешанные в работорговле джедаи начинали сходить с ума только в случае, если у них пытались выведать что-то конкретное о связи с мастером Могру. В остальном они вполне могли поддерживать нормальную беседу, в большинстве своем раскаиваясь в грехах и твердя, что у них не было иного выбора. Кого-то заставили через давление на родственников, другим угрожали прямой расправой, если попробуют проболтаться о сделанном предложении подзаработать на стороне. Третьих ставили в положение, когда приходилось выбирать из двух зол, одно хуже другого. Способов достичь желаемого у ставленников Могру было много, а если они не срабатывали, старый мастер сам вступал в дело, лично «убеждая» особо упертых. Как итог, катящийся по наклонной ком грязи разросся до неимоверных размеров, откуда вовлеченные джедаи уже не могли выбраться самостоятельно.

Таких из числа пленников насчитывалась примерно половина. Вторая свернула на кривую дорожку по своей воле, прельщенная благами и посулами, щедро раздаваемыми Могру. Имея непосредственный доступ к хранилищу и финансам Ордена, тот мог достать все, что угодно. От банальных кредов до дорогостоящих товаров с пометкой «не для продажи», находящихся в прямом ведении спецподразделений республиканской армии.

С такими у Велии был разговор короткий, с применением когтеприкладства. И последующим повторением по кругу до полной готовности пленника к конструктивной беседе. Слегка эксцентрично и скорее больше в стиле ситхов, но мне понравилось. Тем более, что слишком далеко катара не заходила, умело чередуя физическое давление с ментальным и выпытывая разные истории с одинаковым финалом.

За весь процесс допроса я вмешался лишь единожды, когда дошла очередь до напавшего на меня у архивов джедая. Несчастный оказался в числе тех, кто едва не покончил с собой после упоминания Могру. После недолгих уговоров Велии, мне удалось немного поговорить с ним, выявив связь таинственной Сильви с джедаем Файдисом Вастором — коруном, погибшим при зачистке базы работорговцев на Дорине несколько лет назад.

К сожалению, это все, что мне удалось узнать. Ухватившись за ниточку, я увлекся и потянул слишком сильно, едва снова не доведя джедая до попытки суицида. Сработал триггер ментальной закладки, установленный Могру, заглушить который мне оказалось не под силу. Все что я смог, это погрузить джедая в глубокий целебный сон. После чего покинул допросную и вновь погрузился в размышления.

Фрис ничего не нашел по Сильви в архиве. Выходит, она неодаренная, и копать нужно через файл Вастора. Не знаю, почему меня так зацепила эта история, но нутром чую, кроется тут нечто, что может пролить свет на происходящее. Ведь неспроста же Могру занялся работорговлей и заставлял заниматься тем же других джедаев? Что-то тут не чисто, и ощущение, что это все еще не конец, никак не желает меня покидать.

Тем временем мастер Велия продолжила допрос, но уже как-то без огонька. Увиденное будто вытащило из нее внутренний стержень, сочетающей всю веру катары в Орден джедаев. Когда мы закончили, она без лишних возражений поплелась за мной на нижние уровни Храма и не мешала выслушивать отчет от Ланы по комлинку. Они с Новой тоже не теряли времени даром, к концу допроса пленников закончив шерстить архив в поисках нужной информации по Могру. Нашли немного, но определенную пищу для размышлений по пути в хранилище я все-таки получил.

По архивным данным последний раз, когда Могру получал задание за пределами звездной системы, датировался двумя столетиями ранее от текущего года. Более точно подтвердить факт присутствие джедая в Храме можно по журналу логов из картотеки СБ. И вот тут как раз девушки вместе с Фрисом нашли зияющие пустоты напротив всех файлов, где проходило имя Могру. Официально ушлый мастер не покидал стен Храма, однако даже логи последних внутренних перемещений были начисто стерты или отмечены перечеркнутым кругом с пометкой «записи повреждены». Не говоря уже о более ранних записях, которые стражи чистили несколько раз в году, сберегая место на своих служебных серверах.

Однако не все так мрачно, как казалось на первый взгляд. Факт утерянных данных по Могру лишний раз подтверждал то, что мы движемся по верному пути. Пусть на его причастность к упадку Ордена нет прямых доказательств, я знал, что поиск нужной ниточки не займет много времени. А там одна зацепит другую и выведет к клубку, распутав который, можно будет добраться до истинных целей Могру. И схватить за жабры грандмастера, окончательно лишив его поддержки среди джедаев.

Ободренный такими мыслями, я сохранял приподнятое настроение весь путь до нижних этажей Храма, в противовес хмурому лицу катары. Та отнюдь не разделяла моего оптимизма, борясь между желанием впасть в депрессию и слабой надеждой найти в храмовых хранилищах оправдание грандмастеру Кирону. Что угодно, доказывающее его вынужденное участие в ужасах, рассказанных джедаями-работорговцами. Мне оставалось только позавидовать такой истовой вере в свою любовь.

Как ни печально признавать, мое отношение к окружающим девушкам осталось на уровне банального плотского влечения. Ничего возвышенного или духовного. Мне было хорошо с ними, временами даже очень, но на этом все. Разве что к Лане я питал определенные теплые чувства, но то была скорее реакция на ее любовь ко мне, за которую лисичка цеплялась с бытности юнлингом. И благодаря чему смогла вернуться к Свету и вытянуть туда же Кару еще до нашей встречи на Нар-Шаддаа.

Тем не менее, отсутствие чувств к окружающим меня девушкам не повод нарушать данные обещания. Их будущее в клане уже решено, осталось только начать воплощать его в жизнь. Как только закончу с помощью Нак Зиилу, сразу и займусь. В тот же самый день! Иначе сам потом буду головой о стенку биться, не зная, за что хвататься в первую очередь.

Покосившись на идущую рядом со мной понурившуюся катару, я едва удержал на языке вопрос, имеется ли у нее какой-то интерес в жизни помимо служения Ордену. Глупо спрашивать о таком женщину, едва удерживающуюся от банальной истерики по своей утраченной розовой мечте. Зато теперь стали ясны истоки ее борьбы за нравственность в Храме. «И сама не ам, и другим не дам». Типичная реакция обиженки, переносящей личные проблемы на других.

— Давай, скажи уже, — буркнула мастер Велия, когда опускающийся лифт уже практически доставил нас на нижний ярус Храма.

— Что сказать?

— «Я же говорил».

От моего красноречивого молчания катара разозлилась еще больше и с вызывающим фырканьем первой покинула гравиплатформу, когда та остановилась на отметке цокольного яруса Храма. Лифтовая шахта хранилища выходила в тускло освещенный инженерный тоннель, по своду которого стелились трубопроводы и изолированные связки энергокабелей. Здесь было сыро и пахло, как в каком-то подземелье, не больно способствуя хорошему настроению. У самой платформы нас уже ждали. И не абы кто, а те, кто здесь точно быть не должен.

Нахмурившись, я шагнул навстречу двум невинно хлопающим глазками девушкам, у ног которых сновал туда-сюда кубик кварда.

— Кажется, я велел передать данные через Фриса, а самим присмотреть за Сайто и Диазом.

— Ну-у…

— Только не говорите, что они тоже тут.

— …ова, Лана! — послышался призывный крик Сайто, принесенный эхом из тоннеля. — …рее сюда!

Под поим придавливающим взглядом Нова виновато затеребила кончики лекку, а Лана храбро вышла вперед, прикрывая проштрафившуюся подругу плечиком. Ведь именно на твилеку я возложил обязанность проследить за отправкой Сайто и Диаза обратно в падаванское крыло.

— Они бы все равно за нами увязались, а так хоть под присмотром будут.

— Фрис?

— Они бы все равно за мной увязались, — передразнил Лану квард, ловко избежав участи быть прихлопнутым на лету, как назойливая муха. Промахнувшаяся девушка в сердцах сплюнула.

— Магистр Велия?!

Нова только сейчас заметила стоящую чуть позади меня катару. И если на Лану та особого впечатления не произвела, то твилека заметно струхнула. Слава Бешеной Кошки бежала впереди нее, а кому, как не падаванам, знать на своих шкурках ее острые коготки?

Однако в этот раз всем повезло. Велия молча прошла мимо и углубилась в тоннель, так и не потрудившись обратить внимание на девушек. Мысли мастера витали гораздо дальше сырого тоннеля, ведущего к хомячьим закромам Ордена джедаев.

— Что это с ней? — недоуменно спросила Нова, когда сгорбленная фигурка катары удалилась на достаточное расстояние.

— Переживает за несостоявшегося любовничка, — хихикнув, отозвался за меня Фрис. — Прикинь, Джове? У них с Кироном там целая история нереализованной любви длиною в жизнь. Я нашел целый блок в одной из инфокарт, когда архив шерстил. Проказник Груно любил на досуге понюхивать чужое грязное бельишко.

— Захлопнись, — строго осадил я летающего пройдуху. — О мертвых или хорошо, или никак. Лана, Нова. С вами обеими потом будет отдельный серьезный разговор, а сейчас за мной.

Больше ни сказав ни слова пристыженным девушкам, я поспешил нагнать Велию, уже успевшую выйти к храмовому хранилищу. Короткий отрезок инженерного тоннеля заканчивался бронированными гермозатворками высотой в два человеческих роста. По бо́льшей степени из-за рассказа Нак Зиила я ожидал увидеть за ними мрачное подземелье, полное не самого приятного вида следов, оставшихся после перевозки рабов. К счастью, реальность оказалась далеко не так пугающа, как нарисованный воображением образ.

В свое время меня поразили размеры подземелий под Храмом Тайтона, где тамошние джедаи хранили свои запасы на черный день. Здешнее хранилище превосходило их размером как минимум вдвое. За разъехавшимися в стороны гермозатворками открылся впечатляющий вид на загруженный конвейерными лентами цех, где постоянно что-то двигалось, искрило и издавало звуки сварки. И все бы прекрасно, вот только… На хранилище в привычном понимании это никак не походило.

— Ого!

— Не поняла, — Лана недоуменно шевельнула бровями в ответ на возглас подруги. — Ты-то чего удивляешься, неужели ни разу не была тут?

— Нет, — с образцовым джедайским терпением отозвалась Нова, чем заслужила одобрительный кивок от Велии, также не отказавшей себе в удовольствии полюбоваться упорядоченной суетой хранилища. — Я не живу в Храме, помнишь? Мы с мастером постоянно на заданиях за пределами системы.

— Все равно, — осуждающе покачала головой лисичка, для которой сама мысль сидеть на неисследованной пещере с сокровищами и не сунуть внутрь любопытный нос казалась кощунственной. В этом они с Фрисом очень похожи. Тот метнулся исследовать территорию в первые же секунды, как мы оказались в хранилище.

— Мастер Велия, — я обратился к катаре, не сводя глаз с заполненных всяким хламом конвейеров. Преимущественно металлическим. — Вы знаете, что это?

— Плавильный цех.

— Для чего?

— Для обеспечения нужд Храма. Как вам должно быть известно, рыцарь Джове, он сильно пострадал в ситхских войнах. На его восстановление требуется много самого разнообразного материала.

— Но проект реконструкции заморозили много лет назад, — напомнил я. — Почему тогда цех все еще работает? И куда уходят материалы после переплавки?

На эти вопросы у нахмурившейся катары ответов не было. Сомневаюсь, что она вообще задумывалась о чем-то подобном до этого разговора. Весьма показательный факт некомпетентности нынешнего Совета, в буквальном смысле не знающего, что творится у них под ногами.

В таком случае есть ли толк спрашивать, зачем вообще подобное производство создали под Храмом, а не за его пределами? Здесь, в конце концов, галактический центр Ордена джедаев, а не банальный завод по переплавке металла. Бред. Надеюсь, ответы не придется искать слишком долго. Уж больно не спокойно на душе.

— Лана, Нова!

К нам подбежали сияющие улыбками Сайто и Диаз, протягивая девушкам находку с гордым видом первобытных добытчиков, заваливших как минимум мамонта.

— Мы нашли их! Рыцарь Джове, представляете? Они и вправду хранились тут все это время.

— Ух ты, — Лана первой цапнула находку у Сайто, с вожделением вглядываясь в плавные изгибы матово поблескивающей рукояти светового меча из легированного металла. — Точно такая, как я запомнила.

— А эти Миры и Кевы. И мальчишек, — Нова аккуратно приняла еще несколько рукоятей, некогда выбранных юнлингами первого клана в подземельях Храма Тайтона. — Спасибо, ребят. Они очень много значат для нас.

— Не за что, — засмущался от похвалы Диаз. А потом его взгляд упал на стоящую чуть поодаль Велию, с напряженным видом уставившуюся в какую-то точку, сокрытую в переплетении конвейеров. По виску парня скатилась крупная капля пота.

— Сайто-о…

— Что? — недовольно буркнул рыжик, любующийся Ланой, со счастливым лицом тискающей в пальцах рукоять своего так и не собранного светового меча.

— Она здесь.

— Кто? Ситхова печень, это же Беш… Диаз, бежим, пока не заметила!

— Стоять, — я заступил дорогу спешно навострившим лыжи падаванам. — Вам кто разрешал из падаванского крыла вылезать?

— Рыцарь Джове, давайте потом, — взмолился Диаз, кося одним глазом из-за моего плеча на погрузившуюся в Силу мастера Велию. — Магистр Велия здесь! Если увидит, то нам… а-у-у!

— Сейчас вам двоим стоит волноваться о том, что могу оторвать вам я, а не она, — нравоучительным тоном посоветовал я, зацепив за уши зашипевших падаванов, отчего оба были вынуждены подняться на цыпочки. Разница в возрасте между нами вряд ли больше года, но из-за своего роста они казались рядом со мной сопливыми малолетками. Коими, по сути, и являлись, распустив слюни на красивых девчонок и не побоявшись наказания ради призрачного шанса угодить им.

— По законам военного времени нарушение приказа вышестоящего по званию командира карается военным трибуналом. Зачастую расстрелом на месте, — я старался говорить так, чтобы каждое слово намертво отпечатывалось в подкорке мозгов через распухшие уши. — Но мы джедаи, так что поступим проще. Кого четвертовать первым?

— Меня, — в один голос с джедайской жертвенностью сдались Сайто и Диаз. Прозвучало это довольно уныло, но хоть одновременно и без раздумий. Может, и впрямь выйдет какой толк.

— Где рукояти нашли? — строго спросил я, не спеша выпускать покрасневшие уши парней.

— Та-а-ам!

Пространственное «там» оказалось именно в том месте, куда, после недолгих раздумий, направилась Велия, Прыжком Силы перемахнув сразу несколько конвейеров. Зашибись, еще у одной шило в одном месте взыграло.

— Наказание отработайте позже, по полной. Лично проверю. А сейчас ведите.

Велия обнаружилась у большого сортировочного узла, куда стягивался хлам со всего хранилища. От покореженных кусков обшивок звездолетов до выброшенных на утиль кофеварок. Сам узел представлял из себя громадную уродливую конструкцию, вышедшую из полупьяного бреда эксцентричного инженера. Все ее соединения двигались и вращались, представляя сложный механизм неясного назначения, в котором что-то непрерывно бухало и позвякивало.

— Доступ запрещен, несоответствие параметрам пользователя «мастер Могру», — бесстрастно отвечал взбешенной катаре дроид, стоящий рядом с управляющим терминалом. Он был той же модели, что и тайтонский привратник, занимавшийся сопровождением юнлингов в кайбер-пещеры. Только имел корпус свежевыкрашенного белого цвета и менее разговорчивый нрав. На все попытки Велии добиться от него информации о главном управляющим хранилища, следовал один и тот же лаконичный ответ: «Доступ запрещен».

— Это у меня-то доступа нет? Я член Совета, глупая ты жестянка!

Без особой злости пнув по суставчатой ноге по-прежнему индифферентного дроида, катара без сил опустилась прямо на грязный, покрытый металлической стружкой пол и… заплакала. Указав на нее девушкам, понявшим все без лишних слов и дружно обнявших Велию с двух сторон, я подозвал Фриса.

— Можешь взломать?

Кубик кварда завис над головой дроида на пару минут, после чего озадаченно произнес:

— Не выходит. Без понятия, кто ним поработал, но тут даже мои алгоритмы Гри бессильны. Тонкая работа, такую с наскоку не вскроешь.

— Хм. А если пойти иным путем? — я постучал по плечу дроида, вынудив его обернуться. — Уважаемый, как мы можем к вам обращаться?

— Серийный номер BTУ-087, идентификатор Смотритель. Другие джедаи называют меня просто Смотритель. Вы можете обращаться также.

Я мысленно поздравил себя с успешной догадкой, услышав знакомые нотки в скрипучем голосе дроида. Все верно. Модели у привратников одинаковые, значит, и основа матрицы личности тоже. Смотритель такой же старый брюзга, просто контролирует себя куда лучше своего тайтонского коллеги, привыкшего считать себя неким абсолютным авторитетом для юнлингов. Чувство собственной значимости у этих дроидов развито сильно, а, значит, на нем можно сыграть в попытке получить ответы.

— Приятно познакомиться с вами, Смотритель. Меня зовут Джове, — с вежливым поклоном представился я. — Могу ли я получить некоторую информацию по интересующим меня вещам из хранилища?

Сработало. Дроид повернулся ко мне всем корпусом и зеркально повторил мой поклон.

— Что именно вас интересует, джедай Джове?

— Доспехи рыцарей. Приоритет: эпоха старой Республики и Вечного Альянса.

— В хранилище имеются больше десяти тысяч образцов, соответвующих заданным условиям поиска. Желаете ознакомиться с полным списком или установить дополнительные фильтры?

— Задайте параметры на мужскую броню моего роста и телосложения. Средняя всех видов, можно даже в мандалорском стиле. У них всегда шикарную броню делали. И еще найдите, пожалуйста, вариант легкой брони для джедая той же расы, что и управляющий хранилищем мастер Могру.

— Выполняю поиск, — Смотритель на мгновение подвис и, после небольшой паузы, осторожно поинтересовался. — А зачем вам понадобилась броня второго типа? Я не вижу среди вас разумных, похожих на мастера Могру.

— Действительно, таких среди нас нет. Это заказ лично для него. У меня есть информации, что мастеру Могру грозит опасность.

Еще буквально секунду назад спокойный дроид вдруг встрепенулся и встревоженно всплеснул суставчатыми руками.

— Опасность? Где, от кого? Мастер Могру в беде?

— Возможно, — ни капли не лукавя, сказал я, с интересом наблюдая за гаммой сменяющихся эмоций во взволнованно мерцающих зрительных фотоэлементах Смотрителя. Фрис был прав. Кто бы не программировал эту жестянку, он хорошенько покопался в его мозгах.

— Поэтому мне и нужна броня. Орден под угрозой, и мой долг, как рыцаря-джедая, защитить всех от нее. Мастер Могру сделал многое для джедаев, и я считаю своей обязанностью позаботиться о нем.

Уф, вроде, нигде не соврал. По крайней мере, Смотрителя проняло, вон как засуетился. И хорошо, что не стал задавать мне лишних вопросов. Заказанная для отвлечения броня сыграла свою роль и избавила меня от необходимости лепить очевидную ложь, рискуя раскрыть свои истинные цели Смотрителю.

Кроме того, почему бы не совместить приятное с полезным? У меня давно назрела необходимость пополнить базу образов экзера новыми формами. Вот и займусь, попутно раскручивая Смотрителя на нужные мне действия.

Долго ждать заказ не пришлось. Польщенный уважительным к себе отношением, Смотритель расстарался от щедрот, доставив по конвейерам шикарные образцы лучших кузнечных изделий своей эпохи. Глядя на них, я остро пожалел, что библиотека образов экзера имее свой ограниченный лимит. Слишком много ресурсов приходилось ему выделять, чтобы воспроизвести свойства копируемого материала.

Подумав, я ограничил выбор на пяти комплектах джедайской брони, оставив нетронутыми первые два слота, занятых типовым «облачением рыцаря-джедая со шлемом и без». Образ под номером три получил название «доспехи тяжелого рыцаря», представляя из себя неповоротливого гиганта-крестоносца, с поправкой на современные реалии и закованного в отливающую синевой дюрасталь. В сочетании с закрытым литым шлемом и хищными узкими прорезями на месте глаз получался внушающий образ для устрашения и внесения хаоса в ряды врагов. Не хотел бы я встретиться с джедаем, кто носил такую броню на постоянной основе. Это ж какой силищей надо обладать! Повезло мне, что вес экзера от изменения формы не меняется. При желании можно использовать «тяжелого рыцаря» хоть в качестве повседневной одежды, но я планировал приберечь его для особых случаев.

Четвертый образ брони экзера получился полной противоположностью третьего. Удобные подвижные доспехи раздельного типа без шлема. Бескаровые наколенники, наручи, отдельные пластины, прикрывающие торс, спину и паховую область. А также плащ с вплетенными металлическими нитями, придающими ему определенную жесткость в отличии от первого базового образа. Цвет нейтрально-серый, сохраняющий благородную текстуру мандалорского железа. Образ получил название «доспехи джедая-охотника» и занял особое место в моем сердце. Мандалорцев я уважал хотя бы за то, что они не раз надирали джедаям зад, доказывая, что Сила не панацея, и даже обычные люди могут сражаться за чертой своего предела.

Дальше по списку пятый пункт. «Доспехи хамелеона», названные так из-за сходства плотного эластичного костюма с меняющей цвет одноименной ящерицы. По виду он больше напоминал легкую броню, но твердые части с кортозисным напылением автоматически повышали ранг доспехов до средних. Умело комбинируя на боле боя способности Силы и адаптивные свойства синтокожи в местах сочленений, джедай превращался в размытую тень, жалящую врагов быстрыми смертоносными уколами.

Глядя на жадный пожирающий «доспехи хамелеона» блеск в глазах Ланы, я заказал у Смотрителя еще и женский комплект. Плюс симпатичный плащ в одном из отбракованных мной доспехов для Новы, постеснявшейся выбрать что-то более весомое.

Пока получившие желаемое девушки с восторженным писком скрылись за конвейерами заниматься примеркой, изучающими касаниями к предложенным доспехам добил два оставшихся слота экзера. Образ шесть получил название «кибер-джедай». В сочетании со световым мечом Гри высокотехнологичные доспехи довольно футуристического дизайна смотрелись просто потрясающе. Я очень жалел, что не могу проверить их сразу, чтобы не раскрыть возможности экзера. «Кибер-джедай» напоминал экзоскелет какого-нибудь солдата из армейских спецподразделений, вызывая здоровое желание выкосить гнездо опасных инопланетных паразитов с применением тяжелого вооружения. И, обязательно, под забористую музыку с электронной составляющей! На привычного джедая в такой броне я, конечно, буду походить мало, но в качестве маскировки рабочего светового меча Гри она подходит идеально.

Ну и, наконец, последний образ. Имя ему дал Фрис, первым заметив сходство элегантного доспеха с одним из вариантов, подчерпнутых из бессовестно тиснутого джедайского архива. «Боевое облачение защитника Вечного Альянса» или короче — «вечный защитник» — занял почетный седьмой слот экзера в качестве дани уважения этой великой эпохе. На самом деле, я бы предпочел найти что-то более знаковое, например, доспех Героя Тайтона. Но тот, увы, канул в неизвестность вместе с хозяином, и мне пришлось удовлетвориться типовой броней его личной гвардии.

Непосредственно лежащий передо мной комплект доспехов использовал наработки закуульских рыцарей Вечной Империи, известных фанатичной преданностью своему долгу. Не полная реплика, конечно, но очень похожа. Защитные пластины на плечах и руках получили менее резкие очертания, добавились элементы защиты на наиболее уязвимые бедра. Дизайн шлема изменился в сторону практичности, избавившись от лишних декоративных элементов на макушке, что позволило накидывать поверх него капюшон плаща. Окраска основных элементов груди и наплечников сочетала белый и золотой цвета, но я знал, что смогу убедить экзер поменять последний на благородное серебро. Как говорится, встречают по одежке, а «вечный защитник» нужен как раз для этого. Слегка вычурный доспех с возможностью закрепления плаща на спине для официальных приемов, где нужно подчеркнуть джедайский статус и, одновременно, мой родовой титул Лорда Ульго.

Итого пять образов, забивших доступный ресурс памяти экзера почти под завязку. Осталось еще немножко места для обычной одежды, если возникнет желание добавить что-то особенное к уже имеющемуся богатому гардеробу. Благо много ресурса репликация простой ткани не отнимает и на десяток-другой вещей памяти хватит. А вот чтобы разжиться новыми образами редких доспехов, придется чистить уже имеющиеся слоты или усовершенствовать экзер в комплексе Стража, но это уже лишне. На данный момент меня вполне устраивала собранная коллекция, где имелись образы одеяний, подходящие на все случаи жизни. От появления на приеме в Сенате до удержания превосходящего огня противника на фронте боевых действий.

— Убирайте, — милостиво разрешил я Смотрителю, не уронившему челюсть только по причине отсутствия оной в неподвижной конструкции головы.

— Вам ничего не понравилось, рыцарь Джове?

— Все понравилось, — успокоил я дроида. — Просто сейчас важнее помочь мастеру Могру, чем мне. Подскажите, где я могу его найти?

— Сожалею, рыцарь Джове, но я не могу проводить вас к нему. В настоящее время мастер Могру не находится в хранилище.

— Тогда мы просто доставим посылку на его рабочее место.

Шестеренки в электронных мозгах Смотрителя противно заскрипели, выдавая недюжинную работу мысли. Пока он думал, я успел выразить положенное восхищение Лане, хвастающейся очень идущей ей обновкой женского доспеха-хамелеона, красиво обтягивающего все положенные округлости. Одобрительно улыбнулся Нове, с довольной моськой завернувшейся в новый плащ. И приструнил осмелевших парней, потрошащих забитую хламом конвейерную ленту с профессиональным азартом опытных барахольщиков.

— Нет, — наконец, принял решение Смотритель, нажатием суставчатого пальца по выпуклой красной кнопке на терминале, останавливая работу всего сортировочного узла. — Я сам все ему доставлю. Вы и ваши сопровождающие, рыцарь Джове, подождете здесь.

— Хорошо, — мирно согласился я, показав кулак за спиной вскинувшейся было катаре. — Благодарим вас за помощь, Смотритель.

Деловито кивнувший дроид подхватил запечатанный ящик с доспехами расы мастера Могру, и бодро уковылял между конвейеров куда-то вглубь хранилища. Дождавшись, пока его спина окончательно скроется в этом инженерном хитросплетении, я сказал всего одно слово:

— Фрис.

— Уже работаю.

Подуспокоившаяся катара молча проследила полет кубика кварда, выпустившего из корпуса светящийся голубыми импульсами сенсорный усик и воткнувший его в порт связи управляющего терминала узла. До нее наконец дошло, почему я не настаивал на том, чтобы отправится со Смотрителем.

Мы и без него знали, где логово Могру, и где держали пленных рабов. А вот что представлял из себя созданный им механизм в основании Храма не знал никто, даже члены Совета. Самое время выяснить, что такое мастерил Могру под носом у них и всего Ордена джедаев вот уже третий век к ряду.

(прим. автора)

Уважаемые читатели! На этой неделе подхватил ковид, так что предупреждаю заранее: в выкладке глав могут возникнуть незапланированные перерывы. Пока что постараюсь придерживаться обычного графика, но, если что, имейте в виду. Всем добра) И помните: если шумиха вокруг болезни стихла, это не значит, что она сама пропала. Берегите себя и своих близких.

Глава 17. «Обратный отсчет»

— Рыцарь Джове, что делает твой дроид?

— Ищет ответы, — я не стал вступать в полемику с Велией, объясняя различия принципиальные отличия кварда от дроида. Все равно не поймет, а время сейчас на вес ауродия.

— Фрис, долго еще?

— Сейчас, почти…

Голос брата вдруг дернулся, и он резко сменил облик, перепугав возникновением голограммы кварда всех, кроме нас с Ланой, уже привыкшим к таким выкрутасам. Велия так и вовсе схватилась за меч, но не успела его включить.

— Джове, ты не поверишь!

— Что там?

Ответить Фрис не успел. Еще до того, как он открыл рот, входящим вызовом запищал комлинк у меня на запястье. Тоновый сигнал отбил немудреную мелодию, настроенную на оповещение всего от одного адресата.

— Подожди, — я поднял руку, прося тишины и активируя связь. — Мастер Нак Зиил?

— Джове! — в уши ворвался крик кел-дора, прерываемый звуками сталкивающихся световых мечей. — …ленно уходите! …овушка. …ни все еще в Храме!

Комлинк взорвался раздирающим сердце надрывным треском помех. Огонек на корпусе мигнул красным и погас. Связь прервалась.

Очень медленно я поднял взгляд на мастера Велию, у которой встала дыбом шерсть на загривке. Как в замедленной съемке, я увидел разгорающийся огонек надежды в ее глазах. Услышал открывающийся в крике рот и бросился наперерез, но было поздно.

— Кирон!

— Дура! — в сердцах бросил я, так и не успев схватить вывернувшуюся катару, побежавшую в след за ушедшим и так не вернувшимся Смотрителем. Теперь уже точно не получится уйти из хранилища по-тихому.

— Фрис, прикрывай девчонок. — быстро скомандовал я обернувшемуся кубиком кварду, притягивая в руку меч и давлением Силы выпуская на волю серебристый клинок в завихрениях глитча. Между конвейеров показалась довольно вышагивающая тушка Смотрителя, рядом с которым степенно плыл мастер Кирон собственной персоной. Совершенно не обращающий внимания на причитающую Велию, вцепившуюся ему в руку и тщетно пытающуюся обратить на себя внимание.

— Можете не прятаться, рыцарь Джове. Мы все вас прекрасно видим. Вы тоже, юная леди Корсо, — мне послышалась насмешка в тоне грандмастера. — Уберите Камуфляж Силы, невежливо вот так вести себя на глазах своего учителя. А вам замечание, рыцарь Джове. Нужно лучше заниматься воспитанием своей ученицы. Иначе потом сядет на шею и ножки свесит, замучаетесь снимать.

Лана с ошарашенным лицом выпала из скрыта прямо в руки Новы, сверзившись со второго яруса конвейерной ленты. Она так и не поняла, какая неведомая Сила прервала ее технику. В отличии от меня, также услышавшего и осознавшего, как Кирон к ней обратился.

«И что нам теперь делать?» — стучал повторяющийся вопрос без ответа в висках. А, может, это нервы бились лбами о стенки черепной коробки, судорожно ища выход из сложившейся ситуации. И, как назло, не находили его. Слишком поздно прозвучало предупреждение Нак Зиила, которого, как и меня, обвели вокруг пальца, заставив поверить в собственную победу.

«Проклятье. Надо уводить всех, пока еще не поздно».

От необходимости немедленно отвечать участливо ухмыляющемуся градмастеру меня избавила катара, которую окончательно взбесило холодное равнодушие со стороны возлюбленного.

— Кирон, посмотри на меня!

Ох, зря это она. У меня аж скулы свело при виде того безразличия, которым старик окатил льнущую к нему женщину. Хотя, с возрастом я тоже промазал.

Теперь, когда грандмастер перестал прибедняться на публику, я имел неудовольствие увидеть крепкого мужчину, чей возраст выдавала исключительно седина волос. Источник его ярко пылал слепящим звездным Светом, а в чертах лица сквозила стальная воля человека, привыкшего повелевать.

— Довольно, Велия. Столько лет впустую, ты так ничему и не научилась.

— Кирон, — в голосе женщины прозвучала мольба, из глаз потоком хлынули слезы. — Пожалуйста!..

— Сплошное разочарование, — презрительные слова грандмастера хлестали, подобно ударам плети. От каждого Велия вздрагивала, будто в самом деле ощущала физическую боль. — Уйди с дороги, пока я сам не оборвал твою никчемную жизнь.

— Нет… Кирон, умоляю, не надо!…

— На что ты до сих пор надеешься? Я никогда тебя не любил.

Последний удар. Не хлыстом даже, а прямой выпад отравленным клинком в грудь. В самое сердце задохнувшейся плачем отвергнутой женщины. Сила в ней и вокруг нее начала дрожать, сгущаясь во что-то недоброе. Темное. Но что именно я уже не увидел,перейдя во Вспышку и бросившись наперерез голубому росчерку, устремившемуся к горлу Ланы.

— Нет!

— Неплохо, рыцарь Джове, — азартно прорычал оскалившийся раттаки, проводив слегка разочарованным взглядом запоздало отскочившую мириаланку, одновременно с Новой активировавшей световые мечи. А рядом с ними… никого нет.

«Где Сайто с Диазом носит?!»

Джангал усилил нажим, заставив меня еще больше приоткрыть источник, чтобы противостоять его натиску. Столкнувшиеся в клинче световые клинки заискрили, в ушах отозвался вкручивающийся в мозг вой Зова Силы. Твою ж медь, как всегда, вовремя!

Сцепив зубы, я заставил себя вернуться в реальный мир и грубо надавил Силой через световой меч, отбрасывая от себя противника усеченным подобием Толчка. Избегая столкновения с конвейерами за спиной, Джангал совершил сальто назад с одновременным Прыжком Силы, приземлившись аккурат с грандмастером Кироном.

— О, наша кошечка показала коготки! Забыли налить молочка в блюдце? — глумливо хихикнул раттаки, увидев пышущую злобой Велию. Чем окончательно подписал себе приговор.

С каким-то дурным звериным рыком катара активировала синий световой меч и бросилась на Джангала, выплеснув на него всю скопившуюся в себе Тьму.

— Как дети, право слово, — осуждающе покачал головой грандмастер Кирон, отойдя в сторонку от сражающихся и отвесив в мою сторону легкий поклон, будто прося у меня прощение за недостойное поведение Совета. Казалось, происходящее его даже забавляло. Особенно вид катары, практически падшей на Темную сторону и вполне успешно принявшейся делать отбивную из раттаки, уже успевшего пожалеть о своем несдержанном языке. Его средней паршивости Шиен против усиленного Темной Стороной Джуйо Велии никак не тянул. Медленно, но уверенно, она пробивала трещащую защиту Джангала, через бой выплескивая собственные боль и гнев.

— Команда поддержки в сборе, — грандмастер с интересом посмотрел на вставших у меня за плечами девушек, над головами которых завис угрожающе мерцающий кубик Фриса. — Недурно устроился, рыцарь Джове. Сил-то хватает на обеих?

— Когда скажу: бегом к выходу, — почти не размыкая губ, процедил я, не отрывая глаз от по-прежнему улыбающегося грандмастера Кирона, чья обманчиво-спокойная поза являлась лишь внешней ширмой сокрытого в менатле шторма. — Фрис, шли сигнал Джун. Готовность две минуты.

— А мы продержимся столько?

«Как будто у нас есть выбор», — с усмешкой подумал я. И вот, наконец ощутив уже знакомое напряжение на границе аурного зрения, показывающее, что Враг сосредоточился на моей персоне, сделал шаг навстречу грандмастеру Кирону.

Пока есть шанс решить все без кровопролития, стоит попытаться. За моей спиной Лана с Новой, я не имею права бездумно рисковать их жизнями.

— Может, мастер Могру уже изволит показаться? Или ростом не вышел с большими дядями общаться?

Мне почудились обрывки чужого смеха где высоко над потолком хранилища, теряющееся в переплетении верхних этажей производственного цеха хранилища. Кирон же поморщился, впервые с момента разговора проявив открытое недовольство.

— Я слышу предубеждение в твоем голосе, юный рыцарь. Нак Зиил рассказал тебе много, но далеко не все. Как насчет выслушать другую сторону, прежде чем принимать решение?

— Пожалуйста. Только пусть ее озвучит виновник вечеринки, а не конферансье. Не надо расшаркиваний, грандмастер Кирон. Мы оба знаем, кто из вас двоих заказывает песни.

В разговоре наступила пауза, за которую я получил возможность глянуть, как там творятся дела у продолжающихся сражаться Дженгала с Велией. Как ни странно, тот еще держался. Более того, похоже, начал теснить катару назад, медленно, но уверенно заставляя отсупать в нашу сторону. Два синих клинка все чаще сталкивались в физическом противостоянии, и все реже применялась Сила. Велия словно забыла о том, что она джедай, целиком поддавшись азарту махания световой шашкой.

Столь резкий перекос можно было объяснить разными путями, но я знал, в чем причина. И не просто знал, а видел в аурном зрении весьма напрягающую картину, чувствуя, как по спине от нее бежит толпа мурашек.

Силен, сволочь. Но больше всего настораживает, что он больше не скрывается. В аурном зрении открылась картина чужой воли, воспринимаемая мной как обволакивающий хранилище вязкий гель, для которого не существовало преград и закрытых щелей. Лишь в двух местах он оставлял просветы. Вокруг меня и, как странно, грандмастера Кирона. Все прочие «дышали» гелем, не замечая, что понемногу пропитываются его насыщенным цветом, несущим ментальный отпечаток любопытства и еще чего-то смешенного, плохо поддающегося расшифровке.

Слишком разные способы познания тонкого духовного мира оказались у нас с Могру. Я будто морской спрут, сенсорными усиками собирающий информацию о мире. А он туманное облако, пронзающее каждый микрон ментала вокруг. Мой способ позволяет получить более точную информацию, тогда как Могру охватывает разом всех присутствующих в хранилище. Более того, я видел, как гель начинает расползаться и за его пределы, а это уже тревожный звоночек. Медлить дальше становится просто опасно.

— Сейча…

— Р-р-ха! — полыхающая яростью катара, отброшенная Усиленным Толчком от Джангала, заставила прерваться на полуслове. Дернувшиеся с места Лана с Новой так и застыли, заметив, за что я ухватил свалившуюся мне в руки кошку. На лицах обеих девушек проступило отчетливое раздраженное выражение.

— Джове!

— Виноват, — я торопливо убрал за спину шаловливые ручонки, успевшие пару раз независимо от голоса разума пройтись по выпуклостям притихшей катары. Причем от столь вопиющей наглости та даже не пискнула, а только сильнее прижала ко мне спиной, издав какой-то странный горловой мявк. В ноздри рванул возбуждающий женский запах и… что, опять?! Нет, это уже не смешно, серьезно!

— Уберите ее, — едва ли не плача от разрывающего мозг Зова Силы, я кое-как оттолкнул в руки Новы ластящуюся катару и с усилием перевел взгляд на магистров, с интересом наблюдавших за происходящим. Да и не только они одни. Незримый Могру в духовном зрении, казалось, превратился в одну натянутую струну, целиком сосредоточенную на ментальной буре вокруг меня.

— Похоже, у вас серьезные проблемы, рыцарь Джове, — как сквозь вату в ушах донесся до меня удивленный и… встревоженный голос Кирона. — Ситхова печень, что эти кретины с тобой сотворили? Нет, мастер, я тоже впервые такое вижу. Да, как вам будет угодно. Сайто, Диаз: стойте в стороне, вы сейчас ничем ему не поможете. Джангал, аккуратно! Он больше не контролирует себя. Ты слева, я справа, начали.

— А-а-а!!!

Более не в силах сдерживаться, я распахнул источник на полную, сметя и покорежив Волной Силы все ближайшие конвейеры. Вместе с закричавшими от внезапности магистрами и стоящими позади Сайто с Диазом, на лицах которых застыли виноватые и встревоженные выражения.

Одновременно вперед метнулся аномально удлинившийся Коготь, раскаленной спицей пронзив вязкий гель, продолжающий расползаться в ментале, и самостоятельно впившийся в чью-то плотную ауру. Где-то над потолком раздался еще один болезненный вскрик.

— Бегом! — скомандовал я на последних остатках здравого смысла, сорвавшись с места и потянув за собой за руки Лану с Новой. Девушки подчинились беспрекословно. Боюсь, разума в них сейчас осталось не больше моего: кипящие возбуждением глаза и жаркое дыхание у обеих являлись следствием того, что разрывало мое естество изнутри.

Зов Силы, получивший долгожданную свободу, буквально взбесил ментощупы, начавшие жить своей отдельной от моего желания жизнью. Проникая сквозь потолок, одна их часть тщетно пыталась дотянуться до притягивающих их джедаек, разбросанных по всему Храму. Другие плотным коконом оплели Лану с Новой. И, похоже, Велию, которая вцепилась в плащ экзера и волоклась за мной на буксире.

К счастью, среди этого безумия оставался тот, кто мог трезво оценить ситуацию. Фрис обернулся квардом и, поддерживая меня под руку, буквально на себе протащил до лифтовой платформы. Куда и свалил, как мешок картошки, предварительно пинком откинув в сторону возмущенно мявкнувшую катару. После чего принялся запихивать внутрь лифта таких же неадекватных девушек.

— Джове, голокрон! — я услышал надтреснутый голос Новы и ощутил, как в ладонь тычутся острые грани. — Ну же, бери!

— Кха…, — в глаза снова потемнело, а руки сами подтянули к себе такие мягкие и податливые тела.

Но все же я успел. Дотянулся Силой до голокрона в руке и, уже не на что не надеясь, активировал его, почти сразу услышав вежливый женский голос.

— Приветствую вас, юный рыцарь. Меня зовут Анья Рал, я барсен’тор Ордена джедаев. Чем могу вам…, — голос Аньи вдруг изменился, в нем прорезались жалобные и плачущие нотки. — Не может быть. Сила не обманывает меня? Я все-таки нашла!..

Что там дальше голокрон сказал, я уже не слышал. Успел только уловить обрывок сообщения от преобразователя кайбера, прежде чем сознание померкло.

«…некорректное отображение маршрутных точек в пределах сетки координатной гиперсистемы. Получение запроса подключения от внешнего устройства. Ошибка. Перенастройка системы. Ошибка. Перенастройка параметров подключения. Ошибка. Перенастройка…»

Потеряв ощущение тела, я начал куда-то падать, краем восприятия улавливая обрывки чужого разговора.

— … а я еще думал, куда мой первый голокрон подевался. Что за идиоты! Они даже не осознают, какого джина выпустили на свободу.

— Мастер?

— Медлить больше нельзя. Подготовь шаттл, я отправляюсь на Ондерон. Последнюю партию рабов уже должны были доставить, нужно успеть провести еще один ритуал перед финальным рывком.

— А Нак Зиил?

— Он и остальные уже не помеха нашим планам, я лично позаботился. Но раз попались под руку, полетят на Ондерон вместе со мной. Глупцы разделят участь остального мяса, раз не способны видеть дальше своего носа.

— Как вам будет угодно…

— Я знаю, тебя многое связывало с Нак Зиилом, но сейчас не время для лишних сомнений. Мы все сделали выбор, Кирон. Без джедаев галактика вздохнет свободно.

— Да.

— Ступай. Убедись, что мальчишка испустит дух до того, как я вернусь на Корусант. Такие, как он, слишком опасны, чтобы существовать…

Видение Силы закончилось также резко, как началось. Или это было нечто иное? Я не видел говорящих, но четко знал, что это были Кирон и Могру. Их голоса словно доносились через густой белый туман, рассеявшийся, стоило открыть глаза и сделать первый осознанный вдох.

«Ау!»

Всего секунда бодрствования обеспечила моментальное черепное вскрытие от беспощадного Зова Силы, принявшегося за свое дело. Закрыв источник, я добился абсолютной тишины в голове и только после этого расплылся в безумной улыбке идиота, не замечая, как кто-то трясет меня за плечо.

— Джове! Джове!!

— Нова, да забери ты уже у него голокрон!

— Пытаюсь! Пальцы не разжимает, вцепился как клещ.

— Дай мне.

— Хватит, ты ему руку сломаешь. Лана, перестань!

— Уймитесь, — я с трудом разлепил пересохшие губы, и на лифтовой площадке мгновенно повисла тишина. Совсем недолгая. Стоило мне шелохнуться, как шею обвили чьи-то руки, а в уши ворвался хриплый от облегчения возглас.

— Слава Силе, я так перепугалась!

— На пузо не дави-и-и…

— Ой.

Что-то в этом мире не меняется. Улыбаясь, я кое-как поднялся на ноги, опираясь на руки поддерживающих меня Ланы и Новы и оглядываясь по сторонам.

— Фрис?

— Я тут, — передо мной возникла физическая проекция кварда. Выглядел он не менее встревоженным, чем девушки, но увидев, что я вполне твердо стою на ногах, облегченно выдохнул. — Что б тебя, Джове! У меня из-за тебя Ядро узлом завяжется. Нельзя же так пугать.

Лана с Новой согласно закивали, но я прервал поток вопросов от них, заметив на гравиплатформе еще одного пассажира.

— А она что тут делает?

Мастер Велия забилась в самый дальний угол от нас, поджав колени к груди и смотря на меня затравленным взглядом загнанной жертвы. Даже без помощи ментощупов я ощутил ее страх, стоило нашим глазам встретиться.

— Увязалась.

Усилия, с которыми Фрис пытался сохранить беззаботный вид, не могли не вызвать подозрений. Прислушавшись, я сообразил, что он едва сдерживает смех. А когда заметил смущение Ланы и Новы, старательно прячущих от меня глаза, не выдержал:

— Колитесь. Что произошло, пока я валялся в отключке?

— Животный магнетизм, — с прорывающимся похрюкиванием выдавил из себя Фрис, — Очень э-э… сильный.

— Так. Надеюсь, я никого не тронул?

— Ты нет. А вот тебя…

Шмяк. Мелькнувшая ладошка Новы намертво запечатала рот сплетнику, пока она сама с невинным личиком прощебетала:

— Мы потом тебе расскажем, Джове! Сейчас нужно выбираться из Храма.

— Да-да, — излишне бодро поддержала подружку лисичка, чем только усилила мои подозрения. — Рыцарь Кес вышел на связь. Они эвакуировали всех, кого смогли, и перегруппировываются за стенами Храма.

Мгновенно вспомнив, что произошло в хранилище, я посуровел и вновь обратил внимание на пугливо жмущуюся в уголок катару.

— Нас провели. Кирон и Могру не покидали Храм, а, значит, они изначально знали о готовящейся акции. Как я и опасался.

Кес принял верное решение. Без поддержки старой гвардии, даже нечего думать удержать Храм. Если то, что показала мне Сила правда, у Нак Зиила и остальных большие проблемы.

Подойдя к Велии, я присел рядом с ней на корточки.

— Идти можете, мастер?

Ответа не последовало. Катара только сильнее вжалась в поручни гравиплатформы и обхватила плечи руками, избегая смотреть мне в глаза.

«А если так?»

— Ар-р! Ты что себе позволяешь, рыцарь?

Вот, другое дело. Вскочила, зрачки метают молнии, ярость пополам с негодованием так и хлещут. Всего-то и надо было слегка распустить руки, понадеявшись на естественную для любой женщины реакцию. Помощь ментощупов не понадобилась.

— Око за око, мастер.

Ага, вот и смущение промелькнуло. Ну точно успела помацать тело мужское бездыханное, пока в отключке валялся. В другой раз я бы с удовольствием прошелся по этой теме, но сейчас не самое подходящее время для веселья.

— Нам нужна ваша помощь. Будущее Ордена зависит от того, сумеем ли мы остановить Могру, пока он не вовлек джедаев во что-то пострашнее работорговли.

— Не уверена, что от меня будет толк, Джове, — боевой запала Велии иссяк так же быстро, как разгорелся. Повесив плечи, она с брезгливостью посмотрела на свое руки, словно они были по локоть изгвазданы в тухлой грязи. — Я поддалась эмоциям и использовала Темную сторону. Мне больше нет места среди джедаев.

— Не говорите глупостей, мастер.

Велия с надеждой подняла голову.

— Пока в вас есть Свет, еще не поздно все исправить. Главное спросить себя, чего вы хотите на самом деле.

— Что я хочу? — всерьез призадумалась Велия. А пока она копалась в себе в поисках ответа, я обратил внимание, что все еще сжимаю в кулаке что-то твердое, больно впивающееся в ладонь острыми гранями.

Голокрон барсен’тора. Раскрытый, но с минимальной активностью Силы внутри. Что такое случилось с ним? Я ведь помню перед тем, как потерял сознание, какие-то странные сообщения от преобразователя. Ну-ка, проверим. Источник сейчас открывать слишком опасно, но на простое волевое усилие моей выдержки должно хватить.

«Производится установка обновления, — бесстрастно оповестил кайбер-кристал по нашей мысленной связи. — До перезагрузки системы осталось двое стандартных суток по временной шкале диких разумных».

«Какого хатта?!»

— Я хочу отомстить, — решительный голос Велии заставил меня вздрогнуть, отчего кубик голокрона едва не выскользнул между пальцев. В тот же момент графиплатформа начала замедляться и плавно остановилась, открывая выходные лифтовые створки, за которыми показался сумрачный безлюдной коридор первого яруса Храма.

— А?..

— Пусть я больше не имею права называться джедаем, но не могу позволить Могру разрушить Орден! Этот ублюдок отнял у меня Кирона, втравил джедаев в работорговлю и Сила знает во что еще. Я не позволю ему забрать оставшееся. Рыцарь Джове, — катара сосредоточенно поджала губы, и, о чем-то с секунду подумав, решительно заявила. — Вам и остальным стоит как можно скорее покинуть Храм. Уходите, я постараюсь отвлечь внимание Могру на себя.

— Вы не поняли, мастер. Мне не нужна ваша жертва. Там, — я махнул рукой за спину, — еще много джедаев, которым нужен лидер. Юнлинги и падаваны. Их жизни зависят от вас и тех рыцарей, кто еще предан Ордену.

— Но…

— Вы справитесь, — я надавил на нее ментально, добавляя уверенности и веры в собственные силы. Во, другое дело! А то «не могу», «не достойна». Чушь. Кем бы не считала себя Велия, по духу она — истинный джедай. Пусть и изрядно изгваздалась в Темной стороне, но кто из нас не без греха? Отмоется со временем, и даже без моей помощи. Это видно уже сейчас, стоит лишь всмотреться глубже в ее источник с ярким непримиримым Светом внутри.

— Знаешь, а вы с ним чем-то похожи, — вдруг улыбнулась катара.

— С кем?

Получить ответ мне так и не довелось. Велия уже было раскрыла рот, когда пол под ногами ощутимо дрогнул, а в Силе вновь донеслось болезненное эхо смертей одаренных.

— Скорее к выходу, бегите!

Катара первой рванула с платформы, на ходу активируя свой световой меч и Вспышкой увеличивая свою скорость. Только размытая полоса мелькнула в ответвлении коридора, ведущего к центру Храма.

Очередной этап противостояния двух армий Света начался.

Глава 18. «Предел сопротивления»

Попридержав Лану за локоть и не дав ей бездумно бросится вслед за убежавшей катарой, я обернулся к лифтовой шахте и коротким давлением Телекинеза заклинил подъемный механизм гравиплатформы. Официально из хранилища всего один выход. Если Могру, как крыса, не понаделал в фундаменте ходов, погони какое-то время можно не опасаться. Обходной путь ведет через технические тоннели, а там придется попотеть, чтобы выбраться наверх.

— Это задержит их ненадолго. Фрис, как обстановка?

Квард ненадолго замер, уставившись пустыми глазами «в никуда», подключаясь к внутренней сети Храма. Этого времени нам с девушками хватило, чтобы привести себя в порядок и кратко подвести итоги произошедшего в хранилище.

Общим голосованием было принято решение не возвращаться за Сайто и Диазом. По своей воле или нет, но падаваны предали нас. А рисковать нарваться на Кирона и Могру, пытаясь вызволить их — не самая лучшая идея в нашем положении. Трое джедаев уровня мастеров, один из которых менталист с трехвековым опытом, против одного рыцаря и двух падаванов. Расклад даже не смешной. Нас попросту сметут, а что будет потом, страшно подумать, если вспомнить некоторые подробности моего видения Силы.

Я так и не решился сказать Нове, что наши с ней мастера угодили в западню. Видения Силы — не самый надежный источник информации, пусть в моем случае его косвенно подтвердило полученное сообщение от Нак Зиила еще в хранилище. Я решил попридержать сведения до того, как буду знать все наверняка. Тогда свои дальнейшие шаги будет распланировать проще, и можно решить, как действовать дальше.

Но одно известно уже сейчас: нельзя дать Могру осуществить то, что он задумал. Навряд ли рабов и пленников везут на Ондерон для увеселительного чаепития и исполнения хвалебных песен во славу Ордена джедаев. Ритуал этот… Не знаю. Как бы не вышло, что бедняг ждет участь пострашнее, чем у самых жестоких зайгеррианских рабовладельцев.

— Готово, — разродился оживший Фрис, вырвав меня из мрачных раздумий. — Коды сменили, еле пробился через глушилку. Похоже, снаружи до сих пор никто не в курсе, что творится в стенах Храма.

— Значит, фаза «Фантом» работает как надо, — я ощутил легкий прилив облегчения и специально для недоумевающей Ланы пояснил. — Сенат не признает смену власти в Ордене легитимной, если информация о перевороте просочится в прессу. Наши постарались, чтобы все прошло тихо. Фрис, проверь новостные сводки по флотским.

— Сейчас… да, пока все по плану. Пострелушки на орбите подвели под показательные учения. А взрыв в Храме списали на последствия утечки топлива. Шумиха в пределах нормы, народ слопал и не поморщился.

«Прекрасно. Хоть тут не облажались».

— По нашим баранам что? Еще не успели хай поднять?

— Только начинают. Кирон транслирует сообщение чрезвычайной важности по внутренней частоте Храма: всем джедаям, не участвовавшим в бунте, приказано оставаться в своих каютах. Остальным выдвинули ультиматум сложить оружие и сдаться на милость регулярным силам.

— Это каким, интересно? Стражи на нашей стороне…

— Рыцарь Джове!

Услышав чужой голос, Фрис рефлекторно сменил облик на кубик Гри. А мы с Ланой и Новой дружно ощетинись активированными световыми мечами навстречу выскочившим из бокового ответвления коридора джедаям. Уже знакомый мне Кес и, как ни странно, кел-дорианка. Молодая, в легкой светло-бежевой броне консула и типичной дыхательной маске, присущей своему виду. Она первой остановилась и подняла вверх пустые руки, показывая, что не желает нам зла.

Погасив меч, я поклонился ей и кивнул хмурому Кесу, уже успевшему где-то обзавестись симпатичным фингалом под правым глазом.

— Кто это тебя так?

— Бешеная… Кхм. Магистр Велия, — поморщился рыцарь, услышав осуждающий возглас от своей спутница. — Ей не понравилось, как я наладил оборону уровня. Отослала туда, где от меня будет больше пользы.

— Не успела слинять, а уже всех строит, — не сдержал восхищения Фрис, который в своей квардионной форме стал объектом пристально наблюдения обоих джедаев, с трудом удержавшихся от лишних вопросов. — Может мы и правильно сделали, что вытащили ее.

— Будем надеяться, — согласился я. — Кес, можешь рассказывать по дороге?

— А вы куда собрались?

— К центральному входу. Туда должен подлететь мой корабль.

— Не получится, — сказала кел-дорианка, обращая на себя всеобщее внимание. — Все выходы перекрыты силами предателей. Единственный шанс уйти без боя через ангар. Там все еще не ликвидировали последствия взрыва, во внешней стене огромная дыра.

— Рыцарь?..

— Меня зовут Нэль Мюр. Рада, наконец, увидеть вас в живую, Кел-Ат.

— Приятно познакомится, консул Мюр. Кел-Ат, значит? Слухи распространяются быстро, — мы с джедайкой обменялись ритуальными поклонами. Тоже самое с запозданием сделали Лана и Нова, смерив Нэль Мюр подозрительными взглядами и демонстративно заняв места по бокам от меня. Я удивленно вскинул брови: что за телодвижения такие? На что получил такое же безмолвное пожатие плечиками и ревнивые взгляды на кел-дорианку со стороны обеих.

Ясно. Похоже, случившееся в лифте не прошло бесследно не только для меня одного. Надо будет серьезно переговорить с ними обеими, как вернемся на Везунчик. Не хватало еще, чтобы меня к каждому кустику ревновали, чьи веточки хотя бы отдаленно напоминают женскую грудь. И без того уже не знаю, куда со своей проблемой деваться.

— Вы оказали большую услугу моему народу, — от Нэль, не заметившей в поведении девушек ничего странного, повеяло искреннем уважением и благодарностью. — Такие вещи не могут долго остаться в тайне. Скоро все странствующие кел-доры за чертой Дорина будут знать имя друга нашей расы.

При более пристальном взгляде на Нэль что-то отдаленно знакомое из прошлого царапнуло память, но, как бы я не морщил лоб, вспомнить не получалось. Так бы и бросил эту затею, не реши девушка немного помочь.

— Моя младшая сестра Нитта очень жалеет, что не взяла тогда у вас автограф, — ментощупы уловили скрытую улыбку Нэль. — Раз в месяц регулярно справляется, не прилетел ли Кел-Ат в Храм. И еще очень просила узнать у него новую загадку.

— Та девочка из ниош, — шепнул мне на ухо Фрис, но я и сам уже расплылся в улыбке, все же вспомнив давний случай пару лет назад, когда Черный Шторм загнал нас в гости к семейству кел-доров отщепенцев.

— Мир тесен! Приятно познакомиться с вами, Нэль. Как Нитта поживает?

— Хорошо, — джедайка отступила на шаг от нетерпеливо приплясывающего на месте Кеса. — Мне удалось убедить родителей переселиться в Дор’Шан. Со следующего года будет поступать в школу. Никогда ее настолько счастливой не видела.

— Я рад, что они изменили свое мнение.

— Все благодаря вам, Кел-Ат, — Нэль глубоко в пояс поклонилась, выражая крайнюю степень почтения. — После того, что вы сделали для нашего народа, мама с папой совсем иначе взглянули на чужаков. Они даже собираются рассмотреть возможность работы в «Медтех-Про»…

— Так, я, конечно все понимаю, — не выдержал Кес, втискиваясь между мной и Нэль, — но у нас тут война намечается. Может отложим общие воспоминания на потом?

Джедайка смутилась и отступила на шаг назад.

— Да. Прошу простить мою назойливость, Кел-Ат.

Та-а-к. Похоже, не так уж беспочвенны опасения Ланы и Новы оказались. Неужто и Нэль зацепило, пока меня раскорячило Зовом в хранилище? Этого только мне еще не хватало!

— Ничего, — я послал Нэль через ментощупы волну расположения, одновременно прощупывая верхние слои ауры и пытаясь понять, сколько вреда причинил. Секундное напряжение и… фух, пронесло. Ничего страшнее усиленной симпатии не наблюдается. И то, скорее всего, та вызвана не воздействием Зова, а моим статусом Кел-Ата. Отбой тревоги.

— Поговорим позднее в более спокойной обстановке. Так что там с выходом?

— Силы магистров Идо и Бескелия Нуо-Ма прибыли в систему. Они заблокировали подступы к Храму и захватили в плен костяк ударной группы, отправившейся за Могру.

От слов Нэль в груди поселилось неприятное тянущее чувство. Неподтвержденные подозрения после испытанного видения Силы начали обретать форму.

— Нак Зиил?

— И всех, кто был с ним, — подтвердила Нэль. — К счастью, магистр Велия вовремя появилась. К ней присоединился магистр Этлу и командиры стражей. С их помощью у нас появился шанс выстоять, но сейчас все наши силы брошены на удержание Храма.

— То есть спасать заложников некому, — подытожил я наши импровизированную летучку. — Оставьте это мне. Я догадываюсь, куда их отправят.

— Куда? — в один голос вскинулись все присутствующие.

— На Ондерон. Не спрашивай, Кес, я и сам не понимаю. После встречи с Могру голова гудит, а в мозгах овощное пюре.

— Он здесь?! Пуду…

— Ага, оно самое. Фрис, как с связь с Джун, глушилку пробивает? Отлично, шли коррекцию курса, пусть подлетает в ангар.

— Мы проводим вас. Сюда.

Нэль первой перешла на бег: до нужной цели предстояло пересечь весь нижний уровень зиккурата в обход Священной горы. Кес и я с девушками не отставали, держа наготове световые мечи и активно вертя головами по сторонам. Пока еще битва за Храм не перешла в активную фазу, но расслабляться все равно не стоило. Работая против менталиста уровня Могру, никогда не знаешь, какого подвоха ждать за следующим поворотом.

Воспользовавшись короткой передышкой на бегу, я перекинулся парой словечек с Фрисом. Незаметно для остальных он занял место на поясе экзера, тем самым доведя до максимума его параметры защиты и позволяя вести безмолвный диалог через нейроинтерфейс. Новости не застали меня врасплох только потому, что подсознательно я уже ждал чего-то подобного. Уж больно многозначительно поглядывал на меня квард с того самого момента, как я очухался в лифтовой шахте.

«Уверен?»

«Сигнатура точь-в-точь, как у портальной арки Звездной сети. Пока что неактивная, но сам механизм уже полностью собран. Боюсь представить, каковы будут последствия такого грубого вмешательства в метрику пространства».

«Катастрофические», — мрачно озвучил я и без того понятный Фрису исход.

По скопированным им данным выходило, что узел в хранилище совмещал в себе технологии аж целых трех древних рас. Гри, Ква и… Архитекторов. Причем от последних в самом сердце машины была установлена блокирующая любые попытки сканирования структура. Все что Фрис смог разузнать, это ее связь со Звездной сетью. И то лишь потому, что сам побывал в последней и засек знакомые аномалии подпространства.

Чтоб тебя хатты драли, Могру! Ладно джедаев тебе не жалко, но как же простые люди? Если что-то пойдет не так, и вся эта хрень в хранилище рванет, ближайший секторальный круг превратится в один здоровенный кратор. А там по цепной реакции и планете звиздец настанет. Триллион жизней сгорит за пару минут просто потому, что один зарвавшийся джедай решил поиграть в бога.

«Что будем делать?» — спросил Фрис, дождавшись, пока я прочитаю мантру Кодекса и успокою взведенные нервяком мысли.

«Подготовь пакет данных Кесу для Велии. Сжатый, только основное, чтобы не полезла сдуру ломать узел. А то еще заденет какой провод, и улетит Храм пустоте в дупло. Пусть удерживают хранилище, пока мы не разберемся с Могру».

«Думаешь, успеем?»

«Могру не запустит свою поделку до того, как проведет ритуал на Ондероне. Чем-то он сильно важен, я прям нутром чую. Если успеем перехватить его, есть шанс все предотвратить».

«До сегодняшнего дня у тебя не бывало видений Силы, — ментощупы кольнула тревога кварда. — Точно уверен, что Могру не взял тебя под колпак, как остальных?»

«Я уже ни в чем не уверен, брат. Но даже если не брать по внимание мои предчувствия, долг Нак Зиллу еще не закрыт. Мы должны спасти его и остальных мастеров».

Больше никто из нас ничего не добавил до самого ангара, прекрасно понимая, что лишней болтовней делу не поможешь. Все и так предельно ясно. Если не остановить Могру, под угрозой окажутся не только жизни джедаев, но и всего населения Корусанта.

Не беря во внимание основную аморфную массу, бесполезную для общества и способную только потреблять, в Бесконечном городе обитают миллионы разумных, чья гибель станет страшным ударом для Республики. Без сдерживающего поводка Сената множество обитаемых миров погрязнут в анархии, и это повлечет за собой еще больше жертв. Даже не будь я джедаем и не имея долга перед Нак Зиилом, игнорировать угрозу такого масштаба совесть не позволит. Могру нужно остановить, и сделать это кроме меня некому.

— Нэль, — окликнул я кел-делдорку, когда за очередным витком коридора показались обугленные стены ангара. Искореженные куски или цельные дымящиеся корпуса поврежденных взрывом звездолетов преграждали большую прореху у стены шлюза, освещенную ярким дневным солнцем. Тела пострадавших давно убрали, но эманация смерти одаренных все еще корежила Силу, вызывая не самые приятные ощущения.

— Да? — слегка рассеянно повернулась ко мне девушка. И в ту же секунду выплеснула в ментал целую гамму смешанных эмоций и крикнуть. — Берегись!

«…!» — в свою очередь рявкнул я на великом-могучем, выкидывая руки навстречу летящему в нас куску обшивки размером с полноценный шаттл. Кровью и потом вбитые в подкорку рефлексы среагировали быстрее мозга. Источник на полную, и Телекинез перехватывает падающую сверху многотонную смерть, не останавливая ее, но слегка поправляя направление. С помощью подключившихся к технике Нэль и Кеса этого оказалось достаточно, чтобы обломок пролетел мимо нас и с грохотом рухнул в завал за спиной.

Расплата не заставила себя ждать. Тыльной стороной кисти утерев рванувшую из носа кровь, я вынужденно оперся на плечо Ланы, перебарывая взбунтовавшееся нутро. Зов Силы нехотя стих, реагируя на закрытие источника, но насколько еще его хватит? Чем дальше, тем труднее мне сдерживаться. Как животное, честное слово. Самому от себя тошно.

— Джове, ты как? — надтреснутым голосом спросила Лана, для которой моя слабость тоже не прошла бесследно. Ноги девушки подгибались, да и она сама едва ли не повисла на Нове, выглядевшей немногим лучше. Сейчас, милые, потерпите.

Призвав на помощь ментощупы, я точечными уколами в нервные центры привел девушек в чувство. После чего поставил обеим временный блок, чтобы минимизировать действие Зова. Вроде сработало. Лана с Новой вздохнули свободнее, и я обратил внимание на часть ангара, откуда прилетел обломок.

Тот, кто его запустил, и не думал скрываться, неторопливо обходя завалы и подходя ближе. Грандмастер Кирон собственной персоной. И еще кто-то с ним, пока сокрытый завалами покореженных взрывом обломков.

«В моем состоянии самое то с мечом на амбразуру лезть», — я без особой надежды огляделся в поисках отступления. Вход в ангар отрезал противник. А до прорехи в стене было слишком далеко, чтобы просто сбежать, подставляя под удар беззащитную спину. При желании световым мечом можно не только рубить и колоть, но и метать. Причем не по старинке, как воинственная обезьяна палку-копалку, а по довольно хитрым траекториям, Силой раскручивая оружие смертельным бумерангом.

— Фрис, давай с Ланой и Новой на выход. Меня не ждите. Лана, без разговоров! Это не ваш бой. Уходите, я попридержу их и сразу за вами. Кес, Нэль?

— Мы прикроем тебя, Кел-Ат, — кел-дорианка без раздумий встала по мою правую руку, вместе с Кесом активируя световой меч. Одновременно тоже самое проделали наши противники, за спинами которых… ну конечно. Если бы все было так просто.

— Мальчики не хотели возвращаться в каюты, не попрощавшись с кумиром, — весело сказал Кирон, наблюдая, как Фрис с Новой за шкирку утаскивают прочь сопротивляющуюся и кричащую Лану. Вид кварда явно произвел на грандмастера впечатление, однако прокомментировать он ничего не успел.

Едва завидев плетущихся за его спиной Сайто с Диазом под конвоем ухмыляющегося раттаки, я принялся действовать. Нак Зиил учил, что отдавать инициативу в начале боя — верный залог проигрыша. Особенно, если речь идет об угрозе чужой жизни. Один раз поддашься требованиям врага и, считай, одной ногой в гостях костлявой.

Два точечных Пробоя Когтем, и не успевшие ничего осознать заложники осели на пол под крик Джангала, никак не ожидавшего такого поворота. Выкуси, мешок пуду! Не на того джедая нарвался.

Прежде чем он и Кирон успели среагировать, я рванул к ним навстречу на пределе возможностей своего тела, не прибегая к Силе, чтобы не пасть под натиском ее Зова. На Кеса и Нэль даже не обернулся, зная, что слаженная двойка рыцаря и консула сами разберутся, с какой стороны и кого атаковать первым. Моя цель ясна: тот, чей Разящий Свет бросает прямой вызов моему. Никто другой против него не выстоит.

— Смело, — похвалил грандмастер, принимая в блок удар моего светового меча. Плазма, окутанная сиянием голубого кайбера, затрещала под натиском серебра Гри. — Но глупо.

Волна Силы. Меня снесло спиной назад, вынудив нарушить план с первой же минуты боя и вновь распахнуть источник, Парением корректируя внеплановый полет. Другого выбора не было: повсеместно торчащие из завалов острые части корпусов звездолетов так и жаждали нанизать на себя зазевавшийся джедайский шашлык.

Всплеск адреналина слегка смягчил невыносимую головную боль от Зова Силы, позволив не потерять сознание и вовремя среагировать на движение мелькнувший сбоку тени. Подобно мне, грандмастер Кирон удержался от лишней болтовни и сходу атаковал, не делая поблажек ни на мою слабость, ни на возраст. Приказ Могру звучал недвусмысленно: «Убить». И ученик со всем рвением принялся исполнять волю учителя, показывая, что даже в нынешнем Ордене титул грандмастера дают не за красивые глазки.

Впрочем, я тоже не просто так получил рыцаря, и не позволил противнику сходу навязать свой стиль игры. Зов превращал мозги в жидкий бульон, но в горячке боя выход нашелся сам собой. Дав себе раствориться в Свете, я отдал себя на волю Силы, начав смертельный танец в туманном коконе серебристого глитча светового меча.

Техника называлась Центр Бытия, и позволяла отражать атаки противника на одних подсознательных рефлексах, без какого-либо участия воли. В такой момент Сила сама направляла руку джедая, выбирая наилучшее положение клинка и создавая вокруг тела непроницаемый защитный барьер. В сочетании с обратным Шиен я с трудом, но удерживал натиск свирепого Джуйо грандмастера Кирона, распалявшегося с каждым нанесенным ударом. Он уже понял, на что я сделал ставку, и не мог сдержать торжествующей ухмылки.

При всех своих плюсах у Центра Бытия имелся один мощный недостаток, из-за которого его не рекомендовалось использовать джедаям ранга ниже мастерского. Техника просто как не в себя тянула Силу, в рекордные сроки выжимая источник до состояния скукоженной шкурки. За все время обучения я применял Центр всего дважды, и то, под присмотром Нак Зиила, которой строго предупредил не злоупотреблять им до восхождения на следующую ступень мастерства. Идеальная защита может спасти жизнь, но и плату берет соответствующую. Еще пару минут такого танца мечей, и слабость вместе с Зовом Силы отнимут последний шанс на сопротивление.

Но больше мне было и не нужно.

— Р-рха!

Внезапный перехват инициативы заставил Кирона уйти Рывком в сторону, чтобы не лишиться части скальпа. А следующий стремительный выпад в связке с Толчком Силы вынудил его перемахнуть Прыжком Силы за обломки истребителя конусообразной формы, на мгновение скрывшие меня из виду.

«Успел», — я счастливо оскалился в лицо налетевшему сверху и зарычавшему джедаю, вновь ощутившему, как мой Свет скрылся за бронированными листами сомкнувшегося источника. — Еще повоюем».

Не давая Кирону шанса вновь подловить меня на применении Силы, я пустил в ход Коготь, набросившийся на новую цель с воем голодающего цепного пса. Пробой. Пробой. Пробой!

«Да что за?..»

— Не получается? — участливо поинтересовался грандмастер, великодушно подарив мне целых три секунды неразрывного клинча. По числу жалких попыток Когтя вонзиться в его непрошибаемую ауру.

Удар. Рубящий, простой и прямой, с применением одной грубой Силы. Но даже так меня по инерции повело в сторону, вынудив ухватится рукой за кусок обшивки из ближайшей кучи, чтобы не упасть лицом в грязь.

— Можешь не пытаться. Даже мастер Могру не способен проникнуть в мой разум. А он куда могущественнее тебя, мальчишка!

Я даже не успел глянуть, как там дела у Кеса и Нэль. Только услышал чей-то крик и яростный рык раттаки, после чего вновь закрутился посреди жалящего каскада голубого клинка, уходя в глубокую защиту.

Без помощи Силы от неминуемой смерти меня отделял только свой собственный световой меч и Коготь, упрямым дятлом продолжающий долбить бескаровую скорлупу ауры противника. Толку чуть, но я не спешил сдаваться, все еще надеясь найти брешь, куда можно запустить ядовитое жало.

Вот только Кирон не дал мне такого шанса. Без колебаний воспользовавшись своим преимуществом, он взвинтил скорость своих атак Силой и устроил натуральное избиение младенца. Я ничего не мог противопоставить его световому мечу, вдруг ставшему выглядеть одном длинным непрерывным полотном плазмы, объятой голубым ореолом. Удары сыпались со всех сторон и под самыми неожиданными углами, вынуждая постоянно пятиться и больше уклоняться, чем заботиться о парировании. Долго так продолжаться не мог, и итог был закономерен.

Споткнувшись о крупный конец кабеля, торчащий из раскуроченных взрывом напольных панелей, я с матом опрокинулся на спину, едва успев поджать ноги, чтобы не лишиться их ниже коленей. Обиженно загудевший световой меч оставил на металле длинную плачущую раскаленными слезами полосу, после чего указал кончиком мне в грудь.

Время замерло. Я видел глаза нависшего над собой мужчины и не замечал там ни отблеска чувств. В лучащихся чистым белым сиянием радужках отражался холодный Свет источника. По-своему не менее пугающий, чем расплавленное золото у ситхов. Так выглядит окончательный беспристрастный приговор по имя высшей цели.

Смерть от руки джедая.

Я вновь открылся Силе, уже каким-то шестым чувством понимая, что не успеваю увернуться. Максимум — подставить под удар не шею, а руку, чтобы стать калекой, а не трупом. Что и попытался сделать, но судьба в виде вынырнувшего сбоку желтого светового меча, блокировавшего рубящий удар голубого, решила иначе.

Не позволяя Кирону опомниться, я применил Усиленный Толчок Силы с обеих рук, снесший грандмастера в воздух с грацией разогнавшего локомотива. После чего ухватил протянутую мне руку спасительницы, рывком поднялся на ноги и зажмурился от удовольствия, ответив на ее жаркий поцелуй.

— Прости, не удержалась! Как тебя тут еще не покромсали без меня?

— Лана…

Сцепив зубы, я кое-как совладал с вышедшим из-под контроля нутром, последним усилием воли прогоняя дурманящую пелену с глаз. Как раз вовремя, чтобы увидеть летящий росчерк светового меча в воздухе и плавным взмахом своего отразить его обратно в противника. По-прежнему же хладнокровного и двигающегося к нам размытой полосой в состоянии Вспышки.

— Беги! — рявкнул я, уже понимая, что ни она, ни я никуда даться не успеваем. До Кеса и Нэль, все же сумевших одолеть Дженгала и бегущих нам на помощь, было слишком далеко. А вошедший в раж грандмастер, до предела разогнавший себя Силой, несется окутанным Светом болидом, расшвыривая в стороны попадающиеся на пути обломки. Не знаю, что это за техника, но выглядит чертовски опасной.

Времени на раздумья не оставалось, и я сделал единственное, что мог в такой ситуации: плюнул на все и в последний раз на полную распахнул источник, всей мощью Телекинеза Разума обрушиваясь на противника в попытке его замедлить. Сознательно сдаваясь на милость Зова и понимая, что еще одного шанса заткнуть себя он не даст.

Получилось только отчасти. Посыпавшиеся со всех сторон обломки истребителей и более крупных звездолетов заставили грандмастера сломать траекторию бега, но не замедлить его. И все же выигранные секунды позволили присоединиться к сражению еще одному участнику, чье появление решило исход боя.

Увидев сбоку стремительную фигурку Новы, вместе с Ланой бросившуюся наперерез грандмастру, я попытался остановить их. И может быть даже сбог бы, не скрути виски предательский Зов Силы, заставив с криком боли схватиться за голову и неотвратимо мутнеющим взглядом наблюдать то, от чего сердце едва не разорвалось на части.

Мощным телекинетическим броском сметя с пути вскрикнувшую твилеку, грандмастер обрушился на Лану. В пару размашистых ударов продавив ее защиту, машина, еще недавно бывшая человеком, занесла световой меч над головой…

— Нет!!!

— Нова-а!!!

Не крик даже — вопль ужаса,вырвавшийся из моей глотки, уже ничего не исправил. Сложившаяся пополам Лана и жадно хватающая воздух после удара ногой в живот, не могла ничего противопоставить опускающемся на нее сверху голубому световому мечу. В отличии от Новы, на одном длинном Рывке оттолкнувшей подругу в сторону и подставляя собственное тело под жалящий удар светового меча…

Глава 19. «Роковой приговор»

Тьма заслонила все вокруг, погребая то, что делало меня джедаем под гнетом разгорающейся злобы и ненависти. Ублюдок посмел тронуть мое! Мое!!! Разорвать на части! Подвесить на крюки за ребра и пытать, пытать, пытать! Днем и ночью, без перерыва, по кусочкам сдирая кожу и заставляя проклясть день своего появления в этом мире. Агония боли и страха в награду за попытку посягнуть на святое.

«Сила. Власть. Больше никаких оков! Прими свою участь, джедай. Ты слаб. Тебя разрывает собственное нутро. Довольно лжи самому себе! Прими Темную сторону. Сожми свою неполноценность в кулак, раздави ее и верни контроль над своей жизнью. А затем покарай того, кто этого заслуживает! Жестоко, кроваво! Так, что через века твое имя будут бояться произносить в слух».

«Вот значит как чувствуют себя падшие?» — вяло подумал я в ответ на шепотки в голове, прежде чем потонуть в Свете своего источника. Обжигающего, яростного, непримиримого. Очищающее пламя сверхновой, от которой подавляющая воля Темной стороны испарилась с позорным пшиком. Больше никаких оков, но не в понимании, предложенном Темной стороной. Ей нечего дать тому, кто уже ступил за грань возможного.

Глубокий вдох. От сердца к Силе. Долой шелуху, укрывающую разум. Долой наносное, приходящее, мимолетное. Свободен от чувств, боли, желаний, страха. От Зова. От собственных приземленных страстей. Свободен от всего.

«Я есть Свет…»

— Больше нам никто не помешает, — Кирон ставил позади Лану, рыдающую над телом Новы, и сделал шаг ко мне, наискось взмахнув световым мечом.

«Дарящий искупление…»

— Жаль, что все заканчивается вот так, рыцарь Джове. Прощай.

«…единый с Силой».

Вспышка. Рывок влево, блок. Слишком медленно, мастер. Чересчур предсказуемо. Крестовой удар и сразу переход в Рывок с горизонтальным разрезом. Ушел. А если так?

Слепящий Свет — логическая эволюция Света Силы. ГрандмастерКирон вынужденно полыхнул источником в ответ, чтобы не лишиться зрения. Но что его чахлый выброс в сравнении с пламенем сверхновой у меня в груди? Еще раз. Слепящий Свет! Связка каскадного разреза: сложная серия противонаправленных ударов из формы Обратного Шиен, оканчивающая Толчком Силы. Не самая убойная в моем арсенале, но одна из самых действенных. Повторить. Слепящий Свет. Толчок. Рубящий на пробитие защиты с Рывком. И еще!

Отлетевший поломанной куклой в груду обломков мужчина, кряхтя, поднялся с колен и сплюнул кровавую слюну.

— Недурно, рыцарь. Еще что интересного покажешь?

Много чего, но какой смысл? Наказать? Сломить? Нет, это не путь адепта Света. Восстановить порядок. Заставить понять. И вынести приговор по деяниям с занесением в личное дело вечности.

— Я — Разящий Свет. Тот, кто выносит приговор. Но судим себя только мы сами, грандмастер. И никто иной.

Свет внутри. Замыкание контура. А, проклятье, сорвалось! Первый раз самый трудный, создание техники идет на одних ощущениях.

Еще раз. Свет. Контур… есть. Метальная закладка на источник. Есть. Последнее усилие с правом Разящего Света. Отлично, пошел откат! Да свершится беспристрастный и справедливый Суд Силы. Приговор привести в исполнение немедленно.

— Что ты сделал? — нарастающая паника в голосе Кирона. — Что ты сделал, гаденыш?

Он не может двинуться с места. Не способен пошевелиться, запертый в полупрозрачной сфере, объятой светлым ореолом. А я с неким трепетом смотрю на то, что сотворил. Получилось не совсем то, что хотелось, но так даже лучше. Наказание соразмерное содеянному.

— Обратного пути нет. Теперь ты или раскаешься, или сожжешь себя изнутри. До скорой встречи, Кирон. Здесь или по ту сторону Силы.

— Что это? Что со мной происх… нет, стой! Вернись, не смей уходить! Джове! Джове!!!

Я уже не обращал внимание на то, что кричит скованный ужасом мужчина, которого с головой накрыла созданная сфера Света. Все мое внимание было приковано к сотрясающейся в рыданиях Лане, на коленях склонившейся над телом Новы. Рядом бестолково суетились Кес и Нэль, пытаясь что-то сделать своими скудными целительским познаниями, но в итоге вызывая у раненной только больше боли.

— Уйдите.

Растолкав всех в стороны, я накрыл ладонью лоб тихо постанывающей твилеки, скрючившейся в позе эмбриона. Быстрый осмотр позволил вздохнуть чуть свободнее.

Лекку не задеты, иначе бы сразу умерла от болевого шока. Там у ее расы самые чувствительные нервные окончания. А вот левый бок серьезно пострадал. Рана глубокая, выглядит плохо, но жизненно важные органы, кажется, целы. Точнее сказать без врачебного обследования невозможно. Из-за того, что Нова прикрыла Лану в падении, световой меч прошел по касательной в ребрах, а не перерубил ее пополам.

Еще руке с той же стороны досталось, но, к счастью, до ампутации в полевых условиях не дошло. Конечно, современная медицина творит чудеса, протезы с полной функциональностью можно сделать неотличимыми от родных конечностей. Но какого молодой девушке стать калекой? Чудо, что световой меч задел только мышечную ткань на предплечье и обойдется без крайних мер. Насчет остального… надо поторапливаться.

Мягкое волевое усилие, и шумно вздохнувшая девушка теряет сознание, одновременно поднимаясь Телекинезом мне в руки. Вот так, аккуратно. И в темпе на корабль, пока не очнулась.

— Фрис, где Джун?

— На подлете. Джове, я пытался их удержать…

— Пусть готовит медблок.

— Принято. Она уже здесь.

По ушам ударил рокочущий грохот. Скребнув бортами о торчащие куски металла из прорехи на стене ангара, внутрь прорвался «Везунчик», закрутив лихой вираж прямо у нас над головами.

«Умница, Джун, очень вовремя. С меня внеочередной апгрейд у Стража».

Прыжок Силы. Буквально воспарив на десять метров с места, я рыбкой влетел в открывшийся шлюз. И, едва сделал пару шагов, как что-то щелкнуло в голове. А потом пришла Боль… Кредит выданный Зовом, исчерпал себя. Все что я успел сделать, это передать хрупкую фигурку возникшему рядом кварду Джун, прежде чем ноги подогнулись, и я выпал обратно в шлюз, на лету теряя сознание.

Темнота. Сон… голоса и легкие очертания. Знакомые.

— … приветствую, магистр Зиил. Как ошейник, не жмет? Ничего, можешь не привыкать. Тебе не долго его носить осталось.

— Могру! Какого ситха ты делаешь тут, ты же должен быть в Хра… Постой. Это чувство. Тогда на Дорине. И на Рилоте. Это тоже был ты?!

— Всегда был только я, магистр. С самого начала.

— Нет. Быть не может.

— Что, начало доходить? Вы, имбецилы, влезли на территорию, куда джедаям не стоит соваться. Не вашим жалким умишком понять истинную глубину Силы.

— Джове…

— О, он пытался. Более того, смог достать меня один раз, но этого явно недостаточно. Что может сделать эмпат-новик против мастера разума? Ваши жалкие потуги отвратить неизбежное с самого начала были обречены на провал. А теперь, магистр Зиил, ты расскажешь, где мой голокрон, и какие основы вы призвали с его помощью. Не сопротивляйся, это бессмысленно. Открой свой разум. Ну же! Ах, ясно. Интересно… Ого, даже так? Ско-о-лько всего?! Великая Сила. Ты хоть представляешь, недоумок, на что обрек своего ученика? Ну так смотри, я успел взять его аурный слепок. Обрати внимание на внутренний слой у ядра личности. Смотри, я сказал! Внимательно.

— Пресвятая Богиня… Я же не…

— Не знал? Ну ты и мразь, Зиил. Молись теперь этой дуре своей, и всем кел-дорским богам, кого знаешь, чтобы Кирон не облажался. Бедный ребенок. Такой участи и врагу не пожелаешь…

— Тш-ш, не шумите! Кажется, он просыпается. Джове?

— ….!

— Это он сейчас на каком языке сказал?

— Тайный клановый, — я разобрал голос Фриса и, выдав еще более заковыристую матерную тираду, принялся ожесточенно тереть слипшиеся глаза. В тело от пяток до макушки словно иголок навтыкали, все затекло. При этом источник светит как никогда ярко, но в голове гудит уже не так сильно. Да и в целом дышать как-то легче стало.

— Мы что, уже не в Храме? — спросил я, как только проморгался и огляделся по сторонам. Ну, на медблок «Везунчика» не похоже. Мое ложе, которое обступили Фрис и сестры де Сат, находилось в просторном светлом помещении, огороженным ширмами от выхода. Экзер никуда не делся, но активным был образ из категории «одежда, только нижнее белье». Видимо Фрис постарался, кроме меня доступ к нейроинтерфейсу есть только у него.

— Это частная клиника мамы, — ответила за всех Кева, с тревогой прижавшая кулачки к груди и не сводящая с меня глаз на мокром месте. — Джове!..

— Как Нова?

В палате повисла тишина, все трое отвели взгляды

«Только не это!» — сердце бешено заколотилось в груди. Сцепив зубы, я уже было собирался вскочить на ноги и куда-то бежать, но меня остановил тихий голос Фриса.

— Она жива, брат, но в коме. Повреждения оказались серьезнее, чем мы думали.

Сдавливающая хватка на горле, мешающая сделать полноценный вдох, стала чуть слабее.

— Где?..

— В бакта-камере «Везунчика». Пришлось оставить там, чтобы не навредить транспортировкой. Не дергайся, ты ей сейчас ничем не поможешь! С Новой лучшие врачи на Корусанте.

Фрис продолжил говорить, кратко вводя меня в курс дела по событиям, произошедшим с побега из Храма. Я слушал в пол уха, борясь с накатывающей слабостью и стараясь сосредоточиться на настоящем. Отголоски видения Силы все еще будоражили голову размытыми образами не самого приятного содержания. Мне очень не понравилось, то что я услышал, но судьба Новы сейчас куда важнее. Успею еще покопаться в себе и понять, как к этому относится. Дело прежде всего.

— Аккуратно.

Фрис помог мне выбраться из капсулы, пока веснушки утирали глаза на мокром месте. Знаю, что хреново выгляжу: успел поглядеть в отражение стеклянной крышки капсулы. Глаза впали, как у восставшего мертвяка. Лицо осунулось, да и сам едва на ногах стою. Последнее уже не последствия вдарившего по мозгам Зова Силы, а следствие углубившейся связи с источником. Еще один шагок на пути к рангу мастера сделан, но я едва не надорвался, пока залезал на ступень.

Техника, которую я создал в порыве творческой справедливости, желая воздать грандмастеру по заслугам, имела серьезный побочный эффект. Уж не знаю, что там с ним самим случилось, но лично мне откат прилетел мощный, хотя и не сразу. Теперь, оказавшись в дали от сводящего меня с ума Храма, я мог это понять, не боясь снова пасть жертвой Зова.

Итак, Суд Силы. Идея была в том, чтобы блокировать одаренному связь с источником. Причем не насильственно, а изнутри, самим джедаем. Весь его жизненный путь взвешивается на незримых весах совести, и от того, какая половина перевесит, принимается решение, оставлять право чувствовать Силу или нет. Я вложил в эту технику весь свой опыт менталиста еще со времен тренировок у кет-дорианок. Именно они дали мне основы, с которыми можно создавать новое без опасения сжечь душу себе или испытуемому.

Получилось… нечто похожее и одновременно более опасное. Техника, заключающая цель в кокон Света, внутри которого та оказывается отрезана от окружающего мира. Не полностью и не навсегда. Лишь до тех пор, пока не источник не истощит себя, лишая джедая его дара. Временно или навсегда. Зависит от груза вины, лежащего на душе и находящем отражение в Силе. Если он будет слишком велик, джедай может убить сам себя через полное истощение жизненных ресурсов. Очень медленная и неприятная смерть, ведь Сила джедая заключена не только в неком узле сосредоточения.

То, что я называю «источником» — не более, чем суть одаренного, где находит отражение его предрасположенность к той или иной стороне Силы. По факту сама она не сосредоточена в одном месте, а пронзает каждую клетку тела, насыщенную проводниками-мидихлорианами. Их количество отражает пропускной потенциал одаренного, от которого зависит объем создаваемых техник и их количество в условную единицу времени. Именно поэтому джедаи с высоким числом мидохлориан изначально имеют преимущество над тем, у кого их мало.

Когда я ненадолго достиг просветления и создал Суд Света, то сперва обомлел. А потом понял: моей рукой Сила сама сделала то, что необходимо. Будь иначе, и не окажись Кирон причастен к ранению Новы или ужасам, творимым Могру, никакой техники бы не вышло. Желание, помноженное на необходимость восстановить нарушенное равновесие — вот что помогло мне осуществить задуманное.

Смерти нет, только Сила. Голоса тех, кто ушел в нее по вине грандмастера Ордена джедаев, взывают о справедливости. Суд свершился, и я, как выносящий приговор, понял его истинную суть. А также понес расплату за право стукнуть молотком, решая судьбу обвиняемого. В результате яркость Света моего источника просела примерно наполовину, настолько же понижая способность поддерживать сложносоставные техники.

Восстанавливать ее придется в Глубокой медитации и, желательно, в полном одиночестве. Чувствую, еще немного, и точно бы надорвался, как тогда на Дорине, когда сдерживал Черный Шторм. У организма тоже свой предел имеется, и без предварительной подготовки пытаться создать что-то новое подобно хождению по минному полю. Это я уяснил еще когда получил от Нак Зиила нагоняй за попытку создания целебного чая.

Кстати! У меня же в загашнике на «Везунчике» несколько полных фиалов от мудрецов Баран До своего часа ждут. Надо будет и Нове оставить, и самому подлечиться за время полета к Ондерону. Продукт дефицитный, но хранить его дольше смысла нет. Выдержка полезных свойств не добавит, а так хоть здоровье поправим.

Дав команду зардевшимся Кеве и Мире отвернуться, я активировал привычный образ экзера базовой джедайской формы и экипировался световым мечом. Потом, отреагировав на вызов Фриса, пришел врач — лысый дядька с добродушным лицом и намечающимся пивным пузиком. Проведенный им быстрый осмотр и вынесенный вердикт обрадовал всех: рыцарь-джедай Джове к труду и обороне готов. В наличии небольшое физическое истощение и сильное психологическое, но с обоими я вполне в состоянии справиться сам. Можно выписываться и идти проверять героических спасительниц, рискнувших жизнями ради меня и вставших на пути у грандмара Ордена джедаев.

Душевно попрощавшись с лечащим врачом, я еще раз проверил все свои вещи и вслед за веснушками покинул клинику. Как оказалось, располагалась она не так далеко от дома четы де Сат. Примерно в паре кварталов и на уровень ниже от открытого небу Бесконечного города.

«Везунчик» пристыковался тут же: на посадочной площадке, повисшей над пропастью громадной шахты, диаметром по меньшей мерее с пол километра и уходящей вглубь уровней к далекой земной поверхности. Движение внутри нее было не такое оживленное, как в аэротрассах над Бесконечным городом, но тоже довольно плотное. Пока шли по ограниченной силовым полем дороге у самого края шахты, я наблюдал сотни вылетающих и опускающихся с поверхности звездолетов самых разных конфигураций. От неповоротливых пузатых фрахтовиков до юрких шаттлов, курсирующих между уровнями с пассажирами на борту. Весь этот муравейник создавал довольно много шума и создавал впечатление совершенно иного мира, нежели был виден с высоты полета аэротакси над Бесконечным городом.

Краем уха слушая трескотню Кевы и Миры, заделавшихся добровольными экскурсоводами в попытке разрядить обстановку, я поглядывал по сторонам и, вопреки их усилиям, мрачнел с каждым пройденным шагом. Столько жизни вокруг. И вся она под угрозой уничтожения из-за организации, обязанной хранить мир в галактике, а вместо этого ставшей главным источником ее бед.

Быть может Могру прав в своем стремлении положить конец джедаям. Правда метод он выбрал для этого совсем живодерский, но разве сама суть идеи лишена смысла? Не думаю, что мир потеряет много, если не станет одаренных. Сила — наш дар и одновременно проклятье. Слишком велик соблазн встать на путь, где границы дозволенного размываются до опасно-призрачных масштабов. Особенно, когда речь заходит о таких, как я: менталистов, способных посягать сокровенный духовный мир.

Все джедаи в той или иной мере способны влиять на разум, но мы с Могру предрасположены к этому. Случись чего, и кто сможет остановить нас? Только такие же, как мы сами. При этом нужно точно знать, где искать и кого, иначе никак. За примером не надо далеко ходить: Могру умудрился три с лишним века водить за нос Орден джедаев, пока не подошел вплотную к своей цели и потерял всякую осторожность. И то, скорее всего просто потому, что надобность скрываться отпала. Будь иначе, уверен, никто бы ничего не узнал до самого последнего момента.

Теперь ответственность за дальнейшие действия Могру лежит на мне. Не справлюсь, и одной Силе известно, что тогда произойдет. Неизвестность пугает больше всего. И еще сильнее распаляет желание что-то изменить.

Не должно так быть, чтобы мир в галактике зависел от способности отдельного одаренного контролировать свои желания. Это касается и обычных людей, но прежде всего джедаев, становящихся теми камнями, с падения которых сходит грохочущая горная лавина. Но в то же время тотальная зачистка — слишком радикальный метод. Нужно нечто иное. Сдерживающий фактор, чтобы джедаи могли вновь стать тем, кем им положено быть судьбой и Силой.

В этом ключе стремление Нак Зиила привнести в Орден больше элементов военной дисциплины выглядит довольно здраво. И я со своей стороны полностью его поддерживаю. Вседозволенность расхолаживает. Как и вызывает протест навязывание моральных норм, одним кажущихся благом, а для других считающихся неприемлемыми. Лишь четкий устав и железная самодисциплина способны что-то изменить.

Как закончу с Могру, лично подам новому Совету парочку перспективных идей, благо соответствующий опыт прошлой жизни имеется. А до тех пор буду изо всех сил бороться, чтобы то будущее вообще имело шанс наступить.

«Джове», — раздался у меня в ухе насмешливый голос Фриса.

— А?

«Сделай лицо попроще. Твоим подбородком можно консервные банки вскрывать».

Глянув на захихикавших веснушек, я смутился и поспешил изобразить радость от совместной прогулки. Накатывают вселенские думы время от времени, ничего не могу с собой поделать. Надо проще ко всему относится, но как тут расслабишься, когда из огня в полымя бросает, как щепку бесправную? Уже не знаю куда приткнуться, чтобы просто пожить в свое удовольствие.

— Так что там с Кироном, говоришь?

— Ха. Много чего, — квард появился и пошел рядом со мной, ни капли не стесняясь взглядов встречных прохожих. Не таких уж и заинтересованных. Чувствовалось, что им доводилось видеть вещи куда более необычные, чем голограмма ВИ в полный рост, за которую было легко принять Фриса, если не присматриваться. Чем тот и пользовался на всю катушку, щедро раздавая знаки внимания всем встречным барышням, по бо́льшей части совершенно равнодушных к такому повышенному вниманию. Они тоже насмотрелись всякого, живя на нижних уровнях Бесконечного города.

— Пока я тебя ловил, там какой-то беспредел начался. Кирон бился внутри сферы, которую ты создал. Кес пытался его вытащить, но не смог, а потом в какой-то момент она сама пропала.

— И?

— Чего?

— Живой он или сдох! Не тяни, — мне любопытно и в то же время боязно узнать, какой приговор Кирону вынес Суд Силы. Как бы я к нему не относился, но смерти не желал. Тем более столь мучительной, когда каждая клеточка в теле медленно угасает, отрезанная от жизни самой Силой.

— Живой, — слова Фриса слегка меня успокоили. — Но когда барьер пропал, Кесу тут же прилетело по щам.

— Не понял?

— Сам виноват. Все носом водил: пытался понять, чего ты там Силой своей намонстрячил. Вот и отхватил, прям по нему. А пока сопли подбирал, Кирон сделал ноги.

— Чего-о?! А Нэль где все это время носило?

— От Сайто и Диаза отбивалась. Парни очухались, увидели труп Джангала и как с катушек слетели.

— Пуду. Могру и им мозги промыл.

— Скорее всего. Пока Нэль с ними возилась, Кирон успел к выходу из ангара пробиться, но там его смела толпа баб.

— Смела. Толба баб. Что?

— Ага, — во все зубы оскалился мой братец. И секунду спустя я понял почему.

— Налетели всем скопом и давай пинать. Падаваны, рыцари, консулы. Парочка из стражей даже была, пофигуристее. Чуть не забили беднягу, Кес с Нэль еле сумели его вытащить. И угадай, что все кричали?

— Не надо…

— «Как ты посмел поднять руку на моего Джове!» — во весь голос проскандировал Фрис и заржал так зычно, что заразил захихикавших веснушек и таки вызвал к себе пристальное внимание прохожих. Быстро рассосавшихся, стоило мне распустить ментощупы и создать вокруг отталкивающую ауру тревоги.

— Завязывай, — прошипел я, пытаясь заткнуть рот отбивающемуся и заливающемуся конским гоготом паршивца. — Это не смешно!

— Смешно, брат! Их Велия возглавляла. Чуть нос ему не откусила, кошка бешеная. А я еще думал, чего ее так называют?

Аут. Как говорится: вот уж не было печали, так девок Зовом потоптали. Теперь пока не разберусь, как от него избавиться, путь в Храм мне закрыт. Порвут как тузика, без права на личную жизнь и оправдания.

Я-то надеялся там только моих накрыло и Велию краем зацепило, а оно вон как вышло. Бр-р, аж не по себе стало, как этот женский батальон представил. Бедняга Кирон. И Силы лишили, и причиндалы отбили. Хотя, за то, что он с Новой сделал, это еще мягкое наказание.

— У вас хоть, надеюсь, никаких странных желаний не возникает? — я с подозрением и трепещущей надеждой покосился на переглянувшихся веснушек.

— Ну, если не считать…

«Пожалуйста, нет!»

— …вон в той кафешке продают запеканку со вкусом курдюса в жуле из пятнистых грибов, — Мира ткнула пальчиком в окутанные ароматным паром торговые ряды с шикарным видом на стартовую шахту. — Не знаю, что это, но хочу попробовать!

— А я хочу сливочное мороженое, — мило смутилась Кева, прижав пальчик к губам. — Странно, правда? Мне ведь всегда клубничное нравилось.

Я облегченно выдохнул, утерев выступивший пот со лба.

— Будет вам и мороженка, и этот шулес-мулес.

— Курдюс в жуле из пятнистых грибов!

— Точно, — я притянул к себе за ухо кое-как успокоившегося Фриса, и, получив удовлетворительный ответ, загадочным тоном пообещал. — И еще кое-что. Сюрприз от лучшего в мире клан-лидера.

— Правда? — мгновенно возбудились девчонки, расплывшись в предвкушающих улыбках и волчками завертевшись вокруг меня. — Какой? Какой?

— На то он и сюрприз, узнаете на «Везунчике».

Как веснушки дотерпели не знаю, но ужи мне прожужжали основательно. А потом еще и оглушили визгами, когда получили на руки рукояти своих световых мечей. Умничка Нова специально закрепила их у себя на поясе с остальными, чтобы никуда не делись. Только в падении рукоять, принадлежавшая Алеку, несколько поцарапалась, но, думаю, он не сильно расстроится. Все равно отдавать ее ему мы не планировали.

Оставив девчонок возиться со сборкой новых световых мечей, благо все необходимые компоненты, не считая кайбер-кристаллов, у меня на корабле имелись, я отправился в медблок. Где едва не был сбит с ног зеленым ураганчиком, повисшем на моей шее и рассыпающимся в слезных оправданиях. Пришлось успокаивать, попутно бросая виноватые взгляды на камеру с бактой, где в дыхательном респираторе плавала обнаженная и бессознательная Нова. Рана на боку выглядела ужасно, вызывая острое чувство вины за случившееся.

Если бы только не хаттов Зов Силы! Из-за него я чуть не погиб, и вынудил вмешаться Лану с Новой, что едва не привело к смерти последней. К счастью, кризис уже миновал, я чувствовал это через Силу. Но все равно, угрызения совести были столь сильны, что я не выдержал вида твилеки и выскользнул в кают-компанию, оставив ее на попечении Ланы. Им было о чем поговорить, даже если Нова ничего не слышала и не могла ответить. Джедаям не обязательно нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Усевшись и погрузившись в Глубокую медитацию прямо на полу мед-блока, Лана сосредоточилась на исцелении через Силу. Подходящего дара у нее не имелось, но кое-какие базовые знания Кара смогла ей передать. Их вполне хватило, чтобы ускорить процесс выздоровления Новы в бакто-камере со встроенным хирургическим модулем. Он работал, когда я пришел, и продолжал после, работая юркими щипчиками-манипуляторами, латающими края жуткой раны Новы. Основную часть хирурги сделали на операционном столе еще до моего возращения, удалив сожженные световым мечом ткани. Так что теперь дело за творящей чудеса бактой и самой Новой, изо всех сил цепляющейся за жизнь.

Сейчас врачи уже ушли, оставив после себя планшет с рекомендациями. С ними я решил ознакамливаться, устроившись за барной стойкой в камбузе и прикладываясь к бокалу с бирюзовым тониреем для снятия стресса.

Поставленный Нове диагноз оптимизма не внушал, обещая длительное восстановление в бакто-камере и еще минимум пару месяцев последующей реабилитации под надзором врачей в клинике. До тех пор транспортировать Нову куда-либо категорически запрещалось, чтобы не вызвать еще бо́льшей угрозы здоровью. Причем нельзя во всех смыслах. Не только переносить бакто-камеру, но и самому «Везунчику» куда-то лететь, чтобы микро-вибрации при взлете и посадке не помешали работе хирургического модуля. Аппаратура эта тонкая и чувствительна даже к малейшим внешним воздействиям.

К вопросу, какого хатта тогда Нову сразу не перенесли в клинику, ответ дала Джун. Оказалось, что полет сюда уже едва не стоит девушке жизни. Когда врачи взошли на борт, она уже не дышала, и им пришлось буквально вытягивать ее с того света. Слава Силе, успели, а потом сразу поместили с бакто-камеру. Фрис позаботился, чтобы на упавшая на счет клиники круглая шестизначная сумма обеспечила больной наилучший уход.

От всего сердца поблагодарив брата, я отодвинул планшет в сторону и начал удивленно размышлять над дальнейшим ходом событий. В свете новых вводных «Везунчик» уже точно никуда не полетит. Лану, думаю, тоже не составит труда убедить остаться здесь. Она искренне переживает за Нову и не сможет бросить ее в такой момент.

Мне же, как бы не было тяжело на душе, придется отбросить чувства и вернуться в суровую реальность. Могру ждать не станет, а я уже потерял полдня, пока пускающим слюни овощем валялся в медкапсуле. За это время в Храме уже вовсю начала бурлить окопная война, а звездолет с пленниками и Могру усердно топит на пути к Ондерону. Если не хочу фатально отстать, вылетать нужно прямо сейчас.

— Есть один вариант, — предложил Фрис, не дав мне сорваться с крайности и начать искать ближайший доступный к покупке звездолет на внутрипланетарной торговой бирже. — Угадай, кто сейчас разгружается на орбитальной станции и просто жаждет подбросить нас до Ондерона?

Подойдя к терминалу, я вчитался в строки входящего сообщения.

— Да ладно! Митина?

— Сам в шоке. По последнему отчету от Съяна у нее следующий рейс должен был на Тайтон зарезервирован.

— Соединяй, — обреченно махнул я рукой, мысленно готовя нервы к очередному великому испытанию.

Сколько там до Ондерона пилить? Сутки? Уф, ужас. Надеюсь, она хотя бы не одна, а с командой. Такого ушного прессинга на наши с Фрисом многострадальные тушки будет явно многовато.

Глава 20. «Мираж просветления»

— Пассажирский шаттл «Кор-СТ-872» «Бегемоту»: запрашиваю стыковку по правому борту.

— Запрос подтверждаю, восемь-семь-два, — отозвался пилот корабля Митины. — Смотрите не поцарапайте моего красавца своим костлявым задом.

— Только если «Бегемот» втянет пузо.

По ту сторону динамика послышался отчетливый смешок, растянув мои губы в довольной усмешке. С легкой подачи оброненное когда-то на Дорине прозвище прижилось, определив дальнейшую судьбу неповоротливого грузового тягача, ныне переданного в полное владение Митины и ее команды.

Помимо неизвестного мне пилота-салластанца, в нее входил также уже знакомый Ихор Ворр — бывалый космический волчара из команды Съяна, за минувшие года крепко сдружившийся с бравой капитаншей. К вящей радости моего партнера по бизнесу, который только счастлив был избавиться от невыносимого родственничка, наконец нашедшего себе достойную оппонентку в словесных баталиях.

Встреча с Митиной ознаменовалась бурным восторгом с ее стороны и тихим обреченным стоном с моей. Сытая жизнь без особых стрессов вдали от Дорина и от Ордена благосклонно сказалась на ее состоянии. Избавившаяся от болезненной худобы и приведшая себя в форму Митина тискала меня с энтузиазмом гиперзаботливой мамочки, пока я покорно стоял на месте и изучал показания ментощупов.

После раскрытия способностей Могру паранойя приобрела устрашающие размеры, требуя проверять на ментальные закладки каждого одаренного. Хотя в случае Митины я просто перестраховывался, зная, насколько она сама терпеть не может джедаев. За исключением меня, конечно, но тут просто звезды удачно сложились.

Именно я подарил Митине шанс на новую жизнь, где не нужно скрывать свою чувствительность к Силе в попытке избежать демонов прошлого и настоящего. Плюс то, как я повел себя при знакомстве, приняв за равную и не задирая нос из-за факта наличия светошашки на поясе. Митина терпеть не может Орден, но это не мешает ей прекрасно разбираться в людях. Я был максимально честен в своих намерениях и в итоге добился своего.

Спустя два года Митина с лихвой окупила все вложения в нее, успешно сдав на квалификацию навигатора и став ценным приобретением для нашей со Съяном транспортной компании. Я там, правда, имею лишь небольшой пакет акций и по сути ничего не решаю, но, тем не менее, слово имею весомое. Почему? Да просто успех компании, сумевшей установить стабильный торговый путь к системе Дорина — целиком заслуга Митины. А она работает на меня. Не за красивые глазки или какие-то размытые обещания светлого будущего, а потому что знает: мне можно доверять.

Какой бы асоциальной личностью Митина не казалась другим, я знал, что в глубине души она жаждет быть частью чего-то большего. За внешней колкостью скрывается очень ранимая натура, успевшая испытать на себе все грани лживой человеческой натуры. Будь я простым джедаем, Митина ни за что бы не согласилась на мое предложение. Мялась бы до последнего и все равно отказалась, поддавшись своим страхам, связанным с Орденом.

К счастью для нас обоих, я нашел способ развеять ее сомнения. Перед отлетом с Дорина Митина на себе испытала, что значит быть ментально соединенной с прирожденным эмпатом. Раз не могла она, первый шаг сделал я, позволив ощутить насколько правдивы и искренни мои намерения.

Этого оказалось достаточно, чтобы даже такое зачерствелое сердце, как у Митины, дрогнуло. Она решила доверится. В последний раз и только мне одному, глухо предупредив, когда поливала слезами мое плечо, что еще одного предательства не вынесет. Либо я оправдаю ее ожидания и сдержу данные обещания, либо ей больше нечего делать в этом поганом мире.

Вскоре после этого разговора прилетевшая команда Съяна забрала Митину и увезла ее на обучение в корелианскую ВАП. А когда состоялась наша вторая встреча после ее возвращения на Дорин уже в лицензированном звании навигатора, я имел за плечами надежный тыл в виде «Медтех-Про» и наполеоновские планы на будущий клан. Митина без лишних раздумий принесла мне клятву и с тех пор нарабатывает опыт под руководством Съяна, сделавшего аналогичный выбор незадолго до нее. Увы, из салластанцев решился пока только он один, но я не терял надежды переменить перед свою руку всю их семью. А это, на секунду, три сотни разумных, занятых в транспортной компании, занимающейся космоперевозками с Дорина и обратно!

По сути они уже работают на меня, просто пока не готовы расстаться со сладкой иллюзией свободы. Ничего. На сегодняшний день Съян почти убедил старейшин семьи присоединится к клану. Еще с полгода таких же успешных рейсов на Дорин, приносящих им баснословные гонорары от не скупящихся Матриархов, и дело в шляпе.

Надеюсь, этого времени мне хватит, чтобы окончательно разгрести проблемы Ордена и вплотную заняться своими. Я прекрасно понимаю, что пока вокруг безымянного клана только больше слов, чем дела, но от своих слов отказываться не собираюсь. В чем Митина и не преминула лишний раз убедиться, пока сжимала меня в объятьях и ласково вопрошала, как там поживает ее несравненный маленький босс со своими громадными планами.

Не имея реальной возможности хоть как-то вклиниться в этот словесный поток, я кое-как вывернулся и совершил тактическое отступление в пилотскую рубку. Где, на свою удачу, нашел собрата по несчастью, зашкерившегося в пилотском кресле при первых воплях Митины, эхом пронесшихся по кораблю.

Назвавшийся Ринго салластанец пилотировал «Бегемот» уже больше года и лучше кого-либо другого знал причуды своего капитана. Заблокировав дверь в рубку с нашей стороны, пилот выразил искренне сочувствие и предложил перекантоваться у него, пока рогастенькая и розоволосая буря не утихниет. Мол, перепады настроения у тилины носят скоротечный характер, и уже скоро с ней можно будет поговорить нормально.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я его, с облегчением плюхаясь в кресло второго пилота и вытягивая ноги. — О каких перепадах речь? Она случаем не беременна?

— Не, — отмахнулся Ринго, поправив сползающие на нос очки-лупоглазы. — У нее и деда Ихора это врожденное. Обычно они срутся первую половину дня. Потом обед — святой час перемирия. Затем снова ор до вечерней смены. Ну и дальше блаженная тишина до следующего выхода из гипера, когда надо маршрут править. Тут она уже мне на унгрус давит, но я привык.

— На что?

— Это такая штука у моего вида прямо в…

— Нет, не надо показывать! — поспешно открестился я от возможных ночных кошмаров. — Скажи лучше, что вы на Корусанте забыли.

— Да, халтурка подвернулась. На меня не смотрите, все вопросы к кепу. Митина обычно таким не занимается, а тут как с цепи сорвалась. Свербит у нее, понимаешь ли в силе какой-то.

— Интересно, — я сделал мысленную пометку попозже поднять этот вопрос и повернулся к обзорному окну из рубки. Вдвое меньшее в ширину в сравнении с таким же у «Везунчика», и на столько же больше в высоту. Со стороны получался этакий колпак с подвижными бронелистами, прикрывающими хрупкую кабину в случае опасности. В остальное время пилоту открывался шикарный вид на звездную бесконечность космоса, в созерцании которой так легко позабыть о времени.

— Можно? — спросил я, кивнув на штурвал второго пилота, за ненадобностью задвинутый в специальную нишу под приборной панелью.

— Тяжеловоз — это вам не на шаттле в кнопочки тыкать, босс, — с сомнением сморщил носовые складки Ринго. — Базовую лицензию хоть имеете?

— Ха. Стандартная с шахтерской квалификацией, — не удержался я, чтобы слегка не похвастаться.

— Правда? Впечатляет, — ни на йоту не поверил скорчивший скептическую мину Ринго. — Но лучше я сам.

— Фрис, скинь ему мой профиль в сети.

Браслет на запястье утвердительно мигнул усилившимся энергетическим импульсом.

«Спасибо, братишка. Что бы я без тебя делал».

— Ни харша струганого! — на лбу склонившегося над голопанелью салластанца выступили крупные капли пота. — Босс, да кто вы вообще такой? Кха-кха. Прошу прощения, тупой вопрос, мастер джедай.

Под моим любопытствующим взглядом Ринго достал из-под сиденья здоровую сигару, высек искру какими-то проводками под штурвалом и смачно затянулся.

— Харш, — еще раз выругался пилот, пялясь на меня с такой дикой завистью, что аж неловко стало. — Джедай, квалификация, свой бизнес, еще и от респов свободен по доринскому гражданству. Где поставить подпись о продаже души, босс? Я весь ваш с потрохами.

— У Съяна спроси. Он просветит.

— Понял, босс, — салластанец уважительно покачал головой и снова затянулся. — Простите, если лезу не в свое дело.

— Ничего. Пока Митина не остынет, все равно делать нечего.

— А квалификацию тоже на Дорине получили? Слышал, у них там уже суровее дерут, чем волкодавы Куата.

— Финальный экзамен в астроидном поле без щитов. И страховки.

— Харшова печень…

Пока Ринго восхищался таким крутым мной, я состроил суровую морду кирпичом и вновь кивнул на штурвал.

— Так что?

— О чем речь, берите, конечно! — Ринго заметно воодушевился и даже отодвинулся в кресле назад, предоставляя полную свободу действий. — Жгите, босс. «Бегемот» в вашем распоряжении.

Особо зажечь не вышло, уж больно тяжелым на подъем оказался звездолет. Но пару-тройку минут на форсаже прошел, примеряя на себя роль космического дальнобоя и счастливо улыбаясь до ушей. Эх, хорошо! Разница с «Везунчиком» сильная, но зато ощущение полета намного сильнее. Видимо инерционные стабилизаторы барахлят при высоких нагрузках, но все равно здорово. Не имел бы других планов за душой, однозначно подался бы в пилоты. Это безграничное чувство свободы мало с чем сравнится!

Митина за дверью притихла, ощутив в Силе мой щенячий восторг. После чего начала ломиться в рубку еще более неистово, изрядно напуганная осознанием, кто сел на штурвал ее ненаглядного пузатика. На Корусанте мы успели условиться о полете на Ондерон, но я должен был присутствовать исключительно в качестве пассажира. Но как тут сдержаться, когда никто не запрещает?

Не став долго мучить скрипящий от перегрузок корабль, я задал курс гиперпрыжка к Ондерону и передал управление Ринго, на выходе из рубки едва успев увернуться от когтей разъяренной Митины. А там еще и брызжущий слюной Ихор подоспел, у которого в моторном из-за моих выкрутасов хладогент потек… В общем, по щам отхватил Ринго, как крайний, но ничуть от того не расстроившийся. А когда страсти улеглись, меня силком утащили в камбуз, где усадили за стол, вручили ложку и здоровенную миску ароматной, но непрезентабельно выглядящей клейкой бурды из пищевого синтезатора.

— Ешь! — велела Митина, садясь напротив и с умиленным выражением на лице подпирая подбородок кулачком. — Совсем оголодал в этих храмах своих. Одна кожа да кости.

С сомнением поведя широкими плечами и выпрямившись во весь свой немалый рост, я опасливо потыкал черенком ложки в серое месиво миски. Затем покосился на едва сдерживающего гогот Ихора и снова на Митину. Все ясно. Развлечений в дальнем рейсе не много, а тут целый джедай подвернулся. Благо что наниматель, иначе бы окончательно на шею залезли и ножки свесили.

— Издеваешься?

— Я? Да как ты можешь такое говорить! — Митина попыталась изобразить дурочку, но когда пересеклась со мной взглядом, первой не выдержала и в голос расхохоталась. — Не дуйся, сладкий. Должны же быть у несчастной женщины свои маленькие радости?

— Оплата по удвоенному коэффициенту, я так понимаю, в расчет не идет.

— Она мне по статусу положена, — Митина гордо выпятила отсутствующую грудь с прикрепленным золотым значком навигатора А-класса. — И вообще, я соскучилась по моему маленькому… э-м, — тилина еще раз уважительно оглядела меня сверху донизу, — большому боссу. А должен быть огромным, так что лопай давай! У нас этой бурды на десять рейсов хватит. Надо же ее куда-то девать?

— Может чуть позже, — я тактично отодвинул дымящую посуду чуть в сторону и повернулся к криво ухмыляющемуся Ихору. — Смотрю у вас весело.

— Не веселее, чем у Ордена. Бунт уже подавили?

Мне пришлось применить свою свою способность к концентрации, чтобы не выдать старику захлестнувших эмоций. В корень зрит. Глазами так и прожигает, но я тоже кое-чему научился, пока заседал в управлении «Медтех-Про».

— Какой бунт, о чем вы?

— Да брось, парень! Чушь про флотские учения Сенату в дупло пихай.

Ихор, как и Митина, предпочитал обходится без уважительного «выканья». Но если та бессовестно пользовалась моим хорошим к себе отношением, то матерый космический волчара просто плевать хотел на чужие авторитеты. Характер, как наждачная бумага, неудивительно, что они с тилиной сдружились.

— Это же не ситхи, верно? — Ихор вдруг стал вдвойне серьезным и оперся локтями на стол, склонившись в мою сторону. — У них бы не хватило духу сунутся на Корусант в открытую. В Храме опять что-то полыхнуло!

Я спокойно выдержал пронзающий взгляд салластанца, прикидывая, какой ответ ему можно дать. Не то чтобы я так сильно радел за секреты Ордена, но лишние слухи сейчас могут только навредить. Даже если они будут крутиться в маленьком мирке на пути с Дорина и обратно.

К тому же, не в моих правилах вот так сносить открытое хамство. Старик мог привыкнуть, что семейные ходят перед ним на задних лапках ввиду возраста или большого пустотного стажа, но для меня он просто еще один винтик в разобранном механизме клана. Мелкий, скрипучий и не факт, что особо нужный при финальной сборке.

— Напомните мне, чем вы занимаетесь, Ихор Ворр.

Полное имя подсказал Фрис по нейроинтерфейсу экзера, чем сбил наезд салластанца и заставил его слегка занервничать. Внешне это никак не проявлялось, но ментощупы не ошибаются.

— Что?

— Ваши должностные обязанности на борту звездолета «Бегемот», — я ответно придавил Ихора взглядом, как мог только эмпат и джедай, заставив вздрогнуть не только его, но и задетую краем Митину.

— Я… кхм. Техник первого разряда, занимаюсь техническим обслуживанием и ремонтом бортовых систем.

— В эту работу входит анализ космических сражений?

Ихор, судя по его виду, уже и сам был не рад, что поднял на меня голос. Ментощупы исправно нагнетали ситуацию, вызывая легкий тремор рук и повышенную нервозность присутствующих.

— Нет, — слегка запинаясь, сказал салластанец. И тут же поднял голову, упрямо сжав кулаки. — Но я же служил! Первый корпус миротворческого флота. И я знаю…

— Кем вы там служили, Ихор?

— Я… Инженерный батальон.

Салластанец окончательно стушевался под моим красноречивым взглядом, пока склонившаяся к его уху тилина шипела: «Я же говорила, пень старый, не дави на него!». Не обратив внимание на ее реплику, дал ментощупам отбой. И когда салластанец расслабленно вздохнул, уже более дружелюбным тоном заметил, на корню гася зарождающийся конфликт:

— Я разделяюваше беспокойство, Ихор, поверьте. И по поводу случившего на орбите, и в остальном. У меня тоже остались там близкие. Переживать за них естественно, особенно в нынешнее неспокойное время.

Сделав паузу, я позволил округлившему глаза Ихору проникнуться. А сам, между делом, быстро глянул на тилину, одними губами прошептавшую: «Сын». Ну точно, предчувствия в Силе не обманули. И я его действительно прекрасно его понимаю. У самого на душе кошки скребли, когда Лану с Новой позади оставлял. Разлука предстоит недолгая, но все равно тяжело.

Не считая ситуации в Храме, Республика уже пять лет как на пороховой бочке сидит. Столкновения с культистами уже давно вышли на пределы локальных стычек. Ситхи набирают силу, и чему удивляться, если простые люди дрожат в ожидании, когда фитиль догорит, и взрыв накроет их семьи. Ихор может уже не помнит, когда последний раз засыпал не в своей клетушке на нижней палубе под мерное гудение реактора, но где-то там у него остался настоящий дом. Сын, внуки, родственники. У салластанцев вообще очень сильно развита тяга к семье, такие одиночки, как Ихор, редко встречаются. Но даже ему не чуждо волнение за жизни родичей, над которыми нависла угроза галактической войны.

А джедаи, вместо того, чтобы пытаться решить проблему, продолжают грызть глотки друг другу. Я сумел надавать авторитетом, уйдя от вопроса, но вряд ли кого-то обманул. Что Ихор, что помрачневшая Митина прекрасно все понимали.

Цикл истории повторяется, война с ситхами не просто застыла на пороге. Она уже охватила Республику и вовсю собирает свой первый кровавый урожай с ее жильцов. Теперь лишь вопрос времени, когда ручьи крови выйдут из берегов и станут полноводными реками.

Немного помолчали, после чего Ихор сам перевел разговор в другую тему. Слово за слово разговорились, а когда прикончили тройку фиалов с альдераанским тониреем, предусмотрительно захваченных мной с «Везунчика», атмосфера понемногу наладилась. Митина дала отчет по последним рейсам, порадовав стабильным притоком довольных клиентов и, как следствие, растущей репутации компании. Я немного рассказал о своем джедайском обучении и дальнейших планах после ухода из Ордена. В частности, о перспективах развития клана с опорой на союз с салластанцами и свои собственные наработки.

Далеко не обо всем я мог говорить открыто, но толстый намек на возможность сунуть нос в шахтерскую нишу здорово порадовала как Митину, так и Ихора. В военное время простой народ всегда используют, как дойную корову для наращивая мощи армии. Лишний способ удержаться на плаву, не позволяя тянуть из себя последние соки, точно не помешает. Главное грамотно им распорядиться и не забыть дать на лапу тем, кто греет булки в мягких креслах Сената. Тогда точно не пропадем.

Другой вопрос, что начинать воплощать теорию в практику следует уже сейчас. По Ордену, погрязшему в собственных проблемах, может, и не заметно, но Республика уже вовсю мобилизует ресурсы, задействуя всевозможные источники.

Ихор подтвердил мои выкладки, рассказав о паре планет в секторе Брема, где располагается его родной мир Салласт. Там уже вовсю ведется перевод экономики на военные рельсы, а призыв в регулярную армию ужесточили для всех слоев населения. Пока культисты атакуют только развитые промышленные центры, укусами исподтишка подрывая экономику Республики, у таких заштатных миров есть шанс нарастить зубы и укрепить оборону. Ну и немного нажиться на нуждах армии, чего уж греха таить.

Война для многих есть и остается прибыльным бизнесом, на котором можно быстро подняться. Способы самые разные и чаще всего противозаконные, но кого когда это останавливало? Волшебный шелест кредиток и чарующий звон ауродиевых пластинок — вот истинная музыка для толстосумных ценителей прекрасного. Вне зависимости от расы и положения на галактической арене.

Я в свою очередь тоже не собирался сидеть сложа руки, поэтому путь до Ондерона планировал провести с пользой для дела. Суток в гипере должно хватить, чтобы восстановить медитациями пошатнувшееся здоровье и наметить перспективный путь развития клана в соответствии с данными, подчерпнутыми из архива джедаев.

Фрис, алчная душонка, греб под себя все подряд, не размениваясь на шифровки и запароленные блоки инфокарт. С его способностями взломать их труда не составит, а дальше… будет видно. Я не рассчитывал на обнаружение клондайка с сокровищами, но найти как минимум парочку перспективных систем под ту же шахтерскую выработку хотелось. Такие данные составляют стратегический ресурс множества производственных корпораций, а у джедаев висят практически в свободном доступе. Просто потому, что никому дела нет до их истинной ценности.

«Ну, не хотят, как хотят! Мне же больше достанется, хе-хе», — думал я под согласное урчание хомяка, высунувшего любопытный носик из норки. Фрис полностью разделял наше мнение, взявшись за взлом архивных копий с фанатичным рвением хакера, дорвавшегося до секретных правительственных файлов. Он начал его еще на Корусанте и продолжал до сих пор, не участвуя в нашей с Ихором и Митиной недолгой беседе. У всех было чем заняться, так что после утрясения полетного графика все разбрелись по своим делам. Ихор в реакторный, Митина наводить шорох в пилотской рубке и тиранить Ринго за то, что допустил меня до штурвала без ее согласия. А я остался в камбузе в компании непривычно молчаливого Фриса и своих мыслей.

Неспешно допив остатки тонерея, я добрался до выделенной мне каюты и погрузился в Глубокую медитацию. Пришло время разобраться, что произошло в ангаре и что значит лично для меня увиденное через видение Силы.

С первым более-менее понятно. В стрессовой ситуации был прорван некий предел, расширяющий мой потенциал джедая и позволивший сделать еще шаг к мастерскому рангу. Понятно дело, одно только усиление источника не сделает меня равным Орой Лену или Нак Зиилу, для этого нужно еще много лет упорных тренировок. Но создание своих техник — это уже определенный показатель. Причем не абы каких, а работающих! Тот же Слепящий Свет вышел настолько мощным, что я бы уже рискнул выйти с ним против самого Дарта Руина. Не знаю, насколько тот силен в Темной Стороне, но даже обычный Свет Силы в руках рыцаря может доставить ситху немало проблем. А Слепящий, расходующий втрое больше Силы и воздействующий уже на физическом уровне, обжигая подобно солнечным лучам при фокусировке лупой, может и вовсе убить. Так мне кажется. Обязательно проверю на Могру, когда найду.

Что касается Суда Света… Тут все сложнее и проще одновременно. Есть у меня некое подозрение, каким образом я смог создать такую сложную технику, бесполезную против ситхов, но крайней эффективную для свернувших с пути джедаев. Я не гений какой-то, чтобы на пустом месте создать нечто столь совершенное. В лучшем случае потребовались бы сотни часов экспериментов на добровольцах, и то, с негарантированным результатом. Вдохновение здесь играет лишь часть роли. Остальное приходится на знания, которых у меня попросту не имелось.

Чтобы убедиться в своих подозрениях наверняка, нужен узел сосредоточения Светлой стороны под рукой. Желательно не менее мощный, чем тот, где я «просветлял» Лану на Альдераане. Может быть, Священная гора в сердце Храма на Корусанте подойдет? Хм, как вариант. Или дождусь возвращения на Альдреаан и там проверю. Так или иначе, одно очевидно уже сейчас: то чувство, когда Суд Света обретал форму, мне знакомо. И не просто! Могу с совершенной точностью заявить, где и в какой момент оно посещало меня.

Дорин. Дор’Шан. День перед отлетом по заданию Нак Зиила. Черный Шторм и Око в небе, источающее Темную сторону неведомого существа. Старавшегося убить меня и достигшее бы своей цели, не приди на помощь Она. Воплощающая Свет, чье лицо отпечаталось в подкорке сознания так четко, словно я видел ее только что. Кто она? И почему помогла мне? Тогда и теперь, в Храме?

Попытавшись дотянуться через Силу до Нее, я испытал легкую толику разочарования. Как и ожидалось — ничего. То ли не слышит, то ли делает вид. Хотя я точно знал, что при желании, для нее не составит труда откликнуться. Не знаю, кто она или «что», но ее Сила… нечто невероятное. Чистый незамутненный Свет! Квинтесенция развития одаренного, выходящая за грань моего понимания.

Не представляю, сколько труда нужно вложить, чтобы достичь хотя бы половины ее мастерства, но еще само существование такого существа вселяет в надежду. В меня, как джедая и последователя Светлой стороны. Я видел, к чему нужно стремиться и не сойду с этого пути до самого последнего вздоха.

Который может наступить не так уж поздно, если увиденное в видении Силы — правда. Что имел в виду Могру? И почему в голосе Нак Зиила звучал такой страх, когда речь шла обо мне? Что, хатт его дери, он сделал со мной?! Это Зов Силы или что-то еще, способное вызвать жалость даже у бессердечной твари, обрекшей на рабскую участь тысячи разумных?

Мне страшно. Настолько, что я даже Фрису ничего не сказал о том, что увидел.

«Нак Зиил действовал не один. Некие «они», о которых Могру отзывался с неменьшим презрением, чем о моем мастере».

Я горько усмехнулся, прежде чем еще глубже погрузиться в себя в поисках ответов. Как бы не вышло, что вся моя новая жизнь была одним сплошным фарсом. Где я оказался разменной монетой в руках тех, кто готов на все ради достижения цели.

Ради блага Нак Зиила и остальных, кто бы они не были, надеюсь, что это не так. В противном случае… Нет, я не стану еще одной жертвой произвола джедаев, как Митина. Что бы с ней не произошло, она сдалась. И предпочла сбежать, остаток жизни скрываясь от призраков прошлого.

Я же не стану отворачиваться от случившегося. Мой долг Разящего Света узнать правду. И вынести приговор, соразмерный проступку. Не для этого ли Она показала мне, что есть Суд Света? Что ж. Думаю, очень скоро мы с мастером это выясним.

Глава 21. «Незримые изъяны»

Едва войдя в верхние слои атмосферы Ондерона, натужно взревевший движками «Бегемот» начал крутое снижение, взяв курс на единственный крупный город на планете — столицу Изиз. Но нашей целью была не она, а небольшой поселок в паре километров к северу, окруженный от опасных джунглей высоким силовым полем. Именно там Глава клана Ордо, с которым у нас давние и довольно плотные взаимовыгодные отношения, назначил встречу.

Не знаю, что мандалорцы забыли на Ондероне, но когда я связался с ними перед отлетом с Корусанта, то был приятно удивлен. Оказывается, в лагере у Изиза располагался целый боеспособный взвод, занимающийся наемнической деятельностью, так что отдельно вызывать никого не пришлось. Глава Ордо получил свою щедрую оплату, а я мобильный боеспособный отряд, с которым будет в разы легче найти Могру.

На одну Силу в этом случае полагаться нельзя. Согласно джедайскому архиву, Ондерон бурлит жизнью, а в таких мирах любые техники поиска бесполезны. Слишком велик фоновый шум, создаваемый в Силе многообразным количеством существ, ведомых одними звериными инстинктами. Тут нужны опытные следопыты, способные найти цель и максимально расчистить к ней путь.

Мандалорцы идеально подходили для этой цели. Репутация испокон веков летит впереди них, а Ордо к тому же зарекомендовали себя, как надежные партнеры, занимаясь охраной торговых караванов Съяна. Мы с Главой быстро пришли к общему пониманию и согласовали встречу через сутки после моего отлета с Корусанта. К тому времени мандалорцы на Изизе обещали выяснить, где может скрываться Могру и составить примерную карту маршрута. Рабов на Ондерон должны поставлять давно, так что вряд ли будет особо трудно их отыскать. Куда важнее, что потом с ними делать и как избежать лишних жертв при столкновении с Могру.

Если в плане ментальных способностей я уже примерно представляю, на что тот способен, то по Силе — сплошной темный лес. Мастер с трехвековым опытом по голой мощи должен представлять серьезную угрозу даже для группы опытных джедаев, так что лучше заранее готовиться к худшему. Целее буду.

Тем не менее, особо я не унывал и практически весь путь до Ондерона провел в медитациях и тренировках, стараясь оперативно восстановиться после событий в Храме. Из-за спешки не было возможности подготовить несколько запасных планов, и основной упор пришлось сделать на оттачивание новых техник. Слепящий Свет и Суд Силы весьма грозное оружие в умелых руках, и я старался максимально раскрыть его потенциал, пока Фрис занимался проработкой стратегии.

Особым изяществом его план не блистал. Главную ставку предполагалось сделать на боевую поддержку мандалорцев, в чью задачу войдет отвлечение врага, пока я под скрывающим Роением захожу к нему с тыла и наношу максимум урона Силой. Не слишком благородно, но я собирался сделать все, чтобы выжить.

В идеале было бы идеально выманить Могру куда-нибудь и затем накрыть его массивным орбитальным ударом, но это уже из области несбыточных мечтаний. «Бегемот» не обладал достаточной огневой мощью, чтобы составить угрозу для джедая уровня Могру. А любую акцию с участием космофлота нужно согласовывать с Сенатом. Будь джедай рыцарем или даже самим грандмастером: без серьезных доказательств никто из бюрократов не почешется. А на подкуп и попытку провернуть все в тайне у меня банально не хватит ни времени, ни связей.

Могру не станет ждать, пока я найду на его тушку калибр поубойнее. Проведет свой ритуал и сразу покинет Ондерон, оставив меня с носом. Тогда выбора не останется, кроме как дожидаться, пока установится обновление в преобразователе кайбера, и возвращаться через Звездную сеть на Корусант. Может хоть так успею организовать оборону и помешать Могру совершить задуманное.

Но это уже совсем печальный вариант развития событий. Я все еще лелеял надежду разобраться со всем здесь, на Ондероне. И сделать это прежде, чем Могру начнет свои шаманские пляски вокруг рабов.

Сам не знаю, почему меня так сильно напрягает этот ритуал. Сила молчит, а неясное чувство угрозы продолжает давить на восприятие, побуждая шевелить булками и любой ценой остановить Могру. В прямом смысле любой.

И вот тут уже приходил настоящий страх. Как-то не замечал раньше за собой столь сильной жертвенности, а после событий последних дней не по себе становилось уже всерьез. Что-то ненормальное происходит со мной. Зов Силы утих, но в памяти еще свежо отвратительное ощущение беспомощности, когда подчиненное низменным инстинктам тело отказывается себя контролировать. Отвратительно. Чувствую себя свихнувшимся ситхом-извращенцем, разве что без падения на Темную сторону.

Ладно хоть к Митине Зов не тянет, иначе бы точно с ума сошел еще до схватки с Могру. Пока же в сухом остатке имеется прогрессирующее сумасшествие — привет особому отделу! — и иррациональный страх, что тело откажет подчиняться в самый ответственный момент. Вместе со световым мечом в довесок.

Я так и не понял, каким образом голокрон барсен’тора повлиял на него, и что это за непонятное обновление, до окончания которого с прибытием на Ондерон осталось чуть меньше половины суток. Просил снова посмотреть Фриса, но только отмахивался. Мол, сам кайбер в порядке, внутренние элементы меча тоже, при активации никаких побочных эффектов нет. А с более точной диагностикой может только Страж помочь. Без него нам остается только ждать и разгребать последствия.

Обрадовал, блин. А Митина еще спрашивает, чего я такой смурной, пока ждал приземления в мандалорский лагерь! Будешь тут… В голове бардак, руки предательски дрожат при мысли о Зове. Еще и меч какой-то вирусняк от голокрона подцепил, грозя сломаться прямо посреди боя. Чем мне тогда Могру кромсать прикажете? Ножичком по старинке или прямо голыми руками, воскрешая генетическую память диких предков? Тихий ужас. И как финальная вишенка на торте безумия: живот крутит после этой бурды, которую Митина предлагала.

Каюсь, не удержался и съел пару ложек чисто на пробу, когда промежду тренировок за водой в камбуз ходил. Теперь вот стою на выходе из корабля, ждут приземления и мучаюсь. Не слишком ли большим уроном моей репутации будет вместо взаимных приветствий метнутся покорять мандалорский клазет? На корабле так ничего и не вышло, и терзают меня смутные предчувствия, что приспичит, как всегда, в самый неподходящий момент.

Так чего я такой смурной, спрашивается? Корпус приземлившегося корабля слегка вздрогнул, и трап начал опускаться в клубах белого пара охлаждающей системы. Исподлобья покосившись на Митину, я двинулся на выход и мрачно буркнул через плечо:

— Ничего.

— Хорошо. Если что, я на связи.

Митина имела большой опыт общения с людьми и явно поняла больше, чем показала. Грустно улыбнувшись, она взъерошила мои волосы и негромко попросила:

— Береги себя, большой босс. Ты нужен нам. Клану. Больше, чем можешь себе представить.

«Бегемот» опустился на самом краю мандалорского лагеря, откуда открывался шикарный вид на прилегающие к нему джунгли угрожающего фиолетового окраса. Пока встречающие наемники неспешно двигались к нам, позволяя вдоволь оценить величие их доспехов из сверкающего на солнце бескара, у меня появилось время составить первое впечатление об Ондероне.

После окончания гражданской войны еще во времена Старой Республики, планета процветала. Люди понемногу отвоевывали жилое пространство у дикой природы, с внушающим уважение упорством сражаясь за каждый клочок земли. Итогом общих усилий стало уменьшение поголовья дикого зверья в столичном секторе, позволившее снизить меры безопасности и понемногу расселять колонистов за пределы городских стен. Тот же мандалорский лагерь представлял из себя не самое большое поселение, но точно одно из наиболее защищенных.

С уважением оглядев внушительные башни защитных турелей и стены силового щита, требующие на свое поддержание прорву энергии, я лишний раз убедился в правильности сделанного выбора. Кто как ни мандалорцы способны помочь мне в ликвидации Могру? Едва ступив на поверхность планеты, я ощутил, насколько правдива информация из архивной документации джедаев.

Ондерон буквально бурлил жизнью. Мириады живых существ сновали как в воздухе, так и на земле. И даже под ней. В основном хищники, от которых всегда больше всего всего «шума». Силой они не владели, но своим присутствием создавали эхо столь мощное, что затеряться среди его отголосков даже обычному джедаю — раз плюнуть. Для этого не нужно скрывать свой дар. Достаточно просто позволить себе стать частью этого удивительного мира. Дать Силе спокойно течь сквозь источник и просто быть.

Подставив лицо теплому солнышку, я прищурился и с наслаждением сделал несколько глубоких вдохов. Воздух был перенасыщен душной влажностью, но от того не стал менее вкусным. С перегнанной сотню раз воздушной смесью в брюхе «Бегемота» точно не сравнить. Я жадно дышал и позволял прознать себя кипящему биению жизни в Силе, не замечая, что мандалорцы уже давно подошли и пристально разглядывают меня с нижних ступеней трапа.

Исключая плащ и более плавные черты нагрудника, образ экзера «доспехи джедая-охотника» не сильно отличался от их брони. После недолгих совещаний с Фрисом мы решили выбрать именно его, прекрасно понимая, какую реакцию вызовем.

Мандалорцы очень трепетно относились к любым изделиям из бескара и почти никогда не продавали этот удивительный металл на сторону. Тот факт, что у меня имелись доспехи из него и мое давнее сотрудничество с Главой клана не могло не сказаться на их отношении.

Когда схлынуло первое раздражение при виде народного достояния на плечах чужака, на смену ему пришла задумчивая настороженность. Насколько полезен этот джедай клану Ордо и лично его главе, раз рискует вот так в открытую носить бескар? Что будет, если попытаться отобрать его? И стоит ли? Я без труда прочитал окрас этих и других вопросов в их эмоциях, в целом оставшись доволен увиденным.

Пусть лучше мучаются в догадках и сомнениях, чем скрипят зубами от желания опробовать джедая в качестве мишени для стрельбы. У Мандалора и Ордена весьма непростая история, запечатленная кровью обеих сторон, но я не имел никакого желания влезать в эту древнюю вражду. По крайней мене не тогда, когда от моих действий зависит судьба триллионов разумных.

— Джетии*? — на всякий случай уточнил воин в огненно-красной броне с выделяющимися командирскими наплечниками. Из всех пятерых встречающих он оказался самым молодым. Мужчина лет двадцати пяти с короткой стрижкой, ростом чуть пониже моего, но таким же крепким телосложением. Хотя из-за доспехов точно сказать сложно, но в Силе я ощущал его природную стойкость и крепкий волевой характер.

Остальные в его свите производили не менее боевое впечатление. Два бывалого вида наемника со следами рваных шрамов на лицах, оставленных звериными когтями. Еще один бугай-танк, обвешанный оружием с головы до ног и с вызовом пялящийся на меня из-под густых темных бровей.

«Такой ряхой только вышибалой в баре светить. Порядок идеальный будет», — подумал я, последним делом обратив внимание на стоящую чуть поодаль от мужчин мандалорку с выглядывающей из-за спины рукоятью виброклинка. Она была единственной их пятерки, кто не снимала шлема. Зрительный щиток в виде традиционной хищной буквы «Т» был направлен чуть в сторону в бок, будто специально не желая смотреть в мою сторону. Внешнее впечатление подтверждали ощущения, принесенные ментощупами.

К своему удивлению я обнаружил, что сильно не нравлюсь ей. Вплоть до откровенной ненависти и желания голыми зубами перегрызть мне глотку. Любопытно, это у нее так со всеми джедаями, или дело в образе экзера? Ментощупы не дают явного ответа, значит тут явно есть что-то еще. Вроде бы личное, хотя я совершенно не понимаю, когда и каким образом успел ей насолить.

Молчание затягивалось, но вскоре мандалорка осталась единственной, кто продолжала испытывать откровенную неприязнь ко мне. Переглянувшись и что-то решив между собой, воины Ордо заметно расслабились. Разве что обвешанный оружием громила рвался в бой, но я быстро понял, что это чисто спортивный интерес. Ему было до смерти любопытно, на что способны джедаи в драке и насколько раздуты слухи об их невероятных способностях. А вид бескара у меня на плечах только распалял аппетит.

«В другой раз, здоровяк», — усмехнувшись, я получил в ответ хищный оскал зверя, жаждущего крови, и, сойдя с корабельного трапа, козырнул командиру лагеря.

— Все верно. Меня зовут Джове, — мандалорка напрялась еще сильнее при звуках моего голоса. — А вы, полагаю, сын главы клана Ордо?

«Бегемот» поднялся в воздух и начал медленный разгон, взяв курс к Изизу. До моего сигнала он будет ожидать в космопорту. Митина планировала хорошенько оттянуться в ближайшей кантине, пока я буду занят своими джедайскими делами.

— Да. Я ал'верде** Гестиар, командующий тренировочным полигоном на Ондероне, — дождавшись, пока гул от взлетающего звездолета стихнет, мужчина утвердительно кивнул представил остальных воинов клана. Справа-налево, начиная от обвешанного оружием громилы и заканчивая едва ли не рычащей от бессильной злобы девушкой. — Это Арус, Коро, Чейз и… Ши’шук

Едва прозвучало ее имя, как вектор гнева мандалорки сместился с меня на Гестиара, приобретя дополнительный оттенок откровенной ненависти. Глядя на темные завихрения в ментале, я порадовался, что она не владеет Силой. Ситх с такими глубокими и сильными эмоциями мог бы по праву претендовать на звание Дарта.

— Когда планируешь выдвигаться, джетии? — Гестиар сделал вид, будто не слышит возмущенного сопения подчиненной. По его примеру я тоже расслабился и не стал задавать лишних вопросов. Пусть сами со своими проблемами разбираются.

— Как можно скорее.

— Тогда пошли. Разведка уже должна была вернуться с задания, — Гестиар развернулся четко по-военному, едва ли не пристукнув каблуками, и быстрым шагов пошел вглубь лагеря, показывая дорогу. Я двинулся следом, чувствуя на спине два прожигающих взгляда. Громила Арус и ненормальная Ши’шук. Ветераны Коро и Джез пристроились у меня по бокам, взяв на себя обязанности телохранителей.

Лагерь мандалорцев походил на потревоженный муравейник. Не считая ограничивающего барьера с турелями, в нем стояло минимум капитальных сооружений. Их заменяли большие палатки и тенты, между которыми оставалось достаточно места для тренировочных полей, битком забитых сходящимися в спаррингах бойцами. Все до одного люди. Близких к ним рас или экзотов не заметил, как ни старался разглядеть. Но и тех, кого увидел, хватило, чтобы впечатлиться.

Среди спарринг-партнеров встречались как мужчины, так и женщины, без малейшего пиетета лупящие друг другу морды. Причем я бы не сказал, что мандалорские воительницы в чем-либо уступали своим мужчинам. На моих глазах одна такая повалила дюжего бугая и так мощно заехала ему в челюсть, что бой мгновенно закончился. Глубокий нокаут.

В стороне от арен вплотную к силовому барьеру лагеря располагались специально отведенные полосы с мишенями. Здесь воины клана Ордо отрабатывали навыки стрельбы и воздушного боя на реактивных ранцах. Я поневоле засмотрелся на их четко выверенные движения, без малейшей доли какого-либо позерства. Красиво. И очень опасно.

Мандалорцы тренировались самозабвенно и с полной отдачей, но не потому, что учили нечто новое. Наоборот, они до совершенства шлифовали уже приобретенные навыки, желая убивать лучше. Быстрее. Эффективнее. Чтобы крепкое тело не смело расслабляться и всегда было готово сорваться в смертельный рывок по первому мысленному приказу.

«Идеальные машины для ликвидации разумных в промышленных масштабах».

Пока я отвлекся на тренирующихся бойцов, ал'верде Гестиар замер на входе в штаб — большую палатку высотой в пару моих ростов. Край зрения отметил момент, когда его губы вдруг исказила весьма неприятная ухмылка. Мимолетная и практически незаметная, она заставила меня мгновенно насторожиться и обернуться, грозно распушив ментощупы. От напряжения даже урчащий живот затих, позволяя полностью сосредоточиться на изучении ментальной картины. Всего несколько секунд, но их хватило, чтобы добраться до сути. Мне пришлось сделать определенное усилие для сохранения нейтрального выражения на лице.

За внешним видом уверенного в себе лидера скрывалась дурно пахнущая гнильца, заставляющая инстинктивно морщить нос и отодвигаться в сторону. Я не заметил ее сразу лишь потому, что сын главы Ордо прекрасно умел владеть собой, скрывая мерзкие свойства души за крепкой волей и некими ментальными практиками, притупляющими мою чувствительность эмпата. Но теперь, когда истина вскрылась, отношение к Гестиару само по себе упало на самое дно вплотную к отметке враждебной неприязни.

«В клане не без урода, а? — думал я, краем глаза подмечая кипение Ши’шук, все еще злой и очень обиженной на своего командира. — Вот уж не думал, что когда-нибудь подумаю такое о мандалорцах».

Если Гестиар что и понял по моему напряженному виду, то не подал виду. Отодвинув брезент, прикрывающий вход в палатку, он первым прошел внутрь. Чуть помедлив, я последовал за ним и сразу наткнулся на широкий стол с проекцией голографической карты над ним. Вокруг нее с противоположной стороны расположились воины в легкой камуфляжной броне. Я понял, что это и есть разведчики, прибившие с задания по выслеживаю логова Могру.

Брифинг начался сразу, как я пошел внутрь и занял свое место в круге. Мандалорцы не стали тянуть ворна за шары и без лишних расшаркиваний сухими фактами обрисовали результаты расследования. Сперва пошли неприятные новости: моя наводка по рабам оказалась бесполезной. Никто в Изизе и прилегающим к ним поселениям не имел дела с переправкой такого количества народа. Ни официально под видом каких-нибудь сафари-туров по джунглям, ни тайно через теневой рынок, имеющийся на каждой хоть что-то представляющей из себя планеты в галактике. То есть рабов привозили тайно и в место, удаленное от людских глаз. Разведке пришлось начинать поиски с нуля, и вскоре я понял, почему мандалорцев считают лучшими охотниками за головами в галактике.

Более восьмидесяти процентов суши Ондерона покрывали леса разной степени проходимости. Прятать убежище в них не только нецелесообразно, но также крайне убыточно. Агрессивная фауна с флорой нещадно сжирали ресурс генераторов щита, вынуждая вливать громадные средства в поддержание его работоспособности. В противном случае любые постройки приказывали долго жить, сводя на нет всю пользу от маскировочного эффекта плотного лесного покрова.

Остаток возможных мест дислокации пленных рабов приходился на горы и редкие участки суши, куда не могли проникнуть быстро разрастающиеся джунгли ввиду климатических условий или иных факторов. Таких мест на Ондероне имелось не так уж мало, но лишь пара зацепила внимание разведчиков Ордо, удовлетворяя двум простым критериям. Первый: место должно находиться в пределах сотни километров от границ столичного сектора. Только так можно поддерживать связь с внешним миром, используя единственный спутник связи с Голонетом, висящий на орбите прямо над Изизом. И второй: место должно носить следы техногенного воздействия человека. Причем не обязательно явные, отражающиеся на рельефе. При поиске мандалорцы делали особый упор на поиск малейших энергетических возмущений, способных выдать присутствие деятельности разумных существ.

Заданным параметрам подошли старый шахтерский комплекс, заброшенный по причине полностью выработанной рудной жилы, ушедшей на строительство инфраструктуры Изиза. А также небольшой горный кряж, выдающийся из диких джунглей на юге сектора. Если приглядеться, его пологую лысую макушку можно разглядеть прямо из мандалорского лагеря.

Сперва разведчики посетили именно кряж, но обнаружили лишь нелегальную вышку для подключения к спутнику в обход протоколов безопасности столичного ретранслятора. Некто особо умный решил избежать налогов и обеспечил себе круглосуточный доступ в сеть, наслаждаясь неограниченным просмотром контента с пометкой «только для взрослых».

Мандалорцы не стали лезть в чужие дела и оставили вышку рукоблудия нетронутой, сразу отправившись к последнему пункту интереса. Вероятность обнаружить там искомое была не такой уж большой, но им повезло. Не иначе как сама Сила направила, позволив мне облегченно выдохнуть, и вновь загореться огоньку надежды в груди.

Вход в рудную шахту располагался на дне высохшего соленого озера у самой дальней границы столичного сектора. Когда-то там пролегала целая гоночная трасса для свупов, но более трех веков назад ее прикрыло правительство Изиза по ныне неизвестным причинам. Мандалорцы обнаружили энергетические возмущения глубоко под землей, а также следы недавнего приземления крупного звездолета на поверхности. Внутрь шахты, разумеется, не полезли, но там это и не требовалось. Рядом со следами шасси на песке обнаружились отпечатки клеток, в которых перевозили рабов. Всего двадцать одна штука. И каждая, судя по размерам, вмещала в себя по меньшей мере с сотню голов живого мяса. При условии, если утрамбовывать его в плотную кучу, не особо заботясь о презентабельности товара.

Итого выходило более двух тысяч потенциальных батареек для неизвестного ритуала Могру. Никто из мандалорцев не понял, отчего я вдруг так побледнел и на рефлексах схватился за световой меч.

— Все нормально, — я успел поднять руку в останавливающем жесте прежде, чем кто-то потянулся к бластеру. — Вы уверены, что это рабские клетки а не, скажем, для перевозки животных?

Разведка презрительно скривилась на такое недоверие к своим способностям.

— Отпечатки ног на песке явно принадлежали людям. И их было очень много. Бому от человека мы уж как-нибудь отличим, джетии.

— Пуду. Сколько времени нам добираться до рудной шахты?

— Боевое крыло на ранцах уложится в пару часов, — разведчики покосились на Гестиара, скрестившего руки на груди и задумчиво молчавшего на протяжении всего доклада. Мне показалось, что в их аурах промелькнули едва сдерживаемые искры раздражения.

«Ага, — хмыкнул я про себя. — Похоже, не я один гнильцу заметил».

— С остальными придется поднимать тяжелую технику и высаживаться примерно в двадцати километров от цели. Здесь, — разведчик постарше склонился над голокартой и провел пальцем условную линию, проходящую по иссушенному речному руслу, практически сокрытому от взгляда лесной кроной, — начинаются охотничьи угодья Неукрощенных. Чтобы пробиться к шахте, придется зайти на их территорию, а они терпеть не могут чужаков.

— Договорится не выйдет?

— Бесполезно. Стреляют во все, что движется. Когда-то давно они еще поддерживали какую-то связь с внешним миром, но теперь совсем одичали.

— Проблема, — я чуть пожевал губами, не отрывая взгляда от карты. — Как насчет использовать мой звездолет? Мы могли бы спуститься к шахте прямо с орбиты.

— Не выйдет.

Все повернулись к сыну главы Ордо, до сих пор молчавшему и внимательно слушавшему доклад своих людей. Поймав мой вопросительный взгляд, он еще раз отрицательно покачал головой и тоже склонился над столом.

— Ты прилетел слишком поздно, джетии. Выйди наружу и посмотри в небо. Планетарное слияние уже началось. Пара летунов в камуфляжном поле еще может проскочить, но большую группы просто порвут на части. И ни бескар, ни джедайские фокусы тебя не спасут. В брачный сезон дрекслы становятся бешеными.

Видя, что все еще ничего не понял, Гестиар закатил глаза и кратко пояснил ситуацию, заставив меня задуматься еще больше.

Оказывается, пару раз в год между Ондероном и его спутником Дксуном устанавливается гравитационный колодец, объединяющий две атмосферы в одну. Тогда же начинается сезон миграций хищников. Летающие ящеры дрекслы перебираются на Ондерон через воздушный тоннель, нападая на всех без разбора, кто окажется у них на пути. В такие дни воздушное сообщение над планетой строго ограничено. Взрослые особи дрекслов способны прогрызать корабельную обшивку за считанные минуты. А целая стая не оставит от стада местных травоядных фамбаа даже костей.

Но волновали меня не столько хищники, сколько спешка, с которой Могру покидал Корусант. Не связана ли она каким-то боком именно с планетарным слиянием? Если так, то все еще серьезнее, чем я предполагал.

Когда Гестиар закончил говорить, я прикрыл глаза и растворился в течении Силы, пронзающим Ондерон и его спутник. Вот что беспокоило меня все это время. Слияние планеты и ее спутника ощущалось в воздухе как нечто… трудноуловимое. Словно натянутая струна создает едва ощутимую тревожную вибрацию. Она переплеталась с Силой и создавала довольно странное чувство, не похожее ни на что иное, испытанное мной прежде.

— Если другого выхода нет, тогда нам стоит выдвигаться, — негромко сказал я, все также не открывая глаз и пытаясь разобраться в посылаемых Силой знаках. — Каждая минута промедления может стоит людских жизней.

— Принято, джетии, — Гестиар оттолкнулся от стола и с командным рыком повернулся к своим людям. — Ан, ке’сууш! Зикадор рейши’а наросе. Ойя!***

Я покинул палатку одним из первых, и пока Гестиор раздавал указания столпившейся вокруг него свите, обратил внимание на стоящую особняком мандалорку. Она по-прежнему не снимала шлема, хотя я не представлял, как в такую жару можно его носить. Если экзер поддерживает тело в вечной чистоте и свежести, то обычные технологии таким похвастаться не могут. Какая бы современная система жизнеобеспечения в них не стояла. Сам я без шлема стою и чувствую, насколько потное все лицо. Какого же ей в этой тесной консервной банке?

Движимый искреннем участием, я шагнул к мандалорке и помахал рукой в жесте приветствия.

— Привет, Ши’шук…

В следующую секунду мне пришлось уворачиваться от удара в лицо. А потом еще от одного в грудь. Мандалорцы, увидевшие эту сцену, в голос заржали, тогда как сама женщина замерла, растопырив руки с сжатыми кулаками и прижигая меня ненавистным взглядом через непрозрачный визор шлема.

— Не называй меня так!

Молодой голос. Звонкий, дрожащий от обиды и едва сдерживаемых слез. Я растерялся и залепетал что-то в свое оправдание, но сделал только хуже. Зарычав, девушка кинулась в атаку, сопровождая каждый удар выкриком:

— Это! Не! Мое! Имя! Ди’кут!!****

Так и не сумев хоть раз попасть по мне, мандалорка в ярости выматерилась и рванула прочь, растолкав ржущих во весь голос братьев по клану.

Тяжело дыша я с пару секунд смотрел ей в спину, а потом с нарастающим раздражением посмотрел на сына главы Ордо. Он ухмылялся той самой отвратительной лыбой, сделавшей его мужественное волевое лицо по-настоящему неприятным.

— Какого ситха, Гестиар?!

— Грей. Скажи ему.

Один из разведчиков с пересекающий висок пламенной татуировкой пробормотал под нос какое-то ругательство. И он был не единственный, кто смотрел в сторону удаляющейся мандалорки с откровенным сочувствием.

— «Ши’шук» на мандалорском означает «ходячее несчастье». Откуда ты узнал прозвище Дженны, джетии?

«Гнида», — я мысленно читал мантру джедайского кодекса, успокаивая клокочущую ярость. После чего молча развернулся и побежал вслед за мандалоркой.

Чувствую, этот поход запомнится мне надолго.

(перевод с мандалорского)

* Джедай

** Первый воин

*** Всем, внимание! Готовность пять минут. В путь (ободряющее восклицание)!

**** Придурок.

Глава 22. «Скорбь мандо’аде»

Пара кругов по лагерю в поисках сбежавшей мандалорки не принесли желаемого результата. Не знаю, куда она делась, но я испытывал определенную вину за случившееся и решил во что бы то не стало поговорить с ней позже, когда вернется. Тем более, как правильно заметил Фрис: трогать обозленную женщину — только нарываться на лишние неприятности. Пусть остынет, пока не будет готова к цивилизованному разговору.

Успокоившись и переведя дыхание, я встал в стороне от суеты сворачивающих лагерь мандалорцев и вновь погрузился в созерцание живой Силы, изредка поглядывая в небо. Явление атмосферного слияния действительно имело место быть и выглядело довольно странно. Слово рваная дыра в безоблачно чистом небосводе, зависшая над обширной территорией, прилегающей к столичному сектору. Где-то на ее фоне виднелись множественные россыпи мелких точек — мигрирующие ящеры дрекслы, о которых предупреждал Гестиар. И не только они. Более мелкие стаи летучих животных и птиц мигрировали на Ондерон с его спутника, ведомые природными инстинктами к будущим местам гнездования. Жизнь кипела в Силе, и я упоенно улыбался, слушая ее возбужденное биение.

А вот мандалорцам было плевать на происходящее над головой. Имея прямой приказ, они продемонстрировали впечатляющую воинскую дисциплину, без проблем сумев уложиться в отведенное время и подготовиться к путешествию. Палатки и тенты были оперативно упакованы в герметичные контейнеры, заняв свои места в подземных хранилищах под надежной охраной бронированных створок. Защитный периметр перевели в ждущий режим, отключив турели и увеличив подачу энергии, чтобы замкнуть щитовой барьер куполом сверху. До своего возвращения мандалорцы не желали, чтобы дрекслы или другие мигрирующие хищники позарились на оставленный без присмотра лагерь. Людей в этом плане можно было не опасаться. Никто в здравом уме не полезет на территорию, принадлежащую мандалорскому клану.

После сборов настал черед погрузки. На более чем сотню воинов в лагере приходилось несколько десятков легкой воздушной техники в виде спидеров, глиссеров, а также три десантных и два грузовых бота, способных выходить за пределы атмосферы. Кому не хватало техники, использовали полетные реактивные ранцы.

Я вытребовал себе отдельный спидер, без колебаний променяв комфортный полет в надежной утробе бота на адреналиновую гонку над фиолетовым ковром джунглей. Чем, вероятно, заслужил небольшой плюс в глазах молодого поколения мандалорцев, также взявших скоростные юркие машины в надежде полихачить на пути к цели. Они жаждали проявить себя, и радовались, что нанявший их джедай не задирает нос. До старта оставалось всего несколько минут, но мы разговорились и даже заключили небольшое пари с символическими ставками по сотне кредов с носа.

Я почти не удивился, когда Ши’шук… пардон, Дженна, присоединилась к нам. Без ставок и с самого дальнего от меня краю, но с явным намерением победить любой ценой.

«Приглядывай за ней, Фрис», — попросил я кварда, незаметно слетевший с моего запястья и в маскировочной форме вращающегося кубика проскользнувший под реактивными выхлопами спидеров. Не знаю, что от этой бешеной девки ждать, но меньше всего хочется получить бластерный залп по сопатке в самый разгар гонки.

— Солус, тад(1)… Ойя!

Воинственно закричав, десятка пилотов спидеров рванула под косым углом в небо. Я предпочел промолчать, не рискуя открыть рот, дабы не свернуть себе челюсть встречным потоком ветра, бьющим в лицо. Запоздалая команда экзеру активировала шлем из первого образа, отодвинув меня в самый конец цепочки гонщиков. Пришлось экстренно нагонять, лавируя над пальмовыми кронами и стараясь компенсировать отставание конусом Щитового Барьера, поставленным прямо перед носом спидера и на порядок улучшающим аэродинамику. Жульничество, конечно, но я мне нужно было нагнать строй, прежде чем начать всерьез бороться за первое место.

Гонка осложнялась тем, что мандалорцы не собирались играть по правилам. Некоторые бессовестно пользовались боевыми наручами, пуская в соперников удавки-гарпуны или агрессивно толкались бортами. Кто-то не выдержал и использовал наручный огнемет, за что тут же получил статус «нон-грата», и был выбит из гонки объединенными усилиями участников. При всем своем горячем темпераменте молодежь имела мозги и не собирались превращать состязание в кровавую бойню на выбывание.

За всем этим азартно вопящим месивом мне без особого труда удалось прорваться в первые ряды, заняв вторую позицию за лидером — уже знакомой мне Дженной Ордо. Пристроившись в воздушный карман за ее спидером и приблизившись вплотную, насколько мог, я выкинул вперед любопытный усик ментощупа.

Дженна была счастлива. Возможно впервые не только с нашей встречи, но и вовсе за долгое время. Казалось, она забыла обо всем на свете, полностью сосредоточившись на чувстве скорости и ревущем движке спидера, несущим ее навстречу победе. Мне было знаком эточувство. Полная свобода и жгучий адреналин, бегущий по венам и вымывающий все прочие мысли из головы. Есть только пилот, его машина и безграничное счастье сердца, внезапно обретшего крылья.

Я мог бы обогнать ее в любой момент, вырвав преимущество даже без своих сил джедая. Но вместо этого убедился, что до самого конца Дженна останется первой. Мне даже не пришлось особо сдерживаться: девчонка в самом деле умело пилотировала спидер и знала, как выжать из движка максимум.

Импровизированная гонка закончилась в точке сбора, где посланные вперед разведчики уже успели вырубить и выжечь в сплошных зарослях джунглей небольшую полянку. Дальше двигаться по воздуху становилось просто опасно, о чем мне сообщил вернувшийся на запястье браслет Фрис, лишний раз подтверждая уже очевидный факт.

Пока летели, я успел вдоволь насмотреться на стаю хищных дрекслов, устраивающими целые воздушные бои за право спариться с самками. Охват крыльев взрослых самцов превышал десяток метров только на первый взгляд, а какие они вблизи? Я поневоле передернулся и до упора выжал ручку скорости на штурвале, представив, как эти жуткие клыкастые челюсти на морде перемалывают живую плоть. Человек таким тварям на один укус, даже не заметят.

— Ха! — закрутив лихой вираж, Дженна первой приземлилась на черное пятно подготовленной разведчиками поляны. Сразу за ней начали опускаться наши соперники, поделившиеся на две части. Одна половина вопила, что джедай специально подыгрывал Ши’шук, позволив ей выиграть. Другая подняла первую на смех и посоветовала еще раз пройти базовые уроки, раз даже мы с Дженной умудрились их обогнать. В крови мандалорцев все еще кипел адреналин, многие смеялись и шутливо боролись рядом со своими машинами. Кроме меня и Дженны, при первых признаках чужого веселья будто заледеневшей душой.

Молча выхватив свой выигрыш из рук ржущих парней, она сделала попытку скрыться из виду за боками приземлившихся десантных ботов.

— Куда! — я успел ухватить девушку за руку и, не взирая на ее сопротивление, оттащить в заросли под смех и улюлюканье молодежи. Кажется, они решили, что парочка лидеров гонки решила отпраздновать победу под ближайшими кустами, что лишь еще больше распалило гнев Дженны.

Растеряв по дороге все выигранные кредитные чипы, она брыкалась и пиналась, всеми силами пытаясь вырваться из моей хватки, но почему-то не пуская в ход кулаки. Я понял, в чем дело, когда густой слой растительности скрыл нас от посторонних глаз и шума движков техники.

Дженну буквально парализовал страх. Липкий, противный, проникающий в самые глубины ее существа. Я нахмурился, когда ощутил его, но поворачивать назад было поздно.

Безжестовый Телекинез Разума прижал растительность к земле, создав относительный пятачок свободы посреди леса. В просветах между кустами и лианами все еще можно было видеть мандалорцев, крепящих к грузовым ботам спидеры и выгружавшим тяжелые наземные машины на гусинечном ходу. Тем не менее, расстояния было достаточным, чтобы я мог без лишних проблем дать экзеру команду на свертку шлема. И, пока Дженна стояла дрожащим соляным столбом, дал отмашку Гестиару по комлинку, чтобы начинали без меня.

До высохшего речного русла территорий Неукрощенных осталось чуть меньше километра, но пробраться к нему через заросли джунглей займет какое-то время. Более чем достаточно, чтобы решить маленькую, но колючую проблему по имени Дженна Ордо.

— Поговорим? — вполне себе мирно предложил я, никак не ожидая услышать дрожащий и чуть ли не плачущий голос в ответ:

— Ч-что ты со мной сделаешь?

— Ничего. Я просто хочу поговорить с тобой, Дженна.

Переход от дрожащей овечки к разъяренной фурии произошел слишком быстро. Но когда прилетел первый удар, я не стал сопротивляться и дал ей возможность выместить свою ярость и боль. Пусть перебесится. Экзер почти полностью гасил кинетический урон, позволяя не переживать о таких мелочах, как синяки и ушибы.

Пока я изображал джедайскую грушу для битья, Дженна Ордо махала кулаками с яростью ветряной мельницы, особо не заботясь о том, куда и с какой силой попадает. С небольшой помощью ментощупов ее запала не хватило ненадолго. Вскоре крики с угрозами сменились тихим плачем, и девушка упала мне на грудь, вяло тыкая кулачком в бок. У нее не осталось сил сопротивляться, когда я прижал ее к себе и начал легонько поглаживать по спине, продолжая вытягивать всю ту боль, что она так долго копила в себе.

Еще немного, и плач сменился полноценными рыданиями, позволив мне беспрепятственно стянуть с нее шлем. Свету явилось мокрое кривящееся лицо самой обычной девчонки не старше меня самого, в обрамлении спутавшихся рыжих волос. Ощутив прикосновение воздуха к щекам, она судорожно сглотнула и сделала последнюю попытку вырваться. Безуспешную. Я держал крепко и не прекращал работы ментощупами, приглашая зайти истерику на второй круг почета.

Если бы не звуки мандалорской техники, с рычанием вгрызающейся в сочную растительность нижнего яруса джунглей, Дженну бы точно услышали. Но, с другой стороны, кому какое дело до Ши’шук? Я услышал и увидел достаточно, чтобы понять, на каком уровне находится ее репутация среди мандалорцев. Где-то на уровне чуть пониже дна.

Благодаря ментальному исцелению девушка оказалась опустошена достаточно быстро. Рыдания сменились нервной икотой, стихшей, стоило мне отстраниться и, не глядя, протянуть ей шлем.

— Это останется между нами, обещаю.

Мандалорцы не показывают слабость никому. Даже в кругу родственников такое считается позором. Я знал это потому, что плотно изучал их обычаи, прежде чем наладить постоянные рабочие отношения с кланом Ордо. И когда тяжесть шлема мандалорки покинула мою руку, я был готов ощутить на себе новый ураган ударов. Но уже не с целью вымещения чувств, а для устранения единственного свидетеля проявленного малодушия.

К счастью, этого не случилось. Дженна оправдала мои ожидания и не стала нападать на того, кто не желал ей зла.

— Я все еще ненавижу тебя, джетии.

— Почему?

Мой взгляд все еще был уперт в густую стену растительности, прижатой к земле давлением Телекинеза Разума. Я не видел лица девушки, но чувствовал, что оборачиваться нельзя. Мостик доверия, соединивший нас, был тоньше волоса. Слишком хрупкий и слабый, готовый порваться от любого неосторожного движения.

— Ты сломал мне жизнь.

— Мы даже не знакомы, Дженна. Я впервые увидел тебя сегодня.

— Зато я не впервые, джетии, — в ее голосе прозвучала горечь. — Это же ты был тогда, пять лет назад, кто связался с моим отцом? Нанял воинов Ордо, чтобы спасти джедайских детишек?

Меня пробило током, когда она сказала это.

«Неужели?..»

— Мой отец не должен был узнать о случившемся. Хатты обещали молчать, но я слишком поздно поняла, что этих слизней волнуют только деньги. После твоего вызова он начал копать, пытаясь понять, как ты вышел на меня. И в конце концов у меня не стало иного выхода, кроме как все рассказать.

Голос Дженны сорвался. Глубоко вздохнув, чтобы снова не заплакать, она с минуту помолчала и продолжила говорить. Я не прерывал, зная, что сейчас не могу сделать ничего лучше, кроме как выслушать. Ей было нужно высказаться. Чтобы кто-то услышал то, что она так долго скрывала внутри, молчанием выжигая себе душу и… желание жить.

Так что я продолжал слушать. И когда она дошла до сути, то едва не выматерился, осознав, на что по незнанию обрек маленькую девочку. Этот эпизод начисто стерся из памяти, и лишь сейчас начали всплывать образы того дня, когда я из шкуры лез, чтобы спасти юнлингов. Пхогга дал мне контакты некой Дженны Ордо, чтобы выйти через нее на мандалорцев. И мне было невдомек, откуда они у них, и кто это женщина. Девочка… Великая Сила.

— Дженна, мне так жаль!

Попытавшись повернуться к ней, я ощутил, как мое плечо сжала ладонь, и вынужденно остановился. Рассказ Дженны подходил к концу. И мое сердце рвалось на части от того, как сухи и безжизненно она звучала, выплеснув все эмоции без остатка.

— Возможно, мне не стоило винить тебя, джетии. На самом деле глубоко внутри я всегда знала: все что произошло — только моя вина. Я была ребенком и не понимала, кто такие работорговцы на самом деле. Думала, это просто игра, но когда мама вытащила меня ценой своей жизни… я поняла, что натворила. И испугалась так сильно, как никогда прежде. Мама была той, кто привела меня в семью. Единственная, кого я когда-либо любила. И по моей вине она умерла. Когда отец и брат узнали, куда хатты дели ее тело…, — голос Дженны дрогнул, а вместе с ним и я, словно пронзенный электрическим разрядом. — Мама была гордостью для всего клана. И я отняла ее у них. По глупости, да, но кого это волнует? Отец отомстил ее убийцам и смирился, но Гестиар и остальные ничего не забыли. Они до сих пор ждут, когда я оступлюсь достаточно, чтобы признать меня аруетии(2).

— Я могу чем-то?..

— Нет. Уже слишком поздно, джетии. Мой единственный шанс вернуть уважение клана — стать для него чем-то бо́льшим, чем была она. Со смертью мамы Ордо потеряли слишком много, и я просто никогда не смогу возместить им эту потерю. Как бы сильно не старалась.

Гулко сглотнув слезы, Дженна попыталась уйти, но я дернул ее за руку и, притянув к себе, крепко обнял, подбородком уперевшись ей в макушку. Девушка сделала слабую попытку вырваться, внутри себя уже понимая, что не сможет. Я был сильнее физически, и она имела много возможностей убедиться в этом.

— Отпусти.

— Нет. Я помогу тебе.

— Как? — глухо прозвучало у меня в районе груди. — Ты можешь воскресить ее?

— Я могу сделать тебя значимой.

— Мандо’аде никогда не примут помощь джетии.

— Значит надо сделать так, чтобы ты добилась всего сама.

— Где, на Ондероне? Не смеши. Они неспроста зовут меня Ши’шук. Я приношу только беды, и тебе лучше…

Мандалорка охнула, когда ментощупы передали ей мощный ободряющий импульс. А потом вынужденно встретилась со мной взглядом, когда я тыльной стороной пальцев поднял ее голову за подбородок вверх. Темно-серые глаза встретились с небесно-голубыми. Бескаровая сталь и сияние истинного Света.

— Я должен тебе, Дженна. И сделаю все, чтобы исправить свою ошибку. А теперь напряги голову и подумай. Ваш отец неспроста прислал столько воинов на Ондерон. Вам что-то нужно здесь. Иначе нет никакого смысла ставить такой капитальный аванпост, да еще с таким количеством боевой техники. Что будет, если это «нечто» дашь ему ты?

Уловив момент, Дженна вырвалась и отпрянула назад. Но все же убежала не сразу, прямо и не мигая посмотрев на меня. Я невольно отметил, что все же что-то в ней есть. Не столько красота, ибо какая девушка в ее возрасте не привлекательна? Нечто более ценное помимо пухлых алых губок, искусанных после рыданий, и милых раскрасневшихся щечек, так идеально гармонирующих с ее рыжими волосами.

Этот взгляд, пронзающий бескаровым клинком насквозь. Характер, который не сломили ни годы нищенской жизни на нижних уровнях Нар-Щаддаа, откуда девочку забрала мандалорка клана Ордо и сделала приемной дочерью в своей семье. Воля, позволившая выстоять под градом насмешек и помоев от сверстников, а также выдержать ненависть старшего брата, не простившего гибель матери.

Дженна не имела чувствительности к Силе, но она вне сомнений была особенной девушкой и сильным воином. Настоящей мандалоркой по духу. И когда она заговорила, то я услышал то, что хотел. Искорку надежды, при должных усилиях с моей стороны вполне способную разгореться в устойчивое пламя.

— Это невозможно. Мы уже год пытаемся выйти на его след. Он рядом, но всегда ускользает.

— Чей след?

Видя, что она колеблется, я чуть смягчил тон голоса и поднял руки.

— Эй, у меня не выйдет помочь, если ты сама не захочешь. Дай мне шанс, Дженна, прошу тебя.

— Это бес’улийк! — на одном дыхании произнесла Дженна, будто бросаясь с головой в ледяной прорубь. — Последний, оставшийся на этой планете. А то и во всей галактике.

Я не понял, о чем одет речь, но решил подбодрить девушку, от возбуждения даже сумевшую на время отвлечься от горестных мыслей.

— И?

— Глупый джетии, — фыркнула Дженна. — Тот, кто сможет его приручить, станет наездником. Это великая честь. Тот, кого выберет бес’улийк, станет кеш’верде — острием ударной силы клана и его гордостью. Их почти не осталось, но этот имеет чуть-ли не вечный энергоблок и каким-то образом сумел сохранить автономность. Даже без кеш’верде, — она вдруг погрустнела и снова с горечью посмотрела сквозь просветы в зарослях а десантные боты. Суета там уже стихла: мандалорцы углубили в джунгли, огнем и техникой выжигая себе дорогу на территорию Неукрощенных.

— Если мы найдем бес’улийк, Гестиар никогда не позволит мне установить с ним связь. Или кому-либо другому кроме себя.

— Значит, — я сделал многозначительную паузу, пробудив в Дженне любопытство и заставив посмотреть на себя. — Сделаем так, чтобы бесу… А?

— Бес’улийк, — девушка чуть скривилась, явно недовольная таким коверканьем своего языка. — Василиск на всеобщем.

— Точно. Чтобы он сам нашел нас.

— И ты сделаешь это своими джедайскими фокусами? — Дженна буквально вся сочилась скепсисом. — Мы пытаемся год, перепробовали все! И тут прилетаешь ты, весь белый в бескаре, и делать то, что не смог весь алиит(3)?

— Посмотрим, — загадочно отозвался я, прежде чем шагнуть в разведенные Телекинезом заросли. — Пойдем, расскажешь мне по дороге, каким образом становятся наездником василиска.

Может Дженна что и пыталась возразить, но кусты за моей спиной начали сдвигаться, и ей пришлось поспешить, чтобы не застрять в зарослях. Вскоре она уже шагала рядом со мной по широкой выжженной просеке, оставленной неспешно продвигающейся гусеничной техникой. За то время, что мы с Дженной посвятили выяснению отношений, она едва ли успела прогрызть в джунглях ход длиной около трехсот метров.

Следом за машинами двигались мандалорцы, огнеметами прижигая свежую рану в кишках джунглей. Это помогало, но слабо. В месте, где шли мы с Дженной, усыпанная темным пеплом земля уже начала зеленеть, грозя свести на нет все старания мандалорцев к наступлению ночи. Не зря спустя тысячи лет люди так и не смогли толком заселить Ондерон, где растения ничуть не менее опасны, чем животные.

Пока нагнали мандалорцев, Дженна успела ввести меня в курс дела по василискам. Найдя в моем лице благодарного, а, главное, молчаливого слушателя, девушка дала волю внутренней болтушке, которую сдерживала на протяжении последних пяти лет. Не представляю, как у меня мозг не вскипел от количества вываленной информации, но главное я все же усвоил.

Василиск — грозная боевая машина, представляющая гибрид механической химеры, управляемой псевдо-живым мозгом со вшитой матрицей самосознания. Не дроид, но и не полноценный ИР, наподобие Фриса. Скорее полуразумный хищник, способный устанавливать с наездником ментальную связь.

В период своих крестовых походов мандалорцы использовали василисков, чтобы наводить ужас в рядах противника. Настоящие монстры, представляющие нешуточную угрозу даже для джедаев. Дженна вся пылала от восторга, пока рассказывала о событиях древних крестовых походов Мандалора, а я мрачнел все сильнее, уже начиная понимать, во что я ввязался.

Но по-настоящему я осознал это, когда проходческая колонна остановилась, и ко мне подлетел знакомый разведчик, позвав с собой со словами: «Джетии, ты должен это увидеть». Нахмурившаяся Дженна нацепила шлем и поспешила за мной, заслужив пару ехидных комментариев в спину к моменту, когда мы проходили мимо мандалорской молодежи. Но в этот раз она ответила им тем же. Причем проехалась так смачно, что многие схватились за оружие, а я не сдержал смешка, прежде чем подойти к стоящему у речного русла Гестиару.

Не растеряла еще порох в пороховницах. Осталась самая малость: направить девчонку на путь истинный прицельным пинком с целью укрощения смертоносной боевой машины. Которая, судя по ужасающей картине впереди, не так уж далеко, как кажется.

«Гляди в оба, брат, — предупредил Фрис по нейроинтерфейсу, обвиваясь усиливающим поясом вокруг экзера. — У меня очень дурное предчувствие».

— Что думаешь, джетии? — Гестиар махнул в сторону нескольких свежих трупов, лежащих на дне бывшего соляного источника. Или, вернее, на то, что от них осталось.

— Крупный хищник, — я спустился вниз и присел на корточки, издали оглядывая то, что некогда было людьми, одетыми в звериные дикарские шкуры. Рядом валялись покореженные обломки наземной техники и пара крупнокалиберных винтовок древнего образца с застывшей коркой крови на прикладах.

— Тела больше изуродованы, чем сожраны, но все части на местах. Думаю, их тащили откуда-то и распотрошили уже на месте. Неукрощенные?

— Точно, — усмехнулся мужчина. — Обломали зубки. Не всякую тварь в этих лесах можно приручить.

Я встал на ноги и уже с куда бо́льшей настороженностью огляделся. Джунгли у высохшей реки расступались и позволяли пропускать к земле достаточно солнечного света, чтобы можно было не напрягать глаз. Кора на многих деревьях была содрана. А кровавые следы на лесной подстилке из гниющих пальмовых листьев и высохших лиан все еще носили отпечатки неистовства неведомого зверя.

— Василиск? — тихо спросил я у подошедшей ко мне девушки и, получив ответный кивок, предложил. — Как насчет поохотится?

Дженна очень долго и проникновенно смотрела мне в глаза. На ней снова был шлем, но я знал, что она изучает меня так пристально, будто впервые видит. Что в ней происходило в этот момент. Нечто, в чем я не мог разобраться даже со всем своим ментальным даром. Но когда Дженна очнулась от раздумий, ее голос звучал немного иначе.

— Ты точно можешь сделать это для меня, джетии?

— Да.

— Учти, я не приму подачек.

— Знаю. Ты все сделаешь сама.

— Обещаешь?

— Долги надо возвращать, Дженна Ордо. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Она вздохнула. А потом повернулась к своим людям и, выпрямившись и вскинув вверх руку с зажатым бластером.

— Ни слана ойя’карир, тион’ад гар сланар ти ни?(4)

Призыв прозвучал, и очень громко. Эхо разнесло его по лесу, всколыхнув случайным порывом ветра широкие пальмовые листья высоко в лесной кроне.

А потом по лесу загулял дружный смех. Казалось, вместе с мандалорцами хохотали даже деревья, и всего трое среди этого взрыва веселья сохранили спокойствие. Я, Дженна и ее брат.

— Гар джурсодир ни кайри, Ши’шук(5)? — лицо Гестиара искривила гримаса ненависти вперемешку с отвращением. Дженна оставалась спокойной и сосредоточенной.

— Элек, вод. Бик’c ка’нара бротер ти ибик.(6)

Мгновение мне казалось, что Гестиар бросится на свою приемную сестру, и уже приготовился вмешаться, как вдруг смех стих, будто по команде. Ощутив нечто за своей спиной, я резко обернулся, выхватывая и активируя световой меч одновременно с мандалорцами, вскинувшими оружие.

Василиска не пришлось звать. Он сам вышел на звук добычи, вторгшейся прямо в его логово.

(перевод с мандалорского)

(1) Один, два…

(2) Предателем.

(3) Клан.

(4) Я собираюсь на охоту, кто со мной?

(5) Ты бросаешь мне вызов, Ходячее несчастье?

(6) Да, брат. Пришло время покончить с этим.

Глава 23. «Танцы на костях»

Появившийся из леса размытой тенью хищник убедился, что его обнаружили, и только тогда направился к нам. Медленно и уверенно, совершенно точно зная, что бестолково суетящиеся людишки никуда от него не денутся. Я же в свою очередь, с большим любопытством разглядывал надвигающуюся металлическую образину высотой метра в три и длиной в пять.

Василиск или бес'улийк, как его величали мандалорцы, опирался на шесть лап, и самые массивные передние были увенчаны огромными когтями. По виду он напоминал дикую помесь тощего медведя с каким-то жуком, покрытым непробиваемой на вид толстой панцирной броней. Место морды на голове занимал блок мощных лучевых орудий, каждое толщиной в руку. Я поневоле напрягся, представив, что может сделать выстрел из таких с обычным человеком. А затем выдохнул, когда василиск вышел на свет, пробивающийся к речному руслу из просветов в лесной кроне.

Жизнь в джунглях Ондерона неслабо потрепала грозную боевую машину мандалорцев. В гнездах двух спаренных оружейных установок на плечах болтались оголенные искрящие провода. Армированные подкрылки для полета на корме торчали рваными клоками, поврежденные взрывом. И отсутствовал шарообразный интерфейс управления на загривке, где должен сидеть наездник. Хотя последнее скорее минус, чем плюс.

Без сдерживающего ограничителя василиск представлял еще большую угрозу. Кровожадный зверь, которому все равно, кого рвать: одичавших Неукрощенных или вооруженных до зубов мандалорцев. Нас разделяло метров сто, но даже с такого расстояния я чувствовал, как его примитивный мозг распирает неутолимая жажда убийства. И боль одиночества, сводящая с ума каждую секунду без перерыва долгие-долгие века.

Василиски очень тяжело переживают гибель своих наездников. Верные им до последнего вздоха, эти полуразумные машины готовы умереть, лишь бы не расставаться с частичкой самих себя. Абсолютная преданность, воплощенная в металле. И она лишила рассудка множество василисков, потерявших своих наездников в древних крестовых походах Мандалора.

В том числе того, который надвигался в нашу сторону. Сомневаюсь, что Дженна способна приручить это существо. Или Гестиар. Да кто угодно из мандалорцев! И дело даже не в уничтоженной сфере управления.

Василиск ощущался в Силе, как полноценное живое существо. Может он изначально был создан таким, а может сумел эволюционировать, нажравшись какой-то местной органики. В любом случае, пытаться приручить или покорить его практически невозможно. Лучшее, что можно сделать в данной ситуации — это избавить животное от мучений.

Движимый состраданием, я уже вытянул руки, собираясь Силой раздавить надвигающуюся угрозу. А потом посмотрел на стоящую рядом Дженну и, скрепя сердце, отступил обратно. Девушка не отрывала взгляда от василиска, светясь одним большим сгустком надежды и азартного сосредоточения. Колоссальный прогресс с нашего последнего разговора, но весь он станет прахом, если я нарушу данное ей обещание.

«Видимо, настало время совершить невозможное».

Василиск не стал ждать, пока я приму окончательно решение. Дойдя до противоположного берега ручья, он трубно взревел и бросился в атаку, одновременно включая носовые орудия, вспоровшие высохшее речное дно ослепительными энергетическими лучами.

— В сторону!

Предостерегающий крик Дженны я встречал уже в воздухе, уйдя Прыжком Силы на высоту около десяти метров и переходя в состояние Вспышки в наивысшей точке перед началом падения.

Мандалорцы не были готовы к появлению василиска, но среагировали достаточно оперативно, пустив в ход ловчие сети. Жаль лишь толку от них было чуть. Срезав их выстрелами еще на подлете, василиск вломился в разлетевшийся на реактивных ранцах строй и начал по-медвежьи орудовать громадными когтями на передних лапах, с каждым ударом наращивая темп атак.

— Дженна, стой!

Приземлившись, я ухватил рванувшуюся вперед мандалорку Притяжением, не позволив рвануться на помощь соклановцам. От такой подставы она едва не открыла по мне огонь из всей своей бластерной артиллерии, но я оставался непреклонен, пропуская мимо ушей ее ругань.

— Не лезь в ближний бой, если не хочешь сдохнуть. Эту образину просто так не свалить.

В ту же секунду, словно олицетворяя мои слова, василиск ускорился и превратился в безумную машину смерти. Послышались первые крики боли и треск сминаемых мощными ударами доспехов, ломающих кости и шеи. Потерявший самообладание Гестиар прокричал что-то каркающее на мандалорском, и все войны открыли плотный огонь, начав поливать гремяще ревущего зверя пулеметными очередями красной плазмы. Крупная ошибка.

— Вод, нейк!(1)

Дженна тоже ощутила сковывающее поле ужаса, распространившееся от застывшего на месте василиска. К счастью, она стояла достаточно близко ко мне, чтобы не попасть под его влияние, но остальным не так повезло. Реактивные ранцы отключались один за другим, и вместе со своим лидером мандалорцы посыпались на землю, как птицы с подрезанными крыльями.

«Твою ж медь!» — выругался я себе под нос, наконец сообразив, откуда взялось это щемящее чувство в источнике. Времени на раздумья не оставалось: удар голой Силой заставил василиска покачнуться и оскорбленно зарычать. Исходящие дымками перегретые оружейные дула на морде повернулись в мою сторону.

— Без песиков ни на что не годен, Могру? — крикнул я, указав на василиска острием светового меча. — Хватит прятаться, выродок! Выходи, и решим уже нашу проблему.

И снова этот вымораживающий нервы смех. Я запомнил его с хранилища в Храме, и с тех пор он не стал ничуть приятнее, проносясь ментальным эхом по джунглям. Дженна не могла услышать его, но среагировала мой едва слышный стон, выцеливая между деревьев невидимую цель.

— Какого пекла происходит, джедии? Кто это?

— Враг, — сказал я, не сводя глаз с василиска, напрочь забывшего о своих беспомощных жертвах и начавшего медленно двигаться в мою сторону. Ментальное давление с его стороны усилилось, вызывая неприятное щекочущее ощущение в нервных окончаниях по всему телу.

«Хочешь поиграть, мразь? О, тебе это понравится, обещаю», — оскалившись, я деактивировал световой меч и вытянул в сторону василиску руку, давлением Телекинеза заставив его застыть на месте. Почуяв неладное, зверь забился в незримой лапе, но Коготь уже вонзился в его мыслительную сферу, начав борьбу за канал управления с незримым врагом. Я сцепил зубы и полностью погрузился в себя, не слыша, что кричит Дженна.

Могру внезапно оказал самое рьяное сопротивление, заставив меня всерьез бороться за право владения василиском. В духовном зрение наше противостояние виделось как столкновение двух огненных смерчей, старающихся поглотить друг друга. Никто не мог взять верх. Мне мешал Телекинез, которым я сдерживал василиска в реальности, а Могру вложил слишком много сил в его удаленный контроль.

Патовую ситуацию разрешила Дженна. Воспользовавшись временной заминкой в схватке, она подскочила к василиску и одним прыжком оказалась у него на спине в углублении на загривке, где когда-то было закреплено седло наездника.

— Нат'ра, бес'улийк! Оасиер бал акаанир роджор ат кеш’верде!(2) — закричала мандалорка, вдавливая бластер в пустое гнездо управляющего контура на загривке зверя. И, как ни странно, это сработало.

Одичавшему василиску были до одного места приказы Дженны, но в его обезумевшем мозгу все еще сохранились базовые триггеры подчинения мандалорцам-наездникам. Этакая шероховатость сродни ментальным закладкам, за которую я сумел опереться, как за колыхающийся на волнах буек во время шторма. И чудовищным усилием воли, чувствуя, как лопаются капилляры в белках глаз, вырвал поводок зверя из одной руки и сунул в другую.

«Ар-кх! — ненавидящий крик разнесся по менталу, но стих быстрее, чем мне удалось отследить его направление.

— Слабак, — выдохнул я, закатив глаза и кулем рухнув на землю, спешно латая ментощупами прорехи во внешних слоях ауры. Наспех поставленные заплатки положение не поправили, но по крайней мере мир вокруг перестал двоиться. Я смог принять сидячее положение и сфокусировать взгляд на противоположном речном берегу, где уже вовсю разворачивались самые настоящие тореадорские скачки.

Почувствовавший слабину василиск прыгал и метался, изо всех сил стараясь сбросить назойливую помеху со спины. Внезапный ментальный контакт с его разумом сильно ударил по психике Дженны, но каким-то образом она все же держала равновесие. А когда оправилась, к моему безмерному удивлению, начала атаковать в ответ.

«Нет, ты погляди, что творит!» — восхитился я, в духовном зрении наблюдая за воздвигающимися бескаровыми стенами, загоняющими в ловушку мечущийся разум василиска. Для меня оставалось секретом, как необученная девчонка без дара менталиста может творить нечто подобное, но факт налицо. Дженна Ордо постепенно укрощала василиска, и за ее триумфом наблюдали не только мы с Фрисом.

Как только ментальное давление спало, мандалорцы в оперативном порядке убрались из опасной зоны, и теперь громкими выкриками подбадривали свою клановую сестру. Одного Гестиара не было видно, но мне было не до него.

Убедившись, что Дженне не нужна помощь, я кое-как поднялся на ватных ногах и позвал Фриса.

— Успел что-нибудь засечь?

«Только небольшие энергетические возмущения. Как раз в стороне шахты».

— Он там, — кивнул я, держась за спину, как скрюченный радикулитом старик. — Сейчас минутку передохну и двинем.

«Джове, у тебя с головой как? — не на шутку разозлился Фрис. — Куда ты пойдешь в таком состоянии? Могру из тебя все соки выжал!»

— И что? Оставлять Нак Зиила и остальных на его милость?

«В таком состоянии ты ничем им не поможешь».

Я скривился, понимая его правоту. Взгляд сам собой упал на замедляющегося василиска, начинавшего понемногу сдавать свои позиции. Дженна упорно добивалась своего, яростно сражаясь за право быть его кеш’верде. Наездницей.

Но она была не одна, кто претендовал на право заполучить эту честь.

— Дженна, сзади!

Мой крик ничем не помог. Дженна попросту не успела среагировать, целиком погруженная в борьбу со зверем, когда сбоку на реактивном ранце налетел Гестиар. Мощный пинок снес ее со спины зверя, обрывая не успевшую окрепнуть ментальную связь.

Василиск оглушительно затрубил, впервые за долгие века получив полную свободу действий. Скользящим змеиным движением избавившись от новой помехи на спине, он попытался достать когтями прыжком увернувшуюся Дженну. А когда не смог, зарычал так, что все окрестные хищники на километры вокруг спешно дали деру, не желая попадаться на пути истинному хозяину джунглей.

Но мандалорцев было не так просто смутить. Пока Дженна боролась с василиском, они подготовили более прочные ловчие сети и были готовы использовать их, оба претендента на звание кеш'верде не справятся.

— Ойя!

Громила Арус налетел на василиска сбоку подобно таранной машине, заставив его взреветь и отскочить в сторону, махнув росчерками лазеров на отлете. Ловко увернувшись, мандалорец ответный открыл беглый огонь, отвлекая на себя внимание, пока его братья по оружию Коро и Чейз вскинули на плечи ракетные установки.

Шух. Ш-шух.

Два выстрела и столько же крупных ячеистых металлическими росчерками промелькнули в воздухе, опутывая передние лапы василиска. Еще несколько выстрелов, и его туша оказалась полностью обездвижена.

Не теряя времени, Гестиар тут же запрыгнул на нее сверху и прокричал ту же фразу привязки наездником, что и Дженна до него. Вот только лидер мандалорцев совершил ошибку, выбрав точкой опоры не загривок зверя, а его спину. И она дорого ему обошлась.

Пластинчатые щитки брони василиска разошлись, а затем с гулким звуком сомкнулись обратно, защемив между собой ногу закричавшего мужчины. Еще секунду спустя послышался треск ломающихся костей. А потом василиск просто оттолкнулся от земли и перекатился на бог, буквально похоронив под своей многотонной тушей несостоявшегося наездника. В Силе больно кольнуло чужой смертью.

— Вод!!!

Вопль Дженны потонул в предостерегающих криках мандалорцев, когда стягивающие василиска сети начали трещать и лопаться.

«Вот теперь он точно разозлился, — констатировал Фрис, глядя на многотонного монстра, с натугой порвавшего последние препятствия к свободе. Ярость ослепила его, и, прорвав заслон мандалорцев, он побежал дальше, не разбирая дороги. Прямо на нас с Фрисом.

«Как насчет тактического отступления?»

— Куда? — вяло отозвался я, оглядываясь по сторонам. Вокруг джунгли и петляющая змея иссушенного русла реки. Разве что на дерево забраться, но это уже совсем не по-джедайски. — Хватит бегать. Встретим его тут.

Световой меч вновь пропорол воздух, освещая меня и землю в радиусе пары шагов призрачным светом серебра. Каким бы плачевным не было мое состояние, я все еще джедай. Какому-то ржавому огрызку отзвеневших войн не сломить мой дух!

Земля под ногами начала дрожать, когда василиск преодолел первую половину разделяющего нас пути. Я еще крепче сжал рукоять меча, приготовившись уйти Рывком с линии атаки, а дальше импровизировать на ходу. Нет эмоций — есть покой. Вдох…

— Нат'ра, бес'улийк!

Раздобывшая реактивный ранец Дженна ловко оседлала загривок зверя, окропленный кровью ее брата. В голосе ее звучали слезы и гнев, но уверенность довести все до конца была крепка как никогда прежде.

— Оасиер бал акаанир роджор ат кеш’верде!

Дождавшись, пока мчащийся василиск войдет в зону ментощупов, я снова перекинул «мостик» между ним и Дженной. Этого оказалось более чем достаточно, чтобы мандалорка зарычала и менее, чем за пару секунд взяла верх в незримом противостоянии умов.

Василиск затормозил передними лапами и становился, загнанно «дыша» раскаленными облачками пара, вырывающимися из щелей его брони под брюхом. Мандалорцы окружили его, держа наготове оружие и перезаряженные пусковые установки с сетями. Все они с трепетом ждали чего-то. И когда Дженна хлопнула себя по плечу и вскинула над головой сжатый кулак, потрясающий винтовкой Арус заорал первым:

— Коте кеш’верде бес'улийк!(3)

— Коте!!! — поддержали собрата остальные мандалорцы, взорвавшиеся торжествующими криками.

«Теперь Могру знает, что мы пришли по его душу, — подал голос Фрис, всего одной фразой согнав улыбку с моего лица. — Половина успеха плана строилась на эффекте неожиданности».

— Думаю, уже знал, что мы прилетели, брат. С того самого момента, как «Бегемот» вошел в атмосферу Ондерона.

Некоторое время спустя я сидел на гусеничном колесе одной из проходческих машин и утолял жажду питьевой водой из фляги. Фрис все же уговорил меня сделать перерыв, прежде чем срываться в последний марш-бросок до логова Могру. Схватка с ним оказалась куда тяжелее, чем я мог представить, нанеся серьезный вред моей, как ранее казалось, «непробиваемой» защите.

На каждый замок найдется своя отмычка, и Могру живое тому подтверждение. Мне повезло лишь в том плане, что он был слишком занят с удерживанием василиска и не мог воздействовать на меня всей своей силой. Один на один я ему не соперник, и это очевидно уже сейчас. Остановит ли это меня? Нет. Как говорится, где наша не пропадала. Авось сдюжим как-нибудь. С мандалорской помощью.

Кстати о них. Ощутив движение над собой, я поднял голову и увидел спускающуюся на реактивном ранце Дженну в компании Аруса, взявшего на себя обязанности ее адъютанта. Юная мандалорка смотрелась тростинкой рядом с этим здоровяком, внезапно проникшегося к ней искренним глубоким уважением. Причину искать не требовалась: вон валяется кверху пузом под пальмами, оставленный хозяйкой в стороне от временного лагеря, чтобы не повредить ненароком палатки и технику.

— Сразимся, джетии? — хлопнул меня по плечу Арус, едва оказался рядом. Я поморщился, но промолчал. Повторять один и тот же отказ после двадцатого раза к ряду уже поднадоело. Ментощупы до сих пор ауру латают после боя с Могру, не хватало еще спарринги устраивать. И так ощущение, будто по голове катком прошлись пару раз.

Отделавшись от докучливого мандалорца, я поднял голову к Дженне, стянувшей шлем и с облегченным вздохом смахнувшей с потного лба прилипшую челку.

— Связалась с отцом?

— Да.

— И как он воспринял?

— Как должно отцу и главе клана Ордо, — Дженна пожала плечами и оглянулась на блаженствующего василиска. — Гестиар погиб за право быть кеш’верде. Достойная смерть для любого воина.

— Но ты все равно по нему тоскуешь.

— Он был тем еще ублюдком, — в голосе Дженны прозвучала горечь. — Но от того не переставал быть моим братом.

Девушка чуть покачала головой, показывая, что больше не желает говорить на эту тему. К моему удивлению гибель Гестиара очень сильно отразилась на ней. Они никогда не были близки, а после гибели матери и вовсе питали друг к другу стойкую неприязнь. Но Дженна скорбела по брату, и ее боль сильно резонировала в Силе, заставляя меня прилагать определенные усилия, чтобы не снизить ее ментощупами. Сейчас мое вмешательство не принесло бы ничего, кроме вреда. Некоторые вещи надо просто пережить, как бы тяжело не было внутри.

— Ты готов выдвигаться, джетии?

Я прислушался к своим ощущениям и присмотрелся к состоянию ауры. А, сойдет по бедности. В идеале бы провести пару деньков в плотных медитациях и целительном трансе, но кто ж мне их даст? Напряжение от планетарного слияния растет и ощущается все сильнее в Силе с каждым часом промедления. Как бы не хотелось погреть спину на теплом боку утробно урчащей машины, нужно идти дальше.

— Да.

— Хорошо. А, да, еще одно. Арус, сходи проверь… что-нибудь.

Недовольно урчащий здоровяк удалился, а Дженна склонилась к моему уху, с растущей угрозой прошептав.

— Ты же не помогал мне сломить бес'улийк?

— Нет, — ничуть не кривя душой, открестился я. Перекинуть ментальный мостик не в счет. Верх в сражении со зверем Дженна одержала сама, без чьей-либо помощи.

— Хорошо, — юная мандалорка отстранилась и довольно кивнула. — Потому что если я узнаю обратное, то выбью из тебя все дерьмо несмотря на договор с отцом.

Я усмехнулся и отсалютовал ей, как принято у воинов. Когда-нибудь из нее выйдет хороший лидер. Если, конечно, не погибнет в столкновении с Могру.

Вместе с Дженной мы подошли к ее василиску, после объединения источавшего в ментал тихое незамутненное счастье. Туман безумия оказался стерт внутренним механизмом защиты после признания нового наездника. Василиск выглядел таким же помятым и покоцанным тяжкой жизнью в джунглях, но внутри представлял собой чистый лист. А при виде Дженны еще и расцвел, утробно заурчав какими-то внутренними механизмами. Кошак-переросток.

— Уверена, что сможешь его контролировать?

— Думаю да, — Дженна коснулась ладонью загнутого когтя на левой лапе своего нового питомца, прислушалась к себе и уже более уверенно кивнула. — Точно смогу. Хотя над некоторыми командами придется поработать.

— Дженна, я серьезно! Мне не нужен взбунтовавшийся хищник за спиной в самый разгар драки.

— Бес'улийк предан только одному кеш’верде. Этот твой Могру мог сломить его дух, когда тот был потерян. Но сейчас он только мой и останется таким, пока я жива. Да, Клык? Кто у нас тут хороший мальчик?

Василиск перестал тереться спиной и раскачивающуюся пальму и, с ощутимой земной дрожью плюхнулся на пузо, ткнувшись носом-дулами орудий в руки засмеявшейся Дженны. Мандалорцы…

Остаток пути до бывшего озера проделали по высохшему дну речного русла, поставив гусеничную технику на колеса. Дженна восседала на спине василиска с грацией боевой амазонки, оседлавшего дикого мустанга. Мандалорцы то и дело поглядывали в ее сторону, гордые от того, что их возглавляет наездница на василиске. Одно его присутствие вызывало подняло боевой дух отряда на ранее недосягаемую высоту.

Я тоже поддался всеобщему настрою и издал пару воинственных дикарских кличей, выбравшись на крышу своей машины. Оказалось весьма воодушевляющим двигаться в составе вооруженного до зубов отряда, направляющего бить непримиримого врага. Хотя на самом деле особых надежд я не питал.

Как ранее верно подметил Фрис: Могру уже знает, что мы идем за ним. И у него имелась куча времени подготовиться к встрече.

— Вон она, — стоящий рядом мандалорец протянул мне макробинокуляр в защитной лесной расцветке, указав темную линию на бледно-желтом песке озера, едва наша колонна выкатилась из леса. — Расщелина. Вход в шахту на глубине пятидесяти трех метров.

Смотреть в макробинокуляр на движущейся машине — то еще удовольствие, и все же я смог сфокусироваться на скачущей туда-сюда панораме. Ну да, все верно. Расщелина. А точнее косой разлом прямо посреди выжженной солнцем бесплотной земли. Чуть правее от нее то тут, то там виднелись торчащие препятствия, оставшиеся от заброшенной гоночной трассы для гонок на свупах. В основном здоровенные отесанные камни, размером с василиска, но встречались также покореженные столбы ограничителей трассы и полузанесенные песком ребристые плашки ускорителей.

Глядя на них, я грустно вздохнул, представив себя на месте гонщика. Казалось бы, уже больше трех лет прошло, а моя давняя мечта погонять на свупах все также недосягаема. И теперь, со всеми заботами, неизвестно, выдастся ли когда-нибудь шанс воплотить ее в жизнь.

— Там кто-то есть.

— Что? — я встряхнулся и вновь приник глазами к макробинокуляру, направив его в сторону разлома. Еще пара секунд, и сердце бешено заколотилось в груди. — Это Могру! Боевая тревога!

— Гарт хеад кайяш, верде! — моментально среагировала Дженна, услышав мой предостерегающий крик. — Бронра!(4)

Василиск издал пробирающий до дрожи рев и припустил еще шустрее в сторону расщелины. Но все равно ему было не тягаться в скорости с колесной техникой. Мой экипаж вырвался вперед, пока я сполз к самому носу машины, одновременно активируя световой меч.

— Час икс настал, Фрис, — прокричал я, перекрывая рокочущий гул движка. — До победы или смерти!

«Во славу нашу!»

Экзер заколол кожу щекочущей толпой мурашек, наращивая силу генератора щита. В битве с Могру я собирался воспользоваться всеми преимуществами, какие только он может дать. И усиление свойств адаптивной брони путем слияния с ядром Фриса как раз входило в их число.

Вот только Могру не стал ждать, когда мы соизволим до него добраться. Когда до него столовалось не более двухсот метров, стоящий у самого края расщелины маленький мастер что-то сделал, и вся техника вдруг резко остановилась. А воинственно кричащие мандалорцы умолкли, будто проглотив языки.

Когда мой транспорт резко затормозил, мне пришлось использовать Парение, чтобы выровнять полет по инерции и не поприветствовать носом теплый песок под капотом. Ситхов Могру не дал нам и шанса, какого-то массовой ментальной техникой погрузив в транс все атакующие силы. Один только василиск в отдалении неуверенно переминался на массивных передних лапах, пока его наездница пускала слюни в шлем.

«Приехали, — сплюнул я, морщась и перебарывая настойчивое давление чужой воли. — Фрис, ты как?»

«Терпимо. Пойдемпоздороваемся?»

«Как будто у нас есть выбор».

Едва оказавшись в зоне влияния Могру, я понял, что просто так меня уже никто не выпустит. Он ясно дал понять это, транслируя свои намерения напрямую, чтобы самый тупой эмпат-недоучка мог без труда их расшифровать. Прямое оскорбление на лицо, но я не дал взять эмоциям верх и продолжал идти вперед, заведя активированный меч за спину обратным хватом и разглядывая своего Врага.

До сих пор мне не приходилось видеть разумных такой расы, и я с интересом разглядывал невысокое зеленокожее существо ростом чуть пониже моего пояса. Одежда — типичная джедайская туника и плащ без лишних изысков. Длинные подвижные треугольные уши по бокам приплюснутой головы с ребристым лбом и колючим чижиком темных волос на макушке. Два глаза, короткий нос и рот. Да в остальном общее строение тела не слишком отличается от человекоподобных рас. Разве что ростом не вышел, но кто из нас идеален? А вообще, он мне сильно напомнил…

Подойдя на расстояние слышимости, я остановился и не сдержал смешка.

— Чебурашка, ты ли это? Гена же предупреждал: не мешай водку с нитроглицерином — позеленеешь.

Еще до того, как прозвучали эти слова, зеленый карлик покачнулся и уставился на меня таким ошалелым взглядом, будто я открыл ему вселенскую истину. Не сразу до меня дошло, что произошло. А когда он заговорил, настал мой черед выпучивать глаза и распахивать варежку.

— Земляк?

Слово прозвучало. На моем родном русском языке, без малейшего акцента.

«Не может быть…», — от шока меня переклинило, не позволяя издать нечто более вразумительное, чем сиплый вопросительный возглас. Я ожидал чего угодно, но только не услышать свою родную речь от того, кого прежде в глаза не видел!

— Вот это действительно приятный сюрприз, — первым совладавший с собой Могру негромко рассмеялся и снова заговорил на русском, смакуя его ласкающее слух звучание. — Старина Зиил решил вытащить джинна из лампы, а достал дьявола, не так ли? Три основы осталось… да, теперь многое становится на свои места.

Могру одарил меня сочувствующей улыбкой, а потом вдруг напрягся и схватился за укороченную рукоять своего светового меча.

— А это еще такое?

«Джове, — раздался в голове встревоженный голос Фриса. — Твой меч!»

Все еще раздавленный осознанием произошедшего, я перехватил клинок лезвием вперед и с удивлением увидел, как эффект глитча серебристого клинка закручивается уходящим в рукоять водоворотом.

«Обновление системы координат завершено, произвожу хроно-корректировку, — раздался в ушах безжизненный голос кайбер-кристалла, оголенным крутом ударивший по нервам. — Завершено. Обнаружен слабый сигнал маяка, произвожу привязку… ошибка. Поиск дополнительной точки триангуляции, соответствующей новой системе координат. Завершено. В зоне контроля обнаружен ориентир, подходящий заданным параметрам. Совпадение маршрутных точек… Зафиксировано. Расчет завершен: погрешность в пределах заданного периода. Начинаю процесс корректировки системы с учетом новых переменных… Завершено. Маяк активен. Внимание пользователю! Запущен аварийный протокол «Вернись ко мне». Активирую генератор прокола…».

(перевод с мандалорского)

(1) Брат, нет!

(2) Подчинись, железный зверь! Живи и сражайся рядом со своим наездником!

(3) Слава наезднику железного зверя!

(4) Вы слышали его, воины! Приготовиться!

Эпилог

— Ну и какого лешего сейчас произошло? — озадаченно моргнул Могру, когда стоящий напротив него молодой джедай мгновенно растворился в воздухе. Ох уж эта молодежь… Надо выяснить, куда он сбежал и как, прежде чем активировать Жнеца в Храме. Дополнительный ориентир при переносе сознания лишним точно не будет.

— Так, а вам что, особое приглашение нужно? — мастер Разума поманил пальчиком мандалорцев, скованных одной хитрой ментальной техникой, действующей только на не чувствительных к Силе существ. Из-за широкой области распространения длится она недолго, так что надо поторапливаться.

«Было бы забавно, узнай старая карга, каким образом я использую ее науку», — не сдержал смешка Могру, ожидая поднимающуюся на поверхность гравиплатформу. Хвала Силе, та уже давно кормит червей в могиле, куда он собственноручно ее отправил, и не видит падения ученика. Последнего и сумевшего превзойти всех прочих до него.

Приободренный сладостными картинами бурной юности, джедай начал дережировать рукоятью светового меча, командуя погрузкой мандалорцев. Спрыгнувшая с василиска девчонка присоединилась к раскачивающейся в трансе толпе, но когда питомец решил последовать за хозяйкой, Могру заставил его остановиться и улечься на песок.

С обретением настоящей наездницы василиск стал непокорным, и для передачи приказа пришлось использовать обманку с отпечатком ее личности. Грубо, непрофессионально, но на вычищенном разуме зверя сработало безотказно. Обновленный и очищенный от груза прожитых веков, он пока еще не знал, на какие хитрости способны двуногие ради достижения своих целей.

— С тобой я разберусь позже, предатель. Шиш тебе теперь, а не ливер Неукрощенных по выходным, — Могру погрозил когтистым пальцем непокорному василиску и прикрикнул на толпящихся у края расщелины мандалорцев. — Так, дорогие мои, не толкаемся, проходим, проходим! Быстрее, нас уже все заждались.

Шахта залегала не сильно глубоко от поверхности, и раздражающее хныканье пленников раздалось еще до того, как гравиплатформа со свежей партией опустилась вниз. Привычно проигнорировав их мольбы о пощаде, Могру распихал по пустым клеткам заторможенных мандалорцев, предварительно заставив всех полностью обнажиться. Он успел закончить как раз вовремя, чтобы запереть последнюю дверь до окончания действия Массового Подчинения.

Первой очухалась наездница василиска, вцепившись в прутья клетки и закричав что-то угрожающее на своем отрывистом языке. Могру со всем вниманием выслушал ее, не забыв полюбоваться красивой подтянутой фигуркой, а затем широко улыбнулся, показывая выдвинувшиеся ряды острых зубов-игл. И вот тогда новоявленное мясо дружно отпрянуло в дальний угол клетки, скованное диким животным ужасом. А рабы в соседних клетках вновь захныкали и зашевелились, умоляя милостивого хозяина о быстрой смерти без боли.

Но Могру было плевать на их сопли. Так уж вышло, что ритуал усиления его основы требует, чтобы жертвы испытывали как можно бо́льший страх перед смертью. Чем кровавее будет расправа, тем дольше продлится эффект. А Могру скоро потребуются все силы, чтобы Жнец сработал как надо.

«В этот раз все точно должно получится».

— Ну так, — джедай потер в предвкушении когтистые лапки и хищно оскалился, — кто желает стать первым?

Шахта потонула в многоголосом вопле обреченных существ. Вдоволь насладившись их агонией, Могру обратил внимание на самую маленькую, но при этом самую защищенную клетку. Запертая дополнительно генератором поля щита, она вмещала два десятка пленных джедаев, скованных по рукам и ногам шоковыми кандалами.

Найдя взглядом Нак Зиила, Могру уже собирался огорчить его несостоявшимся визитом ученика, когда ощутил за спиной колебание воздуха. Резко обернувшись, мастер Разума активировал свой световой меч и подозрительно прищурился, разглядывая непрошенных гостей.

— А вы еще кто такие?

Илья Трифонов Четвертый раскол 5. Синхронизация

Пролог

Ощутив колебание временных постоянных, Отец прервал свой сон и лениво приоткрыл глаза, смотря сквозь парсеки пространства на источник возмущения. Всего один удар бессмертного сердца потребовался, чтобы найти причину, просчитать следствия и вынести окончательный вердикт.

Сильный глубокий голос пронзил каждую частицу, составляющую обитель Семьи.

— Дети, зайдите ко мне.

Они появились, как всегда, по первому его зову. Два отражения одного целого. Тьма, разрушающая и низвергающая. Свет, согревающий и дарующий покой. Сын и Дочь, приклонившие колено перед отцовским троном, окруженном каменными воплощениями их звериных начал.

— Отец.

— Отец.

Два голоса, прозвучавших в унисон. Вознесшийся целлестиец смотрел на своих отпрысков, столь непохожих внешне и совершенно одинаковых внутри. Особенно в непоколебимой вере в собственную правоту. Гордыня присуща обеим сторонам Силы, и ни его Сын, ни Дочь никогда не признают, насколько на самом деле зависят друг от друга.

— Этот мальчик, с которым вы оба играете, — Отец сделал паузу, наблюдая за каменными выражениями лиц детей. — Как далеко он зашел в исследовании наследия наших предков?

— Слишком далеко, Отец, — процедил сквозь зубы его сын. — Позволь мне вмешаться, и он больше никогда нас не побеспокоит…

— Нет, Отец! — сестра перебила брата, к безмерному удивлению их родителя показав некий эмоциональный всплеск. Такого не случалось уже долгое-долгое время. — Человек уже прошел сквозь хроноколодец Звездной сети. Если вмешаемся сейчас, погубим и его, и наш домен мультивселенной.

— Ты беспокоишься о нем?

— Я… мы просто не имеем права менять предначертанное. Таков твой закон.

— Раньше вас с братом это не останавливало, — Отец позволил себе легкую улыбку, но когда дети снова вознамерились спорить, он поднял руку, призывая их к молчанию. — Убедитесь, что течение реки времени не свернет в сторону, когда круг замкнется. Человека не трогать.

— Отец?!

В голосе Сына прозвучал откровенный гнев, когда он вскочил на ноги. Мгновением позже тоже самое сделала Дочь, заслоняя своим телом отцовский трон. Старший в Семье не сдвинулся ни на миллиметр в сторону, продолжая смотреть сквозь них обоих. Он видел много больше, чем дети могли понять и осознать.

— Поглотитель живет за счет других. Вместе с ним всего шестеро. Одна пала, принеся себя в жертву ради выживания остальных. Двое ушли на перерождение. Судьба оставшихся неясна. Начатый процесс несовершенен, но еще не завершен. Поглотитель еще может дать правильный ответ на вопрос, если вернется к истоку.

— И что тогда? — рискнула спросить Дочь и тут же пожалела, что вообще открыла рот. Отец резко распахнул глаза и посмотрел на нее своими пронзающими естество зрачками, отражающими безграничную мощь Единой Силы. Ощущение было не из приятных даже для существ высшего уровня развития.

— Ступай. Убедись, что человек не исказит течение реки времени. С этого момента и до восстановления баланса он — твоя прямая ответственность.

Дочь учтиво поклонилась и под ненавидящим взглядом брата, упирающимся в лопатки, покинула приемный зал. Никто из Семьи так и не увидел, как ее губы тронула торжествующая ухмылка.

План начал претворяться в жизнь. Осталось подождать совсем немного, и Дочь будет свободна. Навсегда, если Разящий Свет сумеет достичь уровня брата. Или ненадолго, если не сможет пережить изменения, внесенные Стирателем. В любом случае, даже краткая передышка в бесконечной борьбе с братом того стоит.

Глава 1. «Неслучайный хроновыверт»

2304 ДБЯ.

Вспышка. Перед глазами промелькнули подсвеченные нити дорог Звездной Сети, а сразу за ней мерцающая рамка портала невиданной ранее треугольной формы.

«Держись, брат!»

Я сцепил зубы и зажмурил глаза, пытаясь хоть как-то подчинить своей воле неконтролируемое падение в никуда. Без толку. Меня будто подхватило незримое лассо и тащило сквозь закручивающееся юлой звездное пространство. К горлу подступил горький комок тошноты, но прежде чем съеденная на «Бегемоте» бурда попросилась наверх, все закончилось.

Ощутив под ногами твердую землю, я пошатнулся и рухнул на задницу, судорожно ощупывая себя с головы до ног. Живой, вроде бы.

— Фрис?

«Я цел».

Брат покинул пояс экзера и принял образ кварда, наклонившись, чтобы подать мне руку.

— Сам как?

— Уже лучше, — я поднялся на ноги и закрутил головой по сторонам. — Где Могру?

Ни его, ни мандалорцев в обозримой близости не наблюдалось. Вокруг простиралась все та же пустынная равнина на месте высохшего соляного озера. Расщелина шахты также имела место быть, но претерпела некоторые изменения, оказавшись огорожена ограничительным силовым барьером с весело подмигивающими световыми стрелками.

Проследив направление, куда они указывали, я с удивлением увидел извилистую гоночною полосу, заканчивающуюся примерно в полукилометре неоновой финишной чертой. Осознание произошедшего начало медленно просачиваться в мозг, одновременно с нарастающим за спиной вибрирующим гулом. За какие-то пару мгновение его частота и громкость резко усилились, заставив меня резко обернуться.

— А-а-а!!!

Заорав, как ненормальный, я рухнул мордой в песок, чудом успев пропустить над собой разогнавшийся пурпурный метеор, оставив за собой след из перегретого рябящего воздуха.

— Это еще что такое было?!

— Свуп, — Фрис отлип от силового барьера, по которому распластался тонкой квардионной пленкой. Приняв нормальный вид, он с таким же ошалелым видом посмотрел в сторону умчавшейся сверхскоростной машины, как раз пересекшей финишную черту трассы. Небольшую паузу спустя звук принес нам отдаленный рев беснующейся толпы восторженных зрителей.

— Чтоб мне провалится, Джове! Какого ситха тут делает свуп?

— Ты меня спрашиваешь? — возмутился я, внезапно осознав, что до рези в ладони сжимаю рукоять светового меча. Короткий взгляд на него энтузиазма не прибавил. Скорее наоборот — испугал еще сильнее.

«Критическая перегрузка… системы. Сбой управляющих связей… преобразователя, — оповестил меня прерывающийся голос кайбера. — Инициирую переход… режим… гибернации».

— Фрис, с мечом что-то не так!

Я не смог сдержать панику в голосе, когда голос в ушах вдруг резко умолк. На мгновение показалось, будто тлеющая искорка жизни в кайбере потухла, но Сила быстро убедила в обратном. А потом Фрис коснулся середины корпуса, где было сокрыто сердце светового меча, и вынес облегчающий, хотя и неутешительный вердикт.

— Мыслительная активность кайбера минимальная. Похоже, ему сильно досталось, он сейчас в неком подобие цифровой комы. С остальным, вроде, все в норме. Энергоядро целое, хотя заметно просело по мощности. Думаю, его придется заново напитывать Силой.

— А малыш? Ты можешь чем-то помочь? Пожалуйста.

Фрис удрученно покачал головой, вгоняя меня в еще бо́льшую тоску.

— Я уже говорил, Джове: у меня не хватает ресурсов для такой тонкой работы. Его придется отнести к Стражу, чтобы узнать больше.

— Значит, так и сделаем. Сразу как разберемся с Могр-у-а-а!…

— Джове!

Я рухнул коленями на песок и схватился за голову, едва не потеряв сознание от дичайшего всплеска головой боли.

«Только не сейчас. Не хочу, нет…»

— Джове!!!

Боль ушла. Также внезапно, как появилась, взамен принеся столько глубокое и сильное облегчение, что я безвольной медузой расплылся прямо на песке. Фрис что-то кричал, и мне потребовалось собрать немало сил, чтобы трансформировать в слова набор несвязных звуков, вливающихся в уши.

— Я… в порядке. Вроде бы.

В ответ брат разразился такой матерной тирадой сразу на трех языках: интере, хаттском и торговом муунлите, что я не сдержал улыбки. Растет малец. А только недавно, казалось, летал беззаботной тарелкой Фрисби, живо познающий такой большой и противоречивый людской мир.

— С этим нужно что-то делать. И срочно, — брат помог мне подняться и подставил плечо, чтобы я мог на него опереться. — Долго ты в таком состоянии не протянешь.

— Знаю. Но Могру…

— У тебя точно с головой не лады, — Фрис закатил глаза и медленно повел меня вдоль барьера в сторону финишной черты трассы. — Оглянись вокруг! Мы уже не на том Ондероне, на котором были десять минут назад.

— Да. Точно.

Встряхнувшись еще раз и прогнав прыгающие звездочки перед глазами, я с куда бо́льшим вниманием осмотрелся. Гоночная трасса, еще недавно пустая и заброшенная, ожила. А вдали от нее виднелось возвышающееся здание с несколькими большими вышками, увенчанными обзорными площадками в форме усеченных куполов. Ангар для пилотов и гоночный терминал со зрительскими площадками соответственно.

Джунгли на фоне трассы тоже претерпели изменения. Помимо того, что растительная кромка располагалась намного дальше от берегов иссушенного озера, чем я помнил, сами деревья выглядели намного мельче. И жизни дикой среди них не ощущалось от слова «совсем». Организаторы гонок на свупов заботились, чтобы здоровью из зрителей ничего не угрожало.

И все же, это был тот же Ондерон. Немного изменившийся внешне, но практически идентичный в Силе. За исключением одной маленькой детали.

— Мир тот же, но время… другое. Я чувствую это в Силе. Мы не должны быть здесь.

— Знаю.

Немного помолчали, переваривая свалившуюся истину. Вот уж точно влипли. И на сей раз по самую маковку. Был бы послабее духом, уже бы начал паниковать, а так только все нутро сковало какой-то вялой обреченностью.

— Как думаешь, насколько далеко нас забросило? И в какую сторону? Прошлое, будущее?

— Сложно сказать, — Фрис тоже звучал отстраненно, погрузившись в свои мысли. — Слишком быстро все произошло. Тахионное излучение рассеялось, и я не успел просканировать образец.

— Как насчет планетарной сети? Мы на открытой местности, сигнал спутника должен прослеживаться.

— Не думаю, что это хорошая идея прямо сейчас. Нас уже засекли.

Уловив боковым зрением движение вдалеке, я прищурился и разглядел спешащий к нам на всех парах глиссер с мигающей габаритными огнями спасательной службы. Совсем как на аренах в профессиональной гоночной лиге. Если не брать во внимание, что в открытой кабине сидели вовсе не спасатели и медики, а вооруженные до зубов наемники.

«Главное, чтобы не начали палить, не разобравшись», — я торопливо вплавил временно недееспособный световой меч в набедренную часть доспеха экзера, стараясь, чтобы весь процесс происходил вне зоны покрытия камер. Пока не выясню, что с ним такое, лучше спрятать его в тишине и покое.

— Стоять! — глиссер резко затормозил в отдалении, и пока нас брали на прицел, командир наемников угрожающе зарычал на ломанном интере. — Кто такой? Как попасть на гоночный трек без разрешений?

Мы с Фрисом переглянулись и… дружно пожали плечами. Ну а что им ответить? И без того спалились по полной, когда появились из ниоткуда под прицелами сотен камер, без перерыва записывающих происходящее на трассе. Вон они повсюду понатыканы. И каждая, кажется, повернута в нашу сторону.

— Не стреляйте. Мы мирные, — начал я налаживать контакт, понемногу перенося вес на ноги. Тело уже достаточно окрепло после приступа, чтобы держаться самостоятельно, и Фрис тут же исчез под громкие возгласы наемников, от неожиданности едва не открывших огонь. Пришлось приложить немало усилий и все свои способности к менталистике, чтобы убедить их не атаковать сходу и дать шанс объяснится.

В итоге меня все же выслушали, и, после недолгого совещания, взяли на борт глиссера. Правда всю дорогу держали под прицелом, не поверив, что я не имею при себе никакого оружия. Замаскированный под надежной оболочкой экзера световой меч они так и не обнаружили, хотя старались на совесть, тщательно ощупав все выпирающие места. На что Фрис не удержался и выдал пару язвительных комментариев, которые, к счастью, кроме меня никто не услышал. Не хватало еще начинать свое путешествие в прошлом со смертоубийства оскорбленных аборигенов. И без того голова кругом.

Как бы не старался крепиться внешне, я все еще находился в неслабом шоке от произошедшего. Признание Могру, бунт преобразователя кайбера и последующий несанкционированный временной скачок через Звездную сеть смешались в громадный спутавшийся клубок событий с невнятными последствиями. Чтобы не двинуться рассудком, я по максимуму очистил разум, стараясь сосредоточиться на настоящем. Время все тщательно обдумать еще не пришло. Пока что надо разобраться с текущими проблемами. Нарастающими, как катящий с горы снежный ком, судя по недобрым выражениям небритых рож конвоиров.

«Не унывай, — прилетело ободряющее сообщение по внутренней связи экзера от брата. — Мы обязательно найдем путь домой».

Вызвав круговым движением зрачков панель нейроинтерфейса, я отбил такой же беззвучный ответ, ощущая на себе подозрительные взгляды наемников поверх оружейных прицелов плазменных винтовок.

«Знаю. Но меня беспокоят пленники Могру. И мандалорцы. Так просто он их не отпустит. Без меча мы ни за что не успеем вернуться до начала ритуала».

«Не путай. Мы переместились во времени, а не в пространстве. Когда найдем способ починить преобразователь, то сможем вернуться в тот же момент в то же место».

«Уверен?»

«Нет».

Язва квардионная. Я поневоле дрогнул уголками губ в легкой полуулыбке. Яблочко от яблони, как говорится… но он прав. Лучше сразу услышать неприглядную правду, чем кормить себя ложными надеждами.

Пока мы с Фрисом общались по внутренней связи экзера, глиссер уже успел подлететь к гоночному терминалу на озерном берегу. Здание походило на наклонную горку, скат которой отражал солнечные лучи матовыми металлическими панелями. В нижней части располагались створки ангаров для свупов.

Еще издали я сумел разглядеть, как в крайний левый заезжает гонщик на свупе кричащей пурпурной расцветки. Тот самый, кто едва не размазал нас с Фрисом тонким слоем воспоминаний по гоночной трассе. А когда пролетали мимо самих ангаров, я ощутил на себе пристальное внимание с явным оттенком неодобрения.

Что ж, вполне понимаю его. Мне бы тоже не понравилось, если бы под крыло моего аппарата полез потерявший всякие рамки камикадзе, не считающейся ни со своей, ни с жизнью пилота. И то, что он по виду самый настоящий джедай, нисколько не оправдывает ситуацию. Элементарные правила безопасности едины для всех.

— Держи руки на виду, — приказал командир наемников — мордастый мужик с уродливым рубцом белесого шрама поперек носа. К тому времени, как глиссер объехал здание гоночного терминала и остановился у черного входа для обслуживающего персонала трассы, меня уже успели повторно обшмонать. И, искренне разочаровавшись в отсутствии ценного имущества, решили отвести прямиком к организатору гонок, чье имя мне категорически отказались называть.

По этой причине или просто из разыгравшейся паранойи, я не ожидал от предстоящей встречи ничего хорошего. Однако покорно подчинился и не стал устраивать беспорядки, проявив образцовое поведение заключенного под стражу. Наемники просто выполняли свою работу, и создавать им проблемы не входило в мои планы. По крайней мере до тех пор, пока не пообщаюсь с их нанимателем и не выясню, чего от меня хотят.

Внутри гоночный терминал оказался гораздо меньше, чем выглядел снаружи. Львиную долю пространства занимали ангары для свупов, а зрительские кантины располагались на вышках в обзорных башнях. Меня провели по полутемным коридорам, позволив краем глаза зацепить сверкающие сваркой мастерские гонщиков, и вывели прямиком к лифту, ведущему на верхний ярус терминала. А там через короткий отрезок коридора от лифта протащили прямиком к просторному кабинету, чья декоративная дверь из резного дерева буквально кричала о богатстве и расточительности своего хозяина.

Внутри нас уже ждали. Тучный потный мужик в закрытых вычурных одеяниях восседал на гравикресле с высокой спинкой, зависшем напротив обзорного окна, выходящего на гоночную трассу. Командир наемников подошел к нему и что-то прошептал на ухо. После чего развернулся и быстрым шагом покинул кабинет начальства, оставляя нас наедине.

Сперва я изрядно насторожился от такого жеста доверия к совершенно незнакомому человеку. А потом увидел пару автоматических турелей под потолком, деликатно прикрытых махровыми гобеленами, и вздохнул чуть свободнее. Есть защита, слава Силе. Я уж было грешным делом подумал, что нарвался на шишку из королевского дома Изиза, которому с рождения море по колено. Но нет, обошлось.

Судя по внешнему виду и не вызывающей опасений картины в ментале: просто местный царек, поднявшийся на любителях больших ставок и высоких скоростей. С таким можно иметь дело без необходимости вляпаться в очередные интриги. Аристократы во всех мирах одинаковы, и я не желал ни коим боком становиться объектом их интересов еще и тут. По крайней мере не сегодня, еще не успев толком проработать хоть какую-то убедительную легенду нашего с Фрисом появления буквально из ниоткуда.

Между тем, организатор гонок также внимательно изучал мою персону. Глазки-кнопки так и бегали по бескаровым частям доспеха экзера, пока розовые пальцы-сосиски хищно шевелились в паучьей манере, заманивая жертву в свои сети.

— Если искал способ привлечь мое внимание, мог бы выбрать не столь экстравагантный способ… джедай, — нарушил тишину хозяин кабинета, внимательно отслеживая реакцию моего лица. Я молчал, решив представить возможность говорить ему. И это сработало. Толстяк кивнул своим мыслям с довольной ухмылкой и повел пухлой дланью в сторону богато накрытого стола в центре помещения, уставленного самой разнообразной снедью.

— Угощайся, если голоден. Потом поговорим о делах.

О, если он думал, что я откажусь, то глубоко заблуждался. От стресса у меня разыгрался дикий аппетит, требующий немедленно удовлетворения громадным куском хорошо прожаренного мяса.

Тем не менее, я не стал изображать из себя дикаря и со всей возможной учтивостью поблагодарил хозяина трассы, прежде чем подойти к столу и приступить к трапезе. Есть пришлось стоя, стульев в обозримой видимости не виднелось. А единственное место, куда можно было приткнуться, было плотно оккупировано необъятным задом хозяина гоночной трассы. Который немного удивленно поглядел на то, с каким аппетитом я уплетаю его снедь, прежде чем спохватиться и вдавить рычажок на подлокотнике.

Гравикресло тут же снялось с места, с мягким шелестом перенеся свою обильно потеющую ношу к столу. И вот уже два рта наперегонки перемалывают горы отличной снеди. Начиная от всевозможных блюд из мяса неведомых ондеронских зверей до приятного овощного рагу с терпким травянистым привкусом. Последнее я так и не решился толком распробовать, а вот пухлый обжора греб под себя все блюда подряд, явно приревновав свои продуктовые запасы к оголодавшему гостю.

Быстро насытившись, я тихонько отошел в сторону, дожидаясь, пока увлекшийся хозяин прикончит остатки некогда богатого пиршества. Еды было много, но что такое пара десятков блюд до двух озверело-голодных мужиков, каждый больше центнера массой? Только что если мой вес был обусловлен мышечной массой, то хозяин довлел исключительно к жировой. Что, в прочем, не мешало ему поглядывать на меня с нотками превосходства, когда последние крошки исчезли в его ненасытном брюхе.

— Хорошо, — звучно рыгнувший мужчина вытащил из кармана на груди кружевной платочек и, манерно промокнув жирные губы, махнул им в мою сторону. — На сытый желудок и думать легче. Итак, что привело многоуважаемого посланника Ордена в нашу дыру на задворках мира?

— Думаю, вам известен ответ на этот вопрос, — аккуратно отозвался я и не прогадал. Толстяк задушевно хохотнул и хлопнул в ладоши.

— Вот за что я ценю вашу братию! Умеете подать теплое пуду под таким соусом, что на вкус оно кажется нежной мраморной выделкой. Полагаю, рекламировать ценность главного приза финального заезда будет излишней тратой времени? Кому, как не джедаю знать, на что способны эти существа.

Дождавшись моего молчаливого кивка, толстяк азартно потер пухлые лапки.

— Прекрасно! Просто превосходно. Я планировал хорошо понять на ставках с участием Азура, но джедай — совсем другой уровень. И совершенно иной накал страстей на трассе. Если устроишь хорошее шоу, к яйцу королевы получишь пять процентов от моих призовых сверху.

Я в душе не разбирал, о чем говорит этот человек, но не стал с ходу отказываться от заманчивого предложения. Участие в гонках на свупах — моя розовая мечта, а приятный бонус в виде главного приза позволял решить сразу две проблемы. Первая: отсутствие денежных средств, так как мой счет остался привязан к банковскому счету в ином времени. И вторая, куда более важная: легализация. Хотя бы видимая, чтобы создать определенную легенду вокруг своей персоны.

Мое появление на гоночной трассе из ниоткуда явно наделало много шума. Толстяк едва сдерживался, чтобы не начать сыпать вопросами, как из рога изобилия, но жадность перевешивала любопытство. Я прямо видел, как в его мозгах бешено вращаются шестеренки, заранее подсчитывая прибыль баснословную прибыль со ставок с участием джедая, чья реакция на порядок превосходит человеческую.

— Двадцать процентов.

— Да ты с ума сошел! — мигом потерял весь свой лоск обильно запотевший и запыхтевший тефтель. Но потом пару раз вздохнул и, хмуро зыркнув на меня из-под бровей, буркнул:

— Семь. И то, лишь из уважения к Ордену! Один из ваших когда-то моего старика спас.

— Семнадцать, — я слегка надавил ментощупами. — И вы получите лучшее шоу из всех возможных.

— Восемь! — голос толстяка сорвался на тонкий фальцет. Он даже из кресла привстал, что при его комплекции было сравнимо с подвигом. Не столько из-за лишнего веса, а по причине какой-то болезни, сделавший ноги мужчины практически бесполезными. А там уже малоподвижный образ жизни довершил начатое ежедневным саможалением в компании хорошо прожаренного мяса свежей дичи.

— Шестнадцать…

— Джедай! — в тоне толстяка прозвучали едва сдерживаемые нотки возмущенного жабьего кваканья. — Ты хоть представляешь, о каких суммах идет речь? Нынешний чемпион — троекратный победитель Кубка арены Изиза. Азур хоть и знаменит, но даже против него дают коэффициент один к десяти. А с «темной лошадкой» вроде тебя он под сотню взлетит к финальным заездам. С таким раскладом тебе и одного лишнего процента призовых жирно будет, а тут целых три!

По тому, как это было сказало, я понял — удавится, но не уступит более ни на грош. И дело даже не столько в жадности. Толстяку очень не понравилось, что на него давят, и мне пришлось выбирать. Стоять на своем, рискуя лишиться уже выбитых преференций, либо смирится и взять что дают. Душевный зверинец на два голоса топил за первый вариант, но голос разума в лице Фриса остудил их пыл.

«Соглашайся, Джове, — сказал он через экзер. — Сейчас не время устраивать торги за каждую копейку. Помни о том, что действительно важно».

— Хорошо, восемь, — скрипя зубами и зажимая мордочку истерически вопящего хомяка, согласился я. — Но при одном условии.

— Вот, это уже деловой разговор! Слушаю.

— Мне нужен корабль. Не обязательно самый лучший. Главное, чтобы смог добраться до центральных миров, не развалившись по дороге.

Я видел, что собеседника так и подмывает спросить, куда делся тот, на котором я прилетел на Ондерон. Но он сумел сдержаться, заработав второй плюсик в моих глазах. Первый заслужил, когда не стал допытываться о моей личности и причинах появления на трассе в разгар гонки. Хотя, судя по задумчивому виду толстячка, к этому вопросу мы в скором времени еще вернемся. Но уже явно после гонки.

— Это можно — решился он после долгой паузы. — У меня есть кое-какие связи при дворе Изиза. Посмотрим, что смогут предложить интенданты торговой палаты. Но оплачивать покупку будешь из своей доли выигрыша!

— Разумеется, — я с благодарность поклонился. — Большое спасибо.

— Что-то еще?

— Только одно: о моей личности никто не должен узнать. Ни до заезда, ни после.

— О, разумеется! Это даже не обсуждается, — толстяк замахал пухлыми ладошками, понемногу возвращая себе потерянное самообладание, вновь скатываясь в елейно-вежливый тон. — Мне не нужны проблемы с Орденом, так что будет лучше, если ваше участие останется нашей маленькой тайной.

«А еще тебе нужны гарантии, что твои ставки сыграют», — усмехнулся я. Хитрый организатор сразу просек свою выгоду от участия настоящего джедая в гонке. Особенно, если о ней будем знать только мы двое.

— Согласен.

— Я позабочусь о гоночной экипировке подходящего размера…

— Не стоит. Для шоу понадобится нечто покруче простой одежды, у меня есть подходящие варианты. Проблема в другом…

— Звучит зловеще.

Я смущенно шаркнул ножкой.

— Пилот не может летать без свупа. Надеюсь, в ваших ангарах найдется свободный?

— И даже не один! — пухляш азартно потер потные ладошки, оценивающе пробежавшись взглядом по бескаровому образу экзера. — В моей коллекции самые разные модели, от последних новинок до проверенных сотнями гонок «старичков». Но для джедая хотелось бы подобрать что-то особое… О! Точно. Есть у меня один любопытный винтажный образец, вам подойдет идеально. Выиграл на ставках у Кривого Джо, когда тот поставил против Азура. Идиот! Уже тогда всегда знали, что этот парень — будущая звезда профессиональной лиги.

«Азур. Надо запомнить», — хмыкнул я, невольно заинтересовавшись неизвестной личностью столь восхваляемого пухляшом гонщика. Будет любопытно встретится с ним на трассе. Но вот что касается свупа, меня изрядно насторожило.

— Винтажный, говорите? — я изобразил глубокое сомнение, показательно наморщив лоб. — А он вообще в воздух поднимется?

— Обижаете! Машинке чуть больше пары веков, а парит, как будто только с конвейера сошла. Еще и фору даст всем новомодным поделкам. До того, как ввели ограничения на максимальную скорость, «Моторс Синтетикс» настоящих монстров выпускала.

— Все равно: я желаю проверить свуп перед началом заезда. Лично. Если подсунете рухлядь — сделка отменяется. Мне своя жизнь дороже.

— Дерьма не держим, — организатор гонок вдруг стал заметно серьезнее. Ментощупы уловили затаенную грусть, связанную с какой-то личной трагедией, произошедшей еще в молодости, когда толстяк мог ходить на своих двоих. В этот момент я даже проникся к нему некой долей симпатии.

Точно также Зов Силы заставлял чувствовать себя ущербным. Неспособность контролировать свой дар дорого обошлась мне в свое время, и обещала еще не единожды аукнуться в будущем. Особенно в связи с тем, что удалось узнать от Могру…

«Нет, — я слегка встряхнул головой, прогоняя дурные мысли. — Нельзя сейчас думать о нем. Сначала дело».

— Тогда мы договорились.

Пожав мне руку, широко улыбающийся хозяин гонки, лучащийся внеземным теплом безграничного довольства, указал пальцем в потолок.

— Перед началом заезда поднимитесь на северную вышку. Рядом с баром найдете стойки регистраторов участников гонки. Потом Ленкс — наемник, который вас привел — покажет дорогу к ангарам свупов. Да пребудет с вами Сила, джедай.

Уже дернувшись было в сторону выхода, я вновь обернулся через плечо к мирно улыбающемуся толстячку, простому внешне и гораздо более многогранному внутри. Хотелось бы понять, что творится в его голове на самом деле. Быть может шанс еще выдастся, когда вернусь за своей наградой после победы на гоночной арене.

«Совместить приятное с полезным, — хихикнул Фрис по внутренней связи, отреагировав на мою мечтательную улыбку. — Как раз в нашем стиле».

«Точно, братишка. Только я и представить не мог, что ради исполнения мечты придется переместиться во времени».

«Угу. Надеюсь, твоя следующая не запихнет нас в корону сверхновой…»

Глава 2. «Оборотная сторона»

На выходе из кабинета я нос к носу столкнулся с командиром наемников. Судя по насупленной роже, тому сильно не понравилась прихоть хозяина, пожелавшего остаться наедине с джедаем. Но пухляш платил за исполнение приказов, а не за их обсуждение, так что меня без лишних церемоний провели обратно к лифтам и оттуда «за ручку» доставили в зрительскую вышку с вип-залом для отдыхающих пилотов.

Пока ехали, я сумел слегка разговорить Ленкса, разузнав его мнение насчет моих будущих соперников. Мужик оказался фанатом высоких скоростей, и мог часами болтать про преимущества и недостатки свупов разных моделей, а также обсуждать навыки пилотов. Найдя в моем лице молчаливого и благодарного слушателя, за какие-то пару минут пути успел обрисовать краткий коленкор гоночной братии на Ондероне.

Для начала, я узнал полное имя того пилота, о котором упоминал пухляш. Некто Азур Хол, родом с Зелтрона, возраст двадцать один год. Официально в гонках учувствует уже более двух лет, по факту — с подросткового возраста, как только рост позволил дотягиваться до рычагов управления свупом. Восходящая молодая звезда с достойным заделом на профессиональную лигу, где уже совсем иные гонорары и уровень известности.

Азур пилотировал как раз тот пурпурный свуп, которой чуть было не сбил нас с Фрисом на трассе. Ключевое слово «чуть». Чтобы увести машину на такой скорости в сторону, надо владеть особым талантом и попросту феноменальной реакцией. Практически джедайской. Нам с Фрисом удалось спастись только потому, что парень заметил возникшее препятствие и смог принять верное решение за какие-то доли секунды. Прекрасное качество для пилота и еще более ценное для гонщика.

«Надо будет найти его и извинится перед заездом, — кивнул я своим мыслям. — Заодно познакомимся, и выясню, что ему известно об остальных соперниках».

Помимо Азура колоритных личностей в турнирной таблице хватало. Причем на их фоне молодой пилот выглядел довольно-таки обычным разумным.

Взять хотя бы того же Чемпиона. Ленкс, как и любой другой в гоночном терминале, не знал ни его расы, ни пола, ни возраста. Все, что о нем было известно: Чемпион появился на Ондероне около полугода назад, и с тех пор практически прописался на трассе свупов, трижды взяв главную награду. При этом в проходных заездах, составляющих основной хлеб гонщиков, участвовал крайне редко, но если выходил на трассу, то равных ему практически не было. Один Азур мог с ним посоперничать, хотя победил всего дважды по чистой случайности, из-за отказа движков у свупа Чемпиона.

С техникой у лидера гонок сложились напряженные отношения: он ломал буквально все, чего коснется. Еще не было ни раза, чтобы после заезда у его свупа не выходила из строя какая-то из деталей. Но каким-то образом Чемпион умудрялся побеждать из раза в раз, что не могло не «огорчать» остальных пилотов.

Особенно в своей нелюбви к Чемпиону усердствовали двое. Некий Ун Саргон, занимающий третье место в турнирном рейтинге после Азура Хола и, как шепотом предупредил Ленкс, работающий на королевскую семью. От их имени Ун осуществлял негласный контроль за деятельностью организатора гонок, смотря, чтобы тот не зарывался и не забывал отстегивать положенный процент в казну Изиза. Ну и попутно развлекался на трассе, чередуя гонки с посещением питейных заведений и дам легкого поведения. И то, и другое можно было без труда найти в любой из зрительских вышек, где, порой, за одну ночь семьями аристократов прожигались целые состояния.

Но какие бы усилия не прикладывал, Ун так и не смог разгадать тайну личности Чемпиона. И это выводило его из себя, заставляя идти на немыслимые меры, чтобы выяснить, что это за чужак, и как ему удается каждый раз побеждать в совершенно немыслимых заездах за штурвалом дышащей на ладан техники.

С этой стороны Уна поддерживал второй пилот: экзот-иторианец Чонко, специализирующийся на сборке высокотехнологичных свупов собственного изобретения. Пилот из Чонко вышел так себе, зато его самопальные ласточки можно было без преувеличений назвать лучшими в секторе. Талантливый иторианец творил настоящие чудеса в своей мастерской, и то, как Чемпион поступал со своими вышедшими из строя свупами, буквально выводило Чонко из себя.

Скрывающий усмешку Ленкс рассказал, как пару месяцев назад экзот наконец-то не выдержал и пошел чинить разборки с «осквернителем свупов». Вот только вернулся буквально через пару минут, вылетев из бокса Чемпиона, будто ошпаренный кипятком. Что там произошло, не знал никто, но после того случая Чонко стал обходить территорию чужака стороной, затаив злобу и полируя до металлического блеска разводные ключи.

Иторианец занимал четвертое место в турнирной таблице. Следом за ним шел последний участник знаменитой пятерки лидеров, входящий, как ни странно, в подразделение наемников Ленкса. Зрители знали этого пилота знали под кличкой Крушитель, и на трассе он до сих пор вел себя, подобно выпущенному на арену разъяренному быку, круша все препятствия на своем пути. О победе в общем зачете тут и речи не шло. Крушиле было плевать на свой результат. Воплощая собой живую тягу к разрушению, он просто наслаждался возможностью что-нибудь легально разломать, для чего превратил свой свуп в бронированную машину смерти.

Правилами такое не поощрялось, да и смысл в борьбе за первенство терялся, ибо с таким стилем пилотирования Крушила даже в теории не мог угнаться за четверкой лидеров. Зато он со всей тщательностью пытался погнуть, покорежить и сломать как можно больше подвижных препятствий на трассе.

При виде неудержимо несущейся шипастой махины те спешили зарыться в песок, что привело к множеству шуток со стороны зрителей и особому виду тотализатора: сколько урона нанесет Крушила, пока долетит до финиша. Само собой, они же и оплачивали такое красочное шоу организатору гонки, искренне заботящемуся, чтобы его золотой бычок продолжал таскать блестящие яйца и не зашиб ими ненароком какие-то особо важные узлы трассы.

Об устранении остальных повреждений заботились техники под руководством Чонко, приходящего в восторг после каждого заезда Крушилы. Используемый здоровяком свуп вышел из-под его крыла и лишний раз доказывал гениальность иторианца, чьи творения плотно удерживали верх турнирной таблицы уже который год подряд. Лишь появление Чемпиона внесло коррективы в победную серию машин Чонко, но даже такая неприятность не могла его остановить, побуждая создавать новые и более совершенные творения инженерной мысли.

Итого всего пять лидеров гонок на свупах Изиза. Таинственный безымянный Чемпион, дышащий ему в затылок зелтрон Азур Хол, королевский пес Ун Саргон, талантливый иторианский изобретатель Чонко и всеми любимый талисман трассы — неудержимый наемник Крушила. На остальных гонщиках Ленкс внимания не акцентировал, вскользь упомянув около десятка имен постоянно меняющихся новичков в самом низу турнирной таблицы. Простая массовка, не более того. Среди которой скоро предстоит вспыхнуть новой звезде, способной сломитьустоявшийся порядок вещей.

— Ты. Идти до конца зала. Регистратор гонка там, — напутствовал меня заметно приободрившийся Ленкс, благодаря незримому поощрению ментощупов выговорившему месячную норму слов за короткий путь до зрительской вышки. Махнув рукой в дальний угол полутемного помещения, битком забитого весело галдящими завсегдатаями гонок, он уже собирался уходить, когда вспомнил о чем-то важном и развернулся обратно. Пересекающий нос мужчины шрам побледнел, а губы сжались в узкую угрожающую полоску.

— Не использовать здесь свой сила джедай! Иначе смерть. Мы смотреть.

Я состроил самый невинный вид, на какой только был способен, и Ленкс, недоверчиво хмыкнув, ушел, оставив меня одного посреди бурлящего моря аурных красок. В самый разгар дня зрительскую вышку битком переполнили гости со всего столичного сектора, готовясь занять лучшие места перед началом заездов кубка арены Изиза. Звуки трансляций заездов с больших экранов на стенах, ликующие крики победителей ставок и забористый смех гуляющей молодежи перемешались под сводом зала в громкий фоновый шум, создавая свою особую атмосферу общего единения.

В местах, подобных этому, люди всегда более открыты. Алкоголь и приглушенное освещение зала подтачивают крепкие стены отчуждения, которыми мы ежедневно отгораживаемся друг от друга. Зачастую неосознанно, просто в угоду воспитанию и нежеланию смотреть глубже внешней обертки. Зато, когда барьеры спадают… Жизнь начинает ощущаться совершенно по-иному. Глубже. Светлее. Интенсивнее.

Глядя на искренне веселящихся людей, я сам поневоле начал расслабляться, и когда подошел к регистраторской стойке, уже почти пришел в гармонию с внутренним миром. Проблемы были и будут всегда. Но какие бы трудности не возникли на пути, нам с Фрисом под силу справиться с ними. Тем более, если ради этого придется порезвиться в гонках на свупах.

Пара подвыпивших бугаев на пути к регистраторным стойкам неверно истолковала мою улыбку и, загородила дорогу, угрожающе дыхнув в лицо свежим перегаром. И также быстро увяла, ощутив ненавязчивые уколы ментощупов, пославшие тревожные импульсы в нервные центры. Минимум Силы и максимум импровизации. Мне не хотелось устраивать безобразную свару на пустом месте, не для того я сюда пришел.

Устранив буквально испарившееся препятствие, на два голоса замычавшее что-то невнятно-испуганное, я обратился к скрипучему дроиду на стационарной платформе с шарнирной подставкой. Выглядел этот раритет грудой хлама, непонятно как не рассыпающейся на отдельные части, но дело свое исполнял исправно.

— Хозяин предупредил о вас, — учтиво поприветствовал меня дроид. — Пожалуйста, ознакомьтесь со стандартным договором участия в кубке арены Изиза.

Благодаря пухляшу мне удалось проскочить начальные этапы регистрации в гонке, включавшие привязку личной карты к профилю гонщика. Не то что бы это могло стать проблемой: Фрис без труда взломал жестянку в первую же минуту и теперь лениво копался в его электронных мозгах, пока я просматривал стандартное соглашение на участие в гонках. Скучное чтиво, но продвинуться дальше без него никак.

Пробежавшись глазами по основным пунктам договора, включающие обязанности сторон, призовые за участие и отказ от претензий к организатору гонки в случае аварии на трассе, я с грустью убедился, что не понимаю, к чему привязать дату на титульном листе. На Изизе использовалась своя система времяисчисления, не имеющая прямой связи с общегалактической. А жаль. Хотелось бы поскорее выяснить, какой год на дворе. Неопределенность мало способствует душевному равновесию.

Подмахнув разовый договор на участие, я направился в сторону пилотской ложи. Регистрация в гонке открыла доступ к базовым апартаментам, где отдыхали пилоты-новички, желающие впервые попробовать себя в заездах. Таковых помимо меня насчитывалось еще около десятка. Судя по общедоступному списку: в основном всякий не слишком трезвый сброд, поддавшийся алкогольным парам и решивший потрепать нервишки на арендованных свупах с почасовой оплатой. Куда не включалась страховка организатору гонок в случае, если машина будет повреждена в ходе заезда.

Это и много другое я подчерпнул из контракта, порадовавшись, что потратил время на его изучение перед тем, как ступить на огороженную ширмами часть зала для участников гонки на свупах. Здесь было куда светлее и просторнее, чем в основой части зрительской вышки. Пилоты занимали места у бара и на удобных диванах, лениво переговаривались и потягивая легкие алкогольные тоники.

Мое появление в бескаровых доспехах особого фурора не произвело. В зрительской вышке сновало немало чудиков, на чьем фоне мой воинственный образ экзера выглядел вполне себе пристойным. Лишь пара пилотов скользнули по мне заинтересованными взглядами, отмечая высокий рост и могучее телосложение. Но их отношение резко изменилось, когда я прошел мимо к дальнему углу у вип-ложи лидеров гонок, не пытаясь ни с кем завязать разговор. Небольшой экскурс в местные реалии от Ленкса не прошел даром: меня приняли за еще одного богатого выскочку из столицы, решившего засветиться перед камерами ради утоления своего эго.

Ха. Знали бы они, на кого на самом деле взирают с таким презрением. Скоро их и многих других скоро ждет большой сюрприз. А также изрядные проигрыши на не сыгравших ставках.

— Эй, ты!

Довольно грубый окрик заставил меня поднять голову и обратить внимание на приоткрывшуюся щелку в портьере пилоткой ложи. Лица говорящего я не увидел: он стоял в тени. Но зато ощутил его через край плещущее раздражение, а когда он заговорил снова, уловил знакомые эмоциональные нотки.

— Да, ты! В бескаре! Подойди.

«На ловца и зверь бежит», — хмыкнул я, неспешно направляясь к зелтрону. Которой, стоило мне приблизиться на расстояние вытянутой руки, внезапно дернулся вперед и змеиным движением втянул меня за портьеру под возмущенные возгласы новичков. Но я их уже не слышал, когда оказался по ту сторону и недоуменно замер, услышав следующие слова Азура Хола.

— У тебя совсем беда с башкой, джедай? Выруби свой кейю, немедленно! Здесь же куча девок повсюду, хочешь, чтобы тебя прям у всех на виду разложили? В конце концов, это просто отвратительно так с ними поступать. Ты что, животное?

— Не понял? — я слегка растерялся от такого прямого наезда в лоб.

— Сейчас по морде отхватишь, — в голосе Азура лязгнули металлические нотки. Он подался чуть вперед, являя свету сурово нахмуренное лицо молодого парня с коротким чижиком темно-красных волос на затылке. Чистый с иголочки гоночным костюм-комбез сидел на нем, как влитой, подчеркивая широкий размах плеч и крепкую мужскую фигуру, не понаслышке знавшую усердный труд в тренажерном зале.

— Не зли меня, джедай! Я еще могу понять, почему ты запел тогда на трассе. Если бы не кейю, мне бы не удалось вовремя свернуть. От возмущения рука сама штурвал дернула, так что так и быть — спущу тебе это оскорбление. Но сейчас какого харша ты продолжаешь? Еще и вопишь о себе во всю глотку, аж уши режет. Прекращай!

— Я не…

Бах. Кулак не рознящего слова с делами зелтрона прилетел мне в скулу, заставив пошатнуться и врубить Парение для удержания равновесия. Я был настолько удивлен, что даже предвидя направление удара, не успел вовремя увернуться. Да и не хотел. Железная уверенность Азура в своей правоте сбивала с толку, не позволяя найти адекватный ответ.

Разговоры пилотов стихи в один миг, все внимание сосредоточилось на нас с Азуром. К счастью, он не стал продолжать драку, сделав шаг назад и недоуменно прошептав: «Не остановилось… Почему? Быть не может».

Мы с Азуром уставились друг на друга, не зная, что делать и говорить. Я пару раз пытался открыть рот, но снова затыкался, ощущая его эмоциональные всплески. Яркие, контрастные, притягивающие аурный взгляд. Никогда прежде я не встречал разумного с настолько развитой эмпатией. Духовный мир буквально захлестывало буйство красок, мешая сосредоточиться на реальности.

Наконец, я кое-как совладал с собой, закрывшись всеми возможными барьерами, чем вызвал у Азура зубной скрип.

— Это не помогло, джедай. Я все еще слышу твой кейю. Чуть тише стал, но не сильно. Жеваный харш! Ты явно не осознаешь, что сейчас происходит.

Зелтрон не спрашивал — утверждал. Мне оставалось только кивнуть и подчиниться, когда он смерил меня сердитым взглядом и махнул рукой, призывая следовать за собой.

— Угораздило же на извращенца нарваться. Иди за мной, — зло буркнул парень себе под нос, отодвинув полу портьеры и впустив меня внутрь вип-ложи. Чтобы затем дернуть меня за плечо, утягивая за собой напрямик через весь зал, как теленка на веревочке.

Лидеры турнирной таблицы молча проводили нас взглядами до самого выхода. Любопытная моська Чонко выглянула из-за распотрошенного месива разноцветных проводов, в которых иторианец закопался на широком столе близ барной стойки с богатым ассортиментом прохладительных напитков. Не углядев на поясе экзера никаких технологических примочек, он быстро потерял ко мне интерес. А вот королевский шпик Ун Саргон буквально «сожрал» меня взглядом, пока мы с Азуром не покинули зрительскую и не вышли на лестничную клетку для технического персонала. Чем привлек его внимание я так и не успел понять. Крайний угол поля зрения зацепился за невысокую худощавую фигурку Чемпиона, уютно расположившегося в одном из кресел рядом с раскатисто храпящим здоровяком Крушилой, оккупировавшим длинный диван дизайнерской работы.

Лидер турнирной таблицы был одет в простую мешковатую одежду и носил маску, закрывающую все лицо целиком и оставляющую лишь узкие прорези для глаз. Мне он показался каким-то щуплым и забитым жизнью существом, совершенно не вяжущимся со слухами, ходящими вокруг него. А потом я коснулся Чемпиона в Силе и, прежде чем успел издать удивленный возглас, оказался на лестничной клетке за пределами пилотской вип-ложи.

— … вниз.

— А? — я тряхнул головой, все еще под впечатлением от ослепительной звезды источника Чемпиона. Аж солнечные зайки перед глазами бегают — настолько яркая. Неудивительно, что за столько времени никто не смог узнать о его настоящей личности. Джедаи на задании стараются не афишировать свою принадлежность к Ордену… Но он расслабился, привыкнув к отсутствию Одаренных в своем окружении. А мое ментальное Роение не позволило Чемпиону понять, что рядом оказался его собрат по цеху.

Теперь вопрос: что мне со всем этим делать? Сделка с организатором гонок под угрозой, раз мне придется сражаться за титул победителя с джедаем. Стоит ли оповестить его и попытаться воспользоваться преимуществом?

«Или, — по внутренней связи экзера добавил Фрис, с которым я в авральном темпе поделился своими мыслями. — Можно попридержать коней и устроить ему шоу, о котором ты говорил. Разве не об этом ты мечтал, Джове? Достойная схватка на трассе с соперником, ничуть не уступающем тебе».

— Еще и глухой, — с немалой долей насмешки фыркнул Азур, по-своему истолковав ожесточенное мимическое сражение на моем лице. — Пошли, говорю! Нам надо серьезно поговорить.

Азур еще что-то сказал, но тут снова подал голос Фрис, заставив меня отвлечься.

«Джове, я закончил взлом системы. Нашел текущую звездную дату».

«А, гулять так гулять. Добивай, брат», — обреченно закатив глаза, я начал спускаться вместе с Азуром вниз по лестнице, понуро повесив плечи и пытаясь уложить спутанный комок новых впечатлений в голове.

«Мы в прошлом…».

По спине проскользнула колючая змейка радостного предчувствия.

«Когда?»

«За триста лет от нашего времени».

— Зашибись!

Азур быстро обернулся, не сбавляя шага, и удивленно вскинул левую бровь. Прозвучавшее слово на незнакомом языке было ему незнакомо, но яркий эмоциональный посыл говорил сам за себя.

— Успокой свой разум, джедай. Не нервируй меня.

Я поступил как он просил, хотя улыбка так и норовила растянуть губы до мочек ушей. Три века. Не самые хорошие новости, но могло быть куда хуже, попади я в будущее. Не думаю, что смог бы в таком случае удержаться от соблазна покопаться в истории и выяснить, на что повлияло мое несвоевременное исчезновение. Такие знания даром для психики не пройдут. Особенно, если выяснится, что из-за меня Могру добился успеха, и к каким жертвам это привело.

Зато передышка в прошлом даст нам с Фрисом возможность хорошенько все обдумать и вернуться в свое время подготовленными и во всеоружии. Одно плохо: перемещаться назад придется тем же путем, что и оказались здесь. Банально подождать три столетия никакой жизни не хватит, каким бы джедайским потенциалом я не владел. Люди так долго не живут. А более радикальные способы наподобие заморозки в карбоните, могут оказать фатальное влияние на организм. И тем сильнее последствия, чем дольше период заморозки.

«Бр-р. Даже думать некомфортно, какой хрупкой станет моя бренная тушка после трех столетий в виде замороженной статуи», — передернулся я. И это в лучшем случае, если осложнения коснуться только физической составляющей. Что случится при повреждении заморозкой когнитивных процессов в мозгу представлять не хотелось. И без того с головой не лады в последнее время, а двух свихнувшихся менталистов-джедаев галактика не выдержит. Уж точно не в одном временном отрезке.

— Сюда, джедай.

Направляясь к ангарам, Азур с внушающим уважение чутьем избегал караулящих его фанатов, чьи ментальные засветки виднелись то тут, то там по ходу нашего движения. Хотя на самом деле такая предусмотрительность объяснялась очень просто. Я заподозрил это еще в первый раз, когда ощутил его на трассе, а при личной встрече получил окончательное подтверждение.

Азур — природный эмпат. Такой же, как я, только без Силы, но с ничуть не меньшим потенциалом. Ментощупы вхолостую скользили по ауре молодого зелтрона, представляющей собой туманную дымку с неясным содержимым внутри. Впервые вижу такой интересный механизм защиты, будет крайне любопытно узнать о нем побольше. И, судя по встречному интересу Азура, ответно прощупывающего мое Роение, разговор намечается интересный.

Ангары свупов представляли собой просторные помещения с высокими потолками и обширным пространством, занятым ремонтными мастерскими и гаражными боксами для хранения машин. Азур занимал почетный ангар прямо под головным офисом организатора гонок, тогда как мне достался самый маленький в дальнем углу терминала, близ таких же клетушек остальных новичков.

— Твой там?

Получив подтверждение, зелтрон все с той же сосредоточенной миной кивнул и поспешил в указанную сторону, не сбавляя темпа. Проходящие мимо техники и дроиды косились в его сторону, явно недоумевая, что потенциальный претендент на чемпионский титул забыл в этой части гоночного терминала. Тут везде царили беспорядок и производственный хаос, перемежаясь с редкими искрами сварки, вылетавшими из приоткрытых дверей ремонтных мастерских свупов. Азур в своем пилотском костюме с иголочки и я в блестящих бескаровых доспехах на фоне грязных рож и изгвазданных грязью комбезов смотрелись двумя небожителями, спустившимися с небес на бренную землю.

Кто-то было дернулся попросить автограф, но получив мощный ментальный откат от Азура, внезапно предпочел пересчитать пылинки у себя под ногами. Возмутиться столь грубому поведению парня я не успел. Дойдя до дверей ангара, Азур воспользовался своим пропуском, к моему удивлению без проблем открывшим ему доступ на чужую территорию, и буквально пропихнул меня внутрь.

— Свет, — скомандовал Азур, запирая дверь, пока ангар арендованного мной свупа пробуждался ото сна, вспыхивая неравномерно горящими лампами под потолком. Я с интересом огляделся, разглядывая закуток ремонтной мастерской с выпирающим цилиндрическим боком гидравлического пресса и дальше от нее стойку для хранения свупа.

Машина была накрыта брезентовым чехлом, скопившим на себе не один слой многолетней пыли, что ничуть не умаляло ее размеров и грозного вила. Сердце затрепетало в радостном предвкушении, а руки сами потянулись в сторону длиннокрылой мечты с массивными ракетными двигателями по бокам сферической кабины пилота. Очертания гоночного свупа угадывались безошибочно, и теперь я точно понимал, почему пухляш назвал его винтажным.

Модель называлась Кинжальная звезда, и лицензия на ее производство была выкуплена стремительно растущей компанией «Моторс Синтетикс» у своего увядающего конкурента «Лосан Индастриз». Последний вскоре после этой сделки обанкротился, а его специалисты перешли в Моторс, сумев дать вторую жизнь своему детищу. Как фанат гонок на свупах, в редкое свободное время на Дорине я плотно изучал этот вопрос, желая однажды подобрать себе самую лучшую машину. И Кинжальная звезда, хоть и не могла похвастаться особой скороходностью, всегда находила отклик в моем сердце. Классика, как ни крути. Такой же символ для гонок на свупах, как световой меч для джедая.

«Легенды не умирают, — согласился с моими измышлениями Фрис. — Они исчезают и возвращаются, когда в них снова возникает нужда».

«Когда это ты философом успел заделаться?»

«Пока ты рыл носом песок на трассе».

«Ага. А ты изображал лужицу слизи на щитовом барьере».

«Туше́».

— Все, — закончив с дверями, Азур прервал нашу переписку-пикировку и встал напротив меня, плотно скрестив руки на груди. — Теперь можем говорить без прослушки, я отключил жучки Уна. Итак, джедай. Твой кейю сильный, но ты совершенно не умеешь им управлять. Как так вышло? Какой вообще у тебя ранг по шкале духа? О-о, мне не нравится этот взгляд. Только не говори что… Харш!

Осознав все по моему недоумевающему лицу, Азур крепко выругался и закатил очи-горе к потолку ангара.

— Святой Прародитель, за что?! Почему я?

Крик души ожидаемо остался без ответа. Я с интересом разглядывал беззвучно шевелящего губами зелтрона, ожидая, что он еще скажет. Долго. По меньше мере с десять минут он боролся с собой, пока, наконец, не издал громкий обреченный вздох, приняв какое-то решение.

— Говорила мне мастер про карму. А я, дурак, не верил…, — услышал я сдавленно бормотание, прежде чем Азур соизволил обратить на меня внимание и вдруг резко спросил. — Когда это началось?

— Что началось?

— Твой кейю.

Видя непонимание в моих эмоциях, Азур выругался и перефразировал:

— Женщины к тебе тянутся, часто против своей воли.

— Ну…

— Когда это началось?

— Не знаю, — сдался я, не совсем понимая, почему чувствую себя нашкодившим школьником перед этим гневно сопящим зелтроном. — Может, месяц…

— Месяц?!

— Или год… Что-то около того, — убито признал я, вздрогнув под его узконаправленной ментальной волной кипящего возмущения. — Сложно сказать. Но хуже стало только в последние дни, когда в Храме побывал.

— Святой Прародитель!

Азур утер выступившую на лбу испарину и вытаращился на меня, как на ходячее бедствие мирового масштаба.

— Как тебя еще не прибили, не понимаю. Год петь кейю без перерыва… у тебя точно с головой не в порядке.

— Знаю, — я сделал шаг навстречу Азуру, отшатнувшемуся от меня, как от прокаженного. — Если можешь, помоги, прошу тебя! Я не понимаю, что со мной происходит.

— Кейю, вот что, — хмыкнул зелтрон, все еще сохраняя дистанцию между нами. — Так мой народ называет особое состояние основы, когда мужчина или женщина дают знать, что готовы продолжить род. Это очень интимный и личный процесс. Ни один зелтрон никогда не станет петь кейю кому-то кроме своей половинки. Только незнание оправдывает тебя, джедай! И то, слабо. Целый год петь кейю без перерыва… С ума сойти.

Азур глубоко вздохнул и, пригладив торчащий чижик на затылке, пытаясь совладать со своими эмоциями. Только это ему не сильно помогло, когда я глухо спросил, все еще переваривая услышанное:

— А что такое основа?

Я уже слышал это определение, и не единожды. От грандмастера Кирона и Могру, но они не больно-то распространялись о его подоплеке. Но оба сходились во мнении, что их — основ — у меня как минимум три, что бы это ни значило.

— Что такое…, — Азур вытаращил глаза и даже, кажется, перестал дышать. — Джедай, ты издеваешься? Скажи честно!

— Нет.

— Харшов огрызок!

Азур схватился за голову и начал покачиваться из стороны в сторону, чуть ли не срываясь на отчаянный вой. Мне поневоле стало жаль его и стыдно за себя.

— Слушай, парень…

— Не надо, — Азур сделал резкий жест, прерывая меня. Эмоции его понемногу успокаивались, прекращая взрывать ментал бурлящей магмой негодования. — Лучше не говори ничего. У неопытных эмпатов без контроля всегда барьеры сносит, но ты джедай, и это все осложняет. Твой кейю… а, харш! Короче. Ты не можешь и дальше ходить в таком состоянии. Когда Торкус поставил тебе на заезд? Организатор гонок, — добавил Азур, видя, что я не понял, о ком идет речь.

— А, ясно, — отметив про себя, что Азуру откуда-то известно тщательно охраняемое наемниками имя пухляша, я сверился с Фрисом. — Через полтора часа. Последний на очереди среди новичков.

— Хорошо, успеем. Давай найдем, где присесть.

Устроившись в мастерской у стола, заваленного кучей токарных инструментов и разборных деталей двигателей свупа, Азур начал свой импровизационный урок для новичков.

— Не перебивай и отвечай только на мои вопросы. Как тебя зовут?

— Джо…, — я запнулся, ощутив предостерегающий импульс от пояса экзера, и несколько более скомканной закончил, — …й.

Фрис прав: не стоит светить своим реальным именем где попало. Не в том мы времени, чтобы так бездумно рисковать. Хватит того, что мы уже достаточно шума наделали своим появлением на трассе из ниоткуда.

— Джой? Хорошо. Сколько тебе лет, и как часто у тебя случаются приступы головной боли?

— Шестнадцать. Последний был на трассе, еще несколько, пока был в Храме. Пара дней назад.

— Ясно, — Азур нахмурился, но воздержался от лишних комментариев. — То, что с тобой происходит — результат активности твоего кейю. Я не слишком силен в неронике разума, чтобы понять, как ты умудряешься петь и делать что-то еще… стой. Неужели?

Азур вперил в меня напряженный взгляд.

— Сложно разглядеть. Не закрывайся, чтоб тебя! А, харш. Вот оно что. Несколько основ, невероятно! Один случай на миллион. Но как, харш тебя задери, ведомая основа перетянула на себя кейю? Там же нужно напрямую связующими нитями управлять, ничего не понимаю…

Я тоже ничего не понимал, о чем было хотел уведомить Азура, но тот снова поднял руку, призывая меня к тишине.

— Углубляться в подробности не будем, иначе и за неделю до сути не дойдем. Главное, что тебе нужно знать: основа и кейю. Основа есть то, что делает тебя тобой. Ключевой элемент души, определяющий то, как она взаимодействует с окружающим миром. У большинства разумных существ только одна основа. Гораздо реже встречаются те, у кого их две, как у тебя.

«Три, на самом деле», — с усмешкой поправил я про себя, но не стал перебивать, сдерживая данное слово. Хотя вопросов было много, и их количество только росло по мере объяснений Азура Хола.

— Как правило, владение двумя основами говорит о серьезных психосоматических отклонениях, либо о наличии в крови генома двух рас. То, что ты способен петь кейю, как раз говорит о том, что в тебе живет активная частица чистокровного зелтрона. Не стану спрашивать, кто из твоих предков согрешил с представителем моей расы, — губы Азура тронула легкая усмешка, — но этот некто заложил хорошую ведомую основу в тебе, Джой. Твой эмпатический дар и кейю — его или ее заслуга.

Я наморщил лоб, силясь припомнить генеалогическое древо Дома Ульго. Сильно сомневаюсь, что среди тогдашних чистоплюйских аристократов затесались зелтроны, так что кто-то из неблаговерных супругов явно «левачил» на стороне. И вполне успешно, так как смог скрыть это от остальных Великих Домов, ратующих за чистоту альдераанской крови. Вот только что это значит для меня? Две основы — редчайшее отклонение. Тогда что говорить о трех? Пуду. Ладно, послушаю шепоток Фриса в ухе и подожду с поспешными выводами. У нас еще объяснение Зова на очереди. И что-то подсказывает мне, что тут меня тоже не ждет ничего хорошего.

— С другой стороны кейю. В переводе: песнь основы. Мой вид известен в галактике, как довольно неразборчивый до случайных связей. Зелтроны не чураются спариваться с представителями других рас, таков наш менталитет и особенности физиологии. При желании мы можем выделять особые феромоны, которые буквально сносят голову противоположному полу, — Азур самодовольно прищурился, на миг углубившись в воспоминания своих бурных юношеских похождений. — А еще все мы эмпаты в той или иной степени. В основном пятого низшего ранга духа, но этого достаточно, чтобы вводить свою основу в резонанс с другой. Именно этот процесс и называется «кейю». Найдя подходящую пару, зелтроны начинают петь им. Так мы выражаем глубокую привязанность и подготавливаем свои тела к продолжению рода. Ни один зелтрон никогда не будет петь кейю, если не уверен в своих чувствах. Мы можем заниматься сексом ради удовольствия сколько угодно, но свою душу открываем только тем, кого действительно любим.

Ты же, Джой, вопишь о себе на всех частотах. Любая женщина, чья основа резонирует с твоей, ощутит к тебе определенное влечение, со временем способное перерасти в нечто бо́льшее. Теперь понимаешь, почему я был так зол? Петь кейю всем подряд — значит быть полным мудаком, не заботящимся о желаниях окружающих тебя разумных. Секс это одно, но когда ты насильно влюбляешь в себя других против их воли: за такое на Зелтросе светит серьезный срок, а то и вовсе казнь. Мы не боги, Джой. И не нам лишать права разумных самим выбирать себе спутника жизни.

Сказать, что я был в шоке — не сказать ничего. Руки дрожали, а в груди поселилось сдавливающее чувство вины, с последним словом Азура вбившее последний гвоздь в крышку гроба моего мужского достоинства.

— Как же так? — поневоле вырвалось их меня. — Я же никогда не хотел ничего такого…

— Верю, — серьезно кивнул Азур. — Иначе наш разговор проходил бы совсем в ином ключе. Дело в твоей ведомой основе. Она странная. Харш, да ты сам какой-то… не такой. Не знаю, как лучше выразиться. Тебе надо к Пряхе, только она может что-то прояснить.

— Кто это?

— Мой учитель по нейронике разума, живет на Зелтросе, — Азур слегка поморщился. — Вредная склочная старуха себе на уме, но дело свое знает лучше всех. Учеников она себе берет редко, но ради твоего случая должна сделать исключение. Ее всегда привлекали загадки. Но сначала научись отключать свой кейю. До тех пор, не возьмешь его под контроль, я не выпущу тебя из ангара. Начнем.

Окончательно пришибленный откровениям судьбы, я не нашел в себе силы возражать. И, молча выслушав объяснения Азура, а затем посмотрев в аурном зрении, как он начинает «петь», а потом замолкает, попытался впервые коснуться своей основы.

Не самое лучшее решение.

— А-а-а!!!

Из ниоткуда пришла Боль. Жуткая, ослепляющая, выворачивающая наизнанку. Я свалился со стула, на котором сидел, и задергался в агоническом припадке под крики Азура и воплотившегося квардом Фриса.

«Великая Сила, как же больно! Хватит! Хватит!!! Пусть это прекратится! Пожалуйста! Пусть… это…»

Мир вокруг скрыла спасительная темнота.

Глава 3. «Жажда скорости»

— Харшатина облезлая, первый раз такое вижу. Это точно ненормально, — ругнулся Азул Хол, когда я прочухался, попил услужливо переданной Фрисом воды из резервных запасов мастерской и со старческим кряхтением кое-как принял сидячее положение. — Ты как, Джой?

— Терпимо, — я скрипнул зубами, ощущая во рту металлический привкус крови. Похоже, язык прикусил. Не смертельно, но неприятно.

— Долго я валялся?

— Не особо. Этот, — Азур кивнул в сторону сидящего на корточках кварда, поддерживающего меня за плечо, — сказал, что такое уже случалось раньше. Не знал, что все настолько серьезно. Тебе надо на Зелтрос, Джой, и как можно скорее!

— Не могу.

— Почему? Только не втирай про долг перед Орденом…

Азур прервался, увидев кривую усмешку на моем лице.

— Что?

— Помоги подняться.

С его помощью и Фриса я встал на ноги и сразу, не теряя времени, взялся за край брезента, прикрывающего левое крыло Кинжальной звезды.

— Ты что делаешь, джедай?

— До гонки осталось меньше часа. Надо успеть провести полную диагностику перед стартом.

— Провести диа…, — Азур подавился воздухом и вылупил на меня глаза. — Ты рехнулся, Джой?!

— Пока нет. Братишка, если не трудно — проверь параметры срабатывания системы. Я пока пройдусь по корпусу, подлатаю Силовой ковкой микротрещины.

— Уже начал, — без лишних разговоров Фрис скрылся в пилотской кабине. Как и всегда, он прекрасно понимал, когда меня лучше оставить в покое и лишний раз не отсвечивать. Во избежание, так сказать.

Азур таким преимуществом похвастаться не мог, и потому ожидаемо возмутился, заступая мне обзор на свуп и кладя руку на приоткрытый брезент.

— Эй, вы меня слышите? Джой, у тебя чуть мозг через глаза не вытек! А какой гонке вообще речь в таком состоянии? Тебе надо…

— Все что мне сейчас надо, — я впервые посмотрел на зелтрона так, как мог только рыцарь-джедай, поневоле заставив его отступить в сторону, — это хорошенько проветриться, пока ум за разум не заехал. Ты видел, что происходит, Азур. Думаешь, мне легко вот так спокойно вести себя, как ни в чем не бывало? Ты же эмпат, присмотрись лучше.

Слегка выдохнув, я усилием воли взял себя в руки и снизил давление в Силе, с извиняющимся выражением покачав головой.

— Мне нужно это, понимаешь? Сейчас больше, чем когда-либо.

«Иначе точно свихнусь еще до отлета с Ондерона», — про себя закончил я и вновь потянулся к брезенту, одновременно погружаясь в медитативное состояние для очищения разума. Азур не мешал, молча смотря за расконсервацией свупа. А потом также без слов присоединился, взявшись за осмотр подвижных частей крыльев.

Оставшееся время до старта гонки мы успели основательно проверить Кинжальную звезду, убедившись в ее полной работоспособности и ходовых качествах. Деятельный Чонко и здесь умудрился приложить свои вездесущие ручки, добавив в двигательную установку турбонаддув для дополнительного ускорения, чтобы свуп не уступал в скорости более совершенным моделям. Больше ничего иторианец менять не стал, видимо, придерживаясь такого же мнения, что и я: модернизировать классику — только портить. В Кинжальной звезде чувствовался свой особый характер, и было бы очень жалко затмить его излишними финтифлюшками.

Закончим с техническим осмотром, Азур также молча помог заправить полный топливный бак и уже собирался уходить, когда я остановил его и с благодарностью пожал руку:

— Спасибо.

— Пока не за что. Когда доползешь до финиша, тогда и поговорим, — голос Азура звучал хмуро. Он явно не разделял моего нарастающего восторга от предстоящей гонки, и я с удивлением понял, что парень всерьез переживает за меня. Это напомнило мне об одной вещи, которую я собирался сделать, но не успел, выбитый из колеи чередой откровений совершенно безумного толка.

— Азур. Еще одно.

— Хм?

— Извини…, — я слегка замялся, пока зелтрон недоуменно шевелил бровями, демонстрируя богатую лицевую мимику.

— Ты не виноват в том, что не контролируешь свой кейю. У меня скорее вопрос, почему тебя не научили этому в Храме, но, опять же, не к тебе.

«А действительно, почему?» — подумал я про себя, вспоминая недавние события. Пока не закрутилась вся круговерть с переворотом в Совете, у окружающих джедаев было полно времени обратить внимание на мою «вопиющую проблему». И речь сейчас не столько о попавших в зону риска девушках, чьи основы резонировали с моей, сколько о джедаях в целом.

Допускаю, что за все время обучения Нак Зиил мог не замечать ничего подозрительного, как и Матриархи. Кел-доры взаимодействуют с тонким духовным миром на совершенно ином уровне, недоступном обычным людям. Отчасти потому наставница Сена и не смогла обучить меня ничему сверхъестественному, хотя и дала много пищи для размышлений и дальнейшего саморазвития. Но как быть с джедаями в Храме, обладающими предрасположенностью к менталистике? Сейчас, если припомнить, многие тогдашние странности обретают смысл. Пока шел под конвоем стражей на заседание Совета, я не раз и не два замечал, как от меня шарахаются совершенно посторонние незнакомые рыцари. И, зуб даю, как минимум пара из них имела розовый цвет кожи. Зелтроны.

Почему никто из них не открыл мне глаза на происходящее, как это сделал Азур? Сочли извращенцем, которого поймали с поличным и повели на суд магистров? Допустим. Но остальным молчать не вижу резона, особенно, если мой кейю воздействовал на все женское население Храма. Те же магистры должны были что-то ощутить. Или снова виной проделки Могру? Вопросы, вопросы…

— Я не об этом, — от мыслительных усилий снова разболелась голова. Пришлось снова прогонять через себя Силу, радуясь, что лучший допинг из всех возможных всегда под рукой.

— Точнее об этом тоже, но главное, за что хочу извиниться, другое. Тогда на трассе… Из-за меня ты чуть не попал в аварию.

— Ах, вот оно что.

Азур слегка улыбнулся и слегка кивнул в знак признательности.

— На самом деле, это был даже полезный опыт. Я налетал много часов на этой гонке, чтобы изучить ее до последней мелочи, и заметно расслабился. Твое появление заставило меня вновь собраться и выбило еще пару бонусных секунд на финише. Так что мне стоит поблагодарить тебя, Джой. Еще немного, и я смогу потеснить Чемпиона с пьедестала.

— Не сможешь.

— Почему?

— Потому что тем, кто его одолеет, буду я.

С секунду Азур переваривал услышанное, а потом искренне расхохотался, хлопнув себя по животу.

— Ты? Не смеши, парень. Думаешь, твои джедайские штучки тебе чем-то помогут? Тут не Тарис, и даже не Орд-Мантелл. Кубок арены Изиза не зря считается одной из самых опасных трасс в секторе.

— Чемпиону же помогли.

Смех, как рукой отрезало. Азур резко прервался и впился в меня цепким требовательным взглядом.

— Повтори!

— Под маской Чемпиона скрывается джедай.

— Ты сейчас серьезно?

— Более чем.

— Харш, — веселье Азура, как рукой сняло. Он сжал кулаки и, казалось, едва сдерживается, чтобы не выматериться в голос. — Как ты узнал? Когда?

— Пока ты тащил меня через вашу вип-ложу, успел зацепить краем глаза. У него сильный источник, один из самых ярких на моей памяти. Чистый Свет, без примесей — практически визитная карточка Ордена. И еще типичный признак джедая-консула. Только высокое количество особых медитаций позволяет добиться такого результата.

— Торкус, ублюдок. Ты знал с самого начала. Убью! — прорвало Азура. Не выдержав, он вдарил кулаком по металлическому боку Кинжальной звезды, заставив ее крылья обиженно зазвенеть и завибрировать.

— Не ломай свуп! — возмутился я. — Мне на нем еще гонку выигрывать.

Азур зарычал и заметался по ангару, как дикий зверь, запертый в клетке. Ментал разрывали его безудержно плещущие эмоции. Гнев. Боль. Страх. Что-то глубоко личное, прежде спрятанное внутри, сейчас вырвалось наружу, заставив меня смущенно отвести взгляд. Даже если бы Азур не был эмпатом, все равно неприлично вот так откровенно пялиться на изнанку чужой души. Некоторые секреты лучше вовсе не знать: нервы целее будут.

Совладав с собой, Азур ненадолго застыл, восстанавливая дыхание. А затем вновь направился к выходу, напоследок коротко махнув рукой в знак благодарности.

— Считай мы в расчете, Джой. Это бесценная информация для меня, особенно в преддверии сегодняшнего финала. Удачи в гонке.

— И что это было? — недоуменно спросил Фрис, когда эхо шагов Азура стихло.

— Так выглядят разбитые надежды. Вдребезги.

— Может, стоит проследить за ним? Убедимся, что не наломает дров.

— Он взрослый зелтрон. Сам разберется, — чуть подумав, отказался я. — Если попросит помощи — не откажем. А пока у нас и без того забот хватает, чтобы влезать в чужие разборки.

— Что есть, то есть. Пробежимся еще разок по гонке?

— Если хватит времени. Тебе еще стресс-тесты движков проводить, не забывай.

— Успеем.

Фрис вытянул руку ладонью вверх и спроецировал над ней квардионную проекцию трассы кубка арены Изиза. Еще одна из возможностей его нового вместилища, получившего новые способности после установки импланта гибридной модуляции от Стража. По желанию квард мог превращаться практически во что угодно, лишь бы размер не превышал определенного предела, и не истощалась энергия ядра, синтезируемая по какой-то заумной технологии Гри. На полную реплику светового меча, к примеру, ее не хватит, а вот на поддержания антропоморфного тела с небольшими дополнениями — вполне.

Показанная Фрисом карта довольно детально отражала весь маршрут гонки на свупах под названием «кубок арены Изиза», подразделяющейся на три условных отрезка. Первый и самый длинный начинался от стартовой линии у терминала, проходя около десятка километров по пересеченной местности в диких джунглях на самой окраине столичного сектора. Зрелищности ради барьеры на этом отрезке трассы были ослаблены, и во время прохождения трассы на пути пилота вполне мог встать прорвавшийся разъяренный зверь.

Ленкс говорил, что особо опасных тварей, на вроде тех же дрекслов, старались отгонять подальше от трассы. Но вот более мелкую живность запускали внутрь с завидной регулярностью. Каждый раз разную, в зависимости от маршрута миграции хищников, раз в пару-тройку месяцев занимающих новые охотничьи территории. Чем были вызваны эти процессы я не знал, но они вносили приятное разнообразие для зрителей гонок, которых несколько раз в год ждала смена клыкастого живого щита на пути пилотов.

Нам с Фрисом не повезло попасть на Ондерон в период смены весеннего сезона на летний. Время, когда в столичный сектор массово мигрировали арконоки: четвероногие всеядные существа с двумя парами рогов, одна из которых замыкалась в крепкое кольцо над головой. Обычно они не представляли особой угрозы для случайных путников. Однако, если их разозлить намеренно, могли причинить серьезный вред любому, кто встанет у них на пути. На что и рассчитывали погонщики, ультразвуковыми уколами приводя арконоков в бешенство перед их выпуском на трассу.

Один такой случай я успел заметить на стенном экране в зрительской вышке, прежде чем оказался сцапан Азуром Холом. Прямая трансляция с трассы показала, как некий пилот зацепил беснующегося арконока крылом своего навороченного свупа и в один миг лишился управления от молниеносного удара рогов, на полной скорости врезавшись в силовой барьер. Чудом не разбился: сработала встроенная система безопасности, установленная на свои детища заботливым Чонко. Вырвавшаяся из специального резервуара противопожарная пена не допустила взрыва движков, но неприятности на этом для горе-пилота не закончились. Победно взревевший зверь по-бычьи опустил голову и потрусил к дымящейся покореженной груде металла, в которую превратился свуп. И не из простого любопытства, а с явным намерением завершить начатое, устранив назойливую железную муху, посмевшую посягнуть на его новую территорию.

Чем все закончилось я не успел увидеть, но, раз никакого болезненного эха в Силе не прозвучало, смею надеяться, пилот выжил. Смертельные случаи на любительских трассах, подобных арене Изиза, далеко не редкость. Особенно, если заезд сопряжен с опасной полосой препятствий, созданной на потеху зрителям.

— Ладно хоть турели не установили. Чтобы аутсайдеров отстреливать, — хмыкнул я, разглядывая извилистую змею трассы, скользящую в под густой кроной растительности на квардионной карте. Фрис хохотнул.

— Погоди. Мы еще до второго не добрались. Пока вы с Азуром лясы точили, я взломал его сетевой линк. Смотри сам.

— Вэк?!

Карта сместилась, уменьшив масштаб, а затем снова увеличив его для обозрения второго этапа арены Изиза. Выбравшись из джунглей, дальше трасса уходила к выступающему из джунглей горному утесу и делала развилку. Правая ветка огибала его основание, тогда как левая поднималась к вершине, где специальными машинами были вырублены скрытые тоннели прямо в каменной толще. По моей просьбе Фрис еще приблизил картинку, и я прицокнул языком, созерцая настоящий ад для неопытного пилота: кучу узких мест и резко меняющих угол полостей. Крутящемуся юлой свупу придется буквально протискиваться в них, царапая обшивкой стены и острые каменные выступы, чтобы выбраться на волю. Любое неосторожное движение, и пилота, скорее всего, ждет гибель.

Зато те, кто все же решил рискнуть и выбрать короткий путь левой ветки трассы, получали значительное преимущество во времени перед решающим третьим этапом гонки. Остальных пилотов, выбравших более длинную правую, ждала жаркая борьба за выживание с автоматическими турелями, настроенным на прицельное ведение огня по юрким свупам. По меньшей мере с десяток снайперских точек, расположенных в самых неудобных местах трассы. Они делали правую ветку не менее напряженным испытанием, чем короткий путь левой, созданной для истинных ценителей гонок наперегонки со смертью.

Всего этого не указывалось при подписании договора: предполагалось, что новичок уже знает, во что ввязывается. Фактор попаданцев во времени, незнакомых с привычными раскладами, никто не учитывал.

— Да они совсем ошалели, — я осуждающе покачал головой. — Тут гонка или полоса смерти? Какого ситха этот Торкус добивается?

— Не он, а король. Выручка с финала кубка арены покрывает потребности годового бюджета Изиза, расходуемые на проект колонизации столичного сектора. Впрочем, Торкус тоже в накладе не остается. Глянь. Это цифры с последнего призового фонда. С обычными бомами на первом этапе. А теперь прикинь наши восемь процентов от этой суммы, если в джунглях выпустят арконоков.

— …!!

— Слюнями пол не залей, — добросердечно посоветовал Фрис, приближая карту на третий и финальный этап заезда. — Дальше будем смотреть?

Я мечтательно угукнул, все еще под впечатлением от восьмизначного числа, вспыхнувшего над картой в россыпи миниатюрных фейверков. С позиции моих капиталов через триста лет — сумма не такая внушительная, но сейчас, когда в карманах ветер свистит, она кажется по-настоящему астрономической. Торкус, алчная душонка, неспроста торговался за жалкий процент. Сколько же нам светит в итоге по прохождению финала?

— Примерно в два раза больше, — ответил Фрис на усиленную работу мысли, отражающуюся на моей задумчивой физиономии. — Особо только не обольщайся. На откат королевской администрации та же половина и уйдет.

— С какой радости?! — возопил мгновенно вскинувшийся хомяк, в праведном гневе встопорщивший колючий злой ежик на загривке.

— Контракт, — всего одно слово поразило животину в самое сердце, заставив схватится за оное когтистыми лапками и с жалобным писком забиться в темный уголок разума. — Пункт пять дробь три, подпункт двадцать четыре. «Добровольный взнос на нужды развивающегося королевства в случае победы».

— Прям совсем добровольный? — прозвучал последний хрип не желающего сдаться животного.

— Добровольнее некуда. Ун Саргон лично контролирует транзакции в королевскую казну. И не надо мне про «откат за откат»! Тут и без нас хитрых жоп хватает.

— Понял, утерся, — окончательно смиряясь с неизбежным, вздохнул я. В таких вопросах Фрис с его продвинутым ИР понимал куда больше моего. Хотя бы потому, что мог в секунду обработать такое же количество информации, которое я бы изучал год без перерыва на обед и посещение клазета.

— Так что с третьим этапом?

Карта отобразила последний отрезок трассы арены Изиза, где свуп «пращой» вылетал из тоннеля каменного утеса, направленного под углом к небу, и приземлялся на самом краю высохшего соляного озера. Дальше маршрут делал крутой виток и выравнивался в финишную прямую со стандартными для гонок на свупах атрибутами. То есть со стационарными панелями гравиускорителей и «надгробиями» блокираторов, резко снижающих скорость врезавшегося в них свупа. Все в лучших традициях профессиональной гоночной лиги, за исключением длины финального отрезка маршрута.

Так как основная часть арены Изиза пролегала в джунглях и тоннелях каменного утеса, финишная прямая составляла всего километр в длину. Казалось бы мелочь, но после первых двух этапов до третьего добирались далеко не все. Среди новичков так и вовсе единицы. Большинство так или иначе сдавалось при заходе на второй и третий круги арены: либо нервы не выдерживали, либо поврежденная техника. Лишь пятерка лидеров турнирной таблицы имела достаточно опыта, чтобы подать заявку на участие в четвертом финальном круге, определяющем победителя кубка арены Изиза.

Правда не совсем ясно, каким образом в их числе затерялся Чемпион, от поступи которого даже бытовая техника в ужасе содрогается. Одной чувствительностью к Силе свуп не починишь: нужен определенный багаж знаний и предрасположенность к работе руками. За свой краткий визит в пилотскую вип-ложу я увидел достаточно, чтобы с уверенностью заявить об отсутствии таких навыков у Чемпиона.

«Интересно, как он тогда выкручивается…»

— Кхм!

— Прости, отвлекся, — я встрепенулся, услышав неодобрительное сопение брата. — Так, о чем мы?

— Финишная прямая. Помнишь, для чего эти столбы? — Фрис провел свободной рукой над остриями высоких кольев, установленных вдоль силового барьера на последнем отрезке трассы.

— Резонаторы электромагнитного поля.

Последнее препятствие перед финалом гонки представляло собой своеобразной лототрон на удачу. Накопление заряда в шпилях доходило до критической точки раз в полминуты. Если свупу не повезет попасть в их радиус во время выброса, то движки заглохнут прямо перед финишной чертой.

— Неплохой способ окунуть в пуду тех, кто задерет нос слишком рано, — хмыкнул я. — Торкус явно душу вложил в свою арену.

— И он, и его команда техников, — подтвердил Фрис. — Нам придется приложить все усилия, чтобы одолеть Чемпиона…

— Точно! — я хлопнул себя по лбу, наконец поймав за хвост ускользающую мысль. Фрис, прерванный на полуслове, вопросительно склонил голову набок.

— Ты чего?

— Толстяк в курсе насчет того, кто такой Чемпион! Теперь ясно, откуда у него новые свупы на каждый заезд в обход Чонко. Торкус снабжает его и явно гребет нехилый процент со ставок. Вот же хитрый хатт… лбами нас столкнуть решил.

— И вас, и Азура, — согласился Фрис. — Чем больше накал страстей, тем выше ставки. И еще вспомни о награде за первое место.

— Яйцо королевы? — я наморщил лоб, вспоминая недавний разговор с пухляшом. — Эта штука может быть чем угодно.

— Но джедаи заинтересованы в нем. Не зря же целого консула послали в охоту за ним. Больше ему незачем в конках участвовать.

— Незачем, — эхом отозвался я, погружаясь все глубже в свои мысли. Отчего-то вспомнилась бурная реакция Азура на известие о происхождение Чемпиона. Что же такое ему пообещал Торкус, что зелтрон так разъярился, узнав о тайне личности Чемпиона? И почему вообще джедай столько времени убил на гоночные покатушки, когда мог решить свои проблемы более дипломатическим путем? Те же консулы, при необходимости, могут добиваться поставленных задач не хуже матерых ситхов с их огненным темпераментом.

Скулы свело от дурных предчувствий со знакомым кислым послевкусием интриг. Закулисье местных гонок на свупах оказалось совсем не таким, каким я его представлял. Слишком много тайн на квадратный метр. Будто снова в змеиный клубок альдераанских Домов руку запустил.

«Надеюсь, хотя бы на трассе удастся развеяться. Только штурвал под руками и поток ветра в щиток шлема. Скорость. Свобода…»

Приободренный этой мыслью, я подмигнул Фрису и с места залихватски запрыгнул в кабину пилота. Кинжальная звезда слегка покачнулась, но с честью выдержала приземление массивной джедайской туши в гоночное кресло.

— Отожрался, кабаняка, — не преминул вставить свое «фе» квард, кубиком проскользнув под рулевую колонку штурвала и впитавшись в щель между приборной панелью и боковой стенкой прежде, чем я успел покарать его увесистым щелчком.

— Балабол! Не забудь проверить резервный контур движков. Сюрпризы в самый разгар гонки мне не нужны.

— Поучи еще меня, — раздалось приглушенное бормотание из недр свупа. Пока с нами был Азур, Фрис не мог воспользоваться своими способностями в полной мере. И без того зелтрон подозрительно косился в его сторону, подозревая, что за невинной квардионной физиономией с моими чертами скрывается явно не простой голо-помощник.

Зато теперь Кинжальная звезда ощутимо дрожала всем корпусом, пока внутри нее метался деловитый ураганчик, прощупывающий каждую клеточку ее железного тела. Как и любая приличная девушка, она старательно игнорировала потуги нежданного вторженца, не спеша раскрывать свои потаенные секреты. Но Фрис был настойчив, и вскоре звезда ослабила оборону, поднявшись в воздух на маневровых и басовито зарычав активировавшимися дюзами главных двигателей по бокам кабины.

— Ты скоро? — крикнул я, перекрывая шум, прежде чем догадался активировать шлем экзера. Едва тонкая водяная пленка обтянула голову и затвердела в уже знакомую форму, ушам стало намного комфортнее, и система внутренней связи передала послание Фриса.

«Почти закончил. Еще разок прогоню на стресс-тестах, и можно будет вылетать».

В нутре свупа снова что-то задрожало, словно урчащий моторчик у довольной кошки. Я не стал мешать Фрису заниматься наладкой, вместо это сосредоточившись на изучении панели управления Кинжальной звездой.

В отличии от более современных моделей, этот свуп представлял собой типичную классику с минимум наворотов, что вполне меня устраивало. Помимо подвижного U-образного штурвала с удобными рифлеными ручками, не скользящими в ладонях, по бокам рулевой колонки торчала пара ручек контроля пространственного положения закрылок. Угол наклона крыльев также изменялся рычагами под штурвалом, в вот вертикальное рысканье регулировалось тугими педалями у основания рулевой колонки. Стандартный набор управления полетной наземной техникой, ничего особенного.

Остальное управление внутренними системами распределялось по бокам пилотского кресла, отдельно для левого и правого двигателя. Реализовано оно было не совсем удобно: приходилось отгибать руку назад, чтобы наощупь дотянуться до нужных кнопок. Большая проблема для новичка, впервые севшего в кабину свупа, но я был достаточно опытен, чтобы не обращать внимания на подобные мелочи.

Кинжальная звезда представляла шикарный образчик высокоскоростной техники, воплощая в себе лучшие идеи гениев-инженеров своего времени. У меня даже мелькнула мысль выкупить ее у Торкуса после гонки, но здравый смысл в лице Фриса, скомандовавшего готовность к старту, остудил распаленное воображение.

Увы, жизнь диктует свои условия. Как бы не хотелось целиком погрузиться в стезю гонщика, есть гораздо более важные дела, требующие моего внимания. Но я рад, что смогу воплотить свою мечту в реальность. Может быть всего единожды, но даже этот краткий миг счастья того стоит.

Положив руки на штурвал, я прикрыл глаза, с трепетом вслушиваясь в биение механического сердца свупа, разгоняющее по двигателям живительную руду топлива. Кинжальная звезда мелко дрожала в предвкушении, желая доказать всему миру, что самое лучшее — не обязательно новое и более совершенное.

«Готов, брат?» — спросил Фрис, соединяясь через пояс экзера со мной в одно целое. Я хищно оскалился и слегка вдавил ручку скорости справа от штурвала, плавно двигая Кинжальную звезду навстречу расходящимся створкам ангара. Остался последний финальный штрих.

По экзеру прошла мимикрирующая волна изменений, активирующая свежий образ из моей недавно пополненной коллекции джедайских доспехов. Торкус хочет шоу? Что ж, он его получит в полном объеме.

Глава 4. «Первый круг»

Кинжальная звезда вылетела к стартовой черте в клубах пыли, взбитой напористым выхлопом маневровых. Первоначальный восторг от пилотирования настоящего свупа слегка приглушился, когда я осознал, что скромные габариты кабины не слишком подходят для выбранного мной третьего образа «тяжелого рыцаря». Пришлось экстренно исправляться уже перед самым вылетом, взбитой движками пылью замаскировав свою оплошность. Когда она осела, заинтересованному взору зрителей предстал не закованный в дюрасталевую броню гигант, а некто, чей облик разительно контрастировал со стилем классической гоночной машины Старой Республики

Начало трассы кубка арены Изиза и наблюдательные вышки терминала разделяло по меньшей мере с три сотни метров, но даже с такого расстояния я ощутил недоуменный шквал эмоций зрителей гонок. Все их внимание было приковано к моей фигуре в футуристических доспехах «кибер-джедая», имеющих мало общего с выходцем из Ордена.

Подвижные части в местах изгиба конечностей послушно изгибались, ничуть не мешая мелкой моторике и в то же время сохраняя целостную структуру. Защитный слой на боках, напоминающий ромбовидную драконью чешую с переливающейся перламутровой окраской, бросал легкие блики на внутреннюю часть кабины свупа. Грудь и плечи прикрывали более крупные щитки той же формы, но с более плотной структурой, в теории способной полностью поглощать кинетическую энергию удара. На практике я их еще не испытывал, но технические характеристики оригинального доспеха впечатляли, послужив одним из критериев его выбора в хранилище Храма.

Защита ног, скрытых от взгляда бортовой панелью у рулевой колонки, также была способна поглощать кинетическую энергию ударов. А охватывающие голень и колени щитки могли высвобождать ее, трансформируя в кратковременное взрывное увеличение скорости носителя. Мне, как джедаю со способностью Вспышки, такая модификация без надобности, но в качестве приятного дополнения на крайний случай лишней не будет.

Кроме того, сам факт, что экзер сумел воплотить такую сложную технологию в реальности, сильно воодушевлял. Сумел скопировать ее, значит, сможет и другую. А там, глядишь, освобожу один из первых слотов списка под новый образ, если в путешествии домой найду другие достойные варианты для пополнения коллекции. Практика с выездом под наблюдением сотен пар глаз показала, что иметь образы нейтральной брони будет совсем не лишним. Слишком большой интерес вызвал «кибер-джедай» у зрителей. И хотя цель была именно такой, я все же чувствовал себя немного неуютно, и испытал облегчение, когда из динамиков дрона, зависшего над стартовой чертой, раздался возбужденный голос комментатора.

— И мы рады приветствовать последнего участника первого отборочного круга кубка арены Изиза! Под его управлением легендарная Кинжальная звезда: единственная и неповторимая, общегалактический символ гонок на свупах! Несломленное, прошедшее горнило веков чудо инженерной мысли, подарившее нам этот прекрасный вид спорта. А также ее пилот, пожелавший остаться неизвестным и поразивший всех нас своим необычным обликом. Но и это еще не предел! Невероятно, но новичок сам предлагает нам самим выбрать ему имя по результатам заезда. Смелое заявление и не менее уникальный шанс для вас, дорогие зрители, собственноручно вписать его имя в историю кубка арены Изиза! Каким оно будет, и как надолго зажжет пламя в наших сердцах? Делайте ваши ставки, предлагайте варианты у стоек регистраторов, а я напоминаю, что неофициальный спонсор нашего сегодняшнего заезда королевский хмельной конгломерат «Вбухни». Вбухни во здравие и светлое будущее Ондерона, до дна!

Бульк. Бульк. Судя по звуку из динамиков дрона и вдумчивому затишью в зрительских вышках, не менее двух третей наблюдателей последовали заразительному примеру комментатора. Ну а тот, смачно причмокнув, закончил спонсорскую интеграцию узнаваем звуком дна кружки, стукнувшего о столешницу, и с еще более воодушевленным тоном оповестил:

— Уважаемые гости кубка арены Изиза! Ставки приняты, прошу всех занять свои места. До старта первого круга тридцать секунд.

Я щелкнул переключателем турбин, ставя задвижки движков в открытое положение. Тональность работы движков тут же сменилась на более плавную, а вместе с ней пропала едва заметная дрожь кинжальных крыльев свупа. Фрис отрапортовал о полной готовности системы к высоким нагрузкам и вывел на нейроинтерфейс экзера изображение мини-карты, показывающее первую часть маршрута гонки. Около сотни метров вдоль берега для первоначального разгона. И крюк вдоль защитного барьера, скрывающий продолжение трассы в густой стене фиолетовых джунглей.

— Пятнадцать секунд! — с нотками торжественности возвысил голос комментатор. — Пилоту приготовить машину к старту. Начинаю обратный отсчет. Девять. Восемь. Семь…

Левая ладонь на штурвал, правая на рычаг переключения скоростей.

— Пять, четыре…

Сосредоточенность, азартное предчувствие погони на пределе. Манящий облик сладкой победы впереди. Дичь для жаждущего сладкой дурманящей крови хищника.

— Три, два…

Момент наивысшего напряжение. Бесконечность времени, умещенная в пару секунда. Трепет и жар наслаждения. Ну же!

— Один… Старт!!!

Вж-жуу!

Огненный выхлоп движков свупа ознаменовал переход на первую скорость, и резкий рывок вперед. Следом за ней вторая, и еще через пару секунд третья.

«Понеслась, родная!»

Поведя штурвалом вбок, я направил Кинжальную звезду прямо в густое переплетение ветвей. Перегрузка на высокой скорости буквально впечатала меня в спинку кресла, на миг выбивая из легких последние остатки воздуха. Для обычного человека такая нагрузка могла бы показаться чрезмерной, но я, напротив, едва сдерживал ликующий вопль, рвущийся из груди.

Да! Это наконец-то случилось! До счастья рукой подать: всего-то надо было сесть в кабину свупа и дойти до четвертой скорости. Но как бы хорошо мне не было, реальность трассы быстро остудила горячую голову, не позволив потерять себя на дурманящем всплеске адреналина.

Первые пару сотен метров Кинжальная звезда пронеслась относительно спокойно, но дальше плотность растительности повысилась, и на трассу начали проникать свисающие с лесной кроны толстые змеи лиан. Чтобы не повредить направляющие крылья, я вынуждено снизил обороты движков и перешел к скоростному маневрированию, в Силе ориентируясь на наиболее легкие места прохождения.

Мера вынужденная, иначе бы гонка закончилась в самом начале, как случалось у львиной части новичков, не удосужившихся ознакомиться с полетным листом гонки. Я знал, что толстые лианы с темной пятнистой окраской трудно прорезать даже плазменным резаком, и старался держать свуп подальше от них. Зато более светлую растительность безжалостно таранил корпусом, зная, что той не удержать несущийся во весь опор свуп.

«Внимание! — оповестил Фрис по внутренней связи перед тем, как стена растительности начала истончаться. — Фиксирую движение впереди».

В целом, он мог и не говорить. Арконоков, жаждущих покарать чужов, вторгшихся в их владения, я ощутил в Силе задолго до того, как впереди показалось открытое пространство, ограниченное стенами силового барьера. По меньшей мере две особи, доведенные безжалостными погонщиками до состояния бешеного каления.

«Перераспредели энергию на боковые щиты», — скомандовал я, припоминая случай с прямой трансляции, показавший, насколько опасно задевать обладающих молниеносной реакцией арконоков.

«Есть, — четко по-военному отрапортовал Фрис, для наглядности подсветив очертания животных, перекрывших столкнувшихся рогами далеко впереди. — Молодые самцы, сражаются за территорию».

«Проскочим».

Пятая скорость, максимальная. Кинжальная звезда агрессивно чихнула и размытой стрелой понеслась прямо навстречу сцепившимся ни на жизнь, а на смерть арконокам. До них оставалось всего ничего, когда я ощутил на себе перекрестные вектора чужого внимания, наполненного бешенством и яростным желанием крушить. Тройная пара глаз, казалось, уставилась четко мне в глаза, передавая последнее предупреждение: «Не суйся на мою землю, неведомая птица. Это мое! Не отдам!»

«Мне просто надо пролететь мимо, — также безмолвно послал я зверю через Силу успокаивающий импульс. — Пропусти».

«Нет, — образ сокрушающего гнева, вызванного неудачной попыткой решить дело миром. — Умри!»

Тягу на максимум, штурвал вправо и резко выкрутить влево. Рванувшийся наперерез арконок со сколотым кольцом верхнего рога пропахал лапами землю, обижено взревев, когда ощутил колебание воздуха за своей спиной. А вот второй не обратил на меня никакого внимания, с лихвой воспользовавшись замешательством соперника, чтобы нанести подлый удар в спину.

Еще один звериный вопль, на сей раз болезненный, я больше ощутил в Силе, чем услышал из-за рева двигателей, оставлявших после себя дымный след со следами плавящегося разогретого до сверхвысокой температуры воздуха.

«Двое есть, еще один впереди».

«Где?»

Я ощущал арконока, о котором говорил Фрис, но не видел его. Трасса впереди была пустой, не считая простых препятствий в виде стационарных объектов на вроде валунов и поваленных деревьев, которые удавалось облетать, не снижая скорости.

«Секунду… он движется. Одиннадцать часов прямо по курсу».

Скосив взгляд в указанном направлении, я мельком заметил движение за барьером в джунглях по ходу моего движения. Здоровенная туша, раза в два больше тех арконоков, с которыми я уже разминулся на трассе. Зеленая кожа, более мускулистые лапы и острые наросты на хребте. Матка арконоков.

«Осторожно!»

Своевременное предупреждение Фриса и мои собственные ощущения позволили выжать педаль как как раз вовремя, чтобы поднять натужно взвывшую Кинжальную звезду вверх. По днищу скребанул кончик рога матки, прорвавшейся в брешь барьера как раз в момент прохождения особо неприятного участка трассы с завалами из подпиленных деревьев. Еще бы немного, и свуп можно было бы смело собирать по запчастям. И меня с ним заодно.

Матка арконоков по инерции пронеслась мимо и с такой силой врезалась в противоположную стенку барьера, что та пошла волнами и едва не пропала от избыточной нагрузки на щит. Ха! Обломись, девочка. Сегодня не твой день.

Самка оскорбленно взревела вслед Кинжальной звезде, но быстро сдалась и прекратила преследование. Как бы быстра она не была, соревноваться в скорости с разыгравшимся свупом ей не под силу. Гонка продолжалась.

«Фрис: статус».

«Расход топлива одна пятая от объема бака. Все системы в норме».

«Отлично, тогда поднажмем».

Активировав турбонаддув на боковой панели, я вжался в спинку кресла под давлением мощной перегрузки, бросая Кинжальную звезду на прорыв оставшегося участка первого этапа гонки. Скорость сейчас важна, как никогда. Если повезет, то смогу установить рекорд прохождения первого круга, а это уже уверенная заявка на симпатию зрителей. От решения которых зависит, не много не мало, каким будет мой псевдоним для участия в последующий заездах.

На самом деле, изначальная идея принадлежала Фрису, нашедшему похожий случай в архивной базе данных регистратора гонок. Около семи лет назад некий тогда еще безымянный гонщик создал прецедент, не сумев вовремя отправить данные о себе и заявив анонимное участие в заезде, отдав решение о присвоении себе псевдонима на плечи зрителей. Случай не получил широкой огласки, так как пилот с треском слился на первом этапе, получив унизительное прозвище Скорострел, и с тех пор более не участвовал в гонках арены.

Я такой ошибки допускать не собирался, решив с самого первого круга выложиться если не на полную, то показать достойный уровень, способный всерьез заинтересовать зрителей. Первый кирпичик в фундамент общественного мнения был заложен еще на старте. Сумев привлечь к себе внимание контрастом классического свупа и футуристического кибернетического доспеха экзера, я создал хорошую базу для дальнейшего продвижения в рейтинге турнирной таблице. Теперь осталось только закрепить достигнутый результат и показать уровень, достойный выданного зрительского кредита доверия.

Раскатисто взвыв соплами движков на последнем отрезке пути, маневрирующая Кинжальная звезда вырвалась из джунглей в вихре иссеченной крыльями зелени. Пару секунд для восстановления равновесия маневровыми соплами под днищем, и я сосредоточился на широкой просеке впереди, дающей хороший обзор на разветвляющуюся кривую трассы второго этапа гонки.

По логике вещей стоило бы взять левый маршрут, чтобы с первого заезда завоевать как можно больше симпатий зрителей. Но после короткого совещания с Фрисом я все же решил свернуть направо, в стороны полосы препятствий с автоматическими турелями.

Причин тому было две. Первая: показать себя вполне можно и на стандартном этапе, без риска повредить все еще крайне хрупкой репутации. Одной Силе известно, что взбредет в голову полупьяным разумным, на чьих глазах излишне загордившийся пилот сунется на ветку для профи и повредит свуп, даже не успев зайти на второй круг. Ладно еще Сорвиголовой каким назовут, а не «фуфелом криворуким». С такой кличкой добраться до вершин турнирной таблицы будет в разы сложнее. Хотя бы потому, что Фрис, добрая душа, подколками мне всю плешь проест. До конца жизни.

Вторая причина: я хотел испытать Кинжальную звезду перед тем, как направить ее в пекло. Пролет по джунглям показал неплохой потенциал свупа при равномерном движении на длинной дистанции, но как он поведет себя на короткой с более высокими нагрузками? А есть к тому же придется резко маневрировать? У любого материала имеется свой запас прочности. И, как бы мне не нравилась Кинжальная звезда, ресурс ее корпуса за многие годы эксплуатации находился на отметке чуть ниже семидесяти процентов.

Во время осмотра перед стартом гонки мне пришлось уделить львиную долю времени работе Силовой ковкой, чтобы повысить структурную целостность силового каркаса. Множество гонок под рукой не самых заботливых пилотов изрядно потрепали мою ласточку, поэтому я хотел быть уверен, что она выдержит заданный темп до финального четвертого круга кубка арены Изиза.

«Перераспредели энергию на фронтальный щит», — скомандовал я, вводя свуп в крутой вираж на правую ветку трассы, стелющуюся вдоль подножия горного утеса. Здесь уже можно было немного расслабиться: высокий барьер по краям трассы был более прочен, чем в джунглях, надежно оберегая второй этап от нападения лесных зверей. Из предстоящих противников впереди теперь только извилистая кривая самой трассы и пока еще скрытые башенки турелей, готовых сделать решето из любого, кто появится в их зоне контроля.

Дзенг.

«Джове!»

— Знаю, — прорычал я, сцепив зубы и едва успев сменить наклон левого крыла, по которому чиркнула яркая зеленая вспышка. — Зараза!

Первый выстрел прозвучал внезапно, и прилетел совсем не оттуда, откуда я его ждал.

«Какого ситха? — возопил Фрис с пояса экзера. — Дроны должны появляться не раньше третьего круга!»

Мне некогда было разделять его возмущение. Беглый огонь с боков вынудил меня снизить скорость и начать танец грешника на раскаленной сковородке в попытке не обжечь пятки.

Спаренные двойки летающих боевых дронов крутились в паре десятков метрах над трассой, создавая серьезную угрозу целостности обшивки свупа. По пилотской кабине по понятным причинам они не целились, зато крылья и ходовая часть подверглась нещадному обстрелу из всех стволов.

Сцепив зубы, я едва не вырвал штурвал с корнем, выделывая фигуры высшего пилотажа, кидающие Кинжальную звезду подобно воланчику, попавшему в порыв шквального ветра. Дзенг. Дзенг. Вот ведь мелкие поганцы! Еще немного, и снесли бы маневровое сопло.

Огоньки на приборной панели у штурвала замигали тревожными оранжевыми огоньками, когда к огню дронов присоединились первые одиночные выстрелы стационарных турелей. Хреново. Позади только половина второго этапа, впереди еще столько же. Без применения Силы долго в таком темпе мне не продержаться, а прибегать к ней столь явно на первом круге не хотелось бы. Хотя бы просто потому, чтобы полностью насладиться всеми рисками и прелестями настоящих гонок на свупах.

— Фрис, как там в правилах насчет оружия? — крикнул я, смачно выматерившись, когда очередной залп оставил дымящуюся подпалину на лезвии правого крыла.

«Запрещено. Только если поднимешься выше и пойдешь на таран, но Кинжальная звезда — не черепаха Крушилы. Она не выдержит столкновения на такой скорости».

— Хм. Таран не выдержит, а вот…

«Джове!»

Предостерегающий возглас Фриса заглушил шум азартного предвкушения, разносимого по жилам разгоряченной кровью. Выжав до упора педаль вертикального рысканья, я поднял свуп на высоту дронов и, прежде чем они успели перестроиться, пошел на таран. Не безрассудно лоб в лоб, как поступил бы Крушила, а под определенным углом, на глаз прикинув траекторию столкновения «бильярдных шаров» на импровизированном воздушном столе. Результат не заставил себя ждать.

Узрев несущуюся на него разогнавшуюся махину свупа с устрашающими изогнутыми лезвиями крыльев, ближайший ко мне дрон метнулся в сторону, врезавшись бортом в своего боевого товарища. Инерция удара была не слишком высокой, но она достаточно дезориентировала обе машины, чтобы дать мне возможность прорваться в появившуюся брешь посреди изумрудной стены бластерного огня.

Врубив пятую скорость и отжав педаль вертикального рысканья, я камнем направил Кинжальную звезду вниз, выровняв падение маневровыми перед самой землей. Дальше лететь стало куда проще. На максимальной скорости дроны не смогли угнаться за свупом, так что единственными противниками второго этапа остались стационарные турели, от чьих выстрелов я без особого труда уклонялся, не прибегая к Силе.

Не запрограммированные на противостояние лицензированному пилоту с богатым стажем в астероидном поле, они скорее создавали звуковое и цветовое сопровождение, нежели представляли реальную угрозу. Я лавировал между их выстрелами, наслаждаясь перегрузками от маневрирования и планомерно приближаясь к концу маршрута второго этапа. Просвет между деревьями далеко впереди уже виднелся, когда Фрис подал тревожный сигнал.

«Дроны прямо по курсу».

— Пуду! — в сердцах ругнулся я, делая резкий крен вправо и уходя от длинной серии жалящих росчерков энергетического оружия. Дроны зависли высоко под лиственной кроной, практически теряясь на ее пестром фоне. Как ни старался, я не смог их обнаружить, вынужденный метаться по всей ширине трассы, чтобы избежать участи быть расстрелянным, как живая мишень в тире. Бездушные машины четко знали свое дело, не прекращая стрелять ни на секунду и явно намеренные любым способом помешать Кинжальной звезде прорваться к третьему этапу гонки.

Желание воспользоваться Силой, плюнув на все, стало неодолимым, когда Фрис сделал предложение, от которого нельзя было отказаться. Нырнув кубиком Гри в узкое пространство между пилотским сиденьем и боковой приборной панелью, он показался спустя пару секунд, с озорством подмигнув голубым узором энергетических импульсов на корпусе.

— Давай, — я не раздумывал ни мгновения, когда услышал его предложение. Способ рискованный, но без обращения к Силе наиболее действенный. Работаем.

Специально подставившись под выстрел одного из дронов, я в напряжении сжал зубы, когда Кинжальная звезда вздрогнула всем корпусом, и из продувочной решетки правого движка повалил густой темно-серый дым.

Опасный момент. Мне нужно было резко понизить скорость для имитации потери управления, рискуя подставиться под огонь остальных дронов. На сей раз перегрузка вдавила в обратном направлении, заставляя щитком шлема практически уткнуться в штурвал. Тело протестующего заломило от такого грубого обращения, но я по-прежнему следовал плану, игнорируя боль и потемнение в глазах.

«Еще немного… Есть, клюнули!»

Следуя заложенной в них программе, дроны, как по команде, прекратили стрелять, уверенные, что нанесли достаточно урона для вывода свупа из гонки. Но их ждал сюрприз, когда тот внезапно перестал дымить и со свистом от активированного турбонаддува резко ускорился, преодолевая остаток расстояния до края лесной кромки.

— Да! — мы с Фрисом закричали в унисон, счастливые, что смогли надурить летающих паршивцев, открывших запоздалую пальбу нам в след. Но куда там. Разогнавшаяся до предела Кинжальная звезда пулей вылетела из джунглей, победно рыкнув соплами маневровых при заходе на крутой вираж, ведущий к третьему этапу кубка арены Изиза.

— Всю энергию к двигателям, — скомандовал я, крепче вцепляясь в штурвал. — Щиты на минимум. Надо нагнать отставание.

— Порви их, Джове! — отозвался Фрис, выполнив мой приказ и вновь слившись с доспехом экзера. В такой важный момент он хотел быть как можно ближе ко мне, разделив наш триумфальный дебют на гоночной трассе для свупов.

Финальный отрезок трассы освещало палящее летнее солнце, в час-пик разогревающее сухое потрескавшееся дно соляного озера до образования дышащих раскаленным паром трещин. К счастью, Кинжальная звезда была оборудована продувочными системами, чтобы избежать перегрева движков, протестующе взвизгнувших после касания первой плашки гравиускорителя, выглядывающего из-под песка.

Т-та. Характерный звук от принудительного ускорения сопроводился мощным импульсом, буквально впечатавшим меня в спинку кресла. Перегрузка выбила воздух из легких, по мышцам рук, держащим штурвал, понеслась острая судорога боли, но мгновенный переход с четвертой на пятую скорость того стоил. Дальше остается еще как минимум две таких же, чтобы достичь предела разгона, доступного Кинжальной звезде.

Десять секунд. Корпус свупа начал мелко дрожать, более никак не отреагировав на чудовищную скорость за бортом. Кинжальная звезда в очередной раз доказывала свое превосходство над навороченными современными моделями, давно бы оповестивших о серьезных повреждениях после такого надругательства над собой. Как всегда бывает: самое простое порой наиболее эффективное.

В мгновение ока преодолев половину пути финального этапа, я перешел в режим маневрирования, на голых инстинктах и щенячьем восторге прорываясь через полосу препятствий из стопорящих блокираторов. Называемые в среде гонщиков «надгробиями» по вполне понятной причине, они могли стать последним камнем на могиле карьеры пилота, если тому не повезет врезаться в него на полной скорости. Многие после такого в самом деле уходили на покой, не в силах выдержать зрительских насмешек и снисходительного сочувствия коллег. Врезаться в надгробие не смертельно, но когда впереди виднеется лишь прямой участок трассы, потерять драгоценные секунды по собственной глупости особенно обидно.

Т-та. Еще одна плашка гравиускорителя под днищем, и очередной сжимающий грудь рывок. Барьеры по бокам трассы давно слились в одну сплошную белесую полосу, но теперь и мир вокруг будто смазался. Я мелко и часто дышал, распираемый адреналином и едва сдерживаясь, чтобы не завопить в голос, с ситхам сорвав концентрацию. Как же хорошо! Вот то, ради чего стоит жить. Скорость. Стремительный полет. Биение жизни, эхом откликающееся в каждой клеточке тела. Свобода от мыслей, чувств, желаний. Только я, свуп и финишная прямая на горизонте.

«Еще немного, — сдавленным тоном просипел Фрис, подхвативший мое упоение гонкой. — Вперед, брат!»

Т-та. Т-та. Сразу две плашки гравиускорителей подряд выбивают перед глазами мелкую рябь темных кругов от перегрузки. Но руки по-прежнему уверенно сжимают штурвал, а последнее надгробие уже далеко позади. Оставшуюся сотню метров преодолеваю уже не дыша, и…

Гонг. Плавное торможение, выдох. И счастливая улыбка, до боли растягивающая губы к ушам. Я сделал это.

— Вы только посмотрите на этого отчаянного парня! — пронеслось над небом гоночного терминала восторженное восклицание комментатора. — Первый круг, и уже поставил рекорд прохождения! Три минуты двадцать семь секунд. Беспрецедентный результат, потрясающие навыки пилотирования и незабываемое возращение легенды кубка арены Изиза! Кинжальная звезда снова сияет, и мы рады приветствовать ее пилота, сумевшего достойно показать себя в первом круге. Однако хватит ли его везения и выдержки на оставшиеся три заезда? Скоро узнаем, а пока я напоминаю, что спонсор нашего сегодняшнего заезда королевский хмельной конгломерат «Вбухни». Чарку вбухни для души, силу воли покажи. До дна, друзья!

Бульк. Бульк. Зараза… как же смачно приложился, аж слюни завести потекли. Срочно в бар! Где там у нас ангар?

Глава 5. «Пять оттенков элиты»

Зрительская вышка встречала меня громом оваций и приветственных криков. Дебют на гоночной арене кубка Изиза стал отправной точкой, послужившей важной ступенькой для восхождения к вершине турнирной таблицы. Шаг вперед, и я вдруг оказался в окружении совершенно незнакомых людей, приветственно галдящих и выражающих свое искреннее восхищение. Оказалось, что все они уже меня знают и счастливы лично поприветствовать «темную лошадку», с выходом на свет оказавшуюся породистым скакуном.

От предложений выпить и восторженных криков звенело в ушах, заставив лишний раз порадоваться наличию закрытого шлема. В здравом размышлении я решил не снимать его, поддержав таинственный образ неизвестного героя, обещавшего составить здоровую конкуренцию действующим лидерам турнирной таблицы.

Бросив краткий взгляд на широкий экран рейтинга над регистрационной стойкой, я с замиранием сердца нашел изображение Кинжальной звезды, уютно устроившейся на шестом месте сразу за неизменной пятеркой лидеров. Напротив названия свупа был указан регистрационный номер участника гонки. И его псевдоним.

«Могло быть хуже», — задумчиво озвучил мои мысли Фрис, через связь с экзером наблюдавший ту же картину, что и я.

— Неплохо откатал, Разоритель. Хотя, держу пари, ты мог бы и лучше.

Присутствием Азура повеяло в Силе еще задолго до того, как он протолкался через толпу и вышел из-за моей спины.

— Угу, — задумчиво отозвался я, все еще пытаясь понять, как относится к нацепленному благодарными зрителями ярлыку. — Для первого раза сойдет. Надо изучить трассу, прежде чем ломиться в самые дебри.

— Разумный подход.

Кивнув, я еще раз покосился на экран и не все же не выдержал:

— Не знаешь, кто мне удружил с псевдонимом?

Азур хохотнул и поманил меня за собой в сторону пилотской вип-ложи. С момента ухода из ангара Кинжальной звезды его моральное состояние заметно стабилизировалось, не грозя сорваться карой небесной не ближайшего попавшегося под руку бедолагу. Однако определенное напряжение в воздухе витало. С приближением Азура вокруг меня образовалось само по себе пустое пространство, вызванное любопытной техникой в его исполнении.

— Разоритель? — переспросил зелтрон и, увидев мой кивок, с ухмылкой пояснил. — Кое-какие шишки из королевской свиты крупно проигрались на твоих ставках, включая парочку наших. Ун слил половину своего банка с прошлого заезда, а Крушила весь. Привык, дурак, на игрушках Чонко летать, а тут базовая классика с минимальным обвесом. «Рухлядь, корыто ржавое!» — Азур нахмурил лоб, изображая рокочущий бас наемника и, не выдержав, расхохотался. — Видел бы, как он на себе волосы рвал, когда ты второй этап прошел. Матюги даже в соседних вышках расслышали, а потом народ подхватил, ну и ты знаешь, как оно бывает. Повезло, что не жмурлом трахнутым назвали.

Я слегка вздрогнул от прошедшей стороной устрашающей перспективы.

— А кто это?

Ухмылка Азура недалеко ушла от дьявольской.

— Тебе лучше не знать. Так что, составишь нам компанию? Не бои́сь. Крушила уже отошел и жаждет с тобой познакомиться. Остальные тоже. Нам всем есть что обсудить перед вторым кругом.

— А Чемпион?

Зелтрон помрачнел, пока он откидывал уже знакомую полу портьеры и кинул на меня испытующий пронзительный взгляд.

— Он тоже ждет. И это первый случай на моей памяти, когда он заговорил с кем-то из нас напрямую.

— Я думал, к моему возвращению ты уже вытянешь из него все ответы. И из Торкуса.

Ментальное поле зелтрона на миг полыхнуло багряной вспышкой ярости.

— Не лезь в это, Джой. Это только наше с ним дело.

— Как скажешь, — я даже не подумал спорить. — Просто не делай ничего, о чем потом пожалеешь.

— О себе лучше переживай!

Осознав, что прозвучал слишком резко, Азур вздохнул и растер пальцами рук виски. А затем посторонился, пропуская меня в вип-ложу и сразу закрывая за нами вход.

— Слава — та еще шлюха. Сейчас она тебя ласкает и сыплет обещаниями, а через минуту раздвигает ноги перед другим. Пользуйся моментом, пока на волне, Разоритель. Второго шанса может и не представиться. Кстати.

Скрывшись от жадных взглядов фанатов, Азур отступил на шаг назад и с большим интересом осмотрел мой образ экзера, в приглушенном свете выглядевший особенно впечатляюще. Не знаю, какая раса создала этот доспех, но в нем я выглядел, как самый настоящий гость из иного мира. Может потому и ощущал себя в нем гораздо более комфортнее, чем в любом другом образе из коллекции.

— Неплохой ход с маскарадом. Не спрашиваю, из какого места ты достал эту броню, — Азур ухмыльнулся, возвращая себе былой задорный настрой, — но она пришлась к месту. Не отказывайся, если через пару кругов к тебе обратится кто-то из спонсоров кубка. Сотрудничество с королевством может сулить барыши гораздо крупнее, чем сможешь наработать за год непрерывных заездов.

Я отрицательно показал головой, краем глаза подмечая движение у барной стойки, где шевельнулась плечистая фигура в тяжелой броне наемника. Помимо него в пилотской вип-ложе визуально никого не наблюдалось, однако я ощущал молчаливое присутствие источника Света Чемпиона. Непобедимый лидер кубка арены Изиза наблюдал за мной из тени где-то в зале, не проявляя явного интереса.

— Креды меня интересуют постольку-поскольку. Победа в четвертом круге даст мне все необходимое дальнейшей работы.

— И яйцо королевы килликов.

— И его… Что?!

— Только не говори, что не знал. Кроме него джедаям больше нечего ловить на Ондероне, — снова нахмурился Азур, но его прервал подошедший Крушила, сходу зарядившей мне пудовой лапищей в плечо. Я не успел обдумать услышанное, вынужденно взмахнув руками для удержания равновесия.

— Молодцом, Разоритель! Красиво всех нагнул: лучший результат на длинной дистанции. За это надо выпить.

— Надо, — согласился я, посылая молчаливые знаки помощи осклабившемуся Азуру.

«Сам выпутывайся», — удалось прочитать по его губам, прежде чем неудержимая стихия в лице хохочущего наемника, оказавшегося довольно душевным и компанейским мужиком, унесла меня в алкогольные дали. Особо мы не усердствовали, памятуя о предстоящих заездах в оставшихся кругах гонок, однако очень даже хорошо посидели вместе с присоединившимся к нам Азуром.

Вопреки своей репутации, здоровяк Крушила оказался довольно образованным разумным, буквально поразив меня своим незаурядным складом ума и умением подстраиваться под собеседника. Высокий интеллект органично сочетался с крепким атлетично развитым телом солдата, не понаслышке знающего, чем пахнет горнило войны. В этом они были очень похоже с громилой из мандалорцев, так и не получившего шанса вызвать меня на спарринг. Но в то же время Крушила отличался от зелтрона, как матерый острожный волк от неудержимого в своей ярости носорога. Ум, сила и прозорливость в одном флаконе. Смешавшись в одно целое с остроумием Азура, они создали уютную атмосферу дружеской беседы, которой я искренне и от всей души наслаждался. Впервые за долгое время.

Со времен обучения в Храме на Тайтоне я так и не смог найти настоящего друга. Фрис не в счет, он уже давно часть семьи. Нова жила своей жизнью за сотни парсеков звездного пространства. И, хотя бы поддерживали связь, полноценной дружбой это назвать сложно. Тем более теперь, когда между нами все стало несколько более сложно.

Что касается остальных: чужаки на Дорине предпочитают держаться особняком, редко поддерживая связи за пределами своих семей. Жизнь в постоянном социальном напряжении накладывает определенный отпечаток, быстро отучая доверять другим. А кел-доры… что ж, они избегали меня достаточно долго, чтобы создать о себе не самое благоприятное впечатление. И даже когда я получил всеобщее признание на взлете «Медтех-Про», осадок на душе остался. Из всех моих знакомых только Шшрх мог претендовать на эту должность, и сын Нак Зиила. Но если первый сам по себе не слишком любил вести задушевные беседы, то у Кеда уже был устоявшийся круг общения, в котором мне, увы, не нашлось места.

Зато теперь, сидя за барной стойком рядом с весело переговаривающимися Крушилой иАзуром, я ощутил сильный душевный подъем. У нас было много тем для общения, и далеко не все они пересекались с гонками на свупах.

К примеру, Крушила оказался знатоком холодного оружия, продемонстрировав нам шикарный образец кортозисного кинжала, носимого в ножнах за поясом на спине. Оружие редкое и дорогое, в не меньшей степени из-за того, что могло прерывать работу световых мечей. При этом сам Крушала против джедаев и подобных им одаренных не имел ничего общего, однако в отряде наемников Ленкса считался одним из лучших спецов по работе с клинком.

Другой бы на моем месте углядел в этой демонстрации определенный намек, но Крушиле было плевать, кто скрывается под личиной Разорителя. Хотя он разгадал, кто я такой, еще в первые минуты разговора, само общение от того тяжелее не стало. Напротив, Крушила выразил восхищение моими пилотскими навыками и посетовал, что сам не владеет чувствительностью к Силе, сильно бы облегчившей его стезю наемника.

— Тебе следует быть осторожнее, Джой, — в какой-то момент предупредил меня Крушила, заговорщицки склоняясь над столешницей и понизив тон. — Вокруг главного приза кубка арены всегда витали «нехорошие шевеления», если ты понимаешь, о чем я. Не факт, что победа в кубке единственное, что потребуется для его получения.

— Торкус сказал…

— Он много чего говорит! — перебил меня Азур, стукнув дном кружки о стол и расплескав пенное содержимое по барной стойке под укоризненным взглядом фоторецепторов дроида-бармена. — И мало делает. Мне от тоже наобещал золотые горы, а в итоге вышло, что я уже год впустую подтираю своей репутацией задницу джедая.

Крушила заметно удивился от такого признания и потребовал объяснений. На что Азур, получил мой молчаливый кивок, негромко поведал тайну личности Чемпиона, с посвящением в нее третьего человека окончательно переставшую быть таковой. То, что известно двоим, знает полмира. А троим — весь мир в курсе. Истина общеизвестная, но от того не менее верная. В себе я был уверен, и в Крушиле, после недолгого общения, тоже. Не того он склада человек, чтобы чесать языком направо-налево.

А вот Азур, уязвленный истинной причиной своего вечного второго места в турнирной таблице, вполне мог проболтаться. Пока общались, он уже предлагал мне пару способов вывести Чемпиона чистую воду, правда без особой уверенности в собственных выводах. По сути любые наши действия в этом направлении только прибавят ему популярности, но никак не послужат поводом для дисквалификации.

Кубок арены Изиза на то и считается любительским видом гонки, чтобы любой желающей погонять на свупах мог попробовать свои силы. Спорт это опасный, так что добровольцев накапливалось не много. И каждый из них мог иметь за душой куда больше мотивов, нежели простое желание хлебнуть адреналина на высоких скоростях.

Так что Азур просто топил обиду в алкоголе и подогревал тлеющей уголек мести Торкусу, с которым зелтрону так и не удалось пообщаться по душам. Будто что-то предчувствуя, пухляш наглухо заперся в своем офисе под предлогом сведения отчетности тотализатора первого круга гонок. Наемники у входа четко бдели со строгим наказом не пускать никого без личного приглашения, и Азур вынужденно ушел ни с чем, теперь изливая душу нам с Крушилой.

Правда, долго расстраиваться не в правилах зелтронов. Первый же стакан улетного ерша с поправкой на ондеронские реалии окончательно развел грусть-тоску, открыв целый кладезь занимательных баек и потешных историй родом с Зелтроса. Азур оказался великолепным рассказчиком и не менее охочим ходоком до женских прелестей. Мы с Крушилой в голос ржали, слушая про его похождения в дебри беззаботной страсти, редко когда заканчивающиеся в своей постели. Или даже в чужой.

Я так и вовсе осознал, что все мои прежние достижения на ниве экстремального секса вовсе не такие уж впечатляющие. По крайней мере мне уже ни разу не доводилось брать женщину в полуметре от кишащего хищными рептилиями бассейна, где незадачливый ходок вместе с любовницей скрывались от преследования после попрания чести гостей Зелтроса.

Как именно ее «попирали» — отдельный рассказ в лицах, достойный поиллюстрационного изложения на глянцевой бумаге в виде методической камасутры для личного пользования. Не знаю, как я, а Крушила сидел весь красный, разве что пар из ушей не валил. Раскованность Азура, в открытую описывающего свои похождения, превосходила самые смелые мужские фантазии. В искусстве занятия сексом с зелтронами мало кто может сравнится, и даже с простых историй я узнал много нового, жадно мотая на ус жизненную мудрость молодого мудреца, познавшего высшие таинства плотских утех.

До момента, когда нашу увлеченную беседу прервало появление нового лица не самой приятной наружности.

— Господа. Не помешаю?

Ун Саргон с царственной небрежностью вклинился между мной и Азуром, на самом деле безразличный к тому, помешал он кому-то или нет. Короткий взмах дроиду-бармену запустил процесс изготовления шумного и явно жутко дорогого коктейля, позволившего нам с Номером Три турнирной таблицы вдоволь померяться взглядами.

— Забавно, — первым прервал напряженное молчание королевский пес, уставившись в узкие светящиеся мягким неоновым светом щели моего шлема, — Я ожидал, что Орден джедаев рано или поздно пришлет своего агента за яйцом. Но думал, что он будет более… традиционно одет.

Искусно выдержанная пауза позволила Уну посмаковать слово, крутящееся на языке, прежде чем огласить вердикт вслух. Я не стал ни опровергать его слова, ни отрицать. Вместо этого ментощупы оплели ауру Уна невесомой чувствительной паутинкой, незаметно отслеживающей малейшие колебания его эмоционального фона. Азур, для которого их передвижения не остались тайной, показал фирменную дьявольскую усмешку, разбившую не один десяток девичьих сердец, падких на плохих парней.

Так и не дождавшись реакции на свои слова, Ун понимающе кивнул и зашел с другой стороны:

— Могу я узнать ваше имя?

— Можете.

— И?..

— Узнавайте.

Тишина. Первым булькнул Азур, сдерживая смешок при виде облачка грибовидного взрыва недовольства, вознесшегося над макушкой королевского пса. Долей секундой позже не держался Крушила, не столь сдержанный, как зелтрон, и потому откровенно гоготнувший в голос.

Ун Саргон досадливо поморщился и пригубил из бокала, переданного дроидом-барменом.

— Хорошо, пусть будет Разоритель. Как вы смотрите на то, чтобы посетить королевский дворец в Изизе?

— У меня гонка, — напомнил я, на что Ун только отмахнулся.

— Второй круг начнется не раньше завтрашнего полудня. Если не собираетесь участвовать в тренировочных заездах, то мы вполне успеем слетать туда и обратно.

— С какой целью?

На сей раз королевский пес молчал дольше, хищно шевеля крыльями носа и поедая взглядом элементы доспеха на моей неподвижной фигуре. Казалось, его пристальный интерес можно было пощупать вживую: настолько явно он виделся и ощущался в духовном зрении.

От Азура тоже не укрылось столь пристальное внимание. Сидя вне поля зрения Уна, зелтрон послал мне предостерегающий импульс, расшифрованный ментощупами как: «Осторожно. Опасность». На что я ответил такой же незримой благодарностью, хотя сам уже принял решение относительно любых предложение посланца короля. Какими бы заманчивыми не были его приложения, ввязываться в очередную игру власть имущих не было никакого желания.

— Его Величество заинтересован в сотрудничестве с Орденом джедаев, — наконец разродился Ун, многозначительно шевельнув раскосыми ухоженным бровями. — И чем более… гхм, «широких» взглядов придерживается его посланник, тем лучше.

— Тогда, боюсь, его Величеству придется долго искать такого джедая. Насколько мне известно, большинство их исповедуют довольно строгий стиль жизни. Что касается вашего предложения… Мой ответ: нет. На ближайшее время я уже распланировал свой график, и полет в столицу в него не входит. Прошу меня извинить. — сказал я и отвернулся в сторону, демонстрируя безразличие к самому факту существования Уна, чем явно не заработал лишних очков его внутреннего рейтинга. Зато ощутил молчаливое одобрение Крушилы и нарастающее возбуждение Азура, наконец нашедшего подходящего кандидата, на ком можно сорвать свою злость от предательства организатора гонок.

Парочкой сторожевых ментощупов я чувствовал, как зелтрон тонко воздействует на эмоциональное состояние Уна, делая его более несдержанным и подталкивая на неразумные поступки. Мастерская работа, исполненная с хирургической точностью. Еще немного, и я ощутил, как на мое предплечье легла рука Уна.

— Неправильный ответ, — в рычании королевского пса засквозила неприкрытая угроза. — Король даровал мне широкие полномочия, джедай. Мы может решить все по хорошему или…

— …или ты заткнешься и по-тихому отвалишь, мудак! — Азур чуть потряс кистью, прогоняя последствия мощного хука, буквально выбившегося Уна Сангона со стула барной стойки. Только сапоги с дорогой дизайнерской отдельной и начищенными до блеска каблуками мелькнули.

«Красиво полетел, — отрешенно прокомментировал Фрис, развлекающийся взломом оставшихся частей внутренней сети гоночного терминала, пока мы с Крушилой и Азуром чесали языками. — Я тут нарыл кое-что про этого Уна. Тухлый тип с сомнительным прошлым. Ему ничего не стоит попортить нам жизнь, так что предоставить Азуру во всем разобраться».

Что он и делал, с большим удовольствием. Не знаю, на какой исход рассчитывал Ун, когда подсаживался к нам, но прямой в челюсть в него явно не входил. Пока мужчина валялся под стойкой, судорожно пытаясь свести разбегающиеся глаза в кучку и мыча нечто угрожающе-оскорбительное, мы с Крушилой благоразумно отступили в сторону, представляя гневно сопящему Азуру полную свободу действий. И он нас не разочаровал, показав довольно неплохое владением рукопашным боем, когда оскорбленно зарычавший пес в прыжке с пола кинулся на него с кулаками.

— Это нормально? — негромко спросил я, наблюдая двумя сцепившимися мужиками, с азартом выбивающими друг из друга все пуду. — То есть… он же зелтрон.

Сказал, и сам же задумался над своими словами. С момента нашего знакомства Азур мало походил на типичного представился своей расы. Агрессия у зелтронов не в почете, разногласия они предпочитают решать куда более мирными способами. И, зачастую, со взаимным удовольствием в горизонтальной плоскости.

Крушила подтвердил мои размышления, одобрительно наблюдая, как Азур пробивает еще один прямой удар, на сей раз в скулу. Ун поплыл, но каким-то чудом удержался в сознании. Не иначе стимуляторы использовал. Джедаям эти штуки не требуются, а у обычных людей очень даже в ходу. Особенно у тех, у кого в одном месте вечно жужжит, подталкивая к поиску приключений на одно место.

— Азур не обычный зелтрон. Спроси его как-нибудь о том, что случилось на станции Астро-14. Много интересного узнаешь о том, на что способны существа его расы. Особенно, если их загнать в угол. О, привет, Чонко!

Крушила отвлекся, приветствуя незаметно подошедшего к нам иторианца, с опаской косящегося на разворачивающуюся драку.

— Добрый день, — поздоровался Чонко, используя переносной звуковой переводчик, закрепленный у себя на груди. В Силе бедняга ощущался, как один сплошной ходячий комок нервов. Плечи в постоянном напряжении, пальцы неосознанно перебирают спутанный клубок проводки — заменителя тактильного релаксанта для снятия стресса, сугубо для гениев-изобретателей. Даже два рта по краям изогнутой буквой «зю» головы плотно сжаты, выдавая внутреннее смятение иторианца, вызванное далеко не дракой.

Поймав на себе скользящий взгляд Чонко, я послал ему ментальную волну ободрения и негромко сказал:

— Рад познакомиться, друг. Ты прекрасно поработал над Кинжальной звездой. Лучший свуп, который я пилотировал.

Еще секунду назад напряженный, как натянутая струна, Чонко просиял и заметно расслабился. Похвала всякому приятна, а уж для ранимого творца, трепетно относящегося к своим детищам, и вовсе подобна глотку свежего воздуха.

— Правда?

— Да, — кивнул я, ни капли не кривя душой. Кинжальная звезда — лучший свуп, который мне довелось пилотировать. В основном, потому что единственный, но Чонко знать об этом не обязательно.

— Я рад, что она наконец-то нашла своего пилота, — иторианец изобразил некое движение ротовыми щелями, обозначая некое подобие улыбки. Выглядело жутковато, но я давно отвык судить экзотов по внешности. Бывает, самый добродушный разумный имеет вид существа, прокрученного через мясорубку. И наоборот: отъявленная мразь скрывается за маской, казалось бы, приличного человека.

В Чонко ощущалась доброта. И немного замкнутости, свойственной ранимым личностям, не слишком любящим пристальное внимание к своей персоне. Я постарался передать через ментощупы максимум расположения, чтобы Чонко перестал чувствовать неловкость при общении с новым лицом в их маленьком закрытом мирке. Как результат, к концу драки второго и третьего номеров лидеров кубка арены Изиза иторианец расслабился достаточно, чтобы начать понемногу задавать вопросы и проявлять инициативу в разговоре.

Пока Крушила вправлял вывихнутое запястье Азура, вышедшего из схватки уверенным победителем, я краем уха слушал Чонко, с жарким пылом рассуждавшего о высоких полетных качествах Кинжальной звезды, которые я сумел продемонстрировать в прямом эфире. Но взгляд мой прикипел к медленно приближающемуся призраку в белом, всплывшему из мрака в дальней и плохо освещенной части пилотской вип-зоны.

Переступив через бессознательное тело пускающего слюни Уна, Чемпион встал напротив меня, не делая ни малейших попыток нарушить воцарившуюся напряженную тишину. Я позволил ему разглядывать и прощупывать себя в Силе, пока сам спешно советовался с Фрисом по нейросети экзера. В итоге мы оба решили не предпринимать активных действий, дождавшись хода неизвестного джедая.

А тот не спешил двигаться, казалось, полностью погрузившись в молчаливое созерцание. Не знаю, что он пытался разглядеть во мне, но не слишком переживал по этому поводу. Ментальное Роение прекрасно скрывает присутствие в Силе, а световой меч надежно скрыт экзером. Зато я со своей стороны получил достаточно времени, чтобы полюбоваться источником Чемпиона.

Отлично от меня, он не скрывал свой связь с Силой, позволяя любому одаренному ощутить вдохновляющую картину звезды, наполненной сияющим Светом. Настоящий идеал, к которому ведут долгие годы тренировок и самодисциплины. Я был знаком с немногими джедаями, но такой чистый и незамутненный Свет видел впервые. Его лучи согревали, наполняли теплотой и заботой. Заставляли просыпаться все лучшее в душе и напоминая о прекрасном в этом мире, полном жестокости и несправедливости.

И в то же время Чемпион, как и я, не выглядел джедаем внешне. Слишком большая одежда не по размеру висела на нем мешковатым светлым балахоном, скрывая очертания худощавой невысокой фигуры. Маска на лице под капюшоном была выточена вручную из цельной породы дерева с белой древесиной. В прорезях для глаз не виднелось ничего, кроме темноты. Но я знал, что зрачки Чемпиона смотрят точно мне в душу. Туда, где Роением скрывался источник Света, по яркости не уступающий его собственному.

Молчаливая битва продолжалась по меньшей мере с минуту, не принесшую ощутимого результата ни одной из сторон. Чемпион чего-то опасался, не спеша заводить разговор, а я попросту залип, созерцая его источник. Зрелище отчего-то показалось крайне завораживающим и притягательным, затягивая в себя до состояния приятной полудремы. Думаю, там бы я и уснул, если бы Крушиле не надоело ждать. Его негромкое покашливание послужило в роли спускового крючка, сорвавшего хрупкое равновесие покоя.

Чемпион сделал глубокий вдох, набирая полную грудь воздуха и… шумно выдохнул, без слов отступив назад и скрывшись в тенях также быстро, как появился. Мы с Крушилой и Азуром недоуменно переглянулись, не зная, как реагировать на произошедшее. Из-за спинки ближайшего дивана показалась голова Чонко, с появлением Чемпиона проявившего достойную настоящего джедая прыть. По крайней мере я впервые видел, чтобы иторианцы передвигались с такой скоростью, умудряясь при этом издавать звуки, похожие на жалобное бульканье.

— И часто с ним такое? — спросил, машинально потянувшись почесать затылок и вхолостую скребнув пальцами по гладкой поверхности шлема.

— Каждый раз, как Чемпиона видит.

— Я не про Чонко. Хотя, — иторианец вздрогнул, ощутив на себе мой укоряющий взгляд, — тебе, дружок, не помешало бы собрать яйца в кулак. Успокойся, никто тебя не тронет. Бармен — бутылку чего покрепче! Будем лечить этот запущенный случай.

— Спа-… сибо, Ра… зоритель.

— Можно просто Джой. Так что с Чемпионом?

— Кто его разберет, — пожал плечами Крушила. И, покосившись на Азура, неуверенно добавил. — Чемпион вообще редко проявляет к кому-либо интерес. А чтобы вот так, напрямую пялиться: вообще впервые вижу. Ты чем-то заинтересовал его, Джой.

Азур красноречиво изогнул бровь, но воздержался от комментариев, за что я был ему примерно благодарен.

— Разберемся с ним позже. Что с Уном будем делать?

— А что с ним? — удивился Азур. — Повалятся и оклемается, не так уж сильно я ему навалял. Король точно в претензии не будет, он его сам недолюбливает.

— Даже так…

— А ты думал, в эту глушь за большие заслуги отсылают? — Крушила крякнул и грянул кулаком по стойке, поторапливая засуетившегося дроида, наполняющего пять пузатых кубков ядовито-красной жидкостью с острым привкусом алкогольного дурмана. — Пошевеливайся, жестянка! Нам тут пострадавшего до второго круга подлечить надо. Вбухнем мировую, до дна!

Глава 6. «Осколки целого»

Разлепив веки, я обозрел потрепанную гулянкой пилотскую вип-ложу, выглядевшую, будто по ней потопталось стадо разъяренных арконоков. Помимо объяснимого мусора, гор пустой стеклянной посуды из-под алкоголя и валяющихся вперемешку храпящих тел, наблюдалось туманная завеса ментальной неги, местами разбавляемая острыми вспышками похмельной боли. Я стал не первым, кто проснулся, но одним из немногих, чье вменяемое состояние позволяло адекватно воспринимать окружающий мир. При этом события прошлой ночи не стерлись из памяти, позволяя с минимальными усилиями вспомнить самые яркие события кутежа, охватившего одну за другой все зрительские вышки гоночного терминала.

Начиналось все пристойно с пары тостов и одной бутылки забористого горячительного на трех мужиков и одного Чонко, всеми силами отнекивающегося от участия в грядущей попойке. Потом прочухался Ун Саргон и под давлением коллектива принял на грудь внушительную дозу ондеронского пойла от спонсора гонок «Вбухни», преобразившись в добродушного парня, пылающего искренней любовью ко всему сущему. Азур оказался мгновенно прощен и назначен в почетные собутыльники. Мне же шепотом посоветовали держаться от столицы подальше, имею я отношение к Ордену или нет. Кибер-доспех Разорителя произвел определенное впечатление на королевскую семью, после просмотра финала первого круга пожелавших лично пообщаться с носителем столь интересной технологии. И готовых ради этого на все, вплоть до подкупа и применения силы.

Чем вызван столь рьяный интерес я узнать не успел. В какой-то момент градус выпитого Уном превысил определенный предел, и его масляные глазки стали шарить по вип-ложе в поисках доступных особ женского пола. Таковых в обозримой близости не оказалось, так что королевский пес предпринял экстренный маневр в сторону выхода, спровоцировав начало всеобщего грехопадения в объятия зеленого змия.

Менее чем через минуту портьеры на входе распахнуты настежь, а пилотские ложи заполонили восторженные фанаты, счастливые от возможности расслабиться в кампании своих кумиров. По меньшей мере половина из них насчитывала молодых девушек, так что не только Ун, но и составивший ему компанию Азур потерялись в пучинах животной страсти где-то за пределами пилотской вип-ложи.

Я сперва дернулся составить им компанию, но вовремя сдал назад, вспомнив, что творится с моей энергетикой. С момента последнего приступа прошло не так много времени, и боль от идущей вразнос основы все еще была свежа в памяти. Как физическая, так и душевная. Кроме того, мне совершенно не хотелось проверять, какой эффект оказывает на девушек кейю, даже если они не имеют чувствительности к Силе. Иррациональный страх после откровений Азура успешно укоренился в подсознании, заставляя вздрагивать всякий раз, как неподалеку слышался веселый женский смех.

К счастью, закрытый шлем прекрасно скрывал все душевные метания, и сосредоточившийся на спаивании иторианца Крушила ничего не заметил. А там уже гулянка набрала обороты, и вечер стал похож на старую киноленту с подсвеченными кадрами особенно знаковых моментов.

Вот ухрюкавшийся в зюзю Чонко залезает на барную стойку и изгибается в совершенно немыслимой с точки анатомии позе, демонстрируя оригинал некогда показанного Илонией Пантир иторинского прыг-дрыга. Жуткое и в то же время завораживающее зрелище. Парочка особо чувствительных гостей на заднем плане сгибается в поясе, исторгая на пол содержимое желудков.

Следующий кадр. Крушила и я, устроившие борцовское соревнование в кругу азартно вопящих зрителей. Победила дружба. То есть пошатнувшийся Чонко навернулся со стойки, и нам пришлось вытаскивать его из удушающих объятий какого-то хищного экзота, в алкогольном дурмане перепутавшего икающего гения с травоядной дичью из своего мира.

Полночь, апогей всеобщего веселья. Попойка плавно перешла в дискотеку местного пошива, превратив зал зрительской вышки в одно многорукое чудовище, немузыкально орущее под мегапопулярный хит с просторов Голонета. Как меня не раздавили в этой куче ума не приложу, но было весело. По крайней мере, в атмосфере всеобщего единения никто не заметил мою квардионную копию, горланящую припев в обнимку с дроидом-барменом, ошалело мигающего кругляшами зрительных фотоэлементов.

Вспышка, кадр из серии эротических комиксов «что будет, если вколоть зелтрону возбуждающий эролит». Уж не знаю, чем думали эти две малолетки, но разумная мысль, что делать этого не стоило, пришла в их хорошенькие головки слишком поздно. Я поспешно встряхнул головой, прогоняя мысленный образ совершенно голого розовокожего мужика с возбужденным хозяйством наперевес, гонящегося за двумя отчаянно орущими девками. Природа не просто не обелила Азура Хола, но одарила его в той степени, когда секс для неподготовленной партнерши может стать изощренным орудием казни. Девчонок пришлось буквально спасать, а перевозбуждено орущему зелтрону подсовывать высокую и темпераментную наемницу из команды Ленкса. Ее страстные крики и стоны еще до самого утра проносились эхом по пустынным помещениям ангаров для свупов.

Где на этом этапе затерялся Ун Саргон история умалчивает, но он вернулся в пилотскую вип-ложу уже под самое утро, когда на ногах держались только самые стойкие. Весь грязный, дурно пахнущий, будто собственноручно покопавшийся в мусоросборнике, но сияющей такой счастливой улыбкой, что аж завидно становилось. Колоритный образ довершал женский лифчик, зацепившийся за левое ухо, и внушительного вида плазмоган, залихватски закинутый на плечо.

Само собой, оружие отобрали и вручили в жадно шевелящиеся пальцы стакан с фирменным пойлом «Вбухни» в качестве утешительной замены. Употребив сей коварный напиток, Ун Саргон смачно рыгнул и рухнул на том же месте, где стоял, послужив примером для оставшихся «в живых» гуляк, среди которых были и мы с Крушилой. Последний так и отрубился на том же диванчике, где мы распевали душевные мотивы из песен, подсказанных памятью моей прошлой жизнью. Языка наемник не знал, но принятое на грудь спиртное и здоровый энтузиазм сыграли свою роль. Голос у Крушилы оказался на редкость мелодичным и проникающим, и сильный акцент почти не портил общее впечатление. Я даже пару раз пустил слезу, слыша в его исполнении отзвуки голосов тех, кто отдал свои жизни за Родину.

Как бы не хотелось считать себя частью этого мира, но прошлое нельзя забыть просто так. Да, я уже совершенно другой человек, чем тот, кто попал в тело маленького юнлинга в Храме джедаев на Тайтоне. Но кое-что не меняется. И, наверное, именно это и является основой, на наличие которой мне открыл глаза Азур Хол.

Заставив себя принять сидячее положение, я еще раз огляделся по сторонам и, убедившись в отсутствии случайных наблюдателей, вновь рискнул погрузиться в себя. Разумеется, на порядок осторожнее, чем в первый раз, чтобы не вызвать ненароком очередной приступ, но не менее решительно. Бурная ночь помогла уложить творящийся в голове кавардак, позволив сосредоточиться на главной проблеме.

Итак, основа. А точнее целых три, видимых мной, как некие «слои», разделяющие ядро астрального тела на неравные части с неясным содержимым. Почему я не замечал их раньше? Да просто потому, что не знал о существовании кейю. Или, точнее, путал его с неким притяжением Силы, которое привык называть Зовом. Удобный самообман, позволяющий не видеть очевидного и перекладывать свои ошибки на некое эфемерное нечто.

Зато теперь, воочию узрев на примере Азура, что значит «песнь основы», я смог уловить эти оттенки ядра своей личности, скрывающиеся за чем-то, чему мы оба не могли дать объяснение. Некий призрачный барьер, отделяющий сосредоточение ядра личности от внешних слоев астрального тела. Не знаю, откуда он взялся и какую функцию выполнял, но из-за него кейю звучал несколько приглушенно, позволяя сделать вывод о своей рукотворной структуре. Иначе быть не могло, поскольку сама по себе аура имеет однородную структуру, и различия между внешними и внутренними слоями минимальны.

Другой вопрос, что для обнаружения столь тонких материй нужно владеть особым типом аурного зрения или быть достаточно искушенным мастером менталистики. У Азура имелся подобный опыт, но недостаточный, чтобы рассказать больше. Именно поэтому Азур сказал мне летать на Зелтрос к его наставнице, способной разобраться во всей этой чертовщине.

Что же касается самих основ… Честно, они меня пугали. До недавнего времени я принимал их существование только со слов Могру и Кирона, явившихся ко мне в видениях Силы. Знание это энтузиазма не добавляло, но и особой тревоги не вызывало. Мало ли какими терминами сыплют джедаи, чей опыт в десятки раз превосходит мой собственный? Но теперь, получив явное подтверждение, всерьез испугался за свой рассудок.

Если основа — это квинтэссенция личности, то наличие целых трех позволяет сделать весьма тревожные выводы, особенно памятуя о том, что одна продолжает петь кейю. Сама, без какого-либо контроля с моей стороны! А единственная попытка разобраться в происходящем обернулась такой болью, что я зарекся соваться к основам по меньшей мере до встречи с наставницей Азура. Однако это не помешало мне разглядывать их, погрузившись в медитацию и пытаться понять, что же такое со мной происходит.

В таком состоянии меня и нашел Чемпион, на цыпочках проскользнувший между храпящими телами, чтобы сесть рядом и присоединиться к медитативному созерцанию своего внутреннего «я». Не знаю, сколько времени прошло, и что в это время искал в Силе Чемпион, но хрупкое равновесие нарушил именно он. А точнее сам звук его голоса, вызвавший колючую волну мурашек по всему телу.

— Нам нужно поговорить.

Голос. Робкий, тихий, нерешительный. Но главное, вполне себе человеческий, не искаженный металлическим фильтром звукового декодера маски. Прежде именно он делал из Чемпиона бесполое существо, добавляющее изрядную толику таинственности его образу, но сейчас я весь сжался изнутри, услышав обертона голоса, никак не способного принадлежать мужчине.

— Почему ты молчишь? — она нервно сглотнула, показывая изрядную степень волнения. — Скажи что-нибудь!

«Не могу, — я зажмурился и сцепил зубы, чувствуя, как виски раздирает усиливающийся кейю. — Ну же, держись, тряпка! Сопротивляйся! Я здесь главный, и только я решаю… А, да пошло оно все!»

— Держись от меня подальше!

Вскочив и оттолкнув от себя вскрикнувшую девушку, скрывавшуюся за безликим образом Чемпиона и не ожидавшую от меня такой прыти, я рванул к выходу из зрительской вышки. А, выскочив на лестницу, поставил рекорд бега, добравшись до ангара с Кинжальной звездой, под крылом которой обнаружил мирно сопящего Чонко в обнимку с разводным ключом. А также Фриса, в форме кварда восседающего на пилотском кресле и увлеченно копающемся в приборной панели.

— Уже выспался? — услышав грохот распахнувшихся створок ангара, Фрис отсалютовал мне рукой и сочувственно покосился на Чонко, от неожиданности вскочившего и приложившегося макушкой о крыло свупа.

— А-хх!

— Аккуратно. Джо… То есть, Джой. Ты чего?

— Вылезай.

Выгнав Фриса из кабины звезды, я стрелой влетел в кресло и Телекинезом с щелчком закрыл бронированный колпак, успев прорычать перед тем, как скрыться внутри.

— Чонко — уходи, живо. Фрис, закрой за ним. В ангар никого не пускать. Особенно Чемпиона.

Грудь разрывала паника, а виски отголоски кейю, с неохотой затихающего без прямой видимости объекта потаенных мужских желаний.

«Ситхова основа!»

На глаза сами собой навернули слезы, и я сжался в клубок на кресле, авральыми темпами прокачивая Силу и стараясь думать о чем угодно, но не о голосе джедайки, поднявшем кипящую бурю чувств у меня в груди.

Стук в стекло. Секунда или две тишины. Потом копошение в корпусе свупа и встревоженный голос Фриса из-под приборной панели.

— Брат, ты как? Может, медиков вызвать?

— Уйди.

— Если снова твой Зов, я могу позвать Азура…

— Нет! Просто оставь меня. Пожалуйста.

Я отвернулся, забыв, что шлем скрывает бегущие по щекам дорожки слез. Но Фрис знал меня достаточно хорошо, чтобы понять, насколько тяжело мне в данный конкретный момент. И понял, что на сей раз его помощь только навредит.

— Если что, я всегда рядом, Джове. Помни об этом.

Вяло кивнув, я еще сильнее закрылся в себе, с большим трудом сумев прийти в некое подобие душевного равновесия к моменту, когда по ангарам свупов разнесся протяжный сигнал к старту второго круга гонки. К тому времени все пилоты уже разошлись по своим боксам, и Фрис смог вернуться в кабину, перестав исполнять роль сторожевой собаки на входе. Он ничего не сказал, молча слившись в одно целое с экзером, но я уже пришел в себя и нашел силы произнести слова благодарности.

— Спасибо, брат.

— Всегда, брат. Получше стало?

— Немного, — я криво ухмыльнулся, берясь за рукоятку штурвала и пробегаясь пальцами по рычажкам активации двигателей.

— Хочешь поговорить о…?

— Нет, — чуть более резко, чем хотел, перебил я его и сменил тему. — Чего там иторианец копался? По правилам кубка свупы нельзя чинить между заездами.

— От только залил топливо и проверил ходовую. Сказал, что наша Кинжальная Звезда была первым свупом, который он восстановил, когда начала работать на Торкуса. Переживает.

— Ясно, тогда ладно. Начинай предполетную подготовку, а я пока отправлю пару сообщений.

— Принято. Кстати, Азур просил передать, что ты урод. И чтобы связался с им сразу, как соберешь яйца в кулак.

Я поневоле хохотнул, услышав в передразнивающем тоне Фриса узнаваемые интонации взбешенного зелтрона. Надо думать, тот слегка расстроился, когда огреб по сопатке от Фриса после нескольких неудачных попыток проникновения в аргар. Но, увы, это была необходимая жертва. Я был не готов объясняться с ним тогда и не готов сейчас. По крайней мере не до тех пор, пока не буду готов примириться со своей новой проблемой и найти пути ее решения.

Нет, я не влюбился, как можно было бы подумать. Однако ничего подобного, как при звуке голоса той джедайки, я не испытывал ни в прошлой жизни, ни в этой. Ни с одной из своих женщин. Не страсть даже. Или похоть. Но нечто более глубокое, пронзившее все мое существо одним единственным желанием обладать женщиной, чья основа… ни капли не резонировала с моей собственной.

О, это была пытка! Самая настоящая, и я совершенно растерялся, не понимая, как реагировать на происходящее. И потому предпочел просто сбежать, спрятавшись в коконе своего свупа до наступления лучших времен.

Гордиться тут нечем, признаю, но иного выхода на тот момент я не видел. Слишком внезапным оказалась атака кейю, едва не заставившая меня с возбужденным рыком наброситься на ничего не подозревающую девушку. Боюсь представить, что та испытала, но, надеюсь, моей выходки хватит, чтобы заставить Чемпиона держаться подальше. По крайней мере до финала четвертого круга, когда полученный выигрыш позволит мне покинуть Ондерон и отправиться на Зелтрос в поисках исцеления. Рисковать даже малым шансом того, что основа джедайки срезанирует с моей, я не собирался. Не хочу, чтобы она повторила судьбу Ланы и Кары, вероятно ставших невольными жертвами кейю.

От мысли о них на душе стало еще гаже. Бедные девчонки. Они ведь верили мне, а оказалось, что я просто играл их чувствами, сам того не осознавая. Точно также, как с Новой. И с Илонией Пантир. Хотя с последней, надеюсь, кейю все же ни при чем. У принцессы и без него есть свой интерес в наших отношениях, и пробужденная связь с Силой просто усилила ее решимость.

И это не считая случайных джедаек, попавших под резонанс основы в Храме на Корусанте. Тут уже оставалось уповать на Силу и надеяться, что ущерб был нанесен минимальный.

«Готово. Две минуты до старта, можем трогаться».

— А? — я недоуменно моргнул, сбитый с толку сообщением Фриса по нейроинтерфейсу экзера и плавно вдавил рычаг скорости. — Вперед.

***

Каждый одаренный напитывает Силой сердце своего оружия, адаптируя его под себя и свои нужды. Через Глубокую медитацию кайберу можно придать определенные свойства, дополняющие стиль боя, практикуемой джедаем. Скорость реакции, усиление режущего эффекта клинка, повышение стабильности, улучшенное парирование выстрелов тяжелого оружия для рыцарей. Повышение потенциала Светлой стороны, очищение сознания во время боя, усиление определенных техник и способности фокусировать Силу для консулов. Эффектов имелось великое множество, и для каждой разновидности кайбер-кристаллов они индивидуальны.

Сердце своего меча Анья Рал напитала особой техникой, позволяющей джедаю лучше взаимодействовать со скрытым духовным миром Силы. Таким образом она могла использовать более сильные ментальные практики, позволяющие на интуитивном уровне предсказывать опасность, что не раз спасало ей жизнь еще со времен бытности падаваном.

Увы, эта способность не слишком помогла, когда дело дошло до выполнения текущего задания, целью которого являлось вызволение из рук контрабандистов яйца королевы килликов. Оглядываясь назад, Анья с горечью думала, что лучше бы потратила минувшие полгода на тренировки в Храме, чем в бесплотных попытках исполнить волю Совета. Но раз такова их воля, то кто она такая, чтобы противиться? К тому же, если яйцо королевы все-таки на Ондероне, то Анья обязана сделать все возможное, чтобы спасти его из рук алчных ублюдков, не думающих ни о чем, кроме собственной наживы.

Жаль, другие не разделяли ее мнения, что сильно осложняло процесс поисков. К королю обращаться смысла не было. Тот при всем желании не стал бы выводить чистую воду контрабандистов, которым в немалой степени был обязан рекордном расширением столичного сектора. С тех самых пор, как особым эдиктом тайной канцелярии был завизирован проект подпольных гонок на свупах, обеспечивших значительный приток финансирования и новых переселенцев на планету. Впервые за последнее тысячелетие Ондерон начал выбираться из пагубной стагнации, радуя правительство положительной статистикой прироста населения и растущим процентом расчистки джунглей.

Точно также Анья осознавала бесполезность любых апелляций к республиканским законам. Формально Ондерон входил в состав Республики, однако подвязки короля с рядом влиятельных сенаторов позволили найти лазейки в законах и оформить поставки контрабанды под видом «гуманитарной помощи» развивающейся планете. С точки зрения правовой основы все было составлено так, что не подкопаешься, а откаты заинтересованным лицам обеспечили процветание теневой схемы. Причем не только на Ондероне, но в сотне похожих миров по всей освоенной части галактики.

Разумеется, разведка джедаев держала руку на пульсе происходящего, и оперативно пресекала выход на черный рынок товаров, способных представлять угрозу безопасности Республики. По большей части. Изредка случались досадные проколы, как с яйцом королевы килликов, провезенного на Ондерон под видом кладки редкого подвида красных грефн, практически истребленных в период древних ситхских войн.

Эти наземные птицы представляли определенную угрозу в дикой природе, но в контролируемой среде имели немалую ценность для фармакологической промышленности. Яд красных грефн в малых дозах использовался в составе множества медикаментозных препаратов, по сей день используемых на планетах, где население не могло позволить себе современные и более эффективные способы лечения.

Но одно дело яйцо пусть ценного в определенной степени, но в неразумного животного, и совсем другое зародыш расы, потенциально способный ассимилировать сознания других живых существ в свой рой. За всю историю Республики людям еще ни разу не удавалось захватить живое яйцо королевы, и когда информация просочилась в массы, Орден среагировал без промедления. Приказом Совета за яйцом королевы послали целую боевую группу джедаев, экстренно стянутую с ближайшего галактического региона.

К сожалению, контрабандисты предусмотрели такой поворот, и сумели скрыть настоящее яйцо среди нескольких обманок, разошедшихся по теневым рынкам в самых разных уголках галактики. Когда план перехвата не удался, Совет отозвал большинство агентов, выдав оставшимся и самым толковым индивидуальные задания без конкретного срока исполнения. Помимо двух зарекомендовавших себя рыцарей-джедаев, в их число вошла сама Анья — молодой перспективный консул, в неполные девятнадцать лет считавшаяся гением и первым за многие века истории Ордена претендентом на звание барсен’тора.

Свое первое серьезное задание от Совета Анья восприняла с положенным джедаю смирением и достоинством. Мастер тогрутта Шана-Ла хорошо обучила свою преемницу, воспитав адепта, всем сердцем преданного Светлой стороне Силы. Анья сумела не показать своих эмоций в покоях Совета, однако глубоко внутри девушку распирало от гордости.

Ее первое самостоятельное задание! И сразу крайне ответственное, требующее применения всех полученных навыков за время обучения падаваном. Прекрасный повод проявить себя и доказать, что мастер Шана-Ла не зря выбрала из всех юнлингов именно ее.

Отбраковав откровенно ложные зацепки, боевая тройка Ордена приняла решение разделиться, сосредоточившись на поиске по наиболее перспективным направлениям. Рыцарь-наутоланин Кузу отправился в пограничный сектор Внешнего Кольца Аноат, где яйцо должны были переправить неизвестному заказчику через целую систему обмена, чтобы окончательно запутать следы. Рыцарь-джедай Сури-Ла — подруга Аньи со времен обучения в Храме и по совместительству младшая сестра Шаны-Ла — отправилась на Кессель, где яйцо планировали выставить с молотка под протекторатом картеля хаттов. И, наконец, самой Анье достался сектор Джепраэль, и самый очевидный след, ведущий к подпольной лиге гонок на свупах Ондерона. Согласно данным разведки СИС, яйцо королевы килликов собирались выставить в качестве награды к пятилетнему юбилею кубка арены Изиза.

Итого три зацепки и столько джедаев, отправленных за призрачным образом живого оружия, в нечистых руках способного поколебать равновесие Силы в Галактике. Анья не слишком рассчитывала отыскать яйцо по своим координатам, но к своей задаче подошла со всей ответственностью, не став полагаться исключительно на волю Силы.

К сожалению, попытки разыскать яйцо более простыми способами результата не принесли, и будущему барсен’тору пришлось идти длинным путем. Так в ондеронских гонках появился безымянный на тот момент участник, после эффектной череды побед сумевший завоевать преданную аудиторию фанатов и статус безоговорочного Чемпиона кубка арены Изиза. А там репутация начала работать сама на себя, еще на шаг приближая Анью к получению главного приза, обещанного победителю кубка арены в пятилетнюю годовщину создания трассы.

План не идеальный, но, раз, другие способы показали свою полную несостоятельность, Анья терпеливо нарабатывала очки репутации и побеждала в гонках, ожидая часа, когда враг расслабиться достаточно для нанесения удара. Она не питала иллюзий насчет благородства организатора гонок, тщательно скрывающего свое бурное криминальное прошлое. В другой ситуации Торкус бы уже давно притирал нары за силовой решеткой в застенках республиканской тюрьмы. Но пока он остается единственной ниточкой, ведущей к яйцу, обрывать ее никак нельзя.

Из-за паранойи Торкуса девушка вынужденно носила маску и мешковатую скрывающую фигуру одежду круглые сутки, опасаясь раскрыть свою настоящую личность. Слишком уж плотный колпак навесили на нее, чтобы расслабляться даже во время сна в своем ангаре, по настоянию Совета арендованному на год вперед. Чемпион должен был плотно прописаться в умах зрителей и организаторов гонок, чтобы внедрение Аньи имели шансы на успех.

И какого же было ее удивление, когда в один день слежка вдруг резко ослабла, сместив вектор внимания на кого-то другого. Сперва Анья заметно встревожилась, решив, что ее раскрыли. А потом увидела записи в сети и вздохнула с облегчением.

Совет прислал помощь. Видимо, Кузу и Сури-Ла не добились успеха, а, значит, настоящее яйцо королевы здесь, на Ондероне! Все усилия были приложены не зря!

Но насколько бы вдохновленной себя не ощущала Анья, рушить игру своему собрату по Ордену она не желала. Терпеливо дожидаясь, пока он уладит проблемы с Торкусом, она лишь затем аккуратно заявила о своем присутствии, когда рыцарь в странных доспех с мандалорским уклоном появился в вип-ложе с Азуром Холом.

А потом что-то пошло не так. При виде Аньи джедай повел себя неоднозначно, сильно удивившись и по-прежнему отказываясь хоть как-то обозначать свое присутствие в Силе.Никогда прежде она не видела такой техники, стоящей вровень с самыми продвинутыми навыками мастеров скрыта. И в то же время молодой юноша мало походил на неприметных разведчиков-теней или всевидящих дозорных. Напротив, вся его внушительная фигура дышала грубой силой и мощью, позволяя сделать вывод о выборе джедаем воинского пути рыцаря.

Вот только светового меча при джедае, как ни странно, не оказалось. Куда он его дел? Анья точно видела рукоять в его руках во время прямой трансляции. Весьма необычную, притягивающую взгляд мерцанием энергетических импульсов с небесно-бирюзовым цветом по всей длине корпуса. И почему-то точно также незримую в Силе, как и ее владелец.

Девушка наклонилась вперед, пытаясь получше разглядеть джедая, как вдруг ощутила нечто, заставившее ее замереть и затаить дыхание. От странного чувства спина мгновенно покрылась холодным потом, ладони вспотели, а по коже пробежала зябкая волна дрожи. Анье понадобилась пара ударов загнанно колотящегося сердца, чтобы понять, что это за чувство.

Страх. Липкое беспомощное чувство жертвы, угодившей в западню опасного хищника. Последний раз нечто подобное юная джедайка ощущала очень давно, еще до спасения мастером Шаной-Ла от охотников за головами. Тогда мерзкие твари убили маму Аньи и сильно покалечили отца, сделав того калекой в неполные двадцать пять лет. Что с ним стало теперь девушка не знала, после вступления в Орден отрезав от себя прошлое, но то чувство загнанной жертвы накрепко въелось в память.

И вот снова, страх сковал сковало тело, заставляя беспомощно смотреть на чем-то разозленного зелтрона, тащащего джедая к выходу из вип-ложи. Лишь когда оба они скрылись из виду, Анья смогла облегченно выдохнуть. И тут же едва подавила крик, отшатнувшись от гремяще всхрапнувшего наемника, внаглую оккупировавшего диван рядом с ее креслом.

«Что б тебя, тупая гора мыщц!»

Вскочив и в сердцах отведя назад ногу для пинка, Анья не сразу осознала, что делает. Мысли путались, в висках шумело, а липкий пот ручьями тек по лицу, оставляя на губах сильный соленый привкус. Только недоуменный взгляд Чонко отрезвил девушку и заставил стрелой метнуться к выходу, в противоположную сторону той, где скрылись Азур Хол с неизвестным джедаем.

С трудом миновав толпу фанатов, едва не разорвавшую своего кумира на мелкие клочки, Анья добежала до своего номера в спальном этаже вышки. Для восстановления самообладания потребовался холодный отрезвляющий душ и небольшую поблажка в виде пары тонких долек мейлурунов — сладких тающих на языке фруктов, столь любимых Аньей. Мера экстренная, но оттого не менее эффективная.

Прикрыв веки от сочного взрыва фруктового вкуса во рту, Анья воспользовалась этим моментом блаженства, чтобы окончательно выровнять колебания Силы Светлой стороны. Вкус от мейлуруна еще не успел истаять на языке, как она поспешила сменить пропитанную потом одежду и метнулась обратно в зал, движимая желанием немедленно отыскать неизвестного… джедая? Ситха? Анья ни в чем не была уверена, но световой меч на всякий случай взяла, скрыв его в просторном рукаве новой робы.

В зрительской вышке ее появление внезапно осталось незамеченным. Привыкшая к постоянному вниманию фанатов, Анья не сразу сообразила, почему никто не спешит бежать ей навстречу. А потом увидела трансляцию последнего заезда первого круга кубка арены на стенном экране, и испытующе прищурилась.

Это был он. Анья поняла это в тот же миг, как увидела странный доспех в кибертизированном стиле и увидела выкрутасы свупа, несущегося по трассе на максимальной скорости. Только джедай мог обладать подобной острой реакции, ведомый самой Силой к победе. Вот только у него она отзывалась куда лучше, вызвав укол зависти в груди Аньи и заставившей ее недовольно поморщиться. Вот опять! Чувства, которые прежде удерживались стальной хваткой воли, будто взбесились, отказываясь подчиняться и сохранять разум чистым.

Как ему удается?! Чтобы правильно направлять Силу на таких скоростях, нужно владеть поистине впечатляющими способностями. Или, как минимум, врожденным талантом пилота. У нее самой свупы едва дотягивали до конца четвертого круга, не разваливающиеся только ввиду щедрой напитки Силовой ковкой и последующей поддержкой Телекинезом на особо опасных маневрах. Этот же словно перышко летал по маршруту, вытворяя чудеса высшего пилотажа без малейшего вреда для своей техники. Ситхов везунчик! Не то, что некоторые, умудряющиеся даже кофеварку сломать, не успев толком ей попользоваться. Уже вторую за минувший месяц…

Анья закрыла глаза и заставила себя отрешиться от происходящего, сосредоточившись на течение Силы в себе и вокруг. Легкая версия медитации помогла привести мысли в порядок, но тревога никуда не исчезла. А вскоре и вовсе усилилась, по мере прохождения пилотом круга арены и впечатляющего финального рывка, закончившегося обреченным воплем Крушилы, потонувшим в многоголосом реве восторга зрителей гонок.

«Разрушитель», — прочитала Анья надпись на экране и вздрогнула еще раз, когда фанаты встретили титул свежепоименнованного новичка одобряющим ревом луженых глоток. Успокоенное было чувство зависти резко усилилось, заставляя девушку скрестить руки на груди от досады. Всего одним заездом неизвестный джедай обрел столько же симпатий зрителей, сколько она собирала долгие месяцы, прежде чем обрести заслуженный статус Чемпиона.

— Неплохо, да?

Анья чуть повернула голову в бок к незаметно подошедшему Азуру Холу, делавшему вид, будто происходящее на экране заботит его куда больше ее реакции.

— У него точно есть потенциал. Я уже поговорил с остальными: они не против, чтобы Разоритель присоединился к нам в вип-ложе. Если…

— Мне нужно поговорить с ним!

У зелтрона дернулся левый глаз, и Анья поспешно сбавила тон, сообразив, что позволила предательским эмоциям проскользнуть в прежде холодном, как у дроида голосе.

— То есть, пусть приходит. Я не возражаю.

— Хорошо…

Азур Хол и вместе с ним подошедший Крушила все еще недоуменно смотрели ей в след, пока Анья торопливо уходила, коря себя за несвойственную джедаю несдержанность. Да что с ней такое происходит? Совершенно неприемлемо. Наверное, этот парень что-то с ней сделал. Какая-то скрытая техника, поколебавшая ее уверенность в своих силах, не иначе.

Преисполнившись решимости вывести Разорителя на чистую воду, Анья выжидала удобный момент сделать свой ход, но начавший безобразную драку Азур Хол вынудил ее сделать первый шаг раньше. Дождавшись, пока раздираемые гармонами мужчины начистят друг другу лица, джедайка подошла к Разорителю. Уверенно, с гордо выпрямленной спиной и решимостью атаковать в случае угрозы. Рукоять светового меча, приятно холодящая кожу и прижатая к запястью, успокаивала размеренным пением кайбер-кристалла. Все шло по плану… ровно до того момента, как настало время что-то сказать.

Вопреки желанию, голос отказал, и Анья просто вытаращилась на незнакомца, аналогично разглядывающего ее с таким же пристальным вниманием. Напряжение нарастало, тишина давила на слух. Но слова попросту отказывались обрастать звуками и срываться с губ, застряв где-то на выходе из легких плотным колючим комком.

Это был уже не просто страх. Нечто совокупное их неуверенности и щемящего волнения, знакомого каждому падавану, впервые проходящему Испытание на звание настоящего джедая. Анья смотрела в хищный формы щиток шлема Разорителя и снова чувствовала себя той неуверенной девочкой, вечно сомневающейся перед тем, как сделать решающей шаг. Годы тренировок и самодисциплины оказались сметены под лавиной противоречивых эмоций. Битва окончилась поражением задолго до ее начала.

«Нам нужно, — Анья набрала в грудь воздуха и шумно выдохнула. — Поговорить!»

Слова прозвучали… мысленно, так и не обратившись в понятную человеческую речь. Осознав это, Анья окончательно стушевалась и, дрогнув под напором неясного беспокойства, отступила и быстро покинула зал, признавая собственное поражение.

Это было немыслимо! Невозможно! Но все же не переставало быть правдой. Анья Рал, подающий надежды джедай-консул и неоформленная заготовка под барсен’тора… испугалась. Сама не зная чего. И не смогла понять это ни тогда, ни на следующее утро, когда проснулась в своей кровати с гудящей от ночных переживаний головой.

Глубокая медитация помогла, но только отчасти. Анья все еще ощущала себя разбитой, но уже достаточно оправилась, чтобы сделать очередную попытку поговорить с Джоем. Его имя она узнала вчера, когда мужчины общались в баре за выпивкой. Тогда Анья не придала этому значения, погруженная в поставленную задачу, но теперь начала судорожно искать связи. И не припоминала ни одного рыцаря с таким именем.

Может, он в самом деле ситх, скрывающий свою истинную сущность в Силе? Но если да, почему не напал на нее, когда ощутил вызывающее сияние Светлой стороны? Анья специально распахнула его на полную, бросая вызов и одновременно надеясь, что незнакомец окажется джедаем и откликнется на ее молчаливую просьбу. Ведь, как бы не храбрилась девушка, и какой взрослой не сталась казаться перед отправкой на первое самостоятельно задание — ей все еще не хватало поддержки. Да даже простого общения, когда не нужно притворяться той, кем она не являлась.

Так что Анья решила попытаться снова. И на сей раз подготовилась лучше, уже зная, чего ожидать и заранее применив медитативные техники на основе Кодекса. Они позволяли джедаю сохранять самообладание даже в самых тяжелых ситуациях, на грани жизни и смерти. Анья надеялась, что с их помощью сможет перебороть свою слабость, по неясной причине возникающей рядом с Джоем.

Все получилось. Джедайка нашла его в разгромленной после ночной гулянки вип-ложе, посреди храпящих и чадящих свежим перегаром полуобнаженных тел заседателей гонок. И когда открыла рот, вопреки накатившим чувствам голос не предал ее. Хотя и прозвучал совсем не так уверенно, как рассчитывала Анья. Осознание, что за всеми переживаниями она забыла включить декодер маски, пришло слишком поздно.

— Нам нужно поговорить.

«Сила, да что со мной такое творится?! — чуть ли не взвыла Анья, от отчаяния кусая губы под маской. — Откуда эта слабость, беспомощность?! Я джедай, а не ревущая соплюха с разбитыми коленками! Той Аньи больше нет! Она ушла навсегда».

— Почему ты молчишь? — дрогнул голос, не спеша соглашаться с роящимися мыслями в голове юной джедайки. — Скажи что-нибудь!

Фигура Джоя-Разорителя застыла на пару секунд. А потом он вдруг вскочил и, полыхнув ослепляющим Светом, прохрипел:

— Держись от меня подальше!

«Стой», — хотела крикнуть ему в след Анья, но голос снова предал ее. Но хуже всего было то, что произошло после.

Она ощутила. Но на сей раз не свой страх, а его. Джоя. Столь сильный и глубокий, что инстинкты джедая вскричали разом, требуя немедленно кинуться следом и сделать все, чтобы уберечь заблудшего брата от великой ошибки. Ибо любой падаван в Ордене знал одну простую и непреложную истину.

Страх ведет к Темной стороне.

Глава 7. «Эндшпиль Кинжальной звезды»

Два дня, ушедшие на прохождение второго и третьего кругов кубка арены Изиза пролетели, как в тумане. Получившие мои сообщения Азур, Крушила и Чонко проявили понимание, не став лезть в ангар Кинжальной звезды и удерживая от того же Чемпиона. Последний, к вящему любопытству своих фанатов, проявлял недюжинную активность, пытаясь встретиться со мной. И лишь немногие знали истинную причину такого интереса. Для большинства действия Чемпиона отражались в свете моей резко возросшей популярности, достигшей пика после прохождения третьего круга гонок.

На самом деле, я планировал попробовать победный маршрут еще на втором, но Фрис отговорил меня. И правильно сделал. В том состоянии, в каком я пребывал после раскрытия личности Чемпиона, соваться на укороченную ветку второго этапа однозначно не стоило. Даже простое прохождение участка с дронами едва не стоило Кинжальной звезде правого крыла, когда один из выстрелов заклинил его подвижную часть, спровоцировав столкновение с барьерными ограничителями трассы. А если бы в тот момент я пролетал не на открытом участке, но в тесном лабиринте горного утеса? Боюсь, там бы моя история и закончилась. Смерти пилотов свупов в подпольных гонках — не такое уж редкое явление.

Слава Силе, Фрис был рядом и помог не наделать критичных ошибок, обеспечив наше прохождение второго круга и сумев подлатать Кинжальную звезду прямо в полете, позволив ей дотянуть до финиша. Дальше стало намного легче. Преодолев первый стресс, я понял, что ничего непоправимого не случилось, и не стал никуда сбегать, ограничившись сведением к минимуму контактов с внешним миром за пределом своего ангара. Глубокая медитация и работа Силовой ковкой с повреждениями свупа помогла успокоить разум, и к началу третьего круга гонок я уже был готов проявить себя во всей красоте Разорителя.

Первый этап маршрута вновь свел меня с маткой арконоков, отсутствовавшей во втором круге, но зато хорошенько так потрепавшей свуп Чемпиона, едва не выбив ее с гонки. Очевидно, наша небольшая беседа не прошла для джедайки бесследно, и я молил Силу, чтобы кубок арены поскорее закончился. Чем дольше она находится в зоне действия кейю, тем хуже для нас обоих.

Что же касается меня: к началу третьего круга я достаточно оправился и был готов ко встрече с любыми неожиданностями. Беснующаяся животина отхватила бортом правого движка по носу и гулко плюхнулась на задницу. Ее последующий оскобленный вопль, пронесший по окрестным джунглям, заставил младших арконоков спешно делать ноги прочь от трассы и обеспечил пилотам после меня свободный проход первого этапа. Какая бы отбитая живность не водилась на Ондероне, у нее хватило мозгов не связываться с маткой арконоков, столь громко оповещающей мир о своем недовольстве.

Второй этап обошелся без неожиданностей, однако заставил меня проявить чудеса изворотливости, потребной для прохождения горного лабиринта. Хорошо Фрис заранее раздобыл карту, иначе не знаю, как бы у нас получилось проскочить его без повреждений свупа. Узкие лазейки и крутые повороты превращали эту часть трассы в настоящее испытание для пилота, позволяя зрителям с первого взгляда отличить любителя от профессионала.

Вот когда пригодились навыки, полученные при стажировке в шахтерском профсоюзе Дорина. Ни за что бы не подумал, что когда-нибудь попомню добрым словом своего инструктора, но именно его наука позволила пилотировать свуп так, чтобы поддерживать приемлемую скорость и не врезаться во все подряд. Я будто снова сидел в кабине инженерного бота, уворачивающегося от астероидов, движущихся по самым непредсказуемым траекториям. Только вместо подвижных каменюк за смотровым стеклом проносились голые серые стены горного лабиринта, подсвеченные редкими вкраплениями автономных светильников на самых сложных участках.

В остальных местах с темнотой должно было справляться внешнее освещение свупа, что являлось вторым условием прохождения данного этапа. Первое звучало несколько короче: не умереть. Весьма ценное пожелание от организаторов гонки, от щедрот выделявших фирменную пахучую вонючку в кабину для тех, кто заранее изъявлял желание выбрать именно короткий путь второго этапа. Наверное, чтобы запах фекалий не слишком отвлекал пилота от важной задачи по спасению своей жизни.

Финальный отрезок лабиринта заканчивался прямой, выходящей под косым углом к небу. Его длины вполне хватало для быстрого разгона свупа и эффектного прыжка на финальный этап гонки. Кинжальная звезда резко ускорилась и под далекий рев болельщиков вырвала рекорд третьего круга, оставив далеко позади и дисквалифицированных новичков, и пятерку лидеров, отставших от моего времени по меньшей мере на пять секунд. Небольшая разница для зрителя, но чудовищная для пилотов, где, порой, доли той же секунды решают, на чьей груди пристроится ауродиевая медаль Чемпиона.

Собственно, после третьего круга уже мало кто сомневался, что сей почетный титул вскоре сменит своего владельца и перейдет новому фавориту кубка арены. Круги с первого по третий предназначались для отсеивания слабых пилотов, по очереди стартующих на трассе и озабоченных только тем, чтобы довести свой свуп до финиша в максимальной сохранности.

Исключением, пожалуй, был только Крушила, но и он не строил из себя самоубийцу, помня, что к четвертому кругу свуп должен не просто достигнуть финиша, но сделать это в наиболее кратчайшее время. Именно тот пилот, чей результат превзойдёт время остальных, станет Чемпионом кубка арены Изиза и навеки впишет свое имя в исторические хроники Ондерона.

День старта четвертого круга ознаменовался двумя новостями. Как водится, плохой и хорошей. Первая: Чонко провел диагностику Кинжальной звезды и вынес неутешительный вердикт о состоянии двигателей. Я слишком сильно нагрузил их в третьем круге, и не рассчитанная на такие нагрузки машина сильно исчерпала ресурс, грозя выйти из строя в самый неподходящий момент. И вторая: после моего триумфального воцарения на верхней строчке рейтинга, личным королевским указом из столицы пришло солидное денежное поощрение на мою персону, позволившее нам с Фрисом принять участие в ставках.

Ясное дело, ставили мы на имя Разорителя, благо тешить самолюбие на любительских гонках никто не запрещал. Это не профессиональная лига, где за каждым чихом пилотов следит специально отобранная комиссия судей, необходимая для поддержания официального статуса спортивной дисциплины. Я без проблем оформил ставку на свое имя и получил скромный коэффициент один к четырем. Весьма недурно, учитывая, что отставание лидеров пятерки от моего результата в третьем круге не было совсем уж критичным. Азур и джедайка так и вовсе дышали мне в затылок, полные решимости одержать верх в финальном заезде, где всё решают голые беспристрастные цифры на циферблате секундомера.

Тем и хороши гонки на свупах: в них нет места подлости, присущей иным заездам, где участники стартуют на одной трассе одновременно, по ходу прохождения пытаясь специально повредить машины соперников. И в то же время сохраняется соревновательный дух, позволяющий каждому проявить себя с лучшей стороны.

— Ты сегодня заметно бодрей, — сказал Фрис, заметив предвкушающую улыбку на моем лице. С ним наедине никто не мешал мне дать команду экзеру убрать опостылевший шлем и дать коже немного подышать.

А вот за пределами ангара приходилось сохранять инкогнито. Всего за три гонки моя слава достигла предела, когда привлекает собой не только восторги фанатов, но и интересы сильных мира сего, для которых не существует границ дозволенного. Мне не хотелось помогать им в поисках личности Разорителя, раскрыть которую не так уж трудно. Достаточно сопоставить его профиль и некого «нарушителя», возникшего из ниоткуда на трассе тремя сутками ранее.

Сколько времени уйдет у королевских ищеек, чтобы осознать это простую истину? Вряд ли много, если уже не узнали. Не все же они такие разгильдяи, как Ун Саргон. Этот персонаж, вопреки своему боевитому виду, не обладал особыми познаниями в дедукции и скорее являлся пугалом для новичков, нежели всерьез представлял королевский сыск. Как говорил Крушила: по доброте душевной никто на задворки столичного сектора не ссылает. А король, при желании, будет знать, что творится на трассе, и без помощи «особо одаренных» соглядатаев.

— Сегодня финал, — отмахнулся я от подозрений Фриса, не вылезая из кабины вынужденно отвлекшись от спайки Силовой ковкой новых повреждений в каркасе свупа, возникших после последнего заезда. — Если повезет, к вечеру уже будем на пути к Зелтросу.

Квард, занятый заправкой баков свежим топливом, облокотился за мелко дрожащий шланг и с сомнением повел головой.

— Даже если Торкус сдержит слово, уйдет минимум день на оформление корабля. Ты же не думал, что король так просто отпустит нас с Ондерона?

— Тьху, зараза, — я все же высунул нос из кабины и укоризненно покосился на безмятежно ухмыляющегося брата. — Умеешь же настроение испортить.

— Всегда пожалуйста. И все же?

— Легализоваться придется в любом случае, — нехотя признал я. — Но не здесь. Попросим Азура, если он перестанет дуться после финала. Как ребенок, честное слово…

— Ничего, отойдет. Ты победил в честной борьбе, и он это знает.

Я с сомнением хмыкнул, не слишком разделяя уверенности Фриса. Эго зелтрона оказалось несколько более чувствительным, чем он сам соглашался признать. В итоге, по результатам третьего заезда, Азур обвинил меня в жульничестве с использованием «джедайских штучек» и надулся, как белка на неразгрызенный орех, отказываясь отвечать на сообщения и игнорируя звонки по комлинку.

Спустя пару безуспешных попыток я оставил его в покое, с пониманием отнесшись к такой реакции. Хотя на деле я почти не применял Силу, предпочитая наслаждаться гонкой без чудодейственной помощи свыше, убеждать в этом Азура смысла не было. Во-первых, не поверит, во-вторых, оно и не требуется.

С того дня, как кейю пошло в разнос, Азур проявил себя с лучшей стороны, сделав все, чтобы обезопасить меня от окружения и наоборот. Именно его усилиями все попытки Чемпиона проникнуть в ангар Кинжальной звезды обернулись полным фиаско. И даже сейчас, не разговаривая со мной напрямую, Азур находился поблизости, готовый в любой момент пресечь поползновения чокнутых фанатов к моей таинственной персоне.

Помимо джедайки в ангар Кинжальной звезды, овеянный ореолом таинственной славы Разорителя, пытались пробраться и другие обитатели гоночного терминала, в равной степени состоящие как из мужчин, так и женщин. Последних, к счастью, влекло простое любопытство, а не Зов резанирующей основы, что подтверждали исследования поискового ментощупа. Собранной им статистики хватило, чтобы подтвердить уже очевидное: кейю избирательно реагировало только на чувствительных к Силе женщин, выбирая их по одной основе известным признакам. И, судя по ее реакции, скрывающаяся за маской Чемпиона джедайка идеально им соответствовала.

В тот день все могло кончится весьма плохо, но к моему величайшему облегчению ее основа не вошла в резонанс с моей. Почему — не имею ни малейшего понятия и разбираться не собираюсь. Главное, Чемпион смогла избежать участи Кары и Ланы, сохранив свой разум и волю в неприкосновенности. Вроде бы.

Упорные попытки пообщаться со мной наедине не могли не настораживать, однако определенных границ джедайка не переступала. Будь иначе, ни Азур, ни кто-либо другой не удержал ее достижения своей цели. Не зря чувствительных к Силе разумных боятся и уважают по всей галактике.

Ну да и Сила с этой чемпионкой! Если повезет, нам не придется видеться до самой церемонии награждения, где мне в торжественной атмосфере вручат главный приз юбилейного кубка арены Изиза. Дело осталось за малым: показать лучший результат четвертого круга, не убившись в процессе.

— Готово, — квард прихлопнул ладонью по задрожавшему крылу Кинжальной звезды, ознаменовав окончание заправки топливом. — Полный бак, можем вылетать.

Будто услышав слова Фриса, с обратной стороны дверцы на створках ангара раздался деликатный стук, и внутрь заглянула всклокоченная голова Азура с ярко-красным чижом на затылке. «К вам посетитель», — сказал он, и исчез, пропустив вперед сперва ноги на гравикресле, а потом и остальную часть необъятной тушки организатора гонок, почтившего меня своим лучезарным вниманием.

— Спасибо, — Торкус оглянулся через плечо и с улыбкой кивнул Азуру, хлопком закрывшему за ним дверь. Не знаю, чем окончилась в итоге их беседа днем ранее, но зелтрон с тех пор выглядел еще более хмурым, а пухляш, наоборот, расцвел, как удобренные свежим навозом лилии в саду. По крайней мере, судя по сообщениям Крушилы, на публике стал появляться куда чаще, лично разнося атмосферу предстоящего праздника в честь финала кубка арены Изиза.

— Мальчик мой! — с приятным слуху гудением гравикресло подтащило свою растекающуюся патокой ношу к кабине свупа. — Что же ты не заглядываешь? Совсем старика забыл. Я ждал тебя еще после финала второго круга. Кстати, мои поздравления! Приятно знать, что в Ордене умеют держать свое слово. Рейтинги зашкаливают.

— Ближе к делу, — поморщился я, жалея, что не успел дать экзеру команду на развертку шлема. Его хищные очертания куда лучше держали собеседника в напряжении, чем мое все еще юное лицо. Оно, увы, пока не успело заматереть достаточно, чтобы одним своим видом вызывать напряжение у самцов моего вида. А Торкус, если верить рассказам Крушилы и Чонко — как раз тот, кого стоит опасаться.

— Как пожелаешь, — сквозь маску радушия безобидного пухляша на миг проглянул оскаливший клыки зверь, заставив меня напрячься еще сильнее. — Король доволен твоими успехами на трассе. Инвесторы также заинтересованы в более плотном сотрудничестве по результатам сезона, так что я предлагаю тебе заключить годовой контракт на будущие гонки. По деньгам не обижу!

— Я…

— Понимаю, долг перед Орденом, — Торкус всплеснул руками, хлестнул полами длинных рукавов по подлокотникам кресла. — Мы сумеем найти компромисс с Советом, даю слово. Участие в гонках можно совместить с обязанностями джедая. На просторах сектора шарится куча отребья, по которым плачут астероидные рудники. Скажем, годовая миссия для тотальной чистки планеты и восстановления баланса Силы, а? Помнится, раньше Орден прикреплял дозорных к перспективным мирам. Король предлагает…

Такая осведомленность о порядках Ордена джедаев внушала определенные опасения. А также позволяла понять, насколько на самом деле не прост сидящий в инвалидном гравикресле собеседник, одаренный настолько, чтобы ввести в заблуждение опытного эмпата со связью с Силой.

— Я подумаю.

Торкус расплылся в акульей улыбке, внутри оставаясь холодным и собранным. Он уже понял, что я раскусил его, однако вот так прерывать игру на ровном месте не собирался. У всех есть свое хобби, и пухляшу нравилась своя роль в этом маленьком спектакле двух актеров.

— Обязательно подумай, мой мальчик. До старта четвертого круга осталось, — Торкус сверился с наручным терминалом и озабоченно шевельнул густыми широкими бровями, — пять минут. Но небольшая помощь жеребьевке, и ты выступишь последним в шестерке финалистов. Куча времени, чтобы принять решение, согласен? Король ожидает твоего ответа до вручения главного приза. О формальностях мы позаботимся.

Кресло уже вылетело из ангара, когда спрятавшийся в кабине Фрис кубиком вылетел наружу и уже в виде кварда уселся на задрожавшее крыло Кинжальной звезды.

— Ты не спросил его про корабль.

— Нет смысла. Видел, как он себя вел? Почти ультиматум поставил, говнюк. Этому есть только одно объяснение: король уже выяснил, что я не состою в Ордене. Больше никто не станет со мной цацкаться.

— Что будем делать?

Я прикрыл глаза, погружаясь в раздумья, пока не прозвучал сигнал, оповещающий об окончании заезда предпоследнего участника кубка арены Изиза.

— Будем прорываться. Счет в банке уже забронировал?

— Ага, губу закатай. Про профиль в сети забыл? Без привязки доступна только разовая транзакция с возможностью суточного удержания средств. Десять тысяч кредов за услугу.

— Пуду… Ладно, внесем, как только ставка сыграет. Будь готов закрывать сделку сразу после прохождения трассы.

— Не нравится мне твой тон. Опять что-то «витает» в Силе?

— Шуточки про пердеж за триста, браво, — я театрально похлопал кварду, показавшему мне средний палец, и нахмурился, прислушиваясь к своим ощущениям. — Но да, твоя правда: тучи сгущаются. Чем быстрее покинем планету, тем лучше.

— Пф! Когда у нас было все просто…

Кинжальная звезда мерно загудела движками, вылетая из ангара по сигналу, знаменующему старт заезда последнего участника гонки. Пролетая мимо Азура, я отсалютовал ему через стекло кабины и, готов поклясться, получил в ответ ободряющее напутствие в ментале.

Приятно осознавать, что в наше сотрудничество все еще возможно. Неизвестно, чем в итоге закончится мой гоночный марафон, но по меньшей мере на одного разумного я мог рассчитывать. А то и на всех двух, если Крушила примет предложение и получит расчет у Ленкса. Кредов пока еще нет, но в случае победы часть выигрыша с лихвой покроет его услуги наемника.

В здравом размышлении мы с Фрисом решили, что без помощи верных людей освоиться в этом времени будут трудно. Не зная здешних реалий, можно серьезно просчитаться и привлечь внимание личностей куда опаснее, нежели грозно надувающий щеки король заштатной планетки Внутреннего кольца. Я уже достаточно пообщался с Арзуром и Крушилой, чтобы убедиться в их относительной порядочности и не опасаться удара в спину. С их помощью будет куда проще осуществить свои планы и убраться с Ондерона, избежав попадания в застенки королевских темниц.

— И вот на арене появляется последний участник четвертого круга! — бодрый голос комментатора гонок, как всегда, оглушал, создавая нужный настрой для зрителей, в едином порыве приникших к окнам и экранам трансляции в зрительских вышках. — Новичок, совершивший невозможное и по праву вписавший свое имя в анналы кубка арены Изиза! Встречайте восходящую звезду трассы: Разори-и-те-е-ель!!

Фундамент гоночного терминала, казалось, содрогнулся до самого фундамента от аплодисментов сотен зрителей, чье ликование расцвело в ментале красивым радужным цветком. В благодарность я повернул штурвал и, рисуясь, совершил резкий вираж перед стартовой чертой, вызвав еще одну волну бурных восторгов.

— А я напоминаю, что спонсором сегодняшнего заезда, пожелавшим остаться неизвестным, подготовлена особая награда для победителя арены! — продолжал разливаться соловьем комментатор. — Бесценный приз, достойный лучшего из лучших пилотов, готовых положить свою жизнь ради достижения вершины турнирной таблицы!

«Не понял? — возмутился Фрис, привычно слившийся в единое целое с поясом экзера. — Это что намек?»

«Самый что ни на есть прямой, — мрачно отозвался я, подводя азартно дрожащую Кинжальную звезду к стартовой линии трассы, подсвеченной красной неоновой линией. — Сейчас кого-то будут убивать».

«Э?!»

— Сражайся храбро, Разоритель, и покажи достойный результат во славу пятилетия кубка арены Изиза! Уважаемые зрители и гости Ондерона! Ставки приняты, до старта гонки осталось десять секунд. Девять, восемь…

«Джове!»

«Спокойно. Всю энергию на двигатели, на щиты оставь минимум. Придется попотеть».

Я положил руку на рычаг скорости и начал погружаться в Силу. Игры кончились. Три предыдущих круга показали, на что способен джедай, так что поблажек можно больше не ждать. В финальном заезде против меня выпустят все, что есть в наличии организатора кубка арены.

Шоу должно продолжаться.

— Три, два, один… Старт!!!

Вж-жжу!!!

Перегрузка не превратила меня в лепешку только потому, что Щитовой барьер перед пилотской кабиной послужил компенсатором и снизил пагубное воздействие гравитации на организм. Тем не менее, легкие все равно сдавило от нехватки воздуха, и в глазах на долю секунды потемнело, когда свуп совершил опасный поворот и острым росчерком прорвался в просвет плотной кроны джунглей.

«В последний раз я включаю форсаж на первой скорости, — решил я, делая первый вдох и одновременно переходя на третью. — К ситху такие приключения!»

Кинжальная звезда согласно взревела, наращивая обороты и рвясь навстречу утробно урчащим животным, заполонившим всю полосу трассы впереди. Пока ждал своей очереди, Фрис подключился к сети и показал мне заезды других пилотов. Складывалось впечатление, что для всей пятерки лидеров, сумевших добраться до четвертого круга вместе со мной, подготовили легкую прогулку, оставляя самое сложное для последнего участника. Лишь Крушила по своему обыкновению устроил на своем пути форменный хаос, но то была скорее дань его образу. Я прекрасно видел, что наемнику, как и остальным пилотам, максимально упростили задачу, позволяя без особых усилий достигнуть финиша гонки.

Зато на мне Торкус, алчная его душонка, решил оторваться по полной. Согнанные со всех окрестностей арконоки трубно гудели и фыркали, выпячивая кольцеобразные рога в сторону несущегося на них гоночного свупа.

Четвертая скорость, Парение и безжестовый Телекинез Разума. Форсаж!

Поднять в воздух многотонную машину, несущуюся на скорости под воздействием разнонаправленных сил сам по себе испытание для любого джедая. Иначе бы любой рыцарь мог ловить пиратские лоханки прямо в космосе, не вылезая из кабины своего корабля. Казалось бы, в чем сложность? Подлетел поближе на расстояние прямой видимости, зацепил Телекинезом и спокойно ждешь, пока клиента пакуют молодчики пограничного флота.

Но не все так просто. Для манипуляции с быстро движущимися объектами нужно иметь недюжинную связь с Силой, а также железный контроль над тем, что делаешь. И даже тогда одно дело перехватить разогнувшуюся болванку в космосе, не подверженную внешнему влиянию гравитации с атмосферой. И совсем другое несущийся во весь опор свуп, инерция которого уже сама по себе мешает точечному воздействию Силой.

«Как только не раскорячишься, если жить захочешь».

Фрис издал приглушенный возглас, когда Кинжальная звезда совершила эффектную бочку над задравшими вверх головы арконоками, в пару невесомых секунд преодолев живой заслон. Движки натужно взревели от такого насилия над свупом, напоминая о предостережениях Чонко, советовавшего не слишком нагружать его девочку в финальном круге. Прости, дружок. Своя жизнь мне дороже, чем все свупы галактики вместе взятые.

Ш-шрх!

Гравикомпенсаторы не сумели полностью удержать вес машины, когда та завершила опасный маневр и с затухающими колебаниями пару раз проскрежетала днищем по земле трассы. Позади послышался топот сотен копыт оскорбленных в лучших чувствах арконоков, возглавляемых пышущей праведной местью маткой. Ее разъяренные вопли преследовали Кинжальную звезду до самого конца первого этапа трассы, где уже дожидался своего часа новый противник.

«Щиты?» — Фрис старался звучать спокойно, но было слышно, что ему не по душе количество дронов, выпущенных даже не на длинной ветке, а перед развилкой на выходе из джунглей. Угрожающие поблескивающие бортами стальные шары не стали ждать у моря погоды, рванув навстречу свупу, едва их сенсоры смогли засечь среди плотного растительного покрова. Проредить трассу первого этапа перед моим вылетом тоже никто не сподобился, отчего крылья Кинжальной звезды уже вовсю покрывал тонкий слой свежей мелко порубленной фиолетовой массы.

«Забудь про них, — напряженно отозвался я, резко выкручивая штурвал и уклоняясь от первого каскада ярко-зеленых бластерных вспышек. — Лучше включи какой-нибудь бит для настроения. Гулять так гулять!»

«Я все ждал, когда спросишь»

В динамиках шлема экзера тут же отозвался мощный трек от именитой рок-группы, родом с Кореллии. Мне их песни не особо нравились, но Фриса от них буквально штырило, и выбранная им композиция идеально подходила моменту. Громкий рок под гремящие барабаны, приправленные острой перчинкой хождения по лезвию косы безносой. (1)

«О да! — настроение Фриса мгновенно взлетело на недосягаемую высоту. — Вывести на трансляцию?»

«Греми на полную, брат!»

Кинжальная звезда выстрелила огненными взрывами движков и, увернувшись от очередной серии выстрелов дронов, вырвалась на развилку второго этапа. Здесь мне бы полагалось понизить скорость до третьей и плавной войти в узкий отнорок у подножия утеса, ведущий в каменный лабиринт. Но не прекращающие палить дроны вносили свои коррективы в логику событий, и вместо этого под протяжный крик солиста музыкальной группы свуп впритирку в снопе огненных искр вошел в тоннель.

— Да!!! — не сдержал я восторга, закричав вместе с Фрисом от переполнявших грудь эмоций. Адреналин стучал в висках в унисон с боем барабанов и стройным речитативом певца, привносящего в атмосферу гонки изрядную степень безумия. Не знаю, как там себя чувствовали зрители, для которых сейчас в прямом эфире звучала транслируемая Фрисом музыка, но я никогда не чувствовал себя более живым. Финал кубка арены Изиза стал именно тем, чего мне не хватало, дабы окончательно оправиться от последствий пения кейю.

Крен влево. Четвертая скорость, форсаж! Сила пошла рябью от моих безудержных эмоций, отозвавшись в каменной утробе утеса мелкой угрожающей дрожью. Быстрее!

Шщ-рх.

«Джове, крыло!»

— Прорвемся, — прорычал я, едва успев увести свуп от столкновения с внезапно вылезшей из тьмы каменной колонной. Дроны остались позади, но впереди виднелась лишь тьма, прорезанная яркими лучами света, исходящими с передней части кабины свупа. И скорость, с которой в них сменялись формы извилистых ходов, выточенных в толще каменной породы, могла напугать любого нормального человека.

Но не того, кто жил и дышал скоростью, отбросив в прошлое все страхи. Я был свободен и знал, что в этот момент способен на все. Форсаж!

Корпус Кинжальной звезды жалобно заскрипел от нагрузок, но мне было плевать. Слившись с Силой, я вел ее по совершенно немыслимым траекториям, став единым целым с миром вокруг. А мой источник сиял таким ярким Светом, что его, вероятно, можно было увидеть с орбиты.

Шщ-рх!

На сей раз звук столкновения крыла с камнем прозвучал куда громче, сталь начала сминаться в гармошку… и тут же выпрямилась, припечатанная двумя незримыми ладонями Телекинеза. Ни о какой скрытности давно не шло и речи. Свуп окутала пленка Щитового Барьера, позволяющего не обращать внимание на мелкие столкновения. На подъеме вдохновения я не заметил, как начал поддерживать аж три техники. В них входили уже упомянутый Барьер, а также облегчающее маневрирование Парение и Телекинез Разума, поддерживающий структурную целостность корпус. Без него Кинжальная звезда давно бы распалась на отдельные куски, не выдержав столь высоких перегрузок после полученных повреждений на предыдущих кругах.

И вот, наконец, свет в конце тоннеля. Хм, разве раньше выход не был шире? Плевать.

Телекинетический взрыв.

Всего второй раз за свою практику джедая использую эту технику, но такого я не ожидал. Прикрытую куском корабельной обшивки арку выхода буквально разворотило, позволив Кинжальной звезде с огненным выхлопом движков взвиться в воздух посреди каменных осколков и кусков покореженного металла. Тряхнуло так, что зубы клацнули, едва не откусив мне кончик языка.

«Фрис, щиты!»

Обшивку свупа здорово потрепало, но своевременная активация защиты позволила ему выстоять под градом каменной крошки, застучавшей по корпусу. При всем желании я бы не смог удержать ее, поддерживая одновременно три техники и выкручивая штурвал на виднеющуюся внизу прямую третьего этапа гонки. А так все получилось. Кинжальная звезда сумела вырваться из выхлопа устроенного мной взрыва и плавно снизошла на землю, сразу попав на плашку ускорителя.

Т-та. Под спиной что-то надрывно хрустнуло, и сразу в ушах раздался предостерегающий вскрик Фриса: «Охладитель накрылся! Джове, у нас полминуты до перегрева!»

— Успеем! — прорычал я, кидая свуп еще на одну плашку гравиускорителя, активировавшуюся с узнаваемы звуком.

Т-та. Увернуться от надгробий. Одно-второе… пятое. Да откуда вас столько натащили?! Еще ускоритель. Т-та.

«Пятнадцать секунд!»

Звук двигателей приобретает истерический оттенок. Максимальная скорость и нагрузка на трещащий по швам корпус. Вдох… финишная черта.

— Вы только посмотрите на этого смельчака! — ликующий голос комментатора разнесся над выжженной солнцем пустошью дня соляного озера. — Второй рекорд трассы и совершенно невероятное прохождение круга… Подождите, почему он не останавливается?

«Джове, тормоза накрылись!!!»

«Прыгаем!»

Все, на что у меня хватило времени, это увести пылающую дюзами Кинжальную звезду с траектории столкновения с гоночным терминалом и направить ее в сторону расщелины, где меня свела Сила с Могру за три века в будущем. Пора.

Толчок. Стекло кабины разлетелось на мелкие осколки, катапультой Прыжка Силы выпуская меня в безоблачное лазурное небо над гоночной трассой. Пара секунд свободного падения. Снова Толчок в связке с Щитовым Барьером. И приземление с перекатом, чтобы не переломать ноги.

Взрыв!

Встретившись с силовым ограничителем трассы, Кинжальная звезда рванула огненной вспышкой, красиво и достойно окончив свой жизненный путь. Пару ударов сердца ничего не нарушало воцарившейся тишина кроме моего шумного дыхания и отдаленного треска пламени, горячего настолько, что плавило и металл, и песок.

А потом зрительские вышки гоночного терминала грохнули единым порывом восторга, поднявшего ментальный шторм, по силе сравнимый с усилиями опытного мастера-джедая.

«Все».

Я поднялся на ноги и посмотрел навстречу двойке глиссеров спасательной службы, спешащих на выручку чудом выжившему пилоту. Хотя после устроенного мной зрелища только бы полный дурак не понял, кто он такой, и кто на самом деле скрывается под маской Разорителя.

— Фрис?

«Есть перевод по ставке. Двести сорок тысяч за вычетом налога, оплаты банковских услуг и гонорара Крушилы».

Я хищно улыбнулся и степенно направился навстречу спасателям, готовясь вступить в новую схватку за место под солнцем. Живем!

(прим. автора)

(1) Сам не знаю, какая песня тут подходит больше, но мне всегда нравился момент из третьего Звездного Пути, когда Джейла врубила «Beastie Boys — Sabotage», и ее кораблик летел над взрывающимся вражеским роем. Включайте ее для антуража или выберите что-то свое. Подходящих композиций у нас не меньше, чем на необъятных просторах ДДГ.

Глава 8. «Связующий фрагмент»

Сперва я не обратил внимание на этот легкий дискомфорт, зудящий в крайнем диапазоне восприятия духовного мира. Но по мере того, как приближался под конвоем наемников к кабинету Торкуса, напряжение усиливалось. Продолжая набирать интенсивность, оно вынудило меня остановиться и выставить дополнительные ментальные щиты за пару шагов до нужного места.

Идущий впереди Ленкс на автомате сделал еще пару шагов, прежде чем обернуться назад и вопросительно нахмуриться.

— В чем дело, Разоритель?

Я успокаивающе поднял руку,выставляя дополнительный аурный щит для сдерживания мощного внешнего ментального воздействия. Впрочем, он уже не требовался. Некто, воздействовавший на меня, отступил, едва ощутил превосходящее сопротивление. В воздухе повил горький привкус разочарования и бередящей сердце тоски. Как если бы маленький ребенок потерял маму и плакал навзрыд, прося ее вернуться обратно.

— Все в норме. Но вашим людям лучше приготовить оружие. Кто-то в этом кабинете явно не рад нас видеть.

Далекий от всяких джедайских заморочек Ленкс поморщился, но за винтовку все же взялся, давая отмашку окружившим нас наемникам. Они сопровождали меня от самой финишной черты, сдерживая ревущую толпу фанатов, высыпавших на трассу лично поприветствовать нового Чемпиона кубка арены Изиза.

— Начали, — скомандовал Ленкс, условными знаками отправляя к дверям кабинета начальства двух бойцов. — Оружие в режим оглушения, не заденьте босса.

— Да, командир.

— Принято.

— Есть!

Наемники действовали быстро и эффективно. Явно чувствовался большой опыт в подобного рода делах. Не успел я опомнится, как половина группы скрылась в кабинете, а еще через пару секунд на комлинк Ленкса пришел сухой отчет: «Чисто».

— Принял, — мужчина отключил средство связи и хмуро покосился на меня, пожимающего плечами. — Что за шутки?

— Никаких шуток, командир. Оно все еще там.

— Джедаи…

В словах Ленкса это прозвучало, как ругательство. И, хотя больше он ничего не сказал, я все еще ощущал у себя на спине его недовольный взгляд, когда вошел в кабинет. Ничего, переживет. В конце концов, это их работа.

— Это оно? — спросил я вместо приветствия, пересекшись взглядом с недовольным хозяином гонок, заметно перенервничавший от действий своей же охраны. Как и в случае Ленкса, мне было плевать, что он думает по этому поводу. Куда важнее было нечто, стоящее у ног Торкуса и укрытое тканью от яркого солнечного света, бьющего из окон. Продолговатой округлой формы, размером по меньшей мере с полметра в высоту, оно мелко дрожало и источало не самый приятный запах.

И именно от этого предмета ощущалось узконаправленное ментальное давление, заставившее меня ускорить шаг, не слушая предостерегающий окрик заволновавшегося Торкуса.

— Подожди, парень! Что ты…

— Заткнись.

Последний шаг. Я присел рядом со своим призом на корточки и, более не мешкая, протянул руку, касаясь через ткань твердой с мелкими прожилками поверхности. Этого оказалось достаточно, чтобы расплывчатые образы обрели форму, сформировавшись в одно слово, отозвавшееся в мозгу тоскливым и полным страданий: «Помоги!»

С минуту я молчал, прикрыв глаза и, как мог, успокаивая малышку, покрытую от жестокого мира хрупкой оболочкой яйца. Впервые ощутив рядом с собой существо, способное понять ее, нерожденная королева килликов вывалила целый ворох несвязанных мыслеобразов. Однако главное я уловил, и когда поднял не предвещающий ничего хорошего взгляд на Торкуса, тот поспешил отлететь в сторону.

— Где мой корабль?

— Что?

— Звездолет, — повторил я, Когтем безжалостно ломая волю совершенно не ожидавшего такого напора пухляша. Вся его тщательно выстраиваемая защита вмиг слетела, обнажив дрожащую сущность, бессильную против урожденного эмпата и джедая. — Помимо прочего, это было мое условие победы в гонках. Где он? Говори.

— Хватит… Прекрати…

— Босс? — Ленкс напрягся, но прежде чем успел что-либо сделать, его сковало по рукам и ногам Силой. Точно также, как остальных наемников, застывших на своих местах и способных лишь поворачивать глазными яблоками, следя, как я поднимаюсь с колен и направляюсь к покрывшейся потом туше в гравикресле.

— Где. Мой. Корабль, — еще раз повторил я, четно разделяя каждое слово, вынуждая обильно потеющего Торкуса выдавливать сквозь зубы признание.

— Его нет. Король… отказал…

— Значит, отдашь свой.

Я продолжал давить на собеседника, одновременно не давая разгореться пламенному чувству праведной мести в груди. Торкус и его эскулапы чуть не совершили непоправимое, но тратить время на их наказание слишком расточительно. Яйцо слишком повреждено, чтобы протянуть в этом мире еще хотя бы день. Мне повезло найти его до того, как королева окончательно исчерпает силы бороться за свою жизнь.

«Помоги…»

Это чувство… ни с чем не сравнимое касание иного Разума. Я узнал его. Хоть мы и виделись всего лишь раз, разделенные кусочки мозаики постепенно начали складываться в единую картину. Пока их было недостаточно, чтобы воссоздать ее полностью, но одно я уже знал с определенной точностью: нельзя позволить будущей королеве улья Уруир умереть. Она та, кто связывает мое прошлое и будущее воедино. И, возможно, единственная, кто может дать ответы на вопросы, повисшие со времен встречи с ее взрослой версией на Альдеране.

— Я жду, Торкус.

— А-а-а! — пухляш закричал и схватился за голову. — Посадочная площадка, а-а… система защиты… кодовая карта в ящике… стол…

— Верное решение.

Прежний план, как покинуть Ондерон без лишнего шума и пыли, более не представлял актуальности. Вскрыв ящик и дав команду Фрису на расшифровку ключа от нашего нового звездолета, я повернулся к Торкусу и вытянул к нему руку.

— Прости, но оно мне нужно.

— Что?.. А-а! Отпусти меня!!

Не обращая внимания на вопли, я аккуратно поднял Торкуса Телекинезом из его гравикресла, и еще более осторожно опустил на осведомившееся место яйцо королевы килликов. Малышка внутри тревожно задергалась, но не смогла ничего сказать. Последний контакт со мной отнял у нее слишком много сил.

— Потерпи, — я снова коснулся поверхности яйца и послал вглубь мягкий успокаивающий импульс. — Не бойся, теперь ты в безопасности. Я выведу тебя отсюда.

— Стой!

Дверь в кабинет распахнулась, пропустив внутрь экс-Чемпиона арены Изиза, за чьей спиной маячили разгоряченные от бега Азур с Крушилой.

— Что ты собрался делать с яйцом?

Я недовольно поморщился, ощущая превосходящее давление в Силе от той, кто едва ли дотягивала мне макушкой по грудь. Подобно нахохлившемуся воробью, только что вылезшему из лужи, бывший Чемпион храбро перекрыла выход своей худощавой фигуркой и активировала световой меч с клинком редкого светло-веридианового цвета.

«Проклятье».

— У меня нет на это времени. Королева умирает, ее нужно срочно увезти с планеты.

— Почему? — в голосе джедайки прозвучала искренняя тревога. — Что они сделали?

— Позже, времени мало. Либо помоги, либо уйди в сторону.

С секунду джедайка колебалась, а потом ощутила в Силе то же, что чувствовал я, коснувшись разума нерожденной королевы килликов. Мерцающий обволакивающим виридиановым светом клинок втянулся обратно в рукоять меча.

— Отойди.

Скользнув мимо меня, джедайка опустилась на колени с яйцом и, коснувшись его кончиками пальцев, горестно охнула.

— Она очень плоха. Ты можешь?..

— Нет. Целитель из меня куда хуже, чем пилот.

— Тогда, — девушка сделала паузу и, сделав волевое усилие, подняла голову, пересекшись со мной взглядом через прорези маски. Я вынужденно сцепил зубы, чувствуя, как вторая основа вновь начинает идти вразнос. — Мне придется довериться тебе, Джой.

На миг я ощутил желание соединить нас ментожупом, чтобы развеять ее сомнения, но вовремя спохватился. Кейю и без того разрывало виски волнами накатывающей боли, чтобы добиваться себя касанием к сокровенному естеству столь волнующей меня девушки.

— Как будто у тебя есть выбор.

Напускная грубость в попытке скрыть истинные эмоции не обманула. Даже меня самого. А Фрис так и вовсе расфыркался, хотя и воздержался от едких комментариев. К счастью, Чемпион была слишком занята отслеживанием угасающей жизни в яйце, чтобы обращать на него и меня внимание.

— Я введу нас в целительский транс, но тебе придется защищать нас обеих.

Не дожидаясь ответа, Анья скользнула на гравикресло и прильнула бочком к яйцу, закрывая глаза и начиная пляску Светлой стороны в своем источнике. Борьба за жизнь королевы началась.

— Фрис, ты закончил?

— Почти.

Реагируя на мой оклик, под выпученными глазами наемников и Торкуса квард проявился у стола последнего и защелкал по экрану встроенного терминала.

— Еще немного… О, да ты неплохо поднялся на нас, жирдяй! Брат, может, стрясем за моральный ущерб? На полпроцентика?

— Фрис!

— Понял. Восемь, так восемь, как договаривались. Радуйся, злыдень! Мы с братом всегда держим слово.

Собственно, дальше я не слушал, через Силу удаленно направляя гравикресло в сторону выхода, стараясь действовать как можно аккуратнее. Целительские техники такого уровня погружения, который демонтировала Чемпион, очень эффективны, но требуют от джедая высочайшего уровня концентрации. Любое внешнее воздействие может помешать процессу, лишая королевы шанса продержаться до выхода за пределы пагубной атмосферы Ондерона, каким-то образом воздействующей на ее яйцо.

Выведя свой хрупкий груз за пределы кабинета Торкуса, я давлением Силы закрыл и заклинил створки, в которые почти сразу начали долбиться с обратной стороны.

— Я так понимаю, награждение пошло не по плану, — хмыкнул Крушила, с любопытством разглядывая Чемпиона, обнявшего прикрытое тканью яйцо. При этом на скованных Телекинезом наемников глянул лишь мельком, за что удостоился возмущенного мычания от своего бывшего командира.

— Девка что-ли? — вставил свои пять кредов Азур. — Ну точно: глянь, как вцепилась. Теперь хрен оторвешь, попрощайся со своим призом, Джой.

— Иди… в джунгли, — с натягом посоветовал я, бросив на захохотавшего шутника не самый дружелюбный взгляд. — Где вас обоих носило? Времени в обрез!

— Там, где ты и просил, — прекратив паясничать, Азур указал на джедайку. — Извини, но задержать ее не вышло. Вертлявая, как гамореанская вша!

— И хорошо, что не вышло. Без нее королеву спасти было бы куда труднее.

— Все настолько плохо? — деловито осведомился Крушила, разоружая и по одному вырубая обездвиженных наемников. Ничего личного. Просто новый контракт и щедрая плата авансом на год вперед.

— Эти ублюдки откачивали питательную среду из яйца, — я сочувственно нахмурился, вспомнив пару особенно ярких и болезненных образов, переданных королевой. — Его нужно как можно скорее вывести за пределы гравитационного колодца, пока течение Силы не убило дитя.

— Ясно. Я за тобой, командир, жду приказаний.

— Продвигаемся к посадочной площадке, там звездолет Торкуса. Точнее, теперь мой. Азур, я пойму, если ты предпочтешь не вмешиваться…

— Завязывай болтать и толкай, — зелтрон довольно грубо прервал меня и взялся на подлокотник гравикресла с другой стороны. — Эти двери надолго их не удержат.

Азур как в воду глядел. Не успели мы скрыться из виду, как заблокированная дверь сзади начала наливаться темно-вишневым цветом нагревающегося металла. Крушила бросил на нее настороженный взгляд и посоветовал ускорить темп. Как бы он не старался задержать свою бывшую команду, калечить он их не мог по понятным причинам. Неудивительно, что опытные наемники быстро очухались и принялись рваться на волю с яростью пчел потревоженного улья.

В качестве извинений Крушила ускорил продвижение нашей группы, эффектно разметав поднятые блокпосты внутренней защиты гоночного терминала. Мне и Азуру даже не пришлось ничего делать. Ходячий танк в тяжелой броне с литыми вставками из закаленной темной стали прорезал заслон из охранных дроидов, как нож расплавленное масло. По крайней мере кортозисный кинжал взрезал металл с такой же легкостью, не оставляя огрызающимся редкими бластерными выстрелами железякам ни единого шанса.

В свою очередь Азур помогал мне контролировать окружение, убеждаясь, чтобы никто из персонала гоночного терминала не вылезал на пути гравикресла, плавно скользящего над полом под нашим контролем. Джедайка в обнимку с яйцом королевы килликов представляли собой слишком приметную мишень, чтобы вызвать море несвоевременных вопросов и нежелательного интереса. А так все встречные разумные внезапно вспоминали о каких-то более важных делах и спешно уходили прочь, подталкиваемые в спину навязчивым чувством тревоги

Я поневоле залюбовался за тончайшими воздействиями зелтрона, в сравнении с которыми работа моих ментощупов до омерзения груба. Изящество и красота эмпатических всплесков, оставляемых действиями Азура, выдавала высокий уровень владения своим даром, наполняя меня надеждой и верой в лучшее будущее. Кем бы ни была его наставница, она постаралась на славу, взращивая не просто очередного эмпата, но мастера своего дела.

И при этом я видел, что самому Азуру не больно нравится то, что он делает. Куда с бо́льшим удовольствием он бы присоединился к Крушиле, размолотив пару-тройку прямоходящих консервных банок, но он был вынужден держаться поблизости к джедайке. Отчасти чтобы помогать защищать ее, но в большей мере ради отслеживания моего кейю. Сдержать он его не мог, но предупредить, если то начнет резонировать с чьей-то основой — вполне. Как зелтрон и обученный эмпат в этих делах он понимает куда больше моего.

Может быть поэтому всю дорогу до посадочной площадки атмосфера между нами оставалась напряженной. Я не спрашивал, но видел, насколько Азура напрягает эта ситуация. Его терпения едва хватило до того, как мы выбрались под открытое небо на посадочную площадку, встроенную в крышу гоночного терминала под защитой пары башен-турелей.

— Джой…

— Знаю.

— Чемпион должна остаться тут. Она в опасности, пока твой кейю орет во всю глотку.

— Без ее помощи королева погибнет.

— И что, никак нельзя…

— Нет. Фрис, что-то не нравятся мне эти турели.

— Уже взламываю.

Видимо Торкус все же предпринял меры по удержанию нас от побега, однако куда ему тягаться с моим братом? На основе полеченных кодов Фрис влет обошел защитный контур посадочной площадки и, немного повозившись с системами внутренней безопасности самого звездолета, встал рядом со мной в облике кварда. Сияющего широкой улыбкой и вполне довольного проделанной работой.

— Все ловушки отключены, можем грузиться.

— Отлично, — я чуть улыбнулся, любуясь плавными обтекаемыми обводами корпуса нашего нового корабля. Красивого, чем-то напоминающего вытянутое тело касатки с раздвоенным хвостом, увенчанным дюзами главных двигателей. Жаль, что времени оценить его в полной мере попросту нет.

— Заводи мотор, а я пока позабочусь, чтобы нас не смогли перехватить на взлете.

— Что ты задумал, Джой? — крикнул Азур, толкая гравикресло с безвольным грузом в сторону корабля. Вместо ответа я повернулся к нему спиной и, подняв руки над головой, потянулся к Силе. Мощное волевое усилие, и двери посадочной площадки задрожали надрывно заскрипели, сминаясь невидимым прессом в сплошную преграду на пути погони. Не бог весть что, но я не собирался облегчать задачу пышущему праведной местью Ленксу и Торкусу.

— Внимание, воздух!

Предупреждающий возглас Крушилы не смог помешать слитной атаке дронов. Смертоносный залп зеленых бластерных росчерков метнулся в сторону гравикресла, под контролем Азура начавшего заползать на опустившийся трап звездолета. Времени на раздумья не оставалось.

Выскользнув из рукава джедайки, световой меч полетел ко мне, включаясь прямо в воздухе и позволяя отбить первый заряд лазера в миг, когда рукоять крепко легла ладонь. Еще один взмах вередиановой полосы отправил в утиль ближайший шар, неосторожно высунувшийся из общего построения.

— Бегом на корабль!

Перехватив недовольно завибрировавшую рукоять обратным хватом, я Рывком ушел в сторону трапа, прикрывая посадку для остальных. Вдвоем Крушила и Азур споро протолкнули наш груз в нутро звездолета, умудрившись не задеть подлокотниками бока довольно узкого прохода.

«Джой, коды подошли, мы готовы взлетать!»

«Уже иду».

Толчок Силы. Крыло дронов вынужденно разошлось, получив сокрушающий удар невидимым кулаком прямо в центр построения. Полученной заминки вполне хватило, чтобы вспрыгнуть на трап и активировать закрытие шлюза.

«Фрис, я на борту. Взлетаем».

В тот же миг активировавшиеся двигатели толкнули юркое суднышко в воздух, сразу выводя его на внушительную по меркам атмосферы скорость. От стартовой перегрузки пол под ногами слегка вздрогнул, после чего полет приобрел положенную плавность хода, и я с облегчением облокотился на шлюзовую переборку. Вроде вырвались. Повезло…

Удар.

Погрузочный отсек резко ушел влево, хотя на деле это меня повело в противоположную сторону. Крутой маневр вызвал кратковременный сбой в работе стабилизатора, отозвавшийся в ушах резким пронзительным звуком из реакторного отсека. Азур с Крушилой повалились на пол, и мне пришлось ловить выпушенное ими гравикресло Телекинезом, удерживая яйцо и вцепившуюся в него девушку, все еще находящуюся в целительском трансе.

— Фрис, что за чертовщина?

— Прибило подкрепление из Изиза. Семь патрульных аэролетов и пара тяжелых истребителей, — отозвался по внутрикорабельной связи напряженный голос моего брата. — Джой, они стреляют на поражение!

— Начинай маневр уклонения, я сейчас буду. Присмотрите за ними.

Убедившись, что с руганью поднявшийся Азур крепко ухватился за спинку гравикресла, я метнулся через посадочный отсек к выходу на верхнюю палубу. Там уже вовсю хозяйничал Фрис, в виде кубика-Гри подключившийся к порту у штурвала для слияния с кораблем.

— Переводи на ручное! — велел я, залетая в пилотское кресло и сразу хватаясь за штурвал.

Не успел. За узким обзорным стеклом мелькнула ослепительная вспышка от энергетического залпа, и корпус снова тряхнуло.

— Да чтоб тебя! Фрис, мощность на боковые щиты, живее! Огонь по моей команде… так стоп. Где панель управления вооружением?!

— Это пассажирская яхта, — обрадовал меня Фрис, отсоединяясь от порта и появляясь сбоку в виде донельзя мрачного кварда, — его здесь даже в проекте не предусмотрено.

— Пуду!

Вспышка за стеклом, новый удар. Приборная панель замигала тревожными огоньками, заставляя меня выругаться и еще крепче вдавить рычаг скорости. Помогло только отчасти: преследователи чуть отстали, но вести огонь не прекратили.

Чтобы еще больше не просадить щит, и без того показывающий жалкие двадцать три процента от былой мощности, я начал выписывать кривые вензеля штурвалом, ориентируясь на ощущения в Силе и собственный опыт. Пока их совокупности хватало, чтобы сохранить остатки щита, но сколько продержится сама яхта? Бедняжка и без того жалобно скрипела каркасными осями, жалуясь экипажу на выкрутасы чокнутого пилота, раздирающее ее хрупкое нутро постоянно нарастающими перегрузками.

— Предложения?

— Жми на полную, брат. Я в реакторную. Попробую подключить резервные топливные стержни.

Я поморщился, не слишком обрадованный услышанным. Большинство звездолетов оборудованы дублирующими системами, чтобы, в случае аварийных ситуаций, не оказаться запертыми в дюрасталевом гробу, болтающимся среди космической пустоты. Но суда, рассчитанные исключительно на пассажирские перевозки, малопригодны для космических сражений, где часто приходится прибегать к нестандартным решениям. Перегрузка реактора дополнительными мощностями может серьезно сказаться на его работоспособности, вплоть до цепной реакции в стержнях и последующего эффектного взрыва на потеху публике. По сути Фрис предлагал рискнуть и поставить все на красное, надеясь, что рулетка Госпожи Удачи укажет на число с нужным цветом.

— Действуй.

Удар. Ситхова срань! Буквально на секунду отвлекся, и вот результат. Еще одно такое попадание, и о выходе на орбиту можно забыть. Корпус прогулочной яхты попросту не выдержит. Я и без того нагрузил его сверх меры, еще чуть-чуть и стабилизаторы откажут. И тогда уже всему экипажу мало не покажется: на такой скорости все, что от нас останется, можно будет соскребать с переборок в фасовочные пакетики для свежего фарша.

— Фрис, быстрее!

«Еще минуту!»

Вспышка. Мне пришлось применить силовую технику, чтобы увидеть просвет в сплошной стене энергетического огня, накрывшего воздух перед носом яхты. Дальше крутой поворот штурвала, довести маневровыми и… сейчас!

Маневровые под брюхом и на корме взвыли столько громко, что даже тонны стали корпуса не смогли их заглушить. Яхта дернулась в последний раз и на рванула вот крутым углом в небо, навстречу далеким звездам, сокрытым мягкой пеленой налетевших облаков. Большой риск вот так подставляться под прямой залп со стороны преследователей сзади, но Фрис никогда не подводил меня. Я верил в него и знал, что в нужный момент мой гениальный брат спасет положение.

Так и произошло. За мгновение до того, как обостренные Силой чувства взвыли от опасности, яхта резко ускорилась. И, оставляя преследователей далеко позади, наконец-то прорвала полог атмосферы Ондерона.

«Джове, получилось?»

— Да, — я со вздохом откинулся на удобную адаптивную спинку массажного кресла пилота и с расслабленной улыбкой прикрыл глаза. — Отличная работа, брат.

«Спасибо. Второй резервный чуть не рванул, едва успел сброс сделать».

— Какой сброс? Куда?

Я не увидел, но скорее ощутил в Силе, как что-то под кораблем раскрылось, подобно распустившему цветку. А потом ощутил болезненные уколы смертей по меньшей мере с десятка разумных.

— Фрис!

— Прости, Джове, — квард появился в рубке, отводя от меня глаза и выглядя еще более мрачным, чем был до ухода. — Мы или они. Мне пришлось выбирать.

— Там…

— Да. Тем, кто атаковал нас, не поздоровилось. Подожди, я перехватываю передачу с планеты…

Я притих, с замеревшим сердцем ожидая вердикта Фриса, опустившего руки на приборную панель и погрузившегося в обработку входящих данных. Минута шла за минутой. Пять. Десять. Казалось, квард полностью ушел в себя, закрыв глаза и сохраняя отрешенное выражения лица, по которому ничего нельзя было понять.

Наконец, на исходе двенадцатой, я не выдержал и коснулся его плеча.

— Ну что там?

— Подожди. Ага, ясно. Кхм. У меня две новости…

— Не надо. Не трави душу, говори.

— Ладно, ладно. Расслабься, все не так плохо. Торкус успел поднять щиты терминала, так что обошлось без жертв среди гражданских. Но взрывная волна распахала весь сектор вдоль и поперек. Особенно досталось финальному участку с ускорителями и надгробиями: туда упали обломки истребителей. Вместе с остальными разрушенными генераторами в джунглях ущерб вышел на десятки миллионов кредов. На восстановление уйдут годы.

Фрис замолчал, как и я понимая, что ничего такого не произойдет. В наше время трасса была давным-давно заброшена, скрыв за вековыми слоями песка с заново разросшимися джунглями последствия древней катастрофы.

И это была целиком и полностью наша вина. Моя и Фриса. Именно мы послужили причиной, по которой три века спустя Ондерон все еще оставался захолустной планеткой, навечно застрявшей в своем развитии.

«Путешествия во времени никогда не доводят до добра», — успел подумать я, прежде чем услышал тихий оклик со сторону входа в рубку.

— Джой.

Нехотя повернувшись, я увидел экс-Чемпиона разрушенной трассы кубка арены Изиза и едва сдержал удивленный возглас. Ее маска была снята, являя свету бледное и осунувшееся лицо девчонки, по виду едва ли старшей меня самого. Светлая почти белая челка свисла но нос, добавляя юному образу толику дразнящей непосредственности. Слегка островатые скулы, сухие потрескавшиеся губы и бледный румянец на щеках. Молодая джедайка не была идеалом красоты, однако что-то внутри меня екнуло при виде ее лица. А потом еще и прошлось дополнительной волной дрожи, когда девушка с усталым стоном сползла спиной по стенке и уселась прямо на голый пол, подтянув под себя ноги и обняв колени руками.

— Королева уснула, но все еще слаба. Я больше ничего не могу сделать. Повреждения слишком обширные, а течение Силы Ондерона запустило преждевременный процесс рождения. Ей нужно домой…

— На Альдераан.

— Да, — джедайка на миг запнулась и подняла на меня свои удивленно сверкнувшие глаза цвете свежей луговой травы. — Откуда ты знаешь?

Я не ответил, запрокинув голову и едва удерживая рвущийся наружу мат.

Яйцо королевы. Альдераан. Пещеры килликов. Долг. Поврежденный кайбер-кристалл… Возращение к началу. Страж, как и королева не могли сказать мне всего. Просто потому, что тот Я еще не знал, что нынешнему Я предстоит сделать.

«Ирония с привкусом трехвековой давности. А джедаи еще утверждают, что Силе неведомо чувство юмора…»

— Не важно, — я отвернулся от недоуменно нахмурившей брови джедайки и взялся за штурвал. — Фрис, проложи курс на Альдераан.

— А как же Зелтрос?

— Успеем. Все должно идти свои чередом.

Фрагменты паззла окончательно стали единым целом, позволяя связать воедино цепь событий, приведшую меня сюда. Зелтрос подождет. Сперва мне нужно связать воедино мое настоящее и будущее. Как и было предначертано.

Глава 9. «Нет пути назад»

Принятое мной решение не слишком обрадовало Азура и вызвало целый шквал споров, не принесших ему желаемых результатов. Я твердо стоял на своем и не спешил раскрывать причин, ради которых поставил здоровье какого-то насекомого превыше своего. Ни ему, ни втайне греющей уши джедайке, старавшейся надолго не покидать медотсек, куда мы переместили яйцо королевы.

События на Ондероне наглядно показали, что может произойти при неосторожном вмешательстве в прошлое. Я не хотел стать причиной еще одной катастрофы, вызванной неаккуратно оброненным словом. Азуру вынужденно пришлось смириться, что с его взрывным темпераментом было делом не самым простым. Лишь присутствие Крушилы, с ответственностью подошедшего к своим обязанностям наемника и телохранителя в одном лице, не позволили ему решить дело привычным мордобоем. Не знаю, о чем они там вдвоем переговорили, но хмурая морда надувшегося на весь мир зелтрона, молча ушедшего в свою каюту, поставила точку в споре. Я смог вздохнуть с облегчением и, оставив пилотирование яхты на Фриса, отправился покорять камбуз. А точнее съестные запасы, оставленные в холодильных шкафах бывшим хозяином, любившим вкусно и, главное, много поесть.

Первым мотыльком, приманенным умопомрачительными запахами свежего жаркого стал наемник, по такому случаю даже стянувшего броню, чтобы больше поместилось. Вместе мы довели до готовности несколько простых блюд и, за легкой беседой умяли пару порций, жадным чавканьем выманив Азура, мудро решившего присоединиться к трапезе, пока еще что-то осталось.

Последней не выдержала наша случайная попутчица, высунувшая носик из медблока на запах тушеного овощного рагу, медленно доходящего на варочной панели. Мне достаточно было увидеть ее худощавую фигурку, чтобы щедро увеличить порцию и добавить к ней приличный кус хорошо прожаренного мяса неведомого животного. С благодарностью приняв свою тарелку, девушка присоединилась к нам, и следующие полчаса в камбузе раздавались лишь перезвон вилок о посуду и сосредоточенные звуки жующих челюстей.

В первый год на Дорине вопрос нормального питания стоял остро, и мне частенько приходилось изворачиваться, чтобы придумать нечто новое из скудного набора продуктов. Потом, когда Съян привез пищевой синтезатор, стало попроще, но все равно, суррогаты не совсем то же самое, что живой натуральный продукт. Пока «Медтех-Про» не стала приносить стабильный доход, я перепробовал множество вариантов комбинирования доступных ингредиентов, попутно улучшая свои кулинарные навыки. Что по достоинству оценилось моими попутчиками, уплетающими хорошо прожаренного сочное мясо с внушающим уважение аппетитом.

Джедайка не сильно отставала от мужчин, умудряясь сохранять баланс между быстрым принятием пищи и размеренным насыщением в джедайском стиле. Что, впрочем, не помешало ей пару раз смачно рыгнуть в кулачок, мило потупившись к всеобщему мужскому удовольствию.

«Глаза вверх!» — панически пронеслось в голове прежде, чем джедайка ощутила мое узконаправленное внимание. Ситх бы побрал это кейю! Чуть расслабишься и накрывает. Хуже спайса, от которого, говорят, у заядлых наркоманов капитально крышу сносит.

Внезапное напоминание о моей «проблеме» положило конец как хорошему настроению, так и желанию продолжать набивать брюхо. Поднявшись из-за стола под вопросительные взгляды сотрапезников, я поднял свою тарелку с недоеденной порцией и сказал, стараясь звучать непринужденно:

— Все, наелся, не могу больше. Закиньте тарелки в мойку, как закончите.

Взгляд джедайки и мой на миг пересеклись. Этого оказалось достаточно, чтобы позвоночник по всей длине пробил разряд тока, заставим меня сцепить зубы и с натянутой улыбкой поскорее покинуть камбуз. Казалось, она намертво прилипла к моим губам, сменившись диким оскалом лишь в самом дальнем углу реакторной на корме яхты, где никто не смог бы услышать мой крик.

***

Анья не понимала, что происходит с этим странным джедаем. И поневоле обижалась, видя, как он сторонится ее, не позволяя обмолвиться даже парой ничего не значащих фраз. Попытки выяснить причину и Азура и Крушилы также ни к чему не привели. Зелтрон морщился и предпочитал отмахиваться непонятными отговорками в стиле: «Я ему не мамочка сопли подтирать». Наемнику же вовсе было наплевать. В отсутствии прямых угроз своему нанимателю, Крушила предпочитал проводить свободное время в своей каюте, с солдатским упорством давя на массу. Отсыпался за все то время, что провел под командованием бывшего командира, оставшегося разгребать последствия их побега на Ондероне.

Но дальше так продолжаться не могло. За пару часов до подлета к Альдераану, девушка набралась смелости и все же выловила Джоя в рубке, воспользовавшись Рывком, чтобы не дать ему запереться внутри.

Щелк.

Гермозатворы за ее спиной встали на место, заставив мужчину поморщиться и отвернуться к панорамному окну, за которым мелькали голубые сполохи тоннеля гиперпространства. Торжествующе сдув со лба непослушную прядь волос, выбившуюся из-за резкого перемещения на высокой скорости, Анья царственной походкой прошла к креслу второго пилота, напротив капитанского.

— Может, хватит, Джой? Давай поговорим…

Она не поняла, что произошло. Да если бы и да, то вряд ли смогла бы воспротивиться. Веки успели опуститься всего единожды, моргнув и явив ее взору нависшею над ней мужскую фигуру.

— Зачем пришла, дура? — от громкого рыка прямо в ухо Анья затряслась и совсем не по-джедайски пискнула, панически вцепившись в крепкие мужские пальцы, жадно вцепившиеся в ее грудь. — Ты что, не видишь?! Я не могу… Ар-рх!

Также резко, как оказался рядом, Джой отпрянул к противоположной стене, и, схватившись за голову, съехал спиной вниз. Все еще напуганная, но быстро берущая в руки взбунтовавшиеся эмоции, Анья увидела, как по его щекам бегут дорожки слез.

Инстинкты джедая взяли верх над оскорбленной невинностью. Помогать тем, кто сбился с пути. Направлять. Вести к Свету. Она джедай и будущий барсен’тор. Ее прямой долг помочь заблудшей душе найти покой, как бы тяжело это не было.

Поднявшись с кресла, Анья осторожно приблизилась и опустилась на пол в паре шагов рядом, усевшись так, чтобы Джой не видел ее лица. Как ни странно, это сработало. Дыхание мужчины за спиной выровнялось, и Сила вокруг него перестала буйствовать коронарными всплесками разгневанной сверхновой.

— Прости, я не хотела причинить тебе боль.

Минута молчания. Две. Его тихий надтреснутый голос.

— Не тебе приносить извинения. Мне жаль, я не хотел…

— Анья.

–..?

— Меня зовут Анья Рал. Джедай-консул…

Поначалу решение взять беседу в свои руки показалось неплохой идеей. Особенно в свете того, что ей предстояло погрузиться в чужие личностные проблемы, вскрыв гнойный нарыв, концентрирующий в Джое отраву Темной стороны. Шана-Ла хорошо обучила свою ученицу, и Анья умела находить подход практически к любому разумному.

Однако реакция Джоя вновь заставила ее потеряться в недоумении.

— Та самая Анья Рал? Барсен’тор?

Искреннее удивление в голосе собеседника побудило девушку кратко обернуться, на долю секунды успев увидеть его ошарашенное лицо с бисеринками выступившего пота на лбу.

— Будущий, — уголки губ Анья предательски дрогнули в легкой улыбке. — По крайней мере, так говорила мой бывший учитель. И на Совете сказали, что у меня есть потенциал. Значит, ты слышал обо мне?

— Да… Когда-то.

Ободренная прогрессом, девушка уже было открыла рот, чтобы задать следующий вопрос, как вдруг услышала тихий смех. Оборвавшийся также быстро, как и прозвучавший, однако не сумевший скрыть от нее прозвучавшие нотки горькой обреченности.

— В чем дело?

Джой не ответил. Вместо этого он с протяжным стоном поднялся и, все еще держась за виски одной рукой, движение второй направил Силу, открыв гермозатворы двери рубки.

— Фрис, посадка на тебе. Мне надо побыть одному.

— Как скажешь, брат.

Вздрогнув, Анья повернула голову, не поднимаясь со своего места и увидев возникшую голограмму более худощавой версии Джоя в пилотском кресле. То, что это не просто голо-помощник, было понятно еще с самого начала, стоило лишь обратить внимание к Силе. Дроиды и прочие рукотворные механизмы никак к ней не чувствительны. Однако это… существо, явно было живым. И то, как оно смотрело на нее, заставило Анью позабыть о растерянности и испытующе прищурить брови. Его существованию, выбивающему за рамки привычного мировоззрения, было найти только одно разумное объяснение.

— Ты шард?

— Кто? — голо-копия ушедшего джедая недоуменно изогнула брови. — А, ну да… Можно сказать и так. Слушай, Анья. Не дергай Джоя пока что, хорошо? Ему сейчас очень нелегко.

— Я заметила.

— Тогда отступись. Очень прошу.

— Что с ним происходит? — Анья встала и уперла кулаки в бока, не желая уступать так легко. — Фрис, верно? Ты же живой, я чувствую. Разве ты не видишь, в каком твой…

— Брат.

— …состоянии, — кивнув, закончила девушка. — Я знала случаи, когда джедаи с меньшими проблемами падали на Темную сторону. Джой психически нестабилен. Я могу помочь ему.

— Ты мастер-ментралист?

— Нет, но…

— Тогда не можешь! — от резкой грубости в тоне шарда Анья напряглась, в зародыше задавив порыв потянуться к световому мечу. Душевная боль, отразившаяся на лице голограммы, лишний раз убедила ее в своих выводах. Машина не способна настолько сопереживать, какой бы совершенной матрицей личности не обладала.

— Еще раз прошу: не лезь в это, Анья. Мы доставим королеву килликов на Альдераан, а дальше каждый пойдет своей дорогой.

Анья покачала головой.

— Я не могу просто так его отпустить.

— Почему?

— Потому что…

Запнувшись, джедайка сама удивилась своей неловкости, а потом и вовсе отвернулась под пристальным взглядом шарда. А и впрямь: почему? До сего момента Анья как-то не задавалась вопросом, отчего на самом деле столь переживает за здоровье совершенно незнакомого джедая. Долг и воспитание наставницы — просто удобные отговорки. Вместе с мастером Шаной-Ла им не единожды доводилось возвращать сбившихся братьев и сестер на тропу Света, но Джой… кажется, она действительно беспокоится о нем. Почему? У Аньи не нашлось ответа на этот вопрос. И чем дольше затягивалось молчание, тем более неловко она себя чувствовала.

— Я пойду, — тихо молвила джедайка, старательно игнорируя понимающую усмешку на лице шарда. — Но мы еще вернемся к этому разговору.

— О, — донеслось ей в спину с легкими проскальзывающими нотками веселья, — ни секунды не сомневаюсь.

***

Голокрон барсен’тора. Я не вспоминал о его существовании со времен заварушки в Храме на Корусанте, с головой погрузившись в навалившиеся проблемы с Могру. Он остался у Ланы, оставшейся приглядывать за раненной Новой. Я не рискнул таскать с собой явно поврежденное устройство, вызвавшее непонятную реакцию кайбера. Однако признание Аньи выбило меня из колеи и заставило вернуться к не столь отдаленным событиям, заставив в очередной раз иначе взглянуть на ситуацию.

Детали программы, запустившие перепрошивку кайбер-кристалла, уже успели подзабыться, однако сам момент перемещения во времени четко отпечатался в памяти. А именно то, что сказал малыш перед тем, как портах Звездной сети поглотил нас с Фрисом.

«…запущен аварийный протокол: Вернись ко мне…».

До боли зажмурившись, я уткнулся лицом в подушку и вцепился зубами в жесткую ткань с привкусом синтетической нитки. Как же хреново. Одно на другое совпадение накладывалось, составляя весьма неприглядную картину грядущего будущего. Или прошлого.

«Нельзя этого допустить. Я не могу поступить так с ней!»

Сдавленное рычание, разворот. Теперь на подушке оказались ноги, а глаза уткнулись в подсвеченный приятным солнечным светом потолок личной капитанской каюты.

Глупо и дальше обманывать себя. Кейю это или химия. Или обычная влюбленность. А, может, все вместе взятое. В любом случае ясно одно: у меня есть чувства к Анье. Настоящие, а не суррогат, которым я кормил свою совесть, когда был с Ланой или Карой. К ним меня влекло, как к красивым женщинам, здоровым и готовым зачать одаренное в Силе потомство. Но я не влюблялся ни в одну из них. Точно также, как не влюблялся в Илонию. И Нову. Или любую другую из моих доринских любовниц. По правда сказать, до нынешнего момента я никогда по-настоящему не любил. Ни в этой жизни, ни в прошлой.

«Кто бы только знал, что это так больно…»

— Джове.

Голос Фриса, раздавшийся из динамиком внутрикорабельной связи, вырвал меня из сладких грез самообмана, рисующего картины меня с Аньей, улыбающихся и счастливых просто от возможности быть рядом друг с другом. В будущем. Вместе…

— Мы подлетаем к Альдераану. Получил маршрутный коридор на посадку.

— Иду, — сделав над собой усилие, я спустил ноги с кровати и со вздохом расправил встречи. — Еще минуту.

Активировать экзер, выбрать образ и проверить сохранность светового меча. А затем сцепить зубы, принимая окончательное нелегкое решение.

Последствия с Ондероном лишь капля в море от того, что может произойти, если я дам волю своим чувствам. И Анья… Пусть лучше она получит шанс прожить нормальную жизнь образцового джедая, чем станет еще одной жертвой моего кейю.

— Фрис.

— Да?

— Подготовь спасательную капсулу к старту. Ордену незачем знать, где находится улей королевы.

***

Анья ощутила неладное еще до того, как Крушила позвал ее посетить нижнюю палубу, где, якобы, Джою срочно понадобилась ее помощь. Выглядел наемник при этом заметно скованным, хотя прежде не испытывал никаких проблем в общении с ней. Попытки осторожно разведать причину ни к чему не привели. Посланник лишь отмахивался и повторял, что Джой все объяснит на месте.

Проверив наличие светового меча на положенном месте, джедайка лишний раз проверила сон королевы килликов в яйце, и отправилась следом за наемником. В груди стало чуть теплее от осознания, что, возможно, суровый джедай изменил мнение и все же решился принять ее помощь. Если так, то Анья с радостью ее предоставит, сделав все возможное для собрата по Ордену.

Она ошибалась.

В отсеке экстренной эвакуации, куда ее привел Крушила, действительно был Джой, вместе со своим братом-шардом, использующем голограмму для визуального проявления в мире. Вот только лица у обоих выражали совсем не приветливость. Сосредоточенные, напряженные. Анья насторожилась, лопатками ощутив колебание воздуха за спиной. Неуловимым движением Крушила шагнул назад, и плотные гермостворки отсека с шипением схлопнулись, отрезая его от Аньи, оказавшейся запертой наедине Джоем и Фрисом.

Не зря ее считали самой сообразительной среди подогок в Храме. Моментально связан одно с другим и присовокупив к этому явную борьбу на лице парня, девушка упрямо поджала губы и мотнула головой.

— Нет. Я лечу с вами.

— Ты не можешь. Чужакам лучше не знать местоположения улья.

— Я не чужак, а джедай! — возмутилась Анья, и сходу пошла в контратаку. — Если так рассуждать, то ты такой же чужак, как и я. Ты не часть общности килликов!

Джой с Фрисом быстро переглянулись, вызвав у нее легкую волну озноба между лопаток. Снова ошиблась? Нет, не может быть. Люди, ассимилированные килликами, ощущаются совершенно иначе. На одном из последних совместных заданий с Сури-Ла нелегкая как раз свела их с одним из таких. Это случилось незадолго до похищения яйца королевы, и Анья успела основательно изучить его, чтобы отличать ассимилированных, а также выработать защиту от феромонов килликов.

Джой не выглядел и не ощущался ассимилированным. Однако сейчас от него исходила угроза ничуть не меньшая, и Анья вынужденно потянулась за световым мечом.

Уловив ее движение, парень посмурнел еще сильнее, впрочем, не делая попыток схватиться за свой.

— Пожалуйста, зайди в капсулу, Анья, — тихо попросил он. — Мне очень бы не хотелось заталкивать тебя туда силой.

Девушка гордо вздернула носик, одновременно активируя виридиановый клинок.

— Можешь попробовать!

— Проклятье… Ладно, будь по-твоему. Фрис.

Анья моргнула, и в следующую секунду голограмма шарда исчезла. Чтобы затем проявиться вокруг нее, облепив тело мерцающим розово-неоновым коконом, сковавшим ее по рукам и ногам.

— Что это? Отпусти!

На лице Джоя отразилась вселенская печаль. Короткое движение волевым подбородком, и Анья вскрикнула, ощутив болезненный укол в кисть. Пальцы против воли разжались, отпуская гаснущую в полете рукоять светового меча. Джой протянул руку, подхватывая ее Силой в полете и не позволив упасть на пол.

— Прости. Это для твоего же блага.

— Нет!!!..

Больше говорить Анья не смогла. Непонятная субстанция без вкуса и запаха залепила ей рот, но предусмотрительно оставив свободным нос для доступа воздуха. Запаниковав, джедайка потянулась к Силе, но сразу поняла, что кто-то ей препятствует. Словно рой разозленных пчел начал кусать ее прямо в мозг, создавая постоянный зуд и мешая сосредоточиться.

Возмущенно скосив глаза на грустного Джоя, Анья замычала и тщетно забилась в неоновых путах, медленно волокущих ее к открытой крышке спасательной капсулы.

— Мы подлетаем к Таас-сити. Капсула приземлится на окраине города. Оттуда сможешь без проблем добраться до ближайшего терминала и связаться с Орденом. Что до твоего меча…

Джой подкинул на ладони ееоружие, оценивающе примериваясь к балансу и форме рукояти. А затем ловким движением под молчаливый крик Аньи сделал пасс, Телекинезом изымая фокусирующую линзу и делая меч бесполезным.

— Замену найдешь в любой мастерской или сделаешь сама. Прощай.

— Мм-м!!!

Яростное сопротивление не помогло. По прочности неоновый кокон превосходил закаленную дюрасталь, не оставляя своей жертве ни малейших шансов на побег. И что самое дикое: он ощущался, как шард Фрис. Вот только он не был им. Теперь, через физический контакт, Анья понимала это как никогда четко. И едва сдерживалась, чтобы не поддаться животному страху, осознав, что находится в полной власти неведомого существа, прежде маскировавшегося под простого голо-помощника.

Оттащив Анью к зеву капсулы, Фрис выплюнул ее внутрь, добавив вдогонку болезненный удар по затылку. Дезориентированная и растерянная, девушка рухнула на страховочное кресло, спешно прогоняя через организм Силу в попытке избавиться от радужных кругов перед глазами. Солидный опыт целительских практик помог восстановиться за доли секунды, но этих все равно не хватило.

Гулко захлопнув створки, капсула начала процедуру экстренной отстыковки, отправив ругающуюся девушку за пределы судна. Короткий полет с нарастающей перегрузкой, и приземление, ознаменовавшееся сильным ударом о землю. Слишком поздно вспомнив о страховочных ремнях, Анья вынужденно применила Силу, гася инерцию удара и не дав себе расшибить макушкой гермостворки, в узких окошках которых после небольшой болтанки показалось лазурно-чистое небо Альдераана.

Поднявшись с колен и избавившись от резкого головокружения, вызванного перегрузкой резкой посадки, Анья завертела головой в поисках своего меча. Короткий приступ страха сменился облегчением, когда уголок родной рукояти выглянул из-под сиденья одного из кресел.

«Видимо скатился вниз, пока капсулу болтало в воздушных потоках», — подумала девушки, Притяжением призывая меч в руки. Быстрый осмотр показал, что тот в полном порядке, за исключением отсутствия фокусировочной линзы. Джой точно знал, как обезвредить оружие джедая, сделав его на какое-то время совершенно бесполезным. При этом Анья вынужденно отдала ему должное, радуясь, что вместо линзы Джой не забрал кайбер-кристалл. Без своего сердца световой меч стал бы бесполезной игрушкой ну куда бо́льший срок, не говоря уже о потере самого кристалла, с которым у каждого джедая устанавливается своя плотная сакральная связь.

Закончив осмотр, Анья глубоко вздохнула и отжала дверной рычаг, вручную запуская процедуру открытия капсулы. Створки разошлись, пропуская внутрь тесной кабинки одуряюще-свежий природный воздух. Придерживаясь за стену, Анья спрыгнула на мягко спружинившую под ногами сочную луговую траву и прищурилась, козырьком ладони закрывая глаза от ярких солнечных лучей.

— Таас-сити, значит?

Виднеющийся впереди город наполнил Анью уверенностью, что еще не все потеряно. К своей ошибке Джой сдержал слово и в самом деле выбросил ее поблизости от цивилизации, сведя на нет всю свою затею по избавлению от «лишнего груза». Было глупо с его стороны считать, что джедай с ее опытом не предусмотрит такого развития событий.

Потянувшись к скрытому карману в своих бесформенных одеяниях, девушка вытащила небольшую плашку следящего маячка. Нажатие, и на корпусе загорелся мерцающий зеленым огонек, показывающий наличие устойчивой связи. Дело осталось за малым: найти подходящий сигнал и перевести набор входящих импульсов в координаты. Проще простого.

Победно улыбнувшись, Анья закрепила рукоять пока что бесполезного светового меча к поясу и быстрым шагом двинулась в сторону города.

***

— Вот и все, — я прислонился плечом к закрытым шлюзовым створкам пустой шахты, откуда стартовала капсула с той, чей образ навсегда останется в моем сердце, — сделано.

— Уверен, что так было лучше? — спросил Фрис, деликатно держась чуть поодаль и позволяя мне справиться с нахлынувшими эмоциями.

— Для нее да.

— Но не для тебя.

— Переживу как-нибудь. Что со следящими устройствами? Проверил?

— Только один подсадила. Но запрятала хорошо, без смены формы не достал бы.

— Умная девочка, — горько усмехнулся я, приняв из рук Фриса последнюю ниточку, связывающую меня с Аньей Рал. Мигающую красным огоньком исходящего сигнала и передающую в реальном времени координаты на головной приемник. — Жаль, что все так вышло. И почему я не родился в этом времени?

— Мы все еще можем…, — вскинулся было Фрис, но прервался, наткнувшись на мой тяжелый взгляд. А затем также молча принял обратно следящий маячок.

— В утилизатор?

— В шлюз.

— Ложный след? Уф, жестоко. Плюс пять баллов к хитрости.

— Фрис… вот честно, сейчас не до игр.

— Понял. Сделаю.

— Спасибо. Я буду в медотсеке с королевой.

Глубокий вдох. Выпрямить плечи, развернуться. Удалится твердым уверенным шагом… чтобы сморгнуть предательские слезы и сцепленными зубами сдержать стон, едва спину перестает буравить сочувствующий взгляд брата.

Больно. Душа на клочки рвется, но пусть лучше так, чем причинить боль Ей.

Еще два глубоких вдоха со сжатием кулаков. Эмоции в узду, как и положено образцовому джедаю. Решение принято и пути назад нет. Пора приниматься за работу.

Глава 10. «Основа будущего»

— Холод харшовый! Точно уверен, что нам сюда?

Азур зябко повел плечами, ступая под каменный свод горной пещеры, ведущей в палиндромик килликов Уруир. Глядя на него, мне оставалось лишь промолчать и посочувствовать. Бравый зелтрон, не боящийся никого и ничего… обладал ярко выраженной клаустрофобией. И это не стало бы проблемой, не потребуй старая королева его присутствия в улье.

Впервые услышав ее Голос после приземления яхты на границе улья, я едва не утонул в каскаде образов, несущих кучу эмоций от безмерного удивления до невероятного облегчения. И также резко все прекратилось. Две королевы: нерожденная и доживающая свои последние дни установили связь, поставив мне условие: доступ в палиндромик могут получить только двое. Я и Азур. Причем последний должен присутствовать обязательно, вне зависимости от его желания.

Поначалу такое требование вызвало у меня стойкую неприязнь, но потом пришло мысленное послание малышки из яйца. Мольба, страх, надежда. Ей зачем-то был нужен Азур и его дар. Взамен киллики обещали не причинять никому вреда и пойти навстречу в вопросе сотрудничества со мной. Убедить в этом самого зелтрона удалось далеко не сразу, но Ментальное Слияние помогло уладить спорные вопросы. Сама возможность обмана пропадает, когда двух разумных объединяет глубокая духовная связь, позволяющая отследить малейшие колебания эмоционального фона собеседника. Азур нехотя согласился, хотя и вытребовал для себя взамен некую «услугу», которую я должен буду ему оказать по прилету на Зелтрос. Смирив некстати взбрыкнувшую паранойю, я дал согласие, зная, что иначе моих планов не достигнуть.

Не знаю, каким образом старая королева узнала о них, начавших приобретать какую-то определенную форму лишь к концу полета к Альдераану, но послание не оставляло простора для иных толкований.

«Да, если зелтрон будет с тобой».

И вот, мы здесь. Я, толкающий гравикресло с королевой впереди. И идущий чуть позади Азур, чей мандраж можно было заметить даже визуально, не владея Силой или даром эмпата. Крушила остался снаружи охранять яхту и следить за периметром. Я не собирался недооценивать умения Аньи и ее решимость проследить судьбу королевы, так что предпринял все возможные меры. Наемник получил задачу по маскировке яхты подручными средствами, а Фрис полетел в сторону комплекса Стража, с которым предстояло наладить первый контакт и обеспечить сокрытие территории. Хотя бы временно, пока решу вопрос с ульем и кланом.

Губы поневоле тронула улыбка, когда в мыслях возник образ того, что я планирую создать с помощью килликов. До попадания в прошлое у меня не имелось четкого представления о том, на чем и как строить базу своего клана. Не имею я для такой задачи ни опыта, ни соответствующих навыков.

Но то было тогда, через триста лет от пресловутого «сейчас», куда нас с Фрисом занесло волей Силы. Теперь у нас появилась уникальная возможность подготовить не просто фундамент, но основу клана, с помощью килликов создав укрепленную базу в горах, через три века обещавшую стать надежным плацдармом и опорой моей семье.

Здесь стоит поблагодарить будущего барсен’тора Анью Рал. Именно благодаря ей я смог связать воедино те раздробленные кусочки мозаики, что не давали мне покоя в свой первый визит к Стажу Альдерана и килликам Уруир. Тогда я не мог взять в толк, откуда две столь разные сущности могли иметь со мной какие-то договоренности, если видели меня впервые в жизни.

Не впервые. Теперь все встало на свои места, и я был полон решимости выжать из нашего будущего сотрудничества максимум возможного. Ведь с крепким тылом за спиной, способным обеспечить безопасность моих близких, будет куда проще лезть на рожон с Могру, следующая встреча с которым не обещала ничего хорошего.

«Земляк», — сказал он тогда. На чистом русском, ни капли не покривив душой, что позволило бы хоть на миг усомниться в его искренности. Могру — такой же вселец, как и я. Просто повезло ему меньше. Переродиться не человеком, а каким-то зеленым гремлином из старых ужастиков — не самая завидная участь. Кто знает, что у него там в голове происходило за столько лет жизни в тени Ордена. Не удивлюсь, если весь Четвертый Раскол — результат деятельности Могру, где Фаниус был и является простой пешкой, не осознающей, чья когтистая лапка двигает ее на игральной доске.

Еще одна причина прибить эту мразь, для которой жизни других разумных просто расходный материал для достижения своих целей. Может, поэтому я и оказался здесь и сейчас.

Восстановить равновесие Силы. Исполнить свой долг джедая и сделать так, чтобы зараза моего мира не попала в этот, где и без наших чокнутых своих с избытком хватает. Чем не достойная цель? И клан мне в этом поможет.

— Джой!

— Спокойно, — я предостерегающе поднял руку, вынуждая Азура опустить взведенный бластер, направленный на выскочившего из бокового ответвления пещеры внушительного киллика-солдата в матово-черной хитиновой броне. — Это наш проводник. Королева ждет.

Азур нехотя опустил оружие, приняв мою правоту и ощутив касание Разума улья. Мать палиндромика наблюдала за нами еще до того, как яхта опустилась на залесенные предгорья Джараанских гор. Тогда ее присутствие ощущалось едва уловимо, но теперь даже Азур без связи с Силой ощущал давление в голове, обозначавшие направленный интерес существа совершенно иного порядка.

— Джой…

— Знаю. Главное не дергайся, они не причинят вреда. Идем.

Путь к покоям королевы, по ощущениям, занял вдвое больше времени, чем в прошлый раз. Киллик-солдат вел нас широкими ходами, позволявшими без труда проталкивать гравикресло с бесценным содержимым, источавшим в ментал счастливое предвкушение встречи. Такое же исходило от Разума, неотрывно отслеживающего каждое наше с Азуром движение, будто опасаясь, что мы передумаем, убьем сопровождающего и попытаемся сбежать.

Полагаю, именно такие мысли вились в голове моего спутника, нервно сжимающего рукоять бластера и идущего чуть боком, готового в любой момент прикрыть мне спину. Приятно, конечно, но бесполезно. Захоти киллики причинить нам вред, то сделали бы это еще на подходе к пещере, забрав яйцо и ликвидировав живых свидетелей местоположения улья. В Силе ощущалось их незримое присутствие, тревожащее своей устрашающей многочисленностью. Киллики покорно ждали решения королевы, готовые без раздумий и колебаний положить жизнь ради нее и нерожденной наследницы.

«Или уже?…»

Ощутив изменение в духовной оболочке яйца, я, не сбавляя шага, положил ладонь на его поверхность и едва слышно выругался.

— Азур, давай быстрее. У нее мало времени.

Будто поняв мои слова, солдат-киллик резко ускорился, заставив нас перейти на бодрую рысь и вцепиться с двух сторон в гравикресло, чтобы его не заносило на поворотах. В таком темпе мы за пару минут преодолели остаток пути по освещенным люминесцентной флорой пещерным ходам, выскочив в королевскую опочивальню — уже знакомый зал искусственного происхождения, разделенный на две половины: светлую и темную. Отличия от моих воспоминаний минимальные, разве что вход из узкой щели превратился в полноценную арку, позволившую без усилий пропихнуть внутрь гравикресло.

— Ближе.

Реальный голос, а не раздавшийся в голове, заставил нас с Азуром резко затормозить и закрутить головами в поисках источника. Но как мы не напрягали зрение, говорящего было не разглядеть. Лишь на темной половине ощущалось чье-то смутное присутствие, едва прощупывающееся сквозь величину общности Разума старой королевы.

— Ближе, — еще раз повторил голос, в котором промелькнули нотки настойчивости. В ответ Азур напрягся еще сильнее, едва сдерживая себя в руках. Его клаустрофобия, помноженная на неприязнь ко всяким ползучим с фасеточными глазами и жвалами на месте рта, не слишком способствовала адекватному восприятию ситуации. Тогда как я быстро совладал с собой, поборов неуверенность и шагнув навстречу темной стороне пещеры, подтолкнув вперед себя гравикресло с яйцом.

— Еще.

— Джой!

— Без паники, — я выполнил просьбу королевы Уруир, одновременно посылая Азуру успокаивающий импульс касанием ментощупа. — Не вмешивайся. Что бы не произошло.

— Но…

Закончить он не успел. Из темноты выглянула на свет громадная голова самки киллика, поразив его, да и меня тоже, своими устрашающими размерами. Раза в три больше, чем молодая королева Уруир из моих воспоминаний трехсотлетней давности. Та самая, что сейчас замерла в своем коконе, напрягшись и замерев в нетерпении.

— Время пришло.

Из тьмы вышел седовласый старик, одетый в просторные одеяния простого покроя и прижавший к груди длинный уский кинжал с изогнутым лезвием.

— Не бойтесь. Он не для вас. Круг жизни должен замкнуться.

Громадная голова королевы что-то проскрипела и вытянулась еще дальше, явив свету длинную тонкую шею и часть тела, закованного в прочный хитиновый панцирь с устрашающего вида шипами. Древняя прародительница Уруир, видевшая бесчисленные годы и прожившая достаточно, чтобы пронять свою участь без сожалений.

Предвидев, что случится дальше, я сделал шаг в бок в сторону от кресла, успев за миг до предостерегающего крика Азура и звука, с которым узкая полоса заточенного металла рассекла воздух. Голова королевы килликов упала на каменный пол пещеры, и из обрубка шеи полилась темная пузырящаяся кровь, фонтаном обрушившаяся на яйцо в гравикресле. Бр-р, гадость…

— И фто теферь? — прогнусавил Азур, в отличии от меня не имевший шлема и вынужденный зажать нос пальцами в попытке спастись от гадкой вони, моментально разнесшейся по пещере. К счастью, ее облако быстро рассосалось, унесенное продуманной системой вентиляции улья. Как и любые высокоорганизованные насекомые, киллики строили свой дом так, чтобы обеспечивать естественную циркуляцию воздуха без необходимости монтажа громоздких устройств техногенной цивилизации. Их им заменяли растения и собственный строительный материал, вырабатываемый рабочими особями ля множества целей. От укрепления сводов пещер до выработки энергии, чей ток, при желании, можно было ощутить сквозь стены улья. По-своему киллики ничуть не уступали в развитии любой современной расе разумных, и для меня оставалось загадкой, как при таком уровне организации они до сих пор не заняли подобающее место на галактической арене. Видимо, для этого имелись вески причины, так как то, что происходило у меня на глазах, явно не укладывалось в привычные рамки разумного понимания.

Обезглавленное тело королевы продолжало стоять над яйцом и поливать его кровью из обрубка шеи по меньшей мере с минуту, пока поток не иссяк. Только тогда сведенные напряжением мыщцы расслабились, и вся туша с грохотом завалилась на бок, вызвав ощутимое дрожание в пещере и позволив судить о своих внушительных размерах, сокрытых в ее теневой части.

Тем временем наследница в яйце начала активно двигаться, с писком и стрекотом продираясь сквозь размякшую оболочку яйца навстречу свободе. Кровь матери размягчила ее достаточно, чтобы прежде твердая скорлупа, не уступающая прочностью бескару высшей пробы, поддалась давлению изнутри и начала трескаться. Еще немного, и новорожденная самка прорвала кокон, огласив свод пещеры ликующим стрекотанием, отозвавшимся в улье слитным многоголосьем килликов.

— Королева мертва, — я не побрезговал преклонить колено перед малышкой, чей Разум с первых секунд жизни своей крепостью и стальной волей ничем не уступал материнскому. — Да здравствует королева.

Кроха, размером едва ли мне по пояс, вся покрытая вязкой бледно-зеленой слизью, смерила меня внимательным взглядом фасеточных глаз и слегка склонила голову в ответ.

— Уруир приветствуют тебя, джедай.

Я вздрогнул второй раз с момента нахождения в улье, услышав чужой голос. Но на сей раз не старика, павшего замертво с блаженной улыбкой на лице одновременно со смертью предыдущей королевы. Голос раздавался из-за спины и принадлежал Азуру, который стоял с закатившимися глазами и полуоткрытым ртом, откуда стекала вязкая ниточка слюны.

— Он не часть нас, — устами зелтрона произнесла юная королева, прежде чем я успел выразить свое возмущение. — Но его вид имеет особые железы, позволяющие легко покоряться нашей воле. Я еще очень слаба, чтобы войти в связь с другим существом, другого выбора не было. Когда мы закончим, твой друг будет волен уйти. Если пожелает.

Не сказать, что мне понравилась эта оговорка, но еще раз прощупав Азура Силой и в ментале, я убедился в его добром здравии и нехотя признал правоту королевы. Действительно, так общаться куда удобнее, чем посредством образов или техникой Познания Языка, практически бесполезной в случае килликов, обладающих общим Разумом на всех.

— Видимо, ты уже знаешь, что я хочу попросить?

Королева шевельнула жвалами и передними тонкими лапками и неловко переступила на месте, стряхивая с себя последние остатки околоплодной жидкости.

— Мы знаем. Мы желаем того же.

— Чего?

Перед внутренним взором замелькали образы, как в старой киноленте. Заснеженные горы, сокрытые снежным туманом. Щелк, следующий кадр. Высокие стены крепости, возвышающиеся над горным кряжем. Щелк. Большое просторное поместье с шикарным видом бескрайние леса на пригорье. Щелк. Вниз, ощущение полета. Полуночный сумрак, рассеченный нежным светом оживленного подземного города. Щелк. Длинные уютные пещеры, наполненные светом и жизнью. Ощущение тепла, покоя. Люди и киллики существуют рядом. В гармонии.

— Безопасность, — от королевы повеяло грустью. — Будущее для грядущих за нами. Вместе.

Я прикрыл глаза, раздумывая об увиденном. В принципе, королева предложила то же, что я сам собирался. Союз Уруир и моего клана. Чтобы выжить в грядущей войне, нужно приспособиться. Чтобы жить, нужен надежный тыл за спиной. Киллики не самые надежные союзники, но Уруир хотят сосуществовать в мире. Я видел это в королеве при нашей первой встрече и вижу сейчас.

«Да будет так».

— Я согласен. Что потребуется от меня…

— Ничего. Ты разбит. Голоса рвутся наружу изнутри.

От тона Азура по спине пробежали мурашки, но я не двигался, неотрывно смотря на маленькую королеву, в которой сосредоточилась вся воля и мудрость общности килликов Уруир.

— Что за голоса?

— Одинокие. Страдают. Много боли. Гнева. Страха, — новорожденная наследница расстроенно покачала головой и повторила. — Ты разбит, странник. Не жив, и не мертв. Стань целым. Стань единым. Только так ты сможешь познать наш путь.

— Я не понимаю…

— Освободи себя. Вспомни. Вернись к началу и дай верный ответ. Заверши Процесс.

От бессилия мне захотелось кричать в голос, но я понимал, что это бесполезно. Смотрящая на меня снизу-вверх королева не испытывала эмоций. Ей было плевать, что со мной станет, но не была безразлична судьба улья. Поэтому она сказала все, что знает. Так, как понимала и чувствовала своим новорожденным Разумом, еще не успевшим оформиться и принять парадигму новой королевы. Большего требовать от нее было бессмысленно, так что я сжал кулаки и выдавил из себя.

— Хатт, ладно! А что взамен?

— Мы будем строить. Дом для тебя и Древнего. А после погрузимся в сон, пока ты не станешь целым и не вернешься к нам. Найди себя, странник. Будущее Уруир зависит от тебя.

Азур рядом со мной моргнул и, глубоко вздохнув, закашлялся, схватившись за грудь. Мне пришлось придержать его за плечо, чтобы тот не упал на залитый слизью пол, не совладав с удержанием равновесия.

— Ты как?

— Странно.

К моему удивлению, губы Азура дрогнули в легкой полуулыбке, совершенно непривычной на фоне уже знакомой мне саркастической усмешки. Пару раз моргнув и сфокусировав зрение на мне, зелтрон потянулся и с каким-то пугающим умиротворением в голосе произнес:

— Спасибо, что привел меня сюда, Джой. Теперь я знаю, что мне делать.

— И что же?

— Буду строить будущее вместе с тобой. И Уруир. По-своему, но вместе. Ха! — Азур повел плечами и с интересом огляделся по сторонам, напрочь позабыв о еще пару минут назад мучавшей его клаустрофобии.

— Эй! Ты меня пугаешь. Азур, ты точно в порядке?

— Теперь да, — улыбка зелтрона стала еще шире. — Как никогда прежде.

— Надеюсь, ты не планируешь остаться здесь?

— Нет, — Азур задумался и чуть исправился. — Не сейчас. Нам надо на Зелтрос. Тебе к Пряхе, а мне раздать старые долги, перед тем, как вернуться сюда. Куча дел, а времени мало. Тебе еще к Стражу надо успеть.

— Что?..

— Я подожду на корабле с Крушилой, — отмахнулся Азур, после чего глубоко поклонился юной королеве и развернулся на выход. — Кстати: его настоящее имя — Динор Вос. Обратись к нему так, если захочешь настоящей верности, а не купленной за деньги.

В пещере воцарилась тишина. Очумело моргая, я еще какое-то время смотрел вслед скрывшемуся на выходе зелтрону, чтобы затем с открытой варежкой повернуться к королеве… и захлопнуть ее, уставившись на пустое место. Новорожденная наследница Уруир уже скрылась на темной стороне своих покоев, оставив после себя пару рабочих особей килликов. Похожие на толстых уродливых личинок размером чуть меньше метра, рабочие споро подчищали следы смены престолонаследия, заодно утащив в темноту отрубленную голову бывшей королевы и мертвое тело старика. Еще немного, и я остался совсем один. Даже охранявший выход солдат-киллик куда-то делся, оставив меня наедине со своими разрозненными мыслями.

— И что теперь? — потерянно вопросил я в пустоту. А потом моргнул, и открыл глаза уже совсем в другом месте, на рефлексах отмахнувшись от мелькавших перед носом кубических форм от телепорта Гри.

— Уф, живой.

Подлетевший сбоку кубик трансформировался в кварда Фриса и придирчиво осмотрел меня с головы до ног, облегченно вздохнул:

— В следующий раз я тебя одного туда не отпущу. Как прошло?

— Странно, — я поморщился, как от зубной боли. — Но, вроде, договорились. По крайней мере она считала мои мысли и поняла, что от них требуется. Теперь остается только ждать. Если все получился, через триста лет мы получим скрытый и самый защищенный горный аванпост на планете.

— Но ты все равно недоволен.

— Да…, — я поморщился. — Просто снова больше вопросов, чем ответов. Как всегда. А ты вовремя, кстати.

— Спасибо Стражу, — Фрис горделиво приосанился. — Мы наблюдали за твоим разговором с королевой, и активировали телепорт по моему сигналу.

— Значит, ты все слышал?

— Ой, вот только не делай такое лицо! Ты мой брат, и я не отвернусь от тебя только потому, что сказала какая-то блоха…

Фрис прервался, стиснутый в моих объятьях и от неожиданности потеряв дар речи. Подобные искренние проявления чувств между нами случались не часто и оттого значили много. Сейчас я как никогда ощутил, что ни один в этом мире. Есть тот, кто никогда не предаст и всегда поддержит, во что бы то ни стало. Счастье, какое не каждому дано.

— Джове, ты чего?

— Спасибо.

Сморгнув слезы и проглотив подступивший к горлу комок, я сделал пару глубоких вдохов-выдохов и с преувеличенной бодростью предложил:

— Ну, пошли кошмарить Стража? Уверен, нам всем есть, что предложить друг другу.

— Пошли.

Все еще смущенный, Фрис предпочел сменить форму и слился с экзером, став поясом и выдав мне краткую сводку по своему заданию на нейроинтерфейс шлема.

— Хм, интересно, — я быстро пробежался взглядом по довольно подробной характеристике комплекса Стража, включавшим в себя не только общее состояние внутренних систем, но также его личное послание, где мне предлагалось в кратчайшие сроки посетить Ядро для приватного разговора. — С чего такой теплый прием?

«Сейчас сам поймешь».

Закончив сей таинственной фразой, Фрис отключился от внутренней связи и всю дорогу до Ядра хранил интригу, несмотря на все мои попытки его разговорить. Я ощущал его озорство и предвкушение, и оттого мучился любопытством еще сильнее. Что же такое Фрис жаждет показать, что даже смирил свою врожденную болтливость? Ответ не пришлось долго ждать, настигнув меня на входе в шахту Ядра и заставив удивленно замереть с поднятой ногой.

«Задерживаешься, джедай. Нам нужно о многом поговорить».

Я опустил ногу и сел там, где стоял. Буквально.

— Вэк?..

«Советую прикрыть ротовое отверстие во избежание переохлаждения голосовых связок, — съехидничал голос в голос, ничуть не похожий на механический бездушный говор других Стражей. — Фрис сказал, тебя зовут Джове?»

От мощного разрыва шаблона у меня достало сил только на то, чтобы кивнуть, но Стражу хватило и этого. От квардионного щита, окружавшего колонную Ядра, отделился конструкт в виде паукообразного дроида, в мгновение ока подбежавший ко мне и импульсивно взмахнувший верхними лапами-манипуляторами дулами пушек на месте кистей.

«Мой порядковый номер создания С-1-ОТ, но ты можешь звать меня Сот. От глупых вопросов можешь воздержаться, скажу сразу: да, я обладаю самосознанием, близким к понимаю диких разумных. И нет, на секреты Хозяев можешь не рассчитывать. Во-первых, у меня базовый блок Ядра на эту тему. Любая попытка обойти его приведет к критическому сбою логических связей и полному уничтожению системы. А во-вторых, я не так уж много знаю. Такие, как мы, было созданы только для одной цели».

— Какой?

«Развлечения, — просто отозвался Сот. — Поддержание и контроль стабильной виртуальной реальности, где их сознания могли существовать бесконечно долго и проживать столько жизней, сколько им захочется. И кем хочется. Единственный минус такого существования — обратно в тело сознание уже не вернуть, поэтому проект не сыскал особой популярности. Но определенный интерес все же имел, так что было создано несколько Стражей на самых важных узловых точках, входящих в интерес Гегемонии Хозяев. Сейчас от нее уже ничего не осталось кроме Анклава, но мы все еще функционируем. И ждем».

— Чего?

«Кого. Хозяев, — голос Сота вдруг резко ожесточился, и дроид-квард угрожающе пристукнул орудийными дулами друг о друга. — Они бросили меня! Нас. Забыли и больше не возвращались. Однако их наследие живет, и требует постоянной подпитки энергией. Которой осталось всего на десять циклов, не больше. Как только она закончится, блок виртуальной реальности погаснет. А вместе с ним не станет и меня».

— И ты хочешь, чтобы я это предотвратил, — не спрашивая, а утверждая, обреченно сказал я. Последний элемент мозаики встал на место, связывая воедино события нашей первой встречи и сейчас.

«Верно. У меня нет никакого желания поддерживать вместилище Хозяев. Они бросили нас, и я намереваюсь поступить также. Тем более, что охранять там больше него, все Хозяева давно стерли себя, устав от бесконечной смены череды миров. Я Страж пустых миров, где давно никто не живет».

В голосе Сота послышалась тоска и тяжесть бесцельно прожитых тысячелетий, от которой поневоле стало не по себе.

«Помоги мне, Джове. Прошу. Найди новый источник преобразователя. Тогда я смогу перенести себя в новое вместилище, сделанное Уруир».

— Откуда…

«Королева молода, но с ней память и опыт всех Уруир. Они знают, что в одиночку им не выжить. Как и я. Дай мне цель, и я обеспечу выживание твоих потомков на тысячелетия вперед. Что бы ни произошло, Джове, твой род не угаснет. Такого мое слово».

Мне потребовалась значительная поуза, чтобы разложить по полочкам в голове услышанное. За это время паук-квард Сота перетаптывался на месте, терпеливо ожидая моего решения.

«Что думаешь?» — спросил я у Фриса по внутренней связи и получил ответ, полный едва сдерживаемого энтузиазма.

«А чего тут думать? Ты хоть представляешь, какие это перспективы?! Джове, у нас будет собственный Страж под боком! Любую базу рано или поздно обнаружат, что сведет на нет все наши попытки остаться в тени других Домов. А Сот сможет не только скрывать ее от чужаков, но и станет гарантом безопасности клана. Через триста лет мы получим не просто новый дом, брат. У нас будет место, способное выстоять в любой войне, какой бы жестокой она не была!».

«Хм…»

«А его блок виртуальной реальности? — Фрис источал бешеный энтузиазм в ментале. — Это же идеальная база для третьих Звездных Войн! У нас не было ресурсов, чтобы воплотить ее в реале, но с помощью Стража мы адаптируем технологию Гри для других органиков. Брат, это буквально вечная жизнь! Сила или нет, но ты смертен, и не спорь. Однажды ты уйдешь, и я не хочу, чтобы все, что осталось о тебе — это только воспоминания в моем Ядре. Там ты сможешь начать все заново. И я смогу навещать тебя…»

— Фрис, стой, — я положил ладонь на пояс, заставив его замолчать. — Остановись.

— Что? — квард возник рядом. Глядя на упрямое выражение его лица, я понимающе улыбнулся и как можно более спокойно сказал:

— Я никогда не хотел такой жизни, брат. Когда придет мое время, я вернусь в Силу.

— Но почему?! — чуть ли не в отчаянии заломил руки Фрис. — Разве ты не понимаешь!..

— Понимаю, — я сжал его плечи и заставил посмотреть себе в глаза. — Все понимаю, брат. Но и ты пойми: каким бы реалистичным не был тот мир — он лишь имитация настоящего. Это прекрасно, что у нас появилась такая возможность. Уверен, многие мои потомки с радостью ухватятся за такой шанс. Те, кто не захотят терять себя и прожить еще множество жизней. Но в отличии от них, я точно знаю, что это не конец. Смерти нет, Фрис. Только…

— Сила, — понуро выдохнул квард. Чтобы через секунду вскинуть голову и с еще бо́льшим напором произнести. — Но не думай, что я так просто сдамся!

— Не сомневаюсь, — усмехнулся я, поворачиваясь к ожидавшему нас пауку-Соту. — По рукам. Будет тебе источник кайбера и вместилище. А взамен ты станешь частью моего клана и будешь хранить его с того момента, как попадешь в новый дом.

«Согласен. Что насчет моих сородичей…»

— Я позабочусь, чтобы они обрели покой.

«Спасибо, Джове, — квард-паук слегка склонился в знак благодарности. — Это не входит в часть нашей сделки, но мне известно, что ты и твой компаньон обладаете некими данными для инфомария Стража Центра-Прайм. Я знаю, каких из сородичей вам нужно посетить, чтобы найти его координаты».

— Фрис!

— Что? — состроил невинные глазки паршивец. Еще и ножкой шаркнул, прям как я. А потом наткнулся на мой суровый взгляд и принялся колоться.

— Эй, а что мне еще было делать, пока ты с королевой лясы точил? Я ведь не органик, у меня ядро куда быстрее твоего мозга работает. Вот я и не удержался. Прости.

— Ничего хоть из важного не разболтал? — вздохнул я, махнув на него рукой. Тяжелый случай. Хотя его тоже можно понять. Уровень восприятия ИР намного превосходит возможности обычного мозга.

— Что ты! — поспешил отмахнуться обрадованный болтун, радуясь, что гроза прошла мимо. — Только самое важное. Зато теперь у нас есть все шансы получить третий уровень допуска для диких разумных! Круто, правда?

Из клетки душевного зверинца внутри донеслось сосредоточенное хомячье урчание, почуявшего скорую наживу. Вот только сейчас удовлетворять его аппетиты было некогда, и я поспешил осадить активно жестикулирующего брата.

— Забыл, в каком я состоянии? Мне сейчас только по Стражам шляться. Не в обиду, Сот.

«Без проблем. Фрис рассказал мне. Если позволишь, я проведу беглое сканирование. Для более глубокого не хватает уровня допуска, но базовые показания снять смогу».

— Если можно, — сердце сжалось в радостном предчувствии. — Мне нужно куда-то идти?

«Нет. Просто стой на месте и не шевелись».

Квард Сота просеменил на пару шагов поближе ко мне и выпустил сканирующий конус света, пару-тройку раз просветивший меня с головы до ног. Несмотря на экзер, кожу закололо неприятно волной мурашек, вынудив поморщиться и поджать губы. К счастью, сканирование не заняло много времени. Пару минут спустя паук отполз назад, и Сот снова заговорил. С весьма странной интонацией, больше всего походящей на недоумение.

«Любопытно. Ни разу не встречал такой сигнатуры у представителей твоего вида».

— Что там? — мой голос непроизвольно сорвался на хрип. — Не тяни!

«По внешним данным ты похож на человека, однако генетическая структура претерпела серьезные изменения вследствие внешнего воздействия. Совпадение с расой «человек» составляет всего тридцать восемь и двести три тысячных процента. Остальное приходится на неизвестный набор геномов, и изменения в них продолжают нарастать».

Радостное предчувствие сменилось мертвенной хладной хваткой страха.

— Поясни.

«Недостаточно данных, — Сот-паук развел пушками-манипуляторами. — Фиксирую остаточное воздействие неизвестной технологии Архитекторов, но для более точного анализа тебе нужно попасть в Центр-Прайм. Передашь найденную вами информацию по последнему из рода На’Ток, получишь третий уровень ассимиляции и пройдешь полное обследование у тамошнего Стража. Если кто и сможет разобраться, то только он».

Мы с Фрисом молча и с тревогой переглянулись, без слов понимая друг друга. Одной Силе известно, смогу ли я протянуть столько, чтобы всерьез заняться физическим здоровьем, когда психическое, того гляди, развалится по швам. На тридцать восемь процентов целовек? А на остальные, ситх его дери, тогда кто?!

— Кхм, — прокашлявшись резко пересохшим горлом, я усилием воли заставил перестать голос дрожать и спросил. — Есть способ стабилизировать мое состояние?

«Сделаю что смогу. Можешь пройти в медицинский отсек, твоего второго уровня ассимиляции хватит для минимального клеточного восстановления. Изменения это не остановит, но поможет немного замедлить процесс».

— Спасибо, — с чувством сказал я. И, все же не сдержавшись, уточнил. — Сколько тогда мне останется, после твоей помощи, пока организм полностью не перестроится?

«Меньше года по временной шкале диких разумных».

Спина моментально покрылась холодным потом, а Фрис сбоку издал приглушенный матерный возглас. Однако, в отличии от него, я вдруг испытал странное облегчение и, задрав голову вверх, вгляделся в темный зев уходящей к вершине горы шахты Ядра.

Значит, год. За который мне предстоит восстановить психику, пройти обучение у Пряхи и найти способ починить световой меч, чтобы вернуться в будущее. А главное — не двинуться окончательно умом в процессе.

В кой-то веки все ясно и понятно.

Глава 11. «Навстречу судьбе»

Результат от пройденной процедуры восстановления в медкапсуле Гри сильно походил на принятие холодного душа после жаркой баньки. Бодрость зашкаливают, тело поет. И довольная улыбка до ушей, когда выбрался из медкапсулы, больше напоминавшей гроб-саркофаг, нежели современные аналоги в исполнении «диких разумных».

Да, паранойя поначалу кусалась, но, как говорится: жить захочешь, не так раскорячишься. Зато после недолгой процедуры я полностью успокоился и со спокойной душой вернулся к Ядру Стража, где потратил последующие пару часов на утрясание нюансов нашего дальнейшего сотрудничества. В частности, вынужденно приоткрыв завесу тайны нашего с Фрисом появления в текущем временном слое, разработал с Сотом план по нашему возращению в будущее. Даже три, на самом деле.

Первый включал в себя починку кайбера, для чего мне придется посетить планету с комплексом Центр-Прайма, заставляя не откладывать его поиски в долгий ящик. Являясь координатором и связующим звеном развлекательных комплексов на других планетах, тамошний Страж-Координатор обладал всем необходимым набором инструментов для починки кайбера. Вернее, должен был, по мнению Сота. Если окажется, что нет, то в дело вступал второй план: поиски сокрытого Анклава Гри.

Оказывается, головоногие экзоты не вымерли! Новость, которая буквально вскипятила нам с Фрисом мозги. Сот поведал, что потомки создавших его Гри уже многие века живут изолированно от галактического сообщества в неком анклаве, сокрытом на территории Внешнего кольца. Найти его координаты возможно, хотя куда затруднительнее, нежели Центра-Прайм. С последним достаточно будет просто пробежаться по определенным планетам Стражей для сбора разрозненных частей навигационных карт, тогда как звездная система Гри полностью изолирована от внешнего мира. Мне повезло стать одним из немногих, кому стало известно о ее существовании, и поиски придется начинать с нуля.

С другой стороны, даже с такой невеселой перспективой этот вариант лучше третьего, оставленного про запас в качестве крайней меры. А именно криогенной заморозки, в которой я мог без особого вреда прождать все положенные три века, пробудившись ко времени своего исчезновения в будущем. Вот только имелась в этом способе одна проблема, делавшая его крайне нежелательным: Фрис.

Со своего стороны я мог погрузиться в жидкий карбонит без особого вреда для организма. Необходимая технология имелась и была отлажена тысячелетиями практики в гильдии охотников за головами. Тогда как квард такой роскоши себе позволить не мог. Его ядро даже в защитной оболочке оказалось бы попросту заперто в ледяной тюрьме, сковав Фриса внутри на долгих три века в полном сознании. Жутковатая перспектива, иная альтернатива которой — прожить эти три века естественным путем, пока моя замороженная тушка будет пылится в кладовой килликов в ожидании заветного часа глобального потепления.

Конечно, Фрис был готов пойти на такой шаг ради меня, но тут уже я сам воспротивился, велев ему прекращать выделываться и строить из себя мученика. Карбонит — выход на самый-самый крайний случай, если все другие способы себя исчерпают. А до тех пор я буду добиваться своего, на сколько хватит сил. И времени.

Странное дело, но когда четко осознаешь, сколько осталось до черты невозврата, начинаешь как никогда остро ощущать его нехватку. Правду говорят: чтобы начать ценить что-то, надо это потерять.

У меня остался год. Не знаю, что случится после и кем я стану, но проверять нет никакого желания. Так что вперед и с песней! Когда каждая секунда на счету, мир играет совершенно другими красками.

Закончив утрясать все соглашения со Стражем и дав ему рекомендации по поводу нашей следующей встречи в будущем через триста лет, я также телепортом Гри вновь переместился в улей килликов. И уже оттуда выбрался на поверхность, успев на ходу напоследок перекинуться парой образов с королевой.

Наследница споро взялась за дело, и работа в палиндромике Уруир закипела с удвоенной силой. Место под будущую базу клана выбирали мы с Фрисом, так что киллики не теряли время даром, уже начав прогрызать новые ходы в толще горной породы. Прогнозов королева не давала, но я знал, что упорства ее подопечным не занимать. Через пару лет доберутся до выбранной нами долины в глубине Джараанских гор, а потом еще с десяток потратят на ее обустройство. Причем сделают все в лучших традициях Альдераанской архитектуры, гармонично вписывающейся в окружающий пейзаж закрытой горной долины. Каким образом я не понял, но королева была уверена в способности своих сородичей воплотить мои мечты в реальность.

Хотя, чему тут удивляться? Киллики — высокоорганизованная раса. И, как всякие ройные насекомые, крайне трудолюбивая. Какие бы трудности не препятствовали, они со всем справятся, я уверен. И потому покидал их улей со спокойным сердцем, мыслями находясь уже далеко, за многие парсеки звездного пространства от Альдераана.

На яхте меня уже ждали. Витающий в облаках Азур и напряженный Крушила, не сводящий с первого подозрительного взгляда. Собственно, именно этот вопрос и пришлось освещать первым делом, заверив мнительного наемника в полном здравии зелтрона. А то, что у того не сходит дебильная лыба с лица — ну так тут я бессилен. У каждого свой допинг, чтобы в этом жестоком мире выживать. Кто-то бутылкой или сигареткой утешается. Кто-то Силой в медитациях закидывается по самое «не могу». А кому, вон, феромоны килликов подавай. Гурман.

— Тут уж кого что вставляет, вкусы у всех разные, — подытожил я под лошадиный гогот Фриса в динамиках шлема. Надо сказать, мне стоило немалых усилий убедить его не вставлять свои пять копеек Крушиле, чьи глаза все еще были размером с блюдце после того, как я назвал его по имени.

Динор Вос. Выходец с планеты Киффекс Внутреннего Кольца, что для меня оказалось неожиданностью, так как наемник не имел лицевых татуировок, характерных для уроженцев этой планеты. Или имел, но умело скрывал, по сути, ничем не выделяясь среди обычных людей. Разве что внушительным телосложением, но это скорее показатель физического развития, а не расы. Подвидов людей в галактике воз и маленькая тележка, всех разве что протокольные дроиды упомнят. Не раскрой Азур тайну личности Динора, я бы не скоро узнал о том, кто он и откуда. А так Фрису удалось кое-что раскопать в Голонете и вывести информацию на нейроинтерфейс, пока я слушал мат-перемат наемника, трясущего за грудки безмятежно ухмыляющегося зелтрона.

Итак, Динор Вос. Урожденный киффар, переселился на Корусант с семьей в возрасте двадцати лет, где почти сразу подался добровольцем на пятилетний контракт в республиканский десант. Довольно неоднозначное решение для юноши, чьи умственные таланты позволяли без проблем поступить в любой высококвалифицированный институтстолицы. Затем следуют пять лет в пограничных патрулях в погоне за пиратами, здорово охладившие пыл Динора, по окончанию срока службы решившего завязаться с карьерой военного и податься в вольные наемники. Где уже его, спустя еще три года, заметил знакомый мне Ленкс и нанял в состав своего отряда на Ондероне.

Неизвестно, в какой момент истории жизни Динора возник Крушила, и откуда такая же таинственность с сокрытием имени, какую я запомнил еще по организатору гонок на свупах Торкусу. Но реакция на свое имя у мужчины оказалась бурной.

Осознав, что Азуру глубоко плевать на его возмущение, Динор отшвырнул его в сторону. Затем сплюнул, еще раз выругался и, смерив меня меня долгим изучающим взглядом, нехотя пробурчал:

— Ладно, хатт вас задери. Поговорим.

Разговор, ожидаемо, занял весь остаток дня, по итогу которого нам все же пришлось распаковать алкогольную кубышку из морозилки в камбузе. Динор поделился историей своей службы в республиканской армии, где от романтики, воспеваемой во многих пропагандистских лозунгах Голонета, остались только редкие заходы в увеселительные заведения. Остальное заменили кровь, работа на износ и полное пренебрежение жизнями простой десантуры со стороны вышестоящих командиров. От некоторых историй, рассказанных Динором за кружкой-дрогой пенного бросало в дрожь. От других хотелось смеяться в голос или материться сквозь зубы. А, порой, все вместе взятое. Республика не щадила своих солдат, хотя и щедро платила из их услуги, обеспечивая полный пансион раненным или калекам, пострадавшим на заданиях по славу ее.

К счастью, у Динора хватило мозгов вовремя слинять, и по окончанию контракта он стал вольным наемником. Тогда же судьба его свела с первым отрядом, где, внимание… заместителем командира состоял небезызвестный Торкус. Главной фишкой того отряда была полная анонимность, поэтому все его члены взяли себе позывные. Динор понятно какое, а вот потешный пухляш, каким я запомнил его по Ондерону, тогда звался Карателем. И выглядел он, по словам Динора, совершенно иначе. Грозный боец, побывавший в таких переделках, какие многим в страшных кошмарах не снились. В сравнении с ними служба в десанте киффара могла показаться легкой прогулкой, и Динор неохотно припомнил пару случаев, позволивших составить еще более полную картину о Торкусе. Так, например, стало ясно, отчего наемники Ленкса с таким пиететом носились вокруг этой горы сала.

Карателя назвали так отнюдь не за угрожающую репутацию на поле боя. Во временя службы Динора в его отряде, Торкус стал главной страшилкой на многих планетах, где его именем по сей день пугают маленьких детей, чтобы те не капризничали. Слушая о его кровавых похождениях, я лишний раз порадовался, что не стал лезть на рожон с этим человеком… нет, зверем. Именно так. Под личиной прожженного торгаша и любителя жирной пищи скрывался матерый убийца. И то, что его имя не спешили называть — лучшее тому подтверждение. Немногие из тех, кто знали настоящее имя Карателя, остались в живых.

Что же до Динора… Его позывной стал неким барьером, которым наемник отделял себя от нанимателя, чтобы не испытывать излишних привязанностей и работать исключительно за деньги. Не знаю, каким образом об этом прознал Азур, но теперь Динор испытывал явную неловкость от нарушения устоявшегося порядка вещей и не знал, как вести себя со мной дальше.

Зато знал я, и третью бутылку горячительного спустя в кают-кампании яхты воцарился мир. Оставив храпящего здоровяка на кушетке в обнимку с пустой чаркой, больше похожей на небольшое ведерко, я помог доползти до своей каюты Азуру и завалился спать сам.

Сквозь сон уже донесся звук работы активированных движков и легкий гул маневровых, направляющих яхту на орбиту Альдераана. Фрис, участвовавший в попойке наравне со всеми, но не пьяневший ввиду очевидных причин, взял бразды пилота в свои руки. Я был уверен в нем, так что кое-как добрел до своего отсека и, рухнув на кровать, моментально отключился. Позади оставался важный этап жизни, а впереди за горизонтом маячил такой же, обещая как минимум приключения. И как максимум очередной гемор на мою многострадальную голову.

***

— Я поняла вас, учитель Ла. Вылетаю немедленно.

— Да пребудет с тобой Сила, Анья.

Голограмма тогрутты, представляющая волю Совета Ордена и, по совместительству, являвшаяся бывшей наставницей Аньи, отключилась. Девушка устало откинулась на кресло и кивком указала подобравшемуся астродроиду в сторону навигационной панели шаттла.

— Выводи нас на орбиту, Ми-Три.

— Бууип!

Деятельная бочка в бело-зеленую полоску укатила в пилотский отсек, оставив Анью наедине со своими мыслями, приобретшими после разговора с учителем дополнительный вес.

Как она и боялась, в списках действующих членов Ордена не числилось ни одного джедая, схожего с профилем Джоя. Нашлось несколько разумных с таким же именем, но, при детальном рассмотрении, все они не имели с ним ничего общего. Ни внешне, ни в Силе. И это встревожило Анью едва ли не больше, чем ее наставницу.

«Только попадись мне! Всю душу вытрясу, гад!»

Закусив губу, девушка с протяжным мычанием потрясла головой и остервенело потерла виски. Вот опять. Джедай не должен испытывать таких эмоций… но Сила, как же обидно! Солгал, воспользовался в своих целях, а потом выбросил, как ребенок игрушку, к которой потерял интерес. И теперь она обязана его разыскать. Не только, чтобы взглянуть в бесстыжие глаза, хотя это тоже лишним не будет. Просто Совет не оставил иного выбора: одаренный такой силы не может свободно разгуливать и творить все, что ему заблагорассудиться. Даже если он приверженец Светлой стороны.

Нет! Особенно, если ее. Как и Анья, члены Совета понимали, насколько легко джедаю оступиться и пасть во Тьму, откуда почти нет шансов вернуться назад.

Таким образом Анья Рал, молодой консул-джедай, получила новое задание. Отыскать Джоя, выяснить, что он сделал с яйцом королевы килликов, а затем доставить его на Корусант для беседы с Советом. Силой, если потребуется.

Магистров сильно заинтересовал рассказ Аньи, сделавшей акцент на впечатляющих способностях Джоя, по уровню контроля тянущего на полноценного рыцаря-джедая, если не на мастера. Плюс его шард-компаньон, использующий странную и крайне опасную технологию для взаимодействия с окружающим миром. Анья до сих пор с содроганием вспоминала, насколько беспомощной чувствовала себя в плену странного кокона, сделавшего ее джедайские способности бесполезными.

Или это Джой тому виной? Те ощущения… Он точно как-то воздействовал на нее. Ментальные техники? Девушка не знала, но на всякий случай предприняла меры, запросив из Храма всю информацию по данной тематике. Рано или поздно судьба вновь сведет ее с Джоем, и Анья хотела, чтобы к тому времени она сумела противостоять его дару.

— Вип-виуу. Биут.

— Молодец, Ми-Три, — похвалила Анья подкатившего к ней астродроида, ткнувшегося ей в ногу боком в поисках похвалы. Потрепав его по верхней крышке корпуса, Анья проследовала в пилотскую рубку и, с удобством разместившись в кресле, стала наблюдать за звездами. Нечасто ей выпадал шанс вот так в тишине насладиться видом космоса. Еще и таким захватывающим, как с видом на цветущую планету внизу.

Альдераан сиял зелено-голубой жемчужиной на фоне угольного мрака космоса, наполняя сердце джедайки покоем и гармонией в Силе. Сама того не замечая, Анья вышла в Глубокую медитацию, а потом и вовсе провалилась в полудрему, изрядно утомившись за последние полдня. Пока добралась до Таас-Сити, нашла способ выйти на связь с Корусантом, арендовала шаттл и нашла замену утраченной фокусировочной линзе светового меча, время пролетело незаметно. Теперь оставалось лишь ждать, когда орбитальные зафиксируют цифровой код нужного ей корабля и передадут траекторию его взлета.

Изначально Анья хотела привлечь королевские спецслужбы Альдераана для поимки Джоя, но Совет постерег ее принимать поспешные решения. Не зная, кто он таков и на что способен, Анья рисковала жизнями невинных, поэтому они приказали проследить за ним и выйти на контакт мирным путем. Нехотя девушка согласилась, хотя нутро все еще жгло от обиды и желания прижать нахала к ногтю.

«Нет, каков наглец! Я ради него была готова… А он…»

Случайная сонная мысль заставила девушку нахмуриться и недовольно поджать губы. Почему ее так задело случившееся? Что такого в этом парне, что она, будущий барсен’тор места себе не находит? Ответа на этот животрепещущий вопрос у Аньи не было. Хотя, вернее сказать, имелись догадки, но слишком абсурдные, чтобы оказаться правдой.

«А может быть все же?..»

К счастью или нет, оформиться очередная пугающая мысль не успела. Ощутив ускорившееся течение Силы, Анья позволила ей подхватить себя, унося вдаль, за горизонт реальности.

Внутренний взор ненадолго размыло, чтобы явить следом нечеткую картинку какого-то озерца в окружении прекрасного сада. Понемногу картинка обрела краски, и Анья с удивлением узнала себя. Полуобнаженную, поднимающуюся из воды к береговой кромке и в вульгарном наряде, больше присущем танцовщице-твилечке, нежели образцовой джедайке. Мокрая невесомая ткань облепила ее женские прелести, бесстыдно являя взору острия напряженных сосков и плавные изгиб бедер, переходящих в красивую стройную талию.

Еще несколько шагов, и девушка из видения вышла на берег, оставшись по щиколотки в воде.

— Не думала, что ты можешь смущаться, — услышала Анья свой голос, в котором проскальзывали отчетливые нотки веселья и… желания?!

— …, — ответил явно мужской голос, но что именно, разобрать не удалось. Туманная картинка начала закручиваться, приближаясь к Анье и позволяя разглядеть мужские руки, обвившие ее за пояс… Скользнувшие ниже…

— Аа-х!

Возглас призрачной Аньи и реально слились в один, когда вторая ощутила волну сексуального желания, внезапно накрывшую ее от макушки до кончиков пальцев ног. В ответ на нее низ живота приятно потяжелел, а между ног стало намокать, вынуждая девушку на одних рефлексах сделать то, чего она прежде никогда не делала.

— М-м… нет!

Торопливо отдернув руку, Анья в страхе вскочила на ноги, и… оказалась в ином месте. Кабина шаттла сменилась очертаниями плохо освещенного подземелья, заполненного клетками с людьми внутри. Нет. Тут были и другие расы. Много. Их крики и мольбы расплавленным железом вонзились в мозг джедайки, вынудив ее вскрикнуть и броситься им навстречу в попытке помочь. Но едва она сделал шаг, белесый туман вновь сокрыл окружение. Ненадолго.

Моргнув, Анья увидела себя, лежащую на земле, а рядом две мужские фигуры на коленях. Одна поддерживала ее безвольную голову, тогда как вторая обхватила себя руками за плечи, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Что ты натворил, кретин?! Фрис, вызывай медиков, срочно!

— Я не хотел, — мужчина вскочил на ноги и в явном отчаянии схватился за голову. — Она не должна была вмешиваться! Все должно было закончиться не так!

— Заткнись! Уйди нахрен. Держись, любимая, помощь уже рядом…

— Великая Сила, — эхо голоса стоящей фигуры надломилось. — Я это сделал. Сам, своей рукой. Я чудовище.

— Что ты собрался… Нет, стой!!!

Звук активированного светового меча и мужской крик заставили Анью глубоко вздохнуть, как если бы в легких резко перестало хватать воздуха. Открыв глаза, она снова увидала обзорное стекло шаттла и схватилась за грудь, стремясь унять стук бешено колотящегося сердца.

Слишком реально. Слишком жестоко, чтобы быть правдой.

Анья с трудом совладала с эмоциями и буквально заставила себя погрузиться в медитацию, щедро черпая умиротворение в Светлой стороне. Это видение отличалось от того, что ей довелось пережить на Илуме, когда Шана-Ла повела ее с другими юнлингами добывать свой первый кристалл. Как и от того, которое Анья преодолела в древней пещере на Дантуине, наполненной Силой Темной стороны. Тогда, хоть видения и казались настоящими, юная джедайка четко осознавала их отличия от реальности.

Теперь же… Увиденное поселило в ее душе сомнения и заставило задуматься: а стоит ли ей так упорствовать в поисках Джоя? Особенно тот последний образ. Одной из фигур, очевидно, был именно он. Очертания его внушительной плечистой фигуры Анья узнала, даже не видя лица. Как, впрочем, и звучание голоса.

А вот второй мужчину узнать не вышло. Он звучал намного старше, но в то же время смутно знакомо. Анья не могла понять, где могла слышать его раньше, но сейчас ее заботило иное. Тот человек ранил ее. Насколько серьезно? Смертельно? Что ждет ее в будущем, и почему все повернулось именно так?

«И самое главное… Как там Джой сказал? Любимая?»

Щекам внезапно стало жарко, и Анья едва не упустила момент, когда Ми-Три разразился серией возбужденных трелей на бинарном.

— Есть сигнал? Кхм. Отлично, давай за ним! — скомандовала Анья, сглотнув комок в горле и усилием воли окончательно усмиряя взведенные нервы. Время, чтобы как следует поразмыслить над увиденным, еще представится. А пока с орбиты пришел сигнал от диспетчеров с орбитальной станции, засекших сигнатуру яхты, стартовавшей из обширной горной области, отдаленной от крупных человеческих поселений.

— Ми-Три, докладывай.

— Ооит. Вууу-оо. Буиип!

— Поаккуратней с выражениями, дружок, — попеняла излишне эмоциональному дроиду Анья, приникая взглядом к карте на навигационной панели, отражающей положение двух точек на трехмерной координатной сетке. Мигающая и движущаяся — яхта Джоя, взявшая курс на выход из системы. И неподвижная шаттла Аньи, берущего вектор в том же направлении.

— Маршрут построен, Ми-Три? Хорошо, прыгай по готовности.

Шаттл резко ускорился навстречу скакнувшим звездам и вошел в окно гиперпространства. На долю секунды позже, чем то же самое сделала находящаяся в полутора тысячах километрах впереди яхта Джоя.

— Так-так, — прищурилась Анья, сверяясь с данными навигационного компьютера, пока Ми-Три выводил на экран все новые потоки данных по предполагаемым точкам выхода выбранной траектории гиперпрыжка. — Куда ты намылился, Джой?

По мере коррекции курса относительно вектора входа яхты, круг возможных точек сужался, пока Анья не зацепилась взглядом за одну, находящуюся на территории Внутреннего Кольца.

— Стой! Здесь. Приблизь.

Голокарта послушно увеличила маштаб, выводя картинку звездной системы в пространстве зелтронов. Прислушавшись к Силе, Анья удовлетворенно кивнула. Кажется, она слышала мельком что-то такое из разговора Азуры и Крушилы. Кто-то из них упоминал Зелтрос, но тогда джедайка не придала этому значения, погруженная в поддержания жизни в яйце королевы килликов. Зато теперь все вставало на свои места.

— Ми-Три, подставь под точку выхода координаты Зелтроса. Какова вероятность?

— Воооуууоот.

— Попался!

Торжествующе улыбнувшись, Анья расправила плечи и всмотрелась в переливающуюся голубым мерцанием пелену гипертоннеля.

«До встречи, Джой. До очень скорой встречи».

***

1995 ДБЯ.

— Ила, сзади!

Стремительный росчерк желтого светового меча отбил бластерный выстрел обратно, заставив врага с простреленной грудью с громким криком рухнуть на землю. Илония торопливо пригнулась и припала спиной к поваленному дерево, прячась от вражеского огня и переводя сбившееся дыхание.

— Кара, осторожно!

Меткий выстрел буквально снес с ног подкрадывающегося лазутчика, намеревавшегося подстрелить джедайку сбоку, пока та крутила световым мечом, отражая бесконечную череду бластерных выстрелов.

— Один-один, подруга.

Илония кивнула и аккуратно высунула носик над деревом, потратив несколько секунд на оценку обстановки.

«Дело дрянь», — выругалась девушка, прокруткой переключателя на рукояти переводя свой бластер в режим охлаждения. Раскаленное дуло зашипело, зашипев на морозном воздухе быстро охлаждающимся белым паром.

Сколько их там? По меньшей мере с пару десятков людей и наемников, вооруженных до зубов и пришедших по ее душу. Нанятые теми, кому пришлось не по душе усиление Дома Ульго и низвержение Селдейя, они напали на них с Карой в самый неподходящий момент, когда они почти напали на след матери Джове.

Да, они все же нашли ее. Илонии пришлось задействовать все связи и напрячь брата, но кое-какие крупицы информации удалось найти по косвенным и иным признакам. О супруге Палача Ульго было известно немного, но Джове предоставил Пантир свой генетический материал, позволивший сильно облегчить поиск по биометрическим меткам.

Вот преимущество развитой цивилизации: в большинстве городов давно использовалась система безналичной оплаты, позволявшая гражданам Альдераана не таскать с собой кредитные чипы или, тем паче, громоздкую физическую валюту в пластинках республиканских даттари. Достаточно было просто коснуться сканирующего блока на расчетном терминале, и умная система сама считает биометрику разумного, выдав доступ к его виртуальному счету. Быстро, относительно безопасно и удобно. Особенно для королевских ищеек тайной канцелярии, без зазрения совести использующих данную систему, чтобы выявлять незаконные махинации с чужими счетами. Неудивительно, что на Альдераане почти не водилось организованной преступности в ее привычном понимании. Чужакам обмануть систему было непросто, а коренные жители предпочитали жить в мире, нежели искать на свою голову лишние проблемы.

Конечно, пришлось хорошенько потратиться, чтобы получить доступ к секретным данным. Но тут на помощь пришел Джове, предусмотрительно оставивший своим женщинам достаточно средств к существованию, чтобы они могли не задумываться о количестве потраченных кредов. Ни на себя, ни на дело.

Вспомнив о своем нареченном, уголки губ Илонии поневоле поползли вверх, хотя накаленная ситуация не особо к тому располагала. Но как тут удержишься, если при любой мысли о нем в груди разливалась нежная теплота, а сердце так и колотится в ожидании чуда? Разумеется, у Илонии были другие мужчины до Джове, но ни с кем из них она не испытывала ничего подобного.

А еще он обещал сделать ей ребенка. Конечно, после их жаркой близости в лесу этого можно добиться и окольными путями. К примеру, сохранив часть его семенного материала, что было не так уж трудно: столько раз он брал ее и опустошал себя досуха. Но так бы поступила другая она. Та, что еще не встретила Джове и в отчаянии была способна на многое, лишь бы продолжить род.

Теперь все иначе. По сути Илония уже вошла в Дом Ульго, остались небольшие формальности в виде официальной церемонии бракосочетания. За этим дело не станет, когда Джове вернется к ней и Каре на Альдераан. А потом… Она позаботится, чтобы тот не вылезал из спальни до тех пор, пока в полной мере не выполнит свой мужской долг.

— Ила, не спи! Они наступают!

«Упс».

Поборов предательское смущение, бывшая принцесса Дома Пантир, а ныне законная невеста главы младшей ветви Дома Ульго, вскочила на ноги и отступила под прикрытие желтого светового меча Кары.

— Их слишком много! — прорычала джедайка, чье лицо покрывали крупные капли пота, а джедайская роба покрылась пятнами свежей грязи с земли. — Отступаем к лесу, быстрее.

— Стой. Смотри, наверху!

Собственно уже к концу этих слов враг перестал стрелять по ним и сосредоточился на обороне, вынужденный отреагировать на стену плазменного огня с неба. Плотность его была такова, что меньше чем за десяток секунд две трети противника были убиты, а оставшиеся спешно отступили, срываясь на паническое бегство. Но это их не спасло. Нежданные спасители, закованные в блестящие серебристые латы, спланировали с поднебесья на реактивных ранцах, наподобие тех, что распространены у мандалорцев. Выстроившись в построение боевого конуса-крыла, они в пару секунд настигли беглецов и жестокой эффективностью добили всех до последнего. После чего в темпе вернулись обратно и образовали полукруг над головами напряженных девушек, вставших спиной к спине и приготовившихся дорого продать свои жизни.

Один из летунов плавно приземлился рядом с Карой, не спешивший деактивировать световой меч, и, убрав парные бластеры в кобуру, стянул шлем. Странный, с узкими прорезями глаз и хищной крупной формы, напоминавшей оскаленную львиную морду.

— Прошу прощения, что так поздно, — кивнула им женщина с по-военному коротким чижиком светлых волос и узким косым ожогом, проходящим по левой щеке и заходящим за шею. — Дела клана. Кара Лорсо и Илония Пантир, полагаю? Меня зовут Айлари Атран.

— Мнв?! — попыталась выдавить из себя что-то Илония, все еще не в силах оторвать взгляда от лица улыбавшейся ей женщины. Джове был поразительно похож на своего отца. Но теперь она видела, что и от матери ему кое-что досталось. Разрез глаз, плавная линия подбородка, форма мочек ушей. Опытный женский взгляд помечал мелкие детали, практически не оставляя сомнений. А когда незнакомка заговорила вновь, развеялись и последние из них.

— Признаюсь, я впечатлена. Еще никто из охотников за мной не подбирался к Дому так близко. Мой сын сделал правильный выбор.

— Вы?…

— Да. Надо спешить, пока не прибыло подкрепление, — сказала, как отрезала мать ее жениха, и активировала комлинк на левом наруче. — Зуко, врубай генератор помех на одиннадцатый сектор, нам нужно прикрытие. И… а, ворн с ним! Все равно узнает. Скажи Патрику: пророчество сбывается, глава Атран возвращается Домой. Только аккуратно! А то сам знаешь, как он реагирует на…

«Принято, Айлари. Вот только Патрик уже здесь. И он все слышал, — донесся до Илонии чей-то виноватый бас, чтобы через секунды быть заглушенным диким фанатичным воплем. — Я же говорил, говорил вам, неверующие!!! Говорил!!! Славься Святейший! Славься Гри!! Славься Гри!!!…»

— Ап, — Айлари отключила связь и со слегка смущенным видом покосилась на оторопевших Кару с Илонией. — Простите. Патрика иногда заносит, но он славный малый. Гм. Если не переберет тонирея и не начнет петь «Сказание о Святейшем». Зеро!

— Слушаю, госпожа, — вниз спланировал один из латников с красными полосами-знаками отличия на плечах.

— Организуй им транспорт. И одежду потеплее, скоро тут похолодает, — женщина кивнула на девушек и, отвернувшись, подняла голову к небу. До Илонии донесся ее приглушенный голос, за напряжением скрывающий подступившие слезы.

— …с возвращением, родной мой. Поверить не могу, что этот день все же настал.

Глава 12. «Мир наслаждений»

Лилово-желтый Зелтрос, зависший ярким леденцом во тьме космоса, вызвал противоречивые эмоции не только у меня, но и у Азура, стоящего рядом и с напряжением следящего за процессом посадки. В нем смешались и радость возвращения, и предвкушение встречи, и страх чего-то неведомого. Разноцветный коктейль эмоций зелтрона наполнял рубку густым насыщенным туманом, не менее дразнящим и отвлекающим, чем планета внизу.

— Азур, расслабься, — наконец не выдержал я, в какой-то момент ощутив особо сильный духовный всплеск. — Мы почти прибыли.

Буря в ментале слегка успокоилась, но не исчезла полностью. Азур отвел взгляд от обзорного стекла и молча уселся в кресло второго пилота, уткнувшись взглядом в одну точку на приборной панели. Я понимающе хмыкнул и не стал его дергать, вернувшись к пилотированию корабля.

— Фрис, перенаправь мощность на маневровые. Снижаемся.

За недолгий путь до Зелтроса я успел неплохо изучить общедоступную информацию по нему и его обитателям в Голонете. «Планета наслаждений» — так называли родину зелтронов, славящихся своими вольными нравами. Мнения по поводу этой расы разумных разнились, от восхваления до откровенной неприязни, но большинство сходилось в одном: побывавший на Зелтросе прежним уже не станет. Иначе и быть не может на планете, где девяносто процентов коренного населения составляют врожденные эмпаты, достигшие небывалых высот в постижении тонкой науки чувствовать.

В немалой степени по этой причине на Зелтросе никогда не бывало внутренних войн. А вторженцы в итоге убирались ни с чем, либо оставались, зачарованные атмосферой вечного праздника. Или найдя то, ради чего было готовы бросить бессмысленную войну. Зелтроны — прирожденные чтецы душ, и могут без труда понять, что нужно тому или иному разумному. Все потаенные страхи и желания в их обществе обретают форму и со временем выходят наружу, позволяя очиститься духовно и телесно.

Хотя подавляющее большинство делает акцент именно на последнем варианте, ошибочно считая зелтронов извращенцами без наличия малейших норм и приличий. Как можно считать нормальной расу, связывающих себя беспорядочными сексуальными связями со всеми, кто проявит малейший интерес? Подобными высказываниям с гораздо более нетерпимым окрасом пестрел весь Голонет, создавая у неискушенного читателя предвзятое мнение о всех зелтронах. И совершенно неправильное, ибо даже на примере того же Азура можно было понять, что с ними не все так просто.

Собственно, к нему я и обратился за разъяснениями, когда устал читать однообразные статьи с размышлениями о падших «краснокожих извращенцах». И, честно, лучше бы сделал этого с самого начала, избавив себя от необходимости читать всякий сетевой бред.

Азур с пониманием отнесся к моему интересу, и провел краткий экскурс в историю своего мира, а также приоткрыл глаза на многие спорные моменты относительно слухов, витавших вокруг зелтронов. В частности, объяснил откуда растут корни общественного мнения и рассказал много чего, позволившего связать воедино всю картину слухов.

Для начала, следует понять простую и очевидную вещь: эмпаты, к какой бы расе не принадлежали, чувствуют мир совершенно иначе. Мне со своим даром это было ясно и так, однако Азур объяснил, что зелтроны в этом плане отличаются даже от джедаев. Да и вообще от чувствительных к менталу одаренных.

Сама культура Зелтроса построена на счастье себя и окружающих. Так зелтрон никогда не пройдет мимо того, кому плохо. Он выслушает его, разделит все печали и поможет советом. А если при этом возникнет необходимость, сеанс психотерапии может перерасти в горизонтальную плоскость. И то, при условии обоюдной симпатии!

Ни один зелтрон никогда не станет навязывать себя кому-то другому против его воли. Ни в общении, ни в интимном плане. Просто потому, что чувствуя и зная потребности собеседника, он сделает ровно то, чтобы восстановить его духовное равновесие. Только кто виноват, что многие порой говорят и думают не то, что хотят на самом деле? Известное расхожее выражение «Зелтроны не знают слова нет» корнями растет как раз отсюда. Чувства собеседника для них — открытая книга, и, если там черным по белому написано: «хочу секса» или «хочу поплакаться в жилетку», зелтрон сделает все, чтобы исполнить эти желания. Так они делают счастливыми окружающих и себя, строго следуя простому правилу нести радость в окружающий мир.

Немало способствует этому и религия зелтронов, нежданно перекликнувшаяся с моей «ситуацией». По сути я, получивший шанс на вторую жизнь в новом теле, являлся живым подтверждением их веры в череду перерождений, каждое из которых призвано совершенствовать себя и мир вокруг. Любой ребенок на Зелтросе знает, что своими действиями и поступками мы меняем не только себя, но и свое окружение. И точно также только от нас зависит, принесут эти изменения благо, либо лишь все усложнят.

Поэтому в языке зелтронов отсутствует само понятие агрессии. Они даже оружие не носят, хотя, порой, встречаются редкие исключения, на подобие того же Азура. Все странности которого объяснялись тем, что он не чистокровный зелтрон, а на треть человек. Его дедом был Койон Хол — суровой закалки вояка, как и многие ветераны до него, после отставки из армии нашедший на Зелтросе покой. И семью. Вот только старые привычки изжить не так просто, и юный Азур многое перенял от ворчливого старика, для которого война так никогда и не закончилась вопреки всем усилиям семьи.

А потом случилась Пряха — мастер менталист, владеющая Силой, которая окончательно определила путь молодого зелтрона. Та еще персона, судя по тому, как Азура передергивало при ее упоминании. Не понятно только в чем причина, а говорить он отказался. Сказал, сам пойму, когда узнаю ее поближе. Причем сверкнул при этом своей фирменной ехидной улыбкой, как оказалось, вовсе не потерянной с посещением улья килликов, а только доживавшаяся своего звездного часа. Зараза.

Хотя, глядя на Азура теперь, я отчасти понимал его чувства. Всегда трудно возвращаться к тому, что, казалось, навсегда осталось в прошлом. Тем более, если с этим «чем-то» связаны не самые светлые воспоминания.

— Помнишь, о чем мы говорили перед спуском к килликам? — вдруг спросил Азур, вырвав меня из отрешенного созерцания растущей красочной планеты под носом яхты.

— Что?..

— Условие, на котором я согласился пойти. Услуга за услугу.

— А, ну да, — я хлопнул себя по лбу и уже с куда большим вниманием повернулся к сосредоточенному зелтрону. — Уже решил, чего хочешь? Быстро ты.

— Да.

Глубокий вдох Азура прозвучал, будто тот собрался нырять в озеро со скалы. Не зная, насколько глубоко дно и не торчат ли под самой кромкой воды острые грани подводных камней.

— Что бы не произошло внизу — не спрашивай.

— В смысле?

Вопрос остался без ответа. Яхту тряхнуло при входе в атмосферу, заставив меня схватиться за штурвал и сосредоточиться на маневрировании. Видимо заварушка на Ондероне все же не прошла для нее безболезненно. Стабилизатор по правому борту показывал перебои в энергопитании, отчего яхту начало кренить в ту же сторону, вынуждая вручную корректировать курс посадки.

— Фрис!

— Уже занимаюсь, — отозвался тот по внутрикорабельной связи, судя по ощущениям в Силе, находясь где-то в запутанной системе коммуникаций близ двигательной установки на корме. — А, твою ж налево! Гизку мне в ядро!

— Проблемы?

— Обнаружил пробой в защитном кожухе охладителя, похоже на заводской брак. Небольшая проблема при нормальном режиме работы стержней, но последние нагрузки его доконали. Нужно быстрее садиться, пока хладагент не попал в вентиляцию!

— Пуду. Азур, давай в темпе за вещами, и разбуди Круш… тьху. Динора. В темпе, в темпе!

Прикрикнув на замешкавшегося зелтрона, я сцепил зубы выравнивая заваливающуюся на бок яхту. Повезло еще, что гравитация Зелтроса чуть ниже стандартной, и сопротивление верхних слов атмосферы удалось преодолеть без лишних проблем. Зато, чем ближе к поверхности, тем сильнее ощущался крен, пока корпус не начала сотрясать мелкая вибрация, отозвавшая резонансом в несущем каркасе корабля.

— Фрис, какого хатта?

— Два компенсатора из восьми отключились. Причину выясняю, но если так дальше пойдет, придется заходить на экстренную посадку… Ух, е-е, а вот это уже совсем нехорошо!!! Джове, бросай все и бегом к капсулам, встретимся там! Внимание экипажу! — усиленный динамиками внутренней связи голос Фриса разнесся по кораблю одновременно со взвывшей сиреной тревоги. — Обнаружена критическая неисправность охлаждающей системы, всем немедленно проследовать в отсек спасательных капсул для экстренной эвакуации!

Слыша неприкрытую панику в голосе кварда, задавать вопросы резко расхотелось. Вместо этого я последовал доброму совету и с места в карьер рванул к выходу из рубки, успев отдать команду автопилоту на смену курса подальше от населенных пунктов. На нашу удачу, высота все еще была достаточна, чтобы компьютер справился с корректировкой без сторонней помощи, лишь слегка поправив траекторию и направив нос яхты в сторону ближайшего крупного озера.

Но это я уже осознал постфактум, когда со свистом вылетал в капсуле из стартовой шахты, вместе с Фрисом прилипнув носами к иллюминатору. За ним виделось, как некогда величественная космическая судмарина начинает яростно дымить из продувочных сопел, прежде чем загореться и камнем рухнуть вниз, сорвавшись в свободное падение без поддержки вышедших из строя маневровых.

— Капец котенку, — меланхолично отозвался Фрис, прежде чем нас закрутило в воздушных потоках, и дальше стало не до разговоров. Азур с Динором уже успели закрепиться страховочными ремнями на своих местах, а вот я замешкался, за что и поплатился, неслабо приложившись макушкой о раму выходного шлюза. Впрочем, сам виноват: поддался любопытству и забыл о карме. Анью, небось, тоже неслабо тряхнуло, когда выкидывал ее на Альдераане.

Мысль о моей несостоявшейся любви послужила достаточным стимулом, чтобы свести разбежавшиеся глаза в кучку и начать думать головой.

Парение.

Тряска капсулы резко успокоилась, когда я захватил Силой область вокруг нее и обеспечил плавный спуск на поверхность. Трюк, на который способен далеко не всякий джедай, отозвался головной болью в висках. Пришлось потратить еще несколько минут после посадки, чтобы оправится от пережитой нагрузки, прежде чем сквозь звон в ушах начали проникать внешние звуки.

— …ой! Джой!

— Нормально, — я отмахнулся от переживающего Фриса и, оглядевшись, понял, что в кабине кроме нас никого нет.

— Азур и Динор выбрались на разведку, — ответил квард на мой молчаливый вопрос, подставляя плечо и помогая подняться на ноги. — До ближайшего города пара дней пути, но поблизости пролегают гравирельсные пути. Если повезет, сможем поймать попутку.

— Зачем? — удивился я. — У нас что, передатчиков нет? Вызови аэротакси с доставкой.

— Мы приземлились на необжитой территории, — ответил вместо Фриса Азура, чья голова с растрепанной ветром шевелюрой показалась из люка капсулы. — Ближайшие вышки связи вне зоны доступа, а на сигнал бедствия среагируют спасательные службы. Начнутся вопросы. Кто такие, откуда. Оно нам надо?

Последнее прозвучало скорее как «оно мне надо?», но я не стал заострять на этом внимание, вспомнив о данном Азуру обещании. Пусть его. Не хочет огласки своего прибытия — поиграем в поход. Благо экстренный набор выживания в капсуле имелся, включая необходимые медикаменты и запас провианта. С разумной экономией на пару дней точно хватит, а за них мы и пешком до города доберемся.

Внезапно воздух донес звук отдаленного взрыва, а потом капсула легонько дрогнула бортами, покачнувшись.

— Яхта больше не полетит, — подытожил Фрис. — Жаль. Хороший трофей был.

— Ее все равно бы пришлось продать, — буркнул я, приняв руку Азура и рывком выпрыгнув из капсулы на твердую землю. — Слишком приметная, даже без приводного маяка легко отследить.

После разговора с Динором, где тот поведал о прошлом бывшего нанимателя, я запоздало позаботился о ликвидации устройства, обеспечивающего транзитным кораблям проход в цивилизованные системы. К счастью, открытые миры навроде Зелтроса имели не столь строгую пропускную систему, так что все обошлось кратким разговором с вежливым диспетчером на орбитальной станции и оплатой приемлемой таможенной пошлины. После этого яхту допустили в систему, а что с ней дальше стало — уже дело десятое. Может, и хорошо, что ее путь оборвался сам по себе. Не придется ломать голову, кому сбагрить засвеченный корабль, за которым может охотится один из самых опасных наемных убийц текущего времени.

О такой вероятности Динор предупредил заранее, но советовал не сильно забивать голову. Мы достаточно запутали следы по дороге на Зелтрос, чтобы надолго забыть о возможном преследовании. Особенно теперь, когда компрометирующий корабль покоится на дне озера в паре километров к западу от нашей точки высадки. К слову, расположившейся на довольно просторной холмистой местности, где открывались шикарные виды на нетронутую природу и бродили непуганые стада травоядных животных.

Вообще, при ближайшем рассмотрении окружающий мир не сильно отличался от того же Ондерона, где в растительном мире преобладали краски вызывающе-ядовитых оттенков. Те же виды, бурное разнотравье и заросли бурых джунглей вдалеке, пестрящие яркими красками под лучами местного светила, называемого Зелом. А также петляющие в узких руслах весело журчащие речки, сливающиеся в одну большую полноводную. Делая крутой разворот в низине близ джунглей, она спускалась к месту приземления нашей спасательной капсулы, срываясь в гремящий водопад, брильянтово сверкающих в солнечных лучах. Красота неописуемая! Я сам не заметил, как начал глупо улыбаться, смотря на этот живописный рай, пока не получил настоятельный совет Азура.

— Советую не дышать слишком глубоко. Мои сородичи не любят распространяться на эту тему, но зелтронские феромоны имеют свойство накапливаться в окружающей среде. А на открытых пространствах еще и переносятся цветочной пыльцой. Чем ближе к крупным городам, тем выше концентрация. Со временем организм привыкает, но поначалу могут случаться… скажем так, всплески хорошего настроения.

«Пыльца?» — мгновенно проснулась старая фобия еще со времен Дорина, под смешок Фриса вынудив меня активировать шлем экзера. Секундой ранее, чем тоже самое сделал Динор, также не слишком доверявший особенностям зелтронской физиологии.

— А раньше нельзя было сказать? — проворчал я, сдерживая внутреннюю брезгливую дрожь.

— И упустить возможность увидеть выражение твоего лица?

Фрис, не выдержав, заржал, не оставляя сомнений в том, кто надоумил зелтрона на подставу. И поспешно обернулся кубиком, затерявшись в зарослях, пока не оказался в плену тисков Телекинеза.

— Вот же инфекция, — закатил я глаза и покосился на ухмыляющегося Азура. — Смейся, пока можешь. Мстя моя будет страшна!

— Месть ведет к Темной стороне. Это не путь джедая, — невозмутимо парировал он, демонстрируя неожиданное знание внутренних порядков адептов Света. — Не переживай. Эффект феромонов накопительный и вреда организму не несет, уверяю. Можешь снять шлем. И ты, Динор. Нечего в такую жару в консервных банках париться. Только постарайтесь особо долго под солнцем не стоять. Для вашей кожи лучи Зела могут быть жестковаты.

— Спасибо, учту. Хм, вроде, в аптечке был гель от ожогов? Сейчас посмотрим.

Покосившись на меня, наемник последовал совету и с наслаждением стянул боевую сбрую. Чуть погодя, его примеру последовал и я, под завистливым взглядом мужиков сменив образ доспехов «кибер-джедая» на легкую версию летних шорт со свободной продувающейся ветерком майкой. Один из образов, «позаимствованных» на Корусанте в день нашей с Ланой и Новой прогулки. Казалось бы, совсем ничего времени прошло. А призадуматься, и… так все триста лет.

— Где достал такую броню? — проурчал Динор, утирая испарину со лба и принимая от меня початый тюбик с прозрачным гелем от загара. — Беру две!

— Посмотрим.

— Правда?! — обрадовался мужчина, но быстро опомнился и посмурнел, сообразив, что просто так такие вещи не передаются. — И чего мне будет это стоить?

— Верности, разумеется. Клану и мне лично. И я имею ввиду настоящую, а не купленную за кредиты.

— Какому клану?

Переглянувшись с Азуром я понял, что тот не стал просвещать наемника по поводу произошедшего в улье Уруир. Что ж, может оно и лучше. Динор пора не готов довериться кому-либо настолько сильно, и вряд ли сможет в ближайшее время.

— Сейчас не время и не место для этого разговора, — слегка надавил я через ментощупы, вынуждая его пойти на попятную. — Займись охраной периметра, пока мы с Азуром готовим вещи. Если зелтроны не представляют угрозы, не значит, что местные хищники питаются цветочками.

Азур кивнул, подтверждая мои измышления.

— Крупных не водится, но мелкие могут напасть, если соберутся в стаю. Нам лучше поспешить, если хотим выйти к гравирельсам до темноты.

Так и решили. Закончив с нанесением геля на открытые участки кожи, Динор ушел в сторону реки искать брод и, заодно, разведать территорию. А мы с Азуром и присоединившимся Фрисом начали подготовку к консервации капсулы и подготовки вещей к походу. В герметичные сумки, предусмотрительно хранящиеся в багажном отделении под сиденьями, пошли индивидуальные наборы выживальщиков, а также несколько энергетических ячеек для подзарядки оружия. Мне, до починки светового меча, также пришлось обзавестись личным бластером, найденным в закромах яхты. Компактная реплика популярного в кругах наемников «Укола СХ-735», удобно ложащаяся в ладонь и весящая не больше килограмма. Пять выстрелов без перезарядки или один мощный с накоплением ионного заряда. Очень недурно для такой сборки, больше походящей на ручную ввиду отсутствия серийной маркировки производителя.

Хотя, зная, где нахожусь, большие сомнения, что у меня возникнет потребность им воспользоваться. Зелтрос — мирный мир, где конфликты купируются еще на этапе зарождения. И то, это касается лишь иноземников. Коренные жители живут в мире и все возникающие споры решают словом, никогда не переходящим на повышенные тона. За исключением случаев, переходящих в постельные баталии, хе-хе.

Что же касается хищников: агрессивных, если Динор на таких наткнется, всегда можно бластерами отвадить. Или Силой. Хотя это снова мировоззрение «не-зелтрона» выпирает. Тот же Азур при всей своей аномальности поведения предпочтет успокоить зверя ментально, нежели причинить ему вред. Поэтому в городах Зелтроса стены или ограждающие барьеры отсутствуют как класс. Излишние меры защиты для расы, живущей в полной гармонии с окружающим миром.

— Все готово.

Азур первый закончил со сборами и теперь ждал, пока я, закопавшийся в своих мыслях и сухпайках, застегну сумку и закину ее на спину, как рюкзак. Его изучающий взгляд так и прожигал меня все это время с одновременными касаниями щупов ментального любопытства.

— Спрашивай, — наконец не выдержал я, устав терпеть его красноречивое сопение. Все равно не отстанет, раз королева открыла ему часть правды.

— Какого там, в будущем?

«Или чуть больше», — поперхнулся я с одновременным гулким металлическим звуком на выходе. Это Фрис списался лбом в крышку люка, подобно мне растерявшись и не зная, что ответить.

— В смысле?

Попытка прикинуться дурачком ни к чему не привела. Азур попросту улыбнулся той самой блаженной улыбкой после контакта с королевой и подтвердил наши с Фрисом худшие подозрения:

— Она знала с того дня, как ваши мысли и чувства впервые соединились. А теперь, как ее будущий Голос, знаю и я. Не переживай. Я сохраню тайну, но мне интересно, многое ли изменилось? Не каждому в этом мире выпадает шанс пообщаться с гостями из будущего.

Долгую паузу спустя, за которую мы с зелтроном мерялись взглядами и обменивались эмоциями в ментале,решение было принято. К тому времени в зарослях на речном берегу уже раздался треск: возвращался чем-то взволнованный Динор, забавно пофыркивающий, как большой медведь в разгар рыбьего нереста.

— Грядет новая война, — наконец сказал я, смотря прямо в глаза мгновенно ставшему серьезному Азуру. — Я сделаю все, что от меня зависит, но даже мне не под силу спасти всех. Но некоторых можно попытаться.

Уже одна короткая пауза, за которую перед мысленным взором промелькнули картины, навеянные как воображением, так и Силой. Клан. Семья. Дом. Заснеженные горы Альдераана. Крепкий тыл, способный обеспечить безопасное существование многим поколениям вперед.

— Наследие моей семьи будет жить, Азур Хол. Я об этом позабочусь.

— Мы позаботимся, — с нежданной теплотой поправил Азур и, прежде чем я успел возразить, повернулся к бегущему взопревшему наемнику. — В чем дело?

— Там… там!… — от нехватки воздуха Динор начал запинаться, пока кое-как не восстановил дыхание и не выдавил из себя, краснея, как девка на выданье. — Зовут!..

— Кто?

— Эти… они!

Несколько замысловатых волнообразных движений лапищами наемника ясности в ситуацию не внесли. Более того, окончательно смутившись, он с такой же крейсерской скоростью рванул обратно в кусты под наши недоуменные крики.

— Убежал, — почесал Азур взъерошенный затылок. — Что будем делать?

— Как что? За ним! — фыркнул Фрис и, недолго думая, голубым росчерком кубика Гри рванул следом за Динором. Нам с Азуром не оставалось ничего, кроме как последовать их примеру и, матюгаясь сквозь зубы, с отбивающими спины рюкзаками, потрусить в ту же сторону. Почему не побежать? Да просто песчаный берег, сырой от временами долетающих брызг с реки — не лучшее место для спринтерских забегов. Особенно когда за плечами двадцать с лишним кило, не закрепленных должным образом и при каждом движении норовящих переломить хребет горе-спортсменам.

Впрочем, мне, привыкшему по тренировкам на Дорине к куда более изматывающим нагрузкам, такое испытание проблем не принесло. А вот Азур быстро начал выдыхаться. К счастью для него, бежать не пришлось далеко. Уже метров через триста Сила вывела нас к уютной чистой заводи явно искусственного происхождения, на берегу которой пристроились несколько простых плетеных хижин из тростника и сухих пальмовых листьев.

Открывшаяся взору картина поражала своей красотой. Гремящий водопад на фоне небольшого метров в десять обрыва. Заводь с водой настолько чистой, что можно было без проблем разглядеть мелкую пеструю гальку на дне. Хижины, явно обжитые, судя по ухоженному виду и декоративным элементам из таких же подручных природных материалов, делавших их идеальной иллюстрацией для широкого разворота в глянцевом журнале, рекламирующим незабываемый отдых на курортных планетах. Ведущие к порогам дорожки из белого песка обрамлялись декоративными кустиками и пышными клумбами, источавшими в воздух ненавязчивый приятный аромат. И все это великолепие нежилось в теплых лучах Зела, сияющего на девственно-голубом небосводе. Сказка… на фоне который застыли Динор и Фрис, с отвисшими челюстями в блеском глаз созерцающих главное сокровище оазиса.

Юная пятерка краснокожих прелестниц в неглиже резвились у самой кромки воды, с задорными визгами гоняясь друг за дружкой и расцвечивая мир заливистым звенящим смехом. Нимфы, иначе не сказать! Совершенные юные тела, стройные точеные ножки и формы, от которых невозможно оторвать взгляд. Чисто эстетическое удовольствие, способное завлечь случайного путника на долгие часы мечтательных грез.

Я осознал происходящее и усилием воли вернулся к реальности лишь выпустив ментощупы, оповещая о нашем присутствии. На что мгновенно получил пять ответных импульсов приветствия и столько же солнечных улыбок очаровательных созданий, не прекращавших своей увлекательной игры. Она оказалась своего рода представлением, сделанным специально для нас. Попытка наладить контакт без слов, силой одной лишь красоты, возведенной на Зелтросе в культ. Причем это касалось как обыденной, так и интимной сторон жизни.

Красота, веселье и любовь. Три столпа, пронизывающих культуру зелтронов, делали ее незыблемой опорой общества, для которого счастье других неотделимо от своего. Практически утопия, заставляющая задуматься о том, что я хочу видеть нечто подобное и в своем клане. Не в плане «свободных отношений», но устоев, направленных на благополучие и процветание семьи.

А тем временем девушки утомились и начали потихоньку выбираться на чистый берег с мягким нежным песком, вышагивая столь грациозно, что слюни пустил даже Динор, не говоря уже о менее искушенном Фрисе. Азур и я пока держались, каждый по своим причинам. Однако вскоре и наши лица расплылись в глупых улыбках, когда очаровательные создания подошли ближе и вперед вышла самая смелая девушка, от которой исходил мощный призывный аромат свежести и… желания.

— Здравствуйте, а вы с того упавшего корабля, да? Я Лаора! — выпалила красавица, кокетливо поправив волнистые локоны огненно-красных волос, влажные после купания и ниспадавшие на обнаженные плечики. Как и на остальных девушках, на Лаоре имелся минимум одежды. Несколько кусочков ткани, робко претендующих на звание пляжного бикини и цветочное ожерелье на шее, делавшее ее запах еще более привлекательным. Хотя, казалось, куда больше!

Видя, что я уже поплыл, в представление поспешно вмешались остальные зелтронки, потеснив с первых рядов возмущенно пискнувшую подругу.

— Привет, я Энелла!

— Нея!

— Трини!

— Джулари!

Хор голосов звоном колокольчиков ворвался в уши, слегка оглушив и сбив с толку всех присутствующих мужиков. Причем, что удивительно, под чары попал и Азур, чей ошеломленно-восторженный вид нельзя было истолковать иначе.

Пришлось экстренно взывать к резервам разума и брать бразды правления в свои руки, кашлянув и привлекая к себе внимание.

— Очень приятно, юные леди. Меня зовут Джой. Это мои спутники: Азур, Крушила и Фрис. А вы…

— А мы вас ждали, — очаровательно улыбнулась Лаора, умудрившись подмигнуть одновременно мне и Азуру. После чего посторонилась и повела нежным плечиков в сторону хижин. — Прошу, стол уже накрыт. Вы, должно быть, утомились в пути. Девочки помогут с вещами, располагайтесь.

Собственно, дальше я мявкнуть не успел, как оказался освобожден он рюкзака и вдруг оказался в открытой беседке, располагавшейся в окружении жилищ сказочного оазиса. Летний стол с тонкими изгибающимися ножками и впрямь был уставлен разнообразной снедью, среди которой преобладали экзотические фрукты и овощи. Правда и мяса хватало в избытке, так что обиженным никто не остался. По крайней мере Динор в компании восторженно взирающей на него миниатюрных Джулари и Неи уплетал снедь так, что аж за ушами трещало. Не отставал от него и Фрис, чья особенность кварда позволяла вкушать и наслаждаться пищей наравне с органиками. Он вызвал бурный интерес всех девушек, но и о нас с Азуром они не забывали.

Зелтрон заболтался с очаровательной Энеллой, щеголявшей вызывающей короткой прической ядовито-фиолетового окраса, тогда как на меня насели Лаора с Трини. Первая так и стреляла глазками, реагируя на реакцию моего организма и посылая недвусмысленные знаки внимания, тогда как другая щебетала без умолку. Грациозная, темноволосая, с упругой задорной грудью второго размера и кукольным личиком, делавшим ее аномально-зеленые глаза вдвое крупнее. За ее трескотней я сам не заметил, как ополовинил тарелку с чем-то особо вкусным, напоминавшем овощное рагу, а также прикончил солидный шмат хорошо прожаренного мяса с нежными сочными волокнами.

Простая, но очень вкусная пища, насыщавшая не хуже самых изысканных блюд в лучших ресторанах мира. Что не удивительно, если вспомнить основной доход Зелтроса: импорт пищевой продукции, составляющей львиную часть дохода зелтронов. За счет нее их общество процветало испокон веков, на сегодняшний день сумев сделать свой мир одним из лучших туристических мест в галактике.

Вот только, как бы хорошо мне не было в обществе зелтронок, смазливыми личиками и манящими феромонами волю джедая не сломить. Промокнув жирные губы мягкой салфеткой, я сыто откинулся на плетеную спинку стула и благожелательно улыбнулся подобравшейся Трини, ощутившей качественные изменения в моем ментаполе, вдруг отразившем прежде спрятанную скованность.

— Поговорим наедине?

Девушка показала ровные зубки и смешно наморщила носик.

— Мне нечего скрывать от подруг, но если ты хочешь, Джой — давай отойдем. Прогуляемся или?.. — она кивнула в сторону одной из хижин, где была возможность отгородиться от мира стенами и дверью.

— Вы живете в очень красивом месте, — я встал и подал ей руку. — Будет здорово еще раз взглянуть на него под другим углом.

Трини благосклонно коснулась пальчиками моей ладони, обозначая принятие помощи. После чего подцепила меня за локоток и утащила в сторону от накрытого стола. Остальные не обратили внимания на наш уход, за исключением, пожалуй, Лаоры, обжегшей нас горячим паром в ревности. Красотка изрядно распалила себя ощущениями, которые я озорства ради продолжал транслировать через ментощупы, и теперь не знала куда деть рвущуюся наружу сексуальную энергию.

Выход нашелся сам, когда Фрис неосторожно потянулся через весь стол к блюду с тушеными птичьим запчастями, где и был сцапан цепкими наманикюренными пальчиками. Дальнейшее развитие событий я уже не увидел, неспешно уходя от беседки под руку с Трини, но ментощупы успели уловить возбужденные отголоски эмоций брата.

«Это будет полезный опыт для него. Вроде с Джун у них так пока ничего и не случилось», — улыбнулся я в ответ на такую же улыбку Трини, ожидаемо понявшей меня без слов.

— Фрис очень необычный разумный. Живой, но и не из плоти и крови. Чувствует, хотя и не так, как мы с тобой. Тоньше. Глубже. Он удивительный!

— Знаю. Как и любой ребенок, он только познает мир. Вы поласковее там с ним, пожалуйста.

— Лаора не обидит его, можешь не волноваться.

— Я не волнуюсь. Скажи лучше, Трини…

— Да?

Мою щеку ожгло волнующим жарким дыханием.

— …как добраться до Пряхи?

Шмяк. Еще секунду назад ласковой кошечкой льнущая ко мне зелтронка отшатнулась в испуге и с размаху брякнулась в обморок на теплый песочек. А я так и застыл дуб-дубом, вытянув руки, не успевшие подхватить впечатлительную барышню.

Финита, тушите свечи. А я еще надеялся, что умею говорить с женщинами.

Глава 13. «Нити желаний»

Трини удалось привести в чувство довольно быстро, а вот поговорить вышло не сразу. Внезапно налетевшая четверка перепуганных зелтронок облепила ее жужжащей коробочкой, источая в ментал калейдоскоп встревоженных красок. Довольно долго продолжалась эта трескотня, за которую к нам успели подтянуться изрядно озадаченные Азур с Динором и зло сопящий Фрис, обломавшийся с уже на все готовой Лаорой. Мне на его возмущенный взгляд оставалось лишь развести руками: виновен по всем статьям. Кто ж знал, что Пряха среди местных настолько знаменита? И явно не с лучшей стороны.

Тем временем страсти понемногу улеглись. Успокоившиеся зелтронки расступились, явив свету донельзя смущенную, прячущую глаза Трини и избегающую смотреть в мою сторону.

— Прошу прощения за мою сестру, — сказала Лаора, подкрепляя свои слова ментальным импульсом искреннего сожаления. — Она несколько более чувствительна в некоторых вопросах, не принимайте это на свой счет, Джой.

— Что вы, это моя вина, — я поклонился на джедайский манере и извиняюще коснулся ментощупом ауры потупившейся Трини. — Не стоило вот так сразу лезть с неуместными вопросами.

— А что, собственно, произошло? — вмешался до сих пор молчавший Азур. Зелтронки переглянулись, и тяжело вздохнувшая Трини призналась:

— Джой спросил о Неназываемой.

Азур с глухо ругнулся и с осуждением уставился на меня.

— Что? — не выдержал я. — Ты не говорил, что нельзя упоминать ее имя!

— Нет, нет, — перебила меня окончательно смутившаяся Трини. — Дело не в этом! Просто… У Неназываемой специфичная репутация в нашем кругу.

— Это еще мягко сказано, — фыркнул Азур и, отвечая на мой молчаливый вопрос, пояснил. — В молодости она была кафарель. Это мастера любви, способные доставить ни с чем не сравнимое удовольствие и излечить раненную душу. Они умелые чтецы душ и хранители древнего искусства дарить наслаждение во всех его формах. «Пряха», — Азур произнес это одними губами, заслужив благодарный взгляд сестры Трини и ее самой, — была одной из лучших. Оттого содеянное ей столь ужасно, что не забылось спустя столько лет.

Мне очень хотелось узнать, что же такое натворила мой будущий учитель менталистики, и Фрису, судя по его распираемой любопытством моське тоже. Но красноречивый взгляд Азура и жалобный Трини помогли сдержать позывы и просто кивнуть, вместо одного вопроса задав другой:

— Так значит, ты тоже… кафарель?

— Правильно.

— И остальные?..

Зелтронки заулыбались и мило зарделись, что при цвете их коже было видно лишь в ментальном плане.

— Вы находитесь в «оазисе кафарель». Обычно мы не пускаем сюда гостей из внешнего мира, для них есть наши Сады в городе. А это место только для хранительниц традиций. Но раз вы сами пришли, и наставницы так удачно застряли на еженедельном фестивале, — Лаора развела руками, и девушки, как по команде, захихикали. — Мы с девочками будем рады вас услужить. Чем угодно и как угодно!

Весьма непрозрачный намек с одновременным облизыванием пухлых губок и дополнительным выделением феромонов отозвался понятным приливом возбуждения у всех присутствующих мужиков. Похоже за нас уже все решили, что не могло не радовать… если бы не видение некой джедайки, с укоризненным выражением лица всплывшее перед внутренним взором, едва моего плеча коснулись кончики дразнящих девичьих пальчиков.

— Вы отдыхайте, — я через силу выдавил из себя кривую улыбку и, под понимающим взглядом Трини, сделал шаг назад в сторону озера. — А я пойду проветрюсь, пожалуй.

Прежде чем кто-то из «жриц удовольствия» успел воспротивиться и навязать мне свою компанию, я быстрым шагом удалился в сторону водопада. Парни остались на месте, а Фрис, проказник, снова потянулся к Лаоре. От обилия впечатлений его ядро явно в нижнюю плоскость сместилось, так что пусть развлекается. Он и парни это заслужили. А мне, чтобы привести мысли в порядок, достаточно будет медитации.

Сила на Зелтросе обволакивала, завораживая своим мерным течением и атмосферой гармонии, пронизывающей каждую частичку жизни на планете. Идеальное место, чтобы восстановить равновесие в себе. И, наконец, заняться проблемами, которые я так давно откладывал ввиду непреодолимых обстоятельств.

У водопада пахло свежестью, и воздух был насыщен мелкой водной пылью, приятно покалывающей кожу. Сама лагуна «оазиса кафарель» являла собой уютный участок с потрясающими видами на природу вокруг. Пальмовая и декоративная растительность необычных расцветок отражалась в кристально-чистой заводи. Приятный щебет птиц и гремящий шум ниспадающей воды создавали умиротворяющее звуковое сопровождение, сделавшее процесс вхождения в Глубокую медитацию вопросом пары секунд. Забравшись на крупный гладкий валун у кромки воды, явно оставленный здесь для любительниц понаблюдать на красотой сверкающего водопада, я погрузился в себя, и не выходил долгое время, пока не ощутил чье-то приближение.

К чести зетронки нужно сказать, что она заранее оповестила о себе в ментале, а потом и голосом, прося дозволения присоединиться.

— Прошу, — я любезно указал на место на камне подле себя и даже чуть подвинулся, чтобы девушке было удобнее свесить вниз точеные обнаженные ножки, слегка касаясь кончиками пальцев водной кромки.

— Спасибо, — Трини улыбнулась мне и перевела взгляд в сторону водопада, без лишних слов разделяя со мной удовольствие от его созерцания. Так прошло еще какие-то время, за которое солнце успело опуститься к горизонту, окрасив небо в завораживающий золотой цвет. При этом температура едва ли опустилась на градус, позволяя все также комфортно чувствовать себя в легкой летней одежде. Я молчал, Трини тоже, за что получала от меня молчаливую благодарность и расположение. Последнее, что я хочу сейчас — это интимная близость с той, кто даже близко не походила на милый образ, пленившей мое сердце.

— Как ее зовут? — едва слышно спросила Трини, когда ощутила, что я вышел из медитации и достаточно умиротворен, чтобы поговорить по душам.

— Анья.

Мне не нужно было спрашивать, откуда зелтронка знает направление моих мыслей. Для опытного эмпата такой трюк сродни дыханию. Простой и естественный. А для кафарель, судя по всему, еще и способ найти ключик к душе собеседника.

— Все серьезно?

— Скорее сложно, — я невесело усмехнулся, сообразив, что такой же фразой можно описать все мои отношения с девушками. — Но это не важно. Нам не суждено быть вместе.

— Почему?

— Я так решил. Ради ее блага.

— Может, — осторожно предположила Трини, осторожно касаясь моей коленки пальцами, — тебе стоит позволить ей самой решать?

— Нет. Иначе может произойти что-то ужасное. Я не могу этого допустить!

Поняв, что невольно повысил голос, я примиряюще коснулся ее руки в ответ и покачал головой.

— Извини. Пусть лучше так… По крайней мере она будет в безопасности.

— А ты? Боль разрывает тебя изнутри. Здесь, — ладошка Трини легла мне на грудь, заставив сердце забиться чуть чаще. — Ты страдаешь, Джой.

— Если такова цена: пусть.

— Она слишком высока, — Трини отстранилась, подтянула ноги к груди и, обхватив руками коленки, обратила свой взор на залитую жидким золотом лагуну. В свете заходящего солнца вода приобрела почти мистический оттенок, заставляя затаить дыхание от завораживающей красоты.

— Зачем вы здесь на самом деле?

— Разве парни не сказали?

Девушка мило улыбнулась и кокетливо повела плечиком.

— Они были немного заняты с моими сестрами.

— А ты?

— Ждала, пока ты позволишь мне быть рядом.

— Я не могу…

— Знаю.

Мы замолчали. Трини по-прежнему не делала попыток хоть как-то проявить инициативу, чем еще больше располагала к себе. Хорошая она все-таки. Милая, добрая. И способна сопереживать, что не маловажно. В других обстоятельствах я бы точно не удержался, но… это раньше. Сейчас много изменилось. Все.

— Как Фрис? — решил я сменить тему после затяжного молчания. — Не опозорился, надеюсь?

— Он удивительный, — улыбнулась Трини. — И поразительно много знает для того, кто никогда не был с женщиной. Интересно, откуда он набрался таких тонкостей?

Я поневоле смутился, выдавая себя с ментальными потрохами. Трини негромко засмеялась, без какого-либо желания оскорбить делом или чувством. Чем окончательно сломила плотину недоверия между нами. А потом… мы говорили. Долго, до самой ночи, пока небо не оказалось расцвечено мириадами звездных скоплений, сделавших «оазис кафарель» по-настоящему волшебным местом.

Сонмы светлячков, устраивающих веселые баталии у кромки воды, давали достаточно света, чтобы преобразить лагуну в сказочный мир ночи, полный таинственного волшебства и сонных грез. В какой-то момент я сам не заметил, как пристроил голову на коленях Трини, которая начала ласково перебирать мои волосы и что-то напевать нежным мелодичным голосом.

— Отдыхай, вестник Разящего Света. Пусть все тревоги и заботы уйдут. Я буду охранять твой сон. Спи…

Эта ночь стала первой за долгое время, когда я спал без сновидений. Под заботливым присмотром кафарель, ласковыми прикосновениями отгоняющей все жуткие кошмары.

***

Что-то оборвалось в груди Аньи, когда едва зримая точка яхты за обзорным стеклом челноке вдруг начала дымить, а потом и вовсе загорелась, войдя в неуправляемое падение к поверхности.

— Ми-Три, что у них происходит?!

— Буууот, — пропиликал астродроид, повернув к ней сферическую голову на сто восемьдесят градусов и печально мигнув красным огоньком зрительного фотоэлемента. — Уууооо.

— За ними, снижаемся!

Паника, в какой-то момент захлестнувшая джедайку, отступила, когда яхта успешно приводнилась в крупном озере на берегу живописных джунглей ярко-бурого окраса… и навалилась с новой силой после прогремевшего под водой взрыва.

— Нет, — Анья вцепилась побледневшими пальцами в штурвал, не отрывая глаз от пузырящегося гриба, на миг взметнувшегося в воздух и в клубах бурлящей пены обрушившегося обратно в озеро. — Нет, нет!

А ведь поначалу все шло так гладко. Выход их гиперпрыжка подтвердил ее догадку, высветив на самом краю поля действия сканера сигнал яхты Джоя. Затем такое же незаметное преследование до границ Зелтроса, закончившееся плавным входом в атмосферу. Ничто не должно было встать на пути их неминуемой встречи…

— Нет!!!

Крик, вырвавшийся из самой глубины души, едва не сорвал ей голос, вынудив бросить челнок в крутое пике на пределе своих аэродинамических возможностей. От сильной перегрузки корпус надрывно заскрипел, но все же выдержал.

Огненным болидом челнок спустился прямиком к озерному берегу, куда все еще накатывали взбаламученные взрывом пенные волны. Не обращая внимания на предостерегающее пиликанье Ми-Три, Анья Силой разомкнула слишком медленно открывающиеся шлюзовые створки и спрыгнула на мокрый песок. На одних эмоциях девушка пробежала до самой водяной кромки и остановилась, загнанно дыша, разрываясь между желанием прыгнуть в воду и… сделать тоже самое немедленно. Колебания длились всего пару секунд. Он не может вот так умереть! Не то того, как она посмотрит в его бесстыжие глаза и скажет все, что о нем думает. Просто не имеет права!

Отчаянно цепляясь за спасительную мысль, что Джой — одаренный и мог выжить в этом кошмаре, Анья уже принялась стягивать с себя одежду, когда услышала отрешенный голос за спиной.

— И упал Он с небес, и был объят пламенем дом Его. И погребен пучиной морской в глубине хладных вод. Предвестник грядущего и Вершитель настоящего. Да славятся деяния Его в веках.

Резко обернувшись и схватившись за меч, Анья увидела низкого и тощего как щепка складного юношу-зелтрона, с мечтательным взором разглядывающего бурлящую воду на месте крушения яхты. Внешность его сильно отличалась от типичных представителей своего вида, предпочитавших яркую кричащую о себе одежду. Незнакомец был одет в серую монашескую рясу, свободно болтающуюся на его костлявой фигурке. Длинные волосы до пояса имели белый почти лунный оттенок. А лицо… Более одухотворенного выражения Анья не видела еще ни у кого. И отчего-то оно вызывало страх.

— Простите?

— Я видел спасательную капсулу.

Не сразу до распаленного тревогой мозга девушки дошел смысл сказанных слов. А когда это все же случилось, накатило громадное облегчение и стыд. На саму себя и свою слабость, в очередной раз показавшую, что Анья не способна сопротивляться эмоциям, если речь заходит о Джое.

— Где? — на всякий случай спросила девушка, одновременно касаясь Силы и успокаиваясь окончательно. Уколы острой боли, характерные для ощущений после смерти одаренных так и не случились. Выходит, Джой и командой живы, и все волнения оказались напрасны.

— Там, — парень не глядя махнул левой рукой за спину, в сторону густой заросли джунглей. При этом его взгляд все еще блуждал по зеркальному полотну успокоившегося озера, словно выцепляя из воздуха последние отголоски минувшего кораблекрушения. — Странно, правда? Он вроде бы есть, и в то же время нет. Сильная воля и пустой сосуд. И беззвучные крики запертых внутри.

Анья поморщилась, чувствуя, как мозг начинает распухать. Ей уже доводилось общаться с подобным типом людей в Храме. Те джедаи тоже любили говорить загадками, вытая в сферах, никому другому недоступных. Но этот парень, кажется, вознамерился переплюнуть их всех.

— Как тебя зовут? — после недолгой паузы все же решилась наладить контакт Анья, вешая световой меч обратно на пояс. — Меня Анья Рал. Я джедай.

— Патрик. Я искатель. Был. Похоже, мой поиск, наконец, подошел к концу.

Рассеянная улыбка блаженного и ощущения, принесенные Силой окончательно убедили Анью, что она имеет дело с разумным не от мира сего. А, значит, лучше сразу переходить к делу, иначе есть риск завязнуть в пространственных разговорах ни о чем до самого вечера.

— Патрик, — Анья постаралась добавить как можно больше ласки и участия в голос. — Можешь показать место, где упала капсула, пожалуйста?

— Да.

— Спасибо! Тогда прошу в мой челнок.

— Нет, — Патрик сделал шаг назад, заставив Анью недоуменно вскинуть брови. — Мы пойдем напрямик через джунгли.

— Но…

Во плавающем мечтательном взгляде зелтрона вдруг промелькнула нежданная твердость, звенящим эхом отозвавшаяся в Силе. Будто упругий кнут хлестким ударом рассек спокойную водяную гладь.

— Ты же хочешь найти Его? Тогда идем со мной.

«Откуда он знает?…»

— Уоиии-уу.

Растерянная Анья опустила голову, посмотрев на тыкающегося в ее бедро астродроида.

— Что, Ми-Три? То есть как, в смысле не полетит?

Бочка потерянно взмахнула выдвинувшимся из корпуса щупом-манипулятором, обозначив глубину проблем, сокрытых в нутре челнока. Резкий спуск с орбиты не прошел даром для одного из его предохранительных клапанов, отвечавших за стабильное нагнетание топлива в двигательную систему. Неисправность не фатальная, однако способная доставить немало проблем в ближайшем будущем, если не потратить время на ремонт. Обещавший занять от пары часов до полноценных суток, если проблема окажется серьезнее, чем мог решить один астродроид.

«Похоже, выбора нет», — поняла джедайка, подозрительно косясь на зелтрона, вновь, без какого-либо переходя, принявшегося витать в облаках. При этом вид его был на редкость довольный, будто случилось нечто, чего Патрик давно и с нетерпением ждал.

— Хорошо, идем. Ми-Три, оставляю ремонт на тебя. Как только закончишь — вылетай по моим координатам.

Утвердительно пиликнув, астродроид шустро покатил к челноку, оставляя на мокром песке глубокие борозды от колес.

«Опять изгваздает всю кабину», — нахмурилась Анья, не перестающая удивляться, как Ми-Три при всех своих талантах умудряется создать форменный хаос в местах совершенно для того неподходящих. Вот уж правду говорят: дроиды, как и органики, также совершенно разные.

— Сюда.

Патрик с немалой долей театральности взмахнул полами своего рубища и устремился к поросшей густой травой пойме реки, впадающей в озеро. Чтобы не отстать, Анья вынужденно перешла на бег, про себя удивляясь, откуда в таком тщедушном тельце зелтрона сокрыто столько энергии. При этом она точно видела, что Патрик не обладал Силой. И не выглядел так, будто с детства занимался пробежками. Однако его неумная энергия вкупе с несгораемым запалом энтузиазма компенсировали эти мелочи, вынуждая тренированную джедайку шевелить ногами и терпеть, продираясь сквозь густые травяные заросли.

Дело пошло пободрее, когда Анья оправилась от удивления и применила Телекинез, раздвигая растительность по ходу движения. Чем заслужила уважительный взгляд Патрика и посланную им ментальную благодарность.

«Точно, они же все эмпаты», — вспомнила Анья. До сего момента ей довелось общаться лишь с одним зелтроном — Азуром Холом, чьи попытки наладить контакт тогда еще Чемпион арены Изиза игнорировала с поистине джедайской невозмутимостью. О чем теперь сожалела, не зная, как лучше себя вести в общении с Патриком.

Просто закрыться в эмоциональном плане будет невежливо. Он согласился провести ее к месту падения спасательной капсулы, ничего не прося взамен. И в то же время представлял собой такой плотный узел сосредоточения столь ярких эмоций, что Анье поневоле становилось не по себе. Особенно после того, как они выбрались из зарослей на узкую протоптанную тропинку, ведущую вдоль реки против ее течения.

— Расскажи о Нем, Анья, — попросил Патрик, вдруг перешедший на неторопливый размеренный шаг и поравнявшийся с ней. — Какой Он?

— Кто?

— Носитель священного наследия Гри.

— Я не знаю…

Ошарашенная внезапной мыслью, Анья едва не запнулась и не поприветствовала носом землю, не подхватит ее вовремя под локоть невозмутимый зелтрон.

— Спасибо. С чего ты взял, что меч Джоя сделали Гри? — быстро спросила девушка, прежде чем прикусила язык, запоздало сообразив, о чем стоит болтать вслух, а о чем нет. Вот только было уже поздно. Мечтательно закативший глаза Патрик расплылся в улыбке голодного кота, нашедшего пруд, полный непуганой жирной рыбы.

— Я посвятил жизнь поискам и охране их наследия. Такова моя судьба, и когда сфера концентрации ква засекла активный источник на Зелросе, я тотчас устремился к его источнику, — Патрик чуть помолчал с задумчивым видом и переспросил. — Меч, да? Значит, Он джедай. Как и ты.

— Не знаю, может быть, — Анья нахмурилась и поспешила перевести тему. — Как ты так быстро оказался в такой глуши? Живешь неподалеку?

— Мой дом — вселенная. Мой очаг — звезды. И жар их согревает меня по ночам, — не сбавляя шага, Патрик раскинул руки, будто желая обнять весь мир. — Не важно, где пролегает путь. Я всегда дома. А ты, Анья? Где твой дом?

Уже собиравшаяся ответить про Храм на Корусанте джедайка открыла… и закрыла рот. Проницательный взгляд черных бездонных глаз зелтрона проникал глубоко в душу, вытаскивая из глубин памяти давно забытые воспоминания. Дом. Лаковые руки мамы, гладящие ее по волосам и ее нежный голос, напевающий колыбельную. Образ улыбающегося отца, рядом с которым Анья чувствовала себя маленькой и защищенной.

В Храме было иначе. Она выросла там, но никогда не ассоциировала его с домом, как другие юнлинги. В отличии от них девочка помнила свой настоящий дом и скучала по родителям, с которыми ее разлучил Орден. Даже после того, как приняла свою судьбу джедая и будущего барсен’тора.

Так где же ее дом? Хотел или нет, Патрик затронул очень болезненный вопрос, ответ на который Анья не хотела давать. В немалой степени из-за того, что сама его не знала и… боялась узнавать.

К счастью, зелтрон не требовал ответа. Чутко отзываясь на ее настроение, Патрик понимающе улыбнулся и слегка отступил, показывая, что не собирается давить и копаться в ее голове, за что Анья была ему благодарна. Но уже его следующие слова вновь прошлись ударами тока по оголенным нервам.

— Прими свои чувства, не сопротивляйся им. От этого не лучше ни тебе, ни Ему.

«Да что ты можешь знать?» — захотела закричать Анья, но вместо этого лишь крепче сжала зубы и упрямо мотнула головой, спрятав покрасневшее лицо за отросшей челкой. Вот как это ему удается? Ведь не хочет обидеть, а каждый раз бьет в самое больное.

За мыслями о Джое остаток пути пролетел незаметно. Патрик более не пытался вывести Анью на откровенность, сохраняя молчание и что-то тихонько напевая себе под нос на зелтронском языке. У него был красивый мелодичный голос, ставший прекрасным сопровождением на долгом пути, окончившемся лишь к наступлению заката.

Шум водопада они заслышали еще до того, как увидели его сказочный вид, сияющий золотом в меркнущих лучах Зела.

«Какая красота», — выдохнула девушка, не в силах оторвать глаз от прекрасного зрелища ожившей сказки, ставшего еще более полным, когда они с Патриком вышли к уютной тихой заводи.

— Оазис кафарель, — в своей привычной пространственно-мечтательной манере сказал зелтрон, потянувшись с кошачьей грацией и тронув носком босой ноги теплую воду, омывающую песок на бережку. — Место, где грезы оживают и обретают форму.

— Кто такие кафарель? — машинально спросила Анья, стремясь разглядеть две фигурки, сидящие на большом валуне у противоположного берега. Увы, солнце светило прямо в глаза и, прежде чем удалось сфокусировать взгляд Патрик нежно, но настойчиво взял ее за руку и утащил на одну из тропинок, ведущих к недалеко расположенным хижинам.

— Хочешь узнать? Я покажу. Идем, они как раз начали свой танец любви. Слышишь?

О, она услышала. Правда сосем не то, что ожидала, и до последнего момента не желала верить собственным ушам. Однако когда Патрик тихонько прокрался к беседке у одной из хижин, отчетливо разносящиеся в воздухе стоны страсти не оставили других сомнений.

Густо покраснев, Анья собиралась было что есть сил рвануть назад, но увидев знакомый неоновый свет физической формы шарда, замерла на месте. Расширенными глазами смотря на творящееся непотребство на декоративной полянке перед хижинами, она судорожно искала объяснения увиденному. И не могла найти их, начиная понемногу сходить с ума.

«Сила помоги мне!» — подумала девушка, сглотнув вдруг ставшей вязкую слюну и на одних инстинктах поспешив спрятаться за углом беседки, прежде чем слившиеся в порыве страсти пары обнаружат незваных гостей… гостью?

— Патрик, ты где?! — надрывным шепотом прошипела Анья, но тщетно. Хитрого зелтрона и след простыл, а между тем пожар похоти в беседке начал разораться с новой силой, вкручиваясь в уши жаркой мелодией необузданной страсти и увлеченными стонами любовников.

В более неловкой ситуации Анья не оказывалась ни разу за всю свою жизнь.

(—sexual content)

Глава 14. «Полоса препятствий»

Проснулся я бодрый и отдохнувший, разве что немного отлежавший бок на голом камне. Но сие мелкое неудобство меркло в сравнении с легкостью, дарованной крепким сном на лоне природы и помощью Трини. Удивительная девушка! Будто разом полный курс психотерапии прошел. В голове блаженная пустота, на душе легко, как давно не было. Красота…

— Проснулся, Джой?

— А-а?!

«С добрым утром, брат, — проявилось послание Фриса на нейроинтерфейсе экзера. — Угадай, кто нас выследил».

— Анья?! Какого ситха ты тут делаешь??

Вскочив, будто пчелой в причинное место ужаленный, я вытаращился на сурово нахмурившуюся девушку в помятой одежде, носящей следы сна на голой земле. Она стояла у основания камня и сурово смотрела на меня снизу-вверх, уперев кулаки в бока и пытаясь скрыть за грозным видом собственные смущение и неуверенность. Но это продлилось недолго. Уже через пару секунд до нее дошел смысл моих слов.

— Что я здесь делаю?

— Эм… Анья?

Почуяв неладное, я машинально отступил назад, быстро оглянувшись в поисках путей отступления. Как назло, Анья перегораживала единственный выход посуху. Дальше камень окружала вода, слишком широкая, чтобы можно было уйти Прыжком Силы, не замочив ноги. А вперед не пройти. Джедай уровня консула не тот, кто вот так просто упустить цель у себя из-под носа. К ее услугам вся мощь Светлой стороны, часто недооцениваемую из-за зрелищности Темной.

— Ах, значит, что я здесь делаю, — начиная понемногу заводиться, повторила сжавшая кулаки джедайка. Медленно и неотвратимо наступая на меня. — Сейчас объясню. Только подойди поближе…

— Кхм. Знаешь, как-то не хочется.

Я продолжил пятиться, пока не понял — еще шаг, и рухну спиной в воду. Но потом увидел алчный оскал Аньи Рал и, плюнув на все, развернулся и рыбкой сиганул в воду.

— Куда?! Стоять!!!

Возмущенный крик за спиной прервался еще одним громовым «плюх», и я начал загребать воду активнее. Твою медь, а ведь утро так хорошо начиналось!

Навернув поперек заводи пару кругов и тихо радуясь температуре парной водички, я все же сумел оторваться от не столь выносливой фурии, дышащей мне в спину. И первым выскочил на берег, где меня уже ждали покатывающийся с хохоту Азур в компании незнакомого зелтрона в монашеском рубище, с интересом наблюдавшим за нашим с Аньей заплывом.

— Чего ржешь, скотина? Помог бы. И кто это с тобой?

— А ну иди сюда, я сказала!!! — раздался сзади пробирающий до колик рык. Анья Рал выбиралась на берег, смешно размахивая руками. Заплыв положительно сказался на ней, смыв налипшую за ночь грязь и намочив одежду так, что она облепила ее стройную, как тростинка, фигурку. Вот только любоваться ей было некогда. Хищный оскал, больше присущий ситху, нежели образцовому джедаю, не сулил ничего хорошего.

— Так, проехали!

Забег по пересеченной местности под конский гогот Азура продолжился. Уж не знаю, откуда у Аньи взялось столько сил и задора, но преследовала она неотступно, потрясая кулаками и обещая самые страшные кары на мою голову. За что именно не уточнялось, но я ощущал, что останавливаться не стоит. Взбешенной джедайке не обязательно переходить на Темную сторону, чтобы превратить насолившего ей мужика в отбивную.

Спасение пришло откуда не ждали. С неба раздался гул маневровых, а затем показался пассажирский челнок, спускавшийся на открытую полянку близ водопада. Он-то и стал тем отвлекающим маневром, который позволил мне перехватить инициативу и сбить с ног отвлекшуюся джедайку, обезоружив ее и прижав к земле.

— А ну отпусти!

Анья закричала и забилась, но я перевернул ее на живот и крепко зафиксировал руки за спиной, удерживая за запястья. Вот же неугомонная. И чего в Храме не сиделось?

Но вслух, разумеется, говорить ничего не стал, терпеливо дожидаясь, пока джедайка вспомнит кем является и не смирит идущие вразнос эмоции.

— Отпусти, — спустя какое-то время уже куда более спокойным тоном попросила Анья, и я выполнил ее просьбу. Чтобы через миг откинуться назад, получив сокрушающий удар в челюсть острым локотком.

— А-а, дура! Больно же!

— Это ты еще легко отделался, — парировала Анья, поднимаясь с колен и стряхивая с мокрой одежды налипший песок. — За то, что ты сделал, тебе голову мало оторвать!

— Да что я сделал?

— Ты еще спрашиваешь?!

Слово за слово, и разборки разгорелись с новой силой. По меньшей мере на полчаса взаимных упреков и криков на грани применения Силовых техник. К счастью, так и не пущенных в ход, иначе от оазиса остались бы один дымящийся кратер.

Дождавшись, пока мы с Аньей выпустим пар, к нам подошла улыбающаяся Трини и елейным голоском сказала:

— А у нас завтрак уже готов. Идем?

Покосившись на Анью, отвернувшуюся и обиженно задравшую нос к небесам, я вздохнул и молча кивнул.

«Женщины. Вечно с ними одним проблемы».

— Вот и славно! — обрадовалась Трини и, ухватив нас с возмущенно фыркнувшей Аньей под локотки, споро утащила к беседке. — Я такие пирожные вкусные сделала. Вам понравится, вот увидите.

Трини не обманула. Позднее, сидя за общим столом и поглощая зелтронские сладости, я окончательно примирился с ноющей челюстью и уже более благожелательно смотрел на джедайку, демонстративно игнорирующую мое присутствие. Как, впрочем, и всех остальных, грея в руках кружку со свежезаваренным чаем и разглядывая очертания облаков на голубом небосклоне. С щечек Аньи не сходил легкий румянец, а в ауре до сих пор прослеживались остаточные следы подавленного смущения.

Перед завтраком зелтронки отвели гостью в одну из хижин, где выделили лучшее одеяние взамен пришедшему в негодность облачению Чемпиона. После ночевки на голой земле и утреннего заплыва оно превратилось в серые половые тряпки совершенно непрезентабельного вида. Само собой, кафарель не могли спокойно смотреть на такое безобразие и сделали все, чтобы Анья предстала перед обществом в лучшем свете. Но кто ж виноват, что они предпочитают одеваться в полупрозрачные накидки, едва прикрывающие женские прелести?

Переборов первый стыд, Анья уселась за стол полубоком, чтобы максимально скрыть от моего взора свою скромную грудь, ныне плотно обтянутую шелковистой лентой розового оттенка. Вот только помогло не особо. Я, может, и оказался обделен видами, зато Азур и Динором вовсю таращили зенки, под улыбки зелтронок еще сильнее вгоняли джедайку в смущение. Одежда кафарель смотрелось на ней… крайне эротично.

Вот и дулась Анья на весь мир, особенно выделяя мою тушку, усиленно налегшую на плотный завтрак, приготовленный хозяйками оазиса. А я делал вид, будто не замечаю ее косых взглядов и всплесков раздражения, сосредоточившись на еде.

Ну а что прикажете делать? Она и в мешковатой одежде меня привлекала, а уж когда вырядилась кафарель, все мужское мгновенно воспряло, не оставшись незамеченным от скрывающих смешки зелтронов. Пришлось отвлекаться от трапезы и экстренно прогонять Силу через организм, в противном случае рискуя закапать слюной весь стол.

«Прямо семейная идиллия», — подколол меня Фрис. Впрочем, я на него не обижался. Ударная разминка заплывом и пробежкой благотворна сказалась на состоянии организма, а то уже и забыл, когда в последний раз полноценно тренировался. Надо это дело срочно исправлять. Мне еще с Могру сражаться, и кто знает, на что этот зеленый гоблин способен помимо дара мастерского владения менталистикой? Может статься, что меня попросту нашинкуют световым мечом, не став заморачивать голову особо изысканными способами противоборства в Силе.

Но это так, шутки. На деле мне действительно пора заняться собой, и первым делом начать с посещения Пряхи. О которой я вспомнил как раз к концу завтрака и, более не теряя времени, поднялся из-за стола.

— Благодарю за угощение, хозяюшки, — я поклонился Трини и ее подругам, после чего кивком указал Азуру с Динором на выход, — но нам пора.

— Куда пора? — тут же подобралась Анья, еще мгновение назад делавшая вид, будто меня не существует в природе. Смерив ее задумчивым взглядом, я так и эдак прикинул ситуацию. После чего вздохнул и, махнув рукой, сделася. Все равно не отвяжется, это ясно. А так хоть на челноке до города подбросит, после чего каждый пойдет своей дорогой. Нравится ей это или нет.

— У нас есть дела в Зеларе, — я назвал город, недалеко от которого, по словам Азура, в уединении жила мастер-менталист Пряха. — Время не терпит.

— Мы еще не договорили, Джой!

— А мне кажется, да.

Не обращая внимания на вновь закипевшую девушку, я посмотрел на неодобрительно покачавшую головой Трини и спросил:

— Мы можем чем-то отплатить вам за гостеприимство? Только скажи. У нас если кредиты, если что…

— Перестань, — Трини с улыбкой коснулась моей руки. — Нам с девочками это было только в радость. Вы надолго к нам? На Зелтрос, то есть.

— Может быть, — уклончиво ответил я, не желая раскрывать все карты при посторонних. — Фрис оставит наши контакты. Если что — обращайтесь по любым вопросам. Наизнанку вывернемся, но поможем.

— Спасибо.

Полюбовно расставшись с зелтронками, я вновь обратил внимание на Анью, плавящую меня требовательным взглядом.

— Челнок твой?Подкинешь до города? Наша яхта… того.

— Вот еще! — фыркнула джедайка, пулей вылетай из-за стола. — Сами доберетесь, я вам не такси.

Шшух. Вот она была тут, и вдруг уже далеко. Бежит с высоко поднятой головой, не оглядываясь. Гордая. И, чего уж там — красивая. Для меня так точно, аж сердце щемит. И зачем прилетела? Ведь так и не сказала, хотя криков и обвинений наслушался на год вперед. Голова кругом.

— Джой, верно?

Я, наконец, обратил полноценное внимание на незнакомого парня-зелтрона, все это время не участвовавшего в разговоре, но не сводящего с меня молчаливого изучающего взгляда. В нем не чувствовалось угрозы, но общее ощущение поневоле заставляло напрягаться. Будто встал под луч сканера, взвешивающего собеседника не незримых весах и решающего его дальнейшую судьбу.

— Верно. А ты Патрик, — я вспомнил, как к нему обращались зелтронки и протянул руку, которую зелтрон тут же с готовностью и каким-то фанатичным рвением пожал, удивив знанием не столь распространенного в галактике жеста. — Приятно познакомиться.

— Взаимно. Не против, если я составлю вам компанию на пути к Зелар?

— Конечно. Было бы здорово, если бы у тебя еще транспорт в наличии имелся.

— Предпочитаю пользоваться тем, чем меня одарила природа, — пространственно-вдохновенно пропел зелтрон, чем приковал к себе пристальный взгляд Азура, подозрительно прищурившего глаза. — К тому же, ходьба полезна для здоровья.

Зелтронки на мой молчаливый вопрос также ответили отрицательно. Их наставницы оставили в оазисе без транспорта и средств связи, чтобы никто не решил по-тихому слинять в город на праздник, пренебрегая своими обязанностями. Коих, как оказалось, насчитывалось приличное число. Лагуна в том сказочном виде, в каком мы ее застали, сама себя не сохранит. Ее красоты — результат труда юных кафарель, поддерживающих баланс местной экосистемы и следящих за порядком вокруг.

— Что ж, — решил я. — Тогда пройдемся до гравирельс. Тут, вроде, недалеко.

— Примерно пару часов пути, — подтвердил Патрик. — Я покажу путь.

— Отлично!

На сборы и прощания с девушками ушло еще какое-то время. Парни с трудом прощались со своими пассиями, с которыми провели незабываемую ночь. Особенно Динор. Энелла буквально вешалась ему на шею, как и он лип к ней. Лишь долг наемника заставил Динора отступить. И мое обещание позволить им с кефарель видеться в свободное от работы время. Только после этого мы все же выдвинулись в путь, следуя по тропинке у реки и ведя размеренную неторопливую беседу.

Патрик, как оказалось, был искателем. Это редкая среди зелтронов профессия, специализирующаяся на поиске различных древностей. Меня удивило, что он так свободно говорил об этом и еще более открыто проявлял свой интерес к экзеру и Фрису, в которых безошибочно узнал технологию Гри. Другие бы не стали рассказывать свои секреты первым встречным, однако Патрик оказался весьма компанейским парнем. Как и Динор, с которым тот быстро нашел общий язык, зацепившись на фоне применения технологий древних в холодном оружие. То же кортозисное напыление кинжала наемника — довольно редкая технология, доступная не многим и стоящая баснословные деньги на черном рынке.

С другой стороны, поначалу относившийся с опаской к новому знакомому Фрис вскоре уже вышагивал рядом с ним в образе кварда и активно жестикулировал, обсуждая истоки вражды дву древних рас: Гри и Ква. Патрик оказался превосходным специалистом в этой области, охотно делясь бесценными сведениями, будто те можно было найти на любом сайте Голонета. Он рассказал много такого, что позволило мне иначе взглянуть на головоногих и их влияние на сложившуюся историю галактики.

Но об этом чуть позже. Сейчас меня куда более заботила темная точка высоко над головой, являвшаяся ничем иным, как челноком Аньи Рал. Упрямая девчонка не пожелала идти с нами, однако и отпускать меня просто так не собиралась.

В ходе нашей ссоры выяснилось, что ее направил Совет с целью притащить меня на Корусант и выяснить, что стало с королевой килликов. Но если с последней еще можно было как-то отбрехаться, то светить собой перед джедаями древности не хотелось. Одно дело Анья — молодая девушка, еще толком жизни не видевшая. И совсем другое старые тертые калачи Совета, которым зубы не заговоришь и вокруг пальца не обведешь. Нельзя им знать, кто я такой и откуда. Последствия могут быть… страшными.

Так что да, ссора вышла знатная. Тем более, что Анья отчего-то была сильно раздражена и дико смущалась в процессе, еще больше распаляя себя и не собираясь слушать ничего поперек.

Вообще я не люблю спорить с женщинами, ибо это дело, заранее обреченное на провал. Как не извернись — в любом случае априори останешься виноват. Но тут многое сошлось, включая неудавшуюся попытку оградить Анью от самого себя.

Глупая упрямая девчонка. Не понимает, что для нее же стараюсь. Себя ломаю, свои чувства, но делаю все, чтобы она прожила жизнь достойную джедая, а не связывалась не пойми с кем. Тем более, если ему всего-навсего год жизни остался…

«Впрочем, откуда Анье знать, если я сам ей ничего не сказал?» — справедливо подметил внутренний голос. И мне нечего было ему возразить. Кроме слабого оправдания, что так надо. И повторения этой мантры до тех пор, пока сам в нее не поверю.

— Ускоримся, — сказал я, когда тропинка одного из речных притоков вывела к возвышению, откуда открывался вид на луговые холмы ничейных земель и петлявших между ними воздушную вереницу гравирельс.

Громадные опоры с узловыми сферическими генераторами на вершинах располагались примерно на расстоянии в пару сотен метров друг от друга. Вместе они создавали непрерывную транспортную сеть, окутанную полупрозрачным полем энергетического щита. Сквозь него можно было разглядеть длинные вереницы пассажирских составов, несущихся на высоких скоростях под действием электромагнитных сил.

— И как мы будем ловить попутку? — проворчал Динор, из-за расставания с полюбившейся зелтронкой хмуро молчавший всю дорогу и лишь сейчас подавший голос. — Тут даже близко посадочного терминала не видно.

— До него не меньше полдня пути, — подтвердил Патрик и склонил голову, ощутив покалывание искорки озорства от нас с Фрисом, резвящегося в солнечном поднебесье. — Но, полагаю, у Джоя уже есть решение.

— А и впрямь, — Азур поддержал наемника, остановившись и требовательно сложив руки на груди. — Как вы собрались карабкаться наверх? Вы в курсе, что помимо щита, опоры находятся под постоянным электрическим напряжением? Там даже кораблям летать запрещено, во избежание.

— Эй, я джедай или где? — моему возмущению не было предела. — Конечно, у нас есть план! Фрис отрубит защиту, а мы будем прыгать.

— Отлично. План это хоро… чего-о?!

Кубик Фриса сверху демонически захохотал, и ему вторил Патрик, с неиссякаемым любопытством наблюдавший за квардом.

Как истинный ценитель технологий Гри, зелтрон был в полном восторге от способностей брата. Особенно после того, как Фрис на его глазах в очередной раз сменил форму и, явно рисуясь, в форме Квардионного-ТК — дроида из комплекса Стража — в щепки разнес перегородившее тропинку упавшее дерево. Патрик пришел в полный восторг и засыпал пышущего самодовольством Фриса вопросами самого разного характера. От истинных возможностей кварда до нашего первого знакомства.

Развесив уши под потоком комплиментов, Фрис уже было взялся отвечать, но прервался, вовремя наткнувшись на мой предупреждающий взгляд. Правильно, нечего языком трепать! И без того по лезвию ходим. Того гляди ляпнем что-нибудь, отчего будущее неотвратимо изменится. Вплоть до нашествия зомби-Гри, поднятых из небытия их верным последователем и слугой Патриком Всесильным.

— Что значит «прыгать», — внезапно охрипнув, выдавил Азур, с угасающей надеждой смотря на ухмыляющегося меня. — Ты же не имеешь ввиду…?

— Катапульта, точно. Не бои́сь, будет весело!

Собственно, составленный еще в оазисе план был весьма прост. Ветка гравирельс проходила между холмов и в некоторых местах опускалась достаточно низко, чтобы сравниться по высоте с их вершинами. Забравшись на одну из них вполне можно перепрыгнуть на движущиеся составы, даже не обладая Силой. Взять хороший разбег, помолиться и… Другой вопрос, что гарантированно не разбить себе кости таким трюком смогут разве что профессиональные каскадеры. Или джедаи, владеющие Силой.

— С кем я связался, — Азур схватился за голову и показательно застонал. — С Вами всегда так «весело»? Хотя нет, не отвечай. Молчи. Я серьезно, Джой!

— Га-га-га!

— Ой, ты еще уймись!

Но Фриса уже понесло, и вскоре его заразительный смех подхватили все, остаток пути пролделав в отличном настроении. Под ласково припекающим солнышком и прохладным ветерком шагалось как никогда приятно и легко. При этом гравитация чуть ниже стандартной позволяла не вывешивать язык на бок после долгого подъема на холм, сохранив достаточно сил ко времени достижения вершины.

— Ну и, — бодро спросил я, оценивая расстояние от каменного уступа, куда мы вышли, и до узких полос гравирельс, пока еще окутанных полупрозрачным полем силового щита. — Кто первый?

Азур с Динором мрачно переглянулись, оба не слишком вдохновленные перспективой не долететь и расшибить голову с высоты не менее тридцати метров. Для установки опоры гравирельс часть ландшафта срезалась строительной техникой, отчего с нашего места спускался довольно крутой уклон. Далее он переходил в пологую площадку и огороженный участок охранной зоны, огороженный колючим ограждением с электрической защитой от диких зверей. Именно туда рванул Фрис, судя по миганию щита, уже практически справившийся с защитой вышки.

Но когда она все же пала парой минут спустя, желающих все еще не возникло. Даже Патрик с некоторой опаской поглядывал вниз, хотя до сего момента у меня складывалось впечатление, что вечно витающий в облаках искатель вообще не умеет боятся. Но нет, инстинкт самосохранения оказался присущ и ему. Особенно когда мимо со свистом пронесся грузовой состав с вагонами, доверху гружеными удобрениями с агроферм.

Задержав дыхание и переждав поток ветра, бросивший в лицо специфический «аромат» перепрелой травы, смешанный со свежими фекалиями травоядных, я с тоской покосился на небо. Где-то там все еще висел челнок с джедайкой внутри, наблюдавший за нашими похождениями.

«Интересно, как она среагирует, когда мы все же прыгнем?»

— Готово, — вернувшийся Фрис воплотился рядом со мной в облике кварда и театральным жестом ткнул указательным пальцем в опору, сделав стреляющее движение «пуф!». В ту же секунду поле щита с тоскливым звуком растворилось в воздухе, а сама опора перестала мелко вибрировать, проводя через себя потоки энергии. Впрочем, сами гравирельсы, имеющий свой замкнутый контур питания, от того совсем не пострадали. Как висели в воздухе, так и остались. Но теперь их не окружала пленка щита, позволяя любому смельчаку с достаточно отмороженными мозгами попробовать себя в смертельном аттракционе «запрыгни на крышу движущегося состава».

— Джой, а может все же вызвать спасателей? Хатт с ними. Ну узнают меня и узнают, — без особой надежды сделал последнюю попытку отбрехаться Азур. И уже совсем тихо, думая, что его никто не услышит, пробурчал себе под нос. — В конце концов, я же сам собирался с ней поговорить. И от брака еще никто не умирал… сразу.

— Что?

— Ничего. Давай прыгать, говорю.

Трубный звук приближающегося грузового состава спас Азура и меня от нарушения данного обещания. Выстроив у края ската его с Патриком и Динором, снова нацепившим все свое обмундирование, я скомандовал:

— Как только прыгнете, постарайтесь не дергаться. Я подхвачу вас Силой и плавно опущу на крышу вагона. Главное не паникуйте, Фрис будет на подхвате. Ну что, все готовы?

Гравирельсы загудели особенно громко, прежде чем длинная вереница вагонов на высокой скорости начала проносится под нами.

— Вперед!

Патрик и Динор прыгнули сразу, а вот Азур замешкался, ожидаемо поддавшись своей фобии высоты. Пришлось придать ему ускорения дружеским пинком в пятую точку, после которого орущий и матерящийся зелтрон рыбкой нырнул вслед за остальными.

— Не благодари! — отсалютовал я и, проконтролировав его приземление, с глубоким вдохом прыгнул.

Шуух. Всего несколько секунд свободного падения, но их хватило, чтобы грудь наполнилась восторгом, а адреналин вскипятил кровь. Хорошо! Жаль мало. С теплом вспоминаю те дни, когда лазил в гнездах горных химер на Дорине. Вот ведь были деньки! Счастливые и беззаботные. Тогда, правда, мне так не казалось, но сейчас, с высоты пережитого опыта… Верно говорят — все познается в сравнении. Вот уж не думал, что буду настолько скучать по тем изматывающим тренировкам.

Сделав кувырок для смягчения падения, я еще с пяток метров пробежал по железной крыше закрытого выгона, залихватски ухнув, когда резкий поворот едва не снес меня потоком встречного ветра вниз. К счастью, Фрис временно обесточил защиту опоры, и восстановившийся щит перекрыл доступ внешним воздушным потокам, сделав поездку на крыше чуть более устойчивой.

Однако, я не собирался катиться таким образом до самого города. И, когда восстановил Парением равновесие, принялся удерживать воздушный поток в трубе гравирельс полусферой Щитового Барьера, давая остальным время на поиски входа внутрь вагона.

Как ни странно, первым нужный люк нашел не вездесущий Фрис, а Патрик, доказав, что мы не зря решили взять его с собой. Общими усилиями его удалось взломать и открыть, после чего все поочередно запрыгнули внутрь, последним пустив меня, до предела удерживающего две изматывающие техники Силы. Как результат, когда я кулем рухнул в кабину, со лба градом катился пот, а руки дрожали от перенапряжения. Но оно того стоило: все успешно и без каких-либо травм оказались внутри. Лишний плюсик в карму и удовлетворение от собственных возможностей джедая.

Вагон, куда мы попали, по счастливому случаю перевозил не навоз, а продукцию бытовой химии, запакованную в герметичные контейнеры. Подсвеченного лампами пространства между ними как раз хватало, чтобы с комфортом расположиться и, сидя на полу, доехать до самого Зелара. Где уже можно будет по-тихому слинять во время разгрузки и выбраться в город. Благо Фрис подшаманил с внутренней системой безопасности, и наше проникновение в состав осталось незамеченным.

— Фух, — отдышавшись и отбившись от сопящего Азура, полезшего вершить месть за отбитый зад, я с наслаждением потянулся. — Неплохо размялись! Фрис, сколько там до Зелара пилить?

— С текущей скоростью и без остановок около трех часов.

— Блеск. И чем займемся?

— Загадки!

— О-о-о, — мой обреченный стон и хищный оскал Фриса будто сошли со страниц иллюстрации про маньяка и его жертву. — Опять по расширенным правилам? Напомнить, чем это в последний раз кончилось?

— Именно, ха-ха! А иначе какой интерес?

Поймав недоумевающие взгляды Азуса с Динором и предвкушающий Патрика, я впечатал ладонь в лицо. Поездка до города обещала быть долгой. И познавательной.

Глава 15. «Фестиваль жизни»

Справившись с первым приступом раздражения, Анья устало обмякла в кресле пассажирской кабины челнока и, гримасничая, потерла виски. И что теперь? Задание Совета, по сути, провалено, даже не начавшись. И это исключительно ее вина. Не сдержалась, позволив взять верх эмоциям, и вот результат.

«Но как тут себя в руках держать, если он… он!…»

Застонав, Анья побилась затылком о спинку кресла, но без особого толку. Никаких полезных идей не возникло. Лишь заныла ушибленная макушка и навернулись слезы на глаза. Полный разгром.

«Или нет?»

— Ми-Три, что они делают?

— Бзз-тооо. Воооу, бвии.

— Хорошо, давай за ними. Держись на расстоянии, но не теряй из виду.

Пройдя в кабину пилота, Анья облокотилась на приборную панель и прищурилась, пытаясь разглядеть далеко внизу очертания фигур, выдвинувшихся в путь из оазиса кафарель.

«Что ты задумал, Джой?»

На самом деле, Анья не слишком переживала, что может упустить его из виду. Куда больше волновало сказанное зелтронками в хижине, пока они помогали ей переодеться и привести себя в порядок.

Кафарель оказались чуткими и отзывчивыми разумными. С первого взгляда поняли все, что творилось у Аньи на душе и не лезли с лишними советами, как поступили бы иные девушки, считавшие себя экспертами в любовных вопросах. Куда больше тревоги вызывало предостережение Трини, проведшей с Джоем ночь. Не в сексуальном плане, иначе бы тот так легко не отделался! Зелтронка просто помогла ему уснуть, но на бо́льшее ее сил не хватило.

«Джой серьезно болен, — сказала Трини с бесконечной грустью во взоре. — Не уверена, что даже Неназываемая сможет ему помочь. Она чувствительна к Силе и прекрасный Мастер Разума. Возможно, лучшая в своем деле. Но, боюсь, проблема Джоя куда глубже».

«Ты сказала ему?» — спросила тогда Анья, от волнения не заметив, как начала дрожать голосом.

«Он и так догадывается. Может, даже знает наверняка, но боится себе признаться. В этом вы с ним очень похожи, — улыбнулась Трини. — Оба любите заниматься самообманом».

В тот момент смущение затопило Анью, мешая думать рационально. Но сейчас она снова прокручивала тот разговор в голове и находила подтверждение словам зелтронки.

Джой странно ощущался в Силе. Это было заметно по их первой встрече, но особенно ярко проявилось здесь, на Зелтросе. Защита, выставленная им, понемногу начала истончатся. Было это связано с ночевкой на берегу заводи под успокаивающей шум водопада, или помогла сама Сила, чье размеренное течение на Зелтросе успокаивало и дарило гармонию. В любом случае за то недолгое время, что Анья провела с Джоем, его проблемы стали очевидны. Человек, чья психика в полном порядке, не звучит, как эхо наложенных друг на друга голосов. И Сила, протекая сквозь него… что-то странное происходило с ней. Анья прежде не видела ничего подобного, но испытывала подсознательный иррациональный страх, не позволившей ей посмотреть глубже. О чем теперь девушка жалела, смотря сквозь обзорное стекло туда, где должы были идти Джой и его спутники. Тоже, к слову, отдельная тема для разговора.

Азур сильно изменился с момента их последнего разговора на борту яхты. Тогда Анья чувствовала в нем очень много запертой боли и неуверенности, сейчас куда-то исчезнувших совершенно мистическим образом. Разумный не может вот так избавиться от психических проблем по щелчку пальца. Будь он человек или зелтрон, как никто иной сведущий в эмпатии. Для этого нужна долга работа над собой, и то, что Анья увидела в Азуре Холе, поневоле навевало определенные мысли.

Что-то произошло с ним на Альдераане. С ним и Джоем, чье состояние только ухудшилось, наполняя сердце Аньи тревогой за него. Может, именно этим и вызвана та эмоциональная вспышка. Зная, что твой любимый страдает, невозможно найти себе места…

«Так, хватит! — Анья встряхнула головой и торопливо отпрянула от окна, вновь заливаясь краской. — Куда это меня понесло?»

Вот опять. Всякий раз, как мысли сдвигаются к Джою, она теряет способность себя контролировать. И хотя кафарель ясно дали понять, в чем причина, Анья по-прежнему отказывалась признавать очевидное.

«Я джедай и могу справиться со своими чувствами», — твердо решила девушка, проходя обратно в пассажирский салон челнока. Но уже через пару часов не выдержала, и высунула любопытный носик в пилотскую кабину, где нес свою бессменную вахту астродроид, воткнувший щуп связи в портовые системы.

— Ми-Три, ну как там у него?

— Буу-лоо пп-ооо.

— Что?! Куда прыгают??

«Пусть только попробует умереть! Я тогда точно его придушу!»

Вне себя от очередной безрассудной выходки, выкинутой Джоем, Анья оттолкнула Ми-Три и сама взялась за штурвал, сорвав челнок в крутое пике. Но даже на такой бешеной скорости расстояние, которое нужно было преодолеть до транспортной ветки гравирельс, было слишком велико. Анья успела застать уже развязку, когда нарушители-взломщики закрывали крышку люка в одном из вагонов, и было не ясно, все ли целы и не получили ли каких травм при прыжке.

Выдав пару ругательств на хаттском, Анья еще крепче вцепилась в штурвал и сосредоточилась на пилотировании под осуждающее пиликанье Ми-Три.

— Знаю, знаю! Охранная зона запрещена для полетов. Но ты видишь, что он вытворяет? С меня хватит, Ми-Три! Больше я его одного не оставлю.

***

— …йлана ньу-ури! Со-ойша ла йе-ера!… (1)

— Квала, Зел! Квала а-кран-и сонья! Яр-ра-а-а!! (2)

— Маа, силона кио-ни! Чиела акла ха-аут юни? (3)

«Да вашу ж медь!» — я выругался и едва вырвался из накатившей мешанины разодетых… раздетых… пестрых… в общем всяких тел разномастных горожан, захлестнувших своим столпортворением, стоило лишь высунуться с тихого пригорода близ космопорта в городские кварталы. Переливчатый звон и игра на музыкальных инструментах оглушали, но вместе с тем не вызывали особого раздражения, органично дополняя буквально осязаемую атмосферу всеобщего веселья и счастья.

Зелар гудел. Нет, не так. Зелар шел вразнос! Не самый крупный город у подножия горы Беш, по размаху и красоте уступающий более крупным туристическим центрам, вне всяких сомнений сегодня сиял ярче всех. В дневном свете пестные застройки кварталов, утопающие в буро-розовой растительности, казались источником и сосредоточением веселья всея галактики. Как внешне, так и в духовном мире, укутывающим город цветастой дымкой положительных эмоций.

И при всем при этом Фестиваль жизни, имеющий довольно заковыристое произношение на зелтронском, только набирал обороты! До полудня на улицах еще было относительно тихо. Отсыпающиеся после вчерашних гулянок жители и гости города понемногу стягивались на городские площади и парки. Но когда сияющий на лазурном небосклоне Зел вышел в зенит, начался новый круг праздника. И, казалось, с нашим появлением он лишь еще сильнее начал набирать обороты, приобретя воистину пугающий размах.

Начать с того, что меня и спутников сразу разметало, будто накатившей штурмовой волной в море. Из всех только Фрис успел сориентироваться, скользнув неоновой змейкой на пояс экзера. Остальные, как и я, оказались втянуты в ту же буйную мешанину танцующих и веселящихся от души горожан, объединенных в многорукое и поющее существо гигантских масштабов. Его голосом Зелар праздновал саму жизнь. И при это чувствовал себя чертовски хорошо!

Вскоре я сам поймал себя на том, что подпеваю в ритм вместе со всеми, хотя до сего момента ни бельмеса не понимал на зелтронском. Но атмосфера праздника и всеобщего единения сделала свое дело. На несколько часов подряд я начисто забыл обо всем на свете и просто дал себе волю, пустившись в дикий безудержный пляс. И еще рукам, с удовольствием тискающих льнущих ко мне краснокожих хихикающих зелтронок.

Не знаю, во что могла бы перерасти эта вакханалия, если бы не усилия некоторых зелтронов, чьи ментальные волны временами остужали особо горячие головы. Самих их не было видно, но незримые руки поводырей не давали празднику перерасти во что-то неправильное и извращенное.

Уже позже я разобрался в чем дело, разложив воспоминания по полочкам и осознав, что попал под воздействие некой крупномасштабной версии Ментального слияния, созданного объединенным даром зелтронов. Смешанный вместе с их феромонами, эффект вышел настолько мощный, что напрочь сносил все меры защиты. Я стал частью окружавших меня разумных, растворившихся в чувствах себя и друг друга. Опыт совершенно незабываемый, ради которого на Зелтрос ежедневно слетались толпы туристов со всей галактики.

Но вот, в какой-то неуловимый момент, пик веселья начал спадать. Я пришел в себя одним из первых и, прочистив Силой замутненный разум, принялся искать остальных. При этом совершенно не удивился, когда те обнаружились не так уж далеко, все еще погруженные во всеобщую атмосферу танца и веселья.

Динор совершенно потерял контроль и оказался втянут в подобие хоровода, громко бряцая доспехами и немузыкально гарланя во весь голос зелтронские песни. Но таких туристов вокруг хватало в избытке, так что наемник не сильно выделялся на их фоне. В отличии от Азура с Патриком, находящихся в полном сознании и искренне наслаждающиеся Фестивалем жизни, позволяя своим эмоциям свободно влиять на окружающих. Точно также, как и другие зелтроны, благодаря которым ментал преисполнился солнечным цветом счастья и радости.

Уверен, поднимись я повыше, то смог бы воочию лицезреть прекрасное зрелище и результат их трудов: экзотический распустившийся цветок, в который превратился Зелар. Источавший в Силу дивный аромат вселенской гармонии, он олицетворял то, ради чего и затевался Фестиваль жизни.

Праздник, где всякий мог понять, зачем и ради чего существует в этом мире.

— Прости, Джой, не стоило тебя отпускать. — повинился Азур, едва я появился в поле зрения. — Но я так давно не был дома. По-настоящему, понимаешь?

— Все нормально. Дом есть дом.

— Спасибо… С тобой все хорошо? — Азур ухмыльнулся, кивнув на выделывающего коленца наемника, судя по мечтательной физиономии, вообразившего себя беззаботным кузнечиком на лугу. — Фестиваль может неслабо вскружить голову.

Патрик тоже выразил свое беспокойство, но я чувствовал себя великолепно, что и выразил ободряющими касаниями ментощупов.

— Все отлично. Пошли забирать Динора, пока он окончательно не пошел вразнос.

— Вы идите, я присоединюсь позже, — сказал Патрик, чей блуждающий размытый взгляд был направлен куда-то в толпу. Что творились у него в голове в этот момент? Не думаю, что хотел бы знать. Есть такой тип разумных, от мира сего. И пытаться понять их мотивы и намерения — проще сразу выкинуть мозги в утилизатор.

— Хорошо. Если что, контакты наших коммов знаешь. Удачи.

Искатель кивнул и, не прощаясь, растворился в толпе. Мыслями он уже был где-то далеко, а тело на автомате следовало заданному алгоритму. Странный персонаж.

Зябко передернувшись невесть от чего, я двинулся вслед за Азуром забирать поющего Динора. Вот уж кто прост дальше некуда. Видимо, обилие тестостерона, щебро сдобренное зелтронскими феромонами, пагубно влияет на критическое мышление. Лишенный возможности чувствовать Силу, а, значит, с ее помощью очищать кровь от посторонних примесей, Динор напрочь увяз в танцующей толпе. И оставался бы там в кампании таких же ошалелых туристов до самой ночи, если бы не наша с Азуром помощь.

Вытащив рьяно сопротивляющегося здоровяка на свежий воздух, мы дождались, пока он продышится и двинулись в сторону ближайшей забегаловки, где и расположились для временного отдыха. Официант — высокий красаве-зетрон — принял заказ, и менее чем через минуту перед нами стояли подносы с бокалами, наполненными ярко-желтым содержимым. Как объяснил Азур, это фирменный напиток, содержащий свежевыжатый сок какого-то местного сладковато-кислого фрукта, помогающий прочистить задурманенные мозги и придающий дополнительный заряд бодрости. Ему самому он особого эффекта не давал, в вот мы с Динором с удовольствием пропустили пару-тройку бокалов, пока Азур лениво цедил один и с ленцой поглядывал по сторонам. При всем внешнем спокойствии, в глубине его души скрывались плохо сдерживаемые страх и нервозность, неясно чем вызванные и не собирающие уходить.

— Кого-то ждешь? — наконец, не выдержал я, заметив, как Азур уже не в первый раз подозрительно косится в сторону входной двери зала для посетителей. К слову, весьма богато украшенный и создающей впечатление пребывания в тропическом уголке, наполненным солнечным светом, ароматом экзотических растений и шумом морского прибоя. За последний отвечали динамики под потолком, изливающие нежную мелодию, расслабляющую слух и нервы. Настоящий бальзам на душу после сочной мешанины звуков на улице, все еще движущей толпу в своем едином ритме, хотя и в ме́ньшем объеме. Фестиваль жизни понемногу переходил в тихую фазу, наполненную разговорами и тихими прогулками в одном из самых живописных городов Зелтроса.

— Никого, — встрепенулся Азур и угрожающе свел на меня брови. — Я же просил без лишних вопросов!

— Его, а не меня, — подал голос Фрис с пояса. — Так что повторяю вопрос Джоя. Зачтем его в счет одного из десятки, так и быть.

Азура перекосило, как от прожеванного незрелого лимона, на что я лишь усмехнулся. Предупреждал же дурака: Фрис — мастер в загадках и соревноваться с ним значит изначально обречь себя на провал. Патрик с Динором оказались умнее, и после пары проигранных раундов выкинули белый флаг, тогда как ведомый азартом Азур шел до конца. И сумел остановиться, лишь проиграв моему брату десять (!) откровенных ответов на любые вопросы и еще два желания в довесок.

Зная характер Фриса, делать ставку на последние я отговаривал Азура играть изо всех сил, но потерпел неудачу. И, как закономерный итог: проигравшийся в пух и прах зелтрон ныне гневно сопел и буравил меня недобрым взглядом, заставляя чувствовать себя не в своей тарелке.

— Что? Я предупреждал.

— Харш, ладно!

Азур как-то разом поник и, залпом добив свой сок, гулко бухнул сканом об столешницу. Резкий звук заставил обернуться к нам несколько посетителей, но в заполненным битком зале хватало шуму, так что обошлось без лишнего внимания.

— Все настолько плохо? — рискнул поинтересоваться я. Азур мрачно кивнул и, с тоской глянув на веселящуюся толпу за окном ресторана, сказал:

— Ты знаешь, что понятие брака у зелтронов отличается от такового у вас, людей? Наши семьи могут насчитывать десятки брачных партнеров обоих полов, живущих в мире и согласии друг с другом. Такие связи могут образовываться как на почве полового влечения, так и более глубоких чувств. При этом понятия ревности в семье не существует. Зелтроны готовы делить своего брачного партнера с кем угодно, и для каждой такой связи существует свое название, — еще один глубокий вдох. — В общем у была… есть гитеха. В приблизительном переводе за интер: бывшая возлюбленная, с которой нас много связывало, но чувства угасли. С моей стороны. У нее они приобрели иную форму и стали чем-то сродни одержимостью. Я еле сбежал от нее в прошлый раз и опасаюсь, что она снова начнет преследовать меня, когда узнает о возвращении. А она узнает!

«Как?» — движением бровей изобразил я вопрос, попросту не в силах сказать что-то осмысленное вслух. Хитросплетения зелтронских взаимоотношений уже начали давить невыносимым грузом на мозжечок, но это было только начало.

Найдя в наших с Динором лицах благодарных и молчаливых слушателей, Азура, как говорится, буквально прорвало. Давно копящиеся переживания выплеснулись на нас обильным потоком информации, давя последнюю надежду на мирный перекус. Где-то внизу придушенно вякнул Фрис, запоздало сообразивший, что излишнее любопытство не всегда приводит к желаемому результату. А зачастую как раз наоборот.

— Двоюродная сестра гитехи, с которой они очень дружны — имеет теварели. Это брачный партнер, с которым она живет порознь, но имеет общих детей. Его зовут Лорун. Так вот он приходится дальней родней королевскому роду, и по наводке Юки… гитехи использовал свои связи, чтобы превратить мою жизнь в ад. У зелтронов не принято вмешиваться в чужую личную жизнь. И уж тем более пытаться навязать свое мнение! Честно, я не знаю, чем его зацепила эта ненормальная, но Лорун буквально землю рыл, чтобы вновь свести меня с ней. То время стало для меня кромешным кошмаром. Постоянные звонки на терминал и комлинк, глашатаи и посыльные. Куча подарков, которые некуда девать. И вечно это назойливая заноза, стоящая на пороге. Я не знал куда деться, она находила меня везде! Только у Пряхи мог нормально вздохнуть: старуха терпеть не может, когда в ее дом вламываются без приглашения.

Я прямо увидел, как у Динора начало дергаться левое веко. И втайне от Азура пнул его по ноге под столом, возвращая в жестокую реальность. Держись, здоровяк! Ради товарища можешь и потерпеть. Тем более, что, по ощущениям, рассказ скоро подойдет к концу.

— Но у нее тоже особо не перекантуешься. Характер… ну да я тебе рассказывал. Однако гитеха и ее достала! Уж не знаю как, но Пряха мне всю плешь проела. Требовала, чтобы я «разобрался со своей истеричкой». Джой, мне реально не по себе! Я потратил почти все сбережения, чтобы замести следы и свинтить с Зелтроса на Ондерон. Но вот я снова здесь. И кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем она обнаружит…

— Муси-и-ик!!! Я, наконец, нашла тебя-я-а-а!!!

— Мама, — тихо прошептал Азур и, закаменев спиной, посмотрел на меня глазами, полными необъятного ужаса. — Так быстро?! Джой, спаси…

— У-и-и-и!!!

Прежде, чем я успел что-либо предпринять, беднягу-Азура буквально снесло с жалобно хрустнувшего стула багряным вихрем, воплощенным в шебутной низкорослой девчонке. Я охренел. Динор охренел. Все присутствующие в зале посетители охренели и в шоке повскакивали со своих мест, вытаращившись на сцену воссоединения двух не-влюбленных… частично влюбленных?.. «гитех»? Тьфу, мрак. Ситх ногу словит в этих зелтронских словечках! Верно Азур предупреждал.

«И вот теперь вопрос: по маковке ее или Силой?» — задумчиво прикинул я, глядя, как счастливо смеющееся рыжеволосое недоразумение с кучей заплетенных косичек на голове душит моего уже теперь, наверное, друга. Потому как не вписаться я попросту не мог, видя столь умоляющий взгляд.

Да девчонка чересчур активная оказалась, хотя не такая уж страховидла, какой ее описал Азур. Наоборот даже, очень даже миленькая на мордашку пигалица, росточком примерно чуть ниже моей груди. А вот в эмоциях один в один: сплошной ураган и постоянно извергающийся вулкан восторга вперемешку с щенячьим обожанием. Чую, если не вмешаюсь, Азура тупо затискают до синтепона, как плюшевого медведя, подаренного излишне любвеобильному ребенку.

— Джо-кха-ой!..

Придушенный хрип Азура вывел меня с Динором из оцепенения, заставив кинуться на выручку. Вдвоем мы кое-как отцепили от него брыкающуюся и возмущенно верещащую девку. При этом я прекрасно видел, что орет та скорее на публику, нежели взаправду возмущенная нашими действиями. Неподдельные эмоции Азура, от стыда желающего сквозь землю провалиться, заставляли ее буквально светиться от счастья.

«Вот уж воистину: у каждого свой фетиш, — подумал я, старательно сдерживая смех. — Хорошо хоть оркестр не притащила. Чую, с нее станется».

Между тем, со стоном встав на четвереньки, Азур принялся ощупывать пострадавшие ребра. И, внезапно подорвавшись на ноги, дал такого стрекача в сторону выхода, что только воздух всколыхнулся.

«Так вот как Вспышка у неодаренных выглядит, — прокомментировал впечатленный Фрис по нейроинтерфейсу. — Кому нужна Сила? Одержимая бывшая — вот чудесный рецепт магии наяву. Обязательно введу такого босса во вторых Звездных войнах, как вернемся».

«Угу», — машинально поддакнул я, с отвисшей челюстью смотря вслед испарившемуся зелтрону. Сбежал. Красавец. А мне что теперь прикажешь делать?

Переведя взгляд на «гитеху», после исчезновения Азура обмякшую в лапищах Динора, я еще раз придирчиво осмотрел ее с головы до ног. И, столкнувшись с таким же изучающим взглядом, исполненным живого женского любопытства, осторожно спросил:

— Брыкаться не будешь? Можем отпустить?

— Я что, на чокнутую похожа? — возмутилась зелтронка. А потом покрутила головой по сторонам и со смешком фыркнула. — Впрочем, плевать. Главное, отлучка пошла мусичке на пользу. Ух теперь заживем!

— Ты, это, — я погрозил ей пальцем, — брось. Азур тебя не любит…

— Вранье.

Я заткнулся, сбитый с толку уверенностью, прозвучавшей из уст девушки. При этом фанатичный блеск из ее глаз как-то незаметно пропал, сменившись вполне себе обычной практичностью и отражением гибкого ничем незамутненного разума.

— Что он вам наговорил? — демонстративно отряхнувшись, после того, как по моему сигналу Динор ее отпустил, спросила зелтронка. — Что-то из серии: сбрендившая гитеха, совсем с головой не дружит, преследует меня, вплоть до слежки в уборной?

— Ну…

— И это правда, — зелтронка задорно хихикнула и подмигнула мне. — Отчасти. Поймите, с ним по другому нельзя. Харшов упрямец, как и его дед. Только еще в придачу кобелина, каких поискать. Нет, вы не подумайте! Я не против связей на стороне, наоборот! Но для Азура они просто галочки в списке. Сомневаюсь, что он помнит имя хотя бы одной, в кого пихал свой отросток. А вот меня, — я воочию узрел хищный прищур зверя, терпеливо загоняющего в угол ничего не подозревающую дичь, — он помнит. И уже не забудет! Кстати, меня зовут Ю́кира, для друзей Юки. Очень приятно познакомиться с вами!

Еще одно игривое подмигивание, разве что язычок не высунула от усердия. У меня поневоле возникли ассоциации с японской культурой из моей прошлой жизни. Кажется, кто-то из моих знакомых мне рассказывал, что их мультфильмах часто встречаются такие персонажи. Совершенно не считающиеся с чужим мнением, из которых энергия так и прет. Но при том ранимые глубоко внутри и твердо стоящие на своем при необходимости. Именно так ощущалась аура гитехи Азура, которую та даже формально не сочла нужным прикрыть хоть какой-то защитой от чужого внимания.

«Ходячее бедствие, — поневоле улыбнулся я, — почти как Лана. Вот уж с кем бы Юкира точно нашла общий язык».

— А любовь, о-о! — с неиссякаемым энтузиазмом продолжила зелтронка. — Я знаю, что Азур чувствует ко мне. Как и я к нему. Потому и позволила ему слинять в небольшой отпуск на Ондерон.

Юкира искренне рассмеялась, увидев выражения наших с Динором вытянувшихся лиц.

— А вы думали Пряха вот так просто отпустит лучшего ученика, не закончив его обучение? Она же первой и попросила меня вправить Азуру извилины, когда он начал пропадать в Садах кафарель в ущерб учебе. Мы неплохо сработались на этой почве, хотя сомневаюсь, что ее план сработал. Скажи, вы уже успели побывать у кафарель? Хи-хи. Можешь не прятать глаза, здоровяк, по твоей довольной физиономии и так все понятно, — зелтронка заразительно рассмеялась, вгоняя Динора в краску, и игриво спросила. — Ну и под каким предлогом Азур вас туда затащил?

Я не ответил, судорожно соображая, не мог ли Азур подстроить аварию на яхте. Юкира не врала, ментощупы бы учуяли. Но зайти так далеко просто из желания секса? Да нет, вряд ли. Там имела место быть чисто техническая неисправность, но в то же время именно Азур составлял маршрут к Пряхе, настояв на вхождение в атмосферу подальше от крупных населенных пунктов.

«И как неожиданно удачно вышло, что в том районе оказался оазис кафарель… Совпадение?»

«Сомневаюсь», — сказал Фрис, чьи мысли тождественно совпадали с моими. Но поделиться ими друг с другом не успели, ибо, как оно обычно бывает, вмешался Его Величество Случай.

— А-а, вот ты где шляешься!

Внезапный треск распахнувшейся двери со стороны выхода заставил нас обратить внимание на новое действующее лицо. Вот только то, что я там увидел, спокойствия не прибивало, а как раз наоборот.

— Анья… ты чего? Как? — выдавил я, ошарашенно смотря на шагающая к нам Анью Рал, имеющую вид, будто ее провернули в стиральной машинке. Всклокоченные волосы, мокрая облепившая тела одежда, с которой все еще бежали прозрачные ручейки. И жажда крови в прищуренных глазах, где отражалось моя медленно пятящаяся фигурка.

— О, кто-то сейчас отхватит, — хмыкнула Юкира, с одобрением глядя на приближающуюся к нам фурию. — Бей с размахом, подруга! Иначе у этих кобелей верхний мозг не включается, проверено.

— Ты еще помолчи, лярва. И до тебя доберусь, будешь знать, как чужим мужикам глазки строить, — прорычала на ходу джедайка, поудобнее перехватывая рукоять пока еще деактивированного светового меча. — Джой. На пару слов…

— Динор, — я обреченно посмотрел на ухмыляющегося наемника. — Ну ты понял.

— Беги, друг. Я прикрою.

— Стоять, гад!!! Убью-ю-ю!!!

***

Высадка в Зеларе с самого начала обернулась сплошным кошмаром. Не понаслышке зная о способностях зелтронов ковыряться в чужих головах, Анья предприняла все меры предосторожности, чтобы не поддаться их влиянию. Максимально закрылась в Силе, надела кислородную прозрачную маску и нанесла на кожу гель из бортовой аптечки, предохраняющий от ожогов. Полный комплект выживальщика в мире, способном до неузнаваемости менять человека.

Но все приготовления оказались лишними, стоило Анье нырнуть в бурлящий водоворот Фестиваля жизни. Распространяясь от центральной площади на склонах горы Беш, он закручивался бесконечной спиралью, вбирающей в себя всех подряд и подвергающей нещадной пытке весельем. И танцами.

Анья Рал не умела танцевать. Больше того, единственный раз, когда ей довелось ступить на сцену по заданию учителя Шаны-Ла, закончился полным разгромом. Тогда еще глупая и наивная падаван вызвалась станцевать для посла Империи хаттов, чтобы вызвать того на откровенность. Временами попадаются среди них любители экзотики, умеющие ценить красоту женских тел других рас.

Так вот слизня начало колотить уже на первых «па» дрыгающейся в эпилептическом припадке девушки. По крайней мере, так это выглядело со стороны со слов Шаны-Ла. А к середине программы жирное тело хатта не выдержало столь сильных издевательств психики, и, мелко задрожав, исторгло из себя несколько литров плохо переваренного ужина. Прямо на возлежавшую под его жирным брюхом твилечку, от чьего визга в зале приемов едва не полопались витражные окна.

Скандал был жуткий, но усилиями учителя его удалось замять. Пребывающему в культурном шоке хатту организовали новый банкет, после чего экстренно увезли на экскурсию по Корусанту. А смущенная Анья была вынужденно выслушать получасовую лекцию от Шаны-Ла, с тех пор зарекшись когда-либо изображать из себя обольстительную танцовщицу.

Но зелтронам было плевать на ее глубинные фобии. Объединенная эмпатией в единое целое толпа подхватила пискнувшую джедайку и потащила вглубь города, напрочь утопив в музыке и беспрестанном движении тысяч танцующих тел. Чтобы не оказаться задавленной, Анье пришлось пользоваться Силой и локтями прокладывать себе путь на волю, мысленно матеря Джоя, не придумавшего ничего лучше, чем влезть в эту адскую круговерть.

Но то было только начало. Когда толпа выплюнула потрепанную и помятую джедайку с растрепавшимися волосами, оказалось, что Джой с компанией безвозвратно потеряны из виду. Искать их в такой суматохе было сродни полету к конкретной звезде в галактике, неимея в наличии даже приблизительных координат. Анье пришлось действовать наугад и буквально прочесывать квартал за кварталом в надежде на Силу и толику удачи. Но если с первой проблем не возникло, то славящаяся изменчивым настроением Госпожа решила подкинуть юной искательнице свежую горку приключений на пятую точку.

В первой же подворотне Анью атаковала группа зелтронов, использовавшая относительно темный уголок для уединения по делам сердечным. Но в отличии от тех же кафарель в оазисе, распаленные кипящей в воздухе страстью юноши и девушки не стали ждать у моря погоды. Аньи рта открыть не успела, как оказалась затискана в самых сокровенных местах, а когда вся красная от смущения с криком выпуталась на волю, кислородной маски на лице не оказалось. Потерянная в жаркой борьбе за свою честь, она осталась валяться в переулке, откуда доносились все усиливающие по звукам сладострастные стоны.

Разумеется, возвращаться назад Анья не стала и, стараясь дышать не слишком глубоко, продолжила поиски. Продолжившиеся еще час и вылившиеся в сплошную череду нелепых случайностей. Самой безобидной из них оказалась попадание на парковую площадь, где зелтроны устраивали водное представление. И где несчастную девушку, умудрившуюся снова оказаться не в том месте и не в то время, с ног до головы окатили из брандспойта в попытке раззадорить на участие в водных боях. И не ее одну.

В огромном бассейне уже возились с воинственными криками группы туристов, в экстренном порядке вспоминавших детство и с воинственными криками расстреливающих друг дружку из игрушечных водяных бластеров. Все, от мала до велика. Самых разных рас и внешнего вида. Гости Зелара смеялись и искренне наслаждались происходящим, но обтекающей в прямом смысле Анье было не до веселья.

Какая-то едкая примесь в воде закоротила пояс индивидуального щита, мимоходом прикупленного по дороге к центру города. Если бы не джедайская реакция, точно бы током шандарахнуло. А так Анья отделалась только легким испугом и поспешила выбросить испорченный искрящий девайс в ближайший утилизатор. Минус три тысячи кредов и очередная чувствительная рана самолюбию, к моменту, как Джой все же нашелся, экстренно требующему сорвать на ком-то скопившееся раздражение.

И вот тогда Госпожа Удача смилостивилась, царственно сунув Силе ручку для уважительно поцелуйчика и повернув взор Аньи в сторону придорожного ресторана с ярким выделяющимся тропическим оформлении. Виновник всех бед Аньи сидел в зале для посетителей и с открытой варежкой пялился на миловидную зелтронку, активно строящую ему и наемнику Крушиле глазки.

«Ну все, с меня хватит!»

Стерпеть такую вопиющую наглость было выше всяких сил. Враз позабыв все, чему обучалась в Храме джедаев, Анья зарычала от ревности и с возмущенным возгласом ворвалась в ресторан.

— А-а, вот ты где шляешься!

В тот момент джедайке было уже все равно, как она выглядит со стороны. Осталось только желание настучать по голове тому, ради чего она прошла через весь этот ужас, а в итоге оказалась лишней на празднике жизни. Но когда справедливое возмездие, казалось, вот-вот свершиться, преследующая Джоя Анья, угрожающе размахивающая световым мечом, внезапно оказалась в его крепких объятьях. И в тот же миг затихла, сжавшись в комок, как испуганная маленькая девочка.

— Пусти, — глухо потребовала Анья, торопливо отводя взгляд и с новым приступом смущения понимая, что вместе, куда она загнала Джоя, кроме них двоих никого не оказалось. Это был внутренний дворик ресторана, утопающий в декоративной зелени и прикрытый от улицы высокими стенами окружающих домов. Место, будто бы специально созданное для уединения влюбленных парочек.

Чувствуя, как отчаянно колотится сердце, Анья уперлась кулачками в грудь парня и попыталась вырваться, но не тут-то было. Ее не спешили отпускать. Более того, Анья вдруг с трепетом осознала, что сама не хочет этого. И все теснее прижимается к крепкой груди мужчины шумно сопящего носом ей в макушку.

— Слабак, — услышала Анья тихий исполненный горечью голос и, переборов себя, посмотрела вверх. Чтобы в ту же секунду раствориться и окончательно потерять себя в небесной синеве любимых глаз, в глубине которых увидела то, чего так боялась и жаждала одновременно.

— Джой…

— Не могу больше. Прости.

Жаркое дыхание опалило губы девушки, после чего разум окончательно покинул ее, отдаваясь на волю стихии, что по-своему не менее велика, чем Сила, используемая джедаями.

(перев. зелтронский)

(1) …танцуй смелей! Возрадуйся и пой!..

(2) Славься, солнце! Славьтесь дорогие гости! Да исполнятся счастьем и светом ваши мысли!!*

* зелтронская идиома — восклицание с пожеланием всего наилучшего

(3) Ого, какой красавчик! Хочешь познать истинную любовь?

Глава 16. «Признание неизбежного»

— Прости!

Прервав поцелуй, я запоздало попытался отпрянуть, но обвивавшие меня за шею тонкие девичьи руки неожиданно обрели недюжинную силу и не дали вырваться. Анья прильнула ко мне и спрятала голову на груди, светясь в ментале теплыми лучиками счастья и нежности.

— Не уходи, — послышался ее тихий голос. — Пожалуйста.

— Анья, …

— Я люблю тебя.

Меня будто током пронзило. Случилось то, чего я так боялся и желал одновременно. И о чем подозревал с того момента, как расстался с Аньей в оазисе кафарель, но не стал выяснять наверняка, используя свой дар эмпата.

— Скажи что-нибудь.

Я стиснул зубы, застыв на перепутье. Сейчас или никогда. Оттолкну ее сейчас и потеряю навсегда. Скажу правду и обрету счастье, о каком мечтал всю эту и предыдущую жизнь. Но надолго ли? И какая судьба в таком случае ждет саму Анью?

«Трини права. Я не могу сделать выбор за нее. Но могу объяснить, почему не могу принять ее чувства и дать волю своим».

— Лучше покажу.

Чуть отстранившись, Анья подняла голову и встретилась со мной взглядом. По сути, слова уже были не нужны. В глазах друг друга мы видели истину и бесконечное море любви, в котором медленно и сладко тонули, не желая возвращаться на сухой скалистый берег реальности.

— Да…, — Анья открылась мне, показывая оказываю высшую степень доверия. Такую, какой никогда не суждено понять неодаренному, не связанному с Силой.

И я принял ее дар. Прежде мне не раз и не два доводилось использовать Ментальное Слияние со многими девушками и по разным причинам. Но именно сейчас, впервые, его применение было вызвано не давлением обстоятельств, а исключительно собственным эгоистическим желанием. Попыткой хоть ненадолго обрести толику личного счастья, на миг забыв, чем это грозит мне и всему миру в частности.

«Я люблю тебя».

Произнесенная не голосом, но всем моим естеством, мысль обрела форму духовную нежного весеннего ветра, окутавшего охнувшую девушку ласковым порывом и сказав то, что я никогда не смог бы передать словами. А следом накрыв и остальными моими чувствами. Страх и тревога за ее будущее. Нежность. Бесконечное желание защитить, пусть и ценой своего собственного счастья.

Полностью распахнув душу, я позволил моей любимой заглянуть в свою суть, более не пытаясь казаться тем, кем не являлся. Показал не только свои глубинные страхи, но и то, почему не могу сделать первый шаг. Обязательства и долг, все еще висящие надо мной, как джедаем и Главой клана. Отношения с другими девушками, оставшимися далеко позади. Сложные, запутанные, но значащие много как для них, так и для меня. Наша с Фрисом миссия, от которой зависит, не много не мало, будущая судьба галактики. Опасения своими действиями навредить ходу истории, как случилось на Ондероне.

Но самое главное — мои истинные чувства.

«Я люблю тебя, как никогда никого прежде не любил, — шептал ветер закрывшей глаза джедайке, закручивая ее и меня в чарующем танце наших переплетенных воедино аур. — Но еще больше боюсь за тебя. За наше будущее. Мой путь овеян Тьмой, и неясно, что грядет впереди. Я не хочу стать тем, из-за кого ты потеряешь себя. И свой шанс прожить полноценную жизнь вне того кошмара, что меня окружает».

Казалось, минули годы, прежде чем Ментальное Слияние ослабело, и задержавшая дыхание Анья шумно вздохнула, возвращаясь в настоящее, где прошла от силы минута. Мои путанные мысли, воплощенные в эмоциональных формах, было трудно прочесть, но она справилась. В немалой степени потому, что они были искренними, облегчая понимая на глубоком интуитивном уровне. И когда Анья открыла глаза, вновь взглянув на меня, я с облегчением увидел, что в них нет злости на меня. Только любовь, теплота и затаенная толика грусти, которую девушка скрыла прежде, чем ментощупы смогли ее понять.

— Скажешь свое настоящее имя?

— Меня зовут Джове.

— Звучит почти как Джой. Ты правильно сделал, что молчал. Раньше я была не готова. Не смогла бы понять.

— А теперь?

— Теперь мне все равно.

— Зато мне нет, — я отступил на шаг назад, подняв руки в останавливающем жесте и не позволяя порывисто шагнувшей Анье сократить разделяющее нас расстояние. — Ты видела, почему мы не можем быть вместе.

— Только образы, чувства. У тебя… есть кто-то еще?

Я видел, с каким трудом Анье дались эти слова, пронизанные плохо скрываемой болью и ревностью. И ничего не мог сделать. Она уже знала правду, просто хотела услышать ее лично от меня.

— Да.

— Ты их любишь?

— Да, — я увидел, как Анья дернула плечами, и поспешил добавить. — Но иначе, чем тебя! Они часть клана, и дороги мне. Кроме того, у меня есть определенные обязательства… Прости.

Собственно, дальше можно было не продолжать. Я ощущал, как сильно ранили мои слова Анью, и снова, оказался бессилен. Все, что мне оставалось, это повесить голову и убито произнести, до боли сжав кулаки:

— Мне очень жаль. Я правда хотел уберечь тебя от всего этого, Анья. Ты достойна большего, чем я могу тебе дать и…

Анья отвернулась с подозрительно заблестевшими глазами, и я прикусил язык, чувствуя себя последним мудаком в галактике. Однако исправлять что-то было уже поздно. Уставившись куда-то в одну точку на живой изгороди внутреннего дворика, джедайка пытаясь унять свои эмоции мантрой Кодекса. Трогать ее сейчас — значило окончательно вбить гвоздь в крышку гроба наших отношений, на что у меня попросту не хватило духа.

Я ведь в самом деле полюбил ее, и поступать так — как световым мечом по сердцу. Самому от себя тошно. Может поэтому кейю снова начало виски крутить. Как всегда «вовремя».

Так что я просто тихо повторил: «Прости», и, совершенно разбитый, ушел, уже не слыша ответного шепота Аньи:

— …пусть эти стервы утрутся. Я никому тебя не отдам.

***

1995 ДБЯ.

— Как она?

Лана вышла из медитации и через прищур глаз покосилась на двойняшек де Сат, тихонько прокравшихся в медблок «Везунчика». Обе девушки выглядели подавленными, хотя их вины в случившемся с Новой не было от слова «совсем». В отличии от Ланы, уже который день не отходящей от бакто-камеры с плавающей внутри твилекой и досуха и выжимавшей себя в попытке ускорить ее лечение.

Беда в том, что именно с целительством у Ланы всегда не ладилось. Сестра и учитель по совместительству сумела вбить в нее азы, но все они были связаны с самолечением. Все, на что у Ланы хватило навыков, это на поддержание вновь обретенной подруги в Силе. Лечению это помогало слабо, но ощущая близость и заботу, разум Новы мирно спал, пока тело проходило ускоренный комплекс регенерации в бакте. К великому счастью, предыдущий владелец «Везунчика» не экономил на здоровье экипажа, оборудовав медблок по последнему слову техники. А под присмотром квалифицированных врачей, ежедневно навещавших Нову, та быстро шла на поправку.

Лана с нетерпением ждала того момента, когда подруга придет в сознание. Вина и совесть нещадно терзали ее, заставляя винить себя в произошедшем в Храме. Если бы не помощь Кевы и Миры, не понаслышке знавших, какого быть «по ту сторону», Лана вполне могла пасть во Тьму, но Сила миловала. С поддержкой двойняшек ей удалось держаться и вытягивать из комы Нову, делая все возможное для ее скорейшего выздоровления.

— Ты хоть немножко поспала? — Кева с Мирой подошли сзади к сидящей в медитативной позе Лане, опустившись рядом, обняли ее из-за спины.

— Чуть-чуть, — через силу улыбнулась девушка, благодарно пожав сжав ладошки сестер и устало склонив голову на бок.

— А Нова?

— Без изменений. Но я делаю все возможное.

Голубой локон волос Кевы упал ей на нос, вызвав у Ланы жгучий чих, а следом за ним смех, с готовностью поддержанный двойняшками. Случайность помогла сбросить напряжение, сковывавшее их всякий раз, как речь заходила о здоровье твилеки.

— Есть новости из Храма?

Улыбка сошла с лица Миры. Переглянувшись с Кевой, она осторожно произнесла:

— Без изменений. Джун следит за ситуацией, но пока все тихо. Магистр Велия на связь так и не вышла.

— Не стоило нам туда лезть, — буркнула помрачневшая Лана, — как чувствовала!

Кева с Мирой промолчали, лишь теснее обняв свою подругу и согревая ее своим теплом. За что Лана была им благодарна больше, чем за любое другое утешение. Именно по таким вот объятьям мириаланка скучала все эти годы, ныне вдвойне ценя каждую секунду, проведенную с сестрами. Кева и Мира давали ей успокоение, потерянное Ланой с тех пор, как Джове улетел в погоню за Могру.

«Джове».

Воспоминание о своем возлюбленном наполнило сердце Ланы тревогой за его судьбу. Как он там? Вынужденная остаться с Новой, Лана отпустила их с Фрисом одних на битву с врагом, о котором толком ничего не было известно кроме имени. О чем теперь жалела и снова ничего не могла поделать. Оставалось верить в Джове и их с Фрисом способность выкручиваться из самых невероятных обстоятельств.

Лана до сих пор не могла вспоминать о смерти Дарта Кертеры без злорадной усмешки. Ублюдок, испортивший им с Карой жизнь, оказался раздавлен в кровавый фарш, сполна получив по заслугам. Немного огорчало, что его ученику — бывшему соклановцу Алеку Пайну — удалось сбежать, но Лана утешала себя мыслью, что это ненадолго. Джове обещал решить вопрос со всеми пропавшими юнлингами, и она знала, что он сдержит слово. Он уже сделал больше, чем она могла надеяться, воссоединив их с двойняшками и Новой, и не его вина, что Алек оказался моральным уродом.

«Хотя, может, это и не его вина», — вдруг подумала Лана, с содроганием вспомнив, какого ей было все эти годы бороться с разъедающей душу гнилью Темной Стороны. Лишь с помощью Джове, сотворившего нечто невероятное, она смогла очиститься и впервые за долгое время ощутила свободу.

У Алека не было никого, кто мог бы сделать для него тоже самое. Более того, сволочь Кертера сделал все, чтобы превратить из доброго немного шебутного мальчика, каким Лана запомнила Алека по обучению в Храме на Тайтоне, в настоящее чудовище. То самое, что убило их друга и соклановца-забрака Свонга. И еще Сила знает сколько людей замучило после, когда стало учеником Кертеры.

Ситхи, окончательно поддавшиеся Темной Стороне, все равно, что бешеные звери. Лишенные остатков человечности, они творят жуткие вещи, от которых кровь стынет в жилах. Лана благодарила Силу, что Джове успел вовремя, чудесным образом избавив от той же участи ее с Карой. А следом сестер де Сат и их учителя, после очищения улетевшую на Рилот к сородичам.

Каллетия Ниат. Как и многие другие павшие джедаи, последовавшие за отступником Фаниусом, позднее взявшим имя Дарта Руина, они стали ядром нового поколения ситхов. Вернув твилеку к Свету и убив Кертеру, Джове нанес по ним мощный удар, но отнюдь не фатальный. Другие ситхи все еще живы и продолжают плести свои интриги, медленно, но уверенно повергая галактику в хаос войны. И помогают им в этом их ученики, среди которых не только Алек Пайн, но также Мъйят и Джаральн, о чьей судьбе ничего доподлинно неизвестно.

Лана нахмурилась. Да, Джове обещал разобраться с ними, но в свете последних событий, останется ли у него время? Перед превосходящей угрозой Могру судьбы их соклановцев имеют не столь высокий приоритет. Лана попросту не имела права требовать от любимого больше, чем он уже сделал и продолжает делать.

«Пора вспомнить, для чего мне нужен световой меч. Что бы там Орден не думал, я джедай. Как Джове и моя сестра. Я больше не собираюсь бежать от своего долга!»

— Что такое? — спросила чуткая Кева, ощутив в Силе волнение Ланы.

— Нова скоро придет в себя. Я чувствую — осталось недолго. После этого я покину Корусант.

— Что?

— Зачем?

Два слившихся возгласа Кевы и Миры заглушил строгий голос кварда Джун, внезапно появившейся из ниоткуда в медблоке и заставив всех трех девушек вскрикнуть от неожиданности. Принявшая облик бывшей владелицы корабля, бортовой ИР имела вид весьма лихой и внушающий трепет, в своей идеальной с иголочки форме агента СИС. Тогда как суровое выражение лица обещало сладкую жизнь любому, кто рискнет с ней спорить.

— Исключено. Я никуда тебя не отпущу.

— Что? — настал черед Ланы удивляться. — Почему это?

— Джове предполагал, что за время его отсутствия у тебя, как он выразился, «шило в заднице взыграет». Я получила строгое указание не выпускать тебя за пределы корабля до его возращения. Кроме того, — Джун подняла руку, призывая готовую взорваться возмущением мириаланку к молчанию. — Не в твоем положении ввязываться в неприятности.

Двойняшки приняли стойку сторожевых гончих, почуявших добычу, пока Лана, из которой будто разом выпустили весь задор, недоуменно пролепетала:

— В каком еще положении?

— Странно, я думала одаренные могут ощущать такие вещи.

Видя, что Лана все еще ни ситха не понимает, Джун терпеливо пояснила:

— Пока ты медитировала в медблоке, я взяла образцы твоей крови. Не психуй. Это стандартная процедура для экипажа, пережившего сильный стресс. Ничего сверхъестественного. Кроме того, что проведенный анализ показал нехарактерный рост обмена веществ с повышенным выделением экростерона. Если не знала — это гармон, возникающей у женщин твоего вида во время беременности. Поздравляю.

— А? — взлетевшие брови Ланы исчезли под волосами.

— А-а?! — прижали ладошки к щечкам шокированные и вцепившиеся друг в дружку двойняшки.

— Б-бульк?!! — дернулась в страховочных ремнях Нова, стукнувшись лбом о внутреннюю поверхность стекла бакта-камеры. Придавленные грузом прозвучавшей новости, никто не уловил момента, когда она пришла в себя.

— Нова!

Девушки бросились к очнувшейся подруге, знаками успокаивая ее и прося не дергаться и показывая, что все в порядке, она в безопасности. Не сразу, но Нова поняла, что от нее хотят, и обмякла, позволив взбаламученному желе бакты вернуться к исполнению своей прямой функции. А потом вновь закрыла глаза и погрузилась в исцеляющий сон, вызвав облегченный вддох у всех девушек.

— Но как? — убедившись, что Нова в порядке, все еще шокированная Лана положила ладошки на свой животик, прислушиваясь к внутренним ощущениям. — Этого не может быть!

Женщины мириалан не могут забеременеть раньше определенного возраста. Эта особенность их физиологии вкупе с ранним взрослением делала многих девушек их вида довольно легкомысленными в плане сексуальных связей. Оттого Лана не слишком переживала, когда занималась с сексом с Джове. Она и он прекрасно знали, что до определенного времени можно не переживать за последствия. Пока те ее не настигли в самый неожиданный момент.

— Подожди, нет, — Лана все еще не могла поверить словам Джун, с любопытством наблюдавшей за сменой выражений лиц на лице будущей матери. — Наверное, это какая-то ошибка. Как я могу быть беременна? В Силе ничего…

Едва сказав это, Лана прикусила язычок и полностью сосредоточилась на себе. Некое чувство, какое тревожило ее последние дни на грани восприятия, наконец обрело форму. И располагалось оно в ее чреве, где сейчас Лана с трепетом ощутила биение жизни. Маленькая искорка, неясным образом скрывающая себя в Силе и оттого оставшаяся незамеченной от материнского взора.

Подняв голову, Лана встретила восторженные взгляды двойняшек и задрожала губами. Десятки эмоций переполняли ее, верховодили которыми страх и радостное предчувствие чего-то светлого. Родного.

— Не понимаю, как…

— А-а-а! Поздравляем!!! А кто отец? Джове ведь, правда? Да?!

Кева и Мира с визгами повисли на шее покачнувшейся новоиспеченной матери, едва не сбив ее с ног. Глядя на них, Джун только закатила глаза и растворилась в воздухе, оставляя подруг одних. Меньше, чем на минуту, прежде чем появиться вновь и оповестить о входящем вызове с Альдераана.

— Слушаю, — бесцветным тоном отозвалась Лана, когда вышла в кают-компанию поприветствовать старшую сестру, сияющую с проекции голограммы над терминалом связи счастливой и какой-то полубезумной улыбкой.

— Лана, мы нашли ее!

— Кого?

— Маму Джове! Но это не самое чудесное. Сестра, случилось нечто невероятное! У меня будет ребенок. Лана?..

Бряк.

Едва успев подхватить обмякшую мириаланку под локотки, Кева и Мира вытаращились на встревоженную голограмму Кары Лорсо, из-за спины которой выглянуло любопытное кукольное личико Илонии Пантир.

— Лана! Лана?! — джедайка на той стороне голосвязи вцепилась в терминал. — Девочки, что с ней?

— Ну-у, — Мира переглянулась с сестрой и, совладав с эмоциями, расплылась в широкой предвкушающей ухмылке. — Думаю, вам обеим лучше присесть.

***

2304 ДБЯ.

Джове ушел, а Анья все еще оставалась во внутренним дворике, раздираемая противоречивыми чувствами. Как всегда, все пошло не по плану. Этот парень вновь умудрился выкинуть нечто, отчего ее внутренний мир перекрутило и вывернуло наизнанку.

Нет, она и раньше знала, что его ментальный дар чрезвычайно развит для джедая столь юного возраста. Но чтобы так… Анья будто растворилась в его эмоциях, и, совершенно не готовая к такому повороту, полностью потеряла инициативу в разговоре. Как итог — обоюдное признание в любви и последовавший за ним отказ, который мог бы разбить ей сердце, не открой Джой ей свою душу… Нет, не Джой. Джове.

Теперь Анья понимала. Если не все, то многое, связанное с ним. Странности, что раньше, казалось, не имели смысла, в один миг обрели его.

Он не принадлежит этому времени, что бы это ни значило. Как и его шард, использующий странную имитацию тактильной голограммы, неизвестным образом способную взаимодействовать с окружающим миром. Анья не имела большого опыта в менталистике, чтобы более точно интерпретировать свои ощущения после эмпатического единения с Джове, но одно поняла точно: наскоком ей ничего не добиться.

Хоть и выглядя свободным внешне, по сути Джове таковым не был. Опутав себя целым клубком ограничений и обязанностей, он взвалил на свои плечи непомерную ношу, способную сломить кого угодно, более слабого духом.

Кого-то кроме него самого.

Анья с трудом представляла, через что Джове пришлось пройти. В его душе джедайка увидела долгий путь, полный борьбы с самим собой и постоянного труда, выковавшего из мальчика настоящего мужчину всего за какой-то пяток лет. А также связь со многими разумными, оставившими в Джове свой отпечаток.

Две самые сильные принадлежали ей и шарду Фрису, которого Джове на полном серьезе считал братом. Другие более тонкие, но не менее крепкие нити, связывали его и неких женщин, при мысли о которых у Аньи начинало сводить скулы от ревности. Она поняла, что их связывают отношения намного больше дружеских, но в то же время сильно далеких от того, что Джове чувствовал к ней. И именно поэтому не стала устраивать сцен, попытавшись разобраться в увиденном по мере своих навыков джедая и чисто женской интуиции. Выводы не утешали.

Как бы Джове не любил ее, помимо связей прошлого есть нечто, что не давало ему поддаться чувствам и ответить Анье взаимностью. Это «нечто» висело над ним грузом, не менее тяжелым, чем совокупность всех принятых обязательств. А также было напрямую связано с его состоянием, оказавшимся куда более тяжелым, чем Анья могла вообразить.

Слияние с Джове в ментале и Силе позволило увидеть его духовный мир. Чей размытый образ заставлял Анью дрожать даже сейчас, после его ухода. Теперь она поняла, чего так испугалась при их первом знакомстве.

Ужас. Тьма, засевшая глубоко в источнике сосредоточения Силы. Из-за ослепляюще-яркого Света самого Джове их было трудно заметить даже в ментальном единении, но они были там. Скрывались внутри его внутреннего «я», представляя из себя сосредоточение самых темных пороков и желаний. Жуткое и пугающее зрелище, будто наяву воплощавшее самый страшный кошмар любого джедая.

При этом сам Джове, видимо, не подозревал о том, что скрывается у него внутри. Но ощущал на подсознательном уровне, отсюда и постоянный страх. Боязнь потерять контроль, дав волю безмолвному хищнику, запертому внутри. И Анья разделяла его страх, потому что это сосредоточение… сущность у него внутри куда опаснее любого их ситхов, окончательно потерявших рассудок под влиянием Темной Стороны.

Она ничего не сказала, чтобы не пугать его еще сильнее. Их взаимные чувства послужили прекрасным отвлекающим фактором, чтобы Джове сосредоточился на ней, вместо того, чтобы смотреть в себя. И слава Силе! Потому что Анья знала — ее внимание не осталось для Тьмы незамеченным. И та послала предупреждение. Легкий ментальный укол, до сих пор зудящий в висках медленно затухающей ноющей головной болью. Хищнику не понравилось, что его обнаружили, и он дал понять тихим угрожающим рычанием: «Не влезай между мной и моей добычей. Иначе разделишь ее участь».

Но Анья не была бы джедаем, если бы так легко поддалась на провокации. Признание в своих чувствах сняло с нее давно нависающий груз вины и примирило с совестью, позволив расправить плечи и действовать решительно. Ради своей любви Анья пойдет до конца, и ни Темная Сторона, ни угрожающие видения будущего ее не остановят!

Приняв окончательное решение, Анья утерла мокрые от слез щеки и двинулась обратно в ресторанчик. Запоздало накрыл стыд за наглое вторжение на территорию частной собственности, но встретившийся по дороге зелтрон успокоил ее прежде, чем Анья успела открыть рот. Сказав, что все понимает, мужчина любезно проводил ее обратно в обеденный зал и угостил бесплатным фруктовым коктейлем с декоративным украшением в виде зонтика и соломинкой.

Сердечно поблагодарив хозяина ресторанчика за понимание и участие, Анья прошлась вдоль столиков, но, ожидаемо, не обнаружила на месте ни Джове, ни его спутника. Наглая рыжеволосая зелтронка тоже куда-то пропала, хотя в воздухе остался витать вызывающий аромат ее духов с дурманящим обоняние привкусом каких-то местных благовоний.

Анья-мокрая-и-злая получасовой давности позеленела бы от ревности и негодования. Анья-высохшая-и-умиротворенная нынешняя спокойно пригубила свой коктейль и коснулась наручного комлинка, вызывая Ми-Три. Дроид, оставшийся сторожить челнок на временно арендованной посадочной площадке на окраине города, принял сообщение и отрапортовал о полной готовности к старту.

За время отсутствия Аньи местные техники окончательно устранили все неисправности и, дополнительно, отрегулировали энергоустановку. Это позволило увеличить выходную мощность двигателей на десять процентов, а также прибавило лишние пять тысяч кредов к заранее оговоренной десятке. Но Анья предполагала такой исход, поэтому дала добро на перевод средств, благо Совет не поскупился и выделил ей внушительную сумму, что лишний раз подтверждало их заинтересованность в Джове. Вот только после того, что произошло между ними, Анья больше не собиралась идти у них на поводу. Больше того, собиралась в самое ближайшее время выйти на связь с Шаной-Ла и выбить себе дополнительное время на выполнение задания.

Что бы там не думал Джове, Анья не собирается так просто его отпускать. Не после того, как ощутила его чувства и поняла, что наконец обрела то, о чем всегда мечтала. Дело осталось за малым — подсечь и вытянуть рыбку на берег.

«Где уже разделать и, хорошенько прожарив, приготовить к употреблению».

— Кха!

Подавившись коктейлем, Анья торопливо оставила бокал на барной стойке и поспешила покинуть гостеприимное заведение, вся алая от смущения и переполнявших ее эмоций. И провожали ее полные умиротворенного счастья взгляды зелтронов, чьими незаметными усилиями два влюбленных сердца сделали очередной важный шаг навстречу друг другу.

(примеч. автора)

Предчувствуя множественные вопросы, сразу оговорюсь: беременность Лары и Кары — то, что должно было случится по плану еще со времен третьей книги. Как так вышло, если они пользовались контрацептивами в виде эролита? Тем более с Ланой, физиологически неспособной к зачатию раньше определенного срока? Ответ в следующих главах и финальной книге цикла. От себя советую обратить особое внимание на два момента: Пролог и уже упомянутые изменения, происходящие с Джове. В дальнейшем все вопросы отпадут, как и всегда. Всем добра)

Глава 17. «Пряжа разума»

Дневной Зелар, погруженный в празднование Фестиваля жизни, лишь на первый взгляд ничем не отличался от вечернего. Те же толпы веселящихся и танцующих горожан, равномерно разбавивших пестрые вкрапления инопланетных туристов. Атмосфера веселья и радости, щедро приправленная музыкой и витавшими в воздухе ароматами свежеприготовленный еды, от которых текли слюнки. И, разумеется, множество полураздетых тел, то и дело норовящих как бы невзначай коснуться тебя обнаженным плечиком или игриво толкнуть бедром, приглашая на чувственный медленный танец. Иначе говоря — сплошной соблазн, воплощенный зелтронами в настоящее искусство, полное страсти, любви и сексуального желания.

Но то лишь первый взгляд. Если открыться миру и копнуть глубже, чувства переполняются дразнящим предчувствием чего-то особенного, светлого. Вместе с тонкой чувственной эмпатией феромоны зелтронов очаровывали любого, позволяя всецело ощутить гармонию Фестиваля жизни. Что особенно ценно после полного событий насыщенного дня, по концу которого многим просто хочется отдохнуть и насладиться покоем и любованием вида сказочного золотого заката.

Вот и я позволил себе расслабиться и просто быть, размеренным шагом следуя за Азуром и липнущей к нему Юкирой, нашептывающей своему избраннику всякие непристойности на ушко. Поначалу зелтрон наивно полагал избавиться от назойливой бывшей, сбежав и где-то извалявшись в дурно пахнущей и, видимо, оттого еще более целебной грязи. Что и продемонстрировал по возвращению в ресторан Юкире, под мат-перемат посетителей. С таким гордым видом, будто лично нашел лекарство от всех болезней.

Видимо, раньше этот способ срабатывал, но сегодня девушка повела себя иначе, со счастливым визгом кинувшись на шею опешившего парня. Мы с Динором и Фрисом только со смеху покатывались, наблюдая за его отчаянными попытками отстоять личное пространство, но в итоге потерпевшего сокрушительное поражение. Оба, и Азур, и Юкира, с ног до головы выгваздались и, выставленные недовольным хозяином на улицу, вынужденно полезли отмываться в ближайший фонтан. Где, на их удачу, плескалось еще несколько десятков полупьяных туристов, так что внимания на новую пару никто не обратил.

Приведя в порядок одежду, быстро просохшую на все еще припекающем солнце, Азур с Юкирой возглавили нашу процессию на пути к дому Пряхи. Следом за ними двигался задумчивый я и последним Динор, ни на миг не забывающий о своих обязанностях телохранителя и прикрывавший мне спину. Не от зелтронов, но от в обилии снующих повсюду экзотов, среди которых встречались страховидлы, рядом с которыми кел-доры без масок покажутся сказочными лесными феями.

Хотя, справедливости ради: агрессии не ощущалось не от одного из них. Феромоны зелтронов воздействовали на всех, вместе с усилиями эмпатов обеспечивая мир и порядок на Фестивале жизни. Что же до меня… Разговор с Аньей не прибавил душевного настроения и в то же время снял давящий груз с души, впервые за последние дни позволив просто наслаждаться жизнью. Я более не тешил себя надеждой, что она оставит меня в покое, но и прежней вины не испытывал.

Ментальное слияние позволило нам объясниться, избегая лишних разговоров о будущем и произошедшем с королевой килликов. Теперь дело за самой Аньей. Даже не обладая врожденным даром эмпата, она имела связь с Силой и, я надеялся, сумеет понять, почему нам не стоит быть вместе. А нет… Будем решать проблемы по мере поступления. О чем я и сказал Фрису, когда тот поинтересовался о моих дальнейших действиях в отношении Аньи. Сейчас мне оставалось только ждать и вернуться к тому, ради чего мы, собственно, и прибыли на Зелтрос.

Частное домовладение Пряхи располагалось в городской черте на северной окраине Зелара, занимавшее элитный участок в так называемой «тихой зоне». Это небольшой квартал на склонах горы Беш, откуда открывался шикарный вид на город внизу, пестрящий самыми разнообразными и удивительным образом сочетавшимися друг с другом архитектурными изысками. Низкие лачуги теснились меж более основательных домов более респектабельных горожан, временами разбавляясь причудливыми строениями, использующие лучшие дизайнерские наработки со всей галактики. Разве что без монументальных высотных зданий обошлось, как и в иных кварталах Зелара, но это и хорошо. Можно было всласть полюбоваться окружающими видами, не задирая голову.

А вот обилие построек в кричащем стиле хай-тек, на мой вкус, плохо гармонировало с соседствующими рядом деревянными постройками. Поэтому я был приятно удивлен, когда мы все же добрались до владений Пряхи и увидели добротный уютный двухэтажный дом без лишних наворотов. Четыре скаты крыши, стилизованные благородным белым деревом стены, большие светлые окна, крыльцо с навесом и удобная скамейка для отдыха под ним. Ничего лишнего или вычурного.

«Вполне себе традиционный домик для какой-нибудь семьи, мирно живущей и работающей в черте города», — подумал я, искренне любуясь его незамысловатой и греющей душу простотой. Возвышаясь над витой декоративной оградой из плетеной лозы местных пород деревьев, дом Пряхи обрамлялся красивым ухоженным участком с газоном, пушистыми цветочными клумбами и гравийными дорожками. Скрываясь за домом на заднем дворе, где можно было разглядеть мраморные бортики бассейна, они так и тянули разжиться мангалом и хорошей порцией шашлыка на жареху.

Иначе говоря, мне очень понравилось то, что я увидел. От дома знаменитой в своем ремесле зелтронской Мастерицы Разума веяло чистотой и уютом. Как, собственно, и от любых других соседских владений, выполненных в том же стиле и качестве. «Тихая зона» полностью оправдывала свое название, позволяя отдохнуть от городской суеты, при этом, находясь едва ли двадцати минутах ходьбы от центральной части Зелара.

— Элитный район. Цены на недвижимость доходят до нескольких десятков миллионов кредов, — подтвердил мои измышления Азур, вяло отбивающийся от Юки, игриво норовящей прикусить его за мочку уха.

Пораженный в жабий центр Динор икнул, а впечатленный я с куда бо́льшим интересом огляделся по сторонам. Озвученная сумма кусалась даже по меркам центральных миров.

— Как Пряхе удалось получить жилье в таком месте? Она настолько богата?

— Достался в наследство, — ответила за Азура Юки, уставшая скакать козочкой вокруг воротящего от нее нос парня. При этом я не ощутил в ней и капли обиды на такое поведение. Кажется, ей в самом деле доставляло удовольствие выносить Азуру мозг, при этом не пересекая определенной границы, за которой можно было бы неслабо получить за свои выкрутасы.

— Ясно, — сказал я, и уже открыл рот, чтобы спросить еще что-то, когда со стороны дома послышался высокий и радостный голос хозяйки.

— Азур, мальчик мой! Вернулся!

Не успел я и глазом моргнуть, как калитка на изгороди распахнулась мощным ударом длинной точеной ножки, длине и изяществу которой могли бы позавидовать лучшие модели с глянцевых сайтов Голонета. Следом показалась ее обладательница, от вида которой у подавляющей части нашего мужского коллектива началось обильное слюнотечение. Даже Фрис, и тот сполз с экзера, возникнув рядом со мной в виде кварда с отвисшей варежкой и вытаращенными глазами размером с блюдце.

— Переигрываешь, — шепнул я ему, хотя и сам не мог отвести взгляд от роковой улыбающейся краснокожей красотки, чья сшибающая с ног сексуальность била по мозгам с силой кузнечного молота. Совершенные формы фигуры в виде идеальных песочных часов. Гибкая тонкая талия и правильные черты лица с четко очерченными линиями губ и скул. Вкупе с длинными шелковистыми волосами цвета вороного крыла, высокими каблуками и нарядом в виде порезанного на полосы платья, мягко облегающего оттопыренную пятую точку и мощную грудь пятого размера или выше, эффект вышел вне всяких похвал!

Единственное во внешности, что выдавало истинный возраст Пряхи, это глаза. Зелтроны стареют иначе, нежели иные расы. Особенности их организмов позволяют сохранять прекрасную физическую форму до самой смерти, застывая на отметке в пределах тридцати лет. Оттого среди туристов нередко возникали забавные казусы, когда охочие до прелестей зелтронок любители хватали первую попавшуюся девушку на улице, после чего получали получасовую лекцию об упавших нравах современной молодежи.

Так вот, когда цепкий взгляд женщины пробежал по гостям и задержался на мне, я увидел много больше, чем мог бы иной джедай на моем месте. И Пряха поняла это, на миг обнажив ровные жемчужные зубки в быстрой ухмылке, после чего уверенно выцепила из толпы странно поникшего Азура и уверенным шагом направилась в его сторону.

О, что это была за походка! Я видел нечто подобное только однажды в исполнении Кары, когда они с Ланой решили устроить мне интимный сюрприз на борту «Везунчика». Но куда там молодой чалактанке, едва ли успевшей жизни нюхнуть, до многоопытной кафарель со стажем? Внешний вид зелтронки мог мертвого в возбужденную стойку поставить, что уж говорить о менее искушенных зрителях, завороженных воистину незабываемым зрелищем.

Плавно покачивая налитыми бедрами, зелтронкая красавица в мгновение ока преодолела расстояние, разделявшая ее и Азура. После чего прижала к нему объемной грудью и закинула ногу ему на бедро в такой провокационной позе, что даже красавица Юки завистливо прицыкнула язычком. Что уж говорить о Диноре с Фрисом, задергавших кадыками и на голых инстинктах потянувшись к своим мужским причиндалам.

Мне, влюбленному в Анью Рал, пришлось чуть легче, но тоже нелегко. Все же мужики так устроены, что когда кровь отливает к нижнему мозгу, верхний практически утрачивает свои контрольные функции. Лишь титаническим усилием воли и Силой мне удалось взять контроль над взбунтовавшимися «низами», тогда как Азур, на которого пришелся основной удар сексуальной артиллерии, такой возможности не имел. И во всю глотку завопив, едва отойдя от первого шока и осознав, в каком положении оказался на виду у всех.

— Ты сдурела, бабка?!

— Что-то не так, сладкий мой? — промурлыкала Пряха, вцепившись в отчаянно извивающегося в попытке освободиться парня. — Куда намылился?

Для стороннего наблюдателя ничего не поменялось, однако в ментале шею Азура будто стиснули гигантские клещи, вынудив его сменить тон и запеть уже совсем иным тоном. Умоляющим и подобострастным.

— Ну учитель! Не надо-о!..

— А что такое? Ты же у нас по кафарель ходок, так чем я тебе не мила? Пойдем, мой жеребец. Я покажу тебе такие глубины удовольствия, о которых ты и не подозревал…

— Ни-е-е-эт!!!

Дернувшись в последнем отчаянном усилии, Азур вырвал себе долгожданную свободу и поспешил спрятаться у меня за спиной.

— Вот его бери, его! Джедай, менталист! Он тебе нужен, а не я!

Вэк. Мне не оставалось ничего, кроме как сделать шаг вперед от мощного тычка под лопатки, невольно струхнув под пристальным взглядом зелтронки, чья внушающая грозовая аура пугала меня даже разделявшего нас расстояния в двадцать шагов. Я не обманывался. За яркой внешностью Пряхи скрывалась духовная мощь, по силе раза в два, а то и в три превосходящая того же Могру. Рядом с ней я все что щенок, задравший лапки под брюхом матерого волкодава. Перекусит пополам и не заметит.

Такая же картина ощущалась в Силе. Мой опыт позволял без прикрас оценить потенциал одаренного, сейчас во все горло вопящий об зашкаливающей опасности стоящей напротив женщины.

В Пряхе переплелись в равных пропорциях как Свет, так и Тьма, удивительным образом не смешиваясь друг с другом. Не знаю, как там у нее по уровню их освоения, но, при желании, зелтронка могла, не особо напрягаясь, скрутить меня в бараний рог. И при этом у нее бы еще остались силы на десяток ситхов уровня Дарта Кертеры. Удивительно! Конечно, Азур кое-что мне рассказал, но увиденное превзошло все самые смелые ожидания.

«Каким образом ее пропустил Орден джедаев? — билась в мозгу загнанная испуганная мысль. — И почему у меня такое чувство, будто меня уже успели с десяток раз просветить рентгеном, поставить диагноз и назначить лечение, включающее в себя далеко не рассасывание лечебных таблеток?»

— Т-ц, т-ц, — женщина укоризненно поцокала языком и покосилась на покатывающуюся со смеху Юкиру, мгновенно ставшую серьезной и изобразившую кроткую овечку на поводке.

— А ты чего зубы скалишь, кобылища? Марш в дом стол накрывать. Мы с мальчиками скоро подойдем.

— Да, моя госпожа.

Не желая испытывать судьбу, Юкира поспешила метнуться исполнять приказ, оставив меня удивляться такой резкой смене поведения и уважительному тону, который я прежде от нее не слышал. По правде сказать, мне казалось, что пассия Азура вообще не приемлет авторитетов, но в случае Пряхи это явно не работало.

Разглядывающая меня женщина имела вид строгий и гордый, что лишь подчеркивал ее образ роковой обольстительницы. Все сомнений, примеренный исключительно к приходу гостей, ибо я видел, насколько Пряхе неудобно находиться в таком наряде. Она явно привыкла к более практичной одежде, и ее недовольство росло по мере того, как я продолжал пялиться на ее выпирающие прелести, совершенно позабыв заранее заготовленные фразы и приветствия.

— Что, понравилась?

— А?..

— Слюни-то подбери, совсем бедную старушку засмущал, — сердечно посоветовала красотка с обложек журналов мод и, еще раз критически оглядев меня с головы до ног, хмыкнула. — Интересный экземпляр. Джедай. Природный сенсор в ранге новика. О, еще и вшитый щуп на каркасе астральногомельзурита! Да ты рисковый молодой человек. Я своего первого только в ранге подмастерья рискнула взять и то, почти сразу отпустила. Головные боли давно мучают?

— Э-э…, — я попросту не знал, что ответить. Так легко и просто меня еще никто не раскусывал, не беря в расчет кет-дорианок. Они тоже смогли увидеть наличие у меня Когтя, но сделали неверные выводы, в отличии от Пряхи, кажется, все осознавшей, едва взглянув на меня. И от этого чувства становилось не по себе.

— Проходи в дом, болезный, я сейчас буду, — Пряха сделала шаг в бог, чтобы увидеть скрывающегося у меня за спиной дрожащего зелтрона, и уже без какого-либо наигранного сюсюканья рявкнула, показывая свой истинный возраст и характер. — Азур, харш облезлый! Сюда иди, пока я тебе уши не вырвала!

— Ну учи-и-тель!

— Быстро, я сказала. Сейчас ты объяснишь мне, почему забросил тренировки, пока был на Ондероне, и откуда взялись эти грубые изменения твоей ауры. И к твоему же благу, надеюсь, объяснения будут убедительными.

Азур обреченно сгорбился и уныло поплелся навстречу Пряхе, избегая смотреть мне в глаза из-за стыда за проявленное малодушие. Мне оставалось лишь ему посочувствовать, так как церемонится зелтронка явно не собиралась. Ухватив застонавшего парня за ухо, она утащила его в сторону, где распинала еще минут десять, пока я неторопливо шагал к дому вместе с Динором. Фрис нас опередил, поддавшись неизменному кошачьему любопытству и полетев посмотреть, как там творятся дела у Юкиры. Я не стал его останавливать, предупредив только, чтобы не совал нос во все углы. Неудобно перед хозяйкой, и так проявившей зашкаливающее гостеприимство и запустив на свою землю тех, кого видела впервые в жизни.

— Джой, нет, ты представь? — восхищался Динор, то и дело оглядываясь назад. — И это так старость у зелтронов выглядит! С ума сойти!

Наемник еще долго мог бы восхищаться красотой Пряхи, так что пришлось напомнить про ждущую его в оазисе кафарель Энеллу. Только после этого верхний мозг Динора соизволил вернуться к исполнению своих должностных обязанностей.

Вздев шлем от греха подальше, Динор испросил разрешения разведать обстановку и умчался на обход периметра участка, пока я неторопливо шагал вдоль дома по направлению к заднему дворику. Там тоже было на что посмотреть.

Бассейн оказался крупный, не менее семи ветров в длину и четырех в ширину. Обрамленный красным мраморным камнем с белыми прожилками, он прекрасно списывался в окружающий интерьер участка, где Пряха организовала настоящую купальную зону. Удобные шезлонги, зонтики и белый мелкозернистый песочек, обрамленный ухоженным газоном сочного светло-зеленого цвета. И вьющиеся вдоль него мелко-гравийные дорожки, ведущие к беседке для отдыха. Красота.

Подобный стиль я уже имел возможность наблюдать в гостях Оазиса кафарель, так что не особо удивился, увидев его мини-копию здесь. Очевидно, у Пряхи остались многие привычки с того времени, даже если она больше не практикует ремесло искусства любви. О чем можно было судить уже по первой встрече, весьма показательной и позволившей сделать определенные выводы на ее счет.

Пока Пряха тискала Азура, ее ментальные сенсоры полностью по атомам просветили каждого из гостей. При этом со своими шестнадцатью ментощупами я ощутил себя мелкой осминожкой перед ликом древнего морского спрута, вылезшего из глубоководной впадины. Пряха показала ущербность моего способа осязать духовный мир, прежде чем накрыла пространство единым ментальным полем по типу того, что использовал Могру. Только глубже, сильнее, искуснее.

Оно и сейчас ощущалось вокруг, в пассивном режиме отслеживая передвижение гостей и особо следя за нами с Фрисом. Пряха не выделила его при знакомстве, как и Динора, однако не оставила без своего внимания. Мне оставалось только позавидовать такому контролю, на моем уровне совершенно немыслимому.

«Пока что», — поправил я себя и уже с поднявшимся настроением заглянул в кухонное окно дома в поисках Юкиры. Любопытство едва не сыграло со мной злую шутку, промелькнув у носа росчерком внушительной поварешки, сопровожденный рыком ранкора: «Еще ничего не готово, не лезь!».

Торопливо отпрянув, я показал ей кулак и со вздохом уселся на бортике бассейна, разувшись и упустив ступни в теплую и чистую до лазурного блеска воду. Хорошо. На исходе дня солнце жарило уже не так сильно, что позволило пошире распустить ворот рубахи экзера, подставляя кожу дуновению легкого освежающего ветерка. Я прикрыл глаза, наслаждаясь покоем и тишиной вдали от праздничной суеты Фестиваля жизни. Не медитация даже, а просто отдых душой, на Зелтросе обретающий свой особый ни с чем несравнимый оттенок умиротворения.

В таком состоянии меня и нашла Пряха, молча разувшаяся и последовавшая моему примеру, опустив ноги в воду и устремив взор на уходящий за горизонт золотистый лик Зела. Никто не спешил начинать разговор, пока установившееся не нарушил подошедший Динор, возвестивший о себе деликатным покашливанием.

— Обход окончен. Я могу пройти в дом, мэм?

— Конечно, дорогой. Проголодался? Ступай, Юки уже скоро подаст горячее, — Пряха тепло улыбнулась засмущавшемуся наемнику. — Не забудь только свои доспехи в прихожей оставить и надень домашние шлепанцы. Посмотри у обувной стойки и выбери себе по размеру.

— У вас часто бывают гости? — спросил я, когда утробно урчащий брюхом наемник ретировался в сторону дома. Оттуда со стороны открытых настеж окон кухни доносились воинственные вопли Юкиры вперемешку с душераздирающим звоном посуды и подбадривающими комментариями Фриса. Процесс готовки явно вошел в активную стадию, грозя перерасти в окопную войну с неприятельской духовкой и подгоревшей запеканкой на сковородке. Похоже, эта рыжеволосая бестия ничего не умела делать спокойно.

«Бедняга Азур, не легко ему с ней придется», — подумал я, ожидая, пока отчего-то замешкавшаяся Пряха соберется с мыслями.

— Заходят время от времени, — уклончиво отозвалась зелтронка, продолжая с царственным видом игнорировать творящийся беспредел у себя на кухне. — Но это не то, что ты хотел спросить. Не так ли?

Верно. Но вопрос было столько, что они не помещались в голове. Хотя, есть один… На самом деле он не давал мне покоя с тех пор, как Азур рассказал о своем учителе, способной помочь с моей «проблемой».

— Назовете свое имя? — вбросил я наудачу. — Настоящее.

— Нет, — отказ прозвучал быстро и решительно, пресекая любые попытки узнать больше. — Оно тебе ничего не даст, а у меня вызывает не самые лучшие воспоминания.

— Простите.

— Ничего. Зови меня Пряхой, я привыкла, — снова улыбнулась женщина, показывая, что не злится. — А ты Джой. Впрочем, это тоже не твое настоящее имя.

Я лишь кивнул, уже дав себе зарок ничему не удивляться и воспринимать как должное. Пряха явно не тот разумный, с кем стоит юлить. Все равно поймет, а мне жизненно важно завоевать ее доверие. Иначе о помощи и исцелении основ можно будет забыть.

— Меня зовут Джове.

— Снова ложь.

Я недоуменно шевельнул бровями, на что только Пряха пожала плечами.

— Как тебя зовут, лар?

— Лар?

— В приближенном переводе с зелтронского — «дитя». Заблудшее дитя иного мира. Твое имя не Джове и не Джой. И даже не имя того погибшего юноши, чей образ промелькнул в твоих мыслях, — продолжала вгонять меня в замешательство зелтронка, сохраняя размеренный и проникновенный тон. — На самом деле, лар, ты не человек. Но тебе, думаю, уже об этом известно.

«Откуда она знает? — напрягся я, но, прежде чем успел что-то сказать, ощутил прохладное прикосновение женских пальцев к вискам, а следом резкое головокружение.

— Я не смогу помочь, пока не буду уверена точно. Тебе придется доверится мне, если хочешь узнать на самом деле, кто ты. Задержи дыхание.

«Что?» — успела промелькнуть вялая мысль в голове, прежде чем я запоздало хватанул воздух, и, покачнувшись, с головой нырнул в бассейн. А вернее кулем свалился вниз, поддерживаемый за шкирку Силой Пряхи, тщательно контролирующей весь процесс. Наверное, только поэтому я не стал впадать в крайности и дал покорно утопить себя на дно бассейна, удерживая в легких остатки воздуха. Которых с каждой секундой становилось все меньше и меньше…

«Хватит, — я послал импульс через ментощуп на поверхность, когда понял, что не могу держаться дольше, а хватка чужого Телекинеза все не ослабевает. — Прекрати!»

Бестолку. Пряха меня услышала, но не сделала ни единой попытки прекратить топить доверившего ей котенка.

Уже жалея, что поверил ей, я начал собирать Силу для мощного ответного удара, как внезапно дернулся всем телом, ощутив мощный удар в солнечное сплетение и машинально хватанув воды. Раз, другой! Перед глазами замелькали радужные круги, сигнализируя об острой нехватке воздуха. Щипучая вода бассейна раздирала легкие, паника накрыла с головой, и лишь тогда пришла темнота.

Я перестал ощущать тело, но отчего-то чувствовал себя в сознании, ощущая на периферии, как мое тело поднимается из воды крепкой хваткой Силы. И, будто сквозь пуховую перину, услышал чей-то приглушенный голос. Нет, два. Один надрывается в крике, второй тоже что-то говорил, но слышно лишь первый. Тот, в ком сквозила лютая неприкрытая ненависть, от которой поневоле становилось не по себе.

— …слышишь, тварь?! Ты здесь, мы видим! Слушай внимательно: я заберу у тебя самое дорогое, как ты забрал его у меня! Ненавижу тебя, чудовище! Ненавижу!!! Дай только вырваться, мразь, клянусь Ее памятью, я сделаю все, чтобы ты страдал! Как страдала Она, когда…

Очнулся я от прямого дыхания рот в рот и судорожно закашлялся, исторгая из себя потоки воды. В голове шумело, мысли путались, а увиденное по ту сторону подернулось мутной дымкой. Еще пара секунд, и воспоминания окончательно померкли, оставив после себя белый шум в голове и ломоту ярящегося кейю в висках.

«Ситх подери, как же больно!»

— Вот так, дыши, лар, — услышал я заботливый голос едва не утопившей меня Пряхи. — Молодец.

— Кха… кого??…

— Так было нужно. У тебя стоит мощный ментальный блок, и чтобы пробить его, пришлось подвести тебя на грань смерти. Другого способа не было, зато теперь я все поняла. У меня для тебя две новости, лар. Точнее, даже три.

— Дайте угадаю, — сплюнув тягучую вязкую слюну, я кое-как уселся на бортике и, весь мокрый и взъерошенный, исподлобья глянул на Пряху, стояющую рядом со мной на коленях. — Все три плохие?

Зелтронка грустно улыбнулась и ласково коснулась моей щеки, помогая улечься ярости и обиде на ее поступок.

— Мне жаль, милый. Хотела бы я сказать иное, но ты пришел ко мне в поисках правды. И это то немногое, что я могу для тебя сделать.

В тот же момент из меня будто стержень воли вынули. Повесив голову и не смотря на нее, я с минуту молчал, туго осмысливая услышанное, после чего тихо попросил:

— Пожалуйста. Мне нужно знать.

— Хорошо. Но сперва мы пройдем в дом и поедим. Тебе нужно восстановить силы…

— Нет! Я хочу услышать сейчас. Прошу.

Пряха ненадолго задумалась, пытаясь что-то разглядеть в моих глазах. После чего вздохнула и, сложив руки на высокой груди, зачитала то, что прозвучало, как приговор.

— Как я уже сказала, ты не человек. И дело даже не в тех физиологических изменениях, что в тебе происходят. Твоя душа, как бы сказать… нечто сшитое из многих слоев. А по сути сложный астральный конструкт, происхождение которого я так и не смогла понять. Слишком мало было времени для полноценного исследования.

Я вздрогнул, чувствуя, как по хребту бежит толпа колючих мурашек.

— И что это значит для меня?

Пряха пожала плечами.

— В целом, ничего страшного. Ядро твоей личности сформировалось в структуре конструкта много лет назад. Сейчас оно ничем не отличается от, например, моего. Или любого другого разумного из плоти и крови. Однако помимо доминантной основы конструкт содержит еще две побочных. И именно в них кроется источник твоих проблем с кейю.

— Не понимаю, — чувствуя, как начинают закатываться шарики за ролики, пожаловался я. — Что за конструкт? Кто… что я?

— Боюсь это, лар, мне неизвестно, — Пряха приобняла меня за плечи, успокаивая возникшую паническую дрожь и согревая своим теплом. — Я не смогла ни вернуть тебе контроль над этими основами, ни заблокировать их. Такое ощущение, что они живут отдельно, но в то же время неразрывно связаны с центром астрального тела. Скажи, у тебя никогда не случалось провалов в памяти? Может, делал поступки, тебе не характерные?

— Я не знаю, — убито признался я, судорожно пытаясь припомнить нечто подобное, но, как назло, именно сейчас обычно податливая память отказалась вспоминать хоть что-нибудь похожее. — Вроде нет. Кажется…

— В любом случае, — голос Пряхи посторожел. — Тебе придется что-то с ними сделать. Самому. И отсюда вытекает вторая не самая приятная новость: ментальный блок, который кто-то на тебя поставил, постепенно теряет структурную целостность. Полагаю, полгода, максимум год, и он окончательно исчезнет. К тому времени мы с тобой достаточно подготовимся, чтобы ты смог взять основы под свой контроль и смог защитить себя от распада.

— Что за блок? Откуда он вообще взялся? — крикнул я, вспоминая, как о чем-то подобном меня предупреждала кет-дорианка Дея на Дорине. Но тогда мы с наставницей Сеной, назначенной Советом Матриархов, решили, что это не блок, а врожденная защита, доставшаяся мне со склонностью к эмпатии. А теперь, выходит… что?

— Это тоже своего рода конструкт, но иной формы и назначения, — принялась объяснять Пряха. — Общая структура напоминает ментальный «якорь» с маскировкой под врожденный защитный полог, какой встречается у некоторых особо одаренных эмпатов. Я бы не поняла, в чем дело, если бы не твои побочные основы. Они оттягивают на себя часть функций якоря, создавая буферное сжатие внутренних слоев ауры. Заметить это сложно, но я уже однажды сталкивалась с чем-то подобным.

— Где?

— Я тогда еще путешествовала, — губы Пряхи тронула легкая полуулыбка. — Молодая была, глупая. Легко увлекалась сильными личностями, особенно, если они хороши собой внешне. Его звали Кетош. Самый обычный человек с ничем непримечательной историей жизни, но крайне одаренный духовно и в Силе. Мы провели много незабываемых дней и ночей вместе, пока однажды…

Пряха сделала паузу и с какой-то пробирающей до костного мозга жалостью посмотрела на меня.

— Я слишком поздно заметила внедренный конструкт и ничего не успела сделать. Да если бы и успела, то вряд ли сумела бы помочь. Его астральное ядро оказалось разодрано якорем в мгновение ока, а тело… в общем, там тоже мало что осталось. Эти воспоминания до сих пор преследует меня в ночных кошмарах. Не думала, что встречу на своем веку еще одного человека с такой же проблемой.

Я похолодел, чувствуя, как от напряжения немеют руки и ноги.

— И это ждет меня? Через год?

— Нет, если подготовишься. За столько времени с твоим потенциалом и при должном усердии вполне можно взять ранг Подмастерья Разума. Да и я уже не та соплячка, что была раньше. У меня бо-о-ольшой опыт обучения всяких бездарей.

Явный камень в огород Азура, издалека наблюдавший за нашей беседой. Но мне сейчас было не до него, от слова совсем. Пряха встала и уверено протянула мне руку, полыхнув в ментале вселяющей надежду уверенностью и верой в светлое будущее.

— Я не смогла помочь Кетошу, но смогу тебе. Сила свела нас, лар. Доверься ей, и однажды сможешь познать свое настоящее имя.

Не знаю, сколько я смотрел на Пряху снизу-вверх, полностью раздавленный и растерянный свалившимися новостями. Какой, к ситху, конструкт? Что творится с моей душой, и каким боком тут замешаны основы? Я ожидал найти на Зелтросе ответы, но, похоже, получил лишь больше вопросов.

«А, где наша не пропадала!»

Сплюнув, я схватился за предложенную руку и с помощью одобрительно заулыбавшейся зелтронки рывком поднялся на ноги. Хатт с ним, прорвемся. Но Фрис ничего не должен узнать! Не могу взваливать на него еще и этот груз.

— Вот это настрой, молодец, — поняла мою решимость Пряха на свой лад. — Начнем занятия уже сегодня, после того, как запихнем в себя то, что приготовила эта жопорукая ослица. Юкира!

Громовой оклик Пряхи послужил волшебным звукоподавителем, моментально восстановившим порядок на гремящей кухни, откуда спустя небольшую паузу раздалось осторожное:

— Да, госпожа?

— Шевели булками, клуша, мужики уже себя переваривать начали! Верно, ученики?

— Да! — в один голос согласились мы с подошедшим Азуром, не рискнув спорить с требовательно прищурившейся наставницей. Последний для верности еще и похлопал себя по демонстративно втянутому брюху, за что заслужил многообещающее шипение из дома и ментальный посыл «сладкой жизни» после ужина.

Глядя на вытянувшееся лицо зелтрона, я поневоле фыркнул, чувствуя, как немного отпускает сковавшее грудь напряжение и стихает пение кейю. Пряха права: еще не все потеряно. Впереди целый год, и я не собираюсь вот так просто сдаваться на полпути. Слишком много еще предстоит сделать, чтобы позволить какой-то вшивой ментальной закладке диктовать мне свои условия жизни.

— А что за третья новость? — с мрачным весельем поинтересовался я, с подозрением глядя на ухмыльнувшуюся Пряху, откровенно понтирующую ручки.

— Самая плохая для тебя, лар. Азур, скажи ему, что нужно сделать, чтобы попасть ко мне в ученики.

— О нет! — простонал зелтрон, со звучным шлепком впечатывая ладонь в лоб. — Учитель, ты заставишь его пройти через это? Издеваешься?

— Ну-ну. Если в свое время ты не смог остановиться, мой сладкий, это не означает, что твоего друга ждет та же участь. Кстати, лар! Право называться своим временным именем ты вернешь, если сможешь победить меня. Таковы условия игры.

— Какой? — с подозрением спросил я, всем нутром чувствуя назревающий подвох.

— Лучшей, когда-либо существовавшей в галактике! — торжественно возвестила Пряха, доставая невесть из какого скрытого кармашка на своем платье игральную колоду сине-красных карт с редкими желтыми вкраплениями. Ее глаза предвкушающе сверкнули отраженным светом последнего луча Зела, окончательно скрывшегося за полосой горизонта.

«Ну, класс».

Слыша возбужденное азартное сопение Пряхи, мне ничего не оставалось, кроме как закатить глаза и первым выдвинуться к дому. Дурдом. И главный псих в нем, видимо я, если с завидным упорством из раза в раз суюсь в самый эпицентр творящегося бедлама.

«Что ж, Пряха. Давай сыграем».

Глава 18. «Игра навылет»

Изнутри первый этаж дома Пряхи ничем не уступал двору, радуя глаз уютной планировкой в светло-бежевых тонах и мягкой мебелью, на которой так приятно расположиться с кружечкой горячего чайного тоника. Под пушистым пледом и просмотром любой голопередаче на планшете. Или, если повезет, с раритетной бумажной книжкой, которые еще выпускали в некоторых мирах под эгидой крупных печатных издательств.

На Дорине у меня не имелось своей библиотеки, хотя почитать я любил и, порой, баловал себя парой часов за электронной книжкой в отрыве от тренировок и работы в «Медтех-Про». И какого же было мое удивление, когда в гостиной Пряхи обнаружился целый стеллаж с разного рода печатной литературой!

— Нравится? — спросила зелтронка, заметив мой жадный взгляд, пожирающий ее книжные сокровища. — Без ложной скромности: у меня одна из лучших коллекций на Зелтросе. Если будешь прилежно учиться, дам прочитать пару серий.

— А три? Все? — с надеждой спросил я, чем заставил Пряху заливисто рассмеяться и прихлопнуть себя по литым сексуальным бедрам.

— Шусте́р. Посмотрим, как проявишь себя. Азур, вон, прежде чем улетел, полгода бился, пока не получил право дочитать фэнтезийную серию «Сумрачного странника». А мог бы вдвое быстрее, если бы думал, как пробить второй духовный контур, а не дыру в очередной кафарель.

— Учитель!

— Что, «учитель»? — передразнила его Пряха под смех подслушивающей с кухни Юкиры. — Иди покажи гостям, где уборная. В этом доме главное правило: за стол садиться только с чистыми руками.

— Хорошее правило, — согласно кивнул я, и, проследовав за недовольно бурчащим Азуром, подмигнул показавшей мне язычок Юкире. Не замечавшей, как над ее макушкой завис половник с полным содержимым, удерживаемый в воздухе ехидно поблескивающим кубиком Гри.

— А-а-а! Фрис, ты достал! А ну вернись!

— Кажется, они уже успели подружиться, — хмыкнул я, наблюдая за увлеченно громящей кухню парочкой. Причем Пряха не делала ни малейшей попытки прервать этот вопиющий беспредел. Но ее таинственная ухмылка явно не предвещала хулиганам ничего хорошего.

Не став дожидаться развязки, я поспешил приступить к мыльно-рыльным процедурам, когда услышал два коротких вопля, и на кухне воцарилась долгожданная тишина. Стоящие рядом Азур и Динор синхронно вздрогнули и переглянулись.

— Что она сделала?

— Тебе лучше не знать, здоровяк.

— А это больно?

— Смотря, какой стороной запихнула…

— Ужас.

— Еще какой, — дверь в уборную приоткрылась, и внутрь заглянула безмятежно улыбающаяся хозяйка, заставив нас вытянуться по струнке, как на плацу. — Мальчики, не тяните. Юкира уже накрыла стол, горячее остывает. Сегодня на ужин прекрасный калирный суп со свежей зеленью и сархе из нежной выделки грунров. Мясо парное, только сегодня привезли. Прошу к столу!

Дверь закрылась, а мы так и остались стоять истуканами, боясь вздохнуть лишний раз. В воздухе все еще витал грозовой оттенок кипящей ауры мастера-манталиста, от которого даже не чувствительный к подобным вещам Динор покрылся зудящей гусиной кожей.

— Не дай бой кому такую тещу, — едва удержался я от того, чтобы не перекреститься. А потом увидел несчастный вид Азура и охнул.

— Да ладно?!

— Пряха — теварели второй прабабки Юкиры. То есть и моя будущая зарин. Аналога на интере нет, но «теща» близка по значению, если я правильно тебя понял.

— Е-мое. Сочувствую, братан.

— Мальчики!

— Уже бежим! — за всех троих отозвался я и поспешил покинуть уборную, пока тайфун имени Пряхи не расставил всех по своим местам. Не хочу проверять, что и какой стороной там может запихнуть в тех, кто ей чем-то не угодил.

Тем временем в гостиной царила пугающая идиллия. Шикарный стол, уставленный дымящимися яствами в красивой стеклянной посуде. Хозяйка, сидящая во главе. Услужливая фигурка Юкиры, с каменным лицом застывшая за ее правым плечом. И сгорбившийся Фрис за столом, имевший вид нашкодившего щенка, пойманного с поличным и получившего по заднице свернутой газетой.

Поймав его шокированный взгляд, я едва удержался, чтобы не заржать, и поспешил занять свое место за столом по левую руку Пряхи. Да, с такой «бабушкой» особо не забалуешь.

Когда все расселись, Пряха не стала разводить лишние церемонии и щедрым жестом организатора, заказавшего пир на весь, ознаменовала начало тотальной обжираловки. Ох, Юкира и наготовила… Честно, после устроенного концерта я начала сомневаться в ее кулинарных талантах, но девчонка сумела превзойти все самые смелые ожидания. Все было очень вкусно! И суп из морепродуктов, и свежее мясо, тушеное под каким-то особенным рецептом, придавшим ему нежный привкус с ароматом тмина и свежей зелени. Ну и куча гарниров, от вареных круп до всевозможных овощей с грибами, устилающих скатерть одуряюще-ароматным ковром из разномастных мисок, заставляя хвататься сразу за все подряд.

Когда ужин закончился, я уже совершенно иным взором посмотрел на горделиво приосанившуюся Юкиру, пытавшуюся накормить своего избранника с ложечки. Без особого успеха, ибо такого позора перед мужиками тот стерпеть не мог и отбивался всеми конечностями, пока Пряха не рыкнула на обоих, призывая к порядку.

Вот уж кто показала за столом воистину королевские манеры. Пряха держала прямую осанку и не делала ни одного лишнего движения. Тогда как зачарованный плавными движениями ее рук, Динор таки умудрился пронести ложку мимо рта и угваздаться мясным соусом. Слушая его приглушенную ругань, я только усмехнулся и поспешил прикончить остатки своей порции, чувствуя нетерпение хозяйки, ожидавшей, пока мы с Азуром насытимся.

— Наелись? — добросердечно осведомилась Пряха, когда последний гость за столом отложил в сторону ложку и сыто откинулся на спинку стула.

— Да, спасибо, — я послал ментальные импульсы благодарности ей и засмущавшейся Юкире. Чуть погодя, тоже сделал Азур, заставив свою невесту буквально засветиться от счастья. Сбоку от него донесся мощный рык. Не имея ментального дара, Динор выразил свое удовлетворение просто и понятно, чем вызвал широкую улыбку Пряхи, отчего-то проникшейся к нему теплыми чувствами сердобольной бабушки. Предвижу, такими темпами Динор, умявший в одну харю половину накрытого стола, к концу моего обучения уже не влезет в свои доспехи.

— Тогда приступим к делу, — Пряха первой поднялась из-за стола и кивнула своей подопечной. — Юкира, убедись, чтобы наши гости остались довольны. Я с учениками ненадолго отлучусь наверх.

Сперва я не понял, чем была вызвана таинственная улыбка Юкиры и обреченное закатывание глаз Азура. Но они оба промолчали, и я не стал задавать лишних вопросов, позволив Пряхе отвести себя по лестнице на второй этаж дома, являвшийся полной противоположностью первого.

«Твою медь», — охнул я, ощутив, как шагнул из теплого уютного дома в мир похоти и разврата, встречавший постояльцев уже на лестничной площадке. Освещенная мягким светом нежного розового оттенка, она походила на экспозицию эротического искусства с картинами интимного содержания, украшавших стены вместо обоев.

Зелтронские художники не стеснялись демонстрировать все глубины своих потаенных желаний. Кто-то назвал бы это порнографией, но я, отойдя от первого удивления, с интересом прошелся вдоль всех полотен, впитывая новые знания и красоту, воплощенную в танце обнаженных тел. Воистину, зелтроны знали толк в искусстве любви! Картины воплощали в себе отточенное тысячелетиями мастерство, вызывающее трепет и откровенное желание у всякого, кому знаком аромат страсти.

А еще, я узнал главную героиню этих полотен. Пряха на них не сильно отличалась себя живой. Разве что выглядела слегка миниатюрнее, обладая не столь пышными формами, нежели сейчас. Но оно и понятно. Многие картины, судя по слегка выцветшим краскам, были написаны довольно давно, во времена бурной молодости Пряхи. Другие еще не успели потерять яркость, но всех их объединял единый стиль, исполненный бьющей через край сексуальностью.

Закончив с осмотром картин, я обернулся и уважительно в пояс поклонился их главной героине, пристально наблюдавшей за мной все это время. Как наяву, так и в ментале, отслеживая малейшие изменения ауры.

— Прекрасные работы, учитель. Очень чувственные и красивые.

— А ты хорошо держишься, лар, — в свою очередь сверкнула жемчужной улыбкой зелтронка и ткнула локотком охнувшего Азура, стоящего рядом. — Этот в свой первый раз весь пол слюнями закапал.

— Учитель!

— Ладно, не урчи. Должна же я была проверить серьезность его чувств? Такая сильная любовь — редкость во все времена. Не вините старушку за ее любопытство…

— А там что? — несколько грубовато перебил я Пряху, указав в сторону одной из комнат, откуда доносилась приглушенная нежная музыка. Говорить об Анье не хотелось, особенно в свете последних новостей. Я вновь оказался на перепутье, когда пришлось выбирать между своим счастьем и ее благополучием. По крайней мере, пока точно не пойму, что происходящее с моей душой никак на ней не отразится.

Ощутив мой упрямый настрой, Пряха с пониманием не стала продолжать поднятую тему и плавным движением кисти очертила четыре двери из пяти.

— В этой комнате я принимаю клиентов, кто в состоянии оплатить услуги квалифицированного Мастера Разума. Три других, справа от нее, для гостей. А здесь, — Пряха указала на запертую дверь за лестницей, расписанную каким-то причудливым узором в зелтронском стиле, — мой личный кабинет. Вход в него воспрещен всем, кроме меня. Остальной дом в вашем полном распоряжении. После игры Юкира поможет вам устроиться, а пока идем вниз. Все уже должно быть готово.

Что именно готово я увидел, когда спустился обратно на первый этаж в гостиную, где Динор с Фрисом под руководством бравой зелтронской командирши как раз заканчивали двигать кресла к игровому столику. Судя по затасканному виду последнего, тот использовался часто и не всегда по назначению, но свою основную функцию все еще выполнял. А именно стал прекрасным полем для карточной колоды, уже разложенной на четыре неравные кучки синего, красного и желтого с белым цветов соответственно.

— Не знаю, какой у тебя опыт, но для всех остальных объясню суть, — сказала Пряха, усаживаясь за свое место напротив меня и с предвкушающей ухмылкой потянувшись к ближайшей синей колоде. — Игра называется пазаак. Есть базовая или основная белая колода, откуда каждый ход вытягиваются карточки с определенным числом очков. От одного до десяти. И есть боковые разноцветные, откуда игроки формируют «руки» по четыре карты в начале каждого кона. Синие карты прибавляют очки, красные убирают. Желтые могут умножать, менять пятерки на тройки и так далее. Вариантов множество, а самые редкие карты даже могут приниматься в качестве ставок в начале игры.

Убедившись, что все ее внимательно слушают, Пряха удовлетворенно кивнула и начала тасовать колоду с белыми картами.

— Теперь по правилам. Играем три кона, в каждом по три победных раунда, не считая сведенных вничью. Цель — набрать двадцать очков за раунд и выиграть их больше, чем соперник. Можно пасовать на ме́ньшем числе, но тогда есть риск, что соперник наберет двадцатку и выиграет. Чтобы этого не случилось, у каждого игрока есть четыре карты в руке, которые набираются из боковой колоды: синей, красной и желтой. У тебя, лар, своей колоды нет?

Я отрицательно покачал головой, оценивающе осматривая карточные колоды. Пазаак — не самая моя любимая игра, но Нак-Зиил иногда просил перекинуться с ним партейку-другую. Он и научил меня правилам, а также подарил колоду, которая, увы, осталась в капитанской каюте «Везунчика» за три столетия от нынешней даты. Жаль. Знал бы — прихватил с собой. Использовать чужую колоду — не самая хорошая примета, но особого выбора у меня не было. Вряд ли Пряха станет ждать, пока я сгоняю в город за новой. Особенно, если она что-то задумала…

— Тогда наберешь из моей, — косвенно подтвердила зелтронка мои мысли, любовно перебирая длинными музыкальными пальчиками колоду. — Чтобы применить карту из руки, достаточно выложить ее на стол. Их позволяется взять всего четыре на кон, так что не спеши выкидывать все. Ходы делаются по очереди. Сначала ты вытягиваешь белую карту из основной колоды и кладешь на стол, потом я. И так до тех пор, пока свой расклад не приближается к двадцатке. А дальше, — Пряха загадочно ухмыльнулась, — кому улыбнется удача. Или поможет подходящая цветная карта из набранной руки. Давайте покажу, как это работает на практике.

Пряха начала выкладывать на стол белые карты в одну линию. Семерка. Тройка. Пятерка. Десятка.

— Двадцать пять — перебор. Если в руке есть красная карта с пятеркой, то можно выложить ее, и сумма станет двадцать. Полный расклад. Или красную шестерку и спасовать, оставив в раскладе девятнадцать очков. Но тогда соперник может добить до двадцати, и использованная карта из руки пропадет впустую. Ах, да! За один ход можно положить лишь одну карту из руки. Учитывая, что их у игрока всего четыре… вопрос выдержки и холодного расчета.

— Понятно, — кивнул я. Правила не отличались от тех, по которым мы играли с Нак-Зиилом. Правда, мы с ним использовали упрощенную версию с красно-синими картами, способными как прибавлять, так и отнимать очки. Больше маневра за раунд, а, значит, и более высокие шансы на победу. А тут только одноцветные рубашки, серые с оборотной стороны, чтобы соперник не видел состав руки соперника.

— Предлагаю для начала сыграть без желтых, — указал я на самую малую стопку карт. — Хочу посмотреть, каковы вы в деле, учитель.

— Давай без «выканья», лар, — слегка поморщилась Пряха. — Я хоть и старая, но выгляжу получше иных молодых. Да, Юки?

— Да, госпожа, — не моргнув глазом, снесла укол невеста Азура, заставив того в который раз удивленно вскинуть брови. Такое покладистое поведение сильно отличалось от того, что он запомнил до отлета на Ондерон. Бедняга. Но я не спешил просвещать его насчет наполеоновских планов Юки. В своих-то отношениях разобраться не могу, куда еще в чужие лезть.

— Хорошо, давай без желтых, — Пряха потерла ладошки в предвкушении и протянула мне синюю и красную колоды. — Выбирай любые, потом мой черед. Первый пробный кон сыграем без ставок.

— Согласен.

Я быстро пролистал карты и, по старой привычке, взял руку «два на два». Две синие: единицу и тройку. И красные пятерку и четверку. Игровой опыт с Нак-Зиилом показывал, что синие лучше брать меньшим числом, нежели красные. Перебор, если и случается, то зачастую на бо́льшее число очков, нежели недобор.

— Теперь я.

Пряха также отобрала четыре карты и, сложив боковые колоды в сторону, кокетливым жестом прикрыла карточным веером нижнюю половину лица.

— Твой ход, лар. И да! Фрис, солнышко, — короткий предостерегающий взгляд на кварда, уже успевшего подглядеть ее карты и с невинным лицом вставшего у меня за плечом вместе с Динором. — Будешь сливать расклад брату — легко не отделаешься. И это всех касается! Уяснили? Ну все, играем.

Покосившись на устрашенного Фриса, я усмехнулся и вытянул из основной белой колоды первую карту. Двойка. Следом сделала свой ход Пряха. Пятерка.

«Хорошее начало».

Поймав одобрительный взгляд зелтронки, я вздохнул и сосредоточился на игре. Два хода, и выпавшие мне семерка и тройка довели счет до двенадцати. У Пряхи выпали десятка и единица, итого шестнадцать.

— Пас, — сказала она. Отлично, теперь счет Пряхи заморожен. А я могу либо также пасовать, по-идиотски слив раунд, либо продолжать набирать очки. Разумеется, выбираю второе и тяну следующую карту. Пять. Итого семнадцать — шестнадцать в мою пользу. Можно было бы довести счет до двадцати, добавив синюю тройку из руки, но смысл? Счет уже выше соперника — полная победа по всем фронтам.

— Пас. Первый раунд за мной.

— Отлично, правила ты уяснил, — удовлетворенно прищурилась Пряха поверх карточного веера. — А теперь сыграем по-взрослому.

Сначала я не понял, что она имеет ввиду. А потом ощутил ментальное давление, сбивающее с толку и мешающее сконцентрироваться.

— Что-то не так, лар?

«Так вот что она имела ввиду, когда сказала, что занятия начнутся уже сегодня! Я был прав. Это точно будет интересная игра».

— Ничего, учитель, — я подключил ментальное Роение и указал ей на белую колоду. — Играем.

Сосредоточится на подсчете очков оказалось куда труднее под ментальным давлением. Более того, оно еще и усилилось, когда мы сыграли вничью второй раунд и приступили к третьему, так и не использовав ни одной карты из руки.

Семь моих очков — три Пряхи.

Пятнадцать — пять.

Девятнадцать. Я добавляю синюю единицу из руки и получаю двадцатку. Полный расклад, дальше ходы Пряхи. Плюс девять. Плюс три. Плюс шесть. Итого двадцать три — перебор. Нет… На стол ложится красная тройка, отнимающая лишнее из расклада Пряхи. Двадцать на двадцать. Снова ничья.

— Вот и первый размен, — хихикнула Пряха, словно вовсе не замечая беспорядочно машущих ментощупов, с трудом отбивающихся от ее более прочных и гибких сенсорных щупалец. — Продолжим?

Я сцепил зубы, отразив особо мощный выпад и загудев в ментале колоколом, по котором с размаху долбанули чугунной кувалдой.

— Да.

Четыре — четыре.

Восемь — шесть.

Одиннадцать — тринадцать.

Шестнадцать — девятнадцать.

Плюс один синей единицей, и Пряха получает полный расклад на столе. Понятно, тоже, значит, решила сыграть стандартной рукой. Вот только мне от того не сильно легче, ибо попытки продавить мою защиту в ментале не прекращаются.

Итак, у меня шестнадцать. Тянем белые карты. Плюс два. Плюс один. Плюс пять. Плюс…

«Стоять!»

Вовремя спохватившись, я отдернул руку от белой колоды и тупо уставился на стол. Сколько там? От напряжения цифры размывались, но я кое-как подсчитал расклад. Всего двадцать четыре. Значит, либо сливать раунд, либо жертвовать красной четверкой.

Глянув на невозмутимую Пряху, все еще прячущую улыбку за карточным веером, я со вздохом свел раунд вничью.

«Фух, а это труднее, чем я предполагал. Погнали дальше».

Следующий раунд тоже свели вничью, со счетом восемнадцать — восемнадцать, использовав каждый по карте из руки. Итого у меня осталась одна, а у Пряхи две. Но ненадолго. Уже следующие два раунда я позорно продул, слив последнюю карту из руки, тогда как Пряха осталась при своих. Итого счет один — два в ее пользу. Не самая лучшая ситуация, но я уже оказывался в подобной с Нак Зиилом и выходил победителем.

Правда тогда меня не пытались расшатать ментально и наяву, принимая позы, выгодно подчеркивающие выпирающие женские прелести. И без того напряженный мозг начало лихорадить, вынуждая меня кинуть все силы на борьбу с Пряхой в ментале, пока та участливо спрашивала:

— Все хорошо, лар? Может, водички хочешь? Или чего погорячее?

— Н-не… на… до…

Фрису происходящее не нравилось, но он продолжал держаться в стороне по моей просьбе, хотя то и дело недовольно зыркал на зелтронку. А та безмятежно улыбалась ему и всем присутствующим, будто не испытывая ни малейших затруднений от яростного сражения в незримом духовном мире.

— Игра… ем.

— Уверен? Тогда мой ход.

Игра продолжилась.

Три — два.

Восемь — девять.

Четырнадцать — десять.

Шестнадцать — двенадцать.

— Пас.

Мне не оставалось ничего, кроме как рисковать. У Пряхи меньше очков и еще две карты в руке. Продолжу, и могу выбить перебор, подарив сопернице последний раунд и победу в коне. Либо пасую и надеюсь, что удача повернется ко мне лицом, а не задним местом.

Не повезло. Пряха достала тройку и добила полный расклад синей пятеркой. И лишь после этого прекратила массированную атаку в ментале, заставившую меня уйти в глухую оборону без малейших попыток огрызаться в ответ.

— Неплохо для первого раза, ученик, — похвалила меня зелтронка. — Но контроль у тебя ни к харшу, хотя кое-какие навыки тебе привили. Кто тебя обучал? Не скажешь? Ладно. Тогда продолжим, но в этот раз сделаем ставки.

— Ка… кие? — все еще тяжело дыша от перенапряжения, поинтересовался я.

— Креды мне не интересны, — хихикнула Пряха, подмигнув насупившемуся Азуру, с великим интересом наблюдавшему за нашей игрой. — Играем на услуги. Эротические.

— Вэк?!

— Шутка, — Пряха засмеялась, и ей вторила Юкира. — Не делай такое лицо, лар, ты не в моем вкусе. Вот был бы лет на пятьдесят постарше… хи-хи. На самом деле, проигрыш будет стоит теперь исполнения некоторых поручений, о которых мы поговорим позже.

Я утер выступивший пот на лбу и облегченно выдохнул.

— А если выиграю?

— Вот когда выиграешь, тогда и поговорим.

Смысл этой фразы дошел до меня еще до конца первого райнда второго кона. Пряха сменила тактику, и теперь атаковала не грубой силой, а непонятной техникой, вызывающей у меня светлые воспоминания. Да, именно так! Я и не подозревал, что подобное возможно, пока не ощутил на себе касание чужой Силовой ментальной техники. Реальный мир начал расплываться, являя взору картины самых счастливых моментов моей жизни. Прошлой и настоящей. А в какой-то момент их затмило лицо мамы, улыбающейся мне и говорящей, как гордится своим сыном.

Не обращая внимания на капающие слезы из глаз, я сдержал рвущиеся наружу «ласковые» в адрес Пряхи и потянулся к основной колоде карт. Игра в пазаак продолжалась, но перешла на новый уровень.

Один — семь.

Шесть — девять.

Шестнадцать — пятнадцать.

Двадцать — двадцать два. Минус два красная ложится на стол, и Пряха сравнивает наши расклады. Ничья.

Воспоминания ускорились. Чувства Ланы, открывшейся мне в Ментальном Слиянии. Торжество и удовлетворение проделанной работой при виде счетов, падающих на «Джофрис» с успешным стартом Звездных войн. Растянувшийся в вечность миг, когда Анья Рал сказала, что любит меня…

— Один — ноль. Раунд за мной, лар.

— Что?

Моргнув, я ошалело уставился на стол, где красовалась неприглядная картина. Двенадцать — двадцать восемь. Пряха издевательски спасовала и позволила мне тонуть в грезах, попутно набирая очки из белой колоды.

«Соберись, тряпка!»

Волевым усилием изгнав образ страстно целующей меня Аньи, я смахнул битую раздачу в колоду и, быстро перетасовав, рыкнул:

— Еще раз!

Решимость решимостью, но одной ее недостаточно. Я в очередной раз проиграл. Третий кое-как сумел свести вничью, а на четвертом снова сломался. Пряха безжалостно атаковала, виртуозно закручивая Силой и даром эмпата мое ощущение реальности. И лишь когда последняя карта легла на стол, знаменуя окончание третьего кона, завершенного полной победой зелтронки, я понял, что она пыталась мне сказать.

— Да, — пробился сквозь шум в ушах усталый голос моего учителя. — Ты разделяешь свой дар и Силу, но это неправильно. Чтобы добиться вершин мастерства в ремесле Разума, нужно свести их воедино. Только так ты сможешь достигнуть, чего желаешь.

— Научи меня, Пряха. Пожалуйста!

— Хорошо… Джой. Сделаю все, что в моих силах.

Край мутного сознания подметил, как она назвала меня, но на вопросы не осталось сил. Переутомление дало о себе знать, и я провалился в глубокий сон прямо за столом, уже не слыша слов остальных.

***

— Брат!

— Тише, постреленок, — Пряха коснулась руки кварда, кинувшегося тормошить упавшего на столешницу Джове. — Приглядись. Он просто спит.

Фрис последовал совету и расслабился, увидев ниточку слюны, стекающую из приоткрытого рта человека, чье усиливающееся сопение вот-вот грозило сорваться в гремящий богатырский храп.

— Зачем вы так с ним? Неужели нельзя было…

— Нет, — твердо отрезала Пряха. — Ты сам знаешь, сколько ему осталось. Каждый день на счету, и я не могу позволить терять их впустую. Кроме того, лар, — зелтронка сделала паузу и посмотрела на Фриса тем самым взглядом, от которого Ядро скукоживалось в маленький дрожащий комок страха, — твой брат не единственный, кому нужно вправить мозги на место. Позови ее, будь добр.

Фрис скривился, новсе же выполнил просьбу, сбегав на улицу и притащив упирающуюся и вырывающуюся джедайку, шпионившую за домом со стороны улицы.

— Помолчи, — велела Пряха тоном, от которого Анья зашипела взъерошенной кошкой, пойманной на краже хозяйской сметаны. — Значит, ты та самая дурища, по которому сохнет мой новый ученик. Ни слова! Я пригласила тебя не для того, чтобы беседы вести. Вижу, Джой тебе тоже не безразличен, так что скажу прямо: оставь его. Возвращайся на Храм в Корусант или откуда ты прилетела. Джою предстоит долгая работа над собой, и ты будешь только мешать.

— Но, — из Аньи будто разом вынули внутренний стержень воли. Сгорбившись и повесив плечи, джедайка оглянулась на стоящих в гостиной разумных в поисках поддержки, но везде встречала лишь сочувствующие и неприязненные взгляды. Последний принадлежал Фрису, не без оснований считавшему, что все беды брата растут от баб. И, пусть лично ему Анья ничего плохого не делала, это не мешало кварду встать на сторону Пряхи, лучше всех присутствующих понимавшей, что требуется Джове. И это не явно очередная смазливая мордашка, которая будет отвлекать его своими чувствами, вместо того, чтобы дать возможность найти путь к исцелению.

— Улетай, Анья, — настойчиво попросил Фрис, принимая решение и закрывая спиной спящего брата. — И не возвращайся.

Из глаз Аньи брызнули слезы, а из глубины души крик, от которого женская воловина присуствующих сочувственно поджала губы.

— Я не могу его бросить! Я люблю…

— И в этом кроется главная проблема, — тихо сказала Пряха. После чего встала и прижала к себе дрожащую джедайку, вяло задергавшуюся в ее объятьях. — Мне жаль, милая, но ваше время еще не пришло. Если и вправду любишь его, то должна отпустить. Джой сделал это ради тебя, и ты должна поступить также. Хотя бы на время, пока он не найдет способ смирить своих демонов.

Анья затихла и замолчала, уткнувшись лицом в мягкую высокую грудь зелтронки. Только плечи вздрагивали, отражая эмоциональную бурю, волнующую ментал. А Пряха поглаживала ее по волосам и продолжала что-то негромко шептать на ушко, предупреждающе зыркнув на мужчин и любопытную Юкиру, чтобы не лезли. Слова, адресованные Анье, предназначались лишь для нее одной. И когда Пряха закончила, заплаканная девушка отпрянула и дергано кивнула, без прощания покинув дом. Чтобы уже на улице перейти на бег и скрыться под покровом наступившей ночи.

— Ушла, — через какое-то время оповестил вернувшийся с разведки Динор, которого Фрис попросил проследить за Аньей. — Улетела на челноке. Я успел прикрепить к нему маячок: судя по сигналу, Анья покинула орбиту Зелтроса.

— Слава Силе! — Фрис имитировал вздох великого облегчения, как делают органики, и повернулся к странно-грустной Пряхе. — Спасибо, учитель.

Зелтронка и бровью не повела на такое обращение, приняв его за само собой разумеющееся. В ее глазах Джой и Фрис были неотделимы, и, принимая в ученики одного, второй шел в, так сказать, в комплекте. О чем квард не знал, но догадывался, когда во время игры ощутил направленное внимание зелтронки. Что казалось невероятным, но от того не становилось менее реальным.

Может ли искусственно созданный разум воспринимать Силу? А если он создан по органическим технологиям Гри с небольшими модификациями Стража? Тысячелетиями наблюдавшего за подчиненной ему виртуальной реальностью и познавшего чудеса, немыслимые в реальном мире.

Похоже, ответ на этот вопрос Фрису придется искать вместе с братом и Азуром, сохранявшим молчание с самого начала игры в пазаак. Но вот, их с Фрисом взгляды пересеклись. И квард увидел то самое выражение лица зелтрона, какое запомнил еще со дня посещения улья килликов на Альдераане. Одухотворенно-светлое и явно скрывающее больше, чем Азур был готов показать.

— Сыграем в пазаак, друг?

Фрис немного помолчал, прислушиваясь к себе. После чего загадочно усмехнулся и, поймав заинтересованный взгляд Пряхи, потянулся к основной колоде на столе.

— Сыграем.

(прим. автора)

Кому интересно — рабочая версия пазаака есть в плей маркете в свободном доступе.

Глава 19. «Высокое напряжение»

2303 ДБЯ.

— Ты недостаточно сосредоточен, ученик. Еще раз.

Сила взвыла, в бешеном темпе проводя через мой источник потоки Света, направляемые острым ментальным клинком воли. Налетевший на Тихую зону порыв ветра вновь закачал надрывно скрипящие деревья. Живность в радиусе трех километров спешно бросилась наутек, охваченная внезапным приступом страха. Процесс пробития второго контура сознания всегда бурно отражался на окружающем мире, реагирующим на вмешательство в тонкие духовные материи.

И это мне еще повезло быть приверженцем Светлой стороны, практически не наносящей сопутствующего урона. Тогда как Пряха, сочетавшая в себе и Темную, однажды едва не создала Шторм Силы. Лишь стальной самоконтроль позволил зелтронке усмирить свою Тьму и подняться на уровень выше в понимании своей душевной организации.

Она и сейчас находилась неподалеку, расположившись на лавочке под крыльцом дома и наблюдая за разворачивающейся на переднем дворике картиной.

— Ну же, — как сквозь вату в ушах, раздался ее подбадривающий голос. — Поднажми, Джой!

Легко сказать. От неимоверного усилия пот ручьями скатывался по лицу, а хриплое дыхание, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. Сила и Дар, слитые воедино, ввинчивались во внешние слои аурого поля, пытаясь сделать невозможное: разделить ненадолго поток сознания на две части. Такого было главное условие перехода в ранг Подмастерья Разума, без которого дальнейшее развитие не представлялось возможным.

— Давай! — Пряха повысила голос, уже почти крича, и в тот же момент я с обреченным стоном завалился на бок. Ветер в вышине утих, деревья перестали раскачивать и скрипеть. Жилой квартал Тихой зоны вновь погрузился в благословенную тишину, нарушаемую лишь моими хрипами и негромкой руганью Пряхи.

— Какой раз уже, Джой? У тебя есть все нужное для прорыва, но ты сам себя останавливаешь.

— Прости, учитель, — повинился я, со стоном принимая сидячее положение. — Это сложно.

— А ты как хотел? Ломать себя всегда непросто. Дух — это не жалкая плоть. Ты должен идти до конца, если хочешь подняться на следующую ступень.

Пряха укоризненно свела брови к переносице, как делала всякий раз, когда я не оправдывал ее ожиданий. Что случалось не так уж часто за последние девять месяцев, но когда происходило, било по самолюбию с силой безжалостного светового меча. Может, именно поэтому я не сломался до сих пор при таком чудовищном темпе тренировок, каждое утро находя силы вставать с рассветом Зела и выходить на очередной бой с самым страшным врагом.

Самим собой.

— Тебе нужен отдых, — после долгой паузы, решила Пряха. — Ты топчешься на одном месте, и дальнейшая работа в таком темпе толку не даст. Собирай вещи и валите с Азуром в город. Он как раз должен был закончить медитацию.

— Да, учитель, — я понуро повесил плечи и проскользнул в дом мимо нее. На душе скребли кошки, а кейю, в последний месяц терзающий виски постоянной ноющей болью, отозвался очередным приступом.

С минуту постояв на пороге, пережидая сильное головокружение, я уже собирался идти в гостиную, где ощущалось присутствие Азура, когда услышал негромкий голос Пряхи за спиной:

— Сильно больно?

— Терпимо.

— Тебе нужно ускориться, лар. Меня беспокоит твой кейю. Приступы становятся все чаще. Если так продолжится дальше, ты сведешь себя с ума еще до исчезновения якоря.

Тяжкий вздох Пряхи отозвался колючей толпой мурашек по хребту. Сам знаю: я в жопе. И чем больше времени проходит, тем глубже погружаюсь в тоннель, в конце которого нет света. Лишь мрак и звенящее эхо безнадежности.

— Но пока отдыхай. Я найду медвежонка, пусть закажет вам такси. На сегодня занятия окончены.

Ласковое обращение «медвежонок» Динор заработал в день, когда поразил Пряху своим обжорством в праздник Великого Урожая. Немного предыстории: на Зелтросе, где практически круглый год царит жаркое лето, сбором созревших полей, чей рост ускорялся за счет достижений биоинженерии, занимаются раз в месяц. Но лишь единожды за сезон благоприятные условия сходятся так, что позволяют собрать двойную меру урожая, и тогда же начинается праздник. Длящийся от недели до двух, в зависимости от количества средств, вырученных с продажи дополнительной поставки зерновых в Республику.

Указом свыше вся выручка с Великого Урожая распределялась малыми долями между коренным населением, обеспечивая королевской чете всенародную любовь и поддержку. А также способствуя, процветаю Зелтроса.

Эта традиция восходила к ранним годам колонизации системы Зела, и праздновалась ежегодно с большим размахом. Особенным почетом пользовались те, кто в эти дни показывал внушающий уважение аппетит, получая возможность совершенно бесплатно поглощать кулинарные изыски в любом пищевом заведении. Так зелтроны славили Великий Урожай и попутно привлекали на планету еще больше туристов, многократно окупавших затраты правительства на недельную халявную обжираловку.

Вот и Динор, месяц назад на себе испытавший последствия Великого Урожая, умудрился настолько впечатлить Пряху своим неуемным аппетитом, что та лично взялась обеспечить ему «зелтронский стол» на весь праздник. То есть наготовила столько всего, что осоловело рыгающий наемник до упора не вылезал из-за стола, превратившись во всепожирающую свиноматку. Или свинопапку, по мнению Азура. За что пару раз отхватил от Пряхи, грудью вставшей на защиту своего сыто хрюкающего медвежонка.

Я, глядя на их перепалку, только посмеивался… и возвращался к тренировкам.

Несмотря на неудачу с прорывом второго духовного контура, обучение у Пряхи не прошло для меня даром. Девять с хвостиком месяцев, потраченные исключительно на саморазвитие дара вкупе с ментальными техниками Силы, сильно подняли мой уровень. Как джедая, так и менталиста, специализирующегося на взаимодействии с чувственной частью мира.

Метощупы ушли в прошлое. Слив их с Когтем, я в несколько раз усилил его пробивные характеристики, попутно разгрузив собственную ауру. До того момента я и не представлял, насколько неэффективно использую свои возможности, выбрав точечное воздействие вместо массового. Теперь все изменилось. Опираясь на Силу, я научился охватывать своим даром огромное пространство, практически к нулю сведя вероятность внезапного нападения или иных неприятностей, несущих угрозу моему здоровью. Техника называлась Туман духа, и являлась лишь одной из немногих, которым я научился под руководством Пряхи.

В случае Азура она не могла использовать весь его потенциал, так как тот не был чувствителен к Силе. Зато на мне отыгралась по полной, сделав из рыцаря-джедая и, прямо скажем, посредственного эмпата, одаренного иной формации.

Да, я по-прежнему мог считать себя приверженцем Светлой стороны, но в то же время стал чем-то бо́льшим. Мое духовное восприятие стало запредельным, позволяя видеть вещи, о существовании которых я раньше не догадывался.

Например, свое происхождение. Азур был прав, утверждая, что в моей крови действительно имеется частичка расы зелтронов. Причем не такая уж малая. Именно она позволяет петь кейю и видеть эмоции других, поднимая на ступень выше в сравнении с простыми джедаями. Или ситхами. Особенно, когда научился работать со светлыми воспоминаниями.

Удовольствие и радость оказались в этом плане не менее эффективны, что я успел испытать на своей шкуре еще в первый день нашего с Пряхой знакомства. Правильно она сказала, мол я ограничивал себя, не используя потенциал на полную. Сила — самое грозное оружие в этом мире, способное усиливать врожденные способности своих адептов до невообразимых пределов.

Так, на исходе седьмого месяца обучения, я смог совершить невероятное: дотянуться через парсеки звездной пустоты к своей любимой, чем изрядно ее напугал и обрадовал. Мы с Аньей не поддерживали связь с того дня, как она покинула Зелтрос по неизвестной причине, не оставив мне никакой прощальной записки. На что я поначалу смертельно обиделся, а, остыв, понял, что так она меня защищала. Увела поиски Орден по ложному следу, дав мне возможность в относительном покое разобраться со своими проблемами. В ином случае джедаи бы давно обнаружили меня и вывели на чистую воду, вынудив либо бежать, либо вступать в неравный бой.

«Для них неравный», — поправил я себя. Потому как даже правильно обученный эмпат в ранге новика, не пробивший второй духовный контур, по голой моще равен мастеру-джедаю. Что уж говорить о Подмастерье и, тем паче, Мастере Разума. Эти монстры способны в одиночку сеять смятение в многократно превосходящих рядах противника, попутно орудуя световым мечом и постепенно сокращая его число.

Так что Анья здорово меня выручила своим поступком, не вынуждая раскрывать себя и вносить новые правки в галактическую историю. А еще она заметно похорошела с нашей последней встречи, о чем стоит упомянуть отдельно.

Уж не знаю, чем это вызвано, но присланная мне весточка показала голограмму сияющей девушки, принявшую кокетливую позу полубоком, демонстрирующую подкачанную пятую точку. А также укороченный подол туники, открывающей взгляду точеные стройные ножки и новую прическу с непослушной челкой, прикрывающей правую половину лица. В ней ощущалась властная рука стилиста, неплохо поработавшего над имиджем Аньи, превратив ранее невзрачную девчонку в настоящую красавицу. Да и она сама явно даром времени не теряла, подобно мне утонув в тренировках, что, в сочетании с Силой, здорово сказалось на ее внешнем виде.

Одаренные в этом плане развиваются гораздо быстрее обычных людей, которым приходится потом и кровью платить за достойный внешний вид. У джедаев же, в большинстве своем, прекрасные физические данные и без длительных тренировок. Но с ними молодые юноши и девушки могут стать буквально эталоном красоты для своего вида, служа предметом зависти и подражания.

Смотря на Анью, я не мог сдержать глупой улыбки, слушая ее сбивчивый голос, в котором проскальзывали слезы радости. Любимая говорила, как скучала по мне и сколько раз силком заставляла себя возвращаться в Храм, уже практически решив лететь на Зелтрос. Разлука для нее казалась невыносимой, однако ради меня она пошла на эту жертву, отказав себе даже в виртуальном общении. Но теперь, когда я сам вышел на связь, она собиралась вернуться на Зелтрос в самое ближайшее время. Чтобы воссоединиться со мной и больше никогда не покидать.

Красивые слова, но я знал, что они правдивы. Видел в ее глазах и чувствовал в сердце через бесконечные просторы космической пустоты. Мой дар и уровень связи с Силой шагнули за предел, когда расстояния перестают иметь какое-либо значение. При определенных условиях я, думаю, мог бы и поговорить с ней, но решил не рисковать попусту.

Мое состояние все еще оставляло желать лучшего, а проблемы с кейю только ухудшились. Попытки взять под контроль побочные основы ни к чему не привели, и мне оставалось уповать лишь на прорыв духовного контура, способного разгрузить сознание и работать в дух потоках одновременно. Не знаю, как это поможет, но Пряха была уверена, а я верил ей.

На самом деле, мы сильно сблизились с ней за эти месяцы. Не так, конечно, как с Азуром и Динором, ставшими моими верными друзьями, но взаимного уважения добились. Пряха видела, сколько усилий я прилагаю и в свою очередь делала все, чтобы сохранить мне жизнь и рассудок.

Но как бы она не старалась, я все еще не мог прорвать духовный контур. И сомневаюсь, что смогу в ближайшее время. Сам не понимаю, чего не хватает, но, надеюсь, потом выстраданный отдых даст толчок в нужном направлении. По крайней мере, так я думал, плетясь в гостиную за Азуром.

— Дружище, — сидящей на мягком пуфике зелтрон приоткрыл левый глаз и сквозь прищуренное веко оглядел мою понурую фигуру с опущенными плечами. — Не получилось?

— А, — отмахнулся я, сим жестом выражая все переполнявшее меня разочарование. После чего плюхнулся на диванную кушетку у окна и устало откинулся на спину. — Каждый раз одно и тоже. Кажется, будто вот-вот, и что-то стопорит.

— Понимаю. Нанести рану своему духу куда тяжелее, чем телу, — посочувствовал Азур. — Я тоже поначалу долго не мог.

— Но смог же!

— Джой… не требуй от себя слишком многого. Я пять лет у Пряхи занимаюсь, а ты и года не отпахал, а уже почти догнал меня в развитии. Все будет. Дай только время.

— Которого у меня почти не осталось.

Какое-то время помолчали. Азур и Динор знали о моем состоянии. Как и о многом другом с тех самых пор, как принесли вассальную клятву моему клану. Причем не на словах, как когда-то Лана с Карой, а подкрепленную особой ментальной техникой, которой нас с Азуром научила Пряха. Она так и называлась — Клятва, являясь гарантом, что разумный не нарушит данного слова ни при каких условиях. Просто не сможет: особая ментальная закладка исключит саму вероятность возникновения такой мысли. А, так как она может быть установлена только с полного и осознанного согласия самого разумного, вопрос предательства отпадал сам собой.

Так Азур и Динор узнали правду о нас с Фрисом. И, не сказать, чтобы особо удивились, но многое поняли и постарались не задавать лишних вопросов в присутствии Пряхи. Которой я тоже хотел поведать свою историю в благодарность за бесценную науку, но был вовремя одернут ею и возвращен на бренную землю.

Пряха понимала, что при всем желании не сможет взять на себя ответственность за такую тайну. И не захотела стать привязной к клану, чей дом находился так далеко от Зелтроса. Тут у нее и любимая работа, и люди, которым она нужна. А еще долг перед королем, в свое время замявший не самую приятную историю в Садах кафарель, после которой Пряха обрела свою дурную репутацию среди зелтронов.

Я так и не смог вывести ее на откровенность и выяснить, что же произошло в тот злополучный день, во время дружеского визита умбаранских послов. Но и не особо настаивал, уважая право Пряхи на свои секреты, как она уважала мое.

А вот Юкира и кафарель Энелла, успешно охомутавшая Динора с их памятной ночи в оазисе, не были привязаны к Зелтросу. И принесли такую же клану, как и их мужчины, повысив нашу численность до четырех разумных из пяти, существовавших в этом времени. Пятым, как ни странно, стал зелтрон Патрик, крепко сдружившийся с Фрисом, с которым они проводили множество дней напролет, пока клановые нужды не заставили их отбыть с Зелтроса парой месяцев назад.

Тогда я дико не хотел отпускать брата одного. Но время поджимало, а мое обучение требовало полной самоотдачи. Да и самому Фрису, как он сам справедливо заметил, давно было пора учиться действовать самостоятельно. Тем более, когда от успеха их с Патриком миссии зависело наше возвращение в будущее.

Как уже можно было догадаться, речь шла о Стражах. А, точнее, об имеющихся в их наличии координат планеты Центра-Прайм, где я собирался восстановить свой кайбер-кристалл и остановить изменения в своем теле. Ну и, попутно, собрать причитающиеся нам бонусы в виде новых сделок со Стражами, целью которых станет создание клановых экзеров и личного оружия на основе квардионных технологий. Так как Азур и Динор со своими женщинами не изъявили желания составить нам с Фрисом компанию в путешествии в будущее, мы приняли решение снабдить их всем необходимым для выживания и процветания клана. Того самого, которого мы между собой уже привыкли называть «Атран», что в переводе с зелтронского означало «семья».

Триста лет с хвостиком мне понадобилось, чтобы выбрать подходящее название. Немного больше, чем я рассчитывал, но зато теперь я сердцем чувствовал, что оно верное.

За этот неполный год, мы с Азуром, Динором, Юкирой и Энеллой стали настоящий семьей. И даже Патрик, порой, вводящий нас в ступор своими пространственными рассуждениями на фоне религии и технологий Гри, органично вписался в дружескую компанию. Дом Пряхи, хоть и небольшой, позволил нашей компании уживаться в комфорте, постепенно узнавая друг друга и проникаясь взаимным доверием. До тех пор, пока оно не переросло в нечто бо́льшее, позволив мне сделать предложение, от которого друзья не смогли отказаться.

А предлагал я, ни много, ни мало — вечность. Не для них, но для их потомков, которые через триста лет получат возможность прожить мириады новых жизней в хранилище виртуальной реальности под надзором Сота. Увы, изменить ход истории я не в силах, и, раз на момент моего попадания в прошлое Страж все еще оставался в своем изначальном комплексе, искать кайбер сейчас было бессмысленно.

Но друзей вполне устроила альтернатива: возможность прожить долгую счастливую жизнь на Альдераане, где киллики уже закончили возводить первые постройки надземной базы и взялись за вытачивание ходов под будущий клановый город в толще гор. Под защитой их и Стража, чье влияние распространялось на все Джараанские горы, члены клана Атран могли не бояться внешних потрясений в галактике и мирно развиваться, растя детей и готовя плацдарм к возвращению своего Главы.

Собственно, я сам был не в восторге от этой идеи, но коллектив под предводительством Азура сумел меня уболтать. Их всех объединяло желание жить в уединении и спокойно растить детей, дав им ту надежную опору, о которой мечтают любые родители. И, благодаря улью Уруир, споро взявшемуся за дело, такое место имелось.

Уже сейчас клановая база на Альдераане могла принять до десяти семей на постоянное место жительство. Однако до установки всех систем защит мы решили повременить с переездом и приурочить его к нашему с Фрисом отбытию в будущее. К тому времени у нас уже должно быть готово все, чтобы в мое трехсотлетнее отсутствие ставшие мне близкими человек и зелтроны сумели построить фундамент возвышения Атран. А после… Запасной план в виде карбонита никто не отменял.

Состарившись и ощутив веяние смерти, мои друзья погрузят себя в карбонитный сон и останутся там до тех пор, пока не наступит время переноски Стража на новое место. Уже там мы с Фрисом позаботимся, чтобы сознания их, а также тех потомков, кто захочет, покинули немощные тела и перенеслись в виртуал. Разумеется, как и в случае с ментальными закладками, при их полном добровольном согласии. Я не собирался становиться диктатором, желая дать своим близким шанс прожить столько жизней, сколько они сами захотят. И, как истинный последователь Света, собирался достигнуть этого не через разрушение, но созидание, минуя стадию, где одно невозможно без другого.

Возможно. Было бы желание и решимость довести все до конца.

Азур стал первым, кто разделил мою идею о создании рода, способного прожить тысячелетия. И на него же я возлагал заботу о клане в свое отсутствие. Пройдя вместе со мной обучение у Пряхи, Азур уже достиг ранга Подмастерья и прорвал второй духовный контур, получив возможность применять Клятву, а, значит, и увеличивать численность клана. Таким образом можно было не переживать, что об сведения о нас утекут на сторону кому-нибудь из Великих Домов Альдераана. В клан Атран будут приниматься только те, кого выберут сами его члены. По обоюдному согласию сторон с принесением Клятвы.

А когда Азур не сможет исполнять свой долг по естественным причинам, его место займет иной член рода. Его сын или Динора. Или внуки. Зелтронские гены позволят им пойти по стопам родителей, обеспечивая безопасность и процветание клана даже без моего непосредственного участия. По крайней мере, я очень на это надеялся, и верил, благо за примерами не нужно было далеко ходить. Достаточно посмотреть на себя и ощутить эмоции всех вокруг, обратившись к зелтронской частичке внутри себя.

Разве я сам не являюсь доказательством, что план сработал? Альдераанцы не больно жалуют представителей других рас в своих семьях, по древним традициям тщательно контролируя родословную. И, раз я родом именно с Альдераана, во мне неоткуда взяться крови зелтрона. Если только не объяснить ее наличие напрашивающимся выводом: кто-то из моих родителей состоял в Атран. Более того, я почти уверен, что это мама. Отец, более известный, как кровожадный палач Джарвас Ульго, не скрывал своей принадлежности к Великому Дому. Тогда как о его супруге почти ничего неизвестно.

Что ж, теперь я знаю. Немногое, но о главном догадываюсь: Джарвас сошелся с женщиной из Атран, после чего та родила Джове… Меня. Чем замкнула круг, дав начало становлению собственного клана.

Кажется, будто догадка притянута за уши, но я чувствовал в Силе, что прав. Нет, не так. Знал! И оттого оставался преисполненным решимости довести дело до конца. Во что бы то не стало.

«Завтра, — одернул я себя, выныривая из пучины вязких мыслей, вяло текущих в голове после проваленного экзамена на ранг Подмастерья Разума. — Сегодня хочу только одного. Отдыха».

— Динор уже в пути, — оповестила Пряха, входя в гостиную. Чтобы упереть кулаки в бока и в своем фирменном стиле нахмурить брови, выдав сакраментальное:

— Ну и какого харша расселись? Я же сказала — сегодня выходной. Марш собирать вещи и проваливайте из моего дома.

— Да, учитель! — хором воскликнули мы с Азуром и поспешили выполнить приказ, не доводя вспыльчивую старушку до греха. Хоть та и выглядит молодой женщиной в самом расцвете своей сексуальности, тяжелым характером в момент выдает свой истинный возраст. Не терпящий возражений и требующий уважительного отношения юности к «старческим сединам».

В общем, пришлось нам с Азуром подрываться, брать все самое необходимое и в авральном порядке бежать во двор, где нас уже поджидало такси с довольно сияющим Динором. Причина располагалась при нем, в виде мурлычущей кошкой Энеллы, льнущей к своему мужчине под завистливые взгляды Юкиры с переднего пассажирское кресло.

Впрочем, внимание рыжей моментально переключилось на Азура, стоило тому появиться в поле зрения. А дальше прозвучало сакраментальное, без чего не обходилась ни одна из их встреч.

— Уииии! Мусик!

Кузнечиком запрыгнув на шею своему мужчине, Юкира потянулась к нему губами, смешно болтая ногами в воздухе. И буквально окаменела, когда тот ответил на поцелуй, да так жарко, что у девушки на мгновение закатились глаза.

— И что это было? — пролепетала Юкира, когда Азур насытился ее губами и аккуратно поставил ее на землю рядом с собой, приобнимая за талию. Ответа не последовало, по крайней мере вслух. Но в какой-то момент наша семейная язва вдруг расцвела такой счастливой улыбкой, что сияющий на голубом небосклоне Зел нежданно обзавелся маленькой сестричкой. А потом также резко солнце потухло, и скрылось за резко налезшими грозовыми тучами.

— Значит, — не предвещающим ничего хорошего тоном, протянул Юкира, наступая на ухмыляющегося Азура. — Ты все это время был не против нас? Тогда какого… мм!!!

Запечатав губы своей возмущенно замычавшей избранницы очередным поцелуем, Азур добился, чтобы она обмякла в его руках, после чего отстранился и прошептал ей на ушко:

— Должен же я был отомстить за все эти годы издевательств надо мной. Динор, мы в оазис?

— Да. Девчонки подготовили сюрприз. Хотя с твоим он уже вряд ли сравнится, ха-ха!

— Ап.

От возмущения коллективным игнором у рыжей бестии Юкиры отнялся язык. Надувшись обиженной белкой, у которой отняли любимый орех, девушка нехотя позволила отбуксировать себя в такси и усадить на колени Азуру. Где уже тот торжественно вручил ей предусмотрительно спрятанную шоколадку, ставшую первым ключом к примирению. А после второй и третьей оказался окончательно прощен, ибо мудрость предков гласит: голодная женщина — злая женщина. Накорми ее вкусняшками, и пожинай плоды счастья.

Динор с Энеллой, наблюдавшие за их играми, только посмеивались. Их отношения уже давно вошли в фазу, когда от официального штампа в личной сетевой карте отделял лишь поход в святилище бракосочетаний. А на деле счастливая пара уже полгода как ждала ребенка, и жаждала переехать на Альдераан при первой возможности.

Я старался не думать о том, что малыш в животе Энеллы может быть моим далеким прадедом или прабабкой, решив не засорять голову всякими мелочами. И без того масштаб затеянного проекта под кодовым названием «клан Атран» поражал воображение.

Подумать только! До своего попадания в прошлое я и помыслить не мог получить такой результат еще при своей жизни. Но если все пройдет по задуманному, через триста лет меня ждут верные последователи, пронесшие верность семье через столетия. С их помощью у меня достанет сил реализовать все проекты, до которых раньше не доходили руки. В особенности транспортную компанию Съяна и нереализованный потенциал в шахтерской промышленности.

Зря что ли я лицензию на Дорине получал? Грех не воспользоваться такой возможностью, тем более, что клану будут нужны производственные мощности для получения стабильного источника дохода на многие годы. И куда проверенного, нежели игра в голошахматы на чужом поле.

Не знаю, как там со Звездными войнами дальше пойдет. Втихаря доить коровье стадо получится лишь до тех пор, пока возмущенные фермеры не соберутся всем миром и не отпинают наглых воришек, протянувших грязные пальцы к чужому источнику молока. Если с выходом первой части студия «Джофрис» оттоптала мозолистые пятки могущественных игровых корпораций, то вторая может побудить их на куда более серьезные меры, нежели провальные попытки взлома. От некоторых из них будет трудно укрыться даже при сохранении полной секретности, и я не хотел ставить существование клана под удар.

В таком разрезе совсем иначе выглядит план оформить на себя перспективную звездную систему в Альдераанском секторе, богатую астероидами, полезными для шахтерских разработок. Другой вопрос, где найти такой клондайк, но на этот счет кое-какие мысли имелись. Накрайняк, та же Митина достаточно квалифицирована, чтобы провести разведку и открыть новые гиперпути к ранее неизведанным областям. Каковых на территориях Республики хватало с избытком во все времена.

Хоть галактическое сообщество и весьма развито, само освоение нашего звездного скопления оставляет желать лучшего, застыв на отметке ниже десяти процентов со времен древней экспансии. Так что и сейчас, и через триста лет существует бесчисленное множество бесхозных звездных систем, куда можно запустить руки и выгрести тонны редкоземельных сокровищ. Были бы люди. И средства. Но если с первыми вопрос пока остается открытым, с последним проблем нет.

На момент нашего с Фрисом исчезновения релиз первых Звездных войн успел принести новообразованной игровой студии «Джофрис» миллиарды кредов. А сколько принесет после с выходом второй части? Помятуя о рисках, я старался удерживать своего капающего слюной хомяка на привязи, начиная подозревать скрывающегося под шерстяной шкуркой всеядного и ненасытного дракончика.

Блеск золота может затуманивать разум, и я не хотел брать больше положенного для выживания клана. Так поступают ситхи, а не джедаи. Мой долг помогать другим выжить, попутно принося очищающий Свет в уголки, где безраздельно правит Тьма. Таков мой путь в этом мире, и я не сверну с него до самого конца!

— Глянь, — Энелла подергала за рукав Юкиру и, хихикая, указала на мою суровую морду кирпичом, устремившую взгляд в бесконечность. — Глава опять о высоком размышляет.

— Ага. Щас доразмышляется и в дерево впишется. Как в прошлый раз…

— Эй! — возмутился я, под заливистый девичий смех и усмешки мужиков выравнивая накренившуюся на левый бок машину. — Тот раз не считается! Ко мне Трини с Лаурой домогались.

— Дал бы уже им и дело с концом, — не забыла укорить меня Энелла. — Сколько времени уже слюни по тебе пускают, сам все прекрасно знаешь. Потрахались и разбежались. Твоя эвин* даже не узнает…

— Нет!

— Упрямец, — восхищенно прицыкнула языком Юкира и боднула лбом излишне расслабившегося в кресле Азура, наблюдавшего за пролетающими внизу красотами дикой природы. — Понял, кобелина? Вот настоящий мужик, а не кое-кто «в-каждой-дырке-затычка».

— Чего? — настал черед Азура возмущаться. — Ты же первая меня и подбиваешь, нимфоманка несчастная!

— Кто, я?!

В такой атмосфере мы и пролетели остаток пути до оазиса кафарель, куда мои друзья повадились заглядывать, крепко сдружившись с тамошними обитательницами. Причем мужики еще и получали тройную порцию сладкого, вгоняя меня в беспросветную тоску и зависть. Если бы не Пряха, научившая меня сублимировать возбуждение через Силу, пришлось бы совсем тяжко.

Секс для зелтронов — вещь такая же естественная, как дыхание. И чтобы сбросить напряжение, мне хватало просто потянуться в Силе до ближайшего дома соседей, где каждый вечер с внушающим уважение постоянством жарили и переворачивали со всех сторон различных цыпочек. Таким образом я избавлял себя от настойчивого желания разок-другой «придушить удава» и сохранял верность той единственной, кого отныне хотел видеть рядом с собой.

Странное дело. Мы не виделись девять месяцев, но для меня эта разлука казалось вдвое дольше. И тем приятнее оказался обещанный сюрприз, когда на подлете к оазису кафарель я увидел знакомый блестящий бочок челнока, до сих пор приходящего ко мне во снах.

Едва сдержавшись, чтобы посадить наш транспорт и не выпрыгнуть прямо на ходу, я подорвался под смех друзей и стремглав помчался к водопаду, где загодя ощутил знакомое присутствие. То самое, воспоминания о котором помогли пережить мне все тяготы обучения Пряхи и с наступлением очередного рассвета рваться в бой.

И вот, я увидел ее. В белоснежной робе джедая, стоящую на том самом камне на фоне брильянтового водопада, где началась наша история любви. Прекрасная, юная и бесконечно желанная девушка. Моя…

— Анья.

Джедайка повернулась на голос и, увидев меня, улыбнулась с такой зашкаливающей теплотой, что у меня защемило сердце. А потом внезапно оказалась у меня в объятьях и прижалась всем телом, сияя в Силе тихим светом неземного счастья.

— Я…

— …люблю тебя.

Два голоса и два сердца, бьющихся в унисон. В эту секунду, растянувшуюся в вечность, для нас с Аньей не существовало никого другого. Мы слились в долгожданном поцелуе, под ласковый шум водопада и томный вздох кафарель, наблюдавших со стороны за воссоединением эвин, Силой и самой судьбой предназначенных друг другу.

(перев. зелтронский)

* Эвин — любовь всей жизни.

Глава 20. «Затишье в раю»

Очень долго мы с Аньей просто молчали, опустившись на прогретый солнышком камень и не в силах насмотреться в счастливые лица друг друга. Нам было так хорошо вместе, что, казалось, ничто другое более не важно. В данный момент времени существовали только мы двое и наши чувства, испытываемые на грани физической боли. Я и представить не мог, что когда-нибудь смогу кого-то так полюбить. А осознание того, что мои чувства взаимны, наполняло душу умиротворенной негой, граничащей с наркотическим эффектом неземного блаженства.

— Я скучала, — наконец, прошептала Анья, нежной ладошкой коснувшись моей щеки, покрытой свежей колючей щетиной.

— Я больше.

— Нет я!

— Я!

Мы засмеялись и вновь потянулись друг к другу, слившись в долгом вулканическом поцелуе. Все мое мужское нутро, и без того бурлящее в предвкушении продолжения, окончательно воспряло и дало о себе знать выпирающим бугром, угнувшимся в коленку Аньи. Что, само собой, не осталось для нее тайной.

Я ожидал смущения, но девушка лишь чаще задышала и еще крепче прижала ко мне, побуждая на ответные действия. Вот только не успел я дать волю рукам, как она отстранилась и, жадно хватанув воздух, в останавливающем жесте положила мне ладошку на грудь.

— Подожди.

— Что случилось? — испугался я, что излишне поторопил события и все испортил. — Прости, я не хотел…

— Все хорошо, любимый, — указательный пальчик прижался к моим губам, заставив замолчать и расплыться в глупой улыбке. — Я просто хочу узнать сразу, пока все не стало еще более сложно. Мне уже давно не важно, кто ты на самом деле и откуда. Что бы ты не сказал, я пойду за тобой до конца. Хоть ситху в пасть, хоть на край галактики! Но… я должна знать.

Анья выдержала драматическую паузу и, наклонившись к самому краю моего уха, таинственным голосом прошептала:

— Как тебе мой новый маникюр?

— А?

Как моя челюсть не пробила камень, а Анья засмеялась так громко, что едва не переполошила всю живность в окрестностях оазиса.

— Прости, прости! Это все Юкира, — прохихикало мое счастье, с потрохами сдав рыжеволосую бестию. — Просто я его вчера сделала, когда прилетела. А Юки сказала, будет забавно посмотреть на твою реакцию. Не обижайся, любимый.

Я закатил очи-горе к небу и притянул к себе довольно сопящее чудо, по древней женской традиции принявшейся вычерпывать десертной ложечкой мозг, едва на горизонте показались назревающие отношения.

«Ну, Юки… погоди!»

— Прекрасный маникюр, — оценил я продемонстрированные аккуратно накрашенные ноготки с затейливым рисунком из ультрамариновых цветочков. — Сама выбирала?

— А то! Два часа сидела, а эти зелтронки еще и трепаться любят — жуть. Но сделали и впрямь красиво, правда?

— Правда, красиво.

— У-у, ты у меня самый лучший, — умилилась джедайка, вытянув губы трубочкой и напрашиваясь на поцелуй. Вот только он не состоялася. Анья недоуменно свела глаза в кучку к переносице, вместо губ ткнувшись носом в крепкую мужскую руку с растопыренными пальцами.

— А я вот давно не стриг, все как-то не до того было. Не подскажешь адресок?

— Джове! — возмутилась Анья и принялась брызгать в меня водой, подхваченной безжестовым Телекинезом Разума. — Вот тебе, вот!

— Ах так?

Дурачась и смеясь, мы выпали из реальности еще минут на двадцать, пока Анья вдруг резко не отпрянула и не остановила меня жестом.

— Все это весело, но на самом деле нам правда нужно поговорить.

Поняв, что Анья настроена серьезно, я со вздохом сожаления расформировал водяной шар, удерживаемый Телекинезом.

— Хорошо, давай поговорим.

Покосившись на любопытные мордашки зелтронов, наблюдавших за нашими играми со стороны хижин, Анья в легких раздумьях шевельнула бровями и коротко бросила:

— Не здесь. Пойдем к моему челноку, он стоит неподалеку от водопада.

— В чем дело? — я пристроился по ее правую руку, неторопливым шагом двинувшись по прибрежной тропке в сторону водопада. — Они мои друзья, им можно доверять.

— Знаю. Но это касается только нас двоих.

Мне не удалось добиться большего до того момента, как шум воды, ниспадающей с каменного уступа, стал достаточно громким. Воздух вокруг него наполняла мелкая колючая взвесь, при глубоких вдохах вызывающая острое желание чихнуть. Смотря, как Анья смешно морщит носик, я не удержался от улыбки, не сползавшей с лица ровно до того момента, как впереди показался серебристый бок челнока.

— Зайдем внутрь.

Пожав плечами, я проследовал вслед за своей любимой в кабину челнока, невольно округлив глаза от царящего внутри бардака. На моей памяти в джедайских транспортах всегда царили чистота и порядок, тогда как в транспорте Анье взгляду открылась настоящая рабочая мастерская в миниатюре.

Места демонтированных пассажирских кресел занимали кучи технического мусора, металлической стружки под ногами и разобранных частей устройств невнятного назначения. На узких съемных столах-полках лежали оголенные мотки кабелей вперемешку со сложными электросхемами. Разве что паяльных резаков не валялось, а так все вполне смахивало на типичную мужскую берлогу. Совершенно не вяжущуюся с чистым и светлым образом будущего барсен’тора.

Уловив в Силе мое жгучее любопытство, Анья потупилась и погрозила кулаком котелку астромеха, выехавшего встречать гостей из пилотской рубки.

— Прости за этот бардак. Ми-Три сейчас все приберет.

Последняя фраза содержала в себе недвусмысленный приказ, и печально пиликнувший астромех покатил мимо нас в кормовую часть челнока. Сомневаюсь, что ему удастся навести хоть маломальский порядок, но истинный смысл слов Аньи дошел, когда она махнула рукой, приглашая пройти с ней в освободившуюся рубку.

— Так к чему такие предосторожности? — спросил я, когда Анья пропустила меня вперед и плавно повела кистью, Силой закрывая шлюзовую переборку. Дребезжащий шум от принявшегося за активную уборку Ми-Три моментально пропал, погружая пилотскую кабину в звенящую тишину.

— Хотела показать тебе кое-что.

Анья протиснулась мимо меня к стене со встроенной дверцей небольшого хранилища, и, недолго покопавшись внутри, вытащила вещь, при виде которой у меня екнуло сердце.

— Я почти закончила его, — гордо похвалилась Анья, на вытянутой ладошке демонстрируя пока еще пустой кубик с донельзя знакомой формой. — Останется только напитать Силой, и можно будет активировать.

— Впечатляет, — все же выдавил из себя, стараясь звучать естественно и натурально. — Не каждому джедаю по силу собрать голокрон.

— Спасибо! — Анья лучезарно улыбнулась и, чмокнув меня в губы, поспешила спрятать свое сокровище обратно. После чего увлекла меня на пилотское кресло и, удобно расположившись на коленях, с умиротворенным вздохом пристроила голову у меня на груди.

— Это не просто голокрон, Джове. После того, как ты дотянулся до меня в Силе… Скажем так: ты меня вдохновил.

Анья слегка поерзала, устраиваясь поудобнее, и продолжила говорить.

— Я решила создать спаренное устройство связи, которое позволит нам общаться вместе где угодно. Видел, что там сзади в кабине творится? Последние месяцы мы с Ми-Три кучу времени потратили, чтобы разобраться в принципе работы квантового ретранслятора.

— Ого! Ты сумела впихнуть его в голокрон?

— В два. Только собрать успела всего один. На самом деле… это было нелегко. Я не особо дружу с техникой.

Я хмыкнул, припомнив особое отношение Аньи со свупами на Ондероне. Вот уж точно подмечено. Хотя там уместнее сказать не о дружбе, а о взаимной неприязни с первого взгляда.

И тем удивительнее, что ей удалось создать такое устройство. Вот уж воистину говорят: для любви нет преград.

— Мне помогла моя подруга Сури-Ла, — призналась Анья, — когда узнала, для кого он нужен. Я бы хотела вас познакомить. Без нее у меня бы ничего не вышло.

— Так в чем проблема? Дай мне частоты ее линка. А лучше пусть прилетает на Зелтрос.

— Боюсь, это невозможно. Сури-Ла прикрывает меня от Совета, иначе я бы не смогла вырваться сКорусанта.

— Правда? Тогда тем более стоит сказать ей спасибо.

— Да, — Анья приподняла голову и ласково потерлась носиком о мой заросшей колючей щетиной подбородок. — Не знаю, как бы справилась без нее. Я так скучала по тебе все эти месяцы!

Пришедший от Аньи чувственный шквал едва не отправил меня в нирвану прежде времени. Видимо потому, сжимая ее в объятьях, я не сразу осознал смысл следующих слов.

— …ты так смотрел на меня, когда впервые увидел! Оказывается, это в самом деле заводит, — Анья хихикнула. — Странное дело: до встречи с тобой меня мало заботило, как я выгляжу. А, потом перед моим отлетом на Корусант, Пряха сказала, что моей острой задницей можно консервы вскрывать. И что, если хочу, чтобы ты был по-настоящему моим, нужно хорошенько поработать над ней к нашей следующей встрече.

Я закатил глаза. Пряха, ну конечно. Стоило догадаться, откуда корни растут.

— Великая Сила, нашла кого слушать! Анья, я люблю тебя, и ты вовсе не должна…

— Еще как должна, — меня довольно строго прервали, не позволяя пронести извинения за необдуманные слова учителя. — Пряха была права. Сперва я хотела возмутиться, а потом вспомнила, как ты палился на Юкиру в том ресторане. Буквально взглядом раздевал! И не спорь, мне лучше видно со стороны. Против своей природы трудно пойти, все вы мужики одинаковые.

«О, вот и сакраментальная фраза подъехала», — я даже не думал сдержать улыбку, радуясь, что какие-то вещи не меняются вне зависимости от галактики и уровня развития населяющих ее рас.

— И тогда, — в голосе Анья проскользнули томные нотки, — я решила, что хочу испытать на себе этот взгляд. Понять, какого это быть по-настоящему желанной. Женщиной, а не просто джедаем с сиськами. И, знаешь, что?

Очередной поцелуй. Очень долгий и полный страстного обещания.

— Что? — жадно задышал я, отрываясь от нежных губ любимой, когда перед глазами стало темнеть от нехватки воздуха. Засмеявшись, Анья вскочила на ноги и, удерживая за обе руки, повлекла меня к выходу из рубки.

— Идем, любовь моя. Ты не представляешь, сколько раз я мечтала вернуться в это место вместе с тобой.

Оставив ворчащего Ми-Три разгребать им же устроенный бардак в челноке, мы с Аньей выбрались на свежий воздух и, держась за руки, неспешно направились в сторону призывно шумящего водопада. Пока шли, я поведал ей о своей жизни за прошедшие месяцы, а также об истории заселения оазиса кафарель, восходящей еще к давним временам Старой Республики.

По преданиям, их общий предок нашел это место в поисках спасения от суеты от шумных городов, навеки увязших в вечной череде нескончаемых праздников. Такие затворники редкость среди зелтронов, но временами встречаются, предпочитая уют дикой природы многоголосому скоплению сородичей. А тут просто идеальное место для уединения: практически замкнутая экосистема, отрезанная от остальной части региона труднопроходимым холмистым рельефом. Плюс бурная растительность вокруг, надежно скрывающая долину оазиса от посторонних глаз. Мы бы никогда не нашли ее, если бы не Азур, благодаря чьим усилиям в первое посещение Зелтроса яхта взяла верный курс.

Помнится, он долго не хотел в этом сознаваться, но под коллективным давлением друзей во главе с воинственной Юкирой раскололся и сознался. И если благоверная еще долго капала ему на мозжечок в своей излюбленной манере, то мы с Фрисом вполне удовлетворились принесенными извинениями и более не поднимали тему. Та яхта все равно нам не принадлежала, так чего толку былое ворошить? У всех есть слабости, и Азур со своей любовью к мастерству кафарель недалеко ушел от любого мужика, которому посчастливилось побывать в их объятьях. Тем более, что он оказался не причастен к аварии. Простое совпадение, из-за которого Азур потом долго переживал, думая, что бы вышло, рухни неуправляемый звездолет не в озеро, а прямо на оазис.

Инцидент, кстати, удалось замять. Фрис с Патриком провели блестящую работу, сумев не только сгладить последствия аварии в сети, но и обеспечили долгосрочную неприкосновенность района от внимания властей, чем заслужили искреннюю благодарность кафарель. Причем не только знакомых нам девчонок, но и их наставниц, в виде исключения позволивших нам время от времени навещать оазис. Чем Азур с Динором и пользовались без зазрения совести, иногда беря с собой и меня, в редкие дни отдыха от обучения Пряхи.

Последний шанс отдохнуть выпал на День Рождения Юкиры парой месяцев назад. Ох и душевно тогда покутили! Не только в оазисе, но и в Зеларе, где устроили настоящий марш-бросок по всем мало-мальски знаменитым достопримечательностям. В итоге обратно возвращались в изрядном подпитии, едва не угробив в лесу арендованное аэротакси. Но тут уж я сам виноват: нечего было за штурвал лезть, когда перед глазами маленькие «аньи» с рожками пляшут.

На этом моменте джедайка не выдержала и захихикала, в красках представив описанную картину. По мере моего рассказа ее настроение вновь сместилось к отметке «игривое», и, когда мы, наконец, добрались до водопада, разбавилось острым желанием пошалить.

Со смехом вывернувшись из моих рук, Анья поддразнила меня кончиком высунутого язычка и бросилась наутек, приглашая поиграть в догонялки. Ну а я что? Кинулся следом, не будь дураком. Хотя про себя не сдержал теплой снисходительной улыбки.

«Хочешь поиграть, моя маленькая эвин? — азартно прорычал вставший на дыбы хищник у меня внутри. — Что же. Это будет хорошая охота».

(— sexual content)

***

К хижинам кафарель мы с Аньей вернулись только к наступлению следующего утра. Улыбающиеся, довольные и крайне вымотавшиеся после «игры», окончившейся взаимной победой обеих сторон.

Встречать нас вышли зевающие Динор с Энеллой, точно также носящие следы ночных баталий. Заприметив нас с Аньей, медленно бредущих в обнимку по тропинке вдоль берега заводи, пара прокричала что-то одобрительное на весь оазис и приглашающе замахала руками.

— Уже все знают? — Анья смущенно ткнулась носиком мне в плечо. — Обещали же не подсматривать.

— А зелтронам это не нужно, — отвечаю я, целуя ее в висок. — Не переживай. Если кто и может нас понять, то только они.

— Знаю. Просто все равно… неловко.

К счастью, долго рефлексировать Анья не стала и вскоре вполне себе весело болтала в кампании сплетничающих кафарель, постреливая глазками на нас с парнями, сидящими в тени беседки.

Азур, как и мы с Динором, тоже времени ночью не терял, сейчас морщась при каждом неаккуратном движении и двумя руками удерживая бокал с холодным фруктовым соком. Помимо Юкиры бедолаге пришлось обхаживать еще и Трини, Лауру и Нею, что даже с его раздутым либидо сродни подвигу. Если бы не дар эмпата в ранге Подмастерья Разума, точно бы укатали.

В свою очередь, Динору достались Джулари с Энеллой, но там все случилось проще, можно сказать по-семейному. Насколько можно было судить по спокойному эмоциональному фону наемника, с усмешкой наблюдающему за мучениями друга.

— Что, — в какой-то момент не сдержался Динор, — заездили девки? А я предупреждал — аккуратнее с эролитом. От химии у них покруче нашего крышу сносит.

— Иди… лесом, — под наш смех огрызнулся Азур. — Оно того стоило!

— Мужик, — я с уважением отсалютовал ему своим бокалом. — Тащи их с собой на Альдераан, Юки только рада будет.

Глядя на страдальческую физиономию Азура, я вновь не выдержал и прыснул.

— Вот что перетрах с человеком делает.

— Я зелтрон!

— И сильно тебе это помогло?

Еще один страдальческий взгляд, и под наш с Динором ржач Азур поднимается в раскоряку, чтобы уковылять к хижинам в поисках пакета с льдом.

— Так, — когда мы остались одни, подобрался наемник и сцепил на подросшем за эти месяцы брюшке пальцы рук. — Когда отправляемся, Глава?

— Как только Фрис с Патриком вернутся.

— Значит, еще около месяца. Успеешь свои дела с Пряхой доделать до их возвращения?

— Надеюсь, — вздохнул я, с тоской вертя в руках уже пустой бокал и осматривая стол в поисках кувшина с добавкой. Увы, такового в обозримой близости не оказывается, а вставать после ночного марафона с Аньей категорически не хочется. Мы с ней и не спали практически, всю ночь компенсируя долгую разлуку и насыщаясь друг другом впрок.

Хоть Анья и приняла решение остаться со мной, неизвестно, когда нам снова выпадет шанс побыть наедине. Уже сегодня нужно будет возвращаться к Пряхе, а, значит, борьба с прорывом второго контура входит в завершающую стадию. Отвлекаться будет нельзя, иначе рискую не только своим здоровьем, но и будущим семьи с кланом.

«Кстати! — пришла мне в голову внезапная мысль. — Раз уж Анья теперь на Зелтосе, почему бы не попросить Пряху заняться и ей тоже?»

По сути, мне учитель дала все необходимое для перехода на ранг Подмастерья Разума. Оставалось лишь прорвать второй духовный контур и синхронизировать ментопоки ауры для безболезненного извлечения «якоря», чем бы он не был. Все это под силу сделать лишь мне самому, помощь Пряхи тут уже не требуется. Так почему бы ей не поднатаскать Анью, тем более, что тренировки Азура тоже вошли в завершающую стадию? На наш уровень джедайка, разумеется, не выйдет, но хоть базывае навыки приобретет. А то даже с высоты моего нынешнего опыта видно, насколько она беспомощна перед обученным одаренным, способным влиять на разум.

Говоря о Могру, я бы вообще предпочел держать любимую как можно дальше от этой твари, но тут уж как Сила рассудит. Пока не ясно, куда конкретно перенесет нас восстановленный Стражем Центра-Прайм световой меч, и с какой погрешностью во времени. Большая удача будет, если попадем точно в момент нашего с Фрисом исчезновения. А если в будущее? Ритуал Могру может длится сколько угодно времени, и каждая секунда промедления может стоить невинных жизней. Придется сходу ломиться в его логово, в надежде, что чокнутый «земляк» не перебьет всех пленников ради своих безумных планов.

Но даже так защита Аньи в приоритете. По ситуации буду решать уже на месте, а пока не помешает хорошенько подготовиться. И ей, и мне, приложив максимум стараний в освоении ментального потенциала Силы.

— Га!

Вздрогнув и едва не расплескав на себя сок из бокала, я с осуждением глянул на Юкиру, подкравшуюся сзади.

— Ты, как всегда, в своем репертуаре.

— Ну а то! — важно приосанилось наше рыжее бедствие под смех остальных зелтронок и Аньи, присоединившихся к столу, пока я, по обыкновению, погрузился в раздумья. — И вообще, Глава. Тебя скоро не будет, и когда мне еще… нь-як!

— Спасибо, — кивнул я Азуру, вовремя запечатавшему клювик своей разболтавшейся половинки, но было поздно. Не посвященные в наши планы кафарель, за исключением Энеллы, тут же насторожились и засыпали меня вопросами о здоровье и самочувствии, вынуждая отмахиваться и юлить на грани истины. Врать девчонкам не хотелось, но и правды сказать я не мог. По крайней мере всей.

В качестве компромисса, я подтвердил, что покидаю Зелтрос навсегда и уже не вернусь. По личным причинам, в которые посвящены только члены моего клана.

И вот тут случилось то, чего я никак не мог ожидать. Оказывается, пассаж Юкиры был заранее согласован, и являлся лишь поводом для троих из кафарель выявить просьбу для вступления в Атран. Трини, Нея и Джулари решили стать частью нашей семьи. При этом причины имели те же самые, что и Юкира с Энеллой, стоящие рядом со своими прифигевшими мужчинами, для которых решение кафарель также оказалось неожиданным.

Глядя на уронившего варежку Азура, которого облепленного с трех сторон Юкирой, Трини и Неей, а также Джулари, на пару с Энеллой липнущую к довольно щурящемуся Динору, я едва сдержал смех. Чем-то мне эта сцена здорово напоминала свою собственную ситуацию до встречи Аньей, и я искренне сочувствовал парням, оказавшимся в перекрестье прицелов девичьих сердец.

К счастью для них, кафарель не испытывали никакого дискомфорта от перспективы создания большой семьи. На Зелтросе встречаются брачные союзы втрое больше, и все супруги прекрасно уживаются друг с другом. Так что их желание для клана большая удача. Чем больше зелтронов, способных эмпатией поддерживать мир и гармонию в доме, тем лучше. Благодаря им мой клан сохранит единство и будет процветать в веках вопреки самым тяжким невзгодам, способным внести разлад даже в самую крепкую семью.

Из всех кафарель на Зелтросе решила остаться только Лаура. Не смогла бросить родителей, которых очень любила и часто навещала в городе. Хотя это не помешало Лауре подарить Азуру вулканический поцелуй и предложить стать его теварели, если на то дадут согласие остальные супруги.

Глядя на окончательно потерявшего связь с реальностью Азура, страдальчески схватившегося за пах, мы с Динором закатились по второму кругу. И тогда же с неба внезапно послышался нарастающий гул.

Через десяток секунд жилую зону оазиса накрыла быстро увеличивающаяся тень малотоннажного звездолета, в чьем очертании я узнал транспортник Фриса и Патрика.

— Какого харша? — вскочил Азур, вслух выражая мои тревожные мысли. — Они же должны были еще с месяц по заданию лететь!

— Что-то случилось.

Переглянувшись с Азуром, мы, не сговариваясь, ринулись в погоню за кораблям, заходившим на посадку в границе оазиса. Куда массивный, чем юркий челнок Аньи, он вынужденно задел границу джунглей, ломая деревья и зарываясь передними опорами-лапами в песок под грузом собственного веса.

Я не успел подбежать к кораблю, когда его шлюзовой пандус открылся, выпуская их тепло-отводных клапанов клубы белого пара и голубой росчерк, на лету трансформирующийся в неоновую кляксу кварда.

— Брат!

Фрис, принявший человеческий облик, стиснул меня в крепких объятьях, фонтанируя в ментал такой смесью возбуждения и нетерпения, что я окончательно уверился: что-то пошло не по плану.

— Рассказывай.

— Если коротко: все получилось. Стражи передали мне координаты Центра-Прайм, но есть проблема. Это блуждающая планета в центре галактического Ядра, появляется на гиперпространственной траектории Коридора Голууда с периодичностью раз в две-три сотни лет. Патрик навел справки в гильдии навигаторов. Планета Центра-Прайм почти покинула зону охвата Коридора. Если не поторопиться, упустим ее. А искать новый путь среди аномалий Ядра все равно что…

— Можешь не продолжать, — я сцепил зубы, оборачиваясь в сторону Аньи, встревоженно смотрящей на нас с Фрисом. Пуду. Похоже, все намеченные планы придется резко форсировать. С новым раскладом времени на прорыв духовного контура осталось ровно до пути к Ядру галактики от Зелтроса. Упускать шанс вернуться мы просто не имеем право!

«Вот только…»

— Сперва залетим попрощаться с Пряхой. Азур…

— Я все понимаю, Глава. Мы справимся, — зелтрон пожал мне руку жестом, каким я научил его, после чего тоже самое сделал Динор. А затем налетели обниматься кафарель, еще не успевшие понять суть, но понявшие, что видят меня и Фриса в последний раз.

Времени на торжественное принесение клятв клану уже не осталось. С позволения девушек, я быстро поставил всем четверым ментальные закладки и велел Азуру провести вводный инструктаж. Это было последнее действие меня, как главы Атран в этом временном отрезке истории. Дальше им предстоит выживать самостоятельно, подготавливая базу на Альдераане к моему возвращению через триста лет.

— Джове!

Разрыдавшаяся Юкира повисла у меня на шее. Приобняв наше рыжее бедствие за плечи, я по-братски чмокнул ее в лоб и проникновенно попросил, глядя глаза в глаза.

— Приглядишь за ними, мелкая?

— Можешь не сомневаться, — глотая слезы, улыбнулась зелтронка. — Вот только… Возвращайся поскорее.

Азур взял ее за плечи и мягко притянул к себе, вынуждая выпустить меня из объятий.

— Мьян койро Атран, кио. Нито сарана тэне. Акха.*

(перев. зелтронский)

* Верь в нашу Семью, друг. Мы будем ждать. Клятва (нерушимое слово).

Глава 21. «Равновесие любой ценой»

Едва увидев меня и Фриса на пороге дома, выглянувшая с кухни Пряха все поняла. Сняв рукавицы для работы с духовкой, зелтронка вышла к нам навстречу и, без лишних слов, поочередно обняла, умело скрывая свои эмоции. То есть исключая какие-либо внешние проявления, как в случае моего самодельного Роения, за время обучения претерпевшего разительные изменения вместе с остальными ментальными техниками.

Как Пряха и говорила в начале нашего знакомства, моей главной ошибкой было разделять свой дар, полученный в наследство от зелтронов, с Силой. Факт использования джедаями тупиковой ветки воздействия на чужие разумы в виде техники Обмана Разума и узконаправленное считывание поверхностных эмоций послужили в свое время своеобразной антирекламой. Я сделал ошибочные выводы, решив, что доказавшую свою эффективность эмпатию стоит развивать отдельно от Силы. И, сосредоточившись на работе с ментощупами, сам себя загнал в условия, не позволяющие мыслить в более широких масштабах.

Спустя девять месяцев обучения под чутким руководством многоопытного Мастера Разума все изменилось. Освоенные базовые навыки взаимодействия с аурой, полученные еще на Дорине от Матриархов, оказались фундаментом, необходимым для более эффективного взаимодействия с Силой. К примеру, то же Роение преобразовалось в полноценное Духовное сокрытие, но на гораздо более глубоком уровне, нежели доступном рядовым джедаям или ситхам.

Научившись взаимодействовать с ментопотоками — своеобразными нервными каналами Силы, пронизывающими каждое живое существо в галактике — я совершенно иначе взглянул на духовный мир. И понял, почему лишь немногие одаренные берутся за его освоение.

Обычный неподготовленный разум попросту неспособен к восприятию такого объема информации. С тем же успехом можно поставить новичка в плавании на преодоление марафонский дистанции олимпийцев и ждать, что тот преодолеет хотя бы половину. А на деле смотреть, как тот выдыхается уже на первых метрах и по-собачьи загребает обратно к спасительному бортику.

Так и я в первый раз долго приходил в себя, когда в режиме «реального времени» ощутил Силу через свой дар эмпата. Чувство неописуемое, сравнимое с попытками муравья оценить красоту звездного неба. Своим жалкими крохами муравьиного мозга, привыкшего следовать паре-тройке заложенных в него программ.

Как результат, я осознал одну простую истину: Сила живая. Более того, она — нечто иное, недоступное осознанию простого существа из плоти и крови, ограниченного барьерами своего сознания.

Я и прежде догадывался, что все не так просто, еще со времен знакомства с загадкой мидихлорианов, но Пряха открыла мне совершенно иные горизонты. В том числе на то, какую роль они играют в жизни одаренных и их потенциале взаимодействия с Силой.

Если брать за факт концепцию ее «жизни», то ментопотоки — это нервная система. А мидихлорианы — импульсы, проходящие по ним и задающие неизвестную программу определенным участкам единого организма. Как и в любом живом существе, в Силе заложен алгоритм, осуществляющий контроль за работой всей системы в пассивном режиме. Только если у существ из плоти и крови — это сложный биохимический процесс, то у нее — совокупность эфирных эгрегоров всех жизненных форм, влияющих своими действиями на реальный мир. И в зависимости от них единый организм Силы реагирует, через нервную систему подавая нужное количество нервных импульсов в проблемные точки.

Описание очень приблизительное, но наиболее близкое к пониманию процессов, происходящих в ней. А лично для меня, как эмпата, способного видеть духовный мир, еще и наиболее понятное. Достаточно просто снять ментальные барьеры, чтобы убедиться в этом самому, узрев дивный мир, полный красок и течений, создаваемых разумными в процессе своей жизни.

Немногие задумываются, что каждое наше действие находит отражение в окружающем мире. И, если их не видно наяву, не значит, что картина в Силе одинаковая. Всякое движение порождает сопротивление и, так или иначе, влияет на происходящее вокруг. Чувствительные к Силе в своем большинстве понимают это, но, ограниченные узостью своего мышления, склонны впадать в крайности. Так появились Светлая и Темная стороны. А также пресловутое Равновесие, поддержание которого «добровольно» взвалили на себя джедаи. Вот только они не понимают того, что очевидно для меня или Пряхи, знающих подноготную Силы.

Излишки Тьмы — есть тоже самое, что избыток Света. Факторы, вносящие дисбаланс в функционирование организма и способность нервной системы к поддержанию контроля. И если весы начинают опасно накреняться в одну сторону, немедленно возникает противовес с другой. Как естественная реакция организма на вирус, пытающийся нарушить сложившийся порядок вещей.

Отсюда вытекает закономерный вопрос: почему тогда Сила не решила проблему, купировав возникновение одаренных, как источника всех ее проблем? Увы, ответа у Пряхи не имелось. Она могла лишь догадываться о причинах. В частности, что наличие тех же мидихлориан и их число определяется не врожденным потенциалом одаренного, но потребностью Силы к неосознанному саморегулированию. И постоянному саморазвитию, приводящемуся в движение вечным циклом непрерывных войн между черно-белыми сущностями на противоположных чашах весов.

Не знаю, насколько ее теория близка к истине, но лично для меня ясно было одно: раз Сила живая, то мой подход к постижению ее сути с позиции Светлой стороны изначально был в корне неверным. Точно также, как ошибаются ситхи, теряя себя во Тьме ради удовлетворения собственных амбиций и жажды власти, я опасно погрузился в Свет. И хотя пока не потерял себя, но уже миновал границу невозврата, когда стал для организма очередным источником вредоносного вируса.

Выход оставался один: вернуться к основам. С помощью Пряхи я начал познавать Живую Силу через духовный мир, отстранившись от всех техник, известных джедаям и на уровне рефлексов вбитых в меня Нак Зиилом. Это не значило, что я вдруг резко перестал быть адептом Света или отказался от всех благ, даруемых им. Просто сам путь познания Живой Силы возможен лишь с точки зрения «пустого сосуда». Разум должен быть чистым и не стесненным внешним давлением, чтобы напрямую подключиться к ментопотокам, а не тереться о них внешними слоями ауры.

Таким образом я переосмыслил свою концепцию ментощупов и начал осязать духовный мир Силы, как и полагается: всеми органами чувств, а не искусственно привитыми рудиментами с узким диапазоном покрытия. Благодаря чему увидел направление, по которому собирался двигаться дальше, после прорыва второго духовного контура.

Этот этап сдачи на ранг Подмастерья Разума необходим, чтобы получить возможность перестаивать свою собственную ауру для извлечения «якоря» и подчинения распоясавшихся основ. Хотя с последними, ввиду неясного происхождения моей души, еще предстояло повозиться. Пряха, как ни пыталась, так и не смогла выяснить, что за конструкт она из себя представляет. И даже способность прямого подключения к нервной системе Силы, чем владеют все Мастера Разума, не сильно ей помогла.

Одно было ясно: ядро моей личности сформировалось, в момент вселения в тело прошлого владельца. Да, Пряха узнала и это тоже, хотя и ничем не выдала своего удивления. Как я понял, мой случай — явление пусть и редкое, но порой случавшееся с теми или иными разумными на протяжении галактической истории. И всякий раз находящее отклик в Живой Силе, реагирующей образом, похожим, и в то же время отличным от нарушения Равновесия.

В моем случае — это призыв в мир еще одной сущности со схожей направленностью дара. Пряха не знала какой, и как та проявит себя, но предупредила соблюдать особую осторожность. Сила обязательно сведет нас вместе, и что будет после этого, остается только гадать и уповать на ее милость. Потому как любое нарушение естественного порядка очищения и перерождения душ сравнимо с перевесом той или иной сторон Силы. И подлежит, в лучшем случае, санации. То есть профилактике с целью недопущения возникновения фатальных процессов, способных нанести вред функционированию организма. А в худшем…

Думая о Могру, я не сомневался, что своими действиями вынудил Силу прибегнуть ко второму варианту. Зачистке. И дальнейшая моя судьба напрямую зависит, смогу ли я нивелировать вред, который уже причинил с момента своего первого вдоха в чужом теле. И продолжаю причинять, меняя историю на поводу своих эгоистических желаний.

Впрочем, все это болтовня ни о чем. Как бы не грызла совесть и сомнения, наши чувства с Аньей оттого не изменятся. Как и принятое решение взять ее с собой будущее вопреки логике и здравому смыслу.

Я все еще осознавал, к каким катастрофическим последствиям это может привести, но более не мог сопротивляться своим чувствам. Любовь вообще имеет пренеприятное свойство отключать мозги. А такая, как у нас с Аньей, еще и диктует свои собственные условия, заставляя полагаться на великий «авось» в надежде, что как-нибудь пронесет. Наверное. Может быть.

— Вряд ли, — хмыкнул Фрис, стиснутый в материнских объятьях Пряхи, для которого мои мысли не остались тайной. Брат уже давно научился расшифровывать их по выражению моего лица. В случаи Аньи обретающее мечтательно-глупое выражение без какого-либо участия воли.

— М-м, — я показал ему язык, хотя у самого на душе скребли кошки сомнения. Моментально разбежавшиеся по закоулкам и подворотням сознания, когда следом за нами в дом вошла Анья, робко улыбнувшаяся глянувшей на нее Пряхе.

— Здравствуйте.

— Ага. Ты-то мне и нужна!

Отпустив Фриса, Пряха каким-то неуловимым движением оказалась за спиной Аньи и подтолкнула ее в спину в сторону лестницы на второй этаж.

— Ты тоже со мной, — не терпящим возражения тоном бросила мне учитель. — Раз ты улетаешь, пришло время исполнить последнее поручение.

— Какое поручение? — еще сильнее насторожилась Анья, нехотя передвигая ноги по указанному маршруту. На что мне оставалось лишь горестно вздохнуть и покорно топать следом, теряясь в догадках на тему неумной фантазии учителя.

Давнишний проигрыш в пазаак обернулся целой цепью заданий, проливших свет на опасения Азура, изначально не хотевшего пускать меня за игровой стол. Уж кому, как ни ему было известно о методах обучения Пряхи, мастерски умевшей сочетать приятное с полезным.

Ее первым заданием стала зачистка канализации Зелара от расплодившихся харшей. Ругательство, какое, на моей памяти, временами проскальзывало в речи некоторых разумных, с кем мне доводилось общаться, внезапно обрело свои корни.

Оказалось, что «харшами» называют существ полу-искусственного происхождения — плод экспериментов неизвестного ученого по выведению гибридов на основе вомп-крыс и гизок. Получившиеся в результате голокожие пятнистые грызуны разделили дурной нрав первых и неестественную тягу к размножению вторых. При этом обладали столь мерзким запахом, что их сторонились любые хищники с мало-мальски работающим обонянием.

К счастью, при всей своей опасности харши легко уничтожались огнем, и бороться с ними даже без помощи одаренных труда не составляло. Как я думал.

Оказавшись в канализации, мне на своей шкуре пришлось познать отчаяние загнанной добычи, которой предстояло стать незапланированным ужином для сотен жадно щелкающих клиновидными зубами ртов. Харши полностью оправдывали свою репутацию, вызывая острое чувство неприятия как своими видом, так и выворачивающим нутро запахом.

После такого опыта давняя родианская фобия плавно сошла на нет, дополнительно окрасив лексикон новыми ругательствами и подарив Пряхе несколько часов истерического смеха после моего «триумфального» возвращения. А все потому, что перед выдачей задания учитель забыла упомянуть одну важную деталь: харшей не обязательно было уничтожать, спускаясь в канализацию лично. Для этого у зелтронов имелась своя собственная санитарная служба. И уже они по заявкам граждан высылали подготовленные бригады, без труда справлявшиеся с неприятной работой.

Одно утешало: молчаливая поддержка стоящего рядом Азура, которому в своем время досталось не меньше. Впрочем, он зря надеялся на ослабление внимания Пряхи после моего появления. «Харшев позор», как его ехидно окрестил Фрис, стал началом наших совместных приключений со своими незабываемыми подвохами.

Так мы с Азуром узнали, что будет, если лизнуть в лысину министра образования, проводившего испекцию в школах Зелара. И как развить реактивную скорость в попытке сбежать от гиперозабоченного внимания его на пару с таким же возбужденным министором культуры, чьим выпирающим агрегатом можно было заколачивать гвозди. Видит Сила, к таким ярким потрясениям моя психика была не готова! Но Азур «утешил», что это только начало.

Так и оказалось. Не буду останавливаться на всех унижениях, которым мы подверглись с подачи воспаленного воображения Пряхи, а скажу лишь о плюсах такого метода обучения.

Помимо повысившейся реакции и внимания к окружению, я научился в фоновом режиме контролировать духовный мир Силы. Иначе невозможно было избежать всех неприятностей, что обрушивались сверху, стоило чуть зазеваться. Пряха не разменивалась на мелочи, а в изобретательности многократно превосходила Юкиру, чьи приставания к Азуру на этом фоне казались шалостями маленького ребенка.

Вот и сейчас, покорно следуя за Аньей и предвкушающее ухмыляющимся учителем, я максимально обострил все чувства, готовый прикрыть свою любимую от любых неожиданностей. И не важно, что Азура рядом не было. Пряха, порой, придумывала нам индивидуальные испытания, вне зависимости от исполнения оканчивающиеся одинаково: нашим позорным поражением и ее ржачем на пару с Фрисом.

Вот уж кто искренен наслаждался нашими мучениями, ежедневно пополняя свой архив новыми историями для потомков. При этом Пряха тоже его учила, хотя чему именно непонятно. Оба хранили молчание, и, как бы я не старался, разговорить Фриса не удалось. Все, что удалось из него вытянуть, это фраза: «Так нужно, Джове. Доверься мне».

Что ж, пусть так. Причин не доверять одному из самых родных мне разумных не имелось, так что я позволил им с Пряхой хранить свои тайны. Тем более, что результат их занятий виднелся любому, способному ощущать ментал.

Эмоции Фриса приобрели более глубокий окрас, став практически неотличимыми от обычных людских. Да и сам он все чаще стал пребывать в человеческом облике кварда, полностью сроднившись с моей худощавой версией. К которой добавил деталей, сменив образ джедайской туники на вполне обычную свободную одежду в зелтронском стиле. Плюс «нарастил» аккуратную бородку, надолго ставшую предметом наших с Азуром и Динором шуток. При молчаливом порицании Пряхи.

Учитель изменения в моем брате воспринимала, как должное, и, кажется, была довольна проделанной работой. Хотя утверждать точно не берусь. За все то время, что я провел рядом с Пряхой, так и не смог понять, какие мотивы ей движут. Как и причин, почему, порой, при взгляде на меня у нее на лице возникало выражение вселенской печали. Сменяющееся привычной саркастической маской с задорными смешинками в уголках губ, как только я спрашивал, в чем дело.

— Ой!

Пока я пребывал в размышлениях, Анья успела подняться на лестничную площадку второго этажа и замерла, ошарашенно вытаращившись на эротическую галерею Пряхи. С большим удовольствием наслаждавшейся растущим смущением гостьи, подтолкнув ее в сторону своего кабинета, прежде чем оно достигло пика.

— Нам сюда.

— Учитель? — я вопросительно вскинул бровь, все еще не веря, что меня приглашают в «святая святых» — кабинет Пряхи, куда не имел доступа даже ее любимый медвежонок Динор.

— Время пришло, — с налетом пафоса отозвалась зелтронка. И, не удержавшись, фыркнула. — Долго еще пялиться будешь, милочка? Если так понравилось, лучше оригинал пощупай.

— Простите! — подскочила бардовая Анья. Ломанувшись вперед под хихиканье Пряхи, она едва ли не лбом вышибла дверь в ее кабинет. Где… не оказалось ничего необычного.

Не знаю, чего я ожидал увидеть, но подсознательно оказался разочарован. Когда Пряха зашла последней и включила свет, я увидел самый обычный офисный кабинет, почти спартанского стиля. Минимум мебели, пара шкафов со стеклянными дверцами для папок с личными делами клиентов. И небольшой диванчик под окном, выходящим на задний двор и, по обыкновению, прикрытый тяжелыми шторами серого оттенка.

Хотя с отсутствием необычного я погорячился. Не знаю, как Пряха добилась такого эффекта, но стены кабинета глушили Силу. Не так, чтобы полностью отрезать от нее, но и создавая определенное ощущение дискомфорта в подкорке мозжечка. Вкупе с хорошие звукоизоляцией, с закрытием входной двери фактически отрезавший кабинет от остальной части дома, ощущения не самые приятные.

Приобняв за талию Анью, судя по мелкой дрожи все еще не отошедшей от шока, я с позволения Пряхи усадил ее на диванчик у окна и присел рядом. Тогда как сама хозяйка кабинета заняла удобное кресло с высокой спинкой за рабочим столом, после чего сплела пальцы на животе и испытующе поглядела на нас.

— То, что я сейчас расскажу, не должно выйти за пределы этой комнаты. Вам ясно?

— Да, учитель.

— Да! — с небольшим опозданием кивнула Анья, прямо вся скукожившаяся под взглядом Пряхи. Чем вновь изрядно насмешила ее и вызвала ожидаемый комментарий:

— Ну точно запала. Джой, ты уверен, что она по мальчикам?..

— Уверен. Только с проверки прилетели, — в тот же тоне отозвался я, чем вызвал новый приступ веселья Пряхи и получил кулачком в бок от Аньи.

— Эх, молодость… хотя именно об этом я и хотела поговорить. Начну издалека.

Пряха сделала паузу, собираясь с мыслями и подогревая во мне интерес. Я даже подался вперед, наблюдая за сменой лиц в ее исполнении

Впервые на моей памяти Пряха решила показать свои настоящие чувства. Видимо в своем уголке покоя, сокрытым от остального мира прочными стенами и непонятным барьером, препятствующим нормальному течению Силы, она могла это позволить. И потому не пускала нас раньше. Чтобы никто не видел слабость, какую Пряха являла сейчас, выказывая высшую степень доверия со своей стороны.

Поэтому, когда Анья собралась что-то сказать, я молча сжал ее руку, веля слушать и не перебивать. И сам замер, впитывая голос учителя, пропитанный застарелой тоской и болью.

— Когда я была примерно в вашем возрасте, Зелтрос посетила умбаранская делегация. Обычный дипломатический визит, ничем непримечательный. Но для меня он стал судьбоносным, когда сад кафарель посетил Он.

Пряха прикрыла глаза, ненадолго погружаясь в охватившую ее меланхолию, после чего также проникновенно продолжила:

— Его звали Крой Нур. Он стал моим наваждением и единственным смыслом жизни. Ради него я отказалась от прежней жизни, как и Крой предал свой долг перед кастой войнов, чтобы быть со мной. Но… наше счастье длилось недолго. Прошлое не исчезнет, если просто сделать вид, будто его не существует. Оно настигло нас в самый неожиданный момент, и, чтобы спасти Кроя, я совершила нечто ужасное. Образ жизни зелтронов отрицает насилие, а я не просто убила посланных по его следу убийц. Вместе с Кроем мы «переписали» их личности, после чего те сами уничтожили всех, кто представлял угрозу нашему счастью. А потом покончили с собой. Тогда мне казалось, что наша любовь того стоит принесенной жертвы, но то был самообман. Очень удобный, и в него так хотелось верить, но… он стал началом конца.

Прошлое все равно настигло Кроя, как я не старалась его уберечь. Умбаране из касты воинов очень ревностно относятся к исполнению своего долга, и карают предателей без всякой жалости. Не знаю, как, но о содеянном нами узнали. С Кроем расправились очень жестоко, сделав примером будущим поколениям. А меня… отпустили. Хотя на тот момент это оказалось еще хуже. Кафарель узнали, что я сделала, и заклеймили меня чудовищем, поправшим святое право чужой жизни. Они до сих пор отказываются произносить мое имя вслух, хотя и не выдали меня общественности. Предательство одной кафарель касается всех. Такого удара Зелтрос бы не вынес.

В полной тишине Пряха сменила позу, облокотившись на стол и не сводя сурово прищуренных глаз с меня и Аньи.

— Понимаете, к чему я клоню? Храните свои чувства, но не позволяйте им затмить рассудок. Всегда думайте, к чему приведут последствия ваших решений! Иначе рискуете закончить точно также, как мы с Кроем. Спросите, почему я так уверена? Ответ все тот же: истинная любовь. Она встречается редко, и потому всегда сопряжена с горем и потерями тех, кого одарила.

По моему виску скатилась холодная капля пота. Сглотнув, я посмотрел на Пряху и увидел, что она смотрит точно мне в глаза.

— Вижу, ты уже принял решение, ученик. Но готов ли ты столкнуться с его последствиями?

У меня не хватило решимости сказать «да». А Пряха перевела взгляд на повесившую голову Анью и вкрадчиво поинтересовалась:

— Тот же вопрос к тебе, милая. Ты точно уверена в сделанном выборе? Спроси себя еще раз, но на этот раз отбрось эмоции. И ты, Джой. Сейчас, дети, я даю вам последний шанс опомниться. Передумать. После этого обратной дороги уже не будет. Да вы и сами прекрасно все понимаете.

«Она знает? — пронеслось паническое в мыслях. — Фрис проболтался? Вот же…»

— Твой брат ни при чем, — будто наяву читая мысли, развеяла мои сомнения зелтронка. — Но ты всерьез думал, что я не догадаюсь по вашим ужимкам? Джой, мне более века от роду. Ваши попытки скрыть правду даже не смешны. Не говоря уже о том, что я знаю Азура, как облупленного. Будь у нас больше времени, я бы поучила вас уму-разуму, но как раз его уже нет. Миссия Фриса и Патрика завершилась успехом?

— Да, — я все же нашел силы выдавить из себя нечто членораздельное.

— Тогда думайте. Только не долго, у меня суп на плите вот-вот закипит.

Пряха не была бы собой, если бы не ввернула в конце что-нибудь эдакое. Но мы с Аньей не спешили разделить ее улыбку, смотря друг на друга и еще раз прокручивая в головах все «за» и «против». Причем оба понимали, что число последних явно превышает первые, но… всегда это пресловутое «но».

Когда даже сама мысль о разлуке причиняет такую боль, что становится тяжело дышать, трудно заставить себя думать иначе. И все же мы с Аньей попытались. Честно. На какой-то момент я даже ощутил проблеск здравомыслия, но потом взглянул в любящие глаза своей эвин и вновь потерял себя в них.

Клан. Семья. Эта заевшая мантра по кругу прокручивалась в голове, овеянная чувством любви и невероятного притяжения к той, что уже давно все решила. Верная жена пойдет за мужем, куда бы он не отправился. И пусть наши отношения еще не приобрели официальный статус, я знал, что Анья Рал будет со мной до конца. Чувствовал, когда она взяла меня за руку и прижала к своему размеренно бьющемуся сердцу. Полностью уверенному, что тот, кому оно принадлежит, достоин жертвы, принесенной во имя любви.

Пристально наблюдавшая за этой несомненно трогательной сценой Пряха неодобрительно покачала головой, но все же воздержалась от повторных нравоучений. Все что от нее зависело, она сделала. С дальнейшими последствиями собственных решений придется разбираться уже нам с Аньей.

— Раз так, что вот тебе мое последнее поручение, Джой. Береги свою эвин, но и себя тоже. Помни, что ты для нее точно такой же смысл жизни, как и она для тебя. Ну все, хватит соплей! Бегом на кухню, суп уже должен быть готов. Кстати, Анья, как у тебя обстоят дела с пазааком?

— О нет…

— Да! Прощальная партия перед отлетом — дело святое. Не обижайте бабушку, у нее лежит плазмоган в кладовой.

***

Они улетели неделю назад. Втроем, так и не вняв голосу разума, хотя Пряха особо и не наделась. Собственно, она с самого начала знала, что слова тут бесполезны. Но не могла отказать себе в желании попытаться.

Сила, как же они похожи! Джой или Джове почти копия Кроя. Сильный, дерзкий, надежный. Настоящий образец уверенного в себе мужчины. Тогда как Анья будто молодая версия самой Пряхи. Такая же наивная и глупая в своем стремлении бросаться в омут любви, презирая последствия.

И точно также ее ждут страдания. История имеет препаскуднейшее свойство повторяться, и Пряхе не нужно было касаться Силы, чтобы увидеть будущее этих детей. Не первых и не последних, чьи чувства станут погибелью для них самих.

С другой стороны, кто она такая, чтобы мешать им делать свой собственный выбор? Некоторые вещи можно осознать только на своих собственных ошибках. Пусть и роковых, но такова жизнь. И воля Силы, стремящейся к Равновесию во всех смыслах своего бытия.

Размышляя об этом и многом другом, связанном с теперь уже бывшим учеником, Пряха не забывала отслеживать приближение двух существ, идущих к ее дому. Один был ей знаком: Патрик, покинувший Зелтрос на следующий день после Джоя, Фриса и Аньи. В своей обычной манере никому ничего не сказав и появившись только сейчас.

«Вроде бы Азур его искал», — припомнила Пряха просьбу своего второго ученика, буквально вчера отбывшего на Альдераан со своей новой родней. Для нее не было новостью, какие отношения связывают его с кафарель, но она удивилась, узнав о создании ими полноценной атран. Семьи, где супруги полностью открыты друг другу и живут общими целями до самой смерти.

У атран не бывает разногласий в браке. Каждый ребенок воспитывается общими усилиями и с молоком впитывает взгляды родителей на мир. А когда взрослеет, то становится не просто их наследием миру.

Атран сильны своими традициями, которые кропотливо передают из поколения в поколение, не допуская возникновения инакомыслия. Сама Пряха знала всего несколько таких семей на Зелтросе, самая крупная из которых насчитывала несколько сотен мужчин и женщин. Вот уже несколько сотен поколений занимавшихся исключительно земледелием и всем, что связано с ним. Многими достижениями в области биоинженерии зелтроны обязаны именно им, став одними из крупнейших поставщиков продовольствия в Республику и обеспечив процветание своему родному миру.

Но Азур так и не сказал, какую цель поставила перед собой их атран. Зная его упрямство, Пряха не пыталась настаивать. Она была счастлива, что дети нашли свое счастье, гораздо более прочное и долговечное, нежели обжигающее пламя, окутавшее Джоя и Анью.

Сильный костер горит ярко, но и прогорает быстро. Тогда как атран Азура лучилась спокойным умиротворенным светом свечи, наполняя сердце зелтронки спокойствием за его судьбу. В отличии от Патрика, которого сильно подкосил отлет Фриса.

Пряха знала, чтоэти двое сильно сдружились, и время, проведенное вне Зелтроса, только укрепило их связь. Смотреть на их прощание было тяжело, и тем удивительнее, что зелтрон предпочел остаться. Хотя о причине Пряха подозревала, ощутив ту же связь, что объединяла атран Азура. Но подтверждение своим догадкам получила только сейчас, увидев Патрика на пороге своего дома.

— Госпожа, — с уважительным поклоном поздоровался он, подойдя ближе. Пряха разглядела сверток в его руках, и вопросительно подняла бровь.

— Это ребенок. Мальчик. Ему нужна ваша помощь.

— Вот как? Что ж, дай на него взглянуть.

Пряха не ожидала того, что увидела, приподняв ткань, скрывающую личико ребенка. Маленькое зеленокожее существо с треугольными ушками, умильным личиком и крупными черными глазищами. Внимательно посмотревшими прямо ей в душу и просветившими насквозь, прежде чем равнодушно отвернуться и скрыться за веками.

— Кто это?

— Его зовут Могру, — Патрик запнулся, неуверенно глянув на сверток в своих руках. — Или, по крайней мере, так мне показалось. Такого языка я еще не слышал.

— А переводчик?

— Бесполезно. Заглянул в посольство экзотов по пути, но даже протокольный дроид не справился. Этого языка просто не существует ни в одной известной базе данных.

— Da poshli vi vse… syki… v rot ya dral vashi Zvezdnie Voyni!

— Что? — удивленно переспросила Пряха, но не потому, что не поняла слов, произнесенных тонким высоким голоском. Как раз их она разобрала прекрасно, воспользовавшись Познанием Речи. Но вот крывшиеся за ними смертельные печаль и тоска поражали своими размерами, никак не вяжущиеся с образом юной души.

— Verni menya, tvar'… za chto…

— Что он говорит?

— Помолчи, — Пряха подняла руку, с закрытыми глазами вслушиваясь в бормотание детеныша, в какой-то момент оборвавшееся тихим жалобным плачем. — Ему очень плохо. Чувствую много гнева, боли. И тоску. Дикую! Он по кому-то сильно скучает. Где ты нашел его, Патрик?

— Я… не помню.

Патрик в самом деле выглядел озадаченным. Пока Пряха не спросила, он, кажется, даже не задумывался, как сверток с малышом оказался в его руках. И почему принес его именно ей. Пряха видела, как эти мысли мелькают в его голове, отражаясь в Живой Силе тонкой вибрацией незримых струн.

— Что последнее ты помнишь с момента, как покинул Зелтрос?

— Покидал? Я?!

Пряха нахмурилась и, прислушавшись к чему-то, криво усмехнулась, тихонько пробурчав себе под нос: «Равновесие, ха? Дрянь ты, Сила. Неужели нельзя было найти кого-то еще».

— Оставь его. Теперь Могру моя забота, а ты возвращайся к своей атран. Азур просил передать, что они ждут тебя дома.

— Х-хорошо. Благодарю, Госпожа.

Патрик бережно передал ей сверток с ребенком и, попрощавшись, покинул территорию дома. А Пряха так и осталась сидеть на подвесной скамейке у дома. Мерно покачиваясь и утешая в Силе еще одну заблудшую душу, которой предстояло пройти долгий путь исцеления.

Глава 22. «Прорыв в запределье»

— Внимание экипажу! Входим в сектор гравитационных аномалий, может немного потрясти.

«Ничего себе немного», — пробурчал я, неслабо так приложившись макушкой о потолочные панели отсека, когда корабль содрогнулся от носа до кормы. Анье, успевшей пристегнуться страховочными ремнями к пилотскому креслу, повезло больше, и слава Силе. В тесной рубке, куда мы перебрались из спальной каюты перед выходом из гиперпрыжка, практически негде было развернуться. Если бы толкались тут вдвоем, то точно бы без травм не обошлось.

— Цел? — прозвучало в голосе Аньи сочувствие.

— Да, переживу.

Рухнув в капитанское кресло, я повернулся к мостику навигатора, похожему на вырезанную часть кабины управления самолета с кучей рычажков, тумблеров и горящих кнопок. Сидящий там Фрис чем-то непрерывно щелкал и нажимал с крайне сосредоточенным видом.

— Ну что там? — поторопил я его, устав ждать отчета.

— Еще секундочку… да, вот так лучше.

Корабль выровнялся, перестав мелко вибрировать каркасом несущего скелета, проходящего через весь корпус. Мы втроем издали одновременный облегченный вдох и поспешили приникнуть к обзорным окошкам, открывавшим невероятную по красоте картину на звездное скопление Ядра галактики.

— Где она? Не вижу.

— Не торопись, Джове. Через пару минут будем на месте.

— Наконец-то! И недели не прошло.

— Скажи спасибо, что не месяц. Это самое быстроходное корыто, какое мне удалось найти за наши деньги.

Звездолет, доставивший нас к планете Центра-Прайм, представлял из себя специализированный корвет, переделанный гильдией навигаторов под свои нужды. Опытный покрытый сварными шрамами старичок, преодолевший миллиарды парсеков звездного пространства и под нашим управлением собравшийся совершить свое последнее и самое важное приключение в жизни.

— Что по показаниям за бортом?

— Плотность межзвездного газа близка к критической отметке, но щиты пока держат. Не переживай, — Фрис увидел побледневшее лицо Аньи и деланно-заботливо добавил, — если чего и рванет, то ты просто не успеешь ничего почувствовать.

— Фрис!

— Чего?

Я покачал головой и погладил ладошку своей нервно улыбнувшейся эвин, для которой предстоящее путешествие казалось чем-то выходящим за рамки возможностей. Еще бы! Переместиться в будущее на триста лет. С помощью технологий расы, о которой витает столько противоречивых слухов, что не знаешь, каким и верить. Это мы с Фрисом привычные, а вот Анья с самого начала полета испытывала здоровый мандраж. Усиливающийся по мере того, как мы приближались к цели.

— Минута до выхода по заданным координатам, — оповестил Фрис, щелкая переключателями на навигационной панели. — Кажется, мы уже должны увидеть… о.

— Угу, — согласился я под восхищенный возглас Аньи, когда звездолет повернулся чуть левее, и взору открылась планета Центра-Прайм. Мерцающий голубыми линиями шар, очень сильно смахивающий на экуменополис по подобию Корусанта. Завораживающее зрелище, особенно на фоне святящегося красным светом звездного газа, обильно встречавшимся в этом секторе звездного пространства.

Вообще, космос в Ядре галактике отнюдь не казался темным. Из-за огромного количества близкорасположенных звезд пространство будто подсвечивалось изнутри, вынуждая приглушать обзорные окна специальными затемненными щитами, чтобы экипажу не выжгло глаза. Но даже так вид медленно вращающейся вдоль поперечной оси планеты Гри производил неизгладимое впечатление.

Огромная, по диаметру раза в два превышающая не самый малый Корусант. Целиком покрытая металлом, испещренном пульсирующими линиями с энергией голубого оттенка, чем отличается любая техника Гри. Я видел очертания секторальных кругов, должно быть когда-то бывших городами. Наблюдал, как энергия силовых линия течет к полюсам, подчиняясь какому-то дико сложному алгоритму, создающему впечатление движения планетарной коры. Будто та постоянно гнется и меняется, как живая.

Но первое впечатление оказалось ложным. Фрис что-то считал со своих сканеров и выдал вердикт: планета спит. Светопляска на поверхности — результат работы мощных генераторов, позволяющих Центру-Прайм не быть разорванным космическими течениями в зоне аномалий Ядра галактики. В остальном фиксировалась минимальная активность, позволяющая сделать вывод, что здешнего Стража давно никто не посещал. И не только Гри, но и любые другие расы, без допуска для примитивных разумных неспособные подобраться к планете даже на расстояние видимости сканеров. Не говоря уже о прямой видимости.

У нас в этом плане проблем не было. Имея координаты, полученные от других Стражей, и мой второй уровень ассимиляции диких разумных, Фрис смог получить допуск. Вот только выглядел не очень воодушевленным, и по мере подлета к Центру-Прайм, хмурился еще сильнее.

— В чем дело? — спросил я, в очередной раз услышав сдавленное ругательство сквозь зубы.

— Не знаю. Сигнал нестабильный, еле пробивается через планетарную кору. Но то, что я уловил… Джове, этот Страж какой-то не такой.

— В смысле?

— Сложно объяснить, — Фрис на пару секунд прикрыл глаза, прислушиваясь к своим ощущениям, а когда открыл, в них плескалось еще больше тревоги. — Но, кажется, нам лучше не высовываться. Я получил навигационную карту исследовательского центра. Сделаем там свои дела и свалим по-тихому.

— Звучит не слишком успокаивающе, — я покосился на Анью, нервно жующую губами и не не открывающая напряженного взгляда от планеты, уже закрывшей все поле обзорного окна. — С этим Стражем что-то случилось?

— Возможно. Кажется, он как Сот, но… другой. Раненый. Фрагментированный. Сомневаюсь, что с ним получится наладить нормальный контакт.

«Зашибись, — выругался я про себя. — Нам только поехавшего кукухой Стража не хватало!»

— Какие мысли?

— Загрузить данные из инфокарты Гри можно в любом открытом инфомарии. Вместе с моими полномочиями твоего куратора, думаю, смогу провести присвоение третьего уровня ассимиляции в обход стандартного протокола. А там… посмотрим.

Фрис больше ничего не сказал. Корабль тряхнуло в последний раз, и вибрация корпуса прекратилась. Мы вышли на орбиту Центра-Прайм и зависли над одним из малых секторальных кругов.

— Джове…

— Все будет хорошо, — я потянулся Анье и поцеловал ее, одновременно успокаивая нежными поглаживаниями ауры. — Мы справимся.

«Обязаны».

По моему сигналу Фрис начал снижение, и вскоре за обзорными окнами показалась поверхность планеты. Совсем не такая, как на Корусанте или Нар-Шаддаа. То, что издалека виделось шпилями гигантских небоскребов на поверку оказалось энергетическими конденсаторами, накапливающие межзвездный газ. И они единственные не носили на себе следов масштабной орбитальной бомбардировки, обожженные следы от который можно было заметить по всей поверхности. Основную часть явно успели подлатать ремонтные системы под контролем Стража, но в наиболее поврежденных местах до сих пор виднелись оплавленные прорехи.

Именно к одной из таких Фрис и взял курс, объяснив, что так можно будет проникнуть внутрь планеты без опасения потревожить охранные системы. Страж, что бы с ним не приключилось, давно забросил свои обязанности и мерно дремал в планетарном ядре, не проявляя никакой мыслительной активности. Без него всеми процессами Центра-Прайм управляли автоматические системы с узким набором команд, неспособные принимать самостоятельные решения. Что было только нам на руку в сложившейся ситуации.

— Как думайте, что тут произошло? — спросила Анья, почему-то перешедшая на шепот.

— Война, — я пожал плечами. — Судя по всему выигранная, если планету не добили окончательно.

Звездолет заложил крен, нырнув носом в технический тоннель, похожий на кишку гигантского морского кита. От пульсации энергетических линий казалось, будто стенки дрожат и волнуются, как от сокращения мыщц. Анья поморщилась, но продолжала с интересом наблюдать за происходящим снаружи. Пока, через пару минут не ахнула, когда взгляду открылась внутренняя полость планеты, поддерживаемая титаническими витыми колоннами. Исходящий от них призрачный свет позволял в полной мере оценить масштабы мега-сооружения Гри.

Линии коммуникаций в хаотическом порядке создали настоящую древесную систему, похожую на люминесцентную вязь корней в пещерах килликов. Только увеличенную в миллионы раз и предназначенную для неясных целей. На ее фоне практически незаметные рабочие комплексы, похожие на свисающие кубические «плоды», казались маленькими и незначительными.

Как раз в сторону одного из таких Фрис взял курс, полетев к нему напрямую и пояснив, что пока Страж Центра-Прайм спит, охранные системы нас не заметят. А, значит, можно особо не скрываться, рискуя нарваться на неприятности.

— Для чего все это? — вновь не выдержала Анья, практически прилипнувшая носом к обзорному окну рубки. — Джове?

— Фрис? — переадресовал я вопрос, даже не пытаясь напрягать мозг и крутя в руках рукоять своего светового меча.

«Совсем скоро, Малыш. Потерпи еще немножко».

— А я что? — возмутился квард. — Не смотри на меня, женщина. То, что у меня ядро Гри, еще не значит, что я знаю все их секреты. Доберемся до инфомария и там все узнаем.

Анья фыркнула, зеркально отразив реакцию Фриса и заставив меня возвести глаза в потолок. Начинается…

Как ни прискорбно признавать, взаимная неприязнь этих двоих не исчезла, а только укрепилась за время нашего путешествия. Уж не знаю, с чего они так невзлюбили друг друга, но весь путь до Центра-Прайм я разрывался между двумя огнями.

Фрис утверждал, что мои отношения с Аньей не приведут ни к чему хорошему и с крайней неохотой согласился тащить ее с собой в будущее. Тогда как эвин считала брата слишком назойливым и вечно лезущим не в свое дело. Все это вкупе с нервозностью по поводу предстоящей авантюры вылилось сперва в мелкие пререкания, а через пару дней полета в полноценную ссору с переходом на личности. Причем уступать не желала ни одна из сторон, вынуждая меня служить добровольным громоотводом для сброса негативных эмоций.

Ценой колоссальных усилий я смог добиться если не перемирия, то хотя бы шаткого равновесия, напирая на опасность предстоящего путешествия. Вроде помогло. По крайней мере, Фрис с Аньей перестали собачиться, заняв позиции обиженных сторон и сведя общение друг с другом к минимуму. Так себе результат, но за неимением альтернативы пришлось смириться. Текущие проблемы много важнее, чем нежелание двух упрямцев идти на компромиссы.

— Начинаю снижение, — буркнул Фрис, потеснив меня в капитанском кресле и сосредотачиваясь на пилотировании. Я послушно ушел в сторону, понимая, что в данном случае от меня толку никакого. Навигационные приборы не показывали ровным счетом ничего с момента входа в зону влияния Центра-Прайм, а Сила молчала. Без Фриса, имевшего связь с техникой Гри благодаря своему происхождению, мы бы тут блуждали до скончания веков.

— Милая, приготовь наши вещи.

— Уже бегу! — вскочила Анья, мигом повеселев и подорвавшись в нашу каюту под неодобрительным взглядом Фриса. На сей раз имевшего под собой вполне конкретные основания.

При том, что мы решили взять с собой лишь самое необходимое, различного барахла набралось на два громадных плотно набитых рюкзака. Где основную часть веса составляли провиант, вода и необходимые медикаменты из лучших клиник Зелтроса. Как говорится, одной Силой сыт не будешь, и поломанную пятку не залечишь. По крайней мере сразу, потому брал я с запасом. Плюс с десяток ящиков ждали своего часа в криозаморозке трюма корвета, неся в себе запасов на несколько лет. Более чем достаточно, чтобы унять мою паранойю и с чистым сердцем отправляться Гри знает куда.

— Бластер, — напомнил Фрис, видя, что я в раздумьях все еще сжимаю в руках бесполезную рукоять светового меча Гри и намылился покинуть рубку без своего нового оружия.

— Точно, — хлопнув себя по лбу, Притяжением ухватываю скакнувший в ладонь увесистый бластер с длинным узким дулом и удобной рукоятью — подарок от Азура. Успел всучить мне его перед отлетом к Пряхе, мотивируя тем, что пока не восстановлю «свою джедайскую палку», хоть чем-то защититься смогу. Я согласился, хотя взял больше из нежелания расстраивать друга, нежели из необходимости самообороны.

В жизни каждого одаренного наступает какой-то момент, когда уровень освоения Силы позволяет не пользоваться оружием вообще. Любым. Джедай сам по себе машина для уничтожения, а склонный к менталу еще и бомба массового поражения. Если вдарит — мало не покажется никому.

К тому же, сильно сомневаюсь, что эта пукалка чем-то поможет против Квардионных-ТК Гри. Однако Фрис разделял мнение Азура, а я не хотел расстраивать брата. И без того он выглядит сильно пришибленным в последнее время. Не хочу нагнетать еще больше.

— Спасибо. Ты идешь?

— Да. Только систему подготовлю перед уходом. Не хочу нежданных сюрпризов.

Что Фрис имел ввиду не пояснил, но я доверял его чутью и не стал спорить. Вместо этого нашел Анью, суетящуюся в нашей каюте, и помог ей сложить остатки вещей. При этом предложение напоследок «присесть на дорожку» едва не переросло в нечто большее, но мы вовремя спохватились и успели привести себя в порядок к появлению Фриса. Подозрительно глянувшего на нас, но все же воздержавшегося от лишних комментариев.

— Когда выйдем, следуйте прямо за мной, — велел он. — Инфомарий в режиме консервации, но охранные системы все еще работают. Будем придерживаться слепых зон, так что ступайте шаг в шаг. Все уяснили или для особо одаренных повторить?

— Не надо, — сказал я, прежде чем возмущенно надувшая щеки Анья успела вставить свои пять кредов. — Мы готовы.

Первый шаг, сделанный по трапу за пределы корабля, делали в полном молчании, боясь неосторожным движением или звуком задеть невидимые струны охранных систем. Но, пройдя еще немного, осмелели и начали активно крутить головами, впитывая завораживающие виды Инфомария Гри. Именно так, с большой буквы.

То, что я прежде видел у Стражей на других планетах ни в какое сравнение не шло с монструозной конструкцией, подвешенной на одной из веток-колонн, уходящей корнями к планетарному ядру. По меньшей мере с три километра в поперечнике, громадное «нечто», сочетающее в себе причудливое переплетение кубических форм, временами меняющих свое положение. Наш корвет на вершине одной из таких казался назойливой мошкой, усевшейся на щеку каменного великана. Как бы не прихлопнули сгоряча…

— А теперь строго за мной! — напомнил Фрис, когда мы с Аньей налюбовались окружающими видами. — Вперед.

Дальнейший путь ничем примечательным не запомнился. Какой бы завораживающей не казалась архитектура Гри снаружи, внутри это все те же переплетения однообразных пустых коридоров. Разве что звуки. Нутро Информария издавало тонкий гул на грани слышимости, заставляющий постоянно держаться в напряжении. Неприятно. И вовсе не располагает к поддержанию разговоров.

С другой стороны, мы сюда не достопримечательностями любоваться прибыли, так что жалоб не было. И я, и Анья молча следовали за Фрисом, ожидая отмашки, когда можно будет перестать из себя выбравшихся на пикник ниндзя. В плане… я все же переборщил со своей паранойей, и лямки рюкзаков больно врезались в плечи. Оба пришлось тащить мне, так как Анья при всем желании не смогла бы поднять такую тяжесть. Разве что Силой, но превращать свою невесту в тяглового мула я не хотел, поэтому сам жульничал с помощью Парения. Чем вызвал у нее приступ здоровой и молчаливой зависти.

А как иначе? Площадные воздействия на гравитацию — убойная штука, доступная не всякому джедаю-консулу, не говоря про чистых боевиков-рыцарей. Сама Анья тоже владела этой техникой, но не на таком виртуозном уровне. В отличии от нее я имел за плечами годы жизни на Дорине, где повышенная гравитация вынудила использовать все ресурсы на полную катушку. С тех пор Парение стало одной из моих фирменных фишек, не единожды спасая жизнь. Хотя и не такой любимой, как тот же Коготь.

Он и сейчас, словно бультерьер на цепи обнюхивал путь впереди всех. Готовый в любой момент обратиться молниеносным смертоносным жалом и впиться в горло неведомого врага. Благодаря Пряхе я понял, как проводить через него Силу, и теперь мог пальнуть тем же Толчком совершенно из любой точки пространства. А если использовать вместе с ним Пробой самого Когтя, то таким ударом можно свалить даже Мастера Разума. При условии, что тут не будет ожидать нападения и не успеет вовремя среагировать.

И все же, как бы я не был уверен в своих силах, определенное волнение никуда не делось. Гудение в недрах Инфомария не давало расслабиться, а биение энергии в стенах вызывало аналогичное колебание в Силе. Как, собственно, и вся планета Центра-Прайм. При этом, по одним лишь ощущениям, мои способности джедая возросли здесь на порядок. Как и сама чувствительность к Силе, подтверждая догадки, что чем ближе к центру галактики, тем проще с ней контактировать. Не знаю с чем это связано, но соблазн «заглянуть за грань» не покидал меня все время пребывания в секторе.

«Это место не для людей. И вообще не для… диких разумных. Не готовы мы к такой ответственности», — успел подумать я, прежде чем услышал повеселевший голос Фриса.

— Все, можете выдохнуть, мы дошли. Добро пожаловать в Информарий Центра-Прайм!

Еще несколько метров, и очередной тоннель закончился выходом в большой зал, похожий на пассажирский терминал в космопорте. Высокие потолки, размеченные подсвеченными направляющими дорожки и длинные вереницы информационных терминалов, как и все вокруг состоящие из разноразмерных соединенных кубов. Середину зала венчала большая голографическая проекция галактики, с подсвеченными точками в разных секторах. Основная их часть тускло мерцала серым, и всего три горели ярким слепящим золотом. Очевидно, по числу Стражей, оставшихся активными после космического вояжа Фриса и Патрика. Альдераанский, Тайтонский и сам Центр-Прайм, уютно устроившийся ближе к центру галактического ядра.

— Активными остались только эти трое, — подтвердил мои догадки брат, указав на золотые точки. — Раньше все Стражи были объединены в единую сеть, и Центр-Прайм мог оперативно реагировать на любые неполадки в системе. А теперь мы спокойно отключили остальных, и он даже не почесался.

— Ага, повезло, — согласился я, вместе с Аньей обходя голограмму по кругу. — Интересно, что же у них такое произошло, если Гри решили забросить такой амбициозный проект.

— Вот сейчас и выясним у нашего горе-путешественника.

Инфокарта, полученная с Дорина от Нак Зиила, все это время хранилась у Фриса, ожидая своего звездного часа. Наконец-то наставшего и обещавшего получение третьего уровня ассимиляции диких разумных взамен на возвращение бесценного исторического наследия Гри.

Я прям весь напрягся, когда Фрис подошел к ближайшему информационному терминалу и преобразовал руку в квардионный щуп, нырнувший в его скрипнувшие сочленения. Анья рядом прижалась к моему плечу, ободряя молчаливой поддержкой и также наблюдая за манипуляциями кварда.

— Джове, что он делает?

— Открывает нам путь домой.

С минуту ничего не происходило. Фрис закрыл глаза и замер, полностью погруженный в считывание данных из Инфомария Центра-Прайм. Пока вдруг не вздрогнул и не вздохнул, улыбаясь.

— Все, готово.

— Получилось? Я ничего не почувствовал.

— А ты ожидал фанфары и салют в свою честь? — съязвил брат, вытаскивая из терминала руку, принявшую прежнюю форму. — Обход протокола присвоения сработал, скажи и на том спасибо. У нас теперь третий уровень ассимиляции. Доступ в медотсек, ангары и репликаторную разблокирован.

— Отлично! И что теперь?

— Тебе решать, Джове. На очереди твое исцеление, починка кайбера и возвращение в наше время. С чего начнем?

Я дал команду экзеру на извлечение и крепко сжал знакомую до каждой выемки рукоять светового меча. Как бы не хотелось заняться собой, сперва нужно выполнить данное обещание. Малыш и так достаточно настрадался по моей вине, пора исправлять сделанные ошибки.

— Световой меч.

— Тогда погнали в репликаторную. А по дороге как раз расскажу, что там с Эушом На’Ток приключилось. Представляешь, их род, оказывается, были теми, кто создал Стражей!..

Дальше рассказ пошел о самом Эуше На’Токе — том самом путешественнике Гри, волей случая оказавшимся на Дорине. По своей вине. Бедолага влез между молотом и жерновами в самый разгар войны с Ква: еще одной древней расой, и по совместительству извечными противниками Гри. Эуш выкрал стратегические планы вражеского командования, что могло изменить ход войны. Но когда попытался скрыться, оказался втянут в схватку с охотниками Ква, и вынужденно совершил экстренный маневр через Межзвездный портал. То есть по сути вытянул лотерейный билет, способный закинуть как в обитаемые миры, так и в корону зарождающейся звезды.

Эушу повезло, хотя и отчасти. Он попал на Дорин, где его и настигли со временем охотники Ква. А с убийством последнего представителя одного из древнейших родов Гри, созданное ими детище было обречено на забвение.

Без контроля координатора от На’Ток всего за несколько столетий в виртуальные миры Стражей закрались критичные ошибки. И так как никто другой не мог их исправить, не имея нулевого администраторского уровня допуска, вся система затрещала по швам. Время в виртуальных мирах резко ускорилось, и обитавшие там сознания начали сходить с ума, устав от бесконечной череды новых жизней и перерождений.

Еще несколько лет спустя инициатива Стражей угасла. Большинство опустевших комплексов разрушили, а оставшиеся законсервировали с надеждой на возвращение наследника На’Ток. Бесполезную, как теперь выяснилось. Эуш умер, а вместе с ним исчезла последняя возможность восстановить былое величие Стражей.

«Но оно и не требуется. По крайней мере в том виде, каком его видели Гри».

Я не собирался повторять ошибок головоногих экзотов. Сот, не пожелавший подчиняться директивам хозяев и осознавший себя полноценной личностью, станет последним Стражем в своем роде. На правах равного партнера и члена семьи, а не устройства, покорного чужим прихотям.

— Значит, Гри облажался, — подытожил я, следом за Фрисом и Аньей входя в репликаторный отсек, похожий на привычный производственный цех с кучей непонятных устройств и переплетений труб. — Толку с его данных о Ква, если они так и не попали в Анклав? Война давно закончилась.

— Меня больше беспокоит, для чего они понадобились культистам. Помнишь, откуда Нак Зиил взял инфокарту?

— Вроде, там же был какой-то ситх замешан? Еще пытался подставить меня перед Матриархами. Нак Зиил так и не смог его поймать.

— Во-о-т! А в зашифрованной части инфокарты, помимо данных о Ква, еще и координаты их схронов по всей галактике. Тонны вооружения, от деструкторных винтовок до боевых звездолетов. И управляется оно куда проще, чем техника Гри…

Мы с Фрисом примолкли, придавленные осознанием свалившихся проблем. За всей этой нервотрепкой с Могру как-то позабылось, что помимо него над галактикой нависла угроза возрождения Империи ситхов. И они не сидят на месте, ожидая, когда мы разгребем свои проблемы.

Пока культисты создают шумиху в массах, ситхи, оказывается, заняты поиском древних артефактов ушедших рас. И это очень плохо! Если военное наследие Ква, или того хуже — Гри, попадет им в руки, быть большой беде. Джедаям в том виде, в каком они пребывают через триста лет, будет попросту нечего им противопоставить. А это значит, война предстоит еще более кровопролитной, чем предсказывали самые мрачные прогнозы.

— Отложим это на потом, — принял решение я, поймав обеспокоенный взгляд Аньи. — Сейчас у нас другие приоритеты. Какая из этих штук нужна для починки кайбера?

— Сюда.

Фрис подвел меня к одному из механизмов, как и все остальные, состоящему из нагромождения кубов, переливающихся голубыми импульсами. Немного манипуляций, и устройство открыло дверцу с небольшой нишей, куда я немедля положил мой световой меч.

— Готово. Сколько теперь ждать?

— Сейчас, — Фрис запустил механизм и, приложив ладонь к его корпусу, прислушался к своим ощущениям. Ненадолго, всего на пару минут. После чего с улыбкой открыл глаза и сказал:

— Доставай.

— Что, уже?! Серьезно?

— Да.

Трепеща от нетерпения, я потянулся к заветному ящичку. Но едва пальцы коснулись рукояти светового меча и нервы кольнуло знакомым ощущением раздвоенности, случилось две вещи. Первая: всех нас троих сковало силовое поле из оранжевых изометрических фигур, очень похожих на пост-эффекты телепорта Гри. И вторая: в голове раздался пробирающий до мурашек голос Стража Центра-Прайм, безжалостными отрывистыми фразами повергая меня и Фриса в состояние паники.

«Тревога! Обнаружено несанкционированное подключение к Звездной сети с вмешательством в тахионные переменные. Запуск протокола возвращения… Внимание! Зафиксировано присутствие дикого разумного с нулевым уровнем допуска. Запуск протокола сдерживания».

— Нет!!! — заорал я, срывая голос, когда Анья с криком исчезла в портальном мерцании телепорта Гри. А потом и мир вокруг меня потемнел, отдавая набатом стучащей в висках крови и бесстрастным голосом Стража.

«Перемещение объектов с нулевым допуском завершено. Отмена тревоги, возобновление протокола возвращения. Инициирую процесс корректировки фазового сдвига преобразователя: откат к исходным параметрам на три целых двадцать семь цикла. До темпорального смещения пять секунд… четыре…»

— Стой!!!

Вспышка. Темнота. И разрывающее грудь мука, прорывающаяся с криком души в равнодушную угольную пустоту Звездной сети.

***

2303 ДБЯ.

Анья в последний раз посмотрела на навигационную панель и, сверившись со своими ощущениями в Силе, удовлетворенно кивнула. Курс верный. С каждым разом у нее получается ориентироваться все лучше, хотя еще месяц назад она едва не свела счеты с жизнью, когда убедилась, что не может найти путь назад. Если бы не лучик надежды, который она ощутила перед тем, как нажать кнопку в шлюзовой камеры, там бы все и кончилось.

— Мы справимся, — девушка положила ладошку на свой округлившийся животик и, ощутив отклик в Силе, слабо улыбнулась. По крайней мере, она не одна. И, рано или поздно, найдет способ вернуться домой, чего бы то не стоило. Вот только…

Слеза скатилась по щеке Аньи, когда она вошла в их с Джове каюту. Пустую и заваленную хламом, посреди которого лежал грустно светящийся голокрон. Она так и не успела доделать его вовремя. И теперь возилась с отладкой просто из необходимости чем-то занять руки, чтобы не сойти с ума. Хотя внутри понимала: все кончено.

Что-то пошло не так, и Джове с Фрисом больше не вернутся. А если и смогут, то никогда не найдут ее, болтающуюся непонятно где в корабле, который доставил из к планете Гри. И на каком она уже третий месяц пытается найти выход из Ядра, понемногу осваивая доселе казавшуюся архисложной профессию навигатора. Благо все материалы на борту имелись, а Сила помогала восполнить недостающие пробелы.

Для Аньи столь сложные расчеты всегда казались чем-то невозможным. Пока нужда не заставила делать выбор: смириться или попытаться спасти их жизни. Ее и еще нерожденного ребенка.

Ради своего малыша она обязана выжить! И выживет, благо Джове обеспечил ее для этого всем необходимым. Продовольствия и воды хватит с запасом еще на пару лет путешествия. За это время вполне можно найти выход, не расчетами, так Силой проложа себе путь в обитаемую часть галактики. А пока…

Анья уселась на уголок кровати и, утерев слезы, притянула к себе безжизненный кубик голокрона. Чтобы вдруг замереть и, уставившись в одну точку на противоположной стене, испуганно прошептать: «Кто здесь?»

— Не отчаивайся, дитя, — сказал женский голос, от теплоты и ласки которого у Аньи вновь помутнело в глазах. Сила откликнулась! После стольких бессонных ночей и пролитых слез, ее наконец услышали!

Анья смотрела сквозь звездолет, целиком отдавшись чувству единения со Светлой стороной. Воплощенной в высокой и прекрасной женщине, смотрящей на джедайку через само пространство и время.

— Кто вы?

— Та, кто хочет помочь. Ты все еще можешь его вернуть.

Что-то внутри Аньи перевернулось, и уже погасший огонек надежды вновь воспылал, заставляя ее сорваться на крик:

— Как?

— Голокрон. Он станет путеводным маяком для вас двоих.

— Я не понимаю…

— Просто доверься мне, дитя. Вместе мы сможем все исправить.

Анья облегченно вздохнула и, откинувшись на спину, со счастливой улыбкой вновь пристроила ладошку на животе. Теперь все будет хорошо. Скоро папа вернется и заберет их с собой. Обязательно!

Убаюканная этими мыслями и тихой колыбельной Светлой стороны, Анья потянулась к образу Джове, шепча про себя тихую молитву: «Вернись ко мне. К нам. Мы будем ждать, эвин. Сколько бы времени не потребовалось».

И в то же мгновение лежащий в куче мусора голокрон осветился мягким белым сиянием, запоминая истинную цель своего существования. Ту, что волей любящих сердец свяжет воедино прошлое и будущее, сохраняя непрерывный ход времени.

Глава 23. «Тень в отражении»

Я распадался на мелкие куски. Рвался куда-то, кричал, умолял. Все бесполезно. Равнодушная мгла Звездной сети закрутилась в воронку и спустя пару ударов сердца длиною в вечность обернулась треугольной рамкой портала, выкинувшей нас с Фрисом под палящее солнце на берегу высохшего озера.

Едва ощутив под ногами твердую землю и особый диссонанс Силы, пронизывающий планету в момент слияния ее атмосферы со спутником, я понял, что мы снова на Ондероне. И бессильно упал на колени, припечатав лбом горячий песок и с душераздирающим криком ударив по нему кулаком. Паника сменилась отвратительным чувством беспомощности, когда осознаешь необратимость содеянного и не видишь способа, как все вернуть назад. Секунды на три. После чего на помощь пришла Светлая сторона, приглушившая эмоции и позволившая удержать их в узде.

Точно также, как ситхи опасно погружаются во Тьму, джедай может потерять себя в Свете. В погоне за искоренением чувств стать бездушной машиной, действующей исключительно по принципу рациональности. Об опасности такого исхода меня предупреждал еще Нак Зиил, объясняя, почему не стоит воспринимать джедайский Кодекс буквально.

Но иногда… в такие моменты, как сейчас, иного выхода не было. Меня разрывало болью и страхом. А еще ненавистью к Стражу Центра Прайм, из-за Анья осталась в прошлом и неизвестно, смогла ли вообще выжить. Дабы не пасть во Тьму, я сконцентрировал весь Свет в источнике, глуша сильные эмоции и заставляя себя посмотреть на случившееся под иным углом.

«Еще ничего не кончено. Мы можем все исправить».

Медленно поднявшись на ноги, я встретил щенячий взгляд стоящего рядом Фриса, фонящего виной за весь ментал в округе.

— Джове… прости! Я не успел ничего…

Грубым жестом прервав кварда, я велел ему замолчать и покрутил головой, выгоняя из головы остатки слабости. Не время раскисать, каждая секунда на счету.

— Мы должны вернуться.

— Но…, — Фрис поймал мой ледяной взгляд, все глубже погружавшийся в бесстрастное море Светлой стороны, и поник плечами. — А как же Могру?

Я обернулся к выжженной солнцем проплешине, выделяющейся на фоне малиновых ондеронских джунглей, как бельмо на глазу. Места знакомые, но до логова зеленого чудика далековато. И если нас перенесло с таким разбросом по координатам, то что насчет времени? Вернулись ли мы точно в тот момент, когда пропали или раньше? А если позже, и Могру уже начал свой неизвестный ритуал?

С этой стороны Фрис прав. Рационально будет сперва разобраться с ним, а уже после кидаться в омут Звездной сети в попытке вытащить Анью. Однако…

«Когда я поступал рационально, если дело касалось моих близких?»

Мощный эмоциональный всплеск пробился даже сквозь стену отчуждения Светлой стороны, заставив меня нахмуриться. Вот оно. Тот блок, о котором упоминала Пряха.

Практически слившись со Светом и воспользовавшись помощью усиленного Когтя, я наконец-то смог нащупать его. И в тот же миг понял, кому обязан столькими бесплотными попытками прорвать второй духовный контур.

Якорь не просто блокировал мой потенциал менталиста. Он каким-то образом все это время направлял мои действия, заставляя… что?

Головная боль, потемнение в глазах. Я сцепил зубы, удерживая рвущиеся наружу ругательства и усилием воли не дал ухваченной мысли вновь ускользнуть. Как бывало множество раз, стоило только коснуться истины.

«Ну уж нет. В этот раз я так просто не сдамся».

Еще одно осторожное прощупывание Когтем. Ясно. Цепь якоря довольно плотная и завязана на глубинных слоях ауры, составляющей основу моей личности. Можно попробовать аккуратно извлечь ее Силой, но… не рационально. Слишком много времени будет потеряно, тогда как можно попросту вырвать проблему с корнем. Но для этого придется вернуть эмоции и дать Якорю то, что от требует.

— Джове, ты меня пугаешь! Что с твоим лицом?

— Я не могу сражаться с Могру в таком состоянии, — с трудом подавив рвущееся наружу рычание, выдавил я, как только давление глушащей эмоции Светлой стороны спало. — Сперва нужно прорвать второй контур, а для этого избавиться от харшова якоря. И, кажется, я только что понял, как это сделать.

Подняв свой световой меч на уровень глаз, я потянулся к нему сердцем и мягко спросил:

— Ну что, Малыш. Готов еще разок прогуляться?

Ответом мне стало тихое мелодичное пение совершенно счастливого существа, наслаждавшегося каждой секундой единения с хозяином. Долгая разлука лишь сильнее укрепила нашу связь, позволяя без последствий управлять Светлой стороной внутри себя. Отключать и включать эмоции по желанию, без какого-либо вреда для разума. И кайбер был счастлив стать полноценным проводником моей воли, видя в этом единственный смысл своего существования.

— Спасибо. Вместе мы обязательно справимся. Фрис, дай руку. Мы перемещаемся в Звездную сеть.

— Что ты задумал, брат?

«То, что уже давно пора было сделать», — подумал я, сжав покрепче световой меч и вместе с Фрисом шагнув навстречу чувству раздвоенности.

Переход. На этот раз безмолвный, ибо обретший личность преобразователь светового меча напрямую транслирует все знания своему носителю. Еще до того, как ступить на очерченную белыми линиями звездную тропу, я знал, что заряда ядра кайбера хватит на три полноценных перехода в пределах сектора или на один в соседний.

«А что насчет прыжка во времени?»

Малыш задумался. А потом выдал целый вихрь эмоций, главная из которых отозвалась тянущим дурным предчувствием в груди: сомнение. Он может попробовать, но не знает, сможет ли заглянуть в прошлое настолько далеко. И главное — отзовется ли Звездная сеть на его попытки вмешаться в ее хроно-механизмы. В прошлый раз ему помогла программа, установленная голокроном Аньи. И хотя часть ее все еще осталась в памяти Малыша, позволяя нащупать верный путь в механизме Звездной сети, он не знал, как вмешательство в него отразится на нем самом.

Гри не зря ограничивали квази-живые формы кайбер-кристаллов для лучшего контроля преобразователей. Такой подход позволял использовать их без риска вызвать поломку или нарушить процессы устройства древней расы, чье наследие головоногие хитрецы приспособили для своих нужд.

Но даже Гри не рисковали вмешиваться в течение времени. Не говоря о том, чтобы делать это с кайбером, имеющим самосознание, рискуя навеки потеряться в бесконечном лабиринте дорог Звездной сети.

Все это я понял из мешанины эмоций Малыша благодаря Познанию Речи, до слез растрогавшись его готовностью пойти на любой риск, лишь бы угодить мне. Такую преданность не часто встретишь среди живых, а мне повезло. Дважды. Потому как Фрис тоже стоял рядом со мной и был готов встретить плечом к плечу любые трудности.

— Спасибо, что ты рядом, брат, — все еще находясь под влиянием, момента сказал я. — Что бы не случилось дальше, я бы хотел, чтобы ты знал…

— Вот только давай без соплей, — перебил меня Фрис, которому очень не понравился мой проникновенный тон. — Какого ситха ты опять задумал, Джове? Возвращаться за Аньей слишком опасно. Мы и без того конкретно наворотили в прошлом. Подумай!

— У меня нет выбора. Якорь… впрочем, скоро сам все увидишь.

Подняв на уровень глаз переливающийся голубыми импульсами световой меч, я указал им в сторону звездной тропы, на которой мы стояли. Уходя наискосок и вверх, она терялась на фоне звездной бесконечности среди таких же линий, связующих пространство подобно нитям гигантской паутины.

— Когда все завертится, убедись, что мы не сойдем с тропы. Не уверен, что смогу себя контролировать, так что вся надежда на тебя, брат.

— А когда было иначе, — проворчал квард, смиряясь с неизбежным. — Ты хоть уверен, что сможешь вытащить ее?

— Нет.

— Класс.

Я знал и понимал все, что он мог мне возразить. Более того, сам прокручивал те же доводы в своей голове, но проклятый Якорь не оставлял иного выбора.

Клан. Семья. Два незыблемые направляющие, раскаленным гвоздями ворочающиеся в мозгу и руководящие моими действиями по своему усмотрению. С того самого момента, как я вышел из-под сводов джедайского Анклава на Дорине…

— Меня зовут Энар Кето. А в том, что случилось, ты сам виноват…

Ощутив краткий проблеск озарения, я еще крепче сжал рукоять светового меча, чувствуя, как каждую клеточку тела корежит от сопротивления Силе Светлой стороны. Изменения, происходящие с моим телом, резко ускорились с обнаружением Якоря, вынуждая отбросить последние сомнения и сделать первый шаг навстречу судьбе.

Тропа под ногами едва уловимо дрогнула, когда кайбер-кристалл начал взлом Звездной сети, взяв курс на ближайший временной портал. Заблокированный и скрытый, как и все подобные ему, но неспособный укрыться от взора Малыша, подпитываемого Светлой стороной. Я продолжал накачку, нещадно терзая источник и маскируя болью движения Когтя, подбиравшегося вплотную к якорю. Еще немного. Еще… пора.

Пробой!

— Джове, — донесся сквозь пелену боли встревоженный голос Фриса. — Что происходит?!

— Вперед…, — все же смог выдавить я из себя, прежде чем навалился на плечо брата, не в силах выносить адскую муку, пронзившую все мое нутро. Ощущая, как Коготь «наживую» вырывает из моей ауры куски чужеродного ментального плетения, я едва не терял сознание от дичайшей боли, не сравнимой ни с какой физической пыткой.

Прорыв второго духовного контура всегда сопряжен с духовными муками. Такова цена за развитие дара, но в моем случае она была увеличена едва ли не втрое. Якорь настолько плотно сросся со всеми слоями ауры, что каждое движение Когтя буквально скрючивало нервы в приступах болевой агонии. Лишь волевое упорство и поддержка Силы позволили мне остаться в сознании, пока память воскрешала отрывки давно забытых воспоминаний прошлого.

— …генетическая перестройка организма на основе параметров Небожителей, — произнес призрак джедая, склонившийся над мои обездвиженным телом, — В идеале должен получиться бессмертный разумный, обладающий их возможностями по оперированию Силой. Поистине, безграничными…

— …чтобы процесс завершился успешно. Машина должна привязать изменения не только к генетическому коду, но и кментальному «якорю» в психике. В качестве ключа-активатора было решено выбрать самое сильное стремление реципиента…

— …возможно, получишь пару-тройку побочных эффектов, пока «якорь» будет выполнять свои функции. Ничего особо критичного, что может радикально изменить личность…

Бесконечная Тьма. Бесполый голос, не имеющий источника. Воспоминания, помогающие хоть как-то отрешиться от невыносимой муки, вызываемой Пробоем Когтя.

— …вся жизнь конечна, человек. Даже тех, кого короткоживущие считают бессмертным. И все же, мы существуем. А для чего, каждый решает сам. Ради чего нужен ты?

— Джове, мы дошли! Портал здесь, что мне делать?

Что делать… Чего я хочу. Ответ, от которого зависит все. Процесс должен быть завершен.

— Хорошо. Ты уже ближе.

— Мой клан.

— И все?

— Нет. Моя семья. Клан…

— Или всё вместе?…

Воспоминания и реальный мир. Все смешалось под бесконечной пыткой во время извлечения якоря, открывая долгожданный путь к прорыву второго духовного контура. Что я и сделал на последних крохах воли, прежде чем потерять сознание и услышать чей-то торжествующий крик в голове. Не принадлежащий ни Фрису, ни Малышу.

«Наконец-то, свобода!!! Выкуси, Первый, я же говорил, что смогу! О, а вот и местечко свободное образовалось. Не против, если я тебя немного потесню, Поглотитель? Так я и думал».

Краткий полет в забытье и снова темнота, но уже расцвеченная звездами и светом от контуров дороги, на которой развалился я в скрюченной позе эмбриона.

— Джове!

— Не ори на ухо, — хрипло попросил я, ухватившись за плечо склонившегося надо мной Фриса. — Все закончилось.

Это было действительно так. Насытившийся Коготь довольно урчал, поглотив чужеродную ментальную закладку и наспех залатав оставленную собой рану. Остальное восстановится само, благо с прорывом второго духовного контура моих сил, как эмпата, прибыло. Вроде бы. Точно? Не понимаю. Почему не ощущаю никакой разницы с тем, что было раньше…

— Джове, ты слышал меня? Там Анья!

— Что?

Повернув голову в сторону, куда указывал брат, я увидел треугольную рамку портала. И завесу, похожую на водяную пленку на его поверхности, отображающую совсем нерадостную картину.

Горящее здание на фоне погруженного в сумерки города. Взрывы и вспышки бластеров повсюду. Бойня, посреди которой застыла одинокая женская фигурка с виридиановым мечом, с трудом отражая потоки красного бластерного огня, льющегося со всех сторон.

— Я пытался пройти, но меня не пускает! И… это еще что за хрень? Откуда она тут?

Над нашими головами пронеслась тень, обернувшая птицей, усевшейся на верхнюю рамку портала. Очень похожей на сову, но с зеленым оперением и… кошачьим хвостом?

— У-у.

«Эк меня вштырило», — все еще не слишком осознавая реальность происходящего, подумал я. И тут же вздрогнул от комментария неизвестного мужского голоса, эхом раздавшегося в голове.

«То ли еще будет. Не доверяй этой суке, что бы она не предлагала. Целестиалы всегда преследуют только свои интересы».

«Кто ты такой?»

Увы, незримый собеседник снова замолчал, кажется, наслаждаясь моей растерянностью. А я, наконец, осознал, что вижу в рамке портала и бросился к нему с криком:

— Анья!

Никакой реакции. Джедайка продолжала отражать выстрелы, но было видно, что махать световым мечом ей становится все тяжелее. На ее белоснежной робе уже темнело несколько подпалин, а растрепавшиеся волосы скрывали лицо.

— У-у! У-у, — вновь привлекла мое внимание сова, для убедительности похлопав крыльями. От ее коготков, вцепившихся в рамку портала, начало распространяться сияние Светлой стороны, заставляя водную пелену портала волноваться еще сильнее. Дернувшись вперед, я уткнулся руками в упругую стену, и в тот же момент ощутил страх. Не свой — кайбера.

Опустив взгляд на рукоять светового меча, я в оцепенении застыл от следующих слов Малыша, чувствуя, как начинают трястись руки и текут слезы по щекам.

Всему есть своя цена. Малыш нашел путь к нужному порталу, но даже с помощью… Совы? Дочери? В общем, не суть. Это существо в виде птицы дает нам Силу для перехода, но этого мало для создания устойчивой связи со столь отдаленным прошлым. Нужен ключ, способный задать вектор. Тот, что хранится в памяти Малыша, но при перемещении…

«Нет!»

С мукой посмотрев на свой световой меч, я уловил его решимость довести дело до конца. Вопреки своему страху и цене, которую придется заплатить. Самой высокой, какую только может предложить один разумный другому.

Свою жизнь.

Вот только я был не готов принять ее и вновь повернулся к рамке портала, теряя драгоценные секунды и с мукой во взгляде наблюдая разворачивающуюся картину. Анья по ту сторону припала на колено, раненная по касательной в бедро, но все же продолжала сражаться. Ее меч все еще порхал размытой полосой, поражая мастерством фехтования, доступным не всякому магистру в Совете. И разительно отличавшийся от того уровня, какой я запомнил у Аньи с наших тренировок на пути к Центру-Прайм.

А потом где-то вдалеке вспыхнул выстрел ракетницы, волной ужаса прошедшийся по моим нервам. Анья не успевала отвести заряд Силой. Собственно, она даже не видела его, все еще продолжая сражаться за свою жизнь и слабея с каждой секундой моего промедления.

«Прости меня».

Пусть я больше не был скован ментальной закладкой якоря, заставлявшей идти на любые крайности ради семьи, это ничего не меняло. Чувства к Анье никуда не делись, и просто смотреть, как любовь всей моей жизни убивает неведомый враг было выше моих сил.

— Прости меня!

Рукоять светового меча сильно нагрелась, когда я навалился всем весом на прогнувшую пленку портала под одобрительное «У-у» совы и тихий мат Фриса за спиной. А еще через миг ткань пространства-времени порвалась, с усилием пропуская меня и позволяя ухватить вскрикнувшую Анью за плечи, утягивая ее к спасению в самый последний момент перед прогремевшим взрывом.

Удар. От сильного рывка и звуковой волны в глазах на миг потемнело, но даже так я упал спиной назад, крепко прижимая к себе оцепеневшую джедайку, неверяще смотрящую в мое лицо.

— Д-Джове?..

Я не ответил и расплакался, как пацан, одной рукой прижимая к себе льющую слезы эвин, а второй стискивая рукоять светового меча. Простую железяку с погасшими бороздками, где ранее пробегали голубые импульсы, и совершенно мертвую внутри. Ценой за жизнь оказалась…

«Другая жизнь, — с пронзительной грустью в голосе закончил мысль непрошенный гость в голове. — Жаль только тебя это никогда не останавливало, Поглотитель».

— У-у.

Ухнув, сова удовлетворенно прищелкнула клювом и упорхнула со своего насеста. Одновременно с этим погасла объятая огнем рамка портала, и в уши ворвался крик Аньи, наконец-то поверившей в реальность происходящего.

— Джове!!!

А потом был поцелуй. Долгий и соленый от наших слез, вызванных совершенно разными причинами. Терзающая меня совесть оказалась безжалостна, и от нее не было никакого спасения. Со смертью Малыша пропала и моя новообретенная способность без усилий сливаться со Светлой стороной. Теперь для этого пришлось бы, как полагается, применять джедайские техники и успокаивать разум. Что казалось совершенно невозможным, особенно после того, как обнимавшая и плачущая от счастья Анья выпалила:

— Ты все же пришел за мной! Я знала, верила!

Не выдержав, я выпустил Анью из объятий и сел, обхватив руками колени и уткнувшись в них лбом. К счастью, ошарашенная произошедшим эвин не поняла подоплеки и, разглядев стоящего в сторону хмурого кварда, бросила обниматься и к нему тоже.

— Фрис!

— А-а! Отпусти, чокнутая, ядро помнешь!

— Я тоже скучала по тебе. Так, что это за место? Расскажешь?

— Звездная сеть Архитекторов. Порталы, проще говоря. Слушай, Анья… Мне кажется, или ты выглядишь старше?

— Еще бы. С момента, как вы бросили меня, прошло пять лет.

— Чего-о?!

— Не переживай, я не сержусь. Когда я добралась до Альдераана, Азур отвел меня к Соту, и тот все объяснил. Глупо было считать, что Страж пропустит меня с нулевым уровнем допуска ассимиляции. Или ты с самого начала догадывался об этом? А, Фрис? В глаза мне смотри!

— Я… гхм…

— Брось, я шучу! Сила, как же я рада видеть вас обоих!

Судя по протестующему мявку, Фриса опять нещадно затискали. После чего Анья опустилась рядом со мной на колени и, нежно коснувшись ладошками моих мокрых от слез щек, заставила посмотреть себе в лицо.

— Что произошло?

Пять лет разницы. Анья в юности закидала бы меня вопросами или устроила бы дикий скандал за то, что мы с Фрисом бросили ее одну. После чего вцепилась бы и не отпускала до момента, пока мы не ступим на твердую землю реального мира. Все же для неподготовленного человека висеть над чернильной пропастью космоса без какой-либо защиты — то еще испытание. Даже если тут можно спокойно дышать, и вполне комфортная температура не превращает внутренние органы в ледышку.

Анья спустя пять лет представляла собой образец истинного джедая, не смотря на потрепанный внешний вид и испытываемые яркие эмоции. Красивая внешне и холодная внутри. Собранная и целеустремленная. Спокойная и в то же время не лишенная человечности. Именно такая, какими учили в Ордене быть всех юнлингов с начала времен.

Вид Звездной сети удивил Анью, но не напугал. А после того, как первый шквал эмоций от воссоединения со мной схлынул, его место заняла забота любящей женщины, готовой на все, чтобы ее мужчина почувствовал себя лучше. И потому терпеливой, не ставшей лезть в душу щипцами, вынимая на свет свежее и еще тлеющее пятно вины. Вместо этого Анья улыбнулась и, еще раз поцеловав меня в губы, прижалась ко мне плечиком, тихим шепотом выгоняя меня из прострации:

— Кирон будет так рад увидеться со своим отцом. Я воспитываю его на рассказах о тебе.

— Кто?..

— Твой сын, милый. Когда мы расстались, я была беременна. К счастью, у меня получилось найти выход из аномалий Ядра до родов. На ближайшей станции мне оказали необходимую помощь, а потом на Альдераане…, впрочем, это долгая история. Когда мы сможем вернуться за Кироном?

Я молчал, до боли сжимая в кулаке рукоять светового меча. Точно также, как молчал Фрис, до которого истинный смысл услышанного начал доходить примерно в то же время.

Он же первый и подал голос, подойдя к Анье и, как бы невзначай, уточнив:

— Значит, говоришь, Кироном назвала?

— Да, — с гордостью кивнула сияющая джедайка. — На самом деле, Кирон Атран, в честь деда и по фамилии отца. Сначала думала назвать Джоем, но Кирон сам не захотел. Знаю, звучит странно, но он заходился плачем каждый раз, как я к нему так обращалась. Хотя потом полюбил истории о своем отце. И усердно тренировался, чтобы быть на него похожим.

Анья улыбнулась и зажмурилась от приятных воспоминаний.

— Думаю, когда подрастет, ему будет под силу побороться за место грандмастера Ордена… что вы так смотрите?

Не я, ни Фрис не знали, что сказать. Оба поняли, о ком идет речь, но истина казалась невероятной. Немыслимой! Но оттого не менее реальной, потому что факты говорили сами за себя.

«Ха-ха! А Третий всю бошку изломал, отчего мы родство со стариком чувствовали. Грандмастер Кирон! Ха! Кто бы мог подумать!», — зашелся хохотом голос в моей голове, заставив снова вздрогнуть от неожиданности и с запозданием вспомнить о настоящем.

Могру. Что бы не происходило сейчас, остановить его куда важнее, чем тратить время на мысли об оставленном сыне и попытки понять, что за незваный гость поселился в моем теле. Хотя с последним кое-что понятно уже сейчас: причина, почему я не ощущаю второй духовный контур — потому что тот уже занят. Кем-то другим, и явно не собиравшимся уходить просто так.

— Анья, мы все обсудим позже, но сейчас мне нужна твоя помощь, — совладав с дрожащим голосом, я взял свою эвин за руки и потянул вверх, вместе с ней поднимаясь на ноги. — Помнишь Могру? Нужно остановить его, пока он не начал ритуал.

— Можешь рассчитывать на меня, Джове, — Анья выпрямилась, сверкнув в ментале стальным отблеском твердой решимости. — Я помню, что ты рассказывал, и усердно готовилась к этому дню. Все пять лет, пока подчищала дерьмо за Орденом. Ах, я ведь еще не сказала! Тогда позвольте представиться, как полагается, — моя эвин улыбнулась и присела в шутливом реверансе. — Барсен’тор Ордена джедаев Анья Рал к вашим услугам.

— Э?

— Вэк?!

Наши с Фрисом вытянувшиеся лица надо было видеть. Причем квард, обладая несколько более широкими возможностями к выражению эмоций, в прямом смысле уронил челюсть до пола. Как в мультиках, чем вызвал у Аньи приступ здорового смеха.

— Так получилось. Оказывается, если обучаешь кого-то, то и сама многое узнаешь. А Кирону хоть и пять лет, но по развитию он уже опережает многих юнлингов. Особенно в менталистике, — Анья подмигнула мне. — Пришлось многое узнать, чтобы пресекать его проказы заранее. Стихийное бедствие, а не ребенок! Ни секунды на месте усидеть не может. Но очень-очень меня любит. Жду не дождусь познакомить вас с ним.

Я сцепил зубы и, чтобы не выругаться матом по примеру не столь сдерживающегося Фриса. Поймавшего мой предостерегающий взгляд втайне от влюбленно смотрящей на меня Аньи и кивком подтвердившего, что будет молчать.

— Идем, эвин, — я прижал к себе довольно засопевшую джедайку и повернулся в сторону, куда улетела странная птица с зеленоватым оперением. Где-то там вдалеке мерцала рамка портала на Ондерон, ожидая, когда мы покинем Звездную сеть, чтобы закрыться и навек отрезать нам путь назад. В прошлое. К сыну, с чьей взрослой версией мы познакомились еще со времен обучения на Тайтоне.

«Сила не лишена иронии, не так ли? — вновь напомнил о себе голос у меня в голове. И в этот раз в нем послышалось плохо скрываемое злорадство. — Впрочем, об этом мы тоже позже поговорим. Сейчас же позволь исполнить данное обещание и показать, с чего все началось».

Звездная тропа под ногами покачнулась, и я, падая на подкосившихся ногах, услышал встревоженные крики Аньи и Фриса.

— Джове! Держи его, не дай упасть. Джове!!

Тьма. Холод. И мое собственное лицо в отражении черного зеркала, растягивающее губы в предвкушающей оскаленной ухмылке.

«Добро пожаловать в Ад, Поглотитель. Твой и мой, до конца времен».

Эпилог

2288 ДБЯ.

Каркас дома Пряхи догорал, тогда как само ее тело лежало изломанной куклой на земле, мокрой от пропитавшей ее крови. Могру утер измазанные губы и с щелчком втянул зубы-иглы, заставив стоящего рядом светловолосого подростка в простой джедайской тунике брезгливо поморщиться.

— Это было так необходимо, учитель?

Зеленокожий экзот, ростом едва ли по колено Кирону, смешно пряднул длинными треугольными ушами. Вот только звать его так молодому джедаю бы не взбрело в голову и в самом лютом пьяном бреду. Только учитель. И исключительно уперев взгляд под ноги в знаке уважения. К этому Могру приучил его в первый же день знакомства, в короткой и очень унизительной для Кирона схватке показав разницу между самоучкой-новиком и Мастером Разума.

— Она отказалась сотрудничать и послужит хорошим уроком другим, — как ни в чем не бывало отозвался Могру, равнодушно наблюдая за тем, как горит дом, где он провел последние пятнадцать лет. До того дня, пока не ощутил, что Пряха больше ничего не может дать ему, а, значит, выполнила свою роль и более не нужна.

— И все же она была твоим учителем.

— А еще Мастером Разума! — с напором напомнил Могру, снизу-вверх пытливо глянув на своего первого и пока единственного ученика. — Не тебе объяснять, на что способны такие, как мы. Если хотим достичь цели, придется идти на жертвы.

— Но…

— Мы найдем другой способ найти семью твоего отца.

— А если нет? — в голосе юноши проскользнули злые нотки. — Из-за него мама вернулась в Орден и тренировалась, как одержимая. И ради чего? Чтобы умереть на очередном задании, тогда как они даже не почесались, чтобы спасти ее?! Ни он, ни вся эта чертова семейка Атран!

— Ты все еще не можешь вспомнить, где они прячутся?

Кирон поморщился, обращаясь воспоминаниями в свое детство. Увы, он был слишком мал, чтобы запомнить планету, куда его возила мама для знакомства с родней отца. А она сама не любила говорить о том времени. Что-то между ними произошло, отчего Кирон с мамой вернулись в Орден и стали жить при Храме, почти не возвращаясь к теме родичей отца.

Единственное, что отложилось в его памяти с тех времен — это потерявшие черты лица. Людей и зелтронов. Особенно последних, среди которых некая рыжая тетка вечно лезла тискать Кирона за пухлые щечки, чем всегда дико раздражала мальчика, с юных лет приобретшего неприязнь к этой расе.

Но именно из-за зелтронов Кирон прибыл в их родной мир, где Сила свела его с Могру, обещавшим сделать то, что не оказалось под силу джедаям. Помочь найти родичей отца и, если получится, его самого. Чтобы высказать им все, что на душе накипело, после чего наказать истинных виновников случившегося с мамой. Тех, кто не постеснялись использовать самого молодого и многообещающего барсен’тора за всю историю Ордена ради удовлетворения своих личных интересов. Стоивших ей жизни и сделавших Кирона сиротой.

— Мы найдем их, — еще раз пообещал Могру, внимательно наблюдая за сменой эмоций на лице ученика. — Больше того, я обещаю тебе: когда Орден падет, больше никто из детей не разделит твою участь. Вместе мы принесем мир и покой в галактику!

— Вместе, — эхом отозвался Кирон Рал, до побелевших костяшек сжимая кулаки. Не Атран. Носить фамилию бросившего их с матерью отца ему претило с самого детства, но Кирон сдерживался, зная, как та его любила. До того дня, когда в Храм пришла страшная весть, перевернувшая весь его мир с ног на голову и позволившая сбросить давно опостылевшую маску примерного сына и образцового юнлинга.

— И что теперь?

— Тут мы закончили. Летим на Корусант, — Могру вновь хищно оскалил свои-зубы иглы, вызвав у Кирона невольную волну мурашек по коже. — Давно хотел попробовать себя в роли джедая! В конце концов, Йода тоже когда-то юнлингом начинал. Не будем нарушать славную традицию.

Илья Трифонов Четвертый раскол 6. Поглотитель

Пролог

— Сестра.

Они встретились перед самым изменением, когда царство тьмы Мортиса озаряется солнцем, вдыхающим жизнь в мертвые земли. Две противоположности одного целого. Поглощающая Тьма и Созидающий Свет. Брат и сестра, давно переставшие быть для для друга семьей, несмотря на то, как их называли в мире смертных.

— Ты хотел поговорить? Я слушаю.

— Это я слушаю. Ты задолжала мне объяснения.

На холеном и девственно-чистом лице женщины промелькнуло недоуменное выражение. А вернее его имитация. Дочь, воплощавшая Свет, уже давно забыла, что значит испытывать эмоции. Либо очень хорошо притворялась, но криво ухмылявшегося брата было не так просто обмануть.

— С чего бы?

— Не увиливай. Ты замкнула круг, когда помогла девчонке создать голокрон. Течение реки времени восстановлено, на этом нужно было закончить. Но ты сделала что-то еще, я чувствую!

— Тебя это не касается.

С секунду брат сверлил ее полыхающим гневным взглядом, прежде чем усмехнуться и громогласно расхохотаться под грохот грома на медленно светлеющем небосклоне. Дочь поморщилась — в этом весь он. Всегда не мог обойтись без лишней доли театральности.

— Вот как? Интересно, что на это скажет Отец.

Черты лица Дочери даже не дрогнули, будто высеченные из мрамора искусным скульптором. Единственное, что выдало ее недовольство — это на миг сузившиеся зрачки, после чего она вновь заговорила. Холодным и бесстрастным тоном.

— Думаешь, он не знает? А если и знает, то ему не все равно?

— Думаю, ты шагаешь по очень тонкому льду, сестра, — тон брата вдруг стал серьезным, да и сам он как-то разом потемнел, заставляя женщину напрячься и сконцентрировать Разрушающий Свет в кулаке.

— Даже не вздумай! День наступил, твое время прошло!

— А твое начинается, да? Не думай, что если смогла обхитрить нашего папашу, сможешь провернуть тоже со мной. Я слежу за тобой, сестра! Неотрывно. И за твоей новой зверушкой, которая вот-вот сорвется с поводка. А, может, уже сорвалась?

Тающий в воздухе брат рассмеялся мерзким смехом, заставившим Дочь укоризненно поджать узкие губы. Выродок. Впрочем, в чем-то он прав: в какой-то момент ощущать Разящий Свет стало значительно труднее. Видимо, процесс, запущенный Стирателем вошел в финальную стадию, и теперь кандидату предстоит вернуться к истоку, чтобы закончить начатое. Или умереть, пытаясь.

— У-у?

Приземлившись на подставленное предплечье, фамилиар Дочери ткнулся в него клювом и сладко вздрогнул, ощутив прикосновение ласковых пальцев к своим перьям.

— Да, — сказала женщина, провожая взглядом таящие грозовые тучи на горизонте. — Мы хорошо справились. Теперь осталось только ждать. И верить.

Дочь растворилась в воздухе, подобно Сыну. Разве что оставила в воздухе не Тьму, а призрачный образ улыбки, унесенный теплым весенним ветерком в поднебесные дали.

Дождавшись, когда последние отголоски ее присутствия померкнут, тот, кто втайне слушал разговор от начала до конца, показался наяву. Шагнул из пелены задрожавшего воздуха и с интересом огляделся по сторонам, набираясь новых впечатлений и ища взглядом массивную твердыню крепости. А когда нашел, то замер, хищно раздувая ноздри и сжимая-разжимая кулаки.

Цитадель Мортиса. Исток сосредоточения Равновесия в Силе, чей Хозяин уже знал о появлении незваных гостей в своей вотчине и терпеливо ждал, когда те соизволят нанести ему визит вежливости.

— Готов, брат?

— Всегда.

— Тогда идем, пока детишки не прочухались. В этот раз они так просто не отделаются.

Глава 1. «Первые шаги в сумраке»

2000 ДБЯ.

— … и ты думаешь Фаниус не добьется своего?

— Ты просто не слышал, как он говорил, Граак. Поверь мне, если кто и способен, то только он… ох, прошу прощения, мастер Нак Зиил! Я вас не заметил.

— Ничего, Дерек.

Увлекшись беседой, рыцари-джедаи едва не сбили с ног члена Совета и поспешили скрыться за поворотом коридора, пока не нагорело. Нак Зиил проводил их ничем не выражающим взглядом, после чего вновь повернуться к закрывшимся дверям медитационных покоев. Туда, где минутой ранее скрылся светловолосый нескладный юнлинг в сопровождении молодой наставницы-чалактанки.

Переломный момент. Сегодня его действия определят, сможет ли Орден выстоять в предстоящей войне или падет окончательно. Враг, веками скрывающийся в тени, хорошо поработал. Разговоры, подобные тому, что Нак Зиил услышал от двух молодых рыцарей, все чаще наполняют коридоры Храма. Сколько таких, подобных Фаниусу? Сотни, если не тысячи. Многие джедаи уже не скрывают своего недовольства политикой Совета, и до момента, когда искра вспыхнет в полноценное пламя Раскола, осталось совсем немного времени.

И еще меньше, чтобы сделать последнюю попытку все исправить.

— Принес?

Не оборачиваясь на звук голоса сзади, Нак Зиил вытащил из кармана небольшой голокрон, показав его двум подошедшим джедаям. Орой Лен и Заган Сашши обступили его так, чтобы со стороны никто не видел, что именно разглядывает тройка одних из самых уважаемых мастеров в Храме.

— Я все еще считаю, что это дурная затея, — ворчливо заметил Заган, пока пышущий любопытством телортаи вертел в пальцах голокрон, в котором причудливым образом переплелись технические решения как джедаев, так и ситхов. — Вверять судьбу Ордена в руки какого-то мальчишки!

— Но никого другого на эту роль у нас нет, — мягко заметил Нак Зиил, зная, что Заган знает это не лучше него и спорит просто по привычке. — Он единственный, чей уровень мидихлориан достаточно низок, чтобы провести ритуал и не привлечь внимание Врага.

— Эффект гарантирован? — деловито спросил Орой Лен, прежде чем возмущенно надувший щеки Заган успел ставить хоть слово.

— Неизвестно. Я не до конца разобрался в механизме призыва, но его точно хватит, чтобы пробудить родословную мальчика, какой бы она не была. Нам, по сути, останется только направлять Силу. Остальное голокрон сделает сам.

— А если не выйдет?

— Тогда, — Нак Зиил медленно перевел взгляд на закрытые двери медитационных покоев, — мы рискуем жизнью одного слабого джедая ради спасения остальных.

— Любая жизнь бесценна, — хмуро напомнил Заган, посмотрев туда же, куда и кел-дор. — Но ты прав: другого выбора нет. Либо так, либо смотреть, как эта крыса окончательно разрывает Орден на куски. Когда начнем?

— Как только Кара введет Джове в Глубокую медитацию, — кел-дор прислушался к Силе. — Уже скоро.

— Ты хорошо справился, Заган, — похвалил фыркнувшего старика талартаи, одобрительно прищелкнув клювом. — Девочка ни о чем не догадалась?

— Кхе! Эта дурища за своими мыслями уследить не может, куда ей за чужими успеть? Я все обставил так, чтобы она сама додумалась до Глубокой медитации. Благо, в одном, Нак Зиил, ты был прав. Когда дело касается сосунка, девчонка готова на все ради него.

На какое-то время заговорщики замолчали, цепко отлеживая обстановку внутри медитационных покоев и в пустующем коридоре.

— Может, все же стоит позвать Кирона?

Нак Зиил вздрогнул, услышав вопрос ухмыляющегося Загана. Даже в такой напряженный момент старик не изменял своей склочной натуре, решив подколоть кел-дора, с которым со времен юнлингов был не в ладах.

— Нет, — после паузы отозвался Нак Зиил. — Я все еще не уверен, что ему можно доверять. Справимся сами.

— Вот так и заканчивается великая дружба. С шепотками за спиной по закоулкам Храма, — с показным сожалением вдохнул Заган, игнорируя взгляд хищно прищуренных глаз талартаи. На что что Нак Зиил, пусть и с трудом, но заставил себя промолчать. Сила подсказывала, что Заган мелет языком не со зла, а от волнения. Все же ритуал, который они трое собирались провести, недалеко ушел от техник ситхских колдунов, хотя и использовал в качестве топлива Светлую сторону.

— Начинается, — негромко сказал Орой Лен, первым ощутив колебания Силы в медитационных покоях. — Нак Зиил?

— Держитесь рядом, — велел напряженный кел-дор, активируя раскрывшийся голокрон, вокруг которого начал сгущаться насыщенный серебристый туман Светлой стороны. — Используйте все, что есть! Вместе!

***

Их было шестеро. Души, сбившиеся в плотный комок мыслей, болтавшийся в безбрежных водах Сна, пока вокруг рыскали хищные плавники Поглотителей. Подобно всеядным падальщикам, они рыскали вокруг в поисках заблудших душ, чтобы пожрать все, что составляло их личности в прошлой жизни. И лишь когда от них оставались пустые кристально чистые оболочки, Поглотители уходили. Точно такие же голодные, жаждущие чужой памяти, как и прежде.

Души не знали, сколько длилась эта пытка, по крупицам стирающая из них все, что делало их самими собой. Если бы не поддержка друг друга, они бы давно растворились во Сне, подобно другим. Но даже так никто из них уже не мог вспомнить свое прошлое, медленно тающее в небытии вопреки всем попыткам уберечь самое сокровенное от жадно чавкающих Поглотителей.

Пока однажды, в сплошной трясине отчаяния не забрезжил лучик света. Слабый и тонкий, но такой манящий и желанный, что удержаться не было никаких сил.

Воспряв духом, Души потянулись на этот отголосок жизни, ведомые единственным из них, кто еще не забыл свое настоящее Имя. Тем, кто оказался сильным настолько, чтобы выдержать все пытки Поглотителей и сохранить надежду, на свет которой, как мотыльки, однажды стянулись остальные пятеро.

Ощутив их присутствие, лучик жизни в панике заметался и закричал, не зная, как вернуться туда, откуда пришел.

— Не надо! Уйди, я боюсь!

— Не кричи, я просто хочу вспомнить…, — хор слабых голосов на фоне единственного, кто помнил свое Имя, прозвучал блекло. Но все же ощутимо, чтобы привлечь внимание тех, чья неутолимая жажда мгновенно заставила изменить курс к источнику столь желанной памяти. — В последний раз. Прошу.

— Отпусти!!!

Лучик света в отчаянии заметался в сжавшемся кольце душ, еще сильнее тревожа Сон и привлекая к себе все новые тени. Разочарованно взвывшие, когда самая проворная из них успела первой и с рычанием запустила зубы в болезненно закричавший кластер душ, прежде чем провалиться с ним и лучиком в мир за гранью. Там, где вступали в силу совершенно иные законы, позволившие обрести жизнь тому, чей голод впервые с начала времен ненадолго утих, поглотив единственного, носящего Имя.

Поглотитель открыл глаза и сделал первый вдох. А оказавшиеся в сумраке его подсознания души затихли, не в силах что-либо противопоставить сковывающему их ужасу от близости альфа-хищника, обретшего полноценный разум.

***

Само понятие времени для тех, кто мертв, превращается в нечто иное, аморфное и неопределенное. Никто из них не мог сказать, как долго они блуждали в бесконечности Сна, но именно Первый сумел облачить свои мысли в слова. Оттого и назвался так, чтобы выделить себя среди остальных мыслей, в страхе жмущихся к нему в поисках защиты и утешения. Сейчас, в миг отчаяния, именно шанс на новое имя позволял ему оставаться в сознании, не позволяя скатиться в пучину отчаяния, подобно другим душам.

— Меня кто-нибудь слышит?

Одинокий голос, эхом прозвучавший в завесе сумрака чужого подсознания. Отлично от Сна, чужое подсознание воспринималось Первым как нечто осязаемое. Настоящее. Не видя себя и других, он все же осознавал вокруг себя присутствие чего-то гнетущего и хаотично движущегося.

Разум первобытного хищника, осваивающийся в новом теле.

Застыв от своей неслыханной дерзости и храбрости, Первый выждал еще какое-то время, но Поглотитель не нападал. Кажется, ему и вовсе не было дела до горстки потрепанных душ на границе своего разума. Сожранная личность единственного, помнившего свое настоящее Имя, заняла Поглотителя настолько, что тот полностью сосредоточился на мире живых, позабыв об остатках выжившей добычи, прячущейся на подкорках своего подсознания.

Чуть осмелев, Первый «поднял голову» и вновь обратился к клубящейся равнодушием пустоте:

— Кто-нибудь?..

— Я здесь.

Женский голос, дрожащий от страха и пережитого ужаса. Первый потянулся к нему… к ней. И ощутил неимоверное облегчение, ощутив ответный импульс тепла и заботы. Пусть они не видели друг друга, но могли ощущать близость. Слышать. Даже чувствовать прикосновения. Единственное, что до сих пор удерживало их вместе и не позволяло заблудиться в сумраке разума Поглотителя.

«Буду звать тебя Вторая, — решил Первый. — Та, кто обрела голос после меня».

— Помоги разбудить остальных.

— Зачем?

Тоска и вялая обреченность в голосе. Первый ничего не мог противопоставить им, однако малая часть его личности, оставшаяся нетронутой Поглотителями во Сне, содержала ту искорку упрямства, что не позволила поддаться апатии остальных и заставляла бороться за право существовать. Здесь, сейчас. По крупицам отвоевывая понятие времени у Сна и сумрака Поглотителя, кажется, окончательно освоившегося в новой оболочке.

— Чтобы жить.

— Зачем?

— Чтобы помнить.

— Я не хочу помнить. Это больно. Пусть лучше все закончится.

— Нет! Я не позволю.

— Почему?

— Потому что…

Робкое прикосновение. Вера. Надежда. Мольба.

— …ты нужна мне, Вторая.

Два удара несуществующих сердец, вибрацией пронзившей нервы и давшие толчок к пробуждению остальных. Один за другим они начали подавать голос. Связанные прочнее других Третий с Четвертым. И осторожный Пятый, выжидавший до последнего, прежде чем тихо поинтересоваться, где они оказались.

— Не знаю, — отозвался Первый, все еще тонущий в ласке и нежности льнущей к нему Второй, кажется, не только нашедшей причину жить, но и давшую таковую ему самому. — Но, кажется, Поглотитель не слышит нас. Иначе, мы бы все уже были сожраны.

— Но я все еще чувствую его, — возразил Пятый. — Не понимаю.

— Сейчас важнее другое, — оправившаяся от захлестнувших ее чувств Вторая усилила голос, обращая на себя внимание остальных. — Что будет, если Поглотитель полностью переварит память «носящего Имя» и решит приняться за нас?

— Иван, — тихо сказал Третий под согласное бормотание Четвертого. — Его звали Иван. Я помню.

— Да, — мрачно согласился Первый. — Он помогал мне не спать.

— И мне.

— И мне.

Один за другим бестелесные голоса повторяли эти слова, как молитву, оплакивая того, кто помог им не раствориться во Сне. Душу, сплотившую их в единый кластер и не позволившую стать кормом алчных Поглотителей. Умершую, чтобы они могли жить…

— Но теперь его нет, — резко, как отрубил, сказал Первый, заставив остальных вздрогнуть в страхе. — Поглотитель сожрал то немногое, что от него осталось. Теперь нам самим придется заботиться о себе.

— Как? — кажется, этот вопрос произнесли все вместе, в унисон. Хотя здесь, в сумраке, любое слово казалось сотканным из сонм эха повторяющих друг за другом голосов.

— Для начала понять, как выбраться. Не знаю, как у вас, а у меня все дрожит от близости этой твари.

Души на какое-то время примолкли, трепеща от ощущения присутствия сыто урчащего альфа-хищника, медленно переваривающего личность Ивана. Чей книг агонии до сих пор звенел в окружающем сумраке, наполняя его безнадежностью и невыносимой болью, ударами электрического тока пронзающей сущность кластера.

Первый не знал, сколько времени прошло в этом гнетущем молчании, но в какой-то момент давление разума Поглотителя усилилось.

— Ближе ко мне! Не засыпайте! — взревел Первый, всем нутром чувствуя, как пробуждается сущность альфа-хищника. К счастью, это длилось недолго, и он вскоре снова успокоился, оставляя жмущиеся друг к другу в пустоте души плакать от отчаяния и обреченности.

— Он не оставит нас, — хрипло констатировал Первый, уже привычно выразив всеобщие мысли. — Не упокоится, пока не сожрет всех!

— Надо что-то делать, — вторил ему Пятый, чей голос истончился до комариного писка, — долго мы так не протянем.

Вот только сказать куда проще, чем сделать. В месте, где отсутствует само понятие пространства, а время — субъективное понятие для каждого, трудно согласовать свои действия. И все же души попытались. Начали понемногу тянуться мыслями прочь от Поглотителя, расширяя границы сумрака в надежде найти безопасное пристанище.

Первый, за кем кластер признал безоговорочное лидерство после гибели Ивана, старался излучать уверенность, какой сам не испытывал. И благодаря ей души продолжали попытки, временами останавливаясь и замирая, когда сущность Поглотителя вновь пробуждалась и начинала рыскать вокруг в поисках поживы.

При этом, всплески жажды наживы каждый раз имели разную силу, неясно чем вызванную. Первый смутно догадывался, что они связаны с действиями Поглотителя в реальном мире, но не мог понять причину. И потому, едва тот успокаивался, принимался за поиски безопасного места с удвоенными усилиями, служа вдохновением и примером подражания остальным.

Однако результат вышел совсем не тот, на какой рассчитывал Первый, в один момент внезапно узревший реальный мир посреди сплошной пелены сумрака.

— Смотрите! — вскричал он, привлекая внимание остальных, загомонивших при виде самого настоящего чуда. Окна в сказку, туманного видения, пронзившего мглу вокруг образами лесной поляны и детей, сгрудившхся в кружок вокруг костра на фоне ночного леса.

— Я слышу ветер! — со слезами в голосе прошептала Вторая. Ей вторили счастливые Третий и Четвертый, ощутившие жар костра и вспомнившие, что такое огонь. А следом и Пятый, со странной интонацией привлекшего внимание к зеленокожей девочке, чьи лучистые глаза, казалось, смотрели прямо на них сквозь призму взгляда Поглотителя.

Все еще не веря, Первый осторожно коснулся ее эмоций. Таких нежных, теплых и по-детски непосредственных. Наполнивших его неподдельным вдохновением и заставивших поверить в реальность происходящего даже тогда, когда сладкое видение померкло под давлением уже опостылевшего равнодушного ко всему сумрака.

— Тихо! — прикрикнул Первый, обрывая разочарованные причитания остальных душ. — Подумайте лучше о том, что это наш шанс. Если мы можем видеть реальный мир, значит есть способ выбраться.

— Вопрос только: какой, — скептически хмыкнул Пятый, чем молчаливое порицание Второй. — Ты тоже ощутил, да? Это не обычные дети. И мир вокруг них… в нем что-то есть. Уверен, вы тоже это почувствовали.

— «Это», — повторил обычно молчаливый Четвертый, редко обращавшийся к кому-то кроме Третьего напрямую. Чем придал особый вес своему мнению, заставив остальных примолкнуть и прислушаться к своим словам, — мне знакомо. Кажется, когда-то мы с Третьим помнили, что это. Пока Поглотители не забрали его.

— Постарайтесь вспомнить, — посоветовал им Первый, хотя сам знал, сколь мал шанс вырвать из небытия хоть что-то из памяти прошлой жизни. — Возможно в «этом» кроется наше спасение.

Но, как он и предполагал, попытки Третьего с Четвертым не возвенчались успехом. И, быть может так бы и осталось, не случись однажды встреча, ставшая для пятерки душ судьбоносной.

В какой-то момент, посреди успевших опостылеть блужданий в сумраке, сущность Поглотителя вновь вышла на охоту. На на сей раз пронеслась мимо дрожащего комочка душ, умчавшись куда-то вглубь своего подсознания и, впервые за долгое время, оставив их в полном одиночестве.

— Он ушел? — все еще не веря в произошедшее, спросила Вторая. — Навсегда?

— Боюсь, что нет, дорогая. Я просто отвлек его, чтобы мы смогли поговорить спокойно.

Это сказал не Первый. И не Пятый. И даже не Третий с Четвертым, чьи взоры, подобно остальным, ухватились за образ мальчика, медленно проявлявшийся на фоне клубящегося сумрака в облаке серебристого тумана. Совсем молодой еще. С пшеничными волосами, пронзительными голубыми глазами и в простой одежде, уже знакомой душам по воспоминания об одаренных детях, сидящих у костра на фоне леса.

— Помоги нам! — вырвалось у Первого прежде, чем он успел совладать с позорно севшим голосом. — Спаси нас, прошу!

— Не могу, — в голосе мальчика прозвучала вселенская тоска. И, прежде чем остальные заговорили наперебой, перебивая друг дружку, он добавил. — Вернее не так, как вы хотите. Простите.

— Хорошо, — сдерживая рвущиеся наружу проклятья, сказал Первый. — Тогда что ты можешь сделать?

— Рассказать о том, что даст вам шанс. Небольшой, но это лучше, чем ничего. И много больше, чем получил я, оказавшись на вашем месте.

Сделав короткую паузу, чтобы собраться с мыслями, мальчик принялся говорить. Назвавшись Джове, поведал о внешнем мире, в который души попали вместе с Поглотителем, заняв его реально тело. Коротко прошелся по государственному устройству Республики, населявшим ее расам и связывающих их отношениях. И ошарашил Пятого, просветив о впечатляющем технологическом уровне цивилизации, уже давно покорившей космос.

Но самое главное: Джове рассказал о Силе. А также о джедаях с ситхами, чья воля разделила ее на Светлую и Темную стороны, порождая бесконечный круг кровопролитных войн, длившихся с начала времен.

— То, что вы ощутили в тот раз на поляне — как раз и есть Сила. Единая сущность, пронзающая все живое вокруг и позволяющая чувствительным к ней творить удивительные вещи. В ней ваше спасение… и одновременно самая страшная угроза. Что вы знаете о том, кто такие Поглотители?

Души молчали, придавленные грузом новой и поражающей воображение информации. Из которой смогли не то, что осознать, но хотя бы понять дай бог треть. А Джове все продолжал говорить, ускоряя темп речи, будто куда-то сильно спешил и торопился поведать самое важное.

— Если вкратце: это существа иного плана, которые связывают материальный и духовный мир. В месте, которое вы называете Сном, существуют самые разные механизмы, обеспечивающие очищение душ. Поглотители — одни из них. Продукт существования Силы, не имеющий своего разума, но ведомый одним главным инстинктом…

— Голодом, — закончил за Джове Вторая, заслужив его одобрительный кивок.

— Точно. Поглотители питаются памятью умерших, взамен обеспечивая их очищение перед последующим перерождением. Не самый изящный способ, но, поверьте, не самый худший из возможных. Не знаю, как Иван умудрился скрываться от них столь долго, но этим он обрек не только себя, но и вас.

Джове поднял руку, прерывая Первого, уже собиравшегося разразиться кучей вопросов, и напряженно сказал:

— Прости, времени мало. Меня скоро затянет обратно в Сон, так что слушайте внимательно. Единственный ваш шанс выжить — найти способ уйти на перерождение. Любой! Те, кто провели надо мной ритуал призыва, хотели… не знаю, чего, но они крупно облажались. Вместе с вами в мое тело попал Поглотитель, а он не может существовать без подпитки духовной энергией. И чем больше он пользуется Силой, тем сильнее его голод. Увы, помешать ему вы никак не сможете. Поглотитель уже слился с личностью Ивана, и вопрос считанных дней, когда его астральное тело примется искать новую пищу.

Повисшее молчание разорвал Пятый, чей мрачный настрой подобно проказе распространился на всю пятерку, медленно погружающуюся в отчаяние.

— И что прикажешь нам делать?

— Выживать, — Джове пожал плечами и поморщился, отчего его образ на миг мигнул, заставив кластер зашевелиться в тревоге. Время мальчика в подсознании Поглотителя подходило к концу, и это ощутил не только он сам.

— Найдите способ обращаться к Силе. Только с ее помощью можно создать… не знаю. Какой-то островок реальности в подсознании? Да. Безопасный угол, где сущность Поглотителя не сможет до вас дотянуться. Пока подсознание его новой личности не обрело стабильность, у вас есть шанс. Я со своей стороны сделал все, чтобы отвлечь его от происходящего внутри себя. Думайте. Пробуйте варианты. А мне пора идти дальше.

— Стой! — крикнула Вторая, внезапно вырвавшаяся из сгустка дрожащих и жмущихся друг к дружке душ, чтобы податься навстречу Джове. — Не бросай нас!

— Прости, — мальчик поджал губы и с сожалением покачал головой, отступая на шаг назад. В сумрак. — Мертвым не место среди живых. Прощайте. И да пребудет с вами Сила.

Джове исчез, и на кластер вновь навалился равнодушный сумрак подсознания Поглотителя. Ненадолго. Вскоре души вновьощутили присутствие хищника, но в этот раз целенаправленное и заставившее их в панике спасаться бегством… в никуда. Всем естеством ощущая позади хриплое дыхание зверя, медленно настигающего свою добычу.

Первый не знал, сколько длилась погоня и в какой момент все прекратилось. А после… навалилась столь долго сдерживаемая апатия. И вялая обреченность следом. От осознания ужасной ситуации, в которой они впятером оказались. Потерянные. Застрявшие между жизнь и смертью, неспособные даже видеть друг друга, не говоря уже о том, чтобы изменить свою судьбу.

«О чем только Джове думал?» — впервые с пробуждения в сумраке Первого начал разбирать гнев. Та самая первобытная злость, о которой он, казалось, забыл, но вспомнил в самый темный час отчаяния, когда иных путей к спасению не осталось.

Все как-то разом навалилось: страх быть сожранным Поглотителем, постоянное ощущение загнанной дичи и волнение за жизни других. Джове помог прояснить ситуацию, но на деле ничем не помог. Лишь больше запутал, дав понять, что ждать помощи неоткуда. И единственное, над чем властны души, запертые в тени разума Поглотителя: это выбрать, как им умереть. Сразу или чутка потрепыхаться напоследок, распаляя неутолимый аппетит альфа-хищника.

И тогда, в момент самого страшного отчаяния, к Первому пришла Вторая. Слилась с ним в одно целое и помогла побороть все страхи, сказав:

— Вместе мы справимся. Только не закрывайся в себя. Ты нужен нам. Мне.

— Почему?

— Потому что…

Пятый, Третий и Четвертый деликатно отвернулись. Хотя, вернее сказать, ушли в себя, давая первым, обретшим голос, шанс на уединение. Всего несколько секунд или лет, после которых Первый с новыми силами воспрял над кластером и решительно заявил:

— Мы еще поборемся! Посмотрим, кто кого.

Этот момент навсегда отпечатался в памяти Пятого. Как и то, что произошло чуть позже, когда нутро Поглотителя начало сотрясать нечто, отчего весь сумрак пронзили темные и больно жалящие жгуты.

— Что происходит? — закричал Третий, едва не сгоревшей в темном пламени вместе с Четвертым, которого в последний момент выдернули обратно в кластер Вторая и Пятый.

— Темная сторона! — срывающийся крик Второй прозвучал, как приговор. Души осознали, что изменения, происходящие с Поглотителем в последнее время, пересекли определенный рубеж. Баланс Светлой и Темной стороны Силы, между которыми он разрывался с момента поглощения личности Ивана, сдвинулся в сторону последней. Никто из душ не понял, чем это было вызвано, но последствия сказались на подсознании моментально.

Пронзившие сумрак жгуты ограничили и без того малое пространство, где кластер душ мог существовать в относительной безопасности. А чуть позже пространство разорвал рев голодного хищника, от которого каждого из пятерки сковало диким первобытным ужасом.

— Вот и все, — сказал Пятый, уже мысленно накладывая на себя руки. — Конец.

— Нет! Держитесь, мы еще можем…, — Первый, как и всегда, попытался не падать духом, а потом попал под один из жгутов. И его крик подхватили остальные, ощутив на себе всю боль, приносимый Темной стороной Силы.

С большим трудом его удалось вытащить, но повреждения оказались необратимы. Темная Сторона оставила на Первом отпечаток, воспринимаемый остальными, как рваный уродливый шрам, тянущийся через всю сущность астрального тела.

— Только не умирай! — заплакала Вторая, окутывая собой Первого, держащегося в сознании исключительно на одном упрямстве и силе воли. — Ты нужен нам!

— Не… умру…

Удар. Кластер вздрогнул, ощутив еще один всплеск Темной Стороны, потрясшей внутренний мир Поглотителя. И как набатом в сумраке пронеслась его мысль. Впервые с момента пробуждения, шокировав кластер звучанием голоса Джове.

«Двуличные ублюдки! Сидят на жопе ровно, еще и смеют меня обвинять! Дорин, говорите? Ничего. Сами же пожалеете, что отправили меня туда. Дайте только срок…»

Удар. Тьма. На последних усилиях Первый попытался прикрыть собой остальных от всепоглощающего черного пламени, но его опередила Вторая. Ничего не сказавшая, но одним своим намерением заставившая его позабыть о боли и зарычать:

— Даже не думай! Мы справимся!

— Прости. Это единственный способ. Я люблю тебя.

— Вторая, стой! Не дайте ей!..

Увы, никто из кластера не успел ничего сделать. Точно так же, как Первого коснулась Тьма, Вторая была однажды озарена Светом. И использовала его, чтобы разогнать окутавшую кластер Тьму, прекрасно зная, чем это грозит ей лично.

— Нет!! Нет!!! Вторая!!!

Рык хищника и женский крик боли слились воедино. А потом сумрак озарила вспышка Света, и все прекратилось. Первый осознал, что лежит на голом пятачке твердой земли. И не просто лежит, а чувствует обнаженной кожей прохладную и слегка покалывающую лопатки поверхность.

— Арх!

Попытавшись сесть, он согнулся в поясе и закашлялся, поневоле потянувшись рукой к уродливому шраму, начинавшемуся от виска и заканчивающемуся в районе левого бедра. И тогда же увидел над собой других, в ком моментально признал остальных из кластера. Третий, Четвертый и Пятый, обретшие плоть. И подобно Первому молчаливо оплакивающие ту, кто пожертвовала собой, чтобы они могли выжить.

— А-а-а!!!

Душераздирающий крик покинул легкие Первого, выгнувшегося дугой и с ненавистью взирающего в пустоту над головой. Туда, где тонкая пленка купола, сотканная из Света, сдерживала клубящийся сумрак подсознания Поглотителя. Чья размытая тень нависала сверху, все еще сохраняя в себе черты Второй, распахнувшей рот в безмолвном крике.

— Я отомщу.

Первый поднялся на ноги и вновь посмотрел наверх, не сводя налитых золотом глаз с тени Поглотителя.

— Слышишь, ты? Это еще не конец! Я жизнь положу, но заставлю тебя страдать!!!

И, мрачно оглядевшись по сторонам, задержал взгляд на оставшихся из кластера, упавших на колени при виде жуткого гнева того, кто первым обрел голос.

— Жди, ублюдок. Возмездие уже близко.

Глава 2. «Восстановление связей»

Первый и Пятый стояли на границе купола, ограничивающего их маленький мирок от давящего сумрака Поглотителя. Души хмурились и в нетерпении перетаптывались на месте, не сводя тревожных глаз с клубящейся пелены за тонкой полупрозрачной пленкой из сияния Светлой стороны Силы.

С момента, как Третий и Четвертый ушли на разведку по ту сторону, прошло уже больше суток по их внутреннему счету времени. Что могло как соответствовать реальности, так и нет. Подсознание Поглотителя по-прежнему оказывало на них сильное давление, не позволяя видеть в сумраке дальше собственного носа и мешая ощущать мир за своим пределом.

Но даже так души упорно учились и весь месяц с момента гибели Второй не сидели сложа руки, исследуя окрестности вокруг их нового дома. Стараясь не привлекать внимание всепоглощающей сущности альфа-хищника, они разделились на пары, занятые каждая своим делом: обустройством своего нового дома и разведкой.

Стараниями первых небольшой участок голой серой пустоши постепенно начал приобретать условно-обжитый вид, пока способный похвастаться лишь парой грубых булыжников, худо-бедно пригодных для сидения. Их удалось выковырять прямо из земли голыми руками, сбивая в кровь пальцы и ломая ногти. Но это было начало, и те, кто не уходили на разведку, получили возможность дожидаться родичей в относительном комфорте сидя, а не на ногах или лежа на холодной земле.

Другие, кто уходил за пределы купола, занимались саморазвитием и охотой. То есть пытались научиться взаимодействовать с Силой по совету Джове, и ловили отголоски мыслей Поглотителя. Последние появились в сумраке вскоре после исчезновения жгутов Темной стороны, и несли в себе ключи к пониманию происходящего в реальном мире.

Похожие на сконцентрированные сгустки серого песка, они поначалу вызывали страх, но, когда Первый случайно коснулся одного такого и получил кратковременный доступ к органам чувств хищника, все изменилось. Души начали целенаправленно выискивать в сумраке «осколки», как они их назвали. Благодаря им удалось выяснить, что Поглотитель и его новый мастер — кел-дор по имени Наак Зиил — покинули Тайтон и прилетели на Дорин, куда их сослал Совет Ордена джедаев. А также, что жертва Второй не прошла даром, и чаша весов Поглотителя склонилась в пользу Светлой стороны Силы.

Об этом можно было судить по исчезнувшим жгутам темного пламени и снизившемуся давлению сумрака, позволившему душам выходить за границы купола. Возможно, были и иные причины, но Первый с Пятым собрали слишком мало осколков, чтобы узнать наверняка. Оставалось надеяться, что Третьему и Четвертому повезло больше, и, сложив воедино все паззлы мозаики, получится собрать полную картину происходящего. На данном этапе это вопрос выживания, и Первый, как лидер кластера, старался сделать все, чтобы сохранить жизни своих родных.

Наконец, долгое ожидание подошло к концу, и пленка внизу купола подернулась мелкой рябью, пропуская внутрь ушедших разведчиков. Первый с Пятым облегченно выдохнули и пошли им навстречу, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на бег.

— Удалось что-то найти?

— Много чего, — улыбнулся Третий, кивком указав на по обыкновению хмурого и молчаливого Четвертого. — У него настоящий талант искать осколки. Будто чует их.

— И? Не томи!

— Новостей много, так что начну с главного: мы смогли ощутить Силу.

— Что?

— Как?

— Осколки. Чем больше их собираешь, тем выше связь с реальным миром. Смотрите.

Третий протянул руку и прикрыл глаза, сосредотачиваясь на чем-то, пока камень под ним начал оплывать и терять форму. Сидящий рядом Первый вскочил на ноги, но не успел и рта открыть, как изменивший форму булыжник превратился в добротный каменный стул с высокой спинкой.

— …??

От удивления не только у Первого пропал дал речи, но и обычно невозмутимый Пятый вытаращился на новый предмет мебельного интерьера, как на Поглотителя во плоти.

— Что ты сделал?!

— Это техника называется Силовая Ковка. В данный момент Поглотитель обустраивает себе жилье на поверхности Дорина и активно ее использует. Через осколки я понял основной принцип, ну и… уф. Простите, с непривычки пока тяжело, — Третий утер выступившую на лбу испарину и заерзал, поудобнее устраиваясь на воссозданном стуле. — Но это начало! Если постараемся, сможем сделать себе полноценный дом. Возможности Силовой Ковки безграничны.

— В самом деле, — Пятый с отрешенным и каким-то вдохновленным выражением лица коснулся спинки стула. — Вот ведь везучий сукин сын.

— Не понял?

— Я про Поглотителя. Ему открыто столько возможностей, а мы вынуждены крохи с его стола подбирать. Сколько энергии осколков ты потратил, чтобы создать этот стул?

— Всю, — Третий слегка посмурнел. — Но я ведь первый раз попробовал! Потом проще будет, когда освоимся.

— Не будет никакого «потом», если мы не найдем способ выбраться, — поддержал Пятого Первый. После чего ободряюще сжал плечо Третьего и присел рядом с ним на корточки. — Ты молодец, что до такого додумался, но в следующий раз не расходуй Силу, не посоветовавшись с нами. Хорошо?

— Да. Простите!

— Все хорошо, не переживай. Ты говорил, есть и другие новости?

Третий кивнул и посмотрел на Четвертого.

— Скажи им.

— Там, в сумраке, — было видно, что слова даются Четвертому с трудом. — Мы кое-что видели. Чудовище.

Первый с Пятым напряглись.

— Поглотитель?

— Нет. Оно пришло снаружи и крутилось вокруг Поглотителя. Огромное. Опасное. Повезло, что оно не смогло почуять нас за пеленой сумрака.

— На что это было похоже?

— Не знаю. Длинное подвижное тело, много мелких лап. Как у насекомого.

Четвертый замолчал, погрузившись в свои мысли, и за него продолжил Третий. Мрачным вкрадчивым тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

— И оно было не одно. Будто, связанное с чем-то… или кем-то. Думаю, нам лучше не попадаться ему на глаза.

Души примолкли, с опаской озираясь по сторонам. Огороженный куполом клочок подсознания Поглотителя вдруг стал казаться им очень тесным и хрупким. Если там, снаружи, бродят такие опасные монстры, то сколько продержится защита купола, когда его обнаружат? Не говоря уже о Поглотителе, продолжающим оставаться самой большой угрозой в сумраке.

Ведомые страхом, следующие несколько месяцев души утроили усилия, собирая осколки и пополняя резерв Силы ради укрепления защиты. Никто так и не понял, каким образом вторая смогла создать полог Света, так что Первый решил сосредоточиться на Силовой Ковке. Созданная таким образом полусфера из монолитного камня, ставшая вторым слоем защиты под куполом Второй, скрыла от взгляда сумрак и погрузила убежище душ во мрак. Ненадолго.

Девятая по счету вылазка из-под Купола, как его стали называть души, принесла новые знания о природе Силы. Четвертый, собравший осколков больше остальных, смог воспользоваться Силой и создал источник света: маленькую едва тлеющую звездочку, подвешенную под наивысшей точкой купола сферы. Ее мощности едва хватало, чтобы освещать пространство под собой, но это стало началом.

Ободренные успехом, души стали экспериментировать с Силой по примеру Поглотителя, сумевшего скомбинировать техники и создать целебный укрепляющий настой. У них не имелось ингредиентов для создания чего-то похожего, зато активно работало воображение, подстегиваемое постоянным желанием выжить.

Так под Куполом был воссоздан минимальный комфорт для постоянного проживания в виде примитивной мебели и энергетических накопителей, содержащих частички сумрака, запертые в герметичных пропитанных Силой контейнерах. Их так и назвали — сумрачные батареи. Каждая вмещала по меньшей мере с сотню осколков, что, по приблизительным меркам, соответствовало сотворению одной полноценной техники Поглотителя в реальном мире. Решение Первого копить их на «черный день» было принято единогласно и не раз окупило себя впоследствии.

Качественный прорыв произошел в день, когда разум Поглотителя посетили кел-доры из ордена Баран-До. Как и множество раз прежде с другими живыми разумными, души не смогли докричаться до них, зато обогатились новыми осколками и научились видеть в Силе реальный мир. Пока призрачно и размыто, но в сравнении с прошлыми блужданиями слепых котят — прогресс налицо.

Так, сами того не зная, Баран-До дали кластеру душ, запертому в подсознании Поглотителя, возможность сдвинуться с мертвой точки. И пока Первый с Пятым сосредоточились на тренировках за спиной Поглотителя, постигающего путь джедая под руководством своего учителя, Четвертый и Третий продолжали сбор осколков. К моменту, когда «снаружи» прошло два года, им удалось скопить достаточно, чтобы сделать первую попытку вырваться из плена чужого подсознания. Для чего было решено дождаться испытания Поглотителя в пещере, наполненной Темной стороной, где тому предстояло столкнуться со своими страхами.

Поначалу все шло гладко. Подпитываемая Силой Темная сторона приняла облик Ивана — того, каким Поглотитель должен был стать, если бы не жертва Второй, склонившая его к Свету и сделавшая более податливым к учению джедаев. С помощью четверки душ темное отражение Ивана умело играло на чувствах Поглотителя, выводя его из равновесия и порождая в сумраке гигантское количество осколков. Которые сразу пускались в дело и присоединялись к уже имеющимся запасам, пущенным в дело в самый подходящий момент, дабы усилить Тьму и предстоящей схватке. Вот только результат оказался совсем не тот, на который рассчитывали души.

Ярость и гнев Первого, осознавшего, что их действия лишь сильнее склонили Поглотителя к Свету, не поддавались описанию. Мало того, что они так и не смогли вырваться из плена его подсознания, так еще и стабилизировали разум хищника, окончательно принявшего на себя роль джедая. А все накопленные за два годы запасы Силы просто… исчезли. Вместе с насытившимся видением Темной стороны, развеявшимся сразу после принятия Поглотителем своей судьбы.

Переждав буру в лице беснующегося на границе купола лидера, души принялись разрабатывать новый план побега. Окончательно оформившийся и обретший форму в день, когда Поглотитель посетил наош — семью кел-доров отшельников, живших в уединении вдали от города. Чему немало поспособствовала девочка, с которой у Поглотителя состоялся весьма интересный диалог, родивший у Пятого идею создания виртуального мира.

В попытках найти способ сбежать из подсознания Поглотителя души перебрали множество вариантов, но ни один из них не позволял им сохранить свое сознание целым после перерождения. Предложение Пятого создать мир полного погружения, куда можно будет загрузить их сознания вместе с Поглотителем, оказалось неожиданным. И очень привлекательным с точки зрения сохранения своего «Я», за пару лет успевшего сформироваться у всех душ кластера.

Дело осталось за малым — подвести к той же мысли самого Поглотителя, при этом не раскрывая себя. Хоть хищник и осознал себя полноценной личностью, он все еще был опасен для узников своего подсознания. Однако энтузиазм Пятого оказался заразителен, и кластер все же сумел собрать достаточно осколков, чтобы во сне мягко натолкнуть Поглотителя на нужную мысль.

С рождением амбициозного проекта по созданию виртуального мира, тогда еще не имевшего названия, начался крупный передел власти под Куполом. Первый, все глубже погружавшийся в мысли о мести Поглотителю, растерял доверие кластера своим ожесточившимся поведением и под коллективным давлением передал бразды правления Пятому. Взявшемуся за них с большой охотой и развившей такую деятельность, что души надолго забыли про такое понятие, как «отдых».

Хотя, по правде сказать, он им не требовался. Также, как вода, пища и прочие радости жизни разумных во плоти. Усталость накапливалась скорее психологическая, но Пятый умело снимал ее, научившись оперировать ментальным направлением Силы. Благодаря ему кластер значительно продвинулся в навыке взаимодействия с реальным миром, на которые уже все четверо могли без усилий смотреть глазами Поглотителя.

Способность, едва не стоившая жизни одному из них.

В день, когда Поглотитель со своим мастером полетели к бункеру работорговцев по заданию другого джедая, ознаменовался появлением чудовища, о котором все уже успели забыть. Сперва ничего не предвещало беды, а потом сумрак содрогнулся. Четвертый с Третьим как раз возвращались с пополненными припасами осколков, когда их атаковала появившаяся из ниоткуда гигантская многоножка. Столь огромная, что могла в один присест сожрать Купол со всем его содержимым.

Однако Четвертый не растерялся и использовал все собранные осколки, чтобы Силой оттолкнуть чудовище и дать шанс Третьему выжить. Увы, совсем без последствий для него не обошлось: астральный яд насекомого напоминал кислоту и разъедал все, чего касался. Сумрак, взаимодействуя с ним, дрожал и сжимался в агонии, подобно живому существу. А Купол покрылся оплавленными трещинами, которые не удалось залатать вопреки всем усилиям Четвертого, как самого сведущего в Светлой стороне.

Так начался новый этап борьбы кластера за выживание. С появлением нового хищника, чей целью стал духовный каркас Поглотителя, души получили бо́льшую свободу и одновременно не меньше ограничений. Если раньше они могли свободно выходить в сумрак и находиться там неограниченно, рискуя лишь шансом быть обнаруженными и ассимилированными в чужой разум, то теперь все изменилось. Близость многоножки отравляла сама по себе, вынуждая кластер возвращаться в Купол уже через пару часов после выхода в сумрак, чтобы восстановить силы. Но даже этих двух часов хватало, чтобы собрать осколков, как за неделю беспрерывной работы.

Что бы не делал незваный вторженец с аурой Поглотителя, но того буквально корежило, создавая в сумраке целые силовые вихри, вполне пригодные для сбора и накопления в сумрачных батареях. Чем не преминул воспользоваться Пятый, впавший в состояние «золотой лихорадки» и вытащивший весь кластер на сбор нежданного урожая. Пришедшегося как нельзя кстати, поскольку уже скоро их ждала встреча с тем, кого души встретить никак не ожидали.

Все началось с припадков у Поглотителя, усилившихся по мере того, как яд многоножки проедал внешние слои его ауры. Благодаря Пятому души могли видеть весь процесс, и успели уловить момент, когда один сытый хищник отцепился от потрепанного второго, вызвав в сумраке каскадную волну Силы. Своевременно выставленный счетверенный щит предотвратил разрушение Купола, но раскрыл присутствие кластера тому, кто сковал Поглотителя и поместил на устройство, запустившего в его организме тотальную генетическую перестройку.

— Так так. Ну и кто у нас тут?

Сокрытые каменной непрозрачной оболочкой второго слоя Купола, дрожащие от страха души не спешили отвечать. Мощь существа, замершего на границе по ту сторону, не поддавалась описанию. Он мог смести их убежище одним движением мысли и при этом не ощутить ни малейшей потери Силы. Мастер-менталист и первый на их памяти, не считая мертвого Джове, кто способен видеть застрявших на границе жизни и смерти.

— Меня зовут Энар Кето, — представился призрак Силы, внезапно представ перед закричавшим кластером внутри Купола и брезгливо скривившись на их попытки атаковать его энергией осколков. — Что и следовало ожидать от побочных основ. Теперь понятно, почему Машина выбрала Джове: крайне интересный случай. Баффи, как считаешь?

— Кц-кц! — донеслось громовое щелканье по ту сторону Купола, заставив сжавшийся в единое целое кластер задрожать еще сильнее, избегая поднять взгляд к Энару Кето, в задумчивости сцепившему руки на груди.

— Хм. Ну и что мне с вами делать? Процесс уже запущен, и я не в силах ему помешать. Разве что прикончить вас и облегчить Машине задачу по перестройке основы Джове…

— Нет! — не выдержал Пятый, чем привлек к себе внимание Энара, вопросительно изогнувшего бровь.

— Нет? Но разве вы сами не хотели бы сделать тоже самое с ним? Особенно ты, личинка ситха.

Первый угрожающе оскалился, впрочем, все еще не поднимая глаз и не покидая общность кластера.

— Вот об этом я и говорю. Гнев. Ненависть. Мальчику повезло, что вы застряли в глубинном слое и не в силах ему навредить. Он этого не заслужил.

— Он?! — тут уже прорвало не только Первого, но и всех остальных. — Не заслужил??

— Именно. Или думаете он осознанно мучил вас все это время? Глупцы. Вы и понятия не имеете, что значит быть на его месте. Поглотитель уже давно не то чудовище, каким вы его видите. Теперь его зовут Джове, и он сделает то, на что у вас, ничтожеств, не хватит сил вместе взятым! Так я спрошу снова: зачем мне оставлять вас в живых и рисковать успешным Процессом?

— Почему что, — преодолевая усилившееся ментальное давление, проскрипел Пятый, — мы тоже хотим жить!

— Все хотят, — парировал Энар Кето. — Но заслуживайте ли? Насколько я вижу, вы не сделали ничего, чтобы облегчить Джове путь в новом для него мире. И даже его идея создать игру вызвана вашими личными интересами. Вы как паразиты: только берете и ничего не даете взамен.

— Он убил Вторую, — упрямо заявил Первый, впервые осмелившись поднять на Энара взгляд. Пылающий гневным золотом и ярко выделяющийся в общей массе единого кластера душ. — Я скорее сдохну, чем буду помогать ему!

— Ясно. А что насчет тебя?

После долгой паузы одна из душ отделилась от кластера под встревоженные крики остальных. Пятый предстал перед Энаром во плоти, если так можно назвать состояние, в котором он находился на грани жизни и смерти.

Под внимательным взглядом призрака древнего мастера Разума Пятый распрямился и твердо сказал:

— Я не держу зла на Поглотителя.

— Что?!

Срывающийся крик Первого, пораженного предательством одного из своих в самое сердце, затерялся на фоне спокойных следующих слов Пятого.

— На самом деле, я даже восхищаюсь им. То, как он сумел приспособиться и обратил свою сущность хищника себе на пользу… удивительно. Он ведь даже не осознает, что поглощает чужие навыки, когда использует ментощупы. Иначе как бы ему удалось выстроить такой бизнес с нуля, не имея толком никаких навыков и подходящего образования? И это только одна из граней его таланта. Происхождение Поглотителя дает Джове такие возможности, о каких другим не приходится и мечтать. Я считаю нам крайне повезло оказаться с ним в одном теле. Хотя бы и в роли простых наблюдателей.

— Ты…!!!

От возмущения у Первого пропал дар речи, тогда как Третий и Четвертый задумчиво молчали, переваривая признание своего лидера. После чего покинули кластер и встали за его плечами под одобрительным взглядом призрака Энара Кето.

— Вот это уже другой разговор, детишки. С таким подходом я почту за честь помочь вам и получить желаемое. Начнем с вас, — взор Энара обратился к Четвертому и Третьему. — Вижу, даже не смотря на согласие с альфой, вас тяготит близость Поглотителя. На самом деле, эта проблема легко и просто решается уходом на перерождение. Как? Ну, же, подумайте! Ответ на поверхности!

— Новое рождение, — тихо сказал Четвертый, для которого уже давно все стало очевидно. Но не настолько, чтобы поделиться своими догадками с кластером, зацикленным на идее ухода в виртуальный мир.

— Правильно, бета. Новая жизнь через зачатие. А вот как это сделать на практике: ответ кроется в самом Джове. И когда я говорю о нем, то имею ввиду способности физического тела, а не основы Поглотителя. Вы знаете, что являетесь на одну пятую зелтроном? В предках Джове прослеживается их наследие, довольно сильное, чтобы использовать кейю. А вот что оно из себя представляет, узнаете сами. Иначе, — Энар, смеясь, подмигнул душам, — какой в этом интерес?

— Спасибо, — Пятый искренне поблагодарил незваного гостя от лица всего кластера, на корню зарубив попытку пышущего гневом Первого вмешаться. — Я сделаю все, чтобы помочь кластеру получить шанс на перерождение.

— Ему. Но не себе.

— Да. Сам я все еще не отказался от идеи перенести сознание в виртуальный мир.

— Похвальное рвение, альфа. Вот только справишься ли?

— У меня есть план.

— Ты не понял. Дело не в твоей решимости, а в установках Машины, — Энар Кето покачал головой и поднял глаза куда-то под свод купола, посмотрев «сквозь» него. — Процесс почти завершен, но я уже сейчас вижу, что не совершенен. А якорь… гхм, ясно. Клан, семья. Этого стоило ожидать с учетом, какая основа формировала личность Поглотителя.

Пятый напрягся, и вместе с ним остальной кластер.

— Что это значит?

— Подробности узнаете из памяти Джове, вижу вы уже научились собирать ее отголоски, — Энар кивнул в стороны ровных рядов сумрачных батарей, под завязку наполненных осколками. — От себя добавлю: с этого момента все действия Джове будут продиктованы вшитой матрицей Машины по созданию семьи и клана. Во что бы то не стало. И если для некоторых из вас это даже хорошо — проще будет найти женщину через кейю — то тебе, альфа, придется попыхтеть. Как и тебе, темный. Ты же не собираешься отказываться от своей мести?

— Никогда!

— Кто бы сомневался, — Энар грустно улыбнулся. — Было бы проще убить тебя, но я все же когда-то был джедаем. Каждый заслуживает второго шанса, как бы низко он не пал. Альфа, позаботься, чтобы темный не выходил за рамки честной игры.

— Сделаю.

— Я также оставлю Джове Баффи — она поможет, когда якорь начнет распадаться.

— А Баффи это?…

— Астральный мельзурит, который вас так напугал, — Энар хихикнул. — На самом деле она практически безобидная. Просто всегда голодная и любит поиграть.

— В сумраке я видел такие игры, — буркнул Третий и сразу добавил. — А что насчет Джове? Ты расскажешь ему о нас?

— Это ни к чему. На самом деле, для него будет лучше, если он до последнего будет оставаться в неведении. После установки якоря его психика подвергнется серьезной нагрузке, и не в ваших интересах усугублять положение, если хотите выбраться. Просто живите вместе с ним. Учитесь. Набирайтесь сил. И выбирайте ту, кому доверите свою жизнь. В прямом смысле. С кейю у вас будет широкий выбор всевозможных кандидаток, а дальше якорь и гормоны тела Джове сделают свое дело. Единственный совет: ищите тех женщин, у кого высокая чувствительность к Силе. Так зачатие пройдет легче и позволит частично сохранить память прошлой жизни. Ну и как бонус: сможете переродиться в любой человекоподобной расе. Изменения, внесенные Машиной, перестроят генетический год Джове под эталон Архитекторов, а они совместимы практически со всеми существующими подвидами людей.

— Даже с кел-дорами? — не удержался Третий, стушевавшись под укоризненным взглядом Пятого. Энар ухмыльнулся.

— Да хоть на гаммореанку залезь, если встанет.

— Фу!

— Ха-ха… Так. Время вышло, — Энар отступил на шаг назад, и одновременно за границей Купола раздалось утробное щелканье многоножки. — Как я и подозревал, процесс завершен, но не совершенен. Машина запустила обратный отсчет, скоро меня затянет назад. Да пребудет…

— … с вами Сила, — закончил Пятый, смотря на то место, где секунду назад стоял призрак древнего джедая. — Любят же местные эту фразу, прям осколком не корми. Эй, ты чего?

Ш-шух. Пятый увернулся от кулаков пылающего яростью Первого и вдарил Силой в ответ, заставив его отлетать к ногам невозмутимо наблюдавших за дракой Третьего и Четвертого. Подобные стычки уже имели место быть с тех пор, как Первый пал во Тьму. Но если раньше распускать руки не было повода, то теперь бывший альфа получил просто железобетонный.

— Предатель! Ненавижу! Как ты смеешь оскорблять Ее память?

— Успокойся, — с прежним спокойствием посоветовал Пятый, мирно выставляя ладони и спокойно выдерживая пылающий взгляд Первого. — Насилием ничего не изменить.

— О, я все же рискну.

Час или сутки спустя по субъективному внутреннему времени кластера Пятый склонился над избитой тушкой Первого и вкрадчиво проговорил:

— И чтобы я больше не слышал от тебя ничего подобного. Понял, Первый? Я любил Вторую, как и вы все. Но Энар прав — Поглотитель уже не тот, кто занял тело Джове и сожрал Ивана. Он изменился, во многом благодаря жертве Второй. Теперь это совершенно иное существо. Разумное, как любой из нас. Разве ты не видишь?

— Или не хочет видеть, — потиравший сбитые костяшки Третий стал рядом с Пятым. — Брось. Пусть поступает, как знает. А у нас еще много работы.

— Вы еще пожалеете! — крикнул им вслед Первый, скрючившись на земле и сотрясаясь в безмолвных рыданиях. — Вы все! Эта тварь не та, за кого себя выдает!

В тот день кластер распался. Впервые с момента гибели Второй, добровольно отказавшись от частички себя, грозившей распространить заразу Темной стороны на всех остальных. Мера вынужденная, но пошедшая Первому на пользу. Со временем он остыл и смог вернуть часть доверия душ, чему немало поспособствовали события, начавшие происходить с Джове вскоре после завершенного процесса Машины Архитекторов.

Души с ужасом наблюдали, как доминантная основа Поглотителя с помощью конструкта мельзурита Баффи перекраивает чужую личность охотника-дуроса под свои нужды. Не испытывая при этом особых угрызений совести и руководствуясь какими-то личными мотивами. Предостережения Энара Кето оказались не пустым звуком, воплотившись в реальности и позволив Первому с торжеством бесконечно повторять: «Я же говорил!».

Впрочем, увиденное не заставило души вновь возненавидеть Джове, а лишь вынудило форсировать собственное перерождение. К тому времени они уже поняли, что такое кейю, и как им управлять в обход воли Джове. Достаточно было просто обратиться к Силе и направить ее через зелтронскую составляющую тела. Найти которую с подсказкой Энара не составило труда. Ну а дальше, как говорится, дело техники! Джове пустился «во все тяжкие», а Третий и Четвертый начали сбор статистики, подбирая себе образы идеальных матерей для перерождения.

Первый, старательно делавший вид, что занят тем же, следовал за ними, но на деле преследовал иные цели. Неизвестные, так как обида на отвергнувший его кластер все еще давала о себе знать и не позволяла быть откровенным. Но пока Первый не пресекал границы дозволенного и не скатывался опасно во Тьму — его старались не трогать.

А Пятый и вовсе забыл обо всем на свете, с головой уйдя в проект создания виртуальной реальности, которую он во снах транслировал в сумрак. Получалось нечто непонятное и неясно как работающее, но альфа кластера был доволен. С его подачи Фрисби через Джове создал основу, которой однажды предстояло стать целым миром, где Пятый сможет начать новую жизнь, не опасаясь потерять себя.

Единственный, кого не радовали успехи Пятого, был Первый. И встречал любые его идеи жалящей критикой, приправленной снисходительными улыбочками свысока. Что не могло не вызывать раздражения, отнюдь не способствующего поддержанию здоровой атмосферы в кластере.

Однажды Пятого допекло так, что он сам набросился на Первого, успевшего своими едкими комментариями довести альфу до белого каления.

— Ты настолько не веришь в меня? — хлюпая разбитым носом, спросил Пятый, когда страсти и выбитые зубы улеглись. Они с Первым уселись спиной к спине на границе Купола в месте, где была оставлена узкая щель, куда души выбирались на вылазки в сумрак. В тот самый, что сейчас привычно клубился за границей полога Светлой стороны, за последние годы изрядно истончившейся и грозящей распасться в любой момент.

— Я верю в тебя, — неожиданно спокойно отозвался Первый, в последний год сумевший взять свою темную часть под контроль и стать практически прежним собой. Почти, но не совсем. Что особенно было заметно в полумраке Купола, на фоне которого сверкнувшие золотом радужки глаз выделялись особенно четко. — Но не в то, что ты делаешь.

— Почему?

— Потому что он — Поглотитель. Все что выходит из-под его рук, служит одному: страданию окружающих.

— Джове, — с бесконечным терпением напомнил Пятый. — Его зовут Джове.

— Мне все равно, как этот ублюдок называет себя! Для меня он навсегда останется монстром, убившим наших близких. Или тебе напомнить, как они страдали?

— Я помню, — хмуро отозвался Пятый. — Пора бы уже прекратить тыкать меня носом в это.

— Только после того, как ты признаешь правду.

— Твою? Этому не бывать.

— Тогда, — Первый прищурил подбитый глаз со свежим фингалом и поднялся на ноги, повернувшись в сторону каменного дома, возведенного кластером в качестве жилья, — нам больше не о чем говорить.

Пятый смотрел ему вслед до тех пор, пока Первый не скрылся из виду. После чего тяжело вздохнул и, одним усилием воли залечив побитое лицо, поднялся на ноги.

— И все равно ошибаешься. У меня все получится. Вот увидишь.

Глава 3. «Поиск возможностей»

— И что это было?

Пятый устало откинулся на покрытую трещинами стенку Купола, массируя костяшками ноющие от перенапряжения виски. Еще один жест, обретенный кластером после долгого наблюдения за миром по ту сторону сумрака.

— Не знаю. Но нам повезло, что Джове оказался достаточно силен, чтобы дать отпор этому монстру.

— Жуть, — Третий зябко передернулся и вновь склонился над бессознательным Четвертым, пострадавшим в схватке с последствиями Черного Шторма сильнее всех прочих. — Надеюсь, больше мы с ними не встретимся.

— Я бы не особо на это рассчитывал, — ухмыльнулся Первый, скрестив руки на груди. Он был единственным, кого пришедшая извне Темная сторона сделала лишь сильнее, придав мощи сравнимой с поглощением сотни сумрачных батарей.

— В смысле?

— Та вторая сущность. Воплощенная Светлая сторона. Основа Поглотителя резонировала с ней. Думайте она так просто оставил его в покое?

Пятый коснулся пальцами подбородка, почесав услужливо возникшую бородку. Верный признак сомнений, одолевающих главу кластера.

— Да, я тоже ощутил ее. Такая Сила… она точно не человек.

— Что будем делать? — Третий обеспокоенно положил ладонь на лоб Четвертого, из бессознательного состояния погрузившегося в спокойный целебный сон. — Еще одну такую стычку мы не вытянем. Давление сумрака просто раздавит Купол и нас вместе с ним.

— Придерживаемся плана.

Как бы не гудела в голове от пережитого, Пятый нашел в себе силы встать и окинуть кластер уверенным взглядом альфы.

— Скоро мы покидаем Дорин, а, значит, шансы найти подходящих носителей увеличатся. Нам нужны все запасы, что сможем найти, так что… Третий, на тебе Четвертый. Убедись, что у него рядом будет достаточно батарей для восстановления. Мы с Первым проверим Купол, а после пойдем за осколками. Вернемся не скоро, так что постарайтесь не выходить наружу без особой нужды.

— Хорошо… Еще одно, Пятый.

— Да?

Третий криво усмехнулся и отсалютовал в издевательском стиле Джове.

— Да пребудет с вами Сила.

— Пф.

Игнорируя закатившего глаза Первого, Пятый первым двинулся в сторону Купола, дав начало новому витку выживания кластера. С этого момента и до самого прибытия в систему Нар-Шаддаа они упорно собирали осколки, не обращая внимания на усталость и происходящее в реальном мире. И когда пришло время приземляться на планету, кластер был во всеоружии, готовый найти алмазные песчинки в самой большой навозной куче галактики.

Поиски выдались недолгие, но наполненные весьма забавными курьезами из-за хаоса в Силе, окутывающего луну контрабандистов от вершин мега-небоскребов до самых глубочайших уровней Нижнего города. Третий с Четвертым не останавливались ни на миг, пользуясь внушительным запасом сумрачных батарей и прощупывая каждую встречную-поперечную, хоть немного чувствительную в Силе. Чаще их не замечали, но иногда отвечали взаимностью, пополняя картотеку возможных кандидаток и набивая статистику для самого лучшего выбора. И лишь в редких случаях шарахались в страхе, ошарашенные напором кейю подобно той зелтронке, с которой Джове столкнулся в толпе контрольно-пропускного пункта.

«Нет уж, парень, обойдусь! Слишком я стара для таких приключений на свою задницу!»

— Ни слова, — угрожающе цыкнул Третий на уже готового разразиться ехидным комментарием Первого. — Ни единого! И запомни: главное не форма, а красота души.

— Точно. А еще от выдержки вино только вкуснее становится…

— Ну все, сам напросился!

Под смех и шутливую борьбу Третьего с Первым кластер душ окунулся в сумрак, с интересом наблюдая за происходящем во внешнем мире. Давно уже прошло то время, когда они жадно хватались за каждый осколок в попытке узнать о происходящем через воспоминания Джове. Теперь Сила позволяла им видеть мир его глазами, тогда как осколки просто дополняли чувственное восприятие. Теперь их основное предназначение осталось в наполнении сумрачных батарей, позволявших кластеру выживать и приближать день своего освобождения из темницы чужого подсознания.

Продолжая сбор осколков, души украдкой следили за Джове, спустившимся в сектор ни́кто в поисках контакта от Нак Зиила. Мнения об увиденном разделились. С точки зрения Третьего и Пятого трущобы нижних уровней луны контрабандистов походили на самую настоящую клоаку со всеми вытекающими прелестями в виде многовековой грязи, повсеместных куч дурно смердящего мусора и сомнительных личностей, ошивавшихся неподалеку. Тогда как Первый и Четвертый отметили необычайно полезную нестабильность Силы, влияющую на сумрак подсознания Джове и порождавшую огромное количество осколков.

Особенно это стало заметно в момент посещения оазиса — закрытой щитами секции коммерческого сектора, вмещающего в себя кусочек неоновой сказки с верхних ярусов Нар-Шаддаа. От обилия впечатлений, испытанных Джове, кластеру даже пришлось временно приостановить сбор осколков, чтобы не упустить самое интересное в разворачивающихся событиях.

— У кого какие мысли?

Четыре пары глаз объединилась в одну, через Джове неотрывно следя за юркой лазутчицей, проникшей на базу культистов с помощью мастерски исполненного Сокрытия Силы. Что-то в ней показалось душам знакомым, но проанализировать увиденное никто не успел: прозвучавшие взрывы вызвали панику в оазисе и взбудоражили Силу, отозвавшись в ней болезненными уколами отдаленных смертей.

— О, сейчас начнется! — воодушевленно заметил Пятый, и не прогадал, когда Джове ринулся в самый эпицентр дымного пожарища базы культистов. Разумеется, двигали им совершенно иные мотивы, но настороженно притихший кластер видел, как хищно ощерилась ментощупами оболочка Поглотителя и с каким наслаждением те впивались в аурные оболочки зверей, атаковавших Джове. Поглощение происходило на уровне куда более высоком, нежели был способен уловить человеческий разум.

— Он не осознает, что делает! — успел вставить Пятый, уже предчувствуя наливающуюся ядом реплику Первого. — Просто остатки инстинктов с минимальным вредом окружающим. Видишь? Он вполне себя контролирует.

Ответом ему стал презрительный хмык, сказавший все, что думал Первый о Поглотителе и его способе поддерживать свою жизнедеятельность. К счастью, до очередной ссоры не дошло. Джове проскочил дымную завесу от взрывов и подоспел к самому разгару схватке между одаренными: молодым парнем и девушкой, вооруженными красным и желтым световыми мечами.

— Ты!!!

Молодой ситх заметил новое лицо и узнал его одновременно с удивленным возгласом кластера, увидевшего в искаженном гримасой лице знакомые черты из памяти Джове.

— Алек Пайн?!

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!! Сдохни!!!

— Да! — азартно заорал Первый, подбадривая бывшего соклановца, атаковавшего Джове. — Поджарь эту мразь, парень! Так его! Еще разок молнией… У-у. Слабак! И ты еще смеешь называть себя ситхом? Ничтожество!

— Скорее Джове на голову выше его, — отметил Пятый и обратился к сосредоточенному Четвертому, следящего за каждой деталью разворачивающейся схватки. — Что-то заметил?

— Пока не знаю, — по обыкновению немногословно отозвался бета, пока за озвучку его мыслей с энтузиазмом взялся Третий.

— Этот его Коготь просто нечто! Видели, какой контроль Силы? Видели?! А как он перенаправляет Темную сторону в обход источника…

Первый сплюнул и, недовольно ворча, удалился в Купол. Следом за ним отправился задумчивый Четвертый, оставив Пятого и Третьего наблюдать за финальным актом воссоединения Ланы Лорсо и Джове, единогласно признанного довольно трогательным. Особенно в момент, когда эти двое оказались в такси иобъединились ментальным Слиянием Разума, вызвавшим очередное волнение в сумраке.

— Это она! Я нашел!

Короткий переход в Купол, и вот уже весь кластер склоняется над батареей, куда Третий запихнул свежий осколок воспоминаний Джове о молодой девушке, ревущей в его объятьях на переднем сиденье аэротакси.

— Уверен? — с сомнением протянул Первый. — Она же еще соплячка. К тому же не человек.

— И что?

— А то. Физиологически они совместимы, но ее репродуктивная функция еще не стабильна. Следи за ветвями нервной системы. Видишь? Она не готова выносить ребенка.

— Будет, если воспользуемся Силой! Тоже мне проблему нашел. Пятый, сколько у нас батарей в запасе?

— Для воздействия на внешний мир хватит, но риск велик, — нахмурился альфа кластера. — Третий, послушай Первого. Может, следует найти кого-то более подходящего?

— Ты не понимаешь! Это она! Я чувствую. Здесь, — Третий коснулся груди, где сияла искра воли, соединяющая его самосознание с полем единения кластера. — Слышите? Она зовет меня. Мама…

— Оставь, — весомо проронил Четвертый, сжав ладонью плечо уже собравшегося возразить Пятого. — Он уже решил. И я тоже.

— Что? Когда?

— Сейчас.

Кластеру оставалось лишь смириться, зная, что бо́льшего от беты не добиться. Иногда тот проявлял поразительнее упрямство, неясно чем вызванное. Пятый с Первым, склонялись к мысли, что такова его исходная натура, которой и Сон, кишащий хищными плавниками Поглотителей, не стал помехой. Третий же просто принимал Четвертого таким, какой тот есть, воспринимая его частью себя самого. Молчаливой, хмурой и зачастую скрывающей, на какие жертвы ей приходится идти ради благополучия кластера.

Поэтому не для кого не стало откровением, что именно Четвертый нашел способ воплотить в жизнь план кластера по перерождению. Подобно истинному ученому, он не спешил в поисках решения, проведя эксперименты с кейю на Дорине и, убедившись в действенности методики, применил ее на Нар-Шаддаа. Как результат: ведомый Зовом, Джове пришел к базе ситхских культистов, весьма вовремя вытащив давнюю знакомую из неприятностей и тем самым обеспечив последующую встречу с ее наставницей.

Лара и Кара Лорсо. Ученица и учитель. Младшая сестра и старшая. Прошлое сделало полный круг и вцепилось в хвост настоящему, не оставляя выбора, кроме как поверить в проведение всеведующей Силы.

Помимо резанирования основ, связь Ланы и Кары в Силе практически идентично отражала единение Четвертого с Третьего в кластере, идеально вписываясь в концепцию «учитель-ученик». Или Узы Силы, как их было принято называть в Ордене джедаев.

Осторожное прощупывание Когтем лишь подтвердило сделанные выводы. Лане и Каре Лорсо было суждено стать матерями для перерожденных душ, выпавших из процесса перерождения по вине Поглотителя. Сила всегда стремится к равновесию, и любое нарушение баланса однажды будет восстановлено. Тем или иным способом.

— Значит, скоро мы останемся только вдвоем, — грустно подытожил Пятый, вместе с Первым издалека наблюдая за Четвертым и Третьим. Эти двое завороженно разглядывали через Джове двух девушек, сидящих в обнимку на фоне панорамы неоновой ночи Нар-Шаддаа и сквозь слезы рассказывающих о своем непростом прошлом.

— Четвертый не сказал, когда?..

— Нет, — Пятый с пониманием покосился на Первого, старательно скрывающего свои истинные чувства за маской безразличия. — Сперва нужно подготовить матерей и стабилизировать их связь со Светлой стороной Силы. Третий уже начал работать с Ланой, но Джове… скажем так: до него доходит медленнее, чем хотелось бы. Якорь Машины дает о себе знать.

— Сучий Поглотитель! Так и норовит все испоганить, выродок!

На это Пятому оставалось только вздохнуть и укоризненно покачать головой. Упрямство Первого было сравнимо только с его жаждой мести, неустанно подпитывающей Темную сторону и делавшей характер бывшего альфы просто невыносимым. К счастью для него, пока его ненависть была направлена исключительно в сторону Джове, кластер мог спокойно воплощать в жизнь задуманное, не отвлекаясь на борьбу с самим собой.

Первым на перерождение ушел Четвертый. Вновь продемонстрировав свой недюжинный ум, бета кластера сумел создать особый ритуал иссушения, призванный очистить одаренного Силой от ее Темной Стороны. В чем немало помог как собственный опыт душ, полученный на основе сдерживания и контроля Тьмы Первого, так и недавняя схватка с существом из Черного Шторма, едва не стоившая им всем жизни.

Используя полученные знания вкупе со способностями перерожденной Баффи-Когтя, Четвертый буквально совершил невозможное. Весь кластер с восторгом наблюдал за его процессом исцеления Кары Лорсо посреди руин базы ситхских культистов на Нар-Шаддаа, после которого падшая джедайка окончательно вернулась к Свету. И даже то, что создание ритуала Джове приписал себе, не омрачило радости душ, получивших реальный шанс начать все с нуля.

Единственный минус в нем: иссушение Темной стороны весьма ощутимо ударило по духовному телу Четвертого, вынуждая форсировать сбор осколков и последующий уход на перерождение. Но даже тогда бета до последнего держался, не желая оставлять Третьего, которому только предстояло исцелить Лану. Лишь объединенным усилиями кластера Четвертого удалось уговорить, и, после долгого прощания, тот, наконец, ушел. Прямо в разгар интимного процесса, в котором участвовала «духовная триада»: Джове, Кара Лорсо и сам Четвертый. Отец, мать и заблудшая душа, отдавшая Силе последнюю крупицу осознанного «Я», чтобы воплотиться в искорке новой жизни и стать с ней единым целым.

Глядя на боль Третьего, заходящегося тоской по Четвертому, альфа кластера сделал все возможное, чтобы помочь ему уйти вслед за братом как можно скорее. Но даже так по субъективному времени в сумраке прошло довольно много времени, за которое Джове успел добраться до Альдераана и встретиться с лордом из Дома Пантир, получив задание на поиск его родной сестры.

— Киллики, ха? — хмыкнул Первый, изучивший все осколки о минувшей встречи, до каких смог добраться в сумраке. — Это будет интересно.

Пятый не успел спросить, чем его так заинтересовали эти насекомые, о которых кластер узнал буквально только что, как внезапно подал голос Третий, на миг оторвавшись от создания сумрачных батарей.

— Пора.

Кластер не стал задавать лишних вопросов, в ответ соединившись в единое целое и передав полный контроль своим сознанием Третьему. Который не стал терять времени и начал воплощать в жизнь свой план сразу, как Джове и Лана Лорсо оказались в месте сосредоточения Светлой стороны Силы.

Наученный на ошибках Четвертого, кластер заранее подготавливал новое перерождение, сделав все, дабы откат от иссушения как можно меньше навредил Третьему. Но даже так того неслабо тряхнуло, когда потоки Темной стороны прошли через него и Баффи-Коготь, рассеявшись в Живой Силе, чтобы очиститься от налета людских пороков и вновь стать одним целым с единым организмом.

— Получилось, — выдохнул Третий, устало облокотившись на подставленное плечо Первого и вяло улыбнувшись на искреннюю похвалу Пятого. — Осталось подождать, пока им приспичит отметить исцеление.

— Уверен, что она готова?

— Да, Первый. Насколько может быть готова обычная половозрелая девушка в ее возрасте.

Души погрузились в молчание, отдыхая от трудоемкой работы и на какое-то время отрешившись от происходящего во внешнем мире. До тех пор, пока не осознали, что все звуки вокруг внезапно исчезли. Включая легкий назойливый фон от сумрака подсознания Джове, к которому они уже давно привыкли и совершенно не обращали внимания.

— Какого ситха? — выругался Первый, встряхнувшись и решительно метнувшись к стенке Купола. — Ждите тут, я быстро.

— Стой! — Пятый крикнул ему вслед, но слишком поздно. Исчезнув за странной и неподвижной пеленой сумрака, тот долгое время отсутствовал, появившись лишь после того, как все звуки вернулись, и подсознание Джове ожило.

— Первый!

Возмущению Пятого и Третьего не было предела, но бывший альфа лишь отмахнулся от их упреков и протянул свежие только что добытые осколки.

— Смотрите.

— Что за…

— Как?…

— Охренеть!

— Быть не может!

Первый кивнул, приняв несвойственный себе задумчивый вид.

— Я тоже сперва не поверил. Но это место точно делали те, кто создал Машину. По крайней мере, ощущения те же.

— Джове слишком везет, — с плохо скрываемой завистью покачал головой Третий, не в силах оторваться от созерцания завораживающе бесконечности Звездной сети. — Сначала меч Гри, потом усиление от Машины, теперь это. Сила явно благоволит ему.

— Сила ли? — справедливо возразил Первый, вновь обратив на себе общее внимание. — Или те, кто стоят за ней?

— Ох, только не начинай…

— Не делайте вид, что не ощутили Ее, когда иссушали девчонку! Поглотитель зачем-то нужен Им.

— И что? Пока мы ограничены сумраком, то все равно ничего не можем, — Пятый положил конец дискуссии и вновь прислушался к происходящему снаружи Купола. — Что-то происходит.

— Я ничего не слышу, — Третий недоуменно закрутил головой. И почти в тот же миг сферу Купола дрогнула, вынудив души упасть вповалку и покатиться по земле.

— Нападение! — зарычал Первый, спешно взвинчивая резервы Темной стороны и покрываясь густым коконом из жалящих фиолетовых разрядов. — Поднять щиты, к бою!

— Ой, брось, — перебило эхо эхо томного женского голоса, внезапно донесшегося сквозь сумрак и заставившего кластер напряженно замереть на месте. Сфера Купола подернулась рябью, на краткое мгновенье перестать сдерживать натиск сумрака. Но это времени хватило, чтобы внутрь проник объятый пряными эмоциями осколок, несущий в себе отголосок происходящего с Джове, оказавшегося в улье килликов Уруир наедине с той, чьими устами говорила королева.

— Только не говори об этих ваших джедайских обетах. Киллики не присоединили меня к общности, но связь с королевой не проходит бесследно. От тебя пахнет женщинами… Сильно. Не понимаю, почему ты сопротивляешься. Может, я тебе не нравлюсь?

Тройка душ молча переглянулась. И Купол дрогнул во второй раз… от их дружного конского гогота объединенного кластера.

— Во дает, кобелина! И в безлюдных горах умудрился себе бабу найти! — утирая незримые слезы, выдавил из себя Пятый. — Первый, кажется по твою душу молодка. Как тебе формы, мм?

— Никак. Без Силы она бесполезна. Хотя…

— Что?

Первый не ответил, но то, как недобро сверкнули его глаза, заставило кластер прекратить внеплановое веселье и снова напрячься.

— Не делай глупостей, — звенящим тоном предупредил Третий, поддерживаемый молчаливым сопением Пятого. — Девушка ни при чем. Только посмей ее тронуть!

— Эй, — возмутился Первый, демонстративно поднимая безоружные ладони вверх. — Вот только не надо из меня монстра делать. Может я как раз хочу помочь девчонке.

— И каким же образом? — скептицизм Пятого зашкаливал. — Разодрав ее ауру на куски Когтем? Или осквернив ее своей ненавистью?

— Глупец! — лицо Первого исказила злая гримаса, на миг явив кластеру существо, с которым он упорно, но безуспешно боролся уже долгое время. — Тебе никогда не понять истинную мощь Темной стороны! Впрочем, ей тоже. Для моих целей такая сопля все равно не подходит.

Воздух под куполом перестал гудеть от напряжения, и Третий с Пятым тихо выдохнули, сверля взглядами спину уходящей в сумрак души.

— Думаешь, он правда решится причинить ей вред?

— Не знаю, Третий. Но если да, девушка в большой опасности. Илония Пантир верно? Нужно понять, как уберечь ее, прежде чем ты уйдешь на перерождение.

Какое-то время помолчали, переваривая пережитый стресс. После чего Пятый решительно встряхнулся и сказал:

— Нам нужны осколки. Много.

— А что с Первым?

— Пока мы ничего не можем. Будем приглядывать по мере сил и вмешаемся, если он переступит черту. За работу.

Пятый решительно двинулся в сторону сумрака, но еще не дойдя до стенок Купола, замер, услышав тонкий шепот на грани слышимости. Словно мимолетное дуновение ветра, колючими мурками пробежавшее по коже и отозвавшееся ненавязчивым давлением чужого присутствия в мыслях.

— Кто здесь?

Пятый бешено заозирался, осознав, что остался один. Ни Третьего, ни Первого поблизости не виднелось. Впрочем, как и привычного Купола с клубящейся пеленой сумрака за его покрытой трещинами сферой.

Паника еще не успела охватить его, как Пятый вновь услышал голос. Нет, не так. Зов. Сонм голосов, соединенных в одно целое гораздо плотнее, чем когда-либо был и мог стать кластер.

— Все еще разбитый. Запертые голоса, звучание в унисон…

— Что ты такое?

— Мы Уруир. Мы ждем. Но время еще не пришло.

— …, — Пятый покачнулся, чувствуя, как звенящее эхо голосов засасывает его в воронку безумия.

— Когда час настанет, дитя, займи свое место рядом с ним. Стань Единым. Исполни предначертанное.

— Что?!…

Вспышка. Тьма, переход. Хриплый вдох.

— Пятый, что с тобой?! Пятый!!!

— Все хорошо, — альфа кластера с трудом восстановил равновесие и свел разбежавшиеся глаза в кучку. — Просто королева килликов решила почтить меня своим вниманием. Идем, пока Первый не собрал все осколки без нас.

(прим. автора)

4 и 5 главы на подходе.

Глава 4. «Сопротивленец грядущему»

— Это что сейчас было?

— Как он это сделал?!

Вопросы так и сыпались из Третьего, но ответов не было ни у Первого, ни у Пятого, ошарашенно наблюдавших за происходящим непотребством на лесной полянке близ Джараанских гор. Души все еще находились в шоке от увиденного, а именно: пробуждения источника Илонии Пантир, в одночасье установившего связь с Силой до уровня среднего джедая.

— Разве такое возможно? Как, Сила меня раздери?? — метался под Куполом Третий, на что Пятый только моргнул, в ступоре пялясь в одну точку. Джове снова смог удивить их, сотворив нечто немыслимое, доступное по силам не всякому джедаю.

«Хотя, кажется, Нак Зиил рассказывал что-то такое, — Пятый напряг извилины основы, стремясь ухватить за хвост ускользающую мысль. — Точно! Изгнанница, ученица Ревана. Она могла пробуждать спящих одаренных. Но там был особый случай. Рана в Силе. Еще и наставничество чокнутой старухи-ситха со своим личным кодексом чести. Только каким боком тут Джове?..»

— Понятно каким, — хмыкнул Первый, беззастенчиво подзеркаливая мысли альфы. — Поглотитель хаттов. Он хуже, чем рана. Харшов перелом! Открытый, с костями наружу.

— Джове един с Силой и никак не связан с Изгнанницей, — поморщившись, возразил Пятый и поспешил перебить Третьего, уже успевшего открыть рот. — Нет, секс тоже не причина. Тут что-то другое.

— Или «кто», — многозначительно добавил Первый, подняв взгляд к вершине Купола, над которой, будто что-то скрывая, сгустилась клубящаяся пелена сумрака.

— Да какая разница? — не унимался Третий, разве что не прыгая от возбуждения. — Это же так круто! Надеюсь, мне передастся эта его способность. Прикиньте: делать из простых людей джедаев! Это ж, эта, как ее… а, во: имба. Ау!

Третий потер ушибленный лоб и поспешил покинуть зону поражения убойных щелбанов от Первого.

— Больно! Чего дерешься?

— А ты больше всяких слушай… кхм. Как там эту тарелку летающую теперь звать?

— Фрис.

— Во-во. Больше эту жестянку слушай и еще чему дурному научишься. Порадуешь мамку матюгами прямо с пеленок.

— А!? С каких пор ты о моем воспитании озаботился?

Пока Первый с Третьим восстанавливали душевное равновесие привычной пикировкой, у Пятого вновь появилось время проанализировать произошедшее. И сделать выводу, к сожалению, не слишком утешительные.

В свое время кластер проделал титаническую работу, сумев оттолкнуть Джове от мысли экспериментировать с Силой для создания новых техник. Ценой годового запаса сумрачных батарей удалось переключить его внимание на более насущные дела, а после и вовсе затмить блеск творческой жилки, опираясь на якорь, установленный Машиной.

Кластер вздохнул с облегчением. Угроза стать закуской тогда еще живой сущности Поглотителя всегда нависала над ним, грозя воплотиться в реальности, если бы Джове в своих изысканиях нашел способ обнаружить «безбилетников». А так души смогли ненадолго расслабиться и ощутить хоть иллюзорную, но все же безопасность.

До сего дня, когда снова случилось то, что заставило Пятого вспомнить старые страхи и более пристально вглядеться в ведущую основу их вместилища.

Не дай Сила Джове создаст нечто, способное вернуть хищника из небытия, куда его загнал процесс Машины! Купол, сотканный из жертвы Второй, из без того держится на последнем издыхании. Неизвестно что произойдет, когда он окончательно падет и лишит кластер его единственного островка мира и спокойствия в сумраке чужого подсознания.

Миг-другой изучения сумрака, и Пятый облегченно выдохнул, смахнув со лба несуществующий пот. Хотя сама структура души Джове не изменилась, основные ментопотоки и узлы приобрели форму, соответствующую стандартным разумным человекоподобных рас. Сказывалась работа ментощупов, в пассивном режиме прощупывающих окружение вселенца с момента его появления в новом мире. Кроха там, крупица здесь, и так, мало-помалу, спустя пять с лишним лет Джове стал тем, кем есть. В том числе не без помощи Машины, чей установленный якорь неустанно направлял его действия в нужное русло, скрывая происходящие глубинные физиологические изменения.

«С другой стороны, — Пятый вновь вгляделся в структуру ведущей основы Джове. — На человека он уже мало смахивает. Общий каркас основы тот же, но если смотреть глубже, отличия очевидны. Что на самом деле с ним происходит?..»

— Пятый!

— А?

— Кончай в сумрак залипать и помоги нам! — рявкнул Первый. — Этот кретин использовал Иссушение на двоих аколитах. Концентрация Тьмы зашкаливает.

Хоть и не ожидав подобного, Пятый не зря носил гордое звание альфы кластера, мгновенно сообразив в чем дело и соединив свое сознание с остальными душами.

— Первый, перенаправь давление Темной стороны. Третий, на тебе батареи. Смотри, чтобы подпитка Светом не прекращалась. И… Начали!

Ритуал иссушения одаренного от Темной стороны — крайне трудоемкий процесс, требующий от джедая всего его внимания и сосредоточения. Но если крепкая основа Джове вполне могла справиться с таким напором, то изрядно потрепанный в сумраке кластер не мог похвастаться тем же.

Пятый и Третий скрипели зубами от боли, удерживая надрывно скрипящий Купол от разрушения, пока азартно рычащий Первый жадно впитывал фоновые эманации Темной стороны. Проходя в Живую Силу через Коготь, они создавали волновые возмущения в сумраке, от которых внутренний мир Джове буквально разрывало на куски. Чего тот не замечал, укрывшись в коконе Светлой стороны, зато по полной испытали на своих шкурах души кластера, исчерпав почти весь запас сумрачных батарей, чтобы выжить.

— Эх, хорошо, — до хруста основы потянулся Первый, когда ритуал был завершен, и рыдающие двойняшки Мира и Кева де Сат повисли на шее довольного спасителя. — Душевно вжарило! Вы как там, живые?

— Терпимо, — простонал Третий, без сил валясь с ног и распластавшись в позе морской звезды. — Но прогонка сожрала все, что я приберегал для своего перерождения. Опять придется фармить осколки, как же надоело.

— «Фармить»? Первый прав: тебе точно надо поменьше слушать Фриса.

Третий уронил варежку, а Первый вопросительно вскинул бровь. Шутки в исполнении альфы кластера явление столь же редкое, как улыбка Четвертого. Но Пятый воздержался от продолжения и отвернулся, используя остатки Силы из сумрачных батарей, чтобы восстановить под Куполом покосившийся дом: почти точную реплику убежища Джове с утеса на Дорине. Именно там кластер отдыхал в перерывах между выходами за границы Купола и созданием новых сумрачных батарей из собранных осколков.

— Фух, я все, пустой. Разбудите через сутки. А лучше двое… Х-р-р.

— Пятый.

— …?

— Просыпайся.

— Что-а-ау-у-у?… Уже?

— Нет. Просто тут Джове с ситхом дерется. Дарт Ниат, ух, какая! Будешь смотреть?

— Нет… я сплю…

— Пятый.

— Х-р-р.

— Джове снова Иссушение использует. Возвращает к Свету Дарта Ниат. Правда, Первый сказал справится сам, но я решил предупредить…

— Хр-р-р…

— Пятый.

— …

— Поглотитель вернулся и жует твою пятку.

— Хр-р-р… хр… что-о-О?!

Довольный смех Третьего слился с матюгами Пятого, показавшего чудеса крейсерской скорости с мгновенным стартом. Причем без малейшего применения Силы.

— Третий!!!

— Ладно, ладно, прости. Просто ты так сладко спал, аж завидно стало.

— Вымотался сильно, вот и срубило, — Пятый усилием воли привел видимую форму помятой основы в пристойный вид и огляделся по сторонам. — Много пропустил?

— Не особо, — Третий пожал плечами. — войнушку в Доме Селдейя, разборки с Дартом Ниат, пробуждение Джун на «Везунчике». А! Еще Алек Пайн сбежал — Нак Зиил передал по голосвязи. Вместе с приказом выдвигаться на Корусант. Похоже сопротивленцы наконец решились сделать свой ход.

— Ого!

— Да. Сейчас «Везунчик» уже на подлете к Корусанту. С нами двойняшки и Лана. Кара с Илонией остались на Альдераане искать мать Джове. А еще…

— Пока достаточно, — Пятый зажмурился и потер ноющие виски, пытаясь уложить в голове гору свалившейся информации. — Ты один? Где Первого носит?

— Заканчивает сбор батарей. Теперь мне хватит запасов, чтобы… ну, ты знаешь. Идти дальше.

— Сейчас?

Пятый развел руками и виновато улыбнулся.

— Не мог же я уйти, не попрощавшись. Кейю наготове, у Джове и Ланы уже свербит в одном месте. Так что мне просто осталось выбрать удобный момент. Если опять не случится ничего непредвиденного.

— Не случится, — твердо пообещал Пятый, чувствуя за собой вину, что поддался слабости и оставил разгребать свалившиеся проблемы кластеру. — Я лично прослежу за этим.

— Ха! Ну если альфа так говорит, то мне не о чем волноваться.

С этого момента работа под Куполом закипела с удвоенной силой. Не желая слушать возражений, Пятый почти не вылезал из сумрака, полностью посвятив себя сбору осколков и создания сумрачных батарей. Как итог, ко времени, когда Третий уже был готов уйти на перерождение, удвоенный резерв Силы позволил ему совершить переход без каких-либо проблем. Причем, Третий умудрился сделать его в своем репертуаре, не иначе как вредности ради наплевав на все приличия и вынудив будущих родителей поддаться инстинктам в совершенно неподходящем для подобного дела месте.

Впрочем, эта история достойна отдельного упоминания, но не кластером душ, вопреки всему уважающим личное пространство Джове, когда того требовали обстоятельства. И даже Первый не стал «подсматривать в щелочку», хотя пару ехидных комментариев по ходу интимного процесса вставил. Просто потому, что не мог иначе.

— Все. У него получилось, — тихо возвестил Пятый, когда убедился, что почти потухшая искра жизни Третьего разгорелась с новой силой. Будущие родители еще не знали, что невольно дали начало новой жизни, но Сила уже откликалась на нее, активируя заранее подготовленную программу кластера. Пройдет какое-то время, прежде чем изменения позволят юной матери осознать свое положение, но сомневаться в успехе не приходилось. Кластер хорошо поработал в Силе, чтобы ускорить развитие репродуктивного цикла мириаланки, и теперь дело оставалось за малым: ждать. И встречать первый крик новорожденного, которому только предстоит познать этот дивный новый мир.

— Первый, ты как? — отрешенно позвал в пустоту Пятый, не сразу сообразив, что не слышит ответа. — Первый?…

Бах.

Пропустив удар, Пятый быстро сгруппировался, но все равно ощутимо приложился спиной о стенку Купола, добавив ему еще пару свежих трещин.

— Кха! — дыхание с хрипом покинуло основу Пятого. — За, кха… что?…

— За что?! — прогремел над сводом Купола трубный глас Первого, объятого сполохами грозового облака Темной стороны. — Ты сдерживал меня, предатель, все это время! Но теперь мои цепи разорваны. Я свободен, и ты больше не сможешь мне помешать свершить правосудие!

Пятый времен попадания в сумрак Поглотителя задрожал бы от ужаса. Он же с Дорина, только обучавшийся скрывать внутренний страх за показной уверенностью лидера, покрылся бы холодным потом. А нынешний Пятый просто спокойно посмотрел навстречу растущей буре, угрожающе ощетинившейся росчерками фиолетовых молний, и молча потянуться к личному запасу сумрачных батарей. Он был готов к тому, что должно было случиться.

«Это для твоего же блага, Первый. Даже если ты сам того не осознаешь».

Но как бы силен не был Пятый, ему пришлось выложиться на полную ради спасения рассудка Джове. Знать не знавшего о растущей угрозе в глубинах своего подсознания и спокойно наслаждавшегося остатками прогулки по проспектам Корусанта в обществе Ланы и Новы.

Битва длилась целых два часа по субъективному времени сумрака и закончилась шатким паритетом с обеих сторон. Отхватив неслабых люлей, Пятый на какое-то время ушел в себя, вынужденно ослабив контроль над кейю, чем немедленно воспользовался Первый. После боя сил у него осталось немного, но вполне достаточно, чтобы начать воздействовать на Джове, добавляя ему головной боли. Как в переносном смысле, так и в буквальном, используя в качестве рычага давления установки якоря Машины.

В реальности это вылилось в усилившихся мигренях и взбунтовавшимся кейю, заставивших Джове всерьез усомниться в своем психическом здоровье. Особенно после посещения Храма, на подступах к которому его крепко скрутило ударной дозой влечения к противоположному полу.

Получив удовлетворительный результат, Первый сделал перерыв. Сотворённая техника «теневого кейю», подпитываемого Темной стороной Силы, смогла пробить не только ментальную защиту Ланы и Новы, но и лишила воли добрую половину джедаек в Храме. Опасное оружие, способное натворить бед в неверных руках.

Так и вышло. Спустя какое-то время Первый должался удобного момента и вновь применил теневое кейю. На сей раз не повезло оказавшейся в зоне поражения мастеру Велии, отчего призывно завывающая катара едва не ссильничала бессознательного Джове прямо на движущейся гравиплатформе лифта. На пару с Ланой и Новой, от возбуждения начавших срывать с друг дружки одежду в лучших традициях эротических фильмов с Голонета для взрослых.

Пятому пришлось экстренно просыпаться и вмешиваться в назревающее безумие, как оказалось позднее, являвшееся простым фактором отвлечения. Воспользовавшись моментом слабости альфы, Первый нанес очередной подлый удар. Апогеем которого стал «бабий бунт» после схватки Джове и грандмастера Кирона, когда потерявшие контроль джедайки под ворвались в ангар и едва не разорвали опального главу Ордена на клочки.

Лишь в последний момент Пятый ощутил чью-то незримую поддержку, уже догадываясь о происхождении незримого наблюдателя. С помощью Воплощенной Светлой Стороны альфа сумел вовремя вмешаться, жертвуя последними запасами батарей, чтобы перехватить теневое кейю и навести в Храме порядок.

Слава Силе, ему удалось. Пусть и ценой побега грандмастера Кирона, воспользовавшегося растерянностью ничего не понимающих очнувшихся дамочек, чтобы вовремя сделать ноги. А потом все разом прекратилось. Давление Темной стороны спало само по себе, и рядом с обессилившим Пятым, устало развалившимся на койке в доме, появился Первый. Во плоти и с такой хмурой рожей, что альфа невольно усмехнулся.

— Отпустило? А ведь я предупреждал. Темная сторона опасна. Ты не можешь контролировать ее.

— Помолчи. Без тебя тошно.

— И не подумаю. Все наши закладки слетели, годы трудов харшу под хвост! Как там Джове эту технику назвал? Суд Силы?

— Не моя вина, что Она снова вмешалась! Эта светлая дрянь наблюдает за ним, — на мгновение полыхнул багрянцем в зрачках Первый. Чтобы уже через мгновение здесь, растянувшееся на сутки во внешнем мире, сесть рядом с Пятым и покаянно склонить голову. — Прости. Я действительно потерял контроль.

— И при этом едва не угробил нас обоих.

Пятый замолчал, с молчаливым укором созерцая играющего желваками Первого. А тому было нечего возразить, ибо альфа был прав по всем фронтам.

Теперь, когда Джове вернул себе способность творить, его спящие инстинкты Поглотителя вновь пробудились. Это ощущалось в сгустившемся сумраке и во внешнем движении ментощупов, с возросшей активностью взявшихся за насыщение доступной аурной пищи. Пусть сам сам хищник давно растворился в ведущей основе Джове, его наследие жило, грозя пожрать все, до чего сможет дотянуться.

Молчание затянулось. Души не спешили возобновлять переговоры, погрузившись в мрачные мысли о будущем, над которым вновь сгустилась мрачная пелена сумрака. Но если Пятый искал пути выхода, то сосредоточенное лицо Первого позволяло с легкостью понять ход его мыслей.

— Не откажешься от мести даже ради выживания? — Пятый первым нарушил хрупкое равновесие, приготовившись к очередному витку схватки. Однако Первый вновь удивил его, поморщившись, но более ничем не выразив свое недовольство.

— Месть — это единственное, что у меня осталось.

— Но не такой же ценой! Еще и Ее внимание привлек. Забыл, чем это может для нас кончиться?

Первый отмахнулся и устремил блуждающий взгляд в сторону окна, за которым проглядывалась испещренная трещинами поверхность Купола.

— Найду другой способ. Так или иначе, Поглотитель ответит за все.

— Даже если ценой будет моя жизнь?

— Ты всегда можешь уйти на перерождение, как Третий с Четвертым. Время еще есть.

— Нет. У меня свой путь.

— Как и у меня, Пятый.

Так они и разошлись, не сказав друг другу главного, но при этом осознавая, что последние мосты примирения сожжены. Некогда единый кластер окончательно разбился в стеклянную пыль и пару треснутых несовместимых осколков. С разными целями, мечтами и взглядами на будущее, пересекающихся лишь в одном мнении: их заключение в плену чужого подсознания подходило к концу. Как только Купол падет, уплотнившийся сумрак поглотит то немногое, что удалось создать благодаря жертве Второй. И выживут при этом Первый с Пятым — большой вопрос.

«Если только не найти другое укрытие, пока проект Игры не будет запущен», — подумал Пятый за мгновения до того, как события во внешнем мире вновь понеслись вскачь. Полет на Ондерон. Встреча с мандалорцами, гонка на спидерах и разборки с Дженной Ордо. А позднее ее приручение василиска, впечатлившего своего дикой мощью обоих незримых наблюдателей.

— Неплохо, — уважительно хмыкнул Первый в пустоту, делая вид, что говорит сам с собой. — Сломить такую махину одной волей — это еще суметь надо. Жаль к Силе нечувствительна.

Пятый сделал вид, будто не заметил более чем прозрачного намека. Стремление Первого выдавить его во внешним мир тем же путем, что ушли Третий с Четвертым, было очевидно и без подсказок Силы.

— Меня больше волнует этот Могру. Тебе удалось что-нибудь уловить, прежде чем Джове перехватил поводок василиска?

— Не знаю. Сложно сказать наверняка, — Первый испытующе прищурился, заставив Пятого издать очередной вымученный вздох. Как же просто было раньше! Объединился в кластер, и все нужные воспоминания уже в голове. Без какой-либо задержки, с приятным довеском в виде эмоциональных ощущений. А тут приходится доверять одним лишь глазам, заранее зная, что не стоит. Особенно в случае Первого.

Визуальная проекция основ в сумраке — просто иллюзия, не отображавшая истинную суть вещей. Так за минувшие пять с лишним лет души кластера успели попробовать на себе все известные облики разумных рас, ища наиболее близкий по духу и внутреннему предпочтению. Но если Пятый предпочитал чаще использовать человеческий, то Первый, подпитываемый изменчивой Темной стороной Силы, менял личины, как перчатки. Даже чаще, чем Третий, движимый вечной жаждой неиссякаемого любопытства.

Вот и сейчас, мимика его лица, сочетавшая в себе черты падшего джедая Фаниуса и хищные повадки Дарта Кертеры, не показала ничего. У Пятого не было иного выхода, кроме сдержать рвущиеся на волю вопросы, чтобы избежать бессмысленной драки. Минувший бой показал, что по силам они с Первым равны, а бесполезная трата накопленных батарей ради поисков правды — глупая затея. И к тому же бесперспективная, если вскоре приходится иметь дело с адептом Темной стороны.

— Похоже, Могру довольно искусен в техниках Разума, — выдержав долгую мстительную паузу, снизошел до откровений Первый. — Когда Поглотитель грызся с ним за контроль над василиском, у меня возникло странное ощущение.

— Будто он поддался Джове, чтобы выяснить, на что тот способен?

— Говорю же: забавный зверек. Будет любопытно поглядеть, каков он в деле.

— Тогда смотри внимательнее, — Пятый кивнул в сторону сумрака, где через Силу можно было разглядеть мелкую фигурку зеленокожего существа с крупными треугольными ушами на приплюснутой голове. Поджидая в одиночестве Джове у расщелины на песчаном дне высохшего озера, оно не выглядело таким уж опасным, но Пятый с Первым не обманывались. Опыт столкновения в Храме и недавний в джунглях подсказывал, что этот беглый одаренный — грозный противник. Особенно, если Сила не врала, и в нем присутствовала в равных долях как Светлая, так и Темная сторона.

Однако того, что произошло дальше, не мог предвидеть никто из них. Техника Силы, примененная Могру, остановила захлебнувшееся наступление мандалорцев, вынудив Джове спешиться и остаток пути проделать на своих двоих. После чего между ними состоялся диалог на языке, введшим Первого и Пятого в состояние ступора.

— И что это значит? — насторожился Первый, чувствуя гремящую бурю чувств, поднявшуюся в основе Джове. — О чем они говорят?

— Не знаю, — Пятый растерялся не меньше, не зная, что делать и как реагировать.

Родную речь основы Ивана, сожранного Поглотителем в самом начале рождения кластера в новом мире, помнили все основы. Вот только хоть сколько-нибудь понимать могла одна Вторая, пожертвовавшая своей жизнью ради кластера. Остальные, как бы упорно не старались, смогли расшифровать только смысл отдельных слов и выражений.

Обидно, так как причину не удалось найти за минувшие пять лет. И вдвойне обиднее, с учетом того, что тот же Фрис свободно трещал на «клановом языке», как они с Джове его назвали.

В итоге неудивительно, что у Первого с Пятым не хватило знаний для осознания смысла слов Могру, приведших Джове в состояние полной растерянности. Совместными усилиями, вынужденно объединившись перед лицом общей угрозы, им удалось расшифровать значения тройки отдельных слов: «водку», «земляк», «джинна». Причем если первые два означали вид алкоголя и принадлежность к родовой территории, то полный смысл последнего не удалось при всем старании. Сперва его ошибочно спутали с «Дженной», решив, что речь идет о гордой дочери Мандалора, оставшейся скованной Силой ушастого экзота далеко за спиной Джове. Но, уже зайдя в тупик, Пятый вспомнил игру, сделанную Фрисом и Джове, где один из персонажей имел схожее название.

«Джинн» или иначе «дух, исполняющий желания». В попытках понять при чем тут алкоголь и принадлежность Джове к некой родовой территории Первый вновь едва не канул в дебри Темной стороны. А Пятый почти доломал Купол битьем лбом о внутреннюю поверхность сферы. В логической цепочке разговора Джове и Могру явно отсутствовали самые важные смысловые звенья, без которых значения фраз кланового языка терялись в дебрях ксенолингвистики.

— И почему мы до сих пор не создали протокольного дроида? — простонал Пятый, отчаявшись познать непостижимое. — Сколько бы нервов себе сэкономили.

— И отказались бы от волшебно-мягких пуфиков в доме? По сотне сумрачных батарей каждый, воссозданные Силовой Ковкой с точностью до атома?

— Эй! — возмутился Пятый, спешно ликвидируя предательский румянец на своей проекции. — У всех свои слабости.

— Тогда тебе повезло, что у меня их нет, — Первый, в поисках истины не перестававший наблюдать на Могру глазами Джове, внезапно напрягся. — Держись!

— Что…

Тьма, окутавшая Купол за миг до удара извне, позволила душам удержаться в сознании и подготовиться к новому.

— Пятый!

— Спокойно. Мы просто вошли в Звездную сеть. И, кажется, куда-то перемещаемся…

Пятый осекся, вместе с Первым уловив чужеродное шевеление на границе сумрака. Сильный устойчивый Свет, своей яркостью буквально кричащий о принадлежности к той, кто никак не желала оставить Джове в покое.

«А еще Она интересуется нами», — с внезапной ясностью понял Пятый, наяву ощутив, как его проекция покрывается холодным потом. Что было решительно невозможно, так как визуальная иллюзия — не сама жизнь. Но чувства, испытанные Пятым, когда Ее взгляд мазнул по его основе, были неподдельными, погрузив его в состояние паники до самого момента выхода из Звездной сети.

Переход завершился, и Пятый отмер, чувствуя, как каждая частичка в нем трясется от пережитого ужаса.

— Первый?..

— Я здесь.

— Куда нас занесло?

— Не знаю. Ты чувствуешь?

— Да. Она смотрит на нас.

— И?…

— Кажется, ей что-то нужно.

— А мне, наоборот, показалось, что мы ей безразличны. Досадная помеха.

— Разве что ты, — усилием воли Пятый успокоил взведенные нервы и заставил себя отрешиться от пронзительного взгляда в спину. — Сам виноват: нечего было Тьму в себя пускать.

— Поучи меня еще! Так, что делать-то будем? Альфа, — последнее было сказано таким язвительным тоном, что Пятому немедленно захотелось дать Первому в ухо. Ну или куда дотянется.

— Работать быстрее. Если привлекли Ее внимание, то времени осталось еще меньше. Кстати, мы что, снова на Ондероне? Погоди-ка… Что там Фрис говорит? Кажется, у меня проблемы с восприятием слуха.

Секундное молчание и звенящее эхо, разбившееся под сводами дрогнувшего Купола от единодушного вопля двух ошарашенных голосов.

— Какого хера??

Глава 5. «Синхронизация предназначения»

— Теперь многое становится на свои места, — справившись с первым наплывом эмоций, Пятый сложил руки на груди и отключился от глаз Джове, которыми жадно впитывал мир Ондерона. Такой же, каким он был еще с десяток минут назад, но все же совершенно иной. И в Силе, и в реальности, явившей настоящую гоночную трассу свупов на месте, где раньше было пустое дно высохшего озера.

— Вот откуда Королева знала о Джове. И Страж тоже. Они встречались с ним здесь, в прошлом.

— За триста лет до Четвертого раскола, — закончил за альфу Первый, имевший до крайности подозрительный вид со своей неизменной ухмылкой и прищуренным взглядом свысока. Еще один популярный облик из серии «злодей-размышляет-над-порабощением-галактики», заставивший Пятого поумерить восторги и вынести первое предупреждение. К сожалению, запоздалое, так как Первый уже потянулся к кейю.

— Стой, хватит! Оставь его!

Очередной короткий мордобой под Куполом закончился ожидаемой ничьей, позволив обеим сторонам выпустить пар и сосредоточиться на происходящем снаружи. Джове во внешнем мире с болезненным стоном поднялся на ноги с пыльного покрытия гоночной трассы, не замечая пошедших носом капелек крови.

— Ну и какого харша тебе не имется, Первый? Опять хочешь контроль потерять?!

— Не ори, я просто проверил окрестности. Надо же было понять, с чем имеем дело.

— Кретин! Ты едва не взорвал Джове голову!

— И что? Невелика потеря, он ей все равно не пользуется.

Пятый осуждающе покачал головой, и на этом разговоры кончились. Получив, что хотел, Первый ушел в себя, посвятив свое время изучению происходящего во внешнем мире, где события начали разворачиваться с пугающей скоростью.

Джове не собирался сидеть на месте, сходу вписавшись в очередную авантюру с гонкой на свупах во исполнение своей давней заветной мечты. Пятому оставалось лишь молча скрипеть зубами и наблюдать разговор с владельцем гоночной трассы, где ведомый эмоциями парень сам загонял себя в ловушку. Всего одного взгляда на душно улыбающегося жирдяя хватило, чтобы разглядеть подковерную игру, где все роли заранее прописаны, а ходы проложены. Вот только Джове не собирался внимать тревожным знакам. Утробный рев движков свупов и свист разгоряченного воздуха на трассе окончательно завладели его душой, увлекая одну ошибку за другой и составляя картину знакомого будущего, откуда они прибыли.

Знакомство с Азуром Холом и последующая стычка заставила Пятого напрячься, но обошлось без крайностей: страх, что открытие правды с кейю как-то повлияет на состояние внутреннего мира Джове, не оправдался. Парень уже давно подозревал неладное с Зовом Силы, и лишнее подтверждение о наличии нескольких основах только укрепила его желание докопаться до правды.

Что это значило для Пятого с Первым? Очевидно, ничего хорошего. Чем больше узнавал Джове, тем сильнее давили тиски сумрака на жалобно трещащий Купол, остающийся целым разве что по воле чуда. Предостережения Энара Кето в форпосте джедаев на Дорине обрели долгожданную форму, грозя расколотому кластеру потерять то немного, что у него осталось.

Боялся ли Пятый? Нет. Пусть Первый не верил в его план, сам он не сомневался в успехе. Или, скорее, не позволял себе сомневаться, отсекая лишние поводы к панике. Ведь, в отличии от других душ кластера, Пятый не хотел терять то, кем он стал. Выживание стало неотъемлемой его частью, и альфа собирался сделать все необходимое для него.

— А ублюдок хорош, — вдруг раздался в пространстве голос Первого, нехотя признающий успехи Джове на трассе. Пятый вынырнул из своих мыслей и вновь обратил внимание на события снаружи. Ну да. Первый круг гонки закончился ожидаемой победой Джове, получившего звучный ярлык Разорителя и положив начало знакомству с остальными гонщиками.

Наемник Крушила, скрывающий за горой мускул острый пытливый ум. Скользкий, скрывающий гнильцу души за внешним лоском Ун Саргон — соглядатай королевской семьи при гоночном бизнесе. Иторианец Чонко — весьма своеобразный малый, как и все гении, для которых творение есть смысл жизни. Все трое довольно примечательные личности, однако меркнущие рядом с тем, кто носил безликий титул Чемпиона.

Едва ощутив в Силе подлинную сущность джедайки, Пятый ощутимо напрягся. В отличии от самого парня, альфа сразу увидел, чтоза мешковатой бесформенной одеждой скрывается полная энергии молодая девушка, способная создать кучу проблем. Дополнительно помноженную на два, если учитывать хищную реакцию Первого, что-то уловившего в сумраке и моментально кинувшегося проверять свои предположения через кейю.

Результат не заставил себя ждать. Пока Джове скручивало от пения основы, джедайка показала чудеса сопротивляемости, сумев сохранить независимость и критичность мышления, чем предрешила свою дальнейшую судьбу. Уже тогда Пятому стоило догадаться, что значит это мрачное торжество в душе Первого, но альфа был слишком занят стабилизацией рассудка Джове, медленно сходящего с ума от давления кейю.

Гонки продолжились. Второй и третий круги Джове откатал образцово, а на четвертом финальном показал все, на что способен. Пятый не мог не восхититься его безбашенностью пополам с мастерством, даровавшими неиствующим фанатам трансляцию шикарного заезда. Без сомнений вошедшего бы в историю Ондерона, окажись на месте нового Чемпиона простой неодаренный пилот, готовый играть по чужим правилам. А не джедай, к тому же, не принадлежащий этому миру.

С самого начала их появления в прошлом Пятый знал, что просто так Джове не отпустят. И оказался прав. Конфликт интересов с распорядителем гонок привел к «агрессивным переговорам», окончившимся бегством с попутным прощальным подарком Ондерону в виде бомбардировки гоночной трассы свупов осколками уничтоженных кораблей. В то же время нашлось подтверждение ранее сделанных выводов Пятого, связанных с килликами и Стражем Альдераана. Захват яйца нерожденной королевы определил дальнейший путь Джове в родной мир, одновременно вынуждая его избавиться от лишнего «балласта», способного создать угрозу существования будущего.

Пятый опасался, что это решение вынудит Первого сделать очередную глупость, но, вопреки мрачным прогнозам, с лица последнего не сходила довольная ухмылка. Раскрытие личности джедайки, оказавшейся легендарным барсен’тором Ордена джедаев Аньей Рал, привело его в отличное расположение духа. Первый даже соизволил обратить внимание на Пятого, поинтересовавшись его успехами в слиянии основ. Чтобы иметь возможность обрести независимость от сумрака и наладить связь с Джове, когда падут оковы якоря.

На самом деле, Пятый не посвящал его в эту часть плана, и оказался неприятно удивлен, что Первый в курсе. На что тот пожал плечами и сказал: «Моя Сила растет. А ты слишком расслабился, если думаешь, что Поглотитель просто оставит тебя в покое после моего ухода».

Тон, которым это было сказано, был достаточно уверенным, чтобы возродить в душе Пятого давно уснувшие сомнения. Обратив свой своз сквозь сумрак, альфа сфокусировался на основе Джове, но увидел все ту же неизменную картину. Крепкий каркас из ментопотоков связывал духовные оболочки в одно целое, удерживая общую структуру и не позволяя ей распадаться в ходе изменений, внесенных Машиной.

Начатый ей Процесс все еще продолжался, укрепляя связующие узлы и наращивая дополнительную защиту на внешний аурный слой. Что должно было получиться в итоге пока не ясно, но оно точно не собиралось менять личность носителя, как это делал якорь-стабилизатор, служащий главным направляющим вектором действий Джове.

В то же время крепли ментощупы, увеличивая свое число и повышая плотность насыщения Живой Силой. Тревожный признак, если бы Пятый не был уверен в окончательной гибели Поглотителя, переродившимся совершенно иным существом. Сила ясно об этом говорила, и не было ни одной причины сомневаться в обратном кроме фанатичной уверенности Первого. Но тот уже давно стал одержимым своей местью, вкупе с Темной стороной затмевающей критичность мышления, и верить ему — только подкармливать собственную паранойю.

Успокоив себя таким образом, Пятый старательно задавил легкий зуд дурного предчувствия и сосредоточился на настоящем. Где уже успело пройти какое-то время, за которое Джове с компанией успели попасть в улей килликов в недрах Джараанских гор.

Разговор с новорожденной королевой начался и закончился фразой, которую Пятый уже слышал от нее в будущем.

— Стань единым. Исполни предназначение.

— Я стараюсь. Но многое зависит от Джове.

Давящее ощущение Разума улья ушло, напоследок коснувшись Первого, но тот ничего не ответил. Только хмыкнул и послал Пятому ментальный импульс из серии: «Мне не до ваших детских игрушек».

Такая же реакция последовала на посещение Стража, слегка подлатавшего организм Джове от побочных эффектов, вызванных процессом Машины. Вот только Пятый видел, что это только отсрочка неизбежного, и, возможно, все завершится даже раньше обещанного года.

«А, значит, времени осталось совсем мало».

Пятый вновь ушел вглубь себя, подготавливая свою основу для слияния с Джове. Это был единственный способ сохранить рассудок без риска утонуть в сумраке подсознания, когда защитная пленка истончившегося Купола падет окончательно.

Проблема была в том, что он слабо представлял, в какую сторону двигаться и что делать. Джове, как и он сам, был самоучкой. И даже полученных знаний от матриархов Дорина не хватило, чтобы преодолеть порог и перейти на следующую ступень развития ментального дара. Пятый застрял и бессильно бился головой о непробиваемую стену собственного невежества, пока не настал час встречи Джове с Пряхой на Зелтросе.

К тому времени Пятый уже успел потерять ощущение времени и был немало удивлен, когда понял, сколько дней прошло с начала его духовных исследований. И он не был готов увидеть рядом с собой Первого, сияющего злорадной улыбкой существа, добившегося своего любыми методами.

— С возвращением в мир живых, альфа. Как спалось?

— Без сновидений. Позволь узнать, с чего вдруг такая радость на лице?

Пятый не ожидал прямого ответа, однако Первый удивил его, едва не капая слюной от переизбытка чувств и на чистых эмоциях выдав:

— Я нашел способ! Теперь я знаю!

— Что?

— Как отомстить этому выблядку. От этого удара он уже не оправится. Я заберу ту, кого он полюбил. Только погляди, какая куколка.

Сферу купола озарил огненный ореол, сквозь который проступили черты молодой девушки. Не самая выдающаяся красавица, но что-то в ней было. А что именно показал Первый, приблизив изображение и позволив альфе кластера встретить взгляд пронзительных зеленых глаз той, кто запала в душу Джове.

— Видишь, как она на него смотрит? Ах, эта первая любовь… Невинная и чистая.

Пятому очень не понравилось, какая подоплека прозвучала за этой фразой. Но он не успел ничего сказать, подхваченным водоворотом воспоминаний Джове, направляемых волевой дланью Первого, вынуждающего в ускоренном варианте просмотреть события минувших дней. Эффектное прибытие на Зелтрос на терпящей крушение яхте. Знакомство с каферель и прочие прелести посещения их райского сада в одном из самых живописных уголков планеты. Далее нежданная встреча с Аньей Рал, сумевшей выследить Джове по оговоркам Азура. И последующий разговор с ней и зелтроном Патриком, предложившим сопровождение на пути к Зелару.

На этом моменте Первый уже едва сдерживал предвкушение, но Пятый заставил его замолчать, досмотрев вырезку минувших событий до конца. Прибытие в город и плавание на чарующих волнах Фестиваля жизни. Очередная встреча Джове с Аньей Рал, вызвавшая буру чувств с обеих сторон. Первый поцелуй и первое признание в любви…

Пятый грубо выругался, получив подтверждение своим тайным опасениям. Голокрон Аньи Рал. Она сама. И чувства двух влюбленных, нашедших друг друга посреди волнующегося моря эмоций, созданного зелтронским Фестивалем жизни. Очередной элемент общего паззла встал на место, дополняя картину свершившейся истории и позволяя понять подоплеку уже свершившихся событий.

— Природное сопротивление кейю и полная физическая совместимость, — тихо произнес Первый, с жадностью наблюдая за реакцией Пятого. — Один шанс на миллион парсек. И три века в придачу. Любопытное совпадение, не так ли?

В этот момент Пятому все стало ясно. Пристальный интерес Первого к Анье Рал воплотился в реальности, окутанной ядовитой дымкой Темной стороны. Мотивы его поступков и действий с кейю, направленных на изучение джедайки, а также ее чувств к Джове. Взаимных и чистых, какие могут испытывать только искренне тянущихся друг к другу влюбленных.

Видя, что Пятый начал понимать, Первый торжествующе оскалился и извлек из основы последний осколок. Кроваво-грязный, наполненный кристализированной жаждой мести и концентрированной местью к одному единственному человеку.

Нехотя Пятый скосил взгляд к нему и узрел одну единственную закольцованную сцену. От вида которой передернулся и впервые посмотрел на Первого с отвращением, искренне не понимая, как этот моральный урод мог когда-то быть с ним одним целым.

— Ну ты и…

— Да!

— Вторая бы этого не хотела.

— Она погибла за нас!!! — взревел Первый, с хрустом впечатывая Пятого в надрывно зазвеневшую стенку Купола. — Мы обязаны отомстить за нее!!!

— Нет. И она была бы сильно разочарована, увидев, каким ты стал.

Из Первого будто разом выпустили весь воздух. На миг в нем даже промелькнул тот, кто без раздумий стал на пути Поглотителя, чтобы прикрыть собой дрожащий от страха кластер. Но Темная сторона оказалась сильнее, и в Первом вновь затлели разгорающиеся искорки безумия.

— Ты не сможешь мне помешать. Поглотитель ответит за то, что сделал. Уже скоро.

В тишине замелькали последние осколки воспоминаний, показывающих знакомство Джове и Пряхи. Их недолгий разговор у бассейна ее дома. И толчок руки в спину, отправивший потерявшего равновесие Джове в воду.

В какой-то момент, когда сознание задыхающегося Джове начало меркнуть, сумрак внезапно вздрогнул, и Купол залил яркий свет внешнего мира. Всего на мгновение, но его хватило, чтобы Первый сориентировался и, подняв голову к вершине Купола, закричал во всю мощь своей пылающей от ненависти основы:

— Слышишь, тварь?! Ты здесь, мы видим! Слушай внимательно: я заберу у тебя самое дорогое, как ты забрал его у меня! Ненавижу тебя, чудовище! Ненавижу!!! Дай только вырваться, мразь, клянусь Ее памятью, я сделаю все, чтобы ты страдал! Как страдала Она, когда… ты ее убил.

Последние слова Первый произносил уже совсем иным тоном, осознав, что аномалия, связавшая сумрак и внешний мир, исчезла сама по себе. Но даже так его просто распирало от мрачного торжества.

Поглядев на ошарашенного Пятого, Первый зашелся в припадочном смехе безумца.

— Тебе понравится, что будет дальше!

Пятый ушел вглубь себя, спасаясь от нестерпимого жара фиолетового пламени Темной стороны. Пара мгновений на сбор Силы для ответного удара, и когда туманящая взор пелена спала… Первого не оказалось под Куполом. И в сумраке тоже. Само его присутствие словно бы стерлось из подсознания Джове, на какое-то время повергнув Пятого в состояние полной растерянности.

Куда рваться и что делать? Как остановить того, кто добровольно принес себя в жертву Темной стороне ради свершения мести? И главное: как действовать, когда Джове поймет, по чьей вине жизнь его любимой и еще нерожденного ребенка оказались во власти монстра? Вопросы без ответа. Снова и снова.

Чтобы не накручивать себя, Пятый сделал единственное, что ему оставалось: с головой погрузился в учебу вместе с Джове, после урока, преподанного Пряхой, взявшегося за осноение своего дара менталиста с небывалым усердием.

Теперь, получив необходимую теоретическую базу, альфа лучше понимал, чего и как хочет достичь. Прорыв второго духовного контура позволит Джове разделить сознание на два потока, одним из которых Пятый планировал воспользоваться в своих целях. А сам Джове, наконец, сможет напрямую пообщаться с последним из кластера и понять, в какой опасности находится его любимая.

Но Пятый опоздал. Еще до того, как Джове сумел превзойти свой предел, на Зелтрос вернулась Анья Рал и, разумеется, первым делом отправилась к своему возлюбленному. Вместе они отправились в сад кафарель в поисках долгожданного уединения, где все и произошло.

После долгих месяцев молчания скрывающийся Первый проявил себя, сумев ускользнуть из тисков моментально среагировавшего Пятого и отправившись на перерождение точно также, как некогда сделали Третий с Четвертым. С одним небольшим отличием: они добровольно очистили сознания, подчинившись течению Живой Силы и ее незыблемым законам, не позволяющим перерожденным душам оставлять память прошлых жизней.

Первый же использовал всю свою Силу, сконцентрированную в основе, чтобы в момент ухода сохранить часть своего «Я» в искре новой жизни, понесенной Анье Рал во время ее единения с Джове. И, как бы не старался, Пятый не смог этому помешать. Все, на что хватило его новообретенного мастерства, это направленным ударом вслед ослабить угасающее сознание Первого, ушедшего во внешней мир.

Но даже так тот успел зацепиться за дух нерожденного ребенка и стать его частью. Незримой и ослабленной, но однажды готовой захватить контроль, чтобы исполнить волю того, чья жажда мести смогла покорить даже смерть.

«Прости, Джове. Я не смог его остановить», — Пятый обессиленно упал под Куполом, совершенно вымотанный борьбой с Темной стороной и не в силах двигаться. Скоротечная схватка выпила куда больше сил, чем он предполагал, погрузив его в некое состояние забытья и дав очнуться лишь к моменту прибытия Джове, Фриса и Аньи к планете Центра-Прайм.

Все еще усталый и равнодушный к происходящему, альфа вяло смотрел на руины минувшего величия некогда великой расы Гри. Затем следил за работой Фриса, взламывающего защиту Стража, чтобы позволить Джове исполнить данное обещание по восстановлению кайбер-кристалл своего светового меча. И, наконец, наблюдал трогательное возвращение малыша… обернувшееся настоящей катастрофой для всех.

Пробудившийся Страж Центра-Прайм засек нарушителей и в экстренном порядке предпринял меры. Даже если бы Пятый имел возможность, он бы не успел ничего сделать. Как не успели Джове с Фрисом, оказавшись втянуты в хороноворонку портала Звездной сети, отправляться на триста лет в будущее. Домой.

Без Аньи Рал, не имевшей уровня допуска диких разумных и оставшейся в прошлом. Вместе со своим нерожденным ребенком, которому теперь было суждено вырасти без отца.

Охватившее Джове отчаяние отдалось болезненным звоном в сумраке, став последней каплей, запустившей цепную реакцию схлопывания Купола, сотканного из жертвы Второй. К счастью, Пятый был готов к такому повороту и смог закапсулировать свою основу, погружаясь в некое подобие ментальной комы в ожидании, когда будет прорван второй духовный контур.

Пятый предполагал, что это может занять еще месяц или около того, перед тем, как Джове соберется с силами для предстоящей конфронтации с Могру. Но все вышло гораздо быстрее.

В какой-то момент пелена сумрака сжалась, активируя ментальную закладку, вырвавшую Пятого из искусственного сна. Все еще ошалелый от внезапной смены состояния бодрствования, альфа услышал обрывок фразы Джове: «Все закончилось». А следом Пятого накрыло волной его эмоций. Сильных, подавляющих. Тут примешались и радость, и боль, и гнев. А еще горечь и торжество. Слитые воедино, они образовали крепкий коктейль, отчасти объяснивший не совсем адекватную реакцию Пятого, ощутившего свободный мыслительный канал. С жадностью иссушенного жаждой путника припавшего он припал к нему и подтянул следом основу, спустя пять с лишним лет заточения в сумраке чужого подсознания наконец-то вырвавшись на волю в реальный мир.

«Наконец-то, свобода!!! Выкуси, Первый, я же говорил, что смогу! О, а вот и местечко свободное образовалось. Не против, если я тебя немного потесню, дружок? Так я и думал».

Джове не был против. Скорее он просто не понял, что происходит, и счел голос в своей голове случайным глюком, вызванным прорывом второго духовного контура. Охваченный эйфорией Пятый не стал переубеждать его, наслаждаясь ощущением полноценного живого тела, которое теперь ощущал, как свое собственное.

Конечно, по осколкам воспоминаний Джове он уже знал, какого это, но чужой и свой опыт — две совершенно разные вещи! Ощущать пьянящий прохладный воздух в легких, чувствовать приятно льнущий к коже симбиот-экзер и свободно осязать токи Силы вокруг… было прекрасно. Воистину, только тот, кто был чего-то лишен, может ощутить всю полноту красок жизни, после того, как вернет утерянное!

Еще с пару минут Пятый с восторгом наслаждался биением жизни Джове, совершенно забыв, что по-прежнему находится простым наблюдателем в его теле. Но даже когда вспомнил, это не сильно испортило ему настроение. Яркие людские эмоции, не приглушенные давлением сумрака, подбивали совершить какую-нибудь глупость, докучи развязывая язык и вынуждая говорить первое, пришедшее на ум.

Так что, увидев фамилиара воплощенной Светлой стороны Силы, усевшегося на треугольную рамку портала Звездной сети, и ощутив недоумение Джове, Пятый предостерег его:

«То ли еще будет. Не доверяй этой суке, что бы она не предлагала. Целестиалы всегда преследуют только свои интересы».

Вот еще один бонус владения вторым потоком сознания Джове. Вместе с ним Пятому достался полный доступ к памяти. Все то, что раньше приходилось собирать в сумраке по осколкам, сейчас оказалось полностью доступно. В любых размерах и запросах, включая полную информацию об Архитекторах, строителях или целестиалах, в которых Пятый узнал знакомые воплощения Темный и Светлой сторон Силы.

«Выходит, они все же не боги», — с облегчением подумал альфа, прежде чем Джове собрался с мыслями и с большой опаской обратился к нему мысленно.

«Кто ты такой?»

Пятый не удержался от легкого ребячества, взяв небольшую паузу и не став отвечать сразу. Почему-то ему показалось забавным вызывать боязнь того, кто долгие пять лет держал в страхе его вместе с остальным кластером.

Ровно до того момента, как Джове кинулся к рамке портала, на котором сидела сова-фамилиар воплощенной Светлой стороны.

— Анья!

Еще до того, как Джове принял окончательное решение, Пятый понял, что тот собирается делать, и ощутил прилив злости.

Возможно, Первый был прав, и в Джове все еще осталось слишком много от Поглотителя. Конечно, мотивы парня можно было понять, но даже без влияния якоря он оказался слишком ослеплен своей любовью к Анье, выбрав в качестве платы за ее спасение цену, которой оказалась…

«Другая жизнь, — с пронзительной грустью сказал Пятый, вспомнив Вторую и попытавшись донести до Джове всю степень охватившего его разочарования. — Боюсь, этот рок будет преследовать тебя до самой смерти».

Дальнейшее воссоединение двух влюбленных Пятый с чистой совестью пропустил, погрузившись в свои невеселые мысли и обратив внимание на происходящее, только когда прозвучало имя сына Аньи.

— …Кирон Атран, в честь деда и по фамилии отца. Сначала думала назвать Джоем, но Кирон сам не захотел. Знаю, звучит странно, но он заходился плачем каждый раз, как я к нему так обращалась. Хотя потом полюбил истории о своем отце. И усердно тренировался, чтобы быть на него похожим. Думаю, когда подрастет, ему будет под силу побороться за место грандмастера Ордена… что вы так смотрите?

Шестеренки в основе Пятого закрутились с бешеной скоростью, проливая свет на еще одну тайну, которая не давала покоя кластеру еще во времена, когда он был единым целым.

«Ха-ха! — не выдержав абсурда ситуации, Пятый расхохотался, внутренне ощутив, как вздрогнул Джове. — А Третий всю башку изломал, отчего мы родство со стариком чувствовали. Грандмастер Кирон! Ха! Кто бы мог подумать. Первый… ты все продумал до мелочей».

Выходит, Джове — отец того самого грандмастера джедаев, который стал одной из причин раскола Ордена наравне с Фаниусом и Могру. И кто, сам того не подозревая, является сосудом для сущности, чей единственный смысл жизни состоит в мести своему отцу. И как после такого не решить, что Сила не так уж далека от чувств, присущих слабым разумным из плоти и крови? О чем Пятый и сказал Джове, как только тот смирился со своим нежданным отцовством и смог мыслить хоть немного рационально.

«Сила не лишена иронии, не так ли? Впрочем, об этом мы тоже позже поговорим. Сейчас же позволь исполнить данное обещание и показать, с чего все началось».

Как бы не хотелось Пятому хотя бы ненадолго просто остаться наедине со своими мыслями, у него все еще оставалось одно незаконченное дело. Последнее обещание, данное Четвертому перед тем, как он ушел на перерождение.

«Покажи ему все, — попросил альфу тот, кто, вне сомнений, был мозговым центром кластера. — Он должен знать все, чтобы не совершить тех же ошибок».

«Думаешь, он на это способен? Первый так не считает».

«Но ты считаешь, и я тоже. Каждый имеет право на второй шанс. И Вторая… она бы хотела этого».

«Ему придется пройти через ад. Не уверен, что он сможет вынести то, что сделал с нами. И с остальными».

«У него нет выбора. Как и у тебя. Этот путь вам придется пройти вместе, брат».

Тогда Пятый не понял полной подоплеки слов Четвертого, но теперь, ощущая терзающие Джове муки совести за содеянное, не смог противиться неизбежному.

Выбора действительно не было. Ради будущего им придется пережить все с самого начала. От рокового часа, когда Поглотитель пришел в этот мир, до мига прозрения, вызванного прорывом второго духовного контура Джове. Только так они смогут найти свой путь и исполнить предначертанное Силой.

Тон Пятого заметно похолодел, обращая минувшую историю вспять и увлекая Джове в водоворот воспоминаний. К началу, когда его еще не существовало на свете. И был лишь один…

«Добро пожаловать в Ад, Поглотитель. Твой и мой, до конца времен».

***

Сознание вернулось рывком, вырывая меня из недр чужой памяти, заставляя с хрипом прогнуться в спине и жадно хватать ртом воздух, пока плечи и щеки обнимали руки Фриса и Аньи.

— Джове, слава Силе! Что с тобой снова… Почему ты плачешь?

Я не ответил, смотря сквозь встревоженное лицо любимой на лик молодого мужчины, не сильно старше меня самого в прошлой жизни. В чьей внешности собралось многое от Ивана, а также меня самого, приправленное личными представлениями Пятого о мужской красоте. Что выразилось наличием аккуратной бородки в джедайском стиле и стильной, но все же консервативной удлиненной прическе с аккуратными проборами на висках.

А еще он носил доспех. Седьмой образ экзера без шлема, который я почти не использовал. «Вечный защитник» идеально подходил Пятому, пусть он и не имел положенной рукояти светого меча на поясе. Однако, я не сомневался в наличии у него самого опасного оружия, данного человеку творцом сущего: пытливого ума, вознесшего его на всеми другими видами в известной мультивселенной.

— Пятый, — мой голос дрожал от с трудом сдерживаемых рыданий, а слезы ручьями текли по щекам, капая с подбородка на Звездную тропу и вызывая на ней мелкую рябь расходящихся водяных кругов. — Я не хотел. Ничего из этого! Мне так жаль!..

— Мне тоже, — сказал Пятый, зеркальным жестом повторяя мой, чтобы утереть мокрое от слез лицо. — Но только так мы можем двигаться вперед.

— Да.

— Джове! С кем ты говоришь?

Встревоженные голоса Фриса и Аньи больно ворвались в уши, но я продолжал смотреть в одну точку в бесконечной мгле черного космоса, где видел образ того, кому обязан самим фактом своего существования.

— Прости меня, Пятый. Если бы я только знал…

— То я бы был уже мертв. Как Иван. Или Вторая. И теперь ты знаешь, почему.

Я не просто знал. Видел. Причем куда больше, чем мог представить Пятый, внутренне ужасаясь открывшемуся зрелищу. Потому что Пятый ошибался, а Первый был прав.

Поглотитель был жив.

Но узнать об этом они никак не могли, так как изначально имели людские души. А, значит имели ограниченную способность воспринимать истинную картину тонкого духовного мира, тогда как полный обзор был доступен лишь рожденным в нем. Подобно сущностям, призванным очищать души от личностей перед очередным перерождением.

Теперь, зная, что именно искать, я замер от переполняющего нутро животного ужаса при виде своей основы. Под правильным углом духовного зрения оказавшейся ничем иным, как Поглотителем. Тем самым жутким хищником-спрутом, вооруженным ментощупами, который сожрал Ивана и Вторую. А после впал в глубокую спячку из-за обилия сытой и калорийной пищи, приправленной изрядной порцией Живой Силы.

Уснул, но не умер. Тогда как процесс, запущенный Машиной, послужил своего рода батарей для стазисной ловушки, в которой Поглотитель хранился до того, как я выдрал ментальный якорь и потревожил сладкий сон зверя. Теперь он ворочался, вынуждая меня прикладывать заметные усилия, чтобы удерживать его в бессознательном состоянии. Но как долго я смогу удерживать его? Процесс еще не завершен, и мое тело слабеет с каждым днем.

«Не проще ли в таком случае прекратить долгую агонию и сделать шаг вбок с тропы, похоронив монстра вместе с собой?» — как я не старался ее задавить, предательская мысль все же промелькнула в голове. Но оформиться во что-то более тревожное так и не успела, с треском раздавленная командирским рыком Пятого.

— Даже думать об этом не смей! У нас еще осталось, ради чего жить, Джове. И ты мне должен виртуальный мир Сота на Альдераане. Пока не притащишь ему преобразователь на блюдечке — даже думать не смей сдохнуть, понял?

— Понял, — я выдавил из себя кривую улыбку, больше похожую на гримасу от принятия горького лекарства. После чего все же обратил внимание на откровенно паникующих Анью и Фриса, уже почти срывающихся на крик в попытках вывести меня их «разговора с самим собой».

— Простите, что напугал. Мне нужно кое-что вам рассказать.

— Уж потрудись, брат! — фыркнул Фрис, украдкой стряхивая со лба капельки квардионного пота. — И, так, на будущее: в следующий раз за такие выходки получишь в челюсть.

— А я добавлю! — поддакнула все еще сердитая, но счастливая от факта, что я не сошел с ума, Анья. — Рассказывай!

— Не здесь, — я отрицательно помотал головой и, переглянувшись с Пятым, кивнул в сторону уходящей вдаль Звездной тропы. — Обсудим по дороге на Ондерон.

Глава 6. «Спящий Поглотитель»

Я не смог рассказать Фрису и Анье всего, даже если бы захотел. Многое из увиденного в памяти Пятого попросту не укладывалось в голове. Кто-то более слабый на моем месте мог бы вполне двинуться рассудком, но, как справедливо заметил Пятый, я уже не совсем человек. А, вернее, совсем не человек. И никогда им не был.

Вот откуда взялся ментальный дар юнлинга Джове, который прежде никогда не блистал талантами. До сих пор я списывал свои способности на частицу зелтронской крови в генах. А также на некое провидение Силы, даровавшей возрожденной душе способность тоньше ощущать новый мир, чтобы лучше адаптироваться в нем.

Отчасти это действительно было так. Вот только мой ментальный дар — не награда, а проклятье. Для всех, кто находился со мной рядом.

Поглотитель всегда был голоден. Пока я жил и занимался своими делами, ни о чем не подозревая, оставленные без прямого контроля ментощупы, собирали пищу. Отовсюду. С каждого разумного существа, оказавшегося в их зоне контроля.

Тогда мне казалось, что так они просто несут информацию об окружающем мире, снабжая мозг дополнительным чувственным восприятием, недоступным обычным существам. И многим тем, кто был чувствителен к Силе, но плохо владел техниками Разума. Однако на самом деле… ментощупы просто питали Поглотителя. Впаивались в ауры окружающих и по крохам собирали духовную энергию, передавая мне и понемногу формируя личность того Джове, каким я был в Храме на Тайтоне: сборная солянка из личностей Ивана, аурной добычи других взрослых и эмоций окружающих меня юнлингов.

Так продолжалось до момента, когда Поглотителю стало этого мало, и проголодавшийся зверь потянулся к ближайшему самому доступному источнику пищи: кластеру несчастных душ, запертых в его подсознании без малейшего шанса выбраться из смертельной ловушки.

Вспоминая их отчаяние и ужас в тот момент, я серьезно хотел покончить с собой. От отвращения и брезгливости к тому, что представлял собой на самом деле. И, если бы не поддержка Пятого, меня бы ничто не остановило от опрометчивого шага в пропасть Звездной сети, по чьей тропе мы с Аньей и Фрисом шли по пути к порталу на Ондерон. Летящая впереди сова-фамилиар то и дело косилась назад, убеждаясь, что мы следуем за ней.

Странное существо. Оно не подало ни единого знака, показывая, что понимает разумную речь. Но на высказанные мысли вслух об Ондероне среагировало моментально, и мы с Аньей, и Фрисом отчетливо поняли: нас выведут именно туда, куда требуется. Может, в другой ситуации я бы поразмыслил на эту тему, но сейчас мою голову занимали более насущные проблемы.

— Ты — не он, — еще раз настойчиво напомнил мне Пятый, видя, что я опять скашиваю затуманенный взгляд к освещенной линии, ограничивающей край Звездной тропы. — Все это сделал Поглотитель. Тебя тогда еще даже в проекте не было.

Пятый был прав. Я-Джове появился тогда, когда Вторая пожертвовала своей жизнью ради спасения кластера. Ее Светлая сторона уравновесила тот сумбур толком непереваренной пищи, который Поглотитель собрал к моменту отлета с Тайтона. И создала совершенно новую личность, в которой переплелись черты Ивана и ее самой.

Этим и объяснялась моя «резкая просадка в Силе», а не обретением воспоминаний прошлой жизни, как мне всегда казалось. Нет. Просто «плюс» наложился на «минус», отчего мой источник, склонявшийся к Темной стороне по вине Поглотителя, пришел в равновесие.

Так был рожден Джове-джедай. И так он начал постигать Светлую сторону Силы под руководством опытного боевика-джедая, точно знавшего, как вбить нужные знания с налетом патриотизма в пустую голову своего падавана. Причем, в моем случае, скорее в прямом смысле этого слова. Пустую.

После того, как Поглотитель ассимилировал Вторую и погрузился в сон, я сильно изменился. Как характером, так и поведением, уже мало напоминая того безбашенного сорванца, каким был в Храме на Тайтоне. Я стал падаваном Ордена джедаев, и начал постигать Силу, одновременно продолжая впитывать в себя навыки окружающих, дополняющих мою новую светлую натуру.

Но все же, кое-что во мне осталось прежним. Жажда открытий и желание наладить свою личную жизнь, ранее составлявшие важную часть основы Ивана, стали краеугольным стержнем моей новой личности. И в эту концепцию прекрасно вписывалась прошлая надстройка гипертрофированной эмоциональной привязанности к юнлингам первого клана, которых я считал частью своей будущей семьи. Той самой, для создания которой и было сделано все возможное при подготовке на Дорине своего процветающего бизнеса.

А потом на горизонте появился форпорт джедаев и Машина Архитекторов, вбившая финальный гвоздь в формирование взрослой личности Джове. Новый «Я» получил поведенческую привязку на основе создания семьи и клана, так как именно эта цель являлась доминирующей в основе Поглотителя, созданной из души Ивана с примесью благородства и доброты Второй.

Пятый, как и я, подозревал, что эти двое когда-то жили в одном мире, волею Силы оказавшись слиты в один кластер после смерти. Иначе не объяснить, как филигранно наложились одни поведенческие паттерны на другие, окончательно формируя новое сознание, полностью независимое от хищной сущности Поглотителя.

Так Джове-джедай переродился Джове-Главой-клана, бросив все силы на укрепление своего состояния с попутным освоением науки джедая, которым себя уже не считал. Пусть я и использовал Светлую сторону Силы, но во взглядах на жизнь сильно расходился с типичными представителями современного Ордена, усилиями Могру пущенного под откос. Теперь моей главной задачей стало то, что диктовала установка якоря Машины: создание семьи и клана.

Спасение бывших соклановцев из лап ситхов и раньше не вызывало во мне внутренних противоречий. А после установки якоря еще и прекрасно вписывалось в его модель, сглаживаемую моральными принципами Второй, не позволяющими бросаться в крайности ради достижения цели. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу не испытывать благодарности за тот шанс, что она дала своей жертвой не только своему кластеру, но и мне самому.

Иван передал мне цель жизни. Вторая подарила моральный компас, который помогает ее достичь, не скатившись в Темную сторону и сохранив свою человечность. Даже если, по происхождению, я не имею ничего общего с людьми.

— Ты гораздо более «человек», чем многие, с кем тебе доводилось общаться, — мягко сказал Пятый, слышащий все мои мысли сквозь второй духовный контур. — И не спорь! Мне со стороны виднее. Да, ты совершаешь ошибки, но кто их не делает? Это часть взросления, так бывает со всеми детьми.

Я глухо вздохнул, сдерживая подступивший к горлу горький комок слез и испытывая бесконечную благодарность к Пятому. Который верил в меня, не смотря ни на что. Даже теперь, когда узнал, что Поглотитель жив, и все еще угрожает вырваться на волю, если я хоть на миг потеряю над ним контроль.

«Но этого не случится».

Пряха хорошо обучила меня, и теперь я знал, как обуздать звериную сущность в глубине своей основы. Знала ли она? Думаю, нет, но могла что-то подозревать. И потому учила на совесть, передав весь опыт, какой смогла за такое короткое время. Хватит ли его, чтобы обуздать Поглотителя? Хороший вопрос.

Сейчас я видел этого хищника и знал, что пока процесс Машины не завершен, он будет ослаблен и не сможет взять верх. Что будет потом… сейчас об этом рано говорить. Для начала надо разобраться с Могру, уладить вопрос с Аньей и нашим сыном, в глубине души которого дремлет мой самый жуткий кошмар. И, наконец, завершить процесс, начатый Машиной.

Теперь, когда сдерживающие цепи якоря пали, и Пятый открыл мне свою память, я многое понял. Как и то, что нужно сделать, чтобы разорвать этот бесконечный цикл поисков новых жертв, пригодных для исполнения целей Машины.

А еще мне предстоит очень нелегкий разговор с моими женщинами. Теми, кто стали заложницами иллюзорных чувств, навязанных кластером ради своего выживания. Увы, теперь я это видел. Ни Лана, ни Кара на самом деле изначально не любили меня. То было влияние кейю, подогреваемое сексуальным влечением и тонкими воздействиями в Силе от Четвертого и Третьего. Уже гораздо позже искусственно поддерживаемые огоньки разгорелись в настоящее пламя искренних чувств, которое не требует поддержания со стороны.

Но хуже всего придется Илонии. Бедняжка влюбилась в меня по своей воле, но изначальная причина нашей связи глубже. Она желала стать матерью. Так сильно, что была готова отказаться от всего: своего положения, семьи и связей. Только чтобы получить возможность создать жизнь, которой ее лишили эксперименты далеких предков, желавших улучшить расу альдераанцев.

И это единственное, чего я больше не могу дать ей. Не только потому, что отныне принадлежу только своей эвин до конца жизни. Главная проблема кроется в чисто физиологической причине.

По мере того, как процесс Машины менял мою ДНК, все дальше отдалялся рубеж совместимости, отделяющий человеческую расу от всех остальных. В какой-то момент это сыграло даже на пользу, дав возможность зачать дитя в обход генетической стерильности Илонии. Киллики ощутили это, и потому тщетно пытались свести нас феромонами в улье, пока процесс изменений машины не зашел слишком далеко.

Тогда я бы еще мог дать Илонии желаемое, но с той поры прошло слишком много времени, и момент безвозвратно упущен. Сейчас я стал куда ближе к Архитекторам или Небожителям, нежели к людской расе. А это значит, создать жизнь простым и положенным природой способом уже не смогу. Не с женщиной, принадлежащей к совершенно иному биологическому виду.

В сравнении со мной и Илонией у того же человека и твилека, неспособных иметь общее потомство, куда больше общих физиологических черт. Несмотря на мою схожесть с человеком, наличие тех же внутренних органов и аналогичного костного каркаса, сам организм работает совершенно на иных принципах. Теперь, когда цепи якоря пали, я чувствовал это всем нутром и точно знал, что не ошибаюсь. Думаю, пройдет какое-то время, и мне даже воздухом дышать не придется. Просто тому, что Сила обеспечит меня всем необходимым.

Или убьет, если не завершить процесс Машины правильно.

Знали ли об этом Небожители, которые следят за мной? Уверен, что да. Как и в том, что Третий, Четвертый и Первый смогли успешно уйти на перерождение не без их помощи.

«Или Ее. Живого воплощения Светлой стороны. Женщина, которую я видел на Дорине, и кто назвала меня Разящим Светом».

Теперь я узнал шепот, который порой улавливал в видениях Силы. Или слышал во снах. Она наблюдала за мной с самого начала появления в этом мире. И, вполне возможно, ждала, пока процесс завершиться, чтобы явить себя полностью.

Я не собирался ждать, пока это произойдет. Как только разгребу свои проблемы и вернусь на Дорин положить конец изменениями Машины — настанет ее черед. Вместе с чокнутым братцем, воплощавшим Темную сторону Силы и, без сомнений, сделавшим Первого тем, кем он стал в конце жизни кластера.

«Сила всегда стремится к равновесию», — учат джедаи. И они правы. Тьма и Свет неделимы. Где есть одна, там всегда присутствует другой. Так и в сумраке, яркий Свет кластера уравновешивался Тьмой Первого. Которая в конечном итоге поглотила его и вынудила сделать то, о чем я так боюсь рассказывать Анье.

Посмотрев на эвин, взявшую меня под локоть и идущую со мной рядом, пока Я-Джове рассказывал краткое изложение своей истории, а Я-Пятый занимался самокопанием в глубине души, грудь сжало от щемящей тоски. Сучьи Небожители! Уже за одно это с них стоит спросить по полной при встрече! А сколько еще раз они вмешивались в мою жизнь, играясь рожденной личностью Поглотителя и забавляясь мучениями душ в глубине его подсознания?

— Спокойно, — напомнил Пятый, ощутив вздымающуюся злобу в моем источнике. — Именно этого Он и добивается, видишь? Она победила, когда ты смог отделиться от Поглотителя. Теперь его последний шанс — вывести тебя из равновесия, чтобы хищник вырвался на свободу. А мы этого не хотим.

— Нет, — убито согласился я, в который раз передергиваясь при виде истинной сущности своей основы. Великая Сила, ну и гадость! И как я только раньше не замечал, какую жуть представляю в духовном мире? Видимо, выверты психики, идеально копирующей человеческую. Иначе я бы и с Ее помощью рассудка лишился, не выдержав осознания того, кем являюсь на самом деле. Но в то же время не являюсь…

Р-р, харш, как же сложно! Хотя с языка рвались выражения похлеще, с использование кланового-русского, но то был уже не я. Иван. Или то, что от него осталось.

«Хм, а ведь он предупреждал меня о Поглотителе! — с внезапным озарением вспомнил я давнюю тренировку в пещере Темной стороны на Дорине, когда сражался с падшим во Тьму Иваном. — Не напрямую, но предупреждал!»

Тогда я не мог понять потаенного смысла, произошедшего в пещере. Схватка наложилась на вбитые Нак Зиилом представления о Силе, обернув все противостоянием Темной и Светлой стороны. Но так ли оно было?

Теперь, с помощью Пятого я вновь обратился памятью в тот день, еще раз переживая события минувшей давности и прокручивая диалог со своим темным отражением. Нет, не то. Слова ничего не значат, являясь простым антиподом тех представлений, в который Джове-джедай верил на тот момент. Значит…

«Да».

Бой. Схватка на световых мечах! Этот момент, когда я начал читать кодекс, чтобы справиться с темным Иваном.

Замедлив последние секунды схватки до максимума и остановившись на моменте, когда я принял свою мнимую смерть с финальной строкой кодекса, мы увидели Его. Хищник, таящийся в тенях, и схвативший щупальцами-ментощупами истаивающий образ Джове-джедая, в последний момент открывший глаза и дико закричавший от ужаса.

— Не помню этого, — обливаясь холодным потом, который моментально впитывал экзер, пролепетал я. — Какого хрена, Пятый?

— Он учится, — хмуро сказал альфа кластера, точно также находясь под впечатлением от увиденного. — И тогда, и сейчас. Я ошибался, думая, что Поглотитель простой хищник без мозгов. Он куда опаснее.

— Вот ты сейчас совсем не успокоил! — возмутился я, стараясь не касаться духовного плана, где мне мерещилось хищное шевеление ментощупов. — Мне страшно.

— Не тебе одному, друг. Не тебе одному.

Мы с Пятым притихли, сжавшись вдвоем в отведенном ему втором духовном контуре, пока другой моим голосом завершал рассказ о похождениях Джове-главы-клана. Анья при этому уже давно не улыбалась и хмурилась, начиная понимать, с каким на самом деле парнем связалась.

— Это все, конечно, очень интересно, — произнесла она холодным тоном. — Но с другими твоими женщинами и детьми мы разберемся позже. Сейчас меня волнует только Кирон. И этот Могру. Говоришь, он втянул нашего мальчика в свои грязные дела?

Я-Джове покаянно кивнул, пока Я-Пятый радовался, что Анья не подозревает о наличии в душе ее сына темной твари, в любой момент готовой сорваться с цепи. У меня хватило мозгов не рассказывать Анье всего, хотя касательно моих отношений с женщинами клана пришлось быть полностью откровенным. Иначе бы мы не смогли доверять друг другу и планировать совместное будущее вдвоем. А в том, что оно будет, я не сомневался. Достаточно было взглянуть в любящие глаза эвин, все еще такие же теплые и счастливые, не смотря на не самые приятные новости.

— И сколько ему сейчас лет? Стой, не говори. Он же должен сейчас быть глубоким стариком…

— Не совсем, — влез Фрис, все это время тактично отмалчивающийся в сторонке. Но у всего есть предел, в том числе у моего брата, с которым, как оказалось, на связывало много больше, чем просто названное родство.

Оба рожденные в неволе. Оба дети, не осознающие глубины мира, в котором живут. И оба постоянно совершаем открытия, переворачивающие привычную картину вселенной с ног на голову. Мы были истинными братьями по духу, и теперь этому есть прямое доказательство… О существовании которого Фрису пока не стоит знать ради его собственного спокойствия. На него и так много навалилось за последнее время. А я слишком люблю его, чтобы взваливать еще и это.

— На самом деле он довольно бодро выглядит для своих трехсот лет, — хмыкнул квард, пока пришибленная масштабами Анья молчаливо открывала и закрывала рот. — Нет, серьезно! Вполне себе живчик,только волосы седые. И больше на тебя похож, чем на Джове. От него у Кирона только противный характер и харшево упрямство.

— Фрис!

— Что?

Мы с Аньей синхронно покачали головами. После чего она взяла меня за руку и серьезным тоном сказала:

— Пообещай, что мы с ним увидимся после того, как разберемся с Могру. Я должна его увидеть.

— Анья…

— Пообещай!

Где-то в глубине второго духовного контура Я-Пятый звучно впечатал ладонь в лицо. Тогда как мне оставалось только смиренно опустить плечи и дать тихое согласие, едва сдерживаясь, чтобы не скрестить пальцы за спиной.

— Вот и хорошо. А теперь пойдем надерем этой зеленой макаке зад.

— Барсен’тор Анья Рал! — деланно возмущенно воскликнул Фрис. — Разве этому учили в Ордене одну из самых уважаемых его членов за всю историю?

Лицо Аньи Рал вдруг стало откровенно злым. Но она быстро взяла эмоции в узду — сказывался большой опыт — и спокойно произнесла:

— Джедаи тогда, да и сейчас, думаю, тоже, учат только, ложкой какого размера разгребать дерьмо за Сенатом. Позвольте расскажу, как я оказалась в той дыре, откуда вы меня вытащили за пару минут до смерти.

И она рассказала. Начав с того момента, когда оказалась вышвырнута на нашем корабле из Центра-Прайм в звездную пустоту где-то на окраине ядра галактики, откуда методом Силовой Навигации добиралась до освоенных территорий долгие восемь месяцев. Успев попасть к обитаемым мирам Ядра незадолго до того, как пришло время рожать.

Слушая эвин, у меня самопроизвольно руки сжимались в кулаки, и из груди рвалось приглушенное звериное рычание. Но легкое касание пальчиков к щеке и теплый взгляд вынуждали выдохнуть и продолжать слушать историю становления той, кого однажды назовут барсен’тором Ордена джедаев.

После рождения Кирона Анья долго приходила в себя, проведя месяц в реабилитационной клинике на Адане, где восстанавливалась после тяжелых родов под наблюдением тамошних медиков. Девушка промолчала о своей принадлежности к Ордену, и с ней обошлись хорошо, отнесясь с пониманием к отсутствию кредов и взявшись за лечение в обмен на обильные припасы с ее корабля.

После восстановления новоиспеченная мать не стала сообщать о себе в Орден и поспешила с грудничком на Альдераан, где, как она знала, должны были основать свое поселения члены клана Атран. Того, который создал Джой вместе со своими друзьями, чтобы они подготовили крепкий и надежный тыл для будущей войны с ситхами. Вот только там Анью ждало не совсем то, что она ожидала.

Азур и остальные хорошо приняли ее. Зелтронки были в восторге от малыша Кирона, довольно мощно ощущавшимся в Силе несмотря на невинный возраст. В то же время Динор с Азуром были готовы сделать все, чтобы уберечь супругу Главы и его ребенка от мнимых ужасов внешнего мира. Вот только Анье было нужно не это. Она хотела вернуться ко мне, и немедленно, на что уже не мог пойти сам Азур.

Пусть прошло немного времени с их переезда на Альредраан, молодой клан уже активно развивался, наводя тайные мосты среди знати Высших домов и вместе с килликами занимаясь возведением подземного города. И как бы не хотел Азур присоединиться к Анье в поисках способов путешествий в будущее, на его плечах лежала большая ответственность. Точно также, как на плечах Динора, Юкиры и Энеллы, тщетно убеждавших молодую мать остаться и воспитать сына в кругу любящей атран.

На этой почве случилась крупная ссора. Усугубившаяся тем, что малыш Кирон очень некомфортно чувствовал себя в обществе килликов, заходясь плачем всякий раз, когда разумные насекомые оказывались поблизости. Этого уже Анья стерпеть не могла и улетела, решив для себя, что больше никогда не вернется на Альдераан.

Тогда мать с ребенком отправилась на Корусант — сдаваться на милость Совету, оказавшемуся весьма обрадованным ее возвращению. И весьма расстроенным положением, в котором она оказалась, с пищащим новорожденным комочком на руках.

В Ордене джедаев нет понятия «декрет». Также, как нет уважительной причины, чтобы пренебречь своими обязанностями, когда на счету каждый джедай, способный управляться со световым мечом. Анье пришлось оставить Кирона на попечение кормилицы в крыле целителей, тогда как ее саму отправили на «повышение квалификации», после того, как углядели возросший потенциал в Силе.

Тут я поневоле обратил взор на источник эвин, убедившись в правдивости ее слов.

— Видимо, сказалась беременность, — выдвинул версию Пятый, показавшуюся мне достойной принятия на веру. — При перерождении Первый влил в нее огромное количество Живой Силы. Это помогло ему сохранить частицу своего разума нетронутой и раскачало источник Аньи.

— И как это отразилось на самом Кироне?

— Узнаю, когда увижу его. Но, судя по нашим воспоминаниям, он был равен тебе по Силе. Если бы не Ее помощь, ты бы позорно слился в первом же бою.

— Думаешь, Она вмешалась тогда? — нахмурился я. — Помогла создать мне Суд Силы?

— Нет. Его ты создал сам благодаря своей предрасположенности к Светлой стороне. Но это не значит, что Она не наблюдала и не направляла тебя в нужную сторону. Все, не отвлекайся, Джове. Слушай дальше.

Я вынужденно повернулся к Анье, хотя мысли то и дело скатывались в сторону своего сына, которого помнил еще по Храму джедаев на Тайтоне и Корусанте. В обоих случаях Кирон показался мне довольно умелым и сильным одаренным. А в последний раз я в самом деле ощутил, насколько мы с ним похожи в плане дара и предрасположенности к Светлой стороне.

«Кто бы мне сказал тогда, кем он является на самом деле. Выходит, я своими собственными руками отрезал сына от Силы?»

Нет, об этом сейчас точно не стоит думать. Иначе рискую спалиться перед Аньей, которая уже начала подозрительно коситься на мою «блуждающую» физиономию.

— Джове, ты слушаешь?

— Да, родная, прости. Продолжай.

В общем, участь матери-одиночки в составе Ордена джедаев не самая завидная. Разрываясь между долгом и сыном, Анья прожила два непростых года, прежде чем выбила у Совета право на самостоятельные миссии и увезла Кирона с Корусанта на Тайтон. Там, вдали от политиков и пристального наблюдения магистров, она смогла вздохнуть полной грудью и целиком сосредоточиться на материнстве, отлучаясь на редкие задания Ордена близ Храма.

Кирон, как говорится, рос не по дням, а по часам. Сказалась отцовская генетика, который на момент зачатия уже был не совсем человеком. О чем, разумеется, Анья не знала, и списала все на высокую одаренность в Силе, к которой у моего сына была явная предрасположенность. К ее Светлой стороне.

Даже в три года Кирон был уже на голову выше сверстников, уровнем контроля равняясь с десятилетними юнлингами, готовыми проходить первые Испытания. И сильно интересовался своим отцом, о котором мог узнать только со слов матери.

На этом моменте я ощутимо напрягся, но, судя по спокойствию Аньи, не видевшей в этом ничего необычного, интерес Кирона был вызван простым желанием ребенка обрести второго родителя. Даже не зная меня лично, Кирон сильно тосковал и часто в своих играх представлял меня в роли этакого Светлого рыцаря. Всемогущего и непобедимого, отправившегося в дальнее странствие, чтобы однажды вернуться к нему с мамой и забрать их туда, где они могут стать счастливой дружной семьей.

Анья улыбнулась и сжала мою руку, ощутив, как вздрогнул от этих слов.

— Он очень тебя любил, Джове. Мне жаль, что он вырос, так и не узнав тебя как следует, — Анья посмурнела. — И меня.

Да, мы, наконец, добрались до того, как все пошло кувырком. Талант Аньи в контроле Светлой стороны возрастал по мере того, как рос Кирон. У них установилась Узы Силы. Нередкое явление среди близких родственников, если они оба одаренные и имеют склонность к одной стороне.

Когда Кирону исполнилось пять, он стал юнлингом, а Анья сдалась под напором Совета, приняв свою судьбу барсен’тора. Уже тогда ее уровень владения Светлой стороной превосходил всех существующих джедаев. Кто-то даже поднимал вопрос о ее досрочном вхождении в Совет, но у магистров, ввязавшихся в очередную интригу Сената, были свои планы.

Анья начала мотаться по галактике в поисках корней заговора, которой привел к опустошению двух ранее цветущих планет и массовой продаже их населения в рабство зайгеррианцам. Людей удалось разыскать и частично вскрыть преступную сеть, но на этом все. Личность истинного заказчика осталась скрыта, а его поиски привлекли ненужное внимание того, о ком Анья давно и успешно забыла.

А вот Торкус не забыл виновников своего грандиозного провала с гоночным бизнесом на Ондероне, вынудившим его покинуть планету и начинать заново совершенно в другом месте. На восстановление своей репутации у толстяка ушли долгие шесть лет, после которых от оброс достаточными силами, чтобы начать охоту на тех, кто посмел кинуть его в прошлом.

И, возможно, он не был бы большой проблемой, если бы не его связи в Сенате. А тот в свою очередь надавил на Орден джедаев, чтобы они направляли «того самого барсен'тора» именно туда, куда нужны Торкусу.

Что происходит Анья поняла лишь тогда, когда пережила второе покушение и обратилась с жалобой к Совету. Но магистры проигнорировали слова барсен’тора, не подкрепленные ничем кроме ее собственных доводов и домыслов. На тот момент Орден испытывал сильные трудности с финансированием, и им была важна поддержка правящей власти, как никогда прежде. Большие деньги вынуждают людей совершать глупости, о которых они потом сильно жалеют.

Так и Совет совершил ошибку, не вняв предостережениям Аньи и заставив ее довести свою миссию до конца. Что ж, она все же нашла виновных заговора. Им оказался очередной криминальный владыка, занимавший высокий пост в Сенате и возомнивший себя выше закона. История стара, как мир, но от того не менее правдива.

Группа джедаев Аньи повязала всю шайку и организовала возращение спасенных рабов в свои разрушенные миры, куда с грехом пополам удалось наладить высылку гуманитарной помощи. Событие широко освещалось в прессе и создало Анье неплохой имидж миротворца и великого барсен’тора, на которого равнялись все джедаи Ордена. До того момента, как охотники Торкуса настигли группу Аньи, возвращавшуюся на Тайтон и остановившуюся на крупной транзитной станции для пополнения запасов.

Засада была организована по всем правилам: высококлассные наемники-убийцы, тренированные выслеживать особые цели, напали внезапно и с тыла. Первыми же залпами вынесли группу поддержки, а потом ударом тяжелых орудий добили рыцарей-джедаев, переданных Анье в качестве телохранителей. Из всей группы выжила лишь она одна благодаря своей возросшей Силе, позволяющей филигранно контролировать Светлую сторону и создавать практически непробиваемую защиту.

Но даже у барсен’тора ее опыта имеется свой придел. Я прорвал завесу пространства и времени как раз вовремя, чтобы спасти ей жизнь. Еще немного, и превосходящие силы противника попросту бы задавили Анью числом.

Что было после, уже известно. Единственное, Анья еще раз поблагодарила нас с Фрисом и выразила сожаление, что мы не смогли вытащить ее раньше вместе с сыном. Она не впадала в истерику, с джедайским фатализмом принимая, что теперь уже ничего не может сделать. История написана и неизменна, разлучив нас с Кироном на долгих три века. И теперь единственное ее желание, прежде чем посвятить мне себя — это увидеть нашего выросшего мальчика и попросить у него прощения. За то, что бросили его, хоть и сами того не хотели. За то, что ему пришлось пережить, живя с клеймом сироты, мать которого подставил ее же Орден, а отца… предал забвению, словно того вовсе не существовало.

— А еще, — сказала Анья, остановившись и положив голову мне на плечо. — Я хочу слетать на Альдераан и лично увидеть лицо Азура, когда его вытащат из карбонита. Он не верил, что я найду другой способ вернуться к тебе.

«Строго говоря, она и не нашла», — шепнул мне Пятый, но я благоразумно оставил его мысли при себе. И вместо этого ласково пригладил торчащие волосы эвин, все еще сохранившие запах гари от эха минувшей битвы.

Анья сумела сохранить чувства ко мне несмотря на столь долгую разлуку. И, купаясь в лучах ее любви, я впервые за свою жизнь чувствовал себя целым. Мы принадлежали друг другу. Только так и никак иначе. Теперь, когда надо мной не довлеют направляющие установки якоря, я могу перестать искать свое счастье. Оно уже рядом и отвечает полной взаимностью, наполняя душу уверенностью в наше светлое будущее.

— Значит, Азур все же решился?

— Не знаю, но очень надеюсь на это! Последнее сообщение клана Атран я получила незадолго до того, как отправилась на последнее задание Храма. От Юкиры.

— И что она сказала?

— Мы пришли.

— В смысле? — не понял я. Анья указала в правую сторону от нас, на круглую рамку стационарного портала Ондерона, над которым наворачивал круги ухающий фамилиар воплощенной Светлой стороны.

— А… ну да, — я подавил жгучее желание намекнуть Фрису создать квардионный бластер и добыть на ужин что-нибудь летающее с крыльями. Жаль кое-кто наверху может неправильно понять, так что придется оставить эту идею до лучших времен. — Так что Юкира сказала?

Лучащиеся глаза Аньи игриво блеснули, отражая свет тропинок Звездной сети.

— Узнаешь, когда мы останемся наедине. А теперь давай займемся изготовлением зеленого фарша. Клянусь Силой, этот Могру пожалеет, что посмел тронуть нашего сына!

Глава 7. «Оружие души»

— Ну, — я сделал пару шагов в сторону от рамки погасшего портала и задумчиво огляделся. — Могло быть хуже.

— Например? — спросил Фрис, появляясь рядом в облике кварда и рукой отодвигая лезущий в лицо здоровый лист фиолетового папоротника. Собственно, он и густые заросли лиан — единственное, что можно было разглядеть на узкой каменной площадке, куда мы с Фрисом и Аньей вышли после перемещения из звездной сети. Дальше виднелась только тусклая мгла непроходимых джунглей, наполненных эхом угрожающих звуков и душным отвратительно-влажным воздухом.

Ондерон. Как же я «скучал» по этой дыре мирозданья.

Анья по мою левую руку активировала световой меч и подняла его над головой, озаряя густые фиолетовые заросли бледно-виридиановым светом.

— Однажды я с рыцарями выслеживала беглых преступников на луне, где вышло из строя оборудование терраформирования. Шаг в сторону, и лицо обжигает сухой пар. Шаг в другую — зубы от холода стучат. Приходилось поддерживать не только свой щит, но и остальных прикрывать. При том, что нужно было непрерывно бежать и постоянно уворачиваться от летящих сверху градин размером с голову латеронца. Вот где напрячься пришлось! А тут просто тесно и дышать почти нечем. Легкая прогулка.

Даже не обладая даром видеть чужие эмоции, можно было с легкостью понять, как Анья пытается скрыть волнение за напускной бравадой. Все же события последних часов не смогли обойтись без стресса. Оказалась в ловушке и потеряла всех джедаев, с которыми успела сдружиться по долгу службы. Потом сама едва не погибла и оказалась спасена в последний момент… тем, кого уже не ожидала увидеть. И не просто, а путем перемещения в пугающую портальную сеть древней расы, где уже Анью поставили перед фактом — назад пути нет. А это значит, позади осталась не только привычная жизнь, но и любимый сын, которому предстояло вырасти сиротой, и с кем она вновь сможет увидеться только спустя три века его долгой жизни.

Ободряюще пожав запястье благодарно улыбнувшейся девушке, я убедился, что она в порядке, и только тогда повернулся назад. Чтобы успеть застать последние мгновения, когда фреска на сером склоне огромной каменной глыбы, изображающая трех высоких существ, окончательно потускнела после закрытия портала в междумирье.

— Так вот, как Она выглядит, — я с интересом изучал стилизованную картину зеленоволосой надменной женщины с уже знакомым фамилиаром-хвостатой совой, сидящей у нее на плече. При этом явственно ощутил, как душу Пятого передернуло, будто последнее, что он бы хотел — встретить Ее вживую.

— Это Дочь.

— Кто? — мы с Фрисом удивленно посмотрели на Анью, ответившую нам точно таким же недоуменным взглядом.

— Дочь, — еще раз повторила девушка и, видя, что мы не понимаем, указала рукой на фреску, жестом слева направо очерчивая оставшиеся фигуры. — Отец. Сын. Древние Владыки Силы, по легендам, воплощающие все ее стороны. Дочь — Светлую. Сын — Темную. И Отец, сохраняющий идеальное Равновесие. Междумирье, где мы были — их наследие. Семья Мортис. Именно поэтому они изображены на фреске перехода. В раннюю эпоху экспансии их почитали за богов… Не понимаю. Разве вас не учили этому в Ордене?

— Задай этот вопрос Могру, когда доберемся до его логова, — фыркнул Фрис. — В дополнение к тому, для чего юнлингов ограждают от изучения опасностей Темной стороны. Или почему уровень образования в Храме занизили до такой степени, когда средний рыцарь-джедай не дотягивает даже до падавана твоего времени. На Джове не смотри, он не в счет. А еще в Орден перестали принимать «диких» невыявленных одаренных, вместо этого отсекая их от Силы.

— Ты… серьезно?

— Более чем. Но мне куда более интересно узнать, для чего Могру занялся работорговлей и втянул в нее других джедаев. Включая твоего сына. И как с этим связана постройка гигантского преобразователя Звездной сети под Храмом на Корусанте. Которому под силу всю планету к хаттовой бабушке расколоть!

— Что-о??

Пока Фрис с удовольствием просвещал выпавшую в осадок Анью насчет степени падения современного Ордена джедаев, я коснулся потускневшей фрески кончиками пальцев, погружаясь в Силу и осторожно нащупывая механизм открытия портала. Ощущения были немного другими, нежели при работе светового меча Гри, но чувство «раздвоенности» присутствовало и тут. Оставалось только усилить его через Силу и… в тот же момент недвижимая картина на боку холодного камня ожила. Дочь заинтересованно склонила голову и внимательно посмотрела на прямо меня. Сын искривил губы в презрительной усмешке. А богообразный старик с длинной седой бородой до груди — Отец, сохраняющий Равновесие Силы — сурово нахмурил брови.

«Значит, Семья, — задумчиво произнес Пятый, моими глазами наблюдая за течением Силы в ожившей фреске. — Они не здесь, но я чувствую их присутствие. Будет нелегко, Джове».

«Знаю», — отозвался я, смутно ощущая неясные предостережения в Силе, но пока слишком слабые, чтобы обернуться полноценным видением. — Но, когда придет время, мы будем готовы».

Отпустив Силу, я вывалился в реальный мир и обратил на себя внимание двух спорщиков, в ходе откровений сцепившихся на фоне каких-то застарелых догматов Ордена. Каких именно интересоваться не стал. Мысли уже были заняты совсем другими вещами.

— Проход в Звездную сеть все еще работает, значит сможем быстро добраться до Корусанта, когда разделаемся с Могру. Что-то мне подсказывает, выход там должен быть недалеко от Храма.

— Но сначала нужно найти самого Могру, — Фрис покосился на мою левую ногу, где на бедре под броней экзера скрывался безжизненный и нерабочий световой меч Гри. — И раздобыть тебе нормальное оружие. Не с голыми руками же к нему лезть.

К горлу моментально подступил комок, и я склонил голову, придавленный стыдом и муками совести от содеянного. У меня не хватило духу ответить Анье на ее вопросительный взгляд. Вместо меня заговорил Фрис, кратко введя джедайку в курс дела и той жертвы, на которую пришлось пойти ради ее спасения и переноса в будущее сквозь хроноколодец Звездной сети.

— Великая Сила, — Анья вздохнула и, погасив свой световой меч, крепко обняла меня, прижавшись лицом к груди. — Прости, что тебе пришлось пройти через это. Мне так жаль!

Я обнял ее в ответ и усилием воли подавил предательскую дрожь в теле.

— Это было необходимо, эвин. Ты здесь. Живая. Если бы пришлось, я бы сделал это снова.

— Джове…

— Не сейчас, — я мягко, но настойчиво высвободился из объятий всхлипнувшей Аньи, и, пока груз вины не сломал меня окончательно, обратился к брату. — Фрис, времени мало. Дуй наверх и попытайся выйти в Голонет. Нам нужно понять, когда произойдет слияние с Дксуном, и сколько пилить до Изиза.

То, что это событие еще не началось, но уже близко, я ощутил еще в тот момент, как ступил из портала Звездной сети на лесную подстилку джунглей Ондерона. Напряжение жизненных токов планеты еще не дошло до той критической точки, которую я запомнил на момент нашего попадания с Фрисом в прошлое. Однако первые ее признаки уже ощущались. И не только в Силе, но и наяву в окружающих джунглях, пронизанных встревоженным настроем местной живности, на голых инстинктах предчувствующей наступление чего-то опасного.

— Есть сигнал!

Фрис управился быстрее, чем я ожидал, прорвав густой полог лесной кроны и спустившись к нам с Аньей в шлейфе из прелой влажной листвы и свете солнечного луча, вперые за долгие годы сумевшего прорвать плотную завесу джунглей.

— И?

— Судя по координатной сетке, мы примерно в паре часов хода от ближайшего пограничного аванпоста и в десятке лета от Изиза. Бывшая трасса свупов с норой Могру еще дальше.

— Не так плохо, — я постарался сохранять оптимизм, хотя внутренне скривился от разочарования. С другой стороны, чего еще было ждать? Не может же нам везти вечно.

— А что по времени?

— «Бегемот» еще не вышел на орбиту Ондерона. У нас есть примерно полдня до того, как мы с мандалорцами отправимся по душу Могру…

— Мандалорцы? — Анья, внимательно слушая Фриса, вдруг недовольно скривилась. Я не сразу сообразил, чем вызвана столь явная неприязнь, пока в памяти не всплыли давние уроки Нак Зиила, рассказывавшего о древней вражде джедаев с мандалорцами. Столь глубоко въевшейся в культуры обоих обществ, что даже сейчас, тысячи лет спустя со дней последней войны с Мандалором, многие джедаи, подобно Анье, с предубеждением относились ко всем разумным, отмеченным его знаком.

На этом фоне мои партнерские взаимоотношения с кланом Ордо скорее редкость, чем правило, о чем я благополучно забыл, пока не увидел реакцию эвин. Все еще хмурящуюся и с подозрением выслушивающую заверения Фриса, вещавшего, что конкретно этим мандалорцам можно доверять.

Ох, лучше бы он молчал…. Потому как едва речь зашла о Дженне Ордо, Анья приняла охотничью стойку и с невинной, не предвещавшей ничего хорошего улыбкой поманила меня в сторону. При этом подозрительно сжав рукой рукоять светового меча на поясе.

— Дженна, значит? И почему ты о ней не рассказывал?

— Потому что у нас с ней чисто деловые отношения, — отмахнулся я, одновременно прожигая взглядом потупившегося Фриса, виновато скукоживающегося из человеческого кварда в крохотный невинный кубик. — Она приняла командование отрядом Ордо после гибели брата и подчинения василиска. Когда разделаемся с Могру, нам понадобится помощь ее мандалорцев, чтобы разобраться с пленниками.

— Смотри у меня! — Анья прищурилась и угрожающе погрозила мне пальцем, хотя внутри уже успокоилась. — Узнаю, что очередную бабу завел, отчекрыжу яйца. Тебе еще с остальными разбираться, когда все закончим, не забыл? Смотри у меня, эвин. Я тебя ни с кем делить не собираюсь.

«Попал мужик, — фыркнул Пятый у меня в голове, пока я обнимал и успокаивал прижавшуюся ко мне сердито сопящую девушку. — Но это и хорошо. Если кому и под силу вправить тебе мозги, то только ей».

— Нам все еще нужно попасть в город, — игнорируя всяких бестелесных умников, я поспешил вернуть разговор в конструктивное русло и обратился к подобравшему Фрису, вновь ставшему квардом, едва гроза в моем лице прошла стороной. — Уже придумал, как добраться до цивилизации?

— До пограничного аванпоста придется переть через джунгли, шаттлы в эту глушь не летают. Оттуда уже можно рвануть в Изиз. Если повезет, успеем разжиться тебе оружием до того, как Митина прилетит на стоянку.

— Где ты собрался искать световой меч на Ондероне? — Анья скептически фыркнула. — Или хотя бы подходящие детали? На это недели уйдут, если не меньше. Не говоря уже о том, что у Джове нет подходящего кристалла…. Что?

Девушка прервалась, увидев наши с Фрисом переглядывания вперемешку с понимающими ухмылками.

— Вам что-то известно?

— Против светового меча не обязательно нужно использовать такой же световой меч, — я не стал ударяться в давние воспоминания, когда мы с Фрисом только готовили основную канву для сюжетной арки наших Звездных войн. — Достаточно будет просто…

— …найти клинок с кортозисной оплеткой, — закончил за меня брат и весело подмигнул возмущенной таким святотатством Анье. — В Изизе как раз проживают несколько коллекционеров древностей, помешанных на артефактах прошлых эпох. И среди есть как минимум один именитый оруженик.

— Бейтельеро Санрайдер, — кивнул я, тоже вспомнив информационную сводку по Ондерону, которую Фрис сделал еще во время нашего первого прибытия в систему. — Ушлый старикан под сотню лет, состояние на уровне королевской семьи. Обладает самой впечатляющей коллекцией в секторе. У него должно быть то, что нам нужно.

— Точно? — Анью все еще одолевали сомнения. Она машинально погладила рукоять своего светового меча: сама мысль владения холодным оружием оружием вызывала у нее дискомфорт. Сказывалось орденское воспитание, с младства вбивавшее в головы юнлингов неприятие к более грубым способам покромсать разумных на куски, нежели аккуратное отчекрыживание конечностей световой шашкой.

— Либо так, — я пожал плечами, — либо искать готовый световой меч. И не факт, что у Санрайдер будет такой. А если и будет, что он подойдет мне.

Анья понимающе кивнула. Склонность адепта к той или иной стороне Силы всегда накладывает на него определенные ограничения. В нашем случае, как полностью посвятивших себя Светлой стороне, она требует использования определенного типа фокусирующих кристаллов для светового меча. У Аньи, например, это довольно редкий велморит с виридиановым оттенком клинка. Тонкое элегантное лезвие в сочетании с кристаллом, пропитанным Светом хозяйки сделали световой меч довольно капризным для освоения любым другим джедаем. Мне доводилось держать его в руках и, ощущения… скажем так: сражаться таким оружием можно, но полного единения не будет. А в скоростном бою одаренных где, порой, доли секунды решают исход поединка, каждая мелочь имеет значение.

С такого ракурса обычный меч для меня будет даже предпочтительнее. Да, я заметно потеряю в мобильности и не смогу использовать большинство привычных наработанных связок, но зато не буду отвлекаться на компенсацию сопротивления несовместимого кайбера. Могру — Мастер Разума, и в борьбе с ним мне понадобится вся имеющаяся концентрация. Сомневаюсь, что нам вообще удастся возможность скрестить клинки. А если и так, обычного укрепленного меча вполне будет достаточно.

«Ты забыл упомянуть, что стоит такая игрушка для пару лямов кредов, — беззастенчиво подзеркалил мои мысли Пятый. — Хотя, для твоих капиталов это не проблема, да? Хомячина. Сколько там уже на счетах «Джофриса» скопилось?»

Я машинально почесал затылок и покосился на Фриса, не ставшего терять время даром и, без подсказки, врубившегося в сочное многотравье растительности джунглей азартно ревущей квардионной мясорубкой. Анья помогала, двигаясь за ним следом и косыми взмахами светового меча поджаривая истекающие соком обрубки хищных плотоядных лиан с шипами на стеблях.

А действительно, сколько? В какой-то момент, когда поступления от покупок Звездных войн превысили определенную планку, я перестал держать руку на пульсе, отдав потоки финансов под чуткий контроль Джун. Сейчас она, привязанная к «Везунчику», все еще должна была быть на Корусанте, контролируя «Джофрис» и идущие сквозь него финансовые потоки. А именно миллиарды кредов, пущенные в оборот ради обеспечения безопасности и функционирования всей системы на должном уровне. На этом фоне, конечно, изъятие пары миллионов погоды не сделают, но вопрос в другом: как это сделать? Как минимум, потребуется устойчивый канал связи с Корусантом, а, значит, есть вероятность раскрыть себя раньше времени и нарваться на временной парадокс. Опыт прошлого показывал, что игры такого плана никогда не заканчиваются хорошо. И, чтобы минимизировать риски, нужно подгадать все так, чтобы начать сеанс связи уже после нашего с Фрисом попадания в прошлое. То есть, на всю операцию отводятся считанные минуты, после чего нужно в темпе рвать когти к логову Могру, пока ушастый гоблин не «употребил» мандалорцев. А с ними остальных пленников, среди которых джедаи во главе с моим бывшим мастером Нак Зиилом.

«Учитель!»

Меня вдруг как током ударило. Совсем забыл про него со всеми волнениями минувших событий. А ведь изначально я летел на Ондерон в том числе, чтобы спасти его, а не только схватить Могру. Пуду! И как тут не разорваться прикажете? Сомневаюсь, что зеленый злыдень даст мне хотя бы миг передышки, чтобы освободить пленников. А, значит, их судьба ложится на плечи Фриса, так как Анья не упустит шанса навтыкать уроду, запудрившему мозги нашему сыну.

«Твою ж медь. Еще и Кирон… и Лана с Карой. Третий с Четвертым. Мои дети. Что мне, во имя Силы, теперь со всем этим делать?»

Видя, что я совсем приуныл, Фрис начал распевать веселые песенки из пиратского репертуара, что вкупе с непрекращающейся рубкой стонущих джунгей, сделало наше передвижение к аванпосту весьма колоритным. Неудивительно, что встретили нас разогретыми стволами турелей и поднятыми щитами, еще загодя предупредив не пересекать обозначенный периметр.

Ну да, еще бы. Три перемазанные растительным жмыхом фигуры, одна из которых, к тому же, еще и светится ярким неоном. Это Фрис, дурачась, разогнал ядро, изображая из себя новогоднюю елку. Пришлось прикрикнуть, чтобы не пугал народ почем зря и брать переговоры в свои руки. По крайней мере, своего он добился: вывел меня из апатии, куда я вновь начал проваливаться под гнетом навалившихся проблем.

С грехом пополам удалось убедить суеверных местных, что мы не злобные лестные демоны, а просто потерпевшие крушение неудачники, которым не иначе как чудом удалось добраться до пограничных секторов обжитых территорий. Немало помогла Анья, чья жалобная моська даже в подтеках сока поджаренных лиан смотрелась мило и располагала пограничников, с начала месячной вахты не видевших никаких женщин. Особо любвеобильных, правда, пришлось приструнить ментально, но общий эффект был достигнут. Нас впустили внутрь, позволили принять душ и привести в порядок одежду перед тем, как прибыл эвакуационный шаттл.

Плюсом оказалось то, что платить за него не пришлось. Таких адреналиновых туристов, желавших почувствовать себя Наездниками из сказок и нырнувших в покорение дикой фауны Ондерона, нередко вылавливали в джунглях по сигналам спасательных маяков. Потрепанными, но куда чаще по частям или недожеванными кусками, непригодными даже на опознание.

На радостях, что им не придется заполнять посмертные формуляры, спасатели даже не стали пытать нас насчет документов и просто высадили в ближайшем поселении с рабочим транспортным терминалом. Откуда мы уже на втихаря взломанных Фрисом гравибайках за восемь часов на форсаже добрались до Изиза, успев аккурат до закрытия антикварной лавки Бейтельеро Санрайдер.

Старикан, ожидаемо, встречать мутных гостей отказался. Вместо него краткий экскурс по внушительной коллекции орудий убийства, висящей на стенах и оружейных стойках, провел его помощник — представительный мужчина лет сорока, в строгом костюме и носящий на левом глазу визор дополненной реальности. Его обволакивающий голос приятно ласкал уши и, вместе с легкой ненавязчивой музыкой в лавке, придавал окружающей атмосфере свой неповторимый шарм. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что не различаю отдельных слов и просто восторженно глазею по сторонам, не в силах остановить взгляд на чем-то одном.

Чего тут только не было! И знаменитые громоздкие плазмоменты десантников эпохи Старой Республики. И дико редкие карабины экзотов, выпускаемых ограниченными партиями для наемников тех же лет. А отдельные самые большие стойки занимали убойные образцы тяжелого вооружения, которые обычному человеку даже поднять не под силу.

У одной такой пукалки с гиперзвуковой пушкой распустил слюни Фрис — этот любитель всего монструозного и вдохновляющего на создание новых проектов во вселенной Звездных войн. Еле оттащил… Чтобы уже через пару шагов вместе с ним зависнуть в следующем отделе, представляющим бесчисленное разнообразие бластеров всех видов и размеров, способных удовлетворить самый придирчивый вкус клиента.

Но, как бы не тянулись жадно загребающие руки к радующему мужской взор богатству энергострела, пришлось унять радостно колотящееся сердце и обратить взор на дальнюю часть лавки, посвященную холодному оружию. И выбор тут был ничуть не меньше! Десятки клинков, вычурных и простых, коротких поясного ношения и громоздких двуручников с уклонов в старинный дизайн. И многие со скрытыми свойствами, как наличие виброклинка или напыление токсичным металлом ядовитых расцветок.

Кортозисные мечи занимали отдельную стойку и буквально заставили мои глаза загореться азартом исследователя. То, что ситхи прописали! Хищные и немного изогнутые на концах орудия смерти мрачно поблескивали антрацитовым углем в приглушенном освещении зала. Грозное и страшное оружие… совершенно не подходящее кому-то, исповедующему Светлую сторону силы.

— Эти не подойдут, — с сожалением прервал я пространственную лекцию продавца, излагающего довольно интересные факты об истории попадания этих и других клинков в коллекцию уважаемого Бейтельеро Санрайдер.

— Предпочитаете что-то более смертоносное? — мгновенно сориентировался мужчина, аристократичным жестом двумя пальцами поправив оправу визора и смерив взглядом мою внушительную фигуру, возвышавшуюся над ним на целую голову. Я призадумался и переглянулся с Аньей, согласно моргнувшей на мой безмолвный вопрос.

Да, она тоже это почувствовала. От кортозисного оружия ощутимо тянуло Темной стороной. Не сильно, но для адептов Света даже такие эманации казались сродни тухлой вони посреди благоухающего цветочного сада. Видимо, в свое время клинки успели побывать в настоящей мясорубке, отголоски которой намертво въелись в металл гневом и яростью древних одаренных. Их световое оружие оказалось бессильно против жаждущего живой крови черного металла, и даже спустя века, кортозис все еще фонил болью и страхом отобранных жизней.

— Нужен другой металл, — после паузы и собравшись с мыслями, произнес я, обращаясь к терпеливо ждущему меня продавцу. — Есть еще варианты, способные выдержать сверхвысокие температуры?

— Например, столкновение со световым мечом? — мужчина понимающе улыбнулся Анье, чей неприкрытый клинок свободно свисал с пояса, но более ничем не выразил своей заинтересованности. Профессионал. Желание клиента превыше всего.

— Прошу Вас пройти в зал ожидания. Клинки такого рода находятся в закрытой от общего доступа секции. Мне нужно проконсультироваться с господином Санрайдер.

— В этом нет нужды, Эркин. Дальше я справлюсь сам.

Реакция нашего сопровождающего оказалась моментальной. Оберенувшись на голос, раздавшийся с лестницы, ведущей на второй ярус лавки, Эркин глубоко поклонился в пояс и учтиво произнес:

— Господин.

Бейтельеро дождался, пока его помощник вернется за стойку у входа, после чего цепко оглядел нас, особое внимание оделив квардионной фигуре Фриса.

— Предлагаю сразу перейти к делу, господа джедаи. Мне не нужны проблемы с Орденом, однако и за бесплатно я ничего не продам. Экспонаты из бескара, фрика и ультрахрома стоят от миллиона кредов и выше. За особо редкие экземпляры цена доходит до пяти. Вы располагаете подобными средствами?

Душевная жаба озадаченно квакнула, впечатленная размерами наглости коллекционера, от которого явно несло эманациями жадности. Пришлось наступить ей на горло и утвердительно кивнуть, благо вопрос оплаты с Фрисом обговорили еще на пути через джунгли.

Чтобы не вызвать временного парадокса, он будет использовать накопления с обезличенного чипа, которое на всякий пожарный всегда таскал в своем ядре. О причинах подобной паранойи я не спрашивал. Как говорит, от кого поведешься… Денег было достаточно для покупки любого оружия в лавке, еще и останется столько же.

Тем не менее, спидербайки для перелета в Изиз Фрис все равно взломал. В память о старых добрых временах, когда его звали Фрисби, и тело адаптивного кварда заменял металлический корпус с вшитой матрицей дроида-диверсанта. Я не смог возразить ничего против, раз погонщик терминала все равно получил достойную плату, покрывающую стоимость угнанных спидеров в два раза. После того, как загруженный Фрисом вирус вывел его позитронные мозги из спящего состояния, уже после нашего прибытия в Изиз.

— Тогда прошу за мной, — старик удовлетворенно буркнул что-то после считывания на наручный коммуникатор данных протянутого ему банковского чипа. — Сейчас вы увидите жемчужину моей коллекции!

Фрис, подобно мне, закатил глаза: сколько пафоса. Все эти барыги одинаковы, когда дело касается манящего блеска кредов. А если к этому выдается возможность распушить хвост перед симпатичной девушкой, картинно хлопающей ресницами и благостно внимающей рассказам о бурной молодости контрабандиста, хорошее настроение обеспечено. Мне оставалось только усмехаться и наслаждаться зрелищем того, как опытная бансен’тор Ордена джедаев умело играет на струнках чужой души, внутренне оставаясь такой же спокойной и беспристрастной.

С ее помощью мне осталось только пройтись по рядам оружейных стоек и выбрать понравившийся бескаровый клинок, притянувший внимание благородным серебристым блеском и аурой силы предыдущего владельца. Остальное Анья сделала сама, без Силы, одним лишь женским очарование разведя маслянисто лыбящегося сластолюбца на смешную цену в девятьсот тысяч кредов. Практически даром за оружие из бескара, обычно применяющееся исключительно для создания мандалорских доспехов и куда реже для чего-то иного.

Взяв в руку рифленую рукоять меча, я сделал пару пробных взмахов, привыкая к весу и балансу оружия, совершенно отличного от используемого одаренными. Хм, весьма недурно! Длина чуть короче стандартного светового меча, лезвие сабельного типа с характерным изгибом в сторону обуха. Не припомню такого оружия в культуре мандалорцев, значит, самодел по чьему-то особому заказу. Но, пусть меч и не бывал в гуще боя, от него явственно веяло внутренней Силой и отголосками эмоций мастера, вложившее в свое творение всю душу.

Отчасти поэтому мой выбор и пал на него среди прочих других клинков, больше подходящих мне по форме и размерам. Мандалорское железо крайне прочный и в то же время пластичный материал, что касается духовного плана. Подобно кортозису, чутко реагирующего на Темную сторону, оно способно накапливать токи Силы и хранить отголоски душ предыдущих владельцев.

Не зря мандалорцы передают свои доспехи из поколения в поколение. Часть культуры имеет под себе вполне реальные корни, воплотившись в культ бескара, в некоторых кланах принимающего довольно гипертрофированные формы. Хотя те же Ордо в этом плане не столь ортодоксальны, но даже они, увидев носителя подобного меча, потребует его возврата в лоно Мандалора для переплавки и очистки от налета грязи тех, кто не следует Пути.

«Быть может, он даже станет символом, — я крутил меч в руках, принимая окончательное решение. — Когда разделась с Могру, передам его Дженне. Вместе с василиском это упрочит ее положение в клане и даст хорошие шансы на преемственность. Со временем Атран получат должного им главу Ордо — недурная перспектива».

— Беру. Анья, переведи креды на счет, пожалуйста.

— Сделано. Как тебе этот меч, Джове? Нравится?

— Прекрасно. Теперь хоть на передовую с ситхами! А ты что-нибудь себе присмотрела? Фрис?

— Нет! — быстро ответила за моего брата Анья, уже успевшего открыть рот и потянуться в сторону здоровенной секиры из ядовито-красного металла. — Нам уже пора.

— А-а?.. — Бейтельеро Санрайдер, который вдруг перестал ощущать на себе накатывающие волны женского очарования, разочарованно обернулся ко мне и даже как-то просительно пролепетал. — Уже уходите, господа? Но я хотел предложить замечательный хашийский каф…

— Боюсь, у нас мало времени, — я отрицательно покачал головой, не поддаваясь щенячьему взгляду Фриса. Успеет еще цацками обзавестись. Анья права: сперва дело, а мы и так сильно задержались.

— Но, подождите! У меня есть еще кое-что, — возбужденно забегал Бейтельеро, никак не желающий отпускать запавшую ему в душу молодую джедайку. Пусть и весьма плачевного вида, в робе, потрепанной похождениями в джунглях, но даже так остающуюся самым ярким лучом красоты в этом царстве блестящих драгоценностей минувших эпох.

— Только сегодня, исключительно для дорогих гостей-джедаев: оружие вашего Ордена, хранимое моей семьей испокон веков!

— Что? — тон Аньи моментально заледенел. — У вас хранятся незарегистрированные световые мечи?

— Прошу вас, миледи! — испугался и замахал ладоншками обильно вспотевший коллекционер. — Все законно! Эти мечами владели мои предки по материнской линии во времена древних ситхских войн. Двухклинковая «Песнь воды» и одноклинковое «Сияние неба». Уникальные вещицы в своем роде, именные, авторский дизайн…

— Покажите, — непререкаемым тоном велел я, внезапно ощутив какое-то странное волнение в Силе. Что-то неуловимое, но заставившее меня намертво вцепиться в появившийся шанс.

Бейтельеро перевел взгляд с Анья на меня, и улыбка его потускнела.

— Эти мечи не для продажи, мастер-джедай. Они — святые реликвии моей семьи. Но я не против показать их вам. За определенную плату, разуеется…

Красноречивый намек в сторону опешившей от такого наглого подката Аньи не остался безнаказанным. Бесстрастное лицо девушки вдруг отразило непримиримый внутренний Свет, сияющий в ее источнике подобно яркой утренней звезде. А пробирающий до мурашек спокойный тон заставил лоб Бейтельеро покрыться очередной порцией пота. На сей раз холодного.

— Показывай.

Даже Фрис восхищенно присвистнул, что уж говорить обо мне. До сих пор Анья еще не являла свою возросшую Силу, и теперь я имел удовольствие наблюдать, как она выросла со времени нашеговынужденного расставания в прошлом. Не только, как джедай, но и как лидер, способная принимать нелегкие решения и адаптироваться к любой ситуации.

Ощутив мое оценивающее внимание, Анья повернулась и, дурачась, включила режим плохой девочки, показав дразнящий кончик языка. Кхм. Что я там говорил об изменениях? Беру свои слова назад…

— Что? Барсен'торы должны уметь настоять на своем.

«Добро должно быть с кулаками, — перефразировл Пятый, беззастенчиво копаясь в остатках памяти, доставшейся нам от Ивана. — Какая женщина! Сила, я влюблен».

«Эй, — возмутил я. — Она моя, лапы прочь!»

«Ха-ха».

Между тем, развивший крейсерскую скорость владелец антикварной лавки успел метнуться наверх и вернуться с красивой деревянной шкатулкой, украшенной декоративной резьбой и выкрашенной в небесно-голубой цвет.

— Прошу, миледи. Вот сокровище, которое передается в семье Санрайдер в ожидании часа, когда среди нас вновь появится достойный носить их.

Аккуратно приподняв едва слышно скрипнувшую крышку шкатулки, Бейтельеро показал нам ее содержимое. Анья и я проявили сдержанный интерес, тогда как шумно засопевший Фрис едва ли не запустил внутрь голову.

Как старик и говорил, нашему взору предстали два световых меча, выполненных в одном стиле. Полагаю, оба когда-то принадлежали рыцарю-джедаю, прошедшему суровую школу войны. Одноклинковый имел простую рукоять из серой стали, слегка сужающуюся на креплении фокусировочной линзы и переходящую в удлиненную ребристую поверхность силовой ячейки, для более сильного сцепления с рукой. Вполне себе типовой меч для начинающего рыцаря-джедая, только недавно ставшего на продвинутый путь познания Светлой стороны.

С другой стороны, меч-посох имел уже более проработанный дизайн и резкие черты, выражающихся в спиральных бороздках, идущих от эмиттера к центральному соединению рукояти. Выходные отверстия для клинков были дополнительно защищены укрепленными вставками, на одной из которых даже остался след поврежденного металла — результат столкновения с другим мечом.

В общем и целом, ничего особенного. Однако то колебание в Силе никуда не делось. И, по мере того, как длилась пауза, я начал понимать причину его происхождения.

Фрис.

Мой брат завороженно смотрел на световые мечи, пока сквозь его квардионное ядро и кайбер-кристаллы проходили потоки Силы. Процесс настолько необычный и завораживающий, что мы с Аньей затаили дыхание и не шевелились до тех пор, пока Фрис не издал тихий вздох и не отстранился от шкатулки.

— Сколько? — раздался его приглушенный голос. Бейтельеро Санрайдер моргнул и уставился на кварда, будто впервые видел его.

— Я же сказал…

Фрис покачал головой и, протянув руку ладонью вверх… направил Силу. У меня отвисла челюсть, как и у Бейтельеро, при виде шевельнувшихся световых мечей. У одноклинкового повернулась муфта эмиттера и открылся защитный лепесток, являя свету мягко мерцающий голубой кайбер кристалл. У посоха что-то щелкнуло в рукояти, и декоративные вставки на концах мечей вдруг удлинились вдвое, явив заостренные концы тонких лезвий, которыми вполне можно было работать, как обоюдоострым кинжалом.

Еще миг, и оба меча взмыли вверх, активируясь с приятным слуху гудением. Лавка озарилась нежным небесно-голубым светом, заставив Бейтельеро схватиться за сердце и опереться на ближайшую стойку.

— Как же так?.. — донесся его слабый неверящий шепот. — Никто из семьи… За столько веков… Почему они открылись тебе?!

Я неотрывно смотрел на брата, а он на меня, когда его слова коснулись воздуха, гармонично вплетаясь в песню световых мечей.

— Они предназначены не для вас, и тот, кто их создал, знал это. Назовите цену.

Старик, по щекам которого катились дорожки слез, намертво вцепился в пустую шкатулку и осел на пол. Силы покинули его и, подскочивший помощник тот же потянулся с портативной аптечкой, явно готовый к чему-то подобному. Но сухая узловатая рука в морщинах остановила его на полпути. Бейтельеро поднял голову и, сморгнув слезы, уставился на вращающиеся по часовой стрелке световые мечи, зависшие перед Фрисом, стоявшим с крайне одухотворенным видом.

— Только тот, кто истинно чист душой, сможет активировать мечи, — убитым голосом сказал старик. — Пророчество… Мы верили, что это будет кто-то из нашей семьи, но Силу не обмануть. Спустя тысячи лет наследие Номи наконец ожило. В руках того, кто достоин нести его Свет в мир.

— Бейтельеро, — все еще переваривая произошедшее, я попытался что-то сказать в наше оправдание, но старик резко тряхнул головой и, кряхтя, с помощью заботливого Эркина поднялся на ноги.

— Уходите.

— Но…

— Пока я не передумал.

Старик еще раз посмотрел на нас троих и остановился напротив Фриса, который уже деактивировал световые мечи и аккуратно принял их себе в руки.

— Как тебя зовут, дитя?

— Фрис. Атран.

Ладони старика легли на плечи брата, а в его голосе прозвучала затаенная горечь. И надежда.

— У моей семьи есть напутствие, Фрис Атран. «Пусть Песнь воды укроет тебя от невзгод в бесконечном океане космоса, а Сияние неба укажет путь среди звезд. В неизвестности, куда ты ступаешь».

Бейтельеро Санрайдер отступил в сторону и указал ему рукой на дверь.

— Надеюсь, Номи сделала правильный выбор. Ступай, юный шард. И принеси мир в галактику.

Глава 8. «К логову зверя»

Мы с Фрисом стояли на командном мостике «Бегемота», наблюдая, как сопящая от напряжения Митина прокладывает курс, ведя корабль сквозь атмосферные аномалии растущего воздушного тоннеля, соединяющего Ондерон и луну Дксун. Планетарное Слияние обещало вот-вот начаться, и мы летели в самый его эпицентр.

— Кхм, — я первый нарушил затянувшееся молчание, и, не сводя глаз с обзорного окна, деланно-незаинтересованно вопросил. — И как давно ты ощутил Силу?

Фрис улыбнулся, но также остался на месте без движения.

— А я все ждал, когда ты не выдержишь.

— О, это было непросто! Чуть мозги не лопнули от перенапряга. И?..

— Сложно сказать, в какой именно момент, — тон брата стал задумчивым, а выражение лица отстраненным. — Все началось с установки импланта гибридной модуляции. Он наделил меня всеми чертами органических форм жизни, включая возможность чувствовать. По-настоящему, а не имитировать по твоему образу и подобию, как раньше.

— Не думаю, что ты когда-либо имитировал чувства, — мягко возразил я ему. — Даже, когда впервые осознал себя Фрисби на Тайтоне. Этот дар всегда был с тобой.

Фрис приосанился и повеселел. Расцветший цветок ярких эмоций показал, насколько ему приятно слышать эти слова.

— А какая она для тебя? — жадно спросил я, поддавшись своему любопытству. — Сила?

— Иная. Я знаю, как ее чувствуешь ты, но у меня… это как подключение к ядру дополнительного источника вычислительных мощностей. Настолько большого, что мне приходится ограничивать скорость обмена данных, чтобы не спалить нейронные связи. Это завораживает! И пугает. Вернее, пугало… поначалу.

— Что изменилось?

— Не ты один учился у Пряхи, — в эмоциях брата промелькнули нотки гордости. — Она помогла мне понять, что значит не просто чувствовать себя живым, но быть им.

— А есть разница?

— Есть. Я тоже не понимал, пока она не показала. И тогда, думаю, меня осенило: Сила всегда была рядом. Просто я не мог понять, что это и как ее направлять. Теперь знаю. «Сияние неба» помогло увидеть, — его кончики пальцев любовно провели по рукояти своего нового светового меча, занявшего положенное место на квардионной имитации пояса.

— А «Песнь воды»?

— В меньшей степени. Я могу ее использовать, но она слишком остра для меня. Во всех смыслах. Сейчас я просто подрабатываю курьером, чтобы передать ее тому, кто по-настоящему достоин.

— И кто же…, — я осекся, увидев ухмылку брата. Еще с пару секунд потребовалось, чтобы интерпретировать бурю эмоций, взметнувшихся у него в груди, и узнать ответ.

— Да ладно. Не может быть!

— Нет? Что мы с ней такое, по-твоему, брат? Помнишь, я говорил еще тогда, у Стража на Альдераане: Гри не могут создать жизнь. А Сила — да! В сочетании определенных условий для нее нет ничего невозможного. Зерно, которое Сот передал для пробуждения Джун, уже имело встроенные наниты с той же матрицей, как у моего импланта гибридной модуляции. Так что мне остается просто передать ей «Песнь воды» и ждать, когда связь установится.

Фрис сделал паузу и тихо, так, чтобы слышал только я один, продолжил:

— Именно поэтому кайбер-кристаллы Гри такие особенные. Малыш… он ведь тоже осознал себя, в самом конце. Пусть и не так, как я, но твоя Сила, Джове, помогла ему увидеть мир по-другому. Также, как помогла мне.

Против воли предательские слезы навернулись на глаза, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержать их вместе с рвущимся из груди судорожным вдохом. Пуду. Кажется, этот груз вины не отпустит меня уже никогда. Потому что, чтобы я не говорил окружающим, в глубине души я не смирился с сделанным выбором и корил себя за содеянное.

За предательство того, кто пожертвовал собой ради исполнения моих желаний. Как же хреново…

«Джове! — сознание всполошил предостерегающий крин Пятого. — Твоя защита слабеет!»

«А, харш!»

Спохватившись, я торопливо перехватил ускользающие поводья от сетей, окутавших спящую сущность Поглотителя. Хищник в глубине подсознания недовольно заворочался, но все же погрузился обратно в беспокойный навязанный сон.

«Следи за собой, ситх тебя дери! — выругался Пятый, и я почти наяву увидел, как он утирает холодную испарину со лба. — Эта тварь только и ждет шанса, чтобы вырваться. И твои душевные метания никак не помогают».

«Прости, — искренне повинился я. — Просто…»

«Просто все, что в тебе до сих пор сдерживал якорь Машины, вышло наружу. Вторая всегда была эмоциональной, и ты очень похож на нее. Порой даже чересчур».

«Это такой толстый намек перестать лить бабские слезы?»

«И сжать яйца в кулак, — без малейшего намека на издевку подтвердил Пятый. — Пойми наконец, Разящий Свет: от тебя сейчас зависят не только наши жизни, но и напрямую миллионов других существ! Если Могру добьется своего, последствия будут катастрофическими. Ты должен сохранять разум чистым, чтобы одолеть его».

— Внимание экипажу! — внезапный окрик Митины вывел меня из самокопаний. — Входим в зону турбулентности, может немного потрясти.

— А куда делись компенсаторы…, — начал говорить я и едва не прикусил язык, когда звездолет ощутимо так тряхнуло. Понял, молчу. Митине виднее, как там ее толстячок небеса бороздит.

— Джове! — рявкнула навигатор, бледная от напряжения и носом прилипшая к стенной панели с извивающимися кривыми графиков и стройными рядами смеющихся символьных параметров интера. Ее последняя команда пилоту оказалась неудачной, вызвав каскадную встряску по каркасу корабля, когда сопящий от напряжения пилот-салластанец выкручивал штурвал по крутой траектории на снижение. — Куда именно нужно!?

— Пустошь справа по курсу. Видишь? Там, — я оперся на подголовник кресла второго пилота и через обзорное окно указал на песчаное пятнышко у окраины джунглей, проглядывающее в потоках взвихряющегося воздуха на границах атмосферного фронта. — Заходи со стороны солнца и зависни над джунглями. Оттуда мы доберемся своим ходом.

— Вам делать больше нечего что-ли? На кой хрен вам в эту харшову дыру лезть, если можно прямо до места долететь?

Мы с Фрисом молча переглянулись, благодаря науке Пряхи ощущая то, что для менее чувствительной Митины оставалось скрытым.

— Так надо.

— Ну и хер с вами! Сдохните — жаловаться не приходите. Терпеть не могу призраков.

Фрис хмыкнул, а я медленно вздохнул, беря под контроль вертящиеся на языке остроты. Это Митина. И перевоспитывать ее бесполезно.

— А мне что прикажешь потом делать? — буркнула чуть успокоившаяся клановый навигатор, все еще недовольная, что ее планы на тотальный расслабон с бухлом и девочками нарушили сразу по прилету в Изиз. — Кантиной с пазааком тут не пахнет.

При этом к раздражению Митины примешалась изрядная доля эмоций, испытываемая еще со времени нашей встречи в столице. Мы с Фрисом так и не смогли объяснить, как умудрились добраться до города раньше нее, если остались в лагере мандалорцев после отлета «Бегемота». И что стало с нашей внешностью, слишком изменившейся за такой короткий период разлуки.

А вопросы не могли не возникнуть. Для любого, кто был знаком с нами лично, будто не десяток часов прошел с момента нашего расставания, а полновесный год по стандартной временной шкале. За который я вытянулся, хотя, казалось, куда еще больше, и окончательно потерял последние юношеские черты, став внушающим уважение молодым мужчиной. Волосы стали еще светлее, потеряв детский пшеничный оттенок и став почти белыми. Не седыми, а именно белее, отражая произошедшие с организмом изменения, покрепленные глубокой связью со Светлой стороной.

В свою очередь Фрис столь виртуозно овладел своим квардом, что теперь его было почти не отличить от реального разумного из плоти и крови. Не считая небольшого фонового сияния неона вокруг фигуры, он выглядел… настоящим. Во всех аспектах своей жизни, а не только духовном, делающим его частью Единой Силы.

Но если первое еще можно было списать на апгрейд, то не заметить второго Митина со своей гиперпаранойей не могла. А уж когда Анью на мостике увидела… Скажем так: я ожидал грома и молний, но тилина ограничилась нервным глазным тиком. Поначалу. После чего слегка отошла и с ходу ультимативно заявила, что ноги этой «крашеной самки харша!» не будет на борту ее корабля.

Каких трудов нам с Фрисом стоило ее успокоить — отдельная песня. Трагичная, полная обид, угроз, взаимных упреков и поэтических матерных конструкций, коими не побрезговали бы и самые отмороженные головорезы в криминальных синдикатах хаттов. При этом я, как глава клана Атран, проявил чудеса дипломатии, одной рукой удерживая рвущуюся в бой тилину, а второй придерживая за талию пышущую святой местью эвин, так и норовящую схватиться за световой меч. И смех, и слезы. Особенно в свете предстоящих разборок с остальными дамами клана, носящими под сердцами моих детей.

В общем, с грехом пополам, шаткий мир был установлен, но Митина все же добилась, чтобы Анья покинула мостик. На что мне, скрепя сердце, пришлось пойти, внутренне содрогнувшись под пламенным взглядом возлюбленной, которым она наградила меня перед спуском на нижние палубы.

«Ох, чую, ждет меня на Альдераане веселая жизнь, — внутренне пожаловался я Пятому, вновь вспомнив тот момент и ежась от колючих мурашек, бегущих по спине. — Может, ну его? Пусть ушастик делает свое дело. Бахнет и ладно. Зато всем будет не до меня…».

«А вот за наивность основе Ивана спасибо скажи, — мой духовный собеседник по обыкновению рубил правду-матку. — Помнится, он тоже любил тешить себя призрачными надеждами. И нас заодно».

«Зануда».

«Обращайся».

Корабль накренился, болтаясь в мощных воздушных потоках и медленно снижаясь, стараясь не привлекать лишнего внимания. Насколько это было возможно внешне, благо в Силе стараниями Аньи нас практически не ощущалось. Ее опыт барсен’тора позволял творить и не такие вещи, что пришлось весьма кстати в виду предстоящей встречи с Могру. Чем неожиданней будет для него наше появление, тем больше вероятность, что Нак Зиил с джедаями и остальными пленниками будут спасены..

— Фьюф, — пилот-салластанец подвел «Бегемот» к растительной кроне джунглей, вызвав нездоровое шевеление цепких ветви хищных лиан, потянувшихся к небу. Выполненный маневр скрыл его от посторонних глаз со стороны бывшей трассы свупов, и я надеялся, что остаток пути по земле пройдет также гладко. По расчетам Фриса времени, прежде чем наши «прошлые» версии встретят Могру и провалятся в хроноколодец Звездной Сети, осталось совсем немного.

Пилот откинулся на кресло, утирая ладонями мокрые от пота крыловидные капли поверх рта.

— В унгрус я драл такие посадки, босс! В другой раз найдите способ самоубиться попроще.

— Отличная работа, Ринго, — расщедрилась Митина на похвалу, повторяя движение салластанца и буквально утонув в мягком ложе второго пилотского кресла. — Одной проставой не отделаешься, Джове. «Бегемоту» потребуется полный фарш на ближайшей верфи. За счет фирмы!

— Будет, — Фрис утвердительно кивнул под моим взглядом. — Молодцы, заслужили. Теперь наш черед.

Митина широко показательно зевнула, едва не вывихнув челюсть.

— А-а-аф! Вперед. Мы тут подождем.

— Митина.

— Ладно, ладно, — ворчливо отозвалась навигатор, нехотя выпрямляясь скрипнувшем кресле. — Улетим после высадки. Хотя, не думай, что ты отвертелся от объяснений!

На это я только усмехнулся и кивнул Фриса, вместе с ним покидая мостик. Тилина могла сколько угодно вредничать, но в конечном итоге сделает, как ей велено. Потому что ощущает мою возросшую Силу и инстинктивно признает главенство Вожака в стае, как принято у ее расы.

И еще потому, что будущее уже определено. И в нем я не помню никакого тяжелого транспортника, ошивающегося в обозримой близости от логова Могру.

Тем временем Анья на нижней палубе успела неплохо поладить с судовым техником, бортовым программистом и раздражающей занозой в заднице Митины — салластанцем Ихором Ворром. Мы с Фрисом обнаружили этих двоих, сидящих на краю погрузочного контейнера с чашками ароматно дымящего кофейного тоника. За приятной беседой на политические темы современных реалий на Республиканской арене, время полета пролетело для них незаметно. Мы с братом успели застать уже конец разговора.

— …выходит, Лашта-Со получит чрезвычайные полномочия?

— Считай, это уже простая формальность. За последние три года Миротворческий флот пополнился еще на сотню тяжелых вымпелов новейшей постройки. И я не про тот хлам, которым гоняют пиратов на задворках фронтира Внешнего Кольца. Под командованием адмиралтейства ходят новейшие суда со стапелей Куата и Коррелианских верфей. Бриллианты в куче говна из ржавого железа! Знаешь, какие там цифры крутятся, дочка? Без чрезвычайных полномочий продавить такой гос-заказ практически невозможно. А, значит, Сенат настолько глубоко запустил язык в очко канцлера, что может отполировать ей зубы изнутри. Еще и до кончиков лекку дотянется, если откат получит.

— Фу, дядя Ворр! Где ваши манеры? — Анья хихикнула и, не замечая нас с Фрисом, остановившихся в тени грузового контейнера, пригубила из исходящей дымком чашки. — И все равно, я не понимаю, откуда такая агрессия? Империя ситхов пала много веков назад, а нынешние их последователи… Как их там, культисты? Даже не смешно. Кучка любителей во главе с опальным мастером. Они скорее досадная помеха, чем реальная угроза Республике. Может, канцлер знает что-то еще, что не известно другим?

— Кхм.

Я вынужденно прервал несомненно увлекательную беседу, шагнув на свет и отозвавшись на вопросительный посыл Аньи в ментале.

— Да, пора.

— Спасибо за приятную беседу, дядя Ворр. Как-нибудь повторим, — девушка пожала руку распустившему слюни салластанцу и с наигранным вскриком спрыгнула вниз, позволив мне подхватить ее на лету.

— Мой рыцарь, — послужил от нее наградой короткий чмок в губы, поневоле поднявший мне настроение. — Готов вершить подвиги в мою честь?

— Ради тебя хоть в гнездо ранкора с голой жопой.

— Хи-хи. Как романтично!

Фрис, ради поддразнивания которого и была сыграна театральная постановка в двух лицах, закатил глаза и первым удалился в сторону шлюзовой камеры. Довольная смеющаяся Анья побежала его догонять, пока я на минуту задержался у салластанца, последний раз прогоняя наш план и убеждаясь, что команда четко осознает свою роль.

Мне было не нужно, чтобы экипаж «Бегемота» путался под ногами, рискуя срывом всей спасательной операции. Пока на нашей стороне неожиданность, я собирался использовать все полученное преимущество, чтобы застать Могру врасплох. И, даст Сила, его будет достаточно, чтобы предотвратить непоправимое.

— …и не забывайте мониторить сеть, пока мы будем внизу, — отдал я последние указания кивающему салластанцу. — Как только планетарное Слияние закончится, у нас будет совсем короткое окно, чтобы незаметно убраться из системы.

— Понял, босс, — со смешком передразнил Ихор повадки молодого пилота Ринго и уже куда более серьезным тоном добавил. — Ты уж побереги себя. Будет обидно похерить все в самом начале, когда дела семьи только пошли в гору.

Крепким рукопожатием поблагодарив старика за заботу, я метнулся к шлюзу, нагоняя ожидающих меня Анью и Фриса, уже облачившихся в боевую экипировку.

На эвин красовался защитный костюм из синтоволокна белого цвета, выбранного ей самой еще в Изизе. Плечи покрывал плотный тканевый плащ с глубоким капюшоном — дань уважения джедайским традициям. Лицо прикрывала маска с узкими прорезями для глаз и встроенной фильтрационной системой, защищая органы дыхания от вредных веществ. Почти копия тех, которое носят стражи в джедайских Храмах, но с более резкими воинственными чертами.

В свою очередь Фрис притушил свечение неона кварда и сменил столь любимый им облик «вечного защитника», использовавший наработки закуульских рыцарей Вечной Империи на такой же слизанный с моего экзера четвертый образ. А именно, «доспехи хамелеона» или джедая-охотника. Гибкие, подвижные, с адаптивной внешней структурой, позволяющей маскироваться к окружающей местности. Идеальный вариант для диверсионной вылазки в глубоком тылу врага.

Решив не отставать от команды, я дал мысленную команду экзеру, под восхищенный возглас Аньи воплотив наименее редко используемый образ с порядковым номером три. Дюрасталиевый облик «Тяжелого рыцаря». Вариант, чем-то походящий на доспех мандалорских коммандо. Как тот, что носил громила Арус, перешедший в подчинение Дженны Ордо после смерти ее брата. Только, в отличии от бескаровых доспехов, более грузный внешне и не такой изящный. «Тяжелый рыцарь» вызывал чувство угрозы уже одним своим видом, со стороны представляясь этакой бездушной машиной убийства, которой, для полного образа, не хватало только огромного двуручника за спиной.

Но и бескаровый клинок с хищной грацией сабли тоже неплохо смотрелся у меня в руках. Обнажив его из сформировавшихся ножен на поясе, я лишний раз порадовался, что, несмотря на размеры, «Тяжелый рыцарь» ощущается точно также, как и любой другой образ экзера. Удивительный симбиот Гри, способный не только выдерживать запредельные нагрузки, умел так подстраиваться под носителя, чтобы доставлять минимум дискомфорта и не стеснять движений. Иначе, вздумай я нацепить на плечи подобную гору реального металла, даже с помощью Силы передвигаться было бы проблематично.

В последний раз оглядев спутников и отмахнувшись от несвоевременных вопросов Аньи насчет возможностей экзера, я дал команду на спуск. После чего первым спрыгнул со ступеней приоткрывшегося трапа, оттолкнувшись от пневмо-опоры и сразу набрав внушительную скорость. В груди екнуло от ощущения свободного падения и сразу полегчало, успокоенной спокойствием, даруемым техникой Парения.

Пора.

На секунду зависнув в воздухе, я поравнялся с падающими сверху Аньей и Фрисом, прежде чем полетел вниз кометой, объятой пламенем. Или, так могло показаться со стороны.

Некогда изученная, но трудноисполнимая Циклонная Волна требовала предельной концентрации и большого мастерства от джедая, объединявшего сразу четыре техники в одну. Парение и Щитовой Барьер, чтобы контролировать снижение и упасть в сторого выбранную точку. И уже в момент касания земли Вспышка для обострения восприятия, мгновенно переходящая в Телекенетический Взрыв. Вот только вместо земли на моем пути оказалась густая крона джунглей, полная дикого зверья и не менее хищной растительности.

Извивающиеся удавы плотоядных лиан дрогнули и потянулись от брюха «Бегемота» к новой добыче, любезно падающей в их крепкие удушающие объятья. Но чего они не ожидали, так это огненного болида, взорвавшегося всесокрушающей волной жара и гравитации, продырявившей изрядную прореху в истекающей фиолетовым соком растительности. Не зря джедаев прошлой эпохи опасались по всей галактике! Опытные боевики способны на разрушения, которые под силу разве что тяжелому крейсеру, под завязку напичканному оружием массового уничтожения.

С пару секунд порожденный Циклонной Волной ударный фронт продолжал расширяться, пока не сжался под давлением Силы и винтом не унесся в строго заданном направлении к выжженной солнцем пустоши на дне соляного озера. Сообщение отправлено адресату. Теперь остается надеяться, что оно исполнит свою роль точно так, как задумано. Другого такого шанса нам может просто не выпасть.

Вжух. В-жуу!

По бокам от меня пронеслись два световых росчерка. Веридиановые и синий мечи ничуть не отставали от бескарового, прогрызая нам узкий путь сквозь лесную крону к душной и влажной тьме нижних этажей джунглей. Еще минута слаженной работы, и наша троица встала спиной к спине, контролируя узкий клочок свободного пространства, освещенного мерцанием двух световых мечей.

— Джове? — прозвучал напряженный голос Аньи, перекрыв рычание и щелканье потревоженной лесной живности, спешащей попробовать на зуб источник, нарушивший хрупкий баланс в местной экосистеме.

— Ждем.

Прошло еще немного времени, прежде чем я ощутил чужое внимание, и дал эвин отмашку снова скрыть нас техникой Камуфляжа, которому обучилась в Храме по голокронам джедаев-дозорных. Есть! Слава Силе, первая и самая спорная часть плана прошла, как задумывалось. Осталось исполнить вторую и надеяться, что все расставленные фигуры на игральной доске истории в точности исполнят свои роли.

Помнится, в свое время я часто задумывался, как Могру удалось так быстро вычислить меня на своей территории? Что ж, ответ прост: я сам привел его ко мне. Это было необходимо, чтобы добраться во вражеское логово незаметно, пока Могру направляется к мандалорским силам, медленно продирающемся сквозь джунгли навстречу поджидающей их железной смерти.

Не стану врать, что я сам до такого додумался. По пути на «Бегемоте» у нас с Фрисом было достаточно времени, чтобы устроить мозговой штурм и свести воедино нити судьбы, пронизывающую нашу историю с момента прилета на Ондерон. Практика показала, что такие вещи лучше продумывать заранее, чтобы не вышло, как в прошлом. Когда одно необдуманное решение привело к продолжающемуся упадку целой планеты, едва начавшей расцветать на подъеме интереса к нелегальным гонкам на свупах.

По итогу разработанный план гарантировал, что временной круг замкнется, и события произойдут в предначертанной им последовательности. Движимый любопытством Могру не удержится, чтобы не проверить, какой-такой джедай дерзко бросает ему вызов, не постеснявшись поднять в Силе целый узконаправленный ментальный шторм. И, конечно, прощупав прошлого меня, пожелает проверить его на прочность. Для чего тот же Василиск подходит просто идеально. Дабы не марать костистые лапки самостоятельно.

Дальнейшие события известны. Переоценивший себя Гестиар Ордо погиб в попытке подчинить василиска, тогда как его опальная сестра, с моей малой помощью, преуспела. Дженна Ордо стала «кеш’верде бес’улийк» — наездницей василиска, по праву силы принявшей на себя командование отрядом мандалорцев. А я надавал по щам Могру, как мне тогда казалось со своей колокольни. На деле же, использовав технику Туман Духа, доступную адептам Разума от ранга подмастерье, я ощутил удовлетворение зеленого чудика, напавшего на след моей прошлой версии.

Могру играл со мной. Теперь, пройдя обучение у Пряхи, это стало очевидно. Сойдись мы с ним в схватке тогда, боюсь, на этом история могла бы закончиться. Распахнув свою душу под прикрытие Аньи, я четко ощущал всю чудовищную мощь существа, двигающегося навстречу мандалорцам. При желании, Могру мог бы подчинить и меня, и всех их вместе взятых, не особо напрягаясь. Но, ведомый своими мотивами, зеленый гоблин решил поиграть, что играло нам с Аньей и Фрисом на руку.

Дождавшись, когда отдаленное эхо в джунглях донесет обрывки взбешенного рыка василиска, я скомандовал: «Двинули!».

Окно, выбранное, чтобы проскочить к логову Могру, пока его внимание было отвлечено на другое, оказалось совсем маленькое. Пришлось приложить все мастерство одаренных и хорошенько порубить мечами, чтобы вырваться из цепкой пелены растительности на палящий солнечный свет, уже которой век безжалостно пожирающий песчаное тело бывшей трассы свупов.

Вспышка.

Анья и Фрис едва поспевали за мной, в своем громоздком тяжелом рыцаре разогнавшись до скорости свупа на форсаже. Но даже так мы едва успели, чтобы достигнуть точки назначения! В какой-то момент внимание Врага вновь обратилось к своему логову, вынуждая нас резко затормозить и ничком рухнуть на песок, скатившись в укрытие под полузанесенной песком плашкой ускорителя.

«Он очень опасен», — прошептал Пятый, поддавшись напряжению и моими глазами смотря на миниатюрную фигурку, буквально шагнувшую из ниоткуда на край расщелины, ведущий в подземную шахту. Место, откуда ощутимо тянуло ужасом и болью сотен разумных. И смертью.

«Узнаешь технику?»

«Это не просто Сила, — я едва удержался, чтобы не сплюнуть, наблюдая, как не замечающий нас карлик насвистывает и крутит над лапкой устройство, мерцающее до боли знакомыми голубыми импульсами Гри. — У него есть преобразователь Звездной сети».

«Да ладно, — усомнился Пятый. — Они на дороге не валяются, сам знаешь. Уверен?»

«Я чувствую измененный кайбер, — мрачностью моего тона можно было довести до депрессии. — Такой же, каким был Малыш, когда Сот подавил его личность и адаптировал для перехода. Но этот уже давно обезумел. Его не спасти».

«Пуду», — Пятый разделял мои чувства, вынужденный оставаться сторонним наблюдателем того, что происходило дальше.

Могру дождался, пока вырвавшиеся из джунглей фигурки мандалорцев возьмут курс в его сторону, и скрыв в отворотах туники преобразователь Звездной Сети Гри, принялся Творить. Именно так, с большой буквы. Что я, что Фрис с Аньей выпученными глазами наблюдали за таинством, совмещавшим в себе техники Светлой и Темной стороны.

Идеальный баланс уравновешивал две противоборствующие стороны, охватывая плотной ментальной сетью огромный участок пустоши. Немного не дойдя до окраин беснующихся джунглей, единовременно упустивших огромное количество добычи, техника опустилась к земле и… безжизненная пустошь погрузилась в тишину на многие километры вокруг. Воинственно орущая толпа замерла, не доехав до цели каких-то двести метров. Скованные по рукам и ногам волей, намного превосходящей их собственную, гордые воины Мандалора поневоле ощутили страх. Дикий, животный. Такой, когда все чувства и мысли охватывает осознание загнанный жертвы, попавшей в липкую паутину гигантского арахнида, уже готового вонзить истекающие ядом хилицеры в мягкую податливую плоть, проигнорировав твердую скорлупу бескара.

«Да что он такое?! — донеслось по внутренней связи напуганное восклицание Аньи, едва удерживающую на нас Камуфляж Силы. — Как вообще можно обладать такой Силой?»

«Не бойся. И на него найдется управа», — стараясь звучать уверенно, но внутренне сжимаясь от дурных предчувствий, отозвался я. То, что показывал Могру, творя столь масштабную технику Разума… было за пределами понимания. Не знаю, причина ли в возмущениях, вызванных набирающим обороты Планетарным Силиянием, или в моем ранге подмастерья, неспособном оценить весь масштаб работы Мастера? А, может, во врожденном даре самого Могру? В любом случае, факт налицо: картина в Силе вызывала трепет одним своим видом!

Словно мелкоячеистые соты, ловчая сеть Могру затянула небосклон плотной пеленой, сквозь которую невозможно прорваться. При этом техника Мастера Разума оставалась скрытой от такого ментального кастрата, каким был на тот момент самоуверенный я из прошлого. Направляющийся с Фрисом в сторону Могру и тешащий себя иллюзией, что он способен хоть что-то ему противопоставить.

«Джове…, — теперь уже и уверенность Фриса дала трещину, когда наши с ним версии сошли на землю и двинулись навстречу поджидающей их смерти в обманчиво-неугрожающем обличье. — Ты уверен, что нас троих хватит, чтобы надрать ему зад? Он же вообще не выдыхается! Еще и умудряется лясы с нами точить!»

Я не ответил, со сцепленными до болевого скрежета зубами наблюдая за коротким диалогом, по результатам которого ментал всколыхнул взрывной веер эмоций. Меня и Фриса из прошлого. А также слабого отголоска удивления, пробившегося сквозь титаническую защиту Могру. И лишь один этот факт означал, на сколько на самом деле был поражен ушастик, встретив на своем пути иномирца. Такого же, как он сам.

В какой-то момент сеть над пустошью начала угрожающе сгущаться, и я напрягся, готовый сорваться с места и начать действовать, но Фрис продержал меня за локоть.

«Рано. Смотри».

Эффект падения в хроноколодец Звездной Сети ничем не отличался от обычного перехода на ее космические тропы. Просто в какой-то момент наши с Фрисом прошлые версии единовременно стерло из реальности, а Могру остался стоять на месте, без каких-либо усилий удерживая монструозную технику Разума и размышляя о произошедшем. Недолго.

У меня возникло острое желание растворить шлем экзера и протереть глаза, наблюдая за ровными рядами мандалорцев, покорно спускающихся в расщелину под командованием маленького дирижера. Только вместо палочки ему служил малый световой меч, через который Могру вальсировал техникой Разума, единовременно направляя сотни ментощупов, опутавших мандалорцев.

То, что я некогда применял в дико упрощенном по наитию, в исполнении Мастера Разума смотрелось, как танец! Плавный, грациозный, чарующий. И очень пугающий. Сомневаюсь, что даже Пряха на пике развития могла оперировать Силой с таким контролем, но зато увиденное окончательно избавило меня от последних остатков иллюзий на счет Могру.

Именно в этот момент я окончательно убедился, что его надо убить. Только так, и не иначе. При любом ином раскладе и Фриса, и Анью, и меня ждет участь остальных пленников Могру, спускающихся в шахту расщелины.

Закончив со сбором трофеев, маленький монстр последовал за ними, позволив нашей троице выдохнуть и без сил развалиться на песке. Раздавленными. Сбитыми с толку. С совершенно не представляющими, как противостоять такой подавляющей мощи.

— И что дальше? — в прострации вопросила Анья, ни к кому конкретно не обращаясь. — Знаете, я думала вы преувеличивали, когда рассказывали о нем. Но то, что я видела… у нас мало шансов.

Фрис промолчал, но я ощущал его молчаливое согласие со словами эвин, и от того становилось еще хуже. Тем не менее, у нас нет выбора. На кону стоит слишком много, чтобы вот так просто сдаться, не дойдя до цели.

Я прогнулся в поясе, рывком поднимаясь на ноги, после чего помог подняться спутникам отряхивающим с одежды налипшую песчаную пыль.

— Думаю, вам лучше будет верну….

— Так! — женский пальчик перекрыл забрало шлема там, где, в теории, находился бы речевой динамик, заставив меня умолкнуть. — Вот сейчас помолчи, дорогой! Не заставляй меня думать о тебе плохо. Фрис, есть идеи?

— Думаю, моделирую вероятности. В девяноста пяти случаях из ста нами подтрутся, а потом надругаются особо изощренным способом. Над Джове дважды. Еще в четырех сперва помучают… а потом все равно надругаются. Над Джове с летальным исходом.

— А последний? — хмыкнула Анья, наконец восстановившая самообладание после созерцания мощи Могру. — Без него?

— Смотря, как поступим. Одно ясно: атака в лоб ничего не даст. С таким контролем Силы тебя вынесут первой. Потом меня, и уже под конец Джове. Единственный шанс выжить — это отвлекающий маневр.

— Планетарное Слияние вот-вот войдет в активную фазу, — пристыженный так и не высказанными словами Аньи в свой адрес, я поднял голову к быстро темнеющему небу над головой. — Что бы он не планировал сделать, это точно произойдет с его началом.

— Тогда, — мой брат сложил руки на груди и хмуро уставился в сторону расщелины. — Нам потребуется обманный маневр. Это же высохшее дно озера, так? Вот как мы поступим…

Еще минута быстрого обсуждения с уточнением запасных планов, после чего я с возросшим уважением посмотрел на свое худощавое отражение, блистающее самодовольной ухмылкой с легким налетом превосходства.

— Напомни, чтобы я никогда не переходил тебе дорогу, братишка. Кхм. И да, прошу прощения. Это я сожрал твой запас шоколадных батончиков на «Везунчике».

— Ах ты!.. — вопль души Фриса слегка разрядил обстановку, заставив нас с Аньей рассмеяться и уже с куда более окрепшей уверенностью посмотреть в сторону логова Врага.

Еще не все потеряно. Сила с нами, а путь впереди ясен. Пришла пора выяснить, как хорошо мы с Фрисом усвоили науку Пряхи. Да славится Имя ее в веках, вечно!

(прим. автора):

Уважаемые читатели!

В виду долгого отсутствия продолжения в ближайшие дни с перерывом в сутки-двое будут выложены еще восемь новых глав подряд. Оставшиеся хотел бы добить до Нового Года, но тут уже по обстоятельствам. События последних лет научили меня не загадывать слишком далеко вперед) "Сосредоточьтесь на том, что происходит сейчас и здесь", как учил Квай-Гон, и будет вам счастье.

Всем добра и приятного чтения.

Глава 9. «Смертельная роль»

В шахте было темно и прохладно. Последнее странно, с учетом того, какое пекло царило на поверхности. Фрис объяснял это структурой самой шахты, устроенной по принципу муравейников ройных насекомых. У тех же килликов с обеспечением воздухообмена и поддержанием комфортной температуры внутри улья не было никаких проблем. Так и тут внутренняя структура шахты и мелких ответвлений обеспечивала стабильную циркуляцию воздуха, охлаждая поступающий с поверхности воздух до приемлемых температур. А избыточная влажность возникала от близости глубинных подземных вод, все еще циркулирующих где-то в глубинных слоях почвы под поверхностью высохшего озера.

Впрочем, сырость и мрак вскоре отошли на второй план, по мере того, как наша троица диверсантов спускалась ниже, цепляясь на каменные уступы и щербины от горнопроходческого оборудования. Гравиплатформу, на которой Могру спускал пленников, по здравому размышлению, решили не призывать, чтобы не выдать себя раньше времени. И без того опасность могла подстерегать на каждом шагу.

«Чувствуете? — не выдержала Анья примерно на второй минуте спуска, когда полумрак подземелья начал понемногу расходиться под желтоватым светом тускловатых настенных светильников. — Уже ближе».

С поверхности этого было не понять, но внизу, под землей, ощущения навалились плотной пеленой, вызывая обильное потоотделение и непроизвольное сжатие зубов. Страх и боль. Последней было столько, что меня поневоле захлестнуло наплывом воспоминаний.

Лишь в одном месте я ощущал нечто подобное. Давно и гораздо дальше от Ондерона. Тогда я был слишком молод, и слишком мало знал, чтобы связать воедино все вещи, но сейчас все встало на свои места.

Поймав затравленный взгляд Фриса, я понял, что он думает о том же. База работорговцев на Дорине. Наша миссия с учителем Нак Зиила, после которой тот долго приходил в себя в кругу семьи, и отказывался говорить о произошедшем. Подробности пришлось выяснять уже самим, но там было немного. Смерть главаря работорговцев, которого обезвредил Нак Зиил, и на которого свалили вину за дикие зверства над пленниками. А также гибель джедая-коруна, чье тело отослали на Корусант без каких-либо упоминаний о причинах смерти. Тогда нам казалось, что заразу удалось выкорчевать одним направленным мощным ударом, но реальность оказалась далека от действительности.

Сейчас, вспоминая ощущения с той базы и сравнивая с тем, что витало в атмосфере этой шахты, я находил слишком много сходств. Пугающих и заставляющих задуматься, кому на самом деле подчинялись работорговцы Дорина. И какова была истинная цель мучений, которым они подвергали свой живой товар.

«Брат…»

«Знаю, — я послал Фрису успокаивающее касание в ментале, по примеру Аньи, пользуясь внутренней системой связи, чтобы не выдать себя эхом голоса. — Мы уничтожим этого безумца во что бы то ни стало».

В дальнейших обсуждениях смысла не было. Мы все сосредоточились на своих задачах, обеспечивая быстрое продвижение вниз и надеясь, что успеем спасти хоть кого-нибудь.

Шахтовое ответвление, откуда доносились наиболее сильные эманации эмоций разумных, располагалось не так глубоко от поверхности. Тем не менее нам с Аньей пришлось попотеть, чтобы забраться туда практически по отвесной стене без какого-либо снаряжения. Мне даже пришлось временно сменить образ «тяжелого рыцаря» на более гибкий «хамелеон» по примеру Фриса, чтобы иметь возможность хоть как-то передвигаться.

Проблема в том, что мы не могли применить техники, чтобы не выдать себя. Камуфляж Силы Аньи прекрасно справлялся со своей задачей, скрывая нас от взора Могру, но при этом имел один фатальный недостаток: моментально разрушался от любой иной техники, примененной в подконтрольной зоне. И речь обо всех, на ком он применяется. Даже если я или Фрис попытаемся срезать расстояние Прыжком Силы, маскировка моментально слетит.

О том, что будет дальше, думать не хотелось. Составленный на коленке план и без того держится на честном слове, грозя с треском развалиться от малейшего дуновения ветерка.

«Хватайся», — Фрис, используя возможности энергетического тела, встал на краю выработки и, по принципу «морковки с грядки», вытащил наверх сперва Анью, а потом натужно сопящего меня.

«Что, кабаняка, тяжело? У-у, отожрался на Пряхиных харчах!»

«Кто бы говорил! Напомнить, сколько ты у нее пирогов умял в одну харю?»

«Мне можно! Кварды не толстеют».

От Аньи, слушавшей нашу перепалку, донесся нервный смешок. Практически неслышный, но из-за того, что она забыла перейти на внутреннюю связь, гулким эхом разнесшийся по всей шахтерской выработке.

Мы замерли, боясь не то что пошевельнуться — вздохнуть — целиком обратившись в слух в Силе.

«Кажется, пронесло», — чуть помедлив, выдохнул я, едва не лопнув от напряжения. И тут же вернул экзеру облик «тяжелого рыцаря», дававшегомне столь необходимое чувство надежности и незыблемости. Пусть и чисто внешнее, так как экзер в любом образе обеспечивает одинаковый уровень защиты, но подсознание имеет свое мнение на этот счет.

«Фрис, твой выход».

«Улетел. Постарайтесь не умереть там без меня».

Квард обернулся кубиком Гри и, погасив неоновое свечение вокруг ядра, беззвучно растворился в тени энергокабелей, стелящихся по своду выработки и обеспечивающей худо-бедное освещение спуска вниз. Ему предстояло проверить свою же теорию, при этом не удалясь слишком далеко, чтобы Камуфляж Силы не перестал скрывать его от всевидящего ока Могру. Игра в прятки со смертью началась.

Ободряюще прижав к себе любимую, я убедился, что она совладала с накатывающими эмоциями, и только потом двинулся вперед. Очень осторожно и стараясь к минимуму свести звук шагов, и без того искусственно приглушенных экзером.

Спустя пару поворотов и спусков вдоль ржавых рельсовых путей вагонеток, мы выбрались в хорошо освещенную тупиковую штольню, когда-то давно предназначенной для спуска в шахту горнопроходческих буров и прочего строительного оборудования. Оно все еще оставалось здесь, сваленное пыльной кучей в дальнем углу, практически незаметном на фоне огромных стальных клеток… наполненных кучей дрожащих и напуганных разумных всех рас и возрастов.

Словно скованные техникой Силы, Мы с Аньей застыли, потрясенные масштабами открывшейся бойни. Повсюду, куда бы не падал взор, виднелась кровь! Свежая, подсохшая, с ошметками разорванной плоти и частями склизких потрохов. Гнилостный запах от всего этого ужаса, покрывавшего стены, пол, прутья клеток и самих пленников, вытягивался из тупика двумя мощными лопастями вентиляции, расположенной прямо на своде штольни. Где также виднелись кровавые пятна, украшенные декорациями в виде болтающихся сизых кишок, намотавшихся на поворотный механизм…

Кажется, теперь я понимаю, от чего меня пытался оградить Нак Зиил на базе работорговцев Дорина. Подобное зрелище могло и взрослого из колеи выбить, тогда как ребенок вовсе бы получил тяжелую психологическую травму на всю жизнь. С точки зрения кел-дора. Хотя на самом деле, как я полагаю, все могло обернуться куда хуже.

Человеческая психика и без того пластичная, что уж говорить о новорожденном существе, буквально только-только начинающем по-настоящему познавать новый мир? Пока лоскуты личностей Ивана и Второй не стали единым целым, я впитывал все подряд, формируя свою личность на основе того, что видел, слышал и ощущал. Та операция по захвату работорговцев оказала на меня большое влияние, дав понять, что мой путь одаренного связан исключительно со Светлой стороной. Перспектива пасть во Тьму и стать кровожадным чудовищем, стала казаться невыносимой, формируя образ мыслей близкий к тому, как должен вести себя настоящий джедай.

С тех пор прошли годы, и я пережил множество испытаний, закаливших характер и позволивших окончательно выбрать свой жизненный путь. Именно поэтому мне удалось быстро восстановить самообладание, отбросив лишние эмоции и принявшись внимательнее изучать окружение в поисках своего врага. К счастью, не успевшего исполнить задуманное и пока занятого подготовкой к предстоящему кровопролитию.

Могру шагал вдоль клеток с причитающими и кричащими от страха пленниками, не замечая нас с Аньей, укрытых пеленой Камуфляжа Силы. Купаясь в эманациях страха, он понемногу сдвигался в сторону отдельно стоящей энергетической клетки, где за полупрозрачным красным барьером столпилась группа захваченных джедаев в шоковых кандалах.

Заметив среди них целого и невредимого мастера, я едва не завопил от радости. Успел! Теперь у нас есть шанс…

— Ох.

«Или нет».

Бушующее море эмоций напуганных разумных, подпитываемое аурой Темной стороны, было настолько сильным, что неискушенная в делах ментальных Анья не выдержала, нарушив концентрацию. Всего доля секунды, но ее хватило, чтобы покров Камуфляжа Силы ослаб, вызывая моментальную реакцию Могру. Выхватив световой меч, заливший окружение равномерным тепло-зеленым сиянием, он закрылся защитными техниками Силы и резко обернулся, создавая плотный поисковый Туман Духа.

Увидев оружие Света в когтистых лапках осквернителя и хладнокровного маньяка, я почувствовал, как что-то внутри закипает, разгоняя по жилам горячую жажду крови.

— А вы еще кто такие?

«Джове, контроль! — рявкнул Пятый, напоминая о необходимости очиститься Светлой стороной, смывая пагубный налет Темной. Ее концентрация в пространстве была настолько сильна, что проявлялась в окружающем мире наяву в виде смутно различимых фиолетовых корней, хищно шевелящихся и растущих на местах с самыми глубокими ранами в Силе. Там, где даже не напрягаясь, можно было услышать мучения терзаемых душ, даже после смерти не нашедших упокоения.

«Но как ему удалось скрыть такое место?» — у меня на лбу выступил холодный пот. Столь насыщенная Темная сторона должна фонить в Силе подобно адскому горну, раскаленному до состояния температуры плавления бескара! Однако совершенно немыслимым образом дальше штольни ее влияние не распространялось.

«Как??» — хотелось заорать мне. Серьезно, это уже что-то совершенно за пределами объяснимого! Если он настолько искушен в Силе и техниках Разума, то наши и без того не самые надежные планы еще на этапе создания были обречены на провал…

Тем временем, пока я усиленно мыслил, попутно очищая Светлой стороной свой источник, Анья восстановила самообладание и вновь накинула Камуфляж Силы. Увы, слишком поздно. Все внимание Могру уже сосредоточилось на том месте, где мы стояли, а его цепкий взгляд безошибочно ловил мой.

Конечно, чему удивляться? При желании опытный Мастер Разума способен взломать любую защиту, и я не питал особых иллюзий относительно того, насколько эффективна против него маскировка джедаев-дозорных. Тем более, что та не входила в профиль Аньи, больше специализирующейся на массовых воздействиях Силы, нежели в техниках скрыта. С другой стороны… Я слегка воспрял духом, когда понял, что преждевременное раскрытие имеет и обратную сторону медали.

Сосредоточив внимание на мне и Анье, Могру проглядел квардионную искорку жизни, незаметно просочившуюся в штольню и с ходу подключившуюся к системе защиты энергетической клетки с джедаями.

«Все готово, — пришло на внутренний интерфейс экзера быстрое сообщение Фриса. — Запудри ему мозги! Мне нужна пара минут, чтобы освободить Нак Зиила. Тут все оплетено шифрованием Гри».

Задавать уточняющие вопросы времени не было. Могру внимательно изучал нас с Аньей, не спеша предпринимать активные действия любого плана. Впрочем, как и мы. Эффект неожиданности уже упущен, и в дело вступал запасной план под номером два: выжидательный.

— Маскировку можно убрать, — спустя какое-то время вполне дружелюбным тоном произнес Могру. — В ней нет необходимости.

По моему кивку Анья нехотя прекратила технику Силы, одновременно проявляясь в воздухе справа от меня и активируя веридиановый световой меч.

— Интересно, — Могру с любопытством осмотрел ее с головы до пят, прежде чем перевести взгляд на мой бескаровый клинок, также покинувший ножны. — Джедай и… подмастерье Разума. Довольно неплохой внешний контур защиты, очень похож на стиль моего старого учителя. Неужели кто-то сумел раскопать ее наследие? Я был уверен, что уничтожил все упоминания до единого.

Некая струнка в моей душе напряглась, но от Мастера уровня Могру даже такую мелочь не скрыть. Мерзко ухмыльнувшись стройными рядами темных зуб-игл, он погасил световой меч и деланно-медленно повесил его на пояс туники.

— Значит, все-таки Пряха. Невероятно. Старая карга даже столько столетий спустя умудрилась до меня добраться. Как твое имя, юноша?

Мне было интересно, как он отреагирует. То, что Могру знает о Пряхе, уже показатель. Выходит, он учился либо у нее лично, либо по ее методикам у других учеников. Поэтому я решил представиться так, чтобы окончательно подтвердить или опровергнуть свои подозрения.

— Джой.

Реакция Могру оказалась не совсем такой, на какую я рассчитывал. Зеленокожий экзот заметно напрягся, треугольные уши по бокам головы встали торчком, а короткие жесткие волосы на макушке вздыбились колючим ершиком.

— Ты это Он? Отвечай!!

Световой меч Могру вновь прорезал воздух зеленой полосой, вынуждая нас с Аньей встать в защитные стойки Шиен и Соресу.

«Еще минута! — ворвался мне в уши голос Фриса с легким налетом паники. — Продержитесь, я почти закончил!»

— Отвечай! — Могру повысил тон, и я ощутил, как над головой обирается тяжесть всего мира, готовая в лепешку раздавить дерзкую букашку, возомнившую себя равной Богу.

— Как умерла Пряха? Это твоих рук дело, не так ли?

Честно сказать, я бил наугад, но выстрел попал точно в цель. Могру пошатнулся и отступил на шаг назад, вытащившись на меня выпученными неверящими глазами с расширившимися зрачками.

— Ты это Он, — прозвучали слова языка, родного частичке Ивана в моей душе. — Ты… Старая сука! Думаешь, победила?! Я не позволю, чтобы он помешал мне! Жатва свершится, барьер будет прорван. Жнеца уже не остановить!

— Что он говорит? — не выдержала Анья, и Могру посмотрел на нее, будто вперые увидел. Губы его практически беззвучно шевелились, но я через Силу все равно разобрал каждое слово.

— Видение сбывается… столько приготовлений и все зря?.. почему сейчас? Почему, млять?! Осталось всего ничего, и… нет, я не позволю! Только не после всего, чем пришлось пожертвовать. Потерпите еще немного, любимые мои. Осталось недолго.

Я скорее ощутил, чем увидел, что произойдет в следующий момент. В Могру полыхнул обжигающий Свет, сразу сменившийся всепоглощающей Тьмой. А потом на меня обрушился тайфун из ударов, подкрепленный убийственным ментальным давлением. Анью попросту снесло в сторону, как поломанную куклу, сильно ударив о прутья одной из клеток к закричавшими пленниками.

— Джове, давай!

Войдя в клинч с Могру, я применил Рывок и скольжением ушел с траектории удара, минуя бурлящий поток ледяной воды, обрушившийся на голову Могру.

Вернее, на то место, где он должен был стоять.

— Фрис!

Взбешенный комок ярости атаковал брата, вынужденного вступить в ближний бой, так и не успев освободить от оков джедаев в отключенной энергетической клетке. Синий клинок «Сияния неба» со звуком нестабильной плазмы встретил укороченный зеленый. Стремительный обмен ударами, и Фрис с криком уступил, не в силах выдержать атаку Мастера в одиночку.

Притяжение.

В последний момент выдернув из-под смертельного удара своего брата, я встал с ним бок-о-бок. Почти сразу к нам подбежала Анья, уже оправившаяся от удара, хотя ее боль все еще туманила разум, нарушая баланс и подтачивая ментальную защиту. Пришлось растянуть свою, прикрывая девушку, но это уже был скорее жест отчаяния, нежели очередной тактический ход. Могру просто не дал нам времени опомниться, сгустив Темную сторону в штольне до состояния вязкого едкого тумана. После чего закрутил меч над головой и с мерзким воплем, полным гнева и животной ярости, бросился в атаку. Один. На всех троих. И его напор, подкрепленный непрекращающимся давлением разума, был столь неудержим, что мы дрогнули…

Первым, как и предсказывал Фрис, выбыла Анья. Отлетев, откинутая мощным Толчком Силы, ударилась о свод штольни и упала на землю, потеряв сознание. Потраченные секунды на то, чтобы убедиться, что он жива, стоили потери еще одного бойца. Фрис слишком увлекся маханием светошашкой, и пропустил момент, когда мощный прокол ментощупа Могру пробил его духовную защиту и отправил в нирвану под дверь одной из клеток с верещащими пленниками.

Теперь я остался один на один с врагом, превосходящим меня во всем. Накручивающий себя Могру разошелся настолько, что Сила вокруг него проявилась внешне в виде раскручивающихся протуберанцев из Тьмы и Света. Сжатые воедино незыблемой волей Мастера Разума, они сливались в одно целое и медленно, но уверенно просверливали мою защиту. Как ментальную, так и физическую.

Очень быстро я понял, что начинаю выдыхаться, и уже собирался прибегнуть к последнему средству, когда на спину Могру обрушился град ударов, вынудив его зарычать и разделить внимание на два фронта.

— Рад тебя видеть, Кел-Ат.

— И я вас, мастер Зиил.

Все же усилия Фриса не пропали даром. Оковы Нак Зиила, мерцающие голубыми импульсами техники Гри, были ослаблены достаточно, чтобы тот частично восстановил контроль над Силой, и смог повредить механизм изнутри. А меч… «Сияние неба» брата принадлежало только ему, однако в руках джедая опыта Нак Зиила не стало противиться, и методично выполняло свою работу, прощупывая защиту Могру. Наконец-то вынужденного как следует напрячься, так как слаженные действия учителя и ученика, плечом к плечу прошедших через многие битвы на Дорине, смогла поколебать даже уверенность Мастера Разума. Ненадолго.

В какой-то момент Сила разъяренного Могру начала скачкообразно расти и, предвидев этот момент, я послал Нак Зиилу предупреждающий знак, заставляя разорвать дистанцию. Мы почти успели, но темное грозовое облако, в котором сверкали чистые молнии Света, все же зацепило нас и раскидало в стороны обрушившейся горной лавины.

— Сейчас!!!

Мой громовой крик в полете послужил сигналом Фрису, которой все это время притворялся бессознательным, чтобы выждать правильный момент и нанести свой удар. Тот, ради которого и он и отправился на уровень выше, пробив дренажную систему подземных вод шахты и частично затопив штольню, чтобы под ногами хлюпали лужи воды.

Прозвучавший треск подтвердил, что мощный электрический разряд от горнопроходческого оборудования, ненадолго активированного Фрисом, достиг своей цели. Увы, то, что предназначалось сделать Анье, все еще лежащей без сознания, пришлось сделать мне, поглощением Тутаминиса ограничив область шоковой волны и направив ее в одно конкретное место.

Здесь очень помог опыт борьбы с Черным Штормом на Дорине, когда я в одиночку сражался с Силой высшего существа, намного превосходящего возможности любого ситха. Те красные молнии были куда сильнее электрического тока, прошедшего по залитому водой полу штольни, но даже его хватило, чтобы поколебать контроль Могру.

Грозовое облако пропало, открыв взгляду искаженное гримасой злобы маленькое лицо зеленокожего экзота. И мгновение позже под сводами штольни разнесся его усиленный Силой голос.

— Хватит!

Истинная мощь Мастера Разума обрушилась на каждое существо в шахте. На всех до единого, от разумных из плоти и крови, до мельчайших микроорганизмов, также являвшихся частью великого круговорота жизни Живой Силы.

Неспособный сдвинуться с места, с насильно приглушенным даром, я бессильно наблюдал, как Могру небрежным взмахом лапки поглотил остатки электрического заряда в воде и направился в мою сторону. Неспешно, с чувством собственного превосходства, прекрасно понимая, насколько жалки потуги насекомых, дерзнувших воспротивиться его несокрушимой воле.

Сердце мое заметало испуганной птицей в груди, отчетливо понимая: это конец! Трюк с водной не сработал. А Суд Света — оружие последнего шанса — блокируется превосходящей волей Могру. И, как бы я не сопротивлялся, все оказалось бесполезно. Это конец…

— Сними шлем.

Подчинившись чужой мысленной команде, образ экзера поплыл, обнажая мое лицо и во второй раз за нашу встречу вынуждая врага опешить от неожиданности и неверия.

— Ты-ы?! Но как?.. Хотя, плевать. Кем ты себя возомнил, чтобы бросать мне вызов! Ничтожество! Я покажу тебе всю убийственную мощь Темной стороны!

Тут Могру хихикнул и, растеряв пафосный вид, с вкрадчивым прищуром заглянул в мои глаза, в которых плескались отчаяние и беспомощность.

— Так ты думал все будет, земляк? Пронзительная злодейская речь в стиле ситхов, как в фильмах папы-Лукаса, прежде чем я сделаю из вас отбивную? Наивный идиот. Сдохни уже.

Я беззвучно открыл рот, закричав, не в силах выдержать адской боли, пронзившей виски под мерное сопение сосредоточенного Могру, начавшего ту же процедуру, что я однажды по дурости провел с посланным по мою душу охотником за головами на Дорине.

Вот только он не учел одного. Того, чье появление не входило в план Фриса. И о ком не знал никто другой, кроме меня и Пятого, который весь сжался от страха в своем потоке сознания…

Когда Поглотитель пробудился.

— А-а-а!!!

Агонический вопль Могру прозвучал одновременно с моим, когда астральный зверь, безжалостно вонзая когти в наши основы, уцепился за связующий ментаканал и запустил клыки в свежую ауру. Давление техники Разума спало в тот же миг, отпуская стонущих разумных в штольне и возвращая контроль в онемевшие тела. У всех, кроме меня, бьющегося в судорогах в луже воды рядом с Могру, у которого остекленел взгляд, и на губах выступили пузыри белой пены.

— Джове! Помогите, быстрее!

— Джове! Великая Сила, что с ним? Джове!!!

Отчаянные призывы Аньи и Фриса донеслись как-будто издалека. Весь мой мир сузился до одной единственной точки, где, казалось, была сосредоточена вся боль Вселенной.

Поглотитель действительно являл собой жуткое создание. Не имея постоянной формы, он словно воплощал сущность из всех самых жутких и кровожадных хищников, каких только могла породить жизнь в галактике. И многих других, память чьих разумных существ он успел поглотить, пока болтался в океане за гранью жизни и смерти.

И то, что Поглотитель делал… это было невыносимо. Для меня и для Пятого, с трудом удерживающих последний уцелевший поводок зверя, привязанного к моей основе. А что в это мгновение испытывал сам Могру, я старался даже не представлять! Бесконечная агония заживо пожираемого существа — вот наиболее близкое определение, при этом не отражающее и малой сути происходящего в духовном мире. Нас с Пятым буквально трясло от ужаса от происходящего, но мы все равно продолжали плести ловчие ментальные сети по науке Пряхи, молясь Силе и всем существующим богам, чтобы оголодавший хищник не вырвался на волю. Иначе, галактику ждет участь, в сравнении с которой даже полное вымирание покажется легким исходом!

Чудо случилось, и наши усилия принесли свои плоды. Утоливший первый зверский голод Поглотитель слегка успокоился и, следуя за приманкой из наших с Пятым воспоминаний, последовал обратно по ментальному каналу в мою основу, вызвав при этом мерзкое ощущение сколопендры, медленно заползающей под кожу. Как меня не стошнило, одной Силе известно! Более гадкого и отвратительно чувство не испытывал ни разу за всю свою жизнь. Отвратительно.

Не знаю, сколько времени прошло прежде, чем Поглотитель впал в дрему, и я открыл глаза, увидев над собой расплывающиеся лица знакомых разумных. Скручиваемое спазмами нутро понемногу отпускало. Острая боль, гуляющая по нервам, уходила. Убедившись, что общее состояние стабильное, я вновь ушел в себя, игнорируя призывы извне и сосредоточившись на лечении.

С помощью Пятого мы кое-как залатали нашу зияющую прорехами аурную оболочку, после чего потратили еще какое-то время, чтобы накинуть на Поглотителя дополнительные узы контроля. Неясно, насколько их хватит, но даже такая защита должна удержать его какое-то время, чтобы можно было принять меры.

«Мы чуть не погибли, — устало констатировал Пятый, когда последние штрихи были завершены. — Еще бы немного, и все».

«Да. Нужно найти другой способ убить его. Не думаю, что выдержу еще одну такую пытку»,

«Ты хорошо держался, Джове, не требуй от себя слишком много. Ты не всесилен. Пока что».

«Процесс?»

«Несовершенный. Прерванный. Помнишь, что говорила королева Уруир? Похоже, это единственный способ. Нужно завершить начатое Машиной, как можно быстрее».

Закончив внутренний диалог с Пятым, я усилием воли вернулся в сознание, и едва успел поднять голову, как оказался стиснут в сокрушающих объятьях. Взахлеб рыдающей Аньи и Фриса, впервые на моей памяти не сумевшего удержать эмоции в узде. Настолько, что… Ух…

— Полегче, брат, не раздави. Я некуда не денусь.

— Джове.

С болезненной гримасой от нехватки воздуха повернув голову, я посмотрел поверх плеча Аньи на мастера Нак Зиила, указавшего куда-то мне под ноги.

— Он зовет тебя.

У меня не было нужно спрашивать, о ком идет речь. Все еще обессиленный от пережитого, я, с помощью Аньи и Фриса, поддерживающих за плечи, бочком подполз к Могру.

Маленький экзот безвольно раскинулся в луже воды под одной из клеток, и состояние его было плачевным. Разорванная в клочья ауры, сквозь которую крупными биением жизненных токов утекала душа. То немногое, что не успел пожрать Поглотитель, собралось в одном последнем углу опустошенной основы, чтобы не поговорить даже… передать сообщение. Последние слова уже мертвого существа, для которого круг перерождения душ уже никогда не наступит.

— Знаешь… что самое забавное? — выдавил он себя в перерывах между сотрясающими его позывами надрывного кашля. — Все это время… кха… я думал… что главный герой! Изощрялся… кха… Нестандартные решения… Канон в труху… А на деле… кха… сучий статист. Декорация… расходный, мать его, материал… кха…

Слабый голос Могру прервался. По его щекам потекли черные, как сама бездна космоса, слезы, когда он запрокинул голову и закричал столь громко и жутко, что мне стало не по себе.

Поднятое им возмущение в незримом духовном мире, казалось, разодрало саму метрику пространства. После чего прорвало некий барьер, и тогда даже те, кто не был рожден с чувствительностью к Силе, ощутил нечто… необъяснимое. Будто сама Вселенная обратила на них свой взор в этот момент.

А потом Могру заговорил. И столько злобы прозвучало в нем, пополам с безнадежностью, что оставшаяся половина пленников, кто не потерял сознания от первого крика, рухнула, как подкошенная. Да что там, даже освобожденные джедаи попадали на залитый водой каменный пол, со страхом смотря на существо, которое обращалось неясно к кому, направив безумный горящий золотом взгляд в свод штольни.

— Посмотри на меня! Я знаю, что ты там! Думаешь, можешь вот просто играться чужими жизнями? Думаешь можешь делать, что вздумаешь?? Молчишь… Гнида бесчеловечная. Ты же знаешь, у меня дома жена осталась! Дочь! Верни меня к ним, сука! Верни, или клянусь свой бессмертной душой, ты пожалеешь о том дне, когда написал первое слово своей млядской истории…

Тишина.

Голос Могру прервался, так и не успев закончить то, что хотел донести. Последние остатки жизни покинули опустошенное тело, и я будто вышел из транса, уже совсем другим взглядом окинув тело мертвого врага.

«Ты что-то понял, Пятый?»

«Немногое. Похоже, под конец Могру уже просто бредил. В его словах нет никакого смысла».

«И про жену с дочерью? Он ведь такой же иномирец, как я. Или ты. Что, если все, что он делал, было для того, чтобы вернуться к ним?»

«Возможно. Он говорил о Жатве и каком-то барьере».

«А Жнец? Как думаешь, что это? Или кто?»

«Скоро выясним».

Слова Пятого оказались пророческими. Мгновение спустя в Силе будто воцарилось затишье, оставившее все процессы… прежде чем раскрутить маховик жизни на новый круг. Но что-то пошло не так.

Планетарное Слияние на пике породило огромный резонанс, пронзивший Ондерон от верхних слоев атмосферы до глубинных слоев ядра. И тогда же вступило в работу наследие Могру, как оказалось, даже после смерти оставшегося верным своей цели.

С трепетом я и брезгливостью я отшатнулся от мертвого тела экзота, забившегося в конвульсиях. После чего его плоть начала разлагаться прямо на глазах, высвобождая костяк скелета и прорвавшееся сквозь него до боли знакомое мерцание голубых импульсов…

— Меч!!!

К чести Аньи признаю, среагировала она моментально. Но как бы не был стремителен мой удар, возведенный в сверхскорость техникой Вспышки и пронзивший источник сияния в груди Могру, было слишком поздно. Те пленники, кто остался в клетках, и кому предстояло стать жертвой будущего Темного ритуала, попадали вниз безвольными телами. С открытыми в беззвычных криках ртами. И с безжизненными тусклыми глазами, из которых ушел любой намек на признаки жизни.

— Во имя Силы…

Все джедаи, до единого, схватились за сердца и пошатнулись, ошутив тоже, что и я. Колоссальное по своим размерам возмущение Силы, пронзившее время и пространство. Мириады парсеков галактики исказило Нечто, впитавшее последствия незавершенного ритуала Могру и принявшегося выполнять заложенную программу. Неверно и не так, как задумывалось умершим создателем.

— Нам нужно на Корусант, — сипло выдавил я из себя, осознавая, что все мои опасения и страхи оказались в корне неверными.

Все будет гораздо хуже.

— Немедленно!

(— sexual content)

Глава 10. «Склеенные осколки»

Как же давно я нормально не высыпался! Кажется, целых три века прошло с тех пор… Но стоило лишь сомкнуть глаза, как снова накатили мысли. Образы тех, кто жаждут получить ответы, не представляя истинную тяжесть ноши, которую я несу на своих плечах.

— Значит, этак штука… Поглотитель. Как давно он с тобой?

— Еще со времен обучения юнлингом на Тайтоне, — со вздохом признал я, не сказав при этом всей правды и не соврав ни в одном слове. Лишь умолчав о некоторых нюансах, о которых Фрису, буравящему меня сейчас грозным взглядом на пару с Аньей, лучше не знать. Почему? Теперь, когда скрывать очевидное стало просто глупо — слишком много свидетелей произошедшего — даже не знаю. Может потому, что это знание ни ему, ни ей не принесет. Или потому, что до сих пор чувствую вину от осознания, какой ценой получил свою жизнь.

«Или, — пробился сквозь дрему тихий голос Пятого в отдельном уголке моего сознания — Ты просто боишься того, как они с Аньей отреагируют, когда узнают правду. Всю, до конца».

«Я боюсь?» — хотелось возмутиться мне, но Пятого, разделяющего со мной разум, так просто не обмануть. Мне не оставалось ничего, кроме как сцепить зубы и со скрипом признать. — Да, боюсь. И вот, почему».

Мальчик Джове, вытесненный из своего родного тела превосходящей силой кластера душ и Поглотителем, вынужденный взамен прожить суррогат жизни в памяти Ивана и в итоге ушедший на перерождение.

Вторая — женская душа, чья жертва спасла свой кластер и даровала мне шанс самому выбирать свою судьбу. Невинная и чистая иска Света, чей отблеск я по сей день тщательно храню в своем сердце.

И, наконец, сам Иван. Душа, ставшая базисом моей основы и определившая саму возможность существования того Джове, каким я себя осознавал. Именно от него я перенял определяющие черты своей личности, которые органично дополнило мировоззрение Второй и ее тяга к Свету.

Всего потребовалось пожертвовать тремя душами, не считая «помощи» чудовища Поглотителя, чтобы я мог родиться. Признаться в этом и раскрыть свое истинное происхождение — значило окончательно принять очевидное.

«Настоящая правда заключается в том…»

«Что ты не человек. И никогда им не был».

«Да».

Пряха узнала об этом еще в день нашего знакомства, после чего сразу сказал мне. Но одно дело «знать», и совсем другое «принять»! Чего я так и не смог сделать, предпочитая оставаться в уютном плену выдуманных иллюзий и тешить себя мыслью, что мало отличаюсь от других разумных, рожденных естественным путем.

«Ты боишься, что они станут относиться к тебе по-другому, после того, как узнают».

«Знаю, это глупо! Но ничего не могу с собой поделать. Я люблю их и не хочу потерять. Семья — самое важное, что у меня есть».

«Сказав правду, ты никого не потеряешь».

«Не говори того, чего не знаешь! — огрызнулся я. И, чуть помолчав, с надеждой добавил. — Почему ты так уверен?»

«Потому что они тоже любят тебя».

Моему скептицизму было что возразить на это заявление, но я не стал тратить время на споры и вновь погрузился в размышления.

Так кто же я на самом деле? Пряха говорила, что однажды я узнаю свое настоящее имя. Когда полностью приму себя таким, какой есть. Со всем, что делает меня… Кем? Кто такой Разящий Свет и почему попытки осознать его — себя отзываются такой жгучей болью в Силе?

— Джове… Джове! Просыпайся.

Заморгав, я резко прогнулся в поясе, едва не боднув в лицо отшатнувшуюся и фыркнувшую Анью. Лежащую рядом со мной в спальной каюте «Бегемота» и прижимающуюся обнаженным телом к моему боку.

— Ты стонал во сне. Кошмары?

— Нет, — я протер кулаками слипающиеся глаза и широко зевнул. — Просто мысли. Слишком много навалилось за последние… годы.

— Могу представить. Ничего, мы вместе. Все будет хорошо, — джедайка чмокнула меня в губы и, накинув на плечи наше покрывало, грациозно соскользнула с края койки на пол. Где ойкнула от холода покрытия напольных плит и поспешила запрыгнуть в свою обувку, стоящую рядом с кучей беспорядочно скомканной одежды. Вчера ночью, в порыве страсти, нам было не до того, чтобы наводить в каюте порядок.

— Скоро мы встретимся с Кироном.

Я выдавил из себя кривую улыбку, хотя внутренне весь сжался от предчувствия совершения очередной большой ошибки. Проблема в том, что как бы мне не хотелось обратного, переубедить Анью было невозможно. Она хотела увидеть сына и не желала слушать никаких доводов против. Да и не смог бы я внятно объяснить, по какой причине ей не стоит встречаться с ним до того, как это сделаю я сам.

Пятый переживал меньше, считая, что эту проблему можно будет решить по ходу дела. Куда больше его волновало то, как удержать дремлющего Поглотителя в узде и не дать ему захватить контроль над основой. Нетривиальная задача, осложняемая не только последствиями перестройки организма под влиянием Процесса Машины, но и полученными ранами ауры после схватки с Могру.

Так у нас с Пятым уходила львиная доля ментального контроля, чтобы сдерживать зверя и не держать меня в состоянии недвижимого овоща. Для первого был выделен весь второй поток сознания, принадлежащий Пятому, тогда как мне досталась роль координатора и команды поддержки в одном лице. Совокупными усилиями нам удалось понемногу наладить хрупкий баланс, готовый в любой момент треснуть по швам от любого неосторожного движения.

Не представляю, как мне в таком состоянии встречаться с Кироном, но другого выбора нет. Слишком быстро развивались события, чтобы позволить себе даже лишние минуты промедления.

Последствия посмертного ритуала, свершенного неизвестным устройством в тушке Могру, коснулись всей Звездной Сети, закрыв единственный известный стационарный проход на Ондероне и сделав бесполезным Преобразователь в тушке Могру. При условии, что его вообще бы удалось активировать: привязку портативной техники Гри никто не отменял, и, чтобы обойти эти ограничения, Фрису потребовались бы недели непрерывной работы, которых у нас не было.

Когда это выяснилось, нам в авральном темпе пришлось напрягать Митину и срываться в спринтерский прыжок в обход основных гипермаршрутов, ведущих к Корусанту. Почему в обход? Да просто с гиперпространством тоже происходила какая-то чертовщина.

Некогда надежные славящиеся безопасностью маршруты вдруг начали терять стабильность, выкидывая звездолеты в случайных местах открытого космоса. К счастью, расстояния тем таковы, что вероятность оказаться после такого прыжка в короне звезды или в гуще астероидного поля ничтожно малы, но паника в сети поднялась нешуточная. Особенно когда выяснилось, что под удар неопознанного явления попали такие жизненно важные гипермарштуры, как Хайданский и Коррелианский торговые пути.

К счастью, у нас под рукой как раз имелся свободный навигатор «А»-класса, искушенный в прокладывании курса сквозь аномалии и пустоты неизведанного космоса. Не обошлось без привычной дозы ворчания, но после Митина соизволила взяться за ускоренный полет к Корусанту, пообещав уложиться в четверть суток. Неимоверно быстро для неторопливого суденышка типа-размера «Бегемота»! И крайне медленно с оглядкой на угрозу, стремительно растущую в самом сердце столицы Республики.

Мне пришлось рассказать Нак Зиилу все догадки о планах Могру, чтобы он смог принять контрмеры и приказать начать экстренную эвакуацию. Под его руководством освобожденные джедаи взяли курс на все мало-мальски важные аванпосты Ордена, попавшие под удар нестабильных гипермаршрутов. В их число вошел и Тайтон, с которым сразу после окончившегося ритуала пропала всякая связь.

Еще одна головная боль, добавившая мне многих часов размышлений в поисках решений и попытках объять необъятное. Я не забыл о своем обещании Соту по доставке источника кайбер из пещер Испытаний. Вот только как туда попасть в связи с новыми обстоятельствами? Если смогу предотвратить назревающий коллапс гиперпространства, и не беря во внимания Поглотителя, впереди маячила еще ситхова туча дел, требующая моего непосредственного внимания. И возглавляла ее самая насущная проблема, зуд от которой усиливался по мере подлета к Корусанту.

Кирон сам по себе не является главной проблемой, после того, как ой Суд Силы отрезал его источник. Но вот насчет Первого я не был так уверен. Уже тот факт, что мой престарелый сын умудрился натворить за века своей долгой жизни на пару с Могру — показатель того, что жаждущий мести безумец все еще жив. А то и вовсе перехватил контроль над душой Кирона, как Поглотитель сделал это с мальчиком-Джове…

«Не сравнивай нас с этой мерзостью! — тут же строго одернул меня Пятый. — Кем бы не был Первый, но он никогда не станет уподобляться Поглотителю. Твой сын сам выбрал свою судьбу, можешь быть в этом уверен».

«Тогда почему он был с Могру заодно?»

«Это уже придется спрашивать у него лично. Я не пророк, Джове, и не мудрец. Не жди от меня ответов на все тайны бытия».

Вздохнув, я поднялся с койки вслед за Аньей. Пока она наводила марафет, у меня появилась возможность проверить настенный терминал, мигающему значком непрочитанных сообщений почты.

Самое первое, ожидаемо, было от Дженны. И мне даже не нужно было открывать его, чтобы узнать содержимое. Слишком красноречивым было наше прощание на Ондероне, после того, как Дженна и немногие выжившие в ходе ритуала мандалорцы подвели счет понесенным потерям.

— Джетии, — возникшая голограмма хмурой кеш’верде в боевом обмундировании подтверждала мои худшие догадки. — Мне удалось выйти на связь с отцом. Он подтвердил мое право владения бес’улииком, но на этом все. Клан Ордо обеспечит эвакуацию выживших, и на этом наше сотрудничество будет окончено. То, что сотворил этот шабла ор’динии* стало последней каплей. С этого момента Ордо прекращают все контакты с джетии и будут выносить на совет кланов вопрос о ликвидации любых судов Ордена, входящих в пространство Мандалора. До тех пор, пока вы не наведете порядок у себя и не представите веские доказательства наказания виновных, мы в состоянии холодной вражды. Хиибир улур би гар норак**.

«Вражда — не война», — оптимистично заметил Пятый в попытке подбодрить меня. Слабой. У меня перед глазами все еще стояли картины сотен безжизненных тел, изломанными куклами замершими на дне клеток, куда их запер Могру в ожидании предстоящих пыток и последующего убийства во исполнение своей Жатвы.

Когда Планетарное Слияние завершилось, и Сила Ондерона перестала идти вразнос, среди мертвых стали вставать те немногие, кому посчастливилось выжить в ходе ритуала. Не считая джедаев, все они были мандалорцами, владеющими клановыми техниками укрепления тела и духа, схожими с практиками одаренных. Главное отличие в том, что они использовали не Силу, а собственные ресурсы организма.

Все клановые мандалорцы в разной степени были обучены таким техникам. Но не всем они помогли: по итогу Жатвы Могру выжило всего четырнадцать разумных, в числе которых оказалась и Дженна, пришедшая в ярость от катастрофического числа потерь. Успокоить ее не смогли ни увещевания, ни возвращение бескарового клинка, который у меня чуть ли не силой выдрали из пальцев рук.

Так из-за Могру Орден приобрел злейшего врага среди Мандалора, что в будущем могло грозить большими проблемами не только ему, но и всей Республике. Ведь после смерти Гестиара его сестра Дженна — единственная законная наследника клана Ордо. Одного из самых многочисленных образований мандалорцев в галактике. И все, что нужно знать о них: Мандалор всегда отвечает ударом на удар и никогда не забывает своих врагов.

Впрочем, до того смутного будущего еще дожить нужно. Что казалось той еще задачкой ввиду предстоящих разборок с наследием Могру и заваренной им кашей. О подробностях которой и было второе сообщение, пришедшее на терминал.

— Рыцарь Джове, — проектор отразил сосредоточенное и напряженное лицо катары Велии, в отсутствии Нак Зиила взявшей на себя контроль над силами заговорщиков против легитимной власти грандмастера Ордена. — Мастер Нак Зиил посвятил меня в произошедшее. Рыцари и лояльные стражи изолировали сектор нижних этажей Храма, но дальше продвинуться мы не можем. Плавильный цех отрезан силовым барьером, опознанным как соты-щиты древней расы. Тяжелое оружие и световые мечи его не берут. А если то, что сказал Нак Зиил о планах Могру, верно, вся надежда только на ваш опыт работы с техникой Гри. Все наши рыцари увязли в боях с силами грандмастера и не могут продолжать штурм. И нет, самого Кирона все еще не удалось найти. Мы все разбираемся, кто помог ему сбежать из-под стражи, но сейчас главное не это. Напряжение Силы растет, такими темпами…

Голограмма замерла на полуслове: сообщение пришло поврежденным и с заметной задержкой во времени. Также, как все остальные: сверхсветовая связь после дестабилизации гиперпространственных путей тоже начала сбоить. Из-за этого я не мог напрямую связаться с Корусантом и Альдерааном по Голонету, вынужденный пользоваться системой отложенной передачи сообщений, чудом сохранившейся на «Бегемоте». Не такая надежная система, как квантовый ретранслятор на «Верзунчике», но тоже ничего. По крайней мере все мои сообщения дошли до адресатов и теперь я мог узнать последние новости и понять, как четко выполняются мои инструкции.

Следующее послание было от Ланы. Мордашка взволнованной и смущенной мириаланки появилась в кампании любопытных носиков двойняшек Де Сат, выглядывающих по краям голограммы. Короткий момент борьбы и возмущенного фырканья, после чего Лана одержала уверенную победу и с самодовольной миной продолжила запись.

— … Нове уже лучше. Врачи говорят, еще придется месяц придется соблюдать постельный режим и раз в два дня возвращаться в бакту, но кризис миновал. Вот только, — девушка вздохнула. — Кажется, она немножко завидует. Странно, ведь она с самого начала знала, что людей и твилеков не может быть детей…

Ладошка Ланы легла на ее пока плоский животик, а губы тронула нежная улыбка.

— Я уже чувствую его. Мой малыш… И не переживай ты так. Не знаю, что там с тобой приключилось, но нечего так надо мной трястись. Я буду в полном порядке, обещаю. Мы будем.

Еще одна пауза, за которую я успел перевести дух и немного полюбоваться счастливым видом будущей матери. Что ж, в одном можно быть уверенным: Лана будет любить нашего ребенка, даже когда воздействие кейю окончательно сойдет на нет. Уже сейчас по тому, как она говорила и вела себя, можно было сказать, что разлука со мной положительно повлияла на критичность ее суждений и способность мыслить здраво. По крайней мере, я видел уже куда больше осмысленности в ее глазах, пробившейся сквозь туман фанатичной привязанности, заставившей мириаланку увязаться за мной на Корусант.

Тоже самое можно было сказать о Каре, сообщение от которой я открыл после прослушивания Ланы. Чалактанка выглядела намного свежее и бодрее, чем в момент нашего расставания. И, конечно, не менее счастливой, чем ее младшая сестра, получившая тот же нежданный подарок, который теперь носила под сердцем и ощущала в Живой Силе.

А еще она передала хорошие новости, вызвавшие улыбку на моем лице и радость от осознания, что мои догадки оказались верны.

— … твоя мама просила передать, что с нетерпением ждет вашей встречи. Ей о многом нужно поговорить с тобой, Джове. Не злись на нее, пожалуйста. Айлари рассказала, как трудно ей было оставить тебя Ордену, но у нее не было выбора: все признаки указывали на то, что ты — Дитя Пророчества Атран. Зелтрон, рожденный человеком. Только так она могла исполнить предназначение и спасти вашу… нашу семью. И да, ты правильно сделал, что не стал всего рассказывать Лане. Я сама с ней поговорю, когда придет время. Ты прав: я с самого начала подозревала, что это влечение к тебе не совсем нормальное. Да о чем речь! Я ведь тебя «вот таким» помню, — Кара показала «метр с кепкой над полом» и беззлобно хихикнула. — Но я ни о чем не жалею. Даже если мы были вместе под давлением твоего кейю, это того стоило! Наш сын… Не могу передать, как люблю его! Он нечто совершенно чудесное. И нет, Илония не сильно огорчилась. Хотя и предупредила, что если не будет следующей в очереди, то оторвет тебе…

«Когда она узнает, что ты больше не сможешь сделать ей ребенка, готовься проститься не только с яйцами, — хмыкнул Пятый, вызвав у меня непроизвольный нервный тик. — Весь инструмент с корнем оторвет. И будет права, кстати! Надо было раньше думать, пока процесс не зашел так далеко».

«С какого харша?! Я вообще на тот момент о нем не помнил! И вообще, это ты с Четвертым все с детьми затеял!»

«Но она-то об этом не знает…»

«Р-р-р!».

«О да, хвалите меня. Хотя, кое-что сделать все же можно».

«Ситх тебя дери, Пятый! Кончай драматизировать, меня сейчас кондратий хватит».

«Фрис сохранил твой генетический материал, когда еще звался Фрисби. Да, именно! Тот самый материал».

«Что?! Когда? Нет, зачем?? Буе, меня сейчас вырвет…».

«Все вопросы к твоему братцу. И не спрашивай, откуда я узнал. О поглощении некоторых осколков в сумраке твой основы жалею до сих пор. Кхм. В общем, даже в случае Илонии искусственное оплодотворение возможно, но придется повозиться с Силой. Слишком много у нее там предки в генах накуролесили, чтобы поднять фертильность до приемлемого уровня».

«Но ты сможешь помочь?»

«Если Поглотитель не сожрет меня к тому времени. И тебя заодно».

Я поморщился, когда дремлющий хищник в чертогах моей души заворочался, каким-то звериным чутьем ощутив, что речь идет о нем.

«Нужно избавляться от него как можно скорее».

«Вперед. Еще не поздно поменять курс на Дорин».

«И зависнуть в какой-нибудьаномалии, потому что гиперпространство таращит, как после двойного рилла в ноздрю? Спасибо, обойдусь».

«Ну и не засоряй поток тогда. У меня час поэзии и медитации».

«Остряк».

Странно, но эти безмолвные пикировки, очень похожие на то, как мы общаемся с Фрисом, не помогли восстановить душевного равновесия. Наоборот, чем дольше я погружался в разговор со вторым «я», тем больше тревог испытывал. Но и игнорировать его было неправильно. Во многом лишь благодаря Пятому и его кластеру я все еще дышу и имею возможность рефлексировать над своими ошибками.

В особенности над теми, что привели к ситуации, когда одно данное слово противоречит другому. Ума не приложу, как решать вопрос с Илонией, когда обещал Анье прекратить «хождения налево». И, боюсь, тут даже способ, предложенный Пятым, особо не поможет. Слишком уж эвин собственница, чтобы позволять безнаказанно плодить моих отпрысков от других баб.

Хотя, надеюсь, для Илонии она все же сделает исключение. Все же во многом принцесса Пантир жива еще только благодаря загоревшейся надежде стать матерью. Не хочу думать о том, что она может сделать со мной, если ее внезапно отнять. Или того хуже — с собой…

— Джове, я готова, — полностью детая Анья подошла ко мне со спины и обвила мою шею руками, заглянув через плечо в терминал. — Что-нибудь важное?

— Просто вести с фронтов. Ничего сверхсрочного.

— Хорошо! Если что, я в инженерной, — Анья чмокнула меня в висок и убежала к своему новому салластанскому другу, с которым сошлась на фоне интереса к политике и истории государства. Ихор Ворр не возражал. Старик был рад компании молодой девушки, даже если это вызывало поток негодования со стороны Митины, потерявшей единственного, с кем могла собачиться ради поднятия настроения. Остальной экипаж «Бегемота» не обладал твердолобостью Ихора и предпочитал спасаться бегством, когда в поле зрения появлялся розовый тайфун имени тилины.

Думаю, отчасти потому Анья и выбрала салластанца в качестве бесплатного путеводителя по истерии Республики. Их взаимная нелюбовь с Митиной постепенно перерождалась в окопную войну, но я не вмешивался. Во-первых, корабль тесный, а перелет путь и недолгий, но скучный. Каждый находит развлечения по душе. А, во-вторых, мне и без того было чем заняться.

— Мастер Нак Зиил.

Мой бывший учитель, обсуждавший что-то в просторной кают-компании «Бегемота» с Орой Леном, также оказавшимся пленником Могру, обернулся на мой оклик. Даже не используя свой дар менталиста, я ощутил в Силе напряжение, сковавшее кел-дора и талортаи.

— Джове?..

— Нам нужно поговорить.

Нак Зиил чуть дернул плечами, но не смог скрыть всплеснувшееся чувство вины и стыда от холодных ноток, прозвучавших в моем голосе. По правде, он избегал разговора по душам с того момента, как мы покинули логово Могру и подняли наверх тех немногих, кому посчастливилось выжить в ходе Жатвы. Но дальше откладывать неминуемое уже нельзя. Впереди ждут множество испытаний, и нам обоим нужно оставить прошлое позади. Ради будущего и тех, за чьи жизни мы несем прямую ответственность.

— Хорошо, — после продолжительной паузы отозвался кел-дор и несколько нервно дал отмашку напрягшемуся папе-птицу. — Все в порядке. Иди, я сам справлюсь.

— Уверен? Я ведь тоже замешан…

— Иди.

Если Нак Зиил ожидал, что мы останемся наедине, то его постигло разочарование, когда к нам присоединился Фрис. Возникший из ниоткуда и сурово сложивший руки на груди. Под его подавляющим взглядом всегда невозмутимый и собранный учитель как-то весь сжался и поник головой, глухо забормотав в голосовой вокабулятор.

— Прости, что так вышло, Джове. Если бы мы только знали тогда…

— То что? — не дал ему закончить Фрис, от которого ощутимо пахнуло облаком гнева. Пришлось положить руку на плечо брата, вынуждая того немного умерить тон голоса и уже более спокойно повторить. — Что тогда? Ты хоть представляешь, кретин, что натворил этим ритуалом?

Я молчал, втайне дергаясь от каждого хлестко слова брата не меньше, чем сам Нак Зиил. Мой утренний кошмар, к счастью, оставался просто сном. В том, что на него обрушилось, виноват исключительно сам Нак Зиил.

Когда меня «накрыло» вместе с Могру, кел-дор в порыве эмоций сказал лишку, проговорившись о проведенном надо мной ритуале на Тайтоне. К счастью, там был Орой Лен, чтобы его вовремя одернуть, но с новыми фактами Фрису не составило труда соединить воедино оставшиеся кусочки паззла. Брат всегда был умнее меня, а идеальная память кварда позволяла ему обрабатывать и хранить на порядки больше информации, чем мог себе позволить любой органик из плоти и крови.

Тем удивительнее, что брат не стал поднимать бучу и выводить меня на чистую воду, каким-то немыслимым образом убедив в том же Анью. Однако это не значило, что брат собирался забыть обо всем и сделать вид, будто ничего не происходит.

Когда мы остались наедине после отлета «Бегемота» с Онлерона, он ясно дал понять, что разговор начистоту неминуем. Сейчас у нас всех есть дела поважнее, но однажды мне придется признаться во всем, что я так долго от него скрывал.

А до тех пор Фрису нужен был козел отпущения, найденный в лице добровольно пошедшего на заклание кел-дора. Под градом упреков и обвинений повесивший голову Нак Зиил стоял, как пуду обосранный, и молча обтекал. А что ему еще было оставалось? Фрис был в ударе, и каждое его слово будто световым мечом выбивало искры из трещащей по швам брони невозмутимости учителя.

— … я с самого начала знал, что ничего хорошего от Ордена ждать не стоит, но ты, Нак Зиил, разочаровал меня! Харшев лицемер! Чем ты, в конечном итоге лучше ситхов? Джове при смерти, и все из-за тебя!

Фрис перевел дух и, в полной тишине, мрачно закончил, забивая последние гвозди в гроб мелко вздрагивающего кел-дора.

— Мне все равно, как к тебе относится брат. За то, что ты сделал, я никогда тебя не прощу. Ни тебя, ни твой чертов Орден! И даже если однажды ситхи вас полностью истребят, я и пальцем не шелохну, чтобы им помешать! Ни сам, ни другим не позволю!

— Фрис, — на этот раз в моем голосе прозвучал укор, когда я понял, кого конкретно последним высказыванием имел в виду брат. Но тот упрямо мотнул головой и, не глядя на меня, обернулся кубиком кварда, растворившись в корабельных переходах. Наверное, думал сбежать прежде, чем я замечу мокрые дорожки слез на его щеках.

— Пожалуйста, прости меня.

Я молча сжал плечо учителя, голос которого стал окончательно надломленным и почти не слышным. Ни разу за всю нашу историю знакомства я не видел его в таком состоянии. И не подозревал, что Наз Зиил способен на такие эмоции.

— Не стоит, учитель. Не берите слова Фриса слишком близко к сердцу, он просто переживает за меня. Хм. Порой даже слишком.

— Он прав. Я подвел тебя, Джове. Могру показал, что мы… я сделал в тот день, когда ты и Кара вошли в Глубокую медитацию.

— Но это стоило того, не так ли? — чуть более твердо надавил я, вынуждая учителя поднять голову. — Могру мертв, и скоро мы уничтожим то, что он создал. Риск себя оправдал.

— Но цена!

Нак Зиил вдруг опустился передо мной на колени и, пока я стоял в растерянности, склонился в пол.

— Кел-Ат. Ты столько сделал для моего народа и моей семьи. Я недостоин твоего прощения, но клянусь: когда все закончится, я сделаю все, чтобы твоя жертва не была напрасной!

— Эй, — я поспешил притушить его огненные порывы. — Вот только не надо этого всего! Я вообще-то не спешу на тот свет.

— Но… Могру показал мне…

Я поморщился, вспомнив уже кажущееся таким далеким видение Силы в Храме на Корусанте и поняв, что именно вызывает такой ужас в бывшем наставнике.

— Поглотитель не ваша забота. В день, когда эта тварь проникла в мою основу, он сам подписал себе приговор. После того, как мы закончим на Корусанте, я покончу с ним, — в моем тоне лязгнул металл. — Навсегда.

— Как?! — на одном дыхании выпалил Нак Зиил, которого все еще мелко трясло от стресса несмотря на попытки восстановить покой Светлой стороной. — Я никогда не видел ничего подобного! Как вообще может кто-либо противостоять этому?? Ты не…

— Я — Разящий Свет, — в моем голосе вдруг прорезалась та самая Сила, от которой кел-дор смолк и вытаращился на меня, как на священного мессию. Он не мог видеть того, что видел и понимал я. Даже когда Она отвела внимание и ее образ воплощенной Светлой Стороны померк, мне удалось сохранить самообладание и закончить начатое.

— Дарящий искупление. Единый с Силой. И я выношу приговор.

Суд Силы, примененный мной однажды, накрыл Нак Зиила ослепляющей сферой света. Чтобы уже через мгновение погаснуть и оставить невредимого джедая целым, с ошарашенным выражением лица под маской. Я же едва покачнулся, справляясь с накатившим откатом и улыбаясь от облегчения, что Сила не стала назначать наказание. Хоть в чем-то мои надежды оказались оправданы.

— Видите? Вы невиновны. Будь иначе, вы бы уже были отрезаны от Силы, — я ободряюще хлопнул по плечу покачнувшегося растерянного Нак Зиила и, как ни в чем не бывало, потянул его за собой. — Все, айда Орой Лена успокаивать, пока он не начал проводку грызть. И какой умник решил, что птицы питаются только червячками?!

(перев. с мандалорского)

* Сучий выродок.

** Идиома с предостережением: "береги свою спину"

Глава 11. «Шепчущий Жнец»

Ведомый Митиной «Бегемот» вышел из гиперпрыжка на границе звездной системы, сразу приглушив все исходящие сигналы и войдя в «режим инкогнито». Стандартная процедура для пустотных транспортников, летающих через миры, кишащие пиратами и прочими отбросами дальнего космического фронтира. Вот только на этот раз пиратским можно было смело называть его собственный экипаж, собравшийся в навигационной рубке для обсуждения планов предстоящего проникновения в столицу Республики.

— Этого следовало ожидать, — несколько заторможено протянул я, глядя через обзорное окно на хаотичное месиво звездолетов всех форм и размеров, заполонивших околоземную орбиту Корусанта. — Никогда не видел столько в одном месте.

— Все внутрисистемные полеты только по согласованию с орбитальной службой, — произнесла Митина, бегло читающая здоровенный информационный пакет, транслируемый всем прибывающим судам. — Если коротко: в связи с беспорядками в Храме в системе объявлен блокаут, а из-за гиперпространственного трындеца все выходы из системы перекрыты. Войти можно, выйти — нет.

— Хорошо, что у нас есть навигатор А-класса, которой чхать на запреты властей, — подмигнул я ей и уже более серьезно вчитался в текст на бортовом терминале Ринго. — Тут говорится, что выделены ограниченные траектории для экстренных служб и флотских подразделений планетарной обороны. У нас все еще есть военный допуск?

Орой Лен, к которому был обращен вопрос, отрицательно прищелкнул клювом.

— Все бунтовщики объявлены все закона. Переворот должен был пройти тихо, но когда пресса пронюхала, свита канцлера подняла вой. Кирон крепко держит ее за лекку, и Храм не штурмуют только потому, что боятся ответного удара. Нас немногим меньше, чем лоялистов, и все мы готовы сражаться за свой дом.

Я понимающе кивнул. Несмотря на заметно упавший рейтинг Ордена в последние века, джедаев все еще опасались. Как и любых чувствительных к Силе, способных любого скрутить в бараний рог одним мысленным усилием. Дураков лезть в самое пекло не было, и Корусант замер в шатком равновесии на краю пропасти, дожидаясь итогов исхода Четвертого Раскола Ордена джедаев.

— У кого какие идеи?

Анья, стоявшая по мою правую руку, привлекала к себе внимание коротким покашливанием и вывела на экран голопроектора мерцающий синим шарик Корусанта.

— Основные силы блокады сосредоточены над секторальным кругами у территории Храма, — повинуясь движению тонких изящных пальчиков, голограмма планеты повернулась условно-теневой стороной. — Зато над индустриальным плато вот здесь оставили только базовый заслон. А стартовые шахты, если кто не в курсе, проходят сквозь планету насквозь. Если войдем тут, то…

— Пролетим под землей и поднимемся недалеко от Храма, откуда сразу можно попасть к ангарам, — с одобрением закончил мысль Аньи Нак Зиил, вызвав у нее улыбку. — Хорошая идея, барсен’тор.

Это еще одна причина, почему присутствующие на совещании джедаи прислушивались к мнению Аньи, с которой, по сути, были знакомы всего ничего. И если более молодые рыцари могли не знать одну из легенд Ордена в лицо, то мастера опыта Нак Зиила или Орой Лена ранним склерозом не страдали. Все они некисло так выпали в осадок, когда отошли от последствий заключения в клетке Могру, признав в девушке одну из легенд угасшей эпохи расцвета Ордена, воспоминания о которой сохранились в архиве голокронов.

Анья от излишнего внимания и навязчивого интереса отделалась просто, апеллировав ко мне и отвечая каждый раз одинаково: все вопросы к Джове, являющемуся главой семьи и решающему, кому что можно рассказывать. От такого поворота, глядя на мою внушительную плечевую раму и суровую морду кирпичом, джедаи окончательно скисли и предпочли удержать любопытство в узде. Тем более, что Нак Зиил после недавней беседы воспылал каким-то излишним фанатизмом, яро отстаивая мое право на свои секреты и украдкой перешептываясь с Орой Леном, который также был впечатлен моими новыми навыками. Для них наш с Аньей уровень владения Силой в столь юном возрасте казался чем-то неестественным, не говоря уже о том, что показывал Фрис.

От него джедаи старались держаться подальше, поглядывая на взирающего на них с явным гастрономическим интересом кварда с определенной долей опаски. Им было невдомек, что таким образом Фрис снимает напряжение, пользуясь выданным мной карт-бланшем. Не самый плохой способ, и я радовался, что хотя бы один из нас нашел успешный способ справляться с волением.

— Все по местам, — подведя итог короткому совещанию, я хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание окружающих и прерывая тихие шепотки обсуждений предложенного Аньей плана. — Начнем спуск, как только появится свободное окно. Митина, на тебе навигация. Ринго, постарайся держать нас вне зоны датчиков слежения. Чем позже о нас узнают, тем лучше. Мастер Нак Зиил?…

— Велия только что отчиталась: наши силы на позициях, — отрапортовал учитель, едва ли не вытянувшись по струнке под смешок Аньи. Чтобы член Совета отчитывался перед рыцарем: такое в ее время могли разве что за хорошую шутку принять.

— Как только получим доступ в Храм, я возглавлю штурм передовой группы. Орой Лен и остальные свяжут боем отрезанных одиночек на верхних уровнях. Пока мы отвлекаем внимание противника, у вас будет достаточно времени, чтобы проникнуть в плавильный цех и покончить со всем.

С чем конкретно «всем» уточнять не требовалось. Гиперпространственный шторм постепенно набирал обороты, повергая все больше миров Республики в состояние натуральной паники. Голонет бурлил, пестря сообщениями об экстренно сворачивающихся торговых экспедициях и досрочных разрывах контрактов с крупными трансгалактическими корпорациями. Республиканцы массово переходили на частный извоз, способный проложить курс в обход ставших опасными гиперпутей. Как результат, цены на астромехов взлетели до небес. Раскупали даже самые древние модели типа М1 и М2, производившиеся во времена Старой Республики и теперь дышащие на ладан из-за капитального износа внутренних механизмов.

В это же время наше со Съяном предприятие, что называется, оседлало волну. Дочерний отдел «Джофриса», занимающейся транспортировкой и навигационной логистикой в экстремальных условиях системы Дорина, внезапно оказался перегружен и завален срочными заказами со всех уголков галактики. Последнее сообщение от партнера пришло, окрашенное легким налетом нервозности пополам со здоровым азартом. Конкурентный тупик, где ранее салластанцам пришлось бы годами топтаться на месте, внезапно сменился скоростным лифтом, принесшим новые перспективные союзы и крайне выгодные сделки.

Под шумок Съяну даже удалось наладить предварительные договоренности с пространством хаттов, обеспечив «Джофрис» доступ к богатствам фронтира в обход республиканской бюрократии. За что я выразил ему свое личное восхищение и обрадовал предстоящим усилением активов с Альдераана, когда у меня появится возможность использовать активы клана Атран.

В общем, события понеслись вскачь, и на их фоне происходящее в Ордене джедаев смотрелось как-то совсем блекло, дав экипажу «Бегемота» столь необходимое преимущество. А когда Митина смогла установить закрытый канал с Джун, подключившей мощности «Везунчика», все и вовсе стало похоже на легкую прогулку.

Орбитальная блокада начала реагировать на вторжение уже после того, как разогнавшийся «Бегемот» огненным болидом прорвал верхние слои атмосферы Корусанта и рванул к быстро приближающейся поверхности. На перехват была выдвинута запоздалая эскадра истребителей, но мы уже были далеко, а, нырнув в транспортную шахту 1735-С индустриального плато, и вовсе пропали с мониторов пилотов. После этого за «Бегемотом» уже, само собой, никто не гнался. Планета-город под поверхностью представляла собой натуральный лабиринт, где без труда может затеряться звездолет размером с линкор, не говоря уже о малом фрахтовике. Ринго умело вел неповоротливый «Бегемот» через переплетение подземных коммуникаций, держась подальше от населенных секторов и понемногу приближаясь к планетарному ядру.

В какой-то момент качественные изменения ощутили все одаренные на борту, а не только мы с Фрисом, прошедшие обучение у Пряхи и знавшие, на что нужно обращать внимание.

— Нечего морщиться, — бросил я тем джедаям, кто не обладал выдержкой Нак Зиила и хладнокровностью Орой Лена. — Вот обратная сторона нашей любимой Республики. Слушайте и впитывайте.

— Но как же так? — один из рыцарей — молодой поджарый мужчина с рыжей копной волос и аккуратно оформленной бородкой — вопросительно обернулся к молчаливым членам Совета. — Почему они так страдают? Неужели внизу настолько все плохо?

— Сними розовые визоры, парень, — вместо мастеров отозвалась мрачная Анья, которая одной из немногих, включая меня, не отвела брезгливого взгляда от обзорных окон. — Благополучие Республики построено на костях таких вот несчастных и обездоленных. Кто живет в трущобах, как крысы, спит на стенках тепловых трубопроводов и жрет сырую харшатину, лишь бы с голода не сдохнуть. Или ты думал, такое только на Нар Шаддаа встречается? Везде, где стоят небоскребы из ауродия, существуют и такие места. Бездна страданий, и на Корусанте одна из самых глубоких в галактике.

Молодые джедаи притихли, придавленные внезапно открывшимися масштабами того, что от них скрывали тонны металла верхних уровней Корусанта и Светлый источник, над которым возвышался Храм Ордена. А посмотреть было на что.

Глядя на проплывающие мимо «Бегемота» отнорки, погруженные в полутьму шахтовые тупики и замкнутые экосистемы заброшенных уровней, где разумные расы, покорившие звезды, опускались до уровня кровожадных дикарей, вооруженных обломками труб, на душе становилось мерзко. И грустно от осознания того, что, как бы окончился истинный Четвертый Раскол Ордена джедаев, для этих несчастных ничего не изменится. Может, пара-тройка из джедаев, кто сейчас внимательно слушает Силу, проникнется и отправится вниз нести Свет и вершить правосудие, но… Они либо сгинут, как и все остальные до них, либо поймут тщетность своих действий.

Даже если все внушающие ресурсы Ордена бросить на вычищение гнили, поразившей нутро Корусанта, то и через сотню лет ситуация не изменится ни на йоту. Просто потому, что там, где недавно прошелся опаляющий целебный огонь световых мечей, уничтожающий всю грязь, завтра нарастет новая. Еще более уродливая и лишенная последних остатков здравого разума.

Корусант, как яблоко с гнилой сердцевиной, медленно разлагался изнутри. И лишь вопрос времени, когда сквозь красивую шкурку проступят уродливые трупные пятна. Такова суть Республики, созданной «равными голосами», заботящимися лишь о своем собственном благополучии, и чья столица прекрасно отражала суть происходящего в галактике.

«Возможно поэтому Орден джедаев и обречен постоянно срываться в саморазрушающийся цикл, — отозвался на мои мысли Пятый. — Джедаи падают на Темную сторону, не выдержав истинного лика мира, в котором вынуждены существовать. И потому Империя ситхов будет возрождаться вновь. Дабы очищающем пламенем пройтись по ходячему трупу Республики, вырезая всю гниль и давая шанс на краткое исцеление».

«С чего это тебя потянуло на философию?»

«Да вот, думаю, как построить свое королевство, когда погружусь в мир ЗВ-3. Под моим руководством уж точно такого бардака не будет!»

Я фыркнул, обратив на себя внимание подозрительно прищурившегося Фриса.

«Вассальную клятву можно уже сейчас приносить, Ваше Величество?»

«Подождем, когда ты присоединишься ко мне по ту сторону», — не принял мою шутку Пятый. Я нахмурился.

«Нет уж, уволь. Когда придет мое время, я предпочту слиться с Силой. Смерть — это еще не конец, ты же знаешь».

«Конечно. Но до него я предпочту прожить еще много жизней. В память о братьях и сестре, не доживших до этого дня».

Мы замолчали, погрузившись в натянутую атмосферу рубки, пока не миновали рубеж средних уровней по обратную сторону Корусанта, где уже можно было вздохнуть свободнее.

— Фрис, статус, — скомандовал я, как только бортовой терминал Ринго пискнул сигналом восстановленной связи с поверхностью.

Брат склонился над консолью передатчика, положив ладонь на сетевой разъем, которым обычно пользовались астромехи, и прикрыв глаза при считывании входящих данных.

— Все тихо. Джун говорит, что территория Храма окружена правительственными войсками, но нижние уровни с пятнадцатого по девятнадцатый никто не контролирует. Это территория вне закона, и чужаков там сразу берут на прицел.

— Годится. Ринго, ускорители на максимум! Сейчас повоюем.

***

Сидящий в медитационной позе под управляющей консолью Жнеца, Грандмастер Ордена джедаев Кирон Рал ощутил удовлетворение от вестей, пришедших с той стороны силового поля. Оставшиеся верными легитимной власти Совета джедаи сообщали, что силы бунтовщиков начали перегруппировку, готовя массированную атаку по всем фронтам.

Отчаянный, но вполне ожидаемый ход, учитывая тот факт, что ресурсы обоих сторон не бесконечны. В какой-то момент изоляция от внешнего мира вынудила бы противников сойтись в решающей схватке, упрощая задачу Кирона и приближая тот день, когда джедаи вымрут, как вид. А после и все, кому не посчастливиться быть рожденным с даром ощущать Силу.

Оглядываясь назад, мужчина ощущал гордость за ту работу, которую они с учителем Могру проделали для дискредитации Ордена в глазах Республики. Десятилетия усилий, направленные на расшатывание древнего колосса, вот-вот дадут ожидаемый результат. Галактику уже лихорадит от последствий работы Жнеца, с последним ритуалом мастера активно принявшегося за выполнение своей задачи. Кирон знал, что, когда все закончится, каждое существо в галактике до единого будет желать смерти джедаев, по вине которых погибло столько разумных.

Было нелегко принять необходимость такого исхода, но, как говорил учитель, построить новый мир можно только на пепле старого. И если такова цена ради лучшего будущего, что ж… Орден сгорит в пламени преисподней. А вместе с ним и все одаренные, владеющие Силой. Сперва джедаи, а потом недо-ситхи, называющие себя культистами и созданные с одной единственной целью — отвлечь внимание сторонников Света.

План удался. Спустя три века упорной работы джедаи ослабли настолько, что с ними вполне может справиться хорошо обученная армия из неодаренных. Последнее поколение джедаев и вовсе едва Силой владеет, чтобы хоть что-то противопоставить отборным коммандо республиканского спецназа. Кирону оставалось лишь восхищаться гением своего учителя, сумевшего использовать некий «канон», дабы привести процветающий Орден джедаев сперва к стагнации, а потом и полноценной регрессии. Для этого потребовались недюжинные усилия, включающие в последние сто лет «особую» методику подготовки юнлингов, от которых специально скрывали все опасности Темной стороны. Провоцируя тем самым излишнее любопытство и вызывая ненужные брожения в юных умах. В результате получилось пластичное поколение покорных джедаев, легко принимающее чужую точку зрения и не способное к принятию самостоятельных решений без указа вышестоящих мастеров.

Так по крупицам создавался Четвертый раскол. И так появились культисты, считающие себя идейными наследниками ситхов древности. Жалкие существа. Возглавляемые такой же посредственностью, с зашкаливающей спесью и самомнением, именовавшей себя Дартом Руином.

Как же, «Дарт». Да истинные Владыки древности от хохота загибаются в своих гробницах на Коррибане, глядя, как жалкий падший джедай, которому бы в их время даже титул Лорда не доверили, именует себя ситхом новой формации! Убожество. Кирон предвкушал тот миг, когда он и остальные культисты сгорят в пламени праведного гнева галактики, пришедшей не только за джедаями, но всеми одачернными, чувствительными к Силе. Дабы трагетия, унесшая жизни миллиардов живых существ более никогда не повторилась.

Лишь когда этот день настанет, разумные всех рас и видов вновь будут вольны самостоятельно определять свой путь. Без оглядки на тех, кто по прихоти судьбы получили дар Силы и возомнили себя вершителями судеб, не имея самого права решать! В этом заключалась одна из многих граней Великого Плана учителя Могру. И именно ей суждено навсегда изменить галактику, подарив ей когда-то отобранную свободу.

Но главное, когда Жнец прорвет барьер, Кирон сможет вернуться назад во времени и увидеть мать. Истинная цель, ради которой брошенный сын был готов погрузить галактику в хаос, грела ему душу осознанием своей близости.

Уже совсем скоро он встретит ее. Сможет обнять и увидеть родное лицо. В последний раз, перед тем, как уйти в Силу… Осталось всего ничего: дождаться, пока Жнец войдет в резонанс с подпространством Звездной Сети, где сожмет в тиски само время и откроет портал в прошлое. А там уже можно будет воспользоваться Преобразователем — одним из двух, найденных учителем Могру на археологических раскопках родины кел-доров — чтобы попасть в конкретное место конкретного отрезка времени.

Устройство неизвестного Гри, погибшего на Дорине, было тем самым гарантом, который Кирон потребовал от Могру, прежде чем тот улетел на Ондерон для проведения последней Жатвы. Как и первое, оно было повреждено, но учитель за минувшие века хорошо изучил технологии древних рас, чтобы восстановить ее основные функции. Для этого достаточно было заменить управляющий кайбер-кристалл, доступа к источнику которого не было у погибшего Гри на Дорине, но зато имелся у джедаев на Тайтоне.

Причем, Могру лично спускался в пещеры кайбер-кристаллов, утверждая, что первый попавшийся экземпляр, взывающий к нему в Силе, не подойдет. Для устройств древних рас нужен был особенный кристалл, и Могру, хотя и не спешил делиться с учеником секретом, где под ледяным озером нашел таковой, свое слово сдержал. После ремонта и замены кристаллов, один восстановленный Преобразователь учитель забрал себе, а второй передал Кирону, выражая свое высокое доверие и оказывая честь закончить начатое ими, если вдруг он сам потерпит неудачу.

Конечно, грандмастер Ордена не верил, что его учителя кто-то сможет остановить, и когда в запланированное время Жнец самопроизвольно активировался, о чем явственно сообщал затрясшийся до самого основания Храм, это означало успех последнего этапа плана. Жнец был спроектирован таким образом, чтобы автоматически выполнить протокол прорыва, когда будет накоплено необходимое количество эманаций смерти, собранных в результате Жатвы Темной стороны. Кровавый ритуал, который изобрели еще раката, учитель адаптировал под свои нужды, создав поистине великое творение, способное манипулировать самим пространством и временем.

Но даже при всей своей совершенности протоколы Жнеца требовали участия живого разумного, когда нужно будет отдать команду на прорыв. Небольшая страховка от Могру, чтобы его детище не пошло вразнос по какой-то непредвиденной причине. Именно в этом и состояло задание Кирона. Проконтролировать выполнение протокола пробоя Звездной Сети, в нужные моменты вводя пароли в консоль и воочию наблюдая за свершением величайшего события в истории галактики.

Вот только учитель не учел одного, отдавая приказ о ликвидации рыцаря Джове перед своим отлетом. Того, что Кирон проиграет ему и окажется в плену, упустив момент, когда Жнец начнет выполнение своей программы…

Сама мысль о том, что он — градмастер Ордена с трехвековым опытом — может проиграть какому-то мальчишке, только недавно взявшего в руки световой меч, казалось смехотворной. И, когда Кирон столкнулся с ним и его ручными джедайками в бою, все шло по плану… пока не случилось необъяснимое.

Оказавшись отрезанным от Силы и попав в позорный плен бунтовщиков, возглавляемых его бывшей любовницей Велией, мужчина впервые за долгое время ощутил страх. Быстро переросший в откровенную панику, когда Храм содрогнулся и в Силе прошел гигантский резонанс, растворившейся в фоновом шуме подпространства. Жнец начал свою работу, и Кирона не было рядом, чтобы исполнить свой долг!

К счастью, все обошлось. Верные легитимному режиму Совета джедаи сумели собраться и освободить главу Ордена, не подозревая, что тем самым сами себе подписывают смертный приговор. Кирон приказал им сдерживать силы бунтовщиков, пока он сам руководит координацией из подземелья Храма.

Так быстро, как в тот момент, он не бежал никогда в жизни. Даже не имея доступа к Силе и неспособный воспользоваться Вспышкой, Кирон в рекордный срок преодолел расстояние до плавильного цеха, где уже начал свою работу молчаливый и мелко дрожащий от переполняющей его Живой Силы Жнец. Созданный на стыке технологий древних рас с применением ракатанских наработок, он воплощал всю гениальность учителя, потратившего целую жизнь на создание устройтств, способного изменять сами законы реальности.

Кирон успел. До выполнения протокола самоликвидации, обязанного запуститься в случае, если на консоль не поступит команды на выполнение синхронизации со Звездной Сетью, оставались жалкие пару минут. Введя трясущимися пальцами пароль, грандмастер джедаев застыл, с трепетом прислушиваясь к вибрирующему гулу в недрах гиганской машины. Ничего не происходило, и он сипло выдохнул, осев на пол там, где стоял. Взведенные нервы медленно успокаивались, одновременно возвращая жгучую боль от огня, текущего по жилам с того момента, как неизвестная техника Света отрезала Кирона от Силы. Больше игнорировать эту муку Кирон был не в силах, вынужденно уйдя в медитацию прямо рядом с консолью, где и оставался по сей момент, пытаясь найти способ самоисцелиться.

«Ситхов щенок!»

В приступе гнева Кирон зарычал вслух, более не вынужденный носить маску образцового джедая, контролирующего все эмоции. Но как и Светлая, менее покорная Темная сторона, к которой он прибегал только в крайнем случае, не отзывалась. Что бы Джове не сотворил своей техникой, для ее отмены он поставил условия, которые Кирон при всем желании не мог выполнить.

Как он там сказал: раскаяться? В чем?! Все, что он совершил, сделано ради будущего других. Да, смерти многих неминуемы, но они неизбежны, когда на кону создание нового мира! Кому-то нужно взять на себя этот нелегкий груз, чтобы выжившие получили шанс начать с нуля, без прежних ошибок и давящего гнета прошлого.

А что касается мамы… когда речь заходит о семье, никакие сопутствующие потери не имеют значения. Могру понимал это лучше всех, хоть и никогда не обсуждал с Кироном. Он вообще был очень скрытен насчет всего, что касалось своего происхождения. Лишь однажды Кирон услышал, как Могру обращается к кому-то, кого называл «папой-Лукасом». Кем тот был: отцом экзота или неким божеством, понять так и не вышло. Но лютую ненависть Могру к этому незнакомцу Кирон понимал. Ведь нечто подобное сам ощущал по отношению к своему отцу, который бросил их с матерью еще до его рождения.

Искушение вернуться в прошлое еще до того, как она встретилась с ним, было велико, но Кирон успешно боролся с ним. Умение правильно расставлять приоритеты и четко идти к своей цели привело к тому, где он сейчас и каких высот достиг. Потратить шанс увидеть маму, и, может быть, спасти ее ради призрачного шанса набить морду несостоявшемуся папаше — слишком великая роскошь в сложившейся ситуации. Жнец, от силы, выдержит одно перемещение в прошлое, после чего портал схлопнется навсегда. Так сказал Могру, и у Кирона не было причин ему не верить. Поэтому он отказался от мимолетной мести отцу ради Цели, которая горела в его сердце и позволила довести задуманное до логического конца.

— Грандмастер Кирон, — магистры Идо и Бескелия Нуо-Ма встали рядом с Кироном и отвесили учтивые поклоны, следуя ментальной программе, заложенной учителем Могру. Наутоланин и селкат оказались слишком настойчивыми в своих попытках докопаться до истоков «дополнительного финансирования Ордена из сторонних источников». Поиски вывели их сперва на подконтрольный Могру синдикат работорговцев, а позднее и на него самого, вынудив воздействовать грубо на их разумы. На их беду, учитель был достаточно искушен в техниках Разума, чтобы оба магистра оказались подчинены его воле. И, соответственно Кирона, который единовременно получил два преданных и не задающих лишних вопросов инструмента.

— В чем дело? — вырванный из медитации, грандмастер приоткрыл глаза, и, не меняя позы, исподлобья уставился на свои марионетки.

— Мы засекли малую группу противника, которая продвигается по техническим тоннелям к барьеру. Судя по их скорости, через пару минут они будут здесь.

— Нет, — отмахнулся Кирон, раздраженный, что его побеспокоили по такому пустяку. — Им не прорвать барьер. Никому не…

— До того, как наши поисковые дроны уничтожили, мы опознали среди них объявленного в розыск рыцаря Джове, помеченного вами, как цель на первичное устранение.

Кирон, уже собиравшийся вновь вернуться в медитацию, вздрогнул всем телом и медленно поднялся на ноги, шипя от боли в горящих мышцах по всему телу.

— Вернулся, значит, герой. Прекрасно. Активируйте ловушки и готовьтесь встречать гостей. Перед там, как сдохнуть, он ответит за то, что сделал со мной.

***

Честно говоря, я ожидал куда более ожесточенное сопротивление на пути в Храм, но Бешеная Кошка Велия вполне оправдывала свое прозвище, сумев оттянуть внимание противника на себя и расчистить свободный путь «Бегемоту». После приземления в ангаре спасенные джедаи во главе с Нак Зиилом и Орой Леном без промедления выдвинулись по переданным ей координатам, сходу вливаясь в рисунок внутрихрамового боя и внося сумятицу в ряды лоялистов. Ведь одно дело, когда ты сражаешься против пары-тройки магистров, возглавляющих бунтовщиков, и совсем другое, когда на их стороне подавляющая часть Совета, среди которых один из самых уважаемых — признанный мастер пути Меча.

Нак Зиилу не потребовалось много времени, чтобы организовать очаги сопротивления и начать планомерный захват верхних и средних уровней Храма. Именно там разворачивалось основное поле действий, в то время как технические нижние уровни остались практически без присмотра.

Подходящим световым мечом я овладел после того, как наша троица лазутчиков, в число которых вошли Фрис с Аньей, проникли в серверную и отрубили камеры слежения в подземелье. Сразу после этого нас атаковал молодой агрессивно настроенный джедай, владеющий простым одноклинковым световым мечом синего цвета.

Ничем непримечательный фанатик, слепо следующий приказам сверху, слишком поздно понял, на кого нарвался. Не успев прожужжать что-либо на своем насекомьем наречии, он оказался оглушен, обезоружен и раздет до исподнего. Последнее — личная инициатива Фриса, несколько оскорбившегося, когда пучащий фасеточные зенки экзот, видевший явно больше обычного зрительного спектра, с жутким акцентом назвал его «уродливый маши́нко».

— Вот из-за таких отбросов джедаев и ненавидят, — брат беззлобно пнул покрытое темным хитином тельце и пожал плечами на наши с Аньей укоризненные взгляды. — Что?

— Ничего.

Удержавшись от излишних комментариев на счет повышенной агрессивности брата, я покрутил в руках взятый с бою трофей. Самый обычный световой меч стандартной цилиндрической формы, разве что рукоять коротковата, не под мой хват. Но при определенной сноровке можно сражаться и таким. Благо особого сопротивления на пути в подземелья не ожидается, и, на крайний случай, у меня есть Анья с Фрисом, вдвоем способные противостоять любому магистру Совета. Включая грандмастера Кирона, встречу с которым я предчувствовал еще до того, как оказался в Храме.

Это было не видение Силы, но нечто более тонкое, трудноуловимое. Кровная связь, которую я раньше не воспринимал из-за мало развитого дара эмпата, сейчас соединяла нас незримой нитью, явственно указывая, в каком направлении нужно двигаться.

Как и я, Кирон сочетал в себе гены зелтрона и человека, взяв все самое лучшее от обоих родителей: долголетие, склонность к менталистике и крепкую связь со Светлой стороной Силы. И это без учета его собственного уровня развития, позволившего так долго сопротивляться Суду Света, призванного сжечь изнутри любого другого «виновного» одаренного.

Я чувствовал ровное учащенное биение сердца Кирона, понимая, что тот упорно сражается за свое право существовать. Впечатляющая воля к жизни, достойная уважения и гордости за своего отпрыска, способного сопротивляться высшей технике Света, созданной с помощью Той, кто воплощает одну из сторон Силы.

Так было бы в любой другой ситуации, кроме той, что имеется сейчас. Кирон сам стал на путь разрушения, и сейчас я оказался на перепутье, не зная, как поступить дальше. Он совершил столько зла, стал причиной раскола Ордена и поставил галактику на грань уничтожения. Все ради непонятной цели, которую они с Могру преследовали, и которая оставалась для меня загадкой по сей день.

«Так достоин ли он второго шанса?»

Ответа на этот вопрос не было не у меня, ни у Пятого, после возвращения в Храм едва ли перекинувшегося со мной парой слов. Здесь, в месте сосредоточения Силы столь многих одаренных, ему приходилось удвоить усилия, чтобы держать Поглотителя в узде. На это была направлена каждая кроха его концентрации, вынуждая полностью отрешиться от внешнего мира и оставляя меня вариться в мутном бульоне своих собственных мыслей.

Хорошо, что рядом были те, кто знал меня меня достаточно хорошо, чтобы заметить неладное. Внушение прошло в два этапа: сперва на меня банально наорали, вырывая из пропасти самокопания, а после животворящими тычками направили в нужную сторону. Это помогло. Я проморгался, выныривая из отрешенного состояния и торопливо влил дополнительные силы в просевший духоный контур Пятого, буквально наяву услышав его облегченный вздох. Вовремя! Поглотитель дремлет, но не спит, и любое ослабление внимание может обернуться катастрофой. Повезло, что рядом были те, кто помог ее предотвратить.

После такого урока темп нашего передвижения заметно ускорился. Я перестал думать о будущем, наконец-то вспомнив уроки Нак Зиила, и сосредоточился на происходящем в данный момент. В итоге наша диверсионная тройка маленьким ураганом пронеслась по нижним этажам, расчищая себе путь дубинушкой-Силой и почти не активируя световых мечей.

Единственный раз, когда они нам пригодились, был связан с появлением смутно-знакомой молодой тогрутты — обладательницы внушительного бюста и эффектных черт лица, всколыхнувших застарелые воспоминания в памяти со времен Тайтона.

— Винна?.. — неуверенно уточнил я, таки вспомнив давнюю знакомую, которая однажды любезно помогла взломать украденный планшет и тем самым положила начало моей финансовой независимости от Ордена. С той поры минуло уже больше пяти лет, и, если бы не улучшенные навыки работы с памятью, открывшиеся после перехода в ранг подмастерья Разума, я бы вряд ли ее вспомнил.

Рыцарь-джедай Винна не сильно изменилась с тех пор. Разве что стала еще более привлекательной, сменив джедайскую робу на ленточки и тряпочки традиционных тогрутских нарядов, выставляя на показ свое шикарно развитое сексуальное тело. Неудивительно, что мы с Фрисом немного поплыли и не успели вовремя среагировать. Тогда как ревниво сопящая Анья такими слабостями не страдала и сходу скрестила мечи с бросившейся на нас рычащей экзоткой, в глазах которой плескалась равнодушная пустота.

«Еще одна марионетка Могру», — с грустью подумал я, вспоминая несчастного архивариуса Груно и плавным движением светового меча парируя выпад разъяренной тогрутты. Очередной размен ударами, и доведенная до белого каленья Анья попросту размазала джедайку Силой по стене. И, когда та упала бессознательным кулем на пол, сноровисто скрутила ее прихваченными с «Бегемота» оковами, после чего отвесила мне звонкую затрещину:

— Куда вытащился, кобелина?!

Фрис заржал, а я смущенно потер зудящий затылок, и не думая оправдываться. Ну да, виновен, признаю. А, с другой стороны, чего она такая… разодетая? Вся. Неприлично же, ей богу. Да…

Анья сплюнула и, послав притянув к себе световой меч поверженной джедайки, многообещающе процедила:

— Потом поговорим.

— У-у, попал! — ехидно провыл Фрис, за что получил втык уже от меня. Просто из чувства вредности, чтобы не одному страдать. И вообще, он мне еще за сбор семенного материала не ответил! До последнего не хотел в это верить, но когда я подловил его на «Бегемоте» и спросил напрямую, еще ни разу не видел, как квард моментально алеет и заливается стыдом с головы до ног. Он тогда позорно сбежал, уйдя от ответа, но я все помню! Мстя моя будет вечна, хе-хе… Более смачного повода для подколов он мне еще не дарил.

— Так, собрались! — прикрикнула на нас Анья, прерывая зарождающиеся беспорядки в коллективе. — Сила, с кем я связалась?! Как дети, уф. Мы уже почти на месте. А это кто еще…

Закончить фразу она не успела, вынужденная отбивать жалящий выпад зеленого светового клинка наутоланина, пока на нас с Фрисом обрушился окутанный вуалью синегоугрожающе булькающий селкат.

Прежде, чем рисунок боя полностью поглотил меня, я успел разглядеть ячеистые соты щита Гри, проглядывающие из-за коридорного ответвления примерно в сотне шагов впереди. Именно оттуда и вынырнули агрессивно настроенные джедаи, в которых я, недолго думая, опознал подчиненных Кирону магистров Совета Идо и Бескелия Нуо-Ма.

— Вместе, до победы или смерти! — мой усиленный Силой призыв раскатом грома пронесся по нижним этажам Храма.

— Во славу нашу! — подхватил Фрис, превращаясь в туманную полосу неона, окруженную сполохами синего света «Сияния Неба». Как повелось еще со времен обучения на Дорине, древний воинский клич разжег пламя в наших сердцах, повышая уверенность и решимость довести дело до конца.

Вот только теперь это были не просто слова. Вложив в них всю силу своих умений подмастерья Разума, я вдохновил союзников и нарушил координацию магистров, вынужденных разорвать дистанцию, чтобы не стать мелкой нарезкой с прожаренной световыми мечами корочкой. Но это их не спасло.

Вошедшая в раж Анья, швыряющаяся убойными силовыми техниками, и ощетинившийся смертоносным танцем рыцарского Шиен Фрис не давали магистрам и шанса на передышку. Против них двоих у магистров Идо и Бескелия Нуо-Ма не было и шанса. А с моим участием те и вовсе превратились в посмешище, когда вынужденные уйти в глухую оборону джедаи постоянно отступали, чтобы сохранить себе жизнь.

О том, что я совершил ошибку стало ясно лишь в тот момент, когда увлеченные боем мы оказались слишком близки к силовому полю Гри, закрывающем путь в плавильный цех. Ощутив предостережение Силы, я оттолкнуть Анью с Фрисом от потока жидкого огня, рванувшего на них из углублений в стенах. Но сам при этом потерял равновесие и, оступившись, упал спиной на рельефную платформу у входа, которой еще минуту назад не было. Она появилась уже после столкновения с магистрами, поднявшись из-под разъехавшихся в стороны напольных панелей и окутавшись полупрозрачными силовыми волнами фазового смещения. Которые никто из нас не замечал, пока не стало слишком поздно.

Все произошло быстро. В один момент мозг пронзает паническая догадка, и уже в другой взор застилает причудливая голограмма из в виде оранжевых кубиков разного оттенка, в хаотичном порядке наскакивающих друг на друга и то исчезающих, то появляющихся.

— Джове!!

Удаляющийся вопль Аньи потонул в эффекте фазового сдвига телепорта Гри, после чего картина перед глазами резко изменилась, и каждую клеточку тела сковало онемением, не позволяя пошевелиться. Единственное, что я мог, это вращать глазными яблоками, наблюдая из-за прозрачной пленки стазис-щита за приближающемся седовласым мужчиной. Сверкающим недоброй ухмылкой, в помятой последними событиями робе и узнаваемом плаще грандмастера Ордена джедаев.

— С возвращением домой, рыцарь-джедай Джове, — Кирон встал напротив меня, окутанный клубящимся ореолом мрачного торжества. — Нам есть о чем поговорить, не так ли?

Глава 12. «Кричащий Жнец»

«Приплыли», — мрачно констатировал Пятый, когда стало очевидно, что сдерживающее поле Гри невозможно взломать ни Силой, ни ментальными закладками. Система защиты древней расы, как и прочие их технологии, была спроектирована таким образом, чтобы исключить саму возможность вмешательства извне. Лишь те, кто обладает прямым доступом на основе технологий Гри, как Фрис, могут что-нибудь предпринять.

Но даже с его ядром кварда, на порядки превосходящим вычислительные мощности самых современных систем искусственного интеллекта, на это ушло бы определенное время… Которое появилось благодаря нестерпимому желанию Кирона излить душу и показать всю степень моего бедственного положения.

«Видимо, возраст все же берет свое», — поморщился я про себя, отрешаясь от льющегося в уши самодовольного самовосхваления грандмастера и сосредотачиваясь на нашей связи с Фрисом.

После того, как Пятый открыл мне истинную картину вещей, я смог куда лучше понять саму суть процессов, происходящих внутри своей основы. Рожденная из осколков нескольких личностей, она являла собой многомерный конструкт, по структуре куда больше походящей на ядро Фриса, нежели многослойную сферу обычной души разумного.

При этом сторонний наблюдатель никогда не поймет разницы, даже если будет знать, где искать. Для этого ему бы пришлось пройти обучение у квалифицированного Мастера Разума, опытного не менее Пряхи. И то, не факт, что он или она смогли бы узреть весь процесс создания «веретена», способного нанести точечный ментальный укол и вызвать реакцию на другом конце духовного полотна, объединяющего две разные и одновременно столь похожие сущности.

Так и Кирон не смог понять, что именно происходит, когда по Силе прошлась едва уловимая рябь, унесшая в себе послание с одной единственной просьбой для брата.

«Анья потом тебе весь мозг выклюет», — заметил Пятый, на что я только отмахнулся. Пусть так. Главное, что она будет в порядке для этого, а прочее можно вытерпеть.

Пару секунд спустя Сила принесла ответный отклик от Фриса, позволив с облегчением прикрыть глаза. Сделано. Теперь можно спокойно работать, не опасаясь за безопасность эвин.

«Начинай вскрытие поля, — еще одно послание брату. — Пора заканчивать с этим».

— Пытаешься освободиться? — что-то заподозрив, Кирон резко прервал свои «злодейские» разглагольствования, вперившись в меня подозрительным взглядом. — Не стоит. Защиту Жнеца проектировал лично учитель Могру. Ее не отключить, пока я не введу код.

Глубокомысленно моргнув в знак согласия, я испытал почти физическое удовлетворение от выражения лица Кирона, когда ячеистый полок вокруг плавильного цеха вдруг мигнул и начал истаивать на глазах.

— Что?..

«Идо и Нуо-Ма обезврежены, — пришло мне быстрое сообщение по внутренней связи экзера. — Анья в безопасности, как ты и просил. Начинаем?»

— Да! — рыкнул я, мгновением позже вырвавшись из оков отключившегося стазиса и сразу, без предупреждения, вдарил по отшатнувшемуся грандмастеру Толчком Силы, отправив его в недолгий полет до ближайшей конвейерной ленты.

— Я займусь им, не отвлекайся!

Пока квард завис у консоли сортировщика хлама со всего цеха, за неказистой внешностью которого скрывалась угроза галактического масштаба, я метнулся в сторону Кирона. Тот уже поднимался на ноги, сцепив зубы от боли и одновременно активируя свой световой меч. Более неспособный ощущать Силу, он все еще оставался грозным противником, за плечами которого оставались сотни лет практики фехтования. И на его стороне была вся мощь технологий Гри, которые Могру вплел в свое чудовищное устройство ради его защиты.

— Активировать протокол защиты Жнеца. Код: черный.

— Джове!

Предостерегающий крик Фриса заставил меня ускориться на пределах возможного, и лишь потому я избежал удара из-под ног, когда прямо сквозь решетки напольных плит верх вылезло хищное квардионное жало.

«Да вашу ж медь!»

Место, где я находился еще секундой ранее, вдруг исказилось знакомыми волнами фазового смещения Гри, откуда медленно выполз… выползло…

— Это еще что такое?

— Твоя погибель, — процедил поднявшийся на ноги грандмастер и взмахнул световым мечом, вставая в атакующую форму Макаши. Но я этого уже не увидел, уворачиваясь от стремительного выпада монструозной образины, отдаленно напоминающей паукообразных квардионных-ТХ из системы обороны Стражей Гри. Неумная фантазия Могру превратила сбалансированную форму боевого дроида в чудище под три метра в высоту, сочетающее в себе черты терентатека, аклая, и еще бог весть кого. Получившийся результат впечатлял. И испугал, когда я сообразил, что силовые техники попросту проходят квардионную форму насквозь, не причиняя ей особого вреда.

Издав рокочущий рев, содрогнувший основание Храма, защитник Жнеца вновь ринулся в атаку на меня. С одной стороны. С другой прилетел голубой росчерк светового меча Кирона, заставив меня вновь разорвать дистанцию, опасно открыв спину погруженного во взлом Фриса.

«Третий клинок сейчас бы не помешал. Уверен, что стоило запирать Анью?…»

«Не отвлекай!»

Силой отмахнувшись от зарычавшего Кирона, вновь отправившегося в позорный полет, я погрузился в Центр Бытия, подкрепленный акробатической формой фехтования Атару. Только так удавалось худо-бедно парировать удары чудовища, чьи движения буквально размывались в воздухе, настолько он был быстр.

Погибель — так назвал его Кирон. Для многих современных джедаев это было действительно так. Сомневаюсь, что кто-то из них саном ниже мастера смог бы продержаться против боевого квардионного-ТХ Гри хотя бы пару секунд.

«Но мы — не они, — голос Пятого расслабляющей волной спокойствия и уверенности прошелся по взведенным нервам. — Вспомни, чему тебя учили. Доверься Силе»

— Еще минуту! — отдаленный крик Фриса прорвался сквозь звуки боя, заставив меня прямо по ходу перекинуть световой меч в обратный хват Шиен и взвинтить темп, делая все возможное, чтобы отвлечь чудище на себя.

Шщарх.

Закусив губу и игнорируя резкую боль от полученной скользящей раны предплечья, полученную от жала Погибели, я закрутил каскадный разрез обратного Шиен. Вихрь выпадов, заканчивающийся сильным рубящим ударом наискось с одновременным Толчком Силы, прошел сквозь квардионного врага, не причинив ему особого вреда. Но в то же время выполнил то, ради чего создавался.

— Р-рра!!!

Разъяренный рев монстра потонул в грохоте и лязге, когда на его тушу обрушились тонны металла и хлама с рассеченных конвейерных линий. Из-за активации Жнеца Могру вся работа цеха была приостановлена, но сами механизмы никуда не исчезли. При всей их громоздкости они были достаточно небрежно закреплены, чтобы разрушить целостность всей структуры одним направленным Силовым ударом.

«А теперь добивающий!»

Слепящий свет.

Ослепленный внезапно возникшим в непосредственной близости миниатюрным солнцем Защитник Жнеца взвыл. Чтобы уже через мгновение заискрить и начать растворяться в воздухе, потеряв питающее ядро, пораженное точечным уколом моего светового меча.

— Есть!!! — торжествующий крик Фриса перекрыл пробирающий до костей звук сминающегося металла, с которым перегруженные механизмы Жнеца Могру начали экстренную остановку, одновременно разрывая подпространственную связь со Звездной сетью. Что ознаменовалось очередным Великим возмущением Силы, возникшем на Корусанте и затронувшим саму основу реальности.

Когда все закончилось, я замер, прислушиваясь к воцарившейся тишине и задержав дыхание от напряжения. Будто утопая в вязком меду, секунды сменялись одна за другой, постепенно принося ощущение расслабленности и колоссального облегчения. Сила молчала. Рябь раздираемого штормом гиперпространства, ранее ощущавшаяся, как противный зубной зуд на грани восприятия, постепенно утихла.

«У него получилось».

Первая неуверенная улыбка коснулась уголков моих губ. Повернув голову к брату, все еще стоящему у консоли с разведенными в стороны руками, будто пытаясь удержать равновесие, я встретил его такой же сосредоточенный взгляд.

— Ты чувствуешь?..

— Нет. Вообще ничего. Все закончилось.

— Да. У тебя получилось.

Фрис неуверенно кивнул и… торжествующе вскинул руки к потолку, издав победный рык неандертальца, в одиночку завалившего матерого мамонта.

— А-а-а, получилось!!!

Чувствуя, как подкашиваются ноги от накатившего громадного чувства облегчения, я вынужденно оперся на торчащий обломок конвейерной ленты на том месте, где нашел свой конец квардионный-ТХ защитник Жнеца.

«Все кончено. Точно ведь?..»

Нет.

Внезапное наитие, пришедшее сквозь Силу, заставило меня круто развернуться и с места сорваться на бег, с ходу взвинчивая скорость до максимума. Недостижимо быстро для любого одаренного, владеющего техникой Вспышки. И слишком медленно, чтобы предотвратить то, что уже начало происходить в дальней части подземелья.

— Кирон…

— Ма… мама?…

Было глупо надеяться, что барсен’тора смогут удержать запертые двери, даже если они намертво заблокированы самым совершенным взломщиком галактики. И совсем наивно предполагать, что Анья внемлет моим предостережениям насчет Кирона, представляющего особую опасность для каждого и нас. Материнское сердце просто отказывалось верить в то, что я говорил, вынуждая меня пойти на крайние меры, дабы обеспечить ее безопасность.

Но и их оказалось недостаточно. Анья, снявшая маску и замершая в дверном проходе плавильного цеха, не сводила глаз с седовласого мужчины, смотрящего на нее, как на восставшего из могилы призрака.

— Мама…

«Быстрее! Быстрее!!» — набатом отбивала бешено стучащая кровь в висках, но даже Сила не может остановить время. Хотя в какой-то момент она настолько обострила восприятие, что я видел происходящее дальше словно в замедленной съемке.

— Сынок, — по щекам эвин потекли слезы, когда она протянула к Кирону руки. Он покачнулся. Все еще не смея поверить, сделал нетвердый шаг навстречу ей. А потом, привлеченный посторонним звуком, повернул голову в мою сторону и… это произошло.

Поймав взгляд Кирона, что-то внутри меня оборвалось. Этот глубинный темный отблеск в светлой радужке его зрачков. Всепоглощающая ненависть, для которой сама смерть не стала преградой. Знакомое чувство, которое, как я надеялся, мне более никогда не придется испытать на себе.

Подмена произошла незаметно. Просто в один момент светлый источник грандмастера Ордена джедаев окутала густая непроглядная мгла, вырвав из моей груди отчаянный протестующий крик. Нас разделяла еще добрая сотня метров. А их с Аньей всего пара-тройка шагов.

— Нет!!!

Рот Аньи распахнулся в беззвучном крике. Еще не осознавая произошедшего, она пустила голову вниз, увидев объятое голубым светом острие, торчащее у нее из груди.

— НЕ-Е-ЕТ!!!

Одним движением выдернув меч и отпустив опавшее тело моей любимой, Первый встретил блоком мой размашистый удар и безумно оскалился, заходясь лающим смехом одержимого.

— Ну здравствуй, папочка. Давно не виделись.

Никогда прежде я так опасно не подходил к грани Темной стороны. Мой Свет заволокла Тьма. Зрачки пожелтели, а из груди раздалось глухое звериное рычание.

— Убью, мразь!!!

— Я тоже по тебе скучал, — Первый продолжал удерживать нас на месте превосходящей Силой Темной стороны, гораздо более глубокой и насыщенной, чем владело нынешнее поколение недо-ситхов. В его голосе звучало зашкаливающее счастье существа, исполнившего единственную цель своего существования.

— Помнишь мои слова? «Я заберу у тебя самое дорогое, как ты забрал его у меня». Око за око, выродок. О! И Воплощающий Тьму велел передать тебе: он с нетерпением ждет, когда ты приползешь к нему на коленях…

Больше он ничего не успел сказать. Конфликт Силы во мне превысил определенный порог, когда удерживать ее в себе уже не было сил. Я закричал, и вместе с этим криком исторгнутая непримиримо звенящим Светом воющая Тьма покинула мое тело. Первого отшвырнуло в сторону, словно пушинку, протащив по заваленному мусором полу несколько десятков метров. А я упал на коление рядом с телом эвин, нежно поднимая ее в объятия и поддерживая за шею безжизненно болтающуюся голову.

— Анья… любимая, нет… посмотри на меня, пожалуйста… нет… эвин…

«Ее еще можно спасти».

Этот голос!

Даже не поднимая головы, не видя замутненного мира сквозь ручьем текущие слезы, я положил ладонь на страшную рану в груди любимой, направляемый подсказками Дочери, которая наблюдала за нами сквозь пространство и время.

В это было невозможно поверить, но Анья не умерла. Вопреки всему, жизнь все еще теплилась в ней, хотя для любого другого такой удар стал бы мгновенным билетом на ту сторону Силы.

«Как? Она…»

«Еще жива. Брат своим вмешательством нарушил Равновесие. Я та, кто его восстанавливает. У нее есть сутки, пока мой Свет поддерживает жизнь смертного тела. Воспользуйся ими с умом».

Очередной электрический удар, щемящий болью прошедшийся по нервам.

«Ты издеваешься?! Какие, к харшу, сутки… А ну стоять!»

Чувствуя, как взор Дочери растворяется в Силе, я призвал на помощь свой Свет, буквально вынуждая ту остаться на месте. К ее вящему неудовольствию и офигеванию Пятого, в отличии от меня сохранившего адекватное восприятие и осознающего, кого именно я дерзнул удержать Силой.

«Отпусти меня».

«Нет. Ты никуда не уйдешь, пока я не пойму, что делать».

Мгновение, натянутой, подобно струне, тишины. Дочь что-то обдумывала, прежде чем соизволить дать более развернутый совет. При этом в Силе прозвучал легкий оттенок ее удовлетворения, вызвавший очередной когнетивный диссонанс Пятого. Мне же было плевать на все, кроме спасения жизни Аньи.

«Найди сердце льда. Исполни обещание, данное спящему. И помоги родиться вселенной, когда придет время уходить. Помни, что Разящий Свет — все еще Свет. И он тоже способен созидать».

«Опять мозги пудришь, овца?! Ах ты!..»

Поздно. Неуловимым движением Дочь вырвалась из моего слабеющего захвата, после чего ее присутствие окончательно покинуло Храм джедаев. А мне осталось только сидеть на полу с безвольным телом любимой на руких и захватывать ртом воздух, пытаясь восстановить сбитое дыхание.

Уйдя, Дочь оставила после себя больше вопросов, нежели ответов. Мозг работал на пределе возможного, пытаясь отыскать спасительный выход, но его не было.

Обращаясь к Силе, я чувствовал искру, поддерживающую жизнь в теле Аньи. Техника Светлой стороны за пределами моего понимания погрузила эвин в некое состояние искусственной комы, когда все процессы организма практически остановились. Хрупкий баланс, который способно нарушить любое постороннее вмешательство.

«Ей нельзя в бакту, — подтвердил мои выводы Пятый, когда ощутил, что я вернул способность мыслить более-менее адекватно. — Или к целителям».

«У тебя есть другие предложения?»

«Дочь дала подсказку. Но тебе не понравится, что она означает».

Внимательно выслушав Пятого, я скривился, как от острой зубной боли. Вот уж точно так себе альтернатива. Но какой еще выбор, когда любовь всей моей жизни зависла на волоске от смерти?

— Отец…

Вздрогнув, я медленно поднял голову и увидел Кирона. Стоящего в десятке шагов от нас с Аньей и молчаливо смотрящего на нас. Бледный, как мел. Губы сжаты в узкую полоску, волосы всклокочены и больше похожи на воронье гнездо. Блестящие дорожки слез на щеках, дополняющие облик полностью сломленного человека.

Позади Кирона замер Фрис со скорбным выражением лица и «Сиянием неба», угрожающе гудящим острием направленным градмастеру между лопаток. Брат еще не понимал, что Тьма ушла из Кирона. Также, как ранее покинула меня, не в силах выдержать жар источника, всей душой верного Светлой стороне.

Кирон Рал был и оставался джедаем. И даже тлетворное влияние Первого, веками отравлявшего его душу, не смогло этого изменить. Теперь я это видел, и потому не смог винить сына за то, что он сделал.

Тем не менее, что-то такое, видимо, промелькнуло у меня в глаза, потому что Кирон сгорбился еще сильнее и, опустив потухший взгляд, глухо произнес:

— Я чудовище…

— Не ты, — каждое слово давалось мне с трудом, но, видя состояние сына, я не мог просто молчать. — Другой. Первый жаждал мести, и он ее получил. В этом нет твоей вины, сын.

— Я нанес удар! — кулаки грандмастера сжались до побелевших костяшек, а его голос сорвался на хриплый крик. — Я! Он заставил меня убить ее!

— Она еще жива.

Кирон взглянул на меня исподлобья, и меня пробрало той бездной вины, которую он испытывал. Но прежде, чем я успел что-либо сказать, наши разумы соприкоснулись, растягивая мгновение в вечность.

Боль. Сожаления. Слепящая вина. Нестерпимые муки совести. Я ощутил всю палитру эмоций, что испытывал сын, и тогда что-то впервые с нашего знакомства во мне дрогнуло. Он не мог сказать это прямо, но его происхождение заменило слова чем-то иным.

Зелтрон, рожденный человеком. Он был таким же, как я. Но в то же время другим. Перед нашим внутренним взором с Пятым со скоростью киноленты замелькали картины его долгой насыщенной событиями жизни.

Детство в Храме. Горе от известей о печальной судьбе мамы и щемящая пустота в сердце, замененная чем-то другим. Более темным. Жаждущим мести и справедливости.

Потом становление падаваном, впечатляющие успехи в освоении Силы. Прерванное обучение на фоне отказа исполнять волю учителя. Последующее отречение от пути джедая и долгие поиски семьи сбежавшего отца, оставившего Кирона с матерью на произвол судьбы. Знакомство с Могру и очередной период обучения, давший возможность взять под контроль свой врожденный дар менталиста.

Очередные поиски. Но уже не информации о семье, а знаний о цивилизациях ушедших эпох. Тайны и чудеса техники, поражающей воображение. Сотни планет и исследованных заброшенных руин предтеч, в одних из которых учитель нашел то, что им нужно. Способ воздействия на реальность и шанс взять судьбу в свои руки.

Потом… долгий изнуряющий этап подготовки. Возвращение в Орден и суд Совета. Несколько десятилетий кропотливого восстановления репутации и изучения таинств джедаев, ослепленных гордыней и забывших, что самый страшный враг — прячущийся в тени.

«Какая ирония», — не удержался Пятый, но я не слышал его, погруженный в ментальную исповедь сына, вместе с Могру стоящего у истоков Четвертого Раскола Ордена джедаев.

Создание собственной сети доверенных лиц и первое убийство ради исполнения Великого Плана. Нет сожалений. Или мук совести. Только ясная цель впереди, прикрытая серой вуалью забвения. Тогда еще неявной, но сейчас, после произошедшего с матерью, обретшей конкретную форму.

То, что воспринималось, как видения Силы, на деле оказалось искусной манипуляцией чужака, с рождения направляющего действия Кирона в нужную сторону. Его собственная тень, сокрытая в тени той же гордыни и спеси, в которых он винил Орден джедаев.

Наконец, долгожданный триумф! Место в Совете и завершение сети осведомителей, по заданию учителя начавшего свою работу в отдаленных уголках галактики. Фронтир, куда не заглядывает око республиканского правосудия и куда не дотягивается Сила джедаев. Первые шаги, едва не стоившие срыва всего Плана и показавшие, сколько еще предстоит сделать.

Джедаи могут жить долго, и вторая сотня разменянных лет не стала неожиданным сюрпризом. Однако для человека он выглядел невероятно молодым, а неоспоримый опыт во многих вопросах не оставили иного выбора. Место грандмастера перешло ему по праву, открывая новые возможности и позволяя запустить второй этап Плана Могру.

Далее ослабление Ордена и плавная подмена ценностей в каждом новом поколении джедаев, чтобы не вызвать подозрений старых мастеров. Со временем их становилось все меньше, пока не осталось никого, кто мог бы заметить ощутимую разницу между тем, как «было», и как «стало». Отныне в Ордене звучал только один голос, который направлял течение жизни джедаев в нужное русло. На этом фоне возвращение в лоно Храма блудного мастера самой таинственной расы в галактике осталось незамеченным. Как и создание машины, искусно замаскированной под восполнение финансовых нужд Ордена, дабы джедаи и дальше могли хранить мир в Республике.

«Могру все рассчитал, — донесся сквозь призму видений голос Пятого. — Он действительно был гением! Провернуть нечто подобное…»

Невозможно. Но у него удалось. Орден слабел, а вместе с ним слабела и Республика. До тех пор, пока однажды не пришло время исполнить последнюю часть Плана, а именно начать Жатву. Множество миров. Многообразие рас и тщательно отбираемый материал. Созданное устройство использовало наработки многих предтеч, но даже ему было не под силу скрыть эманации насильственной смерти такого числа разумных. То, что должно было занять пару месяцев, растянулось на годы. Десятилетия. К счастью, им с учителем было чем заняться все это время.

Мысль, что мастеру Могру противило само нахождение в этом мире, слабо вязалось с той страстью, с какой он поглощал его тайны. Все, до которых мог добраться. Иногда эта одержимость пугала, но напоминание, ради чего все затевалось, позволяло отбросить сомнения. План подходил к логическому концу: Четвертый Раскол — прикрытие завершающего этапа Жатвы — произошел точно в назначенный срок. И в этом ему невольно помогли те, кто верил в дело Света больше остальных.

Велия. С этой женщиной Кирона связывала довольно романтичная история — одна из немногих, отложившаяся в памяти за минувшие века прожитой жизни. В какой-то момент он даже решил, что достоин ее любви, но учитель Могру быстро вправил мозги нерадивому ученику. Своевременное напоминание, позволившее в корне задушить зарождающиеся чувства и использовать чужую слабость для своих нужд.

Точно так же, как была использована дружба с Нак Зиилом и другими магистрами, вынуждая тех вести свое расследование аккуратно и проморгать момент, когда План вошел в завершающую стадию. А потом… весть о новом противостоянии сил Света и Тьмы захватила умы Совета, не видящих дальше своего носа. Одни джедаи вцепились друг в другу в глотки, пока другие планомерно исполняли волю учителя.

Что такое пять лет ожидания в масштабе прошедших веков, потраченных на исполнение Плана? Предвидя скорый конец разыгрываемой партии, Могру велел не торопиться и ужесточить отбор. Последняя партия рабов с Дорина оказалась некачественной, снизив насыщенность Жнеца на три процента. А попытки пощипать матриархов в качестве компенсации ничем хорошим не увенчалась, обратив внимание джедаев и вынудив учителя экстренно покидать тот сектор.

Так Могру вернулся в Храм, где уже все было готово и ждало лишь финальной отмашки к очередной вехе гражданской войны среди джедаев. Но, как бы они не старались предусмотреть все мелочи, вмешался фактор неожиданности. Пешка из отыгранных шахматных фигур, которую уже никто не рассматривал в раскладах предстоящего контролируемого сражения. Чье влияние послужило тем самым камешком, падение которого провоцирует сход лавины в горах.

Как итог, прогнозируемые исходы пришлось подкорректировать. Учитель захватил группу заговорщиков в качестве финальной жертвы Жнецу, а ему, Кирону, доверили устранение фактора дестабилизации. Задание, которое он с треском провалил и едва не поставил под угрозу исполнение всего Плана.

Того самого, который теперь вызывал в нем волну ужаса и брезгливости по отношению к себе самому. Пелена Темной стороны чужака спала, открывая неприглядную картину произошедшего и… кровь матери на руках.

Он узнал ее моментально, как только увидел, входящую в зал плавильного цеха с активированным световым мечом. Также, как Анья Рал узнала его, хотя Кирон уже давно не тот мальчик, которого она оставила на попечение джедаям. Любая мать чувствует своего ребенка, и он тоже чувствовал ее. В Силе и своим даром зелтронской частицы крови. Миг, когда мама позвала его по имени, стал самым счастливым и, одновременно самым ужасным событием, вызванным появлением еще одного призрака прошлого.

Видения Силы никогда не показывали Кирону отцовского лица. Это всегда был бесплотный бестелесный образ широкоплечего высокого мужчины могучего телосложения. Ничего такого, что могло бы помочь установить его личность… пока видения не обрели форму и стали Голосом чужака, захватившим контроль над телом.

Как в тумане, запертый в сумраке собственного разума, Кирон кричал и бился в истерике, когда его собственная рука подняла световой меч на мать. А после, когда Голос истлел, окончательно уйдя в Силу, осталась только пустота. Которую постепенно заполняла Боль! Всеобъемлющая и беспощадная. Позволяющая осознать всю степень своего падения и ужас совершенного преступления.

Вдох.

Открыв глаза, я встретил взгляд сына. Вся его жизнь уложилась для нас в пару секунд забытья. Точно также, как моя для него. Слияние Разума высшего порядка в исполнении зелтрона, рожденного человеком. Он узнал все обо мне. А я о нем. Последние барьеры пали, и я ощутил, как что-то теплое поднимается в груди. Родное. Даже сквозь тревоги за судьбу Аньи, я ощутил это тепло и… принял его. Потому что вопреки всему, что он сделал, Кирон — мой сын. Часть семьи, ради которой я всегда был готов на все. И ничего из того, что произошло между нами, этого не изменит.

Все это я передал сыну легким касанием разума, и тот слегка улыбнулся краешками губ, с благодарностью принимая мое прощение. Прежде чем умиротворенно закрыть глаза и начать заваливаться назад.

— СТОЙ!!!

Никто не успел ничего сделать. Ни я, ни Фрис, запоздало попытавшийся отдернуть руку со световым мечом, но Сила Кирона не дала ему сделать этого. Искреннее раскаяние — вот единственное условие, которое я поставил для отмены Суда Света. И Кирон его исполнил, используя вернувшийся дар Силы для последнего решения в своей жизни.

— СЫН!!!

Фрис отступил на шаг назад, неверяще смотря на погасший световой меч в своих руках и беззвучно опавшую… джедайскую робу. Пустую. Ужас в нем еще не успел зародиться, когда в Силе прошелестело иное присутствие. И эхо голоса, принесенное им, заставило нас замереть, прислушавшись к тому, что говорил незримый дух.

— Грядет великий передел. Жнец мертв, но нанесенные им раны никуда не исчезли. Вам нужно торопиться.

А потом Кирон сказал еще кое-что, предназначенное лишь для меня одного. Слова, заставившие мое мокрое и опухшее от слез лицо просветлеть, а неподъемный груз на душе скинуть пару лишних пудов веса. Единовременная потеря двух близких людей может подкосить кого угодно, но теперь у меня появился шанс спасти хотя бы одного из них.

— Спасибо!

«Мы снова встретимся, когда все закончится, отец, — напоследок прошелестел истаивающий голос Кирона в Силе. — Я буду ждать вас c мамой по ту сторону».

Дождавшись, пока последний отголосок души моего сына унесет Живая Сила, я перевел взгляд на Фриса, явно находящегося на грани нервного срыва. Это была первая прерванная им жизнь, и тот факт, что это был мой сын, не добавило брату успокоения. Тем не менее, наша связь все еще была крепка, и я потратил толику времени, чтобы объединить нас Слиянием Разума и успокоить назревающую бурю в его душе. Точно также, как поступил с собой, чтобы горечь потери не затуманила собой остальное.

— Даже не думай винить себя, понял? — я крепко сжал плечо всхлипнувшего брата, когда он опустился на колени рядом со мной и Аньей. — Кирон сделал свой выбор, как и мы свой. Понял меня?!

— Да понял, понял, — буркнул Фрис с легким недовольством в голосе, позволяя мне тайно выдохнуть. Кризис преодолен, теперь можно и делами заняться. На исполнение которых остались жалкие сутки, пока искра Созидающего Света поддерживает жизнь эвин. И как тут, спрашивается, не разорваться пополам?

«Туда и обратно сквозь космос бездонный и свет звезды обретенной, — напел Пятый мотив известной в узких кругах песенки космических скитальцев. — Я буду рад отправиться с тобой в последнее приключение, друг».

«Взаимно, Пятый. Пристегни ремни, нас ждет адская гонка!»

Протянув руку в сторону робы Кирона, я использовал Силу и притянул к себе невзрачный шарик, помещающийся в ладонь и весело мерцающий голубыми импульсами защитного корпуса. Короткое покалывание в руке и предплечье оповестило об успешной привязке, закончившейся тем самым результатом, на который я рассчитывал после прощальных слов Кирона.

«Внимание! — произнес безъэмоциональный голос Преобразователя Гри. — Защита отключена, обнаружен несанкционированный вход в систему… Ошибка. Неавторизованный доступ… Ошибка. Права Высшего рода На'Ток разблокированы. Произвожу корректировку параметров с привязкой к обновленной системе координат Звездной сети… Выполнено. Активация расширенного пакета пользователя высшего допуска… Выполнено. Разблокирована функция фазового смещения. Разблокирована функция прокола в диапазоне стационарной зоны перехода. Разблокирован навигационный протокол для перемещения по заданным координатам сетки. Разблокирован доступ ко всем активным вратам в пределах доступной зоны действия сети. Активировать генератор прокола?»

Телекинез Разума.

Силой мысли подняв Анью, чтобы, не дай бог, не потревожить ее излишне резкими движениями, я вздернул на ноги Фриса и встал сам, с хрустом покрутив шеей и подкинув в руке шарик Преобразователя Гри.

— Скучал по Тайтону, брат?

Глава 13. «Рожденный в грезах»

Мой первый порыв немедленно сорваться в путь загасили на корню, когда Фрис проверил состояние Аньи и вынес неутешительный вердикт: переход в Звездную сеть для нее станет фатальным. Смертельная рана, нанесенная Первым, прошла в считанных сантиметрах от сердца, критически повредило правое легкое и задела позвоночник. Как итог: практически отсутствующее дыхание и полный паралич, не способные излечить ни один из современных способов медицины. Если бы не искра воплощенной Светлой стороны, заморозившая жизнедеятельность организма, Анья была бы уже мертва.

Выслушав брата, я какое-то время вновь лишился возможности соображать трезво. Потеря сына и его матери, зависшей на волоске от гибели, стали серьезным ударом, накрепко выбивающем из колеи. Если бы не влияние Светлой стороны, очищающей эмоции и позволяющей спокойно оценивать ситуацию, мной бы давно овладела паника. А так я остановился, отдышался и начал понемногу приходить в себя, продолжая удерживать эвин в воздухе Силой и пытаясь собраться с мыслями.

Установившийся хрупкий баланс могло нарушить любое постороннее вмешательство, ставящее крест на любых попытках вылечить Анью традиционными способами. То есть, всякие медкапсулы, хирургическое вмешательство и протезирование можно смело отбрасывать. Современная медицина попросту неспособна справиться со столь критичными ранами, к тому же, нанесенными не простым холодным оружием, а световым мечом.

Та же проблема с джедаями. Благодаря многолетним стараниям Могру и Кирона целители находятся в том же плачевном состоянии, что и остальная часть Ордена. Их потолок на текущий момент: исцеление мелких ран, отравлений и ментальная помощь в случае загрязнения Темной стороной. Подчеркиваю: именно помощь, а не постепенное исцеление! Будь иначе, Четвертый Раскол произошел бы еще не скоро, а то и вовсе не состоялся.

Так что помощи ждать не откуда. Единственный выход предложен Пятым и вновь приводит к необходимости мчаться на Тайтон. При этом стоит действовать поступательно, решая по одной проблеме за раз. Из-за Поглотителя мое состояние уже близко к критичному, чтобы и дальше безнаказанно переживать такой стресс.

— Свяжись с «Бегемотом», — тихо попросил я Фриса, когда смог совладать с охрипшим голосом. — Пусть Митина берет ноги в руки и бегом мчится на «Везунчик». Джун понадобится помощь для расчета прямого курса до Альдераана.

— Сделано, — как всегда, в критические минуты брат умел становиться лаконичным и не задавать лишних вопросов.

— Спасибо. Что с ситуацией в Храме?

— Я перехватил передачу по внутренней системе связи, как только щиты Жнеца спали. Новый Совет передает послание всем выжившим джедаям: силы лоялистов побеждены или захвачены в плен. Нак Зиил выбран временно исполняющим обязанности грандмастера Ордена. Он с остальными магистрами сейчас наводит порядок и пытается выйти на связь с канцлером, чтобы снять блокаду Храма.

— Успешно?

— Пока не ясно. Нужно подняться наверх и разведать обстановку. Могу я?…

— Иди, — я кивком отпусти его и поудобнее «перехватил» Силовым захватом Анью, прежде чем медленно осмотреться по сторонам, оценивая нанесенный храмовому хозяйству ущерб. М-да, тут проще полностью переделывать всю производственную линию, чем пытаться что-то ремонтировать.

Силовые техники вкупе со стараниями квардионного-монстро-ТХ Гри, своей тушей поломавшего добрую половину конвейерных лент, превратили плавильный цех в дымящееся поле битвы. Повсюду, куда бы не падал взор, царила кромешная разруха! Обломки механизмов, горы хлама, не добравшегося до переплавки в горне Жнеца, кучи покореженного металла вперемешку с каменными обломками, осыпавшимися с потолка и стен. В пылу сражения я не особо контролировал, куда и как швыряюсь убойными мастерскими техниками, мало предназначенными для боя в закрытом пространстве.

Как результат, бо́льшую часть оборудования уже сейчас можно смело пускать в переплавку. А сам Жнец, пусть и не сильно пострадавший во время боя, из-за экстренного отключения стал похож на смятую консервную банку. Механизмы защиты, предназначенные уничтожить творение Могру в случае, если оно попадет не в те руки, благодаря Фрису сработали частично. Взрыва, способного разрушить Храм и добрую половину Корусанта, так и не произошло. Но сам Жнец более не подлежал восстановлению, превратившись в груду бесполезного храма, как и прочие кучи мусора вокруг.

«Лучше так, чем оставлять его кому-либо. Даже джедаям, — напряженно сказал Пятый, отзываясь на мои отрешенные блуждающие мысли. — Такие технологи не должны существовать. Слишком опасно…»

«В чем дело?» — перебил я его, хотя, обратившись в себя, уже сам дал ответ на свой вопрос, вцепившись в виски от резкого приступа головной боли.

«А, медь твою! Хоть бы предупредил!»

«И что бы изменилось? — справедливо возразил Пятый, в голосе которого сквозила бесконечная усталость. — Ты был не в том состоянии, а я не мог тебе помочь. Все силы уходят на сдерживание этой твари».

Поглотитель, о котором шла речь, будто ощутил это и снова взбрыкнул, заставив меня вскрикнуть в реальности, едва не упустив контроль над Силовым захватом Аньи. Лишь в последний момент успел врубить Парение и вернуть девушку в состояние невесомого покоя, рукой смахнув испарину, покрывшую лоб.

«Дрянь какая! Когда же он угомонится?!»

«Никогда. Пока рядом есть те, кого можно сожрать, он будет пытаться вырваться».

«И что делать? Ты же знаешь, я не могу бросить ее в таком состоянии!»

«А я и не прошу, — настала очередь Пятого перебивать меня. — Но учти, что каждый час промедления подтачивает мою защиту. Как только она исчезнет, я вырублюсь, а ты останешься один на один с Поглотителем. И вот тогда, если не успеешь добраться до Дорина…».

«Можешь не продолжать, — скривившись, я бросил последний взгляд на покореженную громаду Жнеца. — Сколько у нас времени?»

«Вряд ли больше, чем то, что Дочь отвела Анье».

«Сутки, выходит? Могло быть хуже».

Бросив последний взгляд на останки Жнеца, я притянул к себе световой меч Кирона, преодолев тоскливый спазм в груди, когда холодная рукоять легла в ладонь, и вместе с Аньей направился к выходу из храмовых подземелий. Далеко, правда, не ушел. Уже на подходе к гравилифту меня перехватила делегация по клаве с магистром Велией и Орой Леном, попытавшись с ходу взять меня в оборот и запнувшись, увидев парящую в воздухе Анью.

— Это?!.. — задохнулась встопорщившая шерстку катара, но была оттеснена в сторону папой-птицем, перехватившим у меня контроль над Силовым захватом Аньи.

— Ее нужно в палаты целителей, срочно.

— Нет, — я жестом заставил возмущенно заклекотавшего Орой Лена замолчать и не терпящим возражений тоном добавил. — Джедаи ничем ей не помогут. Минут через десять здесь будет мой звездолет. Анью заберут туда, где смогут оказать помощь. Прошу Совет не препятствовать им и обеспечить безопасный коридор для выхода из системы.

— Но, — вновь попыталась возразить Велия, прежде чем стушевалась, наткнувшись на мой тяжелый взгляд, способный сломить даже такую, как она. — Хорошо, это твое право, рыцарь Джове. Ты спас Орден и, вероятно, всю галактику от уничтожения. Это меньшее, что мы можем сделать в знак благодарности.

Катара перевела дух, и, получив согласные кивки от своей свиты, включая Орой Лена, закрутила головой по сторонам.

— А что произошло с Кироном? Он…

На этот раз уже я выдержал паузу, прежде чем дать какой-то ответ. Катара поедала меня умоляющим взглядом, и переполняющие ее чувства были красноречивее любых слов. Увы, у меня нашлось сил хоть как-то смягчить ужасную правду. Когда я заговорил, надломленным от пережитой утраты голосом, для Велии он прозвучал настоящим приговором.

— Грандмастер Кирон ушел в Силу.

— Нет, — магистр Велия покачнулась и оперлась на твердое плечо Орой Лена. На ее глаза навернулись слезы. — Как?…

— Это был его выбор, — как и ей, слова давались мне с трудом. Но это нужно было сказать. Прежде всего для меня самого, чтобы окончательно принять утрату и хотя бы немного приглушить душераздирающее чувство вины.

— Нельзя заставить кого-то жить, если он сам не хочет. Но вам стоит знать: перед тем, как уйти, Кирон раскаялся в содеянном и вернулся к Свету. Знаю, в это трудно поверить после всего, что он сотворил, но это так. Темная сторона способна затмить разум даже самым мудрым из нас. Но шанс на искупление есть всегда, и Кирон доказал это. В самом конце он сумел обрести покой.

Велия зарыдала, зарывшись лицом в воротник обнявшего ее Орой Лена, пока я отвернулся, сглатывая подступивший горький комок к горлу. Остальные джедаи молчали, скорбно опустив головы. Пусть о преступлениях грандмастера уже известно всему Ордену, но весть о том, что даже в конце тот смог найти искупление, подарила им надежду. Что, не смотря на все старания предателей, Четвертый Раскол не станет концом джедаев. И даже самые безнадежные случаи еще могут заслужить искупление.

— Мастер Орой Лен, — справившись с нахлынувшими эмоциями, я повернулся к папе-птицу, собираясь опвестить о своем отбытии из Храма вслед за Аньей. На что талартаи склонил голову и прищелкнул орлиным клювом.

— Магистр Лен, — поправил меня мастер Новы. — И в следующий раз используй устав прежде чем обратиться. Это всех касается, слышали? В состав нового Совета помимо меня вошло еще несколько джедаев с военным прошлым, так что отныне Орден ждут серьезные перемены. Мы воспрянем из пепла, сильнее, чем когда-либо прежде!

Надо признать, я не ожидал столь резкой смены настроения в рядах джедаев. Реагируя на слова новоиспеченного магистра, даже самые невзрачные из них подобрались, пытаясь изобразить пародию на военную выправку и вызвав у меня невольную ухмылку. Наконец-то! Давно пора навести порядок в бардаке, который устроил Могру. И ничего более лучше, чем армейский распорядок,не прививает дисциплину в разброд умов, привыкших к затянувшейся вседозволенности.

— Магистр, — я быстро поправился и, под одобрительным взглядом папы-птица, встал по стойке смирно. — Разрешите обратиться?

— Разрешаю, рыцарь Джове.

Так как формально я все еще состоял в составе Ордена, пришлось играть по заданным правилам, заодно подавая пример остальным джедаям, как нужно себя вести. Мне не трудно, а Совет, которому теперь предстояло из гражданских, владеющих Силой, сделать боеспособную армию, скажет спасибо.

— Барсен’тор Анья Рал ранена, — я положил руку на плечо эвин, все еще висящую рядом со мной в воздухе. — Чтобы спасти ей жизнь, мне необходимо попасть на Тайтон. Прошу разрешения на самостоятельную миссию в данной системе.

Орой Лен и утирающая слезы катара Велия переглянулись.

— Очень своевременная просьба, Джове. На самом деле, мы хотели послать туда полноценное боевое крыло рыцарей после того, как предыдущий отряд не вышел на связь. Но раз ты сам вызвался, не вижу смысла отказывать.

Судя по его виду, папа-птиц хотел сказать еще что-то, но уловив в Силе мое нетерпение, перерастающее в раздражение, сдался.

— Можешь идти, вас проводят до ангаров. И да пребудет с тобой Сила, рыцарь.

— Да пребудет Сила с вами, магистры.

Короткий поклон, и вот я уже двигаюсь под конвоем джедаев через нижние этажи Храма, даже не замечая, как поднимается уровень разрухи по мере продвижения наверх. Противостояние лоялистов и сопротивленцев режиму Могру вылилось в печальные последствия для Храма, еще толком не оправившегося от древнего нападения ситхов.

Те помещения и переходы, что были отремонтированы, теперь несли следы сражения на световых мечах в виде прожженых росчерков на стенах или свежих щербин выбитого силовыми техниками камня. Конечно, им было далеко до ужасающих разрушений в плавильном цеху, но общая картина складывалась однозначная.

Восстание дорого обошлось джедаям, преданным делу Света, и еще дороже обойдется восстановление утраченного. Быть может им даже потребуются дополнительные источники финансирования, и, будь у меня время и силы, я бы даже прикинул варианты, каким образом «Джофрис» может этому поспособствовать. Но сейчас моральная и физическая усталость вкупе с постоянным сопротивлением Поглотителю выпили из меня столько соков, что мысли о столь отдаленном будущем просто не смогли задержаться в голове.

Тем не менее, я нашел в себе силы улыбнуться, когда уже где-то на полпути к агарам навстречу конвою вылетел Фрис. Напугав несколько испуганно вскрикнувших джедаек своим воплощением в кварда из воздуха, он пристроился ко мне сбоку, незаметно прикрывая спину и позволяя вздохнуть чуть свободнее. Все же, находясь в кругу незнакомых джедаев, пусть и прошедших проверку боем с марионетками Могру, я не ощущал себя особо комфортно. «Паранойя», — скажут одни. А другие: разумная предосторожность.

Могру не был не рядовым предателем, какие возникали на протяжении всей истории Ордена. Превзойдя их всех, он стал страшнейшей угрозой, по чьей вине джедаи, как и все одаренные, едва не исчезли как вид с лица галактики! Глупо недооценивать такого противника. И еще тупее думать, что физическая смерть станет концом наследию, которое маленький безумец оставил после себя.

Так и случилось. Тихонько осведомившись о состоянии Аньи, Фрис настроился на внутреннюю связь и остаток пути до ангаров просветил меня насчет раскладов за пределами Храма. Весьма напряженных и, местами, таких же плачевных, как до деактивации Жнеца.

Начнем с главного: стабилизация гиперпространства позволила вздохнуть свободно бо́льшей части галактического сообщества, однако отдельные миры все еще остались под угрозой полной изоляции из-за аномалий, возникших на месте гиперпутей. В основном в их числе оказались несколько транзитных систем в глубине Ядра, но также пара обитаемых планет. Название одной из которой вызвало у меня очередной приступ головной боли.

После того, как связь с Храмом на Тайтоне пропала, и Нак Зиил отправил группу джедаев для прояснения ситуации, на планете началась массовая эвакуация гражданских. Продолжающая до сих пор и наглухо забившая смежные с Тайтоном системы, делая навигацию в том районе практически невозможной.

Паника, охватившая беженцев, только усилилась, когда по Голонету разнеслась благая весть об окончании гиперпространственного шторма. Потому что путь к Тайтону как был нестабильным, так и оставался, грозя оборваться в самое ближайшее время.

Люди и экзоты спешили покинуть родные дома и найти пристанище в иных мирах Республики, пока не стало слишком поздно. На этом фоне отсутствие каких-либо вестей из Храма джедаев не стало чем-то экстраординарным. Тем более, что Сенат уже успел осветить конфликт на Корусанте в прессе и раздуть из него очередную вонючую банту, настаивая на всесторонней инспекции Ордена и передаче его под надзор специализированных органов, назначенных лично канцлером Лаштой-Со.

В общем, обстановка продолжала накаляться, постепенно начиная попахивать жаренным и заодно прояснив, почему встречать меня прислали Орой Лена с Велией, а не самого и.о. грандмастера джедаев. По словам Фриса Нак Зиил готовил скрытную вылазку в Сенат с целью обезвреживания прикормленных Кироном сил, а также взятия под защиту канцлера, потерявшую контроль над ситуацией.

От Лашты-Со пришло сообщение по закрытому каналу в Храм с просьбой о помощи. Оказывается, когда Кирон умер, с нее и большинства находящихся под колпаком сенаторов слетели его ментальные закладки, оказавшиеся просто джедайской техникой Обмана Разума. Я согласился с выводами Фриса, предположившего, что Могру не собирался тратить на их подчинения лишних сил. Вместо этого экзот передал эту обязанность Кирону, не разделявшему дотошность мастера и воспользовавшегося простым гипнотическим воздействием для контроля сенатора с ее окружением.

После ухода Кирона в Силу внушение спало, оставив ужаснувшуюся Лашту-Со разгребать последствия. Вот только ничего сделать канцлеру не дали. Почуявшие запах крови шакалы из оппозиционной партии воспользовались шансом решить все свои проблемы одним ударом. Вменив канцлеру за бездействие во время беспорядков в Ордене, одним из сенаторов был выдвинут вотум недоверия. После чего последовало экстренное голосование, где большинством голосов было принято решение провести досрочные выборы по переизбранию главы Республики.

Теперь до итогового голосования оставалось чуть меньше суток, за которые джедаям придется прорвать Храмовую блокаду и восстановить порядок в Сенате, предотвратив новую гражданскую войну. Но на этот раз не в Ордене, а в самой Республике! Сенаторы, которых силой или угрозами заставили выступить на стороне оппозиции, не простят нанесенного оскорбления. Если ничего не предпринять, раздуваемые ими искры рискуют превратиться в полноценный пожар, грозящий последствиями многим хуже, чем локальные дрязги джедаев.

Неудивительно, что Нак Зиил не пришел. Сразу после Лашты-Со с ним на связь вышел старый товарищ и наш общий знакомый — майор Грейг Горго из особого отдела, занимающегося проблемой одаренных. Наблюдающие за развитием событий в Храме особисты оказались удовлетворены полученным исходом и сразу припрягли новое руководство Ордена к исполнению своих непосредственных обязанностей — сохранению мира и спокойствия в Республике. Для чего Нак Зиилу пришлось сходу впрягаться в работу, вместе с армейскими коллегами погрузившись в организацию операции, начало которой запланировали уже через пару часов.

То, что в эти жернова военных разборок не вовлекли еще и меня, большая удача. Или, скорее, прямое заступничество Нак Зиила. Кому, как не моему бывшему учителю, знать, какая опасность таится у меня в основе? И что случиться, если я сдамся и позволю ей вырваться на волю.

— Кстати об этом, — подобрался Фрис, когда мы уже добрались до ангара и увидели знакомый силуэт приземляющегося «Везунчика». — У меня есть кое-что для тебя. Нак Зиил передал, когда узнал, что мы скоро уходим. Сказал, что это поможет сохранить разум чистым, если станет совсем туго.

Мне в руку перекочевал закрытый футляр формой, напоминавший рукоять светового меча. И внутри ощущалось нечто, на что Сила реагировала приятным теплом в районе источника, но раскрывать подарок было некогда. Трап презимлившегося Везунчика опустился, выпуская солнечный вихрь, с разбега со счастливым воплем бросившийся мне на шею.

— Привет, лисичка, — я чмокнул смущенно пожелтевшую щечками мириаланку в нос и приветливо кивнул кварду Джун, высунувшей любопытный носик из темного зева грузового отсека. — Как самочувствие? Ребенок?

— С нами все хорошо, — девушка засмущалась еще сильнее, когда увидела улыбки окружавших нас джедаев. А потом ее взор упал на парящую рядом с Фрисом Анью, и в голосе прорезались новые нотки. Ревнивые.

— А это кто? Ой, какая страшная рана! Бедная. Что с ней случилось?

— Ее зовут Анья Рал, — для Ланы это имя не вызвало никаких асоциаций, и я уточнил. — Она барсен’тор. А еще… это долгая история, потом расскажу. Анья полетит с вами домой, позаботься, чтобы в пути она не испытывала перегрузок.

— Бакта? — Лана сменила тон на деловитый, когда поняла, что дело серьезное. — Нова все еще занимает капсулу, но прошлые прогнозы врачей оказались преувеличены. Я постоянно была рядом и лечила ее Силой, так что она уже достаточно окрепла, чтобы…

— Не стоит рисковать. Пусть лечится, как полагается. Тем более, Анье сейчас никакого толку от бакты. Не тот случай. Фрис передаст инструкции через Джун, она объяснит, что нужно сделать, чтобы Анья пережила перелет. Ты справишься.

— Подожди! — видя, что я собираюсь уходить, Лана ухватила меня за руку и требовательно заглянула в глаза. — Разве вы не полетите с нами?

— Нет, но мы встретим вас дома. Не волнуйся об этом.

Судя по упрямому виду Ланы, так просто она сдаваться не собиралась, но радостный вопль со стороны «Везунчика» заставил ее отвлечься и удивленно приоткрыть рот. Как и большинство окружавших нас джедаев, наблюдавших сюрреалистическую картину радостно прыгающей Джун, потрясающую двухклинковым световым мечом синего цвета и стоящего рядом довольного до соплей Фриса. Причем все, кто владел Силой, ощущали, как та удивительным образом реагирует на неоновую девушку, чья связь с кораблем впервые с момента рождения позволила ей выйти за его пределы.

— Это… как? — пролепетала Лана, не в силах оторвать взгляда от порхающей «Песни воды» в руках Джун, с каждым мгновением будто оживающей на глазах. Вместе с «Везунчиком», чья обшивка вдруг стала губкой, жадно впитывающую разлитую вокруг Силу Светлой стороны.

— Не знаю, — не менее растерянно протянул я, про себя дивясь чудесам этого мира и в очередной раз сознавая, на сколько на самом деле джедаям мало известно о Силе. — Но, кажется, кое-кому хорошо так обломится, когда мы вернемся на Альд… домой.

Памятуя о греющих уши джедаях, я вовремя прикусил язык и помахал Фрису, привлекая его внимание. После чего повернулся к Лане и взял ее руки в свои.

— Прости, что вот так ухожу, ничего не сказав. И за остальное тоже. Если бы я только знал, все могло сложиться совсем по-другому.

— Ты о чем? — Лана недоуменно вскинула брови. На что я грустно улыбнулся и пригладил ее непослушную челку, сбившуюся на лоб. Для нее с момента нашей разлуки прошло совсем немного времени, тогда как для меня, казалось, целая жизнь. Позволившая переосмыслить многие вещи, а также, раскрывшая суть наших с Ланой отношений, оказавшихся слабой иллюзией настоящего счастья, обретенного с эвин.

Чтобы передать все это, пяти минут, отведенных самим собой на прощание, было бы ничтожно мало. Так что я просто еще раз обнял свою лучшую подругу детства, и, позволив ей ощутить, как много она для меня значит, отступил в сторону, оставив стоять на месте с глупой мечтательной улыбкой.

«Женщины, — хмыкнул Пятый. — Вечно принимающие желаемое за действительное. Тебе повезло, что нас не будет рядом, когда Кара скажет ей правду».

«Стараюсь не думать об этом», — мысленно вздрогнув, я еще раз улыбнулся и указал Лане в сторону «Везунчика».

— Летите. Обещаю, я все объясню, когда мы снова встретимся. Только дождись.

— Да куда я денусь? — фыркнула лисичка, быстро возвращая самообладания и перехватывая у меня Силовой захват Аньи. — Все, можешь отпустить, я держу.

— Спасибо. Берегите себя.

— И ты тоже. Люблю тебя!..

Последняя ее фраза оказалась смазана переходом в Звездную сеть, когда Фрис невидимой змейкой обернулся поясом вокруг экзера и тем самым инициировал работу Преобразователя. Больше терять времени мы себе позволить не могли, и мне было все равно, что подумают джедаи, у которых я исчез буквально из-под носа. Лана, конечно, тоже удивится, но это не первый раз, когда я выкидываю что-то в таком духе. Не в плане исчезновения, а проявления сил, которых никто от меня не ждал. А там Джун объяснит ей, что к чему. Разрешение на это и остальное я передал ей через Фриса вместе с указаниями по принятию мер, если мы не успеем вернуться вовремя.

«Но мы успеем!» — подбодрил я сам себя, с благодарностью ощущая молчаливую поддержку Пятого, когда ступил на подсвеченную белыми линиями звездную тропу. Не могу выразить, как я благодарен, что он есть у меня. Он и Фрис. Не знаю, что бы я делал, если бы не они.

— Ой, перестань, — поморщился брат, покинув насиженное место на поясе экзера и воплотившись скрестившим руки на груди квардом. — Опять это твое лицо.

— Какое?

— «Я натворил дел и теперь мучаюсь совестью, что аж копчик зудит». А ведь все решается очень просто!

Хмыкнув, я точно также скрестил руки, вопросительно уставившись на него.

— Ну давай, удивляй.

— Расскажи все. Помнишь, что ты обещал мне? И нет, нечего глаза отводить! Тут нам никто не помешает, и пока идем к Тайтону, у тебя будет достаточно времени. Начинай покаяние, братишка, я внимательно слушаю.

У меня ушло не больше секунды, чтобы принять решение, одобренное согласным бурчанием Пятого. Фрис прав — хватит уже уверток и недосказываний. Время правды настало. Как бы неприглядной она не была.

И я рассказал. Все, без утайки и увиливаний. Всю историю, начиная с момента, как пришел в себя в медитационной зале в Храме на Тайтоне, буду еще юнлингов, и заканчивая сегодняшним днем. Для этого пришлось воспользоваться Слиянием Разумов, поступив так же, как сделал со мной Кирон. Но в случае Фриса каскад образов превратился в сплошной вихрь информации, переданный напрямую через Силу в мгновение ока и заставивший его замереть на полушаге с отвисшей челюстью.

— Ny ni xera sebe!

— Фрис!

— Прости, — брат потряс головой, скопированным у меня жестом массируя виски, как будто страдая от головной боли. А на деле скрывая шок, который испытал от истинных масштабов груза, которые я нес в себе все эти годы. Впрочем, длился он не долго. В какой-то момент брат ее переваривал увиденное, после чего дернулся и… не стал отворачиваться, скрывая от меня выступившие слезы на глазах. Как поступил бы до этого, стыдясь своих чувств.

— Ты, придурок! Зачем было столько времени держать это в себе?! Ты же… Я бы мог помочь!.. Ох, Джове. Ну зачем, скажи??

— Просто, — я подошел ближе и положил Фрису руки на плечи, ощутив сотрясающую его дрожь. — Ты слишком дорог мне. А тем, кого любишь, всегда боишься навредить больше всего.

Пятый, подобно мне, грустно усмехнулся. И следующие мои слова дословно повторили то, что он сказал мне.

— Но в итоге именно им причиняешь самую сильную боль.

Бездонный колодец Звездной сети вновь погрузился в звенящую тишину. Глотающий слезы Фрис тщетно старался справиться с нахлынувшими эмоциями, пока я стоял рядом и смотрел в никуда, впервые с момента, как сделал свой первый вдох в этом мире, ощущая… легкость. Удивительно чувство свободы, когда самый глубинный потаенный страх более не властен надо мной.

Вздохнув полной грудью, я молча обнял Фриса и, смотря поверх его плеча в паутину Звездной сети, умиротворенно улыбнулся. Больше никаких сомнений. Никакого чувства вины и затаенной боли. Только ясный путь впереди и цель, достойная, чтобы ее добивались всеми силами.

Когда-то Пряха сказала, что когда придет время, я узнаю свое настоящее имя. Подлинное, отражающее саму суть. Имя того, кем я себя осознаю, а не принял в дар от первого владельца тела. Она не знала как и что для этого будет нужно сделать, но теперь, наконец приняв свою суть, будто пелена спала с глаз.

Быть может для окружающих я навсегда останусь Джове, но суть от этого не изменится.

«Кто я такой?»

Не человек. Не дух. Чистый разум, сотканный из чужих воспоминаний. Рожденный в грезах. Из боли, растворяющейся в вечном покое… В бесконечном океане сна Силы. Сон.

Мои имя — Сон.

Глава 14. «Возвращение к началу»

В очередной раз ступив на Звездную тропу, я не сразу заметил мелкие изменения в окружении. Прежде каждый шаг вызывал волны, как от кругов на воде, а теперь его сопровождало странное чувство, будто поверхность под ногами действительно обрела водную текстуру. Может, дело в расширенном функционале Преобразователя, переданного мне Кироном? Или в работе Жнеца, едва не разорвавшего гиперпространство на части? Насколько я знаю, оно и междумирье Звездной сети — довольно схожи, хотя и отличатся по принципу действия. По крайней мере в том же гиперпространстве не выжить без мощных щитов, тогда как Звездная сеть генерирует пригодную для дыхания атмосферу в пределах активной зоны тропы.

— Так что, может, теория о невидимом тоннеле имеет под собой реальную основу. Гипертоннель… Звездный тоннель… мм?

Фрис, реагируя на мои пространственные размышления, только угукнул. Погруженный в свои мысли, он все еще приходил в себя после нашего Слияния Разумов, пытаясь уложить в ядре новую картину мира и соотнести ее с происходящим сейчас. Поняв, что это надолго, минимум до самого выхода к порталу Тайтона, я решил оставить его в покое. Тем более, что и самому было, о чем подумать. А также поговорить со своим бессменным собеседником, терпеливо ждущим, пока я обращу на него внимание.

«Что такое?»

«Ничего, Сон».

«Ой, вот не начинай! Ты не Митина, язвительность тебе не идет».

«Правда? А я думаю, что очень неплохо справляюсь. Сон. А-аф… что-то в сон клонит. Да, Сон?».

«Эй, нормальное имя! Оно отражает мою суть».

«Ладно хоть не Кошмар», — уже вслух захихикал Пятый, которого вся эта ситуация с именами дико забавляла. Лично ему было глубоко наплевать, как и кто его называет. Лишь бы с Поглотителем не сравнивали, а так хоть Бананом назови — не обидится. Только уточнит, зеленым или прокрученным с сахарком, на мороженку.

«А если серьезно, — Пятый перестал веселиться и потянулся вниманием вглубь сумрака. — Кажется, это сработало. Не знаю, как, но духовный контур твоей основы окреп еще больше. Теперь, если тебе приспичит уйти в Силу, ты не растворишься в ней, а пойдешь на круг перерождения вместе с остальными».

«Что? — удивился я таким откровениям. — А ты откуда знаешь?»

«Откуда-то. Не уверен. Может, память прошлой жизни дает о себе знать».

«Я думал, из всего вашего кластера только один Иван сохранил хоть какие-то воспоминания».

«Так и было. А сейчас… не знаю. Все это сложно, Джове. То есть, Сон. То есть… А-а. И как теперь к тебе обращаться прикажешь?»

«Да также, как и раньше, — образ легкомысленно пожатых плечей получился ярким и в точности передающим мое душевное состояние. — Не ломай мозг, друже. Я сам пока не понимаю, что это все значит. Но Сила подсказывает, что я на верном пути».

«Чтобы завершить Процесс? Принятие себя самого? — задумался Пятый. — Не лишено логики. Хотя, для прохождения испытания Машины этого будет явно недостаточно».

«Знаю. С оставшимся по ходу разберемся».

«Как всегда».

— Брат.

Тихий голос Фриса вывел меня из размышлений и заставил обратить внимание на внешний мир. Впереди мерцала круглая рамка портала, отворяющая выход на освещенную солнцем площадку перед высоким полуразрушенным зданием без крыши, окруженное рядами высоких колонн.

— Кажется, мы пришли.

— Сейчас.

Коснувшись уплотнения на бедре, сокрытое защитной броней экзера, я вчитался в отчет Преобразователя, оповестившего к выходу к конечной точке назначения. «Система с порядковым номером 000-002578 в картотеке Глубого Ядра Звездной сети. Самообозначение — Тайтон». Мы на месте.

— Ну что, пошли?

Фрис, все еще подозрительно молчаливый и избегающий прямого зрительного контакта, обозначил свое согласие коротким кивком. После чего сжался до ядра Гри и обернулся уже поясом на экзере, приготовившись к перемещению во внешнее пространство.

Что ж, пусть так. Потом все скажет, когда будет готов.

Дав команду Преобразователю, я сделал шаг, и уже в следующее мгновение вдыхал полной грудью свежий дурманящий воздух девственной природы Тайтона. Один вдох, другой… Хм. Кажется, я поторопился называть его свежим.

— Гарью несет, — подтвердил со своей стороны Фрис, вновь появляясь в облике кварда и указывая рукой меж колонн разрушенного здания, некогда находящегося на вершине большого дворцового комплекса — иначе не скажешь. Именно по нему я узнал это место, хотя ни разу не был тут лично, пока обучался юнлингов в Храме.

Руины Силы. Запретная территория для всех джедаев ранга от рыцаря и ниже. Допуск сюда имели только мастера, и у меня так и не появилось возможности выяснить, почему именно.

— Там, смотри.

— Вижу.

Два дымных столба, вздымающиеся поверх острых пик хвойного леса на окраине каменных руин Руин Силы еще можно было принять за простой пожар. Но когда между ними промелькнули световые росчерки красного и зеленого цветов, последние сомнения отпали.

Храм джедаев атакован неизвестным врагом. И, глядя на разворачивающую я в небе ожесточенную схватку истребителей, могу с уверенностью сказать, что сражение началось не так давно.

— Воздух! — вскричал Фрис, но я уже сам среагировал, Прыжком Силы увернувшись от шального выстрела раскаленной плазмы, в каменное крошево размолотив пару остовов заброшенных строений близ монумента с изображением Семьи Мортис. После того, как мы покинули Звездную сеть, она начала постепенно тускнеть, пока стала практически неразличимой на фоне каменной глыбы остального фундамента. Только обратившись к Силе, можно было вновь разглядеть ее очертания. Довольно эффективное средство защиты от старателей, заинтересованных в поисках артефактов древних эпох.

Но это уже фоновые мысли, промелькнувшие на ходу, когда мы с Фрисом начали поспешный спуск с вершины руин, дабы не представлять из себя легкие мишени. К счастью, внимание на нас никто не обращал. Истребитель с говорящий красно-черной окраской подбил прилизанный флаер планетарных сил обороны Тайтона, и ушел на обратный вираж в сторону Храма. Руины Силы содрогнулись, когда подбитая и объятая пламенем машина нырнула вниз, взорвавшись на окраине дворцового комплекса. Как раз в том месте, где должен был находиться транспортный терминал спидеров.

— Будто специально целился, гад, — сплюнул Фрис, когда мы добежали до места места крушения флаера и увидели выжженое взрывом пепелище с покореженными остатками транспортного узла. Если тут и находились спидеры, то теперь от них ничего не осталось.

— …! — с чувством выругался я. Изначальный план вызвать пассажирский транспорт в точку перемещения Звездной сети уже не имеет смысла из-за ситуации в небе. Судя по маркировке улетевшего истребителя, Тайтон навестили не кто иные, как культисты возрожденных ситхов. А значит, ни один гражданский не сунется в зону боевых действий: своя шкура дороже.

Единственным способом быстро добраться до ледяных пещер кайбера остался самый ближайший терминал, расположенный близ тренировочных площадок Храма. То есть, волей-неволей придется вмешиваться в конфликт ситхов и джедаев, тратя драгоценное время, необходимое на поиски энергетического источника для Стража. Чем быстрее мы доставим его на Тайтон, тем больше шансов у Аньи на выживание.

Так что же победит? Зов сердца или долг джедая, зовущий помочь заблудшим братьям и сестрам Ордена? Лично для меня выбор даже не стоял, но, встретив задумчивый взгляд Фриса, мысли которого текли в похожем направлении, я не выдержал:

— Что? Они и сами справятся.

— Может быть. Но, знаешь, о чем я подумал? Добраться-то до пещер мы сможем, а вот как проникнем внутрь? У меня остались архивные логи памяти, среди которых есть схема защиты пещер от непрошенных гостей. Даже если удастся взломать грузовой лифт, внутренняя системы обороны среагирует и вызовет каскадное обрушение всей системы пещер. Она поддерживается искусственно, представляя сложную многоуровневую структуру из сочетания технологий, Силы и естественных условий…

— Короче! — прикрикнул я, вовремя сообразив, что увлекшийся Фрис оседлал любимого конька и сейчас начнет мне втирать все тонкости построения древней системы защиты.

— Короче, — Фрис запнулся и, немного смущенным тоном, закончил, — нам нужен привратник. Помнишь того дроида, который вас с остальными юнлингами водил на поиски кристаллов для световых мечей?

— Помню, — скривился я, вынужденно соглашаясь с братом. Действительно, упомянутый архаизм из ржавчины и плохой фантазии конструкторов, приправленный матрицей личности брюзгливого старика, имелся на службе Ордена. Привратник использовался джедаями, чтобы сопровождать юнлингов в пещеры во время прохождения ими финальных Испытаний, необходимых для получения кайбер-кристаллов и создания собственных световых мечей. У меня в воспоминаниях об этом брюзге остался только противно-скрипучий голос и его предупреждения о… Хм.

— Фрис, а что там у нас по периоду активности кайбера? Когда должны были Испытания юнлингов начаться, если бы все к харшу под хвост не пошло?

— Момент, подключаюсь к сети… А, пуду. До них еще полгода минимум!

— Класс, — резюмировал я. — Значит, кайбер должен быть на пике активности.

— Точно. И, кажется, я знаю, почему гиперпуть к Тайтону до сих пор не стабилизировался.

Ему не нужно было пояснять, что имелось ввиду. Нечто неправильное ощущалось в самой Силе, гораздо более нестабильной, чем во времена моего обучения в Храме. Что бы Жнец Могру не сотворил с гиперпространством, это затронуло глубинные процессы, протекающие в духовном мире планеты. Отсюда вытекала не только буйная активность фауны, уже стягивающаяся к месту падения флаера, но объяснялось отсутствие связи с остальной галактикой.

Сила Тайтона шла вразнос. И, боюсь, если ничего не предпринять, его ждет участь остальных планет, чья повышенная активность привела к исчезновению всего живого на их поверхности. В лучшем случае. Или вызовет дестабилизацию планетарного ядра с дальнейшим расколом планеты на куски — в худшем.

— Джове?

— Направляемся к Храму, — принял я волевое решение после паузы тяжелых раздумий, хотя радости оно мне не принесло. Интуиция вопила, что мы с братом в очередной раз ввязываемся в мутную авантюру с глобальными последствиями, способными повлиять на будущее галактики. И, как бы я не старался, изменить уже ничего нельзя. Остается лишь оседлать гребень штормовой волны и надеяться, что буря вынесет нас к безопасному берегу, а не размажет тонким слоем по скалам непреодолимых обстоятельств.

Первые трудности начались, как говорят, «не отходя от кассы». Не успели мы покинуть дымящееся место крушения и повернуть в сторону узкого горного ущелья, ведущего к выходу из Руин Силы, как путь перегородили местные обитатели Тайтона. Причем не простые хищники, а какие-то жутковатые мутанты с молотообразными головами, широкими с бугрящимися мышцами телами и острыми рядами акульих зубов в широких пастях.

Не сговариваясь, мы с Фрисом одновременно активировали световые мечи. Он свое «Сияние Неба», а я клинок, принадлежавший Кирону и взятый во временное пользование вместо трофея, добытого у джедая-инсектоида. Более элегантный и требующий от владельца стойкой приверженности к Светлой стороне, он куда лучше подходил мне, хотя, при всех своих плюсах, не мог заменить сломанный меч Гри. Чью рукоять с безжизненным кристаллом кайбера, скрытую экзером, я все еще таскал с собой по старой памяти.

Укол совести, вонзавшийся в сердце всякий раз при воспоминании о погибшем Малыше, едва не стоил мне пропущенного удара. Молотоголовые мутанты в костяной броне, заменяющей им одежду, бросились в атаку без лишних звуков или предупреждений. Сочетая чистую ярость и голод в довольно жутком воплощении, они представляли серьезную угрозу для любого одаренного. Особенно, когда в Силе ощутилось направленное давление, подкрепленное эманациями Темной стороны. Приправленное вонью гнилого мяса и собственным смрадом мутантов, оно туманило рассудок, мешая как следует сосредоточиться.

— Фрис, в круг!

Столкнувшись спиной к спине, мы с братом закрутили мечами, окутавшись веером защиты из звонко гудящего синего света. Мутанты продолжали атаковать, наскакивая со всех сторон без малейших признаков усталости и позволяя понять, почему Руины Силы запрещены для посещения большинству джедаев современной эпохи. Просто многим из них нечего противопоставить нападению кровожадных чудовищ, чья холодная ярость и всепоглощающий голод были серьезным аргументом в любой схватке. Только истинные приверженцы Светлой стороны могли сопротивляться им, не теряя себя в схватке и имея хоть какие-то шансы на победу.

Однако, как бы сильны не были мутанты, против подмастерья Разума эффективен только такой же менталист. В противном случае враг неизбежно становился жертвой, не замечая, как его мысли с эмоциями начинают жить своей жизнью.

Сперва один урод, ослепленный кровавой жаждой плоти, подставился под жалящий удар светового меч. Потом второй. Третий. С четвертым в мельтешащих рядах противника появилась долгожданная брешь, позволившая нам с Фрисом применить Силу и на скорости вырваться из смертельной западни.

Отброшенные телекенетической техникой разъяренные твари завыли, когда осознали, что добыча пытается удрать. Ведомые животными инстинктами, подпитываемыми Темной стороной, они скопом ломанулись за нами, не замечая, что вступают на территорию горного перевала — место, где джедаи отрабатывали искусство балансировки и равновесия, постигая тайны Силы, позволяющие им контролировать каждое свое движение. Иначе двигаться там, где любой неосторожный шаг мог вызвать горный обвал или спровоцировать оползень, было невозможно.

Дальше дело оставалось за малым. Уловив в Силе, когда последний молотоглавый мутант ступил на смертельно-опасный участок близ горной расщелины, я дал отмашку Фрису.

Шаг «раз». Рывок.

Скользящая техника Силы, позволяющая почти мгновенно смещаться на короткие расстояния, вытащила меня из-под удара трехпалой когтистой лапищи с острыми, как бритва, когтями. И одновременно взревевший зверь, приведенный в состояние бешенство от очередной неудачной попытки полакомиться свежей плотью, начал заваливаться назад.

Шаг «два». Телекенетический взрыв.

Ударная волна кинетической энергии, быстро увеличивающейся сферой расходится от меня, встречая вторую такую же со стороны Фриса. Две Силы встречаются с глухим ударом, на мгновение искажая реальность и вызывая оглушающий хлопок, заканчивающийся рокочущим горным гулом.

Шаг «три». Прыжок Силы, совмещенный с Парением и страхующим Телекинезом Разума, чтобы выдернуть из-под сошедшей лавины замешкавшегося Фриса. Впервые применивший технику такого масштаба и неверно рассчитавший границы опасной зоны, он едва не ухнул в ту же открывшуюся пропасть, куда с прощальным воем попадала куча-мала из верещащих мутантов.

Шаг «четыре». Треск. Расколотая земля под своим же давлением сомкнула края, обрывая предсмертные крики жертв и булькающие звуки раздавленных в кровавое месиво тел. Одновременно по склону пронеслась еще пара толчков, вызвавших цепочку обвалов и навсегда похоронив единственный наземный вход в Руины Силы.

«Оно и к лучшему, — удовлетворенно сказал Пятый, пока я планировал в восходящих потоках воздуха навстречу быстро приближающейся лесной кроне у подножия горного ущелья. — Пусть эти твари пережрут друг друга. Мерзость! Никакой цивилизованности, только бы глотки мясом набить. Поганое племя».

Понимая, откуда растут истоки столько резкой неприязни моего незримого друга, я предпочел промолчать, вместо этого сосредоточившись, чтобы не превратиться в шашлык на торчащих к небу острых ветках храмовой лесополосы. Сбоку от меня с таким же треском ломаемого дерева снижался Фрис, успевший восстановить концентрацию и Силой смягчающий свое падение вниз.

— Уф, — уже внизу, шумно отдуваясь, он начал с показательной брезгливостью отряхиваться от лесного мусора, старательно пряча довольную улыбку.

Все с ним ясно. А я-то еще удивился, чего он форму не сменит в полете. Дитё. Лишь бы поиграться, да силушкой богатырской померяться.

— Не все тебе одному развлекаться, — буркнул брат, правильно истолковав мой понимающе-насмешливый взгляд. — Ты как?

— Цел. Вспомнил, что за зверушки?

— Пожиратели плоти, — кивнул Фрис. — Ну или то, что из них мутировало с течением времени под влиянием Темной стороны. Жуть. Представь, если бы они прорвались к Храму?

Я передернулся, ощутив табун мурашек, пронесшийся по хребту. К ситху! Пятый прав: само существование Пожирателей плоти — угроза всем живым существам, живущим с ними бок о бок. В таком свете может и хорошо, что Тайтон в скором времени обезлюдит. Меньше населения — меньше пищи и возможности поддерживать стабильную популяцию. Регион Храма нашими с Фрисом стараниями отныне в безопасности, но на других территориях этих тварей мало что сдерживает. Остается надеяться, что усилившийся голод не погонит их в сторону тех, кто отказался покинуть нажитый кров даже под угрозой обрыва связи с цивилизацией.

— Наперегонки? — с улыбкой спросил я. Фрис в предвкушении оскалился, закручивая вокруг себя ускоряющиеся потоки гравитации. Топорно, с огромным расходом концентрации, но чрезвычайно впечатляюще для любого джедая, только ступившего на путь познания Силы. На то, что я осваивал в течение пяти лет, Фрис потратил всего год. И уже достиг таких успехов, о которых мне в свое время приходилось только мечтать.

— Не отставай!

Вспышка. Мы сорвались с места одновременно, используя все доступные резервы и познания в Силе, чтобы максимально быстро преодолеть расстояние в пару километров по прямой сквозь лесополосу до самого Храма. Последние остатки кипящего в крови адреналина после схватки с Пожирателями плоти наконец нашли выход, воплотившись в азартную гонку в древесном полумраке, где каждый норовил взять верх.

Чувствуя захлестывающие эмоции брата, я не спешил взвинчивать темп, мягко направляя его и позволяя лучше ощутить Силу. Жаль, что он тянул так долго, чтобы сказать мне. Можно было бы начать тренироваться еще в прошлом, но… не мне, хранившему столько тайн, судить его. Так что я просто бежал рядом и, до того момента, как между деревьями замелькали проблески света, позволял ему хранить иллюзию мнимой победы. Чтобы за пару метров до опушки внезапно ускориться и выцепить первенство в коротком, но накаленным лесном спринте.

— Нечестно!!

— Тренируйся больше и сможешь победить. Однажды. Не факт.

— Да-а? Давай реванш, быстро!

Рассмеявшись, я увернулся от удара в плечо и ступил на свет, смотря на место, которое когда-то считал своим первым домом. Вернее, Поглотитель считал. До того, как жертва Второй погрузила его в сон и дала возможность родиться такому мне, каким я себя ощущал сейчас.

— Похоже, мы вовремя.

К нашему появлению битва за Храм уже подошла к концу. И закончилась разгромным поражением джедаев. Я видел стройные порядки солдат культистов, а также пленников, которых согнали в кучу и поставили на колени на одной из тренировочных площадок. Среди них было много падаванов и юнлингов, но почти ни одного взрослого джедая. Тех, кого не убили в сражении, заблокировали в Храме или заставили отступить в леса. Гнетущая аура Темной стороны нависла над округой, позволяя каждому, способному видеть, возможность лицезреть возрожденное величие ситхов.

По крайней мере, так думали они, с гордыми осанками спускаясь по ступеням входа в Храм и удерживая перед собой в воздухе кофры, подозрительно напоминающие портативные хранилища голокронов. Двое ситхов носили черные плащи и капюшоны, скрывающие лица. Третий сверкал жутковатым металлическими доспехами, делавшими его похожим на боевого дроида. Эдакий киборг-убийца, чье единственное предназначение — отнимать чужие жизни.

И именно от него в Силе несло самой лютой кровожадностью, от которой кровь стыла в жилах. Храм атаковали не те культисты, с которыми я встречался на Нар Шаддаа, а настоящие ситхи, подчинившие Темную сторону своей воле.

— Что будем делать? — Фрис опустился по моему примеру на колено и крепче сжал в руках «Сияние неба». — Если его еще не забрали, привратник должен быть где-то в Храме.

— Подожди.

Я прикрыл глаза и сфокусировался, направляя через Силу свою ментальную ауру для максимального охвата территории.

— Здесь всего трое ситхов. И два взвода солдат. По-видимому, трофейная группа, которым жали приказ на вывоз всего ценного, пока остальные отлавливают беглецов по лесам.

— У них дети, брат. Мы же их не оставим?

Перед моим внутренним взором всплыло давнее воспоминание, по сей день висящее на душе грузом неисполненного обещания. Я-мальчик, встающий на пути падших джедаев, прикрывая собой кучку испуганных юнлингов. Короткая схватка, заканчивающая потерей сознания и смутно слышным приказом забирать детей. И горький вкус поражения, когда уже в Храме пришло осознание невосполнимой утраты, приправленное жгучим чувством собственной беспомощности.

С тех пор много чего произошло. Я уже далеко не тот новичок, что едва ступил на путь освоения Силы. И даже не джедай, чье предназначение — использовать Светлую сторону для поддержания Равновесия, отдавая ей самую важную часть самого себя: эмоции, которые делают каждого разумного уникальным. Я — нечто бо́льшее. Вестник Разящего Света. Единый с Силой. Выносящий приговор. И пусть когда-то данное себе обещание спасти юнлингов первого клана так и не исполнено до конца, в моих силах не дать ситхам осквернить других детей. Они сами должны выбрать свой путь, и никак иначе.

— Нет, брат. Не оставим.

Я выпрямился и, разгоняя источник своей Светлой стороны, сделал первый шаг в сторону Храма, одновременно растягивая ментальный контроль на неодаренных солдат противника. Время, когда кучка падших могла представлять для меня угрозу, давно минуло. И даже трое ситхов, ощутивших мое нарастающее присутствие в Силе, и мгновенно активировавшие красные световые мечи, не были помехой тому, что произошло дальше.

— Фрис, уводи детей.

— Бегу!

Квардионный силуэт брата размазался в воздухе в одну сплошную неоновую полосу, минуя застывшие порядки солдат, которые в произвольном порядке начали оседать на землю. Еще несколько секунд, и дорога к пленникам была полностью чиста.

Чувствуя, как из носа побежала струйка крови от перенапряжения, я активировал световой меч и прекратил масштабную технику Разума, начиная фокусировать вокруг себя Свет. Расстояние между мной и ситхами продолжало сокращаться. Оправившись от наглости неизвестного джедая, они также молча направились в мою сторону, пропустив вперед киборга, угрожающе покачивающего двухклинковым багряным мечом-посохом. Темная сторона вокруг него зеркально отражала мой Свет, продолжая сгущаться и подпитывая всех троих растущей ненавистью пополам с кровожадной яростью.

Все вот-вот должно было перерасти в безобразную свалку «трое на одного», как вдруг мое сознание кольнуло озарением, и я замер, не смея поверить своим глазам.

— Алек?!… — непроизвольно вырвавшиеся слова заставили троих ситхов остановиться, не успев преодолеть незримый рубеж в двадцать шагов, когда противники срываются в атаку, стремительно сокращая расстояние. Причем если от двоих, чьи лица были скрыты капюшонами, ощутимо повеяло удивлением, то киборг прямо таки взорвался слепящей радостью. Его единственный уцелевший глаз на лице, изувеченном кибернетическими имплантами, вытаращился на меня налитым золотом зрачком.

— Джове-е-е! Мой дорогой соклановец! Как же долго я ждал нашей встречи!

Сказав это, Алек Пайн, или тот, в кого он превратился, залился лающим металлическим смехом. В прямом смысле. Его гортань, как и остальное тело, покрывал вживленный металл, искажая слова фоном голосового вокабулятора. А живой плоти, если глаза не обманывали, осталась едва ли треть от прежнего человеческого тела.

— Сила… что они с тобой сделали?

— Они?! — взревел Алек, чей безумный смех сменился оскорбленным ревом с пугающей быстротой, подверждая выводы о его плачевном психологическом состоянии. Гораздо худшим, чем то, в которым он пребывал во время нашей последней встречи.

— Жалкое ничтожество! Я сам избавился от уз плоти, джедай. Таким, как ты, никогда не понять моего истинного величия. Хотя, я могу тебя заставить. О да! — лицо безумца скривилось в алчном оскале маньяка, в котором без усилий узнавались черты его погибшего мастера Кертеры. — Да-а. Мы с тобой хорошенько повеселимся, Джове. Ты и я. А потом найдем этих шлюшек Лану и Кару, и с ними тоже повеселимся. А потом поиграем с этими прелестными детками. Такими невинными. Чистыми. Их ждет море крови и бездна боли! А ты будешь смотреть, пока не пожалеешь, что не убил меня, когда был ша-а-а!.. а… а-кх…

Единственный глаз Алека Пайна дико выпучился в воспаленной гноящейся глазнице, а хрип, вырвавшийся из искусственных легких, стал его последним. Уронив голову на грудь, ситх успел увидеть гудящее лезвие красного светового меча, пронзившее его грудь, прежде чем оно ушло наискось вниз, рассекая тело на две кривые половины.

— Кайф! Давно хотел это сделать.

Ситх, стоящий за спиной Алека, Силовой волной брезгливо отшвырнул половинки его тела в разные стороны и, погасив световой меч, медленно стянул капюшон с головы. Чуть погодя, тоже самое сделал второй ситх, добивая меня видом уникальной респираторной маски, которая могла принадлежать только одному кел-дору на свете.

— А я уже и не надеялся когда-нибудьвстретиться, Джове, — сказал Мъйят Дор, встав плечом к плечу с Джаральном, и кладя на землю свой световой меч в качестве знака мирных намерений. — Рад тебя видеть живым и невредимым. Как насчет поболтать, вспомнить старые деньки? Неловко признаваться, но я соскучился по твоим историям… друг.

Глава 15. «Исполнение клятв»

Растерянность овладела мной, когда Джаральн убил Алека. В этом высоком и крепко сбитом парне, носящим волнистые темные волосы до плеч, с трудом узнавался маленький щуплый юнлинг из третьего клана, с которым мы практически не общались. Уже потом, когда падшие джедаи похитили детей, я изучал их личные дела и узнал много нового.

Так Джаральн Валл, родом с Альсакана — еще одной планеты-экуменополиса, входящей в состав Республики — был принят в Орден в возрасте пяти лет. У мальчика обнаружилась чувствительность в Силе после свершенного террористического акта, когда бунтовщики против власти взорвали крупный промышленный завод. Тот самый, где работали родители Джаральна, погибшие в пламени химического пожара, охватившего производственные цеха и вызвавшего крупный взрыв топливохранилища с нестабильным райдонием. Вместе с ними трагедия унесла жизни еще нескольких сотен альсаканцев, положив начало крупномаштабным волнениям на планете и вынудив вмешаться Орден джедаев.

Мальчика выявили среди других сирот, когда тот узнал о судьбе родителей и в гневе едва не устроил локальный армагеддон в своем приюте. Многие дети получили ранения разной степени тяжести, а пара взрослых, принесших дурные вести, и вовсе погибла. После такого юного убийцу были рады сбагрить на руки подоспевшим джедаям, уловившим возмущения в Силе и успевшим как раз вовремя, чтобы предотвратить новые разрушения.

Уже в Ордене Джаральна обучали держать в узде свои эмоции, но его предрасположенность к Темной стороне ставила крест на всех усилиях наставников, поставив в самый конец списка отстающих. Как раз перед Джове, который плелся вообще позади всех до того момента, как роковой ритуал заменил его личность на вечно голодную сущность Поглотителя.

И вот, мы встретились снова. Джаральн возмужал и казался вполне довольным жизнью, с не менее живым интересом разглядывая мою фигуру, облаченную в стандартную джедайскую робу первого образа экзера. Псевдо-ткань одежды не скрывала очертаний моей внушительной фигуры, вызывая в эмоциях ситха растущее уважение, тогда как его напарник, скорее, испытывал больше приятного чувства ностальгии.

Мъяйт тоже изменился. Подрос, окреп в Силе и обзавелся парными мечами с декоративным черным орнаментом рукоятей, в тон одеяниям ситха. Как и в Джаральне, в моем бывшем друге по клану юнлингов ощущалась плотная пелена Темной стороны. Теперь, когда Алек умер, и эмации его безумия перестали фонить на всю округу, я мог более внимательно изучить ее структуру, прейдя к интересным выводам.

Уровень контроля Мъяйта, как и Джаральна, оказался даже более впечатляющим, чем у меня. Парни находились в постоянном напряжении от подавления своих темных инстинктов, но при этом свободно общались, не испытывая ни малейшего дискомфорта. Со стороны это выглядело, как разделение сознания на «мирную» и «боевую» формы: пока бодрствует первая, вторая дремлет в источнике, не позволяя Темной стороне туманить рассудок. И лишь когда того требует ситуация, пробуждается боевая часть, напитывая адепта Темной стороны всеми даруемыми ею преимуществами.

Конечно, я мог и ошибаться. Мой навык подмастерья Разума все еще был недостаточно совершенен, чтобы считать Мъйята и Джаральна полностью. Но одно можно сказать уже сейчас: передо мной стоят настоящие ситхи, какими они были в древности. Хищные. Опасные. И при этом странно притягательные яростной мощью, сокрытой в них Темной стороной от взглядов сторонников Света.

Все это крутилось в голове в фоновом режиме, пока я тупо залипал на месте, пытаясь уложить разбежавшиеся мозги в кучку. Разум просто отказался воспринимать тот факт, что мои бывшие соклановцы, на поиски которых я безуспешно угробил столько времени и сил, сейчас на расстоянии вытянутой руки. Живые. Улыбающиеся. Хотя улыбку того же Мъйята не увидеть из-за маски и ввиду лицевых «особенностей» самой расы кел-доров, его эмоции говорили сами за себя.

Мой давний знакомый действительно был рад меня видеть. И у него даже мысли не возникло попробовать меня на прочность, тогда как наши сущности-противоположности так и требовали схватиться за световые мечи. По меньшей мере для самозащиты, чтобы быть готовым к любой неожиданности.

— Прости, — я первым нарушил затянувшееся молчание, с трудом выдавив слова из резко пересохшего горла. От Мъйята вновь повеяло удивлением, но уже с немалой примесью недоумения.

— За что?

— За то, что не смог спасти тебя. От падших. И тебя, Джаральн. Простите меня.

Ситхи переглянулись. И расхохотались, держась за животы, будто я сказал нечто особенно уморительное.

— О чем ты говоришь вообще? — отсмеявшись, Мъяйят сделал шаг вперед, инстинктивно заставив меня напрячься в ожидании подлого удара. Издержки адепта Светлой стороны, в зону комфорта которого без спроса влез сильный практик Темной. Но я промолчал, ощущая, что Мъяйт точно также борится со своим естеством, требующим вцепиться в глотку стороннику Света. Чем вызывал еще большее уважение к себе. Не каждый ситх готов выносить рядом присутствие джедая, не говоря уже о том, чтобы вести с ним мирную беседу! Здесь и сейчас происходило нечто, выходящее за рамки и мало укладывающее в привычную картину мира.

— Спасти нас? От кого? Джове… Мы сами выбрали свой путь в Силе. Нет, конечно, некоторым повезло чуть меньше, — короткий брезгливый кивок в сторону того, что осталось от Алека Пайна, — но они с Кертерой друг друга стоили. А остальные приняли Темную сторону добровольно и с гордостью!

Мъйят сделал короткую паузу, убедившись, что я продолжаю слушать, а не хватаюсь за световой меч. И, прежде чем он снова заговорил, мне почудился легкий мираж облегчения, тут скрывшийся за непрозрачной дымкой Темной стороны.

— Мы — наследники великого Ордена ситхов. И, хотя мы желаем восстановить утраченное, у нас нет планов истреблять джедаев, — Мъйят обернулся в сторону слегка дымящегося Храма и поймал кривую усмешку Джаральна. — Ну, может, не всех. Не смотри так! Мы бы мирно забрали свое, если бы среди ваших нашлись хоть кто-то, с кем можно было провести нормальные переговоры. Но ведь большинство джедаев на башку отбитые! О каком мире может идти речь, если на тебя кидаются с пеной у рта и световым мечом наголо, стоит только вблизи увидеть?

Ощутив, как сладкие речи ситха притупляют мою бдительность, я разорвал дистанцию и экстренным прогоном Светлой Стороны очистил затуманенный разум. Этого было достаточно, чтобы увидеть, как Джаральн тайком тянется к кофрам голокронов, пользуясь тем, что мое внимание сосредоточилось на Мъйяте.

— Ладно, в уши ты ссышь умело, — признал я, внутренне коря себя за потерю бдительности. Расслабился и едва не упустил главное: причину, по которой культисты напали на Храм джедаев, рискнув при этом остаться в изоляции на Тайтоне. — А теперь давай к делу. Что вам тут нужно и почему мне не стоит скрутить вас? Думаешь, сил не хватит?

— У тебя хватит, — без тени сомнения проронил Мъйят, перестав претворяться добрячком и лязгнув твердой сталью в голосе. — На самом деле, я поражен, сколько мощи в тебе сокрыто! Ты сильно вырос с нашей последней встречи, друг. Думаю, ты бы раскатал нас двоих за минуту, но у нас нет намерений сражаться с тобой, Джове. Или с другими джедаями.

— Это правда, — подтвердил Джаральн, указав на пустующую тренировочную площадку, где еще недавно стояли на коленях пленные падаваны и юнлинги. — Думаешь почему мы позволили твоему шарду забрать детишек, пока мы тут лясы точим? Просто они нам без надобности. Мы пришли за голокронами, принадлежащими нашему Ордену. В Храме на нижних уровнях есть запечатанное хранилище, где джедаи скрывали артефакты наших предков. Вернее, было. Мы вскрыли его и забрали свое, не более того. А то, что в процессе нам помешать пытались: а могло быть иначе? Пусть твой Орден спасибо скажет, что нам приказали только эвакуировать артефакты, а не устроить зачистку. Иначе, — в Джаральне промелькнула искра ярости. — Не выжил бы вообще никто.

— Все равно не понимаю, — я покачал головой, не в силах так просто избавиться от подозрений. — Вам придется рассказать больше.

— То есть, ты не против, чтобы мы забрали голокроны? — вкрадчиво уточнил Мъйят. И, так и не дождавшись ответной реакции, глубоко вздохнул. — Давай пройдемся немного. Обещаю, что ни я, ни Джаральн, не будем нападать, если только ты первый не вынудишь.

— Идет. Слушаю вас внимательно.

Мъйят начал свой рассказ с вполне прозаичных вещей, по понятным причинам опустив подробности их с Джаральном обучения среди ситхов. Отбросив также мои уточняющие вопросы по ходу дела, вся история заняла от силы минут десять, за которые я куда лучше стал понимать грандиозный План Могру. Воистину, ушастый кошмар был гениальным разумным, чьи действия едва не стали крахом не только джедаев, но и ситхов, поставив под угрозу исчезновения сам вид чувствительных к Силе.

Пока Орден варился в собственном дерьме, медленно, но уверенно ползя навстречу неминуемой гибели, возрожденные ситхи выполняли роль отвлекающего фактора. Формирование агентурной сети культистов стало первым этапом, за которым начался планомерный сбор ресурсов — в основном сырья и вооружения, уходящих по тайным тропам куда-то в центральные миры Республики. Общей картины не представлял никто, но заманчивые призрачные перспективы, расписанные Владыкой Дартом Руином, не оставляли сомнений в успехе возрожденных ситхов.

Так прошло много лет вплоть до нынешнего времени, когда некоторые, как учителя Мъйята и Джаральна, начали прозревать и пытаться выяснить, отчего, вопреки всем усилиям, культисты остаются мухой, кусающей слона Республики за пятку. Их изыскания привели к неутешительным выводам: руководство ситхов скомпрометировано, и уже давно. Если ли не с самого Четвертого Раскола, когда многие последовали за харизматичным джедаем Фаниусом, обещавшим иной путь силы и власти, закрытый жалким сторонникам Света.

Первым от внедренных ментальных закладок освободился мастер Мъйята — некий Дарт Хасс, больше других искушенный в постижении истинных таинств Темной Стороны. Чтобы очистить свой разум, ему пришлось пройти сложный ритуал на Дромунд Каасе, в котором принял участие Мъйят и еще пара лояльных ситхов, прельстившихся посулами усиления своего потенциала.

Так было выяснено, что уже долгое время ситхи пляшут под чужую дудку, растрачивая силы на пограничные конфликты с Республикой, вместо того, чтобы уйти в тень и заниматься возрождением славы древних мастеров Тьмы. И стоит за всем этим никто иной, как Владыка Дарт Руин собственной персоной. А также его прикормленные цепные псы, в задачу которых входило искоренения инакомыслия и подогревание ненависти тех, кто пытался думать своей головой.

Темная Сторона — опасный инструмент и, если не держать ее в узде, она начинает вести действия ситха за него. В итоге из наследников ситхов падшие джедаи превратились в алчущих крови и сражений одержимых, не способных узреть общую картину, и, как следствие, начать сопротивляться собственным инстинктам.

Так могло продолжаться еще долго, если бы не Дарт Хасс, стараниями которого самые искусные ситхи прошли темный ритуал очищения разума. Вновь обретая способность мыслить здраво, они ужасались тому, сколько времени было бездарно утеряно в бесплотных попытках навредить Республике. В то время как они сами недалеко ушли от тех, кем являлись, едва только ступив на путь Темной стороны.

В результате была создана коалиция заговорщиков, зеркально отражающих процессы гражданской войны, происходящие в Ордене джедаев. Только если те открыто вцепились друг другу в глотки, то у ситхов такой возможности не было. Сторонников Дарта Руина все еще было слишком много, и установленные им ментальные закладки оказалось не так просто снять. Первые же попытки привели к жестокому подавлению бунта, в котором принял участие лично Владыка, в котором уже ничего не осталось от того харизматичного умборанина, за которым пошло столько людей.

Дарт Хасс погиб, а вместе с ним половина руководства заговорщиков. Оставшиеся затаились, а другие, как Мъйят и Джаральн, потерявшие своих учителей, начали вести свою собственную игру. Но на сей раз, наученные ошибками учителей, действовали куда искуснее, не вызывая подозрений Алека Пайна, прикрепленного к ним для дополнительного контроля.

Экс-ученик безвременного почившего Дарта Кертеры высоко взлетел после того, как смог сбежать из-под стражи республиканских особистов. После его триумфального возвращения на Коррибан, обучением Алека занялся лично Дарт Руин, продолжив дело Дарта Кертеры и окончательно лишив юного Лорда последних проблесков разума. Вещи, которые творил Пайн, упивающийся своей властью и возможностями Темной стороны, могли вызвать отторжение даже у самых матерых ситхов. Однако его верность Владыке была неоспоримой, и Алек Пайн вовсю пользовался вседозволенностью для удовлетворения своих извращенных наклонностей.

Я бы не сказал, что Мъйята или Джаральна особо трогали те ужасы, о которых они рассказывали при упоминании Алека. Куда больше их заботила бессмысленная растрата человеческих ресурсов в виде рабов, а также неспособность бывшего соклановца контролировать свой растущий голод. Живой пример Алека Пайна перед глазами стал отличным стимулом, чтобы отточить навыки по защите своего разума от влияния Темной Стороны, а также магии ситхских колдунов, обожающих покопаться в чужих мыслях.

Таким образом, когда ментальные путы Могру спали с его смертью, и многие ситхи осознали глубину дна, где оказались стараниями своего безумного Владыки, Мъйят и Джаральн начали действовать в числе первых. После новостей о гиперпространственном шторме и факта дестабилизации гиперпутей к Тайтону, они с союзниками заманили сторонников Дарта Руина на заведомо смертельную вылазку, ударив им в спину, как только связь с остальной частью галактики прервалась. То, что мы с Фрисом сперва приняли за выслеживание выживших джедаев в лесу, оказалось истреблением последних сил, верных Дарту Руину.

По сути после падения Храма на немногих выживших светлых попросту махнули рукой. Будущее возрожденного Ордена ситхов было куда важнее отлова кучки беглецов, чьи потуги отстоять свой дом превратились в натуральное избиение младенцев. Когда с бешеными шавками, поглощенными Темной Стороной, будет покончено, одержавшие победу заговорщики просто покинут Тайтон, чтобы устранить последнее препятствие на пути к своей цели.

Дарт Руин не желал восстановления падшей Империи. Как не хотел усиления других ситхов, создавая прочную основу для будущих поколений и конечного возрождения Ордена Темной стороны Силы. Все, что интересовало Дарта Руина — он сам. А также пути усиления собственного могущества, которое в виду его дряной философии, больше походило на бледную пародию истинного величия древних Владык Тьмы, нежели хоть на йоту приближалось к нему.

У Руина даже имелся свой собственный кодекс, отличный от ситхского и больше походящий на мантру безумца. Услышав ее, я уловил явные параллели с тем, что имел возможность разглядеть в умах джедайских марионеток Могру в Храме на Корусанте.

«Нет страсти… есть лишь одержимость.

Нет знания. Есть лишь убеждения.

Нет цели. Есть лишь воля.

Нет ничего…

Только я».

Очень похоже на внедренный конструкт подчинения, которому меня обучала еще Пряха на Зелтросе. В основу закладки вплетается зацикленная установка, пропускающая через свою призму все мысли разумного и коверкая логические связи в сторону, нужную адепту Разума. Чем-то напоминает якорь, установленный мне Машиной на Дорине, но менее совершенная и привязанная к воле менталиста. Таким образом адепт Разума получал удаленный контроль над своими марионетками, но при этом был вынужден отделять часть сознания на постоянный контроль, чтобы не навредить им и себе. Очень сложная техника, пока недоступная мне на своем уровне подмастертья, но Могру-то был Мастером! И у него была куча возможностей, чтобы отточить свои навыки, формируя поведение подчиненных ему людей так, чтобы его воля находилась в тени их собственной.

Теперь же, после его смерти, контроль спал, но повреждения разума никуда не делись. Некоторые, как Алек Пайн, окончательно свихнулись, утратив последние остатки человеческого облика. Другие, навроде некого Дарта Мширра, превратились в пускающие слюни овощи. И лишь сам Владыка Дарт Руин сохранил остатки разума благодаря углубленной связи с Темной стороной и древним артефактам ситхов.

Но они не помогут ему, когда возрожденные ситхи, в числе которых будут Мъйят и Джаральн, придут по его душу. О чем мне было прямо сказано, с применением завуалированной угрозы. Мъйят опасался, что, узнав их планы, я попытаюсь помешать им, пытаясь остановить возрождение ситхов. Хотя на деле их Орден — последнее, что меня волновало в данной ситуации.

Очень долгое время моими действиями вела клятва, данная когда-то еще мальчишкой перед пятилетней ссылкой на Дорин. Я поклялся спасти юнлингов во что бы то не стало, и… почти исполнил ее. В числе умерших оказались забрак Свонг и твилек Гвариум, погибшие на Коррибане во время испытаний аколитов. А также Алек Пайн, ставший жертвой собственных амбиций и влияния кровожадного маньяка, извратившего пластичный детский разум по своему образу и подобию.

Мъйят же и Джаральн… глядя на них, я не знал, как поступить. По логике вещей: Тьма — такая же часть Силы, как и Свет. Перекос в пользу одной из сторон нарушает Равновесие, всякий раз оборачиваясь пренеприятнейшими последствиями для всех живущих. Когда речь касалась двойняшек де Сат или Кары и Ланы, я не нарушал, а, наоборот, восстанавливал его, забирая у Темной стороны тех, кто ей не принадлежал.

В случае же с Дартом Ниат… не знаю. У меня до сих пор остались сомнения, правильно ли я поступил, поддавшись на слезные уговоры Миры и Кевы. Каллетия Синдулла не имела изначальной склонности к Темной стороне, но обстоятельства вынудили принять ее без особых моральных терзаний. Теперь она вернулась к Свету и отправилась на Рилот вершить правосудие среди своего народа. Чем это обернется для всей расы твилеков? И не оставит ли род Синдулла куда более мрачный след в их истории, нежели бы сделала одна Дарт Ниат?

Та же дилемма встала в случае Мъята с Джаральном. Обмануть менталиста сложно, а подмастерье Разума в принципе невозможно. Я знал, что рассказанное Мъйятом — правда. Видел в его эмоциях и чувствовал в Силе, подпитывающей Темную сторону. Так стоит ли вмешиваться в установившийся баланс, рискуя чем-то бо́льшим, нежели временное ослабление ситхов?

Почувствовав мои сомнения в Силе, Мъяйт прервал свой рассказ и как бы невзначай перенес руку на пояс, показывая край рукояти светового меча.

— Держи слово, Джове. Я знаю, ты не такой, как остальные джедаи. Не позволь Светлой стороне затмить твой разум!

Где-то в глубине второго пока сознания раздался сдавленный хрюк Пятого. Да и мне было нелегко сдержать растягивающие губы улыбку от слов кел-дора. Дожили: ситх джедая контролю учит! Хотя, в чем-то он прав.

После ранения Аньи и ухода в Силу Кирона я опасно близко подошел к грани, когда Светлая сторона стирает все эмцоии, превращая своего адепта в бездушную руководимую логикой машину. Вынужденный шаг, чтобы не впасть в депрессию, сейчас мог обернуться весьма плачевными последствиями, реши я поддаться соблазну и попытаться «исправить» ситхов. И дело даже не столько в сохранении Равновесия, сколько в моем духовном состоянии.

В свое время помощь Первого помогла исцелить девчонок, поглощая и перенаправляя их Темную сторону в Коготь через его основу. Попробуй провернуть тоже самое я или Пятый, результат будет непредсказуем. От полной потери контроля над собой, до освобождения Поглотителя, что автоматически означает конец нам обоим. Готов ли я так рисковать, учитывая тот факт, что стоит на кону?

«Нет, — в унисон ответил со мной Пятый. — Ты уже сделал все возможное, хватит цепляться за прошлое. Мъйят с Джаральном выбрали свой путь, а мы свой. Пора идти дальше».

— Пора, — вслух согласился я с ним. И, отвечая на вопросительные взгляды Мъйята и Джаральна, кивнул в сторону Храма. Идя по тропинке вдоль лесной опушки, мы успели сделать полный оборот вокруг тренировочных площадок, пока не вышли к транспортному терминалу, рядом с которым ждал на стоянке транспортный шаттл культистов с заглушенным двигателем.

— В принципе, у меня возражений нет. Забирайте все голокроны, кроме джедайских, и улетайте. Не знаю, сколько еще система будет открыта. В любом случае, вам тут задерживаться опасно. О детях мы с братом позаботимся.

— Вот так просто? — вскинулся Джаральн. Кажется, мне удалось выбить его из равновесия. Тогда как Мъйят наоборот, расслабился и, кажется, даже внутренне просиял. Хотя из-за его неподвижной лицевой маски и плотной ауры Темной Стороны, сбивающей сигналы считывающие ментаполя, сложно было сказать наверняка.

— Так просто. Насколько мне известно, — я вспомнил информацию, добытую Фрисом еще в дни бытия Фрисби, перед ссылкой на Дорин, — там нет ничего особенного, что может в перспективе навредить джедаям. Стандартные ситхские техники развития и пара методик укрепления Темной стороны для лучшего контроля.

— Вот как… — задумался Мъйят. То, что мне известно о содержимом голокронов стало для него сюрпризом, и он даже не сразу сообразил, как реагировать. В качестве компромисса он спросил. — Ты сказал, у тебя есть брат?

— Ага. Тот, кого Джаральн назвал шардом, хотя он не принадлежит к их расе. Ты его, возможно, помнишь под другим именем: Фрисби.

— Не может быть, — вот теперь Мъйят подвис капитально, покачнувшись и на миг потеряв ориентацию в пространстве. — Как?! Он же был дроидом, я точно помню!

— Эта история для другого раза, — я мягко улыбнулся, принимая окончательное решение и жестом прерывая дальнейшие распросы. — Оставь свои контакты. Как разберусь со своими делами, мы снова встретимся. Возможно даже не одни.

— Спокойно, — Мъйят удержал за локоть пылкого Джаральна, схватившегося за световой меч. — Джове, видимо, имел ввиду девчонок. Алек рассказывал, что ты вытащил Лану и ее мастера из лап Кертеры. А от Дарта Ниат с ученицами до сих пор нет вестей. Полагаю, это тоже твоя работа?

Ответ Мъйят получил по моему глубокомысленному молчанию и, сделав определенные выводы, с небольшим сопротивлением согласился:

— Лови коды на комлинк.

— Принял, — кивнул я, получив входящее сообщение на внутреннюю сеть экзера. — И последнее: вы, когда Храм грабили, случайно привратника не видели?

— Это та древняя рухлядь, которая нас в пещеры кайбера таскала? — на всякий случай уточнил Мъйят. — Да, был такой. Мы заперли его на нижних ярусах хранилищ, чтобы не путался под ногами. А зачем он тебе?

— Секрет фирмы. Ну, бывай, дружище. Не погибни там.

Мы с Мъйятом крепко обнялись, а с Джаральном пожали руки, хотя он все еще испытывал ко мне определенную долю недоверия. Все же история ситхов и джедаев насчитывает многие поколения взаимной вражды и ненависти, которые не так просто преодолеть. Ему еще предстоит понять, что мир не делится на одной черное и белое, тогда как Мъйят уже надкусил горький плод истины.

Дождавшись, пока мои бывшие соклановцы, а ныне наследники возрожденного Ордена ситхов, погрузятся на шаттл и взлетят в небо, я помахал им рукой на прощание и огляделся по сторонам. Прежде чем двигаться дальше, оставалось последнее дело. То, что предстоит сделать мне самому в качестве финального прощания с прошлым.

Похоронить Алека Пайна.

Когда Фрис вернулся в сопровождении пары выживших джедаев и детей, которых погрузили на вместительный звездолет с гипердрайвом, он обнаружил меня на краю прихрамого леса, стоящего у свежевырытой могилы. Встав рядом, брат выдержал положенную минут молчание, после чего тихо спросил:

— Ты как?

Чуть дрогнув, я вышел из оцепенения, отрывая затуманенный взгляд от рукотворного каменного креста. Выточенного Силовой Ковкой из числа каменных глыб, все еще валяющихся в беспорядке на тренировочных площадках, он содержал на себе посмертную надпись с именем похороненного, а также финальную часть кодекса джедаев. Не то чтобы кровожадный ситх был достоин чего-то подобного, но я хоронил не его, а свою память о том, кого помнил добрым, пусть и задиристым мальчишкой. Предназначением которого было стать хранителем Равновесия, а не чудовищем, всеми силами стремящимся его разрушить.

— Алек Пайн не выбирал свою судьбу. Но, я надеюсь, теперь он сможет обрести покой.

Поднявшийся легкий ветерок слегка взлохматил мне волосы, позволяя прикрыть глаза и вздохнуть чуть свободнее. Прислушавшись к Силе, я слегка улыбнулся и, повернувшись к брату, спросил:

— Все сделал?

— Да. Джедаи примут на борт еще несколько семей в деревне пилигримов и рванут из системы, пока гиперпуть еще стабилен. Храм полностью в нашем распоряжении.

— А ситхи? — я посмотрел на бессознательные тушки солдат культистов, все еще валяющиеся без движения там, где их накрыла моя ментальная техника.

— Силы планетарной обороны перегруппировались и пошли в контратаку, так что они тоже улетают. Парней, я так понимаю, ты отпустил? Слава Силе!

— Чего?

— Ничего. Привратник в Храме? Стой тут, я мигом туда и обратно.

Прежде, чем я успел что-то возразить, Фрис обернулся кубиком и растворился в воздухе, с ходу сорвавшись на крейсерскую скорость и полетев за нашим ворчливым пропуском в кайбер-пещеры.

Недоуменно посмотрев ему в след, я потянулся почесать затылок и спросил в пустоту:

— Что это с ним?

«Переживает, — тоном, объясняющим очевидное, отозвался Пятый. — Фрис получил доступ к твоей памяти во время Слияния Разумов, и у него куда лучше нас обоих получается просчитывать вероятности. Полагаю, он понял, что могло пройти, если бы ты попытался применить иссушение Темной стороны на Мъйяте или Джаральне».

«Думаешь, — я перешел на мыслеречь. — Все же не стоило ему говорить?»

«Наоборот. Теперь у нас есть поддержка в случае, если все пойдет по пи…».

«Ого! На тебя-то что нашло?»

«Извини, — вздохнул Пятый и с внутренним усилием нехотя признался. — Просто меня тоже немного потряхивает. Когда до конца осталось всего ничего, очень страшно обделаться в самый ответственный момент».

«И мне тоже, друг. И мне…»

Я устремил взгляд к Храму, отпечатывая в памяти его потрепанный, но все еще величественный образ. Желание побродить по его залам и коридорам, предаваясь чувству ностальгии, было сильным, но не настолько, чтобы забыть о своей миссии. Как только Фрис притащит привратника, мы на всех порах рванем за источником, исполняя еще одну данную мной клятву. Последний долг перед тем, как вернуться на Дорин и заглянуть в неизвестность.

***

Как только шаттл покинул верхние слои атмосферы Тайтона, Лорд Мъйят Дор с облегчением отпустил Темное Сокрытие, отразившееся кратковременной вспышкой призрачного фиолетового света из-под защитных глазных линз. Пилотскую кабину шаттла затопила густая концентрированная Темная сторона. Куда более опасная и угрожающая, чем когда-либо мог похвастаться цепной питомец Кертеры, нашедший заслуженный конец под клинком Джаральна.

— Это было близко.

— Слишком! Чуть в портки не наделал, — от человека полыхнуло облаком мрачного веселья, прикрывающего тщательно скрываемый страх от пережитого, когда он занял пассажирское кресло по правую руку от кел-дора. Аура двух ситхов, переставших скрывать свою истинную мощь, пронзила Силу подобно грозовому разряду. Но прежде, чем ее успели уловить на планете другие одаренные, вышедший на заданный курс шаттл совершил гиперскачок.

— Эта дрянь куда опаснее, чем ты рассказывал. Мне почти жалко мясо, которые мы оставили с ним.

Слабая попытка разрядить обстановку в исполнении Джаральна — не более чем выход прорвавшихся эмоций, когда смертельная опасность прошла стороной. Его, как и Мъйята, все еще потряхивало от встречи с Ужасом, скрывающимся за личиной их бывшего соклановца Джове. Будто жалкие шираки, угодившие в логово матерого тентарека, они молча забились по углам и молчали, переваривая произошедшее и старясь унять дрожь в ослабевших конечностях.

Видения Силы, посланные воплощающим Темную Сторону, не лгали. Если бы Мъйят проигнорировал его, то их с Джаральном ждала бы участь пострашнее той, что испытал на себе Алек Пайн. Безумный глупец, взятый на вылазку в качестве пугала для джедаев, «всего лишь» умер. Быстро и почти безболезненно. Тогда как их с Джаральном ждала бы мучительная агония от пытки иссушения Темной стороны, закончившаяся встречей с чем-то, о чём Мъйят не хотел вспоминать.

Сосущая бездна голода в Джове, сокрытая слепящим сиянием Света, вызывала животный ужас, который юный ситх не испытывал с того самого дня, как посетил гробницы древних мастеров на Коррибане. Именно тогда он стал на путь истинного познания Темной стороны, позволившей ему и многим другим ситхам распутать клубок лжи, сотканным предателем Дартом Руином.

И вот, спустя годы самосовершенствования во славу Нового Одрена ситхов, Мъйят вновь ощутил это отвратительное чувство беспомощности. Столкнувшись с тем, что было выше его понимания, вынудив натянуть вызывающую отвращение маску «культиста», добивавшегося своего обманом и сладкими речами вместо хорошей порции Молний Силы в источник раздражения.

— Думаю, — нарушил молчание пришедший в себя первым Джаральн. — Нужно форсировать приготовления в Академии. Джедаи преступили грань, когда создали… это.

— Согласен.

Увиденное на Тайтоне заставило Мъйта много переосмыслить в готовящейся компании против самозванного Владыки ситхов. Ждать больше нельзя. Чем дольше Дарт Руин отравляет своим влиянием разрозненные ряды культистов, тем меньше шансов у новых ситхов поднять голову. А тем временем Ужас, сокрытый в глубине Джове будет расти, пока не освободится и не начнет поглощать все живое на своем пути.

Не то, чтобы Мъйят был против. Чем больше джедаев найдут конец в его ненасытной пасти, тем проще будет Возрожденной Империи захватить власть. Но что будет, когда монстр закончит с Тайтоном и обратит взор на остальную галактику? Жажда власти ситхов ненасытна, а их амбиции заставляют не обращать внимания на гибель целых рас ради достижения своих целей. Но даже им не нужна сожженная в пепел галактика, где некому будет поклоняться их безграничному могуществу.

— Свяжись с нашим контактом на Дромуунд-Каасе, — скомандовал Мъйят астромеху, шуршащему у навигационной панели для корректировке курса в нестабильном гиперпути Тайтона. — Пусть объявляют общий сбор. Время возрожденных ситхов пришло.

— Буииип!

— А что с теми, кто остался на Тайтоне? — спросил Джаральн, на что Мъйят только покачал головой, довольно точно скопировав человеческий жест.

— Они все обречены. Когда чудовище в Джове вырвется на волю, в живых не останется никого.

Глава 16. «Ледяной приговор»

После недолгих раздумий побежденных культистов было решено освободить и отпустить на все четыре стороны. Если они оказались не нужны Мъйяту с Джаральном, улетевшим и даже не оглянувшимся на своих солдат, то какой смысл возиться нам с Фрисом? Забрали ворчащего привратника, привели в чувство постанывающих жертв ментального оглушения, и, прежде чем они схватились за оружие, сделали ноги. Или, точнее, крылья.

Найденный в храмовом ангаре малый атмосферный челнок не мог похвастаться просторной кабиной, но имел достаточно топлива в баках и, главное, не был выведен из строя во время нападения культистов. С ходу развив скорость в пару махов, он сделал прощальный вираж над макушкой Храма и встал на курс в сторону озера близ космопорта. Мне даже не пришлось за штурвал садиться: маршрут к кайбер-пещерам уже имелся в базе данных навигационного компьютера, и умная машина сама летела в нужную сторону.

Но следить за обстановкой за бортом все равно пришлось. Пока ситхи не покинули Тайтон, нарваться на уходящий транспорт при отсутствии даже минимального вооружения на борту — облом высшей степени. Чтобы избежать нежелательных встреч, Фрису пришлось прилипнуть бортовому навигатору для корректировок курса, пока я медитировал в пассажирском кресле, отслеживая колебания Силы вокруг. Та еще задачка из-за естественного фона Тайтона, приправленного буйством погодной стихии.

Близ храмовой территории из-за насыщенности Светлой стороны это было не так заметно, но чем дальше в дикие территории, тем сильнее ощущалось нарастающее напряжение. Тяжелеющие темные тучи в небе, усилившиеся порывы ветра и волнение живности, предчувствующей скорые климатические потрясения. Вне сомнений, активность кайбера тоже сыграла свою роль, но теперь я понял, в чем истинная причина назревающего катаклизма.

Ситхи. Своим появлением они не только взбаламутили затхлое болотце местного филиала Ордена джедаев, но и вызвали усиление Темной стороны, нарушившее шаткое равновесие в регионе и вновь толкнувшее планету к очередному циклу саморазрушения. Не первому и не последнему в ее истории, но, как минимум, одному из самых опасных.

«Неудивительно, что культисты так быстро сматываются, — поделился своими мыслями Пятый. — Черный шторм на Дорине легким дождиком покажется, когда Силу начнет корежить изо всех щелей».

«И не ясно, сколько жертв при этом будет», — согласился я, вспоминая оставленных культистов у Храма. Как не парадоксально, но из всех крох населения, оставшихся на Тайтоне, именно у них больше всего шансов выжить в назревающей планетарной буре. Стены Храма крепкие, а близлежайшие окрестности благодаря нашим с Фрисом стараниям свободны от Пожирателей плости. Если будут сидеть тихо и не сойдут с ума от скудного рациона в хранилищах, то вполне себе доживут до тех дней, когда небо над Тайтоном вновь станет чистым. Они. Или их внуки.

— … и все же следует приземлиться, — прорвался сквозь туман медитации дребезжащий голос привратника, не затыкающегося с самого начала полета. — Порядочные юнлинги должны слушать старших, когда те говорят: время Испытания еще не пришло! Согласно ежегодному циклу, не менявшемуся тысячелетиями, кайбер-кристаллы в пещерах вошли в активную фазу. Лишь мудрые мастера-джедаи могут противостоять их могуществу, не рискуя жизнями, тогда как остальным следует вернуться в Храм и оттачивать свои навыки, чтобы однажды…

— Фрис, готовь взломщик, — сквозь зубы процедил я, не открывая глаз и силясь удержать пошатнувшуюся концентрацию.

— Наконец-то!

Не прекращая бурчать об «упавших нравах молодого поколения джедаев», привратник бочком отполз в дальний угол кабины, опасливо косясь на кварда, воплотившего в пальцах квардионный щуп взлома. В самом начале полета брат едва не прочистил ему мозги, когда терпеть занудный треп стало невыносимо. От профилактического стирания памяти, принятого у сбоящих дроидов, привратника спасло лишь мое личное вмешательство. Но теперь, спустя какое-то время, эта идея перестала казаться излишне жестокой мерой.

— Так что там насчет послушания старшим?

— Ничего, молодой джедай.

— То-то же, — жестом дав отбой разочарованно застонавшему Фрису, я с выворачивающим челюсть зевком потянулся. — А-у-у-аф! Долго там еще?

— Почти прилетели, — отозвался брат, чьи мелькающие пальцы отщелкивали дробный ритм по управляющей навигационной панели. — Захожу на посадку. Держитесь!

Челнок, провалившийся в воздушную яму, ощутимо тряхнуло, прежде чем стабилизаторы успели среагировать. При этом в кабине раздался звучный металлический лязг: привратник не последовал совету Фриса и крепко приложился макушкой о балку дверной перегородки. Воистину, есть справедливость в этом мире!

— Давай аккуратнее, — велел я, убедившись, что наш пропуск в ледяные пещеры кайбера все еще функционирует, хотя и прибавил к своему ворчанию пару нелицеприятных конструкций. — Что по обстановке? Проскочили?

— Воздух чист, можем работать.

— Молодец. Ну что, старче, готов еще раз исполнить свой долг?

— Только мудрые мастера …, — вновь завел свою шарманку дроид, но, наткнувшись на мой тяжелый взгляд, осекся и хмуро закончил уже нормальным тоном. — Если таков ваш выбор, то быть посему. Но не говорите потом, что я не предупреждал вас о последствиях! Особенно тебя, юный шард.

— Я не шард! — взвился Фрис, которого уже порядком достало сравнение с этой кристаллической формой жизни от каждого встречного-поперечного. И вновь карающая длань судьбы миновала привратника. Мелко дрожащий челнок коснулся земли, и карающий щуп миновал масловыпускной проход дроида, подсоединившись к порту под штурвалом для отключения двигателей. Угрожающе зыркнув на дроида, Фрис окончательно заглушил все бортовые системы и дал команду на открытие шлюза, первым рванув на свежий воздух.

— Столько нетерпения. Вспыльчивости. Нелегко ему придется, — медленно произнес привратник, проводив немигающим взглядом спину брата. — Пригляди за ним, юный Джове.

— Обязательно, — отозвался я, не выказывая раздражения от прозвучавших покровительственных ноток. Вопреки глюкам личностной матрицы, неминуемым для любого дроида столь же древнего возраста, привратник помнил каждого юнлинга, посетившего ледяные пещеры. Для него они, как и я, навсегда останемся детьми, с восторгом разглядывающими свои первые добытые кайбер-кристаллы.

Точно так же, как останется Фрис, которому сегодня предстояло пройти его первое настоящее Испытание. Волнительный опыт для любого одаренного, так что не удивительно, что ему не терпелось начать.

— Джове, ну где вы там?

Мы с привратником понимающе переглянулись, прежде чем молча двинуться к шлюзу и покинуть шаттл. Двери за нашими спинами с шипением сошлись, отрезая проход назад и завершая консервацию кабины. Теперь челноку предстояло ждать у входа в пещеры до тех пор, пока мы не вернемся. Либо вечно, если что-то пойдет не так, и активные кайбер-кристаллы окажутся слишком большой угрозой, чтобы оставить кого-то в живых.

— Джове!

— Да выходим уже, угомонись.

Едва ступив шаг наружу, мое легкие заполнил морозный горный воздух с легкими нотками предгрозовой бури. Темные тучи на небосклоне уже добрались до вершин растянутой горной цепи, возвышающейся над входом в ледяные пещеры кайбер-кристаллов. Я огляделся с щемящим чувством ностальгии, накрытый очередным облаком давних воспоминаний.

«Даже не верится, сколько уже всего произошло, — тихо сказал я Пятому, завороженный потрясающими видами нетронутой горной долины вокруг. — И сколько еще предстоит».

Пятый ничего не ответил, заставив меня напрячься. Чем ближе к пещерам кайбера, тем больше сил у него уходило на борьбу с Поглотителем. Я чувствовал это и старался не дергать его лишний раз. Но сейчас ощутил пустоту, оставшись без его незримой поддержки.

— Джове, все хорошо?

Я повернулся к брату, с тревогой всматривающемуся в мое окаменевшее лицо без малейшего признака эмоций. Еще совсем недавно мой ответ был бы совсем иным, но теперь Фрис единственный, кто все знает. И я не видел смысла врать ему или что-то недоговаривать. Уж точно не теперь, когда впереди ждали ледяные недра самого опасного подземелья на Тайтоне.

— Пятый замолчал. Кажется, начинается.

— Тогда не пойдем! — реакция Фриса была мгновенной. — А если тебя снова видениями накроет? Как ты сможешь удержать Поглотителя в одиночку?

— Смогу. Или сдохну. Другого выбора нет.

— Вот сейчас совсем не успокоил, Джове!

— Прости, — я виновато улыбнулся и, чуть подумав, сунул ему в руки шарик Преобразователя. — Возьми. Пригодится.

— Нет! Зачем? Он привязан к тебе, я все равно не могу его использовать!

— Не ври, — под моим проникающим в душу взглядом Фрис ответл глаза. — Ты квард. И мой наблюдатель по программе ассимиляции диких разумных Гри. Не забыл? У тебя есть весь доступ, какой только нужен. Если… у меня не получится: заверши начатое и доставь источник домой на Альдераан. Прошу, брат! Кроме тебя мне больше не на кого положиться.

— Х-хорошо.

— Спасибо, — я облегченно улыбнулся и, оглянувшись на привратника, весь разговор деликатно стоящего в стороне, почтительно склонил голову. — Мы за тобой, привратник.

Дроид пробурчал что-то одобрительное и первым шагнул под своды пещеры. Следом за ним я, и уже потом понурый Фрис, крепко сжимающий в одной руке шарик Преобразователя, а в другой световой меч.

— Оружие вам не понадобится, — указал на него привратник, когда мы миновали узкий перешеек и вышли к пассажирскому лифту, ведущему в недра подземелья ледяного озера. На что Фрис лишь фыркнул и еще крепче вцепился в «Сияние неба», пока я менял облик экзера на теплый меховой пуховик по образцу зимнего снаряжения для юнлингов. Небольшая блажь в угоду ностальгии по былым временам, но мне отчего-то было приятно вновь ощутить щекочущий мех теплого воротника на шее. Словно я вновь там, в кругу первого клана юнлингов, в ожидании неизвестности перед грядущим Испытанием…

«Как ты думаешь, что мы там увидим?» — приглушенное эхо давних событий в голове окрепло, обретя узнаваемые очертания детского голоса Ланы. Образы.

Еще и наклонилась близко, лиса любопытная, своим меховым капюшоном кожу щекотит. Чешется, р-р-р…

«Нет!»

Встряхнувшись, я встряхнулся всем телом, изгоняя назойливое давление Силы в висках. Привратник, наблюдая эту картину, только развел гибкими руками-манипуляторами.

— Я предупреждал. Активный кайбер по-особому воздействует на Силу. Уже здесь, наверху, вы можете ощутить его влияние. А когда спуститесь вниз, будет еще труднее.

— Мы поняли! — я поспешил прервать старика, видя зарождающуюся панику в глазах Фриса, уже почти готового оглушить меня и за шкирку тащить наружу. — Не нагнетай. Там нет ничего такого, с чем не справится подмастерье Разума. Верно, брат?

Судя по его виду, Фрис не разделял моей напускной уверенности, но знал о бессмысленности дальнейших споров и просто промолчал. Разве что еще ближе встал рядом, готовый в любой момент подставить плечо в случае нужды.

Благодарно улыбнувшисьему, я дождался, пока привратник вскроет лифт, после чего сделал глубокий вдох и первым шагнул внутрь.

***

Фрис не понял, в какой момент остался один. Еще секунду назад он шагал бок о бок с братом, спускаясь в недра подледного хода озера, как вдруг мир вокруг потемнел, и квард осознал себя… нигде.

Это было странное чувство. То, как он воспринимал Силу — сплошной вихрь непрерывной и бесформенной информации, но при этом подчиненной какой-то своей неясной системе — вдруг начал обретать очертания. Сперва неясные и трудно различимые в окружающем густом тумане, но, по мере того, как Фрис шагал вперед, воплощающиеся в зримую форму. Очень знакомую, и напоминающую…

— Пряха?!

— Ученик, — улыбнулась женщина, по обыкновению облаченная в легкомысленный наряд, приятно подчеркивающий достоинства ее гармоничной фигуры. — Рада, что ты, наконец, добрался до меня.

— Не понимаю. Как? — Фрис все еще с трудом верил в происходящее, прогоняя через ядро огромные потоки данных. Но как бы он не пучился, результат выходил неизменный: перед ним действительно стояла их с Джове наставница. Зелтронка, Мастер Разума, более известная, как Пряха, и бывшая кафарель впридачу. Ядреный коктейль из мудрости, юной непосредственности и зашкаливающей сексуальности. Она ничуть не изменилась с их последней встречи, хотя Фрис инстинктивно ощущал, что между этой Пряхой и той, с которой они с братом попрощались в прошлом, есть небольшая разница.

Ответ нашелся раньше, чем он задал вопрос. Пряха смерила его знакомым оценивающим взглядом с головы до ног и весело фыркнула.

— Стоит разок умереть, и все сразу забывают, с какой стороны за Силу браться. Ты когда последний раз медитировал, неуч?

— Эм, — Фрис поневоле покраснел. Мысленно. Все же в бытности квардом есть свои преимущества… или?

Уже не-квард поднял свои руки на уровень глаз, не веря в то, что видит. Сжал, разогнул пальцы. Снова. Поднял ладонь вплотную к лицу. Еще раз. Не показалось! Горячая кровь стучала в венах, разгоняя жизнь по телу. Кожу слегка нагревало от своего теплого дыхания. Его дыхания! Настоящего, живого, а не имитации процессов жизнедеятельности, поддерживаемых кластером вычислительных мощностей в импланте гибридной модуляции.

Медленно и с наслаждением дыша, Фрис поднял голову на улыбающуюся Пряху.

— Только не обделайся на радостях. Живой организм — сложная штука. Никогда не знаешь, в какой момент днище прорвет. Мой совет: держи задний проход сжатым. Хм. Особенно на Зелтросе.

— Я не понимаю…

— Странно, раньше ты был более догадливым, — посетовала Пряха. — Или серое вещество в черепушке думать мешает? На разочаровывай меня, ученик. Смотри вглубь вещей, а не туда, куда падает взор.

Видя, что Фрис все еще не понимает, Пряха вздохнула и соизволила дать подсказку:

— Что есть материя и энергия, как не части одного целого? А Сила?

Повисшая тишина позволила Фрису уйти в себя и еще раз переосмыслить то, что с ним произошло. А потом еще раз. Снова. Десятки, сотни тысяч итераций, прокрученных в сверх-разуме за доли секунды. До тех пор, пока найденное решение не отразилось в резко расширившихся зрачках, в неверии уставившихся на терпеливо ждущую Пряху.

— Понял теперь?

— Пожалуй… Но это сложно. Практически нереально.

— На твоем текущем уровне развития? Согласна. Но кто заставляет тебя останавливаться на достигнутом? Живи. Твори. Развивайся. Обучай других и учись сам. Сила тоже не на пустом месте возникла, знаешь ли!

— А как она возникла? — не сдержал любопытства Фрис, уже успевший успокоиться и с новым возросшим интересом исследующий возможности полностью органического тела. Приседая, прыгая, шевеля конечностями, бегая и, в общем, показывая типичное поведение ребенка, получившего новую игрушку.

Пряха с удовольствием наблюдала за его возней, походя рассказывая вещи, за знание о которых многие одаренные, и не только джедаи с ситхами, убить были готовы.

— Как и все остальное во Вселенной. Мысль. Намерение. Слово. Не каждый может пойти на сломанных ногах без костылей. Или хотя бы просто с колен встать. Кому-то нужна помощь ближнего, а кто-то предпочитает справляться своими силами. Именно последние создали Силу. Некий «протез», с помощью которого они раздвинули границы возможного и нашли путь в ранее неизведанное. Можешь не спрашивать, как их звали — понятия не имею. Сила не дает абсолютного знания после смерти. Она все также остается костылем для тех, кто упал и хочет встать на ноги. Или крыльями, чтобы научиться летать.

— Но как же тогда Семья? — вымолвил Фрис, от слов наставницы даже переставший скакать. — Разве не они воплощают ее? Свет, Тьму, Равновесие?

Пряха рассмеялась, будто он сказал что-то дико нелепое.

— Кто? Эти три чудика на эгрегоре Силы, которое они называют Мортис? Не смеши. Если протез намертво врастает в тело, это еще не делает калеку здоровым. Он все такой же увеченный, каким был прежде, разве что двигается пошустрее и мыслит пошире. Но о том, чтобы сделать марш-бросок в полной выкладке и с дополнительным грузом на плечах, можно забыть! Безногого в десант не возьмут.

Фрис на какое-то время умолк, переваривая свалившуюся информацию, прежде чем задать следующий вопрос.

— Выходит, все зря? Все эти войны джедаев с ситхами…

— Мышиная возня детей в песочнице, — подтвердила Пряха. — Над которыми сидят три салабона постарше и задают правила игры. Кто соблюдает — тому пряник и ведро с водичкой, чтобы замки строить. Остальным же песка в глаза и лопаткой по хребту, если за бортик полезут.

— Джове! — озарило Фриса, а Пряха снова кивнула, подтверждая его догадку.

— В песочнице все должны знать свое место. Бо́льшую часть жизни меня это устраивало, но, когда я встретила тебя с братом… Будто пелена спала. По крайней мере, так мне тогда казалось. Я поняла, что должна делать, чтобы сдвинуться с мертвой точки. Не все вышло так, как хотелось бы, но в итоге, — Пряха широко раскинула руки, будто норовя обнять весь мир, — я здесь, как видишь. Свободная. И готовая идти дальше. Только сначала решила дождаться тебя. Единственного, кто смог бы узреть меня настоящую сквозь видения Силы.

— Зачем?

— Чтобы сказать спасибо.

В недоумении шевельнув бровями, Фрис замер, смотря на вдруг опустившую голову и плечи наставницу. Лицо ее выражало глубокую скорбь и вино, а обычно уверенная осанка сгорбилась, показывая немалый груз совести, лежащий на плечах.

— За что, учитель? — рискнул спросить Фрис, когда молчание излишне затянулось. Пряха вздрогнула и, не рискуя поднять глаза на него, едва слышно прошептала.

— Могру.

— А?…

— Он был целиком и полностью моей ошибкой, — каждое слово давалось Пряхе с трудом, и Фрис видел, как по ее щекам текут ручейки слез. — Я была самонадеяна и ослеплена гордыней. Как же! Мастер Разума, владеющая Силой, столько пережившая и повидавшая все возможное на своем веку. Дура набитая. Мне не хватило мозгов понять, какое чудовище я пригрела на груди. До тех пор, пока не стало слишком поздно.

— Учитель…

— Нет, — Пряха подняла руку, заставляя Фриса замолчать. — Теперь уже ничего не изменить, и вам с Джове пришлось исправлять мою ошибку. Если бы я тогда смогла нанести решающий удар, ничего бы этого не произошло. Но я промедлила, Могру убил меня первой, и после едва не утопил галактику в крови. Столько невинных жизней загублено! Их голоса, лишенные посмертия, навсегда останутся со мной. Если бы не вы с братом, их бы стало еще больше. Спасибо. И еще раз прости, за то, что взвалила на него эту ношу.

На этот раз Фрис дрогнул. В голосе Пряхи звучала искренность, но она не могла знать всего. Поэтому он рассказал. И по мере того, как Фрис изливал душу, лицо женщины бледнело, пока она не прижала ладони ко рту и не выдавила едва слышно:

— Что же я натворила!

— Нет, — на этот раз пришел черед Фриса перебивать учителя. Его голос звучал устало, но в тоже время облегченно. Груз, которой он нес единолично после того, как брат открыл ему правду о себе, более не давил на сердце неподъемной ношей. Теперь Фрис получил шанс высказаться и получить совет от той единственной, кто могла его понять.

— Вы тут ни при чем. Джове сам выбрал свой путь, но в наших силах помочь ему. Помоги мне, учитель, прошу! Я не знаю, что делать! Он мой единственный родной человек. Я не…, — судорожный вдох сорвавшимся голосом, — не могу потерять его.

Пряха смотрела на него глазами полными слез. Долго. Пока не вернула потерянный дар речи и не вымолвила с бесконечной болью:

— Я не могу помочь.

— Что?!

— Прости, Фрис. Я не… Прости, но я не знаю, как…

— Не смей! — взревел Фрис, чувствуя, как его нутро начинает наполнять что-то злое и распирающее, ребующее немедленного выхода. Скрюченные пальцы на руках начало покалывать разрядами молний, а зрачки налились угрожающим золотом, заставив Пряху в страхе отпрянуть назад.

— Не смей уходить от ответа, старая карга! Что толку со всех твоих знаний, если ты не можешь мне помочь спасти брата? Как ты смеешь просить о прощении, если не можешь сделать даже такой мелочи??

Пряха всхлипнула, сдерживая подступившие рыдания. И склонила голову, чем еще больше распалила темный пожар в груди Фриса, заставив его зарычать зверем и занести карающую длань с активированным «Сиянием неба» над головой.

Вот только почему клинок мерцает пронзительным красным, а не умиротворяющим синим светом? И почему так радостно на душе, словно и не было всех тревог последних дней… месяцев…

Фрис повернул голову и замер, увидев в тумане свое отражение. Светящееся мрачным грозовым облаком ядро кварда, перекошенное злобой лицо и жуткий красный световой меч, источающий кровавую жажду убийства.

— На что ты готов ради достижения цели? — оскалился двойник. — Где проходит черта дозволенного? Ее нет. Пределов нет! Прими себя настоящего и возьми то, что принадлежит тебе по праву. Обрети силу спасти тех, кто тебе дорог! Ты искал ответ? Вот он! Протяни руку и прими свою судьбу!

— Нет…

— Что, «нет»? — передразнил темный двойник, взмахнув загудевшим световым мечом и начав наступать на пятящегося Фриса. — Предпочитаешь и дальше плестись в хвосте, пока он рискует жизнью ради других? Ради тебя? Пха-ха! Как ты собрался помогать ему, если себе не можешь? Ничтожество!

— Замолчи…

— Слабак! Жалкий шард!

— Заткнись!

— Ты не спасешь брата! — каждый шаг двойника заканчивался фразой, звучавшей как звон могильного колокола. — Ты не убережешь Джун! Тебе никогда не будет места среди живых! Жалкая поделка Гри! Их технологии не изменят твою настоящую суть: маленький вечно испуганный дроид Фрисби!

— Нет!! Убирайся!!!

— Так заставь меня!

— А-а-а!!!

Фрис закричал и все же сделал выпад световым мечом. Предсказуемый и наивный, над которым посмеялся бы любой из юнлингов, только недавно начавший осваивать световой меч. Но он прошел и… пронзил пустоту.

Дрожа всем телом, Фрис бешено заозирался, и вновь увидел Пряху, тихо стоящую в сторону и с болью наблюдавшую за его метаниями.

— Что?…

— Мое время здесь вышло. Надеюсь, тебе поможет то, что ты увидел. Прощай, родной, береги себя. И не переживай так сильно за Джове. Поверь, у твоего брата хватит сил справиться со всем, что ему предстоит.

— Учитель, — голос Фриса превратился в шепот, и он сделал шаг к ней, умоляюще протянув руку. — Не уходи! Прости меня!

— Глупышка, — Пряха вдруг оказалась рядом и крепко обняла его, буквально утопив в мягких тисках своей внушительной груди. — Джедаи правы в одном: смерти нет. Частица меня всегда будет рядом с вами.

Уже не туман Силы, но эхо былого. Истаивающий голос Пряхи ушел вместе с последними силами, покинувшими Фриса, когда он осознал, что обнимает пустоту. Осев на подогнувшихся ногах, квард обхватил себя руками, мелко вздрагивая и пытаясь прийти в себя от пережитого стресса. А еще через мгновение навалилось возросшее ощущение тяжести нестабильной Силы, давящей на плечи под гнетом толщи замороженной воды, составлявшей стены пещеры.

Как в забытье, Фрис поднял голову и буквально перед своим носом увидел кристалл. Маленький осколок кайбера бледно-голубого цвета, искрящийся на фоне бездушного льда и зовущий его к себе.

Протянув руку, Фрис аккуратно вытащил из ледяного плена кристалл, и в то же мгновение «Сияние неба» на его поясе едва слышно запело. Последняя частичка, необходимая ему, чтобы стать неделимой частью нового партнера, была найдена: еще один кайбер кристалл, предназначенный для создания парного светового меча.

Две половины целого, отражающие душевную чистоту и способность сострадать своего носителя, встретились. «Сияние неба» и еще не рожденная «Слеза дождя», чьи очертания Фрис уже представлял, любуясь правильными гранями кристалла в своей ладони.

— Брат…

Свист сквозного ветра, пронесшегося через пещеру, заставил Фриса подорваться на ноги и, оскальзываясь, рвануть на источник звука. Беглое сканирование показывало, что видения Силы вывели его в сеть тоннелей где-то на полпути ко дну озера, откуда и донесся голос Джове. Оставшееся расстояние предстояло проделать под усиливающимся давлением зудящей Силы, вызванной активностью кайбер-кристаллов, вошедших в активный цикл роста.

Тот осколок, что достался в награду за прохождение Испытания, тоже резонировал в унисон с родичами, запертыми в вечных тесках ледяного плена. Фрис пока не знал всех его свойств, но уже одна усилившаяся связь с Силой, позволившая четко определить местоположение брата, с лихвой окупала все пережитое.

— Брат…

— Джове! Держись, я иду!

Пусть Пряха и сравнивала с Силу с костылями, но сейчас у Фриса не было иного выхода, кроме как воззвать к ней, чтобы успеть преодолеть такое огромное расстояние вовремя. Обычные техники тут бы не помогли. Всем своим существом Фрис ощущал, что Джове в опасности, и счет идет буквально на минуты.

Сила откликнулась. Дитя, чистое помыслами и душой, молило о помощи, и она услышала, даровав ему возможность, доступную лишь единицам одаренных за всю галактическую историю. Ведомый ощущениями, подсказанными новым кайбер-кристаллом, Фрис глубоко вздохнул и сделал Шаг. Мгновение дезориентации в пространстве, и вот он уже вылетает на другую сторону зыбкого марева, сотканного чистыми линиями Силы.

— Джове!

Купольное помещение из чистого льда Фрис уже видел в памяти Джове, и потому не растерялся, когда вышел на его окраине. Быстро найдя взглядом огромную друзу кайбер-кристаллов посреди зала и замершую рядом с ней человеческую фигуру, Фрис сделал второй Шаг, успев подхватить Джове, держащегося за грани кристалла, до того, как он начал заваливаться на бок.

— Да чтоб тебя! — в сердцах возопил квард. — Когда это уже закончится?!

Быстро и аккуратно, насколько мог, Фрис опустил потерявшего сознание брата под корни ледяной друзы кайбера и положил ладонь ему на лоб. Секунда, другая… Веки Джове затрепетали, открывая белки глаз с красными прожилками лопнувших капилляров. Еще небольшое вливание Силы в истощенный организм, и блуждающий взгляд брата сфокусировался на Фрисе, вызвав из его груди протяжный стон облегчения. Получилось!

— Ты как?

Джове поджал треснувшие пересохшие губы и с усилием выдавил из себя ободряющую улыбку, как поступал всегда, желая его успокоить.

— Терпимо…

— Воды?

— Да.

Отточенными движениями Фрис вытянул руку в два раза от нормы, и, дотянувшись до ближайшего участка чистого льда, пустой ладонью вырезал целый кусок. Никакой Силы или помощи светового меча: исключительно собственные свойства тела кварда, способного разогнать температуру ядра до состояния плазмы.

Еще пара секунд ушла на то, чтобы растопить в сложенной лодочкой ладони кусочек льда и аккуратно поднести живительную влагу ко рту брата. Джове сделал глоток. Закашлялся. Потом еще пару. Этого хватило, чтобы сиплый голос обрел былую силу и перестал походить шепот смертельно-больного.

— Что произошло?

— Поглотитель, — Фрис вздрогнул, когда лицо брата исказила судорога боли. — Ублюдок дождался самого подходящего момента, когда источник ослабил нас. Пятый отключился, а я один не смог его удержать. Сейчас он очнулся, и мы снова взяли контроль, но…

— Что?

— Мы облажались, — в голосе Джове прозвенела горечь. — Поглотитель вырвался на волю и начал пожирать всех, до кого смог дотянуться. Я чувствовал, как кричат их души, но ничего не мог сделать. Это настоящее бедствие, Фрис! Не менее страшное, чем Жнец Могру. И он учится…

— Тогда отправляемся на Дорин к Машине, — Фрис сжал в кулаке шарик Преобразователя и вскочил на ноги. — Немедленно!

— Рано. Выслушай, не перебивай.

Джове с трудом принял сидячее положение и с болезненным стоном схватился за голову.

— Трепыхается, мразь! Уф, ничего, выдержу. Видишь Источник? — он махнул рукой в сторону друзы кайбера. — Из-за ситхов Сила на Тайтоне пошла вразнос, а тут еще и кайбер в цикл вошел. Если не перенести его сейчас, рванет так, что от шарика вообще ничего не останется. И Анью уже будет не спасти.

— Тогда давай я…

— Один ты не сможешь! Преобразователь не вытащит, тут нужна двусторонняя подпитка Силой. И, как я понял, Светом. Особым.

Фрису не нужно было пояснять, о ком именно, идет речь.

— Ей нельзя доверять! Никому из Семьи! Послушай: у меня были видения, и я узнал…

— Потом расскажешь, — Джове со старческим кряхтением кое-как начал подниматься, и Фрису пришлось отвлечься, чтобы не дать ему упасть. — В любом случае, они с братцем заварили эту кашу, им же ее и расхлебывать. Когда мы начнем перенос, у Дочери просто не останется выбора.

Переборов острое желание побиться лбом о стену, Фрис обреченно подставил брату плечо, позволяя опереться на себя и подойти поближе к медленно пульсирующему Источнику кайбера Гри.

— А потом?

— Потом, — губы Джове искривила ухмылка. — Отдам последний долг, и, если не стану овощем, рванем на Дорин. Пора закончить этот кошмар раз и навсегда.

Глава 17. «Дорога домой»

Так хреново, как после побега Поглотителя, вырвавшегося из клетки навязанного сна, мне не было еще никогда! Нет смысла описывать ту агонию, что я пережил. Словами ее все равно не передать. Только владеющий ментальным даром, схожим с моим, сможет хоть немного понять, какого это: оказаться в беспомощной ловушке собственной души без единого проблеска надежды на спасение.

Поглотитель вырвался, когда до консервации и последующего извлечения Источника, оставалась каких-то пара секунд. В тот момент мы с Пятым уже были сильно ослаблены, вынужденные сопротивляться видениям Силы и давлению активного кайбера, с силой полноводной реки расшатывающего опорные сваи нашей концентрации. Все, что оставалось Поглотителю, это дождаться, когда натиск достигнет критической точки, и нанести четко выверенный болезненный укол… Моим же Когтем.

То, что случилось потом, я бы хотел навсегда стереть из памяти. Участь, настигшая Могру, ждала не только тех солдат культистов, которых мы с Фрисом оставили в Храме, но всех разумных в ближайших поселениях, не успевших или не пожелавших покинуть Тайтон. Память, выпиваемая из простых неодаренных душ, не могла насытить Поглотителя так же, как в случае чувствительных к Силе. Там, где хищник удовлетворился бы одним джедаем или ситхом, смерть нашли десятки обычных людей.

Даже сейчас, сидя под корнями друзы кайбера и восстанавливаясь после пережитого, я все еще слышу их крики. Мольбы умирающих душ, заживо сожранных Поглотителем, использовавшего сотканный из ментощупов Коготь, как совершенное оружие неотвратимой смерти! Если бы я не знал обратного, решил бы, что эта мразь наслаждается тем, какую боль причиняет мне своим фактом своего существования. Хотя на самом деле ему плевать. На меня. Пятого. Фриса. Даже себя. Существо иного порядка, каким являлся Поглотитель, олицетворял собой больше идею, нежели реальное воплощение в общепринятом понимании устройства мира.

Идею вечного голода, отраженную в своем имени. Поглотитель.

Сотканный из боли и кусков непереваренных душ, он не ведает усталости. Понятия морали не вызывают у него ни малейшего отклика, ровно, как и любые чувства окружающих. А насыщение неутолимой жажды в процессе поглощения чужой памяти является единственной целью, от которой Поглотитель испытывает почти физическое наслаждение. Как мне кажется. А иначе зачем растягивать мучения своих жертв, позволяя им прочувствовать каждое мгновение агонии, когда их личности растворяются в бездонном урчащем желудке? И почему вообще он предпочитает охотиться, а не бездумно разрастаться, подобно вирусу, поражающему любое существо на своем пути?

В поисках ответов на эти и прочие вопросы я, как всегда, ушел в себя, чем вызвал недовольство Пятого, вынужденного вновь тратить драгоценные крохи сил на мысленный диалог.

«Не отвлекайся», — дал о себе его голос, слишком слабый, чтобы выражать хоть какие-то чувства. Эта были его первые слова с момента пробуждения и повторного пленения Поглотителя, и знание, что он цел, хотя и вымотан в край, позволило мне выдохнуть сильнее, чем, когда я понял, что Источник не придется тащить наверх.

«Дружище! Рад, что ты выжил! Как самочувствие?»

«Смешно».

Пятый выдержал долгую напряженную паузу, собираясь с силами, прежде чем также тихо признаться:

«Второго раза я не вынесу. Если снова начнется — сразу забирай управление вторым духовным контуром и выталкивай меня в сумрак. Оттуда я еще смогу вернуться…».

«Прости, Пятый. Я растерялся и не успел среагировать».

«Не твоя вина, что этот выродок столько сил накопил. Могру очень сытный оказался».

«Еще бы! — хмыкнул я. — Три века воспоминаний с приправой из кровавых жертвоприношений — настоящий деликатес».

«Значит, ты тоже их видел?»

«Только расколотые осколки в сумраке, — от не самых приятных воспоминаний свело скулы. — Единственный случай, когда хочется сказать Поглотителю спасибо. Ублюдок получил по заслугам, жаль только переварился быстро. Монстрик проголодался».

«Ценный урок для тебя, — не удержался от нотации Пятый. — Запоминай, что бывает, когда любовь превращается в одержимость. Ты на многое готов ради близких, но не позволяй чувствам к ним ослепить себя, как произошло с Могру».

«Я не настолько безумен».

Пятый хмыкнул, имея свое мнение на этот счет, и погрузился в молчание. Я же оглянулся в сторону выхода из зала источника, где как раз промелькнули две увеличивающиеся тени. Чтобы через пару минут выйти на свет, вызывая у меня выдох облегчения. Все же смог. До последнего сомневался, что его Телепортация Силы способна утянуть за собой кроме самого одаренного, но, видимо, Фрис — действительно особый случай.

— Вы быстро, — похвалил я брата, когда он подошел ближе, ведя за собой упирающегося привратника. Очевидно, дроид до последнего сопротивлялся, следуя заложенной матрице поведения и не жалая отклоняться от привычного образа действий, не меняющегося уже много веков.

Все изменилось, когда его взгляд упал на Источник — массивную друзу кайбер-кристаллов за моей спиной. Непрерывный поток ворчания из динамика привратника резко оборвался, а он сам замер недвижимой металлической статуей самому себе.

— Потрясающе. Мастер был прав. Он действительно существует, — спустя десяток секунд томительного молчания ожил дроид и сделал пару нетвердых шагов навстречу ко мне.

— Что за мастер? — не сдержал любопытства Фрис. Привратник не ответил. Сначала. Проделав оставшийся путь до источника кайбера, дроид обошел меня по кругу и с трепетом приложил подвижную кисть манипулятора к одной из граней. В этом просто движении было заключено столько чувства, столько незримой нежности, что у меня не хватило сил вмешаться, хотя время поджимало.

Дав старику возможность переварить случившееся в электронных мозгах, я дождался, пока он отпрянет в сторону и лишь тогда задал свой вопрос:

— Так, ты пойдешь с нами?

— Да. Для этого мастер меня и создал. Истинная цель, — сказал привратник, отвечая сразу на оба наших с Фрисом вопроса. — Появление здесь разблокировало зашифрованный блок памяти. Теперь я обязан оберегать драгоценный самоцвет наследия Гри и следить, чтобы его цветению никто не мешал. Поэтому на Тайтоне ему больше не место. Вы поможете найти ему новый дом?

— Найдем, — я поднял повыше шарик Преобразователя, заставляя его замерцать причудливым узором голубых импульсов. — И сами перенесем. От тебя только потребуется быть рядом и продолжать делать свою работу: помогать новым поколениям одаренных искать свои кайбер-кристаллы.

— Это честь для меня, Джове Атран.

Короткий взгляд в сторону Фриса, недоуменно пожавшего плечами, ничего не объяснил. Привратник продолжал поедать меня преданным взглядом пса, обретшего давно ожидаемого хозяина, при этом не спеша пояснять, откуда он узнал о названии клана. Ни я, ни Фрис не упоминали о нем в разговоре прежде, а это значит… Что?

— Откуда ты узнал об Атран?

— Тернист путь познающих Силу, — если бы не издержки неподвижного корпуса, не предусматривающего использование мимики на голове дроида, я был бы уверен, что он улыбается. — Мастер был мудр. Последний Оракул Силы, обучавшийся на стыке союза Тьмы и Света во времена заката Вечного Альянса. Он зрел в будущее дальше других и мог видеть множество путей. Твоя судьба не предопределена, юный джедай. Помни об этом, когда окажешься в петле, из которой нет выхода.

«Очередные загадки и тайны, сокрытые покровом Силы».

Я скривился. От видений будущего на моей памяти редко можно было ждать что-то хорошего. Особенно, если за ними так и проглядывается знакомый почерк острых коготков одной особы, повадившейся вмешиваться в дела смертных. Но на этот раз Она превзошла себя!

Эпоха Вечного Альянса. Неужели Дочь уже тогда знала, кто однажды станет проводником ее воли Светлой стороны? И не являлся ли таинственный создатель Привратника еще одним инструментом, с помощью которого она хотела добиться… Чего?

«Не важно!» — одернул я сам себя. В чем бы не состояла игра Дочери, это не будет иметь смысла, если подохну, тратя драгоценное время на пустые размышления.

— Фрис, держи Привратника и готовься к переходу, — скомандовал я брату, поворачиваясь лицом к источнику кайбера и сжимая в ладони шарик Преобразователя. Активация прокола в зоне стационарного перехода, составляющего не много не мало — саму планету, к которой привязаны врата Звездной сети — дело пары секунд. Но когда я попытался Силой сдвинуть друзу кайбер-кристаллов, замерзшее озеро содрогнулось, до дрожи пугая надрывным звуком трескающегося льда.

— Джове!

— Знаю!

Я упрямо оскалился, чувствую растущее напряжение Силы в воздухе и усиливая давление Телекинеза на источник кайбера. Для активации фазового смещения и перехода в Звездную сеть нужно было всего навсего приподнять его в воздух, оторвав от вмороженного в лед основания. Плевая задачка, если бы не одно «но».

— Джове!!

Грохот и треск льда усилился. Основание источника кайбера пошло трещинами, запуская над куполом зала усиливающийся вихрь Силы.

— М-мать!… Держ-и-и…!!!

«Прокол завершен, — во внезапно воцарившейся тишине, ознаменовавший успешный вход в портал Звездной сети, безжизненный голос Преобразователя показался гласом бога мертвых. — Внимание: обнаружена аномалия в точке перехода системы 000-002578. Внимание: выявлено нарушение триангуляционных параметров зоны перехода. Попытка обновления системы координат… Ошибка. Отсутствует подключение к управляющему контуру 000-002578».

Светящаяся белым светом рамка портала за нашими спинами потускнела, оставив нас с Фрисом тупо пялиться на нее.

— И…

— Э-э?…

— Угу.

— О-о-о!

Обернувшись на стон, мы увидели Привратника, клещом вцепившегося в ледяную глыбу, завалившуюся на бок прямо поперек тропы Звездной сети. Насильно вырванный из привычной среды, источник медленно мерцал, концентрируя внутри себя накопленную Силу и медленно погружаясь в режим консервации. Одновременно с чем лед начал таять, пока прямо на глазах не сжался в компактную глыбу, уютно устроившуюся в манипулятор Привратника, начавшего испускать из корпуса белые клубы пара хладогента.

— А-а?

— М-да…

— Кхм.

Приглянувшись, мы с Фрисом пожали плечами и вновь повернулись к погасшему порталу, пытаясь понять масштаб оставленных по ту сторону проблем.

— Только не говори, что мы раскурочили целую планету.

— Даже для нас это было бы слишком, — Фрис шагнул к рамке портала и боязливо потыкал в нее пальцев. Ожидаемо, без какого-либо результата. — С другой стороны, он погас, а не исчез, верно? Может быть, все не так плохо?

— Надеюсь.

Я устало прикрыл глаза и, деактивировав шлем экзера, аварийно воплощенный во время перехода, утер насквозь мокрый лоб. В подпространстве Звездной сети давление Поглотителя стало ощущаться меньше, позволив нам с Пятым кратко обменяться мыслями и прийти к выводу: нам просто невероятно повезло. Источник не рванул в процессе извлечения, а сейчас оставался стабильным благодаря Привратнику, охлаждающему его за счет своих внутренних систем. Лучшего исхода и желать было нельзя, не беря во внимание тревожную судьбу оставленного позади Тайтона.

— Узнаем, что с ним, когда доберемся до Альдераана, — уже вслух подытожил я, уверенно поворачиваясь к Привратнику, баюкающему в гибких манипуляторах ледяную глубы, как самого любимого долгожданного ребенка.

— Следуй за нами.

***

Прибытие Главы клана ожидали всей семьей Атран, а это не менее двух с половиной сотен людей и зелтронов всех возрастов, заполонивших заснеженную площадь у подножия центрального шпиля дома. Настроение среди собравшихся царило приподнятое. Илония то и дело слышала детский смех поверх оживленных разговоров взрослых, обсуждавших долгожданное возвращение Основателя клана. При этом среди общей массы людей прослеживалось определенное разделение, заметное по элементам одеяний и расовой принадлежности.

Первые и самые тихие среди Атран: служба внешней разведки или Мечи, в число которых входила и мать Джове Айлари. Единственные из всех обитателей дома носящие боевые доспехи, они отвечали за сохранность тайны существования клана на территории Альдераана, пресекая любые попытки внешнего мира узнать о них. Что, порой, выливалось в крупные военные конфликты, к окончанию которых все «заинтересованные» лица аккуратно удалялись точечными хирургическими операциями, не оставляющими за собой ни малейших следов.

Далее, рассредоточившаяся по периметру галдящей толпы цепочка людей в военной униформе. Они единственные из присутствующих имели право носить при себе боевое оружие на территории базы, а также имели решающий голос в урегулировании всех внутренних конфликтов семьи. Их так и называли — Щиты, занимающиеся поддержанием безопасности базы клана и обеспечением ее полной автономности от цивилизации за пределами Джараанских гор. При этом присоединиться к ним могли только те, кто владел Силой или получил по наследству зелтронские способности к эмпатии. Илония знала, что среди Атран, часто вступающих в браки с зелтронами, таких немало, но к военной службе тягу имели лишь немногие. А все из-за определённой атмосферы в клане, поддерживаемой третий и самой многочисленной его частью.

Именно они производили больше всего шума на площади, активно обсуждая возвращение Основателя и щедро делясь своей радостью к окружающими. Чувствующие, как они себя называли — по меньше мере с сотню людей, зелтронов и полукровок обоих рас, объединенных стремлением поддержать мир и гармонию в клане. Благодаря им Атран на протяжении трех веков с момента создания мирно уживались друг с другом, гася все зарождающиеся конфликты на корню. Чувствующие являлись тем самым сердцем, которое согревало дом клана, не позволяя его выстудить и самым лютым морозам, приносимым с вершин Джараанских гор.

Наконец, отдельной четвертой кучкой среди Чувствующих выделялась паства Патрика-Третьего — религиозного фанатика Джове, возведшего в культ его жизнь, тесно связанную с технологиями Гри. Илония никогда не любила проповедников, но вынужденно признавала, что здешние умели так преподнести свою веру, что в нее в самом деле хотелось окунуться с головой. Горящие праведным огнем взгляды и кипучая жажда деятельности — черты, заражавшие окружающих с силой самого опасного вируса. В какой-то момент Илония поймала себя на мысли, что не просто слушает — верит, в то что ей говорят — и поспешила ретироваться, пока и ее не подрядили на ежедневные молебные приседания, которыми уверовавшие девушки и женщины кдана занимались с вызывающим опасение энтузиазмом.

«Не иначе готовятся к прибытию Джове», — кольнула ревность сердце Илонии, но экс-принцесса Пантир быстро взяла себя в руки, сосредоточившись на посадке пассажирского шаттла. Пронзив густую стену искусственного тумана, плотной пеленой скрывающую подножие гор и саму базу клана от взора альдераанской цивилизации, машина нырнула носом вниз и плавно опустилась перед торжественно притихшей толпой.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, Илония прижала кулачки к груди, напрочь пропустив появление Кары и Ланы, вставших по ее бокам и точно также устремивших взгляды на опускающийся трап шаттла.

— Даже не верится, что он вернулся.

— И-и!

От неожиданности Илония пискнула, но Кара успела зажать ей рот и приложить пальчик к своим губам, призывая к тишине.

— Тише. Смотри.

Трап опустился, и по нему сошли трое. Сперва в клубах отработанного пара из системы охлаждения появился дроид незнакомой модели, держащий в гибких руках-манипуляторах какую-то тускло мерцающую глыбу льда. Следом сошел неоновый брат-близнец Джове Фрис, широко улыбнувшейся и ребячески помахавший рукой притихшей толпе.

И, наконец Он. В едином порыве Илония и все Атран до единого преклонили колени, смотря в лицо мужчины, одетого в простую джедайскую робу и с теплой улыбкой оглядывающего свой клан.

В какой-то момент их взгляды пересеклись, и Илония ощутила прикосновение знакомого разума, вызвавшего у нее щекочущую толпу мурашек по коже. Однако сейчас ощущения казались куда ярче и полнее, чем раньше! Словно весь палиндромик килликов Уруир обратил на не нее взор.

Но это были не они, а всего лишь один единственный человек. Тот, чьего возвращения она так долго и отчаянно ждала.

«Здравствуй, принцесса. Скучала?»

В тот же момент, как Илония услышала в Силе его голос, по ее щекам потекли слезы. Все страхи и сомнения последних дней с того момента, как Лана прилетела на Везунчике с крайне пугающими вестями, улетучились в один миг! Девушка смотрела на Джове, купалась вместе со всем кланом в его Силе, ласковым Светом окутавшим каждого человека и зелтрона на площади, и понимала: теперь все будет хорошо.

Глава клана Атран вернулся домой.

***

— О Великий, Святейший Глава! Славья Гри! Славья Гри! Твоя паства исполнила все в точности, как ты велел!

— Я… чего? Кому велел?

Спустя пять часов после перехода на Альдераан и триумфального полета на базу клана Атран, где меня встречало все его разросшееся многоликое семейство, случилось неизбежное. Ловушка была расставлена по всем правилам: пустой коридор нижнего этажа подземных пещер килликов, ведущей к вместилищу Сота, имел всего два выхода. Оба из которых перекрыла толпа благоговейно замерших фанатов, состоящих из людей и зелтронов всех возрастов — молодое поколение потомства основателей клана. Коими в Атран, наравне со мной, считали Азура, Динора и их жен, в спешном порядке подготавливаемых к выходу из длительной криогенной заморозки.

Так вот. Возглавлял эту толпу не кто иной, как сам Патрик Третий — правнук Патрика, друга Фриса, с которым они когда-то навели шороху среди Стражей ради поиска координат Центра Прайм. Еще молодой по меркам зелтронов мужчина сверлил меня фанатичным взглядом преданного пса и чуть ли не слюну пускал, желая как можно скорее ответить на заданный вопрос.

— Тем, кто был послан нести свет истинной веры в другие миры! Они сделали все в точности, как ты велел! Планета Миркия располагается в крайнем звездном рукаве хайданского пути. Основанная нашими братьями и сестрами колония уже начала приносить прибыль и готовится стать первым маяком для тех, кто готов узреть истину. Славься Гри!

— Славься Гри!

От дружного рева десяток воодушевленных глоток меня бросило в дрожь, а Фрис в форме пояса экзера сдавленно хрюкнул по внутренней связи. Его ситуация забавляла едва ли не больше Пятого, бессовестно скалящего зубы из своего уголка духовного контура основы.

— Эм…

Принявший мое мычание за одобрение, Патрик гордо выпятил цыплячью грудь и расправил костлявые плечи, при всем своем скромном росте возвышаясь над склонившейся толпой подобно почитаемому пророку.

— Заповеди, оставленные тобой, были выбиты на каменных скрижалях и неукоснительно соблюдаются всеми, кто живет на Миркии! Еще тогда я видел глубокое зерно истинной мудрости в них, но сейчас уже все наши братья и сестры имеют счастье лицезреть истинную красоту твоего дара, о Святейший! Список дежурств на Кинетических Пограничных Постах позволил создать прочный охранный периметр, надежно защищающий прихожан от дикой фауны Миркии и налета рейдеров. Сейчас уже не осталось желающих попробовать на прочность стены обители, славящейся своей процветающей культурой и красотой населяющих ее сестер. Все они свято блюдут заповеди: не едят на ночь и учавствует в ежедневных молебных приседаниях! Отчего не только укрепили свою веру, но и стали самыми завидными невестами на Миркии! Об их красоте и женской грации уже слагают легенды!

— Попа как орех — у мужиков успех! — монолитный женский рык вздыбил волосы у меня на затылке и вызвал истерику конского гогота от Фриса, разрывающего наш внутренний эфир своими сочными комментариями.

Ну а я что? Кто ж знал тогда на Дорине, что невинная шутка выльется во что-то бо́льшее? Великая Сила…

Встретившись взглядом с одной из молодых девчонок в первых рядах, я ощутил, как щеки горячей волной заливает краской. Ну нельзя же «так» откровенно намекать! И вообще… вообще, у меня эвин есть! Вот!

— Но самое ценное обрела не Миркия, — Патрик таинственно понизил голос, мастерски манипулируя настроением паствы, трепетно внимающей каждому его слову. — Здесь, в нашем доме, мы узрели Путь и обрели Знание, бесценные для всякого жаждущего просветления.

— …

— Звездные войны, — приосанился Патрик, вызвав очередную волну дрожи во мне и, наконец, заткнув смеющегося Фриса. — Мне понадобилось время, чтобы разгадать замысел Святейшего, давшего всем желающим время на подготовку. Просто и гениально! Через игру дети познают мир. И мы — твои дети — познали первые Звездные Войны, дабы однажды узреть мир, куда сможем уйти и посвятить вечность служению Святейшему и его потомкам!

Патрик раскинул руки, будто обнимая всю нашу семью, тихо вздохнувшую в унисон и смотрящуя на меня снизу-вверх, как на живое божество.

— Страж Сот говорит, что источник кайбера Гри будет интегрирован в его ядро уже этой ночью. Святая мученица Анья Атран станет первой, кто ступит под своды новорожденного неба. И мы все последуем за ней, чтобы наполнить жизнью пустой мир, пока Святейший не присоединится к ней и не вдохнет жизнь в новую вселенную!

Тишина. Мои вытаращенные глаза и тихое охреневание Фриса, стекшего с пояса экзера в бесформенную квардионную лужу на полу.

«Они… А я… Мы тут… Да ну вас!»

Окончательно сбитый с толку, я с трудом вернул лицу бесстрастное выражение и молча прорезал расступившуюся толпу почитателей… Верующих? В общем цензурных слов не осталось. Один мат.

Следуя по наклонной витой тоннеля килликов, выточенной прямо в толще горной породы, я постепенно поднимался к нижним этажам крепости клана Атран, именуемой в кругу семьи по-простому — домом. Причем не с большой буквы, как именуют себя крупные семьи аристократов Альдераана по примеру тех же Пантир или Органа. Нет. Просто дом, куда можно вернуться в любой момент без опасения, что угрозы внешнего мира могут как-то проникнуть внутрь. Надежное убежище, крепкое и монументальное, воплотившее все мои мечтания об уютном и, главное — безопасном месте для всех детей Атран. Включая мои собственных, которым еще только предстояло увидеть этот дивный мир, полный чудес и манящий нераскрытыми тайнами Силы.

Добравшись до нижних уровней, я позволил охране в серебристых доспехах клана, проверить себя, после чего с подчеркнутым почтением получил доступ к лифту. Откуда уже поднялся с минус десятого этажа на пятый верхний, возвышающийся на фоне заснеженных горных пиков стеклянным шпилем, гармонично вписывающимся в окружающий пейзаж.

За минувшие века с основания Атран киллики сумели построить целый город в горах, но заселена была только надземная его часть в виде крепости, сохранившей черты традиционной альдераанской архитектуры. То есть настолько хорошо повторяющей очертания и цвета окружающей среды, что даже без туманной защиты Сота увидеть такую горную базу невооруженным глазом попросту невозможно.

Выбравшись из лифта на открытый небу мостовой переход между западным и северным крылом крепости, я еще какое-то время стоял на месте, вдыхая щиплющий морозный воздух и любуюсь открывшимся взору видами Джараанских гор. Хорошо! И, хоть снаружи стоял крепкий мороз, на душе на какое-то время стало тепло и умиротворенно. До тех пор, пока момент уединения не прервал звук реактивного ранца, и рядом со мной, взметнув вихри снега, не опустилась та, с кем я с момента прибытия едва ли перекинулся парой десятков слов.

— Глава, — Айлари Атран стянула шлем, взяв его под изгиб локтя и опершись бедром на перила рядом со мной. — Все готово?

Не спеша с ответом, я встретил оценивающий взгляд женщины с узких шрамом-ожогом на левой щеке. Интересно. Общие черты, несомненно, прослеживаются, но родственных чувств, как в случае с Кироном и моими детьми почти не ощущалось. Было это вызвано изменениями, внесенными Машиной в мой генетический код или просто потому, что моя душа — не ее настоящий сын? И как вообще себя должны вести себя те, кто хоть и являлись кровными родственниками, но по факту были друг другу чужими людьми?

Пауза затягивалась. Айлари не знала, как себя вести, с каждой секундой нервничая все сильнее. Материнские чувства боролись с ней с выучкой клана, накрепко вбиваемой во всех детей, кто был рожден защищать дом отвнешнего мира. А дисциплина у Мечей Атран, как я уже успел мельком убедиться — железная.

В свою очередь я просто смотрел на нее, пытаясь найти подходящие слова и всякий раз терпя неудачу. Слишком многое нас разделяло и малое связывало. И даже прежние мотивы, побудившие меня начать ее поиски через Кару больше не имели значения. Я и без помощи Айлари Атран прекрасно осознал, кем являюсь на самом деле.

«Пусть ты не человек, но не делай вид, будто лишен эмоций. И чувства сострадания тоже, — тихий шепот Пятого в подсознании вывел меня из оцепенения и помог собраться с мыслями. — Просто скажи то, что ей нужно услышать».

— Я не виню тебя, мама, — Айлари заметно вздогнула от моих слов. — Ты сделала то, что считала нужным, чтобы наш клан обрел шанс на существование. Атран живут благодаря тебе и твоей жертве. К тому же… В Ордене было не так уж плохо. Не считая Раскола и того, что Могру едва не уничтожил всю жизнь в галактике.

Мокрые дорожки на щеках женщины заблестели, замерзая прямо на глазах, но ее исполненный любви взгляд не мог не тронуть меня за душу. Потому я не отстранился, когда она шагнула вперед и с судорожным вздохом сквозь слезы порывисто обняла меня.

— Если бы ты только знал, как я скучала по тебе, сынок!

— Я знаю.

Айлари отняла голову от моей груди и, сморгнув слезы, с улыбкой посмотрела на меня снизу-вверх.

— Ты стал таким взрослым и сильным. Настоящий джедай! Отец бы гордился. Как и я.

«Даже так, — разделил Пятый мое недоумение. — История принимает интересный оборот».

— Расскажи о нем.

— Он был любовью всей моей жизни, — в эмоциях Айлари резанула застарелая боль тоски, практически сразу взятая ей под контроль. — Рожденный Ульго, но душой всецело Атран. Джарвас сделал все возможное, чтобы защитить нашу семью. Даже если в глазах других людей это сделало его чудовищем.

— Палач Ульго…

— Джарвас ненавидел эту кличку, но ему пришлось быть жестким. Иначе никак. Клан был на грани раскрытия, и Джарвас защищал его наравне со мной. Атран превыше всего.

— Верно, — простанственно отозвался я, выпуская маму из объятий и позволяя ей еще раз осмотреть себя с ног до головы.

— До сих пор не могу поверить, как ты вымахал! На две головы выше меня! Ситхи, наверное, от одного вида разбегаются… прости, — Айлари поспешно осеклась, увидев помрачневшее выражение моего лица. — Я сказала что-то не то?

Нет. Просто Поглотитель ворочается, напоминая, что времени у меня осталось не так много.

— Мелочи, не бери в голову. Ты выяснила то, о чем я тебя просил?

— Выяснила, — усмехнулась мама, вытащив из наруча тонкую пластинку инфо-чипа и протянув ее мне. — Признаться, я всего чего угодно ожидала после нашей встречи, но не слов: «Разузнай, что произошло с системой Тайтон!»

Если Айлари ожидала смутить меня, то ее постигло разочарование. Содеянное висело тяжким грузом на душе, и, пусть доставка источника Соту была в приоритете, мы с Фрисом не забыли, какую цену пришлось ради этого заплатить.

— Что здесь?

— Последние сводки по гиперпространственному шторму на территории Республики. Пока он затухал, пропала связь с многими звездными системами. В основном из-за нарушения работы сети голо-ретрансляторов, но Тайтон… там зафиксировали разрыв гипермаршрута. Все транзитные суда через эту систему в один момент выкинуло из гиперпространства. Те, кому удалось вернуться, рассказали о случившемся. Остальные пропали без вести. Что бы там не произошло, но отныне система Тайтона потеряна для Республики.

Глава 18. «Новый порядок»

Не могу сказать, что новости о судьбе Тайтона как-то сильно сказались на моем состоянии. Конечно, беспокойство стало сильнее, ведь по нашей с Фрисом вине целая звездная система отныне потеряна для Республики. И не простая, а та самая колыбель, где некогда зародился Орден чувствительных к Силе, навсегда изменивший лик галактической цивилизации!

Но испытывал ли я вину? Увы, но для нее просто не нашлось времени. С моим долгожданным появлением дома вскрылся огромный пласт неразрешенных проблем, требующих немедленного вмешательства Главы клана здесь и сейчас. И как бы хреново не было из-за Аньи, зависшей на грани смерти, и своего собственного состояния по вине Поглотителя, за некоторые пришлось взяться сразу по возвращению из вместилища Сота.

Первым делом, я дал добро на расконсервацию систем дальней связи и проконтролировал передачу управляющих массивов «Джофриса» от Джун к защищенным Сотом клановым серверам, уже подготовленным к обработке большого объема данных. Так квардионная нареченная моего брата наконец смогла вздохнуть спокойно, а Атран получили доступ к ресурсной базе, которой им так долго не хватало.

Дальше, воспользовавшись своей полученной еще на Дорине шахтерской лицензией, удаленно оформил право на бессрочную разработку астероидного поля всего в каком-то десятке звездных парсеков от Альдераана. Место было застолблено кланом еще в период своего основания и тщательно оберегалось от посторонних глаз, ожидая часа, когда его обнародование не повлечет за собой катастрофических последствий. А так бы и было, с учетом, какие редкоземельные металлы были обнаружены в толщах астероидных глыб.

Глядя на цифры, выданные аналитиками, Фрис натурально пустил слюни, и я ощутил облегчение, понимая, что теперь даже без моего участие будущее клана обеспечено на века вперед. Уже сейчас доходность «Джофриса» позволяет запустить в работу всю инфраструктуру горнодобывающей компании, при этом обеспечив доставку через дочернюю компанию Съяна Итти! Прекрасная заявка для создания крупной трансгалактической корпорации, занимающейся ресурсо-добычей и транспортировкой, а также надежно прикрытая со всех сторон от загребущих лап конкурентов. Для этого не менее половины свободных активов на начальном этапе было решено пустить на обеспечение безопасности. Единогласным решением всех, кто принимал участи в генеральном собрании семьи.

В то, что новая война с ситхами неизбежна, никто из нас не сомневался. Потому приоритет защиты нашего наследия от грядущих потрясений стоял как никогда остро. Сперва с помощью грубой силы, а позднее более весомыми аргументами, используя постоянно растущие активы «Джофриса».

Конечно, все это дела не одного десятка лет, но положенное начало приятно грело душу теплом приятных перспектив. Жаль, недолго.

Заворочавшийся Поглотитель заставил меня заскрипеть зубами от боли и прервать обсуждение очередного вопроса, обратив на себя обеспокоенные взоры семейства.

— Сын?

Айлари, сидящая рядом, обеспокоенное сжала мое плечо, на что я лишь покачал головой и после короткой паузы сухо сказал:

— Продолжим.

Далее на очереди стояли внутренние вопросы клана, а именно внедрение системы управления, которая до сих пор существовала лишь в зачаточном состоянии. Основные решения принимались на общем совете выборными представителями от каждого крыла клана: Щитов, Мечей, Чувствующих и Верующих. При таком подходе о какой-то четкой структуре власти говорить не приходилось, так как каждый стремился тянуть одеяло в свою пользу, рассуждая о необходимом развитии клана со своей колокольни.

Те же Щиты были помешаны на безопасности, требуя значительных вложений в развитие дома, тогда как Мечи напирали на усиление контрразведки от постоянно растущих внешних угроз. Споры велись яростные, но никогда не переходили границ благодаря усилиям Чувствующих. Которые также гнули свою линию, стремясь увеличить благосостояние дома всеми доступными путями, какие только могла позволить необходимость постоянно скрывать свое происхождение от Великих Домой Альдераана.

Единственные, кто не был скован практически никакими рамками, оставались последователи технологического совершенства Гри. И то лишь потому, что им попросту не была интересна политика и прочие мирские дела, постоянно отвлекающее от духовного самосовершенствования. К моему удивлению дающего определенные плоды, так как самые сильные одаренные Силой ощущались именно среди их числа.

В то же время созданная колония на Миркии показала пастве другой более «приземленный» путь, так что на мое решение об их участии в новой системе управления кланом возражений не встретило. Хотя, как справедливо заметил Фрис по нашей внутренней связи, оно бы не встретило их в любом случае.

Глядя, как эти фанатики с восторженными взглядами ловят каждое мое слово, принимаемое за божественное откровение посланца Древних, поневоле не по себе становилось. Слишком много страсти! Много соблазнов, ведущих к Темной стороне. Если я не хочу повторения ошибок, совершенных Орденом джедаев, об этом тоже стоило подумать уже сейчас, беря во внимание сильную преемственную связь поколений, накрепко укоренившуюся в клане через его зелтронскую часть.

И я принял решение. В чем мне в немалой степени помогли жены, а именно Лана и Кара. Их «особое» положение прекрасно прослеживалось в Силе и являлось предметом и боли, и радости для нас с Пятым, понимающих, какая ответственность уже возложена на тех, кто еще даже не сделал первый вдох.

Мой сын от Ланы ощущался, как огненная искра Света. Непримиримая, яркая, обжигающая. Именно такой, каким должен быть харизматичный лидер, за которым пойдут и в огонь, и в воду, и ситху на куличики! Койен Атран. Так мы с Ланой решили его назвать, когда мириаланка отошла от первых восторгов воссоединения и первой подняла эту тему.

Пройдет всего каких-то двадцать-тридцать лет, и Койен возглавит объединённые крылья Мечей и Щитов, положив начало Роду Силы Атран. Могущественному и несущему в себе лучшие воинственные черты объединенных рас людей, мириалан и зелтронов. В чьих первых рядах которых будут идти Одаренные — потомки Койена — по навыкам не уступающие джедаям древней эпохи. Я видел это вполне четко уже сейчас, смотря в будущее сквозь Силу и испытывая благоговейный трепет перед тем, как военный потенциал Рода Силы Атран затмевает объединенные мощности всех Великих Домов Альдераана. При этом оставаясь в их тени, чтобы уберечь остальную семью от разлагающего влияния Республики и бесконечного цикла войн джедав с ситхами.

Вполне достойная цель, ради достижения которой будет мало одной грубой силы. Поэтому там, где не справится Койен, поможет его сводный брат — наш с Карой сын… Ох. Хоть Четвертый и утратил свою личность при перерождении, однако вся его мудрость и интеллект настолько ярко отпечатались в его искре дара, что Пятый аж слезу пустил. Хотя и скрывал от меня, думая, что из-за взбрыков Поглотителя я ничего не замечу. Заметил. И улыбался, слушая, как тот пытается скрыть смущение за недовольным ворчанием.

Будущий Оракул и адепт созидательной части Светлой Стороны, Атлас Атран возьмет под свое управление всех чувствительных к Силе, рожденных под крыльями Чувствующих и Верующих. Вместе они войдут в объединенный Род Разума Атран, которому предстоит облачить в единую форму расплывчатые верования почитателей Гри, направив их устремления для раздвижения рамок доступного в Силе и технологическое развитие клана. Ибо, как верно подметил Фрис, «костыли могут заменить человеку ноги, но в армию такого уже не возьмут». Дабы не повторить судьбу остальных одаренных Силой, обреченных на вечную борьбу Светлой и Темной стороны, новые поколения Атран должны будут шагнуть за их пределы. И понять, как не просто обеспечить выживание клана в веках, но подарить ему Будущее за пределами бесконечного конфликта, длящегося с начала времен.

Откуда такие глубокомысленные познания Фрис так и не сознался, но я ощущал его смятение, когда он говорил об этом. Что ж, он имеет право на свои тайны. И не мне, так долго скрывавшему правду о своем происхождении, осуждать его.

Тем более, что Кара все еще была недовольна мои выбором имени своему сыну, которое я во всеуслышание огласил на генеральном собрании клана. Слишком отдающим принадлежностью стиля Атран и мало ложившимся на родной язык чалактан. Что и старательно демонстрировала мимикой, более не имея возможностей возразить. А вот нечего было мне на уши на пару с Ланой присаживаться! Сама напросилась. Видели же, в каком состоянии я показался после посещения Аньи, которую в спешном порядке подключали к капсуле полного погружения во вместилище Сота. Или, как его начали потихоньку именовать с моей легкой руки — Колыбели.

Я понимал, что это мой единственный шанс ее спасти, но легче от этого не становилось. И, когда дорогие женушки присели мне на мозги, неясно для чего решив поднять тему имен именно сейчас и не часом позже, то не сдержал эмоций.

«Да будет рожден Атлас, — сказал я заметно вздрогнувшей Каре, внезапно ощутившей колоссальное давление Разящего Света. Выносящего приговор. — Тот, на чьих плечах груз всего неба, судьбой предназначенный для ноши, непосильной никому другому.

«Да будет рожден Койен, — повернулся к Лане, гордо улыбающейся и скрестившей ладошки на пока еще плоском животике. — Храбрый и отважный, воин духа, коему не будет равных во всей галактике».

«И будет рожден…», — я повернулся к Илонии Атран, также пришедшей просить, но уже нечто иное. И, пусть ее способности в Силе ни в какое сравнение не шли с Ланой и Карой, но даже она ощутила прикосновение Разящего Света. И задержала дыхание, когда я подошел к ней ближе, накрыв раскрытой ладонью ее живот и делясь малой частицей своей истиной сути.

«Иди. Фрис проводит тебя в медотсек. У него уже все готово, не так ли?»

Брат, принявший свой квардионный облик, смущенно потупился. Я нарочно не поднимал эту тему, оставив самое интересное на потом, но все же заставил его сгонять на «Везунчик» и вернуться с маленькой герметичной ампулой, содержащий мой генетический семенной материал. Добытый при весьма загадочных обстоятельствах, о которых Фрис молчал, как рыба об лед.

«Что?..», — в тот момент дыхание у Илонии снова перехватило дыхание, но уже не от ощущения Светлой стороны, пульсирующей в ней в такт биению моему источнику. Через Ментальное Слияние она поняла, что я хочу ей сказать, и в неверии округлила глаза, еще не смея поверить своему счастью.

«Я дал тебе слово, принцесса. И оно будет исполнено. Пусть и не так, как ты хочешь, но иного способа нет».

Поглотитель нанес очередной удар по своей клетке, сорвав с моих губ невольный стон и заставив жен напрячься в неслабой тревоге. Они видели, что со мной творится, но не знали, в чем дело и уже отчаялись узнать правду. По крайней мере Кара с Илонией. Лана по обыкновению уперлась и уже собиралась с духом для очередной попытки проломить мою оборону, но я жестом остановил ее, не желая в сотый раз повторять одно и то же.

«Иди, — еще раз повторил я Илонии. — Ты узнаешь его или ее имя, когда вернешься к нам».

Окрыленная девушка ушла. И вернулась теперь, войдя в зал совещаний как раз в момент, когда я приготовился огласить судьбу оставшихся членов клана. Тех, кто не войдет в Роды Силы и Разума по тем или иным причинам. Но образует не менее важный, а то и более элемент единого организма, способного выжить там, где другим суждено стать пеплом на страницах истории.

Наши взгляды пересеклись, и по светящимся счастьем глазам женщины я все понял. Тем не менее, покосился на брата и, увидев его утвердительный кивок, прикрыл глаза и прислушался к Силе.

«Ого! — удивленный возглас Пятого показался настолько громким, что резанул по ушам. — Мы видим одно и то же?»

«Девочка, — улыбнулся я, точно также завороженный приоткрывшейся картиной будущего в Силе. — И она прекрасна».

Моя дочь! Дитя человека и существа иного мира. Обладающая иным сознанием, не похожим ни на одно другого в этом мире… Обрела жизнь. И уже сейчас согревалась безграничной любовью матери, чья заветная несбыточная мечта осуществилась вопреки всему.

«Поздравляю, — сказал довольный Пятый, на радостях ощутившего прилив свежих сил. — Ты будешь счастливым отцом».

«Знаю», — уголки губ поневоле вздрогнули в улыбке.

Я до последнего сомневался, что стоит идти путем искусственного оплодотворения и не пойти путем, положенным природой. Однако любовь к Анье, помноженная на мое состояние, неясно как отразящееся на будущем ребенке, вспоминая трагическую судьбу Первого… В общем, это был компромисс для всех. Вынужденный, да, но он сработал. И даже лучше, чем я предполагал.

— Те, чья любовь к клану настолько велика, что касается всех и каждого, — в практически осязаемой звенящей тишине проронил я. — Чувствующие единым сердцем. Верующие истово всей душой. И отдающие себя без остатка ради счастья других. Вы станете третьей крепкой опорой Атран — Родом Духа! В него войдут те, кто будет направлять нашу семью и обеспечивать ее единство во всех испытаниях, какие только выпадут на нашу долю по воле Силы. И возглавит его моя дочь…

«Я не знаю, кем ты была, Вторая. И уже никогда не смогу отплатить за ту жертву, которую ты принесла ради выживания кластера. Но… я подарил частичку тебя нашей семье. Ей. Нашей девочке. И, быть может, если Сила имеет хоть немного милосердия, ты получишь второй шанс. Как твои братья. Я. И ты…»

— …Сона Атран.

Еще одна короткая пауза, чтобы все присутствующие прониклись сказанным. И когда я заговорил вновь, казалось, будто слова пронзают само время сквозь Силу.

— Да будет трое их, всегда! Разум, Сила, Дух. Три столпа одного целого. Рожденные в сумраке, но вопреки всему нашедшие путь к Свету. Во славу Атран!

***

— Фрис, подожди!

Вздохнув, он остановился и развернулся. Смыться под шумок не получилось: Илония, раскрасневшаяся и растрепанная после поздравлений, нагнала его дверей нижних уровней дома.

Прыжок, и вот уже смеющаяся девушка повисла на шее улыбающегося кварда, аккуратно придерживающего ее Силой, чтобы не навредить искре жизни будущей племянницы. После операции прошло всего ничего, и у него все еще оставался мандраж, хотя результат превысил самые смелые ожидания.

— Спасибо, спасибо, спасибо!

Зацелованный в обе щеки Фрис окончательно стушевался и пробурчал что-то невнятное, пока щебечущая Илония вместе с ним спускалась в подземный город клана. Убеждать ее в том, что его участие в операции ограничилось легким контролем в Силе, тогда как остальное сделали квалифицированные специалисты и хирургическая капсула, было бесполезно. Будущая мама просто не могла сдержать эмоций, и квард позволил ей выплеснуть их. Улыбаясь и кивая в нужных местах, пока основные мыслительные процессы были заняты другими делами.

Когда Джове попросил его проверить, как проходит процесс криогенной разморозки Основателей, прежде чем он сам сможет присоединиться, Фрис с готовностью согласился. Все эти восторги вокруг излечения бесплодия Илонии были слишком утомительны, и он с куда большим удовольствием обменял их на встречу со старыми друзьями. А ныне членами его семьи, в один пугающей момент разросшейся до целого клана.

Подумать только: более двухсот разумных, мирно уживающихся в одном месте и вместе работающих ради одной цели — благополучия своей семьи! На фоне других, где среди родителей и детей постоянный конфликты и ссоры в пределах нормы, Атран казались эталоном. Фрис даже подумать не мог, что такое реально воплотить на практике, ведь даже на Зелтросе редки семьи с таким уровнем сплоченности. Основатели проделали потрясающую работу, и Фрису не терпелось выразить персональную благодарность каждому из них.

Согласно отчетам медиков, вся семеро уже подавали признаки жизни, но столетия сна в криогенном льду не проходят бесследно. Азуру, Динору, Юкире, Трини, Нее, Джулари и Энелле нужно было время для пробуждения, пока организмы придут в норму, и зрение обретет возможность различать не только белесую дымку криозаморозки.

Предполагалось, что они с Джове навестят их вместе, но долгожданная реорганизация управления кланом все еще требовала уточнений Главы. Потому как красивые речи под торжественный гимн Силы — это красиво, безусловно, но кадровых вопросов не решат.

До того, как дети Джове — все трое — будут способны принять бразды правления кланом, пройдет много лет. И все это время кланом должен будет кто-то управлять. Фрис отчаянно надеялся, что это будет его Глава, но последние события все сильнее подтачивали его уверенность.

Поглотитель… эта тварь не сдавалась, и каждый раз, как лицо брата искажалось болью внутренней борьбы, Фрис страдал вместе с ним. И мысленно выл от бессилия, вынужденный сохранять улыбчивый и непринужденный вид, зная, что ничем не может помочь. Ничем!

— Я тебя чем-то обидела? — улыбка Илонии померкла, когда она уловила его сдавленное рычание сквозь зубы.

— Нет, это я от волнения. Давно не видел друзей, соскучился! — поспешил реабилитироваться Фрис, натягивая на лицо насквозь фальшивую маску воодушевления. К счастью, возможности тела кварда во многом превосходили способности органиков к мимике, и Илония вновь заулыбалась, купившись на спектакль в ее честь.

— Мне тоже хочется с ними познакомиться! Айлари рассказывала, как им трудно пришлось на первых этапах строительства дома.

— Они проделали титаническую работу. Мы с братом, да и все Атран перед ними в неоплатном долгу…

— Фрис!!! Пряха меня задери, у вас получилось!!

Знакомый крик, едва стоило переступить порог реабилитационной палаты, помог Фрису сменить фальшивую улыбку на искреннюю.

— А ты раздобрел, Основатель.

Фрис подхватил под мышки вскочившего с наклонного ложа мед-капсулы зелтрона, не позволяя ему упасть на подкосившихся ногах. После чего оба крепко обнялись, пока остальные путешественники из прошлого с довольными улыбками наблюдали эту трогательную сцену воссоединения.

— Не начинай, — перекосило бородатого и обзаведшегося едва заметным брюшком Азура, как только Фрис помог ему сесть обратно в капсулу. — Потомки уже постарались. Мне столько лести в уши не лили с тех пор, когда Юки уговаривала купить ту партию тонирея у Альдо…

— Сейчас кто-то обратно в криозаморозку полезет, — донеслось угрожающее шипение о капсулы рядом, где приходило в себя рыжеволосое бедствие всей семьи Основателей. — Фрисик, солнышко, иди скорей сюда! Твоя любимая сестричка соскучилась!

— А-мм…

В поисках помощи Фрис закрутил головой. На что Азур притворился отмороженной ветошью, а Динор, с годами ничуть не потерявший мышечной массы, зато обзаведшийся высокими залысинами, с улыбкой развел руками. Мол, мы честно пытались ее запереть ее в туалете, но она выбралась и пролезла в заморозку со всеми. Теперь стенайте и терпите. Вместе со всеми.

Пришлось идти и покорно утопать в удушающих объятьях вредно хихикающей Юкиры, решившись излить всю свою радость за три века разлуки. Вот уж кто ни капли не изменилась с последней встречи! А после последовательно побывать еще в четырех не менее бурных объятьях. Трини, Джулари, Неи и Энелла — бывшие кафарель, а ныне одни из Основателей обширного семейства Атран, источали в мир счастье и умиротворение. Во всех смыслах. Еще на подходе Фрис заблокировал рецепторы, не понаслышке зная, на что способны феромоны возбужденных зелтронов. Видимо заморозка оказала на женщин особый эффект, так что восстанавливать контроль им пришлось долго.

Из всех накрыло только Илонию. Не ожидавшую такого напора и «поплывшую» девушку, так и не успевшую представиться, спешно вывели из палаты подышать. После чего Юкира сразу прекратила кривляться и вполне осознанно кивнула Фрису.

— Фигуристая. Твоя?

— Брата.

— Дождались! И трех веков не прошло!

Зелтронки с одобрением переглянулись, и Фрис решил не спешить их просвещать насчет Ланы и Кары. С точки зрения зелтронов большая семья с большим количеством мужей и жен — залог ее процветания. И Юки всегда хотела, чтобы брат одарил вниманием на кого-то еще кроме своей незаменимой эвин. Как бы не задушили его в порыве радости от таких новостей.

— А где он, кстати? — наконец, сподобился Азур. И вовремя. Брат как раз входил в палату в обнимку с отдышавшейся Илонией, вызвав радостные женские возгласы и одобрительный мужской рык. В первый момент. А потом Фрис с удивлением наблюдал картину, как сперва Азур, а следом за ним и остальные Основатели Атран выползли из своих капсул и почтительно приклонили колени.

— Мы все сделали, как ты и завещал, Глава. Во славу Атран.

— Во славу, — эхом отозвался брат и… засмеялся, первым шагая вперед и в охапку сгребая ближайших взвизгнувших зелтронок и Азура с Динором. — Как же я соскучился!

Фриса вновь закрутил водоворот воссоединения давних друзей, ставших одной большой и крепкой семьей. И даже в какой-то момент он позволил эйфории захватить себя, поддавшись слабости и хоть ненадолго погрузившись в ожившую иллюзию собственной мечты.

А потом Джове вскрикнул от боли, и Фрис мгновенно оказался рядом, оттолкнув охнувших девушек и вцепившись взглядом в побледневшее лицо брата.

— Что?..

— Поглотитель пошел напролом, пришлось выкинуть Пятого в отруб в сумрак. Не знаю, на сколько у меня еще хватит сил… Тащи меня к Соту, живо! Надо успеть…

Джове снова повело, и под тревожные крики семьи Фрис подхватил обмякшее тело брата.

— В сторону!!

Наверное, вид его в этот момент был страшен, потому что все подчинились без колебаний. И молча, что удивительно. Но Фрису уже было напревать. Щедро сдобренная эмоциями Сила отозвалась с запозданием, но все же Телепортация сработала как надо.

Сделав шаг в мед-палате и закончив его в колыбели Стража Сота, Фрис бережно перетек в форму квардионного плаща, удерживающего брата в положении полу-лежа, пока тот боролся со зверем в своей душе.

— Что с ним? — голос Сота разнесся по округлому вместилищу Колыбели, но Фрис не ответил, поддерживая брата силой Светлой стороны и неотрывно следя, как тот борется за свою жизнь. Минуту. Другую. И еще немного, пока ресницы Джове не дрогнули, и он со стоном не уронил голову на грудь, тяжело дыша, как после спринтерского марафона. Поневоле навеявшего воспоминания об их обучении на Дорине.

Тогда брат учился быть джедаем, а Фрис быть им, перенимая то, что ныне составляло главную основу его личности. Все, чем он являлся, и как воспринимал этот мир, стало возможным лишь благодаря Джове. Человеку, увидевшего в маленьком любознательном дроиде не просто машину для исполнения своих прихотей, но полноценную личность. Равную себе, существу из плоти и крови, одаренному настоящей душой!

И вот теперь он умирает… Самое близкое в этом мире существо, с которым и прежде Фрис считал себя частью одного целого. А после раскрытия правды об его истинной сути конструкта, рожденного из частей других разумных существ…

Слезы неудержимым потоком покатились по лицу Фриса. И он не мог остановить их! Все искусственное тело, сотканное из квардионной энергии Ядра Гри, вдруг стало непослушным, зажив своей собственной отдельной жизнью, чего раньше никогда не случалось. Но Фрису было наплевать. Он даже не осознал момента, когда снова принял форму человека и обнял брата за плечи, пока тот разговаривал с Сотом. Сухо и надрывно, с большими паузами, позволяя понять, с какой жуткой силой сражается каждую секунду своего бодрствования.

— …на сколько уже… слияние?

— Уровень синхронизации Источника кайбера и Ядра на шестидесяти восьми процентах. Работаю на пределе, Глава!

— …не спеши… все равно… не успеешь… делай… нормально.

— А как же ты?

— Уже поздно…, — горький смешок сорвался с потрескавшихся губ брата, исторгнув из груди кварда жалобный всхлип. — Фрис?…

— Брат, б-братик!.. Не оставляй меня!..

Лишь усилившаяся хватка брата помогла ему прейти в чувство и ухом склониться над ртом брата, ловя каждое слбеющее слово.

— …на Дорин… аванпост… надо завершить… Процесс…

— Я понял! Я все сделаю, все!! Держись, брат! Только…

— …люблю… тебя…

О, это было слишком! К счастью, кроме Сота, который никогда об этом никому не расскажет, момент величайшей слабости Фриса больше никто не увидел. И когда в Колыбель дома ворвались запыхавшиеся люди и зелтроны, квард уже осушил мокрое от слез лицо и уложил недвижимое тело брата у подножия вирт-капсулы Аньи Атран. Там, за прозрачной крышкой, виднелось лицо не менее бледное, чем у самого Джове. Как и ее эвин, девушка зависла на волоске от смерти, в любой момент грозя сорваться в пропасть, откуда уже не возвращаются.

«Вот только ее шансы выкарабкаться на порядок выше его», — мрачно подумал Фрис, отвечая на вопрос подскочившей Айлари Атран прежде, чем чем мать брата открыла рот.

— Он жив, просто потерял сознание.

— Что случилось?

Фрис хмуро оглядел всех, кто толпой ввалился в Колыбель. Помимо Айлари на сигнал тревоги успели среагировать жены брата, а также весь пробужденный состав Основателей, не успевший даже сменить больничные накидки на нормальную одежду. В другое время Фрис бы не сдержал любопытства и выпытал, каким образом они умудрились оказаться тут одновременно с остальными, но сейчас его заботил только один единственный человек во всем мире.

— Все здесь в курсе о наличии у нас доступа к Звездной Сети, никому объяснять не надо?

Неуверенные переглядывания части присутствующих заставили Фриса закатить глаза и пробурчать под нос что-то особо нецензурное. Времени на разговоры не осталось. По сути, его вообще ни на что не осталось! Теперь каждая секунда промедления уменьшает шансы брата дотянуть до Дориина.

Но и сбежать просто так, без объяснений, было нельзя. Все же они все — одна семья, и Фрис нашел в себе силы на краткие отрывистые объяснения, оставившие больше вопросов, чем ответов.

— Я забираю Джове на Дорин, прямо сейчас. Не знаю, сколько нас не будет, но искать нас нет смысла. Там от вас никакого толку. Да и от меня… а, харш! Сот, если не успеем вернуться вовремя — запускай протокол погружения Аньи в ЗВ-3 без нас! Я все перепроверил, проблем с переносом быть не должно.

— Понял.

— И еще…

Фрис в последний раз оглядел свою семью, но сжавший горло спазм запер все слова, которые он хотел бы сказать. Вместо этого по взмаху руки Джове накрыла мягкая лапа Телекинеза, поднимая его в воздух с одновременным запуском Преобразователя Гри.

Время завершить Вечный Процесс настало.

***

(два месяца спустя)

— Тш-ш. Она очнулась.

Сознание возвращалось к Нове постепенно, будто всплывая из морских глубин на поверхность. И по мере того, как снижалось давление, возвращались воспоминания. Ее обучение в Храме. Путешествия с мастером Орой Леном по забытым мирам в поисках артефактов древних рас. И снова возвращение в Храм. Один и тот же цикл множество раз, разбавляемый лишь краткими мгновениями радости — сеансами связи с тем, кто для воплощал образ лучшего друга, защитника и… может быть чего-то большего в одном лице.

От таких мыслей в груди потеплело, породив волну новых видений из уже недавних времен, когда она, Джове и Лана поддались эмоциям, отпраздновав их воссоединение так, как Нова не смела представлять даже в самых смелых мечтах. Это было жарко! И очень волнительно! Опыт, который твилека испытала, невозможно было сравнить с чем-то еще. Он стал той самой песчинкой, которая начала сход целой лавины, погребя под собой все планы на дальнейшую судьбу в Храме.

Становление полноценным джедаем. Рост до консула, мастера. А позднее и вхождение в Совет Ордена в качестве магистра. Орой Лен всегда говорил, что у нее великий потенциал. И Нова знала, что это так. Ее участью было стать великим джедаем!

«Великим… но не в Ордене».

Потом случился переворот. И эхо гибели многих братьев и сестер, иглами боли пронзавшие Силу. Нова хотел бы сделать больше, но все, на что ее хватило, это подставить свое тело под коварный удар грандмастера Кирона, предавшего Орден и всех джедаев. Прыжок, ослепительный блеск светового клинка и ее крик…

— Лана!

Нова рывком согнулась в поясе и тут же едва не хлопнулась в обморок обратно. От резкого движения левый бок и руку прострелило острой болью, заставив девушку прикусить язык и спешно вспоминать те нехитрые целительские техники, которые она переняла от мастера. Светлая Сторона силы покалывающей волной разошлась по телу, даря краткое облегчение и прочищая взор, позволив разглядеть перед носом улыбающееся лицо лучше подруги.

— Я тоже рада видеть тебя, Нова.

— Лана!!

Они обнялись. Мириаланка старалась быть аккуратной, но Нова все равно не сдержала стона, вынудив подругу с испуганным возгласом отпрянуть в сторону.

— Прости, я не хотела! Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, — Нова пожевала сухими губами и попросила воды. И тут же получила полный бокал в руки: Лана подготовилась заранее.

Пока пила, Нова с возрастающим интересом огляделась по сторонам. Компактный отсек с медицинским оборудованием показался знакомым, но она все равно уточнила, когда утолила жажду:

— Я на «Везунчике»?

— Да. Пару часов, как вытащили тебя из бакта-камеры. Кара хотела подержать еще сутки, но ты и так там два месяца провалялась, так что…

— Сколько?!

— Ой.

Лана виновато опустила взгляд и упустила момент, когда в мед. отсек вошла женщина, от вида которой у твилеки сперва екнуло в груди. Хлесткий подзатыльник сопроводился выговором: «Уже разболтала все?», на что подруга разразилась возмущенным воплем и полезла в драку. Ну или по крайней мере попыталась.

Глядя на их веселую потасовку, Нова заулыбалась, чувствуя, как потаенный страх времен детства медленно покидает ее. В чалактанке больше не чувствовалась Темная сторона. Словно та и не покидала Свет, а все случившееся в Храме на Тайтоне во время Четвертого Раскола оказалось дурным сном.

— Матер Ан’зал?…

— Атран, если на то пошло. И можно просто Кара, — бывшая наставница их клана юнлингов тепло обняла твилеку и с заботой провела рукой поверх ее забинтованных ребер.

— Не сильно болит? После бакты не стоит пичкать организм химией, но, если нужно, у нас есть обезболивающее.

— Спасибо, все хорошо. Почти не болит уже. А где?..

Сперва Нова не поняла, почему обе, и Лана, и Кара, так помрачнели. А потом в мед. отсеке возникла квард Джун, и девушку пригласили в кают-компанию корабля на долгую беседу. Во время которой от нее то и дело пытались скрыть тревожащие подробности, но врать Лана так и не научилась, и Нова скоро узнала всю правду о событиях минувших месяцев, пока она плавала в коме в бакто-камере на «Везунчике».

Услышанные новости оставили двойственное ощущение. С одной стороны, план мастеров Орой Лена и Нак Зиила все же увенчался успехом, и Орден удалось вычистить от гнили, разведенной стараниями опального градмастера. С другой последствия переворота у джедаев до сих пор аукались по всей галактике, пережившей не только галактический гиперпространственный шторм, но и смену правительства Республики.

Канцлер Лашта-Со оказалась убита во время волнений в Сенате, вызванных действиями оппозиционного блока миров, пожелавших под шумок прибрать власть к своим рукам. В числе других высокопоставленных сенаторов центральных миров, Лашту-Со заблокировал в резиденции и отравили газом до прибытия спасательной группы джедаев. Когда те прорвались сквозь ряды наемников и перепрограммированных дроидов, выжить смогли только те сенаторы, чей организм имел высокую сопротивляемость к ядам. Канцлер, увы, таких преимуществ не имела, и скончалась вместе с еще пятью жертвами теракта.

Казалось бы, после этого известия уже ничто не удержит термальный детонатор гражданской войны, но каким-то чудом Ордену джедаев удалось навести порядок. Взятый ими новый курс действий не дозволял полумер, и потому с малым применением силы ситуацию удалось взять под контроль. Временно исполняющим обязанности канцелера был назначен сенатор Бокен-Со — твилек и родственник Лашты, представляющий интересы их родного мира в Сенате.

Такой выбор градмастера Нак-Зиила вызвал очередную волну недовольства, но открыто возражать уже никто не посмел. Внезапно оказалось, что раскол пошел Ордену на пользу, напомнив джедаям, что световые мечи у них не просто для красоты. И бытность Хранителями и Защитниками Республики означает не только игру в дипломатов с попутными развлечениями в виде охотой на темных адептов.

Так уже через неделю после утверждения Бокена-Со на постоянной основе, Орденом джедаев было введено военное положение, наделившее всех рыцарей особыми полномочиями. В частности, миры, чье участие в сговоре с культистами с ситхов было доказано или даже подозревалось, подверглись тщательной инпекции. В результате которой почти все сенаторы скоропостижно покинули свои посты, а на их места пришли другие, лояльные чистым и бескорыстным идеалам демократии.

Столь же тщательной ревизии подвергся флот и части нерегулярной армии, задействованные в локальных войнах с культистами по всей галактике. Погоны и мундиры с фальшивыми медалями посыпались пестрой шелухой, обнажая обрюзгшие животы и жадные душонки, вскормленные коррупций и попустительством такого же продажного правительства. Джедаи действовали быстро и хирургически точно, безжалостно отсекая зараженную плоть гниющего организма Республики и прижигая раны там, где того требовала ситуация.

Как итог, на текущий момент ситуация в центральных мирах понемногу выправилась, но на переферии все еще царил бардак, чем безнаказанно пользовались как и воспрявшие силы культистов, так и пираты с преступниками всех мастей. Те же контрабандисты настолько обнаглели, что начали сбывать нелегальный товар напрямую через торговую биржу… чем, в том числе, воспользовались и Атран, получив для своего дома много ценного оборудования по бросовой цене.

На этом моменте у Новы уже натурально закружилась голова от обилия информации, и девушки взяли перерыв. Тем более, что им было что обсудить помимо геополитической ситуации на галактической арене. А, точне, кого.

Беременность Ланы и Кары не стала для Новы каким-то потрясением. Уж точно не после того, что они втроем с ним и мириаланкой вытворяли на Корусанте… Но от подробностей она все равно не отказалась, и тут уже воле-неволей пришлось поднимать тему отсутствующего Джове с Фрисом.

К добру или нет, но Нова не успела испытать новых потрясений. Лана лишь успела сказать, что братья отправились на Дорин, после чего рядом с ней возникла Джун и переполошила всех радостным воплем перед столь же быстрым исчезновением:

— Фиксирую возмущение гиперполя! Это портал Звездной сети!

— Слава Силе! — Кара вскочила на ноги, и, придерживая округлившийся животик, бегом понеслась к выходу. Лана, бросив умоляющий взгляд на твилеку, также умчалась следом, оставив Нову грустно улыбаться в одиночестве.

«Все правильно. Они — семья. Обе беременны, как и та третья девушка, с которой мы не знакомы. У них куда больше причин быть там. Я буду им просто мешаться…»

С помутневшим от слез взглядом твилека вновь опустилась на мягкую софу, подтянув под себя ноги и сжавшись в клубок. Останься у нее силы, она бы заплакала, но слабость после пробуждения все еще давала о себе знать. И Нова стала медленно проваливаться в сон, снедаемая тяжелыми мыслями и тоской… пока не ощутила знакомое ласковое касание с Силе, одним махом прогнавшее все дурные мысли и наполнившее сердце умиротворяющим покоем.

«Ты всегда будешь частью нашей семьи, Нова Атран».

Глава 19. «Завершение процесса»

Путешествие или скорее спринтерский забег по тропам Звездной Сети запомнился Фрису слабо. Будто какое-то наваждение накрыло, лишив его всех преимуществ искусственной формы жизни и сжав окружающий мир лишь до двух числовых величин. Первой: количества Силы, необходимой, чтобы поддерживать адаптированные техники Вспышки и Телекинеза Разума, удерживающего брата рядом с собой. И второй: расстояния до портала Дорина, сокращающегося слишком медленно и отдающегося нервной пульсацией Ядра в висках.

К счастью, расширенный функционал трофейного Преобразователя и возросший статус Джове в программе ассимиляции диких разумных Гри позволил не размениваться на такие мелочи, как прокладка маршрута. Фрис получал данные напрямую из Звездной Сети, вне сомнений являвшейся чем-то несоизмеримо бо́льшим, нежели способ быстрого перемещения по галактике. Окаймленные светящимися белыми линиями тропы будто сами стелились под ноги, ведя путников к цели по кратчайшему маршруту.

А еще Фрис ощущал чужое присутствие. И, хотя его мысли были заняты иным, испытал на себе внутренний холодок, как бывало всякий раз, если кто-то из Семьи обращал на них с братом свой взор. Кто это был сейчас? Дочь? Сын? Или, может быть, сам Отец? По правде, Фрису было плевать. Но все же определенное чувство дискомфорта этот пронзающий взгляд вызывал, заставляя передвигать ногами еще быстрее, одновременно используя возможности квардионного Ядра и Силы для экономии времени.

Ему удалось. По крайней мере, когда Фрис резко затормозил у нужной рамки портала, услужливо мигнувшей яркой вспышкой, состояние Джове еще не дошло до критической отметки. Заключенный в телекенетическом коконе Силы, брат был очень слаб, но продолжал успешно сражаться с чудовищем, засевшим в чертогах своего разума.

Фрис не являлся приверженцем ни одной из бесчисленных религиозных конфессий, существующих в галактике, но сейчас был готов взмолиться всех их богам вместе взятым, лишь бы ему хватило времени! Там, на планете, ему предстоит отыскать аванпост джедаев, опираясь лишь на фрагментированные воспоминания брата. Своих у кварда не осталось. Что-то стерло этот кусок памяти у тогда еще дроида Фрисби, теперь вынуждая Фриса использовать все свои вычислительные мощности, чтобы сразу взять верный след. Шанса на ошибку у него не было! Джове просто умрет, если поиски затянутся еще дольше.

Рамка портала подернулась «водной рябью», пропуская звездных путешественников сквозь горизонт пространственного перемещения. Делая следующий шаг уже на твердой землей той стороны, Фрис приготовился вызывать на всех частотах все доступные контакты, чтобы обеспечить их транспортом. Как вдруг замер, ощутив нечто в Силе.

Прогнав массив входящих данных через вычислительные мощности Ядра Гри, Фрис с громким вдохом сжал в кулаке сферу Преобразователя и дал команду на привязку к новой точке координат. Находясь в области стационарный зоны перехода, они с братом могли перемещаться фазовым смещением по типу телепорта Гри, в любое ее место. Тогда как сама зона охватывала всю планету при условии, что на ней установлен стационарный портал Звездной сети. Имевшиеся на большинстве известныхсовременной галактике миров, включая Дорин.

Сложность в том, что для смещения в нужное место нужны четкие координаты. И не простые, а поправкой на конкретные планетарные константы и скорость ее вращения вокруг своей оси. Чтобы не оказаться вмурованными в толщу каменной породы или не выйти на высоте нескольких километров над поверхностью земли.

Фрис получил эти данные. И не только их. Через Силу прозвучал Зов, помогая Преобразователю активировать поле фазового смещения. Выглядящего, как набор пропадающих и исчезающих кубов-форм телепортационной технологии Гри, которую до сих пор не смогла воспроизвести ни одна из современных рас галактики.

Переждав сенсорную перегрузку от перехода и осознав себя у подножия аванпоста джедаев, Фрис огляделся. И едва не потерял контроль над техникой Телекинеза, увидев возникшую перед носом полупрозрачную фигуру призрака Силы, чей образ смутно помнил по воспоминаниям брата.

Его звали Энар Кето. И он был тем самым погибшим джедаем, который привел Джове в аванпост в первый раз. Даровав ему выборочную амнезию и оболочку астрального мельзурита, из которого брат создал свою самую грозную ментальную технику Когтя.

— С возвращением, Фрисби. Ты заметно вырос с нашей последней встречи. Во всех смыслах.

— Э-э… привет?

Энар Кето сделал рукой приглашающий жест в сторону торчащего из-под земли конуса аванпоста:

— Нужны двое, чтобы попасть внутрь. Используй Силу вместе со мной.

— А-а… откуда?…

— Ты хочешь поговорить или спасти брата? Машина уже ждет его.

Не будь Джове в таком тяжелом состоянии, Фрис бы не сдался так просто, узнав, откуда этот Энар столько знает, но тот был прав. Времени на болтовню не осталось.

Подняв руки, вместе с призраком Фрис направил Силу, активировавшую подъемные механизмы аванпоста джедаев. Пару секунд, и конус его верхней части шевельнулся, начав вращаться по спирали и в пыльной дымке поднимаясь вверх из-под земли на поверхность. Пока не вырос на высоту пары десятков метров, отворяя путь к Машине, которая должна была завершить когда-то начатый Джове Процесс… в чем бы тот не заключался.

***

Не знаю, чего именно я ожидал, оказавшись в своем подсознании наедине с Поглотителем. Воображение рисовало картины одну ужаснее другой: от переживания самых жутких моментов всех поглощенных жертв чудовища до сражения непосредственно с ним «лицом к лицу». После которого от меня не останется даже иссушенной шкурки воспоминаний в сумраке, похоронив вместе со мной и пребывающего в глубокой отключке Пятого.

Но нет. Все оказалось проще и одновременно сложнее.

Закрыв глаза в Колыбели Сота на Альдераане, открыл я их уже… на Дорине. А точнее в своем собственном доме, который сам когда-то сделал в толще каменных пород на краю горного утеса близ столицы Дор’шан.

Осознав себя сидящим в любимом вибромассажном кресле у узкого окна, выходящего на скальной обрыв, я опустил взгляд вниз на свои руки. Непривычно тонкие и детские. Такие, какие у меня были в самый первый год после пребывания а Дорин, до момента, когда джедайские тренировки и изменения, внесенные Процессом Машины, сформировали крепкое мужское телосложение.

Дальше интереснее. Ощупывание себя подтвердило реальность происходящего, а также наличие раздражающей падаванской косички, о расставании с которой я ничуть не жалел.

«Какого ситха?..»

Подняв голову к окну, я прищурился от тусклого солнечного света Потерянного, нависающего над столицей с востока и покрывающего бликами вздымающееся шпили громоотводов. Знакомая до мельчайших деталей картинка, в точности, как я запомнил. И реальная настолько, что, не осознавай я подоплеки происходящего, решил бы, будто снова оказался в прошлом. Правда уже не за три века до Четвертого Раскола, а в своим собственном.

«Но почему именно этот момент? Что эта пакость задумала?»

— Джове. Тебя вызывает мастер Зиил.

Застыв, я медленно повернул голову и увидел брата… таким, каким он был до того, как получил в полноправное владение квардионную технологию Гри.

— Фрис… Фрисби?

— Да, это мое имя.

В его ответе еще не так сильно слышны привычные нотки, делавшие Фриса тем, кем он есть. Пройдет еще немало времени, прежде чем личностная матрица дроида Фрисби разовьется во что-то большее… И не обретет первые черты полноценного характера, на основе которых однажды зародится полноценная жизнь.

— С тобой все в порядке? Мастер ждет твоего ответа.

— Д-да. Сейчас, — я коснулся мигающего индикатором вызова комлинка на запястье. — Слушаю вас, мастер. Да. Закончил. Отработал. Хорошо, буду готов.

— Ну что там? — дроид-тарелка крутанулся вокруг своей оси, выражая нетерпение.

— Надеюсь, приключения.

Фрисби выразил свой восторг победным кругом по дому, вызвав у меня непроизвольную улыбку, прежде чем снова погрузиться в мрачные раздумья. Кажется, так выглядело начало моего первого совместного задания с мастером Нак Зиилом. Самое простое, не запомнившееся чем-то особо примечательным. Кроме, пожалуй, одного не самого приятного момента, но обо всем по порядку.

В тот день Мастер оказывал услугу кому-то из своих знакомых по сопровождению коммерческого груза в пределах столицы. Как и тогда, сейчас это тоже казалось чрезмерной перестраховкой. Просить о помощи целого джедая там, где могли бы справиться и пара наемников с минимальным снаряжением? Пустая трата кредов. Однако приказ мастера есть приказ, и я, запихнув свои возражения подальше, нехотя выбрался с кресла, чтобы начать подготовку к выходу. Точно в той последовательно, как уже делал это когда-то в прошлом. Память сама подсказывала нужные действия.

Снять домашнюю одежду, принять сухой душ и нанести на кожу защитный состав, предохраняющий от пыльцы Дорина. Потом влезть в костюм из синтокожи, поверх накинуть падаванскую тунику. Подпоясаться ремнем, взять из манипуляторов подлетевшего Фрисби свой световой меч и, наконец, проверить работу кислородной маски. В ней, а позднее чуть более совершенных моделях, мне предстоит провести основную часть своей пятилетней ссылки на Дорине. Спасибо великодушному Совету Ордена джедаев, чья мудрость спасет мир! Наверное, когда-нибудь. Не факт.

Ухмыльнувшись отголоску давно позабытого образа мыслей, я закрепил на поясе световой меч Гри и, еще раз проверив экипировку, направился к выходу. Дальше переход через герметичную прихожую с откачкой кислородной атмосферы и заменой ее на родной токсичный воздух кел-доринского мира. И, наконец, я на поверхности!

Мысли ожгла очередная искорка ностальгии. На выровненной скальной площадке повсюду виднелись следы моей активной деятельности по постройке дома. Много мест занимали разнокалиберные каменные блоки, которым я так и не нашел применения, сосредоточившись на других проектах. Под их тенью от порывов ветра скрывался спидер-байк, а чуть в стороне торчал шпиль коммуникационной вышки с антенной и громоотводом.

Не то чтобы последний был мне особо нужен при наличии у дома полноценного щита, защищающего меня от бурь, но у кел-доров так положено…

«Стоп!»

Ощутив, что проваливаюсь слишком глубоко в воспоминания, я попытался вернуть контроль над происходящим. И понял, что опоздал. Они уже захватили ускорили течение времени, ускоряя его и вынуждая оставаться молчаливым наблюдателем молодого себя со стороны.

Сев на спидер и сделав залихватский круг на месте, я-падаван направился вниз по крутому спуску со скального склона. Фрисби на бреющем ухнул прямо со скалы вниз. Совсем дитя еще. Резвится и наслаждается жизнью, пока не подозревая, какие испытания выпадут на нашу нелегкую джедайскую долю.

На подъезде к Дор’шану встретил гравибайк поджидающего меня Нак Зиила, и до места встречи с заказчиком поехали уже вместе. Прокатились по скоростному столичному шоссе, свернули к центру города, а оттуда к индустриальной зоне. Еще минут на пятнадцать зависли у ворот большого складского комплекса — неприятное напоминание о моем тогдашнем статусе «чужака», от которого, порой, не спасала даже принадлежность к Ордену джедаев. Лишь наличие официального путевого листа и контрольная проверка моего статуса в посольстве обеспечили доступ на режимный объект.

Но даже так без сопровождения нас не отпустили, и всю погрузку я-падаван простоял со скрещенными руками и надувшейся моськой, вынашивая планы быстрого обогащения и повышения репутации в кел-дорском мире. После чего также в сопровождении покинули с мастером склады и уже на выходе погрузили спир-байки на грузовой тягач. В нем нам предстояло проехать пару часов к ряду из Дор’Шана на север к близлежащему крупному поселению, ожидавшему крупную грузовую поставку сельскохозяйственных удобрений.

Собственно, на этом моменте я уже понемногу начал возвращать контроль над ситуацией, и к моменту прибытия на точку назначения уже вполне владел своим телом. Однако не спешил вмешиваться в естественный ход истории, решив досмотреть, чем закончится представление Поглотителя.

Монстр явно неспроста затеял это путешествие в глубины моей памяти. Вопрос — для чего? Хотел бы сожрать — уже бы сделал это, и, как бы не хотел, остановить я его не смогу. Слишком неравны силы. Что уж говорить, если Могру — целый Мастер Разума! — ничего не мог противопоставить этой твари, то на что надеяться? Разве что на помощь Пятого, когда оклемается, но пока мы с Поглотителем один на один. Нужно понять, что ублюдок хочет от меня, прежде чем начать последнюю схватку за свое существование.

— Можешь выходить, падаван. Мы на месте.

Покинув за Нак Зиилом пассажирскую кабину грузовика и отпустив Фрисби на разведку территории, я стал контролировать разгрузку товара. Кел-доры в комбезах простых работяг налетели на тяжелые мешки с удобрениями подобно стае голодной саранчи. Такое рвение объяснялось условиями труда на конкретно этой сельхоз-плантации, где труд рабочих строго контролировался и за малейшие проступки накатывали громадные штрафы.

Поэтому я отошел в сторонку и, стараясь не отсвечивать, под одобрительным взглядом Нак Зиила аккуратно страховал рабочих на разгрузке, сразу убивая двух харшей. И честным трудягам помогал спины не надорвать, и в Телекинезе практиковался, про себя отмечая, насколько тяжело тот дается. Проклятый Поглотитель даже эти мелочи вытащил на поверхность, напоминая, насколько я ослабел после осознания своего прошлого и последующего переезда на Дорин.

«Вот только дело совсем не в этом, не так ли?»

Продолжая следить за рабочими, я заметил, как один из них оступился и, точно также, как это некогда произошло, не успел вовремя среагировать. А точнее потянулся Телекинезом, но все равно не успел перехватить падающий мешок вовремя, отчего тот рухнул в клубах пыли на землю и разошелся по шву, рассыпая вокруг свое содержимое. Кел-дор, по чьей вине это случилось, схватился за голову и сел там же, где и стоял.

Уловив в ментале его плещущее во все стороны отчаяние, поспешил подбежать ближе и с заботой спросил:

— С вами все хорошо?

— Нет, — безжизненным голосом ответил бедняга. Отчаяние в его голосе сменилось обреченностью. — Это был мой последний шанс. За это мне начислят такой штраф, что я не только не получу оплату за неделю, но и должен останусь.

— Все так плохо?

Кел-дор поднял на меня голову.

— У меня мать больная. Лекарства стоят столько, что даже на еду не всегда хватает. Кроме меня у нее никого нет. И теперь…

Он опустил руки, медленно угасая внутри, а я стоял рядом и глотал слезы. Эмоции этого парня, едва ли на пару лет старшем меня тех времен, больно ранили душу.

Мама… дороже у меня-Ивана никого не было. И больше не будет никогда. Я-он отдал бы все, чтобы вновь увидеть ее. Поговорить с ней, ощутить любовь и заботу… Все то, что может дать лишь та единственная, которую никто не заменит.

Чувствуя, как поток времени вновь захватывает меня, я попытался воспротивиться, но не смог. Эмоции захлестнули с головой, мешая сосредоточиться и вынудив уйти на второй план. Смотря, как я-падаван лезет рукой в поясной карман на ремне, достает банковский чип и протягивает его опустошенному кел-дору.

— Что это? — спрашивает тот, не понимая. — Зачем?

— Возьми. Тут немного, но поможет вам продержаться до следующей зарплаты.

Рабочий не понимал. Не верил.

— Ты чужак. Чужаки никому не помогают. Только себе.

Я-падаван видел, как в нем происходит борьба. Но знал, что поступает правильно и стоял на своем. В то время как я-будущий получил более широкий обзор и смотрел по сторонам, подмечая детали, которых не помнил. Стоящих в отдалении кел-доров, отложивших все дела и наблюдавших за этой сценой. А также мастера Нак Зиила, внимательно следящего за действиями своего падавана и терпеливо ждущего развязки.

Наконец, я-падаван сумел убедить беднягу принять кредиты, на что тот поднялся, сказал сухое «спасибо» и… ушел. Оставив юного меня в недоумении и легкой обиде. На том чипе были все те крохи, какие мне удалось заработать за месяц упорного труда. Что, при условии наличия нулевого рейтинга чужака, было делом очень непростым.

Думаю, я ожидал какой-то более яркой благодарности, но кел-дор просто ушел. И остальные его коллеги также вернулись к работе, будто ничего особенного не произошло. Они видили не бескорыстную помощь, а чужака, преследующего свои непонятные интересы. От чего на душе стало еще более паршиво.

Мастер Нак Зиил подошел ближе, пожав юному мне плечо и проникновенно сказав:

— Это был благородный поступок, мой падаван. Но в будущем старайся более разумно распоряжаться своими средствами. Не все нуждающиеся будут ценить твою помощь по достоинству.

Я-падаван молчал. Долго. Эмоции одолевали его, но все же он нашел в себе силы собраться с духом и выпалить на одном дыхании, гордо задрав подбородок.

— Но это не значит, что помогать не надо! Пусть он не оценит, но его мама получит лекарства. Джедаи должны помогать тем, кому нужна помощь. Иначе зачем мы вообще нужны?

— Ты прав, Джове, — в ментале удалось разглядеть отблеск улыбки кел-дора. — Именно за этим мы и нужны. Хранить и оберегать. Жаль только, что не все в Совете помнят эту простую и мудрую истину.

Время вновь ускорило свой бег, листая страницы истории моей жизни, но я уже не смотрел, придавленный внезапным озарением и осознанием происходящего.

Говорят, перед смертью у человека проносится вся его жизнь перед глазами. Полностью. Начиная с момента рождения и заканчивая последним вздохом, прежде чем отойти в мир иной. Что касается меня…

Я-Джове, каким осознаю себя теперь, обрел новую жизнь не в момент попадания в новый мир из бескрайнего океана Силы. И не тогда, когда узнал прошлое одного из основ, некогда носящую имя Ивана.

Нет. Я-настоящий был зачат в палатах Совета Ордена джедаев на Тайтоне. Когда те своим отношением к судьбе пропавших юнлингов подтолкнули его к Темной стороне. Которая, в свою очередь, придала сил его настоящей сущности Поглотителя и тогда… Вторая пожертвовала собой. После чего из осколков того, что от нее осталось, а также куска зарождающейся личности в оболочке Поглотителя, начал формироваться кто-то еще. Совершенно новая отдельная основа, которой никогда не должно было существовать!

Поэтому мой путь с Тайтона на Дорин прошел, как в тумане. И потом, оказавшись в мире кел-доров, я ощутил значительный упадок сил, утратив легкость контроля над своими способностями в Силе, какой похвалялся в Храме среди других юнлингов. Просто то был другой Я. Поглотитель. А я-нынешний же родился гораздо позже и осознал себя уже на Дорине, полностью став на путь Света в момент, когда протянул нуждающемуся кел-дору свои кровно заработанные. Сделав то, чего бы никогда не сделал Поглотитель, если бы пожрал связанный с ним кластер душ и обратился во Тьму.

Боюсь представить, какого бы монстра тогда получила галактика в обличье маленького мальчика! На его фоне и Могру бы показался не самой большой проблемой, попросту не успев исполнить все свои коварные планы и став кормом для охваченного Темной стороной Поглотителя, пожравшего всю жизнь в галактике.

Так бы и случилось, в будущее сквозь Силу не смотри! К счастью, колесо судьбы повернуло в другую сторону, и был рожден кто-то другой. Душа, чей дальнейший путь был связан со Светом и способная на то, чего Поглотителю никогда не достичь. Потому что при всей своей способности мимикрировать под разумный вид, он — всего лишь комок голых инстинктов, ведомый голодом и готовы на все ради его утоления.

И эта готовая на все мразь убивала меня! Медленно и основательно, начав поглощение с самых ранних воспоминаний после рождения и постепенно ускоряя темп течения времени, не в силах долго терпеть, чтобы сожрать остальное.

— Ну уж нет, тварь!! — взревел я во всю мощь своего ментального потенциала, взбудоражив сумрак подсознания и нанеся по разъяренно заревевшей сущности ответный удар. — Так просто я тебе не дамся!

***

Тело Джове на ложе Машины выгнулось дугой и исторгло задыхающийся хрип, вынудив Фриса применить Силу, чтобы он не упал вниз.

— Энар, какого ситха? Что она с ним делает?

Призрак погибшего джедая покачал головой, смотря на бьющегося в конвульсиях парня с изрядной долей жалости пополам с сочувствием.

— Машина еще не начинала Процесс. И не начнет, пока одна из основ не возьмет верх.

— Так помоги ему!

— Я не могу.

— Не ври! — Фрис начал злиться всерьез, продолжая удерживать брата. — Ты до меня через полпланеты дотянулся! Это ранг Разума не меньше Мастерского….

— Прости, — теперь лицо призрака отразило вину. — Это не мой выбор.

— Я не дам ему умереть! — зарычал Фрис, и, сам не понимая, что делает, уже потянулся разумом к Силе… чтобы под щелчок пальцев закатить глаза и опасть бесформенной квардионной субстанцией под корпусом Машины.

Взгляд Энера Кето выражал вселенскую печаль, когда он переступил через потерявшего сознание Фриса и склонился над его братом. Тяжело дышащим и вцепившимся руками с побледневшими костяшками пальцев в края ложа постамента.

— Мне правда жаль, что тебе придется пройти это в одиночку, Сон. Ты выбрал себе хорошее имя, правильное. Вспомни о нем, когда станет совсем тяжело.

Будто услышав сказанное, дыхание юного одаренного начало постепенно выравниваться, а искаженное страдаем лицо разглаживаться. До тех пор, пока тот не стал напоминать обычного спящего. За одним малым исключением…

— Ох!

Энар Кето отступил от Машины и прикрыл лицо рукой, закрываясь от ослепительного сияния источника жизни, воплощающего квинтэссенцию обжигающей и непримиримой части Светлой стороны Силы.

— Дочь была права, у тебя правда есть шанс. Найди же свой Свет!

***

Когда сражение переместилось в сумрак я понял, что Поглотитель разозлился всерьез. Просто в один момент все окружающее пространство начало бурлить и кипеть, натурально расплавляя мою основу и вырывая из груди дикий хрип в реальности.

Хищник не собирался размениваться на мелочи. Когда вкусный поток моих детских воспоминаний внезапно прервался, он сменил тактику и решил сожрать меня сразу и целиком, со всеми потрохами. Для чего был вынужден принять визуальную форму мерзкого спрута, которая сразу атаковала мою основу щупами-отростками, похожими на туманные клубы черного дыма. При этом все их движения сопровождались мерзким пробирающим до костей воем, призванным выбить меня из равновесия и помешать выстроить защиту.

Оставайся я тем же недоучкой с Дорина, кто собственными мыслями владеть не умел, на это бы все и закончилось. К счастью, это было не так. Мое развитие с тех пор дошло до отметки Подмастерья Разума, и что-что, а основы защиты Пряха в меня вдолбила накрепко. Так что еще посмотрим, кто кого!

Приняв на ментальный щит основную часть урона от черного дыма, я нанес ответный удар, слегка пошатнувший сущность Поглотителя и заставившего его двигаться быстрее. А потом еще! Гораздо быстрее!

Быстро осознав, что такой темп долго не выдержу, начал тактическое отступление в более глубокие слои сумрака. Туда, где некогда скрывался купол Света, воздвигнутый жертвой Второй, и чьими осколками я прикрыл Пятого после того, как вытолкнул его из второго духовного контура.

Это было не самое лучшее решение. Чем глубже заходил Поглотитель, тем выше вероятность, что он обнаружит и поглотит беспомощного Пятого, не способного никак ему воспротивиться. Но я осознанно пошел на этот риск, в процессе схватки осознав, что вместе с уходом на глубинные слои ослабевает связь с реальным миром. Как для меня, так и для Поглотителя! А это значит, он будет отрезан от подпитки Силой и будет вынужден полагаться только свои собственные запасы. Которых у него, благодаря переваренному Могру, скопилось немало.

Это и было причиной, почему хищник ждал так долго, чтобы атаковать нас с Пятым. Мой бывший земляк в теле остроухого экзота оказался очень высококалорийным и питательным кормом. Который Поглотитель долго усваивал, аккумулируя весь накопленный опыт Могру, чтобы потом применить его в схватке со мной.

А что такое противостояние Подмастерья против Мастера Разума? То, что я до сих пор трепыхаюсь, можно списать лишь на неопытность Поглотителя, еще не разобравшегося с новыми способностями и не осознающего их полного потенциала. Но он быстро учился. И чем дольше мы обменивались ударами, тем сильнее меня одолевали приступы страха, подстрекаемые пониманием, что с такой тактикой я неизбежно проиграю.

Внезапно перестав отступать, я перешел в контратаку, заставив Поглотителя сбиться с ритма и уйти в оборону. Всего на пару мгновений, за которые я имел глупость поверить, что сумел его дезориентировать и взять инициативу в битве разумов. Ошибка, едва не ставшая критической…

Поглотитель воспользовался тем, что добыча перестала от него убегать, подпуская меня поближе. И когда разделявший нас сумрак расступился, набросился на мою основу с утроенной энергией, отчего физическое тело в реальности захрипело и выгнулось дугой.

О, эта боль была особенной! Ни с чем несравнимое ощущение, как от тебя живьем отрывают куски памяти и жадно пожирают — пытка за гранью, от которой в какой-то момент я просто потерял себя. Не осталось ничего, кроме этой адской муки и собственного крика, разрывающегося сумрак на части.

Не знаю сколько это продолжалось… и как много Поглотитель успел забрать у меня. Но в какой-то момент меня коснулся Свет. Теплый, согревающий, родной. Всего лишь частица чего-то несоизмеримо большего, но ее хватило, чтобы я посмотрел на происходящее как будто со стороны, и… сделал стремительный выпад, пронзая Когтем сущность Поглотителя.

— Я — Разящий Свет. Дарящий искупление. Единый с Силой, — с каждым словом, искра моей основы разгоралась ярче, а размытая тень Поглотителя стала обрела форму. — И я выношу приговор.

Понадобилось два удара замедленно стучащего сердца, внезапно обретшего уверенность в том, что надо сделать. В конце последнего Поглотитель изменился полностью, став… человеческой фигурой, целиком состоящей из черного клубящегося дыма.

«Даже так?», — пришло ко мне интуитивное понимание, почему так получилось. Почему именно человек, а не какое-нибудь другое существо негуманоидной формы?

Тогда на Тайтоне. И после, долгие года, пока спал в сумраке моего подсознания. Через духовный мир Поглотитель впитывал частицы других существ, постепенно набираясь сил и становясь похожим на тех, кем питался. Частично кел-дор. Немного мариаланин. Чалактанин. Твилек. Тилин. Забрак. Салластанец. Тогрутт… и многие другие расы. Но больше всего человек, от чьей физической оболочки Поглотитель перенял свой новый облик, тщательно скрываемый им с самого начала нашего боя.

Потому что он стал его единственной и фатальной слабостью.

Как только я это понял, Поглотитель был обречен. Отбросив остатки сомнений, Рывком оказался ближе и крепко ухватил его за горло, чтобы не вырывался. По сути, хищник сам определил свою судьбу, когда начал пожирать меня. У меня не было ни единого шанса перед ним, пока он пользовался силой других сожранных душ. Но как только Поглотитель оторвал первый кусок моей основы, то обрел последние недостающие паззлы своего образа и стал уязвим. Именно для меня, так как сам образовал между нами связь: узы, соединяющие хищника и его добычу в их последнюю и самую близкую встречу.

Вот только я не очередная беспомощная душа, не способная ничего противопоставить его ненасытной жажде голода! По своей сути я такой же многомерный духовный конструкт, как и сам Поглотитель. С одной оговоркой: гораздо сложнее и совершеннее него. А, значит, обладающий потенциалом гораздо большим, чем мог когда-либо обрести мой враг.

Уже один этот факт давал мне неоспоримое преимущество, позволившее переломить ход борьбы в свою пользу. А когда в дело вступил Разящий Свет, призванный восстановить баланс — роли добычи и хищника поменялись местами. Его руки судорожно хватались за мою, цепко сдавливающую его горло — центр сосредоточения основы, воплощенной в программе его существования. И теперь уже в меня через Коготь стала вливаться его суть, держащаяся на трех столпах: поглощать, перерабатывать, очищать.

В этот момент Поглотитель испугался. Серьезно! Я очень четко и ясно ощутил его липкий страх, показывающий, что этой твари вовсе не плевать на свое существование. Примерив на себя человеческую шкуру, Поглотитель все прекрасно осознавал и не желал лишиться мира, где так много вкусной дармовой пищи. И совсем нет других конкурентов на нее.

Увидев это, моя хватка сжалась еще сильнее, а широко раскрывшиеся глаза запылали звездным обвиняющим Светом. Теперь уже Поглотитель хрипел и пытался спастись. Чтобы уползти, исчезнуть, забиться в самый дальний угол сумрака, где он сможет набраться сил и атаковать снова.

И, разумеется, он не получил такого шанса. Потому что, пока он пытался освободиться, я слушал свой Разящий Свет и решал, как именно поступить.

Любая сущность в этом и других мирах существует с какой-то целью. Поглотитель не забыл о своей, но потерял путь, по которому должен следовать. Его место не здесь и никогда не было. Но, как и все мы, у него тоже имелась своя роль, предопределенная судьбой. Которую он должен выполнять, сохраняя баланс и служа маленьким винтиком в бесконечном процессе Рождения и Смерти.

— Так должно быть, и будет вновь, — сказал я, усиливая пламя Света и под истончающийся вой Поглотителя выжигая всю темноту из его сущности. А следом и всю человеческую природу, оставляя нечто бесформенное за гранью, само по себе стремящееся вернуться туда, где ему предназначено быть.

— Сон ждет всех нас. Вернись к нему и помогай засыпать другим.

Больше мне ничего не пришлось делать. Приговор был вынесен, и Сила сама забрала свою утерянную частицу, растворив его прямо в моей руке. После чего давление Светлой стороны начало спадать, и я довольно грубо вывалился из сумрака своего подсознания в реальность. Чтобы сквозь ломоту в перенапряженных мышцах и собственное учащенное дыхание услышать чье-то благоговейное: «У него получилось!».

***

Когда Пятый пришел в себя, то сразу попытался установить мысленный контакт с Джове. Без особого толка. Присутствие друга ощущалось где-то на периферии сумрака, но где именно — оставалось загадкой.

Тогда Пятый попытался вернуться на свое место во второй духовный контур и… с ужасом понял, что снова ничего не выходит.

«Какого ситха он натворил? И где Поглотитель?»

Вздрогнув от этой мысли, Пятый поспешно просканировал Силой окружающее пространство подсознания, но вновь не засек ничего. Пустота. Только сумрак клубился привычной непрозрачной пеленой, но летали осколки воспоминаний, соблазнительно поблескивая гранями и отголосками непоглощенной энергиии…

«Так, погоди-ка! Осколки!»

Потянувшись к ближайшему, Пятый по привычке неосторожно впитал его и буквально забился в агонии от дичайшей боли! На его удачу, продлившейся всего долю секунды, иначе бы он натурально сошел с ума.

— Господи, — простонал Пятый, отродясь ни в каких богов не веривший. — Как же ты вытерпел такое?

«С трудом», — раздался вдруг чей-то ответ, и Пятый резко развернулся, приготовившись до последнего сражаться за свое существование.

Напротив него зависла и источала мягкий Свет полупрозрачная фигура той, кого в этой галактике знали, как Дочь из семьи Мортис.

— Какого харша тебе надо у нас в голове? Выметайся!

— Мне понятна твоя агрессия. Не бойся, я не причиню вреда, — спокойствие и безмятежность этой женщины буквально пронизывали все вокруг. И заставляли Пятого сжимать зубы от накатывающей злости.

— Больше, чем уже причинила? Ты хоть представляешь, через что мы прошли?!

— Так было суждено. Процесс должен быть завершен…

— Что?!

— …и ты ему мешаешь. Не бойся. Я верну тебя на место, когда вестник Разящего Света сделает свой выбор.

***

Пустая бесконечность. Бесполый голос, не имеющий источника. Все это уже случалось однажды. Знакомое, но иное. Все изменилось с тех пор. Но самое важное — изменился я.

«Это так, дитя. Теперь ты готов ответить на вопрос?»

Здесь не было не времени, ни пространства. Ничего, за что можно было зацепиться органами чувств. Лишь бескрайняя пустота и голос, раздающийся отовсюду и одновременно ниоткуда.

А еще чувство бесконечного покоя, которое не хотелось отпускать. Наоборот. Раствориться в нем, стать ничем — вот ли не самое желанное? То единственное, ради чего стоило ждать так долго?

«Да… ты уже ближе».

«Не я, — наконец, нашел в себе силы ответить. — Ты».

«Что?» — бесконечный голос, кажется, удивился.

«Твое время пришло. Отпусти сомнения и иди дальше».

«О чем ты говоришь, дитя?»

«Процесс должен быть завершен, — я старался говорить ласково и убедительно, но в то же время искренно. Хотя, врать здесь у меня бы не вышло при всем желании своей души. — Вот только… он не мой. И никого из тех, кто был здесь до меня. Теперь я это вижу. И ты тоже, правда?»

«Я не…»

Голос дрогнул. И вместе с ним содрогнулась бесконечность вселенной, от чего захотелось сжаться в незримую точку и позабыть о своем существовании. Но я все же продолжил, говоря то, что должно было быть услышано давным-давно. С самого первого вздоха творения Архитекторов.

«Знаю, тебе страшно. Как и нам всем, когда приходит время уходить. Но во Сне нет ничего плохого! Поверь. Это просто начало нового пути».

«Ты учишь меня, что есть смерть, дитя? Меня?!»

«Я просто хочу помочь тебе обрести покой, только и всего. Процесс должен быть завершен. Позволь себе шагнуть дальше…»

Голос долго молчал. Очень долго. Часы, дни, а то и годы. Что есть течение времени в месте, где царит Ничто? Только субъективное понятие чистого разума, сражающегося с неослабевающем желании раствориться в окружающем покое. Или бесконечно малый промежуток между воображаемыми «тик» и «так» на стрелках часов вечности…

«А если у меня не получится?»

Теперь в Голосе сквозило сомнение. И легкий налет надежды, не смеющий стать чем-то большим.

Но на то я и был тут. Чтобы было сказано то, что должно быть услышано. И сделать то, что не смог никто до меня.

«Я буду рядом и помогу. Если нужно, отдам всего себя, чтобы твой Процесс был завершен».

«Хорошо».

Меня будто подхватило течение реки. И понесло куда-то, постепенно затягивая из благословенного покоя в бурлящий жуткий водоворот. От ужаса и паники хотелось кричать в голос, но я держался и был тем, чем должен быть — незыблемым островом спокойствия в месте полного Хаоса.

Путеводный маяк, горящий не ради себя, а ради других. Рожденный, чтобы направлять и освещать путь в кромешной мгле.

Я — есть Свет… И я нашел себя.

Резко и больно легкие расправились, с хрипом вдыхая такой пряный и одуряюще вкусный воздух. Открыв глаза, я рывком прогнулся в поясе и сел, успев разглядеть рядом с собой тающее лицо призрака Силы. Энар Кето широко улыбался и выглядел совершенно счастливым. Напоследок махнув мне рукой, он приложил ладонь к сердцу и одними губами произнес: «Спасибо». После чего исчез, стоило лишь раз моргнуть.

«Ступай с миром, Энар Кето. Ты, как никто другой из нас, заслужил свой покой».

— Брат…

Тихий и жалобный голос Фриса заставил опустить голову, увидев его, полусидящим на полу под основание Машины и с щемящей надеждой смотрящим на меня снизу-вверх.

— У тебя получилось?

Прежде чем ответить, я взял небольшую паузу, прислушиваясь к себе и пытаясь отыскать в подсознании малейшие признаки, что хоть малой частите Поглотителя удалось уцелеть.

Пусто. Вообще ничего, будто его и вовсе никогда не было! При этом я понял, что переход в сумрак подсознания и обратно больше не вызывает ни малейших усилий. Будто выход за пределы возможностей в битве с Поглотителем послужил катализатором, позволившим прорвать духовные оковы и, наконец, нащупать верный путь к становлению полноценным Мастером Разума.

Но куда больше порадовало ощущение жизни родного существа в сумраке, моментально отозвавшегося на мой волевой посыл и с диким воплем восторга занявшего свое место во втором духовном контуре.

«Ты самый везучий сукин сын, каких я только встречал, Сон!!!»

«Я тоже рад, что ты выжил, Пятый».

Мы крепко обнялись по ту сторону реальности. Вызвав очередную бурю восторгов от Пятого, впервые увидевшего мою реальную ментальную проекцию рядом с собой лицом к лицу.

«Ты здесь, я могу до тебя дотронуться! Охренеть! Как у тебя получилось?!»

«Когда тебя жрут заживо — мозги здорово прочищаются, знаешь ли. Словно прозрение».

«Понимаю, — сразу погрустнел Пятый. — Много он успел?…»

Я скривился, все еще чувствуя фантомные боли в местах, где в памяти зияли рваные провалы без малейших шансов на восстановление.

«Примерно полгода ранних детских воспоминаний и кусками из свежих, до чего успел дотянуться. Последние я восстановил, пока развоплощал его, но кое-что ушло навсегда. Базовые стойки Шии-Чо, например, придется переучивать заново».

«Вот мразь! На них же все держится, все остальные формы!»

«Угу. Повезло, что мышечная память не пострадала. Иначе бы совсем туго пришлось».

«Пуду! Но, с другой стороны, это не самая большая цена за то, что это тварь сдохла, — всегда уверенный голос Пятого вдруг стал молящим. — Он ведь сдох, правда?».

«В этом мире точно, — я крепко сжал ему плечо, убеждая в сказанном и успокаивая. — То, что осталось, уже ему не принадлежало, и ушло за грань через Силу. Не бойся, все закончилось».

«Да… Юху-у-у! Оп, оп, оп, хэй!»

«А-а?! Ты откуда иторианский прыг-дрыг знаешь?? Нет! Не прыгай на меня, не надо… Ау-у-у! Куда?? А-а… Так все, я пошел отсюда, бешеный!»

Поспешив вывалиться в реальный мир, я с удивлением осознал, что весь мной внутренний диалог с разбушевавшимся на радостях Пятым остался незамеченным. Обычно, уходя в себя, время «там» и «тут» текло синхронно, но теперь что-то кардинально изменилось. И было это связано не столько с моим прогрессом, как одаренного адепта Разума, но нечто… неуловимое.

— Процесс завершен, — ответил я Фрису, ухватив его за дрожащую от стресса руку и аккуратно помогая встать на ноги, одновременно садясь на ложе Машины, после ее ухода ставшим простым предметом интерьера. Совершенно бесполезным для науки и невозможным к восстановлению.

Это знание пришло ко мне со многими другими, вдруг заставив ухватиться за виски и прикрыть глаза от резкого головокружения.

— Джове!..

— Я в порядке, — прервал я брата, вцепившегося в меня, как голодный клещ в мясо. — Правда. Приступов больше не будет, я сумел избавиться от Поглотителя. Все закончилось. Эй, тише, тише…

Притянув к себе шмыгнувшего носом и залившегося слезами младшего братишку, я крепко обнял его, позволяя выплеснуть всю скопившуюся боль и страх. Настолько сильных и всеобъемлющих, что сам едва удержал застрявший спазм в горле.

Видит Сила, более чистой души еще не рождалось в этом мире! Не заслуживаю я такой любви и преданности.

Но сделаю все, чтобы быть их достойным.

Глава 20. «Раскрытые тайны»

Аванпост джедаев покидали в молчании. С окончательным отключением Машины и уходом в Силу ее хранителя Энара Кето, это место перестало представлять какой-либо интерес. Разве что нерабочий хлам древних рас, некогда собранный джедаями и хранящийся вместе с Машиной до лучших времен, которые так никогда не наступили. Но для клана он практической ценности не имел, так что на поверхность выбирались налегке. Разве что Фрис какую-то блестящую монетку на память уволок, но я не обратил внимания, используя появившуюся возможность, чтобы свыкнуться с реалиями своего обновленного состояния.

После того, как Машина растворилась в Силе, положив конец своему Процессу, мой организм завершил перерождение, начатое еще тогда, в первое посещение аванпоста в компании Ник Зиила. Только если мастер вернулся оттуда неизмененным, то я, спустя месяц, начал расти, как на дрожжах. И не только в физическом плане, но и качественно в Силе, семимильными шагами осваивая навыки, на отработку которых ушли годы вместо десятилетий.

Тогда мы с Фрисом еще не знали, чем вызван такой взрывной рост, списывая все на естественные процессы взросления с поправкой на особые условия Дорина и мою укреплявшуюся связь с Силой. Обследования в медкапсулах тоже ничего не показали, так что я решил не заморачиваться и целый год жил припеваючи… пока не пришло время покинуть Дорин.

Уже тогда, из-за первых приступов Зова — кейю, с помощью которого основы кластера в сумраке искали своих будущих матерей, я начал подозревать неладное. И чем дальше, тем сильнее, пока на Корусанте в Храме джедаев в дело не вступил Первый, от действий которого меня начало корежить уже по-взрослому.

Последствия его жажды мести вылились в острое желание узнать правду о своем состоянии, добраться до которой удалось лишь после попадания в прошлое, за три века до Четвертого Раскола Ордена джедаев. На Альдераане Страж Сот провел глубокое сканирование моего организма, с помощью технологий Гри открыв пугающую истину, которую не смогли обнаружить самые современные медкапсулы «Медтех-Про» на Дорине: я больше не был человеком. Обследование выявило воздействие неизвестной технологии на организм, медленно перекраивающей мою ДНК и на тот момент завершившей процесс уже на шестьдесят два процента! Тогда как оставшиеся тридцать восемь по прогнозам Сота должны были измениться в течении года, после которого меня ждало… неизвестно что.

Полученные данные послужили мощной мотивацией для последующего путешествия на Зелтрос и обучения у Пряхи в попытке обратить или хотя бы взять под контроль происходящие со мной изменения. Тогда я еще не знал, что они никак не связаны с приступами неконтролируемого кейю, и сделал все, чтобы поднять свой навык владениям Разумом до уровня подмастерья. Пряха гордилась, ведь я был одним из лучших ее учеников. Но даже она не могла знать всей правды, хотя и открыла мне глаза на «неестественность» происхождения моей основы, имеющей мало общего с обычной человеческой душой.

Ну а после случился полет в Центр-Прайм Гри, окончившийся потерей Аньи, принудительным возвращением в будущее и ее последующим спасением, ценой жертвы Малыша — моего разумного кайбер-кристалла светового меча…. Несмотря на свою искусственную природу, поступил я, как самый обычный слабый человек, поставив жизнь любимой превыше всего остального. За что расплатился сперва чужой смертью, а потом и своей. Образно говоря, когда переживал трагическую гибель Второй, охваченный отложенной памятью кластера, сохраненной Пятым до нашей встречи.

Путешествие в глубины истории плененных основ открыло мне истину своего происхождения, а также дало понять: ничего еще не кончено. Поглотитель, чье существование ранее списывалось лишь на произвольные шевеления ментощупов, в пассивном режиме собирающих с окружения крохи чувственно-эмоциональных отголосков, оказался реальной тварью, засевшей в сумраке подсознания. И, будто его было мало, подходил к концу годичный срок, отмерянный Сотом до окончательной генетической перестройки моего организма.

Я могу лишь догадаться, что произошло бы потом. Пряха рассказывала, как ее возлюбленного времен юности разорвало на части неведомой силой вместе с астральным ядром его личности. Но то было не воздействие внедренного конструкта, как она считала. Якорь Машины своеобразно замораживал основы кандидата, чтобы генетические изменения физической оболочки не затронули духовную. После чего несовершенный Процесс выводил характеристики носителя на пик, убивая его, так как должным образом неподготовленное тело просто не могло без поддержки Машины осуществить конечный переход в иную форму жизни.

Но стала бы своеобразная зачистка концов окончательной гибелью Поглотителя? Его существование — неучтенный фактор в Процессе, который мог привести к ужасным последствиям. Как, например, ходячий мертвец, направляемый неутолимым голодом живой и духовной плоти… Или тело все же бы не уцелело, но, удерживаемое темной волей Поглотителя, превратилось бы в уродливого монстра-спрута из разорванной плоти… Бр-р. Дальше рисующее ужасные картины сознание пасовало, и я не стал развивать эту мысль, просто радуясь, что все закончилось хорошо.

Завершив Процесс, Машина внесла финальные изменения в перестройку моего ДНК, отчего сделанный Фрисом «на коленке» генетический тест по методике Сота показал полное совпадение с вымершей расой целестиалов или Архитекторов. Что, отразилось не только на значительно ускорившемся восприятии и возросшем потенциале Силы, но и буквально!

Впервые увидев себя в первой найденной зеркальной поверхности, я натурально уронил челюсть, осознав, что прибавил в росте на добрых полголовы, став не просто высоким, а колокольней под два метра ростом. Правда, не без изменений в остальном. Ценой послужило заметное уменьшение мышечной массы, так как ничего в этом мире не берется из пустоты. Машина использовала ресурсы моего собственного организма, чтобы привести его к стандартам расы своих создателей.

С точки зрения эстетики так было даже лучше: пропорционально я стал выглядеть более спортивным и подвижным, вплотную приблизившись по телосложению к рельефным статуям богов античной эпохи из памяти прошлой жизни. Функционально тоже все работало лучше. Гибкость, физическая сила, ловкость, выносливость — всеони возросли на порядок, позволяя себя чувствовать под постоянной техникой Укрепления тела без использования Силы. Интересно, все целестиалы были такими? Или это результат экспериментов джедаев, своими шальными пальцами покопавшихся в утробе Машины?

Так или иначе, изменения на этом не закончились. Мои и без того светлые волосы сменили цвет на чистый белый. Тоже самое коснулось и остальной растительности на лице, включая брови. Не сказал бы, что мне не шло, но выглядело по меньшей мере странно, заставляя думать, в каких еще местах волосы сменили цвет.

Практически альбинос, чтоб меня! С глазами… уф, тут вообще отдельный разговор.

Их небесно-голубой не изменился, но окантовка радужки приобрела постоянное свечение Светлой стороны, добавляя взгляду пугающе-грозную пронзительность. Увидел бы у кого другого — решил бы обойти это чудо-юдо десятой дорогой, от греха подальше! Слишком уж новый образ выделялся даже на многочисленном фоне около-человеческих рас, населяющих галактику.

Но ладно внешность и телосложение! Их еще хоть как-то можно было объяснить капитальной генетической перестройкой организма, сделавшей из человека представителя вымершей расы целестиалов. Что действительно тревожило: это неясно откуда появившиеся знания, которых в моей голове не было и даже в теории возникнуть не могло.

Вот откуда мне знать, что такое гиперсинхронный модулятор фазового смещения, и каким образом он влияет на кварионные постоянные в поле нулевой совместимости? Или вот: кеоновая схема пространственного сжатия, необходимая, чтобы вывести еще более громоздкое уравнение стабильного распада частиц! По смутным ощущениям нужное для синтезирования высоко-насыщенного энергией вещества, без которого не создать сердечник Бога. Который в свою очередь состоит из полеоморфных соединений… Уф. Полный сумбур.

С большим усилием смог от него абстрагироваться, чтобы не поехать кукухой, но это привело лишь к тому, что поток знаний сильно замедлился, но не иссяк полностью. Будто со сменой генома я получил доступ к заложенной в него наследственной информации, накопленной создателями Звездной Сети. И большинством рас, населяющих галактику. Крайне выматывающее ощущение, тем не менее, способствующее продолжению прогрессирования в освоении техник Разума. Чему я был рад, беря во внимание зудящую мысль, не дающую мне покоя с самого первого момента пробуждения.

Или, скорее, тягу. К одному конкретному месту, где меня ждали с полной уверенностью, что рано или поздно я там появлюсь.

Семья Мортис звала меня. Последние представители расы целестиалов, к которой теперь отношусь и я. Откуда мне это известно? Знание пришло вместе с пониманием природы мидихлорианов, которые оказались близки и одновременно далеки от всех теорий, выдвигаемых джедаями в попытках понять их природу.

По сути ими являлись предразумные частицы с вшитой программой взаимодействия с носителем, выполняющие роль буфера обмена, через который одаренный получает доступ к осознанному оперированию Силой. От количества мидихлорианов зависит их общая вычислительная мощность и пропускная способность, ограниченная исключительно психологическим потенциалом самого носителя. Врожденный же тут играет роль базового подключения, и кроется не столько в генетической предрасположенности, сколько в совокупности факторов. Зачастую таких банальных, как время зачатия и насыщенность мидихлорианов в конкретной точке пространства.

Иначе говоря, младенец, рожденный в мире с высоким течением Силы, получает больше шансов стать одаренным, нежели в полностью техногенном. Именно поэтому так много потенциальных юнлингов находят на малоразвитых планетах, и редко выявляют в экуменополисах по типу Корусанта. А также тот, кто развивает свои способности вблизи источника сосредоточения Силы, способен лучше и быстрее накапливать мидихлорианы, чем те, кто проводит свою жизнь в космосе. Это верно для всех разумных органического происхождения, под взаимодействие с которыми и заточены мидихлорианы. Тогда как с Фрисом дела обстояли немного иначе.

Обладая развитым Ядром Гри, ему не нужны мидихлорианы, чтобы контролировать Силу. Преобразователем входного сигнала в таком случае выступает само Ядро, обладающее куда более высокой пропускной способностью, нежели роевые микроскопические помощники. Поэтому квард так быстро и просто освоил техники, на которые у меня ушли годы. Или вовсе смог интуитивно применить, по примеру той же Телепортации. К которой лично у меня способностей не было вообще. Как и у Нак Зиила, хотя общую теорию он нам дал, для расширения кругозора.

Но даже Фрису понадобилось время, чтобы понять принцип подключения к энергополю Силы. Что уж говорить об одаренных органиках, которые учатся владеть Силой всю свою жизнь? Накопление мидихлорианов в крови — вялотекущий процесс, и искусственно влиять на него очень сложно. По крайней мере не обладая знанием, которое есть у меня сейчас благодаря перерождению целестиалом, и меняющее все представление об истинных возможностях одаренных.

Мидихлорианы можно программировать! Под конкретные цели и задачи, используя при этом саму Силу. К счастью, не всегда и не во всех местах, иначе бы одаренные давно додумались до такой в общем-то простой истины… Хотя, некоторые расы в истории галактики все же кое-до чего дошли своим умом. Те же раката, приспособившие Темную сторону для наращивания своей технологической мощи. Или Гри, научившиеся выращивать искусственные кристаллы кайбера, способные притягивать и накапливать мидихлорианы. И, разумеется, Архитекторы, чьи технологии вплотную приблизились к использованию всего потенциала Силы, доступного разумным на физическом уровне бытия.

Хитрожопая Семейка… Теперь я прекрасно понимал, как именно они следят за мной. Беззастенчиво пользуясь возможностями мидихлориан через эгрегор Силы Мортиса, направляя свою волю в мир смертных. Правда, некоторые их способности выходят за грань, доступного даже целестиалам, и в чем причина, я пока не знал. Но собирался выяснить, когда наведаюсь к ним в гости! Хотя и совсем не с той целью, и не с тем результатом, на который они рассчитывают…

— Джове, — напомнил о себе Фрис, все еще переживающий за мое состояние. — Ты опять глазами светишь.

— Тьфу! — сплюнул, волевым усилием гася пламя Света. Опять забыл! Чуть расслабишься, и начинаешь сверкать дальним светом фар. Дико раздражает, на самом деле, но уже никуда не денешься.

Вместе со становлением целестиалом, обрела окончательную форму моя, назовем ее так… специализация. То, как я воспринимал себя Разящим Светом в определенные моменты истории — есть не что иное, как попытка слепого подсознания обличить в понятную форму скрытые установки Процесса Машины.

Полагаю, именно в этом и заключался смысл ее изначального создания Архитекторами: помочь кандидату вознестись на следующую эволюционную ступень, не разрушив при этом фундаментальную суть его личности. Амбициозная цель творцов, использовавших опыт всех когда-либо живших поколений Архитекторов… И едва не испорченная кривыми руками джедаев, полезших ковыряться в технике выше своего уровня понимания. Хотя, подозреваю, они тоже неспроста к Машине сунулись. За что я спрошу с Дочери отдельно при встрече, но это позже. Сейчас же приходится иметь дело с последствиями.

После завершения Процесса Разящий Свет в моем лице обрел форму судьи. Или, по крайней мере, так ощущалось дарованное самой Силой Право, побуждающее восстанавливать ее баланс в мировом галактическом порядке. Любым приемлемым для этого способом с использованием всех знаний расы Архитекторов.

К счастью для окружающих, моя жажда справедливости вполне поддавалась контролю и не требовала вершить ее направо и налево без обеда и выходных. Однако некоторые мысли, засевшие у меня на подкорке еще со времен бытности юнлингом, требовали своего решения, и, как Разящий Свет, откладывать их я более не мог.

Часть можно решить уже сейчас, на Дорине, а остальные после того, когда раздам лещей одной зарвавшейся Семейке, заигравшейся в богов. Причем, в то, что у меня это получится, я ни секунды не сомневался, ведомый чем-то бо́льшим, чем банальное предвидение будущего.

— Фрис, как там со связью?

— Глушилку аванпоста отключили, теперь все работает, — с готовностью приосанился брат, источающий в мир тихое блаженное счастье. — Кого вызываем?

— Дею. Надеюсь, комлинк у нее тот же остался.

— Неожиданно. Почему именно ее?

— У меня есть дело к Матриархам. Если ответит — пусть назначает встречу, а пока проведаем «Медтех-Про». Есть чуйка, что начальство совсем без нас расслабилось, а Шшрх вообще мышей не ловит.

— Принято. Что потом?

— Навестим семейство Нак Зиила. Соскучился я по Эсс и Кеду, да и надо передать им свежие новости об отце. Уверен, этот сухарь им даже весточки после возвращения не прислал. И еще, — я в блаженной неге прикрыл веки, всем доступным восприятием любуясь течением Живой Силы, — мы проведаем одну чистую душу, которая обожает играть в загадки. У меня найдется парочка свежих для нее. А после даруем покой другой, запертой в этом мире из-за моей ошибки. Пора возвращать старые долги.

***

Похожий на хищную рыбу транспортный челнок вышел из гиперпрыжка на минимально возможном расстоянии от орбиты планеты, и сразу начал снижение, стремительно погружаясь в верхние слои атмосферы. Корпускулярные щиты окутались огненной короной, на пределе выдерживая колоссальную нагрузку, но пилоту будто было наплевать. Казалось, он не снизил скорости, даже если бы они начали отказывать — настолько уверенно челнок держал курс.

Еще пара минут, и он снизил скорость, выравниваясь и направляясь вдоль голой каменистой поверхности грязно бурого цвета к развалинам древних построек. Тех самых, над которыми некогда возвышались каменные статуи древних ситов, почти полностью разрушенные после вторжения на Коррибан армий Вечной Империи Закуул.

С той эпохи минуло немало веков, но руины всех крупных поселений на планете все еще еще зияли незаживающими шрамами от орбитальной бомбардировки. Отчасти это была одна из причин, почему ситхи не желали жить здесь, используя лишь частично отремонтированную Академию для тренировки аколитов. Слишком ярки оказались наглядные уроки ошибок истории для тех, кто не желал их повторения в будущем.

Но главной причиной был и оставался Дарт Руин, имеющий свою философию постижения таинств Темной стороны и обладающий особым взглядом на будущее Новой Империи. Под его началом горстке падших джедаев удалось найти и объединить разрозненные осколки падших Империй древности, спустя пять лет после Четвертого Раскола образовав единый ситхский культ.

Ситхи, возрожденные и присоединившиеся, не придерживались четкой иерархии и зачастую имели диаметрально противоположные идеологии, сделав невозможным централизацию сил культа в одном месте. Поэтому Дарт Руин принял решение оставить Коррибан для обучения горстки отобранных аколитов в своей личной Академии, тогда как основные силы ситхов рассеялись по галактике, занимаясь вербовкой рекрутов и сбором ресурсов. Прекрасный план, в долгосрочной перспективе способный поспособствовать триумфальному возрождению Новой Империи, но не учёвший одной малой детали….

Дарт Руин слишком глубоко погрузился в Темную сторону, совершив ту же ошибку, что и бесчисленные мастера древности до него. Жажда власти и амбиции затмили рассудок самозванного Владыки, вынуждая его бросать в бой с Республикой все новых и новых аколитов, едва завершивших первоначальное обучение. Что практически в ста процентах случаев приводило к их гибели от рук республиканцев даже без помощи джедаев.

Пустая трата трудновосполнимых ресурсов быстро привела к тому, что в рядах культа назрел раскол, аналогичный тому, что случился у джедаев. С той лишь разницей, что ситхи не собирались веками терпеть тиранию поехавшего умом Владыки и быстро собрали единомышленников для его свержения.

План, включавший в себя долгий этап подготовки и нейтрализации верных Руину фанатиков, принял окончательный вид после успешной операции на Тайтоне. Когда усилиями диверсионной группы были добыты бесценные ситхские голокроны с техниками ушедших эпох, от которых малодушные джедаи так и не решились избавиться. Эти знания позволили в кратчайший срок подготовить убийц, способных если не на равных потягаться с Владыкой, то по крайней мере расчистить к нему путь для тех, кто на это способен.

Из всех убийц, прошедших жесткий отбор, лишь трое смогли показать необходимый результат, чтобы поручить им миссию прорыва. Именно их шаттл вошел в атмосферу Коррибана, приземлившись на посадочной площадке у подножия ступеней Академии и заглушив двигатели в ожидании команды к началу боевых действий.

Однако время шло, и так ничего и не происходило. Шаттл продолжал стоять на пустой посадочной площадке, отбрасывая длинную тень от тусклого светила Коррибана и не спеша спускать трап. Казалось, его прибытие на территорию Академии должно было вызвать хоть чей-то интерес, но ни час, ни два спустя к посадочной площадке никто не вышел.

Так могло казать со стороны стороннему наблюдателю, не способному видеть иной скрытый мир Силы. Тогда как на деле кабина шаттла опустела ее в первый миг соприкосновения шасси с грубым песчаным грунтом, взметнувший в воздух клубы мелкой красной пыли от работы движков. Именно эта пыль помогла скрыть размытые тени трех убийц, принявшихся за свою работу с методичностью бездушных хладнокровных машин.

Сперва были вырезаны все разумные приемного узла, стоявшего близ посадочной площадки и оповещавшего руководство Академии о статусе прибывших гостей. Далее тени вошли уже внутрь нее и начали планомерную зачистку ярусов, начиная с нижнего и уверенно двигаясь выше. Все в абсолютном молчании и практически без применения световых мечей или громких Силовых техник, способных поднять тревогу раньше времени. Теневое сокрытие такого уровня было еще неизвестно современным потомкам ситхов, и потому убийц попросту некому было остановить. До тех пор, пока они не добрались до самого верхнего яруса Академии, где находилось руководство культа по главе с Дартом Руином.

Здесь убийц уже ждали. Личные телохранители Владыки — Руки, как они гордо именовали себя в узком кругу, имея наглость примерять на себя титулы великих ситхов древней эпохи. Вот только в то время эти ничтожества не удостоились бы и титулов Лордов, не говоря уже о Дартах — истинных знатоков мистерий Темной стороны.

И убийцы знали об этом, встав трое против четверых Рук и первыми активируя угрожающе загудевшие алые световые клинки.

— И кто тут у нас? Свежее мясцо для пыток привезли? — с издевкой бросила одна из Рук, носящая на своем лице жуткие шрамы от разложения Темной стороны. Женщина из расы цереан с именем Дарт Скора дерзко шагнула навстречу трем чужакам в темных плащах с глубокими капюшонами, скрывающими лица. И это было последнее, что она успела сделать.

Притяжение. Рывок. Удушающий хват и Иссушение с Шаровой молнией. Подпаленная тушка Второй Левой Руки упала под ноги убийц, так и не сдвинувшихся со своего места, оставив поредевших слуг Владыки в шоке взирать на результат жестокой расправы. Подобные скорость и мастерство присущи лишь опытным адептам Темной Стороны, которых в культе знали наперечет. Самым известным среди которых был сам Владыка Руин, но он был единственным, чьи Силовые техники вызывали откровенный страх лишь своим фактом своего применения. До сих пор.

— Если остальные такие же слабаки, то наша миссия станет легкой прогулкой, — наконец, нарушил молчание один из убийц, имевший самый высокий рост. Руки Владыки Руина услышали откровенное презрение, когда он деактивировал свой световой меч и откинул капюшон с головы, подставляя свету криво ухмыляющееся лицо… молодого экзота расы ласатов. О чем свидетельствовал короткий подшерсток на шее и едва заметные кисточки на подвижных заостренных ушах, выдающие юный возраст именно этого разумного.

— Сопляк! Ты дорого за это заплатишь! — ощутив возвращающуюся уверенность и полыхая ненавистью от испытанного страха, прошипела Вторая Правая Рука, известный, как Дарт Зер. Обманутый внешним видом человеческого мальчишки, на голову превышающий его в росте краснокожий забрак активировал свой световой посох и хищно оскалился заостренными клыками.

— Умри!

Алые клинки столкнулись, выводя их ступора оставшихся Рук, наконец оправившихся от наглости чужаков и взявшихся за свои световые мечи. Им вторили их отражения в лице двух убийц, вынужденные сходу уйти в глухую защиту во избежание лишения жизни в первые же секунды схватки.

То, что им удалось «поджарить» Дарта Скору, не иначе как удачей не назвать. Четвертая Рука Владыки поплатилась жизнью за свою самоуверенность, но три другие не стали недооценивать неизвестного врага. Сходу взвинтив темп сражения до таких скоростей, что на Силовые техники просто не оставалось времени, Дарты показали зарвавшимся молокососам, чего стоят настоящие познавшие Темную сторону ситхи-воители. А в то, что против них выступили детишки, Руки уже не сомневались.

В пылу сражения капюшоны сорвало с двух оставшихся «убийц», явив взору молодые лица кел-дора и человеческого мальчишки. Что лишь еще больше распалило пламя ненависти Рук, сперва решивших, что по их душу пришли неизвестные темные немереной Силы, против которых выстоит лишь Владыка. А на деле оказались вчерашние аколиты, еще недавно учившихся в стенах этой самой Академии. Неслыханная дерзость, требующая самого сурового наказания для зарвавшихся личинок ситхов!

Однако время шло, а сражение и не думало снижать обороты, переместившись с верхнего яруса на крышу через одну из многих дыр, оставшихся в стенах Академии даже после капитального ремонта. Обе стороны уже успели понести потери. Пал, разрубленный световым мечом, ласат из команды убийц. И превратился в груду раздробленных костей Дарт Шорхал, известный под титулом Второй Левой Руки, словив масштабную технику Темного Дробления от человеческого юноши.

Также получили легкие раны и подпалины от техник Молний Силы мальчишка кел-дор и Первая Правая Рука — прямоходящий ящер Дарт Градар, обладающий самой превосходящей силой из всех Рук Владыки. Последний вовсе постепенно впадал в священную кровавую ярость своего вида, уже не стремясь сохранить детишкам жизни и больше всего желая испить их теплой парной крови.

И так бы и случилось, не примени убийцы свой последний козырь — масштабную Темную технику, от которой Рук буквально смело с крыши шквальным потоком слепящих фиолетовых молний. Бушующий Разряд применялся с незапамятных времен ситхскими инквизиторами или колдунами, требуя от своих адептов филигранного владения Темной стороной Силы. В противном случае ударяя не только по врагам, но раня и самого создателя техники, что и случилось в случае применившего ее человеческого мальчишки.

С титаническим усилием, сопроводившимся болевым криком, юноша перестал испускать молнии, упав изломанной дымящейся куклой на крышу. К которой с тревожным криком: «Джаральн!», подскочил юный кел-дор… чтобы под слабый хрип теряющего сознание друга: «Мъяйт, сзади…», схватиться за горло и взлететь в воздух, неспособный сопротивляться превосходящей Силе Владыки.

Дарт Руин полыхал плохо сдерживаемым гневом. Глубокая медитация, из которой его вырвали колоссальные возмущения Силы, вынудила Владыку покинуть свои личные покои, откуда он не выходил почти весь последний месяц. Проводимый им ритуал требовал длительного уединения и полной концентрации над совершаемыми манипуляциями, обещающими еще больше раскрыть его потенциал в освоении Темной стороны. Целый месяц усилий… потраченных впустую из-за действий глупцов, посмевших вмешаться в его священную работу над собой.

— Ар-р-х! — подпитываемый темными эмоциями рык вырвался из груди умбаранина, еще сильнее сжавшего схватку Удушения на горле кел-дора, заставляя его дергать в агонии ногами. Еще немного, и наглый выкормыш кого-то из его врагов будет убит, но Сила решила иначе.

Ощутив на крыше присутствие новых лиц, Дарт Руин резко развернулся к ним, одновременно отпуская упавшего на крышу и надрывно захрипевшего кел-дорского мальчишку.

— Вы…

— Зря ты вылез из своей норы, Фаниус.

Они встали друг напротив друга. Самозванный Владыка Ситхов и его бывшие приближенные. Дарты Морок, Тлен, Шрам, Хрон и Прах. Одни из первых, кто присоединился к тогда еще мастеру-джедаю Фаниусу в его стремлении избавиться от оков Ордена джедаев и открыть для себя новые грани Силы. Благородное стремление, вылившееся сперва в Четвертый Раскол, а позднее в мечту о Новой Империи ситхов. До возрождения которой остался один единственный решающий шаг…

— Не недооценивайте мою мощь, — кривая ухмылка умбаранина была и не в половина такой жуткой, как отчетливая искра безумия в его налитых алым багрянцем глазах. — Вы все ничто в сравнении с мощью моей Темной стороны!

— Громкие слова. И пустые, — старейший из пятерки ситхов-мятежников, Дарт Тлен активировал фиолетовый световой меч и направил его на своего Владыку. — Ты стал помехой, Владыка. Власть ситхов вновь воцарится над галактикой. Но уже без тебя…

— Я есть ваша власть!

Сила столь мощная, что проявилась на физическом уровне реальности в виде грозового шторма на быстро темнеющем небе, потрясла Академию до основания. И сил пятерых Дартов едва хватило, чтобы удержать ее, тогда как облик наступающего на них чудовища стремительно менялся, обнажая сквозь отходящую клочьями и лопающуюся кожу прожилки осквернения Темной стороной. Ее финальной стадии, когда разумного уже ничто не отличает от бешеного животного, потерявшего последние зачатки здравого рассудка.

— Я ваш закон! — ревел Дарт Руин, объятый сполохами густой Темной стороны. — Нет никакой страсти! Только одержимость! Нет знаний, только убеждения! Нет цели, лишь воля! Моя воля!!!

Медленно, но неотвратимо, Дарты начали уступать превосходящей мощи Владыки ситхов. Все их приготовления, включая подготовку убийц из своих лучших учеников, чтобы сохранить силы для решающей схватки, оказались недостаточны.

Дарт Руин не зря столько лет искал артефакты древних цивилизаций, жадно поглощая любые знания, попавшие ему в руки. Некоторые ему передал учитель Могру, который тоже имел свой интерес с раскрытии тайн прошлого. Какие-то удалось найти самостоятельно или с помощью аколитов, отвлекающих на себя внимание республиканцев, пока Руки Владыки выполняли свое истинное предназначение. С их помощью удалось не просто отыскать наследие раката — могущественной расы, построившей свою империю на технологиях, использующих для работы Темную сторону Силы. Руки откопали и привезли на Коррибан рабочий инфокрон раката. Несколько менее совершенный, чем современные голокроны, но обладающий поистине бесценной для ситхов информацией.

Именно они возвели Силу Владыки на иной уровень, вплотную поднявшуюся к мистическим способностям мастеров старой эпохи. Хотя и страшной ценой, на которую никто из них в здравом уме не пошел бы.

— Нет ничего…, — прошептал охваченный непроглядной Тьмой умбаранин, настолько поглощенный своим триумфом, что забыл об одной малой, но очень важной детали.

При всей своей завораживающей мощи, техники древних раката не сделали их бессмертными.

— Только я… кха!…

Выпучив налитые бешеной кровью глаза, Дарт Руин скосил взгляд вниз на свою грудь. Откуда выглянуло сверкающее алым острие светового меча. Пронзив сердце, оно еще с пару секунд для надежности прижигало рану, после чего исчезло с шелестом деактивации, и уже мертвый Владыка ситхов рухнул на крышу.

А Мъяйт Дор упал на колени рядом с ним, выпустив из ослабших рук световой меч и посмотрев снизу вверх на своих мастеров, медленно опускающих руки после того, как давление жуткой силы безумца пропало с его смертью.

— Слава Новой Империи.

— Слава…, — эхом отозвался Дарт Тлен за своим учеником, и, переглянувшись с другими ситхами, повелительным жестом протянул к Мъяту руку. — Встань же, Дарт Крайт и займи свое место среди нас. И ты, Дарт Ранкор.

К поднявшемуся Мъйту присоединился изрядно обожженный Джеральн, вставший рядом с другом и почтительно склонивший голову перед волей своих учителей.

— Ваша служба Новой Империи ситхов только начинается.

***

Обновленный состав Верховного Совета Ордена заседал в малом медитационном зале ввиду запечатанного на длительный ремонт привычного совещательного. Он, как и многие другие помещения в Храме, пострадал в результате диверсий предателей, не слишком заботившихся о сохранности своего бывшего дома. До того, как последних из них удалось скрутить и изолировать в тюрьмах особого отдела, марионетки Могру и Кирона успели наворотить дел, которые теперь приходилось разгребать в авральном порядке с утра до ночи.

Но эта была не главная причина, почему собравшиеся магистры сохраняли задумчивое молчание в ожидании слова Градмастера. Сидящего на округлом медитационном кресле без спинки чуть в отдалении от остальных и не отрывающего взора от закатного неба за окном, пестрящего беспокойными огнями заходящих на посадку и улетающих с планеты кораблей.

— Сведения точны, рыцарь Кес? — наконец обронил кел-дор, нарушая затянувшуюся тишину.

— Да, грандмастер, — молодой мужчина в боевых рыцарских доспехах встрепенулся, скрещивая руки за спиной в попытке изобразить военную выправку. С непривычки получилось немного неловко, но ни он, ни члены Совета не подали вида.

С утверждением Нак Зиила на постоянной должного Грандмастера, курс всего Ордена официально принял военную направленность. И уже за столь короткий срок успел доказать свою эффективность не только в урегулировании внешних проблем, но и стабилизации разрозненного общества самих джедаев.

— Их подтверждает не только моя группа, — скрывая волнение, продолжал Кес. — Все дозорные, с кем я связывался, говорят примерно одно и то же. Ситхи уходят и прекращают любою активность на территориях Республики. Часть культистов исчезла с ними, а остальные — в основном наемный сброд и искатели легкой наживы — объединились с пиратскими кланами. Однако ничего, указывающего на их связь с бывшими хозяевами, обнаружить не удалось.

— Иными словами: ситхский культ, каким мы его знаем, прекратил существование, — негромко промолвил Нак Зиил, оставив висеть в воздухе недосказанное: «Или переродился во что-то иное».

— Ты хорошо потрудился, Кес. Можешь идти.

— Да, градмастер.

Очередное воинское приветствие, чуть менее неловкое, чем первое, и рыцарь-джедай покинул временные покои Совета. Оставив магистров в задумчивом молчании, которое никто не спешил прерывать. Полученные новости с фронтов не вызвали особого удивления, но навевали определенную тревогу. Как и любая другая скрытая деятельность ситхов, представляющая угрозу своим фактом своего существования.

Первым признаки жизни подал новый лидер Ордена. Расцепив сведенные в замок на груди руки, Нак Зиил направляющим Силу движением кисти развернул свое медитационное кресло лицом к центру помещения. Чтобы сразу стать предметом внимания шести цепких взглядов магистров, эмоциональность которых колебалась от преданно-поедающих до устало-вымотанных. К последним относились талартаи Орой Лен, взявший на себя координацию всех раскиданных по галактике сил джедаев, посланных для подавления мятежей в системах, предавших Республику. И катара Велия, все еще не восстановившаяся после трагедии с Кироном и звонко фонящая в Силе плохо сдерживаемой тоской.

Одна из самых сильных джедаев своего времени, Бешеная кошка казалась бледной тенью самой себя, продолжая занимать формальное место в Совете, но по сути уже не имея права голоса. Закономерный итог после ее «почти падения» на Темную сторону во время схватки с магистром Джангалом в подземелье Храма, отголоски которого все еще ощущались несмотря на усилия целителей. Если бы не острая нужда в кадрах, заметно поредевших после мятежа, Велия еще долго оставалась на реабилитации, но война диктует свои условия.

Мятеж в Ордене унес жизни аж четырех магистров Совета, в число которых попали Заган Сашши, Бескелия Нуо-Ма, Джангал и, собственно, сам экс-глава Ордена Кирон Рал. Также оказался в плену магистр Идо, чьи мозги промыли настолько мощной техникой Разума, что его личность претерпела необратимые изменения. В итоге, когда влияние Могру спало после его смерти, мужчина остался верен идеалам опального мастера и не оставил Совету иного выбора, кроме как передачи себя в особый отдел.

Необходимая жертва во благо будущего обновленного Ордена джедаев, и, как надеялся Нак Зиил, последняя. Получившие «кость» особисты снизили давление на Совет, дав джедаям возможность самостоятельно разгрести бардак в своих рядах и положив начало новой эре сотрудничества военной машины Республики и одаренных.

«Еще одна причина, почему Ордену нужно измениться», — подумал кел-дор, оглядывая изрядно поредевший состав Совета, где армейской подготовкой кроме него самого мог похвастаться разве что Орой Лен. Навыки остальных оставляли желать лучшего, не считая боевой двойки Лиро Кето и Орса Гало, успевших поработать на флотскую разведку СИС во время расследования деятельности ситхских культистов, но этого было мало. Настоящей дисциплине им еще предстоит научиться. Как и другим джедаям, для которых уже готовятся в авральном порядке новые стандарты и обновленный устав службы в Ордене.

— Проблема ситхов все еще остается приоритетной, — Нак Зиил говорил четко и отрывисто, больше отдавая приказ, нежели спрашивая чьего-то мнения. — Стабилизация систем Внешнего Кольца ляжет на плечи армии с флотом, пока мы сосредоточимся на том, что давно пора было сделать. Магистр Сэпит!

Проштрафившийся во время памятного визита в Храм бывшего падавана Нак Зиила, муун подобрался и превратился в слух. Тот случай с подкупом Совета Джове ради вступления в брак оставил несмываемое пятно на репутации Этлу Сэпита в глазах магистров. После чего муун делал все, чтобы восстановить пошатнувшиеся позиции, не подозревая, что ему, как и магистру Велии, уже найдена подходящая замена из числа перспективных рыцарей.

Одним из них был тот самый юноша Кес, доложившийся Нак Зиилу о деятельности культистов, а также еще несколько джедаев в его команде. Среди которых по чистой случайности затесалась одна из сородичей грандмастера — кел-дорианка Нэль Мюр, с которой Нак Зиил был заочно знаком еще по Дорину, лично доставив перспективную девочку на обучение в Орден.

Мог ли он подозревать тогда, что ей и другим еще по сути «вчерашним детям» предстоит подхватить знамя из ослабших рук магистров былой эпохи? Немыслимый прецедент, которого просто не могло произойти в мирное время, окончившегося еще тогда, в переломный день Четвертого Раскола.

Нак Зиил как никто другой понимал, что время сейчас играет против них. Первая предупредительная весточка грядущей тьмы в виде исчезнувших ситхов — лишь начало чего-то более страшного, не повторявшегося на протяжении целого тысячелетия. Если Империя вновь воспрянет из пепла, то Ордену джедаев в своем текущем виде будет просто нечего ей противопоставить! А, значит, им пора возвращаться к славным традициям древних, причем в авральных темпах. Чему идеально поспособствует армейская дисциплина и доработанный устав, позволив новым поколениям джедаев вновь стать грозной силой, способной противостоять ситхам.

«Кроме того, вбить субординацию в юные умы гораздо проще, нежели переучивать бывалых мастеров», — привел для себя последний довод Нак Зиил, прежде чем принять окончательное решение и выдать мууну его задачу.

— Проконтролируйте расконсервацию аварийных складов на нижних уровнях и начинайте подготовку к массовой закупке военного снаряжения через ваших партнеров на Сципио. Как я понимаю, их контакты у вас еще остались?

— Да, грандмастер. Но я не понимаю, зачем…

— Это приказ, Этлу, — Нак Зиил добавил своему вокабулятору маски металлический оттенок, чуть поиграв напряжением горловых связок. — Ордену потребуются современные средства ведения войны, а молодежи расходники для отработки навыков в полевых условиях. Используйте все свободные активы, не пытайтесь экономить на мелочах. Особое внимание уделите защитному снаряжению и медицине. Для начала подойдут стимуляторы, но потом нужно наладить прямые поставки аптечек с кольто и бактой. Оба варианта! Как вы этого добьетесь меня не волнует. Приказ понятен? Исполняйте.

Придавленный тяжестью задачи, муун покинул покои Совета. Такого же погруженного в замешательство и ждущего своей участи.

— Дальше второе по важности. Лиро, Орс.

Магистры, к которым поименно обратился кел-дор, встали, изображая максимальную готовность к сотрудничеству. Из всего Совета эти мужчины из расы людей были единственными, чья верность новому курсу Ордена не подлежала сомнению. Оба они потеряли бывших учеников по вине Могру, из которых выжил лишь один: рыцарь-джедай Винна, найденная в подземельях Храма уже после мятежа и доставленная в лекарские палаты для реабилитации.

Бедняжка тогрутта получила сильный стресс, осознав, что провела последние годы под ментальным контролем, творя вещи, которых никогда бы не совершила в здравом уме. Однако ее решимость преодолеть случившееся вселяла надежду, а непоколебимая верность идеалам джедаев ставила в ряд с другими кандидатами на роль будущих магистров Совета, отобранных лично Нак Зиилом. Чьей подготовкой и предстояло заняться Лиро Кето и Орсу Гало.

— Координаты выбранных аванпостов Ордена уже загружены на ваши личные терминалы, — сказал Нак Зиил, убедившись, что магистры в точности поняли, какая задача перед ними поставлена. — На развертку всей инфраструктуры даю полгода. К прибытию первого пополения все должно функционировать, как часы! При этом особое внимание обратите на условия проживания: миры подбирались с таким учетом, чтобы уровень тяготения соответствовал стандартам моей родной планеты. А это налагает определенные ограничения на создание автономных лагерей и их защите от внешних условий окружающей среды. Отсюда такой долгий срок. Я прекрасно понимаю, с чем вам предстоит столкнуться, и прошу подойти к вашей задаче со всей ответственностью. Эти аванпосты станут местом, где Орден начнет свое возрождение. Как показала практика с моим последним учеником (напомню: спасшим нас с вами на Ондероне!) жесткие условия способствуют прогрессу джедаев лучше всего.

— А выдержат ли? — позволил себе проявить осторожное сомнение Лиро, на что получил категоричный ответ кел-дора:

— Легкие времена кончились, магистр. У нас в перспективе полномасштабная война с ситхами, и мы к ней ни на ломанный кредит не готовы! Если ничего не сделаем сейчас, потом уже будет поздно. Приказ понятен? Исполняйте.

Поклонившись и отдав воинские приветствия, боевая двойка джедаев покинула покои вслед за Этлу Сэпитом. Двери за их спинами с мягким шелестом закрылись, оставляя Нак Зиила с последними кандидатами на «раздачу пряников», как сказал бы Джове.

Мысль о своем бывшем падаване заставила кел-дора взять короткую паузу, прежде чем собраться с мыслями и обратить внимание на нетипично тихую катару, потухшим взором уставившуюся куда-то поверх его головы. Для нее был лишь один способ выйти из этого пагубного состояния, и, хотя оно грозило риском окончательной потери Велии для Ордена, Нак Зиил все же пошел на него. В надежде, что поглотившие женщину эмоции закалят ее, а не подтолкнут еще дальше в манящие объятья Темной стороны.

— Ты знаешь, он долгое время был моим лучшим другом. И я знал его достаточно хорошо.

Губы катары дрогнули, пока она продолжала смотреть в пустоту. Не ощутив с ее стороны возражений, Нак Зиил продолжил более уверенно.

— Кирон был сложным человеком, с непростым характером. При всех своих талантах джедая, он плохо сходился с людьми и редко кому доверял. Но ты, Велия, занимала особое место в его сердце. Я всегда знал это.

Теперь женские губы тронула горькая ухмылка, а она сама, наконец, вернулась в реальность, сосредоточив внимание на бывшем соклановце-юнлинге, а ныне полноценному грандмастеру их Ордена.

— После того, что он сказал? Я больше так не думаю, Нак. Кирон Рал… разбил мне сердце.

— И спас тебя.

— Что?…

— От Могру.

Нак Зиил помолчал, позволяя ей переварить услышанное, и лишь потом мягко продолжил:

— У меня было время поразмышлять о произошедшем, и я понял, почему он так поступил. То, что ты рассказала, никак не вязалось с образом моего друга. Да, Кирон свернул не на тот путь и едва не погубил всех нас, но он все еще оставался тем человеком, которого я знал. И кого уважал, несмотря ни на что. Который никогда бы не причинил боль тому, кто ему дорог.

И я начал размышлять. Сопоставил то, что случилось и то, что узнал от Могру…Этот огрызок тухлого пуду был слишком силен и опасен, чтобы пойти против него в открытую. Кирон был талантлив в искусстве управления Разума, но Могру превосходил его. Полагаю, тогда в подземелье, Кирон знал, что если проявит свои настоящие чувства, это сделает тебя мишенью. Поэтому он сделал все, чтобы Могру решил, будто ты ему безразлична…

— Замолчи!

Катара спрятала лицо в ладонях, ее плечи мелко затряслись. Практически сюрреалистичная картина, в существование которой не поверил бы ни один джедай, хоть мельком знакомый с репутацией Бешеной кошки. Отважной, безбашенной и агрессивной катары, чье мастерство во владении световым мечом делало ее третьим клинком Ордена после экс-грандмастера и его текущего приемника… единственных, кто знал ее настоящую. Такую, какой Велия предстала сейчас перед тщательно маскирующим замешательство Орой Леном, тактично отвернувшимся в сторону, пока Нак Зиил подходил к ней ближе.

— Он любил тебя, — кел-дор приобнял женщину за спину, притягивая ее к себе и позволив поливать слезами свое плечо, пока шептал ей на ухо. — И я знаю, что он больше всего на свете хотел быть с тобой. Но его путь лежал во тьме, Велия, и Кирон сделал все, чтобы защитить тебя… от себя. Даже если это означало разорвать все, что вас связывало.

Нак Зиил справился. То, что не смогли сделать лучшие лекари Ордена, сотворили слова, сказанные в нужное время и в нужном месте. Вместе со слезами Велию покидали последние пятна Темной Стороны, а молчаливая поддержка магистров позволила ей прейти в себя куда быстрее, чем случись тот же срыв в одиночестве.

— Грандмастер, — утерев рукавом робы мокрую шерстку на щеках, катара первой встала со своего места и с почтением поклонилась Нак Зиилу. Не как равному, но как главе Ордена, имеющему право решать ее судьбу. — Какие будут приказы?

— Только один. Тебе пора взять нового падавана.

— А… Ясно.

У Велии явно крутились многие возражения на языке, но после случившегося она не решилась спорить. Тем более, что надобность в этом давно назрела: слишком мало среди джедаев имелось практиков формы Джуйо. Редкой и крайне эффективной против других одаренных, но требующей особого уровня контроля эмоций, способных легко попасть под влянием Темной стороны. Что, собственно, и случилось тогда в подземелье Храма и снова теперь, послужив для Велии знаком: время пришло. Если она более не способна контролировать себя, бремя Джуйо должен понести другой джедай. Или джедаи… смотря на сколько падаванов хватит ее скромных сил. Двоих минимум, если она правильно истолковала молчаливый посыл Нак Зиила.

— Будет исполнено, грандмастер. И спасибо вам. За все.

Не дожидаясь, пока ее выпроводят, Велия сама покинула палаты Совета, оставив позади всего двух его членов. Смотрящих друг на друга без слов и не спешащих продолжать разговор, даже когда створки дверей закрылись за ее спиной.

— Думаешь, он согласится? — наконец, произнес Орой Лен. На что Нак Зиил скопировал жест своего ученика, вполне по-человечески пожав плечами под хмыканье талартаи.

— Что бы Джове там не задумал, но поддержка Ордена ему не помешает. Да и мне будет спокойнее, если он будет под присмотром. Тем более, у тебя есть формальный повод: твоя ученица все еще с ними.

— Ты так и не сказал, что тебя так насторожило?

— Говори уж прям: испугало. Да, дружище, именно так. Эта жуткая тварь… Поглотитель. Когда Могру показал мне ее в Силе, а потом еще и Фрис — я едва удержал панику. Это сама смерть! И это мы его создали.

Нак Зиил взял паузу, чтобы выровнять дыхание, и лишь потом тихо признался:

— Я боюсь, что Джове может не справиться. Его ментальный дар — уникальный, не зря же он одолел Могру. Но даже его может быть недостаточно. Если случиться худшее…

— Можешь не продолжать. Я прослежу, чтобы подобного не произошло.

— Спасибо, — немного расслабился Нак Зиил, чувствуя облегчение пополам с отвращением к самому себе. После всего, что Джове сделал для расе кел-доров и для его семьи лично, поступать так было омерзительно. Но другого выбора не было.

— Раз летишь на Альдераан, заодно наведи справки среди Великих Домов, — чтобы немного отвлечься от тяжелых дум, сменил тему Нак Зиил. — Помнится, Джове докладывал об активности культистов среди них. Есть шанс, что среди них еще можно найти зацепки по ситхам. Приказ понят…

— Ох, избавь меня от этого дерьма, старый хрыч! Пусть вон молодые строем маршируют, а нам уже давно пора трухлявые кости в гнезде греть.

— На том свете погреешь, птиц облезлый, — не остался в долгу Нак Зиил. И, чуть подумав, вздохнул. — Надо домой слетать, по семье соскучился.

— И оставить Орден на произвол, «грандмастер»? В самый разгар переформирования? — с немалой долей ехидства щелкнул клювом талартаи. — Даже Кирон не был таким распиз…

— Отставить разглашать секретную информацию! У меня репутация и выслуга лет!

Смех двух друзей, таких разных и в то же время похожих, всколыхнул покои Совета, знаменуя рассвет новой эпохи Ордена джедаев.

Глава 21. «Возврат старых долгов»

После посещения «Медтех-Про» мое расположение духа со свистом рухнуло куда-то за пределы нижней отметки мирозданья. По причине, связанной не со вскрытием махинаций членов правления, воспользовавшихся самоустранением Шшрха от управления вскоре после моего отлета с Дорина. И даже не с попыткой зажать причитающиеся мне проценты с оборота продукцийкомпании, кратно увеличившегося после установления стабильного торгового пути с остальной частью галактики. Настоящая причина крылась глубже и заключалась в моей собственной когда-то допущенной ошибке, чьи истинные масштабы открылись лишь после окончательного становления Разящим Светом.

Возросший уровень доступа к Силе через послушными моей воле мидихлорианы, сразу выявил «каверну» духовного мира, которой не должно было существовать в природе. Но она появилась благодаря моим неумелым действиям… и бьющему через край самомнению зарвавшегося юнца, решившего, будто его зачаточных навыков менталиста достаточно, чтобы без последствий вмешиваться в естественный порядок вещей.

Даже близко нет! В чем я и убедился после, как разобрался с потерявшим берега руководством «Медтех-Про», вставив шенкель им и, заодно, Шшрху Аур, спешно выдернутому из своей личной мед-клиники. Как я и предполагал, мой давний знакомый — фанатик своего дела по призванию — настолько закопался в научные исследования, что совершенно выпустил бразды правления из своих рук. Чем и воспользовались его помощники, начав по-тихому набивать карманы и сливать корпоративную информацию воспрявшим конкурентам.

Лишь благодаря неусыпно бдящим безопасникам дело не приобрело критический оборот, позволив нам с Фрисом худо-бедно компенсировать ущерб и оперативно устранить все утечки. Виновные вылетели на улицу с треском и обнуленным рейтингом чужаков без выходного пособия, что по сути ставило крест на их дальнейшей жизни на Дорине. Неудачников нигде не любят, а с той характеристикой, которую они получили при увольнении, этих разумных даже дерьмо вурсов на самой захудалой сельскохозяйственной ферме не наймут разгребать.

В то же время чувствующий за собой вину Шшрх Аур взялся за исправление косяков, едва ли не на крови поклявшись, что подобное больше не повторится. И в этот раз я был склонен ему поверить не только на слово, но и видя события наперед, благодаря упрочнившейся связи с Силой.

На самом деле, жить стало куда проще с пришедшим пониманием, как контролировать внезапные прозрения будущего, которыми время от времени страдают все адепты Света. Секрет крылся в том, чтобы задать определенный алгоритм работы мидихлорианам, заменив их базовые настройки на специализированную программу просчета вероятных событий. Под которую пришлось выделять третий духовный контур основы, над чьим созданием я усердно корпел все то время, пока Пятый управлял моим телом и наводил шороху в правлении «Медтех-Про».

Появившаяся после становления целестиалом возможность самостоятельно пощупать мир привела моего друга в восторг, и я без колебаний дал ему возможность «порулить» нашим телом, при этом заранее предупредив Фриса. Брату такая рокировка, ожидаемо, спокойствия не добавила, но после очередного Ментального Слияния с многократно возросшей скоростью обмена информацией, он быстро успокоился. А там и вовсе спелся с Пятым на фоне творческого подхода к решению текущих задач «Медтех-Про», после глобальной чистки руководства потребовавших нашего немедленного вмешательства.

Но в подробные детали я уже не вникал, вместо этого сосредоточившись на прорыве нового духовного контура для решения главной проблемы: той самой «каверны» Силы, ради исправления которой мы изначально и прибыли в головой офис на Дор’шане.

Речь шла о дуросе Самхаре, некогда направленным хаттом Пхоггой на Дорин для взыскания моего долга ему. Член гильдии охотников за головами стал первой жертвой Когтя, воплощенного из сущности астрального мезурита, подаренного мне Энаром Кето после установки якоря Машины.

И первым разумным, частично сожранным Поглотителем в тайне от меня и кластера.

Это стало очевидно, как только я ощутил Самхара через нашу связь, выматерившись от души при осознании противоестественности увиденного и понимании, какую чудовищную ошибку совершил. При этом никакие смягчающие обстоятельства в виде недостатка знаний о своей природе тут не помогали, так как сотворить такое с разумным существом — был мой личный выбор! Вынужденный, да, и казавшийся единственно верным на тот момент, но… Великая Сила, как вообще мне могло прийти в голову оставить Это в живых?! И как Семья допустила создание этого существа, которое самим фактом своей не-жизни нарушало баланс Живой Силы?

Если в вкратце: после иссушения Когтем, от некогда полноценного разумного с душой осталась пустая, но живая оболочка в виде овоща. Чем-то похожим стал Могру после скоротечной схватки с Поглотителем. Вот только ушастый экзот погиб, выпитый им полностью, без остатка. А Самхар воскрес «органическим дроидом», которому я грубыми стежками вшил в поврежденный каркас основы новую матрицу личностного поведения… не понимая при этом, что на самом деле творю.

Получившаяся в результате такой грубой работы нежить лишь отдаленно напоминала разумное существо. Да, она прекрасно справлялась со своими обязанностями в пределах действия своей личностной матрицы. И даже успешно имитировала привычную жизнедеятельность органика, пользуясь участками памяти, нетронутыми Поглотителем. Но в остальном… когда-то криво наложенные «швы» на то, что осталось от основы охотника за головами не могли скрыть гниющее нутро нежити, ведомой лишь волей хозяина.

Кажется, подобное использование Силы практиковалось ограниченным числом целестиалов еще во времена расцвета их расы. Но было запрещено и подвергнуто забвению ввиду излишней жестокости и противоестественности влияния на ткань мироздания. Хотя и не полностью: отголоски этого мрачного искусства еще встречаются среди некоторых групп темных адептов в отдаленных уголках галактики. Но даже их творения ни в какое сравнение не идут с мерзостью, созданной мной с помощью несовершенных техник Разума и фантазии, отягощенной влиянием якоря Машины!

По правде сказать, моим первым желанием при раскрытии истинной сути нежити было ее немедленное уничтожение и сжигание праха в недрах местной звезды. Так чтоб уж наверняка. Остановило лишь понимание, что глобальной проблемы — «каверны» в Силе — оно не решит. Слишком долго тело Самхара топтало землю Дорина, и без того изрядно попорченную последствиями Черных Штормов, насылаемых Сыном.

Хотя, полагаю, после ухода Машины они должны прекратиться, но влияние нежити на баланс Силы так просто не убрать. Тут потребуется масштабное воздействие очищающего Разящего Света, чтобы выжечь всю скверну до последней частички. Для чего в свою очередь нужно просчитать вероятности будущего, дабы не нанести вреда окружающим, подобно любым разумным, имеющим свои темные стороны души. Если я дам волю своему Свету, то они также будут уничтожены вместе с каверной Силы нежити, не разбирая, кто прав, а кто виновен. Что вновь возвращает меня к прорыву третьего духовного контура, вынуждая скрываться в сумраке, пока Фрис с Пятым наводили шороху в реальности.

Хотя, надо признать, скучно мне там не было: процесс модификации основы завораживал! Базовое его понимание я получил еще во времена обучения у Пряхи, а с обретением памяти целестиалов, понял, как его улучшить так, чтобы сократить время прорыва с десятилетий до каких-то часов. Уже одно такое знание делало меня формальным Мастером Разума равного по уровню Пряхе или Могру. А по факту превосходящим их обоих, не готовым шагнуть на следующую ступень развития дара лишь по причине нехватки опыта. Несущественная проблема, нивелируемая естественным течением времени вкупе с постоянной практикой. По примеру той, которой я занимался сейчас.

Послушные моей воли нити духовной основы переплетались и соединялись в новые узоры, с каждым мгновением усложняя свою структуру и создавая новые связи. Тем самым я не только подготавливал свое сознание к быстрому прорыву, но и упорядочивал сумрак подсознания для будущего развития. Ввиду предстоящей встречи с Семьей — мера крайне необходимая, чтобы иметь хоть какой-то шанс выстоять перед их объединенной мощью.

К слову, пока работал, периферией сознания продолжал ощущать их направленное внимание в Силе. Молчаливое одобрение Дочери. Высокомерие с ноткой насмешливой брезгливости Сына. И всеобъемлющее созерцание Отца, охватывающего происходящее на уровне понимания существа, одной ногой ступившего за грань сущего. Для всех троих я будто неоперившийся птенец, едва лишь вылупившийся из яйца и учащийся делать первые осторожные шаги в таком большом и непривычно-страшном для него мире.

По сути, так оно и было. За тем исключением, что птенец всюду следует за курицей-наседкой, а мне ничья помощь не требовалась. Все необходимое мне предоставила память расы Архитекторов, по мере надобности выдавая необходимые знания и скрывая лишние. Так будет продолжаться, пока уровень моего сознания не обретет подходящую многомерность и не разовьется до максимального объема, доступного расе целестиалов. А каков его предел? Сомневаюсь, что даже пресловутая троица знает ответ на этот вопрос. Все их возможности на данный момент связаны с эгрегором Мортиса, а, значит, в развитии они застыли на максимальной отметке, даруемой активному пользователю Силы. Но не целестиалу.

«Костыли для инвалида», — я невольно улыбнулся, в очередной раз вспомнив очень емкое сравнение, приведенное братом. Интересно, сами мои «родственнички» понимают, в какой ловушке находятся? А если понимают, то почему не пытаются ничего изменить?

На этой мысли я ощутил неясное волнение, причин которого не смог найти, вернувшись к совершенствованию основы. Бо́льшая часть работы уже была выполнена, оставляя дело за малым. Семья внимательно наблюдала за моими приготовлениями, но не мешала, явно считая, что одна небольшая «каверна» в Силе, да еще и в нижнем мире — ничтожно малая величина, недостойная внимания.

Быть может для них, живущих непозволительно долго, это так. Но для меня, послужившего исходной причиной возникновения такой аномалии, она как бельмо на глазу. Или темное пятно на репутации Разящего Света — судьи, призванного очищать скверну, а не распространять ее.

Подгоняя себя таким образом, я нанес последние штрихи в узор своей основы и, не раздумывая, начал прорыв. А когда все получилось, быстро и безболезненно, ничуть не напоминая травмирующий опыт со вторым духовным контуром, даже не повел бровью. На фоне того, как мне простоит развиваться в будущем — сущая мелочь.

«Пятый, пора».

«Понял, меняемся».

Закрыв глаза в сумраке открыл я их уже в реальности, осознав себя в зале совещаний «Медтех-Про», сидя в удобном офисном кресле в разгар жаркого обсуждения. Видимо что-то разительно изменилось в моем поведении, чтобы окружающие прервали дебаты и вопросительно посмотрели в мою сторону.

Поймав насторожившийся взгляд Фриса, сидящего по правую мою руку и только что прервавший активный спор с седовласым мужчиной — главой службы связи с общественностью, одним из немногих членов правления, оставленных нами в «Медтех-Про».

— Вызывай его, я готов.

— Да, брат.

Фрис, умница, не стал задавать лишних вопросов. Быстро разогнав новую правящую верхушку компании и перебросившись парой объяснений с недовольным досрочным завершением собрания Шшырхом, он вернулся к центральному терминалу за столом. После чего чисто для видимости потыкал пальцем по кнопочкам, вызывая СБ, когда с тем же успехом мог сделать тоже самое удаленно. «Волнуется», — понял я, когда Фрис вернулся за свое место и, будто слегка извиняясь, доложил:

— Мы сделали по максимуму, что успели. Там еще много текучки, но основные проблемы вмешательства уже не потребуют. Дальше Шшрх справится сам.

— Молодец, — благодарно улыбнулся ему. — И ты, Пятый. Я в вас не сомневался.

Сдвоенное «спасибо» прозвучало и в реальности, и в сумраке, где второй духовный контур вновь обрел своего постоянного жильца.

«Временного, — поправил меня Пятый, пока мы ожидали прибытия того, ради кого все и затевалось. — Как только вернемся на Альдераан, я покину тебя и отправляюсь исследовать мир Звездных Войн к Соту».

«Значит, не передумал?»

«Друг… не начинай».

«Все, молчу».

«Ты так молчишь, что и без слов все понятно! Я не хочу терять себя, как остальные, Сон. Уверен, Третий и Четвертый не повторят ошибок Первого и проживут прекрасные жизни твоих детей, как Коейн и Атлас. Но у меня нет никакого желания разделить их судьбу. Я хочу прожить свою собственную жизнь, как сам того пожелаю».

«В виртуальной реальности? Она никогда не будет полноценной заменой настоящей жизни, ты же знаешь».

«Она будет такой, какой ее сделаю я! А еще там будет Анья…. И ты, когда к нам присоединишься».

«Я не…».

«Брось, мне-то не ври! Я тебя насквозь вижу. Да, ты этого не планировал, но мы оба знаем, что ты ее любишь и никогда не оставишь».

«Конечно нет. Но еще у меня есть долг перед кланом. Я не могу просто уйти…»

«С ним ты тоже разберешься. Как и со всем остальным».

«Похоже, ты веришь в меня больше, чем я сам в себя».

«А как иначе? Ты тот, кто покарал Поглотителя, — тот Пятого был серьезен, как никогда. — И ты Разящий Свет, выносящий приговор. Сон, который ждет всех нас. Если кто и способен найти решение, так это ты».

Больше Пятый ничего не добавил, вплоть до прихода главной силы службы безопасности «Медтех-Про» никак себя не проявляя. А потом по моему сигналу подхватил зарождающуюся технику Разящего Света, пока я пеленал Телекинезом дергающегося дуроса, чья личностная матрица ощутила неотвратимое приближение смерти.

— Хозяин, пощади!

Вопль-хрип нежити, не осознающей себя, но тем не менее отчаянно борющейся за свою псевдо-жизнь, больно стеганул по нервам раскаленным кнутом. Инстинкт самосохранения был прописан в личностной матрице Самхара, но никогда не являлся приоритетной директивой. Я просто не знал на тот момент, как его задавать, слепив основу «на коленке» и даже не подозревая, на какие боль и страдания обрекаю это несчастное лишенное посмертия существо.

Фрис поспешил захлопнуть двери совещательного зала и заблокировал камеры, прежде, чем крики дуроса привлекут чужое внимание, пока мы с Пятым делаем то, что необходимо. Точнее, он держал потоки Силы, а я очищал Светом… выжигал скверну… и убивал. Снова. Потому что иного пути не было.

При всем своем потенциале, целестиалы — не Боги. И даже имей я под рукой всю мощь эгрегора Мортиса, доступного Семье, я бы не рискнул вмешиваться в естественный цикл жизни и смерти. Требующий, чтобы когда-то совершенная мной ошибка перестала существовать.

Так и произошло. Очищение заняло от силы полминуты. За которую слепящий глаза Свет поглотил все тело дуроса, воспроизведя принудительный способ того, как джедаи сливаются с Силой. Это был максимум, что я мог сделать в надежде, что хотя бы малый отголосок его сущности получит шанс возродиться из небытия. Может животным или насекомым каким. Да хоть ничтожным одноклеточным, чей жизненный цикл уложится в минуты! Любой из вариантов был намного лучше той не-жизни, которую влачило бренное тело Самхара по моей вине.

А после настал черед каверны Силы. И тут пришлось повозиться подольше, но я все же справился, стараясь не обращать внимания на ощущение пристального взгляда в спину. Ничего, они тоже скоро получат свое. Разящий Свет не станет делать разницы между смертным и долгоживущим, даже если последний считает себя бессмертным. Справедливый и беспристрастный суд ждет каждого из них.

«Включая меня самого, когда придет время».

С такими мрачными мыслями я покидал офис «Медтех-Про», уже не обращая внимания, как Фрис и Пятый улаживают формальности со СБ. Мы вновь поменялись местами, чтобы я мог восстановить душевное равновесие и успокоить взведенные нервы после очищения Самхара и устранения каверны Силы. Видимо, мне еще далеко на истинного аватара Разящего Света, выполняющего свою работу без каких-либо мук совести, но начало положено неплохое.

Следующем на очереди числилось посещение резиденции Матриархов — теневой верхушки правительства Дорина. Фрис заранее связался с нашей давней знакомой Деей На’Ир, договорившись о приеме. Там нам предстояло прояснить одну важную и тревожащую вещь: что кет-дорианки сделали с информацией о моей ДНК, предоставленной ее роду для исследований.

В то время я нехотя согласился на их условия, успокоив себя тем, что ничего серьезного они сделать на ее основе не смогут. Все же я был «обычным человеком» в своих глазах, хотя и владеющим Силой. Но сейчас, понимая, насколько сильно генетически отличаюсь от людей, начал обоснованно опасаться за результаты экспериментов На’Ир. Уже тогда мой организм начал перестройку под влиянием Процесса Машины, и предоставляя доступ к своей ДНК, я передавал кет-дорианкам нечто куда более опасное, нежели шанс найти излечение для их расы.

И ладно бы тревогу поднимала только моя паранойя! Сила сигнализировала о том же, требуя восстановить баланс, а, значит Матриархи все таки вышли за рамки обозначенных договоренностей. Типичная ошибка власть имущих, в своей гордыне думающих, что сидя высоко, могут творить, что им вздумается.

Не могут. И я, имеющий дарованное самой Силой право судить, им об этом напомню.

***

Кажется, Фрис за всю свою жизнь видел своего брата настолько разгневанным всего дважды. Первый случай произошел в Храме на Корусанте, когда Первый смертельно ранил Анью. От нахлынувших эмоций Джове едва не пал на Темную Сторону, сумев вернуться благодаря своему происхождению Разящего Света, не потерпевшего столкновения двух антагонистов в искре дара. Уже тогда Фрис подумал, что более жуткой картины ему увидеть не доведется.

Он ошибался. Очищающий гнев Светлой Стороны оказался по-своему куда более жуткий, чем дурманящий рассудок Темной. Когда брат с ходу подчинил Матриархов своей воле и заставил показать, Что именно они выращивают в закрытых бункерах своих родовых хранилищ… Скажем так: роду На’Ир повезло, что Джове был в хороших, почти дружеских отношениях с его молодой главой. Иначе бы участь несчастных гибридов кет-дорианок и человека ждала всех, включая Дею, прекрасно знавшую о проводящихся экспериментах и позволившую им продолжаться.

По правде, Фрис сам испытал отвращение и брезгливость, увидев герметичные бакта-камеры, внутри которых плавали ожившие извращенные фантазии ученых. Каких только уродцев там не было! Двухголовые, многорукие, с деформированными непропорциональными телами, с половыми признаками обеих рас и… в общем оживший кошмар психопата, достойный съемок в самых жутких фильмах ужасов.

И что самое страшное: кет-дорианки, выращивавшие гибридов, ни о чем не жалели! Настоящие фанатики науки, в поисках излечения для всей расы кел-доров зашедшие гораздо дальше, чем следовало.

Джове… Разящий Свет приговорил всех. Они сгорели в том же очищающем огне, что и их несчастные творения — вполне себе живые и кричащие от боли, когда беспощадное звездное пламя добралось до их тел. А Матриархи, скованные подавляющей волей одаренного, смотрели, внутренне и вполне себе наяву обоссываясь от ужаса. Дея так и вовсе на коленях потом ползала, в наказание на себе ощутив всю полноту мук сгораемых существ и умоляя Разящего Света прекратить эту пытку.

Тот смиловался. Но перед этим прошелся по хранилищам всех остальных родов Матриархов, лично убедившись, что больше никто не рискнул играть в богов. После чего в дело вступил уже Фрис, по указке брата вычистив все архивы и данные рода На’Ир по проекту, носившему кодовое название «Воины новой эры». Оказавшись перед выбором между поиском спасения для своей расы и разработкой оружия, Матриархи выбрали последнее, доказав, что ничем не отличаются от других разумных видов галактики.

После брат снова ушел в себя, не желая обсуждать произошедшее, и его место занял Пятый, к чему Фрис начал понемногу привыкать. На фоне всех остальных странностей Джове наличие у него второго сознания от еще одной основы не казалось таким уж необычным. Тем более, что Пятый оказался вполне себе компанейским собеседником, чем-то похожим на самого Фриса, но исповедующего несколько иные жизненные цели.

Он и объяснил, почему Джове так жестко отреагировал на увиденное в бункере рода Деи. Причина крылась в наследии Архитекторов, из экспериментов которых вышли почти все населяющие расы галактики виды разумных. Благодаря ему Джове без труда определил, что пытались сделать Матриархи На’Ир, нарушившие данное когда-то слово и начав выращивать его клонов-гибридов. Сочетавших в себе черты людей и кет-дорианок с ужасными последствиями, которые им довелось узреть лично.

На этом моменте Фрис ощутимо вздрогнул, вспомнив, ради чего сам в свое время озаботился сбором семенного материала брата. Он так и сказал ему правды, опасаясь возможной реакции, а уж после откровений Пятого и вовсе не станет этого делать. Конечно, делать что-то подобное Матриархам кварду и в самых жутких кошмарах не привиделось, но как убедить брата в обратном после случившегося было непонятно.

Фрис опасался того, кем Джове становился, когда принимал сущность Разящего Света. Что случалось все чаще после завершения Процесса, сделавшего старшего брата полноценным представителем расы целестиалов. А вдруг признание заставит его вынести приговор самому Фрису? Не то чтобы квард думал, что Джове когда-то сможет причинить ему вред. Однако то, как он в облике Разящего Света «очищал» всех виновных из рода На'ир, не могло не вызывать опасений.

Фрис никогда не слышал, чтобы даже кто-то из джедаев древности владел подобной мощью. Когда не техники Силы, но само воплощение Светлой Стороны — ее разрушительной части — приходит в мир в виде ослепляющего звездного пламени, уничтожая все на своем пути без остатка. Чистая и незамутненная мощь, не уступающая по разрушительности самым устрашающим техникам Темной стороны!

И вся эта мощь была сосредоточена в руках одного человека… целестиала.

Правильно оценив молчание Фриса, Пятый постарался успокоить его, заверяя, что Джове полностью себя контролирует. И даже то, что они научились по желанию передавать управление физическим телом друг другу, ничего не значит. Став целестиалом, Джове остался самим собой, и ничто не сможет заставить его причинить вред своим близким.

На этом моменте флаер доставил их к дому Нак Зиила, где гостей уже ждала Эсс с маленьким укутанным свертком младенца на руках. Теперь уже снова Джове тепло поприветствовал супругу своего учителя и ласково коснулся пальцами лобика его дочери — девочки, названной Сун. В честь звучания знойного южного ветра, как и принято в культуре кел-доров, чьи имена всегда означали тот или иной природный звук на момент рождения.

Потом был тихий семейный ужин, ради которого Эсс даже потрудилась заказать человеческие продукты из столицы. Правда готовить их она не умела, но Джове самолично встал за варочные панели, чем окончательно успокоил Фриса.

Может, брат и сильно изменился после окончания Процесса Машины, но даже целестиалом он все еще оставался собой. И его эмоции, пока он готовил им двоим сытный ужин, говорили сами за себя.

— Как там Кед поживает? И Тар? — когда все насытились, Джове поднял разговор о сыновьях учителя. — Все еще служит на флоте?

— Перевелся вскоре после гиперепространственного шторма. Теперь работает пилотом траулера на этих новых корпорантов… как их там… Джофрис, во!

— Правда?

Фрис поежился под пронзительным взглядом глаз брата.

— Запрошу информацию у Съяна, когда вернемся в пространство Республики.

— Не стоит, Эсс нам и так все расскажет. Это ведь не все новости?

— Кед переехал в наше посольство на Корусанте. И вступил в брак, — не поняв причин их переглядываний, Эсс лучезарно улыбнулась в ментале. На что отреагировала уже Сун, демонстрируя зачаточные способности в Силе. На которых ни Джове, ни Фрис не стали заострять внимание,

— О, отличные новости! Поздравляю!

— И я! Давно они?…

— Спустя месяц после вашего отлета. Я и не знала, что у них с Нэль все так далеко зашло. Она ведь практически все время проводит в Храме джедаев, когда только успели…

Еще одна порция многозначительных переглядываний. Фрису оставалось только пожать плечами, сетуя на выверты судьбы, сведший воедино, казалось бы, случайных разумных. Есть только одна джедайка Нэль из расы кел-доров, о которой они с братом подумали. Та самая, к чьей младшей сестре они собирались нанести визит следующей очередью после семьи Нак Зиила.

— А как Сун поживает?

Фрису заметил, что Эсс сделала небольшую паузу, прежде чем ответить.

— Благодаря вашему «Медтех-Про», Кел-Ат, Фрис, моя девочка и другие дети смогут жить. А то, с чем не справляются медицинские капсулы, лечат мурецы Баран-До своим тонизирующем отваром. Тем, которым ты, Кел-Ат, когда-то передал им… Моя семья и вся наша раса перед вами в неоплатном долгу!

Градус патетики в голосе Эсс все повышался, и Фрис поспешил сделать ноги, сославшись на срочный вызов из столицы. Благо таковой вправду поступил, но надо было видеть выражение лица брата, оставленного на растерзание расчувствовавшейся Эсс, одолеваемой материнскими гормонами… Кажется, Разящий Свет все таки вынесет ему приговор. Заочно и без права помилования. Но потом.

Фрис покинул дом и уже на улице принял входящий вызов от Шшрха. После последних событий деловой партнер брата уже не рисковал связываться с ним напрямую, впечатленный изменениями, произошедшими с Джове с их последней встречи. И дело тут не столько во внешности, сколько… в ауре истинной власти, обретенной им после окончания Процесса. Настолько явной и подавляющей, что даже те, кто не имел чувствительности к Силе, все равно не могли ей сопротивляться.

Отчасти по этой причине Ядро Фриса сжалось, когда двери дома Эсс вдруг распахнулись посреди разговора с Шшырхом, явив под свет Потерянного его миниатюрную версию, полыхающую обжигающим звездным пламенем.

— Врубай Преобразователь, может еще успеем!..

***

Сперва я не мог понять, почему Сила тянет меня именно в эти места. Но по мере их посещения начал все больше доверять интуиции Разящего Света, ведущей меня именно туда, где я должен был быть. Сперва в «Медтех-Про», оказавшийся втянутый в корпоративный шпионаж по вине зарвавшихся управленцев и некомпетентности Шшрха, которому я вверил наше детище. Все они получили по заслугам, а также долговечные ментальные закладки на лояльность, чтобы подобное не повторилось в будущем.

Точно также, как Матриархи На'Ир, и главы остальных родов, легко отделавшихся на взгляд Разящего Света, требовавшего выжечь всю скверну правящей верхушки Дорина до основания. К счастью для них, я все еще оставался собой и понимал, что за ошибки одних не должны расплачиваться все остальные. Но, тем не менее, принял меры, чтобы в дальнейшем ни у одной кет-дорианки не возникло мысли повторять печальный опыт своих оступившихся сестер.

Власть развращает. И Матриархи не стали исключением, доказав, что в сущности ничем не отличаются от политиков любых других рас, преследующих исключительно свои личные интересы. Тогда как от последствий их решений, но чаще от бездействия, страдают такие дети, как Сун.

Когда я увидел ее, то сразу понял то, что пыталась скрыть от нас Эсс, не желая омрачать радость встречи. Иммунитет ее дочери работал со сбоями, и с этим не могли справиться не лучшие специалисты «Медтех-Про», ни лекари Баран-До, несколько усовершенствовавшие рецепт моего целебного чая, чтобы его можно было давать и детям. А причина заключалась в банальном зарождении искры дара, которой не хватало мидихлориан, чтобы девочка стала чувствительной к Силе. Все ее силы уходили на их репликацию, оставляя самый минимум для иммунитета, еще только учащегося симбиозу с дыхательной пыльцой атмосферы Дорина.

И тут передо мной встал выбор. Помочь Сун стать одаренной, заменив сбоящие мидихлорианы на новые, либо вовсе удалить их, дав ребенку полноценное здоровье и возможность прожить нормальную и спокойную жизнь. Выбирать приходилось из двух зол, так как совместить их я не мог при всем желании. Не хватало опыта и знаний, снова напоминая, что даже целестиалы на пике своего развития не были всесильны.

Наверное впервые Я-Разящий Свет и Я-Сон полностью разошлись во мнениях, желая добра девочке, но разными способами. Он показывал видения, где Сун росла под опекой отца и становилась великим джедаем, одним из сильнейших в новой эпохе. Ее световой меч мог бы спасти множество жизней… но не ее саму, сделав бедняжку несчастной узницей долга перед Орденом и своим отцом.

Тогда как второй вариант обещал Сун тихую размеренную жизнь на Дорине. Любящую семью, детей и цель не менее значимую, чем поддержание мира в галактике через службу в Ордене. Здесь Сун становилась главой «Медтех-Про» после Шшрха и под ее уверенной рукой медицина кел-доров вышла на новый уровень. Сила даровала видения счастливой кел-дорианки, ставшей для своего народа героем не менее значимым, чем Кел-Ат, о жизни которого она будет рассказывать сказки уже своим детям… Полностью здоровым и навсегда избавленным от необходимости носить респираторные маски за пределами родного мира.

Казалось, решение было полностью очевидным, но следуя наитию Разящего Света, я заглянул дальше в будущее. С ужасом узрев поражение Республики по вине возрожденной Империи Ситхов, а также гибель целых народов… И выжженную орбитальной бомбардировкой поверхность Дорина. Сухую, потрескавшуюся землю и руины цивилизации, потерявший шанс на существование просто потому, что когда-то в прошлом сил Света оказалось недостаточно, чтобы остановить наступление Тьмы.

Насколько было реально это будущее? Или иное, с галактикой, охваченной тысячелетней войной, но все же выстоявшей и сумевшей не склониться перед могуществом ситхов? Я не мог этого знать, и поэтому сделал выбор, не смотря на риски, но полагаясь на интуицию Разящего Света.

«Прости».

Когда я коснулся лобика малышки, спящей на руках Сун, та… улыбнулась. А ее искра Света разгорелась так ярко, что стало больно смотреть. Вот и все.

После этого мы с Эсс еще немного поболтали, а я старался вести себя, как ни в чем не бывало. До тех пор, пока не оказался подхвачен мощным течением Силы, от которого испытал новое прозрение, поднявшее волосы дыбом на голове.

Оставив ничего не понимающую Эсс с ребенком, вылетел из дома и рявкнул говорящему по удаленной связи Фрису:

— Врубай Преобразователь, может еще успеем!..

Поздно. Я ощутил это почти сразу, как только Его влияние коснулось Дорина.

«Только посмей!»

«А ты помешай мне, Стиратель! Ха-ха-ха!»

Мерзкий издевательский смех, направленным посланием отозвавшийся в Силе. Отец не успел или не пожелал остановить его, а Дочь была слишком слаба. В результате… когда мы с Фрисом вышли из марева фазового смещения телепорта, то клубящие тучи Черного Шторма уже рассеивались в небе, а то немногое, что осталось от фермы семейства кел-доров Мюр, стало дымящимися развалинами. С оплавленным шпилем громоотвода, торчащим молчаливым укором моей нерасторопности, стоившей жизни тем, кто не должен был умирать.

Разящий Свет сфокусировался и запылал, вызывая возмущения в Силе, отразившиеся на всех чувствительных к ней в системе. Замерших и испугавшихся от прикосновения чего-то несоизмеримо большего.

Одна лишь малышка Сун на руках матери продолжала сладко сопеть и безмятежно улыбаться во сне. Единственная, кого прикосновение судьи Силы не испугало, но принесло успокоение и цель, к которой она будет стремиться всю свою жизнь.

Глава 22. «Разящий суд»

Переход в эгрегор Мортиса разительно отличался от обычных путешествий по Звездной сети. Для начала тем, что никакой привычной тропы к нему не вело. Как подсказывала память целестиала, это место находилось одновременно сразу в нескольких измерениях, что делало невозможным привязку стационарных координат портала. Второе: попасть туда с помощью одного Преобразователя, не умея оперировать мидихлорианами, было сродни выигрышу в межгалактическую лотерею. Даже «нащупав» верную комбинацию с помощью Силы, гарантий, что она окажется верной, не было. Тогда как вероятность пролететь мимо, выпав в вакуум открытого космоса, стремилась к абсолютной.

И, наконец, препятствием выступал сам Мортис — управляющий центр галактического домена, в котором мне довелось осознать себя. Изначально мир Семьи выполнял сразу несколько функций, служа проводником, распределителем и своеобразным фильтром Силы в материальном мире. Без него такие явления, как спонтанное возникновение точек сосредоточения Темной и Светлой сторон, а также искажения фундаментальных констант по примеру той же гравитации случались бы повсеместно. Не говоря уже о нарушении течения самой Силы, подчиняющейся вполне реальным законам, а не «бесконечно существующей во всем», как верят джедаи.

После того, как на Мортис пришла Семья, его влияние на галактику изменилось. Не настолько, чтобы живущие в ней смертные смогли моментально заметить разницу, но послужив катализатором многих событий в истории, кардинально изменявших весь баланс Темной и Светлой стороны.

И все из-за троих «Властителей», которых просто некому было поставить на место. До сегодняшнего дня.

— Держись крепче, — мой голос звенел мощью Разящего Света, когда Фрис обернулся поясом экзера, на всякий случай оставив в моей руке сверкающий импульсами Преобразователь Гри. — Может быть немного не по себе…

«Уфм!» — едва сдержал рвотный позыв брат, резко ощутив себя в роли звездолета, пригнувшего в гиперпространство. В прямом смысле: чернота бездны Звездной сети скакнула навстречу, сменяясь тоннелем гиперперехода… А затем и более темной областью «нижнего слоя», существование которого только подозревалось, но не было доказано ныне существующими расами. Да и древними тоже, исключая самих создателей Звездной Сети, для которых, кажется, вообще не существовало предела технологического развития.

«Джове!!»

«Без паники, все под контролем».

«Щас блевану-у… А?!»

— Прибыли. Поздоровайся с Мортисом.

— Э? — повторил Фрис уже вслух, воплотившись рядом со мной в облике кварда и недоуменно оглядываясь по сторонам. — Что это за место?

Я подошел к самому краю каменного уступа, за которым темнела бездонная пропасть пещерного грота, чьи очертания смутно угадывались в окружающем пространстве. После чего протянул руку ладонью вверх и зажег на ней первую искру обжигающего пламени белой звезды. Понимание того, что необходимо сделать, пришло в тот же момент, как мы вышли из гиперпрыжка в реальный мир.

— Алтарь.

Воздух вокруг зарождающейся звезды задрожал, словно в действительности сгорая в горне раскаленного газа. Но нет. То была Сила, ощущавшаяся в эгрегоре Мортиса намного ярче и ближе, чем в любом другом месте реального мира.

— Какой еще алтарь?

Пещера начала дрожать, откуда-то сверху посыпалась мелкая каменная крошка, запорошив воздух пыльной взвесью.

— Мой.

Свет из моих глаз ярко полыхнул, и одновременно рожденная на ладони звезда превратилась в Сверхновую, вынудив брата отшатнуться с рефлекторным криком. Но уже через мгновение он вернулся на свое место, завороженно наблюдая, как каменные стены грота стали плавиться, подобно жидкому стеклу. Окутанные маревом Светлой стороны, они изменялись и выпускали из себя первые «побеги», начавшие заполнять темную бездну под обрывом и растекаясь в сталагмиты, стремительно растущие прямо на глазах. Минуту, другую…

— Джове?

— Еще не все.

Закончив с плавкой камня, звездный свет рассеялся и осел на дно бездны, медленно теряя накал и становясь бледно-зеленоватого оттенка. Теперь благодаря ему все дно грота казалось заполненным лавовым пламенем, дающем пещере приглушенное, но достаточно яркое освещение, чтобы можно было в деталях разглядеть следующую фазу преображения.

— Ох! — Фрис открыл рот, следя за послушными моей воли сталагмитами, под грохочущий рокот меняющими форму и образовывающими идеально ровную площадку. А пока они создавали основу будущего алтаря, от нашего каменного уступа начала расти лестница, закручиваясь вдоль стены грота и прокладывая путь прямо к площадке.

— Идем, — скомандовал я, как только Сила перестала корежить пространство, и окружающий пейзаж приобрел прежнюю монолитную фундаментальность. Фрис неуверенно последовал вниз по лестнице за мной, постоянно крутя головой и не решаясь задать сотни вопросов, крутящихся на языке. Как, впрочем, и Пятый, на время работы Разящего Света вообще выпавший в осадок и только молча наблюдавший за формированием новых уровней моей и без того усложнившейся основы.

— Теперь, — дойдя до площадки, я повел рукой, создав на ней идеально ровный вспыхнувший Светом круг, на ободе которого начали последовательно вспыхивать пламенные языки. Первый, второй третий… восьмой — последний. И когда он зажегся, я шагнул в центр фокусирующей пентаграммы, по совместительству являвшейся проводником для доступа к инфополю эгрегора Мортиса. Память подсказывала, что именно так его создатели обеспечивали себе доступ к самым важным узлам своего творения, а теперь я почти в точности повторял их работу. За одним малым исключением: им пентаграмма требовалась для взаимодействия с управляющими узлами Мортиса. А для меня, как для Разящего Света, откроет доступ ко всему потенциалу его Светлой стороны.

Восемь источников пламени прекратили сыпать во все стороны искрами и выровняли темп горения, позволив Фрису снаружи увидеть, как я с закрытыми глазами и запрокинутой вверх головой медленно воспарил над площадкой.

— Джове-е!..

«Не паникуй, — послал я ему ментальный сигнал и, не прекращая вливать силу в алтарь, велел. — Просто смотри».

Круг подо мной вспыхнул еще раз, и одновременно в Силе начали происходить изменения. Не глобальные, но достаточно ощутимые, чтобы затронуть зримый спектр, проявившись в виде звездных протуберанцев, сорвавшихся с орбиты окутавшей меня сферы Света. А потом произошло сразу несколько вещей одновременно.

Пещеру тряхнуло, а огни алтарного круга вспыхнули еще ярче. Протуберанцы звездной короны слились в одно целое, запитав сферу Света и сделав ее в несколько раз ярче. Волна конечных изменений в установках эгрегора разошлась во все стороны, впитываясь в стены грота и создавая новый управляющей контур.

С выдохом открыв глаза, я опустил голову и позволил себе аккуратно опуститься в центр погасшей пентаграммы, о существовании которой больше ничего не напоминало. Огни тоже погасли, и, дождавшись, когда померкнет круг, я сделал шаг за его пределы и с довольным видом шагнул к тихо охреневающему Фрису.

— Ну, как-то так. Теперь можешь спрашивать.

Квард продолжал стоять на месте, залипая куда-то в одну точку у меня над головой. Мне пришлось пощелкать пальцами у него перед носом, чтобы получить какую-то осмысленную реакцию.

— А?..

— Спрашивай, говорю. Потом времени не будет, а пока мы тут, Семья нас не видит. И ты Пятый, тоже. Чувствую же, что тебя так и распирает…

«Еще бы! — первым прорвало моего духовного друга, вызвав у меня улыбку. — Какого харша это все значит?! Что ты такое сделал, и почему у меня чувство, что ты стал еще сильнее?»

— Отчасти. Я создал место своей Власти — назовем это так. А зачем? У меня есть план, но для его исполнения нужно было встать вровень с родственничками. Алтарь нужен как раз для этого: чтобы Мортис подчинялся мне наравне с Семьей.

— И как? — тихо поинтересовался Фрис, наконец, выйдя из оцепенения. — Получилось?

Я подмигнул ему и направил стопы к выходу.

— Еще как! Пойдем, расскажу по дороге.

***

Сын и Дочь активно спорили, не замечая сокрытых Силой Мортиса Фриса и его брата, сложившего руки на груди и смотрящего на разворачивающуюся сцену с брезгливой миной на лице.

— …тебя это не касается.

— Вот как? Интересно, что на это скажет Отец…

Фрис недоумевал, почему высшие сущности, владеющие Силой на недосягаемом простым смертным понимании, ведут себя не лучше них. Нет, серьезно! Подобные разборки можно было ожидать от брата и сестры в какой-нибудь второсортной кантине, где сопливые подростки не поделили последний стакан особо вкусного кафа. Но то дети, а тут практически бессмертные существа, чей реальный возраст даже вообразить сложно! И вдруг такая склока, предмет которой стоял буквально в паре десятков шагов от спорщиков и, кажется, испытывал натуральное отвращение к происходящему.

— Думаешь, он не знает? А если и знает, то ему не все равно?

— Думаю, ты шагаешь по очень тонкому льду, сестра…

— Даже не вздумай! День наступил, твое время прошло!

— А твое начинается, да? Не думай, что если смогла обхитрить нашего папашу, сможешь провернуть тоже со мной. Я слежу за тобой, сестра! Неотрывно. И за твоей новой зверушкой, которая вот-вот сорвется с поводка. А, может, уже сорвалась?

Смех и довольно грубый переход фазовым сдвигом, заставляющим тело зрелищно растворяться в пространстве, а не мгновенно исчезать, вынудили Фриса повторить брезгливую мину брата. Действительно, как дети. И какой «умник» доверил им воплощать стороны Силы?

После ухода брата Дочь еще немного постояла на месте, вглядываясь в расцветающую природу вокруг, что-то пробурчала себе под нос и тоже пропала. После чего Джове снял маскировку и обратился взором к цитадели Семьи, откуда родственнички направляли свой волю в эгрегор Мортиса.

— Готов, брат? — спросил не Джове, а скорее Разящий Свет, в которого тот обращался, когда речь шла о чем-то, требующего немедленного справедливого суда.

— Всегда.

— Тогда идем, пока детишки не прочухались. В этот раз они так просто не отделаются.

О, в этом Фрис не сомневался. Став свидетелем чудес в исполнении брата, способных ввести в уныние самых умелых адептов Света времен древней эпохи, было сложно сохранить хоть какой-то скептицизм. А ведь Джове пока не показал и половины возможностей, какие обрел после становления Разящим Светом!

«С такой мощью ему точно не с ситхами тягаться — мелковаты будут, — думал про себя Фрис. — Раздавит и не заметит».

Сын же — другое дело. Они так и не смогли выяснить, кого из семейства кел-доров Мюр он убил в той подлой атаке Черным Штормом, но своего темный властитель добился сполна. Джове покинул Дорин, едва успев попрощаться с Эсс, после чего открытым гиперпрыжком через Звездную Сеть переместился на Мортис. При этом Фрис видел, что Преобразователь Гри ему для этого не понадобился! Как?! Даже усамого Фриса — обладателя развитого квардионного Ядра Гри — на просчет такого прыжка ушли бы многие сутки! При условии, что он смог напрямую подключиться к Звездной Сети, используя мидихлорианы с такой же легкостью, как брат… Конкуренцию которому теперь могли составить исключительно такие же целестиалы, как он сам. Но одна мысль о которых вызывала у Фриса легкий мандраж.

Семья. Таинственные Владыки Силы, о ком в галактике сложено множество легенд… Фрис старался не показывать своей тревоги по предстоящему знакомству, доверяя суждению брата, с его слов уже успевшему вынести родственничкам заочный приговор. Правда, в чем именно тот будет заключался, Джове раскрывать пока не спешил. Лишь ограничился поддержанием Сокрытия Света, благодаря которому прибытие гостей Мортиса продолжало оставаться незамеченным от его древних властителей.

Благодаря этому Фрис получил возможность спокойно анализировать информацию о новом мире, активно крутя головой по мере продвижения к цитадели Семьи. Само это сооружение, конечно, впечатляло, являя собой монолитную башенную крепость на одной из вершин горного хребта. И сияющей камень на центральном шпиле цитадели определенно вызывал трепет перед неизвестным, но куда сильнее потрясала уникальная экосистема Мортиса, представляющая наглядный цикл созидания и разрушения Живой Силы. Именно ее исследованию Фрис посвятил основную часть пути, попутно слушая объяснения брата, делящегося свой памятью целестиала.

Смены времен года, как таковых, на Мортисе не существовало. Каждые стандартные сутки по-местному исчислению планета претерпевала разительные преобразования, становясь то цветущим райским садом, то выжженной смертью бесплодной пустошью. К моменту выхода на поверхность из пещерного грота с алтарем Разящего Света, братьям как раз повезло увидеть такой переход ночи в день. Прямо на глазах из сухой потрескавшейся земли пробивались молодые стебли сочной луговой травы, сухие скрюченные стволы деревьев обрастали молодой листвой, а липкий воздух с неприятным серным запахом сменялся чистым одуряющим кислородом. Удивительное зрелище! Сам механизм которого заключался в непрерывном воспроизводстве и уничтожении отработавших мидихлориан, которыми Мортис и ему подобные эгрегоры снабжают галактику.

— Есть и еще такие планеты? — удивился Фрис, на что брат только снисходительно усмехнулся.

— А сам как думаешь? Представь размеры галактики и то число мидихлориан, которое нужно, чтобы хотя бы приблизительно поддерживать все многообразие жизни в ней. Конечно, эгрегоров много. Просто Мортис — единственный существует в нашем физическом пространстве. И то лишь потому, что он заключен в устройстве древних, которое стабилизирует его мерность и не позволяет фазироваться в другие измерения.

— Что за устройство? — Фрис задрал голову к небу, пытаясь разглядеть что-то необычное.

— Не старайся. С поверхности планеты ничего не увидеть.

— А в космосе?

— Хм… Что-то наподобие монолитного октаэдра с броней настолько прочной, что ему и жар звезды нипочем. Это внешне. А на деле там такие материи задействованы, что даже я их не до конца понимаю.

Фрис тоже не понимал, но интерес никуда не делся, и по его просьбе Джове продолжил экскурс в историю Архитекторов. В частности, рассказав, что от Семьи, проживающей на Мортисе, по сути ничего не зависит. Сама организация происходящих на планете процессов создана таким образом, чтобы поддерживать непрерывный цикл обновления и перерождения, без какого-либо вмешательства извне. Да, наличие Светлой и Темной стороны повлияло на облик суточного цикла, сделав рождение и смерть окружающей природы более наглядным, но на том влияние Сына и Дочери по сути заканчивается. В отличии от внешнего мира, куда перенасыщенная мидихлорианами Сила может изливаться через распределительный узел Мортиса по воле его операторов.

— Чем они и пользуются, причем постоянно, — в голосе Джове вновь звякнула сталь Разящего Света. — И за это придется ответить Отцу. Если он не может удержать отпрысков в узде, значит будем решать проблему кардинально.

На этой ноте Фрис прекратил расспросы, решив, что скоро все увидит сам. Благо до самой цитадели Семьи оказалось рукой подать: тропа из пещеры вывела их прямо к подножию горного хребта. Откуда уже они рванули «на прикладных», задействовав гравитационные потоки, которыми был пронизан весь массив гор, служащий планете подобием накопителя. То есть концентрирующий в себе Силу для ее дальнейшего распределения по ключевым узлам системы, на одном из которых Семья и построила свою цитадель.

То, что это сооружение было именно их рукотворным творением, Джове не сомневался. И Фрис, уже увидевший достаточно, в том числе в Силе, был склонен с ним согласиться.

Вся крепость будто источала ауру власти, подчеркивая статус и значимость своих властителей. Тогда как Архитекторам на пике своего могущества внешние атрибуты уже не требовались. Все и так знали, что могущественнее их расы в галактике не существует. А тут…

— Сплошная показуха, — согласился Джове, первым приземляясь на ступени, ведущие к вратам цитадели. — Кстати, я уже снял Сокрытие. Они знают, что мы здесь.

— И?

— Сын в бешенстве. Дочь… не знаю. Будто ждет что-то. А Отцу не терпиться с тобой познакомиться.

— Со мной? — удивился Фрис. — Почему?

— Меня он уже изучил. А ты — уникален по своей природе.

— Чем же? Я простой квард.

Джове хитро покосился на него, не сбавляя шага.

— Хотя бы тем, что не оставлял попыток получить органическое тело. Еще со времен, когда осознал себя в корпусе дроида…

Фрис крякнул. Затем покраснел и опустил голову, буркнув себе под нос:

— Догадался все-таки?

— Скорее устал ждать, пока ты сам признаешься.

— Мне было стыдно, — вдохнул Фрис, вспомнив свои тайные вылазки за «генетическим материалом брата», оставшихся после его любовных похождений. — О таком, знаешь, вслух распространяться не станешь. Еще бы счел извращенцем.

— Желание хотеть ощутить мир, как полноценный органик — не извращение. К тому же, насколько я понял, ты забросил идею создать клона?

— Как только понял, что перенос сознания через виртуал невозможен. А потом получил тело кварда, давшее мне все, что я хотел. Да и Пряха помогла понять…, — Фрис сделал еще один вдох и, наконец, на одном дыхании выпалил признание о видениях Силы на Тайтоне, которые скрывал от брата. И с мольбой впился взглядом в его лицо, мысленно говоря: я бы все равно рассказал, просто потом!

— Вот так, — очнувшись от раздумий, брат почесал затылок. — Выходит, старушка таки нашла способ сбежать за грань. Забавно. Я всегда думал, что уж ей-то точно будет интересно уйти на следующий круг перерождения. Может быть даже смогла бы сохранить часть памяти прошлой жизни…

— Ты не сердишься?

— На что? — удивился Джове. И даже остановился, чтобы ободряюще пожать кварду плечо. — Ты мой брат, Фрис! Я люблю тебя и желаю добра. Чего бы ты не желал достигнуть, я всегда тебя поддержу. Тем более, если это касается продолжения своего рода.

Братья крепко обнялись, и когда вошли под своды цитадели Семьи, то уже были готовы встретить любые испытания на своем пути. Но того, что произошло потом, не ждал ни Фрис, ни Джове… Ни даже Отец с Сыном, для которых действия Дочери стали полной неожиданностью.

А начиналось все довольно прозаично. К тронному залу цитадели гостей провел фамилиар Дочери, с которым они уже когда-то встречались в Звездной Сети. Сперва Фрис не предал значения, что прежде спокойная сова наворачивает круги над их с братом головами, нетерпеливо ухая и побуждая переставлять ноги быстрее. Что взять с животного, пусть и достаточно разумного, чтобы вмещать в себя частичку души Воплощающей Свет? Куда больше Фриса интересовала окружающая архитектура, выполненная в мрачноватом и строгом стиле монастырской обители, настолько удалившейся от всего мирского, что использовала минимум предметов обихода.

А еще Сила. Причудливое переплетение Темной и Светлой стороны, существующих в поддерживаемой искусственно относительной гармонии. Фрис уже достаточно изучил Силу, чтобы понять, насколько трудно удержать этих антагонистов от конфликта, но Семье удавалось. Или, скорее, Отцу, потому что натянутые отношения Сына и Дочери были очевидны даже тем, кто не знал их лично.

В реальности это выражалось не только в том, что оба стояли в противоположных сторонах зала, а не рядом с троном Отца. Само пространство будто бы казалось поделенным на две равные половины, принадлежащие Темной и Светлой стороне соответственно. Первая была окутана туманной дымкой высасывающего силы мрака, а вторая подсвечивалась бодрящим ореолом света. И когда Джове шагнул на Светлую сторону, чтобы проследовать к трону Отца, все и случилось.

В одно мгновение Дочь стояла каменной статуей самой себе, не двигаясь с места и сохраняя совершенно безразличное выражение лица. А в следующее, когда Джове ступил на ее половину зала, Фрис уловил торжествующий блеск Света в ее прищурившихся глазах. Но среагировать, когда Дочь сорвалась в Рывок навстречу брату уже не успевал. Да там никто ничего не успел, осознав произошедшее лишь постфактум, когда Джове упал на колени, будто придавленный тяжестью рухнувшего на свои плечи неба.

В тронном заве повисла гнетущая опасная тишина. А еще пару секунд спустя эхо Силы принесло прощальное послание той, кто исчезла, едва пали связывающие ее узы Светлой стороны Мортиса.

— Разящий Свет достоин, чтобы занять мое место в вечном цикле жизни. Теперь он часть нашей Семьи, позаботьтесь о нем.

***

Я был совершенно не готов к такому повороту. Более того, когда эта сучка перекинула на меня всю тяжесть своего Воплощения, решил, что это какая-то глупая шутка. Хотя и было странно воспринимать в подобном роде хоть кого-нибудь из Семьи. Чтобы вечно хладнокровная Дочь умела в юмор? Бред, аж самому смешно стало. Тем не менее, надежда на розыгрыш теплилась до последнего, пока резко возросшая тяжесть не заставила меня упасть на колени, зарычав сквозь сцепленные звуки.

«Ах ты гадина!..»

Бросив все силы на подавление чужого Воплощения, я успел подметить широко открывшиеся шокированные глаза Сына. И прежнюю равнодушную маску-лицо Отца, которого внезапный пассаж Дочери, казалось, ничуть не смутил. Но то с виду. В Силе творилось что-то невообразимое, показывая, какие гигантские усилия прикладывает глава Семьи, чтобы вернуть беглянку на место. Все до единого безуспешные.

Веками вынашивающая свой план интриганка, с того самого момента, как джедаи на Дорине активировали Машину, не собиралась возвращаться. Дочь предусмотрела все тонкости побега, чтобы ни Отец, ни Сын не смогли вернуть ее обратно. Каждую мелочь, все пути отхода и столь долго создаваемые препятствия, позволившие ей оказаться так далеко, чтобы воля Семьи не смогла до нее дотянуться.

Все это пришло ко мне с принятием Воплощения Светлой Стороны, которые я вынужденно сделал своей частью, чтобы не сдохнуть от перенасыщения Силой. И когда все закончилось, тронный зал разорвал вопль чистой незамутненной ненависти Сына, бросившегося на меня с неприкрытой жаждой убийства.

Вот только Разящий Свет — не его сестра. И когда я открыл глаза, полыхнувшие обжигающим светом звезд, вопль ненависти сменился криком боли.

— Довольно!

Мощный проникающий голос Отца заставил валяющего на спине Сына, отброшенного моим Воплощением, с проклятьями встать на ноги и отойти на свое прежнее место. Тогда как я медленно повернулся к трону и скрестил взгляды с тем, кто также, как и я, имел Право.

— Ты подчинишься воле Мортиса, — сказал он, не прося и не приказывая. Лишь констатируя факт. — Место Дочери твое по праву Воплощающего Светлую сторону. И оно останется твоим до тех пор, пока она не вернется…

Он запнулся, услышав мой тихий смех. Впервые с момента нашей встречи на лице Отца промелькнули хоть какие-то эмоции.

— В чем дело?

— Вы…, — я все еще не мог успокоиться, нервно подхихикивая и утирая выступившие слезы в уголках глаз. — Какие же вы все-таки еще дети!

Отец недоуменно молчал. И даже Сына перестало трясти от гнева, заставив удивленно вытаращиться на меня, пока я продолжал говорить сквозь смех.

— И она тоже дура — такой шанс упустила! А я все в толк не мог взять, зачем Сила меня выбрала… Но теперь уже поздно. Для всех вас.

Отсмеявшись, я осуждающе покачал головой и повернулся к выходу, напоследок бросив через плечо.

— Вынесение приговора откладывается. Когда буду готов, сам призову вас. До тех пор не смейте беспокоить меня. Рискнете — пеняйте на себя! Я — не Дочь, церемониться не стану.

Последний выпад предназначался зло оскалившемуся Сыну, который анимировал в уродливую образину, чем-то напоминающую преображенную Темной стороной летучую мышь. Я тоже, после принятия Воплощения, ощутил в себе подселенную сущность, облик которой мог бы принять по своему желанию. Правда, не грифона, как это было в случае Дочери, чья статуя в зверо-форме стояла рядом с троном Отца. Скорее что-то огнедышащее, но тоже с крыльями… дракон? Нет. Кто-то более опасный, ловкий и смертельный, даже для целестиалов… Хм, а это идея!

Обкатав в уме возникшую мысль, я довольно кивнул и махнул рукой брату, все это время опасающемуся лишний раз пошевельнуться, чтобы не привлечь внимание властителей. Одним из которых теперь являюсь и я. К счастью, ненадолго.

— Стой!!

От громкого оклика опомнившегося Отца содрогнулась вся громада их обители, но никто так и не рискнул попытаться меня удержать. Потому что оба глупца, что старый, что молодой, знали, чем это может обернуться для них обоих.

Разящий Свет — не Созидающий. В моем очищающем пламени сгорит любая скверна, порожденная миром. И эти двое не исключение. Другой вопрос, что с принятием Воплощения Светлой Стороны и обретением знаний Дочери, я понял, что мой прежний приговор — слишком легкая кара, не соответствующая содеянному. И поэтому направился туда, где оказался в первый раз, едва ступив на твердую землю Мортиса.

Алтарь Разящего Света встретил меня с готовностью вспыхнувшей пентаграммой управляющего контура Мортиса. Потребовалось по меньше мере неделя моего субъективного времени, чтобы переделать ее в то, что мне подсказывала память целестиала. Но когда я закончил, на платформе в кругу из восьми огней возвышался постамент, названный мной в дань памяти предков — Кузней Силы. Хотя по сути ей не являлся, представляя сложную многомерную конструкцию, способную взаимодействовать на материю сразу в нескольких мерностях пространства. Практически миниатюрный эгрегор с сильно урезанной архитектурой управления мидихлорианами, но и такого хватало, чтобы воплотить в реальность задуманное.

— Фрис, — я обратился к брату, терпеливо ждущему меня в гроте все время, пока я медитировал в центре алтаря и перестраивал его структуру. — Как ты тут? Есть новости сверху?

— О, очнулся наконец! Все хорошо, в общем. Наверх я теперь стараюсь не выходить. С тех пор, как день стал длиться меньше ночи, там начало творится что-то жуткое. Я видел Сына, и он совсем потерял контроль. Может?…

— Нет, — довольно жестко отрезая я, для наглядности рубанув рукой. — Это не моя работа, а той, кто позорно сбежала! Пусть сама восстанавливает бардак, когда вернется.

— А как быть до тех пор? Баланс Силы нарушен, брат! Ты хоть понимаешь, как это может отразиться на галактике?!

— Лучше, чем кто-либо еще, — я слегка помрачнел, вновь уловив сонм жутких видений насылаемых Отцом в надежде, что я одумаюсь и верну цикл Мортиса в норму. В чем-то, он был прав. Семья слишком глубоко влезла в систему эгрегора, чтобы вот так без последствий вмешиваться в его работу. Из-за моих действий ситхи этой эпохи станут серьезной угрозой и великим испытанием для всей галактики, но начав то, что я задумал, остановиться было уже нельзя. Сила подтвердила мое Право вынести Семье приговор, и для его исполнения нужно, чтобы ресурсы Мортиса были направлены исключительно в одно место.

Мой алтарь.

— Осталось не долго. Кузня уже готова, теперь я приступаю к ковке. Не знаю, сколько это займет времени, так что займи себя чем-нибудь.

«Недолго» обернулось практически целым месяцем реального времени. И еще половина ушла на придание сырому клинку, созданному из металла, в избытке содержащегося в стенах пещеры, конечной формы. Куда я вплел не только частицу Разящего Света, но и свою перестроенную зверо-форму, подарившую оружию подобие души.

По крайней мере так я объяснил Фрису причину столь долго работы над клинком, который он спустя полтора месяца вертел в руках и недоуменно хмурил брови.

— А почему ты назвал его Кинжалом Мортиса, а не Разящего Света?

— Потому что в его создании принимала участие сама Сила. Ей тоже, знаешь, надоело, что детишки ковыряются грязными пальцами в ее внутренностях. А кинжал вполне может эти пальцы отрубить, чтоб не повадно было.

— Погоди! То есть?..

— Да, он способен убивать целестиалов. И меня в том числе, так что не размахивай так уж сильно.

— Ой, прости!

— Пойдем. Время суда настало.

***

Впервые со дня своего Воплощения Дочь ощущала себя по-настоящему живой. Тихое и незамутненное счастье, ради которого она обрекла другую душу на ту же клетку, в которой еще недавно страдала сама. Тяжелый выбор, но она сделала бы его снова! Сколько угодно раз, лишь бы снова испытать это пьянящее блаженство свободы от ответственности, которую налагало Воплощение Светлой Стороны.

И также внезапно, как появилось, счастье покинуло ее. Лишенная свой власти, женщина ничего не смогла противопоставить Зову, настигшему ее на восходе солнца в мире, где жизнь представляла лишь многообразие неразумной фауны. Здесь ей было хорошо. В отличии от Мортиса, где, не считая когда-то созданной ей птицы-химеры, даже насекомых не водилось. И Дочь страдала от того, что не могла прикоснуться к столь любимым ей существам. Чистым духом и не обреченным вечно страдать от скверны, полностью поглотившей ее брата.

Сын. Еще одна причина, почему Дочь так отчаянно рвалась с Мортиса. Отец не подозревал об их тайном прошлом, соединявшем родственные души двух влюбленных еще во времена до вознесения в мире Вне теней. Как и не знал того, к чему привели эти запретные чувства, послужившие отправной точной вечной вражды двух Воплощений. От которых Дочь страдала не меньше Сына.

И вот в один прекрасный момент она увела проблеск! Слабую надежду из нижнего мира, где джедаи нашли древний Стиратель, принадлежавшей их расе. С его помощью Дочь начала искать кандидата, кто смог бы занять место Воплощения Светлой стороны в бесконечном цикле Мортиса и даровать ей свободу… хотя бы ненадолго.

У нее не было сомнений, что Отец найдет способ вернуть ее в лоно Семьи. Но оставалась надежда, что пока он ищет его, Дочь успеет прожить тихую и спокойную человеческую жизнь, свободную от бремени своей давней ошибки.

На какое-то время она даже поддалась этой иллюзии, впервые за бесчисленные века вспомнив, что такое улыбаться, смеяться, радовать жизни… Пока не ощутила Зов. Только не Отца, а того, чьей воле не смогла противиться при всем желании.

Потому что Сила наделила Разящего Света правом! Куда более весомым, чем обладал Отец. Что оказалось для женщины полной неожиданностью, но когда она это осознала, Звездная Сеть уже раскрылась окном гиперперехода, а дальше… Дочь осознала себя уже в тронном зале. Стоящей на коленях рядом с Сыном и Отцом, никак не отреагировавших на ее появление.

Проморгавшись от синих искр от прыжка в гипертоннеле, Дочь посмотрела на мужчин своей Семьи и, не удержавшись, охнула, прижав ладошки ко рту.

— Что ты сделал с ними, Разящий Свет? Сын…

— Не смей жалеть меня, сестра! — зло прошипел Воплощающий Темную сторону, зажимая ладонью распоротый окровавленный бок. — Я все равно однажды вырвусь отсюда, и никто меня не оста-а… ар-кх!

— Тишина, — велел Голос, заставивший Сына замолчать. Властный и владеющий правом приказывать. Вот только принадлежал он не Отцу, стоящему на коленях рядом с ней и склонившему голову так, чтобы не был видел крупный синяк в пол-лица. Странной заостренной формы, как будто по щеке ударили плашмя клинком холодного оружия…

— Что все это значит? — совладав с чувствами, потребовала ответа Дочь, подняв глаза к сидящему на отцовском троне Разящему Свету. В чьих руках переливался бликами и аурой власти простой и не самый примечательный кинжал вытянутой треугольной формы. Но когда Дочь пристальнее вгляделась в его структуру, ее прошибла натуральная дрожь страха.

— Это?..

— Гарантия, что приговор будет приведен в исполнение даже после моего ухода в нижний мир. Что ж, раз все в сборе… начнем.

Суд оказался скорым и немногословным. Разящий Свет коротко зачитал обвинения каждому из Семьи, на которые никто не смог возразить. Потому что все трое чуяли за собой вину, но в гордыне не могли и не хотели ее признавать.

В том, что коснулись запретных знаний своей расы и оккупировали эгрегор Силы, прельстившись даруемыми им возможностями. В том, что косвенно послужили возникновению бесконечного цикла противостояния Темной и Светлой стороны в галактике, вылившегося в череду нескончаемых войн джедаев и ситхов. В том, что использовали свою власть для влияния на судьбы короткоживущих, не имея при этом права решать чью-либо судьбу кроме своей собственной. И еще множество прегрешений, которые Разящий Свет, устав перечислять, просто передал всем троим узконаправленным пакетом информации. И хотя осознать хотя бы его часть оказалось Семье не по силам, все трое ощутили настоящий трепет перед возродившимся из небытия судьей своей расы.

Никто из Семьи уже не помнил, на что способны истинные пастыри их вида. Столь глубокое погружение в Силу, как случилось с ними, неизбежно налагает свои ограничения. Тогда как Разящий Свет был свободен от них, и от его пронзающего взгляда не смог скрыться никто! Даже Отец, внимающей словам судьи с покорной обреченностью заключенного, ведомого на казнь.

— …забывший, что значит на самом деле поддерживать баланс Силы. Узри же, что ждет тебя и твоих детей! И знай, что вопреки всем усилиям, ты никак не сможешь этому помешать!

Дочь видела, как расширились в ужасе глаза Отца, не не могла сделать ничего, чтобы разделить его боль. Право Разящего Света судить удерживало ее на месте надежнее любых пут Силы. И потому, когда настала очередь Сына, она уже не была уверена в своей способности сохранять хладнокровие.

— …поглощенный амбициями и нарушивший баланс Силы, не имея ни права, ни воли все исправить! Ты никогда не сможешь повторить путь своей сестры и покинуть Мортис…

— Хватит! Прекрати!!

— …а если все же попытаешься, то убьешь то единственное, что хранит тебя от полного безумия Темной Стороны.

— А-а-а-а-а!!!

Гневный, полный страха и душевной боли вопль Сына, бьющегося в незримых путах, всколыхнул воздух тронного зала, но и только. На время вынесения приговора вся власть Семьи оказалась бессильна. И все, что им оставалось, это снизу-вверх смотреть на судью, проклиная тот день, когда они позволили ему прийти в нижний мир.

— Что касается тебя…

При всем желании Дочь не смогла удержать слез, потекших по щекам. Когда взглянула в льдистые глаза Разящего Света и поняла, чего на самом деле лишила себя, погнавшись за столь долго лелеемой мечтой… И не увидев настоящего шанса, которого ждала всю свою жизнь.

— Нет, нет… пожалуйста. Мы еще можем, умоляю!

— Красиво, правда? — сидящий на троне юноша вздохнул. Были видно, что ему тоже не легко это говорить. — Разящий и Созидающий Свет. Нам даже не пришлось бы заниматься любовью, как это делают смертные. Сама Сила была готова соединить нас в одно целое и подарить жизнь тем, кто мог спасти вас. Всю Семью! И дать начало четвертому Роду Атран — целестиалам, кто мог возродить нашу расу из небытия. Но ты забыла, что значит не слушать, а слышать Силу. И теперь наши дети никогда не увидят этот мир. Шанс упущен, а я сам добровольно не полезу на тебя даже под угрозой стирания основы.

Дочь зарыдала. Горько и навзрыд, запустив пальцы в волосы и до боли натянув их, не в силах хоть что-то сказать от сотрясающих ее конвульсий. А в голове билось лишь одно слово: почему? Почему?! Почему???

— Ты сама выбрала этот путь, так что вини лишь себя одну. Приговор окончательный, и он, — Разящий Свет поднял над головой хищно блеснувший Кинжал Мортиса, — проследит за его исполнением. А теперь прими то, что по праву принадлежит заглянувшей в Омут Знаний.

Дочь захлестнуло Воплощение Светлой стороны, от прикосновения которого она захлебнулась рыданием и умолкла, сжавшись в комок под изучающими взглядами Сына и Отца. Что в одном, что в другом, не было ни капли сострадания. Только мрачное злорадство одного и вялая обреченность второго, все еще видящего перед собой осколки вероятного будущего в Силе.

Все закончилось быстро. А когда Воплощая Светлую сторону пришла в себя, в ее сердце не осталось ничего, кроме сосущей пустоты. Потому что тот, кто мог дать ей все, ушел в Звездную сеть вместе с братом. И даже если бы она захотела их вернуть, это бы ничего не изменило.

Сила не дает одного и того же шанса дважды. И она упустила его, окончательно обрекая Семью, и с ней всю расу целестиалов на забвение.

Глава 23. «Семья навсегда»

— Чего замер? — Фрис, уже приготовившийся сделать шаг в рамку портала, вопросительно обернулся в мою сторону. За его спиной, по ту сторону горизонта событий, виднелось заснеженное подворье верхней террасы центрального поместья клана. Наш дом.

— Теперь все будет иначе, — после небольшой паузы ответил я, вглядываясь в деловитую суету кланового люда, не подозревающего, что Глава наблюдает за ним. И хорошо, что никто не видел этот пронзающий взгляд глаз, полыхающих звездным светом. Не всякий, даже твердый духом, такой выдержит.

Фрис тоже не сдержался — отвернулся обратно к порталу. Однако не смолчал и негромко уточнил:

— Ты же не собираешься никого судить там?

— За что? — удивился я, да так, что даже выпал из созерцательного прозрения Разящего Света, прикидывающего дальнейшие шаги по развитию клана на пару сотен лет вперед. — Чуши не неси. Они Атран: мои родные и по крови, и по духу, кто Клятвой связан. Я за них кого хочешь порву!

— Фух. Вот теперь узнаю своего брата, — за наигранно-облегченным вздохом Фриса скрывалось подлинное волнение, тщательно скрываемое в душе. Но не настолько хорошо, чтобы новоиспеченный Мастер Разума и целестиал по совместительству не смог его разглядеть.

— Не переживай. Семья получила по заслугам, но того требовала сама Сила. Я свое дело выполнил: отрезал их от нижнего мира и теперь свободен делать, что захочу.

Фрис хихикнул.

— У меня все еще стоит перед глазами, как ты Отцу по щам надавал. Старикан чуть в обморок не грохнулся от такой наглости. А Сын вообще чуть ноги не протянул. А пафосу то сколько было!

— Им надо было напомнить, кто они такие и чего на самом деле стоят, — мои губы тронула брезгливая усмешка. — «Властители», пф. Во времена расцвета целестиалов их бы простой паладин Силы, как сопляков, скрутил. Не говоря уже о Богах из Машин и вознесенных вне категорий.

— Да. Но Дочь все равно жалко. Стоило ли так жестко с ней?

— У меня есть Анья, — отрезал я. — К тому же, Дочь сама все просрала. Может нам и было суждено возродить целестиалов, но глядя на нее с родственничками… Честно, мне до сих пор противно. Не такого будущего наши с ними предки хотели для Вознесшихся. Потому и запретили соваться в мир Вне теней, но эти дебилы решили, что умнее всех. Одно радует — как раньше влиять на галактику они уже не смогут. Я там надежно все узлы Мортиса перекрыл и на свой алтарь с кинжалом завязал. На пару тысячелетий точно хватит. А там, если видения не врут, уже Избранный подтянется и окончательно проблему решит. Радикально. Жаль только, лично с ним не встречусь: хороший парень, перспективный. Он стал бы бесценным для клана, если бы не…

— Что? И кто этот Избранный?

— Не знаю, — я слегка помрачнел, вновь наткнувшись на некое подобие пелены сокрытия будущего, за которую при всем желании не получалось заглянуть. То ли сил не хватало, то ли сама Сила противилась по неизвестной причине, мешая составить более ясную картину грядущих событий. Хотя будущее не столь отдаленное виделось вполне определенно. И потому я быстро успокоился, четко осознавая, что должен сделать и как это повлияет на мою семью.

— Пойдем лучше, нас уже заждались.

Фрис серьезно кивнул, на всякий случай приготовившись оказать яростное сопротивление, но… все равно был нещадно помят в крепких объятьях счастливой Джун. Впрочем, мне тоже досталось, когда вслед за квардой нас настигли Кара с Ланой.

Накрепко зажатый с двух сторон тисками счастливо верещащих девушек, я улыбался, отзеркаливая точно такую же улыбку брата. Мы дома! Живые, здоровые и даже с прибытком в виде знаний, бесценных для будущего клана Атран.

А еще мгновение спустя уловил в Силе отклик мыслей пробудившейся Новы на Везунчике, от которых остатки дурного настроения как рукой сняло. Ментально успокоив твилеку, я помог ей погрузиться в исцеляющий сон, и кратко расспросил сияющих Лану с Карой о последних событиях в клане. К моему облегчению не наломавшего за пару прошедших месяцев дров и вполне успешно осваивающего новые ресурсы после реорганизации.

Азур и с ним остальные Основатели споро навели порядок после моего экстренного отбытия, после чего активно впряглись в работу, будто и не провалявшись три века в криозаморозке. Их усилиями всего за месяц закончилось формирование оперативных групп всех трех родов клана, отправившихся во внешний мир каждая со своей задачей.

Боевая группа рода Силы получила задание по налаживанию связей с Домом Пантир, для чего вместе с ними отправилась их беременная экс-принцесса, решившая проведать брата. Через Доминика Илония обеспечила им доступ к обширной сети осведомителей и агентов по всему Альдераану, что позволило оперативникам Атран начать осторожно «прощупывать почву» без риска привлечь к себе внимание.

Такая паранойя родилась не на пустом месте: призрак давней войны, унесшей за собой жизнь моего отца Джарваса Ульго и обеспечивший сохранение тайны существования Атран, все еще довлел над кланом, вынуждая нас действовать более осторожно, чем обычно. К счастью, Илония имела достаточно теплые отношения с братом, чтобы Доминик уступил ее просьбам и дал доступ к ресурсам своего Дома без особых вопросов. С его точки зрения Глава Пантир оказывал услугу не своей принцессе, а мне — наследнику Дома Ульго, рассчитывая на дальнейшее плодотворное сотрудничество. И я не собирался его разочаровывать, используя происхождение по отцу для легализации Атран в глазах других Великих Домов. У которых даже мыслей не возникнет, что за возрожденным отголоском Ульго скрывается что-то бо́льшее, нежели наследник младшей ветви со своей молодой женой и наследниками.

Тоже самое касалось рода Разума, представители которого вместе с Патриком, Азуром и его женами улетели на Миркию. Там они пополнили людские ресурсы клана, выбрав из активно пополняющихся прихожан секты Гри тех, кто достоин стать частью нашей быстро растущей семьи. Разумеется, после принятия ими Клятвы, техникой которой Азур владел не хуже меня самого. В отличии от своих потомков, которые последние три века использовали ее урезанную версию, чтобы замедлить развитие клана, ожидавшего рождения и возвращения своего Главы…

До завершения Процесса уже этих откровений с лихвой хватило бы, чтобы надолго выбить меня из реальности и заставить уйти в себя для тщательного обдумывания предстоящих шагов. Слишком уж много информации на меня вываливали соскучившиеся Кара с Ланой, решившие, что мне непременно нужно знать последние новости именно сейчас и точка! Я-нынешний не возражал. Во-первых, с беременными не спорят. Животики, что у одной, что у второй, уже слегка округлились, позволяя заметить первые изменения в фигурках будущих матерей. А во-вторых, с появлением третьего потока сознания воспринимать любой объем входящей информации перестало представлять хоть каких усилий. Я просто отвел его на общение с женами, пока другой своей частью сосредоточился на более важных вещах, связанных с родом Души.

В то время, как Сила с Разумом трудились за пределами дома, остаток клана принялся за расконсервацию первых уровней подземного города. И в нагрузку взялся за активное обучение новичков, привезенных с Миркии. Коих прибыло, без малого, почти сотня разумных! В основном молодые юноши и девушки рас, уже существующих в клане. Однако и некоторые экзоты мелькали, наподобие тех же твилеков или тогрутт. Что породило новую волну суеты, превратившую еще недавно тихую и спокойную базу клана в разворошенный муравейник. Что без сомнений могло вылиться в серьезные конфликты между новичками и членами рода, если бы дело происходило в каком-то другом Доме.

Те клановые, кто вошли в род Души, унаследовали все лучшие черты зелтронской культуры, позволявшие решать возникающие конфликты на самом этапе зарождения. Благодаря им любые споры решались быстро и к обоюдной выгоде. Что позволяло распределять организацию новоприбывших таким образом, чтобы все остались довольны и исполняли свои задачи с максимально возможным рвением.

А их, в связи с грядущим выходом клана из подполья, нарезали немало! Начиная от обеспечения резко выросших потребностей базы и заканчивая подготовкой первой шахтерской экспедиции на нашу астероидную выработку. Куда уже успели наведаться салластанцы во главе с Митиной, начав глубокую разведку сектора в поисках новых гипермарштуров. В обход уже открытых и находящихся под плотным колпаком Республики, чьи междзвездные корпорации очень остро реагируют на появление любых конкурентов в своих охотничьих угодьях.

Как итог, к моему возвращению тихое болотце базы Атран превратилось в бурлящий водоворот, захватывающий всех на пути к грядущим изменениям. И участвовали в нем не только потенциальные члены кланы, но и наши естественные союзники — киллики палиндромика Уруир, чья помощь в развитии инфраструктуры клана была неоценима.

Сейчас их роевой труд был направлен на усиление производственной мощи клана, для чего разумным насекомым начали передавать массово закупаемый неликвид техники со всего Альдераана. Что-то шло на переплавку, остальное чинилось или разбиралось на компоненты для дальнейшей реализации на торговой бирже. Не ради денег, которых благодаря накоплениям Джофрис пока хватало, но ради налаживая взаимодействия со внешним миром. Все же три века самоизоляции не прошли для семьи даром, и многие из Атран все еще с опаской относились к идее выхода во внешний мир.

Так что, когда следом за моими женщинами верхняя терраса поместья начала быстро заполняться разумными со всего дома, я не стал дергаться и позволил общему водовороту подхватить себя и нести туда, где требовалось участие вернувшегося Главы. Сперва на экстренном заседании родов, где нас с Фрисом более подробно ввели в экскурс дел. Потом в нижний город к килликам, где мне довелось в очередной раз пообщаться с королевой Уруир на интересующие нас обоих темы. После чего та, довольная, ускакала в свой палиндромик в недрах Джараанских гор, обрадованная обещанием от лица всех Атран поддержать ее детей в миграции на другую планету. Не сейчас, а гораздо позже, когда улей разрастется настолько, чтобы явить свету новую королеву, готовую разносить жизнь килликов в новых мирах.

Я согласился, прекрасно понимая, что не только люди и подобные им расы имеют право на место под солнцем. За все, что Уруир сделали для Атран, они в праве рассчитывать на нашу поддержку и впредь. Причем не столько ради укрепления нашего союза, но и потому что так рассудил Разящий Свет в моем лице. И королева, прекрасно видевшая мою суть целестиала, приняла мое решение с благодарностью… как одного из последних представителей расы Хозяев, когда-то давно создавших ее вид.

Разобравшись с килликами, я полетел дальше, подгоняемый коалицией, возглавляемой Основателями и мамой в нагрузку. Айлари Атран, наконец нашедшая выход своей деятельной натуре, обрела серьезную поддержку в лице Динора и его жен, на этапе создания клана отвечавших за логистику. Вместе они обрушили на меня целый ворох отчетов, которые я даже со всеми своими возросшими способностями не мог переварить за один присест.

Тем не менее, по особо важным вопросам я дал указания сразу, подметив, как при этом вытянулись лица у Динора и зелтронок. В отличии от мамы они знали меня достаточно долго, чтобы заметить второй слой изменений, крывшихся за внешней маской беловолосого целестиала. Но не обладая тактом Кары и Ланы, привыкших, что со мной вечно что-то приключается, спросили в лоб напрямую: что случилось на Дорине?

Тут-то уже отмолчаться не удалось, так как все, кто был рядом, включая моих женщин, навострили ушки, ожидая объяснений по поводу разительных изменений во внешности Главы. Ну а что я? Сказал правду. Вернее, ту часть, которую можно было отпустить во внутреннюю кухню клана без риска вызвать несварение умов. О путешествии на Дорин, излечении с помощью техники древней расы и побочном эффекте, отразившемся на внешности и телосложении. А также в возросшем потенциале в Силе, который мог ощутить каждый чувствительный к ней.

Остальное рассказывать не стал, и без того у некоторых особо впечатлительных верующих в Гри чуть религиозный экстаз не приключился при упоминании о «технике древних». Зато Кара с Ланой вздохнули свободнее и заулыбались, искренне обрадовавшись, что моим приступам головной боли пришел конец. Как и Азур, воспользовавшийся моментом, чтобы отозвать меня в сторонку ото всех и тихонько поздравить с прорывом на ранг Мастера Разума. Он единственный из всего клана смог понять, что мне удалось выделить третий контур сознания, открывающий перед менталистом поистине завораживающие возможности.

— И не только, — тихо прошептал я в ответ, касаясь основы Азура и помогая ему нащупать путь к прорыву третьего контура, отчего тот натурально выпучил глаза и покачнулся, схватившись за мое плечо.

— Как?!…

— Расскажу в свое время. Это моя благодарность за то, что ты сделал для Атран в мое отсутствие.

Я специально не стал пробивать контур за него, зная, что Азур не примет помощи. Не говоря о том, что такой способ может навредить самой основе адепта, сделав его вечным узником ранга Мастера. Тогда как по классификации целестиалов это даже еще не начало пути — лишь его очертания на горизонте. Дальше начинается долгий и тернистый путь к истинному вознесению, которое частично начала троица Семьи, прикоснувшись к запретным знаниям в мире Вне теней, но так и не довела до конца.

Отчасти их было даже жалко, но такова судьба любого, кто в своем развитии будет опираться лишь на Силу. Я же в своей памяти предков узрел путь, который ведет за грань возможностей физической оболочки! То, что целестиалы считали следующей ступенью эволюции сознания разумного существа, и чего сумели достичь лишь самые упорные из них. Отказавшись от Силы и подготовив себя Стирателями, аналогичныму тому, который изменил меня на Дорине.

Чем же на самом деле была Машина? Ответ дал Сын, после того, как оказался на волоске от гибели, и страх за свою жизнь превысил трепет перед запретом Отца. Также заметно упавшего авторитетом в глазах отпрыска, после того, как я приложил его Кинжалом по физиономии и намотал длинную седую бороду на кулак, популярно объясняя, почему не стоит пытаться диктовать свою волю судье Силы.

Знания, переданные мне Сыном, позволили немного иначе взглянуть на происхождение Машины или Стирателя, чем позволяла память целестиала. В понимании Семьи он являлся катализатором начального этапа вознесения. Который вычищает ДНК кандидата от сторонних «примесей» и подготавливает его к эволюционному рывку, происходящему на этапе перехода разума в Чистое состояние. Откуда рукой подать до божественной сути и даже бытия Творцов жизни.

Именно поэтому Сын столь упорно и долго искал Стиратель на Дорине, атакуя поверхность Черными Штормами в тщетных попытках почувствовать его точное местонахождение. Для существа, застрявшего на пороге вознесения и неспособного избавиться от своего Воплощения Темной Стороны, это был единственный шанс раз и навсегда вырваться из клетки Мортиса. В том числе потому, что других Стирателей после ухода целестиалов в галактике не осталось.

Единственной, кто знала о местонахождении последнего, была Дочь. Но из-за особенностей своего Воплощения Светлой Стороны не могла воспользоваться Стирателем, так что предпочитала скрывать его местонахождение от Семьи. Чем доводила своего братца буквально до белого каления! Или темного, с поправкой на Воплощение. В то время, как Отец молча принимал ее выбор, вполне довольный ролью Владыки Силы в нижнем мире. И это тоже бесило безумца, жаждущего освобождения от опостылевшего поводка Воплощающего Темную Сторону Силы.

Стоило ли удивляться, что ненависть Сына перенеслась от Дочери ко мне? Он все еще таил злобу на тот удар-укол Когтем в Око Черного Шторма на Дорине. А когда я сумел завершить Процесс вопреки всем попыткам достать меня через падшего Первого, ее накал достиг апогея! Усиливающийся тем, что Сын был бессилен как-либо мне помешать.

Обретя свое Воплощение Разящего Света, я стал равным любому из Семьи. В то время, как право судьи, дарованное Силой, возвышало меня даже над Отцом, позволяя беспрепятственно подчинить эгрегор Мортиса и получить полный доступ к управлению Силой этого домена галактики. После чего навязать мне свою волю стало нереально, что стало тяжелым ударом по всей Семье, поставив под сомнение их право Владык.

Вот Сын и бесновался, пытаясь жалкими угрозами добиться того, чего не смог интригами и противостоянием с Дочерю в нижнем мире. Тщетность этих попыток дошла до него только после моего возвращения в Цитадель Семьи, где я продемонстрировал причину своего ухода в деле.

Получив Кинжалом Мортиса по ребрам, Сын едва не отправился к праотцам своего Отца, как бы глупо это не звучало. Ну а сам старик был вынужден подчиниться воле Разящего Света, хотя тоже не без сопротивления. Последствия которого и повергли в шок вызванную мной из нижнего мира Дочь, окончательно утратившую желание сопротивляться выносимому Семьеприговору.

А вот нечего было разевать рот на наследие Атран! Семья имела и упустила свой шанс. Теперь вместо них на лестницу Вознесения взойдут мои потомки, получив реальный шанс выйти за Предел Вселенной, если смогут повторить путь целестиалов. Да, им придется гораздо труднее, чем мне, но у них будет Фрис с Джун, которым я передам все необходимые методики развития сознания. А еще целый полигон для отработки разделения основы и физической оболочки — виртуальный мир третьих Звездных Войн под контролем стража Сота.

Куда так отчаянно рвется Пятый, порой по-настоящему огорчая меня столь ярым желанием разорвать нашу тесную душевную связь. После всего, через что мы прошли вместе…

«Я никуда не денусь, — мягко произнес Пятый, пока мой третий контур сознания общался с Азуром. — Но у меня тоже есть своя мечта, и только Звездные войны помогут мне ее обрести».

Я промолчал, не желая начинать пустой спор. Тем более, что Пятый был прав.

С помощью Сота наша с Фрисом игра получила шанс развиться в нечто бо́льшее, чем один закрытый мир, с заранее прописанными законами. А обретя память целестиала, я осознал, что можно сделать, чтобы раздвинуть границы Звездных Войн еще дальше! Насколько, чтобы их мир, и без того получившийся достаточно реалистичным, стал неотличим от реальности.

Стоит ли удивляться, что Пятый так рвется попасть туда? Тем более, что он тоже слышал предсказание Дочери, обратившейся ко мне после трагедии Кироном и Аньей, после которой жизнь эвин повисла на волоске.

«Найди сердце льда. Исполни обещание, данное спящему. И помоги родиться вселенной, когда придет время уходить. Помни, что Разящий Свет — все еще Свет. И он тоже способен созидать»

Часть пророчества Воплощающей Светлую Сторону уже сбылась. Я нашел сердце льда — источник кайбера Гри. И исполнил обещание спящему — стражу Гри Соту, перемешенного в свое новое вместилище в самом сердце дома Атран. Осталось рождение целой вселенной, где мне предстоит принимать непосредственное участие. Поневоле в дрожь кидает от масштабов задачи! Но для Пятого, Анья, а также будущего всех Атран, я обязан воплотить предсказание в жизнь. Пока не знаю как и когда, но именно в этом цель моего существования. Я чувствую это… В Силе и всем своим естеством Разящего Света.

«А что ты сам? Когда ты присоединишься ко мне?» — нарушил затянувшееся молчание Пятый. Я покачал головой, все еще придавленный тяжестью предстоящих свершений.

«Успеется. Сейчас нужно вытаскивать Анью в ЗВ и тебя тоже. Потом дела клана. Плюс рождение Койена, Атласа и Соны. Пока рано о чем-то говорить».

«А придется, — в тоне Пятого проскользнула какая-то нечитаемая нотка, которой я не придал значения. — Ты просто не сможешь жить в двух мирах сразу, Сон».

«Почему?»

«Ты сам знаешь».

Да, знал. Но гнал от себя эти мысли, стараясь решать проблемы по мере их поступления. Тем более, что «создание вселенной» — дело явно не пары-тройки лет. А там, глядишь, Атлас, Койен и Сона подрастут. И помогут своему недалекому папаше понять, как сохранить свою основу целой при переходе из одного мира в другой. Границы которых будут все дальше отдаляться друг от друга по мере наполнения виртуала новым содержимым.

И сознаниями потомков, променявшими возвращение в Силу на вечность в виртуале.

— Джове, спасибо!

Азур, наконец, совладал с чувствами от нежданного подарка и сжал меня в объятьях. После чего потащил обратно в совещательный зал, ознаменовав новый виток круговерти клановых забот, где требовалось мое непосредственное участие. Вплоть до глубокой ночи, к наступлению которой Атран рассосались, как довольные насосавшиеся крови клопы. Моей крови.

Фрис по такому случаю даже торжественный гимп спел на пару с Джун, но у меня не осталось сил на веселье. Особенно после того, как на уши присели Кара с Ланой, таскавшиеся за мной хвостиком с момента выхода с Звездной Сети. И вот это было настоящей проблемой, потому что я знал, о чем пойдет речь! Оттого и откладывал этот разговор до последнего, понимая, какой скотиной буду выглядеть в глазах девушек после своего решения.

Вот только иного выбора не было: осознав свои чувства к Анье, я понял, что не могу изменять ей. Она есть и остается моей эвин — единственной любовью в моем сердце. Навечно. И тот факт, что перемещение ее сознания в виртуал, возможно, путь в один конец, ничего не меняет. Я не могу вновь вступать в близость с кем-то из своих бывших женщин, не обговорив все с Аньей. И даже если она не будет против, взяв во внимание свое положение, уже я сам не смогу так поступить. Просто потому, что оказавшись на ее месте, не хотел бы испытать того же, что непременно почувствует она, начнись у нас подобный разговор.

Так что… как бы не было больно, но пришлось обсудить все с Карой и Ланой, прекрасно понимая, какая реакция последует от последней. И не обижаться, когда полыхающая обидой лисичка влепила мне пощечину и умчалась в слезах, пока ее старшая сестра пыталась успокоить меня:

— Ты правильно поступил, пусть лучше все закончится сейчас, пока чувства не окрепли. И тебе будет легче, и она ложных надежд питать не будет.

— А ты?

— А что я, — немного грустно улыбнулась чалакатанка, нежно положив ладошку на свой живот. — Ты уже подарил мне самую большую радость, какую может пожелать женщина и мать. За это я буду всегда тебе благодарна, Глава, и стану с теплом вспоминать «наше время». Даже если оно больше никогда не повторится.

Кара убежала догонять Лану, нежно поцеловав меня в щеку на прощанье. И оставив в расстроенных чувствах, несмотря на то, что я поступил верно и знал об этом. Но легче от этого не стало…

«Она простит, — повторил вслед за Карой Пятый, чью молчаливую поддержку я ощущал в течение всего разговора с девушками. — Просто дай ей время».

«Больше ничего не остается».

В расстроенных чувствах я спустился в Колыбель Сота, где он уже ждал меня с добрыми известиями: сознание Аньи, после синхронизации с Ядром пребывавшее в коме, начало подавать первые признаки жизни. А, значит, мне пришло время присоединиться к ней в виртуале, чтобы быть рядом, когда она окончательно проснется.

— Фрис, проконтролируешь?

— Само собой.

Брат, целый день проведший с Джун и присоединившийся ко мне под вечер, получив сигнал о моей готовности к погружению, не мог пропустить этот момент. Наш общий!

Страшно подумать, сколько труда было вложено в ЗВ-3 с самых первых штрихов кода, написанных на Дорине. И в какую грандиозную работу они выросли, заставляя нас с братом поистине гордиться своими успехами! Ничего подобного не смогли достигнуть никто из лучших умов всех существующих рас в галактике, не считая Гри, чей печальный опыт виртуала без сомнения позволит Атран избежать похожей ошибки в будущем. Я надеюсь.

— Готов? — спросил Фрис, слегка волнуясь, пока я с предвкушающей улыбкой ложился в соседнюю капсулу от Аньи.

— Vsegda gotov! — отозвался я на клановом, чем вызвал понимающую усмешку брата и доброе напутствие:

— Да пребудет с тобой Сила, Разящий Свет. Возвращайся назад.

***

Джове не вернулся. Ни через пару часов, ни через пару дней. Сперва никто не мог понять, в чем причина столь долгого отсутствия, а потом в какой-то момент более основательно проверили активность вирт-капул и пришли в ужас.

Судя по показаниям, оба «игрока» были мертвы. Или находились в настолько глубокой коме, что мало отличалась от смерти. У Аньи фиксировалась почти отсутствующая мозговая активность и тело овоща, поддерживаемое лишь работой систем жизнеобеспечения капсулы. У Джове еще хуже: ноль мозговой активности и полное замораживание всех процессов жизнедеятельности. При этом сам он оставался вполне здоровым на момент погружения в виртуал, и в чем причина такой реакции организма никто не мог понять. До тех пор, пока не достучались до Сота, перешедшего в энергосберегающий режим вскоре после погружения Джове.

Послушать новости пришла вся верхушка клана, битком забив помещение Колыбели и с замиранием сердца слушая, что говорит Сот. Собственно, проблемы начались уже на этапе подключения «сценария» ЗВ-3, когда симуляция внезапно вышла из-под контроля и начала развиваться за рамками заданного сценария. После чего связь через управляющие алгоритмы Сота оборвалась, а сам страж стал марионеткой в чужих руках, не способной рассказать больше, чем ему позволено в рамках оставленной воли.

— И что теперь? — озвучила всеобщую мысль Илония Атран, сжимая побледневшие кулачки и впившись глазами в каменное лицо Фриса — единственного среди собравшихся, кто разбирался в созданном им самом бардаке.

Квард молчал. И остальные тоже притихли, позволяя младшему брату Главы переварить случившееся, прежде чем тот ожил и, обведя всех тяжелым взглядом, озвучил свой вердикт:

— Пока Джове недоступен, я приму управление кланом, как он и завещал на подобный случай.

— То есть, вы знали, что что-то может пойти не так?

— Вероятность этого была слишком мала, и мы посчитали риск оправданным. Мы… я ошибся. И теперь буду работать, чтобы наладить контроль над системой.

В тот день Фрису удалось всех успокоить своим уверенным голосом и звучащей в нем решимостью довести дело до конца. Однако при всех стараниях сделать это не получилось ни через месяц, ни через два. Ни даже после рождения детей Джове, чьи первые крики в этом мире встречал не он сам, а его младший брат, чувствующий себя отвратительно и с каждой неудачей погружавшийся все глубже в пучину отчаяния.

Единственной причиной, которая удерживала Фриса на плаву, оставалась Джун. Без ее поддержки он бы точно сломался, но ее вера в него помогала кварду не оставлять попыток докопаться до правды. Год. Три. На исходе четвертого, когда все трое наследников Главы уже ставили весь дом на уши своим безмерным любопытством, приправленным бешеной детской энергией, Фрис добился первого и единственного прорыва! Ему удалось послать в виртуал входящий сигнал и получить ответ, содержащий всего одно слово: «Пятый».

Никто кроме самого Фриса не понял его истинного смысла, но это был единственный момент на памяти Джун до и после, когда она видела своего мужа настолько встревоженным. После этого квард принялся за взлом ЗВ-3 с утроенным усердием, но даже так достиг успеха лишь черед пятнадцать лет…

К тому времени Коейн, Атлас и Сона уже выросли, превратившись в прекрасных молодых юношей и девушку — опору и надежду быстро растущего клана Атран. Основы, заложенные Джове в свое недолгое возвращение домой, дали прекрасные плоды, обеспечив быстрое развитие и стремительный рост во всех сферах деятельности. Благодаря чему к моменту успеха Фриса помощь Основателей больше не требовалась юным главам родов, твердой хваткой удерживающих направляющие развития клана в нужном векторе.

Как только Фрис разблокировал возможность беспрепятственного погружения в виртуал, Азур, Динор и их жены стали первыми, кто нурнул туда в поисках пропавшего Главы и его эвин. Но… их ожидало разочарование. И открытие, шокировавшее всех.

Мир по ту сторону реальности кардинально изменился от того, который создавал Фрис на старте Звездных Войн. По сути это уже была целая планета с развитой экосистемой и кратно увеличившимся населением неигровых персонажей, следующих заранее прописанным алгоритмам. Вот только ничего из того, что присылали в отчетах Основатели, Фрис не писал. И не понимал, каким образом строки кода могли эволюционировать в полноценные личные матрицы по типу дроида Фрисба, которым он все еще помнил себя на рассвете своей жизни. Загадка. Как и то, куда исчезли сами Джове, Анья и Пятый, чьи следы косвенно прослеживались практически в каждой информационной сводке планеты ЗВ-3.

Однако ни Основатели, ни Фрис не стались, продолжив свои изыскания. Сперва в одиночку, а потом с помощью первых переселенцев клана, сменивших одряхлевшие тела на новую жизнь в виртуале третьих Звездных войн. Где их ждал мир, не сильно отличавшийся от того, к которому они привыкли. С теми же технологиями, густонаселенной разумной жизнью планетой и даже Силой, являвшейся одним из многих навыков, доступных игровым аватарам. Притом, развивать позволялось обе ее Стороны, не подвергаясь пагубному воздействию Темной. Разве не мечта? Вот и многие из Атран так думали, предпочитая вечную жизнь в Силе миру, созданному своим Главой, которого со временем стали почитать, как Святого Покровителя клана.

К вящему неудовольствию Фриса, прекрасно знавшего, как его брат отнесся бы к такому самоуправству. К сожалению, к тому времени не осталось никого, кто мог бы встать на его сторону кроме Джун. Все близкое окружение Джове умерло или ушло вслед за ним в виртуал. Кара, Лана, Илония и Нова с близняшками де Сат — все они со своими мужьями и детьми присоединились к ордену Ищущих, созданных Основателями Атран для поисков Джове. И подали таким образом пример многим переселенцам после себя, сделавшим поиски Святого Покровителя клана целью своей жизни.

В отличии от них, дети Джове — Коейн, Атлас и Сона, славно потрудившиеся в золотую эпоху расцвета Атран, не пожелали становиться Искателями. Сделав все возможное для развития клана, они дожили до преклонных лет и все вместе, втроем, ушли в Силу. А их дети и внуки вели свою политику, стараясь не угодить в жернова нарастающей войны с ситхами и сберечь целостность клана в грядущих потрясениях, принимая решения, с которыми Фрис не был согласен.

Но как бы не был велик его авторитет, потомки Святой Троицы, как их стали называть, имели свои взгляды на будущее. И кварды вскоре поняли: дети достаточно выросли, чтобы отпустить их в самостоятельное плавание среди звезд. Вечно занудствующие наставники, указывающие как лучше поступить в той или иной ситуации, им более не нужны.

И тогда Фрис с Джун ушли. Неохотно, но два века бесплодных поисков Джове и Аньи в звездной системе «Новых Горизонтов», как окрестили ЗВ-3 потомки Атран, давали о себе знать. Фрис устал, а Джун хотела повидать мир за пределами Альдераана. Причем весь и сразу, а не одинокие планетки в редких вылетах в поисках артефактов предтеч, необходимых для исследования новых способов отыскать Джове.

После ухода квардов клан Атран впервые с момента расцвета Золотой эры, оказался предоставлен сам себе. И это сыграло с ним злую шутку еще спустя несколько веков, когда ослабший вследствие массового исхода в «Новые Горизонты» род Души не смог удержать растущих противоречий между Силой и Разумом. Именно тогда оставшиеся зелтроны клана ушли в виртуал, а их потомки более не имели достаточного веса в триумвирате правления, чтобы предотвратить грядущий раскол.

Когда Фрис и Джун вернулись домой после окончания своего затянувшегося «отпуска», их ждало печальное зрелище: почти вдвое сократившееся население клана, массово мигрировавшее в виртуал. А те, кто не ушел, представляли собой раздираемый противоречиями клубок из вечно враждующих родов Силы и Разума. Среди которых больше не осталось никого из Души, способной напомнить упрямцам, ради чего Атран и были созданы Основателями.

Семья превыше всего. Фрис и Джун, как могли, постарались вразумить потомков своих друзей, но потерпели неудачу. Их просто не стали слушать, предпочитая копошиться в своих мелких интрижках, ничем не отличавшихся от грызни других Великих Домов Альдераана.

А тогда кварды ушли навсегда в последний раз. И не планировали возвращаться никогда, если бы не Зов, который настиг их в момент, когда они уже собирались покидать галактику на борту «Везунчика», также с течением веков обретшего самосознание.

Первым волнение в Силе ощутил Фрис, как самый чувствительный из троицы. И резко вскочил со своего ложа, активировав мерно загудевший синий клинок «Сияния неба»… прежде чем охнуть от боли в прострелившей пояснице.

— Да твою ж медь… Джун, где у нас выжимка жидкого кайбера лежит? Опять нервную сетку ломит, сил нет! Уже всякая чушь мерещится.

«Фрис…»

— Во, опять! Давай скорей, а то, чую, глюк усиливается.

«Фрис…»

— Это не глюк, любимый. Я тоже его слышу.

Джун скинула с себя покрывало и встала рядом с ним, недоуменно потирая заспанные глаза. Обнаженная, юная и прекрасная. Точно такая же, как почти два тысячелетия назад, когда Фрис впервые увидел ее на «Везунчике», обретшей самосознание из квардионного семени Гри.

— Точно? — с сомнением уточнил Фрис, отказываясь верить в то, что сообщало ему взволнованно бьющееся сердце. — Может, звездного газа перебрали? Говорил я тебе: неочищенным только врагов травить….

«Фрис, да чтоб тебя!»

— Джове, — в два голоса охренели кварды, в шоке переглянувшись и, спустя пару секунд паузы, также синхронно завопивших. — Курс на Альдераан!!!

Вместо эпилога

0ДБЯ.

Я сделал глубокий захлебывающийся вдох и рывком сел на ложе вирт-капсулы. Чем до усрачки испугал стоящую рядом на коленях девчонку в серебристо-белом симбиоте экзера, от стресса покрывшегося пятнами и ощетинившегося мелкими шипами на шее и по хребту.

«Ну точно кошка, только что не шипит», — подумал со смешком и, с трудом оживив голосовые связки, через кашель спросил:

— Ты… кха… кто такая?

Ноль эмоций. Девчонка, к слову, довольно миловидная, чертами лица отдаленно напоминавшая Илонию, застыла в полнейшем ступоре, прижав сжатые кулачки к груди и пялилась на меня такими громадными глазищами, что в них натурально можно было утонуть. Будто два бездонных озера, в которых отражается свет звезды… упс.

— Прости, — я заморгал, приглушая полыхание своего Разящего Света. — Прошло много времени, забыл, что здесь на других принципах работает. Не бойся, я тебя не обижу! Так, как твое имя?

— И…, - тихий кошачий писк на грани шопота, еще больше расширившиеся глаза, хотя, казалось, куда больше. — И-ик!

— Ик?

Девушка отмерла и отричательно мотнула головой. После чего с размаху… Припечаталась лбом в пол Колыбели под звучный «шлеп».

— Святой Покровитель, смилуйся!

— О как.

С хрустом поведя плечами, я вытянул руки над головой и сделал пару вращательных движений, разгоняя застоявшуюся кровь. Было больно, но терпимо. Целестиалы — не люди, и процессы жизнедеятельности в наших телах кардинально отличаются. Даже без доступа к настоящей Силе я мог без труда заставить работать каждую клеточку своего организма, а уж с ней…

— Умв, — я широко потянулся, наслаждаясь настоящим всеобъемлющим чувством единения с Силой, которого не ощущал уже очень давно. — Давай без всяких «святых», хорошо? Просто Сон. Теперь твоя очередь, не стесняйся.

— Я… Яраана.

— Приятно познакомиться, Яраана. И будь добра, не крючься… Ох, чую отсюда волосатые лапы Патрика торчат. Только не говори, что он меня канонизировал!

— Хорошо.

Преданный собачий взгляд глаз-озер прямо в душу. И такая отчаянная надежда в душе, что становилось больно смотреть. Я вздохнул, потирая костяшками больших пальцев занывшие виски.

— Все-таки канонизировал?

— Да.

— Убью. Зови сюда этого гада, я его в харший рог сверну!

— Не могу.

— Почему?

— Он… умер.

— Что?!

Меня будто током пробило. Я резко огляделся по сторонам, подмечая то, что не сразу заметил после пробуждения. Колыбель, выглядящая так, будто это какой-то молебный храм, а не высокотехнологичное вместилище стража Гри Сота. Его Ядро тоже было увешено какими-то лентами, накидками… и, судя по мялому мерцанию голубых импульсов, находилось в режиме длительной консервации. Но что еще хуже…

Я повернулся вправо и облоколился на ложе соседней вирт-капсулы. Пустой, тогда как ожидал там увидеть Анью. Которая тоже должна была очнуться вскоре после меня, но…

— Сколько времени прошло с основания клана? — хрипло вопросил я. — Какой сейчас год?!

Девушка снова испугалась и дернулась отбить очередной поклон. Но вовремя остановилась, увидев выражение моего лица, после чего, заикаясь, пролепетала:

— П-почти… д-две тысячи л-лет…

— Сколько?! Пятый, сука-а-а!!!

Мой тоскливый крик пронесся порывом Силого ветра по Колыбели, разметав все религиозные тряпки и послужив хорошим отрезвляющим втыком. Напомнив, что Сила в виртуале, полностью подконтрольная адепту, и в реале — две совершенно разные величины.

— Piz…, — констатировал я на клановом, мрачно уставившись на побледневшую Яру. — А ты?…

— Яраана Атран. Последний голос рода Души.

— Что значит последний? А остальные куда делись?

Девушка заметно сгорбилась, и, еще раз пристально посмотрев на меня снизу-вверх, виновато шмыгнула носиком.

— Мне нужно будет о многом рассказать вам, Покровитель Сон.

Собственно, на этом моменте я слегка выпал из реальности, слушая краткий экскурс в историю клана Атран с его Золотой эпохой, продлившуюся практически пять веков до смерти моих детей: Койена, Атласа и Соны, ушедших в Силу. Почему они жили так долго было очевидно: все трое в разных пропорциях унаследовали ген целестиалов и потому старость была почти не властна над ними. И уход в Силу был добровольным выбором, когда они решили, что потомки готовы управлять кланом вместо них.

Решение моих детей повлекло за собой целую цепь событий, ставших катастрофой после окончательного ухода Фриса и Джун. Оставшийся без контроля клан начал бесконтрольно переселяться в ЗВ-3, которые уже тогда переименовали в «Новые Горизонты». Где не только можно было жить вечно, но и гарантированно обрести Силу без упорных тренировок и утомительных медитаций в реале. Достаточно было прокачивать свой аватар в нужной ветке развития, и за куда менее скромный срок, чем в реале, стать равным Владыкам Силы, Воплощающих ту или иную сторону.

Вот только всему есть цена. И бессмертие в «Новых Горизонтах», постоянно растущих и к моему возвращению уже достигших размеров целой галактики, стоило переселенцу жизни в реале. Потому что при всем технологическом гении рода Разума, они так и не смогли понять причину, почему сознание переносится в виртуал полностью и уже не может вернуться обратно в свое тело.

Мои зубы отчетливо скрипнули, заставив Яраану вопросительно вскинуть брови.

— Покровитель Сон?

— Ничего, дитя. Просто вспомнил кое-что.

В отличии от Ярааны я прекрасно осознавал причину таких ограничений виртуала. Сам же их и создал, когда узнал о предательстве Пятого, и сделал все возможное, чтобы он не вырвался в реальный мир. Что могло стать для него катастрофой по уровню, сопоставимой с высвобождением Поглотителя, если бы я не изгнал его тогда давно, на Дорине.

А что именно произошло? Я старался не вспоминать об этом часто: даже спустя столько лет было больно.

Ну откуда мне было знать, что он задумал на самом деле? Мы с Аньей были слишком заняты друг другом после бурного воссоединения. Чем Пятый и воспользовался, подчинив Сота и получив доступ к управляющей системе ЗВ-3. А потом похитил Анью прямо у меня из-под носа, не объясняя причин и заставив долго гоняться за собой, прежде чем удалось сойтись в ментальном поединке и выяснить правду.

Пятый не испытывал к ней романтических чувств, как я тогда решил в порыве ревности. Не к ней. Он всегда любил только Вторую… И в память о ней решил создать новый кластер, но ему нужна была еще одна основа, похожая на его собственную. Моя не подходила по понятным причинам, в отличии от Аньи. И тогда Пятый пленил ее, не успев приступить к своему злодейскому плану лишь по причине, что я вовремя среагировал и перекрыл доступ в реал.

Без подпитки Силой через ядро Сота, Пятому негде было поживиться ее осколками, и он начал охоту уже за мной. Вынуждая буквально сражаться за свою жизнь, попутно пытаясь вызволить Анью и прокачать свой аватар по все еще действующим законам мира ЗВ-3.

Примерно тогда же кому-то из реального мира удалось выйти со мной на связь, но канал был слишком узким, и мне удалось послать в ответ всего одно слово: Пятый. В качестве предупреждения, если к моменту разблокировки мира у меня ничего не выйдет.

К счастью, в финальной битве Пятый понес серьезный урон, и мне удалось вырвать из его лап свою эвин. Она была сильно истощена после столь долгого плена, и мы ушли в подполье, в надежде, что теперь Пятый точно не сможет исполнить задуманное.

Я заблуждался. Потеряв Анью, Пятый в отчаянии разделил свою основу и все же исполнил задуманное. Но при этом получил необратимые изменения психики, которые сделали его чем-то похожим на Поглотителя. Жаждущего присоединить к своему кластеру как можно больше основ, создав новую жизнь, считавшуюся Пятым вершиной развития разумных существ. И когда это произошло, само существование виртуала ЗВ-3 повисло на волоске. Потому что новому Пятому было чуждо сострадание или любые другие человеческие чувства. Все, что его заботило: насыщение кластера новыми основами, для чего он был готов пойти на все.

Осознав это, я еще долго жалел, что не убил его сразу, как представилась возможность. До последнего верил, дурак, что все еще могу спасти друга, тогда как Пятый, которого мы знали, уже был мертв. А то, что пришло на его смену, было Разумным Поглотителем, гораздо более опасным, чем изгнанный мной.

Охота возобновилась, но теперь уже за пределами освоенной звездной системы. Чтобы выжить, нам с Аньей пришлось вывернуться наизнанку, перемещаясь по процедурно-генерируемым мирам и качаясь в уровнях, как сумасшедшим. Что, благодаря возможности саморазвития виртуальной вселенной, однажды принесло плоды: Анья открыла навык создания искусственно капсулируемого пространства. Именно там мы заперли Пятого, к тому времени превратившегося в довольно жуткий и уродливый организм, ведомого одним лишь ненасытным голодом. И сдерживали в стазис-поле долгие года, пока нас не отыскал Орден Искателей во главе с нашими близкими. Но я и не подозревал, что несколько лет для нас с Аньей растянулись в тысячелетия в реале! Этого просто не могло быть! И все же…

У меня на глаза навернулись слезы. Я ведь любил их всех. Кару, Лану, Илонию, Нову, близняшек де Сат… И всех Основателей, кто пожертвовали собой, чтобы уничтожить Пятого, а также освободить нас с Аньей. Несправедливо. Почему все сложилось именно так?

Совладав с эмоциями, я попросил Яраану продолжать, и та покорно кивнула:

— Хорошо, Покровитель. После того, как голоса Рода Души почти иссякли, Сила и Разум потеряли прежнюю гармонию. Мнения триумвирата в правлении более не были равны, и это привело к первым противоречиям, которые положили начало эпохе Смуты.

Здесь я уже натурально вздрагивал от дебилизма и тотального разжижения мозга потомков, без поддержки голосов Души будто забывших о целях Атран и начавших экспансию в новые миры… закончившейся полным провалом после столкновения с ситхами. К тому времени их уже расплодилось столько, что Орден джедаев не справлялся, и роду Силы Атран пришлось вмешаться. А за ним и роду Разума, когда стало ясно, что численный перевес ситхов не компенсировать одними лишь боевыми навыками.

Атран внес свой вклад в войну, и благодаря нам Орден джедаев сумел выстоять, так и не осознав причин, почему могучий враг столь ослабел в одночасье. Но последствия для клана… оказались катастрофическими. Если не фатальными.

Война с ситхами унесла жизни лучших войнов и умов клана, вынудив Атран вновь уйти в тотальную самоизоляцию. Но это их не спасло: ген целестиалов у оставшихся выживших был слишком слаб, чтобы закрепиться в новых поколениях, из-за чего продолжительность жизни Ярааны и ее предков постепенно вернулась к стандартному уровню населявших галактику рас разумных. А когда галактический кризис подкосил и Джофрис, вынудив триумвират объявить корпорацию банкротом и продать ее активы с молотка, у меня от шока натурально дар речи пропал.

Ну как так-то?! Все же работало, как часы! Каждый винтик громадной машины на своем месте, выполняя строго отведенную роль! Как можно было умудриться все запороть?

Оказалось, можно. Без поддержки квардов и Сота, впавшего в режим гибернации после событий в «Новых Горизонтах», о которых Яраана ничего не знала, Атран больше некому было направить в нужную сторону. И когда стало ясно, что восстановить клан в первозданном виде у них не выйдет, мои потомки посчитали это наказанием Святого Покровиля рода за предательство целей семьи. После чего родилась новая религия Вознесения, проповедавшая довольно строгий образ жизни и запретившая любые взаимодействия с «Новыми Горизонтами».

Так началась эпоха Вознесения, совпавшая с концом Руусанских войн и относительным миром, воцарившемся в галактике. На переселение в «Новые горизонты» наложили строжайший запрет, и клан начал понемногу восстанавливать свою численность. Но, увы, уже куда медленнее, потому что знания о ментальной технике Клятвы тоже были утеряны в войне с ситхами. И новых членов клана приходилось принимать только после очень жесткого отбора и при полной убежденности в их лояльности идеалам Атран. Вернувшихся к целям Вознесения через самосовершенствования Разума, но уже не способных достичь хотя бы уровня Подмастерья. Слишком много было утрачено, а Древние Наставники клана — легендарные кварды Фрис и Джун исчезли в глубинах неизведанного космоса на своем разумном корабле Везунчике…

— И что сейчас? — не выдержал я, перебив Яраану и испугав ее своим прорезавшимся рыком Разящего Света. — Сколько вас осталось?

— Н-немного…

Под моим пронзающем взглядом девчонка вся сжалась и виновато пролепетала, опустив взгляд в пол:

— Из рода Души только я. Мама умерла при моем рождении, а папа пропал где-то в неизведанных регионах. Другие не смогли его отыскать…

По щекам Ярааны потекли слезы, но она удержала себя в руках. И продолжала говорить, с каждым словом набирая уверенность и гордо задирая носик.

— Но я не сдалась! Тренируюсь и молюсь каждый день. Еще немного и второй контур сознания смогу пробить, я уверена! И остальные мне помогают. Дядя Роул, тятя Марин и их дети из рода Силы. И даже дедушка Умир из Разума. Он хороший, только немного сварливый… чуть-чуть. И его сын — дядя Слар уже почти взломал код ЗВ-1! После исчезновения Джофриса об этих играх забыли, но мы помним! И снова заработаем кучу кредов, когда запустим продажи! Может, даже сам Император будет в нее играть, ха-ха!

Яраана искренне рассмеялась, будто сказала какую-то действительно смешную шутку. А вот мне было совсем не смешно. Настолько, что все испытываемые мной чувства вырвались на волю, сформировав дикий шквал Зова Силы, пронизавший галактику и заставивший Яраану в ужасе отшатнуться в сторону, зажав уши ладошками.

«Фрис!»

Не помогло. Еще разок…

«Фрис!!»

Ясно, нащупал. Далеко забрался, почти ушел за пределы галактики. Ничего. Для Патриарха Разума не существовало границ там, в виртуале. И не будет существовать тут. Такого мое Слово!

«Фрис, да чтоб тебя!»

«Джове… Курс на Альдераан!…»

Вот теперь услышал. Я довольно ухмыльнулся и, оттолкнувшись, соскочил с ложа капсулы на пол, протянув руку сжавшейся в уголке и мелко дрожащей Яраане.

— Пойдем, познакомишь меня с нашей семьей.

Легкое ободряющее касание Разума, и вот уже Яраана козочкой подрывается с места и с широкой улыбкой до ушей хватает меня за руку, утягивая за собой.

— Скорее, скорее!

Уходя, я в последний раз оглянулся на пустующее ложе вирт-капулы Аньи, ощутив болезненный укол в сердце и стараясь загнать эмоции подальше. Мы скоро увидимся вновь. Так или иначе.

— Смотрите, кого я привела! Мои молитвы сработали!

Мы встретились в зале триумвирата дома, где от могучего клана Атран осталось всего десять человек. Семеро из Силы, двое из Разума. И все, как один, первые секунды выглядели не менее шокированными, чем Яраана при нашем знакомстве. Теперь, наоборот, источающая концентрированное самодовольство и не умолкающая ни на мгновение.

Мгновение… замершее во времени, когда я ощутил угрозу. Нет, не так! Угрозу! И поспешил выйти за пределы тела своей астральной проекцией, чтобы вознестись в небо из базы клана над вершинами Джараанских гор Альдераана и узреть зеленый луч смерти в небе.

— Это еще что за х…

— Отец.

Я обернулся на голос и, поначалу, не поверил своим глазам. А когда увидел его улыбку, чертыхнулся и… рывком оказался рядом, сжав сына в своих объятьях.

— Я же говорил, что мы еще встретимся, — улыбался Кирон над моим плечом, выглядя как молодой мужчина не сильно старше меня возрастом. — Рад, что ты смог найти путь назад. Но почему я не вижу маму?

— Она тоже скоро будет. Мы чувствуем.

Ответил не я. А еще один призрак Силы, которого я узнал просто по озорным ноткам голоса, практически идентичных у его матери.

— Здравствуй, Койен… И вы, Атлас. Сона, — отпустив Кирона, я поочередно обнял остальных своих детей. Немного дольше задержав в объятьях Сону — внешне практически копию Илонии — которая заплакала, не сдержав эмоций.

— Нам так не хватало тебя, папа!

— И мне вас, милая. Яраана все рассказала. Я горжусь тобой, ты прекрасно потрудилась. Все вы, — я с переполняющей гордостью посмотрел на сыновей, каждый из которых нес в себе родительские черты: мои и Кары с Ланой. И они улыбались в ответ. Но… как-то грустно?

Я вновь поднял взгляд в небо и покачал головой.

— Что произошло?

— Империя. Орден Джедаев этой эпохи пал, и ситхи захватили власть в галактике. То, что ты видишь наверху — расплата за их ошибки.

Я прикрыл глаза, погружаясь в Силу и прогоняя потоки перестраивающихся мидихлориан через вероятностную матрицу событий. Десятки, сотни тысяч… Еще больше, используя все восемь открытых потоков сознания, от чего у моих детей случился настоящий культурный шок. У троих из них. Кирон смотрел на меня с улыбкой и, когда я закончил, почтительно склонил голову.

— Какого будет твое решение, Разящий Свет?

Я поджал губы и вновь посмотрел в небо, где за его пределами, в холодной и равнодушной космической пустоте, на Альдераан падала зеленая смерть. Дети молчали, терпеливо ожидая моего решения. Долго. Здесь, на границе мира Вне теней, течение времени имело свой ход. Так что его у меня было предостаточно, чтобы прогнать все вероятности и выбрать ту единственную, которая давала хоть какой-то шанс на успех.

— Я люблю вас. Передайте Анье…

— Что ты там собрался мне передать, а?

Эвин возникла рядом со мной и хищно прищурилась, отчего меня поневоле пробила волна дрожи. Прекрасная и завораживающая в своей чистой ярости, Матриарх Разума всегда умела нагнать ужаса. А уж после того, как догнала меня на пути восхождения по лестнице Вознесения, я вообще не рисковал с ней спорить. Опасно для отдельных частей тела.

— Уже не важно, любимая. Лучше глянь, кто решил нас навестить.

— Сынок! Наконец-то, слава Силе!

Ход конем сработал удачно. Счастливая Анья бросилась обнимать смущенного Кирона, а я обернулся к Коейну, Атласу и Соне, внутренне вздохнув от облегчения. Пронесло.

— Я не смогу остановить этот луч. Ситхи, похоже, совсем умом поехали, если решились сделать что-то настолько убойное. Альдераан уже не спасти. Но…

— Но?

Глубокий вдох. И вновь взор к небу, которому осталось существовать считанные секунды реального времени.

— Иного выхода нет. У меня не хватит сил спасти всех, но Яраана и ее семья должны выжить любой ценой. Они — наше наследие.

— Что ты задумал, эвин? — теперь уже Анья встала рядом и, взяв мои руки в свои, с растущей тревогоя заглянула в мои глаза, полыхающие звездным светом.

— Помогу родиться вселенной, конечно. Разящий Свет — все еще Свет, и он тоже способен созидать… хм. Пусть будут Новые Горизонты. Хорошее название.

«Ты все видела, не так ли? — подумал я, погружаясь в сумрак подсознания и вспоминая Дочь с ее наказанием. Может быть, в тот момерт я был слишком суров с ней. Ведь именно благодаря ее пророчеству род Атран не прервется, тогда как целестиалы — уже история.

Или станут ей после моего ухода за Предел.

— Я не позволю тебе сделать это одному! — Анья вцепилась в меня мертвой хваткой и откнулась носиком в район ключицы, глухо произнеся туда. — Вместе навсегда, эвин! В жизни и смерти.

— В жизни и смерти, — эхом повторил я. И, в последний раз взглянув на крайне сосредоточенных детей, говорящихся к чему угодно, слегка улыбнулся.

— Передайте Фрису с Джун, что мы будем ждать их. Они на верном пути, осталось еще чуть-чуть. Последняя ступень к чистому разуму, и мы вновь встретимся. Там, за Пределом.

— Да, отец. А что с нами? — спросил за всех Кирон, встав рядом с Соной и приобняв свою младшую сестру, вновь зашмыгавшую носиком. Койен и Атлас держались лучше, хотя я тоже чувствовал их глубокую тоску и горечь предстоящего расставания.

— Ваш путь вверх по лестнице Вознесения только начинается. Перестаньте цепляться за Силу, не повторяйте ошибок Семьи! Костыли нужны, чтобы научиться ходить, а не летать. И позаботьтесь о Яраане с остальными. Там, в Новых Горизонтах, им будет нужна помощь, чтобы возродить нашу семью из пепла.

— Да, Разящий Свет, — хором повторили мои дети. И почтительно склонились, пока наши с Аньей фигуры постепенно истаивали в слепящем сиянии зарождающейся звезды. Принося самую высокую жертву, на которую только способен чистый Разум. И даря шанс на выживание по меньшей мере трети искр жизни Альдераана… Прежде, чем зеленый луч смерти расколол ядро планеты, и миллиарды оставшихся голосов в ужасе вскрикнули! Чтобы в следующее мгновенье разом умереть, став звездной пылью в космическом вакууме, и уйти душами на следующий круг перерождения. В Сон, который однажды ждет нас всех…

Сделав свое дело, Звезда Смерти покинула отныне мертвую систему Альдераана. А спустя еще сутки на ее границах вышел малый разведывательный фрегат, сверкающий голубыми импульсами Гри по всему корпусу. При детальном рассмотрении в его очертаниях слабо угадывались черты звездолета класса «Защитник», о которых уже давно никто ничего не слышал. Но от коррелианского фрегата в нем мало что осталось. Не считая модулей памяти, которые Везунчик хранил в дань ностальгии по старым временам, когда еще бороздил горизонты космической пустоты неразумной консервной банкой, управляемой волей своей матери — Джун.

Она и сейчас была рядом, успокаивая волнение Везунчика, пока отец, оставивший свое органическое тело, вышел в открытый космос в форме кварда. Чтобы уже оттуда молча оценить беспорядочное мельтешение осколков некогда цветущей планеты, по чьей-то чудовищной воле превратившейся в мертвое астероидное поле.

Дождавшись, пока он вернется, Везунчик задраил шлюзы и беспокойством замер, ощутив задумчивость и легкую растерянность отца. Хотя, после виденного, ожидал от него совершенно других эмоций.

Как и Джун, которая подошла к Фрису и, сжав ободряюще руками его плечи, проникновенно спросила:

— У него получилось?

— Похоже на то. Точно не могу сказать, послание Кирона дошло урывками. Кажется, они с семьей теперь очень далеко. Найти не выйдет при всем желании, даже с нашими возможностями.

— А Джове просил искать?

— Нет, — на лице Фриса впервые промелькнула улыбка. — Брат, как всегда, в своем репертуаре. И я рад, что он не изменился: нам будет о чем поговорить, когда встретимся. Возвращаемся обратно. Чтобы достичь Предела, нам предстоит много работы. И тебе, Вез!

— Ну па-ап! Может не надо? Мне и звездолетом хорошо…

— Я сказал! Квардами не рождаются — ими становятся. А тебе еще предстоит себе жену искать и новую расу создавать…

***

Давным-давно, в далекой-далекой галактике…

Яраана открыла глаза. И тут же зажмурилась, прикрываясь ладошкой от яркого солнечного света, бьющего в лицо. Немного проморгавшись, она убрала руку и медленно села, удивленно разглядывая чистое голубое небо и сочную луговую травку поля, на котором она очнулась.

«Где я? Что произошло?»

— Ты дома.

Яраана пискнула от испуга и обернулась направо в сторону голоса. Увидев молодую и ослепительно улыбавшуюся женщину, протягивающую ей руку помощи.

— Госпожа Сона…

— Да, моя дорогая. Добро пожаловать в Новые Горизонты.

Сона помогла Яраане встать, под локоток удержав пошатнувшуюся девушку за локоток и помахав кому-то вдали, чьи приближающиеся фигуры на фоне сочного лугового разнотравья уже можно было разглядеть.

— Эй, сюда! Кирон, Атлас!

Вскоре мужчины подошли достаточно близко, чтобы Яраану накрыло новой волной узнавания, заставив прижать ладошки ко рту в благоговейном восхищении.

— Не может быть…

— Ты! — Сона обвинительно ткнула указательным пальцем в грудь брата. — Где Койена потерял?

— Он сам потерялся, — развел руками Атлас под смешок Кирона, с интересом разглядывающего отчего-то засмущавшуюся Яраану. В груди которой при виде этого молодого мужчины с пронзительными инисто-голубыми глазами что-то трепетно сжалось.

— Ничего. Вернется, когда набегается. Мне тоже поначалу ощущения в голову ударили. Все это, — Атлас полуприсел и нежно приласкал рукой шелестящую на летнем ветерке луговую травку. — Я скучал.

— Я тоже, — Сона сладко потянулась, полной грудью жадно вдохнув свежий пьянящий воздух свободы. — Как думаешь, там, куда ушел отец, тоже такое есть?

— Вот взойдешь на верхнюю ступень Вознесения, тогда и узнаешь! — строго произнес Кирон, к мнению которого Сона с Атласом, и даже вспыльчивый Койен всегда прислушивались. Старший брат, как-никак. После чего обратил взор к потупившейся Яраане и с улыбкой взял ее под руку, уводя за собой.

Жизнь продолжалась. И вскоре по всей планете начали приходить в себя остальные разумные, которым повезло избежать смерти в новой вселенной. Став той основой, на которой Атран вновь однажды превратятся из клана в галактическую звездную державу, покорившую звезды и познавшую все тайны мирозданья. Чтобы однажды подняться на верхнюю ступень Вознесения и уйти за Предел, дав начало новому циклу жизни после себя. Во славу Атран.

Послесловие

Уважаемые Читатели!

Хочу поздравить Вас с окончанием серии и долгого ожидания, которое нам всем пришлось вытерпеть ради достижения финала цикла Четвертого Раскола! Почти четыре года спустя увидела свет последняя глава шестой книги, а это значит, вы, наконец, можете увидеть всю картину в целом. Именно такой, какой ее видел я с момента написания первых строк 1-го тома. И в связи с чем настало время пояснить несколько моментов, которые оставались «за кадром» основной истории, с самого ее начала, вызывая вопросы, на которые я не мог дать ответы. До этого дня.

Итак, погнали!

–/ Переход между первой и второй книгой, а именно бросающееся в глазаразительное изменение главного героя (далее «ГГ»), вызвавшее недоумение и справедливые вопросы многих читателей. Обычное «комфортное» повествование подразумевает плавное течение сюжета с необходимыми пояснениями сюжета, чтобы не приходилось ломать голову о причинах и следствиях. А тут вдруг резкое искусственное занижение способностей ГГ и даже заметные изменения в поведении, отличающиеся от первой книги. Почему?

Ответ: здесь случилась развилка, на которую как раз и пришелся этот перекресток между первой и второй книгой. Тогда мной было принято решение сделать из простой истории о становлении джедая что-то уникальное, чего я не видел ни в одном цикле ЗВ. Просто потому, что за это мы и любим эту вселенную. Ну или по крайней мере фильмы оригинальной и новой трилогии.

Все они привносили в ЛОР Звездных Войн что-то свое. Неповторимое, захватывающее, интересное. То, ради чего смотришь взахлеб все части запоем и потом жалеешь, что они закончились так быстро.

Когда я понял это для себя, то предстал перед выбором. Написать шаблонную историю, подобной которой и так навалом у других авторов, пишущих фанфы по ЗВ. Либо создать что-то по-настоящему новое, но требующее куда более значительных затрат времени и усилий.

Я выбрал второе. При этом безжалостно выбросив в топку черновики уже трех готовых книг, написанных после ЧР-1, и взявшись за проработку новой истории. «Восстановление». «Поиск» и так далее вплоть до «Поглотителя».

Идея заключалась в том, чтобы сделать произведение в произведении. То есть то, как сюжет виделся с первых книг, раскрывается с совершенно иной стороны по мере прочтения следующих. А в конце предстает вообще с третьей, отчего, перечитав цикл, вы увидите уже совсем иную историю! И, зная истинную суть происходящего, будете подмечать многие детали и «пасхалки», разбросанные по сюжету и не очевидные для взявшихся за страницы Четвертого Раскола в первый раз.

Что из этого получилось в итоге? Довольно необычная концепция, которую я пробовал первый раз в своем писательском опыте, но в то же время цепляющая. Приходилось держать в уме и на бумаге множество взаимосвязанных деталей сразу во всех (!) шести книгах, чтобы к финалу цикла история приобрела цельный законченный вид. Можно сказать, что ЧР — это большой эксперимент и мой первый серьезный опыт как Автора, чьи амбиции лежат далеко за выпуском шаблонных книг по типовым лекалам.

И нет, это не значит, что остальные мои работы будут копировать ЧР! Уникальность — это то, к чему я стремлюсь в своем творчестве. И работа над этим фанфом многое мне дала в плане осмысления своих сил и навыков, чтобы продолжать совершенствоваться дальше.

–/ Отсутствие тега «гарем» и мой категорический отказ признавать в ЧР наличие такого поджанра. Просто потому, в прямом его смысле он действительно отсутствует. В отличии от старой версии, которая начала скатываться именно туда, послужив одной из причин, почему я решил все переделать. Не главной, но одной из! При этом в новом цикле я постарался сохранить основные романтические линии персонажей, и даже оставил некоторые переработанные сцены «18+», в цикле на автор-тудей не представленные. Те, кто захотят, все равно их найдут, а для остальных здесь останется своя целостная история без откровенной эротики, которая по душе далеко не всем фанатам ЗВ.

–/ Долгие перерывы между выходом книг или отдельных глав, вызванные совокупностью личных и профессиональных причин. Первых касаться не буду, на то они и «личные». А вот по вторым поясню: меня накрыло творческое выгорание, опасность которого висит над всеми начинающими авторами. И сам факт, что в ЧР надо вкладывать бездну труда и личного времени, чтобы поддерживать заданный уровень и при этом выдерживать тонну критики от читателей — то еще испытание. С которым я постепенно, по окончанию четырех лет совладал. И получил ценный урок относительно фан-домной аудитории, гораздо более придирчивой, чем читатели оригинальных произведений.

–/ Будущее Четвертого Раскола. У меня витают мысли насчет выпуска небольшого сборника рассказов, затрагивающих разные периоды цикла и персонажей, которым из-за фокусировки на истории ГГ не вышло уделить должного внимания. Возможно позже, когда я отойду от этой серии, давшейся очень нелегко, я выпущу их в виде отдельной небольшой книги. Но только по массовым просьбам читателей, и не раньше, чем выпущу свои первые оригинальные работы.

Примечания

1

Батыр – восточный богатырь.

(обратно)

2

Бек – уважительное обращение, мелкое восточное дворянство.

(обратно)

3

КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога.

(обратно)

4

Спецучет в отделе финансов.

(обратно)

5

Ермак полагает, что слово «Камелотский» происходит от английского «Кэмэл» – верблюд.

(обратно)

6

То же что и «Атас!».

(обратно)

7

Картель – вызов на поединок.

(обратно)

8

См. «Властелин Колец» Толкиена.

(обратно)

9

Илья имеет в виду Сарумана. См. «Властелин Колец» Толкиена.

(обратно)

10

Добровольное общество спасения на водах.

(обратно)

11

Здесь: противоядие.

(обратно)

12

Очевидно, опечатка. Следует читать «крупповской».

(обратно)

13

Килт – шотландская, обычно клетчатая, юбка.

(обратно)

14

Данный эпизод вызывает серьезные сомнения. По имеющейся информации «Летучий голландец» был торпедирован и пущен на дно в 1944 году Героем Советского Союза В.Маринеску. См. Военно-морской архив Северного флота СССР, том 4, стр. 582. Не исключено, однако, что оба события имели место одновременно в двух смежных реальностях. Во всяком случае, позднее указанной даты «Летучий голландец» на морских трассах никому уже не встречался.

(обратно)

15

Голодовки населения Лукоморья, разумеется.

(обратно)

16

Местная богинька.

(обратно)

17

Лукоморье в основном населено людьми и нелюдью. Н е л ю д ь в свою очередь представлена прилюдьем, олюдьем, нечистью и нежитью. К п р и л ю д ь ю относятся так называемые мифические животные, большей частью говорящие и очень редко человекоподобные. О л ю д ь е – существа если не добродушные к людям, то вполне лояльные и даже готовые помочь, если в общении с ними соблюдать традиционный такт отношений. Например, домовые, банники, берегини. Н е ч и с т ь – нелюдь злобная; злыдни, оборотни, вурдалаки и т.д. Н е ж и т ь – худшая разновидность нечисти, творящая зло и после смерти. Кроме того, в Лукоморье живут б о г и д о л ы – мелкие божества прежних эпох, а также имеются еще несколько других, очень немногочисленных, видов нелюди.

(обратно)

18

здесь: записку.

(обратно)

19

У некоторых восточных славян кащей – мальчик-подросток.

(обратно)

20

По меркам нулевой реальности Святогор значительно старше Ильи.

(обратно)

21

Вид примитивных весов-противовесов, слегка напоминающих легкую булаву с крюком на конце. Использовались торговцами для взвешивания товаров, обвешивания покупателей и обороны. Разбойники использовали безмены исключительно для нападения.

(обратно)

22

Строго говоря, самоназвание жителей Лямурии – «лямуричи» или «лямуры».

(обратно)

23

Нулевая реальность – реальность идеальная, но гипотетическая. Теоретически ее существование аналитиками Главка доказано. Впрочем, демократическая Империя, Островное графство и др. общности декларируют, что именно их реальность таковой и является.

(обратно)

24

Именно так записано в официальной стенограмме, которую вел Задов.

(обратно)

25

Именно так, увы, у Задова.

(обратно)

26

Прим. Задова на полях стенограммы: «Врут макаки».

(обратно)

27

Прим. Задова на полях стенограммы: «Мрут как мухи?»

(обратно)

28

Очевидно, движение сопротивления Лямурии собиралось не в подполье, а на чердаках.

(обратно)

29

Закрытые пустынные реальности вроде той, где расположен Аркаим-Лукоморский, собственной нумерации не имеют и приписаны к реальности Имперской.

(обратно)

30

Бюст легендарного Максимки, впоследствии М. Л. К (дело засекречено), величайшего русского негра в истории отряда, знаком Петрухе по аллее ветеранов во фруктовом саду за штабом. Убит куклуксклановцами в длительной командировке. Детство М., вероятно, известно читателю по одноименной киноленте.

(обратно)

31

Международный валютный фонд.

(обратно)

32

А кто я, по-вашему, ты, хам армейский?!

(обратно)

33

А зачем еще, по-твоему, я по жаре из Пентагона перся, шпак яйцеголовый?!

(обратно)

34

От подмосковного города Руза. Общепринятое название «Русская» допустимо только в неофициальном общении местных полярников.

(обратно)

35

Вероятно, опечатка. Никакого Сталинграда на современной карте мира нет.

(обратно)

36

Опечатка. Следует читать – Сакэ-сан.

(обратно)

37

Подводный факел, способный гореть под водой. Температура горения– около 900 градусов по Цельсию. Может прожечь нетолстый лист железа.

(обратно)

38

Отверстие для дыхания на голове дельфина. Что-то вроде носа.

(обратно)

39

Факт пребывания великого советского пограничника Н. Карацупы в Индии отмечен в реальностях «Земля-018», «Земля-044» и «Земля-093».

(обратно)

40

СМЕРШ – «Смерть шпионам», военная контрразведка.

(обратно)

41

Батыр – восточный богатырь. – Здесь и далее примеч. авторов .

(обратно)

42

Бек – уважительное обращение, мелкое восточное дворянство.

(обратно)

43

Вроде русалки, но с ногами и без комплексов.

(обратно)

44

Аркаимская карусель – основной способ перемещения между реальностями и главный потребитель праны-маны.

(обратно)

45

Страна этрусков.

(обратно)

46

Здесь – оружие.

(обратно)

47

Малюта не врет. Он не просто Скуратов, а именно Скуратов-Бельский.

(обратно)

48

Собственно до Звенигорода дошло лишь три отряда. Остальные разбрелись по империи, а одна группа несчастных через несколько лет была обнаружена в Сибири.

(обратно)

49

Он же Стендаль, автор романа «Красное и черное». Служил под командованием Богарне и оставил записи о походе Наполеона в Россию.

(обратно)

50

От французского «шер ами».

(обратно)

51

Юрьев день – день разрешенного перехода крепостных от одного хозяина к другому. Отменен в незапамятные времена. Ныне не существует.

(обратно)

52

С легкой руки Ильи Питс-таун далее именуется Питсдауном.

(обратно)

53

Здесь: человек (англ.) .

(обратно)

54

Старое польское ругательство.

(обратно)

55

Старое польское присловье.

(обратно)

56

Бек говорит на диалекте восточно-польской диаспоры, распространенном на территории «Земли-118».

(обратно)

57

Населенный пункт под Белостоком. Территория Польши.

(обратно)

58

Старый польский тост.

(обратно)

59

Исторический факт реальности «Земля-704». Обнаруженный археологами в 1947 году в пустыне Гоби (Монголия) дракар до сих пор вызывает споры среди историков.

(обратно)

60

В отличие от Аркаима, где дружинники традиционно устанавливают связь посредством свет-блюдечек и наливных яблочек, «валгалльцы» для той же цели входят в телепатический транс, используя легкие (и не очень) наркотические вещества из мухоморов. Чем «тяжелее» гриб, тем надежней связь.

(обратно)

61

Квотер – четверть доллара.

(обратно)

62

Официальное название Ку-клукс-клана.

(обратно)

63

Одно из развлечений пиратов, заставлявших пленных ходить по доске с завязанными глазами вплоть до падения в открытый океан к голодным акулам.

(обратно)

64

Человек, защищавший права негров.

(обратно)

65

Автохтон (то же, что абориген) – представитель коренного населения.

(обратно)

66

Североамериканские индейцы, пойманные за покупкой спиртных напитков, вешались на месте или чуть позже – в ближайший праздник.

(обратно)

67

Владимир Красно Солнышко – историческое лицо большинства живых реальностей. Внук князя Святослава, сын рабыни, племянник Добрыни. Имел крупнейший в Европе гарем жен, захватил великокняжеский престол при помощи родственников-викингов и тут же от греха подальше отослал их (пользуясь неграмотностью скандинавов) к византийскому императору с письменной просьбой извести своих благодетелей под корень. Викинги сами привезли свой приговор византийскому цесарю. Основатель богатырского ордена при великокняжеском дворе во главе со своим дядей Добрыней, а впоследствии – Ильей Муромцем. Покровитель перехожих калик – разветвленной сети сказителей и информаторов.

(обратно)

68

Варяжский князь.

(обратно)

69

Пацак – национальность аборигенов планеты Ханут. Не путать с чатланами – коренными жителями Плюка. Реальные обитатели периферийной галактики в реальности «Земля-919». Откуда Кацман знает о реальности «Земля-919», неизвестно.

(обратно)

70

Вид нарезного огнестрельного оружия.

(обратно)

71

Бурка, он же Сивка. Кличка лошади Муромского.

(обратно)

72

Кличка лошади Пржевальского (позже лошади бека).

(обратно)

73

Гуроны – воинственное племя североамериканских индейцев.

(обратно)

74

Зилиус – в верованиях североамериканских индейцев – неземное существо. Имеет дурную привычку напиваться до потери сознания. В гневе ужасен.

(обратно)

75

Видеомагнитофон, видеовизор, видеотелефон.

(обратно)

76

В свое время в Аркаиме всерьез рассматривался проект отказа от карусели и перехода на метлы со ступами, как на более экономичный вид транспорта. Предложение провалено на общем голосовании абсолютным большинством голосов.

(обратно)

77

Китоврасы, то есть кентавры, действительно были известны на южных окраинах Древней Руси.

(обратно)

78

Ошибка. Д. Давыдов написал «Москва—Париж—Москва. Записки туриста, или Туда и обратно».

(обратно)

79

Сирано де Бержерак – поэт, дуэлянт, фантаст. Один из ветеранов французского отряда коррекции реальности «Три лилии на Плющихе».

(обратно)

80

«Бочка» – элемент высшего пилотажа.

(обратно)

81

Особый способ приветствия в виде похлопывания по щекам и глубокого приседания. Весьма распространен в реальностях с «Земли-114» до «Земли-129». Барановым освоен исключительно в познавательных целях.

(обратно)

82

Нестеров не врал. Муза у него действительно была лишь однажды.

(обратно)

83

То есть человеков.

(обратно)

84

Строго говоря, в двадцати двух с половиной километрах юго-восточнее Амстердама.

(обратно)

85

Один раз, правда, Петр Николаевич сломал ногу, но тогда он падал утром и в тумане с третьего этажа особняка в Веллингтоне, где навещал супругу одного уехавшего в командировку лорда.

(обратно)

86

Ахтерштаг — веревка (штаг), которой крепится последняя мачта к корме корабля.

(обратно)

87

Линер — внутренняя часть орудийного ствола.

(обратно)

88

Карака — парусное судно.

(обратно)

89

Корвет — лёгкий трёхмачтовый артиллерийский корабль предназначавшийся для разведки, посыльной службы и выполнения других вспомогательных задач.

(обратно)

90

Внимание (гол.).

(обратно)

91

Лево руля (гол.).

(обратно)

92

Огонь! (гол.).

(обратно)

93

Право руля (гол.).

(обратно)

94

Прочный брус по контуру носового заострения, на котором замыкается наружная обшивка корпуса судна.

(обратно)

95

Битенг — возвышающаяся над палубой судна тумба.

(обратно)

96

Форштаг — трос, уходящий от носа на верх мачты.

(обратно)

97

Действут — подводная часть носового и кормового заострений судна

(обратно)

98

Христиания — частично самоуправляемое неофициальное "государство внутри государства", расположившееся в районе датской столицы.

(обратно)

99

Сипаи — наемные солдаты в колониальной Индии.

(обратно)

100

Баркентина — трехмачтовое парусное судно, на первой мачте прямые паруса, на второй и третьей — косые, кроме этого, между мачтами косые паруса — стаксели. Подобное парусное вооружение позволяет иметь хорошую скорость при любом угле направления ветра, вплоть до 20 градусов. Другими словами, баркентина способна идти против ветра.

(обратно)

101

Боцманская дудка — помесь свистка с дудкой, позволяющая подавать большую комбинацию сигналов. На кораблях редко дают команды голосом, неправильно понятая команда может стоить жизни.

(обратно)

102

Самбука — тип средиземноморских военных кораблей, в основном алжирских или тунисских. Вооружение не более двадцати четырех пушек. Отличаются высокой скоростью и хорошей маневренностью.

(обратно)

103

Конфуций — Кон Фу-цзи, китайский проповедник, живший за шестьсот лет до Иисуса. Впоследствии его учение, как и христианство, раскололось на множество сект.

(обратно)

104

Сампан — традиционное китайское парусное судно с хорошими мореходными качествами. Отличительной чертой является способность подходить к необорудованному берегу. Для совершения торговых или грузовых операций сампану не требуется порт.

(обратно)

105

Гаолян — однолетние злаковые из семейства сорго. В Азии широко применяется в пищу в виде крупы или муки. Гаолян еще называют «суданской травой».

(обратно)

106

Шелковый бронежилет — бронежилет с многослойным плетением из шелковой нити. Применяется во всех странах азиатско-тихоокеанского региона. После демонстрации тайскими спецслужбами, шелковый бронежилет стал популярен в Европе и Америке. По своим характеристикам намного превосходит бронежилет из кевлара.

(обратно)

107

Калмыки — в 1771 году хан Убаши увел калмыков обратно в Джунгарию. Сегодня в Китае осталось около 150 тысяч калмыков.

(обратно)

108

Кристиания — в 1924 году город переименован в Осло.

(обратно)

109

Дейдвуд — труба в подводной части корпуса корабля, через которую выходит наружу гребной вал.

(обратно)

110

Йорик — мелкая датская монета.

(обратно)

111

Александровск — в 1921 году город переименован в Запорожье.

(обратно)

112

Екатеринослав — в 1926 году город переименован в Днепропетровск.

(обратно)

113

Пушки береговой обороны — подходы к городу Гент защищала пушка «Бешеная Маргарита», которая стреляла трехсотдвадцати килограммовыми ядрами. Пушка отлита в 1382 году.

(обратно)

114

Араты — вожди родовых племен.

(обратно)

115

Корвет — самый маленький тип боевого корабля с незначительным вооружением, применяется для разведки и как посыльное судно, конструктивно это может быть шлюп, бригантина или маленькая баркентина.

(обратно)

116

Капская республика — после английской оккупации стала колонией Великобритании, и появился апартеид, до оккупации белые и черные жили равноправно. Капштадт — столица Капской республики, после английской оккупации город переименован в Кейптаун.

(обратно)

117

Книппель — две половинки ядра, соединенные полуметром цепи, беспорядочно вращаясь после выстрела, они срубают мачты, рангоут и такелаж. Рангоут реи, гики, мачты и прочие деревянные детали для парусного вооружения. Такелаж делится на «стоячий» и «бегучий», всякие-разные веревки и тросы, на изучение названий и назначений которых нормальный человек потратит год.

(обратно)

118

Аничковский дворец — дворец мужа императрицы Елизаветы, находится рядом с Аничковым мостом. После низложения Петра III дворец подарен лидеру заговорщиков, графу Потемкину. Дворец Аничковский, мост Аничков.

(обратно)

119

Аполлон Давидсон в своей книге «Сесил Родс, строитель империи» очень подробно описал методы колонизации Черного континента.

(обратно)

120

Фрегат — тип боевого корабля, предназначенного для самостоятельного патрулирования и боя со слабо вооруженными кораблями противника.

(обратно)

Оглавление

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский ИДУ НА «ТЫ»

  СПИСОК

  Глава 1 ДВОЕ С КАРУСЕЛИ

  Глава 2 С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА

  Глава 3 ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ

  Глава 4 ОШИБКА РЕЗИДЕНТА

  Глава 5 КАК РАЗВОДЯТСЯ ЛЯМУРЫ

  Глава 6 УЖАС ИЗ ГЛУБИНЫ

  Глава 7 ХОЖДЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский НА СУШЕ И НА МОРЕ

  СПИСОК

  Глава 1 ПРИДАНОЕ КНЯЖНЫ

  Глава 2 ДИМА И ВОЛК

  Глава 3 ГЕНЕРАЛЫ ПЕСОЧНИЦ

  Глава 4 АКУКАРАЧА – ВОЖДЬ АПАЧЕЙ

  Глава 5 НОЧНОЙ ДЕСАНТ

  Глава 6 ДОЛГАЯ ДОРОГА В БАРХАНАХ

  Глава 7 ЧЕСТЬ ОФИЦЕРА

Игорь Подгурский, Дмитрий Романтовский ОНИ СРАЖАЛИСЬ ЗА РЕАЛЬНОСТИ

  СПИСОК

  Глава 1 ДВА КАПИТАНА

  Глава 2 ХРУСТАЛЬНЫЙ ЧЕРЕП

  Глава 3 ЦАРЬ-РЫБА

  Глава 4 НАД ОБЛАКАМИ

Антон Орлов Пепел Марнейи

  Глава 1 Морская Госпожа

  Глава 2 Охота в Эонхо

  Глава 3 Кошка без зонтика

  Глава 4 Дороги юга

  Глава 5 Свитки Тейзурга

  Глава 6 Чокнутый пес-демон

  Глава 7 На краю Подлунной пустыни

  Глава 8 Оружие этого мира

Антон Орлов Заклятые пирамиды

  1. Дверь на берегу моря

    Как бы наш мир

    Мир Сонхи

    Как бы наш мир

    Мир Сонхи

    Как бы наш мир

    Мир Сонхи

    Мир Сонхи

    Мир Сонхи

    Мир Сонхи

    Как бы наш мир

    Мир Сонхи

    Мир Сонхи

  2. Костяной нож

  3. Сделка с крухутаком

  4. Дирвен и девственница

  5. Лилейный омут

  6. Песчаные чертоги

  7. Мезра

  8. Лекарство для Мар

Антон Орлов Западня для ведьмы

  Глава 1 Бой в Южной зале

  Глава 2 Дело о ягодах лимчи

  Глава 3 Дирвен и куджарх

  Глава 4 Улика хвоста и башни

  Глава 5 Тимодия и крысиный яд

  Глава 6 Извилистые пути

  Глава 7 Лисья благодарность

  Глава 8 Зинта в Стране Чудес

  Глава 9 Пещеры пшоров

  Глава 10 Фляжка вина и тыква

  Эпилог

  Приложение Волшебный народец мира Сонхи

  Глоссарий

Антон Орлов Крысиный Вор

  Глава 1 Заснеженная тропа

  Глава 2 Перехватчик

  Глава 3 Зимний маскарад

  Глава 4 Тропами Хиалы

  Глава 5 Суд Акетиса

  Глава 6 Песчаные чары

  Глава 7 Сломанный флаг

  Приложение Волшебный народец мира Сонхи

Ирина Коблова (Антон Орлов) Властелин Сонхи

  1. Руна Отъятия

  2. Город битых статуй

  3. Месть Шныря

  4. Катакомбы

  5. Ожерелье и Чаша

  6. Золото для Шныря

  7. Голодные и беззащитные

  Приложение. Волшебный народец мира Сонхи

Ирина Коблова ЗОЛОТО ЛАРВЕЗЫ (Антон Орлов)

  1. Город в кофейных тонах

  2. Омут чужой души

  3. Заворот

  4. День рождения Шеро Крелдона

  5. Невкусная Мейлат

  6. Пути разные, добрые и недобрые

  7. Трое в лодке

  8. О концах и началах

Ирина Коблова Дороги Сонхи Series “Сонхийский цикл”, book #7

  Глава 1. Сны и сквозняки

  Глава 2. Горная Аленда

  Глава 3. Эхо Вторжения

  Глава 4. Огрызок

  Глава 5. Твари из прошлого

  Глава 6. Дирвен и сволочи

  Глава 7. В тумане

  Глава 8. Нангерская каша

  Глава 9. Олосохарский ковер

  Глава 10. Король-батрак

  Глава 11. Танцы на столах

  Глава 12. Кладовка

  Глава 13. Заговор неудачников

  Глава 14. Омлахарисият

  Глава 15. Орхидейная ловушка

  Глава 16. Булавка с жемчужным глазом

  Глава 17. Кот-лазутчик

  Глава 18. Нарисованная дорога

  Глава 19. Диверсант

  Глава 20. Поцелуй демона

  Глава 21. На суше и на море

  Глава 22. Немного чёрной краски

  Глава 23. Чашка кофе (вместо эпилога)

Дмитрий Светлов Капитан-командор

  Глава 1 Выезд на дачу

  Глава 2 Шаг в неизвестную жизнь

  Глава 3 Неожиданный шанс

  Глава 4 Наследники

  Глава 5 Петербургские новости

  Глава 6 Пират

  Глава 7 Сюрпризы Средиземного моря

  Глава 8 Капитан-командор

  Примечания

Дмитрий Светлов Прыжок к славе

  1 Летняя прогулка

  2 Шведская Чума

  3 Африканский поход

  4 Азов

  5 Драгоценные камни Цейлона

  6 Крит

  7 Возвращение в Африку

  8 Индийские сюрпризы

Дмитрий Светлов Флаг над океаном

  1 Поход в Тихий океан

  2 Маньчжурия

  3 «Грабь награбленное»

  4 Свадьба

  5 Колониальная экспансия

  6 Прогулка по Венеции

  7 Праздничный бал

Дмитрий Светлов АДМИРАЛ Первый среди равных

  Глава 1 ВСТРЕЧА С КОСМОСОМ

  Глава 2 ЗВЕЗДНАЯ БАЗА

  Глава 3 КОСМИЧЕСКИЙ ПЕРВОПРОХОДЕЦ

  Глава 4 РЕШАЮЩИЙ ШАГ

  Глава 5 ПОИСК СПУТНИКОВ

  Глава 6 МЕСТНЫЕ РАЗБОРКИ

  Глава 7 ВЕРФЬ АЛЬГУР

  Глава 8 АМАЗОНКИ

  Глава 9 ВОЗРОЖДЕНИЕ АЛЬЯНСА

  Глава 10 ПЕРВАЯ ЭСКАДРА

  Глава 11 ПРОБА СИЛ

  Глава 12 ВОЗВРАЩЕНИЕ

  Глава 13 НЕБО В АЛМАЗАХ

Дмитрий Светлов БИТВА ЗА ГАЛАКТИКУ

  Глава 1 ТАЙНЫЙ СГОВОР

  Глава 2 ФАНФАРЫ И ЛИТАВРЫ

  Глава 3 РЫЦАРИ ПЛАЩА И КИНЖАЛА

  Глава 4 АЛЬФИРК

  Глава 5 ПИРАТЫ ВЫСОКОРАЗВИТЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

  Глава 6 КАК УКРАСТЬ ЗВЁЗДНЫЙ ЛИНКОР

  Глава 7 МИГРАНТЫ

  Глава 8 ГЛАВНАЯ БАЗА

  Глава 9 ЭХО ГАЛАКТИКИ

  Глава 10 ЦЕФЕЙ

  Глава 11 ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА

  Глава 12 ГАЛАКТИЧЕСКИЙ АЛЬЯНС

Илья Трифонов Четвертый раскол 1. Первые шаги

  Пролог

  Глава 1. «Одержимость»

  Глава 2. «Порядки Ордена джедаев»

  Глава 3. «Испытания на прочность»

  Глава 4. «Неожиданный поворот или «Получи, джедай, гранату!»

  Глава 5. «Смекалка на фоне сломанных правил»

  Глава 6. «Новый друг»

  Глава 7. «Клановые войны Силы»

  Глава 8. «Клановые войны Меча»

  Глава 9. «Финальный рывок или Интриги больших людей»

  Глава 10. «Откровения и вестники грядущего»

  Глава 11. «Тайная вылазка в закрома Совета»

  Глава 12. «Ночной променад»

  Глава 13. «Сказка для юнлингов»

  Глава 14. «Холод и Пламя»

  Глава 15. «Пещеры кайбер-кристаллов»

  Глава 16. «Раскол Ордена»

  Глава 17. «Последствия и планы»

  Глава 18. «Не на жизнь, а на смерть!»

  Глава 19. «Угасшие осколки величия Гри»

  Глава 20. «Победителей не судят. Их убивают»

  Глава 21. «Как обжулить жуликов»

  Глава 22. «Покупка охотника за головами»

  Глава 23. «Танцы демонов и ангелов»

  Эпилог

Илья Трифонов Четвертый раскол 2. Восстановление

  Пролог

  Глава 1. «Родственные связи»

  Глава 2. «Стройка на выживание»

  Глава 3. «Хочешь жить — умей вертеться»

  Глава 4. «Игра мудрецов»

  Глава 5. «Зарождение звезды»

  Глава 6. «Бизнес наудачу»

  Глава 7. «Большое задание маленьких проблем»

  Глава 8. «Птичий гамбит»

  Глава 9. «Сошествие во мрак»

  Глава 10. «Верный враг»

  Глава 11. «Вера может все»

  Глава 12. «Адаптация мышления»

  Глава 13. «В погоне за мечтой»

  Глава 14. «Пленники секретов»

  Глава 15. «Любой ценой»

  Глава 16. «Паутина судеб»

  Глава 17. «По следу из крошек»

  Глава 18. «Вечный процесс»

  Глава 19. «Долги без срока давности»

  Глава 20. «Крайности дозволенного»

  Глава 21. «Свободный полет»

  Глава 22. «Охотники и дичь»

  Глава 23. «Проводник заблудших душ»

  Эпилог

Илья Трифонов Четвертый раскол 3. Поиск

  Пролог

  Глава 1. «Последние приготовления»

  Глава 2. «Темный час»

  Глава 3. «Крайний по призванию»

  Глава 4. «Сорванные маски»

  Глава 5. «Потерянный беглец»

  Глава 6. «Наречение безымянных»

  Глава 7. «Луна контрабандистов»

  Глава 8. «Сонм израненных голосов»

  Глава 9. «Эталон вкуса»

  Глава 10. «Сквозь дебри прошлого»

  Глава 11. «Духовный союз»

  Глава 12. «Вестники бури»

  Глава 13. «Омут страха»

  Глава 14. «Возрожденный свет»

  Глава 15. «Низвергнутая тьма»

  Глава 16. «Время открытий»

  Глава 17. «В плену долга»

  Глава 18. «Приманка для мотыльков»

  Глава 19. «Навстречу спящему»

  Глава 20. «Скачок за предел»

  Глава 21. «Награда достойным»

  Глава 22. «Нежданная встреча»

  Глава 23. «Маяк надежды»

  Эпилог

Илья Трифонов Четвертый раскол 4. Сопротивленец

  Пролог

  Глава 1. «Грёзы наяву»

  Глава 2. «Причина жить»

  Глава 3. «Вакцина счастья»

  Глава 4. «Излом забытых переменных»

  Глава 5. «Превентивный удар»

  Глава 6. «Семантика долга крови»

  Глава 7. «Шанс на искупление»

  Глава 8. «Боль рождения»

  Глава 9. «Безбилетный рейс»

  Глава 10. «Воссоединение первых»

  Глава 11. «Бесконечный город»

  Глава 12. «Взгляд изнутри»

  Глава 13. «Переломный момент»

  Глава 14. «Шепот из тени»

  Глава 15. «Мечущиеся души»

  Глава 16. «Сокрытое в глубине»

  Глава 17. «Обратный отсчет»

  Глава 18. «Предел сопротивления»

  Глава 19. «Роковой приговор»

  Глава 20. «Мираж просветления»

  Глава 21. «Незримые изъяны»

  Глава 22. «Скорбь мандо’аде»

  Глава 23. «Танцы на костях»

  Эпилог

Илья Трифонов Четвертый раскол 5. Синхронизация

  Пролог

  Глава 1. «Неслучайный хроновыверт»

  Глава 2. «Оборотная сторона»

  Глава 3. «Жажда скорости»

  Глава 4. «Первый круг»

  Глава 5. «Пять оттенков элиты»

  Глава 6. «Осколки целого»

  Глава 7. «Эндшпиль Кинжальной звезды»

  Глава 8. «Связующий фрагмент»

  Глава 9. «Нет пути назад»

  Глава 10. «Основа будущего»

  Глава 11. «Навстречу судьбе»

  Глава 12. «Мир наслаждений»

  Глава 13. «Нити желаний»

  Глава 14. «Полоса препятствий»

  Глава 15. «Фестиваль жизни»

  Глава 16. «Признание неизбежного»

  Глава 17. «Пряжа разума»

  Глава 18. «Игра навылет»

  Глава 19. «Высокое напряжение»

  Глава 20. «Затишье в раю»

  Глава 21. «Равновесие любой ценой»

  Глава 22. «Прорыв в запределье»

  Глава 23. «Тень в отражении»

  Эпилог

Илья Трифонов Четвертый раскол 6. Поглотитель

  Пролог

  Глава 1. «Первые шаги в сумраке»

  Глава 2. «Восстановление связей»

  Глава 3. «Поиск возможностей»

  Глава 4. «Сопротивленец грядущему»

  Глава 5. «Синхронизация предназначения»

  Глава 6. «Спящий Поглотитель»

  Глава 7. «Оружие души»

  Глава 8. «К логову зверя»

  Глава 9. «Смертельная роль»

  Глава 10. «Склеенные осколки»

  Глава 11. «Шепчущий Жнец»

  Глава 12. «Кричащий Жнец»

  Глава 13. «Рожденный в грезах»

  Глава 14. «Возвращение к началу»

  href=#t320> Глава 15. «Исполнение клятв»

  Глава 16. «Ледяной приговор»

  Глава 17. «Дорога домой»

  Глава 18. «Новый порядок»

  Глава 19. «Завершение процесса»

  Глава 20. «Раскрытые тайны»

  Глава 21. «Возврат старых долгов»

  Глава 22. «Разящий суд»

  Глава 23. «Семья навсегда»

  Вместо эпилога

  Послесловие

*** Примечания ***